/
Автор: Герман Ю. Вахман В. Писарев С.
Теги: художественная литература романы
ISBN: 5-86697-01
Год: 1994
Текст
Scan Kreyder - 17.05.2018 - STERLITAMAK
золотой
исторш
ТОМ СТО ДЕСЯТЫЙ
Ю. Герман
Россия молодая
В. Вахман
Проделки
Морского беса
С. Писарев
Василий Корчмин
разведчик
Земли Ижорской
Рисунки Л.Рубинштейна
«УНИКУМ»
Москва - 1994
ББК 84Р7-4
Г 38
Тексты печатаются по изданиям:
Ю. Герман. Россия молодая. Л.: Детская литература, 1973.
B. Вахман. Проделки морского беса. Л.: Детская литература, 1969.
C. Писарев. Василий Корчмин — разведчик земли Ижорской. Л.:
Детская литература, 1965.
Редколлегия серии
«Библиотека исторической прозы для детей и юношества»:
Бородянский Л.Б., Голубихин В. В., Калугин С. Л.,
Никитин В. Н., Саблин О. С., Шлаин П. Б.
Оформление серии О. Горбушин
Герман Ю. Россия молодая: Роман. Вахман В. Продел*
Г 38 ки морского беса: Повесть. Писарев С. Василий Корчмин
—разведчик земли Ижорской: Повесть.—М.: УНИКУМ,
КАРНО, 1994. — 992 с. — (Библиотека исторической
прозы для детей и юношества).
ISBN 5-86697-01 1-2
4800000000 ББК 84Р7-4
©«УНИКУМ», 1994
© «КАРНО», 1994
© Ю. Герман
© В. Вахман
ISBN 5-86697-011-2 © С. Писарев
ISBN 5-86697-003-1(сер.) ©Л. Рубинштейн
Ю. Герман
РОССИЯ
МОЛОДАЯ
Твердость в предприятиях, неуто¬
мимость в исполнении суть качества,
отличающие народ российский. И если
бы место было здесь на рассуждения,
то бы показать можно было, что пред¬
приимчивость и ненарушимость в по¬
следовании предприятого есть и была
первою причиною к успехам россиян:
ибо при самой тяготе ига чужестран¬
ного сии качества в них не воздремали.
О народ, к величию и славе рожденный,
если они обращены в тебе будут на
снискание всего того, что соделать
может блаженство общественное!
Радищев
Была та смутная пора,
Когда Россия молодая,
В бореньях силы напрягая,
Мужала с гением Петра...
Суровый был в науке славы
Ей дан учитель: не один
Урок нежданный и кровавый
Задал ей шведский паладин.
Но в искушеньях долгой кары,
Перетерпев судеб удары,
Окрепла Русь. Так тяжкий млат,
Дробя стекло, кует булат.
Пушкин
...Мне волки лишь любы;
Я волком остался, как был, у меня
Все волчье — сердце и зубы.
Гейне
Глава первая
1. Тайный агент короля
Вечером в военную гавань Улеаборга медленно во¬
шла шестидесятивесельная галера под шведским военно-
морским флагом —золотой крест на синем поле. На бе¬
регу, в мозглых сумерках, дважды рявкнула пушка.
Капитан галеры Мунк Альстрем приказал ответить ус¬
ловным сигналом —двумя мушкетными выстрелами —
и становиться на якорь, под разгрузку. Комит — стар¬
ший боцман — Сигге засвистел в серебряный свисток.
Шиурма — гребцы-каторжане, прикованные цепями, —
подняли весла. Заскрипел брашпиль, и трехлапый якорь
плюхнулся в воду.
— Спустите шлюпку! — кутаясь в плащ, подбитый
лисьим мехом, велел Альстрем. —Иметь строгий надзор
за шиурмой; в этом гиблом месте каторжане постоянно
устраивают побеги. Начинайте разгрузку без меня, я
вернусь не скоро.
Криворотый, обожженый в сражениях Сигге стоял
перед капитаном навытяжку. Капитан думал.
— Может быть, я напьюсь! —произнес он. —Здесь,
в харчевне, бывает добрая водка. Почему не напиться?
Два помощника боцмана — подкомиты — проводили
капитана до трапа. Капитан шел медленно, соблюдая
свое достоинство. Комит засвистал в третий раз — к
уборке судна. Музыканты в коротких кафтанчиках, си¬
ние от холода, баграми волокли к борту умирающего за¬
гребного, бритоголового каторжанина. Он еще стонал и
просил не убивать, но к его ногам уже был привязан
камень, чтобы грешник потонул сразу, как и подобает
паписту, врагу истинной реформаторской церкви.
На берегу, в харчевне "Свидание рыбаков", капитан
Альстрем встретился с капитаном над портом и передал
ему бумаги с обозначением количества пушек, достав¬
7
ленных на борту галеры. Кроме того, галера доставила
для войск сухари в бочках, крупу и масло.
— Часть пшеницы подмокла и более не может идти
в пищу! — сказал капитан Альстрем. — Мы попали в
шторм.
Капитан над портом кивнул головой. Альстрем отсчи¬
тал ему деньги — за пшеницу и за все то, чем они
делились по-братски. Слуга принес водку, яичницу и
сливы в уксусе. Капитан над портом велел сварить анг¬
лийский напиток — грог.
Через час оба моряка ревели песню, выпучив друг на
друга мутные глаза:
Кто после бури вернется домой
И встретит невесту мою,
Пусть скажет, что сплю я под синей волной
И нету мне места в раю...
Чья-то тяжелая рука легла на плечо капитана Альст-
рема. Он стряхнул руку не оглянувшись. Рука легла еще
раз — тяжелее. Капитан Альстрем обернулся в ярости:
перед ним стоял человек в черной одежде лекаря, с ост¬
рым взглядом, с темным лицом.
— Какого черта вам от меня надо? —спросил Альст¬
рем.
— Вы славно проводите время в ту пору, когда с ва¬
шей галеры бегут каторжане, — сказал незнакомец. —
Эрик Юленшерна, шаутбенахт галерного флота короны,
вряд ли похвалит вас.
Альстрем начал медленно трезветь. Капитан над пор¬
том все еще пытался допеть песню.
— А кто вы такой? —спросил Альстрем нетвердым
голосом.
Незнакомец сел на скамью, снял башмак и ножом
оторвал каблук. В каблуке был тайник. Из тайника
незнакомец достал медную капсюлю, раскрыл ее и поло¬
жил перед капитаном квадратный кусочек тонкого пер¬
гамента, на котором готическим шрифтом было написа¬
но, что Ларе Дес-Фонтейнес есть тайный агент его
величества шведского короля. Подданным короны под
страхом лишения жизни надлежит во всем помогать упо¬
мянутому агенту.
— Отсюда вы идете в Стокгольм? — спросил Ларе
Дес-Фонтейнес.
— В Стокгольм, гере...
8
— Я имею чин премьер-лейтенанта! — сухо сказал
Дес-Фонтейнес. — Вы возьмете меня на борт. Советую
вам протрезветь и навести порядок на галере...
Ночью испуганный капитан Альстрем объяснял сво¬
ему гостю, что шиурма мрет от голода, что три унции
сухарей в день на гребца ведут к полному истощению
сил, что за один только переход от Стокгольма до Улеа-
борга в море выбросили шестнадцать трупов каторжан.
Дес-Фонтейнес смотрел в переборку каюты пустыми
глазами и, казалось, не слушал. О борт галеры стукались
шлюпки, там при свете факелов шла выгрузка пушек,
ядер и продовольствия.
— Сколько человек бежало? —спросил Дес-Фон-
тейнес.
— Девять. Троих уже поймали.
— Кто помог им расковаться?
— Русский из военнопленных.
— Я сам произведу следствие! — сказал Дес-Фон-
тейнес.
Комит Сигге и два подкомита привели в каюту зако¬
ванного человека с медленной, осторожной речью.
— Ты русский? —спросил Дес-Фонтейнес.
Каторжанин ответил не торопясь:
— Русский.
— Как тебя зовут?
— Звали Щербатым, а нынче живем без имени.
Кличку дали, как псу.
Дес-Фонтейнес внимательно смотрел на каторжани¬
на. Комит Сигге почтительно доложил, что перед побе¬
гом преступники получили от Щербатого письмо.
— Ты давал им письмо? —спросил Дес-Фонтейнес.
— Не было никакого письма! — сказал Щербатый
твердо.
— Ты тот шпион, который доносит московитам о
приготовлениях нашей экспедиции в город Архангель¬
ский. Так?
Щербатый молчал.
Премьер-лейтенант, не вставая, ударил его кулаком
снизу вверх в подбородок. Русский покачнулся, изо рта
у него хлынула кровь.
— Ты имеешь своего человека в Стокгольме. Так?
Щербатый молча утирал рот ладонью.
— Кто твой человек в Стокгольме? Говори, иначе я
с тебя живого сниму кожу.
9
Щербатый вздохнул и ничего не сказал.
— Посадите его в носовой трюм! —по-шведски при¬
казал Дес-Фонтейнес. —Прикажите надежному челове¬
ку непрерывно каплями лить на его темя холодную воду.
Люди, которые будут лить воду, должны сменяться каж¬
дые два часа — это не простая работа. Я сам буду сле¬
дить за экзекуцией...
К рассвету галера снялась с якоря. Дес-Фонтейнес в
длинном плаще, в шляпе, надвинутой на глаза, поднялся
на кормовую куршею, где в своем кресле, под флагом,
раздуваемым ветром, сидел капитан Мунк Альстрем.
Музыканты литаврами отбивали такт. Гребцы —по пять
каторжан на одной банке — с глухим вздохом подни¬
мали валек, весло опускалось в воду, люди откидывались
назад — гребли. Однообразно и глухо бил большой ба¬
рабан, высвистывали рога, со звоном ухали литавры. Два
подкомита с длинными кнутами стояли на середине и на
носу галеры, чтобы стегать обнаженные спины загреб¬
ных. Матрос из вольных —длиннолицый голландец, сог¬
нувшись, чтобы ненароком не попасть под удар кнута,
медленно ходил между каторжанами, совал в рот ослабе¬
вающим лепешки из ржаного хлеба, вымоченные в вине.
— Ход? — спросил премьер-лейтенант Дес-Фонтей-
нес.
— Пять узлов! — ответил Сигге.
— И на большее вы неспособны?
— Быть может, позже мы поставим паруса...
Премьер-лейтенант молча смотрел на шиурму. Ка¬
торжанин на шестой скамье повалился боком на своего
соседа. Белобрысый голландец ползком пробрался к
умирающему и стал бить молотком по зубилу, —загреб-
ный более не нуждался в оковах. Цепь отвалилась от
кольца. Другой вольный — в меховом жилете — багром
зацепил умирающего каторжанина за штаны и выволок
в проход.
— За борт! — приказал Сигге.
Литавры ухали все быстрее. Со скрежетом и скри¬
пом ходили весла в огромных уключинах. От полуголых
гребцов шел пар.
— Сколько у вас каторжан? —спросил Дес-Фонтей-
нес.
— Сотен пять наберется! —ответил Альстрем.
— Среди них много русских?
— Более половины. После победы под Нарвой мы по¬
лучили пятнадцать тысяч человек. Их погнали в Ревель,
10
но там нечем было их кормить. Они хотели есть и поку¬
шались на имущество жителей города. Жители получили
оружие, чтобы каждый мог по своему усмотрению за¬
щищаться от пленных. Их стреляли, как собак. Остав¬
шиеся в живых были сданы на галеры. Кроме русских,
у нас есть и свои, шведы. Теперь наказываются галерами
мятежники, дерзнувшие не подчиниться своему дворя¬
нину...
— А таких много?
— Немало, гере премьер-лейтенант.
Дес-Фонтейнес молчал, сложив под плащом руки на
груди. Суровое темное лицо его ничего не выражало,
глаза смотрели вдаль, в снежную морскую мглу.
— Не так давно подняли восстание крестьяне шаут-
бенахта Юленшерны, — продолжал Альстрем. — Мно¬
гие из них были отправлены на галеры.
Дес-Фонтейнес слушал не прерывая. Потом он спро¬
сил:
— Значит, в Швеции все хорошо?
— Да, в Швеции все хорошо.
— А что говорят о войне с Россией? —странно улы¬
баясь, спросил премьер-лейтенант. — Наверное, после
того как мы разгромили московитов под Нарвой, все
хотят воевать дальше?
— Шведы хотят того, чего желает король, — ответил
осторожный Альстрем. —Шведы высоко чтят своего ко¬
роля, заботами которого, с помощью божьей, весь мир
трепещет перед нами.
2. Назови известные тебе имена!
Когда солнце поднялось высоко, премьер-лейтенант
Ларе Дес-Фонтейнес велел капитану галеры повесить на
ноке первого из пойманных беглецов. Галерный палач
принес готовую петлю. Беглец — плечистый и сильный
человек лет тридцати, с наголо обритой, как у всей
шиурмы , головой —медленно оглядел заштилевшее мо¬
ре, покрытые снегом далекие берега Швеции, высокое
светло-голубое северное небо и сказал с силой в голосе:
— Что ж... и Минька Чистяков вам зачтется...
Поклонился низко всей бритоголовой, закованной
братве и сам надел себе на шею петлю. Палач намотал
на жилистую руку пеньковую веревку и хотел вздерги¬
вать, но премьер-лейтенант поднял руку в перчатке с
И
раструбом и спросил у приговоренного, как смел он про¬
щаться с каторжанами и кому угрожал. Каторжанин-бег¬
лец повел на Дес-Фонтейнеса усталыми, измученными
глазами и молча опустил голову.
— Повешенный, ты еще можешь изменить свою
судьбу! — сказал премьер-лейтенант. — Вот я ставлю
песочные часы. Через три минуты песок пересыплется
из верхнего сосуда в нижний. За это время подумай о
том, как рано тебе умирать. Ты можешь заслужить про¬
щение тем, что назовешь известные тебе имена мятеж¬
ников здесь и в Стокгольме.
Премьер-лейтенант опрокинул часы. Золотистый пе¬
сок струйкой посыпался вниз.
Приговоренный молчал, опустив голову. Палач стоял
неподвижно, накрутив веревку на голую руку.
Песок пересыпался.
— Тебе не удастся так легко умереть! — сказал Дес-
Фонтейнес. — Я раздумал. Тебя не повесят, а будут сте¬
гать кнутом по голому телу до того мгновения, пока ты
не назовешь имена или пока не скончаешься.
Петлю с шеи Чистякова сняли.
Палач поставил широкую скамью и привязал к ней
Чистякова. К полудню беглец скончался, не произнеся
ни одного слова.
— Таковы они все! —сказал премьер-лейтенант ка¬
питану Альстрему. — Надо быть безумцем или глупцом,
чтобы затевать войну с этим народом.
Капитан переглянулся с комитом Сигге. Что говорит
премьер-лейтенант? Понимает ли он, кого назвал безум¬
цем или глупцом?
— Шведский здравый смысл, где ты? —злобно вос¬
кликнул Дес-Фонтейнес. — Достаточно взглянуть на
карту Московии, чтобы понять нелепость этой затеи.
Капитан переглянулся с комитом во второй раз.
Галера по-прежнему шла со скоростью пяти узлов.
Дес-Фонтейнес приказал повесить на ноке тело запо¬
ротого кнутом русского и спустился в передний трюм.
Щербатый, прикованный цепями к переборке, посмот¬
рел на него блуждающим мутным взором. Вода тонкой
струей лилась на его бритую голову. Губы русского ше¬
вельнулись; премьер-лейтенант наклонился к нему:
— Ты хочешь со мной говорить?
— Не буду с тобой говорить!
12
Щербатый дрожал мелкой дрожью, губы его непре¬
станно что-то шептали.
— Боюсь, что ему немного осталось жить! — сказал
швед-матрос. — Быть может, оставить это занятие на
время?
Премьер-лейтенант ничего не ответил.
Весь день он молча прогуливался по галере и думал
свои думы.
В сумерки вдруг сошел с ума маленький русский ка¬
торжанин. Голландец-надсмотрщик кошкой прыгнул
к нему. Умалишенный, залитый кровью, рвался с
цепи. Надсмотрщик ударил его коленом в живот и затк¬
нул ему рот греческой губкой. Ночью умалишенного,
еще живого, выбросили за борт, привязав к ногам
камень.
На ноке покачивалось тело беглеца, повешенного
после смерти.
Мерно били литавры.
По свистку комита с каждой скамьи трое из шиурмы
падали на палубу — отдыхать, двое — гребли. Тело по¬
вешенного вращалось на веревке. Каждый из шиурмы
видел, что ждет его, если он осмелится бежать и будет
пойман.
Капитан Альстрем в своей каюте дописывал донос на
премьер-лейтенанта Дес-Фонтейнеса. Комит Сигге под¬
писался как свидетель. Он тоже слышал слова, которыми
премьер-лейтенант бесчестил его королевское величест¬
во.
— Наш король —безумец! —сказал Альстрем, при¬
сыпая донос песком.
— Пусть помилует его святая Бригитта! — молит¬
венно произнес Сигге.
— Московиты непобедимы! — сказал капитан Аль¬
стрем. — Король — глупец. Ты слышал что-либо более
оскорбительное для его величества?
Комит покачал головою: бывают же на свете дерз¬
кие!
— Такие, как он, кончают свою жизнь на плахе в
замке Грипсхольм! — сказал капитан. — Но не сразу.
Сначала их обрабатывает палач, лучший палач королев¬
ства. И подумать только, что этот проходимец еще смел
кричать на меня, когда убежали пленные!
14
Наверху по-прежнему бил барабан, повизгивали ро¬
га, ухали литавры.
3. Вами крайне недовольны!
Когда галера подошла к Шепсбру — корабельной на¬
бережной Стокгольма, вдруг посыпался частый мелкий
снег. Шиферные и свинцовые крыши Стадена тотчас же
скрылись из глаз, за пеленою снега исчезли горбатые
мосты, дворцы, Соленое море — Сельтисен, корабли на
рейде и у причалов...
Дес-Фонтейнес, в плаще, в низко надвинутой шляпе,
стоял у борта, смотрел, как сбрасывают сходни. Капитан
Альстрем, кланяясь, просил извинить его, если в пути
премьер-лейтенанту было недостаточно удобно. Дес-
Фонтейнес угрюмо молчал. Он не слышал болтовни
капитана Альстрема. Теплые огни Стокгольма—горо¬
да, о котором он так часто думал на чужбине, — зажи¬
гались на его пути. Несколько легких санок обогнали
его; веселые мальчишки, пританцовывая, пробежали на¬
встречу; фонарщик с лестницей, как в далеком детстве,
вышел из узкого переулка.
Сердце премьер-лейтенанта билось часто, он волно¬
вался, словно юноша. Много лет тому назад он покинул
этот город. И вот он опять здесь — будто и не уезжал
отсюда...
На маленькой круглой площади под медленно пада¬
ющим снегом он постоял немного. Лев, подняв перед¬
нюю лапу, словно грозясь, сидел у фонтана— старый
лев, высеченный из камня, с гривой, присыпанной сне¬
гом. А в таверне неподалеку играли на лютне, тоже как
много лет назад.
В тот же вечер Дес-Фонтейнес, в синем мундире
премьер-лейтенанта королевского флота, при шпаге и в
белых перчатках, легким шагом вошел в ярко освещен¬
ную приемную ярла шаутбенахта Эрика Юленшерны, в
числе прочих своих многочисленных обязанностей на¬
чальствующего над всеми тайными агентами короля.
Премьер-лейтенанту было сказано, что ярл занят и
сейчас не принимает.
— Я подожду! — произнес Ларе Дес-Фонтейнес и
сел на старую дубовую скамью.
Мимо него проходили один за другим флотские
фендрики с едва пробивающимися усами, спесивые и
чванливые адмиралы в расшитых золотом мундирах, да-
15
же корабельные священники. Ярл принимал всех. Толь¬
ко он, Дес-Фонтейнес, вернувшийся из Московии с вер¬
ными сообщениями, никому не был нужен. Но он сидел,
сложив руки на груди, глядя исподлобья недобрым,
острым взглядом, ждал. И не дождался: ярл отбыл из сво¬
его кабинета, миновав приемную.
— В таком случае пусть заплатят мне мои деньги! —
резко сказал премьер-лейтенант. — Я надеюсь, деньги
мне можно получить?
Древний старичок, знавший всех агентов в лицо, от¬
ветил ядовито:
— Ровно половину ваших денег успел получить ваш
отец — ему тут пришлось туго, бедняге. А другую по¬
ловину вы получите, но не слишком скоро, — нынче
времена изменились. Что же касается до приема ярлом
шаутбенахтом, то вам совершенно не для чего торо¬
питься. Ничего хорошего вас не ожидает за этой дверью:
вами крайне недовольны!
Выходя из здания особой канцелярии, Дес-Фонтей-
нес в снежной мгле почти столкнулся с капитаном гале¬
ры — Мунком Альстремом. Премьер-лейтенант не узнал
капитана и, вежливо извинившись, сел на лошадь. А ка¬
питан Альстрем, помедлив, постучал деревянным молот¬
ком в обитую железом дверь и, когда привратник от¬
крыл, с поклоном передал ему свой донос, адресованный
королевскому прокурору — Акселю Спарре.
В эту ночь Дес-Фонтейнес, впервые за восемь лет,
напился допьяна. Пил он один. Слуга, высохший словно
египетская мумия, наливал ему кубок за кубком. Премь¬
ер-лейтенант пил жадно, большими глотками. Медленно
отщелкивали время старые часы на камине,'маятник в
виде черной женщины с провалившимися глазницами
косил косою.
Ночью, пошатываясь, Дес-Фонтейнес вошел в тавер¬
ну, где пили купцы, офицеры, кавалеристы и рыночные
менялы. Уличные девки в чепчиках и нижних юбках пля¬
сали на дубовом столе, рядом гадал гадальщик, в углу
бросали кости —чет или нечет. Четверо офицеров пели
новую песню о позоре русских под Нарвой. Дес-Фонтей-
нес выслушал песню до конца и сказал офицерам, что
они глупцы и вместо мозгов у них навоз.
Молоденький офицер, с пушком вместо усов, вско¬
чил и завопил, что не позволит произносить неучтивос¬
ти. Дес-Фонтейнес потянул его за нос двумя пальцами.
16
На рассвете состоялся поединок. С тяжелой головой,
ничего не понимая, Дес-Фонтейнес выбросил шпагу из
ножен и встал в позицию. Юноша, которого он давеча
таскал за нос, сделал подряд два неудачных выпада и
потерял хладнокровие. На шестой минуте поединка
премьер-лейтенант клинком пронзил горло своему про¬
тивнику, выдернул шпагу, обтер жало краем плаща и
ушел в Нордмальм — в деревушку, чтобы пить дальше.
Секунданты, опустив головы, стояли на сыром ветру, пе¬
ли псалом над убитым. Его похоронили здесь же, на пе¬
репутье трех дорог, и выпили желтой ячменной водки на
деньги, которые нашлись у него в кошельке.
Весь день Ларе Дес-Фонтейнес просидел за дубовым
колченогим столом в харчевне "Верные друзья". Он был
трезв и зол. А к вечеру полный дурных предчувствий,
поехал верхом по городу. С ненавистью вспоминал он
часы, проведенные в приемной ярла Юленшерны, наг¬
лых офицеров, поединок, годы, прожитые в Московии.
Да, он, Дес-Фонтейнес, никому более не нужен. Нет че¬
ловека, которому была бы интересна правда, которую он
привез с собою из Московии. Что-то случилось за эти
годы! Но что?..
Над городом стлался тяжелый рыжий туман. При
свете смоляных факелов разгружались огромные океан¬
ские корабли. Сладко пахло корицей, гниющими плода¬
ми и фруктами, привезенными из далеких жарких стран.
Громыхая по булыжникам, из порта ползли тяжелые те¬
леги с грузами.
И вдруг на плацу запели рожки солдат.
Дес-Фонтейнес попридержал коня: рожки пели гром¬
ко, нагло, их было много, и солдат тоже было много. В
прежние времена рожки не пели так вызывающе-нагло
и солдаты не маршировали по улицам такими большими
отрядами.
Проехал на белом тонконогом коне полковник —
тучный и усатый; за ним, осаживая жеребца, проскакал
адъютант, потом пошли батальоны. И все остановилось:
и подводы с грузами из порта, и матросы со своими дев¬
ками, и старики, спешащие в церковь, и дети, и уличные
торговки, и продавцы угля со своими тележками...
Мерно ступая тяжелыми подкованными башмаками,
шли королевские пешие стрелки в длинных кафтанах с
медными пуговицами, за ними двигались особым легким
шагом карабинеры, потом показалась конница: тяже¬
лая — кирасиры, средняя — шволежеры в плащах, все
17
с усами, и, наконец, гусары на поджарых конях в сопро¬
вождении пикинеров при каждом эскадроне. Грубые
солдатские голоса, брань, шутки, командные окрики
покрыли собою мирный шум города; казалось, что сол¬
даты никогда не пройдут — так их было много, и было
видно, что народ смотрит на войска покорно и без стра¬
ха...
"Вот для чего его величество король закалял себя в
юные годы, —вдруг подумал Дес-Фонтейнес, —вот для
чего он среди ночи вставал с кровати и ложился на
пол..."
А солдаты все шли и шли, и рожки все пели и пели,
извещая горожан о том, что дорога перед войсками
должна быть очищена...
4. Граф Пипер
Тот старик был прав: ничего хорошего не ожидало
Дес-Фонтейнеса за дверью кабинета ярла шаутбенахта.
Юленшерна принял агента короны стоя, не поздоровал¬
ся, ни о чем не спросил и сразу начал выговор:
— Ваши донесения, премьер-лейтенант, по меньшей
мере не соответствовали истине. Вы крайне преувели¬
чиваете военные возможности московитов. Его величе¬
ство король недоволен вами. Дважды его величество
изволил выразить мысль, что вы плохо осведомлены и
самонадеянны. Ваши донесения всегда расходились с до¬
несениями других лиц, посещающих Московию. Наш
агент, шхипер Уркварт, стоит на иной точке зрения,
нежели вы. Почему до сих пор я не получил от вас под¬
робного плана Новодвинской цитадели, крепости в устье
Северной Двины, в Архангельске? Мне известно также,
что вы принадлежите к тем, которые позволяют себе
грубо осуждать действия его величества...
Дес-Фонтейнес слушал молча, но глаза его насмеш¬
ливо блестели. Ему был жалок этот надменный старик,
много лет тому назад приговоренный к колесованию за
свои пиратские похождения, этот сановник, прощенный
покойным королем только за то, что пиратские сокро¬
вища пополнили отощавшую шведскую казну; этот влас¬
тный и желчный адмирал, о котором матросы говорили,
что он продал душу дьяволу и теперь у него вместо серд¬
ца кусок свинца.
18
— Здесь вы пьете, — говорил Юленшерна, — и, как
мне известно, уже успели на поединке совершить убий¬
ство юноши из хорошей семьи. Подумайте о своем буду¬
щем! Король выслушает вас в совете. Пусть же ваша
речь будет разумной. Вы много лет провели в Московии,
вы знаете слабые стороны русского войска. Говорите же
о том, что может спасти вашу репутацию, а не погубить
вашу жизнь.
Премьер-лейтенант взглянул на шаутбенахта. Юлен¬
шерна смотрел на Дес-Фонтейнеса твердо и надменно;
ничего нельзя было прочитать в этих жестких, кофейно¬
го цвета глазах.
— Идите! — сказал Юленшерна.
Дес-Фонтейнес вышел.
В этот же вечер он получил приглашение прибыть к
графу Пиперу — шефу походной канцелярии Карла XII
и государственному секретарю.
Пипер сидел в глубоком кресле —жирный, с корот¬
кими, не достающими до полу ногами. Из-под огромного
завитого парика смотрели умные, пронизывающие гла¬
за.
— Я слушаю вас, — сказал он.
— Я бы хотел выслушать вас, граф! — сказал Дес-
Фонтейнес. — Я давно не был в королевстве. Мне бы
хотелось знать, что думают здесь о России.
— Царь Петр проиграл Нарву, — словно бы раз¬
мышляя, начал Пипер.— Проиграл так, что медаль, на
которой запечатлен его позор, ныне чрезвычайно попу¬
лярна. Нам представляется, что единственная наша до¬
рога — на Москву. Мы предполагаем, что когда наши
флаги начнут* развеваться на древних стенах Кремля,
тогда все остальное произойдет само собой. Золотой
крест на синем поле, поднятый над русским Кремлем, —
единственное разумное решение восточного вопроса, не
так ли? Зачем нам мелкие победы, когда слава ждет нас
в Москве?
Дес-Фонтейнес молчал, неподвижно глядя в широ¬
кое, розовое, спокойное лицо графа.
— Мне также доподлинно известно, — продолжал
Пипер, — что блаженной памяти король Карл IX не раз
говорил о необходимости для нас захвата северной части
побережья Норвегии. Русские имеют один порт — Ар¬
хангельск. Стоит нам захватить север Норвегии, и тор¬
говля с Архангельском пойдет через наши воды. Во
исполнение этой мысли его величество, ныне здравст¬
19
вующий король, объявил своим указом экспедицию в
Архангельск. Корабли для экспедиции достраиваются.
Архангельск будет уничтожен. Но это только начало,
временная мера для прекращения связи московитов с
Европой. Москва —вот истинное решение вопроса. На¬
деюсь, вы согласны со мной?
— Нет! — сказал премьер-лейтенант.
Граф Пипер округлил светлые ястребиные глаза.
— Вы несогласны?
— Решительно несогласен.
— В чем же именно?
Премьер-лейтенант помолчал, собираясь с мыслями,
потом заговорил ровным голосом, спокойно, неторопли¬
во:
— Многие поражения армий происходили оттого,
что противник был либо недостаточно изучен, либо, в
угоду тому или иному лицу, стоящему во главе государ¬
ства, представлен не в своем подлинном, настоящем ви¬
де. Изображать противника более слабым, чем он есть
на самом деле, унижать его силы и возможности —по-
моему, это есть преступление перед короной, за которое
надобно колесовать...
Граф Пипер слегка шевельнул бровью: премьер-лей¬
тенант начинал раздражать его.
— Колесовать! — спокойно повторил Дес-Фонтей¬
нес. — Дипломаты и послы, быть может, и правильно
поступают, изучая сферы, близкие ко двору, и заполняя
свои корреспонденции описаниями характеров и сла¬
бостей того или иного вельможи или даже монарха, —
но в этом ли одном дело?
Пипер слегка наклонил голову: это могло означать и
то, что он согласен, и то, что он внимательно слушает.
— Проведя восемь лет в России и не будучи близким
ко двору, — продолжал премьер-лейтенант, — я посвя¬
тил свой досуг другому: я изучал страну, характер насе¬
ления, нравы...
— Нравы?
— Да, гере, нравы и характеры. Я изучал народ, ко¬
торый мы должны уничтожить, дабы проложить тот путь
к Москве, о котором вы только что говорили. Ибо иного
способа к завоеванию России у нас нет. Царь Петр, не¬
сомненно, явление более чем крупное, но дело не в нем
или, вернее, не только в нем.
— Это интересно! —произнес граф Пипер. —Про¬
шу вас, продолжайте...
20
— Восемь лет я прожил в России, восемь долгих лет.
Дважды я был под Азовом, испытал вместе с русскими
поражение под Нарвой и был свидетелем многих про¬
исшествий чрезвычайных, чтобы не говорить слишком
высоким слогом. Вы изволили упбмянуть о медали, граф.
На ней изображен плачущий Петр и высечены слова:
"Изошел вон, плакася горько". Так?
— Да! —усмехнулся, вспоминая медаль, Пипер.—
Медаль выбита с остроумием. Шпага царя Петра броше¬
на, шапка свалилась с головы...
— К сожалению, граф, шпага не брошена. Жалкое
остроумие ремесленника, выбившего медаль, направле¬
но к затемнению истины для удовольствия высоких и
сильных особ. Многие придворные, так же как и дела¬
тели подобных медалей, есть бич божий для государства,
если они, желая себе милостей и прибытков, бесстыдно
лгут и льстят сильным мира сего, искажая истину...
— Мы отвлеклись от предмета нашей беседы, —ска¬
зал Пипер.
— Шпага не брошена, граф! — произнес премьер-
лейтенант значительно. — Рука московитов крепко
сжимает эфес. И нужны все наши силы, весь шведский
здравый смысл, весь гений нашего народа, крайнее на¬
пряжение всех наших возможностей, дабы противосто¬
ять стремлению России к морю. Россияне считают это
стремление справедливым. Мы стоим стеною на берегах
Балтики. Они эту стену взломают, и если мы не послу¬
шаемся голоса разума, Швеция, граф, перестанет быть
великой державой.
Пипер иронически усмехнулся.
— Что же делать бедной Швеции?
Дес-Фонтейнес словно не заметил насмешки.
— Шпага брошена только на медали, — сказал
он. — Русские не считают Нарву поражением оконча¬
тельным...
— Участники битвы с русской стороны во главе с
герцогом де Кроа, —холодно перебил Пипер, —расска¬
зывали мне, что разгром был полный, что русские бе¬
жали панически, что...
Премьер-лейтенант усмехнулся.
— Раненому битва всегда представляется проигран¬
ной, — сказал он. —Как же видит ее изменник? Герцог
де Кроа, приглашенный русскими служить под русским
знаменем, — изменник, стоит ли слушать его? Еще до
начала сражения иностранные офицеры объявили битву
21
проигранной и только искали случая, дабы продать свои
шпаги его величеству королю. Брошенные своими офи¬
церами, преданные и проданные русские солдаты тем не
менее сражались до последней капли крови, и я никогда
не забуду тот день, когда они уходили по мосту через
Нарву, под барабанный бой, с развернутыми знаменами,
под прикрытием Семеновского и Преображенского пол¬
ков. Кто видел это поражение, тот не может не задумать¬
ся о будущем.
— Но все-таки —поражение?
Дес-Фонтейнес молча барабанил пальцами по столу.
Граф Пипер говорил долго. Премьер-лейтенант иногда
кивал головой — да, да, все это, разумеется, так. Но в
глазах его застыло упрямое, холодное выражение.
— Вы все-таки не согласны со мной? —неприязнен¬
но спросил Пипер.
— Все это так! —сказал Дес-Фонтейнес. —Им при¬
ходится туго, есть еще налоги: берут за уход в море и за
возвращение с рыбой, берут за дубовый гроб, берут уз¬
дечные, за бороды, за топоры, за бани. Мужиков гонят
на непосильные работы; сотни, тысячи людей умирают
на постройках крепостей, на верфях, на прокладке до¬
рог, на канатных, суконных, полотняных мануфактурах.
Все это верно; только мне хотелось бы остановить ваше
внимание на другом. Мне невесело об этом говорить, но
тем не мне я должен предуведомить вас, что корабли в
России строятся, и их уже много, что на заводах отли¬
вают пушки, ядра, куют сабли, якоря, штыки, что баги-
нет, который нынче в России вводится в пехоте, есть
оружие чрезвычайно удобное, ибо оно позволяет однов¬
ременно вести огонь и штыковое сражение. Русские гре¬
надеры справляются с метанием гранат, конные войска,
снабженные ранее только пикой и саблей, вооружаются
нынче короткой фузеей, пистолетами и палашами. Мос¬
ковиты посадили пушечных бомбардиров на коней, у
них есть зажигательные и осветительные снаряды, есть
многоствольные пушки, картечь, есть недурные свои же
русские офицеры. Для чего же, граф, поминать нам
льстивую медаль или распевать песню о поражении рус¬
ских под Нарвой, сочиненную глупым поэтом, когда на¬
добно готовиться к смертной битве с врагом, которого
еще не имела Швеция?
— Вы хотели сказать... —произнес Пипер.
— Да, я хотел сказать, —подтвердил Дес-Фонтей-
нес, и граф услышал в его голосе с трудом сдерживаемое
22
злое волнение, —хотел сказать то, о чем нынче никто в
Швеции не говорит: война с Россией — безумие! Мы
можем презирать эту страну, как презирали ее до сих
пор, но во всех наших внешних проявлениях мы должны
искать дружбы с нею, вести торговлю, показывать себя
добрыми соседями. Русские —сильный народ, в этом вы
можете убедиться, повидав того галерного каторжника,
который нынче заключен в крепости Грипсхольм. Пого¬
ворите с ним. Он передавал какие-то шпионские письма
из Стокгольма в Московию. Он знает, не может не знать
человека, который пишет эти письма. Заключенного пы¬
тают уже четвертый день и не могут добиться решитель¬
но ничего. Вот о каком противнике нам надо думать.
— Это все, что вы имели мне сказать? — спросил
граф Пипер.
Премьер-лейтенант коротко вздохнул.
— Все, что я выслушал от вас, — сказал Пипер, —
небезынтересно как выражение крайнего мнения чело¬
века, слишком долго находившегося в Московии, —
граф сделал ударение на слове "слишком". — Однако
Швеции суждено идти тем путем, который предначертан
рукой провидения...
— На провидение мы привыкли ссылаться, когда нам
более нечего сказать, граф. Но я предполагаю, что мно¬
гое зависит от человеческой воли. Здравый шведский
смысл должен подсказать решение: если нет возможно¬
сти не воевать с Россией, тогда нужно действовать не¬
медленно. Ни секунды промедления! Наши войска
увязли в Польше, меж тем каждое мгновение дает мос¬
ковитам возможность к усилению своих армий. Пойми¬
те же меня: королевство лишится своего могущества, ес¬
ли будет относиться к Московии с тем ужасным
легкомыслием, с каким выбита эта проклятая медаль...
— Пожалуй, мне достаточно вас слушать! —холодно
произнес Пипер. —Наша беседа затянулась, и я не жду
он нее никакой пользы...
Дес-Фонтейнес опустил голову. Единственный трез¬
вый человек в государстве не пожелал понять ни слова
из того, что он говорил, а он никогда еще не говорил так
много, как нынче. Что ж, пусть поступают, как хотят.
Граф Пипер поднялся.
— В дальнейшем я не рекомендую вам делать свои
выводы! — сказал он. —Делать выводы и принимать
24
решения может только его величество. Запомните это
правило. Иначе вы дорого заплатите.
Граф говорил сухо, глаза его смотрели неприязненно
и холодно.
— Головою? —спросил Дес-Фонтейнес.
Пипер молча проводил премьер-лейтенанта до двери.
Позже, играя в шахматы с ярлом Юленшерной, граф
Пипер сказал, не отрывая взгляда от шахматной доски:
— Против премьер-лейтенанта начато следствие.
Как вы думаете, к этому агенту будут так уж строги?
— Более чем строги, граф! —ответил Юленшер-
на. —Королевский прокурор беспощаден к лицам, сом¬
невающимся в мудрости его величества. И он, несомнен¬
но, прав. Любыми путями, но мы должны добиться
полного единодушия в королевском совете.
— Да будет так! — произнес Пипер.
* * *
В этот же час в доме полковника кирасир — отца
Дес-Фонтейнеса — сидели у камина сам полковник и
премьер-лейтенант и разговаривали негромко, почти ше¬
потом: сейчас в Швеции даже в своем доме говорили
тихо, боялись стен. Маятник — смерть с косою — со
стуком отбивал время. Старик цедил красное итальян¬
ское вино, говорил сиплым голосом бывалого кавале¬
риста, разглядывая на свет хрустальный кубок.
— Нам всем непрестанно говорят, что Россия, Мос¬
ковия есть варварский стан, подобие монгольского ко¬
чевья, обширное поле, которое ждет своего землепашца.
Многие из нас уже нынче награждены землями в Мос¬
ковии. Его величество в молчании готовит план удара в
сердце России — в Москву. Предположено, что царь
Петр, о котором вы рассказывали мне, будет выгнан со
своего трона, что этот трон займет один из вассалов его
королевского величества. Псков и Новгород отойдут к
нам на вечные времена, Украина и Смоленщина будут
пожалованы шляхтичу Лещинскому, который станет
королем Польши. Вся остальная Русь должна быть раз¬
делена на маленькие удельные княжества, которые меж¬
доусобицами совершенно ослабят друг друга. Север, ра¬
зумеется, после нынешней экспедиции уже отойдет к
нам, и все будет покорно его величеству, все, что только
существует под полярным небом. Вы знаете об этом?
Премьер-лейтенант молча усмехнулся.
25
— Его величество постоянно слышит о себе, что он
викинг средних веков, пришедший со своим мечом, дабы
возвеличить гиперборейцев навсегда. Его называют еще
первым рыцарем истинной церкви, шведским Александ¬
ром Македонским и другими лестными именами. Вы не
знаете, мой сын, что происходит здесь, и вы неосторож¬
ны, вы крайне неосторожны. Вы уехали из одной Шве¬
ции и вернулись в другую...
Полковник кирасир был недурным рассказчиком, и
постепенно Ларе Дес-Фонтейнес представил себе влас¬
тителя Швеции таким, каков он на самом деле, непри¬
крашенным, наделенным сухим и односторонним умом,
деспотически властным, с бешеным самолюбием. По¬
смеиваясь, полковник описал сыну сцену коронования,
когда Карл отказался принять корону из рук духовенст¬
ва, заявив, что он не примет ее ни от кого, потому что
она принадлежит ему по праву рождения. Стиснув зубы,
он выхватил корону у капеллана и сам возложил ее на
себя — криво, набок, а когда Пипер шепнул королю, что
надо корону поправить, то король так чертыхнулся, что
стало страшно. Верхом на коне, подкованном серебря¬
ными подковами, он поехал из Риттерсхольского собора,
но жеребец поднялся на дыбы, и корона свалилась бы на
мостовую, если бы не ловкость гофмаршала Стенбока.
Ему удалось подхватить корону в воздухе.
— Дурное предзнаменование! —заметил премьер-
лейтенант.
— Только на это мы и надеемся, —с усмешкой ска¬
зал полковник кирасир. — Но когда это случится? Он
полон замыслов, этот коронованный сумасброд. Он, на¬
пример, твердо решил создать союз всех протестантских
государств во главе с собой. Впоследствии — крестовые
походы, всюду внедрение протестантизма силою, и, может
быть, он король Европы... И если вы можете себе это пред¬
ставить, мой сын, в довершение всех бед он еще пишет
стихи. Придворные лизоблюды с умилением передают
строчку: "О чем кручинитесь? Еще ведь живы бог и я Г.
Полковник захохотал. Ларе Дес-Фонтейнес даже не
улыбнулся.
5. Королевский капеллан
У двери кабинета королевского капеллана стояли два
штык-юнкера в касках и легких панцирях, с руками, сло¬
26
женными на рукоятках мечей. При виде старого пол¬
ковника кирасир с сыном они сделали мечами на караул
и вновь замерли, словно изваяния —огромные и непо¬
движные.
Камер-лакей распахнул перед полковником и премь¬
ер-лейтенантом тяжелые двери.
Капеллан Нордберг —духовник короля и первый ка¬
ролинец Швеции, как его называли при дворе, — непо¬
движно смотрел на вошедших. Длинный, с исступленно
поблескивающими глазами, с резкими движениями, он
более походил на безумного, нежели на первое духовное
лицо в государстве. О нем говорили, что он подражает
баснословному епископу Хэммингу Гату. Так же, как
Хэмминг Гат, капеллан Нордберг прибегал к духовному
языку только тогда, когда именем "распятого за нас
Христа" требовал поголовного уничтожения пленных
или начала новой войны, или очередной расправы с
католиками, православными, мусульманами... О непо¬
мерной жестокости и кровожадности Нордберга ходили
легенды даже при дворе Карла, где мягкосердечие никем
не признавалось за добродетель.
— Вы из Московии? — спросил капеллан премьер-
лейтенанта.
— Да, из Московии.
У капеллана дергался рот. Он прижал щеку ла¬
донью — рот перестал дергаться. Глаза его смотрели
пронизывающе.
— Что они говорят о поражении под Нарвой?
— Русские не слишком часто вспоминают пораже¬
ние под Нарвой, —ответил Дес-Фонтейнес. —Они бо¬
лее склонны беседовать о своих победах под Азовом.
Капеллан улыбнулся.
— Вот отчего вам так не понравилась песня о
Нарве...
Лицо премьер-лейтенанта медленно пожелтело. Пол¬
ковник с тревогой смотрел то на сына, то на капеллана.
— Вы убили достойнейшего офицера, — говорил ка¬
пеллан, — и за что? За то, что он в песне выражал чув¬
ства, пламеневшие в его груди! Философ, проповеду¬
ющий вредные короне идеи, трус, не решившийся даже
достать необходимый короне чертеж Новодвинской кре¬
пости, презренный превозноситель московитов убивает
храброго офицера, воспользовавшись его неумением
драться на шпагах...
Дес-Фонтейнес молчал, опустив голову.
27
— Мартин Лютер учит нас тому, что человек есть не
более, как вьючное животное, — говорил Нордберг. —
Это вьючное животное может быть оседлано и богом и
дьяволом. Вас оседлал дьявол. Молитесь! Что есть вы в
промысле божьем? Нынче вас будет слушать его вели¬
чество. Вы еще можете смягчить вашу участь, если про¬
изнесете речь, достойную того, кому она будет направ¬
лена... Идите!
И, повернувшись к старому полковнику, Нордберг
добавил:
— Мне душевно жаль вас, гере Дес-Фонтейнес. Но
что можно сделать? Молитесь!
Мы все — шуты у времени и страха.
Байрон
Глава вторая
1. Король Карл XII
Речь была продумана даже в мелочах, но теперь Ларе
Дес-Фонтейнес решил говорить иначе. Были минуты,
когда он смирился, теперь же, когда на карту было пос¬
тавлено все его будущее, а может быть, и сама жизнь,
премьер-лейтенант более не сомневался в том, как ему
следует поступать. Не может быть, рассуждал он, чтобы
в государственном совете королевства шведского не на¬
шлось трезвых голов, не может быть, чтобы сам король
шведов, вандалов и готов, юный Сигурд, северный Зиг¬
фрид, не внял голосу разума. Надобно держаться смело
и независимо. Король Карл, что бы о нем ни говорили,
храбр, он оценит смелость. И, быть может, выслушав
своего премьер-лейтенанта, он разгонит льстецов, не¬
вежд и воинов, подобных герцогу де Кроа, и прикажет
Ларсу Дес-Фонтейнес занять причитающееся его уму и
проницательности место в королевстве...
Перед тем как ехать во дворец, они с отцом выпили
по кружке голландского флина — гретого пива с конь¬
яком и кайенским перцем. Теперь оба успокоились и
перестали страшиться будущего. Премьер-лейтенант го¬
ворил по дороге:
— Я много лет ежечасно рисковал жизнью. Кто же
усомнится в моей верности короне? Король не может не
выслушать меня. У него, разумеется, пылкая голова, но
она остынет от моей речи. Смелость в суждениях — вот
тот козырь, с которого я пойду. Кто знает Московию
лучше меня? Кто возразит мне? Кто приведет доказа¬
тельства разумнее моих? Придворные лизоблюды и льс¬
тецы? Лесть развращает властителей мира к старости, в
молодости душа нечувствительна к ней... Мою речь ко¬
роль не сможет не оценить, я произнесу ее достаточно
убедительно, а когда мои мысли подтвердятся жизнью,
дорога для меня будет открыта. Плох тот игрок, который
29
никогда не рискует всем, что у него есть. Я привык
рисковать...
Полковник кирасир искоса взглянул на сына.
— Вы еще молоды, Ларе, — сказал он. — В Швеции
нынче никто ничем не рискует. Слишком страшен риск
в нашем добром королевстве... Впрочем, может быть, вы
и правы. При дворе возвышения и падения совершенно
необъяснимы. Кто знает, что может понравиться взбал¬
мошному мальчишке? Кто знает, что может привести его
в ярость? Во всяком случае, я прошу вас об этом, будьте
крайне осторожны, внимательно следите за впечат¬
лением, которое произведут ваши слова, и в случае на¬
добности резко измените курс...
В ожидании начала заседания совета они прогули¬
вались по дворцу, по залам и галереям, разговаривали
негромко, улыбались, чтобы все видели —они ничем не
огорчены, все хорошо в их жизни. За окнами дворца шу¬
мели старые деревья парка, еще голые, но с набухшими
почками. Полковник, прихрамывая — ныли старые ра¬
ны, — говорил, тихо посмеиваясь, точно рассказывал
светскую забавную новость:
— Все в сборе, но короля еще нет. Король забавля¬
ется либо весенней охотой, либо упражняет свои силы в
том, что рубит головы баранам и телятам. Совет покор¬
нейше ждет. Главное занятие совета —ожидание. У нас
принято думать, что король точен, — он внушил это по¬
нятие тем, что не терпит, когда опаздывает даже самый
ничтожный чиновник...
Шурша сутаной, перебирая четки, наклонив голову,
мимо них быстро прошел в зал совета капеллан Норд¬
берг. Щека его дергалась, опущенные глаза мерцали.
Драгуны распахнули перед капелланом двустворчатые
двери, генералы поднялись ему навстречу.
— Старая лиса знает, что король близко! — сказал
полковник.
Действительно, в это самое время сверху на башне
протяжно запел горн: дворцовый дозорный увидел короля.
Драгуны у лестницы вскинули фанфары, протрубили
коротко: “Король жалует к нам!" Штык-юнкера подняли
мечи для салюта королю. Кирасиры отвели короткие
пики —на караул. Горн на башне запел опять. Флигель-
адъютант, гремя шпорами, придерживая шпагу, побежал
вниз —встречать. В большом зале рыцарей, в галерее, в
приемной министры, генералы, адмиралы, офицеры, са¬
новники перестали шептаться, повернулись к лестнице
30
с почтительными лицами. Придворные дамы застыли в
низком реверансе. Никто не улыбался, — Карл ненави¬
дел веселье, думал, что смеются над ним.
Стало так тихо, что все услышали шум ветра, — на
море начинался шторм.
Еще раз запели фанфары, и на пороге большого зала
показался король.
За ним шествовал только один человек — Аксель
Спарре, королевский прокурор, друг Нордберга и буду¬
щий губернатор Москвы, как о нем говорили прибли¬
женные ко двору люди.
Карл шел быстро, подергивая длинным мясистым но¬
сом и на что-то сердясь. Его мальчишеское, но уже одут¬
ловатое лицо, красные глаза, узкие губы — все выража¬
ло недовольство. Ногой в блестящем ботфорте он пнул
попавшуюся на пути веселую собачонку, сердито поко¬
сился на генерала Левенгаупта, выставил вперед худое
плечо и, никому не ответив на поклоны, вошел в зал со¬
вета. Тяжелые двери закрылись. Драгуны застыли, сло¬
жив руки на рукоятках мечей.
— Ну? — шепотом спросил полковник сына. — Вам
все еще кажется, что он способен выслушать правду и
отдать ей должное?
Премьер-лейтенант пожал плечами.
— Он весь — ложь. Такой размер шпаги только у
одного человека в мире. Шпоры такой величины только
у нашего короля. А стремена? Вы не видели нашего вла¬
дыку в седле...
Они вновь прошлись по галерее; полковник, сдер¬
живаясь, говорил:
— Начать царствовать в пятнадцать лет от роду —
не так-то просто. Мальчишеский каприз становится
законом, нежелание учиться — доблестью. Кроме лю¬
теранской библии и одного, только одного рыцарского
романа, он ничего не читал и читать не будет. Все вокруг
непрестанно нашептывают ему о том, как он велик и
какие пигмеи все бывшие до него владыки мира. Быть
может, он и не до конца доверяет льстецам, но все же
почему не отправиться завоевывать Москву? Вот,
кстати, его главные советники по делам России. Его ве¬
личество вполне доверяет этим господам.
Дес-Фонтейнес поднял угрюмый взор.
Навстречу под предводительством несколько поли¬
нявшего, но все еще блистательного герцога де Кроа
пестрой толпой шли генералы и офицеры-иностранцы,
отдавшие под Нарвой свои шпаги королю Швеции. В
31
перьях и епанчах, в шведских и шотландских мундирах,
сияя шитьем, регалиями, придерживая руками палаши и
сабли, под мелодический звон шпор, они гордо шли по
дворцовым паркетам и коврам в зал совета его величес¬
тва короля Карла XII.
Молча, тяжелым взглядом Ларе Дес-Фонтейнес про¬
водил шествие, и сердце его на мгновение сжалось не¬
добрым предчувствием.
— Премьер-лейтенант гере Дес-Фонтейнес! —гром¬
ко произнес дежурный флигель-адъютант. — Войдите в
зал!
Драгуны распахнули двери.
Карл сидел в центре зала совета за маленьким сто¬
ликом, покрытым сукном. Слева и справа от него горели
свечи в тяжелых серебряных шандалах. Его лицо выра¬
жало неудовольствие и скуку. Ему надоели болтуны. Сам
он был молчалив не потому, что таким родился, а потому,
что однажды решил быть молчаливым и с тех пор об¬
ходился всего несколькими словами, такими, как "да"
или "нет", "начинать" или "подождать",
"наградить" или "повесить", "дайте по¬
есть", "я не желаю!" Этих слов ему
вполне хватало.
Заседания государственного сове¬
та раздражали короля. Неужели они в
самом деле думают, что ему нужны их
32
мнения? И как заставить их понять, что только те, кото¬
рые молчат и выполняют его желания, нужны богу, ко¬
ролю и государству?
Подняв тяжелую голову, он посмотрел на рыжего ад¬
мирала Ватранга и, сделав внимательные глаза, кивнул,
как бы соглашаясь с ерундой, которую нес старик. Ват-
ранг, чувствуя себя польщенным, патетически простер
руку к королю и воскликнул:
— И тогда милостью божьей добрые шведские кони
ворвутся в российские степи и знамя короля будет во¬
дружено над Кремлем. Слава ко¬
ролю!
Карл широко зевнул в лицо
обескураженному адмиралу. Пи¬
пер отвернулся, пряча улыбку.
Король зевал долго, на глазах вы¬
ступили слезы. Потом наклонился
к своему камергеру графу Вреде и
приказал:
— Принесите мне поесть, ина¬
че я усну.
Это была очень длинная фраза
для короля. Вреде, изогнувшись,
исчез из зала заседаний. Теперь
говорил генерал Лагеркрон —туч¬
ный старик с громоподобным ба-
сом. Изо рта его летела слюна, когда он произносил
фразы о том, что Россия готова к поражению и что по¬
кончить с Августом польским — задача куда более по¬
четная, чем воевать с московитами, которые теперь не
смогут сопротивляться. После Лагеркрона поднялся ба¬
рон Шлиппенбах. Разбросав ладонью пышные усы, кри¬
вясь от старой контузии, он в резких выражениях обру¬
гал и Штакельберга и Реншильда, говоривших до него, и
сказал, что воевать с Россией должны немедленно, а что
касается Августа, то с ним расправиться всегда хватит
времени...
Король опять зевнул.
После барона томным голосом заговорил герцог де
Кроа. В выспренних выражениях он бранил русских сол¬
дат, тонко глумился над их боевыми качествами. В зале
посмеивались. Герцог слыл за человека остроумного.
— Однако после того, как вы, герцог, и другие гене¬
ралы оставили русские войска, преображенцы и семе-
новцы дрались столь мужественно, что даже его вели¬
чество король выразил им одобрение! — раздался
спокойный и холодный голос из глубины зала.
Карл повернул длинную голову: на фоне серебристой
портьеры стоял человек в мундире премьер-лейтенанта
флота.
Герцог поднял лорнет, поискал взглядом дерзкого,
сделал вид, что не нашел, и заговорил опять. Но уже
больше никто не смеялся его остротам. По всей вероят¬
ности, это происходило потому, что король перестал его
замечать.
После герцога один за другим говорили генералы,
которые служили русским. По их мнению, даже затруд¬
нять короля столь мелкой темой не имело смысла. А пол¬
ковник Джеймс, много лет прослуживший в Архангель¬
ске и даже знающий несколько русских поговорок, в
заключение своей речи попросил один корпус шведов
для нанесения решающего удара в сердце России, в
Москву.
Это королю не понравилось: если так уж просто за¬
воевать Москву, то почему он, Карл, дал московитам пе¬
редышку после Нарвы?
— Глуп! — сказал король графу Пиперу, но так
громко, что услышали многие.
Граф наклонил голову в знак полнейшего согласия.
Король на виду у всех ел свой солдатский ужин:
кнэккеброд — сухую мучную лепешку — и гороховую
34
кашу с пшеном. В стеклянном кувшине была подана во¬
да — все видели, что король пьет воду. Он громко, по-
солдатски чавкал и утирал рот платком из холста. “Ни¬
каких нежностей!" —любил говорить Карл XII.
— Кто стоит там, у портьеры? — спросил он, запив
водою свой ужин. — Этот, который вспомнил Нарву?
— Премьер-лейтенант флота и наш бывший агент в
Московии, — ответил Пипер без всякого выражения в
голосе.
— Тот, который дрался на шпагах?
— Совершенно верно, ваше величество...
Карл любил удивлять своей памятью приближенных
и любил, чтобы этому удивлялись громко.
— Поразительно! — произнес граф Пипер драмати¬
ческим шепотом, наклонившись к соседу.
— Пусть говорит! — приказал Карл, кивнув в сторо¬
ну портьеры.
Он подпер подбородок ладонями и уставился на офи¬
цера красными колючими глазами.
Премьер-лейтенант заговорил скупыми, точными
фразами, и Карл вдруг почувствовал, что все в этом офи¬
цере неприятно и враждебно ему: неприятен жесткий
голос, независимый и неподвижный взгляд сосредото¬
ченных глаз, неприятны мысли, которые высказывал
офицер. И, чтобы он это почувствовал, Карл брезгливо
сморщил свое оплывшее лицо и с рассеянностью во
взгляде отвернулся к Пиперу, умевшему мгновенно
понимать короля.
— Он еще молод, чтобы поучать совет! —сказал
граф Пипер.
— Просто нагл! — ответил Карл так громко, что
многие в совете услышали эти слова и стали передавать
тем, кто сидел далеко от короля.
Но премьер-лейтенант не почувствовал ничего. Он
продолжал называть типы пушек, которые отливались на
русских заводах, рассказывал о кораблях, которые вы¬
шли в Азовское море и отрезали турок от их крепостей,
коротко сообщил о Новодвинской цитадели как о пре¬
пятствии на пути к городу Архангельску...
— Где же чертеж крепости? — спросил со своего
места ярл Юленшерна. — Почему мы не имеем черте¬
жа?
И король повторил:
— Где чертеж?
35
2
Ларе Дес-Фонтейнес втянул голову в широкие плечи.
Он понял: его решили затравить во что бы то ни стало.
И он стал огрызаться, как волк, над которым уже зане¬
сены копья охотников. Чертеж? Московиты стали куда
осторожнее с иноземцами, чем в прежние времена...
— Но царь Петр покровительствует иноземцам! —
сказал Аксель Спарре. —Почему вы не могли использо¬
вать это покровительство на благо короне?
— Царь Петр теперь осторожнее с иноземцами,
нежели в дни своей юности, — ответил премьер-лейте¬
нант. — Иноземцы, надо им отдать справедливость, сде¬
лали все, что в их силах, для того чтобы потерять покро¬
вительство русского царя. Нарва была для московитов
хорошим уроком, и присутствующий здесь герцог де
Кроа —прекрасным учителем. "Все они изменники", —
так думает любой солдат в России об иноземцах, и тут
ничем нельзя помочь. Более того, русские теперь имеют
своих агентов в Стокгольме: каждый шаг готовящейся
экспедиции в Архангельск им хорошо известен. И мы
тут, к сожалению, совершенно беспомощны. Мы никого
не можем поймать с поличным...
Карл повернулся к Акселю Спарре:
— Агенты московитов в Стокгольме?
Королевский прокурор ответил шепотом:
— Расследование ведется, ваше величество...
— Агенты московитов делают здесь все, что хотят! —
продолжал Ларе Дес-Фонтейнес. — Их много, они не¬
уловимы. Даже королевский прокурор гере Аксель
Спарре не изловил ни одного крупного резидента...
— Об этом не говорят вслух! —воскликнул Спарре.
— Именно потому, что никто не пойман и не будет
пойман, — сказал премьер-лейтенант. — Мы любим
хвастаться, но терпеть не можем искать причины своих
поражений...
Смутный гул пронесся по залу совета. Аксель Спарре
наклонился к графу Пипперу и прошептал:
— Вам не кажется, граф, что с этим молодчиком пора
кончать? Еще немного — и его величество заинтересу¬
ется им...
Граф Пиппер спросил громко:
— Нам неясна ваша мысль, гере премьер-лейтенант.
Вы боитесь войны с московитами и ради этого страха
изображаете русских великанами, а шведов пигмеями?
Это так?
36
— Он куплен московитами! —крикнул Аксель Спар¬
ре. — Мы слушаем в совете не голос шведского офи¬
цера, но голос русского золота...
— Я ничего не боюсь! — спокойным голосом отве¬
тил Ларе Дес-Фонтейнес. —Я не подкуплен, нет! Муд¬
рость его величества короля шведов есть порука тому,
что война с московитами в конце концов принесет побе¬
ду шведскому оружию. Я прошу только помнить, что
Московия не такая жалкая страна, какой ее здесь пред¬
ставляют герцог де Кроа, полковник Джеймс и королев¬
ский прокурор Спарре. Жестокие испытания —вот что
ждет королевство. К этому должны быть готовы все...
Его более не слушали: в зале стоял шум. Он был кон¬
ченым человеком и понимал это. Тупое равнодушие ов¬
ладело им. Он слишком устал за эти дни...
К королю в наступившем молчании наклонились ка¬
пеллан Нордберг и Аксель Спарре. Он выслушал их вни¬
мательно, качнул длинной головою и поднялся.
— Наше решение, — сказал он своим высоким кар¬
кающим голосом, — наше решение будет принято в со¬
ответствии с мнениями, которые излагал совет. Война с
московитами неизбежна. И мы надеемся, господа, что
бог благословит наше святое дело.
— Мед годе хелп! —ответил совет. — Во имя
божье!
Королевские драбанты распахнули створки дверей.
Кирасиры, гренадеры и штык-юнкера взяли на караул.
Протяжно запели фанфары. Тяжелыми шагами Карл
спустился по лестнице и при свете смоляных факелов,
чадящих на ветру, сел на своего горячего каракового же¬
ребца.
Еще не стих стук подков королевской кавалькады,
когда у решетки дворцового парка пять драбантов служ¬
бы Акселя Спарре остановили полковника и его сына.
Премьер-лейтенант спешился. Капитан драбантов потре¬
бовал у него шпагу. Ларе Дес-Фонтейнес медлил. Кони
били копытами вокруг него, капитан взвел курок писто¬
лета.
— Возьмите! — сказал Дес-Фонтейнес.
Покидавшие дворец генералы и министры видели,
как конные драбанты повели Ларса Дес-Фонтейнеса в
канцелярию Акселя Спарре.
Премьер-лейтенант шел медленно, руки его были
скованы, голова низко опущена. Арест на глазах совета
был хорошим уроком для всех беспокойных людей в ко¬
37
ролевстве шведском. Членам совета было также полезно
видеть старого полковника кирасир, словно застывшего
возле окованной железом двери канцелярии королевс¬
кого прокурора.
2. Казнь
Королевский прокурор Аксель Спарре вместе с тю¬
ремным капелланом посетил Дес-Фонтейнеса в его зато¬
чении в замке Грипсхольм на следующую ночь. Два тю¬
ремщика сопровождали капеллана и прокурора. Пламя
факелов отражалось в гладких мокрых стенах каменного
подземелья; было слышно, как неподалеку поют псалмы
закованные католики, как визжит старуха, приговорен¬
ная к казни за колдовство.
— Ваше имя? — спросил Аксель Спарре.
Дес-Фонтейнес угрюмо назвал себя. Аксель Спарре
прочитал донос, написанный капитаном галеры и коми-
том Сигге. Премьер-лейтенант сидел опустив голову. Ка¬
пеллан прочитал свидетельство офицеров, присутство¬
вавших при поединке. Ларе Дес-Фонтейнес молчал,
потупившись.
— Когда, где и сколько вы получили от московитов
за то, чтобы превозносить их добродетели? — спросил
Аксель Спарре.
Премьер-лейтенант не ответил.
— Чистосердечным раскаянием вы еще можете
смягчить свою участь! — сказал Аксель Спарре. — Со¬
ветую вам подумать!
— Но как мне раскаяться? —спросил, помедлив,
Ларе Дес-Фонтейнес. — Научите!
Капеллан и Аксель Спарре в два голоса принялись
ему советовать. Ларе Дес-Фонтейнес плохо соображал,
но слушал внимательно. Он не слишком верил доброже¬
лательности королевского прокурора: после всего проис¬
шедшего в зале совета тот не мог желать его спасения.
Нет, он напишет королю по-своему; не имеет никакого
смысла так глупо умирать...
И весь следующий день, словно в лихорадке, он пи¬
сал униженное прошение его величеству королю. А ря¬
дом все визжала и визжала старуха, которую должны
были казнить за колдовство. Было слышно, как она бо¬
гохульствует и призывает бога, как она бьется в двери и
рыдает.
38
Поздним вечером ее проволокли по коридору на
плац — казнить. И в замке Грипсхольм сделалось так
тихо, как, наверное, бывает в могиле. Впрочем, подзе¬
мелье и было могилой. Отсюда не выходили почти
никогда.
На другую ночь премьер-лейтенанту был прочитан
приговор. Дес-Фонтейнес выслушал его молча, с напря¬
женным спокойствием. Но лицо его почернело и дрогну¬
ло, когда он узнал, что приговорен к смертной казни
трижды: за убийство в поединке, за оскорбление особы
короля и за восхваление врага.
— А мое прошение? — спросил он тихо.
— Ответа еще нет! — ответил помощник королев¬
ского прокурора.
После исповеди и причастия, под медленный бой ча¬
сов на ратуше, приговоренных вывели на плац. Круп¬
ными хлопьями падал мокрый снег. Двести королевских
драбантов стояли правильным четырехугольником во¬
круг низкого эшафота, на котором палач в красном кол¬
паке точил бруском свой двенадцатифунтовый топор.
Трещали и чадили смоляные факелы.
Первым на эшафот, тяжело ставя опухшие, кровото¬
чащие ноги, поднялся тот самый человек, которого
премьер-лейтенант приказал на галере пытать водою,
когда возвращался в Стокгольм, — Дес-Фонтейнес уз¬
нал его сразу. Щербатый, казалось, с любопытством
оглядел высокие стены замка, ряды драбантов, капелла¬
на, помощника королевского прокурора... Он о чем-то
сосредоточенно думал и, может быть, даже хотел про¬
изнести какие-то слова, но не успел. Ударили барабаны,
палач бросил его на плаху, подручные палача растянули
его руки цепями, тюремный капеллан начал читать
отходную, и вместе со словом "аминь" двенадцати фун¬
товый топор, со свистом разрубив воздух, отсек напрочь
голову Щербатого.
Барабаны смолкли.
Ларе Дес-Фонтейнес поднялся на эшафот. Помощни¬
ки палача натянули цепями его руки, палач ударил в
спину и повалил на плаху. Он потерял сознание, а когда
очнулся, то услышал слова помилования, которые мер¬
ным голосом читал помощник королевского прокурора:
— "...после чего, лишив офицерского звания, дворян¬
ства, имущества, имени и фамилии, сослать на вечные
времена загребным каторжанином в галерный флот его
величества короля, дабы примерным поведением, пос¬
том и молитвами, а также постоянным трудом, тот, кото¬
39
рый именовался Ларсом Дес-Фонтейнес, мог искупить
свои грехи перед богом и преступления перед коро¬
лем..."
Помощники палача дернули цепи. Ларе Дес-Фонтей-
нес встал на ноги. Барабаны ударили в третий раз. На¬
чался обряд гражданской казни.
Жизнь он сохранил.
Но какой она будет, эта жизнь?
3. Пусть уничтожат город!
В маленьком кабинете горели свечи.
Карл, в серо-зеленом походном кафтане, заложив ру¬
ки за спину, нетерпеливо слушал графа Пипера, Норд-
берга, Акселя Спарре и генерала Штерна.
— Уничтожить Архангельск можно также через пос¬
редство посылки нескольких тысяч войск с берегов Ла¬
дожского озера, — говорил граф Пипер. — Они отпра¬
вятся из Кексгольма через Ладогу и Свирь к северному
берегу Онежского озера...
— Путь слишком длинен, —отрывисто сказал Карл.
Помаргивая, он смотрел на карту, которую держал
генерал Штерн.
— Еще что?
— Можно также послать несколько отрядов шведс¬
ких храбрецов к северным рубежам, дабы оттянуть
силы русских от Архангельска,— предложил Штерн. —
Вот сюда, на Олонец — Кондуши...
Генерал показал ногтем, как пойдет отряд.
— В первую очередь — экспедиция, — произнес Карл. —
Пять кораблей мало. Семь.
Граф Пипер поклонился.
— Командовать ярлу Юленшерне!
Пипер поклонился еще раз. Штерн стал сворачивать
карту в трубку. Аксель Спарре вздохнул.
— Еще что? — спросил Карл. — Вы все крайне мед¬
лительны...
Капеллан Нордберг шагнул вперед к Карлу. Палаш
висел у него на левом бедре, справа в сумке были уло¬
жены пистолеты. Когда он пошевельнулся, стало замет¬
но, что под сутаной у него надета кольчуга.
— Что вам угодно? —спросил Карл своего духовника.
40
— Пусть уничтожат город, —быстро заговорил Нор¬
дберг, — пусть покончат с кораблестроением, затеян¬
ным московитами. Сжечь верфи, сжечь все корабельные
запасы, повесить на видном месте корабельных масте¬
ров — русских, датских, голландских, чтобы смертно
боялись строить корабли, навсегда запомнили...
— Город сжечь тоже! — приказал Карл.
И отвернулся, насвистывая.
— Не щадить никого! — прижимая ладонью щеку,
говорил Нордберг. — Не правда ли, ваше величество?
Уничтожить все в городе. Всех и все. Пусть трое суток
матросы и отряды абордажных команд грабят город. И
взять контрибуцию. Ваше величество, не правда ли, сле¬
дует взять контрибуцию?
Карл старательно высвистывал мелодию приступа:
“Живее коли, руби и бей во славу божью”. Мотив не
давался ему.
— Солдат в экспедицию брать поменьше! — сказал
Нордберг. — Наемники лучше справятся с этим делом.
Наемник жаднее. Кто будет ими командовать?
— Предположительно полковник Джеймс, — ответил
граф Пипер. —Он долго был в Архангельске и отлично
знает город. Он, между прочим, считает, что нужно
сжечь Холмогоры тоже. И еще одну верфь — Вавчугу.
— Да, да, —перестав свистеть, подтвердил Карл. —
Вавчугу, Казань, Сибирь...
У графа Пипера приподнялись брови, капеллан Нор¬
дберг мягко напомнил:
— Казань и Сибирь пока еще далеко, ваше величест¬
во. Мы сожжем их несколько позже, когда, распра¬
вившись с Августом, пойдем на Москву.
Карл кивнул. Ему принесли перловую похлебку, —
подкрепиться на дорогу.
Король ел стоя. Аксель Спарре быстро докладывал о
секретных агентах.
Граф Пипер держал тарелку на серебряном подносе,
король отщипывал кнэккеброд, не читая, подписывал бу¬
маги, — какой агент куда назначен.
— Барон Лофтус — в Архангельск, — подсказал Спар¬
ре. — Он изучал медицину и с успехом займет место
лекаря у воеводы Прозоровского. В прошении, поверг¬
нутом к стопам вашего величества, наш бывший агент в
Московии, рисуя картины жизни московитов, пишет,
что князь Прозоровский не отличается ни храбростью,
ни умом. Воевода на Двине —противник реформ моло-
41
дого царя Петра и может быть
нам полезен, так как чрезвы¬
чайно напуган нарвским по¬
ражением...
Карл подписал, насвисты¬
вая.
— И не щадить никого
там, в Московии! — сказал
он строгим голосом. — Даже
дитя в колыбели должно быть
уничтожено, ибо из него мо¬
жет вырасти противник на¬
шей короны. Экспедицию
надлежит отправить без про¬
медления...
Король был на редкость разговорчив нынче. По всей
вероятности, он сам это почувствовал, потому что вне¬
запно насупился и замолчал. Более он не сказал ни еди¬
ного слова.
4. Последняя неудача
Капитаны галер сидели в креслах. Возле каждого ка¬
питана стоял его комит — в парадном желтом кафтане
с серебряным свистком на груди. Палачи с кнутами в
руках скучали рядом.
Капитаны пили бренди и закусывали жареным хле¬
бом.
Мимо капитанов длинной чередою шли каторжа¬
не — будущие гребцы на галерах. Барабан бил медлен¬
но — каторжане едва волочили свои цепи.
Комиты опытным взглядом отбирали гребцов, кото¬
рые еще могли работать. Когда такой каторжанин
переступал жирную черту на каменном полу перед капи¬
танами, палач, по знаку комита, дотрагивался до катор¬
жанина кнутом. Каторжанин останавливался. Барабан
замолкал. Человека осматривали, как лошадь на ярмар¬
ке: есть ли зубы, целы ли ноги и руки, не сломаны ли под
пыткой ребра. Если каторжанин годился, лекарь галер¬
ного экипажа при помощи кузнеца клеймил его раска¬
ленными железными литерами. Затем каторжан, ото¬
бранных на одну галеру, сковывали цепью — по
двенадцать человек. Палач на память читал им "правила
жизни и смерти".
Правила были простые: за проступки наказывались
или "ударами кнута, вплоть до последнего дыхания", или
"смертью, посредством повешения на удобной для сего
рее".
Каторжане слушали молча, лица их ничего не выра¬
жали, кроме усталости. Капитаны лениво судачили и
скучали. Только у комитов были озабоченные глаза: за
ход галеры отвечали они. А что можно сделать, когда
каторжан мало и все они истощены пытками и тюрь¬
мами, а те, кто чуть поздоровее, делают все, чтобы убе¬
жать, галер же в королевском флоте много и гребцов
всегда не хватает...
Бывшего премьер-лейтенанта капитан галеры Мунк
Альстрем узнал сразу, так же как узнал его и Сигге.
Кнут со свистом врезался в обнаженную широкую
43
спину каторжанина. Ларе Дес-Фонтейнес остановился.
Барабан замолк.
— Это тебе не нравилась моя галера? — спросил
Альстрем. —Это ты ругал меня за то, что слишком мно¬
го каторжан у меня убежало?
Комит Сигге и палач велели Дес-Фонтейнесу пока¬
зать зубы, согнули руки в локтях, попробовали крепость
мышц. Альстрем улыбался, предчувствуя сладость мести.
Подручный кузнец качнул мех, раскалил железные ли¬
теры клейма так, что они стали белыми. После клейме¬
ния лекарь присыпал ожог мелким серым порохом...
К вечеру тот, кто раньше назывался Ларсом Дес-
Фонтейнес, а теперь, как все галерные каторжане, имел
кличку —Скиллинг, избитый кнутом по лицу, лежал на
банке, прикованный к деревянному брусу. Над портом
кричали чайки. Галера медленно покачивалась и тихо
поскрипывала.
— Э, парень! — окликнул его кто-то по-русски, не¬
громко. — Капитан на борту?
— На борту! — по-русски же, чувствуя охотничьим
чутьем добычу, ответил Скиллинг. — А тебе для какой
надобности?
Незнакомец спрыгнул с причала, потом спустился
вниз — к Скиллингу. Видимо, он был здесь своим чело¬
веком, его не задержали часовые. Одет он был в кожа¬
ный короткий кафтан и в пестрый камзол, какие носят
зажиточные ремесленники. На боку у него висела боль¬
шая сумка, из которой торчали горлышки бутылок рома
и водки.
— Здорово тебя разукрасили! —сказал незнакомец,
вглядываясь в опухшее лицо Скиллинга.
Он достал из-за пазухи свернутый в трубочку листок
пергамента и протянул его Скиллингу. Тот взял. Незна¬
комец шепнул:
— Щербатого казнили. Скажи кому надо.
Скиллинг засунул пергамент, свернутый трубочкой,
за рубашку. Сердце его билость часто. Вот она, судьба.
Сейчас он спасется. Сейчас кончатся все его мытарства.
Стокгольмские шпионы в его руках. Он —каторжанин,
конченный человек, не имеющий имени, раскроет то,
что не удалось самому Акселю Спарре.
Незнакомец смотрел на него пристально. Скиллинг
постарался ответить ему простодушным взглядом.
— Да я не обознался ли? — спросил настороженно
незнакомец. —Семен, что ли?
44
Скиллинг кивнул.
— А ну, дай-ка назад цидулку! — приглушенным го¬
лосом потребовал незнакомец.
Скиллинг вжался в борт галеры. Теперь он старался
молчать, чтобы не выдать свое иностранное произноше¬
ние.
— Дай! —приказал незнакомец, и глаза его угрожа¬
юще блеснули.
У Скиллинга не было оружия, и он был прикован. Он
оскалил зубы, приготовился кричать. Тогда незнакомец
со страшной силой ударил его в подбородок и выхватил
записку. Скиллинг потерял сознание, а когда оно верну¬
лось к нему, он услышал, как незнакомец рассказывает
комиту на чистом шведском языке:
— Этот пес хотел вытащить у меня нож. Я с ним бе¬
седовал как человек, а он кинулся душить...
Скиллинг закричал, что все это не так, но комит за¬
махнулся плеткой и стал стегать его по бритой голове,
по лицу, по щекам. С этого мгновения он стал отвержен¬
ным среди гребцов галеры.
В море вышли под вечер.
Над сизыми водами Балтики плыли холодные багря¬
ные облака. Свистел морской ветер. Со скрежетом дви¬
гались весла в огромных уключинах. Ровно, настойчиво,
гулко бил барабан, ухали литавры. На корме, там, где
развевался флаг, сидели в покойных креслах капитан
Альстрем и барон Лофтус —лекарь и разведчик, кото¬
рого нужно было срочно доставить в Улеаборг, чтобы
оттуда с документами датчанина он мог проникнуть в
Архангельск. Попивая зеленый бенедиктинский ликер,
барон Лофтус гнусаво говорил:
— Еще немного, совсем немного, и я буду иметь
честь и счастье вручить шаутбенахту ярлу Эрику Юлен-
шерне ключи от города Архангельска, который есть
северные ворота Московии. Его величество примет Ар¬
хангельск или то, что от него останется, под свою дер¬
жавную руку. Россиянам путь к морю будет закрыт
навеки...
— Нет деятельности более опасной, нежели ваша! —
сказал капитан Альстрем. — Мужество льва и мудрость
змеи должны сочетаться в человеке, который посвятил
себя делу служения короне вдали от Швеции...
— Да, это так, — охотно согласился Лофтус. — То¬
чность и добротность сведений, исходящих от тайных
агентов, иногда значит больше, чем победа в сражении.
45
Конечно, то, что делает агент, представляет собою неко¬
торую опасность для его жизни, но что она в сравнении
с величием короны?
— Слава королю! — произнес капитан.
— Да продлит господь его дни! —набожно заключил
Лофтус.
Словно завороженные торжественными мыслями,
оба замолчали. Галера шла невдалеке от плоского берега.
Огромный шведский флаг —золотой крест на синем по¬
ле — вился за ее кормою.
5. Скиллинг умер
В гавани Улеаборг во время ужина, состоящего из
трех унций сухарей и пресной воды, на галере капитана
Альстрема вспыхнул пожар. Запылали канаты в заднем
трюме. Чтобы успешнее бороться с огнем, Сигге при¬
казал расковать половину загребных. В моросящем
дожде и тумане несколько каторжан сразу же спрыг¬
нули в воду. Второй подкомит ударил одного беглеца баг¬
ром, на подкомита накинулись и мгновенно убили.
Капитан Альстрем приказал поднять на мачте сигнал "на
галере бунт". Но за туманом и дождем сигнала этого с
берега не увидели. Раскованные каторжане заняли всю
носовую часть галеры и надвигались на корму, где с
пистолетами и мушкетами отбивались вольные матросы,
Альстрем с Сигге, первым подкомитом и бароном Лоф-
тусом...
Через несколько минут после начала бунта комит
Сигге спрыгнул в воду и поплыл к носу. Там он взобрал¬
ся наверх по якорному канату и повернул пушку на бун¬
товщиков, штурмующих корму. Неверными руками,
прячась за бухты каната, он, забив заряд картечи и тща¬
тельно прицелившись, поднес пальник к затравке. Кар¬
течь свалила с ног более половины раскованных греб¬
цов. Те, кто мог двигаться, прыгали с бортов в воду.
Второй выстрел покончил с мятежниками. Вольные мат¬
росы добивали раненых баграми и абордажными крю¬
ками. Барон Лофтус, закусив губу, стрелял из пистолета
в тех, кто готовился спрыгнуть с борта. Над галерой в
пене тумана тревожно кричали чайки.
Пламя удалось загасить без особого труда.
— Безумцы! —вытирая платком руки, сказал барон
Лофтус, когда все кончилось. —На что они надеялись?
46
Капитан Альстрем продул губами ствол пистолета,
ответил коротко:
— Они надеялись на побег, что им и удалось в не¬
большой мере. Кое-кто ушел! — И крикнул мокрому до
нитки комиту Сигге: —Живых зачинщиков —в перед¬
ний трюм до Стокгольма. Там с них сдерут кожу. Мерт¬
вых — в воду.
На заре матросы скатывали из ведер окровавленную
палубу. Высадив Лофтуса в Улеаборге и приняв на борт
груз пиленого леса, галера возвращалась в Швецию.
Опять бил барабан, ухали литавры. Скрип весел доно¬
сился в трюм, где во тьме и духоте задыхались каторжа¬
не, скованные по шеям, по ногам и по рукам.
Так как зачинщики скрылись в лесах Улеаборга, то
Сигге заковал первых попавшихся. В числе закованных
был и Скиллинг. В полубреду он просил пить по-швед¬
ски, его не понимали, тогда он попросил по-русски:
— Воды! Пить!
— По-нашему знает! — отозвался один из темно¬
ты. — Слышь, Лексей, по-нашему просит воды.
Во тьме Скиллинг опять попросил:
— Воды!
— Поднеси ему, —сказал голос из тьмы. —Человек
все же, не собака.
— Собака-то лучше. Собака того не сделает, чего он
хотел сделать... Всех бы нас перевешали.
И все-таки тот, кто не хотел давать воды, —дал. Раз¬
битой рукой он зачерпнул корец и подал напиться, но
Скиллинг вдруг оскалился, ударил по глиняной кружке,
вылил воду. Во тьме злобно светились его глаза.
— Ополоумел? —спокойно спросил русский. —Че¬
го бесишься?
Скиллинг не ответил, дышал прерывисто, со свистом.
Вскоре он потерял сознание. Страшные проклятия все¬
му сущему в мире срывались с его запекшихся, кровото¬
чащих губ.
К утру он умер. Его тело расковали, багром вытащи¬
ли из трюма, привязали к ногам камень и выбросили за
борт. Холодные воды Ботнического залива навечно сом¬
кнулись над ним.
Оружие суть самые главнейшие
члены и способы солдатские, через
которые неприятель имеет убеж¬
ден быть.
Петр Первый
Глава третья
1. В Москве
— Она? — воскликнул Егорша.
— Она, Егор, Москва! — ответил Сильвестр Петро¬
вич, капитан-командор.
Город открылся путникам сразу — свежий, словно
вымытый обильным и быстрым вечерним дождем, пер¬
вым в эту весну. Небо мгновенно очистилось, под теп¬
лыми лучами солнца заблистали шатровые и луковичные
крыши, маковки церквей, вспыхнули цветасто расписан¬
ные башенки с позолоченными и посеребренными льва¬
ми, единорогами и орлами вместо флюгеров; в прозрач¬
ном воздухе весело зеленела листва огромных, на
десятины раскинувшихся боярских садов, а в тишине
подмосковной рощи явственно послышался далекий,
разноголосый, звучный перебор московских колоколов...
— Вишь ты! —с растерянностью молвил Егор.
— То-то, брат, вишь! —радуясь Егоршиному восхи¬
щению, тихо ответил Иевлев, — Вот каково раскину¬
лась...
Они вылезли из дорожного возка и постояли рядом,
молча вглядываясь в зубчатые стены Кремля, в стройные
высокие его башни, в Китай-город, обнесенный кирпич¬
ным валом, в бегущие по городу, такие тоненькие издали
Яузу, Неглинку, Пресню, Чичеру, Золотой Рожок, вслу¬
шиваясь в колокольный благовест, все более явственный
в предвечерней тишине...
— Ну? Нагляделся?
— Ее враз и не оглядишь, — молвил Егорша. — Не¬
бось объехать тоже время надобно...
— И немалое надобно, да поспеешь, управишься.
Вишь, все ты жаловался, Егор, что Европу-де со столь¬
48
никами изъездил, а Москву не видал. Теперь дожил —
на нее смотришь. Поклонись ей, да и поедем, не рано...
Егорша земно поклонился, опять сел в возок рядом с
Сильвестром Петровичем. Утомленные длинным путем
кони шли медленно; тряскую тележку вскидывало на
ухабах, капитан-командор не торопясь рассказывал
Егорше дальше — о Золотой орде, как злые набеги ее
постепенно все жестче и кровавее разбивались о Моск¬
ву, собирательницу великой Русской земли; рассказы¬
вал, как хитрые татарские ханы стравливали друг с
другом русских князей и тем самым доставали себе при¬
бытки: свары, споры и междоусобицы княжеские были
на руку татарам.
Жадно слушал молоденький офицер Егорша и про
Ивана Калиту, и про Мамаево нашествие, и про сечь на
Непрядве, и про то, как сложились, наконец, русские
силы, дабы дать отпор страшному врагу, который столь
долго, жестоко и глумливо истязал народ русский.
— Вот она какова, Москва! — говорил Сильвестр
Петрович, пристально всматриваясь в окраины города,
где — насколько видно было глазу — шли работы, по¬
хожие на те, что делались в Архангельске для спасения
от шведского нашествия: копали рвы, ставили ловушки,
вкапывали сосновые корявые надолбы.
У рогатки суровый поручик с нахмуренными бровя¬
ми спросил подорожную, прочитал, велел пропустить
путников.
Рогатку открыли.
Сильвестр Петрович отметил, про себя, что и въезд с
Ярославской дороги укреплен, выстроены здесь из круп¬
ных бревен боевые башни, где умелые солдаты могут
успешно сдерживать натиск вражеской рати. В старо¬
прежние времена над родником* стояла ветхая часо¬
венка. Теперь тут выведен земляной, хоть и невысокий,
крепкий и хитрый вал, за которым до времени могли бы
с удобством укрыться воинские люди...
— И здесь, Сильвестр Петрович, вроде бы шведу го¬
товят встречу! — с тревогой сказал Егорша.
— Добро! —со спокойный удовлетворением в голо¬
се ответил Иевлев. — Кто, брат, знает? Может, Карла
шведский на Москву порешит ударить! Ан Москва-то в
готовности. Вот ноне мы с тобою к Москве спехом едем
за помощью, чтобы было чем обороняться от шведа. Не¬
мало мы получили от Москвы, я чаю — получим еще.
Всей Руси Москва мать, владычица и заступница. Ска¬
49
жет слово свое — получим мы еще из Тулы мушкетов
добрых, пушек новых, ядер. Другое слово скажет —
пойдут нам полки в помощь. Еще скажет — пришлют
нам мастеров славных, умельцев, художества знающих,
как стены крепостные выводить, дабы ядра неприя¬
тельские их не рушили, а увязали в них. Много чего мо¬
жет дать Москва-матушка сыну своему городу Архан¬
гельскому.
Егорша засмеялся, сказал радостно:
— Словно бы сказку вы сказываете, Сильвестр Пет¬
рович...
Иевлев, улыбнувшись, покачал головой:
— Быль я сказываю, Егор, а не сказку. Далее слушай.
Может и так случиться, что не даст Москва-матушка сы¬
ну своему Архангельску, чего тот просит. Много у нее
сыновей и дочерей. Может, другому сыну ее али дочери
ныне не менее, а более забота нужна. Может, Новгоро¬
ду, может, и Пскову куда печальнее, нежели нашему
Архангельску. Ей виднее! И скажет она Архангельску:
"Тяжко тебе, трудно тебе, да братцу твоему Пскову еще
потруднее, а братцу Новгороду до того многотрудно, что
куда хуже, нежели вам обоим. Да и мне не сладко. По¬
терпи..."
Егорша сидел бок о бок с Сильвестром Петровичем.
Как и все дни длинного пути, с лица юноши не сходила
счастливая улыбка; он то поглядывал на капитан-коман¬
дора, то на шагающих по улицам солдат в зеленых каф¬
танах, то на белую зубчатую кремлевскую стену, у кото¬
рой работали сотни каменщиков, укрепляли ее, меняли
обветшалый кирпич, возводили перед ней боевые ши¬
рокие земляные валы...
— Ишь крепость какова! — воскликнул Егорша. —
Не чета нашей Новодвинской...
— Всей Руси здесь крепость! — ответил задумчиво
Сильвестр Петрович.
Когда свернули к Замоскворечью, Егорша ахнул,
впился глазами в две огромные пушки, обращенные на
плавучий мост. Сильвестр Петрович объяснил:
— Для чего, думаешь, такие? Для того, что с сей сто¬
роны нападали на матушку Москву злодеи наши — та¬
тары, в память о воровстве, учиненном над столицей, и
в бережение будущего стоят пушки те здесь...
Не кончил говорить, спохватился:
— Едем и едем! Дядюшку-то моего миновали! Ям¬
щик, поворачивай!
50
•1»
И замолчал, задумавшись.
Другой стала Москва за время, проведенное им в
Архангельске, совсем другой. Многому, видать, научила
Нарва! Куда больше воинских людей на улицах, да все
нового строю, шагают ладно, смотрят орлами. Народ по
улицам и переулкам куда суровее, меньше раскидано то¬
варов по рынкам, не так заливисто и узывно, как в преж¬
ние времена, кричат менялы и банщики, цирюльники и
костоправы. Домов новых в Москве нынче не строят, не
велено, а подвод с камнем и кирпичом, с железом и брев¬
нами куда больше, чем бывало: укрепляется Москва-ма¬
тушка для всякого бережения от вора шведа...
Навстречу, грохоча коваными колесами, медленно
двигался огромный обоз. На дубовых подводах, стянутых
железными скобами, позеленевшие от времени, тяже¬
лые, лежали церковные колокола. Их везли на Пушеч¬
ный двор —лить пушки из колокольной меди. За подво¬
дами, визжа, плюясь, выкрикивая проклятия, звеня
веригами, скакал юродивый, грозился иссохшим кулач¬
ком. Усталые солдаты, сопровождавшие обоз, не глядели
на юродивого: сколько таких было на пути!..
Сильвестр Петрович проводил взором все телеги,
спросил у последнего возницы:
— Много ли пудов?
— Тысяч двадцать верных! — ответил возница. —
Да не мы одни. Со всей Руси нынче везут...
— Все нарвская беда! — сказал Иевлев Егорше. —
Сколь много там потеряли!.. — И крикнул ямщику: —
Влево бери, вон забор покосившийся, к воротам!
За забором, в сумерках, виднелся дядюшкин старый
дом в два жилья, с башенкой... Заскрипели кривые воро¬
та, на крыльцо рундуком бойко выскочил некто в вен¬
герском кургузом кафтанчике, схожий и несхожий с дя¬
дюшкой Полуектовым, крикнул дребезжащим голосом:
— Неужто Сильвеструшка?
И весело застучал костылем, сбегая по ступенькам
навстречу.
2. Новостей полон короб
— Что глядишь-то? —улыбался дядюшка. —Псови-
ден? Пришлось и мне обрить браду, нынче утешаюсь —
козел бородою длинен, а умом короток. Да иди уж, иди
52
в дом. С тобою кто? Веди, обедать будем, а я едва с дела¬
ми управился, переодеться не поспел...
Ничего не изменилось за прошедшее время в дядюш¬
киных покоях. Все так же повсюду лежали рукописные
листы, так же чинно на полках стояли книги, так же
пахло полынью, мятой, чебрецом — травами, которыми
лечился Родион Кириллович. Неугасимая лампада тепли¬
лась перед образом спасителя, в сумерки дядюшкин ста¬
ренький слуга Пафнутьич, шаркая негнущимися ногами,
накрывал стол, ставил блюда с кушаньями, сулеи с ви¬
нами, квас.
— Здорово, Пафнутьич! — громко, приветливо ска¬
зал Иевлев.
— Здорово, Сильвестр Петрович, здорово, голубь! —
отозвался слуга.
— Свечи-то зажги! — велел дядюшка.
— Чай не больно темно-то! — ворчливо отозвался
Пафнутьич. — Пападете ложкой в рот, и так свечей
жжем не по достатку.
Дядюшка сел в свое кресло у открытого окошка, с
удовольствием вдыхая вечернюю свежесть, запах лип,
насаженных во дворе, стал спрашивать Сильвестра Пет¬
ровича, как жена его Маша, как девочки, каково им
живется а дальнем граде Архангельске. Сильвестр отве¬
чал с подробностями, дядюшка кивал головою нетер¬
пеливо; было видно, что сам хочет рассказать москов¬
ские новости. И вдруг перебил Иевлева:
— А меня, Сильвестр, вновь к службе позвали. Ей-
ей! И от кого, не поверишь, племянничек! От самого
царя Петра Алексеевича позвали. Пришел к нему на¬
верх, принял ласково, чин чином. Пожурил, что-де рано
на печь, что-де надобен я, что дела для меня — непоча¬
тый край. Еще бородой попенял, принуждать не стал, а
знак бородовой мне принесли. Ну, обрился. Босое рыло-
то, а?
Сильвестр Петрович утешил: лик как лик, дядюшка
дядюшкой и остался, борода была невесть уж какой кра¬
соты, жалеть не о чем. Старик в ответ покачал головою,
повздыхал:
— Все ж не привыкнуть никак. Словно нагишом по
улице водят...
Пафнутьич в сумерках сказал с сердцем:
— А меня пусть хушь вешают, хушь колесуют! Не
отдам браду!
53
Дядюшка усмехнулся, стал рассказывать дальше, как
Петр Алексеевич попенял его и платьем — не пора ли,
дескать, по европейскому подобию одеваться, в кафтан
польский али венгерский, зачем-де пыхтеть да потом
обливаться в одежде до пят. Дядюшка ответил государю
так, что тот и удивился и обрадовался.
— Славянину, государь, свойственна одежда корот¬
кая, легкая, боевая, — сказал тогда Родион Кирилло¬
вич, — а однорядки да кафтаны турские, да терлики
пришли к нам не с радости, а с горя, —то одежда рабья,
холопья, так татары своих полоняников одевали, чтобы
быстро бегать не могли. То истинно!
Государь ответил, что и незачем парчу да шелка, да
бархаты переводить на длиннополые неудобные одежды.
Сам он был в коротком кафтане серо-мышиного тона;
шея повязана платком, чулки толстой шерсти, красные,
башмаки с ремнями и пряжками.
— Весел был? — спросил Сильвестр Петрович.
— Весел, да веселье сердитое! — сказал Родион Ки¬
риллович. — Усы теперь кверху подкручивает, смотрит
с насмешкой, смеется часто, да с того смеху не обраду¬
ешься. Ха-ха, и замолчит — смотрит, словно сверлами
сверлит. Да и то, Сильвестр, трудно ему приходится, ох,
трудно.
Сели за стол. Пафнутьич подал свечи, дядюшка налил
доброго фряжского вина, принесенного ради дорогого
гостя. Вино совсем его оживило, он нынче словно бы
помолодел, говорил быстро, весело, ни на что не жало¬
вался, даже похвастался, что чувствует себя куда здоро¬
вее, нежели в прошлые годы.
И стал рассказывать, что поручено ему ведать печа¬
танием книг в Печатном дворе, здесь, на Москве, а
также бывать в Амстердаме, где купец Тиссинг отлил по
цареву приказанию свалянский шрифт и где украинец
Илья Федорович Копиевский, человек ученый, пишет и
печатает книги для России...
Родион Кириллович поднялся, положил еще пахну¬
щие типографской краской томики на стол. Это были
"Руковедение в арифметику", "Поверстание кругов не¬
бесных", "Введение в историю от создания мира"...
Егорша протянул руку, открыл "круги небесные",
развернул карту звездного неба.
— Что скажешь, Егорша, мореход и офицер флота
корабельного? — спросил Сильвестр Петрович. — До¬
брая книга? Сгодится, я чай?
54
Дядюшка стал рассказывать новости про навигацкую
школу, которой сверху велено быть в Сухаревой башне
над Сретенскими воротами. Здесь будущим морякам
можно горизонт видеть, делать обсервацию и начерта¬
ния. Школа нынче уже существует, для нее прибыли на¬
нятые за морем преподаватели и наставники — профес¬
сор шотландского эбердинского университета Генрих
Фарварсон и два его товарища —Гвын и Грыз. В школе
будут изучать арифметику, геометрию, тригонометрию
плоскую и сферическую, навигацию и астрономию...
Егорша с книжкою в руке замер, слушая, вперив го¬
рячий взор в дядюшку Родиона Кирилловича.
— Кого ж туда берут? — спросил он вдруг.
Дядюшка сказал, что детей дворянских, дьячковых,
посадских, дворовых, солдатских, умеющих грамоте не
только читать, но и писать. Егорша дернул Иевлева за
рукав кафтана.
— Успеешь, Егорша, — сказал Иевлев. — Сам веда¬
ешь, дружок, как нынче каждый человек надобен в Ар¬
хангельске. Куда ж я тебя отпущу? Минует время, и по¬
едешь...
Родион Кириллович, попивая вино, рассказывал.
Есть, мол, в школе Леонтий Магницкий. В той навигац-
кой школе дядюшке частенько доводится бывать, и он
туда доставляет учебники. Все бы давно и куда лучше
обладилось, да трудные нынче времена, быть большой
баталии.
— Чугуна поболее надо! — сказал Иевлев. — Меди,
пушек, ядер.
— Я давеча в Преображенском повстречался с Ви-
ниусом, —сказал дядюшка. —Говорит, будто Акинфий
Демидов с Урала пятьдесят тысяч пудов чугуна в болван¬
ках везет. Сорок уже доставил. Толстосумы, купцы испу¬
гались после Нарвы, меж собою толкуют, что со шведом
нам воевать нельзя, надобно, дескать, мириться, плачут,
кубышки в верные места запрятали —никому не отыс¬
кать, волею ни гроша ломаного не дадут...
— Вытрясем! —спокойно сказал Иевлев. —А по¬
позже и сами одумаются —им выгода, прибыток. Торго¬
вать, я чай, будем поболее, чем в нынешние времена.
Монастырскую-то казну, дядюшка, не слышно, не нача¬
ли брать? Там золота куда много, у воронья у черного...
Родион Кириллович замахал руками:
— Троицкий монастырь едва потрясли, так беды не
обобрались: взяли-то всего тысячу золотых, а шуму! Туго
55
с деньгами, туго, Сильвеструшка. Есть, правда, слух... Да
не слух — правда! Сам-то, государь-то нашь... В палате
Приказа тайных дел Алексей Михайловича, покойного
государя, казну отыскал: льва золотого венецианского,
павлина литого золота — византийского, кубки с ка¬
меньями, ефимков четыре дюжины мешков — богатст¬
во!
Старик засмеялся тихонько, хитро сморщился всем
своим маленьким, сухим, бритым лицом.
— Думали бояре — припрячут от него до времени,
да не таков он, Петр Алексеевич, не таков на свет уро¬
дился. Все отыскал, все сам посчитал, перстом вот
эдак — один, два, три — и опись велел при себе писать,
золото да серебро безменом сам вешал. Ай, молодец, вот
уж хвалю молодца за ухватку!..
И, перестав смеяться, стал рассказывать иное:
— Давеча прискакал с Воронежа дружок твой доб¬
рый, воевода бывший архангельский да холмогорский,
нынче на Дону корабельщик Апраксин Федор Матве¬
евич, навестил меня, порассказал кое-что: царь будто,
Петр Алексеевич наш, послал польскому Августу войска
в помощь против Карлы шведского — пехоты двадцать
тысяч человек. Денег послано Августу тож немало. И
павлин золотой, и лев венецианский, на ефимки пере¬
литые, туда поехали. Иноземцы будто на наше войско не
надивятся...
Как в давние годы, когда Сильвестр Петрович был
еще юношей, дядюшка проводил его спать наверх, сел
на широкую скамью, покрытую цветочным лавочником,
стал рассказывать про новые налоги, которые еще не
введены, но со дня на день будут объявлены: налог на
дубовые гроба, на седла, на топоры, на бани. Сильвестр
Петрович приподнялся на локте, спросил едва ли не со
страхом:
— Да где же народишку денег набраться? И так чем
жив — не знаю: корье с мякиной жует, дети мрут, му¬
жики в голодной коросте...
Родион Кириллович спросил в ответ:
— А как станешь делать? Откуда брать? Пушки нуж¬
ны, порох, сукно —полки одеть, сапоги —солдат обуть,
крупа, мука, солонина —сию армию накормить. Грана¬
ты, ядра, мушкеты, фузеи, штыки — оно нынче дорого,
ничего без денег не сделаешь; где ж их взять?
Сильвестр Петрович молчал. Сердце толчками би¬
лось в груди, лицо горело, — было и сладко и страшно
56
слушать дядюшку: что, ежели не выдержать Русской
земле безмерного сего напряжения всех сил? Есть же
мера страданию. Налог на гроба! Где оно видано? И
вспомнился вдруг мужичок, что в зимний день, по дороге
в Холмогоры, в глухом бору бросился на вооруженных
путников. Вспомнились изглоданные цингою лица ра¬
ботных людей, трудников на обеих верфях — в Солом-
бале и на Вавчуге, вспомнились покойный кормщик
Рябов, Семисадов, мастер Кочнев, подумалось о воеводе
Прозоровском...
— О чем ты, Сильвестр? — спросил дядюшка.
Сильвестр Петрович помедлил, потом сказал:
— Тяжко, дядюшка.
Дядюшка ответил сурово, словно осуждая слова пле¬
мянника:
— Хилкову Андрею Яковлевичу куда тяжелее, одна¬
ко не плачется. В злой неволе, под строгою стражею,
немощный телом, светел духом. Схваченный злодеем
Карлой шведским, в остроге пишет горемычный "Ядро
истории российской" и ни о чем в тайных письмах не
просит, как только лишь, чтобы послали ему списки с
летописей, дабы мог он не только по памяти свое дело
делать. Так-то, племянничек! Ну, спи, пора! Утро вечера
мудренее, завтра дела много...
Сильвестр Петрович задул витую тонкую свечку, за¬
крыл глаза; несмотря на усталость, как всегда в послед¬
нее время — сон не брал. Ясные, словно поутру, шли
мысли —стал считать пушки, пороховой припас, фузеи,
ядра — все, что надобно будет завтра просить у Петра
Алексеевича.
3. За кофеем
Утром, со светом, за Сильвестром Петровичем при¬
ехал посланный от Александра Даниловича Меншико-
ва — пить кофей в его новом доме на Поганых Прудах.
Там-де дожидается старая кумпания, добрые друзья —
Федор Матвеевич Апраксин да посол в Дании Измайлов,
что на короткое время прибыл из города Копенгагена.
Все трое еще почивают, но с вечера Александр Данилыч
настрого наказал — привезти к утреннему кофею гос¬
подина Иевлева Сильвестра Петровича живым или мерт¬
вым...
57
Иевлев поехал, отпустив Егоршу гулять по Москве до
вечернего звона.
Посланный —молоденький капрал с тонкими усика¬
ми над пунцовым ртом, в форменной шляпе-треуголке с
галунами, в башмаках с пряжками, в пестреньком каф¬
танчике — ловко правил одноколкою, болтал дорогою,
что нет более Поганых Прудов, Александр Данилович ве¬
лел их вычистить, гнилье выбросили, вода в прудах нын¬
че славная, что хоть купайся, и названы теперь пруды
Чистыми.
— Сколько ж обошлась очистка? — спросил Силь¬
вестр Петрович.
— А совсем недорого, почитай что даром. Нагнали
мужиков из деревеньки Мытищи, за прошлое лето и сде¬
лали все как надо. Теперь от прудов прохладою веет,
очень приятно на их берегах препровождать досуги...
На меньшиковский новый дом Иевлев только ахнул
да головою покачал: не дом — дворец! Ну, Александр
Данилович, ну, плут, хитрец!
Слуга в парике, в кафтане серого цвета с искрою
низко поклонился Сильвестру Петровичу, провел его на
малую крышу дворца —в потешный сад. Было слышно,
как другой слуга распоряжался:
— Савоська, жми цитрона гостю для лимонаду. Ста¬
кан протри, на серебряну тарелку ставь! Солому, чтобы
сосать! Трубку разожги с табаком!
Савоська огрызнулся:
— Чай две руки, не разорваться...
Подали лимонад по новой моде, к нему соломинку,
трубку с табаком. Сильвестр Петрович, усмехаясь, разг¬
лядывал диковины Меншикова дворца: самоиграющую
на ветерке висячую лютню, которая издавала нежное
мяуканье, деревья-карлики, посаженные в кадки, вью¬
щийся на серебряных шестах виноград, душистый горо¬
шек, кусты смородины необыкновенной величины,
алеющие цветы заморского шиповника...
— Не говорит? — спросил где-то за кустами голос
Савоськи.
— Молчит, пес! —отозвался другой голос.
— Ты с него покрышку сыми! — велел Савоська. —
Сымешь, он и заговорит.
— Ему спать охота...
— А ты его раздразни! — посоветовал Савоська. —
Ты с его засмейся, —он страсть смеху не переносит...
58
Внизу в утренней дымке серебрились Чистые Пруды;
здесь, в потешном саду, в листве перекликались в своих
золоченых клетках ученые перепела, немецкие канарей¬
ки, курские соловьи.
Сильвестр Петрович отведал лимонаду, покурил
трубку.
— Ярится? —спросил Савоська.
В ответ мерзкий нечеловеческий голос прохрипел:
— Дур-р-рак!
59
Сильвестр Петрович оглянулся, никого не увидел.
— Дур-рак! — опять крикнул тот же мерзкий голо¬
сишко.
— Ишь заговорил! — удовлетворенно сказал Са¬
воська.
Иевлев отвел руками ветвь диковинного дерева,
увидел спрятанного попугая, усмехнулся: небось еще с
вечера готовился Александр Данилович удивить гостя.
Над головою Иевлева, на башне, заиграла музыка, за¬
били малые литавры, загудели словно бы рога, —то при¬
готовились к бою Меншиковы часы, купленные им в
Лондоне.
Сильвестр Петрович прикинул сердито, сколь золота
переведено на сии игрушки, сколь пушек можно бы от¬
лить на сии деньги. Но, едва увидел умное, веселое, лу¬
кавое лицо Меншикова, — все забыл и обнялся с ним
крепко, помня только то доброе, чем славен был Алек¬
сандр Данилыч: и отчаянную храбрость его в Нарвском,
уже проигранном, сражении, и как при самомалейшей
нужде отдавал все свое золото на государственные дела,
и как безбоязненно вступался за старых друзей-потеш-
ных перед Петром Алексеевичем...
— Ну! — говорил Меншиков, крепко стискивая же¬
лезными руками Сильвестра Петровича. —Ишь ты, по¬
ди ж ты! Приехал и глаз не кажет! Загордел? Да погоди,
погоди! Ты что же, с клюшкой, что ли? Ноженьки не
ходят? Погоди, дай взгляну! Нет, брат, так оно не гоже.
Федор, дружочек, ступай сюда живее! Измайлов, полно
храпеть! Сильвестр тут...
Апраксин вышел в потешный садик уже прибран¬
ным, в парике, в коротком удобном кафтане. Протянул
I , новой манере руку, но не удержался, обнял, поцело¬
вал. Толстенький Измайлов выскочил из-за кустов смо¬
родины, в исподнем, еще сонный, потребовал вина, дабы
выпить за свидание старых друзей.
В столовом покое стояли иноземные кресла, обтяну¬
тые золоченой кожей; за каждым креслом дежурили с
застывшими ликами слуги в ливреях с костяными пу¬
говицами. Александра Даниловича, едва он сел в кресло,
спешно позвали в покой, именуемый "кабинет": приехал
давно ожидаемый прибыльщик по государеву делу. Вы¬
ходя, Меншиков сказал:
— Спокоя нет ни на единый час, веришь ли, Силь¬
вестр? И кабы без нужды звали. Все —дело, и все не¬
60
отложное, а коли не управишься, — с пришествием вре¬
мени сам себе не простишь...
Вернулся вскорости довольный:
— Вы угощайтесь, гости дорогие, меня не ждите, там
народу собралось тьма-тьмущая. Флот строим, деньги на¬
добны, школу навигацкую открыли — еще деньги давай,
шведа бить собрались —опять давай золотишка! Вот тут
и вертись!
Выпил залпом чашку кофею, пожевал ветчины, утер
руки об камзол и опять отправился в кабинет — вер¬
шить дела. Измайлов, провожая его взглядом, с тонкой
своей усмешкой заметил:
— И ходит иначе наш Александр Данилович. Истин¬
но — министр. Откуда что взялось...
Апраксин, тоже улыбаясь, ответил:
— Умен, ох, умен! И ум острый, и глаз зоркий, нет,
эдакого на кривой не объедешь. Давеча было — инозе¬
мец один, инженер, печаловался: говорят, дескать, про
Меншикова, что не знатного роду, а землю под челове¬
ком на три аршина в глубину видит...
Сильвестр Петрович всматривался в лица друзей.
Постарели, особенно Федор Матвеевич, по годам не
стар — сорок лет, а выглядит на все пятьдесят. И взгляд
стал рассеянным, —одолевают думы. И Измайлов, хоть
и посмеивается, словно бы и веселый, а видно, что тоже
устал, — нелегко ему, видать, там, в далеком городе Ко¬
пенгагене. И Александр Данилович уже не тот сокол, что
в давние годы только и знал выдумки, проказы да перес¬
мешки. Каково же самому Петру Алексеевичу?
После завтрака Измайлов спросил Иевлева:
— Высыпаешься хоть, Сильвестр? Я, ей-ей, об ином
и не мечтаю, как только собраться да ночь от солнышка
до солнышка проспать...
Вернулся Меншиков, еще в дверях услышав слова
Измайлова, невесело засмеялся:
— На том свете, братики, отоспимся. Живем много
трудно. Сильвестру нашему тридцати пяти нет, а на трех
ногах ковыляет. Федор Матвеевич годов на десять ста¬
рее себя выглядит. Да что об сем толковать? Рассказы¬
вай, Сильвестр, мы тебя послушаем. Еще не заел тебя
архангельский воевода Прозоровский?
Сильвестр Петрович сказал, что не заел, но к тому
идет: иноземцам потворствует, пенюаров да подсылов
милует, при нем самом такой лекарем служил — Ларе
Дес-Фонтейнес. Сей Прозоровский злонравен, глуп,
61
труслив безмерно, можно ждать от него любой беды. В
грядущей баталии от него, кроме помехи, ничего не
будет.
Меншиков усмехнулся.
— Князенька Прозоровский крепко помнит, что ве¬
лено ему царем: иноземцев не обижать. Что не слишком
умен воевода, — Петру Алексеевичу ведомо; что не
храбр, то от бога, для того Иевлев там и сидит, да ведь
зато верен. Об нем, что ни скажи, Петр Алексеевич все
едино подумает: "Так-то так, да зато верный мне чело¬
век".
Измайлов, отхлебывая уже остывший кофей, гово¬
рил:
— Кто только в Московию не едет, кого только черти
не несут, господи ты боже мой! Вот придет ко мне тем¬
ный человечишко в Копенгагене, я ему пасс не дам, он
на Кукуй челобитную. Мне письмо: гей, гей, Измайлов,
больно умен, собачий сын, стал. А мне-то там, в Дании,
небось виднее? Приходит за пассом, словно датчанин,
честь честью, а мне ведомо, что швед он, а не датчанин...
— Откуда ведомо? —спросил Апраксин.
Измайлов тонко на него посмотрел, ответил с легкой
усмешкой:
— Везде русские люди есть, Федор Матвеевич, на
них только и надеюсь.
Од оглядел лица друзей, заговорил жестко:
— Думал, Нарва научит. По сей день в ушах у меня
стон солдатский: "Изменили немцы, изменили немцы, к
шведу уходят". Нет, не научила Нарва. Никому не веле¬
но отказывать, всем пассы давать надобно. И, господи
преблагий, —вор, тать, ничего не умеет, по роже видно,
каким миром мазан, ей-ей не вру. Один пришел в
посольство — ларец с чернильницей украл. Вот и давай
такому пасс. Не дал, нынче буду в ответе...
Александр Данилович с грохотом отодвинул кресло,
прошел по горнице, посулил:
— Нынче не тебе одному в ответе быть, Сильвестру
тож. Негоциант-шхипер, что в город Архангельский мо¬
рем приходил, Уркварт, толстоморденький эдакий, —не
запамятовал, Сильвестр? Вы с Федором Матвеевичем не
велели ему более в Двину хаживать...
Апраксин и Сильвестр Петрович быстро перегляну¬
лись.
— Ну, помню Уркварта! —сказал Иевлев.
62
— Коли забыли, — нынче Петр Алексеевич напом¬
нит. Зело гневен...
— Да за что...
— А за то, Сильвеструшка, что давеча посол аглиц-
кий челобитную в Посольский приказ отослал на бес¬
честье и поношение негоциантских прав шхипера Ур¬
кварта...
Сильвестр Петрович помолчал, подумал, потом под¬
нялся из-за стола:
— Посол аглицкий? И что это все англичане за швед¬
ских подсылов вступаются? Ну, да чему быть —того не
миновать. Поеду!
Апраксин тоже встал. Стал собирать раскиданные с
вечера корабельные чертежи. Меньшиков, насупив¬
шись, ходил из угла в угол. Шагов его по ковру не было
слышно. Двое слуг неподвижно ждали, готовые одевать
Александра Даниловича. Измайлов сидел у стола, шевеля
губами, разбирал какие-то слова, написанные на узком
листке бумаги.
— Напоишь меня нынче допьяна, —сказал он вдруг
Иевлеву. —Вот он, твой Уркварт —муж наидостойней-
ший. В экспедиции, что Карла шведский готовит на Ар¬
хангельск, назначен капитаном корабля Ян Уркварт!
Старый военного корабельного флоту офицер, родом из
аглицких немцев, на шведской королевской службе три¬
надцать годов...
— Ей-ей? — воскликнул Апраксин.
— Сей листок, — сказал торжественно Измайлов, и
толстое, всегда веселое лицо его сделалось строгим и да¬
же суровым, — сей листок получен мною еще в Копен¬
гагене от верного человека, русского родом и русского
сердцем, много годов живущего в Стокгольме. Сей муж
столь храбр, что даже к нашему Андрюше Хилкову в его
заточение хаживает и тайные письма от него и ему но¬
сит...
— Да кто же он? — нетерпеливо спросил Менши¬
ков. — Как звать-то сего мужа?
— Имя его я только лишь одному человеку назо¬
ву, — ответил Измайлов. — Да и то не во дворце, а в
чистом поле. Да ты не серчай, Александр Данилыч.
Меншиков махнул рукой, не обиделся. Измайлов,
отчеркивая на листке твердым ногтем, бегло читал тай¬
нопись...
— Главноначальствующий шаутбенахт Юленшер-
на. Стар, опытен, смел, жесток, неколебим в сражении.
63
Командир абордажной и пешей команд —Джеймс, сдал¬
ся под Нарвою, был в России. Командир флагманского
корабля — Уркварт Ян, бывал в Архангельске не один
раз, опытный мореход...
Измайлов бережно спрятал листок, хлопнул Иевлева
по плечу, посоветовал весело:
— Не робей, Еремей! Где наша не пропадала, ан все
жива. Отобьемся. Оставим аглицкого посла в дураках.
Карета уже дожидалась, шестерка серых в яблоках
дорогих коней била копытами. Александр Данилович на¬
рочно малость помедлил, чтобы гости оценили павлиньи
султаны на головах лошадей, бархатные, в жемчугах,
шлеи, серебряные тяжелые кисти, малые изукрашенные
золотым шитьем седелки. Гости оценили. Александр
Данилович смешно сложил губы трубочкой, пригорю¬
нился в шутку:
— Ай, тяжелое мне нравоучение за упряжечку было!
Ай, век помнить буду!..
— Палкой бил? — давясь смехом, спросил Апрак¬
син.
— И ногами, и палкой, и глобусом медным...
— Глобусом?
Меншиков кивнул.
— Глобусом. А грех-то велик ли? Купцы запряжку с
каретой поднесли...
Он покрутил головой, хохотнул и, залезая в карету,
пожаловался:
— Мне дарят, а он дерется. По сей день не простил.
При нем в карете сей не езжу. Нынче для милых друж¬
ков...
Шестерка взяла с места рысью, угрожающе запела
труба форейтора; карета мягко закачалась на сильных
упругих рессорах.
Всю дорогу вспоминали детские годы, службу в по¬
тешных, смешные и печальные события давних лет.
Карета миновала заставу и мягко покатилась по про¬
селочной немощеной дороге. Меншиков опустил стекло,
теплый ветерок шевельнул пышные кудри его завитого
парика.
4. У Петра Алексеевича
Царя в Преображенском не застали. Дежурный ден¬
щик рассказал, что Петр Алексеевич на утренней заре с
Виниусом ускакал на Пушечный двор —смотреть новые
64
мортиры. Оттуда должен был побывать на учении Бу¬
тырского и Семеновского полков и сбирался еще за¬
ехать в Кремль, — занемог царевич Алексей. Всем, кто
приедет за делом, велено было дожидаться здесь.
К полудню в светелке, где в старые времена бояре
дожидались царского зова, собралось много самого раз¬
нообразного народа: были здесь и полотняные мастера с
образцами новой ткани; был и приказчик с Канатного
двора; был и богатый гость купец Задыхин с железной
рудою в узелке — показать царю; был и тучный полу-
полковник Угольев, прискакавший из Пскова, чтобы
Петр сам посмотрел чертеж укреплений города; был и
капитан Зубарев, назначенный царем оборонять Печер¬
ский монастырь после того, как нерадивый Шеншин был
дран плетьми и сослан в Смоленск солдатом. Из Новго¬
рода приехал долговязый, быстрый, сметливый офицер
Ржев. Он сидел в углу, листал новую книжку — устав
пехотному войску, с удивлением крутил головой.
Сильвестр Петрович знавал и Угольева, и Зубарева,
и Ржева. Все четверо вышли на крыльцо, сели рядом,
стали беседовать о том, кто как бережется от шведа.
Ржев взял хворостинку, начал на песке выводить, как
строит у себя палисады с бойницами, как насыпает
землю —от ядер шведа. Угольев рассказал, что во Пско¬
ве за недостатком времени поснимал все деревянные
кровли с домов, поломал бани, —надобен лес. И дивное
дело — народ не больно шумит, челобитных не пишет:
люди понимают, что к чему. Зубарев вынул из сумки
листок, стал спрашивать Иевлева, как у него в Ново¬
двинской хранят порох, так ли, как здесь на листе обоз¬
начено, или иначе. Солнце стало припекать сильнее, по¬
том на крыльцо упала тень; за беседою офицеры не
замечали времени. Не заметили, как приехал Петр Алек¬
сеевич, как, вздрагивая на ходу головою и что-то выго¬
варивая князю-кесарю Ромодановскому, пошел к себе
другим крыльцом.
— Зубарев! —громко крикнул царев денщик. —
Живо! Расселся!
После Зубарева пошел приказчик с Канатного двора,
пробыл недолго, вернулся веселый. Угольев и Ржев от¬
правились вместе, за ними был позван мастер с полотня¬
ного завода; в открытую дверь Сильвестр Петрович ус¬
лышал голос Петра:
— Да живо делать, ждать недосуг, — слышь, Хив-
рин!
65
3-770
Мастер вышел пятясь, дверь опять закрылась. Измай¬
лов спросил у мастера шепотом:
— Что делает сам-то? Точит?
— Точит! — ответил мастер. — Блок корабельный
точит.
Измайлов обернулся к Сильвестру Петровичу, сказал
ободряюще:
— Все ладно будет, Сильвестр. Он, ежели точит, —
значит, в добром расположении. Примета верная...
Меншиков с Апраксиным пошли без зова; дежурный
денщик позвал Измайлова. Последним вошел Сильвестр
Петрович. Царь Петр без кафтана, в коротких матрос¬
ских штанах, в тех же самых, что были на нем, когда
работал на верфи в Голландии, точил на станке юферс
для корабля. Его длинная нога в поношенном кожаном
башмаке без усилия, плавно и спокойно нажимала на
педаль приводного колеса; белая пахучая стружка, за¬
виваясь, струилась из-под резца. Работая, он вниматель¬
но слушал Измайлова и иногда быстро взглядывал на
него своими проницательными выпуклыми глазами.
Сильвестр Петрович остановился у двери.
Однако окно было открыто; там, за стенами ветхого
дворца, шумела едва распустившаяся листва старых
дубов, кленов, вязов. Сквозь разноцветные стекла окон
солнечные лучи —красные, зеленые, голубые —падали
на богатые, рытого бархата полавочники, на шитые жем¬
чугами наоконники, на башенку со старыми часами: мед¬
ленно кружится циферблат, а над ним, словно усы, не¬
подвижно торчат стрелки. И странно было видеть здесь,
в дворцовом покое, где когда-то стояли рынды —отроки
в золотистых кудрях до плеч, с ангельскими ликами, в
белоснежных одеждах, странно было видеть здесь боль¬
шой тяжелый черный токарный станок, груду стружки,
а на аспидном столе —железные винты, циркуль, ствол
для мушкета. Удивительным казалось, что здесь, где
теперь стоят модели гукор и фрегатов, пушечный лафет,
где валяются образцы парусной ткани, каната, где бро¬
шен на ковер малый якорь, — еще так недавно бояре
окружали трехступенчатый помост трона, свершая обря¬
ды древнего чина византийских императоров...
— Сильвестр! — не оборачиваясь, позвал Петр.
Сильвестр Петрович обдернул на себе кафтан и, при¬
держивая шпагу левой рукой, правой опираясь на
трость, пошел к царю. Петр, нажав ладонью на колесо
станка, остановил привод, отпустил винты зажима и бро-
66
сил готовый юферс в корзину, в которой уже лежало
несколько блоков и других мелких поделок. Зажав
винтами новую плашку, царь обернулся к Иевлеву и не¬
сколько мгновений, словно не узнавая, всматривался в
него, потом короткие, закрученные кверху усы его дрог¬
нули, глаза осветились усмешкой, и он спросил:
— Ну, что? Рад, поди? Думаешь, на тебя и управы не
будет? Молись богу за Измайлова.
Иевлев молчал, светло, прямо и бесстрашно глядя в
глаза Петру.
— Хитры вы, — все так же с усмешкою продолжал
Петр, — куда как хитры. Ну что ж, на сей раз ваша,
видать, правда. Горько оно, да верно, что шлют нам из-за
рубежа татей; вы же не возомните, что и впредь такие
ваши дерзости вам безнаказанно спущу. Негоциантов да
ремесленников-умельцев, да мастеров-искусников от Ру¬
си не отвращать; в едином ошибетесь — другие не по¬
едут...
Он рукою снизу вверх дернул колесо, смахнул
стружку со станка, но точить более не стал.
Сильвестр Петрович молчал.
— Пишут мне, бьют челом на тебя, господин капи¬
тан-командор, дескать, утесняешь иноземцев. Для чего
так скаредно делаешь? Отвечай!
— Воров, государь, да недоброхотов отечеству свое¬
му до скончания живота утеснять буду! — звонким от
напряжения голосом произнес Иевлев. —Гостей же до¬
брых, негоциантов, умельцев, мастеров не токмо не
обижу, но сам накормлю, напою, спать уложу и ничего
для них не пожалею...
Петр дернул головою, фыркнул:
— Ох, Сильвестр, дугу гнут не разом: коли сильно
навалишься, —лопнет.
— Для того, государь, я чаю, сидит на воеводстве в
Архангельске боярин — князь Алексей Петрович Про¬
зоровский. Он дуги гнуть превеликий мастер...
— Ты — об чем?
— О том, государь, что сей воевода, верность тебе
свою доказав в давние годы, ныне...
— Что — ныне? — крикнул Петр.
— Ныне не токмо в воеводы не годен, но офицером
к себе я б его не взял...
— А я тебя об этом и не спрашиваю! — с гневной
усмешкой сказал царь. — Понял ли? Я своей головой
67
з*
думаю, — крикнул он бешено, — своей, а вы, совет¬
чики, мне ненадобны!..
Он вновь отворотился к станку и стал точить, сильно
нажимая ногой на педаль. Опять побежала стружка; он
обрывал ее все более и более спокойно, потом заговорил
ворчливо:
— Прозоровский на воеводстве два года сидит и еще
два сидеть будет. Воевода добрый, от посадских людей
архангельских да от гостей, да от негоциантов инозем¬
ных, почитай что от всего немецкого двора, челобитная
послана нам в Москву, дабы сидеть князю Прозоровско¬
му на воеводстве третий год и четвертый...
Сильвестр Петрович от изумления едва не ахнул. За
Прозоровского челобитная подана? Темны дела твои,
господи... Что ж, тогда и толковать не о чем...
— Пошто с клюкой? — вдруг спросил Петр.
— Застудил ноги, государь, прости...
— Чего серый-то? —опять спросил Петр.
У Сильвестра Петровича дрогнуло лицо, не нашелся
что ответить. Царь велел сесть. Иевлев не расслышал.
— Сядь, коли клюкой подпираешься, — вглядываясь
в Иевлева, приказал Петр. —Вот сюда сядь, на лавку...
Иевлев сел, расстегнул крючки форменного кафтана,
достал из кожаного хитрого бумажника план Новодвин¬
ской цитадели, разложил перед Петром. Тот кликнул
Апраксина и Меншикова с Измайловым, раскурил коро¬
тенькую глиняную трубку, спросил, кто сей план делал.
—Резен, Егор.
— Немец?
— Немец, государь.
— Что ж, вишь — немец, а план добрый!
— Немец немцу рознь! — спокойно ответил Иев¬
лев. — Я за сего Резена, государь, коли надобно бу¬
дет, — на плаху пойду.
Петр косо посмотрел на Иевлева, покрутил ус, по¬
двинул план к себе ближе. Меншиков из-за спины Петра
Алексеевича сказал вдруг, что пушки на башнях стоят
неверно. Апраксин взял грифель, доску, циркуль, быстро
рассчитал, с удивлением покачал головою:
— Ну, Данилыч, глаз у тебя, верно, соколиный. Сра¬
зу узрел.
Сильвестр Петрович, сидя рядом с Петром, показы¬
вал грифелем на плане, как что будет, где пороховой
68
склад, где лежать ядрам, где дом для раненых, откуда
может идти помощь. Царь слушал внимательно, попы¬
хивал трубочкой, кивал с одобрением.
— Чего не хватает? — спросил Петр и опять сбоку
посмотрел на Иевлева; карие его глаза теперь горячо
блестели.
— Многого чего, господин бомбардир, не хватает! —
вздохнув, сказал Иевлев. —За тем и приехал...
Лицо царя стало настороженным, но, когда Менши-
ков сказал, что есть пушки старого образца, которые
можно отдать Архангельску, Петр оборвал его:
— Сильвестру рухлядь не надобна. Ему труднее бу¬
дет, нежели нам. Думать надо, господин Меншиков, ду¬
мать!
И сам задумался надолго, поколачивая трубкой по
ладони, покрытой мозолями. Потом стал вспоминать, где
есть пушки, еще не привезенные в Москву. Меншиков
и Апраксин ему подсказывали: он задумчиво кивал. Иев¬
лев писал пером на листке бумаги: гаубицы с Воронежа,
мортиры из Новгорода. Измайлов наклонился к нему,
шепнул в ухо:
— Ты не робей, Сильвестр, с запросом проси; он тор¬
говаться будет...
Сильвестр Петрович попросил с запросом ядер, фу¬
зей, мушкетов, Меншиков рассердился, сказал обижен¬
ным голосом:
— Не давай ты ему, бомбардир, ничего, сделай ми¬
лость. Рвет с кожей! Все ему мало! Я тоже мушкеты да
фузеи рожать не научен.
Петр Алексеевич велел:
— Помолчи!
И спросил у Иевлева:
— Монасей, божьих заступников, потряс? Колоко¬
ла — это еще ништо, пусть дьяволы толстомясые потру¬
дятся — у меня нынче везде работают...
— Писали на Сильвестра челобитные, — сказал
Меншиков. —Из Николо-Корельского монастыря писа¬
ли, из Пертоминского, —як тебе, господин бомбардир,
те челобитные и не носил. Будто он всех на работы по¬
гнал, даже ангельского чина не пощадил. Великий, дес¬
кать, грех, быть ему преданным анафеме...
Царь засмеялся, хлопнул Иевлева по плечу, сказал
басом:
— В том не сумлевайся Сильвестр! Сей великий грех
я на себя приму, отмолю тебя. Я, братики, на сии ответы
70
пред господом помазан. Чтобы на работы все шли. А
службы церковные служить успеется, так им и говори,
своим монасям. Преосвященный Афанасий наш что?
Сильвестр Петрович рассказал про Афанасия, про то,
как усовещал архиепископ раскольника Федосея Кузне¬
ца.
— Усовестил?
— До масленой сей Кузнец держался, все смерти
ждал, а на первый день масленой велел подать себе чар¬
ку водки, выпил, понюхал рукав и пошел ко мне на Пу¬
шечный двор пушки лить.
— Хорош мастер?
— Злой до работы, умелец предивный! — ответил
Сильвестр Петрович.
Петр хохотнул весело, сказал:
— Хорош мужик Афанасий, зело хорош. Был бы он
помоложе, я бы Алексашку в тычки прогнал обратно —
пирогами торговать, а Афанасия — сюда. За ним спо¬
койнее; верно, Данилыч?
— Для чего пирогами? —раскуривая трубку, сказал
Меншиков. — Я бы тогда в архиепископы вместо Афа¬
насия подался. Тоже не бедно, я чай, живет...
Так, за шутками и делом, прошел день, наступили су¬
мерки, засинели за окнами дворцового покоя. Покуда
Сильвестр Петрович грифелем на аспидной доске чер¬
тил фарватер Двины и толковал путь, которым шведская
эскадра будет идти к Архангельску, царский повар Фель-
тен принес большую сковороду яишни-скородумки, оло¬
вянные чарки на подносе, жбанчик с водкой. Петр вы¬
пил первым, хорошо крякнул, ложкой стал есть яишню;
было видно, что он голоден. И опять Иевлев удивился,
как нарушен обряд застолья, начавшийся с византий¬
ских императоров. Сидят пять мужиков, скребут ложкой
яишню, а в воздухе дворцового покоя еще пахнет едва
уловимо благолепием росного ладана, старым воском,
духовитым теплом, что когда-то шел от муравленых пе¬
чей. И кажется, что все нынешнее сон, игра детская, как
в давние-давние годы, когда шумели потешные в Грана¬
товой или Крестовой палатах и в испуге замирали: вдруг
появится клобук, иссохший палец, сердито погрозит —
киш, нечестивцы, киш...
— Гей, Фельтен, еще яишни! — крикнул Петр. На¬
лил по второй чарке; близко глядя на Иевлева, сказал: —
Ну, Сильвестр, будь здрав! Хорошо делаешь, ругать не
за что.
71
Жестом поманил к себе всех сразу, хитро подмигнул.
Апраксин, Измайлов, Меншиков, Сильвестр Петро¬
вич наклонились ближе. Усы царя угрожающе шевель¬
нулись:
— Ну, ежели разболтаете!
И тотчас же смягчился:
— Не мальчишки, я чай, мужи государственные, а
все глядишь —кто и не удержится...
Александр Данилович прижал кулаки к груди, страш¬
но забожился, что-де не видеть ему света божья, умереть
поганой смертью. Петр перебил:
— Подай грифель!
Измайлов подвинул шандал ближе. Царь, покусывая
губы, быстро, криво выводил на аспидной доске линии,
ставил кружочки — Архангельск, Белое море, Соловец¬
кие острова, берег, деревеньку Нюхчу. От Архангельска
к Соловкам побежали тонкие дорожки. Петр, торопясь,
говорил:
— Флотом, что построен на Вавчуге и в Соломбале,
пойдем в монастырь, якобы для молитвы. Сопровождать
нас по чину будут солдаты немалым числом; подсылы да
пенюары предположат, что отбыли мы кланяться святым
мощам преподобных Зосимы и Савватия. Отсюда же, из
Соловецкой обители, как белые ночи сойдут, отправимся
на Усолье Нюхоцкое — вот оно, на берегу.
Петр грифелем показал, где находится Усолье Ню¬
хоцкое.
— Отсюда на Пул-озеро через болота новыми доро¬
гами... Далее к Вожмосалме... Будут с нами два фрегата,
здесь те фрегаты спустим и водою по Выг-озеру и по
реке Выге — на деревню Телейкину. Речки тут — Му¬
рома и Мягкозерская... Далее болотами и лесами на По-
венец...
— Нотебург! — воскликнул Сильвестр Петрович.
— Догадался! —усмехнувшись, ответил Петр. —
Истинно Нотебург, древний новгородский Орешек, наш
Орешек, прадедов наших. Коли раскусим сей орешек,
быть нам твердою ногою навечно на Балтике...
— Ниеншанц еще! — сказал Апраксин.
— Многое еще чего, — стирая ладонью чертеж с
аспидной доски, произнес Петр, — многое, да все наше,
и Копорье, и Ям, и Корела, и Ивангород. Стеною шведы
стали на Балтике, а нынче еще и Архангельск возжелали
закрыть. То — не сбудется.
72
Короткая усмешка тронула его губы, глаза заблес¬
тели; он спросил:
— Можно ли так рассуждать после Нарвы?
И сам себе ответил:
— После нее так и рассуждаем! Кто видел, как полки
наши стояли в каре и, оградив себя артиллерийскими
повозками, отбивали атаки шведов, тот иначе рассуж¬
дать не может. Кто видел, как преображенцы наши с
семеновцами из сей несчастной баталии выходили, тот
по прошествии времени ни об чем ином, как о виктории,
и помыслить не смеет. За нее и выпьем чарку.
Чарки слабо звякнули над столом, над сковородой с
остатками яишни. Выпив, Петр быстро спросил:
— А что, Сильвестр? Может, послать тебе Данилыча
в помощь?
Меншиков обрадовался, зашептал Иевлеву в ухо:
— Проси, проси, наделаем там Карле горя, узнает,
почем русское лихо ныне ходит. Проси, мы такого там
натворим...
Но Петр раздумал:
— Управишься вместе с преосвященным Афанасием.
Данилыч тут надобен.
— То-то, что надобен, —проворчал Меншиков. —А
все грозятся в тычки меня прогнать...
Когда совсем смерилось, поехали верхами в Москву.
Карета Александра Даниловича тащилась далеко сзади
кружною дорогою, кучеру было велено не попадаться на
глаза Петру Алексеевичу...
Царь был тих, задумчив, молча оглядывал задремав¬
шие в дымке ночного тумана густые подмосковные ро¬
щи. У рогатки сам проверил караулы, басом, без злобы
пожурил за что-то офицера-караулыцика. Покуда тот
длинно оправдывался, Апраксин говорил Иевлеву:
— С мыслями никак не соберусь. Шутка ли — Ноте¬
бург, Ниеншанц, Балтика. Возвернуть то, ради чего еще
Иван Васильевич с ливонским орденом воевал, выйти в
море...
Петр из темноты позвал:
— Сильвестр!
— Здесь я, государь...
— Со мною поедешь...
Свернули в узкий, пахнущий горелой щетиной про¬
улок, потом копыта коней прочавкали по болотцу, потом
73
подковы звякнули о камень. Петр не оглядывался, не
говорил ни звука.
У больших глухих ворот, где тускло мигал масляный
слюдяной фонарь, прохаживался один верный карауль¬
щик. Это был монастырский воловий двор, в подклети
которого еще с кровавых дней стрелецкой казни был
спехом построен застенок. Так он здесь и остался —
проклятая вотчина князя-кесаря Ромодановского.
Со стесненным сердцем Иевлев спешился в глубоком
темном дворе, отдал повод солдату, пошел за царем. Кру¬
тые ступени, едва освещенные восковой свечкой, вели
вниз, в низкий кирпичный подвал. Для бояр справа у
двери были поставлены две лавки с суконными вытер¬
тыми и засаленными полавочниками, и между ними пус¬
товал точеный стул с атласной пуховой спинкой, постав¬
ленный для царя. Горели свечи в шандалах, было их
мало; бояр никого, кроме князя-кесаря, зябко кутающе¬
гося в шубу. Он сидел один на широкой лавке, а дьяки
писали у стола. Ромодановский ожирел; его налитые
щеки свешивались возле подбородка. Увидев царя, он не
поднялся со своего места, а только лишь склонился
набок; дьяки же поклонились земно, как и палачи, кото¬
рых было много — человек с десяток. На дыбе в полуть¬
ме кто-то висел раскорякой — лохматый, старый, пос¬
матривал тусклыми зрачками. У стены на рогоже слабо
стонал полуголый статный белотелый мужик. Помощник
палача, сидя на корточках возле него, прикладывал к его
ранам листы мокрой капусты. Другой мужик, завидев
царя, хотел перекреститься правой рукой, но не смог, и
перекрестился левой. Палач, ловкий, рыжеватый дядя,
его обругал:
— Чего делаешь, шелопутный? В уме?
Лекарь-иноземец, в чулках и башмаках, в красивом,
тонкого сукна кафтане, курил трубку и объяснял что-то
старшему палачу Василию Леонтьевичу, который согла¬
шался с лекарем и посмеивался, скаля крепкие, очень
белые зубы...
Петр, не садясь на стул, приготовленный для него,
оперся спиною о косяк двери и спокойно спросил:
— Ну?
— Да что же, батюшка, — колыхаясь всей своей ут¬
робой, ответил Ромодановский, — все на своем и стоят.
Петр, переведя взгляд на дыбу, спросил:
74
— Ты кто?
— Оглох он, батюшка, — молвил Ромодановский. —
Еще по первым пыткам и оглох. Ныне вовсе как пень, да
еще и в уме повержен. Несет невесть что...
— Так иного кого взденьте! —с неудовольствием ве¬
лел царь. —Что ж так-то время препровождать...
Блок заскрипел; старика опустили наземь, вынули
его руки из петель, обшитых войлоком, на рогоже от¬
несли за кадушку с водой. Но он тотчас же оттуда вы¬
полз и стал опять неотрывно рассматривать царя. Худой,
горбоносый дьяк деловито поднялся, пнул старика, как
собаку, сапогом и вновь сел на свое место. Палачи под¬
няли белотелого мужика и стали заправлять его сильные,
мускулистые руки в пыточный хомут.
— Кто сей? — спросил Петр.
— Стрелец Конищева полка — Мишка Неедин. За¬
водила всему делу; он первый зачал мутить, чтобы князя
боярина Прозоровского на копья вздеть...
Сильвестр Петрович услышал, как стрелец негромко,
но сурово сказал палачу:
— Бога побойся! Все помирать станем...
— Я-то богу верен, — веселой скороговоркой отве¬
тил Василий Леонтьевич. —Я-то, брат, не оскоромился...
И, поплевав в ладони, он уперся сапогами в брус и
потянул. Мишка крепко сжал зубы; руки его вдруг вы¬
вернулись; он протяжно вскрикнул; тело его обвиснув,
сразу сделалось длиннее.
— Говори! —велел Ромодановский.
Стрелец заговорил быстро; речь его перемежалась
короткими вскриками, на губах пузырилась слюна:
— Противу немца мы оттого на Азове делали, что как
на работу погонят, так немец безвинно нас бьет и без¬
временно работать тянет. Говорено было, что-де немчи-
на, который от князя-воеводы Прозоровского над нами
смотрелыциком поставлен, пихнуть-де в ров, оттого по¬
шел бы на бояр да иных татей первый почин. С того бы
дела боярина на копия самого вздеть...
— Кнута ему! — велел Петр.
Но до кнута не дошло. Стрелец задышал часто и об¬
вис в хомуте. Палач, обжигая ладони веревкой, быстро
опустил Мишку наземь; заспанный подручный плеснул
ему водою из корца в грудь и в щеку. Стрелец заше¬
велился, еще застонал. Иноземец-лекарь сказал громко:
75
— Больше нет. Не сегодня. Только завтра.
— Цельный нонешний день так-то мучаюсь, — жа¬
ловался Ромодановский. —Что ранее было говорено, на
том и ныне стоят, а нового никак не получить...
— Когда с сими кончишь?
— С какими сими?
— Которые Прозоровского на копья взять хотели.
Ромодановский подумал, насупился:
— Не враз, батюшка. Все берем да берем. Тут торо¬
питься невместно...
76
— Оно так...
И, насупившись, Петр рывком открыл перед собою
дверь. С порога сказал:
— Иевлев!
Сильвестр Петрович на узкой лестнице догнал царя.
Царь обернулся к нему, сказал жестко:
— Вишь, что деется? Немчина пихнуть-де в ров, с
того и начало бунту. А Прозоровского на копья...
Иевлев молчал.
77
5. Далеко за полночь
Петр с треском распахнул окно; в низкую душную
палату тотчас же ворвался холодный ночной воздух, за¬
колебались огоньки свечей, освещая темную роспись
сводов. Апраксина, Меншикова и Измайлова царь от¬
пустил, Сильвестру Петровичу велел идти с ним...
Едва сели —скрипнула дверь, старушечий голос что-
то зашептал. Петр поднялся, размашисто шагая, ушел из
палаты. Сильвестр Петрович задумался. На душе было
тяжко; страшный облик седого старца, глядящего из-за
кадушки, словно бы застыл перед глазами. И, как бы
отвечая на его мысли, заговорил с порога Петр:
— Сколь худо! Бывает ныне все чаще и чаще, что
облак сумнений закрывает мысль нашу, Сильвестр. Как
быть? Братом Алексашку Меншикова зову, а Ън ворует
нещадно. Жизни своей не щадя, тружусь, а вижу ли до¬
брое от иных? Все ненавистники, супротивники, палки
лишь одной и трепещут... —Царь тряхнул головой, заго¬
ворил быстро, по-деловому: — Как думаешь, одолеем
шведа?
Иевлев поднялся, плотно закрыл дверь, сел совсем
близко от Петра.
— Мыслю я, государь, сделать так: шведские воин¬
ские люди без лоцмана в двинское устье войти не смо¬
гут. Лоцмана им надобно брать архангельского, не ина¬
че. В страшной сей игре нужно найти человека, коему
бы я верил, как... как тебе, господин бомбардир, и такого
человека отправить на вражеские корабли. Сей корм-
щик-лоцман, не жалея живота своего, поведет головной,
сиречь флагманский, корабль шведов и посадит его на
мель под пушки Новодвинской цитадели, где воровская
эскадра будет нами безжалостно расстреляна, дабы и
путь забыли тати в наши воды...
— То — славно! — воскликнул Петр. — Славно, Силь¬
вестр. Да где человека возьмешь?
— Таких людей на Руси не един и не два, госу¬
дарь! — твердо ответил Иевлев. — Есть такие люди.
— А ежели... изменит?
— Не может сего произойти. Убить его злою
смертью —могут, и для того ставлю я тайную цепь. Коли
убьют моего кормщика, коли не совладаем мы с пуш¬
ками, будет цепь под водою протянута, закрывающая
двинское устье. А коли и цепь прорвут, —угоню я весь
корабельный флот, выстроенный твоим указом в городе
78
Архангельском, в дальнюю тайную гавань. Не найти его
там шведу...
— Еще что?
— Еще город Архангельский, монастыри окрест¬
ные — все вооружаю пушками и полупушками, мушке¬
тами и фузеями. Вплоть до ножей, государь, будем драть¬
ся. Ежели и высадятся живыми шведы, то столь малая
горсточка, что легко ее будет перерезать, и нечего им
думать об виктории... Не отдадим Архангельск.
Сильвестр Петрович замолчал. Петр не спускал с не¬
го глаз. Дверь скрипнула; в палату опять просунулась
старуха, нянюшка царевича, позвала:
— Батюшка, Петр Алексеевич...
Петр побежал, стуча башмаками. Вернулся скоро,
словно бы просветлев:
— Алешка мой давеча занедужил, с утра полымем
горел. Только ныне и отпустило. Вспотел, молочка по¬
просил кислого; уснет, даст бог...
Налил себе квасу, жадно выпил. В углах палаты не¬
умолчно трещали сверчки; ночной ветер колебал огни
свечей, за открытым окном нараспев, громко, истово
прокричал ночной дозорный:
— Пресвятая богородица, помилуй нас!
— Что ж, поезжай! —вздрогнув от ночной сырости,
сказал Петр. — С богом, Сильвестр! И помни, крепко
помни: Прозоровский тебе верная помощь, ему доверяй¬
ся. И еще помни, о чем дацеча толковали: не пустишь
ныне шведов к Архангельску — быть нам в недальные
годы на Балтике. Одно с другим крепко связано. Поез¬
жай немедля, нынче же. Пушки, ядра, гранаты, все, что
писали, начнем завтра же спехом к тебе слать...
Сильвестр Петрович наклонился к руке. Петр не дал,
коротко, мелким крестом перекрестил Иевлева, несколь¬
ко раз повторил:
— С богом, с богом, капитан-командор. Торопись! В
Архангельске строг будь с беглыми людишками, с татя¬
ми, стрельцов оберегайся. Следи, не уследишь — твоя
беда. Ежели поспею, сам буду к баталии, да сие вряд ли.
Пока справляйся без меня. Отписывай дела твои...
С рассветом Иевлев и Егорша выехали на Ярослав¬
скую заставу. Над Подмосковьем, куда хватал глаз, стоял
розовый теплый туман. Егорша захлебываясь рассказы¬
вал, что нынче видел, где был, как с твердостью опре¬
делил для себя идти впоследствии в навигаторы. Силь¬
79
вестр Петрович напряженно вслушивался в голоса до¬
зорных, стерегущих дальние подступы к Москве.
— Славен город Ярославль!
— Славен город Вологда!
— Славен город Архангельск!
Егорша удивился:
— Во! Об нас кричат, Сильвестр Петрович?
— Об нас! —подтвердил Иевлев. —Об нас, Егорша.
Славен-де город Архангельск. Крепко держаться нам на¬
добно...
Кабы на горох не мороз — он бы и
через тын перерос.
Пословица
Глава четвертая
1. Лекарь Лофтус
Новый датский лекарь Лофтус застал воеводу князя
Прозоровского не в Архангельске, а в Холмогорах, где
князь занемог и куда переехала вся его фамилия с домо¬
чадцами, приживалами, слугами и полусотней стрельцов,
которым надлежало неусыпно оберегать особу боярина.
Дьяк Гусев — длинноносый и пронырливый, с ути¬
ной, ныряющей походкой — принял иноземного гостя
учтиво, и лекарь без промедления был допущен к самому
воеводе. Князь, измученный недугами, сердито охал на
лавке. Голова его была повязана полотенцем с холодной
погребной клюквой, босые ноги стояли в бадейке с горя¬
чим квасом. Супруга воеводы, жирная и крикливая кня¬
гиня Авдотья, пронзительным голосом уговаривала во¬
еводу не чинить ей обиду —скушать курочку в рассоле.
Алексей Петрович отругивался и стонал.
Сделав комплимент князю и поцеловав княгине руку,
Лофтус выразил сожаление, что прибыл так поздно, не
застав болезнь в самом начале, но что и теперь он наде¬
ется оказать своим искусством господину великому во¬
еводе хоть некоторую помощь, тем более, что во всей
округе нынче, кажется, не сыскать ученого лекаря...
— Один был — выгнали! — сурово сказал князь. —
Не своим делом занялся. Иноземцы бегут, многие уже
убежали. Которые морем уйти не могут, —те на Вологду
подаются, а оттудова к Москве, на Кукуй. И товары с
собой утягивают, до смерти напужались...
Лофтус сделал непонимающее лицо, моргал; взгляд
его показался князю бесхитростным.
— Да ты что? Али в самом деле ничего не веда¬
ешь? — спросил воевода.
— Что могу ведать я, бедный лекарь? — спросил в
ответ Лофтус.
81
— Воевать нас собрался король Карл, вот чего! —
сказал князь. — Архангельский город собрался воевать.
Жечь будет огнем, посадских людей резать, а меня будто
повесить пригрозился на виселице, со всем моим семей¬
ством...
Рядом в горнице завыла Авдотья; чуть погодя басом
заголосил за нею недоросль, боярский сын Бориска; за
недорослем зашлись старые девы-княжны. Воевода но¬
гой наподдал бадью с квасом, крикнул сурово:
— Кыш отсюда, проклятые!
Княгиня с чадами затихла, князь заговорил, прони¬
каясь постепенно доверием к учтивому иноземцу, кото¬
рый умел со вниманием слушать, умел вовремя поддак¬
нуть, умел посокрушаться, покачать с укоризной
головой. Такому человеку приятно рассказывать.
Лофтус вздыхал с сочувствием, запоминал, что гово¬
рит князь, говорил сам, как вся Европа нынче боится
проклятого шведа, как его соотечественники датчане и
не надеются победить короля Карла. Август, король
польский, конечно, тоже не выдержит натиска шведско¬
го воинства...
Беседовали долго, душевно.
Лекарь сделал выводы: тут шведов боятся смертно,
воевода от страха прикинулся немощным, ворваться в
Двину кораблям его величества никакого труда, конеч¬
но, не составит, верфи будут сожжены, город уничто¬
жен...
— Ранее еще сумневались, придут ли шведские во¬
инские люди, —сказал воевода. —А ныне и сумнений
нет. Получили грамоту из Стокгольма, от верного чело¬
века, — ищут-де повсюду шхиперов, что знают морской
ход до города Архангельского.
— Грамоту?
— Тарабарскую будто грамоту принес беглый от
шведов галерный раб...
Лофтус покачал головой, занялся здоровьем князя.
Болезнь воеводы он нашел не слишком опасною, но зна¬
чительной и происшедшей “от сгущения крови в главной
и отводной головных жилах". По мнению лекаря, князю
следовало немедленно лечь в постель и не думать ни о
чем печальном, ибо сгущение в жилах происходит толь¬
ко от черных мыслей. Кроме того, лекарь нашел, что в
воеводе накопилось от огорчений много серы, ртути и
соли, которые вызывают меланхолию, легкую лихорадку
и воздействуют на дуумвират — духовное начало сути
82
человека, расположенное в желудке. Поврежден также
и архей — жизненное начало. Прежде всего лекарь ре¬
комендовал князю разжечь в себе флогистон — иначе
дух огня, от которого свершается все последующее, а
затем по отдельности лечить головные жилы, меланхо¬
лию и вздутие живота.
Чем больше болтал лекарь, тем громче охал воевода.
Слова, которых он не понимал, внушали ему уважение к
собственной болезни, а ласковый голос лекаря обнаде¬
живал конечным выздоровлением.
Днем позже лекарь устроил себе от князя-воеводы
поручение: побывать на Новодвинской цитадели и пос¬
мотреть там, каково здоровье работных людей, не зане¬
сут ли в город моровое поветрие или еще какую-либо
прилипчатую болезнь. Лофтусу снарядили карбас воево¬
ды, и на погожей заре он с попутным ветром отправился
по Двине к Архангельску.
Здесь иноземец сделал визиты своим соотечествен¬
никам, проживающим в немецкой части города на под¬
ворьях — под видом бременских, голштинских, датских
и голландских негоциантов. Церемонно представив¬
шись, он дожидался мгновения, когда оставался с нуж¬
ным ему человеком один на один, из своих рук показы¬
вал ему документ, хранящийся в капсюле, и гнусавым
голосом задавал несколько вопросов. Соотечественники
отвечали по-разному: кто пространно, кто коротко и су¬
хо. Но за всеми ответами чувствовалось одно: особой ве¬
ры в экспедицию шаутбенахта Юленшерны ни у кого не
было.
В каменном английском подворье недоверчивый не¬
гоциант Мартус потребовал документ в свои руки, не
торопясь прочитал, потом спросил:
— Значит, вы будете вместо гере Дес-Фонтейнеса?
— Да, теперь я во всем стану заменять его.
Мартус покачал головой:
— Гере Дес-Фонтейнес —умный человек. Заменить
его трудно.
Лофтус нахмурился, спрятал капсюлю с документом
и стал задавать вопросы. Мартус отвечал коротко, не
глядя на лекаря.
— Что за человек пастор Фрич? — спросил Лофтус.
Негоциант ответил, что пастор человек мужествен¬
ный, быстрый в решениях, но, к сожалению, он здесь
недавно и не понимает еще многого.
83
— Собирал ли он прихожан в эти дни? — спросил
лекарь.
Мартус ответил, что собирал не один раз. Вчера, на¬
пример, после богослужения пастор Фрич объявил себя
начальником тайной иноземной бригады и прочитал спи¬
сок всех тех русских, кто должны быть уничтожены в
городе самыми первыми.
— Велик ли список?
— Велик. В нем обозначены те, кто не покорится
шведской короне даже под страхом лишения жизни.
— Кто же они?
— Капитан-командор Сильвестр Иевлев. За сокры¬
тие его пастор Фрич объявил смертное истребление все¬
го того семейства, где его отыщут...
Лекарь не дослушал:
— Имеете ли вы тайный знак для своих домов, дабы
в замешательстве трехдневного грабежа не пострадало
имущество верных короне?
Негоциант ответил, что тайный знак есть, так же как
есть и тайное слово.
— Сколько нынче кораблей строится на верфи Ар¬
хангельска?
— Шесть больших кораблей, гере, почти закончены
постройкой. На Вавчуге строится четыре. К тем кораб¬
лям россияне имеют матросов, которые понюхали поро¬
ху под Азовом и знают мореходное искусство в совер¬
шенстве.
Лофтус усмехнулся с сомнением:
— Много ли иностранных мастеров работают на
здешних верфях?
— Нынче очень мало, гере. Русские строят свои ко¬
рабли сами.
— Имеете ли вы оружие? —спросил Лофтус.
— Да имеем.
— Много ли?
— Имеем пистолеты, полупищали, ножи, порох. В
кирке имеем две пушки. На Пушечном дворе служит
главным мастером наш добрый прихожанин Реджер
Риплей. Он постарается так подобрать пушки и ядра к
ним, что в час испытания московиты не смогут ни разу
выстрелить...
— Кто нынче командует стрельцами в городе?
Негоциант нахмурился:
84
— Семен Ружанский, гере. Когда бы полковник Сни-
вин не передался под Нарвой шведским войскам, а слу¬
жил здесь, все шло бы куда лучше, нежели нынче...
— Может быть, вашего Ружанского можно купить?
— Ни Ружанского, ни Иевлева купить нельзя.
Лофтус помолчал.
— Значит, вы склонны предполагать, что русские бу¬
дут сопротивляться?
— Да, гере.
— Есть ли у вас свой человек на цитадели?
— Есть, гере. Инженер Георг Лебаниус. Но он креп¬
ко напуган и держит себя с крайней осторожностью. До
сего дня достопочтенный пастор Фрич не может полу¬
чить от него чертежей пушечного вооружения крепости
и Маркова острова...
— С чего же инженер Лебаниус сделался таким ос¬
торожным?
— Московиты стали иными, гере. Они менее довер¬
чивы, чем были раньше. Ненароком высадившийся на
цитадели рыболов Генрих Звенбрег до сих пор томится
в тюрьме. И даже заступничество воеводы ничему не по¬
могло, а воевода потратил много сил, дабы освободить ни
в чем не повинного страдальца.
— Откуда здесь узнали о грядущем нашествии? —
спросил Лофтус.
Мартус пожал плечами:
— Есть разные слухи, гере. Но чаще всего говорят о
русских пленных, бегущих из Швеции и Эстляндии. Они
приносят сведения, добытые в Стокгольме...
— Это им не поможет!
— Пока помогает. Они деятельно готовятся...
О воеводе негоциант отозвался пренебрежительно:
весь город знает, что воевода трус. Своими требования¬
ми посулов, поборами и казнокрадством он снискал себе
дурную славу. Раньше здесь был на воеводстве Апрак¬
син, но царь вытребовал его в Воронеж — строить ко¬
рабли. Апраксин забрал из Архангельска с собою многих
русских кораблестроителей и моряков-поморов. Воевода
должен был вести себя умнее, ибо так он только вредит
короне: если царь Петр пожелает сменить его и пришлет
сюда человека храброго и деятельного, каким был, на¬
пример, Апраксин, надежды на победу шведов не оста¬
нется вовсе.
85
— Войска короля уничтожат город в любом слу¬
чае! — резко сказал Лофтус. —Победа нам предопреде¬
лена провидением, и я не советую вам вмешиваться в
замыслы высших сил!...
Мартус лениво усмехнулся:
— Я человек дела и говорю о деле! — сказал он то¬
ном, который показался лекарю наглым. — Ежели мы
будем во все наши дела вмешивать провидение и выс¬
шие силы, то нам и думать ни о чем не понадобится, ибо
думать за нас будут высшие силы. Его величество пред¬
полагает своей экспедицией уничтожить русские кораб¬
ли, разрушить верфи и этим самым прекратить всякие
сношения русских с Европой. Московиты предупрежде¬
ны и хорошо понимают, чем грозит нашествие. Доколе
нам считать их за детей? Я здесь давно, хорошо их знаю
и говорю вам, только нынче увидевшему город: как бы
мы ни готовились и сколько бы пастор Фрич нам ни го¬
ворил разных важных слов, дело предстоит крайне труд¬
ное, и результаты его зависят не только от воли про¬
видения, но и от нашего разума.
— Что же вы предлагаете? —раздражаясь, спросил
Лофтус.
— Я предлагаю найти способ, который дал бы воз¬
можность флоту его величества хитростью, а не боем
войти в устье Двины, встать на якоря и овладеть горо¬
дом.
— Я вижу, вы не рассчитываете на силы флота его
величества?
— Я знаю, как готовятся к сражению русские. Всегда
и во всем я был согласен с гере Дес-Фонтейнесом.
Лофтус поднялся. Он был раздражен.
Во дворе работные люди копали огромные ямы, ста¬
вили в утлы по столбу, обшивали досками. Лекарь понял:
на время трехдневного грабежа негоцианты, не надеясь
на свои тайные знаки, собирались спрятать сюда товары.
— Наши матросы догадаются! — сказал он, желая
причинить Мартусу неприятность. — Три дня — боль¬
шой срок. Ужели они поверят, что в таком дворе, как
ваш, ничего нельзя отыскать?
— Для тех, кто не поверит, у нас найдется еще и пу¬
ля! — ответил Мартус.
На площади конный бирюч, держа в руке палку с
жестяным двуглавым орлом, выкликал указ воеводы по¬
садским людям, корабельщикам, негоциантам и рыба¬
рям: в крепость, что строится нынче на Лапоминском
86
острову, никому, под страхом лишения живота, не ха¬
живать...
Мартус проводил гостя до Воскресенской пристани.
— В крепость! — велел Лофтус гребцам.
Они переглянулись.
— Я сказал — в крепость! — повторил лекарь.
— В крепость никому хаживать не велено! —сказал
кормщик, плотный, угрюмого вида человек. — Вон би¬
рюч ездит, кричит...
Мартус спокойно стоял на берегу, ждал, покуда от¬
валит карбас.
— Мне от самого воеводы приказано быть в крепос¬
ти! — крикнул Лофтус. — Слышишь ли, мужик? От
князя-воеводы, вот от кого мне приказано быть в кре¬
пости...
Кормщик потоптался, перекинулся словом с гребца¬
ми, отпихнул корму баркаса багром. Лофтус помахал не¬
гоцианту рукой. В парусе заполоскал ветер...
2. Никифор
Расшифровывали грамоту вдвоем — Иевлев и стре¬
лецкий голова. Сильвестр Петрович работал быстро,
споро, легко, полковник от труда побагровел, запутался
в буквах. Пришлось дать ему трубку —пусть курит и не
мешает.
Таблица лежала от Иевлева слева: буква б — соот¬
ветствовала щ, в — ш, г — ч, д — ц, ж — х. Иевлев пи¬
сал твердым почерком странные слова —надо было вос¬
становить тарабарщину в ее первоначальном виде, как
получили бумагу каторжане в Стокгольме. С тех пор по¬
бывала она и в воде, и пятно крови растеклось по ее
краю, и соленый пот каторжанина разъел многие слова.
— Вон он как, — сказал Иевлев и прочитал: — “То-
мащси цощые гилсор лерь иреюк нубти цщапьдаьк
кмиццакь и шлегчо гилсор нубти лко целякь...м
Старик моргал, сипел трубкой.
— Как оно по-нашему получится? — сказал капи¬
тан-командор и принялся подставлять буквы. Потом про¬
читал: “Корабли добрые числом семь имеют пушки двад¬
цать три, а все числом пушки сто десять../1
Стрелецкий голова запыхтел, разглаживая усы. Силь¬
вестр Петрович переводил дальше. В дверь застучали, он
крикнул:
87
— Некогда, некогда, после зайдешь, кому надо...
Дописал грамотку до конца, прочитал ее стрелецкому
голове. Тот еще попыхтел, подумал, погодя, не глядя Иев¬
леву в глаза, сказал:
— Господин капитан-командор, спасибо, что довер¬
чив ты со мною, тайну грамоту вот прочел, беседуешь
почасту, подолгу. Как бы за сию простоту твою со мною
да с иными стрельцами не было тебе с самого с верху —
остуды. Мы, батюшка, не прощенные, об том не забы¬
вай...
Сильвестр Петрович нахмурился, ответил решитель¬
но и даже сурово:
— Пожалуй, вздор несешь, Семен Борисыч. Я чело¬
век воинский, не князю-кесарю служа, не Преображен¬
скому приказу, но матушке Руси. Тебя, слава богу, и под
Азовом люди видели, и под Нарвою честно ты бился. В
давно минувшие годы рубил ты и татар и иных неприя¬
телей. Как же мне тебя стеречься, коли ты живота сво¬
его не щадил, покуда я и на свет еще не народился? И
более о сем говорить не будем, ибо нельзя воинское на¬
ше дело работать, коли оно делается без веры в самого
близкого по фрунту соседа. Так ведь?
Старик не нашелся что ответить. Вскоре откланялся,
уехал в город.
Крепостной солдат принес срочное письмо. Силь¬
вестр Петрович сломал печать, прочитал цидулю пра¬
порщика Ходыченкова, присланную из Олонца. На¬
чальник порубежной заставы писал из Кондушей, что
шведские воинские люди числом более тысячи пригна¬
ны в приход Сальми, откуда пойдут они на Олонец, жечь,
вешать и грабить. Шведы веселы, горя не ждут, думают
идти маршем. В заключение своего письма Ходыченков
просил дать посланным сколь можно более доброго по¬
роху, фузей, новоманерных ружей и иного воинского
имущества, дабы поучить шведа и не пустить его прор¬
ваться через порубежную заставу.
Сильвестр Петрович задумался ненадолго, потом, по¬
толковав с посланными, сам пошел в арсенал —делить
свою бедность с солдатами прапорщика Ходыченкова.
Делили долго и ругались беззлобно. Солдаты ушли дово¬
льные.
Проводив посланных, пожелав им славной виктории,
Иевлев прошелся по крепости, посмотрел, где что рабо¬
тают, поговорил с инженером Резеном насчет ходычен-
ковского народу и зашел в избу, где лежал беглец с га¬
88
леры — прозрачный, чистый, неподвижный, как покой¬
ник.
— Легче тебе, Никифор? —спросил Сильвестр Пет¬
рович.
— А все как и было. Не лучше, не хуже.
Уж третий день он ровным голосом, спокойно, строго
рассказывал Иевлеву свою жизнь.
— Тяжело тебе, я чай?
— Чего тяжелого? Не пни корчевать... —И он заго¬
ворил негромко, словно бы читая: — Продавали меня из
рабства в рабство шесть раз, и не было так, чтобы сде¬
лалось мне лучше, а только лишь горчее и страшнее де¬
лалась моя участь. Однажды в Туретчине не уследил я за
баранами моего господина, не видел, как лихие люди
угнали отару. И тогда тот, кому я был продан после азов¬
ского пленения, приказал городскому палачу вырезать
мне веко на правом глазе — дабы не мог я больше ви¬
деть. Палач вырезал мне веко, и глаз мой высох. Остался
я калекою и вижу теперь одним левым...
Сильвестр Петрович взглянул на галерного раба. Он
лежал неподвижно, только губы его шевелились.
— Так делали из меня цепного пса, но не сделали,
потому что непрестанно надеялся я вернуться на свое
место, где родила меня матушка, и показать себя людям,
дабы видели они, что будет с ними, коли одолеют нас
шведы...
В сенцах вежливо кашлянул одноногий боцман Семи-
садов, — нынче он был первым помощником Сильвест¬
ру Петровичу по оснастке брандеров — поджигатель¬
ных судов. Да и многое в морском деле крепости
держалось на нем...
— Чего у тебя? — спросил Иевлев.
— Рога пороховые хотел заливать воском, да воску
мало! — сказал Семисадов. — Как быть?
— Успеем. Сядь послушай!
Семисадов, стуча деревяшкой, сел на полотенце воз¬
ле двери, закурил трубку. Во дворе крепости ухали дере¬
вянные тяжелые бабы: загоняли сваи в топкий грунт. Со
свистом зудели длинные пилы; перебивая друг друга,
словно разговаривали топоры. Под раскрытым окошком
пробежал с ремешком на лбу, как у работного человека,
инженер Егор Резен; за ним шагал голенастыми ногами
другой инженер —венецианец Георг Лебаниус.
С Двины поддувало прохладным ветерком; каменщи¬
ки, выводя надолбы, пели длинную невеселую песню.
89
— Ну, далее? — сказал Иевлев.
Никифор протянул руку, лишенную трех пальцев,
взял кружку с молоком. Семисадов смотрел на него,
морщась, как от боли.
Галерный раб рассказывал долго, ровно, глядел в
потолок одним глазом, будто читал там про себя страш¬
ные слова.
— ...Про Архангельск я, господин, услышал в городе
Гефле, где оснащался большой фрегат. Тот фрегат, ска¬
зывали галерные рабы, назначен для большого флоту,
что пойдет Архангельск воевать. И тогда попросились
мы с дружком Санькой на фрегат, надеясь с него вы¬
броситься, но нас не взяли, а лишь выпороли кнутами до
бесчувствия. Однако господь смилостивился, и галера
наша пошла в гавань Улеаборг — отвозила туда некую
персону. В гавани сделался на галере нашей пожар и
большое смертоубийство, многих наших побили, и Сань¬
ку моего тоже — умер он в лесу, в каменном логу, день
спустя. Умирая, дал мне грамоту, чтобы донес, коли
доживу. Об тех грамотах ранее я слыхивал, колодники-
каторжане их пуще глаз берегли, да мне видеть не дово¬
дилось, что за грамоты. Однако знаю верно, что те гра¬
моты пишут наши русские люди, злою судьбою
попавшие в королевство шведское. Тебе еще скажу: ко-
лыванец некий много доброго делает, русской матерью
рожден, хоть Руси будто бы и не видывал. Слышно про
него, что служит трактирным слугою и смел безмерно.
— Похоронил Саньку? — спросил Иевлев.
— Похоронил, господин, в логу, камнями заложил те¬
ло новопреставленного раба божия и пошел странником
до самого до Сумского острова. Монаху Соловецкой
обители открылся — откудова иду и что грамоту имею
тайную. Игумен меня благословил со всем поспешанием
идти к Архангельску. Дали мне карбас монастырский и
сюда привезли...
Никифор замолчал. Семисадов встал со своего полен¬
ца, спросил, думая о другом:
— Чего же с воском будем делать, Сильвестр Пет¬
рович?
Капитан-командор тряхнул головой, отгоняя невесе¬
лые мысли, тоже поднялся. Вышли из избы вместе. Сидя
на крыльце, инженер Резен полдничал.
— Шел бы ко мне домой, к Маше! — сказал Иев¬
лев. — Она накормит.
Резен усмехнулся, сказал, что и так хорошо.
90
— Пушки-то с Москвы пришли?
— Фузеи пригнаны да мушкеты, гранат две подводы
добрых. Пушек еще мало.
— Фузеи хороши ли?
Резен ответил, что хороши — на удивление. Раньше
таких не делывали. И мушкеты славные, легкие, прикла-
дистые, не хуже люттихских.
Семисадов покуривал в стороне. Иевлев негромко
спросил Резена:
— Что венецианец Лебаниус?
— А все то же! —ответил Резен. —С утра закричал
мне, что непременно надо быть ему в городе...
Несмотря на то, что они говорили по-немецки, Силь¬
вестр Петрович еще понизил голос:
— Не пускай.
— Не пускаю! Только так продолжаться не может.
Раз не пустил, еще не пустил, потом тоже не пущу.
— Ко мне вели идти, ежели крик поднимет... Пошли,
боцман!
На крепостных стенах скрипели немазаные блоки,
пушкари цепями втаскивали наверх коробы с ядрами
для пушек, чугуны с пороховыми зарядами, лафеты.
Стрельцы меняли караулы на угловых крепостных баш¬
нях; по двору грохотали телеги с камнем, с бревнами, с
досками. Бородатые каменщики из Соли-Вычегодской,
плотники и столяры из Мезени, кузнецы из Вятки, зем¬
лекопы из Устюга, Тотьмы, из деревень и погостов,
рыбаки и промышленники-зверовщики били сваи, выво¬
дили бойницы, ставили надолбы, мазали печи под кре¬
постными стенами, чтобы на тех печах варить смолу,
жечь ею неприятеля. Мастеровые люди из Архангельска
здесь же, в крепостном дворе, чинили и ковали наново
крюки для абордажного бою, копья, шестоперы, точили
матросские ножи, сабли, палаши. Из Пушечного двора
на лодьях и карбасах без конца везли все, что там было:
старое и новое, ломаное и целое. Все приводили в поря¬
док, — сгодится в грядущем сражении...
В известковой пыли, в скрежете пил, в грохоте, здесь
же, под крепостными стенами, поблизости от своих
мужиков, женки укачивали ребятишек, кормили их пох¬
лебкой, сваренной на тех же кострах, на которых масте¬
ровые лили свинец и олово.
Семисадов сказал Иевлеву негромко:
— Намучился народишко, Сильвестр Петрович. По¬
кормить бы получше, что ли?
91
— А где взять харчей-то? — спросил Иевлев. — В
море рыбари не ходят, народ весь на работы согнан, во
всей округе не пахано, не сеяно...
— Помирают много, — опять сказал Семисадов. —
Лихорадка бьет, цинга тож. Кто занемог, — на корье не
больно поправится...
Сильвестр Петрович сжал зубы, шел, не оглядываясь
на Семисадова. У амбара с воинскими припасами оста¬
новились.
Иевлев вынул из кармана большой ключ, отворил тя¬
желую дверь. Семисадов свистнул в два пальца; по
свистку прибежал амбарный приказчик. Стали мерять
оставшийся воск. Покуда меряли, Семисадов говорил:
— Вор на воре сидит, Сильвестр Петрович. Который
поплоше да грошами ворует, — того вздернуть дело
нехитрое. А вот который на каменные палаты золотом
гребет, —как его ухватить? Скользкий небось...
— Больно разговорчив ты стал, боцман! — оборвал
Сильвестр Петрович. —Язык долог...
Семисадов замолчал. Лицо его стало замкнутым.
93
3. Еще шпион!
Крепостные караулы стояли вверх и вниз по Двине
на протяжении всего острова Лапоминского, на котором
строилась цитадель. В тылу крепости, там, где раскину¬
лись топкие болота, в гнилых низинах, Иевлев распоря¬
дился выстроить две караульные вышки. Там круглосу¬
точно дежурили солдаты, с которыми проходил учение
Афанасий Петрович Крыков. Он же ведал всей охраной
постройки цитадели и на Лапоминском острове и на
Двине, где наряжен был постоянный караул из матро¬
сов, имевших четыре удобные для такого дела, ходкие
лодьи. Чужих к крепости не подпускали никого. Ежели
кто шел на веслах водою, приказывали поднять весла,
если парусом, — издали давали предупредительный вы¬
стрел — "стой Iм На крепостных карбасах, что возили из
города кирпич, бутовый и тесаный камень, железо, из¬
весть, глину, гвозди, боевые припасы, были малые опо¬
знавательные прапорцы, но и прапорцам не слишком ве¬
рили, опрашивали кормщиков поименно, обыскивали
груз, отбирали бирку. Только тогда судно допускалось к
берегу. Здесь тоже стояли матросы-караульщики в вяза¬
ных шапках, при палашах, строгие и неразговорчивые.
Карбас воеводы подошел к Лапоминскому острову
незадолго до вечера, когда барабаны в крепости уже
пробили смену работным людишкам. Издали лекарь
Лофтус ничего особого не приметил: цитадель большая,
с выносными бастионами, с боевыми башнями, на одной
из которых уже развевался, щелкая на ветру, морской
флаг. Далее за березками виднелся подъемный мост, по
которому сновали плотники с топорами и откуда доно¬
сились удары молотов — кузнецы натягивали железные
цепи. Более ничего Лофтус увидеть не успел, потому что
матрос-караульщик без всякой вежливости взял его гру¬
быми пальцами за нос и повернул ему голову в другую
сторону.
— Туды гляди, —велел он со смешком. —А на кре¬
пость глядеть нечего.
Лофтус топнул ногой, закричал; матрос спокойно
пригрозил:
— Лаяться будешь? В трюм посажу, там прохлад¬
нее...
Лекарь замолчал. Над Двиною пищали комары, боль¬
но кусались. Карбас медленно покачивался на воде, с ци¬
тадели донесся звук трубы, потом опять все затихло.
94
— Долго вы меня будете тут держать? —спросил ле¬
карь.
— А разве дело твое спешное? —участливо спросил
матрос.
Лофтус воодушевленно объяснил, что дело крайне
спешное, на цитадели много недужных, надо их по-хри¬
стиански пожалеть, облегчить им страдания.
— Жалеете вы нашего брата, как же! —сказал мат¬
рос. — От вас дождешь...
Кругом засмеялись недобрым смехом.
Лекарь обиженно замолчал, щелкая комаров на шее
и на щеках. Всю ночь провел он под арестом в деревян¬
ном балагане, построенном над самой Двиной. Лекарь не
спал, шептал под нос оскорбления, которые скажет он
наглому капитан-командору. Но оскорбления высказать
не удалось.
Утром его вывели к офицеру. Капитан-командор, са¬
дясь в карбас, сказал ему, что здесь лекарю делать нече¬
го, что иноземцев он сюда не пустит ни одного и чтобы
лекарь забыл сюда путь на веки вечные под страхом лю¬
той смерти.
— Но сам князь-воевода направил меня к вашей ми¬
лости! — по-английски воскликнул Лофтус.
— Здесь я начальник! —по-русски ответил Иевлев.
— Воевода — начальник над вами.
Офицер с усмешкой глядел на Лофтуса.
— Вы не будете в крепости. Уезжайте и забудьте сю¬
да дорогу, иначе вам будет вовсе худо...
И офицер повернулся к мужикам, которые ночевали
вместе с Лофтусом в балагане, велел их отпустить. Ле¬
карь все еще не двигался с места. Тогда офицер сказал:
— А ну, ребята, подсадите его в карбас!
Два матроса подошли к лекарю, взяли за плечи. Лоф¬
тус, потеряв власть над собой, извернулся, хотел драть¬
ся. Тогда его толкнули шибче. Парик с него слетел, мат¬
росы и мужики громко хохотали. С башни цитадели
бесчестье лекаря видел инженер венецианец Георг
Лебаниус...
— О, нравы московитов! — сказал он позже Резе-
ну. — Как они поступили, эти матросы, с бедным лека¬
рем, прибывшим сюда из милосердия!
Егор Резен прищурил глаза, сказал насмешливо:
— Тут, господин Лебаниус, что ни иноземец, то шпи¬
он. Подождите, еще головы полетят с плеч, истощится у
русских терпение...
95
Венецианец пожал плечами. Егор Резен беззаботно
мурлыкал песенку о двух любящих сердцах, мерил цир¬
кулем расстояние от главного пушечного вала до фарва¬
тера реки, говорил будто между прочим:
— Удивления достойна человеческая натура. Чуть
что, готовы мы всячески поносить дикость нравов мос-
ковитских. Давеча вы, на рассказ мой о страданиях и
муках того галерного пленника, что лежит в гошпитале,
изволили выразиться, что не видите в судьбе его ничего
особо примечательного; повесть, которую изложил вам
капитан-командор, ничем вас не поразила. Но что вытол¬
кали взашей отсюда еще одного праздношатающегося
лекаря, —удручает ваше сердце...
Резен опять засвистел, поставил номера пушек на ва¬
лу, перебелил чертеж и, позабыв его на столе, вышел на
крепостной двор. Венецианец поглядел ему вслед, загля¬
нул в чертеж, подумал, вынул из кармана записную
книжку в толстом свиной кожи переплете и, держа ее в
руках, стал делать заметки гусиным пером. В это мгно¬
вение Резен неслышно появился в низком окне. Вене¬
цианец не заметил, не ждал его оттуда. Резен смотрел
долго, поджав губы, сложив руки на груди, смотрел до
того времени, пока венецианец не спрятал книжку.
Погодя Резен спокойно вошел в горницу, сел на лав¬
ку, вытянув ноги в рыбацких бахилах, и стал набивать
глиняную трубку черным цепким табаком. Венецианец
чертил опускной механизм для цепного цитадельного
моста.
— Дайте-ка мне вашу книжку в переплете из свиной
кожи! —спокойно сказал Резен.
Венецианец стал бледнеть.
— Мне нужна ваша книжка! —повторил Резен.
Венецианец выронил угольник, лицо его сделалось
пепельным. Иевлев в дверях сказал кому-то, кто пришел
вместе с ним:
— И под окошко караульного поставь. Чтоб никто
сюда не ходил!
Инженер упал на колени. Он трясся и долго не мог
выговорить ни одного слова. Сильвестр Петрович не то¬
ропил его. Егор Резен курил трубку, глядел в сторону.
— Пушечный мастер Реджер Риплей принадлежит к
вашему сообществу? — спросил Иевлев.
— Я и он —да! —сказал венецианец. —Он и я.
— Кто стоит над вами?
— Того нет. Он уехал и не вернулся.
96
— Лекарь Дес-Фонтейнес?
— Лекарь Дес-Фонтейнес.
Сильвестр Петрович неторопливо, лист за листом
просматривал книжку венецианца. Вот нарисован ле¬
бедь, но это не лебедь, а Новодвинская цитадель. Взгля¬
дом строителя он уловил точность снятых размеров:
травка — это северная, восточная и южная стороны
крепости, где роют сейчас водяные рвы. Вот и ширина
рвов замечена в углу странички —три сажени. Вот до¬
мик с наличниками и ставенками — пустячная якобы
картинка, а это не картинка, это крепостной равелин...
— Зачем приезжал сюда иноземец Генрих Звен-
брег? — спросил Иевлев.
Венецианец не смог ответить, — так колотила его
дрожь.
— Говори! —крикнул Сильвестр Петрович. —Гово¬
ри, или убью сейчас на месте!
Венецианец заговорил, плача и всхлипывая: он еще
ничего не успел отослать из того, что тут в книжке. Или
почти ничего. Очень мало, во всяком случае... Генрих
Звенбрег был арестован до того, как они увиделись.
Иевлев слушал не перебивая; лицо его с жесткой
складкой у рта было особенно бледно, синие глаза неот¬
рывно смотрели на венецианца. За открытым окном
двинский ветер вздымал известку; в клубах известковой
пыли четыре каменотеса пронесли на полотенцах откры¬
тый гроб, из которого торчала русая бороденка веселого
каменщика из Чаронды —Гаврюшки Хлоиотова, помер¬
шего нынче в крепостном гошпитале от грудной болез¬
ни. За покойником, воя, хватаясь за гроб руками, шла
простоволосая женщина —вдова, стряпуха артели. Ста¬
ренький крепостной поник, в съехавшей на одно плечо
позеленевшей ризе, в скуфейке, нетвердо ставя больные
ноги, помахивал кадилом и надорванно пел: "Со святыми
упокой... иде же несть болезнь, ни печаль, ни воздыха¬
ния". А жизнь в крепости шла своим чередом — били
сваи, визжали пилы, грохотали молоты кузнецов.
— Иди, Егор, я тут и один управлюсь! — сказал Иев¬
лев.
Резен вышел, закрыв за собой дверь. Иевлев все
вслушивался, не донесет ли ветер старческий голос по¬
пика, провожающего в последнюю дорогу Гаврюшу Хло-
потова. Но за визгом пил и грохотом кованых колес во
дворе уже ничего не было слышно.
97
4-770
Венецианец все говорил, — теперь он не мог оста¬
новиться.
— Еще в те времена, когда я только собирался ехать
в варварскую Московию, — услышал Иевлев, — еще
тогда, когда мои близкие не советовали мне пускаться в
столь опасный вояж...
Сильвестр Петрович, неподвижно глядя на венеци¬
анца, достал из широкого нагрудного кармана пистолет,
ощупью подсыпал на полку пороху... Венецианец, пя¬
тясь, пошел к двери, закричал, замахал руками. Иевлев
поднял руку, прицелился; синие глаза его смотрели бес¬
пощадно, и венецианец внезапно смолк, стал оседать на
колени...
Дверь дернули из сеней, Иевлев не успел выстрелить.
Широко шагая, в горницу вошел офицер таможенного
войска Афанасий Крыков, огляделся, взял пистолет из
рук Сильвестра Петровича, дал ему попить воды. Вене¬
цианца увели.
— Чудом не убил! — говорил Иевлев, успокаи¬
ваясь. — Чудом! Варварская Московия, а? Варварская!
Это за то, что кафтаны носим иные, за то, что едим не
по-ихнему. И кто варварами обзывает? Шпион, человек
без чести и совести. Ох, Афанасий Петрович, вдвое нам
берегтись против прежнего надобно, вдвое, втрое, вчет¬
веро. Иначе —гибель...
Афанасий Петрович молчал, слушал; в глазах его све¬
тилось участие.
— Устал я! —сказал Иевлев. —Страшно не верить,
а надо. Нынче лекаря прогнал; от воеводы лекарь, я не
поверил, и верно сделал, что не поверил. Венецианец со¬
знался: прежний лекарь и был у них за начального чело¬
века... Все кругом куплено. А наши мужики здесь мрут,
кормить их нечем, кормовых нет. Что делать, Афанасий
Петрович?
Крыков молчал; лицо у него было усталое, небритое:
сапоги, рейтузы, плащ — в грязи.
— Как жить-то будем? — спросил Иевлев.
Крыков не сразу ответил, рассказал, что в городе
плохо; ходит такой слух, будто иноземцы взялись вместе
с воеводой князем Прозоровским всех русских извести,
для того свои подворья окапывают, новые частоколы ста¬
вят, в своей церкви в неурочное время молятся. Говорят
также про воеводу, что нарочно он рыбарей в море не
пускает, дабы рыбой не запасались, а чем кормиться, как
не рыбой? Конный бирюч непрестанно по Архангельску
98
ездит и государевым именем выкликает воеводский
указ: в море для бережения от шведских воинских лю¬
дей никому не бывать, под страхом кнута, дыбы и петли.
Хрустнув пальцами, Иевлев поднялся с лавки:
— Пойдем, Афанасий Петрович, сходим в город. Лю¬
дей возьми своих посмышленее. И я матросов при¬
хвачу...
Крыков ждал у ворот цитадели. Иевлев зашел в свою
избу, к жене. Маша месила тесто, девочки играли на по¬
лу с лоскутными куклами. Сильвестр Петрович обнял
жену за плечи, посмотрел в ее ясные глаза, сказал шепо¬
том, чтобы дети не услышали:
— А я, Маша, сейчас человека едва не убил...
Машины глаза округлились, брови испуганно дрог¬
нули:
— Правду говоришь?
— Шучу, шучу! — быстро ответил он. — Как бы
только не дошутиться когда. Ох, Машенька!..
4. Трудное житье
У Воскресенской пристани, огороженной нынче в
ожидании шведских воинских людей надолбами, под
грозными стволами пушек цепочкою стояли стрельцы
воеводы Прозоровского, многие с пищалями, иные с
мушкетами. Был торговый день — по Двине шли лодьи,
карбасы, шитики, кочи. Причаливать нигде, кроме как к
Воскресенской пристани, не позволялось. Здесь, на хо-
лодочке, стоял стол; за столом позевывал дьяк Аброси¬
мов. Сначала Иевлев с Крыковым даже не поняли, зачем
поставлен строгий караул и что за вопли несутся из тол¬
пы стрельцов. Подошли поближе, раздвигая, расталки¬
вая людей. Дьяк Абросимов поклонился, разъяснил, что-
де подобру бороды не режут, — боярин велел нынче
резать силою. Здесь же на коленях стоял портной с нож¬
ницами — резал кафтаны выше колен, как было сказано
в указе. К портному двигалась очередь, мужики взды¬
хали.
Матросы, таможенные солдаты хмуро смотрели на
мужиков, на воющих баб. Одну стрельцы потащили си¬
лою из карбаса; она опрокинула короб; луковицы, что
везла на торг, высыпались в реку. Мужик в лодье, уви¬
дев, что делается, отпихнулся багром. Стрельцы побе¬
жали за ним по мелководью, поволокли за бороду; му¬
жик стал драться; ему скрутили руки.
99
4’
— Не подобру делаешь, дьяк! — крикнул Иевлев. —
Не гоже так! Ладно, выберу время, ужо потолкуем!
Дьяк обиделся; лицо его скривилось, заговорил
визгливо, плачущим голосом:
— Не подобру, господин? А как подобру делать, на¬
учи! Где денег брать на цитадель твою? На Пушечный
двор кто будет платить? Нет, ты стой, ты слово сказал,
ты и слушай. Хлебное жалованье давать стрельцам веле¬
но? А где его взять? Которые солдаты в поход набра¬
ны, — детишкам их и сиротам по гривне платить надо¬
бно? А где взять?
— Воровать надо поменее! —сказал Крыков. —Вон
избы какие себе понастроили.
Когда миновали пристань, Крыков сказал задумчиво:
— А ведь он не врет, Сильвестр Петрович. Воровство
воровством, что воевода не подобрал, — то они сорвут,
об этом и речи нет, а насчет цитадели, и Пушечного дво¬
ра, и хлебного жалованья, и сиротских гривен — все
верно!
Иевлев шел опустив голову, тяжело опираясь на
трость.
— Денег-то вовсе нет! —говорил Крыков. —Ты, ка¬
питан-командор, в городе редко бываешь, а на торгу
нынче знаешь каковы денежки ходят? Разрубят монету
на четыре части — вот тебе и плата. Как до Архангель¬
ского города золото али серебро доехало, — так сразу и
пропало: иноземцы хватают.
Унтер-лейтенант Аггей Пустовойтов сердито вмешал¬
ся:
— Вовсе житья не стало, господин капитан-коман¬
дор. Воет народ. С бани в сие лето по рублю и по семь
алтын дерут, с погребов — по рублю, с дыма — по
гривне, валежных — по пять денег, от точения топо¬
ра — гривна. Где такое слыхано? А коли сам топор
поточишь — беда: казну, дескать, обокрал. Гривну, го¬
ворит, сиротам, —слышали? Ни единой гривны еще не
дали, а которая вдова за погреб али за баню не запла¬
тит, — берут за караул и бьют по ногам палками. Как
жить станешь? Рыбаков нынче в море никого не пуска¬
ют, а лодейные берут по три рубля со снасти...
Иевлев шел, стараясь не встречаться глазами с Агге-
ем. По узкой Пушечной улице двинский ветер гнал
пыль, золу. Неподалеку за тыном два голоса выпевали
злую песню:
100
Не для про меня, молодца, тюрьма строена,
Одному-то мне, доброму молодцу, пригодилася:
Сижу-mo я в ней, добрый молодец, тридцать лет,
И тридцать лет и три года...
— Весело живем! — сказал Крыков.
— Да уж чего веселее! —отозвался Аггей Пустовой-
тов.
Навстречу, молчаливые, сурово поджав губы, прошли
местные негоцианты — бременцы, голландцы, англича¬
не, в чулках, в туфлях с бантами. Пастор Фрич надменно
поклонился Иевлеву; англичанин Мартус остановился
для короткой просьбы. Таможенные матросы и солдаты
тоже остановились, неприязненно поглядывая на ино¬
земцев.
— Слушаю вас, сэр! — сказал Иевлев.
Мартус почтительнейше изложил свое дело: он упол¬
номочен шхиперами пришедших негоциантских кораб¬
лей просить достоуважаемого ка пи тан-командора позво¬
лить кораблям вернуться на родину. Торга в сем году,
разумеется, не будет. Россияне берегутся шведа, пассы
иноземцам на въезд во внутренние области Московии
капитан-командор тоже не дает. От того — большой
убыток торговле. Выполняя обязанности торгового кон¬
сула некоторых государств, он, Мартус, убедительно
просит господина капитан-командора разрешить негоци¬
антским кораблям покинугь Архангельск и выйти за
шанцы — в море.
Иевлев улыбнулся.
— Помнит ли господин консул негоцианта Урквар-
та? —спросил он, словно желая поделиться веселой но¬
востью.
Мартус ответил, что, конечно, помнит: такой малень¬
кий, толстенький, добрый человек. И конвоя Голголсена
он тоже помнит —истинный моряк. Иевлев на лету под¬
хватил слова Мартуса о конвое Голголсене. Кто может
спорить с таким угверждением? Действительно, конвой
Голголсен —истинный моряк.
Пастор Фрич подошел поближе, услышав имя Голгол¬
сена.
— Не только хороший моряк, но и верный христи¬
анин! — сказал он. —Всегда, приходя с кораблями, он
усердо молился...
Иевлев кивал задумчиво:
— Да, да, именно так, именно так. Вот они и коман¬
дуют теперь шведскими кораблями, которые должны ра¬
101
зорить город Архангельск. Шхипер Уркварт бывал здесь
как негоциант; конвой Голголсен сопровождал инозем¬
ные корабли, охранял от морского пирата. Они знают
фарватер, знают город, у них есть тут знакомые.
Сильвестр Петрович развел руками, с учтивостью по¬
клонился Мартусу:
— Скорблю, сэр, но выпустить корабельщиков не
могу. Лишен возможности доверять...
Поклонился и пастору Фричу:
— Да, господин пастор... Кто бы мог тогда подумать
о недружелюбии господина Голголсена?
Поклонился остальным иноземцам:
— Добрый день, господа...
Мартус переглянулся с пастором, сказал угрожающе:
— Моряки будут крайне недовольны, господин капи¬
тан-командор. Они выйдут на берег и устроят дебош в
городе.
Сильвестр Петрович ответил не сразу:
— Я бы им не советовал дебоширить, сэр. Я бы, на
вашем месте, именем консула запретил им вести себя
нескромно. Мы находимся в ожидании врага. Повсюду у
нас караулы. Мы не потерпим никаких неучтивостей...
— Моряки дружественных держав, господин капи¬
тан-командор! — напомнил Мартус.
— А ежели они моряки дружественных держав, то
пусть себя и держат как дружественные! —сказал Иев¬
лев и продолжал свой путь.
— Об чем толковали столь продолжительно? —
спросил Крыков, когда иноземцы исчезли за углом.
Иевлев подробно рассказал Крыкову и Пустовойто-
ву, о чем шла речь.
— Поставишь матросские караулы! — приказал Аг-
гею Иевлев. — Сам, дружок, нынче не поспишь! И ты,
Афанасий Петрович, свой народ, который поспокойнее
и понадежнее, дозорами выведешь на пристани и в про¬
чие людные места. У кружала караулу быть всю ночь.
Коли что зачнется, пусть сами на себя пеняют, а зачнет¬
ся, как я думаю, непременно...
Дошли, разговаривая, до Пушечного двора. Аггей
Пустовойтов застучал в чугунную доску. Сильвестр Пет¬
рович вошел первым; за ним, придерживая шпаги, шли
Пустовойтов и Крыков. Пушечный мастер Реджер Рип-
лей встретил гостей любезными поклонами и повел их к
себе в чистую горницу — пить пиво. Сильвестр Петро¬
вич отпил несколько глотков, посмотрел на пушечного
102
мастера своими ярко-синими глазами, сказал привет¬
ливо:
— Господин мастер, ваш друг господин Лебаниус
шлет вам наилучшие пожелания. Мы бы хотели, чтобы
вы составили нам нынче кумпанию и отправились на ци¬
тадель.
Реджер Риплей был осторожным человеком. Он ни¬
чем не выразил свое удивление. Он даже как бы не ре¬
шался оставить Пушечный двор. Но Иевлев утешил его:
он нашел все в таком добром порядке, что пушечный
мастер вполне мог отлучиться на два дня.
Вместе они обошли все закоулки двора. Невысокий,
очень худой, сутуловатый мужик, в рубахе распояской,
с напряженно светящимся взглядом сопровождал их по¬
всюду, и было видно, что он знает пушечное дело не ху¬
же, нежели мастер Риплей. Да и сам мастер отозвался о
нем с похвалой.
— Подойди сюда, Федосей! — сказал он. — Вот че¬
ловек, по прозванию Кузнец, господин капитан-коман¬
дор. Со временем из него будет добрый пушечный мас¬
тер. К сожалению, он не всегда и не во всем меня
слушается и имеет своего мнения больше, чем ему мо¬
жет позволить его знание искусства...
Кузнец взглянул на Риплея презрительно и умно, точ¬
но понимал чужеземную речь.
— Останешься за мастера! — по-русски сказал ему
Иевлев. —Управишься?
Риплей на карбасе отправился в цитадель под стра¬
жей из трех толковых матросов, которые знали, как с
ним там распорядиться. Когда карбас отваливал, он обес¬
покоился, но уже было поздно.
Сильвестр Петрович в это время говорил Кузнецу:
— Мистер Риплей останется в цитадели, будет там
долго. Тебе, друг, тут пушки лить, ядра; покуда шведа не
прогоним, будешь на дворе за хозяина. Говори по чести,
верно говори, время не для шуток: все ли ладно сдела¬
ешь?
— Сделаем! — спокойно ответил Кузнец. — Верно
говорю!
5. Нож метнули...
Возле Семиградной избы сидели, стояли, лежали сот¬
ни людей, нагнанных приказом, чтобы крепить остро¬
104
ги — Кольский, Сумский, Пустозерский, Кемский,
Мезенский, Соловецкий монастырь тоже. Народ из Ус-
тюга-Великого, из Вятки, Соли-Вычегодской, Тотьмы,
Чаронды, Кевролы, Мезени маялся в огромном дворе,
работные десятники перекликали своих людей, будили
уснувших пинками, бранились в испуге, заранее пред¬
чувствуя расправу, прикидывали в уме беглых, божи¬
лись приказчикам, сотским, дьякам. Здесь же, во дворе
Семиградной избы, у амбарушек, женки-стряпухи, при¬
шедшие пешим ходом вместе с артелями мужиков, полу¬
чали харчи: хлеб ржаной, овес, молотое корье для добро¬
го припеку, соль, горох, соленые бычьи уши, требуху,
вяленую рыбу, лампадное масло, дабы не забывали в
дальних острогах артели молитву.
Амбарщик, юркий мужичонка, норовил обсчитать,
подсунуть чего потухлее. Стряпухи сначала пытались
упросить добрым словом, потом визжали, скликали сво¬
их мужиков в помощь; мужики, злые, невыспавшиеся,
шли драться, да шалишь — из амбарушки выглядывал
стражник с алебардою, рыжий детина с кислым взгля¬
дом, в дощатых доспехах, чтобы кто не пырнул ножом.
Посапывая, приказывал:
— А ну, тараканы, по щелям!
Мужики почесывались, переглядывались. Амбарщик,
не теряя времени, обвешивал, обсчитывал, приговари¬
вал:
— Мы миром, миром, по-хорошему, по-доброму.
Разве мне для себя чего надо? Вот хлебушка пожевал —
и слава богу, сыт, веселыми ногами пошел. Принимай,
матушка, рыбинку. Соль принимай. У нас по весу, все у
нас, слава богу, как надо...
Отсюда, пересчитав своих людей, десятские выводи¬
ли артели на карбасы, на посудинки, на прочие суда;
вздевали парус на мачте; крестясь, оглядывались на ма¬
ковки архангельских церквей. Суда шли по острогам, на
тайные укрепления, что воздвигались по двинским ост¬
ровам. Женки и мужики, не видавшие большой воды,
тараща глаза, глядели на двинские волны, а в море и
вовсе валились с ног. А лихие беломорские кормщики
только похохатывали да круче клали руль.
Здесь, во дворе Семиградной избы, за эти месяцы
прожил Сильвестр Петрович как бы несколько жизней.
Тут падали ему в ноги, со слезами просили отпустить к
своему хозяйству, хватая за кафтан, жаловались на не¬
правды и утестения. Здесь он искал обидчиков, здесь
105
судил своим скорым судом мздоимцев и воров, здесь ви¬
дел горящие злобой глаза — и понял, как мало он может
сделать своим судом, своими расправами, своими попыт¬
ками жить по правде. С каждым днем жалоб делалось
все больше, казнокрадствовали все хитрее; надо было
либо бросить строение цитадели и только разбираться в
воровствах и мздоимствах, либо махнуть на неправды
рукою и делать свое дело — строить цитадель.
Махнуть рукою на воровство и обиды не было сил;
подолгу искал он причину, виновников постоянного го¬
лода работных людей, видел, что его обманывают, терял
спокойствие, приходил в бешенство, потом корил себя.
Вслед ему посмеивались: "Не пойман — не вор!" Оби¬
женные вздыхали: "Разве вора и обидчика эдак возь¬
мешь! Оно вон куда идет — к боярину воеводе. Снизу
доверху рука руку моет!"
Однажды, когда туманной весенней сырой ночью вы¬
ходил из Семиградной, кто-то ловко метнул в него хоро¬
шо отточенный нож с тяжелой костяной ручкой. Попа¬
ди — ослеп бы, — так близко от глаза вонзился нож в
резную балясину крыльцы. Сильвестр Петрович послу¬
шал, как убегает тот, кто хотел его убить, взял нож себе
на память. Когда вернулся домой, дочки Иринка и Ве¬
рунька не спали; он погладил их легкие волосики, поду¬
мал с тоской: "Остались бы без отца. А за что?"
Как-то в добрый час рассказал об этом Маше. Она
всплеснула руками, заплакала:
— За что?
Сильвестр Петрович ответил хмуро:
— То-то —за что, Машенька? Я им разоритель, я им
обидчик лютый. Гоню от сел, от пашен, от лугов — на
строение неведомой цитадели; люди мрут, накормить не¬
чем. Сколь горя нестерпимого приношу! Сколь слез по
моему наущению пролито!
— Да как же быть-то? —прошептала Маша.
— Им, трудникам, —обидчик, —хмуро, ровным го¬
лосом продолжал Иевлев. — И ворам — обидчик! Не
даю воровать, грожу виселицей, застенком, сам де¬
русь, — тоже враг злой...
Попозже Маша при Афанасии Петровиче ласково
попросила мужа надеть под кафтан панцирь. Крыков по¬
смотрел на Машу, спросил:
— От кого панцирь-то?
— Не от добрых людей, вестимо! — ответила Ма¬
ша. — От лихих...
106
— Не лихие они, — горькие! — сказал Афанасий
Петрович. — Сколь человек терпеть может? В исступ¬
лении ума, не ведая, что творит, метнул нож по на¬
ущению такого же горемыки...
Сильвестр Петрович быстро взглянул на Крыкова;
лицо у Афанасия Петровича было невеселое, плечи опу¬
щены. Большой сильной рукою он стискивал вереско¬
вую трубочку.
— Все ли горькие? — усомнился капитан-коман¬
дор. — Может, есть и лихие на белом свете?
— Разные есть! — медленно ответил Крыков. —
Разные, Сильвестр Петрович, да горьких куда более на
свете мается, нежели лихих злодействует...
Драгунский поручик Мехоношин в тот же день при¬
гнал во двор Семиградной избы таких вот горьких бро¬
дячих мужиков человек семьдесят. Мужики были обор¬
ванные, изголодавшиеся, затравленные. Мехоношин
гонял их, словно зверей, гонял давно — ив бору, и по
Двине, и за Холмогорами. Никто его к этим подвигам не
понуждал; действовал он от себя, и нельзя было понять,
зачем он отправился на эдакий промысел.
— Вишь, каково! —говорил он про мужиков. —Раз¬
бойники. Я-то знаю, такие пускают петуха по боярским
вотчинам. Ярыги, крапивное семя. У нас на Волге братец
мой их собаками травит, а позже — батогами, чтобы
присмирели...
Он сидел отвалясь, сытый, в завитом заморском па¬
рике, в кружевах, выхвалялся перед Иевлевым и Крыко-
вым, обижался:
— Нелегкое дело совладать с сим беглым зверьем. А
возвернулся, и никакого к себе расположения не заме¬
чаю. Сильвестр Петрович даже спасибо не сказал, ка¬
питан Крыков сидит отворотившись, не смотрит...
Крыков поднял голову, заговорил грубым голосом:
— Не расположен я тебя слушать, господин поручик,
да еще заслугой почитать то, что есть для меня не более,
как мерзость. Что ты там ранее делывал на Волге с брат¬
цем твоим, — мне слушать не надобно, а здесь крепост¬
ных нет, здесь, слава богу, народ вольный, и не тебе свой
порядок наводить...
Мехоношин с кривой улыбкой перебил:
— Поелику ты, господин капитан, сам низкого зва¬
ния, — сии мужики тебе друзья, ты об них и хлопо¬
чешь...
107
Сильвестр Петрович ударил по столу, ладонью, при¬
крикнул:
— Довольно вздор молоть, поручик! И впредь без
моего указу ловлею людей заниматься не изволь! Не об
сем нынче думать надобно! И встань, когда я с тобой
говорю!
Мехоношин медленно поднялся с лавки. Иевлев, за¬
дыхаясь от ярости, затряс кулаками перед самым носом
поручика:
— Опять вырядился, словно девка? Офицер ты есть
али обезьяна заморская? Коли еще раз в сем обличии
увижу, — быть тебе в холодной за решеткою не менее
чем на три дня! Запомнил?
— Запомнил! —с перекошенным злобою лицом от¬
ветил Мехоношин.
Вышли на крыльцо, на то самое, где весною метнули
в Сильвестра Петровича ножом. Мужики, окруженные
конными драгунами, кто сидел, кто лежал на низкой, вы¬
топтанной, чахлой траве. Солнце уже садилось. Лениво
мычали за частоколом Семиградной избы коровы и
тонко блеяли овцы; сухо, словно выстрелы, щелкал пас-
тушечий кнут. Драгуны, истомленные усталостью, дре¬
мали в седлах.
Сильвестр Петрович, опираясь на трость, неловко пе¬
редвигая больные ноги, спустился с крыльца, рукою от¬
вел с пути морду драгунского коня, встал среди му¬
жиков. Один ел корку, полученную Христа ради, пока
гнали через город; другой, тяжело дыша запекшимся
ртом, неудобно повернув голову, перевязывал себе тряп¬
кой раненое плечо; третий, громко хрупая белыми зу¬
бами, жевал капустную кочерыжку. Еще один — чер¬
ный, всклокоченный, бородатый — что-то быстрым
шепотом говорил своим соседям.
По всему было видно, — этот среди своих вроде бы
власть имел.
— Вот что, мужики! —сказал Иевлев. —Кто вы та¬
кие, — мне дела нет. Отчего по лесам хоронитесь, —
знать не хочу. Одно приказываю: становиться всем, кто
на ногах держится, работать. Есть такие, что ремесла
знают? Плотники есть? Каменщики? Столяры? Шорни¬
ки? Работать возьметесь на совесть, —сыты будете, ни¬
кто доискиваться не станет — откуда, кто такие.
Мужики молчали, исподлобья поглядывая на Иев¬
лева.
Черный издали крикнул:
108
— От них дождешь! Наголодаешься, кнутами засе¬
кут, ручки-ножки повыдергивают; на страшный суд и
предстать в таком виде будет срамно...
— Чего с ними растабарывать! —зло гаркнул Мехо¬
ношин. — Всыпать каждому по сотне — шелковыми по¬
делаются...
— Еще погоди — встретимся! — посулил черный
мужик Мехоношину. —Попомнишь слова сии!
Крыков подошел к Сильвестру Петровичу, сказал не¬
громко:
— Дозволь мне с ними, господин капитан-командор.
Я сделаю. Тихо будет и все как надо. Убери, для бога
ради, поручика Мехоношина от греха подальше...
Иевлев велел Мехоношину идти отдыхать, сам про¬
шел к частоколу. Крыков сел среди мужиков на пиленые
доски, драгунам приказал ехать за своим поручиком, от
капрала принял ведомость, сколько числом взято беглых.
Имен в ведомости не было — капрал сказал, что беглые
имена свои открывать не хотели.
— Ладно, дело невеликое! —ответил Крыков.
Уехал и капрал. Черный мужик — Молчан — подсел
к Афанасию Петровичу.
— Делайте, как скажу! — шепотом приказал ему
Крыков. — На Марковом острове нынче ставить будем
столбы, на столбах — вертлюги, на тех вертлюгах —
цепи. Цепями перегородим Двину от Маркова до самой
цитадели. Сбирай артель, всех, кто твои люди, сидите
тише воды, ниже травы; нынче же вас туда облажу. Там
вам и харчи пойдут казенные, и воеводским людишкам
туда ходу нет. Работайте подобру, понял ли?
Молчан кивнул, сказал тихо, что здесь, почитай, все
свои — народ добрый, верный, попались случаем, —
оголодали.
Крыков оглянулся на Иевлева, встал, крикнул Молча-
ну:
— Ладно! Разговорчив больно! Иди да делай как ска¬
зано, не то с рваными ноздрями отсюдова уйдете!
Молчан ухмыльнулся и отошел к мужикам.
— Покормить их надо бы! — сказал Иевлев.
— Можно и покормить, а можно и голодных нала¬
дить! — ответил Крыков. — Все можно.
Сильвестр Петрович с удивлением посмотрел на
Крыкова, тот объяснил с горечью:
109
— Долго у нас не живут, господин капитан-коман¬
дор, да мы и не больно об этом печемся. Один помрет —
другого солдаты приведут, другой помрет— третьего на
цепи волокут...
Иевлев положил руку на широкое плечо Крыкова:
110
— Полно, капитан! Думай об сем горьком поменее.
Наше дело воинское, забота наша — присяга. Далее не
гляжу.
— Ой ли? Да и выучился ли ты сам, господин ка¬
питан-командор, думать об сем поменее?
Иевлев, сделав вид, что вопроса не слышит, пошел в
избу.
6. Иноземцы гуляют
Скрипнула дверь, вошел Егорша.
— В городе что? — спросил Иевлев.
— Иноземцы гуляют. К Тощаку в кружало и не вой¬
ти. В немецком Гостином дворе лавку с питиями от¬
крыли, песни поют, бранятся на нас, на русских. Возле
Успенской церкви один ходит, кричит: “Вот погодите,
шведы придут, тогда узнаете, каково лихо на свете
живет..."
Сильвестр Петрович попросил уголька — разжечь
трубочку. Потом спросил Егоршу:
— Вот ты по улицам бегал. Много ли иноземных мат¬
росов с кораблей спущено?
— Много ли, мало ли — того, Сильвестр Петрович,
не ведаю, сам же видел сотни три, не более.
— Вооружены?
— Кто их знает. В плащах больше. Шпаги кой у кого
видны, ножи тоже.
Иевлев кивнул.
— Наши везде стоят, — продолжал Егорша. — И у
монастыря, и у арсенала, и возле Гостиного, во всех
улицах караулы. Матросы, стрельцы, драгуны, рейтары...
Сильвестр Петрович докурил трубочку, выколотил ее
у печки, велел седлать. Через малое время, под дожди¬
ком, пряча лицо от ветра, выехал двуконь с Егоршей —
смотреть дозоры, караулы...
А в городе в это время уже начались бесчинства.
Из Тощакова кружала на мокрую улицу вывалилась
толпа иноземных моряков, человек сорок, не слишком
пьяная, но и не трезвая. На иноземных корабельщиках
были надеты кожаные панцири, широкие с железом
пояса, шляпы с полями скрывали лица, изрытые шра¬
мами, опаленные порохом. Палаши, шпаги, кортики ко¬
лотили по тощим ляжкам, по обтянутым чулками икрам,
по широким коротким штанам.
111
Возле кружала корабельные люди немного поспори¬
ли друг с другом, что делать дальше и как занять свой
досуг —не сломать ли бедную избу, что мокла неподале¬
ку под дождем? Вдруг из-за угла показался дозор рус¬
ских матросов. Иноземцы смолкли и уставились на трех
молодых парней, что в бострогах, при лядунках и пала¬
шах, в низко натянутых вязаных шапках, гуськом шли
вдоль забора.
— Матросы! —сказал один иноземец.
— Русские матросы! —воскликнул другой.
— Матросы из поганой лужи! — крикнул толстый
низенький боцман.
— Давайте с ними играть! —предложил еще один.
Разбрызгивая грязь, он перебежал улицу, снял перед
матросами шляпу и сделал им кумплимент, отбивая но¬
гой. Три русских парня улыбаясь смотрели на выпив¬
шего чудака. Другие иноземцы, гогоча как гуси, тоже
перешли улицу...
Первый все еще кривлялся, когда другие стали хва¬
тать матросов за эфесы палашей. Не прошло и не¬
скольких секунд, как самый молоденький матрос оказал¬
ся связанным и брошенным в лужу, другому разбили
лицо, третьего боцман рвал за уши и приговаривал с на¬
слаждением:
— Русская свинья! Русская свинья! Молись мне!
Матрос вырывался. Мысль о том, чтобы заставить
матроса молиться, очень понравилась иноземцам. Они
поставили его перед собою на колени и велели кланять¬
ся, как будто он видит икону. Матрос вскочил на ноги;
его ударили палашом по голове, он без сознания упал
лицом в жидкую грязь, захлебнулся. Толстый боцман
опустил палаш в ножны и шутейно запел молитву. Дру¬
гие подхватили. Победа над тремя русскими матросами
разгорячила кровь. Иноземцы выпили еще водки из
фляги, и, взяв бревно, принялись, как тараном, бить им
в стену той избенки, которая еще раньше привлекла их
внимание. В избе закричали женщины. Старая изба ша¬
талась, бревна, уложенные в лапу, вылезли из гнезда,
крыша вот-вот могла провалиться и задавить людей. Но
иноземцев ничего не смущало, и неизвестно, чем бы это
все кончилось, не покажись из-за Тощакова кружала ун-
тер-лейтенант Аггей Пустовойтов со своими ребятами.
Народ у него был молодой, весеннего набора, только из
беломорских жителей. На взрослых матросов Аггей
вполне полагался и потому отправил их в караулы с
112
менее опытными офицерами, себе же взял молодежь,
которую еще только начал обучать воинскому строю.
Обучал он своих матросов и сейчас, не желая терять до¬
рогого времени.
— Левой, правой, левой, правой, ать, два, вздень,
отдай, — командовал Аггей, выходя из-за кружала и пя¬
тясь перед матросами, — живее, матросы, ать, два, ать,
два...
Матросы шли бойко, молодцевато; сердце у Аггея ра¬
довалось. Но вдруг, сбившись с ноги, они стали насту¬
пать друг другу на пятки и мгновенно сгрудились в тол¬
пу. Унтер-лейтенант готов был закричать на них, но,
посмотрев туда, куда глядели его ребята, застыл на мес¬
те: два русских матроса лежали около избы замертво, а
третий, в крови, привалился к тыну. Иноземцы, подняв
бревно, били им в стену избы.
Сладкое бешенство словно на теплой морской волне
качнуло Аггея Пустовойтова. Черные брови его сошлись,
он тихо сказал:
— А ну, робятки!
Кинул в сторону, в лужу, щегольские свои перчатки
с раструбами, смахнул шляпу прочь, чтобы она не меша¬
ла биться, да и пошел вперед не оглядываясь, чувствуя
за спиной дыхание матросов, слыша их могучий шаг.
Кто-то из корабельных людей обернулся, засвистал в
пальцы, иностранцы вытащили из ножен шпаги, палаши,
кортики, но было поздно. Матросы навалились вплотную
всею своею горячей лавой; сердце каждого сжималось
от давней ненависти, нынче можно было с честью
вспомнить старые обиды...
— Не дра-аться! —длинно, врастяжку крикнул Аг¬
гей. — Вязать, а не драться! Вязать воров!
Ох, как врезался бы Аггей первым в толпу инозем¬
цев, вытащил бы к себе поближе, к самой груди, вон
того, рыжего, усатого, жующего негоцианта; как, щу¬
рясь, взглянул бы в мерцающие зрачки и ударил бы раз,
другой, третий — за все прошлое, за город свой Архан¬
гельский, где стали иноземцы хозяевами, за этих троих
матросов-дружков, что лежали сейчас не шевелясь у
стен избы!..
Но нельзя! Не велено драться!
Вязали иноземцев кушаками — кушаков не хватило.
К тому времени стало потише. Связанные испугались;
те, на которых не хватило поясов, стояли в сторонке под
дождичком, платками обтирали усталые лица, советова¬
лись, как быть дальше, сетовали на будущие огорчения...
113
Аггей, увидев, что гости присмирели, поставил свя¬
занных особняком, других отогнал подалее, потом велел
положить на траву, на чистое место, двух убитых матро¬
сов из дозора. Некоторые иноземцы стали было расхо¬
диться, но унтер-лейтенант не велел никого отпускать.
Матрос Подбойло вынес из избы, которую едва не
развалили иноземцы, ведро с водою, обмыл лица убитых
матросов. То были ребята из последнего набора —Ябло-
ков да Микешин. Матросы, переговариваясь, сняли с го¬
лов вязаные шапки. Иноземцы угрюмо молчали. Ярыги
из Тощаковского кружала, стрелецкий караул, рейта¬
ры — все больше народу собиралось возле бывшего по¬
боища. Было тихо. В тишине вдруг завыла старуха, вы¬
шедшая из избы посмотреть обидчиков, —увидела двух
мертвых, встала на колени в мокрую жухлую траву, поп¬
равила светлые мягкие кудри Микешина, сложила руки
Яблокова крестом на груди, заплакала...
Избитый, оставшийся живым матрос из дозора не¬
громко рассказывал Аггею, как все получилось. Аггей
слушал внимательно, переспрашивал. Матрос отыскал
глазами толстого боцмана, кивнул на него. Стрельцы
спешились, вывели боцмана к избе. Тот закричал, что он
не один был, еще были с ним люди. Взяли и тех, на кого
он указал.
Рысью, верхами подъехали капитан-командор с Егор-
шей. Иевлев, кутаясь в вощеный, из канифаса, плащ,
молча выслушал все, что сказал ему Пустовойтов; выпро¬
стал руку из перчатки, вытер мокрое лицо; сузив глаза,
оглядел боцмана и его людей, велел вести их под караул.
Остальных иноземцев —гнать на корабли, пусть пребы¬
вают там. На берег им спуску не будет до особой коман¬
ды...
Мертвых матросы подняли на плащи, понесли, обна¬
жив головы. Наступило утро. Город проснулся. Матросы
пели тихо, пристойно "Вечную память". Конные рейта¬
ры, стрельцы, драгуны провожали убитых, скинув шап¬
ки, держа обнаженные палаши у плеча. Посадские люди,
женки, ремесленники, дрягили, окрестные мужички тес¬
нились в узких улицах, с ненавистью смотрели на свя¬
занных иноземцев, вздыхали, крестились на убитых мат¬
росов...
Когда Сильвестру Петровичу подали карбас —плыть
на цитадель, у Воскресенской пристани его окружили
шхиперы с извинениями и словами сочувствия. Иевлев
молчал. Консул Мартус сказал короткую скорбную речь.
114
Иевлев не ответил ни единым словом. Иноземцы еще раз
зашаркали подошвами башмаков, еще раз поклонились,
еще произнесли слова сочувствия. Иевлев оперся на
трость двумя руками, вытянул шею, сказал сильным го¬
лосом:
— Премного зла принесли вы нам! И ежели поду¬
мать, чего больше от вас — зла или добра, — то, пожа¬
луй, зла более. Так вот, господа мореплаватели, господа
шхиперы-навигаторы! Доброму совету мы всегда рады,
и нет более признательных учеников, нежели мы. А
признательный ученик для учителя есть прибыток, не
так ли? Учимся же мы для нашего государства — для
сильного, мудрого, справедливого. А славное государст¬
во сынам своим — родная матушка. Добрая же матушка
разве позволит пьяному да срамному заезжему детушку
свою обидеть?
Шхиперы кивали: да, да, очень справедливо.
— А раз справедливо, то справедливо будет и убийц
за караулом подержать и судить их как надлежит, и на¬
казать, чтобы более не повадно было лихими делами про¬
мышлять. Другие же корабельщики в ваших странах о
том расскажут. И новые будут поосторожнее.
Сильвестр Петрович повернулся и пошел по сходням
к карбасу. Шхиперы, перешептываясь, гугня, поспешили
за ним. Он еще обернулся, напомнил вежливо:
— Кораблям вашим, господа шхиперы, объявлена от
меня конфузия. Впредь берегитесь происшествий, по¬
добных случившимся! Что же касаемо надежд некото¬
рых на шведских воинских людей, что-де от сего пирога,
как Архангельск станут грабить, и им кусок отвалит¬
ся, — так не быть тому!
Шхиперы молчали.
Иевлев вошел в карбас, сам сел за руль. Матросы
оттолкнули судно крюками. На мачте поднялся узкий
прапорец: "Капитан-командор здесь".
На чужбине, словно в домовине, —
и одиноко и немо.
Пословица
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.
Пушкин
Глава пятая
1. Перед походом
На Стокгольмском рейде корабли эскадры готови¬
лись к походу.
Ярл Эрик Юленшерна — флагман эскадры — ежед¬
невно по нескольку раз объезжал на своем вельботе все
корабли, проверял, как идет погрузка и подготовка к по¬
ходу. Его сопровождали капеллан эскадры, флаг-офицер
и два наиболее свирепых профоса — палачи. К полудню
обычно шаутбенахт менял перчатку на правой руке: тон¬
кая лайка не выдерживала, шаутбенахт бил людей по
своей манере — кулаком снизу вверх, в рот, чтобы про¬
винившийся вместе с кровью выплюнул и зубы.
Люди выбивались из сил, падали на трапах, на палу¬
бах. Шаутбенахт никогда никого не хвалил; ему все не
нравилось, с каждым днем он хмурился все больше и
наказывал людей все жестче. К концу недели на "Аро¬
матном цветке" матросы, обессилевшие он непосильной
работы, потребовали воскресного отдыха. Шаутбенахт
велел выпороть каждого третьего, а зачинщика — до
смерти. Капеллан эскадры отправился на шлюпке испо¬
ведовать и причащать приговоренного.
Совет капитанов эскадры был назначен тайно ночью
на "Короне", где ярл Юленшерна держал свой флаг. Ка¬
питаны линейных судов, фрегатов и яхт прибывали по
одному, без своих офицеров, отвечали вахтенным у тра¬
пов условленным паролем и рассаживались в адмираль¬
ской каюте с плотно занавешенными окнами. Кают-вах-
тер в мягких туфлях подавал капитанам раскурочные
трубки; кают-юнга наливал желтое ячменное пиво в
глиняные кружки. Капитаны, эконом эскадры, капеллан,
116
полковник Джеймс — курили, мочили усы в пивной пе¬
не, опасливо прислушивались к тому, как за переборкой,
в своей спальне, убранной золочеными кожами, кашляет
и отплевывается шаутбенахт Юленшерна. По кашлю бы¬
ло понятно, что флагман недоволен, более того — зол.
Приглашенные на совет робели, как мальчишки. Ярл
Эрик Юленшерна издавна внушил страх всем, кто когда-
либо плавал под королевским флагом — золотой крест
на синем поле.
Небольшого роста, сухой, с морщинистым желтым
лицом, он вышел из спальни вместе с боем часов, корот¬
ко поклонился, сел в зеленое сафьяновое кресло. Бес¬
шумно ступая, кают-вахтер подал ему коньяку: кают-
юнга в это же мгновение поставил чашку кофе.
Шаутбенахт размешал ложечкой сахар, медленно обвел
взглядом лица своих капитанов, опаленные порохом, из¬
рубленные в абордажных боях, дубленные ветром Бал¬
тики, Немецкого моря, холодного океана.
Капитаны притихли совсем. Шаутбенахт позвонил в
колокольчик, велел флаг-офицеру убрать кают-вахтера и
кают-юнгу, поставить возле трапа адмиральских покоев
двух солдат с мушкетами, никого не пускать на галерею,
что расположена на корме за окнами его каюты. Флаг-
офицер ушел.
Опять наступило молчание. В тишине было слышно,
как посвистывает ветер в море да скрипят якорные ка¬
наты в клюзах.
— Я недоволен, —внезапно произнес шаутбенахт.
Капитаны молчали.
-—Я крайне недоволен! —тоном выше сказал Юлен¬
шерна. — Мы разучились, черт возьми, молчать. Мы
стали болтливы, как женщины. Весь Стокгольм знает,
что в ближайшие дни экспедиция направится в город
Архангельск. Всем известно, что мы ищем шхинеров,
знающих фарватер реки Двины. Корабли, которые во¬
оружались в Гетеборге и Кальмаре, известны не только
шведам, но и иностранцам. Известны даже имена капи¬
танов, шхиперов, главных артиллеристов; известно, ка¬
ковы наши запасы пороха, сколько мы берем с собою
ядер, известно, наконец, кто командует эскадрой и како¬
во прошлое вашего командующего.
Капитаны качали головами, удивлялись.
— Следует думать, — продолжал шаутбенахт, — что
не только в Стокгольме проведали о нашей экспедиции.
О ней, несомненно, известно и московитам. Ослом будет
117
тот, кто предполагает, что осведомленность русских пой¬
дет нам на пользу...
— Истинная правда1 — вздохнул Уркварт.
— Ваши лицемерные вздохи теперь ничему не помо¬
гут! — сказал Юленшерна. —Я собрал вас у себя, дабы
предуведомить: экспедиция в Архангельск отменяется.
Все, кто принимал участие в ее подготовке, могут по¬
лучить свои деньги по завтрашний день и идти путем,
который подскажет им разум и воля божья...
118
Старый конвой Голголсен даже открыл рот от изум¬
ления. Командир абордажных команд полковник Джеймс
поднял брови, откинулся на спинку кресла. Толстый
шхипер Ферколье бессмысленно улыбался.
Флагман молча пил кофе.
— Это все, господа! —сказал он, допив свою чашку
и поднимаясь.
Капитаны встали.
— Впрочем, желающие могут остаться на кораблях
эскадры, чтобы идти в иное плавание — на уничтоже¬
ние китов. Многим нынче известно, что китов развелось
чрезвычайное множество и что они причиняют большое
беспокойство мореплавателям. Мы должны истребить
некоторое количество этих тварей, с тем чтобы другие
отошли подальше в море. Вот и все наши задачи. Жела¬
ют ли что-нибудь спросить господа капитаны?
Голголсен поморгал, спросил хриплым басом:
— Мой фрегат имеет на борту двадцать две пушки.
Продовольствие и боевые припасы взяты на три месяца.
Ни гарпунов, ни прочей китобойной снасти у нас нет. По
всей вероятности, пушки и боевые припасы нам не пона¬
добятся, в то время как люди, умеющие охотиться на
китов...
Капитаны задвигались, зашумели.
— Это так, гере шаутбенахт.
— Нижние палубы нужно очистить от тяжелых пу¬
шек...
— Надо изменить грузы...
— Абордажные команды требуют большого запаса
продовольствия, а раз команд не будет...
Юленшерна молчал. Его насмешливые глаза огляды¬
вали лица капитанов.
— Гарпуны и соответствующие китобойные припа¬
сы вы получите от эконома эскадры, —сказал он. —Ко¬
манды пусть остаются в тех комплектах, в которых они
набраны, кроме, разумеется, наемников, не желающих
менять свои сабли на ножи китобоев... Это все, господа.
Он коротко поклонился и ушел в свою спальню —
прямой, надменный, в зеленом мундире, с презритель¬
ной улыбкой на тонких губах.
Переглядываясь, пожимая плечами, растерянные,
злые капитаны прощались у трапа, чтобы разъехаться по
своим кораблям. Они понимали и не понимали, догады¬
вались и размышляли, боясь перекинуться друг с другом
119
даже несколькими словами. Один только Голголсен про¬
ворчал:
— Этот старый пират вовсе выжил из ума. Чего он
хочет от нас? Если он не верит даже нам, пусть ищет
себе других офицеров...
2. Китоловы
На шканцах сорокапушечного корабля "Злой мед¬
ведь" в неурочное время рожок запел "сбор всей коман¬
ды". Из люков — заспанные, повязанные по-пиратски
платками, драные, грязные, босые, не торопясь, один за
другим пошли наверх матросы, артиллеристы, абордаж¬
ные солдаты. Над люками стояли боцманы с платками —
били по спинам, гнали становиться в строй.
По шканцам прогуливался капитан Уркварт, в пред¬
чувствии неприятного разговора обтирал платком крас¬
нощекое лицо, улыбался приветливо. Два лейтенанта с
пистолетами в глубоких карманах на всякий случай про¬
гуливались рядом с ним. Профос острым взглядом
всматривался в команду — в итальянцев, англичан,
испанцев, бременцев, голландцев, — поигрывал корти¬
ком. Старший помощник и главный боцман испанец
дель Роблес вывел из кормового люка дюжину своих го¬
ловорезов, поставил с мушкетонами за палубной над¬
стройкой, осторожно растолковал им, что может про¬
изойти и чего следует опасаться.
Уркварт ласково поздоровался с командой, прошелся
вдоль строя, сказал, что поход на Архангельск отменяет¬
ся, что команда может получить свои деньги нынче же
за все прошлое время.
— А за будущее? —спросил Бирге Кизиловая нога,
палубный матрос.
— Пусть платит за прошлое, тогда станем говорить о
будущем! —крикнул рыжий ирландец.
— Казначея на шканцы!
Матросы зашумели все сразу, строй сломался. Опух¬
ший от пьянства, сизый, с голой седой грудью наемник
Бэнкт, по кличке Убил друга, навалился на капитана,
прижал его к борту, спросил, обдавая запахом перегара:
— Куда же мы теперь денемся?
— Вы не дослушали меня! —произнес Уркварт, пы¬
таясь оттолкнуть от себя Убил друга. — Дайте мне дого¬
ворить, проклятые пьяницы...
120
Дель Роблес оттащил Бэнкта от капитана, головорезы
с мушкетонами встали за спиной Уркварта; матросы
притихли. На шканцах показался казначей со своим же¬
лезным сундучком; его привели лейтенанты. Уркварт,
обдергивая на себе мундир, сдувая пылинки с рукава,
заговорил о китобойном походе...
— Киты? Сейчас? —закричал Бирге Кизиловая но¬
га. — Наверное, меня пора посадить в сумасшедший дом
на цепь, ребята, потому что я ничего не понимаю...
Боцман стегнул Бирге по спине кнутом. Капитан про¬
должал.
— В океан вышел царь китов, — говорил Уркварт. —
Этот свирепый царь приносит великие бедствия. Кроме
плавников и массы своего тела, которая, как известно,
может рассечь корабль пополам, китовый царь воору¬
жен еще и роговым мечом с пилою, которым он, не¬
зримо подкравшись к судну, подпиливает киль. Китовый
царь наделен способностью видеть незримое, то есть ви¬
деть мысль человека, замышляющего зло против китов...
Наемники, не раз служившие под черными флагами
пиратов, закоренелые преступники, которым грозила
виселица во многих странах Европы, словно дети, слу¬
шали своего капитана. Даже Бирге Кизиловая нога, слу¬
живший на китобойных судах, сокрушенно вздыхал и
шепотом поминал святую Бригитту, покровительницу
моряков. Пожалуй, сжечь Архангельск куда проще, не¬
жели идти на такой промысел...
— Для того чтобы посеять страх в царстве китов, —
продолжал Уркварт, — ярл Эрик Юленшерна, шаутбе¬
нахт флота его величества, приказал нам, его слугам-ка-
питанам, просить вас все-таки остаться на судах, дабы
морские пути стали проходимыми. Более я ничего не
смогу вам сказать. Желающие пусть получат свои деньги
у казначея. Если же кто из вас раздумает и вернется
обратно на корабль, я буду рад.
Капитан учтиво поклонился. Матросы, переговари¬
ваясь, выстроились в очередь возле казначея, рядом с
которым, согласно уставу, стояли два капрала с обна¬
женными палашами. Над гаванью спускались сумерки, в
портовых тавернах приветливо зажигались огни. Ур¬
кварт в своей каюте пил лимонный сок с сахаром и
ромом и говорил дель Роблесу:
— Все вернутся на “Злого медведя". За ночь они про¬
пьют свои деньги до последнего скиллинга и придут об¬
ратно — жрать луковую похлебку с солониной...
121
Дель Роблес согласился:
— Да, они вернутся. Но зачем нам с вами эта глупая
затея с китами?
Уркварт не ответил. Он только взглянул на испанца,
и тот все понял. Они научились понимать друг друга, эти
два человека, за годы совместных плаваний.
3. Колыванец Якоб
В этот вечер и всю ночь в Стокгольме только и гово¬
рили о царе китов и о том, как славные моряки его ве¬
личества покончат с проклятым чудовищем.
О китобойной экспедиции говорили и в семейных
домах за вечерней кружкой пива, и в трактирах, и на
галерах, и в порту, и даже в церкви, где несколько ка¬
пелланов вечером произносили проповеди о мужестве
моряков, расчищающих морские дороги от страшных
чудищ.
Говорили по-разному: наиболее смышленые обходи¬
лись без слов — перемигнутся, и достаточно. Иные хва¬
лили хитрость предусмотрительного шаутбенахта Юлен-
шерны. Третьи вздыхали.
— Уж эти киты. Недешево они обойдутся нашим мо¬
рякам...
Были, впрочем, и такие, которые верили этой басне
безоговорочно. Но этих попадалось не много.
В погребке "Веселые приятели", что всегда был от¬
крыт для моряка, имеющего деньги, собрались матросы
и офицеры почти со всех кораблей эскадры Юленшер-
ны. Здесь моряки, со смехом поминая царя китов, стуча
монетами по столам, требовали еще бренди, пива, джи¬
на, водки, ели жареное сало, хлопали трактирщика по
жирному плечу, пили с ним за успех охоты, пели песни
и, наконец, под свист рогов и звон литавр стали танце¬
вать английскую джигу. Трактир ходил ходуном. Матро¬
сы и офицеры шумно пропивали свои деньги: не следует
возвращаться на корабль, имея хоть скиллинг в кошель¬
ке, — так говорит старая флотская примета.
В углу, возле камина, где было чуть-чуть потише, под¬
ручный трактирщика Якоб —еще молодой человек с ум¬
ным и упрямым взглядом серых глаз — жаловался лей¬
тенанту Улофу Бремсу на свою невеселую жизнь.
— Каждый день одно и то же! —говорил он. —Убе¬
ри, да подай, да вымой кружки, да снеси капитану гале¬
122
ры семь бутылок рому, а на фрегат бочонок джину, а на
яхте у шхипера потребуй долг. Или вот здесь, — ну что
хорошего, судите сами, гере Бремс...
Лейтенант был пьян. Кроме того, он порядочно задо¬
лжал трактирщику, и то обстоятельство, что Якоб долго
не требует, было приятно ему. Да и вообще парень чем-
то нравился лейтенанту, — возможно, что своим упря¬
мым взглядом.
— Недурно танцует этот здоровенный матрос! —
сказал лейтенант.
Якоб обернулся.
— Его зовут Убил друга, — продолжал болтливый
лейтенант. —Где-то в чужой стране он не поделил золо¬
тые со своим другом и всадил ему нож в горло. Его руки
в крови по локоть.
Якоб не ответил. Улоф молча на него посмотрел.
— Ты швед? — спросил лейтенант.
— Я колыванец, гере лейтенант.
— Что значит — колыванец?
Подручный трактирщика не был расположен болтать
о Колывани, но лейтенант привязался:
— Отвечай, — что значит колыванец?
— Из города Колывань — вот что это значит, гере
лейтенант.
— Такого города нет.
— Когда я родился, он был.
— Был город Ревель. Отвечай, — был?
— Город Ревель есть.
— Да, есть. Это хороший город.
— Хороший! — подтвердил Якоб.
— Если ты из Ревеля — значит, ты эст?
Якоб молчал, глядя на танцующих.
— Ты эст! — сказал лейтенант. — У тебя светлые
волосы и серые глаза. Все эсты светловолосые. Это
ничего, что ты не швед. Эсты хоть и хуже шведов, но
прислуживать они могут. На больших кораблях есть
должности буфетчиков. Вот туда мы тебя и определим...
— Благодарю вас, гере лейтенант! — скромно про¬
изнес Якоб.
— Да, Ревель! —говорил Улоф Бремс. —Как же... я
был там не так уж давно, как раз тогда, когда пригнали
русских военнопленных из-под Нарвы. Его величество
государь наш король приказал ничем не кормить мос¬
ковитов, потому что они приучены питаться древесной
123
корой и снегом. Их гнали пешком от самой Нарвы, этих
варваров, и было довольно холодно...
Подручный буфетчика не отрывал теперь своего уп¬
рямого взгляда от лица лейтенанта...
— Было довольно холодно, — повторил он ровным
голосом.
— Да, мороз. Они совсем обезумели во время пере¬
хода. Но бургомистр Ревеля получил приказ от генерал-
интендантов вооружить всех эстов и, если московиты
будут просить хлеба, — просто стрелять...
— Просто стрелять?
— Самое нехитрое дело! Пусть едят древесную ко-
ру...
— Кору! — словно эхо, повторил Якоб. — И эсты в
них стреляли?
— Нет, но мы стреляли, если видели этих варваров
на нашем пути. Благодарение господу, они недолго там
пробыли. Их угнали на рудники и роздали зажиточным
крестьянам. Я сам взял для своего отца двух москови¬
тов... Я служу короне на флоте, я моряк; должен же кто-
то работать в имении...
И лейтенант ударил кулаком по столу.
— Моряки — это люди! — говорил он. — Но не вся¬
кие моряки —люди. Люди —это шведские моряки. Все
прочие моряки, вместе взятые, не стоят и скиллинга.
Шведский моряк — это моряк! Верно я говорю или не¬
верно, — отвечай мне, Якоб из погребка "Веселые
приятели"!
— Я бы хотел, гере лейтенант, быть моряком! —от¬
ветил Якоб. — С вашего разрешения, гере лейтенант,
мне бы очень хотелось быть моряком. Если бы вы шли в
Архангельск, я попросился бы к вам. Все-таки это воен¬
ное плавание, гере лейтенант, в котором, несомненно,
можно отличиться перед короной...
Лейтенант Бремс налил в свою кружку бренди, раз¬
бавил его пивом и выпил залпом.
— Ты не дурак! — сказал он, стукнув кружкой по
столу. — Моряк — хорошая работа. У моряка порою в
кармане что-нибудь да позванивает, не правда ли?
Якоб кивнул:
— Конечно, гере! Но настоящий человек — это во¬
енный моряк!
— Ты умный парень! —сказал Улоф Бремс. —Мо¬
жет быть, в твоей жизни произойдет перемена...
124
Колыванец Якоб смотрел выжидающе.
— Да! Или я не буду лейтенантом! Вот как! Плесни-
ка мне в стакан еще этой дряни!
Теперь он выпил бренди, не разбавляя его пивом.
— Якоб, ты долго будешь там сидеть? — крикнул
трактирщик. —Меня разрывают на части, а он уселся...
Якоб нехотя пошел за стойку. Два матроса с фрегата
"Божий благовест" танцевали новый танец — алеманд.
Один матрос изображал даму, другой — кавалера. В по¬
гребке стоял густой хохот: "дама" очень смешно кривля¬
лась и показывала кавалеру свое благорасположение. А
кавалеру, по всей видимости, она была противна, эта
"дама" с красным от пьянства носом и разодранным
ухом.
К лейтенанту Бремсу подсел другой лейтенант с яхты
"Резвый купидон" —Юхан Морат. Он был пьян до того,
что не сразу узнал своего старого друга лейтенанта
Бремса. Сначала он принял его за эконома эскадры,
потом за своего родного брата.
— Тебе, как я думаю, пора на корабль! —сказал лей¬
тенант Бремс.
— К черту! — ответил Морат.
— Ты зол? —спросил Бремс.
— Да, зол... Киты... какие киты? Такие киты разве
бывают? Царь китов...
Подручный трактирщика Якоб опять подсел к лейте¬
нантам. Улоф Бремс выпил еще бренди. Багровый от
выпивки Морат ревел хриплым басом:
— Киты? Я не дурак, вот что! Я плаваю шестнадцать
лет... Мы идем туда же, куда и шли. Но нам нужно, чтобы
никто не знал... Здесь все свои, слушайте меня, если хо¬
тите знать правду: зачем такому флоту идти на китобой¬
ный промысел? Где это видано? Только тупицы или мо¬
локососы могут верить сказкам о китовом царстве...
— Китовое царство есть! — сказал упрямый Якоб.
— А я говорю — нет! — крикнул Морат.
— Но вы все-таки идете на промысел? — спросил
Якоб.
— Да, парень, мы идем на промысел! — крикнул
краснокожий человек с серьгой в ухе. — И пусть я не
буду Билль Гартвуд, если я не вернусь оттуда богатым,
как сорок тысяч чертей с Вельзевулом в придачу...
За соседним столиком матросы сдвинули кружки:
— За русское золото в наших карманах!
125
— Вечная слава богатому!
— Да здравствуют архангельские киты!
— Мы не побрезгуем червонцами царя московитов...
— Вот слышите, что говорят люди! — крикнул Мо¬
рат. — А они-то немало поплавали на своем веку.
И лейтенант Морат пошел пить со своими матросами.
— Все-таки в Архангельск? — задумчиво спросил
Якоб. —Вы, он говорит, идете в Архангельск...
Лейтенант Улоф Бремс плохо видел своего собесед¬
ника. Иногда Якоб раздваивался в его глазах, потом
вдруг превращался в самого шаутбенахта ярла Юлен-
шерну, потом делался очень большим, походил на кита...
— Гере лейтенант! — попросил Якоб. — Возьмите
меня на свой корабль.
Лейтенант широко улыбнулся, показывая желтые
зубы:
— Нет ничего проще, парень. Имя Улофа Бремса
кое-чего стоит на нашем флоте, клянусь своей шпагой...
— Вы обещаете, гере лейтенант?
— Что?
— Взять меня на свой корабль?
— Ребята! — крикнул лейтенант. —Ребята! Этот па¬
рень хочет быть нашим. Вот этот подручный трактир¬
щика желает быть моряком! Что вы на это скажете?
Матросы повернулись к лейтенанту. Бремс велел
Якобу подняться, чтобы все видели, каков он из себя.
Якоб поднялся и спокойным, упрямым взглядом оглядел
трактир.
— Я не пущу его! — крикнул трактирщик. —Зачем
ему ваше море! Ему и здесь недурно. Эдак, если все
пожелают быть моряками, то кто станет трудиться на
суше...
Но трактирщику не дали говорить — Бенкт Убил
друга запустил в него оловянной тарелкой, а Бирге
Кизиловая нога замяукал кошкой, которой наступили на
хвост...
— Ты должен хорошо угостить твоих будущих сопла-
вателей! —произнес лейтенант. —Не пожалей этим
дьяволам вашего пойла, и они станут тебе добрыми
друзьями...
— Добрыми друзьями, — как эхо повторил Якоб и
поднял над столом большую бутыль рома, оплетенную
тонкими лозовыми прутьями.
126
Матросы, роняя скамьи и табуретки, рванулись к
бесплатному угощению. Якоб не жалея наливал кружку
за кружкой, и все пили за здоровье будущего моряка.
— Пусть всегда десять футов воды под килем! —за¬
сыпая в своем углу, бормотал лейтенант Улоф Бремс. —
Надо пить только за десять футов...
Бубен забил джигу.
Новые гости вошли в трактир.
Якоб стоял, опершись плечом о плесневелую стену, и
думал свою думу. Это сосредоточенное и угрюмое лицо
вдруг вывело трактирщика из себя.
— Ты опять ничего не делаешь! — крикнул он. —
Проклятый моряк! Пока что ты не получил своих денег
и рискуешь не получить ни скиллинга, если не отработа¬
ешь нынешнюю ночь. Подай этим дьяволам джин и
пиво...
Бубен все бил и бил джигу.
4. Прощание со Стокгольмом
По скрипучим, истертым ступеням Якоб быстро под¬
нялся в комнаты трактирщика. Отсюда, из окон этого
высокого дома, было видно море и узкие, яркие, разве¬
вающиеся на мачтах корабельные флаги. Уже взошло
солнце, внизу шумел, просыпаясь, город, гремели по бу¬
лыжникам колеса огромных, окованных железными по¬
лосами фур, ржали лошади торговцев углем, зеленщицы
и молочницы выхваляли на разные голоса свои товары;
было видно, как закусывают на ходу плотники, как по¬
шли в порт таможенные писцы, как проехали сменять
ночную стражу королевские драгуны. Из переулка, с
корзиной свежих хлебцев под мышкою, пробежал зна¬
комый подмастерье булочника Кринкера. С песней про¬
шли каменщики, и старейшина их цеха мастер Доринг
помахал Якобу рукой. Многих людей здесь хорошо знал
Якоб, и многие знали его — простого малого, трактир¬
ного подручного, круглого сироту...
Он улыбнулся, все еще глядя в окно: как удивились
бы они, увидев его на эшафоте, как не поверили бы
своим глазам и долго после казни вечерами говорили бы
шепотом, качая своими головами в ночных колпаках.
Нет, он постарается не попасть в лапы палача, пусть до¬
сточтимый палач города Стокгольма — папаша Фреде-
127
рикг как его здесь называют, — поищет себе другого
простака.
— Ты уже здесь, — сказал за его спиною трактир¬
щик.
— Я здесь...
Жалуясь на проклятую одышку, трактирщик сел в
свое кресло у стола и принялся, шепча, считать ночную
выручку. Он раскладывал монеты столбиками по досто¬
инству и ласково их поглаживал. Потом, прочитав над
деньгами короткую молитву, пересыпал их в мешочки и
уложил в тайник. Как всегда после этой работы, он за¬
метно повеселел и спросил ласково:
— Ты твердо решил уходить от меня, парень?
— Да, я решил стать моряком.
— Моряки часто гибнут в пучине. Моряков убивают
в сражениях. Эскадру, на которую ты поступишь, могут
разгромить враги...
— Вы так думаете?
— Все бывает в битве! — осторожно ответил трак¬
тирщик. — Пути господни неисповедимы...
— Король Швеции непобедим! — сказал Якоб. —
Ужели вы в этом сомневаетесь, дядюшка Грейс?
Трактирщик торопливо согласился с тем, что король
Швеции непобедим. Он давно держал погребок и знал,
что случается с людьми, которые сомневаются в коро¬
лях.
— Что бы ни произошло, —сказал он, —знай одно:
я приму тебя в любой час. Ты недурной парень, ты сей¬
час почти что и не московит. Тебя можно принять за
шведа. Конечно, если бы ты перешел в лютеранство... —
Трактирщик вздохнул: — Со временем ты поймешь и
это. Служа во флоте, тебе придется принять лютеранст¬
во... Что же еще посоветовать тебе на прощанье? Я могу,
пожалуй, посоветовать тебе не попадаться в плен к мос¬
ковитам. Московиты — варвары, и хоть в тебе течет
русская кровь, кровь славянина, они, несомненно, жес¬
токо расправятся с тобою. Если они тебя повесят, я от
души пожалею...
— Благодарю вас! —сказал Якоб. —Вы всегда были
ко мне добры.
— Я был к тебе добр, да! —опять вздохнул трактир¬
щик. — Я пожалел тебя, сироту. Многие меня упрекали
тогда, что я так жалостлив, но что можно поделать со
своим сердцем?
128
— Вы добрый человек! — согласился Якоб. — Вы
всегда кого-нибудь жалели и давали работу за кусок
хлеба и миску ячменной каши...
Трактирщик подозрительно взглянул на Якоба: мо¬
жет быть, колыванец смеется над ним? Нет, Якоб не сме¬
ялся. У него было серьезное лицо.
— Да, в свое время я спас тебе жизнь! — опять за¬
говорил трактирщик. — И вывел тебя в люди. Ты это
должен всегда помнить. Я не погнушался тобой, нисколь¬
ко не погнушался...
Якоб молчал. Трактирщик еще поговорил про Мос¬
ковию и про то, что самый лучший народ — это шведы.
Якоб смотрел в окно — на корабли. Сердце его билось:
эти корабли пойдут в Россию. Там он не будет думать,
что кто-то услышал, как он бредил во сне. Ему не будут
мерещиться тайные агенты короля. Еще немного —и он
бы уже не выдержал. Он стал хуже работать, чем рань¬
ше. Он может сорваться на пустяке, и тогда всему
конец...
— Почему ты меня не слушаешь? — спросил трак¬
тирщик. — Ты опять о чем-то размышляешь? Вечно раз¬
мышляешь...
После раннего завтрака трактирщик открыл свой
тайник и принялся вновь считать деньги. Считал он
долго, задумывался и опять считал.
— Вот тебе все, что причитается от меня! — сказал
он ласково. —Надеюсь, ты останешься доволен?
Якоб подкинул на ладони три монеты.
— А вы не ошиблись?
— Разве я дал тебе слишком много?
Теперь Якоб улыбался весело. Так весело, что трак¬
тирщику стало не по себе. Еще никогда за все эти годы
Якоб не улыбался так широко и ясно, как сейчас...
— Ты помнишь, каким я подобрал тебя в Колыва-
ни? — спросил трактирщик. —Разве ты тогда хоть чем-
нибудь оправдывал тот хлеб, который ел?
Якоб улыбался, глядя в глаза трактирщику.
— Ты тогда очень много ел и мало работал. И я ведь
еще тебя одевал, если ты помнишь. Десять лет чего-
нибудь да стоят, не правда ли? Потом ты давал покупа¬
телям в долг ром, бренди, водку, и не все тебе возвра¬
щали деньги. А товар-то был мой?
— Ваш. Я разносил его по вашим приказаниям...
— Но теперь, раз ты уходишь от меня, мне не со¬
брать эти долги. Ведь так? Я их тоже подсчитал. Ты всег¬
129
5-770
да ел вместе со мной — ведь не станешь ты это отри¬
цать? Ну и, наконец, твои земляки — эти несчастные
военнопленные! Ты вечно что-нибудь для них просил...
Якоб все еще улыбался. Улыбка точно приклеилась к
его лицу. Но глаза не улыбались. Глаза смотрели со всег¬
дашним выражением упрямства.
— Вот и получай что приходится! —сказал трактир¬
щик. — Я никогда никого не обманывал...
Якоб положил деньги в карман, встал.
— Ну, спасибо!
— Ты, кажется, не слишком доволен?
— Нет, я доволен! — сказал Якоб. — Конечно, вы
недорого взяли за то, что не донесли на меня, когда на¬
чалась война с русскими. Тогда бы мне было куда хуже...
— Вот видишь! — оживился трактирщик. — А это
было не так уж просто для меня. Я многим рисковал; ты
не можешь этого не понимать...
— Я и говорю, — продолжал Якоб, — мне пришлось
бы хуже. А так все-таки голову сохранил. Так что я до¬
волен и очень вам признателен...
— Если бы я донес, кто ты такой, — сказал трактир¬
щик важно, — то ты, конечно, не сносил бы головы на
плечах. Тебя бы забрали на галеры или еще куда-нибудь
пострашнее. А что это такое, ты видел сам...
— Да, я видел! — согласился Якоб.
— Ну, тогда прощай, я лягу спать. Ты ведь нынче
болтал всю ночь с этими проходимцами и пьяницами, а
я трудился. Тебе, наверное, пора на корабль?
— Да, мне пора на корабль! — ответил Якоб. — Все
мои дела сделаны...
Трактирщик вдруг хлопнул себя по лбу.
— Слушай, Якоб! —воскликнул он. —А кто же сне¬
сет обед русскому князю на его подворье? Не станет же
это делать повар? А я не могу — как-никак я старшина
цеха трактирщиков, это что-нибудь да значит. Завтра ко
мне придет новый услужающий, но сегодня?..
Якоб молчал. Можно было подумать, что ему не хо¬
чется нести обед.
— Я бы снес, —сказал он наконец, —но опять сюда
придет этот тайный агент и станет выспрашивать, зачем
я хожу на княжеское подворье. Повар рассказывал, что
он уже дважды толковал с ним... Мне это неприятно,
хозяин; тайный агент может испортить мою будущую
жизнь в королевском флоте...
130
Трактирщик поклялся, что никто ничего Якобу не ис¬
портит. Все знают, что Якоб носит обеды князю не по
своему желанию. А тайные агенты нынче суют свой нос
повсюду, такое время, — война.
В конце концов Якоб согласился, хоть и с неудоволь¬
ствием. В кухне повар положил в миску кусок жареной
баранины с чесноком и завернул в салфетку два пирога.
— Не мало ли? — спросил Якоб.
— Пусть скажет спасибо за то, что я не кормлю его
ячменной похлебкой! — сказал повар. — Я добрый
швед, и мне противно думать, что этот московит жиреет
на еде, которая готовится моими руками...
