Арзамас и арзамасцы
Вячеслав Панкратов
Арзамас
2015
УДК 082.2
ББК 94
П 16
П16 Панкратов В.М. Исторические миниатюры: Литера-
турно-художественное издание. - Арзамас, 2015 г. - 56 стр.
ISBN 978-5-9927-0117-9
© В.М. Панкратов, 2015 г.
Все почти... забывают,
что надо бегать за приключе-
ниями, чтоб они встретились;
а для того, чтобы за ними го-
няться, надо быть взволновану
сильной страстью или иметь
один из тех беспокойно-любо-
пытных характеров, которые
готовы сто раз пожертвовать
жизнию, только бы достать
ключ самой незамысловатой,
по-видимому, загадки; но на дне
одной есть уж, верно, другая...
Михаил Лермонтов.
А ведь должно согласить-
ся, престранные и пресмеш-
ные бывают люди в некото-
рых провинциях...
Николай Гоголь.

От издателя
Эту старую самодельную папку, сшитую из дерматина,
принёс мне незнакомый человек. Он обнаружил её в сунду-
ке на развалинах соседнего дома. Видимо, когда прежний,
отживший свой век дом рушили, то не догадались заглянуть
в сундук, в котором находились несколько номеров журнала
«Христианское чтение» и приложение к нему - «Церковный
вестник» за 1875 год, разрозненные номера «Нижегородских
епархиальных ведомостей» за 1872, 1891 и 1910 годы, полный
комплект «Русского паломника» за 1911 год и несколько томов
Большой советской энциклопедии первого издания, где на ти-
тульном листе половина фамилий членов редакции - «врагов
народа» - тщательно зачёркнута синими чернилами.
В старинной папке оказались листы, вырезанные из цер-
ковных метрических книг с записями, отнюдь, не о рождени-
ях, бракосочетаниях и смерти. Это были коротенькие исто-
рические предания, бытовые рассказы, легенды - словом,
бывальщина. Причём иные записаны с чужих слов, так ска-
зать, пересказы, другие имеют документальную основу. Исто-
рии заносились не в хронологическом порядке, а по мере того,
как были услышаны. И хотя на первом листе указано: «Записи
И. С.», написаны они разными людьми, точнее двумя автора-
ми, что видно по почеркам: у первого - чёткий, убористый,
каллиграфический, у второго - размашисто-порывистый, бе-
глый, с трудом читаемый. Содержание некоторых историй даёт
основание полагать, что оба автора - священнослужители и,
вероятнее всего, родственники. Письмо старое, с буквами ер и
ять, упразднёнными в ходе реформы 1917-1918 годов.
Пока удалось привести в порядок часть записей, некото-
рые из нйх и предлагаю читателю.
В. П.
Как мордву крестили
Легенду, как царь Иван Васильевич крестил Арзая и Ма-
сая, в наших краях всяк знает, да не каждый принимает. Без
причины, однако ж, и чирей не вскочит. Не случайно в народе
говорится: нижегородская мордва крещена по взятии Казани.
Не буду утверждать, что всё происходило в точности, как в
преданье сказано. Зато поведаю историю, какой хитростью на-
род мордовский довелось в нашу христианскую веру завлечь.
Некий мордвин Фёдор Догада был крещён в Троице-Сер-
гиевой лавре. И вознамерился он, вернувшись к себе на роди-
ну, в Арзамасский уезд, обратить мордву в веру православную.
Да дело-то оказалось слишком хлопотное и для него не спод-
ручное. Проповедник он оказался никудышный. Сколь и как
ни бился, мордва ни в какую не желала переменять свою древ-
нюю языческую веру. За несколько лет только и сумел обра-
тить в христианство сродников.
Было то во времена Анны Иоанновны. Курляндская прин-
цесса, по иронии судьбы получившая российский престол, бо-
лее всего прославилась устроительством охоты и празднеств.
Маскерады, заведённые ещё при дяде ейном Петре Великом,
сменялись итальянскими комедьями, балетами, «забавными
свадьбами» с народными песнями и плясками, национальны-
о*о 5
ми костюмами, до коих государыня была весьма охоча. Как и
к сказаньям, суевериям, обычаям и свычаям старины глубокой.
Эти грандиозные пышные гулевания требовали огромных
деньжищ. С подсказки министров Анна Иоанновна обложила
своих подданных такими податями, что хоть волком вой. Тог-
да-то и развернулся вовсю нижегородский вице-губернатор
бригадир Иван Михайлович Волынский. Как сказывали, без-
нравственный, циничный и беспринципный, бригадир здорово
поднаторел в делах и при всяком случае норовил урвать себе
кусок от «государева пирога», а дабы получше выглядеть в
глазах императрицы, буквально разорил селян, выколачивая из
них недоимки.
Куцы деваться бедному крестьянину? Ударились мужики
в бега. Были средь них и ясачные люди, то бишь иноверцы, не
желавшие платить податные. Да всем миром разве в леса убе-
жишь?! Горюй - не горюй, а подушные надобно платить.
Надоумил родичей, как спастись от разора, Фёдор Догада.
Неспроста, видать, такую фамилию получил. Он подбил жите-
лей деревни Камкиной писать Анне Иоанновне. Мы, дескать,
всем миром перейдем в христианство, а ты, матушка-госуда-
рыня, в обмен на это спиши все наши недоимки. Прошение,
надо полагать, пришлось по душе царице. Государыня прика-
зала не только списать с ясачных крестьян недоимки, но пове-
лела ещё вице-губернатору Волынскому и архиепископу Пити-
риму построить в деревне церковь и отлить из казённой меди
три колокола.
Весть о царской милости быстрёхонько разнеслась по всей
округе. Мордва толпами повалила креститься. А по-русски ни
бельмеса. Поп им в церкви проповеди читает, стоят дурни дур-
нями. Умный Питирим подсказал выход: прикажи, государы-
ня, способных молодых крещёных иноверцев из мордвы, чу-
ваш и татар принимать в духовную семинарию - взрастим из
них священников.
Так и сделали. Тогда-то, в 1730-е годы, и открылось в Ар-
замасе духовное училище, готовившее учеников для обучения
в семинарии.
Метания арзамасцев
Из Москвы по городам и весям поползли слухи: дескать,
царевич Димитрий вовсе и не был убит в Угличе, а жив-здоров
и пришёл с польским войском на Москву, где и провозглашён
царём. Арзамасцы ту весть восприняли с восторгом. Им каза-
лось, что с установлением власти сына Грозного царя на Руси
восстановится долгожданное спокойствие.
Но не успели привыкнуть к этой вести, как новая молва:
и не Димитрий то вовсе, а беглый монах Гришка Отрепьев,
самозвано севший на престол. Да не хотелось арзамасцам ве-
рить тому - вот и держались до последнего в приверженности
Лжедмитрию. Даже когда получили оповестительную грамоту,
где говорилось: «...Праведным судом Божием за грехи всего
крестьянства богоотступник, еретик и чернокнижник беглый
монах Гришка Отрепьев, назвавшись царевичем Димитрием
Углицким, прельстил московских людей, был на московском
престоле и хотел попрать христианскую веру и учинить латин-
скую и люторскую. Но Бог объявил людям его воровство, и он
кончил жизнь свою злым способом».
Деваться некуда - пришлось скрепя сердце принимать при-
сягу новому царю Василию Шуйскому. Однако по прошествии
какого-то времени пришлые люди донесли, что Димитрий Ио-
аннович и во второй раз избежал смерти, и вновь он с войском
идёт на возмутившуюся против него Москву. Призадумались
арзамасские люди и, не ведая толком, что творится на Москве,
отшатнулись от Шуйского, взяли сторону нового самозванца,
которого народ наречёт Тушинским вором. Снеслись с горо-
о*о 7
дом Кадомом, призвавшим Арзамас «те городы воевать, кото-
рые Государю царю и Великому князю Димитрию Иоанновичу
крест не целовали».
А вскоре окрестности Арзамаса заполонили воровские
шайки, представлявшие собой сброд беглых крепостных, бро-
дяг, людей без чести и совести. Они жгли сёла, грабили про-
езжих на дорогах, угоняли скот. Кровь лилась потоками. К
ним присоединилась взбунтовавшаяся мордва. Верховодили
всей этой необузданной толпой два мордвина Варкодин и Мо-
сков. Они прельщали арзамасцев разными благами, склоняя их
пойти войной на Нижний Новгород, который встал под руку
царя Василия. Посланные отряды воевод Григория Пушкина
Сулемша да Сергея Ододурова и с ними ратные люди влади-
мирские, суздальские и муромские побили на голову воров на
Арзамасской дороге.
Позже, в январе 1607 года, князь Иван Михайлович Воро-
тынский град Арзамас взял. Бывший всё это время «в измене»,
город окончательно перешёл на сторону правительства, и уже
весной следующего года в составе Рязанского ополчения бес-
страшно сражались арзамасцы с поляками.
Азиатская «гостья»
В 1654 - 1655 годах в наши края нагрянула азиатская «го-
стья» - чума. Ту заразу русские люди окрестили «чёрной смер-
тью», «моровым поветрием», «трясовицей с пятнами» и даже
«лютой язвою». И было отчего: «...Жив, жив человек, а тут
разгорится весь, пятнами пойдёт, почернеет, начнёт его кор-
чить... В день, в два сгорит!»
Страх напал на православный люд. В летописях о том пи-
сали: «Бяша мор зол на людей, не успеваху живые мёртвых
погребати...» А тут ещё власти запретили хоронить умерших
еу© 8
от бубонной болезни на кладбищах, что при приходских церк-
вах, требуя зарывать мертвяков прямо во дворах домов. Ну, как
такое могли стерпеть христиане, чтоб человека, как псину ка-
кую-то, да закопать во дворе?!. Потому нередко стычки случа-
лись промеж стрельцов и сродников покойного, когда гроб не
допущали на погост.
Дабы не дать бубонной заразе разбрестись по городам, ве-
лено было ставить «заставы крепкие», на них «раскладывать
огни», а дороги «засекать», то бишь перекапывать канавами
и заваливать деревьями. Предписывалось и в самом городе, и
во всех селениях возле тех домов, где обнаруживалась зараза,
выставлять караулы и никого в них не впускать и не выпускать.
Пищу же подавали в ворота на длинных жердях. А ещё велено
было «платье заморное вымораживать и вытресать тех людей
руками, которые в моровых болезнях уже были, а здоровым
бы людям, которые в той болезни не были, к тому отнюдь ни к
чему не касаться».
Приставом в Арзамасском уезде служил тогда Иван Но-
жевник. Видать, не слишком расторопным был, коли допустил
промашку при исполнении «памяти», то есть наказа. За что и
получил нагоняй. Да не от воеводы, а из самого Приказа: «Пи-
сано тебе на Перевоз село, чтобы тебе недалеко от села Пере-
воза на мельнице заставу учинить да другую - под Тилинин-
ской мельницей и никого из села Перевоза никуда в здоровые
места не пускать и из здоровых мест потому ж в село Перевоз
не пропускать. А ведомо нам теперь учинилось, что из Пере-
воза старцы и крестьяне многие люди ушли и были в здоровом
селе Ягодном. Сами ли они прошли самовольством через за-
ставу, или ты их пропустил, ты нам того на Москву не пишешь
и делаешь это не гораздо».
