А. БАТУЕВ
МАРТИН
И ДРУГИЕ




А. БАТУЕВ
АРТИК
И ДРУГИЕ
ИЗДАТЕЛЬСТВО „ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»
ЛЕНИНГРАД 1965
Scan AAW
ЗУ
Б28
ШКОЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА
ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ!
Присылайте нам ваши отзывы
о прочитанных вами книгах и поже-
лания об их содержании и офор-
млении.
Укажите свой точный адрес и
возраст.
Пишите по адресу: Ленинград,
Д-187, наб. Кутузова, 6. Дом детской
книги издательства „Детская лите-
ратура0.
РИСУНКИ Е. БИАНКИ
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
С самого раннего дет-
ства, как только себя
помню, я больше всего
любил живую природу.
Часами мог простаивать
у цветника, любуясь,
как порхают бабочки.
Крошечная землеройка,
угрюмый еж или веселая
белка всегда радовали и
волновали меня. Но глав-
ными моими любимцами
были птицы. Сколько
красоты, грации у этих
маленьких пернатых соз-
даний! А как замеча-
тельно звучат их песни
среди зелени ветвей! Еще мальчиком я с восторгом слу-
шал соловьиное пение, да и сейчас с тем же трепетом
внимаю песне этого удивительного музыканта.
Общение с живой природой наполняло мою душу
большой и светлой радостью. Но в городе разве можно
полно насытиться этой радостью? Ведь в лучшем слу-
чае я мог жить за городом не больше двух месяцев
в году.
5
И вот, чтобы не тосковать по своим любимцам, так
оживляющим природу, я с детских лет стал держать
дома самых различных представителей животного цар-
ства. Жили у меня насекомые, рыбки, ящерицы, чере-
пахи, змеи, всякие зверьки и, конечно, птицы.
В природе в большинстве случаев мы видим их всех
на расстоянии: они не доверяют людям и при нашем
приближении спешат спрятаться, убежать, улететь.
Взятые в руки, кусаются, клюются и даже притворяют-
ся мертвыми. Они не верят в нашу дружбу и видят в
нас опасных врагов.
А как было бы хорошо позвать ласточку, и она при-
летела бы из небесной синевы и доверчиво села на
руку! Как радостно угощать рыженькую белку ореха-
ми или перебирать перышки на голове белобокой со-
роки. А разве не интересно выйти зимой в заснежен-
ный сад, кликнуть синиц, дятлов, поползней, снегирей
и свиристелей, чтобы вся эта нарядная пернатая ком-
пания слетела бы на протянутую тобой руку с кор-
мом?
Если бы эти мечты исполнились, сколько можно
было бы узнать интересного, нового из жизни наших
маленьких друзей!
В сказках дикие звери и птицы часто служат лю-
дям, но это ведь в сказках. А разве нельзя сказку сде-
лать действительностью? Уничтожить вековую недовер-
чивость животного, сделаться для него настоящим дру-
гом? Может быть, есть какое-нибудь «петушиное сло-
во» или заклинание, вроде «сезам, отворись», и, зная
его, мы сможем заслужить полное доверие и у пуши-
стой белочки, и у быстрокрылой ласточки.
Маленьким мальчиком я мечтал о таком чудесном
заклинании; мне казалось, что я уже чувствую при-
косновение крошечных лапок к моей ладони и ощущаю
тепло, идущее от моих крылатых друзей.
Шли годы. Я научился читать, и самыми любимы-
ми книгами стали книги о живой природе. Фабр, Брэм,
Кайгородов, Лункевич, Богданов — вот мое любимое
чтение детства.
Дома у меня был маленький зоопарк, и мне откры-
лось чудесное заклинание!
Ко мне на руку прилетали стремительные касатки
и роскошные золотистые щурки, по мне доверчиво бе-
6
гали дятлы и поползни. Белка пряталась ко мне в кар-
ман, а сорока и попугаи целовались со мною.
Какое же заклинание я узнал?
Охотно открою свой секрет, чтобы и вы могли испы-
тать радость дружбы этих очаровательных созданий.
Конечно, это не заклинание, а знание и большая, боль-
шая любовь.
Я уже говорил, что с детства мечтал иметь совсем
ручных животных, и вот, занимаясь постоянно выкарм-
ливанием птенцов, приручением взрослых птиц и зверь-
ков, я научился правильно их содержать и воспиты-
вать. Опыт показал, что самые различные представи-
тели животного царства: стриж, трясогузка, летучая
мышь, сова, сорока или горихвостка — могут стать со-
вершенно ручными и будут относиться к вам с полным
доверием, а иногда и с настоящей привязанностью.
В этой книге, которую посвящаю памяти моей матери
Веры Матвеевны Батуевой — друга и верного помощ-
ника, — я рассказываю о маленьких пернатых и четве-
роногих своих друзьях.
СНЕЖОК
В день рождения — мне исполнилось одиннадцать
лет — я получил подарок: трехнедельного голубенка-
почтаря. Был он очень несуразный, с огромным клювом
и коротким хвостом. Есть он еще не умел, и я долго
мучился, пока приноровился его кормить.
Дело в том, что кормление птенцов у голубей особое.
У певчих птиц родители суют свой клюв с пищей в рас-
крытый рот птенца, а у голубей птенец засовывает свой
клюв в раскрытый рот родителей — и те отрыгивают из
зоба пищу. У голубей бывает два птенца, реже — один.
И вот можно наблюдать, как два прожорливых голубен-
ка, одновременно засунув клювы в рот родителю, по-
лучают корм. При этом они все время пищат и хлопают
своего кормильца крыльями.
Я научился раскрывать клюв голубенку, несмотря
на отчаянные попытки вырваться. Схватив левой рукой
за клюв и удерживая его в раскрытом состоянии, пра-
вой рукой глубоко засовывал в клюв смоченные водой
длинные кусочки вареного яйца и булки. Кормить зер-
ном голубенка было трудно и долго. А яйцо он глотал
огромными кусками. В небольших количествах я пред-
лагал ему еще яичную скорлупу, резаные листья са-
лата и одуванчика. Для лучшего пищеварения совал
очень маленькие камешки.
