ИЛЬЯ АГРАНОВСКИЙ
ПРОЧИТАНЫ
ВПЕРВЫЕ
ИЗДАТЕЛЬСТВО
ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Москва 1968

ЗК14
А25
Аграновский Илья Исакович.
А25 Прочитаны впервые.	М.,	Политиздат,	1968.
112 с.
Почему в первом издании Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса
есть девятнадцатый и двадцать первый тома, но нет двадцатого?
Почему в 1965 году понадобилось опубликовать в совершенно новой
редакции первую главу «Немецкой идеологии»?
На эти и многие другие вопросы читатель получит ответ в книге
журналиста И. Аграновского «Прочитаны впервые». В ней расска¬
зывается о том, как советские историки расшифровывают, иссле¬
дуют неопубликованные или искаженные в прежних изданиях про¬
изведения Маркса и Энгельса.
Автор предлагаемой книги сумел показать «приключения мы¬
сли» советских исследователей, сумел донести романтику их слож¬
ных поисков. Живо и доходчиво написанная книга заинтересует и
специалистов-историков, и партийных работников, и широкие круги
читателей.
1—1—3
1—БЗ—71—67
ЗК14

Фонд номер один
Рабочий день 2 февраля 1921 года был у Владимира
Ильича Ленина, как всегда, до предела напряженным.
После трехлетней гражданской войны начинался пер¬
вый мирный год. Кончалась эпоха военного коммунизма.
Слово «нэп» еще не было произнесено, но Ленин уже все¬
сторонне продумывал переход к новой экономической по¬
литике. Контуры ее вырисуются в марте, на X съезде пар¬
тии. Хотя и тогда Ленин ответит тем, кто потребует точ¬
ного прогноза последствий и границ новой политики: «Вы
скажете, что это неопределенно. Да, и надо, чтобы это
было до известной степени неопределенно. Почему это
надо? Потому что, чтобы было вполне определенно, надо
до конца знать, что мы сделаем на весь год. Кто это знает?
Никто не знает и знать не может». Ленин подчеркивает:
«Теоретически это мыслимо». А «как это сделать — это
дело практики».
О новой экономической политике Ленин скажет в мар¬
те. А пока февраль, второе число. Один из дней, когда об¬
думывались и теоретические основы и возможные прак¬
тические последствия перехода к нэпу.
В этот день Ленин председательствует на заседании
Экономической комиссии Совнаркома. Участвует в засе¬
дании Политбюро ЦК РКП (б). Беседует с приехавшими
из Сибири о положении в тамошней деревне. Встречается
с председателем комиссии ГОЭЛРО — своим старым дру¬
гом и «однодельцем» Кржижановским, с которым вместе
отбывал ссылку на берегах Енисея по делу об организа¬
ции петербургского «Союза борьбы за освобождение ра¬
бочего класса».
3

Кржижановский приходит не один — с инженером Ру¬
жичкой. В тот же день Ленин знакомится с замечаниями
по плану ГОЭЛРО другого инженера-электрика — Козь¬
мина.
С окончанием войны потребовались не только экономи¬
ческие реформы, но и изменение системы образования.
В этот же день Ленин дважды председательствует на засе¬
дании комиссии по реорганизации Наркомпроса.
Получена телеграмма от секретаря Петроградского
губкома партии — население голодает и страдает от холо¬
да. Ленин отвечает телефонограммой о принятых мерах.
Решено закупить за границей 18,5 миллиона пудов угля
(вместо войны — торговля: новая политика!). Дело с про¬
довольствием тоже улучшится — ожидаются эшелоны с
зерном. В Малый Совнарком Ленин пишет записку, в ко¬
торой поручает проконтролировать «злободневнейший во¬
прос» — о квартирах (имеется в виду заселение всего
лишь десятка домов — так бедна еще страна).
Но Ленин вовсе не в хозяйственной текучке. Дело
идет об изменении политики. Чтобы сказать через месяц.
«Теоретически это мыслимо», надо все глубоко проду¬
мать. Ленин думает, советуясь с друзьями, с специалиста¬
ми. И еще — с Марксом и Энгельсом.
В этот февральский день в книге исходящих доку¬
ментов, которую вели секретари Ленина, появилась
короткая запись: «2/II. № 159. Рязанову 2 книги Энгельса
и письмо».
Давид Борисович Рязанов — директор Института
Маркса и Энгельса. 8 декабря 1920 года пленум ЦК
РКП (б) принял решение о создании «первого в мире му¬
зея по марксизму», причем охарактеризовал это как за¬
дачу «исключительною международного значения». Вслед
за этим — решение ЦК о создании института. Институт
пока крохотный — помещается в шести комнатах на углу
Воздвиженки и Шереметьевского переулка. Это лишь сек¬
тор Социалистической академии. Вся его библиотека —
200—300 томов. Все документальное имущество хранится
в двух шкафах — деревянном и стальном. Из рукописей —
только восемь писем Маркса к Руге, полученных от доче¬
ри Маркса Лауры.
Но письмо Ленина, отправленное 2 февраля, предве¬
щает и здесь решительные перемены.
Владимир Ильич писал:
4

«т. Рязанов!
Большая просьба:
...1) Не знаете ли, откуда взяты подчеркнутые
места из писем Энгельса? (Значит, в книжечках были
письма Энгельса? — И. А.) 2) Было ли и где это напе¬
чатано полностью? 3) Если было, нельзя ли найти и по¬
лучить? 4) Нельзя ли нам купить у Шейдеманов и
К0 (ведь это продажная сволочь) письма Маркса и Эн¬
гельса? или купить снимки? 5) Есть ли надежда собрать
нам в Москве все опубликованное Марксом и Энгельсом?
6) Есть ли каталог уже собранного здесь? 7) Письма
Маркса и Энгельса собираем мы (или копии), или это не
осуществимо?
С ком. приветом Ленин».
Сбоку письма приписочка: «Верните книжечки», вслед
за которой семь вертикальных черточек — верно, напоми¬
нание об обязательной необходимости возвращения книг
Энгельса.
По сути, с ленинского письма и началась история
«фонда № 1». Под этим номером в Центральном партий¬
ном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК
КПСС ныне значится около семи тысяч рукописей Маркса
и Энгельса.
А само письмо Ленина находится в этом же институ¬
те — в «фонде № 2», в который входит все, что относится
к рукописному наследию Владимира Ильича.
Такого полного собрания ленинских рукописей, как
«фонд № 2» Института марксизма-ленинизма, само собой
разумеется, нет нигде в мире. Страна Ленина собрала и
бережно хранит почти все, что вышло из-под пера основа¬
теля Советского государства.
Но нет в мире и собрания рукописей, подобного «фонду
№ 1», хотя путь в Москву драгоценного рукописного на¬
следия Маркса и Энгельса был, конечно, более сложным.
Первое свое завещание Энгельс написал, когда еще
был жив Маркс. Маркс и должен был, согласно воле
своего друга, стать наследником всего его имущества, всех
его рукописей. Но Энгельс, который был моложе Маркса
всего на два с половиной года, пережил его на двенадцать
лет.
Не стало дорогого соратника и наставника, и Энгельс
за два года до своей смерти пишет новое завещание. За¬
вещание это вместе с дополнением, написанным всего
5

лишь за десять дней до смерти, а также вместе с найден¬
ным в ящике его стола письмом к своим душеприказчи¬
кам впервые опубликовано на русском языке в 1966 го¬
ду — в 39-м томе второго издания Сочинений Маркса и
Энгельса.
О себе, о своих похоронах в этих документах только
одна фраза: «Мое определенное желание состоит в том,
чтобы тело мое было кремировано, а мой прах был погру¬
жен в море при первой возможности». Как известно, это
желание было точно исполнено, и урну с прахом Энгельса
опустили в море подле скалы, что высится над маяком у
местечка Истборн на южном побережье Англии, где лето
1895 года, последнее лето своей жизни, провел Энгельс.
Подробно в завещательных документах о наследстве:
материальном и литературном. Из основного имущества
3/8 завещает Энгельс дочери Маркса Лауре, еще 3/8 — дру¬
гой его дочери — Элеоноре. 1/5 гонорара за «Капитал» Эн¬
гельс распорядился выплачивать внукам Маркса — детям
его умершей дочери Женни. 1000 фунтов стерлингов Эн¬
гельс оставляет депутатам парламента от германской со¬
циал-демократической партии Августу Бебелю и Паулю
Зингеру — «для расходов по выборам в германский рейх¬
стаг». Брату Герману Энгельсу завещается «написанный
маслом портрет моего отца». И так далее — подробно,
предусматривая возможные юридические казусы.
И столь же подробно о литературном наследстве:
«Я завещаю упомянутым выше Августу Бебелю и Паулю
Зингеру все книги, которые будут находиться ко дню моей
смерти в моем владении или распоряжении, и все мои ав¬
торские права. Я завещаю вышеупомянутым Августу Бе¬
белю и Эдуарду Бернштейну все рукописи, которые будут
находиться ко дню моей смерти в моем владении или рас¬
поряжении...». Исключение Энгельс делает для рукописей
и писем Маркса (кроме адресованных ему, Энгельсу) —
их передает он Элеоноре Маркс.
Все рукописи, все книги, все авторские права — пред¬
ставителям германской социал-демократии. Большинство
из того, что было передано Элеоноре Маркс, позднее тоже
перейдет в тот же адрес. Так в архив германской социал-
демократии попадают величайшие духовные сокровища —
рукописи основателей научного коммунизма и их библио¬
тека.
Предсмертное распоряжение Энгельса едва не сыграло
6

роковую роль. Попав в страну, где, через 38 лет после
смерти Энгельса, к власти пришли гитлеровцы и где, вслед
за поджогом рейхстага, фашисты зажгли костры, в первую
очередь пожиравшие книги Маркса, Энгельса, Ленина, Бе¬
беля,— попав в эту страну, рукописное наследство осно¬
воположников марксизма подверглось огромному риску.
Оно едва не погибло. К счастью, этого не случилось.
После долгих мытарств, уже разрозненный, частично раз¬
ворованный, архив германской социал-демократии попал
в субсидируемый фондом Форда Институт социальной
истории, который находится в Амстердаме.
О том, как это произошло и что продолжает происхо¬
дить с архивом германской социал-демократии, рассказала
западногерманская газета «Зюддойче цайтунг».
12 ноября 1965 года газета поместила статью с интри¬
гующей шапкой: «Интернациональная полиция не может
напасть на след Карла Маркса». Подзаголовок расшифро¬
вывал, что речь идет о рукописях Маркса, исчезнувших в
1933 году.
Вот выдержка из этой газеты:
«К радости коллекционеров рукописей и к ужасу биб¬
лиографов, уже в течение многих лет на международном
рынке появляется большое количество рукописей и бумаг,
которые оставил нам прародитель социализма. Своей на¬
ивысшей точки «волна Маркса» достигнет, вероятно, в
субботу, когда пользующийся широкой известностью ан¬
тикварный магазин в Марбурге проведет аукцион отдель¬
ных рукописей Маркса объемом в 54, 48 и 41 страницу.
Предполагаемая цена за одну рукопись составит 30 тыс.
марок, и тем самым основатель классовой борьбы без тру¬
да побьет рукописи Гете, Томаса Манна или кайзера Виль¬
гельма II, которые тоже будут продаваться на данном аук¬
ционе. Антикварный магазин в своем каталоге, в примеча¬
нии, указывает на то, что полностью не опубликованные
рукописи Маркса представляют собой большую редкость.
Однако при этом замалчивается тот факт, что эти руко¬
писи являются только частью похищенных когда-то руко¬
писей, оцениваемых в миллионы. Похищение было произ¬
ведено примерно 30 лет тому назад с большим знанием
дела и осторожностью. Это преступление до сих пор не
раскрыто.
Пожелтевшие манускрипты относятся к тому разделу,
в котором собраны материалы по двум его важнейшим
7

произведениям: «Капитал» и «К критике политической
экономии». Еще в 1913 году Ленин лихорадочно искал
эти материалы, а они в то время преспокойно лежали в
полной сохранности на полках социал-демократического
архива в Берлине. Наследство Маркса и Энгельса было
таким обширным, что ученым стоило больших трудов изу¬
чить все рукописи. После первой мировой войны, когда
посланцы из Москвы разыскивали рукописи своих идеоло¬
гических вождей, СДПГ (Социал-демократическая партия
Германии.— И. А.) с ожесточением держалась за это со¬
кровище. А в 1933 году весь архив, занявший более двух
железнодорожных вагонов, попал в такой водоворот собы¬
тий, из которого он уже вышел потрепанным.
Материалы архива окольными путями попали в Па¬
риж, Амстердам и Копенгаген. В этой критической ситуа¬
ции Правление СДПГ в эмиграции решило в 1938 году
продать весь огромный архив «Институту социальной ис¬
тории» в Амстердаме за смехотворную цену в 72 тыс. гуль¬
денов с выплатой их в рассрочку на 13 месяцев. Тем са¬
мым наследство Маркса и Энгельса, которое оценивается
сегодня в 80 млн. марок, попало в руки голландцев. Толь¬
ко фонд Форда после войны затратил 25 миллионов долла¬
ров для научной обработки всех материалов архива, в ко¬
тором насчитывается 360 досье. (В настоящее время этот
архив уже ведет счет не по количеству страниц, а по ме¬
тражу).
При подписании договора о продаже представитель по
финансовой части от СДПГ Зикмунд Круменерль был вы¬
нужден признаться голландцам, что архив потерял кое-ка¬
кие материалы».
Здесь я обрываю цитирование статьи потому, что даль¬
ше идет довольно предположительное изложение истории
того, как вскоре после пожара рейхстага в 1933 году не¬
мецкие демократы прятали в различных тайниках доку¬
менты Маркса и Энгельса и как, видимо, одним из участ¬
ников этой операции были похищены «восемь досье с ма¬
нускриптами и рабочими тетрадями», листы из которых и
появляются таинственно то на одном, то на другом антик¬
варном аукционе.
Да, поистине роковые последствия мог иметь завеща¬
тельный дар Энгельса немецкой социал-демократии, если
бы...
Если бы не существовал «фонд № 1» в московском
8

Институте марксизма-ленинизма, собирание которого на¬
чалось после письма Ленина к Рязанову. В этом фонде
есть фотокопии и тех документов, что находились в восьми
похищенных досье, о которых сообщила «Зюддойче цай¬
тунг».
На Советской площади в Москве, напротив здания
Московского городского Совета, в сером четырехэтажном
доме, где хранится архив Института марксизма-лениниз¬
ма, в комнатах-«сейфах» при одной и той же температуре
16—17 градусов, при влажности воздуха 60—70 процен¬
тов, бережно сохраняются или подлинные рукописи Марк¬
са и Энгельса, или фотокопии тех манускриптов, которые
лежат в амстердамском институте или скрыты в тайниках
расхитителей бывшего берлинского архива.
Тысячи рукописей — подлинники или фотокопии. Но
как же они попали в Москву? Как были спасены от рас¬
хищения и потерь?
Психологический портрет Д. Б. Рязанова, быть может,
и будет когда-нибудь написан. Достаточно колоритная фи¬
гура, чтобы заинтересовать художника,— он найдет в ней
уйму внутренних противоречий, столь привлекательных
для мастера, пишущего портреты в рембрандтовской ма¬
нере свето-теневых контрастов. Рисуя множество недос¬
татков Рязанова, шаткость его политических позиций, не
раз приводивших Рязанова к острым столкновениям с
Лениным, художник не сможет не поразиться бешеной
энергией Рязанова: физической, умственной, душевной.
Рязанов еще до революции усиленно изучал рукопис¬
ное наследие Маркса и Энгельса. После письма Ленина к
нему он развил фантастически кипучую деятельность для
реализации широкой программы собирания рукописного
и печатного наследия Маркса и Энгельса, набросанной ле¬
нинской рукой.
Я не останавливаюсь на подробностях поездки Ряза¬
нова летом 1923 года в Берлин, где находился заветный
архив германской социал-демократии, на всем ходе пере¬
говоров Рязанова с руководителями германской социал-
демократии. Скажу о результатах. Рязанову было разре¬
шено на определенных условиях снять фотокопии с руко¬
писей Маркса и Энгельса. Осенью того же 1923 года часть
фотографических копий уже была привезена в Москву.
К этому времени Институт Маркса и Энгельса пере¬
ехал в новое помещение — бывший особняк князей Долго¬
9

руких в Малом Знаменском переулке (ныне улица Марк¬
са—Энгельса). Здесь уже образовалась довольно значи¬
тельная библиотека по истории социализма и рабочего
движения, книги для которой закупались у антикваров
Англии и Германии, свозились из многочисленных нацио¬
нализированных русских библиотек (в частности, из име¬
ния Вяземы, прежде принадлежавшего князьям Голици¬
ным). Рабочие Краснопресненского и Замоскворецкого
районов приносили в институт книги из библиотек бежав¬
ших за границу именитых «книгочиев». Поступила в ин¬
ститут и библиотека брата композитора С. Танеева —
В. Танеева, участника I Интернационала, собиравшего
книги по истории социализма и гравюры на темы из исто¬
рии Великой французской революции.
В 1924 году новая поездка Рязанова в Германию, ос¬
мотр находившегося в крайнем беспорядке архива герман¬
ской социал-демократии. Архив этот был необычайно ве¬
лик, и можно себе представить, как разгорелись глаза у
человека, привыкшего собирать по страничкам заветные
рукописи, когда он увидел сотни пачек листов, исписан¬
ных бисерным почерком Маркса и размашисто-ровным —
Энгельса.
Начал разбирать кипы для фотокопирования — и вдруг
увидел никому до тех пор не известные рукописи Маркса,
сотни писем его и Энгельса! Конечно, надо было спешить
снять фотокопии всех сокровищ. Не терпелось скорее при¬
везти их в Москву и уж там заняться их обработкой.
Современных фотокопировальных машин — вложил до¬
кумент — и через секунду вынимай точную его копию —
тогда не было. Съемка, проявление, печатание были дли¬
тельным и сложным делом.
Фотографировать предстояло десятки тысяч листов. На
это требовались большие средства. А в Советской респуб¬
лике каждый рубль был на счету. Правда, на собирание
наследства Маркса и Энгельса, несмотря на всю нашу
тогдашнюю бедность, Совет Народных Комиссаров отпу¬
стил достаточно денег. Но экономить все равно надо было.
Новинкой фотодела был тогда фотостат — аппарат, сни¬
мавший копию на специальную бумагу. Только не на бе¬
лый фон, как обычно, а на черный. Но зато дешево, но за¬
то быстро. И как выяснилось потом — удобно для архиви¬
стов.
Приобрели фотостаты. Пригласили троих немцев —
10

знатоков дела. Во Франкфурте-на-Майне создали специ¬
альную лабораторию для копирования.
...Лаборатория работает непрерывно. Еще никто не
знает: она работает, чтобы сохранить для истории то, что
иначе, возможно, исчезло бы навсегда, то, что в 30-х го¬
дах, после прихода гитлеровцев к власти, было украдено
или потеряно при вывозе архива из Германии. Теперь мы
знаем: все это лежит в Москве, в архиве Института марк¬
сизма-ленинизма. Все это скопировано во Франкфурте-на-
Майне, в Лондоне, в архиве тайной прусской полиции, в
архивах Трира, Вены, Энгельскирхена.
Когда те, кто сжигали книги Маркса, Энгельса, Лени¬
на, нападут на ненавистную им страну социализма, архив
основоположников научного коммунизма переедет из Мо¬
сквы в Уфу. Потом, в 1944 году, он вновь вернется в сто¬
лицу и займет свое место в здании напротив Московского
Совета.
В своей речи на юбилейной сессии ВЦИК, созванной в
честь десятилетия Октября, народный комиссар просвеще¬
ния Анатолий Васильевич Луначарский сказал об этом
здании и об этом институте:
— Если вы будете в Москве и пойдете посмотреть этот
институт, то даже с внешней стороны он вас поразит: уда¬
лось выстроить заново громадное здание, приспособленное
для этого института, здание интересное и с архитектур¬
ной точки зрения. Здесь господствуют полный порядок,
чистота, необычайная точность, которая нужна для того,
чтобы вместить со скрупулезным порядком громадные
материалы, суметь во всякое время их сразу мобилизовать.
Этот институт представляет собою в полном смысле слова
сокровищницу. Архивы института для нас, марксистов, а
стало быть, и для всякого советского гражданина — вещь
такая, к которой без биения сердца подходить невозможно.
То, что тогда казалось громадой, сейчас, конечно, не
может вместить нынешнего Института марксизма-лени¬
низма. На Советской площади остался только его архив.
А сам он занимает целый городок в районе, примыкаю¬
щем к Всесоюзной выставке достижений народного хозяй¬
ства.
«Фонд № 1» Центрального партийного архива на Со¬
ветской площади все время пополняется. Конечно, таких
массовых приобретений, какие удалось сделать в 20-х го¬
дах, уже не бывает. Но неизвестные прежде документы
11

продолжают поступать. В 1964 году, например, институт
получил 146 не публиковавшихся прежде документов
Маркса и Энгельса. Два из них — дар Исторической ко¬
миссии ЦК Французской компартии— письмо Энгельса
Лауре Лафарг от 21 февраля 1884 года, его же письмо
Полю Лафаргу от 18 декабря 1894 года.
ЦК Французской компартии и раньше передавал ин¬
ституту в Москве много ценнейших документов, в част¬
ности те, что хранились в семье детей и внуков дочери
Маркса — Женни Лонге. В 1948 году в Москву приезжал
внук Маркса французский коммунист врач Эдгар Лонге.
Он привез много ценнейших документов. В 1960 году мно¬
гочисленные не публиковавшиеся до тех пор письма Марк¬
са и Энгельса передал правнук Маркса — Шарль Марсель
Лонге. И уже совсем недавно, в 1967 году, приезжал в
Москву художник Фредерик Лонге, другой правнук Марк¬
са. Он передал музею Маркса и Энгельса свои работы —
зарисовки мест, где жил Маркс, а также рисунки своей ба¬
бушки Женни Лонге, в частности ее «Мадонну», о кото¬
рой Маркс писал Энгельсу: «Женничка приготовила тебе
в подарок скопированную ею мадонну Рафаэля...»
Об архиве Института марксизма-ленинизма в Москве
теперь знают коммунисты всех стран. Они рассматривают
его как всеобщее достояние. Из многих стран мира идут
сюда документы. И такие, что относятся к деятельности
самого Маркса и Энгельса, и другие, в которых запечатле¬
ны факты мирового рабочего революционного движения,
так могуче развернувшегося со времен I Интернационала.
Летом 1967 года, побывав в отделе хранения докумен¬
тов основоположников научного коммунизма, я увидел на
столе у хранительницы архива И. Мироновой главную ин¬
вентарную книгу. Я попросил показать последнюю запись.
Под номером, приближающимся к седьмой тысяче, стояло:
«Письмо Маркса Перцелю. Передано ЦК Венгерской со¬
циалистической рабочей партии». Примечание: «Состоя¬
ние рукописи хорошее».
В «фонде № 1» институтского архива есть несколько
описей. В опись № 1 заносятся только рукописи (или фо¬
токопии, если нет подлинника) Маркса и Энгельса. Фо¬
тонегативы отсутствующих в архиве подлинников рукопи¬
сей тоже хранятся в комнатах особого режима температу¬
ры и влажности. А уж подлинные рукописи — каждый ли¬
сточек в особой папке, двойной, тройной. Да, кроме того,
12

каждый лист рукописи переложен листком папиросной
бумаги.
В других описях — все связанное с Марксом и Энгель¬
сом, но не вышедшее из-под их пера: письма к ним, доку¬
менты об их деятельности, воспоминания товарищей по
борьбе, материалы из архивов тайной полиции. В отдель¬
ных описях зарегистрированы приобретенные институтом
книги, газеты, журналы, которыми пользовались Маркс и
Энгельс, в которых они печатались, редкие прижизненные
издания их произведений.
Рядом с «фондом № 1» «фонд № 2» — фонд Ленина,
гениального продолжателя дела Маркса и Энгельса. Пять
фондов посвящены членам семей Маркса и Энгельса, де¬
сятки фондов — их соратникам по I Интернационалу, еще
десятки фондов хранят документы, в которых отражена
деятельность всемирного рабочего революционного движе¬
ния.
В строгом здании на Советской площади — вся исто¬
рия мирового революционного движения. Здесь, как те¬
перь пишут, «закодирована информация» о непрерывной
борьбе за социальный прогресс. К этой сокровищнице ин¬
формации люди будут обращаться еще много веков, ибо
и через многие столетия человечество не утратит интереса
к той эпохе, когда кончалась предыстория цивилизации и
начиналась подлинная ее история, когда шла решающая
борьба за освобождение человечества.
Но «фонд № 1» — документы Маркса и Энгельса и до¬
кументы о Марксе и Энгельсе, как и ленинский «фонд
№ 2»,— это не столько сокровищница информации, сколь¬
ко идейный арсенал, помогающий вооружению миллионов
людей на всем земном шаре самым могучим оружием —
теорией марксизма-ленинизма.
В СССР и во Вьетнаме, во Франции и в Болгарии люди
изучают книги, издание которых стало возможным бла¬
годаря рукописям и документам, хранящимся в главных
фондах Института марксизма-ленинизма. Эти золотые
фонды человечества собраны заботами тысяч людей, за¬
ботами многих коммунистических и рабочих партий мира.
И эти фонды стали достоянием человечества. Это его меж¬
дународные святыни.
В сотнях миллионов экземпляров изданы книги Марк¬
са, Энгельса, Ленина. Нет в мире других книг, которые
выходили бы такими тиражами. И в том, что многие из
13

них увидели свет,— большая заслуга советских ученых,
которым удалось подготовить к печати рукописи, не из¬
данные при жизни их авторов. В ряде случаев этот про¬
цесс подготовки рукописей был научным событием, гра¬
ничащим с научным подвигом. О некоторых из этих под¬
вигов, о людях, их совершивших, и будет рассказано.
Будут названы имена исследователей, сделаны наброс¬
ки к их индивидуальным портретам. Но современник
знает: сегодня успехи ученого определяются сообща вы¬
работанными методами работы, эти успехи обусловлены
усилиями целых коллективов.
С тех пор как в 1928 году вышел первый том предпри¬
нятого по решению XIII съезда партии первого русского
издания Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса, минуло
40 лет. Советское марксоведение накопило за эти десяти¬
летия огромный опыт по исследованию, переводу, коммен¬
тированию обширнейшего рукописного наследия осново¬
положников научного коммунизма. В появляющихся на¬
чиная с 1955 года томах второго русского издания Сочи¬
нений, которое выходит по решению ЦК КПСС, впервые
опубликовано около тысячи произведений и писем Мар¬
кса и Энгельса. Сколько за этой цифрой настойчивых по¬
исков, сколько кропотливого исследовательского труда,
проделанного коллективом Института марксизма-ленини¬
зма при ЦК КПСС!
А вот еще красноречивые цифры: научно-справочный
аппарат (предисловия, указатели, примечания) в пока
опубликованных томах занимает примерно 450 печатных
листов. В своей совокупности предисловия к томам, в сущ¬
ности, очерки по истории марксизма, краткая биография
Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
А свыше 17 тысяч примечаний, а сведения о 10 тыся¬
чах лиц, упоминаемых в Сочинениях,— да ведь это целые
энциклопедии, подлинный кладезь знаний! Какой труд
понадобился для их создания!
Познакомившись с конкретной историей некоторых от¬
крытий и исследований, читатель сможет представить себе
почти неохватное поле деятельности советского марксове¬
дения, лучше поймет масштаб деятельности всего творче¬
ского коллектива Института марксизма-ленинизма, только
об отдельных работах которого взялся здесь рассказать ав¬
тор.
14

Десять тысяч уточнений
В научно-справочном кабинете сектора произведений
К. Маркса и Ф. Энгельса, который обычно называют ко¬
ротко «кабинет Маркса», есть папка — «Переписка с чи¬
тателями». В ней собраны отзывы читателей о качестве
переводческой и редакторской работы, проделанной при
подготовке томов Сочинений Маркса и Энгельса. Я отме¬
тил для себя, как разнятся письма о вышедшем в 1937 го¬
ду XVII 1 томе первого издания и о 23-м томе второго из¬
дания, вышедшем в 1960 году, хотя напечатано в них одно
и то же произведение — первый том «Капитала».
До 1960 года в Институт марксизма-ленинизма шли
письма с сетованиями на неточности перевода, на непонят¬
ность некоторых мест. В последних письмах — высокая
оценка стиля, научного аппарата 23-го тома.
Что, казалось бы, нового можно было внести в редак¬
тирование книги, которая впервые вышла на русском язы¬
ке еще в 1872 году и с тех пор издавалась многократно?
(После революции этот том «Капитала» выходил в СССР
172 раза на 18 языках.)
В первом издании Сочинений три тома «Капитала»
вышли в переводе, сделанном под редакцией известного
ученого-марксиста и опытного литератора, каким был
Иван Иванович Скворцов-Степанов. В предисловии от ин¬
ститута было сказано, что «в этом переводе, выдержавшем
уже ряд изданий, великое произведение Маркса читали и
изучали поколения русских большевиков».
Чем же отличается I том «Капитала» во втором изда¬
нии Сочинений? За основу был взят тот же перевод под
редакцией И. И. Скворцова-Степанова, но в текст тома
было внесено около десяти тысяч поправок и уточнений
по сравнению с изданием 1937 года.
Десять тысяч поправок! Каким образом подготовитель
тома Александр Иванович Малыш и руководимая им
бригада научных работников института установили необ¬
ходимость такого количества исправлений в почти кано¬
ническом переводе?
1 Тома первого издания Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса
пронумерованы римскими цифрами, второго издания — арабскими.
15