Далее приставу предписывалось: «Взять тебе в селе Ягод-
ном дьячка и приехать к селу Перевозу и того села Перевоза
попа и лучших крестьян человека четыре велеть выкликать и с
о© 9
ними бы тебе говорить через огонь, спрашивая, сколько в селе
Перевозе померло мужеска полу и женска, июля по 17 число, и
тебе велеть дьячку те речи написать через огонь или через реку
Пьяну не иную бумагу по розну, поставя в три стаи, а первую
записку велеть сжечь, а другую записку оставить у себя, а с
той другой записки, списав на иную бумагу, прислать к нам на
Москву нарочно с заставы со сторожем».
Чуть более века спустя на Москву и подмосковные губер-
нии вновь накинулась чума. Были случаи выявления бубонной
заразы и в Нижнем Новгороде. Но Арзамас на сей раз Господь
оградил от чёрной смерти. По крайней мере, исторических
«следов» не сохранилось, да и народные предания о том ниче-
го не говорят.
Как поджигальщиков ловили
4 сентября 1631 года арзамасский воевода князь Венедикт
Оболенский и подьячий Макарий Чукарин доносили в Москву:
в городе пойман «вор-зажигалыцик Митька Данилов сын То-
ропченин».
Меж тем ещё год назад городовым воеводам и крупным мо-
настырям было разослано сообщение о пожарах в столице. Ука-
зывалось, что это дело рук бродячей шайки. Приводились и при-
меты зажигалыциков. А коли, говорилось в грамоте, кого по тем
приметам спознают, то немедля «задерживать и в железа ковать».
В расспросе Митька поведал, что пришёл он в Арзамас из
Нижнего Новгорода, да не один, а со товарищами, с которы-
ми был в «воровстве и зажигании». Прежде они «зажигали на
Москве», а «с Москвы посланы по городам зажигать». Отпра-
вили же их в наши края черкес Пежегор и боярский сын Юрий
Редриков. Подпустив красного петуха в Арзамасе, они должны
были снова вертаться в Нижний и там учинить поджоги.
Ю
Расспрос воевода и подьячий проводили с пристрастием
- дыба всякому язык развяжет. Вот и назвал Данилов имена
своих подельников. То были крепостные люди графа Салты-
кова - Мишка Микифоров («лицом румян, волосы и борода
изчермна русы, голова посечена, на грудях мети») и Гришка
Васильев («ростом высок, собою тонок, бороду бреет, правая
нога побита из пищали»). А с ними людишки Андрея Голу-
бовского - Ивашка Васильев, Васька Чюрван, да крепостные
Ефима Бутурлина - Федька Юдин, Степанко Иванов, Мишка
Степанов, Ондрюшко Белолик.
Хоть и прознали имена воров-зажигальщиков, поймать,
однако ж, их так и не удалось. А они, видать, далеко и не бе-
гали, схоронились в той же Выездной слободе, куцы городская
власть боялась сунуться. От долгов ли, от рекрутства ли, от
суда ли, от какой ещё расправы завсегда можно было укрыться
в слободе. Недаром выездновцев прозвали головорезами.
Кдк мужиков хлев косить учили
Император Пётр Алексеевич много езживал по заграни-
цам. И разные там чудо-диковинки присматривал и норовил
потом пристроить к делу.
Вот как-то побывал он в Прибалтийском крае и был немало
удивлён, как тамошние мужики хлеба убирают. На Руси ведь
как велось: колосья жали серпами. А в Курляндии, Лифляндии
и даже в Пруссах - малыми косами с граблями. Оные, писал
император в Нижний Новгород, «перед нашими серпами гораз-
до спорее и выгоднее, так что средний работник за 10 человек
сработает». По его просьбе в тамошних краях сыскали таких
мужиков, что способны были бы обучать наших крестьян уби-
рать хлеба малыми косами с граблями. «Когда они у вас явят-
оо 11 Оч=>
ся, тогда определите их в хлеборобных местах», - потребовал
царь-реформатор.
Вслед за царским письмом прибыли учителя и 6150 кос.
Четверых эстонцев определили в Нижегородскую провинцию,
шестерых - в Арзамасскую. Так распорядился сам Пётр Алек-
сеевич. Никак ведал он о книге «Записки о Московии», автор
которой немец Сигизмунд Герберштейн уверял, что в нижего-
родских землях нередки урожаи сам-20 и сам-30. А под Арза-
масом, сказывали путешественнику, палка, брошенная с вечера
на голую землю после вспашки, к утру зарастает травой. Обу-
чалыцикам положили каждому денег по полтине на месяц и
квартиры, да по царскому повелению ещё давали пропитание.
В рапорте-отчёте камер-коллегии сообщалось: эстонские
учителя обучили новому методу уборки хлебов 4279 крестьян
Арзамасской и Нижегородской провинций.
Как по замыслу царя канал
к морю рыли
До чего же охоч был царь Пётр до всякого нового дела. Сам
в лепёшку расшибётся, сподвижников своих загоняет много-
численными поручениями, с мужиков семь шкур сдерёт, а сво-
его добьётся.
Вот удумал он флот завести. Нагляделся в Голландии, как
корабли ладят. А как овладел Азовым и открылся путь к Чёр-
ному морю, стал со всей Рассеи-матушки сгонять крепостных
людишек на «государево корабельное и слюзное* дело». Уста-
новили норму: одного пешего с пяти дворов и одного конно-
го - с пятидесяти дворов. Контроль наладили строжайший -
на каждого взятого крестьянина обязательно составлялся акт,
* Шлюзное.
о© 12
который подписывал управляющий или доверенный человек
помещика. Вот какую, к примеру, расписку дал стольника Ар-
замасского уезда Якова Григорьевича Левашова вотчины его
приказный человек Самойло Федотов: «Принял я, Самойло, к
четырём дворам пятый двор села Арбузова у Алексея Михай-
лова сына Патрикеева в доимку на Камышенку.* А с тех пяти
дворов государя моего идёт крестьянин Гараська Михайлов
сын Сунозин, в том я, Самойло, ему, Алексею, и расписку дал».
Немало арзамасских людей тянуло лямку на «слюзном
деле и перекопной работе» на Иван-озере, что в Тульском крае.
Достаточно сказать, только в 1701 году из Нижнего Новгорода,
Арзамаса и Касимова пригнали 540 плотников и 60 кузнецов со
всем необходимым плотницким и кузнечным инструментом. А
ведь были и те, что не имели никакого ремесла. Струмент им
выдавался казенный: мешки, чтоб землю носить, топоры, за-
ступы, деревянные лопаты; конным - лошади, телеги, топоры,
ужища.**
Работа деловцев, как звали призванных на корабельное и
слюзное дело, строилась по такому принципу. В каждой пар-
тии - по тысяче работников, которых расписывали в сотни, а
сотни на десятки, и в каждом десятке за старшего десятник «из
людей добрых и лучших». Тысячнику предписывалось «работ-
ников по очереди своей понедельно на работу наряжать, что-
бы половина пятьсот человек работала в неделю шесть дней,
а другая б половина работала в неделю четыре дня для льго-
ты». Особо оговаривалось, чтобы «взятков, посулов, помин-
ков у деловцев не брать, и для взятков к ним ничем отнюдь не
приметываться, и по насердке*** ни на кого лишних работ не
* Через речку Камышенку намеревались соединить Волгу с До-
ном.
** Верёвки.
*♦* По обиде.
13
накладывать». Ну, а ежели работники «сбегут или залежат»*,
то их ждало битье плетьми, тысячника же ожидало «вечное ра-
зорение безо всякие пощады».
Харчами работных людей обеспечивали на семь месяцев.
Но того, что брали из дома, до срока - смена партий происхо-
дила через полгода - не хватало, и не всякий деловец возвра-
щался в родные края. Потери составляли до двух третей: кто
умирал от непосильной работы и голода, кто пускался в бега,
прячась в лесах от царских воевод и надзирателей.
От издателя: Давно уже сгнили косточки арзамасских ра-
ботных людей, захороненных на холмах Иван-озера. А дело,
начатое ими, воплощено в жизнь: Волго-Донской канал соеди-
нил Азовское и Черное моря.
Поп и Пугач
Было время, когда люди бежали от помещиков, отличав-
шихся крутым нравом, целыми семьями скрывались в арза-
масских лесах. Жили они в вырытых земляных «хоромах». А
как дошла до наших мест молва о царе-батюшке Петре III, так
повылазили мужички из урочищ. И было средь них немало
подавшихся в ватаги «законного императора» Емельяна Пу-
гачёва.
Теперь настал черёд прятаться от мужицкого возмездия
дворянам. Несколько десятков арзамасских помещиков с чада-
ми и домочадцами, дворовыми и кой-каким скарбом, оставив
именья на старост, укрылись от бунтовщиков в глухих зарослях
островков реки Пьяны, выжидая, когда турнут Пугача подале.
Но на их беду в тот год из-за проливных дождей река шибко
расплескалась, вынудив «постояльцев» выйти из схронов. Тут-
то их и переловили мужики и сволокли на крестьянский суд.
♦ Заленятся.
оо 14
Суд, вестимо, какой - в «манифесте» прописан: «Кои прежде
были дворяне в своих поместиях и вотчинах, оных противни-
ков нашей власти и возмутителей империи и разорителей кре-
стьян ловить, казнить и вешать».
Вступая во всякое селение, атаманы пугачевских ватаг со-
бирали мужиков и интересовались: «Нет ли у вас коштанов,
мироедов и других каких съедут?» - «Как нет, батюшка», -
неслось в ответ. - «Ну, так мы их сей же час под стрехами от-
дыхать подвесим!»
И вот, сказывали, подступил Пугачёв к селу Черновскому,
что находилось в Арзамасской провинции, и послал по обык-
новению свою сарынь разграбить село. Хозяин ещё загодя бе-
жал, оставив поместье на управление тамошнего попа. Тот,
прознав про приближение шайки, подбил мужиков, вооружив
чем попало, выйти навстречу разбойникам. Дрались они отча-
янно, а всё ж не пустили ватажников в село. Да сила, однако,
была не на их стороне - под рукой у Пугача не один отряд.
Раздосадованный таким оборотом, Емелька сам пошёл на
село. Навстречу ему вышел поп - в епитрахили и со крестом.
Пугачёв наставил на него пистолет. Поп осенил его крестом,
затем и прикрылся им. Пистолет дал осечку. Озлобился раз-
бойник и съязвил: «Закройся ещё епитрахилью, так лучше бу-
дет». Во второй раз осечки уж не случилось.
Было ль то, не было, но старые люди так сказывали.
Как прокалилась
злтея гувернлторА
На Яике объявился человек, называющий себя императо-
ром Петром Ш и призывающий не повиноваться властям, ко-
торые-де незаконны. И тамошний народ этому настолько пове-
<*> 15 <*>
рил, что начал вступать в его войско. Императрица Екатерина,
чувствуя, что зашатался трон, с тревогой следила за продви-
жением «восставшего из гроба монарха»; отовсюду шли сооб-
щения, что чернь убивает помещиков и чиновников, грабит и
сжигает усадьбы.
Когда пугачёвцы уже подступали к Нижегородчине, мо-
сковский генерал-губернатор прислал двести донских казаков.
Но на Нижегородского губернатора Ступишина они не произ-
вели должного впечатления, не ощутил он в них надёжу. А по-
сему разослали казачков, от греха подале, по разным уездам.
И вот удумал Ступишин объединить помещиков для отпо-
ра разбойничьих шаек - известное дело: и лес шумит дружнее,
когда деревьев много. В Арзамасе собрал он дворян, что ещё
не успели бежать, и стал уговаривать создать боевые отряды
из преданных дворовых людей, а коли таковые не сыщутся, на-
нять охотников за деньги со стороны. Обещал те отряды сна-
рядить чугунными пушками, кои пришлёт военное ведомство.
