Автор: Честных Ю.Н.
Теги: внеучебная (внеклассная и внешкольная) воспитательная работа педагогика
ISBN: 5-09-001056-0
Год: 1989
Текст
/Мастерство
учителя:
идеи
советы
предложения
Ю Н Честных
ПУТЬ
К СЕРДЦУ
УЧЕНИКА
Москва «Просвещение» 1989
СВЕТЛАНЕ Л. В ДЕНЬ 15-ЛЕТИЯ
Нелегкий год, счастливый год
Тебя, мой друг Светлана, ждет.
Нелегкость — в непомерном спросе,
А счастье, вслушайся, в вопросе:
Что значит — двигаться вперед?
А вдруг — «вперед» — наоборот?
Усталость до седьмого пота.
Что это? Крылья для полета?
А может, лучше не летать,
С ползущими не воевать,
Нахалам улыбаться сладко
И... перепутать честно с... гадко?
ИГОРЮ Ч. В ДЕНЬ 16-ЛЕТИЯ
Каким он был — твой трудный год?
Одно бесспорно: шел вперед!
Сказав себе: «Ни шагу вспять!»,
Себя учился побеждать...
Да, коль судить предельно строго,
Побед еще ме так уж много...
Но важен не победы звон
(Такой у жизни есть закон),
А взятый на победу курс!
Вот это намотай на ус!
Ю. Чостных
ББН
Честных Ю. Н.
Н-51 Путь к сердцу ученика.—М.: Просвещение, 1989.—
143 с.— (Мастерство учителя: идеи, советы, предло¬
жения).
ISBN 5-09-001056-0
Эта книга — дневник-исповедь учителя, воспитателя о не¬
легком, но полном радости творчества труде педагога. Автор
рассказывает о своих удачах и промахах, сомнениях и откры¬
тиях, о том главном, что дает право называться Учителем, —
любви и уважении к своим воспитанникам.
Книга предназначена учителю, воспитателю группы продлен¬
ного дня, может быть рекомендована также широкому кругу
читателеГг
Ч
4306010000—412
103(03)—S9
0144—89
ББК 74.200.58
ISBN 5-09-001056-0
© Издательство «Просвещение», 1989
ТАЙНА ГАЙДАРА
Сорок лет моего бескорыстного служения Его Величе¬
ству Детству запечатлены на страницах бесчисленных
педагогических дневников. Горы исписанной бумаги... Не
напрасно ли с юных лет отрывал время от сна, отдыха,
развлечений? Ведь педдневник — документ для учителей
необязательный...
Явный парадокс. Формально необязательное фактиче¬
ски необходимо. В самом деле, если цель — воспитание,
а обучение — одно из средств (эта когда-то спорная точка
зрения теперь стала общепризнанной), то как можно на
практике овладеть психодиагностикой, возрастной педаго¬
гикой, научиться точно, а не на глазок распознавать при¬
роду педагогических явлений, не имея постоянно под
рукой записей о росте воспитанников, о своих педагогиче¬
ских поисках, находках, удачах и промахах? Дневник —
мой надежный компас в безбрежном и самом бурном
педагогическом океане. Он не допускает легкомыслия,
застоя, длительных антрактов, учит владеть наиглавней¬
шим оружием воспитателя — педагогическим «ЗАЧЕМ?».
Мой первый юношеский педагогический дневник от¬
крывается цитатой французского мыслителя Шарля Ле-
турно: «Если ты знаешь средства укрепить тело, закалить
волю, облагородить сердце, изощрить ум и уравновесить
рассудок, ты — воспитатель». Длительное время это был
мой главный творческий маяк, главный критерий оценки
работы как своей, так и других воспитателей. Но строгий
самоанализ и самосуд постепенно лишили меня благоду¬
шия и самоуспокоенности. Я все больше и больше убеж¬
дался, что можно все рекомендованное Летурно знать
назубок и... не справляться с обязанностями воспитателя...
з
В это время я был главным воспитателем (классным
руководителем) в V классе и работа с подростками самого
«коварного» возраста, несмотря на все мои знания и ста¬
рания, явно не ладилась. Естественно, засел за книги
о жизни и воспитании 11 — 12-летних, стал собирать сведе¬
ния о тех счастливцах, кого это племя недоверчивых,
настойчиво вырывающихся из-под влияния взрослых охот¬
но принимало в свою среду и даже вручало ключики от
своих сердец. Тогда-то я и задумался о причинах огромной
популярности у детей писателя Аркадия Петровича Гай¬
дара, который, не будучи профессиональным педагогом,
ученым-психологом, сумел вложить в свои книги огромный
воспитательный заряд, наметить пути, ведущие к откры¬
тию многих педагогических секретов.
На одной из встреч в ЦК ВЛКСМ Аркадий Петрович
сказал: «Пусть потом когда-нибудь люди подумают, что
вот жили на свете такие люди, которые из хитрости на¬
зывались детскими писателями. На самом же деле они
готовили краснозвездную крепкую гвардию». В этих сло¬
вах— ключ к пониманию педагогической позиции писате¬
ля, основа которой — доверие к детям. В повести «Тимур
и его команда» он сознательно «отлучил» взрослых от
участия в делах Тимура и его отряда, пз-за чего окружен¬
ная непроницаемой таинственностью патриотическая и со¬
циально значимая деятельность ребят принимается мест¬
ными жителями даже за хулиганство. Он берет под
защиту советских подростков «буйного» возраста и напо¬
минает: дети занимались, занимаются и всегда будут
заниматься взаимовоспитанием, детская среда — главный
воспитательный полигон, где не место деспотическому
вмешательству взрослых. Только немногим завоевавшим
ПРАВО БЫТЬ СТАРШИМ ДРУГОМ доверяется доступ
в эту святая святых, предоставляется возможность зани¬
маться педагогическим творчеством, опираясь на надеж¬
ные плечи своих воспитанников.
Примером своего творчества Аркадий Петрович под¬
сказывает: не становись плотиной на пути лавины юнцов,
рвущихся к самоутверждению! Они или прорвут ее, или
обойдут. Стань во главе потока и веди! Гиблое дело—
спускаться к 12-летним с педагогических высот. «Мертвой
водой» становится такой подход к воспитанию. На «педа¬
гогический Олимп» надо взбираться вместе с воспитанни¬
ками, создавая в классе атмосферу взаимного доверия.
«Живая вода» педагогики — твердая вера Гайдара в
чистоту детских помыслов, в их душевную щедрость и не¬
4
исчерпаемые возможности. Гайдар сделал подлинное педа¬
гогическое открытие: многое в формах работы воспитате¬
лей изменится, если они поймут, что каждый ребенок,
только-только переступивший порог школы, каждый под¬
росток— не только воспитанник, но и уже (I) воспитатель.
ВОСПИТАНИЕ ВОСПИТАТЕЛЯ не будущего, а пришед¬
шего в школу воспитателем—это прежде всего уважи¬
тельное отношение к его жизненному опыту, а затем уме¬
лое использование этой силы, которую часто принимают
за непокорность, строптивость и пытаются сокрушить,
в коллективном решении бесчисленных, то и дело выдви¬
гаемых жизнью педзадач.
«ДИКИЙ волчонок»
Возможно, тогда, тридцать лет назад, работая в одной
из школ г. Орла, я и не увидел бы в Гайдаре замечатель¬
ного педагога, не сделал бы для себя открытия, перевер¬
нувшего все мои прежние представления о воспитательной
работе и сделавшего мой педагогический путь творческим
и счастливым, если бы не случай со Славой П., прозван¬
ным «диким волчонком». Такого озлобленного на весь
школьный мир мальчишку я еще не встречал. На замеча¬
ния, сделанные в самой вежливой форме, огрызался,
сверстников то и дело избивал, сам постоянно ходил в си¬
няках и шишках. Все самые испытанные педагогические
приемы ломались о его педагогическую непробиваемость.
Мать Славы (отца не было) плакала, признавала свое
бессилие и все надежды возлагала на школу. Школа же
была вынуждена все чаще и чаще применять к мальчику
методы наказания, а это в конечном счете всегда приводит
к педагогическим потерям.
Сначала я надеялся повлиять на него через кого-то из
одноклассников. Но вскоре убедился, что в классе Слава
совершенно одинок. Как-то так получилось, что одноклас¬
сники от него отвернулись еще в начальных классах, не
приняли в пионеры, не давали общественных поручений.
За это он и мстил им озлобленностью.
В моем сознании не укладывалось, что двенадцатилет¬
ний мальчуган может обходиться без общения со сверст¬
никами. Я усилил наблюдение за Славой, и вскоре
выяснилось, что у себя во дворе он постоянно играл
с малышами-дошколятами и первоклашками, верховодил
ими, заступался за них и был настолько надежным воспи¬
5
тателем, что родители нередко обращались к нему с прось¬
бой присматривать за их шаловливыми сыновьями.
На Славе тогда и решил я проверить такое педагоги¬
ческое лекарство, как доверие. Случай вскоре представил¬
ся. Надолго выбыла из школы по болезни отличница
Люда Д., и я по секрету (боялся насмешек одноклассни¬
ков) попросил Славу, жившего рядом с девочкой, прино¬
сить ей задания и проводить занятия по основным
предметам. Люду я предварительно настроил сыграть
роль послушной и примерной ученицы, а ее родителей —
создать необходимые условия. Уговорить Славу было не¬
легко, на первое занятие я привел его чуть ли не за руку,
но дальнейшее превзошло все мои ожидания. Слава и Лю¬
да подружились. Мальчик стал лучше учиться и вести
себя, его приняли в пионеры, потом выбрали звеньевым.
Я порекомендовал совету дружины назначить Славу вожа¬
тым к октябрятам. Позже он считался лучшим пионерво¬
жатым школы и его не смущало, что из всех «мужчин»
школы в вожатые пошел он один и что смотреть на него
(на этого «ненормального») приходили даже из других
школ...
ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ЗАПЕВАЛА
На пути превращения «дикого волчонка» сначала в
благополучного ученика, а затем в интересного, полезного
обществу человека, понятно, было немало трудностей,
о которых я не упоминаю и в преодолении которых при¬
нимали участие учителя, родители, учащиеся, сама жизнь,
но первый шаг нравственного самоутверждения Слава
сделал в свои двенадцать лет именно благодаря практике
в роли воспитателя.
Не меньше пользы принесло общение со Славой и Лю¬
де — единственной и довольно избалованной дочери интел¬
лигентных родителей. Как я и предполагал, Слава и Люда
скоро поменялись ролями, и вот тут-то Люде-учительнице
пришлось решать не только сложные педагогические зада¬
чи, но самостоятельно сделать очень важное открытие:
в деле воспитания львиная доля успеха зависит от авто¬
ритета воспитателя.
После болезни Люду будто подменили: стали исчезать
мешавшие ее авторитету заносчивость, капризность, эго¬
истическое самодовольство, появились покладистость, от¬
зывчивость и, что особенно редко встречается в подрост¬
6
новом возрасте, строгость и принципиальность. Совестью
своего класса назовут позднее Люду ее одноклассники.
Надо ли говорить, как радовались перерождению до¬
чери родители, какой надежной помощницей классного
руководителя стала Люда! Но главное — девочка нашла
свое призвание и уже на школьной скамье в течение шес¬
ти лет упорно готовила себя к профессии учителя. Она
запоем читала педагогическую литературу, была заводи¬
лой педагогических диспутов на уроках литературы и клас¬
сных часах, писала педагогические статьи для школьной
стенгазеты и, конечно, всегда была с малышами на сбо¬
рах, экскурсиях, в походах...
Я ни минуты не сомневался, что она поступит в пед¬
институт, и верил: станет настоящим педагогом. Согласи¬
тесь, только духовно подготовленный к профессии учителя,
выстрадавший идею служения людям на педагогическом
поприще мог написать так, как Люда в сочинении «Поче¬
му я хочу стать учителем?» на вступительных экзаменах
в педвуз: «Самый важный участок строительства новой
жизни — целинные залежи человеческих душ. Взять на
себя ответственность только за одну душу — свою собст¬
венную—и то трудно, даже если она распахана и на ней
неплохие всходы. А посвятить себя воспитанию и пере¬
воспитанию других — это по плечу далеко не каждому,
это требует от человека полного накала, беспрерывного
горения, творчества, изобретательности и, пожалуй, муже¬
ства. Участков такой работы много, самые главные из
них — школа, техникум, вуз, но важнее все-таки школа.
Многие этого не понимают, смотрят на работу школьного
учителя свысока, я встречала учителей, которые сами
называют свою работу неблагодарной... Не верю, считаю
самой благодарной, жизнью докажу это...»
Люда права: профессию учителя должны выбирать
люди, понимающие, что они идут на один из самых труд¬
ных участков строительства коммунизма, знающие, что
без гайдаровской веры в педагогические способности и
возможности детей воспитательных успехов не добиться,
учительского счастья не видать...
Обязанностей у школьного учителя так много, что,
честно говоря, я не представляю, как бы справлялся со
всеми учебно-воспитательными задачами, если бы не за¬
нимался ПЕДАГОГИЧЕСКИМ ВОСПИТАНИЕМ своих
учеников и не перекладывал значительную часть педаго¬
гического труда на их плечи. Постоянно убеждаюсь: это
надежные и выносливые плечи. Из всех способностей,
7
которыми природа так щедро награждает детей, ближе
всего к поверхности и легче всего поддаются «разработке»
(снова и снова убеждаюсь в правоте Гайдара!) именно
педагогические. Тяга к педагогическим знаниям и педаго¬
гическая активность, т. е. желание воспитываться и вос¬
питывать, у младших школьников так велика, что, придя
из школы, они тут же с удовольствием начинают играть
в школу. Кто наблюдал за этими играми, видимо, обра¬
щал внимание на природную ПЕДАГОГИЧЕСКУЮ ЗОР¬
КОСТЬ маленьких граждан, на их поразительную способ¬
ность подмечать и копировать самые сильные качества
воспитателей — справедливость, щедрость, вызванную лю¬
бовью строгость. Тонкий знаток детской души С. Маршак
как-то подметил, что талант детей — в природной способ¬
ности во всем видеть самое главное. Педагогические игры
детей —яркое подтверждение этого умозаключения.
Гайдар, по-моему, лучше других уяснил, что развитие
педагогических способностей находится в прямой зависи¬
мости от удовлетворения естественной духовной потреб¬
ности каждого нормально развивающегося человека овла¬
девать великим искусством ЛЮБИТЬ ЛЮДЕЙ. Работать
по-гайдаровски — значит доверять детям решение самых
сложных педагогических задач, почаще прислушиваться
и охотно принимать их ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ СОВЕТЫ.
К сожалению, в наших школах сегодня, даже в период
ее перестройки, когда наконец-то все громогласно и в уни¬
сон заговорили о приоритете воспитания, вспышка педа¬
гогической активности наблюдается только у малышей,
а затем все идет наперекор здравому смыслу: вместо
устойчивой педагогической активности и бурного роста
педагогических способностей в среднем звене школы —
резкий спад этой активности, а в старших — нередко
полная потеря интереса к проблемам воспитания и, сле¬
довательно, к самому главному предмету не только школы,
но и жизни —ЧЕЛОВЕКОВЕДЕНИЮ.
Это очень тревожный сигнал. Каким бы работоспособ¬
ным и педагогически подкованным ни был учительский
коллектив, без помощи учащихся он не в состоянии спра¬
виться с задачей всестороннего развития каждого школь¬
ника. Сук, на котором сидят, подпиливают те, кто недо¬
оценивает педагогические возможности детей и держит их
на голодном педагогическом пайке. В этой недооценке
иные учителя заходят так далеко, что вообще устраняют
школьников от участия в учебно-воспитательном процессе
и делают все сами, нарушая при этом ученическую де¬
8
мократию, оказывая административное давление даже при
выборе пионерских и комсомольских вожаков.
А между тем отчетно-выборные пионерские сборы и
комсомольские собрания предоставляют большие возмож¬
ности для педагогического воспитания подростков. Ведь
пионерскими и комсомольскими вожаками — главными
помощниками классного руководителя — как раз и долж¬
ны быть те, кто на данном этапе развития коллектива,
как гайдаровский Тимур, лучше других подготовлены вы¬
полнить наитруднейшее — ВОСПИТЫВАТЬ СВОИХ
СВЕРСТНИКОВ.
В моем педагогическом дневнике орловского периода
зафиксировано, как непросто в классе, где нет сплочен¬
ности во взаимовоспитании учащихся, восстановить есте¬
ственно-закономерное желание ребят иметь своих воспи-
тателей-сверстников. Классным руководителем в шестой
я был назначен в конце учебного года, накануне отчетно-
выборного сбора отряда. Класс считался трудным (я был
третьим классным руководителем), неорганизованным,
отстающим по всем показателям. Понимая, что мне преж¬
де всего, как воздух, нужен в коллективе свой Тимур,
внимательно присмотрелся к каждому и вскоре увидел,
что больше других подготовлен к должности председателя
совета отряда Борис Ш. — подросток самолюбивый, ерши¬
стый, но честный, прямой и с ярко выраженными органи¬
заторско-педагогическими способностями.
Однако многим одноклассникам принципиальность
и требовательность Бориса были не по душе, с моим мне¬
нием они не согласились, над Борисом стали подтрунивать.
Он нервничал, злился. Положение было не из легких.
Надо было авторитетно поддержать кандидатуру Бориса
и в то же время оказать доверие его товарищам. Требо¬
валось сделать что-то такое, чтобы каждый ученик ОСМЫ¬
СЛИЛ происходящее и высказал свое собственное мнение,
а не шел бездумно на поводу у других. Когда предвыбор¬
ная атмосфера до предела накалилась (затеянный мною
спор о кандидатах на пост председателя будоражил класс,
и дело порой доходило чуть ли не до драки), я предложил
шестиклассникам написать классное сочинение на тему
«Готов ли стать вожаком Борис Ш.?», продиктованную
самой жизнью.
Подъем, оживление уже при обсуждении темы убеди¬
ли меня, что путь для решения проблемы выбран правиль¬
но. Вдохновение не покидало учащихся в течение всей
работы: и когда они коллективно составляли план, и когда
9
увлеченно и с полной искренностью отвечали на предло¬
женные им вопросы: 1) «Командир должен всегда пода¬
вать личный пример подтянутости, организованности,
дисциплинированности. Таков ли Борис?», 2) «Командир-
воспитатель, он внимательно изучает подчиненных, чтобы
знать их и помогать им расти, совершенствоваться. Видите
ли вы в Борисе хоть иногда воспитателя?», 3) «Вожак —
запевала в работе, человек изобретательного ума, дейст¬
вующий по собственной инициативе, а не идущий на пово¬
ду у других. Бывает ли Борис запевалой?», 4) «Командир
любит своих подчиненных, помогает им в беде, защищает
их интересы, если эти интересы, конечно, не легкомыслен¬
ное времяпрепровождение. Умеет ли Борис любить?».
Пожалуй, я не преувеличу, если назову посвященные
Борису сочинения объяснениями в любви, — столько в них
было правды, дружеского расположения, тонких педаго¬
гических наблюдений, полезных советов, самокритичного
осуждения своего доселе бестактного отношения к товари¬
щу. Когда я читал выдержки из сочинений на отчетно-пе¬
ревыборном сборе, который мы проводили у костра на
берегу Оки, Борис откровенно расплакался, девчонки
зашмыгали носами, а суровым мальчишкам въедливый
дым костра как-то вдруг всем сразу начал разъедать
глаза...
Счастливейшие, незабываемые мгновения в жизни вос¬
питателя. Весенней радостью, неколебимой верой в осу¬
ществимость задуманного наполняется душа, когда удает¬
ся воочию увидеть одно из величайших педагогических
чудес: любовь обжигает души разобщенных людей и пре¬
вращает их (пусть на миг!) в несокрушимый коллектив
единомышленников!
ПЛАВАТЬ ИЛИ... НЕ ТОНУТЬ?
В первых трех миниглавах я рассказал, как шел к от¬
крытию тайны Гайдара и как проверял на практике педа¬
гогическую значимость гайдаровских советов. Но был у
меня класс (выпустил его в 1985 г.), в котором я в течение
пяти лет (с VI по X класс) вместе с самим Аркадием
Петровичем строил всю работу по-гайдаровски.
На самый первый урок в VI классе (он, как и в других
школах, называется классным часом, и его проводят клас¬
сные руководители) я решил «пригласить» Гайдара, о чем
под радостный гул одобрения сообщил ученикам, предло-
10
жив им принять его полноправным членом в VI Б. Игра
понравилась, за тридцать пятого члена коллектива дружно
проголосовали, и я сразу предоставил слово «новенькому».
— Что вы там делаете, люди? — спросил Аркадий Пет¬
рович у ребят, купавшихся в Москве-реке.
— Купаемся, дяденька. Не бойтесь, мы плавать умеем!
— Плавать каждая собака умеет, — усмехнулся Гай¬
дар, — а вот умеете ли вы не тонуть?
— Не приходилось, не пробовали...
— Вообще-то человек не должен тонугь, он легче во¬
ды, а вот многие тонут, особенно в детском возрасте,
с испугу, по неумению. Так вот, если придется из вас
кому-нибудь тонуть, главное — не пугайся, смело иди до
дна! Только не дыши, конечно, ты не рыба. Дойдешь
до дна, оттолкнись ногами — выскочишь как пробка...
Ребятам это понравилось, они затеяли веселую игру,
как тонуть — не утонуть. И здорово наловчились. Плава¬
ли отменно...
По глазам развеселившихся, а потом притихших ре¬
бятишек увидел: задумались и хотят поговорить. Азартно
всем классом включились в поиски ответа: зачем Гайдар
предложил случайно увиденным ребятишкам учиться не
тонуть, только ли для того, чтобы смелее плавали? Раз¬
мышляют вслух, в классе шумно, но я эмоций не сдер¬
живаю: сейчас моя цель — расковать учащихся, увлечь
нравственными проблемами и дать понять, что я ценю
их жизненный опыт, отказался от диктаторских полномо¬
чий и намереваюсь в дальнейшем УЧИТЬ УЧАСЬ. У них
учась. Формулировку ответа, которую дал парнишка с са¬
мыми озорными глазами — Сережа М.—, единодушно
признаем лучшей, и я даже записываю в свой педднев-
ник: «Когда убедишься, что человек утонуть не может,
потому что он легче воды, проверишь это, страх пропадав.
А без страха и плавать и нырять будешь, как рыба. Да
я сам так плавать учился, сначала тонул...»
Взрыв хохота. Веселые реплики в адрес несмутившего-
ся (сделал об этом заметочку в дневнике) Сергея. И снова
устремленные на меня глаза: скорей дальше, интересно,
мы же догадываемся — было только вступление к чему-то
главному... Делаю важный для себя вывод, что неожидан¬
но быстро сделан первый шаг к взаимопониманию, и со
всей возможной в моем возрасте наивностью спрашиваю:
«А вот учиться, признайтесь, вам страх не мешает?»
Больной вопрос! В классе не оказалось НИ ОДНОГО
(!!!) подростка, кого бы школа ничем не запугала.
п
Больше того, из хлынувшего потока рассказов о том, кто
чего боится (это были и самохарактеристики, и характе¬
ристики друг друга, учителей), я сделал тревожное откры¬
тие: сам-то я, оказывается, несмотря на увесистый пед-
стаж, толком не знаю, как учить детей тому, к чему они,
не скрывая этого, всей душой рвутся, — БЕССТРАШИЮ
В УЧЕБЕ.
ПАПА КАРЛО
Подводя в педагогическом дневнике итоги первой
встречи с теми, кого теперь, не преувеличивая, считаю сво¬
ими детьми и единомышленниками, снова и снова убеж¬
даюсь, что КОЛЛЕКТИВНЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УМ
ДЕТЕЙ — распахнутый перед воспитателем УЧЕБНИК
ПО ПЕДАГОГИКЕ ДЕЙСТВИЯ и одновременно... ПЕДА¬
ГОГИЧЕСКАЯ ЛОВУШКА. Дети — всегда экзаменаторы,
воспитатель — вечный ученик, обязанный постоянно дока¬
зывать, что обладает педагогической зоркостью, находчи¬
востью, мудростью, видит ловушки и знает, как претво¬
рить в жизнь мечты и порывы своих воспитанников...
Одна встреча — и возглавленный «тридцать пятым уче¬
ником» Гайдаром класс как на ладони. Задетые за живое
вопросом о страхе шестиклассники раскрылись, размечта¬
лись, ключом забила ПЕДАГОГИКА САМОЙ ЖИЗНИ.
Меня обрадовало, что беспечных, равнодушных к своему
духовному развитию среди них нет. Сначала все шло
гладко по намеченному мною плану, но вдруг уколола
мысль: а ведь мои экзаменаторы истолковывают притчу
Гайдара «Плавать или не тонуть?» глубже меня. Не назы¬
вая вещи своими именами, спрашивают, не учим ли мы
их в школе другому: плавать, чтобы гонуть...
Стало не по себе, когда убедился: нет, не спраши¬
вают— утверждают, что мы, учителя, учим их ловко пла¬
вать в атмосфере страха и спокойно тонуть в приспособ¬
ленчестве, ловкачестве, взаимном недоверии, подозритель¬
ности, узаконенной школьной игре с учителями в
сыщиков-жуликов... Спрашивали другое: знаю ли я, педа¬
гог-воспитатель, как избавить их от негласного предмета
«плавать, чтобы тонуть», который по душе многим и мно¬
гим учителям и ненавистен всем еще окончательно не
испорченным учащимся. К стыду своему, к такому прямо¬
му ответу я не был готов. «Приглашенный» Гайдар, сразу
ставший родным и понятным детям, мягко выражаясь,
12
посадил меня в галошу. Ведь каким педагогическим ору¬
жием владел я лучше всего, какое постоянно оттачивалось
в педагогическом коллективе, за какое меня хвалили
и поощряли? Дедовское, нацеленное на устрашение: двой¬
ка, нагоняй, жалоба родителям, публичный разнос... А чем
вызваны все эти бесконечные «закручивания гаек»? Стра¬
хом перед инструкциями, проверками, указаниями сверху...
Аж мурашки по телу от такого самопризнания. Не далеко
же я ушел от чеховского Беликова с его «как бы чего
не вышло»...
Конечно, растерянности своей я старался не показать,
в ловушку, хотелось надеяться, не попался. Но детей не
проведешь! Уже на другой день от дочери, тоже учени¬
цы VI Б, узнаю новость: «А тебе наши (залилась смехом)
дали прозвище (от смеха чуть не катается) Папа Карло».
Пришлепнули-таки и меня словом. Да как точно-то! Ведь
уловили: добрый, сочувствующий, но беспомощный. И по¬
нятно, почему на моих уроках дисциплина хуже, чем
у других учителей, у тех, кто «прижал». Проверяют, не
разойдутся ли у Папы Карло слова с делом, не хватит ли
он, выведенный из терпения, кулаком по столу, не возь¬
мется ли, как другие, за кнут...
Чтобы полностью разобраться в полученном прозвище
(думаю, прозвища в детских коллективах — явление зако¬
номерное, требующее не борьбы, а изучения, потому что
это бесспорный пример ТАИНОЙ ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ
АКТИВНОСТИ ДЕТЕЙ), перечитал сказку А. Толстого
и еще раз убедился: ребята глубже, чем я полагал. Бура-
тино ведь не только коварно пользовался добротой папы
Карло, но одновременно и шефствовал над ним. Значит,
и среди моих «буратинушек» есть не только беспечно
пользующиеся, но и желающие поддержать, подать руку
помощи. Значит, надо утроить наблюдательность и во что
бы то ни стало как можно скорей увидеть эти незримо
протянутые руки...
ВСПЫШКА АНТИСЕРОСТИ
Победный классный час, на котором я сдал экзамен
на ПРАВО БЫТЬ СТАРШИМ ДРУГОМ, доказал, что
обладаю достаточной ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ЗОРКОСТЬЮ
и знаю ответы на многие тревожные педагогические во¬
просы, готовился мною полгода и носил интригующее
учащихся название «Долой серость!». Столь длительный
13
антракт был вызван необходимостью изучить каждого
моего воспитанника, увидеть незримые руки друзей и «по¬
жать» их, найти надежных педагогических запевал и на¬
чать их «вербовку» и, наконец, обнаружить мешающие
росту коллектива «болячки» и подготовиться нанести по
ним удар...
И вот когда в моем педдневнике появились обстоятель¬
ные перспективные характеристики всех учеников, когда
я нащупал ниточки духовных контактов с будущими педа¬
гогическими вожаками и открыл, что самое большое зло
моего VI Б — распространенное и чуть ли не всех захва¬
тившее мнение, что быть средним, сереньким не зазорно,
чуть ли не почетно, потому что не выделяться, быть «как
все» — признак коллективизма и скромности, был назна¬
чен этот долгожданный классный час.
Как обычно, он начался с полюбившейся игры: шес¬
тиклассники шумно поспорили, кому сегодня предоставить
право «сесть» с Аркадием Петровичем, и (это стало игро¬
вым законом номер один) «предоставили» слово Гайдару.
От имени Гайдара, как повелось с первого классного ча¬
са, выступал я. Ученики это принимали охотно, а меня
возможность «становиться Гайдаром» радовала и обна¬
деживала. Подражая этому любимцу детворы (учился
перед зеркалом даже улыбаться по-гайдаровски), спросил:
«Есть ли в моих произведениях серенькие людишки? Если
есть, то зачем я их показал?»
Не переставая удивляться, наблюдал, как подтягивает
«придуманный» Гайдар моих сверхрезвых мальчишек и
девчонок, как серьезно и сосредоточенно «беседуют» они
с любимым писателем. Нашли сереньких, поспорили, кто
«серее»: Мишка Квакин или Фигура из повести «Тимур
и его команда», витиевато, путано, но объяснили, что на
сером фоне виднее подлинно красивое, героическое, что
не отмахнуться от сереньких, а бороться за их перерожде¬
ние, как делал Тимур, — долг настоящего советского граж¬
данина любого возраста...
Классный час готов был превратиться в обычную чи¬
тательскую конференцию, интерес к нему стал гаснуть,
и тогда я задал свой сюрпризный вопрос: «Как вы думае¬
те, что бы я ответил Аркадию Петровичу, спроси он у ме¬
ня, есть ли «серенькие» в нашем классе?» Даже далеко¬
му от педагогики было бы видно, как губителен страх
в воспитательной работе. Все насторожились, многие
помрачнели, а те, кому уже много лет внушалась мысль
о неполноценности (хоть и неприятно об этом вспоминать,
14
но от фактов не спрячешься: не перевелись у нас еще
невыдержанные, излишне нервные учителя, оскорбляющие
учеников за медлительность, тугодумие и т. д.), даже
съежились, ожидая удара. Не без умысла затягиваю
тревожное предответное молчание и с радостью отмечаю,
что не ошибся в оценке положительных качеств коллекти¬
ва: нет равнодушно смирившихся с мыслью о своей не¬
полноценности и нет равнодушия среди «благополучных».
Отвечать за меня, как и следовало ожидать, никто
не вызвался, но по искрящимся радостью самоутвержде¬
ния глазам, доверчивым улыбкам, кивкам я ясно видел:
многие догадываются о содержании моего ответа и вос¬
принимают как свое собственное мое твердое убеждение,
что каждый человек неповторим, что природа щедро на¬
градила каждого каким-то талантом, найти и развить
который — первостепенный долг человека, что среди детей
и подростков «сереньких» просто-напросто не может быть
и преступно принимать за серость какие бы то ни было
промахи в учебе. Я, конечно, не скрыл, что «серенькие»,
никчемные людишки в нашей стране, к сожалению, не
перевелись и что коллектив школьников может вырастить
в своей среде будущую серость, если изберет своим глав¬
ным направлением не оптимистическую веру в талантли¬
вость каждого своего члена, а примиренчество с жизнью
и учебой на жиденькую троечку, оправдание инертности,
лености, пассивности, незаметно, но неизбежно перераста¬
ющих в неверие в себя, в свою талантливость.
Моя короткая речь закончилась по-школьному: «Кто,
как и я, считает, что все 34 члена нашего коллектива
талантливы?» Лес веселых рук взметнулся к потолку,
озорные глаза рассерьезнили лица, потом грянул дружный
хохот, и превратилось бы все в шутку, если б не было
у меня НАГЛЯДНОГО ПОСОБИЯ ПО ГЛАВНОМУ
ПРЕДМЕТУ — педагогического дневника, ко¬
торый я смело раскрыл перед учащимися, объявив его
открытой для них книгой.
Вот когда я увидел подлинную вспышку антисерости.
Нет ничего нужнее в отроческом возрасте своевременно
написанной и постоянно дополняемой перспективной пе¬
дагогической характеристики, которая выполняет три
важнейших задачи: удовлетворяет духовную жажду уви¬
деть сильное в себе, становится толчком к пониманию,
что путь к подлинному счастью — духовный рост и бес¬
прерывное самопознание, и является своего рода нравст¬
венным компасом подростка.
15
Затаив дыхание, слушали воспитанники характеристик
кп, которые я написал в форме педагогических очерков
с интригующими заголовками, иллюстрировал фотографи¬
ями из их жизни (для этого предварительно создал в клас¬
се фотокружок), аккуратно оформил, используя цветную
графику. Впервые никто не услышал звонка с шестого (!)
урока второй смены. С трудом уговорил ребят отложить
чтение дневника до следующего дня. И когда, заканчивая
этот затянувшийся на два с лишним часа классный час,
я спросил, кто понимает мысль, высказанную поэтом
Е. Евтушенко: «Стыдно не быть великим! Каждый им
должен быть!», снова лес радостных рук взметнулся
вверх...
ДУХОВНЫЕ ПОРТРЕТЫ
Не слишком ли самонадеянно утверждение, что мои
характеристики воспитанников становятся их нравствен¬
ным компасом?! Да и этично ли эти характеристики де¬
лать открытыми для детей? Не приносит ли это больше
вреда, чем пользы? Оставляю зопросы открытыми и пред¬
лагаю вернуться к ним после знакомства с некоторыми
духовными портретами моих питомцев.
Завоюй любовь «Люси!
Люся М., по-моему, — самый откровенно влюбленный
в своих товарищей человек в классе. Почему так думаю?
Вижу, как приветлива она со всеми, как нежно улыбается
друзьям, как болеет за авторитет класса, как умеет об¬
нять (смотри фото!) и приласкать подругу.
Не подумайте» что у нашего председателя совета от¬
ряда всепрощающая любовь ко всем, что ойа за-пани¬
братство, что ее легко обмануть, а любовь ее и 'завоевы¬
вать не надо... Люся действительно любит всех такими,
какие они есть, со слабостями и недостатками, *но, конеч¬
но, не за промахи и ошибки, а за то лучшее, неповторимо
ценное, что, как мне кажемся, видит в каждом. Падение
у нее интуитивное, словам^ выразить свое отношение к
товарищу она не всегда может, но ее чуткое сердечко
почти безошибочно угадывает, кто что собой представляет.
Совершенно уверен: многих своих одноклассников Люся
16
сейчас любит, представляя другими, угадывая их в буду¬
щем. Фантазерка наша Люся. И это одно из самых силь¬
ных ее качеств, его надо нам ценить, а Люсе развивать.
Кто не хочет разочаровать Люсю и в будущем лишиться
ее любви-уважения, должен догадаться, каким его Люся
видит в ближайшем будущем, постараться стать таким...
Что же любовь к товарищам дает самой Люсе? А при¬
смотритесь: всегда хорошее настроение, постоянный пыт¬
ливый блеск в глазах, особая привлекательность в мане¬
рах, в походке, в речи. Такие качества (не побоюсь этого
слова, хотя обычно его используют, характеризуя людей
более старшего возраста) называют ВЫСОКОЙ ЖЕНСТ¬
ВЕННОСТЬЮ. И хорошая учеба, и примерное поведение—
все это вторично, а главное у нашей Люси — человеколю¬
бие, ставшее ее надежной движущей силой уже в 13 лет...
Думаю, никто не усомнится, что даже такой примерной
во всех отношениях девочке, которую, к слову, хорошо
воспитали еще до встречи со мной, нужны указанные
мною нравственные ориентиры. Жизнь подтвердила, что
своевременно вооруженная нравственным компасом Люся
избежала опасного в юношеские годы для людей ее скла¬
да панибратства, идет по жизни высокопринципиальным
человеком.
Я начинаю Славу уважать
Сначала поясню: мое уважение или неуважение зави¬
сят не от моего каприза, а от самого воспитанника. Слава
начал с тайной войны против меня, потом стал присмат¬
риваться, прислушиваться, а недавно, в разгар нашей
коллективной борьбы за высокую культуру поведения,
решительно повернулся лицом к... самому себе, го есть
осмысленно взялся за самовоспитание. Поначалу некото¬
рые (и Слава в их числе) поняли мое предложение осу¬
ществлял? гамокинтролъ~и тзшим себе ставить в конце
неделе нищенку по поведению ■* дневнике примерно так:
чудит* классный руководитель!! ладно, пусть, поиграем
в доввиешишраведливостХ, а при самооценке своей куль¬
туры*-соврем. Но :ват*-иесколшко дней назад группа воз-
буж^ШАЩ^кеДэчедомэдяя улл'бками, сообщила: «Юрий
Николаевич! А у нас некоторые мальчики в самом деле
становятся культурнее. Особенно Слава Ч. изменился.
Вчера в дверях класса сначала хотел, как всегда, оттолк¬
нуть девчонок и пройти первым, а потом вспомнил^ отскп-
2 Заказ 4797
)Г
чил и говорит: «Проходите скорей! А то сейчас как рвану
вперед вас!»
Весь сегодняшний Слава в этих словах. Мальчишка,
о котором совсем недавно шла недобрая слава грубияна
и драчуна, на которого девочки больше всего жалова¬
лись, первым в классе понял: рыцарство только на сло¬
вах— это лицемерие. Рыцарскими поступками надо не
только восхищаться, а без лишних слов постоянно совер¬
шать их. В моем представлении Слава — первопроходец,
твердо решивший найти свой путь в Страну благородства
и рыцарства, как в ближайшем будущем, верится мне,
станут называть наш класс. Первым всего надо больше:
мужества, находчивости, бдительности, сноровки, — и Сла¬
ва, по-моему, это понимает...
Светлана готовится к поиску
Что собирается искать наша 13-летняя Светлана Л.?
Не «что» — «кого», потому что она одна из первых в клас¬
се поняла: настоящая жизнь начинается с поисков... самого
себя. Чтобы убедиться, что не переоцениваю духовных
возможностей Светы, я на книге, подаренной ей в день
13-летия, написал такое стихотворное посвящение:
Тринадцать! Это много или мало?
Ответ не прост: великого начало!
И если ты ничтожен, не велик,
Сам виноват: быть сереньким привык.
Жизнь, Света, — это вечные подъемы.
А в тихих заводях какие ж люди — гномы...
Величие — с тринадцати кипеть
И помнить, что покой и серость — смерть!
Мою просьбу письменно ответить, как поняла мои
раздумья и приняла завуалированные советы, Светлана
выполнила с удовольствием, и я с радостью убедился:
мои пожелания для нашей классной поэтессы оказались
своевременными. Судите об этом сами: «С тем, что Вы
пожелали мне в стихах, я сразу согласилась. Да и мама
сказала: «Юрий Николаевич прав: покой и серость —
смерть. Прочитала его пожелание и удивилась, какая
у меня, оказывается, уже; взрослая дочь, над какими
сложными вопросами жиз^ц ей учитель предлагав*заду¬
маться». Смогу ли я кипеть, как Вы советуете? Не знаю,
но вот быть гномом, который живет там, где никого нет,
не хочу. А раньше, случалось, завидовала гномикам. Ма¬
ма это изменение тоже подметила: «Хорошо, что у тебя
!8
теперь много друзей, что постоянно о ком-то заботишься.
Так, доченька, и живи! И стихи свои сочиняй не о себе —
о товарищах...»
И сама, и с помощью мамы Светлана начинает пости¬
гать наитруднейшее: найти себя без помощи друзей-това-
рищей невозможно. Это кажется странным, но такова
жизнь: в самом себе разобраться очень трудно, можно за¬
блудиться, как в дремучем лесу. Долго ли приходится
искать себя? Даже при активной помощи друзей жизни
не хватает. Не пугайтесь! Прелесть жизни как раз в бес¬
конечности поиска. Стоило почувствовать это Светлане —
и смотрите: на наших глазах превращается в интересного
человека. Больше спрашивает, смелее и откровеннее от¬
вечает, сознательно расширяет свой кругозор, ведет бога¬
тый мыслями читательский дневник, единственная в клас¬
се, как мне показалось, по-настоящему переживает, когда
по какой-то причине срывается политинформация или
другое внеклассное мероприятие. Светлана — первая лас¬
точка той полнокровной духовной жизни в коллективе,
когда все в нем—люди увлеченные, не подневольно кое-
чему и кое-как обучающиеся, а с радостью занимающиеся
самообразованием и самовоспитанием, сами растущие и,
следовательно, обогащающие друг друга...
Ошибка Сережи М.
Речь пойдет, конечно, не о гой ошибке, которая при¬
вела его в больницу. Поскользнулся, обварился — это
случайность, от которой никто из нас не застрахован.
Сережа однажды «поскользнулся» сознательно, когда
принял неверное решение устраниться от интересной
коллективной жизни, от общественных поручений, стал
ко всему относиться неохотно, со смешком...
Как вскоре выяснилось, «бунт» Сергея был вызван не
желанием жить беспечно, развлекаться, а неверием в осу¬
ществление намеченных планов. Слишком часто, как вид¬
но, он был обманутым...
Особенно показательно в этом отношении поведение
Сергея на зимних каникулах. В трудовом десанте он
категорически отказался участвовать — сам написал об
этом в анкете перед Новым годом. Пришел же, надо пола¬
гать, только с целью удостовериться: будет ли она, рабо¬
та-то? Может, как раньше, поговорили и... забыли? Работа,
когда он пришел созерцать, уже кипела, и Сережа не
устоял, трудился даже энергичнее многих других. Акти¬
2*
19
висты потом мне не раз напоминали: «Сергей М.-то рабо¬
тал! Да как хорошо! А вот Саша, Андрей, Валя записа¬
лись в бригаду, по улицам гуляют, в школу же не показы¬
ваются...»
Так в чем же ошибка Сергея, если исправился и даже
оказался на работе лучше других? В непонимании,
что опасно плыть по жизни на буксире: присматриваться,
ожидать подталкиваний, следовать за другими, как ни¬
точка за иголочкой...
В больнице я, как и ожидал, увидел повзрослевшего
Сергея, покончившего с детской беспечностью. Первые
слова Сережи, когда он пришел в себя (это мне рассказы¬
вала его мама), были уже взрослые: «Что же я наделал?!
Мне же завтра в школу, каникулы-то кончились!» По
словам мамы, он очень тосковал, если друзья-однокласс¬
ники, ежедневно посещавшие его в больнице, чуть-чуть
задерживались. А как засиял он, сообщая мне, что в по¬
недельник, если выпишут, сразу помчится в школу. Не
важно, что не сможет писать—слышать-то будет, с друзья-
ми-то встретится... Что ж, иногда и несчастье — первый
шаг к нравственному взрослению...