— Но все-таки он платит большие деньги! — возра¬
зил Якоб.
Это было неосторожно. Повар швырнул шумовку и
обернулся к Якобу.
— Как я посмотрю, агент недаром сюда приходил! —
крикнул он. — Слишком уж ты заступаешься за этого
князя. А ему место на эшафоте, да, да; по нем давно ску¬
чает папаша Фредерик, да и по тебе тоже. Вы с этим
князем, наверное, снюхались; он тебе платит русским
золотом, а ты ему рассказываешь все, что тебе удается
узнать...
— А тебе завидно? Ты сам охотно нанялся на золото,
да тебя никто не берет...
Повар сделал шаг к Якобу. Тот стоял неподвижно,
усмехаясь и глядя на повара своими упрямыми, потем¬
невшими вдруг глазами.
— Проваливай! — велел повар. — Проваливай, а то
у меня дрожат руки от бешенства. Уходи сейчас же...
— Осел! — сказал Якоб. — Осел, вот ты кто!
Он вышел из кухни.
Возле дома его никто не поджидал, как бывало в пос¬
ледние дни, и он вздохнул с облегчением. По дороге в
мелочной лавке подручный трактирщика купил стопу
наилучшей бумаги, связку перьев и бутылку водки. На
крыльце сырого и гнилого дома, в котором содержался
русский резидент князь Хилков, два пристава играли в
кости. Якоб вежливо поздоровался и похвалил погоду, но
приставы ответили очень коротко и уставились на него
так, будто видели его в первый раз.
— Я вам принес презент, — произнес Якоб.
— Можешь сам пить свою водку! — ответил стар¬
ший пристав.
131
5*
— Да, можешь сам ее вылакать! — подтвердил вто¬
рой и отодвинул от себя бутылку, но так, чтобы она не
упала с крыльца и не разбилась.
— О! —воскликнул подручный трактирщика. —Раз¬
ве я в чем-нибудь провинился? Или водка, которую я
приношу, недостаточно хороша? Или ее мало?
Оба пристава переглянулись, и тот, что был помоло¬
же, сказал сурово:
— Отнеси обед и проваливай поскорее! Нечего тебе
там рассиживаться!
"И они предупреждены, — подумал Якоб. — Плохи
мои дела. Я на свободе последние часы. А уж если схва¬
тят..."
Когда Якоб вошел, Хилков, держа в левой руке потух¬
шую трубку, диктовал секретарю русского посольства
Малкиеву:
— Из тамошних граждан купец мягким товаром тор¬
говавший Козьма Минин...
— Минин, — повторил, макая перо в чернильницу
Малкиев...
Андрей Яковлевич кивнул Якобу и на мгновение за¬
думался, потом продолжал:
— Минин, зовомый Сухорукой, встав посреди наро¬
да на площади, говорил людям: "Видим конечное Русско¬
го государства разорение, а помощи ниоткуда не чаем,
для того я вам советую и прошу — казну со всех нас до
последнего имения собирать"... Написал?
— Поспешаю! —ответил Малкиев.
— До последнего имения собирать, жен и детей за¬
кладывать и, казну собрав, полководца нам искать, дабы
с ним идти на Москву для очищения сего града нашего
от ворога...
Малкиев писал, стоя у конторки, сколоченной из гру¬
бых сосновых досок. Хилков был без парика, в камзоле
из мягкой кожи, шея была повязана теплым фуляром:
князю опять недомогалось, и мешки под глазами сдела¬
лись еще тяжелее, чем раньше. Было видно, что он сов¬
сем расхворался. Пока он диктовал, Якоб думал о.том,
как трудно будет нынче сказать Андрею Яковлевичу, что
он собирается покинуть Стокгольм и что князю придет¬
ся остаться без его помощи...
— Ну, иди, Малкиев, — сказал князь секретарю, —
иди, дружок, много нынче натрудились мы с тобой, от¬
дохни покуда...
132
Секретарь посольства поклонился, пошел к двери.
Его лицо чем-то не понравилось Якобу, он проводил его
недоверчивым взглядом и повернулся к Хилкову.
— Откудова сей господин здесь?
— Отпросился ко мне помогать делу моему...
— Знает много?
— Откуда же ему знать, когда он и в летописи не
заглядывал? Говорю —я, он пишет. Надо временем, дру¬
жок, пользоваться с поспешностью, ибо грозит король
упечь нас на сидение в подвал крепости некой в городе
Вестерас, и будто назначено мне заключение одиноч¬
ное...
— Одному вам?
— Будто так. Вчерашнего дни был от короля здесь
посланец. Именем государя своего Карла Двенадцатого
говорил мне различные кумплименты и сулил, коли я
лютеранство приму, место при Карле — советником ко¬
ролевским по делам Московии...
— Ну?
— Я ему, в невеселом будучи духе, некое русское
ругательство сказал, а как он его не понял, то я ругатель¬
ство латинскими литерами начертил и вручил в руки. А
нынче уж поутру совсем худо сделалось, сулят мне
великий гнев Карлы...
И, махнув рукою, Хилков добавил беспечно:
— Да шут с ним, с Карлой. О другом толковать
будем...
— О чем? —улыбаясь спросил Якоб.
Об отъезде надо было сказать сразу, но Якоб все не
решался, молча слушал сетования Хилкова на то, что под
рукою нет тех заметок и списков летописей, которые
скопил он в Москве, а память нынче не все хранит.
— Веришь ли, —сердито посмеиваясь, говорил Анд¬
рей Яковлевич, — по ночам все един сон вижу; приску¬
чило, а не отвязаться: будто получил из Москвы от ста¬
рого своего учителя Полуектова Родиона Кирилловича
нужные мне списки летописей. И так мне на душе легко,
так славно, будто праздник какой. А проснешься —
худо, проснешься —знаешь: теперь не получить, теперь
долго не получить. Писал в королевскую канцелярию,
просил некоторые наши книги — ответили высокомер¬
ным отказом. А годы идут, сколь еще война продлит¬
ся, — суди сам, весело ли жить бездеятельно, запертым
под караулом.
133
С трудом шагая опухшими ногами по гнилым поло¬
вицам, сунув руки в широкие рукава теплой фуфайки,
поеживаясь от озноба, Хилков твердым голосом говорил,
что единственное, благодаря чему он живет и еще наде¬
ется пожить малость, есть писание труда "Ядро россий¬
ской истории", но что каждый день встает все больше и
больше преград, с которыми сил не хватает справляться.
Прошел нынче слух, что его, Андрея Яковлевича, непре¬
менно лишат перьев, чернил, бумаги, —как тогда писать
дальше? А книга вовсе не закончена, написано пока не
все и даже не перебелено...
— Бумага вот, тут много! — сказал Якоб, кладя на
стол стопу. — Надолго хватит!
— Много не велено держать, — ответил Хилков, —
ругаться, поди, будут...
— Спрятать надо, рассовать по разным углам, чтобы
не вместе была...
Хилков вдруг с подозрением взглянул на Якоба.
— Значит, более не принесешь? — спросил он тихо.
— Не принесу.
Якоб коротко рассказал о своих планах.
— Ну, когда так, — строго заговорил Хилков, — в
Копенгагене увидишь Измайлова. Скажи ему моим име¬
нем, да что моим! Не для себя, я чай, делаю, — пусть
отыщет здесь каких ни есть сребролюбцев, даст им де¬
нег, дабы писать мне не запрещали. А коли сам сробеет,
на Москву пусть отпишет.
— Понял, — сказал Якоб и поднялся.
— С чего заспешил уходить?
— Более нельзя мне здесь оставаться, — сказал
Якоб. — Не сегодня-завтра схватят. Проведали чего-то
или просто опасаются — не знаю, но только присмат¬
риваются...
Хилков усмехнулся:
— Упреждал я тебя, милого друга, не ожгись! Смел
больно и повсюду все сам делаешь. И на галеры, и пись¬
ма тайные, и по городам — где какие корабли строятся,
и по пушечному литью...
Андрей Яковлевич разгладил седеющие усы, сел ря¬
дом с Якобом, обнял его за плечи, сказал душевным го¬
лосом:
— Скажи: завидовал, дескать, Андрей Яковлевич га¬
лерным каторжанам. Из них кто посмелее — бежит,
Хилкову же не убежать никак, два пристава — днем,
134
четыре — ночью, да решетки, да от короля указ — бе¬
речь неусыпно под страхом смерти. Ну и ноги пухнут...
Засим прощай, молодец. Был ты мне другом, много
помог, много славных минут, да и часов, провели мы
вместе...
Андрей Яковлевич взял Якоба ладонями за щеки,
поцеловал. Якоб заговорил, сдерживая волнение:
— Вы пребывайте в спокойствии, Андрей Яковлевич.
Я все, как вы велели, сделаю. Ничего не забуду. И еще
скажу: никогда не забуду, как рассказывали вы мне об
истории российской, как последние деньги свои давали
мне для несчастных пленных.
— Ну-ну, — остановил Хилков. — Еще чего, — рус¬
ский русскому на чужбине не поможет, тогда брат, и
свету конец. Иди. Прощай. Спасибо за все, что делал!
Когда Якоб был уже у двери и даже взялся рукою за
скобу, Хилков вдруг окликнул его:
— Стой, погоди! Последнюю цидулю, что от меня от¬
правлена, тайную, не ведаешь?
— Не знаю, князь.
— То-то, что не знаешь. Цидуля пригодится, я чай,
нашим. Об лоцмане там речь идет. Дабы доброго лоцма¬
на отыскали...
— Какого лоцмана?
— Узнаешь со временем. Ах, досадно мне, дружок!
Ты знать все будешь, а я здесь ничего не узнаю. Ну,
прощай, иди...
Якоб вышел, спустился с крыльца, вежливо покло¬
нился приставам, сказал на всякий случай, что завтра,
когда принесет князю обед, захватит с собою не водку,
а рому, и отправился домой.
Трактирщик, дядюшка Грейс, дремал в своем кресле.
Открыв один глаз, он спросил:
— А может быть, ты парень, еще раздумаешь и оста¬
нешься?
Якоб не ответил, сложил в сундучок белье, пару буд¬
ничного платья, теплую фуфайку, башмаки на деревян¬
ных подошвах и, надев свой праздничный красный каф¬
тан, спустился с сундучком под мышкой по скрипучим
ступеням. У него было еще много дела нынче.
Прежде всего на железном рынке он купил три ма¬
леньких напильника, полдюжины матросских ножей и
дюжину испанских стилетов. В тихом месте, у моря, он
туго стянул все свои покупки бечевкой, бережно
135
привязал к оружию заранее приготовленное письмо и
замотал все вместе тряпкой. Потом, захватив несколько
бутылок рому, Якоб отправился на галерную пристань и
спросил у голландца-надсмотрщика, на борту ли капитан
Альстрем.
Альстрем был на борту.
Якоб поднялся по трапу, громко поздоровался с ко-
митом Сигге и закричал ему, словно глухому:
— Теперь и я моряк, гере Сигге. Больше я не слуга в
трактире.
136
Сигге принял эту новость равнодушно, но кое-кто из
шиурмы поднял голову. Якоб пошел дальше, к капитанс¬
кой каюте. На пути его — снизу, со скамей, где были
прикованы каторжане, — поднялась рука с раскрытой
ладонью, а у Якоба как раз в это мгновение расстегну¬
лась пряжка на башмаке. Он нагнулся и пошел дальше
уже без свертка — только с сундучком.
137
Капитан Альстрем поблагодарил за ром и со своей
стороны высказал пожелание помочь молодому человеку
на его новом пути.
— Я знаю эконома на эскадре, —сказал он. —Эко¬
ном нуждается в опытном помощнике адмиральского бу¬
фетчика.
И Альстрем написал Якобу, который словно забыл о
долге капитана трактирщику, записку к эконому эскад¬
ры.
— Теперь встретимся в море! —сказал Якоб, проща¬
ясь.
— К сожалению, мы нынче уходим в Ревель! — ска¬
зал капитан.— У нас разные дороги...
Рекомендации Альстрема и лейтенанта Улофа Бремса
пригодились, и в этот же день Якоб уже числился по¬
мощником адмиральского буфетчика на флагманском
корабле "Корона". Теперь он был почти уверен, что
агенты короля потеряли его след. Мало ли людей, по
имени Якоб, служат в королевском флоте, а фамилию он
себе придумал. Скорее бы в море!
— Ну, да у тебя золотые руки! — говорил буфетчик,
глядя, как Якоб готовит посуду для завтрака шаутбенах-
та. —Ты понимаешь толк в этом деле. А я был обер-шен-
ком в некоем баронском доме, но обер-шенк только по¬
дает вина, как тебе известно; здесь же надо сервировать
стол и заботиться еще о том, чтобы шаутбенахту пон¬
равилась еда.
5. К походу!
Утром капитаны кораблей докладывали флагману о
том, что посадка войск на суда эскадры закончена бла¬
гополучно. Происшествий особых не было. Только на ко¬
рабле "Справедливый гнев" оборвался трап, и четыре
пьяных солдата утонули.
После докладов шаутбенахт объявил приказ о пере¬
мещении капитанов. Уркварт, как опытнейший шхипер,
знающий Белое море, был назначен командовать "Коро¬
ной". Голголсен направлялся на "Злого медведя". Лейте¬
нант Улоф Бремс шел капитаном на "Справедливом
гневе"; яхту "Ароматный цветок" флагман поручил лей¬
тенанту Юхану Морату. На других кораблях эскадры все
сохранялось по-прежнему.
138
— Где мне надлежит иметь постоянное местопребы¬
вание? — спросил полковник Джеймс.
— На “Короне", — ответил шаутбенахт. — Вам от¬
ведено помещение, соответствующее вашему воинскому
званию.
Полковник поклонился.
— Можно ли спускать людей на берег? — спросил
Голголсен.
— Нет, — ответил шаутбенахт.
— Скоро ли мы поставим паруса? —спросил лейте¬
нант Улоф Бремс.
— Вы их поставите, когда получите от меня при¬
каз! — сурово ответил шаутбенахт.
Улоф Бремс покраснел пятнами.
К завтраку на "Корону" прибыл государственный
секретарь граф Пипер, только что приехавший из
Польши от доблестных войск короля Карла. Его величес¬
тво приказал Пиперу принудить "этих олухов из госу¬
дарственного совета" к тому, чтобы на ведение войны
деньги отпускались безотказно. В совете не оказалось
смельчака, который посмел бы возразить государствен¬
ному секретарю, и Пипер пребывал в очень хорошем на¬
строении.
Завтракали вдвоем — шаутбенахт и граф Пипер.
— Я доставил вам приказ короля! —произнес Пипер
за десертом. — Вы вскроете конверт на пути в Моско¬
вию, после посещения кораблями города Копенганена...
И он протянул Юленшерне конверт с пятью коро¬
левскими печатями.
— Что-нибудь новое? —спросил шаутбенахт.
— Насколько мне известно, нет. Просто церемониал
овладения городом Архангельском и милости короля
матросам и офицерам эскадры...
Юленшерна спрятал конверт в железную шкатулку,
повернул ключ в замке и опять опустился в свое кресло.
— На словах его величество ничего не приказал
передать?
— Его величество государь наш король недово¬
лен, — ответил граф Пипер. — Крайне недоволен. Вы
слишком долго собираетесь.
— Слишком долго? Напомните его величеству наше¬
му королю, граф, что я много лет ведал нашими агентами
в Московии и знаю о ней больше, чем... — он запнул¬
ся, — чем многие другие. Я хочу сбить людей с толку.
139
Пусть они думают, что мы действительно идем промыш¬
лять китов...
— Ни один мальчишка в королевстве не поверил
этой сказке! — улыбаясь ответил Пипер. — И вы на¬
прасно спорите, мой друг! Его величество государь наш
король весьма резко выразился насчет продолжитель¬
ности сборов экспедиции...
— Как резко?
— Мне бы не хотелось вас огорчать, мой друг...
— Но я должен знать мнение моего короля обо мне,
граф!
Пипер вздохнул:
— Как вам будет угодно; его величество государь
выразился в том смысле, что такой старый и упрямый
осел, как вы...
— Старый и упрямый осел?
— Да, гере шаутбенахт. И еще его величество госу¬
дарь наш король изволили сказать, что даже пираты к
старости делаются слишком осторожными...
— Это все?
— Да... — неуверенно сказал Пипер. — Впрочем,
еще было сказано насчет того, что вас можно заменить...
Шаутбенахт молчал. Пипере налил ему вина. Он
отодвинул от себя кубок и произнес, сдерживая бешен¬
ство:
— Хорошо, граф, я снимусь с якоря сегодня же.
— Если все подготовлено, то вам действительно сле¬
дует сниматься немедленно. Говорю вам об этом как ваш
искренний друг. Его величество убежден в успехе эк¬
спедиции, тем более, что на кораблях негоциантов в
Архангельске есть ваши люди, не так ли?
Юленшерна сказал, что действительно есть.
Проводив графа Пипера, ярл шаутбенахт кликнул ци¬
рюльника и велел поставить себе пиявки, дабы очистить
жилы от дурной крови. Потом, отдохнув и выпив вина с
водой, он приказал поднимать сигнал: “Эскадре иметь
полную готовность к походу!"
После сигнала “Командам пить королевскую чарку и
обедать" взвился флаг, означающий: “Внимание". И сра¬
зу же шаутбенахт велел передать эскадре: “С якорей
сниматься, следовать за мной!"
От берега отвалили гребные суда — выводить ко¬
рабли из порта.
— Начинайте! — велел шаутбенахт.
140
Босые матросы пошли по палубе, налегли на вымбов¬
ки; начальный боцман с плетью побежал возле матросов.
Шаутбенахт приказал идти бейдевинд левым галсом.
Корабль медленно разворачивался. Ветер наполнил
фор-марсель, заиграл в грот-марселе и в крюйселе. Ка¬
пеллан эскадры набожно произнес за плечом ярла
Юленшерны:
— Да покровительствует нам святая Бригитта!
— Аминь! — отозвался шаутбенахт.
На шканцах барабанщики били на семи барабанах:
"Поход во славу короля!"
— Вот тебе и киты! — сказал матрос, по кличке
Швабра, другому матросу, длинному и сердитому Крис¬
тоферу. Слышишь, что бьют барабанщики?
— А мне наплевать, что бы они ни били! —ответил
Кристофер.
— Они бьют "Поход во славу короля", — сказал
Швабра, засовывая за щеку кусок жевательного таба¬
ку. — Мы идем в Московию.
— Московиты богаты! — сказал Кристофер. — По¬
ра и нам немного погреть руки.
Матросы на баке мерными голосами пели старую,
страшную пиратскую песню:
Руки не мыть и пить, фифаллерала,
Поскорее пить, потому что отмыть нельзя...
Фифаллерала -лерала,
Нам кровь не отмыть...
6. В городе Копенгагене
К заходу солнца в субботу эскадра шаутбенахта
Юленшерны бросила якоря в Христинхазен —в гавани
датской столицы — Копенгагене. Матросы и солдаты,
столпившись у бортов, с вожделением смотрели на бога¬
тый город, живописно раскинувшийся под вечерними
солнечными лучами. Рыжий Билль Гартвуд рассказывал:
— Я имел четь участвовать в бомбардировании этого
города в тот день, когда соединенная эскадра решила
покончить с датчанами. Линейные корабли стояли как
раз за тем мысом. Я служил тогда канониром на стопу¬
шечном "Хук". Надо было видеть, что тут делалось...
На баке флагмана ударила погонная пушка.
141
— Старик вызывает капитана над портом! — сказал
Сванте Багге —корабельный палач. —Сейчас будет поте¬
ха!
Датчанин —капитан над портом, высокого роста че¬
ловек в синем кафтане и белых чулках, — на своей
шлюпке подвалил с визитом вежливости к борту "Коро¬
ны". Парадный трап поставлен не был. Матросы видели,
как побледнел датский офицер, когда ему предложили
подниматься по штормтрапу на глазах у гогочущей ко¬
манды. Ни шаутбенахт, ни капитан корабля Уркварт с
датчанином не разговаривали. Беседа была поручена
всего только главному боцману дель Роблесу.
Боцман принял офицера стоя, вопреки правилам уч¬
тивости не осведомился о здоровье датского короля и не
сказал, зачем пришла эскадра. Датчанин молча кусал
губы.
— Ввиду трудности похода ярл шаутбенахт решил
спустить часть команды на берег! — сказал дель Роб¬
лес. — Надеюсь, город приветливо примет моряков,
пришедших под славными флагами флота его величества
короля Швеции — Карла Двенадцатого, да продлит гос¬
подь его дни...
Дель Роблес замолчал, ожидая, чтобы датчанин ска¬
зал "аминь". Но датчанин не сказал ничего. Он стоял,
положив руки на эфес шпаги, гордый, широкоплечий,
высокий. Одним ударом кулака он мог бы свалить боц¬
мана с ног.
— Город встретит матросов и солдат его величества
как родных братьев? — сказал дель Роблес. — Магист¬
рат не поскупится на угощение, не правда ли?
— Город и магистрат не находятся в родстве с мат¬
росами флота его величества Карла Двенадцатого! —от¬
ветил капитан над портом. —Что же касается до еды, то
датчане издавна никому не отказывали в угощении.
Через несколько минут офицер откланялся, запросив
время для подготовки города к встрече "друзей".
— Сколько вам нужно для этого часов? — спросил
дель Роблес.
— Не более двух часов, начиная с той секунды, когда
моя шлюпка подойдет к берегу.
Дель Роблес согласился. Капитан над портом спу¬
стился по штормтрапу в свою шлюпку. Команда про¬
водила его гоготом, свистом и улюлюканьем.
Солнце уже давно зашло, когда на кораблях забили
барабаны, извещая матросов и солдат о том, что они
142
могут отлучиться на берег. Люди как горох посыпались
в шлюпки. Над заштилевшим морем загремели матрос¬
ские песни; при свете полной луны шлюпки одна за дру¬
гой подходили к молчаливому берегу, и здесь веселье
сразу сменилось недоуменными возгласами:
— Это что же такое? Кавалерия?
— Да они с мушкетами...
— Какого черта?
На набережной неподвижно стояли всадники с саб¬
лями, короткими копьями и мушкетами. Лунный свет
блестел на стальных панцирях.
— Зачем ты здесь стоишь? — спросил Бирге Кизи¬
ловая нога у неподвижного всадника.
— Проходи своей дорогой 1 — ответил тот таким го¬
лосом, что Бирге больше не захотелось спрашивать.
На мосту Книппельсбру, который соединял город с
портом, стояли пешие солдаты, опираясь на пики. Билль
Гартвуд попробовал пошутить с одним, но солдат его
обругал, и англичанин потерял охоту веселиться.
— Где они набрали столько войск? — спросил Убил
друга у Сванте Багге — корабельного профоса. — Всей
Дании разрешено иметь шесть тысяч солдат, а здесь не
меньше тысячи!
Лейтенант Бремс, обгоняя матросов, услышал вопрос
Убил друга и сердито ответил:
— Здесь нет солдат, это горожане. Они хотят, чтобы
вы вели себя потише, вот и все. Как это ни грустно, а
ничего не поделаешь. Веселья нынче не будет, так я
предполагаю. И хорошо бы мне ошибиться!
Город точно вымер. Когда шведкие моряки вошли в
городские ворота, ни одно окно не светилось. Двери
домов были заперты, на тавернах и трактирах висели
замки, у закрытых лавок прохаживались караульщики с
хрипящими псами на ремнях.
Старший артиллерист “Короны", премьер-лейтенант
Пломгрэн, спросил всадника, показавшегося ему офице¬
ром:
— Что все это значит? Почему столько войск? Разве
мы не дружественные державы?
Всадник ответил:
— Проваливай, пока я не задавил тебя моим конем,
грязный разбойник!
Пломгрэн схватился за шпагу. Тотчас же из желез¬
ных ворот, которые до того казались запертыми, вы¬
143
ехали еще всадники. Их кони храпели, сдерживаемые
удилами, доспехи сверкали при свете катящейся в обла¬
ках луны. Пломгрэн со своими офицерами стоял посре¬
дине мостовой. Их было всего четверо против многочис¬
ленной датской стражи.
— Идите, куда вы шли! —сказал всадник. —Идите
и разговаривайте между собою. На площади Ратуши вас
ждет выпивка и угощение. Идите! Что вам нужно от
нас? Дружеской учтивости? Наша память не так корот¬
ка, как вам кажется. Мы все помним. И дети наши тоже
будут помнить! Идите, пока здесь не пролилась кровь!..
На площади Ратуши горели смоляные факелы и стоя¬
ли огромные столы с жареным мясом, овощами в сале и
белым хлебом. Сорокаведерные бочки с пивом и деся¬
тиведерные с вином были расставлены у фонтана. У две¬
рей ратуши стояли караульщики с алебардами и писто¬
летами. А вокруг площади неподвижно застыло не менее
сотни всадников, часть которых была ярко освещена лу¬
ною, а часть скрыта в тени.
— Кто же нас будет угощать? — громко крикнул
Билль Гартвуд. — Где хозяева пиршества?
— Угощайтесь сами! —звонко ответил всадник, ло¬
шадь которого била копытами у дома магистрата. —Уго¬
щайтесь сами, и пусть бог отпустит вам ваши грехи!
Офицеры, обидевшись, ушли на корабль. А матросы
и солдаты принялись пить и есть. Водка была добрая и
еда тоже хорошая — жирная и обильная. Офицеры на
полпути раздумали обижаться и вернулись обратно. Еды
и питья было вдосталь. Убил друга и боцман Окке, по
прозвищу Заячий нос, упившись, полезли в бассейн под
фонтан купаться. Бирге Кизиловая нога пошел к всад¬
никам — отвести с ними душу.
— Кто ты такой? —спросил он у юноши, дремавше¬
го в седле.
Юноша-датчанин поднял голову, зевнул, ответил спо¬
койно:
— Я кузнец.
— Простой кузнец?
— Да, простой кузнец.
— И у тебя свой конь?
— Нет, это конь моего друга —ломового извозчика.
— А копье? Чье у тебя копье?
— Копье я выковал сам, своим молотом, на своей на¬
ковальне.
144
— Выпей со мной, парень! — попросил Бирге. —
Хоть ты и датчанин, но я ничего не имею против тебя.
— Я не стану с тобой пить! —ответил юноша. —Ко¬
гда придет время выпить, я найду друзей. Иди к своим и
выпей с ними. Пожелайте друг другу благополучно унес¬
ти головы оттуда, куда вы собрались!
— А куда мы собрались? — спросил пьяный Бирге.
— Уж это вы знаете!
Бирге ушел покачиваясь. Луна поднималась все выше
и выше. Матросы ревели песню:
Вербовщики его облюбовали
И в королевский флот завербовали,
Вербовщики служить его берут,
И корабли на смерть его везут...
Песня гремела на площади Ратуши. Якоб прислушал¬
ся — веселая песня. Он шел переулком. Его никто ни
разу не остановил благодаря тому, что был он в красном
кафтане, не похожем на синие мундиры моряков и зеле¬
ные мундиры солдат. Всадники смотрели на него как на
жителя Копенгагена. Один предупредил шутливо:
— Шел бы ты, братец, домой, а то еще пападешься в
шведские лапы и стащат с тебя твой щегольской кафтан.
А милая подождет до завтра...
Якоб ответил смехом.
На ратуше часы били одиннадцать, когда чугунным
молотком он постучал в низкую дубовую дверь русского
посольства. Ему отворили не сразу: в двери заскрипело
окошечко, чьи-то глаза подозрительно осмотрели Якоба.
— Кого надо?
— Господина Измайлова.
— Господин посол не принимает в эти часы.
— Меня зовут Якоб из Стокгольма. Передайте гос¬
подину послу, что его спрашивает Якоб из Стокгольма...
Страж ушел ненадолго. Потом низкая дверь отвори¬
лась. Слуга с шандалом в руке проводил Якоба в боль¬
шую холодную залу. На столе горели свечи, проснувшая¬
ся в клетке немецкая канарейка тихо чирикала. Якоб
стоял неподвижно. Лицо его пылало, сердце часто би¬
лось.
Русский посол Андрей Петрович Измайлов вышел к
нему скорым шагом, положил маленькую крепкую руку
на плечо, заговорил радостно:
— Жив? Я рад, очень рад! Не чаял живым увидеть...
Покажись, каков? Молод еще, думал —ты старше. Дей-
145
ствовал разумно — не как юноша, как муж умудрен¬
ный... Говорил о тебе в Москве государю. Велено сказать
тебе спасибо за службу...
— Я не для того, — смущенно сказал Якоб.
— Ведаю, что не для того, однако царское доброе
слово поможет в далынейшем определить направление в
жизни. Садись!
Якоб сел. Измайлов позвонил в серебряный коло¬
кольчик, велел слуге подать ужин, зажечь еще свечей.
Теперь Якоб увидел, что Измайлов немолод — более со¬
рока лет; лицо открытое, смуглое, быстрый взгляд, чер¬
ные стрелками усы над полногубым ртом.
— Что Хилков?
Слуга накрывал стол, внес вино, блюда с едой. Якоб
рассказывал. Измайлов внимательно слушал; в глазах
его светилось доброе участие. Иногда он сердито крях¬
тел, иногда ругался. Когда Якоб кончил свою невеселую
повесть о Хилкове, Измайлов вздохнул:
— Ах ты, горе какое! Ну как ему помочь? Ведь молод
он, совсем молод, а ты вот говоришь сед стал! Надобно
думать, думать, авось что и придумаем. Далее рассказы¬
вай! Впрочем, погоди, вот что скажу: великую службу
сослужил ты отечеству своему...
Якоб краснел, но смотрел на посла прямо.
— Великую службу. Грамот твоих тарабарских я сам
получил более десятка, ключ у тебя к ним добрый; тем
ключом грамоты открывал, пересылал на Москву — го¬
сударю, через Польшу или иными путями. Твои грамоты,
что шли от тебя из Стокгольма, все своего места до¬
стигли через город Улеаборг. Умирали наши пленные, но
свое дело делали. В крови многие грамоты, но доставле¬
ны непременно. Слава, великая слава павшим!
Посол помолчал, задумавшись.
— В оковах, страшными муками мучимые, не забы¬
вали присягу, крестного целования, верные добрые лю¬
ди. Имена знаешь ли?
— Нет! — сказал Якоб. — Ни единого имени не ве¬
даю, кроме того, кому палач отрубил голову в замке
Грипсхольм.
— Щербатый, слышал. Пытали его?
— Пытали тяжко.
— Тебя знал он — кто ты есть?
— Знал хорошо. Он был первым из русских плен¬
ных, которого я увидел. Я о нем рассказал господину
146
Хилкову, которому уже тогда носил обеды из трактира.
Господин Хилков подал нам многие нужные мысли —
как что делать для большей пользы, и денег не пожалел,
хоть не слишком богат. Ему же обязан я тем, что многое
из давнопрошедших времен истории россиян узнал...
— Ты ведал, что рискуешь жизнью? — перебил Из¬
майлов.
— Понимал.
— А России никогда и не видел?
— Не видел, господин. Однако многое о ней узнал от
Андрея Яковлевича Хилкова и от Щербатова. Слова по¬
койных моих родителей, сказанные мне в Колывании,
хорошо помнил: все силы положить, но вернуться в
Россию.
— Теперь идешь с эскадрой?
— С эскадрой. Взяли меня помощником адмиральс¬
кого буфетчика. В Стокгольме на подозрении я, оста¬
ваться более не мог...
Слуга ловко сменил на столе скатерть, налил мед в
кубки.
— Что это за напиток? —спросил Якоб.
— Не знаешь? — улыбнулся Измайлов. — Это мед.
Доброе старое русское питье. Хорош?
— Хорош...
Глаза у Измайлова смотрели лукаво.
— Как вернешься в Россию, будь осторожен с сим
напитком. Многим он развязывал языки, многие с не¬
привычки слишком резво болтали о том, что не по душе
кой-кому. Оттого и худо приключилось...
Внезапно спросил:
— Что ж Щербатый рассказывал тебе о Руси?
Якоб взглянул на посла своим упрямым взглядом, по¬
молчал, словно размышляя, потом ответил с разумной
осторожностью:
— Везде по-своему хорошо и по-своему худо, госпо¬
дин, но не было для меня хуже жизни, нежели моя. Рас¬
суждаю так: рожден человек на свет недаром, должно
ему нечто свершить. Чувствую в душе своей стремление
к делу, а какое же дело мое тут? Ужели всего и предна¬
чертано мне судьбою, что угождать трактирщику да по¬
давать в погребке пиво и водку загулявшим матросам?
Измайлов слушал внимательно. Слуга убрал блюда с
едою, подал кожаную сумку с табаком, вересковые и
147
глиняные трубки. Посол, удобно откинувшись в креслах,
раскуривая трубку, сказал:
— Теперь расскажи мне с подробностями, что за ад¬
мирал у вас, каковы офицеры, много ли солдат для пеше¬
го бою, для абордажу, для пушек... Надобно немедля обо
всем отписать, пошлю завтра же курьера в Либаву, отту¬
да к полякам, те доставят к нашим.
Якоб говорил все, что знал. Слушая, Измайлов кивал
головой.
— Славно, славно! Остер у тебя глаз, умница, хоро¬
шо...
За закрытыми, занавешенными окнами процокали
копыта лошадей, послышалось бряцание оружия, смех.
Измайлов объяснил:
— Стража разъезжается —значит, шведы на кораб¬
ли ушли. Весь город нынче поднялся против них. Ежели
эскадру близ Архангельска разгромят, — будет шведам
первая морская конфузия. И от кого? От россиян, кото¬
рых почитают они лишь пехотинцами, да разве еще и
конниками, но никак не моряками. А россияне — мо¬
реплаватели природные, то мне и многим другим допод¬
линно известно...
Часы пробили два. Посол усмехулся:
— Ишь наговорил я тебе сколь много, — не с кем
тут, от дум иногда голова пухнет. Слушай внимательно:
попадешь живым в Архангельск — ищи капитан-коман¬
дора Иевлева. То добрый мне приятель, много мы с ним
стран вместе исколесили; всего было — и дурного и хо¬
рошего. Он тебя знает по моим к нему письмам. Завтра
буду эскадру вашу провожать. Есть тут такое место, что
виден каждый корабль, идущий через Зунд. Провожу и
курьера отправлю к Сильвестру Петровичу — дескать,
эскадра миновала пролив, готовьтесь к достойной
встрече...
Якоб, убылаясь, смотрел Измайлову прямо в глаза.
— А тебе —еще спасибо! —сказал посол. —Яков...
как по батюшке-то величают?
— Федором.
— То-то, Яков Федорович. И не обижайся, что Русь
пушечным огнем тебя встретит. Пойми сей шум как са¬
лют благородству твоему и храбрости. Давай по-русски
попрощаемся. Небось и не знаешь, как оно делается,
обасурманился?
148
Они обнялись, поцеловались трижды. В серых глазах
Якоба блестели слезы. Измайлов сделал вид, что не
видит их, сказал озабоченно:
— Нехорошо тебе после всех на корабль приходить...
Вот что... ты у них помощником буфетчика. Прояви, бра¬
тец, догадку, снеси адмиралу вашему как бы презент.
Он наморщил лоб, думая, потом засмеялся:
— Икры битой снесешь. Они, шведы, ее весьма по¬
читают, а ты будто икру отыскивал для удовольствия
своего господина. Все гладко и сойдет... А до порта тебя
мой Степка проводит — его тут все знают, пойдет ти¬
хими улицами.
Адмиральский буфетчик на "Короне" ахнул, увидев
лубяную коробку с черной икрой...
7. Во славу короля!
После сигнала "Командам пить королевскую чарку и
обедать" последовал второй сигнал: "Командирам кораб¬
лей немедленно пожаловать к ярлу шаутбенахту".
Юленшерна принял офицеров стоя и никому не
предложил садиться. Перед ним на ворсистом сукне
стола лежал пакет за пятью восковыми печатями. Огля¬
дев всех собравшихся своими кофейными, недобрыми
зрачками, Юленшерна произнес:
— Наш государь, да продлит господь его дни, повелел
мне собрать вас и прочитать вам его королевский при¬
каз. До выхода в море никто из матросов не должен ни¬
чего о нем знать, и только когда мы оставим порт, сей
приказ может быть объявлен морякам флота короны. Вы
поняли меня?
Капитаны прогудели, что поняли.
Юленшерна двумя руками взял пакет, переломил по
очереди печати, вынул лист бумаги и прочитал твердым,
жестким голосом:
— "Вам, мои офицеры и матросы, дарую город Ар¬
хангельск с его Гостиным двором, с его торговыми пала¬
тами, с его складами и амбарами, с его храмами и часов¬
нями, с домами обывательскими и казенными, с домами
священнослужителей и именитых людей на полное раз¬
грабление сроком на трое суток..."
Он помолчал ровно столько времени, сколько ему по¬
надобилось для того, чтобы увидеть впечатление,
149
произведенное на офицеров и матросов королевским по¬
дарком, и стал читать дальше:
— "Вам, мои офицеры и матросы, приказываю: всех
русских корабельных мастеров, так же как и нанятых
русскими иноземных корабельных мастеров и подмас¬
терьев, вместе со всеми теми, кто хоть чем-нибудь пос¬
пособствует брату моему царю Петру в строении заду¬
манного им флота, —ловить...
Юленшерна мгновение помолчал.
— ...ловить и предавать смертной казни через пове¬
шение на площадях города Архангельска, дабы в буду¬
щем никому не повадно было делать того, что от про¬
видения предопределено королевству шведскому...”
— Всех повесить? — хриплым басом спросил Гол¬
голсен.
— Всех повесить! — ровным голосом повторил ша¬
утбенахт.
И, кашлянув, стал читать дальше:
— "Все корабли русские достроенные приказываю
угнать в мою столицу, в город Стокгольм. Все корабли
русские недостроенные приказываю предать огню. Пос¬
ле чего шаутбенахту моему ярлу Юленшерне приказы¬
ваю пожечь город Архангельск с четырех сторон и не
покидать пожарища, покуда от оного города не останут¬
ся лишь уголья, дабы сим нашим действием навеки
лишить брата моего царя Петра места, где бы мог он
строить и оснащать суда для морского и океанского
хода".
И, повысив голос, шаутбенахт прочитал дату и место
подписания королем приказа, потом поцеловал бумагу и
велел капитанам отправляться на свои корабли.
Капитаны расходились молча. У трапа Голголсен ска¬
зал негромко:
— Нелегкое дельце нам задано...
Ему никто ничего не ответил.
Едва капитаны покинули "Корону", Юленшерна при¬
казал сниматься с якорей. Было тихо, тепло, легкий ве¬
тер донес из города перезвон колоколов. Уркварт улыб¬
нулся толстым лицом (маленькие глазки его словно бы
утонули в жирных щеках), сказал сладким голосом:
— Датчане молятся о нас!
— Они благодарят бога за то, что мы уходим в мо¬
ре, — ответил полковник Джеймс. — Подлая страна. И
150
заметьте, гере капитан, как все было устроено: когда два
шведских матроса подрались и выхватили ножи, датчане
связали их и сами доставили на эскадру. Знаете, почему
такая любезность? Потому, что если бы у нас погиб мат¬
рос, мы бы могли предположить, что это сделали датча¬
не, не так ли? И тогда им пришлось бы отвечать!
— Жаль, что такого же приказа, как про Архан¬
гельск, мы нынче не услышали насчет Копенгагена. Со
всеми с ними пора кончать...
В сумерки приказ короля, переписанный писарем
шаутбенахта для каждого капитана, читался на всех ко¬
раблях. Матросы яростно кричали славу королю шведов,
вандалов и готов. Корабли шли строем кильватера.
Утром, обогнув мыс Скаген, лавировали до тех пор, пока
ровный ветер Атлантики не наполнил паруса. Стало хо¬
лодно. Вахтенные тайком, чтобы согреться, пили водку,
запасенную еще в Стокгольме, подвахтенные играли в
кости. Матросы пели сиплыми глотками, ругались, но
песня делалась все громче и громче; ее знали все на ко¬
рабле и везде ее подхватывали.
Констапель Клас, под звуки песни, в предвечерних
сумерках, на соленом океанском ветру, рассказывал о
богатствах московитов. Наемники слушали жадно;
зрачки их светились так, словно им стоило только про¬
тянуть руку, чтобы схватить жемчуга, червонцы, доро¬
гую парчу, чернобурых лисиц. И о русских женщинах
рассказывал всеведущий Клас. По словам констапеля
выходило, что русские красавицы —статные, с высокой
грудью, румяные, податливые...
Московия казалась близкой. Еще несколько дней
океанского пути — и эскадра будет у цели.
Тогда барабанщики ударят на шанцах ''отпуск”, и
матросы в кольчугах, с ножами у бедер съедут в
Архангельск. Колокола русских церквей будут зво¬
нить, приветствуя нового владыку всего Севера —коро¬
ля Карла XII и его храбрых воинов. Русские бояре, смер¬
тельно напуганные флотом его величества, в парчовых
шубах и высоких шапках, упадут перед завоевателями
на колени. А матросы пройдут гордыми шагами по
улицам навечно покоренного города и будут выбирать
себе дома побогаче — для грабежа.
У погонной пушки, глядя вперед на пенные морские
валы, стоял, задумавшись, Якоб. Буфетчик подошел к не¬
му сзади, хлопнул по плечу, спросил:
152
— Что, парень? Обдумываешь приказ его величества
короля? Доволен? Еще бы! Тебе повезло, здорово повез¬
ло. Ты разбогатеешь на первом же походе. Слышал, что
эти разбойники рассказывают об Архангельске? А уж
они-то знают что к чему. В Архангельске мы все кое-чем
поживимся...
— Да, мы поживимся! —без всякого выражения по¬
вторил Якоб.
Он смотрел вперед, в беспредельный, ровно шумев¬
ший простор океана.
Капеллан эскадры, коленопреклоненный, молился в
своей каюте, половину которой занимал ствол пушки.
Бормоча псалом, старик морщился, разбойничья песня
мешала ему беседовать с богом.
Я церковь построил бы, каменный храм,
И все обложил бы свинцом...
Эскадра шла на всех парусах, шведские флаги трепе¬
тали на мачтах, ветер свистел в снастях, соленые оке¬
анские брызги налетали на палубу.
Я вижу умными очами:
Колумб Российский между льдами
Спешит и презирает рок.
Ломоносов
Товарищи его трудов,
Побед и громкозвучной славы...
Рылеев
Глава шестая
1. Таинственная лодья
На шанцах при двинском устье поставили новую
вышку, а чтобы с моря ее не. было видно, срубили сосну
и привязали ее могучий ствол канатами к стропилам. Ка¬
раульную будку тоже скрыли в разлапистых елях, кос¬
тер — варить кашицу — приказано было жечь в яме, в
полуверсте от караульщиков, дабы ворам с моря не уга¬
дать, что берег следит за ними настороженно и неусып¬
но, днем и ночью.
В помощь таможенникам стрелецкий голова Семен
Борисович велел прислать драгун под началом поручика
Мехоношина. На вышке четыре раза в сутки менялись
караульщики, вдоль берега по топким болотцам, по жел¬
тому сыпучему песку, по сгнившим, сопрелым водоро¬
слям день и ночь разъезжали драгуны.
Когда на устье падали туманы и морская даль ста¬
новилась непроницаемой для глаза, таможенные солда¬
ты выходили караулить на карбасах. Сигнальщик
держал на коленях заряженную сигнальную фузею, сол¬
даты чутко вслушивались в плеск волн, в тревожные,
громкие крики чаек.
Все морские караулы находились под началом капи¬
тана Крыкова. Он сам часто наезжал то на шанцы, то к
драгунам, то в малые караулки, разбросанные по побе¬
режью, а ежели не мог отлучиться из города, то посылал
вместо себя Егоршу Пустовойтова, который был служа¬
кой строгим, взыскательным и справедливым. На шан¬
цах, неподалеку от караулки, срубили малую избу, плос¬
кую крышу покрыли землей с мхом, самое строение
154
скрыли елками. Тут либо Афанасий Петрович, либо Егор
допрашивали рыбаков, которые, несмотря на царев указ,
все-таки хаживали в море ради пропитания. Здесь
ослушникам делалось строгое внушение, чтобы неповад¬
но было поперек указу в море ходить, но Афанасий Пет¬
рович накрепко велел никого не водить на съезжую к
злому черту думному дворянину Ларионову, к дьякам Гу¬
севу и Молокоедову, объяснив свой приказ так:
— Сии пытошных дел мастера ныне в кровище по
колено ходят. Воевода от страха вовсе ума лишился, зло¬
действует. А на дыбе человек на себя чего только не на¬
клепает. Не токмо шведским воинским человеком назо¬
вется, но и других под кнут подведет. Нет, братики, коли
надобно, я и здесь по-свойски расправлюсь с наруши¬
телями царева указа. А надобности в палаче не вижу:
рыбаки, морского дела старатели идут с рыбой, по имени
я тут каждого знаю, а ежели не знаю, посидит у нас в
избе, покуда не сведаю, кто таков, какого родителя сын,
добрый ли человек. Чего же его, трудника, палачам в
лапищи отдавать?
Дьяки донесли о своевольничании капитана Крыкова
думному дворянину. Тот разгневался, велел Молокоедо¬
ву скакать на шанцы, пригрозить капитану Князевым
именем настрого жестокими карами за укрытие воров.
Молокоедов взобрался на конька, поехал трусцой в
сопровождении десятка стрельцов, но на шанцах при ви¬
де крутого капитана оробел и поклонился ниже, чем сле¬
дует. Афанасий Петрович выслушал указ воеводы молча,
сказал, что все ему ведомо, что ворам он не потатчик, а
ежели кого и отпускает, то тех, кто хорошо ему извес¬
тен. При разговоре присутствовал поручик Мехоношин,
поколачивал прутиком по сапогу, позевывал. Когда дьяк
со своей свитой отбыл, Мехоношин поднялся с пенька,
потянулся и сказал:
— Ты, господин капитан, как хочешь, а я воров, ко¬
торых мои ребята споймают, сам погоню на съезжую...
Афанасий Петрович промолчал.
В этот же день драгуны Мехоношина погнали в город
на съезжую четверых рыбаков. Егорша попытался засту¬
питься за морских старателей, Мехоношин огрызнулся.
Рыбацкий старенький карбас поскрипывал, покачиваясь
у причала шанцев; драгуны молча выкидывали на берег
рыбу, что наловили для своего прокормления рыбаки.
Поручик Мехоношин победителем уехал на деревню
155
играть с девками, “делать амуры", как он любил выра¬
жаться.
На другой день с утра караульщик на новой вышке
увидел трехмачтовую лодью и сразу же ударил тревогу.
Солдаты-таможенники с мушкетами побежали по своим
местам. На вышку, шагая через три ступеньки, поднялся
Егорша, посмотрел в трубу, выругался:
— Когда вас, чертей пегих, выучишь окуляр проти¬
рать?
Сам протер полою мундира стекло и опять посмот¬
рел; увидел, что лодья сидит низко —значит, сильно на¬
гружена; что постройки она нездешней, —так на Бело-
морье суда не ладят; что груз лежит и на палубе и что
люди на судне одеты не по-рыбацки, больно кургузые на
них одежки...
Егорша дал трубу капралу — начальнику над шанца¬
ми. Капрал глядел очень долго и подтвердил опасения
Егора:
— Не наша лодья!
— Я и то смотрю — не наша.
— Да и не шведская! Что ж, шведский воинский че¬
ловек пойдет нас одной лодьей воевать?
Капрал затрубил в рог, таможенные солдаты, выучен¬
ные Афанасием Петровичем все делать скоро, потащили
караульный карбас с мелководья на глубину. Наверх
взбежал рослый таможенник с пищалью, упер ее в бок,
открыл рот, чтобы не оглушило, и пальнул. Пищаль уда¬
рила словно пушка; стрелявший самодовольно сказал:
— Ну, бьет! Ажно вышка закачалась...
Егорша ответил строго:
— Закачалась! Пороху поменьше надобно сыпать,
сколько об том говорено.
На сигнальный выстрел из своих землянок и кара¬
улки побежали по местам драгуны. Таможенники, высо¬
ко держа мушкеты, чтобы не замочить порох, садились
в караульный баркас — догонять чужую лодью. Но до¬
гнать не удалось. Лодья в устье не пошла, а умело из¬
менила курс и поплыла вдоль Зимнего берега к Мудьюгу.
— Ловко ворочаются! — сказал капрал. — Настоя¬
щие, видать, мореходы.
— Лодья не наша, а ходят по-нашему, —ответил тот
таможенник, что стрелял из пищали. — Ей-ей, наша по¬
вадка...
Егорша вздохнул:
156
— Не догнать на карбасе. Упустили мы их, капрал.
К берегу, верхом на взмыленном жеребце, подъехал
Мехоношин в лентах и кружевах, велел своим драгунам
догонять лодью вдоль моря — выследить, куда идет. Дра¬
гуны сразу взяли наметом по топкому прибрежью.
— Коли догонят, — ведро водки! — сказал Мехоно¬
шин. — Коли упустят, —выпорю. Они меня знают...
И пошел в избу — поспать с похмелья.
2. На цитадели и в городе
Сильвестр Петрович вернулся в крепость из дальнего
путешествия — объезда острогов — поздно за полночь.
Маша села на постели, припала лицом к грубому сукну
его Преображенского кафтана. Он молча целовал ее го¬
лову, теплое ухо с маленькой сережкой.
Рядом в горнице стряпуха вздувала огонь в печи —
кормить капитан-командора. Стуча сапогами, денщик
носил дрова —топить баню. Верунька с Иринкой прос¬
нулись, заспанными голосами сказали:
— Вишь, кто приехал? Тятя наш приехал.
— Тятя приехал...
В прозрачных сумерках белой ночи, без свечей,
Сильвестр Петрович жадно хлебал наваристые щи, рас¬
сказывал:
— Воевода наш Прозоровский чего начудил, Ма¬
шенька, ну голова! Челобитную-то об том, чтобы еще на
воеводстве оставить, сам и написал, ей-ей. Сам, с
дьяками своими. Мне об том по селениям да по острож¬
кам люди сказывали. Схватит рыбаря али купца, гостя
именитого али зверовщика —да пред свои светлые очи.
Тот, известно, дрожмя дрожит. Сначала уговором —так,
дескать, и так, раб божий, написана, мол, челобитная ве¬
ликому государю обо мне, о воеводе, о князе Прозоров¬
ском, что-де за многие мои старания просят-де оставить
меня на воеводстве еще един срок —два года. Раб бо¬
жий, известно, моргает. Тут выходит чудище — палач
Поздюнин с кнутом, эдак помахивает. Человек почешет¬
ся, почешется, подумает, вздохнет, да и поставит под
челобитной свое святое имечко, а который грамоте не
знает — крест. С тем и будь здрав. Так и отослали
челобитную, ту, об которой мне бомбардир на Москве
говорил, которой пенял меня...
— Господи! —всплеснула руками Маша.
157
— То-то, господи! Мужичок один с невеселым эда¬
ким смехом поведал: ты, говорит, господин капитан-ко¬
мандор, зря дивишься. Нам, говорит, все едино — кто
над нами воеводою сидит, кто нами правит, кто от нас
кормится. Хорошего человека вовеки не дождемся, а кто
из зверя лютее — волк али медведь, — недосуг разби¬
раться. Одно знаем: будь твои воеводы трижды прокля¬
ты...
Сильвестр Петрович покачал головою, улыбнулся,
стал доедать обед. Маша рассказывала тихим голосом
новости; он, глядя на нее, думал свое. Потом набил тру¬
бочку; улучив мгновение, вышел из горницы, в ночной
тишине обошел крепость, оглядел, что сделано, покуда
ездил по острогам. Маша уже лежала, когда он вернулся.
— Где был? — спросила она.
— Подымить табаком ходил, — ответил, улыбаясь,
Сильвестр Петрович.
— Цитадель свою смотрел, — сказала Маша. —
Знаю я тебя. Резен давеча хвастался, что много нарабо¬
тано; ретрашемент кончили и...
Сильвестр Петрович засмеялся:
— Ишь ты, каких слов набралась: ретрашемент...
— Наберешься с вами, коли ничего иного и не слы¬
шишь: фузеи да мушкеты, да гранаты, да еще шведы...
И, перебив себя, заговорила о другом:
— Таисья у меня здесь была с Ванечкой, два дня жи¬
ла. И так уж мы с ней плакали, так сладко плакали; ска¬
зала мне: не пойду я, Машенька, замуж за Афанасия
Петровича Крыкова, не пойду, и думать о сем мне
горько...
— О чем же вы плакали, глупые?
— О том и плакали, —прошла ее жизнь, прошла по-
хорошему; любит она своего погибшего кормщика по
сей день, и более никого не любить ей. О сем и плакали.
— А ты-то чего плакала?
— Вдвоем слаще плакать, Сильвеструшка.
Сильвестр Петрович громко захохотал; она дернула
его за рукав —дочек разбудит! Он, улыбаясь, стал раз¬
деваться.
Спал немного — часа два; поднялся, покуда Маша
еще спала, вышел одеваться в соседнюю горницу. Там
уже дымил трубкою Резен, ждал. Потолковали быстро,
короткими фразами; инженер проводил капитан-коман¬
158
дора до его карбаса. Матросы в бострогах, в коротких
без рукавов куртках, в вязаных шапках, встретили Иев¬
лева весело, шуточками; всей душой он вдруг почувство¬
вал — любят его.
— Прапорец! — приказал старшой за спиною Иев¬
лева.
— Пошел! — ответил другой голос.
Флаг — “Капитан-командор здесь!" — взвился на
мачте, захлестал на утреннем ветерке. День был теплый.
Двина лениво плескалась о знакомые до каждой березки
берега, на душе вдруг стало совсем спокойно, легко,
мысли пошли Ясные, четкие, одна за другой: что еще не
сделано, что надобно сделать нынче, что завтра.
Карбас шел ходко, матросы молодыми голосами пели
песню, которую Сильвестр Петрович еще не слыхивал.
Он вслушался:
Тут возговорил Ермак — сын Тимофеевич:
— Ой ты, гой ecu, ты врешь, собакаI
Без суда, без допроса хочешь Ермака вешатьI —
Богатырская сила в нем разгоралася,
Богатырская кровь в нем подымалася,
Вынимал он из колчана саблю острую,
Он срубил-смахнул боярину буйну голову.
Буйная его головушка от плеч отвалилася,
Да по царским залушкам покатилась..
Иевлев нахмурился, хотел стукнуть тростью, чтобы
перестали петь о том, как срублена голова боярину, но
вспомнил о воеводе — князе Прозоровском — и ничего
не сказал.
Матросы все пели. Сильвестр Петрович, словно не
слыша, стискивал зубами мундштук вересковой трубки,
раздумывал, как быть с Прозоровским, с его фальшивой
челобитной. И решил твердо: нынче это дело не начи¬
нать, — швед близок, не о том надо тревожиться.
В Семиградной избе собрал людей —стрелецкого го¬
лову Семена Борисовича, Крыкова, Меркурова, Семиса-
дова, Аггея Пустовойтова, корабельных мастеров Ивана
Кононовича, Кочнева, случившихся в городе обоих Ба-
жениных — старшего Осипа и младшего Федора, стре¬
лецких и драгунских офицеров, корабельных мастеров с
Дона. Дьяки тоже были здесь, сидели укромно на лавке,
старались не попадаться капитан-командору на глаза.
Иевлев ждал молча, пока все рассядутся, поколачивал
трубкой по столу, смотрел в окно недобрым взглядом. На
159
ввалившейся щеке, только что выбритой цирюльником,
ходил желвак.
— Пушки из Москвы получены? —спросил Силь¬
вестр Петрович.
— Всего числом четырнадцать да некоторые за доро¬
гу побились, — ответил Меркуров. — Чиним нынче.
Мортиры да гаубицы в пути...
Иевлев смотрел в окно на голубую Двину.
— Который из кораблей иноземных пытался уйти?
— Конвой ихний, "Послушание" зовется, — ответил
Крыков. —Да матросы унтер-лейтенанта Пустовойтова
вышли наперерез.
— Шумно было?
— Шесть выстрелов холостых дали! —сказал со сво¬
его места Аггей. —Шум не великий!
— Господин капитан Крыков совместно с унтер-лей-
тенантом господином Пустовойтовым и с матросами от¬
правятся на "Послушание", —сказал Иевлев, —и с ука¬
занного конвоя моим именем снимут все пушки. Коли
иноземцам не по нраву будет, — вязать команду.
Крыков и Пустовойтов поднялись.
— Погодите! — велел Иевлев. — Пушки те на берег
людьми и карбасами доставите, расположить их, соглас¬
но приказу господина полковника, по всему каменному
городу, по Гостиным дворам —русскому и немецкому...
Что воевода? Хворает?
Аггей Пустовойтов презрительно улыбнулся.
— А что ему делать? Занедужил со страху, носа не
кажет.
Иевлев покосился на Аггея: и этот туда же, и сему
воевода поперек дороги встал!
Сказал тихо:
— Не нам, господа совет, и не нынче судить князя.
Он сверху поставлен на воеводство, ему перед государем
отвечать. Идите. К вечеру с пушками надобно все по¬
кончить.
Попил воды, незаметно оглядел людей; понимал: они
должны оборонять город, а ведь ни один из них не наде¬
ется на воеводу, ни один ни на волос не верит князю, его
ненавидят и презирают.
— О кораблях наших разговор пойдет, — снова за¬
говорил капитан-командор. — Для того и собрал вас
нынче, господа совет. В Соломбале на стапелях суда, да
у Осипа Баженина на верфи достраиваются в Вавчуге.
160
Четыре на воде — спущены, отделываются. Ежели
шведские воинские люди ворвутся, всему нашему фло¬
ту — погибель, пожгут до единого...
Федор Баженин пошептался с корабельными масте¬
рами Кочневым и Иваном Кононовичем; прижимая руки
к впалой груди, робко стал советовать, куда надобно
уводить корабли. Осип отмахнулся от брата, словно от
докучливой мухи, зарычал, что все вздор, корабль не
иголка, не спрячешь, а спрячешь —так шведы все едино
узнают, где флот российский скрыт. Донецкие корабель¬
щики с яростью набросились на Осипа, закричали, что
прятать надо, что у них на Дону искусно прячут любые
суда — никому не отыскать.
Сильвестр Петрович смотрел на сытое, самодоволь¬
ное лицо купца Осипа Баженина, догадывался о потаен¬
ных его мыслях, о том, что не жалко ему человеческого
труда, не жалко кораблей казенных, невелика-де беда:
спалит швед корабли — новые построим, другие спа¬
лит — еще соорудим.
Твердым голосом, оглядывая собравшихся пооди¬
ночке, как бы измеряя силы каждого для грядущего дела,
Иевлев стал приказывать — кому какая будет работа.
Хлопот для всякого оказалось полным-полно, один лишь
Осип Баженин остался без всякого поручения. Злобясь,
он вышел из горницы, хлопнул дверью. Сильвестр Пет¬
рович будто бы ничего и не заметил. Вновь стал толко¬
вать, где спрятать флот.
Иевлев разложил на столе карту; боцман Семисадов
подошел поближе, просмоленным пальцем ткнул в ма¬
ленькую гавань, сказал шепотом:
— Посмотреть бы тебе самому, господин капитан-ко¬
мандор...
— Посмотрю! —также негромко ответил Иевлев.
Еще потолковали. Сильвестр Петрович поблагодарил
за добрые советы, сказал, что флот непременно будет
спрятан, а где — то решится вскорости. Народ понял
осторожность капитан-командора, люди стали подни¬
маться, уходить...
К полудню Иевлев остался с Семисадовым и стре¬
лецким головою. Дьяки принесли показывать казенные
расчеты на отпуск от казны денег и хлеба трудникам.
Сильвестр Петрович читал длинные листы и рассказы¬
вал, что видел за время объезда. Кольский острог нынче
выдержит порядочную осаду, соловецкие монахи тоже
напугались: архимандрит за ум взялся, погнал своих ле¬
161
6-770
жебок к делу. Остроги — Пустозерский, Суской, Кемь,
Медень — нападение эскадры вряд ли выстоят, но напа¬
дающим жарко станет.
Семисадов сидел, низко опустив голову.
— Узники-то наши как?
— А чего им делается? —ответил Семисадов. —
Кормим подходяще, живут — не плачут. Риплей, пушеч¬
ный мастер, пива потребовал — мы дали. Инженер Ле¬
баниус поначалу боялся, а теперь ничего — ожил. А
которого первым взяли — рыболов Звенбрег, — тот
корзинки лозовые плетет на досуге, досуг-то велик.
— Пусть посидят, без них спокойнее! —сказал Иев¬
лев. — Потом, как баталия окончится, отпустим, выго¬
ним вон... Верно говорю, боцман?
Семисадов поднял голову, усмехнулся:
— Верно, Сильвестр Петрович. Пожить бы хоть ма¬
лое время без них...
— Ну, Семен Борисыч? — спросил Иевлев стрелец¬
кого голову. — Рассказывай, сколько мушкетов да фу¬
зей, да холодного оружия принял, покуда меня здесь не
было? Вижу — немало, ежели не жалуешься.
Полковник ответил, что действительно немало, грех
жаловаться. И оружие доброе, не пожалела Москва.
Сильвестр Петрович взял перо — написал реестрик, за¬
думчиво спросил:
— Ежели народ некоторый собрать — охотников,
дать им оружие доброе, посадить по Двине в тайных мес¬
тах, там, где фарватер поближе к берегу, наделают врагу
беды, а? Как считаешь? Ежели вдруг грех случится, —
прорвется шведская эскадра?
Семен Борисович насупился, взял реестрик, прики¬
нул в уме, рассудительно произнес:
— Дело хорошее. Мужик тут — сокол, бесстрашен,
ловок; глаз — дай боже. Ну, пороху по привычке, по
охотничьей, жалеет, даром заряда не потратит..
Иевлев взял еще листок бумаги, пером набросал, где
быть охотничьим засадам. Полковник посоветовал все
это дело отдать Крыкову: он сам из охотников, его народ
знает, и он людей знает. Пусть над ними и командует.
Из Семиградной избы Сильвестр Петрович верхом
рысцою поехал на Мхи к Таисье, вдове кормщика Рябо¬
ва, чтобы посмотреть маленького Ванятку, крестника,
которого давно не видел, и спросить, нет ли какой неот¬
ложной нужды. Таисья встретила его как всегда — ров¬
но, приветливо. Ничего вдовьего не было во всем ее
162
облике, ни единого жалкого слова не сказала она, покуда
просидел он в горнице. Все, по ее словам, шло слава
богу, живут они с хлебом и со щами, дрова на зиму
припасены. Афанасий Петрович, добрый человек, выре¬
зал доски — делать сарафанные и скатертные набойки;
те набойки хорошо продаются на торге, только поспевай
делать. Работа веселая, чистая; с такой работой жить не
скучно. Захаживает порою Семисадов, все уговаривает
Таисью попытать счатья в морском деле.
— Это в каком же? — увидился Иевлев.
— А наживщицей ходить в море али весельщи-
цей, —улыбаясь, ответила Таисья. —У нас, Сильвестр
Петрович, многие женки в море хаживают. И кормщики
есть. Я моря-то не шибко боюсь. Иван Савватеевич не
раз со мною в давно прошедшие годы на промысла ха¬
живал, — ничего, не ругался...
— Вот погодим малость, да и я пойду! — сказал Ва¬
нятка, жуя орехи в меду, принесенные Сильвестром
Петровичем.
Он сидел здесь же, на лавке, копался обеими руками
в кульке с гостинцами.
— Еще что хотела я сказать, Сильвестр Петрович, —
заговорила Таисья. — Не гоже вам семейство ваше на
цитадели содержать. Мало ли грех какой, — дочки ма¬
ленькие. Давеча Марью Никитишну я как уговаривала
ко мне переехать, — тихо у нас, садик есть. Для чего в
крепости-то...
— Ну, а Никитишна моя что? — спросил Сильвестр
Петрович.
— “Нет, — говорит, — не поеду“.
Иевлев улыбнулся:
— То-то, что нет. Что она, что ты, Таисья Антипов-
на, — обе вы упрямицы. Мало ли как оно лучше, да сер¬
дце не велит. И дай вам обеим бог за то...
Прощаясь, он положил на стол серебряный рубль “на
гостинцы для крестника", — так делывал всегда, ежели
навещал избу на Мхах. По молчаливому уговору, Таисья
копила эти деньги — сироте на черный день. Ванятка
насчет черного дня не догадывался, но рублевикам вел
счет, прикидывая, когда их наберется столько, чтобы на¬
чать строить себе добрый карбас.
— Ну что ж? —спросил Иевлев на крыльце. —При¬
едешь ко мне в крепость, Иван Иванович?
— Приедем! —расправляясь со своим кульком, от¬
ветил Ванятка. —Дядя Афоня Крыков возьмет, обещал¬
ся. Да что!... Кабы из пушек палили...
163
в
— Может, и станем палить! —с короткой усмешкой
сказал Сильвестр Петрович. —Ты уж приезжай...
— Ждите! — велел Ванятка.
Иевлев наклонился к нему, поцеловал в тугие прох¬
ладные щечки, поклонился Таисье, отвязал коня. Ванят¬
ка открыл ворота; конь пошел с места бойкой рысцой.
3. Пушки и цепи
Пушки с конвоя "Послушание" капитан Крыков и
унтер-лейтенант Пустовойтов доставили в город к вече¬
ру. Напуганные крутым нравом капитан-командора ино¬
земные корабельщики, пришедшие на ярмарку, нисколь¬
ко не сопротивлялись увозу своего вооружения и даже
сами помогали русским матросам. Когда отошла всенощ¬
ная, Сильвестр Петрович сам отправился по другим ко¬
раблям предлагать шхиперам выгодную для них сделку:
за приличное вознаграждение они имели возможность
“одолжить" свои пушки и пороховой снаряд "до време¬
ни" городу Архангельскому, дабы жителй города не по¬
терпели убытку от шведских войск.
Шхиперы просили срок —подумать; Иевлев отвечал,
что думать решительно не об чем, да и времени нынче в
обрез. Шхиперы, капитан конвоя, Иевлев сели вокруг
стола в кают-компании "Храброго пилигрима"; кают-юн-
га принес ром, кофе, лимоны в сахаре. В золоченой клет¬
ке кричал попугай. Шхиперы курили трубки.
Иевлев поднялся, поправил шпагу, натянул на левую
руку перчатку. Ром в его стакане стоял нетронутым, ко¬
фе простыл в чашке.
— Ежели до полудня вы не сдадите пушки добро¬
вольно, — сказал он внушительно, — то мы их возьмем
силой и безденежно. Нынче же получите уплату полно¬
стью. Мы к вам веры иметь не можем, ибо один ваш
корабль уже сделал попытку уйти воровским способом,
отчего не ждать такого же действия от всех? Долгом так¬
же почитаю напомнить злодейское убийство вашими
людьми двух моих ни в чем не повинных матросов в
день, когда многие из ваших команд грозились нам при¬
ходом шведских кораблей. Как можем мы положиться на
ваше слово? И не есть ли некоторые из вас, господа со¬
юзники, люди, дружественные шведскому флагу?
Шхиперы потребовали библию — поклясться. Силь¬
вестр Петрович сказал решительно, что в сих делах биб¬
164
лия не нужна, ушел к трапу. Попугай кричал вслед сер¬
дитые слова...
Капитан конвоя догнал капитан-командора на палу¬
бе, взял под руку, сказал, что капитаны кораблей со¬
гласились, но только для того, чтобы доказать сим по¬
ступком дружеские чувства русскому царю. Внизу у
борта "Храброго пилигрима" покачивались военные
лодьи, там ждали матросы.
— Принимай пушки! — крикнул Иевлев вниз. —
Спервоначалу здесь, потом на других кораблях. Живо
ворочайся!
Аггею Пустовойтову на берегу приказал: пушки, что
будут возить матросы, ставить на верфи для бережения
строящихся русских кораблей. К тем пушкам назначить
самых лучших пушкарей, дабы шведы, даже ворвавшись
в город, не смогли пожечь корабли. Выстроенные и осна¬
щенные корабли той же ночью, под командованием
Семисадова ушли в тайное место. Провожая суда,
Сильвестр Петрович сказал Крыкову со вздохом:
— Выйти бы в море на своей эскадре, да и встретить
воров... как надобно, морской баталией! Слабы еще.
Погодим...
Корабли, кренясь, таяли в прозрачных жемчужных
сумерках белой северной ночи. От Двины веяло све¬
жестью, скрипели у причала карбасы, лодьи, посудинки,
шняки. Крепко пахло смолою. Иевлев долго глядел вслед
эскадре; потом, когда она скрылась из виду, обернулся к
Афанасию Петровичу, спросил мягко:
— Что невесел, господин капитан? Устал? А я было
еще одно дело хотел тебе поручить. И хорошее дело...
Крыков взглянул на Иевлева с любопытством. Силь¬
вестр Петрович рассказал о беседе со стрелецким голо¬
вою, об охотниках-зверобоях, которых следовало воору¬
жить и поставить в тайных местах по двинскому берегу.
— Такой народ мы найдем! — ответил уверенно
Крыков. —Пули даром не потратят, сие верно. И руле¬
вого пулей снимут, и самого ихнего адмирала. Что ж,
ладно...
— Нынче же и делай.
— Откладывать не стану.
Когда садились в карбас у Воскресенской пристани,
сверху, по косогору, побежал человек в рубахе распояс¬
кой, черный, голенастый. Иевлев спросил, кто таков.
Матрос Степушкин ответил:
165
— Мастер. Кузнецом его кличут, с Пушечного двора.
На Марков остров ему надо. С утра к нам ходит.
Афанасий Петрович вдруг развеселился, сказал Иев¬
леву с добродушным смешком:
— Ох, мужичок — сей Кузнец. Знавал я его, когда
он конец свету предрекал и едва себя со скитскими рас¬
кольниками не сжег.
— Ия его в те поры знавал, — ответил Иевлев. —
Нынче же мастер — великий искусник, колдун в своем
деле.
Федосей подбежал запыхавшись, сверлящими глаза¬
ми посмотрел на Сильвестра Петровича и Крыкова. Иев¬
лев спросил, зачем ему на остров; Федосей ответил,
что-де по казенной надобности. Сильвестр Петрович с
удовольствием подумал — умен мужик, цепь доделывал
тайную и о секретной работе не болтает зря.
Федосей прыгнул в карбас, развязал узелок, стал
ужинать хлебом с луком. Поужинав, повернулся к воде,
задремал. Дремал и Сильвестр Петрович, — нынче на¬
учился он всякую свободную минуту отдыхать. Прича¬
лили к Маркову острову, велели матросам ждать. Непо¬
далеку, за ивняком и березками, в бегучих туманах
белой ночи мигал костер, слышалась песня.
У костра на дерюжках и плетенных из веток под¬
стилках лежали трудники, те самые, которых не так
давно изловил в придвинских лесах поручик Мехоно¬
шин, хлебали из деревянных мисок жидкую пустовару-
кашицу, закусывали черствым хлебом. Молчан, зарос¬
ший до самых бровей бородою, не ел — сидя у пенька,
посасывал трубку-самоделку. Никто не поднялся, хоть
все и видели —идут капитан-командор с Крыковым. Би¬
ли комаров, жевали, помалкивали.
— Здорово, трудники! —сказал Сильвестр Петро¬
вич.
Мужики ответили нестройно. Иевлев вынул из кар¬
мана трубку, набил табаком, попросил огонька. Ему по¬
дали уголек из костра. Молчан издали смотрел на него
блестящими, немигающими глазами.
— Чего ж шведов-то нет? —спросил с укором седой
мужик. — Сулили, будут вскорости; мы свое дело со
всем поспешанием сделали, а воров-то и нет, нейдут. Ис-
пужались нашего брата?
— Видать, испужались! — ответил Иевлев, с удо
вольствием слушая мужика.
166
— Цепей наших тайных испужались, — сказал дру¬
гой мужичок с лукавым и умным взглядом маленьких
глаз. — Куда ж!.. Разве ж кораблю наши цепи одо¬
леть — железные-то, кованые...
— Как вдарится об цепи —сразу и потопнет! —ска¬
зал плечистый мужик с бледным лицом и рваными ноз¬
дрями, выглянув из-за костра. — На совесть столбы по¬
ставлены, не шутили —копали...
Иевлев всмотрелся, спросил:
— А тебе за что ноздри рвали?
Мужик ответил не сразу:
— Весел был в молодых годах, соврал слово, вот и
заплатили.
Седой перебил:
— Ты, господин, лучше нас не спрашивай, кто да за
что. Не к чему!
— Оно верно, что не к чему! — сказал Молчан. —
Пойдем лучше вертлюги смотреть, как что поделано!
Он поднялся, хлопнул по щеке ладонью — убил ко¬
мара, не оглядываясь, пошел вперед. В кустарнике Кры¬
ков догнал Молчана; они о чем-то быстро заговорили.
Сильвестр Петрович шел сзади, опираясь на палку, ду¬
мал: "О чем им говорить?"
Миновали батарею; солдаты сделали Иевлеву на ка¬
раул; Сильвестр Петрович оглянулся — пушки были по¬
ставлены хорошо, с реки не увидишь, а пушкарям удоб¬
но бить с бревенчатого помоста. Молодец Резен, и тут
распорядился с толком...
Машина — натягивать сторожевые цепи через ре¬
ку — была тоже поставлена тайно, среди низкорослых
сосенок и елей в неглубокой яме, чтобы воровские кора¬
бельщики не видели, как начнут наматывать на барабан
цепи и тем готовить гибель кораблю. И сам берег здесь
был укреплен вкопанными бревнами, чтобы не осыпался
и чтобы не выворотились вертлюги с барабанами...
— Ладно сделано! — сказал Иевлев, поколачивая
тростью по бревнам. —Кто ставил? Резен?
— Инженера не было тут! — ответил Молчан. —
Инженер только подручного своего присылал — ба¬
рабан ставить цепной да рычаги к нему. Все прочее сами
поделали. Вот у нас мастер — Кузнец, он и сработал.
— Сдержит корабль? — спросил Сильвестр Петро¬
вич.
167
Федосей вышел вперед, обдернул на себе рубаху, от¬
ветил не спеша, рассудительно:
— Смотря как ударит! Да ништо, на кое время любой
корабль сдержим, а тут пушки зачнут палить, вы с кре¬
пости каленым ядром приветите, пушкари — отсюдова.
Здесь на Марковом батарея ныне добрая: и мортиры по¬
ставлены, и гаубицы пальнут. Не жук чихнул. Давеча
карбасами порох возили, ядра, — почешется швед!
— С берега по кораблям бить сподручно! — сказал
Молчан. —Нас не видно, а он весь как на ладони...
Иевлев живо обернулся к Молчану, спросил:
— Откуда сие ведаешь? С Волги, что ли? Разбойни¬
чал? Зипуна добывал?
Молчан ответил спокойно:
— Зачем, господин капитан-командор,* зипуна? Кото¬
рые зипуна добывают, — тех головы ноне по рожнам
торчат. А мы, слава создателю, покуда живые да здоро¬
вые, при государевом деле казенну кашу жуем. Раз-
бойнички зипуна добывают, а мы люди тихие, мы Волгу
и в глаза не видывали.
Мужики кругом осторожно засмеялись, улыбнулся и
Афанасий Петрович Крыков.
Иевлев стал смотреть, как Кузнец работал с цепью
легким молотком: проверял, ладно ли склепана. Ловкий
низенький мужичок ему помогал. “Что же, теперь на
цепь можно положиться, — подумал Сильвестр Петро¬
вич, — да и на многое можно положиться, многое сдела¬
но не на день и не на два."
Медленным взглядом он обвел пушки, что чернели с
боевых валов Новодвинской цитадели, —там их стояло
предостаточно, худо придется шведу. Нынче готова цепь,
завтра Афанасий Петрович соберет охотников...
Со скрипом подвалил карбас; матросы, зевая, сбро¬
сили легкие сходни.
На острове за кустарником и березками, у костра,
опять запели. Слов не было слышно, только напев —
плавный, величественный и вместе с тем буйный — все
ширился, все рос; теперь, должно быть, его слышали и в
цитадели.
Где-то далеко в прозрачном воздухе ударил выстрел.
Иевлев прислушался. Более не стреляли, только пес¬
ня звучала у костра...
— На шанцах пальнули! — сказал Молчан. — Там
рыбачьи посудинки гоняют, которые в Двину идут... У
169
них пищаль здоровая, пороху не жалеют, как ахнут, — в
Архангельском городе слышно...
Когда карбас капитан-командора отвалил, Кузнец
швырнул молот и клещи оземь, обтер руки и отозвал
Молчана в сторону, за могучий куст лозняка.
— Чего? —вглядываясь в Кузнеца, спросил Молчан.
— Худо!
— А чего?
— Пронюхал воевода проклятый.
Молчан покосился на Кузнеца.
Тот рассказал, что кто-то из подписавших челобит¬
ную на Прозоровского похвастался, что теперь-де мздо¬
имцу недолго лютовать, пойдет-де на Москву другая че¬
лобитная, где вся правда написана о том, как силою,
кнутом вынуждал воевода посадских людей, гостей да
Белого моря старателей подписи свои ставить, будто
хотят они его воеводою еще на два года.
Потемнев лицом, Молчан сжал тяжелые волосатые
кулаки.
— Болтуны, черти! Расхвастались...
— Не о том ныне речь. Искать небось начнет воево¬
да. Сколь крови прольется...
— Прольется? —хрипло спросил Молчан. И отве¬
тил: — Прольется! А я тебя, дурака, не упреждал? Прав¬
да ему, вишь, занадобилась! Сивый весь, а ума не нажил.
Теперь подвесят...
Кузнец молчал, слушал, сдвинув брови. Потом вдруг
глаза его вспыхнули; он заговорил бешеным, срыва¬
ющимся шепотом:
— Подвесят? И пусть подвешивают! Я по гроб прав¬
ду искать буду. У бога не отыскал, ныне отыщу на земле
многогрешной. Пусть лютует, изверг! В морду его плю¬
ну, злодею треклятому. Пусть пытает: перед смертным
часом вскричу все, что знаю, все неправды его, все зло¬
деяния, все мерзости...
— Из застенка-то не слышно! — зло усмехнулся
Молчан. —Не един ты в застенке правду кричать смель¬
чак отыскался. И до тебя были, да не больно много нам
слышно... Новая челобитная-то у кого?
Кузнец помедлил с ответом, подумал.
— Челобитная в надежных руках. Грех утерять ее.
Кровью своей люди подписи ставили, крестики метили
кровью...
— Где, спрашиваю, упрятана?
170
— У Крыкова Афанасия Петровича.
— Он-то сам знает, что за бумага?
— Читал.
— Что сказывал, как прочел?
— Смеялся.
— Смеялся? —изумился Молчан.
— Смеялся! —покорно повторил Кузнец. —Не мно¬
го, говорит, поможет вам сия слезная грамота. С ними
дрекольем надобно да топором, да красным петухом, а
не челобитной... Впрочем, говорит, как знаете. Может,
дождетесь милости государевой.
Молчан хмыкнул в черную бороду, Кузнец вздохнул.
Погодя спросил:
— Чего ж делать-то мне? Давеча на Пушечный двор
дьяк приходил — пронюхать, поспрашивать. Хватать
сразу боятся; один я на Пушечном мастер, как бы Иев¬
лев не зашумел...
— Бежать тебе надобно.
— Бежать, оно верно. А Пушечный? Кто там делать
будет? Швед-то близко!
Думали долго, так ничего и не придумали.
— Винца бы выпить! — сказал Федосей с тоской.
Вина не было; так и спать легли, похлебавши каши-
пустовары. Во сне Кузнец стонал, металсй...
4. Домой вернулись!
Белой прозрачной ночью лодья, что уже приближа¬
лась однажды к устью, вновь появилась невдалеке от
шанцев. Егорша опять взбежал на вышку, выхватил из
рук караульщика трубу, посмотрел, сказал сердито:
— Ну что ты станешь делать? Те же самые, что даве¬
ча были. И куда их носило?
Еще поглядел, покачал головою:
— Не наши! Кафтаны кургузые: либо норвеги, либо
еще какие немцы...
Капрал изготовил пищаль с двойным зарядом пороху,
выпалил, качнулся, долго стоял, помаргивая, словно очу¬
мелый.
— Карбас — на воду! — отрывисто приказал Пусто-
войтов.
Таможенники спустили карбас, вышли наперерез
лодье, которая ловко и уверенно входила в устье, ведо¬
мая рукою опытного кормщика.
171
— Хорошо идет! —сказал Егорша, залюбовавшись. —
Красиво! И парусов не сбросили нисколько... А ну,
стрельни еще —может, не слышали?
Капрал с опаскою пальнул еще раз. С вышки было
видно, как мореходы на лодье спускают паруса — те¬
перь поняли, что велено остановиться. Таможенный кар¬
бас зашел лодье с кормы, несколько солдат забрались на
судно, которое теперь сидело на воде высоко, словно
лодье стало легче. Потом с носа мореходы сбросили
канат, карбас под веслами повел лодью к таможенному
причалу. Драгуны не выходили, спали, Мехоношин гулял
в деревеньке. “Без них спокойнее! — подумал Егор¬
ша. — А то сразу — волоки на съезжую".
Пустовойтов, насвистывая, спустился вниз, одернул
мундир, поправил на боку палаш и начальническим
шагом пошел встречать лихих людей, что вторые сутки
крейсируют вблизи берегов и с наглостью собрались
проскочить мимо шанцев, будто и не ведают государева
указа.
— Что за народишка? —спросил он у таможенного
писаря, первым соскочившего с карбаса на землю и пос¬
пешающего за бумагой и перьями — писать опросной
лист.
— А рыбари здешние, морские старатели, зверовые
добытчики, —скороговоркой ответил писарь. — На Гру-
манте, что ли, зимовали? Говорят, будто их в городе
Архангельском каждая собака знает, да небось брешут.
Один немощный лежит, помирать собрался.
— Вот дадут им на съезжей Грумант! —сказал Егор¬
ша в сердцах. —Грумант! Не велено, а они, вишь...
И замер с открытым ртом, не договорив. На лодье во
весь рост стоял чернобородый, худой Тимофей Кислов,
рыбарь, два года назад пропавший в море. Стоял и как
ни в чем не бывало переругивался сиплым голосом с та¬
моженными солдатами, которые уговаривали его сойти
на берег, чтобы ответить писарю на казенные вопросы.
— Да на кой мне шут вопросы твои! —говорил Кис¬
лов. — Я, может, бани русской длинные года не видел;
я, может, одним снегом в кои веки умывался, а он —
вопросы! Какие такие шанцы могут быть для своего че¬
ловека? Что я, немец, что ли, чтобы мне таможенную
роспись писать!..
— Тимофей Никитич! —крикнул Егорша. —Ужели
живым возвернулся?
172
— А нет, мертвым! —с досадой сказал кормщик. —
Ты, что ли, Егор, тут за старшего? Чего нас держат?
Мало мы горя нахлебались? К дому пришли, так и тут не
слава богу?
Егорша, робея, шагнул вперед, поднялся по сходням,
еще не веря себе, спросил:
— Кислов? И впрямь... ну и ну!
— Ки-и-ислов! — передразнил кормщик. — Эко ди¬
во отыскал! Что Кислов два года, когда Рябов со това¬
рищи не два, а почитай, четыре отзвонили...
И, нагнувшись к люку, Кислов зычно крикнул:
— Иван Савватеевич, жить выходи!
Егор охнул, сунулся было к люку, но там заскрипели
ступени, и тотчас же из каюты появился Рябов —совер¬
шенно такой же, каким был четыре года назад. Позевы¬
вая, потягиваясь могучими плечами, он зорко огляделся
и произнес врастяжечку, неторопливо, знакомым с дет¬
ства голосом:
— Ишь ты! Выходит, и верно —дома!
Выбравшись на палубу, он сказал Егорше, будто вче¬
ра только виделись:
— Вон каков? В мундире! Ну, здравствуй, Егорище...
Тот смотрел, застыв на месте: истинно с того света
вернулся человек, а по виду ничего особенного и не бы¬
ло, кормщик как кормщик, разве вот чуть поседела голо¬
ва да тверже сделался взгляд...
— Семейство-то мое как?
— Семейство? — переспросил Егорша глупым голо¬
сом.
— Семейство. По-здорову ли Таисья Антиповна да
сын мой?
— По-здорову, по-здорову! — словно очнувшись,
быстро и счастливо заговорил Егорша. — И сиротка
твой здоров, и Таисия Антиповна —вдова неутешная...
Зеленые глаза кормщика весело блеснули:
— Голова садовая! Как же она вдова при живом-то
муже? И Ванятка небось не сирота, коль я пред тобою
жив...
И не торопясь, не оглядываясь на Егоршу, спустился
на берег. За ним пошли Кислов, хроменький Митенька
Борисов, отрастивший бороденку, другие промышлен¬
ники и мореходы. На берегу Рябов встал на колени и
истово приложился губами к черной сырой земле. Уже
взошло солнце и теплым светом заливало зеленый
173
росистый луг возле шанцев, караульную вышку, ели, та¬
моженных солдат, заштилевшее море и опустившихся на
колени корабельщиков. Замерев, почти не дыша, стояли
таможенные солдаты с драгунами, смотрели, как здоро¬
ваются с родной двинской землею морского дела стара¬
тели, как быстрые стыдливые слезы текут по их потем¬
невшим лицам, как вынесли недужного, всего опухшего
от цинги, и как он со стоном припал всем лицом к мок¬
рой яркой траве...
Первым поднялся Рябов, хлопнул Егоршу по плечу,
сказал:
— Длинен вырос!
— Дядечка! — произнес Егорша, не помня себя от
радости. —А мы уж не чаяли...
— Ничего, живой! —усмехнулся Рябов. — Многих
схоронил, а все живой. Не берет меня море. Веди, брат,
кашей угощай да говори, чего у вас слыхать. Меня-то в
поминанье записали?
— Записали!
— Слышь, Митрий! — позвал Рябов. — Меня в по¬
минанье записали, оттого небось и жив. Боговы шу¬
точки...
Хроменький Митенька подошел ближе, насупился...
— Все-то вы суесловите, дядечка! Разве бог шутит?
Грех и думать так. Вот он нас к земле родимой привел!..
— Ты отмолишь, молельщик!
Егорша побежал хлопотать — варить мореходам ка¬
шу; таможенные солдаты разжились водочкой, Тимофей
Кислов им рассказывал.
— Прихожу в губу — на Грумант, а они там. Что ты
скажешь? Бородищи вот отрастили, избу добрую выст¬
роили, медвежатины запасено, рыбы, оленины... На всем
побережье сами хозяйствуют — словно вотчина бояр¬
ская. И Иван Савватеич, конечно, старшой. Да, так, зна¬
чит, живут ничего. Ну, кресты, конечное дело, крестов
много —могилки: беда там у них случилась, то враз и не
рассказать. А нашу лодью льды заковали, — не выйти
никак, не пробиться из губы.
Пустовойтов тоже рассказал, что воюет нынче Русь
со шведом; была превеликая баталия под Нарвою, та ба¬
талия кончилась весьма печально: шведы одержали вик¬
торию...
— Баталия, виктория! —с досадой сказал Рябов. —
Набрались слов и шумят без толку. Ты понятно говори:
кто верх-то одержал?
174
— Шведы.
— Что ж так?
— Сила их была, дядечка. Ну, и офицеры, конечно,
иноземцы им передались.
— А где та Нарва?
— Не близко, дядечка.
— На том и замирились?
— Какое замирились? — обиделся Егорша. — Быть
войне великой. А покуда дела таковы: шведы эскадру со¬
брали, слышно —идут морем Архангельск промышлять,
верфи будут жечь, мастеров корабельных смертью каз¬
нить, корабли либо с собой угонят, либо потопят.
Рябов слушал внимательно, даже кашу есть перестал.
— Иноземцев-то офицеров у вас много? — вдруг
спросил он.
— Нынче немного! — ответил Егорша.
Кормщик снова принялся за кашу. Егорша рассказал,
что в Архангельске нынче не лаптем щи хлебают, по¬
строили крепость на Двине, шведа берегутся денно и
нощно; нелегко ему будет разорить город и угнать флот.
— А кораблей-то добрых понастроили?
— Добрых, дядечка Иван Савватеевич, добрых, и не¬
мало. Флот. И стопушечные корабли есть нынче у нас, и
фрегаты, и яхты...
— В океан-то флотом своим хаживали?
— Сбирались нынешним летом, да не поспели.
Помолчали.
— Кто же тут начальником над вами, над войском?
Иноземец?
— Зачем иноземец! Начальником над нами свой,
русский человек — капитан-командор Иевлев.
— Сильвестр Петрович! — обрадовался Рябов. —
Что ж, он мужик был неглуп, дело свое небось знает. С
ним ничего, можно...
Егорша, захлебываясь, стал рассказывать о Сильвес¬
тре Петровиче. Рябов слушал задумчиво, кивал головой.
Егорша не удержался, быстро похвастался, что ныне по¬
едет непременно на Москву, в новую навигацкую школу,
Иевлев-де обещал; тогда будет он, Пустовойтов, офице¬
ром по флоту...
Рябов перебил:
— А воеводою у вас кто сидит?
Егорша шепотом, чтобы другие не слышали, расска¬
зывал: воеводою-де сидит князь Прозоровский Алексей
175
Петрович, был в прежние времена на Азове, так его
народишко посулил на копья вздеть; с той поры лютует,
всего боится, от страху своего всяко народ мучает и
утесняет. При нем в думных дворянах Ларионов, все
дела сам правит, все поборы сам берет, великую власть
забрал над городом. В Архангельске только и надеялись,
что после двух лет воеводства сменит государь окаянно¬
го князя, посадит на воеводство некоего иного, как на
Руси издавна ведется, а он, воевода, возьми и отошли на
Москву фальшивую челобитную, что думный Ларионов
с дьяками писали, —будто посадские и гости, и все, кто
тут жительствует, бьют челом земно великому государю,
дабы оставил он славного воеводу князя Прозоровского
сидеть еще на два года. Петр Алексеевич той скаредной
челобитной поверил и оставил князя на месте, а нынче
некто — имечко его святое неведомо — еще челобит¬
ную отписал на Москву, где вся истинная правда расска¬
зана. Да только про ту челобитную князь Прозоровский
подробно проведал, и ныне воевода лютует, как никогда
еще не лютовал. А зачинщика делу будто велено колесо¬
вать. Людей в застенке пытают безжалостно, все хотят
прознать, кто ту истинную челобитную писал...
Рябов вздохнул, покачал головой:
— Ох, весело, вижу, живете! Еще чего доброго?
— Еще здесь лютует поручик Мехоношин, который
командиром над драгунами, лютует над рыбаками; хо¬
рошо, что нынче его нет, иначе сразу бы погнал за кара¬
ул. Да ты сам, дядечка Иван Савватеевич, посуди: при¬
шли вы, можно сказать, с того свету, по пути у норвегов
были, кафтаны на вас на всех заморские, в устье не сра¬
зу вернулись, бегали куда-то. Для чего, куда давеча
скрылись?
Кормщик быстро, остро взглянул на Егоршу, понизил
голос:
— Было для чего, Егорушка. Знаем дьяков да ярыг
наших, знаем, каковы крючки. А в лодье товар не про их
честь, не для ихних лап загребущих, очей завидущих.
— Спрятали?
— Спрятали, Егорушка.
— Мое дело сторона! —шепотом заговорил Егор. —
Как бы только собака Мехоношин не разведал. Разведа¬
ет, потянут к палачу Поздюнину, а с ним, со зверю¬
гой, — не отшутишься.
Солнце взошло уже высоко, когда таможенный пи¬
сарь кончил писать свои листы. Капрал подошел к Егор-
176
ше —советоваться, как дальше быть. Пустовойтов с ним
заспорил, потом сказал строго:
— Мне отвечать! Те мореходы горя видели — нам с
тобой и не приснится. Всех их знаем. Пусть к дому
идут...
—Лодьей?
— Лодьей им не дойти, перехватят у цитадели.
Лодью тут оставят, а сами пешком пойдут...
Капрал усомнился:
— Разве же им в сих кафтанах норвежских до городу
дойти? Да с бородищами. На первой рогатке схватят.
Егорша вызвался проводить. Солдат-таможенник
привел гнедую кобылку; он сел, поправил на бедре шпа¬
гу — хоть и молод, да молодец молодцом: шляпа треугол¬
ка, кафтан форменный, ботфорты со шпорами.
— Ишь каков! —сказал Рябов одобрительно. —Ни¬
чего парень. Хоть куда. По флоту служишь али как?
— Вроде как по флоту! —зардевшись, ответил Егор¬
ша. — Не учен еще, Иван Савватеевич. Вот давеча на
Москве был я в навигацкой школе...
Рябов шагал задумавшись, почти не слушал Егоршу,
зато Митенька Борисов так и впился горячими черными
глазами в Егоршу, ни единого слова не пропускал, даже
дороги перед собой не видел —все спотыкался. Егорша,
почувствовав такое внимание к своему рассказу, повер¬
нулся в седле лицом к Мите, стал говорить только ему.
Митенька спросил тихо, так что Егорша не расслышал:
— А меня-то возьмут ли в навигацкую? Что хромой
я?
— Чего, чего?
— Что хромой, говорю, возьмут ли?
— Возьмут! — уверенно ответил Егорша. — Как те¬
бя не взять? Ты вон сколь много плавал, другому по всей
жизни столь не перевидать, сколько тебе пришлось. Ишь
сколько лет проплавал, да еще где!
Рябов усмехнулся, положил руку Митеньке на плечо:
— То верно, Егорушка. Многое повидал он. И слав¬
ный будет мореход.
Митенька даже побледнел от похвалы.
— А что хромой, то, братец, шхиперу не изъян. По
мачтам не станешь, никто и не погонит. Корабли, вон
Егорша толкует, построены, еще строить государь соб¬
рался; кому ж капитанами быть? Вот и будешь россий¬
ского корабельного флоту офицером. Так я говорю,
Егор?
177
— Так, дядечка Иван Савватеевич, так. Сильвестр
Петрович Митрия не оставит, а он нынче у нас капитан-
командор, — не шутка. Мне обещал, как со шведом сов¬
ладаем, на Москву послать. Вот с Митрием вдвоем и
поедем.
За разговором благополучно миновали рогатку. Егор¬
ша попрощался, поехал к перевозу — обрадовать Силь¬
вестра Петровича известием о том, что Рябов жив.
— Пусть ко мне нынче ввечеру будет! — крикнул Ря¬
бов вдогонку. —Отдохнем, побеседуем. И ты приезжай.
Егорша помахал издали треуголкой.
Мореходы пошли дальше, к городу, к дому. Было
жарко, пыльно, за Двиною неподалеку горели леса,
пахло дымом. Рябов окликнул Митеньку, сказал задум¬
чиво:
— Я вот иду и думаю: был такой раз, чтобы с моря
вынулись и беды на берегу не ждали?
Митенька ответил не сразу:
— Кажись, не было.
— То-то, что кажись...
Кормчий усмехнулся невесело:
— Отчего так?
— Богу грешны, вот и худо нам1 — сказал Митень¬
ка. — За грехи за наши1 Молились бы...
— Ты, что ли, мало молишься? На Груманте помер
бы со своими молитвами; хорошо, что я гонял тебя за
всяким делом, молельщик. Нет, брат, не грешны мы пе¬
ред богом твоим; не то тут лихо, что мало молимся, дру¬
гое тут лихо...
Не договорил, задумался, шагая своей цепкой моряц¬
кой походкой. На взгорье остановился: отсюда виден
был Архангельск: кривые, сбегающие к Двине улочки,
маковки деревянных и каменных церквей, кирка, Не¬
мецкий двор, Зелейная, Ямская, Пушечная слободы, дом
воеводы, верфь со строящимися на ней кораблями...
— Ты погляди-ка, — сказал кормщик Митеньке. —
Корабли видишь? Много, наверное, настроили без нас-
то1 Флот... Ну, с возвращением нас, МитрийI Каково
нынче поживется нам в городе своем, в Архангельске?..
5. Быть беде!
Мехоношин вернулся на шанцы злой и хотел было
сразу повалиться спать, но узнал, что за время его от¬
178
сутствия Пустовойтов отпустил домой корабельщиков,
людей с Груманта. Поручик набросился на своих драгун:
как смели отпустить. Драгуны ссылались на таможенных
солдат, а таможенники говорили, что так приказал Пус¬
товойтов. Поручик, распалясь, двинул капрала кулаком,
писаря — ногой. Драгуны рассказали своему команди¬
ру, что дозор видел: лодья шла в первый раз тяжело на¬
груженная, а во второй вовсе без груза. Мехоношин ве¬
лел седлать себе коня. Седлали, как нарочно, долго.
Мехоношин раскровянил лицо конюху и ускакал в
город.
Воевода только что приехал из Холмогор и почивал:
думного дворянина тоже не было —еще не вернулся из
Онеги, где с солдатами драл недоимки. Пришлось пове¬
дать дело дьяку Молокоедову. У того разгорелись глазки;
заговорил он приветливо, добрым, медовым голосом:
— Ах, чего делают! Не иначе, как шведских воин¬
ских людей тайно привезли, ах, ах, аспиды!..
Мехоношин ответил со злобою:
— Еще чего выдумаешь! Воинских людей! Не воин¬
ских людей, но меха богатые, рыбий зуб, кйтовый ус —
вот чего привезли. Надобно с умом делать — сами ска¬
жут, где спрятали.
Молокоедов задумался:
— С умом! Коли на дыбу вздеть, так показания пи¬
сать надобно. Чего скажут, то и выведешь. Много ли на
нашу долю придется? — И зашептал: — Князь Алексей
Петрович все себе в анбары свалит. Тут думать надобно,
голубь, крепко думать.
— А кому их ловить-то? —спросил Мехоношин.
— Тебе, голубь, тебе. Ты их с драгунами со своими
упустил, тебе и хватать, тебе, по цареву указу. Да не
торопись, отдохни с дороги, а потом, к утру, и веди.
Пусть погуляют, а нам и на руку. Боярин-то воевода
сбирается завтра на цитадель ехать, мы покуда дело и
обладим.
Мехоношин поднялся, вышел, сел в кабаке у Тощака
на лавку, велел подать себе водки и еды. Тощак принес
трески с грибами, полуштоф водки, сказал с наглостью,
что все ждет, покуда господин поручик получит из вот¬
чины денег, да и рассчитается с ним, с бедным цело¬
вальником. Да и многие в городе ждут: портной, что шил
господину поручику мундир; закладчик, что давал гос¬
подину поручику денег под залог; оружейник, что в долг
сделал пистолеты.
179
Поручик налил себе водки, выпил медленными глот¬
ками, не закусывая, потом сказал:
— Давеча получил весть...
Тощак молчал.
— С вотчины денег ждать мне нынче не приходится.
— Что так? —обеспокоился Тощак.
— А то, что нет у меня более вотчины. Пожгли му¬
жики...
— Пожгли-и?
Мехоношин стистул кулак, ударил с грохотом по сто¬
лу, ощерился, закричал на весь кабак:
— Бояр жечь? Кожу с живых сдеру, на огне детей
печь буду живыми, села, деревни с землей сровняю!..
Тощак отступил к стене, ушел пятясь, кланяясь ши¬
рокой спине поручика. Мехоношин покачнулся, пошел
косыми ногами к двери, но раздумал и вновь сел за стол.
Он пил один и ничего не ел, шепча длинные ругательст¬
ва.
6. Здравствуй, кормщик!
Во дворе мальчик, стриженный под горшок, розово¬
лицый, крепенький, словно репка, поднял на кормщика
зеленые с искрами глаза. Рябов подошел ближе, хотел
взять сына на руки. Тот не дался, сказал сурово:
— Чего ты? Не видишь —мельницу ставлю?
— Добрая мельница. Сам построил?
Ванятка не ответил: пыхтя, стоя на четвереньках, как
медвежонок, дул на крылья, чтобы вертелись. Рябов по¬
советовал:
— Ты крылья повороти, иначе вертеться не будут.
Мальчик поворотил крылья, они завертелись. Корм¬
чий сел на бревно, вытянул усталые ноги, осмотрел двор,
рябины, забор, избу.
— Мамка-то где?
— Ушла.
— Куда ушла?
— Холсты поделала и ушла. В церкву или еще куда...
— А тятька твой где?
— На море потонул — вот где! — ответил Ванятка.
Кормщик усмехнулся, подергал сына за рубашонку.
— Не утонул я, дитятка. Пришел. Вернулся с моря.
180
Мальчик бросил мельницу, повернулся к отцу, рас¬
ширив глаза, спросил тихо:
— Не врешь?
Рябов не сдержался: обветренное, загрубевшее лицо
его дрогнуло, из глаз поползли слезы. Мальчик прижал
к груди кулачки, крикнул:
— Тятя, тятенька!..
Рябов уже не плакал, слезы пропали в бороде. Он
обнимал мальчика, спрашивал торопливо, шепотом:
— Худо жили? Хлеб-то был? Ты-то сыт ли, дитятко?
Мамка как? Веселая? Плачет? Ну, садись ко мне, садись,
говорить будем... Али баню пойдем топить. Пойдем баню
топить, а ты мне рассказывать будешь? Ладно? Помыть¬
ся надобно мне. Сколько годов бани путной не видел!..
Вдвоем затопили баню. Рябов, держа сына за руку,
вошел в горницу, на пороге остановился, долго смотрел
на вдовье житье: все чисто, полы выскоблены, на лав¬
ках — расшитые травами полавочники, на столе —кра¬
шеная скатерть, травы — за иконами, на стене: в резан¬
ной из кости рамочке — жалованная Грозным царем
грамота; заливаются-поют птицы в клетках...
Ванятка вырвался, поднял тяжелую крышку на уклад¬
ке, побагровев от натуги, крикнул:
— Тут, тятя, твое все. Кафтан праздничный, пояс.
Мамка говорила: вырастешь большой, жениться ста¬
нешь — отдам. А я жениться не буду...
— С чего так?
— Да ну их, баб! Я в море пойду —а они выть!
Кормщик, улыбаясь, достал из укладки кафтан, по¬
ложил на лавку, потом вынул резанную из кости фигур¬
ку: рыбак правит поперек волны утлое свое судно. По¬
качал головой, догадавшись, кто резал, поставил на стол,
спросил:
— Крыков, капрал, бывает к вам?
— Капитан он теперь! — веско сказал Ванятка. —
Шпага у него вон какая! А бывает почитай что завсегда...
— Ишь ты, капитан!.. Ну ладно, пойдем, брат, попа¬
римся...
Парились вдвоем —сидели на полке и брызгали друг
в друга холодной водой. Потом боролись, потом сын
опрокинул на отца целую шайку студеной воды, потом
секли друг друга горячими вениками, потом сидели чин¬
но. Рябов стал рассказывать, как зимовали на Груманте.
Ванятка таращил глаза, держал отца за руку обеими
181
ручонками — боялся рассказа. В тишине потрескивала
печка-каменка, капала вода.
— Страшно было? — спросил Ванятка.
— Скучно, главное дело, а страшно — чего же?
Скучно, — верно. И думы думаются, — против них ни¬
чего не выстоит, никакая сила.
— Какие думы?
— Ну, про тебя, к примеру. Есть, дескать, у меня
сын. Вот и думаешь, как тот сын на свете живет? Какая
ему судьба будет? Сирота он при живом отце. И мамку
жалеешь: со мной маялась, а тут еще без меня вовсе му¬
чается...
— Что же вы домой не шли?
— А того не шли, что судно наше лихие люди увели.
— Ври толще! Как увели?
— Увели, дитятко. Пришли иноземные псы, переку¬
сались между собой, корабль свой потопили —льды им
судно перетерли, шестерых своих убили, а трое оста¬
лись. Мы всего того не ведали, приняли их как гостей
добрых, приняли по русскому по обычаю...
— Как?
— Ну, известно, как по обычаю. На Руси не спра¬
шивают — чей да откуда, а зовут — садись обедать; что
есть в печи, — все на стол мечи...
— Так и мамка учит! —сказал Ванятка.
— То-то, брат, что учит, а гость гостю рознь. Есть
такой, что возьми да брось. На Грумант-то мы издавна
хаживаем... Есть там мужичок один —Старостин. Тот и
вовсе обжился, от самых прадедов своих корни пустил,
более на Груманте живет, нежели здесь... С тем, со Ста¬
ростиным, мы и промышляли...
— Зверя?
— Зверя, детка. И много напромышляли. Иноземцы
же, как увидели меха наши, что мы запасли, тут им и
ударило, видать, в головы. К ночи убили одного нашего,
другого повязали ремнями, а прочие и я вместе с ними
на промысле были. Угнали суда наши, да не повезло —
потопли. И суда угнали и все, что промыслили мы... Ну,
пришла беда — открывай ворота. Как быть? Думали-ду-
мали...
— И надумали?
— Надумали лодью ладить. Пока ладили, шестерых
мужиков похоронили. Столь тяжкие муки приняли —не
пересказать. Из плавника судно сшить для морского
182
хождения, а окромя топора — ничегошеньки нет. Легко
ли? Так ничем и не окончились мучения наши. Кислов
пришел на трехмачтовой лодье, помог выбраться... Ну, да
что об этом поминать! Давай, брат, окатимся — ив
горницу. Спать тебе пора.
После бани, разомлевшие, вышли во двор, сели на
крылечко пить квас. Ванятка прижался к отцу, смотрел
на него снизу вверх. Рябов задумчиво гладил мокрые во¬
лосы сына, не отрывал взгляда от калитки.
Вечерело. За Двиною погромыхивал гром, собиралась
гроза. У крыльца шептались рябины. Вот отзвонили к
вечерне... Ванятка задремал, привалившись к отцу, и не
проснулся, когда заскрипела калитка. Кормщик сидел
неподвижно, словно окаменел.
Первой во двор вошла бабинька Евдоха, не узнала,
поклонилась чужому гостю. За ней показалась Таисья,
тоже поклонилась, потом вгляделась, шагнула вперед,
опять остановилась, шепотом спросила:
— Ты?
Он молчал.
— Живой?
— Живой! —едва слышно ответил Рябов.
Таисья подошла еще ближе, сказала чужим голосом:
— Бабинька, а ты и не видишь, кто к нам пришел?
Бабка Евдоха завыла, запричитала, бросилась к Рябо¬
ву, потом схватилась за голову, побежала топить печку,
ставить пироги. Рябов поднял Ванятку на руки, понес в
горницу. Сзади, шатаясь словно пьяная, с шалой улыб¬
кой на бледных, дрожащих губах, держась за стенки,
шла Таисья. Кормщик положил Ванятку на лавку, обер¬
нулся. Бабка Евдоха за стеной роняла на пол глиняные
горшки, вскрикивала:
— Ой, к добру, ой, к радости!
Таисья с закрытыми глазами неподвижно стояла у
дверного косяка.
— Ждала? — спросил Рябов.
— Сам знаешь, —не открывая глаз, прошептала она.
— Вишь, и вернулся. Ругалась, поди...
Она слабо улыбнулась:
— Сама себе такого выбрала!
— И по сей день люб я тебе?
— И по сей день люб! — открывая свои огромные
глаза, так же тихо молвила Таисья. — И по сей день, и
вчера, и завтра, и нынче, и до самой смерти. Здравствуй,
муж!
183
— Здравствуй, жена! —ответил кормщик и положил
свои тяжелые руки ей на плечи. —Здравствуй!
К вечеру изба набилась народом: весть о прибытии
пропавших облетела весь город. Рябов, в расстегнутой
на груди чистой полотняной рубахе, сидел в красном
углу. Вдовы и матери погибших на Груманте мореходов
и промышленников подливали ему вина; утирая слезы,
слушали скорбную повесть кормщика о последних днях
их мужей и сыновей. Рябов говорил медленно, ничего не
утаивал, ничего не приукрашал. Потом перешел к делу...
— Мужья ваши и сыны, покуда живы были, со всем
прилежанием старались напромышлять получше, чтобы
184
и монастырю было и своей бедности подспорье. Что уп-
ромыслили — все цело. Янтарь сбирали, много его соб¬
рали, — тоже цел. На дальнем стане, как и чего не
ведаю, нашли мы деньги от промышленников, что
померли все цингою. Тех денег тысяча рублей и еще
двадцать три. Порешили с кормщиком Кисловым: деньги
вдовьи. Вас, вдов и матерей, шестнадцать душ. Поровну
меж вами поделим... Покуда в тихом месте все упрятали,
чтобы начальные люди не обобрали. Монастырю не
дадим ни гроша. Будет! Много ли отец келарь нас
вспоминал, как мы там мучились? Муки, крупы, рыбы
хоть раз дал вам тут?
— Палками велел гнать! — сказала вдова Кустова.
Другие заговорили все вместе:
— Не то что муки —рыбы не давали...
— В пасху святую и то прогнали...
— Молитесь, говорят...
— То-то! — сказал Рябов. — Что упромыслили, —
все ваше!
Встал со своего места, низко, до полу, поклонился,
попросил по обычаю прощения за то, что сам вернулся
живым, а многих друзей похоронил на Груманте. Гости
молчали: сделалось тихо; стало слышно, как кричит свер¬
чок в подпечье. Старуха Щапова Пелагея Петровна —
мать двух сыновей, похороненных на безлюдном холод¬
ном острове, — отдала кормщику поклон.
Одна за другой подходили вдовы и матери, целовали
Рябова в лоб, кланялись. Он тоже кланялся им, у каждой
просил прощения. Глаза кормщика смотрели прямо, яс¬
но, лишь меж бровями лежала скорбная складка. Со¬
весть его была чиста.
Потом пили за помин души мореходов — Елисея
Анохина, Василия Огурцова, зуйка-отрока Семена, двух
братьев Щаповых — Ильи с Николаем, ели несоленые
поминальные пироги, пели старое причитание.
Еще не допели песню, как пришли новые гости: ка¬
питан-командор Иевлев с Марией Никитишной, братья
Пустовойтовы —Егорша да Аггей, старый дружок корм¬
щик, ныне боцман, Семисадов. Вид у Сильвестра Пет¬
ровича был усталый; теперь опирался он на палку, но
кормщик с первого взгляда понял: Сильвестр Петрович
настоящий офицер и командир.
— Ну, здравствуй, Иван Савватеевич! Вишь ты, ка¬
ков человек! Опять живой!
185
— Живой! —близко подходя к Иевлеву, смеясь, от¬
ветил Рябов. — Люди не верят, а я все живой.
Они обнялись, трижды, по обычаю, поцеловались. От
кормщика весело пахло баней, мятным квасом; он был
выше Сильвестра Петровича чуть ли не на голову.
Таисья с поклоном обносила запоздавших вином, по¬
дошла к Маше, поклонилась:
— Выпей за наисчастливый мой день, Мария Ники¬
тишна, пригубь!
Маша, взглянув на Таисью, которая так и светилась
радостью, взяла чарку, пригубила, крепко стиснула паль¬
цы Таисье, спросила шепотом:
— Дождалась, да? И чтобы всегда мы дожидались?
Чтобы возвращались они всегда откуда ни на есть?
Таисья ответила так же шепотом:
— Чтобы помереть нам вместе с ними! Чтобы не бы¬
ло нам иной судьбы! Пей, Марья Никитишна, пей, Ма¬
шенька, до конца; твое слово — свято, так и будет, как
ныне загадала! Ежели не выпьешь...
Испугавшись, Маша выпила всю чарку. Сразу стало
жарко, весело; тихонько попросила:
— Поднеси Сильвестру Петровичу, пусть слово мол¬
вит!
Таисья подошла с подносом к Иевлеву, поклонилась,
счастливо и дерзко глядя ему в глаза, сказала:
— Тебе чару пить, Сильвестр Петрович, тебе и за¬
стольное слово молвить!
Иевлев улыбнулся, заражаясь Таисьиной радостью,
взял тяжелую чару с подноса, сказал, оглядывая стол яр¬
кими, широко открытыми синими глазами:
— Давненько, други добрые, не пил я зелена вина,
все недосуг, да и не за что пить было. А нынче придется:
выпью я чарку сию за российских славнейших морехо¬
дов, кои флоту нашему корабельному есть основание.
Корабли еще не флот, флот — моряки. И не таясь ска¬
жу: Рябов Иван Савватеевич и многие его други впервой
открыли глаза мои на то, что есть морские и навига¬
торские художества, что есть мореплавание. Нынче весь
Архангельск, от мала до велика, толкует об одном — о
плавании кормщика Рябова на Грумант. Сегодня, наде¬
юсь я, многое мы услышим от него самого, о жизни его
за сии годы, о доблести, о том, как спас он многие чело¬
веческие жизни и сам к нам живым и здоровым вернул¬
ся. Послушаем, а по прошествии годов, может, дети
наши и прочитают сию книгу, ибо на Руси будет Ака¬
186
демия наук, и той Академии ничего лучшего, нежели ис¬
тинные события, коих россияне участниками были, и не
надобно...
Сильвестр Петрович посмотрел на Рябова, выше под¬
нял чарку:
— Так выпьем же за Ивана Савватеевича и за спо¬
движников его — российских мореплавателей, что в бу¬
дущем еще большие чудеса свершат на удивление и
страх недругов и завистников матери нашей — святой
Руси1
Не поморщившись, единым духом выпил он свое
вино; за ним выпил Рябов, за кормщиком — Митенька,
но не осилил, закашлялся. Отовсюду закричали со сме¬
хом:
— Ничего, Митрий, ты другой чаркою запей!
— По спине его, братцы, по спине огрейте!
Рябов поднес Митеньке квасу; багровый от смуще¬
ния Митенька отдышался наконец. Семисадов сказал
Иевлеву:
— Вот, господин капитан-командор, прослышал Мит¬
рий об навигацкой школе...
Митенька схватил боцмана за локоть, зашептал —не
надо, дескать, что ты, дядечка. Семисадов заговорил
громче:
— Может, и Митрий наш, мужичок-трескоед, гож
будет для сей школы?
Сильвестр Петрович ответил твердо:
— Думаю я, что гож. Мореход истинный; другие за
длинную жизнь до старости того не наплавают, что Митя
за свои годы. Поговорим со временем. Может, с Егором
и отправятся они к Мосве, да только не нынче, покуда
недосуг нам...
Рябов начал рассказывать исподволь, не по порядку:
— Вот нынче и сам смеюсь, а тогда не смеялся, нет.
Тогда не до смеху было. Пороху-то шестнадцать зарядов
всего-навсего, а жить сколько назначено? Может, в
скорби и скончаем животишки свои? Нет, тут дело труд¬
ное, думать надобно... Ходил, глядел. Подобрал на берегу
доску с гвоздями —течением принесло, крюк еще тоже
в доске был железный. “Давай, — говорю, — мужики,
кузню строить". А мужики мои — которые в тоске тос¬
куют, а которые больше молятся... Пришлось, грешным
делом, палку в руки взять: тот, что молиться зачал в
таком деле, Сильвестр Петрович, —готовый покойник...
Иевлев засмеялся, Рябов с серьезность подтвердил:
187
— Вот тебе и смехи. Который молится, —того цинга
сразу за глотку берет и валит. Тут, Сильвестр Петрович,
я тебе скажу, перво-наперво — работа. Чтобы ни тебе
спящего, ни тебе молящегося, ни тебе задумчивого. Я
завсегда им так говорил: домой вернемся — там грехи
отмолим, там отоспимся, там думы подумаем.
— Ладно, —сказал Семисадов. —То все —пустое.
Про кузню сказывай, как кузню строили!
— Не пустое, —сказал Рябов. —Ты на Груманте
бывал; как же пустое? Который на Новую Землю хажи¬
вал али на Грумант, тот знает. Пустое! Экой быстрый!
Он набил трубочку, крепко затянулся, вспоминая,
покачал головой:
— Кузня! Горе была, а не кузня; однако много добра
мы от нее имели. Перво-наперво нашли два камня,
один —наковальня, другой —молот. Тем молотом отко¬
вали из крюка молоток добрый. Девять ден ковали, все
руки в кровь отбили, а сделали. И с того дня началось
наше спасение: не будь у нас молотка, пропали бы все,
как один...
Молча, задумчиво слушал Иевлев рассказы кормщи¬
ка, взору представлялась низкая, воняющая моржовым и
нерпичьим жиром чадная и холодная изба, бесконечные
черные, злые полярные ночи. Вот в мерцающем свете
сполохов влез на низкую крышу избы медведь, скалясь,
разгребает могучими лапами жалкие, прогнившие жер¬
ди, вдыхает лакомый дух живых существ, а люди внизу
замерли. Посередине разваливающейся избы, широко
расставив ноги, с копьем в могучих руках стоит Рябов —
ждет; без промаха должно ударить его копье в сердце
огромного сильного медведя. А копье деревянное, хруп¬
кое, и наконечник его выкован из гвоздя. Может ли че¬
ловек победить зверя таким оружием?
— Теперь оно смешно, — похохатывая, говорил Ря¬
бов, — а тогда не больно-то смеялись! Нет, тогда, гости
дорогие, зуб на зуб не попадал. Проломит, думаю, стро¬
пила, упадет косо, не рассчитаю, — ну и прощай, Иван
Савватеич, напрасно старался...
— Убил? —спросила, замирая, Маша.
— Убил. Здоровый был ошкуй; уж мы его харчили,
харчили, — не осилили, так и протух к весне.
— В сердце ударил? — поинтересовался Семисадов.
— В сердце. Ударил, а он все на меня идет. Повалил
я его под себя, да он уж мертвый. Медведица. Ну, мате¬
рая!
188
Рябов засмеялся, вспоминая, а Сильвестр Петрович
мысленно повторил про себя его слова — "повалил под
себя, да он уж мертвый!" —и подумал: "Вот кому идти
на шведскую эскадру. Вот ему, богатырю. Он убьет
зверя, как бы страшен тот ни был, он в сердце ударит!"
Таисья в это время наклонилась к мужу, положила
ему в миску жареной рыбы, пирога. Рябов оглянулся на
нее — она улыбнулась ему возле самого его лица.
Сильвестр Петрович опустил голову, чтобы не видеть;
опять отберет он у Таисьи мужа, опять останется она
одна в своей избе, и более не быть здесь счастью, на¬
ступит вдовье время...
— Шутят у нас, — словно издали говорил корм¬
щик, — смеются так-то: дескать, не тужи, красава, что
за нас попала, за нами живучи, — не улыбнешься. Про
Грумант так-то толковали, ан нет. Бывало — ну веселья
разведем, ну смеху, ну плясу! И без вина, а ничего. Сами
на себя, на свое бедование, на свое горе смеемся. Всего
было... Узлы еще вязали.
— Какие узлы? —спросила с интересом Маша.
— У нас там, вишь, какое дело, — сказал Рябов. —
Спячка. Она, Марья Никитишна, страшнее всего. Она да
цинга рядом живут. Значит, самое зло сон и есть. А чего
в зимнюю-то ночь станешь делать? Грамоте мы не обу¬
чены, книг не имеем, что знали, все рассказали. Тут и
велишь — вяжите, ребята, узлы. И урок ему, горемыке,
задашь. Сию, дескать, веревку, всю узлами накрепко за¬
вяжи, смочи, затяни потуже, а после —развязывай. Али
шкуру звериную по волоску дергают. Еще латки на полу¬
шубок пришивали да назад отпарывали...
— А за старшего ты?
— Когда я, а когда еще кто.
— И слушались?
— Чего ж станешь делать? Миром приговорили, ми¬
ром и спрашиваем...
Погодя Рябов рассказал, на охоту как хаживали, бить
песца и голубую лисицу, как вдоль берега промышляли
моржей, нерп, белух, морских зайцев, про житье-бытье,
как обшивались, потому что одежда истлела и надо было
одеться наново, либо умереть от стужи. В самодельных
корытах золили и отмачивали звериные шкуры, отмо¬
чив, отскабливали ножами шерсть и из тонкой и мягкой
кожи кроили себе рубашки и порты. Кроеное шили
оленьими жилами. Шили еще меховые сапоги, рука¬
вицы...
189
— Долго, я чай? —спросила Маша.
— А у нас времени было не в обрез! —усмехнулся
Рябов. — Светильню тоже себе состроили. Череп мед¬
вежий выварили, салом налили, фитиль — в сало, и не
хуже, пожалуй, чем здесь.
Он вздохнул, помотал головой:
— Кабы с разумом, богатые бы и нынче были. Один
там наш дружок отыскал моржового клыка — не вру —
гору. Чего случилось — не ведаю, а только сами-то мор¬
жи на берег выкинулись и подохли, а зуб ихний остался.
Куда много!.. Почитай несколько ден носили, да словно
дрова укладывали...
— Куда ж он подевался? —спросила Маша.
— Мы ж не прямо, Марья Никитишна, в Русь вер¬
нулись. Еще к норвегам зашли. А они, известно, народ
учтивый, с поклонами — русс молодец, русс туда, русс
сюда. С угощением на судно приходят, с поклоном.
Шибко вежливые. И все сувенир просят. Чего зряшнее
не подаришь, честь не велит, а кость — она и для подар-
ка-то хороша. Ну, еще, известно, и вино ихнее в голове
шумит...
— Пороть бы вас, чертей, да некому! — сказал Иев¬
лев.
— Оно конечно! —согласился Рябов. —Да ведь то¬
же, Сильвестр Петрович, как станешь делать — отда-
рить-то не надобно разве? Янтарь еще у нас был...
— А его куда дели?
— Зачем дели? Который остался, — привезли, вдо¬
вам завтра разделим.
— А свой?
Рябов засмеялся:
— Чего вспомнил... Свой... Говорю: норвеги народ
учтивый...
Сильвестр Петрович смотрел на Рябова и все думал:
"Да, ему и идти. Ему быть на шведской эскадре, он свер¬
шит, положиться можно. Прям, храбр, прост душою, не¬
корыстен! Ему! Более искать некого и не для чего!"
— Ну что глядишь-то, господин капитан-коман¬
дор? — спросил Рябов. —Я говорю, а ты все глядишь на
меня? Не пойму —коришь али смеешься? Не кори, ме¬
ня вон и женка корить не станет, таков уж на свет уро¬
дился...
Сильвестр Петрович молчал.
— Ты об чем все думаешь? —шепотом спросила его
Маша.
190
Иевлев не ответил.
Говорили долго, до третьих петухов. К утру стали
кланяться хозяйке, благодарить. Таисья Антиповна кла¬
нялась гостям, сама благодарила, что навестили, поску¬
чали, не побрезговали хлебом-солью. Сильвестр Пет¬
рович, прощаясь с ней, стиснул зубы; было страшно
думать, что он, не кто иной, как он, отберет у нее ее
кормщика. А она, как нарочно, низко поклонилась ка¬
питан-командору, сказала Рябову:
— Много мне Сильвестр Петрович помог, покуда без
тебя вдовела. Столь много —и не пересказать...
— Авось со временем и я сгожусь! — улыбаясь, от¬
ветил кормщик. —У нас на Беломорье добро помнят...
Первыми вышли на волю вдовы, здесь, в воротах,
встретились с поручиком Мехоношиным, который вел
солдат-драгун в рябовскую избу.
— А ну, морды, с дороги! —приказал Мехоношин.
— Я вот тебе дам — морды, дурак немазаный! —
разобиделась старуха Щапова. — Сам ты морда! Изук¬
расился всяко — глядеть тошно. Морды! Да мы честны
рыбацки вдовы... Да и куда прешься — гости по домам
идут...
Поручик оттолкнул с дороги Щапову; она еще силь¬
нее разобиделась, сбила могучей рукою треуголку с Ме-
хоношина, поддала ему под зад.
— Щекоти его, женки! — рассердилась другая ста¬
руха. — Щекоти его смертно; он верещать зачнет и сбе¬
жит... Знаю я таких.
Но Мехоношин прорвался со своими драгунами на
крыльцо, ногою распахнул дверь в горницу и тут вдруг
остановился неподвижно. В гостях у мужика-кормщика
был сам капитан-командор Иевлев. На треск двери он
обернулся, спокойно спросил:
— Для чего пожаловал, господин поручик?
Мехоношин вынул из-за рукава кафтана указ, напи¬
санный дьяком, сказал с учтивостью:
— Сии мореходы порушили веление господина вое¬
воды и сюда заявились из земли норвегов...
— Ну?
— За что имеют быть арестованы мною и доставле¬
ны...
— Вон! —тихим голосом сказал Иевлев.
— Указ именной, — быстрее заговорил Мехоно¬
шин, — в указе сем написано...
191
— Вон, господин поручик Мехоношин! Иначе я вашу
шпагу отберу и вас самого немедленно же велю за кара¬
улом на съезжую доставить. Вон! И чтобы нога ваша по¬
рог сей избы не переступала.
Мехоношин, словно не понимая, стоял неподвижно.
Сильвестр Петрович громко, как на плацу, скомандо¬
вал драгунам, столпившимся в сенях:
— Повернись кругом! Вздень левой! Ать, два, шагом!
В казарму!
Драгуны завозились, поворачиваясь в тесных сенях,
загрохотали сапогами, зазвенели палашами и багинета-
ми. Мехоношин, ссутулясь, потащился за драгунами.
Иевлев велел Аггею Пустовойтову:
— Ты вот что, дружочек. Нынче же дай кормщику
добрых матросов, пусть съездят к лодье своей да что
имеют, —не откладывая раздадут вдовам...
Повернулся к Рябову и сказал:
— А ты, как с делом управишься, Иван Савватеевич,
побывай у меня в крепости. Да Митрия своего захвати,
да еще кого захочешь, да Таисью Антиповну с Иваном
Ивановичем.
Митенька прильнул к кормщику, взглядом попросил:
"Поедем, Иван Савватеевич!" Рябов кивнул —отчего-де
и не поехать, коли званы.
Сильвестр Петрович вышел на крыльцо, вдохнул све¬
жий влажный утренний воздух:
— Благодать лето-то стоит, Иван Савватеевич. Слов¬
но и не север.
И крикнул Маше:
— Долго вы там шептаться будете? Пора бы и перес¬
тать. День наступил...
Маша догнала мужа, сказала ему, дыша в ухо:
— Жалко капитана Афанасия Петровича. Вишь, —
он нынче и глаз не казал.
Сильвестр Петрович грустно усмехнулся:
— Ну, Машенька, ну, голубушка, тут не нажалеешь-
ся. Идем-ка, дружочек, поспать надобно, идем побыст¬
рее. А еще до крепости Двиною не близок путь...
Не посрамим земли Русской, но ляжем
костьми, мертвые бо сраму не имут.
Станем крепко...
Святослав
Воистину и мы не под лапу, в самый
рот неприятелю идем, однако ж не
боимся.
Петр Первый
Глава седьмая
1. Челобитчики
По третьему разу на пытке огнем Ефим Гриднев не
выдержал, назвал людей. Дьяк Молокоедов послал за
думным дворянином, а сам кротко спрашивал:
— Человек с Пушечного двора именем Федосей,
кличкой Кузнец — ваш ли? Отвечай на спрос...
Гриднев, не слыша, не понимая, повторял:
— Кличкой Кузнец — наш!
Поздюнин поднес пытанному кружку вина, бобыли
присыпали ожоги золою. Гусев, водя носом по бумаге,
быстро писал. Заскрипели ступени, пришел думный
Ларионов.
— Чего тут?
Молокоедов почтительно поведал: Гриднев загово¬
рил, к вечеру попозже, пожалуй, и воеводу звать можно.
Ларионов, покачивая сапожком, кивнул. Взор при этом
у него был отсутствующий, все вспоминал, как со сра¬
мом бежал от баб и девок в Онеге, как поскользнулся в
болотце и плюхнулся им на потеху, как сняли они с него,
с думного дворянина, портки, посекли крапивой. Хоро¬
шо, что хоть солдаты не видели. А может, и видели?
К вечеру Алексей Петрович Прозоровский, насмерть
перепуганный дьяками и Ларионовым, пожаловал в за¬
стенок, дабы дознать размеры заговора, пресечь на
корню назревающий бунт и вновь показать себя верным
государевым псом, как в те времена, когда соперничать
в преданности государю с князем Прозоровским мог
только ныне покойный Франц Лефорт.
Дьяки Молокоедов и Гусев под руки подвели воеводу
к скамье, усадили на перинку, покрытую ковром, прочи¬
193
7-770
тали на два голоса опросный лист, велели Поздюнину
еще раз вздернуть арестованного, дабы повторил пока¬
зания.
Бобыли выволокли то, что осталось от Гриднева. Поз-
дюнин вправил руки несчастного в хомут, Ефим закри¬
чал:
— Отпустите, изверги, отпустите, не могу я более!..
— Отвечай, какие бунтовщики здесь были и какие
вам, ворам, слова говорили? — приказал князь. — Го¬
вори!
Гриднев молчал; глаза его смотрели бессмысленно,
мимо людей.
— Отвечай!
— Отпустите!
Его отпустили.
— Говори же! —велел Молокоедов. —Кузнец с Пу¬
шечного двора бунтовщик?
— Что за Кузнец? — мертвым голосом спросил
Гриднев. —Каков он?
— Кузнец с Пушечного двора, из раскольников. От¬
ветишь — отпустим. Отпустим, да еще казной наградим.
Пойдешь на все четыре стороны. Говори же!
Ефим молчал, тупо глядя на своих мучителей. Воево¬
да малость подождал, потом разгневался, топнул ногой,
велел без проволочки подвешивать и пытать огнем. Под¬
ручный палача принес горящий веник, Ефим заговорил
глухо, язык плохо ворочался в его ссохшемся рту:
— Все, все до единого, все... Молчан, беглый с Волги,
Голован плотник, медник Ермил...
— Жги огнем! — велел воевода.
Поздюнин выхватил у подручного горящий веник,
повел по голой спине Ефима. Тот содрогнулся, обвис.
Дьяк Гусев писал быстро, дьяк Молокоедов с торжест¬
вом поглядывал на воеводу. Ефима вздернули еще раз,
он стал называть людей на Соломбальской верфи, на
Баженинской, в Вавчуге. Дьяк Гусев с радостью шепнул
воеводе:
— Вот оно! Все здесь! С Волги, где атаман Разин ха¬
живал...
Думный подтвердил:
— Так, князь воевода, так! На одной цепке все ходят.
Теперь имать всех надобно.
Воевода цыкнул:
— Пшли от меня, советчики!
194
Поднялся с места, вырвал у Поздюнина веник, неуме¬
ло, косо пихнул в грудь Ефиму, спросил, оскалясь:
— Голова над вами кто? Говори! Кто срамную чело¬
битную на меня, на отца вашего воеводу, составлял? Кто
над всеми вами начальный человек? Говори!
Ефим шевелил губами, но никто не расслышал его
слов.
— Кто? —отогнув ухо ладонью, спросил воевода. —
Громче говори, не слышу!
Ефим напрягся, выдохнул:
— Крыков —капитан таможенных войск. К нему ха¬
живали, листы тайные читали, с ним обо всем толкова¬
ли... Он да Молчан над нами правили...
Воевода приказал привести пушечного мастера Куз¬
неца. За Кузнецом послали Мехоношина с драгунами.
Крыкова воевода взять побоялся, а Молчан жил скрыт¬
но, о нем на съезжей не знали. Приволокли еще плот¬
ника Голована да медника Ермила. С палача Поздюнина
к полуночи полился пот, бобыли едва таскали ноги, а все
без толку. Схваченные ничего не знали.
Князь Алексей Петрович захотел есть, послал Моло-
коедова за ужином. Тот вернулся испуганным, зашептал
воеводе на ухо:
— У тебя в дому на крыльце архиепископ сидит, туча
тучей, в горницу не идет, велит тебе, князь, немедля к
нему быть. Костыльник при нем, два келейника, курьер
с дальней дороги...
Воевода не дослушал, всполошился. Дьяки с Ларио¬
новым под руки повели воеводу к карете; карета загре¬
мела коваными колесами по бревнам мостовой, конная
стража с алебардами тронулась вслед.
— Чего там стряслось? —спросил Гусев Молокоедо-
ва.
— А того стряслось, что шведские воинские люди на
кораблях Зунд прошли — еще когда! Вот чего стряс¬
лось! — ответил Молокоедов. — Теперь вскорости к
нам придут... Царев офицер об том грамоту привез.
Гусев охнул, думный дворянин на него прикрикнул:
— Но, но, раскудахтался! Наше дело сторона. Пой-
дем-ка челобитчиков вздернем, кончим с ними. В чело-
битной-то и мы названы; коли что, — и нам не поздо¬
ровится. Надобно с челобитчиками кончить. Мало ли...
На дыбе быстро некоторые кончаются.
— Кого ж первого пытать?
195
7*
— Первым будем мастера Федосея Кузнеца. Так я
чую, что он у них верховодит...
— Крыкова бы взять.
— Крыкова? А капитан-командор его даст?
— Он и Кузнеца не дал бы, так ведь мы не спросили,
по-тихому взяли...
Вернувшись в застенок, сели все рядком на перинку,
крытую ковром, пошептались, подозвали Поздюнина, ве¬
лели ему сразу вздергивать Федосея. Палач почесался,
помедлил.
— Чего ждешь-то? —спросил Молокоедов.
— А того, что с меня спрос будет. Делать умеючи
надо, а которого до смерти, —за такого в ответе...
— Как сказано, —делай!
Поздюнин со вздохом пошел к месту. Бобыли сор¬
вали с Кузнеца рубашку. Поздюнин вдел его руки в
хомут. Молокоедов спросил:
— Ты и есть Кузнец? Говори, детушка, все, что о че¬
лобитной ведаешь: где сия бумага, кто ее укрывает, кто
писал, —говори быстро...
Кузнец молчал. Глаза его остро поблескивали, впалая
грудь вздымалась неровно. Палач Поздюнин, положив
ладонь на хомут, дремал стоя. Подручный хлебал молоко
из глиняной кружки, закусывал шаньгою.
— Давай, Поздюнин! —велел Ларионов.
Палач открыл глаза, встрепенулся.
— Рученьки кверху, голубь, кверху, да и сам посунь-
ся вперед, четок вперед, детушка, подайся...
Петля стянула кисти, Поздюнин уперся кривыми но¬
гами в бревно, вскочил, подпрыгнул. В тишине заскри¬
пела пеньковая веревка. Кузнец весь вытянулся, яснее
выступили ребра, пот сразу залил черное худое лицо.
— Говори, детушка! — велел Гусев.
Кузнец дернул вперед шею, спросил:
— Пошто воевода ваш кнутом выбивает себе деньги
из посадских? Пошто без взятки ни едино дело не добь¬
ешь?
— Еше подтяни! — велел думный дворянин.
Хлопнула дверь; в застенок вошел пьяный Мехоно¬
шин, сказал сквозь зубы:
— Жечь их всех огнем, иродово семя! Смертно! Жи¬
лы резать, персты ломать...
Мехоношин сбросил у двери мундир, кружева, лен¬
ты, пошатываясь подошел к Поздюнину, сам взялся за
196
веревку. Поздюнин веревку не давал, дьяки забеспокои¬
лись, стали уговаривать поручика, чтобы не бесчинство¬
вал, Мехоношин потребовал огня, ногой ударил подруч¬
ного, закричал, что с нынешнего дня сам будет рвать
ногти, варить в смоле, вбивать гвозди, — разве-де так
пытают? Потом заплакал навзрыд, ушел в сторону, жа¬
лостливо причитал:
— Матушка мои с батюшкой, добрые мои родители,
на кого вы меня покинули, для чего не взяли с собою в
обитель счастливую...
Кузнец молчал, ловил открытым ртом воздух. Глаза
его заволокло; он ничего не видел и не слышал.
— Отлей! —велел дьяк. —Да живо!
Подручный принес берестяное ведро, Поздюнин
опустил хомут и медленно, узкой струей стали лить воду
Кузнецу в лицо.
— Еще вздергивай! —приказал думный дворянин. —
Живо, живо... К утру всех кончим, отдыхать пойдем!
2. Вон он, флот!
Карбас шел быстро, ветер дул попутный, ровный,
сильный. Перед тем как сбрасывать паруса, Семисадов
поднял пистолет — выстрелил в воздух, потом поднял на
мачте прапорец, за ним второй, потом третий. Флажки
развернулись, с берега ответили выстрелом.
— Важно живете! —сказал Рябов. —Без сигнала
так бы и не пустили?
— Там пушки припрятаны! —ответил Семисадов. —
Чужого не пустят...
— Чего ж меня-то пускаете?
— По приказанию господина капитан-командора.
Велено показать кормщику Рябову корабельный флот,
крепость-цитадель, Марков остров и на нем батарею,
другие некоторые пушки, потайную цепь.
Рябов улыбнулся, переложил руль; карбас медленно
поворачивал носом к входу в гавань. Могучие сосны за¬
щищали ее от любопытных взоров: отсюда, с моря, она
казалась пустынной и необитаемой. Вода блестела под
жаркими солнечными лучами; было тихо, душно; ветер
вдруг упал вовсе. Пошли в гавань на веслах, и, едва ми¬
новали прибрежные серые, мшистые валуны, кормщик
увидел корабли —большие, новые, с высоко поднятыми
резными кормами, в паутине снастей, с открытыми пу¬
197
шечными портами, в которых виднелись медные пушки.
Четко, словно выстроившись, неподвижно застыла эс¬
кадра перед обрывистым зеленым берегом.
Молча светлыми своими глазами осматривал корм¬
щик стройные линии обводов, мачты, реи, искал, какие
же из кораблей построены его руками в те, прежние
годы, когда работал он на Соломбальской верфи. Но тот¬
час же забыл, о чем только что думал, и стал разгляды¬
вать пушки на кораблях, прикидывать их число и силу
огня. Пушек было много, и Рябов удивленно покачал го¬
ловой: смотри-ка ты, военного флоту корабли, истинно
так, ничего не скажешь...
— А ну еще навались! —велел он Семисадову.
Тот, радуясь на растерянное и довольное лицо Рябо¬
ва, уперся своей деревяшкой в банку, сильно размахнул¬
ся веслами — карбас скользнул вперед, ближе к кораб¬
лям. Они еще выросли, стали крупнее, выше, резьба на
корме нового фрегата проступила яснее. С борта све¬
силась круглая белобрысая голова, спросила:
— Кто идет? Отвечай!
— Господина капитан-командора карбас по его ука¬
зу! — снизу вверх крикнул Семисадов.
На веслах не торопясь обошли все яхты, фрегаты и
корабли, близко оглядывали спущенные трапы, якорные
канаты, точеные из темного заморского дерева страш¬
ные фигуры, что ставились спереди на каждом судне.
Матросы смотрели сверху на карбас капитан-командора;
с одной яхты слышалась песня, с другой —звуки кора¬
бельного рожка, на третьей делалось учение: матросы
как бы готовились заряжать пушки, стрелять, чистить
стволы, еще заряжать.
— Откуда набрали-то народишку столь много? —
спросил Рябов.
— А наши беломорские, почитай, все —ответил Се¬
мисадов. — Тогда, в те времена, шутили, а нонче нет, не
шутим. Море — наше поле...
Только к утру добрались до Архангельска. Рябов был
задумчив, глаза его смотрели строго, лоб хмурился. Не¬
подалеку от Воскресенской пристани спросил:
— Ужели прорвутся к городу, а, боцман?
— Шведы-то?
— Они.
— Не дадим! —со спокойною ленцою в голосе отве¬
тил Семисадов. — Не достать им до нашего флоту.
198
3. Капитан-командор и воевода
Князя Прозоровского била дрожь: шведские корабли
миновали Зунд давно, вот-вот должны появиться в Белом
море. И не корабли — эскадра.
— А более тебе из города не отлучаться! — гневно
произнес Афанасий. —Ты —воевода, в слово сие вник¬
ни головою, умом своим...
Он усмехнулся, глаза его остро блеснули:
— Воевода воин — сидит под кустом да воет!
Офицер, доставивший из Москвы письмо о шведской
эскадре, разглядывал князя с наглостью. Алексей Пет¬
рович хотел было обидеться, да не хватило смелости,
улыбнулся кисло, стал отговариваться недугами. Афа¬
насий прервал:
— Иевлев Сильвестр Петрович куда недужнее тебя,
князюшка, да пред бедою все недуги словно позабыл,
любо-дорого посмотреть на господина капитан-командо¬
ра. Я — старик, одной ногой во гробе стою, не чаю и
завтрашнего утра увидеть, однако же не плачусь. А
ты —воевода, для чего ж срамишься?
Алексей Петрович вовсе не нашелся, что ответить.
Лекарь Лофтус с поклонами разливал мальвазию, слуга
разносил рыбу в рассоле, битую капусту, грибы. Архи¬
епископ Важеский и Холмогорский сидел насупясь, гля¬
дел неприязненно, к еде и вину не притрагивался. Один
только приезжий офицер, наголодавшись в пути, ел за
десятерых.
— Я ныне по монастырям поеду, —опять заговорил
Афанасий, —да в крепость наведаюсь. Потрясу монахов
маленько, пусть и они врагов встретят достойно. А ты,
князь, о недугах забудь и думать —совестно то воеводе
пред бедою. Народишко и то смеется; болтают, — дес¬
кать, наш князь-воевода, взявши шлык, да в подворот¬
ню — шмыг...
Прозоровский, обидевшись, крикнул:
— Болтунов палач Поздюнин за ребро подвесит —
живо замолчат!
— Ну и дурак! —спокойно ответил Афанасий. —Ей-
ей, дурак! Палач! Много ты с палачом со своим против
шведа сделаешь? И то стон стоит —всех хватаешь; а ты
еще собрался? Да не квохчи, ровно курица, слушай
меня...
Отбивая ребром ладони по столешнице, стал совето¬
вать, как надо воеводе встать во главе обороны Архан¬
200
гельска, как надо подумать о пище для защитников горо¬
да, как обо всем заранее договориться с капитан-коман¬
дором, который будет командовать сражением крепости
с эскадрой...
— Не стану я под него! —опять сорвался воевода.—
Что он мне?
Афанасий хлопнул рукой по столешнице:
— Станешь! Он Петром Алексеевичем послан...
— Я тоже, владыко, государем поставлен!
Архиепископ открыл было рот —отвечать, но ничего
не сказал; только слабый жалобный стон вырвался из его
груди, лицо страшно побледнело, рука судорожно вце¬
пилась в скатерть. Лофтус, уронив лавку, бросился к вла¬
дыке, на шум в столовую палату вбежали келейник и
костыльник Афанасия. Владыко тихо попросил:
— В карету меня! Худо!
Лофтуса к себе не подпустил. Келейник дал ему по¬
нюхать соли из флакона; он попил квасу, стуча посохом,
медленно пошел к дверям. По пути говорил князю:
— В крепость нынче же наведайся! Воеводу в лихой
час видеть должны, а тебя, окромя княгини да княжен с
недорослем твоим, да тараканов запечных, — кто зрит?
Палач в застенке? Тоже нашел время зверствовать,
лютостью своей пугать...
Во дворе, отдыхая, сказал:
— Еще не по-хорошему делаешь: зачем сынка свое¬
го, недоросля своего, когда лихая беда, словно старика
прячешь? Люди-то знают: мужик вымахал на пшенич¬
ном хлебе — косая сажень. Дай ему мушкет, не таи при
себе в Холмогорах...
И махнул рукою:
— Зря толкую с тобой. Ничего ты не понял. Эх, кня-
зюшка!
Карета, гремя коваными колесами, выехала со двора;
воевода, держась за голову, пошел в опочивальню. Ле¬
карь с испуганным лицом разул князя, посоветовал
ничего не подпускать близко к сердцу, сохранять спо¬
койствие, необходимое для поддержания в теле огня-
флогистона.
— Шел бы ты подальше со своим флогистоном! —
огрызнулся князь. —Флогистон! Тут измена вокруг, во¬
ры, обидчики, а он вздор городит. Ставь пиявиц, не то
помру!
В опочивальню пришла княгиня, за ней — старые
девки княжны, сзади недоросль. Воевода, охая, расска¬
201
зал про шведскую эскадру; лекарь Лофтус добавил от
себя, что покорнейше просит отпустить его к Вологде
али на Москву, потому что шведы накажут иноземца,
пользующего князя-воеводу и все княжеское семейство.
— Да неужто не одолеем шведа? — спросил недо¬
росль.
Лекарь тонко улыбнулся, ничего не ответил; потом,
отдирая пиявиц от боярского затылка, рассказал как бы
невзначай, что двиняне под начальством князя, конечно,
отстояли бы город, да больно велика измена; например,
на цитадели содержится некто Никифор. Пришел он с
моря, несомненно подослан шведами, а лечат его там и
ухаживают за ним, будто он владетельный герцог. В то
же самое время пушечный мастер Риплей заключен в
цитадели под стражу, равно как и инженер-венециа¬
нец — Георг Лебаниус. Пушки с иноземных негоциант¬
ских кораблей приказом Иевлева сняты, а иностранные
корабельщики давали присягу — стрелять из тех пушек
по шведской эскадре. Пушки добрые, разве здешним му¬
жикам с ними справиться? И кто здешние пушкари?
Может, они из тех, кто замыслил мятеж? Нынче еще
новость: пришла с моря большая лодья, трехмачтовая,
один раз видели ее с полным грузом, а второй раз —
совсем без груза. Кто на лодье пришел? Может, шведы?
Ходят по городу переодетыми, теперь ищи их...
Воевода слушал, моргал; княгиня крестилась, дочки
переглядывались, недоросль сказал решительно:
— Коли так, — зачем и воевать? Ежели с покорно¬
стью ключи от города отдать...
— С покорностью? Тебя самого велено в стрельцы
отдать.
— Меня? Да я, батюшка, несмышленыш, куда меня...
Княгиня Авдотья заголосила было, но князь рявкнул:
— Молчите, дурни!
И выгнал из опочивальни всех, кроме Лофтуса. Лоф¬
тус посчитал князю пульс, покачал головой, с сокруше¬
нием произнес:
— Опять в жилах ваших ускорилось отложение рту¬
ти, серы, а также соли.
Воевода молчал задумавшись, потом поднялся с ложа,
велел себя одевать. Лофтус подал панцирь, саблю, пис¬
толеты.
— Для какого беса? —спросил воевода.
— Шведы близко! — произнес лекарь.
202
Всю дорогу до крепости воевода был задумчив, сон¬
ными глазами поглядывал на низкие зеленые берега
Двины. Лофтус гнусавым голосом напевал псалмы, греб¬
цы на карбасе мерно вздымали весла, воевода все думал
свои думы, потом пальцем поманил лекаря, сказал пове¬
селевшим голосом:
— Нечего тебе к Вологде ехать али на Москву...
Лофтус удивленно поднял короткие бровки.
— Обладим нынче же дело честь честью...
Лекарь опять не понял ничего.
Сильвестр Петрович встретил воеводу со всем при¬
личием у ворот цитадели и даже с лекарем был вежлив,
хоть и не выразил никакого удовольствия от встречи с
ним. Инженер Резен занял вни1ущние Лофтуса, повел его
к себе в избу, дабы побеседовать о здоровье капитан-ко¬
мандора. В чистой, пахнущей сосновыми бревнами гор¬
нице он усадил гостя спиной к окошку, заговорил учтиво
об иностранных столицах. Беседа завязалась непринуж¬
денная.
В это же время у себя в комендантской Иевлев пот¬
чевал воеводу квасом, заваренным Машей. Воевода хва¬
лил квас — такого в здешних местах не добьешься, —
хвалил капитан-командора, что цитадель нынче вовсе не
узнать, много понастроено, хвалил порядок на подступах
к крепости. Сильвестр Петрович настороженно молчал:
не для того приехал воевода, чтобы хвалить!
— Дверь-то закрой, господин, потуже! — попросил
князь.
Капитан-командор подозрительно посмотрел на кня¬
зя, поднялся, закрыл дверь. Воевода молча прихлебывал
квас. Потом, оглаживая усы, спросил:
— Как надеешься, господин Иевлев? Отобьем шведа?
Сильвестр Петрович подумал, ответил не сразу:
— Трудно будет, князь-воевода. Весьма трудно. Швед
идет большой силой. Команды на эскадре пожелают гра¬
бить, то им обещано небось. Город Архангельск слывет
богатым городом. Король Карл сам отправил эскадру,
шаутбенахт Юленшерна —опытный моряк...
— Умно толкуешь! —одобрил воевода. —Ворог идет
великой силой, а у нас все не слава богу. Думный дво¬
рянин, верный человек, ума палата, господин Ларионов,
дознался, что быть у нас мятежу. Ныне и я своею персо¬
ною немалое время на съезжей трудился и в подлин¬
ности всех тех скаредных и мерзейших дел, господином
Ларионовым открытых, подтверждение получил. Взято
203
драгунами человек с дюжину подлого народа, заправил;
еще надобно хватать и хватать. Приходимцы с Азова,
здешние воры, от Москвы беглые стрельцы, иные раз¬
ные смерды винятся в том, что меня, воеводу своего,
вздумали на копья вздеть, — слыхано ли такое? Чего в
Азове делали, — и здесь поделать решили. Похватали
мы их. Похватать-то похватали, да только какая война —
коли и в войске мятежники, и на верфях, и по слободам.
Пушечный мастер, кличкою Кузнец...
— Что Кузнец? — перебил нетерпеливо Иевлев.
— А то Кузнец, что и на Пушечном дворе измена. До
того дело дошло с сими татями, господин капитан-коман¬
дор, что офицеры некие, на которых ты немалую надеж¬
ду имеешь, твои офицеры к мятежникам пристали.
— Офицеры?
— Офицеры, душа моя, офицеры, сударь капитан-ко¬
мандор. Как ударят сполох, — офицеры сии сами пове¬
дут мятежников на нас с тобою...
— Кто же они —офицеры? Как зовутся?
— Покуда не скажу. Не поверишь. А со временем
поведу в застенок, чтобы своими ушами услышал измен-
ные речи. Ну, об сем успеем. Нынче же о другом думать
надобно: каково тебе со шведом биться, когда за спиною
твоей изменники, кои только и ждут шведа на нашу зем¬
лю. Великая кровь прольется православная, а зачем?
Сильвестр Петрович поднялся, тяжело опираясь на
трость, прошелся по горнице из угла в угол. Воевода не¬
отступно следил за тем, как менялось его лицо, как слов¬
но бы погасли глаза, как мелкие росинки пота просту¬
пили на высоком лбу, на скулах.
— Побьет нас швед! — настойчиво сказал воевода. —
Побьет и спалит город наш, людей без счету порежет. И
тебе висеть в петле...
Иевлев молчал.
— Пойдут корабли шведские мимо твоей крепости —
что станешь делать? —тихо спросил воевода, выдвинув
вперед жирный подбородок.
Сильвестр Петрович ответил глухо:
— Известно что! Палить буду из пушек.
— То-то, что из пушек. А тебя в это время по башке
обухом —свои же пушкари...
— Меня?
— Тебя, еще бы не тебя!
Сильвестр Петрович отвернулся — противно было
смотреть, как радуется, юродствует, лжет и мельтешит
204
Прозоровский. А тот все говорил, наклоняясь к Иевлеву,
жарко дыша волосатым ртом, — громко, въедливо, по¬
учающе:
— Страшно, капитан-командор, куда как страшно!
Смерды, псы! Ты цитадель строишь, ты их силою сюда
согнал; я с них недостачи рву, я им судья, —ох, тяжелая
наша служба, сведал я ее, с Азова страху божьего на¬
видался. Да ты что серчаешь? Что волком глядишь? Али
обидел я тебя ненароком? Ну полно, полно, все мы люди,
все стараемся по-хорошему, а оно вдруг худым оборо¬
тится. Бывало, что и я серчал, бывало, что и ты мне попе¬
рек скажешь — молодо-зелено, да только врозь нам ни¬
как нельзя. Двое нас тут царевых слуг только и есть!
Двое! Одна в нас кровь, за одним столом отцы наши да
деды во дворцах царевых сиживали — мой выше, твой
ниже, — да стол-то один. Ну и полно! Садись рядком,
поговорим ладком. Садись, не стой...
Иевлев сел, сложил пальцы на рукоятке трости. Было
видно, что не слишком внимательно слушал он воеводу,
думал свою невеселую думу. Воевода рукой, унизанной
перстнями, дотронулся до локтя Иевлева, спросил дове¬
рительно:
— Виктории над шведами не ждешь?
—* Не знаю, как и ответить, — сухо сказал Силь¬
вестр Петрович. —До сего дня ждал и твердо надеялся.
Нынче же... Ежели правда, что сполох ударят и все
работные люди, да трудники, да солдаты, да посадские
поднимутся...
— Правда! — с радостью в голосе воскликнул Про¬
зоровский. — Истинная правда! Ты сам нынче же в за¬
стенок наведайся, сам подлые ихние речи послушай...
Сильвестр Петрович с досадой прервал воеводу:
— В застенке не такое еще на себя наклепают. Мне
истинную правду знать надобно, ибо ежели не бабьи
сказки об измене да о сполохе, —тогда...
— Что тогда? —жадно спросил воевода.
— Тогда —побьют, пожгут, вырежут нас шведы.
Прозоровский близко наклонился к Иевлеву, про¬
шептал:
— Вот, понял наконец. Для чего ж нам так делать?
Для чего нам напрасную кровь лить? На викторию не
надеемся, так на что же?
Иевлев неподвижными глазами смотрел на князя.
Тот продолжал:
205
— Слушай меня, капитан-командор, да вникай, не
пыли без толку. Мне твоя натура вот как ведома, сам
молодым был, да укатали сивку крутые горки. Иначе
надо делать, умнее, с хитростью. Вот как, слушай: сведа¬
ем с тобой, что эскадра шведская подошла, сразу — в
карбас и навстречу. На подушке ключи от города Архан¬
гельского, в мешках казна, что у дьяков хранится...
Иевлев резко повернулся к Прозоровскому, посмот¬
рел на него внимательно, точно увидел в первый раз.
Синие глаза капитан-командора светились непереноси¬
мо ярко.
— Для чего надобно кровь православную проли¬
вать? — спрашивал воевода. — Для чего горе, висели¬
цы, плахи? Для чего ни за грош нам с тобою злой
смертью погибать? Кому в радость? Ворогам нашим, мя¬
тежникам? Сам суди, кто нам страшнее: швед ли, что
возвеличит нас, за почесть вдвойне почестями отдаст да
еще наградит по чину, али смерд, холопь, ярыга с дре¬
кольем, с рогатиной? Давеча слышал я драгунского
поручика Мехоношина горькую беду: мужичье, зверюги
лютые, псы смердящие поднялись, вотчину пожгли,
управителя на воротах вздернули. Зачем сие? Для какой
надобности? А коли шведы миром в город войдут, —мы
к ним с поклоном. Разве им порядок не надобен? Им
мужик кроткий нужен. Они наших супостатов, ярыг до¬
знают, покончат с ними...
Сильвестр Петрович близко наклонился к Прозоров¬
скому. Того вдруг испугало лицо Иевлева, яростные его
глаза.
— Ты шутишь, князь-воевода, али вправду толку¬
ешь?..
Прозоровский отпрянул, замолк, вытер лицо шелко¬
вым платком. Сытые щеки его мелко дрожали.
— Шутишь? —крикнул Сильвестр Петрович. —Так
сии шутки нынче...
Воевода схватил Иевлева за обшлаг кафтана; давясь,
захлебываясь, залопотал:
— Испытываю тебя, испытываю, дружок мой, испы¬
тываю, что есть ты за человек... Надобно же и мне знать,
кто у нас первый воинский командир, надо, непременно
надо. Вот я и попробовал, на зуб тебя попробовал, как
золото пробуют. Теперь знаю, знаю, теперь вижу — не
испугаешься! Теперь всем поведаю: молодец у нас капи¬
тан-командор! Поискать такого, как Иевлев наш, Силь¬
вестр Петрович! Побьет он шведа, уж как побьет, череп¬
206
ков не соберешь! Побежит от нас швед, с воем побежит,
то-то обрадуемся мы, то-то в колокола ударим...
Сильвестр Петрович молчал, все так же неподвижно
и яростно глядя на князя. А Прозоровский расходился,
говорил без удержу:
— Тебе, Иевлеву, офицеру государеву, капитан-ко¬
мандору — вот кому командовать. От тебя все: виктория
от тебя, срам, конфузия — тоже от тебя. Не обессудь,
голубь прелюбезный, помилуй, коли поперек сказал. Те¬
перь ведаю — будешь биться!
Иевлев прервал его, сказал холодно:
— Не столь я, князь, глуп, не столь скудоумен, чтобы
сим вздорам поверить.
Воевода не торопясь налил себе квасу, не торопясь
хлебнул, поставил кружку на стол.
— Дело твое: хочешь —верь, хочешь —не верь. На¬
пиши в Москву, там тебе, может, и поверят, что боярин
князь-воевода учил передаться шведам. То-то смеху бу¬
дет...
Он хлопнул в ладоши, по-свойски ткнул Иевлева в
плечо:
— Так палить по шведской эскадре станешь из кре¬
пости своей? Ядер-то запас? Пороху? Пушкарей-то обу¬
чил, воин? А?
— Буду палить — шведу не поздоровится! — отре¬
зал Иевлев.
Прозоровский волчьим взглядом на мгновение впил¬
ся в лицо Иевлева:
— Совладаешь?
— Надо совладать. Ты, князь, не поможешь...
— Ну, молодец, молодец, — заторопился воевода. —
Теперь вижу — молодец! А то люди чего только не бол¬
тают про тебя... До того доболтались, что даже сказы¬
вали: живет-де у Иевлева шпион от шведских воинских
людей мужик Никифор... Пришел-де Никифор с моря,
принес Иевлеву шведское тайное письмо... Ну-ка, сведи-
ка меня к Никифору, погляжу я на него, поспрошаю, что
за человече... А от Никифора сведешь ты меня, голубь
любезный, к иноземцам, к узникам своим. Жалуются на
тебя; надо мне и на узников иноземных поглядеть, не¬
пременно надобно.
Иевлев ответил с ненавистью в голосе:
— Никифор нынче совсем плох, князь-воевода. Чаю,
не дожить ему до завтрашнего дня...
207
— Что так? — весело удивился воевода. — То жил
да поживал, а то вдруг помирать собрался. Нет ужг пой¬
дем, потолкую я с ним поласковее.
Капитан-командор молча вывел воеводу из комендан¬
тской избы в крепостной двор. Князь шел озираясь,
кряхтя: по каменным плитам с визгом волокли на кана¬
тах пушку; крепостные кони, высекая подковами искры,
тянули возы с ядрами: скрипел ворот, которым вздымали
на крепостные стены боевые припасы, вперебой били
кузнечные молоты...
Никифор лежал на спине, спал с открытыми глазами.
Лицо его за прошедшие дни стало пепельным, малень¬
ким, словно ссохлось.
Воевода ткнул пальцем, спросил:
— Он?
Сел неподалеку, закричал, чтобы взять испугом:
— Кто таков? Откуда? Ведаю, есть ты шведский во¬
инский человек, подосланный, дабы смуту сеять и рознь!
Говори, не молчи, отвечай проворно!
Никифор вздохнул, посмотрел на Сильвестра Петро¬
вича, точно просил защиты.
— Говори, Никифор, —спокойно, дружеским голо¬
сом посоветовал капитан-командор. —Говори, дружок.
То — князь-воевода, ему истинную правду ведать над¬
лежит, говори, не сомневайся.
Никифор сказал тихо:
— Худо мне нынче, Сильвестр Петрович. То будто
сны какие вижу, то и вовсе все потеряется, ничего нет...
И дышать никак нельзя...
— Говори! — крикнул воевода.
— Да что говорить-то? —слабым, но спокойным го¬
лосом ответил Никифор. — Не подсыл я, не шведский
воинский человек...
— А коли подвесим? —спросил воевода.
— Стою на правде моей.
— Персты зачнем рубить по единому, огнем запыта-
ем, перед смертью все сам покажешь — поздно бу¬
дет, — посулил Прозоровский. —Говори нынче!
Никифор слабо улыбнулся, обнажив младенчески
беззубые десны, собрался с силами.
— Воевода-князь! —со спокойным достоинством за¬
говорил он. — Всяко меня пытали и били на чужбине,
несладко жилось, можно ли меня нынче пыткою испу¬
гать, огнем, дыбою? Да и что мне жить осталось? Сам
видишь...
208
— Для палача — хватит! — ответил воевода.
И, повернувшись к Иевлеву, сказал, что велит Ни¬
кифора нынче же взять в город на съезжую. Сильвестр
Петрович молвил, что недужного калеку он в Архан¬
гельск не пошлет. И тихо, почти шепотом добавил:
— Будет, князь, лютовать. Сей Никифор тарабар¬
скую грамоту на цитадель привез, великие муки при¬
нял...
Князь подошел к окошку, крикнул бредущему мимо
солдату:
— Лекаря сюда иноземного пришли, Лофтуса, да жи¬
во! Бегом беги!
И опять сел на лавку, сложив руки на животе, пере¬
бирая толстыми пальцами в перстнях. Никифор вновь
задремал.
Лофтус был по соседству, пришел сразу вместе с Его¬
ром Резеном. Прозоровский велел ему посмотреть, ка¬
ков здоровьем Никифор. Лекарь поклонился низко, вы¬
пятил со значением нижнюю губу, сел на лавку рядом с
немощным, взял пальцами его запястье. В это мгновение
Никифор попытался поднять голову, но слабая шея не
держала, голова опять повалилась на подушку. Сморщен¬
ное лицо его исказилось от страшных усилий, губы что-
то силились сказать, но из впалой груди донеслось толь¬
ко клокотание. Иевлев подошел ближе, наклонился:
— Чего, Никифор? Чего надобно?
— Он! — вдруг ясно и даже громко произнес Ники¬
фор. — Он! Его на галере везли до гавани Улеаборг. Он
швед!
Лофтус стал пятиться. Никифор впился в его руку
своими искалеченными пальцами, Лофтус дернулся
сильнее — Никифор упал с лавки лицом об пол. Резен
бросился к нему, поддерживая руками голову, зашептал
ласковые слова, но Никифор, весь вытянувшись, опять
крикнул из последних сил:
— Подсыл, а не лекарь! От самого Стокгольма мы его
на галере везли, подсыл он, собака, вяжите, люди до¬
брые...
Лекарь все пятился к двери, разводя руками, пытаясь
улыбаться. Сильвестр Петрович тряхнул его за плечи,
приказал:
— Стойте тихо! Отсюда не уйти. Здесь крепость!
И склонился к Никифору. Никифор все еще шеп¬
тал, — как шли на галере от самого Стокгольма, как сия
персона сидела в кресле с самим капитаном, а когда
209
пожар сделался, названный лекарь стал палить по катор¬
жанам из пистолета. Рассказ Никифора был связен, изу¬
родованные глаза смотрели разумно. Потом он начал
сбиваться, дыхания ему не хватало. Иевлев вдвоем с Ре-
зеном подняли его на лавку; инженер принес калеке
пить, но тот пить уже не мог, вода пролилась на жи¬
листую худую шею. Равномерное хрипение вырывалось
из его глотки.
— Отходит! — сказал Сильвестр Петрович. — По¬
кличь попа, Егор!
Егор вышел. Серый от страха воевода спросил робко:
— Так ли оно еще? Наваждение, право, наваждение.
Один —подсыл, другой —тоже подсыл...
Лофтус оживился, прижимая руки к груди, стал
страшными клятвами клясться, что все поклеп, напрас¬
лина, ложь. Сильвестр Петрович не отвечал. Лекарь за¬
говорил потише, потом шепотом. Лофтус еще раз взмо¬
лился, потом замолчал, — понял, что пропал.
Старенький крепостной попик, кланяясь неподвиж¬
ному воеводе, вошел в горницу, за ним Резен привел
двух суровых матросов — взять гнусавого лекаря.
— Идите! — приказал Иевлев.
— Умирающий безумен! —воскликнул Лофтус. —
Горячечный бред отходящего...
— Забирай его, ребята! —сказал капитан-командор
матросам.
Матросы взяли Лофтуса сзади за острые локти; он
рванулся, тогда матросы взяли покрепче, поволокли к
двери. Попик, сидя в изголовье Никифора, творил глу¬
хую исповедь. Прозоровский мелко крестился. Силь¬
вестр Петрович встал, за ним грузно заспешил воевода.
Жирное лицо его теперь побурело; он ссутулился, глаза
бегали по сторонам. Сильвестр Петрович шел не огляды¬
ваясь. В комендантской он остановился, сказал воеводе
сурово:
— Так-то, князь! Лучший советчик твой, друг неиз¬
менный был здесь шведским шпионом. Другой на смену
ему прибыл — и тот подсыл, шпион. Думный дворянин
твой Ларионов, дьяки твои Молокоедов, Гусев, Аброси¬
мов — в кровище ходят по колено. Сии изверги кну¬
тами, пытками, страхом выбивают для тебя челобитную,
ты сию ложную бумагу на Москву шлешь, дабы оставили
тебя еще царскою милостью воеводою в сем городе. Сам
ты вовсе голову от страха потерял. Ныне до того дошло,
210
что ты, князь воевода ближний царев слуга, не шуткою,
а истинно уговаривал меня шведу передаться...
Прозоровский, весь налившись кровью, попытался
было опять от всего отречься, но Иевлев стукнул
тростью об пол. Князь взмолился:
— Прости, господин капитан-командор, ей-ей испы¬
тывал тебя, надобно мне знать, прости...
— Помолчи, воевода! Про офицеров, что давеча го¬
ворил, — про мятежников, врал?..
— Нет, ей-ей, правда, крест тебе святой.
— Не кощунствуй!
Прозоровский всхлипнул, стал обмирать:
— Дурно мне, худо мне, ахти, господин капитан-ко¬
мандор...
Шаря за спиною растопыренной ладонью, попятился
к лавке, плюхнулся, но Сильвестр Петрович заметил:
глазки князя смотрят остро, здоров воевода как бык, ло¬
мается.
В комендантскую вошел инженер Резен; свободно,
без всякого почтения к воеводе, сел, стал выбивать огни¬
вом огонь для трубки. Прозоровский сидел сгорбившись,
обвиснув, тронь пальцем —свалится с лавки. Сильвестр
Петрович, не глядя на князя, заговорил:
— Ради многих твоих недугов можно тебе, Алексей
Петрович, с княгинею да княжнами, со слугами и с кем
там возжелаешь — отбыть к Холмогорам. Там — за
крепким караулом, чтобы не бесчинствовал, — переж¬
дешь. С недужного воеводы и спроса нет, с трусливого
спрос велик: народ не помилует, голову долой отрубит...
— Тому были некоторые примеры в истории! —ска¬
зал Резен, пыхтя трубкой.
— Были! —подтвердил Иевлев.
Князь молчал. Глазки его злобно поблескивали.
— Всех, что к пытке назначены воеводою, — продол¬
жал ровным голосом Иевлев, — пока указом самого во¬
еводы из караула освобожу. Мне нынче каждый человек
надобен...
Прозоровский поднял голову, сказал, не сдержав¬
шись:
— Высоко вознесся, капитан-командор, ай высоко!
Мятежников государевых злых ворогов на свободу?
Азов забыл? Стрелецкий бунт забыл? Горько нынешний
час помянешь, да поздно будет! Поздно, не поправишь!
Мне Петр Алексеевич во всем поверит, тебе веры дадено
212
не будет! Не веришь про офицеров? Оттого не веришь,
что сам таков! Прости, батюшка, на правде, да я вашего
брата перевидел на своем веку, эдаких прытких верту¬
нов! Перевидел, да и пережил...
Сильвестр Петрович, щурясь, спросил:
— Ты это об чем, князь?
— Сам знаешь, сам знаешь, об чем. Ныне твой час, а
завтра поглядим. Доживем еще —и поглядим...
Резен в углу гулко закашлялся; едкий трубочный дым
пополз по горнице.
— При нездоровий в Холмогорах хорошо! — сказал
инженер. — Для хворого человека нет лучше, как Хол-
могоры. Тихо в Холмогорах...
Воевода прохрипел невнятный ответ — не мог ре¬
шить, что делать. Решил за него Иевлев.
— Оно вернее будет! —произнес Сильвестр Петро¬
вич. — Господину стрелецкому голове полковнику Ру-
жанскому отправляю я эстафету, чтобы нарядил стрель¬
цов — с приличием проводить недужного воеводу. Со
стрельцами поедет унтер-лейтенант Пустовойтов...
Прозоровский, совсем обвиснув, охая, обмирая по-
прежнему, пошел к дверям. Иевлев и Резен со всем поч¬
тением свели князя с крыльца, —работный народишко
не должен был знать, что воеводу прогнали из Архан¬
гельска в Холмогоры, что наверху, меж капитан-коман¬
дором и князем, —ссора, что боярин Прозоровский из¬
менник и трус...
— Едешь из-за болезни, — сурово сказал Сильвестр
Петрович. —Запомнил, князь?
Воевода кивнул важно.
Стояли втроем — ждали, покуда проедет мимо
огромная телега с заправкой в шесть коней. На телеге
везли крепостные ворота, сшитые из железных листов,
с репьями и копьями, с шипами и крутыми занозами. За
воротами крепкие кони волокли железные подборы, все
вокруг лязгало, грохотало, гремело...
Проводив воеводу, Сильвестр Петрович сказал Резе-
ну:
— Ну, Егор, трудненько мне придется. Нынче воево¬
да уговаривал к шведам перекинуться и добровольно
подать им на подушке ключи от города Архангельска. А
как сие не удалось ему, то стал при тебе уже грозиться,
что сам я —мятежник и бунтовщик и еще невесть чего.
Он помолчал, потом спросил:
213
— Воевода таков, — на кого ж положиться?
— На меня можешь положиться, Сильвестр Петро¬
вич. Те, что у нас в подклети под арестом сидят, — ино¬
земцы, враги тебе. Я не враг, но тоже иноземец. Сие
много значит, не так ли? Но пойдем же, тебя ждут тот
достославный лоцман, который потонул, но потом вер¬
нулся, и его жена, которая была вдова, а теперь она
опять жена, и их ребенок, который был сирота, а теперь
не сирота. Так я говорю по-русски?
— Так, так, молодец! —усмехаясь, сказал Сильвестр
Петрович.
— Они приехали в карбасе! —сказал Резен. —Они
приехали в гости. Так?
— Ну, так.
— Он хочет смотреть всю крепость!
— Покажи ему!
— Вот это не так! Я и самому воеводе не показывал,
а теперь буду показывать лоцману?
— Покажешь!
— Зачем?
— А затем, что сей лоцман...
Сильвестр Петрович не нашелся, что сказать, и толь¬
ко еще раз велел:
— Покажешь все как есть. Где какие мортиры и гау¬
бицы стоят и стоять будут, откуда какой огонь поведем,
все так, как царю Петру Алексеевичу показывал бы.
— Но почему?
— Потому, что я так тебе приказываю...
Резен не обиделся, только пожал плечами.
— Вон он, на крыльце сидит! — сказал Иевлев. —
Поди и покажи. Да возвращайся с ним, — обедать будем.
Инженер подошел к Рябову, поклонился, сказал с ус¬
мешкой по-русски:
— Вам, господин лоцман, велено все показать, как
бы самому бомбардиру Петру Алексеевичу. Пойдем.
Кормщик поднялся с крыльца, сунул трубку в кар¬
ман, спокойно, по-хозяйски пошел смотреть Новодвин¬
скую цитадель.
4. Вдвоем
В избу, где лежал усопший Никифор, крестясь, захо¬
дили крепостные строители — каменщики, плотники,
214
кузнецы; кланялись долго, молча смотрели в значитель¬
ное лицо покойника. Уже все почти знали, что Никифор
опознал шведского шпиона, что сам он бежал от шведов,
что привез какое-то тайное и важное письмо, и все кла¬
нялись покойнику не просто по обряду, а потому, что он
был здесь первым, кто не дрогнул от шведа, идущего ны¬
не на Архангельск.
К вечеру проститься с мертвым пришел со всем поч¬
тением капитан-командор — при шпаге, в треуголке, в
белых перчатках. Пушкари, каменотесы, солдаты рас¬
ступились. Сильвестр Петрович встал перед гробом на
колени, земно поклонился.
Выходя, Иевлев увидел Рябова, — тот стоял у двер¬
ного косяка. А во дворе, возле избы, в которой лежал
покойник, перекликаясь веселыми голосами, играли и
бегали рябовский Ванятка с дочками Сильвестра Пет¬
ровича.
Иевлев сел на лавку в крепостном дворе. Ласточки
стремглав, зигзагами носились над головой, они уже вы¬
вели птенцов под краем купола нынче срубленной кре¬
постной церквушки. И птенцы высовывали из гнезда но¬
сатые головки, жадно разевали клюв, пищали...
К Иевлеву подсел Рябов. Сильвестр Петрович спро¬
сил:
— Все поглядел, Иван Савватеевич?
— Поглядел кое-чего! — ответил кормщик.
— Ну, как? Отобьемся?
Рябов ответил не сразу.
— Дело нелегкое. Цитадель твоя, Сильвестр Петро¬
вич, не поспела еще. Одна стена вовсе не достроена, там
и пушки не поставишь. Что, ежели они завтра или пос¬
лезавтра припожалуют, —тогда как?
Сильвестр Петрович молчал. Мимо, тихо разговари¬
вая, прошли Маша и Таисья. Он проводил их взглядом,
опять подумал: "Вот, отбираю у тебя твоего кормщика,
может — навечно. Много ли прогостил муж у жены, у
сына? И опять уходить ему!"
— Стена не достроена, да мель перед цитаделью хит¬
рая есть, —глухо сказал Иевлев. —Та мель много добра
может принести делу нашему, ежели с разгона, при хо¬
рошем ветре флагман на мель сядет...
Он опять замолчал. Сердце его билось сильно, так
сильно, что дыхание вдруг перехватило. Вот они, насту¬
пили трудные минуты.
215
— Размышлял я, Иван Савватеевич. Размышлял не¬
мало. Надобно подослать на шведскую эскадру кормщи¬
ка; тот кормщик должен быть человеком смелым, чело¬
веком, который шведам известен за опытного лоцмана.
А идут с эскадрою старые наши знакомые: шхипер Ур-
кварт, конвой Голголсен и иные негоцианты...
— Знаю я их, — негромко произнес Рябов.
Кормщик усмехнулся, лукавые огоньки зажглись в
зеленых глазах.
— А хитер ты, Сильвестр Петрович! —сказал он до¬
бродушно. — Хитро придумал. Что ж... Услужить им как
следует, старым приятелям, — это можно.
Иевлев не отрываясь смотрел на кормщика.
— Негоциантами рядились, черти! — сказал Ря¬
бов. — Что ж, вроде бы невзначай к ним попасться?
Рыбачил будто, они и схватили?
— Невзначай! — сказал Иевлев. — Подалее от Ар¬
хангельска. В горле... Мель мы еще укрепим для верно¬
сти: струг потопим с битым камнем али два струга. Веш¬
ки поставим обманные, как бы фарватер они показывать
будут, а на самом деле — мель. Мало ли что, вдруг корм¬
щик не рассчитает...
— Для чего ж не рассчитать? —спросил Рябов. —У
меня, я чай, голова не дырявая, не позабуду. Мне и идти,
более некому...
Иевлев глубоко вздохнул. Давно не дышал он так лег¬
ко и спокойно, давно не было так полно и радостно у
него на душе. Вздохнул —словно все трудное уже мино¬
вало, словно вышел из чащи на торную дорогу, вздохнул,
как вздыхает усталый путник, увидев кровлю родимого
дома.
— Хитро рассудил! — еще раз сказал Рябов. — По-
правильному.
— Денег с них запросишь! — произнес Иевлев. —
Да поболее. Поторгуешься...
— А как же! Не без торговли!
— Долго торговаться будешь...
— Да уж оно так, оно вернее...
Помолчали. Рябов сказал грустно:
— Дома-то почитай что и не погостил. Таисья уби¬
ваться станет...
Он покачал головой, задумался.
— Кроме тебя, некого, — сказал как бы виновато
Сильвестр Петрович. — Я и то раздумывал, — Семиса-
216
дова? На деревянной ноге нельзя ему. Тут, может быть,
и побороться и бежать понадобится, а на деревяшке
разве далеко ускачешь? Еще Логинов — кормщик до¬
брый, да не ума палата.
Рябов засмеялся.
— Да нет, тут и спору быть не может, мне идти, дру¬
гому незачем. Оно, ежели пораскинуть мозгами, рабо¬
тенка такая — можно и головы не досчитаться, да ведь
оно и везде не без убытков. С хитростью ежели делать,
так еще, глядишь, и погуляем. Об смерти думать не ста¬
нем, мы ее перехитрим. Я нынче об другом: Таисья чтоб
не знала, —а? Хватит на ее век горя. Ну, коли не вер¬
нусь, тогда ничего и не поделаешь, а покуда... Что посо¬
ветуешь сказать ей?
Сильвестр Петрович пожал плечами:
— Дурному не поверит Таисья Антиповна, думать
надо —что сказать ей...
Подошел Ванятка с иевлевскими дочками, принес ко¬
раблик, выструганный из коры. Кормщик взял из рук
мальчика нож, подправил мачту, потом натянул снасть.
— Город они пожгут, ежели дорвутся, —говорил
Рябов, —кровищу пустят; нельзя их до Архангельска до¬
пускать! И народу никуда не деться. Не уйти с немощ¬
ными да с детьми малыми. Разорение великое...
— А вон и пушки у меня! —сказал Ванятка, показы¬
вая пальцем на палубу своего кораблика.
— Ну, иди, сынок, иди! — велел Рябов. — Иди, гу¬
ляй!
Дети ушли, кормщик задумчиво продолжал:
— Так-то, Сильвестр Петрович. На сем и порешим:
пойду далеко в море, повстречаю их, будто невзначай,
поломаюсь всяко, а потом, глядишь, и продамся за зо¬
лотишко. Они народец такой —все привыкли покупать.
Сильвестр Петрович хотел ответить, не смог — за¬
дрожали губы. Рябов, словно стыдясь слабости капитан-
командора, заговорил о другом: на съезжей сидит мастер
с пушечного двора, Кузнец: пытают его жестоко. Сидят
под караулом и еще некоторые посадские; пошто в ны¬
нешние лихие времена людей мучают?
Мимо, ковыляя на деревянной ноге, шел Семисадов,
и Иевлев окликнув его, приказал:
— Ты, боцман, возьми матросов потолковее, десятка
два, да с теми матросами спехом — в город. Всех, кто на
съезжей за караулом сидит, — на волю. Пытанным, не¬
мощным — лекаря. Здоровым —водки по доброй чарке.
217
Есть там разбойнички, у дьяка моим именем строго
спросишь, — тех на работы в город. Съезжую — на за¬
мок...
Семисадов слушал с радостью; большое, в крупных
веснушках лицо его сияло.
— А палача с подручным куда? —спросил он.
— Дело небось и для них найдется, — ответил Иев¬
лев. — Пусть в городе потрудятся —там и посейчас ро¬
гатки ставят, помосты, надолбы...
— Как бы их не тюкнул народишко-то! — с усмеш¬
кой сказал боцман. —Ненароком, мало ли...
Рябов спросил прямо:
— А тебе жалко, что ли? Ну и тюкнут на доброе здо¬
ровье... Сказано тебе: съезжую —на замок...
— А ключ — в Двину! — весело договорил боцман.
Он не мог устоять на месте, бросился было выпол¬
нять поручение, но Иевлев окликнул его:
— Погоди! Дьяков за ненадобностью отпустишь пока
к своим избам, пусть идут...
— Ну, Сильвестр Петрович! —воскликнул боцман. —
Ну! Говорю тебе истинно: не забуду я нынешнего дня. И
народишко не забудет, об том постараемся...
— Иди, иди, делай! —улыбаясь, сказал Иевлев.
— Пожалуй, и я с ним пойду! — потянувшись, ска¬
зал кормщик. — Пора и дома побывать. Карбас-то нема¬
лый пойдет? Возьмете меня с женой да с Ваняткой?
Проводив кормщика, Сильвестр Петрович опять сел
на лавку возле церкви. Уже наступил вечер, но в кре¬
пости еще работали, слышались равномерные гулкие
удары молотов, скрипели доски под тяжелыми ногами
носаков, которые поднимали на крепостную недостроен¬
ную стену корзины с кирпичом.
Оперевшись на трость руками, на руки положив под¬
бородок, Сильвестр Петрович все думал.
Давеча воевода сказал про офицеров. Но кто же они,
сии офицеры?
Сильвестр Петрович вспоминал Крыкова, вспоминал
многие его слова. Что ж, не поклончив Афанасий Пет¬
рович Крыков, суров он к воеводе, к другим кривдам и
неправдам, в чьем бы обличии они не были. Да только не
изменит капитан знамени, которому присягал; нет, не
тот он человек, можно на него положиться, можно ему
верить, как самому себе, как кормщику Рябову, как боц¬
ману Семисадову, как Егорше и Аггею Пустовойтовым.
218
Пусть не врет князь Прозоровский! Все те же наветы
проклятых наемников-иноземцев, все те же доносы, все
та же ложь. Ничего, они, дружки воеводы, сидят нынче
под замком, за крепким караулом. Пусть сидят до вре¬
мени, до того часа, покуда не кончится то, чего с трево¬
гою ждут все в городе и в округе от мала до велика. По
прошествии времени поедут те иноземцы к себе за море.
Не похвалят его, Иевлева, за то, что арестовал инозем¬
цев; да как быть? Иначе не сделаешь, за многое не пох¬
валят! И за то, что нынче послал Семисадова закрыть на
замок съезжую, тоже не похвалят.
Кутаясь в платок, пришла Маша, села рядом, спро¬
сила:
— Куда это Иван Савватеевич собрался? На Таисье
лица не было. К дружку будто, в Онегу?
Иевлев, нахмурившись ответил:
— Откуда же мне знать, Машенька? Ему виднее...
Маша зябко повела плечами, сказала с укоризною:
— Едва домой вернулся,— опять куда-то надо. При¬
казал бы ты ему, что ли? Ты тут начальником.
— Возьми попробуй, прикажи! —усмехаясь, отве¬
тил Сильвестр Петрович. —Он не солдат, не матрос, —
как же я им помыкать буду?
5. На съезжей
Федосей Кузнец, плотник Голован и медник Ермил
лежали на рогожках в сенцах. Бобыли, жившие при тю¬
ремной избе, вертелись тут же. Вывихнутые на первой
пытке суставы костоправ-бобыль вправил, другой бо¬
быль принес узникам похлебки. Федосей сказал, мор¬
щась:
— Для нынешнего дня водочки штофик —то-то лад¬
но было бы...
Палач Поздюнин выглянул из двери, спросил:
— Штофик? Ты же старой веры; какая же тебе водо¬
чка?
— Иди, иди, шкура! —ответил Кузнец. —Иди, еще
встретимся на лесной тропочке, узнаешь моего ножич¬
ка!
Поздюнин поморгал, сказал с укоризною:
— Молился бы, чем грозиться!
— Я-то помолился! —с трудом приподнимаясь, крик¬
нул Федосей. —Я-то вашего бога хлебнул, хватит!
219
Палач ушел; слышно было, как он чинит блок в за¬
стенке. Кузнец опять лег, заворчал:
— Бог! Где он, бог твой? Сколь мне годов —не вижу
его, не слышу, дурость одна —вот кто бог твой! Палач,
ручища в крови по локоть, а молится! Отчего же не раз¬
верзнутся небеса? А? Голован, что молчишь?
— Брось ты! — посоветовал плотник.
— Нет, не брошу! Бог! Знаем, слышали бога вашего.
Суда ждали, —да где он, суд? Все обман. А правда где?
Хлопнула дверь: бобыли принесли новых веников, —
жечь огнем. Голован закрыл глаза, чтобы не видеть, Ер¬
мил шепотом сотворил молитву; один Кузнец все го¬
ворил:
— Вон она — правда! Веники! А господь взирать
будет, и хоть бы что! Да в чем же грех наш? В чело¬
битной? Кому писали ее? Царю! Нет, ты погоди...
Он опять заерзал на сырой соломе, с трудом уклады¬
вая разбитое тело, но мысль свою не терял.
— Ты погоди! Царю? А он миропомазан? Так как же
оно получается? Нет, братие, я до бога еще не добрался.
Я его за бороду так тряхну, — он у меня за все ответит.
Он мне все выложит...
— Помолчал бы! — взмолился Голован. — Боюсь я!
Кузнец еще долго поносил бога, потом изнемог, за¬
дремал. Задремали и Ермил с Голованом. Поздюнин
вновь высунулся из двери, попросил Кузнеца починить
ему железный блок. Федосей долго моргал, не пони¬
мая, потом так длинно и лихо выругался, что палач толь¬
ко ойкнул.
— Ты поближе подойди; мы тебя причастим не
так! —сказал Кузнец. —Подойди, не бойся.
И вдруг крикнул:
— А ну, братие, подвесим его самого, покуда чужих
нет! Ужели не совладаем?
У палача забегали глаза; он угрожающе подкинул в
руке кувалду, попятился. Кузнец сунул два пальца в рот,
засвистал, загукал лесным лешим, Ермил завизжал, да
так срашно и пронзительно, что один из бобылей куба¬
рем вылетел вон. Голован пустил ему вслед глиняным
кувшином. Дверь захлопнулась.
— Теперь в железы нас закуют! — посулил, отды¬
шавшись, Ермил.
В железы не заковали, не поспели: вместо драгун с
пьяным Мехоношиным, вместо дьяков и воеводы в за-
220
стенок быстрым шагом спустился одноногий боцман Се¬
мисадов, за ним шли его матросы, при палашах, в вяза¬
ных шапках. Семисадов держал в руке смоляной факел.
— Выноси их, ребята! —велел он раскатистым голо¬
сом.
Дубовая дверь на волю была открыта, глухое оконце
один из матросов высадил, по застенку заходил веселый
летний сквознячок. Поздюнин что-то залопотал; его
швырнули в малую темную камору. Пушечный мастер
не мог стоять, кто-то взвалил его на спину, понес наверх,
в огород, который разводил Поздюнин — выращивал
здесь редьку, капусту, огурцы. За Кузнецом вынесли
всех, кто не держался на ногах. Кто кое-как шел сам,
того бережно вели под руки. Кузнеца в огороде опусти¬
ли на лавочку. Он попросил Семисадова хриплым голо¬
сом:
— Прикажи на Пушечный двор меня везти.
Семисадов послал за подводой, Кузнец сел на солому,
вместо спасиба — сказал:
— Понадобились, вот и выпустили. А не нужны бы
были, до смерти запытали бы!
Боцман укоризненно покачал головою.
Поздюнина и бобылей погнали на пристань — тас¬
кать бревна, дубовую дверь застенка Семисадов сам
запер на тяжелый замок, ключ повесил на шею, чтобы
не потерять. Матросы выстроились, боцман скомандо¬
вал:
— Шаг-ом! Левой —ать!
У ворот съезжей он сказал караульщику из рейтар:
— Шел бы спать милый! Нонче откараулил свое!
Иди, брат, сосни часок...
Караульщик не стал спорить, зевнул, пошел вдоль за¬
росшей лопухами улицы.
6. Семисадов
Монахи Николо-Корельского монастыря, ставшие в
крепости носаками, живо поднялись в своих шатрах, где
спали, и под барабанную дробь вышли к Двине, к боль¬
шому старому стругу. Монах Варсонофий, сбривший бо¬
роду, похудевший, стоял на причале, оглаживал усы,
ругая монахов, что медленно торопятся. Егор Резен
вышел вперед, звучным голосом обещал, что ежели
носаки к утру с обоими стругами управятся, будет им
221
дано не менее, как по полштофа вина на двух персон, а
ежели не управятся, — стоять на работах бессменно до
вечера. В духоте и прелом тепле предгрозовой белой
ночи, в серебристом ночном свете монахи с корзинами,
полными битым камнем, ровной чередою пошли с берега
к стругу. Варсонофий поторапливал; соленые его шу¬
точки разносились над тихой, неподвижной рекой. В
ночи далеко слышался звук сыплющегося камня, скрип
прогибающихся под ногами сходен, плеск весел карбаса,
подводившего к берегу второй струг.
В обеденное время, когда и на Марковом острове и
на цитадели работные люди, трудники, кузнецы, пуш¬
кари, солдаты, каменщики, носаки, землекопы, плотни¬
ки, собравшись в артели, хлебали деревянными ложками
кашицу с рыбой, боцман Семисадов и Сильвестр Пет¬
рович выехали в малой лодейке на Двину — ставить
вешки.
Жарко пекло солнце. Семисадов повязал голову
платком по-бабьи, покуривал трубочку, шестом мерил
границы Марковой мели, что тянулась вдоль всего Мар¬
кова острова, выходил порою на фарватер, на самый ко¬
рабельный путь.
— Вот и хорошо! Вот и ладно! —говорил Иевлев. —
Ставь, боцман, вешку сюда...
Семисадов спускал вешку с канатом и донным кам¬
нем; она медленно колыхалась на воде. Восемь вешек
обозначили мель перед караульными цепями. Сильвестр
Петрович глазом определил, как полетят сюда крепост¬
ные ядра, палить будет удобно — близко. Боцман без
любопытства посматривал на капитан-командора, попы¬
хивая своей носогрейкой.
— Чего смотришь? — спросил Иевлев.
— Того смотрю, Сильвестр Петрович, что здесь их и
затапливать надобно —поперек корабельному ходу...
Иевлев сделал вид, что не понимает:
— Что затапливать-то?
— Да струги! —с досадой ответил Семисадов. —Не
маленький, понимаю, что к чему делается. Народу как
бы только поменее видело. Нынче молебен бы к вечерку
спроворить в крепости, всех туда погнать, а матросы бы
с нами и сделали дело. Покуда все чин по чину споют да
лбами об землю потыкаются, —у нас и готово...
Так и сделали.
Артельщики да десятские с непривычной строгостью
велели всем быть к молебну. Заупрямился было ста¬
223
ренький попик отец Иоанн, — никак не мог придумать,
для чего молебен. Иевлеву пришлось даже прикрикнуть.
Попик, моргая подслеповатыми старыми глазами, обла¬
чился; дьякон пошел раздувать кадило. Крепостной на¬
род, одевшись почище, шел толпами к плацу, где постав¬
лен был налой. На валу бухали молотки. Сильвестр
Петрович велел снять кузнецов со срочного дела —
пусть и они, трудники помолятся нынче. Матросы между
тем садились в свои быстрые лодки, зачаливали тяжело
загруженные битым камнем струги. Иевлев сказал им
веско:
— То, что делаем, есть дело тайное. У кого язык боль¬
но длинен, обкоротим, да и голову снесем — не пожале¬
ем. Однако в деле сем на страх ваш полагаться не хочу.
На присягу воинскую полагаюсь, на то, сто сами ведать
должны: идет на нас швед, враг наш идет...
Матросы, стоя в лодках, торжественно молчали. Иев¬
лев перекрестился, велел затапливать струги. Из глуби¬
ны судна послышался стук топоров — матросы прору¬
бали днище. По другому стругу, ковыляя на своей
деревяшке, ходил Семисадов, что-то, хмурясь, обдумы¬
вал. Потом сошел к Сильвестру Петровичу, сказал зага¬
дочно:
— Теперь вешки-то повернуть надобно.
— Для чего поворачивать?
— А для того, господин капитан-командор, что не
Маркову мель они стерегут, а фарватер.
Иевлев улыбнулся, — хитер боцман. И чтобы больше
о вешках не толковать, оборвал:
— Вешки покуда стоят, до шведа. Снять всегда по¬
спеем.
Молча смотрел, как медленно стал погружаться в во¬
ду первый струг. Второй потопили рядом. Пока делали
эти работы, дважды пришлось посылать матроса к отцу
Иоанну, чтобы еще помолился. Поп молился подлиннее.
Когда все кончили, Семисадов хриплым басом спросил
Иевлева:
— Кончать богослужение-то?
— Пожалуй, что и пора.
Боцман все смотрел на Сильвестра Петровича. Потом
сказал тихо:
— Ты будь в спокойствии, господин капитан-коман¬
дор. Никто не обмолвится. А ежели что почую, — сам
той собаке язык напрочь оторву.
224
Дома Иевлева ждал Егор Резен —рассказать, как по-
новому расставить пушки на батарее.
— Ставь, ставь, —думая о своем, ответил Сильвестр
Петрович.
— Да ты меня совсем не слушаешь! — сказал Егор
по-немецки. — Ты последнее время слишком много ду¬
маешь, господин капитан-командор!
Иевлев набил трубочку, раскурил от уголька, сказал
весело, вглядываясь в гладко выбритое, загорелое лицо
и нженера:
— Эх, Егор-Егорушка, ничего ты, брат, .не понима¬
ешь. Ничегошеньки!
— Что это — "ничегошеньки"? —радуясь иевлевс-
кому веселью, спросил Резен.
— Пушки! — воскликнул капитан-командор. — Мор¬
тиры! Гаубицы! Разве в них главное дело, друг ты мой
добрый? Пушки мы знаем, а вот народ наш — пушка¬
рей, солдат, иных прочих — знаем ли? Нет, не знаем,
Егор. Все на пушки надеемся.
Когда Резен ушел, Сильвестр Петрович прошелся но
горнице, растворил окно, прислушался к ровному шуму
работ в крепости.
Что ж, теперь пусть идет швед! Встретим как надо!
8-770
Бежит из-за моря из-за синя три
черных, три корабля.
Песня
Глава восьмая
1. Идут корабли
Ранним утром 14 июля 1701 года шаутбенахт ярл
Юленшерна отдал приказ кораблям эскадры становить¬
ся на якоря вблизи острова Сосновец, в горле Белого
моря. На шканцах дробно ударили барабаны, запели
сигнальные горны. Невдалеке морские волны бились об
угрюмый, каменистый берег, прозрачный дымок вился
над рыбацким становищем.
На эскадре начинались спешные работы: пушечные
порты шаутбенахт приказал задраить наглухо, корабель¬
ные плотники приколачивали вдоль бортов деревянные
резные гирлянды из цветов, листьев и веселых челове¬
ческих ликов. Медные и железные пушки на верхней
палубе покрывались чехлами, искусно построенными из
пустых бочек, фальшивых кулей и корзин. На шканцах
флагманской "Короны" Юленшерна распорядился пос¬
тавить два ларя, высотою в человеческий рост, чтобы
там можно было спрятать абордажных солдат, готовых к
стрельбе. Передние стенки обоих ларей мгновенно отва¬
ливались, падали вперед, шестьдесят солдат с короткими
ружьями выходили в три ряда на палубу, готовые к сра¬
жению.
С солдатами, назначенными к бою в Архангельске,
проходил обучение полковник Джеймс. В минуты отды¬
ха он не жалея слов рассказывал о богатствах беломор-
цев. Глаза у солдат алчно блестели.
В норвежском городище Тромсе командам кораблей
его величества короля удалось немножко пограбить на¬
селение. Ярл Юленшерна узнал об этом, но ни слова не
сказал капитанам эскадры. И наемники поняли: каждого
ждет истинное богатство там, в Московии.
Грабили и на пути в горло Белого моря: останавли¬
вали норвежские суда, отбирали меха, рыбу, деньги, вод¬
ку. Грабили рыбацкие становища. Здесь было можно
226
все, ничего не запрещалось. В карманах матросских шта¬
нов позвякивало золото, на пушечных палубах пили
бренди и водку, азартно играли в кости.
Флаги на кораблях эскадры в Тромсе были заменены,
шаутбенахт приказал штурманам вынести из кают запе¬
чатанные мешки, в которых хранились полотнища гол¬
ландских, английских, бременских флагов. С каждым
часом военная флотилия все более делалась похожей на
караван мирных негоциантских кораблей.
Офицеры эскадры сняли форменные мундиры и
шпаги, до времени сдали корабельным оружейникам.
Для грабежей оставались ножи и пистолеты, этого было
достаточно.
Сам Юленшерна, одетый в теплый голландский каф¬
тан, теперь имел вид пожилого негоцианта. Но адмирал,
посмотрев на себя в зеркало, даже не улыбнулся. Он
только поджал губы и ушел из каюты мрачнее тучи.
Когда все работы закончились, ярл шаутбенахт про¬
извел смотр эскадре и собственноручно наказал только
двоих матросов. Это означало, что он очень доволен. Те¬
перь, когда корабли выглядели мирными негоциантски¬
ми судами, можно было начинать поиски лоцмана.
Вечером от флагманской "Короны" отвалила шлюп¬
ка-шестерка. На руле сидел испанский боцман Альварес
дель Роблес, на веслах — молчаливые трезвые и надеж¬
ные парни, у каждого из которых под рубахами и камзо¬
лами было спрятано по паре добрых пистолетов и по хо¬
рошему ножу. Но рыбацкое становище словно вымерло.
Дымок больше не вился над избами русских рыбаков,
только кричали чайки да лаяла на пришельцев собака с
седой мордой...
Боцман вошел в хижину, разгреб золу; под золою
еще тлели уголья. Недоеденная похлебка стояла на кол¬
ченогом столе. Альварес дель Роблес поджал сухие губы:
рыбаки бежали, добыча ушла из рук.
На всякий случай он со своими парнями прошел весь
остров: нигде не было ни души, но со стороны Сосновс-
кой салмы — пролива, отделяющего остров от Терского
берега, — боцман увидел догорающий костер, а потом и
лодьи русских поморов. Русские ушли отсюда совсем не¬
давно, но догонять их было уже поздно.
— Пусть я никогда не увижу моих детей, если мос¬
ковиты не натянули нам нос! —сказал боцман. —Весть
о наших кораблях обогнала эскадру. Впрочем, милость
господня с нами. Будем надеяться на лучшее...
227
8<
К ночи фрегат и яхта снялись с якоря и отправились
крейсировать, чтобы перехватить какое-нибудь рыбац¬
кое судно, на котором мог бы оказаться лоцман. Лейте¬
нанту Бремсу повезло: он прибуксировал трехмачтовую
русскую лодью и два больших карбаса, шедшие на рыб¬
ные промыслы.
Ярл Юленшерна велел поставить на шканцы стол с
добрым угощением и учтиво, как старого и хорошего
знакомого, принял кормщика — седого плотного мужи¬
ка с зорким и хитрым взглядом.
Кормщик, перед тем как выпить, перекрестился, вы¬
пив — похвалил винцо, что-де без сивушного духа, двой¬
ной, видать, перегонки. Заел кусочком мясной лепешки,
осведомился, как величают шхипера. Шаутбенахт поду¬
мал, покривился, назвался негоциантом Шебалд.
— Ну, а меня Нилом Дмитричем звать, Лонгиновым
кличут! — сказал кормщик. — Будем, значит, знакомы.
Торговать идете?
Шаутбенахт, брезгливо морщась, сообщил, что торгу¬
ет стеклом, ножами, вином, изюмом, перцем, — да вот
не повезло, в Белое море не хаживал, как идти в Двину,
не знает.
Окке Заячий нос, стоя за креслом шаутбенахта, пере¬
водил.
Лонгинов сокрушенно вздохнул, солгал, что провести
эскадру никак не может: сам он не архангельский, родом
из Онеги, двинским фарватером не хаживал.
— Про наказание скажи! —велел Юленшерна пере¬
водчику.
— Он отвечает, что все в руке божьей...
Юленшерна велел увести кормщика и посадить в ка¬
натный ящик. Матросы молча скрутили русскому мужи¬
ку руки за спиной, корабельный кузнец заклепал канда¬
лы на его ногах. Пригнали других русских — с карбаса
и лодьи. Рыбаки шли спокойно, но, увидев кормщика,
приостановились, переглянулись. Один спросил:
— По-здорову, значит, гостевал, Нил Дмитрич?
— По-здорову! — ответил Лонгинов. — Опасайся,
ребята. Шведы! Не послушались указа — в море не хо¬
дить, теперь надобно держаться.
Матрос с серьгой в ухе тяжело ударил кормщика по
спине, тот, не оглядываясь, пошел, мелко переступая за¬
кованными в цепи ногами. Шаутбенахт щурился на
русских рыбаков, посасывал трубку. Стояли они в сво-
228
бодных позах — кто сунув руку за пояс, кто выставив
ногу вперед, кто и вовсе не глядел на шаутбенахта.
Сзади к ярлу подошел шхипер Уркварт, сказал слад¬
ким голосом, что с этими людьми церемониться не сове¬
тует: их надо вешать на глазах друг у друга, тогда, может
быть, кто и станет сговорчивее. Ярл Юленшерна запах¬
нул непривычный, стеганный на пуху кафтан, взял с под¬
носа чашку кофе, которую принес Якоб.
— Скажи им, — велел Юленшерна Окке Заячьему
носу, — скажи, что тот, кто согласится провести нашу
эскадру к городу Архангельскому, станет богатым чело¬
веком. Кто не согласится —будет казнен...
Окке перевел.
Русские переглянулись. Копылов, немолодой корм¬
щик с суровым взглядом, в вязаной куртке, в рыбацких
бахилах, усмехнулся:
— Одурели? Там шведа ждут, разве пустят пройти?
По всей Двине для бережения от шведов пушки пона¬
ставлены, — десять раз потопят, покуда в устье вой¬
дешь...
Окке испуганно посмотрел на адмирала, перевел
деликатно, смягчая грубость русского. Якоб, держа под¬
нос, не отрываясь смотрел на рыбаков: вот они какие,
простые русские люди!
Шаутбенахт отхлебнул кофе, приказал перевести ры¬
бакам, что дает им на размышление ровно десять минут.
Пусть сюда принесут десятиминутные песочные часы, у
штурмана есть такие.
Уркварт мигнул Окке, тот, размахивая локтями, побе¬
жал в штурманскую каюту, вернулся запыхавшись, пе¬
ревернул часы; песок посыпался тоненькой струйкой.
Русские смотрели на песок, неторопливо переговари¬
ваясь, и лица у них были спокойные.
— То-то, что не надо было в море идти! — сказал
один, загорелый, с пушком на верхней губе, острижен¬
ный кружочком.
Другой — старичок с веселым блеском в глазах —
сказал насмешливо:
— Серчает старый пес; вишь, ходит. Ходи, ходи, не¬
много выходишь...
Молодой засмеялся, прикрыл рот ладонью. Потом
сказал серьезно:
— Хаханьки да хиханьки, а дед сердитый. Как бы и
впрямь не прикончил нас...
230
Песок все сыпался — тоненькой золотистой струй¬
кой. С криками, косо, на распластанных крыльях нес¬
лись к воде чайки. Шведские матросы угрюмо посмат¬
ривали на русских. Ярл Юленшерна негромко спросил
Окке:
— О чем они говорят?
— Обдумывают, как поступить! — осторожно отве¬
тил Окке.
— Они начнут обдумывать после того, как мы пове¬
сим половину из них! — сказал шхипер Уркварт. — Я
знаю, что это за народ!
Юленшерна покосился на шхипера и приказал звать
корабельного палача. Широкоплечий, низкорослый мат¬
рос, с вывернутыми ногами, быстро полез на мачту —
закидывать петлю на нока-рею. Из люка неторопливо,
позевывая в кулак, вышел палач Сванте Багге, в красном
колпаке, с голыми волосатыми руками.
— Кого? — спросил он, обводя русских взглядом.
— Всех, начиная с самого младшего! — велел Юлен¬
шерна. — И побыстрее!
Песок пересыпался весь из верхнего пузырька в
нижний. Матросы — Кристофер, Билль Гартвуд с серь¬
гой в ухе — подошли к самому молодому русскому, зна¬
ками велели ему снимать кафтан. Окке торопливо пере¬
вел:
— Одежду сними, человек, одежду...
Русский огляделся, как бы недоумевая, загорелое ли¬
цо его стало совсем детским, он оттолкнул шведского
матроса, сказал сердито:
— Очумели? За что вешать-то?
— Я жду! — сказал Сванте Багге.
Старичок вышел вперед, загородил собой молодого,
постучал себя кулаком по впалой груди, сказал истово,
раздельно, как глухим:
— Меня для начала! Он —молодой, вьюнош! Ме¬
ня — вешайте!
Перекрестился дрожащей рукой, поклонился своим
низко, попросил:
— Простите, ребята, ежели что было...
Рыбаки угрюмо молчали; старик отдельно поклонил¬
ся кормщику Копылову:
— Прости и ты...
И зашептал:
— Чего столбеете, дурни! Прыгайте в воду, плывите!
Мне не выгрести, а вы не старые, здоровые, покуда очу¬
231
хаются —вон где будете... Висеть на вешалке — не ве¬
лика честь...
Копылов взял старика за плечи, посмотрел ему в гла¬
за, поцеловался с ним трижды. Старик еще шепнул:
— Делайте как сказано. Ну, прощай!
Он расстегнул на шее заношенный воротник рубаш¬
ки, сам, ловко ступая тонкими ногами, пошел к раска¬
чивающейся петле, выцветшими глазами оглядел непри¬
ветливый берег острова, серо-зеленое море, лица
шведских матросов, построенных по бортам флагманс¬
кого корабля. Опять перекрестился и сказал громким
злым голосом:
— Стреж до города Архангельского знаю, а не пове¬
ду! И не найдете вы такого человека на нашей земле,
чтобы повел корабли ваши, не найдете. Во, во!
Сложив кукиш, вытянул его Юленшерне, сам вдел
голову в петлю, выбив ногою скамейку.
Сванте Багге навалился всем телом на пеньковую ве¬
ревку, визгливо заскрипел блок. Ярл Юленшерна сказал
шхиперу Уркварту:
— Блок не смазан, выпороть виновного!
В это мгновенье страшно закричал матрос. Ярл
Юленшерна оглянулся на крик и увидел, что русские,
разбросав матросов, прыгают в воду. Матрос Гартвуд
корчился на палубе, другой матрос кричал в воде.
— Огонь! — скомандовал Уркварт. — Огонь по бег¬
лецам!
Но пока на палубу выбежали солдаты с ружьями,
пока они поняли, в кого надо стрелять, прошло слишком
много времени. Выстрелы гремели впустую, двое рыба¬
ков уже вылезли на прибрежные камни, остальные под¬
плывали к берегу.
— Тем, кто упустил русских, по тридцать плетей
каждому! — приказал Юленшерна шхиперу Уркварту.
2. Мы примем их как гостей!
Вскоре с эскадры завидели еще какое-то рыбацкое
судно. “Божий благовест" бросился его нагонять.
Лейтенант Юхан Морат приказал сыграть артилле¬
рийскую тревогу, констапели, дожевывая обеденную
солонину, побежали к своим пушкам. Артиллерийский
офицер засвистал в роговой свисток трижды, это
значило: стрелять только погонной пушке, остальным
232
быть в готовности. Пушка пальнула, по серым волнам
глухо раскатился выстрел. Карбас продолжал уходить.
— Он недурно лавирует! — сказал Юхан Морат.
Пушка ударила во второй раз. Было видно, как ядро
обдало брызгами корму русского суденышка. Третий вы¬
стрел, видимо, по-настоящему напугал русских рыбаков,
они сбросили паруса. Теперь их суденышко беспомощно
покачивалось на воде.
Морат велел барабанщику бить тревогу. "Божий бла¬
говест" навалился на карбас левым бортом. Матросы
крючьями держали рыбацкое судно плотно у борта, сам
Морат спустился на карбас. Пойманных было всего двое.
Лейтенант нырнул в маленькую каютку, где на столе на¬
шел книжку по навигации. Книжка его удивила, он
спросил про нее старшего рыбака:
— Кому пришло в голову изучать навигацию?
Старший не понял, младший ответил на немецком
языке:
— Это моя книга. Отдай ее мне.
— Все будет зависеть от того, как вы себя поведете
в дальнейшем! — произнес лейтенант Морат.
И приказал надеть на пленников цепи с браслетами
на горле и на кистях рук. Обоих рыбаков перевели на
"Божий благовест", а их карбас был потоплен. Более в
этот день никого задержать не удалось, и лейтенант
велел идти к Сосновцу, где стояла эскадра.
В туманных серебряных сумерках белой ночи еще
издали был виден повешенный на мачте флагмана рус¬
ский рыбак...
Морат обдернул на себе кафтан, прокашлялся: держа
шляпу в руке, постучал в дверь каюты флагмана. Шаут¬
бенахт крупными шагами ходил из угла в угол. Окна и
двери на галерею были открыты, за кормою корабля
глухо шумело море.
— Ну? — спросил Юленшерна.
Лейтенант доложил, что ему удалось задержать ры¬
бацкий карбас, на котором, по его мнению, шли двое
опытных моряков.
— Почему вы считаете их опытными? — спросил
шаутбенахт.
Морат положил на стол книжку, которая была на
карбасе. В глазах адмирала блеснуло любопытство.
— Если простые рыбаки читают навигацию, — про¬
изнес шаутбенахт, —то трижды прав его величество ко¬
233
роль, посылая сюда нашу экспедицию... С московитами,
строящими флот, пора покончить раз навсегда...
Он задумался. Лейтенант Морат молчал.
В трехстворчатых дверях, ведущих на галерею, пока¬
зался полковник Джеймс в пудреном парике.
— Вы можете идти, лейтенант! — сказал Юленшер¬
на. — Я вас не задерживаю...
Морат ушел. Полковник Джеймс стоял в ожидании.
Юленшерна откинулся на спинку кресла, заговорил
резко:
— Пусть сюда приведут рыбаков, пойманных лейте¬
нантом Моратом. Мы будем говорить с ними иначе, чем
говорили до сих пор. Пусть будет накрыт стол, примем
их как гостей, черт бы побрал этих упрямцев. Мы будем
их уговаривать, мы будем с ними пить, а если я устану,
то вместо меня продолжать беседу будете вы, гере
Джеймс.
Полковник Джеймс послушно наклонил голову.
— Не более чем через час здесь соберется все луч¬
шее общество эскадры! — сказал шаутбенахт, подни¬
маясь. — Мне надо отдохнуть. Я чувствую себя не
слишком хорошо...
3» Сторговались
В канатном ящике было душно, пахло пенькою, кры¬
сами, которые бесстрашно дрались и пищали под нога¬
ми. Слева, за переборкой, грубыми голосами разговари¬
вали матросы, один ругался, другой его усмирял, потом
послышался смех, стук костей.
— По-шведски говорят? — спросил Рябов Митень-
ку.
— По-разному! — сказал Митенька. — Один по-
шведски, а другой —англичанин. И еще один —голлан¬
дец, что ли...
— Всякой твари по паре! —усмехнулся Рябов.
Они опять замолчали надолго. Митенька задремал,
вздрагивая во сне, шепча какие-то слова. Рябов думал.
Две крысы с писком пробежали по его ноге, он вздрог¬
нул, вновь задумался. Было слышно, как матросы
воющими голосами затянули песню. Митенька совсем
проснулся, сел на бухте каната, спросил:
— Что ж теперь будет, дядечка?
— А то, брат, будет, что зря ты со мной увязался.
234
— Не зря! — упрямо возразил Митенька. — Вы за¬
всегда со мною в море хаживали, вот живым и возвра¬
щались. А пошли бы без меня —значит, худо...
Кормщик засмеялся, потрепал Митеньку по плечу.
Помолчали.
— А корабль большой! —сказал Митенька. —И
другие тоже большие. Я все разглядел...
Рябов не ответил.
— Дядечка! —негромко позвал Митенька.
— Ну?
— Я про то, дядечка, — для чего мы в море-то по¬
шли?
— Я пошел, а ты за мной увязался! —ответил Рябов
наставительно. — Выследил и увязался. Кто тебя звал?
Ну-ка скажи-ка, звал я тебя? Теперь вот на себя и пеняй!
— Дядечка, а для чего мы паруса сбросили? Может,
и убегли бы от шведа?
— Да ведь они из пушки палили? Еще бы пальнули и
попали.
— Не так-то просто...
— Просто, не просто! — с досадой сказал Рябов. —
Все тебе рассуждать. Попались — значит, сиди теперь
да помалкивай...
Под ногами вновь завозились крысы. Митенька
вздрогнул, забрался повыше на канаты, оттуда спросил:
— Дядечка, а книжку теперь мне не отдадут?
Рябов усмехнулся:
— О чем вспомнил! О книжке! Еще как живыми
отсюда вынемся...
— Мне без той книжки и не вернуться в Архан¬
гельск! — вздохнул Митрий. — Иевлев Сильвестр Пет¬
рович дал; береги, говорит, да учи денно и нощно, тогда
пошлю тебя в навигацкое, на Москву...
— Далеко нам с тобою нынче, парень, до Москвы! —
невесело сказал кормщик. —Дальше, чем с Груманта.
— Повесят нас? — быстро спросил Митенька. —
Дединьку-то повесили.
Рябов молчал.
— Нет, уж повесят! —убежденно произнес Митень¬
ка. — Забрали, цепи надели, как не повесить? Теперь
повесят вскорости...
— А ежели повесят, тебе дорога прямая — в рай.
Ты —молельщик! —сказал Рябов. —Там таких любят.
Замолви и за меня словечко: дескать, мужик был греш¬
235
ный, да я его отмолю... Тебе, брат, бояться нечего. Вот
мне —хуже. Меня в ад —сковороды лизать горячие...
Митенька наверху всполошился:
— Тьфу, для чего эдакие слова-то говорить?
— То-то, что правду говорю...
Они опять замолчали надолго. Матросы за перебор¬
кой ругались, играя в кости. Было слышно, как с шоро¬
хом набегали волны, как пробили барабаны, как запел
рожок, потом — горны. На всей эскадре откликнулись
сигнальные барабаны.
— Дядечка, чего сейчас— утро али вечер? — спро¬
сил Митенька сонно.
— А нам не все едино? —ответил Рябов.
Потом за переборкой затихли — наверное, легли
спать. Гремя цепью, Рябов поднялся, наклонился к
Митеньке, сказал ему серьезно, со значением:
— Ты вот чего, Митрий: что бы ни увидел и ни услы¬
шал — молчи. Молчи, и как я делаю, так и ты делай.
Хорошо буду делать али худо —знай, молчи.
Митенька широко открыл глаза, в темноте блеснули
зрачки.
— Вишь, вытаращился, — с досадой сказал корм¬
щик. — Как велено тебе —так и делай...
— Ладно! —шепотом ответил Митенька.
Вновь загремели цепи —Рябов лег на канаты. И тот¬
час же за переборкой, к которой он прижался спиною,
горячо и быстро зашептал чей-то голос:
— Мужички, ай, мужички? Откликнись!
Рябов повернулся, приник ухом к сырой прелой дос¬
ке. Там, за переборкой, кто-то грузно и тяжело шеве¬
лился, сопел.
— Русский, что ли? —напряженным громким шепо¬
том спросил Рябов.
— Да, русский, русский, рыбак с Архангельску. А ты
кто будешь? По голосу будто знакомый. Скажи, сделай
милость, будто схож на кормщика одного... Не Рябов?
— Ну, Рябов...
— Кто там, дядечка? —с тревогой спросил Митень¬
ка.
Кормщик отмахнулся.
— Рябов я, Иван Савватеевич. А ты кто?
— Да Лонгинов, не признаешь, что ли? Сколь годов
хаживали...
— Нил?
236
— Он! С Копыловым мы пошли, черт дернул.
— Заковали?
— Крепко! Да ты слушай, Иван Савватеевич. Может,
еще и уйдем...
Лонгинов зашептал еще тише, Рябов больше догады¬
вался, чем слышал. Будто есть на корабле кто-то свой,
обещал подпилок да пилку — пропилить дыру в камору,
где припас корабельный свален. Оттуда уйти дело не
хитрое. Обещал еще платье дать шведское...
— Да кто он таков? —спросил Рябов.
— Мужик здешний, по-нашему говорит, кто — не
ведаю, в лицо не видел. Рядом корабельные харчи, он
там чего-то все носил да ставил. Через переборку, как с
тобою, говорили. Нынче должен еще наведаться, скажу
про тебя, поможет...
Рябов молчал.
— Не слышишь, что ли? —удивленно спросил Лон¬
гинов.
— Слышу.
— Что молчишь-то?
— А чего говорить...
Лонгинов завозился за переборкой, потом выругался,
погодя совсем тихо спросил:
— Да в самом ли деле — Рябов?
— Дядечка! —тревожно позвал Митенька.
За дверью слышались грубые голоса матросов, лязг
оружия, брань.
— Дядечка!
— Не глухой! — отозвался Рябов. — Слышу.
— Вешать будут, дядечка...
— А ты поплачь...
В замке со скрипом повернулся ключ. Кристофер и
Билль Гартвуд с масляными фонарями в руках остано¬
вились на пороге. За ними с мушкетами наперевес стоя¬
ли несколько солдат и палач Сванте Багге.
— Выходи! — приказал Билль Гартвуд.
— Замок надо открыть! — сказал палач. — Цепь за¬
перта на замок. Осторожнее, Кристофер, ты накло¬
нишься, а он ударит тебя по затылку...
Солдаты сунули стволы мушкетов в дверь, в самые
лица Митеньки и Рябова. Кристофер открыл замок, на¬
мотал цепь на руку. На Митеньку накинули аркан. По
трапам поднялись на шканцы. Кристофер ногой ударил
237
Рябова в бок — показал, что надо идти на ют. Оттуда
доносилась музыка.
Рябов, гремя цепью, без кафтана, в изорванной со¬
рочке, не торопясь вошел в адмиральскую каюту, где
горели свечи, сверкали серебро и хрусталь, где на лют¬
нях и на клавесине играли мужчины в париках, дымя
короткими трубками...
Юленшерна приказал Окке:
— Пусть русские сядут и будут нашими гостями. Пе¬
редайте — их не ждет ничего дурного.
Окке перевел. Рябов ответил лениво:
— Покуда с вашим гостеваньем, с меня да вот с
вьюноша кафтаны содрали, цепи заместо кафтана наде¬
ли, — то-то хорошо у вас гостевать...
Окке стал переводить, Рябов его перебил:
238
— Наврет чего, не надобно нам вашего толмача. Мой
лучше скажет...
Митенька четко, коротко, бесстрашно перевел все,
что сказал кормщик. В каюте сделалось тихо; офицеры
переглядывались, шаутбенахт исподлобья разглядывал
наглого русского лоцмана. Без доклада вошел шхипер
Уркварт, всплеснул руками:
— Большой Иван! Вот счастливая встреча!
И, не садясь, стал быстро рассказывать шаутбенах-
ту —какой замечательный моряк Большой Иван. Он ис¬
ходил все Студеное море, не раз бывал на Новой Земле,
хаживал на Грумант. Много лет тому назад шхипер за¬
платил большие деньги монастырю, который владел
тогда лоцманом, за то, чтобы иметь Большого Ивана в
своей команде, но это не удалось...
— Чего он врет? —спросил Рябов у Митеньки.
— Нахваливает вас, дядечка, — шепотом ответил
Митенька.
Лейтенант Юхан Морат подтвердил слова Уркварта:
— Ия склонен предполагать, что этот человек —
опытный моряк, лучше которого не отыскать. На его
судне мы обнаружили компас, градшток, книжку по
навигации. И он уже не так молод, во всяком случае —
он зрелый мужик. Наверное, он недурно знает море...
Уркварт подошел к Рябову, хлопнул его по плечу, за¬
говорил добродушно:
— Этот Иван — подлинный моряк! Разве ты не уз¬
наешь меня, Иван? Правда, много лет прошло...
Рябов спокойно оглядел раздобревшего шхипера,
ответил прилично:
— Здравствуй, шхипер! Давненько не виделись, ишь
ты, какой матерый стал. Чего в Архангельск больше не
хаживаешь?
— Вот теперь иду! — засмеялся Уркварт. — Иду с
богатым караваном.
— Пусть он сядет за стол! — приказал шаутбенахт
по-шведски. — Если он действительно столь отменный
моряк, как вы говорите, — пусть сидит с нами.
— Садись, Большой Иван! —сказал Уркварт. —Са¬
дись, старый приятель! Мы хотим беседовать с тобой как
с нашим другом. Мы желаем тебе добра, и только добра!
Садись!
— Что ж, в цепях и садиться? — спросил корм¬
щик. — Нет, шхипер, так неладно!
Уркварт засмеялся, ласково покачал головой:
239
— Ах, Большой Иван, узнаю твой характер! Сколь
много лет прошло, а ты вовсе не изменился. Каков
был — таков и есть. Но я очень, очень рад, что мы пов¬
стречались. Наша встреча в море —это подарок судьбы
и тебе и нам...
Корабельный кузнец быстро снял цепи, Рябов от¬
бросил их ногой, огладил шею, кисти рук; разминаясь,
повертел головой, потом сказал шхиперу:
— Еще вели, господин, кафтан чтобы мне отдали. Не¬
хорошо драным да бедным среди вас сидеть. Чего
срамиться...
Шаутбенахт покосился на лейтенанта Мората, тот
быстро заговорил, что теперь одежду не отыскать, на¬
верное, осталась на потопленном карбасе. Юленшерна
велел принести другие кафтаны, флаг-офицер побежал
выполнять приказание, ворча под нос:
— Все равно вешать, зачем еще кафтаны...
Рябов сел в кресло у переборки, зеленые глаза его
мерцали недобрым огнем, лукавая улыбка мелькнула на
губах:
— Садись, Митрий, в ногах правды нет. Вишь, каюга
какая богатая. Ничего живут, с достатком. И ковры, и по
стенам золотая кожа, и сами сытые, а?
Флаг-офицер принес одежду. Рябов растянул на ру¬
ках кургузый шведский кафтанчик, усмехнулся:
— Нет, дружки, так у нас дело не пойдет! За дурака
меня считаете? Кафтан у меня был добрый, тонкого сук¬
на, пуговицы костяные, шнуром обшит, пояс тоже был.
А принесли кацавейку... И у парня у моего кафтанчик
был справный, камзол тоже теплый...
Митенька холодным голосом перевел слово в слово,
офицеры заулыбались, полковник Джеймс по-русски
спросил, что кормщик хочет вместо своего кафтана.
Пряча злую улыбку, кормщик ответил, что одеждой не
торгует, что вместо кафтана ему кафтан и надобен, и не
бабий летник, не сарафан, а вот вроде как на самом пол¬
ковнике Джеймсе —таков бы и ему пристал...
Окке перевел, Юленшерна усмехнулся.
— Гере Джеймс, отдайте ему ваш кафтан.
Поджав губы, Джеймс вышел.
Митенька натянул на себя шведский кафтанчик, раз¬
гладил ладонями волосы, сел важно. Уркварт рассказы¬
вал вполголоса о поморах, о том, как они горды и как
любят почет. Шаутбенахт слушал, попивая легкое вино,
выжидательно барабаня пальцами по столу. Кают-вахтер
240
принес кафтан Джеймса, Рябов вдел руки в рукава —
кафтан сразу затрещал.
Уркварт попытался застегнуть на Рябове кафтан,
кафтан не сходился, кормщик ворчливо сказал:
— Пояс еще на нем был, я видел! Чего же без пояса,
мой-то с поясом и шнуром обшит... Вишь, не сходится, а
с поясом и сошлось бы...
Сам, не дожидаясь приглашения, сел в то кресло, где
раньше сидел Джеймс, осмотрел внимательно стол, по¬
жаловался Митеньке:
— Завсегда у них так, у иноземцев. Тарелок наста¬
вят, блюд, ножичков разных, ложек, стаканов, а харчей
путных — и всего ничего. Вишь — рыбка дохлая,
вишь — сухарь, мяса чуть-чуточка — и будь здоров!
Нет, они нам, други любезные, карбас потопили, они
меня голым-босым оставили, они меня и кормить будут
по-нашему, а не по-своему. Скажи им, Митрий, как на
Руси едят. Пущай принесут щей, головизны какой, дру¬
гое что...
Митенька с удивлением, робея, взглянул на кормщи¬
ка; тот едва заметно улыбался, в глазах его горели недо¬
брые огни, между бровями легла складка. Митенька знал
это выражение лица кормщика: таким он становился в
море, в жестокий шторм...
Хлопнула дверь, вернулся Джеймс.
Рябов поднял стакан с вином, сказал полковнику:
— Что ж, господин, у тебя и другой кафтан не хуже
парчового. Вишь, тоже с серебром, шитье какое. Богато
вы тут живете, безотказно. Торгуете, я чаю, с выгодой,
безубыточно...
Все шло хорошо. Русский кормщик казался им вопло¬
щением простодушия, они посмеивались про себя и вы¬
полняли все его желания. Русский был таким, каким они
хотели его видеть, и поначалу все ладилось в этой игре.
— Ну! — сказал ярл Юленшерна. — Не пришло ли
время поговорить о деле?
Они сидели друг против друга — шаутбенахт, отки¬
нувшись в кресле, и Рябов. Шхипер Уркварт понял, под¬
нялся, мигнул другим офицерам. Артиллерист Пломгрэн
взял лютню, Морат запел старую песню о злой колдунье.
Ярл Юленшерна медленно говорил:
— Вы проведете нашу эскадру двинским фарватером
к городу Архангельску. Если нас ожидает баталия —мы
примем ее и разгромим врага. Вы опытный моряк. Наши
корабли — военные корабли, по всей вероятности вы
241
это заметили. Очень многое из того, что нас ожидает,
зависит от опытности и искусства кормщика, поэтому
мы не посчитаемся с наградой денежной. Более того,
гере лоцман. Когда мы выполним наш долг, заслуги ваши
будут оценены королем Швеции. Всю мою жизнь я
служил короне во флоте. Мне достаточно посмотреть на
человека, и я вижу, моряк он или нет. Вы моряк! Вас
ждет большое будущее. Вы станете лютеранином, и, не¬
сомненно, его величество король Швеции назначит вас
капитаном одного из славных своих кораблей...
Рябов повернулся к Митеньке: тот сидел бледный, гу¬
бы его беззвучно двигались. Кормщик велел спокойным
голосом:
— Переведи, что говорит.
Митенька заговорил. Рябов слушал потупившись,
порою кивал головой. У клавесина все еще пели песню
со странным припевом:
Караби,
Тити Караби,
Тото Карабо...
— Все сказал? — спросил Рябов.
— Все, дядечка.
— Теперь отвечай!
Кормщик стал говорить и вдруг увидел: слуга в ко¬
ротком красном кафтане убирал со стола посуду и
порою словно упирался в Рябова упрямыми серыми
жесткими глазами. Заметив, что кормщик замолчал,
шаутбенахт приказал Якобу убираться вон. Тот, высоко
держа поднос, пошел к двери. Кормщик заговорил опять.
Он не смотрел на Митеньку, но видел, как тот сжимает
руки, слышал, как он вдруг задохнулся и как вновь стал
дышать быстро и коротко.
— Ну? — с угрозой в голосе спросил Рябов.
— Не стану я переводить такое! — громко сказал
Митенька. — Не стану. Да что ж это, дядечка?
— А не станешь, так и не надо! — с той же угрозой
произнес Рябов и поманил к себе Окке, который стоял
у дверного косяка.
Окке подошел с готовностью, Митенька вцепился в
руку Рябова, тот стряхнул его горячие пальцы, заговорил
медленно, глядя на шаутбенахта:
— Эскадру я провести могу, но то дело нешуточное,
надобно ждать большую баталию, и кто живым до
Архангельского города доберется — пусть вечно бога
242
молит. Пушек много, и пушки те грому натворят. Еще на
шанцах быть досмотру таможенному — бой там завя¬
жется. Так что, может, и огород городить невыгодно
вам?
Шаутбенахт слушал внимательно, смотрел не отры¬
ваясь в глаза Рябову, сосал погасшую трубку. У клаве¬
сина весело пели:
Тити Караби,
Тото Карабо,
Эй, дядя Гильери...
— Дело большое, — говорил Рябов, — как у нас на
Руси сказывают: либо —в стремя ногой, либо —в пень
головой. Коли живым поймают —тоже шкуру сдерут. И
не жить потом на своей стороне, господин, никак не
жить. Любой мальчишка в рожу плюнет, да и как не плю¬
нуть — изменник, иуда, —тут пощады не жди... Значит,
рассуждать надобно: ежели дело делать иудино, уж так
делать, чтобы до самой смерти жить-поживать да нужды
не знать...
Шаутбенахт кивнул, соглашаясь. В каюту опять во¬
шел слуга в красном кафтане, принес кувшин с ячмен¬
ным пивом. Юленшерна не заметил его, слуга медленно,
старательно расставлял кружки...
— Что там дальше будет — кто его знает! — продол¬
жал Рябов. — Похвалит король али не похвалит, с день¬
гами всегда проживешь, а без них — никуда. Цена моя
большая, не таюсь, господин, да и затея ваша немалая...
— Сколько же он хочет денег? —сквозь зубы спро¬
сил шаутбенахт.
— Дядечка! —воскликнул Митенька. —Дядечка! Бо¬
га побойтесь...
Рябов повернулся к Митеньке, сказал с жесткой ус¬
мешкой:
— А чего мне в сем деле бога бояться, Митрий? Не
ершись, парень, не то живо тебя на цепь посадят. Сиди...
Окке шепотом перевел шаутбенахту, о чем говорили
Рябов с Митенькой; ярл Юленшерна кивнул на Митень¬
ку, спросил:
— Он хотел бы, чтобы его вздернули? У нас сие
быстро делается... И, ежели твоя цена будет слишком
высока, я позову палача, который умеет торговаться...
Кормщик хитро прищурил глаз:
— Умеет? Ой ли, господин? Умел бы, так не стояла
бы здесь твоя эскадра...
243
Он поднялся, поблагодарил за хлеб-соль, сказал твер¬
до:
— Значит, не сторговались. Какая уж тут торговля,
когда палачом грозят...
Быстро подошел шхипер Уркварт, встревоженно
спросил, что случилось; Рябов ответил, что не любит,
когда ему палачом грозятся.
— Поначалу вежливо, все как надо, а теперь и ве¬
шать? Карбас потопили, снасть на дне, а теперь — пала¬
ча... Нет, други, не тот человек Иван Савватеевич Рябов,
чтобы его вокруг пальца обвести да обдурить...
— Сколько же, черт возьми V! —крикнул Юленшер¬
на.
Рябов пошептал, словно прикидывал в уме, подвигал
пальцами, сказал твердо:
— Риксдалеров золотых пять сотен. Триста нынче —
да чтобы на стол выложить, двести — когда дело будет
сделано. Стой, погоди, не все еще. Харч в море чтобы не
с матросского стола шел, а отсюдова, да как скажу —
так и подавали...
Окке переводил, в адмиральской каюте все затихли,
слушали изумленно. Шхипер Уркварт улыбался, пол¬
ковник Джеймс смотрел в раскрытые двери галереи на
бегущие за кормой волны...
— И чтобы в канатном ящике меня не держать! —
говорил Рябов. —Каюту мне, как всем прочим морякам,
и со всем приличием чтобы со мной говорили. Да ви¬
селицей меня не пугайте...
Он подумал и добавил в тишине:
— Еще как чего вспомню —скажу...
Окке кончил переводить, шаутбенахт Юленшерна
сжал кулаки, посмотрел на свои перстни, ответил:
— Наглец!
— Чего? Чего? —с любопытством спросил Рябов.
Окке не ответил — смотрел на шаутбенахта.
— Перестань ходить перед глазами! — с раздраже¬
нием крикнул Юленшерна Якобу. —Кому нужно сейчас
это дурацкое пиво?
И, позвонив флаг-офицера, велел сию же минуту
прислать казначея эскадры с деньгами. Окке поклонился
Рябову, рассказал, что его условия приняты.
— То-то, что приняты! —угрюмо ответил корм¬
щик. — А то шумит на меня, кулаком грозится...
Деньги он считал долго, потом потребовал себе коше¬
лек, затянул на нем ремешки, но раздумал и еще раз
244
принялся считать золотые монеты. Остолбеневший Ми¬
тенька из своего угла смотрел на него широко раскры¬
тыми испуганными глазами: перед ним был другой чело¬
век — страшный, жадный, совсем не похожий на того
Рябова, которого он знал и любил всем сердцем...
Завязав кошелек, кормщик сказал шхиперу Урквар¬
ту:
— Еще немного и взял я с вас. Считай сам —карбас
купить сколько станет? Сеги добрые, снасть. Монасты¬
рю должок отдать. Женке гостинца, себе на гульбу... Да
приодеться, да и жить еще надобно —вот и выйдет баш
на баш!
Он хлопнул Уркварта по жирной спине, засмеялся и
сказал:
— Что ж песни петь бросили? Давайте гуляйте, гу¬
лять дело доброе, нынче-то живы, а чего завтра будет —
кому ведомо? Разбойник —живой покойник...
Митенька все смотрел на кормщика, — нет, это был
он, Иван Савватеевич, и глаза прежние, такие, как дела¬
лись у него в море, в злую непогоду, когда иные рыбаки
уже пели себе отходную, а он смотрел вдаль, искал го¬
ризонт, прищурившись, и злые огоньки горели в зеле¬
ных зрачках...
Слово становится делом, дитя — мужчиной,
Ветер — бурей, кто же в этом сомневался?
Шамиссо
Глава девятая
1. Дитя — мужчиною...
Флаг-офицер и кают-вахтер с масляным фонарем в
руке повели их по коридору в каюту, назначенную корм¬
щику капитаном “Короны". Слабый свет озарял абор¬
дажные крюки, висящие по стенам, ведра на случай
пожара, короткие копья, удобные для боя в узких кора¬
бельных переходах, свернутые кошмы, полубочки с пес¬
ком.
— Здесь! — сказал флаг-офицер.
Рябов первым вошел в низкую душную каюту. Кают-
вахтер опустил фонарь в гнездо. Флаг-офицер вежливо
спросил, не будет ли у господина лоцмана каких-либо
желаний. Кормщик зевнул, огляделся, сказал лениво:
— Войлоку бы хоть постелили на рундуки, что ж так-
то на голых досках спать? Да винца вели, Митрий, чтобы
принес, али пива, да погрызть чего от скуки...
Флаг-офицер поклонился, лицо его выражало през¬
рение. Кают-вахтер стоял неподвижно.
— Побыстрее чтоб ворочались! — приказал корм¬
щик. — Веселыми ногами, живо...
Шведы ушли, кормщик усмехнулся. Митенька смот¬
рел на него остановившимися глазами.
— Чего глядишь? —спросил Рябов. —Не узнал, что
ли?
Митенька потупился, вздохнул, губы его дрогнули —
хотел что-то сказать, но раздумал.
Слуга в красном кафтане принес на медном подносе
желтое пиво, солодовые лепешки с солью и тмином, ко¬
ричневую водку, настоенную на калганном корне.
— Раздумал я пить! — сказал Рябов Митеньке. —
Пусть унесет...
Слуга выслушал Митеньку, ушел со своим подносом.
Митенька отвернулся от кормщика, сжал щеки ладоня¬
ми, весь съежился, словно от холода.
246
— Митрий! — позвал Рябов.
Митенька не шелохнулся.
— Зря дуришь, парень! — сказал кормщик. — Не
твоего ума дело...
Митенька молчал, съежился еще сильнее, худой,
жалкий, в кургузом шведском кафтанчике. Кормщик лег
на рундук, закинув руки за голову. Молчали долго...
— Ты вот чего, Митрий! — заговорил наконец Ря¬
бов. — Ты мне с малолетства вот как верил! Ты и нынче
мне верь. Ты не смей мне не верить...
Митенька встал, ударился худым плечом о косяк,
хромая побежал по коридору. Рябов почувствовал нелад¬
ное; грохоча бахилами, побежал за ним, крикнул:
— Митрий? Ты что? Митрий...
Кургузый Митенькин кафтанчик мелькнул у фонаря,
висевшего возле трапа; Рябов побежал быстрее, выско¬
чил следом за ним на рангоут, крикнул шведскому вах¬
тенному матросу:
— Держи его! Держи!
Матрос понял — подставил ногу, Митенька спотк¬
нулся, упал на промасленные доски палубы. Рябов под¬
нял его, он стал рваться из рук, ненавидящим голосом
сказал:
— Все едино утоплюсь, не стану жить...
— Да ты послушай! —велел Рябов. —Ты меня пос¬
лушай, дурашка...
У Митеньки дрожали губы; обессилев, он медленно
пошел по шканцам. Шведы переговаривались, глядя на
него; один разбудил Уркварта, доложил, что русские, ка¬
жется, хотели убежать. Шхипер, накинув халат, вышел
из каюты, строго спросил Рябова, зачем он бесчинству¬
ет. Рябов сидел на бухте каната, смотрел на море. Ур¬
кварт повторил свой вопрос.
— Шел бы ты, господин, подалее от меня! —ответил
Рябов.
— Но твой толмач хотел убежать? Быть может, надо
надеть на него цепи?
— Иди отсюдова, господин! — с тоской отозвался
Рябов. —Иди, нечего нам толковать...
Укварт пожал плечами, велел вахтенным неослабно
наблюдать за русскими. Шведы, пошептавшись между
собою, сволокли Митеньку в каюту, потом подошли к
Рябову...
— Ладно, — сказал он, — пойду. И то — спать пора.
247
Митенька по-прежнему сидел на рундуке, весь сжав¬
шись в комок. Рябов лег на войлок, молча повернулся к
переборке, но заснуть ему не удалось.
На шканцах и на юте забили тревогу барабаны, на¬
верху загремели мушкетные выстрелы, заскрипели бло¬
ки — матросы спускали шлюпку. Дважды рявкнула
пушка.
Кормщик привстал:
— Чего там?
— Русский небось убег! —прислушиваясь, тихо ска¬
зал Митрий. —Ушел теперь. А мы...
— Ты замолчишь? —крикнул Рябов. —Тявкает го¬
же!
2. Святая Бригитта недовольна
Утром грохот страшной силы потряс “Корону"; мат¬
росы, солдаты побежали на шканцы корабля. Шаутбе¬
нахт выскочил на галерею адмиральской каюты, схва¬
тился за голову: “Злой медведь" — корабль, которым
командовал Голголсен, —задрав резную корму, быстро
погружался в воду.
На “Короне" медные колокола уже били тревогу, с
ростров спускали шлюпки. Уркварт кричал в трубу ко¬
мандные слова, которых никто не слышал. С других ко¬
раблей шли на помощь погибающим шлюпки. Голголсен,
серый, с отвисшей челюстью, бормотал:
— Крюйт-камера! Взрыв в крюйт-камере! Помилуй
меня боже!
Из команды “Злого медведя" спаслось всего семьде¬
сят три человека. Озябшие, напуганные, мокрые, они
слонялись по приютившим их кораблям, говорили, что
теперь от похода нечего ждать добра, что гибель “Злого
медведя" —дурное предзнаменование.
Как произошел взрыв — никто толком не знал, и по¬
тому все пожимали плечами и говорили, что здесь не
обошлось без русских рыбаков. Хоть на эскадре пони¬
мали, что русские никак не могли проникнуть в крюйт-
камеру, однако же слух о том, что судно взорвалось по
вине пьяного констапеля, многие отвергали; страх уже
пробрался на эскадру и леденил сердца моряков флота
его величества короля.
В два часа пополудни ярл Юленшерна поднялся на ют
и приказал барабанщикам бить поход. Над морем стлал¬
248
ся низкий туман, по небу ползли рваные облака, было
очень душно.
— Погода, гере шаутбенахт, портится! —сказал шхи¬
пер Уркварт. — Надо ждать шторма.
— Вы предполагаете, что я этого не вижу? — спро¬
сил Юленшерна.
Корабли один за другим выходили на большую воду.
Юленшерна насупясь смотрел, как ставят паруса, как ог¬
ромные полотнища наполняются ветром, слушал сиг¬
нальные барабаны, пение горнов. От болезни или от чего
иного, но ярл Юленшерна в этот день был куда мрачнее,
чем обычно, и непрестанно передавал на корабли сиг¬
налы о жестоких наказаниях.
По кораблям ползли слухи:
— На эскадре есть русские, никто другой не мог по¬
мочь тому беглецу. Он сам распилил свои цепи...
— Русский беглец пропилил переборку в ящике.
— Для этого нужна пила...
И небо и море предвещали шторм. Почему-то шторм
здесь казался куда страшнее, чем там, в своих морях.
Это было чужое море, с чужими, враждебными, насто¬
рожившимися берегами.
И матросы на эскадре шептались:
— Не лучше ли повернуть назад?
— Если бы святая Бригитта не сердилась...
— Мы уже потеряли один корабль...
Но испуганных было не так уж много. Шепот, слухи,
которые от них исходили, ничего не стоили: Архангельск
был уже недалеко, все знали, что Юленшерна на три дня
отдаст город наемникам. Солдатам и матросам наяву ви¬
делись груды золота, дорогие меха, парча, церковная ут¬
варь — все то, что они получат за верную службу коро¬
не. И чем ближе был город, тем громче, тем яростнее
мечтали наемники.
— После похода я вернусь в Швецию и открою лав¬
ку, — говорил один.
— У меня будет пекарня! — мечтал другой. — Пе¬
карня с двумя пекарями! А сам я буду сидеть и только
покрикивать!
— Я открою таверну! —рассказывал третий. —Я
назову ее “Уютный берег" — вот как! И сам буду пить
сколько захочу. Что же касается святой Бригитты, то
мне на нее наплевать! Были бы деньги, вот что я вам
скажу, ребята...
249
Несмотря на то, что шторма ждали, он все-таки нале¬
тел неожиданно, повалил "Корону" на бок и мгновенно
разметал корабли эскадры. На флагманском корабле ед¬
ва успели убрать верхние паруса, да и то потеряв матро¬
са; на "Справедливом гневе" ветер изодрал в клочья
фор-марсель; на "Ароматном цветке" повалилась грот-
мачта, судно легло на борт.
Матросы топорами обрубили ванты, и яхта выпря¬
милась. Ветер, срывая с огромных волн пенные верхуш¬
ки, свистел и выл в снастях, корабли зарывались буш¬
притами. С каждой минутой шторм свирепел все более.
Вечером, в полутьме, под низкими черными тучами,
неожиданно близко показался берег. Шаутбенахт Юлен¬
шерна затопал ногами на штурмана; тот ответил, сдер¬
живая злобу:
— Я не вижу ни солнца, ни звезд для того, чтобы
сделать астрономические вычисления и точно опреде¬
литься...
Юленшерна позвал вахтенного офицера, приказал
палить из сигнальной пушки, чтобы корабли эскадры
знали, где флагман; но ответных выстрелов никто не ус¬
лышал.
Уркварт послал за русским лоцманом, тот лениво
поднялся по трапу, спокойно оглядел бегущие пенные
валы, сказал капитану:
— Э-э, куда вас понесло. Перекреститься не успе¬
ете — на кошки сядете, умники-разумники. Вон они —
Кедовские, я их знаю, — вишь, вода там кипит... Живо
на дне будем.
Уркварт, побледнев, закричал: "Право руля!" Здоро¬
венные рулевые вдвоем налегли на огромное колесо,
"Корона" покатилась вправо, Рябов сказал:
— Шибко нынче играет погода. Глядите острее, тут
потопнуть проще простого...
На трапе кормщик столкнулся со слугою в красном
кафтане, тот нес на мостик шаутбенахту горячий кофе в
посуде, обмотанной полотенцем. Корабль накренило,
Якоб навалился на Рябова. Внимательный взгляд слуги
скрестился с насмешливым взглядом кормщика. Корм¬
щик оттолкнул слугу, посоветовал,
— Ходи на своих, чего валишься...
И пошел в свою каюту.
Якоб посмотрел ему вслед, взбежал по шатающемуся
трапу на ют, где в кожаном плаще с капюшоном не¬
250
подвижно стоял Юленшерна и слушал, не ответит ли на
пальбу флагмана какое-нибудь судно из эскадры.
Ветер свистел, корпус “Короны" скрипел, содрогал¬
ся, стонал...
Когда Якоб спустился по трапу, стало совсем темно
от черной огромной тучи, затянувшей все небо. В буфет¬
ной грохотала посуда, медные кастрюли раскачивались
и звенели, точно похоронные колокола, оловянные и се¬
ребряные тарелки скакали в своих гнездах. Адмираль¬
ский буфетчик, измученный морской болезнью, спал на
рундуке.
Якоб сел на низенькую скамеечку, открыл ящик с
луковицами, разрыл их, достал со дна гибкую, очень
длинную и остро отточенную наваху толедской стали с
лезвием, уходящим в рукоятку. Спрятав нож на груди,
он прислушался: на шканцах уныло звонил колокол —
сигнал, чтобы всюду гасили огни; в таком шторме одна
искра могла натворить непоправимую беду.
— О, и ты здесь! —сказал буфетчик, болезненно зе¬
вая. — Будешь чистить лук?
— Да, к ужину! — ответил Якоб.
— Подадим говядину в луковом соусе, — опять зе¬
вая, сказал буфетчик. —Что там наверху?
— Шторм...
— Святая Бригитта прогневалась на нас...
Они помолчали. Буфетчик совсем проснулся и, на¬
клонившись к Якобу, заговорил шепотом:
— Послушай, Якоб, ты не видал нашу пилу? Пропала
пила, — понимаешь, какая неприятная история. Я пере¬
искал везде — ее нет. Если эконом дознается, нам не
уйти из рук палача, — ты догадываешься, почему? Тот
беглец пропилил отверстие в переборке именно такой
пилой, какая была у нас...
— Найдется! — сказал Якоб. — Просто завалилась
куда-нибудь в этой качке.
— Ты так думаешь?
— Я уверен в этом!
— А я не уверен, — со вздохом сказал буфетчик. —
Я ни в чем не уверен... Непонятные истории творятся на
эскадре...
Буфетчик любил поговорить. Пока он рассказывал,
Якоб чистил и резал лук для жаркого, потом, когда бу¬
фетчику опять стало плохо, Якоб вышел из камбуза. По
темному трапу ощупью он пробрался в совсем темный
251
коридор и пошел к той каюге, где жил русский измен-
ник-лоцман, У кожаной, туго натянутой переборки Якоб
прислушался: ровный храп спокойно спящего человека
доносился из каюты.
Теперь следовало узнать, где переводчик русского
изменника, тот, о котором говорили, что он не то хотел
утопиться, не то сбежать со шведского корабля. Митень¬
ку Якоб увидел на палубе: юноша сидел ссутулившись,
обхватив руками коленки, глаза его были закрыты.
В коридоре Якоб опять остановился, — сердце его
билось неровно, ладони сделались влажными. Ему еще
никогда не доводилось убивать людей, и сейчас он вдруг
подумал, что, быть может, не найдет в себе сил навахой
ударить спящего человека в грудь. Но тут же он предс¬
тавил себе, как этот человек, которого он не убьет, вста¬
нет за штурвал вражеского корабля и проведет эскадру
к Архангельску, представил себе, как запылает потом го¬
род, как пьяные страшные наемники пойдут резать и
жечь, какое горе постигнет сотни, тысячи людей только
из-за того, что он, Якоб, человек, в жилах которого течет
русская кровь, не решился убить изменника, предателя.
Он облизал пересохшие губы, вытер ладони о штаны,
нажал пружину в рукоятке навахи — лезвие с глухим
шелестом выскочило наружу. Потом оглянулся и не
торопясь опять пошел по длинному темному глухому
коридору мимо офицерских кают.
У каюты лоцмана он остановился. Это была камор¬
ка — девятая по счету от трапа, по левой стороне. Лоц¬
ман по-прежнему ровно похрапывал, и Якоб подумал,
что удивительно, как человек с совестью злодея может
спать так спокойно. Но он отогнал от себя эту мысль и
тихим шагом вошел в каюту, где крепко пахло дубленой
кожей и табаком.
Здесь было так темно, что Якоб ничего не видел и
только слышал похрапывание — ровное и однообраз¬
ное. Переждав, он сделал движение в сторону спящего,
занес нож и уже хотел было ударить, как вдруг лоцман
проснулся и быстро спросил:
— Митрий?
Якоб ударил.
Тотчас же он услышал ругань и почувствовал, что
падает. Никогда в своей жизни он не знал человека та¬
кой всесокрушающей силы, каким был этот русский
кормщик. Лоцман не бил Якова и не душил его за горло,
он только смял его, навалился на него боком и, посапы¬
252
вая и ворча словно медведь, поругиваясь и покряхтывая,
искал его руки, чтобы отобрать наваху. Но наваха давно
упала, она лежала под лопаткой Якоба. Наконец лоцман
нашел ее, откинул в сторону и тогда поднял Якоба на
ноги. Думая, что лоцман сейчас убьет его, Якоб, собрав
все силы, рванулся назад, наклонился, ударил кормщика
головой в живот и сам сразу же потерял сознание, вновь
сшибленный могучей рукой Рябова.
3. Нас трое!
Должно быть, прошло немало времени, прежде чем
Якоб очнулся. Открыв глаза, он увидел, что лежит на
рундуке, что каюта освещена — розовое пламя светиль¬
ника, заключенного в слюдяной колпак, озаряло сосре¬
доточенное лицо кормщика, который с любопытством
вертел в руках наваху, то пряча ее лезвие, то нажимая
кнопку...
253
“Сейчас он выдаст меня шаутбенахту! — со спокой¬
ной тоской подумал Якоб. — Выдаст, и меня повесят".
Он вздохнул и застонал от боли в суставах; лоцман
пристально на него посмотрел и усмехнулся. Усмешка
была такая беззлобная и открытая, что Якоб не поверил
своим глазам. Лоцман вдруг сказал тихо и грустно:
— Думал, думал —да придумал? И-эх, голова! Хит¬
рым ножиком, как куренка... Нет, друг, так оно не дела¬
ется...
И строго добавил:
— Мы тоже не лаптем щи хлебаем!
Расстегнув на груди измятый и затасканный кафтан
Джеймса, он развязал тесемки рубашки и показал туск¬
ло блеснувший, очень тонкий и гибкий панцирь, по ко¬
торому и скользнуло жало навахи.
— Видал?
— Видал! —одними губами произнес Якоб.
— То-то! Русского, что в ящике сидел, Лонгинова, ты
отпустил?
— Я...
— Как так?
— Он честный русский! —своим характерным голо¬
сом произнес Якоб. — Он не изменник.