Затея сия многим пришлась по душе. Да только выполнять
её особо не торопились. Даже когда мятежные отряды под-
ступили к границам уезда. Лишь приехавший в то несчастное
время в свою выездновскую вотчину бригадир Салтыков за-
вербовал несколько сот человек. Но и те, получив деньги, раз-
бежались. Иные и вовсе ушли к Пугачёву.
Барон Муфель
Бригадир Алексей Салтыков, прознав, что где-то поблизо-
сти гуляет отряд пугачёвцев, и видя, что на арзамасского вое-
воду надежды мало, решил ретироваться - бережёного, как го-
ворится; и бог бережёт. Уже и лошадей заложили, а тут мужики
как снег на голову, - схватили бригадира, связали, бросили в
телегу и в сопровождении верховых повезли по Саратовскому

тракту к царю-батюшке Емельяну Ивановичу на расправу. На
счастье Салтыкова бунтовщиков перехватила полевая команда
секунд-майора Иоганна Муфеля. И тех, что везли помещика, и
зачинщиков бунта Муфель повелел примерно наказать.
Наш незабвенный Александр Сергеевич Пушкин в «Исто-
рии пугачёвского бунта» неоднократно упоминает о том самом
Муфеле, отмечая, что этот немец делал своё дело честно, «до-
казывал при всяком случае к службе её императорского вели-
чества ревность... не оставляя везде быть, куда только следо-
вали приказания».
Ещё интересный факт из биографии барона Муфеля. При
осаде города Бендер была взята в плен девочка-турчанка Саль-
ха. И досталась она майору Муфелю. Привёз он её в Россию,
отдал помещику Бунину на воспитание. То была мать будуще-
го поэта Василия Андреевича Жуковского.
Бадд веду родит
и ведой погоняет
Воцарившись на троне, Павел Петрович вознамерился, по
примеру матушки своей государыни Екатерины Алексеевны,
сделать променаж по Волге. И поскакали во Владимир, Ниж-
ний Новгород и Казань курьеры с наказом спешно ладить греб-
невые суда для царского путешествия.
Нашей губернией управлял тогда князь Андрей Лаврентье-
вич Львов. Братец его Сергей у светлейшего Потёмкина во время
славных викторий при Очакове и Измаиле в адъютантах пребы-
вал. Видать, отличился, коль сам Александр Васильевич Суворов
вручил ему ордена Георгия III степени и Анны П степени.
Но ещё боле прославился Сергей Лаврентьевич в «бата-
лиях» за ломберным столиком. Бывало, проигрывался в пух
СУ© 17 Очо
и прах, как сам сказывал, «до последнего гроша, не зная, чем
завтра существовать». Докатился до того, что поставил на кон
нижегородское именье супружницы своей, правнучки завод-
чика-мильёнщика Никиты Демидова. А отыграться не сумел.
Под залог взял немалые деньжищи - двенадцать тыщ. Когда ж
пробил час платить по векселям, открылось, что именье давно
заложено-перезаложено. Сказано же, в долгу, что в море: ни
дна, ни берегов. Выставили на торги имущество и две тыщи
крепостных душ. Спасибо, спас от позора генерала-картежни-
ка и жену его от разора Андрей Лаврентьевич. Их сиятельство
выкупил поместье. Да не нами замечено: деньгами душу не
выкупишь - поигрывать князь Сергей продолжал и доле. И пу-
стил-таки немалое состояние жены по ветру.
Ну да наш сказ не о нём, а о брате - нижегородском губер-
наторе Андрее Лаврентьевиче.
Покатал-покатал князь Андрей по уездам губернии и при-
шёл в великое замешательство. Присутственные места страш-
но ветхи, того гляди завалятся. Винные и соляные подвалы
еле-еле держатся на подпорках. Чиновники толком не знают,
как править дела. Иные и вовсе грамоты не ведают, писать не
умеют. Срамотище!
А тут ещё к царскому вояжу готовиться надобно. И надо
такому случиться - на Волге забаламутили разбойники. По-
следовал новый указ: из Мурома и Нижнего суда переправить
в Казань. Да посадить на них знающих военное дело людей.
Чтоб, значит, при какой-либо неприятности могли дать отпор.
Надо думать, спужался император. Потом и вовсе перенёс реч-
ной вояж на следующий год. С облегчением вздохнул князь
Андрей.
Но коли быть беде, она тебя не минует - где б ни шаталась,
а всё ж пришаталась.
Тем летом проезжал Арзамасом генерал-майор Амбразан-
цев. С супругой и сёстрами ейными. И приключилась оказия. Как
c/£) 18 О*о
только карета вкатила на мост через речку нашу Тёшу, он и рухни.
Крики, ругань, стоны... Но ни самого генерала, ни супружницу
его не покалечило. А вот одна из сестёр генеральши утопла.
Император Павел Петрович шибко осерчал на князя Льво-
ва, что не донёс о несчастье (то сделал сам генерал), и устроил
ему нагоняй. Арзамасского же исправника, надзиравшего за
строительством моста, отдали под суд.
Памятуя об этой прискорбной истории, губернатор, гото-
вясь к царскому визиту, спешно ладил дороги и мосты - не дай
Бог, высочайшая особа заедет, лиха потом не оберёшься...
В мае 1798 года Павел Петрович с сыновьями прибыл в
Нижний. Отдохнув от длительного и утомительного путеше-
ствия в губернаторском доме и отобедав, император осмотрел
город, принял прошения и жалобы. Имел беседу и с Андре-
ем Лаврентьевичем. И не было никакого намёка, что на сле-
дующий день последует письменный разнос: «Проезжая чрез
Нижегородскую губернию, усмотрели Мы, что вопреки неод-
нократно данных от Нас повелений не употреблять поселян в
ненужныя и от хозяйственных упражнений отвлекающие ра-
боты, в оной губернии деланы мосты и обрыты горы там, где
ни в том, ни в другом никакой надобности не было. Того ради,
извещаем о том Сенат Наш, дабы от Онаго о неблаговолении
Нашем к тамошнему губернатору действительному статскому
советнику Львову, дано было знать во все губернии».
Чрезвычайного усердия, равно как и безалаберности, госу-
дарь Павел Петрович не приветствовал.
Как АрЗАМАСЦЫ кдддыку ОСЛУШАЛИСЬ
На третий год, как на Нижегородскую кафедру заступил
епископ Иеремия, приехал он в Арзамас. И углядел, что крест-
ные ходы в городе проводятся с нарушением установленного
o*s> 19 <3чг>
порядка. Более всего возмутило, что ход из Воскресенского со-
бора в Ильинскую церковь, где постоянно хранился Животво-
рящий крест с той самой поры, как был принесён в город во
второй половине XVIII века, жители совершают не на день
святого пророка Ильи, а на девятое воскресенье по Пасхе. Вла-
дыка потребовал предоставить на этот счёт церковный указ.
Однако требуемой бумаги отродясь не существовало. Служи-
тели Ильинской церкви стали говорить, что обычай проводить
крестный ход на девятое воскресенье по Пасхе был положен
дедами и что от прежних архиереев нареканий не было, и что
поводом тому послужило чудо.
И они поведали, что в 1780 году страшная засуха напала на
Арзамас и окрест. Как водится в таких случаях, решили про-
вести крестный ход вокруг города. Когда же Животворящий
крест вынесли из церкви Илии Пророка и началась пред ним
литургия, на ясном дотоле небе появилось небольшое облачко.
Оно на глазах изумлённых арзамасцев быстро превратилось в
тучу, и не успел крестный ход вернуться в собор, как хлынул
долгожданный благодатный дождь. Случилось это как раз на
девятое воскресенье по Пасхе. С тех пор и завели горожане
такой порядок.
Владыка от доводов только отмахнулся. Тогда попробова-
ли подослать к нему благочинного, протоиерея Иоанна Саха-
рова. Горожане ведали, что епископ благосклонен к нему. Так,
рукопись сочинения протоиерея «Порфира и венец Присноде-
вы» Иеремия повелел передать на хранение в Нижегородскую
духовную семинарию как образец глубокого почитания чудо-
творной иконы Пресвятой Богородицы.
Надо сказать, что незадолго до этого архиерей переместил
отца Иоанна из Крестовоздвиженской церкви в Благовещен-
скую, считавшуюся в Арзамасе первой из приходских. Тот та-
кому решению не обрадовался. И вот почему. Когда в 1815 году
преосвященный Моисей рукоположил Иоанна во священники
оо 20 <3so
Крестовоздвиженского храма, тот, имея особое благоволение к
Пресвятой Богородице, уже при первой же литургии дал обет
не переходить от этой церкви никуда во всю свою жизнь. С
того дня минуло тридцать шесть лет. Обо всём этом и расска-
зал отец Иоанн владыке. Преосвященный успокоил: ответ пред
Богом он принимает на себя.
И вот теперь отец Иоанн, зная суровый и непреклонный
характер епископа, смекнул, что не с руки ему поперёк влады-
ки вставать, и давай всячески отнекиваться от предложенной
миссии. Посудили-порядили арзамасцы, да что Лазаря попусту
петь - против воли архиерея не попрёшь.
В 1872 году на Арзамас вновь обрушилась сухота. И не-
смотря на архиерейский запрет, в девятое воскресенье по Пас-
хе, откликаясь на просьбу горожан, святой крест вынесли из
Ильинской церкви. На третий день после этого пошёл мелкий
дождик. Постепенно он всё усиливался и усиливался. Потом и
вовсе небо зарядило на неделю.
Окончательно уверовав в силу Животворящего креста, го-
рожане обратились в Святейший синод с ходатайством разре-
шить возобновление хода в девятое воскресенье по Пасхе. От-
вета не последовало.
Но с той поры Животворящий крест стали носить во все
крестные ходы и на молебны по домам. И не было более ника-
ких нареканий.
Деяния Иеремии
От батюшек, пребывающих ныне на покое, мне доводилось
слышать про епископа Иеремию, что был он-де твёрд в вере
отцовой, являлся горячим поборником и поклонником церков-
ного благочиния и благолепия. Всё бы хорошо, да в мирских
делах, бывало, вёл себя, как слон в посудной лавке, особливо
е/© 21 <5^°
это касалось искусства, в коем видел владыка рассадник дья-
вольских козней и каверз.
И надо ж было такому случиться, что, прибыв в Нижний,
поселился новый архиерей на Покровке, как раз напротив го-
родского театра. А правил губернией тогда свитский генерал
Михаил Александрович Урусов. Суровый и педантичный,
привыкший к столичному блеску, князь слыл заядлым театра-
лом. Благодаря этой его страсти в Нижнем были спасены го-
родской и ярмарочный театры.
Дело же было так. По смерти арендатора этих заведений
вскрылось, что висит на театрах огромный долг. Дабы покрыть
его, вдова решила продать домашнюю мебель, библиотеку, сто-
ловое серебро, фарфор. Всё добро оценили в шестьсот рублей.
Надобно же - четырнадцать тысяч. Уладить дело взялся сам гу-
бернатор. Он направил к хозяину театров чиновника по особым
поручениям. Видать, тот был ещё ловкач, коль провернул дело
так, что театры были куплены всего-то за две с половиной тысячи.
По прошествии какого-то времени в театре произошёл по-
жар. Понятное-дело, пожарная команда прикатила, зеваки во-
круг собрались, крик стоит, советы разные дают ... И лишь Ие-
ремия оставался спокойным. Стоя на своём крыльце, он осенял
крестом бушующее пламя, поглощавшее нечестивое капище.