Каким образом? Говоря военным языком (а Малышу,
ушедшему на фронт с пятого курса Тимирязевской акаде¬
мии и восемь лет прослужившему в армии, этот язык бли¬
зок), понадобилось «массированное применение комбини¬
рованной системы средств, обеспечивших успех опера¬
ции».
И в 1937 году, и в 1960-м за основу для перевода был
взят текст четвертого немецкого издания, вышедшего под
редакцией Энгельса в 1890 году. Известно, что это самое
совершенное из всех немецких изданий, для которого Эн¬
гельс, по его словам, «считал необходимым установить по
возможности окончательную редакцию как самого текста,
так и примечаний». Энгельсом, а также частично Элеоно¬
рой Маркс была проделана после смерти автора «Капита¬
ла» огромная работа по подготовке четвертого издания
первого тома: выявлены опечатки, сверены тексты цитат,
учтены рукописные пометки Маркса на предыдущих из¬
даниях и т. д. Но все же не все опечатки были исправле¬
ны, не все цитаты проверены, а после каждой последую¬
щей перепечатки, после каждого переиздания к накоплен¬
ным прежде ошибкам прибавлялись новые.
В институте решено было провести генеральную свер¬
ку перевода с рукописью. Да и саму рукопись решено
было проверить. И в ней обнаружено было свыше 270 опи¬
сок, сделанных самим Марксом. Но к каждой описке уже
привыкли. Чтобы исправить ее, нужно доказать — ошиб¬
ся не ты, а автор. В отдельных случаях, при существенных
описках, меняющих смысл, надо было специально, в осо¬
бом примечании, оговорить, почему подготовители тома
считают, что ошибся Маркс. Так, в третьей главе тома
Маркс пишет, что из закона скорости обращения средств
платежа вытекает: «масса средств платежа... находится в
обратном отношении к продолжительности платежных пе¬
риодов». Подготовители тома, взявшие за правило ни одно
логическое построение, ни одну формулу не оставлять без
проверки, установили, что здесь Маркс сделал описку: от¬
ношение массы средств платежа находится не в обратной,
а в прямой пропорции к продолжительности платежных
периодов.
Об этом свидетельствует и логика, и ссылка Маркса на
родоначальника английской классической политэкономии
Петти, который установил именно такую прямую зависи¬
мость. Но Маркс, сделав описку, не заметил ее и при пере¬
16

издании. Не заметил ее и Энгельс. Подготовители тома
обратились к специалистам — работникам Института эко¬
номики, Госбанка СССР и других организаций. Консуль¬
танты высказались за исправление текста. Все же решено
было текст не менять, а указать в примечании: «У Марк¬
са здесь, по-видимому, описка». После выхода тома с та¬
ким примечанием советский экономист 3. Атлас выступил
в журнале «Вопросы экономики» со статьей, в которой ут¬
верждал, что мнение об описке Маркса ошибочно. Ему
возразил советский журнал «Деньги и кредит» и издаю¬
щийся в ГДР журнал «Виртшафтсвиссеншафт». А когда
I том «Капитала» вышел в ГДР, это место было исправ¬
лено без всякого примечания, как само собой разумею¬
щаяся описка.
Внимательное прочтение рукописи Маркса, сличение
ее текста с текстом перевода Скворцова-Степанова помог¬
ли подготовителям тома выявить множество описок. А как
быть с теми местами, о которых читатели писали, что они
неясны, непонятны? Не явились ли эти неясности резуль¬
татом не вполне точного перевода с немецкого языка на
русский?
«Все подвергай сомнению». Как известно, именно это
правило Маркс объявил своим любимым девизом, отвечая
на полушутливый «вопросник» своих дочерей, носивший
название «Исповедь». Но вправе ли он, Малыш, подвер¬
гать сомнению освященный временем и традицией пере¬
вод Скворцова-Степанова? Достаточно ли хорошо знает он
для этого немецкий язык?
Правда, почти все восемь лет военной службы провел
он в общении с немцами. После Военно-политического
училища имени Фридриха Энгельса (будто предвестием
его будущей «встречи» с Марксом и Энгельсом было наз¬
вание этого училища!), где он изучал и немецкий язык,
доучиваться довелось на фронте в рядах 30-й, впоследст¬
вии 10-й гвардейской армии. Там, в 7-м отделе Полит¬
отдела армии — отделе по работе среди войск и населе¬
ния противника, беседовал Малыш с пленными, читал
собранные на полях боев письма немецких солдат и офи¬
церов, писал листовки, предназначенные для разложения
войск противника, подползал как можно ближе к линиям
окопов гитлеровцев и через громкоговоритель обращался
со словами правды и убеждения к немецким солдатам.
После победы он был оставлен в Управлении информа¬
2            Илья Аграновский17

ции Советской военной администрации в Германии и,
разъезжая по стране, часто выступал на немецком языке
на митингах. И вот здесь-то он встретил тех, кто в свое
время впервые усомнились в фюрере, его «идеях», прочи¬
тав советскую листовку, прослушав полевую «МГУ» —
мощную говорящую установку. Усомнились, но все же не
сразу отказались от прежних своих понятий. И теперь,
уже после победы, он спорил с такими сомневающимися,
убеждал, разъяснял, учил. И сам в это же время учился —
и умению опровергать застарелые убеждения, и нюансам
немецкого языка.
Но это его знание языка — оказалось ли оно достаточ¬
ным, когда, окончив Академию общественных наук и на¬
чав работать в Институте марксизма-ленинизма, где спе¬
циализировался на экономических трудах Маркса и Эн¬
гельса, А. И. Малыш с бригадой приступил к подготовке
в новом издании I тома «Капитала»? Могут ли они пре¬
тендовать на более точное понимание и перевод Марксова
текста?
Но ведь есть жалобы на неясные места, но ведь кое-
что действительно неточно в проверенном временем пере¬
воде Скворцова-Степанова. Даже на первый взгляд то,
что он читал в оригинале у Маркса, переведено не совсем
адекватно. Хотя разница порой очень незначительная,
очень тонкая... Да и может ли быть вообще абсолютная
идентичность при переводе? В любом языке есть своя ок¬
раска каждого слова, своя нюансировка фразы. Глубокие
мысли, сложные логические построения, понятные читате¬
лю, у которого с автором один родной язык, не требуют ли
они при переводе некоторого дополнительного проясне¬
ния?
Ответы на эти вопросы имелись у Маркса и Энгельса.
Их, выступавших в роли редакторов переводов «Капитала»
на французский и английский языки, и взяла себе в «кон¬
сультанты» бригада Малыша.
Известно, что Маркс назвал первый перевод «Капита¬
ла» на русский язык, сделанный Лопатиным и Даниель¬
соном, «мастерским». Но это был лишь общий отзыв —
русский перевод ни Маркс, ни Энгельс не редактировали.
Правда, когда Лопатин начал переводить первые главы
«Капитала», он, проживая в Лондоне, советовался с Марк¬
сом, уяснил оттенки некоторых мыслей, чтобы при пере¬
воде наилучшим образом передать смысл каждой фразы.
18

То, что Лопатин полагал особенно трудным для уяснения
русским читателем, он комментировал. Но ведь Лопатин
успел перевести только часть тома, а потом внезапно
уехал в Россию, чтобы организовать побег Чернышев¬
ского из сибирской ссылки. Известно, что Маркс и Лопа¬
тин обменивались мнениями относительно необходимости
прояснения особенно сложных для перевода мест.
И Маркс обещал своему русскому другу проделать такую
работу. Автор «Капитала» выполнил свое обещание, ре¬
дактируя перевод первого тома на французский язык и от¬
части подготавливая третье немецкое издание, вышедшее,
однако, уже после его смерти.
Издание на французском языке было осуществлено в
виде 44-х выпусков, выходивших друг за другом на протя¬
жении 1872—1875 годов. Маркс приветствовал такое из¬
дание. «В такой форме,— писал он,— сочинение станет бо¬
лее доступным для рабочего класса, а это для меня ре¬
шающее соображение». И хотя переводчик Жозеф Руа
был большим знатоком и французского, и немецкого язы¬
ков, переводил он слишком буквально — слово в слово.
И это не удовлетворяло Маркса. Он сам стал редактиро¬
вать перевод. Он писал, что рукопись Руа «от начала до
конца пришлось переделывать». Объясняя Ф. Зорге, по¬
чему приходится так много трудиться над этим изданием,
Маркс писал, что перевод он «часто вынужден переписы¬
вать заново, чтобы французам стала понятна суть». Об
этой своей работе Маркс писал и в Петербург Даниель¬
сону: «Я был вынужден переделывать целые куски фран¬
цузского текста, чтобы сделать их доступными для фран¬
цузской публики». Маркс рекомендовал Даниельсону при
подготовке второго издания на русском языке использо¬
вать эти его переделки, советовал, чтобы «переводчик по¬
стоянно и тщательно сравнивал второе немецкое издание
с французским, так как последнее содержит много важ¬
ных изменений и добавлений (хотя, правда, я был вы¬
нужден не раз, особенно в первой главе, «упрощать» из¬
ложение «при переводе его на французский язык)».
Маркс поставил слово «упрощать» в кавычки. В дей¬
ствительности же он не упрощал, а прояснял текст, делал
его более популярным. Он сам писал, что при редактиро¬
вании перевода «многое изложил гораздо лучше».
При подготовке четвертого немецкого издания I тома
«Капитала» Энгельс учел поправки и уточнения Маркса,
19

сделанные для французского перевода. Но не все. И глав¬
ное, в четвертом издании, конечно, не учтены все передел¬
ки, которые нужны именно для перевода и вовсе излишни
для читателя, который знакомится с «Капиталом» в ориги¬
нале, на немецком языке. А вот для перевода на любой
язык редактирование перевода, проделанное Марксом для
французского издания, конечно же лучшее «пособие».
И второе «пособие» — перевод «Капитала» на английский
язык, отредактированный Энгельсом, который учел весь
опыт работы Маркса над французским изданием.
Учитывал этот опыт Маркса и Скворцов-Степанов при
подготовке первого советского издания Сочинений Марк¬
са и Энгельса. Но А. И. Малыш и его бригада сделали эту
«консультацию» с двумя переводами, консультацию с
Марксом и Энгельсом как редакторами, основным методом
своей работы.
Фраза за фразой сличали они немецкий, французский
и английский текст «Капитала». Начиная с первой фразы,
которой открывается «Капитал». Эта первая фраза в пе¬
реводе Скворцова-Степанова гласила: «Богатство обществ,
в которых господствует капиталистический способ произ¬
водства, является «огромным скоплением товаров»». Здесь
между богатством обществ и огромным скоплением това¬
ров полный знак равенства: «богатство = является...».
Между тем у Маркса это сказано менее категорично. В не¬
мецком тексте это сходство обозначено словом «erscheint»,
которое можно перевести и как «является» и как «вы¬
ступает». Если бы Маркс хотел обозначить полное ра¬
венство двух понятий, он написал бы «ist». Во фран¬
цузском переводе, авторизованном Марксом, стоит слово
«s’annonce» — «выступает». В английском переводе
Энгельс тоже отдает предпочтение обороту речи, обоз¬
начающему понятие «выступает». Именно этот оттенок
мыслей выбирает Малыш. И первая фраза «Капитала» в
новом издании звучит следующим образом: «Богатство об¬
ществ, в которых господствует капиталистический способ
производства, выступает как «огромное скопление това¬
ров»». Найден несколько отличный, но очень важный от¬
тенок мысли.
Итак, повторяю, фраза за фразой.
Уточнение перевода прояснило многие из тех мест, ко¬
торые казались читателям непонятными. Однако кое-что
в произведении, написанном сто лет назад, и после таких
20

прояснений могло остаться не до конца понятым чи¬
тателем. Иные сравнения, поговорки, факты, литератур¬
ные образы, которые приводил Маркс, забылись. Объясне¬
ние их невозможно найти в общедоступных энциклопе¬
диях. Они требовали комментариев. 224 примечания от ре¬
дакции были написаны А. И. Малышем и помещены в кон¬
це 23-го тома второго издания. Это ни в коем случае не
толкования текста, а лишь тщательные исследования фак¬
тов, знание которых требуется для более глубокого уясне¬
ния теоретических положений Маркса. Впервые был соз¬
дан такой научный аппарат ко всем томам «Капитала».
Наряду с примечаниями вошли в него и аннотированные
указатели имен, и указатель цитируемой и упоминаемой
литературы, указатель русских переводов цитируемых
книг и, наконец, предметный указатель.
В 1960—1964 годах вышли в свет четыре тома «Капи¬
тала» в новом издании на русском языке. И с тех пор во
многих странах это великое произведение было издано
вновь с учетом работы, проведенной Институтом марксиз¬
ма-ленинизма. В ГДР и Японии эти четыре тома вошли в
состав собраний Сочинений Маркса и Энгельса, издавае¬
мых в этих странах.
Конечно же серьезной проверкой работы бригады, под¬
готавливавшей I том «Капитала», как и других бригад ин¬
ститута, была новая публикация произведений Маркса и
Энгельса в ГДР на языке оригинала. Ученые института с
удовлетворением отметили, что их работа оказалась в
высшей степени полезной даже для родины Маркса и Эн¬
гельса. Все описки, все опечатки, обнаруженные в Москве,
были учтены в Берлине. Заимствовали в ГДР и подготов¬
ленный в Москве научный аппарат издания. Повсюду был
отмечен высокий академический уровень нового москов¬
ского издания.
...Когда мир отмечал столетие выхода I тома «Капи¬
тала», ученый, который вместе с бригадой готовил этот
том для нового советского издания, много ездил и высту¬
пал.
В Белграде, где состоялся симпозиум о «Капитале»,
почти все участники его хорошо понимали русский язык,
и доклад А. И. Малыша ««Капитал» и современное рабо¬
чее движение» на этом языке вызвал довольно оживлен¬
ную дискуссию и в зале симпозиума, и в югославской пе¬
чати.
21

В конце сентября 1967 года Малыш выступил с сооб¬
щением «Маркс и современность» в городе, где была на¬
писана «библия рабочего класса»,— в Лондоне. Конферен¬
цию в форме диспута организовала знаменитая лондон¬
ская мемориальная библиотека имени Карла Маркса.
Именитые докладчики съехались из многих стран. В не¬
большом зале, принадлежащем одному из лондонских
тред-юнионов, собралось 350 человек. Вход был платный.
Судя по литературе, продававшейся в киосках у входа в
зал, рассчитывали, что публика придет далеко не одно¬
родная: не только про-, но и антимарксистская.
Выступление А. И. Малыша было коротким. Ему дали
15 минут. Он говорил, извинившись за свой не совсем со¬
вершенный английский язык, но говорил увлеченно, с тем
внешне добродушным, но едким юмором, который ценят
англичане. Они почувствовали и оценили в нем знатока,
человека живой мысли. А когда он преподнес устроителям
конференции подарки — альбом московского Музея Марк¬
са и Энгельса и изданный по решению ЦК КПСС к
столетию со дня выпуска юбилейный том «Капитала»
с большим портретом Маркса на суперобложке — и когда
кто-то из президиума объявил, что профессор А. И. Ма¬
лыш редактор этого тома и автор нескольких сот приме¬
чаний к нему, и в зале, и в президиуме зааплодировали:
первый том в новой редакции известен многим марксо¬
ведам.
...Счастлив тот, кто может читать Маркса в оригинале.
И полны благодарности люди тем переводчикам и редак¬
торам, которые, конечно же что-то теряя, но доносят в
максимально приближенной к оригиналу форме и глу¬
бочайшие мысли, и блестящий стиль великих мысли¬
телей.
Весь «Капитал»
В зале гуманитарных наук Государственной библио¬
теки имени В. И. Ленина мне несколько раз приходилось
наблюдать одну и ту же сценку. Она происходит возле так
называемых «полок открытого доступа», к которым без
библиотекаря может подойти и выбрать себе книгу любой
22

читатель. На этих полках стоят словари, энциклопедии,
произведения классиков марксизма-ленинизма — книги,
которые многие читатели хотят иметь под рукой.
И вот опять вижу, как возле полки, где стоит первое
издание Сочинений Маркса и Энгельса, что-то уж слиш¬
ком долго топчется читатель. Потом он обращается к де¬
журному по залу. Они оба подходят к полке, оба ищут,
оба недоуменно разводят руками. Я уже знаю, в чем дело.
На полке стоят несколько экземпляров XIX тома, несколь¬
ко экземпляров XXI тома, а XX тома нет. Я спешу на по¬
мощь — видно, сегодня дежурит неопытный библиотекарь,
он не знает, что XX тома в первом издании не существует
вовсе. Да, да, есть XIX том, есть том XXI, а XX том так
и не вышел. Случай, в издательском деле именуемый сло¬
вом «перескок».
— Не теряйте времени, товарищи, переходите ко вто¬
рому изданию Сочинений. Там вы найдете,— скажу я,—
то, что вы ищете: IV том Марксова «Капитала». Под него
и был резервирован XX том первого издания, но в свет
так и не появился. Его готовили накануне Отечественной
войны. Война помешала его изданию. А после войны по¬
требовались еще долгие годы работы над рукописью, что¬
бы вышел этот том, о котором даже сравнительно эруди¬
рованные читатели часто спрашивают: «IV том «Капита¬
ла»? А разве он существует? Разве в «Капитале» не три
тома?»
Незнание простительное. Впервые полностью IV том
«Капитала» увидел свет почти через сто лет после того,
как он был написан. В 1954 году в Москве вышла первая
книга этого огромного тома. В 1957—1961 годах — его
вторая и третья книги. Тогда же публиковались тома вто¬
рого издания Сочинений Маркса и Энгельса. В этом собра¬
нии уже нет «перескока». Завершающая часть Марксова
«Капитала» вошла в это собрание Сочинений в качестве
его 26-го тома. Том этот пришлось разбить на три книги.
Еще бы, в нем 1700 страниц!
1700 страниц Маркса, впервые научно подготовленные
и надлежащим образом изданные. Какой щедрый подарок
получили читатели, сначала в СССР, а потом во многих
странах мира!
Но как же это случилось, что почти на целое столетие
отодвинулась публикация рукописей Маркса? И почему
даже многие квалифицированные читатели не знают о
IV томе «Капитала»?

...Свыше десяти лет отдал Энгельс работе над тем, что¬
бы подготовить к печати не завершенные Марксом II и
III тома «Капитала». Его вдохновляла в этой работе ве¬
ликая любовь к своему умершему другу, понимание того,
как важна публикация книг Маркса для их общего дела.
Проделана была фантастическая, гигантская работа, кото¬
рой Ленин отдал дань, написав, что Энгельс, в сущности,
был соавтором II и III томов «Капитала». Но подготовить
к изданию последний том «Капитала» Энгельс не успел.
То, что не успел Энгельс, выполнили советские ученые.
В 1948 году Институт марксизма-ленинизма поручил
подготовить к изданию рукопись IV тома «Капитала»
двум своим научным работникам. То были философы Вла¬
димир Брушлинский и Илья Прейс.
Второй из них не дожил до завершения гигантского
труда. Он умер в 1958 году, за редакторским столом, ког¬
да шла работа над третьей книгой IV тома. К тому вре¬
мени оба подготовителя тома отдали этой работе по десяти
лет своей жизни. После смерти Прейса Брушлинскому по¬
надобилось еще пять лет, чтобы подготовить к печати по¬
следнюю книгу тома. Почему же так долго продолжалась
эта работа?
Когда Энгельс после смерти Маркса занялся разбором
рукописей на чердаке дома, что стоял на Мейтленд-парк,
он увидел там много такого, о существовании чего даже
не подозревал. 22 мая 1883 года Энгельс пишет об этом
дочери своего друга Лауре. В письме (оно впервые было
опубликовано в Париже в 1956 году, а на русском язы¬
ке — в 1964 году) Энгельс предупреждал: «...Прежде чем
мы проникнем во все тайны этого чердака, полного ящи¬
ков, пакетов, свертков, книг и т. д., должно пройти неко¬
торое время...»
Времени на это потребовалось больше, чем мог пред¬
полагать Энгельс. Проходит девять месяцев, и Энгельс
хотя и сообщает Лауре (письмо это тоже только недавно
впервые опубликовано), что «мы, наконец, расчистили
старый «склад», нашли массу вещей», но добавляет, что и
впредь «снова придется рыться на Мейтленд-парк».
Перечисляя найденное, Энгельс называет ту рукопись,
публикация которой и составила IV том «Капитала». Он
пишет: «Среди рукописей имеется первый вариант «Капи¬
тала» (1861—1863 гг.), и там я нашел несколько сот стра¬
ниц «Теорий прибавочной стоимости»».
24

Описывая разобранные им рукописи Маркса, Энгельс
в письме к Фридриху Зорге, отправленном в новогоднюю
ночь — 31 декабря 1884 года, сообщает: «И наконец, кни¬
га IV, «Теории прибавочной стоимости», из самой ста¬
рой рукописи... Что она собой представляет — пока еще
сказать трудно. Взяться за нее можно будет лишь после
того, как будет готово все остальное. Это — около 1000 гу¬
сто исписанных страниц...»
Я разглядывал эту рукопись в архиве Института марк¬
сизма-ленинизма. Да, густо исписаны эти страницы — как
читатель уже знает, понадобилось около 1700 печатных
страниц, чтобы опубликовать этот рукописный текст.
Отношение Энгельса к рукописи Маркса меняется по
мерс ее изучения. Сначала ему кажется, что это повторе¬
ние написанного в первых трех томах. И он намерен сде¬
лать значительные сокращения. Но по опыту работы над
III томом Энгельс знает, как рискованны такие операции
над текстом Маркса. Тогда он тоже хотел сократить «пов¬
торы», но потом убедился, что такие повторения, «как это
обыкновенно бывает у Маркса, каждый раз касаются
предмета с иной стороны...»
IV том тоже требует большой работы, а Энгельс уже
слаб здоровьем. Он очень занят, боится, что не справится
с этим трудом. Невольно он вынужден сделать следую¬
щее: обращается с просьбой помочь ему к двум молодым
немецким социал-демократам. То были Карл Каутский и
Эдуард Бернштейн.
28 января 1889 года (прошло уже несколько лет после
обнаружения рукописи) Энгельс пишет Каутскому: «Я на¬
мерен сделать тебе сегодня предложение... Я предвижу,
что в лучшем случае мне еще долго придется беречь свое
зрение, чтобы привести его снова в порядок. Этим исклю¬
чается для меня, по меньшей мере на годы, возможность
самому продиктовать кому-нибудь рукопись четвертой
книги «Капитала».
С другой стороны, я должен позаботиться о том, чтобы
не только этой, но и остальными рукописями Маркса мож¬
но было пользоваться и без меня. Это возможно только
при том условии, если я научу разбираться в этих иерогли¬
фах людей, которые в крайнем случае смогут меня заме¬
нить, а пока хотя бы помочь мне при издании».
Энгельс пишет: он надеется, что Каутский, после извест¬
ной выучки и практики, сумеет «воспроизвести ...прибли¬
25

зительно 750 страниц оригинала в виде удобочитаемой ру¬
кописи». Энгельс предлагает заплатить за это Каутскому
100 фунтов стерлингов. Он продолжает письмо:
«Как только я добьюсь того, что вы оба легко сможете
разбирать почерк Маркса, у меня упадет гора с плеч... так
как тогда эти рукописи перестанут быть книгой за семью
печатями, по крайней мере для двух людей».
Проходят годы, а Каутский не торопится с выполне¬
нием порученной ему работы. Он уезжает из Лондона в
Штутгарт и там совсем забрасывает ее. Но он взял с со¬
бой рукопись. Энгельс просит вернуть ее. Через четыре
года, 20 марта 1893 года, Энгельс пишет Каутскому:
«Если бы я знал, что ты предполагаешь продолжить рабо¬
ту над рукописью «Теорий прибавочной стоимости», то
оставил бы ее у тебя, но так как уже несколько лет ниче¬
го об этом не слышу, а при работе над третьим томом иног¬
да приходится сопоставлять рукописи, то я и попросил
тебя прислать ее».
И Каутский... возвращает рукопись.
Силы у Энгельса слабеют, а работы впереди так много.
В 1894 году, за восемь месяцев до смерти Энгельса,
Лаура напоминает ему о четвертом томе, и он с горечью
отвечает (это письмо впервые было полностью опублико¬
вано в 1957 году в журнале «Вопросы истории КПСС»
№ 1): «Ты говоришь, что после окончания чтения треть¬
его тома и прежде чем приступить к четвертому я должен
дать себе небольшой отдых. Так вот, я тебе сейчас изложу,
как обстоит дело».
И Энгельс перечисляет свои занятия:
«Мне нужно следить за движением в пяти крупных и
во многих мелких европейских странах, а также в Соеди¬
ненных Штатах Америки. Для этой цели я получаю три
немецких, две английских, одну итальянскую и с 1 янва¬
ря также одну венскую, а всего семь ежедневных газет.
Из еженедельных получаю: две из Германии, семь из Ав¬
стрии, одну из Франции, три из Америки (две на англий¬
ском языке, одну на немецком), две итальянских и по од¬
ной на польском, болгарском, испанском и чешском, при¬
чем тремя из этих языков я лишь теперь постепенно овла¬
деваю».
Энгельсу уже 74 года. У него плохое зрение. Ему нуж¬
но время, чтобы приготовиться к этой большой работе.
А кроме того, у него «все возрастающая масса корреспон¬
26

дентов — больше, чем во времена Интернационала!» Пред¬
стоит публикация писем Маркса юношеских лет. Нужно
переработать для нового издания собственную книгу —
«Крестьянская война в Германии». Энгельс хочет также
написать «основные главы политической биографии Марк¬
са: 1842—1852 и Интернационал», за этим ждут еще из¬
дания «ранние небольшие произведения Мавра и мои
собственные».
И кроме всего IV том «Капитала»...
Что же сказать дочери Маркса? Что его подвели Каут¬
ский и Бернштейн?
Да, Энгельс жалуется на это Лауре Маркс:
«Эта рукопись в очень сыром виде, и пока еще нельзя
сказать, насколько ее можно будет использовать. Сам я не
могу снова взяться за ее расшифровку и продиктовать всю
рукопись, как поступил со II и III томами. Мое зрение
было бы полностью загублено прежде, чем я сделал бы по¬
ловину работы. Я убедился в этом много лет тому назад
и попытался найти другой выход; решил, что было бы
хорошо, если бы один или два толковых представителя
младшего поколения научились читать почерк Мавра».
И Энгельс рассказал Лауре о попытке привлечь к работе
Каутского и Бернштейна, для того чтобы расшифровать
рукописи человека, которого они провозглашали своим
учителем. Но оказалось, что Каутский «слишком занят
изданием «Neue Zeit»... Бернштейн тоже не только очень
занят, но страдает от переутомления; он еще не совсем
разделался со своей неврастенией...»
Молодые очень заняты, переутомлены, больны невра¬
стенией. Ах, если бы он, 74-летний Энгельс, был бы моло¬
же! «...Если бы я мог разделить самого себя на Ф. Энгель¬
са 40 лет и Ф. Энгельса 34 лет, что вместе составило бы
как раз 74 года, то все быстро пришло бы в порядок. Но
при существующих обстоятельствах все, что я могу, это
продолжать свою теперешнюю работу и работать возможно
больше и возможно лучше».
Энгельс так и делает. В апреле 1895 года, за четыре
месяца до смерти, он пишет швейцарскому экономисту
Стефану Бауэру: «...если мне суждено будет выпустить
также и IV книгу «Капитала»»...
Он еще надеется. Но сделать это ему не суждено.
...Десять лет как нет Энгельса. И только теперь Каут¬
ский решает заняться расшифровкой рукописи. Теперь
27

он уже не склонен считать себя только учеником Маркса
и Энгельса. Он чувствует себя на равной ноге с ними. Это
успел заметить еще Энгельс. В последнем письме к Каут¬
скому от 21 мая 1895 года Энгельс выражает недоумение
тем, что тот вместе с Бернштейном предпринял издание
«Истории социализма» втайне от своего учителя. Энгельс
писал с горечью, что поведение Каутского и «милейшего
Эде» его задело и ему даже показалось, что у них «совесть
не чиста».
В деле об издании IV тома «Капитала» Каутский тоже
пренебрегает мнением Энгельса. Он не считает, что руко¬
пись «Теорий прибавочной стоимости» может стать завер¬
шающим томом «Капитала», хотя именно так определял
свою рукопись сам Маркс. Об определении Маркса Каут¬
ский умолчал, а на прямой спор с Энгельсом решился.
В 1904 году Каутский пишет Плеханову: «Я считаю нуж¬
ным, в противоположность Энгельсу, выпустить этот том
не как 4-й том «Капитала», что вызовет неверные ожида¬
ния, а как «Теории прибавочной стоимости»».
Объясняя, почему он так делает, Каутский в предисло¬
вии к первому тому «Теорий прибавочной стоимости» пи¬
сал, что Маркс создавал этот труд, записывая мысли «в
том порядке, в каком они приходили в голову», и потому,
мол, материал «принимает для всех, кроме самого автора,
характер хаоса».
И Каутский не стеснялся расправиться с этим «хао¬
сом». Где хочет, сокращает очень важные места, напри¬
мер то, где Маркс впервые сформулировал закон средней
прибыли и цены производства, или место, где обосновы¬
вается, почему при определенных условиях происходит
абсолютное обнищание рабочего класса и т. п. Сокращает,
не стесняясь, около шести печатных листов. Где хочет, от
себя пишет вставки, не оговаривая, что это его, Каутского,
текст.
В книге Виталия Выгодского, молодого советского
марксоведа, ученика Владимира Брушлинского, которая
называется «Место «Теорий прибавочной стоимости» в
экономическом наследии Карла Маркса», дается простран¬
ный перечень сокращений, искажений и ошибок, допу¬
щенных Каутским при прочтении текста Маркса.
Каутский самовольно меняет политэкономическую тер¬
минологию Маркса. Он всячески смягчает резкую критику
Марксом буржуазных экономистов. Там, где Маркс пишет
28

об их трудах — «дребедень», Каутский заменяет это слово
значительно более мягким — «мудрствование». В рукопи¬
си Маркса гневно говорится о «доходах негодяя-чину¬
ши», а Каутский «успокаивает» Маркса, заменяя его
выражение на нейтральное — «доходы чиновников». У
Маркса — «свински неопрятная барыня», у Каутского
просто «дама». Выбрасывает Каутский такие эпитеты
Маркса, как «канальи», «мерзавцы», «казенные мусор¬
щики», объясняя, что они якобы «не предназначены к
печати».
Каутский не только «причесывает» Маркса, он замахи¬
вается и на большее. Каутский хотел кардинальным обра¬
зом «поправить» Маркса, навести «порядок» там, где ему
почудился «хаос». И он перекраивает всю рукопись, сво¬
дит весь ее логический порядок, который ему недоступен,
к единой простейшей «системе» — хронологической. И тем
самым калечит рукопись.
Правда, и в таком искалеченном виде публикация ра¬
нее неизвестного произведения Маркса вызывает восторг
у многих революционеров: ведь конечно же Каутскому не
удалось испортить все. Ленин широко использует богатей¬
ший материал впервые опубликованной работы Маркса.
Он характеризует ее рассуждения как «замечательно глу¬
бокие», «гениально ясные». Ленин видит в них подтверж¬
дение некоторых своих теоретических выводов, которые
он сделал до появления в свет этой работы Маркса. Так,
при переиздании своего труда «Аграрный вопрос и «кри¬
тики Маркса»» Ленин в примечании отмечает совпадение
своей точки зрения на абсолютную ренту с точкой зрения
Маркса, ставшей известной Ленину уже после того, как
он написал эту работу.
Каутский многие годы держал под спудом казавшуюся
ему не столь уж важной рукопись Маркса. А Ленин, по¬
знакомившись с «Теориями прибавочной стоимости», не¬
медленно пускает в оборот новые идеи, обнаруженные им
в этом IV томе «Капитала». Владимир Ильич то и дело
цитирует эту работу Маркса, применяет ее в борьбе с кри¬
тиками Маркса и Энгельса.
Рукопись Маркса была в числе тех, что Институт
Маркса и Энгельса получил из берлинского архива гер¬
манской социал-демократии. Она состояла из 23 тетрадей,
которые архивисты-марксоведы называют «Большой се¬
рией». Эту серию и предстояло расшифровать Брушлин¬
29

