m

• *

! %'

«

8»:
~JV­~ f 1

T {/

'

tf­hi­W ilij
ГОС. ПУБЛИЧНАЯ
БИБЛИОТЕКА
Ленинград
О 1977 акт Ptf­

. 'etc*

ЦЕМОНЬІГЛУХОНЪМЫЕ
Стих. Максимиліана Волошина

= И а — в о „К А М Е Н А", 19 19 =

89 ­2
2331

,*

■\&$/.

*Щн&Р

„Однѣ зарницы огневыя,
Воспламеняясь чередой,
Какъ демоны глухонѣмые

Ведуть бесѣду межъ собой".
Т ю т ч е в ъ.

ДЕМОНЫ ГЛУХОН'ВМЫЕ.
„Кто такъ слѣпъ какъ рабъ мой? и глухъ
какъ вѣстникъ мой мною посланный?".
Исайя 4 2> J 9'
Они проходить по землѣ
Слѣпые и глухонѣмые
И чертятъ знаки огневые
Въ распахивающейся мглѣ.
Собою бездны озаряя,
Они не видятъ ничего,
Они творятъ, не постигая

Предназначенья своего.
Сквозь дымный сумрак­ь преисіюдпгіі
Они кидають вѣщій лучъ . . .
Ихъ судьбы — это ликъ Господній,
Во мракѣ явленный изъ тучъ.
29 декабря 1917­

A H Г Е Л Ъ МЩ ЕНЬ Я.

„Выпросилъ у Бога свѣтлую Россію Сатана,
Да очервленить ю кровью

мученической".

Протопопъ Аввакум ъ.

I. ПРЕДВЪСТІЯ.
(1905 г.)
Сознанье строгое есть въ жестахъ Немезидг,і:
Умѣй читать условныя черты:
Предъ тѣмъ, какъ сбылись Мартовскія Иды,
Гудѣли въ храмахъ мѣдные щиты . . .

Священный занавѣсъ былъ въ скиніи распороть:
Въ часы Голгоѳъ трепещетъ смутный міръ . . .
О, бронзовый Гигантъ! ты создалъ призракъ­городь,
Какъ призракъ­дерево изъ сѣмени­факиръ.
Въ багряныхъ свиткахъ зимняго тумана
Намъ солнце гнѣвное явило ликъ втройнѣ,
И каждый дискъ сочился точно рана. . . .
И выступила кровь на снѣжной пеленѣ.
А ночью по пустымъ и гулкимъ перекресткамь
Струились шелесты невидимыхъ шаговъ,
И городъ весь дрожалъ далекимъ отголоскомъ
Во чревѣ времени шумящихъ голосовъ . . .
Ужъ занавѣсъ дрожитъ передъ началомъ драмы,
Ужъ кто то въ темнотѣ — всезрящій, какъ сова,
Чертить круги и строитъ пентограммы,
И шепчеть вѣщія заклятья и слова.
g января 1905 г.
С. Петербургъ.
II. АНГЕЛЪ МЩЕНЬЯ.
(1906 г.)

Народу Русскому: Я скорбный Ангелъ Мщснья!
Я въ раны черныя — въ распаханную новь
Кидаю сѣмена. Прошли вѣка терпѣнья.
И голосъ мой — набатъ. Хоругвь моя, — какъ кровь.
На буйныхъ очагахъ народнаго витійства,
Какъ призраки, взрощу багряные цвѣты.
Я въ сердце дѣвушки вложу восторгъ убійства
И въ душу дѣтскую — кровавыя мечты.
И духъ возлюбить смерть, возлюбить крови алость.
Я грезы счастія слезами затоплю.
Изъ сердца женщины святую выну жалость
И тусклой яростью ей очи ослѣплю.

9

О, камни мостовыхъ, которыхъ лишь однажды
Коснулась кровь! я вѣдаю вашъ счетъ.
Я камни закляну заклятьемъ вѣчной жажды,
И кровь за кровь безъ мѣры потечетъ.
Скажи возставшему: Я злую ѣдкость стали
Придамъ въ твоихъ рукахъ картонному мечу!
На стогнахъ городовъ, гдѣ женщинъ истязали,
Я „знаки Рыбъ" на стѣнахъ начерчу.
Я синимъ пламенемъ пройду въ душѣ народа,
Я краснымъ пламенемъ пройду по городамъ.
Устами каждаго воскликну я „свобода!",
Но разный смыслъ для каждаго придамъ.
Я напишу: „Завѣтъ мой— Справедливость!"
И врагъ прочтетъ: „Пощады больше нѣтъ" . . .
Убійству я придамъ манящую красивость.
И въ душу мстителя вопьется страстный бредъ.
Мечъ справедливости — карающій и мстящій —
Отдамъ во власть толпѣ . . И онъ въ рукахъ слѣпца
Сверкнетъ стремительный, какъ молнія разящій —
Имъ сынъ заколетъ мать, имъ дочь убьетъ отца.
Я каждому скажу: „Тебѣ ключи надежды.
Одинъ ты видишь свѣтъ. Для прочихъ онъ потухъ".
И будетъ онъ рыдать, и въ горѣ рвать одежды,
И звать другихъ . . . Но каждый будетъ глухъ.
Не сѣятель сберетъ колючій колосъ сѣва.
Принявшій мечъ погибнетъ отъ меча.
Кто разъ испилъ хмѣльной отравы гнѣва,
Тотъ станеть палачемъ иль жертвой палача.
1906 г. Парижъ.
III.

Р О С С I Я.
(іод5 г.)

Враждующихъ скорбный геній
Братскимъ вяжетъ узломъ,
И зло въ тѣснотѣ сраженій
Побѣждается горшимъ зломъ.
Взвивается стягъ побѣдный . .
Что въ томъ, Россія, тебѣ?
Пребудь смиренной и бѣдной —
Вѣрной своей судьбѣ.
Люблю тебя побѣжденной,
Поруганной и въ пылц,

Таинственно освѣтленной
Всей красотой земли.
Люблю тебя въ ликѣ рабьемъ,
Когда въ тишинѣ полей
Причитаешь голосомъ бабьимъ
Надъ трупами сыновей.
Какъ сердце никнетъ и блещетъ,
Когда, связавъ по ногамъ,
На отмашь хозяинъ хлещетъ
Тебя по кроткимъ глазамъ.
Сильна ты нездѣшней мѣрой,
Нездѣшней страстью чиста,
Неутоленною вѣрой
Твои запеклись уста.
Дай словъ за тебя молиться,
Понять твое бытіе,
Твоей тоскѣ причаститься,
Сгорѣть во имя твое.
17 августа 191 5 г ­ Біаррнігь.
IV.

МОСКВА.
(Мартъ 191 7 г.).
В.

А. Рагозинскому.

Въ Москвѣ на Красной площади
Толпа чернымъ черна.
Гуднтъ отъ тяжкой поступи
Кремлевская стѣна.
На рву у мѣста Лобнаго —
У церкви Покрова
Возносятъ неподобныя
Не русскія слова.
Ни свѣчи не засвѣчены,
Къ обѣднѣ не звонятъ,
Всѣ груди краснымъ мѣчены,
И плещетъ красный платъ.
По грязи ноги хлипаютъ,
Молчать . . проходятъ . . ждутъ . .
На папертяхъ слѣпцы поють
Про кровь, про казнь, про судъ.
II

V.

ПЕТРОГРАДЪ.
Сергѣю Эфрону.

Какъ злой шаманъ, гася сознанье
Подъ бубна мѣрное бряцанье,
И опоражнивая духъ,
Распахиваетъ дверь разрухъ, —
И духи мерзости и блуда
Стремглавъ кидаются на зовъ,
Вопя на сотни голосовъ,
Творя безсмысленныя чуда, —
И врагъ что другъ и другь что врагъ —
Меречать и двоятся .... — такъ,
Сквозь пустоту державной воли,
Когда то собранной Петромъ,
Вся нежить хлынула въ сей домъ
И на зіяющемъ престолѣ,
Надъ зыбкимъ морокомъ болоть
Бѣсовскій править хороводь.
Народъ безуміемъ объятый
О камни бьется головой
И узы рветъ, какъ бѣсноватый . . .
Да не смутится сей игрой
Строитель внутренняго Града —
Тѣ бѣсы шумны и быстры:
Они вошли въ свиное стадо
И въ бездну ринутся съ горы.
g декабря ig 1 7 ­
Коктебель.
VI.

ТРИХИНЫ.
„Появились новыя трихины". . .
Ѳ. Достоевскій.

Исполнилось пророчество: трихины
Вь тѣла и въ духъ вселяются людей.
И каждый мнитъ, что нѣтъ его правѣй.
Ремесла, земледѣліе, машины
Оставлены. Народы, племена
Безумствуютъ, кричать, идутъ полками,
Но арміи себя терзаютъ сами,
Казнить и жгутъ ­ моръ, голодъ и война.
12

Ваятель душъ, воззвавшій къ жизни племя

Страстныхъ глубинъ, провидѣлъ наше время.
Пророчественною тоской объять
Ты говорилъ томимымъ нашей жаждой,
Что міръ спасется красотой, что каждый
За всѣхъ во всемъ предъ всѣми виновать.
ю декабря ІСД7 г­
VII.

М И Р Ъ.

Съ Россіей кончено .... На послѣдяхъ
Ее мы прогалдѣли, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязныхъ площадяхъ,
Распродали на улицахъ: не надо ль
Кому земли, республикъ. да свободъ,
Гражданскихъ правъ? И родину народъ
Самъ выволокъ на гноище, какъ падаль.
О, Господи, разверзни, расточи,
Пошли на насъ огнь, язвы и бичи,
Германцевъ съ запада, Монголъ съ востока,
Отдай насъ въ рабство вновь и навсегда,
Чтобъ искупить смиренно и глубоко
Іудинъ грЬхъ до Страшнаго Суда!
23 ноября 1917 г. Коктебель.
VIII.

ИЗЪ

БЕЗДНЫ.
А. А. Новинскому.