Так вот, в очередной свой приезд в Арзамас Иеремия воз-
намерился посетить Алексеевский женский монастырь. После
службы в соборе он покатил прямиком по Прогонной улице.
Возле Троицкой церкви преосвященный велел кучеру притор-
мозить, перекрестился трижды, а потом глянул вправо - и оце-
пенел... Аккурат против храма, на наружной алтарной сторо-
не коего писан Иисус Христос, - школа живописи академика
Ступина, и в нише среднего окна её изображение обнажённой
Венеры; «Придя в великое негодование, владыка, бранясь и ука-
зывая на картину, потребовал от людей, набежавших из бли-
жайших домов, забросать её грязью.
о*© 22
Раздосадованный епископ до Алексеевского монастыря так
и не доехал - не простившись, велел поворачивать лошадей на
Нижний. Позже, прознав, что Александр Василич Ступин со-
стоит церковным старостой Святодуховской церкви, Иеремия
распорядился прогнать его с должности. Что тут скажешь: не-
доброжелателей у художника хватало, так что подножку легко
мог подставить всякий, имевший на него зуб.
Слыхал я также, что епископ Иеремия был крут нравом,
слыл необузданным, позволял себе грубость - доставалось от
него и клиру, и миру. Он постоянно «тасовал» приходских свя-
щенников, то приближал к своей особе, то удалял; боялись его
гнева и чиновники консистории.
Отец сказывал, что когда он учился в духовной семинарии,
там ещё певали песенку «Наливочка двойная». Родилась она
во времена бурсы, и с церковной точки зрения считалась не-
приличной, хотя непристойных слов в ней не было. Я бы ско-
рее отнёс её к разряду шуточных. Папаша, бывало, в компании
друзей, находясь в хорошем расположении духа, басом певал:
Наливочка двойная,
наливочка тройная —
сквозь уголь пропускная -
очистительно!
Лишь стоит ей напиться, -
само собой звонится
и хочется молиться -
умилительно!
Я как-то раз напился
да так-то раззвонился,
что батюшка бранился -
непочтительно!
Его преосвященство
и с ним всё духовенство
спилось до совершенства —
положительно!
с/о 23
Наш сам святой владыка
подчас не вяжет лыка
и так поёт он дико -
удивительно!
А батя благочинный
заходит в шинок винный
и пьёт на пятиалтынный -
очистительной!
Коль поп и в камилавке
валяется на лавке,
так нам уж и в канавке —
извинительно!..
Вот к этой-то песенке нижегородские семинаристы и при-
бавили куплет про владыку Иеремию:
Епископ наш Ерёма
и в алтаре, и дома,
напившись, видно, рома,
рычит не хуже грома —
оглушительно!
Мужицкая воля
Как начали сбирать народ на войну с французом, прошёл
промеж крепостных крестьян слух, дескать, после победы по-
лучат они вольную. Вот мужики и повалили к помещикам:
«Ваш благородь, отпусти бить супостата».
Война, однако ж, войной, а кто останется в деревне - травы
косить, хлеба убирать тож надобно. Провиант-то армии нужен.
Меж тем молва о воле разрасталась. В сентябре двенадца-
того года поймали дворового человека Петра Иванова, по пья-
ному делу кричавшего, что скоро господские крестьяне оброк
платить не станут, а дворовые будут вольные. Доложили на-
е-*Е> 24 0*0
чальству. Последовал приказ: дворового арестовать и вызнать,
не связан ли каким образом с французами. Оказалось, никакой
он не лазутчик и не вольнодумец. Что нёс в трактире, не пом-
нит, поскольку назюзюкался. Так и не добившись ничего, при-
говорили Петра Иванова к битью кнутом, вырыванию ноздрей
до костей и отправке на каторжные работы в Сибирь.
Страху мыслили на мужиков нагнать, чтоб не было вольно
и собаке на владыку лаять.
Уже опосля, как супостата прогнали, вновь по губернии
стали распространяться слухи о воле. Губернский прокурор
доносил министру юстиции: так, мол, и так, появились в на-
ших краях «разглашатели пустых новостей насчёт освобожде-
ния всех крестьян от власти помещиков». И при этом «с присо-
вокуплением слов, оскорбительных для государя». Но, если б
только молва та шла промеж мужиков!..
Некто Снежницкий, канцелярский чиновник, рассказывал
у себя в присутствии, что, как он слышал, «государь уже при-
казал отобрать всех помещичьих крестьян в казённое ведом-
ство». Известное дело, допрос ему устроили: «А скажи-ка по
чистой правде да по совести, сам ты эти небылицы в лицах
выдумал, али слышал где?» Тот и сознался, мол, турусы на ко-
лёсах разводили на базаре бабы. А пойди, сыщи тех, кто эти
бабьи сказки разносит.
И ведь сыскали. По весне из Петербурга в губернию прие-
хал капитан Любанский. С ним дворовый человек, прозывае-
мый Дмитриевым. Вот тот самый Дмитриев и сказывал везде,
что крепостным дарованы вольности, и царский манифест о
том читан в столичном Казанском соборе. По приказу губер-
натора Быховца дворовому всыпали тридцать ударов плеть-
ми и отдали в солдаты - чтоб не болтал лишнего. И другим в
острастку.
Откуда та молва о воле пошла, неведомо. Видать, в народ-
ной памяти жил ещё мужицкий царь Пугачёв, жаловавший в
своих грамотках русский люд крестом старым, бородой и веч-
ной волей.
Скверный днекдот
Как началась война с Бонапартом, губернатор наш лечился
кавказскими минеральными водами. И вся тяжесть мобилиза-
ции легла на плечи вице-губернатора Александра Семёновича
Крюкова. Надлежало поставить под ружьё четыре пехотных
и один конный полк. Собрал он предводителей уездных дво-
рянств, и стали сообща обмозговывать, как набрать требуемое
число да где взять денег на амуницию. Думали, прикидывали
и установили: всякому помещику внести по рублю с каждой
ревизской души.
А как в Нижний прибыл князь Дмитрий Иванович Лоба-
нов-Ростовский, коему государь Александр Павлович поручил
заботу о народном ополчении, Крюков с рапортом. Так, мол, и
так, собрали по уездам по два с полтиной с каждой ревизской
души. Да более пятидесяти тысяч горожане дали. Их сиятель-
ство остались приятно довольны патриотическим порывом
нижегородцев. Особливо вице-губернатором за усердие и рас-
торопность. Узнавши же, что оба сына Крюкова решили по-
служить отечеству и записались в полк, взволновался и шибко
растрогался князь.
По прошествии нескольких лет, как супостата разбили, от-
крылась скверная история. Некто Николай Правдухин донёс в
Санкт-Петербург о шайке, на лихоимстве основанной. Дескать,
губернатор Быховец и вице-губернатор Крюков вкупе с други-
ми чиновниками за взятки отмазывают рекрутов. Но и это не
всё: запустив лапу в казну, обирают детей-сирот.
В Нижний срочно поскакал чиновник из министерства
юстиции с поручением разыскать доносителя и препроводить
26 <3^
в столицу. Полицейский тот был дока в сыскном деле и без
особого труда по почерку обнаружил писавшего бумагу. Им
оказался секретарь казённой палаты Евгений Крылов, скрыв-
шийся под Николаем Правдухиным. В Петербурге того допро-
сили и, убедившись, что корысти в том для себя никакой не
ищет, направили в губернию следователя. К Крылову же, дабы
чего не случилось, приставили генерала. Понимали, осиное
гнездо только тронь...
Столичный следователь устроил обыск у поименованных
в доносе и выявил списки, где против фамилии освобождён-
ного рекрута указаны были уплаченные суммы и доля каждого
участника афёры.
Первый же вызванный на допрос - крестьянин Крутомай-
дановской волости Арзамасского уезда - запираться не стал.
Он, как на духу, поведал, что всем миром собрали - копеечка
к копеечке - двести пятьдесят рубликов, и вместе с другими
мужиками он передал их вице-губернатору.
Меж тем Крылов стал примечать, что следователь, взяв-
шийся было за дело ретиво, начал ваньку валять. Потом и вовсе
поворачивать оглобли принялся: «Пошто, - говорит, - деньги
несли, разве их просили». Кончилось тем, что мужика сволок-
ли на съезжую. Чиновников же трогать не стали.
Не нами сказано: повытчик с пером, что плотник с топором
- что захотел, то и вырубил.
Крылов вновь шлёт бумагу в Петербург и жалуется, де-
скать, следователь взял сторону мошенников и всячески вы-
гораживает плутов. Где было знать искателю правды, что в
кресло министра юстиции сел уже давний знакомец вице-гу-
бернатора князь Лобанов-Ростовский. Не без его, видать, бла-
гословения дело пошло ни шатко ни валко. Потом и вовсе спу-
стили на тормозах.
Денег же, надо полагать, перешло в карман милейшего и
добрейшего Александра Семёновича прилично, коль сумел
с/© 27
прикупить 240 душ в Арзамасском, Княгининском и Балах-
нинском уездах. Губернатор Быховец и того более - 564. Оба
записали крепостных на своих жён.
До суда дело так и не доковыляло. Плуты отделались штра-
фом - по пятьсот рублей за каждого освобождённого рекрута.
Об украденных деньгах у сирот и не вспомнили.
Когда же тучи над головой пронеслись, Крюков напомнил
о себе Лобанову-Ростовскому: «Я нахожусь в сей губернии ви-
це-губернатором уже восемь лет. Вашему Сиятельству извест-
ны как поведение, так и самая служба, в коей при отправлении
должности гражданского губернатора в 1812 году удостоился
изустно получить Ваше благоволение за предложение моё о
собрании и распоряжении суммы пожертвований на обмунди-
ровку и устройство обозов формируемых тогда Вашим Сия-
тельством полков».
В декабре 1818 года Крюков сел в губернаторское кресло.
В ту пору государь Александр Павлович был шибко озабо-
чен расплодившимися в России масонскими ложами. Памятуя
о злодействии, учинённом против его батюшки, император по-
велел министру внутренних дел Виктору Павловичу Кочубею
незамедлительно прекратить деятельность масонов и прочих
тайных обществ. Граф же предписал губернаторам впрячься
в эту работу. И Крюков принялся искоренять политическую
ересь со свойственным ему напором и быстротой. За что и был
жалован орденом св. Владимира III степени.
Н-да, кабы знать, где упасть, так соломинку подкласть...
После выступления на Сенатской площади обнаружилось,
что оба сына Крюкова состояли в тайном обществе. Их судили.
Посланный же в Нижний Новгород ревизор дал губернатору
нелицеприятную аттестацию. Взошедший на престол Николай
Павлович не стал держать казнокрада и родителя сыновей-за-
говорщиков на посту управителя губернии. Для него подыска-
ли должность в департаменте герольдии, где рук не нагреешь.
о© 28
Но в 1826 году, подав в отставку, Крюков вновь всплыл в
Нижнем Новгороде. К тому времени он обзавёлся родовым гер-
бом -два крюка, положенных крестообразно на шпагу (своими
предками он считал внука выходца из Большой Орды Тимофея
Крюка и ряд бояр, сидевших в разное время на воеводствах), и
владел уже 400 душами, что давало ему право баллотироваться
на пост предводителя губернского дворянства.