скому и Прейсу, когда им поручили подготовить к изда¬
нию IV том «Капитала».
Конечно же ученые начали с исследования текста са¬
мой рукописи. В течение двух лет им доставляли из Цент¬
рального   партийного   архива   фотокопии    листов    рукописей
IV тома «Капитала». Лишь в редких случаях, когда какое-
нибудь слово было совсем неразборчивым или когда для
уточнения времени создания Марксом какого-то отрывка
надо было изучить фактуру бумаги, на которой он был на¬
писан, исследователи спускались в святая святых архи¬
ва — в его знаменитые комнаты-«сейфы». Здесь надо было
просмотреть искомое место максимально быстро — так,
чтобы в наименьшей степени повлиять на установленный
в хранилище режим температуры и влажности. По инст¬
рукции, действующей в архиве, «посторонние» допуска¬
ются в хранилище только в крайнем случае. Обычно
хранители архива, скрепя сердце, идут на такие исклю¬
чения. Но для Брушлинского и Прейса двери комнаты-
«сейфа» открывались легко: хранители архива понима¬
ли, сколь важная работа проводится двумя исследовате¬
лями.
Первое поверхностное прочтение рукописи оказалось
архитяжким трудом. Маркс писал «Теории прибавочной
стоимости» торопясь, скорописью, подгоняемый желанием
скорее изложить на бумаге теснившиеся в голове мысли.
У Брушлинского и Прейса не было наставника, который
мог бы обучить их дешифровать почерк Маркса. Постига¬
ли эту науку сами, с помощью старейшей научной сотруд¬
ницы института Нины Ильиничны Непомнящей, о кото¬
рой речь пойдет особо.
Сам Маркс, понимавший, что даже ему будет трудно
разобрать свои записи, сделанные в десятках тетрадей,
иногда составлял «ключи» к ним. Так, например, он на¬
писал «Указатель к семи тетрадям», «Рефераты к моим
собственным тетрадям». К «Теориям прибавочной стои¬
мости» он тоже оставил некоторые «ключи». Все листы
23-х тетрадей он пронумеровал. На обложке каждой тетра¬
ди сделал ее оглавление. Многие тетради прямо или кос¬
венно датировал. Но все равно внутренняя связь отдель¬
ных записей воспринималась затрудненно. Дело в том, что
Маркс, записав некую мысль, мог сделать и делал про¬
странное отступление от нее и лишь через несколько тет¬
радей вновь возвращался к этой мысли. Запись носит та¬
30

ким образом не плавный, а «зигзагообразный» характер.
Нашим исследователям надо было поймать нити единого
логического повествования. Для этого мало расшифровать
текст рукописи, надо было глубоко проникнуть в ее со¬
держание.
Два года ушло у Брушлинского и Прейса на первич¬
ное прочтение рукописи. В результате был составлен
«проект проспекта», в котором исследователи излагали
свое мнение по поводу того, в какой последовательности
должны быть напечатаны записи, сделанные в различных
тетрадях «Большой серии».
Удача или неудача «проспекта» во многом определя¬
ла судьбу всего издания. На многое посягнули Брушлин¬
ский и Прейс. Они не приняли схему прочтения рукописи,
предложенную довоенными подготовителями тома. Оба
они были философами, а рукопись до тех пор считалась
предметом исследования экономистов. Оба были к началу
работы над рукописью IV тома учеными не столь уж из¬
вестными в широких научных кругах.
Решено было подвергнуть их проект публичному об¬
суждению. Для этого осенью 1950 года он был напечатан
в журнале «Вопросы экономики».
В результате дискуссии проект был принят. Одобрен
был главный принцип подхода к публикации, принцип ло¬
гического, а не хронологического изложения. Авторы про¬
екта исходили из того, что «Теории прибавочной стоимо¬
сти» — не учебник истории политэкономии, в котором
строго хронологическое изложение материала закономер¬
но и необходимо. Это — теоретическая работа Маркса, в
которой дан анализ того, как различные буржуазные по¬
литэкономы подходили к центральному пункту полити¬
ческой экономии — к вопросу о прибавочной стоимости.
Приближение к истине происходило не постепенно: одни
подходили совсем было близко, последующие могли сде¬
лать отступление, зигзаг в сторону от истины. Поэтому
и Марксов анализ истории экономической науки отражал
то, что происходило в жизни, и закономерно имел «зигза¬
гообразный» характер изложения. А это усложняло его
логическую расшифровку.
Как уже было отмечено, главный порок публикации
Каутского заключался в том, что, не разобравшись глубо¬
ко в конструкции и сквозной линии тома, Каутский рас¬
положил материал «по порядку». Помещен, к примеру, в
31

предпоследней тетради «Большой серии» фрагмент о жив¬
шем в XVII веке экономисте Петти, и Каутский, следуя
хронологии, помещает этот отрывок в самое начало тома,
нарушая весь логический ход повествования рукописи, от¬
крывавшейся у Маркса анализом теории экономиста
XVIII века Стюарта.
Маркс в начале своей рукописи наиболее тщательно
анализирует труды так называемых «физиократов», кото¬
рых считал «отцами современной политической эконо¬
мии». Вслед за ними рассматриваются теории классиков
буржуазной политэкономии Адама Смита и Давида Ри¬
кардо, наиболее близко подошедших в своем анализе к
подлинному смыслу объективных законов, действующих в
сфере экономической жизни буржуазного общества. За
взлетом классической буржуазной политэкономии следует
упадок этой науки. Критике политэкономов, сделавших
несколько шагов назад, Маркс посвящает некоторые
страницы шести тетрадей «Большой серии». В послед¬
них тетрадях — незавершенные фрагменты, значительно
менее подробные рассказы о тех, кто был предшественни¬
ком классической буржуазной политэкономии. Быть мо¬
жет, Маркс и их теории хотел рассмотреть впоследствии
подробнее, но не успел сделать этого. Поэтому последние
тетради носят особенно незавершенный характер. Но Ка¬
утский, считавший весь труд Маркса черновым, незавер¬
шенным, одинаково отнесся ко всем тетрадям его «Боль¬
шой серии». И он перемешал, расположив в хронологиче¬
ской последовательности, и законченные части рукописи,
и совсем незавершенные наброски.
В проекте проспекта Брушлинский и Прейс предло¬
жили отказаться от такого порядка. Они решили менее
разработанные, незавершенные фрагменты выделить в
приложение, а основную часть рукописи дать в научной
последовательности, в том хорошо усвояемом логическом
изложении, которое дано Марксом.
В проекте проспекта решался и другой кардинальный
вопрос публикации рукописи. Как известно, и Маркс и
Энгельс считали эту рукопись IV томом «Капитала». Ка¬
утский отрицал такую роль рукописи, полагая, что «Ка¬
питал» и «Теории прибавочной стоимости» — это не еди¬
ное произведение, а два идущих параллельно. И во всех
предыдущих изданиях «Теорий прибавочной стоимости»
не указывалось, что это IV том «Капитала».
32

Какие все-таки были еще аргументы, чтобы оспари¬
вать мнение Энгельса, да и самого Маркса? Почему воз¬
никла мысль о двух «параллельных» произведениях?
Дело в том, что хотя то, что называется в рукописи
«Теориями прибавочной стоимости», написано раньше ос¬
тальных трех томов, но материал, помещенный в «Теори¬
ях», задуман был Марксом как завершающий том своей
«махины». «Для себя,— писал Маркс,— я начал «Капи¬
тал» как раз в обратном порядке, по сравнению с тем, как
он предстанет перед публикой».
По плану, который дошел до нас в ряде вариантов,
предполагалось: после того как в нескольких томах Маркс
изложит собственную теорию политэкономии, в завершаю¬
щем томе он даст историю предыдущих теорий и их кри¬
тику.
Сначала исторический экскурс Маркс думал сделать
кратким. Но так как первые три тома еще не были напи¬
саны к тому времени, когда Маркс принялся за последний
том, то краткого очерка «Истории теорий» не получилось.
Рядом с изложением прежних теорий Маркс давал и их
критику, и свой взгляд на рассматриваемые вопросы.
Экскурс разросся в огромный труд — объемом около
110 печатных листов. Потом Маркс написал три «пред¬
шествующих» тома «Капитала». В них он развил положе¬
ния своей теории, изложенной в IV томе только попутно
с освещением истории вопроса. Таким образом сначала
родился том «Капитала», в котором Маркс дал историю
политэкономии и лишь попутно излагал свои собственные
взгляды, а потом были написаны три тома, в которых
Маркс излагал свои взгляды, а попутно критиковал полит¬
экономические взгляды других ученых и излагал историю
вопроса. Это не параллельные книги, как хотел предста¬
вить дело Каутский, а единый труд, с разных точек зре¬
ния освещающий тот же вопрос. Тома дополняют друг
друга, и отрывать их — значит нарушить стройность кон¬
струкции Марксовой «махины», снизить ее ценность.
Взявшись за работу по восстановлению всего здания
Марксова «Капитала», Брушлинский и Прейс ясно пони¬
мали, как будет длинен и тернист их путь.
В 1952 году, во время работы над второй книгой
IV тома, у Ильи Исааковича Прейса случился тяжелейший
инфаркт. Тромб закупорил вену ноги, и ее пришлось ам¬
путировать.
3	Илья Аграновский33

Еще не оправившись после операции, Прейс принялся
за прерванную работу. В то время Прейсу, который был
старше Брушлинского на восемь лет, исполнилось шесть¬
десят. Инфаркт — первый звонок из небытия — будто го¬
ворил: «Надо торопиться».
Квартира Прейса находилась на улице Маркса — Эн¬
гельса во флигеле, в котором прежде проживал первый
директор института Рязанов, построивший это здание, как
говорят, по образцу английских коттеджей времен пребы¬
вания в Британии Маркса и Энгельса. Сам же институт
располагался тогда в соседнем, упоминавшемся уже, ста¬
ринном особняке, принадлежавшем некогда князьям Дол¬
горуким. Прейс не мог подниматься даже на второй этаж
института, где одна из комнат служила кабинетом Бруш¬
линскому. И Брушлинский ежедневно ходил с необходи¬
мым для их совместной работы материалом во флигель, в
котором на первом этаже жили Прейс и его жена — писа¬
тельница Елена Ильина, сестра Самуила Яковлевича Мар¬
шака.
Я упоминаю об этом обстоятельстве, ибо оно проливает
некоторый дополнительный свет на характер работы
Брушлинского и Прейса над рукописью IV тома «Капи¬
тала». Дело в том, что оба подготовителя тома отлично по¬
нимали всю исключительность выпавшей на их долю
ответственности. Они задались целью не только восстано¬
вить со скрупулезной точностью сложнейшие извивы раз¬
бросанного по многочисленным тетрадям Марксова пове¬
ствования, но и перевести его на русский язык так, чтобы
сохранился полностью темпераментный и поэтичный
строй речи, который отличал Маркса от всех писавших на
темы «скучнейшей» якобы политической экономии.
И пусть биографы Маршака знают, что знаменитейший
переводчик Шекспира и Бернса не раз участвовал в дис¬
куссии, как лучше перевести тот или иной фрагмент Марк¬
са из его «Теорий прибавочной стоимости».
Кстати, имя Маршака упоминается в собрания Сочи¬
нении Маркса и Энгельса. Для второго тома этого собра¬
ния Самуил Яковлевич перевел на русский язык девять
строф английского рабочего поэта Эдуарда Мида. Перевод
на немецкий язык этих же строф сделал Энгельс — он
привел стихотворение в своей книге «Положение рабочего
класса в Англии» потому, что оно «верно передает господ¬
ствующее среди рабочих настроение». Чтобы дать пред¬
34

ставление о стихах и русском переводе, приведу лишь
одну заключительную строфу — слова, с которыми поэт
обращается к рабочим:
Да проснется ваш гнев и разверзнет свой зев.
Да покатится в пропасть на дно
Раззолоченный сброд тунеядцев-господ
И жестокий их бог заодно!
Брушлинский и Прейс хорошо помнили слова Энгель¬
са из его знаменитой статьи «Как не следует переводить
Маркса». Она написана была по поводу напечатанных в
журнале «Ту-дэй» нескольких страниц английского пере¬
вода I тома «Капитала». По поводу неудачного этого пере¬
вода Энгельс писал: «Маркс принадлежит к числу тех
современных авторов, которые обладают наиболее энер¬
гичным и сжатым стилем. Чтобы точно передать этот
стиль, надо в совершенстве знать не только немецкий, но
и английский язык... Выразительный немецкий язык сле¬
дует передавать выразительным английским языком; нуж¬
но использовать лучшие ресурсы языка». Чтобы так пере¬
водить Маркса, не лишне было посоветоваться с Марша¬
ком.
Оба редактора сами были отличными филологами.
Илья Прейс школу кончал в Германии, и язык Маркса
был языком его детства. Владимир Брушлинский — почти
полиглот, который не только свободно владеет немецким,
французским и английским языками, но на итальянском
изучал Данте, на латинском штудировал Лукреция, на
греческом читал Гомера, Платона, Аристотеля.
Б своем предисловии к книге, предшествовавшей «Ка¬
питалу» и называющейся «К критике политической эко¬
номии», Маркс писал: «У входа в науку, как и у входа в
ад, должно быть выставлено требование:
Здесь нужно, чтоб душа была тверда;
Здесь страх не должен подавать совета».
Эти строчки из Данте, процитированные Марксом, ста¬
ли девизом двух исследователей. Слова поэта следовало
написать и у входа в хранилище, где лежала рукопись
IV тома.
Представьте себе, что вам досталась рукопись никогда
не читанного вами романа «Война и мир», написанная
35

«сплошняком» — без разбивки на части, главы, абзацы, и
что вам поручено не только расчленить ее по смыслу, но и
дать к отдельным частям заголовки. Трудная задача?
А ведь примерно такую, в числе других задач, должны
были решить наши исследователи.
Каждая тетрадь «Большой серии» имеет на обложке
сделанное Марксом очень краткое оглавление. Но сам текст
идет почти подряд. То и дело попадаются куски сплош¬
ного текста в пять, шесть, семь печатных листов (!),
к тому же с абзацами длиною в семь — девять стра¬
ниц. В таком виде произведение было бы, конечно, трудно
для усвоения читателем. Предстояло найти подробное, ло¬
гическое «членение» будущего тома, увидеть «стыки», где
совершаются переходы от рассмотрения одного вопроса к
рассмотрению другого, и предстояло озаглавить такие пе¬
реходы. 268 заголовков я подзаголовков к тексту Маркса
дали подготовители тома.
Надо уметь совсем не прислушиваться, как писал Дан¬
те, к «советам страха», чтобы учредить «Ведомость описок
и неточностей Маркса». А такую ведомость наши исследо¬
ватели завели. В нее занесено было 1190 пунктов. Каждый
пункт надо было точно обосновать — здесь Маркс ошибся
в написании слова, при арифметических расчетах, в ци¬
тате.
А для примечаний к тексту, для именного и литератур¬
ного указателей — какую литературу надо было прошту¬
дировать, сколько имен воскресить из исторического не¬
бытия! Я не говорю уже о том, сколько надо было расшиф¬
ровать слов, не разобранных Каутским в тексте, написан¬
ном Марксом скорописью: за 12 месяцев,— 110 печатных
листов!
В 1961 году Брушлинский, уже без Прейса, закончил
работу над IV томом «Капитала» — «Теориями прибавоч¬
ной стоимости». Три книги «Теорий» вышли сначала от¬
дельным изданием, а в 1962—1964 годах, еще раз прове¬
ренные и пополненные рядом новых примечаний, вошли
во второе издание Сочинений, образовав три книги его
26-го тома.
Как только появилось новое издание «Теорий», этот
труд начали переводить во многих странах мира. Инсти¬
тут марксизма-ленинизма при ЦК Социалистической еди¬
ной партии Германии приступил к подготовке соответст¬
вующего этому образцу немецкого издания. В нем были
36

целиком повторены и предисловие, и примечания русско¬
го издания, и вся его композиция, и членение на главы и
параграфы.
Свершился круговорот: если первые три тома «Капи¬
тала» пришли к русскому читателю из Германии, то науч¬
ное издание IV тома немцы получили из Советского Сою¬
за. А уже потом с немецкого том этот был переведен и из¬
дан в Японии, Англии, Италии, Венгрии, Чехословакии,
Румынии, Польше, Болгарии и других странах.
Профессор Гергард Бонди в немецком журнале «Вирт¬
шафтсвиссеншафт» назвал эту работу «крупной, выдаю¬
щейся заслугой советской науки».
Правда, еще долго в некоторых книгах писали о трех
томах «Капитала», еще не все, даже имеющие отно¬
шение к марксоведению, осознали, какой совершен под¬
виг. Рукопись, которую Энгельс нашел на чердаке дома,
что стоял на Мейтленд-парк, и в которой он сам не
сразу узнал IV том «Капитала», рукопись, которую он так
мечтал издать, рукопись, так долго хранившаяся под спу¬
дом, а потом изданная с ошибками и купюрами, рукопись
эта вышла наконец в свет и стала достоянием каждого
желающего прочесть ее.
Иногда говорят о «непочтительности» современной мо¬
лодежи, о том, что она не склоняется ни перед какими ав¬
торитетами. Но я слышал, как произносят молодые ученые
в Институте марксизма-ленинизма имя Брушлинского.
Оно для них олицетворение труда, преодолевающего лю¬
бые препятствия, труда, в котором скрыто соединение ро¬
мантической увлеченности и почти педантического пунк¬
туализма. Человеком, который вернул миру IV том «Ка¬
питала», гордится советское марксоведение.
Рядом с ним, неотделимо от него имя Прейса. В исто¬
рии советского марксоведения он в числе наиболее выдаю¬
щихся исследователей — тихий, мечтательный, поэтиче¬
ский Илья Прейс, умерший над листами Марксовой ру¬
кописи.
Владимир Константинович Брушлинский — ровесник
XX столетия — родился в 1900 году. Давно перешагнул он
возраст, когда уходят на пенсию, но, пока есть силы, он не
хочет и не может уйти из института.
Едва закончив подготовку IV тома «Капитала», полу¬
чившую такую триумфальную международную извест¬
ность, Брушлинский немедля взялся за другой, тоже
37

нелегкий труд. Вместе со своим учеником Выгодским, уже
в значительной степени усвоившим стиль и приемы ра¬
боты своего учителя, он подготовил к печати никогда
полностью не издававшиеся на русском языке «Экономи¬
ческие рукописи 1857—1859 годов» Маркса. Это самый
первоначальный и самый, так сказать, черновой набросок
«Капитала». Размещенные в семи тетрадях так называе¬
мой «Малой серии» и в трех тетрадях, помеченных Марк¬
сом буквами М, В' и В", рукописи эти чрезвычайно сложны
для прочтения. Маркс писал их, ожидая революционной
бури, и хотел закончить свой труд как можно быстрее —
до ее наступления.
«Экономические рукописи 1857—1859 годов» были
впервые опубликованы в Советском Союзе. Они вышли в
свет перед войной, но не на русском, а на немецком
языке — на языке оригинала. Институт Маркса и Энгельса
предпринял тогда издание Полного собрания сочинений
Маркса и Энгельса на языке оригинала. Предполагалось
издать около ста томов. То, что Маркс и Энгельс писали
на немецком языке,— издавать на немецком, что писали
на английском или французском — на этих языках. Это
издание было прервано войной. Вышли только тринадцать
томов этого издания, называвшегося «МЭГА».
По решению ЦК КПСС, принятому в связи со 150-ле¬
тием со дня рождения Карла Маркса, это международное
издание на языке оригинала возобновляется. Уже вышед¬
шие тома будут переизданы и потому, что они стали биб¬
лиографической редкостью, и потому, что за эти годы мар¬
ксоведение далеко продвинулось вперед. Найдено многое
из рукописного наследия Маркса — Энгельса, ранее неиз¬
вестного. Разработаны методы, позволяющие более научно
и точно расшифровывать рукописное наследство основопо¬
ложников научного коммунизма.
«Экономические рукописи 1857—1859 годов» для
«МЭГА» готовил выдающийся знаток рукописного насле¬
дия Маркса и Энгельса Павел Веллер. Когда началась
война, он ушел добровольцем в московское ополчение и
погиб в боях за столицу. Готовя ныне русское издание
«Экономических рукописей», Брушлинский и Выгодский
вновь критически прочитали текст и убедились в том, что
и Веллер расшифровал кое-что неточно.
Если бы не погибли на войне Веллер и другой знаток
экономического наследия Маркса — сын старого револю¬
38

ционера Александр Феликсович Кон, если бы вернулись
с полей сражений многие другие опытные работники Ин¬
ститута — как бы ускорилась публикация всего рукопис¬
ного наследия Маркса и Энгельса!
В годы войны Брушлинский тоже был на фронте. Ра¬
ботал в седьмом отделе, который занимался разложе¬
нием войск противника. Брушлинский оставил тогда ру¬
кописи философов и занялся разбором дневников и писем
гитлеровцев. Это надо было, чтобы понять, какие про¬
цессы — психологические и экономические — происходят
во вражеском стане. И чтобы, опираясь на понимание этих
процессов, найти нужные слова и доводы, которые дошли
бы до ума и сердец вражеских солдат и офицеров. Кто
знает, сколько немцев сдались в плен, убежденные листов¬
ками, материал для которых собирал знаток Маркса и
Энгельса Владимир Брушлинский! И сколько из бывших
наших врагов, находясь в советском плену, переосмыслили
свою жизнь, отказались от своих заблуждений и поняли,
что правда на стороне тех, кто признает учение «великих
немцев» — Маркса и Энгельса!
Подготовка к научной публикации IV тома «Капита¬
ла» — апофеоз научной деятельности Брушлинского. Пред¬
вестником этого апофеоза была для Брушлинского закон¬
ченная в последний довоенный год работа по публикации
«Диалектики природы» Энгельса. Как известно, произве¬
дение это не было завершено автором. 30 лет оно проле¬
жало после смерти Энгельса в архивах германской социал-
демократии, пока не было опубликовано в СССР в
1925 году. С тех пор и до самой войны «Диалектика при¬
роды» не раз переиздавалась, но каждый раз в весьма не¬
упорядоченном виде, далеком от замысла Энгельса. Но вот
в 1941 году появляется новое издание, подготовленное
Брушлинским. В войну оно, естественно, не получило меж¬
дународного отклика: связи были нарушены. Но наступил
мир, и новое издание «Диалектики природы» было воспро¬
изведено в Германской Демократической Республике, Ита¬
лии, Франции, Англии. Отклики были восторженными.
Пауль Рилла (Берлин, 1952 год) писал так в «Дойче цайт¬
шрифт фюр филозофи»: «Энгельс принес в жертву свои
собственные работы, и в частности и в особенности работу
над «Диалектикой природы», ради героического друже¬
ского подвига по изданию оставшихся после смерти Маркса
рукописей. То, чем рукопись Энгельса обязана советской
39

науке, ничуть не меньше того, что Энгельс сделал для из¬
дания рукописей Маркса. Из четырех неупорядоченных
связок рукописей «Диалектики природы» возникло в про¬
цессе длительной и напряженной работы некое сомкнутое
целое».
«Диалектика природы», подготовленная Брушлинским,
и IV том «Капитала», честь подготовки которого принад¬
лежит Брушлинскому и Прейсу,— два значительных вкла¬
да в науку, сделав которые каждый мог бы возгордиться.
Но Брушлинский думает не о сделанном, а о том, что еще
предстоит сделать.
Вот почему каждый вечер запоздно сидит он в своем
кабинете. В солдатских сапогах шагает потом после длин¬
ного рабочего дня с окраины Москвы, где помещается те¬
перь институт, к себе домой, к центру.
Кстати об этих сапогах. Некоторым они кажутся неуме¬
стными. Ему намекали. Однако он готов прослыть чудаком,
но не хочет отказаться от этой внешней черты, напоми¬
нающей ему о годах, проведенных на войне. Люди поколе¬
ния, которое шагало в таких сапогах по полям войны, вме¬
сте с молодой сменой должны доделать начатое невернув¬
шимися друзьями. От этого сознания необходимости еще
долго быть в трудовом строю — и его 15—20-километровые
походы по воскресеньям за город, и купание в реке до
осенних заморозков, и ледяные души зимой. Ведь у входа
в науку кроме процитированных Марксом слов Данте
о твердой душе следует, пожалуй, поместить слова и о за¬
каленном теле.
Работая в седьмом отделе фронта, Владимир Брушлин¬
ский дошел до самого Берлина, в котором всегда мечтал
побывать, чтобы установить контакты с немецкими знато¬
ками Маркса. В Берлине он не нашел их. В свое время
многие из них стали первыми узниками гитлеровских
концлагерей.
Но вот недавно в этом городе побывал его ученик Вы¬
годский. Он выступал там в Институте марксизма-лени¬
низма с рассказом о работе советских ученых по истории
«Капитала». Ездил в Берлин и другой ученик Брушлин¬
ского — Георгий Багатурия. Этому ученому принадлежит
честь совершенно нового прочтения рукописи «Немецкой
идеологии» Маркса и Энгельса. Судьба этой рукописи во
многом напоминает судьбу рукописи IV тома «Капитала».
40

Таблица Георгия Багатурия
Да, изданию самой крупной после «Капитала» двух¬
томной работы Карла Маркса и Фридриха Энгельса «Не¬
мецкая идеология» долго «не везло». Впервые она была
опубликована спустя почти 90 лет после того, как в Брюс¬
селе, засиживаясь до трех-четырех часов ночи, торопясь,
увлекаясь и хохоча так, «что ни один человек в доме не
мог спать», Маркс и Энгельс создавали свое произведение,
о котором Энгельс впоследствии сказал: «Это самое дерз¬
кое из всего, что было когда-либо написано на немецком
языке».
Впервые и на немецком и на русском языках все изве¬
стные к тому времени сотни страниц рукописи «Немецкой
идеологии» были полностью опубликованы в Москве в
1932—1933 годах. Их издал Институт Маркса — Энгель¬
са — Ленина, приобретший у немецких социал-демократов
фотокопию рукописи.
Немецкие социал-демократы никак не решались опуб¬
ликовать «дерзкую» рукопись. Что существует некая двух¬
томная рукопись Маркса и Энгельса, в которой они, как
писал Маркс, решили в 1845 году «сообща разработать
наши взгляды в противоположность идеологическим взгля¬
дам немецкой философии», было упомянуто в предисловии,
написанном в январе 1859 года Марксом к своей работе
«К критике политической экономии». В предисловии было
сказано, что «это намерение было осуществлено в форме
критики послегегелевской философии. Рукопись — в объ¬
еме двух толстых томов в восьмую долю листа — давно
уже прибыла на место издания в Вестфалию, когда нас
известили, что изменившиеся обстоятельства делают ее
напечатание невозможным. Мы тем охотнее предоставили
рукопись грызущей критике мышей, что наша главная
цель — уяснение дела самим себе — была достигнута».
Долгое время было неизвестно, куда девалась рукопись.
Неужто ее целиком «раскритиковали» мыши? Бернштейн,
к которому, как хранителю рукописного наследства, долж¬
на была она перейти, всячески пытался представить, что
дело обстояло именно так. В течение многих лет он дер¬
жал ее под спудом.
Франц Меринг, одним из первых получивший доступ
к рукописи, заявил публично, что она не представляет
41

большого интереса: «Мыши выполнили свое дело в бук¬
вальном смысле этого слова и порядком изгрызли ману¬
скрипт, но сохранившиеся части его объясняют нам, по¬
чему авторы не особенно были огорчены этим несчастьем».
Не огорчены — так как рукопись якобы не представляет
большого интереса.
Между тем Энгельс в предисловии к своей книге «Люд¬
виг Фейербах и конец классической немецкой философии»
писал, что в «Немецкой идеологии» они с Марксом ре¬
шили сообща разработать «выработанное главным образом
Марксом материалистическое понимание истории».
Материалистическое понимание истории наряду с со¬
зданием теории прибавочной стоимости — величайшее от¬
крытие Маркса. Оно было впервые всесторонне разрабо¬
тано в 1845—1846 годах в «Немецкой идеологии». И вот
эта работа объявляется не имеющей большого интереса!
Сам Бернштейн опубликовал только часть рукописи —
раздел «Святой Макс». Но и его он издал с большими ку¬
пюрами, пропустил, например, целиком главу о либераль¬
ном гуманизме. Объясняя, почему он так сделал, Берн¬
штейн писал: «Так как сохранилось только три страни¬
цы,— все остальное, листы 41, 42, съели мыши,— то я пред¬
почитаю не печатать совсем эту главу».
Но когда в архив Бернштейна были допущены совет¬
ские исследователи, они выяснили, что почти все, якобы
съеденное мышами, в действительности сохранилось без
каких-либо значительных повреждений. Правда, несколько
страниц двухтомной рукописи исчезли, но только несколь¬
ко страниц. И вот сначала по частям, а в 1932—1933 годах
целиком, в Советском Союзе работа Маркса и Энгельса
была наконец напечатана.
С тех пор не менее 35 раз издавалась на разных язы¬
ках и в разных странах «Немецкая идеология», а ее первая
глава — самая важная, обобщающая — не менее 50 раз.
В конце же 1965 года журнал Академии наук СССР «Во¬
просы философии» помещает новую публикацию этой
главы. Почему?
Причина тому — две находки. Первую сделали в Ам¬
стердаме. В Институте социальной истории обнаружили
и в 1962 году опубликовали ранее неизвестные три листа
(шесть страничек) рукописного текста «Немецкой идео¬
логии». Вторая — и главная — находка сделана в Москве
молодым марксоведом Георгием Багатурия, который по-но¬
42