Полночный вздулись воды,
И ярость взметенныхъ толпъ
Шатае.тъ имперскій столпъ
И древніе рушить своды.
Ни выхода, ни огня . . .
Временъ исполнилась мѣра.
Отчего же такая вѣра
Переполняетъ меня?
Для разума нѣтъ исхода.
Но духъ ему вопреки
И въ безднѣ ч/етъ ростки
Невѣдомаго всхода.

Пусть бѣсы земныхъ разрухъ
Клубятся смерчемъ огромнымъ—
Ахъ, въ самомъ косномъ и темномъ
Плѣненъ міровой духъ!
Бичами страстей гонимы —
Распятые серафимы
Заточены въ плоть:
Ихъ жалить горящимъ жаломъ,
Торопить горѣть Господь.
Я вижу въ большомъ и въ маломъ
Водовороты кометъ . . .
Изъ бездны— со дна паденья
Благославляю цвѣтенье
Твое — всестрастной свѣтъ!
15 января іді8 г
IX. РУСЬ ГЛУХОНЕМАЯ.
Былъ къ Іисусу приведенъ
Родными отрокъ бѣсноватый:
Со скрежетомъ и въ пѣнѣ онъ
Валялся корчами объятый.
— „Изыди, духъ глухонѣмой!" —
Сказалъ Господь. И демонъ злой
Сотрясъ его и съ крикомъ вышелъ —
И отрокъ понималъ и слышалъ.
Былъ споръ учениковъ о томъ,
Что не былъ имъ тоть бѣсъ покоренъ,
А Онъ сказалъ:
„Сей родъ упоренъ:
Молитвой только и постомъ
Его природа одолима."
Не тѣмъ же ль духомъ одержима
Ты, Русь глухонѣмая! Бѣсъ,
Укравъ твой разумъ и свободу,
Тебя кидаеть въ огнь и воду,
О камни бьеть и гонитъ въ лѣсъ.
И вотъ взываемъ мы: Пріиди ....
А избранный вдали отъ битвъ
Куетъ постами мечъ молитвъ
И скоро скажетъ.­ — „Бѣсъ, изыди!".
6 января 1918 г.

X. МОЛИТВА О ГОРОДЪ.
(Ѳеодосія — весной іді8 г.)
С. А. Толузакову.
И скуденъ и неукрашенъ
Мой древній градъ
Въ вѣнцѣ Генуэзскихъ башенъ,
Въ тѣни аркадъ;
Среди изсякшихъ фонтановъ,
Хранящихъ гербъ
То дожей, то крымскихъ хановъ:
Звѣзду и серпъ;
Подъ сѣнью тощихъ акацій
И тополей,
Средь пыльныхъ галлюцинацій
Сѣдыхъ камней,
Въ стѣнахъ церквей и мечетей
Давно храня
Глухой перегаръ столѣтій
И вкусъ огня; і
А въ складкахъ холмовъ охряныхъ —
Великій сонъ:
Могильники безымянныхъ
Степныхъ племенъ;
А дальше— зыбь горизонта
И пѣнный валъ
Негостепріимнаго Понта
У желтыхъ скалъ.

Войны, мятежей, свободы

Дулъ ураганъ;
Въ сраженьяхъ гибли народы
Далекихъ странъ;
Шатался и палъ великій
Имперскій столпъ;
Росли, приближаясь, клики
Взметенныхъ толпъ;
Суда бороздили воды,
И бортъ о борть
За ржавленные пароходы
Врывались въ порть;
На берегъ сбѣгали люди,
Быль слышенъ трескъ
В И нтовокъ и гулъ орудій,
I

И крикъ, и плескъ,
Выламывали ворота,
Вели сквозь строй,
Разстрѣливали кого то
Передъ зарей.

Блуждая по перекресткамъ,
Я жилъ и гасъ
Въ безумьи и въ блескѣ жесткомъ,
Враждебныхъ глазъ;
Ихъ горечь, ихъ злость, ихъ муку,
Ихъ гнѣвъ, ихъ страсть,
И каждый курокъ, и руку
Хотѣлъ заклясть.
Мой городъ. залитый кровью
Внезапныхъ битвъ,
Покрыть своей любовью,
Кольцомъ молитвъ,
Собрать тоску и огонь ихъ
И вознести
На распростертыхъ ладоняхъ:
Пойми .... прости!
2 іюня І9'8 г.
Коктебель.
XI.

РОДИНА.
„Каждый побрелъ въ свою сторону
И никто не спасетъ тебя".
(Слова Исайи, открывшіяся,
въ ночь на іол8 г.).

И каждый прочь побрелъ вздыхая,
Къ твоимъ призывамъ глухъ и нѣмъ,
И ты лежишь въ крови, нагая.
Изранена, изнемогая,
И не защищена никѣмъ.
Еще томить, не покидая,
Сквозь жаркій бредъ и сонъ — твоя
Мечта въ страданьяхъ изжитая
И неосуществленная .....
Еще безумитъ хмѣль свободы
Твои взметенные народы
И не окончена борьба, —
Но ты ужъ знаешь въ просвѣтлѣньи,

Что правда Славіи — въ смиренья,
Въ непротивленіи раба;
Что искусъ данъ тебѣ суровый:
Благославить свои оковы,
Въ темницѣ простираясь ницъ,
И части воспріять Христовой
Отъ грѣшниковъ и отъ блудницъ;
Что, какъ молитвенные Дымы,
Темны и неисповѣдимы
Твои послѣдніе пути,
Что не допустятъ съ нихъ сойти

Сторожевые Херувимы!
ЗО мая 1918 г.

17

ПЛАМЕННИКИ ПАРИЖА.

I, ГОЛОВА MADAME DE LAMBALLE.
(4 сент. 1792 г.).
Это гибкое, страстное тѣло
Растоптала ногами толпа мнѣ,
И надъ нимъ надругалась, раздѣла . . .
И на тѣло
Не смѣла
Взглянуть я . . .
Но меня отрубили отъ тѣла,
Бросивъ лоскутья
Воспаленнаго мяса на камнѣ . . .
И парижская голь
Унесла меня въ уличной давкѣ.
Кто то пилъ въ кабакЬ алкоголь,
Меня бросивъ на мокромъ прилавкѣ . .
Куаферъ меня поднялъ съ земли,
Расчесалъ мои свѣтлыя кудри,
Нарумянилъ онъ щеки мои,
И напудрилъ . . .
И тогда вся избита, изранена
Грязной рукой,
Какъ на балъ завита, нарумянена,
Я на пикѣ взвилась надъ толпой
Хмѣльнымъ тирсомъ ....
Неслась вакханалія
Пѣлъ въ священномъ безумьи народъ . . .
И казалось на балѣ, въ Ведсалѣ я —
Плавный танецъ кружить и несетъ ....
Точно пламя гудѣли напѣвы.
И тюремнот узкою лѣстницей
Въ башню Тампля къ окну Королевы
Поднялась я народною вѣстниц
ідоб. Парижъ.
20

II. ДВ'Б СТУПЕНИ.
Маринѣ Цвѣтаевой.
I.

ВЗЯТІЕ
БАСТИЛІИ.
(і4 іюля)
„14 julliet 1789— Riens".
Journal de Louis XVI.

Бурлить Сентъ­Антуанъ. Шумитъ Пале­Рояль.
Въ ушахъ звенитъ призывъ Камиля Демулена.
Народный гнѣвъ растетъ, взметаясь ввысь какъ пѣна.
Стрѣляютъ. Бьютъ въ набатъ. Въ дыму сверкаетъ сталь.
Бастилія взята. Предмѣстья торжествуютъ.
На пикахъ головы Бертье и де­Лоней.
И побѣдители, расчистивъ отъ камней

Площадку, ставягь столбъ и надпись:
„Здесь танцуютъ"

Король охотился съ утра въ лѣсахъ Марли.
Борзые подняли оленя. Но пришли
Извѣстья, что мятежъ въ Парижѣ, Помѣшали . . .
Сорвали даромъ ловъ. Къ чему? Изъ­за чего?
Не въ духѣ легъ. Не спалъ. И записалъ въ журналѣ:
„Четыр —надца —таго і—юля. Ни — чего".
II.

Б О Н А П А Р Т Ъ.
(ю августа 1792 г.)

„Je me manque deux batteries pour
balayer toute cette canaille la"

(Мемуары Бурьенна.
Слова Бонапарта)
Парижъ въ огнѣ. Король» низложенъ съ трона.
Швейцарцы перерѣзаны. Народъ
Извѣрился въ вождяхъ, казнитъ и жжетъ.
И Лафайетъ объявленъ внѣ закона.
Марать въ бреду и страшенъ, какъ Горгона.
Невидимъ Робеспьеръ. Жиронда ждетъ.
Въ садахъ у Тюильри водоворотъ
Взметенныхъ толпъ и львиный зѣвъ Дантона.
21

А офицеръ, незнаемый никѣмъ,
Глядитъ сь презрѣньемъ — холоденъ и нѣмъ—
На буйныхъ толпъ безсмысленную толочь,
И, слушая ихъ изступленный вой,
Досадуетъ, что нѣту подъ рукой
Двухъ баттарей „разсѣять эту сволочь".
21 ноября ІОД7 г­
III. ТЕРМИДОРЪ.
I.

Катринъ Тео во власти прорицаній.
У двери гость—закутанъ до бровей.

Звучать слова: „Верховный жрецъ закланій,
Весь въ голубомъ, придетъ, какъ Моисей,
Чтобъ возвѣстить толпѣ, смиривъ стихію,
Что есть Господь! Онъ — избранный судьбой.
И, въ бездну павъ, замкнеть ее собой . . .
Приветствуйте кроваваго Мессію!
Се Агнецъ бурь! Спасая и губя,
Онъ кровь народа«триметъ на себя.
Единъ Господь царей и царства вѣситъ!
Міръ жаждеть жертвъ. великимъ гнѣвомъ пьянъ.
Тяжелъ Король ... И что уравновѣсить
Его главу? —Твоя, Максимильянъ!"
2.