Арзамасская сумятицА
Не дожидаясь прихода в Москву Наполеона, многие жите-
ли покинули её. Дворяне устремились в свои поместья и вот-
чины, в том числе и в Арзамасский уезд. Чиновники и прочие
тоже искали себе временный кров, и добросердечные арзамас-
цы пускали их на квартиры. Нашёл здесь пристанище и кол-
лежский советник Богдан Гибаль. Этот почтенный старец, ему
было уже за семьдесят, как и многие иностранцы того времени,
прибыв в Россию из Франции, служил гувернёром в богатых
домах, пока не основал в Москве, на Басманной улице, приви-
легированный пансион благородных девиц. Сам всесильный
князь Григорий Потёмкин-Таврический приглашал француза
на должность ректора Екатеринославского университета.
Казалось, чего уж ему-то бояться соплеменников, одна-
ко ж и он посчитал за нужное бежать из Первопрестольной,
бросив всё нажитое имущество. Да не один, а с девятью вос-
питанницами. Здесь, в Арзамасе, Гибаль намеревался открыть
пансион. И всё бы ничего, да только, если верить ему, местный
городничий надворный советник Даниил Афанасьевич Юрлов
стал всячески притеснять его: запретил хозяевам домов отда-
вать Гибалю в наём квартиры, мотивируя тем, что в «городе
удобных для большого заведения и без того немного».
29 <3^
Вот и обратился француз за помощью к столичным по-
кровителям. В частности, к министру народного просвещения
графу Разумовскому. В своём обращении содержатель пансио-
на жаловался на притеснения, чинимые лично ему и его сыну.
Алексей Кириллович переправил письмо министру полиции
князю Вязмининову и попросил Сергея Кузьмича оказать
своё покровительство «сему почтенному старцу и доставить
ему всякое удовлетворение, которые могло бы его успокоить».
Вместе с тем он приказал нижегородскому губернатору прове-
сти «всестрожайшие исследования и в подробности и с возвра-
щением просьб г. Гибаль» обо всём ему доложить.
Действительно ли Юрлов ставил рогатки коллежскому со-
ветнику Гибалю, то неведомо. Но понять городничего можно:
в Арзамасе тогда, помимо беженцев, квартировали генералы
и офицеры, занимавшиеся формированием резервных полков,
комплектованием народного ополчения, обеспечением войск
провиантом. Тем не менее, какое-то помещение под пансион
сыскали - не оставлять же девочек на улице. И вроде как это
устраивало Гибаля. Жаловаться на городничего содержатель
пансиона начал в сентябре 1813 года. Выходит, раньше, то есть
в течение года проживания в Арзамасе, у него претензий не
было.
Тогда что за надобность случилась ябедничать на городни-
чего? А вот какая. В августе-сентябре 1813 года в город прибы-
ло несколько партий военнопленных французов. Старший сын
Гибаля сошёлся накоротке с соплеменниками и однажды, уча-
ствуя с ними в попойке, был уличён в трактирной драке. Как
писал князь Иван Михайлович Долгоруков, посетивший тогда
Арзамас, «пленным вздумалось подурачиться», и они «кулака-
ми зачади доказывать господину городничему» свою правоту,
когда же тот потребовал от французов усмириться, «побили
его порядочно и разошлись просыпаться по квартирам».
30 о40
Но совсем по-иному выглядела арзамасская сумятица в жа-
лобе Гибаля на имя министра просвещения: мол, Юрлов избил
в кровь пленных офицеров, а также без всякой причины побил
его сына, когда тот «начал было пересказывать по-русски их
объяснение». Граф Разумовский, обращаясь к министру поли-
ции, посетовал, что «с пленными офицерами не следовало бы
городничему поступать столь жестоко». В свою очередь князь
Вязмининов потребовал от нижегородского губернатора, если
«всё здесь выводимое окажется справедливым, предать суду и
законному наказанию» надворного советника Юрлова. Но го-
родничий был тёртый калач - князь Долгоруков аттестовал его
так: «Мужик очень обстоятельный, пожилой и 20 с лишком лет
правит уже эту должность», - и он во всех подробностях обри-
совал губернскому начальству, как пьянствовали и развратни-
чали французские офицеры, как промышляли воровством на
обывательских огородах.
Разбирательство арзамасской сумятицы закончилось тем,
что наиболее буйных пленных выдворили из Арзамаса, их от-
правили в город Семёнов. Что касается господина Гибаля, то
дальнейших следов пребывания его в Арзамасе обнаружить не
удалось. Должно быть, вернулся в Москву. Городничий же Юр-
лов продолжил службу, в 1814 году он поставил свою подпись
под обращением арзамасцев к епископу о возведении нового
Воскресенского собора - памятника в честь победы над Напо-
леоном.
Буйство пленных французов
История, каковую хочу поведать, случилась после того,
как к нам в город пригнали пленных. Слышал я её от моего
дядюшки Ивана Мефодьевича, служившего в те годы по про-
виантской части.
Обосновавшиеся в Арзамасе французы (обывателям было
все равно, к какой нации принадлежал пленный, - будь то ис-
панец, португалец, австрияк либо баварец - всех их называли
французами) вскоре повели разгульную жизнь. Городничий
Юрлов раз сделал внушение им, другой... Терпение его лоп-
нуло, когда пришёл отставной солдат Семён Галанин, у коего
стояли три обер-офицера:
- Данила Афанасич, нет житья и покоя от этих треклятых
супостатов. Мало того, что по ночам роют картошку, морковь,
тащат с огорода и другие овощи, так ещё бабёнок домогаются.
Нонче, допившись до непотребного состояния, вломились в
комнатку квартирантки моей Натальи и намеревались сделать
ей гнусный поступок. Я было за неё вступился, так один схва-
тил меня за горло и вытолкал вон... Да только этим всё не кон-
чилось. Припёрлись ещё несколько человек с других квартир и
по сей час продолжают гулевание.
Юрлов, прихватив с собой квартального надзирателя и
унтер-офицера инвалидной команды, отправился домой к Га-,
ланину. Он потребовал от пьяных французов разойтись. Те на
дыбы: пошто, дескать, гулевать мешаешь, и не ты над нами
старший. Ну и давай обкладывать городничего «матерными
французского диалекта словами», а один накинулся на квар-
тального надзирателя и ударил его. Прознав про то, губерна-
тор распорядился наиболее буйных, подполковника и десять
обер-офицеров, немедля выслать в город Семёнов. Остальных
предупредили, случись нечто подобное ещё, их возьмут под
стражу, и они предстанут перед военным судом.
Так рассказывал мой дядюшка. Подтверждение его слов
нашёл я после в путевых заметках князя Долгорукова: «Плен-
ным вздумалось подурачиться. Сошлись в трактир, перепи-
лись: слово за слово начались соблазнительные разговоры.
Квартальный донёс городничему. Тот вломился в герберг.*
* Герберг (нем.) - трактир.
о© 32
Стал уговаривать. Но не тут-то было! Французы вспетушились
и кулаками зачали доказывать господину городничему, что
право всегда на стороне того, у кого физическая и множествен-
ная сила: побили его порядочно и разошлись просыпаться по
квартирам. Об этом в губернии долго и много толковали: кто
дивился, кто возмущался, а я находил, что это очень естествен-
но». И пояснял: когда «80 человек головорезов сведут в одном
городе и поручат присмотру нескольких калек, то, кажется,
другого последствия и ожидать не должно».
Мошенников предали суду
Дабы у читающего эти записки не сложилось впечатле-
ние, что надворный советник Юрлов относился к военноплен-
ным враждебно, с пристрастием, что гонял их, как вшивого по
бане (хотя чего скрывать, французов он и впрямь не жаловал,
как-никак не в гости пришли), расскажу ещё одну историю.
По тогдашним правилам, пленным французам по месту
проживания выдавалось денежное довольствие. Размер его
определялся чином. Этим и воспользовались иные, прибегнув
к подлогу и обману, дабы получить денег поболе. Да только не
всякий мошенник, как бы ни был ловок, смог обвести вокруг
пальца городничего Юрлова. У Данилы Афанасича свои люди
везде, донесут всё, что пронюхают. Завёл он соглядатаев и сре-
ди пленных. И вызнал, что есть такие, кто в чинах себе приба-
вил и лишнюю копейку с того имеет.
Разбирая бумаги дядюшки, я наткнулся на донесение ар-
замасского городничего губернскому начальству: то был чер-
новик иль копия, не знаю. Юрлов докладывал: «Находящийся
здесь военнопленный Николай Клодель почасту находится в
пьянстве, в коем чинит буйные поступки, от которых хоть и
был удерживаем, но остался непреклонным. А притом в списке
33
показан в числе обер-офицеров и потому получал порционные
деньги наравне с другими. Ныне же по донесению знающих
его обер-офицеров оказалось, что он, Клодель, 13 егерского
полка капрал, о чём от обер-офицеров отобраны записки».
Другой плут, Морис Августин, значился в списке как им-
ператорский курьер и получал по 50 копеек в сутки как обер-
офицер. На самом же деле он был императорским конюхом, и
ему было положено по 5 копеек в сутки. Городничий помечает:
мошенник «находится во всегдашнем пьянстве и делает ссоры
и наглые поступки с военнопленными офицерами».
Капрала и конюха предали суду за плутовство, пьянство и
буйство.
Дорожное знакомство
Деда моего как-то направили в соседнюю губернию по де-
лам духовного правления. Быстренько сладив всё, что требо-
валось, он возвращался домой. Да застрял на одной станции.
На вопрос: «Долго ль ожидать?» - смотритель только руками
развёл.
- Вон тот господин, - он указал на дремавшего на кушетке,
- какой час уже ждёт.
- Может, ему и не к спеху, а мне торопиться надобно - жена
в Арзамасе на сносях.
- А вы что, хотите заместить повивальную бабку? - сказал
с усмешкой, вставая и потягиваясь, незнакомец. - Позвольте
представиться: поручик Воронцов Так, значит, вы из Арзама-
са? Славный городишко...
- Отец Александр, - отрекомендовался дед. - Что, бывали
в Арзамасе?
- Никогда. Но, полагаю, вряд ли бы дали его имя полку, не
будь он чем-либо знаменит.
czs> 34
-Точно так. А славен город церквами и гусями. Что ни храм,
то на особицу. Гусей же гоняют аж до самой столицы - лапы им
в смоле обмакнут, и в дорогу: идут себе, травку щиплют, зёр-
нышки клюют, в речках и прудах купаются - жир нагоняют.
- А ведомо ль вам, батюшка, что в Санкт-Петербурге пии-
ты общество своё создали и прозвали его «Арзамас»? Там на
всех вечерах жареного гуся подают. Нечто вроде закуски к сти-
хам, - и незнакомец задорно рассмеялся. - Хотите, прочту вам
один стишок. Он, конечно, не совсем чтоб того... Но ничего
скабрезного. Так, веселья ради... Вот послушайте.
Сегодня вечером увижусь я с тобою,
Сегодня вечером решится жребий мой,
Сегодня получу желаемое мною —
Иль абшид на покой.
А завтра - чёрт возьми! как зюзя натянуся;
На тройке ухарской стрелою полечу;
Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся
И пьяный в Петербург на пьянство прискачу
Но если счастие назначено судьбою
Тому, кто целый век со счастьем незнаком,
Тогда... о, и тогда напьюсь свинья свиньёю
Ис радости пропью прогоны с кошельком.
Незнакомец читал вдохновенно, войдя в раж, взмахивал
руками, лицо его пылало - чувствовалось, нечто подобное он
пережил некогда.
Закончив, он, ещё разгорячённый, словно от выпитого пун-
ша, поинтересовался:
- Ну, как?