Лоцман поглядел на него добрыми печальными гла¬
зами.
— Иди отсюдова, дурашка! — сказал он ласково. —
Иди! Нечего тебе тут прохлаждаться, еще хватятся. Не
гоже, чтобы нас вместе видели. Иди, а я светильню пога¬
шу, слышь, звонят —огней не жечь...
Якоб сел на рундуке, голова у него кружилась.
— Помял я тебя маненько! —сказал лоцман. —Ни¬
чего, брат, не поделаешь. Коли спросят, скажи — осту¬
пился, мол, с трапа загремел, расшибся. Ножичек свой
возьми, выкинь его, —хитер, да ненадежен. А мне, друг,
коли можешь, принеси топор, а?
— Топор? — переспросил Якоб.
— Ну да, чем дрова колют. Поменьше бы, да чтобы
ручка была поухватистее. Мало ли...
Несколько мгновений они молча смотрели друг на
друга, потом Якоб ответил:
— Да, я принесу топор.
— Принеси, друг, принеси, нынче еще не надо, а как
к устью будем подходить, тогда он мне и понадобится..
Не обмани гляди...
254
— Я принесу топор, — повторил Якоб.
Он встал, покачнулся, ухватился за косяк и постоял
так, вглядываясь в русского лоцмана.
— Значит, я в надежде буду, что принесешь то¬
пор? — еще раз сказал Рябов. —Мне он вот как может
понадобиться.
— Принесу! — сказал Якоб, но теперь они оба го¬
ворили не о топоре. Они без слов говорили о том, что
верят друг другу и понимают друг друга, что будут помо¬
гать один другому и вместе совершат то дело, которое
им назначено совершить.
— Ну, иди!
— Иду...
Пошатываясь, Якоб вышел. По-прежнему ухало и
стонало море, по-прежнему от ударов волн содрогался
корпус корабля. Рябов погасил светильню, лег на сырой
войлок, в темноте улыбнулся своим мыслям.
Пришел Митенька, застывший на штормовом ветру,
стал в темноте пристраиваться на своем рундуке. Было
слышно, как он молится, шепчет и вздрагивает от мозг¬
лой сырости.
— Митрий, а Митрий! —тихонько позвал Рябов.
Митенька кончил молиться, ответил чужим голосом:
— Здесь я.
— Тут меня чуть было не прирезал один раб божий...
Он подождал, заговорил опять:
— Молчишь? Думаешь — так и надо, за дело? Ду¬
рашки вы глупые, как на вас погляжу. Ладно, тот-то не
знает меня, а ты?
Митрий что-то прошептал неслышное, наклонился
ближе.
— Думай головою! Думай! Не дураком на свет уро¬
дился, думай же!
— Дядечка... —со стоном сказал Митенька.
— Дядечка! Нарочно я тебе сразу-то ничего не ска¬
зал, неразумен ты, горяч, молод. А так хорошо все со¬
шло, да и по тебе видать было, что нету меж нами сгово¬
ру, один до денег падок, а другой — иначе. И торговался
я не для денег, а чтобы более веры нам было. Они на
деньги все меряют, по деньгам судят, небось денежкам
и молятся. Сам видел — поверили, что отыскался из¬
менник, поверили, собачьи дети, рады, что везут с
собою кормщика, и думки нет, во что им тот кормщик
обернется...
255
Он засмеялся ласково, почувствовал, что Митенька
рядом с ним, крепко стиснул его руку, заговорил опять:
— Веришь теперь? Понял, зачем я тебя брать-то не
хотел? Понял, на что идем? Что сии корабли на мель
поведу...
— Понял! —с восторгом ответил Митенька. И быст¬
ро, страстно заговорил сам:
— Да разве ж я, дядечка, разве ж я... Как я жил —
мыкаясь, али в монастыре, али по людям... Дядечка, я не
испужаюсь! Разве я когда пужался? Чего только не бы¬
ло, страхи какие терпели, а я разве что? Я, дядечка, Иван
Савватеевич, коли тебя прежде времени смертью кон¬
чат, я сам сей корабль на мель посажу, небось знаю,
где, — не раз хаживали. Посажу!
— Ты тише, —улыбаясь во тьме, сказал Рябов.
— Я тихо, дядечка. Ты будь в надежде, дядечка. Я не
спужаюсь! Мы его разобьем, а тогда я на Москву поеду,
в навигацкую школу. Пусть-ка тогда не возьмут за хро¬
моту мою, пусть! Я тогда к государю к самому, к Петру
Алексеевичу. Так, скажу, и так. Пусть...
— И скажешь! —заражаясь Митенькиным волнени¬
ем, согласился Рябов. — И он, брат, как надо рассудит.
Он такие дела понимает — который моряк, а кото¬
рый — так себе. Ты небось повидал моря...
— Повидал! — воскликнул Митенька. — И не боль¬
но его пужался. Живые с сего дела выйдем. Отобьемся!
— Отобьемся, — подтвердил кормщик. — Ежели с
умом, так отобьемся!
— Ежели не горячиться. Тут соображение надо
иметь.
— Скажи, какой умный...
— Еще не то у нас, дядечка, случалось. Один только
Грумант вспомнить, так все прочее —смехота...
Так они шептались долго, утешали друг друга обе¬
щаниями, что несомненно победят в грядущем страшном
бою и не только победят, но и останутся живыми и здо¬
ровыми.
* * *
Весь день и большую часть тихой белой ночи корабли
эскадры собирались возле Мудьюгского острова. Позже
всех пришел фрегат “Божий благовест". Матросы и ко¬
мандир фрегата своими глазами видели последние ми¬
нуты яхты “Ароматный цветок", которая затонула во
256
время шторма, напоровшись на камни, не указанные на
голландских картах. Ни один человек с погибшего судна
не спасся.
Для того чтобы скорее забылись превратности пла¬
вания, ярл Юленшерна приказал эскадренному казна¬
чею выдать жалованье всем — от капитанов до кают-
юнг. Деньги, причитавшиеся мертвым, было велено
раздать живым. Это еще более укрепило дух наемников.
На кораблях, при раздаче винных порций, матросы
кричали славу королю и хвалили своего адмирала.
Не следовало терять времени, но корабли нуждались
в ремонте, и шаутбенахт велел приступить к работам.
Корабельные плотники, кузнецы и конопатчики работа¬
ли не за страх, а за совесть, подгоняемые матросами и
солдатами, которым не терпелось ворваться в Архан¬
гельск. Но все-таки ремонт шел медленно, — слишком
потрепал эскадру шторм.
Шаутбенахт не уходил со шканцев, часами смотрел в
подзорную трубу на безлюдные зловещие берега, под¬
жимал губы, качал головой. Да и Уркварт стал последнее
время задумчивым и грустным. Только с полковником
Джеймсом он иногда отводил душу: оба они все-таки
кое-что знали о Московии...
Ветер не поднимался. Море заштилело, стояла стран¬
ная душная тишина. Матросы на "Короне" пели:
Не знал, не боялся он грозных судей,
Ходил по дорогам с ножом,
И грабил и резал невинных людей,
Закапывал в землю живьем...
9-770
Караул есть наизнатнейшая служба,
которую солдат в войске отправляет.
Петр Первый
Глава десятая
1. Брат и сестра
На рогатке при въезде в город капитан Крыков спе¬
шился и велел седлать себе другого коня. Вороной, с ко¬
торого он слез, тяжело прядал боками, всхрапывая от
усталости. Драгун вынес Афанасию Петровичу из кара¬
улки кружку воды, другие двое седлали мышастую в яб¬
локах кобылку. Усатый капрал придержал Крыкову стре¬
мя, он легко сел в седло, обдернул на себе намокший под
дождем плащ, задумчиво сказал:
— Так-то, Павел Иванович! Наступило наше время.
Ты гляди построже, чтобы все караульщики, пушкари
были в готовности, ни единого с рогатки не отпускай.
Другие драгуны, услышав разговор, подошли побли¬
же. Лукьян Зенин, с которым Крыков в былые времена
промышлял зверя, спросил с крыльца караулки:
— Здесь они, Афанасий Петрович?
— Возле Мудьюга. На якорях стоят...
— Сила?
— Там видно будет, Лукаша! —ответил капитан. —
Покуда одно ведаю — потрепала их непогода... Ну, жи¬
вите, ребята!
И слегка ударил кобылку плетью. Кобылка пересту¬
пила на месте копытами, обиженно повела ушами и сра¬
зу же пошла хорошей легкой рысью. Опять прогрохотал
гром, дождь стих на мгновение, потом полил с удвоенной
силой, так что город словно исчез, провалился за стеною
ливня. Кобылка шла ровно, поматывая головой, Крыков
ее еще пришпорил, она с рыси перешла на мерный
сильный галоп. Жидкая глянцевитая грязь чмокала под
копытами. Афанасий Петрович, отвернув лицо от секу¬
щего дождя, хмурилс‘1, думал...
Спешившись во дворе опустелой нынче таможенной
избы, он быстрым шагом вошел в кладовушку, где содер¬
жалось зимою оружие таможенной стражи, подпер
258
дверь тяжелой лавкой и, прислушавшись, нет ли кого
поблизости, рывком дернул кольцо люка, который вел в
небольшой, выложенный кирпичом подвал. Здесь Афа¬
насий Петрович ощупью отсчитал третий кирпич треть¬
его ряда снизу, вынул его и просунул руку в тайник, где
в долбленом, чисто выструганном из березовой плашки
ларчике лежала грамота, свернутая и зашитая в вощеное
полотно. Спрятав грамоту на груди, сунул обратно лар¬
чик и, заложив тайник кирпичом, Афанасий Петрович
поднялся наверх и поехал на Мхи к рябовской избе.
Давно не был он здесь, и сердце его на мгновение
сжалось, когда увидел он на крыльце Таисью с коромыс¬
лом и двумя ведрами воды. Она обернулась на скрип ка¬
литки и тотчас же, легко опустив ведра, пошла к нему
навстречу.
— Вот не ждала! — скороговоркой сказала она. —
Не по-доброму делаешь, Афанасий Петрович, неладно
делаешь! Где же оно видано — пропал капитан, не за¬
звать его, сколько за ним посылали, а он никак нейдет.
Иван Савватеевич, и тот сколько разов спрашивал —где
это подевался Афанасий Петрович, загордел, что ли...
— Да уж загордел! — махнув рукой, ответил Кры
ков. —Больно горд, сие всем ведомо. По-здорову ли жи¬
вешь, Таисья Антиповна?
И посмотрел прямо в ее лицо, похудевшее, с легкой
тенью под глазами, увидел маленькое ухо с бирюзовой
серьгой, счастливый блеск зрачков.
— По-здорову, — негромко ответила она, — грех
жаловаться, Афанасий Петрович. Ты-то как? Да что мы
здесь стоим, чай, не бездомные, идем в избу. Ванятка и
то все спрашивает: что дядя Афоня да где дядя Афоня...
Она была счастлива, и ей перед Крыковым было
стыдно своего счастья, но притворяться она тоже не
умела. Он поднялся с ней на крыльцо, взял ведра и во¬
шел в сени. Таисья широко растворила дверь в избу и
весело сказала:
— Ванятка, ты гляди, кто к нам пришел!
Мальчик рванулся с лавки и, крепко топая подкован¬
ными сапожками, с разбегу повис на Крыкове. Тот под¬
нял его, подкинул к потолку, как делал всегда, встреча¬
ясь с ним, и посадил на лавку, сам сел рядом, обнял его
за плечи. Ванятка прильнул к Крыкову, обиженным го¬
лосом сказал:
259
У*
— Не ходишь все и не ходишь! Ишь какой! Пушку
обещал со мной делать, чтобы палила, а сам все не хо¬
дишь!
— Ужо сделаем пушку! —пообещал Крыков. —Она
у меня почти что и сделанная, да недосуг было лафет ей
вырезать.
— И палит? — спросил Ванятка.
— Еще как палит!
— Громко? — краснея от счастья, спросил Ванятка
и руками повернул к себе лицо Крыкова. — Палит?
— Чего громче! —улыбаясь, ответил Афанасий Пет¬
рович. — Громче, почитай что, и не бывает...
Сняв Ванятку с лавки, он сказал ему деловито:
— Ты вот что, дружочек. Сбегай к воротам да пос¬
мотри там коня моего —не отвязался ли. А коли хочешь,
так и хлебца ему снеси...
Ванятка побежал к двери; Афанасий Петрович вынул
из кармана грамоту, протянул Таисье, заговорил тороп¬
ливо:
— Спрячь, Таисья Антиповна, — челобитная. Мо¬
жет, сгодится добрым людям, а мне более оставлять не¬
кому. Челобитная царю Петру Алексеевичу на воровство
и мздоимство князя Прозоровского и всех лютых его
псов. Подписи под челобитной писаны кровью. Отослать
нынче на Москву —дело нетрудное, да чтобы в царевы
руки попало — вот где ловкость нужна, а нет такого че¬
ловека верного. А после баталии мало ли чего случится.
Кормщик-то где?
— На Онегу пошел, к дружку своему, — тихо сказа¬
ла Таисья.
— На Онегу? Кто ж у него там?
— А бог его знает. Будто есть кто-то.
— Вот ему сию челобитную и отдашь, он спрячет с
умом.
Таисья взглянула на Крыкова, спросила:
— Может, Сильвестру Петровичу лучше?
— Сильвестр Петрович человек разумный, честный,
храбрый, но что Прозоровские, что Иевлевы —с одного
стола едали, коли побранятся, то и помирятся. В сию
челобитную моей веры нет нисколько, да воля не моя, —
народишко все надеется и в надежде на правду пойдет
за нее на плаху.
Таисья ничего не ответила.
Он совсем тихо попросил:
260
— Коли что —Кузнецу отдашь, Таисья Антиповна...
— Как — коли что? — не поняла она.
— Война. Швед пришел. Али не слышала?
— Как пришел? Куда?
— Да к нам и пришел! —невесело улыбнувшись, от¬
ветил Афанасий Петрович. — Потрепало его штормом
изрядно, нынче чинится возле Мудьюга...
— Пришел-таки! — охнула Таисья. — Воевать при¬
шел...
Афанасий Петрович молча поднялся, поклонился
Таисье. Она смотрела на него, да словно бы не видела.
Потом вдруг схватила за жесткий рукав кафтана, притя¬
нула к себе, спросила:
— Тебе как же, Афанасий Петрович, на шанцах-то?
Первому, что ли, начинать?
— Там видно будет! —спокойно ответил он. —На¬
ше дело воинское. Присяга. Да ништо, Таисья Антипов¬
на, будь в спокойствии. Не продраться врагу в город...
Она смотрела на него не отрывая взгляда и опять
спросила дрогнувшим голосом:
— Да тебе-то — первому?
Крыков молчал. Тогда она быстро, ловко расстегнула
на шее крючки, потянула
серебряную цепочку и по¬
дала Крыкову крестик, еще
теплый. Сдвинув брови, он
расстегнул на себе кафтан и
подал ей свой —медный, на
крепкой смоленой нитке.
Бледные от волнения, они
долго молчали, не зная, что
сказать друг другу.
— Ну, теперь прощай! —
сказал Афанасий Петрович.
— Прощай, брат! — ска¬
зала она. — Ты ведь теперь
мне брат. Крестовый брат! —
повторила Таисья, и глаза ее
засветились мягким и лас¬
ковым светом. —Прощай!
Дай же я тебя покрещу...
Она трижды перекрести¬
ла его, поднялась на носки
и, взяв за плечи, поцеловала
в губы. И он ее поцеловал,
261
потом улыбнулся горько и добродушно.
Во дворе он попрощался с Ваняткой, измокшим под
дождем, пообещал доставить пушку и легко сел в седло.
Спокойно и ровно билось его сердце, когда в последний
раз оглянулся он на высокий забор, за которым шеле¬
стели под дождем рябины.
2. Шведы пришли
Во дворе Семиградной избы Афанасий Петрович ки¬
нул поводья выбежавшему из конюшни конюху, в сенях
сбросил тяжелый, намокший плащ, повесил треуголку,
приглаживая волосы, отворил дверь. Иевлев, низко
склонившись над столом, писал. Подняв голову на скрип
двери, он по лицу Крыкова догадался, что произошло, но
не спрашивал, ждал. Афанасий Петрович поздоровался,
сел на лавку и тогда только сказал:
— Пришла ихняя эскадра, господин капитан-коман-
дор.
— Какие флаги?
— Флаги разные, шведских не видно. Есть и голланд¬
ские, и бременские, и аглицкие. Пушечных портов тоже
не видел, хоть смотрел я в трубу и дозорного посылал в
челноке —тайно разведать. Корабли штормом потрепа¬
ны изрядно, ставят новые снасти, —думаю, что работы
у них немало, покуда готовы не будут, в устье не пой¬
дут...
Сильвестр Петрович кликнул Егоршу, велел собирать
без промедления всех офицеров на совет. Егорша убе¬
жал. Иевлев, подождав, пока шаги его стихнут, подошел
ближе к Крыкову, спросил:
— Афанасий Петрович, ты царю присягал? Ты шпагу
целовал?
Крыков ответил спокойно:
— Целовал, господин капитан-командор.
— И не забыл сей день?
— Не забыл, и покуда жить буду — не забыть мне
того дня.
— Верно ли говоришь?
— Верно! — с тем же спокойствием и достоинством
ответил Афанасий Петрович.
Иевлев помедлил, потом заговорил, не глядя на Кры¬
кова:
262
— Давеча, в объезде ты был, приезжал на цитадель
князь-воевода. Много было всего говорено, а еще и то,
что в застенке, на дыбе, некоторые открылись, сказали,
будто, как шведы к городу подойдут, — они задумали
по-братски принять шведа. Названы Молчан, Гриднев
Ефим, Кузнец Федосей из раскольников, коему я пове¬
рил и вместо иноземца Риплея определил пушки лить.
Еще названы Ермил и Голован... Сказал далее воевода,
что-де над ними верховодит некий офицер. А изменни¬
ков будто не перечесть — повсюду они, и на верфях, и
по слободам, и конопатчики, и медники, и хлебники, и
солдаты, и пушкари...
Крыков вдруг усмехнулся.
— Коли столь много — что ж не свалили они воево¬
ду? — спросил он. — Как он об том думает?
И сам ответил:
— Нет, Сильвестр Петрович, врет князюшка, оби¬
женных много —то верно, да не такие они умелые, как
воеводе со страху мнится.
Сильвестр Петрович, словно не слушая Крыкова, го¬
ворил свое:
— Думал я так: поверить слепо воеводе —значит, ни
единому своему человеку не верить нисколько. И не по¬
верил я воеводе: не поверил, что есть тут хоть один офи¬
цер, который, нарушив святую присягу, переметнуться
может. Не поверил, что как ударят сполох — пойдут лю¬
ди на меня же с кольями, пойдут ради того, чтобы шведа
в город пустить. Не поверил и приказал тогда же осво¬
бодить из острога колодников, велел всех из застенка
отпустить и то проклятое место замком замкнуть. А нын¬
че вдруг подумалось: кому поверил?
Крыков ответил спокойно:
— Русским людям поверил, господин капитан-коман¬
дор. Хорошо сделал. Дай народу нашему дыхнуть, пока¬
жи ему правду на земле. Кнут, пытка, — господин преб-
лагий, шагу не ступить, чтобы в беду не попасть. Ну,
украл мужик каравай хлеба, за что же ему руку-то ру¬
бить? От хорошей жизни украл, что ли? С голодухи
украл...
— Ты для чего о сем? — с подозрением в голосе
спросил Иевлев.
— Для того, что милосердным к народу нашему на¬
добно быть. А такие, как воевода...
— Воевода царем поставлен, и не нам с тобою его
судить! — остановил Иевлев.
263
Крыков строго на него взглянул:
— То не впервой слышу, да только думаю, отчего же,
Сильвестр Петрович, не нам? Чем мы плохи?
— Значит, ты и есть тот самый офицер, от которого
остерегал меня князь Прозоровский?
— Тот, да не тот! — со спокойной твердостью в го¬
лосе сказал Крыков. — Вор и мздоимец, корыстный и
неправедный, зверь кровожадный, злейший враг воево¬
да князь Прозоровский и присные его. На том я стою и
стоять буду, господин капитан-командор, ныне надо все
сказать, нечего мне таиться. Молчан да Гриднев, да Го¬
лован, да иные посадские —чем грешны? Что сил более
не имеют терпеть неправду, голод, нужду... Разве сам ты
не знаешь, как люди мучаются под воеводой?
Дверь широко распахнулась, Крыков смолк на полу¬
слове. Пришли стрелецкий голова Семен Борисович,
офицеры Аггей Пустовойтов, Меркуров, Животовский,
Мехоношин. Время было начинать совет.
— Мне бы уехать к месту! — хмуро сказал Афана¬
сий Петрович. — Мало ли чего там случится.
Офицеры сели по лавкам вдоль стен, Сильвестр Пет¬
рович объявил то, что они уже знали. Были спокойны
все, кроме Мехоношина, который как-то сел криво и си¬
дел непоседливо, вскидываясь и словно сердясь на сос¬
редоточенное и спокойное состояние самого капитан-ко¬
мандора и других офицеров.
— Перво-наперво о таможенниках поговорим и о
драгунах, что на шанцах, — сказал Сильвестр Петро¬
вич. — Как быть?
И, подождав, ответил сам:
— Силою остановить эскадру таможенники и драгу¬
ны не смогут, то всем ведомо. Но коли такие обстоятель¬
ства случатся, что воры, идущие под маскарадными
флагами, сами досмотра таможенного запросят, —тамо¬
женникам на корабли идти и долг свой выполнять до
конца, ибо Афанасий Петрович располагает солдатами
умными и порядочно беды и урона может шведам при¬
чинить, дабы они песен не распевали и генеральной ба¬
талии боялись. Поручику Мехоношину предлагаю я во
всем капитану Крыкову подчиняться и по его, Крыкова,
сигналу идти с драгунами таможенникам на выручку...
Мехоношин подергал воротник своего кафтана, за¬
скрипел лавкою, на которой сидел, и со смешком вос¬
кликнул:
264
— Да как нам их выручать, господин капитан-коман¬
дор, против эскадры? Порубят нас и дальше пойдут,
их — сила!
Сильвестр Петрович ничего не ответил Мехоношину
и даже не взглянул на него. Стрелецкий голова раскидал
седые усы, прокашлялся, заговорил:
— Поручику Мехоношину, крест целовавшему, не
годится торговаться, а надобно встать да попрощаться,
как издревле дедами нашими делывалось, да к месту сво¬
ему воинскому идти. Иди, господин поручик...
Мехоношин встал, огляделся исподлобья. Никто на
него не смотрел. Иевлев вдруг резко спросил:
— А может, занедужил ты, господин поручик? То
случается! Скажи, потом поздно будет.
Поручик молча, едва поклонившись совету, вышел,
сабля его ударилась о дверной косяк, почти тотчас же
процокали по грязи копыта лошади. Встал и Крыков.
— Коли что будет, — мои ребята на шанцах пальнут
из пушки, — заговорил он ровным голосом, глядя на
Иевлева. —Гонца я тоже пошлю с известием —сами ли
досмотра попросили, я ли их остановил. Может, и бог
поможет безветрием, в устье бывает нередко, —на яко¬
ря становятся, ветра ожидают. По пушке узнаете, что
деремся. Пушка скорее всадника — от караульщика к
караульщику долетит, от батареи — к батарее.
Капитан-командор кивнул. Взор его выражал удов¬
летворение, даже гордость. Крыков обдернул на себе
мундир, поправил портупею шпаги, поклонился совету:
— На сем прощения прошу. Отправлюсь к месту.
Коли что —лихом не поминайте!
— И ты нас лихом не поминай! — ответил за всех
стрелецкий голова.
Сильвестр Петрович догнал Крыкова в сенях, сказал
шепотом: в зубы-то не лезь, я тебя знаю. А об чем давеча
говорили, авось договорим. Многое ты верно сказал, да
не так все просто делается. Иди, друг милый...
— Иду, Сильвестр Петрович!
Они обнялись. Крыков вышел. Дождь лил как из
ведра, ровный, сильный. Изредка поблескивали молнии,
погромыхивал гром...
Вернувшись, Сильвестр Петрович вынул из кармана
диспозицию, прочитал вслух, послушал, что сказали
офицеры, потом приказал:
— Располагаю так, господа, что имеем мы между
собою полное согласие в действиях. Значит, каждому не¬
265
медля следует идти к своему месту, как прочитал я в
диспозиции. Еще раз повторю: колоколов нынче немно¬
го осталось, сами знаете — перелиты на пушки. Те, что
остались, слушайте со всем вниманием. Слушайте и
пушки на береговых батареях. Обо всем новом буду уве¬
домлять без промедления.
Стрелецкий голова Семен Борисович спросил:
— Как с киркой с ихней быть, господин капитан-ко¬
мандор?
— То дело унтер-лейтенанта Пустовойтова! — ска¬
зал Иевлев. — Иноземцы в кирке будут собираться,—
гак Лофтус, лекарь, показал. Соберутся, — господин
унтер-лейтенант с матросами их там и продержит до са¬
мого конца. Шуметь зачнут — Пустовойтов несмышле¬
ным дураком прикинется. Всего и делов... Поручик Жи-
вотовский на карбасах выйдет на Двину, карбасы имеют
пушки.
Офицеры поднялись, Иевлев велел Егорше немедлен¬
но послать человека с эстафетой в Холмогоры к преос¬
вященному Афанасию. Егорша, простоволосый, вы¬
скочил на крыльцо —искать гонца. Сильвестр Петрович
подсел к столу —дописывать наконец письмо Апракси¬
ну в Москву. Офицеры разошлись, он скоро остался
один, только Егорша порою просовывал голову в дверь,
удивлялся на спокойное лицо капитан-командора.
"И еще, друг мой любезный, Федор Матвеевич, —
писал Иевлев торопясь, пачкая пальцы,— в недавнее
время получил верное известие: шведы у нас под боком,
быть баталии. А только такого солдата, как наш, не сыс¬
кать, мы с тобою и под Азовом так говорили и под На¬
рвою. А нынче многие чудеса я повидал и твердо на том
стою, что нет силы, которая бы выдержала против нас.
Друг любезнейший! Построены у нас уже корабли чис¬
лом тринадцать,— флот! На те корабли и воззрился про¬
клятый швед, да не дадим, самим сгодятся. Ну, писать
кончаю, вон сколько исписал. Поклонись всем нашим, с
которыми славно молодость проходила, поклонись и ве¬
ликому шхиперу, скажи, чтобы был в надежде. Да под¬
нимите там за наше здоровье чару доброго вина, ибо в
труде пребудет наступающий день..."
Он запечатал письмо, кликнул Егоршу, велел отдать
дьякам. Егорша снес письмо, вернулся. Сильвестр Пет¬
рович натягивал перчатки.
— Карбас здесь? — спросил он.
— Здесь! — ответил Егорша.
266
— Ну так пошли, коли здесь.
И, еще раз оглядев стол, лавки — не забыто ли что
нужное, — он, опираясь на трость, пошел к двери.
Дождь лил по-прежнему, потоки воды стекали с крыш,
Двина побурела от ливня.
— Льет и льет! — сказал Сильвестр Петрович. —
Ну, лето...
Стоя на корме карбаса, он смотрел на город, который
должен был оборонять от нашествия. Все было тихо,
словно и не пришел лютый швед: дымились трубы, кое-
где за слюдяными окнами посадских изб светили свечи,
в церквах мирно звонили к вечерне.
3. На цитадели
Инженер Резен и Сильвестр Петрович жгли на доске
порох — смотрели, весь ли сгорает, когда караульные
оповестили, что на Двине виден струг архиепископа
Афанасия, идет с устья, — владыка посещал шанцы.
Старик приехал суровый, усталый, едва ходил, опи¬
раясь на свой посох. Рассказал, что был на шанцах, смот¬
рел в трубу на шведские корабли. Пока эскадра стоит
неподвижно, делают там какие-то работы. Таможенные
солдаты и драгуны к баталии готовы, духом стойки. Еще
рассказал, что накануне получил уведомление от воло¬
годского архиерея: вышли якобы к двинянам из Вологды
на многих стругах добрые войска, стрельцы с пушками.
Над ним полковником едет немец Вильгельм Нобл и по-
луполковником русский Ремезов, вояка храбрый. Везут
с собою немало ядер, пороху и всякого иного вооруже¬
ния.
Иевлев, усмехнувшись, ответил, что по всему вид¬
но, — Вильгельм Нобл не слишком торопится.
— А чего ему торопиться? — съязвил Афанасий. —
Небось не на гулянку, еще и убить могут... Вот царь Петр
Алексеевич проведает, как Нобл поспешает, — не по¬
хвалит.
— Путь-то не близкий, владыко. В Тотьме выпьют, в
Устюге опохмелятся. Знаем дорогу-то...
Афанасий отмахнулся от шуток, велел показать пуш¬
ки, что перелиты из колоколов, каждую осматривал вни¬
мательно, спрашивал, из какого колокола отлита, каким
мастером, далеко ли станет палить? Сильвестр Петрович
ответил, что почти все пушки здешнего литья, сработаны
267
мастером Федосеем Кузнецом, умен мужик и дело свое
знает.
— Вишь, каков мастер... Ты его обласкал ли?
— Такого обласкаешь! —ответил Иевлев. —Только
ругается...
— Заругаешься, когда на дыбу вздергивают! — про¬
ворчал Афанасий.
Сильвестр Петрович удивился — все знает старик.
Осмотрев пушки, Афанасий велел показать ядра — чу¬
гунные, железные, каменные. Резен объяснял, как рас¬
каляют ядро в кузнечном горне, как замазывают порохо¬
вой заряд глиной, как вкатывают каленое ядро в ствол
пушки.
— Порох-то добрый? — спросил Афанасий.
— Порох — ничего.
— Ты отвечай дельно! —крикнул Афанасий. —Ни¬
чего! Что такое — ничего?
— А ты не кричи, — попросил Резен.
Афанасий поморгал, потом спросил:
— Да ты, дурашка, знаешь, кто я таков?
— Ты поп, —сказал Резен. —И не кричи. Я не тот,
чтобы кричать.
— Храбрый! —заметил Афанасий.
— Да, храбрый!
— Где порох?
— Где надо! —ответил Резен.
— Покажи мне порох.
— Зачем тебе порох? —спросил Резен. —Что ты в
порохе понимаешь? Ты поп —и молись, а я инженер, я
в порохе понимаю...
— Ты инженер, да заморский, —щурясь на Резена,
сказал Афанасий, —а я поп, да русский. И всего пови¬
дал за свою жизнь. Веди, Сильвестр Петрович, показы¬
вай...
Резен шел сзади, на щеках его проступили красные
пятна — он обиделся. Афанасий велел подать деревян¬
ную миску, растер в миске пороховую мякоть, посмот¬
рел, не серого ли цвета. Резен сказал Иевлеву по-не¬
мецки:
— Понимает!
Афанасий ответил тоже по-немецки:
— Понимаю!
И приказал подать листок бумаги. Резен вырвал кло¬
чок из записной книжки, старик положил на листок ще¬
268
потку пороху, сжег. Порох сгорел почти без остатка, бу¬
мага осталась целой.
— Порох добрый, а ты говоришь — "ничего"! — по¬
прекнул Афанасий Резена, но уже спокойно. —Монахи
мои где?
Монахи из Николо-Корельского монастыря высыпа¬
ли на плац под мелкий дождик. Подрясники на них по-
оборвались, сапоги побились, лица у всех были загоре¬
лые, носы облупились от солнца, многие сбрили бороды,
а Варсонофий отпустил длинные усы. Афанасий, пряча
улыбку, благословил свое воинство, негромко сказал
Иевлеву:
— Ишь! И с копьями, и с мушкетами! Обучил?
— Обучил, — тоже улыбаясь, ответил Сильвестр
Петрович. —Варсонофий у них мужик разумный...
— Начальный человек над ними?
— Капралом зовем, — сказал Иевлев.
— Ну, ну, — сказал Афанасий, — дело хорошее.
Водки им не давай, я их знаю.
И подозвал к себе Варсонофия:
— Усатый экой!
Варсонофий молчал, стоял смирно.
— Табачищем несет! — сказал владыко. — И сала
нет. Согнал сало. Так-то приличнее для монаха...
Варсонофий покашлял в кулак.
— Ну, иди, чадо! —усмехнулся Афанасий.
Монах повернулся, как учили, ударил разбитым сапо¬
гом, пошел через плац.
— Не вернется в монахи, — сказал Афанасий. —
Нет, не быть ему монахом, удерет... Капралом будет али
разбойником...
Прощаясь, Афанасий сказал Резену:
— А ты, господин, не обижайся. Больно много вас,
волков, к нам повадилось. Мне про тебя Сильвестр Пет¬
рович хорошо сказывал, да я не верил. Прости, коли оби¬
дел, не хотел.
Инженер не отвечал, посасывал трубку.
У ворот Афанасий благословил Иевлева, сказал уста¬
ло:
— Трудно тебе будет, капитан-командор, труднее
нельзя! Прощай! Может, и не свидимся.
Сильвестр Петрович поклонился низко, помог стари¬
ку спуститься в карбас. На валах, на башнях, на стенах
крепости, обнажив головы, стояли артиллеристы,
269
стрельцы, монахи, каменщики, кузнецы, плотники —
все те, кому предстояло защищать Архангельск в гряду¬
щей баталии.
Афанасий, стоя в карбасе, медленно, широко перек¬
рестил их, сказал:
— С богом!..
Матросы крюками оттолкнули судно, костыльник по¬
крыл колени владыки теплым платком...
— Теперь водки выпить да поесть малость! —сказал
Сильвестр Петрович.
— Это хорошо! — согласился Резен.
Он протер стекло подзорной трубы и еще посмотрел:
Двина была пуста, только дождь моросил, да низко, над
самой водой летали чайки. Невидимые дозорные пере¬
кликались на валах и башнях крепости.
— Поп какой! — сказал с удивлением Резен, глядя
вслед карбасу.
— Поп разумный! Пойдем, Егор. И будь в спокой¬
ствии. Нас предупредят, узнаем от караулов. Не гляди,
что пусто, — по всей реке народ стережет...
Вдвоем спустились с башенной вышки, по мокрому
пустому плацу дошли до крыльца избы, в которой жил
Резен, тут остановились.
— Ветерок-то с моря, а, Егор? Слабый, а все же —
ветерок! Не двинулась ли эскадра?
— Слишком слаб ветер! —ответил инженер.
Сильвестр Петрович вернулся к себе в избу, повесил
плащ на гвоздь, набил трубку табаком.
Рядом за стеной спали дочки, рябовский Ванятка, да¬
веча приехавший с матерью на цитадель, Марья Ники¬
тишна.
Иевлев высек огня, оглянулся на слабо скрипнувшую
дверь. На пороге стояла Таисья.
— Что ж ты не спишь, Таисья Антиповна? — спро¬
сил Иевлев.
— Вы мне только одно слово скажите, едино! —быс¬
тро зашептала Таисья. —Вы только скажите, Сильвестр
Петрович, что она за Онега такая? Собрался, ушел.
Какая Онега? Ужели и вы не ведаете?
Иевлев посмотрел в ее молящие, тоскующие глаза,
ответил не сразу:
— Не ведаю, Таисья Антиповна. Иди, голубушка,
спи...
270
4. Дурные вести
Нил Лонгинов и Копылов сидели рядом, оба неузна¬
ваемо исхудавшие, оба изъеденные морской солью, оба
с красными глазами. Других рыбаков, что убежали от
шведов, Афанасий Петрович уже опросил и отпустил;
они сидели возле избы на ветру, разговаривали с тамо¬
женными солдатами.
— Сам-то ты своими глазами его видел? — спраши¬
вал Крыков Лонгинова.
Рыбак сердито повел носом, не ответил.
— Видел али не видел? — еще раз сурово спросил
капитан.
— В щель не больно много увидишь, —ответил Лон¬
гинов. — Ты сам, Афанасий Петрович, на разных кораб¬
лях бывал, знаешь, как в трюмах видно. А голос —точно
его голос, и беседовали мы не так уж коротко. Да я бы
не поверил, — мне об том деле тот человек говорил, ко¬
торый пилу принес. Говорил, что-де при адмирале Рябов
состоит — в холопях, что ли. Кафтан собаке подарили
парчовый, цепи сняли, угощение поднесли. Сидел будто
наш Иван Савватеевич, выпивал, деньги ему казначей
принес — мешок.
Крыков слушал молча, сидел чернее тучи, шевелил
бровями. Табак в трубке погас, он поковырял гвозди¬
ком, стал высекать огонь. Лонгинов вдруг закричал:
— Дединьку повесили изверги, а Рябов, подлюга, им
за ихние деньги передался. Ничего, попадется —руками
порву, попомнит...
— Не ори! — велел Афанасий Петрович. — Что
орешь?
Копылов сказал с досадою:
— Тут, Афанасий Петрович, заорешь! Еще не так за¬
орешь!
— Что за человек, который тебе пилу дал? — спро¬
сил Крыков.
— А шут его знает. Будто наш, русский, а говорит
по-нашему коряво. Не все разберешь, чего он говорит.
Годов ему, может, двадцать пять — не более...
Афанасий Петрович запыхтел трубкой, насупился,
взял перо — написать рыбакам проходной лист, чтобы
шли в город, по избам. На шанцах ударили в било: тамо¬
женникам — ужинать. Солдат принес в миске щи —
пробу капитану. Крыков взял с полки деревянную
ложку, хлебнул, велел покормить рыбаков тоже.
271
Когда Лонгинов и Копылов ушли, Афанасий Петро¬
вич сел за стол, стиснул голову руками, выругался. Уже¬
ли Ваня Рябов мог передаться шведам, служить им за
золото, за парчовый кафтан, ужели мог взяться тайно
провести эскадру двинским фарватером к городу? Да
нет, не могло так быть, не могло так случиться, не видел
сего Лонгинов, сам же говорил — Рябов гремел цепями.
"Ну, а если?" И внезапно остыл, как человек, при¬
нявший твердое решение: "Тогда — убью. Найду и
убью. Что ж тут размышлять?"
Но тотчас же ему стало стыдно этой мысли: кормщик
поведет шведские корабли? Он усмехнулся, задумчиво
покачал головою: чего только не наболтают люди, чего
только не выдумают...
Еще раз раскурив трубку, он вышел на волю, зашагал
к вышке. По пуги встретился ему человек с дурными
вестями: взялся ветер, шведы снимаются с якорей.
— Ветер-то пустяковый! — ускоряя шаг, сказал
Афанасий Петрович. — Какой он ветер?
За Крыковым бегом поднялся наверх Мехоношин,
взял из рук капитана подзорную трубу, упер рогатину в
пол вышки, стал наводить туда, куда смотрел Афанасий
Петрович: сомнений больше не было — эскадра под
парусами шла к двинскому устью.
— Идут! —сказал поручик охрипшим голосом. Про¬
кашлялся и повторил: — Ей-богу, идут! И сколько!
— Не так уж и много! —усмехнулся Крыков.
Мехоношин протер окуляр, еще всмотрелся: корабли
плыли, словно огромные хищные птицы, и поручик даже
оробел при мысли, что грозную эту эскадру остановит
Крыков или капитан-командор Иевлев, или он, Мехоно¬
шин.
— Идут! —пробормотал он. —Сюда идут. На нас.
Афанасий Петрович сдвинул треуголку на затылок,
повернул трубку к себе.
— Вишь, сколько! — прошептал ему Мехоношин и
даже толкнул его под бок. — Сила-то, а? И на каждом
пушки, да по скольку пушек...
Крыков не отвечал, все смотрел.
Внизу, на расчищенном теперь плацу, строились та¬
моженники. Барабан бил сбор, капралы перекликали
солдат, пушкари под навесом, где стояла новая таможен¬
ная пушка, раздували угли в горшке, чтобы зажечь фи¬
тиль без промедления, едва потребуется. В мерном
272
шелесте дождя было слышно, как ржали и кусались дра¬
гунские кони у коновязи...
— Теперь —богу молиться, более делать нечего! —
сказал Мехоношин тусклым голосом.
— А то еще и водку пить! —сдерживая злобу, отве¬
тил Афанасий Петрович и крикнул вниз: — Капрал, за¬
рядов иметь не менее дюжины!
Мехоношин заговорил примирительным тоном:
— Вот ты все, Афанасий Петрович, показываешь мне
свою неприязнь, а я-то прав. Рыбаки сказывают: своими
глазами видели на эскадре лоцмана-изменника, об сем
прискорбном событии любой солдат на шанцах знает. И
кличут того лоцмана — Рябов. Я едва было под арест его
не забрал, да твой капитан-командор меня выгнал, ху¬
дыми словами облаяв. Теперь расхлебывай...
Крыков покосился на Мехоношина, вновь стал про¬
тирать окуляр подзорной трубы.
— Ишь эскадра, да еще и измена... —продолжал по¬
ручик. — А нам здесь животы складывать, за что? При
Нарве сии славные войска наголову разбили самого ца¬
ря, а нынче нас идут воевать...
Афанасий Петрович резко повернулся к Мехоноши¬
ну, сказал с яростью:
— Уйди ты отсюда, поручик, сделай милость для ради
бога.
Поручик отступил на шаг, спросил, подняв брови:
— Вы изволите говорить мне?
Крыков, не отвечая, зачехлил подзорную трубу, спу¬
стился вниз, в избу — переодеться. Не торопясь, спо¬
койно вынул из сундучка чистое белье, новые башмаки,
чулки, доброго сукна мундирный кафтан. Переодев¬
шись, зарядил два пистолета, один положил в нагрудный
карман, другой в кожаную сумку справа. В горницу, не
стуча, вошел старый и верный друг капрал Евдоким
Аксенович Прокопьев, принес оселок — наточить жало
шпаги, сел спокойно, в левой руке оселок, в правой —
шпага. Тихонько запел:
Свежие рыбы трепещущие...
Афанасий Петрович всмотрелся в лицо Прокопьева,
освещенное огоньком свечи, подивился, как может чело¬
век петь нынче, и тотчас же понял: поет капрал, как
дышит, а думает о другом. Лицо его было сурово, мысли
носились далеко, а где — кто знает?
— О чем, капрал, задумался? —негромко спросил
Крыков.
273
— О чем, Афанасий Петрович? Да мало ли о чем! Об
веселом нонче дума не идет...
— О чем же — о невеселом?
— Да вот давеча рыбаки сказывали насчет Рябова...
— Вздор все! Враки!
— Ия так размышляю — враки. Ну, а если нет?..
Он тряхнул головой, вновь склонился над оселком, и
опять в горнице послышалось характерное сухое похрус¬
тывание стали об оселок. Крыков застегнул пояс на обе
пряжки, сдвинул назад складки кафтана, поправил пор¬
тупею.
— Теперь ладно! — улыбаясь большим ртом, сказал
Прокопьев и подал ему шпагу. —Теперь славно будет...
— А твоя-то наточена?
— У нас все слава богу!—ответил капрал. —Хоро¬
шо покажемся шведу, не посмеется на нас.
В дверь поскреблись, капрал открыл.
— Ну чего, Сергуньков?
— Пушечку принес! — сказал солдат. — Господин
капитан давеча сказывали — лафетик ей вырезать. Вот
вырезал.
— Да ты входи, —позвал Крыков, —входи, Сер¬
гуньков!
Сергуньков вошел, поставил на стол лафетик для
игрушечной пушки. Афанасий Петрович вынул из сун¬
дучка медный ствол, обтер его суконкой, примерил к ла¬
фету. Ствол подходил. Сергуньков, улыбаясь, смотрел,
как выглядела нынче пушечка — словно настоящая.
— Хобот в ей мал! — сказал, щурясь, Прокопьев. —
Коротковат. Вот ужо отделаемся, подумаем, как нарас¬
тить хобот...
— Не рассчитал я! —виновато произнес Крыков.
Он накинул плащ на широкие плечи и велел капралу
строить таможенников.
5. Наизнатнейшей службы — караульщики
Ливень прекратился, мелкий дождь едва моросил.
Ветра не было вовсе. Таможенники, построившись в су¬
мерках, негромко переговаривались. На Двине поскри¬
пывали таможенные лодки.
— На якоря становятся! — крикнул с вышки Про¬
копьев. — Слышишь, господин капитан?
274
Крыков легко взбежал наверх, посмотрел: эскадра,
чернея на фоне неба, покачивалась немного выше поло¬
женного для таможенного досмотра места. На мачтах и
реях шла работа: там двигались черные фигурки матро¬
сов — убирали паруса.
— Здоровые кораблищи-то! — сказал Прокопьев. —
Пожалуй, не бывали еще к нам такие махины? Воинские
корабли ?
— Военные, капрал.
— И мне думается — воинские.
В это мгновение на баке флагмана блеснул огонек, и
тотчас же над Двиною раскатился звук мушкетного вы¬
стрела, а вслед за ним взлетела ракета.
— Ну что ты скажешь! —удивленно произнес Про¬
копьев. — Сами досмотра просят.
— Пойдем! — сказал Крыков.
Внизу он велел Мехоношину коротко и сухо:
— Коли услышишь, поручик, с эскадры пальбу, иди
с драгунами на выручку...
Мехоношин молчал.
Тогда Крыков отвернулся и, отыскав взглядом высо¬
кого старого драгуна Дроздова, сказал ему:
— Слышь, Дроздов, я на тебя надеюсь!
Дроздов ответил немедля:
— Надейся, Афанасий Петрович. Сделаем как надо!
Крыков прыгнул в карбас, солдаты оттолкнулись
крюками, капитан приказал:
— Весла на воду!
Сам взялся за румпель, весла поднялись разом. Мок¬
рый таможенный флаг капрал расправил руками, флаг
бился за кормою. Карбас быстро, словно ножом, проре¬
зал тихую, мутную после ливня воду. Солдаты гребли
молча, сильно, равномерно, с короткими передышками
между гребками, во время которых все гребцы враз на¬
клонялись вперед, занося весло. Лица у таможенников
были суровые, все понимали, что их ждет.
— А ну, песню! —приказал Крыков.
Прокопьев изумленно на него посмотрел, даже рот
открыл от удивления; капитан повторил:
— Песню, да лихую. Пусть слышат, что за народ идет
на карбасах. Заводи, капрал!
Евдоким сделал страдальческое лицо, завел высоким
голосом:
275
Улица, улица, широкая моя,
Травка-муравка, зеленая мояI
Гребцы подхватили с отрывом, словно в плясе:
Знать-mo мне по улочке не хаживать,
Травку-муравку не таптывать...
На втором таможенном карбасе подхватили с угро¬
зою, басистее, ниже:
Травку-му равку не таптывать,
На свою на милую не глядывать...
А на далеком уже берегу, в сумерках, под моросящим
дождичком, с уханьем, с присвистом, словно помогая та¬
моженникам, грянули драгуны:
На свою на милую не глядывать,
Как-то моя милая сидит одна,
Под окном сидит, ему сказывает:
Мальчик ты, мальчик, молодешенек,
Удалая головушка твоя,
Удалая, кудрявая,
Разудалая, бесстрашная...
— Шабаш! — скомандовал Крыков.
Весла поднялись кверху. Карбас в тумане, под ше¬
лестящим дождиком, подходил к огромной безмолвной
громаде флагманского корабля. Мирные, резанные из
дерева листья, виноградные гроздья и веселые челове¬
ческие лики гирляндами висели там, где у военного суд¬
на надлежало быть пушечным портам. И мирный, друже¬
любный голос спросил с борта не по-русски:
— We г da?1
— Российской таможенной стражи капитан Крыков
с солдатами под государевым знаменем! —громко отве¬
тил Афанасий Петрович. — Спустить парадный трап!
Карбас глухо стукнулся о борт корабля. Наверху за¬
визжали блоки, послышались отрывистые слова команд.
Над карбасом медленно поплыл парадный трап. А с да¬
лекого, теперь невидимого берега все еще доносилась
удалая песня:
Улица, улица, широкая моя,
Травка-муравка, зеленая мояI
1 Wer da? — Кто идет? {Нем.)
Кто знамю присягал единожды, у
оного и до смерти стоять должен.
Петр Первый
Глава одиннадцатая
1. Таможенный досмотр
— Вы их купите за деньги! —произнес Юленшерна.
— Это невозможно! — ответил Уркварт.
— Вы их купите! — повторил шаутбенахт. — Есть
же у них головы на плечах. Они, несомненно, догадыва¬
ются, что корабль военный. Им не захочется умирать.
Они получат свои деньги и уйдут, моля бога за нас.
— Я знаю их начальника! —воскликнул Уркварт. —
Поверьте мне, гере шаутбенахт, — его купить нельзя,
невозможно.
— Смотря за какую цену! За пустяковую он не захо¬
чет продать свою честь, но за большие деньги... Черт
возьми, нам нужно, чтобы здесь все прошло тихо. Зачем
нам пальба и шум на шанцах? Если таможенники будут
подкуплены, все обойдется тихо, и в крепости могут
поверить, что мы действительно негоцианты...
Уркварт молчал, опустив голову: что он мог поделать
с этим безумцем? Молчал и полковник Джеймс. Но ка¬
кой же выход, если ветра нет и эскадра, как назло, оста¬
новилась неподалеку от шанцев? Сразу начать пальбу?
Это неразумно. Ждать, пока таможенники выстрелом из
пушки потребуют, чтобы корабли вызвали досмотрщи¬
ков? Нет, самое умное все-таки поступить так, как сове¬
тует шаутбенахт.
— А лоцман? Что мы будем делать сейчас с лоцма¬
ном? — спросил Уркварт.
Юленшерна пожал плечами: лоцмана следовало
опять спрятать в канатный ящик. Чтобы он не шумел, на
него можно надеть цепи.
— Это его озлобит! — сказал Уркварт.
— Пусть! Зато они не встретятся. Им незачем встре¬
чаться. Ничего хорошего из этого не произойдет.
— Нам придется трудно!.. —заметил Уркварт.
277
— Если придется трудно, то мы будем драться только
холодным оружием. Полковник предупредит об этом
солдат. Не такая уж большая работа — перерезать но¬
жами дюжину, другую таможенников.
Уркварт вздохнул.
Через несколько минут Рябову веревкой скрутили
руки, потом надели цепь. Он вырвался — тогда ему за¬
ткнули рот тряпками и поволокли по трапу вниз. Ми¬
теньку связали тоже.
Стол с угощениями был накрыт в кают-компании,
здесь же были приготовлены деньги в красивом выши¬
том кошельке, в ларце лежали судовые документы, ис¬
кусно исполненные в Стокгольме на монетном дворе. Та¬
моженников должен был принимать Уркварт со всей
учтивостью, Голголсен, как старый и известный в рус¬
ских водах конвой, был назначен ему в помощники. Мат¬
росов для встречи Юленшерна приказал выбрать наи¬
более благообразных. Чтобы корабль имел еще более
мирный вид, полковник Джеймс посоветовал Уркварту
не выходить к парадному трапу, якобы шхипер в пере¬
ходе занемог и чувствует себя настолько слабым, что по¬
лулежит, укрытый периною...
Уркварт усмехнулся и напомнил Джеймсу, что оба
они достаточно хорошо помнят таможенного офицера
Крыкова: нечего надеяться на бескровный конец до¬
смотра.
— Что же делать? — спросил Джеймс.
— Делать то, что приказал шаутбенахт! — ответил
Уркварт злобно. — Мы все в его власти. Если он счи¬
тает, что нет ничего проще, нежели обмануть русских,
то так оно и должно быть...
Уркварт прилег на диван, велел принести себе пери¬
ну и теплый шарф, чтобы сделать компресс на горло. Его
и вправду стало знобить.
Рядом — в темном коридоре, в двух офицерских ка¬
ютах, на трапе, ведущем в камбуз, — разместились го¬
ловорезы дель Роблеса с ножами и кортиками, готовые
по приказу испанца начинать бой. Юленшерна ходил в
своей каюте наверху, в кают-компании были слышны
его твердые решительные шаги.
Полковник Джеймс, заикаясь от страха, спросил:
— А потом?.. Что будет... после таможенного досмот¬
ра?..
278
— До этого надобно еще дожить! — ответил Урк¬
варт. — Идите, гере полковник, идите... Господа тамо¬
женники не заставят себя ждать...
У парадного трапа капитана Крыкова встретил штур¬
ман "Короны" и, вежливо извинившись, попросил прос¬
ледовать в кают-компанию, где, по его словам, лежал
шхипер, простудившийся в море во время шторма.
Крыков кивнул и, рукою в перчатке придерживая
шпагу у бедра, с половиной своих солдат и с капралом
(остальным солдатам он приказал остаться на правой,
почетной стороне шканцев) пошел к трапу, ведущему в
кают-компанию. Перед ним знаменосец Ермихин нес
русский флаг, сзади два барабанщика мелко выбивали
дробь.
В кают-компании Крыков остановился перед накры¬
тым столом и, точно не узнав ни Уркварта, ни Голголсе-
на, резким повелительным голосом сказал:
— Его царского величества войск таможенной стра¬
жи капитан Крыков с солдатами для производства закон¬
ного таможенного досмотра и опроса постатейного явил¬
ся. В виду флага государства российского наперво всего
прошу встать...
Барабанщики коротко выбили сигнал, Уркварт под¬
нялся с дивана, прижимая перинку к толстому животу,
улыбаясь жирным лицом, ответил:
— Мы старые знакомые, капитан...
Голголсен тоже встал. Крыков выдернул из-за обшла¬
га бумагу, положил ее на спину барабанщику, другой ба¬
рабанщик подал пузырек с чернилами из сажи, перо.
Афанасий Петрович спросил:
— Имя сему кораблю?
— Сей корабль имеет имя "Астрея", солгал Уркварт.
Крыков написал крупными буквами: "Астрея".
— Сколько ластов?
Уркварт ответил. Афанасий Петрович строго сказал:
— Я, господин шхипер, не первый год ведаю досмот¬
ром кораблей, что вы по себе знаете, когда являлись в
Россию негоциантами. Извольте говорить правду.
Шхипер пожал плечами, прибавил еще сотню. Капи¬
тан смотрел на него не мигая, спокойно. Уркварта под
этим взглядом передергивало. Как изменился за прошед¬
шие времена когда-то юный таможенник! Как возмужа¬
ло это простое лицо крестьянина, каким спокойствием,
уверенностью дышит весь облик этого офицера.
279
— Прошу отвечать на статьи опроса! —сказал Кры¬
ков.
Уркварт наклонил голову.
— Которого государства корабли ваши? —спраши¬
вал Крыков холодным служебным голосом. — Не были
ли вы в заповетреных, иначе — недужных местах, не
имеете ли вы на борту пушек более, чем установлено для
защиты от морского пирата, не находитесь ли вы в союзе
и дружбе с королем Карлом, не прибыли ли по его при¬
казанию, не есть ли вы скрытые шведские воинские
люди?
— Нет! — твердо ответил Уркварт.
Кают-вахтер подал ему библию. Он положил на нее
левую руку, правую поднял кверху, заговорил:
— Богом всемогущим и святой библией клянусь, что
корабли каравана моего есть суда негоциантские, в за¬
поветреных, иначе недужных, местах не были, на борту
пушек более, чем надобно для защиты от морского пи¬
рата, не имею...
Крыков слушал не шевелясь, смотрел в сытое розо¬
во-белое лицо Уркварта, думал: "Где же бог? Почему не
разразит клятвопреступника на месте? Где молния, что
должна пасть на его голову?"
Шхипер приложился губами к библии, Крыков по¬
требовал судовые бумаги. Голголсен, сидя верхом на
стуле, уперев подбородок в скрещенные ладони, слушал,
как ходит в своей каюте шаутбенахт —ждет. Чего? Все
равно это не кончится добром. И, щуря один глаз, Гол¬
голсен примеривался, куда колоть шпагой наглого рус¬
ского офицера.
— Чашку турецкого кофе ради сырой погоды? —
предложил Уркварт, когда капитан вернул ему бумаги.
— Недосуг! — ответил Крыков.
— Вы будете смотреть наши товары? —спросил Ур¬
кварт.
— Буду.
— Большая работа! —сказал шхипер. —Она грозит
нам разорением. Ярмарка вскорости закончит свои обо¬
роты, дорог каждый день...
— В сем году ярмарки нет! — ответил капитан, пря¬
мо глядя в глаза шхиперу. — Об том посланы вести во
многие страны...
Уркварт моргал. В кают-компании стало совсем тихо,
только Голголсен посапывал да трещали свечи в медных
шандалах. Уркварт не знал, что говорить.
280
— Ярмарки нет в опасении шведа? —спросил он на¬
конец.
Афанасий Петрович кивнул.
— Худо нам! — сказал Уркварт. — Какие убытки!
Мы привезли много прекрасных товаров, а теперь нам
стоять здесь несколько дней. Матросы получают поден¬
ную плату, конвойные солдаты тоже, — из чего я стану
им платить? Ярмарки нет, ай-ай-ай. Быть может, нам
удалось бы продать наши товары свальным торгом, но
только поскорее...
— Да, убытки большие! —согласился Крыков. —У
вас еще один корабль потонул возле Сосновца, а дру¬
гой — в шторм...
Уркварт изумился, замахал руками:
— У нас? Вы ошибаетесь, капитан! У нас все, слава
богу, благополучно!
— Значит, не у вас. То была другая эскадра. Тамош¬
ние люди силой хватали наших рыбаков и вешали их на
нока-рее. Более того: они заковали в цепи кормщика на¬
шего Рябова и запрятали на одном из своих кораблей.
Уркварт опять не нашелся, что ответить.
Крыков повернулся к своему капралу, приказал спо¬
койно:
— Начинать досмотр. Смотреть товары со всем при¬
лежанием. За мной!
Уркварт протянул вперед пухлые руки, воскликнул:
— Капитан! Стоит ли тратить силы? Это продлится
бесконечно. Вот кошелек... Капитан...
Афанасий Петрович посмотрел на кошелек, на шхи-
пера, на конвоя, поднимающегося со стула, повернулся
и пошел к двери. Головорезы дель Роблеса — в кори¬
доре, на темном камбузном трапе, в штурманской каю¬
те — затаили дыхание. Мимо них с барабанным боем,
твердыми шагами поднимались на ют русские таможен¬
ники.
— Вон светится! — Прокопьев кивнул головою на
полуоткрытую дверь в адмиральскую каюту. — Вишь,
где ихний главный... Вон он — старичок какой, жел¬
тенький...
Крыков замедлил шаги и тотчас же увидел старичка
с желтым лицом и бровями ежиком, который непо¬
движно стоял и слушал, отогнув сухой ладонью большое
твердое ухо.
281
— Он и есть, зверюга! —шепотом сказал Прокопь¬
ев. — Вишь, слушает...
И Крыков, не ответив, согласился, что это и есть зве¬
рюга, и подумал, что, когда все начнется, он придет и
убьет этого старичка.
Кают-компания опустела.
— Ну? —спросил Голголсен.
— Что — ну? — ответил Уркварт. — Они все пони¬
мают и идут на смерть. Они не хотят драться здесь, они
предпочитают бой на шканцах, там их увидят с берега...
Берите свою шпагу и идите туда, если не верите мне на
слово.
Голголсен поправил панцирь, ребром ладони взбод¬
рил колючие усы, свистнул в пальцы. Дель Роблес про¬
сунул темное худое лицо в круглое окошко над столом.
— На шканцы! — сказал конвой. — Ножи в руки!
Сколько их всего?
— Шесть десятков! — ответил дель Роблес. — Мы
их сомнем в одно мгновение!
Голголсен вынул пистолет из кармана, подсыпал по¬
роху на полку, пошел к трапу.
— Стрелять нельзя! —шепотом напомнил шхипер.
— Я стар для того, чтобы рубиться, — ответил кон¬
вой. — Да и не так это просто...
Он поднялся на ют. Из люков, в серой мути морося¬
щего дождя, отовсюду появлялись люди дель Роблеса.
Склонившись, они шли вдоль бортов, один за другим,
сильные, умелые, в хороших панцирях из гибкой стали,
с длинными острыми ножами в рукавах.
Голголсен спустился на шканцы, мотая головой, ска¬
зал Крыкову по-русски:
— Пфа, как ошень колотный погод! Пфа! Мокрый
погод!
Крыков не ответил, стоял неподвижно, сложив руки
на груди под плащом. Его капрал и солдаты ловко воро¬
чали тюки. Теперь Афанасий Петрович нисколько не со¬
мневался в том, что корабль воинский и построен вовсе
не для добрососедской торговли, а для боев. Но уверен¬
ности еще было недостаточно, надобно было уличить, а
когда уличишь — быть бою, добром шведы, разумеется,
не отпустят таможенников с корабля. И Афанасий Пет¬
рович готовился к тому, что обязательно должно было
случиться, —к сражению, и оглядывал корабль, как по¬
ле боя, стараясь предугадать ход событий...
282
Голголсен стоял рядом, хмурился, — тоже ждал, не
отрываясь смотрел на сереющие в сумерках огромные
лари, в которых Джеймс скрыл своих солдат. Таможен¬
ники, шестеро в ряд, подходили все ближе и ближе к
ларям, отваливая на ходу тюки и шомполами прокалывая
мягкую рухлядь. Тюков было много, таможенники запа¬
рились.
— Для какой надобности на шканцах расположены
сии лари? —спросил Крыков.
Конвой сделал вид, что не понял вопроса, и почти в
это же мгновение стенка ларя бесшумно ушла в сторону,
в пазы, абордажные солдаты с топорами шагнули на та¬
моженников, те схватились за шпаги. Голголсен отсту¬
пил на шаг от Крыкова, выбросил вперед руку с писто¬
летом, но выстрелить не успел, —желтое пламя опалило
ему лицо, и он упал на бок, хрипя, с пулей в груди...
2. Мехоношин удрал
На корабле затрещали выстрелы.
Поручик Мехоношин сразу вспотел, ойкнул, побежал
за караулку — седлать коня. Руки его не слушались, он
задыхался, не мог толком затянуть подпругу. Выстрелы
делались чаще и чаще, с Двины донесся протяжный
крик. Мехоношин, пригибаясь, потянул коня на дорогу
и только здесь сел в седло. Тут ему стало спокойнее, он
перекрестился и, прошептав: “Шиш вот вам, стану я ра¬
ди вас помирать", —дал шпоры коню и поскакал к Ар¬
хангельску.
В городе поручик без труда отыскал покосившуюся,
поросшую мхом избу кормщика Лонгинова и вошел с
тем властным видом, которого всегда страшились под¬
чиненные ему люди. Однако Нил, еще не отдохнувший
с дороги, хлебал щи и поручика не испугался, а белоб¬
рысый мальчик даже потрогал шпагу Мехоношина. Дев¬
чонка жалась в углу.
— Здорово! — сказал Мехоношин.
— Ну, здорово! — ответил Лонгинов, облизывая
ложку.
— Ты и есть кормщик Лонгинов?
— А кто ж я еще? Известно — Нил Лонгинов.
— Сбирайся, тебя князь-воевода требует.
— Чего сбираться? Едва вошел — сбирайся! Дай
хоть ночку поспать.
284
— Нельзя! —твердо сказал Мехоношин.
— Да на кой я ему надобен? —рассердился корм¬
щик.
— Там узнаешь...
Нил вздохнул:
— Куда ж ехать-то? В самый боярский дом?
Громыхнула дверь, вошла женка Лонгинова, Ефимия,
с деревянным подойником —доила корову.
— Вот офицер пришел, —виноватым голосом сказал
Лонгинов. —К воеводе требует...
Ефимия поставила подойник, поддала ногой мурлы¬
кающему коту, чтобы не совался к молоку, посмотрела
на Мехоношина:
— Да он едва с моря вынулся, чего натерпелся-то,
господи! Едва шведы смертью не казнили, вешать хо¬
тели.
Мехоношину надоело, он топнул ногой, заорал. Нил
поднялся, дети заплакали.
— Конь есть? — спросил поручик.
— Не конь —огонь! —усмехаясь, похвастал Лонги¬
нов.
Вывел из сараюшки старого, разбитого на все четыре
ноги мерина, взобрался на него, сказал с озорством:
— Давай, кто кого обскачет? Ух, у меня конь!
Фимка выла сзади, возле избы, провожала мужа,
словно на казнь.
В Холмогорах Мехоношин сказал воеводе:
— Привез тебе, Алексей Петрович, рыбака-кормщи-
ка: сам он своими глазами видел на шведском флагмане
кормщика Рябова, знает верно, что тот кормщик шведу
предался. Капитан-командору сей Рябов наипервейший
друг. Теперь рассуждай...
Прозоровский ахнул, схватился за голову:
— Ай, предатели, ай, изменники...
— Думай крепко!
— Ты-то сам как, ты что, поручик?
Мехоношин насупился, молчал долго, потом произ¬
нес с особым значением в голосе, твердо, словно бы от¬
рубил:
— Измена.
— Отдадут Архангельск?
— Отдадут, и сам Иевлев, собачий сын, ключи им по¬
даст.
285
Прозоровский ударил в ладоши, велел ввести Лон¬
гинова. Кормщик вошел, словно не впервой, в дом воево¬
ды, сонно оглядел ковры, развешанные по стенам сабли,
хотел было сесть, воевода на него закричал.
— Ну-ну, — сказал Лонгинов, — что ж кричать-то?
Намаялся я.
— Говори! —приказал воевода.
— А чего говорить-го?
— Как Рябова изменника видел, что слышал, все по
порядку...
Лонгинов неохотно, но в точности, стал рассказы¬
вать. Воевода слушал жадно, кивал, поддакивал:
— Так, так, так! Ай-ай! Так, так...
3. Афонька Крыков им даст!
— Палят! — сказал Митенька. — Слышь, дядечка!
— Слышу, молчи! —ответил Рябов.
— И сколь много времени все палят да палят! —
опять сказал Митенька.
— Помолчи-ка! — попросил кормщик и приник
ухом к переборке, но теперь стало слышно хуже, чем у
двери. Гремя цепью, он опять пошел к двери.
— Солдаты? —спросил шепотом Митенька.
— Таможня! —так же шепотом, но радостно сказал
кормщик. —Таможня, Афанасий Петрович бьется.
Опять ударило несколько частых раскатистых выст¬
релов, и тотчас же что-то упало, тяжело шурша по борту
корабля. Наверху, на шканцах, раздавались крики,
вопли, стоны. Сюда это все достигало глуше, тише, но
все-таки было понятно, что наверху идет большое сра¬
жение.
— Сколько ж их? —спросил Митенька. —Мы даве¬
ча на шанцах были, немного там таможенников, дядечка.
Разве сдюжают? А шведов...
Кормщик отмахнулся, вслушиваясь. Наверху по-
прежнему стреляли, теперь выстрелы доносились с носа
корабля, а на юте стало как будто тише. А потом стало
совсем тихо.
— Кончили с ними! —устало садясь, сказал Митень¬
ка.
Рябов тоже сел; в темноте было слышно, как он
дышит.
286
— Кончили? —спросил Митенька.
— Еще погоди! — с угрозой в голосе ответил Ря¬
бов. — Больно ты скор.
Наверху с новой силой загрохотали выстрелы. Рябов
сказал;
— Вот тебе и кончили. Афонька Крыков им даст еще,
нахлебаются с ним горя...
Опять завыли, закричали шведы, с грохотом, стуча
коваными и деревянными башмаками, полезли наверх
по трапу. Мимо проволокли кого-то — стонущего и во¬
пящего по-шведски.
— Раненый небось! — сказал Митенька.
— То-то, что раненый!— ответил Рябов. — Не лезь,
куда не надобно, и не будешь раненый. Чего им у нас
занадобилось? Где ихняя земля, а где наша? Да оно еще
цветочки, погоди, и ягодок достанут.
Он опять стал жадно слушать. Вниз, мимо канатного
ящика, все волокли и волокли стонущих и охающих шве¬
дов — им, наверное, крепко доставалось там, наверху,
где шел бой, — а навстречу по трапу, жестоко ругаясь,
гремя палашами, копьями, мушкетами, лезли другие —
взамен раненых и убитых.
— Вот тебе и пришли тайно! —вдруг с веселой зло¬
бой в голосе сказал Рябов. — Как же! Проскочить хо¬
тели шанцы без единого выстрела. Небось в городе спо¬
лох ударили, в крепости на валах пушкари с пальниками
стоят, а здесь, по Двине, за каждым кустом — охотник!
4. Драгуны, на выручку!
При первых же выстрелах на корабле таможенный
пушкарь Акинфиев велел своему подручному солдату
Смирному идти к драгунскому поручику Мехоношину за
приказанием — палить из пушки. Солдат Смирной, не¬
давно узнавший о том, что шведские люди повесили воз¬
ле Сосновца его старого деда-кормщика, был все еще
словно пришибленный, не сразу откликался, когда его
звали, не сразу понимал, что от него хотят.
— Степка, тебе говорю! — повторил Акинфиев, во¬
зясь под навесом около своей пушки.
Смирной поднялся с обрубка, на котором сидел, ви¬
новато переспросил, куда идти, и, шибко пробежав плац,
сунулся к поручику в избу. Там он его не нашел и уже
медленнее отправился к берегу, где густою толпой
287
стояли драгуны, вслушиваясь в шум сражения на вра¬
жеском корабле.
— Поручика Мехоношина не видали, ребята?
— Да его здесь и не было! —ответил высокий, могу¬
чего сложения, драгун Дроздов.
Другие драгуны тоже сказали, что не видели пору¬
чика. Смирной еще потолкался в толпе и побежал к
вышке. Там караулил и смотрел в подзорную трубу та¬
моженник Яковлев, больной лихорадкою.
— Ей, Лександра Иванович! — крикнул, задирая го¬
лову, Смирной.
Яковлев был солдат старый основательный, и другие
таможенники с драгунами привыкли уважать его.
— Ну, чего тебе, Степан? — спросил сверху Яков¬
лев.
— Поручика ищу. Нет на вышке?
— Найдешь его! —загадочно ответил Яковлев.
Смирной подумал и поднялся к нему наверх. Отсюда
были ясно видны вспышки выстрелов на шкафуте и на
шканцах шведского корабля. Смирной спросил:
— Где ж поручик-то, Лександра Иванович?
— А убег, собака! —лязгая зубами и крепко кутаясь
в меховой тулупчик, ответил Яковлев. — За караулкой
жеребца сам заседлал и пошел наметом.
— Убег?
— То-то, что убег.
— Как же мы теперь? Палить нам али нет?
— А вы палите. Афанасий Петрович приказал?
— Приказал.
— Ну и палите на доброе здоровье!
— Как бы Акинфиев не спужался. Он мужик тихий,
нет поручика —и не станет палить...
Яковлев плотнее запахнул на себе тулуп и сказал, что
палить надо, иначе в городе не узнают, что враг пришел,
и не будут готовы к встрече. Что же касается поручика
Мехоношина, то пусть Смирной не сомневается, пору¬
чик — собака, надо теперь все самим делать.
Смирной сбежал вниз и передал Акинфиеву — па¬
лить. Акинфиев поджег в горшке с угольями фитиль и
вжал его в затравку. Тотчас же в ответ загремела пушка
и на ближней сигнальной батарее, и одно за другим по¬
шли палить орудия вдоль берега Двины, сообщая на ци¬
тадель и в город о том, что вражеские корабли пришли,
что сомнений больше нет, что сражение началось...
288
Все выше и выше по Двине гремела пальба, в ма¬
леньких прибрежных церквушках, в монастырях сильно,
с воем ударили набаты, мужики-рыбаки двиняне подпо¬
ясывались, выходили к берегу с рогатинами, с топорами,
с самодельными копьями. В Николо-Корельском монас¬
тыре ратники-монахи побежали по стенам, воротники с
бердышами заперли скрипящие на ржавых петлях воро¬
та, завалили бревнами, пошли носить наверх битый ка¬
мень — к бою.
Драгун Дроздов говорил:
— Оно как же получается? Наших бьют смертно, а
мы глядим? Слышь, на корабле палят!..
— Да поручика-то нет? —ответил другой драгун,
жилистый черный Мирохин. —Без приказания, что ли,
пойдем?
По воде глухо доносились удары набачных колоко¬
лов, дальние пушечные раскаты. Драгуны заговорили
громче, к ним спустился Яковлев, перебил спор:
— Чего расшумелись, буйны головы? Удрал ваш по¬
ручик, сбежал от вас, покинул войско свое.
И крикнул:
— Пушкари! Ступай сюда!
Смирной, пушкарь Желудев, маленький Акинфиев,
таможенный писарь Ромашкин, которому ‘'вступило в
ногу" и который поэтому остался на берегу, кладовщик
таможенников Самохин и солдат Шмыгло — подошли
ближе. Яковлев громко им приказал:
*— Бери мушкеты, крюки абордажные, пищаль с
вышки. Спускай карбас —пойдем на выручку.
— Ишь какие богатыри нашлись, — на выручку! —
сказал драгун Мирохин.
— То-то, что богатыри! —ответил писарь Ромаш¬
кин. — Небось выручим...
Карбас спустили быстро, драгун Дроздов крикнул:
— Стой, Лександра Иванович, мы с вами!
И побежал к причалу. За ним, громыхая сапогами по
дощатому настилу, бежали драгуны, кричали:
— Эй, мушкеты возьмем!
— Погоди, таможня!
— Копья бери, ребята...
Дроздов вдруг заругался:
— Стой! По-глупому делаем! Что ж, они с корабля
карбаса не приметят? Стой, погоди!
Драгуны столпились вокруг него, он объяснял:
289
10-770
— Ударят из пушек —и пропали мы все. Раздевайся
до исподнего до самого — и поплывем. По якорному ка¬
нату вылезем с ножами в зубах, наделаем там делов. А
как кашу заварим, другие могут и в лодейке малой под¬
плыть — с мушкетами, с ружьями... Лександра Ивано¬
вич, ты где?
— А вот я! —откликнулся Яковлев.
— Тебе с лодейкой идти, подойдешь к якорному ка¬
нату, мы тебя ждать будем.
Быстро стали скидывать кафтаны, разуваться; крес¬
тясь, прыгали в холодную воду. Ножи драгуны держали
в зубах. Плыли молча, осторожно, старались, чтобы не
было шуму. Яковлев на берегу зябко ежился, кряхтел:
— Ну, черти! Ну, молодцы!
Первым по якорному канату полез Дроздов, высунул
голову, сразу увидел багор, прыгнул и, схватив багор
могучими мускулистыми руками, крутя его над собою,
рванулся вперед. Тотчас же два шведа упали, он сшиб
третьего; в это время другие солдаты прыгали на палу¬
бу — голые, с ножами в зубах, вереща дикими голосами,
чтобы напустить на шведа больше страха.
— Прорывайся к своим! — кричал Дроздов, разма¬
хивая багром. — Пошли стеною, други!
Тотчас же подплыла лодка* с Яковлевым.
Маленький Акинфиев стал принимать с лодки
ружья —подтягивал на веревке, потом опять сбрасывал
петлю. Драгуны расхватывали мушкеты, ружья, подсы¬
пали порох, целились, палили. Вскорости на палубу взоб¬
рался Яковлев, принялся ставить знаменитую таможен¬
ную пищаль на рогатку, грозился:
— Вот вы у меня сейчас хлебнете лиха!
Долго целился — так, чтобы ударить метко, укрепил
пищаль и ахнул. Шведы загалдели:
— Пушка у них, пушка, пушку с собой приволокли...
Дроздов спросил у обожженного, потемневшего Про¬
копьева:
— Капитан-то где?
— Поначалу вместе бились! —сказал Прокопьев. —
Видел я — конвоя он ихнего свалил, еще нарубил дру¬
гих. Потом будто пропал. А погодя опять его видел, уже
без кафтана, весь изорванный, в кровище...
— Живой?
— Был живой.
290
Дроздов нагнулся над убитым шведским офицером,
сорвал с него плащ, накинул себе на голые плечи, пожа¬
ловался:
— Застыл на холоду.
И стал пристраиваться с мушкетом поудобнее. Шве¬
ды, вопя, подбадривая себя криками, опять пошли на
русских...
5. Последняя встреча
Афанасий Петрович, прикрывая грудь разряженным
пистолетом, медленно, осторожно пробирался к своим.
Всюду палили из мушкетов, шведы стреляли, стоя на
бочках, на шлюпках, на юте; матросы, словно тени,
взбирались по вантам, чтобы оттуда, сверху, стрелять по
таможенникам и драгунам. Но драгуны все прибывали и
прибывали, — стрельба с каждой минутой делалась все
ожесточеннее.
Он прошел еще несколько шагов вперед, но тут ка¬
кой-то швед узнал в нем русского и яростно набросился
на него. Крыков побежал обратно, свистнул по-своему,
как свистал на охоте — пронзительно, с резким пере¬
ливом; потом побежал зигзагами, петляя и продолжая
свистеть, чтобы таможенники знали — он жив, с ними,
сейчас придет. Возле грот-мачты на него рванулись еще
трое шведов, чья-то сильная рука метнула ему под ноги
веревку с гирями, но он перепрыгнул через нее и при¬
гнулся, когда дель Роблес пустил в него копье. Они
охотились за ним, как за зверем, и вдруг мгновенно по¬
теряли его: он нырнул в люк, на руках съехал по поруч¬
ням трапа и прижался к шпилю.
Он осмотрелся и прислушался: да, здесь неподалеку
была корабельная тюрьма — канатный ящик, там следо¬
вало посмотреть — нет ли кормщика Рябова. Он сделал
было шаг туда, но вновь попятился — кто-то снизу быс¬
тро шел к трапу.
Афанасий Петрович мгновенно поднялся наверх и
тотчас же увидел, что из люка навстречу идет человек, в
котором он сразу же узнал англичанина Джеймса, узнал
его бледное томное лицо, родинку у рта, парик, длинную
валлонскую шпагу, унизанную драгоценными камнями.
И Джеймс тоже узнал Крыкова, —лицо его дрогнуло и
искривилось.
291
10*
— Вот ты нынче кому служишь, собачий сын! —ти¬
хо сказал Крыков. — Вот ты с кем гостевать к нам при¬
шел...
— Give back!1 — крикнул Джеймс и выхватил пра¬
вой рукой свою длинную шпагу из ножен. В левой у него
был короткий кинжал с чашей, изрезанной мелкими и
кривыми отверстиями для того, чтобы жало шпаги про¬
тивника застревало в этом щитке.
— Ишь ты, каков гусь! — опять тихо, с презрением
сказал Крыков. — Нож себе хитрый завел!
И стал делать выпад за выпадом своей шпагой, не¬
длинной и легкой, стараясь колоть так, чтобы не попасть
в чашу кинжала. Джеймс медленно отступал и терял си¬
лы, неистовый напор Крыкова выматывал его. Афанасий
Петрович словно не замечал, что длинная валлона Джей¬
мса уже не раз впивалась в его тело, что кровь заливает
глаза, что плечо немеет. Он твердо шел вперед не для
того, чтобы ранить, а для того, чтобы убить, и гнал Джей¬
мса по палубе до тех пор, пока не прижал спиною к сеп-
торам люка и не вонзил свою шпагу в его сердце, пробив
страшным прямым ударом толедский нагрудник.
Умирая, Джеймс закричал; его руки в желтых перчат¬
ках с раструбами судорожным усилием попытались вы¬
рвать шпагу из груди, но сил уже не было, шпагу выдер¬
нул сам Крыков. И тогда мертвец, весь вытянувшись,
рухнул белым лицом на смоленые доски палубы. Его вал¬
лона — оружие, которым он служил стольким государ¬
ствам, — откатилась в сторону. Афанасий Петрович с
трудом нагнулся, сломал шпагу Джеймса о колено, вы¬
кинул оба обломка за борт, потом медленно осмотрелся:
на шканцах, среди бочек и тюков, возле ларя, у грот-
мачты и дальше на опер-деке, возле входных и световых
люков, на трапах, у ростр, рядом с камбузной трубой —
всюду шел бой. Русские и шведы перемешались в сумер¬
ках, под моросящим дождем; в двинском рыжем тумане
было плохо видно, и только оранжевые вспышки выст¬
релов порою освещали знакомый таможенный кафтан,
все еще развевающийся русский флаг, искаженное пе¬
чатью смерти лицо умирающего шведского солдата...
Крыков отер кровь со лба, стал вспоминать, какое
дело еще не сделано. Вспомнив, какое это дело, он спу¬
стился по трапу и пошел туда, где, по его предположе¬
ниям, был канатный ящик, в котором должен был то-
1 Give back! — Назад! (Англ.)
292
миться Рябов. Шпаги у него больше не было. Он шел,
шатаясь, ударяясь о переборки коридора, ноги ему не
повиновались, но голова была ясна настолько, что по
пути он вынул из гнезда на переборке лом и топор, ко¬
торые висели здесь вместе с ведрами и баграми на слу¬
чай пожара. Часовой у канатного ящика не узнал рус¬
ского офицера в окровавленном человеке с ломом и
топором и посторонился, чтобы пропустить его дальше,
но Афанасий Петрович дальше не пошел, а поднял лом
и ударил белобрысого шведа по голове. Швед еще не¬
много постоял, потом стал садиться на палубу, а Крыков
всадил лом в скобу, подрычажил и рванул дверь. Свет
масляной лампы тускло осветил Рябова. Он стоял в
293
цепях и прямо смотрел на Крыкова. За кормщиком, у
плеча его стоял Митенька — тоже закованный и, ши¬
роко раскрыв черные глаза, как и Рябов, смотрел на
Афанасия Петровича.
— Вишь! — осипшим, трудным голосом не сразу
сказал Крыков. —Отыскались! Вот лом —идите...
Он уронил лом под ноги Рябову, оперся рукою о
косяк. Его шатнуло, бегучие искры замелькали перед
глазами. Он бы упал, но Рябов поддержал его крепко и
надежно, с такой ласковой силой, что Афанасию Пет¬
ровичу не захотелось более двигаться и показалось, что
он сделал уже все и теперь может отдохнуть. Но тотчас
же он вдруг вспомнил про старика, которого видел даве¬
ча под настилом юта, желтого старика с хрящеватыми
ушами, начальника над воровской эскадрой. Его следо¬
вало убить непременно, и Афанасий Петрович вырвался
из бережных рук кормщика, отдышался, хрипло произ¬
нес:
— Вы на бак пробивайтесь! Там —наши...
— Да погоди! —сказал кормщик. —Ты куда, Афа¬
насий Петрович! Нельзя тебе...
— Вишь, какие, — не слыша Рябова, с трудом гово¬
рил Крыков. —Нет, измены не было. Я знаю —измены
не было...
Он опять отер кровь и пот с лица и, не оглядываясь,
с топором в одной руке и с запасным пистолетом в дру¬
гой вернулся к люку и поднялся по трапу. Неистовая
палящая жажда томила Афанасия Петровича, глаза за¬
стилались искрами и туманом, но сердце билось ровно,
и чувство счастья словно бы удваивало его силы.
— Не было измены! — шептал он порою. — Не
было!
Ноги плохо держали его, и раны, которых он раньше
не замечал, теперь болели так, что он задыхался и едва
сдерживался, чтобы не кричать, но все-таки шел к
адмиральской каюте, к желтому старику, к адмиралу, ко¬
торый привел сюда эскадру.
— То-то, —сипло говорил Афанасий Петрович, —
вишь, каков!
И шел, прячась от шведов и прислушиваясь к пальбе,
которая доносилась теперь издалека. Натиск таможен¬
ников и драгун ослабевал, и Афанасий Петрович тоже
слабел, но все-таки они еще бились, и ему тоже надо
было еще биться.
294
Когда Афанасий Петрович распахнул перед собою
дверь в адмиральскую каюту, желтый лысый старик, с
пухом на висках, застегивал на себе с помощью слуг
ремни и ремешки стальных боевых доспехов. На столе
стояла золоченая каска с петушиными адмиральскими
перьями, на сафьяновом кресле висел плащ, подбитый
алым рытым бархатом, и на плаще сверху лежала
итальянская шпага —чиаванна —в драгоценном чехле.
Афанасия Петровича не сразу заметили; здесь было
много народу; он успел оглядеться, ища выгодной пози¬
ции.
"Адмирал! — подумал Крыков и удивился — такое
мертвое, такое неподвижное лицо было у старика, при¬
несшего страдание, разрушение и смерть на своих ко¬
раблях. — Да, адмирал! Его непременно надо убить!
Тогда эскадра останется без командира, и нашим —там,
с крепости —будет легче разгромить их!"
Но Юленшерна увидел окровавленного, опаленного,
едва держащегося на ногах русского, увидел топор в его
руке, длинный ствол пистолета, что-то коротко крикнул,
нагнулся. К Афанасию Петровичу бросились люди. Вы¬
стрел прогрохотал даром, адмирал только схватился за
плечо. Афанасий Петрович оперся спиною о каютную
переборку, поднял топор, но тотчас же уронил его. В не¬
го стреляли со всех сторон, адмиральскую каюту заво¬
локло серым пороховым дымом, и в этом дыму капитан
Крыков еще долго видел тени и потом яркий режущий
свет. Эти тени, и этот свет, и еще звон, который разда¬
вался в ушах, — была смерть. И когда шведы наконец
навалились на него и свалили возле сафьянового кресла
на пол — это был уже не он, Афанасий Петрович Кры¬
ков, а лишь его бездыханное окровавленное тело.
6. Поднять флаги короля Швеции!
Дождь все еще моросил.
Шведы дважды трубили атаку, русские отбивались.
Уркварт приказал бить в колокол, горнистам играть
сигнал "требуем помощи". Это был позор —флагман эс¬
кадры не мог справиться с таможенниками и драгунами.
С других кораблей эскадры пошли шлюпки с солдатами
и матросами. К утру артиллерист Пломгрэн по прика¬
занию Юленшерны выволок на канатах легкую пушку,
перед пушкой матросы крючьями толкали тюки с пак¬
295
лей. Шаутбенахт, серокофейный от желтухи, сам навел
пушку, матросы отвалили тюки, Пломгрэн вдавил фи¬
тиль в затравку. Картечь с визгом ударила туда, где
засели русские. Окке в говорную трубу закричал:
— Сдавайся, или всем будет конец!
Ему не ответили. Яковлев тщательно, долго наводил
таможенную пищаль, шепча:
— Она нехудо бьет, ежели правее брать, аршина на
два, тогда как раз и угадаешь...
И угадал: Окке рухнул на палубу с пробитым лбом.
Юленшерна опять сам навел пушку. Провизжала
картечь, капрал Прокопьев приподнялся, ткнулся плечом
в борт, затих навеки. Рядом с ним лежал маленький
Акинфиев —тоже мертвый. Поодаль, точно уснул, при¬
томившись на работе, другой пушкарь — Желудев. И
писарь Ромашкин, и кладовщик таможенников Самохин,
и солдат Шмыгло — были убиты, только Яковлев еще
пытался забить пулю в ствол знаменитой таможенной
пищали, но руки уже не слушались его, шомпол выскаль¬
зывал из пальцев. Аккуратно стрелял Смирной, возле
него лежали четыре мушкета, — он бил по очереди из
каждого. Тяжело дышал весь израненный, истекающий
кровью драгун Дроздов. Теряя последние силы, ничего
не слыша, он все пытался развернуть погонную пушку,
но не смог и опять лег на палубу.
Пушка Пломгрэна ахнула еще раз, с визгом, с воем
понеслась картечь. Дроздов поднял голову, потрогал
Яковлева, подергал его за полу кафтана.
— Лександра Иванович! —позвал он, не слыша сво¬
его голоса.
Таможенник не шевельнулся.
— Лександра Иванович! —громче крикнул драгун.
Все было тихо вокруг. Дроздов с трудом повернулся
на бок, посмотрел на близкий сочно-зеленый широкий
берег Двины. Жадно смотрел он на траву, на коновязь,
на вышку, и вдруг кто-то заслонил от него весь берег.
Дроздов поднял глаза, увидел Смирного.
— Ты что? —спросил драгун удивленно.
Таможенник Смирной, приподнявшись, осторожно
вынул из костеневших рук Яковлева пищаль и прила¬
живал ее, чтобы выпалить.
— Брось! — повелительно, задыхаясь, велел Дроз¬
дов. — Брось! Иди отсюдова, парень! Иди! Один, да
останешься в живых, скажешь, как нас поручик Мехо¬
ношин кинул. Иди! Доплывешь небось...
296
Смирной что-то ответил, Дроздов не расслышал, по¬
мотал головой:
— Иди! Тебе велю, слушайся! Один —не навоюешь,
мы потрудились неплохо. А теперь — иди!..
Смирной поцеловал Дроздова в щеку, всхлипнул, по¬
полз к борту. В это же время драгун начал вставать. Под¬
тянув к себе палаш, он, опираясь на древко таможенного
прапорца, встал на колени и, собрав все силы, широкими
косыми падающими шагами, подняв над лохматой окро¬
вавленной головой сверкающий палаш, пошел на шве¬
дов...
Шведы закричали, несколько мушкетов выпалили
почти одновременно.
А драгун с палашом все шел.
Пломгрэн, побелев, скалясь, вжал горящий фитиль в
затравку, опять завизжала картечь, но русский с пала¬
шом, занесенным для последнего удара, все шел и шел
по залитой кровью, заваленной трупами палубе. Плащ на
нем развевался, левая рука высоко держала таможенный
прапорец.
Тогда корабельный профос Сванте Багге выстрелил
из пистолета. Он целился очень долго, и это был выстрел
не воина, а палача. Палаш выпал из руки драгуна, пра¬
порец Дроздов прижал к себе, сделал еще шаг и рухнул
на доски палубы.
Сражение кончилось.
Часом позже Юленшерна вышел на шканцы, опу¬
стился в кресло, принесенное кают-вахтером, и прика¬
зал Уркварту:
— Все трупы, кроме тела полковника Джеймса, —за
борт.
— Так, гере шаутбенахт.
— Скатить палубу, чтобы не осталось ни единого
кровавого пятна! Открыть пушечные порты! Поднять
флаги флота его величества короля Швеции! Более мы
не негоцианты...
— Так, гере шаутбенахт!
Юленшерна спросил:
— Скольких мы потеряли?
— Многих, гере шаутбенахт, очень многих. Но глав¬
ная наша потеря —это потеря бодрости...
— То есть как?
— За эту ночь людей нельзя узнать, гере шаутбенахт.
Теперь они боятся московитов, и те три дня, которые вы
297
обещали им для гульбы в Архангельске, не кажутся им
слишком щедрой наградой...
Шаутбенахт молчал.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Уркварт.
— Плохо! На два пальца правее — и пуля этого бе¬
зумца уложила бы меня навеки.
Уркварт сочувственно покачал головою.
— Этот безумец, — сказал Уркварт, — пытался осво¬
бодить нашего лоцмана, но Большой Иван предан его ве¬
личеству. Он не убежал, несмотря на то, что мог сделать
это почти беспрепятственно. У него был лом, чтобы осво¬
бодиться от цепей...
— Вот как! — произнес Юленшерна.
— Именно так, гере шаутбенахт. Теперь я уверен в
том, что на лоцмана мы можем положиться.
— Это хорошо, что мы можем положиться на лоцма¬
на! — медленно сказал Юленшерна. — Это очень хоро¬
шо...
Воины! Вот пришел час, который
решит судьбу отечества.
Петр Первый
С этой минуты армия получает
двойное жалованье.
Фридрих Второй
Глава двенадцатая
1. Архангельск к бою готов!
Егорша Пустовойтов на своем резвом жеребчике
рысью объезжал город. Над Архангельском плыл непре¬
станный гул набата. Под этот гул колоколов пушкари со
стрельцами, драгунами и рейтарами закрывали на набе¬
режной проходы надолбами и огромными деревянными
ежами, подкатывали пушки, волокли ящики с порохом,
складывали пирамидами ядра. На широких стенах Гос¬
тиного двора воинские люди банили пушечные стволы,
ставили на рогатины старые пищали, на боевых башнях
наводили орудия в ту сторону, где могли остановиться
вражеские корабли.
Разбрызгивая жидкую грязь, из Пушечного и Зелей-
ного дворов, грохоча, мчались по кривым улицам повоз¬
ки — возили картечь, порох в ящиках, ломы, пыжи. Из
домов, закрывая за собой ворота, один за другим шли
посадские люди, кто с копьем, кто с охотничьим длин¬
ноствольным ружьем, кто со старой пищалью, кто с ви¬
лами. Поморки, бывалые рыбацкие жены, провожали
мужей молча, с поклоном.
За отцами шли сыновья — повзрослее. Иногда ша¬
гали к Двине могучими семьями — дед, сын, внуки, —
все туго подпоясанные, с сумочками; в сумочках, кроме
свинцовых пуль, пороха и пыжей, нехитрая снедь —ша¬
нежки, рыба, у кого и полштоф вина. На башню Гости¬
ного двора такие семьи входили по-хозяйски, распола¬
гались надолго; дед, бывалый промышленник, водивший
ватаги в тундру, расставлял сыновей и внуков, как счи¬
тал нужным: кого — смотрелыциком, кого — сменным,
кого —заряжающим, чтобы скусывал патрон, подсыпал
пороху, кого назначал запасным — на смену. Упра¬
299
вившись с делами, укладывались поспать до времени:
когда швед придет — не поспишь.
Егорше Пустовойтову один такой дед сказал сурово:
— Ну, чего глядишь, офицер? Ты на нас не гляди, ты
на своих солдат гляди. Мы заряда даром не стравим, у
нас порох свой, не казенный. Иди, офицер, иди, нам
спать надобно, покуда досуг есть...
Весело стало на сердце у Егорши, когда обошел он
башни, на которых расположились семьями мужики-
двиняне. Еще веселее сделалось, когда приехал на Со-
ломбальскую верфь — смотреть по приказу Сильвестра
Петровича, как тут готовятся к баталии.
Здесь корабельный мастер Кочнев с донцами взды¬
мал на канатах наверх, на палубы недостроенных судов,
пушки, из которых надумал палить картечью по неприя¬
телю, когда тот, не чуя для себя беды, подберется ^ вер¬
фи. Те самые люди, которые неволей строили суда, нын¬
че не уходили с Корабельного двора, хоть ворота были
раскрыты настежь и стража более не сторожила работ¬
ных людей. Под мелким дождем, который непрестанно
шелестел по двинским водам, плотники, кузнецы, сто¬
ляры, конопатчики, парусные мастера, сверлильщики,
носаки, смолевары таскали наверх, по шатким лестни¬
цам, ядра, полами драных кафтанов закрывали картузы
с порохом, чтобы не намокли, беззлобно толковали со
300
стрельцами, которые еще накануне оберегали кованные
железом ворота.
Попозже, в тележке, кнутом погоняя крепенького
мерина, приехал старый корабельный мастер Иван Ко-
нонович, выпростал ноги из-под дерюжки, разминаясь,
обошел недостроенный восьмидесятипушечный ко¬
рабль, покачал головой:
— Ну что ты скажешь? Такую красоту божью по¬
жгут? Трудились сколько, поту людского, крови что
ушло —непосчитать! Ах, ах, неладно...
Мужики, работный народ, глядя на Ивана Кононо-
вича.тоже качали головами. Один помоложе, скуластый,
сказал:
— Отобьемся, Иван Кононович1
Из толпы кто-то вытянулся, привстал на носки, крик¬
нул:
— Топоров бы хоть дали! Топоры и те на замок замк¬
нули! Давай топоры, Иван Кононович.
Мужики загалдели, напирая:
— С голыми-то руками разве сдюжаешь?
— Мы двинской земли люди, мы обмана не знаем...
— Одни стрельцы не совладают...
Сверху, с палубы, спустился весь мокрый от дождя,
с серым от усталости лицом, мастер Кочнев, позвал стре-
301
лецкого пятидесятника. Посоветовались. Егорша Пусто¬
войтов сказал твердо:
— Именем капитан-командора приказываю —топо¬
ры дать!
Иван Кононович взял лом, сорвал с кладовой висячий
тяжелый замок. Мужики встали в очередь. Иван Коно¬
нович уговаривал:
— Кормильцы, за топоры-то мне отвечать, уж вы
после боя сами отдайте. Мои-то достатки ведаете — не¬
велики, топорики по цене недешевы, сами рассудите...
Работные люди выбирали себе топоры не спеша,
каждый искал получше, чтобы не со щербиной, да потя¬
желее, да поухватистее.
— Поживее, братцы! —просил Егорша. —Эдак вам
и до ночи не управиться...
Мужичок с круглыми глазами и бороденкой, торча¬
щей вбок, ответил сердито:
— Чего поживее? У тебя самого вон шпага —тычься
на здоровье, да еще нож, да пистолет. Поживее...
Работные люди, выбрав топоры, шли к точилу — то
чить жала. Иные здесь же тесали себе топорища поудоб¬
нее, другие насаживали топоры на долгие ручки, — по¬
лучалось вроде алебарды, только поувесистее...
Кочнев, хитро подмигнув на старого мастера, сказал:
— Топорик себе припрятал Иван Кононович, я ви¬
дел, самый наилучший...
— Ври толще! —усмехнулся мастер.
— Да уж видел, видел, — смеялся Кочнев, — чего
таиться от своих... Он им задаст — шведам, Иван Коно¬
нович наш, ох, задаст...
— И задам! —тоже посмеивался старик. —Почему
не задать? Молодым был —нынче вспомню...
— Не дойдет он до вас! —сказал Егорша. —Не пус¬
тим. У нас на цитадели его так огреют, что завернет он
обратно в свою землю...
Он попрощался с мастерами, сел на своего жереб¬
чика, поехал в город. У кирки, с палашами наголо, со
строгими лицами стояли матросы. Аггей Пустовойтов
сидел на ступенях, покуривал трубку. В полуоткрытую
дверь сердито смотрел консул Мартус, требовал воеводу.
Аггей молчал, сидел к Мартусу спиной.
— Чего он? —спросил Егорша брата.
— Требует, чтобы выпустили, —пыхтя трубкой, от¬
ветил Аггей. —Нет, теперь посидит, отдохнет...
302
на колокольне опять ударили в набат, ударили у Парао
кевы, у Козьмы и Демьяна. Аггей выбил трубку о каблук,
хмуро сказал:
— Проезжал давеча тот солдат Смирной, один на
шанцах остался, всех шведы порубили... А Мехоношин
удрал. Говорят, будто к воеводе в Холмогоры подался.
Егорша спросил с испугом:
— И Афанасия Петровича Крыкова убили?
— Убили будто! —сказал Аггей.
Егорша тихонько охнул, встал. Аггей на него при¬
крикнул:
— Ты еще заплачь, лучше будет! Шпагу носишь, мат¬
росы на тебя смотрят...
Из двери кирки высунулся пастор, сказал, что хотел
бы иметь беседу с достойным унтер-лейтенантом, по
секрету. Аггей поднялся, подошел к двери, с размаху
втолкнул пастора в сени, захлопнул створку с лязгом.
— Еще стереги их, собак. Пушки в кирке своей дер¬
жат, гады.
У причала, возле крепостного карбаса Егорша увидел
бабиньку Евдоху. Она стояла молча, смотрела на Двину,
на отваливающие и приходящие суда. Егорша поздоро¬
вался, спросил, за каким делом вышла в такой день из
дому. Бабинька ответила:
— Я-то у Сильвестра Петровича попросилась в кре¬
пость, он и пропуск дал. "Приезжай, — говорит, — ба¬
бушка, твои мази больно хороши для раненых". А
Таичка с Ваняткой там гостят...
Карбас шел медленно на веслах. Навстречу, с моря,
тянул ветер, косо хлестал дождь. Молчаливые, словно
вымершие, стояли на якорях иноземные негоциантские
корабли. Далеко в Соломбале вновь ударил набат, над
Двиною поплыли тревожные гулкие звуки.
2. “Никто не победит тебя, Швеция!"
Вечером с моря поползли низкие, серые, зловещие
тучи, порывами полил дождь, ветер засвистал в снастях
"Короны". Двина побурела, вздулась, шумно била в бе¬
рега. На шанцах пылали подожженные шведами караул¬
ка, казарма таможенников, балаганы, в которых жили
драгуны.
Ярл Юленшерна в панцире под кожаным плащом, в
стальных наколенниках и налокотниках, в медном позо¬
лоченном шлеме с перьями, стоял на юте у гакборта,
303
возле быстро вертящегося колдунчика. Горнисты, выст¬
роившись в ряд, играли сигнал: "С якорей сниматься,
следовать за мной!" Медные колокола били боевую тре¬
вогу. Эскадра готовилась к сражению: пушечные порты
были открыты, жерла пушек глядели в серую мглу; сол¬
даты скручивали и поднимали кверху кожаные пере¬
борки офицерских кают; солдатские и матросские койки
убирали в сетки, на ростры и в кубрик, чтобы ничего
лишнего не было в бою, чтобы ничего не мешало и не
путалось под ногами в решительные минуты сражения.
Артиллеристы работали у пушек: вынимали стволь¬
ные пробки. Готлангеры —артиллерийские прислужни¬
ки, в коротких курточках без рукавов, в железных на-
рудниках — укладывали справа у пушки пыжевник и
банник, слева вешали кошель с пыжами, с грохотом ки-
\али на предназначенные места ломы и гандшпуги. Па-
\убные матросы, кряхтя и ругаясь, ставили между каж¬
дыми двумя пушками полубочки с водою, над которыми,
чадя, горели пушечные фитили. Из погребов артилле¬
рийские носильщики бегом таскали в корзинах ядра,
картечь, порох. Корабельные слесаря раздавали абор¬
дажным солдатам исправленное и отточенное боевое
оружие. Матросы-водолеи поливали палубы водою,
чтобы из-за пустяка не вспыхнул пожар. Корабельные
шхиперы командовали натягиванием плетенных из ли-
т зй сеток над шанцами и баком. Сетки эти должны были
.ержать во время боя падающие на людей осколки мачт
и рей.
Внизу, но трапам и переходам, матросы спускали в
глубокий трюм гроб с останками полковника Джеймса.
В трюме корабельный слесарь запаял дубовый гроб в
железный футляр. Капеллан пошептал губами над по¬
койником и отправился наверх, спрашивая по пути у эс¬
кадренного лекаря:
— Где безопаснее, гере доктор, во время сражения?
Под палубным настилом или на шканцах?
По дороге они вдвоем зашли в кают-компанию и вы¬
пили по большому стакану бренди. Капеллан захмелел,
сделался слезлив, в тоске жаловался, что видел недоб¬
рый сон, вспоминал свою тихую родину — город Гафле.
Лекарь угрюмо посмеивался, потом бросил кости —чет
или нечет. Вышел — нечет.
— Плохо? —спросил капеллан.
— Не видать вам Гафле! —сказал лекарь. —Зато вы
несомненно попадете в царствие небесное, ибо погиб¬
нете за святое дело!
304
Молча они поднялись наверх.
Здесь ярл Юленшерна хмуро смотрел в смутную даль,
слушал, как перекликаются сиплые голоса матросов:
— Якорь чист!
— Якорь чист, гере боцман!
— Якорь чист, гере лейтенант!
— Якорь чист, гере капитан!
Уркварт, гремя кольчугой, подошел к шаутбенахту,
сказал четко:
— Якорь чист, гере шаутбенахт!
Ярл Юленшерна, не оборачиваясь, приказал:
— Благословение, капеллан!
Капеллан нетвердо ступил вперед, молитвенно сло¬
жил руки, произнес, запинаясь:
— Да благословит наш подвиг святая Бригитта!
Большой медный колокол зазвонил на молитву. На
шканцах, на юге, на баке, на шкафуте, на пушечных па¬
лубах все матросы, солдаты, офицеры, наемники, пира¬
ты, грабители —от дель Роблеса до Бэнка Убил друга —
преклонили колени, сложили ладони, закрыли глаза,
шепча молитвы...
Капеллан молился; по багровому от выпитого бренди
лицу катились благочестивые слезы...
— Довольно! — сказал Юленшерна, поднимаясь с
колен.
Большой медный колокол ударил опять. Барабаны
забили "Поход во славу короля!" Горны на всех кораб¬
лях эскадры запели: "Никто не победит тебя, Швеция!"
Ярл Юленшерна махнул платком — "поход".
И тотчас же Уркварт в говорную трубу произнес мед¬
ленно и раздельно:
— Поход! На местах стоять, друг с другом не гово¬
рить, табаку не курить, к бою иметь полную готовность...
На пушечных палубах офицеры повторяли:
— Поход! На местах стоять, друг с другом не гово¬
рить, табаку не курить, к бою иметь полную готовность...
Корабли медленно, осторожно, один за другим, вхо¬
дили в широкое устье Двины. Пушки настороженно и
грозно смотрели из портов. На мачтах ветер развевал
огромные полотнища шведских флагов.
3. Фитили запалить!
От самого Святого Носа невидимые шведам глаза
сторожили их эскадру. И в те самые минуты, когда в
305
двинском устье ярл Юленшерна приказал поднимать
якоря, мужичок в домотканой промокшей рубахе вылез
из кустов лозняка, поймал за веревочный недоуздок
свою лошаденку, подпрыгнул, повалился на спину лоша¬
ди животом и, отчаянно болтая локтями, пошел вскачь
туда, где дожидался его другой мужичок, готовый к тому,
чтобы мчаться дальше — к матросам, сидящим возле
сигнальной пушки у шалашика...
Рыбаки, посадские люди, монахи в мокрых подряс¬
никах и рыбацких сапогах, кто с копьем за плечами, кто
с топором за поясом, кто с мушкетом, — садились на
коней, гнали к цитадели. По скрытым тропинкам мча¬
лись кони, малые посудинки перевозили гонцов через
воду, коли случалась она на пути; из прибрежных густых
кустарников, из-за скирд сена, из-за березок следили за
эскадрой зоркие, привыкшие к морю, недобрые глаза
поморов...
И задолго до того, как впередсмотрящий флагманско¬
го судна увидел Новодвинскую цитадель, там на плацу
запели крепостные горны, на валах, на башнях, на сте¬
нах тревожно ударили барабаны.
Тотчас же под мелким дождем, придерживая палаши,
побежали матросы к своим зажигательным судам —
брандерам, готовить их к бою. Скорым шагом пошли на
валы, к скрытым до времени пушкам, —констапели, фи¬
тильные, наводчики. Мужики-смоловары, разбрызгивая
лаптями лужи, вереницей побежали к шипящим и буль¬
кающим котлам со смолою — подбросить сухих дровец,
чтобы кипящим варевом встретить врага, коли прорвет¬
ся к крепостным стенам. Солдаты поднимались к своим
бойницам, раскладывали там свое воинское хозяйство.
Каменщики, плотники, кузнецы, носаки, землекопы, все
те, что строили крепость, с тяжелыми копьями, откован¬
ными в час досуга на крепостных наковальнях, с отто¬
ченными ножами занимали башни, готовясь биться,
помогать метать камни, лить смолу, кидать бревна на го¬
ловы врагов. В одно мгновение крепостной двор на¬
полнился сотнями людей и вновь опустел — народ раз¬
местился по своим местам, приготовился к бою, замер.
Вновь стало тихо, только дождь шелестел, да встрево¬
женные чайки кричали над Двиной.
Сильвестр Петрович в парике с косичкой, в новом
Преображенском кафтане, туго перепоясанный шарфом,
в плаще и треугольной шляпе, в белых перчатках, при
шпаге, с короткой подзорной трубою в руке, вышел из
своего дома, оглядел уже опустевший крепостной плац,
крикнул в сени:
306
— Машенька, кисет позабыл, принеси!..
Маша принесла кисет, спросила быстро шепотом:
— Попрощаемся пока?
Он крепко сжал ее руку, ответил так же шепотом:
— Как бомбардирование откроется, ребятишек — в
погреб. Покуда пусть в избе сидят, на плац соваться не
для чего...
И замолчал.
— 'Гихо-то как! —сказала Маша, прислушиваясь. —
Одни только чайки кричат.
Сильвестр Петрович окликнул бабиньку Евдоху,
Таисью:
— Вы вот что, господа волонтеры, идите-ка под
стену. Там вам куда способнее будет. От ядер —камен¬
ный навес, никакое ядро не пробьет, места вволю, кото¬
рого солдата поранят, —к вам придет, отыщет...
Он подозвал бегущего по плацу Егоршу, велел:
— Ты, Егор, вели выкатить водки бочонка два-три,
пусть бабинька людям подносит, водочка для ранено¬
го — дело святое.
Бабинька Евдоха поклонилась, Егорша бегом снес
под крепостную стену короб с медвежьей мазью, с па¬
хучими травами. Таисья принесла бутыли с бабиньки-
ным лекарственным настоем. Маша побежала за холс¬
том для перевязок, за одеялами, за сенниками для
раненых. Сильвестр Петрович крикнул ей вслед:
— Все, что есть, неси, ничего в избе не оставляй!
Слышишь ли?
— Слышу-у! — на бегу отозвалась Маша.
Сильвестр Петрович пошел к лестнице, что вела на¬
верх. Здесь два мужика застряли с грузом — в корзине
тащили наверх ядра. Корзина прорвалась, зацепилась,
мужичок постарше ругал парня, который подпирал
корзину снизу. И вдруг Сильвестр Петрович узнал одно¬
го: мужик Козьма, убил давеча во дворе Семиградной
избы вора-приказчика. А нынче здесь, при своем во¬
инском деле.
Корзина наконец пролезла. Сильвестра Петровича
догнал Резен — тоже в парадном дорогом кафтане, вы¬
бритый, в пышном парике, — пожелал доброго утра.
Иевлев усмехнулся.
По скрипучим ступеням они поднялись на высокую
воротную башню, стали у амбразуры. Иевлев смотрел
недолго, потом сказал, передавая подзорную трубу Резе-
ну:
— Гляди, Егор! Идут!
307
Инженер приладил трубу и сразу увидел белые квад¬
раты и треугольники вздутых парусов, реи, мачты, вым¬
пелы...
— Быстро идут! —сказал Резен по-немецки. —Бес¬
страшно идут! Нашли лоцмана, черт возьми!
— Нашли! —опять глядя в трубу, согласился Иевлев.
Резен перешел башню, высунулся в другую амбразу¬
ру, велел караульному пушкарю:
— Кузнецам калить ядра, пороховщикам заклады¬
вать заряд.
Иевлев смотрел в трубу на Двину, на серые ее воды,
где мерно покачивались условленные с Рябовым вешки,
как бы позабытые здесь и вместе с тем точно обозна¬
чавшие границы искусственной мели; смотрел на Мар¬
ков остров, на затаившиеся там пушки, на пушкарей, на
молодого офицера, поднявшего шпагу, — опустит, и все
пушки его батареи одновременно выпалят по тому
месту, где тихо покачиваются ныне вешки и где будет
утоплен вражеский корабль...
“Рано поднял шпагу, — подумал Сильвестр Петро¬
вич. — Долго еще ждать, рука вовсе занемеет".
Работные люди, один за другим, согнувшись бежали
к вороту, на который, быть может, если что случится,
будут наматывать цепь. Бежали, прыгали в яму. Отсюда,
с башни, Иевлев ясно видел, как становились они к ры¬
чагам кабестана, готовились к своему делу. Теперь толь¬
ко собака лаяла на Марковом острове, — веселый лопо¬
ухий щенок думал, что люди прячутся и прыгают в яму,
играя с ним. Но из ямы высунулась рука, щенка загра¬
бастали и посадили в мешок, чтобы не шумел. И на Мар¬
ковом острове, как в крепости, никого не стало видно —
затаились. Пусть думает швед, что нигде никто не ждет
его в этот глухой час...
— Боцман! —не оборачиваясь, зная, что Семисадов
здесь, позвал Иевлев.
— Тут боцман! —живо, бодрым голосом ответил Се¬
мисадов.
— Хорош у них кормщик?
— Смело идет! — ответил Семисадов. — Такого не
сразу отыщешь...
Резен раскурил трубку, сказал отрывисто:
— На флагмане все порты пушечные открыты. Сиг¬
нал выброшен —к бою готовьтесь!
— Мы тоже готовы! —ответил Иевлев.
Головной корабль эскадры с резной, черного дерева,
фигурой на носу показался. из-за двинского мыса и тот¬
308
час же стал словно расти, вырываясь из пелены тумана
и дождя. С башни было видно, как у погонной медной
пушки флагмана стоят готовые к пальбе пушкари, как
блестят на них мокрые от дождя кольчуги, как грозит им
кулаком баковый офицер-артиллерист. Огромный ко¬
рабль шел кренясь, морской свежий ветер свистал в его
снастях; сотни солдат в медных касках, с мушкетами и
фузеями, с ружьями и копьями, стояли на шканцах, на
шкафуте, на баке; в открытые порты пушечных палуб в
три ряда смотрели стволы орудий...
— Боцман! — уверенным, спокойным голосом поз¬
вал Иевлев.
— Тут боцман! —раздалось за его спиной.
— Фитили запалить!
— Фитили запалить! — крикнул в амбразуру Семи¬
садов.
— Фитили горят! — почти тотчас же ответил кара¬
ульный пушкарь.
— Готовсь, пушки! —приказал Иевлев.
Артиллеристы вцепились руками в станки, наводчи¬
ки медленно двигали клиньями, ворочали гандшпугами,
ждали последней команды. Семисадов жарко дышал
Иевлеву в затылок — смотрел, как перед амбразурой
башни возникает шведский флаг —золотой крест на си¬
нем поле.
4. Эскадра на Двине
Рябов тихо сказал Якобу:
— Попозже явись к штурвалу. Все-таки трое, легче
будет.
Якоб спросил:
— Топор при тебе?
Рябов кивнул, обдернул на себе серебряный парчо¬
вый кафтан, туже затянул пояс. Митенька горящими
восторженными глазами смотрел на кормщика.
— Чего пялишься? — спросил Рябов. — Чему рад?
Смотри кисло, радоваться рано...
Митенька засмеялся:
— Как так — кисло смотреть? Не научен я, дядеч¬
ка...
— Вот как прошлые дни глядел, так и нынче...
Он дернул Митеньку за нос, за вихор, пошел из
каюты наверх. Якоб свернул к адмиральскому камбазу.
Митенька догнал кормщика; вдвоем они вышли на шкан¬
309
цы. Уркварт встретил их приветливо, проводил к штур¬
валу. Рябов медленным взглядом обвел паруса, стал
говорить, что парусов мало. Митенька быстро перевел:
— Господин лоцман советует господину капитану по¬
ставить больше парусов, дабы, имея добрый ветер в
корму, хорошим ходом проскочить крепость и не по¬
нести урону...
Шаутбенахт кивнул:
— Он прав! Чем быстрее мы минуем русскую цита¬
дель, тем быстрее завершим поход. Но парусов достаточ¬
но. Идя таким ходом, как сейчас, мы и то многим
рискуем.
Уркварт приложил руки к сердцу, сказал сладко:
— Гере шаутбенахт не уверен в нашем лоцмане, но
я утверждаю, что подобного лоцмана не видел никогда.
Ярл Юленшерна молча смотрел на широкие плечи
Рябова, на его ладони, спокойно и уверенно лежащие на
ручках огромного штурвала. Лоцман вел корабль искус¬
но; по всей повадке кормщика был виден опытный
моряк.
— Двина изобилует мелями, —сказал Юленшерна.
— Он знает каждую из них, — ответил Уркварт.
Шаутбенахт с сомнением пожал плечами.
Митенька заговорил опять:
— Господин лоцман думает, что на таком малом ходу
тяжело придется под пушками. Господин лоцман знает,
что пушек в крепости много и есть пушки большие...
Юленшерна перебил Митеньку:
— Прибавьте парусов, гере капитан, но пусть рус¬
ский знает, что если корабль сядет на мель, мы лишим
его жизни!
Рябов медленно, едва-едва переложил штурвал. Сы¬
рой морской ветер с неторопливой, все еще крепнущей
силой наполнил паруса, "Корона” пошла быстрее, за ней
в кильватер двигалась эскадра. Уркварт подошел к корм¬
щику, похлопал его по плечу, сказал:
— Большой Иван есть наилучший лоцман из всех,
которых знаю. Пусть Большой Иван подружится со ста¬
рым шхипером, и его жизнь станет прекрасной...
Рябов, не отвечая, переложил штурвал, с осторож¬
ностью обходя мели. Корабль шел быстро; мимо в пелене
дождя проносились знакомые луга, болотца, деревни, на
взгорьях часовни, кресты, поставленные по обету помо¬
рами, деревянные старые, покрытые мхом церкви. Ря¬
бов, сощурившись, глядел вперед; могучие его руки со
310
спокойной силой держали ручки штурвального колеса.
Митенька стоял рядом, близко, тоже смотрел вперед.
— Боязно? — тихо спросил Рябов.
— Нет, не боязно!
На носу впередсмотрящий ударил в малый колокол,
тревожно крикнул:
— Прямо по носу открываются выносные башни
крепости!
По шканцам передали:
— Прямо по носу выносные башни крепости, гере
лейтенант!
— Прямо по носу выносные башни крепости, гере
капитан!
— Загалдели! —сказал Рябов. —Небось видим...
На шканцах, на пушечных палубах, на баке барабаны
дробью ударили к бою. Офицеры сжали зубами свистки.
Пушкари припали к открытым портам. Рябов, щурясь,
остро смотрел вперед, вглядывался в башни, в крепост¬
ные валы, в низкие железные, наглухо закрытые ворота,
в зубчатые стены, в серые рваные тучи, над крепостной
колокольней...
— Фитильные! Зажечь фитили! — велел шаутбе¬
нахт.
Офицеры пронзительно засвистели в свистки. Юлен¬
шерна вынул из кармана платок. В это мгновение к нему
сзади подошел Якоб с подносом, поклонился. Юленшер¬
на вздрогнул. Якоб сказал учтиво:
— Кофе для гере шаутбенахта...
— К черту! — ответил Юленшерна.
Еще раз ударил колокол, по шканцам передали:
— Прямо по носу открылась вся крепость, гере лей¬
тенант!
— Прямо по носу открылась вся крепость, гере ка¬
питан!
Корабль шел на крепость. Юленшерна ждал. Еще не¬
много — и он махнет платком. Тогда весь борт ударит из
всех пушек — от самых легких на верхней палубе до
самых тяжелых на гондеке.
Не для ради князя Владимира,
Не для ради княгини Апраксии,
Но для ради земли светлорусские,
Да для ради вдов, сирот, людей бедных.
Былина
Глава тринадцатая
1. Подвиг
Прямо по носу флагманской "Короны" открылась вся
крепость. Она стала нынче иной, чем тогда, когда корм¬
щик гостевал у Сильвестра Петровича; сейчас ни души
не было видно на ее боевых башнях и валах, ни единого
звука не доносилось оттуда, где так недавно день и ночь
стоял неумолчный грохот тяжелых и больших работ.
Можно было подумать, что там все еще спали, и на одно
мгновение Рябову стало не по себе: ужели не готовы?
Ужели не видят, не слышат, какая идет беда, каким разо¬
рением грозит городу шведская эскадра, сколько наем¬
ников в шлемах и панцирях стоят на шканцах кораблей,
сколько пушек смотрят из портов, сколько жадных глаз
воровски шарят по берегам Двины?
Но зоркий взгляд кормщика тотчас же приметил, что
кто-то шевельнулся и скрылся на башне крепости, и по
тому, как быстро мелькнул там человек, Рябов понял:
ждут, готовы, примут как надобно, начнут вовремя, не
опоздают. Теперь — его черед, теперь наступило время
его труду, его работе. И в один краткий миг он приго¬
товился — взглядом приметил вешки, обозначавшие
мель, сильнее уперся ногами в смоляные доски палубы,
плотнее положил ладони на ручки штурвала.
Митенька стоял сзади, у левого его плеча. Якоб при¬
носил шаутбенахту то кофе, то набитую табаком трубку,
то кружку горячего пунша. Сырой ветер посвистывал в
снастях флагманского корабля, тяжелые дождевые кап¬
ли летели в лицо. Крепость все приближалась, все вы¬
растала; грозные строгие башни и валы ее словно бы
мчались навстречу кораблю.
— Шел бы отсюда к борту, что ли! — сказал Рябов
Митеньке. — Не добежишь, как приспеет время.
312
Но Митенька не ушел, остался стоять у левого плеча
кормщика, ослушался чуть не в первый раз в жизни, гля¬
дел вперед — на башни и валы крепости, на вешки, ко¬
торые все заметнее покачивались на серой воде. Уже
можно было разглядеть прутья, которыми они были свя¬
заны, пеньковые веревки, которыми они были стянуты.
— OI— произнес Уркварт. — Московиты в спешке
не сняли вехи с фарватера. Тем лучше, черт подери, тем
лучше! Тут следует брать левее, не правда ли?
Митенька перевел, Рябов ответил, что так-де и пой¬
дет. Он слегка переложил ручки штурвала, “Корона"
чуть накренилась, ветер засвистел громче.
— Дядечка, —шепотом спросил Митенька, —а что
Афанасий Петрович, может, живым ушел? Один кто-то
ушел...
— Убили капитана! — ответил Рябов. — Не мог он
уйти. Нет, не таков был человек...
Теперь совсем уже недалеко оставалось до вешек, и
Рябов, вглядываясь в них, широко, всей грудью вздох¬
нул, окончательно приготовляясь и приноравливаясь к
тому, что должен был выполнить. Румянец проступил на
его щеках, складка легла между бровями, напряглись и
вздулись мускулы иод тонкой парчой дорогого кафтана.
Корма “Короны" покатилась вправо, нос шел к веш¬
кам.
В последний раз кормщик взглянул на башни кре¬
пости и более уже не отрывал светлого и напряженного
взгляда от пути, которым шел корабль.
Рябов ни о чем не думал в эти последние секунды,
ничего не вспоминал, ни с чем не прощался. Ни единой
мысли о близкой и возможной гибели не подпустил он к
себе. Он знал твердо, что будет жив, и тревожился толь¬
ко за Митеньку и за нового своего друга, которые, как
ему казалось, могли не поспеть сделать то, что следовало.
И, глядя вперед, он сказал им обоим ласково и ободряю¬
ще:
— Теперь, братцы, недолго. Теперь держись!
— И то —держимся! — срывающимся от восторга
голосом ответил Митенька.
Щеки его пылали, глаза не отрываясь следили за веш¬
ками. Якоб тоже смотрел на вешки, крепко стискивая
нож под кафтаном. Он был бледнее, чем всегда, еще
сдержаннее, чем обычно, и порою поглядывал по сторо¬
нам, готовясь к бою, который должен был произойти
здесь же, у штурвала.
313
— Ну, дядечка! —горячим шепотом за спиною Рябо¬
ва сказал Митенька. —С богом!
В эту секунду Рябов, сжав зубы, в последний раз
чуть-чуть переложил штурвал. Почти тотчас же долгий
скрежет вырвался, казалось, с самого дна Двины, нос
“Короны" медленно вздыбился, корма стала оседать, и
длинный сплошной вопль отчаяния и ярости раскатился
по орудийным палубам, по шканцам, по юту и по всему
кораблю.
Кормщик отпустил рукоятки штурвала.
Тут нечего было более делать — флагманский ко¬
рабль прочно сидел на мели.
В вое голосов, совсем рядом, оглушающе громко за¬
щелкали пистолетные выстрелы; кормщик нагнулся, по¬
нял — стреляют в него. Совсем близко блеснуло жало
шпаги; он ударил топором; человек, который хотел зако¬
лоть его, упал. Митенька и Якоб отбивались за спиною
Рябова, он же заслонял их обоих и рубил топором налево
и направо так метко и с такой ужасающей силой, что
вокруг быстро образовалась пустота, и только выстрелы
гремели все чаще и злее.
Ни Рябов, ни Митенька, ни Якоб не видели, как вто¬
рое судно эскадры с ходу врезалось в высокую резную
корму “Короны", они только почувствовали страшный
толчок и еще раз услышали вопли команды флагманско¬
го корабля, длинный, уже не смолкающий крик и вслед
за ним согласный, оглушительный, басистый рев пушек:
это одновременно ударили орудия Новодвинской цита¬
дели и батареи Маркова острова.
Отбиваясь топором, Рябов не видел, как оттеснили от
него Якоба, как упал Митенька. Но когда раскаленное
ядро расщепило палубный настил и разогнало шведов,
кормщик оглянулся и понял, что Митенька ранен. Высо¬
ко подняв в правой руке топор, кормщик вернулся и
потащил с собою Митрия к борту, чтобы прыгнуть с ним
в воду, но вдруг стал слабеть и почувствовал, что идти не
может, может только ползти. Но ползти тоже было нель¬
зя, потому что его бы смяли, и он все шел и шел, залитый
кровью, с топором в руке, волоча за собой Митрия. У
самого борта ему помог Якоб, который тоже был ранен
и, широко разевая рот, никак не мог вздохнуть.
— Он сейчас прыгнет, — сказал Рябов Якобу про
Митеньку. — Он ничего, зашибся, наверное, маленько.
Я с ним поплыву, и ты тоже плыви с нами...
Опять просвистело ядро и впилось в палубу.
314
Якоб потащил Митеньку к пролому в борту. Митень¬
ка громко стонал. Рябов приказал:
— Прыгай, не жди! Прыгай!
Они прыгнули вдвоем, и кормщик прыгнул за ними.
Уже в воде он ударился обо что-то головою, и холодная
серая Двина сомкнулась над ним.
2. На крепостной башне
— Пали! — приказал Иевлев.
— Пали! — крикнул Семисадов.
— Пали! —закричал Федосей Кузнец пушкарям.
И тотчас же вздрогнула воротная башня, вздрогнули
валы, и желтое пламя вырвалось из пушечных жерл. Яд¬
ра со свистом и воем вгрызались в палубу флагманского
корабля, пробивали борта фрегата, взламывали палуб¬
ные надстройки, в щепки разносили ростры, шлюпки.
Пороховой дым, гарь, копоть мгновенно, словно тучей,
закрыли крепость, и в этой туче пушкари банили стволы,
вкатывали ядра, наводили, палили. От пушки к пушке
бегал черный Федосей Кузнец, поправлял наводку, ши¬
роко открывал рот, ждал выстрела. И через несколько
минут после начала сражения людям стало казаться, что
бой идет уже давно, что ничего особо страшного в этом
деле нет, что швед отбиваться не станет и скоро ему
конец:
— Виктория, господин капитан-командор! — крик¬
нул Резен. — Им нечего более делать, как сдаваться.
Смотри!
Высунувшись из амбразуры до пояса, он рукой пока¬
зал Иевлеву на вздыбившийся нос флагманского кораб¬
ля, на фрегат, что шел в кильватер "Короне” и напоролся
на его корму. С бортов фрегата, с бока, крича, растал¬
кивая друг друга, прыгали шведы: одни пытались спу¬
стить шлюпку, другие взбирались по вантам наверх,
третьи молились, простирая руки к небу.
— С ними кончено! —сказал Резен. —Они сели на
мель. Как это случилось, что они сели на мель?
— Их посадил на мель кормщик Иван Рябов! —ска¬
зал Иевлев. —Совершен великий подвиг, Егор. А что же
до того, что можем мы праздновать викторию, —то оно
скоро сказывается, да не скоро делается. Не два корабля
в ихней эскадре, и еще не сейчас поднимут они белый
флаг. Викторию добыть надобно, и немало мы потру¬
316
димся, покуда дастся она нам в руки. Пойдем к пушка¬
рям!
Они вышли на выносной вал, где трудились пушкари,
щипцами закладывали в жерла пушек раскаленные ка¬
менные ядра, поливали шипящую медь стволов уксусом,
наводили, вжимали фитили в затравки...
Шведы еще не отвечали.
3. Сражение
— Белый флаг! — крикнул Уркварт. — Белый флаг,
гере шаутбенахт! Мы должны поднять бедый флаг. Уви¬
дев белый флаг, они прекратят огонь, и мы спасемся,
гере шаутбенахт! Иначе гибель, только гибель ждет нас.
Юленшерна наклонился, попросил:
— Повторите, я ничего не слышу.
— Белый флаг! — крикнул Уркварт.
Юленшерна усмехнулся синими губами, поднял пис¬
толет, выстрелил снизу вверх в толстое лицо капитана
"Короны". Уркварт упал навзничь, медная каска пока¬
тилась по палубе...
Вокруг еще палили из пистолетов, искали русского
лоцмана, словно это могло хоть чему-нибудь помочь.
Юленшерна сделал несколько шагов по настилу юта,
ткнул дулом разряженного пистолета в челюсть трясу¬
щегося Пломгрэна, ударил артиллериста ногой, крикнул,
срывая голос:
— Грязный трус! Стоять прямо, когда с тобой гово¬
рит адмирал!
Пломгрэн вытаращил глаза, вытянулся. Шаутбенахт
смотрел на него с гадливостью, —сам он не изменился,
ярл Юленшерна: такое же спокойное желтое лицо, такие
же хрящеватые уши, такие же кофейные глаза.
— Палача ко мне!
Сванте Багге отыскался тотчас же.
— Дюжину ребят себе в помощники! —приказал
Юленшерна.
Двенадцать молодчиков выстроились за спиною
Багге.
— Трусов и предателей убивать на месте! — поже¬
вав губами, велел Юленшерна. —Мы должны выиграть
сражение. Московиты не могут победить эскадру его
величества короля шведов. У нас есть пушки, есть ядра,
есть артиллеристы...
317
И шаутбенахт позвал своим сиплым, старческим, но
совершенно спокойным голосом:
— Лейтенант Пломгрэн!
— Лейтенант Пломгрэн здесь, гере шаутбенахт!
Юленшерна, все еще жуя губами, огляделся, подумал
и приказал по-прежнему спокойно и внятно:
— Пушки правого борта к бою! Пушки левого борта
к бою! Горнисты, "Слава королю!"
Двое оставшихся в живых горнистов, едва держась
на накренившейся палубе, приложили горны к губам.
Матросы, подгоняемые плетями боцманов, уже скаты¬
вали тлеющую палубу, ломом разбивали подожженные
ядром мачты, заливали свистящее пламя на юте.
Вразнобой загрохотали легкие пушки, грянула одна
тяжелая. Весь корпус корабля содрогался: теперь били
орудия обоих бортов — по крепости и по батарее Мар¬
кова острова. Русские ядра с воем влетали в пушечные
порты; одно ударило в пирамиду пороховых картузов,
белое пламя опалило сразу нескольких артиллеристов;
другое ядро врезалось в пушечную прислугу, навалившу¬
юся на станок. Несмотря на усилия пожарных матро¬
сов, непрестанно — то там, то здесь — вспыхивало
пламя.
Лейтенант Пломгрэн, держа шпагу в левой руке,
метался по пушечным палубам, кричал оглохшим офи¬
церам:
— Картечь! По валам — картечь! Всюду — картечь!
Убью!.. Приготовиться!
Офицеры с испугом поглядывали на него — не со¬
шел ли с ума...
Юленшерна, неподвижно стоя на юте, приказал:
— К высадке!
Горнисты подняли горны, барабанщик испуганно
ударил дробь. Абордажный лейтенант с повязкой на лбу
бегом поднялся на ют, подбежал к шаутбенахту. Юлен¬
шерна, указывая на Марков остров, велел:
— Вы высадитесь на берег и во что бы то ни стало
заставите замолчать пушки.
Лейтенант не понял, Юленшерна повторил. Рядом
грохнули два мушкетных выстрела: молодчики Сванте
Багге застрелили спрятавшегося матроса. Сванте Багге
сам привел офицера связи, шаутбенахт приказал ему пе¬
редать на другие корабли неудовольствие флагмана:
флагман желает видеть пальбу из всех пушек, а не
одиночные выстрелы...
318
Приказывая офицеру связи, он смотрел туда, откуда
молодчики Сванте Багге провожали солдат абордажной
команды на остров. Каждого, кто замедлял шаг, они
оттаскивали от трапа и приканчивали либо ударом ножа,
либо выстрелом.
Постепенно все приходило в порядок, хоть ядра
русских пушек и продолжали громить корабли. Теперь
эскадра повела огонь. И на "Короне", и на других фре¬
гатах и яхтах было еще немало орудий и умелых артил¬
леристов. Вначале шведские ядра попадали либо в Дви¬
ну, либо во двор крепости, но позже, когда шведы
пристрелялись, ядра все чаще сеяли смерть и разру¬
шение на валах и на боевых башнях цитадели. Уже дваж¬
ды в русской крепости занимались пожары, и черный
жирный дым поднимался к небу. Уже тяжело прогрохо¬
тал взрыв в цитадели — наверное, ядро угодило в поро¬
ховой погреб. Уже несколько убитых русских пушкарей
упали со стены в серые двинские воды. И на Марковом
острове загремели наконец мушкетные и ружейные вы¬
стрелы — десант, видимо, делал свое дело. Пора было
готовить десант в крепость, и Юленшерна уже хотел
отдать приказ об этом, как вдруг Сванте Багге приволок
к нему на ют солдата из тех, кто побывал на Марковом
острове. Зубы солдата стучали, по лицу текла кровь; сби¬
ваясь, он рассказал, что на острове, кроме пушкарей,
много бородатых московитов-мужиков с топорами и
кольями. Едва десант ступил на берег острова, как эти
мужики выскочили из своих ям и ударили по солдатам с
такой силой, что они могли дать только два залпа и были
смяты. Многие упали на колени, сдались, многие были
убиты, некоторые пытались спастись бегством, но мос¬
ковиты их настигали и безжалостно убивали...
— Трус! —сказал Юленшерна и отвернулся.
Солдат завыл, Сванте Багге велел своим молодцам
покончить с ним.
4. Митенька
Молчан сбросил армяк, сел на пень, жадно, долго пил
воду. Мужики переговаривались усталыми голосами;
один — здоровенный, сердитый — качал головою, кру¬
тил в руках топор: какой добрый топор был, а теперь на
жале щербина — попортился на шведском панцире.
— Два мушкета забрал заместо топора, а ему все
мало! — сказал Молчан.
319
1
—■» **
Мужик огрызнулся:
— На кой мне ляд мушкеты? Тесать ими стану, что
ли? Бери вот оба, дай за них топор...
Другие работные люди засмеялись: хитрый экой —
дай ему за мушкеты топор. Стали говорить, почем нынче
на торге топоры, почем мушкеты, почем ножи. Выходило
так, что мушкет ни к чему не годная вещь: поймают с
мушкетом — отберут, да еще настегают кнутом.
За деревьями, за сваленными лесинами стонали
раненые шведы. Дождь хоть еще и моросил, но небо кое-
где голубело. По-прежнему с Двины тянуло сыростью,
кислым пороховым запахом. Тяжело, часто, раскатисто
ухали крепостные пушки; шведы непрестанно били со
всех кораблей. Батарея на Марковом острове молчала,
пушкари банили стволы, остужали накалившуюся медь,
полдничали.
— Кашу трескают! — завистливо сказал мужик с
бельмом на глазу. —Наваристая каша, мясная, да еще с
маслом, ей-богу так...
— Кто?
— Пушкари. До отвала, ей-богу!
Молчан зачерпнул из бочки ведром, подал молодому
парню, приказал:
320
— Сходи, снеси шведам напиться.
Парень не брал ведро, лицо его сделалось упрямым.
— Тебе говорю иль кому? — спросил Молчан.
Парень поднялся, нехотя взял дужку ведра большой
рукой. Из-за леса, из-за деревьев староста землекопов,
старичок Никандр, вывел кого-то —тонкого, слабого, —
помахал рукой, крикнул:
— Эй, помогите, что ли!..
Молчан пошел навстречу, подхватил Митеньку с дру¬
гой стороны, поглядел в его синее лицо, спросил:
— Из воды?
— Побитый он! —сказал староста. —Никак ногами
идти не может. И голова, вишь, как... Не держится...
Всмотревшись в Митеньку, Молчан вспомнил черно¬
глазого хроменького юношу, которого постоянно опекал
кормщик.
— Толмач он, — сказал Молчан. — Все с кормщи¬
ком, с Рябовым хаживал. Как же оно сделалось, что
нынче из воды вынулся пораненный?
И, пораженный догадкой, вспомнив вдруг, как голов¬
ной шведский корабль сел на мель, крикнул:
— Слышь, Митрий? Ты с ним был, с кормщиком? На
шведском корабле? Да говори ты, для ради бога, не мол¬
чи! Кормщик где?
321
11-770
Митенька молчал, валился набок, лицо его совсем по¬
синело.
— Помирает! — сказал мужик с бельмом на гла¬
зу. — Клади его сюда, на соломку, —помирать мягче...
Молчан бережно опустил Митеньку на солому, сел
рядом с ним, стал снимать с Митеньки кургузый каф¬
танчик, рубаху — все тяжелое, мокрое. Староста Ни¬
кандр со вздохом покрутил головой — ну, досталось
вьюноше!
— Весь побитый! —сказал тот мужик, что давеча ру¬
гался за топор. —Ты смотри, до чего пораненный. И как
еще живет...
— Были бы кости, мясо нарастет! — сказал другой
мужик, разрывая зубами ветошь на перевязки.
Опять на батарее Маркова острова загрохотали
пушки.
Митенька вдруг открыл глаза, ресницы его дрогнули;
он часто задышал, спросил:
— Где бьют? Чьи пушки?
— Наши, милок, наши, — ласково, шепотом ответил
Молчан, — наши, батарея палит...
— А дядечка, дядечка где? —испуганно, порываясь
подняться, спросил Митенька. —Дядечка где, Иван Сав¬
ватеевич?
— Он корабль шведский на мель посадил?
— Он... Мы с ним в воду, в Двину повалились! — с
трудом шевеля губами, говорил Митенька. —А здесь-то
нету его?.. Я поплыл еще, а его нет и нет...
Он содрогнулся всем своим тонким телом, в груди
захрипело. Молчан рукой поддержал его голову. Ми¬
тенька все водил глазами, словно искал Рябова, потом
длинно, судорожно вздохнул и зашептал, сбиваясь и
путаясь:
— Корабль крепко посадили, не сойти им, нет, те¬
перь уж никак не сойти, хоть что делай... И Крыкова
тоже убили, Афанасия Петровича. Много там побито бы¬
ло, я видел, как возле шанцев в Двину кидали драгунов
и таможенников наших... Много они побили наших, га¬
ды, да, вишь, нынче и шведам конец приходит...
Он опять стал водить глазами по сторонам и, заметив
наваленные в кучу шведские каски, мушкеты, ружья,
спросил:
— Бой был?
— Был, Митрий, был невеликий, да был...
— Побили их?
322
— Побили! — сказал Молчан. — Что ж не побить!
Кого насмерть побили, кого повязали, кого поранили,
слышь —охают...
— Пить... —попросил Митенька.
Молчан подложил Митеньке под голову свой армяк,
велел лежать тихо, пошел к пленным шведам. Увидев
русского, шведы залопотали по-своему, стали на что-то
жаловаться или чего-то просить — Молчан не понял. Он
подходил к каждому, осматривал, поворачивая перед со¬
бою пленного, искал, наконец нашел — фляжку. Офи¬
цер испуганно дернул ее из ременной петли, с угодли¬
вым лицом вытащил пробку. Молчан не стал пить,
вернулся к Митеньке, опустился возле него на колени,
разжал его крепко стиснутые зубы. Водка пролилась,
мужик с бельмом досадливо сказал:
— Лей, не жалей!
Лицо Митеньки теперь посерело, глаза закатились,
из-под черных ресниц светились белки. Молчан намочил
тряпку, положил на лоб Митеньке. Тот опять весь
вздрогнул и затих. Молчан неподвижно на него смотрел.
В листьях деревьев прошелестел ветер, выглянуло
солнце, заиграло на мокрых стволах берез, в каплях не¬
просохшего дождя. Было слышно, как офицер на батарее
кричал сорванным голосом:
— Пушки готовсь! Фитили запали! Огонь!
— Отходит! — сказал Молчан, беря руку Митрия
своими жесткими ладонями.
Мужики сняли шапки. Глаза Митеньки медленно от¬
крылись, он вздохнул, позвал:
— Дядечка, а дядечка?
И пожаловался:
— Что ж не идет?..
Пушки опять сотрясли землю маленького Маркова
острова. Молчан крепко сжал Митенькины холодеющие
руки, утешил, как смог:
— Погоди, скоро придет дядечка. Отыщется.
Но Митенька уже не услышал, и Молчан, насупив¬
шись, закрыл ему глаза. Мужики молча надели шапки.
Мужик с бельмом, снимая с костра чугунок, в котором
кипела похлебка, позвал:
— Пообедаем, что ли? Не рано, я чай...
Другие обтерли ложки, перекрестились. Молчан все
сидел и сидел возле тела Митеньки, думал. Потом сказал:
— Я вот как рассуждаю: искать нам Рябова надо,
кормщика. Может, и лежит где в лозняке. Шевелись, ар¬
тель, поднимайся...
323
1Г
— Вот ужо пообедаем, так и поднимемся, — сказал
мужик с бельмом. —Кое время горячего не хлебали. Са¬
дись, Павел Степанович, бери ложку...
Молчан подошел ближе к другим мужикам, сел на
корточки, зачерпнул похлебки...
5. Брандеры пошли
Красивый праздничный кафтан Резена уже давно
изорвался и измазался, уже давно инженер скинул его в
горячке боя, поворачивая вместе с Федосеем Кузнецом
тяжелые пушки и сам вжимая фитили в затравки. Уже
ранило Сильвестра Петровича, бабинька Евдоха перевя¬
зала ему ногу, и опять капитан-командор вернулся на
свою воротную башню, развороченную шведскими
ядрами. Уже дважды тушили пожары в крепости. С
вала уже снесли по скрипящим лестницам вниз мно¬
гих убитых пушкарей и положили на булыжниках пла¬
ца, а шведские ядра, визжа, продолжали свое дело: то
324
вгрызались в крепостные ва¬
лы и стены, то падали на кры¬
ши солдатских и офицерских
домов, то в клочья рвали пуш¬
карей, солдат, матросов.
Двенадцатый час подряд
продолжалось сражение.
Крепостной старый попик
служил панихиду. Несколько
старух стояли возле своих
убитых мужиков-кормильцев,
держали в руках тоненькие свечки, подпевали попу.
Здесь же рядом, в горнах, кузнецы с завалившимися гла¬
зами, с лицами, покрытыми копотью, каЛили каменные
ядра.
Во дворе, за крепостными погребами, женщины ва¬
рили солдатам, пушкарям, матросам, кузнецам кашу со
свиным салом, с говядиной и с перцем. Одна, толстая,
краснощекая, размахивая половником, кричала сильным
мужским голосом:
— А я ему говорю: собака, давай, говорю, сала. Ко¬
мендант, говорю, велел. А он руки в боки и меня с на¬
смешкой срамит. Я ему говорю: ты, говорю, собака; мне
сам капитан-командор...
В воздухе со свистом пронеслось ядро, ударило в сте¬
ну погреба. Стряпуха продолжала:
— Да вы слушай, женки, слушай. Я говорю...
И она рассказала, как поднялась в "самый распропе-
кучий ад", где господин Иевлев сидит, —в башню, и как
господин капитан-командор назвал ее "голубушкой" и
велел сало на корм воинским людям давать непременно,
а коли кладовщик еще заупрямится, — "стрелять его на
месте поганой пулей"...
— Что же не стрелила? — спросила другая женщи¬
на, укачивая на руках ребенка.
— Поганой пули нет, оттого и не стрелила! — отве¬
тила стряпуха и, встав на приступочку, глубоко запус¬
тила свой половник в большой чугунный котел, где кипе¬
ла каша, фыркая салом.
Другая стряпуха принесла в бадье тертый чеснок с
луком, спросила:
— Спускать, что ли, Пелагея?
— Не рано ли? Как спустишь, так и раздавать надоб¬
но, а им небось не с руки, самое — палят...
— Они палить веки вечные будут, — сказала та, что
укачивала ребенка. —Снесем на валы, покушают, а так
что же, на голодное-то брюхо... Давай, Пелагея, наливай,
я своей артели понесу. Семка мой, кажись, уснул...
Положив ребенка под стеночку, на лавку, она взяла
большую деревянную миску с двумя ручками, подперла
ее коленом и велела:
— Лей пожирнее пушкарям.
Пелагея с грохотом швырнула на доски половник,
взяла могучими руками черпак на палке, помешала в
котле, налила миску до краев и спросила:
— Управишься одна, Устиньюшка?
326
Устинья взяла миску, пошла, ловко и красиво пока¬
чиваясь на ходу, скрылась за углом погреба.
В то же мгновение в воздухе раздался курлыкающий,
все нарастающий визг, и ядро, взвихрив землю возле
босых ног женщины, ударилось о каменную стену пог¬
реба и завертелось там, хлюпая и шипя в луже. Устинья
покачнулась, села, не выпуская миску из рук.
Женки положили Устинью на траву, возле тропинки,
прикрыли тонкое лицо платком... Одна спохватилась:
— Господи, Николай милостивый, каша-то прозяба¬
ет. А ну, Глаха, понесли...
Грудной Семка проснулся и закричал на лавке; стря¬
пуха Пелагея взяла его толстой рукой, прижала к груди,
сказала со слезами в голосе:
— Молчи, сирота. Вот раздадим кашу, отыщем тебе
мамку. Молчи, детка, молчи...
Держа одной рукой сироту, другой ловко орудуя чер¬
паком, Пелагея разливала кашу подходившим женкам.
Пожирнее, понаваристее, погуще —с салом и потро¬
хами — стряпуха налила только в одну миску —Таисье
для увечных воинов, которых лечила бабинька Евдоха
своими мазями, травами и настоями. Таисья поблагода¬
рила поклоном, понесла миску крепостным двором, ми¬
мо горящего амбара, из которого монахи, обливая себя
водой, чтобы не загореться, таскали кули с мукой и кру¬
пами, солонину в бочках, соленую рыбу в коробьях; тас¬
кали мимо большой избы капитан-командора, мимо кре¬
постного рва, в котором вереницею стояли брандеры —
поджигательные суда, готовые к бою. Боцман Семиса¬
дов, утирая пот с осунувшегося лица, стуча деревяшкой,
ловко прыгал с брандера на брандер, рассыпал по жело¬
бам и коробам порох, прилаживал зажигательные труб¬
ки. Матросы в вязаных шапках прилаживали на мачтах
и реях старых, полусгнивших карбасов, взятых под бран¬
деры, крючья и шипы, которыми зажигательные суда до¬
лжны были сцепиться с кораблями шведов...
Таисья окликнула Семисадова. Он ловко перемахнул
на берег, спросил, ласково улыбаясь:
— Увечным каша-то?
Таисья кивнула. Глаза ее смотрели гордо; она точно
ждала чего-то от боцмана. Тот смутился, вынул из кар¬
мана трубочку, стал набивать ее, приминая табак почер¬
невшим пальцем. На валах опять ударили пушки, по
Двине далеко разнесся тяжелый, ухающий гул; боцман
сказал, вслушиваясь:
327
— Воюем, Таисья Антиповна... Теперь брандеры вы¬
пустим, пожгем шведа, чтобы неповадно было...
Таисья все смотрела в глаза Семисадову: было видно,
что она не слушает его. Спросила:
— Люди говорят, господин боцман, кормщиком у
них Иван Савватеевич шел. Так оно?
— Он и шел! — сразу ответил Семисадов, точно
ждал этого вопроса и теперь радовался, что мог на него
ответить. — Он и шел, Иван Савватеевич! Ему честь,
ему слава вовеки!
Она кивнула гордо и пошла дальше по камням, возле
рва. Семисадов шагнул за нею, испугавшись какой-то
перемены, которая произошла в ее лице, попытался
взять из ее рук тяжелую миску, но она сказала, что до¬
несет сама — не боцманское дело носить харчи, есть на
то женки да вдовы. И светлые слезы вдруг брызнули из
ее глаз. А Семисадов ковылял рядом с ней и, нисколько
не веря своим словам, утешал:
— Вернется он, Таисья Антиповна! Вернется, ты
верь! Ему жить долго, ему вот как долго жить. Ты меня
слушай, Таисья Антиповна, слушай меня, знаю, какой он
мужик — Иван Рябов сын Савватеев...
Со свистом, с грохотом в середину двора упало ядро,
потом другое, над валами завизжала картечь. Семисадов
повернул обратно к брандерам, крича Таисье:
— Возвернется, ты верь! Живой он!
— Кто живой, дяденька? —спросил молодой матрос,
ладивший крючья на мачте брандера.
— Дяденька, дяденька! —в сердцах передразнил Се¬
мисадов. — Какой я тебе дяденька? Я боцман, а не дя¬
денька! Криво крюк стоит, не видишь?
Сверху, с башни засвистел в свисток Иевлев, потом
крикнул в говорную трубу:
— Готов, боцман?
— Гото-ов! —отвечал Семисадов.
— Выходи, жги их!
Семисадов зажег факел, стал тыкать пламенем в за¬
пальные рога брандера, замазанные воском. Рога заго¬
релись светло. К воротам, поставленным над водою, по¬
бежали солдаты с копьями, отвалили бревна, подняли
железные брусья. Ворота заскрипели. Матросы, нава¬
лившись грудью на багры, толкали перед собою голов¬
ной брандер, разгоняли его, чтобы он ходко выскочил на
Двину. Семисадов ловко прыгнул в малую лодочку-
посудинку, повел перед собою зажигательное судно на
328
флагманский корабль “Корону". Другие брандеры шли
сзади, ветер дул от крепости; пылающий, коптящий,
жаркий карбас с шипами медленно надвигался на “Ко¬
рону". Там затрещали мушкетные выстрелы, пули про¬
бивали паруса брандера, с воющим звуком впивались в
мешки с порохом; порох загорелся, загорелись и паруса.
Семисадов, упершись деревяшкой в скамейку, выгребал
на флагманский корабль, толкая перед собою пылающий
брандер и все оглядываясь, — как идут другие, нет ли
где заминки. Но другие четыре пылающих карбаса шли
широким полукругом чуть сзади. Над горящими карба¬
сами летели ядра; шведские пули проносились близко от
боцмана, одна царапнула по руке, другая расщепила вес¬
ло. Теперь выгребать пришлось одним веслом. Поверх
горящих парусов боцман уже видел громаду вздыбивше¬
гося шведского корабля, навалился еще раз — из пос¬
ледних сил. Карбас скулою ударился в борт “Короны",
крючья и шипы впились в дерево, чадящее пламя лиз¬
нуло обшивку, по ней побежали золотые искры.
Баграми и крючьями шведы пытались оторвать от
борта прилипший брандер, но пламя лизало руки, обжи¬
гало лица, дерево корабля уже горело. А в это время уже
подходили другие брандеры, шипы с силой впивались в
обшивку, пылал порох, просмоленная ветошь; пушкари
бежали от своих пушек, дым и пламя застилали порты.
Теперь били только легкие пушки верхней палубы, да и
то не часто, потому что пожар отрезал подходы.
Семисадов, вернувшись в крепость, с трудом прико¬
вылял к бабке Евдохе, пыхтя сел на лавку, пожаловался,
что сильно ранен.
— Где сыночек? —участливо спросила бабинька.
— Ноженьку мою поранило, — сказал Семисадов.
Старушка засуетилась, стала рвать холсты. Семиса¬
дов сидел смирный, горевал, потом отстранил бабиньку
рукой, потребовал:
— Вина, бабинька! Который человек увечен, тому
вина дают, сам слышал — Сильвестр Петрович сказы¬
вал. Не скупись, бабуся...
Евдоха усталыми руками налила ему вина. Семисадов
перекрестился, спросил закуски. Таисья подала ему
хлеба с салом. Боцман выпил, лихо запрокинув голову,
утер рот. Евдоха стояла над ним с мазью, с чистой водой.
Семисадов ел.
— Покушать, сыночек, успеешь, наперед дай перевя¬
жу! — сказала бабинька Евдоха.
329
Боцман подтянул штанину. Увечные пушкари, мат¬
рос, солдаты грохнули смехом: деревяшка, которая
служила Семисадову вместо ноги, была внизу вся искро¬
шена шведской пулей. Бабинька Евдоха сначала не поня¬
ла, потом засмеялась добрым старушечьим смехом, уро¬
нила холст, замахала на боцмана руками. Засмеялась и
Таисья — первый раз за эти страшные дни.
— А чего? — басом говорил боцман. — Ранен так
ранен — значит, вино и давай... А на какой ноге
воюю — мое дело. Нынче на березовой, завтра на сос¬
новой, а потом, может, и своя новая вырастет за все за
мои труды.
6. Дело плохо!
— Плохо! — сказал Реджер Риплей. — Плохо, Лоф¬
тус. Ваших шведов побили. Ставлю десять против одно¬
го, что это именно так!
Лофтус заломил руки, воскликнул с тоской:
— Я не вижу причин радоваться, сэр! Я не понимаю,
почему вы так радужно настроены. И меня, и вас, и гере
Лебаниуса, и гере Звенбрега ждет веревка...
Венецианец застонал, тихий Звенбрег стал вдруг от¬
пираться: по его словам выходило так, что он решитель¬
но ни в чем не виноват, все происшедшее с ним — глу¬
пое недоразумение; русский царь, как только увидит
Звенбрега, так сразу же его отпустит...
— Но вы забываете, что я во всем покаялся, — ска¬
зал своим гнусавым голосом Лофтус. —Моя жизнь сох¬
ранена только потому, что я был искренен с русским
капитан-командором...
Над крышей избы, служившей иноземцам тюрьмою,
с визгом пролетело ядро и ударилось рядом. Кружка,
стоявшая на столе, упала и разбилась. Тотчас же ударило
второе ядро.
— Вот вам и побили! —сказал Лофтус. —Мы здесь
ни о чем не можем судить. Флот пришел — этого для
меня достаточно. Флот его величества короля здесь.
Реджер Риплей захохотал:
— Где здесь? На дне? Черт бы подрал ваше величест¬
во! Сколько раз я говорил тому шведскому резиденту,
который тут находился до вас, что воевать с москови¬
тами глупо, а надо с ними торговать, как торгует Англия.
330
— Вы говорили! — крикнул Лофтус. — Вы говори¬
ли! А деньги вы все-таки получили от нас, сэр! И недур¬
ные деньги. Что же касается до вашей Англии...
Пушечный мастер погрозил Лофтусу пальцем:
— Не задевайте мою честь, Лофтус, я этого не люб¬
лю!
— О, гордый бритт! — воскликнул Лофтус. — Гор¬
дый, оскорбленный бритт! Если бы не ваша Англия...
Не поднимаясь с лавки, Риплей ударил Лофтуса нос¬
ком башмака в бедро. Швед отпрянул к стене, белый от
бешенства, ища хоть что-нибудь похожее на оружие. Ве¬
нецианец с мольбою в голосе просил:
— Господа, я прошу вас, я заклинаю вас именем все¬
го для вас святого. Быть может, это последние наши
часы...
Риплей пил воду, ворчал:
— Гнусная гадина! Деньги! Погоди, я еще швырну в
твою поганую морду деньги! Он смеет меня попрекать
деньгами! Мало я делал из-за этих денег? Ваш Карл дол¬
жен бы меня осыпать золотом за то, что я делал для него
в этой стране, а мне платили пустяки. Деньги!
В избе запахло дымом, Звенбрег потянул воздух во¬
лосатыми ноздрями:
— Где-то горит! И сильно горит...
— У них в крепости много пожаров, — объяснил
Лофтус. —Я слышу, как бегают и кричат...
Реджер Риплей ответил со злорадством:
— Сколько бы у них ни было пожаров, шведам в
Архангельске не бывать! Архангельск останется для нас,
и мы его получим...
Он оторвал кусочек бумаги, зажег о пламя свечи, рас¬
курил трубку.
— Сейчас ночь или день? — спросил Лофтус.
В избе, в которой содержались иноземцы, Иевлев на¬
кануне сражения приказал зашить окно досками.
Риплей отвернулся. У него были часы, но разговари¬
вать с Лофтусом он не желал. Его разбирала злоба: рус¬
ские разгромили шведов; царь Петр, конечно, будет
очень доволен; всех участвовавших в сражении награ¬
дят. Ну, если не всех, то многих. Его, пушечного мастера,
во всяком случае наградили бы. Царь Петр дорожит та¬
кими иноземцами. И кто знает, как сложилась бы жизнь
мастера Реджера Риплея, не соблазнись он шведскими
деньгами, а служи только английской короне...
331
Пыхтя трубкой, пушечный мастер сердился: вот Ле¬
форт, женевец, в какие персоны выскочил. Быть бы Ле¬
форту первым министром, не умри он так рано. Умный
был человек! Ничего не скажешь, — понял, кому надо
служить. А он, Риплей? Чем кончится вся эта глупая
история? Неужели повесят?
— Действительно, пахнет дымом! — сказал венеци¬
анец. — У меня слезятся глаза...
Риплей пыхтел трубкой. Ему хотелось пива. Если бы
он сейчас был на валу, несомненно, русский слуга пода¬
вал бы ему пиво. Он бы пил пиво и командовал стрель¬
бой. А потом царь Петр поцеловал бы его и произвел в
главные пушечные мастера. Главный пушечный мас¬
тер — это гораздо больше, чем генерал. Генералы вы¬
учиваются своему делу, а пушечные мастера —родятся.
Он бы построил себе дом в Москве, посадил бы цветы,
выкопал бы пруд. А через несколько лет обессилевшую
в войне со шведами Россию завоевала бы Англия. Рано
или поздно, Англия все завоюет, и глупых шведов тоже.
— Слушайте, мы горим! —сказал Лофтус.
Риплей сердито сплюнул. Он не любил, когда ему ме¬
шали мечтать.
— Мы горим! — громче сказал Лофтус.
Венецианец вскочил со своего места. Звенбрег, при¬
жимая руки к груди, метался по избе, вскрикивал:
— Эти варвары хотят сжечь нас живьем! Да, да!..
Дыму было уже столько, что пламя свечи едва мерца¬
ло. Риплей забарабанил сапогом в дверь, караульный не
откликнулся. Тогда Лебаниус схватил скамью и, размах¬
нувшись, стал бить ею в рассохшиеся доски с такой си¬
лой, что одна из них сразу отскочила...
— Эй! Сольдат! —крикнул в дыру венецианец.
Караульщик, обычно стоявший в сенях, не отзывал¬
ся. Едкий дым все полз и полз, и теперь слышен был
даже треск близкого пламени.
— Сольдат! — крикнул венецианец, надрываясь.
Риплей выхватил из рук Лебаниуса скамью и, кашляя
от копоти и дыма, ударил еще несколько раз. Отскочила
вторая доска, потом третья. В углу, где стоял колченогий
стол, уже горела пакля; желтые язычки пламени бегали
между бревнами.
Задыхаясь, Риплей все бил и бил скамьей, пока не
вылетели все дверные доски. Но для того, чтобы спас¬
тись, надо было сломать еще одну дверь — наружную, с
решеткой, обитую железом. Они опять стали бить
332
скамьей, но дверь не поддавалась, а изба уже горела
жарким огнем. Одежда на Лофтусе начала тлеть; вене¬
цианец потерял сознание, свалился на пол под ноги
другим. Еще немного, и они бы сгорели все, но кто-то
стал ломать дверь снаружи. Лофтус, визжа от боли —
языки пламени уже хлестали его по спине, — встал на
четвереньки. Риплей тоже начал опускаться на пол,
когда дверь, наконец, распахнулась и какие-то женщины
выволокли иноземцев на крепостной двор. Здесь, непо¬
далеку от избы, лежал насмерть сраженный ядром кара¬
ульщик; его разбитая алебарда, валялась рядом. Жен¬
щины, жалея обожженных, принесли воды, позвали
какого-то капрала; капрал побежал под свистящими
ядрами — искать Иевлева. Сильвестра Петровича он
не смог найти, но нашел инженера Резена, который ни¬
чего толком не поняв из сбивчивых объяснений капрала,
все-таки пришел с ним, чтобы разобраться в происшест¬
вии. Венецианец Лебаниус уже умер — задохнулся от
дыма, Лофтус тоже был очень плох, судорожно зевал и
стонал; один англичанин Риплей, бодро улыбнувшись,
сказал, что хотел бы выпить немного русской водки, и
тогда все будет хорошо. Инженер приказал принести
водки, но его тут же позвали, и он побежал на валы к
своим пушкам. Риплей выпил водки, сказал молодой
крепенькой поморке:
— Русский женка —доприй женка!
Поморка засмеялась, показывая мелкие ровные зуб¬
ки.
Лофтус застонал. Риплей ткнул его кулаком под бок,
сказал по-английски, с веселой, открытой улыбкой, что¬
бы русские женщины ничего дурного не подумали:
— Вы, черт вас подери, возьмите себя в руки. Наша
жизнь зависит от нас...
Звенбрег тоже открыл глаза, стал слушать. Расплы¬
ваясь в улыбке, Риплей продолжал:
— Впоследствии мы скажем, что они сожгли вене¬
цианца и хотели сжечь нас. Но сейчас наше место на
валу, где палят пушки. Понимаете? Обожженные, неспра¬
ведливо оскорбленные, мы, как герои, будем стрелять по
шведам. Соберитесь с силами и идите за мной!
Лофтус застонал, спросил:
— Стрелять в шведов?
— Когда дело идет о жизни и смерти, такие, как вы,
готовы выстрелить в родного отца! —с той же открытой
улыбкой сказал Риплей. — Поднимайтесь, а то мы опоз¬
даем!
333
Он первым поднялся на крепостной вал и опытным
глазом старого наемника сразу оценил положение шве¬
дов: они проиграли битву, хотя еще и продолжали сра¬
жаться. На флагманском судне действовало всего не¬
сколько пушек, но команда с него уходила — корабль
горел. На фрегате палили пушки батарейной палубы.
На втором фрегате палили все пушкй, но куда он
годился, этот фрегат, если две яхты и третий фрегат уже
готовились к тому, чтобы покинуть Двину и уйти, вос¬
пользовавшись благоприятным ветром? Последние три
судна еще отстреливались, но только для того, чтобы
иметь возможность уйти.
Здесь, на валу, у русских тоже было немало потерь,
однако тут властвовал порядок, и по лицам простых пуш¬
карей было видно: они выигрывают сражение и знают,
что победят. Порядок был во всем: и в том, как скоро и
быстро подавались наверх ядра, и в том, как носили
порох, и в том, как слушались Резена, Федосея Кузнеца
и других начальных людей. И лица русских выражали
суровое спокойствие.
Риплей прошелся по главному выносному валу, сунул
в рот трубку, засучил рукава обгорелого кафтана и сам,
сильными, белыми, поросшими рыжим пухом руками,
крякнув, развернул пушку "Волк", которую еще недавно
чинил на Пушечном дворе. Пушка была исправная, и как
только Риплей ее развернул, к нему подбежал русский
парень — подручный убитого пушкаря.
— Ох, и добрая пушка, — ласковым, юным еще го¬
лосом заговорил подручный, —ох, и палит! Только пуш¬
каря нашего зашибло, а мне одному не управиться, не
приучен я, как нацеливать; пальнул два раза, да мимо,
теперь боюсь...
Риплей кивнул головой, велел банить ствол. Подруч¬
ный обеими руками поднял банник, потом подал картуз
с порохом, потом ядро. Риплей, поджав губы, сердясь на
себя, что не угадал, кому служить, щуря глаза, навел
пушку чуть пониже шканцев, выждал, покуда затихнет
пальба; в тишине громко, чтобы все на него посмотрели,
крикнул сам себе команду: “Огонь!" —и вжал фитиль
в затравку. Пушка ахнула, ядро с визгом рванулось над
Двиной, пробило обшивку корабля; оттуда сразу же
выкинулось пламя.
Русские пушкари посмотрели на иноземца, — хоро¬
шо ударил, может стрелять. Подручный уже обливал
ствол пахучим уксусом, готовил второй заряд. Риплей
334
пошел по валу, крепко держа трубку в зубах, выправляя
пушки русским пушкарям, хлопал московитов по пле¬
чам, говорил сипло:
— Русский пушкарь, доприй пушкарь!
Лофтуса и Звенбрега он поставил к другой каронаде,
сказал угрожающим голосом, по-английски:
— Целиться буду я! А вы будете палить возможно
чаще! Пусть все видят нас! Все!
— Шведский флаг! — воскликнул Лофтус. — Золо¬
той крест Швеции... Вы не смеете стрелять по этому
флагу!
Риплей больно толкнул Лофтуса в плечо, показал гла¬
зами направо: оттуда шел, опираясь на трость, бледный
от потери крови и усталости капитан-командор Иевлев.
Словно не замечая его, англичанин проверил заряд, по¬
вернул ствол, вдавил фитиль. Пушка опять ударила, ядро
влетело в открытый борт средней палубы...
— Полыпой викторий! —сказал он по-русски Иев¬
леву так громко, чтобы слышали все вокруг. — Колос¬
сальный викторий! Шорт фосьми, проклятый швед!
И, захохотав, добавил:
— Ай-ай-ай, сэр! Ми чуть все не скорель в изба.
Отин наш иностранец —смерть. Умереть. Он получился
жаркое...
Сильвестр Петрович широко открыл глаза, не пони¬
мая. Риплей снова наклонился к пушке:
— Не сейчас, сэр! Сейчас надо воевать! Сейчас надо
покончить с этот швед!
И мы оставляем тебя одного
С твоею бессмертною славой...
Козлов
Русского солдата мало убить,
его надо еще и повалить.
Фридрих Второй
Глава четырнадцатая
1. Ребятишки
Как только шведы начали бомбардирование крепо¬
сти, Маша повела детей в погреб. Вначале тут сидели
только иевлевские девочки да Ванятка Рябов, потом Ма¬
рия Никитишна стала сгонять сюда и других ребятишек,
рассудив, что здесь им будет куда безопаснее, нежели на
плацу.
Детям в погребе было скучно, особенно когда Марья
Никитишна, отлучаясь к Таисье или на башню к Силь¬
вестру Петровичу, запирала погреб снаружи чурочкой.
Когда Марья Никитишна ушла в третий раз, Ванятка
Рябов сказал твердо:
— Пошли и мы! Чего здесь горевать!
— Матушка не велела!—ответила послушная Ири-
ша.
— Да, матушка не велела! —поддержала ее Веруш-
ка.
— Ну и сидите! —рассердился Ванятка. — Сидите
здесь, а уж я пойду, насиделся...
И не торопясь, своей рябовской походкой поднялся
по приступочке наверх. Поленце отвалилось, Ванятка
вышел на плац, огляделся и обомлел: прямо против вы¬
хода из погреба ярко и весело горела крыша избы
капитан-командора, та самая, где не раз он, Ванятка,
гостил, где остался его игрушечный сделанный отцом ко¬
рабль и где стояли люльки с куклами его подружек —
иевлевских дочек.
Постояв с открытым ртом, Ванятка обернулся и
крикнул в погреб:
— Ей, девы! А изба-то ваша полыхает!
336
"Девы" с другими ребятишками, топоча, побежали
наверх и тоже открыли рты. К иевлевской избе уже
бежали крепостные монахи, назначенные на этот день
воевать с огнем, коли он появится где-нибудь в цитадели.
У монахов были ведра, багры, крючья. И покуда одни
тушили, другие, облившись водой, быстро врывались в
избу и что-нибудь оттуда выносили; но все это были
вещи, которые ни Ванятку, ни девочек не интересовали:
ни корабля, ни люлек с куклами монахи не несли.
— Ишь! —распуская губы, сказала Верунька. —Не
несут!
— Там еще лоскутков целый короб был! — кривясь
от плача, произнесла Ириша.
Ванятка на них цыкнул, — они присмирели. Но,
когда монахи вынесли скатанный ковер, Ириша вдруг
вспомнила, что кукольные люльки стояли как раз на
этом ковре, и во весь голос заревела. Верунька заревела
за ней.
— Ну, завели! — произнес Ванятка. — Разнюни¬
лись!
И плечом вперед, маленький, насупленный, пошел к
монахам. "Девы" перестали реветь, другие ребятишки с
интересом смотрели на кормщикова сына. Ванятка пе¬
реждал, пока возле ведер не будет никого из монахов,
быстро вылил воду себе на голову и так же бочком, пле¬
чом вперед вошел в сени, где было очень дымно и воняло
горелым. Здесь кто-то схватил его за мокрые вихры, но
он вырвался и побежал по знакомым горницам —туда,
где он оставил свой оснащенный корабль среди кукол и
люлек, среди лоскутков и других игрушек. Дым разъедал
ему глаза, он почти ничего не видел, но все-таки нашел
и корабль, и люльку, и кукол, и короб с лоскутками.
Завернув все это в какую-то тряпку, он по пути еще по¬
добрал три книги, которые давеча читал Сильвестр Пет¬
рович, и нагруженный своей добычей, черный и закоп¬
телый выскочил на крыльцо, где кто-то из монахов
поймал его и дал ему хорошую затрещину. Из рук мона¬
ха Ванятку выхватила Марья Никитишна и, плача, стала
его целовать и причитать над ним. А иевлевские дочки и
другие ребятишки спрашивали его — как там было,
очень ли страшно или ничего.
— Да ну! — сказал Ванятка, выкручиваясь из рук
Марьи Никитишны. —Ничего там и нет такого... Дымно
и паленым воняет, а так взойти и выйти даже вам мож¬
но, ничего...
337
В это время еще одно шведское ядро, с воем проре¬
зав воздух, грохнулось поблизости о камни и заверте¬
лось на булыжниках. Марья Никитишна схватила дево¬
чек и, толкая перед собою Ванятку, погнала их всех в
погреб. Иринка и Верунька бежали, роняя лоскутки; за
ними бежали в погреб другие дети и никак не могли по¬
нять, почему жена капитан-командора все плачет, и сме¬
ется, и опять плачет...
2. Мертвецы
“Корона" пылала — русские брандеры сделали свое
дело. И ярл Юленшерна, стоя на юте, отдал приказ гор¬
нистам играть отход. Горнисты подняли горны к небу, но
в вое и в свисте пламени никто не слышал сигнала, да и
людей на флагманском корабле осталось совсем немно¬
го.
Ветер переменился, красные дымные языки огня уже
лизали бушприт фрегата, который врезался в “Корону".
Там команда еще пыталась бороться с пламенем, но это
делали только немногие смельчаки.
Большая часть матросов на шлюпках уходила к яхтам
и к тому фрегату, который под огнем русских батарей
пытался развернуться в Двине, чтобы, подняв паруса,
выйти из сражения.
К шаутбенахту на ют поднялся лейтенант Пломгрэн.
Еще два каких-то офицера, которых не знал Юленшер¬
на, вместе с Пломгрэном принялись уговаривать его
оставить флагманский корабль. Шаутбенахт молчал: он
слушал гром русских батарей, смотрел, как гибнет и
позорно бежит его эскадра, думал о том, что все кончено
и спасения больше нет. Ему следовало умереть, он знал
это и делал все, чтобы погибнуть, но судьба наказывала
его страшнее. Он должен был, прежде чем умереть,
пережить весь позор бесчестья. Он должен был увидеть,
как бегут его люди, он должен был услышать проклятия
матросов, которые раньше трепетали от одного его
взгляда.
— Ну что же, — негромко сказал он, — спустите
вельбот...
Но вельбот уже нельзя было спустить, и шаутбенахт
Юленшерна оставил свою “Корону" на маленькой
шлюпке, бежал с горящего корабля, покинул флагман¬
ское судно и более на него ни разу не оглянулся, — ему
338
трудно было смотреть, видеть, думать. Он сидел в шлюп¬
ке ссутулившись, закрыв желтое лицо желтыми ладоня¬
ми, — маленький старичок в медном шлеме с петуши¬
ными перьями.
— Навались! — командовал Пломгрэн гребцам. —
Шире греби! Навались!
Трупы, обломки мачт, рей, какие-то бочки, ящики за¬
держивали шлюпку. Русские ядра со свистом и шипе¬
нием падали в Двину, взрывая столбы воды.
— Гере шаутбенахт, снимите шлем! — попросил
Пломгрэн. —Они видят адмирала...
— К черту! — сказал Юленшерна.
По штормтрапу он поднялся на тот фрегат, который
разворачивался под огнем русских батарей. Здесь мно¬
гие были пьяны и не узнавали своего шаутбенахта или
делали вид, что не узнают. Здесь уже никто не помогал
раненым, и они ползали по шканцам, умоляя пристре¬
лить их. А на юте лежал командир фрегата с размозжен¬
ной головой.
Лейтенант Пломгрэн попытался навести порядок, но
его никто не слушал, а когда он замахнулся ножом, —
его убили. Это был конченный фрегат, и ярл Юленшерна
остался на нем только для того, чтобы умереть. Ядра
русских, шипя, раздирали паруса, ломали мачты, реи,
борта, осыпали матросов картечью. Ядра падали рядом с
шаутбенахтом, возле его ног рушилась палуба, у самого
его лица пролетали осколки, —а он все был жив. Жел¬
тый, с потухшим взглядом, с опущенной шпагой в руке,
шаутбенахт флота его величества мог теперь только без¬
молвно смотреть на разрушения, происходящие на фре¬
гате.
Он пошел по шканцам, ища смерти.
Мертвецы, плавающие в лужах крови, мертвецы си¬
дящие, мертвецы, застывшие у пушек, мертвецы с остек¬
леневшими глазами преграждали ему путь. Шаутбенахт
наступал башмаками на мертвые тела, и его шпоры
вырывали лоскутья из одежд мертвецов. “Продажный
сброд! — со злобным презрением думал он. — Прокля¬
тые грязные наемники!"
Матрос, которого он не знал, сказал ему дерзость.
Чтобы скорее умереть, Юленшерна ударил матроса по
лицу шпагой плашмя. Тот завизжал от боли, бросился на
него с ножом. Шаутбенахт сделал короткий выпад, как в
дни своей далекой молодости, и с трудом вытащил шпагу
из груди наемника.
340
Юленшерна отвернулся. И тотчас же упал на скольз¬
кую от крови палубу, оглушенный, навзничь. А русское
ядро, которое поразило его, еще долго крутилось и ши¬
пело рядом, толкая мертвых и раненых — последнее яд¬
ро, которое русские выпустили по замолкнувшему фре¬
гату.
3. Все будет хорошо!
Когда много часов назад головной шведский корабль
с торчащими из портов пушками, с развевающимися
флагами, с солдатами в кольчугах и медных шлемах, кре¬
нясь, под полными парусами показался на двинском
фарватере, Таисья стояла на выносном валу крепости.
Флагманский корабль, вырвавшись из пелены дождя, на¬
двигался на цитадель; Таисья, вытянув вперед тонкую
шею, ждала. Сердце ее стучало громко, кровь отлила от
лица. Всем своим существом она знала, что должно
случиться какое-то удивительное событие, и в уме свя¬
зывала это событие со своим вдруг исчезнувшим не¬
сколько дней назад мужем.
И событие произошло: ей не надо было объяснять,
что случилось. И юность ее и годы девичества прошли
на море. Кормщик, который с такой уверенностью вел
огромный многопушечный корабль по двинскому стре-
жу, не мог ошибкою сесть на мель. Он мог сделать это
только нарочно, намеренно, и кормщиком этим был, не¬
сомненно, Рябов.
В те короткие мгновения, когда резная из черного
дерева огромная дева над бушпритом флагмана подня¬
лась в воздух, а все судно со скрипом и скрежетом на¬
кренилось, когда на шканцах затрещали выстрелы и на¬
чалось сражение, Таисья сразу же поняла: свершен
подвиг, и ее кормщик там, среди врагов. Страшно напря¬
гая зрение, не слыша ни грохота пушек, ни свиста ядер,
ничего не замечая, она смотрела на корабль, где, навер¬
ное, в эти минуты озверелые шведы терзали и убивали
дорогого ей человека, человека, которого столько раз те¬
ряла и опять находила. Она все-таки еще надеялась, что
он спасется, кинется с борта корабля в воду и поплывет
к крепости, к ней, своей жене, к своему сыну...
Но время шло, кормщика все не было.
До боли в глазах вглядывалась Таисья в серые воды
Двины, но видела в них лишь трупы шведов в зеленых
кафтанах...
341
Потом, перевязывая раненых, подавая им воду и еду,
помогая бабиньке Евдохе в ее милосердной работе, она
ни на единое мгновение не забывала о своем страшном
несчастье, но горе ее словно бы отдалялось, словно бы
затихало, а сердце все более и более наполнялось чувст¬
вом светлой гордости, когда слышала она разговоры
увечных пушкарей, матросов и солдат о русском корм¬
щике, которого силой вынудили вести эскадру, а он пос¬
тавил ее под пушки крепости...
Имени кормщика многие еще не знали, но она-то
знала твердо, что это —ее Иван Савватеевич, и никому,
однако же, не говорила, находя утешение своему горю в
том, что раненые при ней гадали о судьбе отважного и
верного долгу кормщика. С жадностью и с благодарным
светом в глазах слушала она тех, которые предполагали,
что кормщик вполне мог спастись.
Сражение тянулось и тянулось, раненых и убитых
становилось все больше и больше, а Таисья то надеялась,
то переставала верить. Ей чудилось, что кормщик идет
по крепостному валу и сейчас вот окликнет ее, назовет
по имени. То казалось ей, что он зовет ее с берега, уми¬
рает на прибрежном песке. Тогда она терялась, смотрела
неподвижно или вдруг бежала на вал, над которым сви¬
стели ядра, и опять долго, с тоской смотрела на двинские
воды.
Когда Сильвестра Петровича ранило и солдаты при¬
несли его на плаще под крепостную стену к бабиньке
Евдохе, Таисья замерла от испуга, — показалось, что
сейчас он скажет ей верную и страшную весть. Но он
молчал. На бескровном лице его ярко блестели синие
глаза.
Она подала ему кружку с водой, он пригубил, вздох¬
нул, взял Таисью за руку, сказал громко, ясно:
— Русского человека имя держать честно и грозно!
Таисья ничего не ответила; другие увечные подняли
головы с соломы, вслушались. Капитан-командор опять
замолчал надолго.
— Честно и грозно... — повторил молодой матрос
шепотом.
Сильвестр Петрович услышал шепот, объяснил:
— В старину так говорилось: дабы во всем свете рус¬
ского человека имя держать честно и грозно.
Бабинька Евдоха туго затянула ему ногу холстом; он
еще немного полежал, кликнул своих солдат; они повели
его обратно на воротную башню — командовать. Брови
342
его были сурово сдвинуты, губы сжаты. Таисья про¬
водила его до лестницы, все надеялась услышать слово
про кормщика. У ступенек он остановился отдышаться,
сказал словно в споре:
— Крепость! Что крепость? Человек — вот крепость
истинная, непоборимая. Человек!
Таисья слушала затаив дыхание.
— Крепость! — повторил он, глубоко глядя Таисье в
глаза. — Рябов, кормщик, — вот крепость, надежнее ко¬
торой нет на земле. Он подвиг свершил. Ему обязаны мы
многим в сей баталии, ему да Крыкову покойному, Афа¬
насию Петровичу, да еще таким же русским людям...
Сильвестр Петрович! — воскликнула она. — Силь¬
вестр Петрович!
Но к нему подошел Егорша Пустовойтов с вопросом
о том, как выходить абордажным лодкам; и капитан-ко¬
мандор ушел с ним.
Поближе к вечеру Таисья узнала, что инженер Резен
допрашивал пленных шведов, выплывших на двинский
берег возле крепости. Мокрые, иззябшие, испуганные
ожиданием смерти, они дрожа сидели под стеною, куда
не падали ядра, дикими глазами смотрели на русских
кузнецов, раскаляющих в горне круглые камни. Один —
долговязый, с белыми волосами — был ранен в плечо и
держал рану рукой; кровь стекала по его пальцам. Дру¬
гой, тоже раненый, что-то пытался объяснить пристав¬
ленному к нему караульщику, показывал на мушкет,
потом себе на грудь.
— Стрелить себя просит! — объяснил матрос. — Не
надо, мол, ему такой жизни...
— Ну и дурень! — крикнул караульщик. — Не надо.
Нам по одной дадено, не по две. Одну стратит, другой не
получит...
Таисья послушала, отыскала Резена, спросила у него
несмело:
— Шведские люди про кормщика ничего не ведают,
господин?
Может, хоть слово сказали?
Резен, утешая, дотронулся до ее руки:
— О нет, нет, разве мы можем сказать, что убили?
Его нет — это так, но это еще не значит, что он убит, это
еще ничего не значит. Один, который был с ним, умер,
это мы знаем: переводчик, он умер на Марковом остро¬
ве. А лоцман —нет, про лоцман еще не знаем...
343
Таисья не дыша смотрела на инженера. Он еще раз
тронул ее руку:
— Все будет хорошо, да, да, капитан-командор пос¬
лал искать, его ищут, лоцмана, его ищут солдаты, матро¬
сы, ищут все. Его найдут. Никогда не надо терять надеж¬
да...
4. Русский флаг
Коптящий едкий дым полз по шканцам оставленного
командой судна.
Юленшерна повернулся на бок, захрипел, сделал еще
одно усилие и увидел над собою северное неяркое небо,
по которому бежали рваные облака.
Сколько прошло времени?
Может быть, тянулся все тот же бесконечный день,
может быть, наступил новый?
Он напрягся, затих; ему показалось, что он слышит
грохот канонады. Это на “Короне" — на палубах, у ору¬
дий — рвались картузы с порохом. Но шаутбенахт не
понял. Он вздохнул с облегчением: все-таки сражение
еще не кончилось, судьба смилостивилась над ним; он
умрет под гром своих пушек. И чтобы умереть с честью,
как подобает адмиралу, он заставил себя повернуть го¬
лову — тогда он увидит шведский флаг на грот-мачте,
синий флаг с золотым крестом, флаг, которому он про¬
служил всю свою жизнь.
Но флага не было.
Вместо синего полотнища он увидел белую тряпку,
которая развевалась на двинском ветру. Еще один удар
судьбы, еще одно, последнее, унижение; проклятые
наемники сдались и бежали с судна, им важнее всего
было сохранить свои жизни, свои дрянные, никому не
нужные жизни...
Задыхаясь от боли и ярости, коротко и хрипло дыша,
собрав последние силы, он пополз к мачте, чтобы попы¬
таться сорвать эту позорную белую тряпку. Но сил не
было, ползти он не мог. Он мог только уткнуться в палуб¬
ный настил своим желтым старым лицом и лежать не¬
подвижно, призывая бога сжалиться и послать ему ско¬
рую смерть, которая все не шла, все медлила...
Он вновь потерял сознание и пришел в себя оттого,
что кто-то ловкими и быстрыми движениями обыскивал
его, шарил по его карманам. У него не было сил повер-
344
нуться, но сильные руки
перевернули его, и он
увидел близко над собою
смуглое, жесткое лицо
боцмана дель Роблеса.
Испанец, зажав под
мышкой пистолет, гра¬
бил своего адмирала, и
Юленшерна не удивился
этому; он только попро¬
сил едва слышно:
— Убей же меня, ско¬
тина! Убей сначала...
Но боцман выронил
пистолет и попятился. И
вновь потянулось время,
бесконечное время.
Наверное, прошло
еще много часов, преж¬
де чем Юленшерна оч¬
нулся.
Резко и близко трещали мушкеты и ружья.
Ему стоило неимоверных усилий поднять голову.
Своими немигающими глазами он долго смотрел на
рослых людей в коротких куртках без рукавов, в вяза¬
ных шапках; смотрел, как они по-хозяйски ходили по
шканцам, спускались в люки, заливали тлеющую корму
и переговаривались друг с другом усталыми грубыми
голосами воинов, победивших в сражении. И вдруг он
понял, что на корабле русские, что корабль взят в плен
и что судьба приготовила ему еще последний страшный
удар — его возьмут в плен.
Словно в тумане, он видел неподалеку от себя тяже¬
лые большие сапоги, видел, как к ногам русского моряка
упала белая тряпка, видел, как русский привязывает к
флагу полотнище трехцветного флага, такого же, как
тот, что развевался на их крепости.
Вот что готовила ему судьба перед пленом: он должен
еще увидеть, как на грот-мачте шведского военного фре¬
гата взовьется русский флаг.
Нет, этого он не увидит. Довольно позора в его
жизни! Хватит ему унижений!
Шепча ругательства запекшимися бескровными гу¬
бами, он поднял пистолет, уроненный испанским боцма-
ном-грабителем, и стал целиться в того русского, кото¬
рый уже тянул флаг.
Русский флаг, развеваемый двинским ветром, мед¬
ленно поднимался на мачту. А Юленшерна целился,
целился бесконечно долго.
Но выстрела он не услышал.
На полке пистолета не было пороха.
И никто из русских не услышал, как щелкнул курок.
Русские смотрели на грот-мачту, туда, где весело раз¬
вевался на ветру огромный, новый, трехцветный флаг. И
взрыв, который прогремел над Двиною — это надвое
разломилась охваченная пламенем “Корона", — как бы
салютовал победе русских и в то же время извещал шве¬
дов, что их командующий, шаутбенахт ярл Эрик Юлен¬
шерна отправился в последнее плавание, из которого
никто никогда не возвращался.
5. Виктория
Быстрым шагом Таисья пошла вдоль крепостной сте¬
ны за церковь, где у калитки, окованной железом, стоял
346
караульщик с мушкетом, толкнула калитку, ударила по
железу тонкой рукой.
— Чего колотишь? — спросил караульщик. — Не
велено туда ходить...
— Солдаты туда пошли с матросами! — сказала
Таисья. — Кормщика искать, Рябова, того, что корабль
шведский на мель посадил, а я ему — кормщику —жен¬
ка, пусти за ради бога...
Караульщик дернул железный засов, калитка рас¬
пахнулась. Здесь было кладбище, крепостной погост, на
котором работные люди и трудники, согнанные царским
указом со всех концов двинской земли, хоронили тех,
кто умер на постройке цитадели. Под березовыми и сос¬
новыми крестами вечным сном спали каргопольские,
кеврольские, мезенские каменщики, носаки, плотники,
землекопы из Чаронды, пинежские, архангелогород¬
ские, холмогорские кузнецы. И странно было видеть
нынче на этом погосте шведских матросов и солдат,
спасшихся от смерти...
Их было тут много; они шли навстречу Таисье, под
караулом монахов с алебардами, спотыкались о могиль¬
ные холмики, падали, вновь поднимались — молчали¬
вые, измученные...
У воды она остановилась, подумала — куда мог поп¬
лыть кормщик. И, ничего не решив, пошла вдоль реки,
вглядываясь в волны, подходя к каждому мертвому, ко¬
торого прибивала к берегу вода.
Таисья шла долго; ноги ее проваливались в глубокий
прибрежный песок, вязли в болоте, голова порою начи¬
нала кружиться от усталости,.но она непременно должна
была обойти весь остров и сама, своими глазами увидеть
всех мертвых.
У старой караулки Таисья остановилась, позвала:
— Ваня-я-я!
Сильный ее голос потонул в далеком грохоте пушек.
— Ваня-я-я I — громче позвала она.
Пушки теперь молчали, и в тишине она словно бы
услышала ответный зов или стон.
Проваливаясь по колено в болоте, собрав все силы,
она побежала к берегу, к кустам лозняка. На мгновение
ей стало страшно, но она пересилила страх и руками
раздвинула ветви лозы. Тут, на пнях, бревнах-плавунах
и корневищах, наваленных течением реки, боком, не¬
удобно лежал человек в коротком красном кафтане и
пристально смотрел на нее...
347
— Не бойся! —сказал он. —Я не враг тебе —я рус¬
ский, а не швед. Помоги мне подняться и увидеть вашего
главного офицера. Мне нужно торопиться, потому что
силы меня оставляют, и весьма возможно, что я вскоре
помру...
Таисья подошла к нему ближе, ступила на качаю¬
щиеся плавуны; он вцепился в ее руку, но не смог встать
и виновато улыбнулся.
— Я потерял много крови, —словно извиняясь, ска¬
зал он. —Но ничего! Еще раз помоги мне...
Таисья опять протянула ему руку; он стиснул зубы и
встал на ноги. Вместе они миновали топкий берег и взоб¬
рались на пригорок, но здесь силы совсем оставили его,
и, застонав, он опустился на мокрую траву. Таисья сто¬
яла над ним, жалея, и не знала, что делать. Он коротко
и часто дышал.
— Нет! — сказал незнакомец. — Так не будет. Ты
пришлешь сюда сильных мужчин, которые в короткое
время донесут меня до вашего офицера. Жив ли он —
капитан-командор Иевлев?
Таисья кивнула.
— Жив, только раненый...
— Я тоже сейчас только раненый, —усмехнулся не¬
знакомец, — но скоро могу быть и мертвым. Надо то¬
ропиться. Иди! И назови капитан-командору мое имя:
Якоб, Яков по-вашему.
Она пошла, повинуясь силе, которая звучала в его
голосе.
В крепости, на валах, барабаны били отбой, весело
перекликались горны. Таисья спросила, что случи¬
лось, — бегущий мимо матрос крикнул диким, словно
пьяным голосом:
— Виктория! Сдались шведские воры!
Таисья поднялась на воротную башню, — Иевлева
там не было. Под тяжелыми тучами, опять набежавшими
с моря, догорала корма “Короны". Нос корабля, оторван¬
ный взрывом, уже исчез под водою. А на всех других
судах эскадры ветер развевал полотнища русских фла¬
гов, и было видно, что там уже хозяйничают русские
матросы в своих шапках и коротких курточках — бост-
рогах.
На валах, на башнях, у пушек молча стояли пушкари,
не веря еще, что все кончено. Некоторые утирали пот и
копоть с лиц, иные крестились, третьи протирали орудия
и переговаривались друг с другом усталыми голосами. В
350
раскрытые настежь крепостные ворота стрельцы вводи¬
ли пленных шведов.
Сильвестра Петровича Таисья нашла сидящим на ла¬
вке у крепостной церкви; он допрашивал пленного швед¬
ского офицера. Таисья наклонилась к Иевлеву, шепотом
рассказала про человека в красном кафтане. Капитан-
командор сначала не понял, переспросил, но тотчас же
велел увести шведа и кликнул боцмана Семисадова. Тот
пришел, стуча деревяшкой. Иевлев приказал ему со¬
брать без промедления сюда, к церкви, матросов при па¬
лашах, солдат, стрельцов, барабанщиков, горнистов. Че¬
тыре человека с носилками бегом побежали, куда
показала Таисья. Иевлев послал за лекарем Лофтусом,
сказал ему по-немецки:
— Не знаю, какой вы лекарь, но приказываю вам
применить все ваше искусство к тому человеку, которо¬
го сейчас принесут. Если вы спасете его, ваша судьба
облегчится.
Лофтус поклонился низко, прижал растопыренные
пальцы к груди. Матросы уже подходили, бережно и
осторожно неся носилки. Сильвестр Петрович с трудом
поднялся. В одной его руке была трость, другой он опи¬
рался на костыль. Трость он положил на лавку, свобод¬
ной теперь рукой выбросил шпагу "на караул". Матросы
с палашами у плеч, стрельцы с мушкетами, солдаты с
ружьями — застыли, не понимая, кого они встречают с
такими почестями. Иевлев тихо спросил:
— Якоб?
— Яков! —ответил человек в красном кафтане, при¬
поднимаясь на носилках.
Сильвестр Петрович отсалютовал шпагой, горны и
барабаны ударили генерал-марш.
Якоб силился сесть; спутанные светлые его волосы
свешивались на лоб, в глазах дрожали слезы. Иевлев на¬
клонился к нему, заговорил тихо, сдерживая волнение:
— Здравствуй, друг добрый. Имел о тебе письмо от
господина Измайлова. Нынче отдохнешь, завтра будем
говорить обо всем долго. Ранен?
Якоб ответил спокойно:
— Предполагаю, что ранен смертельно. Сейчас хочу
сказать лишь о том, что имел честь видеть, как свершен
был великий подвиг лоцманом, коего я узнал и душевно
полюбил за непродолжительное время. Флагманский ко¬
рабль "Корона" был посажен на мель. Шведские офи¬
церы и матросы попытались тотчас же убить лоцмана, но
351
он мужественно сопротивлялся и нанес немало ударов
шведам своей сильной рукой, вооруженной топором.
Ему удалось спрыгнуть с корабля в воды реки, и более я
его не видел... Слава ему вовеки!
— Слава! — повторил Иевлев.
Матросы подняли носилки, понесли Якоба к избе Ре¬
зена — только дом инженера не пострадал от шведских
ядер. Марья Никитишна обняла Таисью за плечи, оста¬
лась с ней сидеть на лавке возле церкви.
За носилками поспешал Лофтус, говорил слова уте¬
шения, сыпал учтивостями, хвастался своим искусством.
Впереди стучал деревяшкой Семисадов, покрикивал:
— А ну, с пути, православные! Сворачивай!
Стрельцы, пушкари, солдаты, монахи, крепостные
трудники уже сошли с валов, оставили караулы, ворота,
башни; толпились на плацу, отдыхали после ратной рабо¬
ты, закусывали под крепостными стенами, у разбитых и
сгоревших изб и амбаров, на церковной паперти, пере¬
кликались:
— Эй, капрал, жив?
— Ничего, живой...
— А говорили — голову тебе оторвало.
— Моя пришита крепко...
Плац шумел, как ярмарка, солдаты уже выкатили из
погребов бочки с водкой, громче делался смех, солонее
шутки. Возле разрушенной ядрами крепостной бани
пушкари угощали пленного шведского канонира водкой
и сухарями. Он жадно пил и ел, глупо улыбался, счаст¬
ливый, что жив, что теперь не убьют.
Монахи, подвыпив, пошли к Иевлеву просить, чтоб
не гнал их в монастырь. Сильвестр Петрович, положив
раненую ногу на лавку, сидел возле погреба, где во вре¬
мя баталии прятал дочек и рябовского Ванятку. Варсо¬
нофий поклонился, Иевлев спросил:
— А чего ж вы тут делать будете?
— Гулять, господин капитан-командор, будем...
За погребом сильные женские голоса завели песню;
она понеслась над крепостным плацем, над валами, над
башнями, над тихой Двиной — удалая, громкая, празд¬
ничная:
Бражка ты, бражка моя,
Хмельна бражка, остуженная,
Крепка бражка, рассоложенная...
352
В крепостных воротах яростно ударили барабаны,
победно запели горны. Народ поднялся на ноги, толпа
хлынула к дороге — смотреть, как несут знамена со
шведских пленных кораблей. Стрельцы, солдаты, матро¬
сы, бросая шапки вверх, кричали:
— Слава!
— Любо!
— Ура-а-а!..
Толпа напирала, передние, взявшись за руки, не пус¬
кали тех, кто был позади, иначе бы народ смял все шест¬
вие. Барабаны били все громче, все ближе к Иевлеву. Он
встал, держась рукою за стену погреба, дочки и Ванятка
забрались ногами на лавку рядом с ним, горящими гла¬
зенками смотрели на Егоршу Пустовойтова, который со
шпагой, вытянутой вперед, мерно шагал по булыжникам,
бледный, с торжественно-суровым лицом. За ним в ряд
шагали четыре барабанщика, за барабанщиками шли
горнисты — играли сбор. Дальше шел единственный
спасшийся таможенный солдат Степан Смирной, обож¬
женный, с рукой на перевязи, — нес кормовой флаг
плененного корабля. За ним матросы, откинувшись
назад, высоко выбрасывая ноги, несли флаги с других
судов шведской эскадры.
В двух шагах от Сильвестра Петровича Егорша оста¬
новился, ударил каблуками, поднял шпагу выше головы,
сказал срывающимся, громким голосом:
— Господин капитан-командор! Флаги с полоненных
шведских кораблей, в честном сражении нами отбитые,
доставлены в Новодвинскую цитадель, в ваши руки, как
вы есть старший морской начальник и над крепостью
командир!
У Иевлева дрогнуло лицо. Коротким точным жестом
он показал перед собою на булыжники:
— Стелить здесь!
Таможенник Смирной широко взмахнул древком; си¬
нее с золотом полотнище кормового флага, морщась в
складки, легло на камни. Сильвестр Петрович, сдвинув
брови, четко приказал Семисадову:
— Возьми Ванятку, боцман!
Семисадов взял маленького Рябова на руки, пригла¬
дил ему волосы шершавой мозолистой ладонью, вопро¬
сительно взглянул на Иевлева. Сильвестр Петрович кив¬
нул на флаги, устилающие землю. Боцман, догадавшись,
шагнул вперед, сильными руками высоко держа Ванят¬
ку, словно показал его народу; потом одним движением
353
12-770
поставил мальчика крепкими ножками, обутыми в са¬
пожки с подковками, на синий шелк флагов. Толпа
вздохнула счастливым вздохом, рыбацкие вдовы и жен¬
ки, матери и сестры, утирая слезы, тянули шеи —уви¬
деть сироту; мужики, солдаты, матросы закричали, заго¬
ворили все разом:
— Слава!
— Любо!
—Рябовский мальчонка!
— Что на мель корабль посадил, —того сирота!
— Добро ему.
Народ шумел, словно море в штормовую погоду, на¬
пирал на матросов, что окружили шведские флаги; голо¬
са делались все громче, все мощнее.
— Слава!
Ванятка постоял на шелках, застеснялся, огляделся,
будто привыкая, потом, не зная, куда девать руки, сунул
их за вышитый поясок испачканной на пожаре рубашки
и пошел по флагам, по синему с золотом шелку. Чьи-то
дюжие руки еще раз подняли Ванятку над головами, чей-
то радостный голос крикнул:
— Вот он, Рябов Иван, сын Иванович! Слава!
— Слава! —подхватил народ.
— Честно и грозно во веки веков! —беззвучно, од¬
ними губами прошептал капитан-командор.
За его спиною плакала, не утирая слез, Таисья.
Царю из-за тына не видать.
Пословица
Быть делу так, как пометил дьяк.
Поговорка
Глава пятнадцатая
1. С донесением в Москву
В избе Резена Сильвестр Петрович велел подать себе
чернила, перо и бумагу и сел за стол — писать письмо
царю.
Вначале он думал в подробностях описать всю кар¬
тину боя, но почувствовал такую слабость, что едва не
свалился с лавки: перо выпало из пальцев...
— Попить бы! — попросил Иевлев.
Егорша подал в кружке воды.
Сильвестр Петрович пригубил, коротко, без единого
лишнего слова, написал царю, что шведы разбиты наго¬
лову, корабли взяты в плен, Архангельску более опас¬
ность не угрожает. Во всем письме было семь строк.
— Мне и ехать? — спросил Егорша.
— Тебе, дружок, — утирая нотное лицо и морщась
от мучительной боли в раненой ноге, ответил Иевлев. —
Пойдем к Марье Никитишне, она и денег даст, — путь
не близкий. Коли коня загонишь, — покупай другого,
мчись духом. Возьми со двора на цитадели шведское
ядро — привезешь государю сувенир...
Он еще отпил воды, собираясь с мыслями, трево¬
жась, чтобы не забыть главное. Егорша ждал молча.
— Еще вот: по пути в Холмогорах перво-наперво по¬
сети ты преосвященного Афанасия. Старик немощен,
небось в ожидании истомился. Ему все расскажи, пусть
порадуется. Пожалуй, и к воеводе наведайся. Со всем
почтением поздравишь боярина Прозоровского с вели¬
кой викторией.
— Слушаю! —угрюмо ответил Егорша.
Он взял запечатанное воском письмо, завернул в пла¬
ток. Сильвестр Петрович покачал головой:
— А и грязен ты, Егор. И грязен, и изорвался весь...
355
12=
— То копоть пороховая! —обиженным голосом мол¬
вил Егорша. — А кафтана другого нет; что на мне
одет, —самый наилучший...
— Мое-то все погорело, — сказал Иевлев и велел Ре-
зену дать Егорше во что переодеться. Инженер вынул из
сундука красный кафтан, короткие штаны, добротный
плащ.
Егорша вышел из резеновской избы, оглядел плащ,
забежал к Марии Никитишне за деньгами, зашагал к
причалу. Молоденький матрос положил ему в карбас
шведское ядро. Карбас отвалил от крепости. У Егорши
толчками, сильно билось сердце, ему было жарко, хо¬
телось рассказать всем, что нынче же едет в Москву к
самому государю Петру Алексеевичу —везет донесение
о виктории над шведами. Но говорить не следовало...
Архангельск встретил Егоршу веселым перезвоном
колоколов, — колокола на звонницах остались ма¬
ленькие, звонили тоненько; от этого звона на сердце
стало совсем хорошо. Всюду —в улицах и переулках, на
Воскресенской пристани, возле Гостиного двора —сно¬
вали посадские, шли отдыхать. По Двине один за другим
356
двигались карбасы и лодьи тех промышленников, что
сидели в засадах, назначенных покойным Крыковым.
Охотников встречали женки с пирогами, со штофами,
целовались с мужьями, кланялись им. А возле пушек гал¬
дели беловолосые мальчишки, похлопывали по стволам.
Коня Егорша взял из конюшни Семиградной избы,
сел в седло, приторочил к нему ядро, подскакал к рогат¬
ке. Караульщики, узнав Пустовойтова, спросили, по ка¬
кой надобности отъезжает из города. Здесь Егорша не
выдержал, сказал словно невзначай:
— К Москве — от капитан-командора с донесением
государю об виктории.
Караульщик постарше снял шапку.
— Ну, давай бог! Может, и наградит тебя царь-ба-
тюшка. В старопрежние времена так-то бывало: который
весть добрую привезет, —тому награждение, а который
чего похуже, —башку оттяпают...
Старик вздохнул:
— Оно так: близ царя —близ смерти. Ну, да у Егор-
ши дело верное. Еще, бывает, спросит царь — чего тебе
357
за добрую весть надобно. Тут, Егор, враз отвечать поспе¬
шай. Знаешь, чего спрашивать-то?
— Знаю! — твердо ответил Егор.
— Ты полцарства спрашивай! —сказал белобрысый
караульщик. —Полцарства да царевну в придачу...
Караульщики со смехом подняли шест, Егор выехал
из Архангельска. И тотчас же в воображении своем он
увидел себя на Москве, в государевых покоях. Вот идет
к нему навстречу государь Петр Алексеевич, читает до¬
несение, целует Егора и спрашивает, чем его наградить.
А Егор отвечает:
— Определи меня, господин бомбардир, в навигац-
кое училище, что в Сухаревой башне. Буду я учиться со
всем старанием и прилежанием и стану капитаном боль¬
шого пятидесятипушечного корабля...
На рассвете Егорша добрался до Холмогор. Подворье
владыки Афанасия удивило его невиданным безлюдьем:
словно вымерли многочисленные службы, над архиерей¬
ской поварней не видно было дыма; по двору не сновали,
как всегда, старцы, мастера-золотописцы, серебряники,
свечники, раскормленные архиерейские певчие...
— Что у вас поделалось? — спросил Егорша бледно¬
го, с очами, опущенными долу, келейника.
— Владыко всех к Архангельску отослал — шведа
бить. Сами, из своих ручек раздавали алебарды, сабли,
мушкеты, сами здесь учение во дворе делали. Сотником
над ними пошел отец Макарий...
Егорше стало смешно, но он сдержался, не показал
виду, только утер рот ладонью. Келейник быстрым ша¬
гом сходил в покои, вернулся, сказал:
— Ждет тебя владыко!
Афанасий стоял в своей опочивальне, держась худой
рукой за изножье кровати. Он был в исподней длинной
белой рубахе, с колпачком на седых волосах, худой, не¬
узнаваемо изменившийся за эти дни.
— Ну? —крикнул он. —Что молчишь? Язык отсох?
— Виктория! —полным, глубоким голосом возвес¬
тил Егорша. —Наголову разбит швед. Кончен!
Владыко всхлипнул, хотел что-то сказать и не смог.
Долго длилось молчание. Егорша подумал, что Афанасий
опустится сейчас на колени и начнет молиться, но ста¬
рик, вместо молитвы, вдруг поклонился и сказал:
— Спасибо тебе, внучек. Теперь и помирать легче
станет. Хвораю — старость одолела, давеча собрался к
вам на цитадель, да силенок не хватило.
358
И стал выспрашивать о подробностях сражения, да
так толково, что Егорша подивился — можно было поду¬
мать, что владыко в старопрежние времена воевал. А
когда Егорша рассказал, что шведов побито порядком и
тела их до сих пор плывут по Двине, Афанасий без вся¬
кого смирения в голосе ругнулся:
— Ну и так их перетак! Звали мы их к Архангельску,
волчьих детей?
Погодя спросил:
— Воеводу оповестил о виктории?
— Сейчас к нему буду! — отозвался Егорша.
— Умно! Не для чего с ним ныне собачиться. Вреден,
пес, многие пакости способен свершить, крепкую руку
на самом верху имеет. Опасайтесь его, детушки, срамос-
ловца окаянного, доносителя...
Егорша с изумлением взглянул на Афанасия —что о
князь-воеводе говорит. Тот, словно догадавшись о мыс¬
лях Егора, пояснил:
— Опасаюсь, детушка, доброты капитан-командора.
Горяч он и добр. Ныне с великой викторией на прошлое
дурное махнет рукой, а сии змии небось не позабудут,
зубами и поныне скрипят. Засели, поганцы, здесь в Хол¬
могорах — и дьяки все трое, и думный дворянин, анафе¬
ма, и сам воевода, еще с офицером неким беглым. Про¬
зоровский будто денно и нощно вино трескает, до
горячечных видений допился. Сей ночью бос и наг по
двору метался, срамота на всю округу! Для того сие ска¬
зываю, чтобы берегся ты у него в хоромах...
— Да как беречься-то? —недоуменно спросил Егор¬
ша.
— Потише будь, поклонись пониже, шея не сломает¬
ся... Ну, иди, внучек, иди, детушка, утомился я, лягу. Иди
с богом...
Он благословил Егоршу, лег, Егорша вышел. Келей¬
ник проводил его до калитки, прошептал скорбно:
— Совсем слабенек наш дедуня. Ох, господи!
... У дома воеводы по-прежнему прохаживались кара¬
ульщики, назначенные Сильвестром Петровичем. Полу-
сотский кинулся навстречу Егорше; тот, сидя в седле,
коротко рассказал про одержанную над шведами побе¬
ду. Солдаты сбились вокруг Егорши, жадно выспраши¬
вали; он отвечал с подробностями, как села на мель флаг¬
манская “Корона". Полусотский спросил:
— Может, и нам к Архангельску идти? Чего тут бо¬
лее делать? Воеводу, я чай, никто нынче не обидит, кон¬
чен швед.
359
— Что жг идите! — сказал Егорша. — И впрямь де¬
лать тут более нечего. Свита воеводская при нем; кто его
тронет?
Он спешился, постучал хлыстом в ворота.
На крыльце боярского дома Егорша почти столкнулся
с Мехоношиным. Тот отступил в сени. Егорша поблед¬
нел, крепче сжал в руке хлыст, раздельно сказал:
— Вот ты где, господин поручик.
— А где мне быть? — тоже побледнев, спросил Ме¬
хоношин.
— Будто не знаешь?
— Не знаю, научи! Позабыл что-то...
— Ужо, как вешать поведут, —вспомнишь!
— Меня вешать?
Егорша, не отвечая, вошел в сени, властно отворил
дверь. Навстречу, мягко ступая, кинулся дьяк Гусев, за¬
шептал, дыша чесноком:
— Почивает еще князь-воевода! Немощен...
— Буди! — приказал Егорша. — Недосуг мне.
— Никак не велено! — кланяясь, повторял дьяк.
— Ждать мне нельзя! — сказал Егорша. — Еду к
Москве с донесением государю...
Дьяк испугался, побежал по скрипучим половицам —
к воеводе. Егорша сел на лавку, задумался. Через покой
широким шагом, словно не замечая Егоршу, прошел Ме¬
хоношин. Хлопнула одна дверь, потом другая. Сверху, с
лестницы на Егоршу смотрели старые девки-княжны,
осуждали, что-де не кланяется, не спрашивает про здо¬
ровье. Недоросль Бориска подошел поближе, заложил
руки за спину, осведомился:
— Верно, будто викторию одержали?
— А тебе что? —грубо спросил Егорша.
— А мне то, что я воеводы сын! — выпятился недо¬
росль.
— Таракан ты запечный, а не воеводы сын! — от¬
ветил Пустовойтов. —Постыдился бы спрашивать.
В доме все время слышалось движение, бегали слуги,
носили воеводе моченую клюкву, рассол, тертый хрен,
пиво — опохмелиться. Сверху иногда доносилось гроз¬
ное рычание, уговаривающий голос Мехоношина. За
спиною у Егорши скрипели двери, половицы, переми¬
гивалась дворня. Казалось, что вся боярская челядь о
чем-то сговаривается. Егорше надоело; он сказал ста¬
рушке карлице:
360
— Ты, бабка, скачи быстрее, узнай, сколько мне
ждать.
Карлица завизжала, перекувырнулась через голову,
пропала в сумерках воеводского пыльного дома. Тотчас
же пришел думный дворянин Ларионов, без поклона, су¬
рово, словно арестанта, повел Егоршу по ступеням на¬
верх в горницу. Воевода сидел отвалившись в креслах,
лицо у него было серое, опухшее, глаза едва глядели, лоб
повязан полотенцем с тертым хреном. Думный Ларио¬
нов сел на лавку, вперил в Егоршу острые глазки, стал
качать ногою в мягком сафьяновом сапожке. За спиною
воеводы покусывал губы поручик Мехоношин. Подалее
перешептывались дьяки. Егорша поклонился Прозоров¬
скому, передал, что было велено Сильвестром Петрови¬
чем. Воевода неверным голосом, плохо ворочая языком,
спросил:
— Иевлев твой да Крыков —дружки?
— Как дружки? — не понял Егор.
— Одного поля ягода?
Мехоношин все облизывался, все покусывал губы,
слушал, пряча взгляд. Ларионов покачивал ногою, смот¬
рел исподлобья, словно к чему-то готовясь.
— Рябов да Крыков дружки, — продолжал воево¬
да, — то мне ведомо. Крыков с капитан-командором не¬
бось тоже одним миром мазаны, одно подлое дело зате¬
яли...
Егорша, побелев, прервал воеводу:
— Сии слова, князь-воевода, мне слушать неперено¬
симо. Я по делу на Москву послан и должен там быть без
всякого промедления...
— Ты?
— Я, князь-воевода!
— А ты какого роду-звания?
Егор, насупившись, чувствуя беду, ответил, что роду
он простого. Тогда тонким голосом, словно читая по кни¬
ге, думный дворянин сказал, что негоже ему, мужицкому
сыну, ехать пред светлые государевы очи. Поедет к Мос¬
кве иной человек, дворянского роду, а Егорше приказа¬
но от воеводы сидеть здесь, в Холмогорах. Егорша
вспыхнул, закричал, что ему велено отбыть самим ка¬
питан-командором. Тогда вперед вышел Мехоношин,
прищурился:
— Подай-ка письмо!
361
— Тебе?
— Мне!
— А ты кто таков здесь есть?
— Таков, что тебе мой приказ —закон!
Воевода что-то замычал, тоже протянул руку за
письмом... Егорша, плохо соображая, трясясь от бешен¬
ства, выбежал во двор — к коновязи.
Вороного его жеребца здесь не было.
Какие-то слуги в однорядках, жирные, здоровые, кос¬
матые, играли возле коновязи в бабки. Ругаясь, Егорша
спросил, где его жеребец, куда воры свели коня, для чего
делают не по-хорошему. Слуги, пересмеиваясь, не отве¬
чали. Тогда он схватил самого здорового за ворот, трях¬
нул, поставил перед собою, но тотчас же сзади его уда¬
рили под колени, и он упал навзничь — в гущу челяди.
Несколько слуг навалилось ему на грудь, другие на ноги.
Он потерял сознание.
— Полегче, полегче! —сказал Мехоношин. —До
смерти-то и не для чего. Бери, кидай в яму, где Лонгинов
скучает, вдвоем повеселее им будет.
Слуги взяли Егоршу за ноги и за руки, понесли в сад:
тут под дубочком была вырыта яма с крышкою из желез¬
ных полос. У ямы Егоршу положили на землю. Мехо¬
ношин наклонился над ним, поискал в его карманах,
нашел письмо Сильвестра Петровича к царю и воз¬
вратился к воеводе. Прозоровский стоял у окна, охал.
— Теперь нам обратного пути нет, князь! — сказал
Мехоношин. — Начали дело, надо, не робея, до конца
делать...
— Беды как бы не было! — прижимая рукою поло¬
тенце ко лбу, заохал Прозоровский. —Смело больно на¬
чали, пропадем, поручик...
— Хуже не будет! — со значением произнес Мехо¬
ношин. — А коли с умом делать, — ничего и не откро¬
ется. Поеду я сам к Москве, все великому государю по¬
ведаю о тебе на первом месте. Нам самим об себе и
думать, другие-то не помогут.
Прозоровский сел на лавку, запричитал:
— Голова моя кругом пошла, все вертится, ей-ей,
свет не мил...
— Пить нынче надо поменее! — твердо сказал дум¬
ный дворянин Ларионов. — Не шуточное дело затеяли.
Полки идут сверху, — может, те полки тебе еще и пос¬
лужат. Припоздали со шведом драться —то тебе, князь,
362
на руку. Да перестань ты охать,
иначе я и толковать более не
стану, как об стенку горохом...
Прозоровский испугался,
схватил думного дворянина за
руку:
— Ты меня не оставляй. Я
по-твоему, миленькийI Все сде¬
лаю, все, что присоветуешь. Не
серчай, голубь. Сядь со мною.
Мне бы водочки самую малость,
голову прочистить. Болит, раз¬
ламывается...
Мехоношин громко, словно
хозяин в доме, кликнул слугу;
тот принес водки; поручик сам
налил воеводе. Князь опохме¬
лился, велел читать иевлевское
письмо к царю. В письме не
было ни слова доноса ни на Ме¬
хоношина, ни на воеводу, ни на
Ларионова.
— Может, тайно написано? — озадаченно спросил
Прозоровский. — Есть такие чернила, ничего не видать,
а погреешь на свече — проступят слова. То — тайно¬
пись, знаю, слыхал. Погрей на огоньке...
Ларионов погрел на свече, тайные буквы не про¬
ступили. Воевода сам взял бумагу, повертел, — все еще
не верилось, что в письме нет доноса на него. Взявшись
за голову, Прозоровский завопил:
— Для чего так сделали? Он обо мне и не пишет ху¬
дого! Теперь пропадем, — гонца повязали, для чего так
по-глупому...
Вопя, ругаясь, он застучал на Мехоношина и Ла¬
рионова кулаком. Думный дворянин поднялся с места,
цыкнул, как на собаку:
— Цыть! На все Холмогоры шум поднял! Нет об тебе
в письме? Да гонец бы все словами пересказал, для того
и послан. Ужели не догадаться тебе, воевода? Раскудах¬
тался! Тут дело хитрое, думать надо, как от сего Иевлева
отбиться...
— Вот и я тоже... Как?
— Помолчи. Слушай, что сказывать стану. Али я тебе
про Крыкова да про сего Сильвестра даром давеча го¬
ворил? Надобно Иевлева накрепко к сему государеву
преступнику привязать, —добро, что тот помер и голоса
подать не может. Надобно, чтобы оба они стали госуда¬
рю лютыми ворогами. Ты на том стой крепко —он тебе
поверит, с самого Азова верит, ты ему верный слуга, до¬
брый раб; а про Сильвестра что он знает? Иевлева надо¬
бно насмерть бить. Егора-гонца схватили — добро! Он
молод: как его Поздюнин на пытке взденет, — все, что
нам надобно, скажет. Государю те листы с гонцом и по¬
шлем. А покуда сами напишем, что Крыков якобы пока¬
зал; мертвый-то нам не помеха. Ты, князь-воевода, сиди
тихо, помалкивай, мы с господином поручиком все как
надо сделаем, по-доброму будет... Садись, поручик, хло¬
потное нам время настало, давай побеседуем, с чего
начинать...
Мехоношин сел, налил себе водки, выпил. Думный
Ларионов говорил ровным, твердым голосом. Князь слу¬
шал его молча, крестился, вздыхал...
2. Не нашли кормщика
Трудники и работные люди с Маркова острова осто¬
рожно оттолкнули лодку от берега. Молчан и другой не¬
364
знакомый мужик налегли на весла; суденышко с телом
Митеньки спокойно пошло по тихой, гладкой Двине.
Таисья поправила саван, которым покрыт был Ми¬
тенька, посмотрела в его строгое лицо. Молчан негромко
спросил:
— Мужем тебе был Иван Савватеевич?
— Мужем.
— Знал я его. Вместе корабли на Соломбальской вер¬
фи строили.
— Давно то было...
— Давно. Нахлебались там лиха. И он, покойничек
Митрий, с нами трудился. Сколь годов миновало, а все
помнится...
Сильно навалившись на весла, Молчан из-под суро¬
вых мохнатых бровей посмотрел на Таисью и сказал
глухо:
— Может, и лучше для Митрия-то, что помер? Дума¬
ешь, — помирится воевода на том, что кормщик твой да
толмач Митя Горожанин город спасли, когда, он, воево-
да-князь, в Холмогорах затаился?
Таисья не ответила.
— Вишь, как! — сказал Молчан. — И говорить тебе
нечего. Я давеча со своим народишком мужа твоего бе¬
регом искал да все думал: ну отыщется, как тогда делать?
Мы-то ведаем: задумал воевода худое, посадил у себя в
Холмогорах тайно за караул кормщика Лонгинова, и
того Лонгинова огвез ему поручик Мехоношин, иуда! А
жена Лонгинова, Ефимия, баба смекалистая, к мужику
своему пробилась; он ей и поведал, для чего держат: дьяк
пишет со слов его, как Рябова Ивана да толмача Митрия
Горожанина на шведском воинском корабле Лонгинов
видел и как они бежать с корабля не хотели...
— О господи! —ужаснулась Таисья.
— То-то, что господи! На бога только и надейся; он
поможет... Дождешься!
И рассказал:
— Давеча кинулись на наш Марков остров шведы с
мушкетами, с ружьями, с саблями. А у нас чего? Кулак
да топор! Мы кто такие? Мы беглые, рваные ноздри,
рубленые пальцы, нас и за людей не чтут. А кабы не
мы, —те воры сбили пушки, пушкарям-то с ними никак
не совладать! Теперь мужики на острову толкуют: ухо¬
дить не станем, выйдет нам милость, капитан-командор
отпустит нас за нашу кровь пролитую, будем люди воль¬
ные, простят. Я отвечаю: "Мужики, мужики, какая вам
365
милость выйдет? Вы беглые холопи, вы от своего бояри¬
на ушли, вас князь ищет, чего ждать нынче? Свое дело
сделали, шведов порубили. Пока шум да гулянка, тут нам
самое время в леса подаваться. И еще дело такое —
мушкеты от шведа забрали, ружья, пули, порох, — есть
с чем уходить!'' Нет, не верят, сидят, дожидаются, ми¬
лости им надо...
Он скрипнул зубами, сказал со злобой:
— Дождутся, пока воевода солдат пригонит — нас в
узилище забирать. Знаем, как оно бывает. Не впервой
милости ждем...
От крепостных ворот, увидев лодку, побежали дозор¬
ные. Аггей Пустовойтов поставил матросов; они подняли
мушкеты. В крепостной церквушке уныло ударил коло¬
кол. Лодка скрипнула бортом о пристань; ее подтянули
баграми, народ на берегу закрестился, скинул шапки, по¬
слышались голоса:
— Митрий...
— Молодешенек — вовсе дитя.
— А вон кормщикова вдова...
— Его-то не нашли...
Аггей Пустовойтов протянул Таисье руку; она вышла
на берег. Инженер Резен сказал ей:
— Господин капитан-командор еще послал отряды,
чтоб искали по всему берегу — и выше и ниже крепос¬
ти. Не надо отчаиваться.
Гроб с телом Митеньки под звон колокола понесли в
церковь, туда, где отпевали других погибших в сраже¬
нии. Как во сне, ни о чем не думая, ничего не понимая,
едва переставляя ноги, Таисья вошла в крепостные воро¬
та, постояла на плацу, опять пошла к дому Резена...
3. Лофтус, Риплей и Звенбрег
Возле крыльца, сложив руки за спиною, прогуливал¬
ся подвыпивший краснорожий, с желтой гривой волос
пушечный мастер Риплей. Наконец из дому вышел Лоф¬
тус. Риплей громко спросил:
— Как состояние больного?
— К моему сожалению, он очень плох! — сказал
Лофтус. —Его раны смертельны. Но будем надеяться на
милость божью.
Лекарь взял пушечного мастера под руку, прошелся
с ним, сказал шепотом:
366
— Я подозреваю, что сей раненый и есть тот человек,
которого с таким усердием искал в Стокгольме королев¬
ский прокурор Аксель Спарре.
— Он русский?
— Несомненно. Но мы должны говорить иначе...
Оглядываясь, он опять зашептал на ухо Риплею. Пу¬
шечный мастер внимательно слушал.
— Но выпустят ли нас? — спросил он.
Лофтус опять зашептал. Риплей остановился, заду¬
мался.
— Смелый план! —сказал он.
Вдвоем они отыскали Звенбрега.
— Это на руку воеводе! — зашептал Лофтус. —Что
же касается до возможных неприятных последствий, то
мы не станем их ждать. Вместе с негоциантскими кораб¬
лями, которые скоро снимутся с якорей, мы покинем не¬
гостеприимную Московию. Нам есть на что обидеться,
не правда ли?
Риплей ответил сердито:
— А мои деньги? Кто мне отдаст мои деньги? Я не¬
мало здесь заработал, я должен получить свое!
— Сэр, вы заработали виселицу, если говорить от¬
кровенно! — сказал Лофтус. —Я знаю много про вас и
не советую вам дорожиться. Вы служили и Швеции и
Англии, но меньше всего русским. Впрочем, воевода
охотно и сполна расплатится с вами, если, конечно, наш
план удастся.
Звенбрег тоже одобрил план Лофтуса и присовоку¬
пил от себя, что взаимоотношения воеводы и капитан-
командора нынче напряжены до крайности, так как, не¬
смотря на все торжество полной победы, воевода до сих
пор не прибыл на цитадель.
— И это нам тоже на руку! —сказал Лофтус. —На¬
до действовать возможно скорее...
Втроем они вернулись к избе Резена, и пушечный
мастер попросил караульщика вызвать на крыльцо ка¬
питан-командора. Сильвестр Петрович долго не шел, по¬
том появился, ведомый под руку матросом. Его лицо сов¬
сем посерело, было видно, что он измучен. Увидев
Иевлева, Риплей тотчас же заговорил добродушно-угро¬
жающим, раскатистым голосом.
— Сэр! —сказал он. — Разумеется, мы в вашей
власти, но мне хотелось бы напомнить вам, что сражение
закончено и более ничто не угрожает спокойствию и
367
благополучию прекрасного города Архангельска. Вы по¬
дозревали нас в сношениях с противником, вы долгое
время продержали нас в заточении; это заточение кон¬
чилось для одного из нас прискорбно: инженер Георг
Лебаниус, венецианец, скончался от ожогов. Надеюсь,
вы разделяете наше горе. То, что мы невиновны, доказа¬
но нашим поведением во время баталии: вы сами
изволили видеть — впрочем, видели это и многие дру¬
гие, — как мы палили из пушек по нашему общему вра¬
гу и делали это не хуже ваших пушкарей...
— Вы слишком длинно говорите, сэр! — устало пе¬
ребил Иевлев. —Что вам угодно от меня?
— Нам угодно от вас, — совсем уже наглым тоном
ответил Риплей, — нам угодно от вас только одного:
освобождения! Мы не желаем более пребывать здесь
жертвами ваших нелепых подозрений. Дайте нам судно,
которое доставит нас в город Архангельск, дабы мы
могли наконец вымыться, поесть и почувствовать себя
теми, кем нам назначено быть от всевышнего бога...
Иевлев молчал, глядя то на пушечного мастера, то на
Лофтуса, то на Звенбрега.
— Что ж, — наконец произнес он по-английски. —
Вы все это недурно придумали. Как послушаешь, то и
впрямь станет вас жалко. Невинные страдальцы, да и
только. Вот вы какие, и по шведу из пушек стреляли; чем
не герои? Молодцы, славно постарались. Да только все-
таки придется вам еще на цитадели побыть. Завтра по¬
толкуем.
Он отвернулся и велел матросу увести себя обратно
в избу.
— Ну? — спросил Риплей.
— Мы уйдем ночью сами!— сказал Лофтус. — Не
думаю, чтобы это было так трудно. Победители веселят¬
ся; они нам не слишком помешают... Впрочем, есть еще
один способ.
И лекарь Лофтус обратился к матросу, стоящему на
крыльце.
— Вот что, любезный мой друг! — сказал он ласко¬
во. — Сейчас, как ты сам слышал, господин капитан-ко¬
мандор был так добр, что разрешил нам взять его лодью,
дабы добраться до города. Он говорил по-английски; ты,
должно быть, не понял? Сбегай к людям, которые дежу¬
рят на лодье, и передай им слова господина капиган-ко-
мандора.
368
Матрос подумал и вернулся в избу. Риплей выругал¬
ся.
— Вы болван, Лофтус! — сказал он. — Сейчас мы
пропадем...
В горнице Сильвестр Петрович сидел неподвижно,
склонившись над человеком в красном кафтане. Тот что-
то рассказывал ему вполголоса. Капитан-командор слу¬
шал внимательно.
Матрос кашлянул.
Сильвестр Петрович оглянулся.
— Лодью, там толкуют, господин капитан-командор,
до города чтобы на твоей отправиться, — сказал мат¬
рос. — Будто ты велел...
— Ну, велел — так и дать лодью! — с досадою бро¬
сил Иевлев. —Что десять раз об одном спрашивать...
Матрос вышел.
— Мы, я надеюсь, можем отправляться? — уверен¬
ным басом спросил Риплей. — Что приказал господин
капитан-командор?
— Отправляйтесь! — ответил матрос.
— Тогда проводи нас, человек! —распорядился Рип¬
лей. — Не то опять придется утруждать беспокойством
господина Иевлева...
Матрос проводил иноземцев до караульни и передал
именем капитан-командора приказание отпустить всех
троих на карбасе Иевлева в город. Когда суденышко
отвалило от крепости, Лофтус произнес с глубоким вздо¬
хом:
— Порою приходится рисковать, ничего не подела¬
ешь! Но теперь-то мы в безопасности, чего нельзя ска¬
зать о господине Иевлеве.
— Ему придется скверно, — подтвердил Звенбрег.
— Мы об этом позаботимся! — добавил пушечный
мастер Риплей. — Он долго нас не забудет.
По тихим двинским водам карбас на веслах быстро
скользил к городу.
4. Ремезов и Нобл
Два стрелецких полка, посланные по московскому
указу из Ярославля и Костромы, через Вологду, к Архан¬
гельску по Двине на стругах, запоздали и подошли к Хол-
369
могорам через день после разгрома шведов на Ново¬
двинской цитадели.
Драгунский поручик Мехоношин встретил команди¬
ров обоих полков на пристани и, сквернословя, повел их
к воеводе. Полковник Вильгельм Нобл и полуполковник
Ремезов, испуганные собственным запозданием и суро¬
востью встречи, робко вошли в богатые палаты князя
Прозоровского и, не садясь, учтиво отвечали на допрос,
учиненный сердитым драгуном. Мехоношин, развалясь
на лавке, задавал вопросы один за другим: почему-де
столько ползли, где пьянствовали, не по шведскому ли
наущению прибыли так поздно, для чего стояли восемь
дней в Устюге Великом...
Дьяки, примостившись у стола, быстро писали опрос¬
ные листы.
Вильгельм Нобл сначала бодрился, после же вопроса
об Устюге Великом скис и так заврался, что дородный и
сипатый полуполковник Ремезов только крякал, а дра¬
гунский поручик стал смеяться. По лицу его было видно,
что он хорошо знал, чем именно занедужил полковник
Нобл по пути в Архангельск...
— Ну, будет! —сказал драгун, отсмеявшись. —Се¬
годня или завтра князь-воевода отпишет на Москву еста-
фет, и оттуда выйдет для вас решение. На добрый исход
надежды не имею. Нынче война; за подобное воровство
надобно казнить расстрелянием...
Полуполковник вдруг вскипел:
— Больно скор, поручик! Оботри молоко на губах да
послужи с мое!
Драгун поднялся, тоже закричал. На крик слуга ши¬
роко распахнул двери; вошел воевода, заругался:
— Измена! Куда ни глянешь —подсылы, лазутчики,
перескоки, пенюары. Вам когда велено было прибыть к
месту? Зачем в Устюге да в Усть-Ваге гуляли столько
ден? Дабы ко времени не прийти? Дабы швед викторию
одержал? Дабы нас тут всех шведы порубили да город
пожгли, да меня, князя, на столб вздернули?
Вильгельм Нобл бледнел; крючконосое, усатое лицо
его обсыпали капли пота. Ремезов моргал. Дело обора¬
чивалось худо. Надо было покаяться...
— Князь-воевода, повинную голову меч не сечет! —
с низким поклоном сказал полуполковник Ремезов. —
Было, что греха таить, помилуй. Виноваты, да не так уж
страшно — сам лучше нас знаешь, каково стругами та¬
370
кое войско тянуть. Стрельцы вовсе измучились, два суд¬
на дорогою потопили, пушек потеряли семь добрых...
— И за пушки взыщется! —пригрозил воевода.
— Прости! — опять поклонился Ремезов. — Послу¬
жим тебе, как прикажешь. Ежели где измена, —пошли,
мы, кого покажешь, не пожалеем, скрутим, народишко у
нас злой на дело...
Прозоровский вздохнул, спросил:
— Да ты из каких Ремезовых? Не боярина ли Саввы
Сергеевича сродственник?
— Сын, князь! — сказал полуполковник. — Мень¬
шой его...
Воевода подобрел, покрутил головою:
— Течет, течет время. Меньшой, а голова седая...
Садись, слушай! Садись и ты, полковник. Не ладно у нас
тут, ох, неладно. Того и разгневался я, что один, один вот
с ним, с поручиком; тяжко нам, трудно, ох, трудно!..
Вильгельм Нобл, отставив ногу, упершись в колено
рукой, приготовился слушать. Ремезов опирался на эфес
сабли. Князь долго молчал, словно собираясь с мыслями,
потом заговорил туманно, непонятно, таинственно. На¬
конец, как бы поверив во всем стрелецким начальникам,
зашептал:
— Измена, воровство, лютое воровство. Капитан-ко¬
мандор Иевлев, стольник, царев потешный, —вымол¬
вить страшно! —предался шведам, служит им с давнего
времени — не за страх, за совесть. Против царского
указу учинил злое дело: послал в море, навстречу швед¬
скому флоту, своего человека, посадского монастырско¬
го служку Рябова Ивашку. Тот Ивашка за шведское зо¬
лото повел с моря флот двинским фарватером на город,
дабы великое разорение учинить, и корабли пожечь
царские, и верфи спалить, и Архангельск, и Холмогоры,
и Вавчугу, и другие прочие места...
Вильгельм Нобл слушал жадно, кивал головой. Реме¬
зов смотрел на воеводу круглыми глазами, удивлялся.
— Тот Ивашка многие годы до нынешнего лихого ча¬
са в нетях ходил, — говорил воевода, — вернулся бо¬
гат, — откуда? Из шведской земли — вот откуда. Иев¬
лев на свою цитадель шведских подсылов принимал и
там с ними тайно беседовал. Наилучших мастеров-ино-
земцев, верных царю слуг, тот Иевлев всяко бесчестил
и порочил, веры им не давал нисколько, под арест без¬
винно брал, а как иноземные корабли дошли до цита¬
дели и баталия учинилась, тот Иевлев едва иноземцев не
371
погубил смертно, едва они живыми не сгорели в остро¬
ге...
Полковник Нобл сердито крякнул — он не любил,
когда московиты дурно обращались с иноземцами. Реме¬
зов же, наоборот, услышав об иноземцах, поостыл.
— Что же они за иноземцы?
— А ты молчи, полуполковник, слушай! — велел
князь. — Иноземцы те люди верные. Как они из зато¬
чения спаслись, то не прятаться пошли, а на крепостные
валы поднялись и зачали из пушек по шведу палить. Пу¬
шечный мастер там аглицкого роду, сам пушки наводил
и сам пушкарями командовал, и оттого немалый урон
шведы понесли. И многие русские пушкари, и многие
стрельцы, и солдаты, и матросы, не щадя живота, полег¬
ли мученической смертью. А иевлевские люди, не таясь
в своем бесстыдстве, с великими почестями приняли в
цитадели шведского воинского человека в красном каф¬
тане, трубили ему в трубы, в барабаны били, как и мне,
воеводе, никогда не делают. С тем человеком Иевлев бе¬
седовал долгое время —до самой его, шведа, кончины,
и глаза ему закрыл, и свечу в руки дал...
— Ежели свечу по православному обычаю дал, то,
может, тот человек и не швед был? —усомнился Реме¬
зов.
— Молчи да слушай! — прикрикнул воевода. —
Иноземец, инженер из венецианской земли, тем Иевле¬
вым был замучен насмерть, сгорел живьем. Иноземцы-
негоцианты, в городе Архангельском проживающие, по
Иевлеву указу все были под караул взяты и только
нынче отпущены. Пушки на кораблях негоциантских,
купеческих он отобрал; от того великую обиду иноземцы
имеют, ни один корабль более торговать не придет...
Вильгельм Нобл закивал: конечно, не придут, зачем
приходить?
— То-то, что не придут! —сказал воевода. —Кото¬
рые же русские людишки тайные листы читали и всякие
слова говорили против воеводы, и против боярина, и
против негоциантов, —те людишки Иевлевым на волю
выпущены. Для чего так? Для того, что они по сполоху
собрались шведу передаться и со шведом вместе нас
резать. Поручику, господину Мехоношину, сам Иевлев
сказывал: передалимся-де шведам, выйдем к ним в море
навстречу, вывезем на подушке ключи от города Архан¬
гельского, поклонимся подарками, будут нам почести,
372
будет нам добро, веселыми-де ногами ходить начнем.
Верно ли говорю, господин поручик?
Мехоношин поклонился:
— Так, князь-воевода!
— Висеть изменникам в петле! — заключил Прозо¬
ровский, вставая. — Тебе, господин полковник, и тебе,
господин полуполковник, приказываю: идти не медля
стругами на цитадель, поставить на ней караулы; Иевле¬
ва моим воеводским именем и указом одеть в железы,
Ивашку Рябова заковать и под стражей доставить в
Архангельск, в острог, под крепкое заключение. С вами
отправится сей поручик; ему быть комендантом кре¬
пости. Нынешнего же дня или завтра, как управитесь с
арестованием изменников, отпишу я естафет его вели¬
честву Петру Алексеевичу, пошлем Иевлева да Рябова
перед ясные очи князя-кесаря, а коли нам велят, —и мы
разберемся: на огне живо заговорят...
Полковник смотрел на воеводу с готовностью, Реме¬
зов сидел потупившись.
— А что вы с войском припоздали, то вам в заслугу
не вменится! —строго, угрожающе добавил Прозоров¬
ский. — Коли сделаете на цитадели все как надо, —по¬
забудем ваши прегрешения. А коли нет...
Стрелецкие начальники поклонились, ушли на свои
струги.
Воевода снова сел на лавку, расставив ноги, отва¬
лясь, — грузный, насупленный. Глаза его бегали, он
опять начал бояться затеянного дела.
— Либо Иевлев тебя, князь, либо ты его! — заго¬
ворил Мехоношин. — Хребет ломать надо сразу же, не¬
медля! Упустим время —сожрет с потрохами. Нынче
любовался я на тебя, сколь мужественно ты с ним бесе¬
довал. Устрашились и по ниточке ходить станут...
Князь перебил:
— Народишко, народишко подлый, вот кого боюсь.
Стануг болтать невесть что; всем ведомо, который чело¬
век шведское судно на мель посадил.
Мехоношин сказал с презрением:
— Народишко? Народишко, князь-воевода, под бато¬
гами отца-матерь забудет, не то что кормщика. Запалим
веники, вздернем на дыбу, погладим огонечком, побежит
по городу страх божий —живо замолчат. А заробеем —
пропадем. Заробеем, князь, и поедет челобитная на тебя
к Москве, тогда повлокут тебя к самому князю-кесарю...
Прозоровский заерзал на лавке, замахал руками:
373
— Тьфу, тьфу, типун тебе на язык!
— Ловить воров надо, сказал Мехоношин, всех, до
единого. На Марковом на острове согнаны беглые холо¬
пы, рваные ноздри, рубленые персты. Я их облавой пере¬
ловил по лесам, а Крыков уговорил Сильвестра поста¬
вить татей на остров. Всех надобно за решетку в
узилище; от них небось и челобитная на тебя, на воеводу
нашего...
Он натянул перчатку, полюбовался рукою, поправил
на бедре шпагу. Прозоровский пыхтел, моргал, ничего
не решался ответить.
— Сразу бы и кончил со всеми на Марковом! —
предложил Мехоношин.
— Много ли их? — спросил воевода.
— Порядком.
— Ты поначалу Иевлева забери, другим разом —
беглых. Боюсь шума, поручик... Кормщик-то не отыскал¬
ся, Рябов?
— Не слышно...
— Ну иди, иди, делай...
Мехоношин ушел.
Прозоровский, насупясь, думал беспокойные свои
думы. Тихо, ступая на носки, незаметно появился дьяк
Гусев, сказал, что пушечный мастер аглицкий немец Ред¬
жер Риплей спрашивает деньги за государеву службу,
как было договорено. Князь велел заплатить.
— Сполна? — спросил дьяк.
— Сполна! Да все ли они написали, что надобно?
— Все, князь...
После дьяка явилась княгиня Авдотья, исплаканная,
испуганная, стала спрашивать, верно ли толкуют, будто
князь велел Иевлева за караул брать. Воевода ощерился,
вытаращил глаза, заорал, что не ее ума то дело, замах¬
нулся на дородную княгиню палкой. На отцов крик
прибежали старые девки с недорослем — унимать во¬
еводу. Княгиня сказала сквозь слезы:
— Может, к городу поехать, князюшко? Ждут не¬
бось тебя, воеводу, праздник там, колокола звонят...
— Мехоношин здесь?
— Нету еще.
— Думный дворянин воротился?
— В городе он, князюшко...
Воевода опять заробел — без своих подручных он
всего боялся. Дьяки принесли естафет от думного дво¬
рянина. Тот писал, что Архангельск готов к встрече вое¬
374
воды, порядок наведен, караульщики везде расставлены,
с часу на час отопрут и съезжую, которую Иевлев на
замок запер. Покуда никак не отыскать палача Поздю¬
нина, от страху невесть куда запропастился — ни слу¬
ху, ни духу...
— Ишь трус экой! — посетовал воевода. — Нака¬
зать надобно...
Он выпил водки, захрупал соленым огурцом. Доброе
расположение духа вновь возвращалось к воеводе. Си¬
дел, широко расставив ноги, говорил со вздохами:
— Без острога, без узилища, без тюрьмы крепкой го¬
роду не держаться. То всем ведомо: какое воеводство без
палача...
Во дворе с гиканьем закладывали карету, возки для
приживалок и приживалов, телеги для челяди...
В дверь просунулся дьяк Молокоедов, сказал с при¬
скорбием:
— Владыко преосвященный Афанасий совсем плохи,
князь-воевода. Будто исповедоваться собрали их и при¬
чащать святых тайн, да они не допустили, —рано, гово¬
рят. Может, побывать тебе к ним?
— Недосуг, недосуг! —отмахнулся воевода. —Да и
не для чего! Не больно дружны были...
Молокоедов смутился, еще покашлял:
— А все же...
— Иди! — крикнул князь. — Без него управлюсь!
Недосуг — и все тут!
Но тотчас же сробел, передумал, велел подавать себе
шубу и горлатную шапку, посох и карету. До подворья
Афанасия было не более ста саженей, но воеводе не сле¬
довало ходить пешком, и он проехал это расстояние в
карете. По ступеням его вели под руки Гусев и Абро¬
симов.
Келейник, увидев воеводу, со всех ног бросился в
опочивальню к Афанасию. Тот в ответ вдруг слабо
усмехнулся, сказал с досадою:
— Ишь ты! Учить приехал, как мне помирать. Наука
нехитрая, сам иомру. Гони в шею...
5. Воевода снова в Архангельске
К вечеру поезд воеводы въехал в Архангельск.
Завидев карету князя и его конную стражу, завидев
форейторов, гайдуков, ездовых, гарцующих конников,
посадские посмеивались, переговаривались; мальчишки,
375
не боясь нагаек, свистели в пальцы, улюлюкали. Кня¬
гиня, сидя рядом с воеводою, совсем закисла от страха;
старые девки княжны, кривляясь на заграничный манер,
произносили непонятные слова:
— Ах, ах, каковы мужичье, так-то встречают своего
дигнитара!..
— Ах, ах, никакого политесу 1
— Майн либер фатер, не ждите от сих артизанов фе-
миды.
Князь молчал, сопел, смотрел на солдат с работными
людьми, которые снимали надолбы и рогатки с берегов
Двины; на пушкарей, которые на рысях увозили с бое¬
вых мест пушки, корот¬
кие мортиры, кулеврины,
наваливали на подводы
плетенки с ядрами, со зво¬
ном швыряли ломы, бан¬
ники, прибойники...
Город более не гото¬
вился к бою с врагом,
город перестал быть кре¬
постью. У раскрытых на-
376
стежь рогаток караульщики ели свою кашу, дозорные на
конях более не стояли у въезда. Весело перезванива¬
лись оставшиеся на звонницах и на церковных колоколь¬
нях малые колокола; на улицы, на торговую площадь,
на берега Двины высыпали мастеровые, ремесленники,
корабельщики, рыбаки, дрягили, перекупщики. Народ
смеялся; то там, то здесь люди запевали песню, женки
на углах торговали печеной рыбой, голосисто выхваляя
свой товар; тетки-калачницы продавали сдобные калачи.
Матросы не строем, а порознь прогуливались по улицам
в своих ярко-васильковых безрукавках, в шапках, на¬
саженных на одно ухо, —это были матросы, уже поню¬
хавшие пороху в сражении на цитадели, уже ступившие
на палубы пленных кораблей. Скоморох с медведем ве¬
селил толпу возле Гостиного двора, похаживал, стуча
каблуками по дощатому настилу, где только что стояла
длинноствольная пушка.
Внезапно карета остановилась.
Гайдуки с плетьми стали напирать на народ, но толпа
сгрудилась так тесно и такой руганью встретила воевод¬
ских холопей, что те сразу же сробели и подались назад.
377
— Чего там? — спросил князь.
— Скоморох с медведем, — ответила княгиня Ав¬
дотья. — Ах, ах, сколь презабавен!..
— Посунься, коровища! — зашипел воевода.
Княгиня вдруг обмерла, замахала руками, княжны
стали из флакончика нюхать иноземную соль; недоросль
засмеялся, широко разинув рот. Князь-воевода поначалу
не понял, потом побагровел от страшной обиды: на мед¬
веде торчала горлатная шапка, сделанная из корья, —
такую, но из меха, один воевода имел право носить во
всем Придвинском крае. А скоморох между тем веселил
людей, словно и не замечая поезда князя, который оста¬
новился перед самым помостом, где теперь звенел свои¬
ми колокольчиками ученый медведь.
— Продергивай! —захрипел князь гайдуку.
Гайдук замахнулся плетью, но тотчас же возле него
просвистел камень, народ заулюлюкал; другой камень
ударил в карету. А скоморох кричал:
— Ну, Михаил Иванович, покажи, как воевода от
шведа бежит...
Медведь, держась за живот, рычал, пятился, тряс
башкой, показывал, что боится, хватая лапищей своего
поводыря, волок за собою —убегать...
— А теперь, Миша, покажи сего воеводу, как он
взятки берет! — сипатым голосом кричал скоморох. —
Покажи, Мишенька...
Медведь, рыча, пошел вперед...
Князь зашелся совсем от бешенства, заорал в окно
кареты:
— Плетьми его! Живо...
И озверел еще более: свитские тоже смеялись, гого¬
тали, издали глядя на скомороха и на его медведя в гор-
латной шапке. Но, увидев перекошенное, багровое от бе¬
шенства лицо князя, гайдуки мигом перестали смеяться,
пустили коней наметом, засвистали, ударили по толпе
нагайками. Народ с криком, пряча головы, отпрянул; ко¬
ни топтали людей, роняя пену, вздымались на дыбы. По¬
мост со скоморохом открылся — медведь мирно стоял
перед княжеской свитой, нюхал воздух, облизывался.
Скоморох его оглаживал, приговаривал белыми губами:
— Ничего, Михайло Иваныч... Ничего...
И в том, как поглядывал скоморох на вооруженных
конников, было что-то такое гордое и бесстрашное, гнев¬
ное и насмешливое, что князь отвернулся и не стал бо¬
378
лее туда глядеть. А вылезая из кареты в своем дворе,
сказал встречающему думному дворянину Ларионову:
— Хорош у тебя подарок, собачий сын! Хорошо сво¬
его воеводу приветил... Ну, погоди, еще потолкуем...
И распорядился:
— Скомороха пороть батогами нещадно, смертно,
нынче же! Медведя вздеть на рогатину! Гайдукам и
иным прочим, что гоготали, видя бесчестье своему боя¬
рину, — по пятьдесят кнутов каждому...
Ларионов поклонился, дьяки с испугом переглядыва¬
лись.
Попозже пришел Ларионов, сказал своим твердым
голосом, что скоморох преставился, а шкуру медвежью
он, думный дворянин, приказал выделать для воеводских
покоев.
Всю ночь воевода не мог уснуть — ждал вестей из
крепости. В длинной, до колен, цветастой шелковой ру¬
бахе, задыхаясь от духоты, закрыв все ставни, ходил по
скрипящим половицам, пинал сонных .мурлыкающих
котов, звал караульщиков, спрашивал сырым от страха
голосом, тихо ли в городе.
К утру, не раздеваясь, задремал на лавке, и опять, как
давеча в Холмогорах, привиделось ему дурное: черная
вода, и его туда бросают, в воду; он хочет бежать, а не
идут ноги...
Разбудил воеводу дьяк Абросимов, доложил, что ино¬
земцы ждут воеводской милости — проститься; их ко¬
рабли уходят нынче в море. Дьяк Гусев держал на под¬
носе корабельные пассы; каждый был написан на
александрийской бумаге, и при нем —копия по-латыни.
Воевода, потный от дурного сна, всклокоченный, принял
капитанов и шхиперов приветливо, каждому корабель¬
щику отдал пасс, сказал, что нынче бесчинствам
капитан-командора положен конец. Консул Мартус пок¬
лонился, ответил, что счастлив слышать добрую весть
Прозоровский пригласил корабельщиков непременно
быть к ярмарке в будущем году. Слуга подал вино маль¬
вазию.
Пушечный мастер Риплей провозгласил здравицу за
воеводу князя Прозоровского —просвещенного и вели¬
кодушного вельможу. Иноземцы закричали "виват".
Консул Мартус провозгласил другую здравицу — за
князя Прозоровского, победителя шведов. Гости опять
закричали "виват". Князь, развеселившись, велел гостям
379
садиться за трапезу. Пушечный мастер Риплей сидел
слева от воеводы, говорил участливо:
— Мы все, просвещенные европейцы, понимаем, как
вашей милости трудно иметь дело с варварами, подоб¬
ными Иевлеву. Но наши письма, в которых дословно
описаны мытарства, постигшие нас в Московии, несо¬
мненно попадут в руки великого государя. Преславный
государь прольет слезы над нашей участью и строго по¬
карает виновных...
Часом позже воевода с крыльца своего дома видел,
как на негоциантских кораблях корабельщики стали
поднимать паруса, готовясь к выходу в море.
Вернувшись в горницу, Прозоровский позвал дьяков,
велел им читать вслух все, что написали иноземцы.
Дьяки читали, переводили, толковали написанное. Вое¬
вода слушал и кивал головою — хорошо написали ино¬
земцы, как надо написали; теперь строптивому Иевле¬
ву — конец...
Но на сердце все-таки было неспокойно: из крепости
Мехоношин еще не вернулся.
Всех офицеров без суда не арестовы¬
вать, кроме изменных дел.
Петр Первый
И вы пороху не теряйте, и снарядов не
ломайте:
Меня пулечка не тронет, меня ядрышко
не возьмет.
Песня
Глава шестнадцатая
1. Вашу шпагу, капитан-командор!
На крепостном погосте палили из мушкетов, ружей
и пищалей — три залпа в воздух над могилой. Семиса¬
дов и Аггей Пустовойтов поправляли кресты на могилах
Митеньки и Якоба. Народ уже разошелся; с моря дул
прохладный ветер, над свежими могильными холмами
трудников, работных людей, пушкарей, солдат и стрель¬
цов еще молились, тихо плача, женки, матери, сестры.
У одного холмика стоял на коленях матрос, держал
на руках грудного мальчонку — сына, ладонью бережно
подгребал к холмику черную двинскую землю. Над этой
могилкой матросской женки Устиньи тоже стреляли из
ружей и мушкетов...
Внезапно из крепостной калитки, размашисто шагая,
появился Резен, подошел к Иевлеву, сказал торопливо
по-немецки:
— Дорогой друг, здесь драгун Мехоношин и с ним
два стрелецких начальника —оба чрезвычайно важные
и неприступные. На стругах множество стрельцов —из
Вологды. Занимают караулы, командуют всем и требуют
вас. Ищут также лоцмана...
Сильвестр Петрович вынул трубочку изо рта, хотел
что-то спросить, но не успел. Железная калитка со скре¬
жетом отворилась, на погост вошел поручик, за ним —
худой как жердь, крючконосый, с торчащими в стороны
усами, полковник Нобл, третьим — полуполковник Ре¬
мезов, невысокого роста, дородный. Сзади шли солдаты
с саблями наголо, чужие, нездешние.
381
Иевлев, опираясь на костыль, поднялся, сунул трубку
в карман, подождал. Мехоношин подошел совсем близ¬
ко. Сильвестр Петрович смотрел в его бегающие глаза.