Надеюсь, читатели сами поняли, сами ответили на во¬
прос, почему свои раздумья о воспитанниках, наброски
их духовных портретов я не засекречиваю, а делаю откры¬
тыми и даже выношу на коллективное обсуждение. Какая
труднопреодолимая преграда чаще всего мешает созданию
сплоченного коллектива и детей и взрослых? Духовная
разобщенность, незнание себя и друг друга. Отсюда и бес¬
помощность при решении вопроса первостепенной важнос¬
ти: где и как с большей пользой для самого воспитанника
(члена коллектива) и класса использовать каждого. От¬
крытые характеристики, как я неоднократно убеждался,
способствуют быстрой и эффективной САМООРГАНИЗА¬
ЦИИ КОЛЛЕКТИВА, так как помогают каждому само-
м у найти свое место, а коллективу взять от каждого как
раз то, что ОН ОДИН только и может дать для обогаще¬
ния всех.
Впрочем, и попроще цели, не такие глобальные ставил
я, работая над самыми первыми характеристиками, рукой
моей водило порой желание похвалить, поддержать, пожу¬
рить и т. д. Но перечитывая свои первые педагогические
опусы шесть лет спустя, вспоминая, кто как совершенство¬
вался, каким стал, прихожу к выводу, что с главного
направления — заинтересовать воспитанников самими со¬
20
бой и друг другом, выявить шагнувших дальше других
в духовном развитии, воодушевить всех возможной пер¬
спективой своего роста — я не сбился.
ПОЭТИЧЕСКИЕ ПОСВЯЩЕНИЯ
Какая это великая сила—любовь к детям, как много
получает воспитатель, не позволяющий себе ни при каких
обстоятельствах ожесточаться, постоянно нацеленный на
уважительное отношение к каждому воспитаннику, на
поиски лучшего, неповторимо ценного в нем.
ШКОЛА ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ЛЮБВИ, в которой
я все сорок лет был прилежным учеником, дала мне самое
большое человеческое счастье — опоэтизированный труд.
И не только в переносном смысле. Уже много-много лет
жизнь моя — ни дня без вдохновения, которое я несу в
класс, сохраняю в семье, в быту, отражаю в педдневнике
и в стихах о дорогих моему сердцу воспитанниках. Пять
лет каждому своему питомцу из класса, о котором сейчас
веду рассказ, в день его рождения дарил я книгу со своим
стихотворным посвящением, и вот, перечитывая эти педа¬
гогическо-поэтические объяснения в любви, открываю, что
эго поэтические духовные минипортреты одновременно
питомцев и меня самого, в них прослеживаются одновре¬
менно линии педагогического влияния на воспитанников
и путь нравственного, духовного становления последних.
С целью подтвердить, что вдохновенный труд превра¬
щает педагога в поэта, а поэзия, обладающая, как извест¬
но, способностью концентрировать наиглавнейшее, — силь¬
нейшее оружие в руках воспитателя, я и решился вынести
на читательский суд свои педагогическо-поэтические ми¬
ниатюры.
Начну с поэтических посвящений Светлане Л., о кото¬
рой уже шла речь в связи с ее 13-летием.
Светлане Л. в день 14-летия:
Увидишь — ахнешь: сад вдруг весь расцвел!
А ведь еще вчера был хмур и мрачен...
Иные любят вздохи: «Чудо, мол...»
Я ж мыслями другими озадачен.
Цветение — мгновенье. Все — потом!
От завязи до зрелости дойди-ка!
А можно прытко, весело, бегом
И не в одном лице, а... МНОГОЛИКО..
Пишу загадкой, но сомненья нет:
Поймешь и примешь мой наказ-совет.
21
Ей же в день 15-летия:
Нелегкий год, счастливый год
Тебя, мой друг Светлана, ждет.
Нелегкость — в непомерном спросе,
А счастье, вслушайся, в вопросе:
Что значит — двигаться вперед?
А вдруг «вперед» — наоборот?
Усталость до седьмого пота.
Что это? Крылья для полета?
А может, лучше не летать,
С ползущими не воевать,
Нахалам улыбаться сладко
И... перепутать честно с... гадко?
Ей же в день 16-летия:
Весна в разгаре! Ты цветешь!
Но все ли от весны берешь?
Не забываешь ли порою,
Что лето тут же за весною?!
Ведь как сказал мудрец-народ:
«Весенний день нас кормит год!»
Твои же день на день не похожи:
То всех разумней ты и строже,
То... впрочем, я не чтоб корить.
Учись, Светлана, плотно жить,
Намного, чем сейчас, плотнее...
И к людям, к людям БУДЬ ДОБРЕЕ!
Ей же в день 17-летия:
Ты чистотой навек меня пленила,
Высокой неподкупностью души.
Не будь тебя, куда б трудней мне было
Зажечь робевших, кто чуть что: «Туши!»
Хватает ли горючего, Светлана?
Не страшен ли самой души пожар?
Не зажила ли в твоем сердце рана —
Твой самый главный, величайший дар?..
Такое вот в вопросах пожеланье...
А хочешь—понимай:
в любви признанье!
Внимательные читатели, надеюсь, помнят, что эта де¬
вочка первой в классе испытала потребность в высокой
духовности, и все-таки по моим педагогическим педзари-
совкам ее взросления видят: путь к моему «в любви приз¬
нанье!» был у нее нелегкий. Да и нет их — торных дорог
на пути к духовному самоутверждению и самоусовершен¬
ствованию, нет таких детей, кому бы не нужна была
нравственная поддержка старшего опытного друга-педа-
гога.
22
Интересно, думается мне, проследить, как с помощью
юбилейных пожеланий крепла моя духовная связь с Иго¬
рем Ч., ставшим в X классе моей правой рукой, деятель¬
ным комсоргом-воспитателем, выбравшим без тени сомне¬
ния профессию педагога.
Игорю Ч. в день 13-летия:
13 —один из самых трудных порогов жизни. Он на
самой быстрине, полуподводный, в брызгах и пене не
всегда виден, вокруг него водовороты, но обходных путей
нет. Только поднявшийся на него поверит в свои силы
и шагнет в... САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ!
Помни это, Игорь, и не ищи путей полегче!
Ему же в день 14-летия:
Мужание! С чего его начало?
С желания:
«Валите больше! Мало!
Я выдержу! Не сметь меня жалеть!
Живу мечтой побольше бы успеть!
Хочу туда, где круче, где труднее,
Хочу быть там, где я всего нужнее!
Не бойтесь за меня!
Я к подвигам готов!»
Реши сам, ИГОРЬ: ты таков?
Ему же в день 15-летия:
Сказал и сделал! Будто бы так просто...
«А стоит ли?» — вот каверзный вопрос-то.
Иной ведь славится за то лишь, что речист.,*
Слова, слова...
И вырос... казуист.
Ты, Игорек, скажу об этом снова,
Теперь уже почти (?) хозяин слова...
Еще напор, еще рывок,
И... победишь... себя, дружок1
Ему же в день 16-летия:
Каким он был — твой трудный год?
Одно бесспорно: шел вперед!
Сказав себе: «Ни шагу вспять!»,
Себя учился побеждать...
Да, коль судить предельно строго,
Побед еще не так уж много...
Но важен не победный звон
(Такой у жизни есть закон),
А взятый на победу курс!
Вот это намотай на ус!
Ему же в день 17-летия:
День — год...
А больше? Может быть,
Еще плотнее можно жить?
23
Как ты считаешь? Ну-ка?!
Да, Игорь, жизнь — наука
Не легкого скольженья —
Движенья — постиженья!
Пусть будет больше их в году —
Дней ТВОЕГО РОЖДЕНЬЯ!
Хотел остановиться на двух примерах, но, перечитав,
увидел, что Светлана и Игорь из, так сказать, «благо¬
получных», поэтому приведу пример поэтического обще¬
ния с девочкой из очень трудной семьи (детей на «труд¬
ных» и «благополучных» я никогда не делю, считаю это
нелепостью, таких нет, а вот неблагополучных семей
сколько хочешь!), с ученицей, которая долго не сдавала
своих лженравственных позиций, а в десятом стала одной
из кандидаток на звание «совесть класса», ответственной
за самый главный духовный документ класса — рукопис¬
ную летопись жизни моих воспитанников.
Лене М. в день 14-летия:
Нет, Лена, нет, себя не проведешь,
А ты сама с собой играешь в прятки:
То ложь легко за правду выдаешь,
То всех подозреваешь без оглядки...
Что ж? Быть бесхитростной?
Не в этом, Лена, суть...
Собою истинной, КРАСИВОЙ чаще будь!
Ей же в день 15-летия:
«Собою будь! Собой будь непременно!» —
Я год назад желал тебе, Елена...
«Какой собой?» — спросил тогда твой взгляд,
И я, признаюсь, был вопросу рад...
Но полетели резво дни за днями,
И я все чаще развожу руками:
Шаг — и смогла б в себе себя найти,
А ты назад плетешься с полпути...
В сраженьях неизбежны отступлеиья
Для накопленья сил, для наступленья,
Но есть и... бегство, есть такой позор...
К чему, подумай, этот разговор?!
Ей же в день 16-летия:
Чем дальше в лес, тем все трудней, понятно...
А жизнь — не лес: не повернешь обратно...
И коль заблудишься среди людей, как знать,
Сумеешь ли себя в себе познать?
Ведь ты все незнакомка до сих пор
Сама себе, Елена... Не укор,
Напоминанье, что вопрос не прост,
Что в глубь себя поход — духовный рост.
24
Ей же в день 17-летия:
Теперь не скрою: я горжусь тобой!
С самой судьбой ты выдержала бой.
И злые предсказанья — в пух и прах:
Не ты у ней — судьба в твоих руках!
Удержишь ли? Соблазны, Лена, ждут...
Вихрь сладкой жизни — сбейся! — тут как тут...
Но если не для красного словца
Во мне ты видишь Друга и Отца,
Не обрывай духовной связи нить
И помни:
дружбу нечем заменить!
В течение всей моей педагогической жизни, а теперь,
когда сначала обязательное среднее, а потом реформа
потребовали от учителей коренной перестройки, «учения
без исключения», как метко сформулировал С. Соловей¬
чик, особенно часто слышу жалобы классных руководите¬
лей, что их труд неблагодарный, изнурительный, отупляю¬
щий. С этим трудно не согласиться, если между воспи¬
танниками и воспитателями вражда вместо взаимопони¬
мания. А когда идешь к единомышленникам, когда ви¬
дишь влюбленные глаза и чувствуешь, что тебе на любовь
все решительнее и откровеннее отвечают любовью, душа
поет, силы удесятеряются и рождаются стихи, которыми
я закончу эту «поэтическую» главу. Стихотворение это по¬
священо моим выпускникам 1985 года, прочитано во вре¬
мя юбилейной (через год) встречи с ними и обнародова¬
но в летописи, которую мои бывшие воспитанники ведут
и после школы.
Я постоянно полон дум о вас...
И, как всегда, стихи — в любви признанье.
Так не хватает ваших верных глаз,
И как же дороги воспоминанья!
Поклон вам до земли, друзья мои,
За то, что вы, хоть этого не знали,
Мне доверяя помыслы свои,
От страшнейшей беды меня спасали.
Я б мог ожесточиться, очерстветь:
Войны хлебнул до тошноты, с избытком,
А с вами вновь любить учился, петь,
Не подвергать себя всечасно пыткам...
Вы и стареть не позволяли мне:
Тащили то в походы, то в сраженья...
Какая ж старость, коль душа в огне
Осваивает вечное движенье!
ОГОНЬ ЛЮБВИ — вот что сроднило нас!
Он всемогущ: врачует, обновляет...
Когда я полон светлых дум о вас,
Как будто сердце в весе прибавляет!
23
ПО СТУПЕНЬКАМ УВЛЕЧЕННОСТИ
Под впечатлением от стихотворных зарисовок духов¬
ного восхождения моих последних выпускников с удоволь¬
ствием перелистал несколько триумфально-праздничных
страничек дневника после вспышки антисерости. Снова
прочувствовал, какое это наслаждение прийти в класс,
где совсем недавно было неуютно, мог в любую минуту
ждать от учеников равнодушного невнимания, недруже¬
любного ворчания, позиции «говори-говори, а мы себе на
уме», и вдруг увидеть: все друзья, смотрят влюбленными
глазами, ловят каждое твое слово, ни одного тайно улиз¬
нувшего с урока, верят так, что позови — пойдут, кажет¬
ся, за тобой в огонь и в воду...
Но из всех видов любви педагогическая, считаю, — са¬
мая коварная, здесь от любви до ненависти и полшага
нет. И дневник, и еще точнее эмоциональная память вос¬
крешают не только радость победы, но и тревогу, чувство
возросшей ответственности, потому что поверившие мне
подростки смотрели не бездумно-влюбленными, а влюб-
ленно-ждущими глазами. От меня ждали: «Скорей зови
не на словах, а на деле жить по-новому, по-гайдаровски,
так, чтоб дух захватывало от грандиозности сделанного,
чтоб в школу мы летели на крыльях радости...»
Был ли я готов к осуществлению задуманного и обе¬
щанного? Да, теоретически представлял все ясно. Задол¬
го до поворотного классного часа я еще и еще раз за¬
глянул в книги Гайдара, перечитал «Педагогическую по¬
эму» А. С. Макаренко, все написанное В. А. Сухомлин-
ским, проштудировал множество педагогических злобо¬
дневных статей и книг.
Неожиданно самую большую помощь получил от кос¬
монавта Г. Берегового, которому громадная самовоспита-
тельная работа подсказала такой педагогический вывод:
«Я давно догадывался, что человек по своей натуре не¬
много лентяй. Подсознательно он всякий раз стремится
делать не то, что нужно, а то, что хочется». Такова тонко
подмеченная космонавтом психология взрослых: вечный
конфликт между «надо» и «хочется». А у детей? Делаю
важное, ставшее моим педагогическим компасом откры¬
тие: у них, людей чувства, «ХОЧЕТСЯ» даже не
конфликтует с «НАДО»—оно его полностью подавляет.
Значит, напирать на учеников младшего и среднего зве¬
на с требованиями «надо!», «это ваш долг!», «как вам
не стыдно!» и т. п. не только пустая трата времени, но
26
вредное занятие. Оно создает видимость усердия, на деле
же запугивает детей, толкает их на путь лицемерного
приспособленчества и... портит учителей, приучает их под¬
менять настоящую работу педагогической демагогией.
Какой же должна быть настоящая работа? Исчерпы¬
вающий ответ снова получаю у А. П. Гайдара, который
в книгах и статьях ненавязчиво подсказывает: на станцию
высокого назначения «Гражданский долг» ребята могут
прибыть только через пункты «ИНТЕРЕСНО» — «ХО¬
ЧЕТСЯ»—«ОЧЕНЬ ХОЧЁТСЯ» —«СТРАСТНО ХОЧЕТ¬
СЯ»— «ЖИТЬ НЕ МОГУ». «Да ведь это готовый план
воспитательной работы!—обрадовался я. — И не на год —
на всю пятилетку: заинтересовать, увлечь, научить отли¬
чать увлечение от развлечения и — ПО СТУПЕНЬКАМ
УВЛЕЧЕННОСТИ — в юность...»
Поделился радостью открытия с коллегами, среди ко¬
торых, естественно, постоянно искал и «вербовал» едино¬
мышленников, и от некоторых услышал: «Да разве это
план? Общие фразы, романтика...» Совершенно верно:
РОМАНТИКА! Которая должна стать не «возможным
компонентом системы воспитания», а ДУШОЙ ПЕДАГО¬
ГИКИ. Можно ли без романтики, если педагогика, по
меткому определению М. Шагинян, — «наука о росте че¬
ловека и обращена к становящемуся, развивающемуся, со¬
вершенствующемуся в человеке»? Лучшие писатели, уче¬
ные, мыслители, педагоги — великие романтики.
Продиктованные романтической мечтой и верой в по¬
тенциальные возможности человека раздумья Г. Берего¬
вого оказались для меня своего рода методическим посо¬
бием по педагогике. Его мысли о том, что в обычных ус¬
ловиях у человека проявляются лишь обычные, заурядные
качества, а вскрывать все запасы энергии, бросать все
свое «горючее» на решение конкретно поставленной цели
люди умеют в обстановке «особого режима», подсказали
мне: в работе с детьми всякая заурядность противопо¬
казана. Хочешь успеха — ищи для уроков и внекласс¬
ных мероприятий «особый режим», работай так, чтобы
школьная жизнь представлялась им напряженным, ответ¬
ственным, но и романтическим полетом в незнаемое.
Объясняя самому себе причины ошеломившего даже
меня своей мгновенностью успеха, без особых затрудне¬
ний понял: покорить воспитанников удалось смелостью
(свой личный дневник сделал для них открытой книгой),
искренностью (отвечал с предельной прямотой на все,
даже «запрещенные» вопросы о своем отношении к ме¬
27
тодам других учителей), любовью (они не могли не уло¬
вить в моих зарисовках теплоты, сердечности, дружеско¬
го расположения) и, главное, деятельной верой в их не¬
повторимость и талантливость. Порыв бурной взаимно¬
сти объяснялся еще и тем, что я поддержал в детях их
интуитивное, но всегда твердое несогласие с недооценкой
их личностных качеств, с зачислением, например, в раз¬
ряд «сереньких» по баллам в дневнике и журнале. «Ве¬
ликие педагоги», из-за голодного пайка ослабевшие и за¬
дремавшие в них, полностью разбужены мною еще не
были, но тот интерес, с каким они следили за моим педаго¬
гическим творчеством, как задумывались над педагоги¬
ческими загадками, позволял надеяться, что еще одно
усилие — п забурлит в моих питомцах СПАСИТЕЛЬНАЯ
ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ АКТИВНОСТЬ.
ВЕЛИЧИЕ ИСКУССТВА «ВЦЕПИТЬСЯ»
Всю неделю, захватив и воскресенье, шестиклассники
читали и обсуждали свои характеристики (к некоторым
возвращались по нескольку раз, мой дневник по жестко¬
му графику побывал почти у всех родителей) и, как это
свойственно детям, шумно, демонстративно показывали,
с каким нетерпением ждут следующего классного часа,
который я, отказываясь что-либо пояснять (предлагал:
сами подумайте, родителей спросите!), назвал «Величие
искусства «вцепиться» и на котором обещал, тоже не
вдаваясь в подробности, хотя от назойливых вопросов
голова пухла, помочь каждому сделать ГЛАВНЫЙ И РЕ¬
ШИТЕЛЬНЫЙ ШАГ К СВОЕМУ БОЛЬШОМУ СЧА¬
СТЬЮ.
Интерес к этому обязательному и, что скрывать, кое-
где подневольному внеклассному мероприятию, на кото¬
рое изъявили желание прийти некоторые вовлеченные в
разгадывание педагогических тайн родители и друзья
моих учеников из других классов, был так велик, любо¬
пытство было так раскалено, что, когда я полушутя-полу¬
серьезно (все опасался за готовность выполнить задуман¬
ное «на уровне») предложил перенести классный час на
недельку, меня чуть не растерзали...
Опорно-установочный классный час (такое впоследст¬
вии он получил определение) я начал с вопроса, почему
с таким интересом встретили мои «рисунки с натуры»
сами «нарисованные», их родители, учителя-предметники,
28
даже учащиеся других классов. Отвечали односложно,
перебивая друг друга, некоторые тут же жаловались, что
кто-то нарушил график и до их родителей, которые ждут,
дневник не дошел. Из ответов я узнал: всем понравился
мой взгляд на них как на взрослых, равных, уважаемых,
все нашли у себя что-то такое, что я первый у них уви¬
дел и верно оценил. Одна девочка, покраснев до корней
волос, запинаясь, высказала самое сокровенное: «Все,
даже мама, говорят, что я не такая, что вы меня пере¬
хвалили, а я докажу, Юрий Николаевич, — такая...» Сам
собой родился второй, заранее не планируемый мною во¬
прос: интересно ли было читать и обсуждать характери¬
стики своих одноклассников? «Мы дома в воскресенье
все вслух прочитали, некоторые по два раза, а моя
бабушка переписала», — сообщила бойкая Ира, и сра¬
зу посыпался град заверений, что и их мамы, папы,
бабушки интересовались, что и у них есть выписки из
дневника...
«Хотелось бы услышать мнение об этом ваших роди¬
телей», — начал было я и не договорил. Стремительно
поднялась Светлана Л. и с нескрываемой гордостью со¬
общила: «А моя мама в нашем... (засмущалась) в вашем...
(на миг растерялась, но справилась с собой и, тряхнув
кудрями, задиристо подчеркнула) в вашем-нашем днев¬
нике написала свое мнение». Все было как нельзя кста¬
ти: и вызванный Светой добрый смех, и ее наивное, но
такое нужное для нашего сближения «ваш-наш», и, ко¬
нечно, прочитанная вслух теплая, добрая и умная оцен¬
ка, данная дневнику доброжелательной родительницей.
С полным вниманием и желанием додуматься слушали
шестиклассники мой главный вопрос: «Вы сейчас все
пришли к единому мнению, что написанные мною харак¬
теристики помогли вам лучше узнать себя и друг друга.
Вы убедились, что все тридцать четыре члена нашего
коллектива по-своему интересные и очень-очень разные.
А нет ли такого увлечения, которое для ДУХОВНОГО
ОБОГАЩЕНИЯ и, следовательно, ДЛЯ ПОДЛИННОГО
СЧАСТЬЯ необходимо всем людям?»
Значительно быстрее, чем предполагал, был коллек¬
тивно составлен правильный ответ: у духовно растущих
людей всеобщее и пожизненное УВЛЕЧЕНИЕ ЛЮДЬМИ.
Однако толково объяснить, что дает увлечение людь¬
ми увлеченному и тому, кем увлекаются, никто, хотя
многие смело бросались в бой, объяснить не мог. Эту
осечку я предвидел и «пригласил» на помощь Н. К. Круп¬
29
скую, которая с этого дня стала частым и желанным
«гостем» в нашем классе на уроках нравственности.
Выступать от имени Надежды Константиновны по
моей рекомендации поручили выбивающейся в педагоги¬
ческие запевалы Светлане Л. Я же, радуясь, имел воз¬
можность наблюдать, как на глазах взрослели 13-летние
граждане, с какой повышенной жадностью (длинную ци¬
тату просили прочитать дважды!) впитывали воспомина¬
ние о ленинской мудрости: «У Владимира Ильича был
большой интерес к людям, были постоянные увлечения
людьми. Подметит в человеке какую-нибудь интересную
сторону и, что называется, «вцепится» в человека. И обыч¬
но под влиянием вопросов Владимира Ильича, заражаясь
его настроением, люди, сами того не замечая, разверты¬
вали перед ним лучшую часть своей души, своего «я»,
отражающуюся в их отношении к работе. Они невольно
как-то поэтизировали свою работу, рассказывая о ней
Ильичу. Страстно увлекался Ильич людьми, страстно ув¬
лекался работой. Одно с другим переплеталось. И это
делало его жизнь до чрезвычайности богатой, интересной,
полной...»1.
Наступил кульминационный момент опорного урока
нравственности. Мне предстояло полностью отказаться от
педагогического вмешательства, педагогических подска¬
зок и с трепетным волнением ждать, будет ли заплани¬
рованный желанный результат: родит ли педагогическое
любопытство педагогическую активность, захотят ли, смо¬
гут ли ребята уже на этом уроке хотя бы подержать в
руках РУЛЬ ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ, додумаются
ли, например, сами, что на одних эмоциональных вспыш¬
ках далеко не уедешь, что любые знания, а нравствен¬
ные в первую очередь, постигаются в действии...
Внешне переход к кульминации выглядел так. Я не¬
ожиданно сдал свои командные полномочия председателю
совета отряда Люсе М. (о ней говорилось ранее в главе
«Духовные портреты») и сказал, что устал руководить,
хочу отдохнуть (сразу обрадовавший меня гул недоволь¬
ных, удивленных, рассерженных голосов и чей-то воз¬
глас: «А мы тоже не отдыхаем!») и послушать, какие ре¬
шения будут приняты. «В качестве рядового члена кол¬
лектива, конечно, охотно буду участвовать», — добавил я
и, протянув Люсе руку, поднял ее из-за стола и сел на ее
место.
‘ Крупская Н. К. О Владимире Ильиче. — М., 1979. — С. 601,
Бедная Люся, ничего подобного не ожидавшая, так
растерялась, что двойная жалость вползла в мое сердце:
и за девочку было больно, и за намечающийся срыв за¬
думанного— еще больнее. Но тревога моя оказалась
преждевременной. Люсю и меня неожиданно выручил
Игорь Ч. — прилежный, довольно-таки воспитанный уче¬
ник, но как огня боявшийся общественных поручений.
С блокнотом в руках (это меня больше всего поразило и
тронуло) он, обращаясь к классу и показывая мне гла¬
зами, что понял и одобряет мою педагогическую хит¬
рость, предложил оценить, верно ли понял ответы на два
предыдущих вопроса: «Кто умеет по-ленински «вцепить¬
ся» в интересного человека, как будто книгу интересную
читает, учится чему-то хорошему у него?..» И вдруг, об¬
ращаясь ко мне, задает прямо-таки захлестнувший меня
восторгом самый, пожалуй, нужный в данный момент во¬
прос: «А вот зачем, Юрий Николаевич, вы «вцепились»
в нас? Только для нас или для себя тоже?»
Отмалчиваться мне уже не было необходимости, лед
тронулся. Мой иллюстрированный жизненными примера¬
ми рассказ о том, кто чему хорошему меня учит, слуша¬
ли затаив дыхание. Вздох удивления прокатился по клас¬
су, когда я в заключение сказал, что у всего рождающе¬
гося коллектива я больше всего учусь ЧЕСТНОСТИ (мно¬
гие разоблаченные и неразоблаченные лгунишки сразу
потупили взоры, я показал глазами, что их стыдливость
как раз и считаю свидетельством своей правоты), и, вы¬
держав психологическую паузу, разъяснил: «Меня под¬
купает внутреннее сопротивление лживости даже у тех,
кто лжет. Все известные мне попавшиеся обманщики в
нашем классе врали, так сказать, по необходимости, а
не по злому умыслу, не в корыстных целях. Искали вы¬
ход не там, где надо. Ложь — никогда выходом ни из
какого положения быть не может, и вы, что я ясно вижу,
если еще и не понимаете, то чувствуете это. Среди вас
нет, по-моему, ни одного, кто занимается самым страш¬
ным— самообманом. Вот этой ВНУТРЕННЕЙ ЧЕСТНО¬
СТИ, НЕПОДКУПНОСТИ я и учусь у вас...»
Желающих ответить на вопрос, что получает тот, в
кого «вцепились» (как и предвидел, эта словесная наход¬
ка Надежды Константиновны врезалась и в память, и в
душу ребятишек!), было так много, что прения пришлось
прекратить, так как за окном был зимний вечер и двух
часов на классный час снова не хватило.
Но требовалось единое, родившееся в сознании самих
31
ребят решение, а его все не было. И снова тревога: не
заболтали ли главное, ХОЧЕТСЯ ли воспитанникам под¬
няться на первую, фундаментальную ступеньку ув¬
леченности, к которой я их подвел, но НЕ ДОЛЖЕН
вталкивать? Даже вздохнул облегченно, когда на вопрос
председателя Люси, кто что предлагает, поспешно, не
поднимая руки, отозвался снова Игорь — мой обнаружив¬
ший незаурядные организаторские способности помощник:
«Давайте завтра же «вцепимся» в Сережу М., сделаем
ему подарок к дню рождения, напишем все, кто что про
него думает. Ведь он один из класса отсутствует, все
еще в больнице...»
Предложение Игоря было не только принято, но и до¬
полнено ценными истинно педагогическими предложения¬
ми. Было решено коллективные сочинения «И это все о
нем (о ней)» дарить в день рождения всем, не только
Сергею. Было поручено мне (воспользовались-таки моим
добровольным уходом «в рядовые!») «изюминки» из этих
сочинений «опубликовывать» в педагогическом дневнике
и, таким образом, сделать его коллективным, действи¬
тельно «вашим-нашим». Наконец, самими учащимися была
определена тема следующего классного часа (самым «ди¬
ким» в работе иных классных руководителей представля¬
ется мне списывание планов воспитательной работы друг
у друга и странно-сомнительным — составление таких
планов на год вперед), родившаяся из возникшей потреб¬
ности САМОПОЗНАНИЯ. Тему я снова предложил сфор¬
мулировать загадочно: «Возможны ли походы в глубь
себя?» — и снова рекомендовал ребятам, готовясь к сле¬
дующему классному часу, посоветоваться с родителями.
Еще один характерный штрих описываемого выше
классного часа. Уже Люся объявила, что обсуждение за¬
кончено, уже некоторые пошли одеваться, как вдруг кто-
то вспомнил, что вопросов-то для сочинения о Сергее М.
нет. Мгновенно все снова собрались, коллективно сфор¬
мулировали и записали три обязательных для всех во¬
проса: I) «Считаю ли Сережу М. настоящим другом?»,
2) «Изменился ли Сергей за время болезни?», 3) «Верю ли,
что после болезни Сергей будет охотнее и лучше учить¬
ся, серьезнее относиться к общественной работе?». Дого¬
ворились, что, кроме обязательных вопросов, каждый от¬
ветит еще и на какие-то свои.
Классные часы у нас были по четвергам, из больницы
врачи обещали выписать Сергея в субботу, а день рож¬
дения (13-летие) совпадал у него с первым послеболь¬
32
ничным школьным днем. Ребята без напоминаний все это
учли, в субботу все празднично оформленные сочинения
«О Сереже совершенно откровенно» были мне сданы, а к
понедельнику выбранные места из них с фотографией
юбиляра и своим стихотворным посвящением я перепи¬
сал в начинающий действовать коллективный открытый
дневник.
Вот некоторые из наиболее педагогически ценных на¬
блюдений шестиклассников: «Настоящего друга узнаешь
на футбольном поле, а Сергей не раз спасал нашу коман¬
ду. Как? За двоих работал ногами и головой, когда ви¬
дел, что кто-то из товарищей ослабевал» (Андрей П.);
«Когда работали на морковном поле, Сергей постоянно
помогал нам, девочкам. И не так, как некоторые другие
мальчики, ему не надо было кланяться: сам видел, кто
устал, подходил и говорил: «Отдохни, не надрывайся, я
за тебя поработаю». А мог бы, как другие, отдыхать,
потому что норму свою выполнял быстрее других»
(Ира Б.); «Помню, мы поехали на велосипедах, и у меня
в поле потерялась гайка с переднего колеса. Все, кроме
Сергея, уехали, а он ползал по полю, терпеливо искал,
нашел гайку и, улыбаясь, сказал: «Нашлась! А уж я ре¬
шил и тебя, и твой велосипед на своем велосипеде везти».
Верно говорят, что друг познается в беде» (Слава В.);
«Чтобы ответить на вопрос, изменился ли Сергей за вре¬
мя болезни, вчера утром сходил к нему в больницу, вни¬
мательно присмотрелся и вижу: очень изменился, серьез¬
нее стал и, по-моему, подобрел, потому что убедился, чго
все в классе — его друзья» (Андрей С.); «С каждым днем
прямо на глазах меняется в лучшую сторону наш Сере¬
жа. Даже поразительно, сколько у больного бодрости
духа! И какой наблюдательный! Лена сказала: «Какие
у вас стены в палате потресканные». А он: «Мне эти сте¬
ны ужасно надоели. Что я только на них не находил!
Все цифры нашел в трещинах». И одну показал. Там,
на железной трубе, ржавчиной было выведено «54».
А главное — как у него глаза разгораются, когда ему уро¬
ки объясняешь» (Светлана С.).
А в понедельник к дому Сергея собрался весь класс —
такое пожелание, отвечая в сочинении на свой вопрос,
как встретить юбиляра, высказал Андрей П., и все его
поддержали. В школу сияющий от счастья Сережа шел,
как принц с многочисленной свитой, в классе его уже
ждал поздравительный бюллетень, потом были живые
цветы, поздравительные открытки от девочек, изделия
3 Заказ 4797
33
собственных рук от мальчиков, наконец, на моем уроке
ему вручили тридцать три сочинения, а я подарил книгу
«Как закалялась сталь» и предложил ученикам провести
юбилейную поэтическую пятиминутку — мероприятие, ко¬
торое сразу стало узаконенной традицией на все даль¬
нейшие школьные годы. Придумано было так: я, вслух
читая свое стихотворное посвящение, некоторые харак¬
теризующие ученика слова пропускал и предлагал одно¬
классникам включиться в поэтическое творчество, под¬
сказать мне эти слова, проверить, совпадут ли наши
оценки.
И в прозаических, и особенно в поэтических публич¬
ных суждениях о своих воспитанниках я не ограничивал¬
ся прошлым и настоящим, хотя, конечно, опирался на
них, а постоянно (и с каждым годом все настойчивей!)
приглашал ученика заглянуть в свое будущее, разраба¬
тывал и совершенствовал методику НРАВСТВЕННОГО
ОПЕРЕЖЕНИЯ. Сверхтрудоемкая работа: походы, чтоб
видеть учеников раскованными, трудовые десанты, чтоб
изучать рост гражданской сознательности и активности,
вечера отдыха, чтоб измерять уровень культуры, бесчис¬
ленные сочинения, чтоб следить за самыми микроскопи¬
ческими шажками духовного развития, не говоря уже о
всей классно-внеклассной работе и бессонных ночах, что¬
бы осмыслить увиденное и услышанное, записать в днев¬
ник, подвергнуть сомнению, трижды перепроверить, — сто¬
рицей окупается, потому что единственная возможность
не попасть в заколдованный круг, где одна ошибка по¬
рождает другую, — курс не на исправление нравственно¬
го брака, а на предупреждение возможных нравственных
потерь...
Таким опережающим и, как показало время, очень
своевременным было мое пожелание 13-летнему Сер¬
гею М.:
По моему, у нас окончен спор...
Кто друг, кто враг, теперь ты знаешь ясно...
И не об этом главный разговор,
Толочь водичку в ступе что ж напрасно?..
Хочу в грядущем слышать: «Наш Сергей
Работник славный, человек отменный!»
Придешь, попросишь: «Холодно! Согрей!» —
Все вам отдаст! И сердце! Непременно!
НА РАВНЫХ СО ВЗРОСЛЫМИ
Широкое распространение получило заблуждение, буд¬
то все главное — после школы, а духовное прозябание в
школьные годы опасности не представляет. Меня всегда
возмущали и возмущают стандартные речи учителей н
родителей на выпускных вечерах, в которых под разны¬
ми соусами звучит одна и та же мысль: кончилось-де у
вас безмятежное существование, начинается настоящая
жизнь. Страшно, когда так и есть: ничего духовно-настоя¬
щего в школе — все условия для вызревания нравствен¬
ного инфантилизма...
Постоянно думающий о путях совершенствования Че¬
ловека Ф. М. Достоевский однажды вывел в своем днев¬
нике такую формулу: «По-моему, одно: осмыслить и про¬
чувствовать можно даже и верно, и разом, но сделаться
человеком нельзя разом, а надо выделаться в человека».
Проведя по пути «выделывания» уже не одно поколение
воспитанников, я пришел к твердому убеждению, что Че¬
ловек «начинается» С РОЖДЕНИЯ ЖИЗНЕННОЙ ПО¬
ТРЕБНОСТИ ДЕЛИТЬСЯ С ЛЮДЬМИ ПРЕЖДЕ ВСЕ¬
ГО САМЫМ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ В СЕБЕ. И рож¬
дение это должно произойти именно в школе, в подрост¬
ковом возрасте, потому что отсрочка губительна и
нередко приводит к тому, что образно и метко подмече¬
но в дагестанской поговорке: «Вот человек! До седых
волос дожил, а на свет еще не родился».
Но чем, к примеру, поделится ученик-слабак, переби¬
вающийся с двойки на тройку? Отвечу предельно кратко:
НЕПОВТОРИМОСТЬЮ. Само собой разумеется, что не
философскими раздумьями о смысле жизни может обога¬
тить нас подросток (выступать в роли седовласых мудре¬
цов, как это ни смешно, учащихся как раз и заставляют
иные учителя-словесники!), а своим мироощущением, сво¬
им неповторимым восприятием жизни. Убежден: в тита¬
нической работе всего человечества по изучению духов¬
ных возможностей Человека дети могут и должны на рав¬
ных участвовать со взрослыми. И не стихийно, от случая
к случаю, а осознанно, беспрерывно, и не только в стар¬
ших классах, а в течение всей школьной жизни.
Но не может быть настоящего коллектива, а следо¬
вательно, и полноценного духовного развития его членов,
если дети в нем с заколоченными сердцами. Борьба за
душевность, искренность каждого подростка, за распола¬
гающую к искренности атмосферу доверия в классе — наи¬
.V
35
кратчайший путь к высокой нравственности и одновре¬
менно к полноценному художественному развитию. От
маленького художника — к большому Человеку — вот, на
мой взгляд, самое верное направление, по которому сле¬
дует вести юных граждан страны.
Значит, каждый ученик, даже «беспросветный двоеч¬
ник-троечник», может стать художником? Безусловно! Че¬
ловек— художник по своей природе. Самое сильное, са¬
мое человеческое в нем именно то, что он строит или,
по меньшей мере, внутренне готов строить жизнь по за¬
конам красоты. И сбить его с этого пути, «расчеловечить»
чрезвычайно сложно. Об этом точно сказал А. М. Горь¬
кий в письме к К. С. Станиславскому: «Я уверен, что
каждый человек носит в себе задатки художника и что
при условии более внимательного отношения к своим ощу¬
щениям и мыслям эти задатки могут быть развиты»1.
Работая над мини-очерками о воспитанниках, изучая,
кто как из подростков мыслит, какие у кого виды памяти
лучше развиты, как обстоит у них дело с самообразова¬
тельными и самовоспитательными навыками, что пред¬
ставляет собой нравственный, педагогический и эстетиче¬
ский багаж каждого из них, обнаружил общий опасный
изъян: плохо, однобоко развитую эмоциональную память,
отсутствие художественного вкуса, противное человече¬
ской природе стремление не создавать, а только потреб¬
лять красоту.
Я понимаю, что это не вина, а беда учащихся, что
ни упреками, ни призывами дело не исправишь; обошел
этот вопрос в их первоначальных характеристиках, но
легче от этого не было. Вспоминаю, как на одном из
первых уроков литературы при повторении произведений
Пушкина задал шестиклассникам простой вопрос, зачем
в школе учат стихи наизусть, какая от них польза, и... не
получил ответа. Ученики переглядывались, пожимали пле¬
чами, а глаза их ясно говорили: заставляют — вот и учим.
Когда же я спросил, кто в младших классах, кроме обя¬
зательных стихотворений Пушкина, выучил хотя бы одно-
два по собственному желанию, класс буквально загрохо¬
тал от смеха...
Это был не простой, я бы даже сказал, поучитель¬
ный смех. Неприятно осмеяние учениками наших педаго¬
гических промахов, но во имя истины, думаю, полезно
устраивать себе и такие испытания. Смех не к месту,
1 Горький М Письма о литературе. — М., 1957.— С. 232.
36
конечно, огорчил меня, но в то же время и обнадежил:
он не был угрюмо-злым, не был циничным, какой можно
услышать в иных старших или более испорченных млад¬
ших классах, скорее всего его можно было назвать без¬
заботным, но и нотки сожаления и самоосуждения я уло¬
вил в нем. Казалось, ученики, не называя вещи своими
именами, хорошо понимают, что преступно ГАРМОНИЮ
ДУШИ И РАЗУМА — самое бесценное, природой данное
богатство ЛЮДЕЙ ЧУВСТВА, как справедливо называют
детей, — грубо нарушать и разрушать беспрерывными,
получившими бесконтрольное господство в школе апел¬
ляциями к разуму, минуя сердце. Предано забвению (буд¬
то его и не было?!) предупреждение Л. Толстого, что
НЕЛЬЗЯ ЗАСТАВИТЬ (!!!) УМ РАЗБИРАТЬ И УЯС¬
НЯТЬ ТО, ЧЕГО НЕ ХОЧЕТ СЕРДЦЕ, НЕ-Е-ЛЬЗЯ...
Как за спасательный круг ухватился я за искусство
и на уроках словесности будоражил души шестиклассни¬
ков, добивался такого состояния, когда слушают затаив
дыхание, смеются и плачут, любят и ненавидя i. Но про¬
шло полгода и... никаких существенных результатов. Не
увидел я рождающейся потребности отказаться от без¬
думного потребления красоты и воспламениться желани¬
ем активно участвовать в ее создании. Не поверили мне
учащиеся, хотя я отменил все апелляции к уму, минуя
сердце, что каждый школьник может и должен пройти в
школе путь от маленького писателя — к большому чита¬
телю. Не заинтересовало их даже мое предложение за¬
вести сборник лучших, предстазгяющих художественную
ценность и имеющих обществен::”*- значимость сочинений.
Да, по правде говоря, и сочиненнй-то таких еще не было.
Работа на холостом ходу выводила меня из равнове¬
сия, причину я видел в себе, в недостаточном уменье из¬
влекать все из искусства слова. И только после вспышки
«антисерости» и последовавшего за ней взрыва педаго¬
гической активности стало ясно, что иначе и не могло
быть, так как неодолимая жажда идти в глубь себя —
эго вторая ступенька самоутверждения. Сначала ОСО¬
ЗНАНИЕ СЕБЯ КАК ЧЕЛОВЕКА, рождение и утверж¬
дение ВЕРЫ В СВОЮ НЕПОВТОРИМОСТЬ И ТАЛАНТ¬
ЛИВОСТЬ, а уж потом потребность изучать себя, по¬
нять, в чем неповторимость, порыв не только убедиться,
что есть он, первоначальный талант души (таких, у кого
нет, я за сорок лет общения с детьми не встречал!), но
и немедленно взяться за его развитие.
Чем больше понимал я, какой грандиозный духовный
37
переворот вот-вот произойдет в классе и какая ответст¬
венность ложится на меня в подготовке и проведении
предстоящего, самими учащимися предложенного класс¬
ного часа «ВОЗМОЖНЫ ЛИ ПОХОДЫ В ГЛУБЬ
СЕБЯ?», тем тревожнее становилось на душе: смогу ли
выполнить обещанное и найти способ доказать каждому
питомцу, что он неповторим и талантлив? В такой слож¬
ной ситуации, как мне казалось, я еще никогда не нахо¬
дился, и мой дневник этой подготовительной недели пест¬
рит многочисленными, одна за другой отброшенными за¬
думками.
Не разговоры о предстоящих, возможных, нужных, по¬
лезных, много дающих походах в глубь себя, которых я
мог предложить десятки, требовались, чувствовал, моему
взбудораженному классу, а такое конкретное путешест¬
вие, в котором каждый мог бы заглянуть в себя хоть
краешком глаза и суметь поделиться с другими радостью
увиденного. Значит, сочинение. Как раз то, что никак не
дается моим шестиклассникам и что они, естественно, как
все неудающееся, не любят...
Ясность цели помогла мне найти выход из положения
и для результативности классного часа, и для улучшения
работы по обучению сочинению. Вот ход моих рассуж¬
дений в период поисков средства, соответствующего цели.