Снежок быстро привык ко мне, но кормить его при-
ходилось насильно: он не хотел держать клюв откры-
тым, а все пытался всунуть клюв мне между пальцев.
8
Сидел он в папочной коробке, на подстилке из реза-
ной мочалы. К чести Снежка, он был очень чистоплот-
ным и в своем гнезде никогда не пачкал.
Целую неделю мне пришлось исполнять роль папы-
голубя, и я был очень рад, увидев, что Снежок, нако-
нец, стал клевать сам. Снача-
ла это были только попытки,
и корм часто вываливался из
клюва, но вскоре он постиг
премудрость самостоятельно-
го питания.
Пить он научился много
раньше. Я подносил к его клю-
ву мисочку с водой, совал
клюв в воду, и голубенок бы-
стро сообразил, что ему сле-
дует делать.
Когда Снежку исполнилось сорок дней, он стал ле-
тать, и дальше оставлять его в комнате было нельзя.
Пришлось поселить его в маленькой пустой комна-
те, а окна замазать мелом. Надо ли говорить, что голу-
бенок был совсем ручной и прекрасно знал свою клич-
ку. Вскоре он перелинял и стал настоящим красавцем.
Весь белый как снег, с могучей грудью и большим мас-
сивным клювом. Он был моим первым почтарем, и я
очень гордился Снежком. Как-то я принес Снежку
зеркало; увидев себя, он принял страшно важный видг
весь распушился и вдруг заворковал и стал вертеться,
распустив крылья и метя по полу хвостом.
Однажды я отправился к одному своему школьному
товарищу, захватив в коробке Снежка. Выходя из дому,
я столкнулся на улице с Ронькой, большим любителем
всяких злых проказ. «Что это ты так бережно не-
сешь?»— обратился он ко мне. «Своего почтаря!» —
с гордостью ответил я. «Почтаря? — как бы заинтере-
совавшись, спросил он. —Покажи, пожалуйста». Ниче-
го не подозревая, я слегка приподнял крышку. В то же
мгновение Ронька сильно ударил по дну коробки и пу-
стился наутек. Коробка выпала у меня из рук, и испу-
ганная птица стремительно взвилась вверх. Я был по-
трясен случившимся.
Ведь мой Снежок никогда не только не вылетал за
окно, но даже не видел двора, так как окно было зама-
9-
зано мелом. Но самое ужасное было в том, что он выле-
тел из коробки на улице. Дом наш был шестиэтажный,
а мы жили в четвертом этаже, и я был уверен, что Сне-
жок безвозвратно потерян. Только я успел вернуться
домой, как был поражен тем, что кто-то стучит в фор-
точку. Еще не понимая, что это значит, я открыл ее, и
в комнату ворвался Снежок. Громко хлопая крыльями,
он слетел на пол и завертелся, радостно воркуя.
С момента, как Снежок вылетел из коробки, прошло
едва ли две минуты, и он не только сразу нашел свой
двор, но даже и форточку! Конечно, здесь ему, навер-
ное, помогло то, что окно было замазано мелом. Схва-
тив белоснежную птицу в руки, я закружился с ней по
комнате в пляске диких. «Вот это птица! То-то будет
злиться противный Ронька, когда узнает, что голубь
вернулся, и притом немедленно!» А что, если выпу-
стить Снежка? Ведь почтовые голуби хорошо находят
свой дом! Только ведь их надо предварительно трени-
ровать. Я твердо решил, что с наступлением тепла зай-
мусь тренировкой почтаря. Так злая шутка пошла на
пользу.
Весной, в первый же теплый день, предварительно
заперев голубку, я открыл окно. Но Снежок не хотел
вылетать. Я долго ждал и, потеряв терпение, взял пти-
цу и выбросил в окно. Снежок, покружившись в воз-
духе, вернулся домой. Первый опыт удался, и я стал
повторять тренировки.
Сначала я выбрасывал его в окно, затем стал вы-
носить уже на улицу и выпускать там. Снежок неиз-
менно и немедленно возвращался домой. Выпущенный,
он высоко взмывал вверх и, сделав несколько кругов,
нырял в наш двор.
Постепенно я увеличивал расстояние. Мне нрави-
лось ждать возвращения Снежка. Я сажал его в короб-
ку и просил брата отнести его подальше от дома и там
выпустить. Сколько было радости, когда над двором по-
являлась белоснежная птица и устремлялась прямо в
открытое окно, на котором я ждал его с бьющимся
сердцем!
Время шло, и мой почтарь неизменно возвращался
с самых дальних расстояний. Теперь уже я увозил его
за город и, выпустив, спешил домой. Конечно, вернув-
шись, я заставал Снежка на месте. Все жильцы нашего
10
дома знали моего Снежка и восхищались красивой,
сильной и умной птицей. Лишь один человек сгорал от
досады и зависти. Это был Ронька. Осенью его семья
должна была переехать в Москву, и он усиленно гото-
вился к отъезду — тренировался в стрельбе из рогатки.
В один погожий осенний день мы со Снежком отпра-
вились далеко за город. Погуляв по парку, я открыл
маленький чемоданчик, в котором возил Снежка, и вы-
пустил птицу. Набрав высоту и покружившись над по-
дернутыми пурпуром и золотом деревьями парка, он
лег на курс и, поблескивая под лучами холодного осен-
него солнца ослепительно белыми крыльями, устре-
мился к Ленинграду. Так и запомнился он мне на фоне
осеннего неба, белоснежный и быстрый, несущийся как
стрела!
Я не сразу пошел на вокзал и еще долго бродил по
парку. Чувствовалось, что скоро придет серая мозглая
осень с дождями и сорвет с деревьев все это осеннее ве-
ликолепие. Парк станет пустым и печальным. Кто
знает, может быть, это последний теплый день сезона.