Аггей Пустовойтов и Семисадов, не доделав свою рабо¬
ту, тоже подошли.
— Вы есть бывший капитан-командор Иевлев? —
спросил Мехоношин тусклым голосом.
— А ты что, не знаешь меня?
Поручик на мгновение смешался.
— Я есть капитан-командор Иевлев, и не бывший, а
нынешний и будущий, и не тебе, убежавшему своего
долга воинского, не тебе, забывшему присягу, со мной
говорить! — бледнея от гнева, сказал Сильвестр Петро¬
вич.
Мехоношин, обернувшись к стрельцам, крикнул:
— Полусотский, отобрать у сего вора шпагу!
Кряжистый стрелец подошел к Иевлеву, тяжелой ру¬
кой взялся за портупею. Иевлев рванулся, костыль вы¬
скользнул из-под его локтя. Потеряв равновесие, Иевлев
ступил на больную ногу и, захрипев от боли, упал. Аггей
и Семисадов бросились к нему, подхватили на руки. Ре¬
зен оттолкнул Мехоношина в сторону, обнажил шпагу.
От могильных холмов, не понимая, что случилось, бе¬
жали женки, солдаты, матросы...
— Ну! —крикнул Резен Мехоношину. —Вынимай¬
те свою шпагу, черт возьми!
Мехоношин попятился; вперед вышел полковник
Нобл.
— Не надо лишней крови! — сказал он с немецким
акцентом. — Сейчас нельзя помочь. Сейчас надо испол¬
нять приказание.
Он незаметно мигнул своим стрельцам; они зашли за
спину Резена, навалились на него сзади, выбили шпагу
из его рук. Семисадов, оттолкнувшись деревяшкой, бро¬
сился на стрельцов; за ним бросился в драку Аггей, но
их живо скрутили обоих. Мехоношин, стоя поодаль,
опять приказал:
— Полусотский, отобрать у сего вора шпагу! Али ты
меня не слышал?
Иевлев, сидя на чьей-то могиле, тихо стонал; пот ка¬
тился по его побелевшему лицу. Полуполковник Ремезов
сказал ему тихо:
— Господин капитан-командор, вручи мне твою
шпагу.
382
Иевлев поднял измученные глаза на Ремезова, вдруг
поверил ему, дрожащими пальцами отстегнул пряжку на
портупее, поцеловал эфес шпаги, протянул ее полупол-
ковнику. Тот так же бережно ее принял, говоря по-
прежнему негромко, дружественно:
— Прошу — подчинись нынче всему. Воеводою под¬
нята ябеда, время рассудит, люди помогут. Из сопротив¬
ления ж ничего доброго сейчас произойти не может...
И, отстранив рукою стрельцов, подошедших к Иевле¬
ву, чтобы заковать его в цепи, Ремезов властно приказал:
— Капитан-поручик немощен, и железы на него на¬
девать не можно! Подать носилки!
Принесли носилки. Егор Резен, вырываясь из рук
стрельцов, ругался по-русски и по-немецки.
Кругом на погосте шумела толпа, из калитки шли во¬
логодские стрельцы, крепостной народ, ничего не пони¬
мающие пушкари, матросы, солдаты. Кто-то пустил
слово "измена"; оно передавалось из уст в уста. Мехо¬
ношин, шаря по крепостным амбарам, зашел в избу Ре¬
зена, выспрашивал, где кормщик; всюду говорил, что
Иевлев предался шведам и нынче его ждет позорная
казнь. Люди не верили, переглядывались. Один рыбак
сказал, что измены быть не могло; его Мехоношин тот¬
час же перетянул хлыстом по лицу, так что сразу брыз¬
нула кровь. Кормщика Рябова не нашли; все в один голос
говорили, что он потонул. По крепостному плацу, шу¬
мевшему народом, четыре стрельца молча несли носил¬
ки. Иевлев лежал, закрыв глаза. Семисадов, стуча дере¬
вяшкой, шагал рядом, глотая слезы, подкладывал
Сильвестру Петровичу под раненую ногу сенца, чтобы
было мягче. Возле карбаса Иевлев сказал боцману:
— Ну, Семисадов, не думал, что меня после сей ба¬
талии так провожать будешь!
Боцман только скрипнул зубами.
Мехоношин и полковник Нобл остались на цитаде¬
ли — наводить порядок. На карбасе Ремезов сел рядом
с носилками, укрыл Иевлева плащом. Матрос спросил:
— Господин капитан-командор, прапорец вздымать?
— Что за прапорец? — осведомился Ремезов.
— Прапорец по морскому уставу вздымаем, означа¬
ющий: "Старший морской начальник —здесь"...
Ремезов спросил гневно:
— А где же старший морской начальник?
— Так что... вот они... — растерянно ответил мат¬
рос. — На карбасе господин капитан-командор...
383
— Значит, вздымай, коли на карбасе! — сказал Ре¬
мезов. — Вздымай!
Матрос ловко намотал на руку фал, дернул. Прапо¬
рец взвился на мачту, весело развернулся, захлопал на
двинском ветру. Сильвестр Петрович лежал молча, смот¬
рел в бледное, едва голубое небо. Там косо, с криками
носились чайки, выше медленно плыли пушистые обла¬
ка.
— Женат, господин капитан-командор? —спросил
Ремезов.
— Женат.
— И детей имеешь?
— Дочек двое.
Ремезов вздохнул, покачал головой.
— Что вздыхаешь?
— Того вздыхаю, что опасаюсь —длинному быть де¬
лу. Петр Алексеевич-то тебя знает?
— Знает малость.
— Жалует?
— Жалует царь, да не жалует псарь. Слыхивал та¬
кое?
Он помолчал, неожиданно усмехнулся, произнес не¬
понятные Ремезову слова:
— Жаль, помер господин Крыков, погиб в честном
бою. Посмеялся бы нынче вволюшку, на меня глядючи.
Надорвал бы, я чаю, животики. Все свершилось!
2. Дождались милости
О том, что Иевлева взяли за караул, на Марковом
острове узнали почти тотчас же. Узнали и то, что по¬
ручик Мехоношин стал начальным человеком и искал в
крепости кормщика Рябова, которого тоже собирался
забрать в узилище.
Молчан, проведав обо всех событиях, злобно кряк¬
нул, плотнее закутался в продранный тулупчик, сказал
мужикам:
— Теперь дождались! Говорил вам, дуроломам,
уходить надобно! Нет, милости, мол, дождемся. Теперь
как же —дождетесь. Не нынче-завтра нас имать зачнут,
всех в узилище погонят, все вспомнят...
Мужики не отвечали. В тишине было слышно, как в
крепости барабаны бьют вечернюю зорю, как играют
там горны: новый командир делал учение.
384
Молчана знобило. Хотелось попариться в бане, по¬
пить молока, поспать в избе. На острове всегда было сы¬
ро. От мозглых двинских туманов, от постоянных в это
лето дождей, от лесной волчьей жизни ломило кости. Ку¬
таясь в свой драный и прожженный тулуп, он непод¬
вижно просидел до сумерек, потом сел в посудинку, поп¬
лыл в недальнюю деревеньку — авось где-нибудь топят
баню, пустят бездомного человека.
Деревенька была бедная, серая. Молчан посмотрел
на дымы, вспомнил, что нынче суббота. Невеселый дви-
нянин, сивобородый, неразговорчивый, без единого сло¬
ва пустил чужого к себе — париться. Баня была жаркая,
воды вдосталь. Помывшись, Молчан зашел в избу — по¬
пить молока. Белобрысые внуки неразговорчивого хо¬
зяина облепили гостя. Он гладил их головенки, с болью
вспоминал своих братишек и сестренок, оставленных им
на произвол судьбы. Ребятишки стрекотали; он отвечал
им, улыбаясь открытой, доброй улыбкой. Дед сидел на
лавке поодаль, дратвой зашивал прохудившийся сапог.
Со двора от соседа пришла старуха бабка, поклонилась
гостю, рассказала хозяину, что раненому нынче полегча¬
ло, попил квасу и поел кашицы. Молчан насторожился,
погодя спросил: что за раненый?
— А купец, что ли, кто его знает! Кафтан на нем
больно богатый! —сказала старуха. —Как давеча сра¬
жение сделалось, его там поранили, воды двинской вдо¬
воль наглотался, к соседушке к нашему и приполз. Ду¬
мали, помер, а он — вон каков мужик — ожил, уходить
хочет...
У Молчана блеснули глаза; он поднялся, заспешил
искать недужного. Старуха велела детям проводить
гостя; они побежали перед ним веселой ватагой. С
бьющимся сердцем вошел Молчан в низкую, прокопчен¬
ную избу. В поставце над лоханью горела лучина, робкий
ее свет озарял лицо Рябова, лежащего на лавке. Ноги его
были покрыты старой овчиной, в головах была большая
подушка, глаза смотрели с доброй насмешкой.
— Небось и похоронили меня? — спросил он. — А
я опять живой! Сказывай, похоронили али еще ждете?
Как раз нынче лежу да считаю, —когда ж все оно было?
Вчера али ранее?
Молчан сел на лавку, собрался было ответить, но не
смог —заплакал. Рябов все смотрел на него неподвиж¬
ным взглядом, потом опять спросил:
— Митрий-то живой?
385
13-770
— Помер Митрий, —тихо ответил Молчан.
— Помер... —повторил кормщик.
— У нас на острове на Марковом и помер, — сказал
Молчан. — Весь побитый был. Ты-то как сюда попал?
Рябов долго не отвечал, потом заговорил слабым го¬
лосом:
— Теперь и не вспомню! Застыл в воде-то, раненый.
На берег вынулся сам не свой. Лозняк там, гущина,
вроде болотца. Ну и пополз. Собаки, слышал, брехали,
дымом пахло, я все полз...
Он закрыл глаза, утомился. Дети, пришедшие с Мол-
чаном, переглядывались, толкали друг друга. Один паре¬
нек — постарше, лет десяти — сказал:
— Ямелька корову выгонял, Ямелька и увидел...
Ямелька, спрятавшись за других ребятишек, сказал
оттуда басом:
— Видел — лежит в кровище, и всего делов.
— Теперь-то ништо! — сказала хозяйка, белолицая
поморка. — Теперь все слава господу, а поначалу дума¬
ли — покойник. И не дышал...
Она сменила лучину, спросила Молчана украдкой:
— Что за человек? Кафтан-то больно богатый, парчо¬
вый; такого и воевода по будням не наденет...
Рябов услышал; не открывая глаз, сказал:
— Что мне воевода, когда я сам —рыбак!
Хозяйка поманила Молчана, зашептала ему в ухо:
— И что за гость такой, ума не приложу. Стал мужик
мой давеча раздевать, глядит — кошелек. Денег золо¬
тых — не счесть...
.... Уже давно вернулся хозяин, давно ушли соседские
дети, давно молодайка легла спать на печь — Молчан все
сидел возле Рябова, не решаясь сказать ему про судьбу
Сильвестра Петровича. Наконец, уже далеко за полночь,
Молчан решился — рассказал все.
— Вишь как! —не удивившись, задумчиво произнес
Рябов. — На самого капитан-командора руку подняли.
Смел воевода, смел, ничего не скажешь... Да и то, Павел
Степанович, ихняя воля...
— То-то, что ихняя, покуда мы овцы. И тебя, рыбак,
скрутят да в узилище упрячут, коли с нами не уйдешь...
— Оно так...
— А запрячут за караул, — живым не выдерешься,
нет...
— За что запрячут-то?
386
— За измену будто бы...
Рябов усмехнулся, лицо его стало недобрым.
— За измену? И капитан-командора за измену?
— А как же! Погоди, кормщик, слушай, что скажу:
нам всем уходить надобно. Уйдем в тайгу, я пути та¬
мошние знаю. Самоединов отыщем добрых, не пропа¬
дем. А с прошествием времени подадимся на Волгу, в
степи. Не со здешнего воеводы, с другого, да шкуру сде¬
рем. Ты вовсе слаб, кровинки в лице нету, куда тебе в
узилище идти, — уморят там, знаю. Тебе иначе, как с
нами, пути нету. Я своих нынче же выводить стану.
Упираются мужики, милости ждут, да не дождутся.
Уйдем за рогатку, женке твоей подадим весточку, что-де
жив, а покуда сбирайся. Коней купим, ускачем...
Кормщик, не отвечая, устало закрыл глаза. Молчан
поднялся, пошел к двинскому берегу, к своей посудинке.
Ночь стояла теплая, туманная, темная. На острове никто
не спал, но костра не жгли, сидели в яме, тесно при¬
жавшись друг к другу, слушали Федосея Кузнеца, кото¬
рый только что заявился из города.
— Об чем толк? — спросил Молчан.
— Ловить нас нынче собрались! —злым голосом от¬
ветил Федосей. — Доподлинно знаю. От верного чело¬
века, от солдата, что дозорным на Пушечном дворе
стоял. Вспомнил Мехоношин, как ловил вас по лесам...
— Не дадимся! — оскалился Молчан. — Мушкеты у
нас есть, ружья, порох. Баранами не пойдем...
Мужики заговорили разом, заспорили, иные хотели
нынче же уходить, другие стояли за то, чтобы принять
бой и поквитаться за свои обиды. Федосей Кузнец гово¬
рил, что извергов надобно поучить, чтобы не ходили
своих же мужиков имать.
К утренней заре в яму сволокли все оружие, отбитое
у шведов. Кузнец, ругаясь под нос, осмотрел ружья,
мушкеты, показал незнающим, как надобно заряжать,
как целиться, как палить. Утром дозорный увидел на
Двине два струга с солдатами. Воинских людей было
много, на солнце поблескивал ствол пушки. Струги шли
к Маркову острову.
— Вот она и милость! — сказал Молчан. — Дожда¬
лись!
И велел с острова уходить без боя.
Мужики подчинились, стали переправляться к дере¬
веньке. Струги шли медленно; их сносило течение, сол¬
даты гребли неумело, не по-здешнему. Последним на
387
13’
острове оставался Федосей Кузнец. Горьким взглядом
оглядел он стены Новодвинской цитадели, с которых
палили его пушки, посмотрел на корму шведского флаг¬
манского корабля, которая все еще возвышалась над
водой, и, держа в руках мушкет, стал опять вглядываться
в головной струг. Глаза его щурились; он долго вгляды¬
вался и увидел: думный дьяк Ларионов, поставив ногу в
щегольском сапоге на низкую закраину струга, что-то
говорил долговязому и худому полковнику-немцу.
— Вишь, показывает! — шепотом сказал Кузнец ло¬
поухому щенку, оставшемуся вместе с ним на остро¬
ве. — Вишь, что делает. Свой, крещеный, думный дво¬
рянин...
Не торопясь он сжал мушкет ладонями и стал мед¬
ленно целиться. Думный дворянин был одет нынче так
же, как в ту ночь, когда он командовал палачом и бобы¬
лями на съезжей. По камзолу были нашиты пуговки —
серебряные и золотые вперемежку. По этим пуговкам и
повел Кузнец мушкет вплоть до выстрела. Лопоухий
щенок от неожиданности вякнул, думный дворянин
взмахнул руками и упал навзничь в струг — мертвым.
Там засуетились, струг накренился, солдаты загалдели,
заряжая свои мушкетоны. Федосей быстрым шагом
пошел к переправе. За ним, испуганно помаргивая, побе¬
жал пес.
— Ты палил? — спросил Молчан, когда Кузнец до¬
гнал своих.
— Я.
— А что тебе было велено? Палить?
Кузнец ничего не ответил. Молчан хотел было зару¬
гаться, но вгляделся в Федосея, подумал и произнес
мирно:
— Видать, и тебя припекло. Ну-к, что ж, ныне с то¬
бой можно и в леса идти али подалее — зипуна добы¬
вать.
В этот же день мужики, предводительствуемые Мол-
чаном, скрылись в дремучем придвинском бору. С собою
на подводе увозили они совсем еще слабого кормщика
Рябова.
3. Ремезов
На съезжей полуполковник Ремезов позвал карауль¬
щиков, остался с ними один на один, долго на них смот¬
388
рел, наливаясь гневом, потом, засучив рукав и покрутив
в воздухе огромным красным волосатым кулаком, зычно
крикнул:
— Видали? Ежели хоть един волос с его головы
падет...
Караульщики закланялись, стали божиться, колотить
себя в грудь.
— Сей капитан-командор — государев преступ¬
ник! — опять заговорил Ремезов. —Коли с ним что при¬
ключится, — от вас и пеплу не сыщут...
Караульщики опять закланялись.
Ремезов прогнал караульщиков вон, задумался, по¬
том по гнилым, осклизлым ступеням спустился вниз, в
темную камору, где на соломе лежал Иевлев.
— Денег не надобно ли? — суровым голосом спро¬
сил полуполковник.
— Не надо! — ответил Иевлев.
Ремезов сел на лавку, попросил:
— Расскажи, капитан-командор, все как есть. Я тут
не останусь, тайно поскачу к Москве, мне правду надо¬
бно знать...
Сильвестр Петрович рассказал все в подробностях.
Ремезов выслушал внимательно.
— Коли что, капитан-командор, крепись. Ослабе¬
ешь — напишут на тебя сказку, где тогда правду сыс¬
кать?
Иевлев молчал.
— Еще беда —кормщик твой потонул! —сказал Ре¬
мезов. — Что молчишь?
— Того молчу, — тихо, спокойным голосом ответил
Сильвестр Петрович, — того, господин полуполковник,
молчу, что думаю: шведа разбили, корабли российскому
корабельному флоту числом тринадцать сохранили, на¬
род в Архангельске — сироты, да женки, да старухи —
за нас бога молят. Значит, беды и нет. Апраксину на
Москве первое поведай: корабли целы, да еще шведские
в полон взяты, пусть сочтет —с прибытком воевали...
Дородный полуполковник невесело усмехнулся.
— Да ты, как я погляжу, чудак, господин капитан-ко¬
мандор. Ну, бог тебе в помощь...
Он поднялся, в темноте нащупал руку Иевлева, лас¬
ково пожал:
— Прощай! Супругу твою навещу, дочек тоже. На
Москве семейство Хилковых ты назвал?
389
— Хилковых. Измайлова тож...
Ремезов вышел из съезжей, на ходу пугнул кара¬
ульщиков вытаращенными глазами, огляделся по сторо¬
нам, сел в седло...
На улице, придерживая коня, Ремезов спросил у про¬
ходящей молодайки:
— Добрая, куда на Холмогоры дорога?
Молодайка показала, полуполковник ударил жеребца
плетью, поскакал к архиепископу Важескому и Холмо¬
горскому — за советом, как просил Сильвестр Петро¬
вич.
Владыко принял Ремезова в опочивальне — хворал
тяжко, — ничего о происшествии с Иевлевым не знал.
Не слушая Ремезова, радостно заговорил:
— Разбили, разбили проклятого шведа, в первый раз
наголову разбили, вот радость, вот чудесно-то!..
Глаза у Афанасия в сумерках опочивальни светились,
как у молодого; он все радовался, со слов Егорши рас¬
сказывал Ремезову так, словно сам видел, как головной
корабль был посажен на мель, как разом заговорили
пушки крепости и Маркова острова, как шведы попа¬
лись на острове в плен и как русские флаги были подня¬
ты на плененных шведских кораблях. Полуполковник
слушал, молча кивал.
— Да ты что невесел? —спросил владыко.
Ремезов вздохнул, рассказал, как давеча схвачен был
Иевлев. Афанасий приподнялся на локте, крикнул:
— Врешь! Все врешь! Не может того статься...
Полуполковник не ответил ни слова. Владыко надо¬
лго задумался, потом сказал:
— Худо!
Он сел на своей огромной, пышной постели — вы¬
сохший, старый, в колпачке на косматой голове; беспо¬
мощно озираясь, пожаловался:
— Куда правде против кривды? Что делать? К кому
идти? Кто не забоится самому Петру Алексеевичу слово
молвить? Ты? Сам ты стрелецких полков, сам того роду,
что учинил мятеж. Разве дадут тебе веру против боярина
князя Прозоровского? То-то и горюшко, что Иевлев
Сильвестр Петрович с покойным господином Крыковым
в дружелюбии был, а Крыков сей воеводою бунтовщи¬
ком объявлен. Стой, молчи, не говори, дай подумаю, рас¬
кину умишком...
Келейник принес гостю ужин; владыко прихлебывал
мальвазию, смотрел завалившимися глазами на мигаю¬
390
щую в углу лампаду, размышлял. Потом, загибая худые
пальцы жилистых рук, стал считать:
— Перво-наперво, дружок, худо, что иноземцы заме¬
шаны в сем деле. Иностранца на Руси ныне жалуют, и
так сделалось, что чем он более плутует, тем ему наи¬
большую веру дают. Другое худо — князинька Прозо¬
ровский в великой чести у государя. Еще худо — швед¬
ский воинский человек в красном кафтане. То дело и для
меня самого темное. Четвертое горе — кормщика в жи¬
вых нету. Пятое —ты со своими стрельцами припоздал,
Прозоровскому на руку. Самое же наипервейшее худо,
что все оно, друг милый, известно, чьцх рук дело, да
темно, да закручено, да запутано. Как теперь нам правду
сыскать?
Афанасий опять замолчал, раздумывая. Полуполков¬
ник сидел опустив голову, упершись ладонями в колени,
хмурил седые брови.
— А наихудшее из всего, — тихо, доверительно до¬
бавил Афанасий, — наихудшее, что не
все понимают в нынешние времена,
по какому пути Русь пошла. Одно
только и видят, что беспокойство да
кувыркание, что не по-дедовски, дес- I
кать, живем, бороду жалеют, кафтаны
длиннополые, прибытки воровские I7FVI
свои. Петру Алексеевичу тоже нелег¬
ко. Много измены, мздоимства, лести,
391
клеветы, злодейства. Как тут разобраться —кто бел, кто
черен?
Рассуждали долго.
К ночи владыко приказал подать себе перьев, чернил,
бумаги самой наилучшей — писать письмо государю.
Келейник поставил возле Афанасия ларец для письма,
шандалы со свечами, сахарной воды. Ремезов, чтобы не
мешать, вышел на крыльцо. Заливисто, но слабо, пере¬
бивая друг друга негромкими трелями, пели в архиерей¬
ском саду соловьи. Полуполковник заметил:
— Ишь поздно ныне распелись...
Юноша костыльник, обратив к Ремезову бледное
лицо, сказал с улыбкою:
— То, господин, не соловьи. То наши птахи —вара¬
кушки. До соловья варакушке не дотянуться, а нам
ничего, нам любо и ее послушать. Соловей-то далее
Свири не летает — чего ему у нас в холоде делать, — а
варакушка у нас завсегда пением своим утешает.
— Ишь ты, варакушка! — сказал, вслушиваясь в
щелканье, полуполковник. — А и верно, вроде нашего
соловушки норовит трель взять. Вишь, как высоко
забирает.
— Заберет, да и сорвется. Все же не соловей!
На рассвете Ремезов опять садился в седло. Заливис¬
тее пели варакушки в темных купах дерев архиерейско¬
го росистого сада. Афанасий, стоя на крыльце — ма¬
ленький, согнутый болезнью, — кашлял, говорил:
— Как Вологда минуется, старайся, полуполковник,
ежели ночью —с людьми ехать. Дороден ты, богато вы¬
глядишь; конь у тебя хорош, седло с набором, сабля в
серебре, а на пути шалят боярские недоросли, крепко
шалят. Как на государеву службу, так нет их, а как в лес
разбойничать, —подавай... Ну, поезжай, дружок...
Жеребец, фыркая, выбрасывая тонкие породистые
ноги, легко вышел за ворота. Ремезов поправился в сед¬
ле, вдохнул полной грудью чистый утренний воздух, со
взгорья оглядел широкие, в легком тумане луга, тихую
Двину, розовое небо.
Всю длинную дорогу до Вологды полуполковник
вспоминал Иевлева и с каждым часом пути укреплялся
в мысли о том, что Иевлев — храбрый и честный воин
и что ему, Ремезову, удастся развеять клевету и ябеду
Прозоровского.
Ночуя на постоялых дворах, он спал понемногу, не
пил водки, размышлял, и чем ближе была Москва, тем
392
больше он верил в доброе завершение трудного своего
дела.
Миновав Ярославль, Ремезов, не дожидаясь попутчи¬
ков, которых не было уже более суток, зарядив писто¬
леты, решил ехать один. Хозяин постоялого двора долго
и со значением в голосе уговаривал полуполковника за¬
ночевать, но он заупрямился и, весело попрощавшись,
тронул коня шпорами.
Ночь была темная, сырая, беззвездная.
Ремезов ехал быстро, напевал слышанную в пути
песню, считал, сколько еще осталось езды.
В лесу, в ложбине, конь с ходу споткнулся передними
ногами, упал. В это же время туго натянутая веревка по¬
лоснула Ремезова по лицу. Его выбросило из седла; он
грянул затылком о придорожный пень и умер сразу. Лю¬
ди в кафтанах доброго сукна, подпоясанные, с ножами и
пистолетами, разорвали на нем дорожную однорядку,
отрезали кошелек, сняли дорогой пояс, саблю.
— На коне сумки посмотри, —властно приказал мо¬
лодой голос. — Казна-то настоящая небось там...
— У тебя, князинька, кошель! —ответил голос с до¬
роги. — Другого нету...
Князинька все искал на теле Ремезова еще что-ни¬
будь, нашел сложенное и запечатанное письмо, повертел
его, разорвал и бросил. Ладанку и золотой крестик он
положил в карман, крикнул:
— Коня-то застрелите, черти рваные. Мучается
конь...
На дороге, под дождем, засмеялись:
— Коня ему жалко. Вишь, добрый стал. Может, и
полуполковника тебе жалко?
Взяв дородного Ремезова за руки и за ноги, дворовые
люди и слуги снесли его лесом к оврагу, раскачали и
кинули тело вниз.
— Так и отца родного убьют! —негромко сказал по¬
жилой слуга. —Свой своего режет...
— А тебе чего? —спросил другой слуга, помоло¬
же. — Тебе-то больно надо? Пусть друг дружку жрут,
все меньше на нашей шее сидеть станут.
На дороге в ровном шуме дождя глухо хлопнул писто¬
летный выстрел — жалостливый князинька застрелил
коня.
393
4. Страшно воеводе!
Перед дальней дорогой воевода долго учил Мехоно¬
шина, как вести себя на Москве с государем и иными
сильными мира сего, кому поклониться в иноземной сло¬
боде — Кукуе, кого одарить в приказах. Поручик кусал
губы, смотрел в стену, мимо князя — волновался. Во
дворе в сгущающихся сумерках мотали головами кони,
позвякивали колокольцами.
Денщик подал Мехоношину плащ, слуга воеводы по¬
дошел поближе с подносом. Князь сам налил большую
чару, княгиня Авдотья поднесла из своих рук. Мехоно¬
шин опрокинул водку в открытый рот, из ладони закусил
сочной брусничкой. Княгиня запричитала:
— На кого ты нас оставляешь, сыночек? Исхлопочет¬
ся князь; каково ему без тебя при его недугах...
— Цыть, дура! — топнул ногой Прозоровский. —
Иди отсюдова, нечего...
Княгиня, подвывая, ушла; воевода наставлял:
— Об Иевлеве, коли сам не спросит, молчи. Коли
спросит, поведай с печалью —так, дескать, и так. Толь¬
ко для всякого опасения и взяли за караул. А опасение,
что-де был он крепко дружен с злым преступником Кры-
ковым... Еще Лонгинова опросной лист, да что иноземцы
на Иевлева отписали — ему самому в руки дашь. Да не
торопись, понял ли, дабы сей окаянный Сильвестр за
прохождением времени здесь в узилище за караулом
подох. Слаб он, ранен, авось преставится, тут мы его и
похороним...
Мехоношин сурово перебил:
— Под лежач камень вода не течет, князь-воевода.
Коли заробеешь, пропали мы. Делай разумно, пусть ско¬
ро гниет, собака. Подсыпать ему, дьяволу, в кашу али во
щи зелья, —там и концы в воду. Дружки у него на Мос¬
кве — и Меншиков, и Апраксин, и другие знаменитые
мужи горою за него, за живого, станут, а коли помер, —
ничего им не сделать. Об сем думай...
Князь проводил Мехоношина до возка, перекрестил
его трижды, облобызал. Старые девки княжны стояли
поблизости, приседали, делали новомодный плезир, про¬
сили привезти из Москвы человека, чтобы строил при¬
чески и ставил мушки. Мехоношин пообещал. Возок тро¬
нулся, скрипя, раскачиваясь; загремели дорожные
певучие колокольцы...
394
И в ту же ночь, едва уехал Мехоношин, все пошло
через пень-колоду, кувырком: только князь лег почивать,
заявился дьяк Абросимов со страшной вестью — бег¬
лые, что жили на Марковом острову, стрельцам не да¬
лись, ушли в леса, многие с оружием, отобранным у шве¬
дов, а когда учинена была погоня, то открыли они по
стрельцам пальбу. Думного дворянина Ларионова убили
еще до начала сей погони, а полусотского и еще стрель¬
цов побили на лесной опушке...
Думного дворянина внесли в княжеские покои, по¬
ложили на рогожу, на пол, под образа; дьячок стал читать
книгу-псалтирь.
— Для чего сюда-то, для чего ко мне? — плачущим
голосом закричал воевода. — Несли бы в церкву; экие
головы дубовые!..
— В церкву народишко не пущает! —со вздохом от¬
ветил Абросимов. —Грозятся его оттуда выкинуть...
И опять заговорил, что беглые всем бедам зачинщи¬
ки; они и тайную челобитную на князя написали, и хоть
ушли в леса, но в городе есть у них свои люди; те люди
по Архангельску слова пускают и всяко грозятся, что-де
отольются воеводе его неправды, мздоимства, утесне¬
ния, попалят еще его хоромы, воткнут голову на рожон
и за ним семейство изведут...
— О господи, а советчиков-то нету, один я как
перст! — завопил воевода. — Ларионова кончили, по¬
ручик к Москве скачет...
Тараща глаза, сел на лавке, велел звать к себе Виль¬
гельма Нобла и Ремезова. Иноземец явился тотчас же, а
Ремезова отыскать не смогли нигде —словно в воду ка¬
нул.
— И его, его кончили, — залопотал князь, — чует
мое сердце, кончили полуполковника...
В испуге велел звать опального ныне стрелецкого го¬
лову Семена Борисыча Ружанского. Тот пришел не один,
а в сопровождении угрюмого Аггея Пустовойтова. Ни
стрелецкий голова, ни Аггей садиться не пожелали,
встали у двери. Вильгельм Нобл посматривал на них с
опаской, молчал. Воевода заегозил, заговорил искатель¬
но, что-де беда, все худо, великое злодейство учинено,
верный государев слуга думный дворянин Ларионов
убит, беглые холопи да смерды ушли в лес; эдак и бунта
легко дождешься... Сей Ларионов, ныне покойный...
— За дело и убили! — глухим басом бесстрашно пе¬
ребил воеводу Аггей Пустовойтов. — Не ходи, бессты¬
395
жая рожа, трудников имать. Они со шведским десантом
сражались доблестно, они батарею на Марковом острове
спасли, а их — за решетку?
Прозоровский было вскинулся на дерзость Аггея
Пустовойтова, заорал, но к нему шагнул Семен Бори¬
сович, скрипнул зубами, заговорил тихим от гнева голо¬
сом:
— Ополоумел ты, князь? Кого за караул берешь?
Господина Иевлева капитан-командора заточил? Был бы
спаситель города кормщик Рябов жив, ты бы и его
скрутил? За что честного человека, мужественного Пус¬
товойтова Егора в подземелье держишь? За то, что абор¬
дажным боем шведский корабль полонил и на том фре¬
гате российский флаг поднял? Ох, князь-воевода, все
помирать будем; велик грех ты на душу принял. Заперся
ты за своим тыном — и того не ведаешь, что в городе
народишко говорит! Все ходуном нынче пошло, все враз¬
брод, все к худому. Али, думаешь, не знают люди, кто у
воеводы правая рука? Не знают про драгунского пору¬
чика Мехоношина? Позабыли, думаешь, как сей гнида,
свое войско оставив, от сражения бежал? Опомнись,
князь! Немедля же отпусти из узилища Сильвестра Пет¬
ровича, Пустовойтова Егора, рыбака Лонгинова...
Воевода ударил кулаком по столешнице, крикнул
тонко, визгливо:
— Да ты с кем говоришь? Ты как смеешь?
От звука собственного голоса он взбодрился, еще
ударил кулаком, подошел к стрелецкому голове, посмот¬
рел на него яростно, сбычившись.
— Поручик Мехоношин тебе — гнида, а Иевлев —
победитель шведа? Скор ты, господин стрелецкий голо¬
ва, скор и смел, да только смел, где не надо! Думал я —
образумился Семен Борисыч, остыл на холодке, догадал¬
ся, кто городу радетель. Так нет, каков был, таков и
остался —ругатель, упрямец. Что же, ничего, видать, не
поделать! Отставлю я тебя от твоего дела. Господину
Ноблу с нынешней ночи быть стрелецким головою.
Семен Борисович гордо поднял голову:
— Не тобою я поставлен, князь, не тебе меня и гнать.
— Врешь! — глумливо крикнул Прозоровский. —
Врешь! Ты стрелецкий голова, а все вы государю вороги
и обидчики, всех вас не жалует Петр Алексеевич, все вы
ему злодеи. Не пожалеют тебя на Москде, а я тому помо¬
гу...
Аггей Пустовойтов сказал с тоскою:
396
— Уйдем, Семен Борисыч, чего тут...
Стрелецкий голова обернулся к Аггею, пошел к
двери, не поклонившись воеводе, тяжело ступая...
Вильгельм Нобл сидел на лавке, все молчал, смотрел
на воеводу непонятным взглядом, жевал кончик длин¬
ного уса.
— Где Ремезов твой? —спросил воевода.
Иноземец пожал плечами.
— Может, и его холопи убили?
Нобл опять пожал плечами.
— Говори! — приказал Прозоровский. — Что мол¬
чишь? Ты — отныне стрелецкий голова, советчик мне,
помощник ревностный. Ну и советуй, — один ведь я,
один как перст. Мехоношин поручик к Москве ска¬
чет, — как мне быть нынче?
— Я буду делать все, что вы мне прикажете! —
ответил наконец Вильгельм Нобл. — Я воинский чело¬
век. Но я в ваших делах ничего не понимаю и ничего не
хочу понимать. Я тут лишь служу. Пусть ваши дьяки
пишут мне ваши приказания на бумаге, да, да, на бумаге.
И там на листе пусть будет ваша роспись. Тогда я буду
делать. А без листа с вашей росписью — я ничего не
могу, потому что имею семейство и отвечаю за него
перед всевышним. Вот.
— Ишь каков! —сказал Прозоровский.
— Да, таков! —произнес Нобл. —Только таков, и
не иначе.
— Хитер ты, гусь!
— Я старый гусь! — сказал Вильгельм Нобл. — Я
служил многим государям, и теперь я поумнел. Пусть
будет бумага...
Он замолчал. Прозоровский сопел, не зная, как по¬
ступить. За дверью шептались старые девки княжны,
охала встревоженная ночными гостями княгиня Ав¬
дотья. Князю опять стало чего-то страшно. Во дворе
вдруг почудились чужие голоса; он прислушался, —нет,
голоса были своих людей, болтали конюхи...
Внезапно распахнулась дверь, пришел дьяк Абро¬
симов, принес дурные вести: возле съезжей, несмотря
на поздний час, толпятся посадские, матросы, солда¬
ты — ругаются, лают воеводу, дьяков. Палачу Поздю-
нину прошибли голову камнем, бобылям-подручным
тоже намяли бока. Бабы отыскали некоего пришлого
протопопа, тот бесстрашно служил за Сильвестра и за
убиенного кормщика Ивана службу в церкви Параске¬
397
вы-Пятницы. Люди так облепили церквушку, что в нее
не протолкаться. А рейтар не согнать, боятся за поздним
временем выходить на улицу.
Воевода выслушал, приказал Вильгельму Ноблу вы¬
водить своих стрельцов.
— Бумагу! — серым голосом ответил Нобл.
Прозоровский продиктовал дьяку бумагу. Новый
стрелецкий голова, шевеля усами, прочитал воеводский
указ, бережно спрятал в нагрудный карман. Воевода
велел подать себе шубу, шапку, саблю. Лицо его стало
совсем бурым, когда взглянул он, выходя в сени, на за¬
острившийся белый нос думного дворянина...
Выезжая из ворот, Прозоровский еще не знал, что он
сделает; мысли никак не собирались в голове, сердце
колотилось, как у воробья, страх не проходил, но вместе
со страхом он уже чувствовал прилив той отваги, кото¬
рая так свойственна трусам, когда дело идет об их соб¬
ственной шкуре.
Не более как через час Вильгельм Нобл расставил по
улицам рогатки, у которых было велено дежурить
стрельцам-караулыцикам из новых полков. По затихше¬
му городу Прозоровский послал облавы — хватать бро¬
дяг, ярыг, смердов, беглых холопей, тащить на съезжую.
Возле узилища поставлены были рейтары с копьями и
заряженными мушкетами. Смелого протопопа, что слу¬
жил за Сильвестра в церкви Параскевы-Пятницы, схва¬
тили и бросили в яму. Двух рыбацких женок, которые
обозвали князя поганым словом, поволокли на расправу.
Пушки, что стояли прежде для бережения от шведа,
князь-воевода велел повернуть на дороги, идущие к
Архангельску, зарядить картечью.
Город замер, затаился. Всюду погасли огни.
Две головни и в поле дымятся, а одна
и в печи гаснет.
Пословица
Глава семнадцатая
1. За правдой
Светало.
Москва просыпалась.
На ходу закусывая, бежали работные люди за Не¬
глинную, на Пушечный двор, за Москву-реку, на Воро¬
нежскую дорогу — в мастерские, по литейным, столяр¬
ным, ткацким заведениям. Попы с пением понесли на
руках, на полотенцах, чудотворную икону к усадьбе за¬
немогшего боярина. Конное войско бесконечным пото¬
ком, ряд за рядом двигалось по улице; солдаты хмуро
смотрели из-под широких полей шляп, офицеры прятали
подбородки в шарфы, пропуская перед собою конницу,
командовали по-новому, непонятными словами. За кон¬
ным войском ехали новые пушки; пушкари в повозках
подпрыгивали на скамейках, — такого ни Молчан, ни
Федосей Кузнец еще не видывали.
— Зришь, каковы пушки? —спросил Кузнец.
— Здоровые! — сказал Молчан.
Кузнец проводил артиллерию истомленным взгля¬
дом, прислонился к забору, закрыл глаза. Молчан беспо¬
койно огляделся — как бы не попасться перед самым
концом пути, подергал Федосея за рукав, сказал негром¬
ко:
— Пойдем, Федосеюшка!
Лицо у Кузнеца совсем посерело, кожа стала сухая,
словно у неживого; одни только зрачки остались преж¬
ние — горели, как угли. На всем пути к Москве — в
лесу и на постоялых дворах, в овинах и на печи у добро¬
го мужика — Кузнец подолгу трудно кашлял, никогда не
мог молоком согреться, ел мало, неохотно. Чем ближе
было к Москве, тем больше слабел Федосей, и последние
дни Молчан совсем было приготовился к тому, что похо¬
ронит друга у торной дороги. Но Кузнец все шел и шел,
гулко кашлял, плевался и не жаловался, словно был здо¬
ров, только все опасался:
399
— Как бы на рогатке нам не попасть. Эдакую дорогу
прошли, вдруг схватят. Ты — беглый, я — воеводе пер¬
вый ворог. Закуют, да вся недолга. Пропала наша чело¬
битная...
И с испугом в глазах хватался за грудь, — там была
зашита драгоценная бумага.
— Проскочим! —утешал Молчан.
400
Рогатку обошли, долго плутали среди подгородных
изб, огородов, заборов. Эта последняя ночь дорого да¬
лась Федосею; он совсем ослабел, ноги дрожали, липкий
пот то и дело проступал на лбу, кашель разрывал впалую
грудь.
Молчан спрашивал дорогу; прохожие показывали по-
разному. К усадьбе Полуектова оба путника дошли сов¬
401
сем обессиленные. Молчан долго стучал в ворота; никто
не отзывался, даже псы не лаяли за высоким забором,
поросшим мхом. Федосей сидел на бревне — дышал
часто, с хрипом.
Ворота открыл Пафнутьич, старый слуга Полуектова,
из-под ладошки посмотрел слезящимися глазами на
Молчана. Молчан поклонился, спросил:
— Ты, дедуня, кем доводишься Марии Никитишне
Иевлевой?
— Полуектов-то Родион Кирилыч —названый батюш¬
ка Марии Никитишне, сироте. Я при нем слугой был, а
как помер он, — сторожем меня поставили, повеление
из Посольского Приказа... С чем пришли-то?
— С делом пришли. Совета спросить надо. На всей
Москве только и знаем, что дом покойного Полуектова.
Кузнец все кашлял. Под серыми, низко ползущими
тучами пронзительно кричало воронье. Старик воротник
вздыхал, с жалостью смотрел на путников: уж очень бы¬
ли они измучены, ободраны, изъедены голодом и холо¬
дом.
— Какое ж ваше дело? — спросил Пафнутьич.
— Царя-батюшку ищем.
— А он вас, поди, дожидается. Для чего ищете-то?
— Для правды, дед. Пусти отдохнуть. Недужен со-
путник мой, да и я притомился. Некуда нам более девать¬
ся. Останемся эдак без угла на Москве —живо схватят,
тогда пропали...
Старичок подумал, пустил. Ободранный кот, мяукая,
встретил гостей. Старик поставил на щербатый стол гор¬
шок пустых щей, положил деревянные ложки, отрезал
хлеба. Молчан, не перекрестив лба, сел хлебать. Федосей
от еды отказался, лег, отвернулся к стене.
Пообедав, Молчан тоже прилег отдохнуть, а к вечеру,
когда старик зажег копеечную свечку, путники довери¬
ли деду то, что не доверяли никому: рассказали про чело¬
битную на воеводу Прозоровского, про злую судьбу ка¬
питан-командора Иевлева.
Старик слушал, оглаживая своего драного кота. Мол¬
чан говорил, Кузнец, кашляя, ему подсказывал. По ста¬
рой усадьбе покойного Родиона Кирилловича гулял сер¬
дитый осенний ветер, скрипел оторвавшейся ставней,
выл в печных трубах, — здесь же, в воротной избушке,
было тепло, тихо, пахло воском.
Выслушав обоих, старик сказал:
402
— Вам тут все внове, а я жизнь изжил, знаю. Прав-
ду-то не сразу отыщешь. Тую правду люди почитай что
от рождения до смертного часа все ждут не дождутся...
— Мы не ждем! — перебил Молчан. — Мы за ней
ходим...
— Толк един: что ждать, что ходить. Родион Кири-
лыч, покойник, тоже на месте не сидел, тоже об Силь¬
вестре Петровиче все мозговал, да так и помер, ничего
не сделавши. И у Апраксина бывал, и к Меншикову
Александру Данилычу наведывался, и к самому Голови¬
ну доходил. Все горю-беде сожалеют, все душою помочь
хотят, а вот как, —того никто не знает. Погоди, говорят,
Родион Кирилыч, —со временем разберемся. Со време¬
нем! А приехал от вас из Архангельска офицер —запа¬
мятовал, как звали, — сказывают люди, золота не жалел
и от того или от чего другого большую силу имеет...
— Мехоношин? —спросил Молчан.
— Вроде бы так, Мехоношин. Обласкан сильно. И
вотчину ему пожаловали, за его к царевой службе усер¬
дие, и холопей множество, и земель, и лесов...
Кузнец переглянулся с Молчаном, сказал хрипло:
— Золото! Что золото? У нас и золото есть, не бед¬
ные...
— Вы-то?
— Мы-то, дединька.
Старик с сомнением покачал головою.
— Ты нам ход укажи! — попросил Молчан. — Ты
нам человека с головою дай, за нами дело не станет...
И достал далеко запрятанный кошелек, туго набитый
золотыми монетами.
— Во! Гляди! Тут червонцев сот четыре с лишком...
Пафнутьич замахал руками, замигал, словно ослеп¬
ленный, заудивлялся — с таким богатством, а сами го¬
лодные, сапоги у Молчана разбитые, Кузнец в лаптях.
— Не наши деньги! —круто сказал Федосей. —Для
дела деньги! От сих денег жизнь зависит человека доб¬
рого...
— А сами-то вы злодеи, что ли? —тоже рассердился
дед. — Вон, вовсе покойники! С головою делать надо¬
бно...
Попозже, к ночи он надел треух, взял в руки посошок
и отправился к хитрому дьяку, к которому не раз ха¬
живал по поручениям покойного Полуектова. Сему
дьяку решено было деньги не показывать, а дать черво¬
403
нец за совет. Еще малую толику серебра потратили на
угощение — чтобы сиделось дьяку ладно и чтобы ушел
восвояси веселыми ногами.
Дьяк был хитрый, востроносый, пучеглазенький, весь
поросший белым цыплячьим пухом. На шее висела у не¬
го чернильница — пузырек, заткнутый тряпицей, в ме¬
шочке были чиненые перья, ножик, орленая бумага.
После водки и студня он отвалился к стене, наклонил
набок тонкую шею, приготовился слушать. Федосей от¬
порол сверток, в котором была челобитная, бережно раз¬
вернул лист, подал его дьяку. Тот, цокая языком, взды¬
хая, прочитал, вскинул на Кузнеца выпученные блеклые
глазенки, спросил — за чем же дело стало, когда чело¬
битная написана да кровью подписи под ней выведены?
Кузнец ответил, что дело за тем, как подать сию чело¬
битную в государевы руки.
— То-то, как подать! —усмехнулся дьяк.
— Затем тебе и кланяемся! — сказал Кузнец. —
Научи, будь отцом родным.
— Государя и на Москве-то ныне нет.
— Как же быть?
— Верного человека ищите!
— Где же его взять?
— То-то, где взять! —опять усмехнулся дьяк. —Тут
ошибешься —и пропал, злою смертью помрешь. Небось
воевода ваш, князь-то Прозоровский, не пожалеет золо¬
тишка за сей лист. Схватит кто половчее челобитную, да
и поскачет к воеводе Прозоровскому... Думать надобно,
потом делать...
Молчан вынул из кармана золотой, положил на стол
перед дьяком.
Тот попробовал монету на зуб, подивился, что швед¬
ская, спросил, откуда взята.
— От шведа и взята! — загадочно ответил Мол¬
чан. — Об сей денежке можно бы и сказку сказать, да
недосуг ныне...
— А ты скажи! —попросил дьяк.
— Сказать, Федосей?
— Скажи! —ответил Кузнец. —Может, дьяк подоб¬
рее станет к делу к нашему...
Не торопясь, глухим голосом Молчан поведал дьяку
историю подвига Рябова и спасения города Архангельс¬
ка от шведского нашествия. Дьяк слушал, кивая; глаза
его зажглись, губы задрожали, цыплячий пух на лице
404
заходил ходуном. Шмыгая носом, он кинул монету об¬
ратно на стол, сказал смягченным голосом:
— Ия, братие, человек русский, не возьму сии си¬
ротские деньги. Он живот свой не устрашился положить
за други своя, а мне мздоимствовать с горькой его пе¬
чали? Пусть живоглоты подавятся; мне не надо, про¬
кормлюсь...
И вновь стал спрашивать: где нынче кормщик Рябов,
не помер ли еще в заточении господин капитан-коман¬
дор Иевлев, как писалась челобитная, зверствует ли
князь-воевода по-прежнему. Молчан и Кузнец отвечали
наперебой, пучеглазый дьяк слушал задумчиво, мор¬
щился, соображал. Было видно, что хочет помочь, ищет,
да не знает как. Поднявшись, сказал твердо:
— Ждите. Взавтра наведаюсь. По Москве не шатай¬
тесь, ныне крепко беглых имают, пропадете ни за грош.
Узнаю, чем помочь, кого из государевых добрых друж¬
ков где сыскать...
Всю долгую осеннюю ночь бредил и горько жаловал¬
ся в бреду Федосей Кузнец.
Утром Федосей, не вставая с лавки, разглядывая по¬
черневшие ладони, тихо рассказывал деду Пафнутьичу,
как занемог: шведское ядро во время баталии ударило в
крепостной вал, осыпался кирпич, пушка поползла вниз
и свалилась бы со стены, если бы он не вцепился в лафет
изо всех сил. Покуда подоспели другие пушкари, покуда
подложили плашки, покуда подрычажили бревном, —он
все держал лафет. С того дня и стал кашлять кровью.
— Бывает! — сказал Пафнутьич. — Порвал ты, мил
человек, становую жилу. Теперь молиться надо...
Кузнец блеснул глазами, спросил старика:
— Кому молиться, дед?
Старик испугался, заморгал подслеповатыми гла¬
зами:
— Ты что? Как говоришь...
Молчан, зашивая прохудившийся сапог, миролюбиво
сказал:
— Будет тебе, Федосей, шуметь. А занемог ты, бра¬
тик, куда ранее. Еще как цепь ставили на Марковом ост¬
рове — перхал все. Ничего, со временем отдышишься.
Дело наше сделаем, уйдем на Волгу, тепло там, солныш¬
ко. Кумыс станешь пить; от него большая польза челове¬
ку бывает...
405
Федосей молчал, светло глядя перед собою, словно
бы видел жаркий день над Волгою, плес, словно бы грел¬
ся на благодатном солнце.
— Наши-то мужички небось уж там гуляют... —ска¬
зал Молчан.
— Какие ваши?
Молчан, хитро и коротко усмехнувшись, ответил:
— Наши, дединька! Которые на цепи сидеть не же¬
лают. Разные мужички...
К ранним сумеркам пришел, запыхавшись, дьяк,
торопясь, держа голову набок, глотая слова поведал все,
что удалось ему вызнать по приказам: Меншиков Алек¬
сандр Данилович не то в Новгороде, не то во Пскове,
искать его трудно — нынче туда поскакал, а завтра в
иное место. Апраксин Федор Матвеевич был завчераш-
него дни в Москве, нынче отъехал на Воронеж.
— Был, был, как же, — подтвердил дед, — был ми¬
моездом, а все же со временем справился — заглянул и
сюда...
— Сюда? — удивился дьяк.
— А чего ж! У нас и сам Петр Алексеевич бывал, не
брезговал нашим хлебом-солью и в старопрежние вре¬
мена, когда сватал Марию Никитишну царский потеш¬
ный Иевлев. И книги некоторые государю Родион Ки¬
риллович давал. А Апраксин Иевлеву Сильвестру
Петровичу добрый друг, вроде брата. Приехал, повыс¬
просил, как сам-то господин Полуектов помирал, погля¬
дел книги да летописные листы покойного, заказал мне
со всею строгостью: храни, дед, яко зеницу ока сии бо¬
гатства. Я к тому и приставлен...
— Ты про Иевлева ничего не спросил? —поинтере¬
совался Федосей.
— Не посмел, мой батюшка. Дело хитрое. Сам посу¬
ди: Родион Кирилыч, и тот ничего поделать не мог, —
что ж я-то? Небось и Мария Никитишна старается...
После бани сделали совет и решили подаваться к Во¬
ронежу: там Апраксин; он, может, и примет челобитную,
а коли примет, то быть той челобитной в руках у Петра
Алексеевича.
Пафнутьич купил незадорого добрый короткий кин¬
жал. Павел Степанович полдня его точил на камне в са¬
раюшке. Еще через день дьяк, чтобы не перехватили
Молчана с Федосеем по пути караульщики, состряпал им
лист с подписью и с висячей черной сургучной печатью.
406
В листе было написано, что они гости-купцы суконной
сотни, едут к Воронежу по своей торговой надобности.
Федосей взял из рук дьяка бумагу, посмотрел на свет,
покачал головою:
— Хитрая работа! Сам трудился?
— А кто же?
— Хорошо постарался. По торговой... Ишь...
Дьяк выпил за свои старания чарку водки, закусил
капусткой, сказал, что надобно бы путникам приодеться,
эдак и с любой бумагой их схватят. Пафнутьич, поду¬
мавши, молвил, что в полуектовском доме осталась кое-
какая одежонка; покойный, надо быть, не осудит
нисколько, ежели ту одежонку отдаст он на богоугодное
дело Кузнецу да Молчану. Как-никак, все это дело — на
пользу Сильвестру Петровичу...
— В своей тележке ехать надобно! -г- еще опроки¬
нув чарку, посоветовал дьяк. — Сторговать незадорого
можно. А пешком с сей бумагою негоже.
Молчан и Федосей переглянулись.
— Он верно толкует, — сказал дед. — Покуда пеш¬
ком протрюхаете, Федора Матвеевича и упустите. Ныне
подолгу-то на месте не сидят... Кому добро, коли не за¬
станете?
В этот же вечер путники сторговали пару буланых
коньков, ладную тележку, под рядно подложили сенца и,
приодевшись в старые, добротного сукна кафтаны по¬
койного окольничего, на прохладной зорьке, поутру вы¬
ехали из ворот усадьбы Полуектова. Пафнутьич, всхли¬
пывая и поеживаясь на утреннем холодке, поклонился
вслед тележке и сказал дьяку, который закусывал про¬
щальный посошок калачом:
— Ой, дьяк, сколь еще горя они примут, сколь му¬
чений! Да и доедет ли Федосей до Воронежа? Слаб он
ныне.
— Оно так...
— Не дожить ему до дела!
— Оно верно, что не дожить. Ну, а Молчан до¬
живет...
2. Клятва
Ехали на Серпухов — Тулу, Елец — Воронеж, торо¬
пились, чтобы застать Апраксина на месте, спали урыв¬
ками, более заботясь о конях, нежели о себе. Кузнец был
407
куда беспокойнее Молчана, торопил непрестанно и все
горевал, что не поспевают...
На зорях уже брали крепкие осенние утренники, до¬
рожная грязь хрустела под коваными колесами тележки,
но попозже пригревало солнышко, делалось тепло. Мол¬
чан, оглядывая тихие осенние поля и холмы, бедные де¬
ревушки, одинокие придорожные избы, узнавал родные
места, невесело рассказывал Федосею о давно прошед¬
ших годах, о том, как мыкал здесь страшное крепостное
житьишко, как били его батогами на дворе у боярина
Зубова, как, замахнувшись ножом на своего князя, ушел
он в леса и зимнею порою жил там, словно волк...
Федосей слушал рассеянно, глядел перед собою на
дорогу горячечными глазами, надолго задумывался и,
когда Молчан окликал его, пугался, вздрагивал. Ото дня
ко дню становилось ему хуже. Он подолгу не мог вздох¬
нуть, и когда серое, изможденное недугом лицо его
синело, он валился в тележку или просил остановиться
и отлеживался на холодной сырой земле. Из груди его
вырывались сипение и хрипы вперемежку с ругательст¬
вами на самого себя. А Молчан стоял над Федосеем,
широко расставив ноги, глядел на него темным тоску¬
ющим взглядом и утешал неумело:
— Ты погоди... От Воронежа мы с тобой на Черный
Яр подадимся, на Волгу-матушку. Там мужички наши
поджидают, вздохнем малость. А оттудова к Астрахани.
У меня там и дружки есть и хибару сыщем. Отогреешь¬
ся, слышь, Федосей... Ты погоди!
Неподалеку от Ельца Молчан не выдержал, попросил¬
ся свернуть с торной дороги в сторонку. Глухим от во¬
лнения голосом объяснил:
— Деревенька там —Дворищи. Вполглаза посмот¬
рю, и далее поедем. Может, живы еще матушка с батюш¬
кой, сестренка, братишка...
Федосей ответил опасливо:
— Гляди, да не попадись. Узнает кто...
— Я — поздним часом, ночным.
— Кому надобно, и ночью видит...
— Нож со мною есть.
Тележку поставили в рощице, коней отпрягли, стре¬
ножили, Молчан ушел. Кузнец лежал неподвижно, смот¬
рел в черное, вызвездившее небо, говорил с богом,
горько корил его неправдами, что живут на земле, чело¬
веческими бедами. Уныло, со злобою гукал филин, на¬
стороженно фыркали испуганные чем-то кони. Мерцали
408
бесчисленные, далекие, холодные осенние звезды, —
Федосей говорил с ними, как с богом, ругался на них,
что-де смотрят, а ничего и не видят, правда али неправ¬
да — все для них едино...
Томительно тянулась долгая ночь. Только к рассвету
вернулся Молчан. Федосей спросил его, повидал ли он
своих. Молчан ответил, что не повидал, не довелось.
— Живы ли?
— Пожег всех боярин Зубов еще в те старопрежние
времена! — запрягая коренника, ответил Молчан. —
Спалил избу и стариков моих спалил живьем, и сестрен¬
ку, и брата...
— Живьем?
— Живьем!
— Да за что же?
— За меня, за то, что я нож поднял на боярина и от
его гнева ушел на Волгу...
Днем Кузнец видел, как развернул Молчан чистую
тряпицу, в которой собрана была горстка земли, как сно¬
ва завязал узелочек и спрятал его на груди. Более Мол¬
чан не вспоминал и не рассказывал, смотрел так же, как
Федосей, перед собою на дорогу, сдвинув брови, крепко
сжав губы.
Неподалеку от сельца Усмань Федосей велел Молча-
ну остановиться, постелить дерюжку на взгорье при до¬
роге. Молчан с недоумением взглянул на товарища, ска¬
зал, что в сельце способнее будет отдохнуть.
— Нет, — сурово произнес Федосей, — приехал я,
друг. Стели — помирать буду.
Молчан постелил. Был погожий, тихий, теплый день.
Из сельца доносился благовест, Молчан вспомнил, что
нынче воскресенье.
— Звонят! — глухим голосом произнес Федосей. —
Ему звонят, богу, чтобы знал: Кузнец идет, обо всем
спросит... И спрошу.
Он закрыл глаза, отдыхая, потом велел вынуть из его
сапога золотые, припрятанные там, и забрать деньги к
себе. Молчан, не споря, переложил кошелек, сел рядом
с Федосеем на дерюжку, погладил его по худому плечу.
— Скоро! — пообещал Кузнец.
— Лежи, лежи!
— Уже нынче не вскочу, не побегу! — усмехнулся
Федосей. — Доехал до места.
И вдруг, приподнявшись на локтях, строго велел:
409
— Сгоревшими батюшкой да матушкой твоими, Сте-
паныч, братом да сестренкой, всеми сиротами да вдо¬
вами, всем горем и слезами, что ведаешь, — поклянись
мне в сей час, что не отступишь от дела, кое нами начато,
отдашь челобитную, кровью подписанную, не сробеешь
ни пытки, ни самой смерти. Один ты теперь, одному-то
куда труднее...
Молчан слушал, смотрел в слабо вспыхивающие гла¬
за Кузнеца.
— Говори! —с тревогою попросил тот.
— Сделаю все как надобно! — твердо ответил Мол¬
чан. — Ты будь в спокойствии...
— Челобитная-то на мне.
— Знаю.
— Возьми, покуда жив я...
Молчан расстегнул кафтан на Федосее, ножиком
подпорол толстые нитки. Федосей, успокоившись, лег на
спину, вновь стал глядеть в небо с бегущими в нем
легкими белыми облачками.
— У нас-то, поди, морозы! —сказал он вдруг.
— Где у нас?
— В Архангельском городе.
— Пожалуй, что и так...
— Клюквы бы кисленькой покушать...
Он кротко вздохнул.
— Похоронишь меня здесь, при дороге. Все веселее:
люди едут, какие и песни поют, какие про свои дела тол¬
куют. А на погосте, что ж... лежи с мертвыми...
— Похороню.
— Томно тебе, поди, сидеть-то со мной. Ты в сельцо
сходи, погляди, каково там, а я тем временем и справ¬
люсь...
Но Молчан никуда не пошел, сидел возле Федосея,
пока тот не впал в предсмертное забытье. Здесь же, пок¬
лонившись мертвому и поцеловав его холодеющий лоб,
выкопал он взятой у проезжающего мужика лопатой мо¬
гилу; сюда привез ему плотник из недальней деревеньки
некрашеный гроб, сюда в надежде наживы пришел и поп
с дьячком. К вечеру, к ветреным сумеркам, под низкими
серыми тучами Молчан опустил гроб в могилу, постоял
у невысокого холмика...
Чтобы не терять дорогого времени, всю эту ночь ехал
без остановки.
410
3. В Воронеже
Приехав в город, Молчан два дня неотступно искал
пути к Апраксину и, как ни бился, найти не мог. Здеш¬
ние приходимцы — нагнанные воеводами по цареву
указу лесовые пильщики, самопальные, бронные, пушеч¬
ные мастера, конопатчики, плотники и столяры — ни¬
чего толком не знали, а если кто и знал, то побаивался
вымолвить лишнее слово. Корабельные трудники-мужи-
ки на упрямые расспросы Молчана только отнекивались
да пожимали плечами: Федора Матвеевича — ив лицо-
то его не видывали, ведать об нем не ведаем.
В тоске вышел Молчан на реку, посмотрел корабли,
выстроенные нагнанными мужиками: судов было много,
стояли в линию, словно красуясь. Маленький мужичок с
добрыми, детски-голубыми глазками, с льняной бороден¬
кой говорил:
— Вишь, тот —баркалона именуется, князя Черкас¬
ского постройки. А за ним "Барабан'' —боярина Шере¬
метева. Вон "Весы" —кравчего Салтыкова, еще "Сила",
да "Отворенные врата", да "Цвет войны" —князя Трое¬
курова...
— Троекурова? —спросил Молчан.
— Его...
— Он построил?
— А как же! — торопливо согласился мужичок.
— "А как же!" — со злобою в голосе передразнил
кроткого мужичка Молчан. — Мужики спину гнут, му¬
жики помирают, кровью изошли, а он: Черкасский, Ше¬
реметев, Троекуров!
Мужичок заморгал растерянно; Молчан пошел в сто¬
рону, насупив клочкастые брови, сурово глядя перед со¬
бою на скучные ряды землянок, в которых жили строи¬
тели царева корабельного флота. Из душных землянок
доносился тяжелый, сырой дух, ребяческий плач, стар¬
ческий кашель, пьяная ругань. Здесь же на таганках ва¬
рилась скудная пища; тут ели, отдыхали, спали, устав от
каторжного, непосильного труда.
Проходя городской площадью, Молчан увидел: немо¬
лодые мужики стояли, взявшись за поручень у приказ¬
ной избы; возле них устало прохаживался палач, двигая
острыми лопатками под пропотевшей от работы руба¬
хою, бил лозовыми батогами по налившимся кровью, си¬
ним мужичьим ногам. Один —огромный, сивобородый,
с завалившимися глазницами — приметился Молчану
411
особым выражением какого-то скорбного и гневного
терпения...
— За что их? —спросил Молчан у старика, стояще¬
го опершись на посох возле церкви.
— Старосты они, батюшка. Бежит народишко ихний
от корабельного строения.
Две старухи с деревянными подойниками принесли
страдальцам молока. Палач присел в сторонке; старосты
пили из подойников жадно, старухи крестили мучени¬
ков, утирали их потные лица.
Попозже, к вечеру, в царевом кабаке под бараньим
черепом Молчан слушал рассудительного корабельного
мастера, пришедшего с далекой Колы, неторопливого, с
медленной речью. Мастер рассказывал, каково нелегко
строить здесь на Воронеже суда. Помещики шлют ста¬
риков да, бывает, мальчишек лет десяти, именуя их ра¬
бочими душами. Старики вовсе работать не могут, по¬
мирают. Иноземцы, как и в Архангельске, когда там
корабли строились, по большей части ничего в корабель¬
ном деле не смыслят, а только лишь ругаются да пишут
господину Апраксину друг на друга доносы; голландцы
не хотят слушаться датчанина, датчанин зубами скреже¬
щет на итальянца, народишко от сего дела терпит го¬
ря — и не пересказать.
Корабельный мастер, угостившись вином, наконец
показал Молчану, где жительствует Федор Матвеевич
Апраксин. Но едва Молчан вошел в калитку, как увидел
Фаддейку Мирошникова — главноуправляющего при¬
казчика у князя Зубова. Фаддейка был все таким же, как
двадцать лет назад: мордастым и тяжелым, с огромными
болтающимися руками. На совести этого человека был
не один десяток засеченных им насмерть крепостных
князя, но Молчан сдержал себя, чтобы не идти на вер¬
ную гибель. Почти всю эту ночь он не сомкнул глаз —
все гадал, для каких дел Мирошников торчал во дворе
Апраксина и долго ли еще там проторчит.
На следующий день он опять увидел Фаддейку, и слу¬
чилась эта встреча так, что и Мирошников его заметил,
даже окликнул, но Молчан ушел не оборачиваясь, а
управитель не стал его догонять — решил, верно, что
обознался.
Так наступил четверг. Утром в этот день писец с вер¬
фи подтвердил, что Федор Матвеевич непременно уедет
завтра, в пятницу. Надо было решиться, и Молчан ре¬
шился.
412
В сумерки вошел он во двор избы, в которой жил
Апраксин, и поднялся на невысокое крыльцо. В сенях
слабо светил слюдяной фонарь, пахло кислыми щами, на
овчинных полушубках, наваленных горою, дремал де¬
журный солдат. Из-за двери доносился гомон, громкие
голоса спорящих, удалая песня.
— Тебе кого? —спросил солдат.
— Апраксина мне, Федора Матвеевича, по государе¬
ву делу! — внятно, четко ответил Молчан. — Здесь ли
он?
Солдат снял с крюка тусклый фонарь, посмотрел на
Молчана.
— Купец?
— Гость суконной сотни.
— Проходи.
Молчан вошел.
Прямо против двери, упираясь кулаками в широкую
скамью, откинув голову, чему-то смеялся толстый, розо¬
вощекий, до сих пор еще кудрявый боярин Зубов.
Несколько свечей, воткнутых в горлышки штофов, осве¬
щали его лоснящийся подбородок, шитый золотом каф¬
тан, чарки, блюда на столе, багровые от вина и духоты
лица других пирующих.
— Ей-ей, перепьюсь! — смеясь, говорил Зубов. —
Куда мне пить! И годы не те, и дело еще не сделано, —
лес-то не продан...
— Продашь, князь!
— Твой-то лес, да не продать!
— Пей!
— Будет вам, право, будет! — все смеялся Зубов. —
Нынче и так сколь премного выпито.
Молчан стоял неподвижно: на этого человека за мно¬
гие его неправды поднял он нож в старые годы. От него,
от Зубова, ушел он в леса. Зубов в своих угодьях травил
его собаками, как зверя. Зубов живьем сжег всю семью
Молчана; от него, от князя, бежал Молчан на Волгу, с
Волги —на далекий вольный север. И вот нынче судьба
свела — привелось встретиться.
Медленным движением сунул Молчан руку за пазу¬
ху, стиснул кинжал, но тотчас же опомнился: что бы ни
случилось, должен он добиться Апраксина, не может он
ради своего дела погубить челобитную, подписанную
кровью. Надо смириться, утишить свое сердце.
413
— Тебе кого? —крикнул Молчану человек, сидящий
рядом с Зубовым.
Зубов тоже взглянул на Молчана; на мгновение
широкие брови его приподнялись, словно бы он узнал
своего беглого холопа, но ему поднесли чару, и он отвел
глаза.
"Узнал али не узнал? — подумал Молчан. — Вспом¬
нил али не вспомнил?"
И степенным шагом прошел мимо шумливого за¬
столья в дальнюю комнату, где при свете свечей, сняв
кафтан, раздумывая над чертежом, с циркулем в руках
стоял Федор Матвеевич Апраксин, но не такой, каким
был он много лет назад в Архангельске, когда наезжал
на Соломбальскую верфь, а другой: с глубокими залы¬
синами на высоком лбу, с мешками под красными гла¬
зами, с опущенными плечами.
Не сразу он посмотрел на Молчана своим усталым
взглядом, все еще шептал про себя цифры, и белые паль¬
цы его поигрывали циркулем.
— Кто таков? — спросил он наконец. — Велено ни¬
кого сюда не пускать, все едино таскаетесь с утра до
ночи. Чего надо?
— Прочти, Федор Матвеевич! Да нынче и прочти —
господина Иевлева касается, —настойчиво сказал Мол¬
чан и положил челобитную на корабельный чертеж пе¬
ред Федором Матвеевичем. — Прочти и погляди — под¬
писано кровью.
Апраксин швырнул циркуль, сел, потянулся за труб¬
кой, но не дотянулся, — рука его так и повисла над
столом. Долго, медленно, слово за словом читал и пере¬
читывал он повесть о страданиях и пытках, о вымога¬
тельствах и насилиях, о дыбе и кнуте, обо всем, что
творил воевода Прозоровский на протяжении тех лет,
пока правил Севером. Читал о том, как силою и ложью
вынудил он непокорных двинян написать государю бу¬
магу, вчитывался, раздумывал, и на бледном его лице
проступали красные пятна. Но странное дело: Молчану
вдруг показалось, что не только разгневан Федор Матве¬
евич, а в то же время и доволен, словно бы ждал он
такой бумаги и теперь скрытно радовался, что она у него
в руках.
— Кто писал сей лист? — спросил он погодя.
— Многие двиняне.
— Не Крыков капитан?
— Не Крыков! — помедля ответил Молчан.
414
И опять ему показалось, что его ответом Апраксин
доволен.
— Точно ли ведаешь, что не Крыков?
— Ведаю, что не он.
Взгляды их встретились, оба помолчали. И, зная, что
поступает умно и правильно, Молчан произнес:
— Сия челобитная, коли в руки государевы попадет,
много может облегчить участь капитан-командора наше¬
го Сильвестра Петровича Иевлева...
— Что в Архангельске говорят? За какие грехи он в
узилище брошен?
— И он схвачен и Рябова-кормщика ищут... Инозем¬
цы, слышно, на Сильвестра Петровича написали сказку,
будто шведского воинского человека с почестями в ци¬
тадели принял; сам будто изменник и кормщика ради
изменного дела послал к шведам на корабли...
— Есть ли такие, которые сему верят?
— Таких не знаю.
Опять помолчали. Федор Матвеевич вдруг спросил:
— Ты-то сам кто таков?
— А то тебе и ни к чему, Федор Матвеевич! —отве¬
тил Молчан. — Назовусь — ни хуже, ни лучше не ста¬
нется. Проходимый я человек, и вся недолга.
— Беглый?
— Ну, беглый!
— От кого беглый?
— Беглый я от господина Зубова, который у тебя в
столовом покое вино пьет. От него я беглый.
— И видел его, как ко мне шел?
— Видел, Федор Матвеевич.
— А все же пошел?
— Пошел.
— Может, он тебя и не помнит?
— Он не помнит, люди его помнят. Да надо было до¬
нести челобитную. Не мои слезы, не моя кровь, а народ¬
ная.
Федор Матвеевич с любопытством еще посмотрел на
Молчана, спросил.
— Не моряк?
— Вроде бы и нет.
— Зря!
Он кликнул человека, велел ему вывести Молчана из
дому.
415
— Ежели в столовом покое остановят сего негоци¬
анта, скажи: некогда ему. Понял ли?
Солдат сказал, что понял, но Павел Степанович видел
по его глазам, что ему невдомек, о чем идет речь...
Застолье в столовом покое стало еще веселее: два
помещичьих недоросля плясали под музыку, офицеры,
здешние дворяне, корабельные мастера-иноземцы хло¬
пали в ладоши, топали ногами. Зубов стоял у двери,
отхлебывая мед из кубка, не мигая смотрел на Молчана.
Павел Степанович помедлил, но солдат-провожатый
слегка подтолкнул его в спину, молвя:
— Иди, иди, господин купец, иди веселее...
За спиною князя в сизом табачном дыму стояли не¬
подвижно, словно неживые, его люди, челядь в малино¬
вых, туго перепоясанных кафтанах —здоровые, сытые.
— А ну, купца пустите! —молвил солдат за спиною
Молчана. —А ну, поживее! Некогда господину гостю...
Князь, покосившись, слегка посторонился, солдат
сказал вслед Молчану, что вот-де и вся недолга, и тотчас
же Павел Степанович увидел Фаддейку Мирошникова,
который пятился перед ним во дворе. Со всех сторон на
Молчана двигались зубовские люди; лунные блики пры¬
гали по их лицам, и кинжал, который он держал в руке,
теперь не мог ему помочь.
Он подался назад — и к забору; его тотчас же на¬
стигли и сбили с ног. Почти в это же мгновение княжес¬
кая челядь покрыла его дерюгой и стала бить сапогами.
Потом его кинули на подводу и повезли в воронежскую
усадьбу князя. Тут было и свое узилище, и погреб с ды¬
бою, и палач для крепостных...
Поздней ночью Молчан очнулся, стал думать, как
помочь своей беде. И вдруг спохватился — где рябов-
ские золотые?
Золотые оказались в сапогах, княжеская челядь его
не разула.
Отдышавшись, Молчан подполз к дверям и окликнул
караульщика.
— Чего тебе? — спросил грубый голос.
— Взойди сюда, — попросил Молчан.
— Эва! — сказал караульщик. — Хитер бобер! Не
велено нам.
— Серега, что ли? —хитро спросил Молчан.
— Серега давеча сменился.
416
— А тебя как величают? Лукашкой, что ли? — гадал
Молчан.
— Семка я...
— Гордеевский, что ли?
— Не... Парфеновский...
— Парфеновский, Семка! —радостно, шепотом ска¬
зал Молчан. — Родня, ей-богу, родня! Да ты небось
крестником приходишься деду моему... Слышь! У меня
золото есть. Много! Отпусти, отдам...
Семка усмехнулся; было слышно, как он почесывает¬
ся за решетчатой дверью.
— Золото?
— Ей-ей, золото! — громче, смелее заговорил Мол¬
чан. — Не отпустишь — все едино достанутся деньги
князю. А денег много, с ними чего хочешь делай. Жена¬
тый ты?
— Нет, не женатый...
— Вот и вовсе ладно. Со мной казаковать пойдешь.
Ты только погляди...
Он просунул сквозь решетку монету: караульщик
взял ее, подивился:
— И верно, золото...
— Думай, Семка. Как рассветет, —поздно будет...
Семка подумал, сказал со вздохом:
— Не я один. У ворот опять караульщик стоит, дру¬
гой по улице ходит. Пропадем все...
— Золота много! —сказал Молчан. —Ты меня слу¬
шай, Семей, слушай, чего скажу... Коней надо еще
свести. Уйдем на Волгу! Слушай, друг, у меня там на¬
родишко есть — кремень мужики, А продашь меня, —
все едино золото князю достанется. Ты наклонись по¬
ниже, слушай, чего скажу... У меня золота кошелек пол¬
ный...
Еще не стало рассветать, когда Семка, сам не дыша
от страха, отворил дверь узилища. Караульщика у ворот
Молчан ударил ломом, тот упал не крикнув, словно куль
с шерстью. Семен в это время выводил с конюшни ло¬
шадей. Караульщик за тыном постукивал колотушкой,
покрикивал: "Слушай!" Его тоже пришлось оглушить. Да
и что их, боярских холуев-караульщиков, жалеть?
Днем беглецы были уже в безопасном от Воронежа
расстоянии, ехали не торопясь. Молчан спрашивал, где
хоронятся беглые, как их отыскивать. Семен толком ни¬
чего не знал.
417
14-770
День был солнечный, но холодный; прозрачное голу¬
бое небо висело над степью. Молчан, с трудом шевеля
распухшими губами, говорил:
— Корабли, вишь, строят бояре! Как же, бояре! На¬
гнали народищу помирать, экая силища — мужики.
Гнемся перед ними. А без нас что? Ни хлебца, ни
дровишек! Робеем, оттого и худо терпим. Собирались бы
числом поболее, тогда и берегись нас, тогда бы и бояр¬
ство нам поклонилось, тогда бы и царь правду сведал.
Князей да бояр, да воевод перевешать, царя спросить:
как жить станем? Небось бы и зажили правдою, как на¬
добно...
Семка жевал горбушку хлеба, опасливо посматривал
на опухшее от побоев лицо Молчана, слушал его твер¬
дую, суровую речь, отвечал неопределенно:
— Оно так, конешно... Ежели с толком...
Молчан вдруг насупился, приказал:
— Поезжай сзади! Муторно мне и толковать с тобой!
Лизоблюды вы боярские, истинно холуи...
... В это же самое время Федор Матвеевич Апраксин
показывал Федору Алексеевичу Головину челобитную,
подписанную кровью двинян, и, словно думая вслух, го¬
ворил:
— Сими днями будет государь здесь, подам ему че¬
лобитную, да что толку? Бывает, что и читать не станет,
спросит только, — про кого? Ну, про князиньку, про
Алексея Петровича, будь он неладен.
Федор Алексеевич хмурился, тряс головой, вздыхал:
— Тут бесстрашно надобно. Тут на кривой не объе¬
дешь. Истинно — капля по капле и камень долбит. Со
всех сторон —ты, я, Меншиков, каждый понемногу...
— Мы понемному, а Ромодановский помногу.
Головин усмехнулся:
— Все мы у сего дьявола в лапищах. Чего возжела¬
ет, — того и нашепчет. Стрельцами все пугает...
Погодя Апраксин говорил:
— Сведал я в точности: трое иноземцев на него, на
Сильвестра, донос написали. Сим доносом и начал па¬
костить князинька Алексей Петрович. Пустил нить, за¬
велась паутина! Господи пресвятый, что слез иноземцы
из народа выбили, что крови волею наймитов пущено,
другая бы Волга потекла. Как сию кривду повернуть?
Головин усмехнулся:
— Терпением, Федюша, ни чем иным, как терпением
да упорством...
14*
Среди долины ровныя,
На гладкой высоте
Цветет, растет высокий дуб
В могучей красоте...
Мерзляков
Глава восемнадцатая
1. Трудно одному!
Они сидели в чуме возле огня и молча ели оленину.
Старый Пайга, сморщенный, с редкой седой бороден¬
кой, смотрел на Рябова добрыми простодушными глаза¬
ми, выбирал для него лучшие куски мяса, протягивал на
острие ножа. Так же поступал старший сын Пайги —
Сермик, тоже седой, коренастый, плечистый. Рябов
жевал медленно: в зеленых его глазах отражался огонек
камелька, он думал свои невеселые думы.
— Ладно твоя инька-женка! —сказал Пайга, утешая
кормщика. — Все совсем ладно в городе. Инька ладно,
сынка ладно...
Рябов молчал. Сермик ловко отрезал кусок мяса, поп¬
робовал, мягкое ли, протянул Рябову.
— Сыт я, друг! — сказал кормщик. — Вот сыт!
Сермик огорчился, еще откусил от куска, опять про¬
тянул Рябову. Пайга велел сыну самому съесть этот ку¬
сок. Рябову отрезал другой.
— Ну, народ! — сказал Рябов. — Говорю — не ле¬
зет!
Сверху подул ветер, дым сразу наполнил весь чум;
кормщик нагнулся пониже, чтобы дым не ел глаза. Пайга
облизал руки, нож. Сермик сидел красный от сытости,
улыбался. Кормщик все думал, хмуря брови.
— Пора мне, вот чего! — сказал он.
Пайга и Сермик не поняли.
— Собираться к дому пора! — задумчиво повторил
кормщик.
Теперь Пайга понял и рассердился. Он всегда сер¬
дился, когда кормщик говорил о доме. Зачем ему город?
Привезли из города всего израненного, а он опять туда
собирается.
420
— Нынче ладно стал! — сказал Пайга, надувая щеки
и показывая, как потолстел Рябов. — Нынче здоровый
стал!
И он еще надулся.
Сермик, глядя на отца, засмеялся, показывая черные
редкие зубы.
— Много олешка кушать надо! — сказал Пайга. —
Кровь надо олешка. Тогда совсем здоровый будешь, хо¬
роший. Тогда ладно...
— Ну ее, кровь, — шутливо морщась, ответил Ря¬
бов. — С души воротит...
— Кровь ладно! — сердито сказал Пайга. — Совсем
дохлый был, вовсе дохлый, когда привезли. Нынче какой
стал!
Сермик тоже рассердился —они оба сердились, ког¬
да Рябов не хотел есть парное оленье сердце или пить
горячую оленью кровь. А Рябову было весело поддраз¬
нивать их. Они сердились и обижались быстро, как дети,
и, как дети, радовались, когда Рябов их слушался.
— Не дохлый я был! — дразня, сказал он. — Чего
выдумали! Дохлый! Я хороший был, жирный... Живой я
был, а не дохлый.
— Живой? — крикнул Пайга.
— Ц-ц-ц! —зацокал Сермик. —Совсем дохлый был.
Ничего не говорил — вот как.
И он показал, какое лицо было у Рябова, когда его
привезли в тундру и внесли в чум. Рябов расхохотался.
Сермик тоже засмеялся. В темноте завозилась и засмея¬
лась инька — жена Сермика; она укачивала ребенка и
не смела сидеть с мужчинами у огня.
— Пожил — значит, пора и честь знать! — сказал
Рябов. —Сами говорите —жирный стал. Скоро теперь
соберусь, не нынче-завтра...
— Завтра снег будет —промышлять пойдем! —ска¬
зал Пайга.
В это время за стенами чума послышался громкий
злой собачий лай. Рябов прислушался и быстро поднялся
на ноги. Пайга тоже вскочил. Все они ждали из города
младшего сына Пайги, но собаки не стали бы так злобно
лаять на Тенеко.
— Иди, иди! — сказал Пайга, толкая Рябова в дру¬
гую половину чума, в синикуй, где стояли идолы-божки
и висела православная икона. —Иди, иди скоро, Иван!
Синикуй, отделанный оленьими шкурами, был темен.
Рябов лег тут на оленью постель, прислушался. В случае
421
появления солдат воеводы он мог уйти — шест был
давно подпилен; стоило только отвернуть оленьи шкуры,
и сразу же — воля. Куда идти, он тоже знал. Весь народ
самоедов был здесь ему другом. Но уходить сейчас не
хотелось, несколько дней подряд он зверовал в тундре и
устал...
Гости меж тем уже входили, вернее — вползали в
чум. По голосам их было трое и, как показалось вначале
Рябову, все — незнакомые. Один говорил по-русски,
охал и жаловался самоедам на тяжелую дорогу, другие
двое переговаривались по-иностранному, и кормщик по¬
нял: один из них перекупщик, второй — его слуга. Вот
куда нынче занесло негоциантов: опять, видно, разгуля¬
лись, наступило для них вольное житье...
Кто был третий —русский, — Рябов не знал и пото¬
му остался лежать за пологом из оленьей шкуры. А гости
шумно стаскивали с себя теплые одежки, жаловались,
что в тундре подмораживает, и приветливо здоровались
с самоедами, которые постепенно наполняли простор¬
ный чум гостеприимного Пайги.
Несмотря на то, что была уже ночь, Сермик, поточив
нож, побежал резать олешка, а его инька стала строгать
на доске мерзлую рыбу. Путники же говорили в это вре¬
мя льстивые речи о том, что они от других самоедов мно¬
го наслышаны, какой охотник и зверолов Пайга, как он
богат песцами и какие добрые у него сыновья. Пайга
смеялся в ответ и говорил свое любимое “ладно".
Сермик принес дымящуюся оленью печенку, парное
сердце. Гости сели вокруг огня, другие самоеды из ста¬
новища стояли за спинами приезжих. Рябов чуть отвер¬
нул оленью шкуру, внимательно вгляделся: одноглазый
перекупщик-иноземец и его слуга сидели к нему спи¬
нами, русский был незнакомый. В руке русский купец
держал большую медную флягу с водкой — отвечал уго¬
щением на угощение.
Кормщик перестал глядеть, отвернулся с досадой:
опять напоят самоедов, опять за гроши отдадут они все,
что напромышляли, опять будут, протрезвев, с угарными
головами, сечь прутом своих божков, ругаться на пра¬
вославную икону, грозить и своим чурбанам и русскому
богу, что не дадут им больше никогда ни кусочка олень¬
его мяса... А дело зимнее, надо и соли, и капканы новые,
и сети поизносились, и пороху бы хорошо для зверо¬
вания.
422
Полежав немного, Рябов сел, потянулся, прислушал¬
ся. Пайга уже требовал еще водки, инька доставала пес¬
цовые шкурки, старик грозился купить всю водку, какая
есть у купцов. Другие самоеды тоже побежали за шку¬
рами. "Не надо бы, пожалуй, вылезать", — подумал
кормщик и усмехнулся, зная, что не удержится, вылезет.
Гости не удивились, увидев русского: мало ли людей
бродит по тундре. Пайга обрадовался, закричал заплета¬
ющимся языком:
— Иван, садись, пей, Иван!
Кормщик сел рядом со стариком, спокойно вгляделся
в лисье, поросшее шерстью лицо русского купца, в его
бегающие трезвые глазки. Иноземный купец поджари¬
вал в пламени ломтики мяса, пил свое вино из своего
серебряного стаканчика. Слуга разрывал зубами олени¬
ну, чавкал, жир капал ему на колени...
— Что ж, доброго застолья! —сказал Рябов спокой¬
но.
— Садись с нами! —ответил русский купец, пригла¬
шая крещеного выпить, и протянул ему чашку.
— Хороша ли охота? —спросил он.
— Для кого как, — ответил Рябов.
— Черно-бурые есть ли?
— Почему не быть? Есть...
— Да ты, братец, пей. Угощаю! —пренебрежитель¬
но сказал купец.
Рябов пригубил, усмехнулся и отставил чашку.
— Чего смеешься-то? —спросил купец.
— А разве ты не велишь?
Купец беспокойно замигал, не зная, что ответить, по¬
том отвернулся. Инька просунулась между Пайгою и му¬
жем, положила на колени старику ворох песцовых шку¬
рок. Иноземец протянул длинную руку, стал, вытянув
губы, дуть на мех, смотреть одним глазом подшерсток.
Самоеды пили, фляга пустела. Пайга хвастался, что у не¬
го песца много, есть и получше; чего только нет у Пайги.
Разве не самый лучший охотник старый Пайга? А его
сын Сермик? Недаром Сермик родился в тот год, когда
было много волков. А Тенеко? Пусть кто-нибудь скажет,
что Тенеко плохой охотник. Ничего, ничего, придет вре¬
мя — старый Пайга купит своему младшему доброе
ружье, тогда все увидят, как он может стрелять! Даже
Иван и тот хвалит Тенеко. Пусть только купцы не жале¬
ют водки; им незачем ехать в другие становища. Пайга
здесь за все расплатится...
423
Иноземец мигнул своему слуге; тот, утерев рот ла¬
донью, пошел к нартам —за водкой.
— Для чего не пьешь? —спросил русский купец Ря¬
бова. — Ты пей, с тебя не спрошу, небось православ¬
ный...
— Чего пить-то? — спросил Рябов.
— А вино...
Рябов взял отставленную чашку, выплеснул водку в
пламя камелька, спросил негромко:
— Другой не привез ли, господин купец? От сего
зелья и помереть недолго.
Купец хотел было заругаться, но только смерил корм¬
щика презрительным взглядом.
Одноглазый негоциант перестал жевать; самоеды, не
понимая, смотрели то на русского купца, то на Рябова.
— Да ты кто таков взялся на мою голову? — пла¬
чущим голосом вдруг спросил купец. —Ты что за князь
заявился? Сидит сычом, бельма выпучил; его по-христи¬
ански угощаешь, вино доброе, хлебное, а он...
— Не верещи! —внушительно сказал Рябов. —За¬
чем шумишь? Сиди, купец, чином. А кто я таков, то дело
не твое. Одно ведай: меня здешние люди знают, а тебя с
твоими дружками первый раз и видят. Что я велю, то
здесь и станется, по-моему будет, а не по-вашему. При¬
шел торговать —торгуй, а варевом своим не опаивай.
Одноглазый иноземец принял флягу из рук своего
слуги, с милостивой улыбкой сам наливал самоедам. Ря¬
бов строго произнес:
— Более не будет!
И вышел из дымного чума наружу.
В черном осеннем небе, словно над морем, ясно го¬
рели и переливались, трепеща далекими огнями, круп¬
ные звезды, и у Рябова вдруг защемило сердце, показа¬
лось, что никогда более не услышать ему равномерного
и мощного дыхания океана, не увидеть больше моря, как
видит его корабельщик в далеком плавании; показалось,
что навечно обречен он таиться.
Тяжело шагая своей валкой, цепкой морской поход¬
кой, он обошел чум, сел на купеческие нарты, задумался,
почесывая шею остроухому псу, привалившемуся к его
ноге. Пес сладко вздыхал. Из темноты подошли два дру¬
гих, встали поодаль, дожидаясь, пока и их почешут...
— Нанялся я вас чесать? — спросил Рябов.
Из чума вылез слуга одноглазого с флягой в руке,
подошел к нартам. Рябов сидел неподвижно, чесал шею
псу. Другой пес, что стоял поодаль, зарычал.
424
— Будет вам водку жрать! — сердито произнес Ря¬
бов. — Иди отсюдова! Скажи: не велено!
Слуга негоцианта спросил с угрозою:
— Что такое?
— Иди отсюдова! — поднимаясь с нарт, сказал Ря¬
бов. — Иди!
Слуга переложил флягу из правой руки в левую, пра¬
вой стал шарить нож. Рябов ударил слугу по запястью с
такой силой, что нож упал. Слуга осторожно попятился
к чуму. Теперь все три собаки сердито рычали. Кормщик
подобрал нож, тускло блестевший под ногами, положил
его на бочонок, привязанный к нартам, вернулся было к
чуму. Подумал немного — пошел назад к нартам. Соба¬
ки смотрели, ждали. Он сказал им, посмеиваясь:
— Вот, глядите, чего делать стану.
Ударил черенком ножа по затычке, повернул бочонок
набок; водка, булькая, полилась на землю. Псы подошли
нюхать, Рябов спросил серьезно:
— Не по нраву? А? Вам не по нраву, дурашкам, а я
б нынче хватил. Ох, хватил бы! Хошь она и зелье, хошь
она и отрава, а хватил бы. У нас как говорится? Горе не
заедают, а запить можно...
Водка выливалась медленно; тогда он поднял бочонок
руками, накренил. Из чума вылез Пайга, закричал:
— Иван, Иван, неладно делаешь, Иван!
— То-то, что ладно! —по-прежнему с усмешкой от¬
ветил Рябов. — Иди, дед, иди! За водку я заплачу, ни¬
чего, меня-то не обсчитают; я ей, треклятой, цену знаю...
2. Домой пора
Переночевав в чуме у Пайги, русский купец сурово
приказал Рябову заплатить за вылитый бочонок. Корм¬
щик заплатил — ни много, ни мало, как раз в меру. Са¬
моеды шумели вокруг, обижались, что гость платит гос¬
тю, но перечить никто не посмел. Когда совсем рассвело,
одноглазый негоциант начал торг: менял куски сукна,
свинец, ножи, иглы, порох —на шкурки зверей. Самое¬
ды — трезвые, наученные кормщиком, — дорожились,
добрые меха таили, меняли что похуже. Иноземец от
злости кусал губы; русский купец бил себя в грудь кула¬
ком, божился, а когда торг подходил к концу, Рябов
велел Пайге нести лисиц самых добрых, кидать перед
торговыми людьми шкуры песцов —все то, что припря-
425
ты вали до поры, до времени. У иноземного перекупщика
при виде дорогих мехов один глаз увлажнился; слуга его
вынул из длинного ящика ружье, Пайга дрожащими ру¬
ками потрогал ложе, ствол, погладил ружье, словно жи¬
вого человека. Иноземец потребовал еще лисиц. Рябов
мигнул старику — прибавляй-де, но не помногу.
Пайга положил шкуру. Иноземец потянул ружье к
себе.
Пайга положил еще одну шкуру.
Иноземец выпустил ружье из рук.
Рябов взял кусок свинца, мешочек пороху — поло¬
жил к Пайге.
— Он у вас — князь, этот Иван?
Самоеды не поняли. Рябов, покуривая, командовал
торгом, словно и впрямь был самоедским князем.
Расторговавшись, купцы уехали. Самоеды опять сели
у огня в чуме Пайги; качая головами, рассматривали по¬
купки, дивились на себя, как умно все нынче сделано, —
купцы побывали, а горя нет, никто не плачет, никто на
себе одежды не рвет, никто по земле не ползает пьяный.
Кормщик ел строганину, лукавыми глазами всматривал¬
ся в лица седых стариков самоедов, думал: “Дети, право,
дети! как есть ребята несмышленые../*
Попозже из города вернулся Тенеко —младший сын
Пайги, привез новости от Семисадова и Таисьи. Новости
были короткие:
— Неладно. Сидеть чум надо. Город ходить не надо...
Вот и все новости.
Рябов, насупившись, ушел за олений полог, лег на
спину... Неладно! Неладно — значит, Сильвестра Пет¬
ровича не выпустили из острога и выпускать не соби¬
раются. Неладно означает, что зверюга-воевода все еще
властвует, что дородный полуполковник на Москве ни¬
чему не помог. Закинув сильные руки за голову, щуря
зеленые с искрами глаза, он лежал неподвижно, думал:
Иевлев —раненый, измученный своим увечьем, один в
тюрьме, в темной, сырой, холодной каморе. Небось не¬
сладко одному, недужному, не зная, когда день, а когда
ночь, ждать мучителей, истязателей, палачей.
Старый Пайга несколько раз заглядывал за олений
полог: Рябов лежал неподвижно. Пайга шептался с сы¬
новьями, выговаривал Тенеко за то, что огорчил он
своими вестями дорогого гостя. Тенеко, весь поглощен¬
ный новым ружьем, не слышал отца.
426
Вечером Рябов сел на свое всегдашнее место у огня,
сказал, что завтра с утра уходит. Самоеды всполоши¬
лись, Пайга закричал:
— Неладно, Иван, неладно!
— Ладно, дед!—ответил кормщик.
Тогда самоеды стали между собой совещаться, — мо¬
жет быть, они обидели Ивана? Шумели долго. Рябов по¬
сасывал свою трубочку, молчал, смотрел на огонь, как
всегда вечерами. Над пламенем, на деревянной решетке
в дыму коптилась оленина, инька — жена Сермика —
ловко шила оленьими жилами; все было, как раньше, и
вместе с тем — иначе. Рябов уходил...
Они знали, что он никогда не меняет своих решений,
и не спорили с ним, а только просили остаться и быть с
ними всегда — завтра, и еще завтра, и еще, потому что
у них хорошо, привольно, просторно, а в городе “больно
пыльно". Рябов молчал, улыбаясь, а самоеды рассказы¬
вали ему, как они построят для него чум и дадут новые
нюки —оленьи постели, чтобы чум был теплый, и выру¬
бят ему шест, чтобы чум был высокий; как они подарят
ему олешек много-много и собак подарят, чтобы сгоняли
оленье стадо, и нарты подарят, чтобы было на чем ехать
в другое место...
Улыбаясь, он слушал, как они хвалят ему свое бедное
житье, которое он уже хорошо знал; как рассказывают
о глубоких озерах, где столько рыбы, что ее не пере¬
ловить ни завтра, ни еще завтра, ни потом; как хваста¬
ются ягодой морошкой, птицей в тундре, быстрым, лег¬
ким ходом нарт по снежному насту, гостеприимством
своего народа.
Они говорили долго, перебивая друг друга, и лица их
делались все грустнее и печальнее по мере того, как он
отказывался остаться.
Ночью, пока кормщик спал, Пайга съездил за тади-
беем —колдуном, который должен был “бить кудес", то
есть заколдовать Рябова и внушить ему, что он остается
в тундре. Кормщик открыл глаза, когда колдун уже стоял
над ним в своей хохлатой шапке из меха росомахи, с
бубенцами, нашитыми по швам малицы, с оловянными
бляхами по спине и по плечам. Колдун не мигая смотрел
на Рябова острыми глазками, и кормщик тоже смотрел
на него не мигая.
— Ладно, Иван, ладно будет! —беспокойным шепо¬
том из-за плеча тадибея сказал Пайга. —Ладно!
427
Тадибей ударил сушеной заячьей лапой по своему об¬
тянутому кожей решету, присел, завизжал, завертелся,
опять вскочил. Самоеды испуганно поползли вон из чу¬
ма, Пайга сидел на корточках; в детских глазах его было
выражение ужаса...
— Беса он из меня гонит, что ли? —спросил Рябов.
Колдун все вертелся. Барабан его трещал, на лице
тадибея выступил пот. Кривляясь, колдун прыгал по чу¬
му, выл, шипел змеем. Рябову надоело; он сел на шкурах,
сказал сурово:
— Будет. Слышь, что ли? Будет, говорю...
Тадибей приостановился; кормщик вынул из кошель¬
ка монету, протянул колдуну:
— На вот за труды.
Колдун подкинул денежку на ладони, спрятал ее за
щеку, тоже сел. Рябов взял из его рук решето, заячью
лапку, посмотрел бляхи на малице, пестрые суконки,
пришитые к рукавам, медвежьи кости на шапке, сказал:
— Каждому своя снасть. Рыбаку одна, зверовщику
другая, попу третья, колдуну тоже своя... Оно так —кор¬
миться всем надобно...
За ночь выпал обильный снег. Пайга, жалостно при¬
жимая руки к животу, все уговаривал остаться, сулил
добрую охоту, пугал городом, что-де опять там погонят
работать и кормить не станут, а только будут стегать
кнутом, и кормщик вновь сделается "совсем дохлый".
Провожать его вышло все становище.
Каждый вел ему оленя —для иньки-женки, для сы¬
на, для самого Рябова, для хорошего друга, для пира, ко¬
торый он задаст, когда вернется. Рябов отнекивался, са¬
моеды обижались. Тогда он стал отдаривать — ножом,
порохом, свинцом, поясом, рукавицами. Самоеды, зай¬
дясь, понесли шкуры, пыжиковые шапки, малицу. Рябов,
сорвав с головы шапку, наступил на нее сапогом: он то¬
же зашелся —дарить добрым людям, так дарить; снял с
плеча единственное, что имел, — ружье, протянул его
Пайге. Пайга не брал, отмахивался. Тогда кормщик стал
сбрасывать с нарт лисьи шкуры, песцов. Пайга подби¬
рал, обратно совал в нарты. Все галдели, у всех были
потные лица.
Наконец старший сын Пайги —Сермик —взмахнул
хореем, бросился на ходу в нарты, крикнул гортанно,
протяжно:
— Оле-ле-ле-о!
428
Рябов тоже повалился в легкие санки; олени побе¬
жали, сразу набирая ход; сзади самоеды, делаясь все
меньше и меньше, махали руками, шапками, кричали
прощальные слова, и одно из них долго дрожало в мороз¬
ном бодром воздухе:
— Ладн о-о-о I
Рябов плотнее закутался в пушистую, теплую мали¬
цу, улегся поудобнее в нартах. Еще долго виднелись
черные дымы над чумами, потом и они исчезли. Беско¬
нечная, искрящаяся под солнечными лучами тундра рас¬
кинулась на необозримые пространства вокруг.
Рябов закрыл глаза, задремал.
3. Шпага Афанасия Петровича
К ночи мороз стал забирать крепко.
Соловецкие монахи, задрав рясы, бегали по Архан¬
гельску — искали хорошего кормщика, чтобы вывел из
Двины большие монастырские лодьи и карбасы, пришед¬
шие в город за мукой и крупой.
Кормщик не находился. Один ушел в Холмогоры,
другой подрядился рубить лес и отбыл с артелью, третий
занедужил, четвертый потонул во время баталии —упал
с горящего брандера, пятый невесть куда подевался.
Семисадов на костыле, прыгая по светлице, сказал
соловецким мореходам:
— Мне отлучиться нельзя, я на цитадели нахожусь
боцманом. Начальник у нас нынче, упаси боже, до чего
строг. Забьет кнутами насмерть; собак таких поискать. А
вам, честные отцы, нисходя к вашему горю, дам совет:
идите на Мхи, проживает там кормщика Рябова вдова
Таисья Антиповна. Поклонитесь, может, и сжалится, вы¬
ведет суденышки ваши...
Монахи поблагодарили, поднялись уходить, потом
вдруг всполошились:
— Да ты что, шутишь, боцман? Бабу —кормщиком?
— У нас мучки пшеничной, почитай, три тысячи
пудов...
— Овес...
— Просо...
— Гречки у нас сколько кулей!
— Ты нам мужика скажи, для чего бабу?
Семисадов сердито ответил:
429
— Она с младых лет по морю хаживает, а вы —
мужика! Она прошлого года сколько кораблей двинским
стрежем вывела. Идите, отцы, нечего мне с вами время
препровождать...
Монахи еще покидались по городу, поспрашивали,
что за тетка такая — Таисья, кормщикова женка. Им
отвечали, что Таисья Антиповна — женщина доброй
жизни, рукодельница, от своего сиротства многие искус¬
ства ведает, а последнее время стала сама кормщить, и
морского дела старатели на нее не нахвалятся. Хаживает
не только двинским стрежем, но и в море, компас знает,
не пуглива, приветлива, сколько дадут —столько и возь¬
мет, да еще и спасибо скажет.
— Откуда же в бабе та премудрость? — спросил мо¬
нах Симеон.
— Хаживала с добрыми кормщиками, обучилась... Да
и муж у ней был, почитай, наипервеющий у нас корм¬
щик — Рябов Иван Савватеев.
— Тот, что шведа на мель посадил?
— Тот, отче, тот самый...
Монахи еще между собою посовещались: ждать не¬
чего. Двина встанет — тогда пропали, осталась обитель
без муки и крупы. Да и богомольцы сбегут, — холодно
сидеть на лодьях и карбасах. И так они, бедняги, уже
волком воют...
Таисья приняла Симеона с вежливостью, тотчас же
собралась, вышла к нему в бахилах, в меховушке, в теп¬
лых рукавицах. У причалов, где стояли монастырские су¬
да с медными крестами на мачтах, собрала всех монахов-
корабелыциков, сказала, под какими идти парусами, как
смотреть за головной лодьей. Монахи трясли бородами,
кивали. На рассвете ветер засвежел, двинская вода при¬
стыла льдом к бортам и на палубах судов соловецкой
флотилии.
— Вон она — цитадель! —сказал монах Симеон, об¬
дирая сосульки с бороды. — Здесь и баталия была. Вон
он — корабль шведский, который супругом твоим на
мель посажен...
Таисья молчала.
— Велик подвиг! —со вздохом произнес Симеон. —
Велик! Для такого дела достойного — и помереть благо.
Вечная ему память...
Симеон перекрестился истово, Таисья смотрела в
сторону — на выносные валы, на башни крепости, —
вспоминала тот трудный день. Потом со всей силой на-
430
легла на стерн о, обходя
мель и высоко поднявшую¬
ся корму шведского кораб¬
ля "Корона". Там, на холод¬
ном ветру, что-то работали
матросы, был слышен стук
топоров и треск отдирае¬
мых досок. Таисье показа¬
лось, что ее окликнули и
кто-то ей машет шапкой.
Она провела соловецкую
лодью совсем близко от
мели и услышала знакомый
голос:
— Таисья Антиповна-а!
Давай к ша-анцам!
"Егорша! — с испугом
узнала она. — Егорша Пус¬
товойтов! Да откуда он
взялся? Из узилища? Ког¬
да?" И тотчас же решила,
что ошиблась, что Егорше
здесь никак не быть, — то¬
мится, бедняга, на съезжей.
— Знакомый, что ли? —
спросил Симеон.
— Кто его знает! — ук¬
лончиво ответила Таисья.
Монах ушел в каюту
греться. Таисья еще огляну¬
лась на крепость. Сзади, под
всеми парусами, красиво,
ходко шла соловецкая фло¬
тилия; солнечные лучи иг¬
рали на медных крестах.
У сгоревших шанцев
Таисья попросила спустить
себе маленькую посудинку.
Симеон, довольный, что
лодьи нынче же будут в море, отвязал кошелек, высыпал
ей на ладонь серебро, поблагодарил:
— Ну, Таисья Антиповна, выручила ты нас, бог тебя
спаси. А сей монет — сыночку твоему на пряники.
На шанцах таможенники были все незнакомые, жили
в землянках; сгоревшие казармы чернели под свежим
431
снегом. У хмурого усатого солдата Таисья спросила, не
привиделся ли ей давеча господин Егор Пустовойтов.
Солдат удивился:
— Чего привиделся? Он нынче с утра здесь был, те¬
перь начальным человеком над нами — заместо Крыко¬
ва Афанасия Петровича покойного...
— Вернется сюда?
— А как же не вернется? Ты погоди, покушай с нами
каши, небось притомилась кормщить...
Таисья спустилась в землянку к таможенникам, села
к печурке, стала греть руки. Вскорости пришел солдат
Смирной, поклонился, вынул из-за пазухи малую пушеч¬
ку, поставил ее на стол:
— В золе на горелище давеча отыскалась. Возьми,
Таисья Антиповна, для сыночка твоего покойным Афа¬
насием Петровичем делана. Его любовь, его забота...
Она взяла из рук Смирного почерневшую тяжелую
пушечку, дохнула на медь, стала оттирать рукавом.
Ствол игрушечной пушечки заблестел не сразу, но она
оттирала настойчиво, осторожными однообразными дви¬
жениями, и медь сначала посветлела, потом засияла, как
горячий уголь.
— Вишь как! — сказал Смирной. — Огнем горит!
Сидя в землянке у печки, Таисья дремала, когда при¬
ехал Егорша. Он был не один — с матросами, похудев¬
ший, продрогший, голодный. Таисья не сразу узнала
Пустовойтова, — так изменила его тюрьма.
— Я ведь сразу со съезжей на Мхи пошел к тебе,
Таисья Антиповна, —быстро говорил он, —а ты только
к лодьям отправилась. Побежал на пристань — монахи
паруса вздевают. Кричал, кричал, не услышала ты... От¬
пустили меня, с чего не знаю, да сразу на шанцы при¬
казали ехать —таможенным поручиком...
— Похудел ты, Егорушка...
— Похудеешь! — усмехнулся Пустовойтов.
И, поджав губы, стал разворачивать сверток, что при¬
нес с собою. Смирной поставил свечу поближе, Егорша
разворачивал бережно, не торопясь.
— Что это? — спросила Таисья.
— Шпага! —сказал Егорша. —Афанасия Петрови¬
ча шпага. Отыскалась она на шведском корабле. Вот и
буквы вырезаны на ней; покойный Прокопьев резал —
видишь: “Афанасий Крыков"... Вот судьба!
Он поднял свечу повыше, показал буквы.
432
— Ржавчину очистим, в церкви повесим. Надо бы на
цитадели, да собака Мехоношин небось не пустит...
К вечеру шпага блестела как новая. Егорша завернул
ее в кусок чистого холста. К землянке, скрипя по свеже¬
му снегу, подъехали сани. Егор укрыл Таисью полушуб¬
ком, сам сел рядом, заговорил утешающе:
— И меня отпустили, и Лонгинова. Что стряслось,—
ума не приложу. Аггей сказывает — на Москве прове¬
дали, теперь воеводе недолго жить. Дьяки воеводские
вовсе напуганы, мелют вздоры. Недолго теперь Ивану
Савватеевичу ждать, скоро вернется из тундры из своей.
— Он и то измаялся! —сказала Таисья.
Ехали долго; полозья порою царапали мерзлую
землю; первопуток был еще плох, морозный ветер сек
лицо Таисье, руки ее заледенели.
Поп церкви Параскевы-Пятницы еще только вставал,
когда Таисья с Егоршей постучались в его покосившую¬
ся гнилую избу. Услышав стук, поп вышел сердитый, не-
проспавшийся, никак не понимал, чего от него хотят.
— Капитан Крыков шведа первым встретил, — ска¬
зал Егорша, — и сам первый бой на себя принял. В том
бою он честной смертью и погиб. Сия шпага его должна
в церкви быть, таково ей место...
— По-доброму надо, батюшка!—попросила Таисья.
— По-доброму, так в храм на цитадели и несите! —
ответил поп. —Мое дело стороннее. Пришли ни свет ни
заря, стучат, вешай ихнюю шпагу. Чай не образ...
Егорша побледнел, крикнул:
— Ты, курохват да блиножор, меру знай языком бол¬
тать! Не образ! Али ты архангельского народа не зна¬
ешь? Назавтра придут к тебе посадские, да дрягили, да
рыбари, сам им земно поклонишься, дабы шпагу сию в
алтарь тебе отдали.
*— Не поклонюсь!
— Ну и леший с тобой; пес ты, а не поп!
Поп заругался, замахал на Егоршу руками; тот, выйдя
с Таисьей, сказал:
— Ништо, Таисья Антиповна! Назавтра понесем
шпагу в цитадель; откроют ворота, не посмеют, собаки,
нарушить святое дело.
И добавил со вздохом:
— Был бы здоров преосвященный Афанасий, задал
бы им страху —долгогривым, долго бы помнили...
433
4. Дома
Рябов сидел у стола, откинувшись на лавке, не то¬
ропясь пил вино. Бабинька уже сменила штоф, с опаской
посматривала на Ивана Савватеевича, что не закусыва¬
ет. Он не хмелел, только глаза его делались светлее да
лицо становилось все строже. Марья Никитишна без
слез, прямо глядя перед собою, рассказывала, как давеча
были здесь дьяки Абросимов да Гусев, всех выслали из
избы вон, стали ее спрашивать про Сильвестра Пет¬
ровича, часто ли наведывался к Иевлеву покойный Кры¬
ков, чего они вместе делывали, об чем говорили, не
поминали ли царевых злых ворогов —Милославских, да
Хованских, да иных прочих...
— Ну?
— Вестимо, не поминали, говорю. А они опять за
свое. Один вот здесь на лавке сидит да глазищами меня
сверлит, а другой позади, все покрикивает...
— Выгнать бы тебе их взашей, Марья Никитишна!
— Они узилищем стращали, Иван Савватеевич. Мы,
говорят, тебя, даром что боярская дочка, в железы заку¬
ем да на дубы взденем, там закукуешь по-нашему, по-до-
брому. И еще все пытали про некоего шведского челове¬
ка, что на цитадели был с почестями принят. А я-то знаю,
мне Сильвестр Петрович еще в те поры сказывал, то —
русский, Якоб его имечко, наш, православный... Не ве¬
рят. Лаяли меня поносными словами...
Она крепко вытерла лицо ладонями, повела плечом.
— И чего делать, ума не приложу. Егоршу отпустили,
Лонгинова тож, а Сильвестр Петрович все томится, и
никому не ведомо, когда кончатся его мучения.
— Об чем они там с Егором толковали? — спросил
Рябов.
— Об том же! Дружен ли был покойный Крыков с
Сильвестром Петровичем.
— А он чего?
— Правду сказал: дружны. И беседовали подолгу, и
вдвоем бывали. Чего ж, люди воинские, мало ли...
Кормщик пристально посмотрел на Марью Ники¬
тишну:
— С чето ты, Марья Никитишна, думаешь, что сим
дьякам надобно правду говорить? Ничего им не надо от
нас слышать, ни единого слова. Молчи знай да помал¬
кивай. Сей дьяк тебе одного лишь худа желает, от твоего
худа — ему хорошо.
434
Задумался ненадолго, потом спросил:
— Федосей Кузнец сюда не наведывался ли?
— Может, и захаживал, —ответила бабинька. —Да
только верно не упомню, Ванечка. Народу-то к нам
ходит — не перечесть, одни не живем. И к нам и к
Марье Никитишне...
Кормщик вопросительно взглянул на Иевлеву; она
кивнула головою:
— Верно, многие бывают. От Москвы некоторые лю¬
ди. Чудно как-то. Заедет, посидит, от кого пришел, —
помалкивает, потом вдруг должок некий отдаст —будто
бы издавна Сильвестру Петровичу должен. Кто сам —
молчит, потом, уходя, обнадежит. И не впрямь, а с осто¬
рожностью...
— И многие такие?
— Да вот живем еще, и деньги есть...
Рябов усмехнулся, опять поглядел на Марью Ники¬
тишну, спросил:
— Выходит, свет не без добрых людей?
— Выходит, так. Опалы стерегутся, а дело делают.
Он набил табаком трубку, примял табак пальцем,
закурил. Марья Никитишна рассказывала, как прожила
это время, как пропала бы без Таисьи и без бабиньки
Евдохи, без Ванятки...
— Да, уж и пропала бы! —сказала бабинька. —Что
клепать на себя!
Обернулась и произнесла назидательно:
— Хошь ты, матушка Марья Никитишна, и дворянс¬
кого роду, а спеси в тебе дворянской ни на грош нет.
Женка и женка, как другие некоторые наши двинянки.
Работой не гнушаешься, дарма слезы не льешь, давеча
дров наколола целый воз.
— Не я колола —Ванятка! —улыбнулась Марья Ни¬
китишна. — Он не дал!
— Тоже мужик? — спросил Рябов.
— А что? —сказала бабинька Евдоха. —Чем не му¬
жик? Давеча девы — Верунька да Иринка — мыша за¬
боялись; он того мыша помелом погнал. Мужик!
— Не сробел мыша?
— Он у нас не робкой дюжины...
Кормщик засмеялся, вышел наружу.
Уже совсем рассвело. Флюгарка на крыше избы жа¬
лобно поскрипывала, в подклети кричал петух. Было мо¬
розно. Из бани валил дым, пора было таскать воду.
435
Бабинька Евдоха тоже вышла на крыльцо, сказала,
вздрагивая на холоду:
— И что оно на свете деется, Ванечка? Когда его от¬
пустят, Сильвестр-то Петровича? Не спит Маша. Не
спит и не спит. Какую ночь, проснешься —сам ведаешь,
сон у меня старушечий, легкий, — вижу — не спит.
Рябов не ответил, велел:
— Ванятку буди, бабинька; я с ним завсегда люблю
париться. Он еще и не знает, что я к дому вернулся. И
самоедина Сермика подымай, заспался. Пусть кочевью
своему расскажет, как Иван паром парил его и мылом
мылил, небось разахаются...
Ванятка выскочил на крыльцо, еще не разлепив сон¬
ных глаз, ахнул, увидев отца, завизжал на олешек, что,
словно в тундре, похаживали себе на крепких копытцах
по двору.
Вдвоем с сыном кормщик долго возился с Сермиком,
пока тот дался, чтобы с него содрали все его одежки.
Бабка Евдоха, наметая глубокий сугроб во дворе, качала
головою, слушала веселую возню в бане, улыбалась:
— Ну, беси, прости господи, прямо беси! Для острога
парится, а сам чего вытворяет...
И колотила в банную стену ручкой метлы:
— Угорелые! Баню сломаете!
Там опять заячьим голосом закричал Сермик. Заба¬
сил в ответ, уговаривая, Рябов. Дверь заходила ходуном,
потом вновь все стихло.
Рябов говорил Сермику:
— Да ты что дуришь, парень! Вон какой мужик уро¬
дился, а бани боится. Сколько медведей побил, первый
охотник в тундре, а воды с мылом ему страшно.
Ванятка прыгал наверху, на полке, оттуда кричал:
— Тять, он на нас поглядит —и сам зачнет мыться.
Сермик — голый, мускулистый, сердитый — ругал¬
ся:
— Дохлый буду от бани. Зачем неладно делаешь?
Рябов зачерпнул деревянным ведром кипятку, влил в
бадью с холодной водой, веселясь, плеснул в Сермика.
Сермик подпрыгнул, за отцом плеснул Ванятка, потом
еще раз Рябов. Сермик перестал визжать —заулыбался,
глядя на Рябова и Ванятку, натер ветошу мылом, разма¬
зал мыльную пену по груди и по широким плечам.
— Что, брат, ладно? —спросил Рябов.
436
— Ладно, ладно! —ответил Сермик. —Если дохлый
не буду, —совсем тогда ладно...
Мылись и парились долго.
Когда отдыхали, сидя втроем на полке, Ванятка
спросил тихонько:
— Тять, а то верно, что ты шведский корабль на мель
посадил перед пушками?
Рябов засмущался; гладя сына по мокрой, в мелких
кудряшках, голове, ответил:
— Мало ли чего...
Ванятка вскинул на отца глаза, спросил упрямо:
— Ты посадил али нет?
— Надо было, так и посадил, сынуша...
Ванятка кивнул довольный, потом еще спросил, раз¬
глядывая шрамы на спине, на плечах отца:
— За то и раны, батя?
— За то и раны.
— Честные, значит, раны, тять?
— Честные, Ванюша! —понимая, улыбаясь ответил
кормщик.
Сермик тоже поводил пальцем по шрамам, поцокал,
покачал головой:
— Ошкуй?
— Медведь, медведь, брат! — все еще улыбаясь, от¬
ветил Рябов. —Шведский медведь, ошкуй шведский...
Не договорив, он вдруг улюлюкнул, ткнул головой
дверцу; она отвалилась наружу в морозный день. Рябов
выбросился в сугроб, наметенный бабинькой Евдохой.
Ванятка, визжа, бросился за отцом. Оба, словно волчки,
закрутились в рыхлом снегу, поднялись, побежали об¬
ратно в баню, в самый горячий пар; Сермик смотрел на
их багровые тела вытаращенными глазами, цокал язы¬
ком...
После бани, разомлевшие, пили с гостями квас, с ко¬
рабельными старыми мастерами —Тимофеем Кочне-
вым, с Иваном Кононовичем. Говорили о кораблях, спа¬
сенных от шведа. Теперь флот стоял в Соломбале. Там
же снастили другие корабли. Иван Кононович жаловал¬
ся, что нынче без Иевлева работы идут туго, иноземные
мастера совсем ничего не делают, воевода в корабель¬
ном строении не смыслит, а слышно, что царь к лету
собирается быть в Архангельске...
— Выходит, сохранили мы корабли-то? — угрюмо
спросил Рябов.
437
— Сохранили! — сказал Иван Кононович, и глаза
его зажглись. —Ох, корабли! Поглядел бы ты, кормщик!
Большие, добрые, для океанского ходу...
— Мы построили, мы и сберегли! —так же угрюмо
заметил Рябов.
Пришел боцман Семисадов, осторожным голосом
рассказал новость, будто давеча слышал: едет в Архан¬
гельск новый воевода — стольник Василий Андреевич
Ржевский, а про князя будто ничего не известно.
Рябов слушал равнодушно, новостям не радовался.
— Может, и полегчает малость народишку-то! —
сказал Семисадов.
— От них полегчает! — отозвался Рябов. — Тот —
стольник, сей — князь.
— Ничего, — сказал Кочнев. — Прищемят авось
хвост Прозоровскому...
— А может, что и впрямь до Москвы достигло? —
спросил Семисадов.
Кормщик не сразу ответил, смотрел на огонь в печи.
Бабинька у окна творила тесто на пироги, вздыхала:
— Ставить тесто, а радости нету, — не взойдут пи¬
роги, ахти мне...
У порога, там, где тянуло холодом со двора, дремал
Сермик; за стеною о чем-то спорили иевлевские дочки.
Ванятка стоял возле отца, смотрел на него со вниманием,
слушал, как тот говорил:
— До Москвы достигло, как же... В воде, братья мои,
черти, в земле — черви, в Крыму — татары, в лесу —
сучки, в городе — крючки. Полезай киту в пузо, там
окошко вставишь и зимовать станешь, более податься
некуда...
Корабельные мастера и боцман смеялись. Ванятка
спросил:
— Сказка такая, тятя?
— Не сказка — быль! — ответил Иван Кононович.
Еще посидели, поговорили. Семисадов сказал:
— Неосторожно ты все ж, Иван Савватеевич, в го¬
род-то пришел. Как бы греха не случилось...
Кормщик быстро взглянул на боцмана.
— Какой такой грех? Я сам в острог пойду, на съез¬
жую. Сколько можно таиться? И ему, капитан-командо¬
ру, чего ждать доброго, когда кормщик сбежал?
— Да ты в уме? —спросил Семисадов.
— То-то, что умнее тебя! —отозвался Рябов. —Он
там немощный, раны его болят, один, да еще за меня
438
отвечает. Нет, я им, псам, сам отвечу. Нет, брат, стыдно
мне так жить.
Иван Кононович вздохнул:
— Стыдненько, да сытненько...
Семисадов перебил:
— То правда, что человек он хорош; и, когда баталия
была, его головой дело решалось. Он и крепость по¬
строил, он и пушки отлил, он и...
— То-то, что он.
— Оно и худу не будет, пожалуй! — согласился Се¬
мисадов.— Должно к доброму все сотвориться. Тебе,
Иван Савватеевич, чего только не доставалось, ан все ты
живой. И в море, и на Груманте, и на шведском корабле.
Ничего, и ныне живым останешься. Должно, за то, что
живешь по правде...
Рябов засмеялся, ответил лукаво побасенкой:
— Как та женка, что гостью угощала, да, перепу¬
гавшись, и говорит: доедай, кума, девятую шанежку, мне
все едино от мужа битой теперь быть...
Набухшая дверь с грохотом отворилась, вошла
Таисья, испуганно спросила с порога:
— Пришел?
— Пришел! — поднимаясь навстречу жене, ответил
Рябов. — Хватит в тундре сидеть.
Как всегда на людях, он говорил с ней коротко, отры¬
вая слова, но глаза его смотрели горячо и пристально,
так же, как много лет назад.
— Жил бы себе и жил в тундре, — тихо сказала
она. —Вон, слава богу, какой здоровый стал... Чего тебе
здесь-то делать? Схватят тебя, Ванечка...
— А я не дамся! Я сам первый туда пойду.
Таисья знала, что он не шутит, так же, как понима¬
ла, — он пришел в город только затем, чтобы самому
отправиться на съезжую... Но все это было так страшно,
что ей не хотелось верить, и она пока только отмахну¬
лась и молча начала стаскивать кожаные рыбацкие ру¬
кавицы, разматывать платок, разуваться. Она даже улы¬
балась, но слезы помимо ее воли текли по щекам и плечи
стали вздрагивать от рыданий.
— Да ты что, Таичка? —теряясь спросил Рябов. —
Намаялась, что ли?..
— Не намаялась, — рыдая и не зная, что ответить,
говорила она, — ничего я не намаялась, а только... еще
беда, Ванечка, господина Крыкова шпагу отыскали, Афа¬
439
насия Петровича... Повезли ту шпагу в церковь, — не
взял батюшка... Все боятся, воеводы боятся. Поп и тот
боится, а чего? Чем он-то, покойник, грешен? Для чего
шпагу в церковь не берут?
Таисья, всхлипывая, закрыла рот ладонью; в избе сде¬
лалось совсем тихо. Потом Семисадов сказал с глухой
угрозой в голосе:
— Ничего, не испужаемся! Не больно пужливые!
Сделаем как надо! Как Афанасий Петрович смерть
принял — дай боже любому воинскому человеку. Быть
его шпаге в церкви, да не у Параскевы, а в нашей кре¬
постной. С честью ту его доблестную шпагу внесем, и
никто нам на пути не встанет. Верно, Иван Савватеевич?
— Верно! —твердо и спокойно ответил Рябов.
5. Как же иначе быть?
Весть о найденной шпаге доблестного капитана Кры¬
кова, исконного дворянина и доброго человека, молние¬
носно облетела весь город Архангельск. Дружившие с
Афанасием Петровичем, знавшие его близко, много о
том постарались; и крепкими словами поносили архан¬
гелогородцы того курохвата-попа, который посмел отка¬
заться принять в церковь оружие погибшего капитана.
Стрелецкий полковник Вильгельм Нобл доложил о
брожении в городе князю Прозоровскому. Тот сердито
засопел, но противодействовать не решился, а только
сказал:
— Ты вот чего... полковник... ты, этого! В крепость
нечего шпагу тащить, а есть тут возле Гостиного двора
часовня во имя Спаса нерукотворного, пусть там шпа-
жонку его и вешают. Не на вовсе, а лишь на время. Все
едино, Крыков сей перескок — он к шведам в плен
ушел, так я на Москву и писал...
Вильгельм Нобл с удивлением поднял брови: воевода
в последние дни начал нести такую околесицу, что даже
ко всему привычные дьяки только перемигивались.
— Но посадские люди, все здешние ремесленники и
иные простолюдины желали бы видеть шпагу именно в
крепостной церкви, — произнес полковник.
— Не к чему!
— Они будут шуметь!
— Как велено, —делай! — произнес, не слушая,
Прозоровский.
440
Полковник говорил. Воевода, подперев ладонями
опухшее, бессмысленное лицо, смотрел на стенной ко¬
вер, на котором развешано было богатое оружие.
"О, мой бог, он опять совершенно пьян!" —подумал
Нобл, поклонился и ушел.
После беседы с полковником воевода занимался с
дьяками. Дьяк Абросимов разложил перед князем опрос¬
ные листы и рассказал, что давеча делалось на съезжей:
кого пытали легонько, кого по второму разу, а кто отдал
богу душу.
— Пустовойтов Егор что? — спросил воевода.
— Отпущен, как тобою, батюшка князь, велено. Что
крепко были дружны Крыков со злодеем твоим Иевле¬
вым, то записано, признал; а более чего нам надо?
— Кто челобитную к Москве свез? — спросил вое¬
вода.
И крикнул бешеным, неистовым голосом:
— Изведу всех, дознаю правду, злодеи мои, убивцы!
Где те воры, почто не пытаны, для чего не изловлены?
Кто верного моего думного дворянина Ларионова стре-
лил смертно? С мушкетами, с ружьями на Волгу ушли
царевы злые вороги, а вам хоть что? Куда вы смотрели,
псы? Где злодей мой, мужик Кузнец?
Дьяки, растерявшись, мямлили вздор, воевода совал
жирный кулак им в лицо, топал ногами; зайдясь, рванул
Молокоедова за бороду, поволок на расправу. Тот заве¬
рещал поросячьим голосом; князь отшвырнул его, пова¬
лился на лавку. Абросимов, вытягивая шею, шептал:
— Не иначе, как от Марьи Никитишны все зло, не
иначе, как от нее. Сидит в рябовской избе — гордая,
белая, кровинки в лице нет, а с нами — как со псами
шелудивыми. Бесстрашная ведьма! И от нее люди на
Москве бывали, и к ней приходимцы некоторые наведы¬
вались — то подлинно, князь-воевода.
— От кого приходимцы?
— То не дознано. Может, и от того самого господина
Апраксина — злого тебе ворога, может, и от Головина
Федора Алексеевича, может, от Меншикова... Давеча на
торге говорили: был будто здесь тайно некий человек, об
тебе дерзостно спрашивал, а когда стали ему руки вя¬
зать, словно бы в воду канул...
— Отпустили, ироды! Найти, связать немедля!
— Как бы не так!— молвил издали, негромко, но с
дерзостью в голосе, побитый Молокоедов. — Как бы не
441
так, князинька! У сего человека грамота с печатью и с
подписом...
— Чей подпис?
— То-то что чей! Самого Апраксина. Крутит он там
и на Москве и на Воронеже, все поперек князю-кесарю
делает.
Воевода поднялся, пнул ногой стреканувшего от него
кота, заходил из угла в угол. Дьяки жались у двери; он
их словно позабыл, так они и ушли без всякого прика¬
зания.
Попозже приехал Мехоношин, встревоженный, злой.
Облизывая тонкие губы, спросил, верно ли, что Ржев¬
ский уже на пути из Москвы к Архангельску. У князя
ослабели ноги; он открыл рот, долго не мог вымолвить
ни слова, потом шепотом спросил:
— На Москве-то, на Москве тебе что сказывали?
Разве о сем речь была? Обласкали, одарили, а ныне
вдруг...
— Видать, новое нечто пронюхали! — сказал Мехо¬
ношин. — Князь-кесарь так, а другие иначе. Больно ты
прост, Алексей Петрович. Тут размышлять надобно...
— Да как размышлять, коли Ржевский едет?
— Едет не торопясь. Ему еще в Вологде дела препо¬
ручены.
И, кривясь от ненависти к воеводе, Мехоношин заго¬
ворил о том, что в беде никто не повинен, кроме самого
князя: давно надо кончить с Иевлевым; мертвецы не
болтливы, помер в узилище —и спроса нет. Горе мыка¬
ют нерешительные, слабые, те, что ни единого дела до
конца сделать не могут. Капитан-командор, кабы после
баталии попридержал покрепче иноземцев, может и не
увяз бы, как нынче. А еще лучше было бы для него
кончить в крепости и Риплея, и Звенбрега, и Лофтуса.
Небось нынче с досады пальцы грызет...
— Да ты научи, чего мне делать? — забормотал
князь. —Как мне жить-то, господин преблагий...
— Как?
Мехоношин наклонился к самому лицу воеводы:
— А так, что перво-наперво, развязаться с Иевле¬
вым! Ночью с верными людьми придушить его в подзе¬
мелье. Кто распознает, какой смертью он кончился?
— Где же сих людей взять?
— Коли крепко надо, отыщешь. Давно надо было то
сделать, еще в те поры, когда я на Москве был, порошка
442
подсыпать али петлей удавить, али топором в темный час
по башке. И Егора с Лонгиновым зря отпустил, не для
чего было...
— Да, легко тебе говорить, когда письмо от Апрак¬
сина не тебе, мне...
— А ты бы то письмо Ромодановскому — дескать,
кого мне, батюшка князь-кесарь, слушать... И с хит¬
ростью, дабы на Федора Матвеевича тоже тень почернее
кинуть. Господин Ромодановский один противу их всех
стоит, никому не верит, свою думу думает. Хаживал я к
нему, знаю, чего князю-кесарю надобно. Ловишь-де ты
здесь на Архангельске государевых воров, как на Азове
делывал, бьешь нещадно к их царского величества удо¬
вольствию, рубишь корни, а корни те далече протяну¬
лись — и к Хованским, и к Милославским, и еще не¬
весть к кому. Я об том князю-кесарю сам говорил на
Москве. А заводил всему делу здесь двое, первый —
Крыков; на него все валить можно, он не ответит. Стре¬
лецкий, дескать, бунт на Москве тоже не без него был.
Егора бы вздели на дыбу, он и про Иевлева то же бы
сказал. Сильвестр ныне слаб — со второй, с третьей
пытки кончился бы...
Мехоношин подумал, добавил:
— Нет, нынче, пожалуй, поздно, князь. Уже не со¬
владаешь. Робок ты. Сам все и погубил.
— Что же делать-то? —дребезжащим голосом спро¬
сил Прозоровский. — Пропадать нам теперь?
— Которые не до конца доделывают, тем пропа¬
дать! — безжалостно ответил Мехоношин. — Али так,
али эдак. Али ты голову срубишь, али тебе ее срубят. А
за что рубить, — есть.
Воевода совсем помертвел, взмолился:
— Поручик, голубь! Один я, советчиков никого нет,
вели, как быть, все по-твоему станется; какими людиш¬
ками Иевлева кончать, кого хватать. Научи, соколик, не
оставляй в горький час, вызволи...
Поручик, позевывая, будто оно ему и ни к чему, стал
говорить, как надо делать дальше. Прозоровский слушал,
угодливо кивал, благодарил...
В дверь постучали; пришел Молокоедов, принес
письмо. Князь сорвал печать; Мехоношин принял из его
дрожащих рук бумагу, прочитал сначала про себя, потом
наглым, бесстыжим голосом вслух. Письмо было совсем
короткое: что-де едет к Архангельску новый воевода на
Двине князь Василий Ржевский, князю же Прозоровско¬
443
му за многие его службы и ради преклонных лет и злых
недугов жить отныне где захочет — хоть в своей вот¬
чине, хоть в Архангельске, хоть в Холмогорах...
— Вишь, как! — шепотом промолвил Прозоровский.
— Да уж так, —усмехнулся Мехоношин. —Видать,
дошла челобитная...
— С чего ж оно тебе видать? — спросил воевода. —
Сказано: за многие его службы и ради преклонных лет
и злых недугов. Коли б дошла, разве так обернулось бы
дело?
— Дошла, дошла челобитная, батюшка! —встрял
Молокоедов, и лицо его уже не выражало никакого поч¬
тения к князю-воеводе Прозоровскому. — Отставили
тебя, Алексей Петрович, от кормления —это наперво, а
далее небось быть суду, начеты станут считать, людишек
опрашивать. Ой, худо тебе, батюшка, худо, князь, вовсе
худо...
И без спроса, без поклона Молокоедов пошел к две¬
ри — звонить по городу, что воеводству Прозоровского
пришел конец, рассказывать про него были и небылицы,
вздыхать, качать с укоризною головой и жаловаться, как
тяжко под ним было справлять государеву службу...
— Ты... Куда? —по старой привычке гаркнул было
князь, но тут же одумался и замахал ладонями: — Иди,
иди! Иди уж...
Но Молокоедов еще постоял с улыбочкой, поморгал
и, опять-таки не поклонившись, ушел навсегда из вое¬
водского дома.
— Что ж теперь делать станем? — спросил Прозо¬
ровский совсем робким, виноватым голосом у Мехоно¬
шина. — Как теперь быть, поручик? Может, и верно от
греха подальше в вотчинку, да и пересидеть там тихонь¬
ко грозу? Как скажешь?
— В вотчинку? — с недобрым смешком произнес
Мехоношин.
— Туды. Тихонько.
— И оттудова достанут, — сказал Мехоношин. — У
Апраксина ручища длинная. Не ныне, так завтра, а толь¬
ко достанут. Непременно достанут...
Прозоровский просипел что-то невнятное, сидел об¬
мякнув, смотрел пустыми глазами. Мехоношин поднял¬
ся, сказал, что зайдет попозже, тогда и решат, что делать;
не торопясь, посвистывая, отправился к дьяку — полу¬
чать государево жалованье всем служителям Новодвин¬
ской цитадели. Денег было много, считали долго; Мехо-
444
ношин не раз и не два все пересчитывал сызнова. Для
бодрости поручик велел принести полштофа вина.
— Как там воевода-то? — спросил дьяк.
— Худо! —ответил Мехоношин. —Спросят с него,
строго спросят.
— Да уж не миновать...
Пересчитанные деньги дьяк услужливо всыпал в ко¬
жаный мешок, пошел провожать поручика до крыльца.
Мехоношин приторочил сумку к седлу, поймал ногой
стремя, не оглядываясь выехал за ворота.
Здесь ждали его два солдата — провожать казну. Он
сказал им, что денег нынче получить не пришлось, огля¬
дел рассеянным взором улицу, объехал кругом Гости¬
ного двора и, постучав рукоятью нагайки в дверь
трактира, велел вынести самой лучшей водки. Ему вы¬
несли.
— На, лови, — сказал Мехоношин и бросил цело¬
вальнику золотой. Потом вылил себе в горло вино, за¬
кусил корочкой и крепко сжал шпорами бока коню. Же¬
ребец с места пошел наметом к холмогорской дороге.
Целовальник проводил офицера взглядом, вернулся в
кружало, сказал двум матросам из цитадели, игравшим
в кости:
— Сам поручик ваш подъезжал. Щедрый! Разбога¬
тел, видать.
— Домок бы ему в шесть досок! — ответил мат¬
рос. — Пес он, а не поручик...
Другой добавил:
— Добрые-то люди не живут, помирают, а такая
шкура — вишь, веселыми ногами ходит...
Дверь заскрипела; вошли еще человек десять матро¬
сов. Они выпили не садясь; старшой — плечистый, ру¬
мяный — приказал:
— Пошли! После обедни сразу шпагу выносить бу¬
дут!
По улице, торопясь, шел народ: стрельцы в ярких
цветастых кафтанах, подбитых стриженым бараньим
мехом; матросы в своих жестких негреющих куртках;
посадские, рыбаки, рыбацкие женки, зверовщики, про¬
мышленники, таможенные солдаты.
Аггей Пустовойтов строем повел своих матросов; та¬
моженниками командовал Егорша, на конях поехали
драгуны. В узкой Пробойной улице народ внезапно оста¬
новился; дорогу перегородили стрельцы полковника
Вильгельма Нобла. Сидя в высоком седле, носатый,
445
сизый от холода, он закричал, что хода к реке нет, что
шпагу велено нести в часовню Спаса нерукотворного.
Какой-то низкорослый, плечистый дрягиль с ненавистью
в хриплом голосе крикнул:
— Ты своих иноземцев учи; мы сами ведаем, чего
нам делать!
Кругом зашумели, заругались:
— Отъезжай с пути!
— Честью просим1
— За узду его бери, за узду!
Чубарый конек полковника попятился; стрельцы, по¬
смеиваясь, стали заворачивать своих коней в переулок.
Нобла прижали к высокому тыну; народ прорвался, по¬
шел быстрым шагом. Шпагу на чистой, вышитой руками
Таисьи подушке нес таможенник Смирной; справа дру¬
гой солдат нес таможенный прапорец. За городской ро-
446
гаткой барабанщики ударили марш-парад. На снегу яр¬
ко, по-зимнему ослепительно горело солнце; с елей, с
берез осыпались сверкающие снежинки. Рябов шел ря¬
дом с Ваняткой, по очереди брал на руки скоро уста¬
вавших иевлевских дочек. Народ посматривал на него;
все громче переговаривались люди: вот, мол, идет корм¬
щик Рябов, тот, что посадил вражеский корабль на мель,
тот, что был будто убит. Посадские оглядывались на
него — огромного, широкоплечего, светло глядящего
перед собою, узнавали Ванятку, вспоминали тот день,
викторию, грохот пушек, свист ядер, шведские знамена
на каменьях крепостного плаца.
После Смирного нес шпагу Егорша Пустовойтов, по¬
том пушкарь — старенький, седенький. Про него рас¬
сказывали, что он из своей пушки сбил шведский кор¬
мовой флаг. Чем дальше берегом Двины двигалось
447
шествие, тем больше народу прибавлялось к нему.
Двинские рыбаки, подпоясываясь на ходу, догоняли на¬
род, бежали женки, ребятишки.
Уже смеркалось, когда народ добрался до парома.
Двина совсем почти стала, паром весь обледенел, иногда
останавливался. На выносных валах крепости опальный
стрелецкий голова Семен Борисович приказал зажечь
смоляные факелы; крепостные пушкари стояли у пушек
с зажженными фитилями — готовились к орудийному
салюту. В широко раскрытых воротах крепости стояли
матросы с палашами наголо; крепостные барабаны били
"встречу". Тут на короткое время сделалось замешатель¬
ство: Аггей Пустовойтов силой вытащил вперед Рябова,
подал ему подушку, на которой тускло поблескивала
шпага покойного Афанасия Петровича.
Кормщик сбросил шапку; холодный ветер растрепал
его золотые с сединою волосы. Ему было жарко; бараний
полушубок он расстегнул, могучая грудь мерно вздыма¬
лась. Барабаны били не смолкая. Когда шествие минова¬
ло ворота, на валах запели горны, торжественно зазво¬
нил колокол на крепостной церквушке. Совсем одрях¬
левший крепостной попик Иоанн в церковных вратах
принял подушку, приложился к эфесу шпаги, понес ее
вешать под образа.
Семисадов, стоя на паперти, поднял и опустил факел.
Пушкари на валах сунули фитили в затравки; могу¬
чий грохот потряс стены крепости, в церкви заколеба¬
лись огоньки свечей. Пушкари выпалили трижды;
трижды пороховое пламя освещало Двину, обледенев¬
шую корму "Короны", березы на Марковом острове.
Когда все кончилось, Семисадов спросил у Рябова:
— Ну? Ладно сделали? Мехоношина, слава богу,
куда-то черт унес, а то бы не дал ни из пушек палить, ни
шпагу в церкви повесить.
Уже ночь наступила, когда Рябов пришел домой. Ва¬
нятка, намаявшись за день, весь разметавшись, спал на
широкой лавке. Таисья поднялась навстречу мужу, обня¬
ла его, припала к широкой груди.
— Собрала? — тихо спросил он.
Таисья молча кивнула на узелок, лежащий у печи.
Она не плакала, только лицо ее было очень бледно.
Он молчал, не зная, как утешить ее страдания, ласко¬
во поглаживал ее вздрагивающее плечо...
— Студено на дворе? —спросила Таисья.
— Морозит!
448
Ванятка вздохнул во сне, зачмокал губами, завозился
на лавке.
Рябов оглянулся на него, крепче обнял жену.
— Ты не бойся, лапушка! — сказал он тихо. — Как
же иначе быть?
Она не отвечала.
— Не идти, что ли? — совсем тихо, как бы испыты¬
вая ее, спросил кормщик. — Сбежать?
Таисья молчала.
— Вишь, как! — со вздохом сказал кормщик. — На¬
до, детынька, идти. По совести, иначе и жизнь не в
жизнь. Иначе как же? Иван вырастет, укорит: ты, ска¬
жет, почему не по-хорошему тогда сделал? Почему Иев¬
лева капитан-командора оставил в беде? Да и Марье
Никитишне, горемыке, обещался я давеча. Слово-то да-
дено...
Таисья откинула голову, жадно взглянула в его зеле¬
ные глаза, сказала со стоном:
— Сколько ж так можно, Ванечка? Извелась я, из¬
мучилась. Голова мутится, нет более сил у меня.
Он молчал, смотрел на нее сверху с печальной не¬
жностью, словно и вправду был виноват. А она говорила,
захлебываясь слезами, задыхаясь, упрекая его в том, что
самое тяжкое, самое страшное он всегда берет на свои
плечи, всегда делает сам: и на Груманте было ему хуже,
чем другим, и корабль шведский взялся посадить на
мель, и в тюрьму теперь идет на лютые муки...
— Сын у нас без отца растет, Ванечка!—рыдая гово¬
рила она. —Я все одна да одна, вдова при живом муже...
— Выходит, оставаться? —строго спросил Рябов.
Она не ответила — вдруг стихла, глядя на него с ис¬
пугом.
— То-то, что не можно мне оставаться! —сам себе
ответил он и взял узелок с лавки.
Таисья рванулась к нему, заслонила собою дверь.
— Будет тебе, Таюшка! —с суровой нежностью ска¬
зал он, отстраняя ее с пути. — Будет. Жди. Еще сви¬
димся...
И притворил за собою дверь.
Таисья вскрикнула; руки ее отпустили косяк, за ко¬
торый она держалась, ноги подкосились. В тишине она
ясно услышала его твердые неторопливые шаги по скри¬
пящему снегу, услышала, как отворил он калитку. Потом
все стихло.
15-7 70
Тюрьма мне в честь, не в укоризну,
За дело правое я в ней;
И мне ль стыдиться сих цепей,
Когда ношу их за отчизну.
Рылеев
Глава девятнадцатая
1. Со свиданьицем, Сильвестр Петрович!
По скрипящему морозному снегу, помахивая узел¬
ком, не торопясь, переулками он вышел к Двине и оста¬
новился надолго. Круглая холодная луна освещала своим
неласковым светом вмерзающие в лед корабли — те са¬
мые тринадцать судов, что остались целыми после швед¬
ского нашествия. Семисадов привел их на зимовку к го¬
роду, и теперь Рябов с радостью и гордостью узнавал
знакомые обводы, мачты, реи, бушприты.
Щурясь, посасывая короткую трубочку, сплевывая
горькую слюну, он всматривался в корабли, в огоньки,
которые там мелькали, вслушивался в протяжные звуки
старой поморской песни, которую пели матросы, и, ди¬
вясь, качал головой: было странно, что на таких боль¬
ших, для океанского ходу, кораблях русские матросы
поют русские песни; было непривычно смотреть на рус¬
ские многоластовые военные суда — русский флот!
Он еще постоял, жалея флот, который могли бы спа¬
лить шведы; дорого дался он, —ради него умерло столь¬
ко народу. Потом подтянул потуже пояс на полушубке и,
словно бы торопясь за делом, пошел вдоль Двины, мимо
кораблей — к тюрьме.
Здесь, несмотря на позднее время, кормщик застал
какое-то смутное беспокойство и даже смятение. Дьяк
Гусев, увидев Рябова, отвел от него свои подпухшие
глазки и сделал вид, что не заметил кормщика. Другой
дьяк, Абросимов, суя кулаки в лицо старому драгуну,
кричал на него, что ежели некая персона не сыщется, то
от драгуна и мокрого места не останется. Здесь же, в
углу, злобно тараща глаза, размашисто писал при свете
витых свечей стрелецкий полковник Нобл. Скрипучая
черная дверь то и дело хлопала, впуская и выпуская мат¬
росов, рейтар, стрельцов и драгун; под окошком, заде-
450
данным железными прутьями в репьях, часто слышался
конский топот, ржание, сиплая брань продрогших лю¬
дей.
Рябов сел на лавку, положил возле себя узелок, подо¬
ждал. Погодя спросил:
— Домой мне, что ли, идти, али как?
Дьяк не услышал вопроса. Рядом с кормщиком на
лавке переобувался рейтар с веселыми живыми глазами.
Кормщик спросил у него шепотом:
— Чего они тут —сбесились, что ли?
Рейтар подтянул сапог, поправил голенище, сказал
неопределенно:
— Сбесишься!
— Кого ищут-то?
— Комендант сбежал с крепости — господин Мехо¬
ношин. И казну увел...
Рябов присвистнул; в глазах его вспыхнули зеленые
искры.
— Много ли казны-то?
— Не считал, да будто много. Государево жалованье,
подрядчикам платить. Небось нам с тобой той казны на
всю бы жизнь хватило... Теперь ищи ветра в поле. Конь
у него добрый, сам — малый не промах, золото у него
нынче есть... Да это еще не все, а только начало...
— А что же конец?
— Воевода новый едет. Ржевский — стольник.
— А наш-то?
— Будто вовсе недужен. Как про Мехоношина узнал,
так и повалился. Не крикнул.
— Помер?
— Зачем помер? Живет. Языка лишился. Мычит
будто и все пальчиком к себе подзывает. Святых тайн
причастился.
Рябов покачал головою:
— Ишь ты...
Рейтар переобулся, потопал по полу сапогами, сказал
весело:
— Так-то получше, а то вовсе заколели ноги. Опять
посылают — искать.
Он ушел. Рябов поднялся с лавки, подошел к дьяку
Гусеву. Тот вскинул на него отекшие глазки, будто бы
припоминая, что за человек перед ним. Абросимов, от¬
вернувшись, задумчиво жевал пирог.
— Как же будет-то? — спросил кормщик.
451
15*
— Чего как будет?
— А того! — с насмешкой отозвался Рябов. — Вон
он — я. Слышал, искали меня. Пришел. Веди куда надо,
а не то я домой дорогу не забыл.
— Ты мне не указывай! —сказал Гусев.
И зашептался с Абросимовым. Полковник Нобл все
писал, по-прежнему тараща глаза. К съезжей еще подъе¬
хали драгуны, вновь бухнула дверь. Через малое время
пришли два караульщика; у одного в руке был слюдяной
фонарь. Гусев кивнул на кормщика. Молча они вывели
его в сени, повели по ступенькам вниз. Из темноты ды¬
шало холодом и плесенью, как в подземелье Николо-Ко-
рельского монастыря. Рябов ступал медленно, нащупы¬
вая ногою кривые ступеньки. Караульщик пихнул его в
спину, крикнул:
— Живее, ярыга!
Рябов повернулся, схватил караульщика за ворот,
прижал к каменной стене, — тот захрипел сразу. Дру¬
гой, крутясь в узком проходе, пытался ударить Рябова
алебардой по голове — не удавалось, не мог повернуть¬
ся.
— Ты у меня попомнишь ярыгу! —с яростью сказал
Рябов. —Ты у меня навеки вечные попомнишь...
И пошел дальше.
Внизу были еще сени с железной решетчатой
дверью. Ключарь в драном полушубке пил из деревян¬
ной миски снятое, синее молоко. Караульщики, испуган¬
ные, встали поодаль.
— Кто таков? — спросил ключарь стариковским,
шамкающим голосом.
— А тебе не все едино? — отвечал Рябов.
Старик всмотрелся, ахнул:
— Иван Савватеевич! Господи преблагий, взяли-таки
антихристы...
Рябов молчал, не узнавая. Потом вспомнил — рыба¬
чили когда-то вместе.
— Нашел себе место, дед, под старость.
Ключарь махнул рукой, запричитал:
— Один я, Иван Савватеевич, один на всем божьем
свете. Есть-пить-то надобно... Ой, горе... Как я остался
без сына, как пошел мыкаться... А ноги-то ноют, руки-то
как крюки...
Рябов все смотрел на старика, потом сказал жестко:
— Чего там, дед, растабарывать.
452
Старик загремел замком, попросил тихо:
— Прости для бога, Иван Савватеевич. Отслужу.
— Бога и проси! — сказал Рябов. — Ему ловчее вас
прощать.
— Отслужу, Иван Савватеевич...
— Отслужишь и без прощения.
Старик втянул плешивую голову в плечи, отворил
железную дверь. Рябов вошел, оглядел стены, по кото¬
рым ползла вода, плесень по углам, гнилые, истлевшие
бревна. Прислушался: в остроге было тихо, как в могиле.
— Иевлев где —Сильвестр Петрович? —спросил
кормщик.
— Вот камора.
— Здесь и держите — немощного?
— Все ж посуше. И печка есть — топим.
— К нему веди!
— Плох он. Недолго протянет.
— Открывай-ка.
Старик опять загремел ключами. Кормщик вошел
первым. Старик сзади поднял над головою глиняный
горшок, в котором коптил фитиль. Рябов сразу увидел
Иевлева: он сидел против двери у стены, привалившись
боком к печке.
— Пришел! —слабым, но радостным голосом сказал
Сильвестр Петрович. —Я ждал, что придешь.
— Пришел! — ответил кормщик. — Пришел, Силь¬
вестр Петрович. Гостинца тебе принес. Здравствуй!
— Здравствуй! —по-прежнему радостно сказал Иев¬
лев. — Здравствуй, коли не шутишь, на все четыре
ветра. Верно говорю? Не запамятовал еще в узилище,
как вы, поморы, здороваетесь?
— Не запамятовал! —садясь возле Иевлева и развя¬
зывая узелок, молвил Рябов. — Оно дело нехитрое. По¬
лучай, господин капитан-командор, гостинцы. Табачок
перво-наперво —добрый. Кремень да огниво, да трут. Я
гостинчика тебе по-своему собирал, как на Грумант,
вроде бы на зимовье: чего там надобно, то и в тюрьме
нужно. Снадобья, чтобы мы с тобой не зацинжали. Мазь
бабинька Евдоха послала, лечить тебя будем. Так. Тру¬
бочка — обкуренная, хорошая. Теперь от супруги от
твоей принимай...
Он говорил и как бы даже не глядел на Иевлева, пока
раскладывал на топчане гостинцы. Сильвестр Петрович
453
справился с собою: быстро утер мокрые глаза, вновь за¬
улыбался.
Светильню Рябов приказал не уносить. Ключарь поп¬
робовал было поспорить, что-де не велено, но кормщик
так на него посмотрел, что тот поклонился и ушел.
— Да сыро что-то! — вслед старику крикнул Ря¬
бов. — Затопил бы, старый грешник!
Погодя оба закурили трубки.
— Ну что ж! — молвил кормщик, оглядывая стены
каморы. — Ничего. На Груманте-то не в пример хуже
было. Нынче отдохнем, а с утра пораньше за дело воз¬
ьмемся — не узнаешь, Сильвестр Петрович, какие хоро¬
мы будут...
Иевлев молчал. Синие его глаза ярко светились в по¬
лумраке.
— Важно заживем! —говорил Рябов. —А пока слу¬
шай, я тебе новости расскажу.
И стал рассказывать про князя Прозоровского, про
сбежавшего поручика Мехоношина и про нового воево¬
ду Ржевского, который вскорости должен прибыть в Ар¬
хангельск.
— Одного Ржевского я знавал в прежние годы, —
задумчиво произнес Иевлев, выслушав рассказ кормщи¬
ка. — Василием звали. Он, должно быть, и есть...
— Что за мужчина?
Сильвестр Петрович ответил с неудовольствием:
— Князь Ржевский человек разумный, с маху не ру¬
бит, осторожный, воеводствует не первый год...
— Я чай, не лучше нынешнего?
— Воевода царевым указом ставится! — отрезал
Иевлев. — Не наше дело об нем толковать...
— Ой, наше!—невесело усмехнувшись, молвил Ря¬
бов. — Наше, Сильвестр Петрович. Загнали нас ни за
что ни про что в узилище, а судить их не нам? Нет уж,
господин капитан-командор, нам!
— Поживем — увидим!
— То дело другое: прежде времени голову ломать не
к чему. Давай, Сильвестр Петрович, закусим, да и спать
повалимся до утра. Ноне денек у меня был хлопотли¬
вый...
Он разложил на топчане чистый платок, ловко наре¬
зал копченую оленину: хитро подмигнув, вытащил из са¬
пога склянку вина, протянул Иевлеву. Тот, запрокинув
голову, хлебнул. Рябов сказал ласково:
454
— Со свиданьицем, Сильвестр Петрович. Чтобы как
у нас говорится, — в будущем году, да об эту пору, да с
тем же дружком, да еще и с пирожком.
2. Воевода Ржевский
И пошли один за другим острожные, похожие друг
на друга дни...
Где-то там, наверху, где светило солнце и день отли¬
чался от ночи, а вечер от утра, —дьяки Гусев и Абро¬
симов пеклись о том, чтобы здесь, внизу, в сырой и моз¬
глой каморе побыстрее померли два узника. Помрут —
и все, помрут — ищи-свищи концы. И тюремные кара¬
ульщики, и стража на съезжей, и злая баба, что стряпала
острожникам, и бобыли, состоящие при палаче Поздю-
нине, и сам Поздюнин —все знали, чего хотят дьяки, но
страшились погубить узников без прямого на то прика¬
за. Дьяки же такой приказ не решались дать без ведома
воеводы Прозоровского, который лежал без движения,
смотрел в потолок мутными, бессмысленными глазами и
жалостно мычал.
Новый же воевода Ржевский все не ехал.
А узники не умирали, а даже более того — немощ¬
ный Иевлев стал поправляться.
Дьяки, растерявшись, ругались и пугали караульщи¬
ков жестокими карами, но караульщики теперь не так
боялись дьяков, как прежде, и более слушали Егора Ре¬
зена, заходившего к ним в избы вместе с одноногим боц¬
маном. Резен был щедр, не скупился на угощение и час¬
то повторял, что приедет царь Петр, и тогда все узнают,
что за люди капитан-командор и кормщик Рябов. А боц¬
ман сердито посмеивался и сулил тем, кто будет жесток
к узникам, такую казнь, что у караульщиков мурашки
бегали по спине. Кроме того, многие знали о подвиге
Рябова во время шведского нашествия, знали и о том,
что он сам пришел в узилище, чтобы не оставить в беде
Иевлева. И чем дальше, тем больше делались послабле¬
ния двум узникам, а дьяки уже старались не замечать
ничего и даже не спрашивали, живы Рябов с Иевлевым
или померли.
Дни шли один за другим —однообразные, без пере¬
мен — до самого сретенья, когда приехал, наконец, но¬
вый воевода. Слухи о нем были невеселые. В остроге
сразу стало известно, что воевода Ржевский недоверчив,
455
говорит мало, от ответов на прямо заданные вопросы ук¬
лоняется, привез на верфи многих корабельных масте-
ров-иноземцев. Кочнева и Ивана Кононовича он с рабо¬
ты согнал, даже не побеседовав с ними. С инженером
Резеном Ржевский сразу же жестоко поругался и на гла¬
за его к себе не пускает. Говорили также — и это было
самым удивительным и неприятным для узников, —что
князь Василий уже несколько раз навещал немощного
Прозоровского, утешал его, что, дескать, клеветы рассе-
ятся и верная государю служба вознаградится, что сам
он, Ржевский, прибыл сюда временно, пока суд да дело...
Слушая нерадостные вести, Рябов угрюмо посмеи¬
вался:
— Нет, Сильвестр Петрович, я так рассуждаю: надо
нам с тобою отсюда тайно уходить.
Иевлев сердился.
— Не дури! Я от царева суда не побегу! Да и статно
ли мне, капитан-командору, тайно бежать...
В марте месяце поздно ночью ключарь разбудил Иев¬
лева и Рябова и дрожащим шепотом сказал им, что Ржев¬
ский сейчас же будет на съезжей для беседы с ними.
Дьяки уже приехали и ждут. Сильвестр Петрович, опи¬
раясь на костыль, с трудом поднялся по крутым осклиз¬
лым ступеням и в изнеможении опустился на лавку.
Кормщик, не ожидая от нового воеводы-боярина ничего
хорошего, хмуро стоял у печки.
Ждали долго.
Наконец мерзлая дверь распахнулась, караульщики
подняли алебарды. Ржевский, в коротком дубленом по¬
лушубке, широко шагая, вошел в избу, простуженным
голосом с порога спросил Иевлева:
— Пошто развалился? На ассамблею зван?
Иевлев, не вставая, ответил:
— Али не признал меня, Василий Андреевич?
Воевода, усмехнувшись одним ртом, помедлил, потом
внятно произнес:
— Вон ты куда гнешь? Нет, нынче не признаю. Да и
не для того нас государь воеводами ставит, чтобы мы,
верные его слуги, некоторых иных, честь свою забыв¬
ших, за старинных дружков признавали...
— Дружками-то мы с тобой, князь, не были, сие ты
соврал! —негромко, но сильно произнес Иевлев. —Что
же касается до чести, то ежели ты, суда не дождавшись,
мне еще раз такое скажешь — костыля не пожалею,
456
изувечу! Чина моего флотского меня царь еще не лишал,
об том помни...
Князь Василий опять усмехнулся с видом человека,
которому многое ведомо, крикнул:
— Кто там? Огня!
Гусев, трепеща, подал свечу. Ржевский закурил труб¬
ку; попыхивая дымом, стал листать бумаги. Осторожно
дышали у порога караульщики, дьяки неподвижно стоя¬
ли за спиною воеводы. Иевлев думал, опустив голову.
Рябов прищурившись смотрел в сторону —из гордости,
чтобы новый воевода не думал, будто здесь так уж его
боятся и ждут от него решения. Ржевский читал долго,
порою, тыкая пальцем в лист, с раздражением спраши¬
вал дьяков:
— Чего здесь? Об чем? Живо говори, недосуг мне...
Дьяки, задеревенев от страха, путались, перебивали
друг друга. Бумаг по иевлевскому делу было очень мно¬
го — дьяки ели свой хлеб не даром, и то, что они гово¬
рили воеводе, было так нелепо и дико, так непомерно
глупо, что Рябов громко с тоскою вздохнул.
Ржевский поднял взгляд на него; кормщик со спокой¬
ной злобой посмотрел на князя.
— Подойди! —велел Ржевский.
Кормщик подошел на шаг ближе.
— Ты и есть Рябов Ивашка? — спросил Ржевский
надменно.
— Я и есть Рябов, да не Ивашка, а Иван Саввате¬
евич! — угрюмо ответил кормщик. — Ивашкою звали
годов двадцать назад, а то и поболе.
— Ишь каков! —откинувшись на лавке, сказал вое¬
вода.
— Каков есть!
— Кормщик?
— Был кормщиком, стал острожником.
— Еще и покойником за добрые свои дела ста¬
нешь! — посулил Ржевский. —Плачет по тебе петля-то!
— Того и тебе, воевода, не миновать! — с той же
спокойной и ровной злобой сказал Рябов. — Смерть и
тебя поволокет. Смерть и князей не минует.
Дьяки охнули на страшную дерзость, караульщики
поставили алебарды в угол, готовясь крутить кормщику
руки, но Ржевский как бы вовсе ничего не заметил, толь¬
ко едва побледнел. В избе снова сделалось тихо. Силь¬
вестр Петрович поднял голову, посмотрел на широкую
457
спину, на широкие гордые плечи Рябова: кормщик стоял
неподвижно, точно влитой...
— Не тихий ты, видать, уродился, — заметил Ржев¬
ский.
— На Руси —не караси, ершей поболее!
— Ты-то за ерша себя мнишь?
— Зачем за ерша? Есмь человек!
Князь Василий сел прямо, уперся локтями в стол. Ему
было неловко перед этим бесстрашным мужиком; он все
как-то не мог угадать — то ли улыбаться надменно, то
ли просто велеть высечь кормщика, то ли встать и уда¬
рить его в зубы. Тусклым голосом сказал:
— Не по чину шагаешь, широко больно...
— Журавль межи не знает — через ступает!
Ржевский подумал, спросил с презрением:
— Как же тебя, эдакого журавля, да шведы купили?
Рябов задохнулся; руки его судорожно сжались в ку¬
лаки, но караульщики сзади навалились на него. Гусев
ударил под колени, корм¬
щик поскользнулся, рухнул
навзничь. Покуда его дер¬
жали караульщики с дья¬
ками, из загородки вырва¬
лись в помощь солдаты с
поздюнинскими бобылями.
— Убрать его отсюда! —
громко, громче, чем следова¬
ло воеводе, сказал Ржев¬
ский. — Вон!
Кормщика выволокли.
Ржевский долго сидел мол¬
ча, потом велел уйти всем,
кроме Иевлева, сам запер
дверь на засов, заговорил,
стараясь быть поспокойнее:
— Ты давеча вопро¬
сил — не признаю ли тебя,
Иевлев? Что ж, признал; как
не признать, помню разные
наши бытности...
— В те нежные годы на¬
ушничал, ныне, вишь, в за¬
стенки людей тянешь...
Ржевский устало отмах¬
нулся:
458
— Полно, Сильвестр! Что пустяки городить. Сам рас¬
суди, каков народишко на царевой службе: один вор,
другой ему потатчик, третий мздоимец, четвертый пеню-
ар, пятый и мздоимец, и вор, и пенюар. Я от младых
ногтей никому веры не давал, всех подозревал, никому
другом не был. И верно делал, верно...
— Да уж куда вернее!
— Погоди, что зря ругаться. Ты ныне узник, я —во¬
евода. Случись тебе на мое место встать, облобызал бы
ты меня?
— Нет, князь Василий, но только и к Прозоровскому
бы с утешениями не хаживал...
Ржевский быстро, остро взглянул на Иевлева, нена¬
турально усмехнулся:
— И о том вы здесь ведаете?
Сильвестр Петрович кивнул:
— И о том ведаем.
Воевода нахмурился, помолчал, спросил, перелисты¬
вая бумаги:
— Послана была тобою челобитная на Воронеж, Ап¬
раксину?
— Мною? — удивился Сильвестр Петрович. — Ка¬
кая такая челобитная?
— Уж будто и не ведаешь? Уж будто не ты послал
туда беглого холопя, Молчана кличкою?
Иевлев смотрел с таким непритворным удивлением,
что Ржевский только по¬
жал плечами и заговорил
попроще, не судьею, а со¬
беседником:
— Сей смерд в преж¬
ние времена поднял руку
на своего боярина Зубова,
потом на Волгу ушел. С
Волги будто сюда, на Дви¬
ну, подался, а когда его
ныне на Воронеже Зубов
споймал, он опять от него
сбежал, да еще смерто-
убийсто сделал и другого
за собою в степь увел. Бег¬
лого сего, Молчана клич¬
кою, здесь знают; он и тут
воду мутил, к бунту под¬
459
бивал и крепко был дружен с лютым государю ворогом
капитаном Крыковым...
— Крыковым! —воскликнул Иевлев. —Крыков Афа¬
насий Петрович погиб доблестно, и честное имя его,
славное...
Ржевский с неприязнью поморщился:
— Полно, Иевлев! Твой Крыков с сим Молчаном
противубоярские листы читал, кои и тебе ведомы. Что
пустое врать! Али не знаешь ты, какие тайные беседы в
крыковской избе бывали? Али тебе там не случалось си¬
живать? Вон Егор Пустовойтов показывает, что об мно¬
гом ты с Крыковым наедине говаривал, —об чем? Уже¬
ли не подумалось тебе, Иевлев, ни единого разу, что твой
прославленный Крыков — тать, государю нашему из¬
менник, что...
— Князь Василий! —сурово оборвал воеводу Силь¬
вестр Петрович. — Ты думай чего хочешь, а мне сии
слова слушать претит. Коли за делом меня позвал, так
дело и говори. Ужели сам ты веришь в то, о чем ныне
речь ведешь? Ужели пьяный вор, бездельник и дурак,
зверюга Прозоровский так обдурил тебя? Ты правду
ищи...
— Правду? — крикнул вдруг Ржевский. — Правду?
А где она, правда? Вон об тебе сколько написано —гора,
видишь? И по-аглицки, и по-немецки, и по-венециански!
Где она, правда, в котором листе? Поверил бы тебе, да в
листах написано — не верь! Отпустил бы тебя из сего
узилища, да и своя голова, я чай, дорога, с меня спросят,
а ноне на Руси словом не спрашивают, все более дыбою,
да колесом, да плахою. Всюду разное шепчут. Из Моск¬
вы людей шлют, что-де Прозоровский ни в чем не по¬
винен, клевета, мол.
Сильвестр Петрович поднял взгляд, спросил резко:
— К чему сия жалостная беседа? Чтобы я, слушая
тебя, возрыдал на твои горести? Нет, не возрыдаю!
Правду тебе не отыскать. А ты ее ищешь? Для чего не
почел наипервейшим долгом историю мою прискорбную
разобрать, как сюда приехал? Чтобы не просчитаться
перед государем? Ты еще захворай, оно спокойнее...
Ржевский ударил ладонью по столу, крикнул:
— Молчи!
— А коли мне молчать, так и ты не жалуйся на свою
долю, —отрезал Иевлев. —Более и толковать нечего...
Ржевский вернулся к столу, вновь стал листать бу¬
маги, как будто в них и была правда. В наступившей
460
тишине стало слышно, как за дверью, словно стоялые
кони, топчутся караульщики; как снаружи, за слюдя¬
ными, в решетках, окнами покрикивают: "Доглядывай!"
В морозном ночном воздухе стучали колотушки, на ко¬
локольне церкви Параскевы отзванивали часы. Медлен¬
но проходила ночь: Ржевский все читал. К утру Иевлев
взглянул на князя, подумал: "Слабый человек! Совсем
слабый! Боязно ему и думать, не то что делать",
— Кто такой Риплей? —спросил воевода.
— Подсыл и пенюар! —резко ответил Иевлев.
— Лофтус кто?
— Шведского короля Карла шпион!
— Георг Лебаниус?
— Лофтуса правая рука.
Ржевский откинулся на лавке, хохотнул:
— Не гневайся, Иевлев, но все оно — от Крыкова
твоего, — верно говорит князь Прозоровский...
— Прозоровский в ход пошел! —горько усмехнулся
Сильвестр Петрович. —То-то дождусь я правды...
Воевода полистал еще, зевнул, потянулся. За слюдя¬
ными окошками медленно розовела морозная заря.
— Тут враз не управиться! — сказал он, складывая
листы. —Тут, Иевлев, не день и не два надобны. И еще
рассуждаю: не в моей воле об сем деле решать...
— В чьей же?
— Решить об тебе один только государь может —
Петр Алексеевич...
— А я думал —ты! —с издевкой в голосе произнес
Иевлев. — Все ждал: разберешься, да и отпустишь. Ин,
нет!
Кивнул, поднялся, пошел, тяжело опираясь на кос¬
тыль. Ржевский окликнул:
— С ногой-то что?
— А я, вишь, князь Василий, в баталии был, так там
палили...
— Как же кормщик-то целехоньким вышел?
Сильвестр Петрович обернулся у двери, морщась от
боли в ноге, сказал:
— Семнадцать ран на нем — ножевых, сабельных,
пулевых. Живого места нет. И не тебе над ним смеяться,
князь Василий...
Его лицо исказилось бешенством. Срывающимся го¬
лосом он крикнул:
— Доблестного воина, истинного и достославного
героя, коим Русь держится, по слову иноземцев да зло¬
461
дея Прозоровского, заточили в узилище, зверюгам на
радость! В уме ли ты, Ржевский? Время минется, истина
наверх выйдет; не было еще того на свете, чтобы правда
навек потерялась; все узнают люди, ну, а как узнают —
каким ты тогда предстанешь? Я не к совести твоей гово¬
рю, ты ее не ведаешь, я — к хитрости говорю. Глупо,
глупо, князь Василий, делаешь, ну да шут с тобой! Что
тебе кланяться, об чем тебя просить...
Он повернулся к двери; забыв про засов, дернул
скобу, выронил костыль, ушибся ногой и с коротким сто¬
ном припал к бревенчатой стене съезжей. Ржевский
подхватил его за плечи, поднял костыль. Сильвестр Пет¬
рович дышал рывками, холодный пот катился по его се¬
рому лицу.
Отворив дверь, воевода крикнул дьяков. Гусев и Аб¬
росимов вошли с поклонами, совсем напуганные, ничего
не понимающие: подслушивали, как узник Иевлев орал
на воеводу князя Ржевского. Князь Василий заговорил
строго:
— Господина Иевлева содержать в остроге, твердо
памятуя, что есть он капитан-командор и от сего своего
звания никем не отрешен. Нынче же будет к нему при¬
слан лекарь, и тот лекарь станет ходить к нему. Чтобы
отказу сии узники ни в чем не имели. Кормщика Рябова
содержать совместно с господином капитан-командо¬
ром, а впрочем, как им возжелается...
Дьяки кланялись сначала только воеводе, потом еще
пуще — Сильвестру Петровичу. За открытою дверью
жадно слушали караульщики: вышло узникам послаб¬
ление, — видать, правы были инженер Резен да одно¬
ногий веселый боцман. Ох, трудна государева служба!
Поди знай, угадай, каково завтра случится.
Сильвестра Петровича увели под локти; узник сразу
стал персоною. Ржевский опять опустился на лавку,
сердито принялся листать бумаги. Дьяки посапывали за
спиною, готовились объяснять, ежели спросит воевода,
нынче в пользу капитан-командора. Уже совсем рассве¬
ло; утренние лучи солнца пробивались в окна. Ржевский
поворотился к дьякам, спросил усталым голосом:
— Виновен Иевлев в сих злодействах али не вино¬
вен?
Дьяк Гусев прижал ладошки к груди, воскликнул:
— Воевода-князь, коли ежели поворотить все дело
так, чтобы оно вышло на невиновность...
462
Дьяк Абросимов толкнул дружка острым локтем, пе¬
ребил:
— Иноземцы, князь, таковы, что и невесть чего на¬
пишут, а только...
— Виновен он в измене? —крикнул бешеным голо¬
сом Ржевский. —Виновен али нет? Что столбеете? Дья¬
ки вы или мокрые курицы?
Гусев и Абросимов прижались к стене, ждали от кня¬
зя боя. Ржевский прошелся по избе, велел прятать лис¬
ты, натянул шапку, уходя спросил Абросимова:
— Ну? Виновен али нет?
Тот весь съежился и ответил быстро:
— То не нам ведать, князь-воевода. То ведает бог да
великий государь.
3. Острожная жизнь
Ни назавтра, ни через неделю, ни через месяц воево¬
да Василий Андреевич Ржевский на съезжую — за не¬
досугом или по другой какой причине — не наведывал¬
ся, и об узниках как бы снова забыли. Острожная жизнь
вновь вошла в свою колею, и опять потекли одинаковые,
похожие друг на друга дни...
Первым в каморе обычно просыпался Рябов; сладко
и длинно зевал, с хрустом потягивался, спрашивал Иев¬
лева благодушно — как попивалось. Сильвестр Петро¬
вич, которого мучила бессонница, тревожили тяжелые
мысли, отвечал сердито, что псчивалось —хуже нельзя...
— Ишь! —удивлялся Рябов. —А мне хошь бы что!
Пришел сон милый, да и повалил силой...
Лежа, некоторое время беседовали в темноте. Иев¬
лев — сердито, Рябов — со своим всегдашним спокой¬
ствием и благодушием. Вставать Сильвестру Петровичу
не хотелось, но он знал жестокую неумолимость корм¬
щика во всем том, что касалось распорядка острожного
дня, и хоть нехотя, а все-таки поднимался, постепенно
начиная испытывать чувство, схожее с удовольствием,
от того, как он во всем подчиняется воле Рябова. А тот
уже стучал бахилами в дверь, требуя огня у ключаря и
переругиваясь с караульщиком, не понимающим, для че¬
го узники встают ни свет ни заря.
Как только покорный, старый, плешивый ключарь
приносил светильню, Рябов принимался готовить свою
салату —траву, которая на Груманте спасла его от цин¬
ги. Он подливал в нее масличка, рубил луку, чесноку,
463
ставил миску на стол, лукаво поглядывал на Иевлева, ко¬
торый смешно тосковал в предвкушении ужасного завт¬
рака. Запивал салату настоем хвои, заваренной кипят¬
ком и остуженной на холоду.
— Хороша дьяволица салата! — говорил Рябов. —
Она, Сильвестр Петрович, без привычки, может, и на
пареную мочалу смахивает, а как во вкус взойдешь да
обвыкнешь, ну — милое дело! Ты кваском-то, кваском
запивай, квасок добрый, игристый, гляди не захмелей
только...
Иевлев едва сдерживался, чтобы не ругнуться, не
ударить кулаком по столешнице...
Однажды после обеда в острожных подвальных се¬
нях вдруг зашумели голоса, послышался зычный хохот,
раздалась веселая брань — пришел инженер Резен с
грамоткой от воеводы, чтобы не чинить ему препон в
посещении узников.
— Я теперь есть медикус! —говорил Резен. —И для
чего мне не быть лекарем?
Вынимая из карманов снедь, табак, примочки, мази,
настои, перескакивая с русского на немецкий, Резен
рассказывал новости о воеводе Ржевском, о верфях, о
крепости; потом вдруг хлопнул себя ладонью по лбу,
закричал:
— Виктория, капитан-командор, преотличная викто¬
рия! Фельдмаршал Шереметев с большим войском по¬
шел в Ливонии на шведа Шлипенбаха и двадцать девято¬
го декабря при мызе Эрестфер наголову разгромили
шведское войско. Три тысячи шведов убито, триста пять¬
десят человек взято в плен. Фельдмаршал господин Ше¬
реметев этим свои дела не покончил. Сбирается большое
войско —дальше бить шведа.
Сильвестр Петрович, побледнев, слушал, переводил
Рябову. Тот ножичком строгал палку — чинить Иевлеву
поизносившийся костыль. Резен рассказывал, как Мен-
шиков отвез победителю орден Андрея Первозванного,
царский портрет в бриллиантах, указ о возведении в ге¬
нерал-фельдмаршалы; рассказывал, как на Москве в те
дни служились благодарственные молебны, гремели
пушки, как на кремлевских башнях и стенах развева¬
лись отнятые у шведов знамена.
— Кому — сон, кому — явь, кому — клад, кому —
шиш! —сказал Рябов. —Да ничего, Сильвестр Петро¬
вич, не для себя старались.
Резен хлопнул кормщика по плечу, уютно усевшись
на топчане, стал рассказывать дальше. По его словам вы¬
464
ходило, что воевода Ржевский убежден в невиновности
Сильвестра Петровича и Рябова, но по трусости отмал¬
чивается и надеется, что все дело решится без него...
— Оно так! —кивнул Иевлев. —Трус он отменный...
Инженер рассказал еще, что заслуги Прозоровского
на Азове, как он там ловил бунтовщиков, не забыты, и
только поэтому капитан-командор и кормщик еще не от¬
пущены. Бывший князь-воевода считается заслуженным
вельможею и верным царевым слугою — от того вся и
задержка. Но все идет к лучшему: недавно, сими днями,
Марью Никитишну посетил полковник Вильгельм Нобл —
с превеликим почтением сообщил ей, что к весне ждут
к Архангельску важную персону, и персона та прибудет
непременно. Сия персона и решит судьбу Прозоровско¬
го, а с ним и узников, ибо по отдельности тут думать не
о чем.
Помолчали. Сильвестр Петрович задумчиво прими¬
нал пальцем табак в трубке. Рябов поднялся, взял у него
костыль, стал прилаживать свою палку.
— Весна, поди, на дворе-то? — спросил Иевлев.
— Да, уже тепло! —ответил Резен. —Ну что ж, ка¬
питан-командор, давай лечить тебя буду...
Он посмотрел Иевлеву ногу, покачал головой, сделал
перевязку. Опять заговорили о крепости, о кораблях, о
флоте. Инженер рассказал, что есть слух, будто шведы
не оставили своей затеи поджечь Архангельск и соби¬
раются сюда опять, что крепость велено всю одеть кам¬
нем, поставить еще батареи.
Ушел Резен поздно, и после его ухода Сильвестр Пет¬
рович совсем загрустил. Кормщик обладил костыль, сам
его опробовал —ловок ли, прошелся по каморе, хромая,
из угла в угол, сказал весело:
— Хорош костыль; с таким и воеводе не зазорно хо¬
дить. Ну-кось, Сильвестр Петрович, спробуй...
Иевлев прошелся с костылем, Рябов похвалил.
Утром, когда дед-ключарь топил печку в каморе, Иев¬
лев вдруг спросил:
— Я нынче ночью, Иван Савватеевич, вот что поду¬
мал: откуда вы на Груманте дровишками запасались?
Вон сколько там прожили, и на холод ты не жаловался.
Ужели столько лесу водой пригнало?
— Зачем лесу, —сказал Рябов. —Мы камнем топили.
— Каким таким камнем?
— Митрий покойник отыскал. Ручей там вымерз, он
его ковырял чего-то и однажды принес камень: черный,
на глаз вроде слюды. Думали, может, тот камень — же¬
465
лезный, может из него руда пойдет? А нам железо вот
как надобно было. Положили в печь — вытапливать, а
он возьми и сам займись. Да таково жарко!
Иевлев приподнялся на локте, спросил:
— И много там камня такого?
— Много. Митрий по ручьям ходил с клюшечкой,
все, бывало, постукивал. После на шкуре иглой вы¬
шил — вроде бы чертеж камню.
— Где же шкура сия?
— А бог ее знает, Сильвестр Петрович...
Опять ели салату, запивая ее хвойным настоем, еще
говорили о Груманте, как ловится в тамошних озерах
рыба-голец, какие там растут березы да ивы...
— Ох, махонькие! —рассказывал Рябов. —Пол-ар-
шина, не более. А на ветру ляжешь летом рядом с берез¬
кой такой —шумит ей-богу, шумит. Как всамделишняя.
Ну, оно дело такое, лучше не слушать. Сразу тоска раз¬
берет... Птиц —тоже силища. Как свой базар соберут,
прибоя не слыхать. И тебе гагары, и тебе чистики, и тебе
кайры. Кроткий народишко-то птичий, незлобивый. Та¬
кая уймища сберется — гнезда негде свить; они, бедня¬
ги, и несутся прямо на камни, бездомные... И до чего ж
лихо летают — гагары-то: крылья сложит да как нырнет
головой вперед, в море! И вынырнула и распустилась,
словно цвет в поле. Распустится —и качается на волне...
Он весело рассмеялся, вспоминая жизнь “птичьего
народа", сел на корточки перед устьем топящейся печки,
с аппетитом затянулся трубочным дымом.
4. "Давай, брат, учиться"
Как-то Иевлев осторожно, с мягкостью в голосе,
спросил:
— Иван Савватеевич, а ты грамоте-то знаешь?
Рябов ответил не сразу.
— А на кой она мне надобна?
Сильвестр Петрович промолчал, но поближе к вече¬
ру, когда ключарь принес заправленную светильню, за¬
говорил решительно:
— Вот чего, друг милый: я тебя во многом слушаюсь,
и ты мне здесь вроде бы за старшего. То истинно. В еди¬
ном же послушайся ты меня...
Рябов бросил вырезать ножиком ложку, с удивлени¬
ем посмотрел на Иевлева:
— Об чем ты, Сильвестр Петрович?
466
— Отгадай.
Кормщик подумал, хитро прищурился, спросил:
— Об грамоте об своей. Мудрено, пожалуй?
— Вздор! — сказал Иевлев твердо. — Чем так си¬
деть, давай, брат, учиться...
Рябов пожал плечами, огладил отросшую в тюрьме
бороду, засмеялся, что-де бородатому глупо грамоту
учить. Сильвестр Петрович велел развести сажи с водой.
Ключарь принес сверху несколько гусиных перьев. Ря¬
бов, сидя у печки, старательно взбалтывал в склянице
будущие чернила.
Сели рядом. Сильвестр Петрович с тонкой улыбкой
взглянул на вспотевшего своего ученика. Тот мягко
улыбнулся в ответ.
В светильне потрескивал жир, от печки тянуло теп¬
лом, со стены в углу медленно, каплями скатывалась
вода. В сенях переговаривались караульщики.
Тихими стопами шла весенняя ночь.
Рябов, посапывая, словно от непомерной тяжести
труда, мелко вырисовывал буквы. Большие руки его не
справлялись с листком бумаги; она мялась, рвалась, раз¬
веденная сажа часто заливала написанное. Кормщик ру¬
гался шепотом, по-морскому, как в шторм.
— Ладно на сегодня, —сказал Сильвестр Петрович.
Кормщик написал еще буковку, поднялся, залпом вы¬
пил воды.
Через несколько дней он знал уже много букв, справ¬
ляться с делом стало легче. Наконец кормщик нарисовал
свое имя — Иван Рябов.
А через неделю Сильвестр Петрович взял в руки пе¬
ро, начертал земной шар, полюсы, градусную сетку, стал
объяснять. Рябов слушал внимательно, кивал; было вид¬
но, что он все понимает и что ему интересно.
— Сей круг нарицается некватор али равнитель, —
говорил Иевлев. —Вишь, где он проходит? И разделяет
весь шар земной на два полушария...
— Ловко! — сказал Рябов.
И, высунув кончик языка, сам стал чертить градус¬
ную сетку.
Вечером, куря трубки, рассуждали о шведах, как они
придут во второй раз. Рябов долго слушал не перебивая,
потом спросил:
— А флот свой, господин капитан-командор, мы
долго будем прятать? По осени, как шел я на съезжую к
вам, посмотрел. Ничего корабли, как надо. И пушки сто¬
ят. Выйти им навстречу, да и свалиться по-настоящему?
467
Иевлев горько улыбнулся:
— Рассуждаем, а сами в узилище. Много нас спро¬
сят, как до дела дойдет...
Легли спать поздно и долго не засыпали. Иевлев, ле¬
жа на спине, тихим голосом рассказывал старые были о
великом пути из варяг в греки, о водном пути между
Черным и Балтийским морями. Рябов слушал глядя в
низкий потолок. В сумерках медленной чередой прохо¬
дили перед взором кормщика Аскольд и Дир, испуган¬
ный византийский император, послы императора Васи¬
лия, с богатыми дарами вышедшие навстречу русским,
Олеговы дружины, плывущие морем, щит на вратах
Царьграда...
— Ты погоди! — вдруг сказал Рябов. — Оно где ж,
твое Балтийское море?
Сильвестр Петрович поднялся, нагнувшись над сто¬
лом, нарисовал карту — Черное и Балтийское моря.
Кормщик горячо дышал ему в затылок.
— Куда только наши суда не хаживали! — говорил
Иевлев. —Теперь слушай про Святослава. У него и бол¬
гарские были воины и венгерские...
После Святослава и его походов опять вернулись на
Балтику. Сильвестр Петрович рассказывал о Великом
Новгороде и его кораблях, о том, как новгородские дру¬
жины в древние времена плавали по Ладожскому озеру,
по Финскому заливу и Балтийскому морю; как ходили в
Швецию, как шведы лет шестьдесят назад напали на рус¬
ские корабли в Балтийском море...
— Оно как же выходит? — спросил Рябов, тыча
пальцем в рисунок на столе. — Выходит, что и Нева
наша?
— А чья, как не наша? —горячо ответил Иевлев. —
Ты гляди, как новгородцы хаживали. Вон их дорога-то.
Они и берегли Неву пуще глаза. А те все на устье пя¬
лились — как бы закрыть его нам...
Говорили до рассвета, поминали Грозного, былые
морские походы. Иевлев подробно, как знал сам, расска¬
зывал о самозванцах, о междоусобицах, о врагах и
союзниках-иноземцах, которые хитростями и силою от¬
нимали балтийское побережье у России; о том, как ос¬
тался у Руси один выход в море; как царь Петр воевал
Азов и для чего он это делал.
Заснули, когда караульщики в сенях уже поднялись
на ноги.
Мы бились жестоко — и гордые нами
Потомки, отвагой подобные нам,
Развесят кольчуги с щитами, с мечами,
В чертогах отцовских на память сынам.
Языков
Глава двадцатая
1. За караулом
Прошли весенние, теплые дожди, прогремела над Ар¬
хангельском первая в нынешнем году гроза, а в жизни
узников ничего не изменилось: так же завтракали прок¬
лятой салатой, так же наведывался "медикус" Резен, как
умел лечил раны Сильвестра Петровича; такие же длин¬
ные, нескончаемые беседы вели вечерами кормщик и
капитан-командор.
Без новостей Резен не приходил: однажды рассказал,
что видел у Марии Никитишны некоего приезжего мос¬
ковского человека; сей человек близок к государствен¬
ному консилиуму, оттуда сведал, будто шведы вновь соб¬
рались воевать Архангельск и готовят для этой цели
большие силы — много кораблей, пушки, матросов, и
опять ищут лоцмана.
— Ой ли? —не поверил Иевлев, но задумался надолго.
Попозже Резен рассказал, что под Вологдой, в бору
рейтарами пойман поручик Мехоношин вместе с лесны¬
ми разбойничками-дворянами; нынче везут его в Архан¬
гельск, скоро быть ему тут, в остроге. И с воеводой Про¬
зоровским произошли события загадочные: при всей его
хворости он не помер, как ждали, а оправился, мычать
перестал и собрался даже удариться в бега, но не осилил:
князь Ржевский бывшего воеводу настиг и посадил под
жестокий караул в своем дому...
— С чего ж в дому, а не в узилище?
— Мало ли! —пожал плечами Резен. —Князь Ржев¬
ский ничего не хочет делать совсем. Он делает немного,
чуть-чуть. Он очень осторожный, сей князь. Однако же из
всего происшедшего можно сделать некоторые выводы...
— Что гадать! — молвил Иевлев. — Мы уж вдостать
нагадались, сыты по горло гаданиями. Давай лучше, ин¬
женер, о деле потолкуем...
469
И они принялись обсуждать подготовку архангель¬
ских войск и цитадели к будущему сражению с той
шведской армадой, которая ожидалась в самом скором
времени.
Рябов, притулившись неподалеку от спорщиков, что-
нибудь делал, какую-нибудь мелкую работу — чинил
Иевлеву прохудившийся сапог, ставил заплату себе на
кафтан, помалкивал и поглядывал на инженера и Силь¬
вестра Петровича добродушно-насмешливыми глазами.
— Чего смеешься-то? — спросил как-то Иевлев.
— Да больно весело глядеть, как вы в узилище, за
караулом сидючи, воюете со шведом.
— От тоски чего не начнешь делать, — ответил Иев¬
лев со смущением. Он отодвинул от себя лист бумаги и
надолго угрюмо задумался, а кормщик пожалел, что шут¬
кою своею огорчил капитан-командора.
Мехоношина с его людьми действительно привезли и
заключили в камору рядом с Сильвестром Петровичем и
Рябовым. Первый день он со своими разбойничками —
дворянскими детьми — шумел и ломился в дверь; потом,
после того как караульщики, усмиряя поручика, сломали
ему ребро, затих, но ненадолго. Тогда караульщики по¬
шли на усмирение второй раз...
— О господи, зверье проклятое! —со стоном сказал
Сильвестр Петрович. —Убьют ведь его...
Больше поручика не было слышно совсем.
На той же неделе рейтары доставили в узилище быв¬
шего воеводу князя Прозоровского. В камору к нему
притащили наковальню и молот; тяжко ступая, пришел
тюремный кузнец. Было слышно, как заклепывает он на
боярине ножные и ручные кандалы, как подвывает ког¬
да-то всесильный воевода, как глумливо орут на него и
поносят те самые дьяки, которые в недавнем прошлом
робели одного только взгляда боярина.
Дед-ключарь сказал Рябову, что воеводу велено дер¬
жать в великой строгости на хлебе и на воде, что ждут
ему всякого худа и великого бесчестья...
Кормщик и капитан-командор только переглядыва¬
лись.
2. Не горяч и не холоден
Утром в Холмогоры на богатом струге, убранном ков¬
рами, приплыл Двиною воевода Ржевский. Нынешней
470
ночью конный гонец привез царев указ —встречать без
всякой пышности, войска не выводить, из пушек не па¬
лить. Воевода побеседовал с гонцом, приказал стрелец¬
ким полкам, высланным для встречи, тотчас же двигать¬
ся к Архангельску, а сам пошел к Афанасию попросить
благословения.
Старик сидел на крыльце, грелся на солнце —в ску-
феечке, в порыжелом подряснике. Перед ним на задних
лапках сидел щенок, умильными, сладкими глазками
смотрел на архиепископа; тот ему ласково выговаривал:
— Вовсе ты, пес, зажрался. Разве ж оно мыслимо —
хлебца собаке не есть? Давеча от каши отворотился. А
каша сладкая, с медом. Я, владыко, сию кашу с удоволь¬
ствием вкушаю, а ты — собака беспородная, непутевая,
лаять и то не выучилась, а от каши нос воротишь...
Воевода Ржевский стоял молча, слушая беседу вла¬
дыки со щенком, не верил, что Афанасий не видит важ¬
ного гостя. Наконец Афанасий поднял голову, прищу¬
рившись спросил:
— Не князь ли Василий Андреевич?
Ржевский смиренно поклонился. Глаза Афанасия
блеснули недобрым светом; долго молча смотрел на во¬
еводу. Тот подошел к руке, владыко не благословил, не
предложил сесть, не спросил о здоровье. Все вглядывал¬
ся. И щенок смотрел на Ржевского как-то хитро, потом
припал мордой к земле и слабо тявкнул.
— Поди, поди! — велел Афанасий собаке. — Поди
прочь!
Щенок не послушался, еще прыгнул, опять припал
передними лапами, залаял неумело. Костыльник подхва¬
тил его на руки, унес.
— Так вот ты каков, воевода, — негромко произнес
Афанасий. — Не разобрать — молод али стар...
— Будто бы и не стар, — полушутя ответил Ржев¬
ский. — А молодость, владыко, —тоже за делами да за¬
ботами, да мыслями —в одночасье пропала...
— Прозоровский куда старее тебя.
— Раза в два.
— А Иевлев Сильвестр Петрович моложе?
— Моих лет.
— Так, так! —владыко покачал головой. —Так. Оба
в узилище и сидят? И Прозоровский и Иевлев? И корм¬
щик тоже? Да Мехоношин с ними?
Ржевский молчал, не понимая, куда гнет Афанасий.
471
— Не знаешь — кто прав, а кто виноват? Не разо¬
брал?
— Не мне судить, — скромно ответил воевода. —
Кто прав, а кто виноват, — то ведает бог да великий
государь.
— А ты не ведаешь? — тонко, с хрипотцой спросил
Афанасий. —Ты, Иевлева Сильвестра от младых ногтей
помня, не разобрал —есть он изменник али герой, коим
Русь гордиться должна? Не разведал ты, кто таков Про¬
зоровский? Об Рябове —славнейшем кормщике —не
удосужился истину узнать?
Ржевский вздохнул, улыбнулся вежливо:
— Не так сие просто, владыко. Темное дело, трудное;
немалое время раздумывал я об нем, да и не мне ре¬
шать...
— Оно спокойнее — не тебе решать. Писание зна¬
ешь?
— Православный! —чуть обиженно ответил воево¬
да.
— Помнишь ли о тех, кто не горячи и не холодны?
Не их ли господь обещал изблевать с уст своих? Для чего
послан ты был сюда? Дабы разобраться в сем хитросп¬
летении! И разобрался, знаешь все, неглуп на свет уро¬
дился, но рассуждаешь про себя, что Ромодановский —
одно, а Апраксин —другое, что надобно знать, по чьему
велению делать, что голова у тебя лишь одна. Так гово¬
рю?
Ржевский улыбался бледно, помалкивал: проклятый
поп умен, как змий, читал в сердце, бил наотмашь —
наверняка. И не следовало ему возражать, еще более
озлобится, а царь Петр Алексеевич ему верит. И, слушая
жесткий голос Афанасия, его грубые мужицкие слова,
он раздумывал — не выпустить ли сейчас, немедленно,
мгновенно из узилища капитан-командора с кормщиком,
или оно будет нехорошо перед самым приездом царя?
— Звери окаянные, что делаете? —спрашивал Афа¬
насий. — Жену доблестного героя Иевлева курохваты-
дьяки пужают острогом, пужают, что посиротят детей,
что пустят вовсе по миру. Для чего? Дабы на супруга
своего показала облыжно, дабы отца детей своих преда¬
ла дыбе, дабы угождение сделать некоторым мздоимцам,
некоторым трусам, потерявшим доблесть свою и мужес¬
тво! Да и был ли ты, ни холодный, ни горячий, таким, как
прочие истинные люди русские бывают? Что глядишь?
Думаешь, слаб Афанасий, на ладан дышит, не повалить
472
ему меня? Ан повалю! Я только сего часу и дожидаю на
сем свете. Земной человек — Афанасий, хушь и в об¬
личье скорбном. Грешно, да никто нас с тобою не услы¬
шит: нынешнюю ночью не спал, все виделось, как тебя
перед государем поносными и срамными словами ущучу,
как залебезишь ты, воевода, завертишься. Не страшен
Прозоровский — страшен ты, батюшка. Прозоровский
со временем на дыбе будет, а ты, змий, безбедно земной
путь свой окончить можешь — в славе и почестях. Так
не дам же я тебе того. Каждый твой вздох я отсюдова,
из Холмогор, от Архангельска слышал, каждую твою
мысль поганую да трусливую видел. Иди отсюдова! Иди
на свое подворье да приготовься царю врать. Я давно
знаю, что скажу...
Ржевский все-таки поклонился, смиренно вздохнул,
ушел. Келейник принес в кубке лекарство — бальзам,
присланный Апраксиным из Москвы. Афанасий мор¬
щась проглотил, поправил на голове скуфейку, велел
подать себе “того проклятого пса". Пес лежал на спине;
старик щекотал ему розовое брюшко, спрашивал:
— И откудова ты такой уродина народился? И что
она такая за глупая собака, которой владыко пузо че¬
шет?
Погодя здесь же, на солнышке, подремал немного,
потом попозже, когда с Двины прибежали монахи, взял
костыль и, слабо ступая, совсем дряхлый, но с суровым
блеском в зрачках, пошел к пристани — встречать царя.
Кроме Ржевского, здесь никого не было. По блескучим
водам широкой реки медленно и важно на веслах дви¬
гался струг под царевым штандартом. Петр без кафтана
сидел на борту; речной ветер надувал его белую полот¬
няную рубашку с круглым голландским воротником. От
солнца и ветра лицо у него было темное, лупилась кожа
на носу, ярко блестели белые ровные зубы. Спрыгнув на
доски пристани, он быстрым шагом подошел к Афана¬
сию, всмотрелся в него, сморщился:
— А и постарел ты, отче! С чего так? Немощен?
От него пахло потом, смолою, пеньковыми снастями.
Афанасий молчал, рассматривал царя; вокруг шумели
свитские — прыгали со струга на прогибающиеся сы¬
рые доски пристани, выкидывали бочонки, ящики, кор¬
зины.
— И ты, государь, нынче не молодешенек! — про¬
изнес Афанасий. —Ишь седина пробилась...
Он вдруг всхлипнул:
473
— Дождался я тебя.
Низко поклонился, попросил:
— Прошу, государь, у меня хлеба-соли отведать.
Всех прошу, кроме как господина князя-воеводу Ржев¬
ского. Ему за моим столом не сидеть!
Ржевский побледнел. Петр спросил строго:
— Дуришь, отче?
— А хоть бы и так! —спокойно и даже величествен¬
но ответил Афанасий. — Немного дурить-то осталось,
сам видишь...
Петр пожал плечами, пошел вперед. Александр Да¬
нилович Меншиков, натягивая на ходу кафтан, дернул
окаменевшего Ржевского за рукав, спросил:
— Что, Васька? Отъюлил свое? Говорил я тебе, су¬
кин ты сын, делай с Иевлевым по-доброму. Все искал ты,
как на всех угодить. Вот и угодил...
И, догнав Апраксина, весело осведомился:
— Сильвестра-то отпустили?
Федор Матвеевич быстро взглянул на Меншикова,
ответил:
— Немощен он будто бы, и все в узилище. Скорее
бы, вот уж истинно каждая минута дорога...
Уже солнце село, когда Петр вышел с архиепископс¬
кого подворья. Он был один, без шапки, в расстегнутом
кафтане, курил трубку. Возле ворот с непокрытыми го¬
ловами дожидались царя боцман Семисадов, братья Пус-
товойтовы и старик Семен Борисович.
— Ну? — негромко, басом спросил Петр.
И крикнул:
— Знаю, все знаю! Хватит!
Потом приказал:
— Позвать сюда Ржевского!
В густой темноте безлунного, беззвездного вечера
монахи, служники Афанасия, побежали искать воеводу.
Петр сидел на лавке у ворот, молча попыхивал сладко
пахнущим кнастером, слушал захмелевшего Осипа Ба-
женина, который хвастался тем, как быстро и в точных
пропорциях построил нынче фрегат. Было очень тепло,
тихо, где-то погромыхивал гром, гроза все собиралась, да
никак не могла собраться. Из ворот вышел Меншиков,
пошатываясь, сказал:
— Ну, накормил, дед, ну, накормил...
Петр не ответил. Меншиков еще шагнул вперед, за¬
смеялся:
474
— Ничегошеньки не видать. Мин герр, может, я уже
и помер, а?
— Венгерское всегда так бьет! — с лавки молвил
Петр. — Иди на голос, сядь.
Александр Данилыч сел, сладко зевнул, опять засме¬
ялся:
— Ай, дед, ну, дед! Как он про Ваську-то Ржевского.
И лупит, и лупит! Я так раздумываю — гнать надо вза¬
шей Ржевского...
— Раздумываешь? —угрюмо спросил Петр.
— А что, мин герр, как не гнать? Ты на Воронеже да
на Москве, да еще как мы ко Пскову того... ехали, все
меня ругал, что-де я за Сильвестра говорю. А выходит —
моя правда. И Федор Матвеевич...
— Будет молоть! — оборвал Петр.
И вновь стал разговаривать с купцом Бажениным.
Когда Ржевского отыскали и привели, царь позвал
его в дом Афанасия, заперся с ним в дальней тихой келье
и, не садясь, спросил:
— Ты для чего послан был?
— Князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский...
Петр сжал зубы, размахнулся, ударил воеводу огром¬
ным кулаком в лицо. Тот покачнулся, Петр схватил его
за ворот кафтана, тараща глаза, швырнул на пол, пнул
ногой...
Потом, отдышавшись, велел:
— Чтобы и духу твоего не было. Возвернусь к Мос¬
кве, там еще поспрашиваю. Нынче же вон отсюдова...
Паскуда...
И велел Баженину сбираться на верфь — смотреть
фрегат.
3. Кафтан и застолье
Отворилась дверь; с поклонами, испуганный вошел в
камору дьяк Абросимов, пришепетывая, объявил:
— С избавлением, господин капитан-командор! Го¬
сударь вскорости прибудет. А уж ты, Сильвестр Петро¬
вич, да ты, Иван Савватеевич, не обессудь! Наше дело
холопье, сам знаешь, что сверху велено, то нами и испол¬
нено. А уж я ли не старался по-хорошему...
Ключарь прибрал камору; дьяк распорядился принес¬
ти березовых веток, свежего квасу.
475
С теми же вестями прибежал Резен: государь-де идет
на струге Двиною, с ним Меншиков, Апраксин, Головин,
далее следуют царевич Алексей и множество войска.
Слышно, что государь на архангельские дела гневен, и
как дело обернется, — никому не ведомо.
— Знает про то игумен, который звонок бубен! — с
усмешкой сказал Рябов.
Рядом в каморе взвыл поручик Мехоношин; визжал,
скребясь в дверь и вымаливая хоть захудалого попиш¬
ку — исповедаться, боярин Прозоровский; ругались ка¬
раульщики. Рябов только головою качал:
— Ну и ну! Недаром говорится, кто жить не умел,
тому и помирать не выучиться. Срамота, ей-ей...
— Может, пред свои очи призовет нас, во дворец, —
предположил Иевлев.
— Позовет ли? —усомнился кормщик.
— Как не призвать? Коли сам сюда не пришел, —
призовет.
Молчали долго.
Опять вошел дьяк Абросимов, уже не кланяясь; велел
кузнецу одеть в железы обоих узников — и Рябова и
Сильвестра Петровича. Кормщик заругался. Абросимов
зычным голосом крикнул караульщиков; обоих узников
скрутили, повалили на землю, цепь в стенное кольцо
продел сам Абросимов. Квас и березовые ветви убрали.
От тугого железного обруча у Сильвестра Петровича
открылась рана, обильно хлынула кровь. Кормщик, ра¬
зорвав зубами рубашку, попытался перетянуть ему ногу
выше раны, но кровь все текла и текла. Было видно, что
Иевлев слабеет, что силы оставляют его. Утешая Силь¬
вестра Петровича и сам нисколько не веря в свои слова,
Рябов говорил:
— Недосуг царю, господин командор. Ты не печало-
вайся! С того и заковали, что не сразу сюда он подался.
Дело царское — куда похощет, туда и путь держит. Ну,
а холуй, он, известно, всегда холуем останется: заробели,
что больно ласковы к нам были, и в иную сторону завер¬
нули. Полно тебе, Сильвестр Петрович...
За ночь Иевлев совсем ослаб: еще одна рана откры¬
лась на ноге. Рябов, до утра не смыкая глаз, пытался так
оттянуть кандальный обруч, чтобы железо не въедалось
в края раны, но Сильвестр Петрович метался, кандалы
выскакивали из рук кормщика. Утром, совсем измучив¬
шись, Рябов сказал ключарю:
476
— Вот чего, старик! Отслужи ныне службою: лекаря
надобно. Сам зришь — господин Иевлев вовсе плох, не
унять мне кровь. Помрет — с тебя царь спросит, тебе в
ответе быть, а спрос у него короткий, сам про то веда¬
ешь...
Ключарь испуганно замахал руками, зашамкал:
— Иван Савватеевич, нынче никак того не можно.
Рейтары округ узилища стоят, — мыш и тот не прос¬
кочит! Дьяки словно угорели: давеча мне кнутом грози¬
лись, царева гнева вот как страшатся. Помилуй, не про¬
си; что мне жить-то осталось...
И ушел, заперев камору на засов, дважды повернув
ключ в замке.
Рябов сел в угол, стиснул зубы.
Сильвестр Петрович так измучился, что и рукою
больше не мог пошевелить —совсем ослабел. Теперь он
бредил. Кормщик вслушался в его ясный шепот, в ко¬
роткие восклицания — и понял: Иевлев командует сра¬
жением. То, чего не свершил он в жизни, свершалось
нынче в воспаленном его мозгу: ему виделись корабли и
чудилось, что он ведет в бой русскую эскадру. Сухие
губы Иевлева четко произносили слова команды; едва
слышно хвалил он своих пушкарей, абордажных солдат
и орлов матросов, которые великую викторию одержали
над неприятелем.
Глухо звеня кандалами, кормщик подошел к топчану,
опустился перед Иевлевым на колени, низко склонил го¬
лову. Рядом на полу стоял кувшин с водою; Рябов макал
в воду ветошку, смачивал ею запекшиеся губы Сильвес¬
тра Петровича. Так миновал день, потом вечер, насту¬
пила теплая ночь.
Было совсем поздно, когда на лестнице послышался
тяжелый топот сапог и желтое пламя жирно коптящих
смоляных факелов осветило сырые своды каморы, чер¬
ную солому, на которой неподвижно вытянулся Иевлев,
склонившегося над своим капитан-командором корм¬
щика.
Царь Петр в зеленом Преображенском кафтане, про¬
стоволосый, огромный, подошел вплотную к топчану,
спросил властно:
— Занемог?
— Отходит! — ответил кормщик, глядя на Иевлева.
Царь наклонился к Сильвестру Петровичу, взял его
руку, кликнул лекаря. Ноздри короткого носа Петра тре¬
петали, зрачки выпуклых глаз блестели гневно и ярко,
477
рот под жесткими щетинистыми усами был крепко сжат.
Лекарь оттиснул кормщика, солдаты с факелами подо¬
шли ближе.
Рябов встал с колен, взглянул Петру в глаза.
Они долго смотрели друг на друга, оба огромные, на
голову выше всех свитских; и внезапно лицо Петра —
загорелое, обветренное, суровое — словно незаметно
478
дрогнуло и на короткое мгновение смягчилось. Он за
плечи притянул Рябова к себе и, ничего не говоря, с
удивленным и небывало-ласковым выражением глаз,
трижды, уколов жесткими усами, поцеловал в губы;
потом, как бы устыдившись этого своего поступка, но
все еще крепко держа кормщика за плечо, оборотился к
Иевлеву, над которым хлопотал иноземец-лекарь.
— Was?1 — грубо спросил у него Петр.
Тот успокоительно закивал.
Перепуганный и оттого неловкий, острожный кузнец
зубилом отворил цепь; чадили и трещали факелы; поста¬
ревший, с отеками под глазами, Апраксин аккуратно
разводил в кружке коньяк с водою. Петр, все держа Ря¬
бова за плечо, с тревогою всматривался в лицо Иевлева.
Продолжая делать мускулистыми, голыми, волосатыми
руками свою работу, лекарь быстро по-немецки объяс¬
нял, что, весьма вероятно, капитан-командор и скончает¬
ся, так как кровь покинула многие хранилища, хоть,
впрочем, отчаиваться еще рано.
— Вон еще —цепь! —крикнул Петр кузнецу. —На
кормщике!
Тот, робея царя, свиты, чадящих факелов, подошел к
Рябову, упер зубило, ударил молотком. Зубило со скре¬
жетом сорвалось.
— Не так делаешь! — сердясь сказал Петр. — Пря¬
мо поставь, а не в бок, мастер! И бей с оттягом!
Кузнец прикусил губу, ударил еще раз; заклепка вы¬
скочила. Петр сам сорвал с кормщика цепи и быстро,
крупными в ссадинах пальцами стал расстегивать на
себе Преображенский кафтан. Одна роговая пуговица
никак не расстегивалась; он дернул, оторвал. Свитские
бросились помогать, Петр гневно повел плечом:
— Сам! Не мешайся!
— Сам, мин герр, все пуговицы поотдерешь! —
ворчливо молвил Меншиков. — Погоди, не спеши...
Он расстегнул на Петре пряжки пояса, отцепил
шпагу с портупеей. Царь скинул с плеч кафтан, протя¬
нул, скомкав, Рябову. Тот, не понимая, не брал. Со всех
сторон свитские подсказывали:
— Тебе кафтан, тебе, по обычаю!
— Бери, мужик, царь со своего плеча кафтаном жа¬
лует!
1 Was? — Что? (Нем.)
479
— Бери, надевай...
Рябов взял кафтан. Кто-то сбоку зашипел:
— Становись на колени, лобызай персты царевы, па¬
дай, кланяйся...
— Денег! —приказал Петр.
— Тут деньги, мин герр! — сзади сказал Меншиков
и подал кошелек.
Петр высыпал золотые на ладонь, подумал малое вре¬
мя, потом протянул все Рябову. Свитские зашептались:
на сей раз государь нисколько не поскупился, не пожа¬
лел, против обыкновения, золота. Кормщик взял деньги,
широко улыбнулся, сказал Петру:
— И на золоте спасибо, государь! Поотощал я ма¬
лость на казенных харчишках, теперь, глядишь, погуляю.
Царь, не слушая, вскинув голову, говорил раздельно,
громко, внятно:
— Жалуем мы тебя, кормщик Рябов Иван Саввате¬
евич, первым лоцманом и первым матросом нашего
Российского корабельного флота. И от податей, тягот,
повинностей и иных всяческих разорений быть тебе и
роду твоему навечно свободными...
Он обернулся, с внезапной яростью в голосе прика¬
зал свитским:
— Пиши, не то, неровен час, забудете!
Рябов осторожно, чтобы не разорвать в плечах, натя¬
гивал кафтан. Лицо его теперь было так же бледно, как
у Иевлева, на лбу проступила испарина. Свитские смот¬
рели на него с ласковыми улыбками; один пузатый стал
помогать застегивать пуговицы.
— Управлюсь, чай, немаленький! —отступая от
свитского, молвил кормщик.
Он поклонился царю поясным поклоном, не торопясь
расправил широкие плечи, спокойно посмотрел в карие,
искрящиеся глаза Петра, спросил:
— Хлеба-соли придешь ко мне, государь, отведать?
Петр усмехнулся:
— Одного зовешь али со всей кумпанией?
Рябов медленно обвел глазами свиту, как бы рассчи¬
тывая в уме, потом сказал:
— Ничего, можно! Авось не треснет изба...
Пришли солдаты с носилками, осторожно положили
на них Иевлева. В сенях стоял несмолкаемый грохот —
там кирками и топорами взламывали узкую дверь,
рушили старый кирпич, ломами отрывали железо, чтобы
480
пронести Сильвестра Петровича. Лекарь пошел за ка¬
питан-командором. Петр сел на топчан, вытянул длин¬
ные ноги, уперся одною рукою в бок, другою — в коле¬
но, отрывисто приказал:
— Прозоровского сюда и палача!
Взглянул на Рябова:
— А ты, лоцман, иди да нас дожидайся! Управишься?
Обедать придем!
— Не впервой гостей-то потчевать! — усмехнулся
Рябов. — Чай, русские, не иноземцы...
Петр едва приметно нахмурился, но Рябов не увидел
этого. Валкой моряцкой походкой он вышел в сени, гла¬
зами отыскал совсем обмершего от страха старика клю¬
чаря, бросил ему червонец, с тем чтобы тот не позорил
свою старость в остроге. Старик закланялся, зашамкал.
Рябов поднялся наверх, полной грудью вдохнул свежий,
прохладный воздух и хотел было перекинуться несколь¬
кими словами с караульщиками, как вдруг снизу, из под¬
земелья услышал длинный, воющий, страшный крик
Прозоровского. Махнув рукой, страдальчески сморщив¬
шись, Рябов поспешно вышел за ворота и зашагал к избе
на Мхах.
Рассветало. Неподалеку от церкви Параскевы-Пятни-
цы встретился ему Семисадов.
— Богатым быть. Не признал! — сказал боцман. —
Здорово, кормщик! Что оно на тебе — кафтан новый,
что ли?
— Да, вишь приоделся маненько! —ответил Рябов.
— Добрый кафтан! —щупая грубыми пальцами сук¬
но, сказал Семисадов. — Знатный кафтан! Пуговицы
вот жалко нет —оторвалась. Такая пуговица тоже денег
стоит. Роговые?
— Надо быть, роговые.
— Я тебе деревянную вырежу, да и покрашу. При¬
шьешь, незаметно будет...
Он усмехнулся и добавил:
— Ишь каков кафтан! Погляжу я на тебя, кормщик,
да и сам в острог напрошусь, коли там кафтанами
дарят...
— Да уж там дарят...
Они набили трубки, Семисадов ловко высек огня.
— Выходит, к дому идешь? Отпустили?
— Да вроде бы пока что и отпустили!
— Царь, что ли ?
481
16-770
— Он, Петр Алексеевич...
Поговорили про шведов. Семисадов рассказал, что
будто крейсировала эскадра в Белом море, да куда-то
ушла.
Рябов спросил:
— Дорогу к моей избе не забыл?
— Кажись, не забыл.
— А коли не забыл, — приходи, застолье раскинем.
Царь золотишкой пожаловал, погулять надобно...
— И то приду. Поздравим тебя, что выдрался.
— Меня поздравим, других помянем, кого и похва¬
лим за верную службу. Дела найдется. Ну, пойду я, пора.
Ему до колотья в сердце хотелось домой на Мхи, но
неудобно было спешить на глазах у Семисадова; не муж¬
ское дело торопиться в свою избу; не пристало мужику
с сединою в бороде скакать козлом к своим воротам. И
потому до самого угла он шел медленно, вразвалку, толь¬
ко потом побежал, тяжело стуча бахилами по ссохшейся
земле. У калитки своей кормщик постоял немного, потом
нажал на щеколду, пересек двор и поднялся на крыльцо.
4. Быть походу
На плацу Новодвинской крепости царь рыл яму, что¬
бы посадить березу, которую привезли ему с Маркова
острова. Было ветрено; береза, словно бы радуясь тому,
что обнаженные корни ее скоро вновь уйдут в землю,
тихо и счастливо лепетела листьями. Матросы, привез¬
шие дерево, молча стояли вокруг Петра Алексеевича.
Царь, спрыгнув в яму, сильными движениями выбрасы¬
вал оттуда заступом землю. От работы щеки его разру¬
мянились, глаза ярко блестели, рубашка на плечах и на
спине пропотела.
Выкинув наверх заступ, он протянул большую заско¬
рузлую, не царскую руку Семисадову, уперся носком са¬
пога в стену ямы и велел:
— Тяни, боцман!
Семисадов встал поплотнее, потянул, но деревяшка
сорвалась и боцман едва сам не свалился в яму. Петр
басом захохотал, засмеялись и матросы. Семисадов оби¬
делся, сказал сердито:
— Тяни, спробуй, когда он сам вон эка дернул...
Петр протянул другую руку, оттолкнулся, покачи¬
ваясь встал на край ямы. Двинский ветер сразу разметал
482
его волосы, надул рубашку. Матросы ловко подняли де¬
рево, понесли корнями к яме. Сильвестр Петрович, опи¬
раясь на костыль, подошел ближе, тростью пододвинул
корень, чтобы не оборвали. Петр велел:
— Отойди, Сильвестр, не мешайся для ради бога; от¬
давят тебе напрочь больные ноги, вишь медведи какие...
И, растолкав матросов, сам взял в руки белый ствол
дерева, подержал на весу и ровно опустил в яму.
Шестью заступами, споро, вперебор, начали кидать чер¬
ную, влажную землю.
— Чтобы выросла да с моря видна была корабель¬
щикам — берег, Россия, — натягивая кафтан, сказал
Петр. — Будет видна али нет, Сильвестр?
— Будет, государь, да не нынче! — задумчиво отве¬
тил Иевлев. — Покуда разрастется, чтобы над цита¬
делью подняться. Не скоро, я чай! Нам не увидеть...
— Нам многое не увидеть, — так же задумчиво про¬
изнес Петр. —Кормщик Рябов, как шведского флагмана
на мель сажал, не надеялся викторию сам увидеть, одна¬
ко же подвиг свой свершил...
Береза на плацу уже шумела своей сочной светло-зе¬
леной листвою, будто век тут стояла, царь спросил:
— Тяжело тебе до кладбища сходить али справишь¬
ся?..
Стражи распахнули перед Петром и Сильвестром
Петровичем железную калитку. Здесь, за крепостными
валами, ветер посвистывал громче; по Двине перебегали
белые пенные гребешки. Покуда шли к погосту и между
могилами, капитан-командор рассказывал:
— Многое, великий шхипер, ежели не все, что дозна¬
вали мы о вражеских замыслах, передавалось нам от се¬
го славного Якоба. Не щадя живота своего, покойный
делал для отчизны, не за страх, а за совесть, более, не¬
жели человеческой натуре возможно. Тайные письма
его тебе ведомы: все в них было сущей правдою. На
шведском флагмане в последние минуты он кинулся за¬
щищать нашего кормщика и здесь был ранен смертельно...
Петр, внимательно слушая, сел на лавку возле невы¬
сокого могильного холма, кивнул, чтобы Иевлев сел
рядом, говорил дальше. Сильвестр Петрович был еще
слаб, голос его срывался:
— В ладанке на шее имел сей достойный муж щепоть
земли русской; так поведал он мне в последние часы
своей жизни. Земля та была взята его матушкой. И в
Колывани...
483
16'
Сильвестр Петрович закашлялся, помолчал. Петр си¬
дел отвернувшись, так, чтобы Иевлев не видел его лица.
— Ив Колывани ладанку сию он принял из рук ма¬
тушки, лежащей на смертном одре.
Иевлев расстегнул кафтан, снял с шеи ладанку на се¬
ребряной потемневшей цепочке, протянул ее Петру.
Петр долго молчал, потом тихим голосом попросил:
— Ты вспомни, чего покойник хотел, все вспомни —
его воля свята...
Иевлев рассказал про Хилкова. Петр кивнул:
— Достойный муж. Что можно —велю, сделают. С
осторожностью надобно, дабы ему же не повредить. Ко¬
роль Карл крепко ныне зол на нас, да еще злее в скоро¬
грядущие времена станет. Хилков в его власти, сорвет
сердце на нем...
Он поднялся с лавки, поправил крест на могиле
Якоба, подошвой сапога примял землю. Потом вынул из
нагрудного кармана трубку и кисет, выбил огонь, сильно
затянулся душистым кнастером, спросил:
— Веришь, господин контр-адмирал, что шведы в ны¬
нешнем году вновь припожалуют в город Архангельск?
— Не слишком верю, великий шхипер.
— То-то, что не веришь. Почитай, и ныне все поче¬
сываются; что ж снова соваться. Нет, не будет их ныне...
Помолчал и строго добавил:
— Точную ведомость имею —не будут к нам шведы.
Иевлев изумленно смотрел на Петра.
— Думаешь, для чего тогда здесь время царь препро¬
вождает? Для чего в море выходит, в трубу смотрит,
велит шведа ждать?
Он засмеялся, довольный удивлением Сильвестра
Петровича:
— А для того, господин контр-адмирал, что сей
хитростью обманываю брата моего Карла. Пусть его ду¬
мает, будто легко нас провести. Пусть его тешится, что
мы-де все наши силы тут держим и неотступно его флота
к себе ждем, и невесть в какой тревоге денно и нощно
пребываем. И пусть также думает, что некоторый замы¬
сел наш мы вовсе оставили. Запутать Карла надобно.
— Какой замысел?
— А такой, что замыслили мы крепость Нотебург,
наш исконный Орешек, от брата нашего Карла взять
боем.
Глядя вдаль, на Двину, он заговорил медленно:
484
— Мы еще тут побудем, а потом на Соловецкие ост¬
рова отправимся молиться святым угодникам —Зосиме
и Савватию. Все корабли, что здесь построены, с нами
пойдут, а на тех кораблях — солдат четыре тысячи и
матросов сколько соберем, пушки добрые, припас поро¬
ховой. Да еще пойдут с нами два легких фрегата, кои
можно бы было перетащить сухим путем, волоком — на
катках да полозьях...
Сильвестр Петрович ахнул; на исхудавшем лице про¬
ступил слабый румянец.
— Догадался? А подсылы да пенюары пусть брату
Карлу отпишут, как мы в молитвах пребываем да на Со¬
ловках старым обычаем душеспасительно беседуем.
Петр снова сел рядом с Иевлевым, черенком трубки
стал выводить на земле могильного холмика будущий
путь войска.
— Гляди со всем вниманием: Соловки!
Он нарисовал кружок.
— Отсюда, как белые ночи сойдут, двинемся на
Усолье Нюхоцкое — вот оно, на берегу...
— Ведаю, государь.
— Туда, как ты еще немощен был, посланы не глупо¬
го ума мужики — Ипат Муханов да Михайло Щепотев,
а в помощь им работный народ с Соловков, от Сумского
острова да от Кемского городка, с Выгозерского погоста,
да еще онежские, белозерские, каргопольские, — все с
лошадьми. Подвод более двух тысяч. Там со всей тай¬
ностью рубят просеку, наводят гаги, мосты. Велено ни
единого трудника не отпускать, покуда войско наше ба¬
талию не довершит. Гляди далее, как пойдем: вот через
болото на Пул-озеро... Не позабыл'беседу нашу давнюю
на Москве?
— Нет, нет, государь, не позабыл.
— То-то! Нынче наступило время делать!
Петр провел прямую линию и перечеркнул ее.
— Вот сие озеро: оно в стороне останется, вправо.
Отсюдова к Вожмосальме. Здесь фрегаты наши спустим,
и водою по Выг-озеру к реке Выгу и на деревню Талей-
кину. Речки тут — Мурома, Мягкозерская. Далее боло¬
тами и лесами —на Повенец...
— И вновь — Нотебург! — произнес Иевлев.
— Нотебург! —повторил Петр. —Издавна сие заду¬
мано, и быть нам иначе нельзя, Сильвестр. Должно на
славную викторию уповать: Нотебург, Орешек — Бал¬
тика! Море Балтийское...
485
Он остро взглянул в глаза Иевлеву, сказал с угрозой:
— Ни едина душа знать о сем промысле не должна,
яко о дне смерти своей. Кроме кумпании нашей, никто
о сем не ведает.
— А капитаны, великий шхипер, что с тобою при¬
были, — Памбург да Варлан?
Петр долго вглядывался в Сильвестра Петровича, —
было видно, как вскипает в нем раздражение. Потом,
сдержавшись, ответил:
— Памбург да Варлан — капитаны к службе усерд¬
ные и долг свой воинский не позабудут.
Встал, велел сухо:
— Пойдем, прохладно делается... Он пошел вперед
не оглядываясь, раздраженно вздергивая плечом. Возле
калитки обернулся, спросил у отставшего Иевлева:
— Памбург да Варлан 1 И они тебе плохи? На Апрак¬
сина да на тебя не угодишь. Отмалчиваетесь, а делаете
по-своему. Я-то помню, как за Крыкова горою встали,
что-де иноземцы его утесняют, а Крыков — мужик не
прост, Прозоровский не все врет, есть за ним и правда.
Словно предчувствуя несогласие, Петр шагнул к Иев¬
леву навстречу, щетиня усы, негромко, но с глухим, не¬
преоборимым гневом в голосе произнес:
— Для ради того, что героем погиб в бою со шведом
Крыков твой, не велел я шпагу его убрать из церкви.
Давеча смотрел я опросные листы — с кем он водился:
беглые от Азова, расстриги, мятежники, стрельцы, —
всем плаха уготована, ярыги, что под-над Волгою зипуна
достают...
Иевлев стоял неподвижно, не отвечая, опустив голо¬
ву, опираясь на костыль.
— Словно об стену горохом! — сказал Петр.— Что
молчишь? Что думаешь?
— Крыков покойный доблестную смерть принял! —
смело глядя в выпуклые глаза царя, ответил Сильвестр
Петрович. — Я ему не судья, государь, как не судья и
тем, которые шведов побили на Марковом острове.
Более ничего не знаю, на том прости.
— Бог простит! — с угрюмой усмешкой, отворачи¬
ваясь от Иевлева, молвил царь. — Идем, не рано, я чай!
На валу цитадели их обоих ждал инженер Резен —
показывать стрельбу из новых пушек.
— Начинай! — велел Петр.
Пушки палили исправно, ядра с визгом летели над
широкой полноводной Двиной, пушкари в новых кафта¬
486
нах, быстрые, ловкие, работали споро и весело. Царь
остался доволен стрельбой, похвалил Резена, велел
новые пушки нынче же ставить
на корабль "Святые Апостолы".
Резен не понял, для чего; Петр
объяснять не стал; широко ша¬
гая, пошел к пленному шведско¬
му фрегату, названному теперь
"Фортуна". На корме и на мач¬
тах нового судна развевались
русские белые с синим андре¬
евские флаги. Матросы вздер¬
нули на грот-мачту государев
штандарт — флаг с двуглавым
орлом, у которого в клювах виды
двух морей: Белого и Каспий¬
ского, в правой лапе — вид
Азовского моря, левая лапа сво¬
бодна.
— Вспомни нонешний разго¬
вор, сказал царь Иевлеву, кив¬
нув на штандарт.
487
Иевлев вгляделся, понял. Царь все смотрел на штан¬
дарт.
— Льстим себя счастливой мыслью, что аллегория
сия вскорости будет видоизменена.
Петр поднялся на ют, где у штурвала на ветру про¬
хаживался Рябов, весело крикнул издали:
— Здорово, кормщик!
— Здравствуй, государь! — спокойно и приветливо
ответил Рябов.
— Отваливай! — велел царь.
Матросы отпустили канаты; засвистела боцманская
дудка, запел сигнальный рожок. Рябов переложил штур¬
вал. Матросы побежали по вантам — ставить паруса.
Петр, сложив руки на груди, строгими глазами смотрел
на два иноземных негоциантских судна, быстро бегущих
к Архангельску. Потом, проводив их взглядом, пощипы¬
вая жесткий ус, велел Иевлеву:
— С сего дня повелеваю иноземным корабельщикам,
как проходят мимо Новодвинской цитадели, приспус¬
кать оба марселя до половины стеньги!
Подумал и добавил:
— В память о бывшей здесь над шведами виктории!
5. Потрудились!
— На Соловки в скорое время пойду молиться, —
сказал Петр, стоя возле Рябова.
Первый лоцман осторожно молчал.
— Возблагодарить господа за победу над шведами,
помолиться Зосиме и Савватию —угодникам...
Рябов ничего не ответил.
— Тебе идти шхипером эскадры с нами! —другим,
деловым голосом произнес Петр.
Иван Савватеевич быстро взглянул на царя.
— Эскадра немалая, тринадцать кораблей, да с ними
два фрегата новых: “Святой Дух" — на нем капитаном
Памбург — и “Курьер"; на нем капитаном Варлан.
— А над эскадрой кто пойдет адмиралом?
— Апраксин Федор Матвеевич.
— Что ж, можно, — спокойно глядя вперед, на по¬
крытую пенными барашками Двину, сказал Рябов. —
Матросы нынче у тебя, государь, истинные; оно с толком
сделано, что поморов набрали на твои корабли. Народ
488
привычный, добежим. Иевлев-то Сильвестр Петрович с
нами пойдет?
— С нами.
— Ну и ладно.
Фрегат шел быстро. Впередсмотрящий бил в медный
колокол, чтобы случаем не потопить рыбацкую посудин¬
ку. Рябов, щурясь, искал взглядом знакомые приметы —
часовню, колено реки, избу на взгорье. Петр негромко
спросил:
— Боязно было шведский корабль вести, кормщик?
— На смерть, как на солнце, во все глаза не взгля¬
нешь, государь, — ответил Рябов. — Все думалось: жить
еще буду, не помру. Так и осталось, живу.
Сзади, постукивая костылем, к штурвалу подошел
Сильвестр Петрович, сказал, что время позднее, как раз
к спуску корабля на верфь только поспеть; там, навер¬
ное, заждались. Вдали уже блестели маковки архангель¬
ских церквей.
— На верфь пойдем? —спросил Рябов.
— Разворачивай на верфь! — велел Петр.
Аггей Пустовойтов закричал в говорную трубу ко¬
мандные слова; матросы резво разбежались по местам.
Была видна соломбальская верфь и стоящий возле нее
на якорях военный флот. На утреннем свежем ветре
реяли кормовые андреевские флаги, на мачтах развева¬
лись вымпелы; матросы ведрами скатывали палубы; с ко¬
раблей доносилось пение рожков, треск барабанов. У
Петра дернулась щека; он впился взглядом в корабли,
толкнул Иевлева:
— А? Ничего не скажешь! Эскадра!
Корабли эскадры словно росли на глазах, делались
больше, выше, мощнее. Уже блестели на солнце медные
пушки, уже виднелись в раскрытых портах стволы тяже¬
лых орудий, уже слышны были командные слова капи¬
танов, выбежавших на ют, чтобы видеть государев фре¬
гат.
— Хороши корабли? —хриплым от волнения голо¬
сом спросил царь Рябова.
— Потрудились ничего! — ответил кормщик. — По¬
строили. И шведу не дали пожечь, тоже потрудились.
Вот он нынче и есть —флот!
Не смигни— так и не страшно/
Пословица
Глава двадцать первая
1. Нерушимое решение
Проснувшись со светом, Ванятка Рябов протер кула¬
ками глаза, дважды сладко зевнул и хотел было спать
дальше, но вдруг вспомнил свое нерушимое решение и
сразу сел на лавке, испугавшись того, что сам определил
для себя.
Недолгое время поразмыслив и совсем проснувшись,
он перестал робеть. Все задуманное опять, как накануне,
представилось ему нетрудным, простым и легко испол¬
нимым делом: стоило только одеться и уйти со двора.
Мать крепко спала. Отец, должно быть, ушел к своему
флоту.
Ванятка оделся, осторожно постучал новым подко¬
ванным каблуком по полу, чтобы ловчее ходилось, завя¬
зал на себе пояс и, не тратя времени на поиски гребня,
пальцами расчесал кудрявые волосы. Так как он был ще¬
голем и уходил из дому надолго, а может быть, навечно,
то прихватил с собою еще и кафтан, недавно перешитый
из отцовского. Теперь осталось только вынуть из подпеч¬
ка запрятанный туда накануне узелок. Такой узелок
мать обычно справляла отцу, когда он собирался в море;
такой же, готовясь в плавание, завязал себе и Ванятка.
В узелке были шаньги — одна надкусанная, другая сов¬
сем целая, печеное яйцо, соль да огурец, тоже надкусан¬
ный.
Стараясь не шуметь, Вянятка вышел и сразу же на
крыльце столкнулся с бабинькой Евдохой. Она удиви¬
лась, увидев мальчика в такую рань, и еще больше уди¬
вилась, заметив, что у него в руке узелок, а на плечах
новый кафтанчик.
— Куда ж, мужик, собрался? — спросила бабинька
Евдоха. — В церкву, что ли?
Ванятка подумал — он никогда не отвечал сразу, на¬
супился и сказал, что нет, не в церкву собрался.
— Не в церкву, —так куда же?
490
— А пойду малым делом погуляю. Чего ж мне и не
погулять?
— Погуляй, погуляй, дело хорошее!
Лицо бабиньки Евдохи стало озабоченное. Ванятка
добавил:
— И корабли погляжу. Им ныне в море идти, пос¬
ледний день на Двине-то...
— Иди погляди. А кафтан чего кобеднишный надел?
— Что ж мне без кафтана? Все в кафтанах, а я в
рубахе? Справили —вот и надел.
— В узелке-то что? — спросила бабинька.
— Ества в узле! — сказал Ванятка, зелеными глаза¬
ми глядя на старуху снизу вверх.
— Ишь каков мужик! —одобрила бабинька. —И об
естве подумал. Надолго, видать, собрался...
“Навечно!" —хотел было ответить Ванятка, не умев¬
ший лгать, но вовремя прикусил язык. Бабинька развя¬
зала узелок, покачала старой, трясущейся головой,
вздохнула:
— Мало тебе, парень, будет, коли до вечера пошел.
Ты на еду злой — в тятьку. На вас коли едун нападет,
хозяйке смертушка. И шаньга надкусанная. Погоди, ла¬
пушка, я тебе творожку туесок положу да тресочки све¬
женькой...
Ванятка сел на крыльцо, подперся кулаком, загрус¬
тил: "Не бывать мне более здесь; матушка возрыдает,
бабинька убиваться станет". Но тотчас же решил твердо:
"Ништо им! Повоют да перестанут. Тятенька со мною,
не пропадем; еще и гостинцев привезу по прошествии
времени".
Бабинька вынесла еды, завязала узелок получше,
гребнем расчесала Ванятке кудри, еще подарила ему
грош, — что ж мужику безденежно гулять?
— Покушаешь — квасу напьешься, — сказала ба¬
бинька, — у людей верно говорят: сытая курица и волка
залягает. Иди с богом, да не балуйся с иными парнями,
в воду еще ненароком канешь.
Ванятка, открывая калитку, ответил как взрослый:
— Кану — вынусь! Не топор, не утону.
Старушка качала головой, дивилась: еще давеча
дитяткой был, а нынче мужик. Летит время, летит...
А Ванятка меж тем проходил мимо усадьбы бывшего
воеводы Прозоровского, где ныне по государеву указу
жило семейство Сильвестра Петровича.
491
Ванятка не впервой ходил этим путем и всегда отво¬
рачивался и не глядел на высокий тын, из-за которого
слышал зычные голоса офицеров, князей и иных
свитских. Пусть себе девы про него и не вспоминают.
Вскорости они такое услышат, что ахнут, да только поз¬
дно будет; он все едино к ним не пойдет, не таков
уродился, чтобы в барские хоромы лезть. Свитских да
челяди нынче хватает в ихнем дому, по-иному живут... А
Верунька с Иринкой еще пожалеют, небось локти грызть
станут...
Выйдя на Двину, Ванятка сразу забыл о покинувших
его “девах": корабельный флот, вытянувшись большою
дугою, стоял на якорях неподалеку от берега. Карбасы,
лодьи, струги, речные насады — со всех бортов обле¬
пили суда; матросы с криками втаскивали на палубы ку¬
ли, бочки, коробья, тянули на канатах малые и большие
пушки, ядра в сетках, порох в деревянных сундуках. Ма¬
ленькие посудинки с корабельными офицерами быстро
сновали на веслах между судами; офицеры, в черных
треуголках, в зеленых Преображенских кафтанах с отво¬
ротами, в белых перчатках, при шпагах, легко взбегали
по трапам. На некоторых судах тянули, проверяя перед
походом, снасти, на других легко постукивали деревян¬
ные молотки конопатчиков, на третьих капралы и боц¬
маны делали с матросами учения. Двина кипела жизнью,
и Ванятке было весело думать, что скоро он тоже будет
на корабле и выполнит свое нерушимое решение.
К Воскресенской пристани то и дело подходили ма¬
лые посудинки и шлюпки, но от "Святых Апостолов",
как нарочно, долго никто не шел, и Ванятка стал было
подумывать, не добраться ли до флагмана с другого суд¬
на, как вдруг о бревна причала стукнулся борт большой
шлюпки, и рулевой, встав на банку, крикнул:
— Кому на "Апостолов"? Живо!
Ванятка подошел поближе, сказал:
— Мне на "Апостолов".
— А ты кто ж такой будешь? — спросил матрос, ве¬
село глядя на Ванятку и скаля белые зубы.
— Рябова, кормщика, сын буду.
—Ивана Савватеевича?
— Его.
— Вон ты кто таков!
— Да уж таков.
— А звать тебя как?
— Звать меня Иваном.
492
— Выходит, Иван Иванович?
Ванятка смутился и промолчал.
— К батьке, что ли, надо? — опять спросил матрос.
— К нему.
— А он на "Апостолах*' ли?
Другой матрос — загребной — сказал, откусывая от
ржаного сухаря:
— Где ж ему быть, Ивану Савватеевичу? На эскадре.
Садись, Иван Иваныч, доставим.
Ванятка спустился в шлюпку, спросил:
— На лавку, что ли, садиться?
— Лавка, друг, в избе осталась, а у нас, по-флотско-
му, — банка называется, — наставительно сказал за¬
гребной.
Ванятка чуть покраснел и, поглядывая на матроса с
сухарем, уселся и развязал свой узелок. На него, по всем
признакам, напал тот самый едун, о котором давеча
говорила бабинька Евдоха.
— Ишь каков наш Иван Иваныч! — сказал совсем
молодой матрос с курносым и веснушчатым лицом. —
Запасливый дядечка. Чего-чего у него только нет!
— Тут на всю кумпанию станется закусить! — ра¬
душно предложил Ванятка. —Угощайтесь...
Но матросы не стали угощаться Ваняткиными запа¬
сами, сказав, что им идет свой харч от казны и того ка¬
зенного харча за глаза довольно.
Сверху, с пристани, знакомый голос окликнул:
— С ‘Апостолов", ребята?
И Сильвестр Петрович, уже без костыля, только с
тростью, спустился в шлюпку.
— Вот тут кто! — удивился он и, сев рядом с Ванят¬
кой, взял его жесткими пальцами за подбородок с ямоч¬
кой. — Ну, здорово, крестник. Оботри-ка, брат, лик —
весь в твороге...
Ванятка покорно утерся.
Шлюпка отвалила от Воскресенской пристани и ход¬
ко пошла к флагманскому кораблю эскадры, который
стоял на двух якорях посередине сверкающей под сол¬
нечными лучами Двины.
— Что ж в гости не ходишь? — спросил Сильвестр
Петрович. — Веруньку да Иринку навестить. Ты — му¬
жик. Тебе бы дев и почтить приходом первому.
Ванятка подумал, промолчал насупившись.
493
Сильвестр Петрович поинтересовался, зачем Ванятке
на корабль, —тот опять промолчал. Иевлев внимательно
вгляделся в густо румяное, дышащее здоровьем лицо
мальчика, задал еще несколько хитрых вопросов и мгно¬
венно разгадал Ваняткино тайное и нерушимое реше¬
ние.
По трапу они поднялись вместе, рука об руку вошли
в большую адмиральскую каюту, убранную цветастыми
кожами и бронзой. Здесь, над большой картой, сидели
царь и Федор Матвеевич Апраксин. Оба они были без
кафтанов: царь — в белой рубашке, Апраксин — в ши¬
том серебряными узорами камзоле. Сильвестр Петрович
посадил Ванятку поодаль, в кресло, открыл перед ним
слюдяное окно, дал ему в руки подзорную трубу —
смотреть куда захочет — и велел помалкивать. Ванятка,
непрестанно и смачно жуя из своего узелка, стал смот¬
реть в удивительную трубу, тихонько при этом ахая от
восторга, а Иевлев сел близко к царю, наклонился к
нему и сказал, улыбаясь синими глазами:
— Вот, государь, моряк будущего флота Российского.
Сбежал из отчего дому, дабы уйти с флотом в море. Хи¬
тер парень, да и мы не лаптем щи хлебаем...
Царь боком взглянул на Ванятку, спросил коротко:
— Чей такой?
— Рябова кормщика сын, а мне крестник.
Оторвав усталый взгляд от карты, Апраксин произ¬
нес:
— Он не един, Сильвестр Петрович. Отбою нет от
волонтеров. Солдат палками сгоняем, а здешние жите¬
ли — двиняне и поморы —приходят на корабли, просят
взять в матросы. В Поморье —колыбель матросам кора¬
бельного флота. И успешно справляются с новым для
себя и трудным делом.
Петр задумчиво сказал:
— Добро! Располагаем мы в недальние времена на¬
брать отсюда двинян да беломорцсв для нашего кора¬
бельного флота не мене тысячи людей, дабы из них ядро
образовать истинных матросов...
— Не только матросов, но и офицеров, государь! —
сказал Апраксин. —Немедленно же надобно некоторых
юношей в навигацкое училище препроводить. Вот даве¬
ча Сильвестр Петрович поминал убитого шведами Мит¬
рия Горожанина, а таких, как он, и в живых поныне не¬
мало...
494
— Пиши им реестр! — велел Петр. — Быстро надо¬
бно делать; от Архангельска ныне же и отправим. Время
дорого, после некогда будет.
Он налил себе кружку квасу, выпил залпом, велел
позвать кают-вахтера. За дверью послышались пререка¬
ющиеся голоса, испуганный шепот; высунулась чья-то
усатая голова:
— Кого, кого?
— Кают-вахтера! —сердясь, приказал Петр.
Опять зашептались, забегали. Апраксин, скрывая
улыбку, крикнул:
— Филька!
Тотчас же вошел парень в рубахе распояской, с
чистым взглядом веселых глаз, русоволосый, босой.
— Запомни, Филька, — строго сказал Апраксин. —
Кают-вахтер есть ты, Филька. Понял ли?
— Слова-то не наши, легко ли... —ответил Филька.
Апраксин повернулся к царю:
— Моряки —лучше не сыскать, а с иноземными сло¬
вами трудно. Звали бы по-нашему —денщик, плотник!
— Не дури! —велел Петр. И приказал кают-вахтеру
Фильке: — Сходи за царевичем, чтобы сюда ко мне шел.
Филька, поворотившись на босых пятках, убежал.
Петр подозвал к себе Ванятку. Тот со вздохом оторвался
от трубы, нехотя слез с кресла. Царя в лицо он не знал,
потому что в тот день, когда было у кормщика раскинуто
застолье, угорел от табака, что курили гости, и все пере¬
путалось в его голове —мундиры, усы, шпаги, кафтаны,
камзолы, пироги, кубки. Запомнилось только, как Таисья
наутро сказала кормщику:
— Ну, Иван Савватеевич, неси денег хоть пятак.
Проугощались мы.
Отец тогда почесал затылок, пошел доставать пятак...
— Знаешь меня? —спросил Петр, когда Ванятка,
держа в руке трубу, остановился перед ним.
— Не знаю.
— Я у твоего батюшки в гостях был.
— Много было! — сказал Ванятка, вертя в руках
медную трубу. — И полковники были, и енералы были,
и шхиперы были, и сам царь был...
— Про царя-то небось врешь?
— То-то что не вру.
— Ну, а не врешь, тогда по делу говорить будем. Вы¬
растешь большой — кем станешь?
495
— Я-то, что ли?
— Ты.
— А моряком стану.
— Корабельным али рыбачить пойдешь?
Ванятка заложил за щеку последний кусок шаньги,
подумал, ответил сказкой, что сказывала бабинька.
— Вырасту как надо, пойду к царю в белокаменны
палаты, поклонюсь большим обычаем, попрошу его, на¬
шего батюшку: "Царь-государь, ясное солнышко, не ве¬
ли казнить, вели миловать, прикажи слово молвить: дед
мой Савватий кормщиком в море хаживал, отец мой
Иван на твоей государевой службе, прикажи и мне на
большом корабле в океан-море идти..."
Петр широко улыбнулся, потянул Ванятку к себе,
сжал его коленями, спросил потеплевшим голосом:
— Кто обучил тебя, рыбацкий сын, как с царем го¬
ворить?
— А бабинька Евдоха! —дожевывая шанежку, отве¬
тил Ванягка и продолжал: — И поцелует меня царь-го¬
сударь, ясное солнышко, в уста сахарные, и даст мне в
рученьки саблю вострую, булатную, и одарит меня каз¬
ной несчетною...
Царь захохотал громко, крепко сжимая Ваняткино
плечо, сказал:
— Быть тебе моряком, парень; подрасти только ма¬
ленько...
Дверь заскрипела. По лицу Петра скользнула тень;
он оттолкнул от себя Ванятку и велел:
— Иди вот —с царевичем поиграй. Идите на шкан¬
цы али на ют, пушки там, всего много — походите...
Идите оба, поиграйте.
— Трубу-то с собой брать али здесь оставить? —
спросил Ванятка, и было видно, что не может уйти без
трубы.
— Бери, бери, с собой бери! —с готовностью сказал
Петр. — И трубу бери, и что там еще есть. Сильвестр
Петрович, дай им по мушкету, сабли дай...
У Ванятки от восторга совсем зарделось лицо; он по¬
вернулся к бледному мальчику, который, свеся длинные
руки, стоял рядом, толкнул его локтем, чтобы тот понял,
каково ладно им сейчас будет, но мальчик даже не поше¬
велился.
Ванятка и Алексей вышли с Иевлевым. Петр долго
сидел молча, потом, глядя в окно, шепотом произнес:
496
— О господи преблагий, казнил ты меня сыном!
— А? —спросил Апраксин, отрываясь от карты.
— Считай, меряй! — ответил Петр, думая о сво¬
ем. — Считай, Федор Матвеевич; нынче нам ошибиться
никак невозможно.
2. Царевич Алексей
Оставшись вдвоем с Алексеем, разглядывая писто¬
лет, Ванятка спросил:
— Слышь, Алеха, а пошто тебя царевичем дразнят?
— Я и есть царевич...
Ванятка усмехнулся:
— Врал бы толще. Коли ты царевич, я — царь.
Он взял курок пистолета, прицелился в мачту, сказал
басом:
— Как стрельну!
Корабль едва заметно покачивался. Двина сверкала
так, что на нее больно было смотреть. Кругом на флаг¬
манском судне шли работы; матросы поднимали на бло¬
ках дубовые пушечные лафеты, запасные реи, сложен¬
ные и связанные паруса. Широко и вольно разливалась
над рекою песня; настойчиво, весело, вперебор перес¬
тукивались молотки конопатчиков; с лязгом бухали мо¬
лоты корабельных кузнецов. К "Святым Апостолам" то
и дело подваливали струги, шлюпки, карбасы; казалось,
что грузы более некуда будет принимать, но бездонные
трюмы все еще были наполовину пусты. От яркого сол¬
нечного света, от серебристого блеска Двины, от всех
этих бодрящих шумов большого и слаженного труда Ва¬
нятке хотелось бегать, лазать по трапам, прыгать и радо¬
ваться, как радуется теленок на сочной весенней траве,
но мальчик, с которым ему велено было играть, сидел
неподвижно, щурился и молчал.
— Не пойдешь корабль смотреть? —спросил Ванятка.
— А чего на нем смотреть?
— Во, сказал! Чего смотреть! Пушки, как где на ка¬
натах тянут, поварню...
Он лукаво улыбнулся:
— Может, там пироги пекут, нам поднесут...
Алексей жестко приказал:
— Сиди здесь.
— Тогда давай в трубу глядеть!
498
—- Не надобна мне труба твоя...
— Не надобна? Труба не надобна? — изумился Ва¬
нятка. — Да ты только раз в ее глянь — не оторвешься.
Ты погляди-кось, чего в нее видно...
— Не липни! — велел Алексей.
— Ну и... нужен ты мне больно!
И Ванятка сам стал смотреть в трубу, спеша нагля¬
деться вволю, пока никто не отобрал дивную машину.
Но одному все-таки смотреть было не так интересно, и
Ванятка начал вертеться, ища случай уйти с драгоценной
трубой куда-нибудь подальше — к другим ребятам.
— Чего крутишься? —спросил Алексей. —Сиди,
как я сижу.
У Ванятки сделалось скучное лицо. Оба сидели на
бухте каната рядом, смотрели вдаль. Над Двиною, над
малыми посудинками и большими кораблями с криками
носились чайки. Мимо, по шканцам, то и дело проходили
какие-то дородные, пузатые бояре, низко, почтительно,
даже с испугом кланялись Алексею. Тот, глядя мимо них,
не отвечал, а одному скроил поганую гримасу и показал
язык. Другой боярин — жирный, рыхлый, с висячими
мокрыми усами — подошел с поклоном поближе, поце¬
ловал царевичу руку, спросил о здоровье, сказал, что на
Москве-де нынче благодать, не то что в сем богом прок¬
лятом Архангельске. Царевич не ответил, боярин ушел с
поклоном, пятясь.
— Поп ты, что ли?
— Поп? —удивился Алексей.
— А коли не поп, —для чего он к твоей руке-то при¬
кладывается?
Алексей усмехнулся с презрением.
— Архангельск ему плох! —обиженно сказал Ванят¬
ка. — Богом проклятый! Вон у нас река какая, двор Гос¬
тиный, корабли. Облаял город, а пошто?
Подумал и добавил:
— Пойду я от тебя. Пойду... Чего так-то сидеть?
— Ну куда ты пойдешь? — с сердитой тоской, по¬
вернувшись к Ванятке всем своим длинным белым ли¬
цом, спросил Алексей. —Чего тебе надо? Сидим, и лад¬
но. Еще навидаемся. Качать будет, море с волнами,
скрипит, шумит...
Его передернуло; он хрустнул пальцами, ссутулился,
как старик, опять заговорил:
— Крик, шум, бегают все, покою никакого нет. Для
чего оно, море? Ну, вода и вода, кому надо, —пускай по
морю и ездит, а мне для чего?
499
Ванятка круглыми глазами смотрел на Алексея, не
понимая.
— Спи, велит, на корабле, обвыкай! А как тут спать,
когда он так и ходит, корабль сей проклятый? Так и
трясет его, так и качает...
Царевич все говорил и говорил, хрустя пальцами, а
Ванятка перестал слушать, стал следить за тем, как мат¬
росы на блоках поднимали на корабль шлюпку. От
тихого голоса царевича, от того, как хрустел он пальцами
белых рук, как по-старушечьи поджимал губы, Ванятке
тоже сделалось тоскливо. Он поднялся, чтобы уйти, но
Алексей вдруг ногтями больно ущипнул его за ногу и
велел с визгом в голосе:
— Сказано — сиди!
— Да ты почто щиплешься? — рассердился Ванят¬
ка. — Ты, парень, как обо мне думаешь? Я тебя так щип¬
ну, что ты за борт канешь, одни пузыри вверх пойдут...
— Щипнешь — тут тебе голову и отрубят! — отве¬
тил Алексей.
— Голову?
— Напрочь отрубят! И на рожон воткнут! Щипни,
спробуй!
— Не забоюсь!
— А вот и забоялся!
Ванятка сбычился, склонил кудрявую голову набок,
крепко сжал кулаки. Алексей стоял перед ним — высо¬
кий, с волосами до плеч, белолицый, злой, — и кто
знает, что бы случилось дальше, не появись в это время
на шканцах кормщик Рябов. Спокойным шагом подошел
он к мальчикам, положил руку на плечо сыну, повернул
Ванятку к себе.
— Ступай-ка, детка, домой! —велел он ровным и до¬
бродушным голосом. —Ступай, лапушка. Мамка там об
тебе убивается, бабинька Евдоха плачет... Идем, на
шлюпку отведу, идем, сынушка...
Алексей дернул Рябова за рукав, крикнул:
— Ему наказано при мне быть, при моей особе!
— Так ведь он, господин, тебя поколотит...
— А поколотит — казнят его!
— Для чего же мне оно надобно? —усмехнувшись,
ответил Рябов и снова обратился к Ванятке: — Нет, сы¬
нушка, быть по-моему. Пойдем!
Алексей топнул ногой, Рябов словно бы и не заметил
этого. Не торопясь отвел он сына к трапу и, с ласкою
глядя в его полные гневных слез глаза, тихо заговорил:
500
— Ладно, деточка, ладно. Ты его лучше, ты его сме¬
лее, ты его сильнее, да ведь недаром сложено, что и
комар коня свалит, коли волк пособит. Он — комар, да
за ним волков сколько! Иди, детушка, домой, да не тужи,
подрастешь маненько — пойдем с тобою в море на боль¬
шом корабле, паруса подымем...
— Решение-то мое, тятя, нерушимое, — плача круп¬
ными слезами, сказал Ванятка.
— Что оно за решение?
— Нерушимое — на корабле с тобою идти!