Разгаръ Террора. Зной палитъ и жжетъ.
Деревья сохнутъ. Бѣсятся отъ жажды
Животные. Конвентъ въ смятеньи. Каждый
Невольно мыслить: Завтра мой чередъ.
Казнятъ по сотнѣ въ сутки. Городъ замерь
И задыхается. Предмѣстья ждутъ
Повальныхъ язвъ. На кладбищахъ гніютъ
Твла казненныхъ. Въ тюрьмахъ нѣту камеръ.
Пока судьбы кренится колесо,
Въ Монморанси, гдѣ вѣетъ тѣнь Руссо,
Съ цвѣткомъ въ рукѣ уединенно бродить,
Готовя рѣчь о пользѣ строгихъ мѣръ,
Верховный жрецъ — Мессія — Робеспьеръ —
Шлифуетъ стиль и тусклый лоскъ наводить.
22

Парижъ въ бреду. Конвентъ кипитъ, какъ адъ.
Тюрьо ­звонить. Сенъ­Жюста прерывають.
Кровь вопіеть. Казненные взываютъ.
Мстятъ мертвецы. Могилы говорить.
Вокругъ Леба, Сенъ­Жюста и Кутона
Вскипаеть гнѣвъ, грозя ихъ затопить.
Всталъ Робеспьеръ. Онъ хочетъ говорить.
Ему кричать: „Васъ душить кровь Дантона!"
Еще судьбы неясеігь вѣщій леть.
За нихъ Парижъ, коммуны и народъ —
Лишь кликнуть кличъ и встануть исполины.
Воззваніе написано, но онъ
Кладеть перо: да не прейдеть законъ!
Верховный жрецъ созрѣлъ для гильотины.
4­
Ужъ фуріи танцуютъ карманьолу,
Предъ гильотиною подъемля вой.
Въ послѣдній разъ подобная престолу
Она царить надъ буйною толпой.
Везуть останки власти и позора:
Убить Леба, больной Кутонъ безъ ногъ . , .
Одинъ Сенъ­Жюсть презрителенъ и строгъ.
Послѣдняя телѣга Термидора.
И среди нихъ на кладбище химеръ
Послѣдній путь свершаетъ Робеспьеръ.
Къ послѣдней мессв благовѣстятъ въ храмѣ,
И гильотинѣ молится народъ ....
Благоговѣйно, какъ ковчегъ съ дарами,
Онъ голову несеть на эшафоть.
1917 г­ 7 Дек­

ПУТИ

Р О С С I и.

I.

СВЯТАЯ

РУСЬ.
А. М. Петровой.

Суздаль да Москва не для тебя ли
По удѣламъ землю собирали,
Да тугую золотомъ суму?
Въ рундукахъ приданое копили,
И тебя невѣстою растили
Въ расписномъ да тѣсномъ терему?
Не тебѣ ли на рѣчныхъ истокахъ
Плотникъ­Царь построилъ домъ широко ­­
Окнами на пять земныхъ морей?
Изъ невѣстъ красой, да силой бранной
Не была ль ты самою желанной
Для заморскихъ княжихъ сыновей?
Но тебѣ сыздѣтства были любы—
По лѣсамъ глубокихъ скитовъ срубы,
По степямъ кочевья безъ дорогъ,
Вольныя раздолья да вериги,
Самозванцы, воры да разстриги.
Соловьиный посвистъ да острогъ.
Быть Царевой ты не захотѣла —
Ужъ такое подвернулось дѣло:
Врагь шепталъ: развѣй да расточи,
Ты отдай казну свою богатымъ,
Власть — холопамъ, силу — супостатамъ,
Смердамъ— честь, измѣнникамъ — ключи.

)

Поддалась лихому подговору,
Отдалась разбойнику и вору.
Подожгла посады и хлѣба,
Разорила древнее жилище.
И пошла поруганной и нищей,
И рабой послѣдняго раба.
Я ль въ тебя посмѣю бросить камень?
Осужу ль страстной и буйный пламень?
Въ грязь лицомъ тебѣ ль не поклонюсь,
Слѣдъ босой ноги благославляя, —
Ты— бездомная, гулящая, хмѣльная,
Во Христѣ юродивая Русь!
ід ноября 1917 г­
Коктебель.
26

И. АНГЕЛЪ

ВРЕМЕН Ъ.
В. Л. Р ю м и н о

Держа въ рукѣ живой и влажный шаръ,
Клубящійся и дышащій, какъ паръ,
Лоснящійся здѣсь зеленью, тамъ костью,
Струящійся, какъ жидкій хрисолить,
Онъ говорилъ, указывая тростью:
Пойми земли мѣняющійся видъ:
Материковъ живыя сочетанья,
Ихъ органы, ихъ формы, ихъ названья
Водами Океана рождены.
И воть она — подобная кораллу.
Приросшая къ Кавказу и къ Уралу,
Земля морей и полуострововъ,
Здѣсь вздутая, тамъ сдавленная узко,
Въ парчѣ лѣсовъ и въ панцырѣ хребтовъ.
Жемчужница огромнаго молюска,
Атлантикой рожденная изъ пѣнъ —
Опаснѣйшая изъ морскихъ сиренъ.
Страстей ея горючія сплетенья
Мерцають звѣздами на токахъ водъ —
Извилистыхъ и сложныхъ, какъ растенья.
Она водами дышитъ и живетъ.
Ее провидѣли въ лучистой сферѣ
Блудницею, сидящею на звѣрѣ,
На водахъ многихъ съ чашею въ рукѣ
И дѣвушкой, лежащей на быкѣ.

Полярнымъ льдамъ уста ея открыты,
У пояса, среди сапфирныхъ влагъ,
Какъ пчельный рой у чреселъ Афродиты
Раскинулъ острова Архипелагъ.
Сюда ведуть страстныхъ желаній тропы,
Здѣсь матерніе органы Европы,
Здѣсь, жгучія дрожанья затая,—
Въ глубокихъ влуминахъ укрытая стихія,
Чувствилище и похотникъ ея,—
Безумила народы Византія.
И здѣсь, какъ мужъ, поялъ ее Исламъ:
Воль Азіи вершитель и предстатель—
Сквозь Бычій­Ходъ Махмуть завоеватель
Проникъ къ ея завѣтнымъ берегамъ.

И зачала и понесла во чревѣ
Русь — третій Римъ— слѣпой и страстный плодъ:
Да зачатое въ пламени и въ гнѣвѣ
Собой востокъ и западъ сопряжетъ!
Но роковымъ охваченъ нетерпѣньемъ,
Все исказилъ неистовый Хирургь,
Что кесаревымъ вылущилъ сѣченьемъ
Незрѣлый плсдъ Славянства — Петербургъ.
Пойми великое предназначенье
• Славянствомъ затаеннаго огня:
Въ немъ брезжитъ солнце завтрашняго дня
И кресть его— всемірное служенье.
Двойнымъ путемъ ведетъ его судьба —
Она и въ имени его двуглава:
Пусть SCLAVUS ­ рабъ, но Славія есть СЛАВА: —
Побѣдный нимбъ надъ головой раба!
Въ тискахъ войны сейчасъ еще томится
Все, что живетъ, и все, что будетъ жить:
Какъ солнца бѣгь нельзя предотвратить, —
Зачатое не можетъ не родиться.
Въ крушеньяхъ царствъ, въ самосожжсньяхъ зла
Душа народовъ ширилась и крѣпла:
Россіи нѣтъ — она себя сожгла,
Но Славія возсвѣтится изъ пепла!
го мая 1918 г.
III. ПРЕОСУЩЕСТВЛЕНІЕ.
К. Ѳ. Б о г а е в с к о м у.
„Postqvam devastationem XL aut amplius dies
Roma fuit ita desolata. ut nemo ibi hominum,
nisi bestiae morareutur".
Marcellini Commcntarii.
Въ глухую ночь шестого вѣка,
Когда былъ міръ и Римъ простертъ
. Передъ лицомъ Германскихъ ордъ
И Готъ тѣснилъ и грабилъ Грека,
И грудь земли и мраморъ плитъ
Гудѣли топотомъ копытъ,
И лишь монахъ, писавшій „Акты
Остготскихъ королей", слѣдилъ
Съ высотъ оснѣженной Соракты,
Какъ на равнинѣ средь могилъ
28

Бродилъ огонь и клубы дыма.
И конницы взметали прахъ
На желтыхъ Тибрскихъ берегахъ, —
Въ тѣ дни все населенье Рима
Тотила приказалъ изгнать.
И сорокъ дней былъ Римъ безлюденъ.
Лишь звѣрь бродилъ средь улицъ. Чуденъ
Былъ Вѣчный Градъ: ни огнь сглодать,
Ни варваръ стѣны разобрать
Его чертоговъ не успѣли.
Онъ былъ великъ и пустъ, и дикъ,
Какъ первозданный материкъ.
Въ молчаньи вѣщемъ цѣпенѣли,
Столпившись, какъ безумный бредъ,
Его камней нагроможденья —
Всѣ вѣковыя отложенья
Завоеваній и побѣдъ."
Трофеи и обломки троновъ.
Священный Путь, гдѣ камень стертъ
Стопами мѣдныхъ легіоновъ
И торжествующихъ когортъ,
Водопроводы и аркады,
Неимовѣрныя громады
Дворцовъ и ярусы колоннъ,
Сжимая и тѣсня другъ друга,
Загромождая небосклонъ
И горизонтъ земного круга.
И въ этотъ безысходный часъ,
Когда послѣдній свѣтъ погасъ
На днѣ молчанья и забвенья,
И древній Римъ исчезъ во мглѣ,
Свершалось преосуществленье
Всемірной власти на землѣ:
Орлиная разжалась лапа
И выпалъ міръ. И принялъ Папа
Державу и престолъ воздвигъ.
И новый Римъ процвѣлъ — великъ
И необъятенъ, какъ стихія.
Такъ сѣмя, дабы прорости,
Должно истлѣть . . .
Истлѣй, Россія,
И царствомъ духа расцвѣти!
17 января і9і8 г. Коктебель