И я как бы прощался с красотой осеннего золота и с та-
ким прозрачным и далеким осенним небом.
Дома меня ждало большое огорчение. Снежок не
вернулся. Я ждал его на другой день, но прошло пять
дней, а его так и не было. И вдруг я получил письмо из
Москвы. «Странно, кто бы мог писать мне из Моск-
вы?» — подумал я, вскрывая конверт. Прочитав пись-
мо, я так расстроился, что долго сидел, бессмысленно
уставясь на маленький кусочек бумаги.
Письмо было от Роньки. Он уже переехал с родите-
лями в Москву и писал, что убил Снежка и отдал его
кошке. ..
Долго я не мог привыкнуть к потере Снежка. Вид
белого голубя вызывал у меня такую острую тоску, что
мне казалось, что я никогда не привыкну к своей поте-
ре. Незаметно прошла зима и вновь по-весеннему засве-
тило солнце. Наступил праздник Первого мая. Укра-
шенные улицы были запружены веселыми, празднично
одетыми людьми. День выдался на редкость погожий, и
я долго гулял, наслаждаясь первым жарким весенним
днем. Вернулся домой я уже в девятом часу вечера.
В Ленинграде наступали белые ночи, и даже в восемь
часов вечера было еще совсем светло. Теплый воздух
и
струился из открытого окна, и казалось, что даже здесь»
во дворе, пахнет весной.
И вдруг высоко в небе я заметил точку, блестевшую
в лучах заходящего солнца. Она быстро росла, и вот
над нашим двором закружилась белоснежная птица.
Секунда — и, сложив крылья, она как стрела, пущен-
ная из лука, устремилась к моему окну. Все произошло
так быстро, что я не успел опомниться, как передо мной
уже сидел Снежок и, тяжело переводя дыхание, подра-
гивал чуть приоткрытыми челюстями клюва. Да, это
был он!
Схватив тазик с водой, я бросился к нему, и он долго
с жадностью пил не отрываясь. Не помня себя от ра-
дости, я и смеялся и плакал. Шутка ли сказать! Ведь
он отсутствовал более семи месяцев!
Где он был столько времени? Как он нашел свой
дом, я долго не знал, и лишь два года спустя одному
моему школьному товарищу, гостившему на каникулах
в Москве у тетки, удалось случайно узнать некоторые
подробности.
Как-то на катке в Москве он встретил Роньку, кото-
рый расхвастался ему сверхметким выстрелом из рогат-
ки в летящего голубя. Ранив птицу в крыло, он увез ее
в Москву и там продал какому-то любителю-голубеводу.
Попав к новому хозяину, Снежок, очевидно, содержал-
ся под замком, так как голубеводы хорошо знают вер-
ность почтарей своему дому. По-видимому, продержав
птицу взаперти всю зиму, новый хозяин, наконец, вес-
ной решился выпустить Снежка, а что случилось даль-
ше — известно.
С тех пор прошло сорок лет. Много я держал за это
время и тонных и декоративных голубей, но никогда я
не забуду могучей белоснежной птицы, нашедшей свой
дом за 600 километров.
МАРТИК
Когда Мартика привезли из далекого Сингапура, он
был очень пугливым и при малейшем шуме спешил
куда-нибудь спрятаться. Но постепенно, благодаря спо-
койному, заботливому обращению, Мартик перестал
12
бояться и сделался на редкость ласковой и доброй обезь-
янкой.
Обезьяны всегда привлекают к себе большое внима-
ние людей. Где больше всего толпится народу в зоопар-
ке? Конечно, около обезьян. Ловкие, необычайно дея-
тельные, они своими акробатическими фокусами и умо-
рительными гримасами вызывают удивление и смех.
Писатель-биолог Г. Скребицкий рассказывает, что,
наблюдая обезьян в Сухумском заповеднике, он убе-
дился, что обезьяны узнают людей по фотографиям и
при виде своих любимцев радостно причмокивают, а
недругов стремятся порвать.
А вот еще пример обезьяньей сообразительности.
Мой резус Яшенька стащил кусачки у рабочего, строя-
щего рядом с его клеткой вольеру, и спрятал их в
своем спальном домике. Когда рабочий вышел, Яшенька
вынес кусачки и принялся вертеть их, пробовать на зуб.
Как только в дверях появился рабочий, резус стремглав
кинулся в домик и, вернувшись с пустыми руками, как
ни в чем не бывало уселся на укрепленном в клетке
дереве и стал болтать ногами с самым независимым ви-
дом, совсем так, как это делают нашкодившие маль-
чуганы.
Чтобы отобрать у обезья-
ны инструмент, пришлось по-
просить рабочего удалиться.
Резус сейчас же сбегал в до-
мик и опять вынес кусачки.
Очевидно, он прекрасно по-
нял, чью вещь утащил. На
мои приказания отдать ку-
сачки он только гримасничал.
Пришлось пойти на хитрость.
Я вынул дно клетки и в обра-
зовавшуюся щель сунул две
щетки. Яшенька был к ним
совершенно неравнодушен.
Ведь так интересно выщипывать из них щетину! Не
желая расставаться с кусачками, он зажал их ногой
и старался схватить обе щетки. Но я держал их на
таком расстоянии, что это ему не удавалось, и в погоне
за второй щеткой он выпустил кусачки. В ту же
секунду я схватил кусачки й выкинул их из клетки.
13
Яшенька обиделся. Его физиономия приобрела выраже-
ние недоумения и злости.
Подбежав к двери клетки, где была прорезь, он с си-
лой оттолкнул меня рукой и, забравшись на дерево, по-
вернулся спиной. Вся его фигурка как бы говорила:
«Ты обманул меня, я больше с тобой не играю!»
Обезьяны очень капризны, быстро возбудимы, свое-
вольны, а порой и злы. Те, кто имел дело с обезьянами,
знают, с какой молниеносной быстротой нападает рас-
серженная обезьяна. Такие маленькие, безобидные
с виду ручки оказываются железными клещами, а сво-
ими сильными острыми зубами обезьяны способны на-
носить очень серьезные раны.