Почему у детей уже в раннем школьном возрасте (и чем
дальше, тем больше) происходит расхождение между уст¬
ной и письменной речью? Почему в непринужденной бе¬
седе друг с другом, в семье, в походе каждый ученик
говорит своим языком, горит так, как может только он,
а в письменной речи теряет свою индивидуальность? И не
только в письменной: вызови ученика отвечать, расска¬
зывать что-то самое сокровенное публично — чувства сра¬
зу под замок и язык прилипает к нёбу. Все дело в рас¬
кованности или скованности чувств. В непринужденной
устной речи значительно больше гармонии чувства и ра¬
зума. В письменной постепенно обучающие (!) добива¬
ются господства разума над чувствами. А это не только
потеря своей индивидуальности в речи, но и... самой речи.
«Выход», конечно, находится, многие учителя, сами его
нашедшие, охотно подсказывают его и учащимся — умное
списывание. А это одна из протоптанных тропинок к ду¬
ховной гибели, к самой большой ПОТЕРЕ — САМОГО
СЕБЯ, потому что, как писал М. Горький, размышлявший
над этим же вопросом в уже указанном письме К. С. Ста¬
ниславскому, большинство людей не разрабатывают свои
38
субъективные представления, когда хотят придать пере¬
житому возможно ясную и точную форму, а пользуются
для этого готовыми формами — чужими словами, обра¬
зами, картинами, подчиняются преобладающим, общепри¬
нятым мнениям и ФОРМИРУЮТ СВОЕ ЛИЧНОЕ КАК
ЧУЖОЕ.
Но есть ли сила, способная, как требовалось мне для
классного часа, убить сразу трех зайцев: раскрепостить
чувства 13-летних, восстановить у них господство гармо¬
нии души и разума и вызвать желание не только загля¬
нуть в себя, но и вдохновенно рассказать об увиденном?
Да, такую силу я знал и уже не раз использовал, правда,
с учащимися старших классов. Это музыка, которую не
зря называют языком чувств. В одном из интервью
Л. Кассиль, которого я отношу к соратникам и последо¬
вателям Гайдара, сказал, что, несмотря на то что сорок
лет отдал литературе, из всех искусств он больше всего
доверяет музыке, потому что никакая книга так не убеж¬
дает и в то же время не дает такой «самостоятельности
представлений», как музыка.
Чтобы с первой минуты усилить воздействие на чув¬
ства, классный час я готовил секретно от учащихся. Пос¬
ле пятого урока (в расписании так было спланировано,
чтобы урок перед классным часом вел классный руково¬
дитель) я неожиданно предложил перейти в самый кра¬
сивый кабинет школы, где все уже было готово для «му¬
зыкального колдовства»: идеальная чистота, цветы на
окнах, на доске плакат с портретом П. И. Чайковского и
его высказывание: «Там, где бессильны слова, является
во всеоружии более красноречивый язык — МУЗЫКА»,
на учительском столе стереофонический проигрыватель,
на всех партах двойные листки. Коротко объяснил, ссыла¬
ясь на авторитетные высказывания писателей и компози¬
торов о силе музыки, задание хоть краешком глаза за¬
глянуть в себя. Сразу упразднил страх, сообщив, что
это —КОНТРОЛЬНАЯ ДЛЯ СЕБЯ, что ее, если не по¬
желаешь, можно не сдавать, можно и вовсе не писать,
что оценки будут ставиться только за удачные работы,
только тем, кто справится с заданием, а грамматические
ошибки, аккуратность оформления на оценку вообще вли¬
ять не будут... С этого дня такие «контрольные» стали,
пожалуй, самым желанным и действенным средством
моего духовного общения с воспитанниками.
Первая реакция шестиклассников — растерянность, сме¬
шанная с разочарованием и недоверием. Но отступать
39
некуда. Уточняю, отвечая на вопросы, что, о чем они бу¬
дут писать, никто не знает, что это подскажет им могу¬
чая музыка, разбуженное ею воображение, советую для
быстроты воздействия искусства на чувства слушать с за¬
крытыми глазами, предупреждаю, что мешать друг дру¬
гу— преступление, затем создаю в классе полумрак и...
передаю все тридцать четыре юных души чародею Чай¬
ковскому.
Сомневался ли в успехе? Очень. Все казалось, что пе¬
реоцениваю возможности 13-летних. Но полились звуки
симфонического оркестра (использовал фантазию Чай¬
ковского «Буря»), и я во все глаза смотрел и не узнавал
своих учеников. Неугомонные притихли, легкомысленные
посерьезнели, недоверчивые и неподдающиеся смягчились.
Даже на лицах самых эстетически пассивных я видел
движение чувств и читал мысли — взрослые, умные, нуж¬
ные. Но еще чудеснее была вторая часть урока, когда,
попросив снова включить музыку, они стали писать — при
гробовом молчании, запоем, не останавливаясь и не раз¬
гибаясь, самозабвенно улыбаясь самим себе, не замечая
ничего вокруг... Передо мной были совсем другие люди:
поэты, творцы нового, влюбленные в жизнь счастливцы.
На каких весах взвесить, чего стоят эти 45 минут вдохно¬
вения на заре юности? Какой теплотой, нежностью, лю¬
бовью, каким доверием переполнились в эти минуты наши
сердца?!
И вот они передо мной, эти плоды вдохновения. Я чи¬
тал коротенькие, еще очень робкие исповеди юных сер¬
дец и, хотя надеялся на успех, все же удивлялся, что так
быстро и просто преодолен барьер духовной скованности.
Сочинения сдали все, и я впервые в жизни без натяжек
поставил всем отличные оценки, потому что с основным
заданием — хоть краешком глаза заглянуть в себя — спра¬
вились все. Результаты превзошли ожидания. В моих
руках оказались подлинные психологические автохаракте¬
ристики, которые, конечно, требовали тщательного изуче¬
ния, но и с первого взгляда было видно многое: особен¬
ности склада ума и культуры чувств, степень духовной
зрелости и художественной одаренности, индивидуальный
языковой почерк почти каждого ученика.
Крылья радости несли меня на следующий день в шко¬
лу. Хотелось скорей рассказать об успехе коллегам и, по¬
знакомив питомцев с их творениями, закрепить в муках
рождающееся и такое необходимое для полноценной
гражданственности САМОУВАЖЕНИЕ, еще больше уси¬
40
лить отвращение к серенькому существованию. Сверлила
фантастическая мысль, что вчерашнее часовое вдохнове¬
ние не могло пройти бесследно, что я обязательно увижу,
как они все похорошели...
Но трудовой день начался и продолжался по другому
сценарию. В учительской разгневанный завуч распекал
моего Андрея С., удаленного с урока географии, и, уви¬
дев меня, напустился на весь класс, который (все пред¬
метники жалуются!) стал неуправляемым, нахальным
(смотрите, как этот негодяй, оскорбивший учительницу,
стоит?!), самым плохим в школе. «И все из-за вашей мяг¬
котелости, ваших порочных методов работы! Почему сами
не жалуетесь родителям на учеников и учителям-предмет-
никам запретили без вашего согласия вызывать родите¬
лей в школу? Почему родительских собраний не проводи¬
те, а только ученическо-родительские? Говорят, дошли до
того, что разрешаете на своих уроках отвечать сидя! Рас¬
пустили класс так, что его узнать нельзя! Мудрите с ка¬
кими-то необыкновенными классными часами, новыми ме¬
тодами, а им хорошая палка нужна и больше ничего.
И мы вам фокусничать, портить детей не позволим!» —
грозно закончил мой начальник.
Спорить, возражать, оправдываться было бесполезно.
С позиций формальной педагогики, азы которой мне на¬
помнил завуч, я был еще грешнее. Осмелился (!) с уче¬
никами (!!) обсуждать (!!!) работу учителей, начал
действовать открытый педагогический дневник, уче¬
ники VI Б сами себе выставляли оценки за неделю по
поведению и прилежанию... Но что «страшнее» всего, в
моем портфеле крамола: небрежные, с бесчисленными по¬
марками и грамматическими ошибками сочинения, оце¬
ненные отличными отметками...
Да, отсутствие поддержки, понимания (к счастью, сре¬
ди учителей-предметников далеко не все были сторонни¬
ками формально-бюрократических форм работы и врага¬
ми моих нововведений), упреки вместо благодарности удо¬
вольствия не доставляют, но я знал, на что иду. И отлично
понимал: дороги вспять нет, жить по-старому, в страхе
и неверии в себя шестиклассники уже не захотят. Вооду¬
шевление не покинуло меня после столкновения с заву¬
чем и помогло провести УРОК ЗАКРЕПЛЕНИЯ САМО¬
УВАЖЕНИЯ, как я и планировал.
Нетерпение, с каким учащиеся ждали моей оценки их
первого похода в глубь себя, не скрывалось: вопросами
засыпали меня еще на перемене, не допустили ни секуп-
41
ды потерянного времени в организационной части урока,
на доске, как бы демонстрируя свое всеобщее желание,
дежурные красивыми печатными буквами вывели: «Тема
урока — анализ классного сочинения «Загляни в себя».
Я похвалил дежурных за находчивость и предвидение,
сказал, что сочинения проверил, о результатах сообщу,
но сначала, как всегда, начнем урок с поэтической пяти¬
минутки: так с целью привить любовь к поэзии и расши¬
рить кругозор, познакомить учеников с современными и
«непрограммными» поэтами уже несколько месяцев на¬
чинались все уроки литературы. «От правил отступать
не будем, хотя ваше жгучее любопытство вижу и ценю», —
закончил я свою хитрую вступительную речь и предложил
приступить к прочно укоренившемуся: послушать и оце¬
нить небольшое стихотворение современного молодого
поэта:
Солнце. Снег. Мороз все злее.
Горка — страшно вниз смотреть!
Что стоишь? Вперед! Смелее!
Стыдно трусить и бледнеть!
Как пошел! Как ветер свищет!
Снег лавиной за спиной.
Смелый путь к трамплину ищет,
Трус —- обходит стороной.
Ах, как круты повороты!
Взлеты, спуски, виражи
и... трамплин. Решай же: кто ты?!
Если смелый, докажи!
Это было сочинение того самого Андрея С., которого
завуч хотел отправить домой за родителями и лишить уро¬
ка литературы, я опасался, что он досрочно выдаст меня,
но паренек, с помощью «Бури» Чайковского заглянувший
не только в себя, но увидевший, как это доступно настоя¬
щим поэтам, стержневое в духовном становлении всех
своих одноклассников (поймал себя на мысли, что и в
моем тоже!), оказался на редкость догадливым и подыг¬
рал мне. Как я и предполагал, многие почувствовали, что
это стихотворение про них. Строки «Смелый путь к трам¬
плину ищет, трус — обходит стороной» сразу врезались
всем в память и, чего уже я не предвидел, стали деви¬
зом жизни класса до самого выпуска. Впервые, пожалуй,
многие заинтересовались и стихами, и личностью автора
(обычно забывали фамилию создателя даже того стихо¬
творения, которое сами приносили на поэтическую пяти¬
минутку, а биографией вообще не интересовались), по¬
просили рассказать, что я об этом поэте знаю.
42
Создалась редкая ситуация СТОПРОЦЕНТНОЮ
ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ, когда я сооб¬
щил, что поэт — в классе. Зная мою страсть «приглашать»
на уроки гостей даже из века минувшего, стали искать
на стенах портрет современного молодого художника сло¬
ва. Тут уж Андрей не выдержал и залился возбужденно¬
радостным смехом. Буря восторга мгновенно вырвала из
моих рук руль управления уроком. Мальчишки бросились
обнимать и поздравлять «молодого поэта», девчонки (не
заметил когда и как) схватили с учительского стола ли¬
сток с сочинением Андрея и передавали его другу другу
с улыбками, смехом, громкими возгласами одобрения.
Сверхвольное, не укладывающееся в нормы формальной
педагогики поведение учащихся не только не коробило,
а радовало.
Надо ли говорить, что уже в начале урока основная
цель была выполнена: доказана талантливость, неповто¬
римость шестиклассника, общественная значимость его
произведения. Было определено и другое, не менее важ¬
ное: как подходить к оценке этих сочинений, что в них
в первую очередь искать самому автору, чго его друзьям,
в чем видеть талантливость, в чем неповторимость. Да и
за что же всем отличные оценки — загадка, которую каж¬
дому не терпелось разгадать. Расскажу, как анализиро¬
вались некоторые сочинения, как добывалось коллектив¬
ное мнение о талантливости и неповторимости каждого.
(Работа эта, естественно, в урок не уложилась, заняла
всю неделю, все послеурочные вечера.)
Наивное на первый взгляд стихотворение Ларисы С.
(в стихотворной форме было пять сочинений, дали-таки
отдачу мои поэтические пятиминутки!) после глубокомыс¬
ленного творения Андрея многим не понравилось.
Под лучами солнца мая
Ручеек бежит, играя,
И летит корабль, не зная.
Что пороги на пути.
Но препятствия любые
Капитану нипочем.
Даже ветры штормовые
Может оттолкнуть плечом.
Ты возьми, кораблик милый,
И меня в свой трудный путь,
Испытан: найду ли силы
Жить теперь не как-нибудь.
Но усомнившихся в том, что в нем душа Ларисы на¬
распашку, не было, а с моей помощью установили: пер¬
воначальный талант души «поэтессы» в мятежности и меч¬
43
тательности. Вспомнили, посмеялись над такими случая¬
ми, когда она на некоторых уроках так уходила в себя,
что учителя считали ее заснувшей и... наказывали; отме¬
тили как неповторимость повышенную ранимость ее души,
нетерпимость к малейшей несправедливости, из-за чего
у нее постоянные ссоры с подругами и конфликты с учи¬
телями. Вслушивался я в страстно-взволнованные выска¬
зывания шестиклассников о себе и друг о друге и думал,
как же важно, чтобы подростки поднимались до са¬
мостоятельных НРАВСТВЕННЫХ ПЕРЕОЦЕНОК. Вскры¬
ли, конечно, и недостатки: слабую художественность сти¬
хотворения, значительно более бедный, чем у Андрея, сло¬
варный запас и синтаксис. Но поэтические способности (а
уж это и талантливость, и неповторимость!) все, в том
числе и я, у нее признали. И, как потом показало время,
некоторые верно определили, что речь у Ларисы беднее,
чем у Андрея, а природный поэтический дар ярче.
К сочинению Оксаны Ч. — отличницы и новенькой в
этом классе — отнеслись с особым вниманием и повышен¬
ной требовательностью. И понятно почему. У детей все
прямолинейно: раз отличница—будь во всем впереди,
раз новенькая — представься с предельной откровенно¬
стью. Вот это «экзаменационное» для отличницы сочи¬
нение, в котором она с честью выдержала испытание
только потому, что как раз не думала красоваться и пред¬
ставляться, а с первыми звуками музыки безоглядочно
«бросилась» в волны своего воображения:
«Запели скрипки, загремели трубы, и я полетела как
птица, наслаждаясь возможностью свободно паригь в
воздухе и так много-много видеть сверху. Это длилось
долго, я будто переполнялась счастьем, но вдруг какая-
то сила стремительно потянула меня вниз, к людям, и я
упала, как подстреленный лебедь, и было больно, но не
от удара, а из-за того, что никто ко мне не подходит,
не жалеет, даже не знает, как мне тяжело...
Кажется, я даже застонала от боли. Открыла глаза
и увидела, что Таня Щ. удивленно на меня смотрит».
Короткое сочинение это оказалось криком души та¬
кой эмоциональной силы, что многие девочки и даже от¬
дельные мальчики прослезились, а я получил от школь¬
ницы ценный педагогический урок. Как и многие другие
воспитатели, я как-то не принимал всерьез одиночество
12—13-летних, которые, казалось бы, достаточно враща¬
ются в кругу своих сверстников. Оказалось все сложнее.
Одиночество, выходит, не только возможно в коллективе,
44
это, пожалуй, самый страшный вид одиночества, самый
губительный для забытого коллективом. Да и для кол¬
лектива малейшее равнодушие хоть к одному своему чле¬
ну— такая смертельная ржавчина, от которой ничто не
спасает...
Оценивать сочинение отличницы никто не решался,
воцарилось тягостное молчание, которое (это выдавало
лицо Оксаны) ей было страшнее осуждения. Я поспешил
вмешаться, сказал, что вижу неповторимость и талант
девочки в умении нащупать в себе самую болевую точку
и найти способ передать свою боль другим, что это ред¬
кий дар обладать психологическим зрением, что такие
люди очень чутки к чужой боли. И прорвалась плотина
молчания, со мной согласились, стали приводить примеры
чуткости новенькой и жестокости со своей стороны. На
бледном лице Оксаны появился румянец, души пересев¬
ших, сбившихся в кружок одноклассников будто распах¬
нулись навстречу друг другу, и я остро ощутил, как це¬
лебны на заре юности даже вот такие эпизодические уро¬
ки ДОБРОТЫ и как плохо подготовлен я давать их, как
непростительно мало дал таких уроков за сорок педаго¬
гических лег...
УРОКИ ЛЮБВИ
Уплотненная до предела НЕДЕЛЯ ДУХОВНОГО ЗНА¬
КОМСТВА (такую оценку моей работы дали в педднев-
нике сами воспитанники) с собой и друг с другом, закре¬
пив, как я и рассчитывал, САМОУВАЖЕНИЕ, дала так
много для ВЗАИМОУВАЖЕНИЯ, так всех нас сроднила,
что я, еще не веря самому себе, почувствовал: открывает¬
ся возможность добиться, казалось, несбыточного — прев¬
ратить класс в СЕМЬЮ.
Представлял ли, знал ли я, что это значит, какой
должна быть полноценная семья? А кто ж не знает?! Ведь
история преподнесла нам, воспитателям, бесценный пода¬
рок— досконально изученную семью Ульяновых, где все
идеально: великолепный пример мужественности отца и
женственности матери, убедительное доказательство си¬
лы родства душ, приоритета заботы о духовном разви¬
тии близких, яркое свидетельство врачующе-исцеляющего
действия моральной поддержки родных в трудную мину¬
ту жизни... И в избытке изначальное, что мне частично
стало удаваться в VI Б — обстановка любви, душевности,
45
взаимопонимания, ПОЛНОГО ДОВЕРИЯ, без чего чело¬
век обречен на неизбежное расчеловечивание, так как ли¬
шается возможности удовлетворить самую естественную
природную потребность быть самим собой.
Но возможно ли в условиях современной школы, где
все сверху донизу держится на контроле, создать в клас¬
се СЕМЕЙНУЮ ОБСТАНОВКУ СТОПРОЦЕНТНОГО
ДОВЕРИЯ? Такой вопрос появился в моем дневнике того
«предтрамплинного» периода. Не снят он и сегодня, хотя
уже не первый год осуществляется реформа школы, по¬
требовавшая ликвидировать формализм, бездушие, отрыв
школы от жизни. К сожалению, и сегодня школа для мно¬
гих наших детей остается учреждением казенным и без*
душным. Главным образом потому, что там все нельзя!
Даже быть детьми, то есть существами непритворными,
непредсказуемыми.
Значит, в силу своей специфики — без проверки ни
шагу — школа обречена оставаться казенным учреждени¬
ем? Ни в коем случае! Доверие и контроль могут безбо¬
лезненно уживаться, если пересмотреть психологическую
суть контроля, снова ориентируясь на образцовую семью.
Разве в семье Ульяновых или Маркса не было контроля?
Был во всех видах: со стороны родителей над детьми,
старших детей над младшими, в форме бескомпромиссной
критики и т. д. Но с одной непременной особенностью:
ЖЕЛАННЫЙ, НЕОБХОДИМЫЙ ПОДКОНТРОЛЬНЫМ.
Не опостылевший бич в руках сильных против беззащит¬
ных (особенно страшны распространенные союзы школы и
семьи «в два бича», когда ребенку нигде нет ни малей¬
шей отдушники), а что-то вроде СКОРОЙ ДУХОВНОЙ
ПОМОЩИ, которую сами контролируемые вызывают, с
нетерпением ждут, зная, что проверка нужна для их спо¬
койствия, их духовного здоровья.
Снова и снова вникая в суть сделанного в классе, вы¬
ясняя причины обогнавшего мои самые радужные мечты
успеха, я сделал открытие, которое не то чтобы лишило
меня сомнений, но вооружило стойкой верой, что я на
правильном пути. Мысль о том, что в структуре учебно-
воспитательной работы не все понятия и акценты совер¬
шенны, давно терзала меня. Еще в юности меня поразило
и заставило задуматься дошедшее из глубокой древности
размышление неизвестного педагога, считавшего, что для
превращения несмышленыша в Человека надо в течение
десяти лет ежедневно давать ему четыре урока в
такой строгой последовательности: УРОК ЗДОРОВЬЯ,
46
УРОК ЛЮБВИ, УРОК МУДРОСТИ, УРОК ТРУДА, в
школе моего времени и современной лидерство прочно
захватил УРОК МУДРОСТИ, при этом учебные дисцип¬
лины нацелены в меньшей степени на развитие исследо¬
вательского ума, в большей—на заполнение кладовых
памяти знаниями. Между уроками ЗДОРОВЬЯ и ТРУДА
время от времени начинались сражения за второе место,
и борьба эта велась с переменным успехом, а УРОК
ЛЮБВИ, справедливо поставленный мыслителем Древ¬
него Востока впереди мудрости и труда, так как он для
ОЧЕЛОВЕЧИВАНИЯ, для ВЫДЕЛЫВАНИЯ В ЧЕЛО-
ВЕКА, по сути изъят из учебной программы да и во вне¬
классной работе на задворках...
Так теоретически подковывал я себя к коренной пе¬
рестройке, понимая, что на пути создания класса-семьи
и внедрения в учебно-воспитательную работу лидирую¬
щих «уроков любви» предстоит преодолеть множество
преград. Как ни странно, но в современной школе, кроме
лозунгов и внеклассных эпизодических мероприятий, все
нацелено на борьбу... с коллективизмом. С I по X класс
разноголосый учительский хор внушает школьнику: «Для
себя учишься!» И уж как следят, чтоб незыблемо «для
себя!», чтоб на уроках обозревались только затылки друг
друга, чтоб исключалось взаимообщение даже улыбками,
кивками, взглядами, чтоб никакой взаимовыручки, даже
шепотком... А ребенку для безостановочного «выделыва¬
ния в человека», как воздух, нужна обстановка семьи,
где все всегда вместе, дружно, доверительно, горе и ра¬
дость каждого пополам. И учеба? Да, учеба «пополам»,
прежде всего потому, что в Настоящей Семье у каждого
полноправного ее члена формируется качество, которое я
считаю наиглавнейшим среди самых высокочеловечес¬
ких, — ПОТРЕБНОСТЬ РАДОСТНОЙ ОТВЕТСТВЕН¬
НОСТИ за интеллектуально-духовный рост сначала близ¬
ких, а затем и всех людей.
И снова ученики опередили меня. Я еще готовился к
коренной перестройке, еще взвешивал, как бы все потол¬
ковее объяснить им, а они друг другу, мне, да и школь¬
ной администрации дали наглядный УРОК ДЕЙСТВЕН¬
НОЙ ЛЮБВИ, тот самый, который нужен был для пони¬
мания, чем формальный ученический коллектив отличает¬
ся от класса-семьи.
Строго обязательной формой борьбы за повышение
успеваемости в нашей школе были экраны успеваемости,
которые изготовлялись, как правило, активно-послушными
*7
девочками и вывешивались в школьном зале во время
общешкольных родительских собраний, отчетно-перевы¬
борных сборов дружины и комсомольских собраний, а то
и отправлялись на предприятия, где работало побольше
родителей. Приказ, к какому сроку выпустить «экран»,
отдавался завучем непосредственно старостам, минуя клас¬
сного руководителя. Система такого идеального, по мне¬
нию администрации, формально-бюрократического конт¬
роля и поощрения-подстегивания была безупречно отла¬
женной, и вдруг гром в ясном небе: мои «активно-послуш¬
ные» взбунтовались и наотрез отказались участвовать в
этой, по их словам, «оскорбиловке» и «несправедлиловке».
Для меня это был «весенний гром», предвещающий
возрождение. Обрадовало, что три девочки, безропотно
выполнявшие эту работу почти три года, «восстали» сами,
ни с кем не советуясь и не выясняя, а что за это будет.
Приятно было, что в меня уже полностью верили, не
сомневались, что я пойму, как противно выставлять все
оценки подряд из классного журнала, когда весь класс
знает, что среди двоек, троек и даже пятерок много не¬
объективных, поставленных учителями под горячую руку,
без учета индивидуальных особенностей ученика. Глубин¬
ный вопрос педагогики подняли мои «великие педагоги» —
ОБ ОБМАНЧИВОЙ ПРОСТОТЕ ВЫСТАВЛЕНИЯ ОТ¬
МЕТОК.
Однако с позиций администрации это было ЧП школь¬
ного масштаба. «Бунтовщиц», даже не посоветовавшись
со мной, вызвали «на ковер», надеясь легко сокрушить
угрозами выставить двойки по поведению, не допускать
в школу без родителей, исключить из пионеров... Но не
тут-то было. Стоящие за их спиной три силы: правда,
класс-семья и воспитатель, ставший старшим другом,—
преобразили их, сделали уверенно-несгибаемыми; девочки
не молчали, не оправдывались, а убежденно с журналом
в руках рассказывали, какая оценка за что поставлена,
как кто из одноклассников страдал из-за несправедли¬
вости, как возмущался коллектив. Отступили и задума¬
лись представители администрации.
Не передать словами, как я благодарен подвернувше¬
муся и подогнавшему дальнейшие события случаю с эк¬
раном успеваемости. Руководимые душевным порывом
бунтовщицы как бы вручили мне готовый педагогический
вывод: назначение УРОКОВ ЛЮБВИ — сначала разбу¬
дить сердца воспитанников, а затем, всячески пре¬
пятствуя их желанию «понежиться», «задремать», а то и
48
«заснуть», всеми силами добиваться, чтобы они захотели
стать ДЕЯТЕЛЬНЫМИ, УМНО-ЗРЯЧИМИ. Стать же
деятельными — значит не ограничиваться потреблением
любви, а беспрерывно самим давать уроки любви друг
другу, окружающим и не по указке старших, не под на¬
жимом, а по-тимуровски, с фантазией, инициативно; на¬
учиться видеть сердцем, вдумчиво относиться к поступ¬
кам окружающих, не рубить с плеча. Ясно было, что при¬
мер такого видения должен был показать я, и случай
скоро представился.
В конце учебного года я решил, что пора поактивнее
подключать шестиклассников к отражению своей жизни
в открытом педдневнике. До этого в основном я сам вы¬
писывал из их сочинений наиболее интересное, кого-то
как-то по-новому характеризующее или важное для роста
коллектива. Предложил поочередно и только по желанию
записывать в дневник свежие впечатления сразу же после
урока. Рекомендовалось писать коротко, самое главное
впечатление и обязательно правду. «Не хочешь, не мо¬
жешь, боишься, — гласило жирным шрифтом записанное
правило, — не пиши!»
Не вкладывал ли в руки малолетних оружие, которым
они еще не умеют пользоваться? Но ведь они все равно
им пользуются (разве можно запретить детям иметь о
нас, учителях, свое индивидуальное и коллективное мне¬
ние?!), и далеко не всегда умело...
Первой за эту работу взялась Люся М., председатель
совета отряда. Мне было известно, что у учительницы
биологии, опытной, требовательной, честной и прямой на
педсоветах, начались конфликты с моим классом, и я
надеялся, почти был уверен, что эта честная, чуткая де¬
вочка увидит за внешней суровостью А. Д. главное — ее
материнскую доброжелательность. Но в дневнике прочи¬
тал совсем другое: «На урок биологии мы идем, как на
каторгу. Все уныло бредут в кабинет, чтобы тут же, на
перемене, уткнуться в учебники...» Стараясь быть по¬
добросовестнее, Люся длиннее, чем рекомендовалось, опи¬
сала, с каким безразличием отнеслись почти все одно¬
классники к поголовным тройкам за легкую, по ее же сло¬
вам, практическую работу, как неохотно участвовали в
разборе ошибок, как демонстративно отказывались отве¬
чать, бурча «не учил», «не знаю», «не готов»... Об учи¬
тельнице вскользь: «...Была, как всегда, злой, кричала...»
И в конце снова: «Самый противный урок наконец-то
кончился, и мы радостно мчимся в кабинет математики».
4 Заказ 4797
49
Было над чем задуматься. Вместо предполагаемого
урока любви, урок ненависти. Без всякого раскаяния та¬
кая от имени коллектива (!) антипатия к учителю, что я
испугался: это же коса на камень! Распространенный спо¬
соб тушения таких пожаров — холодный душ угроз и реп¬
рессий на головы юнцов, а то и их родителей — еще боль¬
ше усугубляет пожароопасность, окриками мы демонстри¬
руем не силу, а слабость, прикрываем свою беспомощ¬
ность и педагогическую, и этическую, и, естественно, гу¬
манистическую.
Так жизнь подсказала, какие УРОКИ ЛЮБВИ может
дать только воспитатель, какую работу ни в коем случае
нельзя пускать на самотек. Так время от времени, когда
требовали обстоятельства, в дневнике, а потом в «Лето¬
писи жизни класса», в которой мои питомцы ежедневно
делились своими раздумьями и переживаниями, стали
«публиковаться», а затем обсуждаться на классных ча¬
сах ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ ЭТЮДЫ О ЛЮБВИ. Полностью
приведу первый, вызванный встревожившим меня конф¬
ликтом с учительницей биологии. Назвал я его «Обнажа¬
ются корни зла»:
«Зло указала Люся. Урок-каторга! Что может быть
злее?! И вот я на этой «каторге» с любезного разреше¬
ния А. Д. Каторжной обстановки, конечно, нет. Тепло,
светло, уютно, сверкающие чистотой белые столы, акку¬
ратные наглядные пособия на стенах... Вот если б к это¬
му, подумалось, еще доброжелательные улыбки, горящие
жаждой познания глаза...
Но... ни одного улыбающегося лица, это у Люси точ¬
но. Может, утешаю себя, пугает сложная тема, а начнут
отвечать — увлекутся и все напряжение как рукой сни¬
мет? Нет. В добровольном ответе Лены М. — никакого
вдохновения, хотя бы малюсенькой радости поделиться
знаниями, открытиями. Глаза тусклые, голос небрежно¬
жалобный, знания непрочные, ее поднятая рука на вопрос,
кто желает отвечать, не порыв человека, увлеченного,
а что-то вроде смелости от обреченности: пропадать — так
с музыкой...
Кто же виновник создавшейся ситуации? Где искать
корень страшного (спасибо Люсе за прозорливость!) зла?
Неужели А. Д.? Опасался напрасно. Несмотря на отсут¬
ствие должной встречи со стороны учеников, А. Д. при¬
шла на урок как на праздник. Какой? ПРАЗДНИК ЛЮБ¬
ВИ К СВОЕМУ ПРЕДМЕТУ И... К ВАМ. Сомневаетесь?
Давайте разберемся. С первой минуты А. Д. «тормошит»
50
весь класс, требует, чтобы все беспрерывно и быстро ду¬
мали, следили за ее мыслями, не разрешает вашему уму
спать, не позволяет даже мысленно улизнуть с ее урока.
Легко ли ей? Мое воображение рисует такую картину.
Вы на санках всем классом во главе с учителем скатились
с горы и, чтобы получить новое удовольствие, должны
снова подняться на гору и втащить туда санки. «В гору?
Да еще санки тащить? Это же каторга! Лучше под горой
посидим...» А учитель зовет, уговаривает, разъясняет, что
впереди-то радость, что труд сполна окупится, что без
труда не будет рыбки из пруда... Не тут-то было. Вместо
понимания — раздражение: «Не хотим каторги! Умный в
гору не пойдет!..» «Да это же пословица обывателей и ту¬
неядцев!»— начинает раздражаться учитель, впрягается
в сани и тащит их вместе с беспечно резвящимися уче¬
никами в гору... Разве это не от большой любви?
А. Д. не только требовала: «Следите за моей мыслью,
слушайте, запоминайте», но и учила мыслить, добывать
знания. Все время убеждала: «Вы сможете, если захотите,
я верю вам, вы напрасно себя недооцениваете». Давала
понять: «Если я сержусь на вас, то только потому, что
любовь к вам не позволяет мне быть равнодушной». Кто
же, по-вашему, больше любит: тот, кто, увидев утопающе¬
го, бросится в воду спасать его, или тот, кто будет громко
охать, ахать и смотреть, как человек тонет?..
Но зачем, предполагаю, спросите, биология? Может,
она не пригодится в жизни... Этот обманчивый взгляд на
жизнь называется меркантильностью. Меркантильность —
мелочность, торгашеский расчет. И когда ученик идет в
школу за оценкой, а не за знаниями, не за развитием
ума, а за тем, чтобы вызубрить, списать, ответить как-ни¬
будь— и с плеч долой, — это меркантильность. А от мер¬
кантильности до каторжности действительно один шаг,
потому что и то и другое — рабство».
И снова, нарушая все наши планы, жизнь настоятель¬
но потребовала: необходим классный час «УРОКИ ЛЮБ¬
ВИ». До конца учебного года оставались считанные дни,
все было до предела уплотнено, но ни о каких «обойдем¬
ся», «перенесем на когда-нибудь», к великой моей радос¬
ти, никто даже не заикнулся. Решили совместить клас¬
сный час с ученическо-родительским собранием, к кото¬
рому каждому предлагалось по собственной инициативе
написать сюрпризное домашнее сочинение. «Сюрпризом,—
разъяснял я, — станет такая тема, раскрыть которую без
I*
51
любви невозможно...» Сначала я собирался полностью
устраниться от подготовительной работы, взять на себя
только характеристику воспитанников с точки зрения спо¬
собности любить и организацию обсуждения своего педа¬
гогического этюда «Обнажаются корни зла», но, увидев,
как потускнели при сообщении об этом лица ребят, ре¬
шил, что рано оставлять их без помощи, и назначил время
для консультаций по вопросам сюрпризных сочинений.
Забавные это были консультации: мои ученики прихо¬
дили и, как это ни смешно, спрашивали, не знаю ли я,
кого они больше всего любят. Конечно, не хором — строго
конфиденциально с каждым воспитанником, вечерами,
после уроков и почти все воскресенье секретничал я с
ними. Но это было не потерянное, а приобретенное время.
Мои юные друзья сверх ожидания так доверительно рас¬
крывались передо мной, я получил о каждом из них так
много новых сведений, что самому мне на эти наблюде¬
ния, поиски, осмысление и года бы не хватило. Снова и
снова ловил себя на мысли, что даже после гайдаровских
уроков все-таки в душе недооценивал детей переходно¬
отроческого возраста, не осознавал до конца, что они,
не без нашей помощи, оказались сегодня в труднейшем
положении: эстетическое, этическое, эмоциональное разви¬
тие у них намного отстает от интеллектуального, от их
житейского (подчеркиваю, не жизненного) опыта. И эту
ненормальность, как убедили меня интимные встречи,
подростки чувствуют, этой дисгармонии в себе, кто боль¬
ше, кто меньше, но не хотят все.
Некоторые вопросы до слез трогали и волновали. Вот,
например, девочка, краснея и бледнея, спрашивает, хо¬
рошо ли то, что она любит маленьких, играет с дошко-
лятами-соседями, нянчит грудных, не будут ли смеяться,
если об этой большой своей любви она расскажет в со¬
чинении. А часто это действительно так, смеются, и вместо
психологической подготовки к своему главному в жизни
назначению юный человек женского пола даже заикнуть¬
ся боится в коллективе сверстников о рождающихся бла¬
городных чувствах материнства. Надо полагать, что и от
меня она ожидала отрицательной реакции, думала, я ста¬
ну отговаривать от сочинения на такую тему, потому что
после моего, видимо, сверхэмоционального восхищения ее
правдивостью и замыслом у нее на какой-то миг насту¬
пило шоковое оцепенение, сменившееся затем лучезарной
улыбкой, и... слезы брызнули из смеющихся глаз...
А вот кое-что из разговора с «мужчиной», который не
52
знает, о ком писать, кого он больше всего любит. Что
любить — это доставлять радость любимому, заботиться
о нем, он понимает. Но хоть маму очень любит, иногда (?!)
заботится о ней, ни разу даже цветочка из леса не принес.
«Почему?» — «Стыдно! Засмеют еще! Кто дарит-то?..»
Я понимал, что дал задание, непосильное еще многим
воспитанникам, что возвращаться к нему придется в бу¬
дущем после колоссальной подготовительной работы (ка¬
кой конкретно, я тогда еще и не представлял), но, во-пер¬
вых, надеялся увидеть лидеров «сердечного фронта» и,
во-вторых, свято верил в силу НРАВСТВЕННОГО ОПЕ¬
РЕЖЕНИЯ. Верил не напрасно. Хотя сочинения написали
не все, но работы некоторых шестиклассников удивили,
растрогали, в который раз обнадежили. Ребята пытались
понять себя, проанализировать сложные отношения с
окружающими их людьми, определить свою позицию в
жизни.
Больше всего обрадовал духовный скачок Тани Щ.,
которую с первого класса зачислили в разряд интеллек¬
туальных аутсайдеров. И это пагубное вдалбливание мыс¬
ли о неполноценности, умственной отсталости ребенка не
ограничивалось школой, такого же мнения была и мать
Тани (отца не было), которая при первом же знакомстве
со мной, не дав рта открыть, затараторила: «Знаю, знаю,
жаловаться будете на мою дуру, да что с нее возьмешь,
вот бы скорей доучить до восьмого да в ПТУ...»
Мог ли я не радоваться, читая исповедальное (к сло¬
ву, грамотно написанное, аккуратно оформленное!) сочи¬
нение самой отстающей ученицы VI Б, которой почти все
учителя натягивали троечки? Читая, еще раз убеждался,
что не бывает детей, смирившихся с мыслью о своей не¬
полноценности, и что нет ничего антипедагогичнее учи¬
тельской «доброты» (из жалости) на куцую троечку, в
действительности прикрывающей равнодушие. Вот это со¬
чинение.
Бабушка или мама?
Два самых близких человека у меня — мама и бабуш
•'ка. С мамой я живу в городе, к бабушке езжу в гости
на каникулы.
Когда я стала писать сочинение и должна была отве¬
тить сама себе на вопрос, кого я люблю больше, то сразу
вспомнила старенький бабушкин домик, в добрых мор¬
щинках приветливое бабушкино лицо, густой, где летом
53
гнездятся и поют соловьи, сад около дома. Вспомнила,
как всегда не хочется мне от бабушки уезжать, как рань¬
ше, когда была совсем маленькой, я плакала и просила
бабушку: «Не отпускай меня. Разве тебе со мной плохо?»
А бабушка вздыхала, вытирала слезы и ничего не гово¬
рила. Зато мама злилась, била меня, обзывала «дурой»,
«дрянью» и бабушку за что-то ругала.
Вспомнила я, как по-разному учили меня в раннем
детстве бабушка и мама. Все лето перед I классом я про¬
вела в деревне. Сначала бабушка читала мне детские
сказки, а однажды сказала: «Сама, Танюшка, читать
учись». Но я не все буквы знала, и бабушка терпеливо
показывала мне их, шутила, если я из вырезанных букв
неправильно слово складывала. Я даже те слова помню:
аист, Аня, Алёша... Как мне нравилось учиться под руко¬
водством бабушки!
А мама учила по-другому. Когда я пошла в первый
класс, она стала делать со мной уроки, помогать. И вот
как-то я наделала много ошибок. Мама ударила меня
ремнем, вырвала лист из тетради и заставила все пере¬
писать. Но я снова налепила ошибок. Мама порвала мою
тетрадь, дала новую. Но сколько она ни мучилась, все
напрасно. И она сказала: «Что толку тебя бить-то! Ты все
равно как полено. От гебя толку, как от козла молока».
С тех пор мама учебой моей не интересовалась, толь¬
ко ругала, когда из школы с родительских собраний при¬
ходила. Дневник мой, правда, всегда смотрела и говори¬
ла, что двойку увидит — выпорет. А меня в V классе де¬
вочки со двора научили завести два дневника: один для
школы, другой для мамы...
Я теперь большая, понимаю, что маме одной трудно,
поэтому она такая нервная, я люблю ее. Но, когда вы¬
расту, обязательно буду такая, как бабушка».
Сочинения, как я уже говорил, предназначались для
родительско-ученического собрания, для разговора об
«Уроках любви», поэтому, прочитав его, похвалив автора,
я спросил у девочки, не боится ли она, что мама обидит¬
ся, накажет. Таня улыбнулась и одной фразой наградила
меня за всю необъятную воспитательную работу: «А я
теперь буду жить, как вы учите, не буду правды бояться
и фальшивый дневник уже давно выбросила».
Неожиданным было сочинение Светланы Л., о которой
я рассказал в главе «Духовные портреты». Самое боль¬
шое по объему (целая ученическая тетрадь), оно назы¬
валось «Всех люблю» и состояло из десяти характерис¬
54
тик, которые Светлана как звеньевая дала всем членам
звена. Вот отрывок о Тане Щ., которая была со Светой
в одном звене: «В начале года, когда Таня была звеньс
вой (поясню: с целью учиться жить по-гайдаровски ребя-
ха решили дать возможность в течение года каждому в
звене побыть в роли звеньевого, чтобы все испытали на
себе радость и тяжесть ответственности), я впервые за
пять лет знакомства заинтересовалась ею. После одного
сбора звена, на котором Таня первая поддержала мое
предложение по-новому, не как всегда, проводить тиму¬
ровскую работу (жить по-гайдаровски, работать по-тиму¬
ровски, то есть без подсказок, абсолютно инициативно,
ребята учились, что называется, от печки, и я об этом
в книге еще расскажу), мы стали дружить, ходить друг
к другу в гости, доверять друг другу секреты. Я убеди¬
лась, что моя новая подруга — надежный человек и инте¬
ресный, совсем не такой, как многие в нашем классе ду¬
мают.
Из-за Тани я поссорилась с В. А., с которой мы дру¬
жили с первого класса. Валя не захотела дружить втро¬
ем и еще сказала, что у нас с Таней не дружба, что это
я захотела покомандовать, учительницей поработать, пе¬
ревоспитать Таньку. А я Таньку не знаю и у своей доро¬
гой Танечки сама больше учусь, чем ее учу. Чему учусь
у отстающей ученицы? Тому, что мы все теперь считаем
самым главным, про что сочинения пишем, — умению лю¬
бить. Я еще так не умею, и Валя не умеет, а Таня вот ни¬
когда не бросит меня, не скажет, что не хочет дружить
втроем...
Никто еще не замечает, как я, что Таня изменяется в
лучшую сторону. Присмотритесь внимательнее, поддержи¬
те ее, полюбите ее, как я...»
Первое впечатление — за работу не по плечу взялась
Светлана. Но, вчитавшись, подвергнув строгому анализу
все ее десять характеристик, сделав скидку на речевые
недоработки, я дал другую оценку: девочка на верном
пути, ведь по сути она стремится сплотить свое звено,
ненавязчиво предлагает всем вглядеться друг в друга и
увидеть в каждом все хорошее, что у него есть.
А вот несколько сочинений о малышах, они так по¬
нравились родителям, что слухи о «писателях» из VI Б раз¬
неслись по городу и редакция районной газеты «Знамя
коммунизма» сначала опубликовала почти все детские
очерки, а впоследствии даже открыла рубрику «Дети о
детях».