— Пойдешь, голубочек, пойдешь! — успокоил Ря¬
бов. — Не нынче, так скоро. И будет из тебя добрый
моряк, поискать таких моряков. И нерушимо твое
решение, нерушимо...
Он спустился вместе с сыном по трапу, посадил его
в шлюпку, дал ему целую копейку на гостинцы и долго
махал рукою, стоя у корабельного борта.
3. На богомолье!
Вечером город Архангельск провожал государев
флот. К двинскому берегу в карете, подаренной Петром,
приехал Афанасий, но выйти на пристань но слабости
уже не мог. Отходящим кораблям салютовали пушки,
громко и торжественно звонили колокола. С иноземных
торговых судов внимательно смотрели на цареву яхту в
подзорные трубы, архангельские иноземцы-негоцианты
во главе с консулом Мартусом переговаривались:
— Вот его миропомазанное величество — в скорб¬
ном для моления платье.
— К Зосиме и Савватию отправляется.
— Сие надолго. Русские цари любят молиться.
— Но зачем целым флотом? —Они говорят, что так
угодно богу.
Афанасий в последний раз помахал рукою кораблям;
они уходили один за другим, попутный ветер надувал
белые паруса. Но у Новодвинской цитадели флот вновь
встал на якоря. Под покровом темной августовской ночи
тайно, без огней и разговоров, начали принимать на суда
преображенцев, матросов, стрельцов, пушкарей. Люди
поднимались по трапам молчаливой чередою, корабель¬
щики разводили их в назначенные места, где уже были
приготовлены котлы с масляной кашей, бочки квасу, су¬
хари на рогожках.
501
На “Святых Апостолах" у трапа стоял сам Петр Алек¬
сеевич с Иевлевым, Апраксиным и Меншиковым. Пре-
ображенцы даже в темноте узнавали царя. Меншиков,
не успевший за хлопотами поужинать, точил крепкими
зубами сухую баранку. Иевлев и Апраксин, стоя по¬
одаль, негромко переговаривались. Дул теплый попут¬
ный ветер. Крупные яркие звезды смотрели с неба на
эскадру, на карбасы, с которых шли люди, на валы и
башни крепости. Пахло смолою; иногда ветер доносил с
берегов запахи сухих трав. Было слышно, как Петр по¬
рою спрашивал:
— Чьи люди?
Из темноты отвечали:
— Князь Мещерского, государь, полку!
— Князь Волконского полку!
— Кропотова, государь!
— Гляжу — и не верю! —тихо сказал Апраксин
Иевлеву. — Истинно дожили. Флот. И немалый кора¬
бельный флот.
Петр издали спросил:
— Господин адмирал, не довольно ли? Четыреста
душ приняли...
— Пожалуй, и довольно! — ответил Апраксин.
— Чего довольно? — откуда-то из темноты спросил
Рябов. —Еще сотни две можно взять. Не лодья, я чай, и
не карбас, — корабль!
Боцман Семисадов считал:
— Четыреста шесть, четыреста семь, четыреста во¬
семь, — давай, ребята, веселее...
На рассвете эскадра миновала шанцы и вышла в от¬
крытое море.
В адмиральской каюте стрелецкий голова Семен Бо¬
рисович, вновь назначенный исправлять прежнюю свою
должность, рассказывал царю подробности битвы под
стенами Новодвинской крепости. Сильвестр Петрович
сидел отворотясь; лицо его горело от волнения. Егорша
Пустовойтов, стоя неподалеку, добавлял то, что не было
известно стрелецкому голове. Иногда вставлял свои за¬
мечания и Аггей. Петр слушал с жадностью, болтал
ногою в блестящем ботфорте, посасывал давно потух¬
шую голландскую трубочку. Потом отворотился к ок¬
ну — там, за кормою несущегося под всеми парусами
флагманского судна, четким, красивым строем, вся в
мелких, сверкающих под солнцем брызгах, шла эскад¬
ра — корабли, фрегаты, яхты.
502
— Идем флотом! — сказал Петр Алексеевич. —
Морским флотом. Седловаты еще корабли наши, многое
в них куда как не совершенно, а все же эскадра. Не азов¬
ский поход, иначе все нынче...
Попозже Сильвестр Петрович поднялся на шканцы,
к Рябову, который в белой, сурового полотна, рубахе, с
расстегнутым воротом, в кафтане, накинутом на плечи,
стоял возле корабельного компаса. Увидев Иевлева, он
широко улыбнулся, сказал:
— Слышал, слышал, Сильвестр Петрович. Контр-ад¬
мирал флоту Российского! Большое дело. Застолье надо¬
бно для сего случая раскинуть ден на пять, а то и на всю
неделю... Рад я за тебя, господин Иевлев...
Подошел, постукивая новой березовой деревяшкой,
Семисадов, поздравил Сильвестра Петровича с царской
милостью — вся команда узнала нынче, кто контр-ад¬
мирал флота, поздравили еще ребята в лихо посаженных
вязаных шапках. Обветренные лица с лупящимися но¬
сами весело улыбались, крепкие мозолистые, просмо¬
ленные руки пожимали руку Иевлева. Кто-то басом ска¬
зал:
— Ты построже, Сильвестр Петрович; мы народ не¬
послушный. А за бешеным стадом не ангелу пастырем
быть, то всем ведомо...
Матросы засмеялись, Иевлев отмахнулся, пошел по
кораблю смотреть порядок. Веселый соленый морской
ветер свистел в снастях; корабль покачивало; равномер¬
но поскрипывал корпус судна, остро пахло смолою,
пеньковыми канатами, водорослями. На баке матросы
пели песню. Иевлев остановился, прислушался:
Как во городе во Архангельском,
Как на матушке, на Двине-реке,
На Соломбальском тихом острове
Молодой матрос корабли снастил.
"Вот и песни про нас сложены", — подумал Силь¬
вестр Петрович.
Как во городе во Архангельском
Я останусь без матросика,
Люба-люба моя, разлюбушка,
Молодой матрос, шапка вязана.
Шапка вязана, шпага черная,
Глаза синие —парус бел,
Пушки медные, снасть пеньковая.
Молодой матрос, не забудь меня...
503
Сильвестр Петрович набил трубку черным табаком,
подошел к обрезу, в котором тлел корабельный фитиль,
закурил.
Кто-то сзади дотронулся до его локтя — он обернул¬
ся. Рябов со странным лукаво-сердитым лицом сказал
Сильвестру Петровичу на ухо:
— Мой-то пострел чего сотворил...
— А чего?
— Сын богоданный, Иван...
— Здесь он, что ли? —догадался Сильвестр Петрович.
— Здесь, чертенок. И как взобрался, никто не видел.
Что теперь делать?
У Сильвестра Петровича дрожали губы — не мог
сдержать улыбку. Улыбался и Рябов, но глаза глядели
озабоченно.
— Отодрал бы как Сидорову козу, да рука не под¬
нимается, — сказал он. —Я в прежние времена так же
на лодью удрал к батюшке, и хватило же дурости — об
том Ваньке поведал. Теперь и спрос короток...
— Как на Соловки придем, отдашь парня монахам, они
домой доставят, — посоветовал Сильвестр Петрович.
Рябов сердито крикнул:
— Еще раз уйдет! Нерушимое его решение, теперь
хоть убей — по-своему сделает...
— А что он сейчас?
— Да что, —ничего! Сидит в трюме, сухарь точит.
— Не укачался?
— Будто нет...
Сильвестру Петровичу опять стало смешно.
— Ты не горюй, Иван Савватеевич! —сказал он. —
Таисье Антиповне отпишем с Соловков; будет малый
при тебе. Ты у штурвала, он с тобой, пусть привыкает к
морскому делу. А со временем отошлем на Москву, в
навигацкую школу.
Рябов взглянул в глаза Иевлеву, тихо сказал:
— Кабы так дело шло, а то ведь иначе повернется.
Солдат тайно брали, для чего? Не для богомолья же,
Сильвестр Петрович? Крутую кашу завариваем, чую...
Ну да ладно, что там...
К сумеркам Ванятка стоял рядом с отцом у штурвала.
Лицо его покраснело от ветра, глаза слезились, но он
стоял твердо, по-отцовски, и так же, как кормщик,
щурил зеленые глаза...
— А царевича ты не робей! —тихонько говорил Ря¬
бов сыну. — Он небось наверх и не выйдет, на море и
504
не взглянет. Укачался Алеха. А как стишает, ты иди к
солдатам в трюм, они не обидят.
— Кормить-то дадут? — осведомился Ванятка.
— Должно, дадут.
— То-то. Мне вот брюхо подвело.
Ужинали отец с сыном из одной миски — хлебали
щи, заедали сухарем. Рядом стоял боцман Семисадов,
удивлялся:
— Справный едок твой-то парень. Ежели приметам
верить, долго жить на море станет. Я в его годы тоже не
дурак был хлебца покушать, да куда мне до него, твоего
сынка...
Дружно — не грузно, а один у каши за-
гинет.
Пословица
Глава двадцать вторая
1. В Соловецкой обители
10 августа флот стал на якоря у Заяцкого острова.
Петр с сыном Алексеем, с графом Головиным, с Меньши¬
ковым и командирами полков съехали молиться в оби¬
тель, над которой неумолчно гудел колокольный звон в
честь царева прибытия, а Иевлеву и Апраксину велено
было выйти в море и, разделив корабли на две эскадры,
повести длительное потешное сражение. Корабли дели¬
ли жребием.
Свитские бояре, кудахча от страха, еще рассажива¬
лись в шлюпки —идти к берегу, а на судах обеих эскадр
уже начиналась та напряженная работа, которая всегда
предшествует крупным маневрам или сражению. Кораб¬
ли Сильвестра Петровича подняли синие кормовые фла¬
ги, эскадра Апраксина — белые. Иевлев в контр-адми¬
ральском мундире, при шпаге, в треуголке медленно
прохаживался по шканцам. Апраксин оглядывал со сво¬
его флагманского корабля хмурые берега острова, суету
на судах синего флота, улыбался и вздыхал: с Иевлевым
даже в шутку сражаться было нелегко.
После всенощной баталия началась.
Пушечная раскатистая пальба всю ночь беспокоила
обитель, мешала спать, будоражила монахов. Братия из
бывших воинских людей —отец оружейник, отец поро-
ховщик, отец пушечник далеко за полночь торчали на
монастырской стене, переругивались друг с другом,
бились об заклад, кто победит — синие или белые. Мо¬
настырские копейщики лаяли друг друга непотребными
голосами; игумен разогнал их по кельям посохом, при¬
говаривая:
— Ишь, воины, ишь развоевались!
Утром с башни монастыря Петр в трубу оглядывал
маневры кораблей и радовался хитростям обоих адми¬
ралов. Море ярко сверкало под солнцем; корабли дви-
506
гались величественно, словно лебеди; красиво серебри¬
лись круглые дымки пушечных выстрелов; ветер разве¬
вал огромные полотнища флагов.
— Что ж, нынче и не совестно на Балтике показать¬
ся! — неторопливо произнес Федор Алексеевич. —Как
надо обстроились...
507
— Вздоры городишь! — оборвал Петр. — Мало еще,
ох, мало!..
— Строят, мин герр, не торопясь, не утруждаючи
себя, поддержал было Меншиков. — Истинно говорю,
чешутся, дела не видать быстрого...
Петр повернулся к Александру Даниловичу, сказал с
бешенством:
— Ты больно хорош! Для чего, собачий сын, и ныне
монастырь обобрал? Что, тебе монаси спать не дают?
Всего тебе, дьяволу, мало! Сколь сил кладу, дабы сих мо-
насей работать заставить, а ты им безделье сулишь и за
то с них тянешь! Черт жадный; я тебе золото твое в ут¬
робу ненасытную вгоню!
Размахнувшись, он ударил Меншикова подзорной
трубой по голове с такою силой, что из оправы вы¬
скочило одно стекло и, подпрыгивая, покатилось по кам¬
ням башни. Александр Данилович наклонился, поднял
стекло, проворчал:
— Возьми, мин герр Питер. Потеряешь — опять я
бит буду!
И пожаловался Головину:
— Во всяком деле моя вина, а что полезное делаю, —
того никому не видно...
— То-то бедняга! —сердито усмехнулся Петр и стал
опять смотреть на далекие корабли.
Весь день он провел на башне, только ко всенощной
сходил в собор и, растолкав монахов на левом клиросе,
запел с ними низким, густым басом. Здесь было холодно
и сыро. Петр Алексеевич поеживался, потом вдруг стя¬
нул с головы графа Головина парик, напялил на свои
кудри и опять стал выводить низкую ноту, смешно от¬
крывая рот. А плешивый Головин косился на царя и
руками поглаживал стынущую лысину. В монастырской
трапезной вместе с монахами Петр со свитою поужинал
рыбными щами и вновь отправился на башню, томясь в
ожидании вестей. Ночью он спал беспокойно, часто
вскакивал, садился на подоконник, жадно вдыхал морс¬
кой воздух, спрашивал:
— Данилыч, спишь?
Тот, подымая голову от кожаной дорожной подушки,
дерзко огрызался:
— Хоть бы очи дал сомкнуть, мин герр! Ей-ей, ум за
разум у меня заходит от сей жизни. Днем колотишь,
ночью спать не велишь...
— Ну, спи, спи! —виновато басил Петр.
508
И шел в соседнюю келью — говорить с Головиным.
Тот не спал — сидел в длинной шелковой рубашке на
лавке, расчесывал голую жирную грудь, удивлялся:
— Не спишь, государь? А надо бы! Ты, государь, мо¬
лод, тебе сон наипервеющее дело. Давеча поглядел на
тебя — глаза красные, сам весь томишься. Беречься на¬
добно...
Петр вздыхал по-детски:
— Нету сна, Алексеич! Нету!
— А ты тараканов считай, —советовал, уютно позе¬
вывая, Головин. —Один таракан да два таракана —три
таракана. Три таракана — да к ним один таракан — че¬
тыре. Четыре да еще таракан — вот тебе и пяток. С сим
и заснешь. Я в твои-то годы никак до дюжины не до¬
считывал...
Царь вдруг рассердился:
— Спать все горазды. Выдумали дьяволы ленивые:
едут в тележке в дальний путь — не спят. А на место
приехали —и повалятся. Ныне велю: спать в пути, а как
куда доехал, —справляй дела...
— По нашим-то дорогам не больно поспишь...
— А ты не робей! — жестко сказал Петр. — Рем¬
нями пристегнись к возку, чтобы не вывалиться, и тара¬
канов своих считай. Дела, Алексеич, больно много у нас,
а спим —будто все переделали...
Он говорил сердито и видел, что Головин в сумерках
улыбается, но не с насмешкою, а с грустью и с какою-то
странной, не свойственной ему умиленностью.
— Что смешного-то? — резко спросил Петр.
— Смешного? —удивился Федор Алексеевич. —
Что ты, государь. Я вот слушаю тебя и думаю,— трудно
тебе, а?
Так миновало еще четыре дня. На пятый в келью,
которую занимал Петр, вошел высокий, решительного
вида, распухший от комариных укусов офицер и, пок¬
лонившись, вынул из-за обшлага бумагу. Там были на¬
писаны всего два слова: "Идти возможно".
Петр, счастливо глядя на офицера, велел подать ему
кружку двойной водки — крепыша. Офицер стоял пря¬
мо, развернув широкие плечи; взор его светился ярост¬
ным обожанием.
— Сей крепыш пить тебе за успех некоторого извес¬
тного нам дела, — твердым молодым голосом произнес
Петр, — и пить до дна.
509
Офицер, не отрывая взгляда от Петра, перекрестился
и единым духом выпил всю кружку. Меншиков поднес
ему крендель. Он крендель бережно спрятал за пазуху,
поклонился как-то странно набок и стал оседать. Алек¬
сандр Данилович с дежурным денщиком его подхватили.
— Со всем бережением и с честью уложить!— велел
Петр. — Он ни в чем не повинен; кое время не спал,
славно исполнил долг свой...
И приказал палить из монастырской башенной пуш¬
ки трижды, дабы флот становился на якоря.
Меншиков пошел на башню.
Петр догнал его, дернул за рукав, сказал с восторгом
в голосе:
— Нынче же и выйдем, слышь, Данилыч!
— Да уж вижу! — ответил Меншиков все еще оби¬
женным голосом.
Тысячи чаек носились над монастырскими стенами,
кричали, падали отвесно в воду. Толкая друг друга пле¬
чами, Петр и Меншиков забили в ствол заряд, долго
прибивали ржавым пробойником пыж. Тощий монах с
длинной бородой держал в руке тлеющий фитиль. Петр
подсыпал в затравку пороху, монах-пушкарь спросил:
— Благослови, государь, палить?
— Благословляю! —усмехнулся Петр.
Пушка пальнула три раза; флагманский корабль от¬
ветил условным сигналом —два выстрела и погодя еще
два. Флот пошел к острову — принимать государя.
Прощаясь, Петр говорил архимандриту:
— Монасей, отче, никуда из обители не отпущай. До¬
лгоязычны больно, наболтают чего не след. И в соборе
служите, якобы я здесь, а ежели кто засомневается, — с
тем построже. Здесь, дескать, государь. Обитель, вишь,
раскинулась — спасается со схимниками либо на иной
островишко отъехал. Особливо берегись, отче, праздно
болтающих.
Монахам руку дл.я целования не дал, крикнул сер¬
дито:
— Рано прощаетесь! Я в море до утра, долго у вас
буду...
После всенощной он уже был на "Святых Апосто¬
лах", выспрашивал подробности потешного сражения,
хохотал, откидывая назад голову, дразнил горячившихся
Апраксина и Сильвестра Петровича. Оба адмирала так
510
загорели за эти дни в море, что Меншиков назвал их
арапами.
Памбург, сидя рядом с Петром, говорил ему по-не¬
мецки шепотом:
— Не нахожу слов, чтобы выразить мое удоволь¬
ствие службою под командой столь доблестных адмира¬
лов. Они еще не слишком опытны, и немало им предс¬
тоит изучить в морском искусстве, но бог наделил их
острым умом, храбростью, хитростью и силою воли.
Варлан кивал лохматым париком, пил пиво, хвалил
матросов.
... К вечеру 16 августа эскадра встала на якоря перед
Усольем Нюхчей. Часть кораблей Петр приказал сосре¬
доточить под горою Рислуды, часть привел к Вардер-го-
ре. Здесь флот уже ждал адмирал Крюйс, серый от лихо¬
радки. Петр с ним расцеловался, сказал, кивнув головой
на Апраксина и Сильвестра Петровича:
— Справились, дошли. Вот Федор, вот Сильвестр, да
шхипером на эскадре Рябов, кормщик.
Адмирал Крюйс медленно поднял взор, поправил
крупные кольца парика, сказал голосом негромким, но
исполненным скрытой силы:
— Я льщу себя надеждой, государь, ваше миропома¬
занное величество, что в недалеком будущем, когда глав¬
ные части флота будут на Балтике, мне удастся послу¬
жить России вместе с моими молодыми собратьями
господами Иевлевым и Апраксиным. Я надеюсь также,
что многое дурное, к сожалению слышанное мною об
иностранцах, рассеется со временем...
— Ну, ну! — не глядя на Крюйса, сказал Петр. —
Ну, ну, чего там. У нас, Корнелий Иванович, доброму
человеку все —и почет и чины, не поскупимся...
Всю ночь лил обильный, шумный дождь; на рассвете,
не ожидая, пока просохнет земля, приступили к выгруз¬
ке. Матросы, солдаты, пушкари, офицеры, монастыр¬
ские мужики, надсаживаясь, со страшным трудом выво¬
лакивали из липкой тундровой грязи тяжелые дубовые
лафеты, пушечные стволы, бочки с мукой, с соленой
рыбой, с сухарями, нагружали на сотни телег, поданных
к самому берегу, о который разбивалась мутная морская
вода. Телеги тут же вязли, лошади хрипели, валились в
грязь. Меншиков босой (эдак было легче), в закатанных
портках, своею рукою наказывал недогадливых, неради¬
вых, ругался с десятскими, потом вдруг распорядился
строить дощатый помост. Выгрузку остановили, навели
511
мостки для телег. Петр, надрывая горло, голодный, об¬
росший щетиной, сам установил черед, — дело пошло
потолковее. Кони перестали падать, подводы вязнуть.
Неподалеку от новой дощатой пристани, на сухом
пригорке плотники под руководством Сильвестра Пет¬
ровича делали салазки и катки под те фрегаты, которые
должны были отправиться волоком. Петр побывал и
здесь, аршином померил каток: выставив вперед ниж¬
нюю челюсть, подумал, потом кивнул:
— Ин ладно!
Огромная его фигура в коротком кафтане, в ботфор¬
тах, голова с черными, висящими вдоль лица мокрыми
волосами, то возникала на кораблях возле выгружаемых
трюмов, то шел он к берегу, стоя в шлюпке, то, про¬
валиваясь в грязь выше колен, промерял шестом место
для выгрузки войск. Так же страстно, самозабвенно, и
притом еще весело, с заковыристыми прибаутками и ру¬
ганью работал Александр Данилович. Встречаясь в этот
день то на берегу, то на кораблях, они ничего друг другу
не говорили, только переглядывались да поплевывали,
посасывая свои трубки.
Вернувшись незадолго до обеда на флагманский ко¬
рабль, Петр умылся, переоделся в сухое белье, кликнул
цирюльника. Филька, кают-вахтер, принес ему на подно¬
се стаканчик водки и крендель с тмином; он выпил,
зябко передернул плечами и сел писать письмо к своему
союзнику Августу И, королю польскому.
"Мы ныне обретаемся близ границы неприятель¬
ской, — быстро, кривыми, круглыми буквами писал
Петр, —и намерены, конечно, с божьей помощью неко¬
торое начинание учинить..."
Написанная фраза очень ему понравилась своею хит¬
ростью; он с удовольствием прочитал ее умному Голо¬
вину, выслушал одобрение и, сделав плутовские глаза,
стал писать дальше. В каюту, не постучав, вошел, тоже
прибранный, выбритый, в парчовом кафтане, в туфлях с
серебряными пряжками, Меншиков, положил на стол
письмо от Щепотева.
— Чего вырядился? —спросил Петр, оглядывая
Александра Даниловича.
— А того вырядился, что нынче есть день моего рож¬
дения! — отрезал Меншиков. —Коли никто не помнит,
так хоть я не забыл...
— Но? —удивился Петр.
Посчитал по пальцам и кивнул:
512
— Не врет, верно!
— То-то что верно!
— Читай письмо от Щепотева.
Меншиков распечатал, прочитал с трудом, по скла¬
дам:
"Дорога готова, и пристань тож, и подводы, и суда на
Онеге собраны во множестве. А подвод собрано две
тысячи, и еще будет прибавка, а сколько судов и какою
мерою, о том послана милости твоей роспись с сим
письмом..."
— Роспись читай! — велел Петр, продолжая писать
письмо дальше.
Александр Данилович прочитал.
— От Бориса Петровича Шереметева еще письмо к
тебе, мин герр,— сказал он, складывая бумагу. — Про¬
сит Шереметев послать ему Апраксина в помощь...
Петр кивнул:
— Шереметев даром не попросит. Небось и верно
нужен. Потолкуем нынче, напомни...
— Напомню.
Написав Августу и прочитав все письмо Федору
Алексеевичу Головину, успевшему задремать на лавке у
стены, Петр принялся за письмо к Шереметеву.
"Мы сколь возможно спешить будем", —писал он, и
дальше в туманных, но несомненно понятных Шереме¬
теву выражениях описывал трудный маршрут своей ар¬
мии.
— С гонцом? —спросил Меншиков, запечатывая
сургучом второе письмо.
— Да с таким, чтобы живым не дался!
Еще поглядел на Меншикова, сказал ласково:
— Кончим дела-то — справим праздничек твой. Ро¬
ждение!
Дверь скрипнула, в каюту вошел первый лоцман Ря¬
бов — мокрый насквозь, с огромной, еще живой семгой
в руке, сказал с усмешкою:
— Петр Алексеевич, я ее споймал, а повар не бе¬
рет, — дескать, не станешь ты рыбу есть...
— Вон Данилыча порадуй, — ответил Петр, ему ны¬
не праздник. Вели повару к обеду изжарить.
Рябов вышел, Петр крикнул ему вслед:
— Ты пошто своего парня таишь? Веди его к царе¬
вичу, все веселее им двоим...
Кормщик не ответил — вроде как не услышал.
513
17-770
— Трудно царевичу играть, — произнес Менши¬
ков, — не так здоров нынче.
Петр, тараща глаза, спросил недобрым голосом:
— Ты откудова знаешь — здоров, не здоров? Ле¬
карь?
Но тотчас же смягчился и велел:
— Иди смотри, чтобы порядочен был стол...
2. Между делом
После обеда, за которым пили за здоровье славней¬
шего господина Меншикова, на флагманском корабле, в
адмиральской каюте, засели надолго. Густо задымили
трубки, сразу же завелся спор. Все понимали, что не
скоро удастся еще так посидеть и побеседовать, как ны¬
не ради дня рождения господина Меншикова. И Петр
был спокоен, в ровном, насмешливо-добродушном рас¬
положении духа прогуливался по каюте и говорил:
— Выходим в поход на соединение с Шереметевым
и Репниным. Многие ли останутся живыми после похо¬
да? Но как же быть? Не доделать начатое? Думай, гос¬
подин шаутбенахт: ужели баталия на Двине и спасение
флота лишь само для себя сделано? Нет, то, что под сте¬
нами Новодвинской цитадели начато, — к Балтике
идет...
Иевлев молчал.
— Близок час, когда увидим мы штандарт четырех
морей. Близко время, когда вернем мы себе все наше. А
что тяжко, то как же быть? Как?
Петр подошел поближе, взял Иевлева и Апраксина за
уши, стукнул головами, спросил весело:
— Об чем шепчетесь?
— Все об том же, государь! — ответил Апраксин. —
О нашем, что себе вернем...
Петр вгляделся в Федора Матвеевича, посмотрел на
Иевлева, сказал, словно продолжая начатую мысль:
— Шведа бить возможно. Нынче бьем, сражаясь два
против одного; скоро начнем их побеждать равным чис¬
лом, да, пожалуй, не скоро, а нынче так и делается. Вот
в июле разгромили мы шведские флотилии на Чудском
да на Ладожском озерах, тогда же Шереметев опрокинул
Шлиппенбаха при мызе Гуммельсгоф. Всю пехоту швед¬
скую побил, из шести тысяч едва пять сотен спаслось;
все пушки, все знамена у нас. Шлиппенбах едва ноги
514
унес. Иевлев Сильвестр, славный наш контр-адмирал,
эскадру брата нашего Карла под стенами крепости Но¬
водвинской тож разбил наголову...
Дверь каюты широко растворилась. В мокром плаще,
в низко надвинутой треуголке, в облепленных грязью
ботфортах вошел незнакомый офицер, поискал глазами
царя, поклонился старым обычаем — низко, с трудом
расстегнул негнущимися пальцами сумку, достал пись¬
мо. Петр, хмурясь, протянул руку, приказал:
— Огня!
Меншиков взял со стола подсвечник, посветил. Петр
читал долго; рот у него дернулся; он сильно сжал зубы,
потом сказал, проглотив комок в горле:
— Поздравляю вас, господа консилиум, с нежданной
счастливой викторией: тринадцатого августа наголову
разбито войско шведского генерала Кронгиорта у реки
Ижоры...
Все поднялись с места, тесня друг друга, пошли к
большому столу, на котором разостлана была карта.
Меншиков и Апраксин держали подсвечники, смот¬
рели, как шли русские войска рекою Невою до Тосно и
до Ижорской земли. Царь большим, вывезенным еще из
Голландии карандашом выводил на карте стрелы. Одна
уперлась острием в Канцы — Ниеншанц...
— Ладно ударили, —сказал Головин.
— Теперь сюда все гляди! — велел Петр и каранда¬
шом повел кривую линию —это был путь, которым дви¬
гался полковник Тыртов, гоня перед собою шведов. —
Вот куда погнал —в Нотебург...
Он очертил большой круг. В круге были две крепо¬
сти — Нотебург в Ладожском устье Невы и Ниен¬
шанц — при слиянии Охты с Невою. Все молчали. Все
было совершенно понятно.
— С рассветом выходим, — сказал Петр. — Те¬
перь — спать...
Адмиральская каюта опустела. Петр задул лишние
свечи, окликнул Апраксина, уходившего последним:
— Сядь, Федор, посиди...
Апраксин опустился на лавку, взглянул на Петра. Тот
все еще стоял над картою, раздумывая, потом заговорил
неторопливо:
— Жалко мне тебя отпускать, да ничего не подела¬
ешь. Шереметев тебя просит — не даю. Корабли надо¬
бно строить —множество, а для кораблей тех —верфи.
Делай моим именем как надобно, ничего не щади...
515
17*
Федор Матвеевич слушал молча, спокойно смотрел
своими умными, понимающими глазами в глаза Петра.
— Ничего не щади! —повторил Петр. —Ныне бол¬
тают: народишко мрет... Пусть болтают, все смертны. А
на Балтике быть нам хозяевами, ибо без нее много
терпим разорений и убытков, да и торгуем из рук вон
плохо. Корабли надобны, флот, балтийский флот...
— Когда повелишь ехать, государь?
— Нынче же и поезжай!
— Поеду.
Он коротко вздохнул, царь дернул его за рукав, уте¬
шил:
— Останется и на твою долю воевать. Долго еще,
Федор Матвеевич; не к завтрему управимся, не на один
день работать. Ты — не горюй!
— Я и то...
Проводив Апраксина до двери, царь позвал Мен¬
шикова и сел к столу. Данилыч пришел зевая, в ночных
туфлях, заспанный...
— Я было и спать прилег...
— Да уж ты своего не упустишь. Чащ выспался?
Данилыч зевнул, потер щеки ладонями, потянулся:
— Загонял ты нас, батюшка, мин герр, мочи нет...
— Вас загоняешь, таковы уродились. Вели, либер
киндер Алексашка, бить в барабаны, играть рожечни¬
кам, горнистам, делать всему войску большой алярм. По¬
куда соберутся, — рассветет. Не умеем еще быстро, по-
воински собираться, не научились. Иди, Алексашка,
начинай!
Александр Данилыч еще почесался, длинно зевнул,
ушел, но почти тотчас же в ровном шуме дождя, в осен¬
ней беломорской сырости запели горны на кораблях, за¬
били барабаны на берегу, где в шатрах дрогли и стыли
во сне солдаты. На судах эскадры зажглись условные ог¬
ни. Весь лагерь пришел в движение; заскрипели немаза¬
ные оси подвод, заржали лошади, запылали факелы.
Петр смотрел в окно, удивляясь и радуясь на Менши¬
кова: умеет дело делать, быстро , словно молния, орел-
мужик!
Под звуки горнов, под барабанную дробь сел дописы¬
вать письмо Шереметеву:
"Изволь, ваша милость, немедленно быть сам неот¬
ложно к нам в Ладогу. О прочем же, как о прибавочных
войсках, так и артиллерийских служителях, изволь учи¬
нить по своему рассуждению, чтобы сего богом данного
времени не потерять..."
Продолжая писать, он кликнул кают-вахтера, чтобы
тот позвал ему воспитателя царевича — немца Нейге-
бауера. Воспитатель пришел сразу же, в шлафроке, в
ватном колпаке, поклонился у двери.
517
Петр писал, фыркая. Нейгебауер долго ждал, потом
покашлял. Петр обернулся, резко по-немецки спросил,
как себя чувствует царевич.
— Его высочество рыдает, — ответил немец.
— С чего бы?
Немец пожал плечами.
— Одевать царевича и собираться в путь! — прика¬
зал Петр. —И без проволочек!
Нейгебауер опять пожал плечами.
— Идите!
Немец ушел, пятясь и кланяясь. Петр запечатал пись¬
мо Шереметеву, накинул плащ, вышел смотреть движе¬
ние войска.
3. Государев путь
Уже светало.
Огромные массы солдат, матросов, фузилеров, пуш¬
карей шли через деревню в мутном свете наступающего
дня, под дождем. То и дело застревали в колдобинах под¬
воды, свистели кнуты, в толпе раздавалось: “разо-ом,
дружно взяли!" Одна подвода проскакивала, и тотчас же
ныряла другая; вновь слышалась ругань, и люди все шли,
шли, шли по узкой улочке Нюхчи, никогда не знавшей
такого обилия народу.
И на взгорье, на суше странно было видеть два фре¬
гата, "Курьер" и "Святой Дух", которые хоть и медлен¬
но, но все же двигались, словно плыли среди сотен
людей, тянувших канаты, подкладывающих катки и са¬
лазки.
Петр перекрестился, вздохнул, не оглядываясь на
свитских, молча спустился по сходням — догонять ар¬
мию. Старухи и старики, детишки и молодухи — ню-
хоцкие староверы — смотрели не без страха на быстро
шагающего по вязкой грязи черноволосого, с трубкой в
зубах царя всея великия и малыя и белыя Руси. Он шел
не глядя под ноги, угрюмый и озабоченный, слегка вы¬
ставив по своей манере одно плечо, размахивая длин¬
ными руками, а за ним поспешали кают-вахтер Филька,
цирюльник, важный, носатый, медленно соображающий
повар Фельтен, дежурный денщик Снегирев, иноземец
лекарь...
Старики, провожая царя взглядом, крестились,
качали головами; раскольничий нюхоцкий поп бормотал:
518
— И куда их, еретиков бритомордых, псовидных, ба-
сурманов, понесло? О, горе, горе! Не иначе — рушить
древлие наши острожки-монастырьки; ну да не отыщут,
потонут в болотищах, засосет дьяволов, сгинут лиходеи,
никонианцы поганые... Тьфу, наваждение...
И в самом деле, словно наваждение исчезла царева
армия, будто морок — закрылась желтым беломорским
сырым туманом, мзгою, дождем. А в древней деревеньке
Нюхче все осталось по-прежнему, только не ко времени
стали перекликаться петухи да порченый мужичок Фео-
филакт, закрыв ладонями плешивую голову, подвывал у
околицы:
— Ахти, ахти мне, ай, батюшки-матушки, сестрички-
братушки...
А древние старики, опираясь на посохи, все смот¬
рели вслед царю, качали головами, перешептывались:
— Истинно —антихристово пришествие!
— Тьфу, рассыпься!
— За грехи наши карает нас господь!
Когда вышли из деревни, Меншиков сказал Петру:
— Нахлебаемся горя, мин герр Питер!
Петр ответил с угрюмой насмешкой:
— Я об том и не ведал. Неужто нахлебаемся?
И, ткнув рукою в сторону фрегатов, что скрипели и
ухали на полозьях, жестко произнес:
— В свое море, словно тати, свои корабли пешим пу¬
тем тянем. Ну погоди, погоди, брат наш Карл, не столь
долго учиться, в недальнее время ученик выучеником
сделается...
Александр Данилович заплевался через плечо:
— Тьфу, тьфу, тьфу, вот не по душе мне, мин герр,
когда ты эдак толкуешь да рассчитываешь. Чего загады¬
вать, все в руке божьей!
Днем войско миновало еще деревеньку дворов на де¬
сяток, Святую гору и Святое озеро. Топь вовсе располз¬
лась от сплошного дождя; грунтовую дорогу совсем раз¬
мыло, труд пяти тысяч мужиков, нагнанных на строение
государева пути, пропал здесь даром. Преображенцы,
шедшие в голове колонны, остановились; мужики из Со¬
ловецкой, Каргопольской, Олонецкой, Белозерской вот¬
чины по пояс в гнилой болотной воде рыли канавы, сго¬
няли воду. Бомбардирский урядник говорил Петру:
— Более половины твоего пути, государь, болотами
проложено. А болото, бодай его, текет. Что народишку
520
схоронили на строении,— не перечесть. Гнус жрет, сы¬
рость, холодище. Я весь чирьями пошел.
Петр сидел на поваленном гнилом дереве, мерил по
карте циркулем, грыз мундштук трубки.
— Дождь льет — худо, а худее всего, что мужики
бегут, — вздохнул бомбардирский урядник. — Да и то
сказать, государь, обреченный народишко. Живым от¬
сюдова работному человеку не выдраться...
Гонец на взмыленной лошаденке, прискакавший из
деревушки Пермы, рассказал, что дальше идти возмож¬
но, вода не подступает. Туда, к Пул-озеру, выведено
более двух тысяч народу, да худая охрана: поболее сотни
ушло. А каждая пара рабочих дорога...
— Пужнем мужика! — пообещал Петр.
И велел для острастки тут же казнить через пове¬
шение двух беглых работных людей, которые пойманы
были на кордоне —уходили от болотной каторги.
В мозглой сырости, под дождем глухо ударили бара¬
баны. Мужиков поволокли к пеньковым петлям. Петр
стоял близко, смотрел исподлобья тяжелым взором —
спокойно, как мужиков торопливо исповедует и прича¬
щает походный поп, как вешает армейский палач. После
свершения казни повел плечом, сказал Меншикову:
— Вот, либер киндер Алексашка, так-то! И своего ве¬
лю вздернуть, когда не по-доброму сделает. Нам обрат¬
ной дороги нету. Понял ли?
Меншиков промолчал.
К полудню завыли полковые трубы подъем: идти
дальше. Беглых мужиков повесили хитро, — все воин¬
ские части нынче должны были идти мимо двух длинных
трупов. Первыми, как всегда, двинулись преображен-
цы — шагая по четыре в ряд, косили глаза на мертвецов.
За преображенцами пошли полки гвардии Мещерского,
Кропотова, Волконского; за солдатами волоком катились
фрегаты, далее гремели по гати подводы с запасными
брусьями для мостов, с досками, с гвоздями. Проходя ми¬
мо повешенных, и солдаты, и матросы, и офицеры крес¬
тились быстро, вздыхали коротко.
На каждой версте каторжного пути стояли карау¬
лы — неусыпно поправляли гати, отводили воду, подби¬
вали чурбаками дорогу. Под фрегатами трещали и
прогибались мосты. Как назло, непрестанно шумел ров¬
ный дождь: мглистое небо не сулило ничего хорошего.
Уже на двадцатой версте кони, впряженные в корабли,
521
стали падать. Их пристреливали, оттаскивали прочь с пу¬
ти, тут же свежевали, варили возле своих шалашей пох¬
лебку.
Так наступили сырые сумерки первого дня похода.
Петр ни разу не сел в свою одноколку, тяжело шагал
рядом с фрегатом “Курьер", иногда подкладывал сам
катки, делал это лучше других. В каждый фрегат было
впряжено по сто коней, но они не справлялись, при¬
шлось запрягать по сто десять, сто двадцать, сто трид¬
цать.
Когда совсем стемнело, трубы запели "отдых". Прой¬
дя двадцать семь верст, армия заночевала в лесу за
Остручьем. Петру Алексеевичу поставили для ночевки
избушку, вроде тех, что строят себе зимовщики; солдаты
полезли на деревья, иные дремали у костров, кому пос¬
частливилось, — притулились на подводах, досках...
А далеко сзади, возле пройденной — побитой, изло¬
манной — дороги, уже заливаемой мутными болотными
водами, под шелестом дождя, висели два работных му¬
жика. Из тьмы, снизу на них жадно смотрели облезлые
волки; глаза их горели в густой тьме осенней ночи. По¬
годя один завыл. Вой передался дальше, по болотам, по
чащобе, к лагерю войск. Ванятка беспокойно задвигался,
Рябов погладил сына по щеке, сказал негромко:
— Спи, дитятко! Волки воют, да ведь ты не испужа-
ешься...
— Не испужаюсь, — сонным голосом ответил маль¬
чик.
— Далеко они. Столь далеко, что пужаться не к чему.
Спи, парень!
На вторые сутки пути занедужило более сотни наро¬
ду, на третьи — более триста, потом больных бросили
считать. Солдаты, матросы, офицеры, трудари остава¬
лись помирать в лесу — человек по десять, по двадцать.
Им клали сухарей, мучки, вяленой рыбы...
Петр похудел, осунулся; его крутила лихорадка, но
выпуклые глаза по-прежнему смотрели с угрюмой твер¬
достью. И длинные ноги в огромных со сбитыми каблу¬
ками ботфортах все также вышагивали рядом с фрега¬
том. Фрегаты сопровождали и старые корабельные
мастера —Тимофей Кочнев и Иван Кононович.
Царевич Алексей со своим гугнивым немцем ехал в
карете; оттуда порой доносились его капризные вопли и
длинный плач. Царь никогда не спрашивал, что с маль¬
чиком, только неприязненно морщился. Сильвестр Пет¬
522
рович, Меншиков и Головин трусили на низких, но креп¬
ких и выносливых татарских лошадках.
Первый лоцман с сыном старался идти в хвосте ко¬
лонны — было тяжко думать, что Ванятку, ежели он по¬
падется на глаза, вновь потребуют к царевичу. Ванятка
шагал молодцом, не хныкал, но во сне, на привалах, пла¬
кал и жаловался, что "болят ноженьки". Кормщик рас¬
тирал сыну ноги водкой, а с зарей Ванятка опять выша¬
гивал трудные версты государевой дороги.
Лошади падали одна за другой, новых найти не уда¬
валось. Измученные люди заменяли коней, впрягались
сотнями; царь Петр сорванным голосом кричал;
— Разо-ом взяли! Дружно-о бери! Бери дела-ай!
По барабанному бою вся колонна должна была идти
к фрегатам на выручку. Барабан бил по многу раз на
дню, "Святой Дух" и "Курьер" опять сдвигались с места,
скрипели по каткам, по гатям, по мостам...
Памбург весь путь шел пешком, курил трубку, пил
перцовую водку из фляжки, говорил Сильвестру Петро¬
вичу;
— Это не может быть, но это есть; тут идти нельзя,
но вы идете! Сим путем достигнуть цели невозможно, но
вы ее достигнете! Хо-хо, я бы хотел дожить до конца
вашего похода, чтобы посмотреть начало удивительных
и достославных времен, кои непременно откроются...
Иевлев устало посмеивался.
По мере удаления от берега Белого моря путь делался
суше и лесистее. Но по-прежнему тяжело давались пере¬
правы через реки. Клетки, через которые уложены были
мосты, не выдерживали тяжести фрегатов, начинали
оседать бревна, доски. Армия останавливалась, работ¬
ные мужики делали мост наново. Переправлялись через
широкие протоки и на плотах...
На пятый день пути начали переправу на плотах че¬
рез реку Выг — шириною в двести пятьдесят сажен, а
позже, к вечеру, армия увидела красивое озеро, все в
маленьких дивных островках, сверкающее под лучами
осеннего, негреющего солнца.
Здесь Петр собрал совет: как идти — в обход или
строить плавучий мост. Тимофей Кочнев, весь раздув¬
шийся от комариных укусов, простуженным, неслыш¬
ным голосом сказал, что надобно наводить плавучий
мост. Иван Кононович с Рябовым и инженером Резеном
отправились в челне — делать промеры; Резен запи¬
сывал цифры на бумагу, Иван Кононович мерил, Рябов
греб двумя корявыми веслами.
523
За день мост навели. Пушки, подводы с ядрами, с по¬
рохом, войска —двинулись через озеро.
— Давно уже идем, —сказал Ванятка отцу. —Пора
бы и дойти...
— Тебя-то не больно звали, — ответил кормщик. —
Сам навязался.
— Подошва, вишь, оторвалась! — пожаловался Ва¬
нятка. — На ночлеге бы подкинуть новую.
— Вот тебе будет подошва, как домой возвернешь-
ся! —посулил кормщик. —Поваляешься у матери в но¬
гах, неслух... Вишь, отощал как, одни кости от парня ос¬
тались...
Когда поднимались с моста на крутой берег, Ванятку
окликнул Сильвестр Петрович:
— Эй, крестник, садись со мной на коня, поедем
вдвоем, авось повеселее!
— Чай, и так дойду, не помру, — ответил Ванятка.
Но не выдержал искушения, влез на попонку перед
седлом. Сильвестр Петрович поправил на мальчике
шапку, вздохнул:
— А и грязен ты, парень!
— Дойдем —отмоемся...
— И шея в цапках... вишь — всего закидало...
— Комарье — известное дело...
— Дома-то, я чай, получше... Поспал бы вволюшку, а
там щец похлебал бы да под рябины играть. Глядишь, и
девы проведали бы тебя...
Ванятка сурово отмалчивался.
С каждым днем шли все быстрее; теперь уже знали,
как справляться с бедами, которые в начале пути каза¬
лись непоправимыми. Из массы войска — гвардейцев,
матросов, пушкарей, из подводчиков-мужиков, из труд-
ников, сопровождавших армию, — незаметно, понемно¬
гу выделились умельцы, хитрецы, кто посмекалистее,
потолковее, кто знает дорогу. Их порою созывал Петр;
они все кричали друг на друга, ругались, — тут, каза¬
лось, все были равные: солдаты и офицеры, мужики и
бояре. Петр называл их учтиво, с лукавством в голосе
"господа совет" и за дерзости не обижался.
Когда перевалили крутой трудный перевал и пошли
вниз, стало легче. Люди повеселели. Александр Данило¬
вич Меншиков вдруг, словно простой солдат, первым
завел песню. Голос у него был теплый, душевный; солда¬
ты радостно подхватили гордые слова песни:
524
Про наше житие про святорусское:
От чего у нас начался белый вольный свет?
От чего у нас солнце красное?
От чего у нас млад светел месяц?
От чего у нас звезды чистые?
От чего у нас ночи темные?
От чего у нас зори утренни?
От чего у нас ветры буйные?
Памбург взял капитана Варлана под руку, подмигнул
ему:
— Даю вам слово честного человека в том, что они
возьмут Нотебург и выйдут на Балтику. И знаете что?
Они это сделали бы и без нас с вами, вот что самое грус¬
тное.
За день пути до Повенца колонну встретил Егорша
Пустовойтов, посланный вперед, сказал Петру, что лод¬
ки на озере готовы, что скот бьют —мяса армии хватит,
что бани топятся повсеместно. Ванятке Егорша привез в
переметных сумках свежих ржаных лепешек, творогу и
жареного петуха.
Ванятка сразу принялся было за еду, потом вдруг ис¬
пугался:
— Облопаешься-то, — ноги не потянут. Ужо, как
дойду, покушаю. Верно ли, тятя?
— Притомился? —спросил Егорша.
— Ничего, обвыкаю.
Он поднял к Егорше похудевшее, в потеках грязи, в
цапках лицо, похвастался:
— Сколь народу путем повалялось, а я иду...
— Ты, известно, мужик двужильный! —похвалил
Егорша.
—Двужильный не двужильный, а небось не повалил¬
ся. И на подводах почитай что и не ехал. Вот разве с
Сильвестром Петровичем...
На вечерней заре 27 августа голова колонны влилась
в Повенец. Труднейшая часть пути была пройдена. Со¬
лдаты и матросы, снимая шапки, крестились, утирали
потные лица, перешучивались. Барабанщики по шесть
человек в ряд били марш-парад; белоголовые мальчиш-
ки-повенчане, зайдясь от восторга, пятились перед вой¬
ском. Пели матросские корабельные горны. Петр, сидя
верхом, глазами считал свою армию: она стала вдвое
меньше, чем та, которая вышла из Нюхчи.
525
Поутру, едва рассвело, Петр с Иевлевым, Памбургом
и Варланом командовал спуском фрегатов в воды Онеж¬
ского озера.
Было ветрено; над плещущей равниной Онеги мед¬
ленно плыли низкие свинцово-черные тучи. Тимофей
Кочнев, весь изорванный, в смоле и в копоти, сиплым,
страдающим голосом кричал матросам:
— Легше делай, легше, ироды! Теперь разом берись,
разом...
Солдаты грузились в лодки. К берегу по вновь проло¬
женной дороге ползли пушки, подводы с ядрами, с поро¬
хом. Дымились костры, на которых варилась каша. Ко¬
мандиры собирали своих людей, перекликали перед
посадкой на суда, распределяли, кому грести, кому
ставить паруса, кому сидеть на руле. Люди повеселели;
урядники ругались беззлобно, для порядку. Один сказал
Головину:
— Теперь народишко так рассуждает: ныне жить
будем, не помрем в одночастье. Такую путь пройти и во
сне не приснится...
Ванятка с отцом пришли к воде из бани, распарен¬
ные, сытые. Мальчик удивился:
— Здоровое озеро-то! Вроде моря. И конца-краю не
видно...
— Увидишь вскорости...
— Онежское! —задумчиво сказал Ванятка и вдруг
быстро присел за камень.
— Ты чего? —спросил Рябов.
— А вон царь глядит! Опять прикажет с Алехой со
своим играть! Не пойду...
4. Пора привыкать
На “Святом Духе" уже топилась поварня. Царевич
Алексей, хрустя пальцами, встряхивая головой, ходил по
каюте, жаловался воспитателю-немцу:
— У меня болит живот. И здесь, в груди, тоже ко¬
лотье. Пусть он велит мне ехать в Москву. Иначе я умру.
Нейгебауер пожал плечами.
— Дурак! —крикнул царевич.
Царский повар Фельтен накрывал стол, ставил при¬
боры. Фрегат покачивался, скрипел на озерной волне,
тарелки ездили по столу. Царевич все хрустел пальцами,
потом повалился на пол, забил ногами, закричал визг¬
ливо:
527
— В Москву, в Москву, о-о-о!
Нейгебауер наклонился к Алексею; тот ударил его
коленом в грудь, завизжал еще громче. В это время Петр
вошел в каюту, остановился у двери, втянув голову в
плечи, молча подождал. В наступившей тишине недо¬
брым голосом царь велел:
— Коли и в самом деле недужен царевич, — отправ¬
ляйтесь!
Алексей сел на полу, неловко, упираясь руками, по¬
вернулся набок, встал. Петр смотрел на него издали, как
на чужого.
Когда дверь за Алексеем закрылась, Петр вздохнул,
крикнул Фельтену подавать обед. Ел, не замечая, что по¬
дано, здесь же, возле тарелок, писал письмо королю Ав¬
густу: “Мы нынче в походе близ неприятельской грани¬
цы обретаемся и при помощи божьей не чаем праздны
быть..."
Вошел Меншиков, Петр сказал ему сердито:
— Прикажешь ждать тебя обедать, что ли?
— А мне не разорваться! — ответил Александр Да-
нилыч. —Делов-то нынче...
— Справляются? —продолжая писать, спросил царь.
— Ничего, по малости.
Он сел, налил себе чарку водки, выпил, закусил. Петр
Алексеевич дописал письмо. Меншиков рассказал:
— С нечаянной радостью тебя, господин бомбардир.
Гонец прискакал, — нынче полковник Тыртов близ Кекс-
гольма наголову разбил эскадру Нуммерса...
Петр крикнул:
— Врешь!
— Божиться, что ли?
— Где гонец-то?
— А там, где все они, черти пегие: повалился спать.
Суда Тыртова сцепились на абордаж с парусниками, два
шведских корабля сожгли, два взяли в плен. Шведы, не
дождавшись помощи, ушли из Ладоги...
Меншиков взял руками кусок бараньего бока, стал
обгладывать.
— Далее говори! —крикнул Петр. —Что далее было?
— Виктория была. Пора, государь, привыкать! —
чавкая, ответил Александр Данилыч. — Человек триста
шведов побито, пять судов они потеряли... Тыртова
жалко — убили, дьяволы, картечью насмерть... Ни-
што — поквитаемся, все помянем. Мне Тыртов, покой¬
ник, дружком добрым был, я за него душу вытрясу из
шведов.
528
Он вытер руки, поднялся:
— Собираться выходить, что ли? Не рано. Велю па¬
руса поднимать; как скажешь?
— Бей алярм!
Меншиков вышел, барабаны ударили "поход”.
Перед вечернею зарею, наконец, задул попутный
ветер.
Петр был на берегу, провожал царевича. Алексей
стоял возле кареты, наклонив голову, прижав руки лок¬
тями к бокам. Худое лицо его было бледно, губы вздра¬
гивали — вот-вот заплачет.
— Вам следует поклониться вашему батюшке, его
миропомазанному величеству! — шепнул Нейгебауер.
— Ты, Алешка... — начал было Петр и замолчал.
Царевич быстро вскинул на отца глубокие, затрав¬
ленные глаза и вновь потупился.
Петр Алексеевич шагнул к сыну, взял его за плечи,
наклонился и неудобно прижал мальчика к себе. Тот ко¬
ротко задышал, всхлипнул, приник к отцу, пахнущему
смолою, табаком. Петр крепко поцеловал сына в блед¬
ную щеку, потрепал по мягким волосам и заговорил, на¬
клонившись, тихо, так, чтобы никто не слышал:
— Ты, Алешка... ничего... погодишь, побольше вырас¬
тешь, тогда и пойдешь со мною в поход. Ныне-то тебе
трудновато, хиленький ты, тяжко, поди. А с прошестви¬
ем времени...
Алексей всхлипнул, заплакал, Петр от него отступил¬
ся, сказал Нейгебауеру:
— Что он у тебя все ревет?.. Забирай... Поезжайте...
И, не оглянувшись более на карету, пошел к "Свято¬
му Духу”, где выбритый до синевы Памбург, стоя на
шканцах, кричал ломаным языком сердитые соленые
слова...
— Сниматься, мин герр? —спросил Меншиков.
— С богом! — ответил Петр.
И, повернувшись спиною к берегу, по которому, увя¬
зая в песке, тащилась карета с царевичем, Петр внима¬
тельным и угрюмым взором стал оглядывать работаю¬
щих на фрегате матросов, просторное, широкое озеро,
быстро бегущие тучи. За фрегатами двинулась флотилия
лодок под холщовыми и рогожными парусами; оттуда
слышались песни, какие-то выкрики, треск барабана...
Но далеко уйти не удалось.
Ветер к ночи упал, потом переменился. Возле Пово¬
ротного острова Петр приказал возвращаться на ночев¬
ку в Повенец. Солдаты и матросы жгли на берегу кост¬
529
ры, пили брагу, рассказывали сказки. Петр неслышно
подсаживался к людям, пощипывая усы, покуривая труб¬
ку. Народ, заметив царя, замолкал. Петр шел дальше,
гневно и горько понимая, что его боятся. За ним — не¬
вдалеке — бродил Меншиков, иногда уговаривал царя
пойти поспать, потом опять пропадал во тьме.
На фрегате в кают-компании сидели Памбург, Вар¬
лан и Крюйс, пили черный кофе, курили трубки, ожив¬
ленно болтали. Когда Петр вернулся, они поднялись,
переглянулись.
— Куда? — спросил царь.
— Пожалуй, время спать, — ответил Корнелий Ива-
йович. —Мы предполагаем, что ваше величество...
— Я сам выгоню, когда захочу! — крикнул Петр. —
Сам! Сам!
Голос его сорвался; он грохнул кулачищем по столу,
приказал убираться к черту и долго сидел один, тупо
глядя на пламя свечи и прислушиваясь к поскрипыва¬
нию фрегата у причала...
А утром на шканцах он был угрюмо-спокоен, смотрел
вдаль, вдыхал всей грудью холодный, сырой воздух
Онеги и сосредоточенно молчал.
Когда суда плыли по Свири, Петр часто приказывал
остановиться, шел на берег, широкими шагами ходил по
прибрежным лесам, наведывался в деревеньки, толковал
с мужиками; в дубовых рощах сам обмерял стволы,
считал деревья, прикидывал способы, коими следовало
охранять корабельные леса от воров-порубщиков. Воз¬
вращаясь, говорил Сильвестру Петровичу:
— Прикажу на каждые пять верст виселицы ставить,
тогда, я чай, подумают, прежде чем за топор браться.
Будут качаться воры ради страха божья...
Дул осенний ветер, гнал серую волну по Свири. Шу¬
мели бесконечные, в желтеющей листве, густые леса.
Мужичок в посконной рубахе, лысый, в лаптишках, сто¬
ял на берегу, удивленно смотрел на царскую флоти¬
лию — на корабли, лодки, струги...
На флагманском фрегате пальнули из погонной пуш¬
ки — идти дальше. Петр ушел в свою каюту, Иван Ко¬
нонович вздохнул, сказал Иевлеву негромко:
— Скажи пожалуйста, на кажные пять верст висе¬
лицу. Ох, много...
Сильвестр Петрович молчал: он научился теперь мол¬
чать подолгу.
Покажи на деле, что ты русский.
Суворов
Чтоб истребил господь нечистый этот дух
Пустого, рабского, слепого подражанья...
Грибоедов
Глава двадцать третья
1. Орешек
В сентябре месяце армии Петра, Шереметева и Реп¬
нина начали сосредоточиваться на известняковых бере¬
гах Назии — короткой речушки, впадающей в Ладожс¬
кое озеро. Войска подтягивались медленно, несмотря на
то, что делали в сутки тридцативерстные переходы. До¬
роги, размытые осенними дождями, были трудно про¬
ходимы; люди устали, пушки застревали в грязи.
Наконец собран был военный совет, после него войс¬
ка совершили быстрый переход к крепости Нотебург.
Под низко плывущими темными тучами косые лучи
багряного предвечернего солнца освещали островерхие
свинцовые кровли крепостных зданий, серые девятиса¬
женной высоты стены с зубцами, башни по углам кре¬
пости, холодные воды Невы.
Солдаты, роя апроши и редуты, подтаскивая пушки,
поднося ядра, невесело переговаривались:
— Башни-то, башни. Сажен по двенадцать небось
высотою...
— Им оттудова мы — как на ладошке...
— Зачнет смолою поливать —почешешься...
— И камень крепкой! Подновили фортецию свою.
Нашего брата поприветят...
— Одно слово — Орешек! Ну-кось, раскуси, спро-
буй!
— Покряхтим тут...
— И как его, беса, брать? У нас вроде бы и лестниц
таких штурмовых нету —длинных-то...
В шатре у Петра тоже было невесело: охотники из
преображенцев разведали, что правый берег Невы силь¬
531
но укреплен; попасть туда со стороны озера немысли¬
мо — увязнешь в болотах и пропадешь вовсе. Узнали
также, что в крепости достаточно продовольствия для
длительной осады, что там много хорошо обученных ар¬
тиллеристов, вдосталь пороха, ядер, мушкетов, ружей и
всякого иного воинского припаса. О командире Ноте-
бурга было известно, что он крепко зол на русских,
храбр, поклялся флага не спускать до последнего и о том
отписал королю Карлу XII...
Петр слушал разведчиков, стиснув кисти коленями,
пригнув голову. Генерал-фельдмаршал Борис Петрович
Шереметев, без парика, с шишковатой плешивой голо¬
вой, в теплом, подбитом мехом камзоле, был рассеян,
слушал охотников не слишком внимательно, вертел на
пальце дорогой, с бриллиантом, перстень. Князь Репнин,
круглолицый, румяный, хлебал деревянной ложкой
кислое молоко.
532
Когда преображенцы ушли, Петр поднялся с лавки,
спросил у Шереметева:
— Худо, Борис Петрович? Может, и не разгрызть
нам сей орешек?
Фельдмаршал взглянул на Петра отечными глазами,
подумал, потом ответил спокойно, уверенно:
— С чего же не разгрызть, государь? Управимся.
Петр сердито напомнил:
— Ты и под Нарвою грозил управиться, однако же
преславную получили мы конфузию...
Борис Петрович не отрывая глаз смотрел на Петра.
— Что выпялился?
Шереметев вновь стал вертеть перстень на пальце.
Грустная улыбка тронула его большой рот; он вздохнул,
покачал головой.
— Говори! — приказал Петр.
533
— И скажу! — ответил Шереметев сурово. — Отче¬
го же не сказать? Я тебе, государь, завсегда все говорю,
не таюсь...
Он помолчал, собираясь с мыслями, потом заговорил:
— Ты, государь, изволил мне Нарву напомнить. Что
ж, помню. Горький был день, горше на моем веку не
изведывал. И срам тот на смертном одре вспомню. Но
еще помню и помнить буду, как на совете и пред твоими
царскими очами и пред иными генералами я, впоперек
герцогу де Кроа, свою диспозицию объявил: блокиро¬
вать город малою толикою войска, а со всем большим
войском идти против брата твоего короля Карла и дать
ему сражение, в котором бы все наши войска соедини¬
лись. Но диспозиция моя, государь, уважена не была, ты
меня изволил по носу щелкнуть и сказал: "Заврался ты
нынче, Борис Петрович, сколь опытному в воинском ис¬
кусстве кавалеру герцогу перечишь". А теперь ты и сам,
государь, ведаешь, кто прав был — я али "доблестный
кавалер" де Кроа, изменник, змий. Так не кори же меня
за то, в чем моей вины нету... А ныне мы здесь счастливо
обретаемся без трусов и изменников, ты, да я, да Ани-
кита Иванович князь Репнин. И не посрамим русского
имени, возвернем древний наш Орешек под твою держа¬
ву; коли занадобится, — живота не пощадим... Трудно
будет? Потрудимся, нам ныне не привыкать трудиться,
мы выученики твои, а у тебя руки в мозолях и сам ты
первый на Руси работник... Так я говорю, Аникита Ива¬
нович?
Репнин ответил издали:
— Так, господин генерал-фельдмаршал, так, истинно...
Петр вынул из кармана большой красный фуляр,
громко, трубно высморкался, утер лицо. А когда собрал¬
ся совет и генералы, полковники, капитаны сели по лав¬
кам, Петр был тверд, спокоен и говорил со своей обыч¬
ной жесткостью:
— Шведа мы зачали с богом бивать повсеместно. Би¬
ты их армии в Лифляндии господином нашим фельдмар¬
шалом Шереметевым. Брат командира крепости Ноте¬
бург, Шлиппенбах, от нашего российского оружия
бежал к Сагнице — за двадцать верст от боя, не помня
себя. Сей же Шлиппенбах от Гуммельгофа в Пернов бе¬
жал. Я для того об сем ныне напоминаю, что стоим мы
под стенами фортеции Нотебург и непременно должны
сию крепость взять и Неву тем самым в ладожском ее
устье очистить. Кто какие имеет по делу мнения?
534
Петр слушал внимательно, переглядывался с Шере¬
метевым, Репниным, Иевлевым, кивал головою. Люди го¬
ворили толково; это были обстрелянные, повоевавшие
офицеры.
Совет кончился далеко за полночь. Петр с трубкой
вышел из шатра, прислушался к затихшему, уснувшему
лагерю, потом произнес негромко:
— Сии мужи верностью и заслугами вечные в Рос¬
сии монументы!
— Кто? — живо, из осенней холодной темноты,
спросил Меншиков.
— Да уж не ты, либер Сашка! — с усмешкою отве¬
тил Петр. — Какой из тебя монумент?
Александр Данилыч обиделся, ушел в шатер. Петр
ласково его окликнул, еще покурил, пошел спать.
2. У стен Нотебурга
Осень выдалась ранняя, суровая, часто шли холодные
дожди с мокрым снегом; с Ладоги свистел пронизыва¬
ющий ветер.
Люди дрогли, мокли, болели, умирали. Мертвых едва
поспевали хоронить; на крутом ладожском берегу быст¬
ро разрасталось кладбище...
Над бивуаками шумело крыльями, зловеще каркая,
воронье; по ночам в лесах завывали волчьи стаи.
Сильвестр Петрович с двумя тысячами матросов и
работных людей трудился на Ладоге, снаряжал лодьи,
которые должны были отрезать выход шведам к морю.
Для этого лесорубы прорубили от озера к Неве просеку;
по ней волоком передвигали боевые суда. Новые, креп¬
кие лодьи на Ладоге оснащивали к баталии; плотники
настилали помосты на носу и на корме каждого судна,
ставили щиты для стрелков; оружейники и пушкари
писали дегтем по настилам номера пригнанных пушек.
Готовые к бою суда, снабженные штурмовыми лестни¬
цами, вытаскивали воротом на берег, потом люди и ло¬
шади впрягались в пеньковые лямки и волокли лодьи к
Неве. Работа шла круглые сутки; Петр Алексеевич не
уходил с просеки — сам подкладывал катки под лодьи,
сам следил за перевозкой пушек, сам смотрел оружие и
пороховые припасы.
Едва Сильвестр Петрович начал спускать свои суда в
Неву, шведы разведали русских и под покровом осенней
ночной мглы послали из крепости несколько лодок, во¬
оруженных пушками, —бить картечью. С визгом летело
раскаленное шведское железо, слышался крик, стон —
погибший солдат, матрос или трудник падал в воду. Во
тьме совсем близко переговаривались шведы, был слы¬
шен плеск весел, шведские командные слова.
Меншиков тайно подтащил к берегу Невы несколько
пушек; самые опытные пушкари долго наводили стволы,
потом ударили ядрами.
536
Шведы загалдели; один какой-то завизжал высоким,
пронзительным голосом.
— Вишь, каков! —со злорадством сказал Александр
Данилович. — Не нравится ему... А ну еще, ребяточки,
пирожка им, чертям!
Шведы ушли.
Этой же ночью тайно к Сильвестру Петровичу нехо¬
жеными болотными тропами явилось трое ладожских
рыбаков. Иевлев принял пришельцев в своем балагане,
вгляделся в лица, обросшие бородами, спросил, что за
люди.
— Люди русские, — сказал тот, что был постар¬
ше, — да сидим кое время под шведом. В том безвин¬
ны — и отцы наши сидели и деды. Ныне прослышали
кое-чего, — деревня наша невелика, сорок три двора:
мир собрался, велел идти поклониться старым обычаем...
Рыбак дотронулся рукою до земляного пола балагана,
разогнулся, прямо и остро посмотрел в глаза контр-ад¬
миралу русского корабельного флота.
— Орешек будете промышлять?
— Будем! —твердо ответил Иевлев.
— Доброе дело. Воду здешнюю знаете?
— Узнаем со временем.
— А мы и ныне знаем. И реку Неву знаем по всему
ее ходу. Небось сгодится. Еще знаем крепостцу Ниен-
шанц. Ходим туда водою, почитай до залива, по торго¬
вым делам. Деревеньку Усть-Охту знаем, городок торго¬
вый прозванием Ниен. Еще речку Оха-ноки, Чернавку,
мызы Кискена и Вихари, Эйкие и Макуря, еще Еловый
да Березовый острова...
— Ты погоди, отец, — попросил Иевлев. — Садись
да толком побеседуем. Тебя звать-то как?
Старого рыбака звали Онуфрием сыном Петровым
Худолеевым. Двух других — Степаном и Семеном. Не
чинясь, сели на рогожи, приняли кружки с горячим на
меду сбитнем. Попозже в балаган наведался Рябов —то¬
же присел послушать. Пришел и Меншиков. Рыбаки
подробно рассказывали нужное, —об обороне шведами
морского устья Невы, о том, что за человек шведский
майор Конау, да комендант Иоганн, да советник Фри-
зиус, да каковы пушки там, да сколько народу солдат,
пушкарей, офицеров. По словам старика Худолеева вы¬
ходило, что майор Конау —главный властелин крепости
Ниеншанц, великий любитель охоты и загонщиками дер¬
жит многих русских мужиков; те мужики ведают швед¬
537
ские дела и немалую пользу могут принести русскому
лагерю.
Иевлев кивнул:
— То умно. Ищи их, Онуфрий Петрович.
Еще Худолеев рассказал, что в Ниене в заключении
томятся двое русских людей, имена их неизвестны;
один — царев слуга — шел будто бы морем к своей зем¬
ле, да был перехвачен шведскими воинскими моряками,
другой первому денщик, малый расторопный, тому назад
недели две пытался было бежать, да, видать, не в добрый
час, — споймали шведы...
— Надо освободить! — сразу сказал Меншиков.
— Без золота того не сделать, — вздохнул Худоле¬
ев. — Ребятки наши хотели, да, вишь, мошна пуста. А
швед на золотишко падок...
Александр Данилыч порылся в кошельке, высыпал на
ладонь рейхсталеры, выбрал три — похуже видом, поис¬
тертее — и, отдавая Худолееву, пообещал:
— Уворуете червонцы —повешу! У меня суд скор и
строг, шутить не люблю, на сивую бороду не взгляну...
Рыбаки обиделись все трое. Младший, Степан, сказал
старику:
— А ну его и с золотом, дядя Онуфрий. За сии моне¬
ту и беседу не зачнешь, а он еще грозится. Пущай обрат¬
но берет... Где кто постарше, царь, что ли?
Меншиков засмеялся, хлопнул Худолеева по плечу,
произнес примиряюще:
— Полно тебе, дядечка! Говори толком, сколько де¬
нег давать? Мне на дело не жалко, я порядок люблю,
понял ли?
На рассвете, в холодном сыром тумане, Рябов из-за
мыска вместе с тремя рыбаками вышел на шлюпке де¬
лать промеры, чтобы флот, когда отправится на правый
берег, не застрял на мелях. Онуфрий Худолеев посмеи¬
вался:
— Не верите нам, черти. Мы как говорим, так оно и
есть...
Иван Савватеевич мерил сначала шестом, потом ве¬
ревкою с камнем. Степан да Семен на память перед про¬
мером говорили, какая глубина. Все сходилось точно.
Онуфрий, определив по ухваткам в Рябове моряка, спро¬
сил:
— Ты-то откудова такой уродился, дядя?
— Придвинские мы, с Белого моря...
— Ишь... Это к вам шведы большим флотом при¬
шли — жечь город ваш? Что-то болтали здесь в Ниене.
538
Рябов пожал плечами, вздохнул:
— А откудова мне ведать?
Шведская пуля цокнула в корму шлюпки, другие
злым осиным роем пропели над головами рыбаков.
Онуфрий Худолеев пригнулся, удивился:
— По нас бьют?
— По нас, дядечка. Война, вишь! — со смешком от¬
ветил Рябов.
Утром в балагане Иевлева Рябов рассказывал про
здешних мужиков, что смекалисты и ничего не врут —
свое дело знают. Можно верить всем троим сполна.
Ладожских рыбаков Худолеева да Степана с Семе¬
ном отпустили на дело почетно. Сильвестр Петрович
сказал им доброе напутствие, дал по ножу белой стали,
компас, по два листа бумаги — замечать на ней швед¬
ские укрепления. Онуфрий, прощаясь, сказал:
— Нашего брата, русского мужика, здесь немало.
Живут — хуже нельзя. Вроде и не человеки — божье
подобие, хуже скота. Ты, господин контр-адмирал, те¬
перь жди —прослышишь наши дела...
От громкого разговора проснулся Ванятка, которого
Сильвестр Петрович взял к себе в балаган, проводил
взглядом уходящих незнакомых мужиков, потянулся
сладко, спохватился, сказал отцу:
— А я, тятя, теперь барабанщиком буду! Ей-ей! Да¬
веча дядечка Александр Данилыч мне повстречался. “Ты,
говорит, для чего дарма царев хлеб заедаешь? У нас так
не водится. Служить надобно...и
Иевлев подтвердил:
— Верно, так и было: Меншиков велел...
— Наука большая, — сказал Рябов. — Не враз со¬
владаешь. Да и барабан где взять, небось лишних нету...
— Барабан отыщем! — пообещал Ванятка и стал
обуваться.
День опять прошел в работах: укрепляли батареи,
подвозили ядра, перетаскивали просекой последние
лодьи. Петр с Шереметевым, Репниным и Меншиковым
сидел в низком, наскоро построенном шалашике, сжав
черенок трубки крепкими зубами, раздумывал над пла¬
ном Нотебурга, намечал, где быть батареям по правому
берегу, где ставить летучий мост через Неву, откуда
идти лодкам охотников, когда начнется штурм.
— Пушек имеем нынче восемьдесят восемь, — ска¬
зал Шереметев, — солдат с матросами более двенадцати
тысяч. Располагаю — в ближайшее время начнем бом¬
бардирование...
539
— Чтобы подкрепления с Балтики им, иродовым де¬
тям, не подали! — грызя ногти, сказал Меншиков. —
Отрезать надобно намертво...
Репнин подошел к Петру, пальцем показал на карте,
где следует переплывать нынче Неву, чтобы взять швед¬
ский редут.
Ночью, в кромешной тьме ударили дробно, рас¬
катились барабаны. Солдаты, зарядив мушкеты, спрятав
запасные заряды за щеку, бегом, напирая друг на друга,
шли к воде, подымались на помосты лодей, стискивались
плотно один к другому. Уныло завывал осенний ветер.
Лодьи покачивались, скрипели, бились бортами друг о
друга. У берега прапорщики и поручики перекликались:
— Готова-а!
— Сполна-а-а!
— Все здесь!
Сильвестр Петрович поднялся на помост своей
лодьи, велел барабанщику бить поход. Барабан продре¬
безжал коротко; пятьдесят огромных лодей отвалили от
берега, строем пошли через реку. Здесь, над шведскими
шанцами, грозно шумел лес...
Лодки с тупым шелестящим звуком тыкались во вра¬
жеский берег; солдаты прыгали с помостов в камыш, в
воду, в прибрежную тину. Слева, из темноты, донесся
громкий голос Петра:
— Живо, молодцы, живо, не отставать! Взводи
курки!
Шведы все еще молчали.
Сильвестр Петрович, позабыв про больную ногу,
вошел в воду, поднял над головой пистолет, чтобы не
замочить замок; опираясь на трость, побежал к берегу.
Сзади, карабкаясь по обрывчику, ругался Шереметев;
Репнин с тяжелым палашом в руке обогнал Иевлева.
— Багинетом коли! —кричал Петр. —Наш Орешек,
ребята, наш! За мной, быстро...
При вспышках выстрелов навстречу Иевлеву словно
бы неслись высокие черные сосны, березы, рогатки
шведских шанцев, полыхающие огнем стволы мушкетов.
Меншиков был уже там — рубился саблей. Солдаты,
кряхтя и ругаясь, дрались во рвах, в которых засели
шведы. Иевлев спрыгнул туда, упал, поднялся, побежал,
хромая, дальше, отыскивая врагов. Но их больше не
было.
Барабаны по приказу Петра выбили отбой, баталия
кончилась, правый берег принадлежал русским. Петр,
540
стоя на курганчике, рукою в перчатке показывал, куда
ставить пушки для обстрела крепости. Егор Резен с ним
спорил, другие иноземцы-артиллеристы соглашались.
Сильвестр Петрович подошел, оперся на плечо Резена,
вслушался. Петр вдруг кивнул — согласился с Резеном.
Резен убежал к своим пушкарям.
Сильвестр Петрович утер потное лицо, огляделся:
над Невою, над плоскими ее берегами, над свинцовыми
конусными кровлями крепости, над павшими в бою и
над живыми занималась утренняя холодная заря...
541
3. Мичман корабельного флота
— Ну? Что деется? — спросил Петр, входя в шатер.
— А ничего не деется, — позевывая и почесываясь,
ответил Меншиков. — Спину чего-то заломило после
нынешней баталии. Я в горячке-то не приметил, а мне
некий швед, курицын сын, багинетом али прикладом ру¬
жейным в межкрылья въехал. Веришь не веришь, мин
герр, ни согнуться, ни разогнуться. Может, что отбито?
— Ты не жалобись, либер Саша, — сказал Петр. —
Если у которого человека что отбито — более молчит, а
ты —ровно сорока. Ничего, жить будешь вдосталь, коли
не повесим. Еще чего нового?
Меншиков подумал, потом вспомнил:
— А еще, мин герр Питер, наши рыбаки ладожские,
докладывал я тебе давеча о них, которые к Иевлеву хо¬
дили, привели-таки русских полоняников. Откупили у
шведов. Золотишко-то я давал, помнишь ли?
Петр про золотишко пропустил мимо ушей. Алек¬
сандр Данилыч кашлянул, рассказал, что россияне до¬
ставлены сюда, в лагерь, сидят в балагане у Иевлева.
Один — дворянский недоросль Спафариев — был пос¬
лан за море через Архангельск, да не угадал, как раз
перед шведским нашествием его оттудова Сильвестр
Петрович завернул на сухой путь. С сим недорослем
денщик-калмык кличкою Лукашка.
Лил проливной, с завываниями, осенний дождь. Над
Ладожским озером, над невскими рукавами, над осаж¬
денной крепостью Нотебург, над огромным русским ла¬
герем визжал ветер. Полог царева шатра набух; капли
падали на стол, на карты и бумаги, огненные язычки све¬
чей вытягивались и коптили. Было неприютно.
Петр, швырнув плащ на постель, кряхтя стал снимать
облепленные грязью, тяжелые ботфорты. Александр Да¬
нилович сетовал, что боль в межкрыльях делается с каж¬
дою минутой все нестерпимей, а тут и бани нет — по¬
париться толком.
— Не нуди ты, Санька! — ложась на походную,
жесткую постель и с наслаждением вытягивая ноги в
красных протертых чулках, попросил Петр. — И что ты
за человек небываемый: ну сделал дело, все то видели,
шведа бил, воздастся тебе, ведаешь сам, а тянешь с за¬
просом. Не отбито у тебя, у собаки, ничего, только жилы
мои мотаешь...
— Отбиты! —упрямо сказал Меншиков.
542
— Врешь, пес! И никакой швед тебя в межкрылья не
бил...
— Ан бил!
Петр скрипнул зубами.
Повар Фельтен принес кусок холодной говядины, су¬
хари и кувшин с вином.
— А горячие щи? —сердито удивился Меншиков.
Фельтен не отозвался: он не любил болтать лишнее.
Какие щи в такую погоду? На чем их сваришь?
— Как воевать, так мы о погоде не толкуем, — ска¬
зал Меншиков. — А как щи сварить добрые — погода.
Всыпать, собаке, палок, нашел бы огня...
Петру Фельтен принес маленький кусок любимого
царем лимбургского острого сыру.
— Давеча больше было! — угрюмо заметил Петр
Алексеевич.
Фельтен промолчал.
— Больше было сыру! — повторил Петр. — Слышь,
Фельтен? Я сколько раз приказывал беречь его. Возят
из-за моря, по цене дорог. Кто ел?
Повар по-немецки ответил, что давеча в шатре был
фельдмаршал Шереметев, полюбопытствовал отведать,
пожевал да ругнулся, выплюнул, а он, Фельтен, не пос¬
мел господину фельдмаршалу ничего сказать.
Петр молча съел сыр с сухарем, потом велел Мен-
шикову привести дворянина Спафариева.
— Не поздно ли, Петр Алексеевич? Чем свет канона¬
да зачнется, так и не отоспимся...
— Алексашка!—угрожающе произнес Петр. — Не
выводи из терпения.
Покуда Меншиков ходил за дворянином Спафарие-
вым, Петр, глядя в полог шатра, считал в уме, сколько
уйдет ядер до конца штурма. Выходило много. Он
хмурился и считал сначала. Потом стал прикидывать в
уме время, потребное на доставку сюда обоза пороху и
зажигательных трубок. Его клонил сон, но он знал, что
не уснет, как не спал все эти дни.
— Привел!—сырым голосом сказал Меншиков, вхо¬
дя в шатер и сбрасывая плащ. — Влазь, господин нави¬
гатор!
Петр, не вставая, скосил блестящие карие глаза, пос¬
мотрел, как плотный, розовый, белобрысый, схожий с
молочным поросенком парень, странно вихляясь, тяжело
впорхнул в шатер и, раскинув руки в стороны, опустился
на одно колено.
543
— Ловко! — садясь за стол и подвигая себе оловян¬
ную тарелку с мясом, молвил Меншиков. — Видать,
крепко обучен наукам господин навигатор...
Царь все смотрел молча.
Дворянин, подволакивая одной ногою, на манер па¬
рижских прегалантных кавалеров, и широко разводя ла¬
донями по парижской же моде, подошел ближе и надо¬
лго замер в длинном и низком поклоне, таком низком,
что локоны его огромного парика почти касались гряз¬
ного ковра на земле. Потом по телу Спафариева словно
бы пробежала судорога; он перебрал толстыми ногами в
тугих шелковых чулках, припрыгнул, передернул пле¬
чами и с умилительной улыбкой прижал руки к сердцу.
Александр Данилович сидел не жуя, с костью в руке
так и замер, дивясь на дворянина. Петр помаргивал.
Было слышно за свистом осенней непогоды, как говорят
у шатра караульщики.
— Кафтан где шит? — неожиданно спросил Петр.
— Ась? —не понял дворянин.
— Где кафтан, спрашиваю, шит?
— В граде Парыже искусством славного тамошнего
портного — кутюрье месье Жиро.
— Почем сему Жиро плачено?
— На ливры, мой государь, не упомню, а на штиверы
за косяк, потребный для сего кафтана, плачено двадцать
девять штиверов.
Меншиков вздохнул:
—Добрая цена! За такие деньги мы пушку покупаем...
— Ты-то молчи! —глумясь, крикнул Петр. —Ты-то
на казну больно жалостлив!
Александр Данилович втянул голову в длечи: он знал,
чем грозит для него упоминание о таком предмете, как
казна.
— За кружева, что из рукавов торчат, сколько плаче¬
но?
— Сии кружева брабантские, мой государь. За кру¬
жева да за венецианский бархат для камзолу плачено
осьмнадцать да двадцать три штивера...
И, помахивая рукавами, слегка изгибаясь телом, он
медленно повернулся перед царем, чтобы тот увидел от¬
менное изящество всего парижского туалета.
— Башмаки тоже в Парыже строены? — спросил
царь.
— Там, мой государь. Славному сему башмачнику —
ле ботье имя Грегуар.
544
— Изрядно, — ровным тихим голосом, таким ров¬
ным, что Меншиков совсем съежился, сказал Петр. —
Видать, не даром ты за морем столько лет провел. Та¬
лант! Небось и всем новоманерным танцам обучен?
Дворянин развел руками с непринужденностью и
изяществом, как научен был кавалером Фре Депре.
Жест этот означал, что он вынужден скромно признать
свои отменные достоинства.
Петр сел на постели, набил табаком трубочку, заду¬
мался. Дворянин, стоя перед царем в изящной позе,
улыбался неподвижной, выученной за морем, наиприят¬
нейшей улыбкой: губы его были сложены сердечком,
толстую ногу в башмаке с пряжкой и бантом он выста¬
вил вперед. И был так доволен собою, что не замечал
нисколько, как не соответствует его персона этому на¬
бухшему от дождей шатру, рваным чулкам царя, скудной
еде, что была поставлена на сбсновом столе.
— Такие, как ты, прозываются за морем — шама¬
тон, — произнес Петр. —Шаматон —сиречь, по-наше¬
му, коптитель небесный. Так ли?
Спафариев с изяществом поклонился.
— Менуэт знаешь ли? — вдруг спросил Петр.
— Танцы все, мой государь, знаю отменно: церемо¬
ниальные, как-то польский, англез, алеманд и контрадан,
еще голубиный, где амур меж двумя голубочками пока¬
зан...
— Куафюры, сиречь прически, женские знаешь ли?
— Как не знать! Ныне в граде Парыже, государь, да¬
мы подколками, фонтанжами и корнетами шевелюры
свои украшают...
— Стой, погоди! —скалясь и сверля дворянина не¬
навидящим взглядом своих выпуклых глаз, приказал
Петр. — В сих галантных науках ты многое превзошел.
Но посылали мы тебя, дабы навигаторство изучать. Пом¬
нишь о сем?
Дворянин мгновенно посерел.
— Помнишь ли?
Меншиков вздохнул, потупился: он знал, что сейчас
будет, и, как всегда, затосковал в ожидании припадка
бешенства у Петра.
— Помнишь ли? — крикнул Петр.
— Помню, — прошелестел дворянин.
— Добро! Ну, а коли помнишь, так ответь: как пере-
брасопить гротмарсарей по ветру на другой фокагалс?
545
18-770
Меншиков стал глядеть в землю: и этот страшный,
гибельный для недорослей вопрос он тоже слышал не
впервой. Сейчас глупый дворянин попытается сделать
невозможное и пропадет. Сознался бы, что не знает, —
все лучше. Но дворянин начал плести обычный вздор:
— Перебрасопить, государь, гротмарсарей по ветру
для навигатора задача нетрудная. При сем маневре...
У Петра дернулась щека, взгляд стал диким.
— Нетрудно?! — поднимаясь во весь свой огромный
рост, загремел он. —Пес непотребный, пять годов нави-
гаторству обучался, а того не понимает, что задачу мою
решить немыслимо. Любому матросу сия старая шутка
ведома, а ты...
Петр ударил Спафариева кулаком в лицо — тот за¬
визжал. Петр замахнулся ножнами тяжелого палаша,
ударил наотмашь —Спафариев повалился на землю, по¬
полз. Меншиков из угла сказал:
— Полегше бы, Петр Алексеевич, убьешь, пожалуй.
Остуди обиду, пригубь винца...
И, поглаживая локоть Петра, косо на него погляды¬
вая, он налил ему вина, подал. Петр посмотрел, пить не
стал. Спафариев, забравшись за бочки и кули, утирал
кровь с лица кружевным рукавом, жалостно всхлипывал.
Опять стало слышно, как льет дождь, как свищет над
холодной Ладогой ветер. У шатра ругались царевы кара¬
ульщики, кого-то не впускали...
— Вели впустить! — приказал Петр Меншикову.
Весь вымокший, залепленный дорожной грязью, за¬
росший черной щетиной вошел бомбардирский урядник,
сказал, что обоз с порохом и с ядрами для метания в
исправности доставлен, по пути на болотищах всего две
подводы с лошадьми потопли, да еще один мужик —воз¬
ница — насмерть расшибся...
— Ну, молодец! — сразу веселея, похвалил Петр. —
Я ныне как раз думал — ранее субботы не добраться
тебе. Иди спи. Иди...
Урядник ушел. Петр подумал, погодя спросил:
— Размышлял ты, Спафариев, когда-либо, для чего
дана тебе господом голова? Ужели только для того, дабы
парик на нее напяливать?
Недоросль промолчал, всхлипывая* Петр велел пока¬
зать без промедления дипломы, полученные дворянином
в Париже. Спафариев, опасаясь таски и выволочки, про¬
тянул Меншикову бумаги из-за ящиков и кулей. Тот
подвинул царю шандал с оплывающими сальными све¬
546
чами. Петр стал читать вслух о том, что сиятельный ка¬
валер и господин Спафариев с божьей помощью усердно
и успешно закончил курс наук по навигаторству, кораб¬
лестроению, артиллерии, фортификации, астрономии,
математике и иному прочему. Отменному кавалеру сему,
говорилось в дипломе, вполне можно доверить командо¬
вание как галерой, так и большим морским кораблем.
Дочитав, Петр спросил с издевательской кротостью:
— Сколько золотых штиверов заплатил ты, негод¬
ный, за сей диплом?
Спафариев молчал, всхлипывая.
— Ты отвечай! — посоветовал Меншиков. — Прав¬
ду отвечай, не то хуже будет...
Дворянин рухнул за ящиками на колени, взвыл отту¬
да, протягивая к царю толстые руки в перстнях:
— Пощади, государь. Правду говорю, как на духу. Я
ничему не учен, за меня денщик мой по моему приказу
изучал. Сей диплом не мне дан, но смерду моему Лукаш-
ке. Оный денщик, отменных способностей быв, за меня
все делал и именем моим прозывался в коллегиуме, а
также на верфи, где корабли строятся. Он, государь, в
море плавание имел, а я, воды убоявшись, в Парыже...
— Зови денщика! — приказал царь Меншикову.
Александр Данилович вышел. Неподалеку от шатра
ругались солдаты, спотыкались в грязи кони, волоча
пушки, — к утру орудия должны были ударить по кре¬
пости с новой позиции. Петр вслушался в шум, при¬
кинул, туда ли едут. Ехали куда надо — на мысок.
Когда Меншиков привел денщика, Петр внимательно
в него вгляделся своими искристыми выпуклыми глаза¬
ми, подозвал поближе, спросил отрывисто:
— Лукашка?
— Кличут Лукою, государь.
— Верно ли, что ты, холопь и крепостной дворянина
Спафариева человек, за него курс навигаторства и иных
художеств изучил? Отвечай правду. Не бойся...
— Ты говори, Лукашка, —шмыгая разбитым носом,
подтвердил дворянин. — Ты не бойся, твоей вины тут
нету...
Денщик стоял перед царем в спокойной позе бывало¬
го моряка — чуть расставив для устойчивости ноги, с
руками в карманах короткого, крапивного цвета сукон¬
ного кафтана. Было заметно, что он соображает, как се¬
бя вести, и приглядывается и к царю и к жалкому своему
барину, но вместе с тем в Лукашке нельзя было заметить
547
18*
и тени искательности — просто он был неглупым мужи¬
ком, себе на уме, вовсе не желающим попадать впросак.
И Петр смотрел на него не торопя и не пугая: поведение
спафариевского денщика понравилось Петру — он сра¬
зу умел угадывать смышленых людей, — и Лукашка по¬
казался ему мужиком с головою. Да и вид денщика —
обветренное, скуластое лицо, белые зубы, широкие пле¬
чи, — все внушало доверие к этому человеку.
— Ну? — наконец сказал царь спокойно и добро¬
душно. — Долго думать будешь? Отвечай —обучен али
не обучен?
— Обучен, государь, — низким, глуховатым голосом
ответил калмык.
— Силою дворянин тебя посылал в учение?
— Зачем силою? — с короткой и доброй усмешкой
ответил Лука. — Он, господин мой, ничего, жалиться
грех. По амурной части ходок, а чтобы драться, — не
упомню. Нет, государь, не силою. Самому мне науки лю¬
бопытны...
Дворянин жалостно всхлипнул за ящиками. Калмык
косо, но с сочувствием взглянул на него и потупился.
— На. вопросы, кои задам тебе, берешься отве¬
тить? — быстро спросил Петр.
— Что ж, государь, не ответить. Коли знаю, так и
отвечу, а коли нет —прости...
Петр велел Меншикову прибрать со стола и раз¬
ложил перед собою карты, чертеж судна, циркуль, за¬
писки свои по новому корабельному строению, листы с
добрыми пропорциями для галиота. Он делал все это не
торопясь и взглядом как бы проверял Лукашку: испуга¬
ется или нет. Но тот нисколько не испугался, хоть лицо
его и было напряжено, а смышленые, зоркие глаза поб¬
лескивали остро.
— Садись здесь, насупротив!
Денщик сесть не решился, остался стоять.
— Сказано, садись...
Лукашка расстегнул кафтан у горла, сел на самый
край лавки. Петр углубился в рассматривание корабель¬
ного чертежа. Лукашка улучил мгновение и быстро,
подбодряюще, одним глазом подмигнул Спафариеву. Тот
шепотом застонал в ответ.
— Что сие есть? — спросил Петр, ткнув указатель¬
ным пальцем в чертеж.
— Стень-вынтреп! —ответил калмык.
548
— Сие?
— Сие, государь, гротбомбрамстеньга...
— Ты что, чесноку налопался, что ли? — неприяз¬
ненно принюхиваясь, спросил Петр. —Несет от тебя...
— Его, государь! — скромно ответил Лукашка. —
Соскучился, покуда у шведов в узилище сидели. Две го-
ловочки покрошил.
Петр поморщился.
— Дыши в сторону!
Денщик отвечал на все вопросы точно, ясно, все по¬
нимая, но со скукою в голосе. Потом вдруг произнес:
— То, государь, ей-ей, и сорока зазубрит. Коли дела¬
ешь мне екзамен по чину, — спрашивай дело. Кораблем
командовать — голова нужна; ты, люди сказывают, сам
мореход истинный. Для чего свое царево время на вздо-
ры тратишь? Спрашивай по-истинному!
Петр с долгим изумлением посмотрел на калмыка и
усмехнулся, увидев, что тот сам напуган своими слова¬
ми.
— Ну-ну! — вздохнул Петр. — Не без наглости ты,
навигатор!
— Прости, государь, —согласился Лукашка. —Да и
то ведь, коли попал я наукам обучаться, так скромника с
потрохами бы сожрали...
— Сие верно! — смеясь подтвердил из-за ящиков и
кулей дворянин. —В Парыже, государь, ежели...
— Ты молчи! —крикнул Петр. —Собака!
И опять стал спрашивать калмыка и, спрашивая, за¬
спорил с ним, где лучше и ловчее закладывают корабель¬
ный киль — в аглицких верфях али в голландских. Царь
горячился и зло таращил глаза, а Лука был спокоен и
даже посмеивался —так был уверен в своей правоте. И
болезни корабельного дерева — табачный сучок, кра¬
пивный сучок, роговой — калмык знал, и как вить пу¬
шечный фитиль, и как вязать морской узел — кошачьи
лапки...
— Ну, братец, утешил! — сказал Петр, утомившись
спрашивать и спорить. — Зело утешил. Добрый моряк
будет из тебя для флоту русского. Женат?
— Нет, государь, не женат...
— Оженим. И невесту тебе сыщу —лебедь.
Подумал, потер шершавыми ладонями лицо, отфырк¬
нулся, словно усталый конь, и велел Меншикову писать
от своего государева имени. Александр Данилыч пере¬
549
стал зеватьг рассердился: писать он едва умелг забывал
буквы, торопясь, иногда только делал вид, что пишет, —
полагался на свою память, а потом все почти дословно
пересказывал Ягужинскому или иному, кто силен по
письменной части.
Петр диктовал быстро, отрывисто:
— За сии доброхотные к отечеству своему заслуги
холопя дворянина Спафариева калмыка Лукашку имено¬
вать отныне господином Калмыковым Лукою... по ба¬
тюшке... Написал?
Меншиков написал только “за сии доброхотные'1, но
кивнул головою:
— Пишу, государь...
Петр задумался на мгновение.
— По батюшке —Александровичем!
Меншиков удивился, взглянул на Петра.
— Пиши, пиши! — крикнул тот. — Будет тебе сей
Калмыков названым сыном, ты ему и приданое дашь —
на обзаведение что человеку нужно: мундир, шпагу, зо¬
лотишка в кошелек; ты у меня не беден, есть из чего...
Далее пиши: сему Калмыкову звание дадено отныне мич¬
ман, и служить ему надлежит на фрегате "Святой Дух"
в должности старшего офицера здесь, в Ладоге, покуда
не опрокинем мы крепость Нотебург. Написал?
— Пишу...
— Больно медленно пишешь...
— Кую ночь не спавши, государь...
— Пиши далее: дворянина же Спафариева жалуем
мы...
Петр помедлил, жестко усмехнулся и заговорил раз¬
дельно:
— Жалуем мы званием — матрос рядовой и повеле¬
ваем ему служить пожизненно на том корабле, где флаг
свой будет держать флоту офицер господин Калмыков
Лука Александрович...
Дворянин громко заохал за своими ящиками. Петр
сказал назидательно:
— Ишь разнюнился! Ранее надо было думать...
— Я думал! — с тоскою произнес недоросль. — Я,
государь, думал, что отменными своими манерами и та¬
лантом при твоем дворе замечен буду. Бывает, что сия¬
тельным метрессам надобны шевальеры таланты для
препровождения времени... И сей обиходный политес...
Петр захохотал, замахал руками:
— Сему пять годов обучался? Пять годов? Либер
Сашка, слышишь, на что казна наша пошла? Господи, да
550
ежели для метрессы талант занадобится, мы нашего Пре¬
ображенского полку солдата любого... о, господи...
Он хохотал, отмахивался руками, тряс головой. От¬
смеявшись, приказал Меншикову:
— Налей-ка нам, Данилыч, по кружечке анисовой —
господину флота мичману да мне. Ныне весь день
трудиться, зачнем с богом штурмовать. Выпьем покуда
для отогреву, а господин рядовой матрос Спафариев
спляшет нам, чему его в граде Парыже обучали. Танец
алеманд, что ли?
Дворянин, побледнев, высунулся из-за ящиков, ска¬
зал с ужасом:
— Помилуй, государь-батюшка!
— А ты отечество свое миловал в парижских ресто¬
рациях, сукин сын? —крикнул Петр. —Миловал? Пля¬
ши, коли велено!
Неподалеку от царева шатра, на мысу, рявкнули пуш¬
ки, да так, что на столе задребезжал штоф с анисовой,
съехала на землю тарелка. Шведы без промедления
ответили, и началась утренняя канонада.
— Вот тебе музыка! — перекрывая голосом грохот
орудия, сказал Петр. —Добрая музыка! Под сей танец
гарнизон цитадели Нотебург кой день пляшет, пляши и
ты! Ну!
Дворянин Спафариев вышел вперед, постоял у лавки,
словно собираясь с силами, потом вывернул толстую
ногу, изогнул руку кренделем. Мичман Калмыков, сидя
рядом с Петром, вздохнул невесело. Орудийный огонь
все мощнее гремел на Неве. Шатер ходил ходуном, запах
пороха донесся и сюда; где-то неподалеку со свистом
ударилось ядро. Спафариев начал танец алеманд — два
мелких шажка, полупоклон, еще шажок. По щекам его
катились слезы, и губы, сложенные сердечком, дрожали.
— Какой танец пляшешь? — крикнул Петр.
— Сей танец именуем алеманд!
— Так пляши веселее, как учили вас, талантов, для
метресс...
Спафариев попытался улыбнуться, широко раскинул
руки и присел, как полагается во второй фигуре танца
алеманд.
— На каждом корабле надлежит среди матросов
иметь шута, — сказал Петр Калмыкову. — Когда дослу¬
жишься до капитана судна, не забудь на оное дело опре¬
делить сего парыжского забавника. От прегалантностей
его матросы животы надорвут.
551
— Уволь, государь! — твердо и спокойно ответил
вдруг Калмыков. —Я на своем корабле, коли дослужусь,
шута держать не стану. Со временем будет из господина
Спафариева матрос...
— Неуча и в попы не ставят! — поднимаясь с лавки,
сказал Петр. —Шут он, а не морского дела служитель...
Калмыков спорить не стал: шатер разом наполнился
людьми — пришел Шереметев в кольчуге, Репнин, Иев¬
лев, полковники, капитаны, поручики. Сильвестр Пет¬
рович увидел Спафариева, спросил у него:
— Как?
— Худо, ох, худо, — трясущимися губами произнес
недоросль. — Матросом без выслуги...
Меншиков подал Петру плащ; царь вышел первым, за
ним с громким говором пошли все остальные. Иевлев,
уходя, утешил:
— Коли честно служить будешь, выслужишься! Эх,
батюшка, говорил я тебе в Архангельске...
Махнул рукою, ушел догонять царя.
Неумолчно, гулко, тяжело грохотали пушки. Спафа¬
риев стоял неподвижно, полуоткрыв рот, содрогаясь от
рыданий.
— Ну полно тебе, сударь, реветь-то белугою; ты
большой вырос, не дитя; оно будто и зазорно, — оправ¬
ляя на дворянине парик и одергивая кафтан, говорил
Калмыков. — Пощунял тебя, сударика, Петр Алексе¬
евич, ничего ныне не попишешь, — значит, судьба. От¬
плясал свое, теперь, вишь, и послужить надобно...
— По рылу он меня хлестал сколь жестоко! —пожа¬
ловался дворянин. — Свету я, Лукашка, божьего не
взвидел...
— И-и, батюшка, — усмехнулся мичман, — однаж¬
ды и побили! А я-то как в холопях жил? Ты — ничего,
не дрался, да зато маменька твоя что ни день, то колотит!
И батоги мне, и своею ручкою изволила таску задавать,
и кипятком, бывало, плеснет! А то един раз, да сам госу¬
дарь! Оно вроде бы приласкал. Полно, сударь, кру¬
чиниться. Пойдем на корабль. Потрудишься, матросской
кашки пожуешь, сухарика морского поточишь зубками,
оно и веселее станет...
Дворянин ответил неровным голосом:
— Палят ведь там, Лукашка! Ядра летают... Долго ли
до греха. А?
— Так ведь война, сударь! — наставительно молвил
Калмыков. — Какая же война без пальбы? И ядра, ко¬
552
нечно, летают, не без того. Ну, а вот Лукашкою ты меня
более, батюшка, не называй. Отныне я для тебя — гос¬
подин мичман, господин офицер али для крайности —
Лука Александрович. Так-то. Ошибешься — выпорют,
как Сидорову козу. Морская служба — она строгая.
Служить, так не картавить. А картавить, так не служить.
Понял ли?
— Как не понять, господин мичман Лука Александ¬
рович...
— Вишь, понятливый. И вот еще что, мой батюшко!
Ты передо мною-то не ходи. Не в Париже. Нынче уж я
пойду первым, а ты за мною, потому что я офицер, а
ты — матрос...
И мичман флота Калмыков вышел из государева
шатра. В низко ползущем тумане вспыхивали оранже¬
вые дымные пороховые огни выстрелов и беспрерывно
грохотали тяжелые осадные орудия русской артиллерии.
4. Разгрызен Орешек!
С рассветом на обоих берегах реки непрестанно гро¬
хотали пушки. Ядра с воем летели в крепость —рушили
зубцы башен, поджигали крепостные постройки. Рус¬
ские артиллеристы, скинув кафтаны, засучив рукава,
проворно делали свою военную работу, целились тща¬
тельно, банили стволы, подносили ядра.
Цитадель отбивалась яростно, невский холодный ве¬
тер раздувал королевское знамя со львом. Было понятно,
что шведы твердо решили не сдаваться, несмотря на все
усиливающийся напор русской армии. Петр раздумчиво
говорил Шереметеву:
— Не столь они смелы, Борис Петрович, а непремен¬
но подмоги ожидают. И не иначе, как с озера...
Оба фрегата, "Святой Дух" и "Курьер", непрестанно
курсировали по Ладоге, ждали шведской эскадры с де¬
сантом. Памбург и Варлан смотрели в подзорные трубы,
тщетно искали встречи с противником: по озеру кати¬
лись однообразные волны, да ветер свистел в снастях.
Незадолго до полудня мичман Калмыков заметил в
трубу две яхты и шхуну. На фрегатах пробили тревогу,
фитильные с горящими запалами побежали к своим
пушкам. Но шведские суда не приняли боя, ушли с по¬
путным ветром.
В эту же пору в Нотебурге вспыхнул большой пожар:
багровое пламя внезапно выкинулось возле флажной
553
башни, потом взметнулись еще два снопа и раздался
страшной силы взрыв. Тотчас же накренилась и осыпа¬
лась стена у Колокольной башни. К пролому побежали
шведы — солдаты, каменщики, кузнецы, — поволокли
железные ежи, надолбы из бревен, столбы. Покуда
пристреливались пушки, шведы заделали пролом начер¬
но и стали засыпать его запасным камнем. Погодя
последовало еще несколько взрывов, и всю цитадель за¬
волокло медленно ползущей копотью — вонючей и
плотной.
— Не виктория ли? —грызя ногти, спросил Петр. —
А, господин фельдмаршал?
— Погоди, государь! —жестко глядя на космы копо¬
ти, ответил фельдмаршал. — Всему свой час. А легко
они не сдадутся. Их воевать — не просто.
В сумерки охотники пошли отбивать неприятельские
лодки, что стояли под крепостью. Преображенец Крагов
да семеновец Мордвинов, Егорша Пустовойтов и еще с
дюжину народа половчее — сели в длинную ходкую
лодью, положили большие мешки с шерстью и, подойдя
к острову с наветренной стороны, подожгли мешок с
порохом. Черный, едкий, вонючий дым сразу согнал
шведов с вала; охотники кинулись к лодкам, но лодки
оказались прикованными толстыми железными цепями.
Шведы, опомнившись, стали сверху бить вниз картечью.
Егорша, Крагов, Мордвинов топорами прорубали днище
шведских суденышек... Из этой вылазки не вернулось
семь человек.
Нотебург пылал.
Но флаг со львом все еще развевался.
— Смотри, никак не хотят уходить! — сказал Рябов
Иевлеву. — Крепко засели, смелые черти...
Сильвестр Петрович усмехнулся:
— Помнишь, как они к нам на Двину пришли, воры?
Небось не чаяли в те времена, что мы не токмо их не
пустим, но и за своим добром вон куда приедем!
Огни огромного пожара всю долгую ночь отражались
в черной, гладкой воде Невы. Всю ночь русские пушки
непрестанно громили пылающую крепость. Петр, не¬
подвижно стоя у своего шатра, смотрел на пожарище,
стискивал в руке подзорную трубу, говорил Шереметеву
и Репнину:
— Врут, господа шведы! Что наше —тому нашим и
быть. Теперь зримо — не повторится более Нарва. С
554
утра зачнем кончать фортецию ихнюю, так, Борис Пет¬
рович?
Генерал-фельдмаршал подумал, вгляделся в пылаю¬
щий Нотебург, сказал веско:
— И то, Петр Алексеевич, пожалуй, что и пора. Бо¬
лее тридцати пушек у нас к переливке назначены, во¬
семь тысяч ядер пушечных к нынешнему дню брошено,
три тысячи трехпудовых бомб, пороху, почитай, пять
тысяч пудов пожжено...
В воскресенье одиннадцатого октября перед рассве¬
том Меншиков доложил царю, что от госпожи Шлиппен¬
бах прибыл барабанщик-парламентер и желает видеть
фельдмаршала Шереметева.
— От госпожи? —удивился Петр.
— Будто от госпожи...
— Зови сюда! Да не говори ему, кто я. Скажи —
капитан бомбардирской компании Преображенского
полка.
Барабанщик пришел, поклонился, протянул письмо с
красивой печатью из красного воска. Петр развернул бу¬
магу грязными руками, Меншиков посветил ему смоля¬
ным факелом. Вокруг стояли пушкари; факел высве¬
чивал лозовые корзины с ядрами, ствол орудия, бритые,
закопченные лица русских артиллеристов.
Супруга Шлиппенбаха, коменданта Нотебурга, от
своего имени и от имени всех прочих жен шведских
офицеров просила русского фельдмаршала дозволить
им, бедным женщинам, выйти из крепости, где невоз¬
можно от великого огня и дыма.
— Перо да бумагу! — приказал Петр.
Покуда бегали за пером, чернилами и бумагою, Петр
велел попотчевать шведа барабанщика вином и закус¬
кою. Меншиков подставил спину, Петр написал боль¬
шими кривыми буквами, что господин Шереметев не
согласится опечалить шведских дам разлукою с мужья¬
ми; если же изволят оставить крепость, то не иначе, как
взяв с собою любезных своих супругов...
Подписался Петр: капитан бомбардирский Петр Ми¬
хайлов.
Барабанщик ушел. Петр сказал Меншикову спокойно:
— Пусть сдаются на аккорд, а хитрить с нами нечего.
Дамы! Хватит, посидели в нашем Орешке. Да и не гоже
супругов разлучать в тягостные для них времена.
Пушкарям, стоявшим поблизости, понравились слова
Петра; они заговорили разом, перебивая друг друга
осипшими голосами:
555
— Нет, друг добрый, так оно не пойдет!
— Покуда от Нюхчи шли, сколь своего народу схо¬
ронили.
— А в Лифляндии!
— Под Нарвой они нас жалели? Раненых прикалы¬
вали...
Петр сквозь зубы велел:
— Начинай!
556
И ушел в шатер.
Офицер-артиллерист встал повыше, взмахнул шпа¬
гой, крикнул тонким голосом:
— Пушки к бою готовь!
Канонада началась вновь.
Теперь все, от солдата до генерал-фельдмаршала,
знали, что начинается штурм. Ядра долбили каменные
стены: вновь и вновь занимались пожары в крепости,
там от бушующего пламени плавились свинцовые кры¬
ши. Еще не рассвело, когда в соснах, где ждали готовые
к штурму матросы и солдаты гвардии, ударили бараба¬
ны. Люди побежали к лодьям, суда на веслах ходко
пошли к крепости. Идти было легко, ветер дул в спины.
Шведы не сразу поняли беду. На головной лодье шел
Меншиков, на другой —Голицын. Репнина и Шеремете¬
ва Петр оставил при себе — на берегу; оттуда в подзор¬
ные трубы они смотрели, как штурмующие ставили к
стенам лестницы, как взбегали наверх, как шведы,
опомнившись, сбрасывали их с девятисаженной высоты
557
на камни, как лили на штурмующих кипяток, расплав¬
ленную смолу...
Лодьи, лодки, струги ссаживали солдат; те, закрыва¬
ясь мешками с козьей шерстью, шли к стене — по телам
убитых и сброшенных вниз, а суда возвращались за
новыми и новыми подкреплениями. Два фрегата —
"Святой Дух" и "Курьер" — тоже подвозили солдат и
матросов. Памбург был в самом начале штурма конту¬
жен, оглох и ничего не понимал. Мичман Калмыков уло¬
жил его в каюте на подушки, поднялся на шканцы, крик¬
нул в кожаную говорную трубу:
— Стоять по местам! Слушать мою команду! С сего
мгновения я командир корабля! Который морского дела
служитель, шведского огня убоявшись, свое воинское
дело и долг позабудет, — пристрелю на месте, как соба¬
ку...
Дворянин Спафариев уже в матросском бостроге, в
вязаной шапке, перебирая ногами, стоял неподалеку,
мелко крестился. Мичман крикнул ему:
— Ей, матрос Спафариев! К делу! Живо!
Того отшвырнуло к пушке, где велено ему было пода¬
вать ядра; констапель в бешенстве наподдал ему сапо¬
гом, — недоросль завертелся волчком. С визгом возле
самой головы мичмана пролетел сноп картечи; фрегат
швартовался возле острова; весь левый борт бил из пу¬
шек, прикрывая своих людей. Рядом перевернулась
большая лодья, в струг ударило ядро. Трупы медленно
плыли по Неве.
Когда взошло негреющее красное солнце, лодки и
струги подвезли к фортеции охотников с гранатами. С
горящими фитилями в зубах охотники стремительно
поднимались по гнущимся лестницам, выхватывали из
сумок гранаты, швыряли на стены. Шереметев медленно
перекрестился, низко поклонился Петру, поправил на
себе пояс, саблю, пошел к реке...
— Ты побереги себя-то! — со сдержанной нежно¬
стью сказал Петр. — Горячо там...
Генерал-фельдмаршал шел не торопясь, холодно и
спокойно глядя вперед своими круглыми орлиными гла¬
зами. Рябов подал ему шлюпку. Он сел; лодка рванулась
вперед. Шведы увидели сверкающие доспехи Бориса
Петровича — по нем стали бить; он сидел неподвижно,
вертел перстень на пальце. Войско на острове встретило
его восторженным, длинным хриплым "ура"; он пошел к
штурмовой лестнице, взялся руками в перчатках с раст¬
558
рубами, по-молодому быстро поднялся наверх — в самое
пекло рукопашного боя...
А внизу подвезенные пушки били по заделанному
шведами пролому прямой наводкой: сыпался камень,
рушились бревна и надолбы, отваливались железные
ежи.
Петру с мыса было видно, как шведы бежали с бое¬
вых башен, как Меншиков, который уже давно переп¬
равился на остров, без кафтана, в шелковой, словно
пылающей яркой рубашке, с тяжелой саблей в руке —
рубился на стене. Иногда и его и Шереметева затягивало
дымом и копотью, и тогда казалось, что оба они погибли,
но налетал ветер, и опять делалось видно, как бьются со
шведами генерал-фельдмаршал Шереметев и бомбар¬
дирский поручик Меншиков, как редеют вокруг них
защитники цитадели и как все больше и больше и на
башнях и на стенах —русских солдат...
— Контр-адмирал господин Иевлев пошел! —сказал
Петр, глядя в трубу. — Видишь, Аникига Иванович, на¬
шего шаутбенахта?
Репнин, раненный в самом начале нынешнего штур¬
ма шальной пулей, с трудом взял трубу, посмотрел: было
видно, как Иевлев, хромая, с высоко поднятой шпагой,
бежит к пролому в стене и как валит за ним лавина мат¬
росов в коротких бострогах и вязаных шапках. Сверху в
моряков пальнули картечью; несколько человек упало,
но голова штурмующей колонны уже влилась в пролом...
А на крепостной башне, над воротами в это время
появился высокого роста старик с развевающейся седой
бородой. Он был один — суровый, костистый, с боль¬
шой подзорной трубой в руке. Долго, очень долго он
осматривался в эту трубу, и красное осеннее солнце
играло в его латах, в наплечниках, в пластинках шлема.
— Кто таков? — спросил Петр.
— Дружок нашему фельдмаршалу! — усмехнулся
Репнин. — Брат того Шлиппенбаха, которого он все сие
время по Лифляндии гонял. Осматривается. Смотрит —
и не верит! Нет, господин Шлиппенбах, так оно и есть.
Худо вам, вовсе худо...
Опустив трубу, старик еще постоял, потом махнул
длинной рукой и сгорбился. А на башне, где только что
развевался шведский флаг со львом, стала медленно под¬
ниматься косо оторванная белая тряпка...
— Виктория! —тихо сказал Петр. —Кончены шве¬
ды, Аникита Иванович.
559
— Здесь кончены! —осторожно ответил Репнин.
Генерал-фельдмаршал Шереметев в это самое время,
осторожно ступая ушибленной ногой, спустился к лодке.
Он был так же спокоен, как и тогда, когда Рябов вез его
на остров; только лицо его потемнело от копоти да во
всех движениях видна была усталость. За ним в шлюпку
сели Меншиков и Сильвестр Петрович. Все молчали.
Рябов сильно навалился на весла, пошел обходить фре¬
гаты и скопившиеся здесь лодьи... Уже неподалеку от
своего берега Шереметев сказал с усмешкой:
— Намахался я саблей-то. С отвычки все жилочки
ноют. А может, и старость на дворе... Беспокойно жи¬
вем...
Сильвестр Петрович ответил, набивая трубочку:
— Да и то не дети, господин генерал-фельдмаршал...
— Не дети, не дети, а человек с дюжину порубил! —
сказал Меншиков.
Лодка врезалась в пологий берег.
К воде, навстречу победителям, выставив плечо впе¬
ред, отмахиваясь ладонью, сияя, быстро шел Петр Алек¬
сеевич. Барабанщики, выстроившись в ряд, били отбой.
Справа, чуть впереди, стоял Ванятка; палочки в его ма¬
леньких крепких руках взлетали легко, брови были на¬
суплены, весь вид говорил: "Нелегкая, да важная наша
работа —барабанить!м
— Господам победителям виват! — негромко, но с
силой и гордостью произнес Петр. — Виват, други мои
добрые, сыны отечества истинные!
5. После победы
У государева шатра стояли тележки; к Петру Алексе¬
евичу приехали купцы — из Москвы, из Архангельска,
из Вологды, из Ярославля. Один богатей — сухой, в
морщинах, с жидкой бородой — кланялся Меншикову,
говорил:
— Доподлинно ведаем, господин, шведские купцы
сложились, деньги собрали немалые, с гонцом отослали
те деньги королю Карлу, дабы не сдавал он свою кре¬
пость, что стережет выход к морю — Балтийскому, что
ли, как его звать-то. Шведским негоциантам мы имеем
чем ответить. Поклонись Петру Алексеевичу, приехали,
дескать, к его милости, припадаем, дескать, к его сто¬
пам — не обессудь, прими, собрали по малости, —я чай,
560
сгодится для походу. Не нынче-завтра час наступит,
будем и мы с барышом нашими товарами торговать.
Петр, веселый, молодой, словно в давно минувшие
дни строения переяславского потешного флота, блестя
карими глазами, быстро писал, стоя у высокой, сколо¬
ченной из неструганых досок конторки, письмо Апрак¬
сину, разговаривая в это же время с Борисом Петро¬
вичем Шереметевым...
“Объявляю вашей милости, что помощью победодав-
ца бога крепость сия, по жестоком, чрезвычайном, труд¬
ном и кровавом приступе, сдалась на аккорд...”
— Так кого же, Петр Алексеевич? —спросил Шере¬
метев. — Дело не шуточное. Цитадель побита крепко,
многие работы надобно начинать, да и швед не замедлит
ее обратно отбить.
— Кого, как не Данилыча! — спокойно ответил
Петр. —Ему и быть комендантом. За ним спокойно, сде¬
лает все как надо...
— Данилыча —добро! — согласился Шереметев и
стал читать заготовленный лист про ремонтные работы
в отвоеванной крепости.
Петр, слушая и хмуря брови, писал другое письмо в
Москву — Ромодановскому, корил князя-кесаря, что
больно медленно шлет аптекарей и лекарей, отчего не¬
которые ранее своего времени померли злою смертью.
Не дописав, сказал Шереметеву:
— Железа-то где столь много нам, господин фельд¬
маршал, набраться? И без железа ладно будет —забьем
сваи смоленые; они хорошо держатся...
И стал писать новую бумагу — кому какие награды
за взятие крепости Нотебург. Сзади подошел Александр
Данилыч, дотронулся до плеча царя, сказал:
— К твоей, государь, милости...
Петр, не дописав указ, обернулся, поглядел на купцов
и увел их беседовать. Тотчас же донесся его бас:
— Деньги суть артерии войны; без них что делать?
Оживится нынче торговлишка, разбогатеете, господа
купцы, иначе дела пойдут. Думали мы, рассуждали —
иметь другой порт, да господь не дал. Что ж, свое неза¬
медлительно получим. Об том не сумневайтесь, да
получим-то не задаром. И вам кланяемся — просим:
помогите делом...
Купец, бледный от волнения, совсем растерялся, ус¬
лышав слово “просим"; губы его скривились, бороденка
затряслась:
561
— Да, государь, да господи ж, да ты...
— Сукна доброго надо на армию поставить, — гово¬
рил Петр, —да только без обману. В недавние времена
гость Жилин поставил гниль, за то повесим. Слышите:
доброго сукна! Еще телеги надобны на железном ходу,
множество. Кожу подошвенную, юфть на сапоги, пуго¬
вицы роговые — кто будет делать? Вы думайте, завтра с
утра побеседуем не спеша...
Купечество кинулось к ручке. Петр, не глядя на них,
совал свою большую лапищу — в чернильных пятнах, в
ржавчине, в пороховой копоти, лапищу не самодержца
всея Руси, коей должно пахнуть росным ладаном, — ла¬
пищу трудника, мужика, солдата...
В шатре шумели генералы, лилось вино. Купцы-ста-
рообрядцы гуськом потянулись от греха к выходу. Мен¬
шиков схватил одного — самого злого по виду, худого,
измученного постами, — налил кубок, сунул в руку кус
вареной поросятины.
— Пей, дядя, за преславного государя нашего...
Купец на мгновение обмер, потом хватил весь кубок
разом, закусил поросятиной, зашептал:
— Не мой грех, не мой... Чур, не мой...
— Врешь, дядя, не зачураешься бога-то! — пугнул
Меншиков. — Кипеть тебе в смоле, что поросятину
жрал. Ныне какой день?
В царев шатер пришел мичман Калмыков, с досто¬
инством сел меж генералами и полковниками, стал ап¬
петитно есть жирное мясо. Петр на него взглянул, спро¬
сил у Меншикова негромко:
— Ты сыну своему названому, Данилыч, золотишка
на обзаведение дал али запамятовал? Дай уж сейчас, за
хлопотами еще позабудешь!
И протянул ладонь.
Александр Данилыч развязал кошелек, высыпал на
руку царя пригоршню червонных. Петр подождал еще,
смеясь попросил:
— Не мало? Ты не жалей, господин поручик...
Калмыков деньги принял, завязал в платок, покло¬
нился царю. Тот его обнял за плечо, стал выспрашивать
шепотом, как все было на фрегате. Лука Александрович
похвалил Памбурга —что, и контуженный тяжко, не хо¬
тел покинуть шканцы. Царь кивнул, опять пошел к своей
конторке — писать. Все шумнее, все веселее делалось в
шатре; более других шумел Меншиков, рассказывал, как
давеча генерал Кронгиорт задумал подать помощь осаж¬
562
денным и что из этого вышло. Его перебивали; он орал
все громче, что-де без Меншикова ушел бы комендант
Ерик Шлиппенбах, он — Меншиков — того Ерика при¬
метил и не дал ему бежать, пугнул, замахнувшись, едва
не проколол шпагою, да сорвалась рука, а то быть бы
старикашке на том свете. Шереметев слушал, вздыхая;
Аникита Иванович Репнин слушал радостно, с сияющи¬
ми глазами: он любил вранье Меншикова, как любил
сказки, песни про богатырей, не думая, правда оно или
выдумка.
— Ври, ври больше! — тоже слушая Данилыча и
проглядывая почту, сказал Петр... — Ерик! Ты возле
сего Ерика и близко не был. Мы-то видели...
— "Ври"! —издали обиженно сказал Меншиков. —
Разве ж тебе, господин бомбардир, отсюдова все видно
было? Да и трубу ты, государь, попортил, как в Соловец¬
кой обители по голове некую персону со всего плеча
огрел. Сия труба нынче ненадежна, в нее не все видно...
— Что надобно, то видно, — ответил Петр. — Да и
твои хитрости без трубы зело заметны. Как давеча с куп¬
цами любезничал... Некая персона...
Он покрутил головою, захохотал, подозвал к себе
Сильвестра Петровича. Иевлев подошел с куском вет¬
чины, — с начала баталии крошки не было во рту.
Петр спросил:
— Вышли шведы?
— Сбираются. Многие, великий шхипер, от ран
ослабели, иные от голоду. Мертвых своих не имеют сил
похоронить...
Петр кивнул, задумался на мгновение, покусывая
кончик пера, потом сказал негромко, словно стесняясь
своих слов:
— Помощь надобно им подать, дабы голодные на¬
кормлены были, жаждущие напоены. Давеча не велел я
жен ихних отпускать, просил парламентер ихний, — да
ведь как сделаешь?
Иевлев промолчал.
— С политесом теперь выпустить жен надо, как-
никак свое отмучились. Чтобы талант был, нехорошо
иначе...
Сильвестр Петрович поклонился.
— Иди работай! Бабам шведским вина вели дать,
ренского али венгерского, оно и подешевле станется.
Сам думай, как делать, чтобы и с политесом и не больно
сладко. Не то возомнят. Да возвращайся сюда же, отдох¬
563
нем малость. Вели водку солдатам да матросам выкаты¬
вать; как-никак заслужили, пусть гуляют вволюшку...
Иевлев вышел, спустился по отлогому берегу к самой
воде. Здесь, сидя на раскладном стуле, уже дожидался
комендант Нотебурга Шлиппенбах; сверкая ненавидя¬
щими глазами, держал шлем на коленях, барабанил по
нему пальцами. Ладожский ветер шевелил его седые с
прозеленью волосы, раздувал длинную бороду.
— Господин Шлиппенбах не может встать по причи¬
не ранения в ногу, — сказал швед переводчик. — Гос¬
подин Шлиппенбах принужден слушать сидя.
Иевлеву тоже подали скамейку. Сильвестр Петрович
кашлянул, стал читать бумагу, написанную Шеремете¬
вым с поправками Петра:
— “Весь гарнизон с больными и ранеными, со всеми
принадлежащими ему вещами отпущен будет в Канцы
водою или сухим путем с провожатыми. Коменданту Но¬
тебурга, всем офицерам и солдатам дозволяется высту¬
пить с женами и детьми из трех проломов свободно и
безопасно, с распущенными знаменами, с музыкою, с
564
четырьмя железными пушками, с потребным количест¬
вом пороху..."
Шлиппенбах выслушал перевод; ему подали перо, он
подписал бумагу выше Шереметева, хромая пошел к
лодке.
Иевлев отдал приказания, как везти шведам в кре¬
пость харчи.
В полках под соснами ударили в барабаны — к водке.
Возле бочек стояли старшины — вина в этот день не
жалели никому. Из царского шатра доносились веселые
клики, на лужку, перед государевым знаменем, рожеч¬
ники. Александр Данилович, в своей яркой, цвета пла¬
мени, рубашке выскочил козырем вперед, прошелся лов-
565
ким плясом. Гвардейцы проводили бомбардирского
поручика одобрительным хохотом, веселыми возгласами:
— Славно!
— Делай, Данилыч!
— Жги, господин поручик! Рви!
За Меншиковым — красный от выпитого вина, с ос¬
тановившимся взглядом и встрепанными волосами —
появился купец-старовер, пошел с перебором, моло¬
децким ходом. Александр Данилыч сунул пальцы в рот,
засвистел лесным лешим, завился перед купцом, пошел
кружиться, манить пальчиком, визжать на разные голо¬
са. В ноги пляшущим кинулись гвардейцы, завертелись
волчками под быстрые переборы рожечной музыки.
Тары-бары-растабары,
Серы волка выходила,
Белы снега выпадала...
— Чаще, рожечники! —молил Меншиков. —Чаще,
други!
Купец, перебирая на месте козловыми сапожками,
визжал:
—Утешь, Данилыч! Еще утешь! По смерть не забуду!
Утешь, сокол!
А в царевом шатре кричали "виват" фельдмаршалу
Шереметеву, Репнину, Памбургу, Варлану...
В сумерки Сильвестр Петрович отдал приказ выпус¬
кать шведов. В крепости глухо забили барабаны, в
проломе появился знаменосец в латах; за ним шел
Шлиппенбах. Каждый солдат нес ружье, шпагу, ранец с
припасами. Солдат и офицеров вышло всего сорок один
человек; за ними шли женщины. Раненых понесли на
носилках русские матросы.
— Еще на караулах человек с десяток! — произнес
Шереметев. — Остальные побиты. Корить нечем — хо¬
рошо дрались...
С утра было торжественное вступление фельдмарша¬
ла с генералитетом и армией в крепость. Троекратно
ударили все пушки — и русские и отобранные у шве¬
дов, — троекратно протрещали залпы из всех ружей и
мушкетов. После молебствия Меншиков объявил госуда¬
ревым именем новое название Нотебурга. Сию крепость
повелено было именовать Шлюссельбург, что значит
Ключ-город, ибо отныне отперты ворота в исконные
свои земли.
Под пение горнов и барабанный бой фельдмаршал
Шереметев поднялся на западную башню и, низко по¬
566
клонившись войскам, повесил ключ от крепости на же¬
лезный крюк, вбитый в камень...
На ночь в цитадели поставили караулы, а спать
уехали на берег. Перед тем как сесть в шлюпку, Ванятка
потянул отца в сторону, сказал доверительно, шепотом
на ухо:
— Тятя, тут за щебнем барабан ихний остался. У ме-
ня-то худой, весь измятый...
— Что ж, бери, заслужил, —усмехаясь, ответил лоц¬
ман.
Ванятка подобрал шведский барабан, сунул в шлюп¬
ку под банку, на берегу тотчас же побежал испытывать,
подальше, к роще.
Поздней ночью Сильвестр Петрович с Егором Пусто-
войтовым, Рябовым, Резеном и Кочневым отправились
на шлюпке в крепость — смотреть, что в ней надобно
делать. Русские костры неверным багровым светом осве¬
щали сгоревшие дома гарнизона, расплавившиеся кры¬
ши, кучи ядер...
— Ну что ж, — сказал Сильвестр Петрович, — по¬
считаем прибытки нынешние. Пиши, Резен, роспись —
чего нам досталось...
И стал диктовать.
— Пушек чугунных числом сто семь. Мортир — од¬
на. Гаубиц —семь...
Егорша издали крикнул:
— Господин шаутбенахт, вы гляньте!..
— Чего глядеть-то?
— Есть чего...
Иевлев подошел поближе, Егорша высоко держал фа¬
кел. Коптящее пламя осветило ствол большого орудия,
искусную резьбу, старые литеры...
— Наша пушка!—скрывая волнение, сказал Иев¬
лев. — Литье давнее, при царе Иване Васильевиче так
работали. Что ж, пиши, инженер: пушка русского литья,
добрая...
Потом все вместе осматривали башни, давая им но¬
вые, русские имена; этой быть Шереметевской, этой —
Репнинской, этой — Головина.
На рассвете, обойдя крепостные стены и тайные хо¬
ды, арсеналы и пороховые погреба, вернулись в лагерь.
Утро было холодное, с Ладоги дул пронизывающий ве¬
тер, по свинцовой Неве бежали белые пенные барашки.
На крепости Шлюссельбург —Ключ-город вздымали
русский трехцветный флаг. Солдат перестроили лицом к
567
Неве; артиллеристы встали с зажженными фитилями у
своих пушек. На фрегатах "Святой Дух" и "Курьер" то¬
же приготовились к пальбе.
Александр Данилович Меншиков — бомбардир, по¬
ручик Преображенского полка, нынешний губернатор и
комендант Шлюссельбурга — двумя руками стал натя¬
гивать шкерт; огромное полотнище медленно поползло
по новому флагштоку Государевой башни к холодному
осеннему небу.
Ветер с Ладоги, налетев порывом, развернул флаг,
громко щелкнул им над зубцами башни.
Петр, стоя неподалеку от своего шатра, вдавил фи¬
тиль в затравку. Пушка ахнула; за нею нестройно загре¬
мели другие орудия. Шереметев негромко сказал царю:
— С добрым началом тебя, господин капитан. Наше
нам возвернулось. Истинно —разгрызен Орешек!
И истово, старым русским обычаем, дотронувшись
рукой до приневской земли, поклонился русскому
флагу.
Я забывал себя, когда дело шло о
пользе отечества.
Суворов
Глава двадцать четвертая
1. Ветер Балтики
В апреле войска Шереметева покинули лагерь, рас¬
кинувшийся по берегам возле Орешка, и стремительным
маршем двинулись болотами и лесами вдоль Невы. По
реке шли лодьи, струги, фрегаты — везли пушки, ядра,
порох, продовольствие для всей многотысячной русской
армии. Солдаты шли бодро, — перед походом они по¬
лучили государево жалованье, новые, доброго сукна
кафтаны, крепкие башмаки. На привалах варили щи, да¬
валось по чарке водки. Страшный переход от Нюхчи до
Ладоги многому научил.
Весна стояла поздняя, но взялась она дружно: враз
собралось греть солнышко, зазвенели ручьи, осели и
стаяли снега.
Во главе армии ехал на вороном донском жеребце
Борис Петрович Шереметев; опустив поводья, задумав¬
шись, вдыхал всей грудью запах сосны. Рядом с ним,
стремя в стремя, красиво сидел в высоком испанском
седле Аникита Иванович Репнин. Сзади, среди других
генералов, тоже верхом на караковой кобылке, устало
дремал царь Петр Алексеевич. Какой уж день его мучила
лихорадка; он совсем пожелтел, губы у него спеклись от
жара, и лицо покрылось пятнами.
Миновав две трети пути до Ниеншанца, сторожив¬
шего морское устье Невы, Борис Петрович Шереметев
приказал остановить армию. Длинное "сто-ой!" понес¬
лось над полками гвардии, над дивизией князя Репнина,
над отрядом Чемберса, над полками Якова Брюса. Кон¬
ница спешивалась, пехота располагалась на отдых. Фельд¬
маршал велел собирать совет. Петр, кряхтя, тяжело
слез с коня; его обступили генералы. Репнин разложил
карту. После короткого совещания решено было послать
вперед на судах две тысячи человек для разведки боем.
Командовать отрядом было приказано подполковнику
569
Нейтерту и капитану Преображенского полка Глебов¬
скому. Сам же Шереметев с конницей числом в пять
тысяч сабель двинулся к Усть-Ижоре.
Петру, который остался при основной армии, посте¬
лили войлок; он прилег на солнышке отдохнуть. Тихо,
спокойно шумели старые сосны, позванивал ручей,
пахло тающими снегами, сосною, прошлогодней прелью.
Было слышно, как неподалеку беседуют Иевлев, Рябов и
здешние рыбаки —Онуфрий Худолеев с парнями Семе¬
ном и Степаном — о форватере реки Невы.
Петр вздохнул, потянулся. Его лихорадило, взгляд у
него был тусклый; он часто облизывал губы, сплевывал
в сторону. Лейб-медик принес питье в стакане, царь при¬
губил.
— Поискали бы мне, что ли, клюквы...
Холодную, подснежную клюкву сосал с удовольстви¬
ем. Потом позвал Иевлева, спросил:
— Гонцов не было?
— Не было, Петр Алексеевич...
Петр на мгновение закрыл глаза. Было видно, что он
томится. Возле него, прикрытая камнем от ветра, лежала
карта; он вновь ее развернул, стал спрашивать у рыба¬
ков, где что расположено на Неве за Ниеншанцем. Ры¬
баки робея показывали: вот на сей речке — как ее имя,
незнаемо, — возле Невы большой сад шведского майора
Конау. Здесь — деревенька дворов на пять, сена косят
копен до ста, хлеба сеют коробов двадцать, не более.
Тут — Васильевский остров именуется сие место —
охотничий замок господина шведа Якоба Делагарди; от¬
сюдова он и медведей бьет, и волков, и лосей. Хорошая
охота. Здесь, на Фомином острове, — поместье Биркен-
гольм, большая вотчина, держит народишку русского ба¬
рон на работах на своих человек до двух сотен. И дере¬
венька при нем дворов на сорок. Тут-то посуше, а
кругом, почитай, все болотища, сухого места не отыс¬
кать. Вот разве что Енисари — посуше будет... Здесь
Враловицын посад, тут Первушина мыза. Дорог нет, тро¬
почки меж болотами...
Петр слушал, покусывал сухие губы, позевывая от
подступающего озноба.
...В Усть-Ижоре для Петра был построен шатер.
Петр сидел в шатре на лавке; перед ним у стола
стояли Глебовский и немец Нейтерт. Капитан —иссиня
бледный (нынче шведская пуля прострелила ему
шею) — бешеным голосом рассказывал, что господин
570
подполковник не изволил поддержать его во время при¬
ступа — отговорился тем, что приказа не имеет; неприя¬
тель поставил засаду —драгун; несмотря на сие обстоя¬
тельство, драгуны были сбиты и вал взят, однако же
шведы от погони ушли и заперлись в Ниеншанце, а побе¬
да могла быть полной...
— Ну, подполковник? —спросил Петр.
— Я не имель приказ.
— А глаза имел? Уши имел? Голову?
— Я не имель приказ, — с достоинством, спокойно
повторил немец. — Я не имель приказ. А когда я не
имель приказ, тогда я не помогали.
— Пшел вон! — со спокойной злобой сказал Петр
Нейтерту.
Немец вышел, высоко неся голову, позванивая сереб¬
ряными звездочками шпор.
— Глебовский! — позвал Петр.
Тот, не двигая головой от страшной боли в шее, где
застряла пуля, подошел ближе, встал смирно.
— Приказа у него не было! — вдруг крикнул
Петр. — Понял? Не было приказа! И верно, не было! А
более ему ничего не понять! А тебя я не виню. Ты все
сделал как надо! Не виню! Иди! Скажи там лекарю мое¬
му, чтобы пулю тебе вынул...
Глебовский стоял неподвижно, из глаз его ползли
слезы.
— Ну? —раздражаясь, спросил Петр. — Что еще?
Чего ревешь, словно девка?
— Народу у меня побито тридцать два человека, —
сказал Глебовский. —Я с ними, государь...
— Не виню! — крикнул Петр тонким, не своим го¬
лосом. — Сказано, не виню! А побито... Ну побито; чего
ты от меня-то хочешь? Иди отсюда, иди, чего еще надо...
Глебовский вышел. Петр лег на кровать, укрылся,
свернулся, как в детстве, клубком. Колотились зубы, об¬
мирало сердце, вместе с кроватью он то несся куда-то
вниз, в тартарары, то его вздымало под далекие черные
тучи. Было страшно; смертельная тоска терзала все его
существо; жалким голосом он позвал:
— Ей, кто там! Меншикова ко мне, губернатора
шлюссельбурского!
Денщик побежал за Александром Данилычем; тот
пришел, сел рядом с Петром, заговорил ворчливо-ласко¬
во, с доброй укоризной:
571
— Ишь чего выдумал, мин герр, занемог перед де¬
лом-то... То — лихорадка-лиходея разбирает, трясовица
треклятая. Мы тебе, Петр Лексеич, водочки на стручко¬
вом турецком перце поднесем, ты от ее в изумление
придешь, пропотеешь гляди, а там рубаху сменим, в су¬
хоньком и вздремнешь. Ты притомился, вот что...
От голоса Меншикова сделалось будто бы спокойнее;
теплая рука Данилыча, его мягкий голос, ласковые слова
словно бы убаюкивали.
Поутру царю стало легче.
Двадцать девятого апреля он со свитою увидел валы
Ниеншанца, обложенные полками осадного корпуса
Чемберса и Брюса. Дивизия Репнина уже переправилась
на правый берег Охты и обложила город Ниен кругом —
от Охты до Невы. Там, в медно-зеленом вечернем небе
таяли дымки шведского селения.
— Туда — море! — сказал Петр, указывая плетью
вперед.
От жара у него блестели глаза и на скулах проступил
румянец, но всем вокруг него казалось, что он здоров,
бодр и весел. Он и в самом деле был весел.
— Верно говорю, Сильвестр? — спросил Петр. —
Там оно, море, Балтика? Туда указываю?
— Туда! — ответил Иевлев. — Там оно — Варяжс¬
кое море. Отсюдова начинался древний путь —из варяг
в греки.
Генералы, господа совет, смотрели вперед со всем
старанием, но не видели ничего, кроме легкого вечерне¬
го туманчика да шпиля шведской церкви.
2. Под Ниеншанцем
Недоставало платформы под мортиры, не хватало ло¬
паток и кирок, бомб, мешков с шерстью.
С превеликими трудами, под огнем шведских бата¬
рей возвели последнюю траншею и подвели к ней под¬
ступы. Инженер Резен ставил мортирную батарею у
озерца, в вершине залива Охты; ставил пушки генерал-
инженер Ламберт. Петр бывал то у Резена, то у Ламбер¬
та, сам особенно в дело не совался, но смотрел с интере¬
сом. Александр Данилыч Меншиков дважды пугал
шведов — "делая комедию", будто он с разведчиками
идет на приступ, Шведы швыряли бомбы, камни, били
картечью...
572
После полудня ударили барабаны. Шестьдесят лодок
с четырьмя ротами семеновцев и тремя преображенцев
пошли вниз по течению реки —для осмотра ее устьев и
взморья. С крепости открылась орудийная пальба, но
ядра не долетали до флотилии.
Петр смотрел на тихие речные воды жадно, ни с кем
не разговаривал, ждал взморья. Кроме Рябова да Иевле¬
ва, никто толком не понимал, куда так пристально и не¬
отрывно смотрит бомбардир.
Ко взморью пришли поздно, уже смеркалось; жем¬
чужный туман пал на тихо шепчущие воды; но остро,
по-особому маняще пахла морская даль; из тумана, на¬
встречу флотилии, под косым морским парусом шла
лодка финна-рыбаря; сомнений более не оставалось:
Балтика...
В молчании курил Петр свою трубочку, долго смот¬
рел вперед, потом вдруг резко вздернул плечом, сказал
жестко:
— Корабли надобны, Сильвестр, да много! Флот! Что
ж лодки-то...
И велел:
— К берегу!
У прибрежной мызы стоял коротконогий, с обветрен¬
ным, сморщенным личиком финн-рыбак. Белобрысый
внучонок жался у его ног.
— Ты кто таков? —спросил Петр старика.
Тот подумал, встал попрямее, выставил вперед подбо¬
родок, ответил гордо:
— Кто такоф? Я рипацки староста. А фот ти кто
такоф, а?
Петр серьезно, без усмешки ответил:
— Я русский царь.
Финн посмотрел на Петра, задрав голову, снизу
вверх, поморгал, вздохнул, поверил:
— Тоже толшность немалая. Клопот мноко цару, а?
Солдаты-гвардейцы усмехались, стоя вокруг. Петр
невесело ответил:
— Много, старик, хлопот. Что верно, то верно. Едва
управляемся...
— Ия етва управляюсь. Кажтый по-своему телает,
кажтый умный сам... Шерти проклятые... Тут рипак Тус-
кала брал сеть, я коворил, не бери сеть...
Петр не стал слушать, спросил, не угостит ли его ста¬
роста молоком. Финн хитро посмотрел на царя, на Иев¬
573
лева, на Меншикова, на огромного Рябова, обвел взгля¬
дом гвардейцев, ответил:
— Отин раз я укощу всех и сам помирать стану от
голот.
Но молока и ржаную лепешку вынес. Гвардейцы ку¬
пили на соседней мызе странной рыбы — корюшки,
пахнущей свежим сеном, развели костер, сварили
ушицу. Золотое солнце, рассеивая своим теплым светом
туманчик, поднималось над тихими водами. Александр
Данилыч раздавал финнам листы, доставленные из Мос¬
квы; там было написано, что всем здешним приневским
жителям под рукою царя всея великая и малыя и белыя
Руси будет покой, справедливость, а разорения им ника¬
кого не ждать. Бомбардирский урядник, малый толко¬
вый, покуда читались листы, торговал у здешних людей
двух телок да доброго кабанчика, да еще бычка. Финны
для пробы заломили цену подороже. Урядник, посетовав
на запрос, положил на стел золотой. Финны привели
еще коровенку, двух поросят, стали рубить головы уткам
и гусям. Урядник говорил:
— Вы идите под крепость Ниеншанц, там станови¬
тесь на торг. Солдат у нас много, офицеров, енералов;
народ богатеющий, каждому охота лапши с курятиной
похлебать. Расторгуетесь, куда как жить станете. И ры¬
бы везите на торг.
— Корюшку повезти? —спросил староста.
— И корюшку, которая получше. И нас вы, други, не
опасайтесь. Мы на свою землю вышли, тут россияне из¬
давна стояли. Вы для нас старайтесь, мы вас не обидим...
Шведа здесь вскорости не будет, тут, господин староста,
им делать нечего...
Старик, довольный крупными коммерческими опера¬
циями, вынул из-за печки бутылку зеленого стекла, на¬
лил в кружки вонючей темной водки. Петр пригубил,
закусил творогом, поднялся. Староста, провожая русско¬
го царя к лодке, жаловался:
— Тут рипак Тускала брал сеть; я коворил: ты сеть
потеряешь, а рипак Тускала — нет, нет... Ты, царь, по¬
зови Тускала, ты ему скажи...
Петр, садясь в лодку, ответил:
— С Тускалой ты, господин староста, сам управляй¬
ся. У меня делов и без Тускалы вот —по горло...
Тридцатого апреля началось бомбардирование кре¬
пости. В самом начале, близ полуночи, в Ниеншанце за¬
горелся цейхгауз. Прицелом на бушующее пламя дали
залп одновременно все осадные орудия...
574
Утром из ставки фельдмаршала Шереметева медлен¬
ным шагом пошел к валам крепости русский трубач. На
нем был новенький Преображенский кафтанг перевязь
через плечо, короткая шпага, на треуголке плюмаж. Тру¬
бу он нес, уперев ее в бедро.
Не кланяясь пулям, трубач Семен Прокундин вышел
пред самые ворота крепости, избоченился; ловко вски¬
нув трубу, протрубил вызов. На воротной башне пока¬
зались два шведских барабанщика, ответили барабан¬
ным боем. Трубач еще раз протрубил. С длинным
скрипом отворились ворота; за ними в латах, в шлемах,
с копьями на изготовку стояли шведы —из опасения, не
ведет ли трубач за собой войско.
Войска не было. В русском лагере видели: трубач
встречен с почетом —офицер в белых перчатках учтиво
подал оловянную тарелку, на ней стоял стаканчик водки.
Солдаты сделали копьями на караул, ворота затвори¬
лись. Стрельба прекратилась. Гвардейцы безопасно хо¬
дили под стенами цитадели, переговаривались со шве¬
дами, что пора-де уходить, сидение в крепости ничем
хорошим не кончится. Шведы объясняли — мы-де люди
маленькие, над нами начальство есть.
Парламентера ждали очень долго.
Трубач Прокундин вручил ответ Борису Петровичу
Шереметеву. Петр читал из-за плеча фельдмаршала.
Шведы писали, что крепость вручена им от короля для
обороны и что от капитуляции должно им отказаться.
— Палить залпами нещадно до сдачи! — велел Ше¬
реметев. — Будет болтать попусту.
Тотчас же ударили все пушки и все мортиры однов¬
ременно. Охту заволокло серым дымом. Били залпами —
всю ночь непрестанно. Ядра падали в крепость, проби¬
вали крыши домов, долбили провиантские склады, кара¬
ульни, крепостную солдатскую кухню. На рассвете
внутри Ниеншанца занялся еще пожар, а вскоре на валу
крепости появился швед-барабанщик и ударил “к сдаче".
Осадные батареи замолчали. В шатер Шереметева
явился бледный шведский майор в сером мундире —
принес черновик условий капитуляции. Петр сказал су¬
рово:
— Прошлого раза едва Орешек нам не взорвали
стражи ихние. Караульщиков наших назначить неза¬
медлительно, а ихних всех вывести за цитадель...
В десятом часу утра с развернутым знаменем, под
пение труб и бой барабанов, в крепость вошел Преобра-
575
женский полк, а в палисады — Семеновский. Ярко све¬
тило солнце, играло на трубах, на шпагах, на стали баги-
нетов. Шведы — именитые жители Ниена, отсиживав¬
шиеся в неприступной, как казалось им, крепости, — с
изумлением смотрели на русских, словно не веря своим
глазам, спрашивали друг у друга: неужто свершилось
такое, неужто пал Ниеншанц...
А Меншиков, поигрывая окаянными веселыми гла¬
зами, покрикивая: “левой, левой, детушки, старайся!",
держа шпагу на караул, вел своих орлов мимо господина
вице-адвоката Герца, мимо Христиана Роземюллера —
уездного судьи, мимо Акселя Лиельгрена — тюремного
надзирателя, мимо господина Линдемарка — таможен¬
ного смотрителя в Ниене, мимо их супруг и дочерей, ми¬
мо офицеров сдавшейся крепости — к пороховым по¬
гребам, к арсеналу, к пушкам, к бастионам. Рядом с ним,
стараясь попасть в ногу, поспешал юркий шведский лей¬
тенант.
Шведы в это время выходили из крепости. Именитые
граждане с узлами в руках, с мешками и сундуками ис¬
кали, где бы нанять лошадей, — их кареты, экипажи и
кони были отобраны русским войском. Иоганн-Генрих
Фризенгольм, получивший титул барона за то, что дал
Карлу деньги на ведение войны с московитами, немоло¬
дой мужчина с изрядным брюхом, говорил вице-адвока-
ту Герцу:
— Ну что вы на это скажете, гере вице-адвокат? Я не
пожалел все свое состояние, я отдал даже приданое же¬
ны, я отдал деньги своих детей — и для чего? Для того,
чтобы потерять наш Ниен и нашу крепость...
— Ненадолго, гере Фризенгольм, — сказал вице-ад-
вокат. — Совсем ненадолго. Флот адмирала Нуммерса
близок; не пройдет и недели, как шведская метла выме¬
тет отсюда этот московский мусор. И мы выстроим но¬
вый Ниен и новую крепость —такую неприступную...
— Только не на мои деньги!—перебил Фризен¬
гольм. — Что касается меня, то я не дам больше ни скил-
линга. Поверьте моему честному слову, гере вице-адво-
кат!
3. "Астрильд" и Тедеан"
Меншиков, отвалясь, сидел в холодочке против толь¬
ко что схваченного на море шведа, спрашивал через пе¬
реводчика:
576
— Моряк?
Швед отмалчивался, утирал рот зеленым фуляром.
Бомбардирский урядник сказал из-за спины Александра
Данилыча:
—Да мы ж видели, как его на шлюпку, дьявола, спус¬
тили. С ним еще народишко был, те половчее его — не
попались в засаду.
Меншиков подумал, спросил:
— Ты с кораблей, которые идут к Ниеншанцу —да¬
бы выручить, помочь? Чего велели коменданту крепости
сказать?
Петр издали сказал:
— Оставь его, Данилыч! У него присяга. Сами доду¬
маемся.
Но швед вдруг спросил, сколько ему заплатят, если
он все скажет по правде. Рябов дернул Иевлева за рукав,
остерег:
— Ты скажи, Сильвестр Петрович, Меншикову: об¬
манет швед. Я тоже так торговался.
Но швед не обманул, сказав, что на два условных вы¬
стрела с эскадры Нуммерса крепость должна отвечать
тоже двумя выстрелами. Так и сделали. Охотники с
взморья оповестили, что шведские корабли, услышав
ответ на свой сигнал, спокойно встали на якоря. Алек¬
сандр Данилыч отсчитал шведу деньги, но меньше, чем
договорились. Швед обиделся, Александр Данилыч
крикнул:
— Еще лаешься, пес! Тридцать червонных тебе дал,
более, чем Иуде, у того — серебро, у тебя — золото!
С Гутуевского острова опять прибыл гонец, расска¬
зал, что два вражеских судна подошли к самому устью
Большой Невы и дожидаются утра, дабы идти к реке
Охте. Петр собрал совет, Сильвестр Петрович заговорил
первым:
— Наши фрегаты для сего дела жаль, государь. Не
ровен час, потеряем, — они первые наши военные ко¬
рабли здесь. Когда еще других дождемся! Идти надобно
лодками...
Меншиков рассердился:
— Вздор несешь, Сильвестр! Пока с лодок полезем,
всех перебьют...
Чемберс согласился со вздохом:
— С лодок на корабли —нельзя. Трудно.
Петр поискал глазами, крикнул позвать первого лоц¬
мана. Тот сказал осторожно:
577
19-770
— Да ведь как делать, Петр Алексеевич! По-дурно-
му — побьют, а по-умному — мы их кончим. Невою ид¬
ти к ним —проведают, надо по-другому, —тайно. Про¬
ведал я от тутошних рыбаков, ныне и сам посмотрел —
есть еще речушка; лодки по ней пройдут, тою речушкою
и выскочим...
Царь задумался. Чемберс спал сидя, Брюс усталыми
глазами смотрел на полноводную, поблескивающую под
солнцем Неву. Шереметев дотронулся до руки Петра,
сказал негромко:
— Лоцман дело говорит. Так и надобно поступать.
К сумеркам две флотилии лодок, шведами не обнару¬
женные, достигли истоков реки Ерик. Преображенцы,
семеновцы, здешние рыбаки, архангельские поморы —
гребли бесшумно, весла не скрипели в уключинах,
говорить было запрещено под страхом смерти.
Ночь была светлая, как всегда в этих местах в мае, по
небу плыли легкие, пушистые облачка, но горизонт за¬
волокло, и Петр с надеждою посматривал на мглу, по¬
висшую над морем.
Половина лодок была оставлена у истоков Ерика.
Другая половина, с Петром и Меншиковым, спустилась
вниз к деревне Каллина. Здесь затаились. Было сыро, в
тишине Рябов толкнул локтем Петра — показал, как
лось пьет из реки воду. Кое-кто из солдат дремал, иные
напряженно всматривались в серые сумерки...
Под утро низкий серо-рыжий туман заволок обе
флотилии; преображенец Завитухин крикнул дважды
совой, гребцы подняли весла. От деревни Каллины
флотилия Петра заходила со стороны взморья, вдоль
низменного побережья Васильевского острова. Вторая
группа лодок под командованием Иевлева шла встреч¬
ным курсом. Шведские корабли ,,Acтpильд,, и “Гедеан"
начали было поднимать паруса, чтобы уйти под прикры¬
тие мощных пушек своей эскадры, но шквалистый ве¬
тер, темнота, узость реки, отсутствие лоцманов испугали
командиров кораблей более, чем неизвестные лодки, по¬
явившиеся невдалеке. Паруса решили убрать, но в эти
секунды Завитухин еще раз закричал совой, и преобра¬
женцы с семеновцами, искусные стрелки, начали бить
по кораблям залпами. Шведы развернули свои пушки,
над головами гребцов засвистела картечь.
— Навались! —крикнул Петр. —Живо! Раз-ом!
Лодки рывком подались вперед к кораблям. Рябов пе¬
реложил руль; лодка Петра первой очутилась у кормы
578
"Астрильда". Иван Савватеевич схватился было рукою
за шторм-трап, но Петр оттолкнул его и с гранатой в
руке первым поднялся на борт судна. С другого борта
уже поднимались преображенцы Иевлева, матросы мич¬
мана Калмыкова бежали по шканцам, пушкари Чембер¬
са с горящими фитилями в зубах, с высоко занесенными
гранатами, с ножами и мушкетами, бились врукопаш¬
ную, прикладами сбрасывали шведов в море, резали кин¬
жалами. На несколько мгновений сделалась совершен¬
ная тишина — без единого выстрела, слышна была
только хриплая ругань да ровный глухой шелест дождя.
Потом Рябов увидел, как Иевлев метнул гранату, как ее
пламя положило на ют двух матросов. К Сильвестру Пет¬
ровичу, рубясь короткой саблей, Меншиков гнал швед¬
ского офицера. Швед отбивался шпагой. Александр
Данилыч ударил от плеча — швед с разрубленной голо¬
вой рухнул под ноги Иевлеву. В это время из люка спе¬
реди вырвалось пламя. Рябов кинул на люк кошму,
опрокинул бочку с водой. Меншиков, сбрасывая с плеч
кафтан, хвалил:
— Верно сделал, господин первый лоцман, корабль
добрый, еще сгодится.
На "Гедеане" барабаны забили отбой.
Дождь прошел, тучи унесло. Петр, сидя на скамье под
утренним легким ветром, допрашивал пленных: каковы
прочие корабли эскадры, что за птица адмирал Нуммерс,
за каким бесом лезут не в свои земли, какими ядрами
палят, много ли имеют продовольствия. Шведы, не веря
тому, что остались живы, не понимая толком, как все
случилось, отвечали на все вопросы подробно...
По парадному трапу, возле которого уже стояли рус¬
ские матросы, поднялся Борис Петрович Шереметев, по¬
смеиваясь сказал Иевлеву:
— Ну, Сильвестр Петрович, с викторией вас, госпо¬
да. Рассуждали мы с князем Репниным, когда плыли
сюда в лодке: как награждать вас, храбрецов. В разряде
не сыскано, такого не случалось — брать корабли на мо¬
ре эдаким манером. Надобно в архивах искать, как сие
делалось.
Петр сказал Шереметеву в ответ:
— Медаль выбьем с надписом: "Небываемое быва¬
ет". Так, Сильвестр?
Рябов, стоя поодаль, одолжившись у солдата преобра-
женца пластырем, заклеивал себе ранку на шее.
580
— Выходит, оно и есть —Балтийское море? —спро¬
сил Ванятка.
Иван Савватеевич обернулся, сказал в сердцах:
— Вот я тебе ужо уши-то надеру!
Ванятка попятился, раскрыв от удивления рот.
— Родного отца не признал? — сказал кормщик. —
Тебе кто велел на абордаж идти?
Ванятка подумал, потом ответил:
— Мне, тятя, никто не велел, да барабанщики как
пошли в лодью — от гвардии, я и рассудил — от моря-
ков-то ни единого нету барабанщика. Что станешь де¬
лать? Пошел...
— “Пошел"! — передразнил Иван Савватеевич. —
Тожа барабанщик! Больно ты нужен здесь. Где барабан-
то твой?
— В воду канул, как мы с кораблем сцепились, —
сообщил Ванятка. — Вот, одни колотушки остались. И
как я его не углядел. Ремень был прелый, что ли... А ко¬
лотушки есть...
И показал отцу барабанные палочки.
— Теперь взыщут! —посулил Рябов.
Ванятка вздохнул.
— Пороть будут?
— И пора бы за все твои прегрешения...
— Не выпорют! — сказал Ванятка. —Я себе еще до¬
буду.
Они стояли рядом у борта плененного корабля, смот¬
рели вдаль, в тающий под лучами утреннего солнца ту¬
ман, оглядывали бегущие воды залива.
— Море, оно Балтийское, тятя? —опять спросил Ва¬
нятка.
— Море подальше будет, — сказал Рябов. — А где
мы с тобой нынче, лапушка, то — залив.
Ванятка огляделся по сторонам — не любил, чтобы
люди слышали, как отец называет его лапушкой. Но по¬
близости никого не было.
— Залив-то морской?
— Морской.
— Выходит, —дошли? Долго шли...
— А все ж пришли!
— Пришли, да солдаты говорят: еще баталии будут.
Ждут — огрызаться станет швед; крепок, говорят, вое¬
вать, не научен сдаваться в плен.
581
— Жгуча крапива родится, да во щах уварится! —
усмехнулся Рябов и привлек к себе Ванятку.
Тот, оглянувшись, не видят ли люди, сам прижался к
отцу. Так они стояли долго, молчали и смотрели вдаль —
туда, где открывался простор Балтики.
Когда возвращались в лодке, Петр говорил:
— Нынче исправим, бог даст, штандарт наш. Имели
мы Белое, Каспийское и Азовское, нынче дадим орлу ис¬
конное, наше — Балтийское. Встанем на четырех мо¬
рях...
Петр раскурил трубку, пустил ноздрями густые
струи дыма, заговорил, обращаясь к Рябову:
— Так-то, господин первый лоцман! Потрудились на
Двине, зачали ныне трудиться на Неве. Нелегок будет,
чую, сей наш труд. К Архангельску ты и не думай воз¬
вращаться. Разведаешь мне здешние воды — фарвате¬
ры, глубины, мели, перекаты, залив толком распознаешь,
с рыбаками невскими обо всем столкуешься. С тебя
впоследствии спрошу строго. В недальние времена будет
тут флот, пойдут к нему корабли со всего мира, начнем,
с божьей помощью, торговать во благо...
И, повернувшись к Ванятке, спросил:
— Будет так, господин флоту корабельного барабан¬
щик?
Ванятка, вспомнив про канувший в воду барабан, за¬
робел. Рябов ответил за сына задумчиво, не спеша:
— Коли море, государь, наше, то и флоту на нем
быть нашему, российскому. А что нелегок будет сей
труд, —то оно верно. Вишь, не ушла шведская эскадра,
стоит, ждет своего часа...
Петр взял трубу, всмотрелся: на заливе далеко-дале¬
ко виднелись мачты и реи неподвижно стоящих кораб¬
лей эскадры адмирала Нуммерса...
4. Крепость на Заячьем острове
Весь этот день в русском лагере спали все — от обоз¬
ных солдат до генералов и самого фельдмаршала Шере¬
метева. Только караульщики похаживали над тихо пле¬
щущими водами Невы, позевывали да перекликались:
— Слу-ушай!
— Послу-ушивай!
Когда посвежело, собрался совет, на котором Петру
и Меншикову присудили ордена святого Андрея Перво-
582
званного. Возлагать орденские знаки совет велел старей¬
шему кавалеру сего ордена —Алексею Федоровичу Го¬
ловину. Царь перед началом церемонии замешкался с
делами, первым подошел Меншиков в парчовом с жем¬
чугами кафтане, в пышных кружевах, взял левой рукой
ленту, правой —орден и драгоценные каменья; едва по¬
клонившись, отвернулся от Головина. Тот поджал губы,
сокрушенно покачал головой. В шатер плечом вперед,
торопясь и стесняясь, вошел Петр, принял в большую
руку и ленту и орден с каменьями, поклонился совету.
Лицо у него в эти секунды было детски беспомощное,
открытое, счастливое. Аникита Иванович Репнин, выйдя
из шатра, махнул платком; тотчас же загремели пуш¬
ки — русские и взятые у шведов...
Еще не отгремели орудийные залпы, когда из кузни
города Ниена принесли первые медали, выбитые по
приказу Петра. На медалях можно было прочитать: "Не¬
бываемое бывает". Солдаты и офицеры, участвовавшие
в пленении "Астрильда" и "Гедеана", построились возле
березовой рощицы — вдоль пологого болотистого бере¬
га Невы. Петр, торопясь, кося глазами, как всегда во
время торжеств и церемоний, прикладывал каждому к
груди медаль; солдат, либо сержант, либо офицер при¬
жимал награду ладонью, точно она могла прилепиться к
груди. Все делалось в тишине, в молчании, никто не знал,
как должно производить такие церемонии. Рябов тоже
получил медаль, посмотрел на нее, положил в карман...
Когда Петр вернулся в шатер, Меншиков, стоя возле
высокой конторки, потея и сердясь, писал письмо на
Москву, приставляя одну букву к другой.
"...Петр Алексеевич соизволил ходить в море, и я при
нем был, и возвратились не без счастья: два корабля не¬
приятельские со знамены, и с пушки, и со всякими при¬
пасами взяли. И люди неприятельские многие побиты.
Сего же дня мне честь — кавалер... Писано в крепости
Ниеншанц — ныне Шлотбург".
И подписался:
"Шлюссельбургский и Шлотбургский губернатор
Александр Меншиков".
Лицо у него было при этом злое.
Петр заглянул в письмо, спросил:
— А ну, с чего надулся, либер Сашка?
Меншиков ответил с хрипотцой в глотке:
— Пущай, мин герр, утрутся. Как наградные знаки
на меня возлагали, едва меня не сожрали... Завистники,
583
дьяволы! Ныне пущай припомнят: пирогами-де с зайча¬
тиной торговал Алексашка в младости... Ныне то забыто.
— Забыто, покуда я не напомню! — жестко сказал
Петр. —А коли напомню, Александр Данилыч, тогда так
станется, что и пирогами торговать за счастье почтешь.
Здесь же, в шатре, государственный консилиум в
спорах и ругани определил место, на котором быть кре¬
пости. Ниеншанц стоял слишком далеко от моря. Новую
цитадель надлежало возводить на Заячьем острове, кото¬
рый с трех сторон окружен обильными водами, а с чет¬
вертой — протоком. Мимо Заячьего в Неву не могла вне
выстрелов пройти ни одна шлюпка, не то что корабль.
Все это было хорошо, худо же было то, что Заячий ост¬
ров весь состоял из болота; говорили, что есть там даже
трясины и что тропочки сухой на сем гиблом месте не
сыскать. Говорили также, что в частые здесь наводнения
весь остров уходит под воду.
Петр слушал молча, поколачивая трубкой по столу,
думал.
— Быть крепости на Заячьем! — наконец сказал
он. — И быть здесь городу. За сие доброе начинание
подадут нам нынче старого венгерского вина...
Под гром пушек пили за кавалеров ордена Андрея
Первозванного, за всех тех, кто пожалован медалью "Не-
бываемое бывает", за государственный консилиум, за гу¬
бернатора и кавалера Меншикова, за Петра Алексе¬
евича — и особо — за новую русскую крепость в устье
русской реки Невы...
Этой же ночью в своем балагане Сильвестр Петро¬
вич писал письмо Марье Никитишне в Архангельск. Не¬
подалеку, сладко причмокивая, спал Ванятка, возле него
посасывал трубку Рябов.
"Сей город — покуда что именуемый Петрополь, —
писал Иевлев, — есть лишь топкие берега да редкие де¬
ревеньки, и житье нам будет не иначе, как в земляной
пещере али в доме, сложенном наподобие шалаша. Но
коли хочешь — милости прошу, ибо назначен я к слу¬
жению здешнему Балтийскому флоту. Коль поедешь, не¬
пременно надлежит тебе взять..."
Он подумал, посмотрел на Рябова, окликнул:
— Иван Савватеевич!
Лоцман покосился на Иевлева, вынул трубку изо
рта...
— В Архангельск пишу, к Марье Никитишне, —ска¬
зал Сильвестр Петрович, — в рассуждении ее приезда
584
сюда. Не отправиться ли им вместе — с Таисьей Анти-
повной да с бабинькой Евдохой. Все легче, чем пооди¬
ночке, а со временем к сему городу и твоей супруге
быть. Так говорю?
— Да уж город! — неопределенно молвил лоц¬
ман. — Верно, что город.
— Так как? Писать?
— Пожалуй, что и пиши! — светлея лицом, блестя
глазами, сказал Рябов. — Помаленьку обживемся, сру¬
бим избу. Что ж так-то? Иван Иванович без материнско¬
го обиходу...
Он опять пососал потухшую трубку и добавил реши¬
тельно:
— Ехать ей! Избу продаст, корову тож; тут не пропа¬
дем. Пиши, Сильвестр Петрович, что-де Иван Саввате-
евич наказал супруге своей настрого без всякой прово¬
лочки исполнить его волю...
— Настрого? —с улыбкой спросил Иевлев. —Так и
писать?
— Пиши: велел настрого, — не отвечая на улыбку
Сильвестра Петровича, повторил Рябов. — А то гордая
она у меня... Поехать-то поедет Таисья, да только без
Марьи Никитишны, а как ей незнатной, да со старухой
бабинькой? Многотрудно будет...
Сильвестр Петрович взял ножик чинить перо; не
глядя на лоцмана, попросил:
— Ты об этом, Иван Савватеевич, не думай более.
Мало ли... Были они добрыми подружками, такими и до
веку быть должны.
Рябов усмехнулся, ничего не ответил.
Белой ночью, восьмого июня, Сильвестр Петрович с
Рябовым подплыли к пологому болотистому берегу За¬
ячьего острова. Здесь на сваях уже была выстроена
пристань, у которой лепились барки, груженные зем¬
лею, привезенной издалека водным путем. От пристани
тянулись дощатые дорожки; по ним чередою работный
народ толкал скрипучие тачки.
Зудело окаянное комарье.
Носаки с зелеными от болезней, недоедания, сы¬
рости лицами таскали песок, грунт, битый камень — в
рогожах, в заплечных рогатых ящиках, в мешках, в подо¬
лах замшелых рубах. Костистые мужики, те, что здесь
почитались здоровяками, взобравшись на помост, вруч¬
ную били сваи. Тысячи народу заваливали проклятое бо¬
лото битым камнем, хворостом, сыпали песок, катали
585
бревна. С каждым чавканьем трясина поглощала все, что
доставляли барки, тачки, люди...
Однообразно, ровно жужжали пилы, дружно впере-
бор били кузнечные молоты. То и дело слышалась ругань
артельщиков, смотрителей, надзирателей, грубые окри¬
ки солдат-караульщиков.
К Сильвестру Петровичу подошел Егор Резен, весь
изжаленный комарьем, пожаловался, что больно тяжело
трудиться.
— Видать, нелегко! — согласился Иевлев.
— Помирают многие. Пища плохая, очень болеют
животами. Тут один лекарь, собачий сын, продает целеб¬
ное вино, настоенное на хвое, да дорого, не подсту¬
питься: четыре рубля ведро. Цинга людей бьет...
— Да, бьет! — согласился Иевлев. — Здесь цинга, в
море Нуммерс. Не уходит, встал на якоря и стоит. Пу¬
шек немало у него. Не хочет, чтобы мы вышли в море.
586
Языка-шведа взяли, спросили; язык-швед передал слова
господина вице-адмирала Нуммерса. Господин фон Нум-
мерс объявил своим матросам, что русским никогда в
море не бывать. "Пусть подыхают в своих степях!" —
так он выразился, шведский вице-адмирал... Ну, а нам
без моря не жить, вот как, Егорушка!
И Сильвестр Петрович ласково положил руку на пле¬
чо Резену. Тот согласился:
— Не жить!
И спросил:
— Генерал Кронгиорт с реки Сестры не ушел?
— И генерал Кронгиорт не ушел, — ответил Силь¬
вестр Петрович. — Не уйдут они сами. Их еще гнать
надобно. Вот дело доброе, господин фельдмаршал Шере¬
метев сделал; прогнал воров из Ямы и Копорья, — слав¬
ная победа оружия нашего. А Кронгиорт держится. Да
587
еще прозевали тут —дурачье! —налетел конными рей¬
тарами на нашу заставу в Лахте, порубил всех смертно...
Покуда беседовали, небо совсем заалело. Багряное
огромное круглое солнце показалось над красавицей
Невой, свободно и вольно катящей свои воды меж пус¬
тынных, болотистых берегов, на которых редко-редко
виднелся дымок от человеческого жилья. Барабаны уда¬
рили смену, люди пошли по шалашам —будить спящих,
ложиться на еще теплую, гнилую, сырую солому. Когда
садились в шлюпку, Рябов спросил:
— Имя как будет сей крепости, Сильвестр Петро¬
вич?
— Будто бы во имя Петра и Павла, — ответил Иев¬
лев. — Петропавловская, будто, крепость. Слышал, что
так. Поживем — увидим.
Рябов сильно навалился на весла; шлюпка ходко
скользнула по спокойной реке; кормщик спросил:
— А что, Сильвестр Петрович, ежели нам сейчас по¬
глядеть себе место — строиться. Вот — на Васильевс¬
ком острову. И лес есть, и зверя в лесу не считано, и
вроде посуше можно чего отыскать...
Разбудили Ванятку, кинули в шлюпку топор, лопату,
нож от зверя и поплыли к Васильевскому. Солнце стояло
уже высоко, остров был тих, только птицы переклика¬
лись в молодой березовой листве.
Долго искали место посуше, чтобы выйти на берег,
нашли; проголодавшись, поели сухарика, запили нев¬
ской вкусной водой.
— Чего мы сюда заехали-то, тять? —спросил Ванят¬
ка.
— Избу строить надобно, —ответил Рябов. —Жить
здесь станем. А поблизости Сильвестра Петровича хоро¬
мы возведутся с прошествием времени.
И поставил топором зарубку на старой сосне. Силь¬
вестр Петрович отошел шагов на полсотню и тоже уда¬
рил топором —раз и другой...
Между болот, валов и страшных всех врагов
Торги, суды, полки и флот — и град готов.
Ломоносов
Глава двадцать пятая
1. Флота гардемарин
Еще вчера с вечера Таисья взбодрила сдобное тесто
для пирогов, а задолго до рассвета затопила печь и раз¬
будила лоцмана, только ночью вернувшегося из Кронш-
лота.
Иван Савватеевич потянулся было за старыми; при¬
вычно развешенными рыбацкими бахилами, но Таисья
велела нынче одеться во все самое наилучшее, и Рябову
пришлось вынуть из сундука туфли с пряжками, камзол
с двадцатью четырьмя серебряными пуговками и кафтан
с вышитым на рукаве штурвалом и компасом — особый
знак, который положено было носить первому лоцману
Российского корабельного и морского флоту.
— Может, попозже ризы на себя вздевать? — спро¬
сил Рябов. —Обедня, я чай, не враз зачнется?
— При нем станешь одеваться? —спросила в ответ
Таисья. — Некоторые гардемарины еще вчера поутру
приехали...
Помолчала и вздохнула:
— Лед как бы не тронулся. Я выходила — глядела:
взбухла река, вспучилась... Как тогда будем?
— Два года ждали, еще две недели подождем! —
молвил лоцман. — Не пропадет парень. На Адмиралтей¬
ской стороне дружки у него, и в Литейной. Прокор¬
мится...
Он стал вколачивать ноги в туфли. От новой обуви у
него всегда портилось самочувствие, особенно же не
любил он эти плоские, скрипучие и жесткие туфли, ко¬
торые должен был носить при всяких церемониях. И с
чулками он изрядно мучился: они вечно съезжали с ног,
их надо было подтягивать и особыми застежками при¬
цеплять к подвязкам.
— Ишь ты, чертова обедня! — ворчал он, прохажи¬
ваясь по спаленке, стены которой были вплотную увеша¬
589
ны пучками сухих трав: Таисья унаследовала от покой¬
ной бабиньки Евдохи ее умение лечить травами и ма¬
зями и не без успеха пользовала болящих моряков на
берегу Невы теми средствами, которыми лечила ба¬
бинька Евдоха на далекой Двине. — Ишь ты, с этими
туфлями да пряжками, да чулками! — ворчал кормщик,
удерживая себя от более крепких слов. — Вон теперь и
ходи цельный день заморской чучелой...
Не надевая камзола и кафтана, он побрился перед
маленьким стальным зеркальцем, умылся и стал столбом
в дверях, ожидая завтрака. Но завтрака никакого не бы¬
ло, и Таисья словно бы совсем не замечала мужа: высоко
подоткнув подол над своими красивыми смуглыми но¬
гами, она березовым веником, по двинскому обычаю,
шаркала некрашеные полы, оттирала их песком и шпа¬
рила кипятком из чугуна. Все здесь в кухне было пере¬
вернуто вверх дном, и Ивану Савватеевичу ничего не
оставалось иного, как выйти на улицу.
На лавочке возле лоцманского дома сидел совсем хи¬
лый, беззубый, белый как лунь финн-рыбак, тот самый
рыбацкий староста, который много лет тому назад ска¬
зал Петру, что у него, у русского царя, даже по срав¬
нению со старостой рыбаков, — тоже должность нема¬
лая.
— Здорово, дединька Эйно! —сказал Рябов. —Чего
в избу не идешь?
— Отдыхаю! —сказал старик. —Уморился.
И, поморгав веками без ресниц, со значением про¬
изнес:
— Сторово на все четыре ветер.
— Ишь выучил! — сказал Рябов. — Сколько учил?
Финн подумал, стал загибать пальцы, произнес стро¬
го:
— Семь лет.
И положил в рот кусочек жевательного табаку. Рябов
закурил трубку, и оба стали смотреть на вздувшуюся, в
синих подтеках, в пятнах грязного, талого снега —Неву.
— Скоро тронется? -г- спросил лоцман.
— Скоро.
— Когда?
— Секотня. Или завтра. Совсем скоро.
— Вишь, чертов парень! — в сердцах сказал Ря¬
бов. — Будет на том берегу куковать...
— Не приекал сын?
590
— То-то и оно, брат, что не приехал.
— Не приекал. А я рипу принес. Жена твой велел...
— Таисья-то Антиповна?
— Велел принести хорошую рипу. Я принес...
Опять помолчали. Рябов глядел на здания Адмирал¬
тейства, возле которых на стапелях стояло новое судно.
— "Латока"! —произнес погодя дед Эйно.
— Нет, брат, не "Ладога"!
— "Латока"! —упрямо повторил старик.
— "Ладогу" еще конопатят, — молвил лоцман. — Я
позавчерашнего дня там был. А сия шнява именуется
вовсе "Нотебург".
Оба молча глядели на Неву, с которой, как казалось
Рябову, доносился шорох и треск. Но это только каза¬
лось — лед еще держался. Даже пешеходы с опаскою, а
брели черными мухами от Адмиралтейской части к Пет¬
ропавловской крепости, возле которой был расположен
рынок, от Васильевского к Новой Голландии, где жили
корабельные мастера-иноземцы. Но саней на льду Невы
уже не было видно и скот больше не гнали на Морской
рынок, что был против крепости с другой стороны Невы.
— Сильно пойдет! — сказал дед Эйно. — Польшой
путет ледокот...
Рябов не ответил, щурясь смотрел на другую сторону
Невы, на строящийся дворец генерал-адмирала Федора
Матвеевича Апраксина, на шпиль Адмиралтейства, возле
которого в линеечку вытянулись трех и шестиоконные
домишки под черепичными и соломенными крышами.
Там, в этих домах, было отведено жительство и мини¬
страм, и офицерам, и посланникам, и генералам; там, в
одном из этих домов, в случае ледохода мог остаться
флота гардемарин Иван Иванович Рябов.
— Ну не чертов ли парень! — опять ругнулся лоц¬
ман. — Другие еще когда из Москвы приехали, а ему
там карты занадобились.
— Такой, значит, служпа! — произнес дед Эйно. —
Морской служпа.
— Ну, пойдем, дединька, — предложил лоцман, —
заколеем тут на холоду сидеть. Может, моя хозяйка и
прибралась в избе.
Эйно взял свою корзину с рыбой; Рябов широко рас¬
пахнул перед ним калитку. В доме славно пахло лечеб¬
ными травами, свежевымытыми полами, теплыми пиро¬
гами. Таисья приоделась, только волосы не прибрала —
591
тугая, длинная коса висела вдоль спины и молодила ее,
делала похожей на девушку.
— Секотня приедет твой парень! — сказал ей дед
Эйно.
— Да уж вовсе заждалась, дединька! —с тоской ска¬
зала Таисья. — Два года не видела! Гардемарин уже;
люди сказывают: малый с толком; худого про него не
слышно, да только стосковалась вся...
И поставила на стол завтрак: миску каши, хлеб,
кринку молока, а сама стала разбирать рыбу.
— Ты-то что ж не садишься? —спросил лоцман.
Она вздохнула, не ответила.
— Мост бы поставить через Неву, — погодя сказал
Рябов. — Вот дело было бы. А то ледоход либо ледостав,
носа с острова не высунуть.
— Нельзя мост! — сказал финн. — Такой мост не
пывает.
Он доел кашу, похлебал молочка и, поклонившись хо¬
зяйке, пошел к двери. Таисья его окликнула, попросила
не побрезговать хлебом-солью, как сын приедет. Дед
Эйно поблагодарил; лоцман проводил его до калитки и
опять постоял, глядя на Неву и томясь ожиданием. По¬
том прошелся вдоль пологого берега, покрытого ноздре¬
ватым снегом, из-под которого уже кое-где пробивалась
жухлая прошлогодняя трава, — к усадьбе контр-адми¬
рала Иевлева. Здесь были раскрыты ворота и во дворе
возился кучер Иевлева — хитрый мужик Елизар.
— Поджидаешь? — спросил он, заметив Рябова.
— Да вот... похаживаю. Что делаешь?
— А надобно сани в каретник поставить. Кончилось
санное время...
Елизар подошел поближе к воротам и, сделав таин¬
ственную мину, негромко заговорил:
— И у нас ныне некоторые на усадьбе вовсе очей не
смыкали...
Лоцман пожал плечами, как бы говоря, что его это
обстоятельство совершенно не занимает.
— Всю ноченьку, поверишь ли, всю так на окошке и
просидела Арина наша Сильвестровна. В полушубок от¬
цовский завернулась, платком замоталась и на лед
глядит. Добро еще, адмиральша не проведала...
— А и болтун ты, Елизар! — с сердцем сказал Ря¬
бов. — Словно баба старая. Сразу видать, что солдатом
не служил, таракан запечный...
592
Елизар не обиделся, а засмеялся:
— Я-то таракан, а тебе лестно! Мужицкого роду, да
на адмиральской дочери женить.
Рябов плюнул и зашагал прочь, обратно к своей избе.
Вошел в кухню и присел на лавке, возле Таисьи. Сложив
руки на груди, она смотрела перед собою и о чем-то ду¬
мала.
— Небось нынче-то к вечеру непременно ему
быть! — молвил лоцман.
Она прижалась к его плечу. Так друг возле друга, ду¬
мая свои думы, сидели они долго.
Таисья, может, не обратила внимания, а может быть,
и не расслышала, как трижды, через разные промежутки
времени, ударила с Петропавловской крепости пушка,
предупреждая о том, что Нева вот-вот тронется и по льду
ходить больше нельзя. "Не дождались! — с досадой по¬
думал лоцман. —Теперь не скоро!" Он снял тесные туф¬
ли, поднялся, стащил форменный парадный кафтан, на¬
тянул фуфайку, старые размятые сапоги. Ему очень
хотелось рассказать Таисье, что слышал он давеча от
Елизара — иевлевского кучера. Но не гоже мужику пу¬
таться в такие дела, и он все только строго покашливал
да раскуривал свою трубочку.
В томлении, в ожидании миновал полдень, стало
смеркаться. Рябов, не выдержав тишины и прислушива¬
ющегося лица Таисьи, снял с полки пузатый дареный
Сильвестром Петровичем графинчик; налил себе.
Попозже, шурша шубкой, крытой шелком, пришла
Марья Никитишна Иевлева, удивилась:
— Так и не обедали? А уже и пушка ударила — не
ходить более по льду. Счастье, что Сильвестр Петрович
загодя из адмиралтейц-коллегии вернулся...
— Слышала я пушку! — тихо ответила Таисья.
Рябов быстро взглянул на жену: слышала — и хоть
бы вид подала. А Марья Никитишна между тем расска¬
зывала, что обе дочки ее ждут Ивана Ивановича с ра¬
достью, не видели столь много времени, а детство, оно
долго помнится...
Лоцман опять накинул полушубок и вышел к бере¬
гу — смотреть, как тронулась Нева. Большая белая луна
висела над Петербургом, и в ее мутном свете было видно
медленное и трудное движение льдин на широкой реке.
За нынешний день уже образовались полыньи, черная
вода во многих местах выбросилась наверх, на лед; река
шуршала, шипела, льдины терлись друг о друга, то
593
опрокидываясь, то вставая торчком, то обрушиваясь в
водяные протоки. А на той стороне были видны конные
стражи, разъезжавшие вдоль берега, и иногда вдруг слы¬
шался громкий рев рога — это караульщики извещали
запоздавших прохожих о том, что им надобно теперь но¬
чевать не дома, а на той стороне Невы, где застал ледо¬
ход.
Так Рябов постоял час: было слышно, как на деревян¬
ной колокольне Исаакиевской церкви ночной сторож
пробил девять. И вместе с боем часов лоцман увидел, как
маленькая, далекая, едва различимая человеческая
фигурка быстро сбежала с отлогого берега неподалеку
от Адмиралтейства, перемахнула через проток и ловко
побежала по колеблющимся и двигающимся льдинам.
Сердце Рябова замерло, но он глотнул холодного,
ночного воздуха и, сощурив свои зоркие, острые глаза,
впился в человека, который легко, с длинным шестом в
руке, бежал по Неве к Васильевскому острову. С каждой
минутой все яснее было видно, как отчаянный этот че¬
ловек вдруг начинает метаться на краю полыньи, сооб¬
ражая, как ему ловчее прыгнуть, как прыгает, упершись
шестом, и как опять бежит. И забыв об ужасе, который
поразил его вначале, лоцман теперь, хоть и с бьющимся
серцем, но уже только любовался на этого отчаянного
мужика, только радостно дивился его умению, сноровке,
бытроте и решимости. "Нет, такой не потонет, —думал
он, —такому сам черт не брат! В чем это он одет? Не в
треуголке ли? Кажись, и правда, в треуголке, да еще с
плюмажем?"
Внезапно перестав соображать, он сделал шаг ко
льду, увидел перед собою широкую полосу воды, прыг¬
нул... Лед здесь у берега был еще крепок и плотен, но
чуть дальше обрывался сплошной и бурной протокой. А
человек в треуголке с шестом в руке все бежал и бежал,
и теперь Рябов ясно видел, что человек этот — моряк и
его сын Ванятка, гардемарин. Он что-то крикнул, но Ва¬
нятка ничего не услышал за шумом трущихся льдин и не
мог услышать, потому что все кругом двигалось, бурлило
и трещало. Теперь гардемарин был совсем у берега. Лоц¬
ман видел, как в последний раз, упершись шестом, он
прыгнул, как в лунном свете заблистали водяные брызги
и как он оказался на берегу.
— Ванька-а! Черт! —еще раз крикнул лоцман и сам
пошел к берегу, дивясь, что гардемарин резко свернул в
противоположную от родного дома сторону. —Ванька!
594
Но тот опять ничего не услышал, и Рябов только уви¬
дел его, когда сам, выбравшись на твердую землю, пос¬
мотрел в сторону иевлевской усадьбы. Там, из ворот, вся
освещенная ровным лунным светом, не бежала, а летела
с протянутыми руками иевлевская Иринка, Ирина
Сильвестровна, адмиральская дочка. И неподвижный,
точно влитый стоял на щедром лунном свету гардемарин
Рябов Иван Иванович...
Лоцман утер пот, вздохнул, насупился и пошел к
своей избе, стараясь не оглядываться на иевлевские во¬
рота...
Открыв дверь, он поглядел на Марью Никитишну, на
Таисью, помолчал, потом произнес громко, полным голо¬
сом:
— Что ж бедно живете? Одна свеча, и та догорает. А
я так думаю, что вскорости ждать нам дорогого гостя.
Накрывай, накрывай, Антиповна, скатерть-самобранку,
не то припоздаешь сына по-доброму встретить...
Он выбил огонь, зажег все свечи в медном шандале,
поверх фуфайки натянул кафтан и сказал с лукавой ус¬
мешкой:
— Такого кафтана ни у одного генерала нету. Пер-
вый-то лоцман я один, верно, Марья Никитишна?
— Верно, Иван Савватеевич, верно! —с тайным бес¬
покойством сказала Марья Никитишна. — Но только
никак мне в толк не взять...
Дверь распахнулась, Таисья шагнула вперед, всплес¬
нула руками, припала к сыну. Он обнял ее, произнес
странные слова.
— Прости, матушка... я...
И не договорил, увидев Марью Никитишну. Ей он
поклонился, но не слишком низко, с отцом трижды поце¬
ловался. Зеленые его глаза смотрели на всех с выра¬
жением счастливого упрямства, и долгое время всем ка¬
залось, что он ничего толком не видит и словно не
понимает, что вернулся домой.
— Да как же ты... лед-то тронулся? —спросила
вдруг Таисья.
— Лед еще крепок, матушка! — ответил Ванятка и
протянул руку к пирогу.
Он был голоден и ел все, что ему подвигали, выпил
перцовой водки, бражки. Иногда он вдруг начинал го¬
ворить что-то подробно, потом словно задумывался, взор
его вдруг делался рассеянным.
595
— Да ты не захворал ли, Ванятка? —спросила
Таисья.
— Нет, матушка, что ты! — ответил он, счастливо и
бессмысленно глядя на нее. — Что ты, матушка, какая
же хворь... Ехал вот... и приехал... Вишь —дома.
Чуть позже пришли Сильвестр Петрович с полков¬
ником инженером Резеном. Иевлев с порога спросил:
— А ну, господин гардемарин Рябов, где ты есть?
Иван Иванович встал, слегка покраснел, вытянулся
перед адмиралом. Иевлев в него внимательно вгляделся
своими ярко-синими глазами, спросил резко:
— Когда в море?
— Как назначат, господин шаутбенахт.
— Куда хочешь? На галерный али на корабельный?
— На корабельный, господин шаутбенахт.
— Значит, к Апраксину, к генерал-адмиралу. Он не¬
бось помнит, как ты Петру
Алексеевичу сказку сказы¬
вал: “и поцелует меня в ус¬
та сахарные..,м Ну, садись,
гардемарин...
Рябов налил Иевлеву
перцовой, тот выпил не
торопясь, съел кусок рыбы.
Спросил у Марьи Ники¬
тишны:
— Девы-то где, матуш¬
ка? Я чай, и им не грех сего
гардемарина, доброго их
детского друга, нынче же
увидеть...
Марья Никитишна чуть
всполошилась: гоже ли в
сей неранний час, хорошо
ли то будет, угодно ли са¬
мим хозяевам. Иевлев вла¬
стно перебил:
— Гоже, час не позд¬
ний, хозяевам угодно...
Девы пришли обе тот¬
час же, одна в зеленом
платье, другая в розовом.
Лоцман не отрывая взгляда
смотрел на свою любими¬
цу, на младшую — Иринку.
596
Ванятка поклонился низко Веруньке, также низко
Ирине и, встретясь с нею глазами, опустил свои, словно
не мог на нее глядеть. Ирина, приседая по новоманерно¬
му обычаю, сильно смутилась, но, справившись с собою,
подняла голову и гордо всех оглядела. В это мгновение
Сильвестр Петрович оказался с нею рядом. Обняв ее за
плечи, он сказал гардемарину:
— Прошу любить и жаловать, Иван Иванович, млад¬
шая моя, Ирина Сильвестровна, а сия старшенькая —
Вера Сильвестровна. Я к
тому, господин гардема¬
рин, дабы напомнить,
небось за давностью
времени и не помнишь
нынче былых своих под-
руг...
— Помню, господин
шаутбенахт! — твердо и
спокойно ответил Иван
Иванович.
597
2. Новое назначение
Едва рассвело, Иевлев прислал за гардемарином ден¬
щика. Нева за эти дни почти совсем очистилась, только
редкие темные льдины медленно плыли к устью. День
был хмурый, серый, сырой. Сильвестр Петрович тоже
хмурился, сидя на руле шлюпки. Возле входа в адмирал-
тейц-коллегию Иевлев сказал:
— Иди прямо к генерал-адмиралу. Он тебя помнит и
примет. Если спросит, какое имеешь желание, говори не
таясь: имею желание служить под командованием гос¬
подина капитан-командора Луки Александровича Кал¬
мыкова. Сей офицер умен, образован, отменно храбр; у
него станешь дельным офицером. Запомнил?
— Запомнил! — ответил гардемарин.
— Ну, ступай с богом!
Они расстались в сенях коллегии.
Генерал-адмирал Российского корабельного флота
Федор Матвеевич Апраксин действительно принял гар¬
демарина тотчас же.
Он сидел один в низкой, небольшой комнате, уве¬
шанной морскими картами, кочергой разбивал головни
в камине. На низком столике дымилась большая камен¬
ная чашка с кофеем. Рядом лежала трубка, кисет с таба¬
ком.
— Так, так! — молвил генерал-адмирал, выслушав
Ивана Ивановича. —Так...
И, плотнее запахнув на груди заячью шубку, отпил
кофею из чашки.
Гардемарин молчал. Было слышно, как за стеною кто-
то круто ругается солеными словами.
— А к нему не хочешь? — спросил Федор Матве¬
евич, кивнул на стенку. — Добрый моряк. Шаутбенахт
Боцис, галерным флотом командует. Лучшего учителя не
отыскать...
Иван Иванович не ответил, хоть о Боцисе и слышал
хорошее. Хотелось все-таки на корабль, а не на галеру.
— Что молчишь? — спросил Апраксин.
Гардемарин кашлянул и сказал, прямо и бесстрашно
глядя в глаза Апраксину, что пусть простит его генерал-
адмирал, но в навигацком училище испытал он такого
лиха от учителей-иноземцев, что служить бы хотел под
начальством русского офицера.
— Так, так! —опять произнес Апраксин. —Так.
598
И начал с интересом рассматривать гардемарина. По¬
том велел:
— Сядь поближе.
И заговорил:
— Иноземец иноземцу рознь. Сей Боцис единствен¬
ный из иноземцев, который, нанимаясь на русскую
службу, не спросил, какое ему пойдет жалованье. И не
токмо сразу не спросил, но впоследствии долго о деньгах
не спрашивал, пока вовсе не прожился, что и на хлеб не
стало. Тогда и вспомнил и, государево жалованье полу¬
чив, не посчитал его, а высыпал в шкатулку и не вспо¬
минал более, пока вновь не прожился. Недосуг ему
деньги считать...
Лицо Апраксина смягчилось; он длинно вздохнул,
помотал головою, сказал с грустью:
— Еще был один такой иноземец — Гордон. И еще
немногие... А сей — на него положусь, как на самого
себя. Храбр, бескорыстен, прямодушен. И моряк искус¬
нейший. Галерный флот — дело трудное; он же, с по¬
мощью божьей, справляется. Он тебя возьмет, даст тебе
галеру под командование. Слушай меня, я дело советую.
Иван Иванович опустил голову.
— В отца — упрям! — спокойно сказал Апрак¬
син. — Как знаешь. Будет баталия — позавидуешь га¬
лерному флоту, он у нас нынче большие дела делает.
Значит, к Калмыкову?
— К нему, господин генерал-адмирал.
— Ну иди! Вели моим именем писцу приказ напи¬
сать.
Рябов встал, поклонился.
— Все ж к Боцису зайдем! — сказал Апраксин. —
Пусть на тебя поглядит. Он батюшку твоего знает: на¬
добно ему и на сына взглянуть. Да и схож ты с батюш¬
кой...
Вдвоем они миновали сени, вошли в комнату помень¬
ше, чем та, где сидел Федор Матвеевич. У маленького
окна сидел, склонившись над картами, адмирал Боцис.
Воротник мундира туго подпирал его шею; лицо, обрам¬
ленное седыми курчавыми волосами, было спокойно и
неподвижно. И такая тишина стояла в жарко натоплен¬
ной комнатенке, что у Рябова зазвенело в ушах.
— Герр шаутбенахт! — негромко произнес Апрак¬
син.
Боцис не откликнулся. Федор Матвеевич подошел к
нему, взял его за руку. Шаутбенахт покачнулся, медлен¬
599
но стал оседать на правую сторону. Вдвоем они подняли
его тяжелое, неподвижное тело, положили на стол — на
разбросанные карты, на чертежи галер, на бумаги, кото¬
рые он так недавно читал и подписывал.
Вошли матросы, прибежал писец, денщик Боциса; в
изголовье зажгли свечу. Федор Матвеевич поцеловал
покойного в лоб, спросил у денщика:
— Он какой веры-то был? Католик?
Денщик, плача, ответил:
— Кто его знает...
— В какую церковь ходил?
— А ни в какую, господин генерал-адмирал.
— Икона у него была?
— Вроде богородица...
— Принеси!
Денщик убежал, тотчас же вернулся. Покойный имел
квартиру здесь же, рядом с адмиралтейц-коллегией.
Апраксин взял овальный в серебряной рамке портрет,
долго всматривался в тонкое, надменное и прекрасное
лицо черноволосой женщины с розой на бархатном
платье, положил портрет на грудь покойному.
Пришел Иевлев, тяжело дыша сел на лавку. Дьячок
уже читал псалтырь; воск капал на морские карты, за¬
пахло ладаном. У Федора Матвеевича вдруг затряслось
лицо: он махнул рукой, вышел в сени. То и дело хлопала
дверь на блоке — шли прославленные моряки Русского
флота: бригадир Чернышев, вице-адмирал Крюйс, капи¬
тан Змаевич, Голицын, Вейде; шли матросы, служившие
на галерах Боциса; быстро крестясь, поклонился покой¬
ному Александр Данилович Меншиков; поцеловал его в
холодный лоб генерал-фельдмаршал Борис Петрович
Шереметев. Капитан Стрилье спросил у Меншикова ше¬
потом:
— Никто не знает, господин Меншиков, как хоро¬
нить покойного... Мы не можем решить, каким обрядом
провожать прах шаутбенахта Боциса...
— А русским! —быстро ответил Меншиков. —Мы
его за русского человека почитали, по-русскому, по-пра-
вославному и хоронить станем. Он нам свой был, он на¬
ши печали понимал, нашими радостями радовался. Так
что ты, капитан, не хлопочи...
В сенях Апраксин сказал гардемарину Рябову:
— Вот она, судьба-то! За стенкой сидели мы с тобой
и беседовали, а он в это самое время, один, помирал. Ну
600
иди, дружок, иди отсюдова, тебе об смерти еще рано
думать, а нам самое время. Иди к Калмыкову, он тебя
примет по-доброму...
3. Ассамблея
Сорокапушечный корабль "Святой Антоний", на ко¬
тором держал свой флаг Калмыков, стоял на рейде Крон-
шлота, когда к его трапу подошел парусный бот с гарде¬
марином Рябовым. Вахтенный матрос строго спросил
Ивана Ивановича и дудкой вызвал вахтенного унтер-
лейтенанта. Все делалось быстро, строго и толково на
этом корабле, и Иван Иванович сразу почувствовал, что
служить у Калмыкова будет хоть и трудно, но зато со
смыслом, —на таком корабле есть чему поучиться и без
дела скучать не станешь.
Унтер-лейтенант, быстрый и проворный молодой че¬
ловек в тугом мундире и в треуголке с пышным плюма¬
жем, придерживая на ходу короткую шпагу, довел гар¬
демарина до двери каюты Калмыкова, постучался, и,
доложив Луке Александровичу о новом офицере, исчез.
Калмыков, в расстегнутом мундире, поднялся с дивана,
оглядел Ивана Ивановича и внимательно прочитал при¬
каз генерал-адмирала.
— Ты из каких же Рябовых будешь? — спросил он,
складывая бумагу. —Не первого лоцмана сын?
— Первого! — с плохо скрываевым неудовольст¬
вием ответил Иван Иванович. Его тяготили эти всегдаш¬
ние вопросы: казалось, что люди, спрашивая, думали:
"Отец-то у тебя хорош, а вот что ты за птица уродилась!"
— Батюшку твоего знаю, —молвил Калмыков, твер¬
до и спокойно продолжая разглядывать гардемарина
своими слегка раскосыми глазами. — Отменный моряк.
Имел честь хаживать в здешние недальние шхеры и мно¬
гим ему обязан. Неустанно от него учусь...
Иван Иванович молчал, думал:"Не новости! Я-то все
это ведаю!"
— Уповаю, что батюшка твой и тебя знает, господин
гардемарин, а коли знает, то облечен ты его доверием,
из того делаю вывод: добрый офицер назначен на мой
корабль. Садись, пообедаешь со мной.
Рябов сел; услышанные слова придали ему бодрости,
на душе стало спокойнее. Калмыков между тем говорил:
601
— Я и самого тебяг гардемарин, со времен штурма
крепости Нотебург помню, как ты там на барабане бой¬
ко барабанил. Вихры у тебя в те поры длиннющие от¬
росли, и как тебя, бывало, ни увижу, все ты чего-либо
точишь да зоблишь —то хлеба корку, то сухарь, то ка¬
пустную кочерыжку. Забыл небось?
— Нет, не забыл. У меня память хорошая.
Без стука отворилась дверь, в каюту Калмыкова во¬
шел удивительного вида матрос —толстенький, с седым
коком на лбу, плешивый, по-французски спросил, пода¬
вать ли наконец кушанье, или еще ждать бесконечное
время. Лука Александрович по-русски ответил:
— Дважды тебе говорено: подавать! Дважды! Сколь
еще надобно? В третий говорю: подавай!
— Но тогда кушанье еще не поспело! — опять по-
французски с капризной нотой в голосе молвил стран¬
ный матрос.
— Подавай же! —со вздохом приказал Калмыков.
— И вино подавать?
— И вино подай!
— Сек, кристи или лафит?
— О, господи милостивый! —с тихим стоном сказал
Лука Александрович. — Хлебного вина подай нам по
стаканчику.
— Хлебное вино офицеру никак не прилично пить, —
молвил матрос. И, повернувшись к Рябову, он продолжал
с дрожанием в голосе:
— Поверите ли, сударь, разные лица достойнейшие
и кавалеры у нас к столу бывают, вплоть даже до вице-
адмиралов и посланников. А мосье Калмыкову все еди¬
но, какое кушанье подано, — лишь бы ложка стояла.
Они жидкого в рот не берут, а чтобы с перцем, с чесно¬
ком, с луком — горячее и густое. Вина — лакрима
кристи и иные прочие — стоят на погребе без употреб¬
ления, а...
— Подавай! — ударив кулаком по столу, крикнул
Калмыков. — Мучитель!
Матрос пожал плечами, ушел. Рябов с улыбкой спро¬
сил:
— Юродивый, что ли?
— Зачем юродивый? Крест мой — Спафариев-дво-
рянин. Али не слышал историю?
Иван Иванович ответил, что слышал от отца.
— Что с ним делать? В матросском кубрике ему не
жить, — грызут его денно и нощно; взял к себе. Один¬
602
надцать лет сия гиря ко мне привешена. Выпороть бы
его, сатану бесхвостого, так нет, не поднимается рука.
Не могу! Вот и пользуется! Сел на шею и сидит, и не
сбросить, до самой моей смерти так и доживу с сим до¬
брым всадником.
Спафариев принес миску, поставил на стол, воз¬
гласил:
— Суп прентаньер а ля Людовик...
— Хлеб где?
— А у меня две руки, не разорваться мне!
После обеда Калмыков отвел Рябова в назначенную
ему каюту.
В это мгновение у трапа дробно ударил барабан, тре¬
вожно завыл рог. По трапам загромыхали тяжелые мат¬
росские сапоги, офицеры побежали по местам. И тотчас
же скорым шагом по юту прошел Петр с Апраксиным и
Меншиковым. Калмыков распахнул перед ними дверь
своей каюты; все опять надолго сделалось тихо. Потом к
“Святому Антонию" один за другим стали подходить су¬
да — разведочный бот под косым парусом, шмак "Моты¬
лек", бригантина. Иван Иванович спросил у черноусого
лейтенанта, что это делается; тот покосился на гардема¬
рина, ответил:
— Государь льды смотрит. Слышно, что большое де¬
ло зачнется с очищением моря. Покуда ждем. Сам по¬
читай что каждый день у нас бывает, здесь и кушает,
здесь и отдохнет случаем.
Офицеры со шмака, с бота, с бригантины побывали
в каюте Калмыкова, вернулись на свои суда. Через
малое время и Петр ушел под парусом в Кроншлот. При
спуске флага гардемарин Рябов стоял навытяжку вместе
с другими офицерами "Святого Антония", вдыхал сырой
воздух залива, смотрел на желтые мерцающие огоньки
Кроншлота и думал о том, что его морская служба нача¬
лась. Сердце его билось спокойно, глаза смотрели зорко,
на душе было ясно и светло, как бывает в молодости,
когда будущее чудится прекрасным, когда еще не видны
ни ямы, ни ухабы на жизненном пути, когда молодой
взор бесстрашно и гордо отыскивает в грядущем свою
прямую, честную дорогу...
После спуска флага Рябов еще долго стоял на юте,
потом спустился в каюту, лег в висячую холщовую койку
и закрыл глаза, но не успел толком заснуть, как вдруг
увидел Ирину Сильвестровну, будто она была здесь и
603
улыбалась ласково и лукаво, говоря, как давеча — про¬
щаясь:
— Батюшка непременно отдаст за тебя, хоть матуш¬
ка и попротивится. Молод ты ей, служить еще не начал,
хоть вон к Веруше сватается один флоту офицер — ему
за тридцать, матушке тоже не по сердцу —зачем из кал¬
мыков?
“Из калмыков! —вспомнил гардемарин и сел в своей
качающейся койке. — Из калмыков! Он и есть, Лука
Александрович, —более некому! И Сильвестр Петрович
его знает и хорошо об нем отзывается. Вот судьба!"
На следующий день Иван Иванович постучался к не¬
му в каюту и спросил, бывает ли он в доме адмирала
Иевлева. Лука Александрович отложил книгу, подумал,
прямо взглянул на Рябова, ответил:
— А тебе сие к чему?
— К тому, господин капитан-командор, что мне до¬
подлинно известно: нынче вечером в дому у Сильвестра
Петровича ассамблея...
Калмыков потер лоб ладонью, подумал.
— Я-то не зван!
— На ассамблею указом государевым никто не зо¬
вется. Объявлена всем, кто захочет идти.
— Востер ты, гардемарин. Все знаешь!
— Ни разу не быв на ассамблее, желал бы повидать
таковую, господин капитан-командор...
Калмыков пристально всмотрелся в Рябова, потом
сказал:
— Те-те-та! Вон он — некоторый гардемарин, кото¬
рого все там поджидали, вон он из навигацкого, который
долго не ехал. Вера Сильвестровна мне об сем гарде¬
марине сама говорила как о причине мелахнолии Ирины
Сильвестровны...
Крикнул Спафариева и велел подавать одеваться.
Не более как через полчаса гардемарин и капитан-ко¬
мандор спустились в вельбот. С моря дул ровный попут¬
ный ветер; через несколько часов быстрого ходу, и не¬
задолго до весенних сумерек Калмыков в коротком
плаще, при шпаге, в треуголке, и Рябов в гардемарин¬
ском мундире, с отворотами зеленого сукна, в белоснеж¬
ном тугом шейном платке, в чулках и башмаках — подо¬
шли к Васильевскому острову, прямо против иевлевской
усадьбы. Более двух дюжин судов стояло у причала. Кал¬
мыков узнал вельбот Апраксина, нарядную, всю в парче
604
и коврах, двенадцативесельную лодку Меншикова, уз¬
кую, ходкую, без всяких украшений шлюпку Петра. Из
дома Сильвестра Петровича доносились звуки оркестра.
Какие-то незнакомые офицеры отдыхали на весеннем
ветру; огромный поручик-преображенец восклицал со
слезами в голосе:
— Жизнь за него отдам! Ей-ей, братцы! Пущай бе¬
рет!,Пущай на смерть нынче же посылает. В сей же час...
У каретника, на опрокинутой телеге, на сложенных
дровах, просто на земле, где посуше, расположились
оборванные, с замученными лицами, заросшие щетиной
солдаты — человек с полсотни. Робко, молча слушали
они веселый шум ассамблеи, музыку, испуганно погля¬
дывали на офицеров —сытых, громкоголосых.
Офицер-преображенец подошел к солдатам, гаркнул:
— Сволочь! Изменники! Всем вам головы рубить,
дьяволам...
Солдаты встали, вытянулись. Один едва мог стоять,
опирался боком на стену сарая. Поручик протянул руку,
вытащил солдата вперед, тараща глупые, пьяные глаза,
заорал:
— Всех вас повешу! Всех до единого.
Калмыков шагнул вперед; поручик уже тащил шпагу
из ножен, — могло сделаться несчастье. Лука Александ¬
рович положил руку на эфес шпаги, сказал строго:
— Повремени решать-то, молокосос, дурак!
И вдруг увидел то, чего не заметил спервоначалу: у
всех солдат, у всех до единого были отрублены кисти
правой руки.
— Пленные, — объяснил находившийся при солда¬
тах страж. — От шведов давеча перешли. На самую на
заставу нашу. Господин полицмейстер никак не мог
определить, чего с ними делать. Пригнали сюда, к госу¬
дареву приезду, а государь уже приехавши.
— Говорю, —изменники! —опять крикнул поручик
и еще потянулся за своей шпагой, как вдруг огромная
рука легла ему на плечо; он завертел головой и слабо
охнул: за его спиной, с трубкой в зубах, простоволосый,
в потертом адмиральском кафтане стоял Петр. Возле
него, быстро и ловко сплевывая шелуху, грыз орехи
Меншиков.
— Государь! Солнышко красное! —взвыл преобра-
женец.
605
— Надоел ты мне, пустобрех экой! —досадливо ска¬
зал Петр и, оттолкнув поручика, вплотную подошел к
солдатам.
Они стояли неподвижно, вперив измученные глаза в
Петра.
— Ну? Как оно было? —спросил он, сумрачно огля¬
дев изглоданные лица. — Захотелось шведской молоч¬
ной каши? Сдались?
И приказал:
— Покажи руки!
Пятьдесят культей вытянулись вперед.
— Говори ты! —приказал Петр старому солдату, ко¬
торый стоял, опираясь на костыль. — По порядку сказы¬
вай!
Солдат рассказал коротко, что все они попали к шве¬
дам в плен ранеными. Лежали потом в балагане, уход
606
хороший, кормление тоже ничего — давали приварок,
лепешки из отрубей, воды пить сколько хочешь. Как
поправились, построили всех перед балаганом. Погодя
на тачке два шведских солдата привезли колоду —вроде
тех, на которых мясники рубят мясо. Еще привезли мед¬
ный котел, разожгли под ним огонь; в том котле шипело
масло. Когда все сделали, пришел палач. После палача —
шведский генерал, с ним переводчик. Именем короля
указ прочитал тот переводчик. В указе сказано было, что
повелевает король шведский русским пленным, числом
пять десятков, отрубить правые руки, дабы, вернувшись
в Россию, они всем показывали культи свои, говоря при
сем, каково страшно воевать со шведами.
— Ну? — опять крикнул Петр.
Рот его дергался, глаза горели темным пламенем.
Солдат рассказал, как ударили барабаны, как палач
взялся за топор. Культю каждого погружали в кипящее
масло, чтоб не прикинулся антонов огонь. Более не кор¬
мили, хотя пить воду давали. Через день пешим строем
погнали на корабль, высадили на твердую землю, опять
повели хуторами и деревнями. К ночи были возле кор¬
дона. Напоследок шведский офицер еще раз прика¬
зал — идти всюду и рассказывать, каково не просто со
шведом воевать.
Стало совсем тихо, было только слышно, как Мен¬
шиков разгрызает орехи. Петр повернулся к нему,
облизал губы, велел:
— Всех пятьдесят произвести в сержанты, слышь,
Александр Данилыч!
Меншиков кивнул.
— Всех пятьдесят одеть в добрые мундиры, дать каж¬
дому по рублю денег.
— По рублю! — повторил Меншиков.
Солдаты стояли неподвижно, словно застыли. У того,
что рассказывал, дрожало щетинистое лицо.
— Каждого назначить в полки. В Преображенский, в
Семеновский, — в иные — по одному. На большие ко¬
рабли тоже по сержанту.
И крикнул:
— Пускай Российской армии солдаты, Российского
флоту матросы на сем примере повседневно видеть мо¬
гут, каково не просто шведам в плен сдаваться! А нынче
от меня — напоить вином да накормить сытно.
Он повернулся, плечом вперед зашагал, вернулся в
иевлевский дом. Здесь танцевали под звуки гобоя и
607
флейты. Иван Иванович и Калмыков остановились в две¬
рях; пары танцующих двигались в такой тесноте, что
пройти дальше было невозможно. Сильно пахло саль¬
ными свечами, духами, юфтью. Табачный дым волнами
плыл над мундирами, кафтанами и пышными париками,
над высокими прическами дам. Генерал-прокурор Ягу-
жинский с царицей Екатериной шел в первой паре;
задумчивый Апраксин церемонно вел Ирину Сильвест-
ровну; барон Шафиров, смешно припрыгивая и гримас¬
ничая, танцевал с Верой Сильвестровной, Марья Ни¬
китишна танцевала с Егором Резеном...
— Судари и сударыни! —широко разевая рот, крик¬
нул Ягужинский. —Делать далее все вослед мне. В точ¬
ности! Кавалеры и дамы! Живее!
Екатерина, положив свои розовые, унизанные перст¬
нями руки на плечи Ягужинскому, легко поднялась на
носки и поцеловала своего кавалера в подбородок; все
дамы, идущие в танце, сделали то же со своими кавале¬
рами. Ударили литавры, пронзительно завизжала флей¬
та, низко загудели трубы. Екатерина, смешливо покусы¬
вая губы, дернула на Ягужинском парик, натянула ему
на глаза, так что генерал-прокурор на мгновение словно
ослеп. Потеряв свою даму, он закружился на месте, а
Екатерина, улыбаясь и выказывая ямочки на розовых
щеках, искала своими блестящими глазами иного кава¬
лера. Все кавалеры были заняты, исключая Апраксина, с
которого Ирина Сильвестровна по нечаянности совсем
сдернула парик. Федор Матвеевич, седенький, плеши¬
вый, укоризненно качал головою Ирине, а она между
тем уже подала руку гардемарину Рябову, который гиб¬
ко и ловко, сияя зелеными глазами, повел свою даму в
церемонном, медленном танце.
— Ну, Федор же Матвеевич! —позвала Екатерина с
нерусским акцентом. —Дайте вашу ручку!
— Я парик потерял, государыня! — ответил Апрак¬
син. — Без парика...
— Сие всем видно, что ви потеряль парик! — сказа¬
ла Екатерина. — Но все-таки ви здесь сами прекрасни
кавалер...
И она так взглянула на него, что Федор Матвеевич
только вздохнул да потупился, отыскивая под ногами
танцующих свой парик, цвета спелой ржи, приготовлен¬
ный в Париже.
А Лука Александрович все стоял у двери, прямой,
широкоплечий, рассеянно и невесело следил чуть раско¬
608
сыми глазами за Шафировым, который все скакал и
гримасничал, танцуя с Верой Сильвестровной. Наконец
кончился бесконечно длинный танец, и мужчины повели
своих дам в буфетную. Тогда капитан-командор, оттирая
собою всех иных, первым прорвался в буфетную, пер¬
вым взял в руки серебряный стакан и подал его Вере
Сильвестровне, которая подняла на Калмыкова ярко-си¬
ние глаза, улыбнулась и воскликнула:
— Ах, Лука Александрович, сколь прежестоко опоз¬
дали вы к началу нашей ассамблеи! Можно ли так?
Калмыков, выбирая слова, которым следовало гово¬
рить в галантном обществе, подумал и ответил негромко:
— Предполагалось мною ошибочно, сударыня, что на
ассамблею приглашаются лишь письменными бумагами
али посланными слугами...
— Однако, сударь, счастливо получилось, что ошиб¬
ка поправлена и вы здесь среди нас. Кто же рассеял ва¬
ше заблуждение?
— Гардемарин некий, Иван Иванович Рябов, извест¬
ный в вашем любезнейшем семействе и ныне опреде¬
ленный к несению службы на моем корабле.
— Как радостно мне, а наипаче сестрице моей будет
такое известие! Гардемарин Рябов, участник наших дет¬
ских игр, — под вашею командою, на вашем корабле?
Знает ли об этом Ирина?
— Питаю надежду, что знает, — ответил Калмыков,
вглядываясь в раскрытые двери соседней комнаты, где
сияющий гадремарин что-то быстро говорил Ирине
Сильвестровне. — А если добрая сестра ваша еще и не
знает приятную новость, то сейчас же знать будет.
Вера Сильвестровна с треском раскрыла новый веер
и, обмахивая свое разгоряченное лицо, произнесла:
— Как жарко нынче в нашем доме, словно в кузнице
Вельзевула! И сколь приятно в такой духоте освежить
себя глотком прохладительного питья. Если жажда томит
вас, то вот в этом сосуде еще есть прохладительное...
Капитан-командор замер: Вера Сильвестровна своей
тоненькой ручкой протягивала ему тяжелый стакан, тот
стакан, из которого только что пила сама.
— Один глоток, и вы сразу почувствуете себя словно
в садах Эдема, — сказала Вера. — Сладкое, славное
пиво...
— О, сударыня Вера Сильвестровна! —ответил Кал¬
мыков. — Вы слишком ко мне добры...
609
20-770
И тотчас же приказал себе: "Нынче или никогда".
Пересохшими вдруг губами он негромко, не выбирая
слов, заговорил, ни на что не надеясь:
— Мне жизнь не в жизнь без вас, сударыня Вера
Сильвестровна, сделалась; только о вас все и помыслы
мои были — ив море, и на берегу, и ночью, и днем —
всегда. От вас вовсе ума лишился...
— Танец менуэт! — крикнул Ягужинский, и тотчас
же загремели литавры и ухнули трубы.
Неизвестный офицер —розовый, с ямочками на ще¬
ках, с усишками —разлетелся к Вере Сильвестровне, не
замечая капитан-командора, притопнул перед ней баш¬
маками, изогнулся в поклоне. Она подала ему руку. В
последний раз капитан-командор увидел ее тонкую шею,
веер, блестящий, шумящий атлас платья. Не поднимая
более глаз, грубо толкаясь, он вышел в сени, отыскал
свой плащ и, никого не дожидаясь, спустился с крыльца.
Было холодно, ветер дул с Невы; жалобно скрипела флю¬
гарка на крыше иевлевского дома, с хрустом терлись
друг о друга бортами шверботы, шлюпки, лодки...
"Ишь чего задумал, — остановившись на пристани,
говорил себе Лука Александрович. — Ишь об чем раз¬
мечтался; ишь на кого загляделся! Нет, брат, стар ты, да
и выскочка, как бы ни знал свое дело, как бы ни делал
его, все едино не станешь своим среди них. Похвалят да
приветят, да чин дадут, а все вчуже! И так небось горю¬
ют, что сей гардемарин мужицкого роду —свой в доме;
глядишь, и посватается, а тут еще один — из калмыков,
из денщиков!"
Он прошелся вдоль темной пристани, вслушался в
звуки музыки, гремевшие в доме; и вспомнилось ему да¬
лекое детство, как скакал он на приземистой, быстрой
кобылице по бескрайней степи, как вставало над степью
красное солнце, как ласкала его, смелого охотника, мать
и какая она у него была и красивая, и добрая...
А в это время дом Иевлевых содрогался от непривы¬
чных ему новомерных танцев. В первой паре с Екате¬
риной шел Петр; она, ласково ему улыбаясь, старательно
выделывала все па; он тоже трудился истово.
За Петром во второй паре танцевали менуэт Иван
Иванович и Ирина. Петр, в танце спросил громко:
—Рябов молодой?
— Рябов, государь!
— Барабанщиком служил?
— Служил, государь!
610
— Ныне у Калмыкова?
Екатерина перебила:
— Ах, как сие красиво и любезно — разговаривать
даже тут об ваши барабаны...
— Сразу после менуэта! — сказала Ирина шепотом
Ивану Ивановичу.
Она церемонно ему поклонилась, взглянула своим
чистым взором в глаза...
Внизу, в столовом покое, дамы с кавалерами ели
отварную солонину с гречневой кашей, пили пиво, ром,
водку. Трубы и литавры, гобои и флейты теперь гремели
в сенях первого этажа.
Заметив Иевлева, появившегося в зале, Петр спро¬
сил:
— Ты что, Сильвестр, то весел был, а сейчас ровно
бы муху проглотил?
Иевлев улыбнулся синими глазами:
— Дочку просватал, Петр Алексеевич!
— Оно когда же сделалось?
— Нынче, государь.
— Кто же нареченный?
— Флота гардемарин Иван сын Иванович Рябов.
Царь посмотрел на Сильвестра Петровича своим тя¬
желым взглядом, потом вдруг сказал:
— А слышали мы еще про намерение капитан-коман¬
дора Калмыкова...
— Было сие намерение, — ответил Сильвестр Пет¬
рович, — но не встретило оно надлежащего одобрения
от дочери моей, Веры Сильвестровны. За всеми теми со¬
бытиями супруга моя и по сей час в опочивальне кислую
соль нюхает...
Петр, морща нос, с усмешкой сказал:
— Небось кислую соль не нюхала, когда в стародав¬
ние годы ее за тебя сватали... Свадьба-то скоро?
— Как возвернемся.
— То-то, что как возвернемся.
И, словно позабыв про Иевлева, опять стал ходить по
опустевшей зале.
...На рассвете все Российского флота моряки, быв¬
шие давеча на ассамблее у Иевлева, прибыли в Кронш-
лот. Здесь, в глиняной низкой хибаре коменданта кре¬
пости, более часа заседал военный совет. Двадцатого
мая, когда взошло солнце, на корабле “Святой Антоний"
взвился государев штандарт и рявкнула пушка. Оба
611
20*
флота, корабельный и галерный — около ста пятидесяти
вымпелов — под треск барабанов и пение труб двину¬
лись в далекий, трудный и опасный поход. Корабли и
галеры шли медленно: плавающий лед в Финском заливе
сильно затруднял движение армады. Иногда вдруг начи¬
нал крутиться снежный вихрь, среди бела дня все мерк¬
ло, снасти обмерзали, галеры и корабли едва двигались,
опасаясь столкновения, протяжно били сигнальные ко¬
локола, гудели рога.
Генерал-адмирал Апраксин почти не покидал юта
"Святого Антония". Здесь он и ел нехитрую походную
пищу, здесь и спал. Постаревший, обрюзгший, с мешоч¬
ками под светлыми глазами, он говорил Сильвестру Пет¬
ровичу на исходе почти месячного морского пути:
— То разумно, Сильвестр. Время кончать. Была бит¬
ва при Лесной, была великая Полтавская виктория, пал
Выборг; многое можем мы вспомнить, а нужен нам мир.
Мы свое взяли —древлий наш путь из варяг в греки, на
свое море вышли. Бешеный их король сего не понимает.
Так вынудим его, вырвем у него мир силою. Надлежит
нам, наконец, разбить шведские эскадры на воде, унич¬
тожить их корабли и выйти к Стокгольму, к сей кузне
зла и горя. Пусть там господа шведские министры пой¬
мут — пора замиряться, Россия вышла на свое море; бо¬
лее ее сухопутной державой никому не сделать; в степи,
в леса Русь не загнать...
Быстро подошел капитан-командор Калмыков, подал
Федору Матвеевичу Апраксину медную с серебром под¬
зорную трубу, сказал:
— Шведский большой флот по левой раковине, гос¬
подин генерал-адмирал. Возьми чуть левее — от мыса
Гангут его корабли. А вон и флаг адмирала Ватранга.
Федор Матвеевич взял трубу, не вставая с кресел,
стал всматриваться вдаль, туда, где растянувшись длин¬
ной могучей цепью, стояли готовые к бою, преградив¬
шие путь русским судам шведские корабли.
Под лучами утреннего солнца над полуостровом Ган¬
гут рассеивался легкий, прозрачный туман...
4. Гангут
Военный совет собрался на скалистом берегу, на го¬
лых, нагретых солнцем камнях. Генералы и адмиралы
сидели лицом к морю, щурились на блеск воды под сол¬
612
нцем, всматривались в далекие неподвижные шведские
корабли.
Петр, устав от споров, молча пересыпал из руки в
руку щебенку, хмурился, думал. После длинных сето¬
ваний бригадира Волкова он совсем рассердился, кинул
камушки в воду, поднялся.
— Хватит, господа совет, болтать. Еще бы шведам не
понимать, куда мы соединенным флотом идем и зачем
сие делаем. Затем и не дают нам прорваться. Ну, а мы
все же прорвемся. Давеча я промерил полуостров в уз¬
кости его. Всего тысяча двести сажен. Невелика перево¬
лока. Из деревеньки Нюхчи до Ладоги тяжелее было,
однако ж доставили фрегаты. Знаем, как сию работу ра¬
ботать. Выкинемся на ту сторону нежданно-негаданно,
ударим шведу в тыл, напугаем диверсией и двинем боль¬
шой флот. Пущай тогда ищут-свищут. А нынче приказы¬
ваю стелить путь деревянный для кораблей, немедля ва¬
лить сосны; плотников, которые на судах наших, ставить
десятскими, солдат и матросов шлюпками перевозить
сюда...
Апраксин осторожно заметил:
— Чтобы шведы не проведали, государь. Жители
здешние...
— Жители, жители! —перебил Петр. —За жителя¬
ми глаз нужен. Пусть по избам сидят, не выпускать ни¬
кого... Ягужинский, пиши: строить переволоку шаутбе-
нахту Иевлеву...
В эту же ночь на полуострове, на материке, на лесис¬
тых островках матросы и солдаты начали валить де¬
ревья. Костров не жгли, варево не варили, питались су¬
харями да тем, что доставляли с кораблей. Неумолчно
повизгивали пилы, сотни топоров вгрызались в свежие
стволы сосен. Бревна канатами подтаскивали к месту
переволоки, соединяли деревянными шипами; готовили
катки в большом числе, дабы сразу поднять на переволо¬
ку несколько судов. На всем протяжении корабельной
дороги Сильвестр Петрович распорядился вкопать воро¬
ты, дабы облегчить неимоверный труд перетаскивания
судов волоком без лошадей.
Но на рассвете следующего дня Петр, вдруг выныр¬
нувший из-за деревьев, окликнул Иевлева, повел его за
собою к западному берегу полуострова. С царем были
Апраксин, Голицын и еще какие-то незнакомые офи¬
церы.
613
— Чего такое? — спросил Сильвестр Петрович не¬
громко у Апраксина.
Тот ответил невесело:
— Проведали шведы про твою переволоку. Слышно,
кто-то донес ихнему адмиралу о замысле нашем.
Петр шагал быстро, ссутулившись, поматывая голо¬
вой. А когда вышли к тихо плещущему морю и увидели
эскадру шаутбенахта Эреншильда во главе с "Элефан-
том", Петр вдруг развеселился, набил трубочки табаком,
сел на пенек и, хитро подмигнув Апраксину, спросил:
— Зришь, Федор Матвеевич?
— Да, государь. Не дадут нам переволочь корабли.
— А разве сие для нас так уж горько?
Петр поднялся, молодым голосом сказал:
— Эреншильда и запрем в капкане. Уловляя, уловлен
будет. Так-то, братцы. Так-то, адмиралы, господа мои до¬
брые. А нынче надобно нам галерный флот офицерами
приукрепить. Поболее толкового народишку туда, ибо
галерному флоту сие свершить и придется.
...Душным вечером 25 июля генерал-адмирал Апрак¬
син в сопровождении Иевлева, командира передового
отряда — авангардии генерал-лейтенанта Вейде, коман¬
дира тылового отряда — арьергардии князя Голицына,
бригадира Волкова и генерал-майора Бутурлина обходил
корабельный флот. С других кораблей до “Святого Ан¬
тония" доносилось смутное “ура", барабанная дробь,
звуки сигнальных дудок. Было понятно, что на шканцах
судов русского военного флота происходило нечто тор¬
жественное, но что именно происходило на других су¬
дах, никто толком не знал, и офицеры и матросы пока
только жадно вглядывались и напряженно вслушива¬
лись, шепотом строили предположения и догадки.
В десятом часу вечера три вельбота подошли к парад¬
ному трапу “Антония". Капитан-командор Калмыков в
белых перчатках, с перевязью через плечо встретил гос¬
тей под барабанную дробь. Едва Федор Матвеевич сту¬
пил на палубу корабля, как на стеньге взвился штандарт:
“генерал-адмирал здесь".
Легко неся свое тучное тело, Федор Матвеевич, со¬
провождаемый генералами и адмиралами, поднялся на
шканцы, где уже выстроились офицеры, помолчал и не
торжественным, усталым голосом произнес:
— Господа офицеры! Исход сражения будет решать¬
ся не судами корабельного флота, но галерами и скампа-
веями, ибо на ветер мы не надеемся, молодцы же гребцы
614
свой долг верно выполнят. А раз на галерах и скампавеях
испытываем мы недостачу в добрых офицерах, то и про¬
шу я вас нынче же в пять минут решительно определить,
кто желает пойти на галерный флот для сего полезного
дела. Через пять минут времени, по моему спросу, ре¬
шившие идти на галеры благоволят выйти из строя на
два шага вперед...
Было тихо, только слышался ровный плеск моря да
иногда вдруг вскрикнет чайка. От берега несло запахом
гниющих водорослей...
— Пять минут истекло! — тем же домашним голо¬
сом сказал генерал-адмирал. — Кто желает перейти на
галерный флот, два шага вперед.
Офицеры строем, без секунды промедления, сделали
положенные два шага и с грохотом приставили каблуки.
Апраксин открыл табакерку, сунул в ноздрю понюш¬
ку — он теперь к старости стал нюхать табак, когда во¬
лновался, и, оборотившись к Иевлеву, сказал:
— Вот видишь как! Теперь новые заботы —кто оста¬
нется командовать "Антонием".
Потом поклонился в пояс всем стоящим неподвижно
офицерам:
— Спасибо, господа флоту офицеры! Оную вашу
службу крепко помню и не позабуду в потребный день.
Над шканцами загремело "ура".
В эту же ночь Иван Иванович Рябов на посыльном
боте явился под командование капитан-командора Змае-
вича в его отряд скампавей и галер. Калмыков получил
назначение во второй отряд галер.
Змаевич все вглядывался в силуэты далеких швед¬
ских кораблей, прислушивался к шведским сигналам.
Здесь, на скампавее, матросы укладывались спать; два
голоса выводили песню, неподалеку дружно смеялись,
слушая сказочника.
Иван Иванович быстро уснул в каюте, под теплым
овчинным полушубком, а Змаевич поворочался, повзды¬
хал и вновь поднялся по трапу на носовую куршею. Тут
он провел всю короткую ночь, вслушиваясь и вглядыва¬
ясь, раздумывал — быть штилю или поднимется ветер.
Но штиль стоял полный.
Рано поутру на скампавею явился гонец с коротким
приказанием. Змаевич выслушал поручика, спустился в
кащту, натянул новый мундир, туго перепоясался, взял в
руку треуголку.
615
Иван Иванович, проснувшись, вертел головой, спра¬
шивал:
— Что? Что? Началось?
На скампавеях барабаны били дробь, матросы сади¬
лись на банки, поплевывали на руки, примерялись к вес¬
лам. Едва выкатившись, солнце сразу стало припекать;
вода лежала гладким тусклым зеркалом; шведские ко¬
рабли, конечно, не могли двинуться с места. На это и
была рассчитана диспозиция военного совета.
Рябов смотрел в трубу. Шведы, заметив движение га¬
лерного флота, шедшего вне досягаемости их пушек,
спустили шлюпки, попытались буксировать свои суда.
Но тяжелые корабли стояли неподвижно.
— Работай, братцы, работай! — охрипшим голосом
просил Змаевич. —Трудись, други, не жалей! Все ныне
в нашем проворстве, в лихости, умелости!
С гребцов лил пот, мальчишка — галерный кок-по-
вар — метался с ведром и кружкою — поил людей из
своих проворных рук. Боцманы обдавали загребных за¬
бортной теплой соленой водой. В тишайшем штиле дале¬
ко разносились команды:
— Весла-ать! Весла сушить! Весла-ать!
Скампавеи шли ровно, кильватерной колонной, и так
быстро, что даже в нынешнем полном безветрии кормо¬
вые флаги развевались, словно в шторм.
Шведы попробовали палить, но ядра падали далеко от
прорвавшегося русского авангарда.
Тридцать пять скампавей и галер русского флота ста¬
новились на якоря перед эскадрой шведов.
Гребцы на судне Змаевича лежали на палубе и бан¬
ках, словно мертвые. У многих ладони были стертыми до
крови; иные шумно, с хрипом дышали; один загребной
все лил на себя воду — ведро за ведром, жаловался, что
нутро кипит, палит огнем. Есть никто не мог...
— Нелегкое будет дело! —глядя в сторону шведской
эскадры, говорил Змаевич, когда встали на якорь. —
Умен Эреншильд, ничего не скажешь, с головою шаут¬
бенахт. Не обойти его, дьявола... И с переволоки нас под¬
жидал, и сюда поглядывал...
Иван Иванович, стоя на куршее, всматривался вни¬
мательно в расположение эскадры Эреншильда. В узком
фиорде шведский адмирал так расставил свои суда, что
они действительно не давали никакой возможности
зайти с тылу. Флагманский "Элефант" стоял бортом к
русским скампавеям, чтобы палить всеми пушками, а га¬
616
леры стояли носами для того, чтобы стрелять из погон¬
ных орудий. Позади эскадры виднелась затопленная бар¬
жа и еще судно с пушками, направленными к месту
предполагаемой переволоки.
— Ну? — спросил Змаевич.
— Верно, что нелегкое дело! — согласился Рябов. —
Вроде бы крепость...
— То-то, что крепость. Придется не иначе как абор¬
дажем викторию рвать, а борта-то у них высокие. Хлеб¬
нем горюшка...
В сумерки к Змаевичу на шлюпке-верейке пришел
Калмыков. Курили трубки, молчали, раздумывали. На
шведской эскадре блестели огни; оттуда слышались зву¬
ки рожков, пение горнов. Попозже Эреншильд собрал
военный совет — было видно, как к его кораблю пошли
шлюпки со всех судов эскадры.
— Узко — вот чего трудно, — сказал Калмыков, —
Более чем двадцатью галерами в ряд атаковать не ста¬
нешь, да и то тесно — в притирку. Еще тыл не спокоен.
Ежели штиль кончится, адмирал Ватранг нас своим ко¬
рабельным флотом враз в хвост ударит, тогда напляшем¬
ся. И слышно, из Абова галерный флот шаутбенахта
Таубе им в помощь выйдет али вышел нынче. Одна на¬
дежда — быстро Эреншильда покрошить вдребезги, что¬
бы не опомнился, развернуться и готовым быть к иным
нечаянностям. Так говорю, господин Змаевич?
Капитан-командор кивнул, согласился:
— Иначе не сделать сию работу...
И добавил со вздохом:
— Потрудимся взавтрева, истинно попотеем...
Утром впередсмотрящий на судне Змаевича увидел
авангард русского галерного флота. За судами генерала
Вейде двигались галеры, полугалеры и скампавеи корде-
баталии под большим флагом генерал-адмирала Апрак¬
сина, и, наконец, арьергард Голицына с его эскадрой.
Весь галерный русский флот прорвался, воспользовав¬
шись тем, что шведский адмирал Ватранг, идя на соеди¬
нение с адмиралом Лиллье, оголил галерный фарватер.
На эскадре Змаевича кричали “ура".
Артиллеристы Вейде махали вязаными шапками, па¬
лашами; тихий дотоле фиорд загудел, словно бор в ура¬
ган. Скрип галерных весел в уключинах, командные сло¬
ва, скрежет багров, топот тяжелых матросских сапог,
металлический лязг, ругань, смех —все сразу слилось в
единое, могучее и бодрящее оживление.
617
В предобеденное время на галеру Змаевича поднялся
царский генерал-адъютант Ягужинский. Он был в корот¬
ком кафтане из лосевой кожи, при шпаге, в белых пер¬
чатках. Красивое лицо его было бледно, глаза возбуж¬
денно блестели.
— Нам зачинать дело, —сказал он, протягивая руку
капитан-командору. —Готов ли ты, Змаевич? Ежели го¬
тов, приказывай идти к "Элефанту" под белым флагом:
пойдем с повелением от Петра Алексеевича.
Матросы выбрали якорь, загребные навалились на
весла. Ягужинский, Змаевич и Рябов стояли на носовой
куршее судна. Галера все дальше и дальше уходила от
ровных рядов русского флота, все ближе делался швед¬
ский флагманский корабль. Вот уже ясно различимыми
стали пушечные открытые порты; вот можно было разг¬
лядеть столпившихся у трапа шведских офицеров; вот
стал виден сам адмирал Эреншильд —простоволосый, в
мундире, шитом золотом. В расстоянии одной корабель¬
ной длины от "Элефанта" Змаевич приказал сушить
весла. Сразу стало совсем тихо, так тихо, что Рябов ус¬
лышал, как капает вода с весел в море.
— Я слушаю вас, русские! —четко по-немецки про¬
изнес Эреншильд.
Он стойл впереди своих свитских, руки его были сло¬
жены на груди, смуглое лицо имело жесткое выражение.
— Господин шаутбенахт Эреншильд! —громким го¬
лосом, очень вежливо заговорил Ягужинский. — Пове¬
лением моего государя имею честь предложить вам
сдаться в плен безо всяких пунктов, исключительно на
милость победителя. Вы сами изволите видеть, каков
перед вами противник, и не можете не понимать, что
ожидает ваши корабли в случае сражения. Каков будет
ответ?
Сотни шведов стояли на куршеях галер, облепили
"Элефант", слушали, стараясь не проронить ни единого
слова. Эреншильд ответил не спеша, коротко:
— Нет, мы не сдадимся.
Ягужинский сделал вид, что не раслышал. Эреншильд
повторил:
— Моя эскадра не сдается! —сказал Эреншильд. —
Теперь вы слышите?
Генерал-адъютант сдвинул брови, предупредил:
— В бою пощады никому не ждать!
Эреншильд гордо вскинул голову, ответил громко:
— Я никогда ни у кого пощады не просил!
618
И, резко повернувшись, исчез в толпе свитских
офицеров. Тотчас же на “Элефанте" взвились стеньго¬
вые флаги: “к бою готовиться!"
Ровно в два часа пополудни на галере Апраксина был
поднят синий флаг, означающий начало сражения, и тот¬
час же ударила пушка. Капитан-командор Змаевич мах¬
нул белым платком, и в то же мгновение его эскадра,
стреляя на ходу из всех своих погонных двадцати трех
пушек, понеслась на шведов. Эреншильд молчал, но
жерла шведских орудий неотступно смотрели на мча¬
щиеся русские галеры и скампавеи.
— Что ж он? —спросил Рябов. —Не станет палить?
— Станет! — пересохшим голосом ответил Змае¬
вич. — Ждет!
Шведы ударили только тогда, когда эскадра Змаевича
подошла на расстояние полупистолетного выстрела. Они
били картечью из всех пушек. В мертвом штиле жаркого
дня тяжелый пороховой дым застлал весь фиорд. Змае¬
вич сразу же был ранен и, схватив Рябова за плечо, за¬
шептал ему в ухо, что и кому надо приказывать. Из его
рта шла кровь, он плевался за борт и опять хрипел Ивану
Ивановичу, что надо делать. В кислой пороховой вони на
палубе скампавеи молча умирали загребные, боцман,
артиллеристы. Рябов кинулся к пушке, забил заряд,
вдавил фитиль. Ему было видно, как ядро ударило возле
трапа "Элефонта", но тотчас же он потерял сознание и
пришел в себя не скоро, только тогда, когда эскадру
Змаевича уже огибали галеры кордебаталии, построив¬
шиеся в две линии.
— Вишь, живой! — шипел рядом с Иваном Ивано¬
вичем Змаевич. — Это, брат, тебя оглушило; ты не ра¬
нен, я уж посмотрел. Слышишь меня али вовсе оглох?
— Слышу! — непослушным языком ответил Рябов.
— А бой видишь?
— Вижу. Кордебаталия пошла.
— Пошла-то пошла, да и им не сдюжать. Вишь, как
по ним бьют. Ох, бьют...
На галере вместо убитых загребных появились но¬
вые; пришел молодой боцман, два пушкаря. Мертвые,
покрытые флагом, лежали возле кормовой куршеи. На
верейке приплыл лекарь, перевязал Змаевича, велел ему
пить горячий сбитень, не двигаться, не говорить. Капи¬
тан-командор не слушал его — смотрел на левый фланг
шведов. Было видно, как защитники и нападающие
сгрудились на одном борту шведской галеры, как она
619
стала накреняться и как, зачерпнув воду, пошла ко дну.
Далекий короткий вопль утопающих донесся до Ивана
Ивановича; он на мгновение закрыл глаза, а когда опять
посмотрел в ту сторону, абордажные суда уже отходили
и на месте шведской галеры только кипело море.
Вторая линия кордебаталии между тем двигалась к
фронту шведских судов. Огонь пушек противника стал
слабеть, даже "Элефант", флагманский корабль Эрен-
шильда, огрызался реже и словно нехотя. А русские га¬
леры второй линии и эскадра Калмыкова, еще не быв-
620
шие в сражении, мощной пальбой рушили снасти, в ще¬
пы разносили носовые куршеи шведских гребных судов.
Загорелся наконец и “Элефант" — густой рыжий дым
пополз с кормы, на юте показались языки пламени.
От Апраксина к Змаевичу прибыл посланный, велел
безотлагательно идти в помощь эскадре Калмыкова. Те¬
перь Змаевич командовал не двад¬
цатью тремя галерами и скампаве-
ями, а всего девятнадцатью, четы¬
ре нельзя было вести с собою в
сражение — перебитыми оказа¬
лись и загребные, и боцманы, и
абордажные солдаты.
Выслушав приказ, капитан-ко¬
мандор опять махнул платком.
Ударили литавры, загребные нава-
лились на весла. Иван Иванович припал к пушке, наво¬
дил, чтобы выпалить с толком. Скампавея легко шла пря¬
мо на “Элефант", словно собралась его таранить. Другие
скампавеи Змаевича двигались рядом, погонные пушки
их палили раз за разом по флагману шведов. “Элефант"
еще выпалил из трех бортовых орудий, содрогаясь всем
корпусом, и замолчал навечно. Галеры Калмыкова обле¬
пили корабль Эреншильда, абордажные солдаты цепля¬
лись крюками за высокие борта, приставляли лестницы,
но шведы били сверху из ружей, рубились палашами,
кололись короткими копьями.
— Пали! —приказал Иван Иванович.
Пушка ударила, картечь с визгом смела дюжину мат¬
росов "Элефанта", солдат-преображенец наконец при¬
ставил лестницу, русские бегом, ловко перебирая рука¬
ми, полезли наверх — рубиться на шканцах. Иван
Ивановичу было видно, как с другой галеры Калмыкова
приставили еще две лестницы.
В пять часов пополудни на галере Апраксина бараба¬
ны ударили “отбой". Сражение, продолжавшееся три ча¬
са, кончилось полной победой русских моряков. На гале¬
рах и скампавеях горнисты, избоченившись, играли
"отдых". Матросы и капитаны судов, солдаты и генера¬
лы, адмиралы и бригадиры умывались забортной водой,
жадно пили из ковшей, перевязывали раны, поминали
павших смертью храбрых, удивлялись и радовались
тому, что сами живы. Дневная жара спала, с моря потя¬
нуло легким ветерком.
Иван Иванович на своем судне делал перекличку лю¬
дям, отмечал в листике крестиками убитых. На ветерке,
подстелив под себя дерюжку, хрипло дыша, спал ране¬
ный Змаевич.
Рябов сел на банку, вздохнул, задумался. В ушах у
него еще гудело, грудь заложило пороховой гарью. И бы¬
ло странно, что сражение кончилось, что шведские ко¬
рабли стоят почти в том же порядке, как перед началом
боя, но теперь на них развеваются не синие флаги, а
иные — русские, андреевские, и что отныне эти кораб¬
ли принадлежат русскому Балтийскому флоту.
5. По пути домой
К сумеркам следующего за баталией дня Лука Алек¬
сандрович в обгорелом, пропотевшем кафтане, со сли¬
622
пающимися от усталости глазами вернулся к себе на
"Святой Антоний". Когда он вошел, Спафариев щипца¬
ми завивал себе кок на лбу. Капитан-командор постоял
молча в дверях каюты, сказал устало:
— Иди отсюдова к черту!
Вестовой поздравил господина Калмыкова с викто¬
рией, покрутился еще перед зеркалом, посулил:
— Небось ныне словно героев встретят.
— Тебя особо!
— Ас чего и не почтить? Своей волей я в сражении
не был? Да и кому оттудова видно — кто был, а кто не
был, кто палил, а кто своей череды ожидал? Никто об
этом нисколько не осведомлен...
— Уйдешь ты отсюдова? —крикнул капитан-коман-
дор.
Спафариев, наконец, ушел. Калмыков разделся,
умылся, лег, задремал даже, но толком уснуть не поспел.
Генерал-адъютант Ягужинский приказал немедля гото¬
вить каюты для генерал-адмирала Апраксина, для госу¬
дарева пленника шаутбенахта Эреншильда, для шаутбе-
нахта Иевлева и иных прочих чинов.
Лука Александрович, кряхтя, натянул парадный мун¬
дир, созвал офицеров делать распоряжения. Покуда го¬
товили каюты, наступила ночь. Начальства все не было,
вместо него явился Иван Иванович Рябов, такой закоп¬
телый и рваный, что Калмыков поначалу даже и не узнал
гардемарина.
— Гости-то что же наши? — спросил Калмыков. —
Ждем-пождем.
— Идут, сейчас тут будут...
Апраксин поднялся на корабль первым, за ним два
шведских офицера вели Эреншильда, за пленным шаут-
бенахтом шел Сильвестр Петрович Иевлев. Дальше, ус¬
талые, молча поднимались Вейде, Голицын, Волков,
Бутурлин, пленные шведы: капитан первого ранга — с
рукою на перевязи, еще офицер без кафтана, два лейте¬
нанта — молодые, беловолосые...
На юте Апраксин приказал Калмыкову:
— Ты вот чего, капитан-командор, передай-кось сиг¬
налы корабельному флоту —с якорей сниматься, следо¬
вать за мною. Да шведским воинским кораблям, над ко¬
торыми нынче начальником Сиверт поставлен, тоже
вели — следовать за нами в строе кильватера.
— Слушаюсь!
623
И другим голосом, совсем стариковским, с усталою
хрипотцой, Апраксин спросил:
— Ну? Навоевался? Живой?
Погодя, оглядывая звездное небо, добавил:
— А не скоро еще домой, нет, не скоро.
— Сейчас к Швеции? —спросил Лука Александро¬
вич.
— Вот уже так сразу и к Швеции, братец! Скор ты
больно, как я погляжу. Нет, не так оно будет. Галерный
наш флот потрепан, еще чиниться надобно, конопатить¬
ся, пушки заменять. Нет, с королевством шведским по¬
куда погодим. А так — побродим, людей поглядим, себя
покажем. Покрейсируем, пускай, кому надо, пригля¬
дится — вышли, дескать, русские флотом после славной
своей виктории. Почешут некоторые затылки...
На рассвете корабельный флот снялся с якорей и от¬
правился в длительное плавание. Разведка и доставлен¬
ные на "Святого Антония" языки точно подтвердили, что
большой флот адмирала Ватранга ушел для прикрытия
берегов шведского королевства от высадки русских де¬
сантов.
Восьмого августа галеры и скампавеи русского флота
заняли Аландские острова. Об этом событии Петр из¬
вестил Апраксина короткой цидулкой, присланной с гон¬
цом на шверботе "Флюндра", взятом в плен при Гангуте.
Корабли Российского флота вышли на Балтику. Анд¬
реевские флаги развевались на осеннем морском ветру,
русские суда настойчиво и упорно искали встречи с про¬
тивником, искали боя, ждали случая покончить со швед¬
ским морским могуществом. Но шведы после Гангута
стали осторожнее, теперь они ушли, затаились. Только с
побережий тайно в подзорные трубы агенты королевст¬
ва да морские офицеры рассматривали русский кора¬
бельный флот. И пытались угадать, где "Элефант", пле¬
ненный русскими, где "Мортан", "Симпан". Но трудно
было среди множества судов узнать свои корабли...
В середине августа галерный и корабельный флот
России соединились поблизости от Гельсингфорса. Петр
поднялся по парадному трапу "Святого Антония" — ве¬
селый, похудевший, бронзовый от загара, сразу заперся
с Ягужинским и Апраксиным — придумывать церемо¬
нию возвращения с победой в Санкт-Питербурх.
Придумывали церемониал долго и весело. Лука Алек¬
сандрович из своей каюты через тонкую переборку слы¬
624
шал зычный хохот царя, голос Ягужинского, ворчание
Федора Матвеевича.
Рано утром четвертого сентября Сильвестр Петро¬
вич, намучившись духотой в каюте, вышел подышать
свежим морским воздухом. Но здесь, с чашкою кофе в
руке, стоял угрюмый шаутбенахт Эреншильд. Иевлев
хотел было сразу уйти на шканцы, Эреншильд вежливо
попросил уделить ему несколько минут утреннего досу¬
га.
Сильвестр Петрович сдержанно поклонился.
— Сия крепость именуется Кроншлот? — спросил
Эреншильд.
— Именуется Кроншлот, — подтвердил Иевлев.
— Дальше будет Санкт-Питербурх?
— Да, будет Питербурх.
Помолчали.
Ветер ровно посвистывал в снастях, флот шел ходко,
за кораблями оставались белые пенные буруны.
— Это все похоже на сон! —вдруг сквозь зубы про¬
изнес Эреншильд. — Да, да, на дурной сон. Я помню,
помню сам, что тут не было никакой крепости. Здесь
была плоская земля и избы, несколько изб. А теперь
здесь Кроншлот, а дальше город Санкт-Питербурх...
— Здесь — Россия, — подтвердил Иевлев.
— Ив Швеции у вас тоже будет Россия? —спросил
с кривой усмешкой Эреншильд. —В Стокгольме, напри¬
мер?
Сильвестр Петрович покосился на Эреншильда, на
чашку кофе, которая дрожала в его пальцах, потом стал
смотреть на серое, глухо шумящее море...
— Вы не отвечаете мне?
— Мне нечего ответить. Стокгольм — столица коро¬
левства шведского.
— Однако ж я слышал, что вы предполагаете сделать
там большой десант, высадку, и мне также известно, что
в Швеции опасаются этого и готовятся к достойному от¬
пору. Для чего вам сия высадка?
— Дабы принудить вашего короля к миру.
— Но русские флаги над столицей королевства
шведского...
— Вы путаете, гере шаутбенахт, —с недоброй улыб¬
кой произнес Иевлев. —Это в Швеции много лет толко¬
вали и, может быть, еще и нынче толкуют о шведских
флагах над стенами Кремля. Это ваш король изволил на¬
625
значить губернатором Московии некого Акселя Спарре.
Мы же хотим иного, совсем иного...
— Чего?
— Мы хотим мира и спокойного житья.
— Вы хотите мира? —спросил швед. —Но разве он
бывает? Вы хотите справедливости? Я слышал здесь, на
вашем корабле, о том, что сии воды и земли, к которым
мы идем с вашей эскадрой, издавна принадлежали ва¬
шим предкам! Но какое это может иметь значение?
Шведский здравый смысл и шведская сила, шведская
храбрость и огонь шведских пушек — вот что есть ве¬
личайшая и единственная справедливость, гере шаутбе¬
нахт.
Сильвестр Петрович сказал невесело:
— Я не согласен с вами, гере шаутбенахт. И более
того — мне жаль королевство шведское.
Эреншильд допил свой остывший кофе, плотнее за¬
кутался в плащ:
— Жаль?
— Да. Оно могло бы остаться великой державой.
И Сильвестр Петрович пошел на шканцы —дышать
и думать в одиночестве.
В сумерки корабли принимали лоцманов. Ветер за¬
свежел, соленые волны с шумом разбивались о борт
"Святого Антония". Иван Иванович у шторм-трапа
встретил отца, обнялся с ним, шепотом спросил, как ма¬
тушка, здорова ли Ирина Сильвестровна...
— По-здорову, по-здорову, чего им деется! —ласко¬
вым басом ответил лоцман. — У нас все по-здорову. У
вас, я чай, шумнее было, нежели на Васильевском
острову...
На юте возле штурвала стояли Апраксин и Иевлев —
ждали выхода царя, который должен был пересесть на
пленную шведскую скампавею, дабы на ней торжествен¬
но войти в Неву. На "Элефанте" должен был идти шаут¬
бенахт Эреншильд. Иван Савватеевич поклонился обо¬
им адмиралам, передал Сильвестру Петровичу поклон
от супруги и дочерей, положил сильные ладони на руко¬
яти огромного колеса. Царь наконец появился, быстро,
плечом вперед прошагал к трапу. За ним поволокли два
его походных сундучка, вослед угрюмо прошел адмирал
Эреншильд в сопровождении своей свиты.
— Швед? — спросил Рябов у сына.
— Он! — ответил Иван Иванович. — За главного у
них.
626
— Больно гордо ходит! — молвил Рябов. — В плен
взяли, а пыху ему не сбавили. Все небось угощаете гос¬
подина шведа, все с поклоном да со спасибом. А он нос
дерет...
Апраксин молча улыбался, улыбался и Сильвестр
Петрович. Подошел Калмыков, потолковал с Рябовым
насчет хода кораблям, насчет парусов, насчет якорной
стоянки на Неве. Засвистали дудки, ударили авральные
барабаны, матросы полезли ставить паруса. Флот дви¬
нулся, кренясь на ветру.
Все ближе и ближе делались теперь теплые, мерца¬
ющие огоньки молодого города, раскинувшегося на топ¬
ких берегах широкой реки. Там — ив низких хибарах
под соломенными крышами, и в новоманерных домах,
строенных согласно приказа полицейместера Девиера о
трех и шести окнах, об одной или двух печных трубах, и
во дворцах со штофными обоями, со штучными набор¬
ными полами — везде ждали моряков: матери, жены,
дети, невесты, дружки. Везде паром исходили пироги —
от ржаных со снетками до самых необыкновенных, ог¬
ромных — с карлами, затаившимися в начинке, с фей¬
ерверками, которые должны были ударить из теста и
рассыпаться огнем, как только сядут во дворце за пир¬
шественный стол...
Никто не спал в эту ночь в городе Санкт-Питербур-
хе — ни на Васильевском, ни в Адмиралтейской части,
ни в Оружейной, ни в Певческой, ни в Монетной ули¬
цах, где жили ремесленники, ни возле Карповки, где
вовсе кончался город и стоял забор от волков. Не было
нынче семьи, где не ждали бы близкого человека, кото¬
рый в это время либо с корабля, либо с галеры, либо с
фрегата или брига жадно всматривался в бегущие навст¬
речу огни города.