Мало кто отважится держать обезьяну дома. В ко-
роткий срок маленькое четверорукое способно учинить
такой разгром, что сразу пропадает желание иметь
у себя подобного иждивенца. Но Мартик оказался ред-
чайшим исключением. Он не питал склонности к озор-
ству, битью посуды и поломке вещей. Правда, и у него
бывали проказы, но самого невинного характера.
Как-то одна знакомая сняла с пальца кольцо и не
заметила, как за разговором положила его на стол. Уже
собираясь уходить, она вспомнила о кольце, но кольцо
исчезло. Никто не понимал, куда же делось кольцо?
И вдруг мы заметили, что Мартик вынул что-то блестя-
щее изо рта и быстро опять спрятал в защечный мешок.
Ах ты, плутишка! Так вот кто у нас в доме занимается
мелкими кражами! Разумеется, кольцо было немедлен-
но изъято и вручено его обладательнице, а Мартик со-
строил ей в знак протеста уморительную рожицу и как
ни в чем не бывало принялся щелкать кедровые ореш-
ки, лежавшие в защечном мешке.
В другой раз Мартик отличился в трамвае. Мы воз-
вращались домой с прогулки, и он, угнездившись у ме-
ня под пиджаком, мирно спал. В вагоне было мало на-
роду, и только возле меня стояли два ремесленника.
Уверенный, что Мартик спит, я просматривал газету, и
вдруг стоявший ближе ко мне ремесленник восклик-
нул : «Вот это здорово!» — и что-то быстро стал шептать
своему соседу. Я расслышал только последние слова:
«Попробуй ты!» Я продолжал читать, ничего не подо-
зревая. «Есть!» — вдруг воскликнул второй парнишка,
и они снова зашушукались. Затем старший из них гром-
14
ко сказал: «Я их знаю, они у нас на вечере выступали.
Чего делали! Деньги и рыбок из воздуха ловили!.. »
Я посмотрел на говорившего. Он глядел на меня с вы-
ражением какого-то обожания и восторга. Мне и в го-
лову не приходило, что ребята говорят обо мне — и на-
рочно так громко, чтобы я их слышал.
В это время в вагон вошел контроль. Я было вновь
взялся за газету, но ребята переглянулись, и один обра-
тился ко мне:
— Товарищ артист, верните, пожалуйста, наши би-
леты! ..
— Какие билеты? — удивился я.
— Те, что вы у нас взяли. Мы понимаем, вы трени-
руетесь, наверное, перед выступлением. Вот здорово
у вас это получается!
— Перед выступлением? — и я, ничего не понимая,
уставился на ребят.
Вероятно, вид у меня был самый нелепый. В это
время я почувствовал движение под пиджаком и мгно-
венно все понял. Конечно, это «работа» Мартика! Сунув
руку под пиджак, я поймал маленькую ручку, держав-
шую какие-то бумажки. Я взял их и вынул: это были
трамвайные билеты.
— Ваши? — протянул я билеты ремесленникам.
— Ага! — ответили восхищенные ребята. — Но как
вы это делаете?
«Вот история», — подумал я и, чтобы покончить
с нелепым положением, показал обезьянку. Эффект был
грандиозный. Не только ребята рты разинули, но и си-
дящие пассажиры повскакали с мест, желая посмотреть
диковинного человечка в красном комбинезоне.
— Гражданин, не нарушайте, — послышался голос
контролера, — нельзя хищных зверей в трамвае во-
зить!
Пассажиры энергично вступились за моего питом-
ца, но я уже не слушал. С меня было вполне достаточ-
но. На первой же остановке мы с Мартиком вышли.
Мартик настолько привязался к людям, что очень
скучает, если остается один. Сидя в одиночестве, он,
вытянув губы трубочкой, громко скулит.
Обычно ручные обезьяны признают только своего
хозяина, а чужих людей бьют и кусают. Но Мартик
охотно идет к большинству людей на руки, хотя явно
15
выделяет своего хозяина, выказывая особые знаки люб-
ви и преданности.
Особенно ему нравится сидеть у меня на плече и
разбирать волосы. Так мы с ним и гуляем. Он важно
восседает на плече, придерживаясь за волосы рукой.
Если его что-нибудь смущает, он соскакивает ко мне
на грудь и прячется под пиджак. Там он может сидеть
хоть час, и бывало не раз, что он и засыпал в этом сво-
ем убежище.
Но, пожалуй, самой трогательной особенностью Мар-
тика является его привычка спать вместе со мной. Бы-
вает, я засижусь поздно, а он уже трет себе глазки, со-
всем так, как это делают маленькие дети, когда хотят
спать. Стоит мне только начать стелить постель, а он
уже тут как тут и ждет, когда я лягу. Тогда он быстро
вспрыгивает на кровать, откидывает одеяло и уклады-
вается у меня на груди. Спит он крепко, не просыпаясь,
и может проспать чуть ли не десять часов кряду, если
я не встану. Но встать без того, чтобы он не проснулся,
совершенно невозможно. Если я встаю среди ночи, то,
возвращаясь в постель, всегда застаю крошечную фи-
гурку, печально сидящую у подушки в терпеливом
ожидании.
К чести маленького Мартика, ведет он себя в посте-
ли безукоризненно чистоплотно. По ночам он особенно
трогательно нежен и ласков.
А как он радуется, когда я возвращаюсь с работы и
наступает конец столь ненавистному для него одино-
честву! Он издает как бы громкое стрекотание или, ско-
рее, свист и, растягивая губы, показывает весь ряд
верхних зубов, что у обезьян является выражением осо-
бенной симпатии и расположения.