55
Самостоятельный братишка
Когда моему братишке было три года, он очень лю¬
бил играть около дома в песке, а ходить в садик не хо¬
тел, готов был весь день в песочнице просидеть.
Однажды в воскресенье, когда мама стирала, а я чи¬
тала, он, как всегда, отправился «в песочке пиоглать».
Мама его одела потеплей, дала совочек, ведерочко и на¬
казала, чтобы из песочницы ни на шаг. Через некоторое
время постучалась соседка и спрашивает:
— Тетя Люба, где ваш Русланчик?
— В песочке играет около дома.
— А мне показалось, я его видела внизу, около ма¬
газина.
— Около какого магазина? — забеспокоилась мама.
— Универмага.
— Не может быть, не может быть, — повторяет мама,
а сама уже поспешно одевается. Выбежали мы с ней на
улицу, а Русланчика и след простыл. Помчались к уни¬
вермагу, но там его уже не было. Где искать? Стали спра¬
шивать прохожих. Одна женщина видела малыша, гуляв¬
шего между машинами на привокзальной площади. Мама
охнула, и мы побежали дальше. Добежали до вокзала и
видим: сидит наш Руслан на столе, около корзины с яб¬
локами, и «ядлоко» уплетает.
— Как ты сюда попал, сыночек? — спрашивает ласко¬
во мама, а сама слезы сдержать не может.
— Як папе сол.
— А где твой папа? — интересуется женщина, соблаз¬
нившая путешественника яблоком.
— На лаботе лаботает, — бойко отвечает мой само¬
стоятельный братишка и аппетитно откусывает здоровен¬
ный кусок яблока.
Кто кого воспитывает?
Моя младшая сестричка Оксана ходит в детский сад
и очень завидует мне — школьнице. Спрашиваю у нее
как-то: «Почему ты так рвешься в школу? Я вот, наобо¬
рот, никак каникул не дождусь». Она посмотрела на ме¬
ня сочувственно и, как старшая младшей, объясняет: «Ты
не хочешь учиться, потому что уже научилась читать и
писать. Я тоже не хочу быть неграмотной». Я стала объяс¬
нять, сколько в школе надо всего знать и уметь, как
трудно справляться со всеми заданиями, но она закрыла
56
уши руками, замотала головой и запела на разные голо¬
са: «В школу хочу! Учиться хочу!»
Тут к нам пришла Оксанина подружка Оля, перво¬
классница. Я ей задаю каверзный вопрос: «Скажи, Оль,
ты что больше любишь: учиться или каникулы?» Оля, не
задумываясь, выпалила: «Каникулы! Каникулы!» Моя
сестричка удивленно посмотрела на Олю, на меня, даже
обошла вокруг нас по комнате и вдруг совсем маминым
голосом спрашивает: «А если бы каникулы отменили, вы
бы от горя поумирали? Да?» «Кто их отменит», — забес¬
покоилась Оля. Но Оксана, продолжая наш спор, спраши¬
вает: «Нет, ты ответь, Люсенька, если б каникул не бы¬
ло, ни-ког-да б не было, ты бы школу бросила и учиться
не стала?»
Я почувствовала, что краснею. А тут еще мама, кото¬
рая, оказывается, слышала наш разговор, вошла в ком¬
нату, погладила Оксану по голове и говорит: «Правильно,
Оксаночка, воспитывай свою старшую сестричку, а то
ведь она, глупенькая, до сих пор не понимает, что приоб¬
ретать знания — самое большое счастье в жизни. А без
школы попробуй-ка приобрети их».
Когда братишка играет
Вечер. Придя из садика, Вовка сразу хватается за иг¬
рушки. Их много. Клюшка, мячики, кубики, машины, кон¬
структоры и уйма пластмассового и железного барахла,
которое всегда притягивает нас, мальчишек. Вот из угла
слышится писк. Это Вовка «тормозит». Тут же он «влеп¬
ляется» в «дом», и кубики с грохотом рассыпаются. Это
«катастрофа», «авария». Потом он вылезает из угла я,
хитренько хлопая глазенками, просит:
— Сереженька, дай проволочку.
— Зачем? Я уже ученый. Прошлый раз что с прово¬
локой сделал? Я же ручку портфеля от ножки дивана
еле-еле отпутал...
— Да-а-ай! Я больше не бу-у-уду!..
Лезу в его угол выяснять обстановку. Вроде все за¬
конно. Даю. Но не прошло и пяти минут, а из Вовкиного
убежища страшные вопли. Опрокидывая стулья, бегу и
выясняю, что он проволоку в розетку сунул. Зачем, ду¬
маете?
— Да-а-а, я хотел, чтоб лампочка горе-е-ела!
57
Наконец-то девять вечера. Кормлю неугомонного Вов¬
ку и укладываю спать. Нет для меня ужасней дней, когда
папа с мамой уходят в кино, а меня оставляют воспиты¬
вать Вовку. Ф-у-у!
Почемучка
Когда я узнала, что у нас все лето будет гостить трех¬
летний Андрюшка, то обрадовалась: давно завидовала
тем, у кого есть младшие сестренки и братишки. Но ра¬
дости едва хватило на два дня, потому что гость стал
изводить меня такими вопросами, на которые я не знала,
что отвечать.
— Оксана, почему тебя так зовут?
— Родители так назвали.
— А почему они тебя так назвали?
Во г вопросик. Думаю: а правда, почему? Но ему от¬
вечаю:
— Так вот им захотелось.
— А почему так захотелось?
— У них спроси!
— А почему ты не спросила?
Надо же, еще меня воспитывает. Начинаю злиться и
кончаю беседу явной невоспитанностью: «Отстань!»
Но эти «почему?» безобидные. Значительно чаще этот
Почемучка выводил меня из себя вредными шалостями.
Как-то вижу: сидит он на полу и рвет на ленточки мой
самый красивый носовой платок.
— Андрюшка, что ты делаешь? Зачем платок порвал?
Теперь его придется выбросить...
— Почему выбросить? Разве нельзя склеить?
И показывает на лужицу клея, которая уже натекла
на палас из опрокинутого пузырька...
А однажды прибежала с улицы и с ужасом увидела
на диване остатки самой любимой моей куклы. Только
захотела не то заругаться, не то заплакать, а он ласко¬
вым голосочком:
— Оксаночка! Я тебя так люблю! Дай я тебя поцелую!
— Что ж ты наделал! И еще подлизываешься!
— Почему ты ругаешься? — провел он рукою по гу¬
бам. — Я не облизывался.
Как ни была я сердита, но не могла не рассмеяться.
Намучилась я в то лето с Андрюшкой-Почемучкой, ра¬
да была, когда его наконец увезли, а теперь так хочется,
чтобы он снова к нам приехал.
58
Ромка-рыболов
ромке, соседу моему, три года. Он шустрый, веселый,
очень изобретательный и самостоятельный человек. Не¬
давно вечером, придя из школы, я переоделась и пошла
поливать огород. Воду все наши соседи, как и я, брали
из колодца, пока доносили до огорода, расплескивали, и
около дома образовалась большая лужа. Вдруг вижу: из
подъезда выходит Ромка, довольный-предовольный и в са¬
погах.
— Рома! Ты зачем же сапоги надел? Дождя-то нет.
— Потому что здесь лечка.
— Какая речка? Где?
— Обыкновенная. Вот она, — показывает он на лужу
и, не задумываясь, лезет в нее.
— Ты зачем же в речку-то полез, Рома?
— Лыбу ловить, как папа.
— Какую рыбу?
— Калася, калпа и... и... камсу.
— Да чем же ловить будешь? Удочки-то нет!
Лучше бы не спрашивала. Ромка призадумался, по¬
топтался в луже и вдруг что-то вспомнил и сообразил:
— Луками будут ловить!
С этими словами он плюхнулся в лужу и в самом де¬
ле стал шарить по ней руками. Пришлось мне тащить его
домой, отмывать, переодевать.
УРОК НИКОЛАЯ ТИХОНОВИЧА
Об итогах ученическо-родительского собрания «Уроки
любви» в моем дневнике такая (привожу в сокращении)
запись:
«Успех явный. Ни одного пассивно-равнодушного, о
чем свидетельствуют и фотографии, сделанные «скрытой
камерой». До собрания некоторые родители тревожными
шепотками спрашивали: «А это правда, что вы с учени¬
ками учителей критикуете?» И когда я «сознавался»,
умолкали, сокрушенно качая головами. Свою «стенограм¬
му» урока биологии, озаглавленную в открытом педднев-
нике «Обнажаются корни зла» (ее до собрания я никому
читать не давал), я и предложил обсудить в самом на¬
чале собрания, чтобы ответить на тревоживший родите¬
лей вопрос, нужно ли, педагогично ли обсуждать с уче¬
никами уроки других учителей. Читал при гробовой ти¬
шине. Кончил — зааплодировали, как артисту. В выступ¬
59
лении некоторых родителей прозвучала просьба, не смог
бы я вот так же разъяснить их детям, что такое родитель¬
ская любовь. Это мысль. Видимо, как это ни трудно, пе¬
дагогические этюды о любви и взаимопонимании надо
распространить и на некоторые семьи... Логический пере¬
ход от моих «Уроков любви» к тому, что уже умеют дети
VI Б, по-моему, получился. Читал, конечно, отрывочки из
сочинений, слушали внимательно, ловили каждое слово.
А как открыто, красиво радовались родители сердечнос¬
ти, душевной тонкости их сыновей и дочерей! Затем со¬
стоялся концерт, заранее подготовленный учащимися для
своих родителей, в котором особенно душевно вокальным
ансамблем «Родничок» были исполнены песня Колманов¬
ского «Красивые мамы» и шутка Шаинского «Про папу».
Дважды вызывали на бис ансамбль «Мушкетеры», испол¬
нивший в самодельных костюмах, со шпагами инсцени¬
рованную песню Заславского «Рыцари есть». Но все-таки
гвоздем программы и всего мероприятия стало сверхне¬
ожиданное: торжественное, с цветами, стихами, песнями
чествование сорокалетнего юбилея мамы Игоря Л. (отры¬
вок его сочинения о маме приведен ранее). Даже у меня
слезы подступили к горлу, когда Игорь преподнес букет
цветов растроганной, не скрывающей слез радости мате¬
ри и они, обнявшись, застыли у всех на виду, как символ
той несокрушимой любви, понимать, ценить и совершен¬
ствовать которую мы призывали друг друга весь вечер...»
Это собрание прошло в начале мая, а дальше—огор¬
чение на огорчении. Самое большое из них — крушение
надежды, что кропотливая, многогранная, целенаправлен¬
ная воспитательная работа, которую я в книге довольно
подробно представил, повысит успеваемость. Класс уто¬
нул в двойках и тройках, учителя жаловались на непокор¬
ность, зазнайство, обвиняли меня в том, что я сам мешаю
своим воспитанникам учиться, перегрузил их ненужной
работой... Ярлык худшего класса в школе уже готов был
пригвоздиться к моему VI Б, и я растерялся. Навязчиво
преследовала мысль, что эксперимент жить и грудиться
по-гайдаровски не удался, что я переоценил возможности
детей, что 12—13 лет не тот возраст, когда в обучении и
воспитании можно обходиться без принуждения. Особен¬
но волновал упрек учительницы, с мнением которой я
привык считаться. После посещенного и понравившегося
мне организованностью, деловитостью, доброжелатель¬
ностью учителя урока математики, на котором, однако,
знания оценивались по известному школьному сценарию
60
«три ставлю — два в уме», я получил такую характерис¬
тику: «Вы, Юрий Николаевич, — романтик и видите не то,
что на самом деле, а что сами нафантазируете. Да не та¬
кие они, ученики VI Б, как вы не раз мне пытались пред¬
ставить. Как раз серенькие, в основном неумные, куда им,
например, до VI А. Вы смотрите на своих воспитанников
влюбленными глазами через розовые очки, а они на каж¬
дом шагу обманывают вас, пользуясь вашей любовью и
доверием. Ваша мечта о стопроцентном доверии несбы¬
точна, в школе все всегда держалось и будет держаться
на незыблемом «доверяй, но проверяй»...
Интуитивно чувствовал: раз перестал доверять своим
глазам — покажи свой класс такому человеку, который
обладает редчайшим и, может, наиглавнейшим человечес¬
ким даром — острым педагогическим зрением. Незадолго
до своего назначения в VI Б я заочно с таким человеком
познакомился: читал его пространный отзыв на мою
документально-педагогическую повесть «Летопись X А»,
которая весь 1979/80 учебный год печаталась в областной
газете «Брянский рабочий», слышал много удивительного
о нем от работников редакции.
Николай Тихонович Курындин, брянский учитель фи¬
зики, думаю, хорошо знаком многим в Советском Союзе,
так как создал в Брянске единственный в то время в
РСФСР Дом Занимательной Науки (ДЗН). Когда я уз¬
нал, какие мощные формалистическо-бюрократические
преграды стояли на пути этого энтузиаста, понял: только
неисчерпаемая любовь к детям могла дать ему заряд той
энергии, которая помогла довести до конца замысел и
преподнести подрастающему поколению великолепнейший
подарок—Дворец технических знаний. Но не только эти
прекрасные качества личности директора ДЗН потянули
меня к нему в тревожные минуты смятения духа. Сердце
подсказало, что Николай Тихонович — мудрый педагог,
психолог-самородок, докопавшийся до глубинных тайн
психодиагностики.
Предварительно встретился с этим неподвластным ста¬
рению человеком и, ничего, конечно, не сообщив о своей
растерянности, договорился, что с моим классом, в кото¬
ром мечтаю добиться того же, к чему стремился в X А,
Николай Тихонович сам проведет экскурсию.
Как будто с живым Гайдаром встретились мои ребя¬
тишки— так мгновенно стал Николай Тихонович своим в
нашем коллективе! Я еще только собирался представить
его, а он уже одному давал задание, другому что-то оазъ-
61
яснял, с третьим звонко, по-детски смеялся, спорил... Всех
растормошил, раздразнил, раззадорил, каждому дал в ру¬
ки именно то, что, как я читал по лицам детей, ему как
раз и хотелось рассмотреть поближе, понять, изучить...
Да, поистине магнетической силой обладает человек, с
первой встречи протягивающий для знакомства не руку с
чопорным поклоном, а переполненное безграничной бес¬
корыстно-доверительной любовью пылкое сердце.
Сразу бросилось в глаза, что мои тугодумы, стыдив¬
шиеся своей медлительности и постоянно из-за этого ро¬
бевшие, смело брались за любое задание, бросались на
головоломки и иной раз решали их быстрей самых сме¬
калистых. Что случилось с ними? Я стал наблюдать вни¬
мательнее, анализировать и вскоре догадался. Простые,
казалось бы, но интригующие задания с шариками, юлой,
колесом, шпагой освобождали от привычки лезть за от¬
ветом в кладовую памяти, копаться в ней, и ребята легко
и естественно начинали опираться на радостную, окры¬
ляющую силу ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО УМА, который,
как показала метаморфоза с отстающими в школьных ус¬
ловиях, у старательно-прилежных учеников значительно
больше угнетен и подавлен. Здесь же напрашивался от¬
вет на волнующий меня вопрос: почему зримые воспита¬
тельные успехи не повлияли на повышение успеваемости
в классе?
То, о чем я смутно догадывался, Николай Тихонович
убедительно доказал за двадцать минут непринужденного
общения с ребятами: спасать надо не тех, кого пилили,
тиранили, оскорбляли, но в ком не убили «искру божью»,
выручать, ограждать от дальнейшего умственного застоя,
заштампованности надо немедленно тех, кого, как выяс¬
нилось, неверно ориентировали, незаслуженно хвалили,
толкали к интеллектуальной гибели, «производили» в от-
личников-хорошистов, лишенных наиглавнейшего — твор¬
ческого горения...
И вот что получается: самое уязвимое, за что больше
всего упрекают и бьют, что не принимают коллеги, не по¬
нимают пока и родители, — свидетельство не поражения,
а ПОБЕДЫ. Не принятый нами курс «Все творчески, ина¬
че зачем?» надо менять, а нетворческие, не развивающие
исследовательский ум учащихся уроки. Как чувствитель¬
нейшие барометры, дети уловили: пагубна учеба во имя
учебы, во имя оценки, нет ничего страшнее массового па¬
радокса сегодняшних школ: отличник учебы и... серенькая
личность.
62
Тем временем «волшебник» с толпой увлеченных «фи¬
зиков» перешел в следующий зал, непринужденно, как с
равными, беседуя о кибернетике, космонавтике, фанта¬
стике... Цепочкой талантливо составленных, постепенно
усложняющихся вопросов (таких, например, как: «Что бы
и в какой последовательности ты предпринял, если бы
оказался робинзоном на другой, пригодной для жизни
планете?») он неуклонно вел моих питомцев по пути са¬
мостоятельных поисков и открытий. Даже неорганизован¬
ный исследовательский ум, освобожденный от страха
зубрежки, — радостная сила, но поистине могучим, спа¬
сающим даже в безвыходных положениях он становится
у того, кто беспрерывно ОРГАНИЗУЕТ ЕГО, развивает
и всего в жизни достигает не за чужой счет, а своим
умом или, что еще лучше, В СОДРУЖЕСТВЕ С ДРУГИ¬
МИ ИССЛЕДОВАТЕЛЯМИ.
Николай Тихонович и мне, и моим ребятам разъяснил
наитруднейшее: как отличить творческое содружество ис¬
следовательских умов, когда идет интеллектуальное взаи-
мообогащение и создается КОЛЛЕКТИВНЫЙ ИССЛЕ¬
ДОВАТЕЛЬСКИЙ УМ, от распространенных, и не толь¬
ко в детской среде, объединений, где один ум господст¬
вует, а остальные у него на побегушках. В комнате опти¬
ческих обманов, куда директор ДЗН ввел нас, дав почув¬
ствовать, что это самое дорогое его детище, сначала все
шло по, так сказать, школьному образцу: сам Николай
Тихонович или кто-то из наиболее быстросмекалистых ре¬
бят находил оптическую ошибку, остальные охотно с ним
соглашались, интерес к «изученному» гас и экскурсанты
организованно двигались к следующему стенду. Так про¬
шли вдоль одной стены. Кончался второй час безангракт-
ной экскурсии. Когда поход за знаниями стал напоминать
школьные уроки, я увидел нескрываемые зевки усталости
и забеспокоился, не закончится ли так хорошо начатое
коварным воспитательским эффектом со знаком минус.
Вдруг экскурсовод резко остановился, на секунду заду¬
мался и тихо, как бы разговаривая сам с собой, спросил:
«А все ли верно? Я же совсем забыл, что можно дать дру¬
гое освещение...» Он стремительно вернулся к первому
экспонату, поколдовал с многочисленными выключателя¬
ми, и все ахнули: старые ошибки исчезли, новые появи¬
лись...
Класс будто подменили. Получив свободу действий,
ребята мгновенно посвежели, повеселели, самоорганизо¬
вавшимися группами разбрелись по комнате-чудеснице,
63
выбирая заинтересовавшее их, сами быстро сообразили,
.как менять освещение, с каких точек обозревать оптиче¬
ские головоломки. Начался коллективный поиск истины.
Вспыхнули споры в группах, потом между группами. Зна¬
чительно быстрее, чем можно было ожидать от шести¬
классников, догадались, что игровые иллюзионные экспо¬
наты в такой последовательности специально и располо¬
жены, чтобы исследовательские умы рванулись самостоя¬
тельно проникнуть в тайны положительной и отрицатель¬
ной иррадиации, воспламенились желанием коллективно,
помогая друг другу, открыть закон физики...
Два, казалось бы, несовместимых чувства одновремен¬
но ворвались в мою душу: радости и... стыда. В ходе на¬
учного поиска я как бы изнутри увидел интеллектуальный
мир воспитанников, отчетливо обозначились отличитель¬
ные особенности склада ума каждого. Я стал свидетелем
казавшегося совсем недавно невероятным: наблюдал, как
«обтираются» друг о друга мысли моих подопечных, как
безболезненно распределились исследовательские роли,
как интеллектуальные лидеры не порабощали, а подтяги¬
вали к себе остальных... И даже самому себе было горь¬
ко признаться, что, как ни успокаивайся пословицей
«Лучше поздно, чем никогда», год-то потерян, интеллекту¬
альным воспитанием я, выходит, почти не занимался,
прекрасный всеобъемлющий девиз «Все творчески, ина¬
че зачем?» сам же ориентировал воспринимать поло¬
винчато...
В конце трехчасовой экскурсии я уже не удивлялся
тому, что те мои питомцы (таких было не меньше поло¬
вины), которых на всех уроках хватало от силы на 20—
25 минут, а потом они выдыхались и тускнели, были та¬
кими же бодрыми, свежими и даже более жизнерадост¬
ными, чем до начала встречи с брянским чародеем. А са¬
мые усидчивые, с лучше развитыми, как мне раньше пред¬
ставлялось, навыками внимания и волевыми качествами
характера выглядели не то чтоб уставшими, но поскуч¬
невшими что ли, не такими радостно-вдохновенными. Од¬
ни раскрыли в себе силы необъятные, впервые поверили
моим неоднократно повторяемым словам, что бесталан¬
ных людей, особенно детей, нет, что каждый человек не¬
повторим. Другие, наоборот, усомнились и разочарова¬
лись в себе, интуитивно почувствовав, что кое-что из их
предполагаемой силы оказалось... слабостью. И эти отра¬
женные на всех лицах откровенные раздумья подростков
о себе несказанно радовали меня. Значит, не я один по¬
64
лучил ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УРОК у Николая Тихоно¬
вича. Значит, к той перестройке в воспитательной рабо¬
те, которую мне хотелось хоть сию минуту начать, ребята
уже тоже духовно подготовлены...
Самой трудной, самостоятельно мною в ДЗН не раз¬
гаданной загадкой оказалось то, что устроил Николай
Тихонович в игровом зале перед концом встречи. Он за¬
чем-то рассадил девочек и мальчиков отдельно и орга¬
низовал между ними что-то вроде конкурса на лучшее
решение головоломок. Иногда предлагая новую голово¬
ломку, подзадоривал: «Уверен: мальчикам этот орешек не
по зубам» или «Мальчикам тут делать нечего, а вот най¬
дутся ли девочки с мужским умом? Посмотрим, посмот¬
рим...» И как ребенок радовался, если его предсказание
точно сбывалось!
Прощаясь, не скрывая, что огорчен неизбежным рас¬
ставанием, и как-будто понимая, какая буря изматываю¬
щих сомнений пронеслась в моей душе, Николай Тихоно¬
вич сказал: «Завидую я вам, Юрий Николаевич! Да с та¬
ким классом можно горы свернуть! Они же у вас все ис¬
следователи. Таких увлеченных не только физикой, но и
самопознанием шестиклассников я еще не встречал!
Я влюбился в ваших ребятишек».
По дороге домой, прямо в электричке, за один день на
глазах повзрослевшие ученики мои сами захотели по¬
делиться впечатлениями в дневнике, который стал посто¬
янным спутником нашей жизни. Вот отрывки из этих впе¬
чатлений по горячим следам яркого события: «В ДЗН мне
понравилось все, но больше всего — директор Николаи
Тихонович Курындин...»; «Я никогда не видел робота, меч¬
тал увидеть, и вот моя мечта сбылась. Только теперь я
буду мечтать снова увидеть Николая Тихоновича...»;
«В ДЗН увидел, что мои товарищи не такие, как про них
говорят некоторые учителя. Сашу Ф. недавно обозвали
«тупым, как сапог», а он оказался самым сообразитель¬
ным, первый поднял с полу шарики чугунком...»; «В ДЗН
с радостью узнал, что два наших Саши (К. и Ф.)—са¬
мые смекалистые из всего класса. А я-то так плохо про
них думал. Стыдно стало...»; «Очень мне понравились мои
одноклассники в ДЗН, все были такие активные, куль¬
турные, веселые...»; «Что понравилось? Все. А больше
всего? Как разговаривал с нами Николай Тихонович.
А как? Ласково? Уважительно? Нет, то есть да, но так
многие разговаривают с нами, а он—как с товарищами,
как будто и учил и учился...»
J 3.1 кп » 479/
ГА
Учителя сразу, уже на следующий день, заметили,
как похорошел класс, и спрашивали, в каком волшеб¬
ном источнике я их выкупал — так жадно набросились
они на учебу.
ДАЕШЬ БИАРХАТ!
Спрашивать, зачем Николай Тихонович устроил сорев¬
нование между мужскими и женскими умами, я постес¬
нялся. С новой силой этот вопрос встал передо мной пос¬
ле случайно подслушанного разговора. Две мои ученицы-
старшеклассницы (я преподавал литературу в IX и X
классах), отмолчавшиеся на общешкольном комсомоль¬
ском диспуте о любви и дружбе, но задетые за живое под¬
нятыми на нем вопросами, по дороге домой так жарко
обсуждали пережитое, что, скрытый вечерней темнотой, я
отчетливо слышал каждое их слово.
— Нет, я никогда замуж не выйду, ни-ког-да,—
скорбно-задумчиво и, как мне показалось, с болью в го¬
лосе делилась своими раздумьями девятиклассница.
— А я... выйду и сразу разведусь, — рассыпалась на¬
тянутым смехом десятиклассница.
— Сразу разведешься? Шутишь? Зачем же тогда за-
муж-то?
— Чтоб ребеночка родить, — серьезно и даже мечта¬
тельно ответила старшая.
— Но почему ж разведешься?
— Очень мне нужно двоих воспитывать!..
Это было прозрение. Мне-то казалось, что проблемы
дружбы, любви, семьи, которые постоянно и в полный
рост поднимались мною на уроках литературы, диспутах,
формируют у подростков правильные взгляды, что сло¬
весных форм работы в этой области для школы вполне
достаточно. И вдруг такая неприязнь школьниц самого
романтического возраста к сильному полу. Прямо-таки
потряс меня тон разговаривавших. О том, что мужская
половина рода человеческого — пустое место, мои уче¬
ницы говорили настолько безапелляционно, настолько как
о само собой разумеющемся, что мне стало не по себе...
Внимательнее, более строгими глазами взглянул я тог¬
да на школьников и школьниц и вот что увидел: не было
привычных мальчиков и девочек, юношей и девушек, глав¬
ные психологические грани полов между ними настолько
стерлись, мужское и женское так переплелось, что появи¬
66
лись неведомые существа среднего рода, полумальчики-
полудевочки, к которым и отношение стало каким-то ус¬
редненным, бесполым. Мне стал понятен мудрый диффе¬
ренцированный подход Н. Т. Курындина в течение всей
экскурсии к мальчикам и девочкам. Замечательный педа¬
гог понимал сам и подсказывал мне, что в деле создания
коллектива немаловажную роль играет взаимообогащенио
полов, что воспитатель обязан знать, в каком деле про¬
дуктивнее опереться на мальчиков и когда, наоборот,
лучше справятся девочки...
Что по-новому увиденное мною — явление отрицатель¬
ное, ненормальное, сомнений не было. Что оно имеет со¬
циальные корни, тоже было ясно. Социологи уже били
тревогу, сообщая цифры о крушении семей, росте разво¬
дов, о феминизации мужчин и мускулизме женщин. По¬
нятно было и то, что полностью, как в былые времена,
возлагать ответственность за полноценное формирование
Мужчин и Женщин на семью сегодня бесполезно, что эта
ГЛОБАЛЬНАЯ ВОСПИТАТЕЛЬНАЯ ЗАДАЧА государ¬
ственной важности все больше и больше ложится на пле¬
чи школы, на мои, в частности, плечи. Но посильна ли
она для школы? Готова ли школа взяться за ее осущест¬
вление?
Присмотрелся к работе других воспитателей, побесе¬
довал с коллегами и не на шутку встревожился. О какой
готовности речь, если в школах полнейшее господство
матриархата. В нашей школе, например, из 62 учителей
мужчин пятеро, а классное руководство, и то по собст¬
венной инициативе, взял один я. Условия, таким образом,
для вызревания этого самого племени полумальчиков-по-
лудевочек — лучше не придумаешь. Теперь бросилось в
глаза, хотя совсем недавно это казалось вполне нормаль¬
ным, что всюду на командных постах девочки, девочки и
девочки, аккуратные, послушные, безропотно-исполни¬
тельные. Вот и в моем V Б мальчиков из 34 учащихся 20,
а на командных постах одни девочки: член совета дру¬
жины, председатель совета отряда, староста класса... До¬
шло ведь до того, что и впереди туротрядов, юнармей-
ских подразделений стали гордо шагать юные коман¬
дирши...
Как же удалось школьницам захватить лидерство в
общественной работе (впрочем, и в учебе тоже) и оттес¬
нить на второстепенные, пассивные роли тех, кто самой
природой, всем складом психики ПОДГОТОВЛЕН БЫТЬ
ВПЕРЕДИ. В том-то и фокус, что ни борьбы, ни захвата
67
не было. «Зеленую улицу» лидерству слабого пола откры¬
вают педагогические коллективы, смекнув, что спокойнее,
удобнее, выгоднее, если школа будет не бурным морем
жизни, а тихой заводью. Много ли найдется у нас в стра¬
не школ, готовых не на словах, а на деле пойти по сто¬
пам В. А. Сухомлинского и, как он, всенародно заявить:
«Знамя нашего коллектива — ершистые, колючие, непри¬
миримые, несгибаемые. Да здравствует своенравие, свобо¬
домыслие, непримиримость ко злу!»? По пальцам пере¬
считать можно. А у большинства совсем другой лозунг:
«Послушание, послушание, любой ценой послушание!»!
И уж тут, естественно, даешь ставку не на ершисто-ко¬
лючих мальчиков, а на покладистых девочек, которых
женская психика, природная женственность сделала зна¬
чительно более сговорчивыми, покладистыми, сердоболь¬
ными...
Сначала, когда глубоко осознал изъяны «педагогики
тихой заводи», меня встревожила судьба сильного пола.
Но впоследствии убедился в другом: несравненно больше
потерь от школьного матриархата у верховодящего сла¬
бого пола. Мальчики своих одноклассниц-лидерш (так
было и в VI Б) всерьез не принимают, их мужская пси¬
хика гнется, подчас трещит, но все-таки не ломается.
И пассивно-равнодушное отношение к общественной рабо¬
те под девичьим руководством — чаще всего лишь спаси¬
тельный протест против покушения на их мужское досто¬
инство. Нередко представители сильного пола выдвигают
кандидатуры одноклассниц и охотно голосуют за них со
злым умыслом, чтобы потом поизмываться. При этом на¬
дежным средством от оженщивания для некоторых под¬
ростков становится улица, те самые вдоль и поперек об¬
руганные подворотни, и почти для всех — армейская шко¬
ла мужества.
К сожалению, омужчинивание женщин начиная со
школьного возраста идет почти беспрепятственно. Девоч¬
ки-командирши быстро входят во вкус. Их прекрасное
природное качество — повышенная восприимчивость —
оказывает им медвежью услугу. Не чувствуя страшного
подвоха, покушения на ЖЕНСТВЕННОСТЬ, начинают
осознанно, всеми силами освобождаться от мужского
влияния даже там, где оно необходимо. «Без мужских
влияний, делится верными наблюдениями современный
писатель, психолог и социолог Ю. Рюриков, — женствен¬
ность не вырастает, нехватка мужских влияний рождает
в девочке ту непроявленность пола, к которой потом лег¬
ко льнут мужские черты. В эту непроявленность вживля¬
ется и влияние омужчиненных мам, воспитательниц, учи¬
тельниц, и все это растит в девочках строптивость, нежен¬
ственную воинственность, психологию «чуть что—на
дыбы»1.
Перелистывая свой педагогический дневник того перио¬
да, нахожу записи, которые, как подтвердилось в даль¬
нейшем, содержали верные педагогические выводы: На¬
до на все сто процентов воспользоваться тем, что само в
руки дается, да по недоразумению не берется, — ПРЕ¬
ИМУЩЕСТВАМИ СОВМЕСТНОГО ОБУЧЕНИЯ. Ведь
в сложившихся объективных условиях, когда школа вы¬
нуждена выполнять многие, казалось бы, такие естествен¬
ные функции семьи, только умелое использование всех вы¬
год совместного обучения мальчиков и девочек — спасе¬
ние от трагической неполноценности мужчин и женщин.
Любимое изречение отца, которое потом и в литературе
не раз встречалось, о том, что отдельно мужчина и
женщина — полчеловека, а Человек — вместе, не
шутка, как я считал раньше, а данная самой природой
мудрость...
С новым рвением взялся я за создание класса-семьи,
когда глубоко осознал, что по-другому безущербно воспи¬
тывать удается разве что на словах. Где, размышлял я,
кроме класса, можно целенаправленно, под руководством
воспитателя выращивать МУЖЕСТВЕННОСТЬ, ЖЕНСТ¬
ВЕННОСТЬ, добиваться благотворных взаимовлияний
полов? Нет в современных семьях таких условий. И не
случайно между семьей и школой сложились крайне не¬
нормальные взаимоотношения.
Школе привычнее, легче и поэтому желаннее (имею
в виду психологический настрой большинства учителей)
оставаться чисто формальным учебным заведением, пере¬
ложив, как и в дедовские времена, львиную долю воспи¬
тательной работы на семью. И вот между главными твор¬
цами будущего человека складываются взаимоотношения,
напоминающие раздор между супругами, которые вдруг
поставлены перед фактом гибели их ребенка и в бессиль¬
ной ярости перебрасывают друг другу обвинение: «Это
ты во всем виноват!» Если рассудить, кто же из супругов
более виновен, порой невозможно (оба, например, допре-
' Рюриков Ю.
С 191.
По закону Тезея//Новый мир. — 1986. — № 7.—
69
дела загружены ответственной работой, оба активные об¬
щественники и т. д.), то в конфликте семьи и школы, ко¬
торый, подстегнутый реформой, все раскаляется и раска¬
ляется, нечестность одной стороны как на ладони, потому
что семья ХОЧЕТ, НО НЕ МОЖЕТ, а школа МОЖЕТ,
НО НЕ ХОЧЕТ...
Итак, решение было принято: все воспитательные си¬
лы— на превращение класса в семью. Но какую? Тогда,
начиная самое трудное педагогическое восхождение,остро
чувствовал, что какую-то новую, черты которой уже зреют
в нашем обществе. Но ни у социологов, ни у психологов
в то время ясного ответа на поставленный передо мной
жизнью вопрос я не нашел. И только теперь, когда в пол¬
ном разгаре была работа над записками воспитателя, я
прочитал статью Ю. Рюрикова, на которую уже ссылался,
и с радостью обнаружил, что пришел другим, так ска¬
зать, практическо-педагогическим путем к очень схожим
выводам. Да, я создавал такую СЕМЬЮ, где все: взаи¬
мопонимание, взаимопривязанности, взаимное духовное
обогащение — держалось не на матриархате или патриар¬
хате, а на том новом, что уже крепнет в нашем обществе
и названо Ю. Рюриковым (считаю термин исключительно
удачным) БИАРХАТОМ (от латинского Ы — два и грече¬
ского arche — главенство). Как и Рюриков, я считаю би-
архат такой ступенью взаимовлияний мужчин и женщин,
когда в основе уже не равноправие, а нечто более высо¬
кое — ПОЛНОПРАВИЕ, то есть (пользуюсь цитатой из
указанной статьи) «полное раскрытие лучших сторон
женской и мужской природы; как можно более тесный
союз женского и мужского начал в семье, быту, обществе,
работе; лад, а не разлад между жизненными и эволю¬
ционными ролями женщин и мужчин; такое переустрой¬
ство всей жизни, всех женско-мужских отношений, при
котором они зеркально бы отвечали их человеческой пси¬
хологии и биологии».
Мысль об этом грандиозном походе в незнаемое ро¬
дилась, напомню, в самом конце учебного года, в середи¬
не мая; все плановые мероприятия, кроме итогового уче¬
ническо-родительского собрания, были лучше-хуже про¬
ведены, но переносить на следующий учебный год то, что
чувствовал, станет стержнем всего дальнейшего воспита¬
тельного процесса, казалось мне немыслимым. Важными
представлялись два срочных дела: заинтересовать, а
удастся — увлечь учеников и родителей проблемой созда¬
ния класса-семьи и предпринять что-то такое, чтобы еще
70
в шестом мои воспитанники сделали ПЕРВЫЙ ШАГ
ВДУМЧИВО-ВДОХНОВЕННОГО ОСОЗНАНИЯ СВОЕЙ
МУЖСКОЙ И ЖЕНСКОЙ ПРИРОДЫ.
НЕОЖИДАННЫЙ КОНФЛИКТ
В течение учебного года познакомился со всеми семья¬
ми, в некоторых был желанным гостем, кое-кого из роди¬
телей привлек даже к участию в открытом педдневнике.
Готовясь к ученическо-родительскому собранию, превра¬
тившемуся из итогового в установочное, я еще и еще раз
взвесил возможности всех тридцати четырех семей, на¬
деясь встретить хотя бы наметки биархата и использовать
женско-мужской союз как достойный пример в дальней¬
шей работе. Напрасно. Хотя отцов было сравнительно
много (двадцать семь), семейная роль их в лучшем слу¬
чае ограничивалась материальным обеспечением семьи
(были, к сожалению, и прожигатели жизни), главенство¬
вали же везде матери и воспитывали не только детей, но
и... мужей, подавая пагубный пример и сыновьям, и доч¬
кам. Вспомнилось, что одного моего шестиклассника, на¬
пример, пока я не узнал и не вмешался, по указанию ма¬
тери ежедневно контролировала сестра-первоклассница,
не без ехидцы спрашивавшая у учителей: «А что сегодня
мамке про Сашку рассказать?» И что хуже всего, многие
мои коллеги считали такую форму семейного контроля-
воспитания достойной подражания. «Вот бы все мамы та¬
кими заботливыми были!» — услышал я как-то в учитель¬
ской...
Естественно, возник тревожный вопрос: не абсурдна
ли идея педагогического переворота, вмешательства в тон¬
чайший механизм семейных отношений с педагогически
неграмотными людьми? Не начать ли с ликбеза родите¬
лей? Но я давно убедился, что школьные родительские
университеты педзнаний — самообман для самоуспокое¬
ния, видимость учительской педагогическо-просветитель¬
ской деятельности. Посещаемость — самотек случайных
Добровольцев. Результативность — а кто же ее знает: ни
зачетов, ни отчетов, ни экзаменов, ни тем более исследо¬
ваний. Ответственность, спрос — лучше не тронь, а то в
школу ни ногой. Не зря же прозвали этот «педагогиче¬
ский ликбез» родительско-ученическими посиделками. Зна¬
кома мне была и такая «результативно-прогрессивная»
форма работы с родителями: администрация и классные
71
руководители до тех пор не пускали учащихся в школу,
пока их нерадивые родители не загорались желанием пе¬
дагогически просвещаться. Но я был уже стреляный во¬
робей и не раз видел, как взрывались такие антипедаго¬
гические мины замедленного действия...
Вырисовывался один правильный путь к намеченной
цели: увлечь замыслом и детей и родителей, а в ходе со¬
здания класса-семьи маневрировать: использовать в удоб¬
ных случаях то влияние родителей на детей, то... детей на
родителей. Большие надежды возлагал я, естественно, на
УСТАНОВОЧНОЕ СОБРАНИЕ. Сделали с учениками,
кажется, все возможно-невозможное, чтобы пришли все
мамы и папы: изготовили красивые пригласительные ба¬
леты, иллюстрированные фотоэпизодами из жизни клас¬
са, сочинили для каждой семьи спецприглашение (напри¬
мер, одним: «Мы знаем: время не легко найти, но вы все
бросите и... сможете прийти!»; другим: «Надеемся, вы са¬
ми к нам придете и папу с мамой Саши позовете»), на¬
конец, договорились о «неделе жужжания» про собрание
в семьях. Но... из двадцати семи отцов пришли пятеро
(двое под изрядным хмельком), а четверо шестиклашек
(больно было на них смотреть!) оказались на собрании
«круглыми сиротами». .
И все же главное, подсказывала педагогическая ин¬
туиция, получилось. Когда я вдохновенно рассказывал,
какое это счастье иметь в семье не одного-двух, а трид¬
цать четыре надежных, любящих сыновей и дочерей, не
одного-двух, а целую армию пап и мам, радостно-мечта¬
тельные улыбки раскрасили все лица и за такое семейное
волшебное царство любящих сердец все единодушно голо¬
совали и руками, и отраженными в глазах душами.
Не деловое, а скорее празднично-веселое собрание это,
на первый взгляд, ничего не дало. Решение было одно:
поддержать идею классного руководителя, взять курс на
создание класса-семьи. Одобрили то, что уже было внед¬
рено: совместные ученическо-родительские собрания, юби¬
лейные дни учеников и, хотя были возражающие, роди¬
телей, открытый ученическо-учительско-родительский пед-
дневник (все собрание он ходил по рукам), удивившую,
ставшую сюрпризом для родителей фотолетопись с мои¬
ми педагогическими комментариями, концерты художест¬
венной самодеятельности во время таких встреч, полез¬
ные для создания класса-семьи совместные классные
часы. Но ничего нового предложено не было, никаких кон¬
кретных заданий, четких планов, потому что я и сам ясно
72
не представлял, какие еще беды свалятся на мою голову,
через какие тернии придется пройти...
Но ощущение победы не покидало меня, и я догадал¬
ся, что достиг наиглавнейшего в начале пути: заронил в
ЭМОЦИОНАЛЬНУЮ ПАМЯТЬ детей и родителей лучик
радостного ожидания нового, светлого, необычного. Вели¬
ка сила эмоциональной памяти, отрадно обогащать ее по¬
ложительными эмоциями, но и опасно. Потому что неиз¬
бежная педагогическая катастрофа ждет воспитателя,
если он сам зажжет и сам же погасит трепетный огонек
надежды. Понимая, как непроста любая психологическая
перестройка, а особенно по предстоящему переосмысле¬
нию природы своего пола, решил понадежнее опереться
на эмоциональную память и окружить начальный, самый,
как я и предвидел, сложный период этой работы сказоч¬
ной, интригующей таинственностью. В конце собрания со¬
общил воспитанникам, что знаю великую тайну о скры¬
тых в каждом из них несметных сокровищах, сообщить
которую смогу только порознь мальчикам и девочкам
на строго секретных совещаниях. Педагогические игры
шестиклассники уже знали и любили, мое предложение
встретили с восторгом, на собрании и по дороге домой
засыпали меня вопросами, почему порознь и секретно, но
я набрал в рот воды и упорным молчанием все больше и
больше разжигал их любопытство.
Тайные встречи, на которые было потрачено два вече¬
ра, я начал с одного и того же вопроса: понимают ли они,
почему К. Маркс, заполняя составленную дочерьми анке¬
ту под девизом «Познай самого себя», на вопрос, какое
достоинство больше всего ценит в мужчине и женщине,
ответил предельно кратко: в мужчине — силу, в женщи¬
не— слабость.
И представить не мог, что с «мужчинами» (их, напом¬
ню, было 20), которые весь год избегали ответственных
постов и даже к обязанностям сменных звеньевых почти
все отнеслись как к ненужной им обузе, которых поднять
на любое дело и «раскачать» было значительно труднее,
чем девочек, все пройдет так бурно и результативно. Точ¬
на зрения К. Маркса им сразу пришлась по душе. Прав¬
да, свое согласие с ней сначала они стали выражать чис¬
то... по-женски: жалобами взахлеб на девчонок, которые
там-то и от того-то незаслуженно получили то-то и то-то...