Дед, слушавший со вниманием, в свою очередь спросил:
- Уж не Денис ли Давыдов сей сочинитель?.. Погодите, как
он писал... А, припомнил:
Бурцов, ера, забияка,
Собутыльник дорогой!
Ради бога и... арака
Посети домишко мой!
Незнакомец оторопел:
- Как, при вашем-то сане?..
- Так я ж не всегда священником был.
И он рассказал, что в молодости служил в Арзамасском
конно-егерском полку, командиром какового был полковник
Иван Осипович Бартенев. В Отечественную войну он просла-
вился в сражении при Борисове. Тогда, будучи майором этого
же полка, захватил неприятельское знамя, за что и удостоил-
ся ордена святого Владимира 4-й степени с бантом. В составе
полка участвовал в знаменитой «битве народов» под Лейпци-
гом и дошёл до Парижа.
После войны полк стоял в Воронеже, и офицеры постоян-
но приглашались на балы, устраиваемые губернатором, знат-
ными вельможами. На одном из них Бартенев и познакомился
с Аполлинарией Петровной Бурцовой. Она приходилась се-
строй Алексею Бурцову - в армейских кругах его знали, как
величайшего гуляку и самого отчаянного забулдыгу из всех
гусарских поручиков. Сам Денис Давыдов, чьи сочинения пе-
реписывались и широко расходились по армии и по светским
салонам, посвятил Бурцову три стихотворения.
- Вы, вероятно, были знакомы с Бурцовым?
- Ну, что вы. Я в полк поступил в восемьсот пятнадцатом,
а Алексей Петрович погиб во время заграничного похода 1813
года. От командира нашего, полковника Бартенева, слышал,
вроде как заключил он пари, что перескочит высокую изго-
родь. А был сильно под мухой, вот и наскакал со всего бегу на
околицу и раздробил себе череп.
- Н-да, лихой был гусар. И смерть лихую для себя нашёл,
- грустно вздохнул собеседник.
- Знаете, как-то, ещё не приняв сана, я заехал к Ивану
Осиповичу Бартеневу в его тамбовское имение. Как водится,
о© 36 <^=>
вспомнили былые дни. Старый полковник пребывал в хоро-
шем расположении духа и декламировал:
Бурцов, брат! что за застолье!
Пунш жестокий!.. Хор гремит!
Бурцов, пью твое здоровье:
Будь, гусар, век пьян и сыт!
... Часа через два подали коней. Черёд был незнакомца, но
он уступил деду:
- Вы, батюшка, спешите, вот и поезжайте вперёд. И благо-
дарю вас за приятный разговор.
На том они и расстались.
На чужой каравай рот не рлзевАЙ
Дело то давнишнее. Тому, чай, лет двести минуло. В Ар-
замасском уездном духовном правлении служил коллежский
регистратор Василий Полянский - прощелыга и прохиндей,
каких поискать.
В те годы священником при Троицкой белой церкви состо-
ял Пётр Андреев. В ознаменование победы над Наполеоном
ему был жалован наперсный крест с изображением всевидя-
щего ока, окружённого лучезарным сиянием, а ещё выбиты
дата «1812» и надпись: «Не нам, не нам, а имени Твоему». На-
девал его батюшка по торжественным дням.
Углядел как-то коллежский регистратор тот крест на груди
отца Петра и прельстился. Награда, правда, не слишком чтоб
драгоценная. Не из золота али серебра вылита. Так, бронзовый
крест. Много ль с него выручишь. И всё ж позарился.
Не единожды захаживал Полянский к батюшке в гости.
Сам же норовил прознать, где тот хранит награду. А вызнав,
выбрал момент, когда Андреев отлучился из дома, и умыкнул.
Как дело вскрылось, припомнили и другие прегрешения По-
лянского: кражу серебряного рубля из церковной кружки для
пожертвований и двух древних книг.
37
О происшествии сём донесли нижегородскому вице-губер-
натору фон Моллеру. Казалось бы, дело не стоило выеденного
яйца, можно бы разобраться и на месте. Но фон Моллер рас-
порядился направить его в Петербург. Дошло дело до сената.
Там, стало быть, учинили следствие и повелели коллежского
регистратора примерно наказать: забрить в солдаты, лишив
чинов и дворянства. А ежели, говорилось в той бумаге, по со-
стоянию здоровья Полянский окажется не годным к воинской
службе, этапировать в Сибирь на поселение.
Издревле заведено: вору воровская мука.
От греха подальше
Егор Степанович Бабушкин, служа в Нижегородском пе-
хотном полку, к тридцати годам достиг чина майора и подал в
отставку. И теперь уже стал пробивать себе дорогу по граждан-
ской части. Коллежский асессор Бабушкин сперва, верно, не
без участия дядюшки-судьи, добился места ардатовского зем-
ского исправника, потом получил должность нижегородского
полицмейстера.
Широко разошлась по губернии история, приключившаяся
в доме полицмейстера Егора Степановича. Пригласил он как-
то в гости судебного заседателя кузена Симанского. Тут же
за столом были племянник хозяина Бетлинг и родственник се-
стры Мартос. Выпили, как водится, закусили. А после потре-
бовал Бабушкин от судебного чиновника изъять из следствен-
ного дела весьма важную жалобу. Симанский заартачился.
Бабушкин и Бетлинг скрутили упрямца в бараний рог, зверски
избили и потерявшего сознание бросили в хлев.
Эта история наделала много шума. Запахло уголовным де-
лом. Однако скандал удалось замять. Родственники уговорили
Симанского и Бабушкина помириться.
о® 38
А самого Бабушкина губернское начальство, от греха по-
дальше, сунуло в Арзамас. Городничим.
Скандал в благородном семействе
Назначенный в Арзамас городничим Егор Степанович Ба-
бушкин ещё в дорогу сбирался, а слух вперёд него: самодур,
прохвост, мздоимец, характер неуёмный, при любом случае
свой кулак, а он у него, что кувалда, под нос суёт без разбора
- будь ты хоть какого сословия иль званья. Мало того, что куп-
цов и мещан обирает, так позарился ещё на добро родни.
У Бабушкина был кузен Михайлов, племянник богатого
дворянина. Помещик тот среди соседей считался большим чу-
даком, потому как завёл у себя в имении музыкантов. А может,
и впрямь тяга к искусству какая имелась. После его смерти во-
семь музыкантов отошли по наследству отцу Михайлова. До
музыки он не был охоч, ну и употреблял их на всяких работах
по дому, хозяйству.
Прознал про то Бабушкин и стал уламывать: продай да
продай ему двух скрипачей. Сговорились, составили условие:
как только Егор Степанович вышлет деньги из Арзамаса, так
тот отошлёт ему скрипачей.
-	Чай, мы родня, довериться можем друг дружке, - сказал
при составлении купчей Егор Степанович.
На том и расстались. По прошествии где-то двух месяцев
пришло предписание от лукояновского городничего: выслать
в Арзамас не двух скрипачей, а всех восьмерых музыкантов,
они-де куплены Бабушкиным, и деньги сполна им уплачены.
Бедолага попросил знакомого чиновника вызнать в Арза-
масе, не напутали ли чего. Каково же было его удивление, ког-
да тот доложил: никакой ошибки нет, мол, в подписанном со-
глашении говорится о восьми дворовых музыкантах и указано,
что деньги целиком выплачены. Облапошенный родственник
только руками развёл: Егор-то Степанович плутом скроен.
39 <3^°
Минуло ещё какое-то время. Они встретились. Дядюшка
Михайлова и говорит:
-	Экой же ты мошенник, меня вокруг пальца обвёл.
А тот в ответ:
-	Вольно тебе было подписывать, не читавши.
-	Кабы я знал, что ты плут и подлый человек, то мог бы всё
вернуть назад.
-	А как бы ты вернул, коль сам подписал?
-	На суде под присягой ты б не отпёрся.
Да что Бабушкину присяга. У него всё схвачено. И не толь-
ко в Арзамасе, но и в самом Нижнем Новгороде. В общем,
дядюшка Михайлова отступился. Не захотел, видать, чтоб род-
ню полоскали в суде, и не стал придавать дело огласке.
За благородного дядюшку вступились родственники. Ба-
бушкину присоветовали либо дворовых вернуть, либо деньги.
Тот клятвенно пообещал. Только и на сей раз всех обмишурил,
отпёрся от данного им же слова.
В другой раз Егор Степанович обобрал до нитки родную
сестру и её дочерей. Пустили, как говорится, козла в огород,
назначив опекуном над именьем вдовы. За четыре года вытя-
нул более двадцати тыщ. И не отвертеться бы арзамасскому
городничему от суда на этот раз, но хватила Бабушкина кон-
драшка - потерял дар речи, не мог и двигаться. Так бревном и
провалялся несколько лет, пока разорённый и опозоренный не
испустил дух.
Бог не Тимошка - видит немножко.
Остался в дураках
Один вор провёл как-то городничего Бабушкина, что воро-
бья на мякине.
с/£> 40
А было так. В губернии в 1828 году объявились поддель-
ные деньги - рубли, полтинники и пятиалтынные. По уездам
разослали приказ: изловить фальшивомонетчиков.
Впрягся в это дело и Егор Степанович. Кой-какого опыта
в сыске он поднабрался, ещё будучи полицмейстером в Ниж-
нем. Бывало, выберет кого-либо из круга подозреваемых, схва-
тит за чуприну и тащит в кутузку. Там зуботычинами выбьет,
что требуется. За чудовищную силу и тупость нижегородцы
прозвали его презрительно голландским быком.
Однако на этот раз как ни бился городничий, а всё без толку.
На след фальшивомонетчиков так и не вышел. А тут вдруг до-
кладывают: Иван Платонов, промышляющий воровством и си-
дящий в городской тюрьме, желает говорить с глазу на глаз с го-
родничим по важному делу. Надсмотрщики было отмахнулись
- мало ли, моча в голову ударила, а потревожишь зазря Бабуш-
кина, себе же боком и выйдет. Вор же знай своё дудит: секрет
есть у него особый до городничего, никому иному не скажет.
Ну, Егор Степанович и прискакал в тюремный замок. Иван
ему на ушко: дескать, знает чеканщиков фальшивых монет,
они и его привлекали к сбыту.
Обрадовался городничий нечаянному счастью и скорё-
хонько начальству донёс. А что, может, по такому случаю и к
награде представят. Учинили проверку, и вылезло наружу, что
вор просто-напросто морочил голову, водил за нос Бабушкина.
Названные Платоновым люди к фальшивым деньгам никакого
отношения не имели.
Кто сам обманом живёт, не помышляет, что и его окрутить
вокруг пальца можно.
Дворового не поделили
История, какую хочу поведать, обернулась полным конфу-
зом для её героинь. О ней во второй половине 1820-х годов
о© 41 <5^
судачил весь Арзамасский уезд. И, право, было бы с чего - де-
ло-то пустяшное, можно сказать, семейное. А шум разнёсся по
всей округе, долетел аж до губернского города.
Случилось же следующее. Сцепились промеж собой Ели-
завета и Прасковья Бабушкины, сродницы городничего. Ели-
завета - вдова отставного капитана I ранга Александра Ва-
сильевича Бабушкина. Прасковья - ейная племянница. А не
поделили помещицы доставшегося по наследству дворового
человека Мишку. Каждая тянула на свою сторону. Ни та, ни
другая уступать не желали. Городничий же, Егор Степанович,
предпочел не вмешиваться в свару. На кой, родимец, посчитал,
ему из-за пустяка метать икру.