У обезьян довольно разнообразный язык звуков и
очень выразительная мимика лица. Если обезьяна сер-
дится, она приседает и, делая порывистые движения
головой вперед, приоткрывает рот; при этом она хму-
рит брови и сдвигает шерсть с головы на лоб. Сильное
раздражение сопровождается отрывистыми цокающи-
ми звуками. Выражая нежность, обезьяны вытягивают
губы вперед трубочкой и причмокивают ими. Уши при-
жимаются плотно к голове, а шерсть на границе лба от-
ходит назад, натягивая лобную кожу.
У большинства мелких обезьян настроение резко ме-
16
няется. То, что Мартик спокоен и как-то по-человечески
разумен, вызывало у меня даже тревогу. Да здоров ли
он? И вот его уже осматривает ветеринар. «Нет, все в
порядке», — сказал мне врач. Надо сказать, что и он,
всю жизнь имевший дело с обезьянами, был поражен
послушанием и доверчивостью моего любимца.
Только один раз я видел своего мирного Мартика
в крайне воинственном и возбужденном состоянии.
А случилось это так. Мои ученики-юннаты привели ко
мне в гости живущего в нашем зоокружке Гомзика —
енотовидную собаку. Гомзика выкормили, и он был
крайне мирным и ласковым зверем. Всегда у него было
хорошее настроение, никогда он не кусался и очень лю-
бил ездить в такси. Заберется на колени и смотрит в
окно так внимательно, будто заправский турист. А на
шлейке и поводке он ходит как настоящая собака, и
ребята очень любят гулять с ним.
Когда Мартик увидел Гомзика, вся шерсть у него
встала дыбом. Он мгновенно вскочил на стол и, изда-
вая резкое цоканье, оскалил зубы. Его кроткие и пе-
2
А. Батуев
17

чальные глаза впервые засветились злобой при виде
дальнего волчьего родственника. Пришлось Гомзику
эвакуироваться.
Обычно обезьяны весь день находятся в движении.
Они настолько сильны, быстры и так точно рассчиты-
вают свои движения, что могут пробежать по отвесной
гладкой стене, не теряя высоты, расстояние до двух
метров.
Мартик никогда не отваживался на большие прыж-
ки. Живя дома, с людьми, он утратил обычную стреми-
тельность обезьян, но зато его понятливость порой про-
сто поражает. Он легко открывает замок ключом.
Открыть дверь или окно для него не представляет ника-
кого затруднения. Делая прыжок, он придерживает ре-
мень рукой: очень важная предосторожность, так как
ремень пристегнут за шею, и, в случае промаха, Мар-
тик повис бы на ошейнике. У него есть маленькая чай-
ная ложечка, которой он ест свое любимое кушанье —
кисель. Мартик очень любит свежие овощи: помидоры,
огурцы, салат, всевозможные фрукты и в первую оче-
редь — бананы и виноград. А орешки и семечки может
грызть целый день.
В короткий срок Мартик сумел так очаровать всех
своим добродушием и понятливостью, что мои друзья
стали навещать меня значительно чаще, чем в былые
времена, и я даже теперь твердо не уверен, к кому они
приходят в гости — ко мне или к Мартику.
пинюся
Случалось ли вам когда-нибудь видеть на берегу
речки или ручья стройную, беловато-серую птичку
с черной шапочкой, с черным нагрудничком и длинным
хвостиком, которым она непрестанно размахивает?
Птичка эта — белая трясогузка. Вот о ней я и хочу рас-
сказать.
В тот год, о котором пойдет речь, весна была холод-
ной, и вдруг сразу наступила жара. В такие дни тяже-
ло быть в городе. Хочется оказаться среди зелени, в те-
ни какой-нибудь кудрявой березы или разлапистой ели.
Мы со школьным товарищем решили поехать на город-
2*
19
ское кладбище. Зелень буйно разрослась, и на кладби-
ще было много птиц и различных насекомых. Мы при-
ехали в полдень, и прохлада, охватившая нас, показа-
лась нам раем. Благоухала цветущая сирень, и одуряю-
ще пахли белые грозди цве-
тов рябины. А желтовато-
золотистые бутоны барбари-
са готовы были раскрыться
и возвестить о наступлении
лета.
Мы поспешили укрыть-
ся в тень и стали присма-
триваться к тому, что дела-
лось кругом. Вот на желез-
ную изгородь против нас
порхнула прехорошенькая
птичка: горлышко черное,
лоб белый, спинка серая,
а нижняя часть тела и хво-
стик красновато-рыжие.
Птичка все время встря-
хивала хвостиком и изда-
вала отрывистое «уить-
уить». Это был самец гори-
хвостки-лысушки.
Где-то под крышей склепа у него были птенцы, и че-
рез минуту он нырнул туда, держа в клюве целый бу-
кет зеленых гусениц.
Вот пролетел, деловито жужжа, шмель, а поодаль
от нас раздавалось неистовое карканье грачей. Было от-
четливо слышно, как грачата глотают принесенную ро-
дителями пищу, — в этот момент их карканье перехо-
дило в булькающие звуки.
Вдруг наше внимание привлек настойчивый писк,
доносившийся из травы. Рядом с сетчатой стенкой скле-
па в густой траве барахтался пуховый птенец белой
трясогузки. Как он попал сюда? Ясно, что он вывалил-
ся из гнезда. Птенец был совсем еще маленький, с жел-
тым клювом, с большой головой, из которой во все сто-
роны смешно торчал пух.
«Надо скорее найти гнездо и посадить его обрат-
но», — решили мы и принялись пристально следить, не
появится ли где-нибудь рядом трясогузка. Ждать при-
20
шлось недолго. Стройная птичка порхнула сквозь ячей-
ку сетки и, покачав хвостиком, исчезла в глубине. Не-
медленно оттуда раздался писк птенчиков. Через мину-
ту мать уже гналась по дорожке, быстро перебирая
своими высокими ножками, за какой-то мушкой.
Я взял в руки птенчика и шагнул к склепу, но сразу
остановился. На дверях висел огромный ржавый замок.
Пришлось отказаться от мысли вернуть птенца роди-
телям.