IV. DMETPIUS­IMPERATOR.
(1591— 1613)
Ю. Л. Оболенской.
Убіенный много и возставый
Двадцать лѣтъ со славой правилъ я
Отчею Московскою державой,
И годины болѣе кровавой
Не видала русская земля.
Въ Угличѣ. сжимая горсть орѣшковъ
Дѣтской окровавленной рукой,
Я лежалъ, а мать, въ сѣняхъ замѣшкавъ,
Голосила, плача надо мной.
Съ перерѣзаннымъ наотмашь горломъ
Я лежалъ въ могилѣ десять лѣтъ;
И рука Господняя простерла
Надъ Москвой полѣтье лютыхъ бѣдъ.
Голодъ былъ, какого не видали.
Хлѣбъ пекли изъ кала и мезги.
Землю ѣли. Бабы продавали
Съ человѣчьимъ мясомъ пироги.
Проклиная царство Годунова,
Въ городахъ безъ хлѣба и безъ крова
Мерзли у набитыхъ закромовъ.
И разъялась земная утроба,
И на зовъ стенящихъ голосовъ
Вышелъ я —замученный — изъ гроба.
По Руси, что вѣтеръ засвисталъ,
Освѣщалъ свой путь двойной луною,
Пасолнцы на небѣ засвѣчалъ.
Шестернею въ полночь надъ Москвою
Мчалъ, бичемъ по маковкамъ хлесталъ.
Вихрь­витной гулялъ я въ ратномъ полѣ,
На Московскомъ вѣнчанный престолѣ
Древнимъ Мономаховымъ вѣнцомъ,
Съ бѣлой панной — съ лебедью — съ Мариной
Я —живой и мертвый —, но единый
Обручался заклатымъ кольцомъ.
Но Москва дыхнула дыхомъ злобнымъ —
Мертвый я лежалъ на мѣстѣ Лобномъ
Въ черной маскѣ съ дудкою въ рукѣ,
А вокругъ — вблизи и вдалекѣ—
Огоньки болотные горѣли,

Зо

Бубны били, плакали сопели,
Пѣсни пѣли бѣсы на рѣкѣ . .
Не видала Русь такого сраму!
А когда свезли меня на яму,
И свалили въ смрадную дыру, —
Изъ могилы тѣло выходило
И лежало цѣло на юру.
И рѣка отъ трупа отливала,
И земля меня не принимала.
На куски разрѣзали сожгли,
Пеплъ собрали, пушку зарядили,
Съ четырехъ заставь Москвы палили
На четыре стороны земли.

Тутъ тогда меня ужъ стало много:
Я пошелъ изъ Польши, изъ Литвы,
Изъ Путивля, Астрахани, Пскова,
Изъ Оскола, Ливенъ, изъ Москвы . . .
Понапрасну въ обличенье вора
Царь Василій, не стыдясь позора,
Дѣтскій трупъ изъ Углича опять
Везъ въ Москву — народу показать,
Что бы я на Царскомъ на призорѣ
Почивалъ въ Архангельскомъ Соборѣ.
Да сидѣла у могилы мать.
А Марина въ Тушино бѣжала
И меня живого обнимала,
И, собравъ неслыханную рать,
Подступалъ я вновь къ Москвѣ со славой . . .
А потомъ лежалъ въ снѣгу — безглавый
Въ городѣ Калугѣ надъ Окой,
Умерщвленъ татарами и Жмудью . .
А Марина съ обнаженной грудью,
Факелы поднявъ надъ головой,
Рыскала надъ мерзлою рѣкой,
И, кружась по­надъ Москвою, въ гнѣвѣ
Воскрешала новыхъ мертвецовъ,
А меня живымъ несла во чревѣ ....
И пошли на насъ со всѣхъ концовъ,
И неслись мы парой сизыхъ ч'аекъ
Вдоль по Волгѣ, Каспію — на Яикъ, —
Тутъ и взяли царскіе стрѣлки
Лебеденка съ Лебедью въ силки.

Вся Москва собралась, что кь обѣднѣ,
Какъ младенца — шелъ мнѣ третій годъ —
Да казнили казнію послѣдней
Около Серпуховскихъ воротъ.
Такъ, смущая Русь судьбою дивной,
Четверть вѣка — мертвый, неизбывный —
Правилъ я лихой годиной бѣдъ.
И опять приду—чрезъ триста лѣтъ.

iq декабря 191 7 г ­
V, СТЕНЬКИНЪ СУДЪ.
Н. Н. Кедрову.
У великаго моря Хвалынскаго,
Заточенный въ прибрежный шиханъ,
Претерпѣвый отъ змія горынскаго,
Жду вестей изъ полуношныхъ странъ.
Все ль какъ прежде сіяетъ — несглазена
Православныхъ церквей лѣпота?
Проклинаютъ ли Стеньку въ нихъ Разина
Въ воскресенье въ началѣ поста?
Зажигаютъ ли свѣчки, да сальныя
Въ нихъ замѣсто свѣчей восковыхъ?
Воеводы порядки охальные
Все ль блюдугъ въ воеводствахъ своихъ?
Благолѣпная, да многохрамая ....
А изъ ней хоть святыхъ выноси.
Что то чую приходить пора моя
Погулять по Святой по Руси.
Какъ бывало казацкая, дерзкая
На Царицынъ, Симбирскъ. на Хвалынь—
Гребенская, Донская, да Терская
Собиралась ватажить сарынь.
Да на первомъ. на стругѣ, на „Соколѣ"
Съ полюбовницей ­плѣн ной княжной.
Разгулявшись, свистали да цокали,
Да неслись по­ладъ Волгой стрѣлой.
Да какъ кликнешь сподрушныхъ — приспѣшниковъ:
— „Васька­Усъ. Шелудякъ да Кабанъ!
Вы ступайте пощупать помѣщиковъ,
Воеводъ да поповъ. да дворянъ.
Позаймитесь. ка барскими гнѣздами,
3.2

Припустите къ нимъ гісовъ полютѣй!
На столбахъ съ перекладиной гроздами
Поразвѣсьте собачьихъ дѣтей."
Хорошо на Руси я попраздновалъ:
Погулялъ, и поѣлъ, и попилъ,
И за все, что твс.­рмлъ неуказнаго,
Лютой смертью своей заплатнлъ.
Принимали насъ съ честью и съ ласкою.
Выходили хлѣбъ­солыо встрѣчать,
Какъ вь священныхъ цѣпяхъ да съ опаскою
Привезли на Москву показать.
Ужъ по царски уважили пыткою:
Разымали мнЬ каждый суставъ
Да крестили смолой меня жидкою,
У семи хоронили заставь.
И какъ вынесъ я муку кровавую,
Да не выдалъ казацкую Русь,
Такъ за то на расправу на правую
Самъ судьей на Москву ворочусь.
Разсужу, развяжу — не помилую —
Кто хлопы, кто попы, кто паны ....
Такъ узнаете: какъ предъ могилою, '
Такъ предъ Стенькой всѣ люди равны.
Мнѣ къ чему царевать да насиловать,
А чтобъ равенъ былъ всякому— всякъ.
Тутъ пойдутъ ихъ голубчиковъ миловать,
Приласкаютъ Московскихъ собакъ.
Ужъ попомнятъ, какъ насъ по Остоженкѣ
Шельмовали для ихнихъ утѣхъ.
Пообрубятъ имъ рученки­ноженки:
Пусть поползаютъ людямъ на смѣхъ.
И за мною не токмо что драная
Голытьба, а казной расшибусь —
Вся великая, темная, пьяная,
Окаянная двинется Русь.
Мы устроимъ въ странѣ благолѣпье вамъ,—
Какъ, возставши изъ мертвыхъ съ мечемъ, —
Три Угодника ­ съ Гришкой Отрепьевымъ,
Да съ Емелькой придемъ Пугачемъ.
22 декабря І9'7 г

| гос. публичная!
eutru ­TFWA

I

VI. ВИДѢНІЕ ІЕЗЕКІИЛЯ.
Богъ нашъ есть огнь поядающій. Твари
Явленъ былъ свѣть на рѣкѣ на Ховарѣ.
Въ бурѣ клубящейся двигался онъ —
Облакъ несомый верховными силами —
Четверорукими, шестерокрылыми,
Съ бычьими, птичьими и человѣчьими,
Львиными ликами съ разныхъ сторонъ.
Видомъ они точно угли горящіе,
Ноги прямыя и мѣдью блестящія,
Лики, какъ свѣтъ раскаленныхъ лампадъ,
И вопіющіе, и говорящіе,
И воззывающе къ Господу: „Святъ!
Святъ! Вседержитель!". А около разные
Цвѣтомъ похожи на камень топазъ,
Вихри и диски, колеса алмазныя,
Дымные ободы, полные глазъ.
А надъ животными — легкими сводами
Крылья простертыя въ высоту,
Схожія шумомъ съ гудящими водами,
Переполняющими пустоту.
Выше же вышнихъ, надъ сводомъ всемірнымъ,
Тонкимъ и синимъ повитымъ огнемъ,
Въ радужной славѣ, на тронѣ сапфирномъ,
Огненный обликъ, гремящій, какъ громъ.
Былъ я покрыть налетѣвшей грозою,
Бурею крыльевъ и вихремъ колесъ.
Вѣтръ меня поднялъ съ земли и вознесъ . . . .
Былъ ко мнѣ голосъ:
„Иди предо Мною —
Въ землю мою, возвѣстить ей позоръ!
Передъ лицомъ Моимъ вѣтеръ пустыни,
А по стопамъ Моимъ— язва и моръ!
Буду судиться съ тобою Я нынѣ.