Дело пошло в уездный суд. Однако ж, ни у которой не вы-
горело. И не мудрено: судья-то, Степан Васильевич, чай, из
того же рода Бабушкиных - капитанша была замужем за ей-
ным братом. Дело сходило по второму кругу, по третьему...
Потом перекочевало в губернский суд. Но-таки с мёртвой точ-
ки ни на йоту не сдвинулось. Закусили обе удила.
-	Чёрта лысого ты получишь, а не Мишку, - вопила тётка,
сделав из трёх пальцев кукиш и тыча им в Прасковью. - На-ко,
выкуси!
-	Ах ты, старая подошва, - кричала в ответ племянница, -
не бывать по-твоему.
Судейские только руками разводили, говоря: у попа своя
правда, а у чёрта - своя.
Страсти в суде кипели нешуточные - помещицы метали гро-
мы-молнии. Дошло до того, что Прасковья Бабушкина, благо-
родная дворянка, обложила тётку прилюдно матерно. У присут-
ствовавших в судебной палате уши так трубочкой и свернулись.
Дело о дворовом человеке похерили. И открыли новое. Те-
перь уже в отношении Прасковьи Бабушкиной - за оскорбление.
оО 42
Корысти ради
В Арзамас получил назначение штаб-лекарь Александр
Иванович Остроумов. Происходил он из духовного сословия.
Окончил Московскую медико-хирургическую академию. В
1805 - 1807 годах служил в конной артиллерии. В Отечествен-
ную войну принимал участие в сражениях под Тарутиным,
Малоярославцем и Красным. Завершил службу старшим меди-
ком третьего корпуса Резервной армии.
Новый уездный лекарь пришёлся не по нутру городничему
Бабушкину. Уж больно докучал он Егору Степановичу своим
норовом, стычки меж ними случались, что яростные сражения.
А на уступку не идут - всяк считает себя правым.
Остроумова беспокоило, что в городе расплодились зна-
хари. Бабушкина же бесило, что лекарь досаждает ему попу-
сту. Ну, напичкал чрезмерно Алексей Тархов, дворовый чело-
век столбовых дворян Салтыковых, слабительным поручика
Баженова. Так ведь Богу душу не отдал - обошлось. А какая
беда, скажите на милость, коль надворная советница Розалия
Спесивцева пользует людишек травами и снадобьем. Испокон
веков на Руси колдуны, заговорщики, шептуньи порчу всякую
снимали и правили людей. На Афанасия специально знахарей
звали выгонять ведьм. А этот лекаришка знай твердит своё: за-
претить надобно знахарство. Как бы ни так!
Как знать, сколь долго тягались бы Остроумов и Бабуш-
кин, если б не преставилась молоденькая девица, кою знахарка
Голнощакова лечила парами ядовитой киновари. Городничий,
надо признать, перепугался изрядно, когда для проверки жало-
бы лекаря нагрянул акушер из Нижнего Новгорода. Тут, как не
крутись, а выходило, прошляпил Бабушкин, не отреагировал
вовремя на предупреждение.
43 <3*°
Но уж совсем доконал Остроумов своего недруга послуш-
ником Высокогорского монастыря Андреем Медведевым. Ещё
в 1820 году штаб-лекарь добился, чтоб с Медведева была взята
подписка, запрещающая тому всякое лечение. Он же по-тихо-
му продолжал пользовать приходивших к нему.
По правде сказать, Андрей тот, не в пример знахарям, в
городе слыл искусным врачевателем. К лекарскому делу он
пристроен был сызмальства. Начинал учеником аптекаря в
Лысковской больнице князя Георгия Александровича Грузин-
ского. Доктор-француз приметил смышлёного мальчугана и
доверил ему ухаживать за больными. Одновременно и обучал.
А умирая, передал тому всё свое богатство - книги врачеб-
ные. Князь Георгий Александрович, видя рвение молодого по-
мощника лекаря, назначил Медведева заведовать своей боль-
ницей. В 1812 году их сиятельство возглавил Нижегородское
губернское ополчение. Так как при нём не было доктора, то
поручил Андрею заниматься врачебной практикой.
В городе судачили, мол, Остроумов корысти ради затеял
всю эту возню: Медведев, не бравший с больных копейку, от-
нимал у того пациентов и, стало быть, лишал части заработка.
А как же: деньга на деньгу набегает.
Андрей опосля постригся в монахи. Теперь его призвани-
ем стало врачевание не только болезней телесных, но и неду-
гов духовных. И знаем мы его под именем архимандрита Ан-
тония - строителя Арзамасского Высокогорского монастыря,
настоятеля Троице-Сергиевой лавры.
Ну, а Бабушкина после скандала со знахарями отослали в
Балахну. Однако через пару лет он вновь «выплыл» в Арзама-
се. Хлебом-солью старого нового городничего не встречали. А
побранкй были...
с/о 44
Присяга
О том, что произошло в декабре 1825 года на Сенатской
площади, в городе уже имели сведения. Пусть не в подробно-
стях, но знали: в столице свершилось нечто ужасное - бунт! И
против кого? Против нового самодержца... Против того, кому
самим провидением было угодно взойти на престол...
И кто же те люди, что посмели пойти против Господа, ука-
завшего своим перстом на Николая Павловича, как единствен-
ного, кто способен был в тот момент удержать Россию от края
пропасти, куда так отчаянно тащили её заговорщики? Мужи-
ки?.. Потомки Стеньки Разина и Емельки Пугачёва? Нет. Дво-
ряне. То есть те, на кого и должен опираться в своих великих
делах монарх. А они предали его. В первый же день....
Получив царский манифест, городничий Бабушкин запер-
ся дома от докучливых посетителей, чтобы прочесть его.
- Тогда как все сословия государственные, все чины во-
енные и гражданские, народ... единодушно приносили Нам
присягу верности... горсть некоторых дерзнула противостоять
общей присяге... - Егор Степанович читал манифест шёпотом,
слегка разжимая губы, словно боясь, что кто-нибудь нечаянно
подслушает. Но в доме было так тихо, что отчётливо слыша-
лось, как стрекочет за печкой сверчок: «Ишь, шельма, какие
рулады выводит! И нет ему никакого дела, что там, в столице,
бунт», - подумал он и продолжил читать:
- Правосудие запрещает щадить преступников. Они, быв
обличены следствием и судом, воспримут каждый по делам
своим заслуженное наказание. Сей суд и сие наказание, по при-
нятым мерам обнимая зло, давно уже гнездившееся во всем
его пространстве, во всех его видах, истребить, как Я уповаю,
самый его корень, очистить Русь святую от сей заразы, извне к
нам нанесенной...
«Вот-вот, непременно под самый корень, как бабы выры-
вают сорную траву с грядок. Эти проклятые масоны способны
задурить голову всякому своими “прелестными” речами. Им-
ператор Николай Павлович явлен нам защитником правопо-
рядка, а бунтовщики - вот то зло и напасть, что так противопо-
казано России», - подумал, вновь прервав чтение, Бабушкин.
И тут вдруг его взяла какая-то непонятная оторопь, от страха
комком в груди сжалось сердце, мерзопакостно заныло под ло-
жечкой... Откуда всё это накатило?.. Так не бывает, чтобы ни с
того, ни с чего... Уж себе-то признаться можно, что испугался
неспроста. В голове, пока читал манифест, так и стучало, как
будто молотком по гвоздю: а что, как выяснится, что он, город-
ничий, прозевал у себя под носом какого-нибудь масона, тайно
связанного с зачинщиками заговора.
То, что вскоре надо будет ожидать чиновника по специаль-
ным поручениям, Егор Степанович не сомневался - не один год
в городничих, всякое бывало. И много охотников найдётся в ухи
надуть ревизору разное про городничего. Ничего, прежде ведь
удавалось отвести беду от себя, перевести на других; умел по
возможности и умаслить, и дать при надобности в лапу, и такие
турусы развести, что сразу и не поймёшь - то л и с Дона несёт, то
ли с моря. А с другой стороны, откуда у нас в Арзамасе взяться
этим - будь они прокляты! - масонам. Не в Европах али столи-
цах обретаемся. У нас здесь всякий на виду. Бывает, конечно,
что кто иной раз, очертя голову, пустится во все тяжкие, начнет
спьяну колобродить там или буянить... Ну, посчитаешь для по-
рядка разок-другой зубы, оттаскаешь за волосья, тумаков нада-
ёшь - и успокоится. Мало того, сам потом с подарком придёт,
а то кого из родни подошлёт: «Благодарствую, так сказать, ваш
благородье, за науку. Так меня, дурака и недотёпу, уму-разуму
учить надобно, чтоб впредь воду не мутил».
Егор Степанович не испытывал угрызения совести, если
под его горячую руку попадал невинный человек. Ну что ж, го-
<=zo 46 <3V>
ворил он тогда, и на старуху бывает проруха. В каждом челове-
ке грехов полон мешок, вразумлял он как-то батюшку, который
попробовал было заступиться за бедолагу, чья вина была толь-
ко в том, что при встрече с городничим не снял картуз, и кото-
рого квартальный по приказу Бабушкина здорово отутюжил.
Егор Степанович считал, что на жестокое отношение к
людям у него есть оправдание. И довольно веское. От отца,
Степана Васильевича, братьев его Василия Васильевича, Алек-
сандра Васильевича и Аркадия Васильевича не единожды слы-
шал рассказ, как бунтовщиками были повешены их родитель
отставной фурьер лейб-гвардии Измайловского полка Василий
Васильевич Бабушкин, жена его и четырнадцатилетняя сестра
их. Случилось это, когда пугачёвцы, бежавшие из-под Арзама-
са под ударами правительственных войск, захватили уездный
город Алатырь и учинили грабежи и массовые казни чинов-
ников и дворян. Говорили, что старый суворовский солдат пе-
ред смертью простил своих мучителей, сказав им, что они не
ведают, что творят, и пусть, пока не поздно, покаются в своих
неправедных делах и, озаботившись о своих малых детях, пре-
кратят бесчинства, сдают воров-начальников, и будет за то им
снисхождение.
В отличие от отца Аркадий Васильевич, армейский офи-
цер, прощать никого не собирался, и в первую очередь своих
крепостных, что поддержали пугачёвцев. Потому взял на себя
роль и следователя, и судьи. Целый день он разбирался, кто
прав, кто виноват. Допрошенные показали, что пугачёвцам от-
ставного форейтора выдал староста деревни Конабеевки Лука.
Сыскались ещё двое виновных - из крепостных. Аркадий Ва-
сильевич распорядился было наказать злодеев по-военному -
прогнать сквозь строй. Но потом посчитал, что удобнее высечь
розгами. Первый кнут, как известно, доносчику. Потому и на-
чали со старосты-предателя.
Семейная летопись вот как описывает то, что происходи-
ло в дальнейшем: «Когда Луку стали раздевать, он обратился
к господам и сказал: «Жаль, что вы ускользнули от Пугача, а
то и вам было бы место на виселице», - стал ругать господ.
Его привязали к бревну плашмя и начали стегать с двух сто-
рон наши дворовые. Сначала он кричал и ругался, потом затих.
Когда его отвязали от бревна, он был уже мёртв. Тело его по
приказанию Аркадия Васильевича было брошено в Басурман-
ский овраг на съедение волкам».
...Дочитав до конца манифест, городничий понял, что им-
ператор Николай Павлович церемониться с бунтовщиками не
станет, что всем им будет воздано по мере их вины и что он
станет править твёрдой рукой, наводя порядок в России.