Дрозды в возрасте 12—14 дней покидают гнездо,
еще не умея летать, и, сидя в траве, громко кричат. Ро-
дители находят своих крикунов и кормят их. В случае
опасности старые дрозды издают громкое стрекотание,
и слетки немедленно замолкают и затаиваются в гу-
стой траве. За них не беспокойтесь: они не пропадут!
А трясогузенок, конечно, был обречен. Он выпал из
гнезда задолго до того момента, когда слетки оставляют
гнездо, и родители не станут ни искать его, ни кормить.
Пришлось накормить его нам. Поев мух, птенчик за-
снул, а мы стали обсуждать, как нам быть с нашей на-
ходкой. Было решено, что я беру птенца себе на воспи-
тание и везу его домой, а мой приятель немедленно
отправится за свежими муравьиными яйцами в зоома-
газин. Трясогузка — насекомоядная птица, и выкор-
мить птенчика можно только насекомыми или мура-
вьиными яйцами. Дроздят, скворчат выкармливают
творогом, мясом, вареным яйцом, булкой, изюмом, но
нежные трясогузки нуждаются в более деликатной
пище.
Вернувшись домой, я устроил Пинюсе (так назвали
мы птенчика) гнездо из сена и тряпочек в коробке из-
под торта. Муравьиные яйца, по нескольку штук, я на-
бирал на спичку и осторожно совал в маленький клю-
вик Пинюси.
Не прошло и часа, как Пинюся считала коробку сво-
им гнездом, а меня — не то папой, не то мамой. Вероят-
но, она и сама этого не знала, но что я ее кормлю, — это
она твердо усвоила. Стоило только подойти и сказать:
«Пинюся!» — как голова с писком тянулась из гнезда,
а крылышки просительно вздрагивали. Для меня на-
стала «страдная» пора. С раннего утра и до вечера
Пинюся поминутно требовала пищи. Такая это была
попрошайка, что помогать выкармливать ее взялась и
21
моя мама. Кормили мы ее муравьиными яйцами с до-
бавлением живых мух.
Росла Пинюся очень быстро, и через две недели она
не только вполне оперилась, но уже и летала. Меня и
мою маму она считала своими родителями, и не только
относилась к нам с безграничным доверием, но и отве-
чала на ласку лаской.
Обращали ли вы когда-нибудь внимание какими
звуками птицы выражают свое настроение или отноше-
ние друг к другу? Сигнал тревоги всегда бывает отры-
вистый, короткий. Когда птицы ссорятся, «ругают»
ДРУГ друга, они издают неприятные, скрипучие, хрип-
лые звуки, но нежность у птиц всегда выражается
очень тихими, еле слышными мелодичными звуками.
Когда Пинюся выросла, стала летать и есть само-
стоятельно, она уже не нуждалась в нас и, казалось,
могла бы стать не такой доверчивой, как в дни своей
«пуховой» юности, но этого не произошло. Стоило толь-
ко протянуть мне руку и позвать: «Пинюся!» — как
она немедленно отвечала: «Пиить» — и уже сидела на
моей руке. «Хорошая моя, славная птичка!» —говорю
я, а она в ответ тихо-тихо щебечет и трясет крылышка-
ми. Конечно, смысла слов она не понимала, а вот ла-
сковую интонацию чувствовала прекрасно.
Признавала она только меня и мою маму. К нам она
шла на руки, ласкалась и всегда отвечала на кличку
своим «пиить». Ко всем другим людям она относилась
с недоверием и держалась от них подальше. Стоило
прийти кому-либо из знакомых, даже из тех, кто у нас
бывал часто, и Пинюся сразу подберет свои перышки,
сделается узенькая, длинненькая и тотчас упорхнет на
шкаф, подальше от чужих.
Пинюся была очень чистоплотна. Каждый день она
по нескольку раз купалась. До того наполощется в сво-
ей ванночке, что даже вода с нее течет, а потом раз-
ляжется на солнышке сохнуть, поворачиваясь с
боку на бок и распуская то одно, то другое крыло.
Высохнет — давай летать и бегать. Целый день в дви-
жении.
Жила она без клетки и чувствовала себя превос-
ходно.
Но вот настал день нашего переезда на другую квар-
тиру. К вечеру все вещи увезли, а Пинюсю я оставил
22
на ночь в прежней квартире. Надо было устроиться
на новом месте, и я опасался, что Пинюся будет ме-
шать.
Так как погода стояла жаркая, то все окна были от-
крыты настежь, и только в комнате, где жила Пинюся,
и окна, и двери были плотно закрыты. Оставив корм и
воду и простившись с Пинюсей, я отправился на ново-
селье. Рано утром я уже открывал двери старой квар-
тиры. Вхожу в прихожую и вижу — все двери раскры-
ты настежь. Кто-то там побывал без меня. Не помня
себя, я бросился в комнату Пинюси, ее там не было. Вот
беда! «Конечно, она улетела», — решил я и без всякой
надежды окликнул:
— Пинюся!
«Пиить!» — раздалось в соседней комнате, и в ту же
секунду птичка уже сидела у меня на плече.
Словами трудно передать ту радость, которую испы-
тал я тогда. Ведь Пинюся была моим маленьким перна-
тым другом — верным, ласковым. Не помню уже, в ка-
ких словах я выражал ей свой восторг, но помню, что,
когда я взял ее в руки, чтобы посадить в клетку, она
очень обиделась и возмущенно защелкала своим то-
неньким клювиком. Накрыв клетку темной материей,
чтобы птичка не начала биться, поспешил домой.
В распоряжении Пинюси была предоставлена столо-
вая. Она быстро освоилась на новом месте, а высокий
шкаф избрала местом отдыха и сна.