Но стоило мне гиперболизированно удивиться, назвать их
Девчонками-плаксами и сказать, что истинно мужским
Девизом я считаю афоризм «СИЛА —ВЗЯТЬ ВИНУ НА
73
СЕБЯ, СЛАБОСТЬ —СВАЛИТЬ ЕЕ НА ДРУГОГО», как-
то сразу по-хорошему засмущались, прониклись ко мне
подчеркнутым доверием и расположились солидно, истин¬
но по-мужски разобраться в этом далеко не таком про¬
стом, как им сначала показалось, вопросе.
Ни хихиканий, ни сально-циничных переглядываний и
шепотков (больше всего этого опасался) не заметил я,
когда впрямую рассказывал 13-летним, что каждая девоч¬
ка—будущая мать («ведь мы-то с вами, хоть умри, ни¬
кого не родим!»), что бурный физиологический период
превращения девочки в способную продолжать род чело¬
веческий женщину начинается как раз в 12—13-летнем
возрасте, что НАСТОЯЩИЙ СИЛЬНЫЙ МУЖЧИНА
всюду: в быту, на работе, на улице, — оберегает предста¬
вительниц слабого пола от опасности лишиться материн¬
ства или умереть во время родов...
Охотнее и активнее, чем ожидал, приняли мальчики
участие в выяснении, почему женщинам противопоказаны
такие виды спорта, как тяжелая атлетика, футбол и мно¬
гие трудные, неженские работы. Мои «мужички» образно,
в лицах воссоздали картину, недавно увиденную ими во
время трудового десанта в колхозе, когда молодой, кровь
с молоком бригадир и здоровяк-шофер руки в брюки ко¬
мандовали пожилыми женщинами, грузившими на маши¬
ну неподъемные мешки с семенной картошкой. Не скрыл
я, что теперь, оберегая девочек, их будут раз в месяц да-
;хе от физкультуры освобождать, что в период этой не¬
продолжительной девичьей болезни их не следует пере¬
гружать, нервировать...
И когда перешел к главному, сообщил, что отныне
уравниловка во время трудовых десантов отменяется, что
носить металлолом будут мальчики, а девочки —только
разведывать его залежи, что на уборке овощных культур
ведра и мешки—мужская работа, у девочек же—под¬
борка, что в походах все тяжелое — на плечи сильного
пола, никаких возражений, никакого недовольства не по¬
следовало. Я даже уловил в потеплевших глазах рож¬
дающихся, как мне хотелось верить, мужчин искорки
ПОТРЕБНОСТИ БЫТЬ СИЛЬНЫМИ и по-рыцарски опе¬
кать, заботиться о тех, кто слабее...
Но все шло глаже, чем предполагал, до тех пор, пока
я не предложил узаконить два, как я назвал, всепланет¬
ных мужских правила: ВЕЗДЕ И ВСЕГДА УСТУПАТЬ
ДЕВОЧКАМ, ЖЕНЩИНАМ ДОРОГУ И МЕСТО. Что
1ут началось! «А это зачем?» — «Ишь, царицы какие!» —
Г4
«Может, их еще на руках носить?» —«Ха-ха-ха, такие
слабенькие старушенции, что и в автобусе постоять не
могут?!» Я вслушивался в разноголосый, раскатистый хор
мальчишечьих дискантов и альтов и вдруг, еще не осмыс¬
лив, что же произошло, ощутил: победа! Реплики рез¬
кие, едкие, да, но раздражения-то нет Что-то вроде весе¬
лой разрядки после психологического напряжения. И совет
мне: не спеши, не все сразу, дай передохнуть, не так это
просто —перестроиться... Значит, хотят, хотят, ХОТЯТ
развития своей мужской природы, новых, рыцарских взаи¬
моотношений с девочками, не подшефного, а опекунского
отношения к матерям, билась во мне окрыляющая мысль.
В конце растянувшегося на два часа (планировал за
полчасочка управиться) тайного совещания с увлечением,
смеясь над своими ошибками, умоляя меня: «Давайте
еще поиграем! Ну, еще немножко!», ребята участвовали
в викторине «Как должен поступить настоящий мужчи¬
на?». Я представлял ситуацию: «Он и она пользуются
городским транспортом. Кто первый должен войти, напри¬
мер, в автобус, кто первым выйти и почему?» Или: «Он
и она гуляют по тротуару шумной от движения транспор¬
та улицы. С какой стороны девушки должен идти юноша,
если справа от девушки дома, а слева — дорога?» Маль¬
чишки оживленно, пытаясь до всего дойти своим умом,
рассуждая вслух, споря друг с другом, в основном, поняв,
что все стойкие, проверенные веками правила поведения
сильного пола основаны на потребности оберегать жен¬
щин как более слабых, не таких физически выносливых и
ловких, отвечали развернуто и верно.
В полной уверенности, что взаимопонимания с девоч¬
ками добьюсь еще быстрее (ведь чего, думалось, стоит
только одно мое радостное сообщение о согласии маль¬
чиков переложить на свои плечи все тяжелые физические
работы!), пришел я на «тайный девичник» и... потерпел по¬
ражение. Нет, девочки не взбунтовались, вели себя впол¬
не культурно, казались даже заинтересованными, согла¬
сились, что ЖЕНСТВЕННОСТЬ (слабость)—достоинст¬
во, о развитии которого надо неустанно заботиться. Но
меня сразу резануло по сердцу отсутствие внутреннего,
того самого ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ДОВЕРИЯ, которое
легко и быстро установилось между мальчиками и мной,
а потом я увидел косые взгляды, тайное перемаргиваиие,
услышал шепотки за своей спиной; не понравилась мне
показная застенчивость, когда речь зашла об их физиоло¬
гическом развитии, о предстоящем материнстве... Когда же
75
я, стремясь оживить вялую, безынициативную со стороны
представительниц слабого пола беседу, спросил, согласны
ли они, что мальчики — сильный пол и не только потому,
что у них крепче мускулы, мои собеседницы зло рассмея¬
лись и стали доказывать обратное. И я стал свидетелем
того, страшней чего в работе педагога вообще не знаю,—
меня просто-напросто не слышал и...
Расстались мы, правда, друзьями (на этот раз полча¬
сика действительно хватило), улыбаясь друг другу, но
уже через день узнал, что шестиклассницы почти в пол¬
ном составе пришли к директору школы и, не заикнувшись
о тайном совещании, пожаловались, что я плохо обучаю
их русскому языку, что они беспокоятся, смогут ли после
«таких плохих уроков» сдать экзамен по этому предмету.
Меня поразили взрослая продуманность и каверзность
удара. Рассчитано было все, и в частности то, что прове¬
рить, какой я учитель, не было возможности: кончался
май и на мои уроки русского языка за весь год никто из
администрации не заглянул (посещали уроки литерату¬
ры, по литературе я с ними давал открытый урок для
учителей области)... Значит, расчет был не на то, что им
поверят и меня накажут, нет, это был самый что ни на
есть хитроумный удар по моей гордости. Удар в мое
сердце как раз в тот момент, когда мне казалось, что
барьер взаимного непонимания между детьми и тем, кто
претендует на ПРАВО БЫТЬ СТАРШИМ ДРУГОМ —
самая труднопреодолимая преграда воспитателей всех
времен и народов, — взят. Вот тебе и «уроки любви»! Вот
и результаты походов в глубь себя! Все мгновенно рас¬
сыпалось, как карточный домик...
Терзала мысль: неужели чья-то взрослая коварная ру¬
ка направляла доносчиц? Вскоре выяснилось (сообщила
родительница), что после тайного совещания со мной бы¬
ло еще секретнее без меня, на котором и было самостоя¬
тельно, без вмешательства взрослых принято решение:
слабым полом себя не признавать, мое вмешательство в
их девичьи дела, посягательство на их девичьи тайны счи¬
тать грубым, неэтичным поступком (это я, конечно, свои¬
ми, более мягкими словами!), а от меня — мальчишечьего
заступника — избавиться, натравив на меня администра¬
цию (о том, что по вопросам воспитания у нас трения, они
отлично знали!) и родителей...
Трудно даже спустя годы предположить, чем бы это
кончилось (вполне возможно — победой заговорщиц, с
враждебно настроенным классом я сам бы отказался ра¬
76
ботать), если бы не действенная помощь родителей, и
особенно мальчиков. Родители, проявив житейскую муд¬
рость, уловили подвох, не поверили дочкам и не пошли
на поводу у них, а, вникнув в суть конфликта, доразъяс-
нили им то, что, враждебно встреченный, я упустил. Одна
мама впоследствии рассказала: «Примчалась моя дочь
как-то вечером взъерошенная и брякнула: «Все! Мы его
раскусили! Ты знаешь, мам, мы, все девчонки, решили,
что у него учиться не будем: он — блатной!» Я сначала
оцепенела. А когда узнала, как вы их агитировали стать
истинно женственными, как просвещали, обещали забо¬
титься, обозвала дочку дурой и сказала, что сама пойду
и в ноги поклонюсь учителю за беспокойство о здоровье
и счастье наших детей...»
А мальчики, узнав или почувствовав неладное, броси¬
лись мне на помощь самым неожиданным образом: уди¬
вили одноклассниц показной демонстрацией как раз того,
против чего рьяно ополчились на секретном совещании.
Стали уступать девочкам дорогу на лестнице и в дверях
кабинетов, во время экскурсии дожидались, пока девочки
займут места в автобусе, и только после них степенно
рассаживались сами, даже, переборщив, стали уступать
девочкам на переменах очередь в буфете...
Кто хоть раз с головой окунулся в ребячью стихию,
знает: самая могучая воспитательная сила — ВОЗДЕЙСТ¬
ВИЕ В КОЛЛЕКТИВЕ ДЕТЕЙ ДРУГ НА ДРУГА, когда
это воздействие — не показное, не по указке и не под на¬
жимом воспитателей, не в духе «говорю одно — думаю
другое», а по велению сердец. И хотя благородный ду¬
шевный порыв мальчиков, как все детско-порывистое, ра¬
зумеется, не был долговременным и стойким и за истин¬
ную мужскую культуру, непоказное рыцарство пришлось
еще бороться и бороться, но он оказался не только гро¬
моотводом в нежданном-негаданном конфликте с воспи¬
танницами, но и своеобразным для них уроком. Они в за¬
мешательстве отступили, а я сделал вид, что ничего и не
было. Как я тогда записал в дневнике, Ф. М. Достоев¬
ский советовал не только педагогам — всем людям не за¬
бывать, что ребенок даже в самую трудную минуту, в са¬
мом трудном деле может дать чрезвычайно ценный совет.
Разговор с мальчиками об их ПОРЫВЕ РЫЦАРСТВА
У меня не состоялся, хотя попытка была. В это время мы
Деятельно готовились к первому туристическому походу.
Оставшись наедине с туристами-«мужчинами», я спросил:
«Не откроете, кто руководил операцией «Папа Карло в
77
опасности»?» Они все в прямом смысле покатились от
смеха на пол (туртренировка шла в спортзале) и, будто
сговорившись, пропели разными голосами одно и то же:
«Все вместе! ВСЕ ВМЕСТЕ!» «На нас можете смело по¬
ложиться»,— прочитал я в их смеющихся, с огоньками
дружеского расположения глазах. Мои повзрослевшие,
осознавшие себя мужчинами мальчишки понимали, как
нужна мне в данный момент МОРАЛЬНАЯ ПОДДЕРЖ¬
КА ОТ УЧЕНИКОВ.
Благодаря быстроте, с какой был ликвидирован «очаг
пожара», я снискал уважение администрации как «мас¬
тер быстрого урегулирования конфликтов». Но моя вы¬
нужденная роль пассивного наблюдателя во время этой
одноактной педагогической трагикомедии еще и еще раз
заставила вспомнить: глубоко не изучив психологическую
структуру детского коллектива, не берись за психологи¬
ческие преобразования. Я совершил явную педагогическую
ошибку: не учел, что совещания порознь с воспитанника¬
ми и воспитанницами ВОЗМОЖНЫ и НУЖНЫ, но толь¬
ко в таких КРЕПКИХ КОЛЛЕКТИВАХ, где подростки
уверены: собрания порознь проводятся для подготовки
радостных сюрпризов, а не для открытия военных дейст¬
вий друг против друга Исключать взаимовлияния в клас¬
се даже на время, если нет еще единого мальчишечье-де-
вичьего коллектива, СМЕРТЕЛЬНО ОПАСНО.
Но все-таки лед был сломлен.
Не одну повесть можно бы, например, написать о
«женском порыве» моих девочек. Сначала с веселым за¬
дором они взяли в свои руки создание домашнего уюта
в учебном, закрепленном за классом кабинете: по-новому,
с фантазией навели порядок, расставили цветы на подо¬
конниках и полках, оформили фотовитрины о жизни одно¬
классников и т. д. А затем они деятельно принялись за
налаживание того самого СЕМЕЙНОГО КОМФОРТА
МЕЖДУ ПОЛАМИ, когда постоянные доброжелатель¬
ность, нежность, душевная улыбчивость сестер способст¬
вует формированию рыцарско-покладистых качеств у
братьев, а красивая мужественность сильного пола пи¬
тает живительными соками робкие, но такие, как оказа¬
лось, жизнестойкие росточки женственности. Сами воспи¬
танницы, конечно, и не подозревали, что заняты сложней¬
шей, малоизученной еще проблемой межличностных
отношений в детском коллективе, они просто-напросто по¬
лучили радостную возможность быть естественными, та¬
кими, какими и должны быть девочки в большой друж¬
78
ной разнополой семье. И эта понятно-приятная естествен¬
ность поведения значительно быстрее, чем я предполагал,
выявила в каждой девочке (нередко к ее собственному
удивлению!) что-то свое неповторимо-личностно-женст¬
венное, обязательно (I) привлекательное.
Вскоре не только я, но и все одноклассники и заинте¬
ресовавшиеся педэкспериментом родители знали, кто из
девочек хозяйственнее, расторопнее, сердобольнее, вос¬
приимчивее, поэтичнее, кокетливее, застенчивее, артистич¬
нее и т. д.
Погоня за немедленными воспитательными результа¬
тами далеко не всегда безущербна, и тем не менее жизнь
не раз заставляла меня использовать класс-семью как
«скорую педагогическую помощь». Расскажу подробно о
том случае, который я считаю «боевым крещением» рож¬
дающейся семьи шестиклассников.
Среди моих питомцев был один такой обозленный на
весь белый свет мальчуган, какого я за всю свою долгую
педагогическую жизнь еще не встречал. По росту серед¬
нячок-третьеклассник, изможденный, хилый, всегда с блед¬
ным нервным лицом и огромными, прямо-таки разбрызги¬
вающими ненависть глазами, он казался мне диким
зверенышем, которому инстинкт самосохранения подска¬
зывает: хочешь жить — огрызайся.
Причину трагедии этого ученика, оказывается, в школе
знали давно: пьянствовал, дебоширил, «гонял» жену и
троих детей, среди которых мой воспитанник был стар¬
шим, вконец распоясавшийся родной отец мальчика. Мать
во имя призрачной надежды сохранить семью, не ли¬
шаться кормильца сносила оскорбления, побои, терпела
и не жаловалась, а знавшие про дикие издевательства со¬
седи и учителя охали, вздыхали, временами давали уче¬
нику поблажки («Не вызывайте его сегодня, их опять
вчера отец на всю ночь из дома выгнал») и... не вмеши¬
вались...
И тогда, потеряв веру в доброту, гуманность, справед¬
ливость, элементарную порядочность равнодушно взирав¬
ших на его беду взрослых, не найдя сочувствия и под¬
держки у одноклассников, двенадцатилетний подросток
взбунтовался и в одиночку открыл «военные действия»
против изощренного в садизме алкоголика. Последнего
бунт «в собственных владениях» не столько взбесил,
сколько обрадовал: предоставилась возможность вволю
в пьяном угаре покуражиться над беззащитным. Он стал
раньше являться домой, отняв у семьи последнюю отду¬
79
шину — вечерние часы спокойной жизни, и один или с со¬
бутыльниками развлекался изобретательными пытками
сына-бунтовщика: не раз душил его до посинения, связы¬
вал и на его глазах избивал мать, сестру, брата; однаж¬
ды, когда мальчик предложил ему посмотреть телепере¬
дачу «Пьянству — бой!», вдребезги разбил топором теле¬
визор.
Львиные дозы «озверина», которыми зверь-отец мето¬
дично, день за днем, без выходных и праздников пичкал
сына,— яд намного сильнее алкоголя. Социальная психи¬
ка подростка затрещала по швам, и начался самый страш¬
ный, казалось, неудержимый процесс расчеловечивания.
Эпитет «трудный» применительно к ребенку я всегда вос¬
принимаю настороженно, так как в разряд «трудных» в
школах, к сожалению, нередко попадают лучшие: свобо¬
долюбивые, ершистые, напористые, непокорные, добиваю¬
щиеся правды и справедливости... Но есть и действитель¬
но трудные, это те, кого довели до какой-то стадии рас¬
человечивания. Наказаний, с которыми, как правило, об¬
рушивается на них еще и школа, они не только не боятся
или хотя бы не хотят, а прямо-таки жаждут, ибо допинг
жестокости им уже так же необходим, как спиртное для
алкоголика...
Все мои попытки подобрать ключик к сердцу мальчи¬
ка окончились провалом. Расписался в бессилии и не на¬
шел выхода из тупика «малый педсовет» — совещание
учигелей-предметников, работающих в этом классе, и ро¬
дительского комитета. Вот тогда и обратился я за педа¬
гогической помощью к рождающейся семье: вызвал всех
воспитанников, кроме, естественно, отравленного «озвери-
ном», на тайное совещание и, честно признавшись в
педагогическом бессилии своем и коллектива учителей,
сказал, что передаю дело спасения их товарища (от
какой беды надо его спасать, я, конечно, доступно и мак¬
симально эмоционально разъяснил) в самые, как мне
верится, надежные руки нашей дружной пионерской
семьи...
Не случайно назвал я участие шестиклассников в
судьбе товарища «боевым крещением» класса-семьи. За
подростка действительно развернулось настоящее сраже¬
ние, в котором «братья» и «сестры» взяли на вооружение
не только знакомо-общее: праведный гнев, сочувствие,
дружескую солидарность, — но и до сих пор по-настояще¬
му неизведанное: несокрушимость МУЖЕСТВЕННОСТИ,
чары ЖЕНСТВЕННОСТИ.
80
Мужская половина непоказно, как и договаривались,
сразу занялась рыцарским воспитанием «звереныша», соз¬
дав в процессе бурной воспитательской деятельности свою
«школу рыцарства» и негласно предоставив мне в ней
полномочия «главного тренера», что ли. С величайшим
энтузиазмом, окрыленные благородной целью спасения
товарища, взялись мои рыцари за активно-осмысленную
физзакалку. Стала полноценной, без «липы» утренняя за¬
рядка. К удивлению учителя физкультуры, из его уроков
мальчики «выжимали» больше, чем он планировал, все
до одного записались в секцию бокса; соревнованиями,
кто сильнее, кто больше подтянется на перекладине или
отожмется от пола, заполнились даже самые маленькие
перемены... Понимая, что «качать» мускулы бездумно,
приобретая силу для силы, — дело опасное, я предложил
рыцарский девиз: «Мужество — это сила, ловкость, на¬
ходчивость, хладнокровие плюс БЛАГОРОДСТВО». И де¬
лал все возможное, чтобы девиз оказался не только мо¬
билизующим лозунгом, а стал самоорганизатором жизни
по рыцарским законам...
К счастью, простора для проявления мужественного
благородства было хоть отбавляй. Фантазия моих рыца¬
рей забила ключом. В квартире подшефного (просторная,
близко от школы) появилась настоящая, купленная в
складчину боксерская груша, и каждый вечер по тайному
графику друзья-боксеры стали проводить активные физ-
тренировки. Пьяница-дебошир попытался было разогнать
непрошенных гостей, но вступилась, осмелев, мать, зашел
«случайно» с родителями-соседями я, заинтересовались
боксерскими успехами «братьев» девочки, так что не¬
сколько спокойных вечерних часов было отвоевано. А вско¬
ре пример непримиримости сына и его друзей подтолкнул
мать и жену отказаться от долготерпения и привлечь
злостного хулигана к ответственности. Его судили, поса¬
дили на год в тюрьму, затем отправили на принудитель¬
ное лечение...
И все-таки главный удар по прогрессирующему рас¬
человечиванию «звереныша» нанесли не «братья», а
«сестры». Мой совет использовать день рождения попав¬
шего в беду одноклассника для проведения в классе се¬
мейного праздника они восприняли с большим жаром.
Подключив, конечно, и меня и мальчиков, они подгото¬
вили подарки юбиляру и его маме, чаепитие с тортами
собственного приготовления, концерт в его честь и по за¬
явкам его мамы и т. д. В этот день глаза подростка впер¬
® Заказ 4797
81
вые поразили меня редкой голубизной и обрадовали тем,
с чего всегда и начинается бурное очеловечивание, — теп¬
лотой, добротой и признательностью...
КОВАРНЫЙ ДЕФИЦИТ
Перелистываю еще страницу своего «повеселевшего»
дневника и заключаю: обидны, болезненны, порой невы¬
носимы встряски, но необходимы, потому что спячка в ко¬
нечном счете бьет больнее. Вот и у меня после нокаута
от слабого пола забурлили мысли, направленные на об¬
наружение своих промахов и новых непроторенных педа¬
гогических дорог.
С помощью дневника легко восстановил все перипетии
года и уяснил, дорогой ли Гайдара, как мечтал, когда
проник в его «тайну», вел я своих воспитанников. Гайда¬
ровский дух, которым удалось пронизать всю воспитатель¬
ную работу, радовал, но с гайдаровской дороги-то я, ока¬
зывается, давно и опасно сбился. Меня повела за собой
проторенная дорожка словесно-легковесного воспитания,
про опасность которого по сути все книги, все статьи бес¬
смертного ребячьего вожака. И ведь понимал, что так
нельзя, помнил гайдаровское предостережение, хотел, но
почти ничего не сделал для того, чтобы пусть не ликви¬
дировать полностью, но хотя бы уменьшить самый ковар¬
ный в наше время ДЕФИЦИТ—ТРУДНОСТЕЙ, рож¬
дающих... МУЖЕСТВО.
О чем речь? О заласканности, изнеженности, физиче¬
ских и нравственных недогрузках, сидячих «походах» по
картам, пионерских сборах у «костра», сооруженного на
полу классной комнаты из красного фонаря и вентилято¬
ра. Спектакли нужны, но они не могут заменить жизнь,
сформировать стойкий, мужественный, ГАЙДАРОВСКИЙ
характер. Подросткам как воздух нужны воспетые Гайда¬
ром и физические перегрузки, и моменты на пределе ду¬
ховных возможностей, и жизненные ситуации, требующие
решительности, находчивости, самоотверженности, уменья
самостоятельно сделать НРАВСТВЕННЫЙ ВЫБОР. Од¬
на из наиглавнейших задач воспитателей, учит Гайдар,—
сделать все возможное, чтобы каждый растущий не толь¬
ко мечтал стать бойцом краснозвездной гвардии, но как
можно раньше осознал: ни телесную, ни моральную, ни
умственную волю ему на блюдечке никто не принесет; во¬
82
левым, мужественным, целеустремленным человек делает
себя сам.
«Надо ли выдумывать дополнительные трудности? Раз¬
ве школьных трудностей мало?» — слышу я голоса несо¬
гласных, недоумевающих, сомневающихся. Может, и не
надо, если все рекомендованное школе—многодневные
туристические походы, военные игры, лыжные марш-брос¬
ки, соревнования по ориентированию, ученические науч¬
ные (!) общества, труд по созданию материальных и ду¬
ховных (!) ценностей... — выполняется не для галочки, не
в облегченно-упрощенном варианте. В наших же школах,
как правило, — и ночевки туристов — в теплых школьных
интернатах, и игра «Зарница» — в форме сдачи зачета по
упрощенной программе начальной военной подготовки на
уютном стадионе, и никаких (как бы чего не вышло!)
зимних походов... Упор —на прогулки, экскурсии, беседы.
Даже слово «поход» в ученическо-учительских планах
употребляется теперь чаще в переносном смысле, как по¬
ход в кино, цирк, театр...
Боролся ли я в VI Б с этим коварным дефицитом? Да.
И разве можно было бы хоть что-то делать по-гайдаров¬
ски, не нанося удары по изнеженности? Но не было наи¬
главнейшего, без чего воспитание всегда с червоточин¬
кой,— ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННОСТИ и соблюдения наи¬
главнейшего условия любой деятельности, в том числе и
педагогической: доводи начатое до конца. Как-то раз
увидев, что на школьной физзарядке мои гайдаровцы
только разбалтываются, заряжаются расхлябанностью
(это еще до «вспышки антисерости»), я сагитировал их
заряжаться по-другому: в любую погоду перед уроками и
на больших переменах устраивать полукилометровую про¬
бежку вокруг школы. Две недели пробегал вместе с ни¬
ми, потом решил, что все налажено, а через месяц узнал,
что продолжают бегать трое, остальные, стоило только
злопыхателям высмеять их порыв к физическому совер¬
шенству, «застеснялись» и предпочли снова «кривляться»
со всеми, точнее — как все. Не довел я дело до конца и
с лыжным походом. Трижды он назначался, трижды сры¬
вался: то не все собрались, то мамы не пустили — ветре¬
но, то лыжи своевременно у физрука не взяли... И я сно¬
ва отступил...
Само собой разумеется, что от гайдаровского курса
запланированных перегрузок я нигде сам не отступал:
постоянно предлагал брать повышенные нормы на кол¬
хозных полях, когда позволяло время, приходил на уроки
6*
83
физкультуры (зимой — на своих лыжах) и подбивал на
преодоление трудностей, трамплинов в прямом и перенос¬
ном смысле. Я стремился к тому, чтобы не только на сбо¬
рах дружины, для парадности ученики хором провозгла¬
шали свой девиз: «Смелый путь к трамплину ищет,
трус — обходит стороной!», но и на уроках для преодо¬
ления таких нагрузок, как, например, стихи наизусть, до¬
клад, сочинение и т. д., напоминал, что это все те же са¬
мые трамплины, без преодоления которых не вырастишь
в себе Человека.
Как же ученики воспринимали мои призывы? Без
энтузиазма. Соглашались: да, мужество—хорошо, по¬
тачки— плохо, но когда дело доходило до необходимых
самоограничений, разрыв между словом и делом у мно¬
гих вырастал до непреодолимой пропасти. Требование от¬
казаться от «завоеванных» житейских благ (кино—каж¬
дый день, мороженое в неограниченном количестве), тру¬
да вполнакала, без вдохновения, когда от слов надо было
переходить к делу, бралось под сомнение не только деть¬
ми, но и их родителями, представлялось чудачеством
классного руководителя.
«Колдуя» ежедневно над дневником, фиксируя наблю¬
дения, споры с коллегами, находки других педагогов,
очень много давшие встречи с выдающимися учителями
страны и особенно, конечно, раздумья в связи с удачами
и поражениями в VI Б, я сделал ошеломившее меня от¬
крытие. Весь наш педпроцесс, вся учебно-воспитательная
работа, если поглубже вникнуть, подстроились под
эту самую пагубную изнеженность, захлестнувшую в семь¬
ях современных детей. Ах, детишкам трудно, не хочется
учиться? Сократим программы, облегчим, упростим учеб¬
ники. Как? Снова устают, хиреют? Избавим их от экза¬
менов в III, IV, V, VI, VII, IX классах. Пусть шесть лет
отдыхают и набираются... чего? Думаете, сил? Дудки!
Умственной лени, иначе — того самого, что как раз и про¬
сит изнеженная душа. Помните, как огорчала В. И. Ле¬
нина природная тяга русских людей к умственной лени.
Но если б только одной природной тяге к лености ума
потакали, а нравственная закалка осуществлялась бы по-
гайдаровски, каждый наш питомец мог бы, как, например,
его Тимур Гараев, смело взять в трудную минуту жизни
любую, в том числе и моральную, ответственность на се¬
бя. Тогда была бы надежда, что, повзрослев, волевой,
высоконравственный человек самостоятельно и свой ум
научит творчески работать.
84
Но в школах не так. Сначала, потакая, помогли уму
облениться, потом пошли у него, ленивого, на поводу и,
выхолостив понятие «учиться — добывать знания», под¬
менили упрощенным, под стать ленивому «учиться —за¬
поминать», а затем совсем невероятное: решили, что этот
ум и превратит каждого несмышленыша в человека, что
достаточно, например, загрузить кладовые памяти поня¬
тиями о высокой нравственности, и вот он — получайте
нравственного богатыря... Но это трагическое заблужде¬
ние; нравственная сила, «нравственная мускулатура» по
мановению волшебной палочки не появляется, а рождает
ся только у беспрерывно тренирующихся. Не случилось
такого волшебства и в моем классе.
Я кое-что бросил на полдороге, нагородил немало
ошибок, но от наиглавнейшего, завещанного подрастаю¬
щему поколению Гайдаром не отступил. Речь, понятно, о
том, что только при СТОПРОЦЕНТНОМ ДОВЕРИИ мо¬
жет родиться такой идеальный коллектив — класс-семья,
который становится кузницей талантов, счастливцев, твор¬
цов великих дел. Шестиклассники эту идею сразу поняли
и приняли сердцем и разумом. Весь год я создавал, ка¬
жется, все условия, чтобы от слов перейти к делу, но до
конца учебного года добиться этого в полной мере так и
не удалось. Происходили странные явления: нравился,
восхищал, вдохновлял девиз «Даешь стопроцентное дове¬
рие!», а тянуло под крылышко ненавистного «Доверяй, но
проверяй!».
Почему? Ларчик открывается просто. Доверяя, мы
усложняем жизнь своих учеников, потому что ответствен¬
ность за честную трудовую жизнь, за гражданское ста¬
новление перекладываем на их собственные плечи. Про¬
веряя, т. е. подозревая (у моих шестиклассников даже в
поговорку вошло: «Нас опять оскорбили подозрением!»),
облегчаем жизнь своим ученикам, потому что делаем их
безответственными, а значит, и безнравственными, даем
возможность трудиться не в полную меру сил, ловчить,
выкручиваться, да еще прикрываться лжедевизом «Все
так делают»...
И получается, как ни крути, что снова учителя-воспи-
тагели не впереди подрастающей смены, не ведут к нрав¬
ственным вершинам, а плетутся за своими заласканно-из-
неженными воспитанниками, старающимися не то чтобы
вершины, и сопки-то обойти стороной...
85
ПОХОД ЗА... БУДУЩИМ
В итоговый классный час, на котором первоначально
планировалось, как у всех, поговорить о плюсах, минусах
года минувшего и определить главные задачи в VII клас¬
се, жизнь снова внесла существенные коррективы. В лич¬
ном дневнике (кроме открытого педдневника, в котором
я постоянно общался с учениками, был личный для само-
общения) появилась странная запись, которую, покажи
я ее учителям или ученикам, посчитали бы, чего доброго,
«записками сумасшедшего». Раз уж заинтриговал, приве¬
ду ее полностью: «Заканчивать учебный год ни в коем
случае нельзя! Главное не сделано. В поход, хоть это не
положено, постараться взять всех, чтобы начать срочную
ликвидацию допущенного промаха. Главная педзадача
конца VI и начала VII — НАЗАД, К ИСТОКАМ НРАВСТ¬
ВЕННОСТИ КАЖДОГО ПОДРОСТКА!» Не из прият¬
ных занятие заниматься самобичеванием, не успокаивает
пословица «Лучше поздно, чем никогда», лучше — без
«поздно», но вышла осечка: я начал работу по нравст¬
венному воспитанию как бы с середины (к слову, считаю
главной воспитательной проблемой будущей школы —
один воспитатель на все десять лет), детально не изучив,
а есть ли тот нравственный костяк, на котором должны
держаться все новые нравственные приобретения. Было,
правда, и смягчающее обстоятельство. Увидеть нравст¬
венные истоки 13-летних без их желания «показать» —
задание вряд ли выполнимое, ведь шестиклассники —
люди многоликие и масками пользуются, любой артист
позавидует...
Как же я собирался продлить учебный год? Добиться
взаимопонимания по сложнейшему вопросу о НРАВСТ¬
ВЕННОЙ СИЛЕ человека, вызвать у всех желание во
время итогового классного часа определить, насколько
прочен у каждого ФУНДАМЕНТ НРАВСТВЕННОСТИ, а
в трехдневном походе, в течение трех дней и ночей (во¬
оружимся мощными фонариками), написать новые харак¬
теристики тем, кто в них особенно нуждается.
Тему классного часа я сформулировал и записал так:
«Высотки и ВЫСОТЫ» — и сразу предложил ответить на
вопрос, какая у школьников, по их мнению, высота мо¬
жет быть названа главной. Не успел договорить, как
класс хором разочарованно ответил: «Учеба! Какая ж
еще?»
— Что вы! — гиперболически удивляюсь я. — Учеба —
одна из высоток, она главным образом развивает ум, обо¬
гащает память, а разве мало среди умных и нечестных, и
подлых, и предателей. Вспомните умного сына Тараса
Бульбы...
В классе, кажется, присутствующе-отсутствующих нет.
Замечаю рост: с ответом меня не торопят, выработалась
потребность думать сообща, спорить, обосновывать свое
мнение. Беру на заметку, кто к кому больше тянется. Ко¬
нечно, невероятно шумят, но я беспорядка «не замечаю».
Вскоре все понимают, что без меня не обойдутся, и я при¬
хожу на выручку со вспомогательным вопросом, восполь¬
зовавшись тем, что все мы только что по телевидению за¬
кончили просмотр многосерийного фильма «Как закаля¬
лась сталь». Спрашиваю: «А какую главную высоту
штурмовал и завоевал Павел Корчагин?» Шаг за шагом
коллективно выясняем, что малограмотный, слепой, при¬
кованный к постели из-за полной неподвижности Корча¬
гин обладал какой-то силой, которая помогла ему побе¬
дить все: страшную болезнь, недостатки образования и
воспитания, житейские невзгоды — и стать счастливым.
Читаю всегда волнующее подростков стихотворение Сер¬
гея Васильева о Николае Островском:
Кто сказал шепотком пугливым:
«Этот парень погиб навек...»?
Перед нами лежит счастливый,
Ясно видящий человек.
И слезливой тоской участья
Эту правду не затереть.
Да, товарищи, это счастье
Так работать и так гореть!
Мысль, что слепой и немощный бывает не только не
жалким, а счастливым, так удивляет своей необычностью,
Что кто-то, скорей даже несколько голосов называют это
качество: СИЛА ДУХА. И тут же новый вопрос: а из ка¬
кого источника люди эту силу черпают? Всем ли он до¬
ступен? Вижу по глазам, что ответ у многих уже вертит¬
ся на языке, но чтобы эмоционально усилить радость от¬
крытия, читаю наизусть «Легенду о Данко» Горького, учи¬
тывая, что впереди тоже поход по брянскому лесу, тоже
понадобятся свои Данко...
Открытие сделано. Как будто ничего нового, снова вер¬
нулись к вопросу о служении людям, о силе любви, но
уже после собственных переживаний, промахов и ошибок,
то есть после проверки, легко ли жить так, как обещал в
педдневнике, сочинениях, в разговорах с друзьями, и по¬
87
этому все это воспринимается КАК НОВОЕ. Считаю, что
к осмыслению одних и тех же нравственных понятий
взрослеющий человек должен возвращаться много-много
раз, как к чтению настольной книги, потому что с возрас¬
том многое—и взгляды, и вкусы, и привычки — меняется,
и обязательно нужны сравнения себя вчерашнего с сегод¬
няшним. К этой пожизненной нравственной черновой и
сугубо индивидуальной работе может приучить человека
только школа.
Зная, как опасно переутомлять подростков теоретиче¬
скими вопросами нравственности, сразу приступаю к
нравственной тренировке: раздаю анкету, заполняя кото¬
рую, каждый должен обнаружить, знает ли он своих од¬
ноклассников. Вопросов два: кого рекомендуешь и поче¬
му? Но работы много, потому что надо дать рекоменда¬
ции своим выдвиженцам на все вакантные должности в
туротряде: командира, комиссара, главного летописца,
завхоза, санинструктора, квартирмейстера, костровиков,
кашеваров, разведчиков, фотографов. В работу не вме¬
шиваюсь, на вопросы не отвечаю, но короткий инструк¬
таж провожу. Главное — учу пользоваться приобретенны¬
ми знаниями по педагогике, психологии, этике. Поэтому
советую, отвечая на вопрос, почему кого-то на какой-то
пост рекомендуешь, писать, какие высотки и высоты тот
преодолел, на какие пытается взобраться, как обстоит де¬
ло с главной высотой — СИЛОЙ ДУХА, не забыть отме¬
тить, считаешь ли рекомендованного надежным, а то ведь
может без костра или без каши оставить, отзывчивым,
выносливым и т. д.
Работают, вижу, весело, но детской беспечности, кото¬
рая всегда точно свидетельствует или о задании не по
возрасту, или о нравственной неготовности класса, почти
ни у кого нет. Тревогу замечаю только на лицах тех, кто,
чувствую, боится, что их никуда не выберут. Такое нравст¬
венное переживание иногда полезно, но и опасно: может
усилить губительное чувство одиночества в коллективе,
которое в отроческом возрасте, случается, возникает мгно¬
венно и растет, как снежный ком. Отмечаю в своем днев¬
ничке (во время таких нравственных уроков я всегда со¬
бираю богатый педагогическо-психологический «урожай»),
кто встревоженнее всех, и уже сам заражаюсь беспокой¬
ством «одиноких». Нравственное травмирование —самое
опасное из всех травм, нередко приводящее подростков
этого опасного возраста на грань самоубийства, —необхо¬
димо прекратить. Но как? Выход нахожу. Прошу всех на
88
минутку оторваться от работы и, извинившись, что забыл
одну деталь, напоминаю: должности командира, комисса¬
ра, летописца, завхоза, санинструктора особо ответствен¬
ные, этим руководителям будет трудно без помощников-
заместителей, так что каждый может сам рекомендовать
себя в замы без ответа на вопрос «почему?».
Итоги ВЫБОРОВ подводим со «штатным» активом, в
который входят член совета дружины, совет отряда из
четырех человек, староста, физорг, командир юнармейцев,
редактор стенгазеты, ответственные за краеведческую ра¬
боту, фотолетопись «Ступени роста», открытый педднев-
ник, юбилейные дни — всего тринадцать человек. «Черто¬
ва дюжина обреченных» — как назвали их мои юмористы.
Все остальные, выпровоженные, чтоб не мешали, в кори¬
дор, не расходятся, и это первый признак действенности
нравственного воспитания.
Единогласно командиром туротряда выбрали троечни¬
ка (!) Сашу Р., и вот почему: «В ДЗН был самым наход¬
чивым», «Самый сильный, подтягивается больше всех»,
«Что пообещает, обязательно выполнит», «Взял в шестом
классе три высоты: перестал опаздывать на уроки, дал
слово никогда не врать и держит его, сначала обижал де¬
вочек, а теперь заступается за них»... Прочитав короткую,
но вескую и истинно педагогическую характеристику, дан¬
ную Саше лидером класса Светланой Л., наконец-то по¬
нял, почему мой выдержанный и крайне редко пускающий
в ход кулаки ученик недавно подрался с мальчишкой из
параллельного класса. Сам «рыцарь» мне о причинах дра¬
ки, которую учителя восприняли как доказательство моего
неверного воспитания, ничего толком не сказал, отделал¬
ся общими фразами: «Он сам виноват! Сам напросился!»
Итоги воспитательной работы за год, которые на этом
классном часе все-таки вырисовывались, были утешитель¬
ными. Медленно, со срывами, но неотступно мы шли к соз¬
данию мальчишечье-девичьего коллектива, начинающего
понимать, какое это благо — взаимовлияние полов. Резко
возрос авторитет мальчиков в глазах девочек. В «штат¬
ном» активе, например, было уже шесть мальчиков, в тур-
отрядовские «начальники» попало вдвое больше мальчи¬
ков, чем девочек, и, что более всего указывало на рост их
дружбы, некоторые девочки охотно согласились, точнее,
пожелали стать замами мальчишек...
Скачком вперед я посчитал единогласно, абсолютно
без моего нажима принятое решение регулярно в походе
вести педагогический дневник и без отрыва от всех ту-
10
ристско-краеведческих дел под руководством комиссара
и летописца написать коллективное сочинение (шел все¬
союзный конкурс ученических сочинении) на тему «В про¬
шлое— за будущим».
Увидеть что-то глазами ребят всегда приятно и поучи¬
тельно, поэтому сначала предоставлю на суд читателей
конкурсное сочинение без пяти минут семиклассников, а за¬
тем снова распахну страницы своего личного дневника,
В прошлое — за будущим
Люби и знай свой Брянский край!
(Из песни собственного сочинения, кото¬
рую пели в походе)
«В прошлое — за будущим? Как же это возможно?» —
могут спросить у нас, прочитав заголовок. Уместный во¬
прос. Не всякое прошлое помогает будущему, но мы-то ре¬
шили заглянуть все своими глазами в героическое прошлое
Брянщины. А встреча с героизмом — всегда заряд бодрос¬
ти, веры в то, что и ты сможешь, как они...
Мы отправились в конце мая в легендарную Сещу, что¬
бы побольше узнать о героях интернационального под¬
полья, о которых читали на классных часах и самостоя¬
тельно в книгах брянского писателя Владимира Констан¬
тиновича Соколова «Война без выстрелов» и «Семья не¬
устрашимых». Хотелось нам изучить, не было ли связи
между сещинским и навлинским подпольями. Ведь учимся-
то мы в школе, которая носит имя Тамары Степановой —
навлинской комсомолки-подпольщицы, замученной в годы
войны фашистами.
И вот мы в Сеще. Дух захватывает, когда видишь, как
ухожены, с какой любовью выполнены памятники героям
сещенского подполья и всем отдавшим свою жизнь в годы
войны. На монументе в честь героев интернационального
подполья барельефы трех руководителей: Константина По-
ворова, Анны Морозовой, поляка Яна Янковского — и об¬
жигающие душу слова благодарных потомков;
Вам, единство народов в сраженьях с фашизмом
ковавшим,
Вам — героям живым и героям, со славою павшим,—
Этот памятник наш и наша любовь на столетья...
В братстве русских, поляков и чехов ваше бессмертье!
Очень интересной оказалась встреча с работниками
Сещенского музея, которые не только провели с нашим
отрядом прекрасную экскурсию по музею, ответили на все
90
наши вопросы, но открыли нам доступ к своим архивам.
Теперь мы знаем, что изучать архивные материалы — ра¬
бота увлекательная, поучительная, требующая много зна¬
ний, трудолюбия, честности. Вечером, разбив на берегу
сещенского озера лагерь, мы подводили у костра итоги
первого походного дня, и многие с уважением говорили
о работниках музея, сознавались, что впервые поняли, ка¬
кая это нужная, благородная профессия, что без серьезной
подготовки к этой профессии со школьных лет вряд ли
станешь настоящим историком-исследователем.