— Ну чего же дома-то? — спросил Апраксин лоцма¬
на.
— Живем помаленьку, господин генерал-адмирал! —
ответил Рябов. — Вишь, городишко наш светится. Под¬
жидает плавателей. С почетом встречают, стрельба мно¬
гопушечная объявлена, иные разные куриозы...
— Чего, чего? — спросил Иевлев.
— Да говорят так люди —куриозы, ну и я говорю...
Рябов переложил штурвал, цепко всмотрелся в ноч¬
ную мглу, сказал Иевлеву:
627
— Гляди на Васильевский, Сильвестр Петрович. Там
некоторые известные тебе особы фонарем машут. Вишь?
Вон — вверх да вниз. Не видишь?
— Машут, Иван Савватеевич, да не мне! — усмех¬
нулся Иевлев. — Гардемарину твоему...
— И тебе, а как же! Тебе тоже...
— Разве вот, что тоже. Наше времечко миновалось,
Иван Савватеевич, за прошествием младости...
По правому борту, обгоняя корабли, с барабанным
боем, с уханьем литавр и басовитым пением труб, пошли
головные галеры Петра. Смоляные, чадящие на ветру
факелы высвечивали пленные шведских офицеров,
смуглое тяжелое лицо Эреншильда, флаг его эскадры. На
берегах — и близко, и на Исаакиевской колокольне, и
далеко, у Николы на Мокрушах, и в иных малых церк¬
вах — зазвонили колокола, с Петропавловской крепости
разом ударили все пушки — и тяжелые и легкие. Над
шведскими пленными судами разорвались хитрые раке¬
ты, в черном небе долго пылала надпись: "уловляя улов¬
лен". По Неве, по крутым ее волнам, помчались к кораб¬
лям, становящимся на якоря, лодки, вельботы, малые
парусные суда. Отовсюду кричали, махали треуголками,
шапками, смоляными факелами...
Россия вошла в Европу, как спущен¬
ный корабль, при стуке топора и при
громе пушек.
Пушкин
Эпилог
Миновало еще несколько лет.
Холодной весенней ночью Рябова разбудил незнако¬
мый солдат — скороход из адмиралтейц-коллегии — с
приказом без промедления поспешать к месту.
Таисья, сердясь, что даже и ночью не дают лоцману
покоя, собрала ему узелок, как всегда, провожая мужа в
море, постояла у калитки и вернулась в дом. Иван Сав¬
ватеевич, позевывая спросонок, зашагал за солдатом.
В низком зале коллегии над ворохом морских карт
сидели в расстегнутых кафтанах генерал-адмирал Ап¬
раксин, адмиралы Крюйс и Сильвестр Петрович Иевлев.
Дверь в соседнюю комнату была открыта, оттуда доно¬
сились голоса царя Петра и знаменитого кораблестрои¬
теля Федосея Скляева. Петр Алексеевич сердился, Скля-
ев в чем-то оправдывался.
— Чего долго шел? —спросил Апраксин насмешли¬
во. — Стар стал, что ли?
— А и не молодешенек, господин генерал-адми¬
рал! —ответил Рябов.
Апраксин велел ему садиться и ждать Петра Алексе¬
евича. Лоцман сел не близко, не далеко — по чину. Ге¬
нерал-адмирал заговорил, обращаясь к Иевлеву, видно
продолжая начатую беседу:
— Несносно им то, что Россия на свое море вы¬
шла, — продолжал Апраксин. — Почивший шведский
Карл чего не сделал сам, не поспел, то аглицкому Георгу
завещал. Да, Георг попроворнее покойника, поухватис¬
тее. Вот и приказал своему адмиралу Норрису шататься
своими кораблями, пакостить нам похуже, дабы, испу¬
гавшись, ушли мы с Балтики...
Рябов молчал, слушал, переводя внимательные глаза
с Апраксина на Иевлева.
Апраксин, щурясь на огонек свечи, сказал задумчиво:
629
— Ужо справимся, выйдем нынешним летом на Бал¬
тику всем нашим большим флотом. Почешется Норрис.
Когда вышли на море — плавать надо, так и государь
рассуждает...
В соседней комнате зычно засмеялся Петр, через за¬
лу прошел Федосей Скляев со свертком чертежей, пок¬
лонился адмиралам, закрыл за собою дверь. Адмиралы
встали. Петр широким шагом подошел к камину, щип¬
цами вынул уголек, стал раскуривать трубку. Попыхивая
сладким дымом, спросил:
— Об чем толкуете?
— Да вот говорим, — ответил Апраксин. — Норрис
плутни на Балтике развел, пиратствует...
Царь, топорща седеющие усы, с трубкой в руке про¬
шелся по залу, сказал строго:
— Мы на Балтику вышли и на ней твердо стоим. И
ни дети наши, ни внуки, ни правнуки сего края не усту¬
пят, дабы пролитая кровь воинов наших не возопила.
Нас же пусть сии пираты не пугают, не пужливые. Шве¬
да усмирили, тих стал, а кем был — вспомните! Над
всею Европою стоял. Георгу же аглицкому почаще на¬
добно напоминать прискорбную судьбу Карла Двенадца¬
того.
Он близко подошел к Рябову, спросил другим, весе¬
лым голосом:
— Вовсе обжился в Питербурхе, лоцман? Позабыл
славный город Архангельск?
— Он дом построил! —ответил за Рябова вице-адми¬
рал Иевлев. —Да не избу, а из кирпича, под черепицей,
в три окошка. Огород развел, корову купил, молочко ку¬
шает...
— Корову? — усмехаясь, переспросил царь. — Мо¬
лочко нынче полюбилось?
— Для внуков, Петр Алексеевич, без коровы никак
не обойтись.
— Ишь ты, какой старичок старый! — смеясь гла¬
зами, сказал Петр. —Не скромничай, можешь еще себя
показать, каков ты есть архангельский кормщик.
— В те поры помоложе, чай, был...
— Помоложе? А мы так рассуждаем, что и нынче ты,
лоцман, не стар, да только маленько к берегу прилепил¬
ся. В море пойти надобно подальше, милым сердцу вет¬
ром подышать...
Кормщик стоял неподвижно, зеленые его глаза из-
под седых бровей остро смотрели на царя.
630
— Давеча в Москве делали мы натуральный екзамен
навигаторам нашим, коих обучает флота лейтенант Ря¬
бов Иван сын Иванович, —говорил Петр. —Сын твой,
господин первый лоцман, малый не только пороху поню¬
хавший и пушечного огня повидавший, но еще и в на¬
уках прилежный и других учит добрыми навигаторами
быть. Лейтенант сей с учениками своими весьма нас об¬
радовал, и приняли мы решение: навигаторов наших за
границу для прохождения морской практики не посы¬
лать. Есть свой флот, есть и капитаны кораблям. На вер¬
фях в городе Архангельске, как и в прочих местах,
строим мы корабли. Отныне перегонять их оттуда на
Балтику будем ежегодно при помощи молодых навигато¬
ров. Польза немалая для юношей-моряков. Тебе же, лоц¬
ман, повелеваем плавать с навигаторами дядькою, учить
их морской практике, тому учить, что и нами в старо¬
давние годы в толк взято было от тебя.
Рябов молчал. На обветренном лице его, покрытом
сеткой морщин, проступили красные пятна.
— Нынче пойдут три пятидесятидвухпушечных ко¬
рабля, — продолжал Петр, — "Гавриил", "Архангел Ми¬
хаил" и "Рафаил". Командором над эскадрой отправляем
господина вице-адмирала Иевлева Сильвестра Петрови¬
ча. По пути сделает эскадра визит в порт Копенгаген,
дабы видели там порядок нашего флота и дружеское на¬
ше расположение к сему государству...
Подкинув несколько поленьев в камин, Петр подгреб
угли и постоял, глядя, как пламя бойко и весело побежа¬
ло по смолистым дровам. Потом кивнул Рябову:
— Так-то, лоцман! Иди, сбирайся в дальний путь.
Вернешься — с тебя спрошу, как навигаторы истинны¬
ми моряками сделались.
Рябов вышел, захватив с собою Таисьин узелок, слов¬
но сразу же собрался в море.
Петр сел в кресло, вытянул длинные ноги к камину,
усмехнулся:
— Видели, как побежал? Будто и правда тридцать го¬
дов долой. А вернется и вовсе вьюношем. Море-то душу
веселит.
И спросил:
— Капитанами кого на корабли, Сильвестр?
Иевлев быстро переглянулся с Апраксиным, тот от¬
ветил:
— Думаю, государь, не шли бы капитанами англича¬
не. Нынче, слава богу, дожили, есть у нас и свои моря¬
ки — истинные, природные россияне.
631
Петр пробурчал не оборачиваясь:
— Пиши роспись русским.
— Написана! —с готовностью ответил Апраксин. —
Все трое — капитан-лейтенанты. На флагманском ко¬
рабле пойдет Егор Пустовойтов.
— Озорник твой Пустовойтов, горяч, пожалуй, а?
— Укатается! — мягко сказал Апраксин. — Молод
еще, оттого и горяч.
И подошел к Петру с пером и росписью. Адмирал
Крюйс, покуда молчавший, заметил, покашливая:
— Все же некоторые иноземные капитаны имеют
опыт...
— И адмиралы, как ты! — вдруг крикнул Петр. —
Забыл, как “Выборг11 на мель посадил? Едва из ссылки
возвернулся, уже гавкаешь! Может, Рейса твоего хвале¬
ного, что противника упустил, обратно к флоту вернуть?
Сиди да молчи, не то навеки из службы выбью!
Он сердито подписал бумаги, вернул Апраксину,
спросил —еще чего надо. Тот сказал решительно:
— Я в рассуждении сего первого лоцмана, государь.
Ты погляди вокруг, сколь великое множество людей вы¬
соких чинов достигло: Сильвестр Петрович — вице-ад¬
мирал Российского флота, я — генерал-адмирал, Пам-
бург да Варлан шаутбенахты...
— Ну! Что тянешь?
— А Рябов как был на Двине первым лоцманом, так
и на Неве все первым лоцманом ходит...
Петр встал, постучал Апраксина согнутым пальцем
по лбу, сказал добродушно:
— Вишь, беда какая: стар ты, Федор Матвеевич, сед
ты, вовсе плешив, а ума и по сей день не нажил. На Руси
еще сколь великое множество будет подобных нам вице-
адмиралов, генерал-адмиралов, шаутбенахтов и иных
прочих, в высоких чинах обретающихся. А первый лоц¬
ман, покуда Русь живет, на веки один пребывать будет.
Для того он первый! Понял ли, садовая голова?
— Как не понять! — не без смущения ответил Ап¬
раксин.
— А ежели понял, то поедем! Не рано!
Уже наступил день, когда они вчетвером вышли из
здания коллегии. Гвардейцы сделали на караул, к крыль¬
цу подъехали одноколка Петра и экипаж Апраксина.
— Садись со мной! — велел Петр Иевлеву и подмиг¬
нул на Крюйса. —Вишь, надулся...
632
Апраксин отъехал. Петр разобрал вожжи, взмахнул
кнутом, одноколка, кренясь на выбоинах, гремя кова¬
ными колесами, быстро понеслась вдоль Невы ко двор¬
цу. Берег полого спускался к воде: петербургские жи¬
тели уже выгнали пастись коров. Двумя передними
ногами прыгала у самой воды стреноженная кобылица,
ее жеребенок пил из реки. Справа над огородами, над
чахлыми палисадниками, над низкими домами летало во¬
ронье, громко каркая. За Невою, на Васильевском, ветер
плавно кружил черные мельничные крылья, там на
мельницах терли доски для Адмиралтейства.
— Будешь с визитом в королевстве датском, в городе
Копенгагене, — сказал Петр Иевлеву, — с почестями
примешь на корабль книгу покойного нашего Андрея
Хилкова; сей муж скончался в шведском плену и непре¬
станно трудился вплоть до кончины. Примешь и останки
Андрея Яковлевича, похороним с честью здесь на клад¬
бище Александра Невского...
Спросил, повернувшись к Иевлеву лицом:
— Ты сколько времени дома-то не был? Месяц, два?
— Поболе, государь. Как началась высадка в Швеции
нашего войска, с тех пор и не бывал. Год скоро...
— Ну, наведайся, наведайся домой, — рассеянно
произнес Петр. — Уже небось и дедом станешь вско¬
рости?
— Давно дед! —с улыбкой ответил Иевлев. —Двух
внуков видел, а третью — внучку — еще не поспел по¬
видать, в плавании пребывал...
— Так вот что! — совсем не слушая Иевлева, пере¬
бил Петр. —Ты в Архангельск как приедешь —сам по¬
смотри, готовы ли они аглицкого вора приветить. А гу¬
бернатору Лодыженскому я нынче же указ заготовлю. С
сим указом и поскачешь. Да растряси губернатора, рас¬
толкуй ему, как и что делать надобно...
Он остановил одноколку у нового двухэтажного
дворца в Летнем саду близ Фонтанки, кинул вожжи вы¬
бежавшему денщику и, взяв Иевлева за локоть, вошел с
ним в сени, все еще рассуждая об Архангельске. В сто¬
ловой Петр крикнул:
— Щей горячих, Фельтен, да живо!
Хлебая горячие щи, обжигаясь, сердито диктовал
Иевлеву указ губернатору в Архангельск. Потом, подпи¬
сав бумагу, сам пошел в кабинет, принес оттуда кожа¬
ную сумку, раскрыл ее, показал Сильвестру Петровичу
копию с секретного приказа адмирала Норриса по эскад¬
633
ре. Твердым ногтем были подчеркнуты слова: **...во вся¬
кое время, когда вы нагоните какие-либо русские суда,
вы должны принять все меры, чтобы захватить, пото¬
пить, сжечь или каким-либо иным способом уничтожить
их". Здесь была и другая копия — с письма сэра Стэн-
гопа тому же Норрису. Сильвестр Петрович опять про¬
читал отчеркнутые строчки: "Не остается желать ничего
лучшего, как только чтобы русские суда и галеры попа¬
лись на вашем пути, нет сомнения, что вы надлежащим
образом разделаетесь с ними..."
Иевлев дочитал. Петр запрятал бумаги в сумку, заго¬
ворил, расхаживая по комнате, глубоко засунув руки в
карманы кафтана:
— Двадцать один линейный корабль и десять фрега¬
тов у него, нынче все они в Швеции. Привели шестьде¬
сят торговых кораблей с товарами, для чего? Дабы и мы
и шведы кровью изошли, тогда аглицкие сэры да пэры
обрадованы будут и кнут в руки возьмут —Европою ко¬
мандовать...
Он подошел к столу, оперся на него обеими руками:
— И заметь себе, Сильвестр, что бы ни делали, как
бы ни хитрили, кого бы ни обманывали — слова всегда
одни: для ради божьего мира на земле, для ради доброй
торговли и прибытков, для ради дружества и любви меж
государствами... Лицемеры, ханжи...
Отнес сумку в кабинет, было слышно, как лязгнул
там замок, вернулся, сказал:
— Поедем! Покажу тебе, каков корабль нынче зало¬
жен...
* * *
Выйдя из здания коллегии, Рябов неторопливыми ша¬
гами направился к перевозу, который был расположен
невдалеке от деревянной церковки во имя святого Иса-
акия.
Здесь всегда кипела жизнь: лодки сновали между Ад¬
миралтейством, Васильевским, Аптекарским, Фоминым
островами, развозя служилый ремесленный народ по мо¬
лодому городу. Офицеры в плащах и треуголках, при
шпагах, солдаты и матросы, торговки с коробьями, попы,
купцы, иноземные лекари, плотники, каменщики, девки
и пожилые женщины во всякую погоду привычно пры¬
гали в шаткие невские посудины, платили копейки и гро¬
ши за перевоз, перевозчики ловко гребли легкими вес¬
лами, огибая корабли, стоящие на якорях...
634
Нынче еще издали Рябов заметил, что привычная
картина изменилась: весь берег у перевоза был оцеплен
конными драгунами, и лодки не бороздили, как обычно,
полноводную реку, а плыли все вместе, рядом, тяжело
нагруженные какими-то лохматыми и оборванными
людьми.
— Колодников везут? — спросила у Рябова малень¬
кая старушка, вглядываясь в лодки.
— Колодников, мать, — ответил Рябов.
— Много?
— Да, вишь, сколь лодок гонят...
Старушка покачала головою, утерла слезинку, стала
развязывать платок, готовясь подать милостыню. Офи¬
цер, привстав в стременах, зычным голосом крикнул:
— Выходи-и-и на берег!
Первая лодка ударилась бортом о дощатый настил,
колодники, гремя цепями, тяжело опираясь друг на дру¬
га, начали перебираться на пристань, оттуда прыгали в
жидкую прибрежную грязь. Драгуны расступились,
офицер опять крикнул:
— Выводи, выводи повыше, пусть там дожидаются,
повыше...
Рябов не успел сойти с дороги — первые ряды ко¬
лодников быстрым шагом уже проходили мимо него,
совсем близко, так близко, что он даже слышал тяжелое
дыхание людей. И совсем рядом, опираясь на посох,
прошел седобородый, седоволосый человек с вырванны¬
ми ноздрями и сухим, жгучим блеском глаз. Этот блеск
зрачков, завалившиеся, словно обгоревшие, щеки, круп¬
ные завитки волос что-то напомнили Рябову, что-то дав¬
нее, что-то дорогое и близкое. Он даже задохнулся и, сам
не слыша своего голоса, крикнул:
— Молчан? Стой, Молчан!
Седобородый колодник быстро обернулся, хотел бы¬
ло остановиться, но его толкнули в спину, и он зашагал
дальше, гремя своими цепями, высоко держа простово¬
лосую курчавую голову.
Рябов, словно молодой, рванулся вслед, оттолкнул
солдата, схватил Молчана за ветхий рукав. Тот опять
оглянулся и сказал радостно:
— А я, было подумал — обознался. Ну, здравствуй,
кормщик...
— Поживее! —с коня закричал офицер. —Про-
ходи-и!
635
Колодники все выходили и выходили на берег, ша¬
гали быстро под окрики и брань конвоиров, вытягива¬
лись длинной серой лентой. Один солдат хотел было от¬
тиснуть Рябова в сторону, но испугался его взгляда и
побежал вдоль колонны, как бы занятый другим, более
важным и спешным делом.
— Встретились, значит, — говорил Молчан на ходу,
рассматривая кормщика. — Ишь сколь много времени
миновалось, а мы все живы. Судьба...
— И то судьба! —стараясь приноровиться к тяжело¬
му, но ровному шагу Молчана, повторил кормщик. —Не
померли...
Рябов шел рядом, глядя в сторону.
— Да ты что от меня воротишься? — спросил Мол¬
чан. — Ты что на меня не глядишь?
— Того не гляжу, — словно собравшись с силами,
ответил Рябов, — того я на тебя не гляжу, что вот и по¬
ныне я жив-здоров, а ты закован, и клеймен, и ноздри у
тебя рваные, и персты рублены. А ведь за людей, за ме¬
ня, за правду нашу ты да Федосей Кузнец смертное му¬
чение приняли, когда челобитную везли царю...
636
Молчан усмехнулся, вздохнул, покачал головой.
— Нет, друг любезный, — сказал он ласково, — нет,
Иван Савватеевич, не за то секли меня кнутом нещадно,
не за тебя рвали ноздри и персты рубили: в те поры
ушел я, ох, ловко ушел, за твое золото ушел и долго, мил
человек, по белу свету гулял. Ну, гуля-ал!
Глаза его опять блеснули сухим огнем:
— Славно гулял, многие меня небось и по сей день
добрым словом поминают! Побывал в дальних краях, и
637
на Волге-матушке, и на Дону на тихом. Много нашего
брата там — и солдаты беглые, и казаки, и работные
люди, и холопи вольные, и голытьба...
Быстро, шепотом спросил:
— Про бахмутского атамана Булавина слыхивал ли ?
И, не дожидаясь ответа, сказал:
— Его-то самого нынче и в живых нету. Атаманом
Всевеликого Войска Донского ходил. Ну, мужик! С ним
и был я кое время, поднимал голытьбу. Да продали нас...
И тогда я еще ушел, спасся. Столь повидал — иному бы
и на три жизни хватило...
Он задумался, потом с яростью в голосе спросил:
— Думаешь, не уйду? Так тут и останусь? Шесть ра-
зов уходил, уйду и на седьмой. Оглядеться только надо¬
бно, сбежать без промашки, иначе голову отрубят. Нет,
я, друг милый, уйду, догуляю свое...
Драгунский офицер рысью обогнал колодников,
крикнул Рябову:
— Ты тут што? А ну, в сторону!
Проскакал дальше, замахнулся плетью на молодого
колодника, который тяжело волочил цепи, никак не мог
поспеть за своим рядом.
Рябов быстро поискал по карманам, нашел малую
толику денег, отдал Молчану вместе с узелком, что соб¬
рала Таисья.
Жуя лепешку, Молчан на ходу оглядел серые нев¬
ские воды, лес, что густо чернел сразу же за церквушкой
святого Исаакия, произнес с удивлением:
— Ишь куда загнали нас: Санкт-Питербурх...
И, подобрав рукою с отрубленными пальцами цепи,
не оборачиваясь более к Рябову, быстро зашагал со
своими колодниками. Офицер, вертясь в седле, надры¬
вая глотку, закричал:
— Сворачивай! Передние влево бери, на верфь!
Влево-о!
И словно не было никакого Молчана, словно все по¬
чудилось — исчезли и драгуны и колодники, только из¬
далека все слабее и слабее доносился мерный звон цепей.
"К Сильвестру Петровичу! —думал Рябов. —Идти,
просить! Как-никак родственник, свой! Или к Апрак¬
сину? К самому Петру Алексеевичу?"
Дома он рассказал Таисье о встрече с Молчаном. Она
выслушала не перебивая, утерла слезы, сказала уверенно:
638
— Никто не поможет! Да и не надо ему ихнее про¬
щение! Не примет...
* * *
Из Архангельска эскадра с молодыми навигаторами
вышла в путь 7 июня 1720 года. На мощных валах Но¬
водвинской крепости трижды рявкнули пушки, салютуя
уходящим в дальнее плавание. "Гавриил" — флагман¬
ский корабль эскадры — ответил на салют тоже тремя
выстрелами. Вице-адмирал Иевлев, капитан-лейтенант
Пустовойтов и Рябов с молодыми навигаторами собра¬
лись около грот-мачты.
— Лево два градуса! —велел Рябов сыну, стоящему
у штурвала.
И пояснил:
— Мель тут по старопрежним временам знаю.
Глаза лейтенанта Рябова засветились, он переложил
руль, молодые навигаторы зашептались вокруг —вспом¬
нили историю подвига кормщика Ивана Савватеевича.
Корабли эскадры, кренясь под полным ветром, бежали к
двинскому устью. У шанцев Иевлев что-то негромко
сказал Пустовойтову, тот велел приспустить флаги. На¬
вигаторы выстроились лицом к правому борту, встали
смирно. Сильвестр Петрович прошелся вдоль строя, про¬
изнес, провожая глазами шанцы:
— Здесь доблестно погиб капитан Крыков Афанасий
Петрович, здесь славно он со своими солдатами бился
против врага. О сем вы, будущие флота офицеры,
вспомнить нынче должны.
Большую часть вечера и почти до полуночи Иевлев в
кают-компании рассказывал навигаторам о давнем сра¬
жении со шведами на Двине. Он говорил так, будто его
в ту пору здесь вовсе и не было, но навигаторы знали
прошлое своего вице-адмирала и слушали жадно, порою
поглядывая на кормщика, который курил трубку, сидя в
стороне и иногда вставляя какие-либо замечания.
— Много прошло с тех давних пор славного, — за¬
ключил Сильвестр Петрович, — превеликие виктории
одержаны русским оружием. Помните вы и Полтаву, и
Гангут, и посещение Российским флотом Копенгагена,
когда честь командования соединенным флотом принад¬
лежала государю нашему Петру Алексеевичу. Но все-
таки, господа навигаторы, надлежит вам помнить и сию
нашу двинскую баталию, ибо через нее началось наше
639
движение на Балтику, отсюда пошли мы в те далекие
годы на Нюхчу, позже — волоком на Ладогу. Тогда и
уверились мы в своих силах. Знать нам все надобно, —
славное прошлое отцов и дедов, ратные их дела, воин¬
скую работу. Теперь же, судари мои, спать; засиделись
мы с вами поздно, завтра же быть подъему раннему —
по морскому обычаю...
Навигаторы поднялись, но все-таки не ушли. Чей-то
робкий голос спросил о взятии Нотебурга —как оно бы¬
ло. Сильвестр Петрович с усмешкой ответил, что тому
есть свидетель лейтенант Рябов Иван Иванович, по проз¬
ванию “Нерушимое решение". Кормщик засмеялся в
своем углу. Иван Иванович, разрумянившись, пощипы¬
вая усы, начал было говорить, но кормщик перебил,
спросив:
— Барабан-то канул? Одни колотилки остались? Да
и как он канул, когда ему плавать надлежит?
— Да сколь раз я, батюшка, сказывал, и —сердясь и
смеясь ответил Иван Иванович. — Пробили мне его па¬
лашом, вот он и канул...
Сильвестр Петрович смеялся, кормщик утирал весе¬
лые слезы. Стали вспоминать иные сражения, каждый
из молодых навигаторов что-нибудь да слышал, у многих
отцы, братья, деды служили в корабельном, либо в галер¬
ном флотах, в артиллерии, в гвардии, в пехоте, в грена¬
дерах.
С утра началась обычная походная жизнь. Иевлев,
Егор Пустовойтов, молодой Рябов делали учения с нави¬
гаторами, те трудились и за матросов, и за пушкарей, и
за штурманов.
В вечерние часы навигаторы подолгу слушали корм¬
щика. Сидели на баке, дымили трубками, разглядывали
облака, тучи, волны, учились вслушиваться в голоса вет¬
ров. Здесь же иногда сиживал и вице-адмирал.
Егор Пустовойтов спокойно стоял на юте, командо¬
вал кораблем. Сильвестр Петрович был здесь же, ни
единого разу не вмешался в приказания капитана флаг¬
манского корабля — на Егора можно было положиться.
Рябов, солено подшучивая над укачавшимися зелеными
навигаторами, толковал им о том, что и для чего делается
на судне.
Копенгаген встретил русскую эскадру приветствен¬
ным салютом. Тотчас же прогремели ответные залпы, от
пристани отвалила шестерка датского капитана над
портом.
640
— Ничего народишку высыпало! —сказал кормщик,
вглядываясь еще зоркими глазами в берега гавани Хри-
стианхазен, с которых слышались приветственные кли¬
ки датчан. — Почти весь город. И еще бегут, ну-ну,
сколь народищу.
— А чего ж им не бежать? — ответил Пустовой-
тов. — Им почитай что одна надежда на нас, не то швед
вовсе их с потрохами сожрет...
На шканцах барабаны коротко пробили “встречу",
Сильвестр Петрович в мундире, при шпаге, в треуголке,
в белых тугих перчатках подошел к парадному трапу.
Датчанин — капитан над портом, худощавый старик в
синем кафтане, в белых чулках, — увидев русского ви¬
це-адмирала, побледнел от волнения, но тотчас же, овла¬
дев собою, ответил на учтивый вопрос о здоровье короля
и сам спросил, здоров ли его миропомазанное величест¬
во государь Петр.
— Его величество в добром здравии! —ответил Иев¬
лев и пригласил капитана над портом проследовать в ад¬
миральские апартаменты и не побрезговать хлебом-
солью.
Барабаны опять ударили "парад".
Капитан над портом вошел в каюту Сильвестра Пет¬
ровича. Здесь в серебряном графине стояла русская вод¬
ка, икра в серебряном жбанчике, в корзине — ржаные
корабельные сухари.
— Здоровье вашей милости! —произнес Иевлев,
поднимая чарку.
— Здоровье вашего превосходительства! — ответил
датчанин.
Они чокнулись. В открытые окна донеслись звуки
музыки с берега, далекие, радостные голоса.
— В королевстве датском нынче праздник? —спро¬
сил Сильвестр Петрович.
— Да! —ответил старик. —Большой праздник! Рус¬
ская эскадра посетила столицу Дании. Приход тех, кто
поможет нам сбросить шведское ярмо, — великий
праздник!
Пальцы капитана над портом слегка задрожали, он
поставил выпитую чарку на стол, прислушался: ветер с
берега вновь донес обрывок веселой песни, звуки рож¬
ков.
— Так встречает вас Копенгаген, —опять заговорил
капитан над портом. — Девятнадцать лет тому назад
шведская эскадра по пути в ваш город Архангельск была
641
21-770
здесь. Ни один датчанин не появился тогда в порту. Я же
взбирался на флагманский корабль шведов по шторм¬
трапу, пьяные матросы глумились надо мною. Чтобы
унизить мое отечество, меня принимал боцман... Дело не
во мне, господин вице-адмирал, о, нет, дело в моем госу¬
дарстве. Все надежды, все упования, все чаяния нашего
народа связаны с Россией, с близкими днями ее полной
и окончательной виктории над проклятым раздувшимся
пауком — над Швецией. Бог да поможет вам, как вы
поможете королевству датскому.
Мгновенная улыбка, умная и тонкая, едва тронула гу¬
бы Сильвестра Петровича.
— Однако же в недавние дни королевство датское
подписало мирный договор со шведами, — произнес
он, —для чего?
— Флот сэра Джона Норриса принудил робких, —
ответил капитан над портом, — и этот же флот доставил
в Копенгаген английские фунты стерлингов, дабы поко¬
рить жадных. Король английский желает продолжения
войны русских со шведами и делает для этого все, что
может, но всякий честный человек в Дании ждет только
одного: победы русских...
Сильвестр Петрович поклонился.
— Сегодня Копенгаген будет иметь честь принимать
дорогих нашим сердцам гостей, — сказал капитан над
портом. — Двери всех домов будут открыты для ваших
офицеров и матросов. Бургомистр города будет рад ви¬
деть вас у себя, господин вице-адмирал.
— Но как на сие взглянет посол Англии? —спросил
Иевлев.
Старик, капитан над портом, подумал недолго, потом
встряхнул головою, произнес весело:
— Можно купить жадных и испугать трусливых, но
немыслимо заставить народ забыть то доброе, что сдела¬
но для него русскими. В нашем королевстве нет ни одно¬
го человека, который бы не знал, что русский царь Петр
на Аландском конгрессе не дал шведам на растерзание
нашу страну. Русские полномочные министры более за¬
ботились о нашем будущем, нежели...
Он махнул рукой и не договорил.
— Мой офицер известит ваше превосходительст¬
во, — сказал погодя капитан над портом, — о времени,
когда все будет готово к приему ваших команд. До сви¬
дания, господин вице-адмирал...
642
Офицер поднялся на "Гавриила" только вечером.
Иевлев с усмешкой спросил лейтенанта, не поздно ли
нынче отпускать матросов в город? Тот, смутившись,
ответил, что понимает все неприличие столь долгой за¬
держки, но Дания маленькая страна, а посол Англии уп¬
рямый человек...
Солнце уже село, когда на всех трех кораблях рус¬
ской эскадры запели горны, извещая команды о том, что
они могут съехать в Копенгаген. Матросы посыпались в
шлюпки. Над тихим морем широко и вольно зазвучала
русская песня:
Травка-муравка, зеленая моя!
Улица, улица, широкая моя.
На мосту Книппельсбру идущих строем матросов
встретили девушки в белом, с венками на головах, с
большими букетами цветов. Матросы остановились, де¬
вушки .тоненькими умильными голосами спели непонят¬
ную песенку. Моряки стояли, не зная, что с собой делать,
держа треуголки в руке, как в церкви. Над городом мед¬
ленно всходила полная луна, девушки все пели и пели.
Потом над городом, над его черепичными крышами,
над башнями и садами взлетели ракеты, заиграла гром¬
кая рожечная музыка, забили литавры, бубны, запели
скрипки.
Музыканты стояли вдоль улиц, двери всех домов
были открыты, датчанки в наплоенных чепцах, румяные,
белозубые, кланялись русским матросам, смешно при¬
седали, датчане в праздничных кафтанах вели русских
моряков в дома к столам, к выпивке, к закуске, к доброт¬
ной, сытной еде. Русские матросы, стесняясь, по одному
входили в дом, покашливая в кулак; осматривались, до¬
гадывались, чем хозяин живет: один сапожничает, вон
его инструмент под окном, другой кузнец — видно по
рукам, по кожаному фартуку, что висит в сенях, этот —
плотник... Выпив чарку, другую, матрос со всей учтиво¬
стью спрашивал, показывая руками: строгаешь, дескать?
Датчанин радостно кивал, матрос, тыча себя в грудь,
брал со стола краюшку хлеба, показывал: дескать, сею,
мужик, крестьянин. Потом хозяйка, робея гостя, пела
песню своей страны, матрос украдкой утирал слезы,
вспоминал далекую матушку, как и она певала на
родине. Датчанка тоже утирала слезы, — и ее старший
плавает моряком, а море-то злое...
Русских матросов не хватило, датчане ссорились,
просили русского матроса посидеть еще в двух домах, —
там, дескать, ждут, старый дедушка хочет посмотреть,
643
2Г
ругается, что так и умрет, не повидавши, а ходить уже
не может, обезножил. И дети плачут — сели за стол, а
русского не хватило... Почему иным во всем везет, а
другим ни в чем нет удачи? Окорок спекли на вертеле,
а сосед не отдает своего
русского гостя, ну что это
такое в самом деле!
Рябов с сыном побывал
в пяти домах, а в шестой
не пошел, утомился. Дат¬
чанин, оставшись без рус¬
ского гостя, сказал, что
раз так, он теперь домой
не пойдет, а отправится на
русский корабль, ему не
житье дома, он последний
человек на своей улице.
Рябов пожалел доброго
старичка, навестил и его
семейство, покушал и
здесь тушеной свинины,
выпил чарку за хозяйку,
пригласил к себе в город
Санкт-Питербурх, на Ва¬
сильевский остров, в соб¬
ственный дом.
— Тоже угостим, — го¬
ворил он, — верно, Ва¬
нятка? У нас, брат, осо¬
бые пироги, дело такое,
вам не понять. Пиро-ги!
— Кухен 1 — сказал мо¬
лодой Рябов.
— Кухен! — подтвер¬
дил кормщик и широко
раскинул руки. — Вон,
брат, какой кухен! Женка
у меня мастерица, как ис¬
печет — ахнешь! Да ты,
милый, не раздумывай, со¬
бирайся и приезжай. До-
плыть-то не больно долго,
живо обернешься...
По домам ходили му¬
зыканты, играли степен¬
ные, медленные танцы, в
комнатах стало тесно, тан¬
644
цевали на улицах. К рассвету гости с русских кораблей
и датчане собрались на площади, пылали смоляные фа¬
келы, датчане плясали танец с подпрыгиваниями и при¬
седаниями. Девушки хва¬
тали за руки русских
матросов, тянули в круг.
Те сначала упирались,
потом, подбодряемые
друзьями, шли с хорово¬
дом.
— Это кто же там
стоит в стороне? —
спросил Сильвестр Пет¬
рович бургомистра. —
Вон, возле кареты. Кто
таков?
Бургомистр ответил
со вздохом:
— Сэр Реджер Рип¬
лей — посол английско¬
го королевства...
— Реджер Риплей? —
почти спокойно пере¬
спросил Иевлев. — Не
был ли он в России?
— Он был везде, —
сказал бургомистр. — В
давние времена он тор¬
говал пушками. Впрочем,
и нынче он продал шве¬
дам немало огнестрель¬
ного оружия.
Помолчав, бургомистр
еще раз вздохнул:
— Конечно, нам не
следовало приглашать
его на праздник, гос¬
подин вице-адмирал, но
не судите меня строго:
трудно быть бургоми¬
стром столицы малень¬
кого королевства...
Когда Сильвестр Пет¬
рович со своими офице¬
рами возвращался на
корабль, его догнал ка¬
645
питан над портом. Было уже совсем светло, день обещал
быть погожим, солнце, едва вынырнув, стало сразу же
нагревать крыши, стены домов, брусчатку мостовых.
— Добрый день наступает и несет добрые вести! —
произнес капитан над портом. — Хорошие вести, гос¬
подин вице-адмирал. Очень хорошие вести...
Старик, запыхавшись, остановился, утер лицо плат¬
ком. Остановился и Иевлев с офицерами.
— Его превосходительство адмирал Голицын в бата¬
лии у Гренгама наголову разбил шведский флот, — ска¬
зал капитан над портом. — Четыре шведских корабля
сдались, взято более ста пушек и около пятисот плен¬
ных. Сия виктория учинена несмотря на то, что вблизи
сражения крейсировал флот англичан под командовани¬
ем сэра Джона Норриса. Виват, господа!
— Виват! — закричали офицеры. — Качать капита¬
на над портом!
Дюжие руки подхватили старика, треуголка слетела
с его головы, потом слетел парик.
— Благодарю вас, господа! — вскрикивал он. —
Весьма вам благодарен! Но сие не слишком полезно для
меня...
Весть о новой виктории тотчас же разнеслась по
всем трем кораблям эскадры. Матросы разузнали под¬
робности сражения, навигаторы разложили морские
карты, прикидывая, как все случилось...
В каюте Сильвестра Петровича сидел только что при¬
ехавший посол Василий Лукич Долгоруков, матрос-ци-
рюльник брил его дебелое, толстое лицо с тремя подбо¬
родками.
В четыре часа пополудни Сильвестр Петрович с До¬
лгоруковым съехал на берег — встречать гроб с остан¬
ками князя Андрея Яковлевича Хилкова. На пристани
уже стояли русские матросы в парадных мундирах с
ружьями на караул. Мост и набережные порта были за¬
пружены толпами жителей Копенгагена. Вдоль всей
дороги, по которой должен был следовать траурный кор¬
теж, выстроились датские солдаты в своих коротких
мундирчиках, в лакированных треуголках с кокардами.
Свинцовый гроб с телом Андрея Яковлевича Хилко¬
ва, протомившегося в плену девятнадцать лет, везли на
пушечном лафете, запряженном вороными конями.
Всадники в черных скорбных одеждах, в шлемах с чер¬
ными перьями, в черных латах сопровождали гроб,
держа в руках по опрокинутому погасшему факелу.
646
Медленно били барабаны, торжественно пели горны,
трубили трубы.
Советник посольства —тоже в черном платье —нес
на бархатной подушке сверток, перевязанный бечевкой
и запечатанный красным сургучом. То был труд умерше¬
го Хилкова, его история России. Еще несли на подушке
перо, пожелтевшее и сломанное, которым писал Андрей
Яковлевич, и простую чернильницу, которая сопровож¬
дала его в длинных странствиях по шведским тюрьмам.
Когда тяжелый свинцовый гроб поднимали на шкан¬
цы "Гавриила", Пустовойтов махнул платком. Матросы
разом ударили из ружей, загремели пушки эскадры и
все датские береговые батареи. Сильвестр Петрович с
Рябовым покрыли гроб русским флагом, четыре матроса
встали в почетном карауле.
— Вот и домой собрали Андрюшу, — сказал Долго¬
руков, оправляя складки флага. — Отстранствовал свое,
отмучился...
К Иевлеву подошел старик, капитан над портом, за¬
говорил по-датстки:
— Получил я, господин вице-адмирал, вернейшие из¬
вестия: флот адмирала Норриса покинул воды Ботничес¬
кого залива и нынче крейсирует невдалеке он наших бе¬
регов. Стоит ли вам уходить нынче? У него более сорока
вымпелов, под вашим командованием всего три корабля.
Пути господни неисповедимы...
— Флот Норриса неподалеку, да и наш Балтийский,
я чаю, не спит! —громко сказал Долгоруков. —В недав¬
нее время был близ Аландских островов: и линейные ко¬
рабли и иные прочие суда под андреевскими флагами
видел своими глазами, всласть полюбовался. Нет, сидеть
здесь более не к чему, погостевали — и к дому пора.
Вечером русская эскадра, воспользовавшись попутным
ветром, снялась с якорей и ушла в море. В адмиральской
каюте Сильвестр Петрович и Долгоруков при свете свечей
разбирали листы рукописи покойного Хилкова и устало
переговаривались. Было слышно, как на баке поют матро¬
сы. Василий Лукич тонким голосом подпел:
Одеялышко —ветры буйные...
— По сим страницам видно, как ему, бедняге, писа¬
лось! — сказал Сильвестр Петрович. — Смотри, Васи¬
лий Лукич, — сажа, копоть, вишь, как измазано. Воск
капал...
Бережно держа в руках лист бумаги, Сильвестр Пет¬
рович начал читать вслух.
647
Долгоруков подперся рукой, приготовился слушать
долго. Окна на галерею адмиральской каюты были
открыты, там неспокойно, грузно ворочались волны Бал¬
тики. Сильвестр Петрович читал лист за листом. Шумело
море, перекликались вахтенные, били склянки, матросы
под короткий треск барабанов меняли караул у гроба
Хилкова...
Ранним утром на флагманском корабле смотровой
матрос закричал:
— Корабли на правой раковине!
Егор Пустовойтов посмотрел в зрительную трубу и
шепотом выругался: наперерез шла мощная эскадра.
Сильвестр Петрович поднялся на ют, взял у Пустовойто-
ва трубу и сразу понял беду: эскадра была английская,
адмирала Норриса; в окулярах медленно прошел аван¬
гард, потом кордебаталия, потом замыкающие суда арь¬
ергарда. Было видно, как английские матросы взбирают¬
ся по вантам, как артиллеристы открывают пушечные
порты. Не торопясь, сдерживая волнение, Сильвестр
Петрович прочитал флажный сигнал. Англичане предла¬
гали сдаться без пролития крови.
— Отвечать? — спросил Пустовойтов.
— Отвечай, господин капитан: "Ясно вижу".
Кают-вахтер принес Сильвестру Петровичу муднир,
шпагу, портупею. Одеваясь, Иевлев прочитал новые сиг¬
налы англичан: "К бою иметь полную готовность, ми¬
лость божья с нами!"
— Трудное дело, — сказал Егор. — Ишь сколько у
них вымпелов.
— Трудненько, да ничего не поделаешь, — задумчи¬
во ответил Сильвестр Петрович, всматриваясь в маневры
английских судов: теперь они шли строем баталии. —
Ничего, брат Егорушка, не поделаешь! — повторил Иев¬
лев и другим — твердым, адмиральским голосом прика¬
зал поднять стеньговые флаги, означающие: "К бою
готов!"
Егор положил руку на эфес шпаги, закричал громко:
— Готовить корабль к бою! Боевую тревогу! Брам¬
сели долой, фок и грот на гитовы!
Мелко, с раскатистым треском ударили барабаны, за¬
пели сигнальные горны, засвистели боцманские дудки.
Сзади к Иевлеву, запыхавшись, подошел Долгоруков,
спросил:
— Англичане?
— Они, Василий Лукич. Думаю, драться будем.
648
— А как же не драться, коли они лезут! Да ты что на
меня глядишь? Нет, дружочек, нынче я не дипломат, а
русский человек, крещенный Васькой и обиды не
терпящий. Драться так драться!
Пустовойтов опять громоподобно крикнул:
— Господа офицеры, на ют к вице-адмиралу!
Офицеры собрались мгновенно. Все уже успели по-
парадному одеться для боя: мундиры с шитьем, треугол¬
ки с кокардами, перчатки, шпаги. Сильвестр Петрович
оглядел молодые лица, заговорил, отрывая слова:
— Судари мои, офицеры Российского корабельного
флота! Адмиралу Норрису нестерпимо то, что мы воз-
вернули себе наше море, для того идет он на нашу эс¬
кадру боем. Внукам нашим ведомо станет, кто сие воро¬
вство начал, кто добрый мир порушил, кто кровь пролил.
Наше же дело биться, как присягали. Для того приказы¬
ваю: пушечную пальбу не открывать до сближения на
пистолетный высрел. Стрелять будем орудиями обоих
бортов, прорежем строй противника, сцепимся на абор¬
даж, и ежели суждено нам погибнуть, то пойдем на дно
не одни, а с ними, проклятыми ворами, дабы из первой
же баталии поняли они, собаки, каково не просто на
русских руку заносить. По местам! Ура!
— Ура! —подхватили офицеры.
— Ура! —понеслось по шканцам, по шкафуту, по ба¬
тарейным палубам.
Корабли шли теперь медленнее, словно насторожен¬
ные, готовясь к решительной схватке. Пушкари выни¬
мали пробки из стволов орудий, пушечная прислуга ско¬
рым шагом носила картузы с порохом, ядра, мочила
швабры, чтобы тушить ими искры, притирать рассыпан¬
ный порох, матросы скатывали палубу водою в опасении
пожара. Под свистки боцманов, барабанный бой, под
звуки рожков и горнов матросы с абордажным оружи¬
ем — с тесаками, с топорами, с крючьями и шестами —
расходились по местам, марсовые взбегали по вантам,
придерживая тяжелые сумки с гранатами, мушкеты,
ружья.
Лоцман Рябов неторопливой, валкой походкой под¬
нялся на шканцы, плечом оттер матроса от штурвала,
сказал Пустовойтову:
— Покуда постою здесь, господин капитан.
Пустовойтов кивнул, взглядом следя за фитильными,
которые бегом понесли к орудиям горящие фитили в
совках. Комендоры пригнулись к пушкам, фитильные за¬
649
стыли, ожидая команды. С торжественно-взволнованны¬
ми лицами неподвижно стояли навигаторы, у каждого в
руке был тесак для абордажного сражения. С ними вмес¬
те ждал начала боя молодой Рябов, сжимая в ладони
эфес шпаги.
Еще раз ударили барабаны на "Гаврииле", и насту¬
пила тишина. Русские корабли приготовились к бою.
Между тем английская эскадра, описав широкую
циркуляцию, легла на параллельный курс и теперь при¬
близилась настолько, что Сильвестр Петрович простым
глазом прочитал обращение Норриса к своим морякам:
"Уничтожить русские корабли!"
Иевлев покачал головой: "Ну, друзья!"
— Чего они? —спросил Долгоруков, подсыпая поро¬
ху на полку пистолета.
Сильвестр Петрович не ответил, вновь впился взгля¬
дом в сигнальные флаги, как бы нехотя ползущие по
брам-стеньге английского флагманского корабля.
— Чего они? — опять спросил Долгоруков, вгляды¬
ваясь в бледное лицо Иевлева.
— А того, — медленно произнес Сильвестр Петро¬
вич, — того, что они вдруг пишут...
— Да что, что пишут?
— Пишут — счастливого плавания.
— Нам счастливого плавания?
— Ну да, нам, русской эскадре...
— Не верь, господин вице-адмирал, врут, воры, знаю
я их, сколь годов знаю.
— Нынче им иначе нельзя! — гордо, с гневной ус¬
мешкой оглядывая море в трубу, объявил Иевлев. —Ни¬
как им не сделать иначе, Василий Лукич. Погляди вот!
И он протянул Долгорукову свою зрительную трубу.
Василий Лукич посмотрел в том направлении, куда
указывал Иевлев: на горизонте, за кораблями эскадры
Норриса, четко рисовалась другая, огромная эскадра, не
эскадра — флот. Это был тот самый Балтийский флот,
который Долгоруков давеча видел близ Аландских остро¬
вов, он узнал флагманский стопушечный корабль, где
держал свой флаг генерал-адмирал Апраксин.
— Наши! —счастливым голосом говорил Пустовой¬
тов. — Наши идут! И сила, ну силища какова! Я Бал¬
тийский флот вот эдак впервой вижу.
650
Сильвестр Петрович приказал бить отбой.
На "Гаврииле" опять ударили барабаны. Английская
эскадра Норриса, поставив паруса, увалила под ветер и
стала быстро уходить на восток.
— Ну, молодцы! —сказал Иван Савватеевич. —Ну,
соколы! Ты гляди, как побежали. Теперь надолго, теперь
напужались крепко...
Он захохотал, пристукнув каблуком по палубе, крик¬
нул сыну:
651
— Иван Иванович, зришь?
— Смотрим! — снизу ответил лейтенант.
В это время на флагманском корабле Балтийского
флота весело, басом рявкнула пушка и тотчас же взвил¬
ся сигнал: "Следовать за мною, быть в строе кильватера!"
Пустовойтов ответил: "Ясно вижу!"
— Федор Матвеевич сам, — с удовольствием сказал
Иевлев. — Его вымпел! Ну, умница генерал-адмирал,
знает, где ходить...
И, повернувшись к Пустовойтову, велел:
— Командуй, господин капитан, делай маневр, пой¬
дем за ними.
— Господа офицеры, по мачтам! —осипшим на вет-
ру, грубым голосом загремел Пустовойтов. —Отдать ги¬
товы фок и грот! К повороту на фордевинд! Пошел
брасы!
Паруса наполнились ветром; "Гавриил", описав ши¬
рокий полукруг, слегка кренясь, в сопровождении двух
других кораблей, оставляя за собою белый пенный след,
пошел на сближение с Балтийским флотом. А на шкафу¬
те в это время, сгрудившись у правого борта, молодые
навигаторы, возбужденные только что пережитым, чув¬
ствуя себя уже почти что понюхавшими пороха, распоз¬
навали знакомые корабли и звонкими юношескими го¬
лосами спорили:
— "Гангут"!
— Нет, "Астрахань"!
— А вот — "Нарва”!
— "Нарва" шестой идет, а это "Москва"!
— Верно, "Москва”!
— Замыкающим "Новый Кроншлот"!
— Нет, "Волга"...
Молодой Рябов послушал, как спорят навигаторы, по¬
казал с точностью, где какой корабль, потом пошел на
ют. Здесь, опираясь на трость, рядом с Иваном Саввате-
евичем стоял вице-адмирал Иевлев, и оба они молча лю¬
бовались величием и мощью идущего под всеми пару¬
сами, расцвеченного флагами — Балтийского флота.
Корабли и фрегаты, галиоты и яхты кренились под све¬
жим тугим ветром, пенные валы вздымались над морем,
ослепительный свет солнечного дня весело играл в мель¬
чайших водяных брызгах, на вымпелах и флагах, на меди
боевых орудий, на парусах, казавшихся вылитыми из
чистого серебра.
В. Вахман
ПРОДЕЛКИ
МОРСКОГО БЕСА
Глава первая
Враждебные флаги
Ранней весной 1713 года русский военный корабль
осторожно пробирался вдоль неприветливых берегов
Голштинии. Все утро над морем висел туман, и корабль
двигался медленно, неся лишь самые необходимые пару¬
са. Но после полудня распогодилось, туман рассеялся,
кое-где в просветах туч стали полосами пробиваться лу¬
чи солнца. Море покрылось серебристой рябью, у берега
стали отчетливо видны желтоватые пятна над отмелями.
Стоявший на высокой корме капитан корабля при¬
казал прибавить парусов, затем вынул из футляра раз¬
движную зрительную трубу и принялся наблюдать бе¬
рег. Находившийся возле него лоцман из местных
жителей, судя по внешности — рыбак, вопросительно
поглядывал то на офицера, то, щуря стариковские, вы¬
цветшие глаза, пытался разглядеть песчаные береговые
дюны.
— В этих местах хорошо ловится салака, — сказал
он на жестком местном наречии — смеси немецкого и
датского языков — и вздохнул. — А вот там дальше, за
мысом, в устье реки Эйдер, водятся угри. Когда идет
рыба, здесь полным-полно чаек. Носятся над самыми мач¬
тами и, чуть зазеваешься, воруют рыбу прямо с лодки.
Капитан опустил трубу, спросил по-немецки:
— Деревни на берегу есть?
Лоцман махнул рукой.
— Никого здесь нет, господин. Теперь никто не мо¬
жет жить в этих местах. Шведы взорвали защитные на¬
сыпи, и во время прилива, да и в шторм, море вливается
на прибрежные пустоши, и они давно уже превратились
в болота.
— Где вход в реку? За этим мысом? — продолжал
расспрашивать капитан.
— Да, милостивый господин. Но нам бы следовало
обойти еще островок, он немного дальше. Рыбачьи лод¬
ки — те идут напрямик между мысом и островом и там
дожидаются прилива, чтоб войти в реку.
Капитан внимательно посмотрел на небо, на рваные
клочья облаков, на поддуваемый ветром вымпел на мач¬
те. При повороте, если ветер дует в спину, следует со¬
блюдать осторожность, а то корабль на ходу может раз¬
вернуть кормой вперед.
655
Лоцман тем временем вглядывался в береговые при¬
меты, повторял вслух, показывая вдаль пальцем:
— Вон сосна без ветвей, а на вершине прибита пере¬
кладина. Здесь надо держать к норду. А дальше будет
столб с полосами, там снова станем ложиться на ост.
Оттуда уже видно устье; оно очень широкое.
Был дан приказ к повороту, и тотчас на мачты по
веревочным лестницам полезли матрозы работать на па¬
русах. Корабль медленно отвернул тупой, круглый нос,
увенчанный острым клювом, в сторону моря. У бортов
забурлило, раза два брызги плеснули на палубу. Теперь
корабль шел параллельно мысу. Впереди стал виден ка¬
менистый островок, за которым, по словам лоцмана, на¬
чинался уже речной фарватер.
И вдруг откуда-то из-за мыса донесся гулкий, как
гром, пушечный залп и покатился по воде. За первым
залпом грянул второй, третий... Это было так неожидан¬
но, что оба, и капитан и лоцман, вздрогнули и посмот¬
рели друг на друга.
— Что это?.. Что это?.. —испуганно забормотал ры¬
бак. — Кто стреляет? Кто ведет такое большое сраже¬
ние?
Жесткие полы его непромокаемого плаща из воще¬
ной парусины трепыхались, как крылья перепуганной
птицы.
Весь корабль наполнился топотом бегущих людей.
Матрозы и офицеры без команды ринулись по своим
местам: офицеры — на корму, матрозы — на палубу,
ждали капитанских приказаний. Все напряженно вгля¬
дывались, стараясь понять, откуда стреляют и куда ло¬
жатся ядра. Но островерхие сосны на мысу все так же
спокойно качали кронами, уступая ветру. Летевшая низ¬
ко над водой белокрылая чайка на мгновенье взмыла по¬
выше и снова ринулась к воде, заметив рыбешку.
Залпы продолжали следовать один за другим. Каза¬
лось, некоторые ударяли совсем рядом, другие доноси¬
лись издали, приглушенно.
— Становись на якорь! —приказал капитан. —Схо¬
ронимся здесь за мысом.
— Может, сходить на шлюпке разведать? — предло¬
жил один из офицеров.
— Погоди... —отмахнулся капитан. Он напряженно
глядел в трубу на устье Эйдера. Там, над речным плесом,
медленно вспухали, поднимались все выше и выше
клубы порохового дыма. Дым, сносимый ветерком, полз
656
уже и над болотом. Капитан соображал: судя по всему,
там дерется целая эскадра. Но кто и с кем дерется? Го¬
родок Эйдер, занятый русскими войсками, выше по
реке. Оттуда пальба не доносилась бы так отчетливо.
Вдруг грохнуло так, что с сосен попадали мелкие вет¬
ки. Взрывную волну донесло и до стоявшего за мысом
корабля. Пахнуло душным запахом горелого пороха, вы¬
мпел на мачте резко хлопнул, отметенный в сторону. Реи
со свернутыми парусами чуть отвернуло, а сам корабль
качнулся, будто ударило в борт штормом. За болотами,
над рекой, взлетел кверху огненный столб, посыпались
пылающие обломки.
— Господи, упокой души гибнущих моряков! —
вскричал рыбак, стаскивая с головы вязаную шапку. —
Чей же это корабль взорвался?
Никто ему не ответил. Капитан поглядел на марс, ку¬
да загодя были посланы два матроза наблюдать. Матрозы
стояли, держась за ванты, по-гусиному вытянув шеи, ис¬
правно несли вахту.
После взрыва пальба прекратилась, наступила тре¬
вожная тишина. Слышно было только, как плещут о
борта набегающие волны.
— Идут! — вдруг донеслось с марса.
Вдали, над болотом, медленно двигались корабельные
мачты. Затем из устья реки Эйдер выдвинулся, прошел
мимо сигнальной башни на берегу нос корабля, борт и,
наконец, показался весь корабль. По сравнению с рус¬
ским судном это был великан: высокий, трехпалубный, с
богато украшенной кормой. На мачте бился синий швед¬
ский флаг. Корабль, неся только самые нижние паруса,
медленно двигался вперед. За ним появился второй
такой же, потом третий, с перешибленной ядром сред¬
ней мачтой. Дым волочился за ним, медленно приникая
к воде.
Первый из шведских кораблей прошел мимо остров¬
ка и остановился. С него плюхнули в воду сначала носо¬
вые якоря, затем дополнительно еще один — кормовой.
За первым встал второй корабль. Третий долго ма¬
неврировал: волочащиеся по воде сбитые ядрами снасти
задерживали ход и мешали управляться. Наконец бросил
якоря и он. Горящий фрегат не дотянул до остальных —
приткнулся к прибрежной мели, и тотчас с остальных
судов пошли к нему шлюпки с людьми — помогать.
На море случается нередко: стоят рядом или прохо¬
дят на противных галсах два судна. Казалось бы, если
657
первое видит второе, так и второе должно заметить его,
ан нет! Так посветит солнце, так протянется зеркальная
дорожка бликов, так налетит облачко тумана: я тебя ви¬
жу как на ладони, а ты и не подозреваешь, что я — вон
он, тут.
Капитан русского корабля внимательно разглядывал
вражескую эскадру. В окуляре зрительной трубы все
словно рвалось навстречу глазу, становилось близким: и
коричневые выпуклые борты с более светлыми полоса¬
ми там, где прорезаны пушечные порты, и рваные,
обвисшие снасти, и даже следы пороховой копоти.
Шведы же не обратили на медленно движущееся суд¬
но никакого внимания, точно его и не было.
— Нам сии враждебные флаги не переждать, —ска¬
зал капитан, обращаясь к офицерам, стоявшим ря¬
дом. — Подождем темноты и уйдем. Надобно поспешать.
Мы повинны доставить со всяким тороплением госпо¬
дину фельдмаршалу Меншикову наиважнейшее извес¬
тие, с коим мы посланы.
Глава вторая
Честь россиянина
Наутро тот же русский корабль подошел к маленько¬
му рыбачьему городку Фишгаф. Если судить по ландкар¬
те, отсюда было около десяти немецких миль до Эйдера.
Корабль лег в дрейф. Тотчас с него спустили шлюпку.
Как только днище шлюпки ударилось о поверхность во¬
ды, матрозы в рабочих бастрогах и в войлочных, похо¬
жих на гречишники шляпах разобрали весла, подвели
шлюпку к штормтрапу. По штормтрапу осторожно спу¬
стились четверо людей в зеленых с красными воротни¬
ками и обшлагами Преображенских мундирах, треуголь¬
ных шляпах и тяжелых ботфортах. Двое из них были
младшие офицеры —фенрихи, или, по-русски, прапор¬
щики; двое — простые матрозы.
Мундиры любимого царем Петром Преображенского
полка носили в то время и моряки, специальной формы
для них еще не придумали. Только на работы надевали
короткие канифасные бастроги — голландские курт¬
ки — да широкие штаны пузырями. В длиннополом мун¬
дире по мачтам не полазишь.
Шлюпка, отвалив от корабля, ходко пошла к берегу.
Обошла старинную башню, выстроенную на конце мола,
658
сложенного из тесаных камней. В башне когда-то жила
береговая стража, охранявшая городок от морских пи¬
ратов. Теперь она стояла пустая и полуразрушенная, а
возле мола вместо купеческих ганзейских кораблей ка¬
чались лишь убогие рыбачьи лодки.
Передний из гребцов, положив весло, схватил лежав¬
ший возле него багор, ловко зацепил за расселину в ка¬
менной кладке, причалил шлюпку к молу. Четверо при¬
езжих, один за другим, выбрались на сушу.
— Ну, бог вам в помощь, господа волонтеры, —
крикнул из шлюпки сидевший у румпеля старший уряд¬
ник унтер-офицерского звания, ходивший на корабле
боцманом. — Скоро свидимся.
— Спасибо на добром слове, — отозвался один из
фенрихов. Другой только помахал на прощанье рукой.
Шлюпка отчалила и пошла назад к кораблю.
659
— Ухг наконец-то под ногами земля, а не палуба!
Однако с отвычки меня и тут качает, — весело сказал
тот, что махал рукой на прощанье. Он был невысок рос¬
том, голубоглаз и волосы имел светлые. — Ежели будет
на то моя воля, николи больше не ступлю ни на один
корабль. Я с детства маюсь кружением головы. С палубы
на воду глядеть и то сердце заходится. А тут страх какой!
Гоняют тебя на мачты, как матроза холопского звания!
Второй фенрих, рослый, плечистый, дружески хлоп^
нул товарища по спине.
— Ну уж, Акимушка, не гневи бога. Тебя-то не боль¬
но гоняли. Всем известно, кому ты гостинцы носил, толь¬
ко б не посылали на реи.
Аким Яблоков засмеялся.
— Ну, носил, ну и что? Ты, Елизарка, прирожденный
мореходец, ты и служи. А я уж тяте домой отписал: так,
мол, и так, выручай, отхлопочи. Пущай назначают назад
в пехоту, а лучше в кавалерию. Лошадей я страсть как
люблю.
— Терпи, моряк, сам царь начинал флотскую службу
с каютного хлопца и матроза, —сказал Елизар. —Одна¬
ко надо нам поспешать в здешний ратхауз, раздобывать
лошадей. Едем-то по важной казенной надобности.
Ратхауз, городская ратуша, помещалась неподалеку,
на рыночной площади. Моряки подивились на шпиль
лютеранской кирхи, где вместо креста крутился по вет¬
ру железный петух, потолкались между торговцами, по¬
смотрели, чем торгуют. Торговали преимущественно са¬
лакой, лишь на некоторых ларьках лежали грудки
овощей. Небогато жили немцы.
Двухэтажное здание ратхауза с вычурным крыльцом
выглядело пустынным. Стекла на окнах пыльные, на сту¬
пеньках крыльца всякий сор. Но тяжелая дверь, окован¬
ная железными полосами, была отворена.
В небольшой готической зальце, под гербом города,
за столом сидел муниципальный чиновник — пожилой,
тучный мужчина в седом парике. На груди у него красо¬
валась большая медная бляха, тоже с гербом, висевшая
на плоской, широкой цепи. У стены за высоким пюпит¬
ром конторки стоял тощий писец. Писец вместо галстука
обмотал шею старым шерстяным чулком.
При появлении военных писец от неожиданности
уронил перо на пол и замер, не смея наклониться за ним.
Чиновник уставился на вошедших. Оба офицера отсалю¬
товали по форме, затем Елизар вынул из-за обшлага ка¬
зенную бумагу с печатью и протянул советнику.
660
— Die Fahnriche der Russischen Flotte: Owt... Owtshi-
na-Schubnikoff, Eleasar und Ja... Ja... Jablokoff, Joachim, —
запинаясь прочел чиновник, — mit Bedinungsmanns-
haft...1 следуют в российскую армию...
Чиновник положил бумагу, вздохнул, почесал ухо.
— Ехать unmoglich. Невозможно! — сказал он. —
Вчера там так стреляли пушки... Стекла в окнах дрожали.
— Одно лопнуло! — добавил писец. — У госпожи
Марты в гостиной.
— Францель! Помолчи! —строго прикрикнул чи¬
новник. — Пиши, что тебе приказано.
— Ну и что с того, что стреляли? — вскинулся
Аким. —Мы люди военные.
Чиновник недовольно взглянул на него. Что он ме¬
лет?
— Я не могу посылать городских лошадей туда, где
они могут быть убиты.
— Так сегодня же не стреляют... — миролюбиво за¬
метил Елизар.
— Ах, господа капитаны! —чиновник возвел глаза к
потолку. — В городе остались всего четыре лошади: две
на водовозке, две в пекарне. Остальных забрал господин
русский фельдмаршал фон Меншиков.
— Вот этих и давайте, —спокойно сказал Елизар. —
Тут не столь уж далеко: лошади завтра вернутся.
Чиновник от расстройства чувств даже в ухе пальцем
засверлил:
— Найн, найн, нельзя! Тут уже дожидаются господа
голштинские и датские полковники... И господин князь...
Им надо добраться до датских войск...
— Ну и файн, отлично! Пусть сначала едут к нам в
гости: мы же союзники... Отправляйте нас всех оптом...
ан-гро, господин советник; за лошадей мы уплатим, да
еще охранную записку дадим, что мы вернем их...
— Вернете, вернете! —чиновник явно приободрил¬
ся. — Вон у меня — гора расписок! Все говорят "вер¬
нем", а лошадей нет...
— Как? Что? —вышел из себя пылкий Аким. —Да
вы русских офицеров оскорбляете?! Что мы — воры?
Вы знаете, что полагается за оскорбление чести?
— Соглашайтесь, господин советник! — захныкал
писец, шмыгая носом. — Они вас вызовут на дуэль и
убьют!
1 Фенрихи русского флота: Ов... Овчина-Шубников, Елизар и
Я... Я... Яблоков, Аким с услужающими людьми (Шведско-немецк.).
661
Чиновник вытер вспотевший лоб громадным плат¬
ком.
— Я уступаю силе... Слышишь, Францель! Я уступаю
этим господам, потому что у меня нет другого выхода. Я
не военный, не дуэлянт. Господа, идите в гостиницу, по¬
обедайте, а ты, Францель, беги к почмейстеру, пусть даст
самую большую карету. Отправим всех сразу к госпо¬
дину фельдмаршалу фон Меншиков.
Городская гостиница и трактир при ней помещались
тут же на площади в старинном доме с необыкновенно
островерхой крышей. Ее скат начинался где-то на уров¬
не второго этажа и поднимался вверх еще на один этаж
и на два чердачных. Под самым щипцем кровли поперек
улицы торчала массивная балка с прикрепленным к ней
блоком для подъема тяжестей. Видимо, оба чердачных
этажа служили торговыми складами для товаров.
В отличие от ратхауза гостиница оказалась закрыта
намертво. Аким Яблоков долго стучал дверным молот¬
ком, прислушивался и снова стучал. Внутри здания слы¬
шались голоса, кто-то пел, но открывать не шли.
— А ну, Тимофей! —приказал Аким матрозу. —Да¬
вай постучи ты. Да погромче!
Высоченный Тимофей не заставил себя просить.
Дверной молоток ему не понадобился. Он огляделся,
чтобы не зашибить товарищей, примерился и так трах¬
нул в дверь огромным ботфортом, что, казалось, все зда¬
ние вздрогнуло. Трахнул раз, потом еще. После третьего
раза послышались торопливые шаги, скрип отодвигаемо¬
го засова, дверь приотворилась, и оттуда высунулась го¬
лова слуги в свисающем на ухо колпаке.
— Сегодня у нас закрыто, сегодня здесь пируют гос¬
пода дворяне. Никого пускать не велено, — торопливо
сказал он и попытался затворить дверь перед носом по¬
сетителей. Но не тут-то было. Тимофей надавил плечом,
створка двери распахнулась, и слуга оказался притисну¬
тым ею к стене.
— Хозяин! —завопил он, силясь высвободиться. —
Хозяин! Разбойники!
Выбежавший на крик хозяин гостиницы, увидев фор¬
менные мундиры, смутился, затем отвесил низкий пок¬
лон.
— Милости просим. Для таких гостей мое заведение
открыто всегда! Глупый парень подумал, что ломятся ка¬
кие-нибудь рыбаки или крестьяне, потому и не торопил¬
ся открывать дверь. Сейчас господа будут устроены.
662
Кроме залы, где сегодня собрались наши окрестные по¬
мещики, есть еще свободная горница.
Помещение, куда хозяин провел моряков, на русский
глаз выглядело непривычно. Посередине просторной
трактирной залы была массивная дубовая лестница, ко¬
торая вела на антресоли. Оттуда слышались шум и голо¬
са. С потолка на закопченной цепи свисало обычное те¬
лежное колесо, утыканное гвоздями. На гвозди были
насажены свечи. Таким образом колесо служило своеоб¬
разной люстрой.
Второй матроз, Иван, человек бывалый, да и постар¬
ше возрастом, оглядев помещение, хмыкнул.
— Эге, и тут берут налог за окна! Я такое уже виды¬
вал в голландских землях и в аглицких. Снаружи вроде
один этаж, внутри получается как два, а окна посередке.
Платить за одну пару. Хитры люди!
Исчезнувший было трактирщик появился в сопрово¬
ждении двух слуг. Расторопные слуги поспешно накры¬
ли скатертью один из столов под антресолями, подви¬
нули стулья. Трактирщик вопросительно посмотрел на
фенрихов.
— Господа будут обедать?
— Будем, — ответил Аким, — Тащи всякой еды, а
вина не неси. За питие вина с нас строго спрашивают!
Он первым подвинул себе стул и удобно уселся. Ели¬
зар сел на второй. Матрозы потоптались было, поглядели
на дверь кухни.
— Садитесь с нами, — разрешил Елизар. — Время
военное, чего чиниться.
Матрозы составили к стене сундучки, примостили
там же свертки с одеялами, перекрестились на угол, где
вместо иконы на полке стоял расписной горшок с
колючим мясистым растением, видно привезенным из-
за дальних морей, и осторожно присели на самые кра¬
ешки стульев.
Теперь, когда глаза привыкли к полумраку и к невер¬
ному свету свечей, горевших наверху на антресолях,
путники увидели, что по другую сторону лестницы за
столом сидят четверо военных в иностранных мундирах.
На двоих они были канареечного цвета: такие мундиры
носили голштинцы. Третий был в красном, значит, дат¬
чанин, а самый последний, сидевший в верхнем конце
стола, в темном кафтане. Иностранцы ели молча, молча
наливали вино в бокалы, молча пили. Русские офицеры,
привстав, вежливо поклонились, иностранцы наклонили
головы не вставая.
663
— Ишь важничают, — вполголоса сказал Аким Ели¬
зару. — Может, не возьмем их с собой в карету? Пусть
сидят тут.
Матрозы весело заржали. Елизар махнул рукой.
— Ладно, свезем, нам не жалко.
Обед подали невкусный: капустный суп, жилистую
говядину, кувшин жидкого пива. Нарезая мясо, Елизар
машинально прислушивался к тому, что творилось на¬
верху. Потолок хорошо отражал звуки. Пирушка на ан¬
тресолях была в самом разгаре. Слышались нескладное
пение, выкрики, громкий, пьяный смех. Кто-то, сидев¬
ший, очевидно, с краю, долго и очень обстоятельно
объяснял соседу, что, несмотря на войну, он не намерен
в этом году снижать арендную плату. Крестьянам только
дай волю, они вообще ничего платить не станут! Его со¬
беседник соглашался, поддакивал.
Вдруг чей-то громкий голос перекрыл весь многого¬
лосый шум:
— Господа! Господа! Внимание! Господа, я предла¬
гаю выпить за здоровье короля!
— Какого короля? — крикнул другой голос. — Ко¬
роль сгинул.
— Выпьем за здоровье короля Швеции, Карла Две¬
надцатого, которому мы все дали верноподданническую
присягу. Выпьем за здоровье короля-рыцаря!
— К черту! —прервал провозглашавшего здравницу
чей-то грубый, хрипловатый бас. — С какой это стати
мы, дворяне, станем пить за здоровье этого легкомыс¬
ленного мальчишки!
— Король великий полководец! — не унимался пер¬
вый. — Шведские львы покорят весь мир.
— Замолчите, юнкер! Ваш лев сидит в турецкой
клетке, исклеванный русским орлом.
— Я предлагаю выпить за царя Петра! Он ценит дво¬
рянство! — крикнул новый голос.
— Перестаньте, сосед! Царь Петр сам неотесанный
мужлан, и придворные его — мужики. Разве царское
дело — самому плотничать!
Спор все больше и больше разгорался.
— Аким! —тихо сказал Елизар. —Ешь быстрее. На¬
до бы нам отседа уйти. Негоже офицерам российского
флота слушать такие речи.
Аким кивнул, отправил в рот огромный кусище мяса
и только собирался запить его пивом, как сверху вниз по
лестнице с грохотом простучали чьи-то тяжелые башмаки.
664
— Юнкер, вернитесь! — кричали сверху.
— Нет! — твердил немецкий дворянчик, пошатыва¬
ясь и повисая на перилах. — Нет, я оскорблен! Моя
честь уязвлена!
Снова по лестнице прогрохотали шаги —спускались
еще несколько человек.
Аким, запрокинув голову, пил, стараясь скорее про¬
жевать и проглотить жесткую еду. Вдруг перед столом,
за которым сидели русские моряки, появилась странная
фигура, в съехавшем набок парике, в расстегнутом кам¬
золе и жилете и с задранными до локтей рукавами вер¬
хней одежды, так что за пышными кружевными манже¬
тами видна была старая, разлезшаяся на локте рубаха.
— Оге! —закричал немец. —Охотники, сюда! Я ви-
жу крупную дичь! Московиты, азиатские свиньи, дика¬
ри...
Аким грохнул на стол кружку, с усилием проглотил
застрявший во рту комок еды. Лицо его пошло багро¬
выми пятнами.
— Елизарушка! — сказал он просительно. — Елиза-
рушка, не стерпеть мне! Дозволь... Я один только разок...
Сильная рука Елизара придавила Акима к стулу.
— Сиди, Аким. За поносную брань разочтемся в дру¬
гой раз, а сейчас нам драка не с руки. Мы при службе...
Между тем пьяного немца окружили спустившиеся с
антресолей собутыльники.
— Вон отсюда этих солдат! Дворяне не желают ды¬
шать одним воздухом с русскими мужиками! С азиата¬
ми! — выкрикивали они, грозя кулаками.
Аким ловко вывернулся, так что рука Елизара шлеп¬
нулась на стол, вскочил, повернулся к обидчикам. Кровь
в нем взыграла.
— Это мы "швайнэ"?! —сдавленным голосом спро¬
сил он. — Это мы азиаты? А кто на нас лается? Немец¬
кие кабаны, вонючие пивные бочки, колбасники! А ну,
брысь отсюда!
Он схватился за эфес шпаги, потянул клинок из но¬
жен. Немцы шарахнулись и тотчас тоже выхватили шпа¬
ги.
Елизар обхватил друга сзади, придавил, оттянул на¬
зад.
— Сказано — нельзя, и не ершись! Им-то что? Они
гуляют! А по нашему воинскому артикулу офицерские
дуэли запрещены, виновных — в железо да на каторгу;
а за убийство и повесить могут.
665
Аким пыхтел, пытаясь высвободиться. Елизар мигнул
Тимофею, Акимову денщику: подсоби, мол. И как только
Тимофей перехватил упирающегося барина, Елизар
схватил стул, примерился и ловко запустил им в самый
центр группы. Тяжелый, грубо сработанный стул мог ос¬
новательно зашибить, и немцы инстинктивно сделали то,
на что толкнуло их чувство самосохранения — выста¬
вили навстречу шпаги. Несколько клинков воткнулись в
сиденье, у одной шпаги со звоном отломился конец.
— Господа! — спокойно сказал Елизар. — Стран¬
ный обычай в здешних краях встречать гостей! Мы про¬
езжие люди, мы офицеры, следующие по государевой
надобности.
Наступило замешательство. Немцы немного отрезве¬
ли, смущенно переминались. Наиболее благоразумные
потихоньку оттесняли задир.
Вдруг между обеими группами появился высокий
иностранец в темном кафтане и пышном парике цвета
воронова крыла, тот самый, что обедал за соседним сто¬
лом. Он протянул вперед руку, как бы требуя прекратить
ссору.
— О! Фуй, шанде!1 —произнес он укоризненно. —
Фи! Так поступают мужланы, простолюдины! Дворянам
следует всегда помнить: шпага — младшая сестра ры¬
царского меча. Ее нельзя обнажать в кабаках. А вы игра¬
ете вашими шпагами и рапирами как тросточками. Про¬
шу разойтись, господа!
Неизвестно почему, но этот вельможный, уверенный
голос и произнесенные слова подействовали на забияк
как приказ. Немцы, толкаясь, торопясь, выдергивали
клинки из сиденья стула, поспешно заталкивали шпаги
в ножны и один за другим спешили к выходу. Выбежав¬
ший из кухни перепуганный трактирщик с низкими по¬
клонами провожал их.
Иностранец церемонно поклонился Елизару.
— Вы обладаете завидным хладнокровием, —произ¬
нес он с усмешкой. Это можно было понять как ком¬
плимент и как замаскированную издевку: по понятиям
дуэлянтов тех дней, сражаясь на шпагах, кидаться сту¬
лом неприлично.
Елизар вспыхнул, но сдержался. Он взглянул прямо
в лицо иностранцу и спокойно ответил:
— Нам сносить незаслуженные обиды и этакую не¬
учтивость столь же непривычно, как и вам. Были б мы
1 О! Фу, срам!(Немецк.)
666
вольные люди, а не на службе, сумели б постоять за се¬
бя. Но честь россиянина не в том, чтоб напрасно пе¬
тушиную спесь показывать, а в том, чтоб честно и с
пользой служить отечеству.
667
Глава третья
Посланник цезаря
Обещанная советником карета вскоре прибыла. Это
была ветхая семейная берлина, вероятно долго служив¬
шая какому-нибудь помещику и вмещавшая в себя все
его многочисленное семейство. Кроме мест внутри каре¬
ты, сзади имелись еще запятки для слуг. Карету волокли
четыре лошади: две очень рослые, но тощие водовозные
клячи и две разномастные низенькие крестьянские ло¬
шаденки, видимо принадлежавшие пекарю.
— Мне приказано отвезти господ в город Эйдер, —
важно объявил с козел кучер.
— Почему в Эйдер? —закричали голштинцы.
— Почему в Эйдер? — подхватил датчанин. — Мне
надо в Гузум, там стоит наша армия.
— Карета поедет в Эйдер и больше никуда, — влас¬
тно перебил спорящих все тот же высокий незнакомец
в черном кафтане и пышном парике. — В Эйдер следу¬
ют трое пассажиров: я и вот эти двое молодых людей, —
он указал на Елизара и Акима. —С ними еще двое слуг.
Моего слугу я оставляю здесь с багажом. А вы как же¬
лаете, господа? Можете присоединиться к нам и просить
у князя Меншикова уже в Эйдере лошадей для дальней¬
шего следования.
Датчанин и оба голштинца отошли в сторону, посове¬
щались, затем объявили, что согласны. Лучше добраться
до русских, чем сидеть здесь и проедать подорожные
деньги.
— Позвольте узнать, решительно спросил Елизар не¬
знакомца в черном, — с кем мы имеем честь?
— И позвольте представиться, — добавил Аким, —
офицеры российского флота, фон Яблоков и фон Овчи¬
на-Шубников.
Глаза Елизара лукаво блеснули. Ишь какой Акимка
резвец! Сразу перенял манеру немцев каждому дворя¬
нину вешать к фамилии “фон".
Черный церемонно поклонился, снял маленькую,
сплюснутую с боков шляпу, выставил вперед правую
ногу, помахал шляпой, словно подметая пыль перед со¬
бой. Полы его длинного кафтана оттопырились в сторо¬
ны, шпага просунулась сзади в разрез, поднялась торч¬
ком, как хвост.
— Граф Штерн фон Штернфельд, дипломат. Его це-
зарское величество, мой повелитель, и ваш император и
668
царь Петр Первый питают друг к другу сердечную
симпатию, и я спешу выполнить возложенную на меня
миссию.
Пришлось и фенрихам тоже снять шляпы и покло¬
ниться согласно европейскому политесу, то есть учти¬
вости. Захотели представиться и датчанин с голштинца¬
ми. Эти были в невысоких чинах: датчанин капитан, а
голштинцы подлейтенанты.
Графу предложили первому занять место в карете.
Он, не торопясь, поставил ногу на подножку, ловким
движением поднял кончиком шпаги край плаща, кото¬
рый набросил ему на плечи слуга, и легко впорхнул в
карету, точно в светскую гостиную. За ним полез ка¬
питан и оба голштинца; последними поднялись русские
фенрихи. Матрозы вскарабкались на запятки, примос¬
тили в ногах сундучки и свертки. Кучер щелкнул длин¬
ным бичом, мальчишка почтальон протрубил в почтовый
рожок, и скрипучий экипаж тронулся.
Елизар и Аким с любопытством глядели на проплы¬
вающую мимо каретных окон незнакомую страну. За го¬
родской околицей потянулась ровная, как тарелка, рав¬
нина. Только по краям дороги торчали могучие, очень
старые, покореженные ветрами, словно уставшие от
долгой жизни грабы и дубы. Лишь кое-где на межах
между полями торчали чахлые кустики, обглоданные
козами. По полям, там, где не было пашни или огорода,
важно разгуливали тучные, круторогие коровы, охраня¬
емые собаками.
Ехали быстро, хотя огромные колеса экипажа пово¬
рачивались словно неохотно и скрипели, точно жалуясь
на непосильный труд. И лошади вразнобой стучали ко¬
пытами, нагоняя сон.
Пассажиры в карете молчали. Голштинцы сперва пя¬
лили остекленелые, как видно с сильного перепоя, глаза,
старались держаться перед русскими молодцевато, но
медленное покачивание кареты скоро сморило их. Оба
доблестных воина привалились друг к другу и захрапели.
Датчанин не отставал: запрокинув назад голову, он хра¬
пел с присвистом, причмокивал и во сне что-то бормо¬
тал. Только граф сидел выпрямившись и неторопливо пе¬
ребирал длинными, полуприкрытыми кружевом манжет
пальцами кипарисовые четки. Даже издали от четок
пахло чем-то пряным.
Елизар нет-нет да поглядывал на графа. С левой сто¬
роны груди у того орденская звезда какого-то иностран¬
669
ного ордена; рукоять шпаги тонкой работы. А примеча¬
тельнее всего лицо дипломата. Таких лиц на Руси вроде
бы и не встретишь. Лицо узкое, с длинным массивным
подбородком, с ложбинкой посередине; губы тонкие,
плотно сжатые, с пренебрежительно опущенными вниз
уголками. Под носом усики, пробритые в ниточку сверху
и снизу, топорщатся щеточкой. Концы усов напомаже¬
ны, торчат кверху острыми иголочками. Нос крупный,
горбатый, хищный, как клюв ястреба. Брови широкие,
почти сходятся на переносице, а глаза небольшие, се¬
рые, с кремнистым блеском, взгляд острый. Но глаза
граф прячет под полуприкрытыми веками. Высок или
низок лоб, не поймешь: к самым бровям свисают куд¬
ряшки-букли от парика.
Матрозы, Иван и Тимофей, сидевшие снаружи, вид¬
но, заскучали, вполголоса затянули песню про родную
сторону, да про луга и леса, да про зазнобушку, поло¬
нившую сердце молодецкое. Знатный иностранец поше¬
велил бровями, но ничего не сказал, только чуть быстрее
стал перебирать свои четки.
Прошло еще полчаса. Голштинцы и датчанин храпе¬
ли, граф кончил перебирать четки, спрятал их в карман,
извлек из жилета золотые часы на золотой же цепи, от¬
колупнул крышку, поглядел, который час, спрятал, до¬
стал другие часы, сверил с первыми.
Аким не выдержал, тяжело вздохнул — позавидовал.
В Европах всякий знатный человек носит при себе не
одну пару часов, потому что едины часы могут время
неверно показывать, а коли имеешь две или три штуки,
тут уж не ошибешься. А у них с Елизаром на двоих одни
часы, да и не в золоте, а в свинцовом футляре; спрятаны
в Елизаровом сундучке. И этих бы не было, кабы не мор¬
ская служба. Попробуй добудь у нас в торговых рядах
такие часики, как у этого графа! Ни за что не найдешь.
Карета продолжала так же быстро катиться вперед.
Кучер изредка щелкал бичом, да мальчик почтальон ино¬
гда трубил, дразня любопытных собак. После этого ов¬
чарки долго заходились усердным лаем. Налетавший по¬
рывами с моря ветерок шелестел листвой придорожных
деревьев.
Проехали несколько деревень. Деревни были чуд¬
ные, не похожи на русские. Дома каменные, заборы
тоже. Многие дома крыты черепицей, а у бедняков соло¬
мой, так же как на Руси, только солома добрая, не под¬
гнившая и не раздерганная голодной скотиной. В послед¬
670
ней деревне напоили лошадей, дали им отдых. Пассажи¬
ры вышли из кареты поразмять ноги.
— Как вам здесь живется? —снисходительно спро¬
сил граф у толстой немки в ушастом чепце, которая при¬
несла крынку молока и кружки. — Солдаты не обижа¬
ют?
Женщина вздохнула.
— И так и этак бывает, милостивый господин. Натер¬
пелись немало. Не дай бог шведов или голштинцев. Все
хватают, все крадут...
Елизар взглянул на голштинских подлейтенантов. Те
пили молоко, уписывали ломти хлеба и будто не слы¬
шали.
— Датчане-то иногда платят, — продолжала кресть¬
янка. — Вот русские ничего не берут без спросу.
Подошел старик, снял рваную шляпу, издали стал
кланяться. Потом опасливо спросил, отчего вчера учи¬
нилась такая страшная стрельба? Кто с кем сражался?
Кто кого победил?
Граф не ответил, небрежно вернул глиняную круж¬
ку, швырнул на землю монетку. Крестьянка нагнулась,
подняла, долго приседала, благодарила.
За деревней дорога стала хуже, вся в ухабинах. Ка¬
рета заколыхалась, как на морских волнах, заскрипела,
стекла задребезжали. Кучер поминутно щелкал бичом,
покрикивал на лошадей. Въехали в лес, сразу стало тем¬
нее и прохладнее. Вдруг карета с ходу ткнулась в кол¬
добину так, что под полом что-то хрястнуло. Матрозы
соскочили с запяток, подсобили, колымага было выбра¬
лась из ямы и вдруг осела, завалилась одним углом.
— Выходите, господа! — закричал кучер. — Надо
посмотреть, что случилось!
Случилось наихудшее из того, что могло случить¬
ся, — лопнула задняя ось. Дальше ехать было невозмож¬
но. Кучер глядел на сломанную ось, качал головой.
— Ай-яй-яй! Что мы будем делать, Ганс? Тут без куз¬
неца не обойтись.
Подросток почтальон решительно закинул свой ро¬
жок за спину.
— Может быть, сходить в деревню?
— В этой деревне кузнеца нет, — причитал ку¬
чер. — Надо идти в следующую...
— Нам недосуг ждать, — решил Елизар. — Придет¬
ся идти пешим.
— Ясное дело, —согласился Аким.
671
Матрозы поспешно выгрузили багаж, сняли кушаки,
прихватили за скобки сундучки, чтобы удобнее было
нести. Стоявший неподалеку граф вдруг рывком скинул
свой широкий плащ, свернул его, взял под мышку.
—»Я с вами, господа, если вы не станете возра¬
жать, — обратился он к фенрихам. —Мое дело тоже не
терпит отлагательства.
Молодые люди переглянулись.
— Так ведь идти немалое расстояние. Дай бог ночью
добраться, — нерешительно сказал Аким. — Не лучше
ли вам... abwarten... Обождать?
— Я хороший ходок, —усмехнулся граф. —Поверь¬
те, лишний спутник, вернее, лишняя шпага и пара писто¬
летов при нынешних обстоятельствах не помешают.
Голштинцы и датчанин продолжали топтаться возле
кареты.
— Мы, пожалуй, вернемся, — заявил датский капи¬
тан. — Я слишком дорого заплатил нашему королю за
свой офицерский патент, ухнул на это почти все состо¬
яние, даже приданое сестры. Я не могу рисковать. Мне
надо сначала дослужиться до командира роты, чтобы
вернуть затраченные деньги...
— На солдатских харчах вернуть! — шепнул матроз
Иван Тимофею. —Знаю я, как у немцев солдаты живут:
хуже наших колодников в острогах.
— Ну что ж, сударь, ежели так, то мешкать нечего,
пошли! —предложил Елизар.
Зашагали гуськом по обочине дороги. Моряки не
привыкли к большим переходам, и вскоре оба матроза,
тащившие сундучки, и коротышка Аким начали отста¬
вать, только граф и рослый Елизар шагали бодро.
После долгого пребывания на корабле русские радо¬
вались зелени, траве, пряному запаху леса. Правда, лес
был не такой, как на Руси, где леса густые, нетронутые,
всякого зверья пропасть. Здесь, в неметчине, лес не тот,
даже птиц и то вроде мало; не слышно их гомона.
Прошли верст пять. Вдруг на повороте дороги уви¬
дели расчищенную площадку, а на ней колодец, обло¬
женный камнем, над колодцем бадья на блоке, на земле
деревянная колода — поить скотину. Увидев колодец,
уставшие матрозы припустили быстрее, так хотелось
глотнуть студеной воды, обтереть потное лицо.
Елизар, шедший первым, раздвинул кусты возле пло¬
щадки и вдруг попятился назад, услышав цоканье копыт
на дороге.
— Хоронись! Может, шведы!
672
Матрозы, как лесные кабаны, шарахнулись назад, по¬
падали на землю. И в тот же миг из-за поворота показа¬
лась лошадиная морда и синяя грудь шведского солдата.
Швед привстал на стременах, огляделся, крикнул что-то
назад. Рядом с первой лошадью показалась вторая. Шве¬
ды о чем-то посовещались, потом спешились и повели
лошадей к колодцу. Почти тотчас к ним присоединились
еще четверо драгун. Старший, прибывший первым, про¬
должал поглядывать в ту сторону, откуда ему послышал¬
ся шум и где лежали, притаившись, наши путники. Вто¬
рой солдат подошел к колодцу, распутал веревку, начал
спускать бадью. Несмазанный блок противно скрипел.
Слышно было, как бадья плюхнулась в воду, заплескала,
потом снова заскрипело. Солдат подхватил поднятую
бадью за дужку, припал к краю, начал жадно пить, дал
напиться товарищам. Затем шведы, напоив лошадей, до¬
стали из сумок какую-то снедь, расселись на траве заку¬
сывать.
— Ишь дьяволы! — зашептал прямо в ухо Елизару
проголодавшийся Аким. —Словно дразнятся.
Елизар пнул приятеля в бок.
— Нишкни... услышат.
Но солдаты, рассевшиеся у колодца, видимо, не по¬
дозревали о том, что так близко от них залег неприятель.
Между драгунами возник спор.
Граф подполз к Елизару, наклонившись так, что кос¬
мы парика щекотнули щеку, зашептал:
— Нам нужны лошади... Они спорят по поводу кар¬
точного проигрыша... удобный момент.
Елизар быстро соображал: "Тех шесть, а нас пять... у
шведов пистолеты в седельных кобурах, лошади привя¬
заны у колодца, пьют... Ай да граф!"
Он наклонился к Акиму.
— Слышь, граф предлагает забрать лошадей. Ты как?
— Да чего, возьмем! —обрадовался Аким. —Скажу
Тимошке и Ваньке. Как мы их станем брать?
— Как брать? Да просто: выскочим с пистолетами, а
потом повяжем.
— Шпаги возьмите в зубы, — подсказал граф, — на
одни пистолеты не надейтесь. Я покомандую.
Елизар вытянул из-за пояса пистолеты, попробовал
кремни, подсыпал на полки пороха из лядунки, потянул
из ножен шпагу. Тяжелую казенную шпагу не больно
удобно было держать зубами, однако возможно. Сзади
зашуршало, подползли Аким и оба матроза. У каждого в
673
22-770
руках по два пистолета, только тяжелые матрозские по-
лусабли прихватить зубами оказалось невозможно; пар¬
ни повесили их на грудь, чтоб сподручнее доставать.
Граф шепотом скомандовал:
— Ейнц, цвей... дрей!
И вскочил первым. Русские моряки разом вскину¬
лись, ломая кусты, ринулись вперед. Матрозы привычно
гаркнули, словно шли на абордаж:
— Ур-ра!.. Бей!..
Испуганно заржали лошади, рванулись, натягивая
поводья. Шведы обалдело глядели на вырвавшихся из
кустов русских с пистолетами. Один, опомнившись, по¬
пытался вскочить, но подоспевший Тимошка огрел его
кулаком, и швед, охнув, осел.
Шведский вахмистр первым поднял вверх ладони, за
ним сдались и остальные. Только тот швед, которого
огрел Тимофей, не сразу прочухался, осоловело качался
из стороны в сторону, как пьяный. Аким собрал швед¬
ские шпаги, освободил их от портупей. Портупейными
ремнями связали пленным руки и ноги.
— Откуда тут взялись русские? — растерянно бор¬
мотал шведский вахмистер. —Русские в городе Эйдере...
— А ну, давай выкладывай, что знаешь! Учиняю до¬
прос, как положено. — Елизар приставил к груди вах¬
мистра кончик шпаги. — Ежели станешь брехать ложь,
проткну, не пожалею!
674
Швед испуганно затих, злобно сверкнул глазами.
— Я вас плохо понимаю, — попытался было он
увильнуть.
— Не трудись выкручиваться, любезнейший, —спо¬
койно сказал граф. — Здесь есть лица, говорящие по-
шведски не хуже тебя. Однако оттащим их в лес и спря¬
чем лошадей. Может быть, за этими следуют еще
драгуны.
Фенрихи согласились. Связанных шведов сволокли
подальше от дороги, в глубь леса. Напоенных лошадей
стреножили, нашли для них полянку с сочной травой,
пущай попасутся. Елизар и граф направились к швед¬
скому вахмистру.
— Ну, мы слушаем, — сказал граф, присаживаясь на
траву возле шведа. —Первый вопрос: куда вы ехали?
— Яне стану отвечать, — чуть слышно пробормотал
швед. — Не стану! — повторил он громче.
— Не говори пустяков, —пригрозил Елизар, —жить-
то тебе хочется. А мы люди терпеливые, но только до
времени.
— Можете меня убить! — выкрикнул вахмистр, си¬
лясь приподняться.
— Остальных тоже? Всех шестерых? Погляди, тот
крайний совсем еще юнец, наверно, ни разу не брился.
Граф перевел слова Елизара. Шведы зароптали, ви¬
димо, уговаривали старшего не упрямиться. Но вахмистр
только отвернул голову.
— Сейчас он у меня заговорит, мужицкое от¬
родье! — рассердился граф. —Заставляешь ждать дво¬
675
22*
рян! — Он проворно вскочил и с силой пнул ногой
шведа в бок. Швед застонал. Граф, распалясь, снова раз¬
махнулся, чтоб ударить кованым каблуком в лицо. Но
Елизар оттолкнул его, ухватив за локти.
— Стыдитесь! У сего солдата на груди военный
крест, заслуженный в сражениях. У нас орденских кава¬
леров не бьют, это запрещено царем. Даже самого по¬
следнего пьяницу пороть не станут, отдадут на суд кава¬
лерской думе...
Швед прислушивался к словам Елизара, —видно, со¬
врал, что не говорит по-немецки. Потом тяжело вздох¬
нул и неожиданно сказал:
— Спрашивайте... буду отвечать.
Глава четвертая
Секретное донесение
Швед назвался Юргеном Кранцем, из драгунского
полка Реншильда.
— Где стоит этот ваш полк?
Вахмистр усмехнулся:
— Полк-то стоит в деревне, в трех милях от Марга-
ретенштадта... А вы лучше спросите, кто в Маргаретен-
штадте...
— Ну, говори, кто?
— В городе разместился корпус фельдмаршала
Штейнбока, командующего шведскими войсками в По¬
мерании.
— Ого! — Елизар даже присвистнул. — Далеко ли
Маргаретенштадт от Эйдера?
— Если напрямую через болота, то один день пути.
Только этой дорогой войско не пройдет. Мало что боло¬
та, так еще надо форсировать три рукава реки Эйдер.
Мы дали большой крюк.
— Сколько же войска у Штейнбока?
— Точно не знаю. Разве сосчитаешь...
Граф, слушавший молча, сделал нетерпеливый жест,
сказал на ломаном русском языке, чтоб не понял швед:
— Этот негодяй не можно верить. Зольдат мало знает...
Елизар пожал плечами, ответил графу:
— Поживем —увидим... —Потом снова по-немецки
обратился к пленному: — С какой целью послали вас
сюда? Прогуляться, что ли?
676
Швед беспокойно зашевелился.
— Мы посланы в разведку. Послано несколько разъ¬
ездов. Нужно выяснить, что здесь происходило. Вчера
слышна была сильная пальба.
— Так чего же вы так далеко заехали? — спросил
Аким. —Ведь Эйдер ближе к вам?
Швед смутился, отвел глаза.
— Что ж нам было делать? Не могли же мы сунуться
в лагерь Меншикова. Вот и пытались выяснить по дерев¬
ням.
— Что ж вы выяснили?
— Пока ничего... Крестьяне сами ничего не знают.
— Врешь! — крикнул граф. — Все путаешь! То не
знаешь, сколько у Штейнбока войска, то у крестьян ни¬
чего не можешь узнать. Говори правду, а то будет хуже...
— Я не боюсь! — вскинулся вахмистр. — Угрозами
ничего не добьетесь. Отвечаю я добровольно. Сколько у
Штейнбока войска, установить трудно, потому что кава¬
лерия стоит по деревням, там легче с фуражом. Часть
солдат не в городе, а в укрепленном замке, еще часть
занята на оборонительных работах, восстанавливают ук¬
репления форштадта, предместья перед замком.
— А город разве не укреплен? —спросил Елизар.
Швед отрицательно помотал головой.
— Говорят, когда-то Маргаретенштадт имел высокие
стены. Но отец нынешнего шведского короля наказал го¬
род за непослушание, велел пробить в стенах бреши и
снести все башни. Теперь укрепить город труднее, чем
строить стены заново.
— Так что ж, крестьяне не знают, из-за чего учини¬
лась пальба? —настаивал граф.
— Нет, в тех деревнях, где мы были, никто не знает.
Я так полагаю, что господин Меншиков имел сражение
с нашим генералом Крассовым, который должен был со¬
единиться со Штейнбоком. У Крассова войск вдвое или
втрое больше, чем у нас.
Больше ничего существенного у шведа узнать не уда¬
лось, — видимо, он действительно был мало осведомлен.
— Надо прикончить этих болванов и ехать даль¬
ше, — предложил граф.
— Зачем же кончать? — возразил Елизар. — Свя¬
зать потуже — и пусть лежат, пока сами не сдохнут. Эй,
Тимоша! — крикнул он матрозу. — Отвяжи веревку от
бадьи в колодце да стяни покрепче этих гусаков. Узлы
сделай морские, чтоб не развязались.
677
Когда граф отошел к лошадям, Елизар, оглянувшись,
шепнул:
— Тимоха! Морскими узлами не надо, так вяжи, для
виду... И ремни ослабь. Ночью от росы кожа еще пораз-
мякнет. Нам-то все едино, мы уже далеко будем. Неча на
свою душу лишний грех брать, все же живые люди.
Ехали по лесу снова гуськом. Граф сунулся было пер¬
вым, но Елизар опередил его, стал головным. В глубине
души он что-то все меньше и меньше доверял чужест¬
ранцу.
Начало смеркаться. С земли вставал легкий туман,
тропинка стала сырее, кое-где попадались лужи. Река яв¬
но была недалече. Решили выехать на дорогу, чтобы не
заплутаться.
Вдруг впереди из кустов кто-то сердито крикнул по-
русски:
— Стой! Кто такие?!
В то же мгновение лошадь Елизара чуть не наткну¬
лась на загораживающую путь рогатку.
— Свои! —крикнул Елизар, натягивая повод. —Мы
русские, офицеры.
— Стой кто где есть! — приказали из кустов. — Ка-
ки таки ахвицеры? Шатаетесь тут1 Ежели ты ахвицер,
так изволь объявить пароль. Без этого не пустим. И уди¬
рать не пробуйте, пристрелим.
— Ты, служба, поменьше рассуждай! —рассердился
Елизар. — Зови старшего по караулу, с ним и потолку¬
ем.
В кустах зашевелились, зашептались. Потом вытащи¬
ли, верно из ямки, зажженный фонарь. Человек с фона¬
рем в руке вышел на тропинку, приблизился не сразу,
посветил на Елизара издали. Разглядев Преображенский
мундир, начал подходить шаг за шагом.
— А кони откуда? Сбруя не наша... —спросил он.
— Будет разглядывать, наша, не наша! Говорят, да¬
вай старшего! Некогда нам...
— Гляди-ка, какие сторожкие! — рассмеялся Аким. —
Елизарка, они нас в обхват взяли1 Пока с тобой толко¬
вали, целое капральство кругом зашло.
Гвардейский унтер-офицер саженного роста теперь
уж подошел без опаски, взял Елизарову лошадь под
уздцы.
— Ты не серчай, господин фенрих, чай, не у себя
дома. Наш-то мундир могли и шведы напялить. Откуда
путь держите?
678
— Нас высадили с россейского корабля в Фишга-
фе, — сказал Елизар.
Унтер кивнул.
— Фишгаф слыхивали. Ну что ж, слезайте с коней,
отведем вас к начальству, пущай разберутся.
В темноте не заметили, как дорога постепенно пере¬
шла в улицу. Ущербная луна то и дело окуналась в резво
несущиеся облака. Выныривая из облаков, на миг осве¬
щала неверным светом крыши и стены домов, закрытые
ставни, штыки шагавших сбоку солдат. У кирхи с про¬
битым шпилем на земле рядами лежали убитые с при¬
крытыми лицами: шведы с одной стороны, русские и
датчане с другой. Это были жертвы боя с эскадрой, ко¬
торый фенрихи наблюдали с корабля. Перед прислонен¬
ной к стене иконкой горела свеча. Граф только склонил
голову; выпростав из-под плаща руку, странно простер
ее, перекрестив тела мелким, чуть заметным крестом.
Впереди из-за неплотно прикрытой ставни мелькнул
свет. У крыльца стояли парные часовые в надвинутых на
лоб треуголках. Увидев идущих, шевельнулись было,
один перехватил ружье, выставил вперед штык. Но
шедший первым унтер что-то сказал вполголоса — и ча¬
совые посторонились.
В просторном, с низким потолком покойчике было
душно. На столе оплывала толстая сальная свеча, вотк¬
нутая в фигурный бронзовый подсвечник. Стояли тарел¬
ки с недоеденными кусками разной снеди, кружки, ста¬
каны, порожний кувшин. За столом, уронив голову в
шляпе на руки, дремал дежурный офицер; у стен люди
спали прямо на полу. Оттуда несся густой храп.
Услышав шаги, офицер мигом проснулся, кулаком
протер глаза, поправил шляпу и офицерский шарф, чтоб
видели: человек при исполнении обязанностей. Унтер,
как положено по артикулу, стукнул каблуками, доложил:
— Так что задержаны караулом два господина фен-
риха. Говорят, будто наши. При них какой-то немец да
два матроза услужающие.
Елизар и Аким шагнули вперед, вытащили подорож¬
ные, положили на стол перед офицером. Граф стоял не¬
подвижно, как статуя, весь черный от шляпы до пят, за¬
кутанный в плащ. Дежурный офицер поглядел на него с
любопытством и смущением, но сразу поспешил придать
лицу строгое выражение, пальцем поманил Елизара,
чтоб подошел поближе.
— А это кто с вами? Лютерский поп?
679
— Нет...—Елизар наклонился к нему, сказал на
ухо: — Сие граф, цесарец...
— О-о!.. —удивился дежурный. —Вон как!
— Слушай, господин поручик, — продолжал Елизар
шепотом. —Ты этого цесарца определи куда-нибудь на
постой. А то мы с секретным... при нем не скажешь.
Поручик кивнул, встал, подошел к графу, церемонно
раскланялся. Граф снял шляпу, ответил таким же покло¬
ном.
— Сейчас вас проводят в дом самого богатого купца,
герра Брандта, где вы сможете отдохнуть, — сказал де¬
журный и, подозвав караульного унтер-офицера, приказал
нарядить с графом солдат для сопровождения и охраны.
Когда граф уже двинулся к двери, поручик ухватил
унтера за плечо, шепотом наказал:
— Пусть солдаты покараулят возле дома. Персона
важная, нужно его оберегать да приглядывать.
После ухода графа стало как-то свободнее. Елизар и
Аким уселись на табуретки, устало облокотились на
край стола.
— Ну, чего у вас, господа фенрихи? —строго спро¬
сил дежурный.
— Мы с секретным донесением господину фельд¬
маршалу.
— Ну уж, к фельдмаршалу! — насупился пору¬
чик. — Станут для вас светлейшего тревожить посеред
ночи. Докладайте мне.
— Не дозволено! — решительно отрезал Елизар.
Дежурный прошелся по горнице, вернулся.
— А кого ж вам тогда? Генерала хватит? Вон спит
генерал-квартирмейстер, может, его разбудить? Он ут¬
речком светлейшему доложит.
Елизар с Акимом посовещались. Генерал-квартир¬
мейстер начальствует в штабе; пожалуй, этому можно.
— Ладно, буди!
— А может, весть не стоит того? Подождите до утра?
— Приказано передать немедля. Мы и то припоз¬
дали.
— Он же умаявшись. Ездил целый день по работам,
даже домой не дотянул, тут свалился, — не решался де¬
журный, поглядывая в глубь покойчика.
— Ну, как знаешь... Однако же теперь ты будешь в
ответе. Мы прибыли, — устало сказал Елизар, и Аким,
подтверждая, мотнул головой.
680
— Погодите тут... Доложу, — вздохнул дежурный и,
прошагав в угол, стал кого-то будить. На лавке началось
шевеление, зевки, соскользнул на пол заячий тулупчик,
коим укрывались. Потом человек спустил ноги, потянул¬
ся аж до хруста в костях, хрипло спросонья спросил:
— Ну, чего будишь?.. Отдыху не даешь, крово¬
пийца...
Офицер, почтительно нагнувшись, что-то тихо доло¬
жил. Разбуженный, подавляя новый зевок, переспросил:
— Кто? Морские фенрихи? Откуда? Ну, зови сюда...
Дежурный побежал звать, но Елизар и Аким уже са¬
ми вскочили, вытянулись по-строевому. Генерал в одних
чулках, мягко ступая, подошел ближе. Голова его была
по-бабьи замотана платком из опасенья простуды. Он
взглянул на фенрихов запухшими от сна глазами,
поманил рукой, взяв со стола запасную свечу, зажег ее
и молча прошел в соседнюю пустую горницу. Фенрихи
за ним, стараясь ступать по-уставному, но не больно гре¬
меть сапожищами.
Генерал поставил свечу на пол.
— Ну? Докладывайте, чего у вас?
— Докладывают фенрихи флота россейского, Елизар
Овчина-Шубников и Аким Яблоков, — чеканил Ели¬
зар. — Отнаряжены с караульной эскадры, потому как
посланный с донесением к светлейшему князю Менши-
кову корабль не смог дойти, встретив в устье Эйдера
свейскую эскадру.
— Это вчера, что ли? — прищурился генерал. —
Точно. Свей наткнулись на датчан, которые шли к нам с
военными грузами. Ну, датские моряки и наши батареи
свеям нос маленько раскровянили.
Он протянул руку.
— Давайте бумагу...
— Бумаги нет! — отрапортовал Елизар. — Из опа¬
сения, как бы о том не проведал враг, приказано на сло¬
вах. — И, понизив голос, доложил: — Голландские ко¬
рабли с пороховым припасом и прочими грузами не
придут, потому как перехвачены французской эскадрой
и побраны в плен.
Сон с генерала мигом слетел. Он схватил Елизара за
плечо, больно стиснул.
— А ты не брешешь? Не путаешь?! Кто шлет-то до¬
несение?
— Капитан-поручик Синявин разведал про то в Анг¬
лии и с тем известием приплыл в Зунд, где ходит наша
караульная эскадра.
681
— Вот оно как! — Генерал медленно разматывал
платок. Под платком оказалась солидная плешь. — Вот
оно как неладно! А мы-то с Александром Данилычем
ждем не дождемся. Датчане артиллерию доставили, а с
пороховым запасом у них у самих не шибко. Да... Ну, раз
Синявин сию весть привез, —значит, верить можно. Эх
ты, вот незадача!..
Он прошелся по комнате, заложив руки за спину, на
ходу бросил:
— Голландский порох доброго изделия; умеют гол¬
ландцы...
Потом, вздохнув, взял с подоконника брошенный ту¬
да платок, поднял с пола шандал со свечой.
— Ну ладно... Рано утром я все доложу. А вы, молод¬
цы, лягте где-нибудь там, возле дежурного. В молодости-
то крепко спится, все равно на чем.
Глава пятая
Капитаны ластовых экипажей
Утром, чуть свет, генерал-квартирмейстер повел мо¬
лодых офицеров к дому бургомистра, где жил светлей¬
ший князь и граф, губернатор Питерсбурха да всех за¬
воеванных у шведов областей, царский любимец,
фельдмаршал российской армии, Александр Данилович
Меншиков. Генерал-квартирмейстер перед докладом
принарядился, приказал себя побрить, напудрить, плешь
прикрыл солидным париком, живот перетянул формен¬
ным шарфом, сбоку привесил шпагу. Шел он упругой,
быстрой походкой и уж не казался стариком, как ночью,
а военным средних лет, хорошо сохранившимся и рано
вышедшим в чины.
В полутемном вестибюле он велел фенрихам подож¬
дать; если понадобятся, то их кликнут. Сам же поднялся
наверх, в жилые покои.
Некоторое время было тихо, потом сверху донеслись
сердитые раскаты низкого мужского голоса, и по лест¬
нице раздались торопливые шаги. Генерал-квартирмейс¬
тер спустился красный, потный, злой. Махнув рукой,
чтобы следовали за ним, он вышел на улицу и торопливо
зашагал прочь. Фенрихи, как положено младшим по
чинам, шли сзади. На углу генерал-квартирмейстер оста¬
новился, снял шляпу, обмахнулся ею, как веером.
682
— Слыхали? —спросил он. —Это светлейший гол¬
ландцев и французов ругал нехорошими словами. Ну и
мне заодно досталось. Взял манеру лаяться...
Он снова надел шляпу, вздохнул.
— Вас решено определить покедова капитанами лас¬
товых экипажей. Сейчас у нас важнее дела нет, как раз¬
грузить датские корабли. Датчане все-таки молодцы,
геройски сразились со свейской эскадрой. Пошли, при¬
ставлю вас к делу.
— Елизарка! — не то обиженно, не то на смех про¬
шептал Аким. —Ну чего я такой разнесчастный? Только
порадовался, что с корабля живой ушел, меня снова на
другую посудину гонят...
Елизар обнял товарища, встряхнул для подбодрения.
— Ладно, не робей, чего-нибудь придумаем.
На пристани, где хозяйствовал злой, охрипший от ру¬
гани интендантский полковник, выяснилось, что пока на
ходу есть только один ластбоот — одномачтовый пуза¬
тый тендер для перевозки больших тяжестей. Управлять
им вызвался Елизар. Аким остался на пристани и как-то
сразу включился в общее дело. Вместе с полковником
стал сверять накладные, орал на затурканных обозных
солдат, таскавших с пристани на подводы ящики и
бочки.
Ластовые команды, говоря по-простому, — это ко¬
манды грузчиков. В их ведении небольшие портовые
суда для хождения между берегом и стоящими на рейде
кораблями.
Река чуть колыхалась, лизала сваи, шевелила плава¬
ющий у пристани мусор. Ниже пристани, на середине
широкого плеса, на сверкающей глади, друг около друга
стояли округлые, широкие галиоты и купецкие корабли.
А вдали тонкими прутиками поднялись кверху мачты во¬
енных судов конвоя. Там-то и произошел бой. Между
кораблями и берегом, туда и обратно, ходил резвый та-
бунок гребных шлюпок, свозивших грузы полегче. Ши¬
рокий, словно распиленный пополам грецкий орех, ласт¬
боот тоже уже несколько раз сходил к галиотам и
возвращался к пристани с грузом пушечных ядер.
Вдруг на набережной произошло шевеление. Шагав¬
ший мимо взвод солдат с великой поспешностью вы¬
строился в шеренгу, разом вскинул ружья на караул.
Писарь на мостках выронил листок бумаги и, не смея
нагнуться за ним, стянул с головы шляпенку, впопыхах
вместе с париком.
683
К мосткам подъехал на белой как сметана лошади
всадник в малиновом плаще, в шляпе, не только обшитой
по полям золотым позументом, но и украшенной страу¬
совыми перьями. За всадником, теснясь, ехали генералы
и полковники. Всадник зорко оглядел пристань и кораб¬
ли, затем, не торопясь, слез с седла. Лошадь тотчас кто-
то подхватил под уздцы. Сопровождавшая всадника в
малиновом плаще свита тоже стала торопливо спеши¬
ваться. Приехавший, широко шагая, направился к спус¬
ку, на ходу сбросил свой великолепный плащ, который,
вопреки законам естества, не упал наземь, а был ус¬
лужливо подхвачен дородным военным в больших чинах.
— Сам светлейший! — из-за паруса выкрикнул мат-
роз.
Елизар узнал всесильного царского любимца, князя
Александра Даниловича Меншикова. Меншиков, в голу¬
бом военном кафтане, сверкая орденскими звездами и
крестами, сбежал по насыпи, мимоходом пальцами в
бриллиантовых перстнях щелкнул по плеши перепуган¬
ного писца, который так и не заметил отсутствия парика
на голове. Светлейший был выше всех вокруг: известно
было — одного роста с царем! Он на мгновенье оста¬
новился, чтобы подтянуть кверху щегольские, морковно¬
го цвета ботфорты, выпрямившись, откинул прядь се¬
ребристого парика. Ветер колыхал и развевал пышный
плюмаж на шляпе.
— Эй, зееманы! —зычно крикнул он. Меншиков,
как и царь, любил употреблять голландские слова. —
Мореходы! Вы, как я погляжу, малость зачухались! Этак
с одним ластбоотом мы, чай, месяц провозимся. Надо
иначе... Как пойдет в реку морской прилив, корабли та¬
щите к пристани, пущай там разгрузят артиллерию.
Ветра не будет — шлюпками буксировать корабли. Глу¬
бину реки меряли?
— Так точно! — ответил интендантский полковник.
Меншиков подмигнул голубым веселым глазом Аки¬
му:
—Ты, фенрих, нынче ночью прибыл?
— Так точно, господин светлейший генерал... —спу¬
тался заробевший Яблоков.
Меншиков раскатисто захохотал:
— Эх ты! Титуловать не знаешь! Ладно, не оби¬
жусь... — Он подтолкнул Акима. — Пошли со мной на
сей бот...
684
Елизар, как находящийся при службе, продолжал
одной рукой держать румпель, другой —шляпу. Менши¬
ков подошел к ластбооту, поставил ногу на борт, хозяй¬
ственно оглядел суденышко—корпус, матчу, одобри¬
тельно кивнул.
— Ладная посудина, надежная, голландцы строили.
Ихние суда не спешно ходят, зато крепки.
Обернулся к свите, небрежно бросил:
— Погодите здесь... Хочу пройтись к кораблям. Мы
с его величеством, государем Петром Алексеичем, чай
тоже в морской службе.
Легко перепрыгнув через борт, взял у Елизара руко¬
ять румпеля.
— А ты чего мешкаешь, береговая выдра? —это от¬
носилось к Акиму.
Аким засуетился, неловко перелез на палубу. Хоть по
натуре был не пужливого десятка, даже храбрый, но сей¬
час заробел. У светлейшего, как он встал ногой на палу¬
бу, словно весь облик поменялся: сразу стал похож на
царя Петра. Так же, как Петр, сердито ощерил рот, со¬
щурил глаза, даже ус у него дернулся, как у царя, кото¬
рый страдал нервным тиком.
— Отдай конец! — капитанским голосом скомандо¬
вал Меншиков. — Матрозы, становись к месту. Со
штирборта киль в воду. Пойдем правым галсом.
Матрозы Иван и Тимофей работали привычно: вы¬
валили в воду один из бортовых килей, похожих на тю¬
леньи ласты, ухватясь за канат, повисли на нем всей
своей тяжестью, поддернули верхний рей, чтоб парус
брал больше ветра. Боот плавно отошел. Меншиков
взглянул назад на воду — велико ли расстояние от при¬
стани, сунул румпель Елизару, присел на кормовую
скамью, вытянул из кармана кисет и коротенькую мат-
розскую трубку.
— Ну, господа фенрихи, который из вас Яблоков, а
который Овчина?
— Я есть Елизар Овчина-Шубников, — вскинулся
Елизар.
— А я Аким Яблоков, — Аким уже несколько при¬
ободрился, доложился громко, очетливо.
Меншиков поглядел на Елизара.
— Не круто ли, парень, к ветру берешь?
— В самый раз, —уверенно ответил Елизар. —Сей
боот рысклив из-за малой длины.
685
Вельможа кивнул.
— Верно. Скажи, Елизар... как по батюшке-то?
— Артамонов...
— Так вот, Елизар Артамонов, есть, окромя тебя, кто
из Шубниковых на государевой службе? Али ты один?
— Да почитай что один, — грустно ответил Ели¬
зар. — Брат еще недолеток, отец в вотчине проживает
по причине хромоты. Крымской стрелой ему ногу пов¬
редило. Вот с материнской стороны родной дядя, гене¬
рал-инженер в Питерсбурхе, Талызин, вам известный.
Меншиков прищурился.
— Хромота для боярина службе не помеха. Что, не
хочет отец служить, так, что ли? Вон Яблоковы служат,
воевода отец-то твоего приятеля.
Елизар отвел глаза.
— Отец-то, может, хочет... Захудали мы...
— A-а, вот в чем дело, —светлейший понимающе
кивнул. — Сия причина понятна. Мы, Меншиковы, как
и вы, тоже древних кровей, да тоже захирели по бед¬
ности. Вот только с моей персоны опять в рост пошли.
Так-то, фенрих. Служи справно, за царем служба не про¬
падет, даст бог, и вы в рост пойдете.
Оба фенриха в душе подивились: про светлейшего
было точно известно, что он сын пьяницы Данилы Мен¬
шикова, царского конюшего. Дворянин-то дворянин, да
из худородных, таких, у кого крепостной челяди всего-
навсего одна стряпуха, скотины —две курицы да петух,
а земли — только двор возле крыльца. Но промолчали.
Нынче светлейший самая близкая к царю персона и бо¬
гат несметно.
Меншиков вдруг перестал набивать трубку, сунул ее
в кисет, строго спросил:
— Ответствуйте мне, камрады, где и каким маниром
вы эту черную цезарскую ворону поймали? Вы, часом,
ему в дороге не наболтали, что, мол, голландский порох
французы побрали и все такое?..
— Да что мы, пьяные были? —воскликнул Аким. —
Разве ж о таком можно!
— Во те крест! Чем угодно побожусь да клятву дам,
если надобно, что мы молчком молчали, зачем посланы!
Дело государево. Разве может про такое офицер сболт¬
нуть! — обиделся Елизар.
Меншиков кивнул.
— Ну, то-то ж... Никому, кроме меня, об этом знать
не след. Генералу-квартирмейстеру —это особо дело...
686
Фенрихи подробно рассказали, как встретились с
графом в фишгафском гастхаузе, про то, как вместе пу¬
тешествовали, как повязали шведских драгун и захва¬
тили их лошадей, и про то, что узнали от шведского
вахмистра.
Выслушав молодых людей, Меншиков не то засмеял¬
ся глухо, не то выругался про себя.
— Ай да граф! Значит, сия важная особа путешест¬
вует в почтовой карете, без слуг и без пожитков. Ой
ловок! Выходит, налегке порхает. Сегодня поутру завез
ко мне рекомендательные письма от цезарских минист¬
ров и католицких кардиналов.
— А чего ему надо? — простодушно вырвалось у
Акима.
Меншиков снова оскалился, переспросил:
— Чего ему надо? Ты, паря, женат?
— Нет... — смутился Аким.
— А ты? —Меншиков ткнул в бок Елизара.
— Не... — буркнул Елизар. — Я моряк, моряку же¬
ниться не след.
— Но-о, так и не след! — насмешливо протянул
Меншиков. — Придет пора, женишься. Моряки не мо¬
нахи. Ну так вот, робята! Прежде чем сватов засылать к
невестиным родителям, умные люди подсылают какую
бабку побойчее али старика знакомого выведать, что за
невестой дадут, каково приданое? Вот такой бабкой и
явился к нам цезарский граф. Шведы вроде не прочь
мириться. Под Полтавой мы им крепко всыпали, да и
сейчас колотим. Однако свейский сенат с нами в пере¬
говоры вступать стесняется, ихний король Каролус Две¬
надцатый пребывает в отъезде, все еще гостит у турок.
А без него нельзя. Опять же прочие иностранные держа¬
вы. Им, вроде, мира и хочется, и не хочется. Одни рас¬
суждают так: пусть-ка русский со шведом друг другу но¬
сы расквасят, да оба и обессилят; нам от того выгода. А
другим державам солдаты нужны, потому как шведы
свои полки завсегда отдавали внаем французам, и не¬
мецкие князья тем же занимались. Эти державы миру
хотят.
— Так, значит, граф мир станет предлагать? —спро¬
сил Елизар.
— Эх, кабы сразу так. Нет, он начнет хвостом кру¬
тить, вертеть: что, де-мол, цезарю дадут, если тот мирот¬
ворцем заделается? А цезарь мало не захочет...
687
Меншиков поглядел на воду, помолчал, потом нехотя
добавил:
— Царь в отъезде, дельцов из посольского приказа
тут нету, мне одному за всех отдувайся. Раскидываю
так: граф прикатил на случай. Ежели швед Штейнбок
нас поколотит, мы посговорчивее станем, он тут и нач¬
нет меня склонять, чтоб я его величеству, Петру Алек-
сеичу, мириться присоветовал.
Фенрихи недоумевали, с какой стати этот важный
вельможа, главнокомандующий, можно сказать, за¬
меститель самого царя в здешних местах, с ними разот¬
кровенничался. Меншиков, верно, догадался, присталь¬
но поглядел на одного, на другого, привстал, уверился,
что матрозы на носу, за парусом, не слышат.
— Я вам к тому все это толкую, — сказал он серьез¬
но, что может случиться, сей цезарец начнет вас к себе
в гости зазывать.
— Нас? —в один голос воскликнули Елизар и Аким.
— Ну, вас, а то кого же? Граф не захочет здесь сид¬
нем сидеть, он приехал дело делать. Русские для него
народ незнакомый, своеобычный. Желательно ему, к
примеру, с каким-нибудь нашим генералом или другим
важным человеком поближе знаться. Как в таком разе
быть? На чай, кофей к себе не зазовешь, не пойдут. За¬
писочку, как, скажем, на ассамблее, с любовным изъяс¬
нением не пошлешь. А вы оба из знатных родов.
Акимкин батя в чинах, при большом деле, а бояре
Овчина-Шубниковы некогда в боярской думе заседали
из первых. Во как! По французским али испанским обы¬
чаям, да и по австрийским, не столь важно, богат дво¬
рянин али беден, важно, каких он кровей. Там знатный
дворянин повсюду вхож, со всеми знается. Так что цеса-
рец беспременно с вами захочет свидеться, чтобы через
вас с другими знакомство свести или узнать что.
— Так мы ж при службе, — возразил Елизар, — мы
ж офицеры и присягу давали.
— То-то и оно! — Меншиков назидательно поднял
кверху палец. — Об этом всегда помнить след. Ежели
граф в гости зазовет, ходите, не отказывайтесь, пусть не
считает нас за варваров. Ежели о чем расспрашивать на¬
чнет, отвечайте, но с умом, лишнего чтоб не наболтать.
Уразумели?
— Да не так, чтоб... —признался Аким.
— Но, ты не прикидывайся телком деревенским! —
строго одернул светлейший. — Служить отечеству всег¬
да надобно с головой. И для чести вашей тут ущерба не
688
будет. Вы оба ребята сметливые, о том мне известно.
Ежели он вас в чем уговаривать будет, вы сразу не отка¬
зывайтесь, а с дельным человеком потолкуйте. Таковой
для сего случая найдется. Ну, однако, мы про дело за¬
были, — прервал себя Меншиков. — Время-то не ждет.
Надо корабли подводить к причалам. Пущай перетягива¬
ются. — Он приказал: —Лево руля. Пойдем вон к тому,
пузатому.
Тяжелый боот нехотя перевалился, пошел другим
галсом, к галиоту. Матроз Тимошка на ходу ухватил
конец веревочного штормтрапа, удержал ход. Иван
отвел парус от ветра. Наверху через борт перевесился
испуганный чуть не до обморока датский капитан. В бор¬
тах поспешно открывались тяжеленные крышки пушеч¬
ных портов, поднимались кверху, словно ставни либо
веки на глазах. Из темного корабельного нутра пятились
круглые бронзовые зенки пушек, около них суетилась
прислуга. Упал в воду и, прежде чем утонуть, зло по¬
шипел обрывок горящего фитиля. Галиот приготовился
салютовать высокому гостю.
— Угорели они, что ли? Или перепились! —ругнул¬
ся светлейший. — Этаким салютом нам башку отор¬
вут. — Зычно крикнул по-немецки наверх: —Отставить
салют! Капитан! Всех своих ставь заводить верп! Верп,
говорю! Малый якорь! Станете на том якоре к берегу
подтягиваться, к пристаням; ездить до вас далеко!
Датчанин, кажется, понял, закивал и исчез. На палу¬
бе залились свистки, затопали.
— Пошли к шнявам! —распорядился Меншиков.
Шнявам было приказано спускать все шлюпки, ар¬
телью взять на буксир первую шняву, тащить ее к при¬
чалу. Затем возвращаться за остальными. Потом поплы¬
ли к купецким кораблям, повторять то же. Тем временем
с галиота погрузили один из якорей в шлюпку, отвезя
подальше, спихнули в воду. На баке с заунывной песней
пошли матрозы вокруг кабестана — накручивать канат.
На кабестане приплясывал разбойничьего вида боцман,
босой, в широченных штанах, в шляпе, но без рубахи.
Покрикивал:
— Ай-я!.. Ай-я!..
Показывал рукой —ходи веселей! Нос галиота с да¬
леко выставленными вперед утлегаром и бугшпритом, с
раскинувшей на стороны руки бронзовой девой, по ко¬
лена ушедшей в воду, стал поворачиваться. Опять плот¬
но затворились пушечные порты на нижних палубах.
689
Елизар вдруг увидел, что с берега идут большие
рыбачьи баркасы. Хозяева сами стояли на руле, а рядом
с каждым хозяином стоял усатый гвардейский унтер-
офицер, пальцем указывал, куда плыть.
"Ай да светлейший! — с восхищением подумал фен¬
рих. — Даром что разрядился в шелк да бархат, словно
баба на куртаге.1 Моряцкое дело знает до всей тон¬
кости!"
Меншиков словно угадал эти мысли, повернулся и
подмигнул.
— Вот так держать, господин фенрих! Сам зря не
мельтешись, не хватайся за все, начальствуй. Чин твой
мал — приказывай от моего имени! К вечеру еще раз
наеду, погляжу. Ежели замешкаетесь, с вас обоих спро¬
шу, камрады, моряки флота российского!
Глава шестая
Европейская политика
К вечеру оба фенриха сдали вахту на пристанях по¬
жилым, пышноусым, степенным сержантам. Таких сер¬
жантов в Петровском войске теперь было много, опыт¬
ных, грамотных, гожих на всякие дела. Не чуя под собой
ног от усталости, Елизар и Аким медленно побрели по
узкой проулочке, со сточной канавой посредине мосто¬
вой. Уж неизвестно, что лучше: московская ли грязь, в
которой иной прохожий рискует оставить сапоги, либо
немецкие мостовые, горбатые, щербатые, скользкие от¬
того, что жители привыкли выплескивать на них помои
прямо из окон.
Проулок кончился, влившись в главную городскую
улицу. Впереди ехали верхом пьяные казачки в бараньих
шапках, столь лихо заломленных на ухо, что непонятно
было, как они удерживаются на голове и не падают. Да
и сами казачки сидели в седлах скособочившись, разва¬
лясь, будто в удобных креслах. Вдруг казачки, не в лад
горланившие песню, разом шарахнулись в стороны к са¬
мым домам, пропуская карету. Карета, запряженная чет¬
верней, подкатила к дому как раз напротив проулка, и
кучер осадил лошадей так, что они чуть не присели на
хвосты.
1 Куртаг (немецк.) — народное гулянье.
690
— Аура! —заорал один из казаков, грозя кула¬
ком. — Немец-перец безмозглый! Рази так с коням мож¬
но? Губы порвешь!
С запяток кареты спрыгнули два ливрейных лакея в
серых кафтанах и клюквенного цвета чулках. На спинах
лакеев были вышиты гербы, изображавшие щит с граф¬
ской короной, а на щите серебряные и золотые звезды
по лазоревому полю. Такой же щит с короной и звез¬
дами красовался на дверцах кареты, хотя сам экипаж
был весь укутан от пыли и грязи кожаными фартуками,
так что оставались незакрытыми лишь дверцы и окошки
над ними. Судя по дверцам и по колесам, экипаж был
богатый, весь расписанный гирляндами цветов, которые
обвивали и гербы.
Лакей распахнул дверцу, другой откинул каретную
подножку, затем оба помогли, бережно поддерживая его
под локотки, сойти приехавшему господину. Елизар и
Аким едва не ахнули от удивления. Это был цезарский
граф. Ну и преобразился же он! Знать, багаж его
прибыл.
Весь от шеи до ажурных чулок в шелковом: камзол,
жилет, штаны цвета морской воды; при каждом движе¬
нии шелк шуршит и словно струится, переливается.
Башмаки со стразовыми пряжками, на высоченных каб¬
луках. Подбородок подперт застывшей пеной из дорогих
кружев, такая же пена течет из рукавов, закрывает кис¬
ти рук почти до кончиков пальцев. На графской голове,
на вершине круто завитого парика, шляпа из лосняще¬
гося фетра излюбленного графом фасона, не треуголь¬
ная, а сплюснутая с боков лодочкой. Поля с бахромкой
из стриженых перышек; при каждом движении или ду¬
новении ветерка бахромка колышется, будто птичий
гребень.
Граф сделал было шаг к подъезду, но задержался,
поднял к носу висевший поверх жилета золотой лорнет
в форме ножниц, поглядел сквозь стеклышки, небрежно
уронил лорнет, повисший на цепке, и словно в изумле¬
нии всплеснул руками.
— Какая встреча! Мои храбрые и любезные попут-
ники! О молодые люди, сердечно рад свидеться!
Аким, любивший наряды, от восхищения даже при¬
открыл рот. Куда как вельможен иностранец! Не усту¬
пит самому светлейшему. Елизар дивился орденам. На
левой половине груди вышита звезда со многими луча¬
ми. В центре пылающей звезды —алмазный крест. На-
691
искось, поперек жилета, алая орденская лента, а на кру¬
жевном шейном платке — золотой ягненок на цепочке
из золотых бляшек. Елизар видел такое на печатных лис¬
тах, сиречь гравюрах. Царь приказал завезти эти листы
для образования молодых дворян, чтоб не росли неуча¬
ми. На одном из листов был изображен прославленный
в истории испанский дюк, а пояснительная надпись тол¬
ковала, что золотой ягненок на шее дюка есть величай¬
ший в той стране наградной знак-орден для особо благо¬
родных персон. И зовется сей орден "Золотое руно".
Почему-то только ягненок был похож на дохлую скотин¬
ку: голова и ножки бессильно поникли, спинка выгнута,
как если б ее держало не кольцо для цепки, а зубы волка,
уносящего добычу.
Граф снял шляпу, галантно отвел руку, любезно пок¬
лонился и, перейдя на немецкий язык, пригласил моло¬
дых людей оказать ему честь — вместе отужинать.
Чудной был этот графский ужин, по российским по¬
нятиям. Кабы не перекусили в корчме возле пристаней,
пришлось бы ложиться голодными.
Лакей в клюквенных чулках, но сменивший ливрею
на домашнюю куртку, принес сначала мясную кашу,
именуемую паштетом. Граф небрежно пояснил, что сей
деликатес изготовлен во французском городе Страсбур¬
ге и прислан ему в подарок. Услышав о таком, Аким бы¬
ло поперхнулся и чуть не выплюнул. Нашел чем угощать!
Ведь пока этот паштет везли, почитай, через всю Европу,
он, верно, протух. Но, вспомнив утренний наказ свет¬
лейшего, превозмог себя и храбро проглотил заморское
лакомство. Ничего оказалось — с душком, но не черес¬
чур.
Запили вином из высоких, словно свечки, узких бо¬
калов. Потом ели дичь и запивали другим вином. А на
заедки подали сыр в горшочках и некий чудной овощ —
каштан, жаренный в скорлупе. К сему — сладкий-слад-
кий ликер, густой, как сливки.
Фенрихи опасались, каждой еды брали помалу, ели
аккуратно, а в вине только мочили губы, дабы не охме¬
леть. Граф же уплетал с аппетитом за обе щеки; подо¬
брав повыше кружевные манжеты, чтоб не замарать, с
хрустом глодал птичьи косточки. И вином не стеснялся.
Лицо его покраснело, набрякло.
Сначала беседовали о разных пустяках, больше о по¬
годе. Но постепенно от вина графа начало разбирать, за¬
говорил с досадой:
693
— Ангел мира с пальмовой ветвью в руках давно и
напрасно кружит над распаленными народами. Европа
жаждет покоя и сладостного отдохновения. Но дально¬
видные монархи не могут обрести беззаботность и за¬
няться благополучием своих подданных, пока демон вой¬
ны не укрощен окончательно...
Фенрихи вспомнили светлейшего; покивали согласно.
Граф налил себе еще вина, на этот раз в круглый, как
стеклянный шар со срезанной вершиной, бокал. Он ра¬
зом втянул в себя опаловую влагу, утерся салфеткой,
удобно откинулся в кресле.
— Сегодня я имел конфиденц со светлейшим князем
Александром фон Меншиков, — сказал он и поиграл
пальцами по скатерти. — Князь фон Меншиков боль¬
шой политик, ясный ум. Но —слишком осторожен! За¬
тем я визитировал другую важную персону, генерал-
квартирмейстера, который управляет штабом русских
войск. Меня и тут приняли любезно, но не сразу. Гене¬
рал-квартирмейстер был очень занят, беседовал со
своими генералами. Я долго ждал в карете...
Он снова поиграл перстами, вздохнул.
— Как человек военный, я не могу не видеть горест¬
ных признаков подготовки к походу, к новым военным
действиям...
Елизар и Аким не выдержали пронзительного взгля¬
да, отвели глаза. Хитрить с таким человеком, как граф,
опасно: опростоволосишься. Елизар двинул в ход спаси¬
тельное:
— Мы люди маленькие, в чины еще не вошли. Нам
что прикажут, то и делаем. А рассуждать не нам...
Граф тонко усмехнулся.
— Сегодня поутру светлейший князь предпринял
морскую прогулку именно в вашем обществе. Может
быть, он удостоил вас доверительной беседы...
— Да мы —что? Мы только ямщики... —поспешил
на помощь другу Аким. — Приказал светлейший пока¬
тать, мы катали...
Тяжелый сапог Елизара придавил носок Акимова
ботфорта, да так, что Аким чуть не охнул. Граф погрозил
пальцем, шевельнул остриями усов.
— Молодые люди, —сказал он умильно. —Австрия
и Россия волей судеб должны следовать по тропе исто¬
рии общим путем. И у вас, и у нас один и тот же смер¬
тельный враг — Турция. Турецкие полчища и поддан¬
ные султана, крымские татары, всегда грозят югу
694
России. Так же грозят они и нашим венгерским грани¬
цам. О нет, я не намерен расспрашивать вас о делах во¬
енных: меня просто, как человека, как дипломата, как
автора будущих мемуаров, интересует сама особа бли¬
стательного вельможи фон Меншиков. О нем много го¬
ворят в Европе. Но дипломаты видят официальную, па¬
радную сторону, которую он хочет им казать. Вы же
сегодня имели возможность запросто беседовать с ним,
наблюдать его как моряка. Ведь все близкие к его
величеству Петру Первому отличные моряки.
— Да, моряк он хороший, получше меня, — согла¬
сился Аким.
Елизар, казалось, с интересом разглядывал узоры на
скатерти.
— И лучше вас тоже, господин Елисар? —поддел
граф?
— Не знаю, в деле не видал, — неохотно ответил
фенрих. — Хороший моряк узнается не сразу. Надобно
поглядеть, как он поведет себя в бурю да при экзерти-
циях, когда ставят и убирают паруса. Сегодня с нами
фельдмаршал просто изволил прогуливаться по воде, по¬
желал подышать морским воздухом. И беседовали мы
про родных, кто как живет.
— Вы с ним в родстве? —оживился граф.
Фенрихи даже перепугались.
— И не в родстве, и не в свойстве... Он о нашей род¬
не расспрашивал.
— Понимаю... Князь здесь скучает без семьи, без
близких. Наверно, для этого он затеял большое строи¬
тельство, строит дворец, где будет проживать его очаро¬
вательная супруга и милые детки.
— Дворец? —удивился Аким. —Да ведь он сегодня
здесь, а завтра царь его в другое место пошлет. У нас
подолгу на одном месте не засиживаются.
— Значит, я ошибся, —улыбнулся граф. —Значит,
строят не дворец, а военные укрепления. О-о, понимаю:
об этом расспрашивать не полагается.
— Почему вы полагаете, ваше сиятельство, что вооб¬
ще здесь что-то строят? — изумился Елизар. — Горо-
дишко-то небольшой. Кабы что строилось, сразу бы
увидали.
Граф мгновенье помедлил, подумал, вертя в пальцах
бокал.
— Такое мнение у меня сложилось потому, что не
только в Фишгафе нельзя достать лошадей, но и нигде
695
вокруг, ни в одной деревне. Мой человек искал повсюду,
хотел купить за любую цену. У меня две лошади из чет¬
верых никуда не годятся, только на живодерню. Надо¬
рвались в пути на здешних отвратительных дорогах. По¬
этому мне пришлось оставить карету и весь багаж и
присоединиться к вам. Лишь сегодня утром карета
прибыла. Мой слуга купил, наконец, лошадей за басно¬
словную цену в каком-то медвежьем углу. Зачем же
нужны были все эти лошади фон Меншикову? Оказа¬
лось, возили бревна, всю зиму возили. И только теперь
лошадей стали возвращать владельцам. Согласитесь,
друзья, бревна могут понадобиться, только чтобы из них
строить.
— Так это, поди, пристани ставили! — воскликнул
Елизар. — Пристани тут все или недавно ставлены, или
чинены. Лес-то новый, кое-где даже смола не просохла.
— Пристани? —граф задумался. —Может быть,
пристани... Но я вижу, что вы устали, молодые люди,
вам нужен освежающий сон. Не смею вас больше задер¬
живать и похищать драгоценные часы отдыха.
Он хлопнул в ладоши. Вошел человек средних лет,
одетый прилично, как немецкий бюргер с достатком.
Граф удивился.
— Вы, Бонифатий?..
Вошедший с достоинством поклонился.
— С вашего разрешения, граф, я отпустил холопов.
— Это мой секретарь и письмоводитель, Бонифатий
Лех-Кружальский, — представил его граф. — Бонифа¬
тий шляхтич, и хоть небогат, но в жилах его течет кровь
польских магнатов.
Бонифатий склонил голову.
— С вашего разрешения я провожу панов офице¬
ров, — сказал он скрипуче.
Он и проводил их, но только до крыльца.
После незатемненных свечей, горевших на столе,
улица показалась особенно темной. С моря дул пронзи¬
тельный ветер, слышно было, как шумят, набегая на
берег, волны. Фенрихи дошли до угла, остановились, со¬
ображая, в какую сторону к дому? Вдруг рядом скрип¬
нула калитка, вышел кто-то в низко надвинутой шляпе,
в плаще, позвал шепотом:
— Сюда... приказ Александра Даниловича...
Елизар и Аким на всякий случай потянули шпаги, но
повиновались. Человек провел их в какое-то помещение,
вроде как в сторожку для привратника. На столе стоял
696
потайной фонарь. Человек отодвинул шторку фонаря,
посветил себе на лицо, потом на лицо второго, сидевше¬
го за столом. Мелькнул красный воротник, офицерское
золотое шитье.
Сидящий за столом добродушно сказал:
— Зря себя кажешь людям. Откуда им знать всех
фискалов?
Фенрихам стало не по себе. Официальная должность
фискала, то есть доносчика, была учреждена царем при
всех полках. Фискалы ведали тяжкими государственны¬
ми проступками, ежели таковые приключатся. Начальст¬
вовал над ними страшный, но безгранично преданный
царю генерал-прокурор Ягужинский.
Незнакомец достал из-за обшлага записку, дал про¬
честь. Записка была от Меншикова.
“Камрады, —писал светлейший. —Сии люди будут
вместо меня. От них не таитесь. Нам этот граф как бо¬
лячка: мешает, а сколупнуть нельзя”.
— Я не фискал, —обиженно сказал человек в плаще
и стянул с головы шляпу. — Зря ты дразнишься, гос¬
подин майор. Шпагой научился махать, а проказлив,
ровно дитя.
Сидевший за столом рассмеялся.
— Ладно... В общем, знайте: меня зовут Логинов
Яков, чином майор гвардии. А сия канцелярская крыса
Павлов Федор; был подъячий, теперь именуют чиновни¬
ком военным. Оба мы при штабе. Дело такое: негоже
чтоб вас часто видели со светлейшим, да и недосуг ему.
А мы ему все как есть передадим, ничего не переврем.
Так что рассказывайте: о чем у вас велась беседа с це¬
сарским графом?
Логинов и Павлов оказались люди дотошные; за¬
ставили повторить всю беседу, все припомнить. Кое-что
Павлов записывал в памятную книжицу. При упомина¬
нии о том, что граф интересуется каким-то строительст¬
вом, Логинов встревожился.
— Ишь собака какая, куда нос сует! Его песье дело,
что мы тут строим? Про пристани ты ловко ему ввернул,
господин фенрих. Пущай побегает вдоль реки да посчи¬
тает, сколько на что леса пошло. Пристани впрямь чини¬
ли, да и новые ставили. Ну, а ты что скажешь, умная
голова? —обратился он к Павлову.
— Что скажу? Скажу, что граф шельма первостатей¬
ная. Значит, так: дипломатия, разные переговоры —это
одно, а второе графское занятие — тайным видоком за
нами быть: все вынюхать и выследить. И может, не толь¬
697
ко для цезаря, но и для кого другого. Ох, за ним нужен
глаз да глаз!
Глава седьмая
Багинеты1 вперед!
Датские корабли разгрузились, ушли вместе со сво¬
им конвоем.
После их ухода было объявлено, что войскам скоро в
поход.
В городе среди русских солдат неожиданно появи¬
лась целая рота матрозов, неизвестно откуда взявшаяся.
Матрозы были бравые, опытные, все как один хорошие
мастеровые. Командовал ими морской капитан Огарков.
Прошлым летом мушкетной пулей его сильно кон¬
тузило в висок. С тех пор он постоянно ощущал нудный
треск в голове от сырости. А так как в морской службе
без сырости невозможно, ежели кругом вода и дуют
злые ветры, капитан лечил подобное подобным; от внеш¬
ней влаги спасался другой влагой, принимаемой внутрь.
Пил огненный ром или голландский джин, а то и обыч¬
ную российскую водку, настоенную на перце. От этих
лекарств шум проходил и Огарков чувствовал себя мо¬
лодым, задорным, сильным, способным единым махом
взбежать с палубы на мачту любой высоты, и не токмо
по веревочным лестницам, но, ежели надобно, то и
прямо по канату. Однако для бережения от простуды за¬
вел он привычку повязывать голову алым фуляровым
платком, а концы платка спускать из-под шляпы на плечо
на пиратский манер. В левом ухе он носил цыганскую
серьгу, видно, заговоренную.
Елизара и Акима, вместе с вестовыми Ивашкой и Ти¬
мошкой, назначили в огарковскую роту. Против осталь¬
ных матрозов роты Иван и Тимофей выглядели куда как
щеголевато. У тех форменное обмундирование поизо-
дралось: кто ходил в рабочих штанах при мундире, кто
не имел и мундира, остался в одном расходном бастроге.
Иные имели Преображенские шляпы, у других на голо¬
вах красовались разляпистые, потерявшие форму шля-
пенки из войлока, хуже крестьянских.
Накануне похода Елизару снова довелось встретить¬
ся с графом. Елизар шел по улице, вдруг из-за угла на¬
1 Багинет — разновидность штыка.
698
встречу вывернулся граф в сопровождении своего Бо-
нифатия.
— Мой дорогой! —воскликнул граф, широко разво¬
дя руки, как бы для объятия. — Милый юноша, я уже
начал скучать без вас. Но, быть может, скоро мы будем
видеться чаще. Фельдмаршал фон Меншиков пригласил
меня участвовать в походе. Я уже рассчитал своих слуг,
оставил только кучера и вот пана Лех-Кружальского.
Бонифатий, услышав свою фамилию, неуклюже рас¬
кланялся. Елизар с интересом поглядел на этого челове¬
ка. Ростом тот был невысок, но чрезвычайно широкоп¬
леч. Лицо его выражало мрачную сосредоточенность,
будто Лех-Кружальский непрерывно размышлял о чем-
то весьма трудном. Обликом он теперь был похож на
лютерского пастора.
— Мы снова пройдем прежней дорогой, — продол¬
жал граф, — и, наверно, будем ночевать в Фишгафе. С
ночлегом, конечно, будет трудно, все офицеры ринутся
в тамошнюю гостиницу. Но хозяин этой гостиницы меня
знает, я хорошо платил за все услуги. Надеюсь, он пре¬
доставит нам приличную комнату. Приглашаю вас и ва¬
шего друга ночевать вместе со мной. Мы поужинаем и
приятно проведем вечер за беседой.
Елизару не больно-то хотелось пользоваться госте¬
приимством графа, но и отказаться было неловко. Он
пообещал за себя и за Акима, разумеется, если дела
службы разрешат офицерам отлучиться от своих солдат.
На этом они расстались.
Было еще темно, когда улицы огласил треск бараба¬
нов. Войска сходились на главную площадь строиться в
походную колонну. Первым в колонне должен был идти
батальон преображенцев. Любимый полк царя в то вре¬
мя был настолько велик, что по численности равнялся
целой дивизии. Большая часть полка осталась при царе,
Меншикову отделили один батальон.
За преображенцами ехал командующий с офицерами
штаба и кавалерийским эскортом. Затем шли пехотные
полки, а в интервалах между пехотой везли пушки, са¬
нитарные фуры и обоз. Матрозы, несмотря на их не¬
приглядный вид, шли первыми в пехоте. На одном из
поворотов Елизар заметил сзади, среди обозных телег,
карету графа.
Чтобы выйти на фишгафскую дорогу, следовало
свернуть возле кирхи. Но преображенцы прошагали
дальше, и вся колонна потянулась за ними.
699
"Граф, верно, мечется в своей карете, как обезьяна в
клетке, — злорадно подумал Елизар. — Пущай, так ему
и надо".
У городской околицы барабаны смолкли. Огарков,
шагавший впереди матрозов, повернулся, скомандовал:
— Песенники, вперед!
И тотчас из рядов стали выбегать самые голосистые.
Запевала подбоченился, этак величаво поглядел на
остальных, словно хотел сказать: "Ну, други, покажем
себя!" — и начал высоким тенором:
Как во городе во Санкт-Питере.
На Васильевом славном острове,
Молодой матроз корабли снастил.
Ехавший возле Меншикова генерал что-то крикнул,
и тотчас от штаба во весь мах понесся конный вдоль
колонны с приказанием не шуметь. Певцы, набравшие
было в грудь воздуха, чтоб разом подхватить припев, ста¬
ли сконфуженно пробираться на свои места в рядах.
Войска шагали молча вдоль долины реки. Скоро
окончательно рассвело, стало видно, что колонна с
боков окружена двумя цепями конного и пешего охра¬
нения.
Шли долго, солдаты уж было притомились, как вдруг
впереди показался наплавной мост на медных понтонах.
Возле моста стояли пушки, а на той стороне были выст¬
роены небольшие временные укрепления. Шеренги рас¬
тянулись, солдаты цепочкой стали быстро перебегать
мост. На той стороне скомандовали привал: все равно
надо было ждать, пока переправятся обозы.
Елизар вдруг снова увидел графа. Он брел между ле¬
жавшими людьми, то и дело перешагивая через брошен¬
ные ранцы и другие вещи. Время от времени длинная
черная фигура скрывалась за дымом костра, на котором
варилась солдатская еда. Граф остановился, огляделся и
вдруг, увидев фенрихов, направился к ним. Лицо у него
было сердитое и встревоженное.
— Что это? — воскликнул он, приблизясь. — Что
это все значит? Куда нас влекут? Вас влекут... — по¬
правился он. — По ландкарте впереди надо переправ¬
ляться еще через два рукава Эйдера. И все для того, что¬
бы завязнуть в болоте. Поглядите, на ландкарте здесь
обозначены непроходимые топи.
Он потянул из кармана сложенную гармошкой карту.
700
— А мы чего знаем?.. —лениво отозвался развалив¬
шийся на плаще Аким. — Наше дело — иди, куда при¬
кажут!
— О-о — выдохнул граф. — А если вам прикажут
идти в ад?
— Ну и пойдем, —невозмутимо изрек Огарков, поп¬
равляя на плече длинные концы головного платка. Граф
с изумлением поглядел на этого разбойничьего вида
офицера — горбоносого, с провалившимися щеками, в
платке вместо парика и шляпы. Вдобавок из-за пояса у
Огаркова торчали рукояти пистолетов, а на груди, так же
как у матрозов, висел нож внушительной длины.
— Как пройти к штабу? Где штаб? Где господин
фельдмаршал? — требовательно спросил граф. — Все
лежат, спят...
— А штаб, по-моему, вон там... —ответил Огарков,
показывая на противоположный берег реки. — Они
ждут, пока все переправятся.
— Как так? Но ведь я оттуда!
Огарков закрыл глаза и притворился спящим. Граф
огляделся и неуверенно пошел назад к переправе.
— Ишь какой гусь! — ехидно осклабился, глядя ему
вслед, Аким. — В болото, говорит, лезем. Уж будто мы
такие дурни...
Елизар промолчал, приподнялся на локте, поглядел,
как граф толкается на мосту. Пехота и обозные телеги
отжимали его все время к самым канатам, заменявшим
поручни. Но он упрямо пробирался наперекор течению
людского потока.
Еще до полудня переправились через два других ру¬
кава реки, и тут граф воочию мог увидеть, какой "дво¬
рец" всю зиму тайком строил русский командующий. По
болотистой равнине тянулась гать, уложенная на бре¬
венчатые лежни. А дальше, где болото переходило в
сплошной водный разлив, гать превращалась в мост на
сваях.
Шведы были настолько уверены в непроходимости
болотистой поймы реки, что даже не держали здесь пос¬
тов наблюдения. Им в голову не могло прийти, что не¬
приятель выстроит гати и мосты длиной в четыре немец¬
ких мили и что нижние, глинистые слои почвы способны
держать сваи.
При подходе к этому месту огарковские матрозы со¬
всем смешали ряды. Все переглядывались, перемигива¬
701
лись, толкали друг друга локтями в бок, хлопали по пле¬
чу. А сам капитан Огарков выступал важный, как пав¬
лин, даже вытащил из ножен короткую шпажонку и дер¬
жал ее наголо, словно на параде.
— Наша работа, господин фенрих, чуешь? — под¬
мигнул Елизару усатый боцман. —Скажи, что не орлы!
Тут до сих пор наши ребята стерегут.
И действительно, при приближении колонны то тут,
то там вылезали из-под моста или поднимались от перил
измазанные грязью и тиной матрозы с топорами в руках.
Командир преображенцев велел принести из обоза
ендову с водкой. Каждого матроза сначала потчевали ча¬
рочкой, а затем уже отсылали к Огаркову.
— Вот бы сейчас поглядеть на цезарца, — весело
сказал Аким. — Его, верно, всего перекосило. Рожу по¬
вело на сторону от злости!
Четырехмильная гать и мостовые переходы вывели
войско к насыпи канала. Узкая насыпь, ограниченная с
одной стороны глубоким каналом, с другой разливом,
была самым опасным местом, где шведы могли оказать
сопротивление. Но синих мундиров нигде не было
видно.
— Багинеты вперед! — скомандовал командир Пре¬
ображенского батальона.
Солдаты, которые могли тут идти человек по шесть в
ряд, быстро сбросили с плеч ружья, выставили вперед
штыки, по старинке еще называвшиеся багинетами, и
батальон беглым шагом заспешил вперед, не ожидая
остальной колонны.
Но кто-то успел предупредить шведов. Вдали, на кир¬
хе, остроконечный шпиль которой только-только пока¬
зался за деревьями у конца насыпи, тревожно затрень¬
кал колокол, потом донесся треск барабанов — и на
насыпи показались синие мундиры. Они не шли, а бе¬
жали к старым, поросшим мхом шлюзам, полезли на
шлюзные ворота, стали оттуда стрелять. Другие кину¬
лись перекапывать насыпь.
Преображенцы лавиной хлынули вперед. Над сонны¬
ми водами раскатилось грозное "ура-а!" С деревьев за
болотом стремительно взмыла ввысь стая галок. Синие
и зеленые мундиры столкнулись, смешались, несколько
секунд слышался лязг оружия, исступленные крики и
проклятья. Шведы отхлынули, стали спрыгивать со шлю¬
зов; несколько убитых и раненых остались лежать на
земле.
702
Преображенцы и матрозы живо заровняли перекоп.
Второй перекоп взяли также с налету. Дальнейшее со¬
противление прекратилось, шведы торопливо отошли.
Меншиков, горяча коня, вырвался вперед, подскакал
к строившимся уже на высоком бугре преображенцам,
сорвал шляпу, подкинул ее в воздух, поймал. Пышный
плюмаж на шляпе растрепался, страусовые перья раз¬
вились, шевелились на ветру. Фельдмаршал привстал на
стременах, неистово махал шпагой, кричал что-то весе¬
лое. Суровые, в темных париках, высоченные ростом
преображенцы дружно раскрывали рты, вопили:
"Ура-а!", а некоторые: "Ви-ва-ат!" —по-иноземному.
Грязные, оборванные огарковские матрозы тоже
орали, махали плотничьими топорами, кидали в воздух
шапчонки, один даже пустился в пляс. Меншиков подъ¬
ехал к Огаркову, перегнулся с седла, обхватил за шею
тощего капитана, вставшего на носки, облобызал. Ло¬
шадь под командующим была высокая, и сам он не мал
ростом; как ни пригибался, все же так потянул за шею
Огаркова, что чуть не оторвал ему голову. Красный
пиратский платок соскользнул сначала на плечо, затем
на землю...
Меншиков отпустил капитана, выпрямился, повер¬
нул лошадь, стал глядеть, как идет остальная колонна.
Серый из-за выгоревшего сукна на мундирах мушке¬
терский полк уже лез по откосу. Офицеры суетились,
строили солдат. Мушкетеры липли к колесам пушек,
помогали надрывающимся лошадям выкатить их наверх.
Конные скакали вдоль колонны, что-то кричали солда¬
там, кое-кого стегали, чтоб не так перли, не создавали
толчеи...
Пока все съезжали с дамбы и взбирались на высокий
берег, прошло немало времени. Притомившийся аван¬
гард отдыхал, ожидая обозов. Вдруг чей-то знакомый
голос произнес над самым ухом Елизара:
— Господин фенрих, очнись! Неча дремать... Глядь,
каретка нашего цезарца подъезжает. Сходил бы к нему,
проведал; узнал бы, как граф перенес этакую дорогу.
Елизар поднял голову. Рядом, низко надвинув шляпу,
кутаясь все в тот же длинный плащ, присел на корточки
фискал Павлов.
— Ладно, сейчас... — неохотно согласился молодой
моряк. —Только скажусь командиру, куда иду.
— Погодь, — остановил его Павлов. — Я, господин
фенрих, тебя не зря прошу. Графский прихвостень, Бо-
703
нифатька, вздумал было в дороге улепетнуть. Заприме¬
тил тропинку на болоте. Он, значит, тишком, тишком из
кареты выбрался и — как уж в осоку. А там его часовой
хвать! Куда, господин хороший? За какой надобностью?
Бонифатька ему на брюхо кажет, мол, приспичило. Ну,
часовой его отвел в сторонку и стал караулить. А потом
назад поволок. Мы ведь не лыком шиты. Коли пустили к
себе соглядатая, так за ним приглядываем, чтоб не на¬
шкодил. Вот это поимей в виду.
Елизар, прихватив Акима, без всякой радости побрел
туда, куда указывал Павлов. Аким с досадой расталкивал
суетившихся солдат. Обозного ездового, силившегося
поворотить коней, чтоб объехать пень, чуть было не
огрел ни с того ни с сего по шее. Елизар насилу удержал
друга.
— Ну, ты! Чего на людей кидаешься! Последнее дело
на невинных свою злобу срывать.
Карету графа разыскали не сразу, ее не легко было
отличить от обозных фургонов. Пыль и комья грязи гус¬
то залепили кожаные фартуки, плотно укрывавшие до¬
рогой экипаж. Толстый, неуклюжий кучер, видно, недав¬
но распряг лошадей, увел поить. Дышло кареты лежало
на земле. Хозяйственный Аким не выдержал, покачал
головой.
— Надо бы поднять. Неровен час, кто споткнется, а
то наедут и поломают. Каретка венская, дорогая.
Обе дверцы были распахнуты настежь. Граф сидел
на раскладном стульчике возле своего экипажа, что-то
жевал. У ног его стояли бутылка и стакан. Возле графа,
прислуживая ему, суетился Бонифатий.
Увидев обоих офицеров, граф передал Бонифатию
серебряный кубок, поднялся со стульца. Лицо его излу¬
чало радость и восторг.
— О друзья мои! —воскликнул он. —Это бесподоб¬
но! Это замечательная военная хитрость! Старый
Штейнбок, конечно, ждет наступления с фронта, левый
фланг своей армии он считал, безусловно, надежно при¬
крытым. Ох, этот Штейнбок! Старый каменный козел!
Не зря он носит столь символическую фамилию.
— Штейн-бок... —раздельно повторил Бонифатий. —
"Штейн" по-немецки "камень", "бок" — "козел".
Елизар подивился. Слуге вроде не подобает встревать
в разговор господ. Но вовремя вспомнил, что Бонифатий
не просто слуга, а родовитый шляхтич, по бедности по¬
ступивший в услужение к богатому и знатному графу.
Тогда понятно.
704
— Когда я вернусь в Австрию, — продолжал граф, —
я расскажу всем и напишу в своих мемуарах, какие у
русских великолепные военные инженеры. Интересно,
где они обучались? За границей? В какой стране?
— Какие там инженеры, — пожал плечами Аким. —
Все это сделали обыкновенные мужики, мастеровые. У
нас каждый мужик топором и ложку из чурбака выре¬
жет, и избу построит, и вообще на любое дело мастер,
господин граф. И, кроме топора, в другом инструменте
не нуждается.
Граф вздернул брови.
— И никакой официр им не указывал, не научал?
— Ну офицер-то у них был. Солдат одних оставлять
нельзя, —пояснил Елизар. —А вообще господин Ябло-
ков правду говорит.
— Сегодня русское войско в город входить не ста¬
нет, — размышлял вслух граф. —Военная стратегия это
считает неблагоразумным. Войска теряют мощь, сража¬
ясь в узких улицах. Значит, бой будет завтра с утра.
Шведы без боя не отдадут столь богатый город. Марга-
ретенбург славится своими ежегодными ярмарками и
великолепными мастерами. Прежде он даже соперничал
со знаменитым городом Нюренбергом.
— Что ж, по-вашему, сражение будет в поле? —
усумнился Аким.
— Разумеется, — сказал граф. — Ия опасаюсь за
его исход. Штейнбок силен. У него целая армия против
вашего корпуса.
Последние телеги обоза подтянулись. Снова забили
барабаны, затрубили военные рожки. Войска, развер¬
нувшись в боевом порядке, осторожно двинулись впе¬
ред, чтобы поскорее пройти небольшую рощу и выйти
на ровное место. Когда ее миновали, открылись возде¬
ланные поля, огороды и мелькавшие вдали огоньки горо¬
да. Последовала команда остановиться, стать биваком,
но лагерь не разбивать.
Командующий с генералами выехали на бугор, отту¬
да обозревали окрестность в зрительную трубу. Насту¬
пившие сумерки не позволяли разглядеть многое, но яс¬
но было одно: неприятельского войска впереди нет;
Штейнбок не вышел из города, не хочет дать бой в от¬
крытом поле. Только на дороге то появлялись, то скры¬
вались за деревьями и кустами фонари быстро несущей¬
ся кареты. Перед каретой скакали двое верховых с
факелами.
705
23-770
Большая карета, запряженная цугом, вынеслась из
пшеничного поля, завернула, наклонившись так, что
чуть не опрокинулась, встала перед бугром, с которого
наблюдали русские генералы. Из кареты неуклюже вы¬
лезли люди в длинных, темных одеждах. Путаясь в по¬
лах, заспешили наверх.
— Попы, что ли?.. —сказал кто-то из меншиковской
свиты.
Но оказалось, что прибыли не попы, а депутация от
городского магистрата, во главе с самим бургомистром.
Бургомистр в длинной до пят официальной мантии, в па¬
радном парике, но в съехавшей набок шляпе нес в вытя¬
нутых руках шелковую подушку с символическими клю¬
чами города. Подойдя к Меншикову, он опустился на
одно колено, протянул подушку. Меншиков слез с ло¬
шади, взял большой кованый ключ, полюбовался тонкой
ковкой, передал подушку с ключом кому-то из свиты.
Граф Штернфельд не сказал ни слова. Он только
крепко сжал руки, точно в них были четки, и смотрел на
генералиссимуса не отрываясь.
Потом он повернулся и скрылся в карете.
Глава восьмая
Дом старшей гильдии
Близко к полуночи Елизара и Акима разбудили. Со
стороны потухающего костра шло тепло, но второй бок
коченел: ночь была свежая, и от близкого болота тянуло
сыростью.
— Ну, чего там еще? — Елизар, по морской привыч¬
ке, вскочил разом. Аким поднялся медленнее, все еще не
в силах стряхнуть с себя лютого сна.
Все вокруг выглядело странно, призрачно. Землю,
как в вату, укутал туман, а над туманом все было залито
ярким лунным светом. Луна, чистая, что твое серебряное
блюдо, висела на озаренном ее светом небе. Отчетливо
был виден зубчатый силуэт города, за городом что-то го¬
рело, колеблющийся красноватый отблеск то разгорал¬
ся, то пропадал. Часовые стояли погруженные по пояс в
туман, словно русалки в воду.
— Вот напасть! Выспаться не дадут, — ворчал Аким,
вздрагивая от холода. — Ну и места! Все тут не по-
людски...
706
Фенрихов вызывал командир преображенцев. Он си¬
дел перед ярко пылающим костром на чурбаке. Рядом
вместо стола поставлен был барабан. На барабане стояла
фляга, прижимавшая бумаги. Около командира толпи¬
лись офицеры, среди них Огарков в своем неизменном
пиратском платке.
Командир зевнул, прикрывая рот ладонью, тряхнул
головой, чтобы согнать сонливость.
— Не было хлопот, — сказал он хрипло. — Придет¬
ся оберегать здешних жителей. Швед Штейнбок с войс¬
ком ушел дальше и заперся в крепости за городом. Ре¬
шили отсидеться, авось подойдет помощь. А в городе
грабят жителей шведские дезертиры. Их надобно выло¬
вить или хотя прогнать прочь. Господа офицеры, прика¬
зываю каждому выделить команду для патрульной служ¬
бы и не мешкая идти выручать сих бюргеров.
Пешие и конные патрули свели вместе под команду
одного полуполковника. Отряд с барабанным боем ско¬
рым шагом двинулся к Маргаретенбургу, пехота впере¬
ди, кавалерия—драгуны и гусары—трусили сзади.
Провожатым ехал немецкий магистратский чиновник.
Он сидел верхом на невиданном русскими солдатами ос-
ляти, именуемом мулом. С виду сей мул конь, а уши и
хвост ослиные, потому как рождаются они от ослов и
кобылиц. Нрава они тихого, хотя и гораздо упрямы, как
их отцы-ослы. И все же мул смирнее коня; потому и дер¬
жат их пасторы, купцы да чиновники, — словом, люди
немолодые, степенные.
Поначалу город показался вымершим. В узких улич¬
ках тишина, все окна наглухо закрыты ставнями, ворота
и двери заперты. Тишину нарушал только треск бараба¬
на: двое барабанщиков старались вовсю — знай, мол,
наших да понимай, кто идет!
Полуполковник, начальствующий над патрулями,
сердито поглядел на сопровождающего.
— Чего ж тут охранять? Тишь да гладь, да божья...
И тотчас из боковой улички донесся истошный крик
и стуки, будто швыряли тяжелое из окон. Полуполков¬
ник свистнул, приказал подскакавшему кавалеристу:
— Пять человек конных... а мы подождем.
Конные умчались в темную щель, и сразу же оттуда
послышался громкий говор, ругань, лязг оружия. Немно¬
го подождали. Кавалеристы вернулись, гоня перед собой
шайку оборванцев в истрепанных солдатских мундирах.
Барабанщики снова ударили марш, патруль двинулся
дальше к центру.
707
23*
То и дело попадались то разбитая лавка, то брошен¬
ный посреди мостовой открытый сундук: содержимое
выгребли, а ненужную тяжесть бросили. Перед кабаком
валялись битые бутылки и пивной бочонок. Бочонок, как
горестные слезы, ронял последние капли в лужу пива.
Немец-чиновник повернулся на скрипучем седле,
назидательно сказал по-русски:
— Здесь, господин офицер, время терять не стоит.
Тут живут люди поплоше, беднота... Вам следует спе¬
шить в купеческие кварталы, оберегать лучших людей.
— А для меня все ваши люди одинаковы... — сер¬
дито проворчал командир. — Сказано оберегать слобо¬
жан, будем оберегать всех.
Он остановил отряд, начал распределять команды,
кому в каком направлении следовать, назначил место
встречи перед возвращением в лагерь. С оставшимися
двинулся дальше. Немец сидел на своем полуконе, по-
луосле, всем своим видом выражая неодобрение. И мул
стриг ушами, словно тоже не одобрял.
— А чего это там горит? —поинтересовался Елизар.
— Не горит, а жгут нарочно, — ответил полуполков-
ник. — Перед укрепленным форштадтом шведы осво¬
бождают пространство. Мы туда сейчас не пойдем, там
Штейнбок сам держит охрану.
Отряд вышел на центральную городскую площадь.
Площадь была неправильной формы, от нее лучами рас¬
ходились несколько улиц и целая сеть переулков. Пос¬
редине торчал какой-то нелепый каменный столб, от
него на мостовую ложилась полоса густой тени.
Вдруг откуда-то издали донесся приглушенный хло¬
пок пистолетного выстрела. Невозмутимого немца слов¬
но кольнули, он буквально подпрыгнул в седле.
— Майн готт! — воскликнул он. — Это в доме стар¬
шей гильдии! Господа офицеры, господа солдаты, надо
скорей туда, выручать господ членов гильдии.
Полуполковник ухватил его за рукав:
— Чего ты шебаршишься?! Где тот дом?
— Вон, вон!.. —показывал немец на массивный се¬
рый каменный дом, стоявший отдельно. Нижний этаж
был глухой, без окон, дверь вся окована железом.
— Что это за гильдия? —допытывался начальник
патруля.
— О-о! — чиновник поднял кверху руку. — Это
ювелиры, это богатые купцы, самые богатые. В других
708
гильдиях кузнецы, столяры, пивовары. Самая млад¬
шая — мясники и кожевники...
Его прервал отчаянный женский вопль. Вопль несся
с противоположной стороны. За первым криком послы¬
шались еще крики, удары, детский жалобный плач.
— Шубников и Яблоков! — крикнул полуполков¬
ник. — Бегите в дом гильдии, а мы туда...
Команда Елизара и Акима была одной из самых мало¬
численных. Огарков то ли пожалел своих матрозов, то ли
застыдился, что многие из них плохо одеты, отобрал в
патруль всего пять человек, кроме двух фенрихов. Тут
были Иван и Тимофей, да еще трое, но зато все ребята
дюжие и не робкого десятка.
Моряки принялись стучать рукоятями пистолетов в
дверь. Внутри либо не слышали, либо не желали отво¬
рять. Попробовали дергать за кольцо, служившее двер¬
ной ручкой. Кольцо было здоровенное, кованое, но
дверь не поддавалась, даже когда просунули в кольцо
ствол мушкета и действовали им, как рычагом.
Елизар, оставив Акима у дверей, кинулся с двумя
матрозами во двор. Ворота были отворены, но во дворе
пустота, только одна дверь вела в подвал. В подвале ока¬
залась кухня, но и оттуда хода наверх не было, блюда
поднимались в столовую палату специальным подъем¬
ником.
— Ну и законопатились купчишки! —в сердцах вос¬
кликнул один из матрозов. —Домину отгрохали, словно
крепость, и даже дверей не понаделали, кроме одной
главной. Ну и народец!
— А вона, гляди! — перебил приятеля другой мат-
роз, показывая на крышу соседнего дома. Крыша была
остроконечная, очень высокая, поверх черепицы была
уложена длинная лестница.
Елизар выбежал на улицу, кинулся к тому дому, со
всей силы затряс дверной молоток. Где-то наверху
отворилось окошко, испуганный старческий голос спро¬
сил:
— Что надо? Кто вы?
— Русский патруль во главе с офицером! —крикнул
Елизар. —Мы в дом не войдем, нам нужна только лест¬
ница с крыши.
Он отошел, стал так, что сверху могли его разглядеть.
Увидев аккуратного русского офицера при шпаге и двух
матрозов в белых ремнях, немцы поверили. Слышно
было, как стали отодвигать засовы, потом появился
709
вялый парень в спущенных чулках, повел матрозов на¬
верх. Елизар с улицы глядел, как два матроза вылезли в
слуховое окно, осторожно по карнизу дошли до лестни¬
цы, отвязали, начали спускать вниз. Внизу ее приняли,
понесли к дому гильдии, прислонили к одному из окон.
Первым вызвался лезть Аким, но Елизар не пустил.
— Уж коли лезть первому, так мне! У тебя ведь от
высоты кружение головы, сам говорил.
Дубовая ставня имела фигурную прорезь в виде сер¬
дечка. Елизар заглянул через эту прорезь.
Внутри большой сводчатой палаты происходило не¬
вообразимое. У стола стоял здоровенный шведский ки¬
расир в стальной каске и кирасе. Перед ним громозди¬
лась куча золотых дукатов, драгоценных украшений,
часов, золотых и серебряных кубков. По палате мета¬
лись еще люди в шведских мундирах. А у стенки, чинно
подняв ладошки, стояли благообразные немецкие купцы
в темном, и у всех были вывернуты наружу карманы, так
и свисали холщовыми язычками. Кирасир, видно он был
предводитель, распоряжался: показал на резной шкаф,
какой-то солдат сунул в щель шпагу, приналег, дверца
соскочила и повисла на одной петле. В шкафу лежали
аккуратно сложенные скатерти и салфетки.
Елизар понял, что мародеры увлечены грабежом, ти¬
хонько отодвинул задвижку ставни, распахнул окно на¬
стежь, прыгнул внутрь. За ним, не мешкая, кинулись
матрозы и Аким.
Предводитель грабителей озадаченно смахнул было
каску на затылок и, вдруг сообразив, выхватил палаш.
Кирасирский палаш был тяжелее и длиннее русской
шпаги. Елизар, ощутив в груди холодок бешенства,
молниеносно кинулся на кирасира, скользнув подош¬
вами по вощеному паркету, рубанул что было силы.
Клинки высекли искры, стукнулись чашками.
— Ах ты вражина!
Елизар проворно отшатнулся и ткнул шпагой вперед.
Клинок мягко вошел между кирасой и кожаным ремнем,
пронзил тело и воткнулся в дерево. Кирасир беспомощ¬
но взмахнул палашом, выронил его и бессильно обмяк.
Елизар вытащил шпагу. Хоть и приучили рубиться, а все
же стало муторно; не так-то просто заколоть человека.
Кирасир скребанул грязными ногтями по столешнице и
рухнул.
Елизар, успев овладеть собой, нагнулся, выдернул у
грабителя из-за пояса пистолеты, потряс за плечо.
710
— Эй, зольдат, как вы сюда залезли?
Длинная рука с рваным манжетом поднялась, показа¬
ла в угол.
— Он открыл дверь... вон тот поп зазвал...
Глаза раненого закатывались, зрачки скрылись под
веками, осталась только белая полоска. Елизар оглянул-
711
ся, увидел на миг знакомое лицо прячущегося за чужие
спины человека. Не поверил глазам, крикнул:
— Пан Бонифатий?!
И кинулся к нему. Но в это время кто-то из мароде¬
ров распахнул двери на улицу — и вся шайка кинулась
удирать. Матрозы бросились их преследовать, но вскоре
вернулись, никого не догнав.
Елизар поглядел на купчишек. Народ упитанный, в
теле. Мужики по преимуществу не старые. Чего ж они
так празднуют труса, жмутся к стене, подняв кверху
руки, и пальцы дрожат? Равно как и щеки трясутся и
прыгают?
— Господа купцы, —Аким, упираясь концом шпаги
в пол, искал немецкие слова. — Попрошу больше не
иметь страху. Вас охраняют воины Российской державы.
Соберитесь с духом. Возьмите ваше имущество: нам оно
не нужно.
Елизар вдруг почувствовал, что кто-то дергает его за
ножны шпаги, оглянулся, увидел мальчика-поваренка.
Поваренок показывал в темный коридор. Округлив
глаза, он кричал:
— Шнелль! Шнелль!..
— Чего тебе шнелль? — переспросил Елизар, схва¬
тил со стола золотой дукат, сунул мальцу. Монета тотчас
же исчезла, спрятанная за щеку. Но поваренок не отста¬
вал, тащил за рукав. Елизар прислушался, сообразил —
в коридоре все еще дерутся. Крикнул своим:
— Эй1 Морские служители! За мной! Наружную
дверь запереть, никого не впущать и не выпущать!
Сводчатый коридор был не прямой, а с загогулинами,
вправо, влево, две ступеньки вверх, одна вниз. В глубине
коридора метались огоньки, кто-то размахивал канде¬
лябром, скамьей били в закрытую дверь, несокрушимо
прочную, как все в этом здании. Один из мародеров
обернулся, выпалил из пистолета. Пуля, просвистев над
ухом, ткнулась в стену.
— Сдавайся, кто жить хочет! Хенде хох! Лапы вверх!
Выходи по одному! — гневно воскликнул Елизар.
Шведы не стали медлить: побросали на пол оружие,
прижимаясь спинами к стене, высоко поднимая над го¬
ловами ладони, медленно стали пробираться мимо этого
страшного русского, осатанелого от ярости. Шпага в
Елизаровой руке тряслась, вот-вот пырнет кого-нибудь.
— Вяжи их! — распорядился Аким. — Судить вас,
негодяев, будем как корсаров и грабителей!
712
Пленных связали и увели. Елизар подошел к двери, в
которую ломились грабители, подергал дверную ручку.
Дверь была заперта на замок. Попробовал постучать,
объяснил, кто стучит. За дверью было все также тихо.
Подошел Аким.
— А може, и не надо туда?
Елизар поскреб затылок.
— Ну как не надо?! Ежели мы этот гильдийский дом
берем под охрану, так надобно знать, кто в тех комнатах.
Может, там все со страху перемерли, а может, там зло¬
деи... Аким, спроси ключи у купчишек.
Купцы только переглядывались, ключей у них не
было. Подошел один матроз, видно —мастак по слесар¬
ному делу, присел, поглядел в скважинку, что-то при¬
кинул, вытащил из кармана гвоздь, согнул, как надо.
Просунул гвоздь в скважину, поднатужился, повернул. В
замке щелкнуло.
— Вот так, — сказал матроз, — можно входить.
Елизар толкнул дверь. За дверью была комната, ярко
освещенная. Прямо против двери бледная дева с писто¬
летом в руке, видно, готовилась дорого продать жизнь.
Другая женщина, пожилая, застыла на коленях в углу
перед распятием. Елизар шагнул, пистолет поднялся,
черная дырка ствола оказалась на высоте его глаз.
— Ну кроку далей, пан жолнеж!1 — отчаянно крик¬
нула дева. — Пальну!
— Погоди!.. — начал было Елизар, но дева годить не
стала, надавила пальцем, курок щелкнул, высек искру.
Выстрела не последовало, потому что пистолет дал осеч¬
ку, — видно, на полку не подсыпали пороху.
— Ах ты, такая-сякая! —рассердился Елизар. —Те¬
бя же, дуру, спасают, а ты палить!
Он схватил пистолет за ствол, загнул кверху. Жен¬
щина у распятия со стоном повалилась, верно, без
чувств. Но дева не хотела выпускать оружия, стала бо¬
роться. Сила у нее оказалась не девичья, может, удвои¬
лась с отчаяния. Елизар не без труда выдернул изящный,
хорошей работы пистолет из судорожно вцепившихся
пальцев и все время видел перед собой странные глаза:
широко открытые, бесстрашные и непонятного цвета —
не то синие, не то зеленые. От борьбы у девы свалился
с головы плат, разметалась коса с сильной рыжиной.
Овладев пистолетом, Елизар сунул его в карман, но
тут дева, полыхнув глазами, выхватила из-за пазухи
длинный, острый стилет, замахнулась:
1 Крок (польск.) — шаг. Жолнеж (польск.) — солдат.
713
— Забие, матка боска!..
Елизар инстинктивно отшатнулся, а Аким кинулся
оборонять друга.
— Дура! Коза бодлива! —возмущенно завопил он. —
Чего машешь?! Мы ж тебя спасаем!
Рука со стилетом опустилась. Стилет пропорол угол
воротника Акимова мундира, завяз, упершись концом в
ушко пуговицы. Дева дернула оружие, чтобы высвобо¬
дить и ударить вторично. Елизар сообразил и, раньше
чем сие совершилось, в сердцах влепил деве пощечину,
чтоб опомнилась. Дева ахнула и схватилась за щеку.
Аким, ругаясь, отбежал, бережно вытащил стилет.
— Ишь ты! Чуть не зарезала, словно порося! За
мундир-то четыре целковых плачено, сукно аглицкое, а
она, гляди, как ворот пропорола...
Елизар взял у него стилет, сокрушенно покачал голо¬
вой.
— Острый, бриться можно...
Поглядел, куда бы зашвырнуть, размахнулся, кинул
вверх, в потолочную балку. Стилет воткнулся в дерево,
задрожал. Пусть теперь достает, со стула и то не дотя¬
нешься.
Больше делать в комнате было нечего. Окна крепкие,
забраны решетками, с улицы не влезешь. Другого хода
нет. Пущай баба бесится, не опасно...
Выходя, стукнул дверью.
В большой зале поваренок приволок всем фарфоро¬
вые кружки с пивом, предлагал вина мозельского. От
вина отказались: на кой оно ляд, вино, жажду не утолит,
а пиво хоть прохладное! Выпили. Купцы благодарили,
трясли руки, называли спасителями, благородными ры¬
царями. Матрозы конфузились: эко слово —лыцари!
Это они-то?! Ишь!
Фенрихи стояли у дубового сундука, медленно тяну¬
ли горькую влагу.
— А все-таки срам, —угрюмо сказал Елизар. —Я ее
здорово огрел. Может, оттого вся ее краса теперь погиб¬
нет?
— Сама виновата, коза бодлива, — все еще сердясь,
повторял Аким, трогая распоротый воротник. — Какая
краса?.. Нашел, чего жалеть! Красивая девка должна
быть собой дородна. Поглядел бы на московских невест.
А эта —что? Длинна, тоща да зла! Из платья чуть не вся
вылезает, аж плечи г олые. Нет, у нас в Москве таких
худящих не жалуют.
714
Елизар вздохнул: верно, пава не величава. Ни румян¬
ца во всю щеку, ни полноты. Наоборот, тонка, как бы¬
линка. И волосы рыжие, как у ведьмы. А щемит — по-
што обидел? Он нахмурился и, не глядя на друга, сказал:
— Аким, погляди тута, чтоб во всем порядок, а я —
мигом.
На стук дверь медленно приоткрылась. Встретила ба¬
ба в чепце, прислужница, та, что перед распятием валя¬
лась. Увидев рослого гвардейца, поклонилась в пояс.
— Проше пана добродея... проше вейсть...
Девица полулежала в креслах. Увидев, как Елизар,
стянув шляпу, кланяется, залилась краской.
— Ой, пан коханы! Hex мне пан пшебачи! — и по-
немецки: — Простите, пан!
Теперь законфузился Елизар.
— Что там прощать... ясное дело, испужались! Отку¬
да знать, что не грабители.
Вынул отнятый у девицы пистолет, деликатно поло¬
жил на столик. Глянул вверх, стилет все еще торчал в
потолочной балке. Надо приказать магрозам, чтоб до¬
стали.
Девица стояла ни жива ни мертва, опустив очи, тере¬
била конец косы. Елизар быстро глянул: платье как
платье, все немки такие носят. Это у нас был обычай
девку пеленать, словно младенца, чтоб нигде кусочка ко¬
жи живой не показалось. Слава те богу, царь Петр от¬
менил сей варварский уклад.
Девица подняла взор. И тут Елизара словно ошпари¬
ло — те же смелые очи, ясные, большие, только теперь
не гневные, а, наоборот, смущенные, робкие.
— Слушай... —Елизар неловко переступил с ноги на
ногу, поправился. — Слушайте, благородная фрейлейн.
Произошла ошибка. Мы — патруль Российской держа¬
вы. Наше дело охранять мирных жителей. Ежели что,
скажем, помочь надобно, так мы... Пошлите служанку
сказать об этом соседям...
Только он стал задом пятиться к двери, как девица
всплеснула руками, прижала ладони к щекам, вдруг вих¬
рем пронеслась через комнату, повисла на Елизаровой
шее и — реветь! От неожиданности моряк растерялся,
стоял столбом, как во фрунте. Нянька поодаль тоже на¬
чала голосить:
— Панна, серота, бэз радицув... една на свете. Брат
едыны в неволе москальской...
715
Елизар почувствовал, что грудь мундира промокает
горячим. Он осторожно потрогал сначала косу, потом и
головку приникшей к нему девушки.
— Ну чего, чего... ну чего горюнишься. Мы ж не
обидчики... ну чего ты, козочка? —ласково приговари¬
вал он уже по-русски. —Да перестань ты реветь, дуреш-
ка, побереги глазы... Пригодятся!
Дева, видно, поняла, хоть и по-русски: не отнимая
рук, откинулась, взглянула прямо в глаза. Куда делась ее
дикость. У Елизара сердце сжалось.
— Ты уж меня прости, — сказал он испуганно, —
я... не драчлив... я за Акимку перепугался.
Неизвестно, поняла ли дева или только догадалась, но
вдруг отступила на шаг, принялась быстро крестить
парня издали, рванулась, схватила руку, хотела поцело¬
вать, Елизар отдернул руку.
— Да что ты, очумела! Да рази можно! — И, сам не
понимая, как это вышло, ухватил красавицу за щеки, вы¬
тянув губы хоботком, чмокнул, уж куда пришлось, то ли
в лоб, то ли в глаз. Затем, топоча ботфортами, ринулся
прочь. Пропадешь тут с такими делами!
Глава девятая
Городской синдик
Шведский фельдмаршал Штейнбок был старый,
опытный воитель, весьма осторожный. Неожиданное
появление русских на фланге армии, их смелый бросок
через болота и затопленные поля привели старика в пол¬
нейшее смущение. Штейнбок счел самым разумным, не
начиная сражения, отступить, занять близлежащий за¬
мок-крепость, расположенный верстах в десяти от горо¬
да, и там дожидаться подхода другой шведской армии,
которой командовал граф Крассов.
Старинный замок несколько лет назад был заново ук¬
реплен французскими инженерами согласно новейшим
требованиям военной науки. Французские инженеры
обнесли стенами и предместье перед замком, так назы¬
ваемый форштадт.
Гарнизон замка, вместе с корпусом Штейнбока, со¬
стоял более чем из пятнадцати тысяч конного и пешего
войска, с трудом разместившегося на тесных замковых
дворах и узких уличках форштадта.
716
Союзные армии русских, датчан, голштинцев и сак¬
сонцев обложили крепость со всех сторон.
...Утро только начиналось. Солдаты умывались, чис¬
тили оружие и коней, менялись караулы, на кострах за¬
кипали котлы. Елизар и Аким, квартировавшие вместе с
другими офицерами в полуразрушенном амбаре, были
неожиданно вызваны в штаб.
— Может, уважили тятину просьбу о переводе меня
из флотских в драгуны, — волновался Аким, на ходу
поправляя мундир, шпагу, подкручивая маленькие бело¬
курые усики. —А тебя, наверно, назначат ротным. Го¬
ворят, в соседней роте много офицеров занемогло жи¬
вотами. Вода больно плоха. Приказано не черпать воду
из рва, да не слушаются.
Штаб расположился в единственном уцелевшем до¬
ме. На скамеечке у входа дремал майор Логинов. Увидев
обоих друзей, он поднялся, сладко потянулся, пошел им
навстречу.
— Вот и снова свиделись, — сказал он, посмеи¬
ваясь. — Это я за вами послал. Нужны вы мне оба. Со¬
бирайтесь живенько — и поедем.
— Куда поедем? —всполошился Аким. —Я не могу,
меня вот-вот в драгуны переведут...
Логинов снова зевнул.
— Ладно, кем ты там потом будешь, моряком али
драгуном, дело второе. А первое — вот тебе приказ.
Прочти и уверься, что оба вы поступаете в мое распоря¬
жение. Так-то.
Пока тряская тележка везла всех троих по разбитой
дороге назад в город, Логинов о делах не говорил. Навст¬
речу тянулись фуры с сеном, с мукой, с кольями, с хво¬
ростом, связанным в тугие пучки наподобие снопов. Это
были фашины, коими наступающие станут забрасывать
ров, ежели пойдут на приступ.
Елизар только дивился: экую прорву всякой всячины
требует себе армия. День только начался, а уж везут и
везут и будут возить до глубокой ночи. И завтра тоже, и
послезавтра...
Брела команда усталых солдат, с заступами вместо
мушкетов. Верно, зарывали убитых да умерших от бо¬
лезней.
Наконец колеса повозки загромыхали по неровным
камням городской мостовой, проехали одну улочку, дру¬
гую, остановились перед богатым домом.
717
— Ну вот... — сказал Логинов, вылезая. — Ехали,
ехали да приехали. В сем доме я нынче квартирую.
Принадлежит же сия хоромина синдику, весьма почтен¬
ной персоне.
— Что такое синдик? —поинтересовался Елизар. —
У нас на Руси такой должности нет, али я не слыхивал?
— Синдик есть сословный старшина, —пояснил Ло¬
гинов, входя во двор. —Здесь так положено: ежели, зна¬
чит, кузнецы, так все кузнецы и их подмастерья живут
кучно, на одной ли, на двух или трех улицах, сколько
места понадобится по людям. И каждый мастер своим
товаром не торгует, сдает же тот товар старшине це¬
ха — синдику. Синдик сам ищет покупателей и сам
подписывает запродажные. Вот как у них устроено. А
этот герр Вольфрам Гешке есть наиглавнейший в городе,
старшина всех синдиков. НУ, да вы его сейчас признае¬
те, он вам, можно сказать, жизнью своей обязан и сох¬
ранением всего капитала, не токмо своего, но и того, что
ему доверили.
В низеньком, отделанном по стенам дубовыми пане¬
лями покойчике, ждал толстый, уже очень немолодой че¬
ловек. При входе русских офицеров он поспешил под¬
няться с кресел, но шаркать по полу ногами и изгибаться
не стал, лишь с достоинством наклонил голову. Фенрихи
в самом деле тотчас признали в нем одного из прятав¬
шихся в доме старшей гильдии купцов, как раз того, ко¬
торому предводитель мародеров грозил своим палашом,
когда Елизар распахнул оконную ставню и кинулся на
выручку.
— Ну, господин Вольфрам, —сказал Логинов по-не¬
мецки, — вот и привез я, кого обещал.
— Вы желанные гости в моем доме, — ответил ку¬
пец, снова наклонив голову. — За обедом я представлю
вас своей супруге и моим дочерям, Анне-Марии и Грете.
А сейчас прошу садиться, поговорим о деле.
Он дернул за висевшую на стене возле его кресел
тканую ленту с кисточкой. Где-то в глубине дома задре¬
безжал колокольчик. Вошел слуга, такой же степенный
и толстый, как хозяин.
— Мартин, — сказал купец, — подай вина мозель¬
ского и пива, как кто из господ пожелает. Потом при¬
гласишь сюда мастера Иоахима.
Вино было легким, приятным, но Логинов разрешил
налить только по одному бокалу, да и то выбрал помень¬
718
ше, а затем решительно отставил бутылку в сторону.
Себе нацедил полкружки пива из пузатого жбана.
— Занимаясь делами, горячительного не пьют, —
назидательно поизнес он. —Господа фенрихи, выбрал я
вас среди других офицеров потому, как вы оба про нашу
пороховую беду знаете. Разглашать ее нельзя. Шестой
день стоим мы перед крепостью, роем апроши и тран¬
шеи, то же делают и датчане и также голштинцы. Ар¬
тиллерийской же пальбы не ведем либо палим весьма
умеренно.
Он просунул палец за тугой шейный платок, оттянул
его, чтобы было просторнее.
— У нас пороху мало. У датчан и голштинцев его пре¬
довольно. Ежели б дружно взяться да начать пальбу со
всех сторон, Штейнбок при той тесноте, что в крепости
и форштадте, скоро бы завыл.
— Так чего же союзники с нами не поделятся?! —
негодуя, воскликнул Елизар. — Ежели, скажем, у меня
много чего, а у Акимки, к примеру, нет, так я ему с
милой душой, потому как —друзья!
Купец улыбнулся, —видно, знал по-русски; Логинов
же строго постучал пальцем по столу.
— Не твоего ума дело! Тут все посложнее. Крепость,
вишь ты, была прежде голштинская — наследственное
владение ихнего малолетнего герцога. Вот опекун и тре¬
бует, когда шведов побьют, при дележе вернуть ему ту
крепость. А вернуть нужно целую, развалины-то никому
не нужны. Датский король с голштинцами в солидар¬
ности, герцог ему свойственником приходится, а он за
малолетка поручитель: должен следить, чтоб сам опекун
або кто другой герцогское имущество к себе не прибрал.
В общем, наш светлейший сам ездил и к датчанину, и к
голштинцам, просил, уговаривал, даже полаялся. Те ни в
какую. Говорят: при таком гарнизоне в крепости харчей
не надолго хватит и шведы сами пардона запросят.
Купец Вольфрам снова улыбнулся и покачал головой.
— Вот он не военный, — Логинов ткнул в купца
пальцем, — а умом востер. Конечно, можно сидеть и
ждать, только чего дождешься? Шведского генерала
Крассова дождешься, вот чего дождешься. Крассов нас
по загривку, а Штейнбок вылезет из крепости и по зубам
вдарит.
— Да, это не расчетливо, — степенно сказал купец
Вольфрам. — В любом деле — в коммерции ли, в воен¬
ном ли деле — расчет прежде всего. Лучше потратиться
719
на ремонт после бомбардировки, чем потерять вообще
все.
“Неужто пошлют в Россию за порохом? —размыш¬
лял Елизар. — А если пошлют, то как? Морем или су¬
шей?"
Но оказалось, что дело обстоит иначе. До опалы
город Маргаретенбург имел не только стены и башни, но
и артиллерию, и пороховой запас, и мастеров, умевших
делать превосходный порох. Укрепления шведы разру¬
шили, пушки, что поновее, вывезли, а про порох забыли.
Не то чтоб совсем забыли, а просто решили вывезти
позже, на том дело и замерло.
Тут купец Вольфрам велел ввести старейшего поро¬
хового мастера, доживавшего на покое, маленького, се¬
денького, ссохшегося от прожитых лет старичка в кожа¬
ной ермолке. Мастер Иоахим — так звали старичка —
весьма толково объяснил, что пороховые мюльни, си-
речь мельницы для размола пороха, существуют и нахо¬
дятся в исправности, кроме одной, которую шведы
сожгли. Что же касается порохового запаса, то порох от
времени давно пришел в негодность, слежался в комья,
селитра из него выдохлась. Но он, Иоахим, знает секрет,
как порох восстановить. Надобно его заново перемолоть
и добавить, чего недостает. А все материалы в городе
есть.
Логинов, очень довольный, налил мастеру вина, сам
стал потчевать, вежливо —уже по-немецки —попросил
хозяина поселить пороховщика тут же в доме.
Пороховых дел мастер засмеялся старческим, дре¬
безжащим смешком.
— Вольфрам, слышишь? Они не знают, что я твой
родной дядя и что у меня здесь и так есть своя постоян¬
ная комната на случай, если я приеду навестить внучек.
Ну, пойдемте обедать, я давно не видел деточек. А после
обеда отправимся осматривать мельницы и пороховые
погреба.
Обед тянулся долго. Ели вкусно и сытно, как подоба¬
ет в купеческом доме. Жена синдика, моложавая, дебе¬
лая женщина, в огромном накрахмаленном чепце,
распоряжалась толпой слуг и горничных, как главноко¬
мандующий. Две вольфрамовы дочки были пышные,
смазливенькие, подчеркнуто благонравные немецкие
девицы на выданье. Акиму они обе понравились, он да¬
же успел шепнуть Елизару:
720
— Видишь, из порядочных семейств девы и румяны,
и белы, и этак вальяжны, не то, что твоя коза бодливая,
которая меня чуть не заколола.
А Елизар думал как раз о той "козе". Где она теперь?
Выехала из города или все еще тут? А если в городе —
у кого квартирует?
На рассвете той памятной ночи, когда в Маргаретен-
бурге уже был восстановлен порядок и патрульные вой¬
ска возвращались в лагерь, Елизар еще раз зашел к той
паненке попрощаться.
Тяжелая дверь открылась, едва он успел стукнуть в
нее костяшками пальцев. Отворила дверь сама паненка.
Увидев фенриха, зарделась, присела, выставив вперед
носочек туфельки и, щепотно приподняв кончиками
пальцев длинную юбку, развела ее в стороны. Елизар от
смущения даже забыл, как отвечают по-приличному.
— День добрый, — чуть слышно сказала девица по-
немецки. — Не знаю, как вас и благодарить. У нас с
Катажинкой, — она пальчиком показала на свою гор¬
ничную, — нет здесь никаких друзей. Мы — проезжие
чужестранки, и неизвестно, пустят ли нас еще в Мос¬
ковию или хотя бы в Прибалтийские земли, завоеванные
русскими. Мой единственный брат, Михалек, был ранен
и оказался в плену. Я продала наше имение — все, что
осталось от родителей, чтобы выкупить брата. Вот его
письмо...
Она сунула руку за корсаж, достала листок.
— Михал пишет, что русские приветливы, не обижа¬
ют пленных, что он при деле. А еще пишет, что собирает¬
ся с экспедицией в Персию. Эту экспедицию посылает
ваш царь. Скажите, пан, как вы думаете: ехать в Персию
опасно? Я так боюсь за брата.
Елизар растерянно развел руками.
— Вот чего не знаю, того не знаю... Надо поспро¬
шать. Я сам долго был в море, даже курантов не читал —
листков, кои у французов зовутся газетами. А у вас в
Польше? —Он и сам не знал, что говорит.
— Наверно, тоже так, —глянула на него паненка, —
не знаю... У нас война...
— Вы русских не бойтесь, —утешил Елизар. —Про
нас зря говорят, будто мы варвары. Мы никого не оби¬
жаем. В Москве премного иностранцев проживает, и
давно, и никому обид не чинят. А в Питерсбурхе иност¬
ранцам вовсе вольготно. Наш царь всех, кто с добрыми
721
намерениями, привечает. Он и сам по заграницам нема¬
ло поездил, нагляделся на всякие обычаи.
И вдруг, осмелев, спросил:
— А как вас зовут, пани?
Девица, опустив глаза, ответила:
— Мое имя Анна-Ядвига-Елена, мы шляхетского ро¬
ду Стшелецких. Если пан услышит что про моего брата,
Михала-Казимира-Яна Стшелецкого...
Елизар растерялся.
— Это как же? Зачем же три имени для одной пер¬
соны?
Паненка рассмеялась. Смех у нее был звонкий, се¬
ребристый.
— Ой, пане! Три имени у нас даются при крещении;
а звали меня дома Анелькой.
— Анелька... —повторил Елизар. —Это хорошее
имя. И по-русски есть похоже —Анюта. А я Елизар Ар¬
тамонов Овчина-Шубников. Запомнишь? Елизар!..
— Елизар... — повторила Анелька. — Это тоже хо¬
рошее имя...
Эх, куда этим толстым телкам против его Анельки. И
чего только Акиму в них приглянулось? Вот разыскать
бы теперь ту Аннушку!
Глава десятая
Пороховая мюльня
Мастер Иоахим, несмотря на свой более чем пре¬
клонный возраст — было ему без малого девяносто лет,
оказался деятельным и даже резвым старичком. Одетый
по-старомодному — так, как давно уж не одевались, —
с седенькой бородкой эспаньолкой — таких тоже уже
не носили, — Иоахим словно помолодел, занявшись
делом.
Майор Логинов, Елизар и Аким с ног сбились, лазая
в пороховые погреба под остатками крепостных стен.
Мастер с ног не сбился, потому что его большей частью
носили на руках: уж больно круты и скользки были полу¬
обрушенные ступени. Порох старик испытывал на вкус,
запах и цвет, как повар или кондитер. Вытащит щепотку
или комочек из бочки, долго нюхает, лизнет раз-другой,
поднесет к свету, начнет разминать в пальцах. Иной раз
бросит на землю, сердито прошамкав:
722
— Дрэк... раус I
Это означало — выноси и выкидывай, никуда не го¬
дится.
В другой раз заведет к потолку выцветшие стариков¬
ские глаза, подумает и скажет:
— Добавим сюда сальпетер, то есть селитру, переме¬
лем... Тогда поглядим, что выйдет.
В этот день мастеру с утра понадобилось съездить на
мюльню. По дороге терпеливые майор и Елизар уже в
который раз выслушивали рассказ старика о том, как в
молодости он был искусным литейщиком и пушкарем,
владел собственной пушкой-кулевриной, длинной, как
бревно, весящей не менее трехсот пудов без станка. В то
время пушкари составляли отдельное ремесленное со¬
словие. Мастер, владевший пушкой, со своими подмас¬
терьями нанимался в войско любой воюющей страны.
Иоахиму тоже довелось повидать свет: служил и в Ни¬
дерландах, и во многих немецких княжествах, участво¬
вал в осаде крепостей и городов, пока однажды краса¬
вица кулеврина не разорвалась по всей своей длине,
оттого что неопытный подмастерье заложил в нее
слишком большой заряд. Ах, какая это была пушка!
Звали ее "Рыкающий лев", об этом свидетельствовала
надпись, отлитая на стволе. Кроме того, ствол был укра¬
шен изображением львиной морды и двух дев, держа¬
щих лавровый венок. Вот в те годы Иоахим и научился
пороховому делу и изготовлению ядер.
Перед мюльней исправные часовые остановили по¬
возку, поглядели, кто едет, затем пропустили во двор. По
требованию мастера тут же на дворе все разулись, выло¬
жили шпаги, пистолеты, и даже ключи, у кого они были.
С металлическими предметами на мюльню входить было
нельзя из опасения случайно высечь искру. Мало ли за
что заденешь шпагой или подбитым каблуком?
Внутри мюльни, возле жерновов, работали порохов-
щики, с головы до ног одетые в подошвенную кожу,
словно рыцари в доспехи. На ногах у них были мягкие
войлочные обувки, и оттого двигались они неслышно и
плавно, как коты. Толстую кожу носили, чтоб хоть ма¬
лость предохранить себя на случай пожара. Всем извест¬
но, что порох взрывается, только когда он укупорен, а
россыпью просто горит сильным и жарким пламенем.
От мелкой и едкой пыли на Акима напал чих. Рас¬
чихался хуже, чем если б от нюхательного табака. Ста¬
рик нетерпеливо махнул на него рукой, показал на
дверь: выйди, мол, мешаешь!
723
Аким послушался, тихо ступая в одних чулках, вышел
на волю, огляделся. Ласково пригревало солнышко, рав¬
номерно стуча, словно бы прачки били вальками, враща¬
лось в лотке водяное колесо.
Аким выбрал себе уютное местечко в тени, прилег на
травку и тотчас не заснул, а как бы погрузился в слад¬
кую дрему. Привиделось ему, будто он не здесь, а дома,
под Рязанью, и не взрослый офицер, а еще мальчонка.
Так же, как дома, пахла трава, так же журчала вода —
дома-то сквозь сад протекал родник. Вот сейчас мать по¬
зовет полдничать.
Вдруг что-то прошуршало возле самого лица. Змея!
Аким вскочил, как подброшенный, попятился, поднял с
земли прутик — гадюку лучше всего бить гибким.
Всмотрелся и от изумления чуть не ахнул! Вместо змеи
увидел серый жгут, уходящий дальше в траву. Он живо
присел на корточки, схватил жгут, потянул, понюхал.
Вот те раз! Так это ж фитиль! Кто-то, видно, метнул клу¬
бок фитиля так, чтоб тот, размотавшись, достал до дырки
воздушного продуха в землянке, где хранились бочки с
готовым порохом.
Аким, что было силы крикнул:
— Караул! Бежи сюда!..
И сам, не выпуская фитиля, кинулся к водяному
лотку, откуда, должно быть, метнули клубок. По лотку
кто-то убегал, разбрызгивая воду, торопясь; на той сто¬
роне зашуршали кусты.
На Акима набежал растерянный, ошалевший от не¬
ожиданной тревоги караульный солдат. Аким ткнул ему
прямо в лицо фитиль, показал на кусты, крикнул:
— Глядь! Вон он убегает!..
Солдат поднял было ружье, но, вспомнив, что
стрелять возле мюльни нельзя, кинулся догонять злодея.
Услышав крики, из мюльни выбежали Елизар и Логинов,
в караульной сторожке забили тревогу, бежали солдаты,
выставив вперед штыки.
Елизар, не размышляя, как был без сапог, схватил
свою шпагу, вскочил на коня конвойного драгуна, соп¬
ровождавшего их повозку, погнал через мельничью
канаву, выскочил на тот берег. В кустах мелькали солдат¬
ские треуголки, а впереди, намного обогнав преследо¬
вателей, прытко бежали двое в крестьянском платье.
Елизар припустил за ними. Грохнул выстрел, кто-то из
солдат, видно меткий стрелок, приложился и свалил то¬
го, кто бежал задним. Елизар хлестнул коня, испуганный
724
конь чуть не сбросил его, потом рванулся вперед тряс¬
ким, торопливым галопом.
Как ни быстро бежал злоумышленник, с конным сос¬
тязаться ему было не под силу. Бежавший человек огля¬
нулся, и Елизар узнал графского слугу Бонифатия. Фен¬
рих крикнул:
— Стой! Стой, не уйдешь! Я тебя узнал, Бонифать-
ка!..
Бонифатий вильнул в сторону, остановился, вскинул
пистолет и выстрелил. Лошадь под Елизаром на всем
скаку вдруг качнулась и рухнула. Елизар вместе с ней
грохнулся на землю, еле успел высвободить ногу и от¬
ползти от раненой лошади, чтобы не зашибла копытом.
Шпага завалилась в траву, он не сразу ее отыскал.
Вскочил, но тут же вынужден был прислониться к дере¬
ву, — видно, падая, сильно ударился.
Погоня промчалась мимо. Последним бежал Аким,
под мышкой нес Елизаровы сапоги. Увидев друга, ахнул:
— Елизарка! Ты раненый?
— Поди ты!.. —с досадой выкрикнул Елизар и в
сердцах рубанул шпагой ни в чем не повинное тонень¬
кое деревцо. —Ушел Бонифатька!..
— Какой Бонифатька? —Аким вытаращил глаза.
— Да тот, графский! Пристрели коня, Аким; тяжело
смотреть, как мучается животина.
Аким подошел к лошади, поглядел, вернулся.
725
— Сама околела!.. Обувайся да пойдем.
Мастеру Иоахиму не стали говорить в чем дело, чтоб
зря не волновать старика. Суматоху объяснили тем, что
на караульных, мол, набежал олень, а может, и не олень,
просто чей-то козел. Солдаты от великого старания мог¬
ли и перепутать. Старичок долго смеялся, повторял:
— Козел... хи-хи... козел напугал!..
Но караульному офицеру от майора досталось. При¬
казано было с сего часа выставлять двойные караулы да
завести собак.
После обеда в доме синдика появился Федор Павлов.
Недавно его произвели в новое звание, из военного фис¬
кала он превратился в гевалтигера. В переводе на рус¬
ский язык это значило либо человек, имеющий право
распоряжаться, либо имеющий право принуждать. Одна¬
ко сам Павлов от нового звания нисколько не переме¬
нился, остался таким же добродушно въедливым, дотош¬
ным, каким и был.
— Так, так, — сказал он, выслушав рассказ Елиза¬
ра.— Бонифатька, говоришь? Графов прислужник?
Только он давно уж не графов. Цезарец, видишь ли, им
недоволен, прогнал, взял другого камердинера...
Он поглядел на Елизара и Акима.
— Вот так-то, господа фенрихи. Теперь каждый из
них сам по себе. А больше вы этого Бонифатьку нигде
не встречали, кроме как в гильдийском доме? Вот гос¬
подин синдик мне тут рассказывал, будто тот дом уж не
раз был убежищем здешнему купечеству, его чуть не
штурмом пробовали брать, да стены и двери больно
крепки. Дверь-то, помните, какая? Вся железом окована.
Грабители бы в тот дом нипошто не проникли, кабы им
дверь не отворил опять же тот злодей и вор Бонифатька.
Аким ухмыльнулся.
— Это-то мы знаем, господин гевалтигер, мы ж за
ним гнались, да он и в тот раз ушел. Мы опосля патруль¬
ному начальнику все доложили.
Павлов кивнул.
— Верно, доложили. Теперь я вам расскажу, как сам
Бонифатька в том дом вошел. Дверь ему отворила Ката-
жинка. А Катажинка есть горничная девка твоей панен¬
ки, Елизар Артамонов, господин Овчина-Шубников.
Елизар побледнел.
— Не может того быть! —горячо воскликнул он. —
Неужто тая паненка у вас? Может, вы ее и в остроге
томите?!
726
На узком лице Павлова появилась тень улыбки.
— Эге, господин фенрих, видно, ты ранен стрелой
бога Амура, купидона крылатого; пронзил он твое чув¬
ствительное сердце. Не пужайся, не трону я твою пре¬
лестницу, никакой за ней вины нет. Да и за ее дворовой
девкой тоже. Катажинка та знаешь что показала? Что
злодей и вор Бонифатька был крыжацким1 ксендзом, ее
духовным наставником. И панна Анеля поведала, что
проживал он, дескать, в монастыре. Имение же семьи
панов Стшелецких было в соседстве с сим монастырем.
— Да как же так может быть? —Елизар обращался
не столько к Павлову, сколько к майору, с которым ус¬
пел подружиться и которому верил. — Разве ж отпустят
монаха или попа на волю?
— Отпустят. Да и не только отпустят, пошлют, —
спокойно ответил майор. —Иезуитский орден всюду, во
все страны, во все мирские дела свой нос сует и всякое
средство для них хорошо. Прикажет генерал ордена —
монах снимет рясу, пойдет на бал плясать, прикажут —
пойдет убивать аль грабить. Ну, а шпионство — их пер¬
вейшее занятие.
— А где эта панна Анеля теперь проживает? —с не¬
винным видом спросил Аким, подмигивая Елизару.
— Уехала, —сказал Павлов. —Вам же, господа фен¬
рихи, тоже надобно ехать к войску. С порохом без вас
теперь обойдутся. Пока вы по городским улицам ездите,
Бонифатька будет сидеть притаясь, а вас не станет,
может, и вылезет из своего потаенного места. У него
тоже дела, не зря ведь пожаловал. Перестанет опасаться
быть узнанным, осмелеет. Тут мы его и ухватим.
Глава одиннадцатая
Перебежчик
Похоже было, что осада крепости Кронборг затянет¬
ся надолго. Русский лагерь принял вид обжитого посел¬
ка. Солдаты разместились в землянках и палатках, бойко
торговали лавочки маркитантов, возле них всегда тол¬
пились свободные от службы люди. Никто уже не обра¬
щал внимания на возникавшую иногда перестрелку.
Шведы пытались помешать осадным работам, обстре¬
1 Крыжаки — в старорусском языке — католики.
727
ливали апроши — глубокие траншеи, которые начали
подходить уже к самому рву. Тогда им отвечала русская
артиллерия.
Однажды, когда взводы Елизара и Акима назначены
были на земляные работы, вдруг неожиданно заскрипе¬
ли блоки подъемного устройства — и мост стал опус¬
каться.
— Бросай лопаты! Отходи! —истошным голосом за¬
кричал ротный. —Мушкеты готовь!
Между палатками тревожно запела труба, забили ба¬
рабаны. Весь лагерь пришел в движение.
Мост с грохотом рухнул на другой берег рва, и тотчас
по нему лавиной понеслась кавалерия. Стук копыт по
гулкому настилу был подобен обвалу.
До сих пор гарнизон осажденной крепости еще ни
разу не отваживался на вылазку. Тем страшнее и опас¬
нее казалось то, что происходит сейчас.
Елизар бежал впереди своего взвода по глубокому
апрошу, не видя ничего, кроме набросанных с обеих сто¬
рон траншеи высоких куч земли. Траншея была длинная,
несколько раз загибалась, чтобы ход не простреливался
со стен. На мосту все еще грохотала лавина.
"Беда... За конницей кинется пехота... Отрежут!.. —
бились в голове тревожные мысли. — Ох, только бы не
плен!"
Вдруг бежавшие впереди солдаты замедлили, пошли
шагом. Елизар с ходу наткнулся на солдатскую спину,
поскользнулся, оба чуть не упали. Упершись рукой в
осыпающуюся земляную стенку, с трудом удержался на
ногах и тут услышал непонятное — подъемный меха¬
низм снова скрипел, мост вновь поднимали.
— Стойте! — задержал фенрих своих солдат. — А
ну, подсади, надо поглядеть!
Ему помогли вскарабкаться наверх, выглянуть из-за
земляной насыпи. Никакого сомнения быть не могло —
мост действительно поднимался. На берегу рва сбились
в табун несколько десятков лошадей. Елизар не поверил
глазам — лошади были без всадников! Он взглянул на
лагерь — лошади носились повсюду, сотни лошадей и
все, все без всадников! Вот те на, что же это такое?
Фенрих спрыгнул на дно траншеи.
Апрош впереди освободился, можно было спешить к
выходу. Со стен крепости выстрелили картечью, картечь
с визгом пронеслась над головами, и сразу же раздалось
728
испуганное ржанье и всхрапы, визг, стоны раненых жи¬
вотных.
Траншея кончилась, люди выбежали на поверхность.
Около самого выхода лежала убитая лошадь, рядом би¬
лась другая, силилась подняться, хрипела. Весь лагерь
словно дымился от пыли. Солдаты остановились в расте¬
рянности.
— Не толпись, не толпись! —торопил Елизар. —Бе¬
ги дальше...
Солдаты побежали, чтоб не попасть под картечь. Впе¬
реди, где стояла русская батарея, приготовленная на
случай вылазки шведов, потный канонир, вскочив на ту¬
ру — высокую корзину без дна, набитую землей, бан¬
ником отбивался от коней. Лошади с перепугу натыка¬
лись на туры, закрывавшие батарею, грозили их пова¬
лить. Остальные артиллеристы пытались спасти картузы
с порохом, нехитрое солдатское имущество, свои зем¬
лянки.
Рушились солдатские палатки, опрокидывались по¬
возки. Навстречу Елизару катился пробитый барабан, за
ним волочился ремень.
— Ровно татары напали, все крушат и рубят... — с
веселым ужасом воскликнул молодой солдатик и охнул.
Кто-то поддал ему в потылицу...
— Тебе смешки, безголовому, а у людей душа болит.
Ведь сколько хороших коней губят... Людям пахать не на
чем, а тут...
На месте, где стояла палатка фенрихов, трепыхалось
одно палаточное полотно. Из-под полотна торчали тол¬
стые икры матроза Ивашки, пытавшегося поднять колья.
Тимофей складывал в ящик кружки, помятые оловянные
миски, туда же сунул измазанную в пыли нательную
рубаху.
Палатку общими усилиями подняли, подперли. По ла¬
герю с гиканьем скакали верхами русские драгуны и
казаки, сбивали шведских коней в одно место, в табун.
Табун отогнали к лесу.
Прибежал запыхавшийся солдат с приказом от май¬
ора. Обоим взводам без лопат, но с мушкетами, вернуть¬
ся, занять позицию против моста. Туда спешили и другие
взводы.
Стоя в поперечной траншее, отрытой параллельно
рву, Елизар разглядывал крепостные стены, точно видел
их впервые. Заходящее солнце освещало все косыми
лучами, камень казался розовым, теплым. За вершинами
стен, на которых то и дело мелькали головы любопытных
729
шведов, высились щипцы крыш, домовые трубы, шпиль
часовни, такие мирные в этот благодатный час. На флаг¬
штоке лениво шевелилось чуть поддуваемое ветерком
огромное синее полотнище флага. Это было так красиво,
что Елизар невольно залюбовался. Флаг, очевидно, вы¬
весили здесь назло русским, чтобы он лучше был виден
из лагеря. Настоящее место для флага, конечно, на вер¬
шине стен внутренней крепостной цитадели. Эта цита¬
дель — старинный рыцарский замок — была выше и
внушительнее, чем стены форштадта.
Справа от русского лагеря — там, где стояли датча¬
не, голштинцы и саксонцы, запели флейты, играли ве¬
чернюю зорю и тотчас затрубили горны, забили бараба¬
ны у русских.
Елизар вдруг заметил всадника, русского офицера,
на красивой, хорошо вычищенной лошади. Всадник бес¬
страшно разъезжал на самом виду у шведов, останав¬
ливался у каждого апроша, что-то спрашивал, затем по¬
сылал коня вперед, перескакивал через траншеи.
— Митька! — радостно закричал Аким и полез на¬
верх.
Всадник осадил коня и вдруг кубарем скатился, ки¬
нулся навстречу Акиму. Елизар тоже знал этого щеголе¬
ватого штабного офицера, славного парня, но недалеко¬
го. Митьку держали при штабе за расторопность.
— Аким! Елизар! —на бегу кричал штабник. —Так
я ж за вами! Все обыскал, даже к маркитантам ездил. А
ну, давай быстрее, ждут!
— Кто ждет?
— Поспешайте! — Митька, преисполненный важ¬
ности, не желал вдаваться в объяснения. — Полковник
приказал сдать солдат под команду старшему унтеру.
...Елизар и Аким едва поспевали за всадником, аж за¬
пыхались. На опушке леса стояла войлочная кибитка, по¬
хожая на огромный белый кулич. В кибитке с удобст¬
вами расположился начальник первой линии осадной
армии, тот самый генерал-квартирмейстер, с которым
фенрихи уже успели познакомиться в первую ночь при¬
бытия.
Генерал сидел на складном стульце, удобно вытянув
ноги, поигрывал тростью, вроде — отдыхал. Перед ним
на двух ящиках был устроен стол, на столе стояли две
свечи, разложены были какие-то карты и планы. Рядом,
присев на корточки, что-то озабоченно записывал в
памятную книжку военный инженер из кукуйских нем¬
730
цев, родившийся и выросший в Москве. Оглянувшись на
вошедших фенрихов, он сердито проворчал:
— Когда надобно, не дозовешься... — Потом непо¬
нятно спросил по-немецки: —Они?
— Да, господин майор! —ответил кто-то хриплым
голосом. — Вот тот высокий — офицер, у него доброе,
благородное сердце.
Генерал, поигрывавший тростью, усмехнулся, сказал:
— Приятель ваш прибежал в гости, захотел свидеть¬
ся. Поглядите: признаете али нет?
Сердитый майор схватил со стола свечу, шагнул в
сторону, и тут из мрака около стены выявилась высокая,
тощая фигура шведского солдата. С обеих сторон стояли
два русских усача гренадера, конвойные. Раздражитель¬
ный майор поднес свечу так близко, что швед невольно
отшатнулся.
— Так это ж... это ж тот вахмистр, которого мы тогда
повязали в лесу! Только оброс да потощал... — восклик¬
нул Елизар.
— Точно, он, —подтвердил Аким.
— Ну, хорошо, Юрген Кранц, значит, ты сказал, что
Штейнбок ждет нашего штурма? Потому, значит, и вы¬
гнал коней из крепости, чтоб ему посвободнее было. Так,
что ли? — продолжал прерванный допрос генерал.
— О, да, экселенц! В крепости такая теснота, что
лошади стояли прямо на улицах.
— Чудно... —пожевал губами генерал. —С чего бы
это шведскому фельдмаршалу так переполошиться? Ка¬
жись, мы его пока не прижимаем.
Перебежчик, как застоявшийся конь, переступил но¬
гами.
— Если позволите сказать, экселенц, так фельдмар¬
шал Штейнбок обеспокоился, наверно, по поводу плохих
вестей, доставленных лазутчиком.
— Э-э-э! Вот оно что!.. — генерал и инженер пере¬
глянулись. — Значит в крепость ходят лазутчики. Слы¬
шишь, Иван Иванович? Выходит, мы с тобой рохли.
Думаем, что мимо наших дозорных и мышь не прошмыг¬
нет, а тут вона что.
— Да, Иоган Шенк слышит то, что говорит этот сол¬
дат, но не очень ему верит! — вскинулся инженер. —
Разве что есть подземный ход.
Он повторил свой вопрос пленному. Нет, про подзем¬
ный ход пленный не слышал. Лазутчик появился совсем
731
с другой стороны, подъехал на лодке к тому полукругло¬
му бастиону, который глядит на море. Юрген Кранц как
раз стоял на часах. Туда, на тот барбикан, ставят штраф¬
ных солдат. Под утро с моря дуют сильные ветры — и
часовые очень мерзнут. Прошлой ночью, когда Юрген
только заступил, вдруг вблизи стен с моря кто-то три
раза мигнул фонарем. Часовой не обратил на это вни¬
мания. Мелькание повторилось снова, а затем и в третий
раз. Тогда Юрген вызвал подчаска и послал его за комен¬
дантом. К удивлению часового, комендант прибежал не¬
медля и привел с собой еще двух офицеров. Одним из
них был полковник, адъютант самого фельдмаршала.
Этот полковник поднял над головой потайной фонарь и
тоже три раза открыл и закрыл шторку. С моря отве¬
тили. Комендант тотчас распорядился послать за лест¬
ницей. Принесли пожарную лестницу, спустили ее вниз
прямо в воду, и тогда Юрген увидел приближающуюся
лодку. Человек торопливо греб, подогнал лодку к лест¬
нице, встал одной ногой на нижнюю ступеньку, затем
ловко опрокинул лодку, несколько раз ударил по днищу
тесаком и оттолкнул ее от себя. Лодка с пробитым дном
затонула. Тогда этот человек вскарабкался по лестнице
на стену.
— Я помогал ему, подхватил за локоть, когда он пере¬
лезал через каменную ограду... — закончил рассказ
Кранц.
— Так, так... — генерал нетерпеливо постукал тро¬
стью по носку своего башмака. — Ну, а дальше?
— Адъютант, увидев лицо этого человека, чуть не
уронил фонарь, воскликнул: “Как, это вы, господин Кру-
жальский? Почему вы сами?.."
Елизар шагнул вперед, хотел сказать, но генерал не¬
терпеливо махнул — потом.
— Еще о чем они говорили? Что ты слышал? Что от¬
ветил приезжий?
Кранц снова переступил ногами.
— Приезжий сказал: "Иначе нельзя было. Важное
известие, которое я послал с голубиной почтой, опозда¬
ло. У русских есть порох!" —О чем они говорили даль¬
ше, я не слышал, они спустились на казематный двор и
ушли.
В кибитке наступило молчание. Генерал что-то обду¬
мывал.
— Что ж они впали в такую безмерную печаль? —
сказал он рассеянно. — Какой дурень пойдет воевать
732
без пороха. Уж коли мы сюда приступили, стало быть,
пороха у нас хватает.
Фенрихов так и подмывало вмешаться, разъяснить в
чем дело, да было боязно. Младшему не след говорить,
пока старший не спросит.
Военный инженер принялся распрашивать Юргена:
все ли бастионы с приморской стороны стоят в воде?
Развернул на столе план крепости. Швед подошел бли¬
же, покосился на генерала, присел на корточки, чтоб
удобнее было водить пальцем по бумаге. Елизар и Аким,
вытянув шеи, пытались разглядеть, что он там показы¬
вает.
Швед объяснял: не все бастионы с приморской сто¬
роны одинаковы. Полукруглый бастион-барбикан очень
старый, ровесник замку. Остальные, видно, построены
позже, когда укрепляли форштадт. Море подступает к
самым стенам. В непогоду брызги летят наверх, попада¬
ют даже на двор.
— А ты плохой солдат, вахмистр Юрген Кранц, —
вдруг неожиданно сказал генерал. —Я твоей брехне ве¬
рить не собираюсь. Солдат, который бежит к неприя¬
телю, забыв воинскую честь, просто дезертир и трус.
Перебежчик вскочил, словно его подбросило пружи¬
ной. Оба гренадера крепко схватили его за руки.
— Я не трус! —сдавленным голосом сказал Кранц. —
Я никогда не был плохим солдатом. Меня наградили ме¬
далью за храбрость. Но шведскому королю я служить не
обязан. Мы, весь полк, куплены; мы не шведы, а гессен¬
цы; нас насильно захватили, насильно сдали в солдаты, а
потом князь продал нас шведам.
— Вот как! —генерал казался очень заинтересован¬
ным. — Раньше-то было иначе. Раньше шведы своих
людишек отдавали внаем. Их солдаты дрались за фран¬
цузов и за других. Выходит, оскуднели... Так, так, Юрген
Кранц. Но отчего ж ты все-таки к нам подался?
— У вас кавалеров не бьют. У вас чтят военные за¬
слуги. А у нас меня дважды стегали плетью, дважды с тех
пор, как я вернулся после того случая, когда нас связали
и милостиво оставили в лесу. Вот они! — он подбород¬
ком кивнул на фенрихов. —С разведки вернулся только
наш разъезд, а два других дезертировали. Я давно решил
бежать и вот воспользовался суматохой, когда выгоняли
лошадей. Вскочил на своего вороного, ну и...
Генерал встал.
733
— Ладно, Кранц! Пойдешь в обоз к шведскому табу¬
ну, подсобишь. А дальше видно будет. Захочешь слу¬
жить — примем, не обидим. — Он махнул гренаде¬
рам. — Отведите его, да не держите, словно колодника.
Пусть живет на свободе.
Пленного увели.
— Это ты, что ли, ему сказал, что у нас кавалеров не
бьют?1 —спросил генерал у Елизара и усмехнулся.
Правдивый от природы Елизар почувствовал себя не¬
ловко, точно бы ребенка обманывал.
“Неужто этот верзила так уж поверил ему, что есть
армия, где солдат не учат и кулаком, и батогами, и роз¬
гой? Как же без этого: забалуются, как их заставишь
воевать? Даже в любимом царевом Преображенском
полку недели не проходило, чтобы солдат-другой не выл
истошным голосом, прикрученный к деревянной кобы¬
ле... Драли не только рекрутов, — случалось, достава¬
лось и старослуживым".
— Я не говорил, что вовсе не бьют... Я сказал — ка¬
валеров орденских... по царскому указу...
— Ну так что ж ты закраснелся, словно девка? —
засмеялся генерал. — Правду же сказал: есть такой
указ... Ты другое ответь мне: чего все в разговор встрять
норовил? Я видел...
— Да знаем мы того лазутчика. То не просто Кру-
жальский, —Лех-Кружальский, Бонифатька! Это цесар¬
ского графа человек, — не вытерпел Аким.
Генерал даже в лице переменился, сразу стал серьез¬
ным.
— А вы не обознались, молодчики?
Елизар и Аким наперебой стали рассказывать обо
всех происшествиях в Маргаретенштадте — как Бони-
фатий дважды из рук ушел и у них и у гевалтигера Пав¬
лова.
— Да, злодей изрядный... Такого голыми руками не
возьмешь, — покачал головой инженер. — Это весьма
нам досадно, что он убег к шведам.
— Иваныч, —перебил его генерал, —а ведь это мы
с тобой маху дали. За морской стороной не глядим. Вот
и ездят там всякие.
— Так как за морем уследишь? Галер нет, людей
нет...
1 Воинский устав Петра I строжайше запрещал телесные наказания
"кавалеров", то есть награжденных орденами.
734
— Ан, есть. Вон они, двое моряков. Да и огарковские
матрозы тут болтаются. Вот что, господа фенрихи, сей
же час сбирайте пожитки, а я наряжу подводу. Поедете
в ближний тыл, заберете команду. Там у нас есть лю¬
дишки, вернулись из гофшпиталей, да из обоза я при¬
казал лишних отчислить. С ними займете рыбачью де¬
ревню, что там на берегу, да вообще всю береговую
линию. И разведайте заодно, нет ли с той стороны сла¬
бины, может, мы не одного этого Леха не доглядели?
Может, и еще Кружальские пожалуют.
Глава двенадцатая
Велика Федора, да дура
С вечера в крепости полыхал пожар. Мечущиеся от¬
блески пламени выхватывали из тьмы то остроконечный
готический шпиль лютеранской кирхи, то мрачный кон¬
тур башни, черепичные кровли, трубы, зубцы на стенах.
У осаждающих стреляла только одна мортирная бата¬
рея. Огненные дуги то и дело прочерчивали темное небо.
Раскаленные добела в кузнечных горнах1 ядра падали на
крыши домов, казарм, складов, вызывая новые пожары,
а иногда и взрывы.
С моря натянуло густой туман. В тумане утонул ла¬
герь, разбитые дома окружавшего крепость поселка, де¬
ревья. Только высокие крепостные бастионы выпирали
над зыбкой пеленой, да еще кое-где торчали кроны
сосен.
Но лагерь жил, глухо шумел. В промежутках между
выстрелами мортир доносился то стук топора, то сер¬
дитая отрывистая команда или чавкание грязи под нога¬
ми бредущих куда-то людей.
По одной из улиц прибрежного поселка вразброд ша¬
гала рота солдат. Впереди ехали трое конных драгун —
проводники. Люди шли медленно, с трудом вытягивая
ноги из липкой грязи, конным то и дело приходилось
останавливаться, поджидать пехоту. Возле какого-то по¬
луразрушенного дома с проваленной кровлей драгуны
свернули. Шедший за ними Елизар в плаще и надви¬
нутой на самые глаза шляпе с обвислыми от сырости
полями обернулся к солдатам, хрипло скомандовал:
1 Чтобы вызвать пожар (в крепости, на корабле), стреляли из пушек и
мортир ядрами, раскаленными докрасна в кузнечных горнах.
735
— А ну, подберись, веселей ходи, государева служба!
Господа капралы, не зевать! Глядеть в оба.
Шли еще долго. Мимо смутно видневшихся в туман¬
ном мареве телег, палаток, размазанных светлых пятен
костров. Навстречу потянуло влажным морским ветром.
Ветер словно подтолкнул туман, он заклубился, сдвинул¬
ся. На миг мелькнуло небо, темная полоса моря, какие-то
развалины. Под ногами грязь сменилась мокрым песком,
идти стало легче. Прыткая волна с шуршанием доползла
чуть не до самой тропинки, немного не дойдя, схлынула
назад.
Старший драгун остановился. С тем превосходством,
с которым конники всегда обращаются к пехоте, фа¬
мильярно сказал:
— Вот здеся, господин ахфицер, караульный пост у
пяхотных. Вона в той будке.
Офицер огляделся. Пузатые, не русского облика ры¬
бачьи лодки из-за мелкой воды лежали, повалившись
набок. Некоторые были вытащены на песок, стояли на
килях, подпертые со всех сторон жердями, похожие на
водяных пауков. Торчали вбитые в землю и в воду сваи.
Стал виден сложенный из крупных булыжников волно¬
лом и возле него —полузатопленный трехмачтовый ко¬
рабль. Корабль выдвинулся кормой на песок. Высокую
корму украшала затейливая резьба, выпуклые фигуры
морских богинь. Богини держали воздетые к небу кова¬
ные фонари, напоминающие вазы. Средний из трех фо¬
нарей был заметно погнут.
Драгун снова придержал лошадь, плеткой показал на
корабль.
— Наши, когда заскочили в здешнюю слободу, кину¬
лись сюда, а шведы их с того корабля из пушки...
Он покрутил головой.
— Народу не побили, а лошадей перепужали. А опос¬
ля пришлось им корабль бросить, самим спасаться в кре¬
пость. Ну, драгуны да казаки, если что в клетях на том
корабле было да внутри, в чреве, прибрали к рукам. На¬
чальству и не дознаться.
— Знаю вас, иродов, — сердито сказал Елизар. —
Тянете, что надо и что не надо. А этот корабль есть до¬
брый трехмачтовый флейт. Для государевой службы сие
судно ох как сгодится. Таким флейтам положено ходить
за боевой эскадрой. На флейтах лишний припас держат,
харчи там и порох, канаты да паруса.
— Выходит, вроде обоза при войске, — сказал дра¬
гун и поскреб под шапкой. — Значит, жаль, что у этой
736
флейты перед малость пообгорел в пожаре, чулан жилой
и болван золоченый, что на воду глядеть поставлен. Го¬
ворят, иноземный морской бог Тритун.
— Тритон! — поправил фенрих и распорядился: —
Первое капральство, пять человек, оставайся тут. Гля¬
деть за кораблем и за лодками, не спуская глаз. Ежели
что приключится, не токмо передо мной и ротным ко¬
мандиром в ответе будете, но и перед самим фельдмар¬
шалом, Александром Данилычем, а с ним шутки плохи.
И чтоб хмельного в рот — ни капли!
Про этот брошенный корабль, видимо доставлявший
в крепость припасы, Елизар узнал от майора Логинова.
С Логиновым довелось встретиться при приемке коман¬
ды. Логинов находился на сборном пункте по своим мно¬
гочисленным обязанностям. Фенриху обрадовался, как
родному.
— Елизарушка, сынок! Живой! Здоровый!..
Зазвал в корчму выпить пива. Узнав, что обоих дру¬
зей назначили на береговой участок, в самый крайний
фланг осадной армии, обложившей крепость полуколь¬
цом, радостно хмыкнул:
— Вот, как говорят люди, на ловца и зверь бежит!
Как же это я про вас-то запамятовал! Мне моряки нуж¬
ны позарез...
— А куда плыть? — деловито осведомился Елизар,
уже предвкушая радость от возможности снова служить
на море.
Логинов зашелся смехом, аж до слез.
— Плыть?! Ох-хо-хо... Плыть!.. Да нет, сынок, какое
тут плаванье. Корабль там шведы покинули, надо сие
судно сберечь, а позже, когда возьмем крепость, осна¬
стить и снарядить. Вот тогда и поплывешь. Я, признать¬
ся, все своего давнишнего друга, Федьку Огаркова, вспо¬
минаю! Вот мастак по корабельной части!
Майор запустил руку за борт кафтана, начал искать
в кармане.
— А где ныне капитан Огарков? —полюбопытство¬
вал Елизар.
— Плох Федька... Ревматизма его скрутила, здешние
болота доконали. Боюсь, как бы ему полный абшид не
вышел —отставка от службы. Без дела старик-то заску¬
чает, загрустит. А мы с Федькой Огарковым ведь с дет¬
ства друзья.
Он, наконец, нашел то, что искал, вытащил и развер¬
нул на столе листок бумаги, бережно разгладил.
737
24-770
— Федино письмо с дороги... Есть тут кое-что и до
тебя касаемое.
Отставив письмо подальше от глаз, прищурившись,
начал читать:
"Друг любезный, Яков Степаныч! Многие лета тебе
быть в здравии и в силах для службы на пользу отечест¬
ва. А меня, грешного, везут ныне лежачего, как колоду,
до того скрутила проклятая немочь..."
Далее в письме капитан Огарков писал приятелю о
каких-то оставленных тому на сохранение вещах, о том,
как живет он в приморском городке в частном доме, сни¬
мает квартиру в ожидании морского каравана, который
зайдет, чтоб взять больных и раненых, отправляемых в
Россию.
— А вот то, что до тебя касается, —Логинов подмиг¬
нул Елизару. — "В моем несчастье большое мне утеше¬
ние — в заботы о ми, грешном, доброй и попечительной
о всех страждущих некой польской панны Анели, тебе
известной, —писал далее Огарков.— Мы с ней как род¬
ные стали и каждый день подолгу беседуем о всяком раз¬
ном. Чает она найти своего братца Михала в живых, в
чем, однако, я сильно сумлеваюсь, ибо Персия далека и
по слухам места тамошние зело гибельны. Я же ей в том
деле от всей силы помощник. И жить в Питерсбурхе она
будет у нас в доме. Моим трем девкам от такой подруж¬
ки будет, чаю, не малая польза; пообтешутся да привык¬
нут к европейскому политесу и галантному обхождению.
А еще, скажу тебе, друг Яков, по великой конфиденции,
что той паненке, видать, приглянулся наш рассейский
фенрих, Овчина-Шубников Елизарка. Ты фенриха дол-
жон знать. Как начнет о нем говорить, словно цветик
расцветает. Эх, молодо-зелено, а все ведь такие были!"
Елизар слушал, боясь дышать. Сердце стучало как
кузнечный молот. И верить не смел в свое счастье. До
сего мига думал: полюбил токмо он один и безответно...
Майор сложил письмо, спрятал в карман.
— Мы с Федькой еще в потешных вместе служи¬
ли, — сказал он с прискорбием, думая о давних време¬
нах, — а нынче вот... Старики!..
За разбитой деревней потянулись высокие дюны с
одной стороны, с другой — торфяники, поросшие чах¬
лой травой и невысокими, искореженными вечными
ветрами кустиками. Неприветливые места и неудобные
для стоянки войска.
Дорога свернула в сторону, к крепостным воротам.
Солдаты ворчали, кляли песок.
738
Аким и двое матрозов, Тимофей и Ивашка, поджи¬
дали возле самого крепостного рва. Все трое сидели ря¬
дышком на опрокинутой и порядком увязшей в глубоком
песке лодчонке.
— Ох, Елизар, было худо, стало еще хуже, — пожа¬
ловался Аким. —Ни тебе землянки вырыть, ни тебе ту¬
ру поставить. Как воевать-то будем? Тимошка! — при¬
казал Аким матрозу. —Чего сидишь? Проводи команду
к тому месту, которое мы с тобой облюбовали. Там за
пригорком хоть палатки можно раскинуть.
Тимофей проворно вскочил. Елизар узнал его в тем¬
ноте не только по высокому росту, но и по особой мане¬
ре надевать шляпу задом наперед. Тимофей объяснил,
что так-де лучше: в случае дождя льет со шляпы не на
нос, а в стороны.
Елизар устало опустился на освободившееся место,
спрЬсил:
— Досчаник-то припасли? Или, может, на этой лодке
поплывем?
Аким усмехнулся.
— А ты встань да погляди, на чем тут плыть? Одно
название, что море. Как залезешь на воду, отовсюду из
воды камни торчат. Знать, неглубоко. Да и луна светит:
как на ладони все...
Долго сидели в раздумье. Вернулся Тимофей, принес
поесть. Подкрепившись, Елизар уныло побрел к тому
месту, где крепостной ров соединялся с заливом. Берег
рва был обрывист, укреплен сваями. Стоячая вода от за¬
рева пожара за стеной казалась желтой, как медная по¬
лоса. Туман рассеялся, висевшая на темном небе яркая
луна серебрила поверхность моря. Черная крепостная
стена ночью казалась еще выше и еще неприступнее,
чем днем.
Да, Аким оказался прав. Повсюду, на всей водной по¬
верхности около крепости, из воды торчали черные,
округлые горбы каменных валунов, словно спины стада
спящих китов. Вот почему шведы так небрежно охраня¬
ют эту сторону. По глубокой воде можно подойти на тех
рыбачьих лодках, что стоят возле корабля, или на понто¬
нах, на каких ставят мосты, а по такой не пройдешь ни
на чем, разве что на рыбачьем челночке. На таком,
верно, и приплыл Бонифатька. Но то —один человек, не
войско!
Сзади послышались шаги, подошли Аким с матро-
зами.
739
24*
— Раков здесь ловить, в этой канаве, — мрачно ска¬
зал Аким. —Раки такие места любят. В ров-то накидано
всякой пакости, от нее и дух тяжелый.
Елизара вдруг осенило. Аким прав, пахнет скверно.
Но если б морская вода свободно вливалась в ров, этого
бы не было. Значит, устье рва занесло песком.
Он подтянул повыше голенища ботфортов, велел мат-
розам поискать жердь или сук подлиннее. Иван вскоре
нашел обломок весла. Гуськом пошли вдоль рва, пере¬
лезли через сыпучую дюну, осторожно, стараясь не
плескать, вошли в воду. Море, ряд за рядом, катило на
берег невысокие, сердито шипевшие волны. На гребнях
этих крохотных валов, как и на штормовой волне, кур¬
чавилась пена. Елизар тыкал в дно обломком весла. Вот
сейчас они перед рвом. Верно раньше здесь был глу¬
бокий прокоп, как полагается в таких случаях по воен¬
ной науке, а теперь нету: все занесло, глубина только-
только до колен.
Елизар, ощупывая дно, прежде чем сделать шаг, все
брел и брел вперед. Низкорослый Аким тащился сзади,
возился, подбирал повыше полы мундира; в ботфоры у
него давно натекло.
Дно стало повышаться, подходили к берегу и к кре¬
постной стене. Здесь тень была чернильно черной. Ели¬
зар споткнулся, ударившись ногой о сваю, вытянул руку,
рука уперлась в наклонное подножие стены углового
бастиона. Сзади на него натолкнулся Аким. Елизар об¬
хватил друга за плечи, нагнулся, прошептал:
— Гляди, подобрались к самой стене...
— Ну и что? —также шепотом спросил Аким. —А
как залезть?
Оба поглядели наверх. Стена не только была построена
с уклоном, чтоб нельзя было прислонить лестницу, но на¬
верху еще навис каменный парапет, словно козырек.
— Но Бонифатька-то по лестнице —лез...
Снова пошли уже вдоль стены, осторожно рассчи¬
тывая каждое движение, чтобы не плеснуть. Чем дальше
от рва, тем становилось мельче. Море намело песок.
Новая стена кончилась, пошла старая, шероховатая,
строенная невесть когда, —верно, еще рыцарями. Камни
стены были неровные, расшатанные волнами во время
осенних и зимних непогод. Здесь не было защитного пара¬
пета, штормовую лестницу установить было нетрудно.
Дошли до полукруглого барбикана, тоже ветхого.
Дальше идти не имело смысла. Стали осторожно про¬
740
бираться назад. Вдруг Елизар почувствовал, что кто-то
дергает его за рукав, угадал: это матроз Иван.
— Господин фенрих...
Елизар нагнулся.
— Еще ниже присядь, — попросил Иван, — да по¬
гляди вон туда. Смекаешь?
Елизар глядел на темное небо, на освещенные дого¬
рающим пожаром стены замка, стоящего внутри кре¬
пости, и не понимал, что нужно Ивану.
— Замок видишь?
— Ну, вижу...
— А амбразуры?
— Ну?
— Так ведь они ж глубиной чуть не в сажень. Из
этих амбразур стрелять можно только в дальнюю даль.
И со стен тоже. Значит, велика Федора, да дура! А погляд
грозный: посмотришь, испугаешься.
Наутро Аким, как хороший наездник, поскакал к ге¬
нералу с донесением. Во-первых — ров у устья прохо¬
дим, во-вторых — можно забраться по стене, присло¬
нить лестницы с той стороны, откуда шведы не ждут. А
в-третьих — это казалось ему и Елизару самым важ¬
ным — из-за чрезмерно толстых стен грозный замок
фактически лишен возможности применить в дело пуш¬
ки. Разве что ударить по крепостному валу, по своим же
шведам.
Глава тринадцатая
Штурм твердыни
Началось перед рассветом. Лохматая ракета, роняя
снопы искр, неторопливо взвилась к облакам, лопнула,
рассыпала множество маленьких ярких звезд. И через
полминуты, — ровно столько, сколько потребно было,
чтобы вздуть огонь на фитилях да поднести пальники к
заряженным пушкам, — загремело, загрохотало, будто
небесный гром упал на землю и принялся задувать
плясовую. Набухли облака серого порохового дыма, за¬
волокли крепостной ров. И наверху, на стенах, тоже за¬
полыхало, задымилось; переваливая через зубцы и пара¬
петы, заклубились серые пороховые тучи.
Чугунные ядра ударяли в камень, камень брызгал
осколками. Штурмующие забрасывали ров фашина¬
741
ми —туго стянутыми связками хвороста, —на фашины
валили мешки с землей. Вода прыскала из-под фашин,
мешки сразу темнели, проваливались, на них швыряли
новые и снова валили фашины. Наконец кое-где ров уда¬
лось запрудить, и вот, колеблясь, стали подниматься
кверху узкие деревянные лестницы. Шведы их отпихи¬
вали, но лестницы прижимались к стенам и по ним лезли
люди в закопченных, разодранных мундирах, люди с пе¬
рекошенными от бешенства лицами. Сверху, со стен и с
двух мрачных древних башен по обеим сторонам ворот,
обрушили на штурмующих бревна, камни, лили горячую
смолу, расплавленный свинец, швыряли гранаты.
По-прежнему неумолчно ревели пушки, дым, валив¬
ший со стен, слился с клубами порохового дыма внизу.
И снова из дыма потянулись кверху колеблющиеся лест¬
ницы.
На стенах уже дрались врукопашную, кололи, руби¬
лись, в упор стреляли из солдатских мушкетов. А снизу
все лезли и лезли...
И все же шведы еще надеялись отбить штурм. По
крепостному двору и улицам форштадта бежала подмо¬
га, волокли пушки, катили бочки с порохом.
Внизу под стенами топталась русская пехота, ждала
очереди, когда прикажут лезть. Но лестниц не хватало,
многие из тех, что удалось приставить, были разбиты яд¬
рами, опрокинуты, изломаны гранатами. Те, кто ворва¬
лись первыми на стены, стали изнемогать, пятиться.
Но вдруг что-то произошло, невидимое, непонятное.
Шведские подкрепления повернули, ринулись назад в
лабиринт дворов. Где-то со стороны моря стали гулко
лопаться гранаты, раскатилась ружейная перестрелка.
Раза два бухнули орудия, и потом все примолкло. Но
шведы все устремлялись во дворы, а на стены теперь
почти беспрепятственно лезли и лезли русские солдаты
в зеленых мундирах. И синих с желтой грудью шведов
становилось на стенах все меньше. А затем, дрогнув,
покачнулся и лег через ров подъемный мост, поднялась
закрывавшая ворота решетка и затопотала, помчалась
под гулкую арку конница, побежала пехота, верхами
мчались офицеры. Даже обозные телеги стали подтяги¬
ваться ближе.
Шум сражения примолк. Успокоились пушки, стал
оседать, растекаться удушливый пороховой дым. Едко
запахло уксусом — пушкари студили уксусом разогре¬
тые пушечные стволы. Еще где-то внутри крепости слы-
742
шалея лязг, крики, а через подъемный мост уже шли и
ехали не торопясь. Деловито спускали шведские флаги
на бастионах, заменяли русскими. Перед комендантским
домом, на высоком крыльце, стали четверо барабанщи¬
ков, вынули из ременных кармашков, что на перевязях,
палочки, дружно ударили отбой.
К комендантскому крыльцу сходились старшие офи¬
церы — победители. Тучный, низко перепоясанный
форменным шарфом генерал, главный командующий
первой линии, обтирал потные ладони о топорщащиеся
полы мундира, весело поглядывал, приосанивался. Как-
никак дела вершатся исторические: победителю же по¬
добает величавость, вельможность.
Подошел иноземный генерал-инженер, состоявший
при осадном артиллерийском парке, сухой как вобла,
снял шляпу с пышным плюмажем, церемонно раскланял¬
ся. Подъехал и со звоном спрыгнул с коня кавалерист в
медной кирасе. Подошли полковники. Старший из пол¬
ковников, командовавший первой волной штурма, все
еще разгоряченный, потный, злой, но буйно-веселый, ни
с того ни с сего обнюхал один рукав своего мундира с
огромным, чуть не по локоть обшлагом, понюхал другой
рукав и даже полу. Вздохнул, стянул с головы пышный,
круто завитой парик, тоже понюхал и сунул в карман.
Генерал — ха-ха-ха! — знал, в чем дело. Осажденные
швыряли со стен не только гранаты, лили не одну смолу
или свинец. Случалось, опрокидывали и бадью со всякой
пахучей дрянью. Значит, и господину полковнику доста¬
лось: окатили навозной жижей. Что ж, бывает, на то и
война!
Подбежал рослый солдат, почтительно положил к но¬
гам командующего личный комендантский штандарт.
Дородный генерал пошевелил плотный шелк носком бот¬
форта, спросил:
— А где сами господа шведы? Чегой-то не видно. Али
стыдятся, как девицы на выданье?
Вокруг засмеялись. Громче всех смеялся припахива¬
ющий полковник, прямо заходился. Усатый, сурового
вида, саженного роста капрал вытянулся столбом, гарк¬
нул:
— Сидят запершись в цитадели. Сами себя в острог
определили, вместе с колодниками, дабы чего с ними не
приключилось.
— Ну и пущай сидят, — генерал махнул рукой. —
Самое для них место.
744
Вдруг все задрали головы кверху, посторонились с
крыльца. Около главного флагштока над комендантским
домом возилось несколько военных, предостерегающе
что-то кричали вниз. И огромный, величаво расправляв¬
шийся и опадавший на ветру крепостной флаг отделил¬
ся, выгнулся парусом и медленно опустился, упал на
мостовую. Флаг был так велик, что прикрыл чуть не
треть двора, примыкавшего к площади. Все устремились
к нему, стали разглядывать. Генерал-командующий огля¬
нулся, поискал кого-то глазами.
— А ну, потеснись, господа офицеры. Большие чины
меньших затерли. Кто у нас сегодня именинники? Поди¬
те, подите сюда, господа морские фенрихи, покажитесь
всем.
Из задних рядов протискались вперед высокий, су¬
тулившийся от застенчивости Елизар и маленький, рас¬
красневшийся, выпятивший грудь, как гоголь-утка,
Аким. Мундиры у обоих были порваны, забрызганы,
видно, жарко пришлось. Оба сняли мятые шляпы.
— Сей офицер, усердный к службе, первый усмот¬
рел, как со стороны моря учинить неожиданную дивер¬
сию. А этот добрый молодец, — генерал похлопал по
плечу еще больше зардевшегося Акима, —другу своему
наипервейший помощник и отважен в бою, аки лев. А
ну, молодцы, назовитесь. Да погромче, чтобы все слы¬
шали.
— Фенрих флоту рассейского, Елизар Артамонов
Овчина-Шубников! — охрипшим голосом выкрикнул
Елизар.
— Фенрих флоту рассейского... — начал Аким, но
генерал перебил:
— Не фенрих флота, а отныне корнет конного полка.
Уважили просьбу твоего родителя, да и твое хотение,
Аким Яблоков. Что, рад небось? В награду за доблесть и
острость ума повезете в Питерсбурх трофеи и регалии...
Генерал не успел кончить. К комендантскому дому,
как всегда, на белом коне подъезжал уже возбужден¬
ный, веселый главнокомандующий, фельдмаршал Мен¬
шиков. В руке он держал обнаженную шпагу. Шляпа
сбилась набок, плюмаж обвис на плечо. Статный конь
горячился, шел боком, закидывал голову, силясь выйти
из повиновения у всадника. Рядом с Меншиковым сте¬
пенно ехал длиннолицый датский король в красном мун¬
дире и сверкающих орденах. Меншиков вроде как
пропускал его вперед, как венценосное державное вели¬
745
чество, но не больно: делал вид, что непокорный конь
мешает выказать почтение. За ними ехала многочислен¬
ная свита, в желтых голштинских мундирах, красных
датских, но все же больше всего было темно-зеленых
русских.
Шведы, запершиеся в цитадели, не вытерпели, вы¬
палили из пушки. Как и предполагали Елизар и матроз
Иван, картечь с визгом и звоном пронеслась над голо¬
вами, обрушила град битой черепицы с ближайшей кры¬
ши. Датский король испуганно вжал голову в плечи, опе¬
кун голштинского герцога загородил своего малолетнего
питомца конем и собой. Только Меншиков, привстав на
стременах, угрожающе помахал незадачливым артилле¬
ристам шпагой, во весь голос крикнул:
— Дурни! Ослы безмозглые! Сидите смирно, коли
заперлись в сундуке!
Вся роскошная кавалькада повернула назад. Менши¬
ков галопом догнал и снова поехал рядом с королем.
Глава четырнадцатая
Капитан Банг и отец Ксаверий
Хитры, ох как хитры были эти русские! Истинные
азиаты! И лукавы безмерно. Граф Штерн фон Штерн-
фельд как посланец дружеской, или по крайней мере
нейтральной европейской державы был окружен подо¬
бающим почетом. Ему отвели для жилья домик садов¬
ника на той же помещичьей мызе, где размещался
Меншиков со своим штабом, приглашали на торжест¬
венные обеды, разрешали беспрепятственно осматри¬
вать лагерь, конечно не одному, а в сопровождении рус¬
ских офицеров, дававших объяснения.