вому прочитал первую главу «Немецкой идеологии», по-
новому осмыслил содержание и структуру дошедших до
нас нескольких рукописей этой главы.
Дело в том, что первая глава «Немецкой идеологии»,
которую авторы назвали «Фейербах. Противоположность
материалистического и идеалистического воззрений», не
была завершена. Между тем именно в этой главе сконцен¬
трировано все то новое, что Маркс и Энгельс вразброс раз¬
местили на остальном пространстве своего двухтомного
острополемического труда. Первая глава дошла до нас в
виде пяти рукописей, написанных в разное время. В этих
рукописях Маркс и Энгельс — каждый раз несколько по-
иному — изложили законы материалистического понима¬
ния истории. Каждый раз по-иному, ибо в процессе работы
над «Немецкой идеологией» Маркс и Энгельс впервые —
для себя и для мира — открывали и формулировали мно¬
гие из этих законов.
Проходит всего полгода с того времени, когда Маркс
и Энгельс, решив «свести счеты» со своей «прежней фило¬
софской совестью», принимаются писать «Немецкую идео¬
логию»,— и «рукопись в объеме двух толстых томов в вось¬
мую долю листа» готова.
Всего полгода... Когда речь идет о гениях, следует, по¬
жалуй, ценить время иначе — прошло целых полгода. За
полгода работы над рукописью так много постигнуто, такие
открытия сделаны! Прошло целых полгода, и написанная
вначале вводная глава уже не объемлет всего материала
рукописи. Ее надо переделать. Как же не переделать пер¬
вой главы, если, работая над третьей, Маркс и Энгельс
формулируют одно из самых главных своих открытий! Они
уясняют себе: на всем протяжении истории переход чело¬
веческого общества с одной ступени на другую, более вы¬
сокую, совершался каждый раз путем революционного раз¬
решения противоречий между новыми, выросшими произ¬
водительными силами и старыми, превратившимися в
оковы, производственными отношениями.
Эврика! Эврика! Об этом написано в третьей главе, но
конечно же место этих страниц в обобщающей вводной
части. И «страницы-открытия» изымаются из третьей
главы, присоединяются к первой. Перенесен один кусок,
потом второй — самый главный. Первая глава состоит те¬
перь из трех рукописей — трех главок. Маркс объединяет
общей нумерацией их страницы. Но это союз механиче¬
43

ский. Необходимо органическое соединение старого и но¬
вых текстов главы. Главу нужно написать заново. И пи¬
шется набело, почти без поправок, новое начало. Но и оно
не удовлетворяет авторов. Они его перечеркивают и пишут
второй беловик. Уже возникли пять рукописей первой
главы, но каждая не завершена полностью. А тут авторам
становится ясно, что их труд вообще не будет опублико¬
ван: против — цензура, полиция, издатели, близкие к фи¬
лософам, раскритикованным в «Немецкой идеологии».
Что ж, позднее, после неудачных попыток издать свой
труд, Маркс напишет уже известные слова о том, что он
и Энгельс «предоставили рукопись грызущей критике мы¬
шей». Пусть мыши грызут рукопись, пусть идет мышиная
возня против ее авторов — великое открытие сделано. Его
можно возвестить в других произведениях. Это и было осу¬
ществлено вскоре — в «Нищете философии», в «Манифесте
Коммунистической партии».
Работы эти Ленин считал первыми произведениями
зрелого марксизма. К сожалению, Ленину не была изве¬
стна большая часть текста «Немецкой идеологии». В част¬
ности, ее важнейшая первая глава впервые увидела свет
в год смерти Владимира Ильича. И хотя значение «Немец¬
кой идеологии» как произведения, в котором впервые все¬
сторонне разработан исторический материализм, было оце¬
нено советской и мировой наукой позднее, уже в 30-е годы,
только ныне открывается вся глубина содержания и строй¬
ность архитектоники этой работы основоположников мар¬
ксизма.
Когда комсомолец Георгий Багатурия в 1953 году при¬
шел в Институт марксизма-ленинизма, ему поручили уча¬
ствовать в подготовке третьего тома, тогда только начинав¬
шегося второго издания Сочинений К. Маркса и Ф. Эн¬
гельса. В третьем томе — «Немецкая идеология». Бага¬
турия написал примечания, предложил несколько уточ¬
нений текста. Но главный результат работы был другой —
начала возникать догадка, что первая глава печатается
не на строго научной основе. Какие к тому были осно¬
вания?
Печатали первую главу по тексту, подготовленному в
1932 году Павлом Веллером. К работе Веллера, о котором
уже упоминалось, Багатурия относился с большим уваже¬
нием. Эрудит и полиглот, великий знаток рукописного на¬
следства Маркса и Энгельса, Веллер был одним из тех
44

советских ученых, благодаря которым многие рукописные
тексты основоположников марксизма впервые были рас¬
шифрованы и научно прокомментированы. Первые совет¬
ские издания ряда произведений Маркса и Энгельса, под¬
готовленные к печати Веллером,— вечный памятник этому
ученому, павшему смертью храбрых летом 1941 года в
бою за Родину.
Глубокое уважение Багатурия к работам Веллера, к его
жизни и смерти не заслонило, однако, одного важного и
довольно загадочного обстоятельства, помешавшего Вел¬
леру подготовить к изданию «Немецкую идеологию» в дей¬
ствительно научной редакции. Работая над рукописью
«Немецкой идеологии», Павел Веллер установил много
истин. До него, в 1924 году, первая глава «Немецкой идео¬
логии» была уже опубликована — но наспех, с крупными
ошибками в расположении и расшифровке текста: ру¬
копись только что получили из Германии и хотелось ее
скорее напечатать. Впоследствии Веллер большинство
ошибок в прочтении текста исправил. Исследовав все пять
рукописей главы, он правильно объяснил происхождение
каждой. И в 1930 году, в первой корректуре, рукопись
была подготовлена Веллером к изданию такой, какой до¬
шла до нас от Маркса и Энгельса: пять самостоятельных
незавершенных текстов. И вдруг, уже на стадии коррек¬
тур, принимается непонятное решение: реконструировать
главу, из пяти отдельных незавершенных рукописей со¬
здать единый текст, издать главу в том виде, в котором
она... могла бы выйти из-под пера Маркса и Энгельса, если
бы они закончили свою работу.
Решение непонятное, так как объективных оснований
для подобной реконструкции не было и нет. Пять разных
рукописей были разрезаны на сорок фрагментов, и отрывки
эти были переставлены так, что создавалась видимость
единого слитного текста. Усвоить мысли отдельных кусков
текста было можно, но общий строгий ход философского
изложения исчезал.
Работая над третьим томом, Багатурия только смутно
догадывался о том, что произошло с рукописью «Немецкой
идеологии». В 1955 году том с «Немецкой идеологией» был
издан «по Веллеру». Но Багатурия не переставал думать
об истинном содержании главы. Были у него новые дела —
редактирование других томов Сочинений. Однако летом
1963 года Багатурия вновь вернулся к событиям 1845—
45

1846 годов: ему поручили написать главу биографии
Маркса, посвященную тому периоду, когда вместе с Эн¬
гельсом создавал он «Немецкую идеологию».
Багатурия изучает прессу тех лет, переписку Маркса,
его записную книжку, мемуары и письма современников.
Он уточняет дату начала работы над «Немецкой идеоло¬
гией». Выяснилось, что это не сентябрь, как считалось,
а ноябрь 1845 года. (Это важно — вспомним, что речь идет
о месяцах жизни стремительно мужавших гениев). Но
главное в другом. Еще и еще — в который раз — исследо¬
ватель перечитывает «Немецкую идеологию», ее таинст¬
венную в своей незавершенности первую главу. Чтобы на¬
писать в «Биографии» о том, как Маркс вместе с Энгель¬
сом создавали «Немецкую идеологию», надо было выяснить
действительную последовательность, в которой возникала
эта большая и сложная работа. И Багатурия повторяет
примерно тот же процесс исследования рукописей, который
за 30 лет до него проделал Веллер. Процесс угасает в своем
результате, писал Маркс в «Капитале». Результат работы
Веллера известен, но процесс исследования, принесший
понимание того, как и когда была создана каждая из пяти
рукописей первой главы,— этот процесс надо было повто¬
рить.
Пять рукописей. В каждой нечто свое и нечто повто¬
ряющееся в других. Это, если анализировать содержание.
А что общего в методе изложения, в структуре каждой
рукописи? Что? Вот пришел из Амстердама журнал, где
опубликованы шесть вновь найденных страниц рукописи
«Немецкой идеологии». Четыре из них относятся к первой
главе. Где их расположить? Амстердамский журнал, особо
не задумываясь, напечатал их подряд — вне текста главы.
Девять страничек черновика вообще не найдены. Можно
ли, судя по структуре рукописей, по угадываемому, пока
интуитивно, единому ходу мыслей, заранее знать, о чем
были написаны эти ненайденные страницы?
Существует таблица Менделеева — по ней заранее были
предсказаны свойства еще не открытых элементов, их ме¬
сто в единой системе. Нельзя ли определить место каждой
ненайденной страницы, угадать ее содержание на основе
строго научной гипотезы? Вероятно, это возможно, если
правильно установить взаимосвязь всех пяти рукописей,
если выяснить общую схему изложения, по которой каж¬
дая из них создавалась. Чем глубже вчитывался Багатурия
46

в текст рукописей, тем решительнее убеждался — есть
такая единая схема. Но какая?
Ответ подсказала диалектическая логика. Багатурия
увлекался ею еще в студенческие годы. Есть такая фило¬
софская закономерность: логика описания предмета отра¬
жает в себе логику самого предмета.
Простой пример: если рассматривается предмет, со¬
стоящий из трех частей, то естественно, что логически по¬
строенное его описание будет иметь по меньшей мере три
части. Багатурия рассудил: во всех пяти рукописях первой
главы предмет описания — это законы материалистически
понимаемой истории. Как понимали их Маркс и Энгельс?
В основе исторического процесса лежит развитие матери¬
ального производства. Способ производства определяет
структуру общества, политическую надстройку и формы
общественного сознания. Такова последовательность основ¬
ных элементов этой концепции. Вероятно, в такой после¬
довательности и излагали свой предмет исследования
Маркс и Энгельс. Все изложение материалистического по¬
нимания истории начинается с рассмотрения предпосылок
этой концепции и заканчивается ее выводами. Изложению
собственных взглядов авторы предпослали общую харак¬
теристику взглядов своих идеологических противников.
А после изложения своих взглядов перешли к критике
немецкой идеологии. Вот и восстановлена логическая
схема, которой, вероятно, должны были придерживаться
Маркс и Энгельс в каждой из своих пяти рукописей, в пяти
попытках наилучшим образом изложить только что уяснен¬
ные самим себе (что ни месяц, то глубже) законы разви¬
тия истории.
Гипотеза была создана. И «таблица Багатурия» оказа¬
лась действенной. В эту схему укладывалось содержание
каждой из пяти рукописей. Страницы, найденные в Ам¬
стердаме, вставали точно на места логической схемы, в ко¬
торой до того имелись пропуски. Теперь Багатурия уже
твердо убежден — заранее можно сказать, о чем написаны
и девять ненайденных страниц!
Еще полтора года исследований. Верная и простая ги¬
потеза продолжает работать. Она приносит все новые от¬
крытия. Вот одно из них. Три черновые рукописи первой
главы Маркс объединил единой нумерацией страниц —
от 1-й до 72-й. Вслед за ними в тетради — на новой, непро¬
нумерованной странице — еще несколько строк. Эти строч¬
47

ки, а также большая часть текста предыдущей страницы
не публиковались вместе со всей главой — они казались
не связанными с ней записями. Багатурия проанализиро¬
вал эти записи с помощью своей таблицы-схемы и доказал,
что половина 72-й страницы — логическое завершение
предшествующего текста, только написанное в виде тези¬
сов. А на следующей странице — план новой рукописи.
Искусственному псевдологическому порядку, в кото¬
ром с 1932 года печатались как единый текст перетасован¬
ные фрагменты пяти рукописей Маркса и Энгельса, Бага¬
турия противопоставил подлинно научную логику. Весь
коллектив сектора произведений К. Маркса и Ф. Энгель¬
са в институте помогал Багатурия проверить «запас проч¬
ности» его доказательств. И ветераны института и его мо¬
лодежь участвовали в обсуждении работы своего коллеги.
И хотя на стороне старой публикации была 30-летняя тра¬
диция, новое прочтение приняли в институте и поручили
Багатурия готовить публикацию по-новому.
За несколько месяцев Багатурия доводит работу до
конца. «Фейербах» — первая глава «Немецкой идеологии»
была подготовлена к печати в новой, подлинно научной
редакции. Для лучшего усвоения содержания (ведь эта
глава обычно входит в вузовский курс основ марксистской
философии) Багатурия расчленяет текст главы 27-ю заго¬
ловками. Схема исследователя, воссоздавшего схему изло¬
жения великих авторов, позволила естественно и логично
сделать такое расчленение. Эту большую работу удалось
проделать сравнительно легко, потому что Багатурия хо¬
рошо усвоил опыт советской школы марксоведов, в частно¬
сти опыт своего нынешнего учителя В. К. Брушлинского.
Достоинства работы молодого марксоведа были оце¬
нены высоко и единодушно. Главу в новой редакции было
решено выпустить отдельной брошюрой, включить ее в но¬
вый трехтомник Избранных произведений Маркса и Эн¬
гельса. И, не дожидаясь выхода этих изданий, главу печа¬
тает в 1965 году в двух номерах (№ 10 и 11) журнал
«Вопросы философии». Печатает со специальным введе¬
нием от Института марксизма-ленинизма, в котором, в ча¬
стности, сказано: «Новая публикация значительно облег¬
чит изучение богатейшего содержания «Немецкой идеоло¬
гии», позволит по-новому, более глубоко понять материа¬
листическую теорию истории, проследить развитие ее
48

основных положений на решающем этапе ее формирова¬
ния».
В те дни, когда выходил из печати первый номер жур¬
нала с новой публикацией, Багатурия находился в Бер¬
лине. О своей работе он рассказывает коллегам из берлин¬
ского Института марксизма-ленинизма. Через год в жур¬
нале «Дойче цайтшрифт фюр филозофи» новая публика¬
ция появляется на языке оригинала — немецком.
Новая публикация первой главы «Немецкой идеоло¬
гии» вызывает отклики во многих странах.
...Дом отдыха в подмосковном лесу. Хорошо пройтись
на лыжах по снегу, который наконец-то лег на истосковав¬
шуюся по морозцу землю. А после леса — за письменный
стол, от которого Георгия нельзя оторвать и санаторной
путевкой. Он дописывает главу «Биографии» Маркса,
вновь воссоздает атмосферу дома в Брюсселе, где писа¬
лась «Немецкая идеология», атмосферу времени, о кото¬
ром уже после смерти Маркса вспоминал Энгельс: «Мы
были тогда дерзкими парнями, поэзия Гейне — детски не¬
винная штука в сравнении с нашей прозой». Молодой ис¬
следователь вглядывается в рисунки Энгельса, густо-густо
испещрившие почти целую страницу недавно найденного
в Амстердаме листа рукописи. Профили тупоносых бюр¬
геров, десятки, многие десятки рож. А на других страни¬
цах — изображения санкюлотов, вдохновенных борцов.
Кишенье образов — как кристаллы перенасыщенного рас¬
твора, выпавшие из потока кипящих мыслей.
Когда Георгий Багатурия восстанавливал ход мыслей
Маркса и Энгельса в их первой главе «Немецкой идеоло¬
гии», он призвал на помощь свою любимую логику. Те¬
перь, в процессе воссоздания в «Биографии» образа
Маркса, вместе с Энгельсом творившего свое первое зре¬
лое произведение, ученому уже мало одной логики. Нужна
еще и густо настоенная на фактах интуиция. Та самая
интуиция, которая позволила молодому исследователю по¬
нять: бывают случаи, когда «перестает действовать класси¬
ческое правило элементарной математики и от переста¬
новки слагаемых сумма явно изменяется». Именно эти¬
ми словами закончил Багатурия свою статью, сопро¬
вождавшую в «Вопросах философии» новую публикацию.
Сумма идей Маркса и Энгельса была явно уменьшена от
перестановки слагаемых, от перетасовки фрагментов
текста.
4 Илья Аграновский
49

И работа Института марксизма-ленинизма, вернувшая
этой сумме ее подлинный номинал, заслуживает благодар¬
ности всех, кому дорого духовное наследие гениев.
Строка гения
Каждая строка гения интересна и нужна человечеству.
А если она написана неразборчиво? Если по каким-либо
причинам она зачеркнута самим автором? Как ее прочи¬
тать?
Нина Ильинична Непомнящая умеет разобрать такие
слова или строки, написанные Марксом, перед расшифров¬
кой которых отступали предыдущие исследователи. Даже
те, кто лично знал великого мыслителя. Даже дочери
Маркса.
Ни подготовка IV тома «Капитала» Брушлинским и
Прейсом, ни новая редакция первой главы «Немецкой
идеологии», проделанная Багатурия, не были бы воз¬
можны без помощи, оказанной им Ниной Ильиничной, без
ее дара вдохновенно разбирать самые «темные» места ру¬
кописей Маркса.
Н. И. Непомнящая легко читает — и я видел это —
даже зачеркнутые строки Маркса. Нет, не «волшебство»,
не «телепатия через столетие», а подвижничество труже¬
ника, усиленное талантом недюжинного исследователя.
Началось это в 1926 году. Воронежская «машинистка
со знанием иностранных языков» Нина Непомнящая,
услышав, что Институту К. Маркса и Ф. Энгельса нужны
работники, обратилась туда с предложением своих услуг.
Ей дали три письма Маркса — на немецком, французском
и английском языках. Письма — самый легкий раздел ру¬
кописей Маркса: их он писал довольно разборчиво, чтобы
не затруднять адресата. И все же экзаменуемая прочла
далеко не весь текст — впервые разбирала она руку
Маркса, далека она была тогда и от проблем, о которых
шла речь в Марксовых письмах.
Все же в институт ее приняли. За четыре с лишним
десятилетия работы она была в нем и машинисткой, и рас¬
шифровщиком, и младшим, и старшим научным сотруд¬
ником.
Вышли из печати 39 томов второго издания Сочинений
50

К. Маркса и Ф. Энгельса. Вышли отдельно их ранние,
юношеские произведения. И тысячи, многие тысячи ли¬
стов Марксовых рукописей прочитаны Ниной Ильинич¬
ной; переводы, толкования рукописей, сделанные другими
сотрудниками института, выверены, завизированы ею.
Лишь познакомившись с тем, как невероятно сложно
читать некоторые рукописи Маркса, особенно его наброски,
черновики, его заметки, сделанные немецким готическим
письмом, можно оценить, какой подвиг совершила
Н. И. Непомнящая.
Сам Маркс писал в феврале 1855 года Энгельсу: «Глаза
у меня заболели из-за того, что я перечитывал свои соб¬
ственные тетради по политической экономии...» Когда
Маркса не стало и Энгельс готовил по оставшимся черно¬
викам рукописей II и III тома «Капитала», он писал
П. Л. Лаврову 5 февраля 1884 года: «...Я — единственный
из оставшихся в живых, кто в состоянии расшифровать
этот почерк и разобрать эти сокращения слов и целых
фраз».
Маркс писал мелким бисерным почерком — на четырех
листах почтовой бумаги он умещал иногда до десяти пе¬
чатных страниц. Порой он разделял слова на отдельные
части, иногда писал слитно несколько слов. Очень часто
он сокращал слова, выбрасывая все гласные. И помарки,
помарки, переносы строчек, путающие весь текст, превра¬
щающие расшифровку его в мучительнейшую задачу.
В дореволюционных изданиях Маркса и Энгельса, вы¬
шедших после смерти обоих великих учителей человече¬
ства, были, как известно, не только ошибочные прочтения,
а и сознательные купюры, искажения текста. Но значи¬
тельные и невольные ошибки обнаружены и в 28 томах
первого издания Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса,
предпринятом в Москве в 1928 году, в издании, над кото¬
рым работал большой и квалифицированный коллектив
института, в том числе и сама Нина Ильинична.
...Лежат на столе у исследовательницы тома первого
издания. Поля их испещрены поправками. Их сделала
Н. И. Непомнящая на основании нового прочтения рукопи¬
сей. Годы работы над наследием основоположников мар¬
ксизма позволили по-новому прочесть ряд мест, вместо
точек или взятых в скобки (как неясно читаемых) слов
с уверенностью поместить расшифрованный полностью
текст Маркса.
51

Вот юношеское письмо Маркса к отцу от 10 ноября
1837 года. Готовя его к изданию, дочь Маркса Элеонора
не сумела расшифровать одно место и поставила вместо
него квадратные скобки, заключив в них предположитель¬
ное слово, которое делало несколько неопределенной всю
фразу. Другая дочь Маркса — Лаура подготовила фран¬
цузское издание писем отца — она и вовсе выпустила
странное слово.
Н. И. Непомнящая расшифровала его. Как? Я спраши¬
ваю об этом Нину Ильиничну. Она счастливо смеется, по¬
казывая мне фотокопии этого письма Маркса. В слове, не
разобранном Элеонорой и Лаурой, буквы почти слились,
будто написаны были пером, на кончике которого скопи¬
лись волоски бумаги.
— На меня нисходят иногда ангелы,— шутит Нина
Ильинична.— Я решила, что это не немецкое слово, раз
его не могли расшифровать такие знатоки родного языка,
как дочери Маркса. Я стала искать слово, сходное по напи¬
санию и подходящее по смыслу в различных иностранных
словарях. Начальные буквы «со» читались ясно. И я на¬
шла латинское слово «concinne» — «тонко», оно точно
укладывалось в «силуэт» рукописного слова и очень ло¬
гично «вписывалось» в смысл фразы.
Так эта расшифровка и вошла в новое издание перепи¬
ски Маркса. Одна из тысяч расшифровок, сделанных
Н. И. Непомнящей.
Листаю 17-й том второго издания Сочинений. Здесь осо¬
бенно много открытий, сделанных Ниной Ильиничной. Вот
текст набросков знаменитой работы Маркса «Гражданская
война во Франции», написанной им на английском языке.
Маркс готовил ее для публикования в виде воззвания Ге¬
нерального совета I Интернационала по поводу событий
Парижской коммуны. Воззвание должно быть кратким.
А в своих двух предварительных набросках Маркс более
широко развивал ряд важных положений, в частности
мысли о диктатуре пролетариата. Наброски эти не вошли
в первое издание Сочинений, а были напечатаны лишь в
III (VIII) томе «Архива Маркса и Энгельса», изданном
в 1934 году. В подготовке этого тома «Архива» принимала
в свое время участие и Нина Ильинична. Но как ни бились
они тогда, смысла ряда абзацев прояснить не удавалось.
Был напечатан, например, довольно странно звучавший
абзац, в котором говорилось, что французский народ убе¬
52

дился в необходимости «доделать революцию 1789 года,
отправив [претендентов] туда, куда попадают в конце кон¬
цов все деревенские преступники, то есть на живодерню».
Одна фраза, а сколько загадок! Слово «претендентов» про¬
читано предположительно и поэтому заключено в скобки.
Ну это полбеды, не из-за него ускользает смысл фразы.
Но вот как понять утверждение, что все деревенские пре¬
ступники попадают на живодерню? Бессмыслица! Так у
Маркса не могло быть написано. А как?
И опять «ангелы» спустились к Нине Ильиничне. Она
установила, что не «преступники», не «криминалс» (cri¬
minals) написано у Маркса, а «анималс» (animals) —
животные. Значит, это деревенские животные отправля¬
ются в конце концов на живодерню! Ну это логично. Те¬
перь легко прочитать и взятое в скобки слово. Оно не «пре¬
тенденты», оно «руминантс» (ruminants) — жвачные жи¬
вотные, скот. Итак, все расшифровано. И во второе изда¬
ние включается ясная образная марксова фраза: «...завер¬
шить революцию 1789 г., отправив этих скотов туда же,
куда в конце концов попадает в деревне весь скот — на
живодерню».
Ангелы? Наитие? Нет, конечно. Вместо наития — ог¬
ромная лингвистическая подготовка. Чтобы читать Маркса,
который писал на многих языках, надо их знать. И Нина
Ильинична знает в совершенстве не только немецкий,
французский, английский, латынь, но и (она утверж¬
дает — «плохо») испанский, итальянский, читает («худо!»)
по-голландски, разбирает («со словарем!») шведский и дат¬
ский. Вместо «ангелов» — глубокое знание предмета, той
области наук, того обширною круга вопросов, о которых
идет речь в рукописях Маркса и Энгельса.
Это далось годами изучения их произведений. Чуть ли
не каждый день она берет разрешение остаться вечером
в институте для работы. Читает запоздно дома. Выписы¬
вает, конспектирует, делает заметки.
Маркс и Энгельс словно ее современники. Нина Ильи¬
пична устанавливает, уточняет даты многих их писем.
Иногда эти даты неправильно определялись прежними
исследователями. Иногда, датируя письма, ошибались,
делали описки сами Маркс и Энгельс. «Здесь Маркс ошиб¬
ся в дате»,— пишет иногда в своих замечаниях к письмам
Нина Ильинична. И ей можно верить. Установленные ею
даты помещены в новом издании Сочинений.
53

Иногда для того, чтобы исправить ошибку в датировке,
достаточно прибегнуть к «Янусу» — старинному «кален¬
дарю-указателю дат для всех столетий». Если, например,
письмо к Энгельсу, в тексте которого написано: «сегодня,
19 июня, во вторник», отнесено исследователем к
1867 году, то эту ошибку легко выявить. «Янус» показы¬
вает, что вторник 19 июня был в этот период только в 1855,
1860, 1866 годах. Анализ событий, о которых речь идет
в письме, позволяет точно остановиться на 1866 годе.
Но чаще для установления даты письма (а это порой
архиважно) нужно провести анализ его содержания, сопо¬
ставить факты и события, о которых идет речь в письме,
перебрать массу литературы, чтобы с помощью логики и
истории точно выяснить не только год, но и месяц и даже
день, когда письмо было написано.
— Решение таких задач доставляет мне огромное на¬
слаждение,— признается исследовательница.
И сотни писем Маркса и Энгельса напечатаны теперь
с новыми датами, установленными Н. И. Непомнящей.
Конечно, самые праздничные дни, когда ты, так ска¬
зать, вышел на целину — расшифровываешь рукописи, ко¬
торых до тебя не касались исследователи: или они недавно
найдены, или прочтение их все откладывалось из-за труд¬
ности расшифровки. Такие рукописи еще есть.
Несколько последних лет Нина Ильинична была занята
подготовкой к публикации рукописей Маркса «К истории
польского вопроса». Эта работа велась совместно с Инсти¬
тутом истории партии при ЦК Польской объединенной
рабочей партии, а также Институтом марксизма-ленинизма
при ЦК Социалистической единой партии Германии. Это
большая работа, свыше 50 печатных листов.
Фирменный поезд «Шопен» не раз видел в своих ваго¬
нах научных сотрудников из Москвы и Варшавы. Побы¬
вала в Варшаве и Нина Ильинична.
Маркс вел свои записи по польскому вопросу на ан¬
глийском, немецком и французском языках. Советские и
польские ученые договорились: публикуемую рукопись
издать не совсем обычно. На одной странице каждого
книжного разворота набирать текст так, как его писал
Маркс,— на том языке, на котором он делал запись. На вто¬
рой же странице разворота давать перевод — в московском
издании — на русском языке, в варшавском — на поль¬
ском, в берлинском — на немецком. Внутри каждой
54

страницы набор тоже не простой. Страница делится на
две части — на одной части печатается текст, который
после обработки оставил Маркс, а на второй половине
страницы даются зачеркнутые строки, исключенные аб¬
зацы. Такой набор и верстка позволяют демонстрировать
творческую лабораторию Маркса, показывают, как сначала
он делал выписки из книг, потом конспектировал их, потом
писал собственные рассуждения, оттачивал их.
Несколько лет работы, и вот наконец рукопись Маркса
готова к публикации в трех столицах социалистических
государств.
Еще не закончив подготовку этой публикации, Нина
Ильинична берется за новую работу — вместе с Брушлин¬
ским начала проверку расшифровки экономических ру¬
кописей Маркса 1857—1859 годов, едва ли не самых слож¬
ных для прочтения.
...Нине Ильиничне за семьдесят. Работая над этими
рукописями, Нина Ильинична научилась многому. И не
фантастическое ли трудолюбие Маркса и Энгельса, с при¬
мерами которого она встречается ежедневно, источник ее
подвижнического труда?!
Два шага истории
Вера Фигнер. Прочла книгу под твоей редакцией, Ирина,
о Базельском конгрессе Интернационала.
И как же мы тогда не понимали, что прав
Маркс, а не Бакунин?!
Ирина Бах. Винить себя нечего, Вера Николаевна. Шесть
с лишним десятков лет миновало. Теперь-то
понять не трудно, кто был прав. Как гово¬
рится, уроки истории.
Из давнего разговора
Об этом почти тридцатипятилетней давности разговоре
было рассказано мне Ириной Алексеевной Бах, историком
марксизма. Рассказано в «келье» — самой маленькой ком¬
нате квартиры покойного академика Алексея Николаевича
Баха, где теперь живут с детьми и внуками три его до¬
чери: Лидия, Наталья, Ирина — юрист, физико-химик, ис¬
торик.
Когда не звонил телефон (а звонил он часто — раз¬
говоры с Институтом марксизма-ленинизма, где работает
55

И. А. Бах, с издательством «Мысль», где она редактирует
несколько книг), «келья» казалась идеальным местом для
работы ученого-историка. Тишина. Мягкий свет из окон¬
ного проема в дальнем углу узкой комнаты. Шкафы книг.
Писанный маслом большой портрет отца. Он изображен
таким, каким помнят родоначальника русской школы био¬
химии его здравствующие ученики,— с длинной седой бо¬
родой, в черной накидке — тальме, придающей академику
вид средневекового ученого, но с отнюдь не «академиче¬
ским» взглядом живых глаз, сохранившим дерзость и жар
пламенного революционера-народника. Портрет Баха —
знаменитого «Кащея», перед конспираторским талантом
которого пасовала царская охранка, так и не разыскавшая
автора «поджигательской» книги «Царь-Голод» и органи¬
затора подпольной типографии «Народной воли».
Но Ирина Алексеевна говорит, что она не смогла бы
сделать то, что сделала, не будь другой комнаты — «каби¬
нета Маркса» в Институте марксизма-ленинизма. Не могла
бы потому, что современный ученый ее профиля должен
опираться на огромный документальный материал по исто¬
рии международного рабочего движения и что ключи к
этому материалу — ключи систематизации — находятся в
ящиках многочисленных, хитроумно задуманных катало¬
гов вышеупомянутого кабинета, где я должен непременно
побывать, если хочу квалифицированно написать о марксо¬
ведах. Я побывал там. Но об этом потом. А прежде мне
должно написать о счастливой судьбе, выдавшей Ирине
Алексеевне, как о том говорит она сама, «фору» — преиму¬
щество по сравнению с некоторыми историками марксизма.
Историку марксизма И. А. Бах принадлежит честь
впервые прочитать не только десятки найденных ею статей
Маркса и Энгельса, установить, что именно они (и кто
лично — Маркс или Энгельс) были авторами многочислен¬
ных неподписанных публикаций, затерянных в различных,
ставших библиографической редкостью, журналах и га¬
зетах. Ею впервые установлены и сотни фактов, обстоя¬
тельств, подробностей жизни Маркса, которые послужили
ценнейшим материалом для его «Биографии» — большого
и сложного научного труда, над которым в течение многих
лет работал весь сектор произведений К. Маркса и Ф. Эн¬
гельса Института марксизма-ленинизма.
Чтобы глубже усвоить марксизм, очень важно знать и
историю его формирования, конкретную историческую об¬
56