Юрий Николаевич предложил узнать мнение команди¬
ра и комиссара о поведении «подчиненных» в форме ин¬
тервью у костра. Всем это понравилось. Летописец все воп¬
росы и ответы записал.
— Все ли сделали, что на первый день похода наме¬
чали?
Командир: Все. А дров даже на два дня загото¬
вили.
Комиссар: Не выполнили самое главное. Договори¬
лись, что каждый в педдневнике ежедневно будет запи¬
сывать, что получил в походе. И вот (показывает
дневник) всего две записи. Сам командир забыл.
— Как командир и комиссар оценивают культуру
поведения туристов?
Командир: Бывает хуже, но редко. В электричке
шумели, в музее тоже замечания получали, в Сеще после
музея без разрешения по магазинам разбежались, костро-
вики ругались, кому за дровами идти, кашевары с ужином
опоздали...
Комиссар: Командир замечает мелочи, правильные
мелочи, но не видит главного. От своего имени объявляю
благодарность с занесением в дневник всем мальчикам,
которые несли все палатки, все продукты, не ныли, дево¬
чек освободили от тяжестей. А девочкам устная благодар¬
ность за чистоту в лагере и цветы на обеденном столе.
— Все ли с интересом отнеслись к краеведческой ра¬
боте?
Командир: Не все. Олег М. в музей опоздал из-за
очереди за мороженым, а когда его с мороженым в музей
не пустили, спокойно вышел и доел его на пороге музея.
В музее тоже больше всего летописцы да фотографы ра¬
ботали, а некоторые своих блокнотов даже не достали.
Комиссар: Верно командир возмущается, но ему на¬
до научиться приказывать. Мы ведь как договаривались?
В походе превращаемся в военный отряд.
91
Командир: Тогда приказываю с завтрашнего дня
считать того, кто придет без блокнота, бойцом, потеряв¬
шим оружие, и до краеведческой работы не допускать!
Решительность командира и комиссара подтянули от¬
ряд. На другой день, когда мы встречались с живыми
участниками борьбы с фашистскими захватчиками, все
были вооружены блокнотами и ручками, заинтересованных
стало больше. Сначала наши разведчики принесли всем
радость. Они еще до подъема отправились на поиски мес¬
та жительства подруги Анны Морозовой, о которой даже
в музее почти ничего не знали, а к завтраку примчались
радостные и сообщили, что им повезло, что они поведут
нас к Наталии Илларионовне Костиной, живущей у своих
дальних родственников.
И вот мы все, кроме дневальных и кашеваров, в гостях
у человека из легенды. Расположились во дворе одноэтаж¬
ного дома и слушаем рассказ восьмидесятилетней, боль¬
ной женщины, которая вместе с Анной работала в не¬
мецкой столовой, знала о подпольной деятельности Мо¬
розовой и неоднократно выручала подпольщиков. Столо¬
вую использовали и для того, чтобы подкармливать наших
военнопленных. Со слезами на глазах вспоминала эта му¬
жественная женщина, как попала в фашистский застенок,
как над ней издевались и собирались казнить, как чудом
спасли ее наши партизаны, работавшие по заданию под¬
польного райкома партии полицаями.
Как слушали. Что записывали. Какие вопросы зада¬
вали. Переносим эти наблюдения в сочинение. У летопис¬
ца: «Слушали Наталию Илларионовну затаив дыхание, у
многих на глазах были слезы, мне тоже слезы мешали
писать. Спрашивали сначала больше про Морозову, Пово-
рова, о деятельности польских и чешских подпольщиков.
Сравнивали сведения живого свидетеля событий с теми,
которые получили из книг. Но вот Света Л. попросила рас¬
сказать, откуда брались у Натальи Илларионовны силы
терпеть издевательства и не выдавать на допросах своих.
«Не знаю, деточки, сама себе удивляюсь, но какой-то же¬
лезной я тогда стала, как будто и боль-то не очень чувст¬
вовала»,— ответила Костина. На лицах моих одноклассни¬
ков как будто застыл один и тот же вопрос: «А я бы так
смог?» Из блокнота Светланы Л.: «Меня тронули слезы
Наталии Илларионовны, мне бы гордиться, что вижу жи¬
вого героя войны, слышу ее голос, а я старалась успеть
записать слова ее рассказа. Теперь так жалею, что не
сказала ей что-то значительное, теплое. А ей так нужно
именно это — тепло человеческое. Ведь ее забыли в род-
ном поселке. Я обязательно исправлю ошибку!»
Вторую половину дня снова работали в музее, и работ¬
ники музея нас похвалили, ни одного замечания. Когда
мы рассказали, что нашли Костину, встречались с ней, нам
сначала не поверили, потому что были сведения, будто бы
она умерла где-то в другой области. На лицах всех крае¬
ведов гордость первооткрывателей, особенно разведчики
задрали носы и стали требовать, чтобы Гайдара перевели
в их разведвзвод...
Вечером, до костра, который стали называть «ПРАВДУ
ДО ДОНЫШКА!», за дневником — очередь, все отвечают
на вопрос, что взял из прошлого для будущего. Все друг
другу напоминают про наше правило стремиться к крат¬
кости, комиссар даже под вопросом написал эпиграф:
«Краткость — сестра таланта» (Чехов), но с требованием
этим никто не справляется. Только Андрей С. все выразил
в одном предложении: «Буду теперь ценить советы стар¬
ших, которых в душе считал «предками». Интересно на¬
писал командир Саша: «Хочу научиться руководить так,
как Поворов, который не руководить любил, а людей.
Костя, чтобы спасти людей, и на минное поле пошел сам,
а не других погнал...» У многих были длинные пересказы
того, что видел и слышал, но мы, комиссар, летописец и
Юрий Николаевич, выловили, что почти все из прошлого
в будущее хотят взять ПРЕДАННОСТЬ и ЛЮБОВЬ К
ЛЮДЯМ, многие —МУЖЕСТВО и САМООБЛАДАНИЕ,
как у Поворова, некоторые — ЛЮБОВЬ К ИСТОРИЧЕ¬
СКИМ ИССЛЕДОВАНИЯМ, как у работников музея, а
Лена М. — УЧИТЬСЯ ГОВОРИТЬ ПРАВДУ В ГЛАЗА,
ВЫСЛУШИВАТЬ ПРАВДУ САМУЮ ГОРЬКУЮ-ПРЕ¬
ГОРЬКУЮ и БОРОТЬСЯ ЗА ПРАВДУ...
Когда собрались перед сном на костер «Правду до до¬
нышка!», комиссар выдумал такое, что отбой отодвинулся,
а трудовой день, к радости полуночников, которых прош¬
лой ночью долго дежурным угомонить не удавалось, уд¬
линился почти на два часа. Он предложил «взять интервью
у... Аркадия Петровича Гайдара, за которого весь год
у нас отвечал Юрий Николаевич». Сам же комиссар и за¬
дал первый вопрос:
— Что за два походных дня было у нас по-гайдаров¬
ски, что — нет?
— Гайдаровское: желанный костер «Правду до до¬
нышка!» и смелое решение узнать о себе правду; инициа¬
тива разведчиков (похвальна даже и в том случае, если
93
б их поиск не увенчался успехом); решение комиссара и
командира превратить туротряд в «краснозвездную креп¬
кую гвардию»; уменье коллектива подтягиваться и вы¬
полнять свои собственные решения, как сегодня, когда
«дрались» за дневник, например.
Аптигайдаровское: вчерашняя ночь, когда желающие
побеситься, забыв, что рядом с ними нуждающиеся в от¬
дыхе, предали Тимура и перешли в лагерь Квакина, кото¬
рый сам учился и других учил не людям служить, а «в
свое пузо жить». Не до конца гайдаровское: порывы само¬
воспитания вместо беспрерывного горения, из-за чего ут¬
ром— хороший, к вечеру — плохой; недостаточная взаимо¬
помощь в деле закалки, воспитания воли; все еще тайная
любовь к потачкам, ведь как, вспомните, хотели Ира Б.
(не кто-нибудь — староста класса) и Люся М. (не менее
ответственный человек — председатель совета отряда), что¬
бы их пожалели, не перегружали, даже угрожали не хо¬
дить больше никогда в походы...
Потом посыпались вопросы от желающих узнать, ка¬
кого мнения Гайдар о них лично, а в конце все тот же са¬
мый неугомонный и инициативный комиссар (им был вы¬
бран Игорь Ч.) спросил: «А не сделал ли Гайдар каких-
нибудь портретных зарисовок своих гайдаровцев?» Юрий
Николаевич прочитал три, но мы в сочинение, которое у
нас и так получается необъятным, включили одно, о ко¬
мандире.
Медленно, но верно
Саша Р. медленно, с перебоями, остановками, но уже
беспрерывно стремится не сбиться с верной дороги духов¬
ного развития, шаг за шагом избавляясь от развязности,
умственного застоя, пассивности, легкомыслия...
Чего же он уже достиг? Что ему предстоит еще пре¬
одолеть? Самое большое его достижение — ВСЕОБЩЕЕ
УВАЖЕНИЕ ОДНОКЛАССНИКОВ. Ведь все мы только
что убедились: из класса ОН ОДИН единогласно избран
командиром. Как же ему это удалось? Здесь все на виду,
никаких секретов нет. Три главных качества вывели Сашу
в лидеры на самом трудном, как это хорошо понимал и
постоянно напоминал Гайдар, участке жизни.
1. Высокая степень коллективизма. Вспомните, как бо¬
леет он за честь класса, как охотно, с подъемом участвует
во всех соревнованиях, конкурсах, трудовых десантах, как
помогает тем, кто слабее. Ему до школы дальше всех,
W
больше трех километров, а ведь ни разу не опоздал, или
«забыл», или «голова болела»... А самый убедительный
пример — как он после операции, когда еще швы не сняли,
бросился тянуть канат на конкурсе «А ну-ка, мальчики!».
Ведь я еле-еле удержал его...
2. Надежность. Сказал — сделал. Обещал — не забудет.
Не может — так честно и скажет. Хозяином слова, думаю,
пока в классе без скидок стал он один. А в обществе, где
люди, как и в промышленности, постоянно сортируются,
крайние оценки такие: высший сорт — надежные, самый
низший — с нулевой надежностью.
3. Почти полное отсутствие капризности, кичливости,
яканья, самолюбования. Приятно отметить, что у него рас¬
тет труднейшее, не получающееся у многих взрослых
уменье разумно реагировать на справедливую критику. От¬
ругали мы его недавно за бестактное отношение к девоч¬
кам, и вот в характеристиках, которые вы сами ему перед
походом дали, пишете, что исправился. Но самое замеча¬
тельное— Саша начинает время от времени безропотно
БРАТЬ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ НА СЕБЯ, как это было,
например, вчера, когда он признал себя виновным за не¬
организованность отряда. Конечно, «безропотно» после «об¬
думывания», а на замечания он, как и многие другие, к
сожалению, пока реагирует слишком возбужденно, с вор¬
чанием, враждебностью, обидами. Этого врага, названного
нами «духом ослиного противоречия», Саша, по-моему,
медленно, но верно побеждает.
Есть и еще один враг, с которым Саша тоже начал ак¬
тивную борьбу. Я бы назвал эту вражину многих «авось-
да-небось». Прочно вцепилось в нашего Сашу это ковар¬
ное «авось-да-небось», круглым троечником его сделало,
но к концу года наш герой отказался от списывания, стал
больше читать, реже приходит в школу с невыученными
уроками. Не видны пока результаты? Наглядный урок, что
исправлять и догонять — пакостное, неблагодарное, но
жизненно необходимое дело.
Третий, последний день похода, несмотря на физиче¬
скую усталость после задушевного разговора у костра, с
самого утра отличался всеобщим хорошим настроением.
Настроение еще улучшилось от необыкновенной встречи
с бывшим партизаном-подрывником 1-й Клетнянской пар¬
тизанской бригады отряда имени Чапаева Афанасием
Моисеевичем Сафроновым. Не расстающийся с шуткой
Юрий Николаевич спросил у четы Сафроновых (жена
95
Афанасия Моисеевича тоже была партизанкой), не ждут
ли они гостей, а супруги Сафроновы так нам обрадова¬
лись, так гостеприимно приняли, заставили нас с ними по¬
обедать (три стола в саду накрыли), что нам до сих пор
кажется: у родственников были в гостях. Афанасий Мои¬
сеевич — человек живой, веселый, с очень молодыми гла¬
зами — наши мысли выразил так: «Всех своих сограждан,
готовых бескорыстно служить Родине, я считаю родными,
по духу родными! Вы мне такими и показались. Своим
приходом вы мне и жене доставили радость. Так всегда и
живите!»
Да, А. М. Сафронов тоже человек из легенды. Он лично
подорвал семь вражеских эшелонов с живой силой и тех¬
никой. Сколько же он наших советских людей от смерти
спас! О нем и его боевых товарищах написаны три книги:
«Партизаны Брянщины», «Бригада трижды уничтожен¬
ных», «Лесные богатыри». Решили эти книги летом прочи¬
тать, а с Афанасием Моисеевичем поддерживать постоян¬
ную переписку и следующим летом вместе с ним пройти
заново по памятным местам боев его отряда.
Мысль о том, что ветеранов войны становится все мень¬
ше и меньше, впервые так сильно встревожила всех нас. Ко¬
миссар в своем блокноте сразу после встречи написал то,
что каждый, наверное, думал и чувствовал: «Я завидовал
этому человеку. Мне хотелось, как он, подрывать фашистс¬
кие эшелоны, мстить за обиженных, бороться за освобож¬
дение родного края. Тогда впервые я как-то мимолетно
подумал: а можно ли и сейчас жить так, как тогда? Эта
мысль потом много раз возвращалась ко мне. И теперь я
твердо решил: можно! Только никакого себе спуска! Толь¬
ко жить во имя людей! Ведь вот как обрадовался Афана¬
сий Моисеевич нашему визиту к нему за много-много ки¬
лометров, каким торжественным со всеми орденами вышел
к нам, как боролся с волнением, украдкой стирая скупые
мужские слезы...»
А наша поэтесса Лариса С. в содружестве с главным
летописцем Светланой Л. выразили наши общие чувства
гордости и тревоги в стихотворении, которым мы решили
закончить наше сочинение:
Редеют ряды ветеранов:
Их старость уносит от нас,
Еще не зажившие раны
Да наша нечуткость подчас...
Как бравы они на параде!
Медали звенят на груди!
А наша нечуткость — в засаде...
96
Беду отведи, пощади...
Редеют ряды ветеранов...
Нужны ли им новые раны?!
ОПЕРАЦИЯ «СЕРДЕЧНОСТЬ»
Ни разу за весь учебный год я не чувствовал себя так
спокойно, как в этом трехдневном походе, где на каждом
шагу, казалось бы, подстерегали опасности: озеро с омута¬
ми, холодные майские ночи, сельские хулиганы и прочее и
прочее. Три дня зримого взросления, сплочения и, пожа¬
луй, нравственного обновления дали мне такой мощный
заряд вдохновения, что другие, будничные опасения даже
в дневнике не отразились. Было ощущение, что тот неви¬
димый барьер, который в школьных условиях старайся не
старайся, а разделяет учеников и учителя, после первого
откровенного разговора у костра сам собой раздвинулся
и души наши впервые слились в дружеском рукопожа¬
тии...
Вот когда я испытал волшебную силу взаимного дове¬
рия. Не словесного, когда ум вроде бы и хочет да душа
на замке, а безмолвно-психологического, когда душа с
душою говорит. И будто понимая, как важно для нашего
будущего записать эти разговоры, ребята освободили меня
от забот о быте, порядке, кормежке, разгрузили от крае¬
ведческой работы. Я никогда еще не успевал за трое суток
так много сделать. Кроме педагогическо-психологических
характеристик в форме зарисовок, этюдов и очерков, я на¬
конец-то разобрался в одном сложном педагогическом во¬
просе, который ни днем, ни ночью не давал мне покоя.
Убивало, что мои пионеры «со стажем», сами назы¬
вавшие себя гайдаровцами, считавшие Гайдара членом
своего коллектива, призывавшие друг друга жить по-гай¬
даровски, равнодушно относились к тимуровской работе.
Было все: ответственные за эту работу, планы тимуров¬
ских мероприятий, внушения на советах дружины, как эта
работа важна, нагоняи за нерадивое отношение к ней...
Была, конечно, и работа, но такая, про которую гово¬
рят: лучше б ее не было. Что может быть нелепее и па¬
губнее как для воспитателей, так и для воспитанников ак¬
тивной «воспитательной» работы со знаком минус?! У нас
же тимуровская работа, что подтвердил летом 1986 г. пле¬
нум Центрального Совета Всесоюзной пионерской органи¬
зации, размывается в школах, заорганизована в пионер¬
ских лагерях, лишена того, на чем она только и может
7 Заказ 4797
97
держаться, — инициативы, изобретательности, полнейшей
ребячьей самостоятельности и романтической таинствен¬
ности. В нашей школе тимуровские кампании проводились
шумно, перед отчетами, проверками, после очередного на¬
гоняя вышестоящей организации, и я не раз становился
свидетелем отравляющих душу сцен. «Накачанный» от¬
ветственный за тимуровскую работу прибегал в класс, и
в шуме на перемене или после урока начиналась перепал¬
ка:
— Первое звено! Вы когда к своему деду ходили?
— Да он нас не пускает, говорит, что в нашей помощи
не нуждается. Пусть нам другого старичка подберут,
дряхленького. А еще лучше бабусю, чтоб яблочками моче¬
ными угощала, как тимуровцев VI А. Ха-ха-ха!
— Второе звено! Вы совсем тимуровской работой не
занимаетесь?
— А мы потеряли бумажку с адресом...
Вспоминаю общешкольный слет тимуровцев. Парадные
речи о гуманизме, патриотизме, гражданственности, рапор¬
ты в устной и письменной форме, песни о Гайдаре и
тимуровцах, наконец, награждение грамотами лучших ти¬
муровских отрядов и ценными подарками лучших тиму¬
ровцев. Улыбающийся президиум, счастливые лица на¬
гражденных, а мне жутко становилось от педагогической
немощности организаторов этого массового урока анти¬
гуманизма. Ведь человек, с детства приученный за добро¬
ту и чуткость получать грамоты и подарки, не считающий
нескромным громогласно хвастаться добрыми делами, раз¬
учивается любить людей, потому что истинная любовь
БЕСКОРЫСТНА.
Я ни минуты не сомневался, что подсказанная Гайда¬
ром гражданская игра подростков — могучее средство
воспитания ДЕЙСТВЕННОГО ГУМАНИЗМА и что все¬
общее охлаждение к ней детей — результат бестактного
вмешательства взрослых. В моем дневнике эта ошибка
аргументирована такой зарисовкой. Воспитатель, увидев,
как неорганизованно его воспитанники играют в прятки
(кто играет, кто нет, прячутся не в самых удобных местах,
бегают «выручаться» не по самой короткой дороге и т. д.),
и понимая, что игра должна быть развивающей, от всей
души бросается детям на помощь, собирает всех, инструк¬
тирует, назначает ответственных за организацию игры,
«снимает стружку» с тех, кто от игры увиливает, нако¬
нец, точно планирует, кто куда будет прятаться, и... вдруг
98
видит, что играет-то уже он, воспитатель, а воспитанники
ему только подыгрываю т...
Не раз освобождал я воспитанников от мешающей в иг¬
ре опеки, предоставлял полную свободу тимуровской ини¬
циативе и фантазии, но ни разу игра по-настоящему, по-
гайдаровски подростков не захватила, даже то, что кое-
когда вспыхивало, как-то само собой гасло и начинало
тлеть...
И только в этом учебно-педагогическом походе (как
назвал я его в своем дневнике) мне сами воспитанники
почти в готовом виде преподнесли педагогическое осмыс¬
ление грубого воспитательского просчета. Как и другие, я
считал, что тимуровская работа — это трудолюбивые ру¬
ки и быстрые ноги ребят, помощь старым, одиноким по хо¬
зяйству, что менять что-то в самой ее структуре нет не¬
обходимости. А мои питомцы во время общения с героями
войны уловили ГЛАВНОЕ ТРЕБОВАНИЕ ВРЕМЕНИ:
жизненную необходимость УПРОЧЕНИЯ ДУХОВНОЙ
СВЯЗИ молодого поколения, третьей ветви коммунисти¬
ческого движения, как любовно называла Н. К. Крупская
пионерию, со стволом и корнями этого движения —
ХРАНИТЕЛЯМИ ВЕЧНОГО ОГНЯ, с теми, кого удруча¬
ют не столько житейские трудности, а растущая «сердеч¬
ная недостаточность» молодежи, вот эти самые показные
тимуровцы, юные формалисты и бюрократы.
Можно только приветствовать, что ветераны войны и
труда — желанные гости на бесчисленных вечерах и ут¬
ренниках. Но и здесь парадность, заорганизованность под¬
ставили ножку великому замыслу духовного сближения
поколений, потому что общение получается однобоким:
старшие поучают, юные получают. А все мои питомцы, как
показали их душевные отклики на встречу с Н. И. Кости¬
ной и супругами Сафроновыми, остро почувствовали: их
непоказная любовь — живительный кислород для старших
и одновременно для них же самих, потому что только щед¬
ро раздающий сокровища своей души беспрерывно сам
обогащается.
Мне кажется, что следует вообще отказаться от назва¬
ния «тимуровская работа» и дать ему новое—ГАЙДАРОВ¬
СКАЯ. Прежде всего потому, что старые формы этой ра¬
боты изжили себя и сама она приняла антигайдаровское
направление. Важно не копировать Тимура, а становить¬
ся Тимурами, то есть чутко прислушиваться к биению
пульса жизни, верно, самостоятельно находить самое нуж¬
ное поле гражданской деятельности и без афиширования,
7*
99
как огня боясь лжепатриотических лозунгов, самовосхва¬
ления, формализма, бездуховности, отдавать молодой пыл
души людям. Гайдар убедительно доказал, что по чуткос¬
ти восприятия нового в жизни дети превосходят взрослых,
потому что природное свойство ума и души человека все
постигать через исследование в детях ярче, у взрослых,
неправильно воспитанных, оно может быть убито. Если бы
спросили самого Гайдара, что изменить в тимуровских иг¬
рах, он бы, не сомневаюсь, сказал однозначно: «Доверьте
это самим пионерам! Они не ошибутся!» д
Когда мы у третьего костра «Правду до донышка!»
подводили итоги всего похода и прочитали отрывки из бу¬
дущего сочинения, отзывы о пережитом в открытом днев¬
нике, было коллективно найдено решение проблемы, ка¬
кое направление в тимуровской работе наиглавнейшее.
Я хорошо знал педагогическую аксиому, что главное в
воспитании — воздействие человека на человека, а теперь
убедился, что оно тем сильнее, чем ЛИЧНОСТНЕЕ ДУ¬
ХОВНЫЕ КОНТАКТЫ. Не знаю, как дошли до того же
понимания жизненной необходимости для современных по¬
колений интимных духовных контактов между людьми раз¬
ных поколений мои ребята, но их единодушный порыв пе¬
ред возвращением домой каждому новому знакомому на¬
писать душевное личное письмо меня удивил, обрадовал
и растрогал. ОПЕРАЦИЯ «СЕРДЕЧНОСТЬ», которая ста¬
ла заключительным аккордом трехсуточной гармонии на¬
ших душ, оказалась в самом деле, как показали события
в VII—X классах, прочным и своевременным мостиком в
будущее...
«ОДНОБОРТНАЯ ПЕДАГОГИКА»
В конце учебного года, начиная с похода, я попал в
полосу везения. Неожиданным образом осуществилась моя
мечта продлить учебный год: за лучшую в школе турист¬
ско-краеведческую работу наш класс попал на районный
турслет, занял на нем первое место и получил право за¬
щищать честь района на областном турслете, где тоже ока¬
зался в числе призеров. Эти неожиданные успехи отряда
туристов-дебютантов — результат дружеской помощи все¬
го класса (в слете участвовала команда из двенадцати
человек), так как оформление краеведческого материала,
маршрутной документации, фотовыставки, тренировки по
100
туристической технике — необъятная работа, с которой од¬
на команда успешно бы не справилась.
Незабываемый июнь этого года мы впоследствии на¬
звали трамплином в Великое Царство Дружбы. Стояли
жаркие дни, все благоухало, всем классом ранним утром
уходили мы в дубовую рощу на берегу изумрудно-чистой
Навли и без отрыва от технической работы (писали, рисо¬
вали, клеили, иногда спорили, что и как лучше офор¬
мить...) с той же радостью, как впервые у костра в походе,
бросали свои души в объятия друг друга. Никакая самая
талантливая, самая исповедальная книга о детстве и от¬
рочестве не дала мне такого целостного представления о
духовном мире современного подростка, как эти задушев¬
ные беседы, названные ребятишками ВСТРЕЧАМИ ОТ¬
КРЫТЫХ ДУШ.
ВОДЫ (так мы назвали наши встречи), оставшиеся до
самого выпуска самым желанным внеклассным мероприя¬
тием, — убедительнейшее доказательство, что подросткам
нашего времени официальных, обычно-привычных форм
общения недостаточно. Бурный век НТР подорвал многие
устои духовности: книги все больше и больше вытесняются
кинофильмами, вечера за семейным столом, коллектив¬
ное чтение, обсуждение прочитанного и пережитого — теле¬
передачами, приобщение к таинствам искусства — бездум¬
ным потреблением его дешевеньких заменителей. Но не¬
смотря на все это природа подростков, к счастью, оста¬
лась неизменной. Жизненной потребностью номер один
остается полнокровное духовное общение со сверстника¬
ми и старшими друзьями. В IX и X классах на «Вечерах
открытой души» мне с трудом и не всегда удавалось уго¬
ворить своих юношей и девушек выйти из-за «круглого
стола» и отправиться на «танцевальную производственную
гимнастику». Ученики других классов, не испытавшие
радости таких вот, как я их называл, СЕМЕИНО-ПРЯ-
МОЛИНЕИНЫХ ВЗАИМОВЛИЯНИЙ, не представляв¬
шие, какая ненасытная жажда самопознания через обще¬
ние с друзьями появляется у того, кто хоть раз по-настоя¬
щему увидел себя, как в зеркале, в глазах, в оценке
других, удивлялись: «Как будто сто лет не виделись?! И
о чем столько лет без передышки разговаривают?»
О чем? Этот вопрос не давал покоя и моим коллегам,
и администрации, так как проверить, «что это они там
взаперти делают?», ни у кого никакой возможности не
было: стоило появиться постороннему, не облеченному до¬
верием, и все срывалось, души наглухо захлопывались.
101
Но даже сам себе, своему послеводовскому дневничку я
не мог ясно ответить о чем. Иной, предоставься ему воз¬
можность тайно присутствовать на воде, за голову бы
схватился от таких явных «нарушений» педагогическо-
методических устоев: сумбур, скачут с пятого на десятое,
ни темы, ни цели... Но именно сумбур, бесплановость, воз¬
можность вслух высказать свою смутную, только что рож¬
денную мысль и получить за неразбериху в голове не двой¬
ку или нагоняй, а благодарность и поддержку друзей, у
которых, оказывается, тоже по этому вопросу путаница и
тоже желание распутаться, то есть примерно то, что рань¬
ше дети в избытке получали в большой дружной семье,
ЖИЗНЕННО НЕОБХОДИМЫ РАСТУЩИМ.
Как-то сами собой у «водовцев» выработались нигде
ни разу не записанные, но строго соблюдавшиеся прави¬
ла: отвечая (за отказ отвечать, конечно же, никакого
осуждения!) —смотреть товарищам в глаза, спрашивая —
демонстрировать дружелюбие (подковырки, которые пер¬
воначально процветали, были осуждены и считались за¬
прещенным, антиводовским приемом!), говорящего не пе¬
ребивать, помогать ему высказаться, НЕДОВЕРИЕМ НИ¬
КОГО НИКОГДА НЕ ОСКОРБЛЯТЬ...
Держал ли я руль управления водами? Не знаю. Ско¬
рей всего, и да и нет. Точнее, так: чем больше взрослели
«водовцы», тем все меньше и меньше им требовался «ру¬
левой». Редко, но в IX и X классах, случалось, возникала
потребность поговорить без меня, и я по вежливой прось¬
бе воспитанников уходил «на заслуженный отдых», так
однажды в шутку назвал я этот предоставленный мне ан¬
тракт, и ученики шутку подхватили. В дальнейшем, в IX—
X классах, я, как правило, сам получал приглашения на
вод в такой примерно форме: «Сегодня мы, Юрий Нико¬
лаевич, один вопросик на вод выносим, придите, пожалуй¬
ста».
Поначалу же я был инициатором водов и тщательно
готовился к каждому из них, постоянно был занят поис¬
ками новых действенных форм и методов вовлечения ребят
в жизненно необходимое увлечение людьми, фиксировал в
дневнике результаты, удачи, промахи, был, таким обра¬
зом, и капитаном, и рулевым, и матросом (мостик капи¬
тана и руль у меня все чаще и чаще отбирали!), и... ле¬
тописцем отряда отчаянных путешественников в неизве¬
данное.
Вот одна зарисовка. Накануне я обещал Лене М., де¬
вочке одаренной, с богатой творческой фантазией (в на¬
102
стоящее время она студентка-журналистка МГУ), но жи¬
вущей в неблагополучной семье и не избежавшей нравст¬
венных изъянов, обнародовать наконец написанный еще
в походе очерк о ней, название которого она знала — «На
крутом повороте». Почему затягивал обнародование? Не
скрывал от Лены и класса: возникла необходимость кое-
что допроверить. «А теперь, — сообщил я юным друзьям,—
раз у нас такое взаимопонимание, прошу помочь и мне
и Лене откровенной оценкой, верно ли мое восприятие на¬
шего товарища».
Вижу и радуюсь быстроте, с какой ожидающие обе¬
щанного обсуждения рассказа воспитателя о противоре¬
чивой, вызывающей у одних расположение, а у других
антипатию и даже (раздражение однокласснице налажи¬
вают техническую работу, не упускаю из поля зрения
взволнованную, но не подающую вида, гордую (хвалю в
душе: молодец, девочка!) Лену и читаю с остановками,
чтобы успевать заглянуть в глаза слушателям, свой пед-
очерк.
На крутом повороте
В походе, точнее, когда он уже приближался к концу,
я вдруг, как в волшебном сне, ясно увидел, что не всегда
гладкая, но прямая, как стрела, тропинка Лены М. упер¬
лась в огромную скалу, которую ни обойти, ни объехать.
На скале мигающие разноцветными огоньками три кноп¬
ки, а под ними три надписи: «Пряма—дорога к устроен¬
ной, сытой и спокойной жизни», «Направо — к беспечнос¬
ти и беспрерывным удовольствиям», «Налево — к счастью
через страдания».
Очень удивила Лену эта загадка жизни с тремя неиз¬
вестными. Торопливо протянутая к первой кнопке рука ее
вдруг вздрогнула и повисла в воздухе. А тут еще я в день
ее 13-летия прислал странно-загадочное объяснение в
любви:
Не в шутку я — всерьез не прочь
Ценить-любить тебя как дочь
И, значит, быть... намного строже:
Спрос больше с тех, кто нам дороже.
Вот только каверзный вопрос:
Кому приятен лишний спрос?
Поменьше б — да!
Полегче б—ясно!..
Возможно, я пишу напрасно,
И ты сердита до конца
На самозваного отца...
103
Но вдруг?! — надежды не теряю —
Я вправду
дочь
приобретя ю?!
На крутом повороте, перед неразгаданными загадками
Ее Величества Жизни, самая трудная из которых «Зачем
жить?», стоит сейчас Лена, и от людей, окружающих ее,
во многом зависит, какую из трех дорог она выберет. А я,
кажется, даже слышу, как одни, бахвалясь сытостью, са¬
модовольно говорят: «Какие там еще страдания? Разве
счастье от недоедания? Стать хитрым, ловким — вот зачем
нам знания». Другие охают: «Заблудишься, Ленка, ты в
этих непонятных вопросах! Плюнь на все, плыви под па¬
русом по течению!» Третьи... Впрочем, пусть Лена и
друзья ее истинные сами решат, есть ли третьи, четвертые,
пятые, что еще слышит наша героиня на крутом повороте
жизни...
Уж не считаю ли я, что все в жизни Лены зависит от
подсказок? А что же она сама-то? Неужели стоит на рас¬
путье и ждет, кто куда ее поведет? К счастью, Лена не
бездействует, а штурмует себя бесчисленными вопроса¬
ми: «Кто я?», «Зачем я?», «Что уже могу и смогу в бу¬
дущем?», «Где я всего нужнее?», «Как ускорить духовное
развитие, обогнать время, научиться больше успевать?»
И хотя ни одну из трех кнопок Лена еще не нажала, душа
ее иногда подсказывает: «Выбери третью!»
Мои фантазии? Нет, чистая правда, потому что на неко¬
торые Ленины вопросы я уже отвечаю. Лена первая в клас¬
се и САМА (I) поняла, что тетрадь для сочинений у ду¬
ховно растущего должна быть и читательским, и личным
дневником (иначе и быть не может, если сочинения —
крик души!), что в отроческие и юношеские годы крайне
необходим духовный контакт с учителем, что сочинение —
это всегда письмо, поэтому тетрадь для сочинений стано¬
вится совместным дневником ученика и учителя, которому,
конечно, доверяют. Что же уже спрашивала меня Лена?
Выпишу для друзей Лены некоторые из ее вопросов, что¬
бы все лучше узнали свою одноклассницу, попытались
за меня ответить на эти вопросы или попросили Лену до¬
верить им свой ученическо-учительский дневник. Раз уж
зашел разговор о вопросах, я тоже хочу Лене и друзьям
ее задать один не такой простой, как кажется, вопрос:
«Что легче: спрашивать или отвечать?»
Из многочисленных явных и скрытых Лениных вопро¬
104
сов выбрал пять самых интересных и лучше всего рисую¬
щих автора:
1. Как найти настоящего друга? Какой он — настоя¬
щий?
2. Что делать, если тот, кто считался другом, обма¬
нул, предал, изменил?
3. Мне как-то сказали, что я не дорожу своей честью.
Что значит дорожить честью? Одинаково ли понятие чести
у мальчиков и девочек?
4. Что значит быть строже к тем, кто нам дороже? А
если человеку, который мне дорог, это не нравится? Зна¬
чит, лучше даже потерять его?
5. Я поняла, что для укрепления воли надо учиться
заставлять себя делать то, что не хочется, а надо. А как
укрепить, быстро развить свою память? Можно ли стать
умнее? Можно ли добиться всего, чего хочется?
Все ли сразу согласятся, что у Лены много красивого?
Не уверен, потому что внутренние, духовные благотвор¬
ные изменения происходят у Лены невидимо, а внешнее ее
поведение иногда зависит от старых, еще не изжитых при¬
вычек. Поэтому кое-кому сразу вспомнятся не отличные
оценки за сочинения, а грубость, упрямство, ненужное
лукавство, способность схитрить... Уверен ли я, что герои¬
ня моего педагогического очерка все-таки решится и наж¬
мет третью кнопку? Уверен, так как в тех вопросах, кото¬
рые она сама себе задает, в том желании знать о себе не
сладкую кривду, а горьку правду — уже понимание то¬
го, что есть РАДОСТНОЕ СТРАДАНИЕ.
По тому, как бурно и быстро в коллективе детей на¬
чинается обсуждение прочитанного, сразу можно опреде¬
лить многое: и доступно ли твое повествование их возра¬
стному пониманию, и затронуло ли душу, не скользнуло ли
по поверхностным чувствам, и смог ли ты написать с до¬
статочной художественной убедительностью, то есть най¬
ти необычные, цепкие, быстро и надолго запоминающие¬
ся слова и словосочетания, которые так нужны в публицис¬
тике вообще, а в детской особенно. Не всегда, конечно,
угадаешь, что из написанного тобой врежется детям в па¬
мять, да специально и не придумаешь таких слов: педаго¬
гическое вдохновение — это такой порыв любви, когда по¬
исками слов заниматься не приходится — за рукой-то сво¬
ей не всегда успеваешь...
Вот и на этот раз я никак не предполагал, что абст¬
рактное и далеко не детское понятие «радостное страда¬
105
ние» не только заинтересует загадочным сочетанием кон¬
трастных слов, а окажется понятным и вызовет душев¬
ный отклик. Смущаясь, краснея и бледнея, Лена расска¬
зала то, что скрывала от всех, даже от самой близкой
подруги. Мы узнали страшную историю попыток растле¬
ния, которые предпринимал ее старший брат, 17-летний ал¬
коголик, с кОхМпанией собутыльников, пользуясь тем, что
мать работала проводницей и неделями не бывала дома,
отец давно бросил семью, а старенькая бабушка часто бо¬
лела. Не скрыла Лена периода раздвоенности желаний, тя¬
ги поддаться, узнать получше вкус вина и «сладкой» жиз¬
ни. Со слезами, которые, казалось, не замечала, говорила
девочка, как помогли ей наш твердый курс на духовное
сплочение коллектива, сочинения, заставляющие решать
нравственные проблемы, вовремя опомниться, как стала
она сопротивляться, бороться, как на угрозы, запугивание
и даже избиение ответила бунтом и однажды схватила со
стола бутылки с водкой и на глазах всей компании разби¬
ла их...
Какая же это великая воспитательная сила — правда,
даже самая тяжелая, горькая, страшная. Одна за другой
посыпались исповеди о радостном страдании. И это были
не жалобы на неблагополучие в семьях, не только расска¬
зы о радости победы над собой, но и бунты против жесто¬
кости и несправедливости. Многие мои воспитанники в
этот день почувствовали, что они — НРАВСТВЕННАЯ
СИЛА, влияющая на атмосферу благополучия в семьях.
«Мама давно ругала папаню за то, что в комнате ку¬
рит, да все бесполезно, выпивши придет, да еще и кричать,
ругаться начинает: «Я здесь хозяин! Что хочу, то и де¬
лаю!» А недавно я рассказал про наше классное собра¬
ние, на котором говорили, как вредит табачный дым в ком¬
нате здоровью детей, как мешает хорошо учиться, при¬
тупляет память, а еще, как мы все поклялись, что никог¬
да себя и других травить не будем. Отец мой, хоть и «под
градусами» был, аж прослезился, молодцом меня назвал
и курить первый раз на улицу вышел. И с тех пор в квар¬
тире не курит. Забудет иногда, зажжет папиросу, а ме¬
ня увидит, улыбнется — и на улицу!» — рассказал Са¬
ша Р., наш бессменный до самого выпуска командир
туротряда.
Исповедей было много, я дома весь вечер восстанав¬
ливал их в памяти и записывал в дневник, но особенно ин¬
тересно о своем моральном авторитете в семье рассказал
Сергей Б.: «Папка мой приходит как-то домой грустный-
106
щрегрустный и говорит, что с механиком поругался. У того
запчасть для машины есть, а он не дает, пол-литра тре¬
бует. Спрашивает у меня: «Как мне, сынок, быть-то? Не¬
ужто опять придется эту пьянь ублажать?» Он, может, так
себе спросил, чтоб горем поделиться, а я посоветовал: «Ты
его не бойся! Скажи ему в глаза всю правду, что он взя¬
точник и пьяница, что ты машину ремонтировать не бу¬
дешь, а все про него расскажешь». На другой день папка
пришел веселый, мороженое мне купил и говорит: «А ведь
он меня испугался! Да еще как! Сам мне пол-литра пред¬
лагал...» Я как возмутился: «И ты взял?!» «Что ты, что
ты, — говорит отец, — да я б скорей удавился...»
Иногда наши июньские воды на берегу Навли начина¬
лись с заранее подготовленных мною психологических за¬
гадок. Я, не называя имени, читал характеристику одного
из присутствующих, а потом начинался конкурс, кто пер¬
вый узнает одноклассника. Сначала мы сразу слово дава¬
ли герою загадки, но вскоре выяснилось, что так осталь¬
ные пассивничали, поэтому игра усложнилась: конкурсан¬
ты-одноклассники поочередно не только называли имя
предполагаемого товарища, но и сами учились аргументи¬
рованному психологическому анализу. Задания-загадки я,
конечно, постепенно усложнял. Вот некоторые из числа
тех, что полегче:
«Я догадываюсь, что этот воспитанник хочет прежде
всего услышать от меня: нытик он или нет. Могу обрадо¬
вать всех: уже не нытик, за один учебный год он так дви¬
нулся вперед, что даже его мама, недавно встретившая ме¬
ня на улице, восторженно спрашивала: «Что вы с моим
сыном сделали? Был девчонкой — стал мужчиной!» Честь
ему и слава за это! Теперь изменился даже тон его речи,
почти нет в нем тех плаксивых интонаций, которые совсем
недавно делали его речь похожей на причитания больной
старушки. Недостатков у моего героя, правда, еще немало,
он иногда бывает даже ленив, но все же я смело назы¬
ваю его человеком быстро растущим... На каком основа¬
нии такая высокая оценка? А давайте вспомним. В на¬
чале года на перекладине два раза еле-еле подтягивался,
а теперь — не остановишь; в начале зимы с любой горки
падал, в конце зимнего сезона — трамплинов не боялся;
сначала на уроках музыки рта не открывал, звуков своего
голоса, видно, боялся, недавно вместе с ансамблем «Муш¬
кетеры» на нас всех страху нагнал... Перечень побед этого
богатыря можно еще продолжать, но я не буду: сами зай¬
митесь этим, если догадаетесь, о ком речь...»
107
Я всегда старался выносить на самый страшный для
подростков суд их товарищей того, кто, как мне казалось,
нуждался в моей НРАВСТВЕННОЙ ПОДДЕРЖКЕ. Ве¬
селые беглые зарисовочки отдельных черт характера, по¬
ступков мгновенно делали моего избранника героем дня,
и я, слушая жаркие, предельно искренние, подробные и,
главное, НРАВСТВЕННО ОСМЫСЛЕННЫЕ рассказы од¬
ноклассников о поступках их товарища в каких-то жизнен¬
ных эпизодах, узнавая даже «жуткие тайны» (закон во-
дов — все начистоту!), снова и снова убеждался: из всех
духовных развлечений нужнее и, естественно, желаннее
всего в отроческом и юношеском возрасте управляемые
воспитателем ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ ИГРЫ, потому что
подростки, оказывается, лучше нас, взрослых поводырей,
понимают, как губителен для их нравственного мужания
голодный педагогический паек...