Граф, бывалый воин, в молодости сам начинавший
карьеру на военной службе, а затем пребывавший на¬
блюдателем в войсках прославленного полководца Маль-
брука, командовавшего континентальной армией Вели¬
кой Британии, жадно ловил взглядом и брал на заметку
все те незначительные признаки, которые свидетельст¬
вовали бы об изменении военной обстановки.
В войсках герцога Мальборо, маркиза Черчилля,
взявшего осадой и штурмом многие фландрские кре¬
пости, офицеры всегда охотно толковали о предстоящей
военной операции. Пили за успех, давали торжествен¬
746
ные клятвы прославить свою дворянскую честь и позо¬
лотить потускневшее золото на родовом гербе, отличив¬
шись в ближайшем бою. У русских здесь такого и в
заводе не было. На обедах и ужинах пили вино, но уме¬
ренно. Ежели кто хмелел и бахвалился, того изгоняли
из-за стола, а денщики тотчас волокли его во внутренние
покои отсыпаться.
Разъезжая по лагерю, граф, разумеется, видел, как
далеко продвинулись апроши, видел приготовленные фа¬
шины, наблюдал, как сколачивают впрок штурмовые
лестницы. Он отметил, что артиллерийская стрельба
весьма усилилась, особенно из мортир. Все это были
явные признаки предстоящего события, но штурм мог
быть завтра, послезавтра, а то и через неделю. Эх, если
б только знать, если бы он мог предвидеть точный день
и час и как все это произойдет! Ведь существует голу¬
биная почта. Отец Ксаверий, капеллан в саксонской
армии, большой любитель голубей. Голуби — святая
птица, и их во множестве прикармливают при храмах.
В день штурма граф, привыкший безмятежно спать
под пушечную канонаду, проснулся в холодном поту.
Прислушался. Не вызывая камердинера, стал торопливо
одеваться. Руки так дрожали и дергались, что пуговицы
не попадали в петли. Схватив под мышку шпагу, налил в
бокал вина, проглотил залпом. Вино немножко взбодри¬
ло, вернуло ясность мыслям. Ну что ж, эти негодяи пере¬
хитрили! Остается по-прежнему играть роль благожела¬
тельного созерцателя. Еще не все потеряно. Старик
Штейнбок опытный воин, выигравший десятки сраже¬
ний, он, конечно, хорошо приготовился к отражению
атак.
В саду было пусто. Исчезли верховые лошади, всегда
привязанные к коновязям, даже часовых поубавилось.
Лошадь графа одна стояла у пустой кормушки, неосед¬
ланная, кожа на лошадиной спине то и дело нервно
вздрагивала, морда испуганно дергалась, когда шум боя
усиливался.
Граф сам принес седло, сам взвалил его на спину
коня, подтянул подпругу, без посторонней помощи взоб¬
рался на лошадь, пришпорил, не заботясь об осанке,
мешковато подпрыгивая, поскакал.
Меншиков со штабом стоял на опушке леса, глядел в
подзорную трубу. Главный командующий, видно, сам
был горяч и азартен до драки: то и дело белоснежный
конь вырывался вперед и, осаженный безжалостно, пя¬
747
тился, роняя хлопья пены. Командующий неистово ру¬
гался, тряс кулаком, при всяком признаке удачи срывал
шляпу и, яростно размахивая ею, кричал ура! Но при
всем том он ни на минуту не упускал из вида главной
линии в руководстве боем: по чему и узнается истинный
полководец.
Графа заметили, несколько знакомцев тотчас двину¬
лись ему навстречу, окружили своими конями, не дали
стать столь близко, чтоб слышны были разговоры глав¬
ных начальствующих генералов и приказы, отдаваемые
ими конным ординарцам.
Фортуна не больно благоприятствовала штурмую¬
щим. Шведы дрались стойко. На место каждого убитого
или раненого тотчас становился другой солдат. Граф со
злорадством отметил, что вдали алой лентой переливает¬
ся со склона на склон колонна датчан, а еще дальше не¬
подвижной линией замерла желтая стена голштинцев.
Союзники не проявляли излишней прыти. Граф мыслен¬
но прикидывал, какие силы Штейнбок может непо¬
средственно употребить в дело. На стенах тесно, значит,
резервы стоят на улочках и дворах форштадта, томятся
и несут напрасные потери.
Увлеченный этими размышлениями, он даже про¬
пустил перелом в ходе боя, очнулся от задумчивости,
когда вдруг все неистово закричали, стали подкидывать
вверх шляпы и вся конная группа, сдерживая коней, не¬
торопливой рысью двинулась с холма.
Облако дыма редело, видно было, как цепочкой лезут
на стены русские солдаты, лезут уже не стреляя. Затем
отворились ворота, понеслась кавалерия, открылись дру¬
гие ворота, впустили подошедших датчан и голштинцев.
Граф был в свите Меншикова, когда тот въехал на
площадь форштадта, заметил Елизара и Акима, смущен¬
ных и сияющих, видел, как их обнял и расцеловал гене¬
рал, как остальные старшие офицеры поощрительно
хлопают их по спинам и по плечам. Иные хлопали так,
что даже сильный Елизар невольно подавался вперед, а
Аким —тот просто каждый раз приседал. В душе графа
закипело, злость словно обожгла. Ах, проклятые маль¬
чишки, вечно они выскакивают перед ним, как чертики
из голландских табакерок, встревают, портят ему на¬
строение. Видно, отличились в сегодняшнем деле! Ну,
ладно, он их не забудет!..
...На следующий день, едва успели убрать трупы, слу¬
жили благодарственные молебны. Графу, как иностран¬
748
цу, может, и любопытно было посмотреть на русских по¬
пов в золотых ризах, понаблюдать весь варварский об¬
ряд, но ему было недосуг: следовало спешить к саксон¬
цам. В армии короля Августа, который одновременно
король Польши и курфюрст Саксонии, много католиков.
Об их душах печется отец Ксаверий.
Маленькая древняя капелла была ярко освещена, пел
хор. На площадке перед крыльцом стояли на коленях
солдаты, крестились. Графу, как знатному, очистили
проход, пропустили внутрь храма. Здесь молились офи¬
церы. Граф выбрал себе место у стены, возле капитана
в датском мундире. Капитан, видимо, был из немцев, но
из тех княжеств, где население исповедует католичес¬
кую религию. Окажись здесь в храме случайно Елизар
или Аким, они бы признали в этом капитане своего по¬
путчика, выехавшего вместе с ними в одной карете из
Фишгафа. Но граф, казалось, не узнал капитана.
Месса была торжественная и долгая. Хор пел соглас¬
но и вдохновенно, вознося к небесам благодарственные
молитвы. Маленький молитвенник в сафьяновом пере¬
плете, который граф держал в руках, вдруг выскользнул
и упал на пол. За ним склонились одновременно оба:
граф и его сосед. И цезарский дипломат чуть слышно,
почти не шевеля губами произнес:
— После мессы в ризнице...
В заалтарном помещении было темновато, пахло
сыростью. Отец Ксаверий переоблачался. Увидев вошед¬
ших, он приветливо улыбнулся и выслал прочь помогав¬
шего ему солдата прислужника. Все втроем сели ря¬
дышком на тяжелую дубовую скамью.
— Приветствую вас, дом Альберт, — сказал отец
Ксаверий. — И вас, дом Иоханес.
Слово "дом", сокращенное латинское "доминус”, то
есть "господин, отец", было принято как обращение в
католических монастырях. Так обращались монахи друг
к другу.
Оба гостя поклонились и осенили себя крестным зна¬
менем. Затем священник совершил нечто несообразное
с его саном, взял графскую руку и поцеловал. То же са¬
мое сделал и капитан Банг.
— Шведы заперлись во внутренней цитадели, —
вздохнул отец Ксаверий. — Бедняги! Я не военный че¬
ловек и не могу судить, долго ли продержится замок. С
виду он кажется неприступным.
Граф нахмурился.
749
— Он был неприступным три столетия тому назад.
Времена изменились. Когда я ехал сюда, через мост во¬
локли в форштадт огромные русские мортиры, весом в
сотни пудов. Каждая такая мортира швыряет ядра боль¬
ше того валуна, что лежит здесь у входа.
Отец Ксаверий всплеснул руками.
— Бог да поможет несчастным!
— Они не несчастные, — жестко возразил граф, —
они олухи! Старый дурак Штейнбок опростоволосился,
как мальчишка! Но не все потеряно. Несчастье может
обернуться прибылью. Если хотя бы авангард генерала
Крассова появился в ближайшие дни, русские окажутся
между двух огней. Где сейчас находится Крассов? Поче¬
му он медлит? Разве ваши гонцы еще не вернулись? —
спросил граф у датчанина.
Капитан Банг опустил голову.
— Я посылал очень надежных людей, — сказал он
тихо. — Тех двух, которых вы сами наставляли в гос¬
тинице в Фишгафе. Я приказал им покинуть ряды гол¬
штинского войска и скакать день и ночь во весь опор.
— Ну и что?
— Крассов не придет, дом Альберт, он не желает вы¬
ручать Штейнбока. Наоборот, он двинулся к границам
Польши, следовательно, удаляется от нас.
— Что он — помутился умом?! — вскричал граф.
— Нет, он откровенный карьерист, этот граф Крас¬
сов. Он завидует Штейнбоку, завидует его чину фельд¬
маршала, потому что сам он только генерал-лейтенант.
Наступило молчание. Взгляд отца Ксаверия насторо¬
женно перебегал с одного лица на другое. Альберт
Штерн фон-Штернфельд встал, одернул камзол, попра¬
вил перевязь.
— Придушите ваших голубей, отец Ксаверий, тех,
что вы держите в клетке и выдаете за больных. Нам не¬
чего больше сообщать в замок. Мне придется скоро по¬
кинуть вас, вернуться в Вену, так и не выполнив пору¬
чения кабинета министров и нашего святого ордена. Я
не дурак. Я не могу предлагать победителям, чтобы они
за ненужное им посредничество при заключении мира
отдали всю Прибалтику нашей Австрии. Не могу я на¬
стаивать и на том, чтобы братьям нашего иезуитского
ордена русские попы разрешили иметь свои школы и
монастыри в Москве. Вчерашнее поражение шведов
разрушило все наши планы.
751
Глава пятнадцатая
Зигзаги судьбы
Шведы сидели в замке уже две недели. Русские уста¬
новили батареи, заложили мешками с песком внутрен¬
ность некоторых домов в форштадте, тех, что выходили
к замковым воротам. Теперь эти дома стали надежным
укрытием от замковой артиллерии. Однако от бомбар¬
дировки замка осаждающие воздержались. Опекун гол¬
штинского герцога упрямо гнул свою линию, — герцог¬
ское достояние не должно понести ни малейшего урона!
Через две недели из узкой стрельчатой амбразуры
над замковыми воротами высунули длинный шест, стали
им трясти и вертеть, чтобы развернуть белое полотнище,
обмотанное вокруг древка. На замковую башню вылез
трубач, со всей силы затрубил. Штейнбок желал всту¬
пить в переговоры.
Ему ответили тоже маханием белого флага и игра-
нием на трубе.
Старинные ворота замка начали медленно отворять¬
ся, затем поднялась горда — массивная стальная решет¬
ка, тоже прикрывавшая ворота, — пропустила шведско¬
го офицера с белым платком в руках и трубача,
следующего за ним. Офицер вздел платок на острие
шпаги, трубач упер раструб трубы в бок. Оба браво про¬
шагали до середины площади, остановились против ко¬
мендантского дома. Трубач снова затрубил.
Навстречу вышел русский офицер, тоже с белым
платком на шпаге.
— Наш фельдмаршал желает знать условия, на каких
ваш фельдмаршал согласен принять замок. Мы ухо¬
дим, — сказал швед.
— То есть как это? — удивился русский офицер. —
А кто ж вас выпустит?
Швед вышел из себя. Путая русские и шведские сло¬
ва, понес о воинской чести, о доблести — невесть что,
не имеющее прямого отношения к делу. Русский терпе¬
ливо слушал. Так ни до чего не договорились, снова про¬
трубили и разошлись.
На следующий день шведы опять выкинули белый
флаг. Парламентер сказал, что фельдмаршал Штейнбок
сам согласен выйти для переговоров, если ему гаранти¬
руют безопасность и свободу возвращения к своему вой¬
ску, сидящему в замке. Безопасность гарантировали.
752
Штейнбок вышел с двумя генерал-майорами по бо¬
кам. Сзади шли два трубача и непрерывно трубили. Впе¬
реди шведский капитан нес белый флаг.
Меншиков спешил, вышел договариваться, прихва¬
тив только двух полковников и одного трубача. Штейн¬
бок предложил капитуляцию с тем условием, что шведы,
сдав все оружие и артиллерию, будут отпущены на ро¬
дину. Но знамена и литавры им оставят.
— Ишь чего захотели! —рассердился Меншиков и,
обращаясь к своему полковнику, говорившему по-швед¬
ски, приказал: —Растолкуй старому бирюку, что знаме¬
на и литавры мы у них обязательно должны забрать,
чтоб было чем погордиться, ибо сие есть — трофеи. А
их отпустим за выкуп, ежели шведская казна таковой
внесет.
Договорились на том, что Штейнбок сдаст замок,
оружие и знамена с литаврами, но людей пусть содержат
в плену не русские, а датчане. Как-никак Дания ближе
к Швеции.
На следующий день утром со стороны замка разда¬
лись медленные удары барабана, словно хоронили кого.
Прискакали генералы, приказали полкам строиться в по¬
ле перед лагерем.
Ворота замка отворились, появился печальный кор¬
теж сдающегося войска. Первым ехал фельдмаршал со
шпагой наголо, глава опущена на перси. За ним шагали
драбанты, несли знамена. Литаврщики мерно били в ли¬
тавры — кавалерийские барабаны, похожие на котлы.
Два таких котла повешены были с двух сторон от седла.
Литаврщик бухал правой рукой по одной литавре, левой
по другой. Было печально и горестно. На полковые бара¬
баны накинули по куску траурного крепа, в них вовсе не
били.
Поравнявшись с Меншиковым, Штейнбок остановил
костлявого коня, поддерживаемый адьютантом, слез, по¬
дошел к русскому полководцу, встав на одно колено, по¬
целовал шпагу, положил ее к передним копытам менши-
ковского жеребца. Александр Данилович сидел как
истукан, бровью не повел. И остальные русские держа¬
лись так же надменно.
Адьютант поднял Штейнбока, поддерживая, повел
назад, помог взгромоздиться в седло. Подошли шведские
знаменщики, поцеловали шелк, потуже свернули и обмо¬
тали траурным крепом знамена, положили на землю и
побрели прочь. Литаврщики и барабанщики повозились,
753
расстегивая пряжки, понесли свои инструменты к рядам
преображенцев. Швыряя на землю, многие пробивали
туго натянутую кожу, чтоб барабанами нельзя было
больше пользоваться, ломали палочки. Преображенский
батальон стоял как литой, мушкеты на караул, багинеты
блестят на солнце, рукояти тесаков будто не из меди, а
из золота. И солдатские лица все как одно злые, усатые,
темноволосые. У кого свой волос был светлый, напялили
поверх парики, усы и брови нафабрили.
Затем потянулись ряды нижних чинов. Шведские ки¬
расиры, драгуны, мушкетеры и гренадеры громоздили
перед русскими кучи оружия, поспешно отходили. Пос¬
ледние батальоны шведов брели вразброд, не держа
рядов. Оружие побросали по дороге.
Аким, теперь уже не моряк, а корнет конного полка,
сидел на шведской лошади, из тех, что тогда выгнали, во
главе эскадрона, искал глазами, нет ли среди шведов зло¬
дея Бонифатьки. Может и был, проходили похожие на
него, да нельзя было выехать из строя, поглядеть побли¬
же. Жалел, что нет Елизара, у того взор острее, может,
он бы и различил.
Елизар уже две недели как пребывал на корабле.
Вместе с огарковскими матрозами и своими двумя,
Ивашкой и Тимофеем, хлопотал по корабельным делам.
Из брошенного флейта пумпами откачали всю воду,
выгребли из трюмов всякий размокший хлам. Потом ко¬
рабль отвели на глубокое место, как положено, поста¬
вили на якорь. Теперь занялись починкой: оторвали об¬
горелые доски, —к счастью, их было немного, горело-то
всего в носовой каюте, там, где жили боцман, Тиммер¬
ман — корабельный плотник и констапель — старший
артиллерийский служитель. Начали вытягивать такелаж.
Покосившиеся было мачты выровняли, поставили пря¬
мо. Внизу, в трюме, там, где конец мачты, именуемый
шпором, упирается в киль, загнали дубовые клинья.
Майор Логинов заказал шить новые паруса: старые
уволокли окрестные рыбаки, тащившие с корабля все,
что могло им пригодиться. Напоследок занялись коно¬
паткой и смолением бортов.
Одному Елизару со всей этой уймищей работы, ко¬
нечно, было бы не управиться. Одна пара глаз за всем
не доглядит. Выручали Иван и Тимофей, произведенные
в урядники, то есть в старшие. Сам Елизар тоже получил
повышение. За славную викторию над шведами Менши¬
ков многих отличившихся офицеров повысил в чине.
754
Елизара из фенрихов произвели в мичманы флота, а
Акима — в корнеты по кавалерии. Повысили только
младших; старших офицеров, начиная от майоров и по-
луполковников, имел право отличать только сам царь.
Вечно озабоченный, таскавший с собой множество
бумаг, различных товарных перечней и счетов, Яков Ло¬
гинов стал кораблю вроде как крестным отцом. В ско¬
рости должен был прибыть выписанный им из Штеттина
шхипер — немец Иоганн Тыш. Тот Иоганн Тыш не раз
уже ходил кораблями в Архангельск, а также и Санхт-
Питерсбурх. Его знали. Да и синдик Вольфрам Гешке,
отписав к штеттинским купцам, получил от них весьма
лестные рекомендации сему честному мореходу. Пока
же Логинов нашел в помощники Елизару другого моря¬
ка, гамбуржца, отрекомендованного датчанами. Гам-
буржский подшкипер, Ганс-Карл, с фамилией такой, что
не сразу и произнесешь, что-то вроде Шупеншоллер,
предъявил письмо от датского артиллерийского капита¬
на Банга, в котором Банг свидетельствовал, что давно
знает Ганса-Карла и ручается за него всей своей офи¬
церской честью. В плаванье этого Ганса-Карла брать не
собирались — ник чему там сверхкомплектные, но при
починочных работах, а затем при погрузке, был он весь¬
ма полезен, ибо плавал прежде на купецких кораблях и
знал, как что уложить в трюмах.
Елизару этот человек был не по душе: льстивый, угод¬
ливый, будто не моряк, а церковный служка. Матрозы
же дивились: неизвестно зачем гамбуржец напяливал на
себя две пары штанов сразу. Одни — очень широкие и
короткие: если б застегнуть пуговицу у колен, стали бы
пузырями, как у голландцев. Из-под них торчали другие,
прикрывавшие до половины голенища смазных сапог.
Штаны были разного цвета — синие и коричневые, а
кожаный жилет ярко-красный и на голове шляпа зюйд¬
вестка, тоже кожаная, желтая. Попугай да и только!
Однажды произошло такое, что озадачило и насто¬
рожило Елизара. Стоя на шканцах своего “Диаманта",
так назывался корабль и так должен был зваться впредь,
ибо царь Петр строжайше повелел сохранять у отбитых
шведских кораблей их прежние имена, дабы враг от
этого впадал в удручение, мичман вдруг увидел на берегу
того самого старого рыбака, который некогда был лоц¬
маном на русском сторожевом фрегате и вел их корабль
к устью Эйдера. Елизар обрадовался, подозвал: может,
тот знает что про прежних товарищей, с которыми дове¬
755
лось служить на корабле. Старик тоже признал Елизара,
стал улыбаться, кивать, закричал:
— Герр лейтенант, ви лебст? —значит —как пожи¬
ваешь?
Но вдруг начал пятиться, с мостков сбежал на берег,
повернулся и замешался среди прохожих. Елизар поис¬
кал глазами, что же напугало старика? Увидел только
Ганса-Карла. Тот стоял, нагло ухмыляясь, щуря свои во¬
дянистые, навыкате глаза.
— О, мы рыбу никогда не покупали, — сказал он
Елизару. — Бывало, идешь на корабле, увидишь ры¬
бачью лодку, велишь подойти. Рыбу заберем, а их гоним
прочь. Поймают еще, в море-то рыбы много!..
Елизара передернуло. Гнать бы в шею этого морского
грабителя! Да теперь уж не стоит, завтра приедет
Иоганн Тыш. Пусть новый капитан сам решает.
Глава шестнадцатая
Гнев стихии
Ветер ровно взбесился. Хотя с вечера успели взять
все рифы, да лишние с мачт убрали, паруса надулись до
крайней возможности. Туго натянутая материя аж зве¬
нела, да и дерево мачт, и смоленые снасти гудели и ныли
с натуги.
На корме, укрывшись за высоким фальшбортом, вце¬
пившись руками в поперечные перильца, устоять кое-
как удавалось. Вот внизу на палубе, пожалуй, на ногах
не удержишься. Мохнатые валы легко прыгают и через
пушки вдоль бортов, вода бурлит над досками, сдвигает
с места аккуратно уложенные тяжелые бухты канатов,
норовит утащить в море, смыть все, что полегче. Одним
словом, шторм, и не шуточный.
Мичман Елизар Овчина-Шубников стоял вахту вто¬
рой срок — за себя и за командира. Командир флейта
"Диамант", немец Иоганн Фридрих Тыш занемог. Мич¬
ман несколько раз посылал матрозов вниз, в горницу,
по-флотскому —в каюту, узнать как и что. Ответы были
разные, не весьма понятные. Сначала командир читал
библию, потом принялся пить холодный грог.
"Чтоб те разорвало, пузатого, с того грогу! — мыс¬
ленно посулил немцу Елизар. — Нашел времячко напи¬
ваться. Тут голова кругом идет, а он лакает хмельное".
756
Голова у мичмана истинно шла кругом. В моряках он
числился недавно. Одну полную навигацию прослужил
на галерах, другую на кораблях. Большого умения и мо¬
ряцких знаний мичману не хватает. Ладно, что сейчас
определять положение корабля в море нет надобности,
берег все время видно, когда в трубу, а когда и просто
глазом. Одна забота —держи курс все время на ориент,
на ост, или проще, по-русски, на восток. Только с пару¬
сами треклятыми морока. Зачем столько всяких парусов
напридумано, да такую путаницу снастей для управле¬
ния ими. Несли бы сейчас полную парусность, мичман
никак бы за себя не поручился. Вполне легко можно спу¬
таться. Даже теперь, когда стоят одни нижние паруса,
гляди в оба.
Мичман еще раз мысленно ругнул пьяного команди¬
ра и тут же с удовольствием подумал, что под коман¬
дирской койкой к полу привинчен массивный, окован¬
ный железом сундук, а в том сундуке крепостной
штандарт и пудовые ключи от ворот, кои ему поручено
спешно доставить в столицу, город Санхт-Питерсбурх, а
может и самому царю.
Ветер вроде как стал заходить с другого боку. Мич¬
ман достал из кармана складную зрительную трубу, на
мгновение задумался, чем бы протереть окуляры. Сухого
на нем ничего и нет. Потом выпростал из-под камзола
конец шейного платка, протер им стекло.
Берег подходил к морю поросшим соснами мыском.
Легко могло получиться, что завихрение атмосфер про¬
исходит от наличия поблизости именно означенной зем¬
ной суши. Подобное Елизар наблюдал. Навигация в фин¬
ских шхерах весьма отлична от навигации в открытом
море. Однако же, как бы там ни было, а парусный ма¬
невр производить придется, надо ложиться на другой
галс.
Мичман поддернул намокшие алые обшлага на рука¬
вах зеленого мундира, крепче надвинул на лоб войлоч¬
ную шляпу треугол. Шляпу, чтоб не сорвало, пришлось
подхватить под подбородком тонкой веревкой-шкерти-
ком. Напрягая голос, скомандовал:
— Штюрман, держи полны паруса! Рур анли!
Покосился в сторону штурвала, как там рулевые. У
колеса стояли свои, Иван и Тимофей. Оба повисли на
рожках колеса, медленно-медленно, с натугой ворочали.
Елизар строго покрикивал:
— Ре! Ре!
757
“Рур анли" и “ре-ре“ тоже с голландского, взамен
русского “ладно" и “так-так", в общем, значит, одобри¬
тельно. Затем, схватив рупор, заорал в медный раструб,
чтоб слышали у матч:
— Притяни формарсиль-брасс с ветреной стороны!
Отдай магарман! Магарман, говорю, отдай, экой рохля!..
Натяни опять формарсиль с подветренной стороны! От¬
дай немного фокабулинь...
Вахтенные матрозы, промокшие, прокалевшие от
стужи, живо ринулись из-под кормы, как кошки полезли
по веревочным лестницам на мотающиеся мачты. Сто¬
явшие внизу на палубе вцепились, повисли всей тя¬
жестью на канатах.
— Крепи! Еще повытяни галсы и булини!
И, наконец, успокоенно:
— Ладно... Прибирай все веревки.
Корабль валко мотнулся, боднул раз-другой набежав¬
ший вал, так что впереди полетела стена брызг, ухнув
всеми креплениями, перевалился на другой бок. Матро¬
зы стали слезать, зашлепали мокрыми башмаками назад
под укрытие.
Теперь Елизар оказался с наветренного борта. Беше¬
ный ветер сразу в него вцепился так, будто вознамерил¬
ся напрочь оторвать полы Преображенского мундира.
Короткая флотская шпага, именуемая кортик, отлетела,
зацепилась за раструб высокого ботфорта. Чтобы не ме¬
шала, мичман рывком дернул за перевязь, отодвинул
кортик на спину, левой рукой погладил короткие, ще¬
тинистые, как у царя Петра, усики.
Видать, усилившаяся во время парусного маневра
качка разбудила спавшего внизу капитана. Тыш наконец
соблаговолил выбраться из каюты. Ох, и хорош же он
был! Голова под шляпой замотана платком для тепла, по¬
верх мундира от сырости напялен кожаный чапан.
Однако и под хмельком Иоганнка Тыш все же, видно,
дело разумел. Придирчивым взглядом проследил за мат-
розами, цепляющимися за мачты. Поднимаясь на корму,
начальственно ткнул кулаком урядника, поощрительно
пробормотал:
— Зо, зо, старый шорт! Все есть рихтиг, абсолют
правльн...
На груди у урядника болтался нож в кожаных нож¬
нах. Обычно рядом с ножом висела берестяная коробка
с табаком, вареным на меду. Оба, и боцман, и командир,
любили жевать такой табак. На этот раз берестяной ко¬
758
робки не было. Тыш с неудовольствием посмотрел на
болтающийся одинокий нож, по привычке хотел сплю¬
нуть несуществующую жвачку, но воздержался. Плевать
за борт моряку не положено, особенно в такую погоду.
Можно обидеть морского бога Нептуна.
— Иди спать, шипман... я пришел, —тяжело вздох¬
нув, сказал Иоганн Тыш. —За этим косой должен быть
открыться остров Котлин, а против Котлина российская
императорская фортеция Кроншлот. Подойдем к Крон-
шлоту, сделаем им нужный сигнал. Коли разрешат, поп¬
лывем дальше к устью Нейва.
В каюте было душновато, воздух основательно засто¬
ялся. Пахло горелым маслом от недавно притушенного
фонаря под подволоком. Но мятая холстина и подушка
на командирской койке еще хранили тепло и валявший¬
ся в ногах тулупчик обещал быстрый разогрев.
Мичман вытащил из гнезда полки квадратную бу¬
тыль мутного стекла, встряхнул. Конечно, бутыль была
пустая. Не такая натура у командира, чтоб оставлять
спиртное.
Повесив на крюк мокрую шляпу, мундир и камзол,
стянув с ног пудовые сапожища, Елизар испытал пол¬
нейшее блаженство. Мысли сразу потухли, как только
лег. Последней была мысль, что хорошо бы скорей добе¬
жать до Кроншлота, да отстояться на якоре. Но и эту не
успел додумать до конца, уснул...
То, что произошло потом, сразу понять и уяснить ка¬
залось невозможным. Толчок, треск... еще толчок... По¬
том будто куда-то летишь и здоровенный удар плашмя
по спине и по затылку. Все закружилось, в голове шум,
звон, в глазах не то золотые круги, не то полосы, вроде
бы огненный дождь... Когда прекратилось мельтешение
в глазах и осталась только боль от удара, мичман осоз¬
нал, что лежит не на койке, а на полу. Вся каюта как-то
странно перекошена, будто все выгнулось и один угол
задрался кверху. А из щелей между палубными досками
сама собой выпирает конопатка, и где ее выпрет, там
сразу начинает бить плоский фонтанчик холоднющей
воды.
— Господи! Да что же это?! Никак тонем!..
Ошеломления как не бывало, мысли снова явились
ясные, разумные, властные. Первое дело для воина —
долг! А долг: спасать вверенные попечению трофейные
регалии, документы и карты — все, что надобно пере¬
дать. Запечатанный сундук с секретным запором при¬
несли от коменданта перед самым отплытием.
759
Присев на корточки, мичман ухватился за кованую
скобку сундука, дернул что было силы... еще... еще раз!
Сундук даже не шевельнулся. Тогда Елизар ударом ноги
сшиб койку, чтоб не мешала, увидел: казенный сунду-
чище весь окован железом, опечатан снаружи. Чем же
сшибить крышку? Бежать за топором? Не поспеть...
Кортик?!
Он выдернул кортик из ножен, попытался просунуть
лезвие в щель, нажал. Сталь сначала согнулась и вдруг
со звоном лопнула, клинок разломался. Чертыхнувшись,
хотя в такой недобрый миг и не следовало, мичман
отшвырнул бесполезную рукоять, схватил ботфорты,
полные воды, кое-как вбил в них ноги, сорвал с крюка
мундир, офицерский шарф, шляпу треуголку. Мундир
надеть не успел, нахлобучил только шляпу.
Тем временем вода в каюте подбиралась уже к жи¬
воту. Держа мундир под мышкой, огляделся. Прежде чем
спасать себя, надо убедиться, нет ли чего поважнее, го¬
сударственного. Ударом кулака выбил дверь стенного
шкафа, прихватил с полки шкатулку, не зная, что в ней.
В это мгновенье дверь каюты отлетела, вышибленная
ударом. Подымая перед собой бурун, вкатился коренас¬
тый Ивашка.
— Слава те господи, живой! — заорал он на весь
Финский залив. —Ты что, сдурел, господин мичман!
Ведь тонем! Не мешкай, бежим!
Он вцепился в Елизара, с силой рванул из каюты,
потащил вверх по трапу.
Флейт одним бортом лежал в воде. На другом, угро¬
жающе натянув цепи и канаты, висели пушки со стан¬
ками. Одна из пушек завалилась, стояла поперек. Мич¬
ман невольно вжал голову в плечи, пробираясь под ними.
Пробираться-то было нелегко, палуба скользкая, как ле¬
дяная горка для катания на салазках. За лохмотьями ра¬
зорванного паруса сразу и не разглядел шлюпку.
Шлюпка стояла на воде, упершись кормовым тран¬
цем прямо в палубный настил. А рядом торчали еще
какие-то лодки, не казенной аккуратной постройки, а
корявые, неуклюжие, облепленные смолой, и в них
толклись шумные, напуганные мужики. Крепкая лапища
Тимофея схватила мичмана за плечо.
— Давай сюда!.. Иван, подсоби...
Матрозы схватили Елизара, насильно втянули в
шлюпку.
760
Уже в шлюпке, вдевая руки в рукава мундира, мич¬
ман сообразил, что не очень качает. Шторм то ли при¬
утих, то ли уже вошли в Невскую губу и в узкости
волнение не столь сильно, как в море. Только ливень
хлещет так, что в десяти шагах ничего не разглядишь.
Откуда рыбачьи лодки?
Напрягая зрение, вдруг понял: берег-то вот он, ря¬
дом! Верста, а то и две, не боле. Темная полоса — это
лес. Вот, значит, отчего возле гибнущего "Диаманта" ры¬
баки на своих лодчонках. Как же так! Выходит, коман¬
дир загнал корабль на берег, на мель!
— Шлюпки вег! Лодки прочь! Отходить! Мужики!..
Давай, давай, мужики, убирайсь!..
Только теперь, услышав этот голос, Елизар увидел,
где капитан. Капитан стоял на другой казенной шлюпке,
приставив ко рту медный раструб рупора, приказывая
всем отойти от тонущего корабля.
Рыбаки торопливо замахали веслами. Матроз на кор¬
ме той шлюпки, в которой был мичман, вопросительно
взглянул на молодого офицера, но багра, которым он
цеплялся за мачту, не отпустил.
— Как так отходить! — не своим голосом закричал
Елизар. —А корабль? А присяга отечеству? Да что мы,
бабы?! Неужто бежать, задрав подолы!
— Выполняйт мой приказ! — визгливо орал не¬
мец.— Тотчас выполняйт! Отходить скорей, шнелль,
шнелль!
И схватив рупор за горловину, погрозил им, будто
собирался швырнуть в Елизара.
— Матрозы, слушай приказ! Отходить! Я есть ста¬
рый моряк, я есть капитан! Я знай, что делать! Днище
корабля гнилой, все развалился, спасать нельзя!
Матроз на корме с силой надавил на древко багра,
затем выдернул острый конец из дерева мачты. Осталь¬
ные матрозы быстро рассаживались по банкам, разби¬
рали весла.
Шлюпка, описав широкий полукруг, отошла от гиб¬
нущего корабля и, обогнав рыбачьи лодки, вскоре с ходу
воткнулась в песок. От неожиданности Елизар не устоял
на ногах, повалился вперед на ближайшего гребца. А
когда привстал, увидел: "Диаманта" над водой уже нет,
только хлыстами ложаться на серую воду кургузые
мачты с обвисшими парусами. А потом и мачты ушли.
Тяжелые военные шлюпки вплотную подойти к бере¬
гу не могли. Пришлось приказать вытащить их подальше
761
на отмель, оставить дежурных и брести к суше, разбра¬
сывая воду тяжелыми ботфортами. Все это не имело зна¬
чения после того, что произошло. И холода мичман не
чувствовал, и даже возбуждения или злости, ничего не
было, была пустота и какая-то обида...
А потом сидели в душной избе у рыбаков, хлебали
уху... К вечеру подошел вельбот, заявились два строгих
офицера с Кроншлота. Долго, подробно, придирчиво вы¬
спрашивали, сердились. Капитану приказали отдать кор¬
тик и объявили его усаженным под арест. А пуще всего
выговаривали даже не за то, что погиб корабль, военный
флейт, боевой трофей, а за то, что, когда гибель уже при¬
ключилась, капитан плохо действовал, не спасал казен¬
ного имущества, даже не вспомнил про спящего в каюте
мичмана. И людей всех затормошил.
Бывший капитан медленно вытянул из кармана боль¬
шой клетчатый платок, устало провел им по лицу, верно
хотел скрыть слезы. Потом грустно сказал:
— Бог так захотел. Человек сам ничего не может. Я
есть бедный, честный шкипер, много плавал, хорошо
знайт свое ремесло. Думал, буду служить русским, зара¬
ботай денег на старость. Военный офицер — почет, хо¬
рошая плата, много гельд... Судьба рассудил не так. Одно
верно: что море берет, назад не отдаст.
Потом уронил платок и, не таясь, заплакал жалкими,
стариковскими слезами. А Елизар, превозмогая жалость
к Иоганну Тышу размышлял: неужели так-таки море ни¬
когда ничего не отдает? Ведь у самого берега! Эх, а вез-
ли-то что! Частицу славы российской! Везли, да не убе¬
регли! Пусть по воинскому артикулу он сам к этой беде
не причастен, даже вроде и в авантаже, сумел спасти
документы в шкатулке, донесения и реляции. А все рав¬
но душу саднит, будто виноват.
Глава семнадцатая
Адмиралтейская фортеция
Прежде Елизару нравился чудной городок Санхт-Пи-
терсбурх, новая столица государства Российского, воз¬
никшая на Невских берегах, по воле упрямого царя и в
силу государственной пользы. Не беда, что между ули¬
цами топкое мелколесье, что дворы не токмо простого
люда, но и вельмож, выходят в ольшаник, что в наспех
762
ставленных домах отовсюду дует, а весной и осенью ре¬
ка Нева имеет обычай затоплять берега. Даже зимой во
влажном питерсбурхском климате не всегда есть годный
санный путь, а чаще грязь и распутица. Вязнут в грязи
телеги и кареты, бывает, если неосторожно ступишь, так
засосет сапог, что лучше выдергивай ногу, а уж потом
выручай обувь.
Но есть в Питерсбурхе красота и невиданная, непри¬
вычная русскому человеку. Такой простор, такая ширь,
так вальяжно катит свои серые, недобрые волны кра¬
савица Нева, что заглядишься! А небо, особенно весной
и ранним летом —светлая чаша веницейского стекла. И
не поймешь, какие краски играют в небе: багряная ли
зорька, водянистая ли голубизна, травяная ли зелень. И
не только днем, но и ночью. Питерсбуржцы зовут сию
пору “белыми ночами", не устают дивиться на такое чу¬
до севера, когда ночью светло, словно днем, а синий сос¬
новый лесок на другом берегу кажется волшебным поло¬
гом. Раздвинь тот полог и войдешь в сказочное царство
невиданных зверей и птиц.
И еще нравилось Елизару, что ставили новую сто¬
лицу по точному расчету, но не так, как ставят военную
фортецию, не токмо для обороны, а с прикидкой, чтоб
удобно было жить и строиться многие годы и столетия.
Однако, хоть Елизар и хорошо знал Питер, на сей раз
не мог сразу сообразить, куда его привезли. Низкая,
крытая рогожей кибитка, в которой ездок может только
лежать, так увалялась на рытвинах и колдобинах, хуже
самой сильной морской зыби. По бокам, для обережения
подследственного, сидели отяжелевшие старики солда¬
ты, нарочно заслоняя спинами все, что можно подгля¬
деть в пути. Его провели в угловую камору, просторную,
чистую, но сырую. В два окошка каморы, выходившие
на две стороны, в одном видна была Невская першпек-
тива, в другом —Нева, крепость Петра и Павла, медный,
вонзившийся в небо Трезиньевский шпиль, да идущие
по реке барки. У Елизара малость отлегло от сердца.
Опасных государственных преступников запирают в
крепость; значит, он не из самых опасных. Куда ж все-
таки его посадили? Вдруг сообразил: да в Адмиралтейст¬
во! Иначе говоря, в Адмиралтейскую фортецию, в камо¬
ру для нерадивых работных людей, которым неохота
быть при государевой службе.
Адмиралтейство, в сущности, работное место, кора¬
бельная верфь для строения кораблей. Царь пожелал
763
строить здесь фрегаты, корветы, бриги, а дойдет дело,
так и большие линейные корабли. Выбрали площадку с
уклоном к Неве, так чтобы готовый корабль легко было
спустить, или сволочь в воду. Работное место — верфь —
обстроили зданиями, складскими и казарменными.
Строения ставлены покоем, потому что четвертой сторо¬
ны не должно быть, там спусковой эллинг. А для красы
возвел над зданиями тот же маэстро Трезини медный же
шпиль, вроде Петропавловского, только пониже. На
шпиле, вместо флюгера, утвердили медный корабль под
всеми парусами. Куда дует ветер, туда кажет и нос ко¬
рабля.
Для пущей осторожности (шведы-то под боком) но¬
вую верфь укрепили, окружили валами и рвом, и стало
Адмиралтейство фортецией, второй крепостью.
Сюда-то как раз и посадили Елизара. Ну что ж, в об¬
щем все, как положено. Покуда на нем подозрение в не¬
радивости при исполнении служебного и воинского
долга, должен он сидеть под караулом. А в Адмиралтей¬
ство его засадили, потому что моряк. Да тут же в конфе¬
ренц-зале заседает и Адмиралтейц-коллегия, вершитель-
ница всех корабельных дел и судеб.
Ночь прошла спокойно. По молодости Елизар как лег
после ужина, так очнулся, лишь когда караульный солдат
стал пинать его в ногу, приговаривая:
— Проснись, дядя... Проснись, господин офицер, го¬
ворю... А то рожу не успеешь сполоснуть да поесть. Гос¬
пода Адмиралтейц-коллегия уже изволют съезжаться.
Президентская карета опять за фонарный столб зачепи-
лась, насилу ослобонили...
Елизар успел и вымыться, и поесть, и даже выкурить
трубочку табаку. Табак и трубка были припасены на
столе от казны. А за ним все не присылали. В окно доно¬
силось стуканье топоров, скрип блоков да мирное клох¬
танье курочек. Их, верно, держала какая-нибудь мат-
розская жинка либо жена мастерового.
Наконец засов у двери скрипнул, дверь распахну¬
лась, вошел караульный сержант с белыми ремнями
крест-накрест, выставил вперед протазан, чтоб показать,
что при службе, стукнул концом протазана по полу.
— Идем, господин мичман, требують...
Протазаны — парадное оружие. Елизар удивился и
опечалился, значит, предстоит не простой допрос, а вро¬
де как официальный суд. Сержант шагал впереди по
длинному коридору, Елизар за ним. Перед дубовой
764
дверью сержант остановился, трижды топнул протаза¬
ном об пол и тогда уже отворил.
После плохо освещенного коридора судейская горни¬
ца показалась светлой, как фонарь. Елизар едва перес¬
тупил порог, как навстречу качнулся штеттинский ка¬
питан Иоганн Тыш, без накладных волос, с костяного
цвета плешью во всю голову. Только над ушами висели
жидкие, седые косицы. Тыш вцепился в Елизарово пле¬
чо, уткнулся мокрым мягким носом в локоть.
— Майн готт! — простонал старик. — О, майн ли-
бер готт! Мой любезный господь бог! Верой и правдой
служил я, делал все, как учили и как сам разумел. Я ведь
плавал на корабле даже в Вест-Индию... А они не верят.
Сержант с протазаном бережно взял старика под ло¬
котки, повел к выходу.
Только теперь Елизар огляделся. За длинным столом
в середине, на президентском месте, сидит председатель
Адмиралтейц-коллегии Кикин, мордастый, здоровущий
дядька в пышном парике. Про Кикина известно было,
что он бывший царев денщик, мальчонкой спал на поро¬
ге царской опочивальни. Потом отхватил выгодный от¬
куп на право взымать подать со всех рыбных ловель по
всей Руси. Этого Меншиков ему никак простить не мо¬
жет. Но вот он —Кикин; председательствует в Адмирал¬
тейц-коллегии — ближний царский человек!
С правой руки от Кикина уже подлинный царев по¬
мощник, ученый человек Яков Брюс. Брюс шотландского
королевского рода, но родился в Москве на Кукуе, в не¬
мецкой слободе. Царь его любит и чтит. Брюс похож на
бульдога, хмурого, но доброго.
А слева от президента — увидев это, Елизар едва не
всплеснул руками —торчит тощая, пылающая физионо¬
мия капитана Огаркова, но уже не в капитан-поручиц-
ком, а капитан-командорском платье. По всему видно,
Огарков и здесь не изменил своей привычке влагу из
костей гнать другой влагой.
— Эге! —сказал Огарков хрипло, увидев Елиза¬
ра. — Этого господина мичмана я, кажись, знаю. Будь
моя воля, сейчас бы взял его к себе на корабль первым
лейтенатом. У него душа соленая.
Кикин лениво взял со стола большой деревянный мо¬
лоток, два раза стукнул.
— Заседание Адмиралтейц-коллегии! —произнес он
торжественно. И так как Огарков еще что-то бубнил,
сердито прикрикнул: —Капитан-командор! Надобно де¬
лом заниматься, а не солеными душами.
765
Брюс листал какие-то бумаги, внимательно вчитывал¬
ся. Сидевший по левую сторону у стены писец подобо¬
страстно вскочил:
— Как прикажете, господа адмиралтейцы, читать все
сначала, какого числа и в каком месте потоп казенный
флейт "Диамант", али как?
Кикин вельможно махнул рукой.
— Чего ему читать, он при том был, сам знает. — И
уже обращаясь к Елизару, добавил: —Господин мичман,
ты нам вот что скажи. Немец, приписанный к мореходам
ганзейского города Штеттина и покеда числящийся
капитаном флота российского для купецких надобно¬
стей, Иоганн-Фридрих-Эммануил-Гот... — он вгляделся
в запись, махнул рукой. —Не могу разобрать, имя боль¬
но заковыристое... А по-простому Иоганн сын Тышев,
наплел тут такого, что и спьяну не приснится. Будто ваш
флейт, трехмачтовый корабль, ни с того ни с сего начало
распирать изнутри. При том он, Иоганн Тыш, находясь
на мостике, никакого дыму либо пламени, как при взры¬
ве, не обнаружил. Брехня это, верно, господин мичман?
Елизар выпрямился.
— Никак нет, господин президент Адмиралтейц-кол-
легии, не брехня! Я точно, своими глазами видел, как
переднюю палубу выперло горбом. Бугшприт и утлегар
повалились вперед, а утвержденный на утлегаре малый
парус магерман сорвало ветром и унесло.
Кикин потер подбородок, поглядел на темя Брюса,
все еще углубленного в чтение, и на Огаркова, скрестив¬
шего руки на столе, и снова поднял молоток.
— Ну как, господа морской суд? Станем мы этакую
ерунду писать али нет? Дело ясное. Выперло их корабль
на мель, а с перепугу, чтоб отвести с себя всякую вину,
корабельные служители сговорились показывать, будто
их изнутри морской бес распер.
— А что? — вскинулся Огарков. — В море бывает
всякое...
Кикин стукнул молотком.
— Помолчи, господин судья. Ты капитан-командор,
мягкой души человек; то в нашем деле вред. Да и какое
тут море! До острова Котлина, на котором строится мор¬
ская фортеция Кронштадт, и вода то пресная, невская.
Брюс наконец кончил читать, вздохнул.
— Да... что-то не есть похоже. Однако насчет сговора
я не верю. Обознались; это соответствует натуре.
Огарков всплеснул руками.
766
— Что ты плетешь, Яков Вилимович?! До генерал-
фельтцейхмейстера дожил, ученый человек, многие
искусства превзошел, день и ночь книги грызешь, а
простых вещей не понимаешь. Давай я тебе напомню.
Помнишь, как в Голландии на Ост-Индском дворе ты по
приказу государеву купил морского зверя дохлого, име¬
нуемого коркодил? И еще чудо морское, тоже дохлое,
767
сверт-фиш, по-нашему меч-рыба или рыба-шпага. У ней
нос такой длиннющий! Плачено за те кунштуки сто
шестьдесят пять ефимков. Был послан с теми чудами
морскими в Рассею солдат, который всю дорогу по многу
раз в день их нюхал —боялся, чтоб не протухли. Почему
такой ехидный сверт-фиш не мог, скажем, совершить
нападение на российский флейт и его пробуравить? И
еще скажи, Яков, не ты ль мне давал читать книгу, анг-
лицкую али голландскую, где есть гравюра морского чу¬
дища восьминога, именуемого также кракеном. Как тот
восьминог не только корабль, целую эскадру жрет, как
на той гравюре изображено.
Брюс кивал головой, будто соглашался, потом спо¬
койно поглядел на распаленного Огаркова, негромко
спросил:
— А вот ты, капитан-командор, ты больше моего по¬
плавал, видал ты на севере этих кракенов и сверт-фи-
шей?
Огарков поперхнулся.
— Да нет, откровенно — пока не приходилось. Вот
акул ловили. Здоровущие, стервы, но какие-то не те, на
людей не нападают, а лопают треску.
Кикину, видно, скучно стало сидеть — надоело, под¬
нялся, вышел из-за стола.
— Ну мне, господа судьи, недосуг, у меня дела госу¬
дарственные. Я покеда отъеду. А вы разберитесь с им.
На другом заседании потолкуем, как окончательно ре¬
шать.
Несмотря на солидную комплекцию, он легко выпор¬
хнул за дверь.
Писец пододвинул Елизару табурет.
— Садись, господин мичман, — разрешил Огар¬
ков. — В ногах правды мало. — И для наглядности хру¬
стнул ревматическими суставами.
Брюс неторопливо водрузил на короткий нос очки,
пристально посмотрел на Елизара. Лицо его было по-
прежнему невозмутимым и грустным.
— Любопытно мне, —сказал он медленно, стараясь
тщательно выговаривать слова, —какое явление натуры
могло произойти? Мы низших корабельных служителей,
матрозов да урядников, тоже поспрошали. Все твердят
одно: расперло, мол, и все... Какого морского беса ты
погрузил в трюм? Может, хотел тайно провезти какую
заморскую живность размером со слона элефанта? Ведь
ты ведал погрузкой?
768
Елизар помотал головой.
— Никакого чудища я не брал и не видывал. Погру¬
жено в крюйт-камеру пороха три бочки да ядра к
пушкам. Ну это, сами знаете, зачем! Порох добрый,
шведский. А еще премьер-майор Логинов дал приказ по¬
грузить столько всего разного: и мушкеты, и пистоли, и
палашные клинки, и позумент на шляпы, и сукна, и
всего, всего, — что я, признаться, не знал, как все уме¬
стить. И тогда господин премьер-майор наняли моряка,
званием стивидор, али сюрвейер, точно чин не припом¬
ню. Тот немчин на гружении судов руку набил. Я с мат-
розами хотя чинил такелаж, палубы, но за всем пригля¬
дывал. И за погрузкой тоже, без меня немчин ничего не
грузил. А вот что вверх гружено, что вниз, какую кладь
в какой трюм клали, это евонное дело было.
Огарков и Брюс переглянулись.
— Ну что ж, господин офицер, поступлено умно. Так
и надобно поступать. Когда сам чего не знаешь, у сведу¬
щего человека поучиться не стыдно.
Елизара отпустили. Придя в свою камеру, он немало
удивился, увидев кого-то, сидящего на койке. Человек
сидел спиной к свету. При входе Елизара вскочил, ки¬
нулся к нему, схватил за щеки, чмокнул.
— Акимка! — Елизар прижал друга к себе. — Ой,
Акимушка, сердешный!
Аким с трудом высвободился.
— Пусти, медведь, ребра поломаешь офицеру кон¬
ной пехоты! Мне с неделю назад сам царь вон какой
фонарь под глазом повесил. Гляди!
Аким повернулся к свету. Левый глаз действительно
запух, под припухлостью рдел разными цветами, от
вишневого до легкой желтизны, здоровенный синячище.
— Пошто он тебя? —удивился Елизар.
— За побег от морского дела к конскому! Александр
Данилыч Меншиков, верно, шепнул за меня словечко,
ведь они с моим батей в кумпанстве. Вот царь и вызвал.
Как, говорит, ты такой-сякой посмел? Обскажи мне весь
такелаж линейного корабля. Ну, я начал прытко, а потом
заврался. Тогда, говорит, обскажи мне галеру! Я и тут
чегой-то перепутал. Царь был хмельной, сердитый! Как
приложит мне своей царственной десницей, так я за
дверь улетел. А назавтра на ученье пришел глядеть и
похвалил за лихость. Я на ходу платок с земли подхватил.
А уж эскадрон у меня ходил, всем иностранцам на загля¬
денье. Вот и оставлен я в драгунах, а проще в конной
769
25-770
пехоте, потому что мы и пехота тоже. Ой, да что я про
себя, да про себя!..
Аким запустил руку за пазуху, достал сложенную за¬
писку, припечатанную зеленым сургучом.
— На, получай, от польской твоей Анютки. Брата
своего, пана Михала, в живых не нашла. Дозналась, что
умер он от тифуса, когда ехал к персам. Стоит твоя лю¬
бушка у капитана Огаркова, дружбу завела с его до¬
черьми, ну, водой не разольешь! И все о тебе тревожит¬
ся, даже слезы льет: как мой пан, морской хоронжий,
живет-поживает? Где он? Помнит ли свою Анельку?
Елизар вспыхнул от нечаянной радости, кинулся с за¬
пиской к окну, развернул. То, что писала сама Анелька,
разобрать было сложно, хоть и писано русскими бук¬
вами. А остальное выводила какая-то другая дева. Ниче¬
го особенного в записке не было, девичья скромность не
позволяет говорить о том, что на сердце лежит. Одно
понял Елизар, что любит его польская панна. Не только
не забыла, но считает вроде как самым близким челове¬
ком. Из-за него и осталась в Питерсбурхе, будет ждать-
дожидаться своего коханого.
Глава восемнадцатая
Оставить в подозрении
Адмиралтейский суд медленно, но упорно продолжал
продираться сквозь дебри непонятного, чтобы докопать¬
ся до истины. Для честолюбца Кикина важнее всего бы¬
ло найти виноватого и наказать его по всей строгости
морского артикула.
Главный виновник, капитан Иоганн Тыш, и не отри¬
цал своей вины. Он призвал лютеранского пастора, за¬
перся с ним и долго исповедовался в грехах. Грехи у
Тыша были немалые, случалось ему есть скоромное в
постные дни, случалось дремать в церкви во время бо¬
гослужения. Будучи однажды в голландских колониях,
тайком ходил вместе с другими матрозами в языческое
капище—глядеть, как танцуют индийские девчонки
жрицы.
Пастор глубокомысленно хмурился, осуждающе ка¬
чал головой. Но грехи эти признал прощенными: надо
только побольше денег пожертвовать на лютеранскую
общину.
770
Яков Брюс, фактически забравший все следствие в
свои руки, усердно изучал судовые документы. На
счастье, Елизар, покидая каюту, прихватил из шкафа ко¬
ваную укладку со шканечным журналом и прочими важ¬
ными бумагами. За свою ученость Яков Вилимович Брюс
слыл в народе чернокнижником, но, несмотря на это,
что-то не больно верил он в чудеса, а все доискивался
какого-нибудь понятного объяснения совершившегося.
При журнале нашлась подробная опись всех грузов,
заверенная интендантской печатью, и даже нечто вроде
чертежика, грубо набросанного рукой Елизара, где он
пометил, куда, в какой трюм или чулан клали различные
вещи.
Разглядывая чертеж, Брюс стойко выдерживал на¬
падки Старкова.
— Не туда глядишь! —яростно вопил Огарков, тыча
в чертеж кривым пальцем. — Вот тута есть погибель!
Глядь, помечены бочки с пивом и полупивом и с кваше¬
ной капустой. Сие есть опасный груз!
Яков Брюс равнодушно отодвигал мешавший ему
огарковский палец.
— Не шуми, Федор. Пиво и полпиво запасены про¬
тив цынги, именуемой скорбутом, и притом уложен сей
опасный груз в корме. А пучить флейт начало с носу.
Давай глядеть, что в носу, в носовом трюме. Мука —
раз. Горох —два. Бобы...
Огарков выразительно вздохнул.
— Вот уж, действительно, страшная кладь. Как это
нас с тобой, Яков Вилимович, до сего времени не разор¬
вало, почитай каждый день едим пироги.
— Господа адмиралтейцы, — прервал спор Кикин. —
Замолкните малость. Ответствуй, господин мичман, по
всей правде — знал ли ты злодея, вора и пакостного ла¬
зутчика Лех-Кружальского?
— Бонифатия! — Елизар сжал кулаки. — Попадись
мне этот аспид, змея подколодная, собственными руками
я б его задушил! Бонифатьку-то я хорошо знаю.
Кикин сосредоточенно кивал париком, слушая рас¬
сказ Елизара. —Во-во... Армейский обер-гевалдигер Фе¬
дька Павлов про то ж пишет.
Вельможный Кикин, хоть Федькой именул, рад был
на место поставить простого подьячего, выбившегося в
полковничий ранг. Затем стал читать вслух из прислан¬
ной бумаги:
771
25’
— “Дознано, что сей Бонифатька Лех-Кружальский
точно проник в купецкий гильденхауз, дом старшей
гильдии, чтоб впустить туда грабителей, дабы возбудить
неудовольство против честных россиян. Мол, они учи¬
нили грабеж самых богатых купчишек. Дознано также,
что Бонифатька со товарищи имел злое намерение под¬
жечь и учинить взрыв на пороховых мюльнях. А когда
он в сем злодейском намерении преуспеть не сумел, то
перебежал к свеям в крепость, дабы поднять в них пав¬
ший дух раскрытием российских военных тайн. Сей Бо¬
нифатька подсудобил своего Иисусова воина, Ганса-
Карла, для гружения военного флейта 'Диамант" флота
российского. Как тому Гансу-Карлу его воровской и зло¬
дейский умысел совершить удалось, пока не дознано,
ибо обе означенные персоны покеда пребывают в нетях
и не изловлены. Выяснено, что в цеховых списках море¬
ходов и морских служителей славных торговых городов
Гамбурга, Любека и Бремена никакого человечишки по
имени Ганс-Карл не значится. Прозвание то не есть его
настоящее имя, а обманная выдумка".
Кикин бросил на стол бумагу.
— Вот, господа морской суд, что пишет нам Федька
Павлов. Выходит, обмишурили сего господина мичмана
и капитана Тыша лихие иезуиты. Но и сам обер-гевал-
дигер тоже хорош. После сдачи Штейнбока приказал ни¬
кого из пленных не отпущать, нарочно привез людишек,
которые того Бонифатьку знают в лицо. Всю крепость
обыскали, никого не нашли. А оный Бонифатька, как по¬
том установили, все время прятался в рыцарском камине
в старой башне.
А тот камин такой, что в его с конем въехать можно.
Охо-хо!.. Вот и въехали...
Он вздохнул.
— Ты-то как, Елизар, на тую башню забрался? Рас¬
скажи.
Елизар начал рассказывать, как брели по воде, как
прислонили лестницы и по ним на барбикан залезли
мушкетеры и гренадеры и стали швырять гранаты с заж¬
женными фитилями. Шведы от сей неожиданной дивер¬
сии растерялись, повернули против них резервы. А это
только и надо было.
Сытое лицо Кики на вроде даже помолодело, он ерзал
в кресле, несколько раз одобрительно хлопал кулаком по
столешнице. Видно, смолоду сам был лихой вояка, любил
молодецкую драку. Пылкий Огарков весь изнемог, пря¬
772
мо навалился на хладнокровного Брюса, в азарте тере¬
бил его за плечо, чуть не сронил с Брюсова носа очки.
— Ну что ж, господа морской суд, — сказал Брюс. —
Порешим: сего мичмана считать обеленным и возвернем
его на службу.
— Э, нет! — Кикин вдруг словно очнулся. — Э, нет,
Яков! Так нельзя. Царь гибель военного корабля так не
оставит, сам станет читать судейские бумаги. Вот нам
всем и всыпет. Виновный должон быть. Ну, кто виноват,
ясно: перво-наперво капитан. Да, кстати, он малость и в
уме помешался. А мичмана мы ни к чему не приговорим,
но оставим в подозрении. Иначе, господа адмиралтейцы,
никак нельзя, с нас же спросится.
Глава девятнадцатая
Истинный морской бес
Елизара Овчину-Шубникова велено было определить
помощником к его родному дяде с материнской стороны,
инженер-генералу Никите Талызину.
Талызин был в Питерсбурхе не малой персоной. Без
генерал-инженера не предпринималось ни одно большое
строение. Но умный, весьма образованный, знающий
иностранные языки Талызин не стремился выдвинуться
вперед других. Пускай дворцы и церкви возводят выпи¬
санные из заморских краев прославленные зодчие. Его,
талызинское дело — укреплять набережные, чтоб не
ползли и не осыпались, возводить причалы для кораблей,
ставить батареи для обороны города.
Свою семью генерал в Питерсбурх не взял, схитрил,
побаивался, что супруга, женщина властная, своеволь¬
ная, приверженная старым укладам, может ненароком
подвести. Где-нибудь на ассамблее у вельможи возьмет¬
ся срамить знатную иностранку, зачем оголила плечи и
посыпала власы пудрой. Или кавалеров, галантно беседу¬
ющих с дамами, разгонит кого куда... Разве видано или
слыхано на Руси, чтоб мужчины знатных родов точили
лясы с бабенками, да еще с мужними женами. Срамота!
Талызин скромненько объяснял:
— Жена у меня хворая, сырая; бывает, по неделям с
печи не слезает. Я уж ее везти боюсь, как бы не пре¬
ставилась дорогой.
773
К племяннику Никита Васильевич приглядывался не¬
долго. Чутьем бывалого человека скоро распознал его,
полюбил, привязался всей душой. И Елизар полюбил дя¬
дю. После диковатого, вечно обиженного на всех и на
все отца, этот человек поразил его воображение. О чем
ни заговоришь, все дядя знает и понимает, обо всем име¬
ет свое суждение.
Как водится по пословице “сапожник без сапог", так
и Никита Талызин не нашел времени достроить для себя
хороший дом. Начал, возвел первый этаж и половину
второго, а далее забросил, отложил до иных более сво¬
бодных времен.
Так и стояли окна, зашитые досками, кровля напо¬
ловину покрыта, а с другого конца одни стропила.
По вечерам, намаявшись за день на морозе, оба, дядя
и племянник, любили посидеть не в прохладной зальце,
а в теплой, уютной поварне. Талызин рассматривал чер¬
тежи, то и дело что-то в них исправляя и делая пометки,
читал пузатенькие книжки, то на немецком, то на
английском и даже на гишпанском языках. Гишпанский
язык изучил на всякий случай. Елизар тоже читал,
учился, все больше интересовался морскими науками.
Надежды вернуться на флот было мало. Осторожный
Кикин не разрешил Елизару даже работать на Адмирал¬
тействе, где в то время строились разом три корабля.
Баас — так на голландский манер прозывали главного
смотрителя корабельного строения — сам ходил кла¬
няться, очень хотел заполучить себе дельного, а главное,
любящего море молодого помощника. Ничего не вышло:
Кикин не уступил. Не удалось Елизару устроиться и в
Новую Голландию, где делали галеры. Лишь изредка
ходил поглядеть, как осторожно выводят каналами ход¬
кие, узкие суда, как изящно расправляют они паруса и,
разведя в стороны десятки весел, разом берут ими воду,
оттолкнутся и летят, будто скользят с горы.
Не больно весело обстояли и Елизаровы амурные де¬
ла. В первый же день после выхода из Адмиралтейской
фортеции к недостроенным талызинским палатам под¬
скакал в сопровождении солдата живописный, как кар¬
тина, Аким Яблоков, нарочно вздыбил каракового же¬
ребца, заставил поплясать на тонких, словно точеных,
задних ногах. Затем бросил повод солдату, легко соско¬
чил и, распахнув настежь дверь, ввалился в темные сени.
Метнулась между кадками с солениями перепуганная
кошка, из поварни выглянула завязанная платком голова
стряпухи.
774
— Чего тебе? — крикнула стряпуха. — Чего ломишь¬
ся, как оглашенный?
— А где Елизар? — спросил Аким. С недавних пор
он усвоил себе манеру чуть гнусавить на иностранный
лад, будто не привык изъясняться по-русски.
— А я откель знаю! — рассердилась стряпуха и за¬
хлопнула дверь.
Аким постоял в темноте, подумал, потом кончиком
хлыста постучал в дверь поварни.
— Эй, бабка, на те куверт. Скажи, приезжал госпо¬
дин корнет Яблоков замест вестника амура. В сим кувер¬
те сердешный жар и купидонова стрела.
Стряпуха недоверчиво взяла конверт, покрутила в
руках, даже понюхала. От бумаги сладко пахло цветами.
— Ладно, отдам... Какая такая стрела? Я вострого
боюсь...
Аким, не разъясняя, махнул рукой и вышел. Чего с
дурой толковать: все равно не поймет.
В розовом, надушенном конверте лежало приглаше¬
ние капитан-командора Огаркова посетить его дом, где
квартирует известная Елизару особа.
В положенный час Елизар в вычищенном мундире,
расчесанный да припомаженный, сменив смазные бот¬
форты на чулки и башмаки с пряжками, чуть не на цып¬
ках побежал на Невскую першпективу, где неподалеку
от Адмиралтейства в дворовом флигеле разместился со
своим семейством капитан-командор. Капитан встретил
Елизара приветливо, облобызал, предложил выпить с
ним водки, горячего грогу или на худой конец заморской
романеи. Елизар деликатно отказался. Капитан хватил
маленькую стопочку перцовки, крякнул, сказал:
— Ну, ладно, вьюнош. Дело твое молодое... Пойдем
на ту половину, там тебя ждут не дождутся.
Свидание вышло умилительным и сердечным, хотя и
не совсем таким, как представлялось Елизару. Воин¬
ственный капитан и его супруга, дама солидных разме¬
ров, одетая по-новомодному, но повязанная платком
вместо накладных волос, оба сели в кресла с обеих сто¬
рон узкой горнички, образовав собой как бы непре¬
одолимый барьер. По другую сторону четы Огарковых
тоже стояли стулья. Первой влетела в комнату Анелька,
увидев Елизара, кинулась было к нему, но жена Огарко¬
ва бесцеремонно ухватила ее за платье и удержала.
Вслед за Анютой-Анелькой одна за другой впорхнули все
три огарковских девы: сперва старшая, за ней средняя и
775
младшенькая. Девы были хорошенькие, славные, хохо¬
тушки, но жестокий политес обязывал. Девицы приня¬
лись приседать, растопырив в стороны юбки, обмахива¬
лись веерами, нюхали принесенные с собой цветочки и
томно закатывали глаза. Маленькая сидела набычив¬
шись, скучала.
Одна Анеля была естественна. Путая русские, поль¬
ские и немецкие слова, рассказала о своем несчастном
брате Михале, расплакалась, потом сказала, что в Поль¬
шу не вернется, никого там у нее нет, и выжидательно
посмотрела на Елизара.
— Не возвращайся! —забывшись, крикнул Елизар,
вскакивая со стульца и шагнув к ней. —Чего тебе твоя
Польша! Годи немного... Вот распутаюсь со своими дела¬
ми, сватов зашлю.
— Что это значит — сватов? — спросила Анелька,
широко распахнув глаза. —Поцо1 мне сваты?
У Елизара опять холодно стало под сердцем, до того
яркие, изумрудные, глубокие были у нее глаза. А воло¬
сы — золотая кудель. И не пудренные, просто свитые в
длинные, тугие косы. Эх, обнял бы, да прижал к сердцу.
1 Поцо (польск.) — зачем.
776
Но костлявый Огарков впился, как клещ, дергал за ло¬
коть.
— Сядь, сядь, на то стулец дан. Ишь, каки прытки!
Ты сначала домой отпиши, получи благословение ба¬
тюшки да матушки, И Анютке надо из их веры в нашу
переходить, тогда и свадьбу сыграем. Ох, молодежь, все-
то вам объясняй да разъясняй...
...В тот день у Талызиных были затеяны пироги. Сам
Никита Васильевич особо любил пироги с горохом: и
сытно, и удобно... Возьмешь с собой на работу, сядешь в
сторонке, да и перекусишь. И вкусно и чисто —никакой
лишней сырости.
Вечером в талызинской поварне дядя и племянник
сели в сторонке разобраться с кое-какими делами, да
“Куранты" почитать.
Пока Никита Василич считал что-то, Елизар “Куран¬
тов" не раскрывал, глядел, как стряпуха сажает в печь
противни. И что-то больно зорко глядел. Кухарь какой
нашелся. Потом он вдруг встал и тихонько подошел к
самой печи.
— Что я тебя хочу спросить, Пелагеюшка, —каким-
то особенным голосом заговорил он. —Как это так? Вот
ты при мне давеча горох в горшок засыпала... Сам я ви¬
дел — маловато, полгоршка не было? Так откуда же его
теперь чуть не доверху стало?..
Стряпуха только плечами повела —чудаки эти муж¬
чины.
— А конечно дело... Сыпать надо знаючи. Насыпала
б по плечики, он бы от воды разбух и верхом бы пошел;
да еще как бы горшок не разорвало.
Талызин скинул с носа очки. Он услышал, как Елизар
не то поскользнулся, не то споткнулся и громко охнул.
— Елизарка, ты чего?
Инженер-генерал даже с табуретки привстал: пле¬
мянник стоял — не пойми, не то с перепугу, не то от
радости бледный. Зубы у него стучали.
— Дядя! —как в ознобе, но с торжеством заговорил
он. — Я теперь все понял! Я морского беса, которого
мне иезуиты в трюм подложили, поймал. Вот он... — И
дрожащим перстом Елизар показал на горшок с горохом.
И тут инженер-генерал охнул в свою очередь:
— Ах ты... Надо же! Вот это да!!!
777
Все дивились: Никита Талызин ни с того ни с сего
вздумал звать гостей. Кажись, и поводу нет: ни тебе
праздника, ни тебе дня ангела. Сам лично ездил пригла¬
шать Питерсбурхского генерал-губернатора, Меншико¬
ва Александра Даниловича. Часто виделись по делу, обо
всем толковали запросто, а тут битый час пришлось про¬
торчать в передней горнице, ждать. Александр Данило¬
вич милостиво обещался...
...В большой талызинской палате было жарко натоп¬
лено. Длинный стол ломился от всякой вкусноты, хотя
особенных разносолов в Питерсбурхе достать пока что
было неоткуда. Жили скудно, зимой бывало даже подго-
ладывали. Ветчина, солонина, блюдо с огурцами, с капус¬
той, жбан с морошкой да с клюквой, купленный по слу¬
чаю у голландского шкипера паштет, хотя и с душком.
Штофы, бутылки, фляжки разных фасонов. А в углу здо¬
ровенная бадья и в той бадье плавает в мутной воде бо¬
чонок — видно, новая какая заморская выдумка...
Гости угощались, ели, пили вволю, да нет-нет коси¬
лись в тот угол. Что там припас чудак Талызин? Чем на¬
думал удивить? Ежели брага али пиво какое особое? Оно
неплохо, да не больно в диковину. Пивали всякое: и мо¬
зельское, и рейнское, и бургундское, а также из Англии
джин, виски, густой эль. Саженный, под рост царю
Петру, крупнолицый, ухоженный красавец Александр
Данилович давно уже расстегнул мундир, снял пояс с
портупеей, отстегнул часть пуговиц на камзоле, чтобы
одежда не стесняла, размотал кружевной шейный пла¬
ток. Сладко рыгнув, погладил щетинистые усики.
— Ну чего, господа енералы? Начнем песни петь, али
в игры сразимся? Попили, поели, надо и передохнуть.
Случайно встретился глазами с Елизаром, сидевшим
на нижнем конце стола.
— А ты что, паря, приуныл? Рожа постная. Нос по¬
весил. Али плохо служить у Талызина? Может, обижает?
Мичман Овчина-Шубников вскочил, вытянулся.
— Никак нет, господин генерал! Всем премного до¬
волен! А выражение у меня оттого, что пребываю в ожи¬
дании.
Голубые, навыкате глаза Меншикова раскрылись
еще шире. Он с интересом поглядел на мичмана, перевел
взгляд на хозяина, лукаво подмигнул.
— Ершист...
778
Вельможный взгляд выражал сытое благоволение и
насмешку. Не таких, мол, чудаков видали. Талызин сплел
пальцы на круглом животе, загадочно изрек.
— Ерш —рыба не простая. Невелик, а поди хвати...
Он те пером поколет.
За столом дружно грохнули.
— Что, Никита Васильич, страдаешь? Не сладить с
молодежью? Признавайся, Талызин, лаешься с помощ¬
ником? Не больно он тебе покорствует?
Талызин тонко усмехнулся, поглядел на шутников.
— Это как сказать. Может, у других с молодшими
бывают споры да разговоры, а у нас нет. Мы оба люби¬
тели загадки разгадывать. Вот к примеру, господа, уга¬
дайте, что в сием бочонке? Он качнул подбородком в
сторону бадьи.
— Пиво! Квас! Водка! Ром! —кричали, развеселясь.
Талызин отрицательно мотал головой.
— Да черт там у него... —лениво протянул Менши¬
ков.
— Вот именно! — неожиданно подхватил Талызин. —
Он самый.
Вокруг замолчали. Этак-то шутить — не прошутить-
ся бы! За колдовство, якшание с нечистой силой, бого¬
хульство, святейший Синод, учрежденный для начальст¬
вования над попами, тянул к ответу. Могли наложить
эпитимью, штраф и даже насильно постричь в монахи.
— А к примеру, какой он из себя? Рогатый, с ко¬
пытами, с хвостом?
Талызин в упор уставился на задавшего ехидный во¬
прос чиновника.
— Не угадал. Виду сей черт самого обыкновенного, а
беду наделал большую. Корабль на дно морское уволок.
И словно в подтверждение сказанного, со стороны
бочонка стрельнуло, будто из фузеи. Меншиков не вы¬
держал, вскочил, побежал к бадье. Один из обручей на
крепком морском бочонке лопнул, распался. И другой
скрипел от натуги.
— Чем ты его набил? Смех смехом, а знаешь...
Подбежавший Елизар щелкнул каблуками, вытянул¬
ся, как на смотру. Левое веко у него от волнения дрожа¬
ло, даже заикаться начал, хоть и был не из робких.
— Дозвольте доложить! Начинен сей бочонок вещью
безобидной, даже пользительной, а что сия пользитель¬
ная вещь в чертовскую силу превращаться может, сами
скоро убедитесь. Воистину от сей силы сгиб корабль
“Диамант".
779
Лицо Меншикова напряглось, стало злым. Он хотел
было наклониться, рассмотреть поближе, и тут снова
стрельнуло, лопнул второй обруч, и пошло рвать! Рас¬
селись клепки, вылетело днище. Петербургский генерал-
губернатор упер руки в бока, выпучив глаза, приоткрыв
рот, удивленно наблюдал. Потом глянул на Талызина, на
780
Елизара и вдруг раскатился хохотом! Да —каким! Дав¬
но уж и слезы текли по щекамг и побагровел, а все не
мог остановиться, насилу под ручки отвели к столу, уса¬
дили, дали для успокоения выпить кваску.
— Ох, ох! —стонал Меншиков, утирая глаза. —Ой,
не могу, кончусь! Горох... горохом расперло! Вся Адми¬
ралтейц-коллегия думает, гадает, а оно вот что... Мокрый
горох набух! Беспременно сейчас же Петру Алексеичу
отпишу, пущай государь тоже повеселится! Хотя хохо-
тать-то... —Он посерьезнел, строго оглядел присутству¬
ющих. — Хохотать-то нам стыдно, совеститься надо.
Моряки, а грузить корабли еще не умеем. Свойств прос¬
той клади не знаем. Оказывается, и тут свой секрет есть.
Пальцем поманил Елизара.
— А ну, подь сюда, расскажи толком. Как выведал
секрет?
Елизар все еще был бледен, потный лоб блестел.
— Никакого секрета ни от кого не выведывал: в
поварне подглядел, у стряпухи. Ну и сообразил: "Диа-
мант"-то в переднем трюме тоже ...
Меншиков снова раскатился, замахал руками.
— Ой, умора! У стряпухи подглядел! Глазаст! Умом
востер, ох востер! Недаром на тебя хвалебную реляцию
прислали, первый, мол, изловчился со своей ротой на
стены залезть, и с той стороны, откель щведы и не чаяли.
Своевременно учинил переполох. Шведы к нему, а наши
с другой стены пошли на штурм. Молодец! За такое на¬
грады достоин, паче всего за остроту ума и догадливость.
Ну, чего, к примеру, хотел?
— Мне бы во флот вернуться! Мечтаю дослужиться
кораблем командовать! — Елизар выдохнул это одним
духом.
Меншиков покрутил кончик уса.
— Ишь чего захотел. А каким кораблем? Знаешь ли,
какой корабль-то тебе нужен?
— Знаю! Пусть не велик будет, да хорошо строен.
Когда корабль на прытком ходу своим трясет задом, то
значит пропорция в его строении есть добрая. Это не я,
это капитан Конон Зотов сказал, мой учитель. “Диамант"
корму тяжкую имел, на ходу его заносило. И руля плохо
слушался.
Меншиков что-то обдумывал, потом с расстановкой
сказал:
— Когда б от меня одного зависело, все было б в
ладе. Я-то добер. А вот государь... на него как найдет. Вот
кабы ты тот крепостной штандарт не утопил да ключи от
781
крепостных ворот, тогда дело другое. В воинском деле,
брат, честь —дело наипервейшее. Сперва польза госу¬
дарственная, а следом за ней честь, без этого нельзя.
Он налил в ковш квасу, студеного, с ледышками,
выпил, налил еще, обмакнул в холодный квас кончики
пальцев, потер лоб и виски. Затем сел к столу, стал
пристально разглядывать игру перстней на холеных
пальцах.
— Эх, Елизарка, Елизарка, —сказал Меншиков раз¬
думчиво и уже трезвым голосом. — Нету у тебя этого
самого... как говорят, бонера, иначе фортюны... счастья
с удачей. Генерал, мой куманек, —Меншиков всех вель¬
мож на виду охотно зачислял себе в кумовья, в приятели,
даже в свойственники. — Генерал, говорю, неспроста
велел тебе плыть к царю с регалиями. Знаешь поговорку:
"Для хорошего гонца чарочка винца, а за плохую весть
головы не снесть". Ну, хорошо, ты опять доказал остроту
ума, доказал, как и что, почему флейт потоп. Но сие все-
таки не есть фортуна, удача твоя так и лежит на дне
моря. Послушай мой совет —оставайся служить у дяди.
Он тебя и подвинет, он тебя и не обойдет.
— Нет, я свое счастье снова добуду, откель хочешь
добуду, — горячо сказал Елизар.
Меншиков протяжно вздохнул.
— Ну как ты его добудешь? Поскачешь в Германию,
другие ключи искать?
— Не, он добудет, — поддержал племянника Талы¬
зин. — У него дельные прожекты в голове. Он парень
хват.
Меншиков досадливо похлопал себя по затылку.
— Ох уже мне эти прожекты, вон где сидят. Каждый
день толкутся, кто с делом, а кто и так. Ладно, порешим
вот на чем. Нынче с утра ко мне не заявляйтесь, дайте
проспаться с похмелья. А вечером приходите ненадолго,
вместе прикинем, как тебя перед государем императо¬
ром обелить совсем, чтоб ты снова в фавор вошел. Ну
помни, Никита Васильевич, сухая ложка рот дерет! Ты
это поимей в виду.
Глава двадцатая
О чем беседуют иезуиты
Когда был взят русскими Кронборг, Бонифатию Лех-
Кружальскому удалось выбраться из крепости вместе с
782
крестьянским обозом, ВЗЯТЫМ ДЛЯ вывозки трупов И ДЛЯ
для других военных повинностей. Часовые у подъемного
моста осветили его фонарем, чуть не подпалив брови, но
не узнали, хотя обергевалдигер распорядился на всех по¬
стах иметь точное описание внешности опасного лазут¬
чика. Бонифатий раздобыл крестьянскую одежду из до¬
мотканины, худую шапчонку. Он оброс седой щетиной,
нарочно горбился.
— Проезжай, не задерживайся на мосту! — сердито
крикнул солдат. —С души воротит глядеть, как таскают
мертвяков...
Добравшись до ближайшей деревни, Бонифатий сно¬
ва сменил платье, купил лошаденку повыносливее, до¬
ехал до города. В городе преобразился в обывателя сред¬
ней руки, выправил себе бумаги на чужое имя. Так,
прибегая ко множеству ухищрений, добрался до Поль¬
ши, укрылся в францисканском монастыре.
В монастыре и разыскал его граф Штерн фон Штерн-
фельд, возвращавшийся в Вену, и взял с собой.
Дорожная карета въехала в австрийскую столицу ра¬
но утром, как только открылись заставы, а днем графа
пригласил к себе всесильный министр цезарского двора.
Министр был само внимание и предупредительность. Он
встретил гостя на пороге своего обширного, как бальный
зал, кабинета, провел к столу, усадил в кресло, сам сел
напротив.
— Ваши донесения, дорогой граф, доходили регуляр¬
но. Вы обогатили нас множеством важных сведений об
этом варварском народе —московитах и их непонятном
царе.
Морщины вокруг глаз министра собрались в кружки.
На мгновение он стал похож на древнего, мудрого яще¬
ра. Ящер размышлял вслух.
— Мы знаем многое о России и неустанно пополня¬
ем наши сведения. Это необходимо. К сожалению, Рос¬
сия прочно вошла в ранг мировых держав, и с ней
придется считаться. Таково и ваше мнение, брат?
Оба, и приезжий, и всесильный министр, принадле¬
жали к тайному ордену иезуитов, оба были орденские
братья.
Граф устало откинулся в кресле.
— Да, они стали великой державой, это приходится
признать. Мне было там нелегко.
Министр улыбнулся одними губами.
783
— Вы действовали умно и осторожно, и тайный со¬
вет ордена весьма одобрил вашу деятельность. Конечно,
вступить в тесные отношения и расположить важней¬
ших русских военачальников в нашу пользу значитель¬
ными денежными подарками имело бы смысл при иных
обстоятельствах. Вы правильно рассудили. Подкупать
русских... не всегда легко. А когда они побеждают,
ото —просто опасно. Самый жадный до денег, господин
рон Меншиков, тотчас приказал бы вас арестовать при
первом же намеке. Да, если говорить откровенно, каж¬
дый поступил бы также, русский царь наградит его бо¬
лее щедро; мы не располагаем подобными суммами. А
голова на плечах у каждого одна...
Граф наклонился вперед.
— Но что произошло со Штейнбоком? Почему он
так стремительно капитулировал? Это спутало все мои
карты.
Министр долго играл перламутровым разрезальным
ножом, затем отшвырнул его.
— Старый Штейнбок, — сказал он со вздохом, —
неплохой и опытный генерал и уж безусловно честный
человек. Он не раз одерживал крупные победы над дат¬
чанами и над немецкими князьями, пытавшимися при¬
мкнуть к политике русского Петра. Но Штейнбок дез¬
ориентирован. Он давно не имел никаких указаний из
Стокгольма, вернее, получал противоречивые, сбивчи¬
вые инструкции. Вам известно: в шведском сенате бо¬
рются различные партии, партии войны и партии мира.
Казна Штейнбока пуста, и он не мог привлечь ни одного
нового рекрута в свое войско. Да и те офицеры и солда¬
ты, которые уже были под знаменами, стали ненадеж¬
ными, не получая жалования.
Граф пожал плечами.
— Но ведь Швеция все еще сильна. Шведские армии
разрознены, но они вполне способны противостоять рус¬
ским. Где же генерал Крассов со своим стотысячным
войском?
Министр снова взял разрезальный нож.
— У Крассова не сто тысяч. Но это неважно. Вдвоем
со Штейнбоком они располагали достаточными силами,
чтобы утопить в море армию Меншикова и выстегать
датчан, как напроказивших школьников. Крассов полу¬
чал все депеши Штейнбока, и те гонцы, которых послал
наш орден, тоже достигли его ставки. И тем не менее
Крассов счел за благо сначала отступить к Рейну, а затем
784
в Польшу. Он был заинтересован в разгроме Штейнбока,
и Штейнбок об этом догадывался...
Граф издал неопределенный звук, похожий на сдав¬
ленный смех или кашель. Министр изящным жестом
оправил свои кружевные манжеты.
— Я жажду узнать ваши личные впечатления о мос¬
ковитах. Почему они выигрывают почти все сражения?
Что, русские жестоки и внушают страх, как турки?
— Нет, экселенц, — возразил граф, — я бы сказал,
что они, напротив, по природе своей добродушны и даже
жалостливы. Но в бою яростны и неутомимы. Это истин¬
ные дикари. Их нравы просты и полностью лишены
утонченности. Я убежден, что самый организм русских
чем-то отличается от организма европейцев. К примеру,
все московиты, от крестьян до знатнейших бояр, каж¬
дую неделю моются в горячей бане и, представьте, испы¬
тывают от этого живейшее удовольствие. Напрасно ино¬
странные медикусы предупреждают их, сколь вредно
смывать с себя живительные соки природы. Их не пере¬
убедишь.
— Ну, а царь? Вы виделись с царем?
— Нет. Эта хитрая бестия Меншиков не допустил
свидания. Мы вместе вернулись на побережье к устью
Эйдера, и там этот ловкий царедворец начал уверять ме¬
ня, что не имеет известий, где сейчас находится царь, то
ли в Питерсбурхе, то ли в Москве, то ли еще где-нибудь.
Ведь его вечно носит по свету. И хотя я точно знал, что
царь Петр с войском в Финляндии штурмует шведские
крепости, мне уже невозможно было настаивать.
— А как вы думаете, брат мой, —вкрадчиво спросил
министр, —почему русская армия не знает столь обыч¬
ного у нас дезертирства? Что это —рабская привычка
к повиновению или религиозный экстаз, как, например,
у турецких янычар?
Граф подумал, прежде чем ответить.
— Это действительно загадка, — сказал он задумчи¬
во. — Если вникнуть, то самые принципы набора солдат
и офицеров в российскую армию глубоко ошибочны.
Они в полном разладе с подлинной военной наукой. Во
всей Европе торгуют офицерскими патентами. Знатный
юноша из благородной семьи, смотря по достаткам роди¬
телей, может купить себе чин поручика, ротмистра, май¬
ора и даже полковника. Только у царя Петра молодой
человек, даже если он рожден князем, обязан сначала
пройти службу солдата, обучиться премудростям воен¬
785
ного ремесла и тогда ему могут дать офицерскую шпагу.
Русских офицеров заставляют непрестанно учиться; они
знают фортификацию, артиллерию и многое другое. Я
наблюдал, как учат солдат. Они сдваивают шеренги не в
шестнадцать приемов, а только в два, жертвуя всей кра¬
сивостью воинского строя. Старые солдаты заряжают
ружья тоже в два приема, и лишь молодым показывают
все двенадцать необходимых стадий. Солдат в России не
нанимают, а берут по набору.
Министр согнул гибкое лезвие пополам.
— Да... чем больше узнаешь, тем больше удивляешь¬
ся этому диковинному народу. Граф, —сказал он, вдруг
меняя тон, — придется вам ехать в Турцию.
Оба помолчали. Граф выжидательно смотрел на ми¬
нистра. Министр качнул париком.
— В Турции, —продолжал он, —как вы знаете, все
еще пребывает шведский король Карл Двенадцатый.
После полтавского поражения он так и не вернулся на
родину. Все добивается военного союза с могуществен¬
ной Турцией и хочет привести с собой не менее чем
стотысячное войско янычар. Карл плохой дипломат, но
на поле боя это лев. Да, да, не удивляйтесь. Полтавское
поражение — случайность. Ведь Карл помогал туркам
своими советами во время неудачного для Петра Прутс-
кого похода. Фактически он тогда командовал турками.
Надо немедленно вернуть Карла на родину; только он
сможет объединить все еще могучее шведское войско и
перейти от обороны к наступлению. И строптивый швед¬
ский сенат при нем завизжит, как свора собак под уда¬
рами арапника.
— Когда надо ехать? —устало спросил граф.
— Сегодня, —ответил министр, вставая. —Фран¬
цузский посланник при турецком дворе ваш союзник в
этом деле. Дорогой граф, — министр возвел глаза к по¬
толку, — интересы австрийской империи и интересы
ордена воинов Иисуса не всегда совпадают. Политика
Австрии еще не совсем определилась. Быть может, его
цезарскому величеству приятно иметь могучую союзни¬
цу Россию, граничащую с Турцией и ей враждебную. Но
ордену Иисуса такая союзница не подходит. Царь Петр
равнодушен к вопросам веры. Однако он не симпати¬
зирует католицизму. Церковь в Росии подчинена госу¬
дарству. Вера в бога умирает, если в религии перестают
искать утешения от бедствий. Пусть турки грозят Вен¬
грии и всей Европе, наш орден от этого укрепится!
786
Глава двадцать первая
Северный лев
Карл, слегка припадая на раненую ногу, шагал от сто¬
ла к стене и от стены снова к столу. Он шагал так уже
более часа. Это не был утренний моцион — северному
льву было тесно в его клетке, он жаждал простора. И он
хотел, чтобы скорей приехал французский посланник.
Когда-то один придворный льстец сказал:
— Столица государства там, где король!
Если поверить этому, столица Швеции теперь рыщет
по всей Турции.
Ничего, ничего... Он, Карл XII, из тех людей, которые
умеют и дважды, и трижды оседлывать заново свою
судьбу! Это еще не конец славного царствованья! Это —
только этап, один из этапов...
Четырнадцать лет назад, почти мальчиком, Карл
Пфальцский начал войну с дикой Московией, вопреки
воле этих жирных гусаков, этих труссв — министров,
сенаторов, купчишек... Ох, как они все боялись войны,
как они дрожали за свое благополучие, за свои доходы!
Как хотелось им добиться того же —да, того же! — но
ничем не рискуя, добиться скаредностью, подкупами,
интригами, шведским тупым терпением! Где им было
понять, что королям нужна воинская слава, лавры побе¬
дителя, гром труб в день пятой, седьмой, сотой победы...
То, что для них мишура, для венценосца смысл и цель
жизни!
Начало было блестящим. Закаленные гренадеры
Швеции не раз одерживали верх над новыми мужицки¬
ми полками этого варвара Петра. Под Нарвой русским
был учинен полный разгром. Армия московитов разбе¬
жалась, только гвардейские полки умудрились уцелеть и
отойти в полном боевом порядке. А! Теперь-то господа
сенаторы раболепно рукоплескали, приветствуя юного
героя; теперь все было дано ему: дополнительные набо¬
ры рекрут, деньги на военные нужды, пушки, мушке¬
ты — все... Так что же случилось?
Да, Петр был побежден, отступил... Но вот он укреп¬
ляет Новгород, готовясь к новым вторжениям... Вот рус¬
ские отбирают у шведов —у него, Карла! —всю новго¬
родскую вотчину свою... Они выходят к устью реки
Невы, к берегу Финского залива...
787
Русские овладели крепостью Нотебург. Теперь это их
Шлиссельбург, Ключ-Город. Поистине ключ, надежно
заперший выход из Ладоги в Неву, к морю! Они взяли
городок Ниеншанц, в среднем течении реки, там, где в
нее впадает болотистая Охта. Городишко ничтожен, но
через него велась обширная торговля... А главное —
чуть пониже, в самом устье, у залива, Петр заложил
новую крепость и город, названный его именем — Пи-
терсбурх... И даже осмелился перенести туда свою
столицу...
Карл шагал и шагал по полутемной, прохладной ту¬
рецкой горнице, от стены к столу, от стола — к стене.
Ныли контуженный бок и раненая нога. Он не морщил¬
ся — полководец должен скрывать телесные страдания;
никто не смеет о них дога¬
дываться... Но куда более
жгучими, чем нудная боль,
были эти воспоминания...
...Он скоро понял: боло¬
тистый, лесистый, скалис¬
тый север не место для его
стратегии. Ему нужен ма¬
невр — широкий, молние¬
носный, поражающий... Он
перенес войну на юг, решив
вонзить шпагу в беззащит¬
ное брюхо русского медве¬
дя...
Петр слепо доверился
своему любимцу, украин¬
скому гетману Мазепе. Он
возложил на него оборону
России с юга.
Карл подкупил коварно¬
го и тщеславного старика
обещанием украинского тро¬
на. Мазепа должен был при¬
вести ему казачье неодоли¬
мое войско.
...Нет, было обдумано
все. План был великолепен,
и сейчас он скажет это же.
В плане не было ошибок.
Все дело в неудаче — а они
постигают и самых славных
полководцев...
788
Карл скрипнул зубами. Полтава! Вот что болит, вот
что жжет и терзает, что вопиет об отмщении... Полтаву
шведский король не сможет забыть никогда!
...На просторном поле сошлись два войска, два наро¬
да. Во главе каждого — державный вождь. Шведы дра¬
лись — как шведы. Но —чертово невезение, насмешка
судьбы! Блистательнейший военачальник, гроза венце¬
носцев, он был глупо ранен накануне решающего боя.
Шесть драбантов носили его, полулежачего, в качалке...
Качалка опрокинулась, когда русская конница (казаки
этого усатого старика Мазепы, где вы?) врубилась в
шведские тылы... Кто подхватил короля, кто его вынес с
поля боя, кто усадил на коня, — Карл не помнит. Он
помнит только бешеную скачку... Вечер. Потом ночь...
Острую боль от раны... Мазепа со своими сердюками —
это все, что он смог привести с собой! — бежал еще
раньше... Проклятый день, проклятая память!
...Где-то за стеной раздался стук подъезжающего эки¬
пажа. Карл замер и прислушался.
Карета? В этом захолустье карета есть только у
французского посланника. Значит —это он.
Карл желчно усмехнулся. Будущим историкам най¬
дется, над чем поразмыслить. Истинное величие прояв¬
ляется не только на вершинах славы, но и в трясине не¬
удач! Никто не рискнет сказать, что у него не хватило
энергии, мужества, остроты ума, достоинства. Вести
большую дипломатическую игру будучи в плену —этого
не смог бы и Александр Македонский. Не поднялся до
этого и Ганнибал! А он, перейдя границу с несколькими
сотнями солдат, он отсюда шлет приказы своим войскам
в Польше, в Финляндии, повелевает сенату в Стокголь¬
ме... Он смещает и ставит турецких министров... Не он
ли —тайно, в величайшем секрете —добился низложе¬
ния самого султана...
Да, но преемник низложенного падишаха теперь ука¬
зывает ему на дверь как нашкодившему мальчишке, из¬
гоняет его из страны... У него отняли кормовые деньги!
Его лишили слуг, продовольствуют как нищего... Эта от¬
вратительная лачуга, эти наглые слуги...
И все же он — король. И вот — посол Франции при¬
был к нему на аудиенцию... Ну, хорошо, посмотрим...
В дверь осторожно поскреблись. Там — генерал
Шпар, один из двух, оставшихся у него после Полтавы.
“Войдите!"
Высокий, до безобразного худой, Шпар почтительно
склонился: “Ваше величество..."
789
— Кто?
— Французский посланник... И с ним известный ва¬
шему величеству граф... Ожидают в приемной!
Карл задергал подбородком. Приемная! Грязные тем¬
ные сени!
— Зовите их.
Генерал отступил. На его место выпорхнул из двери
нарядный, изящный, благоуханный немолодой француз.
За ним виделась другая фигура — в черном.
Король шагнул в сторону, взял лежащую на краю
стола шпагу, вдел в портупею, привычным жестом воз¬
ложил на лысеющую голову маленькую шляпу... И шляпа
и шпага были потертые, старые. Ножны побурели, золо¬
той галун на полях шляпы высекся и почернел... Вошед¬
шие продолжали почтительно стоять у двери.
Опускаясь в кресло, Карл сказал сухо:
— Рад видеть вас, маркиз. И вас, граф! Шпар!.. При¬
несите табуретки и покиньте нас. Нам предстоит долгая
беседа...
...Генерал Шпар покорно прикрыл дверь. "Принесите
табуретки, генерал!" Бог мой! Думал ли он когда-нибудь
услышать что-нибудь подобное?!.
В сенях стоял небольшой столик дежурного, еще од¬
на — последняя —табуретка. Генерал сел —удалиться
он не мог: его величеству может понадобиться царедво¬
рец! Он сделал сердитый жест: Ларе Йерн, седой и хму¬
рый ветеран на правах ординарца заворчал и недовольно
похромал во двор, к карете.
Генерал опустил голову на руки и тяжко задумался.
"О, блистательная судьба воина! О, жаркие лобзания
славы..."
За дверью — она была далеко не дворцовой — слы¬
шались голоса, то яснее, то глуше. Журчащая скорого¬
ворка этого разряженного француза текла медовым
ручьем. Но, наверно, в ней был не только мед: от вре¬
мени до времени резкий тенор короля сердито пре¬
рывал сладостное воркование.
Что-то раздражало его величество, чем-то он был
недоволен... Вспыльчивость повелителей из Пфальцско-
го дома всем известна. В гневе Карл вскрикивал, как
чайка над берегом, кидающаяся вырвать добычу у
другой птицы, — резко и зло. Тогда Шпар поднимал
седую голову и прислушивался.
— Грязные псы! Я покажу этим негодяям!
— Ваше величество! Я умоляю вас: выслушайте из¬
вестия, привезенные нашим дорогим графом... у не¬
790
го — недобрые новости. Вам предстоит принять важ¬
ные решения. Ваш сенат... он обсуждает возможность
мира с Россией. Ваша августейшая сестра...
— Я сошлю эту проклятую дуру! Это —ее интриги!
И послышался третий голос — тоже вкрадчивый, но
такой, как гибкий ременный хлыст, внутрь которого за¬
плетена стальная пружина — холодный и спокойный...
Голос этого... графа... Этого —монаха, кто их разберет?
— Увы, дела не в интригах, сир! Скажем так — не
только в интригах. Печально, что Петр снова открыл во¬
енные действия. Он уже в Финляндии — вашем корон¬
ном владении. Он берет одну за другой тамошние ваши
твердыни. Он движет армии и в Германию, намереваясь
окончательно разорить Померанию...
Грохнуло, точно гренадер бросил гранату. Шпар мот¬
нул головой, но не удивился: да, да! Он опять в ярости
хлестнул тростью по черному дереву стола. И опять, ко¬
нечно, ушиб руку...
— Я должен быть там! — фальцетом, уже ни с чем
не считаясь, закричал король. — Ия буду там! Но —
деньги, деньги! Мне нужны деньги, а эти скряги...
— Ваше величество! —торопливо до бесцеремонно¬
сти перебил его француз. — Умоляю вас!.. Два мешка
дукатов со мной. Они там, в карете! Вы сможете путе¬
шествовать как подобает монарху! Генералы Шпар и
Лангерскрон будут сопровождать вас... Венгрия, Герма¬
ния... Нет, нет, в Польше вам нет смысла появляться.
Графу — он выедет раньше — доверьте важнейшие де¬
пеши... Умоляю вас, ваше величество, — располагайте
мною...
Несколько секунд из-за двери еще доносились быст¬
рые яростные шаги. Потом все стихло: он остановился.
— Благодарю вас, господа! — расслышал Шпар, уже
поднимаясь, чтобы оказаться вовремя у распахнутой
толчком двери. — Благодарю! К вечеру нужные бумаги
будут готовы. Я не задержусь и сам. Моя страна и мои
шведы скоро увидят меня там... В Стокгольме!
Глава двадцать вторая
Утопленная колокольня
Все русские деревни по реке Неве и у Невской губы
залива прозывались по-старинному, еще по-новгород¬
791
ски: Спасовщина, где прославленная церковь Спаса;
Власовщина, в честь какого-то Власа, первого поставив¬
шего здесь свою избенку; Козловщина, кто говорил — в
память не в меру бодливого козла, прославившегося сво¬
ей прытью на всю округу, а кто —по церкви козелыцан-
ской чудотворной богоматери.
Деревня Фроловщина на берегу Финского залива на¬
зывалась еще и деревней Враловщиной, будто бы пото¬
му, что шведские амтманы, то есть чиновники, никак не
могли справиться с варварским языком русовитов. Шве¬
дов из этих мест прогнали, а прозвище так и прилепи¬
лось. Из-за старосты. Сколь не хитер был амтман, а
староста той деревни умел ему так врать, что всегда
амтмана оставлял в дураках. И шведов прогнали, и ста¬
роста другой был, а прозвание осталось, потому что и
новый староста был под стать старому.
Старостой теперь здесь был Ивашка Мохнатый, му¬
жичок хитрющий, изворотливого ума, придумщик. Дру¬
гого такого не скоро сыщешь. Мохнатым его прозвали
за необыкновенную ширь бороды, свисавшей на грудь
будто волосяной фартук. Завеса пегих волос закрывала
и лоб до самых глаз, и уши, и шею и только, если взгля¬
нуть сверху, на начинавшуюся плешь, видно было, что
под волосами и бородой живой человек.
Злые ветры нынешней зимой вовсе замели деревню
снегом, взгромоздили сугробы чуть не до крыш. Мужич¬
ки не горевали: так и теплее, и реже забредет в деревню
какой посторонний, не тутошний. Не тутошних не лю¬
били, побаивались. Побирушки — их всегда хватало —
не в счет, а вот кто по государевой службе, те — сущая
напасть. То гонят мужиков возить клади, то требуют по¬
дати на войну, а то еще что-нибудь. Вот и тут прояв¬
лялись таланты Игнашки Мохнатого. Умел прикидывать¬
ся эдаким зайчишкой пуганым, простачком, а сам
незаметно наплетет, нахитрит, наврет с три короба.
Упоит казенного человека домашней брагой, так что с
неделю в мозгах одна муть, сунет ему малую толику и
сплавит с миром.
В эту памятную ночь в самую предрассветную пору,
когда в избах только храп с печи и даже махонькие ре¬
бята в зыбках, накричавшись до изнеможения, сладко
спят, не чуя, как их жрут всякие домашние насеко¬
мые, вдруг разом по всей деревне взлаяли собаки. Ста¬
роста с перепугу долго не мог попасть непослушными
ступнями в валенки, едва успел накинуть прямо на
792
исподнее шубейку. Даже ошибся, хватил не свою, а жен-
кину, не достававшую и до колен. А в дверь уже бухали
кулачищем, под окнами ржали кони, сани, раскатясь на
повороте, стукнули о мерзлый тын, повалили часть коль¬
ев.
— Милостивцы, кормильцы... —привычно бормотал
Ивашка, отодвигая дверной брус. Сам мысленно прики¬
дывал: "Вот напасть! Никак цельный обоз леший при¬
гнал?"
Дверь рванули. Вместе с клубами пара в дверь вва¬
лился рослый дядя в кожухе, но в форменной солдатской
шапке треуголке, обшитой потертым галуном. С трудом
шевеля застывшими губами, над которыми грозно тор¬
чали в стороны огромные усищи — каждый ус с боль¬
шую морковь — гаркнул:
— А ну, кто здесь голова? Шевелись быстро. Госпо¬
дина ахфицера устрой, коням сена, солдат по кварти¬
рам...
Ивашка понял: на этот раз прижмут. У царя Петра
вот эдакие-то усачи с сизыми от бритья мордами самые
что ни есть зловредные.
Управились со всем не больно скоро. Во всей деревне
таких дворов, чтоб годились для гостей, хоть и солдатс¬
кого звания, раз, два и обчелся. В иные дворы Ивашка и
не сворачивал, столь бедно жили. Офицера пришлось
поместить у себя, в новую, летом только срубленную
горницу. Староста недавно женил сына, полагал здесь
поселить молодых. Для такого спешного случая сноху со¬
гнали к бабке, пущай пока вместе. Сына же дома не бы¬
ло, еще с осени взяли с конем в Питер, по казенной
надобе.
Разместив последнего из прибывших, Ивашка мед¬
ленно побрел восвояси. Уже и рассвело. На деревенской
улице уютно пахло дымком и свежепеченным хлебом.
— Вот теперь бабам работенка... Новую ораву накор¬
ми, а жрать-то поди горазды. Опять же ахфицер... Какая
ему еда? Может особая?
Староста вдруг остановился, разинул рот. В голове
шевельнулось давнее, полузабытое... Будто он его где-то
уже видал? Обличье и голос... Ну, ей-ей, знакомые.
Запустив пятерню под бороду, поскреб кадык, стал
вспоминать. Может, подати приезжал выколачивать?
Не... Податной был низенький, пузатый, все лез драться.
А этот, похоже, смирен. Когда отводил его на квартиру,
молча шагал сзади, только снег скрип-скрип... Лишь
793
один раз задержался. А чего задержался? Лодку увидел.
Тоже нашел диво —лодок-то в каждом дворе... Живем
при море, рыбой и промышляем. Лодки-то тьфу: на реб¬
ра толстые сучья с развилками, на обшивку доски... За¬
смоли — и рыбачь! Лодка... Ивашка вдруг все вспомнил,
даже поперхнулся морозным воздухом.
Так это ж тот, с потопшего корабля! Ух ты! Ну и ноч¬
ка тогда была! Ветрище, дождь так и секет, волны на
берег лезут, чуть не к крайним избам подбираются. А на
море-то вдруг бух да бух! Пушка! Еще какой-то сигналь¬
ный огонь зажгли, при нем паруса так и засверкали. Ну,
мужички и сообразили: беда, надоть плыть, выручать. А
может, и поживиться чем. Только ничего этого не при¬
шлось. Пока собирались, корабль задрал кверху золоче¬
ную корму, повалился набок, лег парусами на волны.
Потом корабельные-то рассказывали, будто его всего не¬
чистой силой изнутри расперло, оттого он сразу и лоп¬
нул.
Ну, конечно, поплыли спасать, а те уже сами по
шлюпкам казенным расселись. Ефтого ахфицера в Ста¬
ростиной избе еще ухой кормили, а он есть-то ел, да
давился, и слезы по щекам так и бегут. Видать, еще мо¬
лодой, необвычный, а может пужливый...
Вспомнить-то вспомнил, а на душе не легче. Раз опять
возвернулись, верно, не к добру. У начальства свои дела,
кто их там поймет? А мужику одно: корми да корми этих
в треуголках, с ясными пуговицами на брюхах. Надо бы
разведать, долго ли здесь проторчат?
...Гости вели себя непонятно. С утра уходили в залив,
на лед; что-то мерили, примечали, ставили вешки. Даже
один раз прорубь били и под воду веревку опускали. За¬
тем подрядили мужиков в лес — валить деревья, око-
ривать — бревна им подавай.
Староста в субботу после баньки зазвал к себе двух
усачей из начальства помладше, именуемых сержанта¬
ми, выставил жбан крепкой браги. И закуску: капустки,
рыжиков соленых, строганину, рыбки вяленой. Ду¬
мал — откажутся, побрезгуют деревенским угощением.
Не побрезговали. Все выдули, все сожрали.
Оба сержанта разомлели, расчувствовались, стали
песни петь. Все больше жалостливые. И Ивашка, сам
того не собираясь, размяк. За годы привык изворачи¬
ваться. При шведах, то и дело норовивших ободрать до
нательного креста, да и при своих... Хотя со своими и
полегче, а тоже знай не зевай, чуть что — загоняют!
794
Теперь же не только умом понял, всем нутром ощутил,
ох, не легка она солдатская служба. Жестковаты, видно,
царские сухари. Сержант, он, конечно, начальство, а ко¬
вырнешь — тот же мужик. Стало легче вести беседу. За¬
говорили попросту, по-свойски. Зачем приехали, для ка¬
кой надобности, солдаты не больно знали. Про себя
объяснили: мы де талызинские, под командой господина
инженер-генерала Талызина, определены на строение
крепостных батарей и чего придется по надобности в
городе Санхт-Питерсбурхе.
Ночью, ворочаясь с боку на бок, Ивашка соображал.
Значит, и тут будут строить. Ох, бяда, бяда! Строют,
строют, а все мужику на голову!
...И верно: стали строить! Да где?! На льду! Ну, слы¬
ханное ли дело — на море избы рубить?!
Каждое утро, выходя из дому, староста первым делом
смотрел на залив. С берега черным шнурком убегала
вдаль накатанная дорога. По ней возили бревна. В белой
мути — в заливе вечно мела поземка — день за днем,
час за часом росли бревенчатые стены. Изредка ветерок
доносил тюканье топоров, ровно дятлы долбили.
Староста опасливо крестил живот. Вот ведь как иной
раз обманешься в людях. Ахфицерик-то сначала казался
тихий, аккуратный вьюнош. Теперь как приглядишь¬
ся — аспид! Загонял работой, все торопит да торопит,
лается. Иной раз в сердцах и огреет чем попало.
Ивашка приноравливается начальству на глаза не по¬
падать. Ежели что надо, гоняет старостиху али кого из
молодок побойчее. Так-то спокойнее.
...Кажись, стало ясно. Строят не избу, не крепость, а
церкву. Высоченный сруб, верно под колокольню, опле¬
тенный кругом подмостьями, сильно подпертый, да еще
схваченный корабельными канатами, с каждым днем все
рос и рос. Про церкву догадался не сам Ивашка, а ба¬
тюшка, отец Савватей. Объезжал приход, заехал узнать,
нет ли по ком поминок али близких крестин? Ивашка
спорить не стал: церква так церква; кому лучше знать,
как не попу? Сам же староста полагал, что сия каланча
мирская, скорей к крепостному строению. О том же и
солдаты проговорились, когда вместе брагу пили. Поп
был упрям, противных речей слушать не хотел.
— Ясно, что церква. Про царя брешут, будто...
Спохватился, закрыл рот ладонью, стал озираться. За
поносные слова на царя людишек сажают в караул, а
опосля бьют батожьем. Но битие есть убеждение, а до-
795
казание царской благостности подтвердят лишь дела бо¬
гоугодные. Богоугодно же — святить воду. Для того и
воздвигают новоманерный храм.
Будто в подтверждение поповских слов, на заливе за¬
тренькал колокол. Издали казалось — блеет овца. Поп
торжествующе посмотрел на старосту, приосанился.
— Ась, чадо из колена Фомы неверного, чего ска¬
жешь? Нешто то не колокольный звон?
Вернулись в избу, оделись потеплее, затем побрели к
заливу. Шли не дорогой, а обочь, по тропке. Ветер с
ехидством налетал, кружил, больно кусал за щеки, лоб,
даже пальцы сквозь рукавицы. Мело колючим снегом,
иной раз снежной пеленой все перед глазами застилало.
796
Середину сруба словно смазывало, виднелась только
вершина, упертая в небо, схваченная паутиной растяжек
да подпорных бревен. Но старосте казалось, что и она
качается.
Колокол прозвонил еще несколько раз. Чем ближе,
тем звон казался печальнее, тревожнее, словно остере¬
гал от беды. Отец Савватей собрал кожу на лбу в склад¬
ки, соображая, с чего бы это — звон'?
Вдруг навстречу по дороге вскачь пронеслись три ли¬
бо четыре подводы, за ними бежали люди, плотники из
мужиков и солдаты, что-то кричали, махали руками, по¬
казывали, чтобы не шли дальше. Поп со старостой оста¬
новились, не поняли. Да и понять было трудно. То, что
произошло затем, могло быть воистину лишь бесовским
происком. Впереди, там где стояла башня, треснуло,
крякнуло, ухнуло, лед под ногами заходил ходуном. И,
oxi — этого было уже почти не перенесть! Староста
Ивашка Мохнатый глядел и не верил глазам. Вся высо¬
кая башня вдруг покачнулась в одну, в другую сторону
и так, качаясь, стала медленно уходить вниз, в глубину,
в море!... Ветер словно нарочно отвернул снежную по¬
земку, чтоб было видно. Башня уходила все ниже и ни¬
же, вздымая клубы и струи серой студеной воды. Вода
разливалась озером, а посреди озера на высоком помос¬
те стоял офицерик и что-то сердито кричал в медную
трубу. И по этому злому крику расставленные в разных
концах солдаты, отматывая канаты, медленно крутили
громадные вороты из цельных бревен, на бревенчатых
же подпорках.
Холодная вода добежала до Старостиных ног, промо¬
чила подошвы валенок. А тем временем вершина башни
как раз ушла под лед. И тогда офицер выхватил из-за
пояса пистоль и ни с того ни с сего пальнул в небо! А
солдаты у воротов стали кидать вверх треухи и орать,
будто с великой радости. Бесстыжие глотки!
Чего тут еще было глядеть! Староста схватил попа за
руку, дернул назад что есть силы. Поп как неживой пе¬
реступал за ним, бормотал:
— Свят, свят, свят... изыди! Отойди, наваждение!
Глава двадцать третья
Визит в Нептуново царство
По питерсбурхской дороге задорно тренькали, раз¬
ливались бубенцы. Кто-то ехал, видать важный.
Староста Ивашка Мохнатый быстро влез в тулуп, на¬
двинул шапчонку. Уже на ходу прихватил в сенях дере¬
вянное блюдо, покрытое рушником, с караваем хлеба и
солонкой. Каравай малость подзачерствел, соль намокла,
а рушник кое-где был захватан руками. Еще бы, каждый
день повадились ездить. А всех, всякое начальство, хоть
и невеликих чинов, встречай хлебом-солью по обычаю.
Правда, Ивашка был не в накладе, приезжие отдарива¬
лись, клали на блюдо кто двугривенный, кто несколько
медяков, а один, видать генерал, бросил даже полтину.
Из-за военных трудов и непомерных трат деньги на Руси
стали редкостью. Крестьянскому хозяйству все прибы¬
ток. На несколько медяков купишь воз сена, а на сереб¬
ро Ивашка собирался взять по весне телку, либо и двух.
Заиндевелая тройка резво влетела в село. Ямщик с
пылающей от мороза мордой сильно натянул вожжи,
осадил лошадок. И тотчас из крытой кибитки высуну¬
лись две немолодые персоны в тулупах и меховых шап¬
798
ках. У обоих из-под шапок свисали завитые бабские во¬
лосы. У тощего волосы были пегие; у того, что потол¬
ще, — рыжие. Ну, да все равно, пегие или рыжие, оди¬
наково не свои. Завел царь обычай, смехота...
Ивашка подобострастно протянул вперед блюдо, за¬
частил:
— Милости просим, дорогие гостюшки... уж так
рады...
Старостиха, выбежавшая вслед за мужем, кланялась
в пояс, вторила:
— Здоровьюшко, гостюшки милые... счастья, мило¬
стивцы...
А сама поглядывала — когда подхватить блюдо с ка¬
раваем, нести назад.
Тощий вытащил из-под шубы платок, трубно высмор¬
кал хрящеватый нос, не глядя кинул прямо на каравай
горсть серебра. Рыжий тоже было полез в карман от¬
дариваться. Куда там! Тощий ткнул ямщика в спину.
— Гони! Некогда!..
Сани промчались, обдав морозной пылью. Старости¬
ха с блюдом дернулась было к дому, но Ивашка вовремя
ухватил ее за подол.
— Стой!.. Вона еще едут!
Подкатил просторный возок, ставленный на полозья.
Лошади были впряжены цугом, немного, но все же две
пары. Из возка не торопясь вылез молодой барин в ва¬
ленках, в тулупе, но в военной шляпе, обшитой золотым
галуном и, конечно, тоже в бабских кудерьках. Прежде
чем заговорить, оторвал льдинки с маленьких усиков, по¬
тер застывшие подбородок и губы, потом строго во¬
просил:
— Где тут у вас изба почище? Для деликатных особ?
Староста кинулся через дорогу к избе свояка. Сам
хозяин с семьей давно был переселен в баньку, так пос-
туплено почти со всеми в деревне. Разве ж квартир на¬
пасешься на этакую ораву. Каждый день катят из Пи¬
тера, то одни, то другие.
Из возка вылезли по очереди одна за другой четыре
особы женского пола, три повыше, одна совсем дите. Де¬
вы были закутаны в шали да в платки так, что торчали
одни носики. Молодой барин подставил ручку калачи¬
ком.
— Прошу вас, панна Анеля!
С другой стороны подцепил еще одну деву, приго¬
варивая:
799
— И вас, Настенька, весьма прошу...
Все трое поплыли вслед за старостой, кланявшимся
уже с крыльца. Староста звал кума с кумой топить печь
да устраивать гостей.
Старостиха тем временем заглянула в возок, нет ли
еще кого? И верно обнаружила еще бабу, постарше, се¬
бе под стать, верно мать али тетка,
— Длуго я бенде тутай седеть? — досадливо спро¬
сила та.
— Чаго-сь?..
Тетка зашевелилась, охнула, протянула руку.
— Тенгний мне стонд!
— Тягай ее отседа... —подсказал ямщик.
К возку подбежала молодшенькая, позвала:
— Иди сюда, тетя Катажинка!
Старостиха уже тащила тетку из возка, с великим
бережением повела к дому.
Между тем первые сани промчались к самому берегу
залива. Тощий вдруг толкнул ямщика в спину:
— Годи1..
А сам, словно кукла на шарнире, повернулся, стал
глядеть на стоящую вблизи пушечную батарею. Пушки
были морские; некоторые, снятые со станков, лежали
прямо в снегу. Перед батареей высился ледяной бруст¬
вер из зеленоватых, прозрачных глыбин. Несмотря на
всю опасность, ямщик погодить никак не мог, разве
удержишь разлетевшиеся сани на косогоре. Тройка вы¬
летела на лед залива, сразу скрылась в облаке снежной
пыли и пара от дыхания лошадей.
— Видал?.. Видал, Никитушка?.. А?1 — кричал то¬
щий, подпрыгивая в санях. — Истинно военная душа!
Льдом отгородился!..
— Шею застудишь, гласа лишишься... — рассуди¬
тельно заметил низенький в рыжих буклях и показывал
руковицей. —Вон еще сколько льда наковыряли.
Сани понеслись по замерзшему заливу, а справа и
слева от наезженной дороги то и дело попадались скоп¬
ления ледяных брусков, то торчащих стоймя, то повален¬
ных, будто кто-то отгородился надолбами, ожидая атаки
кавалерии.
Тянувшийся навстречу санный обоз стал поспешно
сворачивать, давая дорогу начальству. На крестьянских
дровнях лежали такие же огромные ледяные бруски, а
на последних обледенелые бревна и свертки корабель¬
ных веревок, тоже обледенелых.
800
— Сущий ледяной парадиз! Гляди, какую фортецию
отстроил! — снова разбушевался тощий.
— Ох-хо-хо!.. —протяжно вздохнул сосед. —Да не
ори ты так, господин командор. Чай, не на палубе коман¬
дуешь. Па-ра-диз!
Сани завернули, с ходу влетели в ограду, тоже сло¬
женную из льда. Внутри ограды было потише, ветер, веч¬
но крутивший колючие снежные вихри по заливу, здесь
не так донимал. Возле одной из стен стояла изба, сбитая
из странного леса: корабельных обломков, да еще кра¬
шеных. Над плоской крышей избы столбом бил вверх
дым, видно, внутри топили.
— Вылезай, генерал! — командовал тощий, отстег¬
нул меховую полость и вывалился в снег. Стал бранить¬
ся, что ноги не держат, оттого что засиделся в долгой
дороге. Второй несколько раз мотнул в воздухе одной
ногой, другой и осторожненько, бочком выбрался из ки¬
битки.
— Вставай Федор! Давай подсоблю вашему капитан-
командорству, — добродушно сказал он и ловко подх¬
ватил Огаркова под локотки, помог встать.
— Все ревматизма проклятая, — ворчал Огарков,
прихрамывая.
Дверь избы со стуком распахнулась, выбежал коре¬
настый мужичонка, одетый, как все тут, в тулуп и ва¬
ленки. Голова у него была замотана женским платком, а
поверх платка торчала матрозская шляпа с бляхой. Огар¬
ков строго крикнул:
— Ивашка! А где сам?
Иван —не тот, не староста —солдат, —узнав капи¬
тан-командора, вытянулся по-уставному.
— Они изволят во чреве пребывать! —гаркнул он во
всю глотку.
Талызин рассердился.
— Чего путаешь?! Это Иона во чреве китовом пре¬
бывал, а ты туда ж господина мичмана...
— Вот я тебя! — погрозил кулаком в меховой рука¬
вице и Огарков. —Языком всуе треплешь. Здесь хоть и
лед, а все море.
Он выпростал было руку из рукавицы, может, хотел
перекреститься — и вдруг словно остолбенел. Впереди,
прислоненный к ледяной ограде, торчал длиннущий зо¬
лоченый старик —морской бог Тритон, в руках держал
золоченую же дубину, остаток отломанного трезубца.
Выпуклые, незрячие глаза морского бога глядели сви¬
801
26-770
репо, косматая деревянная борода завернулась на сторо¬
ну. По обе стороны от Тритона были поставлены две до¬
родные морские девы с рыбьими хвостами. Огарков су¬
нул обратно в рукавицу пальцы, рассердился.
— Понаставили не на месте...
— То батька с дочками, —доложил Иван. —Батька
был ставлен с носу, рассекать морскую глыбь. А дочки,
значит, с кормы, для прыти...
— Сам знаю... —оборвал его Огарков.
— Ну, веди, веди... — проворчал Талызин. —Замер¬
знешь здесь...
— А вести-то неча, —осклабился Иван. —Тута они
и есть, в глуби морей.
Сквозь крутящуюся поземку Талызин разглядел вмо¬
роженные в лед бревна, торчащие как стропила. Под
бревнами были подвешены блоки.
Вдруг внизу, под ногами что-то глухо заухало, засту¬
чало, вроде тюкали топором, долбили что-то ломами.
Талызин и Огарков переглянулись.
— Елиза-ар! — закричал Огарков, сложив ладони
рупором. —Господин мичман!
Он зашагал вперед, но Иван, забежав сбоку, провор¬
но ухватил капитан-командора за рукав.
— Постерегись, господин командор, скользкота...
Вот отсель видно.
Он осторожно повел командора вперед, к тому месту,
где уже стоял Талызин и, вытянув шею, вглядывался ку¬
да-то себе под ноги.
Под бревнами, во льду, была яма, заделанная по кра¬
ям бревенчатым срубом. Сруб уходил в глубину, словно
ствол какой-то диковинной шахты. Внизу, в полумраке,
слабо мерцали два-три фонаря, угадывались фигуры лю¬
дей.
— Сколь сажен-то глубины? —спросил Огарков.
— Да было бы повыше мачт, —ответил Иван. —То¬
лько мачты поломало. Ох и расперло его, “Диамант" тот
горемычный!
— Ну, племяш у меня... хват! — сказал довольный
Талызин. — Соорудил!
Огарков схватил комок снега, потер замерзшие нос
и щеки, гнусаво спросил:
— А как насчет сухой ложки, что господин Менши¬
ков не приемлет? Смочил ее чем-нибудь?
Талызин стащил меховую рукавицу, сложил толстые
персты в кукиш, полюбовался на свое творенье.
802
— А это видал? Вот его доход от Елизара этой нена¬
сытной прорве. Думает, кроме него, никто о государст¬
венных делах не печется. Да мы, Талызины, с татарами
рубились, когда Меншиковых и в помине не было. В об¬
щем, нашлись люди, вхожие к Петру Алексеичу. Сей
прожект пришелся царю весьма по нраву. Он нам с
Елизаркой анисовой поднес, да целовал меня в губы и в
обе щеки. Достаньте, говорит, со дна, что потоплено, я
твоего племяша в лейтенанты произведу, а может сразу
и в капитаны, поставлю кораблем командовать. Мне сме¬
калистые ох как нужны!
Огарков одобрительно покивал.
— Да, такое дело острого ума и уменья требует да
морского глаза. Вот в Голландии я, к примеру, видал ко-
фердам для ремонта плотин. Утопят возле плотины эта¬
кий деревянный ящик в несколько сажен, выкачают из¬
нутри воду и лазают внутрь плотину чинить.
Талызин весь сморщился.
— Что кофердам против этой выморозки! Ведь как
сруб утопили точнехонько, чтоб корабль как раз внутри
оказался. Начали корабельными пумпами воду качать, а
тут как раз такие морозы завернули, что все прихватило.
Пришлось лед глыбами выпиливать и тащить наверх.
Умаялись, пока до корабля добрались.
— А зато сколько всего добыли, — встрял Иван. —
И пушки сняли, и грузы из трюмов почти все повытас¬
кали, и снасти...
— Ты чего здесь лясы точишь, когда все работа¬
ют? — снова начал раскаляться Огарков. —Ты кто, боц¬
ман или адмирал? Офицер внизу лед рубит, а боцман
прохлаждается...
Иван засмущался.
— Да я вот... —показал он на маленькую пушчонку,
стоящую на льду. Под пушчонку были поставлены доски,
чтоб по ним откатился лафет. Ствол был прикрыт тряп¬
кой. В бадье с глыбой льда дымился фитиль в железном
ухвате с зажимом. — Как станем поднимать сундук с
регалиями, так дадим салют...
Он не успел кончить. Внизу, на дне ледяной ямы, за¬
трещало, ухнуло, повалилось. Потом затренькал колокол.
Талызин побледнел. Но колокол тренькал весело.
— Все наверх! —вдруг завопил Иван и, стащив шап¬
ку, подбросил кверху. —Ура!
Он кинулся к избе, но дверь избы сама отворилась,
выбежали солдаты, гревшиеся у печки, на ходу засте¬
803
26*
гивая тулупы. Разошлись к блочным канатам, стали в ше¬
ренги.
Снизу еще раз тренькнул колокол. Иван поднял руку,
солдаты разом схватились за канаты, стали тянуть. Иван
поднимал то одну, то другую руку, и тот канат, где рука
была опущена, переставал натягиваться. Изнутри ползло
что-то огромное, тяжелое. Наконец показался кусок кор¬
мового чулана с капитанской каютой. Сверху палуба
срублена, нижнюю и одну из стенок частично оставили.
И на этом куске палубы, как на подносе, стоял большой,
окованный ржавым железом сундук с казенными печа¬
тями, словно впаянный в прозрачную глыбину льда.
Солдаты подсунули под сундук бревна, по этим брев¬
нам скатили тяжесть на лед, топорами стали отшибать
теперь уже ненужную каютную стенку и лишние доски
палубы.
Деревянная лестница, уходившая вниз, заскрипела,
закачалась. Стало видно, что по ней лезут люди с фона¬
рями, с инструментом на плечах. Елизар первым вылез
на лед, задул уже ненужный фонарь. За ним вылез Ти¬
мофей и еще какие-то замерзшие, обсыпанные снежной
пылью матрозы.
Талызин кинулся к Елизару, обнял. Огарков тоже
метнулся было к виновнику сегодняшнего торжества,
понял, что до мичмана не добраться, пока дядя мнет и
тискает его в родственных объятиях, махнул рукой, по¬
бежал к пушке распоряжаться салютом. Сам схватил
ухват с фитилем, раздул, скомандовал, чтобы сняли
тряпку, подсыпали бы в запал свежего пороху, потом
ткнул огарком фитиля в казенную часть пушчонки. Пуш¬
ка подпрыгнула, как сердитая собачонка, выплюнула бе¬
лый, плотный кусок дыма, и над заливом раскатился
салютный выстрел в честь необычной победы человечес¬
кого ума над слепыми силами стихии: водой и морозом!
Сундук сволокли в избу, поставили поближе к раска¬
ленной железной печке, какие применяли на кораблях.
Лед быстро стаивал, вода стекала в щели пола. Елизар,
скинув тулуп, вопросительно взглянул на Талызина,
спросил:
— Пора, дядя?
— Сбивай! —торжественно разрешил Талызин.
Елизар ударил по крышке обухом топора, крышка от¬
летела. Все кинулись глядеть, что внутри. В длинном сун¬
дуке, туго свернутые, лежали шведские знамена и пудо¬
вые ключи от крепостных ворот.
804
— Виват! — гаркнул Огарков. — Пляши, Елизарка!
Сегодня твой самый счастливый день!
Сияющий Елизар ощупывал лежащее сверху ярко¬
синее полотнище крепостного штандарта, того, что сня¬
ли с комендантского дома, поднял и взвесил в руке ог¬
ромный ключ.
— Аннушке бы показать, — негромко сказал он. —
А то без нее мне и радость не в радость.
Огарков фыркнул, как рассерженный кот.
— Да здесь она, в деревне дожидается. Твой дружок
Аким меня чуть до смерти не заел, вцепился, как рак
клешней. Ну и пришлось всех везти сюда.
— Ну вот и достал ты свое счастье со дна морско¬
го, — серьезно сказал Талызин. —Теперь и свадьбу сы¬
805
граем честь честью. Кланяйся капитан-командору, проси
у крестного руки твоей Анютки.
Огарков приосанился, но не выдержал, обнял Ели¬
зара, чмокнул в обе щеки.
— Чего просить! Я давно согласный! И она ждет не
дождется!
Он выскочил на мороз в одном мундире, скомандо¬
вал:
— Сани сюда! Да живо! Повезем жениха к невесте!
Ура молодым!
Глава двадцать четвертая
Странствующие купцы
Шведский король Карл XII шестого ноября 1714 года
выехал из Турции и двадцать второго ноября прибыл в
порт Штральзунд на берегу Балтики. Союзные войска
двинулись было к этой крепости, но опоздали, король
Карл на корабле отбыл в свою столицу Стокгольм.
С той поры прошло четыре года. Война со шведами,
получившая в истории название Великой Северной вой¬
ны, достигла своей завершающей стадии.
Двадцатишестипушечный фрегат “Северная Двина",
входивший в состав молодого российского флота, был
послан против королевских каперов —корсаров, сильно
вредивших морской торговле. Возле шведского острова
Готланд "Северная Двина" выдержала бой с двумя пи¬
ратскими бригантинами, которые на веслах попытались
приблизиться к заштилевшему возле неприятельского
берега фрегату. С потопленных бригантин были сняты
люди, показавшие, что Карл XII выдал каперские свиде¬
тельства не только своим подданным, но привлек к раз¬
бою и иностранцев, в частности гамбуржцев.
Молодой капитан фрегата, Елизар Овчина-Шубни-
ков, решил немедля идти к немецким берегам, чтобы
охранить торговые корабли Нидерландов, Англии и Да¬
нии.
В датских проливах стояла чудесная летняя погода.
Многочисленные корабли словно бы висели в воздухе на
границе между морем и небом. Горизонт был скрыт ма¬
ревом, словно в июльскую жару, хотя стоял уже конец
октября. Зато неприветливое Северное море встретило
штормом. Серые, морщинистые волны, увенчанные бах¬
806
ромками пены, с гулом мчались навстречу, ударяли в нос
и в скулу фрегата, разбивались в брызги, стеной взле¬
тавшие чуть не до рей. Весь корабль скрипел и словно
стонал от этих ударов.
Капитан, сидя в своей просторной каюте, прислуши¬
вался к вою шторма, курил и, чтоб не утратить бодрости,
прихлебывал из чашки заморский напиток кофей, недав¬
но вошедший в употребление на Руси. Кофей был горь¬
коват и темен цветом, от него шел вкусный запах, напо¬
минавший запах в уютных немецких и голландских
трактирах. И дома, в Питерсбурхе, жена, нежно люби¬
мая Аннушка, тоже по утрам варила ему кофей. Польс¬
кая панна Анеля Стшелецкая давно уже стала русской
Анной, по крестному отцу, капитан-командору Огарко-
ву, Федоровной, госпожой капитаншей Овчина-Шубни-
ковой.
Вот пришло и счастье! А сколь горько было время до
сего. Сколько всего пережито! Давно ли он, Елизарка,
флотский мичман, почитал свою молодую жизнь вконец
загубленной, благодаря хитроумным козням иезуитов. В
такую же точно ночь, как нынешняя, его первый ко¬
рабль, шведский флейт “Диамант", расселся и развалил¬
ся прямо под ногами. И с ним, с этим кораблем погибли
все надежды и чаяния. Даже светлейший князь Менши¬
ков, вроде как обещавший покровительство, и тот от¬
ступился, презрел неудачника. Однако преждевременно
презрел. Он, Елизар, сумел доказать, что Шубниковы уп¬
рямы, сильны волей и ум у них острый, до всего доход¬
чивый. Таинственный иезуитский морской бес пойман
за хвост и водворен в поварню, под начало к стряпухам.
Там его истинное место. А капитанам купецких кораб¬
лей Адмиралтейство дало точные указания, как следует
впредь грузить в трюмах горох, зерно и прочие пухлые
злаки. И его мичманская придумка насчет сруба, опу¬
скаемого в воду, теперь повсеместно используется при
строительстве порта в городе Кронштадте, что на остро¬
ве Котлин насупротив устья Невы.
Да, в те трудные дни определилось, кто настоящий
друг, а кто просто так, приятель. Истинный друг Аки-
мушка не отступился, и, конечно, умница и великой уче¬
ности человек, дядя Никита Талызин, и честнейшей ду¬
ши капитан-командор Федор Огарков. В них он нашел
себе опору. Славно, что ветреный Аким, гонявшийся за
большим приданым, запутался в любовных сетях Насти
Огарковой, старшей из троих огарковских дев. Анаста¬
807
сия Яблокова, урожденная Огаркова, ныне полуполков-
ница, блистает на царских ассамблеях вместе с его
Анюткой...
Что же? Неплохо в бурном море вспомнить прошлое,
потягивая крепкий кофей из белой, синим рисованной
немецкой чашки...
К утру шторм поутих. Еще мчались по небу вдогонку
друг за другом клочки буревых туч, а уже проглядывало
солнце, светило как сквозь густую вуаль. Елизар послал
матрозов по реям развязать риф-банты на парусах, что¬
бы лучше брали ветер.
Вдруг сверху донесся крик марсового. Марсовой
кричал: “Парус!" — и показывал рукой вдаль. Елизар
приказал изменить курс, идти на перехват замеченному
судну. Скоро в трубу стало можно различить три вы¬
соких мачты большого корабля. Мачты, одетые паруса¬
ми, величаво покачивались. Под клотиком средней мач¬
ты развевался длинный вымпел, но понять какой, чьей
он нации, на таком расстоянии было нельзя.
Наконец корабли сблизились. Вот выдвинулась над
водой высокая корма с коваными фонарями, взметнулся
к облакам бугшприт на носу, выскочила из волн позла¬
щенная морская дева, будто захотелось этой деве погля¬
деть, кто плывет навстречу.
На корабле подняли флаг вольного города Гамбурга.
Елизар призадумался. С виду корабль купецкий, широ¬
кий, вместительный, но пушек несет много, купцам вро¬
де бы столько и ни к чему. Придется им учинить до¬
смотр.
Увидев флажный сигнал, поднятый на русском фре¬
гате, гамбуржцы стали убирать паруса, но без спешки.
Елизар приказал готовить гребной иол доброй архан¬
гельской постройки, назначил урядником за рулевого
опытнейшего матроза Ивана, того самого, что был неког¬
да у него в денщиках, загребным верзилу Тимофея. Ко¬
мандовать же поставил офицера, только что произведен¬
ного в фенрихи из гардемаринов, Петю Огаркова,
капитан-командорского племянника.
Иол прытко отвалил, кувырнулся с волны на волну, и
вот уже носовой матроз крепко вцепился в веревочный
штормтрап, и Петя живым манером полез по нему на¬
верх, сопровождаемый двумя матрозами.
На корме стоял разряженный, будто вельможа, гам¬
бургский капитан в шелковом кафтане, в шляпе с плю¬
мажем и в дорогих ботфортах, не каких-нибудь там
808
смазных, а в сафьяновых. На боку у капитана шпага,
будто у дворянина.
Петя оказался парень расторопный, в дядюшку: не
ограничился чтением судовых бумаг, а приказал отбить
крышки на люках, чтоб самому слазать вниз, убедиться,
нет ли военной контрабанды. Елизар догадался об этом
по стукам и потому, как гамбургский капитан сердито
размахивал руками, верно, бранился.
— Молодец, Петька! — довольно сказал штюрману
молодой капитан. —Дотошный. Наведет он у них поря¬
док.
Вдруг на палубе гамбургского корабля произошло ка¬
кое-то волнение. Капитан на корме перестал махать ру¬
ками, перегнулся через перила, вытянув шею, удивленно
глядел на палубу. Русские матрозы в иоле, заслышав
шум, поспешно полезли наверх по трапу — подсоблять.
Остался лишь один, сторожить шлюпку. Елизар встре¬
вожился, что там происходит? Приказал вызвать кано¬
ниров к орудиям, открыть ставни пушечных портов.
На палубе русского фрегата засвистели боцманские
дудки, выбежали и встали под кормой трое юнг-бара-
банщиков, дружно ударили в свои барабаны. Тревож¬
ный рокот понесся над водой.
Гамбургский капитан вдруг метнулся к борту, что-то
истошно заорал, потом, сообразив, что не слышно, схва¬
тил огромный рупор, приставил ко рту. До Елизара доле¬
тали разорванные ветром обрывки фраз.
— Честные гамбуржские негоцианты! —орал капи¬
тан. — Я буду жаловаться в наш сенат!.. Вы превышае¬
те...
Елизар рассердился. Ишь какой! Грозится! Не имеет
должного решпекта к российскому военному флагу! Ко¬
мандиры военных судов имеют право проверять бумаги
пассажиров, чтобы выявить личности. Без этих необхо¬
димых мер морскому пиратству не положить конца. Од¬
нако что же там происходит?
В пушечный люк высунулась голова фенриха, раст¬
репанная, без шляпы. Петя что-то кричал, но слыхать
нельзя, затем он махнул рукой и исчез. И тотчас по
штормтрапу, испуганно остерегаясь волн, полезли вниз,
в шлюпку, люди в партикулярном темном бюргерском
платье. За ними ловко скользнул по канату Огарков и
русские матрозы. Шлюпка отошла от гамбуржцев, пог¬
ребла к своим. На фрегатскую палубу стали вылезать
незнакомые люди, немолодые, грузные, явно купеческо¬
го обличья. Старший из них кинулся к капитану, вы¬
809
тащил из бумажника свой пас — свидетельство о лич¬
ности, выданное гамбургскими властями, волнуясь, зата¬
раторил. Елизар только и различил в этом потоке слов:
— Будем протестовать... беззаконие... — да еще, —
сенат...
Ну, ладно, будет протестовать, это его дело. А чего
ради Петя причепился к этим купчишкам? Он внима¬
тельно поглядел на лица толпящихся на шканцах купцов.
Передние все незнакомые, а вот задние двое все отво¬
рачиваются. Их обоих держит за вороты Тимофей, а
Иван вьется рядом, как собака овчарка.
Петя Огарков подбежал к командиру, вытянулся,
сорвал с головы треуголку.
— Господин капитан, двоих опознали наши урядни¬
ки, яко переряженных иезуитов!
— Иезуитов!.. — Елизар мигом сбежал с высокой
кормы, где находился, отстранив купчишек, схватил
одного из подозреваемых за плечо, резко повернул к се¬
бе, вгляделся, ахнул. Перед ним был цезарский граф,
бывший дипломат! Но в каком виде! Лицо бритое, без
колючих усишек, волосы, не покрытые париком, пря¬
мые, крашены в рыжую масть и брови тоже.
Кинулся ко второму, заранее зная, кто это. И не
ошибся. Коренастый купецкий приказчик был пан Лех-
Кружальский. Этому трудно было изменить свой облик,
но и он постарался: отрастил бороду, как голландский
шкипер, глаза укрыл под темными очками.
Елизар овладел собой, хотя в душе у него кипела
ярость.
— Дивная встреча, —сказал он спокойно. — Вот
никогда не чаял встретить вас на купецком корабле и в
таком обличье. Что же произошло? Погнали вас из дип¬
ломатов, что ли?
Граф с достоинством выпрямился.
— Друг мой, высокие профессии малодоходны. Я
еще не слышал, чтобы кто-нибудь разбогател и составил
себе состояние на дипломатическом или военном попри¬
ще. Состояние добывают торговлей. Древние гербы
нужно время от времени золотить.
— Прибыльна ли ваша торговля? — любезно осве¬
домился Елизар, не скрывая насмешки. — Кстати, чем
вы торгуете?
— Чем придется: вином, кожами, пшеницей...
— А господин Кружальский по-прежнему ваш на¬
дежный помощник?
810
У графа забегали глаза, он нахмурился.
— С ним мы встретились случайно, уже здесь на ко¬
рабле. Прошу не связывать наши имена. Вы, вероятно,
осведомлены, что я вынужден был выгнать его еще там,
в Эйдере. За его грязные дела я не ответчик.
Елизар взглянул на Бонифатия. Бонифатий стоял по¬
тупившись, очень бледный, тяжело дышал.
— А вы что скажете, Кружальский?
— Да простит бог всем, кто свершает великие грехи
во имя его... — изрек Бонифатий загадочно и отвернул¬
ся от графа.
— Понимаю, —кивнул Елизар. —Вам есть в чем по¬
каяться. Но сейчас уместнее просить милосердия не у
бога, а у военного суда. У вас обоих будет время поду¬
мать обо всем.
Он приказал вызвать караул и увести Бонифатия.
— Меня одного! —задыхаясь, крикнул Бонифатий. —
А его вы отпустите?
Граф сжал кулаки, шагнул к Кружальскому.
— Вы забываетесь, негодяй, грязный шпион!.. Вас
повесят, и по заслугам!
— Нет, дом Альберт! —исступленно закричал Бони¬
фатий, вырываясь из рук державших его матрозов. —
Если повесят, так рядом с вами! Я уж постараюсь об
этом! В рай или в ад, но мы войдем вместе!
— Взять и графа! — приказал Елизар. — Рассадить
по отдельным каморам, обыскать, чтобы не сотворили
чего, и сторожить, не спуская глаз!
Море, равнодушное к людским делам, по-прежнему
катило куда-то свои бесконечные, бурливые волны. По
небу плыли округлые, набрякшие дождем тучки. Гамбур-
ский корабль как привязанный следовал за фрегатом.
Капитан российского флота, командир фрегата "Се¬
верная Двина" Елизар Овчина-Шубников испытывал
странное чувство, будто в мире вдруг наступило великое
спокойствие и восстановилось нарушенное равновесие.
Судьба даровала ему удивительную удачу. Дважды он
упускал злодеев, сам пострадал от их козней, и теперь
всемогущий случай передал их ему в руки. Дальнейшая
судьба этих двух иезуитов его не касается, мстить — не
его дело. Пусть за них возьмется гевалдигер Павлов,
пусть их судят по законам Российской империи.
У мыса Скаген, где стоит маяк, означающий вход в
датские воды, навстречу шла сторожевая галера. Гребцы
выбивались из сил, работая тяжелыми веслами. Острый
811
нос галеры то и дело утыкался в набегавшую волну, рыв¬
ком вырывался наружу, пропоров водяную толщу. Тем
не менее галера, заметив проходящий русский фрегат,
повернула к нему, несмотря на то, что для этого при¬
ходилось делать изрядный крюк. С ее палубы махали:
"Не проходите мимо1 Сообщение!"
Елизар сманеврировал, замедлил ход. И стоило.
Датский офицер с кормы в рупор прокричал великую
новость. Вчера вечером, 30-го ноября, при осаде Фрид-
рихсгаль в Норвегии убит в окопах картечью шведский
король Карл XII.
— Поздравляю вас, капитан! — прокричал датча¬
нин. — Теперь войне скоро конец.
Елизар снял шляпу и перекрестился. Да будет так!
Лучшего, чем мир на земле, человеку желать не должно!
С. Писарев
ВАСИЛИЙ КОРЧМИН -
РАЗВЕДЧИК
ЗЕМЛИ ИЖОРСКОЙ
Нимншлнц
Глава первая
Празднество у однорукого ротмистра
1
Чернобородый мужик, стоявший у порога избушки,
вглядывался в мглистую даль —он следил за небольшим
двухмачтовым судном, приближавшимся к берегу, —со¬
щуренные под густыми бровями глаза заменяли ему са¬
мую лучшую подзорную трубу. С палубы доносились
выстрелы сигнальной пушки: на судне нуждались в
лоцмане.
Человека этого звали Митрием; он не отличался вы¬
соким ростом, но был широкоплеч, в домотканой одежде
и рыбачьих сапогах. Его знали в устье как лучшего лоц¬
мана, проводившего по "главному речному ходу" торго¬
вые корабли к Ниеншанцу.
Самый большой остров в дельте Невы с древних вре¬
мен назывался Хирвисаари, что значило "лосий". Еще в
пятнадцатом столетии новгородцы, хозяева Ижорской
земли, переименовали его в Васильев остров —так оста¬
лось и поныне.
Васильев остров вдавался в Котлинское море1 долгой
песчаной косой. В конце ее маячила над отмелью рыбац¬
кая тоня —широкий помост из грубо отесанных бревен,
сооруженный на высоких сваях. У края помоста приту¬
лилась избушка — прибежище лоцмана; сюда даже в
сильное наводнение не доставала вода.
Стоял ноябрь тысяча шестьсот девяносто девятого
года, последнего в семнадцатом столетии. Холодные вол¬
ны перекатывались через отмель — их гнал шквалис¬
тый ветер, налетавший с запада; на Котлинском море
уже вторые сутки бушевала непогода.
Судно вышло на траверз отмели. Митрий выколотил
трубку и сунул ее за голенище; баловаться "дьявольским
зельем" его научили иноземные моряки, они же снаб¬
жали и табаком. Митрий спустился в маленькую лодку,
привязанную к свае; подпрыгивая на волнах, лодка на¬
правилась к судну, сбросившему часть парусов.
На палубе к лоцману подошел рыжеволосый шкипер,
с перешибленным носом и золотой серьгой в ухе. Пока¬
зывая одной рукой на румпель, другой — вверх по реке,
1 Котлинское море — восточная часть Финского залива, именовавше¬
гося на старинных картах Синусом Финикусом.
815
он проговорил: "Ниеншанц". Этим шкипер объяснил,
что передает управление лоцману.
Войти в устье реки при таком сильном ветре было
далеко не простым делом. Лоцман внимательно оглядел
оснастку судна и распорядился поднять часть парусов;
он достаточно владел шведским языком, чтобы матросы
могли его понять.
Первым галсом лоцман увел судно подальше от мели,
затем, развернувшись, направил его между двумя остро¬
вами — лесистым Васильевым, с севера, и низким Лозо¬
вым1, с юга. Шкипер все время стоял подле лоцмана, но
в управление не вмешивался. Кроме шкипера, на палубе
находилось пятеро матросов, загорелых и бородатых, со¬
ставлявших всю команду судна. Распоряжения лоцмана
матросы выполняли быстро и умело, однако лишь после
того, как шкипер подтверждал их кивком головы.
Когда судно вошло в реку, лоцман смог свободно
оглядеться. Палуба была аккуратно прибрана, что редко
встречалось на купеческих кораблях. Люки трюмов бы¬
ли крепко задраены. У мачты, особняком от остальных,
стоял молодой человек, совсем еще юноша, который
участия в матросской работе не принимал. Он был сред¬
него роста и хорошо сложен, его тело облекала щеголе¬
ватая городская одежда, — очевидно, это был пассажир.
Вскоре лоцману вновь пришлось приналечь на руль:
к фарватеру подходили мели, и все время нужно было
менять курс. К тому же погода еще больше испорти¬
лась — начал хлестать косой дождь, быстро темнело.
Река сворачивала вправо. Дважды Митрий выводил
тяжело нагруженное судно к повороту, но его сваливало
к берегу. Чтобы не сесть на мель, приходилось развора¬
чиваться и плыть назад, а затем повторять все сызнова.
Третья попытка тоже ни к чему не привела. Продол¬
жать дальше маневрирование было опасно: в устье Невы
не зажигали фарватерных огней. Наконец лоцман ска¬
зал, что лучше всего зайти за ближайший мыс и в тихой
бухте переждать до рассвета.
Шкипер быстро согласился: он не считал возможным
рисковать ценным грузом. Лоцман подвел судно к само¬
му берегу, едва не задевая реями свесившиеся над водой
ветки деревьев. Обогнув мыс, очутились в закрытой от
ветра бухте. Глубина была достаточной — здесь и ки¬
нули якорь.
1 Остров Лозовой, теперь — Гутуевский.
816
В каморке на носу судна матросы разожгли чугунную
печку, готовя ужин. Лоцман сказал шкиперу, что должен
отправиться на берег: начинается наводнение, и необ¬
ходимо предупредить об этом людей, живущих на остро¬
ве; к рассвету он вернется и доведет судно до Ниеншан-
ца.
Шкипер не мог его удерживать, и Митрий уплыл в
своей лодке. Выделив на ночь вахтенных, шкипер скрыл¬
ся в своей каютке на корме судна; один из матросов по¬
дал ему туда ужин.
Переход от шведских берегов через Балтийское море
и Синус Финикус к устью Невы в такое позднее время
года был для небольшого судна нелегким. Шкиперу и его
матросам пришлось много потрудиться; теперь, попав в
тихую бухту, они могли отдохнуть.
Шкипер несколько раз приложился к горлышку боль¬
шой, оплетенной соломой бутылки. Привезли ему ее с
западного побережья Африки. Того вина, что находилось
в ней первоначально, уже не было и в помине, но шки¬
пер никогда не опустошал ее до дна, все время подливая
новое, — поэтому бутылка казалась ему неиссякаемой.
Не обошелся без вина и скудный ужин матросов.
Покончив с едой, шкипер выкурил трубку; он поду¬
мал при этом, что необходимо будет утром подарить лоц¬
ману пачку табаку. Наконец он растянулся на своей кой¬
817
ке и вскоре захрапел. Уснули и матросы у себя в
каморке.
2
Ночь выдалась темной. Вместе с вахтенным на палу¬
бе остался юноша в городской одежде. Он мог бы пере¬
ночевать со шкипером, но ему противно было запирать¬
ся в пропахшем клопами помещении. К тому же шкипер
и матросы ему не нравились: они весьма походили на
пиратов, рассказы о кровожадных похождениях кото¬
рых были в те времена широко распространены.
Молодой пассажир был студентом Упсальского уни¬
верситета. Он воспользовался последним судном, от¬
плывшим из Стокгольма в Ниеншанц: отец его, ротмистр
Конау, устраивал в своем поместье, на одном из остров¬
ков дельты Невы, большое празднество. Офицер швед¬
ской армии Конау во время борьбы с датчанами за
провинцию Сконе потерял левую руку. Впоследствии од¬
норукий ротмистр помогал своему королю Карлу XI от¬
бирать земли у аристократов, недовольных произволом
королевской власти. За все это король наградил Конау
поместьем в Ингрии. Отец писал сыну, что построил на
одном из островков в дельте Невы “замок", ничуть не
уступающий замкам знатных вельмож в самой Швеции.
Устраивая празднество, он настоял, чтобы к нему при¬
ехал сын. “Замок" был построен на островке, названном
ротмистром Люст-Эланд, что значило “Веселый остров";
у русских его называли Заячьим.
Прислонившись к мачте, молодой Конау вглядывался
в темноту. Ингрия встретила его неприветливо — дул
холодный ветер, моросил дождь, начиналось навод¬
нение.
В начале семнадцатого столетия, вспоминал он, граф
Делагарди захватил у Московского государства Ижорс-
кую землю, которая у шведов стала называться Ингрией.
В тысяча шестьсот семнадцатом году это было закрепле¬
но Столбовским договором, оставившим Ингрию за шве¬
дами. При царе Алексее Михайловиче была сделана не¬
удачная попытка вернуть ее обратно. По Кардисскому
договору, уже в шестьсот шестьдесят первом году, Ин¬
грия, а с ней Эстляндия и Лифляндия остались за Шве¬
цией.
Подобно большинству людей своего времени, моло¬
дой Конау считал московитов варварами. Он много слы¬
шал о царе Петре, и его поражала в этом человеке не¬
818
уемная жажда знаний: царь не только приглашал в свою
страну иноземцев, но и сам обучался в Голландии и Анг¬
лии строить корабли. Царь этот воевал с турками на
Азовском море, но едва ли он забыл, что на Неве, где у
его государства имелся единственный морской торговый
путь в европейские страны, если не считать далекого
Архангельска, до сих пор владычествуют шведы.
Теперь молодому студенту пришлось самому явиться
в эту страну, где находилось полученное от короля по¬
местье. Со своим отцом он во многом не соглашался;
ревностный вояка, однорукий ротмистр не считал воз¬
можным пускаться в какие-либо рассуждения: солдат
должен беспрекословно подчиняться начальству, осо¬
бенно шведский, без этого он не прошел бы победителем
по многим европейским странам. Сам Конау мог бы сде¬
лать хорошую военную карьеру, но в нем бродил дух
свободомыслия, охвативший тогда многие беспокойные
умы. Он настоял, чтобы отец отпустил его в Упсальский
университет. Но молодому студенту вскоре пришлось
разочароваться: в университете готовили церковных
проповедников и царил еще дух средневековой схолас¬
тики1.
Отправляясь в Ингрию, он понимал, что отец его от
себя больше не отпустит. Юношу это нисколько не сму¬
щало: в Ингрии, где все необходимо, считал он, начинать
с самых первых шагов, нужны именно такие свободо¬
любивые и энергичные люди, к каким он себя причис¬
лял...
С такими мыслями стоял молодой Конау, прислонив¬
шись к мачте судна, укрывавшегося осенней ночью в од¬
ной из бухт Васильева острова. Под конец он предался
горьким воспоминаниям о девушке, которая не раз кля¬
лась ему, что последует за своим возлюбленным хотя бы
на край света. Однако девушка отказалась без согласия
родителей отправиться с ним даже в Ингрию.
Снова полил дождь, и стало еще холоднее. Хотя у
юноши был теплый плащ, он, вероятно, постучался бы в
каморку шкипера, но внезапно перед ним появился че¬
ловек; в темноте было трудно разглядеть его лицо, но
было видно, что борода у него такая же черная, как у
лоцмана. Сильным ударом человек этот оттолкнул моло¬
дого студента от мачты к борту судна. Там его ударили
по затылку; он даже не увидел, кто это сделал, и беспо¬
1 Схоластика — оторванная от жизни философия, находившаяся в
средние века на службе у церковников.
819
мощно упал на перила, оттуда сильные руки перекинули
его через борт.
3
Гости приплыли в своих лодках; гребцами у них были
местные жители из финских переселенцев или бедных
шведских колонистов: русским не доверяли. Дорог, по
которым можно было бы разъезжать с удобствами, в те
времена в Ингрии не существовало; имелись лишь трак¬
тиры, которые вели на Выборг, Ругодив, Кексгольм и Но-
тебург1, соединявшие между собой шведские крепости;
была еще дорога на восток, к "московскому рубежу",
проходившему по речке Лаве, впадавшей в Ладожское
озеро. По всем этим дорогам лучше всего было ездить
зимой, — летом предпочитали водный путь.
На праздник явились самые именитые гости: воен¬
ный комендант ниеншанцкой крепости, подполковник
Аполлов, небольшого роста, толстый и с красной шеей;
бургомистр господин Герц, сухощавый, с впалыми ще¬
ками и белесыми бровями (оба они считали себя самыми
важными персонами, поэтому терпеть друг друга не мог¬
ли); негоцианты, во главе со шведом Фризиусом и
немцем Штернфельдом, а также военные и штатские
должностные лица, среди них — синдик, секретарь ма¬
гистрата, господин Скарп.
Люст-Эланд, небольшой островок в дельте реки, на¬
ходился у северного берега, в том месте, где река дели¬
лась на несколько рукавов. Островок был покрыт не¬
большими деревьями и кустарником. Хозяин заявил
гостям, что вскоре создаст здесь красивый парк, такой
точно, какой он видел в поместье графа Уксеншерна, од¬
ного из первейших вельмож, под Стокгольмом.
Часть островка была расчищена; посреди поляны,
ближе к берегу, стоял просторный одноэтажный дом, за
ним — конюшни; хлев и остальные хозяйственные по¬
стройки. Дом был с открытой галереей и красной чере¬
пичной крышей, совсем как в соседнем Ниеншанце.
Только городские дома ставились на высоких каменных
фундаментах, из плит, привозимых с левого берега Не¬
вы, а у однорукого ротмистра средств на это не хватило.
Гости разошлись по дорожкам. Они были в празд¬
ничных одеждах с шитьем и кружевами, а военные в
1 Ругодив — теперь Нарва, Кекскольм — Приозерск, Нотебург — Пет-
рокрепость.
820
мундирах и при шпагах. Штатские нахлобучили завитые
парики, поверх которых были насажены шляпы с золо¬
тым кантом.
Хозяин показывал гостям свои владения. Его гор¬
достью был скотный двор. Кроме коров, свиней, овец и
всякой птицы, он держал лошадей, предназначавшихся
только для охоты. Охотничьи угодья однорукого ротми¬
стра простирались вдоль берега реки. Он пригласил гос¬
тей принять участие в охоте на кабанов и лосей, как
только замерзнут болота и выпадет первый снег.
Ко всему, что имелось на Люст-Эланде, приглядывал¬
ся синдик магистрата, господин Скарп: у Конау, кроме
сына, прибытия которого ждали с часу на час, была двад¬
цативосьмилетняя дочь, не вышедшая еще замуж. Фре¬
кен эта синдику с лица не нравилась, но, будучи на¬
следницей такого поместья, была для него выгодной
партией.
Тем временем погода совсем испортилась. Слуга до¬
ложил хозяину, что вода в реке уже второй день как
поднимается. Конау это не беспокоило: он жил в дельте
Невы вторую осень и рассказам о больших наводнениях
не верил, считал, что его из зависти хотят запугать.
Гости тоже не обратили внимания на подъем воды: не
было еще случая, чтобы наводнение угрожало их домам
в Ниеншанце, стоявшим на высоких местах.
Вскоре дождь заставил всех укрыться в доме. Слуги
в ливреях накрывали столы в большой зале, выходившей
окнами на две стороны. Вдоль стен, обтянутых матерча¬
тыми шпалерами, были поставлены светильники с заж¬
женными свечами, а на столы масляные лампы — нов¬
шество, которое даже в Ниеншанце являлось редкостью.
Пробст1 Свебелиус, рослый, розовощекий и жизне¬
радостный, прочел перед началом обеда молитву. Гости
сидели, благочестиво склонив головы в завитых париках,
опасаясь, как бы пробст не начал одну из тех пропове¬
дей, которыми он усыплял прихожан ниеншанцкой кир¬
ки. Но пробст прочел молитву очень быстро — он сам
проголодался.
Первый тост провозгласили за молодого короля, вто¬
рой — за хозяек, фру Конау и ее дочь. Предложил его
господин Скарп; поднимая бокал, он так выразительно
взглянул на двадцативосьмилетнюю фрекен, что той
пришлось отвернуться; в доме отставного ротмистра
синдика не считали подходящим женихом.
1 Пробст — главный пастор (лютеранский священник) города.
821
Скарп не был шведом; родился он неподалеку от
Люст-Эландаг на берегу пограничной речки Лавы. Отец
егог новгородец Федор Обернибесов, заставный голова,
собирал таможенную пошлину. Он был уличен в корыс¬
тном сговоре с иноземными купцами, и его под крепким
караулом увезли в Новгород. Больше его на границе не
видели.
Сына заставного головы звали Карпом. Нелюдимый
мальчишка слонялся сперва по людям, затем куда-то ис¬
чез. Через несколько лет Карп Обернибесов обнаружил¬
ся в Ниеншанце, где просил пробста перекрестить его в
лютеранскую веру. Последнему это страшно понрави¬
лось. Став Иоганном Генрихом Скарпом, бывший Обер¬
нибесов начал с большим усердием помогать пробсту пе¬
рекрещивать русское население Ингрии. Усердие было
награждено: Скарп получал сперва небольшие должно¬
сти магистрата, затем его сделали синдиком. Перед
Скарпом открылись большие возможности к обогаще¬
нию; только памятуя о печальной участи своего отца,
Иоганн Генрих Скарп действовал, особенно на первых
порах, осмотрительно; к тому же он старался вовлекать
во все свои дела высоких покровителей, которыми ста¬
ли, кроме пробста, военный комендант и бургомистр.
После обильной закуски на столы поставили зажа¬
ренных кабанов, что вызвало справедливое восхищение
гостей: кабаны водились в те времена на южном склоне
Дудеровой горы.
Вином, и за небольшую цену, однорукого ротмистра
снабдил военный комендант. Подполковника не смуща¬
ло, что гарнизон будет испытывать некоторое время не¬
достачу в винном довольстве: не было еще в этой кре¬
пости коменданта, который не наживался бы за счет
своих солдат. К тому же Аполлов считал необходимым
поддерживать с Конау добрососедские отношения: не¬
давно он лишился подруги жизни, с которой прожил бо¬
лее тридцати лет, и не без интереса приглядывался к
хозяйской дочери. Впрочем, и военный комендант не
считался достойным женихом.
Некоторое время гости усиленно работали челюстя¬
ми. Мясо отправляли в рот при помощи пальцев; вилки
были давно изобретены, но в Ингрии не получили еще
большого распространения. Жирные пальцы обмакива¬
ли в сосуды с водой, подносимые слугами.
Среди гостей находился Арчибалд Гулд, человек вы¬
сокого роста, с длинным лицом и выдававшимся подбо¬
родком; он был одет в платье черного цвета и не носил
822
парика, —собственные седые волосы англичанина спус¬
кались до плеч.
Сидя рядом с военным комендантом, на которого ви¬
но уже оказало действие, он проговорил:
— Не ошибусь ли я, предположив, что ваш прослав¬
ленный военачальник граф Делагарди, а он, как я пола¬
гаю, и преподнес в свое время Ингрию шведской коро¬
не, начал с весьма подозрительных действий: захватил
на таможенной заставе не принадлежавшие ему двад¬
цать пять ластов1 соли и этим заложил основу своему
богатству?
Англичанин знал, что у военного коменданта шла
распря с потомками графа.
— Когда бы дело ограничилось солью! — громко
воскликнул Аполлов, забывая, что он не на крепостном
дворе. — А сколько всего остального было им награбле¬
но!..
— Несомненно, — спросил англичанин, — ему при¬
шлось делиться с королем своей добычей?
— А как бы вы, ваша милость, поступили на его мес¬
те? Не делись он с королем, получил бы Делагарди в
награду едва не половину Ингрии?.. Но оставим эти да¬
лекие времена, в наши дни совершаются дела куда более
интересные...
Аполлов наклонился к собеседнику и продолжал уже
вполголоса:
— Вы слышали, ваша милость, как нажился наш ува¬
жаемый бургомистр?
— Что-то слышал, — осторожно ответил англича¬
нин, — но не посвящен в подробности. Дело, кажется,
касалось каких-то труб?
— В том-то и дело, что труб не было! Король, как
известно, обложил вывоз медных листов большой пош¬
линой, а если вывозят медные трубы, это считается уже
изделиями ремесленников и пошлина не взимается. И
вот медные листы начали скатывать в трубы, а переп¬
равив через границу, снова их раскатывали...
— И никто этого не знал?
Аполлов громко рассмеялся; склонившись к самому
уху англичанина, он продолжал:
— Все об этом знали, но только каждый получил
свою долю и молчал. И знаете, кто надоумил на это дело
бургомистра? Вот этот прохвост, что зарится на дочку
нашего хозяина...
1 Двадцать пять ластов — приблизительно восемь тысяч пудов.
823
И он кивнул в сторону С карпа.
— А как же комендант Нотебурга, полковник Шлип¬
пенбах? Он, слышал я, пресекает всякие злоупотребле¬
ния на границе?
— Шлип-пен-бах? — презрительно оттопырив ниж¬
нюю губу, протянул Аполлов. —Шлип-пен-бах —"чело¬
век ученый", он составляет всякие там карты, без кото¬
рых, видите ли, невозможно воевать в Ингрии... И,
представьте себе, — Аполлов готов был рассмеяться, —
играет в шахматы... Наше счастье, что сейчас нет войны,
а то бы мы с господином Шлип-пен-бахом давно бы про¬
пали!.. Ингрия колет глаза московскому царю, но, пока
московский царь занят турками, ему не до нас... Давайте
выпьем за турецкого султана, пусть этот нечестивец по¬
дольше воюет с московитами!..
Арчибалда Гулда можно было встретить в разных
концах Европы: у немецких курфюрстов, в их загород¬
ных замках, у австрийского цесаря в Вене, среди при¬
дворных короля-солнце в Версале и даже у того самого
турецкого султана, за которого он только что выпил с
военным комендантом; говорили, что Гулд в близких от¬
ношениях с римской курией1. У него всегда имелись ре¬
комендательные письма к высокопоставленным особам.
Он никакого государства никогда не представлял, ничего
не требовал, никому не угрожал. Он только всегда и вез¬
де присутствовал. А так как он умел изъясняться на
многих языках, этого оказывалось достаточным для тех,
кто его посылал. Сейчас он был связан с английским
маркизом Кармартеном, получившим от русского царя
монополию на торговлю в Московском государстве таба¬
ком. Посетив Стокгольм, он прибыл в Ниеншанц, чтобы
отправиться в Нотебург, а оттуда в Московию. Для этого
он даже изучал русский язык.
К синдику Скарпу только что явился один из его сог¬
лядатаев, сообщивший, что судно, которое ждали еще
вчера в Ниеншанце, бесследно пропало. Скарп после
этого увлек военного коменданта в соседнюю с залой
комнату — кабинет хозяина.
Хмель окончательно завладел Аполловым. Выслушав
Скарпа, военный комендант с трудом проговорил:
— Судно бесследно пропало?.. Как это могло слу¬
читься? В реке его вчера видели? Это очень подозри¬
тельно. Как ты находишь, господин синдик?
1 Римская курия — верховное руководство католической церкви.
824
Военный комендант предполагал, что исчезновение
судна —дело рук Скарпа. Судно вчера еще вошло в Не¬
ву, и синдик попросту собирается обойти его, чтобы не
делиться прибылью. Зря было связываться с этим по¬
дозрительным человеком, куда проще торговать, ни с
кем не делясь, солдатскими пайками. Военный комен¬
дант забыл при этом, что без него синдик ничего не смог
бы сделать с грузом, который находился на судне.
— Подумай, господин синдик, подумай... — продол¬
жал Аполлов. — Для тебя же будет лучше, если судно
вновь появится... А то как бы не пришлось тебе, госпо¬
дин синдик, подружиться с “Тощей Гертрудой"..
“Тощей Гертрудой" называли в Ниеншанце город¬
скую виселицу, на которой вздергивали воров и разбой¬
ников.
Скарп не обратил внимания на пьяные слова Аполло-
ва; проспавшись, он обо всем забудет. А если кому и
придется познакомиться с этой “особой", то, считал син¬
дик, в первую очередь самому военному коменданту.
Судно, которое они поджидали, везло оружие и порох
для ниеншанцкого гарнизона. Дело было неплохо заду¬
мано Скарпом: оружие и порох закупили в Швеции на
казенные деньги по одной цене, а в Ниеншанце должны
были принять по другой, более высокой; разница шла в
карман синдика и военного коменданта...
Распоряжалась за столом фру Конау. Внешне она ос¬
тавалась спокойной, а на душе у нее было тревожно: вто¬
рой день она не могла дождаться сына, который должен
был приплыть к празднику из Стокгольма. Хозяйка при¬
казала внести блюда с рыбой; то был невский лосось,
настолько к тому времени прославившийся, что его в
особых ящиках с пресной водой увозили на кораблях в
Швецию, к столу короля.
К ротмистру снова явился слуга, посланный следить
за рекой. Но не наводнение интересовало хозяина —он
тоже никак не мог дождаться судна; своему сыну отец
хотел показать поместье, а собравшимся гостям — ка¬
кой у него замечательный сын. Слуга с тревогой предуп¬
реждал, что вода в реке еще больше поднялась, затопило
уже пристань, и лодки гостей пришлось привязать к де¬
ревьям; если так будет продолжаться, вода скоро по¬
дойдет к дому. Конау ничего не хотел слушать; он при¬
казал разжечь на мысу костер, чтобы с судна увидели
огонь и подошли к берегу, — тогда сын сможет выса¬
диться прямо на Люст-Эланде.
825
4
За столом наступил перерыв; тем, кто пожелает, хо¬
зяйка предложила закурить трубки. Ни для кого не было
тайной, что через Ниеншанц провозят в Московию кон¬
трабандный табак, причем лучшие пачки "кнастера" и
"виргинского" негоцианты оставляли себе.
Курильщики воспользовались разрешением. Оказа¬
лось, что Арчибалд Гулд позабыл свою табакерку, —
рассеянность, какой за ним раньше не наблюдали; анг¬
личанин перепробовал табак у всех гостей, остановив¬
шись на том, который показался ему ароматичней.
Никто при этом не догадался, что Гулд был теперь осве¬
домлен, кто какой провозит табак.
К хозяину подскочил тринадцатилетний мальчишка с
тлеющим трутом в руке. Звали его Федькой, он был сы¬
ном лоцмана Митрия, жившего неподалеку от Люст-
Эланда, поэтому Федьку и отдали в услужение не в го¬
род, а к господину Конау.
Разбежавшись, мальчишка нечаянно толкнул хозя¬
ина. Тот взял трут, разжег трубку, затем, бросив трут в
чашку с водой, что есть силы дал своей единственной
рукой оплеуху. Мальчишка упал, что вызвало смех гос¬
тей, а Скарп угодливо воскликнул: "Не будь таким не¬
ловким, разиня!"
Федька вскочил на ноги; казалось, сейчас он распла¬
чется. Но, сжав кулачки, Федька быстро выбежал из за¬
лы. "Звереныш!" —крикнул ему вслед хозяин.
Гости скинули кафтаны и сняли парики —это допус¬
калось ниеншанцким этикетом. Был подан черный кофе
с пряниками и конфетами, завернутыми в бумажки. Еще
через несколько времени, поднявшись первым, хозяин
пригласил гостей выйти на галерею, опоясывавшую дом,
посмотреть, как будет сожжен фейерверк.
Снова напялив парики, гости устремились к дверям;
многие едва стояли на ногах, их поддерживали под ло¬
котки хозяйские слуги.
Из окон падал в темноту свет, было видно, как сгиба¬
ются от ветра ближайшие к дому деревья. Слышался
всплеск воды, но гости еще не подозревали, что река
вышла из берегов.
В конце галереи стояла на возвышении пушечка, око¬
ло нее с зажженным фитилем поджидал Федька. Хозяин
выхватил фитиль и приложил к затравке. Пушечка вы¬
палила, свалившись с возвышения, а Федька отскочил,
ожидая очередную оплеуху.
826
Выстрел послужил сигналом: над деревьями взлетело
несколько ракет, рассыпавшихся звездочками, стало на
мгновение светло. Гости на галерее увидели, что не толь¬
ко сгибаются деревья, — речные волны, покрытые бе-
827
лыми гребешками, подкатывают к самому дому, разби¬
ваясь у подножия лестницы.
У гостей начал проходить Ххмель; хотя их пригласили
провести на Люст-Эланде несколько дней, всем вдруг за¬
хотелось как можно скорее покинуть этот низкий остро¬
вок.
Первая вспышка фейерверка погасла. В темноте ста¬
ло отчетливо слышно, как на скотном дворе беспокойно
мычат коровы и ржут запертые лошади.
Фейерверк вспыхнул вторично, и напуганным гостям
показалось, что вода уже поднимается по ступеням. Пе¬
ресиливая свист ветра, они начали кричать гребцам, что¬
бы лодки подвели к дому, а сами кинулись, толкаясь, в
залу за оставленной одеждой.
Когда, натягивая на плечи кафтаны и срывая мешав¬
шие парики, гости снова выбежали на галерею, фейер¬
верк вспыхнул в третий и последний раз. И тут все уви¬
дели, как вода, гонимая ветром из Котлинского моря,
двинулась против течения. Вода ударила в основание
дома, отчего вздрогнули стены, и потекла в глубь остров¬
ка. Часть лодок сорвало с причала, и они исчезли в тем¬
ноте. Среди гостей началась паника.
Самого Конау все это озадачило: неужели правдой
оказались все рассказы про большие наводнения? За
гостей он не беспокоился —у них имелись лодки с греб¬
цами, — а вот его скотный двор заливает водой, и живо¬
тные могут погибнуть. Хозяин попытался созвать слуг,
но те, покидав ливреи, первыми кинулись спасаться.
Не раздумывая, как был в парадной одежде и парике,
Конау бросился в холодную воду. Преодолевая течение —
вода оказалась ему по пояс, —ротмистр добрался до ко¬
нюшни. Лошади дико ржали и били копытами; из хлева
неслось мычание коров, блеяние овец и визг свиней.
Конау увидел, что ворота конюшни внезапно распах¬
нулись и, обгоняя друг друга, ринулись в воду обезумев¬
шие лошади. Вслед за ними выбежал Федька: он спасал
хозяйское добро.
Однорукий ротмистр бросился к хлеву, но и сюда
Федька добрался раньше него. Коровы поплыли, овцы и
свиньи — за ними. Животные направились в сторону
Березового острова, туда, где за протокой они летом
паслись.
В это время Федька открыл птичник. Было слышно,
как раскудахтавшиеся куры взлетали на деревья, многие
из них, сбитые ветром, падали, беспомощно раскинув
828
крылья, их мгновенно уносило в темноту. Утки, покря¬
кивая, сновали среди деревьев, а большая стая гогочу¬
щих гусей как ни в чем не бывало поплыла к реке.
Гости метались по галерее, к дому подплывали лодки,
едва умещавшие всех, кто хотел покинуть островок.
Когда хозяин вернулся, никого из гостей уже не оста¬
лось. Не было больше и лодок. Дом содрогался от ударов
волн, галерея разваливалась...
Конау пробрался в залу, где только что происходило
пиршество. Здесь было полно дыма: гости в суматохе
опрокинули масляные лампы, и начался пожар. Вспом¬
нив, что у него в шкатулке хранятся деньги, он пробрал¬
ся сквозь дым и пламя в спальню жены.
В эту часть дома огонь еще не проник. При тусклом
свете свечи Конау увидел жену и дочь, забравшихся с
ногами на кровать; обнявшись, они горько плакали; два
узла наспех собранных вещей валялись рядом.
Конау бросился дальше, в свою комнату, где схватил
шкатулку с деньгами. В отчаянии он простоял некоторое
время, не зная, что дальше делать. Дом снова и снова
содрогался от ударов волн. Конау услышал крики жен¬
щин.
Вернувшись в спальную, он увидел, что жена и дочь,
захватив узлы, взобрались на подоконник. Выйти из до¬
ма через залу было уже невозможно. Конау подбежал к
окну и начал высаживать раму.
Передав шкатулку жене, сам он спрыгнул в воду. До
земли ноги его не достали; окунувшись с головой, рот¬
мистр вынырнул и поплыл, загребая лишь одной рукой.
Конау не знал, куда ему плыть; к тому же ни одной
лодки ему не оставили. В отчаянии он начал звать на
помощь, хотя понимал, что помощи прийти неоткуда.
Вдруг его окликнул детский голос. Из темноты по¬
явился долбленый челн, в нем плыл Федька — мальчиш¬
ка разыскал хозяина.
Конау с трудом забрался в челн; борясь с ветром и
течением, оба пригребли к окну. Пламя, выбивавшееся
из окон залы, освещало воду и вырванные с корнями
деревья, проносившиеся мимо. Искры взлетали в воздух
и падали с шипеньем в воду; все это напоминало празд¬
ничный фейерверк.
Конау схватил шкатулку и помог женщинам переб¬
раться в челн. Стащив с подоконника один из узлов, он
передал его на колени жене. Борта челна сравнялись с
829
водой, еще немного —их захлестнет; больше ничего не¬
льзя было брать.
Считая, что хозяину одному не справиться, Федька
перебрался на подоконник, откуда и подал второй узел.
Принимая его, хозяин опустил руку, которой придержи¬
вался за стену дома.
Челн понесло прочь, и Федька отчаянно закричал.
Конау или не услышал, или не смог совладать с тече¬
нием — челн закрутило, и его быстро отнесло прочь от
горящего здания.
Загребая что есть силы одним веслом, Конау напра¬
вил челн прочь от реки, в сторону Березового острова.
Проток между Люст-Эландом и Березовым островом,
всегда узкий, так расширился, что Конау пришлось дол¬
го плыть, прежде чем он достиг незатопленного берега.
Мокрый и окоченевший, он обернулся в сторону го¬
ревшего дома и с дрожью в голосе пробормотал:
— Люст-Эланд — Дьевульс-Эланд... Люст-Эланд —
Д ье вульс - Эла н д...
Последнее значило: Чертов остров.
5
Никто не знал, сколько лет было деду Архипу; навер¬
ное, не менее ста. Он помнил еще то время, когда Ин-
грия называлась Ижорской землей, когда в устье Невы
стояло много русских деревень; крестьяне выжигали но¬
вые пашни, расчищали пожни, ловили рыбу, а зимой до¬
бывали пушного зверя. С самыми давними насельника¬
ми края — ижорцами, водью и весью — русские жили
в полном согласии. Но вот явились шведские отряды под
командованием Делагарди, и людям пришлось долгое
время скрываться в лесах. Архип был еще отроком,
когда шведские солдаты замучили его отца и мать; их
дом, стоявший на Васильевом острове, сожгли. Вернув¬
шись через несколько лет, Архип построил на том же
месте новый дом и обзавелся семьей. Жизнь в разорен¬
ном крае стала тяжелой: лучшие угодья оказались у фин¬
ских переселенцев и шведских колонистов. Когда вы¬
росли дети Архипа и у них появились уже свои дети,
опять началась война — пришло московское войско
освобождать Ижорскую землю. Ниеншанц был взят и
разрушен, Нотебург и Кексгольм осаждены. Но москов¬
скому войску пришлось уйти, и шведы жестоко рассчи¬
тались со всеми, кто помогал русским. Дом шестидеся-
830
тилетнего Архипа снова сожгли, жену и детей убили; в
живых остался лишь внук Митрий, а самого его долго
мучили в застенках Ниеншанца.
Возвратившись на старое место, Архип поставил но¬
вый дом, где доживал свой век вместе с Митрием и его
двумя детьми — Ольгой и Федькой; жена Митрия по¬
мерла во время мора, охватившего Ингрию несколько
лет назад.
Летом Архип пас лошадей на пустынных островах,
зимой плел сети и мастерил мережи. Он умел лечить
травами людей и скотину. Если нужно было вправить
вывих, за стариком присылали из самых дальних погос¬
тов. Заскорузлыми пальцами он так ловко растирал пов¬
режденное место, что больной быстро поправлялся.
Архип ходил молиться в церковь Спасского погоста,
стоявшую на левом берегу Невы; вместе с тем Архип
приносил жертвы в капище у "Семи дубов", скрытом в
глухом месте Васильева острова. Сохранилось это капи¬
ще с того времени, когда жители Ижорской земли не
были еще окрещены.
Старика считали колдуном, и на него давно уже за¬
рился пробст Свебелиус. Пробст добивался, чтобы Скарп
обратил в лютеранскую веру как самого Архипа, так и
Митрия с его детьми. Но лоцмана это не интересовало,
Ольга решительно отказывалась, сам же старик, когда
Скарп к нему подступал, притворялся, что ничего не
слышит.
Сейчас Архип взял клюку и отправился по русским
деревням предупреждать людей о начавшемся наводне¬
нии — так поступали всегда те, кто жили на побережье.
В доме осталась одна Ольга. На руках восемнадцатилет¬
ней девушки лежало все хозяйство.
Ольга не находила себе покоя: она хорошо помнила,
что несколько лет назад, такой же темной ночью, отец,
вместе с другими мужиками, ограбил шведское судно.
Тогда Митрий сумел доказать свою непричастность к
этому делу, но Ольга знала, что это не так. И сегодня,
когда уже стемнело, Митрий велел ей никуда не отлу¬
чаться, а сам снова ушел.
Посреди ночи она вскочила с лежанки, обулась и,
осторожно выйдя из дома, берегом направилась к бухте.
Дорога была хорошо знакома, и девушка, несмотря на
темноту и начавшийся дождь, быстро добралась до мыса,
отделявшего бухту от реки. Неподалеку смутно видне¬
лось судно. Ольга прислушалась, но никаких звуков до
нее не доносилось.
831
Девушка подобралась к самому берегу, припав к шер¬
шавой коре ивы, нависшей над водой. Отсюда ей уда¬
лось разглядеть несколько лодок, тихонько подплывав¬
ших к судну. Ольга поняла, что, невзирая на увещевания
старика, отец вновь принялся за опасное ремесло.
Лодки подплыли вплотную к судну, но, сколько Ольга
ни прислушивалась, никаких звуков оттуда не долетало.
Вдруг на палубе возникла тихая возня, что-то тяжелое
упало в воду. Ольге показалось, что какой-то человек
плывет к берегу. Как девушка ни вглядывалась, разгля¬
деть ничего не могла и решила, что все это ей почуди¬
лось.
Наступила тишина, такая долгая, что Ольге уже
хотелось вернуться домой. Но вот на судне громко по-
шведски выругались, и началась шумная драка. По палу¬
бе бегали люди, раздавались призывы о помощи. Слышны
были громкие всплески, словно кого-то выкидывали за
борт. И вдруг все разом стихло.
Немного погодя девушка разглядела лодки — они
плыли к берегу. Лодки пристали неподалеку от того
места, где она пряталась. На берег выгрузили длинные
ящики и понесли в лес. Вскоре все вернулись и опять
поплыли к судну. Так повторилось несколько раз, только
теперь вместе с ящиками привозили небольшие бочон¬
ки, их тоже уносили в лес.
Перед тем как возвращаться на судно, люди соби¬
рали тяжелые камни, нагружая ими лодки. Кто-то выво¬
ротил камень неподалеку от девушки, но ее не заметил.
Ольга узнала молодого кузнеца Фомушку из соседней
русской деревни, часто ловившего с ее отцом рыбу.
Наконец лодки вернулись пустыми. На судне обру¬
били якорный канат, и его течением начало выносить из
бухты. Донеслись глухие удары, —очевидно, пробивали
днище.
Судно пропало в темноте. Вскоре вернулась лодка с
Митрием, который отправился в лес за мужиками;
Ольга —за ним.
Начало светать.. Девушка увидела, что принесенные
ящики и бочонки закапывают в песчаных ямах. Опаса¬
ясь, что отец может вернуться раньше нее, Ольга побе¬
жала домой. Митрий пришел, когда было уже светло, и
девушка увидела у него на лбу рану.
Митрий перевязал лоб чистой тряпкой, взял торбу со
съестным и, проговорив:"Живите тут пока без меня, что
надо будет, —Фомушка поможет" —уплыл вверх по те¬
чению реки.
832
Фомушка жил в одной из русских деревень Василь¬
ева острова. Оставшись с малых лет сиротой, он долгое
время помогал старому кузнецу и перенял его ремесло.
Вместе с лоцманом Фомушка ловил рыбу, придумывая
всякие хитроумные снасти. Все ладилось у молодого куз¬
неца, но была у него одна странность: вдруг забросит
работу и, подперев дверь кузницы палкой, уйдет в лес.
Не раз видели его сидящим под деревом с дудочкой —
Фомушка прислушивался, как поют птицы, и ладно под¬
ражал им; никто не знал так хорошо повадки зверей и
птиц, как Фомушка.
Ольге Фомушка нравился. У нее не было отбоя от
женихов из соседних деревень, но она всем отказывала,
и отец ее не приневоливал. Время шло, а Фомушка сва¬
тов не засылал: он был робким и боялся, что откажут.
Утром Ольга занялась хозяйством. Взяв коромысло с
ведрами, она отправилась за водой. В том месте, где из
лесной чащи вытекал ручей и образовалась небольшая
заводь, она невольно остановилась: в кустах лозняка кто-
то стонал.
Опустив ведра, Ольга раздвинула кусты лозняка и
увидела лежавшего на земле человека; очевидно, он при¬
полз сюда с берега и лежал теперь, уткнувшись лицом в
сухую траву. Раньше Ольга его никогда не встречала.
Продолжая стонать, незнакомец сделал попытку припод¬
няться, но сил у него хватило лишь на то, чтобы перевер¬
нуться на спину.
Ольга подошла к нему вплотную; это был еще очень
молодой человек, с красивым бледным лицом, в городс¬
кой одежде, мокрой и запачканной речной тиной. Он
приоткрыл веки, взглянув на девушку с удивлением, си¬
лясь, очевидно, понять, кто она и что с ним самим про¬
изошло.
Затем он глубоко вздохнул, и глаза его закрылись.
Испугавшись, Ольга опустилась рядом на колени, кос¬
нувшись рукой его светлых волос. Затем она припала
ухом к его груди, прислушиваясь, бьется ли сердце; сер¬
дце билось медленно, но ровно.
Ольга догадывалась, что незнакомец приплыл на
шведском судне; может быть, он был единственным, ко¬
му во время нападения удалось спастись. "Что теперь
делать? —думала она. —Старика нет дома, Федька на
Заячьем острове. Когда отец вернется, — никто не зна¬
ет... Да и что он скажет, когда увидит этого человека?"
Она огляделась. "Спрячу его на сеновале, а дальше будет
видно..."
833
27-770
Ольга была сильной девушкой, поднять легкое тело
незнакомца ей ничего не стоило. Она снесла его на се¬
новал, стоявший на сваях, уложила его там и занялась
хлопотами по хозяйству: выгнала корову и овец, на¬
кормила борова, прибрала в избе. Время от времени она
поднималась по приставной лестнице на сеновал и вгля¬
дывалась в лицо незнакомца, который продолжал спать,
ровно дыша. Ольга решила его не будить, пусть проснет¬
ся сам.
После полудня вода подступила к дому. Ольга знала,
что вся низменная часть Васильева острова уже под
водой. Затоплены острова Ристи, Мустила, Киви и Кор¬
пи1— там находилось больше всего финских дере¬
вень, — дома у жителей разваливаются, уносит заготов¬
ленное сено, гибнет скот...
Вскоре Ольге пришлось вернуть скотину домой и за¬
гнать ее на поветь, куда не могла достать вода. Все, чему
грозило быть снесенным, девушка крепко привязала или
подняла повыше.
Так прошел короткий осенний день. Человек на се¬
новале не просыпался. Вода продолжала прибывать. Со¬
всем стемнело, когда вода подошла под самый пол избы;
она свободно проходила через подклеть, ничего не раз¬
рушив. Ольга была уверена, что вода больше не подни¬
мется — такое наводнение случалось не впервые, — к
следующему утру вода спадет.
Когда стемнело, до нее донесся выстрел небольшой
пушечки. Посмотрев в сторону Заячьего острова, она
увидела, как над деревьями взлетело несколько ракет,
рассыпавшихся звездочками. Ольга знала, что у госпо¬
дина Конау на острове празднество.
Вместе с тем девушка понимала, что низкий Заячий
остров затоплен. У господина Конау и его гостей имеют¬
ся лодки. Однорукий ротмистр позаботится о своих ло¬
шадях и коровах, они ему всего дороже, а про Федьку он
не вспомнит. “Что там станет с мальчишкой?" —беспо¬
коилась Ольга.
Тут как раз приплыл Фомушка —проведать, не нуж¬
но ли чем подсобить Ольге, девушка поделилась с ним
опасениями о брате.
Оба они, долго не раздумывая, сели в лодку Фомушки
и поплыли в сторону Заячьего острова; жители устья ре¬
1 Ристи — Крестовский остров, Мустила — Елагин, Киви — Камен¬
ный (сейчас все это Кировские острова), Корпи — Аптекарский
остров.
834
ки выучивались грести едва ли не одновременно с тем,
как начинали ходить, и сейчас буря с дождем, наводне¬
ние и темнота им не могли помешать.
Часа через два они вернулись с Федькой. После того
как развалился горевший дом господина Конау, брошен¬
ному мальчишке удалось забраться на дерево, откуда
его, совсем окоченевшего, сняли в лодку.
Когда мальчишку отогрели, неподалеку от дома раз¬
дались крики. Фомушка услышал первым; выйдя на
крыльцо, он понял, что кричат на сеновале. Ничего не
объясняя, Ольга поплыла с ним туда в лодке, и Фомушка
увидел спасенного ею человека. Незнакомец проснулся,
увидел себя окруженным водой и, испугавшись, стал
звать на помощь.
Ольга попыталась заговорить с ним, но из этого ни¬
чего не получилось: и сейчас он не понимал ее слов. Уви¬
дя рядом с собой людей, он успокоился, закрыл глаза и
быстро заснул.
Ольга и Фомушка вернулись в избу. Фомушка ни о
чем ее не расспрашивал, он только осведомился, не
нужно ли ей еще чем-либо помочь. Девушка ответила,
что справится сама. Тогда Фомушка молча сел в свою
лодку и, не попрощавшись, поплыл прочь. Ольга хотела
его вернуть, но сделать этого не позволила девичья гор¬
дость.
Глава вторая
Русский купец из Тихвина
1
Едва в дельте Невы схлынула вода, как над Ингрией
пронеслась снежная буря; лес, болота и поля покрылись
глубоким снегом. Ударили морозы. Ладожское озеро,
Нева с притоками, вскоре и Котлинское море наглухо
замерзли. Установилась зима, и во все стороны от торго¬
вого города Ниеншанца пролегли наезженные дороги.
В один из холодных солнечных дней со стены Мель¬
ничного бастиона заметили на льду человека, который
весело подпрыгивая, приближался к берегу. Вскоре он
остановился, поднял руки и пригрозил в сторону кре¬
пости. Человек этот направился к тому месту, где в Неву
впадала речка Охта. По одному берегу речки тянулась
крепостная стена со Старым, Мертвым и Карловым бас¬
835
27*
тионами, вдоль другого —высились строения Ниеншан-
ца, с домами зажиточных горожан, высоким зданием ма¬
гистрата и двумя кирками. У домов были крутые крыши,
выложенные красной черепицей, выделявшиеся на си¬
нем небе; из всех труб города поднимались вверх беле¬
сые столбы дыма.
Там, где на берегу стояли вытащенные из воды суда,
человек поднялся на городскую улицу. Был он небольшо¬
го роста, узкогрудый, в черном залатанном подряснике,
грязных онучах и лаптях; лицо у него рябое, со впалыми
щеками, голова лысая. Солдат, наблюдавший с крепост¬
ной стороны, пробормотал: "Кузька" — и перестал им
интересоваться.
Это был поп из церкви Спасского погоста, стоявшей
по другую сторону реки. В городе его хорошо знали;
встречные останавливались, укоризненно глядя вслед;
видно было, что Кузька "крепко побратался с Ивашкой
Хмельницким". Размахивая руками и что-то гнусавя, поп
двинулся вдоль широкой улицы.
Ниеншанцкий пробст Свебелиус насаждал среди
русского населения Ингрии лютеранскую веру. Для
этого он, вместе с видными горожанами, переправился
на другой берег реки, где господа эти установили, что
церковь стала ветхой и во время богослужения может
развалиться. Поп Кузька знал, что церковь, сложенная
из добротных бревен, простоит еще сто лет, но поделать
ничего не мог: пробст вместе с бургомистром и синди¬
ком привесили на дверях большой замок. С горя Кузька
запил и появился сейчас в городе, обуреваемый самым
злобным отчаянием.
За попом увязались мальчишки, к мальчишкам при¬
соединились зеваки, которых в городе было немало, и
вскоре за Кузькой следовала большая толпа. Все вместе
перевалили через мост, где за переход полагалось пла¬
тить. Но сколько стражники не кричали, никто их не
слушал. Увлекаемая Кузькой, толпа поднялась на рыноч¬
ную площадь, миновав городские весы; каждый, кто хо¬
тел что-либо продать, обязан был уплатить здесь пош¬
лину. Неподалеку возвышалась "Тощая Гертруда", она
как бы высматривала, за кем из горожан следующая оче¬
редь быть вздернутым.
С одной стороны площади стояло здание магистрата,
с другой — кирка, устремившаяся остроконечной коло¬
кольней в небо. Указывая на колокольню, поп Кузька
неистово закричал:
— Гляди-ко, гляди: дьявол сидит на проклятой спице!
836
На шпиле кирки был насажен вырезанный из железа
петух, который на ветру вертелся во все стороны. Люди
глянули, куда указывал поп, и многим представилось, что
там действительно сидит дьявол.
Обернувшись к толпе, Кузька продолжал:
— Лютерова ересь есть дело богомерзкое!.. Кто в
кирку ходит, тот дьявола тешит!..
Многие горожане поспешили ретироваться: как бы
не попасть в свидетели; к тому же жители Ниеншанца
считали себя весьма благочестивыми. Зато мальчишки
визжали от восторга: давно в городе не случалось такого
великолепного развлечения.
Покричав еще немного у кирки, Кузька устремился
к дому пробста. Дом этот стоял несколько в стороне,
между рукавом Охты и Окервильским ручьем. Здесь у
служителя лютеранской церкви был разбит большой
фруктовый сад и выращен хмельник, приносившие боль¬
шие доходы. “Наш уважаемый пробст, — говорили на¬
божные прихожане, —щедро наделен за свои непосиль¬
ные труды по обращению язычников".
Увидя перед домом толпу во главе с попом, пробст
перепугался: ему вспомнилось, как однажды пришлось
спасаться в одних исподних от тех, кого, переусердство¬
вав, он обратил скопом и против их воли в лютеранскую
веру. Немедля он послал слугу к бургомистру, прося ока¬
зать помощь.
А поп Кузька выкладывал в это время толпе все, что
думал о пробсте. А думал он такое, отчего горожане то
замирали, стараясь ничего не пропустить, то громко сме¬
ялись: все же пробста недолюбливали. И не столько за
длинные проповеди, сколько за то, что он слишком до¬
рого брал за справки о посещении кирки с тех, кто в
кирку ходить ленился; иметь такие справки считалось
необходимым.
Истощив свое красноречие, Кузька ненадолго умолк.
Этим воспользовался пробст: открыв форточку, он при¬
грозил своему противнику пальцем, сделав это так, слов¬
но хотел урезонить расшалившегося ребенка, и добавил
с укоризной: “Ай-ай-ай..."
Подскочив к окну, Кузька сложил три пальца и ткнул
ими неосторожно высунувшемуся пробсту под самый
нос, выкрикнув нечто такое, что пробсту приходилось
слышать не каждый день; пробст едва успел отскочить...
В это время подоспели стражники; упиравшегося по¬
па подхватили под руки и потащили прочь, толпа хлыну¬
ла за ним.
837
Вскоре все снова появились на рыночной площади.
Впереди бежали стражники с Кузькой на руках, за ним
улюлюкавшие мальчишки. Поп весело дрыгал ногами;
лапоть с одной ноги у него слетел, и онуча, размотав¬
шись, болталась в воздухе. Из домов выскакивали испу¬
ганные горожане, спрашивая, что это за шум и крики.
2
В Ниеншанц въехали расписанные затейливым узо¬
ром сани, запряженные парой сытых и резвых лошадок.
В них, кроме возницы, находился лишь один человек,
закутанный в шубу.
Сани въехали в город со стороны Ладожского озера,
очевидно, они прибыли из-за рубежа. В самом деле, та¬
кие сани можно было купить в праздничный день на яр¬
838
марке русского торгового города Тихвина; стоили они
там не дешево.
Увидев у дома пробста попа Кузьку, седок тронул
возницу за плечо и, когда тот обернулся, велел придер¬
жать лошадей; говорил он по-русски.
Приезжий внимательно слушал Кузьку, — судя по
выражению лица, не без одобрения. Под конец он даже
рассмеялся. Но, побоявшись, очевидно, что сможет при¬
влечь к себе внимание, снова тронул за плечо возницу,
и сани покатили дальше.
839
Не доезжая до моста, сани остановились перед одним
из самых богатых домов города. Приезжий вылез и уда¬
рил повешенным на цепочке молотком. В то же время
мимо пробежали стражники с попом на руках, а за ними,
несколько отставая, —толпа горожан.
Из дома вышел толстый человек в шелковом халате,
отороченном куньим мехом. Это был негоциант из не¬
мцев, господин Штернфельд.
Радушно встретив приезжего, хозяин повел его в жи¬
лые комнаты второго этажа. Там он познакомил его с
женой, маленькой и толстой женщиной, после чего пока¬
зал приготовленную для гостя комнату. Лошадей приез¬
жего ввели во двор, распрягли и задали им в конюшне
обильный корм.
Произошло это в третьем часу пополудни. А когда
начало смеркаться, к тому же дому подъехал обоз из де¬
сяти тяжело нагруженных подвод. Их тоже завели во
двор; лошадей распрягли, присоединив к тем, что уже
стояли в конюшне. Возницам предоставили нижний зал,
в нем обычно находились слуги. Ночью во двор выпу¬
стили свирепого пса Аргуса, который рычал и лаял на
каждого, кто проходил мимо дома; люди говорили, что,
наверное, у немца кладовые набиты ценными товарами,
иначе пес сидел бы взаперти.
3
На этот раз Федьку взял к себе в услужение господин
синдик: однорукий ротмистр отправился искать счастья
к полковнику Шлиппенбаху в Нотебург и в слугах боль¬
ше не нуждался.
Скарп усердно учил Федьку лютеранскому катехизи¬
су1, в котором тот ничего не мог понять. По воскресень¬
ям он водил его в кирку. Там играл орган и все хором
пели, мальчишке это очень нравилось.
На следующий день после появления в городе попа
Кузьки Скарп сидел в магистрате, выслушивая донесе¬
ния своих соглядатаев. Два дня он отсутствовал — об¬
следовал убытки, причиненные наводнением жителям
дельты Невы, на возмещение которых были отпущены
средства. В действительности синдик, вместе с военным
комендантом, весело провел время в трактире на Вы¬
боргском тракте. Что касается отпущенных средств, они
1 Катехизис — религиозный сборник, составленный в виде вопросов
и ответов.
840
были разделены между бургомистром, военным комен¬
дантом и синдиком.
Узнав, что проспавшегося Кузьку наутро освободили,
Скарп страшно рассердился: упущен был случай нака¬
зать непокорного попа.
Федька доложил, что господина синдика дожидается
купец из Тихвина. Сам он, впервые увидев русского,
прибывшего из-за "московского рубежа", пялил на него
глаза. О том, что прибыл русский купец, Скарпу было
уже известно: донесли те, кому полагалось следить за
тем, что творится в городе.
Русский купец вошел с большим достоинством. Он
поклонился и, после приглашения, опустился против
синдика на скамейку. Он сидел, высоко подняв голову,
ожидая, когда его начнут спрашивать. Скарп глядел на
него исподлобья.
На купце поддевка из дорогого иноземного сукна и
сапоги, выкроенные из самого высокосортного сафьяна;
на его округлом лице сохранились еще с лета веснушки,
небольшие усы и русая бородка были аккуратно под¬
стрижены.
Обратившись к приезжему на русском языке, синдик
осведомился, надолго ли гость пожаловал в их город.
Купец ответил, что в Ниеншанц его привели торговые
дела, сколько же ему придется здесь пробыть, он еще
сам не знает.
Затем он расстегнул поддевку, осторожно вынул две
грамоты, скрепленные печатями, и передал их синдику.
В "проезжей грамоте" говорилось, что предъявитель се¬
го тихвинский купец из рода Осетровых, что зовут его
Ильей, что он сын Гаврилы Осетрова и, что самое глав¬
ное, "сей Илья Осетров направляется за свейский рубеж
по торговому делу". Во второй, "таможенной выписи",
перечислены были все имевшиеся при купце товары, их
вес, стоимость и проставлена сумма пошлины.
Ознакомившись с содержанием грамот, Скарп вни¬
мательно оглядел гостя. Русские купцы часто посещали
Ниеншанц, но этот человек казался ему не таким, как
остальные. Скарп думал, сколько ему может быть лет:
двадцать пять или тридцать? Вместе с тем синдик мыс¬
ленно перебирал имена русских купцов из Тихвина, ко¬
торые вели зарубежный торг: Самсоновы, Голубевы,
Хлебниковы, Шпилькины... Осетровых будто бы и не
было.
841
Забеспокоившись, синдик еще раз окинул глазами
прибывшего, тот сидел спокойно, ожидая, о чем его
спросят. И тут синдик вспомнил, что Осетровы не только
проживали в Тихвине, но и вели особо крупный зару¬
бежный торг. У старика Гаврилы Осетрова имелось не¬
сколько сыновей, один из них, очевидно, и прибыл в
Ниеншанц. Скарп только не мог вспомнить, был ли
среди них сын, по имени Илья.
— Русскому купцу, — проговорил он, силясь прият¬
но улыбнуться, —надлежит, согласно дарованным коро¬
лем городу Ниеншанцу привилегиям, поставить в из¬
вестность магистрат о своих намерениях и выхлопотать
для себя и своих сидельцев необходимые пассы! 1.
На это русский купец ответил:
— Готовясь к отправке за рубеж, досконально озна¬
комился с иноземными порядками, кои могут приго¬
диться; по сему я и намереваюсь выполнять полностью
все, что господин синдик предложит.
— А какими иноземными языками владеете, госпо¬
дин Осетров?
— Немецким и английским; обучался у ихних торго¬
вых гостей, проживающих у нас в Тихвине. Но лишь по¬
стольку, чтобы иметь право судить, верно ли действует
толмач. Что до нас с вами, господин синдик, нам спод¬
ручнее всего изъясняться на нашем родном языке.
Синдик постарался пропустить этот намек мимо
ушей.
— Касательно моих дальнейших намерений, — про¬
должал русский купец, —они не составляют ни для кого
секрету...
Он объяснил, что везет товары в Стокгольм, где вза¬
мен собирается приобрести “свейское железо", добрая
слава о котором дошла и до Тихвина. Он не мог прибыть
своевременно, чтобы отплыть еще до зимы из Ниеншан-
ца, поскольку хозяева грузовых карбасов заломили не¬
померную цену и уступать не пожелали. В Ниеншанце
он зафрахтует на следующее лето судно — немец Штер¬
нфельд об этом уже позаботился —и весной отправится
в дальнейший путь. А до этого в его намерения входит
закупать в Ингрии и Карелии изделия ремесленников,
что, как известно, русским купцам не возбраняется, и
снять в гостином дворе Ниеншанца лавку для торговли.
Синдик сказал, что за все это в кассу магистрата при¬
дется внести деньги и, предпочтительнее всего, в ефим¬
1 Сидельцы — помощники купца, продавцы; пассы — паспорта.
842
ках1. Он назвал очень большую сумму и с любопытством
при этом посмотрел на русского купца. Но Илья Осетров
и глазом не моргнул. "Так вот какой ты богатей", — с
невольным уважением подумал синдик. Русский купец
отлично понимал, что синдик заломил втридорога и, если
поторговаться, значительно сбавит названную сумму.
1 Ефимок — иоахимсталер — иностранная монета, имевшая большое
хождение в XVII столетии.
843
Помолчав, Скарп проговорил:
— Касательно же языка русского, господин Осетров,
смею заверить: никогда его не забываю, хотя и принуж¬
ден пользоваться преимущественно языком свейским.
— Который вам, господин синдик, пришлось изучить
весьма досконально, — добавил русский купец.
— Вполне справедливо, господин Осетров, — под¬
твердил Скарп.
На этом их первая встреча закончилась. Русский ку¬
пец поднялся, то же сделал и синдик. Оба низко друг
другу поклонились, и Федька вывел гостя на улицу.
Скарп кликнул одного из своих соглядатаев. Когда
тот пришел, он велел ему собираться в Тихвин: нужно
выяснить, имеется ли у старика Гаврилы Осетрова сын
Илья и отправлен ли он за рубеж. Другому соглядатаю
он приказал проследить, не вернулся ли чернобородый
лоцман; этого человека синдик считал причастным к ис¬
чезновению судна. Третьего соглядатая он послал в Но¬
тебург, к ротмистру Конау: через Федьку он узнал, что
у сестры его, Ольги, объявился человек, похожий на сы¬
на однорукого ротмистра; самому Конау ничего не
объяснять, пусть только прибудет как можно скорее.
Скарп давно уже привык считать себя в городе хо¬
зяином. Бургомистр, знал он, стремился как можно боль¬
ше нажиться, и в этом он ему всячески помогал; воен¬
ный комендант, человек очень недалекий, участвовал
вместе с ним в таких делах, о которых им обоим лучше
всего было молчать. Втроем они наживались за счет го¬
родских доходов, которые были далеко не маленькими.
Они слагались из платы за аренду полей, лугов, леса,
мельниц, домашних жерновов, тоней, со сбора у город¬
ских весов, с торговых лавок, жилых домов, пакгаузов,
за право перевоза через реку и перехода по мостам, за
пользование колодцами, пристанями, за продажу табака
и вообще за торговлю, за винокурение и домашнюю вы¬
печку хлеба, с окон и крыш, с печных труб, с огородов
и садов. Когда было возможным, "делали скут" — со¬
бирали повременный налог со всех, кто имел "огонь и
дым", как это было после наводнения.
Закончив очередные дела, синдик вспомнил русского
купца. Он сам не понимал, почему человек этот показал¬
ся ему не тем, за кого себя выдает. Но своими подоз¬
рениями синдик решил пока ни с кем не делиться —ни
с бургомистром, ни с военным комендантом, — пусть
сперва придут сведения из Тихвина.
844
4
Слух о том, что из-за московского рубежа прибыл
богатый купец, быстро распространился среди ниен-
шанцких негоциантов. Они понимали, что немец Штер-
нфельд в компанию с несолидным человеком не пойдет.
Поэтому каждый, кто хотел с русским купцом познако¬
миться, вспомнил, что сегодня вечером приглашен к бур¬
гомистру.
Илья Осетров явился в сопровождении Штернфель-
да. Бургомистерша нашла русского купца "очень милым"
и пожелала узнать, женат ли он. Осетров ответил, что
"пребывает в холостом состоянии", что ему следует
сперва "нажить побольше добра" и только после этого
уже "заботиться о продолжении рода".
Русского купца представили Арчибалду Гулду. Оба
многозначительно друг на друга посмотрели, после чего
последовал обоюдно глубокий поклон.
Англичанин сказал по-немецки:
— Я счастлив неожиданно встретить человека, при¬
бывшего из той страны, куда я сам собираюсь отпра¬
виться.
В ответ русский купец спросил:
— Неожиданные встречи бывают приятными или не¬
приятными. Как прикажете судить о нашей встрече?
Он вопросительно посмотрел на англичанина.
— Смею заверить, — ответил тот, — что господин
Осетров не останется огорченным нашей встречей.
И оба еще раз церемонно поклонились.
Услышав это, Скарп удивился, почему русский купец
и англичанин обменялись такими фразами. Весь вечер
он не сводил с них глаз, но ничего больше заметить не
смог.
Перед тем, как гости начали расходиться, Скарп по¬
пытался вызвать англичанина на откровенность — отвел
его в сторону и спросил:
— Не находите ли вы, что этот русский вызывает по¬
дозрение?
— А разве существуют люди, которые не вызывают
подозрения?
— Что вы, господин Гулд, а мы с вами? — возразил
Скарп.
— Вот в этом я не уверен, — заключил англичанин
и поклонился, показывая этим, что разговор закончен.
Был подан изысканный, насколько это было возмож¬
но в такой "дикой стране", как Ингрия, ужин. Многие
845
после этого сели играть в карты. Наконец кто-то заме¬
тил, что уже поздно. Долго раскланиваясь, гости поки¬
дали дом бургомистра.
Осетров и Штернфельд вышли вместе. Русский
купец сказал, что ему спать еще не хочется, и прошел
дальше, в сторону реки. За несколько мелких монет го¬
родские стражники отодвигали поставленные на ночь
поперек улицы деревянные рогатки.
Осетров вышел на берег Невы. Над головой светила
луна, прикрываясь время от времени быстро пронося¬
щимися полупрозрачными облаками. Слева за речкой
Охтой тянулась осыпанная снегом крепостная стена с
невысокими башнями, а у его ног лежала застывшая
река с темным лесом на противоположном берегу. К
ночи мороз усилился.
Русский купец подумал о том, сколько веков уже ве¬
дется борьба за обладание этой рекой. Шведы и русские
строили здесь крепости. Борьба шла с переменным успе¬
хом. Сейчас Невой владели шведы, и предстояло осво¬
бодить от них Ижорский край, чтобы вернуть Русскому
государству его старинный выход к морю.
На морозном снегу заскрипели шаги, и Осетров
обернулся; закутавшись в теплый плащ, перед ним стоял
Арчибалд Гулд. Осетров не сомневался, что человек этот
будет искать с ним встречи, чего ради и ушел от любо¬
пытных глаз.
— Как странно, что мы снова встретились, и там, где
совершенно не ожидали, господин...
Англичанин говорил сейчас на своем родном языке,
Осетров его хорошо понимал, так как сразу же прило¬
жил палец к губам, и Гулд не закончил фразы.
После небольшой паузы Осетров спросил:
— Чем обязана Ингрия вашему посещению, госпо¬
дин Гулд?
— Монополия маркиза нарушается шведами, вернее,
этими прохвостами из Ниеншанца: они тайно провозят
табак в Московию, не платя даже пошлины царю Петру,
не говоря уже про убытки, наносимые маркизу.
—• И вы собираетесь этому помешать? — спросил
Осетров.
— По мере сил и возможностей. Разрешите, в свою
очередь, осведомиться, давно ли вы занялись коммерци¬
ей, раньше вас больше интересовали другие вопросы,
господин...
846
Осетров снова приложил палец к губам. Оглянув¬
шись, он ответил:
— Поверьте, коммерция меня всегда привлекала.
— И надо надеяться, что вы в этой области преуспе¬
ваете?
— Несомненно, что так, господин Гулд.
— Тогда позвольте вас предостеречь: московские
послы у султана действуют весьма энергично; близка ми-
847
нута, когда будет заключено перемирие. После этого
пребывание в Ингрии вам может стоить не только поте¬
ри богатства, но и значительно большего: ваш царь спит
и видит, как бы ему начать войну с Швецией.
— А не известно ли вам, господин Гулд, что рези¬
денты при турецком султане из Голландии, Франции,
священной Римской империи и, простите, вашего коро¬
ля всеми силами препятствуют заключению перемирия?
— Совершенно верно, господин Осетров. Но у ваше¬
го посла Украинцева имеются весьма убедительные ар¬
гументы: восьмидесятипушечный корабль, бросивший
якорь против самого султанского дворца, и большая сум¬
ма денег для подкупа визиря.
— Вы неплохо осведомлены, господин Гулд.
— Это входит в мои обязанности. Впрочем, все это
вам известно, может быть, лучше моего. Но мне хотелось
бы предостеречь вас: опасайтесь здешнего синдика, это
большой мерзавец.
— Я об этом догадываюсь, господин Гулд, но я благо¬
дарю и за это предупреждение.
— Позвольте мне пожелать вам всего наилучшего,
господин Осетров, и высказать надежду, что мы еще
встретимся.
— Таково и мое желание, господин Гулд.
На этом, раскланявшись, оба разошлись, каждый в
свою сторону.
Глава третья
Диргем Федьки
1
В десятом часу из Ниеншанца выехало четверо всад¬
ников. Солнце только что поднялось над лесом и висело
в утренней морозной дымке большим красным шаром.
Впереди ехали синдик Скарп и ротмистр Конау, за
ними —двое солдат, у которых была на поводу запасная
лошадь.
Перебравшись по льду на левый берег Невы, отряд
миновал небольшую деревню Спасский погост, с тем¬
ными, полузасыпанными снегом избами, и по наезжен¬
ной дороге углубился в лес.
848
Скарп сидел в седле, мерно потряхиваясь на спокой¬
ной рыси, однорукий ротмистр — все в нем выражало
нетерпение — готов был гнать свою лошадь вскачь.
Проехав по извилистой лесной дороге около часа, от¬
ряд поднялся на высокий берег Безымянного ерика1.
Вправо сворачивала дорога, которая вела к русским де¬
ревням Паленихе и Враловщине2, а прямо —к финской
деревне Каллина, стоявшей там, где Безымянный ерик
впадал в Котлинское море.
Конау и Скарп переехали по льду, пустив вперед сол¬
дат. Вскоре дорога вывела на берег Невы. Отсюда Конау
увидел свой остров; ни одного строения на нем не сох¬
ранилось; то, что пощадили огонь и вода, растащили ок¬
рестные жители, а пепелище засыпало глубоким снегом.
Еще через полчаса отряд остановился под высокими
соснами. Скарп достал подзорную трубу и начал разгля¬
дывать противоположный берег.
Где-то там находилось жилище старого колдуна. Дом
был скрыт в глубине леса, но на берегу лежали перевер¬
нутые вверх дном рыбачьи лодки, казавшиеся под сне¬
гом небольшими холмами.
Нева в этом месте была широкой, течение быстрым,
и могли попасться занесенные полыньи. С берега съеха¬
ли гуськом, снова направив вперед солдат. Все прошло
благополучно. Только у берега ротмистр пришпорил ло¬
шадь; лед под ее копытами затрещал, и выступила тем¬
ная вода. Казалось, вот-вот всадник провалится, но
лошадь несколькими судорожными рывками вынесла
всадника на берег.
Оставив лошадей с одним из солдат, пошли в лес по
вытоптанной в снегу дорожке. Среди заснеженных де¬
ревьев показался дом колдуна. Приказав второму солда¬
ту сторожить снаружи, Скарп поднялся вместе с Конау
на высокое крыльцо. Никто их не встречал. Открыв
дверку, они проникли в темные сени. Здесь тоже никого
не было. Скарп потянул вторую дверку, которая вела в
жилое помещение.
Свет едва проходил через маленькое окошко, затяну¬
тое бычьим пузырем. В печи потрескивали дрова, а под
потолком скопилось много дыма, не успевавшего выхо¬
дить в оставленное для него в потолке отверстие, —изба
отапливалась по-черному.
1 Безымянный ерик — Фонтанка.
2 В районе Литейного моста.
849
В глубине избы, на нарах, кто-то лежал. Конау бро¬
сился туда, и дым от резкого движения заколебался,
опустившись ниже; стоять во весь рост в избе было уже
нельзя.
Однорукий ротмистр помог лежавшему подняться —
он не видел в дыму, кто это, — и вытащил за руку на
крыльцо. Здесь он понял, что это его сын Мартин, кото¬
рого он считал погибшим.
Красивое лицо юноши обросло косматой щетиной,
грязная одежда была измята. Таким ротмистр своего сы¬
на никогда не видел. Мартин всегда отличался аккурат¬
ностью и тщательно следил за своей внешностью.
Но больше всего поразило отца другое: голубые глаза
сына, обычно живые и ясные, упрямо глядели в одну
точку. Конау напрасно ждал, что Мартин, как всегда
после долгой разлуки, кинется к нему на шею, —сын не
двигался, словно стоявший перед ним человек не имел к
нему никакого отношения.
Потрясенный, Конау воскликнул:
— Мартин, Мартин, это я —твой отец!.. Понима¬
ешь, твой отец!.. Неужели ты меня не узнал?..
Мартин не отзывался на свое имя и не узнавал чело¬
века, который был ему отцом. Лишь на какое-то мгно¬
вение взгляд юноши как будто оживился, Мартин сделал
даже попытку улыбнуться. Но сразу же его глаза потух¬
ли. Конау был в отчаянии.
В это время к крыльцу подбежала Ольга; платок у нее
с головы съехал, юбка была подоткнута; девушка была
занята по хозяйству и не сразу могла услышать, что при¬
были гости.
Узнав синдика и господина Конау, она им низко пок¬
лонилась.
— Откуда пришел к тебе этот человек? — спросил
Скарп.
Ольга рассказала про свою первую встречу с Марти¬
ном.
— Давно это было?
— В тот день, как случилось наводнение.
— Человек этот назвал тебе свое имя?
— Нет, он ничего не сказал, —он полоумный.
— Что ты меня морочишь, он всегда был в здравом
уме.
— Что вы, господин синдик, он и сейчас ничего не
понимает...
— А я тебе говорю, что он был в здравом уме, —
повторил Скарп. — И если он сейчас ничего не пони¬
850
мает, значит, ты его околдовала... Про вас все говорят,
что вы знаетесь тут с нечистой силой.
— Помилуйте, господин синдик, зачем вы так гово¬
рите, побойтесь вы бога!..
— Не смей поминать бога, язычница! — закричал
Скарп. —Сколько раз я призывал тебя обратиться к ис¬
тинному богу, а ты всегда отказывалась... Ты будешь те¬
перь со своим стариком в ответе за сына господина
Конау.
— Так это сын господина Конау! —воскликнула де¬
вушка. — Это его ждали к празднеству...
— Вот-вот, и не дождались благодаря твоему колдов¬
ству.
— Не говорите так, господин синдик!..
— А кто же другой мог его околдовать?
— Сын господина Конау таким явился... он только
плачет и смеется, а понимать ничего не понимает...
— Ты что, дураком меня считаешь? —закричал
Скарп. —Собирайся, ты отправишься с нами.
— Господин синдик, а кто же останется смотреть за
скотиной? Старика дома нету...
— Вернется старик, не все же время он будет отсут¬
ствовать. И потом, мне до твоей скотины нет дела... Жи¬
во собирайся!..
Ольга в отчаянии заголосила.
— Замолчи! — крикнул Скарп. — Вот возвращается
твой старик... Ну, собирайся!
Действительно, дед Архип в это время подходил к
крыльцу, опираясь на свою суковатую клюку. Перестав
голосить, Ольга вбежала в дом, схватила шубейку, на¬
кинула на голову платок и быстро вернулась назад. Она
была готова идти за синдиком.
— И не думай, что ты от нас убежишь; мы тебя, если
понадобится, сумеем и подстрелить.
Скарп потрогал рукоятку пистолета, засунутого за
пояс. Такое же оружие имелось и у ротмистра. Солдаты
были вооружены копьями.
Привели лошадей, и Конау помог сыну сесть в седло.
Мартин подчинялся всему безучастно. Ротмистр и син¬
дик, вскочив на своих лошадей, подъехали вплотную к
Мартину, словно опасаясь, что тот может свалиться.
Скарп кивнул одному из солдат, показав на Ольгу.
Солдат размотал привязанную к луке веревку и один ко¬
нец с петлей ловко накинул девушке на шею.
851
— Ой, не надо!.. —закричала Ольга. —Я сама пойду!..
Солдат вопросительно посмотрел на синдика.
— Делай, как велено! —сказал тот.
— Мартин, Мартин, скажи ты им!.. —закричала де¬
вушка.
Она попыталась вырваться, отчего еще туже затяну¬
ла петлю. Мартин услышал ее крик и обернулся; каза¬
лось, к нему вернулось сознание... Но —только на мгно¬
вение; опустив голову, он безучастно поехал вперед.
Ольга сама поправила петлю и крикнула деду, прося
присмотреть за скотиной. “Я скоро вернусь", — доба¬
вила она.
Скарп приказал солдатам ехать.
— И не слушайте ее, — пояснил он. — Она — ведь¬
ма! Следите внимательно, вы за нее мне в ответе.
Оба солдата испугались. Для них существование
ведьм было таким же естественным, как проповеди гос¬
подина пробста, которые приходилось выслушивать
каждое воскресенье.
Один из солдат дернул веревку и закричал:
— Ну, девка, беги вперед!.. И не думай ничего выде¬
лывать, а то мы тебя сразу подколем!..
Они заставили Ольгу бежать вперед. Девушка сле¬
дила за маячившим впереди на лошади Мартином: вся
надежда у нее теперь была на его заступничество.
А старик, которого считали колдуном, остался у
крыльца. В его сознании смутно вставало прошлое; ему
казалось, что снова началась война.
2
Илье Осетрову доложили о приходе какого-то маль¬
чишки. Спустившись в нижний зал, он увидел там слугу
синдика.
Взглянув на русского купца, мальчишка оробел.
Осетров спросил, как его зовут.
— Федькой, — ответил тот, отводя глаза.
— Тебя прислал ко мне твой хозяин, господин син¬
дик?
Федька снова отвел глаза. Осетров внимательно его
разглядывал. На мальчишке был сильно поношенный
кафтан с чужого плеча, очевидно, хозяйский. Впалые
щеки говорили о том, что мальчишка недоедает.
— Так что же ему от меня надобно?
Федька оглянулся, словно боясь, что их могут подслу¬
шать, но ничего не ответил.
852
— Подойди поближе. А теперь рассказывай, какое у
тебя дело.
— Сестра моя Ольга... В подземелье находится...
Он замолчал.
— Почему ты мне об этом говоришь? — спросил
русский купец.
Мальчишка сразу оживился: он пояснил, что Ольгу
пригнали с Васильева острова солдаты и бросили в под¬
земелье. Про нее говорят, что она околдовала сына гос¬
подина Конау, и заставляют ее в этом повиниться. И еще
допытываются, где схоронился тятька.
— А кто твой тятька?
— Он лоцман на реке, проводит в Канцы1 корабли...
Его зовут Митрием...
Осетров и виду не показал, что имя этого человека
ему знакомо.
— А где твой тятька?
Мальчишка удивленно посмотрел на русского купца;
даже если бы он и знал, все равно этого никому бы не
открыл.
— Ладно, ты этого не знаешь. А почему твоего тятьку
разыскивает синдик?
— Я не говорил, что тятьку разыскивает синдик, —
насупившись, ответил Федька и снова оглянулся на две¬
ри. Он колебался —рассказывать или нет? Но все рав¬
но — об этом уже все знают... И он рассказал русскому
купцу про "свейское судно", на котором лоцманом на¬
ходился его тятька; судно утонуло, и в этом винят его
тятьку.
Мальчишка говорил как будто вполне искренне, но
Осетров не должен был забывать, что он был слугой
Скарпа.
— Так что же ты от меня хочешь? —вернулся к ста¬
рому русский купец.
— Помогите моей сестре... Худо ей там в подземелье...
— Я в городе приезжий, меня никто не послушает...
— Как не послушает? — воскликнул, перебивая,
Федька. —Мне сам господин синдик наказывал: "Пойди
к приехавшему купцу, расскажи про сестру и про тять¬
ку... Он русский, он им поможет..."
Федька осекся: он понял, что проговорился. Осетров
предполагал, что за ним следят, ожидая, когда кого-либо
к нему подошлют, — так и случилось
1 Канцами русские называли Ниеншанц.
853
— Вернись к своему хозяину, — сурово ответил
он. —У господина синдика в городе больше власти, чем
у меня, — пусть он поможет твоей сестре.
Федька стоял, понуро опустив голову. Вдруг он упал
перед русским купцом на колени и, всхлипывая, быстро
заговорил:
— Я ничего не хотел от вас выведать... Это меня по¬
дослал синдик... Он бьет меня и досыта не кормит... Это
он посадил сестру в подземелье... Он ее там замучает...
Помогите мне...
— Я помочь тебе не могу, ты зря ко мне пришел, —
еще суровее ответил Осетров.
Федька поднялся с колен, он не знал, что ему дальше
делать. Тут он вспомнил что-то, порылся в кармане, вы¬
нул оттуда небольшой предмет и протянул его русскому
купцу. Осетров увидел серебряную монетку. Оглядев ее
с обеих сторон, он понял, что это старинный арабский
диргем. Хотя такие деньги изготовлялись несколько сто¬
летий назад, иногда они попадали в руки купцам.
— Откуда ты это достал? — спросил он мальчишку.
Федька рассказал, что как-то, подплыв к берегу, что¬
бы привязать лодку, увидел у корня дерева размытую
водой ямку, а в ней такие вот монетки. Одну он взял с
собой, показать тятьке, а когда вернулся за остальными,
водой уже все смыло.
“Нева служила торговым путем еще с незапамятных
времен, — думал Осетров, — арабский купец закопал
клад, а назад не возвратился — забыл или убили раз¬
бойники..."
— Так для чего ты показал мне эту монетку? —
спросил он мальчишку.
— Никто ее не берет... Обменяй, говорят, на свей-
ские деньги...
— Что ты сделаешь, если я тебе обменяю?
— Куплю сестре поесть, ее там морят голодом...
Осетров не колебался; правда, он видел, что маль¬
чишка с ним больше не лукавит, но русский купец не
забывал, кто его к нему подослал.
— Ничем тебе помочь не могу. А монетку побереги,
может, когда пригодится.
И, повернувшись к мальчишке спиной, направился к
выходу. Федька смотрел ему вслед, надеясь, что русский
купец оглянется. Но Осетров скрылся за дверью.
Вечером русский купец и немецкий негоциант игра¬
ли в шахматы. Осетров играл спокойнее Штернфельда,
854
немец горячился, делал неудачные ходы. Один из таких
ходов оказался особенно плохим, потому что раньше
времени обнаружил его намерения. “Совсем как госпо¬
дин синдик, подославший мальчишку", — подумал Осет¬
ров.
3
Пришел конец декабря. Ниеншанцкие горожане
сперва отпраздновали рождество, затем приход нового,
тысяча семисотого года, первого в восемнадцатом сто¬
летии.
Празднование проходило чинно, как и полагалось в
благочестивом лютеранском городе; уличные гуляния и
всякие шумные потехи были пробстом запрещены, об
этом заботились стражники, разъезжавшие по улицам и
ближайшим селениям. Спокойно было даже в трактире
Луции Розенвассер, хотя стояло это заведение на бой¬
ком перекрестке Выборгского тракта.
Днем пробст произносил в кирке длинные пропове¬
ди, а в домах бюргерские дочки чинно ходили, взявшись
за руки, вокруг разукрашенных елок.
В русских селениях отпраздновали новый, семь ты¬
сяч двести восьмой год "от сотворения мира" еще в сен¬
тябре. Правда, в Московском государстве, по указу царя
Петра, перешли на новый, европейский, счет, но рус¬
ские в Ингрии об этом еще ничего не знали. Зато в
последних числах декабря пришло время святок. "На¬
рождается новое солнышко, — говорили друг другу лю¬
ди, — свет прогоняет тьму". Минувший год был тяже¬
лым^ кроме недорода и наводнений, увеличились подати,
особенно в русских деревнях, и жить стало совсем худо.
Но все же молодежь веселилась на святках.
К тому времени по деревням прошел слух, что скоро
должен явиться со своим войском царь Петр, чтобы
освободить мужиков от "свейского ига". Слух этот раз¬
носил мужик с черной бородой и шрамом на лбу. Го¬
ворили, что раньше он был в устье реки лоцманом,
значит, ему все хорошо известно. Вместе с ним ходил
поп из Спасского погоста и молодой кузнец с Васильева
острова, которого звали Фомушкой. Пока лоцман и куз¬
нец вели с мужиками крамольные разговоры, поп весе¬
лился с парнями на игрищах, лихо отплясывая перед
смущавшимися бабами. Только Митрий больше говорил
о том, что скоро должно прийти московское войско, а
Фомушка считал, что и русский царь мужикам не помо¬
855
жет. Ниеншанцкие стражники не раз собирались схва¬
тить их, но крамольники уходили в такие лесные дебри,
куда стражники опасались сунуться.
4
Скарп встречал Новый год у бургомистра. Среди
приглашенных были Арчибалд Гулд и Илья Осетров.
Скарп только что получил самые верные сведения из
Тихвина: у старика Гаврилы Осетрова действительно
имелся сын Илья, и этот Илья Осетров отправлен за
свейский рубеж по торговому делу. Синдик не знал, что
ему обо всем этом думать; подозрения его оказались на¬
прасными: русский купец был именно тем, за кого себя
выдавал. Он завел себе в гостином дворе лавку; товар у
него был отменный, и цен он не заламывал; покупали у
него охотнее, чем у других. Осетров рассылал своих си¬
дельцев по Ингрии и Карелии, где они скупали изделия
местных ремесленников; платили они хорошо и ничего
предосудительного не совершали. Казалось, все благо¬
приятствовало русскому купцу, и Скарпу как будто сле¬
довало отказаться от подозрений.
Совершенно неожиданно на помощь синдику при¬
шел случай. Утром, после встречи Нового года, он обна¬
ружил за обшлагом своего парадного кафтана записку
на немецком языке, в ней говорилось:
СударьI
Прибывший в ноябре прошлого года негоци¬
ант из города Тихвина является одним из при¬
ближенных царя Петра. Зовут его Василием
Корчминым. Вместе с царем Петром он изучал в
европейский странах артиллерийское и форти¬
фикационное дело.
Подписи не было.
У синдика после встречи Нового года ломило голову.
Некоторое время он растирал виски; нужно было со¬
браться с мыслями. “Так, так, — повторял он себе, —
значит, господин Корчмин?.. Василий Корчмин — при¬
ближенный царя Петра... Изучали артиллерийское и
фортификационное дело... Примем к сведению, госпо¬
дин Корчмин..."
Ему хотелось узнать, кто автор записки и можно ли
этому человеку верить. Русский купец весь вечер сидел
рядом и именно с той стороны, где оказалась записка.
856
Не раз подходил англичанин Арчибалд Гулд, под утро он
с синдиком долго прощался, так как намерен был вы¬
ехать в Нотебург, а оттуда в Московию. Быть может,
срочно скакать за англичанином? Но если он в записке
не открыл своего имени, то сейчас, конечно, этого тоже
не сделает. Никто другой рядом не оставался, подо¬
зрение падало только на этих двоих. Мысль, что сам
Осетров себя разоблачал, была слишком нелепой, и
Скарп ее сразу отбросил. Значит, англичанин?.. В конце
концов не так уж важно, кем написано, —главное, дей¬
ствительно ли Илья Осетров — Василий Корчмин.
Это и предстояло теперь Скарпу выяснить. Был толь¬
ко один путь: связаться со шведским резидентом1 в Мос¬
кве, господином Томасом Книперкроном. Книперкрон
узнает, кто такой Василий Корчмин, верно ли то, что о
нем сказано в записке, и где этот человек в настоящее
время находится.
А может быть, синдика кто-либо пожелал обмануть?
Скарп знал, что деятельность русского купца многим не¬
гоциантам, особенно шведским, не нравилась. Но, что
бы там ни было, пока не удастся всего выяснить, при¬
дется ждать, не снимая подозрений с русского купца.
Пришло и другое сообщение: по дороге из Выборга
шел обоз шведского негоцианта Фризиуса, охраняемый
отрядом стражников. Неподалеку от города среди бела
дня на обоз напали мужики, вооруженные топорами и
дубинами. Мужиков было так много, что стражники сра¬
зу разбежались. Возчиков не побили, им только прика¬
зали идти вперед с поднятыми руками и не оглядывать¬
ся. Мужики свели обоз на боковую дорогу, скрывшись с
ним в лесу.
Стражников допросили с пристрастием и узнали, что
вожаком у мужиков был поп Кузька.
1 Резидент — в данном случае посол.
Глава первая
Митрий начинает действовать
1
В глухом месте Васильева острова среди топкого бо¬
лота возвышался сухой бугор. На нем росло семь дубов:
один, большой, — в середине, шесть остальных — во¬
круг, словно их нарочно так посадили.
Дубы были окружены плоскими валунами, наполови¬
ну вкопанными в землю и образовавшими ограду с вы¬
ходом на западную сторону. Между оградой и деревьями
были воткнуты шесты с надетыми на них побелевшими
черепами коров и лошадей. Никто не помнил, кто и ког¬
да все это сделал.
На ветках большого дуба висели тряпки, обрывки
шкурок, кости, кусочки железа. Это были приношения
жителей дельты Невы.
Летом сюда могли пробраться лишь те, кто знал до¬
рогу через болото; зимой к бугру вела в глубоком снегу
тропка.
Морозным днем к семи дубам приближался старый
Архип, закутавшийся в изодранный тулуп, в остроконеч¬
ной шапке, с суковатой клюкой в руках; через плечо у
него был перекинут мешок. В лесной тишине слышалось,
как тяжело дышит старик.
Обойдя бугор, он вошел в ограду, опустился на коле¬
ни и вздел руки; мешок, в котором кто-то шевелился,
соскользнул с плеча. Старик издал несколько восклица¬
ний и упал в снег. Он поднялся и проделал так семь раз,
по числу росших дубов.
Не вставая с колен, он развязал мешок и вытащил за
лапы черного петуха. Петух удивленно поднял голову с
красным гребнем и замахал крыльями. Старик выдернул
из-за пояса ножик и полоснул по тощему петушиному
горлу; побрызгав птичьей кровью вокруг, он бросил пе¬
туха к основанию дуба.
Проделав все это, старик снова семь раз поклонился,
затем, кряхтя, поднялся на ноги, взял клюку и поплелся
обратно.
Когда затих скрип его шагов, из-за большого дуба вы¬
шел чернобородый мужик.
859
2
Лоцманским делом Митрий занимался летом и
осенью, а зимой ходил в лес промышлять пушного зверя.
Теперь возврата домой ему уже не было: синдик считал,
что у лоцмана можно было узнать, куда девалось шведс¬
кое судно. Митрий скрывался в лесах, а в случае чего
готов был уйти за московский рубеж.
Пока не зажила на лбу рана, он прятался в одной из
деревенек в верховьях речки Тосны, откуда родом была
его покойная жена. Потом он встретился с попом Кузь¬
кой, здесь же его отыскал и Фомушка. Вместе они хо¬
дили по русским деревням, сбивая мужиков против
свейского засилья. Раз попу удалось ограбить обоз, хотя
у мужиков не было еще огнестрельного оружия. Когда
рана на лбу зажила, Митрий в сопровождении несколь¬
ких товарищей, отправился на Васильев остров — отка¬
пывать схороненные там бочонки и ящики.
Неподалеку от семи дубов они устроили в лесу зи¬
мовье. Ночью раскапывали промерзлые песчаные ямы,
днем у огня отсыпались. Если бы не приношения, скла¬
дываемые у подножия дуба, им пришлось бы совсем
туго.
Выйдя из-за дуба, Митрий собрал несколько карава¬
ев хлеба. Принесли их те, кто сами жили впроголодь;
караваи были небольшими, с мякиной.
Глядя на висевшие тряпки, Митрий с усмешкой
вспомнил, как сам, отправляясь на охоту, вешал сюда
лоскутки шкурок, — тогда он считал, что это должно
принести ему удачу. После Митрий начал ходить в цер¬
ковь, где попом был Кузька. То, что проделывал поп, ка¬
залось Митрию более верным, хотя, видел он, между
попом и старым колдуном большой разницы как будто и
не было. Митрий знал, что Кузька на одной из развилок
дуба укрепил иконку Николы "чудотворца", с тех пор
она находилась там вместе с лошадиными и коровьими
черепами.
Забрав все, что было принесено, в том числе и чер¬
ного петуха, Митрий отправился вслед за стариком. К
своей избе он подходил осторожно — сперва разведал,
нет ли следа чужого человека.
Первым вернувшегося отца увидел Федька. Маль¬
чишка сбежал от синдика, после того как был избит за
то, что не мог заучить трудных слов из катехизиса.
В доме, кроме мальчишки и старика, никого не было.
Ольга, как увели ее солдаты, не возвращалась. Архип
860
угнал скотину в деревню к родне, теперь мальчишка и
старик кормились тем, что удавалось раздобыть у сосе¬
дей. Старику становилось все хуже и хуже, но помочь
ему Федька ничем не мог. Пойти еще раз к русскому
купцу он стыдился.
Увидев отца, Федька обрадовался. Но он не запрыгал
на одной ноге, как делал, когда был маленьким: Федька
уже многому в жизни научился и стал сдержаннее.
Отец расспрашивал о том, что происходит в горо¬
де, — об Ольге он уже знал. Федька рассказывал про
свою службу у синдика и как тот посылал его к купцу из
Тихвина.
Русские, жившие в Ингрии, присматривались к Осет-
рову с самого его прибытия. Купец этот разъезжал по
всему краю, скупая товар; платил он всегда хорошие
деньги и никого не обманывал. Относились к нему раз¬
лично. Поп Кузька собирался напасть на его обоз, но
Митрий его удерживал; надеясь на приход московского
войска, он догадывался, что русский купец явился не
только по торговым делам. Иначе рассуждал Фомушка.
После того как схватили Ольгу, он стал сам не свой. Если
бы Митрий ему позволил, Фомушка хватал бы всех, и
свейских и русских, грабил бы обозы, не разбираясь,
чьи они. Он сбивал ватагу парней, чтобы, высвободив
Ольгу, уйти на север, где, рассказывали, нет ни царя, ни
воевод.
Митрий сидел перед Федькой задумавшись. Наконец
он ласково погладил шершавой ладонью мальчишку по
растрепанным волосам и проговорил:
— Слушай, сынок, что скажу тебе: ступай назад к
синдику и повинись ему.
Федька удивленно посмотрел на отца.
— Скажи ему, сынок, что ты дитя неразумное, —
продолжал Митрий, — что ты не знал, каким благодете¬
лем был для тебя господин синдик...
— Тятька, он собирается перекрестить меня в свою
лютерову веру...
— Ну и пускай перекрещивает, не велика забота... А
наш поп открестит тебя обратно. Повинись, сынок, син¬
дику — тогда ты станешь знать, что задумают против
нас в городе.
Тут только Федька начал догадываться, для чего отец
посылает его к синдику.
— Так это ты, тятька, остановил обоз?
— Покамест это поп озорует, — ответил Митрий и
хитро посмотрел на мальчишку.
861
— Тятька, — взмолился Федька, — возьми меня к
себе!..
— Кет, сынок, ты нужнее будешь у синдика.
Они помолчали, после чего Федька спросил:
— Как, тятька, передавать, коли что узнаю?
— В Канцы будет приходить человек, ты его зна¬
ешь — Фомушкой зовут... Ему и будешь рассказывать.
Понял?
Федька представил себе, какая ему будет выволочка
от синдика, когда он вернется.
Он тихо спросил:
— Когда идти?
Уговорились, что Федька отправится сейчас же. У не¬
го имелись лыжи, которые смастерил отец, и добраться
засветло до города ему было не трудно.
Митрий вынул из торбы одну из ковриг и отдал сыну.
Федька сказал: "Я все сделаю, как ты велел, тятька" —
и выбежал из избы.
Сам Митрий дома не остался. Заколотив окна и две¬
ри, отвел старика в соседнюю деревню и отправился к
поджидавшему его с мужиками Фомушке.
Вскоре в Ниеншанце узнали о новых нападениях на
обозы, причем стало известно, что у "разбойников" по¬
явилось огнестрельное оружие.
3
Впереди, высоко поднимая чадивший факел, шел
Скарп; за ним — женщина, закутанная в теплый плащ.
Миновав стражу, они сошли по каменным ступеням од¬
ного из подземелий ниеншанцкой крепости.
Подземелья эти начали рыть давно, когда впервые,
еще в четырнадцатом столетии, шведы сделали попытку
обосноваться в устье Невы. Они соорудили здесь кре¬
пость Ландскрону, про которую в летописи рассказыва¬
лось: "Поставив город над Невой, в устье Охты реки,
утвердившись твердостью несказанной..."
Ландскрона, а это значило "венец земли", возводи¬
лась под руководством итальянского архитектора, при¬
сланного самим папой римским. Но просуществовала
Ландскрона недолго: явилось новгородское войско, за¬
хватило крепость и до основания ее уничтожило.
Ниеншанц — "крепость на Неве” — был построен
шведами в тридцатых годах семнадцатого столетия.
Подземелья вырыли заново, устроив здесь городскую
тюрьму.
862
В конце пятидесятых годов московское войско оса¬
дило Ниеншанц, взяло его и разрушило. Но война не
закончилась победой, московскому войску пришлось
уйти. Город отстроили, крепость восстановили, тюрем¬
ные подземелья расширили: в Ингрии всегда находи¬
лось, кого туда сажать.
Скарп и его спутница прошли узким проходом и ока¬
зались в сводчатом каземате, освещенном тусклым фо¬
нарем. Посреди находился каменный столб, в половину
человеческого роста. Скарп опустил факел —на широ¬
ких каменных плитах лежала Ольга, один конец цепи
охватывал ее вокруг пояса, другой был прикреплен к
столбу.
Девушка медленно приподнялась; ее растрепанные
волосы падали на плечи, одежда была разорвана. Ольга
вопросительно глядела на пришедших; Скарпа она хоро¬
шо знала, кто такая закутанная в плащ женщина, дога¬
даться не могла.
— Ольга, — начал Скарп, — на этот раз я пришел к
тебе не один — это мать Мартина.
Отдаваясь под куполом, голос синдика двоился.
— Что ты скажешь матери Мартина? Будешь ты
опять упорствовать?
— Я никому не сделала ничего худого... —ответила
девушка.
— Ты опять за свое! —воскликнул Скарп. —Я рас¬
считывал, что ты наконец одумалась. Посмотри на себя,
какой ты стала... Сними с Мартина колдовское заклятье,
и тебя отпустят.
Скарп сказал это по-русски, но девушка, как и боль¬
шинство людей, живших в окрестностях Ниеншанца, по¬
нимала и шведскую речь.
Она приподнялась и отчетливо проговорила:
— Я никакого закляться не знаю.
От резкого движения цепи на ней звякнули. Этот
звук вместе с ее голосом несколько раз отдались под ку¬
полом.
— Вот видите, фру Конау, — тихо заговорил Скарп,
оборачиваясь, — какая она упрямая. Сколько с ней ни
говори — твердит свое. Это очень закоренелая язычни¬
ца...
Фру Конау приблизилась; она высвободила голову
из-под плаща и опустилась перед девушкой на колени.
— Ольга, — ласково начала она, — посмотри на ме¬
ня, я —мать Мартина... Посмотри, я поседела с того вре¬
863
мени, как сын перестал меня узнавать... Помоги же
мне!..
Голос у нее начал прерываться.
— Неужели у тебя нет ко мне жалости?.. Если ты
сама отдала душу дьяволу, зачем ты увлекаешь за со¬
бой... моего мальчика?.. Что он тебе сделал плохого?..
Верни Мартину разум, и я всегда буду молиться за тебя,
чтобы спасти твою душу... Сними же с моего сына за¬
клятье, тебе это ничего не стоит...
Скарп держал факел недалеко от бледного лица де¬
вушки. Ольга подняла руки, словно защищаясь, и вос¬
кликнула:
— Я не могу... Я этого не умею!..
Фру Конау сделала жест отчаяния.
—Да, да, поверь мне, мать Мартина, я ни в чем перед
тобой не провинилась, я только приютила у себя твоего
сына... Я не могла его заколдовать, меня этому дедушка
не научил...
Услышав это, Скарп выпрямился, отчего факел в его
руке заколебался и на стене начали прыгать резкие те¬
ни.
— Значит, старик — колдун! —закричал он. — Преж¬
де ты это отрицала... Помни, я не один слышал это, теперь
ты от меня не уйдешь!..
— Кто же не знает, что старик умеет колдовать? —
ответила Ольга. — К нему приходят за этим делом даже
из Канцев.
— Замолчи, еретичка! — угрожающе закричал Скарп. —
Не смей хулить наших благочестивых горожан!..
Тени снова запрыгали по стене.
— Наши благочестивые горожане молятся в кирке
вместе с господином пробстом! — продолжал Скарп.
Вплотную приблизившись к девушке, он хотел уда¬
рить ее свободной рукой. Но вмешалась фру Конау. От¬
странив Скарпа, она схватила девушку за руку.
Фру Конау заговорила как можно ласковее:
— Ольга, выслушай меня... Для чего тебе нужен мой
сын? Умоляю тебя, сними с него заклятье, и бог тебе все
простит. Пожалей старую женщину, я стану за тебя мо¬
литься...
Ольга была в отчаянии; умей колдовать, она сразу
произнесла бы требуемое заклятье. Но Ольга колдовать
не умела — она лишь спасла от голода сына этой жен-
цины, а в этом никакого колдовства не было.
864
Фру Конау оттолкнула от себя девушку; она поняла,
что прав был отец Мартина: однорукий ротмистр считал,
что просьбами от этой еретички ничего не добиться, ее
следует подвергнуть пытке.
Ольга упала на каменные плиты, а фру Конау подня¬
лась на ноги, вскинув сжатые кулаки.
— Так будь же ты проклята, — закричала старая
женщина, —чтобы ты сгнила в этом подземелье!..
Она уже сама не понимала, что говорит.
— Ты — ведьма!.. Я хочу, чтобы тебя сожгли как
ведьму!..
865
28-770
"Как ведьму, как ведьму, как ведьму", — отдалось
под куполом.
Накинув на голову плащ, фру Конау бросилась прочь
из каземата.
— Вот видишь, — наставительно проговорил Скарп, —
я желал тебе добра, а ты своим упрямством оттолкнула
эту женщину.
И, приблизившись вплотную, добавил:
— Одумайся, я приду еще раз.
Оставив Ольгу одну, Скарп направился вслед за фру
Конау. Выйдя из подземелья, он приказал стражникам
еще строже следить за заключенной, потом поднялся на
крепостную стену.
Стояла безлунная морозная ночь. Закутавшись плот¬
нее в плащ, Скарп стал думать, что ему дальше делать с
еретичкой. Пытать ее в Ниеншанце он не мог: полков¬
ник Шлиппенбах, военный комендант Нотебургской
крепости, увез все орудия пыток, когда узнал, что в
Ниеншанце ими злоупотребляют. Для того чтобы пытать
еретичку, придется перевести ее в Нотебург, где тюрем¬
ными казематами ведал однорукий ротмистр Конау.
"Пытать, пытать ее, — повторял про себя Скарп, —
а потом сжечь ее, как сжигают ведьм..."
Вернувшись домой, Скарп увидел, что сбежавший
несколько дней назад Федька сидит как ни в чем не бы¬
вало на своем месте в коридоре. Сперва он его выдрал,
после чего вновь начал обучать катехизису.
4
— Овчин дубленых — семь дюжин...
— Какой выделки?
— Отбирал самой наилучшей... Лосьи кожи тоже без
всякого изъяна —три дюжины; зверь взят в петлю... Бе¬
лок — сорок сороков...
— Каким пойдет сортом?
— Первейшим. Охотники аккуратные, ни одной
шкурки не попортили... Льна чесаного... дегтю... воща¬
ных кругов... рыбы мороженой...
Сиделец перечислял привезенный товар, а Осетров
разборчивым почерком заносил все в торговую книгу.
Затем подвел на счетах итог и спрятал книгу в ларец.
Торговые дела были закончены.
Подойдя к дверям, Осетров проверил, крепко ли они
заперты, и глянул в окошко на улицу. После этого купец
866
вплотную подсел к собеседнику, и разговор у них начал¬
ся вполголоса.
—Дорога лесом, с горы на гору, верст сто с десятком
будет, дорога худая... — начал сиделец.
Осетров повторил про себя его слова — так было
легче запоминать.
— У озера — Пюхиярви прозывают — свороток к
Ладоге... Чуть подалее — деревенька малая, хозяйств с
десяток, людишек всего с сотню с ребятишками набе¬
рется... Житье худое и ранее было, а теперь, после недо¬
рода, и вовсе оплошали... Крепостица малая, промеж де¬
ревеньки и берега Ладоги... Вал на каждую сторону,
пятнадцать сажень в длину, полторы — в вышину... По
углам — четыре медные пушечки, свейского изготовле¬
ния, стреляют ядрами и картечью... Гарнизону всего
тридцать человек да два свейский офицера...
Осетров в точности повторил это, и сиделец продол¬
жал:
— В версте от крепостицы — берег Ладоги, там бух¬
та полукруглая, с норда защищена... Летось заходили две
бригантины ихнего адмирала Нумерсова, маневр в бухте
производили, вхолостую из пушек палили... С мыса ост¬
ров Коневец просматривается, в десятке верст от берега
отстоит. Там у Нумерсова закрытая гавань, даже своих
туда лишь с паролем пропускают... Сказывают, что там
три бригантины, три галиота да с десяток мореходных
ботов с пищалями да малыми пушечками... Еще корабли
стоят в Кексгольме...
Так русский купец Илья Осетров знакомился с Инг-
рией и Карелией. Надлежало все пометить на карте, ко¬
торая все время была при нем, а полученные сведения
тщательно зашифровать.
Наконец Осетров сказал "добро" и отпустил сидель¬
ца: человек этот от усталости едва не засыпал. А сам
поднялся, чтобы размять ноги. В сознании его, как на
листе книги, отпечаталось все, что он только что услы¬
шал.
Осетров хотел уже приняться за работу, как в дверь
постучали. Появившийся на пороге слуга сказал:
— Тот мальчонка, что приходил от синдика, явился
снова.
— Занят делом, — ответил купец, — пусть приходит
через несколько дней.
Он готов был снова сесть за стол, как в дверь опять
постучали. На этот раз слуга что-то передал в руки Осет-
рова. Это оказался диргем.
867
28*
— Ладно, — проговорил купец, — веди его сюда.
Он отошел в глубину комнаты, чтобы мальчишка не
сразу его увидел; по тому, как он станет себя вести,
понятно будет, прислал его синдик или он пришел сам.
Федька мялся на пороге, как при первом посещении;
сразу заметив, где стоит русский купец, подошел совсем
близко и, вскинув глаза, быстро сказал:
— Убег я от синдика, вернулся домой на Васильев
остров... А там тятька поджидает, тот, что лоцманом на
реке... Тятька велел к синдику вернуться, да еще пови¬
ниться... Теперь я вот снова у него в услужении...
Мальчишка замолчал, не сводя глаз с русского купца.
Улыбнувшись, Осетров спросил:
— А в том, что пришел ко мне, виниться синдику не
станешь?
— Ни-ни, ему этого знать не положено.
Осетров продолжал улыбаться, и у Федьки появилась
надежда, что на этот раз его не прогонят.
— Синдик тебя про тятьку расспрашивал?
— Еще как расспрашивал!.. Я отнекиваюсь, а он го¬
ворит, что врать очень нехорошо, на том свете за это
заставят лизать языком горячие сковородки...
— А ты все же врал?
Федька пожал плечами.
— Так зачем же тятька послал тебя ко мне? —спро¬
сил Осетров.
Мальчишка пытливо на него посмотрел.
— Откуда ты знаешь, что меня послал тятька?
И, не ожидая ответа, оглянулся, после чего подошел
еще ближе.
— Тятьке надобно с вами повстречаться... Покуда с
вами не повстречается, никуда отсюдова не уйдет... Дело
у него до тебя большое.
— Какое, не сказал?
— Ни-ни...
— Ладно, забирай монетку, она нам еще пригодится.
Спрятав диргем, Федька спросил:
— Что сказать тятьке?
— Память у тебя хорошая?
Мальчишка утвердительно кивнул.
— Тогда запоминай. Во второй день на следующей
седьмице стану возвращаться в город. Под горой, что
проехав Паркаллу, появлюсь, коли ничего не случится,
как начнет смеркаться. Вот это и передай тятьке, осталь¬
ное он поймет сам.
868
Федька слово в слово повторил то, что сказал ему
русский купец; последнему это понравилось.
Мальчишка выглядел отощавшим, видно, плохо ему
жилось на синдиковых харчах.
Осетров спросил:
— Голодуешь?
— Голодую, —искренне ответил Федька.
— Вот возьми, купи поесть. Но чтобы никто не узнал.
Понял?
— Синдик не узнает.
— Ни синдик, ни кто-либо другой.
Осетров положил ему на ладонь немного мелких де¬
нег.
— Куплю сестре поесть, — тихо, словно про себя,
сказал Федька.