34

Мать родила тебя ночью въ поляхъ,
Пупъ не обрѣзала и не омыла,
И не осолила и не повила,
Бросила дочь на попраніе въ прахъ . . .
Я жъ тебѣ молвилъ: Живи во кровяхъ!
Выросла смуглой и стройной, какъ колосъ,
Грудь поднялась, закурчавился волосъ,
И округлился, какъ чаша, животъ . . .
Время любви твоей было ... И вотъ
Въ полдень лежала ты въ полѣ нагая,
И проходилъ и увидѣлъ тебя Я,
Край моихъ ризъ надъ тобою простеръ,
Обнялъ, омылъ твою кровь и съ тѣхъ поръ
Я сочетался съ рабою моею.
Далъ тебѣ платъ, кисею на лицо,
Перстни для рукъ, ожерелье на шею,
На уши серьги, въ ноздри кольцо,
Поясъ, запястья, вѣнецъ драгоцѣнный,
И покрывала изъ тканей сквозныхъ ....
Стала краса твоя совершенной
Въ великолѣпныхъ уборахъ моихъ.
Хлѣбомъ пгаеннчнымъ, елеемъ и медомъ
Я ль не вскормилъ тебя щедрой рукой?
Дальнимъ извѣстна ты стала народамъ
Необычайною красотой.
Но упоенная славой и властью
Стала мечтать о красивыхъ мужахъ,
И распалялась нечистою страстью
Къ изображеніямъ на стѣнахъ.
Между сосѣдей рождая усобья,
Стала распутной —ловка и хитра,
Ты сотворяла мужскія подобья,—
Знаки изъ золота и "серебра.
Строила вышки, скликала прохожихъ,
И блудодѣяла съ ними на ложахъ,

На перекресткахъ путей и дорогъ,
Ноги раскидывала передъ ними,
Каждый придя оголить тебя могъ
И насладиться сосцами твоими.
Буду судиться съ тобой до конца:
Гнѣвъ изолью, истощу свою ярость.
Сѣмя сотру, прокляну твою старость,
Отъ моего не укрыться лица!
Всѣхъ созову, что блудили съ тобою,
Платье сорву и оставлю нагою.
И обнажу передъ всѣми твой срамъ.
Темя обрѣю, связавши ремнями,
Въ руки любовниковъ прежнихъ предамъ,
Пусть тебя бьютъ, побивають камнями,
Хлещуть бичами нечистую плоть,
Станешь безплодной и стоптанной нивой ....
Ибо любима любовью ревнивой —
Такъ говорю тебѣ Я— твой Господь!
21 января 1918 г. Коктебель.
ПРОТОПОПЪ АВВАКУМЪ.
Памяти В. И. Сурикова.
I.

Прежде нежели родиться — было
Во градѣ солнечномъ,
Въ Небесномъ Іерусалимѣ:
Видѣлъ солнце, разверстое, какь кладезь:
Силы небесныя кругами обступили тѣсно —
Трижды тройнымъ кольцомъ Сіяющія Славы:
Въ первомъ кругѣ —
Облакамъ подобныя и вѣтрамъ огненнымъ;
Въ кругѣ второмъ—
Гудящія, какъ вихри косматыхъ свѣтовъ;
Въ третьемъ кругѣ —
Звенящія и свѣтлыя, какъ звѣзды;
А въ нѣдрахъ Славы— въ свѣтѣ неприступномъ —
Непостижима, Трисіянна, Пресвятая

Троица,

Подобно адаманту, внѣ міра сущему
И больше міра.
И слышалъ я:
Отецъ рѣче Сынови:
— Сотворимъ человѣка
По образу и по подобію огня небеснаго . . —
И голосъ былъ ко мнѣ:
„Ти подобаетъ облачиться въ человѣка
Тлимаго,
Плоть воспріять и по землѣ ходить.
Поди: вочеловѣчься
И опаляй огнемъ!"
Былъ же я, какъ уголь раскаленный,
И вдругъ погасъ,
И черенъ сталъ,
И, пепломъ собственнымъ одѣвшись,
Былъ изверженъ
Въ хлябь внѣшнюю.
2.

Пепломъ собственнымъ одѣвшись, былъ изверже
Въ хлябь внѣшнюю:
Мое рожденье было
За Кудмою­рѣкой
Въ землѣ Нижегородсксй.
Отецъ мой прилежаще питія хмѣльнаго,
А мати — постница, молитвенница бысть.
Азъ ребенкомъ малымъ видѣлъ у сосѣда
Скотину мертвую,
И, во ночи возставши,
Молился со слезами,
Чтобъ умереть и мнѣ.
Съ тѣхъ поръ привыкъ молиться по ночамъ.
Молодъ осиротѣлъ,
Былъ во попы поставленъ.
Пришла ко мнѣ на исповѣдь дѣвица
Дѣлу блудному повинна
И мнѣ подробно извѣщала.
Я же— треокаянный врачъ—
Самъ разболѣлся,
Внутрь жгомъ огнемъ блуднымъ,
Зажегъ я три свѣчи и руку
Возложивъ держалъ

Дондеже разженье злое не угасло.
А дома до полночи молясь —
Да отлучить мя Богь,—
Понеже бремя тяжко, —
Въ слезахъ забылся.
А очи сердечніи
При Волгѣ при рѣкѣ и вижу:
Плывутъ два корабля златые —
Все злато: и весла, и шесты, и щегла.
„Чьи корабли?"— спросилъ,
— „Дѣтей твоихъ духовныхъ".
А за ними третій —
Украшенъ не золотомъ, а разными пестротами:
Черно и пепельно, сине, красно и бѣло.
И красоты его умъ человѣческій вмѣстить не можегь.
Юношъ свѣтелъ парусъ править.
Я ему:
—Чей есть корабль?
А онъ мнѣ:
— „Твой.
— Плыви на немъ, коль міромъ докучаешь!"
А я, вострепетавъ и сѣдше, разсуждаю:
Азъ есмь огонь, одѣтый пепломъ плоти,
И тѣло наше безъ души есть калъ и прахъ.
Въ небесномъ царствіи всѣмъ золота довольно.
Намъ же во хлябь изверженнымъ
И тлѣющимъ во прахѣ подобаеть
Страдати неослабно.
Что будетъ плаванье?
Помалѣ времени, по видѣнному, бѣды
Возстали адовы и скорби, и болѣзни.
3­
Бѣды возстали адовы, и скорби, и болѣзни:
Оть воеводъ терпѣлъ за вѣру много!
Инъ — въ церкви взявъ,
Какъ былъ — съ крестомъ и въ ризахъ
По улицѣ за ноги волочилъ,
Инъ—батогами билъ, топталъ ногами,
И мертвъ лежалъ я до полчаса и паки оживѣлъ,
Инъ — на рукѣ персты отгрызъ зубами . . .
Въ село мое пришедше скоморохи
Съ домрами и съ бубнами,

Я жъ— грѣшникъ ­ , о Христѣ ревнуя, изгналЪ ихъ,

Хари
И бубны изломалъ—
Единъ у многихъ.
Медвѣдей двухъ великихъ отнялъ:
Одного ушибъ— и паки ожилъ —
Другого отпустилъ на волю,
Бояринъ Шереметьевъ
Къ себѣ призвалъ и много избраня
Сына брадобрица велѣлъ благословить
Я жъ образъ блудоносный сталъ обличать.
Бояринъ, гораздо осердясь,
Велѣлъ мя въ воду кинуть.
Я жъ взявъ клюшку, а мати некрещенаго младенца,
Побрелъ въ Москву — царю печалиться.
А Царь меня поставилъ протопопомъ.
Въ тѣ поры Никонъ
Ядъ изрыгнулъ.
Пишетъ:
„Не подобаетъ въ церкви
Метаніе творити на колѣну.

Тремя персты креститися".
Мы жъ задумались, сошедшись.
Видимъ: быть бѣдѣ!
Зима настала.
Озябло сердце.
Ноги задрожали.
И былъ мнѣ голосъ:
„Время
Приспѣ страданія.
Крѣпитесь въ вѣрѣ.
Возможно Антихристу и избраннымъ прельстити" . .
4­
Возможно Антихристу и избраннымъ прельстити.
Взяли мя отъ всенощной, въ телѣгу посадили,
Распяли руки и везли
Отъ патріархова двора къ Андронію,
И на цѣпь кинули въ подземную палатку.
Сидѣлъ три дня — не ѣлъ, не пилъ:
Билъ на цѣпи поклоны —
Не знаю — на востокъ, не то на западъ.

39

Никто ко мнѣ не приходилъ,
А токмо мыши и тараканы,
Сверчокъ кричитъ и блохъ довольно,
Ста предо мной — не вѣмъ кто —
Ангелъ, аль человѣкъ, —
И хлѣба далъ и штецъ хлебать,
А послѣ сгинулъ,
И дверь не отворялась.
На утро вывели:
Журятъ, что Патріарху
Не покорился.
А я браню и лаю.
Приволочили въ церковь — волосы деругь.
Въ глаза плюютъ,
И за чепь торгають.
Хотѣли стричь,
Да Государь, сошедши съ мѣста самъ
Приступился къ Патріарху —
Упросилъ не стричь.
И былъ приказъ:
Сослать меня въ Сибирь съ женою и дѣтьми.
5­
Сослали меня въ Сибирь съ женою и съ дѣтьми.
Въ тѣ поры Пашковъ, землицы новой ищучи,
Даурскіе народы подъ руку Государя приводилъ.
Суровь былъ человѣкъ —людей безъ толку мучитъ.
Много его я уговаривалъ.
Да въ руки самъ ему попалъ.
Плотами плыли мы Тунгузкою рѣкой.
На Долгомъ на порогѣ сталъ Пашковъ
Съ дощеника мя выбивать:
— „Для тебя де дощеникъ плохо ходить
­Еретикъ ты:
Поди де по горамъ, а съ казаками не ходи"
Охъ, горе стало!
Высоки горы —
Дебри не проходимыя.
Утесы, яко стѣны.
Въ горахъ тѣхъ — зміи великіе.
Орлы и кречеты, индѣйскія куряга,
И лебеди, и бабы, и иныя птицы.
И многіе гуляютъ звѣри —