Надо сказать, что педагогические игры наши не пре¬
кращались даже на турслетах, продолжались во время тех
небольших антрактов, когда, кажется, ребята предпочита¬
ли бы отдыхать. Педагогическая увлеченность моих пи¬
томцев позволила мне от общих разговоров о ком-то
перейти к совместному педагогическо-психологическому ос¬
мыслению того, как помочь кому-то из товарищей изба¬
виться от мешающего ему расти, совершенствоваться не¬
достатка. Приведу любопытный пример активной и дейст¬
венной помощи старательной ученице, которая, однако, из-
за того, что приняла порок за добродетель, стала терять
свои природные богатства. Разговор начался, как утверди¬
лось в то время, таким педагогическим этюдом: «Когда я
слушаю эту девочку на уроках, вижу ее на сборах, даже
разговариваю с ней во внеурочное время, у меня всегда
желание потрясти ее, стряхнуть с нее так мешающую ей
застенчивость, какую-то сонливость, вялость, внутреннюю
робость. Нет, не вежливость, не завидную воспитанность
(это должно сохраниться навечно!), а то, что совсем не
обязательно вежливому, скромному, культурному челове¬
ку,— нерешительность и... ложный стыд. К сожалению, ге¬
роиня моего рассказа давно уже попала в лапы ложного
стыда и никак не вырвется из его коварных объятий. Ей,
мне кажется (хотя не исключено, я ошибаюсь и вы помо¬
жете своей однокласснице лучшим, более результативным
советом), не хватает уменья, а... главное, желания вну¬
шить себе, что рапортовать, например, бойко, по-военному
совсем не стыдно, а стыдно, наоборот, мямлить, что читать
и петь на сцене надо так, чтобы сердце замирало не от
108
страха («Ах, как стыдно!»), а от счастья и радости («Ах,
какое наслаждение доставлять людям приятное!»). Думаю,
не только я — все в классе видят, какой урон наносит этот
тайный враг нашему щедро одаренному природными дан¬
ными товарищу. Ее изобретательный ум уже опасается
смелых полетов фантазии, отличная память теряет веру
в свою силу, чуткая, добрая, отзывчивая душа боится от¬
крытой любви: вдруг кто-то косо посмотрит... Надеюсь, вы
догадались, о ком речь, и вам захочется обрушиться на
эту вражину — ложный стыд — всеми силами своего ума
и души!»
Путь к экстренной помощи, который избрали одно¬
классники, подогретые к тому же тем, что неназванная
вспыхнула сразу, как факел, выдав себя с головой, ока¬
зался самым коротким к душе, нуждавшейся в советах.
Все, как сговорившись, начинали с себя, вспоминая такие
трагикомические случаи из своей жизни, когда ложный
стыд оказывал им медвежью услугу. За весь учебный год
не узнал я столько ребячьих секретов, сколько за одно
июньское утро, один вод с повесткой дня — что такое лож¬
ный стыд и как с ним бороться. Готовясь к штурму этого
возрастного, отроческого в основном недостатка (без борь¬
бы с ним, в чем я не раз убеждался, он может надолго, а
то и навсегда затормозить восхождение личности), опа¬
сался передержек, смещения нравственных понятий, при¬
нятия за преодоление ложного стыда того, чего действи¬
тельно надо стыдиться, например развязности и нахаль¬
ства даже в самых микроскопических дозах, распростра¬
ненных в наши дни меркантильных «пробивных» качеств
«деловых людей». Но все выступившие «в прениях» ока¬
зались во всеоружии и даже, не зная, конечно, об этом,
пристыдили меня, когда тонко подметили, что наглости,
хамства надо стыдиться, а вот мириться с открытой или
скрытой наглостью — самый что ни на есть настоящий
ложный стыд. И я, поблагодарив за урок, сознался, что
в лапах такого ложного стыда, как ни печально, оказы¬
вался не раз и я: стерпел недавно в Москве наглость шо-
фера-таксиста, нахально обсчитавшего меня, не дал отпо¬
ра зарвавшемуся начальнику...
Увлеченные решением педагогическо-психологических
проблем и загадок, мы, конечно, не замыкались на самих
себе, как это могло показаться читателям, а обращались
за поддержкой к художественной литературе, снова как
бы перелистали «Детство» и «В людях» Горького, гайда¬
ровского «Тимура», немало других детских книг. Однаж-
109
ды, чтобы укрепить в ребятах веру в себя, я принес им
сборник стихов «Раннее солнце», написанных детьми. Пе¬
ред чтением его познакомил с предисловием С. Я. Мар¬
шака, в котором он называет авторов стихов настоящи¬
ми поэтами, которым «многие взрослые позавидуют», по¬
тому что «ребята смотрят на мир такими ясными глаза¬
ми, так умеют радоваться, любить, а иногда и грустить,
как редко удается взрослым». Стихи понравились, шумно
обсуждались; мои «педагоги» и «психологи» без тени сом¬
нения восприняли точку зрения по вопросу детского ли¬
тературного творчества Л. Н. Толстого, призывавшего
неоднократно писателей учиться у детей непосредственнос¬
ти и искренности.
Я, в свою очередь, напомнив ребятам об их художест¬
венно-литературных удачах, похвалив за большую педа¬
гогическую помощь мне, предложил взяться за создание
своего сборника документально-художественных и доку¬
ментально-педагогических произведений, чтобы рассказать
сегодняшним и завтрашним ученикам и учителям о себе,
о школе, о своих семьях, о дружбе, дать всем желающим
заглянуть в мир своих дум и чувств, испытать и развить
свои литературные способности.
И тут произошел конфуз. Ребята поинтересовались,
есть ли уже такие произведения, а я ничего, кроме книги
иркутских школьников «База курносых. Пионеры о себе»,
созданной и опубликованной еще в 1934 году, назвать не
мог. Да и назвать-го, как вскоре, после «налета» на биб¬
лиотеку, выяснилось, было почти нечего. Не заинтересо¬
вали исповедальные рассказы детей о себе наш педагоги¬
ческий мир. Не обратили внимания даже на то, что
А. М. Горький, внимательно прочитавший «Базу курносых»,
в письме к ее авторам (книга эта коллективная, авторов
много), со всей строгостью указав на недостатки, в це¬
лом дал высокую оценку труду школьников-писателей:
«...Очень интересная книжка, ребята!»
Да, как это ни печально, наш «педагогический ко¬
рабль», бороздящий безбрежный океан жизни, опасно на¬
кренился в одну сторону. На учительском борту густо: о
своей работе рассказывают сами учителя и воспитатели,
их опыт изучают и обобщают ученые, для них газеты,
журналы, горы пособий... На ученическом — пусто. Даже
«Пионерская правда» (присмотритесь получше!) больше
воспитательное пособие для учителей, даже радиопередача
«Взрослым о детях» очень редко приоткрывает завесу
в таинственный мир наших... незнакомцев-воспитанников,
НО
ибо принудительно его не откроешь, а условия, чтоб за¬
говорили сердца детей, не созданы.
Чистовая работа над книгой совпала с итогами нова¬
торского педагогического эксперимента телевидения, с их
известными «Контрольными для взрослых». Лучшего дока¬
зательства, как опасна «однобортная педагогика», пожа¬
луй, и не надо. Телеэкспериментаторы, добившись опыта
необычайной чистоты, убедили неопровержимыми фактами,
что ставка на знания во имя знаний в корне не верна, что
из детей с великолепными природными задатками из-за
дефицита систематического, целенаправленного, педагоги¬
чески осмысленного воспитания в семье и школе формиру¬
ются люди посредственные, с серьезными нравственными
изъянами, хотя и с изворотливым умом.
А какую педагогическую немощность увидели миллио¬
ны телезрителей: беспомощные родители, беспомощные
учителя-воспитатели, лишенные даже интереса к педаго¬
гике подростки старшего возраста. Но внимательные теле¬
зрители, думаю, заметили: был такой период у детей, ког¬
да на педагогические вопросы, поставленные эксперимен¬
таторами, они охотно давали пусть односложные, но пра¬
вильные ответы. Да, то, что я доказываю в книге, опираясь
на свой опыт воспитательной работы, то, что подсказали
мне книги А. П. Гайдара, подтвердили «Контрольные для
взрослых»: малыши, впервые переступившие порог шко¬
лы, хотят и УЖЕ ГОТОВЫ (!) со всем жаром детских
сердец осваивать педагогические премудрости. А «одно¬
бортная педагогика» — это тот самый голодный педагоги¬
ческий паек, из-за которого постепенно, но неизбежно на¬
ступает «дистрофия» личности...
К счастью, в эти же дни телевидение показало, что да¬
ет детям иная педагогика, или педагогика сотрудничест¬
ва учителя с учениками. Истинных чудес добивается
Ш. А. Амонашвили, опираясь на нравственный, жиз¬
ненный опыт 6—7—8-летних. Не игрой в сотрудниче¬
ство покоряет он сердца детей. Умело организованная
встреча с этим выдающимся педагогом-новатором в Остан¬
кинской студии Центрального телевидения убедила, на¬
деюсь, даже тех, кто никогда не читал его талантливых
статей, что у живущего в ногу со временем учителя-вос¬
питателя рождается жизненная потребность черпать свои
педагогические силы в духовном общении с учениками
любого (!) возраста. «Нужно очеловечить знания. Нужно
преобразовать педагогический процесс на началах гуман¬
ности и личностного подхода», — сказал Ш. А. Амонаш-
1П
вили во время встречи с телезрителями, а я, по привычке
переводя эти по-ученому высказанные мысли на ребячий
язык, думал: как верно! Превратить учителя из урокода-
теля в ПЕДАГОГА может только Ее Величество Любовь,
а самые лучшие уроки бескорыстной любви давали, дают
и всегда будут нам давать дети...
ОТВЕТ ЧЕРЕЗ... 25 ЛЕТ
Есть вопросы, ответы на которые дает только Жизнь.
И, пожалуй, наибольшая трудность учительской профессии
в том, что не сразу видны результаты труда, что объектив¬
но оценивает наше педагогическое творчество только
Время. Но не в этом ли и необычайная привлекательность
нашей работы? Шутка ли: всегда устремленность в Завт-
р а, неизменная, я бы сказал, ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА БУДУЩЕЕ! А как вдохновляет
и окрыляет мысль, что ведущим, определяющим твою
профпригодность качеством должно быть УМЕНЬЕ ПЕРЕ¬
НОСИТЬ ИЗ БУДУЩЕГО В НАСТОЯЩЕЕ то, что как
воздух необходимо твоим сегодняшним ученикам!..
До сих пор помню взрыв смеха, потрясший учитель¬
скую, когда я, тогда самый молодой учитель орловской
средней школы № 4, восторженно сообщил коллегам ре¬
шение моих первых «полноценных» выпускников (был у
них классным руководителем с V класса) встретиться в
полном составе через... 25 лет. Коллеги предпенсионного
возраста назвали меня прекраснодушным Маниловым и,
опираясь на свой солидный опыт, стали убеждать, что ве¬
ра в романтическую вечную дружбу — болезнь юности,
что все об этом мечтают, но порыва хватает на год-два,
потом же и не такие классы забывали дорогу в школу и
друг к другу, а уж этот-то... И прорвалась плотина зата¬
енной нелюбви к моим воспитанникам за непочтитель¬
ность, заносчивость, ершистость, как раз за то, что я боль¬
ше всего ценил в каждом и всемерно развивал. Мне-то
было ясно, что непочтительность путают со смелостью го¬
ворить правду в глаза невзирая на лица, заносчивость —
с человеческой гордостью, потребностью защищать свое
достоинство. Но как же трудно в суматохе школьных бу-
ден доказать, что белое — не черное. Все мои заверения,
что в большую жизнь отправились НАСТОЯЩИЕ ГРАЖ¬
ДАНЕ и ГОРДЫЕ ПРАВДОЛЮБЦЫ, скептики легко раз¬
бивали неопровержимым «поживем — увидим».
112
Да мне и самому никто, кроме жизни, не мог ответить
на вопрос, жизнестойко ли то, что из ясно увиденного бу¬
дущего я переносил в них, в их души и характеры. Это
был первый мой крупномасштабный педагогический экспе¬
римент (так «громко» назван он в дневнике того периода),
когда в течение шести лет я, как мог, боролся с замечен¬
ным и встревожившим меня опасным отставанием школы
от жизни. До этого орловского VB я уже проработал учи¬
телем семь лет и сначала смутно, а потом все яснее и яс¬
нее осознавал: в структуре и организации учебно-воспита¬
тельного процесса, в практике отношения к учащимся не¬
доучитывалось, не выдвигалось как стержневое, ведущее
и перспективное наше грандиозное социальное завоевание,
о котором В. И. Ленин со свойственной ему прозорливо¬
стью писал, что по мере приближения к коммунизму де¬
мократия будет действительно полная, входящая в при¬
вычку.
Значит, рассуждал я, мои питомцы, рожденные в годы
войны и с пеленочного возраста впитывающие в себя дух
гордого, свободного народа-победителя, не только с демо¬
кратическими взглядами, но и с ярко выраженными за¬
датками ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ХАРАКТЕРА. А это все
круто меняет в учебно-воспитательной работе. Ведь одно
дело создавать личность, шаг за шагом выкорчевывая пе¬
режитки прошлого, борясь с рабской психологией, дру¬
гое — обучать и воспитывать СВОБОДНУЮ ЛИЧНОСТЬ,
требующую уважительного к себе отношения. Еще ясно
не представляя, как это осуществлять, я понимал: рабо¬
тать по старой схеме — учитель — личность, дети —
«сырье» для будущих личностей — нельзя, сегодняшняя
школа — это место встречи свободных личностей, полно¬
стью равноправных, духовно обогащающих друг друга.
Окончательно собрался с мыслями и принялся осмыс¬
ленно и активно за демократизацию коллективной жизни
и выпестывание с помощью коллектива демократических
черт характера у каждого воспитанника, только когда мои
ученики перешли в IX и мы всем классом по собственной
инициативе (в то время еще не создавались обязательные
трудовые лагеря) отправились в турпоход по родному
краю, одновременно зарабатывая на свое пропитание в
колхозах. Начал я, естественно, с выяснения, не поколеб¬
лены ли, не извращены ли в когда-то ярко выраженных
демократических характерах воспитанников стержневые
качества: ОСТРОТА ЧУВСТВА КОЛЛЕКТИВИЗМА, НЕ¬
ТЕРПИМОСТЬ К ЛЮБЫМ ВИДАМ ПОРАБОЩЕНИЯ,
8 Заказ 4797
113
то есть СВОБОДОЛЮБИЕ ВЫСШЕЙ ПРОБЫ, как мы
потом его называли, НЕПОДКУПНОСТЬ, ЖАЖДА
ПРАВДЫ, ВЫСОКОЕ ЧУВСТВО ГРАЖДАНСКОЙ ГОР¬
ДОСТИ.
С первых шагов исследования растерялся: на всех ука¬
занных участках — громадные потери. Уже не бросятся,
как в V классе, очертя голову по призыву «Один за всех
и все за одного», есть такие, кто сразу подумает, не опасно
ли, выгодно ли... Уже кое у кого терпимость ко злу вот-
вот примет, перейдет ту черту, когда «плюнь в глаза —
ему божья роса». И все без исключения (!), испытывая
духовную потребность сохранить свою индивидуальность,
защищаясь от воспитателей, причесывающих под одну
гребенку, добивающихся путем коллективно-учительского
принуждения покорности, вoqpyжилиcь противоядием, ко¬
торое я считаю ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ МИМИКРИЕЙ.
И уже силы коллективизма брошены не на подавление
последних очагов духовного рабства (зависимости кое-кого
от меркантильности, дурных привычек, излишеств моды
и т. д.), а на освоение этого далеко не безопасного ору¬
жия защиты. Маска двуликого Януса, пользоваться кото¬
рой мы, воспитатели, сами толкаем школьников, смягчает
удар по личности, но это не безобидная карнавальная мас¬
кировка. Если к тому же еще и в семье, и в детских улич¬
ных компаниях двуликость — норма жизни, эта коварная
маска может прирасти (и что скрывать — прирастает!)
н а ве ч н о...
Мы жили в палатках, разбивали свой палаточный го¬
родок в живописных местах, на берегу речек и озер, три-
четыре часа ежедневно работали на колхозных полях, зара¬
батывая хлеб насущный, три-четыре часа занимались крае¬
ведческой работой, полуночничали у костра, давали концер¬
ты художественной самодеятельности в колхозных клубах.
Что дал мне месяц сквозного воздействия на подростков
предъюношеского возраста? Много и... ничего. Да, я дол¬
жен был честно самому себе признаться, что, хоть и был
четыре года главным воспитателем сегодняшних девяти¬
классников, хоть и писал ежегодно для личных дел харак¬
теристики своих учеников (знакомить тогда с ними уча¬
щихся даже и не было заведено!), в походе со мной жи¬
ли, работали, общались у костра незнакомцы и незнаком¬
ки. За походный месяц я, понятно, частично ликвидировал
свою педагогическую четырехлетнюю задолженность (днев¬
ники трещали от зарисовок с натуры охотно «позировав¬
ших» мне воспитанников), уяснил, кто в какой педагоги-
IH
ческой помощи нуждается, на кого смогу смело опереть¬
ся, приступая к организации единственно правильных ДЕ¬
МОКРАТИЧЕСКИХ взаимоотношений в школьном кол¬
лективе.
Но главного, для чего был весь сыр-бор с походом, я
не добился. Ничего похожего на то, что позже произошло
в трехдневном походе с моим навлинским VI Б, не было.
Мы остались знакомыми, больше, чем раньше, знакомы¬
ми, уже глубоко уважающими друг друга, но по-прежнему
чужими. Всеми клеточками души я чувствовал: в поход¬
ного меня поверили, со мной в роли начальника туристи¬
ческого отряда готовы хоть на край света, но что я останусь
таким же «своим» в школе, в привычной роли требова¬
тельного учителя и классного руководителя, поверить не
могли...
Все проблемы опять переносились в школу, а что де¬
лать, я не знал. И не было еще умных статей С. Л. Соло¬
вейчика о педагогическом сотрудничестве и телевстреч с
педагогами-новаторами... Конечно, вдохновляла и много¬
му учила «Педагогическая поэма» Макаренко, но ведь дей¬
ствовал Антон Семенович в другое время и в других ус¬
ловиях. В школах же пятидесятых годов, такое мое мне¬
ние, Мака|ренко не то чтобы забыли, а как-то незаметно
сделали идолом и... отстранили от дел...
То, что произошло дальше, кому-то может показаться
вымыслом, но те, кому хоть раз посчастливилось видеть
действенную силу разбуженной инициативы подростков,
без тени сомнения поверят событиям в моем орловском
IX Б. Не помню причину своей повышенной взволнованнос¬
ти, но навсегда в памяти понимающие и сочувствующие
глаза впервые по-настоящему повернувшихся ко мне серд¬
цами учеников, когда я в начале урока литературы, вы¬
плескивая накипевшее, сказал, что не знаю ничего омер¬
зительнее оскорбления недоверием. Буря взаимо¬
понимания! Сорванный, по привычным меркам, урок! И ре¬
шение: отныне и навсегда в своем классе — все на дове¬
рии!
Несомненно, без летней «притирки» ничего подобного
не было бы, скорее всего, после моей «истерики» некото¬
рые в душе даже позлорадствовали бы: так тебе и надо!
Но даже и тогда полного доверия я не ощутил, насторо¬
женность оставалась, как будто мне предлагали: веди,
доказывай, что знаешь, куда и как, а мы посмотрим... А я
медлил, потому что очень хотел, понимал ЧТО, но не знал
по-прежнему КАК. Вот тогда и началась та самая педаго¬
8*
115
гическая сказка: ученики взяли дело демократической пе¬
рестройки в свои руки. Полученный юным человеком у
самой жизни демократический характер — это такой джинн,
которого однажды можно, пользуясь его молодой доверчи¬
востью, обмануть и загнать в кувшин, но если ему удаст¬
ся вырваться, с его всемогуществом справиться невозмож¬
но...
Захватившее всех ЖЕЛАНИЕ СТРОИТЬ ЖИЗНЬ
КОЛЛЕКТИВА НА ДОВЕРИИ, отсутствие которого в
правильном детском восприятии — кувшин для джинна,
сразу повело девятиклассников по новым, неизведанным,
но, как показала жизнь, правильным воспитательным до¬
рогам. Определился вдруг ГЛАВНЫЙ ПРЕДМЕТ, да та¬
кой, какого не было ни в программах, ни в планах п к пре¬
подаванию которого я достаточно не был подготовлен, —
искусство ОБОЮДНОГО ОБЩЕНИЯ. Мне вообще пер¬
вое время было очень неуютно в непривычной роли ведо¬
мого, но от правды не спрячешься. Даже о главном пред¬
мете, помню, я получил «подсказку» от ученика (теперь
он полковник, летчик с академическим образованием), ко¬
торый в учительской, где его за что-то прорабатывали, на
вопрос: «Ты зачем в школу-то ходишь?», — ни минуты не
задумываясь, ответил: «За общением!»
Как же я благодарен своим первенцам за свою счаст¬
ливую педагогическую судьбу, за подсказанный единствен¬
но правильный путь к педагогическому восхождению —
путь открытий! Демократический характер подростков для
своего полноценного развития требует атмосферы полного
доверия. Питательной почвой для процветания доверия мо¬
жет быть только ни на минуту не прекращающееся, не
тускнеющее, а все более разжигающее ИНТЕРЕС ДРУГ
К ДРУГУ ОБЩЕНИЕ, а для такого спасительного об¬
щения требуется с каждым днем все больше и больше ду¬
ховной пищи, добыть которую сами воспитанники без вос¬
питателя и хотели б, да не в состоянии.
Перелистываю свой дневник того периода и вижу, как
мучительно долго (общий педстаж был уже более десяти
лет!) шел я к простому лобовому вопросу самому себе:
КТО ТЫ? Лектор, блюститель порядка, контролер? Мо¬
жешь ли самому себе честно сказать, что необходим вос¬
питанникам, что без тебя они пропадут? Нет? Так каким
же должен стать, чтобы те, для кого ты пока только фор¬
мально воспитатель, фактически убедились: ты им необхо¬
дим?!
Верно говорят, что иной раз спросить — это уже отве-
116
тить. Сразу стало ясно, что школьникам нужны и лекторы,
и контролеры, и организаторы порядка, но жизненно
необходим СТАРШИЙ ДРУГ, ДОВЕРЕННОЕ ЛИЦО,
ДУХОВНЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ. И тут же понимание:
право быть старшим другом, властелином детских сер¬
дец не дается и не захватывается, а завоевывается, да и
то только в таком подростковом коллективе, где уже на¬
чалось всеми одобренное строительство межличностных
отношений на доверии. Значит, тяну я ниточку педагоги¬
ческой логики, для завоевания этого права в данный мо¬
мент я должен доказать своему взбудораженному коллек¬
тиву, что могу стать добытчиком «калорийной» духовной
пищи, отсутствие которой подрывает главную жизненную
силу коллектива — общение.
Сразу возник вопрос: а можно ли в условиях школы
при неимоверной учебной загруженности удовлетворить
потребность в общении, разжигающем интерес друг к дру¬
гу и, значит, к себе, к людям вообще? Ответ снова был в
вопросе: надо, иначе это общение стихийно захлестнет уро¬
ки... Точнее — уже захлестнуло. От жалоб учителей-пред-
метников на шквал записочек и других форм повышен¬
ного интереса друг к другу не знал, куда спрятаться...
Уже две взаимозависимые задачи в полный рост вста¬
ли передо мной: найти способ, не покушаясь на приобре¬
тение учащимися программных знаний, не только сохра¬
нить, но и увеличить норму общения и для поддержки рас¬
тущей взаимозаинтересованности включиться в это обще¬
ние самому, а если удастся, то и возглавить такую жиз¬
ненно необходимую и воспитанникам, и воспитателю, и
родителям деятельность коллектива. Тогда и родилась у
меня впервые мысль о необходимости ОТКРЫТОЙ ПЕРЕ¬
ПИСКИ воспитателя с воспитанниками и воспитанников
друг с другом, о духовной потребности старшеклассников
письменно общаться, потому что во время устного обме¬
на мнениями, спора всегда остается что-то недосказанное,
своевременно недодуманное, но самое-самое, как прави¬
ло, важное, да и возможность разговаривать, с кем хо¬
чешь, дома, при отсутствии партнеров — это же выход из
положения.
Так родились письма воспитателя, ответы на них вос¬
питанников. Эти письма стали «публиковаться» в альбо¬
ме, и мы как будто все вместе поняли: нужна постоянно
действующая летопись жизни коллектива. Вот одно из мо-
йх летописных писем полностью.
ПТ
Осталось полшага
(Открытое письмо Лиде Б. Диалог без собеседника)
— Обещанное письмо тебе, Лида, я, видишь, как ре¬
шил назвать — «Осталось полшага».
— До чего полшага? — загорелась, ясно вижу, и по¬
лыхнула красивыми глазами моя собеседница.
— Додумайся сама...
— Если до Настоящего Человека, то мне эти полшага
и за всю жизнь...
— Что ты! Такие высокие звания дает только Ее Вели¬
чество История.
— Тогда, может, до правильного выбора будущей про¬
фессии?
— Истинные счастливцы профессии не выбирали.
— Не выбирали?
— Да, жизнь подтверждает: в самых счастливых слу¬
чаях не человек выбирает профессию, а ПРОФЕССИЯ
ВЫБИРАЕТ СВОЕГО «СУЖЕНОГО»...
— Значит, кто-то выбирает, а кого-то выбирают?
Странно... Мне раньше об этом никто не говорил. Хотя...
Да-да, начинаю догадываться... Не до этого ли понима¬
ния мне осталось полшага?
— Умница. Не напрасно я верил в тебя. Но давай уточ¬
ним метафоры. Я понимаю так: ШАГНУТЬ ВПЕРЕД —
ЗНАЧИТ СОВЕРШИТЬ ПОСТУПОК. А знания, иногда
даже убеждения — это такая мускулатура, которая может
быть и своего рода внешним украшением. Ты не встреча¬
ла, например, красавцев богатырей, которые поражали иг¬
рающими мускулами, но в решительный момент показы¬
вали противнику кулак... в кармане?
— Встречала и встречаю, к сожалению... Но вот вер¬
но ли понимаю Вас? Вы считаете, что полшага к тому,
чтобы попасть в число счастливцев, кого выбирает профес¬
сия, я сделала?
— И рад, что помогаю тебе...
— Как все, оказывается, просто: ищи себя, совершай
благородные поступки постоянно, где бы ты ни был, что
бы ни делал, а не профессию для себя...
Может быть, и просто — для понимания, но не для
осуществления. Ведь поиски себя — это полный отказ от
приземленно-конкретного и такого, казалось бы, понятно¬
го, КАК УДОБНЕЕ ЖИТЬ; это вечный настрой и в по¬
мыслах, и в делах на решение возвышенного ЗАЧЕМ
ЖИТЬ?..
118
— Согласна, это трудно, но захватывает!
— Меня тоже больше всего захватывает возможность
наблюдать за ВОСХОЖДЕНИЕМ ЯРКОЙ ЛИЧНОСТИ,
еще больше — участвовать в этом восхождении...
— А Вы надеетесь, что получится?..
— Уверен, но впереди самое трудное — полшага до...
Назовешь сама?
— Теперь да! Смелости, веры в себя, подтверждения
делами того, что становится или уже стало убеждением,
мне явно не хватает...
— Легко с умными. Именно это я имел в виду: ПОЛ¬
ШАГА ДО САМОУТВЕРЖДЕНИЯ. Думаю, у тебя теперь
уйма вопросов. Готов отвечать.
— Самых мучительных два. Во-первых, многие, и мои
родители тоже, считают, например, что в наш век нельзя,
как Ломоносов, отдаваться многим наукам и искусствам
сразу, а у меня после встречи с Вами стало еще больше
ненасытности...
— Ненасытность опасна для желудка, а для души и
ума нет ничего опаснее недоедания.
— И вот еще что. Я второй раз слышу от Вас, что на¬
до думать не о том, как удобнее жить, а —зачем жить.
Первый раз мы об этом беседовали в походе, у костра. Но
разницы я так и не поняла...
— Думаю, что понять мало, надо почувствовать что ли,
пережить.
Пожар рябиновый. Вся роща полыхает,
И кажется: дотронешься — сгоришь...
Хочу сгореть! Такое наплывает,
Вдруг понимаешь: не живешь ты — спишь.
Бег в никуда, а время быстротечно.
Расчет и страх, а жизнь-то ведь одна...
Сгоришь дотла и будешь нужен вечно!
Святая правда, да не всем видна...
Отвечали ли воспитанники на мои письма? Кто как хо¬
тел, никаких обязанностей ни на кого письма не возлага¬
ли, но в большинстве случаев ответы писались. Иногда че¬
рез большой промежуток времени и в неожиданной форме.
Лида, например, свой ответ «прислала» через полгода в со¬
чинении «Загляни в себя», которое писалось по свежим
впечатлениям от прослушанной музыки Бетховена, и та¬
кой, что оказался не менее ценным открытым письмом для
всех.
119
«Жизнь — дорога... Широкая, длинная, убегающая ку¬
да-то вдаль... Я стою перед нею... »Как я ее пройду? Ведь
можно по-разному...
Об этом думаю постоянно, но особенно сейчас, на уро¬
ке, слушая Бетховена. Музыка предстала передо мной как
собеседник. Я спрашиваю — она отвечает. Вопрос — ответ,
вопрос — ответ.
— Смогу ли я прожить так, как учат книги, учат уро¬
ки литературы?
— Поверь в себя, и ты все сможешь.
— Но это так трудно. Я часто сомневаюсь...
Стоп. Музыка мучается, что не может помочь мне. Но
слов не надо, говорят чувства!
— Верь! Побеждают только сильные духом!
— Я стараюсь, но мои советчики такие разные... Куда
же мне идти после школы? Куда рекомендует, даже по¬
сылает мама? Вот ее аргументы: тепло, спокойно, хоро¬
шая зарплата... Или куда настойчиво зовет учитель: идти
своей дорогой служения людям, посвятить себя другим
и верить, что профессия найдет тебя и осчастливит, не
бояться на пути своем лишений, ошибок, может, обид и
насмешек?.. Что же ты не отвечаешь, музыка?
— Иди туда, куда зовет тебя твое сердце! У тех, кто
способен любить, оно не ошибается!
— Но я боюсь...
— Глупо бояться себя! Или ты хочешь стать снежин-.
кой, промелькнуть и исчезнуть?
— Нет! — чуть не кричу я. — Только не это!
И совершается чудо: я чувствую, как музыка проника¬
ет в меня, уже не в классе, а во мне звучит победная пес¬
ня окрыленного разума и вдохновенного сердца».
Ставка на естественную потребность общения помога¬
ла мне не только, как в приведенном примере духовного
общения с Лидой Б. (она в настоящее время авторитет¬
ный педагог и мать студентки-отличницы пединститута),
влиять с дальним прицелом на мировоззрение и активную
жизненную позицию воспитанников, но успешно решать
многие сиюминутные педагогические задачи. Расскажу,
как удалось одну будничную, трудоемкую, обязательную
и подконтрольную со стороны бесчисленных разномас¬
штабных инспекторов, противную и мне, и воспитанникам
работу без нервотрепки и принуждения, только путем пра¬
вильного осмысления ее педагогическо-психологической
сути превратить в желанную, радостную и, главное, ока¬
120
зывающую воспитательное воздействие уже не со знаком
«минус», а с большим знаком «плюс».
Речь идет о проверке дневников. Как и другие мои
коллеги, считавшие эту обузу божьим наказанием, я стал¬
кивался с устойчивым нежеланием учеников понять, что
дневник ему нужнее, чем учителям и родителям, постоян-,
но слышал: «Забыл дома», «Потерял», от ребят посмелей
и почестней: «На что он мне?..» Как-то спросил, кто счи¬
тает, что ученические дневники школьникам не нужны, и
в классе никто за свой главный, как мы убеждали, учени¬
ческий документ не вступился. Стал выяснять причину
этой всеобщей нелюбви школьников к своему дневнику и
без особого труда разобрался: это по-детски выраженный
протест против оскорбления недоверием, и не случайно,
а закономерно, что, чем старше дети, тем сильнее и рез¬
че эта нелюбовь...
Но вот мы «отменили» недоверие, стали не проверять,
а ИЗУЧАТЬ ОПЫТ САМООРГАНИЗАЦИИ, САМООБ¬
РАЗОВАНИЯ И САМОВОСПИТАНИЯ и отношение к
дневнику, будто по мановению волшебной палочки, повер¬
нулось на все сто восемьдесят градусов. Начался коллек¬
тивный творческий поиск эффективного использования
дневника для самоусовершенствования, и от желающих по¬
казать, каких успехов он добился, и увидеть, чего достиг¬
ли товарищи, буквально не было отбоя. Рацпредложениям,
казалось, не будет конца. Появились вставные листы для
самоанализа, самонаблюдений и других видов самовоспи¬
тания, а также для письменного общения со мной и това¬
рищами, карманчики-тайники для секретов, вклеенные
буклетики для пожеланий и нравственных игр... Не обо¬
шлось, правда, и без перегибов. Дневники некоторых де¬
вочек стали настолько личными, что их хозяйки переста¬
ли выполнять требования учителей класть дневник на
стол...
Но этого мало. Творческое отношение к дневнику вы¬
звало желание научно осмыслить то, к чему раньше и ин-
тереса-то не было, так что, выполняя просьбу воспитан¬
ников, я прочитал им две лекции: «Роль дневника в
организации ума и укреплении памяти» и «Дневник — одно
из средств познания себя и товарищей». Погасший, точнее,
мною же не без помощи коллег погашенный в младших
классах интерес к педагогике самовоспитания начал бурно
возрождаться. Я понял: жизненная потребность СВО¬
БОДНОЙ ЛИЧНОСТИ, даже если эта личность еще ребе¬
нок, подросток, для САМОУТВЕРЖДЕНИЯ знать и не
121
как-нибудь на жиденькую троечку, а досконально (I) свое
духовное «я», ясно видеть перспективы своего духовного
развития и как можно скорее отправиться по неповтори¬
мым, непроторенным, но уже зримым путям-дорожкам к
своим ДУХОВНЫМ ВЫСОТАМ.
Своих орловских воспитанников я со второй половины
IX класса постоянно знакомил с педагогическими взгля¬
дами А. С. Макаренко на так называемых уроках вне¬
классного чтения. Прочитали все его художественные про¬
изведения, инсценировали для родительского собрания от¬
рывки из «Педагогической поэмы». В X классе решил
использовать переписку и дружеские контакты Антона Се¬
меновича с А. М. Горьким на уроках литературы при изу¬
чении жизни и деятельности основоположника социалис¬
тического реализма. И вдруг обнаружил удивительное сов¬
падение: А. М. Горький, посетивший в 1928 году колонию,
носящую его имя, увидел во взаимоотношениях выдающе¬
гося педагога с воспитанниками то, что послужило основой
и моих взаимоотношений с учащимися. В очерке «По Со¬
ветскому Союзу» Алексей Максимович вспоминает: «Это,
бесспорно, талантливый педагог. Колонисты действитель¬
но любят его и говорят о нем тоном такой гордости, как
будто они САМИ СОЗДАЛИ ЕГО» (выделено мной). Ког¬
да после рассказа о встрече двух великих людей эпохи,
оценки героизма педагога (Антон Семенович, чтобы не по¬
мешать радости встречи писателя-шефа с подшефными
колонистами, скрыл факт своего увольнения и коллегам
строго-настрого запретил жаловаться) и мудрости писате¬
ля, лучше наркомпроса разобравшегося в тонкостях педа¬
гогического новаторства, я прочитал приведенную цитату,
ребята все поняли, заулыбались и глазами мы сказали
друг другу: «Кто кого создает не столь важно, были б ре¬
зультаты...»
Не совсем так. Мне-то было очень важно разобраться
в этом стихийно возникшем процессе взаимосоздания, сде¬
лать его максимально управляемым, извлечь как можно
больше уроков на будущее. Как же «создавали» меня мои
ученики? Они раньше, чем глубоко изученные произведения
Антона Семеновича, подсказали: ты—учитель, у тебя есть
учительское звание, учительские знания, но еще нет учи¬
тельской специальности, хочешь быть педагогом — стань
нашим СТАРШИМ ДРУГОМ и СОВЕТЧИКОМ. Будто
знали, что слово «педагог» переводится «веду детей», а не
«веду уроки».
Сегодня, оглядываясь назад, анализируя свои первые
122
педагогические шаги, яснее ясного вижу массу недорабо¬
ток, понимаю, что теперь и то и другое было бы педаго¬
гически осмыслено быстрее, сделано лучше, надежнее.
Поражаюсь, например, как не догадался сделать добросо¬
вестно написанные духовные биографии воспитанников
открытыми. Во время встречи через 25 лет показал учени¬
кам свои педагогические зарисовки их духовного мужания
и... вот уже два года не могу заполучить назад: читают-
перечитывают сами, познакомились родственники, интере¬
суются дети и друзья детей...
Но это были не стратегические, а скорее частнотакти¬
ческие просчеты. От главной цели: сделать все возможное,
все от меня зависящее, чтобы помочь формированию пол¬
ноценных ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ ХАРАКТЕРОВ, - я, как
мне кажется, не отступал и успехов добивался. Овладев
уменьем не подавлять, а разжигать ЖАЖДУ ОБЩЕ¬
НИЯ - родную сестру СВОБОДОЛЮБИЯ, ДУХОВНОЙ
ОКРБ1ЛЕННОСТИ — и управлять ею, я однажды почув¬
ствовал, что держу в руках своих... настоящую ВОЛШЕБ¬
НУЮ ПАЛОЧКУ. Метаморфоза с отношением к дневни¬
кам, например, результат не столько «отмены» недоверия,
сколько учтенной мною духовной потребности растущих
обмениваться опытом поисков, потребности в ДУХОВНОЙ
СВОБОДЕ. Эта «волшебная палочка» раскрепостила и ме¬
ня, позволила мне превратиться из запыхавшегося испол¬
нителя (порой одного за весь оркестр!) в спокойного ди¬
рижера, уверенного, что оркестранты не подведут, знаю¬
щего, когда что лучше исполнить, когда на кого надежнее
опереться...
Примеров великой силы доверительного общения, неог¬
раниченных воспитательных возможностей коллектива ис¬
тинно свободолюбивых множество, но я приведу тот, кото¬
рый стал как бы контрольным и для меня, и для руковод¬
ства школы. На педсовете по итогам первой четверти был
поставлен вопрос об исключении из школы двух лодырей,
злостных нарушителей дисциплины, девятиклассников-вто-
рогодников Александра П. и Виктора С. Я почти не знал
этих подростков, в параллельном девятом никогда уроков
не давал, но в неисправимость несовершеннолетних не
верил и вступился за них. Тогда администрация и сделала
«ход конем»: предложила взять их в свой класс и доказать
свою правоту на деле.
Хорошо помню первое знакомство с моими «крестни¬
ками» на уроке литературы по теории сочинения. Сначала
изучался жанр интимного и открытого письма, дискусси¬
123
онно осмысливалось высказывание Ж. Ренара, говорив¬
шего, что его книги — это письма к самому себе, которые
он позволяет читать другим, а потом я дал задание напи¬
сать в форме письма сочинение на тему «Мои духовные
приобретения на уроке литературы» (на каком конкретно
уроке или занятии, щредполагалось выбрать самим учени¬
кам). Мои ребята охотно взялись за работу, а новички
демонстративно спрятали учебники и тетради в портфели
и с любопытством смотрели: что-то предпримет новый учи¬
тель? На мой естественный вопрос, в чем дело, говорли¬
вый Саша толкнул в бок молчавшего Витю и угрюмо
буркнул: «А зачем писать-то? Все равно больше двойки не
поставите. Правда, Витек?» Как много может сказать
иногда о подростке одна его [реплика. Озлобленность, не¬
доверчивость, ухарство, любопытство, даже проблески на¬
дежды уловил я в его голосе и как-то сразу успокоился:
у этого «атамана», «грозы школы» не было больше всего
пугавших меня в подростках психологической подавлен¬
ности, мстительности, цинизма... С трудом, и не столько я,
сколько встрепенувшиеся, азартно бросившиеся мне на по¬
мощь мои «ветераны», убедили «новобранцев», что это со¬
чинение— введенная нами контрольная для себя (я изви¬
нился, что забыл их сразу об этом нововведении информи¬
ровать), что его можно, если не желаешь, не сдавать, что
плохие оценки за такие сочинения-исповеди вообще не ста¬
вятся. Друзей по несчастью новшество удивило, они вклю¬
чились в работу, увлеклись и, помедлив, посовещавшись,
даже сдали мне свои творения. И тут сработало во мне
то, что я называю педагогической интуицией, рождающей¬
ся, крепнущей, выручающей в самые критические моменты,
словом, являющейся действенной педагогической силой
тех, кто постоянно нацелен умом и сердцем на уважитель¬
ное отношение к каждому воспитаннику, точнее — к каж¬
дому подростку вообще. Сославшись на то, что не знаю
новеньких, а они, как мне показалось, дружат (Саша и
Витя переглянулись и утвердительно кивнули головами),
подчеркнув, что у нас в классе стопроцентное доверие друг
к другу (новенькие ухмыльнулись и хмыкнули, но мои
«ста[рички» так подтвердительно, так дружно загудели, что
недоверие зримо стало сдавать свои позиции), я попросил
их помочь мне и проверить сочинения друг друга.
— И оценки ставить? — загорелся Саша.
— Да, лучше с оценкой за содержание, если действи¬
тельно искренне и заслуживает, по вашему мнению, выше
тройки...
124
Не помню, поставил ли Саша оценку Вите, но Витя со¬
вершенно справедливо «влепил» Саше пятерку в полстра¬
ницы за исповедь, поразившую и меня, и одноклассников.
Мы все стали свидетелями, к сожалению, не изжитого и до
настоящего времени парадокса: второгодник, «отпетый»
хулиган, стоявший на грани исключения из школы, и...
незаурядная личность. Из сочинения в жанре интимного
письма Вите С., озаглавленного «Мои духовные приобре¬
тения на чердаке», мы узнали, что Александр П. не только
мечтает стать летчиком, но на чердаке своего дома и в сво¬
бодное от учебы время, и когда прогоняют из класса или
школы активно готовится к осуществлению своей мечты:
занимается физическими спецтренировками, собрал целую
библиотеку профориентационных книг, свободно пользует¬
ся накопленными знаниями по аэронавтике, аэромеханике
и, что нас всех одновременно поразило и обрадовало, имеет
нравственную платформу, считает себя кем-то вроде школь¬
ного Робин Гуда, добивающегося справедливости, защи¬
щающего по-своему, по-мальчишечьи, интересы вот таких,
незаслуженно, как он, обойденных и обиженных...
Какая это громадная преобразующая сила — не убитый
в мальчишках природный дух рыцарства! И так обидно,
когда эту естественную тягу к благородным поступкам, к
активной защите своих идеалов из-за юношеского макси¬
мализма, излишней нервозности и обидчивости подростков
принимают за распущенность и... начинают выкорчевы¬
вать... Робингудовское дело, к счастью, для Саши, который
так до конца школы и главенствовал в дружбе с Витей,
сразу нашлось. Это была в то время делавшая первые
шаги летопись жизни IX Б. Руководить летописью ему, ко¬
нечно, никто не поручал, но он и не привык от кого-то
чего-то дожидаться, получать и сразу негласно возглавил,
активизировал эту, требующую как раз мужества, рыцар¬
ства работу: внимательно следил, чтобы в летописи не было
пропусков, чтобы торжествовала правда, больше всех
восторгался смелыми, искренними душеизлияниями (осо¬
бенно, если летописец не обходил молчанием проблему
взаимоотношения между учителями и учениками) и с жа¬
ром предлагал их для коллективного обсуждения на клас¬
сных собраниях, чаще других «подбрасывал» мне в днев¬
нике такие вопросы, на которые нельзя было не ответить...
В своем личном дневнике я, может быть, и преувеличивая
заслуги своего Робин Гуда, тогда записал, что без «крест¬
ника» летопись вряд ли бы выдержала испытание време¬
нем...