Птичка всем интересовалась. Когда моя мама при-
носила провизию, Пинюся оказывалась немедленно тут
23
как тут и засовывала свой клювик во все свертки. Она
пробовала зелень, фарш, ягоды, даже селедку. Разу-
меется, не ела, а только все пробовала. Ее пищей по-
прежнему были муравьиные яйца: летом — свежие, а
когда наступила осень, — сухие, ошпаренные кипят-
ком. Можно сказать, что Пинюся ела свой «хлеб» не да-
ром. В то время в Ленинграде было много мух. Мусор-
ных урн, ежедневно вывозимых специальными маши-
нами в наши дни, тогда не существовало, из открытых
помоек в окна летели мухи.
Ни липкая бумага, ни различные хитрого устрой-
ства мухоловки не спасали от назойливых насекомых,
но у нас в квартире не было ни одной мухи. Пинюся
расправлялась с ними с поразительной скоростью.
Я часто наблюдал за ее охотой. Вот бежит Пинюся по
столу и вдруг замечает, что на потолке притаилась
муха. Повернув головку набок, она издает «пиить»,
взлет по вертикали — и вот она уже снова на столе, а
перед ней лежит муха. Вся операция заняла меньше
секунды.
Соседка часто обращалась за помощью к Пинюсе:
«Опять эти идолы налетели, — говорила она, — давай-
те вашу Пинюсю!» И Пинюся отправлялась на кухню.
Надо было видеть, с какой быстротой и грацией она
«работала»! Ни одной мухе не удавалось избежать
Пинюсиного клюва, а ведь муха — лучший летун среди
насекомых. Мух Пинюся ела редко, а ловила их, так
сказать, ради спортивного интереса: поймает, задавит
и положит перед собой.
Пришла зима, первая зима в жизни Пинюси. Давно
уже ее собратья по перу греются в лучах тропического
солнца. Кто в Южной Аравии, кто в Палестине, кто в
Африке. У нас в Ленинграде дни стали короткие, в сто-
ловой теперь до ночи горел свет, и Пинюся ложилась
спать вместе с нами. Для нее световой день длился, как
прежде, 14—16 часов, и она поэтому питалась нормаль-
но. Хотя за окном трещали морозы, но в теплой комна-
те Пинюсе жилось отлично. Она стала как бы членом
нашей семьи.
Садимся обедать — она уже тут. Сядет на край моей
тарелки и все норовит что-нибудь попробовать. Я заме-
чал, что творог, крошки булки и яйца она даже глота-
ла, но являлась она на стол не ради еды, а просто по-
24
тому, что ей нравилось быть в нашем обществе. Ее при-
вязанность оставалась неизменной. Даже в глухую
зимнюю ночь, если я окликал ее, она всегда сквозь сон
отвечала: «Пиить».
Как-то к нам в квартиру незаметно забежал с лест-
ницы белый ангорский кот. Дверь в столовую была не
закрыта, и Пинюся, увидев на пороге незнакомое суще-
ство, по своему врожденному любопытству слетела на
пол и уселась перед самой усатой мордой пришельца.
Чем-то кот ей не понравился, так как, взъерошив перья
и щелкая раскрытым клювом, она стала выражать ему
свое неудовольствие. Кот с удивлением смотрел на то-
порщившуюся перед ним крошку. Так я и застал эту
пару. Пинюся «нападала» на кота, а тот озадаченно
смотрел на забияку. С тех пор дверь в столовую всегда
закрывалась плотно.
Весной Пинюся перелиняла и надела наряд взрослой
трясогузки. Теперь у нее на голове была черная шапоч-
ка, а на горлышке — черный передничек.
В конце июня мы поехали на дачу. Дом, где мы сни-
мали дачу, стоял вблизи леса, а комнаты помещались
во втором этаже. Я выпустил Пинюсю из клетки, и она
сразу принялась обследовать новую комнату. Разумеет-
ся, в первую очередь досталось мухам. Рано утром я
был разбужен — кто-то щекотал мне нос. Оказывается,
Пинюсе надоело, что я сплю, и она теребила меня за
нос. Пришлось вставать. О, тяжкая доля натуралиста!
Все лето, даже во сне, я должен был помнить о своей
крошечной приятельнице, чтобы не спутать ее с назой-
ливой мухой и не отмахнуться!
Мама накрыла стол к завтраку на открытом бал-
коне, и Пинюся, как и в городе, разгуливала по столу,
время от времени схватывая подлетавших мух. То, что
балкон открыт, нас не смущало, так как Пинюся все-
гда прилетала на зов и садилась на руку. Но вот
завтрак окончен, со стола убрано, и Пинюся занялась
обследованием балкона. Взлетев на перила, она увиде-
ла в саду крошечных желтых цыплят, гулявших с на-
седкой. Ничего подобного она никогда не видела и,
порхнув в сад, пошла знакомиться с желтыми пуховы-
ми шариками, так занятно перекатывающимися по
усыпанной дорожке.
Однако курица-мама оказалась решительно против
25
этого знакомства и, грозно подняв перья и растопырив
крылья, ринулась на непрошеную гостью. Пинюся, уви-
дев несущееся на нее страшилище, так перетрусила,
что задала стрекача куда глаза глядят. Испуганная на-
падением курицы, она полетела в лес. Я долго следил
за ней, пока она не превратилась в ныряющую точку,
которая, наконец, растворилась вдали. Улетела.
Птицы легко находят свой дом за тысячи километ-
ров. Но сможет ли она, оказавшись впервые среди при-
роды, найти наш дом, который даже не успела по-на-
стоящему рассмотреть? Я бегом пустился по шоссе,
в том направлении, куда улетела птичка. Долго бро-
дил я по берегу реки, звал, но все было напрасно.
Я видел много трясогузок, но Пинюси среди них не
было.
Пять часов пробродил я в безрезультатных поисках
Пинюси. «А может быть, она уже давно прилетела? —
утешал я себя. — Может быть, я зря так отчаиваюсь?»
По заплаканным глазам мамы я сразу понял, что Пи-
нюся не возвращалась. Печальные сели мы за стол, но
обед остался нетронутым, есть не хотелось. От огорче-
ния мне стали приходить в голову совсем нелепые
мысли. «Может быть, мне надо ехать в город? Ведь Пи-
нюся полетела в ту сторону! А что, если она сейчас там,
сидит на окне, безуспешно пытаясь проникнуть в свою
комнату. Но ведь трясогузка — не голубь, — возражал
я себе, — да и голубь без предварительного обучения,
никогда не вылетая из комнаты, где он вырос, не най-
дет свой дом за 137 километров!»