становку создания отдельных произведений, вышедших из-
под пера творцов этой науки, знать, какие явления жизни
рождали у них те или иные идеи и теории.
Судьба И. А. Бах благоприятствовала ее личному зна¬
комству с несколькими поколениями русских и загранич¬
ных общественных деятелей, с несколькими поколениями
русских революционеров, несколькими поколениями совет¬
ских марксистов.
На портрете отца в ее комнате стоит подпись худож¬
ника — Плеханов. Ирина Алексеевна объясняет: нет, это,
конечно, другой Плеханов, однофамилец. Но Георгия Ва¬
лентиновича Плеханова она хорошо помнит: он жил непо¬
далеку от их семьи, долгие годы квартировавшей в Шам¬
пеле — дачном пригороде Женевы, где поселился Алексей
Николаевич Бах, вынужденный эмигрировать из России.
Кто из революционных или просто прогрессивных эмигран¬
тов не посещал этого небольшого двухквартирного кот¬
теджа, где в домашней лаборатории расставшийся с народ¬
ническими иллюзиями Алексей Николаевич, так и не за¬
кончивший Киевского университета, бывший студент-
химик, вел научную работу, увенчавшуюся созданием
блестящей русской школы биохимии?!
Здесь бывала и старый друг по работе в «Народной
воле» Вера Фигнер, приехавшая в Женеву после двад¬
цатилетнего заточения в Шлиссельбургской крепости и
последующей ссылки, и семья Горького, и будущий пер¬
вый нарком здравоохранения Советской России больше¬
вик Николай Семашко, и моряки с броненосца «Потем¬
кин», прибывшие в Женеву после того, как они выса¬
дились в Румынии, и толстовцы во главе с сыном знамени¬
того русского художника Николая Ге, образовавшие на
окраине Женевы нечто вроде сельскохозяйственной ком¬
муны. Их беседы, споры, воспоминания отца и рассказы
матери, Александры Александровны — врача и педагога,
воспитывавшей в детях благоговение перед подвигами
декабристов, Чернышевского, Герцена,— вот атмосфера
детства, отрочества и юности будущего историка марк¬
сизма.
Хотя отец Ирины и был автором «Царя-Голода», этого
ставшего известным всей подпольной России популярного
изложения «Капитала» Маркса, не марксисты преобла¬
дали среди разноликой публики, посещавшей женевский
дом Бахов.
57

Февральскую революцию в их среде приветствовали с
энтузиазмом. Алексей Николаевич немедля уехал в Рос¬
сию. Ирина осталась в Женеве заканчивать курс учения
и была свидетельницей того, как, проклиная «узурпато¬
ров», встретили весть о пролетарской революции иные из
прежних друзей их семьи. Пожалуй, первую свою поли¬
тическую дискуссию юная Бах провела в те дни с особо
враждебно принявшей Октябрьскую революцию Брешко-
Брешковской, той самой эсеркой, которую кое-кто назы¬
вал — ирония судьбы — «бабушкой русской революции».
Конечно же юная Бах в те годы была далека от марк¬
систского понимания хода истории. На историко-филоло¬
гическом факультете Женевского университета курс лек¬
ций «История экономических учений» читал профессор
Антони Бабель. Имя Маркса редко упоминалось в этом
курсе. Бабель не понимал тогда исключительного значения
теории Маркса в ряду других экономических учений.
Не понимал тогда... В самом конце 1964 года Ирина
Алексеевна Бах возглавляла группу советских историков,
ездивших в Париж для участия в коллоквиуме, созванном
Комиссией по истории социальных движений и социаль¬
ных структур при Международном комитете историков.
Коллоквиум был посвящен столетию основания I Интер¬
национала. И здесь Ирина Алексеевна вновь услышала
имя Антони Бабеля. Ее старый женевский профессор жив,
он следит за работой коллоквиума, знает, что в нем участ¬
вует его бывшая студентка, и он посылает ей в подарок
свою недавно вышедшую книгу «Женевские секции Пер¬
вого Интернационала». В книге имя Маркса уже не в
числе «прочих»: нельзя не оценить эту гигантскую фигуру
теперь, когда марксистские идеи восторжествовали на
столь обширных пространствах земли, когда на учении
Маркса основывается политика многих правительств в
разных частях света.
На ее глазах свершился этот триумф идей марксизма.
Даже в 1932 году, когда Ирина Бах в подмосковном сана¬
тории беседовала с ветераном русскою революционного
движения 80-летней Верой Фигнер, даже тогда значение
теории, разработанной Марксом и Энгельсом, роль их дея¬
тельности по созданию международной политической орга¬
низации пролетариата были ясны довольно узкому кругу
прогрессивной интеллигенции за рубежами СССР. И не
только там. В 1930 году, спустя 13 лет после Октября, в
58

своей речи в Институте К. Маркса и Ф. Энгельса ее отец,
академик Бах, сказал, что до последнего времени «в Ака¬
демии наук марксизм не считали научной категорией».
Теперь такое заблуждение немыслимо, теперь в академии
поняли,— сказал А. Н. Бах,— что «марксизм действи¬
тельно наука. И более того, всякая наука отличается тем,
что она предусматривает явления, а марксистская наука
предусматривает социализм».
Но минуют еще десятилетия. И вот в ноябре 1964 года
на парижский коллоквиум, посвященный I Интернацио¬
налу, приезжают историки, большинство которых отнюдь
не коммунисты. В Париж из США, Японии, Англии, Ита¬
лии, Бельгии, Голландии, Швеции, Швейцарии и Уругвая
прибыли представители общественной мысли самых раз¬
личных оттенков. Дух Интернационала, теория Маркса
воплотились в дела целых народов, и отрицать их теперь
невозможно. Можно лишь еще пытаться извратить их
смысл и значение. И в острой, хотя внешне весьма акаде¬
мичной, дискуссии на коллоквиуме, борясь с попытками
принизить роль Маркса и Интернационала, приняла уча¬
стие Ирина Алексеевна Бах.
I Интернационал и деятельность в нем Маркса — глав¬
ная тема многолетних научных исследований Ирины Алек¬
сеевны. Закончив Женевский университет в 1925 году,
приехала она в Москву. В памяти еще звучали слова под¬
лого восторга тех, кто приветствовал фашиста Конради,
убившего Воровского — советского посла в Швейцарии.
Профессора и студенты говорили ей: «Неужели вы поедете
в этот большевистский ад, Ирэн?» Она поехала. И стала
работать в Институте Ленина.
Знание европейских языков было первой «форой»
перед другими молодыми работниками института: ей сразу
поручили искать в комплектах иностранных газет статьи
и выступления Ленина, проверять, печатались ли они на
русском языке.
Она работала в библиотеке института. А где-то рядом,
на тех же ярусах большого читального зала, тем же, что
и она, был занят поэт Борис Пастернак, оставивший об
этом строчки в поэме «Спекторский»: «Меня без отлага¬
тельств привлекли к подбору иностранной Лениньяны».
Вслед за работой над Ленинианой молодой сотруднице
института поручили проверять и составлять именной ука¬
затель к VIII тому третьего Собрания сочинений Ленина.
59

Том этот был главным образом из произведений, писанных
в период реакции — в 1908 году. Многие из людей, упоми¬
навшихся Лениным как дезертиры революции, отошли от
политики и нарочито неприметно проживали в старинных
особняках глухих московских переулков. Ирина Бах хо¬
дила по квартирам и получала сведения для будущих при¬
мечаний из, так сказать, первых уст — от людей, удив¬
ленных и даже несколько испуганных тем, что о них
вспомнили. Она знакомилась с персонажами, которых ис¬
тория убрала с авансцены за кулисы, убрала потому, что
они не поняли смысла ее событий, не уловили ее уроков.
Потом Институт Ленина был слит с Институтом
Маркса и Энгельса. Ирина Алексеевна попала в сектор
Интернационала, которым руководил неистовый венгер¬
ский революционер Бела Кун. Заместителем у него был
Марк Зоркий, марксовед, ставший учителем Ирины Бах,
прививший ей любовь к истории Интернационала.
Вот уже более тридцати лет, как она занимается этой
историей. Нет Зоркого, вступившего в ряды московского
ополчения в первые дни войны и погибшего в боях с фа¬
шистами. Но есть целая школа советских марксоведов,
воскресивших день за днем (конечно, еще с некоторыми
пробелами и пропусками) деятельность первого великого
объединения рабочего класса и титаническую работу, кото¬
рую вели в Международном Товариществе Рабочих Маркс
и Энгельс.
Какое это имеет значение сейчас, спустя сто с лиш¬
ним лет после организации Интернационала, в эпоху, столь
отличную от той, когда в Женеве, Лозанне, Брюсселе,
Базеле — в тихих городах Европы, еще не ощутившей
приближавшееся дыхание пролетарской революции, соби¬
рались конгрессы Товарищества?
В отличие от философов и экономистов, осмысливаю¬
щих теоретическое наследие основоположников научного
коммунизма, Ирина Алексеевна посвятила себя главным
образом изучению организаторской и пропагандистской
деятельности Маркса и Энгельса. Дела гениев человече¬
ства по международной координации усилий пролетариата,
по созданию политических партий рабочего класса, их
непревзойденное умение диалектически анализировать
каждый зигзаг исторического процесса и наилучшим обра¬
зом использовать ситуацию для достижения целей Интер¬
национала и поныне имеют великое значение — принци¬
60

пиальное и практическое. И советские ученые многое
сделали, чтобы историческая наука об Интернационале
базировалась на строго выверенных фактах.
Концепций о тактике Маркса и Энгельса в Интерна¬
ционале еще сравнительно недавно существовало множе¬
ство. Концепции эти порой страдали и предвзятостью, и
недостоверностью. Подлинность факта, к которой так
строг был Маркс, сотни страниц перечитывавший, десятки
запросов рассылавший, чтобы установить полную досто¬
верность тех фактов, которые он обобщал в своей теории,
ценилась не всеми. Была бы концепция, а если в ее рамки
не укладываются некоторые факты, тем хуже для фак¬
тов, проповедовали иные.
Нужна была глубокая партийная вера в необходимость
своей работы, нужен был иммунитет к насмешкам и дема¬
гогическим речам, в которых подлинные историки имено¬
вались «архивариусами», «ловцами фактов», а то и за¬
просто «бездельниками». Игнорируя нападки невежд,
Ирина Алексеевна добывала, копила фактический мате¬
риал для будущей истории Интернационала.
Часы и годы, проведенные над расшифровкой сохра¬
нившихся протоколов Генерального совета Интернацио¬
нала, переписки его деятелей; часы и годы за чтением ра¬
бочей и буржуазной прессы тех лет — чтобы знать почти
все, что знали современники Маркса, чтобы его действи¬
тельность стала твоей действительностью, чтобы упомя¬
нутые в Протоколах и переписке имена революционно на¬
строенных немецких механиков и ткачей, английских
маляров и плотников, французских граверов и декорато¬
ров, швейцарских часовщиков и портных, русских разно¬
чинцев — корреспондентов Маркса звучали как имена
хорошо знакомых и дорогих тебе людей, зачинавших
вместе с Марксом и Энгельсом новую эру истории. Счаст¬
ливейшие минуты находок, когда вдруг в пожелтевшем
комплекте газеты «Northeren Star» 1845 года обнаружишь
заметку о никому из историков не известном выступле¬
нии Энгельса на собрании интернационалистов в Лондоне.
Или когда тебя озарит: да ведь этот «Некролог» о рево¬
люционере Роберте Шо, напечатанный 16 января 1870 года
в брюссельской газете «Интернационал», мог написать
только Маркс — его стиль и его характеристики событий!
Одного примечания ради — двух строчек петитом,—
сколько книг надо перечитать, сколько годовых пыльных
61

комплектов газет перелистать! Ее коллега по редактиро¬
ванию томов Сочинений Евгения Акимовна Степанова,
прекрасный знаток литературного наследия основополож¬
ников марксизма, так описала историю поисков только для
одного редакционного примечания.
У Маркса в работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бо¬
напарта» есть две стихотворные строки:
Здесь Родос, здесь прыгай!
Здесь роза, здесь танцуй!
Первая строка — это известное изречение, взятое из
басни Эзопа «Хвастун»: «Здесь Родос, здесь прыгай»
означает, что если уж обещал что-либо сделать, то делай
это сейчас, здесь. «Здесь остров Родос, а ты хвастал, что
здесь ты совершал огромные прыжки».
Но вот смысл второй строки был неясен.
В первом издании Сочинений Маркса и Энгельса ее не
расшифровали. «При подготовке второго издания удалось
разрешить и эту загадку,— пишет Степанова.— Оказалось,
что это цитата из предисловия Гегеля к его работе «Фи¬
лософия права»». Дело в том, что «родос» означает по-
гречески и название острова, и слово «роза». Перефраз
понадобился Гегелю для того, чтобы в данном контексте
употребить образное выражение «роза на кресте совре¬
менности». «Почти через 20 лет,— восклицает Степа¬
нова,— после того, как Маркс занимался критикой гегелев¬
ской «Философии права», он вспомнил этот перефраз
Гегеля!»
И почти через 110 лет после того, как Маркс вспомнил
этот перефраз, советские подготовители и редакторы
8-го тома второго издания Сочинений Маркса и Энгельса
нашли его разгадку! — можем воскликнуть мы.
И таких расшифровок произведено тысячи. Е. А. Сте¬
панова пишет, что в новом издании Сочинений упомина¬
ется более десяти тысяч имен, принадлежащих лицам
различных эпох и разных народов. Сколько стоило трудов,
чтобы о каждом из этих людей, в том числе третьестепен¬
ных, давно забытых, дать необходимые сведения читателю!
Гигантский труд! И счастливый труд!
Счастливые часы. И счастливые годы — они проходили
недаром: по крупицам собиралось многое.
Решение ЦК партии о втором, значительно расширен¬
ном и научно прокомментированном издании Сочинений
62

Маркса и Энгельса. Решение об издании Протоколов Гене¬
рального совета I Интернационала. Издание трехтомной
монографии об Интернационале. То, что собиралось по
строчкам, что расписано по десяткам тысяч карточек и
каталогов в «кабинете Маркса» (карточки дат жизни
Маркса и Энгельса, карточки со сведениями о каждом
человеке, упоминаемом в их сочинениях, в документах
Интернационала, фотографии текстов из книг, журналов,
газет, которыми пользовались Маркс и Энгельс, и т. д.
и т. п.), пускается в научный «оборот» — для предисловий
и примечаний к томам Сочинений, к Протоколам, для глав
монографии, подведшей итог многолетней исследователь¬
ской работы.
Нет, господин Абрамский, теперь вам будет трудно
спорить с нами.
Господин Абрамский? Да, это он, историк, приехав¬
ший на парижский коллоквиум из Лондона, выступил
после доклада, сделанного советскими марксоведами Евге¬
нией Акимовной Степановой и Ириной Алексеевной Бах.
Доклад Абрамского «Роль Маркса в Генеральном совете
Первого Интернационала» был попыткой доказать, что
Маркс играл руководящую роль в Генеральном совете
только благодаря своей искусности, личному таланту, а
не вследствие того, что он опирался на объективные исто¬
рические условия, сложившиеся в пролетарском движе¬
нии. Абрамский утверждал, что на Гаагском конгрессе, на
котором были приняты предложенные Марксом программ¬
ные документы о необходимости создания и развития на¬
циональных политических партий рабочего класса, Маркс
якобы одержал пиррову победу, так как партии эти ока¬
зались, мол, силой, которая подорвала интернациональное
единство. С блестящей отповедью Абрамскому выступила
Е. А. Степанова, опиравшаяся на огромный новый мате¬
риал об Интернационале. На коллоквиуме не нашлось
желающих откровенно поддержать Абрамского.
Делались на коллоквиуме и другие попытки извратить
историю Интернационала — рассматривать его не как по¬
литическую организацию борющегося пролетариата, а как
организацию тред-юнионистскую, синдикалистскую. Но
эти концепции были опровергнуты силой точно установ¬
ленных фактов, аргументами, которые давали воскрешен¬
ные советской наукой документы о деятельности Интерна¬
ционала. В полном одиночестве оказался на коллоквиуме
63

и бывший секретарь анархистского Интернационала
Ленинг, который трактовал борьбу Маркса против Баку¬
нина как... борьбу немецкого и славянского «начал».
Победа подлинных марксистов была внушительной.
Фундаментальность, научность изданных в СССР доку¬
ментов по истории марксизма, Интернационала отмечали
все. Никто не решился отрицать полную объективность
комментариев, сделанных советскими учеными к этим
документам.
Домыслы и «аргументы» врагов Маркса лопались как
мыльные пузыри перед лицом фактов — тех фактов, кото¬
рые десятилетиями собирались в архивах, где поднима¬
лись старые газетные подшивки, рукописи, неопублико¬
ванные протоколы. Эти факты, благодаря деятельности
Института марксизма-ленинизма ставшие достоянием
гласности, лучше всего и опровергли ложь и клевету идей¬
ных противников марксизма.
Выход каждого тома второго издания Сочинений Мар¬
кса и Энгельса становился событием в мире исторической,
философской, экономической наук, на плацдармах которых
продолжается борьба между марксизмом и антикомму¬
низмом.
Головокружительна радость первого прочтения нигде
прежде не публиковавшихся произведений основополож¬
ников марксизма. В 16-й том Сочинений Маркса и Эн¬
гельса, который редактировала Бах вместе со Степановой,
вошли 14 работ, раньше нигде не издававшихся, в 18-м
томе (его Бах редактировала одна) 27 работ впервые пуб¬
ликовались на русском языке, в том числе шесть, которые
вообще нигде не издавались. Это были рукописи статей,
записи речей Маркса и Энгельса, относившиеся к их дея¬
тельности в Интернационале. «Жизнь Мавра без Интер¬
национала была бы бриллиантовым кольцом, из которого
вынут бриллиант»,— писал Энгельс о Марксе его дочери
Лауре в письме, впервые опубликованном в 36-м томе
Сочинений.
В деятельности этой нашел выражение многосторонний
характер Марксовой натуры. Проводивший ночи напролет
в чтении и писании, днем он вел гигантскую организацион¬
ную работу, в которой на практике отстаивал принципы,
разработанные им же в теории.
Для Ирины Алексеевны было высшим наслаждением
редактировать эти два тома, полные свидетельств о дея¬
64

тельности Маркса в Интернационале. Новые документы,
которые вместе с подготовителями томов, с их помощни¬
ками расшифровывала, переводила и редактировала Ирина
Алексеевна, помогли тому, что еще ярче начал сверкать
«бриллиант» образа Маркса.
И не только образы Маркса и Энгельса вставали из
прочитанных документов, но и образы их товарищей, ря¬
довых членов Генерального совета, руководителей нацио¬
нальных секций Интернационала.
Ирине Алексеевне особенно по душе в Марксе его
любовь к рабочему человеку. Маркс считал исключительно
важным, чтобы Генеральный совет Международного Това¬
рищества Рабочих состоял в большинстве из самих рабо¬
чих. Это, считал Маркс, обеспечивало проведение Гене¬
ральным советом действительно пролетарской политики,
увеличивало доверие широких масс к Интернационалу, соз¬
давало кадры профессионалов-революционеров из среды
рабочего класса. И институт решил подготовить моногра¬
фию о I Интернационале.
Труд этот занял три тома и на протяжении пяти лет
сделал сопричастной жизнь Ирины Бах, главного редак¬
тора монографии, и всех исследователей института, участ¬
вовавших в этой работе, к жизни руководителей Между¬
народного Товарищества Рабочих.
Если подробности жизни Маркса и Энгельса прихо¬
дилось разыскивать по крупицам, то что сказать о тех, кто
не стоял на самой авансцене истории? О них редко писала
печать, о них упоминалось чаще разве в полицейских доне¬
сениях да в некрологах. Правда, одному из них, Виль¬
гельму Вольфу, Маркс посвятил свой «Капитал», написав:
«Посвящается моему незабвенному другу, смелому, вер¬
ному, благородному, передовому борцу пролетариата»;
правда, сохранилась переписка некоторых из них с Мар¬
ксом и Энгельсом. Но этого было мало. И начались поиски
в забытых провинциальных газетах, в документах, архи¬
вах. Значительная часть второго тома монографии была
посвящена деятельности Интернационала в разных стра¬
нах и на разных континентах. Удалось разыскать малоиз¬
вестные материалы о деятельности Интернационала в
таких странах, как Бельгия, Нидерланды, Дания, Испа¬
ния, Португалия, Италия, о распространении идей Интер¬
национала в Латинской Америке — его секциях в Арген¬
тине и Мексике. Отдельные главы монографии посвящены
5  Илья Аграновский
65

влиянию Интернационала на революционное движение в
России, в странах Юго-Восточной Европы, в Польше.
Кропотливое изучение исторического материала позво¬
лило авторам монографии вернуть истории имена многих
передовых работников. Представляя стихийное пролетар¬
ское движение своих стран, они прошли через ряд колеба¬
ний, преодолели искушения прудонизма и анархо-синди¬
кализма и стали верными соратниками Маркса и Энгельса.
Авторы монографии собрали обширный материал о проле¬
тарском ядре Генерального совета, рассказали о таких дея¬
телях Интернационала, как портные Иоганн Эккариус и
Фридрих Лесснер, механик Пауль Штумпф, столяр Георг
Лохнер из Германии, швейцарский часовщик Герман Юнг,
французские рабочие мастер музыкальных инструментов
изобретатель Эжен Дюпон, переплетчик Эжен Варлен,
англичанин маляр Роберт Шо и другие.
Богатейшим материалом для отражения деятельности
рядовых членов Генерального совета явились его прото¬
колы. Ирина Алексеевна возглавила труд по их полному
изданию, и один за другим они стали выходить на протя¬
жении четырех лет. Теперь пять томов этих протоколов
стоят на полках библиотек, собирающих литературу по
истории марксизма.
История I Интернационала — это драматическая исто¬
рия борьбы идей, борьбы за выработку такой программы
и таких методов революционного движения, которые могли
обеспечить победу пролетарского дела. То была борьба
многоплановая, гигантская по масштабам и глубине. И ко¬
нечно же, несмотря на большой объем монографии, тема
не была исчерпана и в малой мере.
Известно высказывание Ленина, что до Интернацио¬
нала марксизм являлся лишь «одной из чрезвычайно
многочисленных фракций или течений социализма». За
годы деятельности Интернационала марксистское направ¬
ление стало преобладающим в пролетарском движении.
И этому в значительной степени способствовал героический
опыт Парижской коммуны, те выводы, которые сделал из
него Маркс.
Парижской коммуне авторы монографии посвятили
почти весь ее второй том. По выражению Энгельса, Ком¬
муна была «духовным детищем Интернационала». При
этом Энгельс добавил: «Хотя Интернационал и пальцем не
шевельнул для того, чтобы вызвать ее к жизни».
66

Документы, разысканные авторами монографии, пока¬
зывали, что «вызвана к жизни» Коммуна была стихийно.
Она была порождена не директивами Интернационала,
а всем предшествующим развитием французского и
международного рабочего движения. Утверждая эту мысль,
Маркс писал в одном из набросков «Гражданской войны во
Франции», впервые опубликованном в Сочинениях: «Дело
не в том, как воображают глупцы, будто парижская или
какие-либо другие секции Интернационала получали при¬
казы из центра. Но так как лучшая часть рабочего класса
во всех цивилизованных странах принадлежит к Интерна¬
ционалу и проникнута его идеями, то повсюду в движе¬
ниях рабочего класса она несомненно должна идти во
главе».
Особенно ярко показали авторы монографии, каким
триумфом марксизма стал Гаагский конгресс Интернацио¬
нала, в котором приняла участие группа парижских ком¬
мунаров. Конгресс ориентировал рабочий класс на борьбу
за создание пролетарских государств типа Парижской
коммуны. Детище Интернационала — Коммуна сама
стала источником возмужания международного рабочего
класса, способствовала победе в его среде марксистских
идей.
На Гаагском конгрессе Интернационала коммунар
Лонге сказал, что, если бы у парижских коммунаров была
политическая партия, они победили бы. В заключительных
главах монографии авторы показали, как в наши дни ком¬
мунистические и рабочие партии продолжают революцион¬
ные традиции I Интернационала.
Кроме 16-го и 18-го томов Бах редактировала еще три
тома переписки Маркса и Энгельса — 29, 31 и 32-й. Письма
двух последних томов относятся к тому же периоду дея¬
тельности их в Интернационале. В этих томах двадцать
писем публиковались впервые. И каждое приносило новые
подробности, новые факты о том десятилетии истории,
когда действовал Интернационал, десятилетии, которое
Ирина Алексеевна Бах выбрала главным объектом своих
исследований.
29-й том содержит переписку 1856—1859 годов — срав¬
нительно «спокойных» лет. Еще продолжается реакция
после разгрома революции 1848—1849 годов. После бурных
революционных лет Маркс «уходит» в разработку теории,
которая должна вооружить пролетариат для достижения
67

победы. Написана «Немецкая идеология» — разработаны
основы материалистического понимания истории, маркси¬
стской философии. Надо создать новую политэкономию, с
помощью которой будет исследована механика эксплуата¬
ции рабочего класса, понята хитрая система его закабале¬
ния. В эти годы Маркс уясняет для самого себя законы
политэкономии, приступая к главному труду своей
жизни — «Капиталу».
Из трех составных частей марксизма — философии, со¬
циализма, политэкономии — последняя еще почти не была
разработана. Письма этого периода рассказывают об ожи¬
дании новой бури, нового «потопа». В них повесть о том,
как разрабатывалась пролетарская политэкономия. Труд
этот понимался Марксом как важнейшая партийно-полити¬
ческая задача.
Толчком для этих работ явился первый в истории
капитализма мировой экономический кризис. Об этом пе¬
риоде Маркс пишет Энгельсу 18 декабря 1857 года: «Рабо¬
таю я колоссально много, большей частью до 4 часов утра.
Притом, работа двоякая: 1) Выработка основных положе¬
ний политической экономии. (Совершенно необходимо
для публики вскрыть самую основу вещей...) 2) Нынеш¬
ний кризис».
Энгельс в это время приступает к систематическому
изучению естественных наук — физики, химии, биологии,
осмысливая с позиции диалектического материализма от¬
крытия, положившие начало новому этапу в науке. Он
изучает военное дело. Приступает к изучению славянских
языков. Именно в это время Маркс и Энгельс знакомятся
с прекраснейшим памятником древнерусской культуры —
«Словом о полку Игореве». Большое внимание Маркс и
Энгельс уделяют колониально-освободительному движению
в азиатских странах, а также в Ирландии. Все увеличи¬
вается внимание Маркса и Энгельса к вестям, которые при¬
ходят из России: там идет борьба за отмену крепостного
права.
Времена, как уже было упомянуто, на первый взгляд
сравнительно мирные, но порохом продолжает пахнуть.
Европа, по выражению Маркса, все еще стоит перед
альтернативой — революция или война. События Крым¬
ской войны свежи в памяти. Но пока замирение, пока
передышка. Об этом времени Ленин писал так: «Маркс в
самые мирные, казалось бы, «идиллические», по его выра¬
68

жению,— «безотрадно болотные»... времена умел нащупы¬
вать близость революции и поднимать пролетариат до соз¬
нания им его передовых, революционных задач».
Об этих мирных годах повествуют документы 29-го
тома. Есть среди них одно письмо, впервые ставшее изве¬
стным миру после выхода в свет в 1962 году этого тома.
Об этом письме хочется сказать особо. Я сказал бы, что
это — «Песнь песней» XIX века, гимн женщине-другу,
пропетый Марксом со всей страстью и чистотой своей
натуры.
Этот исключительный документ долгие годы хранился
в семейных архивах наследников Маркса. Шли среди них
споры — предавать ли письмо гласности. Иным из внуков
и правнуков Маркса письмо казалось слишком интимным,
глубоко личным, чтобы его публиковать. Между тем все
самое «сокровенное» в переписке Маркса или Энгельса
носит глубоко общечеловеческий и возвышенный харак¬
тер. И таить его — значит в какой-то степени обеднять
человечество.
Ирина Алексеевна была счастлива тем, что в споре
среди потомков Маркса победила разумная точка зрения
и прекрасное письмо могло быть наконец опубликовано.
Как редактор тома, Бах особенно постаралась, чтобы пере¬
вод донес до читателей все нюансы Марксова послания.
Она думала и о воспитательном значении этой публика¬
ции, и о чисто эстетическом наслаждении, которое оно до¬
ставит читателям.
Я решил полностью привести это письмо, о котором в
предисловии к 29-му тому, опубликованном от имени
Института марксизма-ленинизма, написано следующее:
«Письмо раскрывает благородный образ Маркса, цельность
и величие его характера, ярко проявившиеся в его боль¬
шом и глубоком чувстве к жене. Выраженные в письме
мысли Маркса о гармоническом сочетании личного и об¬
щественного, духовного и житейского, о любви, дружбе,
верности носят глубокий философско-этический смысл,
перекликаясь с высказываниями великих мыслителей и
выдающихся представителей мировой художественной ли¬
тературы».
Письмо это от 21 июня 1856 года послано в Трир, куда
жена Маркса, Женни, вместе с тремя дочерьми поехала
навестить свою больную мать. Вот это письмо, кроме двух
предпоследних «деловых» абзацев о текущих событиях,
69