— И еще запомни, — сказал Осетров. — Чтобы ту
монетку, что я тебе вернул, тятька показал мне там, у
Паркалловой горы... Без нее я его не признаю. Это тоже
понял?
Лукаво улыбаясь, Федька закивал головой.
— Ну, а про сестру, что в крепости, —добавил Осет¬
ров, — не беспокойся. Еда у нее есть, о сестре твоей
заботятся.
Он не объяснил, кто это делает, в крепости, очевид¬
но, были люди, которые не отличались неподкупностью.
Федька собрался уже уходить, он сделал поклон, как
его учил синдик... Вдруг до него дошел смысл сказанного
русским купцом: о сестре заботятся! И это делал, конеч¬
но, Осетров: никто другой даже не знал, что Ольга на¬
ходится в подземелье... Как его отблагодарить за это?
И опять он собирался поступить так, как учил син¬
дик, — схватить руку русского купца и поцеловать ее.
Осетров едва успел выдернуть руку. Он обнял мальчиш¬
ку за голову, прижав к своей груди.
Так они постояли немного времени молча, после чего
русский купец сказал:
— Теперь ступай, у меня еще есть дело.
Счастливый мальчишка убежал. Осетров подошел к
окошку и увидел, что Федька не вышел на людную ули¬
цу, а скрылся в переулке. "Не так уж много у него было
в жизни хороших дней", — подумал русский купец.
Он задернул окно плотной занавеской и достал кар¬
ту, на которой делал все свои отметки, а затем начал
шифровать полученные сведения. Напрягая память, он
869
просидел весь вечер и часть ночи. Карта у него была уже
почти закончена, не хватало лишь глубин на фарватере
и в бухтах. Сведения эти следовало еще добыть.
5
В расстегнутом мундире и с взлохмаченными воло¬
сами военный комендант ниеншанцкой крепости, под¬
полковник Аполлов, стоял на табурете. Он едва сохранял
равновесие, размахивая правой рукой, в левой у него
была наполненная вином кружка.
Вокруг него по грязному полу ползали стражники из
ниеншанцкого гарнизона, в обязанность которых входи¬
ло оберегать особу военного коменданта во время выез¬
дов за черту города.
Сейчас стражники были заняты совсем иным делом:
такие же пьяные, как их начальник, они послушно вы¬
полняли его команду.
Продолжая размахивать рукой, Аполлов кричал:
— Вперед, назад, ложись!..
Стражники судорожно ползли вперед, быстро разво¬
рачивались, кидались ничком на пол.
Аполлов скомандовал:
— Служи шведскому королю, Карлу Двенадцатому!..
И стражники разом сели, как дрессированные собач¬
ки, раскрыв рты. Военный комендант нагнулся над сто¬
лом, схватил кусок мяса и бросил ближайшему страж¬
нику. Накормив таким образом и всех остальных, он
крикнул:
— Вперед!..
И карусель началась сызнова.
Происходило все это в прокопченной зале трактира
Люции Розенвассер. Хозяйка трактира, вдова шведского
офицера, полная и весьма расторопная женщина, не
сводила глаз с подполковника; она подсчитывала, что
если объединить доходы военного коменданта с тем, что
приносит трактир, в целом получится неплохая сум¬
ма, — поэтому Аполлов ей очень нравился.
Тут же находился и ниеншанцкий синдик, повсюду
сопровождавший Аполлова. Скарп пребывал в угнетен¬
ном состоянии: он получил неутешительные сведения от
Книперкрона, шведского резидента в Москве. Книперк-
рон сообщал, что интересующее синдика лицо — пору¬
чик бомбардирского батальона Преображенского полка
Василий Корчмин, человек весьма близкий к Петру, —
870
руководит, после возвращения из-за границы, возведе¬
нием укреплений в Новгороде и Пскове. Сведения эти
получены от людей, связанных с начальником Корчмина,
одним из царских воевод.
Когда Скарп в конце концов поделился своими огор¬
чениями с Аполловым, военный комендант ему наста¬
вительно сказал:
— Эх ты, господин синдик —дурацкая голова... Вме¬
сто того чтобы выслеживать русского купца, втерся бы
к нему в доверие —ты это умеешь. Купец он толковый
и с большими деньгами. Да и выслеживать вражеских
лазутчиков тебе, господин синдик, никто не поручал...
Мы и без тебя об этом позаботимся, если будет надо...
Теперь Скарп все надежды возлагал на контрабанд¬
ный провоз табака — этим делом он занимался совме¬
стно с бургомистром. Несколько обозов уже благополуч¬
но переправили через московский рубеж, готовили
новый. Беспокоило Скарпа то, что на дорогах начались
нападения; теперь для безопасности обоз должен был
сопровождать отряд рейтар, но распоряжался ими воен¬
ный комендант, посвящать которого в свои дела с бур¬
гомистром синдику не хотелось.
Когда Аполлов угомонился, его унесли в одну из ком¬
нат второго этажа выспаться. В привычное время он
вскочил на ноги, шумно спустился вниз и приказал за¬
прягать: военный комендант должен был вернуться в
крепость к утренней перекличке.
Вместе с ним поднялся и синдик. Возница доложил,
что не может добудиться стражников: спят словно мерт¬
вецы. Аполлов сам попробовал разбудить их, пиная но¬
гами, но и это ни к чему не привело. Пообещав содрать
с них десять шкур, военный комендант решил ехать без
охраны: до города было не так далеко.
Дорога вела мимо полей, покрытых глубоким снегом.
Около города нужно было проехать небольшую рощу,
куда летом горожане ходили гулять. Аполлов и Скарп
клевали носом. Въехав в рощу, возница попридержал ло¬
шадей: ему что-то почудилось: обернувшись, он начал
шептать, что за поворотом их ждет засада.
— Где засада, какая засада? — спросонок забеспо¬
коился Аполлов.
И, не разбирая в чем дело, крикнул:
— Гони лошадей, скотина!..
Возница хлестнул по лошадям, и сани понеслись. В
лесу загремели выстрелы. Напуганные лошади пусти¬
871
лись вскачь и вынесли сани к городской окраине. А сза¬
ди, в лесочке, выскочивший на дорогу поп Кузька гро¬
зился удиравшему Аполлову кулаком.
Лишь оказавшись за крепостной стеной, Аполлов и
Скарп поняли, что остались живыми. Несколько часов
они отсыпались. После этого, усевшись друг против дру¬
га, начали обсуждать, что же такое с ними случилось.
Голова военного коменданта была обмотана мокрым по¬
лотенцем, на столе стоял кувшин с огуречным рассолом
и две кружки.
— Объясни мне, господин синдик, до чего мы дожи¬
ли — под самым городом нападают на проезжих!.. На
кого —на военного коменданта!.. Вот результат бездея¬
тельности нашего дорогого бургомистра...
Тут подполковник покривил душой: охранять поря¬
док было его первейшей обязанностью.
— Что же теперь дальше будет, полагаешь ты, гос¬
подин синдик? — вопрошал Аполлов.
— Особенного ничего, господин военный комен¬
дант, — явятся разбойники прямо в город и вздернут
нас с вами на "Тощей Гертруде", может быть, еще и "на¬
шего дорогого бургомистра" прихватят, если ему не
удастся сбежать, — ответил с мрачной иронией синдик.
Аполлов вспылил:
— Немедленно объявить, что если еще раз кто-либо
посмеет напасть на кого-либо, в русских деревнях будут
перевешаны все мужики!.. Финских переселенцев при¬
пугнуть: с ними поступят точно так же... Из шведских
колонистов образовать отряды, вооружив их копьями...
— Русские мужики озоруют с голоду, — ответил
синдик. — Сколько их не вешай, сытыми не станут;
финские переселенцы скорее помогут русским, госпо¬
дин военный комендант. А шведские колонисты первы¬
ми прибегут спасаться в крепость... Вот если бы финнов
перессорить с русскими...
Вдруг синдик хлопнул себя по лбу. Сделал он это так
неожиданно, что военный комендант испуганно на него
посмотрел.
Скарп пробормотал:
— А если свалить все на ведьму с Хирвисаари?..
Он пододвинулся к Аполлову и начал ему что-то тихо
говорить. Лицо Аполлова постепенно прояснилось.
— Что вы, господин военный комендант, на это ска¬
жете? — спросил Скарп.
Аполлов колебался, но все же ответил:
872
— Забавно, синдик, забавно...
И подумал: "Пожалуй, синдик не такой уже глупый
человек”.
Глава вторая
Прозрение Мартина
1
Доску и шахматные фигуры, вырезанные из слоно¬
вой кости и раскрашенные, привезли Шлиппенбаху из
Голландии. Шахматы стояли на инкрустированном сто¬
лике. Очередь играть белыми была на этот раз за Шлип-
пенбахом; двинув пешку, он посмотрел добрыми глазами
на своего противника. Русский купец сделал ответный
ход — игра началась.
Илья Осетров стал частым гостем военного комен¬
данта Нотебургской крепости. Знакомство возникло еще
в Ниеншанце, в доме бургомистра. Обнаружилось, что
Штернфельд, хороший игрок в шахматы, не может вы¬
играть у своего компаньона. Шлиппенбах вступился за
честь Штернфельда, сел играть с Осетровым и тоже про¬
играл. Помятуя, что дома и стены помогают, Шлиппен¬
бах пригласил русского купца в Нотебург. Но и среди
крепостных стен тоже ничего не получилось: партию за
партией Шлиппенбах проигрывал. Впрочем, это никого
не удивляло: было известно, что "московиты большие
мастера играть в шахматы”. Очевидно Осетров был од¬
ним из таких мастеров.
Теперь не менее раза в неделю военный комендант
посылал в Ниеншанц за своим противником сани. Заку¬
танный в шубу, эскортируемый большим отрядом рей¬
тар, Осетров мчался в Нотебург, обдумывая по дороге
очередную ловушку, в которую поймает Шлиппенбаха.
Вскоре их объединили еще и другие интересы. Не в
пример Аполлову или Конау, Шлиппенбах был челове¬
ком образованным. К тому же он не только имел, но и
высказывал собственные мысли. Вероятно, поэтому его
и отослали в Ингрию, отстоявшую далеко от столицы и
королевского двора.
Шлиппенбаху было за шестьдесят. Кроме шахмат, он
заполнял досуг чтением книг, которыми аккуратно снаб¬
жали иноземные купцы, и собирал старинное оружие,
873
Понимая, что шведам не избежать войны с московитами,
Шлиппенбах изучал русский язык и штудировал воен¬
ные сочинения своего современника, француза Себасть¬
ена Вобана.
Еще одна особенность Шлиппенбаха содействовала
его сближению с русским купцом: прослужив большую
часть жизни Карлу XI, он терпеть не мог его сына,
Карла XII. С Осетровым он был вполне откровенным.
Шлиппенбах говорил, что с большим рвением стал бы
служить такому царю, каким был Петр; если бы русский
царь оказался шведским королем, говорил Шлиппенбах,
шведы вскоре бы господствовали во всей Европе. Он
опасался, что юный король потеряет все, с таким трудом
завоеванное его предшественниками. О Карле XII Шлип¬
пенбах заводил разговор после каждого проигрыша —
он отводил свою душу.
Дорога от Ниеншанца к Нотебургу шла холмами, ми¬
мо деревни Келтуси. Нотебургская крепость стояла на
островке Ореховом, в том месте, где Нева вытекала из
Ладожского озера. Основали ее еще новгородцы в пер¬
вой четверти четырнадцатого столетия. Тот, кто владел
Орешком, был хозяином пути из Ладоги в Котлинское
море. Крепость не раз переходила из рук в руки. В на¬
чале семнадцатого столетия ее обманным путем захва¬
тили шведы, переименовав в Нотебург.
Нотебургская крепость, со стенами в пять саженей
высотой, с десятью башнями, считалась неприступной.
Внутри стояли пушки шведского изготовления с боль¬
шим запасом пороха, ядер и картечи. Через всю кре¬
пость проходил глубокий канал, снабжавший гарнизон
питьевой водой; в подвалах было собрано продоволь¬
ствие, достаточное на долгую осаду.
Неподалеку от кирки, в южной части крепости, сто¬
яло комендантское здание. Выложенная плитами лест¬
ница вела в покои Шлиппенбаха. Осетров поднимался во
второй этаж, где его на пороге встречал хозяин.
Русского купца еще во время первого посещения по¬
разила фигура средневекового рыцаря, поставленная в
нище. Ему казалось, что рыцарь вот-вот зашевелится и
сойдет со своего места. По стенам висело старинное ору¬
жие, в свинцовые переплеты стрельчатых окон были
вставлены разноцветные стекла — комендантское зда¬
ние построили более полувека назад.
За шахматы садились не сразу — сперва хозяин уго¬
щал гостя ужином; Шлиппенбаху было приятно, что рус¬
874
ский купец по достоинству оценивал хорошую еду и ста¬
рые вина.
Во время ужина велись различные разговоры. Упо¬
миналось о тяжелом положении жителей русских дере¬
вень. Причиной Шлиппенбах считал недород — летом
шло много дождей, и на полях все сгнило, — а потом
случилось наводнение.
— А не следует ли предположить, — спрашивал
Осетров, —что причина —непомерное обложение рус¬
ского населения налогами?
— Может быть, и так, —отвечал Шлиппенбах, пере¬
водя разговор на другую тему.
...Игра продолжалась; с каждой стороны было сдела¬
но по десятку ходов. Шлиппенбах слишком рано вывел
на середину доски свою “даму": одна она, без других
фигур, в создавшейся позиции мало стоила. "Если я буду
играть внимательно и дальше, — подумал Осетров, —
Шлиппенбаху придется сдаваться".
Однако сегодня он с трудом сосредотачивал внима¬
ние на игре, его занимали мысли, ничего общего с шах¬
матной игрой не имеющие. Несколько дней назад
русский купец встретился под Паркалловой горой с че¬
ловеком, который предъявил ему диргем. От него Осет¬
ров многое узнал, в том числе и то, откуда у мужиков
оружие. Митрий жаловался, что мужиков нелегко под¬
нять против свеев; пугнуть военного коменданта, огра¬
бить обоз, а затем скрыться в свои деревни, — на это
они шли охотно. Осетров спросил, нет ли у Митрия кар¬
ты дельты Невы. "Моя карта у меня в голове", — отве¬
тил лоцман. Он рассказал, что каждую весну, когда
вверх по реке поднимаются "Нумерсовы корабли", из
Нотебурга вице-адмиралу присылают карту. Митрия
брали лоцманом на адмиральский корабль, и он сам ви¬
дел эту карту; на ней было все обозначено, вплоть до
глубин на фарватере и в бухтах... Что в Ниеншанце карт
не было — ни речных, ни сухопутных, — Осетров уже
установил; искать их следовало в Нотебурге, у Шлиппен-
баха. Военный комендант никому из своих подчиненных
в этом деле не доверял; карты должны были храниться у
него в кабинете, где стоял, видел Осетров, отделанный
железными украшениями дубовый сундук. Ключ от него
Шлиппенбах носил на поясе.
...Наконец Шлиппенбах понял, что и на этот раз он
проиграл. Он щелкнул пальцем по голове своего короля,
отчего тот кувырком полетел через всю доску, —таким
жестом он показывал, что сдается.
875
Больше одной партии в вечер они не играли, осталь¬
ное время отводилось беседе. Русский купец пожаловал¬
ся, что в Ингрии не имеется для торговых людей карт и
это очень затрудняет путешествие по стране. “В каждой
европейской стране, — пояснил он, — изготовлены для
негоциантов хорошие карты, где обозначены не только
дороги, но и постоялые дворы". Шлиппенбах ответил,
что напрасно русский купец так считает, — карты име¬
ются, он их сам составляет: "Другое дело, — сказал
он, —что у господина Осетрова их нет". И не без лукав¬
ства добавил, что составил карты тех местностей Мос¬
ковского государства, которые примыкают к шведской
границе.
О войне, которая могла возникнуть между двумя го¬
сударствами из-за Ингрии, они говорили не раз, и тоже
с полной откровенностью.
— Только война русского царя с турецким султаном
спасает Швецию от необходимости защищать Ингрию
от московитов, — говорил Шлиппенбах.
— Когда понадобится, — отвечал Осетров, — рус¬
ский царь заключит с турками перемирие.
— Это не так легко сделать, — парировал военный
комендант.
— Сумел же царь договориться с европейскими го¬
сударями о союзе против своего северного соседа, —
напомнил Осетров.
Сговор Петра с Августом, Христианом и также с
бранденбургским курфюрстом, направленный против
Швеции, не составлял уже ни для кого тайны.
— Значит, война должна вот-вот начаться? —задум¬
чиво спрашивал Шлиппенбах.
И продолжал улыбаясь:
— Что же тогда сделают с упрямым русским купцом,
который не хочет проиграть военному коменданту хотя
бы одну партию?
— Упрямого русского купца, — в тон отзывался
Осетров, —военный комендант посадит в один из своих
самых страшных казематов.
— Да, да, именно так военный комендант и сдела¬
ет, — подтверждал Шлиппенбах, продолжая улыбаться.
При этом он передвигал фигуру.
— Но, — возражал Осетров, — русский купец про¬
сидит там недолго: явится со своим войском царь Петр
и освободит русского купца.
— Для этого придется взять Нотебург.
876
— А разве это так трудно?
— Это невозможно.
— Отчего же?
— Нотебург неприступен.
— На каждую старуху бывает поруха, — сказал
Осетров, зная, что Шлиппенбах любит русские посло¬
вицы.
— Пугающей корове бог ног не дает, — ответил во¬
енный комендант, как всегда, несколько перепутав.
Шлиппенбах сказал, что если русский купец не воз¬
ражает, он покажет ему имеющуюся у него карту. "Едва
ли она представляет интерес", — как бы мимоходом за¬
метил Осетров. Не говоря ни слова, военный комендант
встал и направился к сундуку; он открыл его ключом,
снятым с пояса.
Осетров следил за каждым движением Шлиппенбаха.
"Сундук в кабинете, и ключ на поясе, — думал он. —
Здесь хранятся самые важные документы, в том числе и
карты. Сундук легко отпереть подобранным ключом, а
может быть, Шлиппенбах позабудет его запереть..."
Военный комендант нагнулся над открытым сунду¬
ком.
"Шлиппенбах безоружен, — продолжал думать Осет¬
ров, — он не успеет даже позвать на помощь. Вот слу¬
чай, какой никогда больше не представится... Но дальше
что? Отсюда не выбраться, и все будет погублено из-за
одного неосторожного поступка..."
Шлиппенбах вернулся к столу. Передвинув канде¬
лябр, он разложил карту и попросил русского купца под¬
сесть поближе.
Осетрову стоило больших усилий сдержаться: перед
ним лежала карта Южной Карелии и восточной части
Ингрии, включавшая и дельту Невы. Были отмечены все
острова, деревни, поля, пожни, дороги —летние и зим¬
ние. Не было лишь указано глубин на фарватере и в бух¬
тах, куда могли бы заходить корабли. Но и эта карта
представляла для Осетрова громадную ценность: та, ко¬
торую он сам составлял, была далеко не такой полной.
— За то, чтобы взглянуть на подобную карту, —ска¬
зал Шлиппенбах, — русский царь Петр “отдал бы поло¬
вину своего царства..."
Он объяснил, с каким трудом приходилось ему за¬
ниматься составлением карт: бургомистр и особенно
Аполлов ему постоянно мешают; Аполлов считает, что
877
шведскому солдату никаких карт не нужно, он и без это¬
го охотно умирает за своего короля.
Осетров глядел на карту с таким безразличием, слов¬
но она его вовсе не интересовала, —Шлиппенбах даже
счел возможным обидеться.
— Я предполагал показать вам, — проговорил он, —
еще одну карту, на ней изображена только река, но не
сделаю теперь этого, вы в таких делах ничего не пони¬
маете — "не для коня кормушка".
Осетров ликовал: вот то самое, что ему больше всего
было нужно. Конечно, "половину царства" за такую кар¬
ту Петр не отдаст, подобного расточительства у него в
заводе не было, а похвалить — похвалит, похвала же
Петра многого стоила.
Военный комендант запирал сундук, а русский купец
думал: "Карта дельты в этом же месте, рядом спальня
Шлиппенбаха, все это во втором этаже комендантского
дома. Внизу часовые, подъемные ворота. Дальше лед, а
летом — вода..."
Когда догорели свечи, Шлиппенбах проводил гостя в
отведенную ему комнату. Она тоже имела узкие окна и
походила на каземат. Осетров оставался ночевать в Но-
тебурге, наутро его отвозили после сытного завтрака в
Ниеншанц, чтобы через несколько дней привезти обрат¬
но.
Проводив русского купца, Шлиппенбах спустился на
крепостной двор. Сопровождаемый офицером, он про¬
верил посты. Шлиппенбах был мягким человеком, но су¬
ровым начальником — за малейшую провинность он
подвергал подчиненных строгому взысканию.
Вернувшись в кабинет, Шлиппенбах вставил в канде¬
лябр новые свечи и взял с полки книгу. Это был сборник
шахматных партий, составленный итальянцем Джоа¬
кино Греко, которого прозвали "великим калабрийцем",
переведенный на французский язык и изданный уже
после смерти автора, в тысяча шестьсот шестьдесят де¬
вятом году.
Военный комендант просидел до утренней переклич¬
ки: как и большинство людей его возраста, он страдал
бессонницей.
А русский купец в это время крепко спал; ему сни¬
лось, что он изучает ту самую карту, которую Шлиппен¬
бах ему так и не показал.
878
2
Вокруг церкви Спасского погоста, стоявшего на про¬
тивоположном берегу Невы, февральские метели наме¬
ли большие сугробы; ели покрылись снежными шап¬
ками. Церковные двери были заперты, и никто в них
давно уже не входил. Но однажды утром появились на
лыжах вооруженные мужики, которыми верховодил поп
Кузька.
Сбив обухом тяжелый замок, навешенный пробстом,
Кузька проник в церковь. В то же время один из му¬
жиков забрался на колокольню. Он потянул за веревку
и ударил в большой колокол. Затем он схватил осталь¬
ные веревки, и заголосили маленькие колокола. Мужик
этот звонарем никогда не был, но дело у него быстро
наладилось: по всем окрестностям понесся колокольный
звон.
Жители Спасского погоста выбегали из домов — му¬
жики без шапок, бабы, накидывая на ходу головные
платки. Крестясь в сторону церкви, они посылали ребят
узнать, не вернулся ли их поп. Вооруженные мужики
отвечали, что поп вернулся и, как перестанут звонить,
начнется церковная служба.
В Ниеншанце вначале на колокольный звон не об¬
ратили внимания, к этому давно уже привыкли. Только
пробст, завтракавший в окружении многочисленного се¬
мейства, переменился в лице: церковь и колокольня бы¬
ли им собственноручно заперты на тяжелые замки.
Накинув на плечи шубу, впопыхах забыв про шапку,
пробст выскочил из дверей дома. На улице колокольный
звон был слышен еще отчетливее.
Пробст поспешил к бургомистру — они вместе запи¬
рали церковь. За ним бежала жена с шапкой в руках.
Бургомистр был уже на улице, с недоумением прислу¬
шиваясь к тому, что происходит на другом берегу реки.
Из домов выбегали горожане, спрашивая, что случи¬
лось: беспорядочный колокольный звон они приняли за
набат. Многие еще помнили, что, когда подходило мос¬
ковское войско, так же звонили во все колокола.
Выскочил из дома и синдик. Он был встревожен
больше всех: ключи от церкви хранились у него в ма¬
гистрате.
Суматоха началась и в ниеншанцкой крепости: часо¬
вой разглядел на противоположном берегу вооруженных
людей. Об этом немедленно было доложено военному
879
коменданту. Но Аполлов, как всегда не разобравшись,
начал кричать на дежурного офицера, грозя посадить его
в каземат. Когда же колокольный звон достиг его ушей,
Аполлов прицепил шпагу и, надев шляпу, выбежал на
крепостной двор.
Поднявшись на стену, он приставил к глазам подзор¬
ную трубу. Он долго пытался что-либо разглядеть, но это
оказалось невозможным: вынесенные из теплого поме¬
щения стекла запотели. Зато простым глазом было хо¬
рошо видно, что к церкви сбегаются люди, а вдоль бере¬
га стоят на страже вооруженные мужики.
В крепость прибежал бургомистр с синдиком и проб¬
стом. Они накинулись на Аполлова: подошло московское
войско, а военный комендант все прозевал, и сейчас он
ничего не предпринимает, чтобы уберечь город от напа¬
дения. Аполлов уже собирался ответить им по-солдат¬
ски, но прибежала жена пробста с шапкой в руках, и он
воздержался.
Аполлов послал за сигнальщиком, которому приказа¬
но было играть тревогу. Солдаты кинулись по своим мес¬
там, бомбардиры —к пушкам, в руках у них задымились
фитили. Дежурный офицер подбежал к Аполлову и отра¬
портовал, что крепость готова к отражению неприятеля.
Услышав, как взвыла труба, горожане испугались
еще больше: они уже считали, что началась война. Люди
бросились собирать свое имущество. Кто имел лошадей,
стал запрягать их; из хлевов выводили скотину. Но ни¬
кто толком не знал, с какой стороны явился враг и куда
нужно от него бежать.
Так же внезапно, как начался, колокольный звон
прекратился. Облачившись в ризу, поп Кузька служил
обедню. Он делал это один за всех — попа, дьячка, пса¬
ломщика, а мужики, столпившиеся у клироса, подпевали
ему. Время от времени Кузька прерывал службу и осве¬
домлялся, не идут ли солдаты; ему отвечали, что солдат
еще не видно, и обедня продолжалась.
В крепости в это время совещались: необходимо бы¬
ло что-то предпринять. Для начала выстрелили вхолос¬
тую из пушки, глядевшей в сторону Невы. Услышав это,
горожане окончательно потеряли головы: если начали
палить пушки, —значит, неприятель подошел к самому
городу. С узлами на плечах горожане кинулись к обоим
мостам, ведущим в крепость. Но комендант не оставил
на этот счет никаких распоряжений, и в ворота их не
пропустили.
880
Паника в городе еще больше усилилась.
Наконец военный комендант приказал одному из
младших офицеров отправиться с отрядом солдат на
противоположный берег — офицер должен был выяс¬
нить, что там происходит, и немедленно обо всем доло¬
жить.
Отряд, построившись, спустился на лед. С ним был и
барабанщик, и под отбиваемую дробь солдаты двинулись
глубоким снегом. Все находившиеся в крепости следили
за ними со стены.
На противоположном берегу в это время началось
движение — из церкви побежали мужики и бабы. Во¬
оруженные люди куда-то скрылись.
Вернувшийся офицер доложил, что никакого непри¬
ятельского войска не обнаружено, — захватили лишь
несколько мужиков и баб, заподозренных в том, что они
проникли в церковь и звонили в колокола. Двери снова
заколотили, и никто туда больше попасть не сможет.
Апполов дал распоряжение бить отбой.
Среди людей, наблюдавших за тем, что происходило
в крепости, был и купец Илья Осетров. Только вчера он
вернулся из объезда русских деревень с большим обо¬
зом товара. Всех удивляло, почему русский купец не
просит у военного коменданта стражников, как это де¬
лают другие негоцианты. Осетров отвечал, что рассчи¬
тывает на свое счастье; то, что оно его не оставляет, все
видят: никто его еще не ограбил.
Придя в крепость, он внимательно ко всему пригля¬
делся. Осетров давно уже знал ее устройство: какие име¬
ются запасы, сколько гарнизона, не говоря уже о нали¬
чии пушек; для этого не понадобилось ни труда, ни
хитрости. Сейчас он находился в крепости во время во¬
енной тревоги, — в восхищение его это не привело.
После того как дали отбой, к русскому купцу подо¬
шел синдик.
— Вот видите, господин Осетров, — сказал он, —
как хорошо наша крепость ограждена от нападения с
той стороны.
"С той стороны" —нужно было понимать, что с сто¬
роны московского рубежа.
— А почему господин синдик предполагает, что не¬
приятель нападет именно с той стороны?
— Откуда же ему напасть? Откуда появится, оттуда
и нападет.
881
— Вам хорошо известно, господин синдик, что воен¬
ное дело мне чуждо. Но, думается мне, на крепость на¬
падают с той стороны, где она слабее всего.
— А где же, считаете вы, эта крепость слабее всего?
— Это уже не мне решать, господин синдик, я напа¬
дать не собираюсь...
В это мгновение по городу разнеслись звуки набат¬
ного колокола, висевшего неподалеку от ‘Тощей Гертру¬
ды”. Горожане, не оправившиеся еще от военной тре¬
воги, кинулись к рыночной площади. Осетров поспешил
за ними.
Люди кричали, что горит дом пробста. По улице, ми¬
мо Осетрова, везли на санках пожарные бочонки, бе¬
жали с баграми и лестницами. У горевшего дома, увидел
Осетров, стоит пробст, окруженный многочисленным
семейством; он так и не надел шапки, с которой бегала
за ним его жена. Из прорубей в Охте и Окервильском
ручье черпали воду и по цепочке передавали к горящему
зданию.
Но ничего не помогало: дом, подожженный с не¬
скольких сторон, спасти было невозможно.
Осетров догадывался, что колокольный звон на левом
берегу реки и поджог дома пробста — дело рук попа
Кузьки. И, хотя Аполлов заверял пробста, что немедлен¬
но переловит всех разбойников, Осетров понимал, что
поп со своими мужиками находится уже далеко и ни¬
когда военному коменданту не разыскать их в лесах,
окружавших город.
Через несколько дней, возвратившись из очередного
посещения Нотебурга, где он продолжал обыгрывать
Шлиппенбаха, Осетров узнал, что пробст распорядился
сжечь православную церковь на левом берегу Невы.
Теперь уже Кузьке негде будет совершать церковную
службу. И после этого, считал пробст, дело обращения
русского населения Ингрии в лютеранскую веру продви¬
нется вперед.
3
Если бы мать ротмистра Конау спросили, каким ее
сын был в детстве, она ответила бы, что тихим мальчи¬
ком, очень добрым и никого не обижавшим; таким же
оставался он, когда превратился в подростка.
Став солдатом, Конау быстро изменился. Добившись
офицерского чина, он прославился своей жестокостью.
882
Воюя в Северной Германии, пленных, если за них нельзя
было получить выкупа, он убивал; раненых, чтобы с ни¬
ми не возиться, приканчивал. В провинции Сконе Конау
самым зверским образом расправлялся с датскими пар¬
тизанами. Раненный в руку, он продолжал командовать
карательным отрядом. Рука, едва залеченная армейским
коновалом, снова разболелась — пришлось ее ампути¬
ровать. Это не сделало Конау добрее. Призванный Кар¬
лом XI расправляться с теми, кто не признавал безраз¬
дельной королевской власти, Конау и здесь, несмотря на
отсутствие руки, вновь показал себя: убивал, грабил, жег
упиравшихся аристократов не менее жестоко, чем не¬
мцев или датских партизан.
Теперь однорукому ротмистру было уже за семьде¬
сят, а жене его на двадцать лет меньше (как большин¬
ство военных, он женился поздно). Конец жизни он
собирался провести в своем поместье, окруженный по¬
честями и покоем. Но судьба распорядилась иначе: по¬
местья больше не было, а единственный сын оказался
безумным; дочь свою он не любил. Все это его еще боль¬
ше ожесточило. Новая должность смотрителя тюрьмы в
Нотебурге пришлась как нельзя кстати: здесь были соб¬
раны преступники со всей Швеции, направляемые коро¬
левским приказом.
Сюда и попала Ольга. Она сперва обрадовалась: Ко¬
нау был раньше хозяином ее брата и мог теперь ей по¬
мочь.
Но Ольга ошиблась: господин Конау, который все
свои надежды возлагал на сына —а сына она околдова¬
ла, — посадил девушку в самый сырой и холодный казе¬
мат на хлеб и воду. Такими мерами он считал возмож¬
ным воздействовать на "ведьму с Хирвисаари".
Когда явился Скарп, они учинили ей допрос. Это ни¬
чего не дало. Ольга отрицала свое умение колдовать; она
утверждала, что не только не погубила сына господина
Конау, но спасла ему жизнь —ухаживала за ним, поила
его и кормила; в том, что Мартин ничего не помнит, она
не виновата —таким подобрала его на берегу.
В один из дней, проведенных в Нотебурге, Илья
Осетров столкнулся на крепостном дворе со Скарпом.
— Вы знаете, что этот прохвост здесь делает? —
спросил его Шлиппенбах, когда они сели за шахматную
доску.
И рассказал про Ольгу; для Осетрова это оказалось
неожиданным: он считал, что девушка находится в Ни¬
еншанце.
883
— Почему же вы, господин полковник, не пресечете
всего этого своей властью? — осведомился русский
купец.
— Почему? Потому что пытки узаконены шведской
юрисдикцией. Я не имею возможности вмешиваться в
подобные дела.
— Ведьмы тоже узаконены?
— Ведьмы? А вам известно, сколько процессов о
ведьмах было проведено в Швеции за последние десять
лет?
И так как Осетрову это не было известно, Шлиппен¬
бах перечислил не менее десятка таких процессов.
— А в чем обвиняют девушку?
— В том, что она наслала на Ингрию недород и вы¬
звала наводнение. А также в том, что околдовала сына
ротмистра Конау. Словом, в том, что она — ведьма.
— Что сам юноша об этом говорит?
— Об этом — ничего: память покинула его. Если же¬
лаете в этом убедиться, можно за ним послать.
Мартин был опрятно одет и все, что ему указывали,
выполнял беспрекословно. Шлиппенбах посадил юношу
за стол, рядом с собой. Мартин разбирался в еде; если
ему хотелось еще, — протягивал тарелку, после чего
благодарил. Он произносил некоторые простые фразы.
Но стоило спросить о том, что с ним раньше было, Мар¬
тин безучастно смотрел на говорившего: прошлого он не
помнил.
Убедившись, что строгим заточением от Ольги ниче¬
го не добиться, Скарп и Конау решили ее пытать. Но
перед этим сделать попытку воздействовать на "ведьму"
при участии Мартина: может быть, увидев свою жертву,
ведьма сжалится и снимет заклятье.
Мартина ввели в небольшое, освещенное свечами
подвальное помещение. Вдоль стен были расставлены
орудия пыток.
Мартин поднял глаза и увидел неподалеку от себя
прикованную цепями девушку.
— Смотри, — воскрикнул однорукий ротмистр, вы¬
ступив вперед, — вот мой сын, которого ты сделала без¬
умным! Еще раз говорю тебе: сними с него заклятье.
Если ты не сделаешь этого, мы тебя будем пытать.
Ольга приподняла голову и вновь увидела того чело¬
века, из-за которого ей приходилось выносить столько
мучений. Мартин тоже смотрел на нее. Он был сильно
поражен: глаза у него заблестели, мускулы на лице на¬
пряглись.
884
Мартин провел пальцем по лбу, отбрасывая свисав¬
шую прядь волос; Конау знал, что сын делал так еще в
детстве, когда силился что-либо вспомнить.
Опустив руку, Мартин виновато улыбнулся. Затем,
схватившись за голову, что есть силы стиснул ее. Конау,
Скарп и прикованная девушка не спускали с него глаз.
Юноша мотнул головой и беспомощно опустил руки.
— Нет, не могу... —выговорил он.
Казалось, он едва стоит, ноги у него подогнутся и
тело упадет на каменные плиты. Конау поддержал его.
Но Мартин высвободился из его рук и шагнул к Ольге.
А затем, отшатнувшись, снова стиснул голову руками и
прошептал:
— Нет, нет, не могу...
Ольга сама сделала попытку к нему приблизиться; це¬
пи звякнули, и, потеряв равновесие, девушка беспомощ¬
но на них повисла.
Испытывая боль, она закричала:
— Мартин, Мартин!..
Юноша встрепенулся и пристально посмотрел на
нее, взгляд его вдруг снова стал осмысленным. Оглядев¬
шись, он увидел однорукого ротмистра.
— Отец! — воскликнул Мартин.
И, обессилев, опустился на каменные плиты.
— Мой мальчик, мой мальчик, — бормотал Конау,
поднимая сына и отводя к стене, где стояла скамейка.
— Да, да, я —твой сын, я —твой сын... — шептал
Мартин, откинувшись к стене.
Вдруг он резко отстранил отца, обернулся к висев¬
шей на цепях девушке и быстро спросил:
— Кто это?
Ни Конау, ни Скарп ничего ему не ответили. Мартин
шагнул к девушке, схватил ее за руки, пытаясь поддер¬
жать.
— Кто ты? — спросил он, вглядываясь в ее лицо.
Она открыла глаза и, преодолевая боль, тихо отве¬
тила:
— Ольга... Я —Ольга...
— Ольга?
— Да... Я тебе уже говорила...
— Ольга?.. Ольга? —спрашивал себя Мартин.
— Ты жил у меня, когда добрался до берега... Пом¬
нишь?
— Когда я добрался до берега?..
— Да, ты упал с борта судна... Судно стояло в бухте,
ты помнишь?
885
— Судно стояло в бухте?... Да, помню...
— Отец звал тебя на праздник...
— Отец звал меня на праздник?.. Да, да, я приплыл
из Стокгольма... И меня ударили...
— Вот видишь, — подтвердила Ольга, — ты теперь
все вспомнил.
Сама она продолжала висеть на цепях. Мартин еще
раз провел пальцем по лбу, отбрасывая прядь волос, по¬
том он прошептал:
— Бухта... Судно... Праздник... Меня ударили... Пом¬
ню, помню!..
Ноги у него снова подогнулись, и, потеряв сознание,
Мартин свалился на пол. Конау и Скарп бережно под¬
няли его и понесли прочь.
Ольга осталась висеть на цепях.
Глава третья
Карта вице-адмирала Нумерса
1
Над широкими воротами трактира Люции Розенвас-
сер висел грубо вырезанный из дерева и густо позоло¬
ченный крендель. Трактир стоял на пути в Выборг, а в
этом городе булочники умели лучше, чем в каком-либо
другом месте, выпекать сдобные крендели.
Смешанный с соломой, грязный снег был утоптан
множеством ног. Дверь трактира, беспрерывно отворяе¬
мая, звонко хлопала: приезжие тщательно отряхивали
прилипшую к ногам грязь и входили в узкую длинную
залу, в одном конце которой был открытый очаг, в дру¬
гом — кухня, где у большой плиты возились пожилые
женщины. По всему дому распространялся чад от про¬
горклого сала, под тяжелыми балками потолка залы ко¬
лебался слоями пар.
Во дворе, у коновязи, стояли сани с впряженными в
них малорослыми лошадками. Сюда съехались финские
переселенцы и шведские колонисты едва не со всей
дельты Невы. Хозяйка сумела к этому хорошо подго¬
товиться, отправив в котлы даже те запасы, которые
собиралась скормить свиньям.
Люди сидели на табуретах, напротив очага, с труб¬
ками, плотно стиснутыми между узкими губами. Трубки
886
приходилось все время вынимать: собравшиеся горячо
обсуждали события последних дней.
Речь шла о “ведьме из Хирвисаари", которая была
русской. Ведьма эта наслала на всю Ингрию недород, а
осенью к тому же вызвала наводнение. Больше всего
пострадали финские поселения в устье реки: вода снесла
дома, хозяйственные постройки и все заготовленное
сено, погибло много скота. Русских ведьма и колдун
Архип предупредили заранее, и они угнали скот на вы¬
сокие места. Ведьму схватили, только неизвестно, созна¬
лась она или нет. Горожане собирались ведьму прикон¬
чить, но ее упрятали в Нотебург, а то бы ведьму побили
камнями и выкинули в болото, проткнув предварительно
осиновым колом. Когда ее везли, понадобился для охра¬
ны большой отряд рейтар. Говорят еще, что она заколдо¬
вала сына однорукого ротмистра, того, чей дом смыло
наводнением. Правда, говорят, что мать юноши уговори¬
ла ведьму снять заклятье, но все равно ее будут судить,
после чего сожгут на рыночной площади Ниеншанца.
Высказывались предложения собраться всем вместе
и идти громить русские деревни — пусть не останется
больше в Ингрии никого, кроме шведов и финнов, чтобы
даже русским духом здесь больше не пахло.
Среди подвод, стоявших во дворе, находились сани,
прибывшие в свое время из Тихвина. Это приехал, в соп¬
ровождении обоза, Илья Осетров.
Купец сидел у очага, прислушиваясь к разговорам,
время от времени он поглядывал на двери. Посетители
трактира никакой враждебности к нему не проявляли,
несмотря на то, что он был русским, — знали: купец
этот хорошо расплачивается за приобретаемые товары.
Наконец Осетров увидел вошедшего в трактир му¬
жика, нижняя часть лица которого была замотана тряп¬
кой, словно у этого человека болели зубы. Осетров улыб¬
нулся: под тряпкой была спрятана борода.
Мужик потолкался немного на пороге, кинул выра¬
зительный взгляд в сторону русского купца, после чего
вышел.
Осетров попросил подать себе поесть. Он просил
всегда самое лучшее, щедро расплачивался, и его обслу¬
живала хозяйка.
Через час после ухода чернобородого Осетров соб¬
рался в дорогу. Хозяйка осведомилась, надежная ли у
него охрана. Осетров ответил, что никого не опасается,
поэтому с охраной не ездит. Хозяйка неодобрительно
покачала головой.
887
Выйдя во двор, Осетров собрал своих людей. Его са¬
ни выехали первыми, за ними двинулись три подводы с
тяжелой кладью.
Трактир остался далеко позади — обоз проехал в
сторону Кексгольма более пяти верст. Внезапно из-за
поворота появился чернобородый мужик, сидел он на
лошади без седла.
Подскакав к обозу, мужик закричал: "Стой, стой,
дальше ехать несподручно!" Обоз разом остановился, и
из леса вышло с десяток вооруженных мужиков; у рус¬
ского купца было всего шестеро возчиков, к тому же
безоружных.
Он не стал звать на помощь, и его люди даже не по¬
пытались оказать сопротивление. Возчики сошли на до¬
рогу, мужики подхватили лошадей под уздцы и свели
подводы с дороги в лес.
Осетров в это время разговаривал с чернобородым.
У них, очевидно, были свои дела. Вдруг из-за поворота
прискакал на лошади еще один мужик; еще издали он
кричал, что со стороны Кексгольма приближается отряд
рейтар. Это не было предусмотрено — рейтары могли
испортить все дело.
Быстро достали веревки и начали связывать как са¬
мого русского купца, так и его возчиков. Затем чернобо¬
родый обрезал постромки саней, вскочил на лошадь
Осетрова и ускакал вслед за уведенным обозом. Связан¬
ные остались на дороге.
Во главе отряда рейтар скакал молодой офицер, хо¬
рошо знавший русского купца. Осадив лошадь, он со¬
скочил на дорогу и бросился развязывать Осетрова, рей¬
тары освобождали возчиков.
Русский купец горячо и долго благодарил спасшего
его офицера: нужно было как можно дольше задержать
рейтар. Наконец офицеру удалось вскочить на лошадь и
во главе отряда двинуться в лес — по горячим следам
уведенного обоза.
Немного спустя в глубине леса зазвучали выстрелы,
после чего оттуда начали возвращаться рейтары. Офи¬
цер и двое солдат были ранены, один —тяжело. Мужи¬
ки заманили отряд в засаду и, если бы офицер не при¬
казал отступить, всех могли бы перестрелять.
Раненых поместили в сани, в которые впрягли одну
из лошадей, на вторую сел Осетров. Возниц рейтары
взяли на крупы своих лошадей.
888
В трактире раненых оставили на попечение хозяйки,
остальные поскакали в Ниеншанц. Когда в трактире
узнали о нападении на русского купца, все поспешили
как можно скорее уехать: а вдруг разбойники явятся и
сюда...
Аполлов пришел в ярость. Сгоряча он едва не отдал
приказание расстрелять офицера, но за последнего всту¬
пился Осетров; он убедил военного коменданта, что офи¬
цер сделал все от него зависевшее.
При встрече со Скарпом Аполлов ему заявил:
— Вот видишь, господин синдик, ты мне все время
нашептывал про русского купца, что на него не напада¬
ют, потому что он заодно с разбойниками... Вот они и
отбили у него обоз. Хорошо, что ехали мои рейтары, а
то не быть бы русскому купцу живым.
Весть об ограблении Осетрова быстро облетела Ни¬
еншанц. Негоцианты наперебой выражали ему соболез¬
нование. В душе они злорадствовали: вот теперь русский
купец убедился, как ездить без охраны. Осетров выска¬
зывал надежду, что военный комендант примет реши¬
тельные меры и схвачены будут не только напавшие на
него разбойники, но и наведут порядок на всех дорогах
Ингрии, а то купцам невозможно будет вести торговлю.
Аполлову пришлось проехать во главе большого отря¬
да по главным дорогам. Никаких разбойников они не
встретили. Узнав об этом, Осетров усмехнулся: кто-кто,
а он-то хорошо знал, что военному коменданту мужиков
не поймать: их заранее оповещали обо всех его выездах.
Знал Осетров и другое: мужики теперь были надолго
обеспечены продовольствием, обоз был собран для них;
в санях лежали мука, сало, мороженая рыба, соль и даже
табак для Митрия. Что касается оружия и припасов к
нему — этого у мужиков еще раньше имелось вдоволь.
2
В канделябрах горели свечи, свет от них поблескивал
на старинном оружии, висевшем в простенках стрельча¬
тых окон, и на латах стоявшего в нише рыцаря.
Осетров на этот раз играл хуже обычного. Он не
только сам не наступал, но и защищался недостаточно
точно. Шлиппенбах уже начал предвкушать победу —
первую за долгий срок постоянных поражений.
Вместе с ними в кабинете находился еще один чело¬
век — Мартин. После того как к нему вернулась память,
889
Мартин остался с отцом в Нотебурге, Шлиппенбах при¬
близил к себе молодого студента (он приходился ему
родственником со стороны покойной жены).
Теперь Мартин был здоров, но не сразу пришел в
себя после пережитого.
Больше всего его мучило то, что девушка, которая
спасла ему жизнь, находится в заточении и он ничем не
может ей помочь.
Шлиппенбах и Осетров всячески старались развлечь
Мартина, втроем они часто вступали в долгие споры.
Шлиппенбах высказывал более чем зрелые для своего
времени мысли: у многих европейских стран, говорил
он, появились заморские земли, за счет которых они
обогащаются, у Швеции таких земель нет. Зато на вос¬
ток от нее лежит огромная страна, в которой имеется
много хлеба, мяса, сала, льна и где живут люди, которых
нетрудно поработить. Завоевав эту страну, Карл может
освободить себе на востоке руки и пройтись победным
маршем по всей Европе. Только едва ли король окажется
на это способным.
Осетров соглашался, что страна его обширна и бога¬
та, но она совсем не такая слабая, как предполагает гос¬
подин полковник, — у этой страны молодой и энергич¬
ный царь, способный вывести свое государство на одно
из самых первых мест в Европе. Ну, а если ему станут
мешать, он постоит за себя.
— Отвоюет Ингрию? — ехидно спрашивал Шлип¬
пенбах.
— Ижорскую землю, искони принадлежавшую рус¬
ским, которую вам угодно было переименовать, госпо¬
дин полковник.
— “Покажут, где раки зимуют"?
Эту поговорку Шлиппенбах почему-то не перевирал.
— Да, заберут то, что им раньше принадлежало.
— Ну, 1 'это еще бабусенька на хвосте плясала", —
заявлял Шлиппенбах.
И они посмеивались, как люди, которые отлично по¬
нимают друг друга, не нуждаясь в каких-либо недомолв¬
ках.
Русский купец и военный комендант сидели за шах¬
матной доской, а Мартин рассматривал редкие книги,
хранившиеся у Шлиппенбаха в сундуке с ценными доку¬
ментами.
Мартин держал в руках сочинение немца Адама
Олеария, участника шлезвиг-голынтинского посольства,
890
“Путешествие в Московию и через Московию в Персию
и обратно", изданное несколько десятков лет назад. По¬
сольство побывало в Ниеншанце и Нотебурге. В книге
было приведено описание обеих крепостей и даже план
последней из них. Мартин обратил внимание, что уже во
времена Олеария имелся канал, пересекавший крепость.
Осетров и Шлиппенбах продолжали игру. Положе¬
ние русского купца становилось критическим, он все ча¬
ще и чаще задумывался. Вместе с тем он часто прислу¬
шивался, словно спасение должно было прийти к нему
извне, откуда-то из-за стен крепости.
Внезапно в дверь постучали, и Мартин впустил де¬
журного офицера. Тот доложил, что на южном берегу
реки, где находилось поселение шведских колонистов и
где стоял летний дом военного коменданта, появились
“вооруженные разбойники". Отдав необходимые распо¬
ряжения, Шлиппенбах продолжал игру. Через несколько
минут офицер вернулся: сообщили с северного берега,
что “разбойники появились и там".
Шлиппенбах поднялся; очевидно, требовалось его
вмешательство. Вошел еще один офицер.
— Русские разбойники настолько обнаглели, что по¬
дожгли один из домов шведских колонистов, —отрапор¬
товал он.
Военный комендант начал одеваться, Мартин спро¬
сил:
— Разрешите, господин полковник, сопровождать вас?
— А кто останется развлекать нашего гостя? —
спросил улыбаясь Шлиппенбах. — Впрочем, господину
Осетрову придется "сломать голову" над тем положе¬
нием, в какое он попадет после моего следующего хода.
В шубе, при оружии и в меховых перчатках Шлип¬
пенбах подошел к шахматной доске. Ход был у него уже
обдуман. Передвинув фигуру, он добрыми глазами пос¬
мотрел на Осетрова. Шлиппенбах считал, что теперь
русскому купцу не остается ничего другого, как сдавать
партию.
Проходя мимо сундука, он не запер его на ключ, что
сразу же отметил внимательно следивший за ним Осет¬
ров.
— Может быть, господин полковник, и мне будет до¬
зволено сопровождать вас? —обратился он к Шлиппен¬
баху, зная, что тот ему откажет.
— Мне не дано права, — уклончиво ответил воен¬
ный комендант, — подвергать жизнь русского купца
891
опасности. Ему лучше всего остаться здесь, за толстыми
крепостными стенами. К тому же ему необходимо очень
тщательно обдумать ответный ход.
И, заранее торжествуя первую победу — Шлиппен¬
бах считал уже партию выигранной, — он вышел в со¬
провождении Мартина и офицеров из кабинета. Осет¬
ров остался один обдумывать ответный ход; он отлично
понимал, что военный комендант не хочет, чтобы посто¬
ронний человек находился на крепостном дворе во вре¬
мя боевой тревоги.
Шлиппенбах поднялся на одну из башен. Стояла мо¬
розная ночь с ярко игравшими на темном небе звездами.
Сквозь зубцы было видно, как на одном из берегов по¬
лыхает подожженное здание. Военный комендант напра¬
вил туда по льду солдат, и вскоре донеслись мушкетные
выстрелы.
* * *
Шлиппенбах отсутствовал более трех часов. За этот
промежуток времени Осетров мог спокойно обдумать
как ответный ход, так и продолжение всей партии. То,
что происходило сейчас на обеих берегах реки, его как
будто совершенно не интересовало.
Шлиппенбах вернулся в сопровождении Мартина и
офицеров. Скинув тяжелую шубу, шляпу и перчатки, он
приказал принести бутылку вина и несколько бокалов.
Военный комендант наполнил бокалы, предложил офи¬
церам вместе с ним выпить. Провозгласив тост за коро¬
ля, офицеры выкрикнули традиционное “скол" и осуши¬
ли бокалы, после чего попросили разрешения удалиться.
Пройдясь по кабинету, Шлиппенбах остановился у
шахматной доски. На вопросительный взгляд Осетрова
он ответил, что наглость разбойников действительно
дошла до предела, —сожжен дом шведских колонистов.
Разбойников, конечно, отогнали, но преследовать их в
темноте невозможно: легко попасть в засаду; утром рей¬
тары обследуют ближайшие окрестности и, если разбой¬
ники еще здесь, их схватят.
Осетров знал, что никаких разбойников в ближай¬
ших окрестностях уже нет: сделав свое дело, выманив
Шлиппенбаха из его кабинета, Митрий со своими му¬
жиками находился далеко от Нотебурга.
— Забудем все эти огорчения, — проговорил Шлип¬
пенбах. — Посмотрим лучше, что нас здесь ожидает...
893
Ответного хода Осетров не сделал — щелчком он
сбил с доски своего короля. Шлиппенбах торжествовал.
Он распорядился сменить свечи, подложить еще дров
в камин и принести вина. Все это располагало к задушев¬
ной беседе. Шлиппенбах, как это с ним нередко случа¬
лось, обрушился на людей, управлявших Ингрией.
Корысть, стремление как можно больше обогатиться,
отсутствие самой простой порядочности — вот что ру¬
ководило поступками этих людей. Наконец — ханжест¬
во. Русскую девушку, которая спасла Мартина, обвини¬
ли в колдовстве и собираются судить, как ведьму.
Инквизиция, воскрешенная в начале восемнадцатого
столетия... И где? В стране, которая претендует на то,
чтобы стать одной из самых просвещенных в Европе.
Мартин восторженно слушал Шлиппенбаха; он и сам
рассуждал точно так же.
— Впрочем, если бы не вера в чудеса и разная чер¬
товщина, — не без иронии продолжал Шлиппенбах, —
мне нелегко было бы управлять в Нотебурге.
Осетров пожелал узнать, как нужно понимать его слова.
— Вы знаете, у меня здесь стоит рыцарь, — начал
объяснять Шлиппенбах» —это неспроста. На нем латы,
изготовленные несколько столетий назад; их носил один
из шведских военачальников, когда пришел в устье
Невы под предводительством ярла Биргера. Вам должно
быть известно, что этот поход благословил папа рим¬
ский, поэтому рыцари Биргера называли себя кресто¬
носцами. Молодой новгородский князь Александр раз¬
бил Биргера, и шведам пришлось тогда уйти с берегов
Невы. Но об этом походе сохранилась легенда: не все
рыцари покинули эту страну, один из них остался на¬
всегда в Ингрии, он продолжает оставаться невидимым
и в настоящее время. Когда в начале прошлого столетия
шведы овладели Орешком, переименовав его в Ноте-
бург, рыцарь этот пришел сюда и поселился в крепости.
Не раз его замечали на стенах и башнях, видели его
даже на крепостном дворе. Рыцаря этого зовут здесь
“крестоносцем", и он охраняет крепость от вражеского
нападения. Вспомните, сорок лет назад московитам при¬
шлось уйти от стен Нотебурга. Считается, что пока
“крестоносец" здесь остается, крепости не страшна
никакая осада. И вот скоро будет сто лет, как шведы
владеют Нотебургом. Молодые солдаты, прибывая сюда,
первым делом спрашивают про "крестоносца", и тогда я
показываю им этого рыцаря. Если бы кто-нибудь надел
эти латы и попробовал пройти по двору, все упали бы
894
перед ним на колени. Мне докладывали, что новобранцы
“видели” этого крестоносца. Такова сила воображения.
— Для этого необходимо быть очень суеверным, —
заметил русский купец.
— Каждый швед очень суеверен, иначе он не
швед, — ответил Шлиппенбах.
— А вы сами, господин полковник?
— Не забывайте, я родился в Курляндии, господин
Осетров.
Подойдя к рыцарю, русский купец внимательно
осмотрел латы; Шлиппенбах объяснил ему назначение
каждой части рыцарского вооружения.
— Большая тяжесть, — сказал Осетров. — Как они
могли во всем этом сражаться?
— Попробуйте на себя надеть, и вы убедитесь, ка¬
кими могучими были наши предки.
Осетров начал облачаться, и вскоре перед Шлиппен-
бахом и Мартином предстал живой рыцарь, опиравший¬
ся руками на тяжелый меч.
— Попробуйте пройтись, —предложил Шлиппенбах.
Осетров выполнил это с большим трудом.
— Взмахните мечом.
Это оказалось еще труднее.
— Если вы сошли бы сейчас на крепостной двор, вас
приняли бы за “крестоносца", —смеясь заметил Шлип¬
пенбах.
— И это была бы ваша вина, — ответил русский ку¬
пец из-под шлема.
Снимая латы, он добавил:
— Я счастлив, что живу в другое время. Теперь, для
того чтобы воевать, необходима не только сила, но и ум.
Во втором часу они разошлись. Каждый из них спал
неспокойно: Шлиппенбах обдумывал, как бы ему поско¬
рее очистить Ингрию от разбойников; Мартину, едва он
смыкал глаза, представлялась прикованная к стене
Ольга; что касается Осетрова, в его сознании сгрудились
цифры, которые он с громадным напряжением памяти
запомнил, глядя на карту дельты Невы во время трехча¬
сового отсутствия военного коменданта.
3
— Господин сержант, я прибыл по делу, касающему¬
ся Ильи Осетрова.
Эти слова произнес человек, только что прискакав¬
ший в небольшую ижорскую деревеньку Кабону, стояв-
895
шую на низком берегу Ладожского озера, в устье одной
из речек.
Сержанту Преображенского полка, Михаилу Ще-
потьеву, он предъявил бумагу на имя Василия Корчмина,
поручика бомбардирской роты. В ней было прописано,
что Василию Корчмину "надлежит оказывать полное до¬
верие и способствовать во всех его начинаниях, касае-
мых до тихвинского купца Ильи Осетрова".
— Господин поручик,—ответил, хитро улыбнув¬
шись, Щепотьев, —доподлинно мне известно, что Илья
Осетров пребывает в Канцах, в доме немецкого купца
Штернфельда. Не раз Осетров ездил по Ижорской земле
и Карелии. Посещает Орешек, находясь в гостях у
Шлиппенбаха. Едва откроется навигация, Осетров по¬
плывет в Стекольну. Илья Осетров купец дельный. —
Тут Щепотьев снова хитро взглянул на человека, назвав¬
шегося Корчминым. — Пожелаем, чтобы и эта негоция
принесла ему большую прибыль.
— Необходимость поспешно прибыть к вам, госпо¬
дин сержант, — заявил Корчмин, опускаясь на скамей¬
ку, — вызвана особыми обстоятельствами. Государем
доверено мне строительство оборонных валов в Новго¬
родской и Псковской землях. Для чего сие необходимо,
вам, господин сержант, известно лучше меня. В послед¬
нее время обнаружилось, что за мною следят. Это, вер¬
но, соглядатаи Книперкрона, свейского резидента, пре¬
бывающего в Москве. Господин Книперкрон, как вам
небезызвестно, имеет все основания интересоваться
персоной Корчмина, — тут он сам не менее хитро по¬
смотрел на Щепотьева. — Поэтому мне было приказано
отправиться к вам, господин сержант.
— А соглядатаи за вами не последовали?
— Рассчитываю, что нет. Я постарался отбыть неза¬
меченным.
— Это мы вскоре установим: в нашей деревне каж¬
дый новый человек на примете.
Сведения, сообщенные тем, кто называл себя Корч¬
миным, Щепотьева обеспокоили. Очевидно, Книперкрон
о чем-то догадывается и старается установить, кто в дей¬
ствительности Илья Осетров. Государь велел остерегать¬
ся этого пронырливого шведа. Если Осетрова в Ниен-
шанце разоблачат, царь за это не похвалит... А тут, как
назло, давно не поступало сообщений от Осетрова.
В избу явился солдат, доложив, что господина сер¬
жанта спрашивает какой-то человек, только что прибыв¬
896
ший в Кабону; имени своего не называет, говорит, что
по важному делу.
Щепотьев и Корчмин переглянулись. Поправив затк¬
нутый за пояс пистолет — проживая на границе, он с
оружием не расставался, — Щепотьев приказал впус¬
тить незнакомца. А Корчмина попросил отойти в тень.
В избу вошел высокий и сухой, в меховой шляпе и
теплом плаще, несколько сутулый человек. Остановив¬
шись перед Щепотьевым, он проговорил по-русски, но с
сильным акцентом:
— Арчибалд Гулд. По поручению маркиза Кармарте¬
на прибыл к господину сержанту, имея весьма важное
поручение...
Говоря это, он успел взглянуть в сторону Корчмина.
Ознакомившись с документами, предъявленными
англичанином, Щепотьев увидел на одном из них помет¬
ку, сделанную рукой Петра: “Оказывать наиважнейшее
содействие”.
Щепотьеву было известно, что агенты маркиза Кар¬
мартена следили за тем, чтобы никто не провозил в Мос¬
ковское государство контрабандного табака. Одним из
них и являлся Арчибалд Гулд.
— Чем могу служить, господин Гулд? — спросил
Щепотьев, возвращая документы.
— Я должен сообщить ряд интересующих вас све¬
дений... Только мне неизвестно, кто такой человек, при¬
сутствующий при нашем разговоре.
— Этого человека можете не опасаться. Перед вами
поручик Преображенского полка, Василий Корчмин.
— Василий Корчмин? —спросил англичанин.
Как он ни умел владеть собой, в голосе его про¬
скользнула нотка удивления.
— Именно Василий Корчмин, — подтвердил Щепотьев.
У него возникло к этому человеку недоверие.
— Может быть, господин Гулд имеет по сему поводу
какие-либо сомнения? —спросил он.
— О, нет, нет! Разве могут быть сомнения? Это было
бы оскорбительным в отношении вас, господин сержант.
— Вы хотели сообщить какие-то сведения, господин
Гулд? — спросил Щепотьев.
Англичанин рассказал, что в нарушение монополии
маркиза “ниеншанцкие прохвосты” переправляют через
границу обозы с табаком. Его уведомили, что именно се¬
годня ночью через речку Лаву собираются переправить
897
29-770
еще один обоз. А так как он не сомневается, что тамо¬
женные стражники подкуплены —так всегда бывает, —
он и обращается к господину сержанту за помощью.
Об этом Щепотьев уже знал. Заставного голову под¬
купили, он сам сообщил ему об этом. Поэтому сержант
и собирался встретить обоз.
— Ваше прибытие, господин Гулд, весьма кстати, —
сказал он. —Мы с господином поручиком скоро отправ¬
ляемся к свейскому рубежу. Надеемся, что нам удастся
захватить ваших и наших недругов. Если вы согласитесь
сопровождать нас, прошу быть готовым: отправимся
верхами. Вылазка будет не очень продолжительной и
вполне безопасной: мы отправляемся в сопровождении
отряда преображенцев, а это смелые ребята.
Англичанин тотчас согласился. Но прежде чем он
ушел, Щепотьев спросил:
— Позвольте узнать, господин Гулд, не встречали ли
вы в Ниеншанце русского негоцианта из города Тихви¬
на, по имени Осетров, Илья Осетров?
— Как же, как же, это очень обязательный человек,
господин Осетров, — он не без любопытства взглянул
на Корчмина. —Господин Осетров пользуется в Ниен¬
шанце всеобщим уважением и, насколько могу судить,
преуспевает в своих делах. Но это было больше месяца
назад, — он встревоженно посмотрел на Корчмина и
Щепотьева. —Вас, вероятно, интересуют более поздние
сведения?
— Да, —ответил Щепотьев. —О том, что было ме¬
сяц назад, мы уже знаем. Так прошу вас быть готовым
отправиться в дорогу.
4
В ту же ночь со свейской стороны двигался к москов¬
скому рубежу обоз. В легкие сани были впряжены мес¬
тные лошадки, привычные к любым дорогам; в каждых
санях лежала надежно упакованная кладь.
Впереди ехали рейтары, отпущенные военным ко¬
мендантом Ниеншанца: участились нападения русских
мужиков; поэтому Скарпу пришлось вовлечь в дело и
Аполлова, посулив ему часть прибыли.
Аполлов не мог посылать рейтар к самой границе без
уведомления об этом Шлиппенбаха. Отряд сопровождал
обоз лишь часть пути, до места, несколько отстоящего от
речки Лавы.
898
Скарп считал, что дальше будет уже безопасно, — не
станут же мужики подкарауливать у самой границы. Он
с детства хорошо знал этот лес, ему было известно, где
и как можно пройти, оставшись незамеченным. К тому
же, подкупив заставного голову, Скарп не сомневался,
что этой темной морозной ночью все сойдет благополуч¬
но; он сам верхом на лошади сопровождал обоз.
Пограничная речка Лава текла по ровной лесистой
равнине. В нескольких верстах от Ладожского озера она
прерывала гряду известняка, образуя глубокое ущелье.
Место это было диким, летом над ним летали хищные
птицы, следя за рыбой, которая поднималась по порогам
к своим нерестилищам, да медведи карабкались по об¬
рывистому берегу, собирая малину. Перебраться через
ущелье считалось невозможным, и здесь ни с той ни с
другой стороны не появлялись стражники.
Именно в этом месте Скарп наметил переправу. План
сводился к следующему: спуститься у самого ущелья к
речке — она была неглубокой, с быстрым течением, по¬
этому всю зиму не замерзала, — пройти по наледи лево¬
го берега до середины ущелья и в пороге, где вода была
лошадям по бабки, перебраться на правый берег; здесь,
снова по наледи, дойти до нижнего выхода из ущелья и
подняться по отлогому берегу к лесу. А далее, к утру,
выбраться на тихвинскую дорогу и, как ни в чем не бы¬
вало, продолжать путь: у возчиков имелись поддельные
грамоты, и никто их задерживать не станет.
Доехав до обусловленного места, офицер пожелал
Скарпу удачи и повернул со своим отрядом обратно.
Суеверный синдик долго чертыхался и плевал ему вслед.
Сам он на своей лошади остался в хвосте обоза, и все
двинулись дальше.
Пробираться заснеженным лесом стало еще труднее:
до этого впереди ехали рейтары, уминавшие неровности
копытами лошадей. Теперь это делать пришлось первым
саням, которые все время сменяли; люди, сопрово¬
ждавшие обоз, сами толкали сани, помогая лошадям.
До речки оставалось недалеко; еще немного усилий,
и можно будет спускаться к воде. Выбранное синдиком
место в хвосте обоза его спасло. У первых подвод вдруг
закричали: “Московиты, московитыI" Раздалось не¬
сколько выстрелов, и кто-то зычно скомандовал: “Сда¬
вайся! " В ночном полумраке Скарп различил такое ко¬
личество мужиков, что о сопротивлении не могло быть
речи. Вся надежда оставалась теперь на помощь военно¬
го отряда.
899
29*
Скарп сунул обратно вытащенный пистолет и, вос¬
пользовавшись суматохой, погнал лошадь назад. "Вер¬
нуть рейтар, вернуть рейтар, — мелькало у него в голо¬
ве. — Рейтары отобьют у мужиков обоз, это им ничего
не будет стоить!.."
Гоня лошадь, он мчался по проложенной дороге,
силясь догнать отряд. Но офицер, намереваясь скорее
вернуться домой, тоже не ехал шагом. Наконец Скарп
увидел рейтар и, желая обратить на себя внимание, вы¬
стрелил в воздух. Отряд развернулся, приготовившись к
нападению.
Увидев одного Скарпа, офицер мысленно обругал
его. Повернуть рейтар к границе и там дать мужикам
бой офицер категорически отказался: он и так превысил
свои возможности, проводив обоз едва не до самой
границы. Если об этом узнает Шлиппенбах, ему не поз¬
доровится; а начни он воевать вблизи границы, его за это
отдадут под суд. И он приказал ехать дальше.
Полный отчаяния, Скарп был вынужден скакать за
отрядом. "Рок преследует меня, еще одно предприятие
пошло прахом", — говорил он себе. Скарп опасался, что
теперь не только военный комендант, но и бургомистр
станет подозревать его в обмане. А видит бог, он перед
ними ни в чем не виноват!.. Может быть, все это будет
стоить ему должности синдика. Скарпа бесило еще и то,
что ему не на ком было сорвать свою злость.
5
Напав на обоз, мужики заставили возчиков — это
были финны-переселенцы — поднять руки. К каждой
подводе подошло двое вооруженных мужиков, и обоз
тронулся дальше. Возчики так и остались с поднятыми
руками. Когда последние подводы скрылись, они опусти¬
ли руки и начали шумно обмениваться впечатлениями.
Им ничего больше не оставалось, как отправиться назад,
тем более, что обратная дорога была хорошо утоптана.
Мужики повели обоз к границе. Переправляться они
стали там же, где это наметил Скарп. С трудом свели
подводы на наледь левого берега, где, не давая им ска¬
титься в воду, провели до середины ущелья, вдоль неза¬
мерзшего потока. По мелкому месту перешли на правый
берег и двинулись к выходу из ущелья; там, по пологому
берегу, поднялись к лесу.
Щепотьев, вместе с Корчминым и Гулдом, наблюдал
за переправой, оценив по достоинству это нелегкое дело.
900
Щепотьеву не было известно, что произошло на проти¬
воположном берегу, и он предполагал, что обоз ведут
шведские возчики. А Гулд даже рассчитывал увидеть
Скарпа — ему очень хотелось поймать этого "самого
большого прохвоста".
Когда обоз поднялся на берег, сержант приказал за¬
хватить его.
Теперь сдаваться пришлось Митрию и его мужикам.
Нападение на них было совершено так внезапно, с такой
ловкостью, что и на этот раз никто не успел оказать со¬
противления. Да и делать этого не следовало. Кто-то из
мужиков крикнул: "Свои, свои" —но, получив по зубам,
сразу смолк.
От мужиков отобрали оружие, связали им руки и
погнали впереди обоза —протаптывать лошадям дорогу.
Митрий успел предупредить, чтобы выполняли распоря¬
жения сержанта: все образуется, их отпустят и еще спа¬
сибо скажут за добычу, отбитую у свеев.
В деревне мужиков загнали, не развязывая рук, в
пустой амбар, приставив охрану. Щепотьев вернулся с
Корчминым в избу. Тут ему доложили, что один из за¬
хваченных — похоже на то, что их вожак, — просится
к сержанту.
Щепотьев переглянулся с Корчминым и велел при¬
вести мужика, только не развязывая ему рук. Ввели ко¬
ренастого человека, с черной бородой, со шрамом на
лбу, выглядевшего настоящим разбойником. Щепотьев
поднял свечу, оглядел его и неодобрительно покачал го¬
ловой.
— Что, переметнулся к свеям, —сказал он брезгли¬
во, — за сколько сребреников продался?
Мужик и глазом не моргнул.
Поставив свечу на стол, Щепотьев предложил Корч-
мину сесть.
— Сейчас допрос с него снимем, — проговорил
он, —а там, дай бог, и вздернем его на суку по заслугам.
Мужик пропустил угрозу мимо ушей.
— Как зовут?
— Митрием, господин сержант.
— Переправился со свейской стороны?
— Со свейской, господин сержант.
— Что тебе у нас понадобилось?
Митрий помолчал и, хитро прищурившись, ответил:
— А вот привел к тебе, господин сержант, свейский
обоз, что мужики мои отбили по ту сторону рубежа. В
обозе десять подвод с дьявольским зельем.
901
— Десять подвод, говоришь? А кто их снарядил?
— Кто? Известно кто: синдик вместе с бургомист¬
ром, — ответил Митрий, —да еще военного коменданта
в это дела ввязали, чтобы тот рейтар дал в провожатые,
только те до рубежа не дошли: побоялись, видно, с тобой
повстречаться.
— Как это ты с мужиками очутился в таком глухом
месте? Знал про обоз, что ли? —задал вопрос Щепоть¬
ев.
— Нам, коли не знать всего, то житья не будет, гос¬
подин сержант; сам понимаешь, какое сладкое житье
мужику под свеями.
Тут только Щепотьев догадался отдать распоряже¬
ние, чтобы Митрию развязали руки.
Расправив плечи, тот хитро подмигнул и сказал:
— С морозу, господин сержант, и согреться не меша¬
ло бы.
Принесли кружку вина. Митрий церемонно пере¬
крестился на иконы, висевшие в углу, и осушил кружку
одним духом.
Обтерев усы, Митрий пристально посмотрел на Ще¬
потьева.
— Есть к тебе, господин сержант, большое дело...
При господине поручике говорить можно?
Щепотьев утвердительно кивнул. Ухмыльнувшись,
Митрий проговорил:
— Купец Илья Осетров тебе поклон шлет из Кан-
цев...
Щепотьев и Корчмин переглянулись.
— А поскольку ты и есть сержант Щепотьев, тебе
посылка от Ильи Осетрова.
Митрий вытащил из-под тулупа объемистую связку
бумаг и положил на стол. Пододвинув свечку, Щепотьев
начал их разглядывать. Сперва это были тетрадки, запол¬
ненные мелкими цифрами. Он отложил их в сторону,
понимая, что не один день пройдет, пока все это не
расшифруют; затем он развернул толстый лист, сложен¬
ный несколько раз.
Перед ним лежала карта части Ижорской земли и Ка¬
релии, примыкавших к дельте Невы. На карте было ука¬
зано все, что имелось на суше, а также и глубины на
фарватерах и в бухтах.
Корчмин, разглядывавший карту вместе с Щепотье-
вым, одобрительно проговорил:
902
— Это хорошая работа. Господин Осетров, — при
этом он многозначительно взглянул на сержанта, — вы¬
сокообразованный человек. Жалею, что с ним незнаком.
Собрав принесенные бумаги, Щепотьев спросил
Митрия:
— А сам ты каким промыслом занимаешься?
— Лоцман я, вожу корабли свеям от устья к Канцам,
а коли понадобится, от Котлина и до Ладоги. Меня брал
на корабли сам ихний адмирал Нумерсов... Ну, а зимой
охотничьим промыслом пробавляюсь. Да только при¬
шлось ноне вовсе из леса уйти: мы тут с мужиками свей-
ское судно, что везло оружие в Канцы, прихватили...
Ихний военный комендант по нашим следам рыщет, вот
и приходится хорониться. Еще купец Осетров помогает:
съестного подбрасывает да передает, когда комендант
отправляется нас ловить... Сын у меня, Федькой зовут, в
Канцах у синдика служит, так через него и передает...
Проведали, что господин синдик хочет дьявольское
зелье через рубеж перевезти, вот мы ему и подсобили...
Помолчав, Митрий спросил:
— Что велено будет купцу Осетрову передать? Мо¬
жет, какую грамоту?
— Нет, грамоты не будет, — ответил Щепотьев. —
На словах расскажешь, как все случилось. И спросишь,
какую подмогу ему надобно. Понял?
— Все понял, господин сержант. Только просьба у
меня к тебе: прикажи мужиков развязать да из амбара
выпустить.
— А они без тебя не разбегутся?
— Ни-ни, станут дожидаться.
Щепотьев распорядился, затем сказал Митрию:
— Половина отбитого тобой табака, согласно догово¬
ру, заключенному с царем, принадлежит английскому
маркизу... Так что ты уж не посетуй на меня.
— А вторая половина, господин сержант, кому пой¬
дет?
— Государю, —ответил Щепотьев.
— И на том спасибо, — проговорил Митрий.
Прежде чем уйти, он задал еще один вопрос:
— Долго ли, господин сержант, русским мужикам
под свейским игом маяться, скоро ли придет царь со
своим войском?
Щепотьев знал, что подготавливается война, но нач¬
нется она через месяц или в следующем году, сказать не
мог. И обнадеживать Митрия не хотел.
903
— Царь собирается освободить Ижорскую землю, —
ответил он. — Когда же явится русское войско, — ведо¬
мо только царю. Понимаешь меня, Митрий?
— Как не понять, господин сержант. И на этом тоже
спасибо. А вот еще хочу тебя спросить, — продолжал
Митрий. —Говорят, что царь Петр мужиков любит, вер¬
но ли то?
Подумав, Щепотьев ответил:
— Кто государю в его деле помощник, того он и жа¬
лует. А еЖели кто против него, царь не посмотрит, боя¬
рин то или мужик, — все равно казнит. Понятно тебе?
— Как не понятно, господин сержант. Все понятно.
А теперь отпусти меня, мужики небось заждались. Нам
еще за рубеж перебираться надобно.
— Как тебя впредь разыскать?
— Жилье мое по разным местам. Есть у меня сын
Федька, говорил тебе. Вот как понадобишься ты купцу
Осетрову, его, мальчишку, и пришлю. А чтобы ты его не
прогнал, он тебе вот это покажет.
И Митрий вытащил из-за пазухи диргем. Прощаясь с
Митрием, Щепотьев сказал:
— Коли вам под свеями вовсе жизни не станет, пода¬
вайтесь на нашу сторону —дело всем тут найдется.
— Нет, господин сержант, пока свей на Ижорской
земле сидят, наше место там. Вот явится царь Петр, мы
ему помогать станем.
Щепотьев вышел проводить Митрия. В избу вернулся
Арчибалд Гулд. Он проверил, сколько табака было от¬
бито у ниеншанцких заправил, и подсчитал, какую боль¬
шую прибыль принесли его маркизу эти русские мужи¬
ки.
Увидя, что Щепотьева нет, англичанин обратился к
Корчмину.
— Прошу простить меня за вопрос, который может
показаться излишне дерзким: если я правильно разби¬
раюсь, вы и есть настоящий господин Осетров?
Тот, кого называли Корчминым, приложил палец к
губам, совсем так, как это делал на берегу Невы, в Ниен-
шанце, тот, кого называли Осетровым.
— Понимаю, —сказал англичанин, —хорошо пони¬
маю вас: вы тоже, как господин Корчмин, не хотите на¬
зываться своим настоящим именем.
И, с восхищением глядя на него, добавил:
— Могу только завидовать вашему царю: у него
столько замечательных и бескорыстных слуг... У Карла
их нет.
904
6
В начале марта, пока еще не развезло дороги, Илья
Осетров собрал большой обоз и вместе с Штернфельдом
отправился в Нарву. Сопровождал их отряд рейтар, кор¬
мившийся за счет русского купца.
Осетров отправился в Нарву не случайно: ему стало
известно, что там можно приобрести пушки, отлитые на
шведских оружейных заводах, считавшихся по тем вре¬
менам в Европе самыми лучшими. На покупку этих пу¬
шек Петр в свое время определил тысячу ефимков.
Русский купец впервые увидел обе нарвских крепо¬
сти, стоявшие на высоких берегах порожистой реки. Он
понимал, что нелегко будет русскому войску, коли при¬
дется завоевывать эти каменные твердыни.
Пока Штернфельд “покупал" пушки, Осетров сумел
достаточно подробно ознакомиться с вооружением обе¬
их крепостей. При помощи своих агентов и хорошей
суммы денег Штернфельду удалось найти общий язык с
крепостным командованием. Приобретенные пушки,
под видом купеческого товара, были переправлены че¬
рез московский рубеж, где принял их тот самый человек,
который называл себя Василием Корчминым. И этот
обоз сопровождал отряд рейтар.
Глава первая
“Добро пожаловать, господин Корчмин”
1
Лед прошел, очистилось Котлинское море. К устью
Невы подошла эскадра вице-адмирала Нумерса, зимо¬
вавшая в Выборге. Корабли поднялись вверх по реке и
стали против города, разукрасившись флагами. Эскадра
следовала в Ладожское озеро, где должна была находить¬
ся все лето, прикрывая с востока Нотебург. Время на¬
ступило тревожное, и эскадру усилили двумя бриганти¬
нами, не считая нескольких мелких судов.
Шведские корабли вытянулись вдоль города. Вице-
адмирал Нумере в парадном мундире, презиравший
всех, кто его окружал; полковник Шлиппенбах, военный
комендант Аполлов, бургомистр и прочие именитые го¬
рожане, а также принарядившиеся горожанки толпи¬
лись на берегу. Аполлов махнул шляпой, жест его по¬
вторил офицер на крепостной стене, и раздался залп из
пушек.
На кораблях загремели ответные выстрелы, и по вы¬
сокому шесту начал подниматься шведский флаг —-
большой желтый крест на синем полотнище. Флаг дваж¬
ды заедало, но никто из горожан не обратил на это вни¬
мания, лишь моряки на кораблях да военные в крепости
сочли это за дурное предзнаменование — офицер, руко¬
водивший церемонией, попал под арест.
К этому же времени тихвинский купец Илья Осетров
собрался со своими людьми в Стокгольм. Зафрахтован¬
ное им датское судно стояло у пристани, ожидая только
открытия навигации, без чего не могло покинуть гавань.
Едва рассеялся пороховой дым, судно Осетрова отвалило
от пристани. Оно выплыло на середину реки, туда, где
стояли шведские бригантины. На кораблях уже приго¬
товились к столкновению, в воздухе повисла отборная
брань. Но на мачтах мгновенно развернулись паруса, и,
пользуясь попутным ветром, судно понеслось вниз по
реке. Никто не догадывался, что скрытно его вел Мит¬
рий, лучший лоцман в дельте Невы.
Осетров махал на корме шляпой. С берега и кораб¬
лей ему отвечали приветствиями: это было первое тор¬
говое судно, отплывшее из гавани, а посещало Ниен¬
шанц до полутораста торговых кораблей в лето. Проходя
907
мимо шведской эскадры, Осетров едва успевал пересчи¬
тывать стоявшие на палубах пушки.
На пристани находился и синдик С карп. Положение
его в Ниеншанце пошатнулось: не только военный ко¬
мендант, но и бургомистр стал подозревать, что в сов¬
местных коммерческих предприятиях синдик их обма¬
нывает. Скарп с ненавистью смотрел вслед уходившему
судну; этому русскому купцу на редкость везло: закон¬
чив с прибылью свои торговые дела, он плыл теперь в
Стокгольм... Как бы поднялся его, Скарпа, престиж, если
бы Осетров оказался тем, кем он хотел его видеть, —
лазутчиком из-за московского рубежа. После его разоб¬
лачения синдика, может быть, сделали бы бургомистром.
У Скарпа осталась одна возможность поддержать
свое положение: довести до конца дело "ведьмы с Хир-
висаари" — судить ее и сжечь на рыночной площади, а
также перекрестить своего слугу Федьку, который нако¬
нец согласился перейти в лютеранскую веру. В связи с
этим ревностным защитником синдика стал пробст; к то¬
му же пробст не простил бургомистру и военному ко¬
менданту то, то они не сумели уберечь его от мести попа
Кузьки.
Тем временем судно Осетрова плыло вниз по реке.
Прошли Заячий остров, ставший совсем пустынным. На
берегу Васильева острова не осталось и дома Митрия —
пробст натравил на “жилье колдуна" шведских колони¬
стов, которые все разграбили и сожгли.
Осталось позади устье реки, и разошлись берега Кот-
линского моря —справа едва виднелись желтые лахтин-
ские камыши, слева поднималась Дудорова гора, еще не
одевшаяся весенней зеленью. Вскоре оставили по пра¬
вую руку остров Котлин; здесь распрощались с Митри-
ем, который уплыл на небольшом карбасе в сторону
Лисьего Носа.
Ничем не сдерживаемый ветер развел волну. Судно
быстро плыло по Синусу Финикусу, в сторону Балтий¬
ского моря, туда, где, скрытая многочисленными шхе¬
рами, стояла шведская столица.
Осетров не уходил с палубы. Напряжение, в котором
он находился в течение нескольких месяцев, прошло;
мысленно он перебирал все, что им было сделано в Инг-
рии. Он не только собрал необходимые сведения, но и
переправил тем, кто их с нетерпением ожидал. Больше
всего Осетров ценил карту: он хорошо помнил, как, при¬
слушиваясь к тому, что происходило на обоих берегах
908
Невы, старался запомнить цифры глубин. Шлиппенбах
никогда не скажет ему спасибо за то, что карта вице-
адмирала осталась в сундуке... Торговая деятельность в
Ингрии и Карелии принесла прибыль, к тому же он на¬
деялся выгодно продать находившиеся в трюме товары.
На обратном пути в Ниеншанце он не задержится: за¬
кончив все дела, поплывет прямо в Ладожское озеро, а
оттуда — по Волхову, мимо древней крепости, до самых
порогов. Необходимо было торопиться: переговоры с
султаном могли вот-вот закончиться. Отправляясь в Сток¬
гольм, Осетров дал своему компаньону, немецкому не¬
гоцианту Штернфельду, совет поскорее ликвидировать
дела в Ингрии, чтобы не оказаться захваченным войной.
И Штернфельд его послушался.
2
В одном из казематов Нотебургской крепости пытали
"ведьму с Хирвисаари". Однорукому ротмистру помога¬
ли двое стражников и лекарь из Ниеншанца. Протокол
допроса составлял синдик Скарп.
В первый день ведьму вздергивали на дыбе, но ниче¬
го от нее не добились — Ольга все отрицала. После того
как она несколько раз теряла сознание, ей дали передох¬
нуть до утра.
На следующий день пытку повторили. Опять ее
вздергивали на дыбе, а затем давали передохнуть. Обес¬
силевшая, она ничего не могла сказать, так как созна¬
ваться ей было не в чем. Снова ее оставили в покое до
утра. На третий день замученной Ольге стало все без¬
различным, и она начала подтверждать все, о чем ее
спрашивал Скарп.
— Это старый колдун сделал тебя ведьмой?
— Да.
— Дьявол приказал тебе причинять людям зло?
— Да.
— Ты летала с дьяволом на шабаш?
— Да...
Записав все это, Скарп приступил к тому, что считал
самым главным.
— Это ты наслала недород на Ингрию?
— Да.
— Ты совершила это зло, чтобы отомстить шведам за
то, что они владеют Ингрией?
— Да.
909
— Это ты вызвала наводнение?
— Да.
— Для того чтобы началось наводнение, ты плюнула
трижды через левое плечо и подула затем в сторону
Ниеншанца?
— Да.
Скарп и это тщательно записал, после чего присту¬
пил к последнему.
— Ты околдовала сына господина Конау?
— Да.
— Ты сделала это, чтобы лишить Мартина разума?
— Да...
— Как ты это сделала?
Ольга не знала, что отвечать. На помощь ей пришел
Скарп.
— Ты положила ему в башмак кусок корня мандра¬
горы, выращенной под виселицей?
— Да, да...
Тут Скарп, выйдя из роли следователя, презрительно
поглядел на Ольгу и торжественно проговорил:
— Но дьявол тебе на этот раз не помог — наш
пробст помолился за душу бедного юноши, и всемогу¬
щий бог возвратил ему рассудок.
Ольга уже не расслышала его слов —снова она поте¬
ряла сознание. Но Скарп был полностью удовлетворен:
полученных признаний было для суда вполне достаточ¬
но.
Ольгу перенесли на скамейку, где лекарь начал при¬
водить ее в сознание. Внезапно в подвале появился Мар¬
тин. Он оглядел орудия пыток, увидел лежавшую без
чувств девушку и понял, что здесь происходит.
— Отец, — воскликнул он, — ты знаешь, что она
спасла твоему сыну жизнь... Для чего ты мучаешь ее?
Однорукий ротмистр ничего не ответил. За него это
сделал Скарп. Взглянув исподлобья на Мартина, он про¬
говорил:
— Эта девушка навлекла на Ингрию недород и наво¬
днение.
— Вы же знаете, что этого не могло быть!..
— Она ведьма.
— Этого тоже не может быть, ведьмы выдуманы ин¬
квизиторами... Так для чего же вы мучаете ее?
— Если господин Мартин в чем-либо сомневает¬
ся, — ответил Скарп, — пусть ознакомится с записью
допроса.
910
Мартин пробежал глазами исписанный лист — у
Скарпа был не только аккуратный, но и красивый по¬
черк.
— Все это вырвано у девушки под пыткой! — вос¬
кликнул он.
В это время Ольга, с помощью лекаря, пришла в себя.
Услышав голос Мартина, она приподнялась. Юноша ки¬
нулся к ней.
— Скажи, Ольга, —торопливо заговорил он, —ведь
все, что здесь записано, — неправда? Этого не могло
быть, это противоречит разуму!.. Скажи же мне, Ольга,
я тебе поверю...
Стоя за спиной Мартина, Скарп пристально смотрел
в глаза Ольге.
— Скажи мне, неужели все это могло быть? — на¬
стаивал Мартин.
Скарп продолжал смотреть в глаза девушке.
— Все это правда... —тихо ответила она, опускаясь
на скамейку.
— Правда? — не веря себе, повторил он. — Все это
правда? —Мартин был ошеломлен. —Ты вызвала недо¬
род и наводнение?
— Да.
— И ты лишила меня разума?
— Да...
Мартин отшатнулся. Выронив запись допроса, он
схватился руками за голову и сжал ее что есть силы: ему
казалось, что все это происходит в бреду.
Опустившись на скамейку, Ольга снова потеряла соз¬
нание. Мартин оглядел помещение, орудия пыток и сто¬
явших в молчании людей.
— Вы, господин синдик... И ты, отец...
Он хотел добавить “изверги", но не осмелился сде¬
лать этого и выбежал из пыточного подвала.
Однорукий ротмистр обратился к Скарпу, который,
как ни в чем не бывало, собирал брошенные Мартином
листки.
— Простите юноше его горячность, вы видите, он не
в себе...
Скарп понимающе кивнул головой.
3
Добившись всего, что ему было необходимо, синдик,
сопровождаемый большим эскортом стражников, при¬
911
скакал к вечеру в Ниеншанц. Здесь его ожидал секрет¬
ный пакет от Книперкрона. Вскрыв его, Скарп узнал, что
Илья Осетров — не Илья Осетров, а что он действитель¬
но Василий Корчмин. Книперкрон просил извинить за
неточные сведения, присланные в первый раз: он наде¬
ется, что не причинил этим господину синдику какого-
либо ущерба. В сообщении было так же подтверждено,
что Василий Корчмин изучал в европейских странах ар¬
тиллерийское и фортификационное дело.
Скарп немедленно отправился к военному комендан¬
ту. Ему сказали, что Аполлов у бургомистра. Скарп не
подозревал, что как раз обсуждался вопрос, кем заме¬
нить его на должности синдика.
Ворвавшись без всякого предупреждения, Скарп су¬
нул Аполлову полученную от Книперкрона бумагу; он
даже не разглядел, что в комнате находится и Шлиппен¬
бах.
Бургомистр хотел было уже возмутиться, но увидел,
что всегда красное лицо полковника побелело, а руки, в
которых он держал бумагу, затряслись.
Аполлов передал бумагу Шлиппенбаху — и то, что
последний из нее узнал, не доставило ему удовольствия.
Последним ознакомился с присланным от Книперк¬
рона сообщением бургомистр. И на него оно произвело
впечатление, но несколько иное, чем на остальных: в
обязанность бургомистра не входило вылавливать вра¬
жеских лазутчиков —этим полагалось заниматься Апол¬
лову и Шлиппенбаху.
— Необходимо отправить гонца в Стокгольм, чтобы
этого человека там схватили, — проговорил после дли¬
тельного молчания Аполлов.
Но ни Шлиппенбах, ни бургомистр не могли с ним
согласиться, да и Скарп не мог допустить, чтобы удо¬
вольствие схватить Корчмина прошло мимо него.
— Не считаете ли вы, господа, — осторожно прого¬
ворил он, — что лучше дождаться, пока Корчмин вер¬
нется. Если в Стокгольме обо всем этом узнают... — он
помолчал. — Если обо всем этом узнают, — повторил
он, —там смогут сделать неправильные выводы...
Все поняли, к чему клонит синдик. То, что неприя¬
тельский лазутчик проник в их среду, объездил Ингрию
и Карелию, все высмотрел, обо всем узнал и, конечно,
успел передать за рубеж, было для Аполлова и особенно
Шлиппенбаха непростительным промахом, если не ска¬
зать большего. Шлиппенбах вспомнил, как запросто этот
912
человек посещал Нотебург, являвшийся оплотом шведс¬
кого могущества в восточной части Ингрии; и это при
том, что Корчмин изучал артиллерийское и фортифика¬
ционное дело. Действительно непростительный промах.
Скарп торжествовал. Он понимал, что сейчас для не¬
го самый удобный момент завершить дело “ведьмы с
Хирвисаари": без согласия Шлиппенбаха ему едва ли
удалось бы сжечь ведьму на костре.
Еще несколько минут назад Шлиппенбах не стал бы
об этом разговаривать. Но сейчас он находился в безвы¬
ходном положении. Пока присутствующие знакомились
с записью допроса, Скарп составил необходимый для на¬
чала суда над ведьмой документ, Шлиппенбах подписал
его, вторую подпись поставил бургомистр. В документе
было сказано, что разоблаченная и во всем сознавшаяся
ведьма отдается под суд, "беспристрастный и безапел¬
ляционный", которому надлежит быть в самое ближай¬
шее время в Ниеншанце.
Вторым документом, подготовленным тут же Скар-
пом, было распоряжение хватать всякого русского, если
его увидят с оружием в руках, и подвергнуть казни на
городской площади. Подписали военный комендант и
бургомистр. Оба документа скрепил своей подписью
Скарп как синдик магистрата.
Когда все было закончено, бургомистр, словно невз¬
начай, задал Шлиппенбаху вопрос:
— А что, полковник, говорят, что один раз вам все
же удалось обыграть в шахматы этого Корчмина?
— Неуместная шутка, —ответил Шлиппенбах и сер¬
дито отвернулся.
Шлиппенбах тотчас уехал. По дороге он раздумывал:
воспользовался ли Корчмин картами, о которых он ему
рассказывал, — ведь Корчмин оставался один в кабине¬
те более трех часов... Без сомнения, воспользовался.
Как, наверное, он смеялся тогда над ним... Вместе с тем
Шлиппенбах не мог не отдавать должного Корчмину и
даже восхищался его смелостью: в молодые годы он сам
занимался подобными делами.
Больше всего Шлиппенбаха угнетало, что пришлось
капитулировать перед этими ниеншанцкими господа¬
ми — бургомистром, Аполловым и особенно Скарпом:
последнего он с превеликим удовольствием самолично
вздернул бы на "Тощей Гертруде"...
На следующий день после возвращения Шлипппен-
баха в кабинет вбежал Мартин. Лицо его было бледным,
взгляд растерянным.
913
— Господин полковник, —закричал Мартин, —вы,
такой гуманный человек, которому я верю... подписали
инквизиторский приговор... Умоляю вас, скажите, что
этого не было!..
И Мартин, словно в молитве, опустился перед ним на
колени.
— Это было, я сделал это, — сурово ответил Шлип¬
пенбах.
— Но это же противоречит разуму!..
— То, что необходимо, подтверждается разумом.
— Но поставить подпись под таким документом...
— Это было необходимо, — еще раз сказал Шлип¬
пенбах; голос его звучал удрученно.
Шлиппенбах поднял Мартина на ноги и, когда тот не¬
сколько успокоился, проговорил:
— Тебе следует отдохнуть... История с этой девуш¬
кой, обвиненной в колдовстве, вывела тебя из равнове¬
сия. Если хочешь, я отправлю тебя к моему брату Воль-
мару, в Эстляндию, где он командует большим отрядом
шведских войск... Там ты отвлечешься...
— Только не сейчас, господин полковник, когда-ни¬
будь позднее...
Мартин еще надеялся, что сможет чем-либо помочь
Ольге.
4
Разнесся слух, что наконец-то пойманы разбойники
и их будут вешать на городской площади Ниеншанца.
Люди со всех сторон собирались в трактир Люции Ро-
зенвассер узнать, так ли это в самом деле.
Слух не подтвердился: на дверях трактира были лишь
вывешены два объявления. В одном говорилось, что
каждого, кого схватят с оружием в руках, немедленно
повесят; а во втором разъяснялось, что прошлогодний
недород и наводнение насланы были 1'ведьмой с Хир-
висаарим, что ведьму эту поймали, она во всем созналась
и скоро предстанет перед судом в Ниеншанце.
Внутри трактира стоял страшный шум: каждый ста¬
рался высказать свое мнение. Одни кричали, что вожа¬
ком у разбойников мужик громадного роста и с таким
зычным голосом, что как гаркнет — кругом валятся де¬
ревья, а стражники господина военного коменданта бе¬
гут без оглядки прочь. Другие объясняли, что разбой¬
ники поджидают своего царя, который ростом еще
914
поболее; царь этот всем шведским колонистам, а с ними
и финским переселенцам поотрубает головы.
Но больше всего говорили о ведьмах. Ведьмы, оказы¬
вается, имелись в каждой деревне. Один человек расска¬
зал, что неподалеку от Кексгольма пожилая женщина
"напускала на людей порчу"; ее стали ловить — она
обернулась сперва кошкой, всех исцарапала, затем пре¬
вратилась в сороку и улетела. В деревне на Корписаари
ведьму поймали, когда она варила "дьявольское зелье",
которым мазалась для того, чтобы летать на шабаш. В
другой деревне на руке у девушки обнаружили родимое
пятно, похожее на птицу; это послужило доказательст¬
вом, что она ведьма, только раньше об этом почему-то
никто не догадывался. На побережье Котлинского моря
одна старая женщина всегда "удачно предсказывала"
рыбакам, когда лучше всего выходить на ловлю; но од¬
нажды рыбаки едва не утонули, и все обвинили в этом
старую женщину. Когда стали допытываться, то узнали,
что она уже давно "продала свою душу дьяволу". В де¬
ревне Морье на Ладожском озере ведьмой оказалась де¬
вочка одиннадцати лет. Когда в нее "вселялся дьявол",
девочка билась в припадке и отчаянно кричала. Местный
пастор пытался изгнать из нее дьявола, но он был еще
молодым, не имел в таких делах опыта, поэтому ничего
не получилось. На речке Лепсари обнаружился даже
"ведьмач"... Кто-то заметил: "Появились ведьмы —быть
войне: всегда перед войной ведьмы появляются". Все с
ним согласились.
Объявления, подобные тем, что были прибиты к две¬
рям трактира, появились и в Ниеншанце, на дверях ма¬
гистрата и кирки. Стало известно, что в своей следую¬
щей проповеди пробст Свебелиус объяснит горожанам,
как отличать ведьм от обыкновенных женщин.
Никогда еще кирка не была так переполнена — мно¬
гим пришлось остаться на площади: те, кто стояли ближе
к распахнутым дверям, передавали остальным обо всем,
что говорил пробст.
Пробст в этот день был в особенном ударе — он под¬
робно объяснял, с какой легкостью дьяволу удается ис¬
кушать людей и как трудно бывает бороться с его коз¬
нями. Пробст подтвержал свои слова примерами из
священного писания, он ссылался даже на авторитет
католических инквизиторов Шпренгера и Инститориса1,
1 Шпренгер и Инститорис — авторы изуверской книги “Молот
ведьм" (последняя четверть XV века).
915
сжегших в Северной Германии за время своей деятель¬
ности не одну тысячу ведьм. Он рассказал, что даже сам
Мартин Лютер боролся в Аугсбурге с дьяволом, пытав¬
шимся его соблазнить1. Наконец, он объявил, что у каж¬
дой ведьмы должна быть печать дьявола — "стигма
дьяволикум"; если уколоть это место иглой и женщина
не закричит от боли, —значит, она ведьма. Только дья¬
вол ставит печать на таком месте, которое обычно скры¬
то одеждой, поэтому не всегда его сразу увидишь.
В этот день пробст еще кое-что припас для собрав¬
шихся в кирке горожан. Он объявил, что сейчас про¬
изойдет конфирмация2 новообращенного — зовут его
Федькой, он слуга господина синдика Скарпа. Мальчик
этот очень долго упорствовал в своем еретическом за¬
блуждении, но "заботами господина синдика на него на¬
шло просветление".
Самым замечательным было то, что Федька — род¬
ной брат "ведьмы с Хирвисаари". "Господь вырвал юную
душу мальчика из когтей дьявола и возвеличил до при¬
нятия истинной веры", — восторженно заявил расчув¬
ствовавшийся пробст.
Федьку привел в кирку сам синдик. Мальчишку этого
знали в городе как самого отъявленного сорванца, обор¬
ванного и вечно голодного. Сейчас на нем было новое
платье, которое, несмотря на скупость, Скарп сшил для
такого случая. По возвращении домой синдик приказал
его скинуть, и после Федька уже никогда этого платья
больше не видел.
Руки, лицо и даже шея у Федьки были вымыты —об
этом позаботилась госпожа бургомистерша, наряжавшая
его к предстоявшему торжеству. Волосы ему завили, и
Федька походил на одного из тех ангелочков, которых
изображали на картинках, развешиваемых благочести¬
выми горожанами на стенах своих спален.
Самому Федьке все это нравилось. До сих пор на не¬
го обращали внимание лишь торговки в лавках со съес¬
тным, чтобы он ничего не украл, да городские страж¬
ники. Теперь на него смотрят все жители города, а
разодетые женщины называют "милым мальчиком", це¬
луют и угощают конфетами.
Начал играть орган, и синдик вывел мальчишку на
середину кирки. Федька зажмурился от удовольствия.
1 Мартин Лютер (1483-1546) — видный деятель Реформации в Герма¬
нии, основатель лютеранского вероисповедания.
2 Конфирмация — обряд первого причастия юношей и девушек в лю¬
теранском вероисповедании.
916
Открыв глаза, он увидел подле себя пробста, в черном
одеянии, с накрахмаленным белым галстуком, спускав¬
шимся на грудь. В одной руке пробст держал чашу, в
другой — облатку.
Скарп подтолкнул Федьку, пробст склонился над
ним, тыча ему в зубы облатку. Федька не понимал, что
от него требуется.
Наконец он догадался открыть рот, куда пробст сунул
облатку, после чего поднес край чаши к его губам. Об¬
латка была сухой, вино оказалось сладким. Федька хотел
взять чашу в руки и все выпить, но Скарп оттолкнул его
от пробста. В это время продолжал громко гудеть орган,
пели девушки в белых платьях, женщины умиленно
смотрели на мальчишку, и у них на глазах выступали
слезы.
Соглашаясь на все это, Федька помнил слова отца:
“Если синдик заставит тебя креститься в их поганую ве¬
ру, соглашайся. Ты поможешь нам и Ольге: через тебя
мы будем знать, что задумал синдик. Потом поп перек¬
рестит тебя обратно”.
Очевидно, сам Митрий не так уже был тверд в своей
вере, что давал сыну подобные советы. А ему поддакивал
еще поп Кузька: “Не робей, Федька; когда тебя станут
спрашивать, согласен ли ты, отвечай “да”, а сам про себя
думай “нет, нет нет".. Это они, проклятые иезуиты, так
учат — вот мы их на тот же крючок и подденем...”
С тех пор, войдя в полное доверие к синдику, Федька
сообщал отцу обо всем, что говорилось против мужиков
в городе. Аполлов и Скарп поражались, почему это отря¬
ды стражников никого не могут захватить врасплох...
Из кирки толпа горожан двинулась к крепости, пот¬
ребовав для расправы “ведьму с Хирвисаари". Аполлов
выслал стражников, а затем вышел сам, объясняя что
ведьму давно уже переправили в Нотебург. Горожане не
поверили, угрожая выломать ворота. Военному комен¬
данту пришлось отдать приказ разогнать толпу силой.
Вечером в доме бургомистра пробст увлекательно
рассказывал господам и дамам о том, как ведутся ве¬
довские процессы. Он объяснил, что у всемогущего соз¬
дателя имеются ангелы и прочее небесное воинство, а у
сатаны — полчища демонов, главные из которых Велзе-
вул, Асмодей, Магог, Астерот, Магон, Азазел и Габо-
рим... Демоны вселяются в людей, преимущественно в
женщин, которые становятся после этого ведьмами.
Чтоб ведьмы скорее сознавались, их положено пытать.
917
Инквизиторы обязаны при этом предупредить: “Тебя
станут пытать, пока ты не сделаешься такой тонкой, что
солнце будет через тебя просвечиватьм. Господам и да¬
мам это очень нравилось, все с нетерпением осведом¬
лялись у бургомистра, когда же наступит день суда над
"ведьмой с Хирвисаари": в Ниеншанце, не в пример дру¬
гим городам, еще ни разу не сожгли ни одной ведьмы.
Утром следующего дня по городу разнеслась стран¬
ная новость: оказалось, что сама бургомистерша ведьма.
Одна торговка, увидя ее на рыночной площади, закри¬
чала: "Все рыжие бабы — ведьмы, об этом еще вчера
пробст говорил!.." Бургомистерша действительно была
рыжей, но об этом пробст ничего не говорил. Дом бур-
гомистерши пришлось охранять стражникам, а в своей
очередной проповеди пробст доказывал, что нет в городе
женщины более праведной, чем бургомистерша.
А вскоре обнаружилось, что сама торговка —ведьма:
у нее нашли "стигму дьяволикум"; обвиняя в колдовстве
других, она отводила этим подозрение от себя.
Побив торговку камнями, дотащили ее волоком до
реки и кинули в воду. С трудом ей удалось выбраться на
берег ниже города; лавку ее разъяренные женщины раз¬
грабили.
Вслед за этим расправы над ведьмами начались в раз¬
ных местах Ингрии. Туда посылали рейтар, но им не
всегда удавалось являться вовремя: ведьм успевали уто¬
пить в болоте, проткнув предварительно осиновым ко¬
лом.
Мартин умолял отца освободить Ольгу, но тот об
этом и слышать не хотел; к тому же дело зашло так да¬
леко, что от однорукого ротмистра уже ничего не за¬
висело. Не помогало и обращение к Шлиппенбаху. Мар¬
тин был в отчаянии.
5
Василий Корчмин распродал привезенные в Сток¬
гольм товары. Именоваться он продолжал Ильей Осетро¬
вым. Знакомясь со шведской столицей, русский купец
увидел даже Карла XII. Юноша этот, длинноголовый и
худощавый, с округлыми чертами лица, в шляпе с пером,
мчался по улице на арабском скакуне, опередив едва по¬
спевавшую свиту.
Выгодно закупив "свейское железо", Корчмин от¬
плыл в обратный путь. Судно вышло из шведских шхер
918
и пересекло Балтийское море. В Синусе Финикусе их
встретил противный ветер с большой волной. Корчмин
уже хотел повернуть на Колывань1, чтобы сдать там груз,
за которым явится Илья Осетров; но ветер переменился,
и, хотя волнение не утихло, решено было продолжать
путь к устью Невы.
Прошли мимо высоких скалистых островов, вскоре
должен был открыться низменный Котлин. Корчмину
рассказывали, что шведы собираются возвести на нем
укрепление.
Вооружившись подзорной трубой, он стал внима¬
тельно разглядывать горизонт.
Неожиданно он увидел рыбачий карбас, направляв¬
шийся наперерез судну. Все, кто находился на палубе, с
тревогой следили за тем, как сидевший в карбасе чело¬
век один управляет им в такую бурную погоду. Глянув
на него через подзорную трубу, Корчмин понял, что че¬
ловек этот — Митрий.
Судно повернуло навстречу карбасу, и, когда послед¬
ний пристал к борту, Митрию помогли взобраться на па¬
лубу. Он насквозь промок, и Корчмин угостил его сразу
же кружкой крепкого вина.
Обтерев бороду, Митрий спокойно проговорил:
— В Канцы тебе ход закрыт —там прознали про то,
какой ты есть Осетров, и только ждут, чтобы схватить,
когда ты явишься.
Он рассказал про бумагу от Книперкрона, о которой
узнал через Федьку, подслушавшего разговор синдика с
военным комендантом. Корчмину было известно, что,
посылая его в Ингрию, царь велел Книперкрона опасать¬
ся, ибо тот “ведал, чему Корчмин учен".
Все это должно было изменить планы Корчмина, так
как о возвращении в Ниеншанц не могло быть и речи.
Оставалось повернуть к Усть-Нарве или плыть в Колы¬
вань. Но в Нарве его уже знали, к тому же синдик мог
предупредить тамошнего военного коменданта Горна. В
Колывани он для всех был еще чужой, и оттуда легче
было переправить через рубеж приобретенное в Сток¬
гольме железо.
Пока Корчмин решал, как лучше поступить, Митрий
рассказал про Ольгу. Девушка находилась в Нотебурге,
куда никто из русских не мог проникнуть; ее собирают¬
ся судить, чтобы сжечь затем на костре, как ведьму.
1 Колывань — старое название Таллина.
919
Это снова заставило Корчмина задуматься. Он считал
себя перед Митрием в долгу: без его помощи не было бы
добыто и половины сведений, не говоря уже про карту;
к тому же, явившись сейчас на судно, Митрий уберег его
от рук синдика. И Корчмин решил остаться в Ингрии,
пока не будет освобождена Ольга.
Собрав своих людей, он объявил, что отправится
вместе с Митрием, а судно без него пойдет в Колывань.
Корчмин переоделся в простое платье, взял деньги и
пистолеты и спросил лоцмана, где им лучше всего выса¬
диться. Мужики ждали Митрия в Лисьем Носу, — сам
он провел там несколько дней, прежде чем встретить
судно.
Корчмин спрыгнул вслед за Митрием в карбас, и они
оттолкнулись от борта. Через несколько часов оба выса¬
дились на берег. Судно ушло в Колывань.
6
Наступила первая половина лета; деревья стояли пок¬
рытые свежей листвой, трава на полянах не успела еще
пожухнуть. Полные воды Невы текли между крутыми
берегами, обрамленными густым лесом. Кое-где деревья
отходили в глубь холмов, уступая место полям; над усть¬
ем речек и ручьев ютились деревеньки.
В один из первых дней июня, когда солнце стояло
высоко, а в небе медленно передвигались кучевые обла¬
ка, вниз по течению Невы плыла небольшая бригантина.
Ветер стих, и паруса были спущены. На бригантине на¬
ходились стражники, которые гребли длинными весла¬
ми. Пока одни работали, другие отдыхали; оружие было
сложено тут же на палубе.
Бригантина перевозила из Нотебурга в Ниеншанц
"ведьму с Хирвисаари". Синдик опасался ехать сухим
путем, предполагая, что мужики совершат нападение; он
решил перехитрить их, незаметно перевезя "ведьму" в
бригантине.
Благополучно была пройдена почти половина пути;
оставалось еще миновать пороги, которые не представ¬
ляли для такого судна опасности. Офицер, командовав¬
ший стражниками, был уже готов отрапортовать военно¬
му коменданту о благополучном завершении порученно¬
го ему дела: он знал, что Аполлов вместе с синдиком
Скарпом нетерпеливо поджидают на ниеншанцкой при¬
стани.
За порогом река сворачивала, образуя широкий плес.
Едва бригантина выплыла на него, как со стороны бли¬
920
жайшего берега к ней ринулись лодки, в которых сидели
вооруженные мужики. Рожок на палубе проиграл трево¬
гу, но еще раньше лодки успели окружить судно, как
охотничьи собаки затравленного кабана. Одни мужики
начали рубить топорами весла, чтобы лишить бриганти¬
ну управления, другие полезли на палубу.
921
Первыми среди них были Корчмин и Фомушка. Фо¬
мушка искал глазами Ольгу, он увидел открытый люк
трюма и кинулся к нему; Корчмин в это время теснил
захваченных врасплох стражников к мачте. После того
как выяснилось, что в Нотебург не проникнуть, и то, что
девушку повезут по реке, он как офицер возглавил на¬
падение.
Фомушка спустился в трюм и увидел там Ольгу, зако¬
ванную в цепи, —девушка лежала на сырых досках дни¬
ща. Он схватил ее на руки и поднялся с ней на палубу.
К этому моменту положение здесь изменилось: страж¬
ники, сперва растерявшиеся, успели схватить копья; к
тому же командовавший ими офицер понял, что мужи¬
ков совсем не так много, как ему вначале показалось.
Ольгу передали в лодку к Митрию, Фомушка спрыг¬
нул вслед за ней. Бригантину, облепленную со всех сто¬
рон лодками, продолжало нести по течению.
Видя, что Фомушка с Ольгой уже в лодке, мужики
начали отталкиваться от бригантины. Они не знали, что
Корчмин все еще находится на палубе. Пристально глядя
на стражников, вооруженных копьями, он угрожал им
своими пистолетами.
Офицер мог в него выстрелить, но решил, что выгод¬
нее захватить этого человека живым. Он дал знак страж¬
никам зайти Корчмину за спину, что те и сделали. Корч¬
мин обернулся, разрядил оба пистолета, но на него
навалилось столько стражников, что сопротивляться бы¬
ло уже бесполезно.
Лодки с мужиками остались позади. Митрий первым
понял, какое случилось несчастье. Он крикнул, чтобы
изо всех сил гребли за бригантиной. Но стражники успе¬
ли зарядить мушкеты и начали стрелять по лодкам; от¬
бить Корчмина мужики уже не могли...
7
В это же время на крепостной пристани Ниеншанца
собралось несколько человек. Среди них — толстый
Аполлов, изнывавший от жары, бургомистр, которому,
казалось, все равно, какая стоит погода, и Скарп, как
обычно, глядевший на всех исподлобья.
На этот раз Скарп торжествовал: в Ниеншанц скоро
привезут "ведьму с Хирвисаари", ее будут судить, а за¬
тем, когда вынесут приговор, сожгут на городской пло¬
щади вблизи "Тощей Гертруды"; и все будут знать, что
922
устроил это он, синдик магистрата, господин Скарп. Мо¬
жет быть, кто знает, его в конце концов сделают бур¬
гомистром; господин Герман Герц поговаривал, что соби¬
рается вернуться в Стокгольм.
Когда пришло известие, что судно русского купца по¬
вернуло в Колывань, а сам Корчмин скрылся, с синди¬
ком едва не случился удар. Он считал, что Корчмин уже
в Москве и смеется теперь над ним. И он решил отыг¬
раться на “ведьме с Хирвисаари": такого пышного сож¬
жения, какое он ей устроит, еще никто никогда не видел.
Козней со стороны бургомистра или военного комен¬
данта он больше не боялся: эти люди ничего с ним не
могут сделать, не страшен был ему и Шлиппенбах.
Такие мысли роились в голове ниеншанцкого синди¬
ка, когда он поджидал бригантину из Нотебурга. Нако¬
нец все увидели судно, показавшееся из-за поворота. На
пристань вышли стражники, которые должны были
охранять привезенную “ведьму”. У всех вызвало удив¬
ление, что на бригантине всего два весла, отчего ею
трудно управлять. Аполлов, как всегда, вскипел и начал
ругать офицера за нерасторопность.
С трудом судно пристало к пристани. Не дожидаясь,
пока установят сходни, офицер соскочил на берег; лицо
его было бледным. Подбежав к военному коменданту, он
отрапортовал, что во время нападения “разбойников" на
бригантину оказалась похищенной “ведьма с Хирвиса¬
ари".
Услышав это, Скарп едва не лишился чувств. Но офи¬
цер еще не кончил — он сообщил, что во время напа¬
дения захвачен человек, которого знали в Ниеншанце
под именем Ильи Осетрова.
Скарп сперва не поверил своим ушам. Когда он по¬
нял, что они его не обманывают, стремительно кинулся
к бригантине.
Василия Корчмина свели на берег со связанными ру¬
ками. Скарп подскочил к нему, хотел что-то сказать, но
от радости ничего не мог выговорить.
Наконец, овладев собой, он снял шляпу, низко по¬
клонился и, осклабившись, выкрикнул:
— Добро пожаловать, господин Корчмин!..
И побежал вперед, все время оглядываясь.
Корчмина упрятали в самый глубокий каземат. Сам
Скарп охранял его, собираясь не покидать крепости ни
днем ни ночью. Он опасался, что Корчмин его снова как-
нибудь проведет.
923
Глава вторая
Волонтер Великого посольства
1
Еще задолго до того, как Корчмин, вместе с мужи¬
ками, освободил Ольгу, сделать это собирался Мартин.
Но он не знал, где найти ее отца, без которого ничего не
мог бы сделать; не мог он установить и места, где девуш¬
ка находилась в Нотебургской крепости. В конце концов
у Мартина опустились руки, и он смирился с тем, что
Ольгу станут судить, а после, может быть, и сожгут. Тем
неожиданнее и радостнее оказалась весть о ее спасении.
Но радость была омрачена тем, что схватили Корч¬
мина. Конечно, человек этот — русский офицер и при¬
был в Ингрию как разведчик царя Петра. Но своей сме¬
лостью и находчивостью он не мог не понравиться
Мартину. То, что ценой своей свободы Корчмин спас
Ольгу, сделало его в глазах Мартина героем. Теперь все
мысли Мартина были направлены к тому, чтобы как-то
облегчить участь Корчмина. С этим он и явился к Шлип¬
пенбаху.
— Тебе известно, —спросил последний, —что про¬
изошло на бригантине?
— Известно, господин полковник: Корчмин освобо¬
дил девушку.
— А то, что Корчмин схвачен, тебе тоже известно?
— К сожалению, это так, господин полковник.
— Теперь он находится в лапах этих прохвостов, ко¬
торым желательно разыгрывать из себя инквизиторов.
Что ты на это скажешь?
— Корчмин вел себя как самый достойный человек,
ему следует помочь.
— Ты тоже так считаешь?
— Именно об этом я и хотел просить вас, господин
полковник.
Шлиппенбах ласково посмотрел на Мартина.
— Собирайся, мой мальчик, —проговорил он, —мы
отправляемся в Ниеншанц.
2
Отряд Щепотьева, проезжавший вдоль берега речки
Лавы, заметил какого-то человека, переправившегося на
русский берег. Солдаты быстро окружили его, связали
924
ему за спиной руки и в таком виде подвели к сидевшему
на лошади Щепотьеву.
Пойманный оказался мальчишкой лет тринадцати,
худощавым и оборванным. Один из солдат тщательно
обыскал его, обнаружив в кармане серебряную монетку.
Щепотьев внимательно осмотрел монетку и спросил:
— Тебя послал ко мне тятька?
Мальчишка сперва недоверчиво посмотрел, прищу¬
рившись; затем, хитро улыбаясь, выговорил:
— Ты и есть сержант Щепотьев?
— Верно, я — сержант Щепотьев. А тебя зовут
Федькой, — ответил сержант и велел солдату развязать
мальчишку.
Он соскочил с лошади и, присев на край бугорка,
посадил с собой рядом Федьку. Тот почувствовал себя
подле сержанта так свободно, словно был знаком с ним
уже с давних пор.
— Рассказывай, что велел передать мне тятька? —
сказал Щепотьев.
Лицо мальчишки из озорного стало серьезным.
— Худо, господин сержант, — удрученно ответил
он, — схватили Корчмина.
— Как это случилось?
Федька рассказал про все то, что произошло на бри¬
гантине, когда Корчмин, прикрывая отступление, попал
в лапы стражникам. Рассказывал он так горячо и с та¬
кими подробностями, словно сам при всем этом присут¬
ствовал.
— Где теперь Корчмин?
— Сперва его держали в Канцах, где сам синдик
охранял его, а потом прискакал полковник из Орешка и
увез Корчмина с собой... Солдат у него было столько,
словно на войну собрался, — боялся, что тятька с му¬
жиками отобьет Корчмина... Синдик после этого так
остервенился, что, вернувшись, избил меня до полу¬
смерти... Я убежал к тятьке и сказал, что к синдику боль¬
ше не вернусь... Вот тятька и послал меня к тебе...
Сержант слушал и думал: “Корчмина заточили в Но-
тебургской крепости... Это такое место, откуда его едва
ли вызволишь... Находиться там Корчмину, коли сохра¬
нят ему жизнь, до того, как царь возьмет Нотебург..."
Но с этим Щепотьев согласиться не хотел: “Корчми¬
на надобно во что бы то ни стало вызволить... И сделать
это — пока не начнется война... Корчмин царю еще не
раз понадобится..."
925
Федьку посадили на лошадь вместе с одним из сол¬
дат, и отряд вернулся в Кабону. Там мальчишку накор¬
мили, после чего он сейчас же заснул. На следующее
утро его еще раз накормили и отвезли к границе.
Прощаясь, Щепотьев сказал:
— Пусть твой тятька явится ко мне... Покажет мо¬
нетку первому из солдат, которого встретит, тот приве¬
дет его в Кабону... Мне с твоим тятькой обсудить надо,
как вызволить Корчмина, оставлять его свеям нельзя.
— Никак нельзя оставлять, —убежденно прогово¬
рил Федька, — он спас мою сестру.
На этом они расстались. Федька нырнул в кусты, и
вскоре его увидели на другой стороне реки; он помахал
рукой и скрылся среди деревьев.
Возвращаясь на заставу, Щепотьев думал: "Рассказы¬
вают про греческого героя Ахиллеса, что у него имелось
уязвимое место — пята... Найти бы такую "Ахиллесову
пяту” в Нотебургской крепости...”
3
Сперва Корчмина посадили в одно из ниеншанцких
подземелий. На него надели кандалы и, чтобы он не смог
убежать, соединили их с цепью со скобой, вделанной в
стену. Снаружи стояло жаркое лето, в подземелье было
холодно и сыро.
Приходил Скарп, садился на табурет и подолгу не
сводил с Корчмина глаз — он наслаждался униженным
состоянием своего пленника. Тайно от всех Скарп при¬
казал изготовить орудия пыток, желая, прежде чем с ним
расправиться, подвергнуть Корчмина пытке. Он даже
велел кормить его как можно лучше, чтобы пленник не
ослабел раньше времени.
Вдруг в крепости появился Шлиппенбах; накричав на
военного коменданта, он приказал Корчмина расковать
и вывести на двор. Не развязывая ему рук, Корчмина
посадили верхом на лошадь и повезли прочь из Ниен-
шанца; сопровождала его едва ли не половина нотебур-
гского гарнизона.
По прибытии в крепость Корчмина сводили в баню,
одели во все чистое и поместили в арестантских казема¬
тах. Здесь не было холодно, на нарах лежал тюфяк, при¬
носили еду со стола Шлиппенбаха.
Первым делом Корчмин принялся обдумывать план
побега. Хорошо зная устройство Нотебургской кре¬
926
пости, он понял, что одному ему, без помощи извне, ни¬
чего не сделать. Он не сомневался, что Митрий с мужи¬
ками предпримет все, чтобы освободить его. Рассчиты¬
вал Корчмин и на Щепотьева. Ему оставалось лишь
запастись терпением, хотя, знал он, времени оставалось
немного.
У Корчмина теперь появилось много времени для
размышлений. Перед ним проходила вся его жизнь, сро¬
ком не очень долгая — Корчмину, как и Петру, было
всего двадцать восемь лет, — но уже полная самых раз¬
нообразных событий. Решающую роль в его жизни сыг¬
рало то, что он, как сын стольника, попал в среду ребят,
приставленных к юному царю. Когда они впервые встре¬
тились, обоим было по тринадцати лет.
Произошло это под Москвой, неподалеку от села
Преображенского, на высоком берегу Яузы. Петр про¬
водил в Преображенском лето, находясь под наблюде¬
нием своего воспитателя, Бориса Голицына.
В этот день происходили занятия по оружейному де¬
лу. Петру с его будущими "потешными" показывали, как
следует обращаться с пистолетами. Руководил этим офи¬
цер одного из московских полков, Зоммер. Зарядив пи¬
столеты вхолостую — Голицын опасался, как бы не слу¬
чилось несчастья, поэтому прятал от Петра пули, —
становились в надлежащую позу, выцеливали и стреляли.
На все просьбы зарядить пистолеты по-боевому, Зом¬
мер отвечал, что делать это еще рано, к тому же пуль ему
не выдают. Петр нетерпеливо топал ногами: он не считал
себя маленьким, так как был на голову выше своих одно¬
годков, а выглядел даже на несколько лет старше. И от¬
носительно того, пора или нет стрелять пулями, имел
собственное мнение. Запустив руку в карман, он выта¬
щил оттуда целую горсть пуль и протянул их Зоммеру.
Иноземец испугался: за потакание подобным вольно¬
стям его могли бы прогнать. Но, вспомнив, насколько
своенравен юный царь и то, что в гневе он себя не пом¬
нит, зарядил один из пистолетов пулей. Предварительно
он проверил, нет ли поблизости Голицына, — царский
воспитатель отсыпался во время жары в тереме.
Расщепив пулей поставленную стоймя доску, Петр
пришел в восторг: до этого он стрелял только из лука. Он
сделал еще несколько удачных выстрелов и захотел, что¬
бы выстрелил кто-либо из его приближенных, — Петр
считал, что никому не удастся, кроме него, сделать это
так же удачно.
927
Увидев рядом с собой белобрысого сына стольника,
Петр спросил:
— Как зовут?
— Васькой, — ответил тот, робея, разговаривать с
молодым царем ему еще не приходилось.
— Чей будешь?
— Стольника Корчмина сын.
— Стрелять умеешь?
— Умею, — неожиданно для самого себя ответил
Корчмин, хотя никогда до того пистолета в руках не дер¬
жал.
— Стреляй! —приказал царь, передавая заряжен¬
ный пистолет.
Корчмин тогда не растерялся — вспомнил все, чему
их учил Зоммер, встал в позу, поднял пистолет, выцелил
и нажал спуск. Раздался выстрел — и, когда все вместе
с Петром подбежали к доске, она тоже оказалась рас¬
щепленной. Петр был страшно удивлен, но на Корчмина
не рассердился.
Стрельбу им пришлось тогда прекратить: прибежали
сказать, что проснулся Голицын. Когда царский воспита¬
тель пришел проверить, чем занимается Петр, тот, хитро
улыбаясь, усиленно прочищал дуло пистолета. С этого
дня Петр стал выделять Корчмина.
Второй случай оказался посерьезнее. Выучившись
стрелять из пистолета, малых мушкетов и другого подоб¬
ного же оружия, Петр потребовал, чтобы его самого и
тех, кто вместе с ним занимался “воинской потехой",
научили “обхождению с пушками". До этого он не раз
наблюдал за устраиваемой для него пушечной пальбой,
ему даже давали подержать горящий фитиль.
Сперва привезли небольшую пушечку, из которой
стреляли деревянными ядрами, обшитыми кожей. Нако¬
нец дело дошло и до настоящих пушек. Петра с его по¬
тешными поставили в стороне и дали несколько залпов.
Петр внимательно смотрел, затем не выдержал и подбе¬
жал к одной из пушек. Он хотел сам зарядить ее, но
раньше его успел Корчмин. Выхватив у бомбардира бан¬
ник, Корчмин прочистил канал ствола, заложил заряд,
впихнул ядро, после чего Петр навел пушку и поджег
раскаленным прутом затравку. Пушку после выстрела
отбросило, а ствол разорвало — Корчмин впопыхах за¬
ложил непомерно большой заряд, —только чудом никто
не пострадал.
Потеху на некоторое время прекратили, а Корчмина
так крепко выдрали, что он долго не мог присесть. Петр
928
над ним посмеивался, приговаривая: “Терпи, Васька, за¬
то отменный из тебя выйдет бомбардир".
Около Преображенского вскоре начали строить для
потешного войска крепость, названную Петром Пресс-
бургом; Корчмин не уходил оттуда ни днем ни ночью. Он
находился при Петре, выполняя его распоряжения.
Корчмин проявлял большую исполнительность: раз при¬
каз отдан, его надо выполнить во что бы то ни стало, —
Петру это нравилось.
Царевна Софья, сестра Петра, пожелав забрать цар¬
скую власть в свои руки, подбила на бунт стрельцов:
Петра и его близких собирались умертвить. Петр скрыл¬
ся в Троицко-Сергиевской лавре, куда к нему собрались
верные люди. Лука Хабаров вместе с Корчминым и дру¬
гими преображенцами доставил Петру боевые припасы.
Бунт стрельцов был подавлен, и Софью заточили в Но¬
водевичий монастырь.
Большинство потешных стали Преображенскими бом¬
бардирами. Вскоре “марсовы потехи" сменились увле¬
чением царя парусным делом. Сперва он плавал в не¬
большом боте по Яузе и озерам в Измайловском. Потом
Петр добрался до Плещеева озера. Он приказал постро¬
ить здесь несколько небольших судов, поставив наблю¬
дать за этим делом Корчмина.
Плещеево озеро показалось Петру слишком малень¬
ким, и он отпросился у матери съездить в Архангельск,
стоявший в устье Северной Двины; там он увидел насто¬
ящее море. На следующий год Петр отправился на Белое
море уж со своими бомбардирами, среди которых был и
Корчмин. По пути в Соловецкий монастырь на судно об¬
рушилась буря; дело дошло до того, что, причастившись,
все приготовились к смерти. Но поморский кормщик су¬
мел провести судно в тихую бухту, чем спас жизнь Пет¬
ру и его спутникам.
Из потешных, когда они подросли, сформировали два
полка, Преображенский и Семеновский, обученных на
европейский манер. Корчмин участвовал в “Кожухов¬
ском походе", многодневных маневрах, где преображен¬
цы и семеновцы “сражались" против старого стрелецко¬
го войска. Дело было настолько серьезным, что с обеих
сторон имелись убитые и раненые.
Вскоре — настоящая война с турками под Азовом и
Великое посольство, В Великом посольстве Корчмин ока¬
зался среди тех, кого называли волонтерами. Это были
молодые петровские бомбардиры, ехавшие за границу
обучаться. Одним из волонтеров считался и Петр.
929
30-770
Волонтеров отправилось тридцать человек, разделен¬
ных на три отряда, с десятскими во главе. Десятским
отряда, где находился Корчмин, был Петр Михайлов —
под таким именем в Великом посольстве участвовал сам
царь. В путь отправились весной тысяча шестьсот девя¬
носто седьмого года. Первым иноземным городом была
Рига. С Петром, когда он проявил излишнее любопытст¬
во к устройству рижской крепости, шведские власти по¬
ступили недостаточно деликатно. Шведское правитель¬
ство вскоре принесло извинение, но Петр постарался
этой обиды не забыть.
Через Митаву и Кенигсберг, где оставили часть во¬
лонтеров (среди них и Корчмин), Великое посольство по¬
следовало далее. В Кенигсберге Корчмин изучал форти¬
фикационное и артиллерийское дело. Через несколько
месяцев, освоившись с немецким языком, Корчмин пе¬
ребрался в прусскую стблицу, Берлин. Здесь он изучал
математику.
Петр в это время находился в Голландии, на одной из
верфей Ост-Индской компании; он строил судно, начи¬
ная с закладки до полного обряжения к выходу в море.
Вместе с тем Петр пристально следил за переговорами
своих послов. Переговоры должных результатов не при¬
носили — раскошеливаться для русского царя голланд¬
ские бюргеры не собирались, и без того было много рас¬
ходов. Голландская сторона всячески затягивала, не
давая решительного ответа.
Корчмин посылал Петру обстоятельные письма, рас¬
сказывая, чему его учат, и отчитываясь в истраченных
деньгах; он приобретал различные инструменты, отсы¬
лая с оказией в Москву. Корчмин гордился тем, что Петр
обращался к нему в письмах: "Майн гнедигер герр Карц-
мин"; сам он подписывался :"Твой верный Васька”.
Петр не был удовлетворен знаниями, приобретенны¬
ми в Голландии, где хорошо строили, но недостаточно
разбирались в теории кораблестроения, и собрался в
Англию. Корчмин просил взять его с собой. Петр отве¬
тил, что пусть Корчмин "вызнает сперва все у немцев".
Последний написал, что заканчивает здесь занятия и на
деньги, сбереженные от еды, занимался с одним англи¬
чанином, господином Арчибалдом Гулдом, так что в Анг¬
лии "намеревается обходиться без толмача". Петр велел
приехать ему в Амстердам, откуда на судне, присланном
английским королем, все вместе отправились к устью
Темзы.
930
Во время недолгого морского перехода Корчмин по¬
нял, почему царь не сразу согласился взять его с собой.
Среди волонтеров находился Алексашка Меншиков.
Меншиков сумел настолько втереться в доверие к царю,
что Петр, казалось, не мог больше без него обходиться.
Меншиков оттеснял всех, к кому царь хорошо относил¬
ся, опасаясь, как бы ему не перебежали дорогу. Но Корч¬
мина больше всего интересовали артиллерийские заво¬
ды Вулича, маневры военного флота под Портсмутом и
то, как англичане строят крепости. Во все эти места, по
приглашению короля Вильгельма Оранского, Петр ездил
со своими волонтерами. Король подарил царю быстро¬
ходную двадцатипушечную яхту "Транспорт-Ройал", по¬
строенную по проекту маркиза Кармартена. Перигрин
Кармартен, страстный моряк, любитель приключений и
оригинальный кораблестроитель, пришелся Петру по
душе. Не раз он выходил с ним на подаренной яхте в
море. Во время этих плаваний маркиз сумел догово¬
риться с русским царем о предоставлении ему монопо¬
лии на торговлю табаком в Московском государстве, где,
несмотря на сопротивление духовенства, "дьявольское
зелье" получило большое распространение. За это мар¬
киз должен был платить четыре копейки с фунта табака.
В свите Кармартена Корчмин вновь встретил Арчибалда
Гулда. Человеку этому предстояло отправиться в “дикую
Московию", для того чтобы претворить монополию мар¬
киза в действие. Гулд изучал русский язык, проверяя у
Корчмина свои успехи.
Корчмин не подозревал, что Арчибалд Гулд был меж¬
дународным соглядатаем и честно служил всем тем, кто
хорошо платил. В это время Гулд состоял на негласной
службе английского правительства, выполняя попутно
поручения маркиза.
Встреча Арчибалда Гулда в Ниеншанце могла ослож¬
нить положение Корчмина. Но англичанин вел себя на¬
столько тактично, что никаких осложнений не произо¬
шло. Так считал Корчмин. Но он не знал, что записку за
обшлаг синдику Скарпу засунул именно Арчибалд Гулд,
он же раскрыл в Москве Книперкрону глаза на то, кем
в действительности являлся Илья Осетров. Сделал он все
это потому, что отправляясь в Московию, предложил
свои услуги (которые были приняты и щедро оплачены)
также и шведскому правительству.
После посещения Англии Корчмин вернулся в Бер¬
лин, где продолжал закупать инструменты. Петр в это
время пытался договориться в Вене с австрийским цеса¬
931
30=
рем Леопольдом о походе против “султана турецкого, ха¬
на крымского и всех басурманских орд, к вящему при¬
ращению государей христианских". Переговоры ни к че¬
му не привели: назревал большой конфликт, названный
впоследствии "войной за испанское наследство"1, и вой¬
на с турками никого не прельщала.
Петр готовился к поездке в Венецию, но пришло со¬
общение о новом бунте стрельцов. Хотя бунт был вскоре
подавлен, Петр заторопился домой.
Он задержался лишь в Раве-Русской, в одном из
замков польского короля Августа, с которым вел перего¬
воры о совместном выступлении против Карла: Петр
обещал начать войну, как только удастся заключить пе¬
ремирие с турками.
Петр вернулся с волонтерами в Москву, где начал
новое следствие против стрельцов, казнив и сослав в Си¬
бирь еще большее количество бунтовщиков...
4
Размышления Корчмина прервал лязг в замке. В ка¬
земат вошел Мартин, двое сопровождавших его солдат
остались за дверью. Мартин попросил Корчмина следо¬
вать за собой.
Корчмин снова оказался в кабинете Шлиппенбаха.
Военный комендант сидел в домашнем платье, как бы
подчеркивая, что Корчмин приглашен не как пленник.
Сдержанно поклонившись, Корчмин сел в пододви¬
нутое Мартином кресло.
— Господин Корчмин, —заговорил Шлиппенбах, —
случилось то, что я предсказывал: "Кувшин ходил в воду,
сломал кувшин голову"... Ваше присутствие в качестве
пленника меня не радует —надеюсь только, что предос¬
тавленные вам условия не очень тягостные. Королевская
крепость Нотебург, комендантом каковой я являюсь,
считается неприступной: почти сто лет ею владеют шве¬
ды. Это такое место, бежать откуда невозможно. Я это
говорю потому, что мысль о побеге не оставляет вас. В
Ингрии у вас много друзей, которые хотят вам помочь.
К тому же царь Петр не оставит в беде одного из лучших
своих помощников. Я о вас теперь все знаю: мой друг
Томас Книперкрон, он вам тоже известен, сообщил мне
0 вас. Я хотел бы, чтобы вы оставили всякую мысль о
1 Война эта велась с 1701 по 1714 год между Францией, Англией и
другими государствами.
932
побеге. Сообщу вам, что вне этих стен уже нашлись лю¬
ди, которые хотят освободить вас, а внутри —такие, ко¬
торые согласились помочь им, хотя делать этого им не
полагалось. У одного нашего солдата имеется на том бе¬
регу невеста: стать женой шведского солдата считается
здесь большой честью. К ней обратились ваши друзья.
Вы уже догадываетесь, что произошло дальше, — наше¬
му солдату предложили деньги, много денег. И не только
предложили — он их получил...
Шлиппенбах взял со стола мешочек с деньгами и по¬
казал Корчмину; тот невольно улыбнулся: это были те
самые деньги, которые он оставил Митрию.
— Если бы король предложил за меня вдвое мень¬
шую сумму, я стал бы гордиться. Как будто все было
готово, чтобы лишить вас нашего гостеприимства. Кроме
солдата, который должен был выпустить вас из крепос¬
ти, привлекли еще одного стражника — в его обязан¬
ность входило открыть дверь каземата. Но "тайна только
тогда тайна, когда ее никто не знает"... Подкупленный
солдат во всем сознался —для этого у нас есть господин
Конау. Теперь вы понимаете, что побег невозможен, и
вам следует примириться со своей участью; поверьте,
вам и дальше у нас будет совсем не плохо. Быть может,
когда начнется война и вашему царю удастся захватить
кого-либо из наших генералов, мы охотно на вас обме¬
няем...
Вошел офицер и что-то доложил Шлиппенбаху. Тот
поднялся и пригласил Корчмина выйти с ним на балкон.
Крепость была видна отсюда как бы с птичьего поле¬
та. Вытянутый двор окружали массивные стены с де¬
сятью башнями. Траву, которая обильно росла внутри,
уже скосили, и сено было собрано в высокие стога. К
входам в башни протягивались из светлых плит извест¬
няка дорожки, широкий путь вел от комендантского
дома к воротной башне. Через всю крепость проходил
глубокий канал, выложенный каменной кладкой. Непо¬
далеку от комендантского дома поднималось остроко¬
нечной крышей здание кирки. В северо-восточной части
двора, на хорошо утрамбованной площадке, где обычно
проводились учения, стоял с завязанными глазами чело¬
век; отступая от него, с мушкетами в руках выстроился
взвод солдат. Тут же находился офицер, устремивший
свой взгляд на балкон комендантского здания.
Увидев то, Корчмин спокойно проговорил:
— Господин полковник, в вашей власти помиловать
этого человека.
933
— Это невозможно: война, — ответил Шлиппенбах.
— Войны еще нет, и неизвестно, когда она начнется,
господин полковник.
— Война идет все время с того часа, как граф Дела-
гарди завладел Ингрией. Мы с вами оба солдаты этой
войны, господин Корчмин.
Шлиппенбах махнул рукой, офицер внизу судорожно
выхватил шпагу и звонким голосом отдал команду. Со¬
лдаты подняли мушкеты, снова прозвучала команда, раз¬
дался залп, отдавшийся эхом от высоких стен, — чело¬
век с завязанными глазами повалился на землю.
Вернувшись в кабинет, Шлиппенбах снова пригласил
Корчмина сесть.
— Вы должны понять, что теперь, сколько бы ни
предлагали денег, никто больше не согласится. А ничего
другого, кроме подкупа, я предположить не могу. Поэто¬
му я хотел бы сделать вам предложение...
Сказав это, Шлиппенбах попросил Мартина достать
бутылку вина и три бокала.
— Мое предложение сводится к следующему. Ваше
пребывание в Ингрии несомненно принесло шведской
короне большой урон, а мне лично — множество не¬
приятностей. Вы добыли такие сведения, которые помо¬
гут царю Петру вторгнуться в Ингрию, вы завладели
картой, которую я никому, кроме вице-адмирала Нумер-
са, не доверял...
Корчмин сделал протестующее движение.
— Я понимаю, вы хотите сказать, что карта осталась
на месте; но это не значит, что ее сейчас не рассмат¬
ривает ваш царь Петр. Кроме того, я отлично понимаю,
что все это давно уже передано за рубеж, так что совер¬
шенно безразлично, где вы сейчас находитесь. Но я
предпочитаю, чтобы при осаде Нотебурга московским
войском вы находились внутри крепости, а не снаружи.
И вот, чтобы ваше пребывание у нас не было вам в тя¬
гость, предлагаю больше не предпринимать попыток к
бегству, не соглашаться, если таковые будут сделаны
извне. Взамен вы будете пользоваться в крепости пол¬
ной свободой, как мой гость. Я делаю такое предложение
исключительно из большого к вам расположения...
Шлиппенбах, конечно, несколько слукавил, чтобы
обезопасить себя: дав слово, знал он, Корчмин его сдер¬
жит.
— Господин полковник, —ответил Корчмин, —я
оставляю за собой свободу действия: я не только хочу
934
покинуть крепость, но и постараюсь сделать это как
можно скорее. Думаю, господин полковник, что вы точ¬
но так же поступили бы на моем месте.
Помолчав, Шлиппенбах сказал:
— Не спешите с ответом, господин Корчмин... "Быст¬
ро едешь, —говорит ваша пословица, —никуда не при¬
едешь"...
Шлиппенбах наполнил бокалы; один он передал
Корчмину, второй — Мартину, третий взял сам.
— За здоровье нашего гостя, господина Корчми¬
на, — провозгласил он.
— Позвольте и мне присоединиться! — воскликнул
Мартин.
— Скол! — добавил Шлиппенбах.
— Скол! — ответили Корчмин и Мартин.
Бокалы осушили, и Корчмин попросил дать ему про¬
вожатых. Шлиппенбах сокрушенно покачал головой и
отпустил его.
Мартин довел Корчмина до каземата. Он тщательно
запер дверку, дважды повернув в замке ключ, который
затем снес в кордегардию.
— Что ты скажешь по поводу всего этого, мой маль¬
чик? — спросил Шлиппенбах, когда Мартин вернулся.
— Можно быть откровенным?
— А как же иначе?
— Я был бы счастлив, если бы мог стать таким же,
как этот верный слуга царя Петра.
— Что же, — задумчиво проговорил Шлиппенбах, —
все это в твоих руках.
А Мартин в это время думал, как было бы хорошо,
если бы Корчмину удалось бежать.
Глава третья
Побег
1
Пекториус и Аксель стояли в наружном карауле у
подножия стены. Пекториус был старым солдатом, имел
много ран, но мало наград; Акселя прислали в Ингрию
совсем недавно. Он никак не мог свыкнуться с тяжелой
жизнью в крепости, и его отдали на выучку Пекториусу,
который взялся сделать из него настоящего солдата.
935
Аксель был потрясен расстрелом.
Пекториус относился к таким вещам совершенно
спокойно.
— Еще не то увидишь, — поучал он, — как только
начнется война...
О том, как хорошо на войне, он часто говорил Аксе¬
лю:
— Захватят город, и король отдаст его на три дня в
распоряжение солдат, делай что хочешь... Только не зе¬
вай и бери все самое ценное... Никак не могу дождаться,
пока это король удосужится начать войну.
— А разве на войне не могут солдата убить? — не¬
уверенно спрашивал Аксель.
— Конечно могут. Но ты сам не будь ротозеем —
убивай направо и налево, тогда останешься живым.
— Но на войне могут ранить... — не сдавался моло¬
дой солдат.
— Ну так что же? Рану залечит лекарь. Меня семь
раз ранило. Один раз так сильно, что все решили: от¬
правился на тот свет Пекториус. А вот выжил. У меня
счастливая судьба. Я опасаюсь лишь одного, что нас из
крепости никуда не выпустят, а я не люблю отсиживать¬
ся за стенами.
— А разве за стенами не безопаснее?
— Как сказать. На открытом месте, если понадобит¬
ся, можно удрать, а в крепости сиди, словно в мышелов¬
ке. Как король начнет войну, стану проситься в полевую
армию.
Тут молодой солдат начал прислушиваться, выказы¬
вая признаки беспокойства.
— Что это с тобой? —спросил Пекториус.
— Плывет кто-то...
После контузии Пекториус остался тугим на одно
ухо, но показать это молодому солдату не позволяло са¬
молюбие.
— Глупости, — заявил он, — никто тут плыть не мо¬
жет: ты сам знаешь, какое около крепости течение. Тебе
попросту послышалось.
Оба прошли вдоль узкой полосы земли между под¬
ножием стены и водой, где среди камней была протоп¬
тана ногами караульных узкая тропинка. Луны не было,
и стояла самая темная часть летней ночи.
Когда они вернулись, молодой солдат решился задать
вопрос, давно уже вертевшийся на языке:
— А что, господин Пекториус, правда это, что нашу
крепость охраняет крестоносец?
936
— Ты откуда узнал об этом?
— Все кругом говорят.
— Ну, раз все кругом говорят, как же ты можешь
сомневаться?
Они прошли в другую сторону и вернулись назад.
— Позвольте вас спросить, господин Пекториус, а
вы сами его видели?
— Кого? —спросил старый солдат —он не отличал¬
ся сообразительностью.
— Его, крестоносца...
— А, его? Да, видел... И не один раз.
Молодой солдат был поражен.
— Расскажите, какой он?
— Самый обыкновенный... Ну, в латах, как полагает¬
ся крестоносцам.
— Это, наверное, очень страшно?
— Что страшно?
— Увидеть крестоносца...
— Как тебе сказать... Ну, прочти молитву какую-ни¬
будь, и страх весь пройдет.
Аксель снова насторожился.
— Что там такое?
— Как будто кто-то плывет...
— Я тебе уже сказал, что никто плавать тут не ста¬
нет!.. Ну кто, по-твоему, это может быть?
— Кто-нибудь, кого подослал русский царь... Вроде
того, что сидит в каземате...
Пекториус рассердился.
— Долго ты будешь меня морочить: плывет, плывет...
Кругом водовороты, никто тут плавать не захочет... А
если захочет, я спасать его не стану!.. —Пекториус на¬
правился в сторону караульной будки. —Я прилягу не¬
много, а ты походи по берегу. Если приплывет русский
царь, крикни мне, я выйду и схвачу его. Наш король даст
мне за это большую награду, я с тобой поделюсь.
И, довольный своим остроумием, старый солдат на¬
правился в сторону ворот. Аксель до рассвета ходил
вдоль берега, но ничего больше не услышал.
2
Молодой солдат тревожился не зря. В самое темное
время ночи со стороны озера появилась лодка. К берегу
островка лодка не подошла — с нее опустился в воду
человек и поплыл к крепости. Лодку быстро унесло по
течению.
937
Человек, оказавшийся в воде, тихо подплыл к сред¬
ней части островка и там вылез на берег. Это был Федь¬
ка. Он подполз к самому основанию стены, где было тем¬
нее всего, и пролежал немного, чтобы отдышаться.
Федьку послал Митрий, в лодке вместе с ним нахо¬
дился Фомушка. Щепотьев обратил внимание на то, что
на плане Корчмина был указан канал, проходивший че¬
рез крепость. Нужно было разведать, нельзя ли этим ка¬
налом выбраться наружу. Для такого дела лучше всего
подходил Федька: уже не раз он доказал свою находчи¬
вость, к тому же ради Корчмина мальчишка готов был
пойти на какое угодно опасное дело.
Передохнув, Федька пополз в сторону ворот. Скоро
он услышал шум вытекавшей воды. Подобравшись к са¬
мой стене, Федька нащупал верх небольшой арки, кото¬
рая окаймляла выход, —отсюда и вытекала вода.
Спустившись в воду, Федька двинулся вдоль течения.
Чтобы не быть отброшенным назад, он цеплялся за кам¬
ни, которыми был выложен край канала. Так он продви¬
гался под стеной, пока не уперся в решетку, преграждав¬
шую выход из крепости, — решетка была из железных
брусьев.
Нащупав достаточно широкий просвет, Федька про¬
тиснулся между брусьями и, продвинувшись еще немно¬
го против течения, очутился внутри крепости. Через ка¬
нал был перекинут мостик, под которым мальчишка и
спрятался. Он услышал разговор на шведском языке —
по мостику прошли солдаты; затаившегося Федьку они
заметить не могли.
Солдаты прошли, и Федька выглянул из-под мости¬
ка — ничего в темноте, кроме висевших в разных мес¬
тах крепости фонарей, он не увидел. Федька решал, что
ему делать дальше: задачу свою он выполнил, так как
узнал, что по каналу можно выбраться из крепости. Он
представил себе, как Корчмин спустится в воду и, ми¬
новав решетку, очутится по ту сторону стены; затем
Корчмин переплывет на северный берег реки, где его
будут поджидать тятька с мужиками. Больше Федьке де¬
лать здесь было нечего — протиснувшись через решет¬
ку, он быстро выбрался к реке. Отсюда его понесло тече¬
нием к тому месту, где его взял в лодку Фомушка.
3
Шалаши стояли посреди сосен на пологом склоне
лесного озера. Лагерным сторожам хорошо были видны
938
подходы со всех сторон, к тому же в соседних деревнях
жили свои люди, которые должны были предупредить о
приближении рейтар. Лошадей далеко не отпускали:
когда бы ни понадобилось, мужики могли быстро уска¬
кать прочь.
Чтобы костры не дымили, Фомушка научил Ольгу
подкладывать в огонь сухие поленья. Девушка находи¬
лась теперь неразлучно с отцом, она готовила на весь
отряд еду и стирала на мужиков. Тут же жил и Федька
после того, как окончательно сбежал от синдика.
Донесся быстрый лошадиный топот, и к лагерю под¬
скакал мужик из дальней деревни, он был босой и сидел
без седла. Его послали предупредить, что еще с утра
большой отряд рейтар под командованием однорукого
ротмистра выехал из Нотебурга.
В это время в лагере кончали полдничать. Заиграл
берестяной рожок, оповестивший тревогу, —этому на¬
учил Корчмин, проживший некоторое время с мужика¬
ми. Запихивая за голенища ложки, мужики вскакивали
на ноги. Митрий предупредил, что если приблизятся
рейтары, то придется уходить с этого места, и все побе¬
жали ловить лошадей. Вскоре весь отряд уже готов был
отправиться в путь. Костер оставили гореть, над ним да¬
же повесили дырявый котел — путь рейтары считают,
что мужики не подозревают об их приближении.
Ротмистр Конау решил на этот раз во что бы то ни
стало разыскать "русских разбойников", Шлиппенбах
знал, что Конау в свое время отличился в провинции
Сконе, истребляя партизан. Сам однорукий ротмистр
был озлоблен против "ведьмы с Хирвисаари", ускольз¬
нувшей от расправы; к тому же девушка была дочерью
Митрия, верховодившего мужиками. За поимку этого че¬
ловека была объявлена награда.
Получив сведения, где находится лагерь, Конау ре¬
шил, что на этот раз мужики от него не уйдут.
Но рейтары изменили бы своей природе, если бы не
начали грабить, как только для этого предоставилась воз¬
можность. Ворвавшись в первую на их пути русскую
деревню, они кинулись по избам. Забрав все, что было
ценного, отряд продолжал путь; нескольких рейтар от¬
правили в крепость с захваченным скотом.
Во второй деревне предупрежденные жители успели
убежать в лес, захватив свое имущество, — рейтарам
остались лишь пустые избы. С досады Конау велел под¬
жечь их. Так повторилось и в других деревнях — путь
939
рейтар обозначался столбами поднимавшегося к небу
дыма. Приближаясь к тому месту, где, сообщили Конау,
находится лагерь мужиков, отряд поехал тихим шагом:
вперед отправили разведчиков. Вернувшись, они со¬
общили, что мужики не только никуда не ушли, но никто
из них даже и не подозревает о приближении рейтар.
Подъехали еще ближе, и теперь сам Конау увидел дым
от костра — в огонь, словно нарочно, наложили сырых
сучьев. Другого, на месте однорукого ротмистра, такая
беспечность могла бы насторожить. Но Конау был
слишком самонадеян — он считал, что на этот раз ему
удалось перехитрить мужиков. Был отдан приказ всех
перебить, лишь чернобородого мужика захватить жи¬
вым, за него дадут награду.
В лагере действительно все оставалось спокойным —
мужики, очевидно, спали. Только двое сидели у огня, но
что они делали, издали было не разглядеть, —во всяком
случае, и они ничего не замечали.
Обнажив палаши, рейтары ворвались в лагерь. Они
осаживали лошадей перед шалашами, ожидая, что оттуда
начнут выскакивать сонные мужики. Но никто из шала¬
шей не выскакивал, а два чучела у костра, которые соо¬
рудил Федька, сразу свалились, сбитые копытами ло¬
шадей.
Рейтары истоптали весь лагерь, перевернули все
шалаши, но ни одного живого человека не обнаружили.
Тогда Конау понял, что его и на этот раз перехитрили.
Опасаясь, что все это может оказаться ловушкой, он
приказал отряду быстро собраться и повел его на дорогу.
В это мгновение раздались крики, сопровождаемые
выстрелами, — навстречу рейтарам мчался на лошадке
поп Кузька. Он сидел без седла, размахивал кривой саб¬
лей и кричал: "С нами бог, ребята!.. С нами бог, ребя¬
та!.." За попом скакало всего несколько мужиков.
Отряд быстро приготовился отбить нападение. Рот¬
мистра удивила малочисленность мужиков —но в этом,
решил он, опять заключается какая-то хитрость, поэтому
лучше всего было отступить. Митрий в это время нахо¬
дился со своими мужиками в засаде —он собирался на¬
пасть на рейтар перед их выездом на дорогу. То, что поп
выскочил раньше времени, испортило все дело. У Мит¬
рия оставалась еще надежда, что, увлекшись преследо¬
ванием попа, рейтары растянут свой отряд и их легко
будет перебить поодиночке. Но однорукий ротмистр и
на этот раз проявил осторожность: повел отряд поля¬
нами вдоль дороги, оставив засаду в стороне. Митрию
940
предстояло решать, напасть на рейтар или отпустить их.
Мужиков было больше, но лошади рейтар скакали быс¬
трее, к тому же не получилось бы самого главного —
внезапности. Тем не менее Митрий решил рейтар не
упускать: не каждый день удавалось с ними встретиться.
С гиканьем и свистом мужики кинулись за рейтарами,
успевшими к тому времени выехать на дорогу.
Теперь уже Конау нужно было решать, принять или
не принять бой. Но сам он, тем более его рейтары, не
любили встречаться с противником в открытую; другое
дело — неожиданное нападение и, особенно, когда про¬
тивника меньше.
И, долго не раздумывая, ротмистр приказал пустить
лошадей вскачь в сторону Нотебурга; рейтары охотно
выполнили его приказ.
Некоторое время оба отряда скакали на равном друг
от друга расстоянии. Приподымаясь над головами лоша¬
дей, мужики стреляли, но безрезультатно. Рейтары обо¬
рачивались и на полном ходу, вставая в стременах, отве¬
чали; их выстрелы тоже не причиняли вреда.
Вскоре мужики начали отставать, и Митрий прекра¬
тил преследование. Когда рейтары скрылись и стих
топот их лошадей, он собрал мужиков на поляне. Хотя
Кузька был его другом, Митрий считал, что попа за свое-
вольничание нужно судить: не выскочи он без команды
на рейтар, может статься, они не скакали бы сейчас до¬
мой. И, главное, может, удалось бы захватить однорукого
ротмистра, чтобы обменять его на Корчмина.
Кузька всячески изворачивался, объясняя, что посту¬
пил так, желая сделать лучше: испугался, что вдруг рей¬
тары повернут в сторону... Он просил отпустить ему ви¬
ну. Наконец, поняв, что большой злобы у мужиков к
нему не было, заявил, что его лошадь укусил под хвост
слепень, она выскочила вперед —что же ему оставалось
после этого делать?.. Мужики были отходчивыми, а пос¬
леднее заявление всех рассмешило. Это и решило дело.
Только Митрий предупредил, что своевольничание Кузь¬
ки сошло ему в последний раз.
4
Мартин вышел из лодки и велел солдатам дожидать¬
ся. Он направился к тому месту, где напротив крепости,
на северном берегу Невы, возводили новый штерн-
шанц —укрепление это должно было помешать неприя¬
телю поставить здесь артиллерийскую батарею.
941
Мартин прошел открытым берегом и углубился в гус¬
той перелесок. Неожиданно навстречу ему вышло не¬
сколько мужиков. У всех имелось оружие — и Мартин
выхватил шпагу, больше у него ничего не было; позвать
на помощь солдат он счел для себя почему-то унизитель¬
ным.
Но защищаться ему не пришлось: мужики расступи¬
лись, и навстречу Мартину вышла девушка — он сразу
узнал Ольгу. Она была в домотканом сарафане, мужиц¬
ких сапогах и с головой, повязанной платком. Рядом с
ней стоял парень, недоверчиво глядевший на шведского
офицера. Ольга ему что-то тихо сказала, и парень не¬
охотно отошел к мужикам; глаз своих с Мартина он не
отводил.
— Здравствуйте, господин Мартин, —спокойно про¬
говорила девушка.
— Здравствуй, Ольга... — как-то не сразу ответил
Мартин.
И, не колеблясь, он вложил шпагу в ножны.
— Я рада, господин Мартин, видеть вас в добром
здравии...
— Я тоже рад, что ты сейчас так хорошо выгля¬
дишь... — снова с промедлением ответил Мартин.
И добавил:
— После всего того, что тебе пришлось вынести...
Мартин невольно опустил глаза; из всех чувств, вы¬
званных этой неожиданной встречей, главным был стыд:
он не сумел оказать помощь девушке, которая из-за него
вынесла столько страданий; а сделал это Корчмин, по¬
жертвовав своей свободой. Невольно Мартин шагнул к
Ольге, но мгновенно между ними оказался парень —он
словно охранял ее. Девушка отстранила его, и тот, недо¬
вольный, снова отошел.
— Вы не опасайтесь, господин Мартин, эти люди вам
ничего плохого не сделают: они знают, что вы передо
мной ни в чем не виноваты.
Мартину нечего было сказать, и он молчал.
— Господин Мартин, —продолжала девушка, —мож¬
но вас попросить...
Ольге никогда не приходилось вести подобные разго¬
воры со шведскими господами, одним из которых для
нее продолжал оставаться этот офицер; она не сразу на¬
ходила нужные слова; к тому же ей приходилось гово¬
рить по-шведски.
942
— Я хочу попросить вас, господин Мартин... Помо¬
гите нам освободить Корчмина... Господин Корчмин спас
мне жизнь...
Мартин вздрогнул, и лицо его побледнело; Ольга са¬
ма не ожидала, что слова ее могут произвести на него
такое впечатление.
От неожиданности Мартин едва переводил дыхание:
то, о чем попросила эта девушка, отвечало его самым
затаенным желаниям. Вернуть свободу Корчмину хотел
бы и он сам, но только не знал, как это сделать.
Вместе с тем в нем сразу сказался шведский офицер,
давший клятву верно служить своему королю. Он нахо¬
дился в Ингрии, которая уже почти целое столетие как
завоевана шведами и которую, если понадобится, он до¬
лжен отстоять даже ценой своей жизни. Немедленно он
должен позвать солдат, чтобы захватить мужиков вместе
с этой девушкой.
Но он медлил это сделать. Вместе с тем и согласия
своего не дал, отрицательно покачав головой.
Ольга не стала его упрекать, хотя могла бы это сде¬
лать, так как сама спасла ему жизнь. Она лишь присталь¬
но посмотрела ему в глаза и тихо спросила:
— Не поможете?
— Нет... — ответил Мартин, но уже не так твердо,
как бы ему самому хотелось.
Ольга продолжала смотреть ему в глаза.
— Не сейчас... — растерянно добавил Мартин. — Я
должен подумать...
Девушка отвернулась и молча пошла прочь. За ней
последовали мужики, и все вместе скрылись среди де¬
ревьев. Мартин остался один и не сразу нашел силы про¬
должать путь. Он не помнил, как выполнил поручение
Шлиппенбаха и вернулся в крепость. Запершись в своей
комнате, Мартин бросился на кровать и долго пролежал,
не понимая, что ему дальше делать. Ему все время пред¬
ставлялся последний взгляд Ольги, и он долго проклинал
себя за то, что отказался выполнить ее просьбу. Он знал,
что об этой встрече необходимо рассказать Шлиппенба-
ху, но так этого и не сделал.
Через несколько дней Мартин отправился на то мес¬
то, где встретил Ольгу. Мартин долго ходил там взад и
вперед; по его нетерпеливым шагам можно было предпо¬
ложить, что он кого-то поджидает. Но ни Ольги, ни соп¬
ровождавших ее мужиков на этот раз не было.
943
Еще через день Мартин в третий раз отправился на
то же место. Навстречу ему вышел мужик с черной бо¬
родой. Мартин догадался, что это отец Ольги. Он знал
его как лоцмана, приведшего судно в бухту поздней
осенью прошлого года. И этот же человек, смутно пред¬
ставлялось Мартину, ударил его по голове.
Они стояли молча друг против друга. Наконец Мар¬
тин спросил:
— Что мне нужно сделать, чтобы помочь Корчмину?
— Открыть ему дверь каземата.
— Открыть дверь каземата?.. А дальше что?
— Сказать, чтобы выбирался канавой, что выходит
из крепости у ворот.
— И это все?
— Все... Откройте двери каземата и скажите про ка¬
наву. Дальше мы ему поможем.
Немного помедлив, Мартин с трудом выговорил:
— Я не знаю, когда смогу это сделать...
— Мы все время караулим на том берегу: когда бы
Корчмин ни вышел, мы его встретим.
Митрий посмотрел в глаза шведскому офицеру, сов¬
сем как это сделала здесь же Ольга.
Мартин ответил, едва шевеля губами:
— Я открою дверь каземата... Я скажу про канаву...
И быстро направился к поджидавшим его в лодке
солдатам.
5
Прошедшая зима была суровой, и старые люди пред¬
сказывали, что придет жаркое лето. Предсказания
оправдались; лишь временами над дельтой Невы прохо¬
дили грозы, сопровождавшиеся короткими ливнями. Го¬
рели леса и торфяные болота. Удушливый дым стлался
по земле, и даже ночная прохлада не приносила облег¬
чения. Пожары возникали от ударов молний, но в Ниен-
шанце поджигателями считали русских мужиков.
Прошел слух, что началась война с московитами. В
Ниеншанце возникла паника —горожане боялись напа¬
дения мужиков из русских деревень. На самом же деле
это только польский король, Август II, подступил со сво¬
им войском к Риге; русский царь войны еще не начи¬
нал — дожидался перемирия с турками.
В шахматы Шлиппенбах играл теперь с Мартином. В
этот жаркий летний вечер они сидели, раскрыв все окна
944
и двери комендантского здания, но облегчения это не
приносило: не было ни малейшего ветерка даже с Ла¬
дожского озера. Лишь в середине дня собрались со всех
сторон темные тучи и начали доноситься раскаты дале¬
кой грозы; казалось, что природа ждет сигнала, чтобы
обрушиться на землю проливным дождем; но тучи рас¬
ходились, и все оставалось по-прежнему.
Оба играли в этот вечер настолько скверно, что
Шлиппенбах, наконец, смешал на доске фигуры и подо¬
шел к окну. Это тоже не принесло ему облегчения.
— Узникам в казематах сейчас лучше всего: у них не
так душно, — проговорил Шлиппенбах. — Жалею, что
никто не может посадить меня в один из казематов хотя
бы на ночь.
Шлиппенбах вернулся к столу, и Мартин его спро¬
сил:
— Не считаете ли вы, господин полковник, что Корч¬
мин прочел уже те книги, которые вы приказали ему
передать?
— Ты прав, —ответил Шлиппенбах, —отберем наи¬
более интересное из того, что доставили нам господа не¬
гоцианты. Боюсь, что мы видели их в последний раз:
война не способствует торговле.
Отложив несколько книг, он продолжал:
— Отнеси нашему узнику и поговори с ним, вас
обоих это развлечет. Да напомни, чтобы к ужину ему
подали бутылку того вина, что нам с тобой так понра¬
вилось, — Корчмин тоже понимает толк в подобных
вещах.
Будь Шлиппенбах более прозорливым, он обратил бы
внимание на то, как изменился в лице Мартин; впрочем,
он и тогда приписал бы это удушливому воздуху.
Шлиппенбах снова подошел к окну.
— Слава богу, ночью, кажется, все же разразится
гроза — завтра будет не так жарко, — снова заговорил
он.
И добавил:
— После того как побываешь у Корчмина, приди рас¬
сказать, не скучает ли наш узник.
— Хорошо, господин полковник, — услышал он ти¬
хий ответ.
Шлиппенбах посмотрел ему вслед. "Тяжело мальчику
сидеть взаперти среди крепостных стен, — подумал
он. — Но ничего: начнется война, мы, может быть, вый¬
дем отсюда на простор русских равнин".
945
Мартин спускался по лестнице, держа в руках книги
в кожаных переплетах. Юноша спускался медленно, ему
казалось, что никогда ему не приходилось держать та¬
кую тяжесть. Корчмин сидел на табурете подле стола. На
нем была белая полотняная рубашка, короткие штаны и
башмаки на босу ногу. Бороду и усы он сбрил и зачесы¬
вал назад длинные волосы. Сейчас Корчмин не был боль¬
ше похожим на того купца, каким впервые появился в
Ниеншанце.
Мартин осведомился, как нашел Корчмин ужин; про
вино он не спрашивал: бутылка не была еще откупорена.
Корчмин ответил, что ужин отменный, и, не предполагай
он, что Мартин успел отужинать с полковником, при¬
гласил бы его разделить с ним компанию.
Они обменялись мнениями о прочитанных книгах.
Корчмин попросил поблагодарить Шлиппенбаха за про¬
явленные заботы. Мартин обещал это сделать.
Но беседа у них не ладилась. “Что это с ним проис¬
ходит? — думал Корчмин. —Может быть, это действие
удушливого воздуха?"
Выполнив все, что ему было поручено, Мартин встал
и нерешительно направился к двери; не дойдя до нее, он
обернулся. Корчмин смотрел ему вслед.
— Прощайте, господин Корчмин, — проговорил Мар¬
тин с сожалением.
— Почему же “прощайте"? —живо возразил Корч¬
мин. Его удивили слова Мартина. — Или вам с полков¬
ником предстоит покинуть крепость?
Мартин пристально посмотрел в глаза собеседника.
— Нет, мы остаемся, — сказал он, — а покинуть
крепость должны вы.
В каземате наступила тишина; слышно было только,
как по коридору проходит стражник.
— Покинуть крепость должен я? — словно про себя,
проговорил Корчмин после некоторого молчания.
И, когда шаги стражника затихли, спросил:
— Объясните, как я должен это сделать?
— Вы выйдете на крепостной двор... Там, где про¬
ходит канал, вы войдете в воду и под стеной выберетесь
из крепости... На северном берегу вас поджидают
Друзья.
Корчмин мысленно представил себе весь путь, кото¬
рый ему предстояло пройти.
— А дверь каземата? —спросил он.
946
— Дверь каземата останется открытой.
Пятясь, Мартин вышел в коридор. Корчмин прислу¬
шался: дверь плотно закрылась, но ключа Мартин не по¬
вернул, он лишь вынул его из замка.
Корчмин медленно поднялся и подошел к двери. Он
понимал, что действовать должен крайне осторожно, —
ошибка сейчас могла стоить ему не только свободы, но,
пожалуй, и жизни.
В коридоре караулил один из стражников — время
от времени он проходил из конца в конец. Следовало
дождаться, пока стражник пройдет мимо двери и скро¬
ется за поворотом, тогда бегство на какой-то небольшой
отрезок времени останется незамеченным. Снаружи,
знал Корчмин, уже темно, лишь в немногих местах кре¬
постного двора были повешены зажженные фонари.
Светлая рубашка могла его выдать, и он накинул на себя
серый плащ, служивший одеялом, — больше он ничего
не взял.
Откупорив бутылку, Корчмин налил в кружку вина,
но, подумав, пить не стал: вино могло вскружить голову,
и это толкнуло бы на неосторожные поступки. Корчмин
припал к двери, ожидая очередного прохода стражника.
Раздался стук алебарды о каменные плиты —страж¬
ник проследовал мимо. Осторожно приоткрыв дверь,
Корчмин увидел в полутемном коридоре его удалявшую¬
ся спину. Тогда он быстро вышел, плотно закрыв за
собой дверь, и быстро направился в противоположную
сторону.
Ему предстояло еще миновать караульное помеще¬
ние, где находится второй стражник, обычно дремав¬
ший. В случае необходимости он готов был вступить с
ним в борьбу, хотя никакого оружия при себе не имел.
Подойдя к караульному помещению, Корчмин осто¬
рожно заглянул внутрь. Ему пришлось сделать усилие,
чтобы не рассмеяться: стражник сидел на скамейке и
держал на коленях скинутые штаны. На голове у него
была надета медная каска, а в руках он держал иголку с
длинной и толстой ниткой; алебарду стражник присло¬
нил к стене.
Стражник так был увлечен починкой штанов, что не
заметил проскользнувшего мимо Корчмина, — может
быть, он принял его за своего товарища.
Корчмин выбрался на крепостной двор. Теперь ему
нужно было, пользуясь наиболее темными местами, до¬
браться до воротной башни — здесь уходил под стену
канал.
947
В ночное время внутри крепости, кроме стоявших на
посту солдат, никого не было. Тем не менее Корчмин не
решился пересекать двор, а начал пробираться по узко¬
му пространству между северной стеной и каналом —
здесь было к тому же темнее.
Приблизившись к воротной башне, где стоял караул,
Корчмин спустился в воду; плащ и рубашку он оставил
на берегу. Течение здесь было быстрым, и его понесло
под стену.
Сразу же дорогу преградила решетка. Это оказалось
неожиданным. Прижатый водой к решетке, Корчмин
ощупывал брусья, чтобы найти место, где можно было
протиснуться. Такого места не оказалось. Корчмин еще
раз проверил всю решетку —и с таким же результатом.
"Что же такое случилось, — думал Корчмин, — не
хотел же Мартин заманить меня в ловушку?.."
А случилось то, чего никому из тех, кто указал Корч¬
мину этот путь, не могло прийти в голову: там, где прос¬
кользнул худенький мальчишка, не смог этого сделать
взрослый мужчина.
Необходимо было решать, что делать дальше. Цепля¬
ясь за неровности стен, Корчмин выбрался обратно на
крепостной двор. Преодолевая течение, он добрался до
одного из мосточков, перекинутых через канал, где и за¬
таился. В это время в крепости поднялась тревога.
Из своего укрытия Корчмин услышал, как забегали
по двору солдаты, а офицеры на них кричали; в руках у
этих людей были факелы, свет от которых отражался в
воде канала.
По крикам у воротной башни Корчмин понял, что
нашли брошенную им одежду. Все кинулись туда, в том
числе и Шлиппенбах, голос которого, отдающий распо¬
ряжения, он слышал, совсем недалеко от себя.
На какой-то небольшой промежуток времени кре¬
постная площадь опустела: все, кто могли, собрались у
воротной башни, проверяя, мог ли узник выбраться из
крепости по каналу. Корчмину нужно было воспользо¬
ваться этим и скрыться в том единственном месте, где
его не сумели бы найти; таким местом мог быть только
кабинет самого Шлиппенбаха.
Выбравшись на край канала, он немного постоял, по¬
ка стекала вода, — иначе его быстро отыскали бы по
следу. Каждое мгновение на него мог натолкнуться кто-
либо из солдат, но, к счастью, этого не случилось.
Наконец, двигаясь вдоль северной стены, он быстро
пересек в темном месте двор и достиг комендантского
948
дома. Здесь он поднялся по каменной лестнице в покои
Шлиппенбаха.
Тем временем собравшиеся у стены убедились, что
убежать из крепости по каналу невозможно: его пре¬
граждала крепкая решетка. Шлиппенбах знал это и рань¬
ше, но опасался, что ее могли выломать. Бежавшего уз¬
ника следовало искать внутри крепости. Во все стороны
были разосланы солдаты, чтобы не остался необследо¬
ванным ни один закоулок. Солдаты возвращались, до¬
кладывая, что узника нигде нет.
Шлиппенбах посылал проверять офицеров, но и те
сообщали о том же. Мартин все время находился при
Шлиппенбахе, и только темнота не давала возможности
увидеть, каким бледным было его лицо.
Шлиппенбах и Мартин вернулись к себе после полу¬
ночи, когда вся крепость, казалось, была обыскана.
Сбившимся с ног солдатам и офицерам дали отдых.
Поиски решено было возобновить с наступлением дня,
а на остаток ночи удвоили караулы —теперь даже мышь
не могла бы незамеченной выскользнуть из крепости.
Мартин, обессилев, бросился на постель. Он был
убежден, что Корчмина в крепости уже нет, хотя не
представлял себе, как беглец преодолел решетку. Он не
допускал, чтобы чернобородый мужик направил Корч¬
мина по неправильному следу. Вскоре заснув, Мартин
видел во сне Корчмина скачущим на коне в сторону мос¬
ковского рубежа, где его поджидали друзья.
* * *
Сон Мартина был беспокойным, проснулся он от ка¬
ких-то необычных звуков. Вскочив на ноги, Мартин ки¬
нулся к двери и замер, не смея пошевелиться, на пороге:
навстречу ему шел рыцарь, тот самый, который до этого
всегда стоял неподвижным в нише.
От неожиданности Мартин едва не вскрикнул. Ры¬
царь поднял руку, приложив к шлему палец. Мартин все
понял и отступил в свою комнату, прислушиваясь к то¬
му, что произойдет дальше. Позвякивающие звуки, от
которых он проснулся, продолжались — рыцарь спу¬
скался по лестнице.
Снаружи рассветало. Духота в воздухе осталась та¬
кой же, как и вечером, — ночь не принесла прохлады. С
горящих болот несло торфяной гарью, отчего воздух ка¬
зался лиловым. Рыцарь вышел на крепостной двор и спо-
949
койным шагом направился
к воротной башне: здесь
был единственный выход
из крепости. Первый сол¬
дат, попавшийся ему на¬
встречу, словно остолбе¬
нел, а когда рыцарь к нему
приблизился, упал на коле¬
ни; склонив голову, он на¬
чал шептать молитву.
Рыцарь продолжал ид¬
ти, не ускоряя шага; еще
несколько солдат опусти¬
лись перед ним на колени.
У воротной башни в эту
ночь стоял Пекториус со
своим подручным Аксе¬
лем. Утомившись во время
поисков, старый солдат
скрылся в каморку, предо¬
ставив Акселю бодрство¬
вать за двоих; он не сомне¬
вался, что, когда понадо¬
бится, молодой солдг™
пеет его разбудить.
Аксель сидел на скамей¬
ке, борясь с одолевающей
дремотой. Ему мерещился
родной дом на берегу Бот¬
нического залива, куда он
еще не потерял надежды
вернуться. Увидев кресто¬
носца, направлявшегося пря¬
мо к нему, и солдат, кото¬
рые опускались на колени,
он сперва не сообразил, на¬
яву это или ему попросту
снится. Крестоносец подо¬
шел и жестом потребовал
выпустить его из крепости.
В башне имелось двое во¬
рот — внутренние и на¬
ружные, которые обычно
не закрывались; между ни¬
ми была кованая решетка,
которую поднимали при по¬
мощи ворота; для того что¬
бы опустить ее, достаточно
было выдернуть чеку. Сей¬
час решетка была опущена.
Пока крестоносец стоял
перед молодым солдатом,
на крепостном дворе по¬
явился один из офицеров:
пришло время продолжать
поиски беглеца. Колено-
преклоненные солдаты вызвали у офицера удивление.
Но он не догадывался еще, что происходит. Вместо того
чтобы поднять тревогу, он начал пинать солдат, застав¬
ляя их вскочить на ноги. В это время Аксель привел в
движение ворот. Офицер услышал скрип и посмотрел в
сторону башни; увидев крестоносца, он только сейчас
заподозрил неладное, и по крепости разнесся сигнал
тревоги.
Поднявшись одним из первых, Шлиппенбах появился
на балконе комендантского дома. Он сразу же понял, что
произошло. Быстро спустившись на крепостной двор,
Шлиппенбах побежал к воротам. Подскочив к молодому
солдату, он приказал ему немедленно опускать решетку.
Аксель сунулся в проход под башней, вслед за уходив¬
шим крестоносцем, и решетка с грохотом опустилась.
Шлиппенбах послал подоспевшего офицера схватить
едва не ускользнувшего беглеца. Тот быстро кинулся за
ним и мгновенно вернулся, сообщив, что в проходе бег¬
леца уже нет.
— Поднять решетку! —закричал Шлиппенбах.
Окончательно оторопевший Аксель не понимал, что
ему теперь делать; решетку начал поднимать успевший
вовремя проснуться Пекториус. Когда решетка, нако¬
нец, со скрипом поднялась, все, во главе с Шлиппенба-
хом, выбежали на берег. Здесь среди камней валялись
раскиданные доспехи. А Корчмин, уносимый быстрым
течением, плыл прочь от крепости.
За ним была отправлена лодка с солдатами. Едва она
приблизилась к противоположному берегу, оттуда раз¬
дались выстрелы. Сидевший за рулем офицер был ранен,
и лодку, потерявшую управление, понесло вниз по реке.
В это же время те, кто поджидали Корчмина, помогли
ему выбраться на берег.
6
Перебравшись, с помощью Митрия, через границу,
Корчмин прискакал в Кабону; его сопровождал Федька.
Щепотьев дал ему свежих лошадей, и Корчмин отпра¬
вился разыскивать царя. Федьку он забрал с собой.
Петра, руководившего возведением земляных укреп¬
лений, они нашли на окраине Пскова.
— Ага, —воскликнул Петр, — майн гнедигер герр
Карцмин вернулся!..
952
И, не давая ему ничего сказать, Петр продолжал:
— Мню, что при расставании герр Карцмин пребы¬
вал в чине поручика?
— Да, государь, в чине поручика бомбардирского ба¬
тальона Преображенского полка, — отрапортовал Корч¬
мин, не подозревая еще, что последует дальше.
— Ну, а с сего дня герр Карцмин будет у нас капи¬
таном.
Услышав это, Корчмин даже покраснел — ведь сам
Петр числился по бомбардирскому батальону в том же
чине.
— Государь, — заговорил он, — изволь выслушать,
как выполнено доверенное тобой дело...
— Все знаю: и карту видел, и записи твои читал...
Чаю, более половины навыдумывал?
— Государь! — воскликнул Корчмин, не заслужив¬
ший такого упрека. —Там нет ни слова неправды...
— Знаю, знаю — ты в полном доверии.
— Государь, позволь рассказать тебе, как я выбрался
из крепости —история сия занимательна...
— Недосуг сейчас, капитан, до твоих историй: с дня
на день дожидаюсь вестей от послов к турецкому султа¬
ну... Как отпишут про перемирие с турками, сразу дви¬
немся на Нарву; это первая крепость на нашей дороге...
Вот осилим Нарву, все мне и расскажешь...
— Нарва, государь, а после Канцы и Орешек?
— Канцы и Орешек, коли понадобится, — уклончи¬
во ответил Петр.
“Так вот каковы планы государя", — подумал Корч¬
мин. Он живо представил себе крепость в Нарве, где
в начале весны провел две недели, скупая через
Штернфельда шведские пушки. Теперь он снова дол¬
жен отправиться к Нарве, на этот раз уже с москов¬
ским войском.
— А кто этот малый с тобой, не Федька ли? — не¬
ожиданно спросил Петр.
— Он самый, государь.
Про помощь, которую оказывали ему лоцман и его
сын, Корчмин рассказал еще раньше, в пересланных бу¬
магах.
Оглядев мальчишку, царь сказал:
— Смотри, коли не выйдет из него толка, взыщу с
тебя, не посмотрю, что ты стал капитаном Преображен¬
ских бомбардиров.
953
Федька стоял вытянувшись, не смея даже моргнуть
глазом.
После побега Корчмина Мартин долгое время болел.
Шлиппенбах, опасавшийся за его жизнь, заботился о
нем, как о собственном сыне. Едва поправившись, Мар¬
тин покинул Нотебург. На груди у него был спрятан
пакет, в котором Густав Вольдемар Шлиппенбах просил
своего брата, Вольмара Антона, принять под свое по¬
кровительство молодого шведского офицера.
Глава первая
"Крестоносец" покинул крепость
1
— Господин полковник, проговорил Мартин, — вы
всегда утверждали, что Нотебург — неприступная кре¬
пость.
Шлиппенбах помедлил с ответом, разглядывая через
подзорную трубу южный берег Невы.
— Я и сейчас утверждаю это, но только следует пом¬
нить... — Он сделал паузу, водя трубой вправо и вле¬
во. — Только следует помнить, что в Нотебурге побывал
Корчмин,— вот тот самый, что стоит рядом с царем.
Шлиппенбах передал трубу Мартину, который начал
разглядывать группу неприятельских офицеров, собрав¬
шихся у опушки леса на левом берегу Невы. Рядом с
высокой фигурой Петра он увидел человека, о котором
говорил Шлиппенбах. Оба они, Петр и Корчмин, разгля¬
дывали стены и, вероятно, видели тех, кто стоял на кре¬
постной башне.
— Но ты можешь быть уверенным, добавил Шлип¬
пенбах, — мы приложим все усилия, чтобы Нотебург,
вопреки желанию русского царя, остался за шведской
короной.
— О да, господин полковник, — воскликнул Мар¬
тин, — мы не пожалеем для этого всех своих сил!
И он гордо взглянул на шведское знамя, развевающе¬
еся над башней. Того же мнения держались и офицеры
крепости, и среди них — отец Мартина, однорукий рот¬
мистр Конау.
А Шлиппенбах в это время думал: "Поражает безрас¬
судство короля: вместо того чтобы сразу после победы
под Нарвой покончить с Московией, Карл погнался за
Августом в Польшу. Неужели он так ослепился польским
королем, что отдает нас на съедение Петру?.."
Южный берег Невы находился невдалеке от остров¬
ка, на котором стояла крепость. Вдоль воды рос низкий
кустарник, а дальше поднимался густой лес. Ближе к Ла¬
дожскому озеру был выстроен летний дом военного ко¬
менданта, а за ним — постройки шведских колонистов,
теперь сожженные.
Несколько дней назад из крепости впервые заметили
на опушке русских солдат. Сперва они прятались за де¬
ревьями, затем начали рыть зигзагообразные траншеи,
956
приближаясь к реке. На берегу они начали проклады¬
вать апроши, возводить шанцы и кетеля для пушек и
мортир. Шведы открывали по ним огонь, но это не оста¬
навливало действий неприятеля. И Шлиппенбах сейчас
подсчитывал, достанут ли ядра до вражеских офицеров
на опушке леса, понимая, что ядра туда не долетят. Оче¬
видно, это же знал и Корчмин.
Происходило все это в последних числах сентября
тысяча семьсот второго года. Лес на берегах Невы уже
успел пожелтеть. С Ладоги дул холодный ветер, раньше
времени обрывавший листья, — наступило время суро¬
вого осеннего ненастья.
Мартин продолжал наблюдать за действиями неприя¬
теля. Многое изменилось в молодом шведском офицере
за прошедшие два года. Сейчас он даже внешне не по¬
ходил на того мечтательного юношу, каким явился в
Ингрию. Он стал выше ростом, раздался в плечах, между
бровями у него залегла глубокая складка, придававшая
лицу не только мужественное, но и скорбное выраже¬
ние. Вместе с тем Мартин превратился в безукоризнен¬
ного шведского офицера, который два года провоевал
под командованием генерала Вольмара Шлиппенбаха.
Он смело кидался в самую гущу сражений, участвовал в
опасных вылазках, не боялся смерти и, может быть, бла¬
годаря этому оставался невредимым. Про него говорили,
что "молодой Конау так и остался заколдованным ведь¬
мой с Хирвисаари".
Вольмару Шлиппенбаху два года войны победных
лавров не принесли. После небольшого успеха под Печо-
рами, за что он получил чин генерала, его разбил под
Эрестфером Шереметев. Произошло это так. Разведав,
где находится шведское войско, Шереметев скрытно вы¬
шел ему навстречу. За три дня до Нового года, смяв пе¬
редовые шведские отряды, Шереметев напал на самого
Шлиппенбаха. После упорного боя обе стороны отсту¬
пили. Через несколько часов, собрав все свои силы, про¬
тивники встретились вновь. "Войско наше было новое и
непрактичное, —писал об этом сражении впоследствии
Петр, — к тому же пушки наши не приспели". Русской
коннице трудно было удержать напор шведов, и разг¬
ром, казалось, был неминуем. Но в это время "успела
прискакать артиллерия". Пушки открыли по неприятелю
скорострельный картечный огонь, остановивший шве¬
дов. А затем русские перешли в наступление. К вечеру,
потеряв свои пушки, знамена и штандарты, Шлиппенбах
едва успел ускакать прочь. Бегство его прикрывал не¬
957
большой отряд Мар¬
тина. Русской артил¬
лерией, решившей ис¬
ход сражения, руко¬
водил Василий Корч-
мин.
Вторично генерал
Шлиппенбах потерпел
поражение, и от того
же Шереметева, в
июле следующего го¬
да, у Гумоловой мызы.
Вскоре после этого ге¬
нерал послал Марти¬
на с письмом к своему
брату в Нотебург, где
молодому офицеру и
пришлось остаться в
связи с начавшейся
осадой.
За действиями не¬
приятеля наблюдали
не только военный ко¬
мендант со своими
офицерами — из ам¬
бразур глядели солдаты, запертые в осажденной крепо¬
сти. Многие из них уже участвовали в сражениях и по¬
нимали, что, пока не подойдет подмога или крепость не
сдадут, им отсюда не выбраться.
Среди них находился и Аксель. Когда началась осада,
его выпустили из заточения, куда молодой солдат попал
после побега Корчмина. С Акселем случилось неладное:
каждого встречного он теперь предупреждал, что "крес¬
тоносца в крепости больше нет". Ему объясняли, как все
происходило в действительности, но переубедить его бы¬
ло невозможно. Аксель с сожалением смотрел на солдат,
удрученно качал головой и говорил им, что все они
"обреченные". Пекториуса в крепости уже не было; с
началом войны ему удалось перебраться в полевую
армию.
2
Еще до того, как началась война между Россией и
Швецией, польский король, он же курфюрст саксон-
958
скийг Август, союзник Петра, подступил к Риге. В это же
время Карл XII, переплыв из Швеции к датским берегам,
оказался перед Копенгагеном. Угрожая бомбардиров¬
кой, он вынудил датского короля Христиана выйти из
союза с русским царем. Осада Риги потерпела неудачу,
и Август поспешно отступил сперва в Польшу, затем в
Саксонию.
Оставшись без союзников, Петр начал войну против
Швеции с осады Нарвы. Карл успел к этому времени
высадиться вблизи Пярну и явился на выручку осажден¬
ного города. Девятнадцатого ноября шведы разбили под
Нарвой московское войско, бежавшее в беспорядке к
Новгороду; лишь Преображенский и Семеновский пол¬
ки отошли, не расстроив своих рядов. Самого Петра в
этот день под Нарвой не было. Все ждали, что Карл не¬
медленно двинется на Москву, но, вместо этого, он по¬
гнался за Августом.
Под Нарвой у Петра было необученное войско, пуш¬
ки, разрывавшиеся после первого выстрела, и инозем¬
ные командиры, удивительно быстро сдававшиеся в
плен. Сразу же после поражения Петр начал готовиться
к продолжению войны.
Оборонять от русских Эстляндию и Ингрию шведы
оставили двух генералов — Шлиппенбаха, с восемью
тысячами солдат, у Дерпта1, и Кронхиорта, с семью ты¬
сячами, на речке Назье, впадающей в Ладожское озеро.
По Псковскому озеру плавали небольшие суда капи-
тана-командора Лешерна, а в западной части Ладожско¬
го озера, как обычно, курсировала эскадра Нумерса.
На этот раз Петр решил осадить Нотебург. Предпо¬
лагали подойти к крепости в декабре тысяча семьсот
первого года, когда Неву покрывал лед. Но внезапно на¬
ступившая оттепель спутала все расчеты, и “добывание"
Нотебурга перенесли на осень следующего года.
Летом Петр отправился на Белое море; с ним было
четырехтысячное войско. Был пущен слух, что русский
царь собирается напасть на Швецию с севера. Действи¬
тельно, в августе Петр отплыл на тринадцати кораблях к
Соловецким островам. Но оттуда эскадра прошла в юж¬
ную часть Белого моря, к устью реки Нюхчи. Протащив
два “малых фрегата" сухим путем через карельские деб¬
ри до Онежского озера, Петр вышел со своим войском
1 Дерпт — Тарту.
959
по реке Свири на Ладогу. Сюда же пришли из Пскова и
Новгорода войска Шереметева, Апраксина и Репнина.
К этому времени Апраксин успел побить Кронхиор-
та, прогнав его на правый берег Невы, суда Лешерна
были уничтожены, а Нумере с остатками эскадры едва
ушел с Ладожского озера. В конце сентября московское
войско осадило Нотебург.
3
Первого октября начался артиллерийский обстрел
крепости. Ядра не только попадали в стены, разрушая
их, но и падали на крепостной двор; прыгая между дома¬
ми, они ранили и убивали людей. Бомбы лопались со
страшным треском, наводя на скрывавшихся в подвалах
ужас и смятение. От каленых ядер и бомб, начиненных
смолой, вспыхивали деревянные перекрытия башен и
стен, наполняя крепость дымом и гарью.
Пока продолжалась бомбардировка, Петр велел про¬
рубить вдоль южного берега просеку, по которой про¬
тащили волоком, в обход крепости, лодки; ниже по тече¬
нию навели наплавной мост и перебрались на северный
берег. Здесь они напали на возведенный шведами штер-
ншанц. Шведский офицер приказал отступить, рассчи¬
тывая, что отряд переправят в крепость. Но Шлиппенбах
лодок не послал, и отряду пришлось сдаться.
Из Кексгольма прибыла к осажденным подмога, но
пробиться к крепости не смогла. Воспользовавшись пас¬
мурным утром, часть солдат посадили на шкуты и под¬
везли к крепости. Шкуты укрепили у стен цепями, а сол¬
дат подняли на стены при помощи канатов, укрепленных
на блоках. Первыми этих солдат встретил Аксель, за¬
явивший, что они приплыли зря, так как всех их ждет
здесь погибель... Мартин приказал Акселя арестовать,
что вызвало ропот старых солдат: полоумный вызывал у
них сочувствие. Шлиппенбах Акселя освободил: он знал,
насколько солдаты гарнизона ненадежны, и не хотел их
зря раздражать.
После первого дня обстрела с южного берега отплы¬
ла лодка с ''трубачом Готфридом”. Трубача, также при
помощи каната, подняли на стену, где его встретил
Шлиппенбах. В переданной бумаге было сказано, что
русское войско начало "жестокую осаду", которую не
прекратят, пока крепость не будет взята. А посему царь
960
хочет знать, не склонен ли комендант, во избежание
излишнего кровопролития, крепость сдать, причем пред¬
лагает самые милостивые условия. Шлиппенбах просил
для ответа четыре дня: ему необходимо было связаться
с шведским командованием в Нарве, он все еще надеял¬
ся на помощь. Петр на отсрочку не согласился, и ядра
снова полетели в сторону крепости. Ответным огнем ру¬
ководил сам Шлиппенбах. Пренебрегая опасностью, он
обходил в сопровождении Мартина и других офицеров
крепостные стены. Мимо пролетали ядра, свистела кар¬
течь, шлепались зажигательные бомбы. Шлиппенбах
шел со своими офицерами, не обращая на все это вни¬
мания, ведя нарочито шутливые разговоры: своим при¬
мером они хотели подбодрить защитников крепости. Но
солдаты лишь угрюмо глядели им вслед; все чаще и чаще
возникали среди них разговоры о том, что необходимо
сдать крепость.
К военному коменданту явились женщины, жалуясь
на невыносимые условия, в которые они попали благо¬
даря осаде. Шлиппенбах посоветовал написать Шереме¬
теву письмо, прося выпустить из крепости всех женщин
и детей; все еще надеясь на подмогу, он всячески от¬
тягивал время.
Письмо было написано, и на стену вышел барабан¬
щик; обстрел с обеих сторон прекратился. Барабанщика
спустили к лодке, присланной осаждавшими.
Шереметева поблизости не оказалось, и послание но-
тебургских женщин попало в руки царя. Отлично пони¬
мая хитрость Шлиппенбаха, Петр ответил, что ничего не
имеет против того, чтобы женщины покинули крепость,
но, “поскольку он не может опечалить их разлучением,
пусть изволят взять с собой своих супружников".
Барабанщика отправили обратно. Прочитав ответ,
Шлиппенбах приказал открыть по шанцам и кетелям
осаждающих усиленный огонь из всех крепостных пу¬
шек; снова началась с обеих сторон канонада.
В один из последующих дней осады русские сели в
лодки и подплыли к тому месту, где стояли шкуты. Стена
была здесь больше всего разрушена. Шлиппенбах пред¬
положил, что начинается штурм, и явился сюда со всеми
офицерами. Несмотря на мушкетный огонь, кидаемые со
стены фанаты, осаждающие высадились на узкую поло¬
су земли у подножия стены. Мартин с небольшим отря¬
дом смельчаков спустился им навстречу, после чего за¬
961
31-770
вязалась отчаянная схватка. Русские успели "порубить
суда", но нападение было отбито. Мартина подняли не¬
вредимым на стену, все же, кто с ним спустился, были
убиты или тяжело ранены.
Шестого октября в крепости начался сильный пожар,
возникший после взрыва части порохового запаса. Над
островком поднялся столб дыма, который ветром погна¬
ло в сторону Ладожского озера. Орудийный огонь был
перенесен на те части стены, где образовались проломы;
башни, называвшиеся Церковной и Погребной, были
разрушены.
Так прошло еще несколько дней, причем "ничего
знатного не учинилось". К осаждающим все время при¬
бывало подкрепление, защитников крепости станови¬
лось все меньше и меньше. Мартин чаще обходил стены,
проверяя, все ли на своих местах; солдат, не повиновав¬
шихся офицерам, расстреливали на месте.
Осажденные были измотаны беспрерывной пальбой
и необходимостью бороться с пожаром. Многим не при¬
шлось сомкнуть глаз с начала осады. Защитники крепо¬
сти считали себя обреченными, чему помогли разговоры
полоумного Акселя. Солдаты предполагали, что Шлип¬
пенбах давно бы уже сдал крепость, если бы не молодые
офицеры во главе с Мартином, желавшие заслужить от
короля награду.
В ночь на одиннадцатое октября, обойдя стены, Мар¬
тин вернулся в подземный каземат. Несмотря на продол¬
жавшуюся канонаду, он лег и мгновенно заснул. Ему
снилось, как, полный самых чудесных надежд, он впер¬
вые плывет в Ингрию.
Проснулся Мартин от наступившей тишины. Вско¬
чив на ноги, он выбежал на крепостной двор и прислу¬
шался. Ни с той ни с другой стороны не слышно было
ни одного выстрела. Мартин поднялся на стену. Вскоре
здесь же появился Шлиппенбах, его тоже подняла на но¬
ги прекратившаяся канонада.
Никто не понимал, что случилось. Сперва решили,
что подошло шведское войско, как под Нарвой, и осаж¬
дающим пришлось поспешно отступить.
Вдруг оба берега одновременно взревели залпом всех
мортир, окрестности осветились ярким пламенем. Никто
не успел укрыться, и залп этот причинил осажденным
громадный урон.
После этого снова наступила тишина, доносились
лишь крики раненых и проклятья военному коменданту,
962
не желавшему сдавать крепость. Второй залп причинил
уже меньше вреда. За ним последовал третий. И тут при
свете орудийных вспышек осажденные увидели, что к
крепости плывут лодки с солдатами и “приступными
лестницами".
Лодки подплыли к островку и начали штурм. И если
измученные солдаты требовали до этого сдать крепость,
то сейчас, увидя вплотную подступившего неприятеля,
начали отчаянно обороняться; офицерам уже не было
необходимости побуждать их к сопротивлению.
Шлиппенбах приказал занять все проломы; по лод¬
кам били картечью, в высаживавшихся кидали гранаты,
успевших подняться на стены сбрасывали в воду вместе
с лестницами; гремели мушкетные выстрелы.
На стенах дрались врукопашную. Происходило это
при свете вновь разгоравшихся пожаров, гасить их было
уже некому.
Внутри крепости все было заполнено густым дымом,
проникавшим в самые отдаленные уголки. Прятавшиеся
в казематах люди, задыхаясь, выбегали на открытое мес¬
то и падали, сраженные разрывающимися бомбами.
Штурм не прекращался всю ночь. Лодки подплывали
со всех сторон. Силы защитников редели; не хватало
ядер — в пушки закладывали камни; иссяк запас гра¬
нат — на голову неприятелю скидывали каменные глы¬
бы; не хватало пуль и кремней для мушкетов.
Сам Шлиппенбах дрался наряду с солдатами. Мартин
не раз отводил направленный на него удар. Шведы
бились из последних сил, но это было уже отчаяние об¬
реченных: помощь, на которую до последнего рассчиты¬
вал Шлиппенбах, не пришла, Кронхиорт бросил его на
произвол судьбы.
В течение дня штурм не ослабевал; в подкрепление
осаждающим был послан Меншиков со свежими силами.
Но русским не удалось даже занять проломы. Тогда Петр
приказал отступить. Приказ этот, очевидно, не дошел до
тех, кому предназначался, — ни майор Карпов, прояв¬
лявший со своими солдатами исключительную храб¬
рость, ни Голицын, впоследствии ставший фельдмарша¬
лом, ни Меншиков, ни другие командиры не отступали;
было лишь велено оттолкнуть лодки, в которых приплы¬
ли, показывая этим, что обратного пути нет.
К пяти часам дня среди осажденных наступил пере¬
лом: они не могли больше обороняться. Солдаты, окру¬
963
31
жавшие Шлиппенбаха, потребовали, чтобы военный ко¬
мендант дал сигнал к сдаче.
Произошло это на верхней площадке одной из уце¬
левших башен. С Шлиппенбахом находились офицеры,
готовые защитить его от взбунтовавшихся солдат. Впе¬
ред выскочил обезумевший Аксель. Он бросился на во¬
енного коменданта, угрожая одним из тех копий, какими
сбрасывали неприятельских солдат со стены; дорогу ему
преградил Мартин.
В это же мгновение над башней разорвалась бомба,
очевидно последняя, выпущенная неприятелем с левого
берега. Кто успел отскочить, кто свалился, пораженный
осколками. Упал и Шлиппенбах, но он остался невре¬
димым. Поднявшись на ноги, военный комендант подо¬
шел к краю башни и оглядел вверенную ему крепость.
Схватка продолжалась у всех проломов, внутри горели
здания, подплывали лодки с неприятельскими солдата¬
ми. Шлиппенбах понимал, что его будут судить, лишат
чина, орденов, обесславят, но нужно было сдаваться.
Барабанщик вышел на такое место, откуда его хоро¬
шо было видно, и стал “бить шамад". Стрельба с обеих
сторон разом прекратилась. Осажденные отступили на
крепостной двор, осаждающие заняли проломы. Обе
стороны до утра подбирали убитых и раненых, шведские
солдаты тушили пожары.
Шлиппенбах распорядился отнести тяжело раненно¬
го Мартина вниз. С горечью военный комендант думал,
что, подай он сигнал к сдаче раньше, Мартин, а с ним и
десятки защитников крепости остались бы живыми.
Утром парламентеры пролезли через проломы и спу¬
стились по “приступным лестницам” на крепостной
двор. Здесь их ожидал Шлиппенбах, и началась выработ¬
ка условий сдачи.
4
Корчмин снова ходил по Нотебургской крепости, где
всюду были видны следы губительного действия русской
артиллерии. Большая часть здания была разбита или
сожжена. В одном из писем Петр, рассказывая об осаде
Нотебурга, писал: “Артиллерия наша зело чудесно свое
дело справила”. Там же было добавлено: “Правда, что
зело жесток сей орех был, однако, слава богу, счастливо
разгрызен”.
Обойдя стены с многочисленными проломами, Корч¬
мин спустился на крепостной двор. Перед ним прошла
964
одна из женщин, переживших осаду. Она была в черном
платье, лицо ее носило следы тяжелых переживаний.
Зачерпнув в канале воду, женщина направилась с
кувшином в руках ко входу в одно из подземелий. Корч¬
мин узнал ее — это была мать Мартина. До него дохо¬
дили слухи о бесстрашном поведении молодого шведско¬
го офицера, и он последовал за фру Конау.
Они спустились в небольшое помещение, освещав¬
шееся через узкое окошко. В нем пытали Ольгу. Мартин
лежал, покрытый серым плащом. Рядом, опустив голову,
сидел однорукий ротмистр. Мать Мартина осталась у
входа.
Подняв голову, отец Мартина проговорил:
— Это хорошо, что вы пришли, — мой сын в бреду
не раз называл ваше имя.
Присев рядом, Корчмин тронул похолодевшую руку
Мартина. Увидев, кто пришел, тот попытался улыбнуть¬
ся, но лицо его лишь болезненно скривилось — рана
причиняла страшную боль.
— Я распоряжусь, чтобы вам прислали нашего лека¬
ря, — тихо сказал Корчмин.
— Ему теперь нужен только пастор, — ответил Ко¬
нау и начал плакать.
Фру Конау подошла поближе, и лицо ее еще больше
побледнело.
Мартин открыл глаза.
— Я умираю, — едва слышно прошептал он, — и я
счастлив, что вы будете жить...
— Вы не умрете, Мартин, мы спасем вас, — ответил
Корчмин.
— Нет, мне жить больше не для чего...
Мартин судорожно схватил посиневшими пальцами
руку Корчмина и прижал ее к груди. Это было последнее
сделанное им усилие. Однорукий ротмистр приподнял¬
ся, вглядываясь в лицо сына, покрывавшееся тенями.
Фру Конау опустилась на колени и начала молиться.
На пороге неслышно появился пастор, но в услугах
его уже не было надобности.
5
На следующий день условия капитуляции были под¬
писаны. В крепость явился, окруженный большой сви¬
той, Шереметев. Сам он и все, кто с ним пришли, выря¬
дились в парадные одежды, были в завитых париках и
965
шляпах, украшенных перья-
ми. С ними был и Петр в
простом мундире бомбардир¬
ского капитана, в котором
провоевал всю осаду. Ворота
не были еще разобраны, всем
пришлось лезть через проло¬
мы.
После нескольких ясных
дней погода испортилась — с
Ладоги подул холодный ветер,
развевая плащи офицеров и
перья на их шляпах. Навстре¬
чу Шереметеву вышел Шлип¬
пенбах; в руках у него был
серебряный поднос, на кото-
ром лежали ключи от крепости. Опустившись на одно
колено, Шлиппенбах протянул поднос победителю.
Одной рукой придерживая край шляпы, другой Ше¬
реметев взял ключи и с поклоном передал царю. Для
Петра это было еще непривычным делом — принимать
ключи побежденной крепости. Он повертел ими, не зная
что делать. Затем он наклонился к Меншикову и что-то
ему сказал. Меншиков быстро убежал и вскоре вернулся
с солдатами, которые несли лестницу.
Лестницу приставили к крепостным воротам. В это
время ветер усилился, засвистев во всех щелях разбитых
зданий, а затем начал хлестать мокрый снег.
Не обращая внимания на непогоду, Петр ловко до¬
брался до верхней ступеньки. Лестницу снизу крепко
держал Меншиков. Последний отличился во время
штурма, и все видели, что царь оказывает ему особое
благорасположение.
В руках у Петра были ключи, которые он прибил над
воротами. Обернувшись, царь громогласно объявил:
— Крепость сия отныне именоваться будет Шлис¬
сельбургом1!
1 Шлиссельбург — ключ-крепость.
967
Меншиков крикнул "ура", все сразу его поддержали.
Через несколько дней бомбардир-поручик Меншиков
был объявлен комендантом завоеванной крепости.
Петр спустился с лестницы, подошел к Шлиппенбаху
и помог ему подняться на ноги.
— Господин полковник, —сказал царь, —пожалуй¬
те к нам в гости. Петрович, — он указал на стоявшего
рядом Шереметева, —знатно накормит нас... И “повою¬
ем с Ивашкой Хмельницким" — сие нами заслужено.
Шлиппенбах в знак согласия поклонился. Петр по¬
шел вперед, за ним офицеры. Снова предстояло лезть
через проломы.
Бывший военный комендант остался сделать необхо¬
димые распоряжения. К нему подошел Корчмин. Шлип¬
пенбах как-то виновато посмотрел на него и сказал:
— Пропал, совсем как куриц в щах...
Оба засмеялись, как люди хорошо друг друга пони¬
мающие, а затем крепко обнялись.
Через день посреди крепостного двора выкопали глу¬
бокую яму. В нее опустили, стреляя из пушек, павших
во время штурма солдат и офицеров.
А еще через несколько дней остаток шведского гар¬
низона "с распущенными знаменами, барабанным боем,
и с пулями во рту, с четырьмя железными пушками,
сквозь учиненные проломы вышел и на судах отпущен
со всеми своими вещами"...
Меншикову Петр приказал отстроить Шлиссельбург-
скую крепость.
— Сугубое внимание обрати на казематы, — сказал
он ему. — Сюда мы станем сажать наших супротивни¬
ков: до Соловков1 далеко, а крепость сия для такого дела
зело пригодна.
Глава вторая
Последнее предательство Скарпа
1
В ночь на двадцать четвертое апреля тысяча семьсот
третьего года, оставив позади последнюю рогатку Ниен-
1 В Соловецком монастыре на Белом море была одна из самых страш¬
ных тюрем, куда заточали противников царя Петра.
968
шанца, выбрался на келтусскую дорогу всадник в чер¬
ном плаще и надвинутой на лоб шляпе. Никто не сопро¬
вождал его.
Миновав несколько уснувших деревень, всадник
проскакал селение Келтуси. Дорога шла между покры¬
тыми лесом холмами. Всадник не жалел лошадь, которая
уже начала храпеть.
Внезапно дорогу преградили солдаты. Лошадь взмет¬
нулась, но удержаться на ногах не смогла, повалившись
боком на землю. Солдаты вытащили из-под нее всадни¬
ка, связали ему руки и повели в лесную чащу. Человек
тот словно ждал, чтобы все именно так и произошло.
За день до этого фельдмаршалк Шереметев вышел во
главе шестнадцатитысячного войска из Шлиссельбурга в
сторону Ниеншанца. Выход войска сумели сохранить в
тайне, а всех, кто попадался по пути, хватали и задер¬
живали. Не доходя до Келтуси, войско остановилось, —
до цели оставалось менее пятнадцати верст. Костров не
разводили, был лишь раскинут шатер для фельдмаршал-
ка.
Война между Швецией и Московским государством
началась еще более двух с половиной лет назад. Ожидая,
что неприятель может вторгнуться в Ингрию, все, кто
могли, покинули город. Корабли, стоявшие в устье Охты,
отплыли и более не возвращались. Торговля с Ингрией
замерла, и цены в Ниеншанце на съестные припасы
вздорожали в несколько раз.
Одним из первых бежал бургомистр Герман Герц.
Хозяином в городе остался военный комендант Аполлов,
успевший к тому времени жениться на Люции Розенвас-
сер. Новым бургомистром военный комендант назначил
Скарпа.
Теперь честолюбие бывшего Обернибесова было
удовлетворено: он добился того, чего так долго желал. К
тому же в его руках оказались все продовольственные
запасы города, и он сумел на том как следует нажиться.
Когда пришло сообщение о победе Карла под На¬
рвой, радостную весть праздновали в Ниеншанце целую
неделю; сожгли такой грандиозный фейерверк, какого в
этом городе еще не видели. Решив, что теперь русский
царь больше не сунется в Ингрию, многие горожане вер¬
нулись обратно. К тому же отряды стражников разгра¬
били и сожгли все русские деревни, население которых
ушло за рубеж.
969
В октябре тысяча семьсот второго года пал Нотебург,
и снова жителей Ниеншанца охватила паника. По пути
в Швецию Аполлова посетил Шлиппенбах. Он предуп¬
редил, что русский царь не ограничится завоеванием
крепости в истоке Невы, ему нужна вся Ингрия, и пока
он того не достигнет, военные действия не прекратятся.
Аполлов знал, что Шлиппенбаха за сдачу Нотебурга до¬
лжны судить, поэтому не придал его словам значения. У
Шлиппенбаха нашлись сильные покровители, которые
помогли ему, к тому же Карл нуждался в военачальни¬
ках, воевавших с московитами: у молодого шведского ко¬
роля укреплялась мысль о походе на Москву.
И вот наступила весна семьсот третьего года. Вторая
половина апреля, как всегда в дельте Невы, стояла теп¬
лой; рано прошел лед. Доходили слухи о том, что к Шлис¬
сельбургу собирается большое русское войско, но никто
не хотел этому верить.
Скарп и в должности бургомистра остался верен се¬
бе — он всегда был обо всем осведомлен. Поэтому он,
единственный из всех в Ниеншанце, узнал, что Шереме¬
тев вышел из Шлиссельбурга. Никому ничего не сооб¬
щив, Скарп решил на этот раз действовать самостоятель¬
но.
...Шереметеву доложили, что схвачен человек, при¬
бывший из Ниеншанца; он требует, чтобы его немедлен¬
но провели к фельдмдаршалку.
Внутри шатер был освещен свечами. На походных та¬
буретах сидели приглашенные офицеры, среди них сам
фельдмаршалк, в домашнем платье, отделанном круже¬
вами. Солдаты ввели сухощавого мужчину в черном кос¬
тюме, глядевшего исподлобья.
Шереметев велел подвести его поближе и спросил:
— Как тебя зовут, голубчик?
— Мое имя Скарп, Иоганн Генрих Скарп. Я являюсь
бургомистром города Ниеншанца.
Заявление это заставило всех присутствующих удив¬
ленно переглянуться.
— Кто может подтвердить, что вы именно тот, за ко¬
го себя выдаете? — спросил фельдмаршалк.
— Подтвердить это может Василий Корчмин, кото¬
рый проживал в Ниеншанце под именем купца Ильи
Осетрова.
О подвиге Василия Корчмина было широко известно.
Но Корчмин в это время вместе с царем собирал осад¬
970
ную артиллерию, которую на судах должны были под¬
вести к Ниеншанцу.
Корчмин рассказывал Шереметеву о всех должност¬
ных лицах города, в том числе и о Скарпе. Для фельд-
маршалка человек этот являлся предателем, которого
следовало попросту вздернуть на первом же подходящем
суку. Но сперва нужно было выяснить, не сможет ли он
на что-нибудь пригодиться.
Приказав развязать Скарпу руки, Шереметев спо¬
койно спросил:
— Выходит, Обернибесов, что ты пришел ко мне ка¬
яться ?
Скарп этого не ожидал. Испуганно взглянув на Ше¬
реметева, он повалился ему в ноги. Он хотел подползти
к фельдмаршалку, но солдаты удержали его. Тогда, схва¬
тившись за голову, Скарп заголосил, как баба.
— Довольно, господин бургомистр, — брезгливо
прервал его Шереметев, — время позднее, а мы еще
утром должны обложить ваш город. Если хотите что-
либо сообщить, мы можем вас выслушать.
Скарп смолк.
— Интересно было бы узнать, — продолжал Шере¬
метев, — известно ли военному коменданту, господину
Аполлову, что бургомистр, господин Скарп, находится
сейчас среди нас?
Не поднимаясь с колен, Скарп начал заверять Шере¬
метева, что Аполлову об этом ничего неизвестно. Больше
того, Аполлов не знает даже, что подошло московское
войско.
— Так что же вы, господин бургомистр, собираетесь
предложить нам? —спросил Шереметев.
Скарп ответил, что, если господин фельдмаршалк за¬
хочет, русские могут овладеть городом без всякой оса¬
ды, — он, Скарп, знает, как это сделать.
Шереметев не отличался доверчивостью, появление
ниеншанцкого бургомистра могло быть всего-навсего
ловушкой. Чтобы проверить Скарпа, он начал рас¬
спрашивать его о крепости, гарнизоне, запасах. На все
вопросы бургомистр охотно отвечал, вероятно, ничего
не скрывая. Затем Скарп объяснил, как лучше всего
овладеть крепостью: нужно только, пользуясь темнотой,
подойти с южной стороны, там, где имеется недостроен¬
ный вал, протянувшийся от Невы к берегу Охты. Охра¬
няют его всего полтораста драгун. Оттуда уже нетрудно
971
будет ворваться в крепость, захватив врасплох ее гар¬
низон.
Шереметев подготовился к длительной осаде горо¬
да — предложение ниеншанцкого бургомистра открыва¬
ло другие возможности. Одновременно с выходом глав¬
ных сил на келтусскую дорогу, двухтысячный отряд под
командованием подполковника
из иноземцев Нейтерта и капи¬
тана Преображенского полка
Глебовского, был направлен в
лодках, “плавным путем", вниз
по реке. Обсудив создавшееся
положение со своими офицера¬
ми, фельдмаршалк решил ис¬
пользовать для овладения ва¬
лом этот отряд.
Скарпу было велено подняться с колен; он должен
был немедленно отправиться на берег Невы. Но ниен-
шанцкий бургомистр не пошевелился. Шереметев топ¬
нул ногой: он не выносил, когда ему перечили. Он хотел
уже приказать, чтобы Скарпа вывели силой, как послед¬
ний кинулся к его ногам. Обхватив их, Скарп громко
рыдал, умоляя простить ему его измену: тем, что он при¬
шел в русский лагерь, он загладил свой поступок, мос¬
ковское войско теперь быстро овладеет шведской кре¬
постью.
Скарпа снова оттащили. Шереметев сказал, что он не
имеет власти прощать изменников, — за этим следует
обращаться к царю. Но если все случится так, как обе¬
щает господин бургомистр, он первым будет ходатайст¬
вовать за него перед Петром.
Скарп еще раз кинулся к ногам фельдмаршалка, ста¬
раясь прижаться к ним своим заплаканным лицом. От¬
правляя ниеншанцкого бургомистра к отряду на берег
Невы, Шереметев распорядился, что если обнаружится
обман, пристрелить предателя на месте.
Отряд Нейтерта и Глебовского поджидал в лодках
под высоким берегом, в нескольких верстах выше горо¬
да. Когда прискакали от Шереметева со Скарпом, Не-
йтерт выразил неудовольствие: его солдаты предназна¬
чались для осады крепости, а не для ночного штурма;
Нейтерт терпеть не мог отступать от раз намеченного
плана. Но он должен был подчиниться приказу фельд¬
маршалка.
Течение реки в этом месте было быстрым, и остав¬
шееся до города расстояние преодолели на лодках в са¬
мый короткий срок. До рассвета осталось еще немного
времени.
Нейтерт, как старший, был командиром всего отряда,
Глебовский —его авангарда. Нейтерт выделил Глебовс¬
кому часть солдат, отправив его разведать, что представ¬
ляет собой вал и легко ли им овладеть. Сам он остался у
лодок на берегу.
Солдаты продвигались еще в полной темноте, дорогу
указывал Скарп; Глебовский ни на шаг его от себя не
отпускал.
Появление русских солдат оказалось для шведов на¬
столько неожиданным, что они не успели оказать
сопротивление. Но вместе с тем в крепости поднялась
тревога.
973
Однако никому не могло прийти в голову, что яви¬
лось все московское войско, особенно Аполлову: еще ут¬
ром Скарп уверял его, что Шереметев не только нахо¬
дится в Шлиссельбурге, но и собирается там оставаться
все лето.
Смяв шведских драгун, солдаты Глебовского завла¬
дели валом. Глебовский отправил к Нейтерту сержанта
за подмогой. Он считал, чт.о есть возможность ворваться
в крепость, но для этого у него недостаточно солдат. И,
главное, необходимо спешить: скоро рассветет.
Нейтерт принадлежал к тем иноземным офицерам,
которые больше всего боялись проявлять инициативу.
Приказа о захвате крепости у него не имелось. К тому
же поспешность Глебовского могла Нейтерту повредить:
захвати этот русский офицер Ниеншанц, победу припи¬
сали бы ему, а не командиру всего отряда. Поэтому Ней¬
терт подмоги не послал.
В это время Глебовский дрался уже на подступах к
крепости. Шведских солдат становилось все больше и
больше, в то время как его отряд терпел большой урон.
Начало светать. Глебовский еще несколько раз посы¬
лал за подмогой, но пунктуальный иноземец брать кре¬
пость без приказа не собирался.
Вал отрядом был удержан. Глебовский, раненный в
голову, вернулся к Нейтерту. Он наговорил ему много
оскорбительных слов, однако тот и ухом не повел — то,
что ему было велено, он выполнил, остальное его не ка¬
салось.
Глебовский все время держал Скарпа подле себя. Да
и сам бургомистр боялся от него отбиться — о возвра¬
щении в Ниеншанц ему уже не приходилось думать. От¬
ступая, Глебовский увидел, что бургомистра окружили
шведские солдаты, — прийти ему на помощь он не мог.
Шведские солдаты схватили Скарпа и потащили в кре¬
пость: им показалось удивительным, что бургомистр
привел московитов.
2
Двадцать шестого апреля явились из Шлиссельбурга
Петр с Корчминым, доставившие сорок восемь пушек,
шестнадцать мортир, ручные гранаты и все, что было
необходимо для осады. Суда вел по реке Митрий. Из
рентрашемента, построенного на противоположной сто¬
роне от города, шведы ушли без боя. Вокруг крепости и
974
всего города осаждающие начали копать траншеи, стро¬
ить шанцы и кетеля для осадной артиллерии.
На следующий день Петр торжественно проплыл в
лодках мимо крепостных стен осажденного города. С
ним были семеновцы и преображенцы. Шведы были на¬
столько поражены, что не сразу открыли по лодкам
огонь.
Петр внимательно всматривался в очертания бере¬
гов. Рядом с ним находился Корчмин, с развернутой на
коленях картой, им самим составленной; карта эта и все
добытые Корчминым сведения "зело пригодными ока¬
зались". В лодке находился Митрий, который давал Пет¬
ру самые подробные объяснения о тех местах, мимо ко¬
торых они проплывали.
Разведав, что поблизости шведских солдат не имеет¬
ся, высадились на Заячьем острове.
Быстро обойдя его, Петр заявил:
— Место сие самое отменное для возведения крепо¬
сти.
Корчмин напомнил о наводнениях, затоплявших Зая¬
чий остров. Петр сказал, что ничто не помешает поднять
уровень острова хотя бы на несколько сажень.
После этого поплыли в лодках к Котлинскому морю.
Здесь тоже не оказалось шведских солдат, а в море не
было видно ни одного неприятельского судна.
Петр долго ходил по кочковатому, заболоченному бе¬
регу. Поднимаясь на сухое место, он вглядывался в даль.
Это было море, по которому с давней поры ходили рус¬
ские купцы. Раздувавшимися ноздрями Петр втягивал
весенний воздух. Острова Котлина отсюда не было вид¬
но, но Петр хорошо знал, где этот остров находится. Он
уже теперь намечал построить на нем крепостное соору¬
жение, которое станет оберегать подступы к дельте
Невы.
Там, где берег был выше, росли дубы, заинтересо¬
вавшие Петра. Митрий рассказал про языческое капи¬
ще — царь приказал отвезти себя туда. Они пробрались
через затопленные заросли и вышли к "семи дубам". У
корней самого большого дуба лежал мертвый дед Архип.
Старик принес сюда свою последнюю жертву, положил
ее, но вернуться домой сил у него уже не хватило. Петр
направился к лодкам, Митрий остался похоронить ста¬
рика.
975
На Лозовом острове Петр устроил засаду — спрятал
отряд во главе с Щепотьевым — следить, не подойдет ли
на выручку осажденного города шведская эскадра.
Двадцать девятого апреля крепость и город начали
обстреливать залпами из двадцати пушек и двенадцати
мортир, на что неприятель “ответствовал неменьшим ог¬
нем". В городе возникли многочисленные пожары.
Шереметев направил к Аполлову трубача, "которого
и в Нотебурге посылали", с предложением сдать Ниен¬
шанц. Аполлов обсуждал этот вопрос шесть часов, после
чего трубач принес ответ: "Поскольку крепость вручена
военному коменданту для обороны, сдавать ее не соби¬
раются". Аполлов тоже надеялся на подмогу.
Утром первого мая, после небольшого перерыва,
осаждающие ударили из всех орудий "аккордом". Кре¬
пость и город заволокло дымом. Когда дым рассеялся, на
стене появился барабанщик —Ниеншанц прекратил со¬
противление.
В шатре у Шереметева побывал шведский офицер, и
были утверждены условия сдачи. В крепость вошел Пре¬
ображенский полк, в палисады — Семеновский. Над
крепостью был поднят русский флаг, и город получил
новое название — Шлотбург; так пожелал Петр.
Шлотбург просуществовал недолго — через пятнад¬
цать дней на Заячьем острове была заложена крепость,
вокруг которой начал расти город, получивший название
Санкт-Питер-Бурх.
3
Корчмин оказался на улицах сдавшегося Ниеншанца.
В городе не осталось ни одного уцелевшего здания, все
было разбито или сожжено. На месте дома, в котором он
проживал у Штернфельда, поднимались лишь закопчен¬
ные трубы.
Посреди рыночной площади, как и прежде, продол¬
жала стоять "Тощая Гертруда"; она гордо глядела на
окружающее разорение. Под перекладиной на ветру
раскачивалось потемневшее от дыма мертвое тело.
Корчмин не сразу узнал в повешенном бывшего синдика
Скарпа.
Позже ему рассказали, что военный комендант не¬
сколько ночей подряд пытал своего закадычного друга.
Аполлов во что бы то ни стало, пока крепость еще дер¬
жалась, хотел узнать, куда тот спрятал свои деньги. Но
976
Скарп ему ничего не открыл. Тогда с досады перед самой
сдачей он успел его повесить.
Глава третья
Федька хочет водить корабли
1
От Щепотьева прискакал в Шлотбург гонец, уведо¬
мивший Петра, что в Котлинском море появилась швед¬
ская эскадра. В Неву неприятельские суда не вошли:
препятствовал сильный восточный ветер. Петр приказал
глаз с эскадры не сводить и незамедлительно сообщить,
если хоть один из кораблей попытается подняться вверх
по реке.
К вечеру эскадра стала на якорь против Васильева
острова. Перед самым заходом солнца на флагманском
корабле сделали два выстрела, через небольшой проме¬
жуток времени выстрелы повторили.
Щепотьев, находившийся с отрядом в засаде на Ло¬
зовом острове, решил, что шведы уведомляют ниен-
шанцкий гарнизон о своем прибытии; очевидно, они еще
не знали, что крепость перешла уже в руки московитов.
Каково же было удивление Щепотьева, когда прозвучали
ответные выстрелы, —то Шереметев отвечал на "швед¬
ский лозунг".
Несколько дней из-за противного ветра шведские ко¬
рабли не делали попыток войти в Неву. Обменявшись
рано утром с крепостью сигналами, эскадра курсировала
до вечера по Котлинскому морю, а к заходу солнца снова
становилась на якорь и еще раз обменивалась с крепо¬
стью выстрелами.
Так продолжалось до шестого мая. Утром этого дня с
одного из кораблей отправили на берег шлюпку. Уверен¬
ные, что русских в устье не должно быть, шведские мат¬
росы плыли без всяких опасений.
Солдаты Щепотьева поджидали в засаде. Шлюпка
врезалась в илистый берег, и с нее соскочил один из
матросов. Проявив излишнюю поспешность, русские
раньше времени обнаружили свое присутствие. Матрос,
соскочивший на берег, был захвачен, остальные успели
шлюпку отпихнуть; возникшая перестрелка не помеша¬
977
ла шведским матросам благополучно вернуться на ко¬
рабль.
Захваченного допросили. Он подтвердил, что эскадра
явилась на поддержку крепости Ниеншанца. Только Ну¬
мере, опасаясь ловушки со стороны Петра, в реку не
шел: вице-адмирал хорошо помнил об нападении на его
корабли предыдущим летом на Ладожском озере. Шлюп¬
ку отправили за лоцманом, который должен был про¬
вести два судна —десятипушечный бот “Гедан" и вось¬
мипушечную шняву “Астрильд" —до Ниеншанца.
Обо всем этом Щепотьев уведомил Петра. Царь обе¬
щал к ночи явиться с подмогой. Сам Щепотьев подго¬
товился к нападению неприятеля. Не могли же шведы,
считал он, примириться с тем, что русские появились в
устье реки. Оказалось, что шведов это нисколько не
обеспокоило, — ведь дважды в день они обменивались с
ниеншанцким гарнизоном сигналами.
После полудня два шведских судна действительно во¬
шли в Неву; погода вновь ухудшилась, и судам пришлось
стать на якорь против деревни Каллина, чтобы переж¬
дать до утра. К заходу солнца, как было уже заведено,
дали два выстрела и, через некоторое время, получили
ответ.
2
Петр приплыл Безымянным ериком. С ним прибыло
восемь лодок, в которых сидели преображенцы. Куда
плыть, снова указывал Митрий; при нем находился
Федька.
Двадцать две лодки остались за поворотом Невы, там,
где из нее вытекал Безымянный ерик; командовал этим
отрядом Меншиков.
Федька с годами вырос. Корчмин, при котором он
большую часть времени находился, многому научил его.
Сейчас Федька напросился принять участие в боевом де¬
ле. Митрий его отговаривал, но Федьку поддержал Петр:
“Пускай привыкает к музыке ядер и мушкетных пуль..."
Федька был вооружен кинжалом и пистолетом. В
храбрости и желании проявить ее на деле у Федьки не
было недостатка. С затаенным трепетом он ожидал того
мгновения, когда лицом к лицу встретится с неприяте¬
лем. Федька считал, что он сперва выстрелит из писто¬
лета, затем бросится на шведских матросов с кинжалом.
978
Успех задуманного зависел от погоды. Солнце село в
тучу где-то за Лисьим Носом, и небо на западе начало
затягивать. Неприятельские корабли в устье реки скры¬
лись в сумерках. Некоторое время можно еще было ви¬
деть суда, стоявшие в открытом море, но вскоре и они
утонули в темноте. Федька понимал, что темнота бла¬
гоприятствует внезапности нападения.
Неожиданно с восточной стороны неба начало свет¬
леть: над лесом показалась луна. Опять стало возмож¬
ным разглядеть стоявшие в реке корабли, а за ними и те,
которые оставались в море, — это грозило испортить
все задуманное дело. Но, по мере того как луна поднима¬
лась, ее начало заносить сперва обрывками облаков,
затем надвинулась плотная туча, снова стало темно.
“Пора, —думал Федька. —Почему это царь медлит?.."
Но Петр не медлил — он тоже наблюдал за луной и
облегченно вздохнул, когда она скрылась. Петр отдавал
приказания приглушенным шепотом, солдаты поспешно
рассаживались по лодкам.
В первой из них, вместе с Петром, находился Мит¬
рий — он должен был указывать дорогу, — сюда же за¬
брался и Федька. Было договорено, что Щепотьев через
некоторое время подаст сигнал начать нападение на не¬
приятельские корабли.
Когда лодки отплыли, больше всех беспокоился
Федька, ведь необходимо было проплыть незамечен¬
ными между двумя стоявшими в устье кораблями и всей
шведской эскадрой, находившейся в море. Как тихо
гребцы ни опускали весла, ему казалось, что они под¬
нимают страшный шум. Ни на одном из неприятельских
кораблей не было слышно разговоров, на мачтах не были
зажжены фонари.
Наконец перед лодками из темноты выросли голые
сваи — это был конец Васильева острова. Федька знал,
что здесь раньше стояла рыбацкая тоня, куда он не раз
плавал с отцом.
В ночной тишине прозвучал негромкий выстрел —
по этому сигналу Щепотьева должен был начать напа¬
дение отряд Меншикова. Федька услышал далекие кри¬
ки — лодки Меншикова выплывали из-за поворота; от¬
ряд этот не должен был скрывать от противника своего
присутствия.
На “Гедан" и “Астрил^д" пробили тревогу, и сразу же
по приближавшимся сверху лодкам начали стрелять из
пушек. В темноте это не причиняло урона, зато по ору¬
979
дийным вспышкам хорошо было видно, где стоят оба ко¬
рабля. Шнява "Астрильд" находилась ближе к морю, к
ней плыли лодки Петра; на бот "Гедан” должен был на¬
пасть со своими солдатами Меншиков. Когда лодки при¬
близились, к пушечной пальбе присоединились мушкет¬
ные выстрелы. Вслушиваясь во все это, Федька невольно
сжимал рукоятку своего кинжала: ему представлялось,
как он, вместе с солдатами, вот-вот полезет на палубу
неприятельского судна...
Лодки Петра тем временем продолжали плыть вдоль
берега Васильева острова, им приходилось преодолевать
сильное течение. Петр шепотом командовал: "Раз-два,
раз-два", помогая солдатам грести. Они проходили так
близко от берега, что Федька, несмотря на темноту, уз¬
навал знакомые места, —неподалеку раньше стоял дом,
в котором он родился и вырос.
Внезапно хлынул дождь, и такой сильный, что вокруг
лодок закипела вода. Федька, как и все остальные, мгно¬
венно промок. Сперва он испугался, что дождь помешает
нападению, но быстро сообразил, что дождь поможет им
остаться незамеченными. К тому же на "Гедан", где ору¬
дия стояли на открытой палубе, вынуждены были прек¬
ратить пальбу из пушек. Лишь Петр неодобрительно во¬
рчал: ему пришлось снять с себя колет, который мог бы
защитить его от дождя, и прикрыть им приготовленные
для абордажа гранаты.
Время для Федьки тянулось нестерпимо долго, а Петр
все продолжал свое "раз-два, раз-два"... Наконец лодки
оказались вблизи "Астрильд". Петр приказал им разой¬
тись, чтобы напасть на неприятельское судно со всех
сторон. Отвлеченные тем, что происходило на "Гедан",
матросы "Астрильд" прозевали приближение петровско¬
го отряда.
Увидев, наконец, подплывшие лодки, шведские мат¬
росы сперва приняли их за подмогу, присланную с дру¬
гих кораблей эскадры. Ошибка обнаружилась, лишь
когда на палубу, цепляясь за борта кошками и баграми,
полезли русские солдаты.
Петр, с гранатой в руках и с пистолетами за поясом,
полез на неприятельское судно одним из первых; при
его росте ему это было сделать проще, чем другим. Мно¬
гие из шведских матросов, увидев перед собой громад¬
ного детину с вытаращенными глазами, так никогда и не
узнали, что это был сам русский царь.
980
Стараясь не отставать от других, на палубе оказался
и Федька. Он выискивал в темноте, на кого бы ему бро¬
ситься. Петр в это время швырнул одну из гранат в не¬
приятельских матросов, столпившихся у мачты; на мгно¬
вение осветилась часть палубы.
Мимо Федьки бежали с криком солдаты.
Один из них наткнулся на Федьку, сбив его нечаянно
с ног. Федька страшно обиделся; ему сразу же захоте¬
лось показать, что он тоже может принести пользу.
Федька бросился, подняв руку с кинжалом, на одного из
шведских матросов, но не успел добежать — кто-то
раньше сбил этого матроса с ног. И — к счастью для
Федьки: матрос был лучше его вооружен и, конечно,
опытнее в бою. Федька наметил себе новую жертву, но
его опять опередили, — очевидно, в сражении нельзя
было медлить.
На палубе трещали выстрелы, рвались гранаты, раз¬
носилась отчаянная ругань. Неприятельские матросы со¬
противлялись. Петру это дало возможность, правда,
несколько спустя, написать Апраксину: “Понеже не¬
приятель пардон зело поздно закричал, едва не всех по¬
колотили, только и осталось в живых, что тринадцать че¬
ловек”. Петр при этом не забыл добавить: "Смею и то
писать, что истинно с восемью лодками в деле были”...
Федька добрался до кормы судна, освобожденной от
неприятеля, — ему хотелось узнать, что происходит на
“Гедан”. Судя по победным крикам и утихшей стрельбе,
дело там подошло к концу.
И тут рядом с Федькой вырос из темноты шведский
матрос. Машинально Федька выстрелил, но промахнул¬
ся. Матрос схватил его за руку, державшую кинжал. Он
так сильно стиснул ее, что Федька разжал пальцы. И не
пришлось бы Федьке ходить больше на абордаж неприя¬
тельских кораблей, если бы матроса сзади не ударили по
голове прикладом мушкета.
В это время к “Астрильд” подплыла лодка — спра¬
шивали Петра; это Меншиков осведомлялся, как обстоят
дела; на “Гедан” у них все уже было закончено. Петр
крикнул, что и на “Астрильд” все “в полном порядке".
Убитых и раненых, вместе с пленными, отправили в
лодках вверх по реке, к Шлотбургу. Трупы неприятель¬
ских матросов покидали за борт, палубу протерли шваб¬
рами. Петр отправил в море две лодки — разведать, что
происходит на остальных кораблях шведской эскадры.
Он полагал, что, заслышав пальбу, вице-адмирал Нумере
981
явится "Гедан" и "Астрильд" на выручку; теперь же,
когда эти суда захвачены, естественно было ждать, что
вице-адмирал попытается отбить их обратно, —для это¬
го у него еще была эскадра, состоявшая из семи вымпе¬
лов.
Начало светать, и внимание всех было обращено на
неприятельские корабли, которые один за другим выри¬
совывались на поверхности моря. Федька увидел, как
там по реям разбегаются матросы и корабли быстро оде¬
ваются парусами.
Петр приказал пробить тревогу, подготавливая оба
захваченных судна к бою. Солдаты вновь расселись по
лодкам, готовясь к абордажу кораблей неприятельской
эскадры. На "Астрильд" и "Гедан" тоже подняли паруса,
без чего невозможно было во время боя маневрировать;
правда, сделали это не так быстро, как на шведской эс¬
кадре.
Петр внимательно глядел на неприятельские кораб¬
ли: он никак не мог понять, к какому маневру готовится
вице-адмирал Нумере. Каково же было удивление Пет¬
ра, когда шведские корабли, повернув кормой к устью
реки, пользуясь попутным ветром, быстро пошли прочь.
Петр ждал, что в конце концов вся эскадра повернет
обратно, чтобы, перестроившись, напасть на захвачен¬
ные суда. Но шведские корабли уходили все дальше и
дальше, пока не скрылись за горизонтом. Зрелище это
привело всех, кто участвовал в ночном абордаже, в не¬
истовый восторг.
В письме к Крюйсу, который командовал впослед¬
ствии в этих водах русским флотом, Петр писал: "Мню,
что вице-адмирал не захотел в наши руки попасть, ради
той причины, что у нас ни одного командира, равного
его чину, не имелось". Сам Петр продолжал еще оста¬
ваться бомбардирским капитаном...
С наступлением дня ветер начал крепчать, развело
волну.
Петр обратился к Митрию:
— Способно тебе будет, лоцман, довести захвачен¬
ные корабли до Шлотбурга?
— Это в Канцы, что ли?
Митрий ни про какой Шлотбург не слыхал.
— В Канцы, — подтвердил Петр.
— Отчего не довести, —ответил Митрий, внима¬
тельно оглядев оснастку судна, — на этом деле мы сыз¬
мальства стоим.
982
— А ветер с оста нам не препятствует? — важно
спросил Петр. — Он тоже был опытным мореходом.
— Это нам не забота, — просто ответил лоцман.
Когда все приготовления закончили, Петр велел в
последний раз дать "шведский лозунг"; из крепости не¬
замедлительно был получен ответ.
На "Астрильд", отплывшей первой, находились Мит¬
рий с Федькой, на "Гедан" —Петр с Меншиковым. Мит¬
рий распорядился поднять паруса и вытащить якорь, та¬
кую же команду отдал и Петр. Оба судна, искусно
лавируя против ветра, двинулись "главным речным хо¬
дом" вверх по Неве. Каждый маневр Митрия на "Аст¬
рильд" повторял в точности Петр на "Гедан".
Когда оба судна вышли на траверз Заячьего острова,
оттуда донеслись приветственные выстрелы — это са¬
лютовала первой победе на море поставленная здесь ба¬
тарея Василия Корчмина — прообраз будущей кре¬
пости.
3
Прошло немногим более месяца. Прежний Луст-
Эланд трудно было узнать —деревья срубили, выкорче¬
вали кустарник, а всю поверхность обнаженного остров¬
ка засыпали высокими кучами земли. Царь приставил к
этому делу не только солдат и окрестных жителей — из¬
дан был указ о присылке людей со всего государства.
На островке стояла еще батарея Василия Корчмина,
позже ее перенесли на стрелку Васильева острова. В это
время года над Ижорской землей стояли белые ночи.
Широкая гладь реки проносилась мимо Заячьего остро¬
ва. Вода и воздух казались перламутровыми, только лес
на далеких берегах рисовался голубым силуэтом.
Рядом с пушками сидели Корчмин и пришедший к
нему Митрий с Федькой. Корчмин вспоминал, как он
впервые явился сюда под обличьем тихвинского купца;
тогда здесь господствовали еще шведы. Митрий погля¬
дывал на воду —он прикидывал, куда ему ставить вехи,
для того чтобы могли безопаснее плавать корабли.
Вдруг Федька негромко произнес; "Царь" — и вско¬
чил на ноги. Корчмин и Митрий тоже поднялись.
Петр медленно шагал мимо земляных куч; он был
озабочен тем, как уберечь от неприятеля освобожден¬
ную Ижорскую землю. На сясьской и олонецкой верфях
были заложены корабли, ибо нужен был сильный флот
983
(царь только что оттуда вернулся); к тому же требова¬
лось еще прогнать шведов из Корелы, Выборга, Ругоди-
ва, Дерпта и Нарвы... Вернувшись из Саксонии, понимал
также Петр, Карл двинется на Москву — война со шве¬
дами по-настоящему только тогда и начнется...
Петр уселся на валу, причем его согнутые колени
поднялись едва не выше плеч. Он достал трубку, набил
ее и, подозвав Митрия, угостил из своей табакерки.
Оба — царь и лоцман — начали попыхивать коротень¬
кими трубками.
Нарушил молчание Корчмин, обратившись к Мит¬
рию с вопросом, где тот собирается строить новый дом.
Если на старом месте, то они будут соседями — после
того как возведут крепость, батарея его останется на
стрелке Васильева острова, — только соседство это мо¬
жет оказаться очень беспокойным.
— Царь приказал строиться на Градской стороне, —
не без важности ответил Митрий.
Градской стороной именовался теперь Березовый
остров.
— А что ты, Федька, станешь делать? — спросил
Корчмин.
Федька промолчал, украдкой поглядывая на царя,
словно тот был с ним в заговоре. Петр продолжал ку¬
рить, делая вид, что разговор этот не имеет к нему ника¬
кого отношения. У Федьки было желание, в котором под¬
держивал его сам царь. Он ответил, что “новый город
станет на море, русские корабли начнут ходить во все
заграничные порты —для этого понадобятся шкиперы,
такие, чтобы умели водить корабли по всем морям". Не¬
вольно Федька повторил слова, сказанные Петром.
Митрий не без удовольствия слушал то, что говорил
Федька, одобрительно на него поглядывая. Корчмин
спросил, не потерял ли он монетку, с которой в первый
раз приходил в Ниеншанце. Федька выдернул из-за во¬
рота висевшую на шнурке, вместо креста, ладанку и по¬
казал Корчмину; в ладанке был зашит арабский диргем.
— Смотри, Федька, —проговорил Корчмин, —жизнь
тебе прожить — не дорогу перейти, мало ли что может
случиться... Так вот, коли еще понадоблюсь, пришли мне
монетку; где бы ни был — разом отзовусь.
Федька бросился к нему на грудь, и Корчмин крепко
обнял его.
В утреннем воздухе глухо разнеслись тяжелые зву¬
ки — это ударял в било поп Кузька; пока в новом городе
984
не было еще церкви, Петр приставил Кузьку "отбивать
часы".
4
В конце лета двое странников вышли на берег Белого
моря. Это были Фомушка с Ольгой. Когда в Ижорскую
землю явилось московское войско, оба они ушли прочь:
Петру Фомушка не доверял, так же как и свейским за¬
правилам Ниеншанца. Обвенчал их перед уходом поп
Кузька.
Долго они шли по проторенному еще ватагами новго¬
родской вольницы, а теперь забытому пути на далекий
Север. Терпеливо сносили они голод, холод и нужду,
кормясь тем, что удавалось заработать Фомушке. Нигде
подолгу они не оставались.
На севере, рассказывали им люди, много зверя и
птицы в лесах и еще больше рыбы в море; жизнь там
вольная: каждый делает что хочет. И люди живут там
честные, а если кто и согрешит, то помолятся за него в
святых обителях благочестивые старцы.
Белое море встретило их тяжелыми волнами с жел¬
тыми гребешками. Был прилив, сильно пахло водорос¬
лями, и над берегом пролетали с тоскливым криком
чайки —они собирались отлетать на юг. С деревьев сор¬
вало уже последние листья. Фомушка и Ольга дышали
свободно: они считали, что достигли своей цели.
5
Снова наступил ноябрь, на этот раз уже тысяча семь¬
сот третьего года. Стояла бурная погода с дождем и
шквалистым ветром. Митрий находился на западной
косе Васильева острова: пришло сообщение, что к устью
Невы, обманув шведские военные корабли, приближает¬
ся голландское торговое судно.
Митрий не стал дожидаться, пока сигнальными выст¬
релами начнут вызывать лоцмана, он сам отправился ему
навстречу. В лодке вместе с ним находился Петр.
Судно действительно пришло из Голландии, везло
оно соль и вино. Петр первым взобрался на палубу и,
увидев шкипера, обнял его — несколько лет назад они
встречались в Амстердаме, когда царь обучался строить
корабли.
На этот раз лоцманом был сам Петр, — правда, ря¬
дом с ним все время стоял Митрий, указывавший, куда
985
плыть. Судно благополучно вошло в Неву и пристало у
северного берега, чуть повыше возводившейся на Заячь¬
ем острове крепости. В этом месте, у земляной приста¬
ни, Петру строили из бревен, привезенных из разрушен¬
ного Ниеншанца, небольшой домик. Судно разгрузили,
и Петр наградил голландского шкипера пятьюстами
ефимками, большими, по тем временам, деньгами.
СОДЕРЖАНИЕ
Россия молодая
Глава первая
1. Тайный агент короля 7
2. Назови известные тебе имена! 11
3. Вами крайне недовольны 15
4. Граф Пипер 18
5. Королевский капеллан 26
Глава вторая
1. Король Карл XII 29
2. Казнь 38
3. Пусть уничтожат город! 40
4. Последняя неудача 43
5. Скиллинг умер 46
Глава третья
1. В Москве 48
2. Новостей полон короб 52
3. За кофеем 57
4. У Петра Алексеевича 64
5. Далеко за полночь 78
Глава четвертая
1. Лекарь Лофтус 81
2. Никифор 87
3. Еще шпион! 94
4. Трудное житье 99
5. Нож метнули 104
6. Иноземцы гуляют 111
Глава пятая
1. Перед походом 116
2. Китоловы 120
3. Колыванец Якоб 122
4. Прощание со Стокгольмом 127
5. К походу! 138
6. В городе Копенгагене 141
7. Во славу короля! 149
987
Глава шестая
1. Таинственная лодья 154
2. На цитадели и в городе 157
3. Пушки и цепи 164
4. Домой вернулись! 171
5. Быть беде! 178
6. Здравствуй, кормщик! 180
Глава седьмая
1. Челобитчики 193
2. Вон он, флот! 197
3. Капитан-командор и воевода 200
4. Вдвоем 214
5. На съезжей 219
6. Семисадов 221
Глава восьмая
1. Идут корабли 226
2. Мы примем их как гостей! 232
3. Сторговались 234
Глава девятая
1. Дитя — мужчиною 246
2. Святая Бригитта недовольна 248
3. Нас трое! 253
Глава десятая
1. Брат и сестра 258
2. Шведы пришли 262
3. На цитадели 267
4. Дурные вести 271
5. Наизнатнейшей службы — караульщики 274
Глава одиннадцатая
1. Таможенный досмотр 277
2. Мехоношин удрал 284
3. Афонька Крыков им даст! 286
4. Драгуны, на выручку! 287
5. Последняя встреча 291
6. Поднять флаги короля Швеции! 295
Глава двенадцатая
1. Архангельск к бою готов! 299
2. "Никто не победит тебя, Швеция!" 303
3. Фитили запалить! 305
4. Эскадра на Двине 309
Глава тринадцатая
1. Подвиг 312
2. На крепостной башне 316
3. Сражение 317
988
4. Митенька 319
5. Брандеры пошли 324
6. Дело плохо! 330
Глава четырнадцатая
1. Ребятишки 336
2. Мертвецы 338
3. Все будет хорошо! 341
4. Русский флаг 344
5. Виктория 346
Глава пятнадцатая
1. С донесением в Москву 355
2. Не нашли кормщика 364
3. Лофтус, Риплей и Звенбрег 366
4. Ремезов и Нобл 369
5. Воевода снова в Архангельске 375
Глава шестнадцатая
1. Вашу шпагу, капитан-командор! 381
2. Дождались милости 384
3. Ремезов 388
4. Страшно воеводе! 394
Глава семнадцатая
1. За правдой 399
2. Клятва 407
3. В Воронеже 411
Глава восемнадцатая
1. Трудно одному! 420
2. Домой пора 425
3. Шпага Афанасия Петровича 429
4. Дома 434
5. Как же иначе быть? 440
Глава девятнадцатая
1. Со свиданьицем, Сильвестр Петрович! 450
2. Воевода Ржевский 455
3. Острожная жизнь 463
4. "Давай, брат, учиться" 466
Глава двадцатая
1. За караулом 469
2. Не горяч и не холоден 470
3. Кафтан и застолье 475
4. Быть походу 482
5. Потрудились! 488
Глава двадцать первая
1. Нерушимое решение 490
989
2. Царевич Алексей 498
3. На богомолье! 501
Глава двадцать вторая
1. В Соловецкой обители 506
2. Между делом 514
3. Государев путь 518
4. Пора привыкать 527
Глава двадцать третья
1. Орешек 531
2. У стен Нотебурга 536
3. Мичман корабельного флота 542
4. Разгрызен Орешек1 553
5. После победы 560
Глава двадцать четвертая
1. Ветер Балтики 569
2. Под Ниеншанцем 572
3. "Астрильд" и "Гедеан" 576
4. Крепость на Заячьем острове 582
Глава двадцать пятая
1. Флота гардемарин 589
2. Новое назначение 598
3. Ассамблея 601
4. Гангут 612
5. По пути домой 622
Эпилог 629
Проделки морского беса
Глава первая. Враждебные флаги 655
Глава вторая. Честь россиянина 658
Глава третья. Посланник цезаря 668
Глава четвертая. Секретное донесение 676
Глава пятая. Капитаны ластовых экипажей 682
Глава шестая. Европейская политика 690
Глава седьмая. Багинеты вперед! 698
Глава восьмая. Дом старшей гильдии 706
Глава девятая. Городской синдик 716
Глава десятая. Пороховая мюльня 722
990
Глава одиннадцатая. Перебежчик 727
Глава двенадцатая. Велика Федора, да дура 735
Глава тринадцатая. Штурм твердыни 741
Глава четырнадцатая. Капитан Банг и отец Ксаверий . 746
Глава пятнадцатая. Зигзаги судьбы 752
Глава шестнадцатая. Гнев стихии 756
Глава семнадцатая. Адмиралтейская фортеция .... 762
Глава восемнадцатая. Оставить в подозрении 770
Глава девятнадцатая. Истинный морской бес 773
Глава двадцатая. О чем беседуют иезуиты 782
Глава двадцать первая. Северный лев 787
Глава двадцать вторая. Утопленная колокольня .... 791
Глава двадцать третья. Визит в Нептуново царство . . 798
Глава двадцать четвертая. Странствующие купцы . . . 806
Василий Корчмин —
разведчик земли ижорской
Часть первая. Ингрия
Глава первая. Празднество у однорукого ротмистра . . 815
Глава вторая. Русский купец из Тихвина 835
Глава третья. Диргем Федьки 848
Часть вторая. Ведьма с Хирвисаари
Глава первая. Митрий начинает действовать 859
Глава вторая. Прозрение Мартина 873
Глава третья. Карта вице-адмирала Нумерса 886
Часть третья. Легенда Нотебургской крепости
Глава первая. "Добро пожаловать, господин Корчмин" . 907
Глава вторая. Волонтер Великого посольства 924
Глава третья. Побег 935
Часть четвертая. Земля ижорская
Глава первая. "Крестоносец" покинул крепость .... 956
Глава вторая. Последнее предательство Скарпа .... 968
Глава третья. Федька хочет водить корабли 977
Ю. Герман
РОССИЯ МОЛОДАЯ
B. Вахман
ПРОДЕЛКИ МОРСКОГО БЕСА
C. Писарев
ВАСИЛИЙ КОРЧМИН —
РАЗВЕДЧИК
ЗЕМЛИ ИЖОРСКОЙ
БИБЛИОТЕКА
ИСТОРИЧЕСКОЙ ПРОЗЫ
ДЛЯ ДЕТЕЙ И ЮНОШЕСТВА
ТОМ
СХ
Ответственный редактор В. Голубихин
Редактор Г Губанов
Художественный редактор П. Шлаин
Технический редактор А. Школин
Корректоры Н. Жукова, О.Саблин
Компьютерная верстка М. Дронова
Лицензия ЛР № 062136 от 26.01.93. («Уникум*)
Лицензия ЛР № 062707 от 09.06.93. («Карно*)
Подписано к печати 12.10.94. Формат 84 X 108/32.
Бумага офсетная. Печать офсетная. Уел. п. л. 52,08.
Уч.-изд. л. 58,1. Тираж 50000 экз. Заказ 770.
Издательство детской книги «УНИКУМ*
109432 Москва, ул. Трофимова, д. 36/1. Тел./факс (095)
958-86-69
Издательство «КАРНО*
105318 Москва, ул. Щербаковская, д 3.
Тел. (095) 369-13-09, 369-68-12
Отпечатано с оригинал-макета на Можайском
полиграфкомбинате Комитета Российской Федерации
по печати. 143200, г. Можайск, ул. Мира, 93.
Scan Kreyder - 17.05.2018 - STERLITAMAK