4°

Лоси и кабаны.
И волки и бараны дикіе —
Видишь воочію, а взять нельзя.
На горы тѣ мя Пашковъ выбивалъ
Тамъ со звѣрьми и съ птицами витати.
А я ему посланьице писалъ.
Начало сице:
„Человѣче! убойся Бога
Сидящаго на херувимахъ и презирающего въ бездны!
Его жъ трепещуть Силы небесныя и тварь земная.
Единъ ты презираешь и неудобство показуешь."
Многонько тамъ написано.
Привели мяпредъ него, а онъ
Со шпагою стоить,
Дрожитъ.
— „Ты попъ, или распопъ?"
А я ему:
— Есмь протопопъ.
Тебѣ что до меня?
А онъ рыкнулъ, какъ звѣрь, ударилъ по щекѣ,
Сталъ чепью бить,
А послѣ, разволокши, стегать кнутомъ.
Я жъ Богородицѣ молюсь:
— „Владычица!
Уйми ты дурака того!"
Сковали и на беть бросили:
Подъ капелью лежалъ.
Какъ били —небольно было,
А лежа на умъ взбрѣло:
„За что ты, Сыне Божій, попустилъ убить меня?
Не за твое ли дѣло стою?
Кто будетъ судіей межъ мною и Тобой?"
Увы мнѣ! будто добрый,
А самъ, что фарисей съ навозной рожей —
Съ Владыкою судиться захотѣлъ.
Есмь калъ и гной.
Мнѣ подобаетъ жить съ собаками и свиньями:
Воняемъ —
Онѣ по естеству, а я душой и тѣломъ. •
6.
Воняемъ: одни по естеству, а я душой и тѣломъ.
Въ студеной башнѣ скованый сидѣлъ всю зиму.

41

Богъ грѣлъ безъ платья:
Что собачка на соломкѣ лежу.
Когда покормятъ, когда и нѣть.
Мышей тамъ много — скуфьею билъ,
А батожка не дали дурачки.
Спина гнила. Лежалъ на брюхѣ.
Хотѣлъ кричать ужъ Пашкову: Прости!
Да велѣно терпѣть.
Потомъ два лѣта бродили по водамъ.
Зимой чрезт­ волоки по снѣгу волоклись.
Ъсть стало нечего.
Начали люди съ голоду мереть.
Рѣка мелка.
Плоты тяжелы.
Палки суковаты.
Кнутья остры.
Жестоки пытки.
Приставы немилостивы.
А люди голодные:
Огонь да встряска —
Лишь станутъ мучать,
А онъ помретъ.
Сосну варили, ѣли падаль.
Что волкъ не съѣстъ — мы доѣдимъ.
Волковъ и лисъ озяблыхъ ѣли.
Кобыла жеребится — голодные же втай
И жеребенка и мѣсто скверное кобылье —
Все съѣдять.
И самъ я— грѣшникъ —неволею причастникъ
Кобыльимъ и мертвечьимъ мясамъ.
Охъ времени тому!
Какъ по рѣкѣ по Нерчи
Да по льду голому брели мы пѣши —
Страна немирная, отстать не смѣемъ,
А за лошадями не поспѣть.
Протопопица бредетъ, бредетъ
Да и повалится.
Инъ томный человѣкъ набрелъ
И оба повалились:
Кричатъ, а встать не могутъ.
Мужикъ кричитъ:
„Прости моль матушка!"
А протопопица:
„Чего ты, батько,

42

Меня то задави.ѵьг"'
Приду — она пеняетъ:
„Долго­ль муки сей намъ будетъ, протопопъ?
А я ей:
„Марковна, до самой смерти".
Она жъ вздохня отвѣтила:

„Добро, Петровичъ.
Инъ дальше побредемъ".
7­
Инъ дальше побредемъ.
И слава Богу сотворившему благая!
Курочка у насъ была черненька.
Весь круглый годъ по два яичка въ день
Робяти приносила.
Сто рублевъ при ней — то дѣло плюново.
Одушевленное творенье Божье!
Насъ кормила и сама сосновой кашки
Тутъ клевала изъ котла,
А рыбка прилучится — такъ и рыбку.
На нартѣ везучи въ тѣ поры задавили
Ее мы по грѣхамъ.
Не просто она досталась намъ:
У Пашковой снохи боярыни
Всѣ куры переслѣпли. — '
Она ко мнѣ пришла,
Чтобъ я о курахъ помолился.
Я думаю — заступница есть наша
И дѣтки есть у ней.
Молебенъ пѣлъ, кадилъ,
Куровъ кропилъ, корыто дѣлалъ,
Водой святилъ, да все ей отослалъ.
Курки исцѣлѣли —
И наша курочка отъ племени того.
Да полно говорить то:
У Христа такъ повелось издавна—
Богу все надобно: и птичка и скотинка —
Ему во славу, человѣка ради.
8.
Во славу Бога, человѣка ради
Творится все.
Съ Мунгальскимъ царствомъ воевати
Пашковъ сына Еремѣя посылалъ,
И заставлялъ волхва, язычника шаманить и

А тотъ мужикъ близъ моего зимовья
Привелъ барана вечеромъ
И волхвовать учалъ:
Вертѣлъ имъ много
И голову прочь отвертѣлъ.
Зачалъ скакать, плясать, и бѣсовъ призывать.
И, много покричавъ, о землю ударился
И пѣна изо рта пошла.
Бѣсы давятъ его, а онъ ихъ спрашиваеть:
„Удастся ли походъ?"
Они жъ ему:
„Съ побѣдою великой
И богатствомъ назадъ придуть".
А воеводы рады: богатыми вернемся.
Я жъ въ хлѣвинѣ своей взываю съ воплемъ:
„Послушай мене, Боже!
Устрой имъ гробъ! Погибель наведи!
Да ни одинъ домой не воротится!
Да не будетъ по слову дьявольскому!"
Громко кричу, чтобъ слышали. . .
И жаль мнѣ ихъ: душа то чуетъ,
Что имъ побитымъ быти,
А самъ на нихъ погибели молю.
Прощаются со мной, а я имъ:
— Погибнете!
Какъ выѣхали ночью —
Лошади заржали, овцы и козы заблеяли,
Коровы заревѣли, собаки взвыли,
Сами иноземцы завыли, что собаки:
Ужасъ
На всѣхъ напалъ.
А Еремѣй слезами проситъ, чтобы
Помолился я за него.
Былъ другъ мой тайной —
Передъ отцемъ заступникъ мой.
Жалко было: сталъ докучать Владыкѣ,
Чтобъ пощадилъ его.
Учали ждать съ войны, и сроки всѣ прошли.
Въ тѣ поры Пашковъ
Застѣнокъ учредилъ и огнь расклалъ:
Хочетъ меня пытать.
А я къ исходу душевному молитвы прочиталъ:
Стряпня знакома —
Послѣ огня того живутъ не долго.

♦

44

Два палача пришли за мной. . .
И чудно дѣло:
Еремѣй самъ —другъ дорожкой ѣдетъ— раненъ.
Все войско у него побили безъ остатку,'
А самъ едва ушелъ.
А Пашковъ, какъ есть пьяной съ кручины,
Очи на мя возвелъ,
Словно медвѣдь морской, бѣлой —
Жива бы проглотилъ. да Богъ не выдалъ.
Такъ десять лѣтъ меня онъ мучалъ.
Аль я его? Не знаю.
Богъ разберетъ въ день вѣка.
9­
Богъ разберетъ въ день вѣка.
Грамота пришла — въ Москву мнѣ ѣхать.
Три года ѣхали по рѣкамъ да лѣсамъ.
Горы какихъ не видано:
Врата, столпы, палатки, повалуши —
Все богадѣланно.
На морѣ на Байкалѣ —
Цвѣтенья благовонныя и травы,
И птицъ гораздо много: гуси да лебеди
По водамъ точно снѣгъ.
А рыбы въ немъ: и осетры и таймени,
И омули, и нерпы, и заиды великія.
И все то у Христа для человѣка надѣлано.
Его же дніе въ суетѣ, какъ тѣнь, проходятъ:
Онъ скачеть, что козелъ,
Съѣсть хочетъ яко змій,
Лукавствуётъ, какъ бѣсъ,
И гнѣвенъ, яко рысь.
Раздуется, что твой пузырь,
Ржетъ, какъ жребя, на красоту чужую,
Отлагаетъ покаяніе на старость,
А послѣ исчезаетъ.
Простите мнѣ, Никоніанцы, что избранилъ васъ,
Живите, какъ хотите.
Азъ паче всѣхъ есмь грѣшенъ,
По весямъ ѣду, а въ духѣ ликованде,
А въ русски грады приплылъ —
Узналъ о церкви ­ ничто не успѣваетъ,
И опечалясь. сѣдше, разсуждаю:
„Что сотворю: повѣдаю ли слово Божіе,

45

Аль скроюся?
Жена и дѣти меня связали. ."
А протопопица меня печальна видя,
Приступи ко мнѣ съ опрятствомъ и рѣче ми:
„Что, господине, опечалился?"
А я ей:
„Что сотворю, жена?
Зима вѣдь на дворѣ.
Молчать мнѣ аль учить?
Связали вы меня. . !"
Она же мнѣ:
„Что ты, Петровичъ?
Азъ тя съ дѣтьми благословляю:
Проповѣдай по прежнему.
О насъ же не тужи.
Силенъ Христосъ и не покинетъ насъ.
Поди, поди, Петровичъ, обличай блудню ихъ
Еретическую" . .