занимавших и того, кто писал, и ту, кому писалось это
письмо.
«Моя любимая!
Снова пишу тебе, потому что нахожусь в одиночестве
и потому, что мне тяжело мысленно постоянно беседовать
с тобой, в то время как ты ничего не знаешь об этом, не
слышишь и не можешь мне ответить. Как ни плох твой
портрет, он прекрасно служит мне, и теперь я понимаю,
почему даже «мрачные мадонны», самые уродливые изобра¬
жения богоматери, могли находить себе ревностных почи¬
тателей, и даже более многочисленных почитателей, чем
хорошие изображения. Во всяком случае ни одно из этих
мрачных изображений мадонн так много не целовали, ни
на одно не смотрели с таким благоговейным умилением, ни
одному так не поклонялись, как этой твоей фотографии,
которая хотя и не мрачная, но хмурая и вовсе не отобра¬
жает твоего милого, очаровательного, «dolce» 1, словно
созданного для поцелуев лица. Но я совершенствую то,
что плохо запечатлели солнечные лучи, и нахожу, что глаза
мои, как ни испорчены они светом ночной лампы и табач¬
ным дымом, все же способны рисовать образы не только во
сне, но и наяву. Ты вся передо мной как живая, я ношу
тебя на руках, покрываю тебя поцелуями с головы до ног,
падаю перед тобой на колени и вздыхаю: «Я вас люблю,
madame!» 2 И действительно, я люблю тебя сильнее, чем
любил когда-то венецианский мавр 3. Лживый и пустой мир
составляет себе ложное и поверхностное представление о
людях. Кто из моих многочисленных клеветников и зло¬
язычных врагов попрекнул меня когда-нибудь тем, что я
гожусь на роль первого любовника в каком-нибудь второ¬
разрядном театре? А ведь это так. Найдись у этих негодяев
хоть капля юмора, они намалевали бы «отношения произ¬
водства и обмена» на одной стороне и меня у твоих ног —
на другой. Взгляните-ка на эту и на ту картину, гласила бы
их подпись. Но негодяи эти глупы и останутся глупцами
in seculum seculorum 4.
Временная разлука полезна, ибо постоянное общение
порождает видимость однообразия, при котором стираются
1 — «сладостного».
2 Гейне. Стихотворение из цикла «Опять на родине».
3 Шекспир. «Отелло».
4 — во веки веков.
70

различия между вещами. Даже башни кажутся вблизи не
такими уж высокими, между тем как мелочи повседневной
жизни, когда с ними близко сталкиваешься, непомерно
вырастают. Так и со страстями. Обыденные привычки,
которые в результате близости целиком захватывают чело¬
века и принимают форму страсти, перестают существовать,
лишь только исчезает из поля зрения их непосредственный
объект. Глубокие страсти, которые в результате близости
своего объекта принимают форму обыденных привычек,
вырастают и вновь обретают присущую им силу под вол¬
шебным воздействием разлуки. Так и моя любовь. Стоит
только пространству разделить нас, и я тут же убеждаюсь,
что время послужило моей любви лишь для того, для
чего солнце и дождь служат растению — для роста. Моя
любовь к тебе, стоит тебе оказаться вдали от меня, пред¬
стает такой, какова она на самом деле — в виде великана;
в ней сосредоточиваются вся моя духовная энергия и вся
сила моих чувств. Я вновь ощущаю себя человеком в
полном смысле слова, ибо испытываю огромную страсть.
Ведь та разносторонность, которая навязывается нам сов¬
ременным образованием и воспитанием, и тот скептицизм,
который заставляет нас подвергать сомнению все субъек¬
тивные и объективные впечатления, только и существуют
для того, чтобы сделать всех нас мелочными, слабыми,
брюзжащими и нерешительными. Однако не любовь к
фейербаховскому «человеку», к молешоттовскому «обмену
веществ», к пролетариату, а любовь к любимой, именно к
тебе, делает человека снова человеком в полном смысле
этого слова.
Ты улыбнешься, моя милая, и спросишь, почему это я
вдруг впал в риторику? Но если бы я мог прижать твое
нежное, чистое сердце к своему, я молчал бы и не проро¬
нил бы ни слова. Лишенный возможности целовать тебя
устами, я вынужден прибегать к словам, чтобы с их по¬
мощью передать тебе свои поцелуи. В самом деле, я мог бы
даже сочинять стихи и перерифмовывать «Libri Tristium»
Овидия в немецкие «Книги скорби». Овидий был удален
только от императора Августа. Я же удален от тебя, а этого
Овидию не дано было понять.
Бесспорно, на свете много женщин, и некоторые из
них прекрасны. Но где мне найти еще лицо, каждая черта,
даже каждая морщинка которого пробуждали бы во мне
самые сильные и прекрасные воспоминания моей жизни?
71

Даже мои бесконечные страдания, мою невозместимую
утрату 1 читаю я на твоем милом лице, и я преодолеваю
это страдание, когда осыпаю поцелуями твое дорогое лицо.
«Погребенный в ее объятиях, воскрешенный ее поце¬
луями»,— именно, в твоих объятиях и твоими поцелуями.
И не нужны мне ни брахманы, ни Пифагор с их учением
о перевоплощении душ, ни христианство с его учением о
воскресении».
Дальше идут два деловых абзаца о том, что послана
статья «Разоблачения дипломатической истории XVIII ве¬
ка», о фальшивке против Маркса и Энгельса, состряпанной
начальником прусской политической полиции господином
Штибером,— деловой рассказ о событиях, которые равно
интересовали и Маркса и его жену.
И в заключение последние две строчки: «Прощай, моя
любимая, тысячи и тысячи раз целую тебя и детей. Твой
Карл».
Нельзя любить человечество, не любя человека, не любя
любимую... Такие письма, как это, рисуют гигантскую
фигуру Маркса — великого и в любви к человечеству, и в
любви к возлюбленной. Он писал о себе в шутливой «Испо¬
веди» (она тоже впервые напечатана во втором издании
Сочинений), что его любимое изречение — «Ничто чело¬
веческое мне не чуждо». Хотелось бы добавить к этим
словам «Исповеди»: ничто из истинно человеческого, из
истинно великого.
Прошло полтора столетия с тех пор, как родился этот
человек, а интерес к его личности, не говоря уже об инте¬
ресе к его теориям, к его идеям, все возрастает в мире.
Этот интерес, даже далеких от рабочего класса кругов,
к марксизму, к истории и теории рабочего движения, к
личности Маркса Ирина Алексеевна наблюдала не только
в Париже во время работы Международного коллоквиума
по I Интернационалу. Она видела этот интерес и в Англии,
куда ездила в 1959 году, совершив путешествие по местам,
связанным с деятельностью Маркса, Энгельса, Ленина
(«Подышать атмосферой, в которой творил Маркс, поси¬
деть в библиотеке Британского музея, где занимались
Маркс и Ленин, поговорить с текстильщиками Манчестера,
о жизни которых писал Энгельс»).
Наблюдала Ирина Алексеевна общий интерес самых
1 Имеется в виду смерть сына Маркса, Эдгара.
72

разных кругов общества к марксизму и в Италии, где была
дважды.
Первый раз Бах вместе со Степановой ездила в Италию
по приглашению миланского Института Фельтринелли.
Примечательна история этого института, созданного на
средства аристократа, принимавшего участие в движении
Сопротивления, этакого итальянского Саввы Морозова,
миллионера, часть денег, заработанных на эксплуатации
рабочих своих предприятий бумажных изделий, отдавшего
«истории революции». Институт Фельтринелли, благодаря
участию в нем талантливых историков-коммунистов, а
также беспартийных кругов прогрессивной интеллигенции,
стал обладателем замечательной библиотеки и архива
документов, выпустил ряд отличных книг по истории рево¬
люционного движения. Книги эти стали известны во всем
мире и одновременно прославили имя Фельтринелли, сто¬
явшее на их переплетах. Если аристократ и фабрикант,
создавая институт своего имени, думал только о рекламе,
то он получил ее — и преотличную. Но случилось так, что
«благоволивший» к марксистам богач развелся, вновь же¬
нился, стал отцом ребенка, мать которого потребовала во
имя наследника прекратить субсидии институту. «Роман»
Фельтринелли с марксизмом был окончен. Но другие бур¬
жуа и другие буржуазные политики не отказываются от
подобных «романов», надеясь, конечно, и на рекламу, и на
то, что им удастся «приручить» марксистов. А когда это
не удается, они «разводятся» с ними, повторяя «развод по-
итальянски» Джанджакомо Фельтринелли.
В Италии Ирина Алексеевна видела и другое — их
приезд совпал с запуском первого в мире искусственного
спутника Земли. И она наблюдала растерянность буржуаз¬
ной прессы, восторг тружеников Италии, рожденный
интернационалистской гордостью за победу своих совет¬
ских братьев. Первым победно завоевав небо, советский
человек преподал и оттуда, услышанный во всем мире,
урок истории: побеждает социализм!
*     *
*
«Чтобы овладеть теорией предмета, надо знать историю
предмета»,— писал Гегель. Историк марксизма Ирина
Алексеевна Бах — знаток и его теории. Ученый совет
Института марксизма-ленинизма без защиты диссертации,
73

за совокупность работ — гонорис кауза — присвоил Ирине
Алексеевне Бах степень доктора исторических наук. Но
для И. А. Бах марксизм — не только история. Он та жиз¬
ненная теория, то руководство к действию, которое служит
людям при решении вопросов — больших и малых, поли¬
тических и этических, философских и житейских. Она
часто думает и часто о том беседует с молодежью инсти¬
тута: какая у них замечательная профессия — быть исто¬
риками марксизма, историками философии, обязавшейся не
только объяснить мир, но и переделать его.
...«Келья» Бахов. Слушаю рассказ Ирины Алексеевны,
вглядываюсь в портрет ее отца. С той поры, как родился
он в 1857 году в Золотоноше, маленьком украинском го¬
родке, прошла жизнь только двух поколений. Сделано
только два шага... Но какие перемены в мире!
Протокол о протоколах
Летом 1942 года в Уфу, где находился в то время эва¬
куированный из Москвы Институт марксизма-ленинизма,
пришел пакет из Лондона.
Пакет давно ждали в институте. Точнее сказать, ждали
три года. Пакет был от Агнии Александровны Майской —
жены посла СССР в Англии Ивана Михайловича Май¬
ского.
У Нины Ильиничны Непомнящей, одной из первых в
институте познакомившейся с содержанием пакета, от
радости, как говорится, «зашлось сердце». Перед нею ле¬
жал документ, никак не дававшийся в руки институту,
хотя и было известно, где он хранится и кому принадле¬
жит. То был подлинный текст второй книги «Протоколов
Генерального совета I Интернационала».
Со времени основания I Интернационала в 1864 году
до его роспуска в 1872 году еженедельно, каждый вторник,
собирался Генеральный совет Интернационала. Все во¬
просы, которые обсуждались штабом мирового револю¬
ционного движения, протоколировались постоянными или
временными секретарями Совета. Здесь были записи мно¬
гих выступлений Маркса, его речей, его реплик и предло¬
жений, не отраженных ни в каких других документах.
Четыре книги большого формата занимали эти прото¬
74

колы. Три из этих книг были доступны для изучения исто¬
рикам марксизма. Извлечения из этих книг печатались в
журналах и книгах, часть записей публиковалась в
«Архиве Маркса и Энгельса», в «Летописях марксизма» —
изданиях института.
Только записи четвертой книги (по счету второй),
охватывавшие деятельность Генсовета с сентября 1866 года
по август 1869 года, оставались неизвестными. Известно
было, что книга этих протоколов находится в Лондоне, в
библиотеке имени Джорджа Хауэлла при Бишопгетском
институте. Но ни одному советскому ученому не был раз¬
решен допуск к ней.
Дело в том, что Дж. Хауэлл, второстепенный историк
второй половины XIX века, в молодости выступал как
один из лидеров лондонских тред-юнионов. В 1864—
1869 годах Хауэлл входил в Генеральный совет I Интер¬
национала. Но вскоре «образумился» и, как всякий рене¬
гат, повел борьбу с Интернационалом. Фамилия этого
ренегата печальным образом «увековечена» Марксом в его
статье «История Международного Товарищества Рабочих,
сочиненная господином Джорджем Хауэллом», в которой
рисуется портрет этого предателя и история сочиненной
им истории о том, что с роспуском I Интернационала ре¬
волюционное движение пролетариата якобы умерло.
Став противником революционного движения, Хауэлл
решил скрыть от мира захваченную им книгу «Протоколов
Генерального совета» — драгоценный, глубоко революци¬
онный документ. Скрыл он ее в своей частной библиотеке,
а перед смертью (умер он в начале XX столетия) библио¬
теку эту он завещал Бишопгетскому институту, который
сохранил за библиотекой имя дарителя. Распорядителем
«Протоколов» стал библиотекарь института, некий мистер
Госс, столь же злобный антикоммунист, как и Хауэлл.
Дирекция московского Института марксизма-ленинизма
давно замыслила полную публикацию текстов протоколов.
Но без второй книги такое издание во многом теряло
смысл. Надо было непременно получить хотя бы фотокопии
второй книги «Протоколов».
Операцию эту институт поручил своему лондонскому
корреспонденту — Агнии Александровне Майской.
...Я сижу в московской квартире Майских. Она нахо¬
дится на улице Горького, в нескольких стах метров от
Центрального партийного архива Института марксизма-
75

ленинизма. В этом архиве лежат теперь фотокопии столь
долго не дававшихся в руки протоколов. Об этих протоко¬
лах, о том, как удалось достать их, рассказывает мне
Агния Александровна. Вот журналистская запись ее рас¬
сказа:
— С 1937 по 1943 год я выполняла поручения Инсти¬
тута марксизма-ленинизма, работая в качестве его лондон¬
ского корреспондента. Одним из первых поручений дирек¬
тора института Владимира Викторовича Адоратского
было найти комплект газеты «Пелл-Мэлл» и снять ре¬
продукции со статей Энгельса о ходе франко-прусской
войны 1871 года. В Британском музее я нашла комплект
«Пелл-Мэлл» и сделала фоторепродукции свыше 60 статей
и заметок Энгельса. В 1939 году тот же Адоратский попро¬
сил меня попытаться достать два кресла, принадлежавших
Марксу,— одно, в котором он сидел, когда писал «Капи¬
тал», и другое, «вольтеровское», в котором он умер. Эти
кресла и некоторые другие предметы из мебели, принад¬
лежавшие Марксу, я приобрела и отослала в Москву. Их
теперь можно видеть в залах Музея Маркса и Энгельса.
Ряд подлинных писем Маркса к его дочерям, записных
книжек, рисунков и фотографий, имевших отношение к
Марксу и его эпохе, мне удалось достать сравнительно
легко. Но вот для того, чтобы снять фотокопии со второй
книги «Протоколов», мне понадобилось три года.
В первом письме ко мне Адоратского, датированном
25 января 1938 года, была изложена поставленная передо
мной задача. Но библиотекарь Бишопгетского института
мистер Госс, с которым в течение полутора лет я прямо
или косвенно пыталась установить контакты, не захотел
даже со мной встретиться. Я решила прибегнуть к помощи
Ивана Михайловича. Послу, может быть, будет легче
сделать то, что оказалось не под силу корреспонденту
института. 27 июня 1939 года Иван Михайлович обратился
с письмом к главному библиотекарю британского министер¬
ства иностранных дел сэру Стивену Гезелэ, в котором
просил помочь мне в получении фотокопий с «Протоко¬
лов». Уже на следующий день мы получили ответ: «Я не
думаю, чтобы представились трудности в получении фото¬
статичной копии документа, имеющегося в Бишопгетском
институте. Я займусь этим вопросом и постараюсь найти
пути для выполнения вашего желания, о чем своевременно
поставлю вас в известность».
76

Но сэр Гезелэ, человек большой культуры и широкого
кругозора, не был, однако, осведомлен достаточно о степени
твердолобости и ненависти к коммунизму мистера Госса.
Вскоре он в этом открыто признался. Во втором своем
письме, датированном 15 июля, он писал Ивану Михай¬
ловичу: «Боюсь, что в моем письме от 28 июня я был
слишком оптимистичен в отношении проектов получения
репродукций интересующего вас документа из библиотеки
имени Хауэлла при Бишопгетском институте. Я получил
от его библиотекаря весьма лаконичное уведомление, что
члены правления отказываются дать согласие сфотогра¬
фировать или каким-либо иным способом скопировать
Протоколы Генерального совета.
Как библиотекарь, я этим глубоко возмущен, ибо пола¬
гаю, что библиотечные сокровища должны быть доступны
возможно большему количеству людей. Может быть, вы
найдете целесообразным дать ответу членов правления
известную огласку в печати, что было бы весьма полезно».
Мы сочли этот совет правильным. С согласия Ивана
Михайловича я пригласила известного либерального жур¬
налиста А. Каммингса, проявлявшего тогда дружеское
отношение к Советскому Союзу. Каммингс обещал мне
предать гласности эту историю через большую либераль¬
ную газету «Ньюс кроникл», в которой он тогда работал.
Статья не появилась, но вскоре я получила письмо от
Каммингса. Он писал, что в газете «Ньюс кроникл» есть
библиотека, ею заведует мистер Самуэлс, он друг мистера
Госса и попробует уладить дело. В некоторой степени зная
уже характер и умонастроение мистера Госса, я мало на¬
деялась на это и не была удивлена, получив еще одно
письмо от Каммингса: «Документа в библиотеке больше
нет. Он является личной собственностью мистера Госса,
как исполнителя завещания мистера Хауэлла, и он пони¬
мает его ценность. Несколько лет назад другой документ —
протокол первого конгресса тред-юнионов — был украден
из библиотеки; поэтому мистер Госс с разрешения членов
правления сдал книгу с протоколами Генерального со¬
вета на хранение в один из лондонских банков, где они
до сих пор и покоятся».
Каммингс пожелал сам посмотреть эти протоколы и
просил Госса временно взять их из банка. Госс «в прин¬
ципе» не возражал, но предложил для этого чрезвычайно
сложную и длительную процедуру. Каммингс писал мне,
77

что не теряет надежды в конце концов получить доку¬
менты, но предупредил меня, что для этого потребуется
«известное время».
Однако время принесло другое — 1 сентября 1939 года
началась мировая война. Атмосфера в Англии была столь
антисоветской, что конечно же о получении «Протоколов»
нельзя было и думать. Но когда, еще до нападения гитле¬
ровцев на СССР, англо-советские отношения стали вхо¬
дить в спокойное русло, я предприняла новую попытку.
В первых числах апреля 1941 года я напомнила Кам¬
мингсу об его обещании. Каммингс обратился к библиоте¬
карю своей газеты, тот встретился с Госсом. В результате
было еще одно письмо Каммингса ко мне, от 28 апреля
1941 года: «К несчастью, члены правления библиотеки
оказались группой старых заядлых твердолобых и зая¬
вили, что небо и земля не заставят их отступить от ранее
принятого решения: ни при каких обстоятельствах не вы¬
пускать документа из своих рук. Твердолобые доказали,
что они непобедимы!»
И однако, мне удалось победить этих непобедимых.
Правда, для этого пришлось пустить в ход более значи¬
тельные силы.
Был конец 1941 года. СССР и Англия стали военными
союзниками. В посольстве стали бывать многие официаль¬
ные высокопоставленные лица, и среди них министр
информации Брендон-Бракен, как говорили, правая рука
Черчилля. За столом я рассказала министру всю историю
наших тщетных попыток одолеть мистера Госса. Министр
рассмеялся и похвально отозвался о Госсе за его «истинно
британский» характер. Но, обращаясь ко мне, сказал:
«Я обещаю вам получить фотографии столь драгоценных
для вас документов». Не знаю, какие меры принял Брен¬
дон-Бракен, но 15 января 1942 года я получила из Бишоп¬
гетского института письмо, в котором доводилось до моего
сведения, что члены правления в удобный для нас день
и час «будут рады предоставить возможность послу, вам и
вашим друзьям познакомиться с протоколами I Интерна¬
ционала». Там, где под письмом была означена подпись
библиотекаря, стояла фамилия не мистера Госса, а кого-
то другого. Твердолобый «хранитель» остался верен себе.
Он согласия не дал...
И вот вскоре я с мужем поехала в Бишопгетский инсти¬
тут. Трудно описать чувства, охватившие нас, когда мы
78

листали страницы документа, который так много говорил
уму и сердцу каждого коммуниста.
251 страница большого формата. Вот первая из этих
страниц. Протокол заседания Центрального совета (сна¬
чала он назывался так) от 18 сентября 1866 года. Читаем:
«Заседание ведет гражданин Оджер... Гражданин Маркс
сообщает, что извещение о забастовке портных в Манче¬
стере уже помещено в демократических газетах Северной,
Южной и Центральной Германии».
Запись на 104-й странице:
«Очередное еженедельное заседание Совета состоялось
во вторник вечером 13 августа 1867 года.
...Гражданин Маркс обращает внимание Совета на
конгресс Лиги мира, который должен состояться в Женеве.
Он считает желательным, чтобы на этом конгрессе при¬
сутствовало как можно больше делегатов в индивидуаль¬
ном порядке; однако было бы нецелесообразно принять в
нем официальное участие в качестве представителей Меж¬
дународного Товарищества. Конгресс Международного
Товарищества Рабочих сам по себе является конгрессом
мира, поскольку объединение рабочего класса разных
стран в конечном счете должно сделать войны между на¬
родами невозможными. Если бы инициаторы женевского
конгресса Лиги мира понимали суть данного вопроса, они
бы присоединились к Международному Товариществу».
Протоколы 1868 года... 28 июля... «Гражданин Маркс
открывает дискуссию о «влиянии применения машин ка¬
питалистами»». В протоколе дается подробное изложение
речи Маркса. 11 августа продолжение дискуссии. Вторая
речь Маркса, спорящего с теми, кто не хочет бороться за
сокращение рабочего дня, так как считают, что оно якобы
угрожает общественному благосостоянию. «Гражданин
Маркс не может согласиться с Милнером по поводу того,
что сокращение рабочего дня приведет к уменьшению про¬
изводства, ибо в тех отраслях, где введено ограничение рабо¬
чего дня, орудия производства достигли большего разви¬
тия, чем в остальных отраслях. Ограничение рабочего
дня повлекло за собой более широкое применение машин,
и мелкое производство стало все менее и менее возмож¬
ным, что, впрочем, является необходимым для перехода к
общественному производству... Сокращение рабочего дня
необходимо также и для того, чтобы предоставить рабочему
классу больше времени для умственного развития».
79

Последний год внесенных в эту книгу «Протоколов» —
1869-й. Протокол от 6 июля — запись речи Маркса о том,
нужна ли национализация земли или следует оставить
мелкособственническую форму владения землей. 20 июля.
Речь Маркса о праве наследования. 10 августа. Речь о си¬
стеме образования — государственного и частного. 17 авгу¬
ста. Вновь речь Маркса по вопросу образования. Он ставит
вопрос о необходимости политехнического образования,
которое должно «компенсировать недостатки, рожденные
разделением труда».
Еще и еще речи Маркса, его предложения, его реплики.
Да, книга «Протоколов» оказалась документом, ради
которого стоило бороться!
— Вскоре после того, как мы сделали фотокопии
страниц протокольной книги, с надежной оказией я пере¬
правила полученные документы в Советский Союз,— за¬
кончила свой рассказ А. А. Майская.
В Уфе в Институте марксизма-ленинизма день получе¬
ния пакета из Лондона был днем большого торжества.
Удивительно ли, что протокол, составленный в институте,
о получении копии протоколов Генсовета был написан не
совсем обычно — в приподнято-торжественных тонах.
...Маленький эпизод из истории борьбы за рукописное
наследие Маркса, рассказанный Агнией Александровной
Майской, напоминает, как актуальна эта борьба, какие
силы вступают в нее, чтобы не дать рукописям Маркса
дойти до народа. И как упорство советских людей возвра¬
щает миру великое наследие гениев.
Русские письма
Книга, которую готовила вместе с бригадой старший
научный сотрудник Института марксизма-ленинизма Ана¬
стасия Константиновна Воробьева, уже версталась, когда
некоторые листы ее пришлось переверстывать. Книгу
эту — «К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия» —
очень ждали. На столе у Воробьевой я видела и письма и
телеграммы с запросами о том, когда же появится сборник.
Но надо было соблюсти принцип. А принцип был такой:
дать в сборнике все известные письма Маркса и Энгельса
к русским корреспондентам и все корреспонденции русских
80

общественных деятелей, адресованные основоположникам
научного коммунизма. Все письма, и полностью, без каких-
либо купюр. Дело происходило в начале 1967 года, а тут
как раз были найдены еще четыре неизвестных прежде
письма члена Русской секции I Интернационала Николая
Утина, которые «с ходу» включили в сборник.
Конечно же для составителей сборника представляли
особый интерес новые подробности о взаимоотношениях
Русской секции I Интернационала и Маркса, который от¬
ветил на предложение комитета секции стать ее предста¬
вителем при Генеральном совете Международного Това¬
рищества Рабочих: «Я с удовольствием принимаю почет¬
ную обязанность». Но и без этого интереса составители
сборника пошли бы на переверстку: принцип «все письма,
и полностью» они полагали очень важным. Сборники пере¬
писки Маркса и Энгельса с русскими корреспондентами
издавались и прежде. Но каждый из них не охватывал всех
документов, разысканных к тому времени.
Конечно, сборник, готовившийся бригадой Воробьевой,
не мог претендовать на то, чтобы в нем была помещена
вся русская переписка Маркса и Энгельса: немало писем
пропало, многие были выкрадены агентами полиции раз¬
личных стран. «Как я писал вам в предыдущем письме от
такого-то числа»,— то и дело сообщают Маркс и Энгельс
или их корреспонденты, а упоминаемых писем нет. Но из
выявленных к этому времени писем в сборнике опублико¬
ваны все.
Никогда не публиковавшиеся письма должны были
занять довольно значительное место: из 460 писем ровно
100 печатались впервые.
Каждое вновь публикуемое письмо из переписки
Маркса и Энгельса с их русскими корреспондентами проли¬
вает некий дополнительный свет на их взаимоотношения.
А этим весьма интересуются не только прогрессивные чи¬
татели во всем мире, но и враги коммунизма. Развертывая
очернительскую кампанию против первой страны социа¬
лизма, ее противники тщатся превратить в своих союзни¬
ков даже... Маркса и Энгельса. Уже давно взят на воору¬
жение антикоммунизма сфабрикованный антисоветскими
пропагандистами лживый миф о «русофобстве» Маркса
и Энгельса, миф о том, что якобы основоположники науч¬
ного коммунизма не «любили» Россию, отрицательно отзы¬
вались о русском народе и революционных партиях Рос¬
6	Илья	Аграновский
81

сии. Различные «русские центры» в США и Западной
Европе ведут «исследовательскую» работу — пытаются
обнаружить неизвестные еще высказывания Маркса и
Энгельса по «восточному вопросу», в надежде найти «ме¬
ста» у Маркса и Энгельса, которые можно было бы ложно
истолковать, использовать против страны первой проле¬
тарской победоносной революции.
И еще в ходу ложь: советские историки-марксоведы
скрывают, мол, ряд работ Маркса и Энгельса, не печатают
их произведения, как якобы невыгодные для Советского
Союза, который антикоммунисты пытаются выдать за
духовного наследника самодержавной царской России.
И естественно, выход полной переписки Маркса и
Энгельса с русскими деятелями, посвященный главным
образом проблемам русского революционного движения,
означал, что еще ряд «козырей» антикоммунистической
пропаганды будет бит.
Преподавательница истории А. К. Воробьева, придя в
Институт марксизма-ленинизма, начала с участия в под¬
готовке к изданию 10-го и 11-го томов Сочинений, охва¬
тывающих события 1854—1856 годов, то есть времен так
называемого «восточного вопроса» и Крымской войны. Ее
поразил гениальный анализ Маркса и Энгельса и военных
событий, и их социальных последствий. Как известно, пер¬
вые обзоры военных действий, написанные Энгельсом для
«Нью-Йорк дейли трибюн», произвели в Америке сенса¬
цию и их авторство приписывали генералу Скотту, главно¬
командующему армией США.
«Русская» тема становится основной в работе А. К. Во¬
робьевой.
С течением лет Россия все больше привлекала внимание
Маркса и Энгельса. В «Манифесте Коммунистической
партии», написанном ими в 1847 году, встречается лишь
одно упоминание о России — в числе сил старой Европы,
что «объединились для священной травли» призрака ком¬
мунизма, назван и русский царь.
Первый перевод «Манифеста» на русский язык вышел
в 1869 году. Его сделал Бакунин. При этом ряд мест
был искажен. В 1882 году Плеханов вновь перевел «Мани¬
фест». В своем специальном предисловии для нового рус¬
ского издания Маркс и Энгельс, вспоминая о первом пере¬
воде Бакунина, писали: «В то время русское издание
«Манифеста» могло казаться на Западе не более как лите¬
82

ратуриым курьезом. В настоящее время такой взгляд был
бы уже невозможен».
К «настоящему времени», ко времени предисловия к
русскому изданию 1882 года, Маркс и Энгельс уже глубоко
изучили положение в России. Оба они стали знатоками
русского языка — читали в подлиннике даже такие труд¬
ные для иностранцев книги, как древний эпос «Слово о
полку Игореве», как написанные эзоповским языком са¬
тиры Салтыкова-Щедрина, требующие знания подробно¬
стей русской общественной жизни. Экономическая лите¬
ратура на русском языке в личной библиотеке Маркса
исчислялась, по выражению Энгельса, на кубические
метры.
Маркс и Энгельс «к настоящему времени» находились
в дружбе и переписке с множеством русских революцио¬
неров. Благодаря этой дружбе Маркс и Энгельс были зна¬
комы с действительным, а не казовым положением в Рос¬
сии. «Россия, положение которой я изучил по русским
оригинальным источникам, неофициальным и официаль¬
ным (последние доступны лишь ограниченному числу лиц,
мне же были доставлены моими друзьями в Петербурге),
давно уже стоит на пороге переворота»,— писал Маркс сво¬
ему другу Ф. Зорге еще в 1877 году.
Владимиру Ильичу Ленину не была известна вся пере¬
писка Маркса и Энгельса по «русскому вопросу». Но еще
до революции, как только становилась известной хотя бы
часть эпистолярного наследия Маркса и Энгельса, Ленин
немедленно принимался за его изучение. В 1907 году на
русском языке выходит переписка Маркса и Энгельса с
Зорге. Ленин пишет предисловие к этому изданию. Он
особо отмечает в нем, что «Маркс и Энгельс были полны
самой радужной веры в русскую революцию и в ее могучее
всемирное значение. На протяжении почти двадцати лет
мы видим в данной переписке это страстное ожидание ре¬
волюции в России». Маркс хотел верить даже в то, что,
«при благосклонности матери-природы мы доживем до
этого торжества». Ленин с грустью замечает: «До «этого
торжества» мать-природа не дала — да и не могла, пожа¬
луй, дать дожить Марксу». Но Ленин подчеркивает, что
многое из предсказанного Марксом о будущем России уже
свершилось.
Еще раз Ленин обращается к эпистолярному наследию
Маркса и Энгельса, когда в 1913 году на немецком языке
83