27 декабря 1825 года дворяне и чиновники Арзамасского
уезда принимали присягу на верность государю Николаю Пав-
ловичу.
«...Я умер за свободу»
В школе живописи академика Ступина случилось при-
скорбное событие: талантливый ученик Григорий Мясников
покончил жизнь самоубийством.
Началось расследование. Выяснилось, что саратовский по-
мещик Павел Александрович Гладков, человек крутого нрава и
мало сговорчивый, отказал, хотя и обещал, дать вольную юно-
ше. А своя воля - и своя доля. Вон ведь, повезло товарищу по
школе Феде Тержину. Тоже из крепостных. Но Марья Семё-
новна Жукова освободила его.
За Григория пробовал было заступиться Александр Васи-
льевич Ступин. Где уж там, Гладков закусил удила: мой кре-
постной, что хочу, то и ворочу. И что с того, что слово давал.
Разговор получился крутой - разбранились только. Ничего не
с/© 48
попишешь: с богатым самодуром дружбу водить - без порток
ходить.
В тот же вечер Мясников застрелился.
Результатами следствия остался недоволен вице-губерна-
тор Фёдор Лукич Переверзев. Его смутила прощальная запи-
ска Григория, адресованная товарищу Василию Раеву, став-
шему позже известным художником: «Простите, любезные
друзья мои, не порицайте меня за мой поступок. Я показываю
вам пример, как должно поступать против надменности че-
столюбцев. Милый друг, Василий Егорович, напиши на моей
гробнице, что я умер за свободу. Простите».
Вице-губернатор направил городничему Бабушкину пред-
писание провести дополнительное дознание: «Я вижу из остав-
ленного оным Мясниковым письма вредное неповиновение к
властям, а потому предписываю обратить особое внимание на
производство о сём следствия и открыть: не подаётся ли ка-
кого-либо повода обучающимся в школе академика живописи
Ступина к дерзким и буйственным поступкам, имеется ли за
поведением их строгий надзор, и ежели есть какие послабле-
ния, то от кого оныя происходят и в чём именно состоят».
Повторное следствие никаких новых обстоятельств в деле
не обнаружило. Свои доводы полиция подкрепила автопортре-
том Григория Мясникова: «Из оного заметить можно было его,
Мясникова, меланхолическую идею, сходственную оставлен-
ной им записке, на снятом им с самого себя грудным портрете
изобразил он себя подгорюнившись на правую руку, в левой
руке - книга, вдали, на левой стороне, виден ручеёк, на берегу
коего урна; к ней подходит прохожий, - что заставляет заклю-
чить, что он питал в мыслях своих преступные идеи».
На том и было снято со школы Ступина обвинение в насаж-
дении инакомыслия.
Объявили Батюшек
революционерами
Весной 1863 года Нижний гудел, словно растревоженный
пчелиный рой - полиция засунула в тюрьму восемнадцать свя-
щенников. Сельских батюшек обвинили ни более, ни менее
как в «попытках ниспровержения существующего строя». По-
доплёка же дела была такова.
Как-то катили на лошадях от Нижнего Новгорода на Арза-
мас молодые люди. И, останавливаясь по дороге в сёлах, пере-
давали местным мужикам печатные листки. То, говорили они
деревенским, царский манифест.
Мужики и так, и этак листки те повертят, а что в них про-
писано - прочесть не могут. Знамо, грамота - не соха. А кто
на селе первый грамотей? Писарь да священник. К писарю без
барашка в рукаве не подступишься. Вот и шли мужики к попу.
А было пропечатано в тех бумагах про царскую волю: де-
скать, дарует император Александр Николаевич всем свободу
веры, уничтожаются подушная подать и рекрутские наборы,
крестьяне наделяются землёю без выкупа, устанавливается
выборность крестьянами всех властей. Да ещё говорилось,
ежели губернаторы будут чинить какие-либо препятствия, то
«всякому восставать и добиваться осуществления даруемых
прав силой».
Прочтёт батюшка, почешет бороду и затылок - сомнения
грызут: истинно ли то писано царём? Уж не новый ли Пугач
объявился? Вот и подались пастыри в Нижний в надежде, что
там-то всё знают. Знакомые же, к коим они обращались за разъ-
яснением, смотрели на них, что твой баран на новые ворота -
ни о какой манифесте они не ведали.
Дошёл слух о россказнях про царские милости до ушей
власть предержащих. К тому ж на вокзале обнаружили боль-
с>*© 50
шущий чемодан, до отказа набитый такими же прокламация-
ми. Ну и отдали приказ арестовать попов-подстрекателей. Сло-
вом, заварилась такая каша, что всей губернией расхлёбывали.
Священников в конце концов отпустили, наказав, чтобы впредь
подобные подложные «манифесты» собирали и докладывали
в жандармское управление.
Но история имела своё не менее интригующее продолже-
ние. Выяснилось, что сын польского эмигранта, французский
подданный Кеневич, служивший инженером на Варшавской
железной дороге, подобрал себе помощников, снабдил их ли-
стовками, отпечатанными в Бельгии, и направил в Нижегород-
скую, Казанскую и Саратовскую губернии. Тех молодчиков всё
же словили. И в мае состоялся суд. На нём и раскрылась вся
афера с царским «манифестом». Организаторы его намерева-
лись поднять в Поволжье военно-крестьянское выступление.
Но не о русском мужике они беспокоились, им важно было
спровоцировать заварушку в поддержку польского восстания.
А там - хоть волк траву ешь!
По нашей губернии - от Нижнего до Арзамаса - «гуляли»
студенты-поляки Петербургского университета Маевский, Го-
сцевич, Новицкий и Олехнович. Их сослали на каторгу, а Ке-
невича расстреляли.
вго величество случай
Николай Михайлович Приклонский считался богатым по-
мещиком, имел владения в Арзамасском и Сергачском уездах.
Его отец был предводителем дворянства Сергачского уезда, и
вполне естественно, что, когда в 1807 году началось форми-
рование милиции (внутреннего ополчения), юноша сразу же
вступил в её ряды и дослужился до пятидесятника - командира
подразделения, состоящего из пятидесяти человек. Воинскую
51
службу он начал прапорщиком в Екатеринославском грена-
дерском полку, к 1812 году стал подпоручиком. За отличие по
службе в декабре 1812 года переведён в лейб-гвардии Измай-
ловский полк. Участвовал в битвах под Бородином и Лейп-
цигом. Награждён орденом святого Владимира 4-й степени с
бантом и золотой шпагой с надписью «За храбрость». В 1819
году в чине полковника Приклонский вышел в отставку и про-
должал жительствовать в Петербурге.
Жил он в столице на широкую ногу. И вот однажды вели-
кий князь Николай Павлович увидал его четвёрку прекрасных
вороных лошадей, принялся расхваливать их при нём супру-
ге и сказал: «И нам бы таких иметь, да дорого». В обществе
знали, что великий князь ласков с богатыми офицерами, при-
глашает их к себе, представляет великой княгине; бедных же
не удостаивает и взглядом. Приклонский понял намёк и вскоре
продал четвёрку его высочеству за половину цены.
Когда вскрылось дело о декабристах, то выяснилось, что
в рядах тайной организации Союза благоденствия с 1818 по
1821 год состоял и Приклонский. Однако по высочайшему по-
велению этот факт в биографии Николая Михайловича был
оставлен без внимания. Вероятно, став императором, Николай
Павлович вспомнил об услуге бывшего полковника.
От Павла Петровича
Николаю Павловичу
Во время приезда в 1834 году Николая Павловича в Ниж-
ний Новгород по установившемуся порядку дворяне, собрав-
шись в большом зале, поочерёдно представлялись императору.
А генерал Кутлубицкий, любимый адъютант государя Павла
Петровича, удостоился особой чести: представлялся отдельно
с/э 52
от других, в кабинете. Беседовали они более часа. Тогда-то Ни-
колай Павлович и поинтересовался:
- Сказывают, Николай Осипович, ты почитаешь и хра-
нишь какой-то особый перстень. Правда ли?
- Верно, ваше величество. А особенного в нём только то,
что на камне выгравирован профиль вашего батюшки, незаб-
венного нашего государя Павла Петровича. Вот поглядите-ка,
- и Кутлубицкий протягивает руку, на один палец которой на-
низан перстень.
Император велел его снять, чтобы ближе рассмотреть.
- Прекрасная работа. Кто мастер?
- Резчик Павел Мозжечков, - ответствует Николай Осипо-
вич.
- Если бы мне не жаль было лишить тебя этой вещи, то я
бы отнял её у тебя, - сказал, возвращая перстень, император.
Разговор тот в дальнейшем имел определённые послед-
ствия. В 1839 году медальер и гравёр печатей на крепких кам-
нях Павел Мозжечков Академией художеств был удостоен
звания свободного художника и стал учителем медальерного
искусства в Санкт-Петербургском практическом технологиче-
ском институте, незадолго до этого основанном Николаем I.
Что же касается перстня, то в 1843 году Кутлубицкий завещал
его одному из любимых племянников своих с наказом, чтобы
перстень этот после его смерти, каким бы ни было образом,
был передан в руки государя Николая Павловича. Что и было
исполнено в 1852 году.
Содержание
От издателя......................................  4
Как мордву крестили................................5
Метания арзамасцев.................................7
Азиатская «гостья».................................8
Как поджигалыциков ловили........................ 10
Как мужиков хлеб косить учили.................... 11
Как по замыслу царя канал к морю рыли............ 12
Поп и Пугач.....................................  14
Как провалилась затея губернатора..................  15
Барон Муфель......................................16
Беда беду родит и бедой погоняет................. 17
Как арзамасцы владыку ослушались..................19
Деяния Иеремии.....................................  21
Мужицкая воля.....................................24
Скверный анекдот..................................26
Арзамасская сумятица...........................   29
Буйство пленных французов.........................31
Мошенников предали суду...........................33
Дорожное знакомство...............................34
На чужой каравай рот не разевай.................  37
От греха подальше.................................38
Скандал в благородном семействе...................39
Остался в дураках.................................40
Дворового не поделили.............................41
Корысти ради....................................  43
Присяга...........................................45
«....Я умер за свободу» ..........................48
Объявили батюшек революционерами .................. 50
Его величество случай.............................51
От Павла Петровича Николаю Павловичу...............  52

Книги Вячеслава Панкратова,
вышедшие в серии «Арзамас и арзамасцы»:
Свет во тьме светит... Документальный очерк. 1998.
Жребий пастыря. Документальная повесть. 2001, 2007.
За землю Русскую. Исторические очерки. 2002.
Церковь Сошествия Святого Духа. 2003.
За веру и Отечество. 2008.
Времена. Очерки. Статьи. 2008.
Архипастырь. Страницы биографии митрополита Палладия.
2011.
Из среды народников. 2013.
Алмаз горит издалека. 2013.
Бог не в силе, а в правде. 2013.
Забытая война. 2014.
Литературно-художественное издание
Вячеслав Михайлович Панкратов
Исторические миниатюры
В авторской редакции
При оформлении использованы рисунки
художника А. А. Лаптева
Технический редактор Т. М. Лоськова
Корректор С. Е. Орлова
Компьютерная вёрстка А. Н. Казаковой
Подписано в печать 30.07.2015 г. Формат 60x84 l/i6
Усл. печ. листов 3,5. Бумага офсетная.
Печать офсетная.
Гарнитура Times.
Заказ № 2001. Тираж 200 экз.
Отпечатано в ООО ♦Арзамасская типография»
607220 г. Арзамас Нижегородской области, ул. Победы, 9