ю.
Да, обличай блудню ихъ еретическую . . .
А на Москву пріѣхалъ —
Государь, бояра — всѣ мнѣ рады:
Какъ ангела привѣтствуютъ.
Государь меня къ рукѣ поставилъ:
— „Здорово, протопопъ, живешь?
Еще де свидѣться Богъ повелѣдъ".
А я, супротивъ руку ему поцѣловавши:
— „Живъ, говорю, Господь, жива душа моя,
А впредь что Богъ прикажетъ".
Онъ же миленькой вздохнулъ да и пошелъ
Гдѣ надобѣ ему.
Въ подворьѣ на Кремлѣ велѣлъ меня поставить
Да проходя самъ кланялся низенько:
— Благослови меня де, и помолись о мнѣ.
И шапку въ иную пору— мурманку снимаючи
Уронить съ головы.
А всѣ бояра— челомъ мнѣ да челомъ.
Какъ мнѣ царя того, бояръ тѣхъ не жалѣть?
Звали все, чтобъ въ вѣрѣ соединился съ ними.
Да видятъ — не хочу, — такъ Государь велѣлъ
Уговорить меня, чтобъ я молчалъ.
Такъ я его потѣшилъ —
Царь есть отъ Бога учиненъ и до меня добренекъ

Пожаловалъ мнѣ десять рублевъ,
Царица тоже,
А Ѳедоръ Ртищевъ — дружище наше старое —
Тотъ шестьдесятъ рублевъ
Велѣлъ мнѣ въ шапку положить.
Всякъ тащить да несетъ.
У Ѳедосьи Прокофьевны Морозовы
И днюю и ночую —
Понеже дочь моя духовная.
Да къ Ртищеву хожу
Съ отступниками спорить.
ІІі

Къ Ртищеву ходилъ съ отступниками спорить.
Вернулся разъ домой зѣло печаленъ,
Понеже много шумѣлъ въ тотъ день.
А въ домѣ у меня случилось неустройство:
Протопопица моя съ вдовою домочадицей Фетины й
Повздорила.
А я пришедъ обѣихъ билъ и оскорбилъ гораздо.
Тутъ бѣсъ вздивьялъ въ Филипѣ
Филипъ былъ бѣшеной — къ стѣнѣ прикованъ:
Жестокъ въ немъ бѣсъ сидѣлъ,
Да вовсе кротокъ сталъ молитвами моими
А тутъ вдругъ зачалъ цѣпь ломать—
На всѣхъ домашнихъ ужасъ нападе.
Меня не слушаетъ, да какъ ухватить —
И сталъ якъ паучину меня терзать,
А самъ кричитъ:
„Попалъ мнѣ въ руки!"
Молитву говорю ­не пользуетъ молитва.
Такъ горько стало: бѣсъ надо мною волю взялъ.
Вижу — грѣшенъ: пусть бьетъ меня.
Маленько полежалъ и съ совѣстью собрался.
Возставъ жену сыскалъ и земно кланялся;
.Прости меня, Настасья Марковна!"
Посемъ съ Фетиньей такоже простился,
На землю легъ и каждому велѣлъ
Меня бить плетью по спинѣ
По окаянной.
А человѣкъ тамъ было двадцать.
Жена и дѣти ­ всѣ плачучи стегали.
А я ко всякому удару по молитвѣ.
Когда же всѣ отбили —

Бѣсъ, увидввъ ту неминучую бвду,
Вонъ изъ Филипа вышелъ.
А въ тонцемъ снѣ возвѣщено мнѣ было
— „По столькомъ по страданьи угаснуть хочешь?
Блюдися отъ меня — не то растерзанъ будешь."
Самъ вижу: церковное ничто не успѣваеть,
И паки заворчалъ,
Да написалъ Царю посланьице.
Чтобъ онъ Святую Церковь отъ ереси оборонилъ.
12.

Посланьице Царю, чтобъ онъ Святую Церковь
Отъ ереси оборонилъ:
— Царь­Государь, нашъ свѣтъ!
Твой богомолецъ въ Даурехъ мученой
Бьетъ тебѣ челомъ.
Во многихъ живучи смертяхъ,
Изъ многихъ заключеній возставши, какъ изъ гроба.
Я чаялъ дома тишину найти,
А вижу церковь смущен ну паче прежняго.
Угасли древнія лампады,
Замутился Римъ и палъ Царьградъ,
Лутари. Гуснти и Колвинцы
Тѣло Церкви честное раздирали,
Въ Галліи землѣ вечерней.
Въ градв во Парисѣ.
Въ училищѣ Собсономъ
Блазнились прелесчью что зрить на кругъ небесный.
Достигши разумомъ небесной тверди
И звѣздныя теченья разумѣя.
—Только Русь, облистанная свѣтомъ
Благости цвѣла какъ вертоградъ,
Паче мудрости любя простыню.
Какъ на небѣ грозди свѣтлыхъ звѣздъ
По лицу Руси сіяли храмы.
Города стояли на мощааъ
Да Москва пылала свѣтомъ вѣры.
А нынче вижу: ересь на Москву пришла —
Нарядна — въ царской багряницѣ ѣздитъ,
Изъ чаши подчуетъ;
И царство Римское и Польское
И многія другія рѣши упоила
\
Да и на Русь пріѣхала.

Церковъ — православна,
А догматы церковны —отъ Никона еретика.
Многіе его боятся — Никона,
Да на Бога уповая, —я не боюсь его,
Понеже мерзокъ онъ предъ Богомъ — Никонъ.
Задумалъ адовъ песъ:
— „Арсенъ, печатай книги — какъ нибудь,
Да только не по старому."
Такъ су и сдѣлалъ.
Ты жъ простой души своей
Отъ внутренняго волка книги пріялъ,
Ихъ чая православными.
Никоніанскій духъ — Антихристовъ есть духъ!
Какъ до насъ положено отцами—
Такъ лежи оно во вѣкъ вѣковъ!
Горе намъ! Едина точка
Смущаетъ богословію.
Единой буквой ересь вводится.
Не токмо лишь святыя книги измѣнили,
Но вещи и пословицы, обычаи и ризы:
Ісуса бо глаголятъ Іисусомъ,
Николу Чудотворца— Николаемъ,
Спасовъ образъ пишутъ:
Ли цо — одутловато,
Уста — червонныя, власы — кудрявы,
Брюхать и толстъ, какъ нѣмчинъ учиненъ—
Только сабли при бедрѣ не писано,
Еще злохитрый Дьяволъ
Изъ бездны вывелъ — мнихи:
Имѣющіе образъ любодѣйный,
Подклейки женскія и клобуки рогаты;
Расчешутъ волосы, что бъ бабы ихъ любили,
По титькамъ препояшутся, что женка брюхатая —
Ребенка въ брюхѣ не извредить бы;
А въ брюхѣ у него не меньше ребенка бабьяго
Накладено ѣды той:
Мигдальныхъ ягодъ, ренскова,
И романей и водокъ, процѣженныхъ ниномъ.
Не челобитьемъ тебѣ рѣку,
Не похвалой глаголю.
А истину несу:
Некому тебѣ вѣдь извѣщать,

49

Какъ строится твоя держава.
Вѣмъ яко скорбно отъ докуки нашей,
Тебѣ, о Государь!
Да намъ не сладко,
Когда ломаютъ ребра, кнутьемъ мучать
Да жгутъ огнемъ, да голодомъ томятъ.
Вѣдаю я разумъ твой:
Умѣешь говорить ты языками многими.
Да что въ томъ прибыли?
Вѣдь ты, Михайлович*, русакъ — не грекъ:
Вздохни ка ты по старому — по русски:
— „Господи, помилуй мя грѣшнаго! 1"
А КИРІЕ­ЕЛЕЙСОНЪ ты оставь.
Возьми ка ты, никоніанъ, латынниковъ, жидовъ
Да пережги ихъ — псовъ паршивыхъ,
А насъ природныхъ — своихъ то распусти —
И будетъ хорошо.
Царь христіанской, миленькой ты нашъ!
13­

Царь христіанской миленькой то нашъ
Сталъ на меня съ тѣхъ поръ кручиновати.
Не любо имъ, что началъ говорить,
А любо коль молчу.
Да мнѣ такъ не сошлось.
А власти, что козлы, — всѣ пырскать стали.
Былъ отъ Царя мнѣ выговоръі
— „Поѣдь де въ ссылку снова".
Учали вновь возить
По тюрьмамъ да по монастырямъ.
А сами просятъ!
„Долго­ль мучать насъ тебѣ?
Соединись ка съ нами, Аввакумушка!"
А я ихъ — звѣрей пестрообразныхъ обличаю,
Да вѣрѣ истинной народъ учу.
Опять въ Москву свезли, —
Въ соборномъ храмѣ стригли:
Обгрызли, что собаки, и бороду обрѣзали,
Да бросили въ тюрьму.
Потомъ приволокли
На судъ Вселенскихъ Патріарховъ.
И наши тутъ же — сидятъ, что лисы.
Говорить: — „Упрямъ ты:
Вся де Палестина, и Серби, и Албанцы, и Волохи,

5°

И Римляне, и Ляхи, — всѣ крестятся тремя персты."
А я имъ:
■— „Учители вселейстіи!
Римъ давно упалъ и Ляхи съ нимъ погибли.
У васъ же православіе пестро
Съ насилія турецкаго
Впредь сами къ намъ учиться пріѣзжайте!" .
Тутъ наши всѣ завыли, что волчата —
Бить бросились. . .
И Патріархи съ ними:
Великое Антихристово войско!
А я имъ:
— „Убивши человѣка
Какъ литоргисать будете?"
Они и сѣли.
Я жъ отошелъ къ дверямъ, да на бокъ повалился:
Вы посидите, а я молъ полежу.
Они смѣются:
Дуракъ де протопопъ ­ не почитаетъ Патріарховъ.
А я ихъ словами Апостола:
— „Мы вѣдь— уроды Христа ради:
Вы славны, мы — безчестны,
Вы сильны, мы же — немощны."
Ч­
Вы— сильны, мы же— немощны.
Боярыню Морозову съ сестрой —
Княгиней Урусовой— дѣтей моихъ духовныхъ
Разорили и въ Боровскѣ въ темницу закопали.
Ту съ мужемъ развели, у этой сына уморили.
Ѳедосья Прокофьевна, боярыня, увы!
Твой сынъ плотской, а мой духовный,
Какъ злакъ посѣченъ!
Ужъ некого тебѣ погладить по головкЬ,
Ни четками въ науку постегать,
Ни посмотрѣть какъ на лошадкѣ ѣздитъ.
Да ты не больно кручинься то:
Христосъ добро изволилъ,
Мы сами то не вѣмъ какъ доберемся,
А они на небѣ у Христа ликовствуютъ
Съ Ѳедоромъ —съ удавленнымъ моимъ.
Ѳедоръ то — юродивый покойникъ
Пять лѣтъ въ одной рубахѣ на морозѣ
И голъ и босъ ходилъ.