выходят четыре тома их переписки между собой. Ленин
немедленно садится за конспектирование всех этих
1386 писем. В архиве Института марксизма-ленинизма
хранится большая тетрадь, где на 76 страницах Ленин
законспектировал переписку Маркса и Энгельса.
Когда 5 августа 1895 года умер Энгельс, Ленин в
статье-некрологе обращается к теме «Маркс, Энгельс и
революционная Россия». Он пишет: «Маркс и Энгельс, оба
знавшие русский язык и читавшие русские книги, живо
интересовались Россией, с сочувствием следили за русским
революционным движением и поддерживали сношения с
русскими революционерами».
Из переписки основоположников научного коммунизма
с русскими революционерами Ленину была известна лишь
небольшая доля. В частности, он был знаком с нею по вы¬
шедшей в Петрограде в 1918 году книге Д. Рязанова «Карл
Маркс и русские люди сороковых годов».
В нынешней полной публикации «русских писем»
встает широкая картина связей Маркса и Энгельса с рево¬
люционной Россией.
На разных этапах истории русские люди различного
общественного положения вступали в переписку с осново¬
положниками научного коммунизма. Первый из дошедших
до нас документов переписки относится к марту 1846 года.
Это рекомендательное письмо Г. М. Толстого, в котором
путешествующий по Европе либеральный русский поме¬
щик рекомендует Марксу другого либерального предста¬
вителя русского дворянства — литератора П. В. Анненкова.
Из переписки 40-х и 50-х годов до нас дошло всего 12 пи¬
сем. Два написаны Марксом в адрес Анненкова. Одно из
них довольно обширно и посвящено разъяснению ошибоч¬
ности философии Прудона, от которой Анненков был вна¬
чале в восторге. О России в письмах этого периода лишь
краткие упоминания. С конца 60-х и в 70-е годы и харак¬
тер переписки, и адресаты резко меняются. Позже, в
1872 году, Энгельс в письме к И. Ф. Беккеру напишет, что
существует огромная разница между ранее приехавшими
в Европу русскими дворянами-аристократами и «теми, кто
приезжает теперь,— выходцами из народа. Среди послед¬
них есть люди, которые по своим дарованиям и характеру
безусловно принадлежат к лучшим людям нашей партии;
парни, у которых выдержка, твердость характера и в то
же время теоретическое понимание прямо поразительны».
84

Это написано в 1872 году. Но уже с конца 50-х годов
резко усиливается интерес Маркса и Энгельса к России, к
ее внутреннему развитию. Прежде страна эта привлекала
их внимание как жандарм Европы, как сила столь же ре¬
акционная, как и ненавистная им Пруссия. Эти-то наст¬
роения Маркса и Энгельса и пытаются использовать совре¬
менные буржуазные пропагандисты.
Крымская война, крестьянские волнения в России, вы¬
нуждавшие царизм к проведению реформы, все больше
привлекали интерес Маркса и Энгельса к тому, что делает¬
ся на пространствах Российской империи. «Русская история
идет очень хорошо. Теперь там и на юге бунтуют»,— пи¬
шет Энгельс Марксу в октябре 1858 года.
В январе 1860 года Маркс пишет, что движение кре¬
стьян в России наряду с движением американских ра¬
бов — «величайшие события» в мире. «Мы получили союз¬
ника в лице русских крепостных»,— пишет в феврале
Энгельс.
Но клапан спущен — чтобы не произошла революция
снизу, царское правительство решается на «революцию»
сверху: освобождает крестьян от крепостной зависимости.
«Первая революционная ситуация в России», как ее назы¬
вают историки, не переросла в революцию. Народная ре¬
волюция отодвинута. Когда обман обнаруживается «сво¬
боду» дали, а землю оставили помещикам,— когда прихо¬
дят вести о потерях в войне на Балканах, Россию вновь
охватывает волнение. В конце 70-х годов возникает «вто¬
рая революционная ситуация». На этот раз Маркс и Эн¬
гельс приходят к выводу, что именно в России начинается,
как теперь принято говорить, «цепная реакция» револю¬
ции. «На этот раз Россия первая пустится в пляс»,— пишет
Энгельс в октябре 1875 года.
В 1878 году такой же прогноз: «Если Россия пустится
в пляс,— а этого ждать уже недолго,— то и Германия ока¬
жется достаточно созревшей для переворота» (письмо
Энгельса к Беккеру 12 декабря 1878 года). Проходит еще
год. Революция в России не происходит, но вера в нее не
только не умаляется — растет. В декабре 1879 года письмо
тому же Беккеру: «В России дела обстоят великолепно!
Там, пожалуй, развязка близка, а когда она наступит, то
у власть имущих Германской империи душа уйдет в пят¬
ки. Это будет ближайшим поворотным пунктом во всемир¬
ной истории».
85

Но, может быть, и Маркс и Энгельс были слишком им¬
пульсивны в личных письмах, а в своих работах давали
более спокойные прогнозы? Но вот в написанном ими в
1882 году, уже упоминавшемся, предисловии ко второму
русскому изданию «Манифеста Коммунистической пар¬
тии» читаем: «Россия представляет собой передовой отряд
революционного движения в Европе». В этом же предисло¬
вии авторы «Манифеста» предвидят возможность, что
«русская революция послужит сигналом пролетарской ре¬
волюции на Западе».
В 70-х годах Марксу и Энгельсу становятся известны
факты о рабочем движении в России. Как ни слабо оно
еще, они предвидят силу его развития. Получив из Петер¬
бурга книгу Н. Флеровского-Берви «Положение рабочего
класса в России», Маркс прочитывает ее и посылает Эн¬
гельсу восторженный отзыв: «Это — самая значительная
книга среди всех, появившихся после твоего труда» (то есть
после книги Энгельса «Положение рабочего класса в Анг¬
лии»). Маркс выписывает по-русски фразу из Флеровского:
«У нас пролетариев мало, но зато масса нашего рабочего
класса состоит из работников, которых участь хуже, чем
участь всякого пролетария». Энгельс, отвечая Марксу, со¬
общает, что его цитата из Флеровского — «первая русская
фраза, которую я вполне понял без словаря».
Хотя в 1877 году Энгельс замечает: «Нельзя сказать,
чтобы в России существовало рабочее движение, о котором
стоило бы говорить», но он тут же добавляет: «однако внут¬
ренние и внешние условия, в которых находится Россия,
чрезвычайно своеобразны и чреваты событиями величай¬
шего значения для будущего не только русских рабочих,
по и рабочих всей Европы».
Конечно же ни Маркс, ни Энгельс не предполагали, что
в России в те годы произойдет пролетарская революция,
они ждали там поначалу общедемократической революции,
похожей на Великую французскую. «...Это будет 1789 год,
за которым последует 1793 год. Пусть только в Петербурге
соберется национальное собрание — и лицо всей Европы
изменится»,— писал Энгельс в 1878 году.
Прогнозы, ожидания и — просчеты? Чем они объясня¬
ются? «Да, много ошибались и часто ошибались Маркс и
Энгельс в определении близости революции»,— пишет
Ленин и добавляет: «Но такие ошибки гигантов револю¬
ционной мысли, поднимавших и поднявших пролетариат
86

всего мира над уровнем мелких, будничных, копеечных
задач,— в тысячу раз благороднее, величественнее и исто¬
рически ценнее, правдивее, чем пошлая мудрость казен¬
ного либерализма, поющего, вопиющего, взывающего и
глаголющего о суете революционных сует, о тщетности ре¬
волюционной борьбы».
Маркс и Энгельс не «угадали» сроков русской револю¬
ции, вторая революционная ситуация в России не перешла
в восстание. Еще не разложившиеся до конца верхи сумели
арестами, судами, казнями, ссылками подавить револю¬
ционное движение, у которого не было ни единой полити¬
ческой партии, ни могучей опоры в созревающем только
еще рабочем классе. Но то, что революция начнется именно
в России, что эта страна «первой пустится в пляс»,— это
предвидели именно Маркс и Энгельс.
В 1883 году Маркса не стало. Переживший своего ве¬
ликого друга на 12 лет Энгельс продолжал верить в победу
русской революции. Ровно за полгода до своей кончины,
вскоре после того, как на царский престол взошел Нико¬
лай II, Энгельс предсказал, что ему предстоит стать по¬
следним русским императором. Энгельс писал 8 февраля
1895 года Плеханову: «А уж если дьявол революции схва¬
тил кого-либо за шиворот, так это Николая II».
«Дьявол революции» — это перефраз известных строк
из «Фауста» Гёте:
Народец! Дьявол среди них, а им не догадаться.
Хоть прямо их за шиворот бери.
«А в России маленький Николай поработал на нас, сде¬
лав революцию абсолютно неизбежной»,— пишет Энгельс
еще через месяц.
Через 10 лет «маленького Николая», после того, как он
отдал приказ стрелять в безоружных рабочих, пришедших
с просьбами к его царскому дворцу, станут называть «Ни¬
колай Кровавый». Грянет первая русская революция
1905 года. И ее удастся разгромить. Но исполнится пред¬
сказание Энгельса о том, что в России «революция абсо¬
лютно неизбежна» — она победит в 1917 году.
Главный предмет обсуждения всей переписки — буду¬
щее России. И если до того, как стали ясны последствия
реформы 1861 года, Маркс и Энгельс еще допускали, что
Россия сможет «перескочить» капитализм (при условии
87

победоносной революции на Западе), сможет войти в со¬
циализм со своей артельной формой хозяйствования на
селе — общиной, то потом они вынуждены «разочаровать»
тех своих русских корреспондентов, кто так чаял этого осо¬
бого пути России, «минуя капитализм».
Революция на Западе запаздывает, а развитие капита¬
лизма в России идет быстро. «С 1861 г. в России начи¬
нается развитие современной промышленности в масштабе,
достойном великого народа»,— пишет Энгельс переводчику
трех томов «Капитала» Николаю Даниельсону, не остав¬
лявшему надежд на особый путь России, которая может
быть избавлена от ужасов капитализма.
Энгельс не пытается успокоить своего русского коррес¬
пондента: ведь им же присылаемые из России статистиче¬
ские сведения говорят о фактах, которые, как пишет Эн¬
гельс, «нравятся они нам или нет, эти факты все равно
будут продолжать существовать».
Маркс и Энгельс проявляют огромный такт и сдержан¬
ность, когда их вовлекают в полемику, которую ведут рус¬
ские о судьбах своей страны, о роли тех или иных русских
политических направлений. «Совершенно согласен с Вами,
что необходимо везде и всюду бороться против народниче¬
ства — немецкого, французского, английского или рус¬
ского. Но это не меняет моего мнения, что было бы лучше,
если бы те вещи, которые пришлось сказать мне, были
сказаны кем-либо из русских»,— пишет в апреле 1890 года
Энгельс Вере Засулич, опасаясь, что некоторые оценки в
его статье «Внешняя политика русского царизма» могут
задеть «предрассудки» читателей, потому что их дает «не
русский, а иностранец».
Нет, конечно, Маркс и Энгельс не занимают нейтралист¬
ской позиции относительно русских дел. Неоднократно и
подчас весьма резко отзываются они о некоторых направ¬
лениях русской общественной мысли. Они клеймят анар¬
хизм Михаила Бакунина. Они высмеивают прикрываю¬
щийся ложной революционной фразой авантюризм Петра
Ткачева, писавшего (и Энгельс цитирует эти слова), что
«революционер всегда считает и должен считать себя
вправе призывать народ к восстанию; что тем-то он и от¬
личается от философа-филистера, что, не ожидая, пока те¬
чение исторических событий само укажет минуту, он
выбирает ее сам; что он признает народ всегда готовым к
революции». Энгельс разоблачает опасность такой псевдо¬
88

революционной фразеологии. Попутно, с большим юмором
Энгельс критикует и своего «друга Петра» (Петра Лав¬
рова), который хочет вывести Ткачева из-под критического
огня, полагая, «что подлинным революционерам не следо¬
вало разоблачать показных революционеров, потому что
эти взаимные обвинения доставляют удовольствие буржуа¬
зии...». На это Энгельс отвечает замечанием, звучащим
весьма актуально и сегодня, когда находятся желающие
под тем же предлогом оградить от критики всяческих
псевдореволюционеров маоистского толка. «Всякая борь¬
ба,— пишет Энгельс,— заключает в себе такие моменты,
когда нельзя не доставить врагу некоторого удовольствия,
если не хочешь иначе причинить самому себе положитель¬
ный вред. К счастью, мы так далеко продвинулись вперед,
что можем доставить противнику такое частное удовольст¬
вие, если этой ценой добиваемся действительных успехов».
Критика Маркса и Энгельса не была вмешательством
в «русские дела». Касаясь попыток Бакунина расколоть
Интернационал, Энгельс писал: «Если бы Бакунин и иже
с ним ограничили свои подвиги пределами России, вряд
ли кто-нибудь в Западной Европе счел бы нужным спе¬
циально брать их под обстрел. Об этом позаботились бы
сами русские». Но поскольку дело шло о попытках раско¬
лоть международное революционное движение, то Энгельс
счел нужным заявить: ...Тут уж не до шуток: им просто
дают по рукам».
К авантюристам и раскольникам Маркс и Энгельс бес¬
пощадны. Когда же речь идет о русских революционерах,
пусть еще не до конца точно представлявших путь, по
которому должна двигаться их страна, но напряженно и
честно над этим размышлявших, какие одобрительные и
теплые слова находятся для их оценки у Маркса и Эн¬
гельса! Маркс в предисловии к «Капиталу» пишет о Чер¬
нышевском: «Великий русский ученый и критик». Энгельс
называет Чернышевского «великим мыслителем» и ставит
с ним рядом еще и Добролюбова. А вот характеристика,
которую Маркс в письме к дочери дает народовольцам:
«Это действительно дельные люди, без мелодраматической
позы, простые, деловые, героические». Маркс и Энгельс
восторгаются героизмом женщин, членов русской секции
I Интернационала, отправившихся на баррикады Париж¬
ской коммуны. Высоко оценила вся семья Маркса интел¬
лектуальные и моральные качества народовольца Германа
89

Лопатина, который первым принялся за перевод «Капи¬
тала».
В десятках писем, впервые лишь недавно опубликован¬
ных, видна трогательная забота, большая материальная и
моральная помощь, которую оказывали Маркс и Энгельс
русским революционерам-эмигрантам. Достаточно было ре¬
комендательного письма, достаточно было свидетельства,
что прибывший участвовал в русском революционном дви¬
жении. В этом смысле особенно показательны впервые
опубликованные письма к Марксу и Энгельсу Льва Гарт¬
мана, которые говорят об удивительном терпении великих
философов, вождей мирового пролетариата, на протяжении
ряда лет оказывавших помощь этому неудачливому и не¬
сколько прожектерски настроенному, но весьма смелому
революционеру.
Хотя по числу писем (около 150) на первом месте стоит
корреспонденция между Марксом и Энгельсом и перевод¬
чиком «Капитала» на русский язык Н. Даниельсоном, это
не переписка единомышленников. Такая переписка возни¬
кает у Энгельса, когда создается первая русская марксист¬
ская организация — группа «Освобождение труда» и ее
члены Плеханов и Засулич становятся его корреспонден¬
тами. «...Я горжусь тем,— писал Энгельс Вере Засулич в
апреле 1885 года,— что среди русской молодежи сущест¬
вует партия, которая искренне и без оговорок приняла ве¬
ликие экономические и исторические теории Маркса и
решительно порвала со всеми анархистскими и несколько
славянофильскими традициями своих предшественников.
И сам Маркс был бы также горд этим, если бы прожил не¬
много дольше».
Среди разысканных и впервые опубликованных ста до¬
кументов «русской переписки» есть записка к Энгельсу,
полученная за два месяца до его смерти от весьма извест¬
ного в то время русского либерального писателя и журна¬
листа Петра Дмитриевича Боборыкина. В этой записке
Боборыкин просит разрешения «представиться Вам в наи¬
более удобный для Вас день и час» и ссылается на реко¬
мендательное письмо (тоже разысканное и впервые опу¬
бликованное) известного прогрессивного историка Мак¬
сима Максимовича Ковалевского — старого знакомца
Маркса и Энгельса.
Письмо Боборыкина — одно из многочисленных прояв¬
лений интереса представителей русской легальной печати
90

к марксизму. Тот же Боборыкин еще в 1866 году в качестве
специального корреспондента либеральной петербургской
газеты «Голос» присутствовал на конгрессе I Интернацио¬
нала в Брюсселе. В дюжине писем из Брюсселя он добро¬
желательно освещал ход конгресса. Русскому писателю
импонировали личности рабочих — участников конгресса.
Боборыкин писал о них: «Они вышли все из мастерских.
Они учились на медные деньги, в часы, свободные от тача¬
ния панталон и пиления металлов, как Авраам Линкольн
и Андру Джонсон. Пошлите их в любое представительное
собрание, состоящее из припомаженных и высокоприлич¬
ных джентльменов, они окажутся не только не глупее их,
но и заявят и большую практичность знаний и весьма зна¬
чительную теоретическую начитанность».
До Парижской коммуны русская легальная печать во¬
обще довольно часто пишет об Интернационале, упоминая
без особой предвзятости имена Маркса и Энгельса.
После баррикад Коммуны дело резко изменилось. Бур¬
жуазные круги в России поняли: Интернационал — это
штаб восстания парижских коммунаров. И тот же либе¬
ральный «Голос», публиковавший сочувственные коррес¬
понденции Боборыкина, теперь пишет, что Интернационал
«прикрывался чисто экономическими целями», а ныне объ¬
явил «открытую войну насмерть всем капиталистам».
И газета считает необходимым «противодействие этому
опасному учреждению всех благомыслящих людей и пра¬
вительств». К чести Боборыкина можно сказать, что сам
он не меняет своей точки зрения. После падения Париж¬
ской коммуны редактор «Отечественных записок» великий
русский поэт Николай Некрасов посылает Боборыкина в
Париж, и тот сравнительно объективно рисует сцены па¬
рижской жизни — террор версальцев, героизм рабочих.
Но голос Боборыкина тонет в общем хоре корреспон¬
дентов русских газет различных направлений, рисующих
Коммуну как «исчадие революционного ада».
Недолог был сочувственный интерес представителей
формирующейся русской буржуазии к марксизму. Пона¬
чалу они разглядели в нем только одну сторону — утвер¬
ждение объективной закономерности смены капитализмом
феодального строя. Как известно, Маркс отметил, что «пер¬
вой иностранной нацией, которая переводит «Капитал»,
оказывается русская». В отличие от Германии, где выход
I тома «Капитала» был окружен заговором молчания пе¬
91

чати, в России горячо отозвались на выход русского пере¬
вода «Капитала». Как только в Петербурге, в магазине
А. Черкесова, снабжавшего русскую прогрессивную пуб¬
лику «здоровой книгой», появился 8 апреля 1872 года
I том «Капитала» в русском переводе (на три года раньше
французского перевода и на пятнадцать лет раньше анг¬
лийского), в русских газетах и журналах стали появляться
рецензии на эту книгу. Это объясняется особой заинтере¬
сованностью русской буржуазии в подтверждении ее
«права» на существование. Права, которое ей приходилось
отстаивать и перед лицом дворянско-помещичьих кругов,
и в дискуссиях с народниками, надеявшимися на то, что
Россия «перескочит» через ступень капитализма. По сло¬
вам Владимира Ильича Ленина, вопрос о судьбах капита¬
лизма в России возник почти тотчас же после появления
«Капитала» и стал здесь «главным теоретическим вопро¬
сом».
Но к моменту письма Боборыкина к Энгельсу и царские
власти, и игравшие в либерализм капиталисты уже поняли
подлинную суть марксизма. За книги Маркса и Энгельса
уже сажали в тюрьмы и ссылали на каторгу. Тем ценнее
публикация немногочисленных писем, свидетельствующих
о продолжавшемся интересе к марксизму, о стремлении
встретиться с Энгельсом у прогрессивных русских людей,
не связанных прямо с марксизмом.
Как ни велик сборник, подготовленный бригадой
А. К. Воробьевой,— свыше 800 страниц,— тема «Маркс,
Энгельс и революционная Россия» не была исчерпана.
И вот замышляется второй сборник. Он должен включить
воспоминания, письма, статьи русских общественных дея¬
телей — современников Маркса и Энгельса — живые сви¬
детельства о встречах с ними, о том влиянии, которое ока¬
зал марксизм на русское движение. И опять исследуется
огромная литература, проверяются архивы, готовятся к
публикации документы, никогда не видевшие света.
Материалы этого сборника опровергают, в частности,
утверждение некоторых историков, что до 1883 года, то есть
до образования Плехановым группы «Освобождение тру¬
да», в России только отдельные представители интеллиген¬
ции могли познакомиться с идеями марксизма. Как пока¬
зали исследования советского историка Б. С. Итенберга,
задолго до основания этой группы русские рабочие знако¬
мились с идеями марксизма — и в кружках народников, и
92

с помощью иностранных рабочих, приезжавших на работу
в Россию, и выезжая сами за границу. Трижды ездил, на¬
пример, за границу еще в 60-х годах один из основателей
«Северного союза русских рабочих» петербургский слесарь
Виктор Обнорский. Итенберг выявил еще ряд имен русских
рабочих, установивших непосредственные связи с проле¬
тариями Англии, Франции, Германии, Швейцарии,
Польши. Другая исследовательница — работник Инсти¬
тута марксизма-ленинизма А. В. Уроева — в своей работе
о «Капитале» «Книга, живущая в веках» рассказала, что с
произведениями Маркса, с его «Капиталом» был знаком
не только Виктор Обнорский, но его знал и другой основа¬
тель «Северного союза русских рабочих» — Степан Халту¬
рин, а также деятели «Южнороссийского союза рабочих».
Работы исследователей показывают, что в уставе и про¬
грамме обоих союзов рабочих России были заимствованы
целые разделы документов I Интернационала.
Документы, опубликованные советскими исследовате¬
лями «русской темы», воскрешают многочисленные связи
Маркса и Энгельса с передовыми русскими общественными
деятелями, связи, которые позволили великим вождям
всемирной революции понять и предвидеть главенствую¬
щее место России в борьбе со старым миром. И бесплодны
попытки врагов коммунизма представить, что революция
в России делалась «не по Марксу» и даже «вопреки
Марксу», что русская революция — революция в отсталой
стране опровергает якобы Марксовы теории. В действи¬
тельности эту революцию ждали, и ее предсказали вели¬
кие мужи науки, подлинные провидцы истории.
Два портрета
Впервые прочитано... Это о рукописях Маркса и Эн¬
гельса, найденных, расшифрованных или подготовленных
к публикации советскими учеными.
А сейчас о другом первом прочтении Маркса, которое
тоже было совершено нашим современником — членом
партии большевиков с 1906 года Николаем Андреевичем
Кингиным. Эта удивительная история, рассказанная мне
ветераном русского революционного движения,— о пер¬
93

вом прочтении Маркса группой русских пролетариев, о
великом воздействии такого чтения на их умы и сердца.
...Слесарю депо станции Ершово Николаю Кингину
только-только минул девятнадцатый год, когда их, девят¬
надцать подпольщиков, собравшихся у волжского берега
на Пономаревском острове, под Саратовом, чтобы провести
там нелегальную конференцию большевистских организа¬
ций Рязано-Уральской железной дороги, захватили жан¬
дармы. Шел август 1906 года, и «столыпинский» корпус
саратовской тюрьмы, построенный здешним губернатором
Столыпиным, еще только метившим в российские дикта¬
торы, уже принял первые жертвы переходившей в контр¬
наступление реакции. Именно туда поместили девятна¬
дцать бунтарей. Не сразу, а поначалу в другой корпус,
старый. И с радости, что поймали,— всю компанию в
одну камеру. Они не растерялись: решили закончить в
предоставленном властями казенном помещении так не¬
вежливо прерванную арестом дорожную партийную кон¬
ференцию.
Времени у них хватало — вспомнили по памяти уже
набросанные вчерне на острове резолюции. Припомнили
вступительную часть, в которой давалась оценка состоя¬
нию и деятельности большевистских организаций на каж¬
дой станции. Восстановили все пункты, в которых намеча¬
лась программа действий. На острове каждый из этих
пунктов Николай пометил значками — «орг» и «такт».
И организационные и тактические разделы резолюции на¬
целены были на проведение всеобщей политической за¬
бастовки рязано-уральцев.
Припомнили, записали, переслали на волю — дейст¬
вуйте, мол, выполняйте решения вашей партийной кон¬
ференции. Ловко эту операцию провели — никто из тю¬
ремной администрации не заметил. Уже только с воли со¬
общил ей кто-то — как же, господа хорошие тюремная ад¬
министрация, пропустили вы подобный поджигательный
документик?! Вот тогда и препроводили всех их в «столы¬
пинский» корпус, рассадили по одиночкам. Только год-то
был 1906, год еще не разгромленной революции. Админи¬
страция тюрьмы боялась арестованных: как еще пойдет
дело, не обменяются ли местами сторожа и стороженные?
Строгости пошли позже, после поражения революции.
А пока смотрели на все сквозь пальцы. После отбоя не
мешали арестантам выбираться из одиночек и приходить
94

друг к другу в гости. В гости ходили не чаи распивать.
Немедля образовали тюремный университет — какие пер¬
воклассные университеты марксизма-ленинизма основала
в те годы по тюрьмам революционная Россия! — и начали
учебу с «библии пролетариата», с первого тома Марксова
«Капитала».
— Как пронесли в тюрьму «Капитал»?
— Да вы слушайте, слушайте далее эту историйку,—
говорит Н. А. Кингин,— узнаете: то ли еще мы проносили
через тюремные кордоны.
«Историйка» обертывается и впрямь необычно. Нико¬
лай Андреевич показал мне одну старую, пожелтевшую
фотографию. На фотографии тюремная камера; у стены
четверо, среди них одна женщина. На переднем плане,
чуть «шевеленная», как говорят фотографы, физиономия
юноши. В ней хоть и с трудом, но угадывается лицо моего
нынешнего собеседника, на которое время еще не нанесло
следы последовавших шестидесяти лет жизни. Полулежат
четверо, позируют, смотрят в объектив и подставляют объ¬
ективу книгу, на переплете которой напечатано: «Капи¬
тал».
— Большевики, изучающие «Капитал» в камере в
1906 году?! Да кто же сделал такое невиданное фото? Ка¬
ким образом?
Николай Андреевич смеется:
— Я же толковал — историйка. Что уж тут скромни¬
чать — снимал я сам. Пластинки тогда были малочувстви¬
тельные: в камере «юпитеров», как сами понимаете, не
было, выдержку давал я продолжительную. За это время
успевал затвор открыть, присесть к товарищам, попозиро¬
вать, встать, закрыть затвор,— уж очень мне хотелось вме¬
сте с товарищами на фото запечатлеться. А аппарат? Ап¬
парат сделан в тюрьме из коробки для папиросных гильз
фирмы «Катык» (отличные гильзы были!). Объектив для
него — окуляр от бинокля. Окуляр тот мне моя родная
мать передала в двойном дне судка для щей — разреша¬
лось харчиться из дому. С воли в тюрьму в этом бачке и
окуляр пропутешествовал и фотопластинки. А потом об¬
ратно из тюрьмы таким же образом уже отснятые плас¬
тинки. Бачок мой брат Леонид делал — тоже революцио¬
нер, тоже мастеровой человек,— так бачок изготовил, что
никакого шва не было заметно. И тоже, как я с малолет¬
ства, любитель фотографии. Вот, изволите видеть, сделан¬
95

ный им снимок: нас, участников процесса 19-ти, ведут по
Саратову из тюрьмы в суд. Кое-кто из моих сегодняшних
слушателей, избалованных «лейками» да «зенитами», со¬
мнение высказывают — да можно ли снимать камерой, со¬
оруженной из... папиросной коробки. Так я «реконструк¬
цию» сделал — из нынешней коробки для гильз и нынеш¬
него бинокля соорудил аппарат, а мои друзья-пионеры
(позвольте вам сказать, мои самые верные друзья — это
пионеры) сфотографировали меня с помощью подобного
аппарата. Пластинки нынче получше прежних, вот и сни¬
мок пионерский пояснее получился моего, тюремного.
Мы иной раз слишком часто произносим слово «исто¬
рический». Но ведь этот снимок именно такой. Не знали
четверо в «столыпинском» корпусе тюрьмы, что позируют
не перед объективом, сделанным из бинокля, а перед самой
Историей. Благодаря уникальному снимку этому навеки
запечатлен один из моментов зарождения великой социа¬
листической революции в России — момент изучения рус¬
скими пролетариями вкупе с интеллигентами теории на¬
учного коммунизма. Из многих дошедших до нас докумен¬
тов явствует, что первое прочтение книг Маркса русскими
рабочими началось почти сразу после появления в России
переводов Марксовых работ. Полицейские акты и прото¬
колы сообщают, что экземпляры «Капитала» (произведе¬
ние, допущенное царской цензурой как «строго научное и
малодоступное», которое, как казалось цензуре, «немногие
прочтут, а еще меньше поймут») были найдены у рабочих
Степана Халтурина и Виктора Обнорского — создателей
«Северного союза русских рабочих», у членов «Южнорос¬
сийского союза рабочих». Из мемуаров и полицейских
протоколов мы знаем, что «Капитал» Маркса, переплетен¬
ный то в библию, то в обложку модного романа, находили
при аресте многих рабочих-революционеров. Но вот фото¬
графии, на которой был бы запечатлен момент чтения
Маркса русскими рабочими в тюрьме, до Кингина известно
не было.
Николай Андреевич, восьмидесятилетний пенсионер,
рассказывает мне о своем первом прочтении Маркса и по¬
следующих своих чтениях:
— Что говорить, не простое произведение «Капитал».
Фундаментальный научный труд, предполагающий глубо¬
кое изучение подготовленным читателем. А вот поди же,
от первой фразы первого тома — «Богатство обществ, в ко¬