125
Правда, запись с такой оценкой появилась после истин¬
но робингудовского Сашиного подвига. Учителя, узнав, что
все их уроки стали как бы открытыми, что их порой необ¬
думанные оскорбительные реплики фиксируются в «кон¬
дуите» (так в учительской окрестили нашу летопись), за¬
волновались, посчитали летопись подрывом их авторитета
(я-то считал и считаю, что нельзя подорвать и то, что
прочно, и то, чего нет, полностью разделяю взгляды по
этому вопросу А. С. Макаренко) и, когда я заболел, ото¬
брали летопись и отнесли это «безобразие», «чудовищную
дерзость», «учительское нетоварищеское сумасбродство»,
которое никто не разрешал (!), директору школы для ре¬
шительного пресечения. Все мои «бэшники» растерялись.
Все, кроме Робин Гуда, который пробрался в кабинет ди¬
ректора через форточку (это на втором-то этаже!), по при¬
говору своего се!рдца реквизировал наше духовное детище,
в неприемное время проник в мою больничную палату и,
оглядываясь по сторонам, как заговорщик, выпалил: «Мы
ее подпольно будем вести, ребят сагитирую, не сомневай¬
тесь, а за сохранность (полоснул рукой по горлу) головой
отвечаю...»
Думаю, тогда я так и не смог объяснить подростку,
что тайная летопись теряет свою воспитательную силу, что
учителям и родителям она полезна не меньше, чем уче¬
никам. Он слушал, молчал, но его жгучие, черные, цыган¬
ские глаза открыто обвиняли меня в трусости и преда¬
тельстве. Воспользовавшись шумом в больничном коридо¬
ре, Саша исчез так же мгновенно и незаметно, как поя¬
вился, и... унес летопись, не доверив ее мне...
На другой день меня в больнице посетил директор шко¬
лы, который, к чести его, во всем верно разобрался, дал
заслуженную оценку неэтичному поступку учителей (не
всех, конечно, я узнал, что у меня не мало и сторонников!),
отдал должное Сашиному геройству. Летопись получила
право на законное существование, и я как-то недоосмыс-
лил случившееся, посчитал Сашин порыв просто очеред¬
ным робингудовским ухарством. А на моих глазах совер¬
шалось одно из величайших чудес. В подростке с подор¬
ванной верой в справедливость, человечность и... педаго¬
гическую целесообразность в критической ситуации с уде¬
сятеренной силой возродилась природная, так гениально
уловленная А. П. Гайдаром потребность воспитываться
и воспитывать. И это позволило ему лучше всех увидеть,
почувствовать, что потеря летописи, давшей нам то, что
в школе необдуманно убрали как лишнее, — возможность
126
ИСПОИРДАЛЬНОГО ОБЩЕНИЯ, — это удар и по спло¬
ченности коллектива, и по духовному восхож гению каждо¬
го его члена. Много лет спустя я вспомнил этот печагоги-
ческий эпизод и по-другому его оценил, когда прочитал
одно мудрое предвидение Гете: «Потребность человека в
исповеди не исчезнет никогда».
Такой длинный и все-таки очень выборочный рассказ
о воспитательной работе с теми, кого считал и считаю сво¬
ими первенцами, потребовался мне, чтобы стало ясным
решение коллектива ХБ 1959 г., показавшееся моим мно¬
гим коллегам фантастическим и несбыточным — встретить¬
ся всем вместе через 25 лет... Почему 25? При обсуждении
сначала предлагались расстояния и короче, но вспомнили,
используя примеры из художественной литературы и жиз¬
ни, как сложно протекает ИСПЫТАНИЕ ВРЕМЕНЕМ, и
единодушно согласились, что для надежной проверки
жизнью того, что уносили воспитанники (да и я тоже!)
в большую жизнь, сроком меньше четверти века не обой¬
дешься... Громких клятв не было, но какими гордыми
красавцами и красавицами становились мои совсем опе¬
рившиеся соколята, когда сами себе в душе обещали
пронести по жизни свободолюбие и свободомыслие, пат¬
риотическую целеустремленность и гражданскую несгибае¬
мость, высокий гуманизм и вечное дружеское расположе¬
ние друг к другу...
Но полетели дни, месяцы, годы и предсказание моих
орловских коллег стало сбываться. Первые три года мы
просто часто встречались, летом на 2—3 дня уходили в
прогулочный поход по памятным местам, потом я вынуж¬
ден был уехать из Орла; переписка некоторое время теп¬
лилась, но вскоре совсем оборвалась... Пятнадцать лет
я жил и работал в Иркутской области и почти ничего ни
о ком не знал...
'Когда перелистывал свой педдневник орловского перио¬
да (а в нем я искал и часто находил ответы на педагогиче¬
ские вопросы, которые ставили передо мной сибирские
школьники), на время вспыхивала вера, что романтическая
встреча через 25 лет все же состоится, что я получу, как
мечтал, не со стороны, а из первых рук ответ на опреде¬
ляющий мою профессиональную пригодность вопрос: не
согнула ли моих первенцев жизнь, не научила ли ставшим
привычными в наше время примиренчеству и приспособ¬
ленчеству? Благодарны или проклинают меня мои питом¬
цы за унесенные из школы высокие гражданские помыслы,
стойкие демократические характеры? Ведь вот даже в шко-
127
ле их, десятиклассников, многие учителя не любили за
прямоту, гордость, правдивость, свободомыслие, привычку
ничего бездумно не принимать на веру. Ведь и родители
через одного считали, что не подготовил я их детей, как
они хотели бы, к жизни, не счастливыми, а несчастными
они из-за меня станут... Все это так необходимо, так жиз¬
ненно важно мне было узнать, но надежд на запланиро¬
ванную встречу, признаюсь, к тому времени, ког¬
да она должна была состояться (определен был точно
день, указано место), у меня уже не было. Многолетнее
общение со скептиками ни для кого, видно, не проходит
даром...
Бывает же так: двадцать пять лет ждал, а известие,
вернее, приглашение-напоминание (получил телеграмму
и письмо) захватило врасплох. И трудно сказать, чего
было больше: радости или тревоги. Скорее тревоги: ведь
Жизнь могла вынести и смертный приговор моим педаго¬
гическим поискам. Но вот встреча...
Первое, что несколько успокоило и обнадежило, — сто¬
процентная явка моих первенцев, несмотря на то, что кро¬
ме Орла, были «делегаты» из Ленинграда, Кишинева, Се¬
вастополя, Воронежа, Казани и т. д. Еще больше обрадо¬
вало, что встреча была организована не школой, а самими
выпускниками, которые связи друг с другом не теряли.
Нс окончательно покинули меня сомнения, когда узнал,
что встреча, возможно, и не состоялась бы, если бы моих
«ребят», «распечатавших» четвертый десяток, не подтал¬
кивали провести ее уже их собственные дети, знавшие, в
чем я вскоре убедился, о жизни класса их родителей такие
подробности, которые я, несмотря на сохранность дневни¬
ков, не помнил...
«Внуки» мои, хорошо знавшие меня по рассказам отцов
и матерей, фотографиям, пожеланиям на пода|рочных кни¬
гах, по пространным рецензиям на их сочинения, прожуж¬
жавшие своим родителям уши об этой встрече, конечно,
добились права быть равноправными в ней участниками.
Эю был сюрприз — представившаяся возможность посмот¬
реть на свою воспитательную работу и плоды ее глазами
детей моих воспитанников. Я узнал, что дружба между
моими «бывшими» и через 25 лет «железная», что дружат
семьями, что жены и мужья моих учеников в «класс»
приняты и любимы, что наши нравственные установки во
всех семьях незыблемы и цементируют все: межличност¬
ные отношения, гражданские поступки, формы и методы
воспитания, профессиональную ориентацию.
т
Уже со спокойной душой сел я за «круглый стол» со
своим дорогим X Б-59, и ученики мои повторили в точ¬
ности все то, что было во время прощального разговора
двадцать пять лет назад. Стремительно, как всегда прежде,
поднялась комсорг Инна Т. (в то время уже первая среди
соучениц бабушка), как школьница, подтянулась и, обведя
всех торжественным взглядом, отрапортовала: «Довожу
до Вашего сведения, дорогой товарищ классный руководи¬
тель, что главная мечта наша осуществилась: среди нас
не было, нет и, заверяю Вас, никогда не будет ни одного
торгаша» (словом «торгаш» мы клеймили торговцев со¬
вестью). Потом каждому было предложено ответить на
два вопроса: «Как живу?» и «Чем живу?» —и картина
полностью прояснилась: не было ни одного сбившегося,
даже серьезно оступившегося (к одному подкрадывался
«зеленый змий», но друзья отбили атаку), ни одного ос¬
тановившегося в своем духовном развитии, потерявшего
вкус к самовоспитанию и самообразованию, ни одного
карьериста.
«Все наши, — говорила Татьяна Е. (теперь мой колле¬
га-педагог),— не сомневаюсь, выполняют обет юности:
всю жизнь держать себя в ежовых рукавицах. Как это
удается? Помогли, конечно, не клятвы. Спасибо нашим
походам, трудовым, как теперь называют, десантам в пол-
лета, физическим и духовным перегрузкам, которые когда-
то доводили нас до слез, а теперь вспоминаются с такими
добрыми чувствами».
Бессемейных в моем орловском классе не было. Поэто¬
му выступление педагога на какое-то время повернуло
всех к жгучей педагогической проблеме. Все согласились
с моим педагогическим выводом о дефиците трудностей,
рождающих мужество, стали приводить убедительные при¬
меры изнеживающего воспитания, рассказали, как проте¬
кает борьба с этим изъяном в их семьях, как помогают им
примеры из школьной жизни и семейные турпоходы,
вместо курортов и санаториев, со своими «половинами» и
детьми... И на какое-то время я почувствовал себя не на
встрече с учениками, а на педсовете единомышленников,
понимающих друг друга с полуслова. Это ли не ответ, по¬
думалось, на волнующий все слои общества вопрос, как
упрочить семью, как пусть не ликвидировать, а хотя бы
уменьшить семейные катастрофы, больнее всего бьющие
по детям. Школа и только школа может стать преградой
на пути этих катастроф. Из рук своих первенцев я полу¬
чил подтверждение правильности моего гайдаровского на¬
т
9 Заказ 4797
правления, моей ставки на беспрерывное целенаправленное
развитие педагогических способностей школьников.
Чувствовал, не только я — все с интересом ждут, что
расскажет мой «крестник» Александр П. И не напрасно.
Рассказали Саша и Витя, оставшиеся на всю жизнь нераз¬
лучными друзьями, хотя после выпуска в родном Орле
жил только Витя, ставший высококвалифицированным то¬
карем, а затем мастером цеха, не перебивая, а умело
дополняя друг друга, что только дружба помогла Саше
осуществить свою мечту и стать летчиком. Отец у него
погиб на войне, и он был единственной опорой уже в то
время болевшей матери. Когда после второй попытки, с
трудом (помогали всем классом!) Саша поступил в воен¬
ное училище, Витя, ни минуты не колеблясь решил:
«Учись! Я буду за двоих работать! Мать твоя ни в чем
не будет нуждаться». Так появился у матери Александра
второй сын, и вскоре не могла уже она (об этом расска¬
зали одноклассницы, тоже помогавшие Сашиной маме) оп¬
ределить, кто же ей ближе: родной или самозваный. Со
слезами на глазах полковник, замполит авиационного пол¬
ка рассказал, что даже похоронить мать он не смог (вы¬
полнял ответственное боевое задание в Афганистане), но
друг Витя и этот тяжелый сыновний долг выполнил, как
положено...
Узнали мы от своего школьного Робин Гуда и тайну
исчезнувшей летописи, которая после того, как перед отъ¬
ездом в Сибирь была передана мною комсоргу, долго хо¬
дила по рукам и окончательно осела у Саши. «Десять лет,
ребята, я ее возил с собой и всю с начала до конца пере¬
читывал. Тогда сам не понимал, почему так тянет к ней,
а теперь думаю, что подтягивал себя, взрослого, к тому
Сашке-сорванцу, к вам, дорогие мои одноклассники, а
больше всего, конечно, к Вам, дорогой Юрий Николаевич.
Я ведь давно и навечно считаю себя счастливым второгод¬
ником...»
Все ждали, что после исповеди получим наконец ле¬
топись, но услышали печальное сообщение, что во время
пожара наше коллективное духовное творение сгорело.
«Погибла наша летопись, как на поле брани», — вздохнул
Александр и вдруг закрыл глаза, сосредоточился и, как
каверинский капитан Григорьев, без запинок прочитал не¬
сколько отрывков из той духовной сокровищницы, какой
могут стать исповедальные рассказы юных о себе и друг
о друге, когда в них — ни единой сердечной лжинки.
Воскрешенные Сашей отрывки из летописи всех под¬
130
толкнули к воспоминаниям, взрослые дети стали наперебой
демонстрировать прочность эмоциональной памяти, сами
заглянули и впустили всех в такие тайники своих душ,
вскрыли такие бесспорно убедительные факты благотвор¬
ного нравственного влияния летописи в самые ответствен¬
ные моменты юношеского «хождения по мукам», что и в
моей эмоциональной памяти воскресло ощущение «вол¬
шебной палочки», которой, оказывается, была для нас всех
исповедальная летопись. Подтвердилось и мое предполо¬
жение, что, «обтирая» друг о друга мысли, чувства, под¬
ростки еще в школьные годы находят себя среди людей,
точнее — определяют свое место в жизни. С радостью уз¬
нал, что эти поиски себя в коллективе оказались не толь¬
ко нравственной игрой, но стали для многих путевкой в
трудовую взрослую жизнь. Так, художник класса Виктор П.
стал известным живописцем, санинструктор во всех похо¬
дах Тамара Ш. — врачом, краевед Лида Б. — преподава¬
телем биологии и организатором туристско-краеведческой
работы в школе, фотограф Витя С., хотя, как я уже о нем
рассказывал, работает не фотографом, но с фотоаппаратом
всю жизнь не расстается и нашу встречу запечатлел с за¬
видным художественным мастерством...
СОТВОРИ СЕБЯ САМ
Вскоре после орловской встречи я получил от студент¬
ки-отличницы Орловского пединститута Анны, дочери моей
ученицы Лиды Б., восторженное письмо, однако не столько
оно меня обрадовало, сколько огорчило и встревожило.
Вот отрывок из него: «Как же это здорово, что вы все со¬
брались через 25 лет! Я просто не представляю, что сейчас
творится в душах Ваших «детей» из ХБ! Даже мне, чело¬
веку другого поколения, эта встреча принесла море ра¬
дости, честное слово! Конечно, у нас вряд ли когда-нибудь
будет такое. Вам можно позавидовать. Какое же это
счастье для педагога, классного руководителя убедиться,
что его всегда помнят его воспитанники!..»
Пессимистическое «у нас вряд ли будет такое» (не у
нее лично —у всех, как я понял, молодых, от имени кото¬
рых Аня говорила с уверенностью во всем разобравшегося,
убежденного человека) не выходило у меня из головы, и я
в ответном письме, не выдавая своей тревоги, попросил
будущего педагога ответить на волнующие меня вопросы:
1. Понимает и согласна ли она, что цель — воспитание,
9*
13!
а обучение — одно из средств? 2. Интересуется ли новей¬
шей педагогической литературой? Считает ли педагогику
и психологию наиглавнейшими предметами? 3. Обсуждает
ли с однокурсниками педагогические проблемы самостоя¬
тельно? Занимается ли научно-исследовательской педаго¬
гической деятельностью? Привлекают ли в пединституте
студентов к решению актуальных педагогических проблем,
вызванных реформой школы?
Ответ, мягко говоря, обескуражил меня. Полным ходом
идет реформа школы, а студенты педвуза педагогику и за
учебный предмет-то не считают. Да, Аня соглашалась, что
цель — воспитание, понимала, что стать учителем-уроко-
дателем легче, чем воспитателем, но, хотя высказано прямо
такого не было, я уловил: в воспитатели она себя даже
духовно не готовит. На сам собой возникший вопрос, по¬
чему же и после «моря радости» от своими глазами уви¬
денной встречи маминого класса через 25 лет не вспыхнуло
желание пересмотреть свое отношение к педагогике, пси¬
хологии, как можно быстрее наверстать упущенное и прий¬
ти в школу не урокодателем, а воспитателем, Аня ответи¬
ла так: «Ваш педагогический дневник, в котором описан
почти каждый день жизни маминого класса, в котором
созданы образы Ваших учеников, я читала как художест¬
венное произведение. Даже не знаю, как лучше все, что
переполняет мою душу, высказать. Я так никогда не смогу,
для этого нужен особый талант...»
Тяжелый случай. Эпидемия ложного, захватившего уже
и молодые умы представления, что педагогическое дарова¬
ние— величайшая редкость, что не всем дано быть Ушин¬
скими, Сухомлинскими, что просмотреть, перелистать
статьи и книги современных Ушинских, когда вдруг сво¬
бодная минутка выкроится, интереса ради можно, но
рваться вслед за ними к таким же педагогическим высо¬
там, где уж нам... И если бы только одни запыхавшиеся,
задерганные учителя облегчали этой ложью свое нера¬
достное серенькое педагогическое существование. Зараже¬
ны неверием в педагогические силы призванных сеять
разумное, доброе, вечное и те, кто с «педагогической пле¬
сенью» по долгу службы обязан не покладая рук бороться.
Иначе как же объяснишь лавину ремесленническо-утили¬
тарных методических пособий, нацеливающих на бездум¬
ное заимствование урокодательства и воспитания для га¬
лочки?..
Да, письмо Ани, а несколько позже встреча со студен¬
тами Брянского пединститута, тоже не блеснувшими лю¬
132
бовью к педагогике и воспитательной работе, подстегнули
меня с удвоенной энергией взяться за исповедальные за¬
писки воспитателя, чтобы убедить старых и молодых
скептиков: xqpoiunx, талантливых, великих педагогов из
нас (полистайте под таким углом зрения биографии Ма¬
каренко и Сухомлинского) ДЕЛАЮТ ДЕТИ. В течение
последних десяти лет сотням студентов педвузов разных
городов задал я один и тот же вопрос из двух взаимоза¬
висимых частей: как часто вы по собственной инициативе
встречаетесь со школьниками и чему учитесь у них? От¬
вет, за редчайшим исключением, был один и тот же, убий¬
ственный ответ: никогда и ничему...
Беда ли, вина ли Ани и всего «другого поколения» пе¬
дагогов в том, что в школу в студенческие годы они идут
только на принудительную практику, идут не получать зна¬
ния, а выдавать на-гора детям книжные премудрости?
Мне вспомнилось, как в марте 1980 года после встречи
за «круглым столом» у министра просвещения СССР мы
с ленинградским учителем Евгением Николаевичем Иль¬
иным полночи бродили по притихшей, засыпанной снеж¬
ными хлопьями Москве и, встревоженные серьезными, от¬
кровенно указанными на совещании неполадками в своем
собственном «доме», мучительно искали ответ на вопрос,
как же дошли мы до жизни такой. Тогда Ильин вынаши¬
вал идею книги «Искусство общения», я «брал» педагоги¬
ческие уроки у Гайдара и тщательно готовился к педаго¬
гическому эксперименту, о котором в основном эта книга,
и мы, объединенные пониманием, что главный педагогиче¬
ский резерв наш—ученики, на плечи которых (оба в этом
уже убедились!) можно смело опираться, пришли к еди¬
ному мнению. Главный корень зла мы видели в круговой
поруке безответственности, коварно опутавшей все много¬
численные просвещенческие ответвления. По косточкам
разобрали мы с ленинградцем школьную, внешкольную,
вузовскую и другие незыблемые педагогические структу¬
ры и везде встретили одно и то же. По идее, например,
должно бы быть мерзко школьным коллективам, высоко¬
образованным, идейно подкованным, до такой степени ли¬
шиться самостоятельности, что без разрешения сверху —
йи шагу. Ан нет, не восстают, довольны: ответственности-
то меньше! А где нет самим собой взятой или на тебя воз¬
ложенной ответственности, далеко ли до безответст¬
венности? Или вот кажущаяся благородной скром-
йостью самооценка: мы не Песталоцци, не Ушинские. Да
не скромность это, а нескромная (!) боязнь ответственное-
ти, хитроумное стремление даже за себя самого перело¬
жить ответственность на других: учите меня, воспитывай¬
те, посылайте почаще в институт усовершенствования учи¬
телей, может, что-то и получится путное, а подвигов Су-
хомлинского ни-ни, не требуйте, ведь я из этих самых, ко¬
торые... мошки...
И вот осенью 1986 года с радостью и гордостью за Ев¬
гения Николаевича видел, как в телестудии «Останкино»
Е. Н. Ильин откристаллизованные мысли эти высказал пе¬
ред многомиллионной аудиторией телезрителей. Между ним
и группой московских учителей сразу разгорелся спор, суть
которого, на первый взгляд, была предельно проста: ле¬
нинградец— за свободу творчества, за продиктованную
нравственными целями тематику уроков, москвичи—-за
строгое соблюдение государственной программы и утверж¬
денных вышестоящими органами методов работы. Но это
надводная часть вопроса-айсберга, подводная же, глубин¬
ная, всем ходом телепередачи сформулирована так: не по¬
ра ли, уважаемые педагоги, главные проводники решений
партии в жизнь, пересмотреть вопрос о ЛИЧНОЙ ОТВЕТ¬
СТВЕННОСТИ каждого из вас?
В самом деле, за что несет личную ответственность в
сегодняшней школе учитель? За строго очерченную прог¬
раммой сумму знаний. И только. Это устраивало и устраи¬
вает урокодателей, удобно и бюрократическим аппаратам
народного образования. Ведь как упрощается работа про¬
веряющих: перелистал, к примеру, инспектор классный
журнал, подсчитал часы, сверил записи тем уроков с про¬
граммой и — учитель как на ладони. Но если ученик или
вчерашний выпускник, писавший в сочинениях или изре¬
кавший на комсомольских собраниях громкие слова о вы¬
соком комсомольском долге, призывавший и обещавший
жить по-корчагински, стал аморальной личностью, совер¬
шил преступление, школа не несет никакой ответствен¬
ности.
И вдруг появляется нарушитель удобств и спокойствия
учитель Ильин, заявивший на всю страну, что в сегодняш¬
ней школе сегодняшним ученикам нужны УЧИТЕЛЯ-ДУ¬
ХОВНИКИ, ЛИЧНО ОТВЕЧАЮЩИЕ не столько за про¬
граммные знания, сколько за НРАВСТВЕННЫЙ СТЕР¬
ЖЕНЬ каждого ученика, за СВЕТЛУЮ ДУШУ каждого
питомца школы. Когда оппоненты, почувствовав в Ильине
опасного врага, стали штурмовать его требованиями согла¬
ситься, что учитель не имеет права отступать от государ¬
ственной программы, обязан на уроках сообщать именно
134
то и так, как записано в программе, Евгений Николаевич
ответил: «Я знаю, что сказать на уроке, даже не загляды¬
вая в программу, потому что, поймите меня правильно,
я ЛИЧНО ОТВЕЧАЮ за тех, с кем работаю. ЛИЧНО!
Я знаю, что сказать надо сегодня, что — завтра, что — не¬
медленно...»
Я глубоко убежден, что психологическая перестройка
нашего учительства, без которой невозможна перестройка
всей системы народного образования, начнется с непоко¬
лебимой уверенности каждого учителя, что его педагогиче¬
ская судьба, судьба дове|ренных ему детей в его СОБСТ¬
ВЕННЫХ РУКАХ.
Боевые друзья, корреспонденты «Комсомольской прав¬
ды» М. Котов и В. Лясковский, однажды спросили
А. П. Гайдара:
— Как Вы относитесь к смерти?
— Отрицательно, — отчеканил Гайдар.
— Зачем же так дерзко лезете под пули?
— Чтобы жить!
Книга окончена, но поиск продолжается...
<гПотребность человека в исповеди не исчезнет никогда»
(Гете). Не исчезнет и потребность людей в духовном об¬
щении— ибо это путь к нравственному очищению. И раз
говор об этом я предлагаю, дорогой читатель, продолжить
в новой книге «Открыть человека».
ЧУВСТВО ПУТИ
Не скрою: с трепетом сердечным приступаю я к этой
книге о своем сорокалетием хождении по педагогическим
мукам, о беспрерывном ПОИСКЕ СЕБЯ. Не только в твор¬
ческую лабораторию свою открываю дверь я, нет,— хочу
с предельной исповедальностью показать себя изнутри,
рассказать, как приходилось прямо-таки по-толстовски
«рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать
и опять начинать и бросать, и вечно бороться и лишаться...»
Зачем? Не из тщеславных побуждений, конечно. Это
тот случай, когда говорят: не могу молчать. Я не имею
права не написать о предоставившейся мне счастливой воз¬
можности (точнее — предоставленной воспитанниками!)
педагогически осмыслить и частично выполнить то наиглав¬
нейшее, к чему в конце жизни настойчиво призывал
А. С. Макаренко.
В лекциях по теории воспитания для сотрудников Нар-
компроса РСФСР Антон Семенович с удивительной ис¬
кренностью признался, что остановился перед веками не¬
приступной крепостью «чужая душа потемки», а как овла¬
деть ею, пока не знает. Исключительно интересен ход его
раздумий: «Я иод целью воспитания понимаю программу
человеческой личности, программу человеческого характе¬
ра, причем в понимание характера я вкладываю все содер¬
жание личности, т. е. и характер внешних проявлений, и
внутренней убежденности, и политическое воспитание,
и знания, решительно всю картину человеческой личности,
к которой мы должны стремиться... И, подходя к програм¬
ме личности, я встретился с таким вопросом: что, эта прог¬
рамма личности должна быть одинакова для всех? Что же,
я должен вгонять каждую индивидуальность в единую
программу, в стандарт и этого стандарта добиваться? Тог¬
да я должен пожертвовать индивидуальной прелестью,
своеобразием, особой красотой личности, а если не пожерт¬
вовать, то какая же у меня может быть программа!.. Я уви¬
дел в своей воспитательной работе, что да, должна быть и
общая программа, «стандартная» и индивидуальный кор¬
ректив к ней... Я глубоко убежден, что перед каждым педа¬
гогом такой вопрос будет вставать: имеет ли право педагог
вмешиваться в движение характера и направлять туда, ку¬
да надо, или он должен пассивно следить за этим харак¬
тером? Я считаю, что вопрос должен быть решен так: имеет
право. Но как это сделать,... как, следуя за качествами лич¬
ности, за ее наклонностями и способностями, направить эту
личность в наиболее нужную для нее сторону? ... Вопрос
для меня не решенный». В этой же лекции, прочитанной за
год до смерти, в январе 1938 г., Макаренко делится мечтой-
надеждой, что в будущем сложнейшему и нужнейшему пе¬
дагогическому искусству ПРОГРАММИРОВАНИЯ КАЖ¬
ДОЙ ЛИЧНОСТИ будут учить так же, как учат, например,
врача производить трепанацию черепа...
К сожалению, до осуществления заветной мечты выдаю¬
щегося педагога в наши дни так же далеко, как и пятьде¬
сят лет назад. И не затронь души моей на заре педагоги¬
ческой юности один удивительный спор-разговор, возмож¬
но, долго б не понимал я, что, приобретая профессию учи¬
теля-словесника, взваливаю на свои плечи... Впрочем,
136
сначала — краткий пересказ этого врезавшегося на всю
жизнь в память разговора. Директор одной из орловских
школ (я — коренной орловчанин, окончил Орловский пед¬
институт, пятнадцать лет работал учителем в родном горо¬
де) в узком кругу коллег жаловался: «В нашей работе та¬
кие, знаете, метаморфозы случаются, что вся академия
педнаук не разберется. Вот есть у нас IX А. Предполага¬
лось, будет гордостью школы. А как же иначе! В началь¬
ных классах — лучшая учительница города, с четвертого —
лучший классный руководитель школы. А результат? Ци¬
ники, приспособленцы, барахольщики, пустозвоны... И как
спаяны на гадостях! Все учителя от них плачут, у кого
угодно урок сорвать могут, когда захотят...» Многие согла¬
шательски-обреченно закивали головами, а незнакомый
мне пожилой человек (позже узнал, что он — завуч инсти¬
тута усовершенствования учителей) сразу сердито возра¬
зил: «Не так уж и сложна ваша загадка. Распространенное
и все распространяющееся явление душегубительства —
вот как это называется. Не надо быть пророком, чтобы ус¬
тановить: плохой учитель литературы в вашем IX А.
И учит, то бишь губит их, надо полагать, с четвертого...»
ПРЕДМЕТ ЛИЧНОГО МЫШЛЕНИЯ
Может ли какой-то школьный предмет быть нелюби¬
мым? Может. Любой, кроме... литературы. Даже малейшее
равнодушие к УРОКАМ ЧЕЛОВЕКОВЕДЕНИЯ должно
восприниматься с тревогой, как ЧП, ибо явно свидетель¬
ствует, что перед нами подростки, уже не свободные от са¬
мого отвратительного нравственного изъяна — духовной
глухоты... Стоп! Разве уроки литературы в школе стали
уроками человековедения и учителя-словесники, вооружен¬
ные прочными знаниями по психологии, социологии и дру¬
гим человековедческим дисциплинам, превратились в глав¬
ных духовных воспитателей подрастающего поколения?
Нет, ни того, ни другого не произошло, хотя и шумят вре¬
мя от времени в прессе всесоюзные дискуссии, как улуч¬
шить преподавание этого предмета...
Во время этих дискуссий, в которых я постоянно актив¬
но участвовал, меня не раз спрашивали: да правомочны ли
мы, учителя литературы, давать УРОКИ ЧЕЛОВЕКОВЕ¬
ДЕНИЯ? Отвечу вопросом на вопрос: а разве кто-нибудь
сомневается, что художественная литература — ЧЕЛОВЕ¬
КОВЕДЕНИЕ и что в школьный курс литературы включе¬
ны САМЫЕ ЧЕЛОВЕКОВЕДЧЕСКИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
137
САМЫХ ВЫДАЮЩИХСЯ ПСИХОЛОГОВ ПЛАНЕТЫ?
Убежден: главная причина затянувшихся неполадок с пре¬
подаванием литературы в непростительном недопонимании
авторами программ, что неверно определена специфика
этого ведущего школьного предмета, искусственно оторван¬
ного от специфики художественной литературы. Если пре¬
подавание любого предмета нельзя строить по антипеда¬
гогической формуле «заучи-повтори-перескажи», то такой
подход к преподаванию литературы (а он распространен!)
прямо-таки абсурден, потому что литература в школе преж¬
де всего ЕДИНСТВЕННЫЙ ПРЕДМЕТ ЛИЧНОГО
МЫШЛЕНИЯ...
Умно-веселый совет, как преподавать литературу в шко¬
ле, получил я в одной забавной узбекской притче. Приез¬
жает на людную площадь Ходжа Насредин и спрашивает:
— Люди! Знаете, что я вам скажу?
— Незнаем,— отвечают.
— Ах, не знаете? Тогда нам и разговаривать не о чем,—
огорчился Насредин и уехал. На другой день он снова за¬
дал тот же вопрос.
— Знаем! Знаем! — Закричали люди.
— Если знаете, мне делать здесь нечего,— удивил всех
Ходжа и опять уехал. На третий день на прежний вопрос
люди долго не отвечали, а потом признались: «Одни знают,
Ходжа, а другие нет». Улыбнулся Насредин, слез с ишака
и произнес: «Пусть незнающие спрашивают, знающие от¬
вечают, а я сначала послушаю...»
Когда на уроках литературы ученикам нечего сказать
друг другу, нечего спросить друг у друга, не о чем друг с
другом поспорить, то учителю в самом деле остается толь¬
ко одно: по-насрединовски повернуться и уйти. В отличие
от других предметников словесник не глашатай бесспор¬
ных истин, а трижды посредник: между писателем и его
современниками-читателями, между спорящими сторонами
в критике и между полемизирующими читателями-ученика-
ми. Слов нет, навязывать готовые истины значительно про¬
ще, чем, лавируя между разными мнениями, подводить уча¬
щихся к САМОСТОЯТЕЛЬНЫМ НРАВСТВЕННО-ЭСТЕ¬
ТИЧЕСКИМ ОТКРЫТИЯМ. Но вспомним, как предосте¬
регал В. И. Ленин на III съезде комсомола молодежь от
бездумного литературного начетничества: он говорил, что
если бы только изучение коммунизма заключалось в усвое¬
нии того, что изложено в коммунистических трудах, книж¬
ках и брошюрах, то тогда слишком легко мы могли бы по¬
лучить коммунистических начетчиков или хвастунов, а это
138
сплошь и рядом приносило бы нам вред и ущерб, гак как
эти люди, научившись и начитавшись того, что изложено
в коммунистических книгах и брошюрах, оказались бы не
умеющими соединить все эти знания и не сумели бы дей¬
ствовать так, как того коммунистическая действительность
требует.
Явные и завуалированные противники человековедче-
ского направления в преподавании литературы придержи¬
ваются распространенного мнения, что литература в шко¬
ле— это не только вид искусства, но и учебный предмет,
выполняющий, как и другие учебные дисциплины, образо¬
вательные и воспитательные функции. И попадают впро¬
сак, обнаруживая непонимание того, что специфика этого
ПРЕДМЕТА ЛИЧНОГО МЫШЛЕНИЯ в НЕДЕЛИМОС¬
ТИ ВОСПИТАТЕЛЬНЫХ И ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ
ФУНКЦИИ. В самом деле, если художественное произве¬
дение— пособие по ЧЕЛОВЕКОВЕДЕНИЮ, то правильно
сориентированное знакомство с ним, т. е., так называемая
образовательная функция, одновременно и воспитательное
воздействие через развитие чувств, исследовательского ума,
духовное обогащение. Конечно, если урок — ОБЩЕНИЕ
С ИСКУССТВОМ, а не наука об искусстве, эдакое облег¬
ченное вузовское литературоведение.
Прекрасный ... непокой
Много на своем веку посетил я уроков литературы кол-
лег-словесников (особенно, когда искал себя, когда понял,
что головой отвечаю за духовность своих воспитанников),
и всегда мне жутковато становилось, если безраздельно
царствовал на них... какой-то умиротворенный покой, если
протекали они гладко, без сучка и задоринки, четко, без
отступлений, по плану-сценарию учителя. Да-да, именно
то, за что на открытых уроках преподавателя хвалили («ка¬
кая организованность, дисциплина, какое безукоризненное
выполнение всех запланированных задач, какое пунктуаль¬
ное соответствие урока плану!») вызывало у меня интуи¬
тивный протест. И, наоборот, я всегда радовался, когда
врывались в урок незапланированные учителем всплески
чувств, когда трещал по швам поурочный план, когда не
только учеников, но и учителя будоражил непокой. Пусть
даже как тревога за сорванный по официальным методи¬
ческим меркам урок...
Пытаясь в своем педагогическом дневнике, который бес¬
прерывно веду вот уже сорок с лишним лет, самому себе
объяснить это непонятное интуитивное желание непокоя
139
на уроках литературы, я вдруг вспомнил и по-новому ос¬
мыслил один трагический эпизод военных лет.
От большой потери крови и ошибочной дозы наркоза во
время операции я — девятнадцатилетний разведчик — уми¬
рал в полевом госпитале, разбросавшем свои палатки на
месте сожженного отступающими фашистами белорусского
села. Мой истощенный и отравленный организм ничего не
принимал: ни лекарств, ни пищи. Даже от ложки воды на¬
чинало трясти и выворачивало наизнанку. Душу мою за¬
хватила полная апатия, чуждое моему разуму и характеру
примирение с неизбежностью конца...
На десятый день вынужденного голодания мне уже хо¬
телось только одного: чтобы меня не тревожили. Как поз¬
же объяснили медики, у меня началась предсмертная ле¬
таргия: полное безразличие к жизни и упоительные много¬
серийные сны о самых счастливых мгновениях детства.
Я чувствовал, когда меня трясли и делали уколы, слышал,
когда окликали, но мозг мой, прочно настроенный на волну
прошлого, приказывал не шевелиться, не отзываться, ни¬
как не реагировать на настоящее...
Казалось, уже не вырваться мне из цепких рук смерти,
но вдруг в мир моих грез из еще не покинутого, но все уда¬
ляющегося реального мира ворвался взволнованный, тре¬
бовательный и просящий девичий голос:
— Хлопчик, не умирай! Не умирай, даражэнькый!
Сила эмоций! Неизученный и неиспользованный, но, бес¬
спорно, величайший резерв человечества! Ведь не содержа¬
ние слов незнакомки, нет, а ее неподдельная тревога про¬
билась через мою летаргию и вернула мне самое первосте¬
пенное для жизни — НЕПОКОЙ.
Не знаю, как внешне выглядело мое возвращение из
мертвых, предполагаю, что-то жуткое, потому что моя спа¬
сительница глухо застонала, а лицо мое обожгли ее горя¬
чие слезы. Я открыл, сделав для этого, помню, громадное
усилие, глаза, увидел над собой голубые очи с выкатываю¬
щимися и падающими на меня бриллиантинками-слезинка-
ми и, еще находясь во власти сказочных снов детства, на¬
ивно, на полном серьезе спросил:
— Вы — фея?
— Я — Алеся, Алеся! Хлопчик, даражэнькый, прачнув-
ся! —засветилась радостью девушка.
— Вы — слепой дождик,— почему-то пришло мне в го¬
лову, и я снова попытался закрыть глаза и перейти из вре¬
менного непокоя в покой, но не тут-то было. Алеся ни на
минуту не оставляла меня.
— Не трэба спать, даражэнькый! Трэба пить, есть. Ина¬
че хваробу не побьешь. Вспомни, даражэнькый, чего тебе
очень хочется? Я усе знайшлу!
И я действительно вспомнил родной дом в Орле, наш
тенистый сад и янтарный мед в сотах, которым отец ран¬
ним летним утром угощал меня и сестру прямо в постели...
Задание найти мед в сожженных белорусских селах
осенью было равносильно требованию снять с неба звезду,
но Алеся сделала невозможное...
До сих пор не знаю: ложка ли меда, улыбка голубо¬
глазой белорусски, с которой она смазывала медом мои
потрескавшиеся губы и распухший неповоротливый язык,
или все-таки возвращенный мне Алесей живительный не-
покой стали моей путевкой в жизнь, но я начал принимать
пищу, крепнуть и вскоре вернулся в свою родную часть...
Этот неопределенный вывод сделан мною давно, в юно¬
шеском дневнике, откуда переписана эта страничка воспо¬
минаний, а мой сегодняшний педагогический опыт дает
однозначный ответ: из когтей неминуемой смерти меня
вырвало Большое Сердце незнакомки Алеси (в вихре вой¬
ны след ее затерялся, хотя робкие попытки что-то узнать
о своей спасительнице я предпринимал)—самое могучее
средство благотворного воздействия людей друг на друга,
подлинно живая вода, способная воскрешать...
Так вот случилось, что главный педагогический урок,
мудрый совет, как преподавать и воспитывать, получил я
на смертном одре от почти сказочной белорусски-феи, буд¬
то врубившей в мое сердце (даже ее трепетный голос на¬
всегда врезался в мою память!) огненные слова, ставшие
моим бессменным педагогическим девизом,— «НЕ УМИ¬
РАЙ, ДАРАЖЭНЬКЫЙ!»...
Уж не хочу ли я сказать, что учителя-словесники, как и
медики, должны спасать людей от гибели? Да. И от более
страшной — духовной. Ведь духовная глухота, сердечная
слепота, нравственное убожество — явления не генетиче¬
ские, это преступный воспитательный брак семьи, школы,
общества. И вина школы, как ни горько мне, учителю, в
этом признаваться, самая большая. Когда я встречаю мо¬
лодых, пышущих здоровьем, только-только выпущенных из
школы ... живых мертвецов, то, как и бывший завуч Орлов¬
ского ИУУ И. Н. Косарев, прежде всего за это душегуби-
тельство обвиняю их, учителей литературы, несомненно,
не готовых к преподаванию этого духоподъемного предме¬
та, страшных своей духовной слепоглухонемотой. Именно
о таких словесниках в повести «Ночь после выпуска»
141
В. Тендряков зло, но справедливо говорил, что они — фа¬
кел, который не светит, печь, которая не греет...
Близкое знакомство с этими неподсудными душегуби-
телями (я девять лет читал лекции и проводил семинары
по методике литературы в Орловском ИУУ, шесть лет был
руководителем методического объединения учителей ли¬
тературы г. Орла) позволило мне вскрыть причину подлин¬
ной трагедии целой армии тружеников педфронта, траге¬
дии, которую предвидел А. С. Макаренко. По воспомина¬
ниям современников он в конце жизни, последние два-три
года, на всех совещаниях неизменно напоминал о том, что
специальность учителя — быть воспитателем.
Дорого обошлось нам коварное фактическое отстране¬
ние А1акаренко от советской школы, забвение его главного
завета. Что может быть страшнее такой, срисованной с на¬
туры ситуации. Молодой человек решил стать сеятелем
доброго, вечного, закончил педвуз, получил работу, при¬
шел к детям в полной уверенности (так в институте внуши¬
ли, так в дипломе записано!), что приобрел специальность
учителя, а оказывается — это еще и не специальность вов¬
се, а только подступы к ней. И счастье его, если рядом ока¬
жется хотя бы один настоящий педагог, который примером
своей настойчивой педагогической деятельности убедит: ты
еще пока «специалист» без специальности, чтобы стать
профессионалом-ВОСПИТАТЕЛЕМ— мало знать свой
предмет и методику его преподавания. А если не повезет,
если «специалист» без специальности попадет, как сейчас
чаще всего и случается, в коллектив таких же учителей-не-
доучек, да еще... сплоченных, да еще воинственно борю¬
щихся за право оставаться... урокодателями?!...
Макаренко хорошо видел пагубность такого учебно-вос¬
питательного процесса, где учеба становилась главной
целью, а воспитанию отводилась второстепенная, в основ¬
ном во внеклассной (?) работе роль. Пагубность прежде
всего для преподавателей литературы — единственного в
школе ПРЕДМЕТА ЛИЧНОГО МЫШЛЕНИЯ.
Чтобы уроки литератора стали, как призывал на Все¬
союзном съезде учителей А. Твардовский, часами вооду¬
шевления, эмоционального подъема, нравственного прозре¬
ния, чтобы ни один ученик даже мысленно не уходил с этих
уроков, чтобы души воспитанников неизменно будоражил
ПРЕКРАСНЫЙ НЕПОКОИ, урокодательства не должно
быть даже в микроскопических дозах. А это значит, что
ГЛАВНЫМИ ГЕРОЯМИ на уроках литературы в школе
должны быть не писатели, не персонажи их произведений,
142
а ВОСПИТАННИКИ, для духовного обогащения которых
ГЛАВНЫЙ ВОСПИТАТЕЛЬ (только такую роль должен
играть в школе учитель-словесник!) использует художест¬
венную литературу. И тогда каждый урок это — поход в
неведомое вместе с учениками, и каждый учитель литера¬
туры сможет о своей деятельности сказать словами М. Горь¬
кого из знаменитого письма писателю С. Григорьеву: «Тре¬
вога— бочаге покоя. Жизнь становится все более виртуоз¬
ной, а человек подобен виолончели: она не играет, если
до нее не дотрагивается смычок артиста»...