Какъ изъ Сибири ѣхалъ— ко мнѣ пришелъ.
Псалтырь печатей нозыхъ былъ у него —
Не зналъ о новизнахъ.
А какъ сказалъ ему въ печь бросилъ книгу.
У Ѳедора зѣло былъ подвигь крѣпокъ;
Весь день юродствуетъ, а ночью на молитвѣ.
Въ Москвѣ, какъ вмѣстѣ жили, —
Неможется, лежу, — а онъ стыдить:
— „Долго­ль лежать тебѣ? И какъ сорома нѣтъ?
Встань, миленькой!"
Вытащить, посадить, прикажетъ молитвы говорить,
А самъ то бьетъ поклоны за меня.
То­то былъ мнѣ другъ сердечный!
Хорошъ и Афанасьюшка —другой мой сынъ духовный,
Да въ подвигѣ маленько покороче.
Отступники его на угляхъ испекли:
Что сладокъ хлѣбъ принесся Пречистой Троицѣ!
Ивана — князя Хованскаго избили батогами
И, какъ Исаію, огнемъ сожгли.
Двоихъ родныхъ сыновъ — Ивана и Прокофья
Повѣсить приказали;
Они жъ не догадались
Вѣнцовъ побѣдныхъ ухватить,
Сплошали — повинились.
Такъ вмѣстѣ съ матерью ихъ въ землю закопали—
Воть вамъ— безъ смерти смерть.
У Лазаря священника отсѣкли руку,
А она то­отсѣчена и лежа на землѣ
Сама сложила пальцы двухперстіемъ.
Чудно сіе:
Бездушная одушевленныхъ обличаетъ.
У схимника — у старца Епифанія
Языкъ отрѣзали.
Ему жъ Пречистая въ уста вложила новый:
Богь — старый чудотворецъ —
Допустить пострадать и паки исцѣлитъ.
И прочихъ нашихъ на Москвѣ пекли и жарили,
Чудно! Огнемъ, кнутомъ да висѣлицей
Вѣру желаютъ утвердить.
Которые учили такъ — не знаю,
А мой Христосъ не такъ велѣлъ учить.
Выпросилъ у Бога свѣтлую Россію сатана —
Да очервленитъ ­ ю
Кровью мученической.
52

Добро ты, Дьяволъ, выдумалъ —
И намъ то любо:
Ради Христа страданьемъ пострадати.
»5­
Ради Христа страданьемъ пострадати
Мнѣ судилъ еще Господь:
Царица стояла за меня — отъ казни отпросила.
Такъ, братію казня, меня жъ не тронувъ
Сослали въ Пустозерье
И въ срубѣ тамъ подъ землю закопали:
Какъ есть мертвецъ —
Живой похороненный.
Было на Страстной со мною чудо:
Распространился мой языкъ
И былъ зѣло великъ
И зубы тоже,
Потомъ сталъ весь широкъ —
По всей землѣ подъ небесемъ пространенъ
А послѣ небо, землю и тварей всѣхъ
Господь въ меня вмѣстилъ.
Не диво ли: въ темницу ачключенъ,
А мнѣ Господь и Небо и землю покорилъ?
Есмь малъ и нагъ,
А болѣе вселенной.
Есмь ка.\ъ и грязь,
А самъ горю, какъ солнцг.
Э, милые, да если бъ Богу угодно было
Душу у каждаго разоблачить отъ пепела,
Такъ вся земля растаяла бъ,
Что воскъ, въ единую минуту.
Задумали добро:
Двѣнадцать лѣтъ
Закопаннымъ въ землѣ меня держали;
Думали погасну.
А я молитвами да бдѣньями свѣчу
На весь крещеный міръ.
Отъ свѣта земного заперли,
Да свѣтъ небесный замкнуть не догадались.

Двѣнадцать лѣтъ не видѣлъ я ни солнца,
Ни неба синяго, ни снѣга, ни деревьевъ,—

53

А вывели казнить:
Смотрю, дивлюсь:
Черно и пепельно, сине, красно и бѣло,
И красоты той
Умъ человѣческій вмѣстить не можетъ!

Построенъ срубъ — соломою накладенъ:
Корабль мой огненный —
На родину мнѣ ѣхать.
Какъ сталъ ногой —
Почуялъ: воть отчалю!
И ждать не сталъ —
Самъ подпалилъ свѣчей.
Святая Троице! Христосъ мой миленькой!
Обратно къ Вамъ въ Іерусалимъ небесный!
Родясь — погасъ,
Да снова разгорѣлея!
19 мая іді8 г,

ОГЛАВЛЕНІЕ
Демоны глухонѣмые ...............

Стр.
5

I. Ангелъ Мщенья:
Предвѣстія ...................
Ангелъ мщенья .............. . • . .

9
9

Россія ......................

10

Москва .....................
Петроградъ ...................
Трихины ....................
Миръ ......................
Изъ бездны ...................
Русь глухонѣмая .................
Молитва о Городѣ ................
Родина .....................

11
12
12
13
13
14
15
16

II. Пламенники Парижа:
Голова Мадамъ де Ламбаль (2 сентября 1792) ...
Двѣ ступени:
а) Взятіе Бастиліи (14 іюля 1789) .....
б) Бонапартъ (10 августа 1792) .......
Термидоръ:
І.Катринъ Тео ...............
2. Разгаръ террора .............
3. Парижъ въ бреду ............
4. Фуріи ..................

20
21
21
22
22
23
23

III. Пути Россіи:
Святая Русь .............
.....
Ангелъ временъ .................
Преосуществленіе ................
Дмитрій­Императоръ
..............
Стенькинъ судъ .................
Видѣніе Іезекіиля ................

26
27
28
30
32
34

Протопопъ Аввакумъ:
Прежде нежели родиться .............
Пепломъ собственнымъ одѣвшись былъ изверженъ .
Бѣды возстали адовы ..............
Возможно Антихристу ..............
Сослали меня въ Сибирь .............
Воняемъ: одни по естеству, а я душей и тѣломъ . .
Инъ дальше побредемъ ..............
Во славу Бога, человѣка ради ..........
Богъ разберетъ, въ день вѣка ..........
Обличай ихъ блудню еретическую ........
Къ Ртищеву ходилъ съ отступниками спорить ...
Посланьице Царю ................
Царь христіанской, миленькой ты нашъ ......
Вы сильны, мы же немощны ...........
Ради Христа страданьемъ пострадати .......

36
37
38
39
40
41
43
43
45
46
47
48
50
51
53

Книга закончена печатаньемъ 27 января
1919 года, въ типографіи „Печатникъ",
по порученію издательства К А М Е Н А,
въ количествѣ 1500 экземпляровъ. Укра­
шена рисунками,
заставками и фрон­
тисписами Максимиліана ВОЛОШИНА.
Портретъ поэта на обложкѣ работы художн.
кн. К. А. Шервашидзе.

Книги Максимиліанл Волошина;

Стихотворенія. (1900 — і9 т о гг.) (Годы стран­
ствій. Amara Amara Sacrum. Звѣзда Полынь. Алта­
ри въ Пустынѣ. Corona Astralis). Изд. „Грифъ". 1910.
Москва. (Распродано).
Anno Mundi Ardentis. Стихи о войнѣ. 1915 г­
Изд. „Зерна". 1916 г. Москва. (Распродано).
Иверни. Избранный стихотворенія. 1918 г. Изд.
„Творчество". Москва. Цѣна і p.
В. И. Суриковъ. Монографія. Изд. Кнебеля.
Лики Творчества (Франція).
„Аполлонъ". СПБ. (Распродано).

Статьи.

Изд.

О Рѣпинѣ. Изд. „Оле­Лукъ­Ойя".
ПЕРЕВОДЫ:
П. де­Сенъ­Викторъ. Боги и Люди. Изд. М. и
С. Собашниковыхъ.
А. де­Ренье. Маркизъ д'Амеркеръ. Изд. „Аль­
ціона".
Верхарнъ. Избран, стихи. Изд—во „Творчество"
1918 г.

Готовятся къ печати:
Полное собраніе стихотвореній.
Театръ и Сновидѣніе (Лики Творчества т. II).
Парижъ до и во время войны.
Искусство и искусъ. (Лики Творчества т. III).
„Аксель" Вилье де Лиль Адана.
„Отдыхъ седьмого дня" Поля Клоделя.

Издательство „К А МЕН А"
іюдъ редакцией ПЕТРА КРАСНОВА.
Харьковъ, Садовая ул. а, кв. е. Тел. 34—77.

Журналъ поэзіи ДАЛЕН А".
Участники первыхъ двухъ книгъ: Аллегро
(П. Соловьева), Ал. Бискъ (переводы изъ
Рильке), М. Волошинъ, Г. Ивановъ, Р. Ив­
невъ, П. Красновъ, Е. Ланнъ, В. Лившицъ,
О. Мандельштамъ, С. Парнокъ, Д. Помре­
нингъ, Ан. Фіолетовъ, Г. Шенгели, И Эрен­
бургъ. Ц. 4 Р­ 5° к> и 6 р.
Макс. Волошинъ. ДЕМОНЫ ГЛУХОНЪМЫЕ.
Стихи. Ц. юр.

Петръ Красновъ. ТОСКА РЪСНИЦЪ.
Стихи Ц. 8 руб.
Георгій Шенгели. РАКОВИНА. Стихи.
Ц. 4 Р­ 8о к.
ГОТОВИТСЯ:
Илья Эренбургъ, ЗОЛОТОЕ СЕРДЦЕ.
Мистерія.

Десять руб.

СКЛЛД­Ь ИЗДАІ1ІЯ: У .■

X А Р Ь К О В Ъ," Д в о ѵ я з і

№&'**(#+