торых господствует капиталистический способ производ¬
ства» — до последней фразы — «Капиталистический спо¬
соб производства и накопления, а следовательно, и капи¬
талистическая частная собственность предполагают уни¬
чтожение частной собственности, покоящейся на собствен¬
ном труде, то есть предполагают экспроприацию работ¬
ника» — все становилось доступным.
И потому,— продолжает Николай Андреевич,— что
были у нас опытные пропагандисты-разъяснители, и по¬
тому, что, как сказал Маяковский, «мы раскрывали Маркса
каждый том, как в доме собственном мы раскрываем
ставни». До знакомства с Марксом, с Лениным была у нас
только надежда на новую жизнь, а уж после чтения — глу¬
бокая уверенность в неизбежности краха старой жизни.
Первое чтение Маркса? — спрашиваете вы.— Испу¬
гало оно меня было. Подымал: куда сунулся, Колька, не
твоего ума дело. А мне объяснили: моего ума, в первую
очередь моего рабочего ума — нам революцию делать. Что
делать революцию необходимо, это я уже в Ершове, паца¬
ном, понимал, жизнь отдать был для того готов. С малых
лет нас мать учила: «Пора пришла одолеть кровососов —
я против не буду, воюйте, сынки, благословляю». Мать у
нас вроде горьковской Ниловны была — все понимала,
хотя только в 1930 году, 74 лет от роду, овладела грамотой
и написала тогда статью в журнал «За грамоту» «Как я
училась и детей учила». Мать и фотографии, сделанные в
тюрьме, сохранила... Жизнь я свою с юношеских лет ре¬
шил посвятить революции. Но вот как ее делать-то, рево¬
люцию, не знал. В Ершове от старого машиниста Молча¬
нова услышал: «Прежде всего разумом надо стать силь¬
ней, чем наш противник. Для этого больше его знать ну¬
жно. Поначалу эти листовки прочти, брошюрки, а потом
дам тебе и Маркса, и Ленина. Не читая их, настоящим
революционером не станешь. Уж сколько веков Россия за
свободу бьется — от Степана Разина,— а все в рабстве.
Хоть и сильней врага народ, да темный. Надо у самых
умных учиться. А как зовут самых умных, я тебе назвал...»
На вечное поселение в Сибирь были осуждены обви¬
няемые по процессу 19-ти. Слова приговора встретили
дружным смехом: никто из них не верил в «вечность» цар¬
ского режима.
На вечное поселение... Из Сибири Кингин бежал через
месяц. Кочевал по городам с подложным паспортом, вы¬
7
97

правленным ему в родном Саратове, куда не побоялся за¬
глянуть. Сравнительно надолго осел в Баку. Был членом
Бакинского подпольного городского комитета партии. Уж
не только сам читал Маркса, а разъяснял его другим, с
годами все больше времени отдавая пропагандистской ра¬
боте.
Произведения Маркса и Ленина изучал даже в немец¬
ких лагерях для интернированных. С 1914 года находился
Кингин в эмиграции. Когда началась первая империали¬
стическая война, Кингина арестовали — прошел Николай
Андреевич через ряд немецких лагерей и тюрем. Нахо¬
дясь в городе Стрелице, несмотря на надзор полиции, он
вместе с другими русскими интернированными организо¬
вал кружок по изучению произведений Маркса и Энгельса
на языке оригинала.
Когда в 1918 году Кингин добрался из плена в Москву,
то рассказал об этом самому Ленину — он был принят
вождем как один из первых вернувшихся после пленения.
Интересной жизни человек Николай Андреевич Кин¬
гин. В гражданскую войну в тыл Деникина был послан.
В 30-е годы, как человека, знавшего по эмиграции и плену
немецкий язык, перевели его на внешнеторговую работу.
Работал в Гамбурге — красной цитадели, воспитавшей
Тельмана. Видел первые костры, на которых горели книги
Маркса и Ленина. Понял — воевать с этими придется.
И пришлось.
Сейчас Н. А. Кингин пенсионер. Но не только. Еще и
пропагандист Министерства морского флота — по послед¬
нему месту службы.
...Сидим с Николаем Андреевичем в его квартире. Рас¬
сматриваем старые фотографии. Этап в сибирской дерев¬
не — снимок сделал местный учитель. Снимки в немецком
лагере Гольцмюндене — Кингин, его жена и Герта Гордон,
немецкий агитатор против войны. (Она с помощью Кин¬
гина попала в Москву, была у Ленина, впоследствии стала
секретарем у Клары Цеткин. Ныне Герта Гордон — ува¬
жаемый в ГДР ветеран немецкого революционного движе¬
ния.)
И еще фото: Ленин выступает на похоронах Свердлова;
а в нескольких шагах от Ильича — Кингин. Историче¬
ские снимки. И не я один их так оценил. Видел я их в
Саратовском краеведческом музее. Там создан уголок
Кингина. В уголке этом есть портрет Маркса, который пе¬
98

редавали из камеры в камеру в саратовской тюрьме, когда
сидели в ней участники процесса 19-ти.
На оборотной стороне портрета написано:
«Сарат. губерн. тюрьма.
Политическому
Федору Михайловичу Сенюшкину.
Здорово, друг!
Вот тебе Карл Маркс. Дойдет ли он? Ведь у вас там
строго и, пожалуй, не пропустят:
— Как — Карл Маркс!
Нельзя...
Если, паче чаяния, дойдет, то мой привет и три стиха
Пушкина:
Верь, оковы тяжкие падут.
Темницы рухнут — и свобода
Вас примет радостно у входа».
Подписи нет, а адресат, Федор Михайлович Сенюш¬
кин, был его, Кингина, товарищем.
Снимок же, сделанный Кингиным в саратовской тюрь¬
ме, оценен еще более высоко: помещен в Центральный му¬
зей Маркса и Энгельса. Один из самых уникальных экспо¬
натов музея. Другой поразительный экспонат — еще один
портрет Маркса. На обороте подпись Владимира Ильича.
А к портрету надпись: «Был вместе с космонавтами Кома¬
ровым, Егоровым, Феоктистовым в космосе».
Портрет Маркса в царской тюрьме и портрет Маркса в
космосе. Дистанция!
Прошлое рядом с нами
В Шушенском, куда я ездил собирать воспоминания о
Ленине, мне показали дом, в котором жил сосланный в
Сибирь еще до Владимира Ильича революционер Павел
Аргунов.
Имя это мне помнилось смутно. В Минусинске, в зна¬
менитом краеведческом музее имени Мартьянова, музее,
который в конце прошлого столетия называли «чудом Си¬
бири» — такие удивительные научные работы были здесь
проведены, такие собраны коллекции по этнографии, гео¬
логии, животному и растительному миру Енисейской Си¬
99

бири,— я хотел было узнать подробности о революционере,
сосланном в Шушенское до Владимира Ильича. Но как
только назвал я имя Аргунова, пошла, можно сказать, фан¬
тастика.
Чтобы читатель понял, однако, что дальнейшее хотя п
смахивает на фантастику, но является вполне реальной
правдой, надо сказать еще несколько слов о краеведческом
музее в Минусинске. Основал его Николай Михайлович
Мартьянов — провизор из Казани, самоучкой ставший од¬
ним из образованнейших людей своего времени и вели¬
ким специалистом музейного дела. Сибирь привлекла его
своей малой изученностью, и он посвятил ей свои огром¬
ные знания и более чем скромные капиталы. Мартьянов,
однако, сумел увлечь тех, кто капиталы имел немалые,—
сибирских богачей — и бескорыстных патриотов края, и
тех, кто рассчитывал из науки о Сибири извлечь выгоду.
А ум, знания, энтузиазм, необходимые для успешной ра¬
боты музея, Мартьянов позаимствовал у другой категории
сибирских жителей — у политических ссыльных. Он объ¬
единил вокруг своего музея всех, кто был сослан в Мину¬
синский округ. А были среди них весьма видные ученые —
бывшие и будущие профессора и академики. Конечно,
царским чиновникам не по душе пришлось это объедине¬
ние крамольного элемента, но тягаться с державшими
руку Мартьянова тузами сибирской промышленности и
торговли чиновники не решались. И стал мартьяновский
музей одним из светочей просвещения в Сибири. Влади¬
мир Ильич, наезжая в Минусинск из Шушенского, каж¬
дый раз посещал музей, работал в его редкостной библио¬
теке, изучал его коллекции, дружил с самим Николаем
Михайловичем Мартьяновым и с его ссыльным музейным
штатом.
Сам Николай Михайлович Мартьянов умер в 1904 году.
А члены семьи его остались жить, кто до сих пор в Мину¬
синске, кто в Красноярске, кто в Москве. Когда я был в
музее, меня водил по его залам внук Николая Михайло¬
вича — Николай Евгеньевич Мартьянов, видный сибирский
геолог и автор оригинальной гипотезы о происхождении
Земли. Мне посчастливилось: на летнее время приехала в
Минусинск и дочь основателя музея — Нина Николаевна
Мартьянова, которая хорошо помнит все «минусинское
общество» времен пребывания в округе Владимира Ильича
Ленина.
100

В семейном кругу Мартьяновых, в их доме, сохранив¬
шем старинную мебель и радушный уклад сибирского го¬
степриимства, провел я несколько замечательных вечеров,
во время которых было рассказано и о дореволюционных
временах, и о тех, когда Минусинск стал центром народной
партизанской борьбы против Колчака.
В один из таких вечеров я и догадался спросить у Нины
Николаевны Мартьяновой о Павле Александровиче Аргу¬
нове — знает ли она что о нем.
— Как же не знать,— пропела своим по-девичьи чис¬
тым голосом восьмидесятилетняя Нина Николаевна.— Па¬
вел Александрович не только был сотрудником музея и
оставил по себе память в виде многочисленных трудов, но
он еще и наш близкий родственник. Мать моя, Аполинария
Александровна, была родной сестрой Павла Александро¬
вича Аргунова.
— Не знаете ли, за что сослан был Павел Александро¬
вич в Шушенское?
— Чего же не знать — за переводы Маркса. Он ведь
один из первых переводчиков Маркса. Еще находясь сту¬
дентом Московского университета, был в числе основателей
общества переводчиков и издателей. Да вы об этом подроб¬
нее можете узнать от жены Павла Александровича —
Юлии Александровны Аргуновой. Она проживает в Москве,
как и я, в одном из арбатских переулков, Спасопесковском.
Да, да, не удивляйтесь. После смерти своей первой жены,
известной революционерки Вигилевой, Павел Александро¬
вич, уже в весьма преклонном возрасте, женился на моло¬
денькой. Так вот Юлия Александровна в полном здравии
и может вам рассказать об одном из первых русских пе¬
реводчиков Маркса.
...В Спасопесковский переулок я направился сразу по¬
сле возвращения из Сибири.
Дом № 3 по Спасопесковскому переулку — не старый и
не молодой, стройки 30-х годов нынешнего столетия. Юлия
Александровна Аргунова выглядит тоже не молодой, но
еще и не старой: как была, так и осталась активисткой
20-х годов. Короткая стрижка, решительные движения,
проницательный взгляд — она ведь не только жена ста¬
рого революционера, но и сама участница революционных
событий: в гражданскую войну была чапаевкой, потом вое¬
вала на деникинском фронте. Ушла на фронт из Саратова
с томиком Чернышевского в ранце: на идеях своего заме¬
101

чательного земляка воспитывалась она с малых лет. Когда
вернулась с фронта, поступила учиться в Саратовский
университет. В 1921 году это было. А там Павел Александ¬
рович Аргунов преподавал. Не молодой по годам, а сердцем
совсем юноша.
Познакомилась она с ним в день похорон Ленина. Па¬
вел Александрович выступал на университетском траурном
митинге — разволновался, разгорячился и слег. Ее и выде¬
лила общественность за ним ухаживать, как бывшую фрон¬
товую медсестру, которой можно доверить здоровье ста¬
рого революционера.
Выходила Юлия Павла Александровича — не только
хорошей сиделкой оказалась, но и преотличной слушатель¬
ницей. Эти два персонажа в ней постоянно боролись. Один
так бы и слушал без конца Павла Александровича, но дру¬
гой приказывал: прекратить долгие собеседования, вредные
для больного.
А рассказывал Павел Александрович о далеких, но
близких ее сердцу годах — своем студенчестве, когда он и
приобщился к революционной работе. Шел тогда ему толь¬
ко девятнадцатый год, но в среде московских студентов
почитали его чуть ли не старым революционером. Как так?
А вот так. Родился Павел Аргунов в Восточной Сибири,
в Иркутске — центре каторжного по тем временам края,
где томился в те годы Чернышевский, куда ссылали всех
бунтарей духа: и «охотников» на царя — народовольцев, и
польских повстанцев, и религиозных еретиков. С малых лет
пропитался Павел бунтарским духом. Но за способности в
гимназическом учении был послан на казенный кошт, с
выделением восточносибирской стипендии, в Московский
университет на медицинский факультет. Здесь сразу стал
Аргунов одним из вожаков сибирского землячества — са¬
мого революционного из всех землячеств университета.
Поступил Павел Аргунов в университет в 1881 году.
Был тот год особым для революционной России. 1 марта в
Петербурге народовольцы убили царя-«освободителя»
Александра II. Последовавшая казнь народовольцев, раз¬
гром их движения, молчание народа, на который убийство
царя не оказало ожидаемого террористами зажигательного
воздействия,— все это заставило передовую молодежь за¬
думаться: каким путем идти дальше?
...Почти ничего не осталось у Юлии Александровны по¬
сле смерти Павла Александровича, случившейся в 1944 го¬
102

ду, ничего из многочисленных документов, которые хранил
он о годах своей революционной молодости. Жили они пе¬
ред войной в Феодосии, спешно эвакуировались из нее
накануне захвата гитлеровцами Крыма, оставили в городе
и библиотеку редких книг, и папки редчайших документов.
Только самые важные документы захватил в портфель
Павел Александрович, да и его потерял на страдных путях-
дорогах эвакуации. Сохранилось только то, что лежало в
сумочке Юлии Александровны — несколько фотографий
молодого Павла Александровича. Чудом как-то еще сохра¬
нилась книга, написанная Павлом Александровичем в Шу¬
шенском,— «Очерки сельского хозяйства Минусинского
края». Да еще бережет она переснятые в Ленинской биб¬
лиотеке статьи Павла Александровича из различных сбор¬
ников и журнала «Каторга и ссылка».
Но сохранился еще один уникальный документ, кото¬
рый позволяет точно представить события необычайной
жизни Павла Александровича Аргунова. Документ этот —
автобиография, написанная при подаче заявления о вступ¬
лении в Коммунистическую партию. Заявление это он по¬
дал в 1943 году, за несколько месяцев до своей смерти.
К вступлению на склоне лет в партию Павел Александ¬
рович отнесся как к важнейшему шагу жизни. Самому себе
было трудно объяснить, почему он решил сделать этот шаг
так поздно, хотя десятки лет был подлинным марксистом,
борцом за дело Маркса — Энгельса — Ленина. И автобио¬
графию при подаче заявления он изложил не как обычно,
на одной-двух страницах, а очень подробно. Вот этот един¬
ственный документ о 60 годах революционной работы
Павла Александровича и сохранила как священную релик¬
вию его жена, поставившая своей целью рассказать воз¬
можно большему числу людей об одном из тех, кто стоял у
истоков марксистских организаций России. Этот документ
и дала мне Юлия Александровна, буде я захочу писать о
Павле Александровиче.
Вот что писал П. А. Аргунов о том 1881 годе, на кото¬
ром остановился мой рассказ:
«После разгрома революционного народничества в
сердце России, Москве, казалось, все замерло. Но на пери¬
ферии Московской области уже был слышен приглушен¬
ный ропот рабочих. Эти молекулярные движения в
рабочей среде рефлекторно передались чуткой части рево¬
люционного студенчества университета, Высшего техниче¬
103

ского училища, Петровской сельскохозяйственной акаде¬
мии и других». И несколько далее в той же автобиографии:
«Для нас, тогдашних московских студентов, субъективно
появилась потребность выработать в себе какое-то новое
отношение к действительности, новую программу действий.
Объективно же — и это теперь особенно ясно — такие
устремления диктовались доходившим до нас пульсирова¬
нием рабочих настроений вокруг Москвы: Морозовская и
другие стачки 1885 года объяснят многое, бывшее неясным
в ту пору.
Я стал усиленно изучать «Капитал», том I, а также не
переведенные тогда «Нищету философии», «Анти-Дюринг»,
«От утопии к науке», «Положение рабочего класса в Анг¬
лии» — все, что можно было достать через профессоров,
пользовавшихся правом выписывать из-за границы работы
на иностранных языках без цензуры. Ввиду крайней ред¬
кости «Капитала» на русском языке я составил извлечения
основного хода мыслей Маркса, по возможности словами
самого автора, с добавлением цитат и из других его сочи¬
нений. Такую тетрадку можно было прочесть и прокоммен¬
тировать в течение двух часов на собрании кружка, что
мною было и проделано. Этот конспект получил примене¬
ние в пропаганде марксизма и впоследствии издавался
нелегально».
Итак, 1881 год — первое прочтение Маркса и первые,
совсем кустарные попытки его распространения. Дальше
дело пошло было более масштабно и организованно. Об этом
читаем в той же автобиографии: «В 1882—1883 годах в
Москве организовался нелегально довольно значительный
кружок для изучения классиков марксизма. В состав
кружка входили студенты преимущественно университета,
учителя средней школы, учащаяся женская молодежь
высших курсов. Но очень скоро от изучения кружок пере¬
шел к мысли переводить творения марксизма, издавать их
нелегально под видом студенческих записей лекций (такие
издания были тогда очень распространены на всех факуль¬
тетах) и распространять среди широких слоев учащихся,
рабочих и военнослужащих. С партийной точки зрения
кружок был неоднороден, как неоднородна была тогда вся
революционная Россия: были и народовольцы, и ранние
социал-демократы, и сторонники военного заговора (так
называемые «милитаристы»)... Одно несомненно, что эта
ранняя марксистская группа уже критически относилась к
104

народническим учениям о значении капитализма в России,
о роли крестьянства, о решающем влиянии террора и т. п...
После более или менее удачного издания «Манифеста
Коммунистической партии» и некоторых мелких произве¬
дений было решено приступить к изданию журнала или
сборника под названием «Социалистическое знание»».
...В библиотеке Института марксизма-ленинизма я видел
это редчайшее издание. На его довольно искусно литогра¬
фированной и украшенной рисунком обложке стоит жир¬
ными черными чернилами начертанный номер — полицей¬
ская пометка. Пометка показывает, что экземпляр этот
извлечен был, по-видимому, в 1917 году из некоего жан¬
дармского архива и после ряда перемещений по библиоте¬
кам попал в Институт марксизма-ленинизма. Работники
института установили, что еще несколько таких же жур¬
налов, тоже с жандармскими отметками, хранятся в других
библиотеках страны. Но попадаются и сборники без жан¬
дармской нумерации. Об одном из них рассказал сам Аргу¬
нов. В автобиографии он пишет: «Первый выпуск «Социа¬
листического знания» вышел в самом начале 1884 года и
содержал «От утопии к науке» Энгельса, его же «Положе¬
ние рабочего класса в Англии», отрывки из «К критике
политической экономии», «Нищеты философии» и др. Этот
сборник получил широкое распространение, как выяснили
потом жандармские обыски. Один его экземпляр покоился
под видом лекций по политической экономии до 1920 года
в одной библиотеке города Саратова, где я его обнаружил —
целехонький экземпляр с нашим обращением к читателям
и моими примечаниями из Маркса».
О журнале «Социалистическое знание» знал Энгельс.
Знал и о кружке, его издававшем. Энгельс находился в
переписке с одним из членов этого кружка — Евгенией
Паприц, которая, по мнению Аргунова, видимо, была за¬
граничным корреспондентом кружка переводчиков и изда¬
телей. Точно Павел Александрович этого не знал и пояс¬
нил почему: из-за строгой конспирации, действовавшей в
кружке.
Евгения Паприц — актриса, собирательница русских
песен, жена народника Линева. 26 июня 1884 года, нахо¬
дясь в Лондоне, она обратилась с письмом к Энгельсу, тоже
проживавшему тогда в британской столице. Паприц про¬
сит в этом письме у Энгельса совета в «уверенности, что
Ваш совет будет, несомненно, лучшим из всех, которые
105

мне могут быть даны по интересующему меня вопросу».
А просит она назвать ей «малоизвестные статьи, как Ваши,
так и Маркса, которые были в свое время опубликованы
в прессе», для перевода на русский язык и нелегального
их издания. Вот при этом она и сообщает, что «с целью
распространения в русском обществе идей научного социа¬
лизма в Москве предпринято издание литографированного
журнала «Социалистическое знание» (печатать его, к со¬
жалению, невозможно). Программа включает переводы
работ о научном социализме».
Энгельс отвечает Паприц в тот же день — 26 июня.
Письмо начинается так: «Сударыня! Про литографирован¬
ный журнал, о котором Вы говорите, я уже слыхал, хотя
мне еще не удалось увидеть ни одного экземпляра».
И дальше Энгельс вступает в полемику с Паприц, ко¬
торая довольно негативно обрисовала положение с рево¬
люционным движением в России. Она писала Энгельсу:
«Существует довольно распространенное мнение, что рус¬
ские социалисты лучше других подготовлены к революции.
Мне кажется, что этот взгляд верен только наполовину.
Преследования вызывают у них большую силу сопротив¬
ления, увеличивают, быть может, их энергию. Но, с другой
стороны, русские являются невеждами в общественных де¬
лах. В случае революции русские социалисты не будут
знать, что делать со своей победой, они ее не удержат по¬
тому, что у них нет ни твердых принципов, ни организа¬
ции, ни настоящих научных знаний». Чтобы пополнить эти
знания, Паприц и просит порекомендовать для перевода
нужную литературу.
Энгельс посылает Паприц своего «Анти-Дюринга» и на¬
зывает литературу, которую считает полезной для перевода
на русский язык. Но одновременно он оспаривает мнение
своей корреспондентки о русском революционном движе¬
нии. «Мне кажется,— отвечает Энгельс Паприц,— что Вы
немного несправедливы к Вашим соотечественникам. Мы
оба, Маркс и я, не можем на них пожаловаться. Если неко¬
торые школы и отличались больше своим революционным
пылом, чем научными исследованиями, если были и есть
еще кое-где блуждания, то, с другой стороны, была и кри¬
тическая мысль и самоотверженные искания в области
чистой теории, достойные народа, давшего Добролюбова и
Чернышевского. Я говорю не только о революционных со¬
циалистах, действующих на практике, но также об исто¬
106

рической и критической школе в русской литературе, ко¬
торая стоит бесконечно выше всего того, что создано в этом
отношении в Германии и Франции официальной историче¬
ской наукой. И даже среди революционеров-практиков
наши идеи и экономическая наука, коренным образом пе¬
реработанная Марксом, всегда встречали понимание и сим¬
патию».
Энгельс просит Паприц оказать ему «честь своим посе¬
щением». Но была ли представительница московского
кружка в гостях у Энгельса, неизвестно.
В автобиографии Аргунова есть небольшая главка о
переписке Энгельса с Паприц. Аргунов подчеркивает, как
быстро узнал Энгельс о вышедшем в том же году в Москве
сборнике «Социалистическое знание», и задает себе вопрос:
кто же еще до Паприц сообщил Энгельсу о выходе неле¬
гального журнала?
Чтение автобиографии Аргунова, беседы со старыми
большевиками, знавшими его лично, с историками, изучаю¬
щими тот период, когда в России возникали первые мар¬
ксистские кружки, сделали для меня ясным: время это еще
не изучено достаточно. У нас хорошо знают плехановскую
группу «Освобождение труда» как первую русскую мар¬
ксистскую организацию. Но она же появилась не на пустом
месте?
Сам Павел Александрович Аргунов, рассматривая во¬
прос о том, как соотносился московский кружок перевод¬
чиков и издателей и другие подобные кружки с плеханов¬
ской группой «Освобождение труда», пишет следующее:
«Остается, однако, бесспорным, что и организация нашего
кружка, и его издания были совершенно независимы от
плехановской группы «Освобождение труда», а появле¬
нием на свет в пределах России даже опередили ее. Но
дело не столько в первенстве, сколько в том, что в России
появились свои, туземные истоки марксизма, первые его
самостоятельные ростки — пусть слабые и не столь куль¬
турные, как заимствованные группой Плеханова у загра¬
ничных товарищей, но зато подготовлявшие почву для той
же плехановской пропаганды. Именно наличием таких са¬
мостоятельно возникавших марксистских групп в различ¬
ных городах России и можно объяснить самый успех пле¬
хановского дела.
Если бы наша московская группа могла продержаться
еще год-два, несомненно мы вошли бы в тесный контакт с
107

группой Плеханова, хотя, быть может, не слились с нею,
образовав особую группу марксистов, с какой-то более
активной тактикой. Но всему этому не суждено было осу¬
ществиться, потому что летом 1884 года жандармерия на¬
чала в Москве массовые аресты, а в сентябре был аресто¬
ван и я».
Дальнейшее повествование автобиографии — обычный
рассказ русского революционера, рассказ о тюрьмах и
ссыльных поселениях, о жизни под надзором полиции, про¬
должавшейся до самого 1917 года. История, в своих общих
чертах достаточно знакомая по многочисленным воспоми¬
наниям. Но в начальной своей части уникальная автобио¬
графия восстанавливает малоизвестные подробности одного
из интереснейших периодов революционной жизни России,
того периода, когда только начали складываться в стране
первые марксистские организации.
Вот на какие документы можно натолкнуться случайно.
Юлия Александровна Аргунова посвятила свою жизнь
тому, чтобы история жизни ее мужа стала известна моло¬
дежи страны. Отчасти ее стараниями в первом томе по¬
следнего издания «История КПСС», выпущенного Инсти¬
тутом марксизма-ленинизма, появилось несколько строк об
«Обществе переводчиков и издателей», об его организато¬
рах, в том числе и о Павле Александровиче Аргунове.
Несколько строк, которые еще предстоит «развернуть»
историкам.
*      *
*В 1818 году в маленьком немецком городке Трире ро¬
дился человек, который — к тому подвела его история,—
вобрав в себя чаяния умов и жар сердец лучших людей
многих народов и эпох, создал науку, определившую, как
будет развиваться впредь человечество. 150 лет прошло с
тех пор. 150 лет в нашу эпоху достаточный срок для про¬
верки основ любой науки. Сколько дисциплин перечерк¬
нуло XX столетие созданием квантовой физики, теории от¬
носительности, кибернетической и космической практики,
молекулярной генетики! А марксизм был и остается един¬
ственной научной теорией, объясняющей процессы, про¬
исходящие в человеческом обществе и предвидящей их
дальнейший ход.
Существует изречение: «Человек — это природа, по¬
знающая самое себя». Маркс, Энгельс, Ленин — гении,
108

лучше других познавшие суть отношений между людьми.
Они вооружили человечество научным методом, который
позволяет наиболее верно и глубоко познавать и природу,
окружающую человечество, и само человечество.
Несмотря на проходящие годы, Маркс, Энгельс н Ленин
продолжают быть нашими современниками. И каждая их
вновь открываемая статья или обнаруженное в архивах
письмо приобщают нас к их размышлениям, к их сомне¬
ниям, к их предвидениям, которые остаются актуальными
и современными.
Каждое новое прочтение того, что написали основопо¬
ложники научного коммунизма,— событие в интеллекту¬
альной жизни человечества. Около тысячи новых прочте¬
ний содержит второе издание Сочинений К. Маркса и
Ф. Энгельса. Столько же новых прочтений (интересное
совпадение!), первых публикаций в томах Полного собра¬
ния сочинений В. И. Ленина, тоже завершенного недавно
Институтом марксизма-ленинизма.
Это великий дар человечеству. Масштабы дара, может
быть, еще полностью не осознаны. Произведения осново¬
положников марксизма-ленинизма помогают человечеству
и лучше понять свое прошлое, и еще успешней преобразо¬
вывать мир, приближая гармоничное, разумное, счастливое
будущее.
...Публикуется впервые... Сколько поисков стоит за
этими словами! Какие «приключения мысли» за ними, ка¬
кая мобилизация знаний, какие волнения, споры, озарения
и какой — на протяжении лет — самоотверженный труд!
Здесь нужно, чтоб душа была тверда;
Здесь страх не должен подавать совета,—
вспоминая еще раз, в заключение, эти строки Данте, при¬
веденные Марксом для объяснения атмосферы творческой,
исследовательской работы, я хочу сказать, что люди, о ко¬
торых было рассказано в этой книге, своим трудом дока¬
зали: они тверды и бесстрашны.

Содерэ/сание
Фонд номер один
3
Десять тысяч уточнений
15
Весь «Капитал»
22
Таблица Георгия Багатурия
41
Строка гения
50
Два шага истории
55
Протокол о протоколах
74
Русские письма
80
Два портрета
93
Прошлое рядом с нами
99

ПОЛИТИЗДАТ
К 150-ЛЕТИЮ
СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ К. МАРКСА
(1818—1968 гг.)
МАРКС К. и ЭНГЕЛЬС Ф. Сочинения. Издание
второе. Тома 1—39 (42 книги). 1955—1966.
Алфавитный указатель произведений, вошедших
во второе издание Сочинений К. Маркса и Ф. Эн¬
гельса.
— 20 л., 50 тыс. экз., 1 руб. 40 к., IV кв.
1967 г.
ЛЕНИН В. И. Карл Маркс. (Краткий биографи¬
ческий очерк с изложением марксизма.)
— 1967, 80 стр., 8 коп.
ЛАФАРГ ПОЛЬ. Воспоминания  о Марксе.
— 1967, 32 стр., 4 коп.ЛИБКНЕХТ ВИЛЬГЕЛЬМ. Из воспоминаний
о Марксе.
— 1967, 80 стр., 15 коп.
КАРЛ МАРКС. Биография.
— 1968, 760 стр., 2 руб. 10 коп.

Аграновский Илья Исакович
ПРОЧИТАНЫ ВПЕРВЫЕ
На обложке страница рукописи и рисунки Ф. Энгельса,
набросанные им на полях писем и произведений — своих и
написанных совместно с Марксом.
Редактор А. Т. Шаповалова
Художественный редактор II. II. Симагин
Технический редактор О. М. Семенова
Сдано в набор 26 февраля 1968 г. Подписано в печать 10 ап¬
реля 1968 г. Формат 84 х 108‘/з2. Бумага типографская № 1.
Условн. печ. л. 5,88. Учетно-изд. л. 5.80. Тираж 41 тыс. экз.
А 05830. Заказ JM» 1202. Цена 20 коп.
Политиздат. Москва, А-47, Миусская пл., 7.
Типография «Красный пролетарий»,
Москва, Краснопролетарская, 16.