Солнце склонилось к западу, с момента бегства Пи-
нюси прошло уже более семи часов. «Пойду еще по-
ищу, — решил я.— Все легче, когда чем-то занят, чем
вот так сидеть на месте и маяться!» Но что это? Я слы-
шу взволнованный голос мамы, она зовет меня! «Ско-
рее! Скорее! — кричат наши соседи, — к нам в комнату
прилетела какая-то птичка и ловит на окне мух!» Не
помня себя, я выбежал на балкон и закричал: «Пиню-
ся, Пинюся!» — «Пиить!»—ответила она, а через се-
кунду была уже у меня на руках. Трудно сказать, кто
из нас двоих был больше рад, — я или она. Еще нико-
гда она не выражала так свою нежность, как в этот раз.
Я заметил, что она дрожит; видимо, прежде чем найти
нас, ей пришлось немало пережить за долгие семь ча-
26
сов. С тех пор прошло более тридцати лет, но и сейчас я
не понимаю, как она смогла найти наш дом!
После неудачного знакомства с цыплятами Пиню-
сю уже не пускали на улицу, да и она не стремилась
к этому. По-видимому, ее злополучная экскурсия в жи-
вую природу оставила у нее не очень приятные воспо-
минания. Так или иначе, она жила с нами на даче так,
как в городе. Возвращаясь из леса, я всегда приносил
ей разные лакомства, зеленых гусениц, бабочек и раз-
личных двукрылых.
После этих событий Пинюся прожила еще два года.
Она легко линяла, была весела и выглядела так, будто
только что прилетела из леса. Жизнь ее оборвалась
трагически. В тот год мы жили на даче в первом этаже.
Хозяйский кот заметил, что в комнатах живет птичка,
и стал караулить удобный момент, чтобы поймать ее.
Случилось так, что сильный порыв ветра открыл наруж-
ную дверь, и кот, скользнув в комнату, бросился на Пи-
нюсю. Выросшая в комнате, птичка не знала опасности
и продолжала, не обращая внимания на кота, бегать
по полу. Когда мы с криком бросились на кота, было
уже поздно. Он успел ударить Пинюсю лапой.
Смертельно раненная птичка уже не могла летать.
Она топорщила перышки, убирала клюв в плечевое
оперение и так часами сидела, покачиваясь, как ма-
ленький пуховой шарик. Я не отходил от нее. Даже
умирая, она тянулась ко мне. Забиралась на мой боти-
нок и дремала. Позову ее: «Пинюся!», она ответит:
«Пиить!» Только теперь это «пиить» звучало тихо-тихо,
еле слышно... Вечером она умерла.
С тех пор много разных птиц жило у меня, но ни
одна не была такой ручной и ласковой. И когда я встре-
чаю на лесной опушке трясогузку, я всегда вспоминаю
дни своей юности и своего маленького верного друга —
Пинюсю.
СКВОРКА
Гуляя с братом в саду, мы нашли слетка-скворчон-
ка. Он был совсем еще маленьким и, широко раскрывая
сбой желтый клюв, требовал, чтобы его накормили.
Весь день, с рассвета и до вечера, мы только и делали,
что совали скворке в рот то муху, то кусочек вареного
27
мяса, творог, булку. Все это он мгновенно проглатывал
при одном, правда, условии: если корм хоть чуть-чуть
был смочен водой. Иначе скворка встряхивал своим
длинным клювом и выплевывал сухой корм! Потом мы
сообразили, что ведь родители, давая корм птенцам,
смачивают его своей слюной, и, значит, так привык ку-
шать и скворчиный птенец.
Скворчонок быстро рос и кличку свою знал превос-
ходно. Стоило только мне или брату проснуться и ска-
зать: «Скворка» — как в корзиночке, где он сидел, сра-
зу же раздавалось нетерпеливое верещание. Снимешь
покрывало с корзиночки, а скворка уже вертится во все
стороны, трясет крылышками, кричит и широко разе-
вает рот.
Шли дни, и Скворка стал летать. Сперва он йе умел
рулить коротким хвостом. Полетит и обязательно на
что-нибудь наткнется. Но так продолжалось всего не-
сколько дней.
Вскоре наш питомец летал по всем правилам сквор-
чиного летного искусства.
Оставлять Скворку-пачкуна в своей комнате было
нельзя, и его поселили в небольшой свободной комнат-
ке, где не было мебели. Здесь ему была укреплена жер-
дочка, на которой он обычно спал, а на небольшом сто-
лике, покрытом клеенкой, стояла вместительная ван-
ночка. Купаться Скворка очень любил. Хоть десять раз
в день будет полоскаться в
ванночке, лишь бы была на-
лита свежая вода. Войдет
в ванночку, окунется не-
сколько раз, побьет по воде
крылышками и хвостом —
и давай отряхиваться, чи-
ститься и перебирать пе-
рышки. А через секунду
опять лезет в ванну, и все
повторяется снова. Таких
«заходов в воду» он делал
по пять-шесть раз.
Чтобы Скворка не отвык
от нас и остался ручным и доверчивым, мы старались
кормить его из рук и кормили по пять-шесть раз
в день.
28
Только когда мы с братом надолго отлучались,
Скворке ставилась кормушка с едой.
Кормить его было нетрудно, он ел все, что и мы:
каши, булку, вареное мясо, яйцо, салат, морковь, на-
скобленную ножом, не
отказывался и от наре-
занного яблока, а мелкие
виноградины глотал це-
ликом. Хотя скворец —
птица насекомоядная, но
он охотно ел цельную
коноплю и даже, видимо,
считал за лакомство.
В комнате, где жил
скворец, висел на длин-
ном металлическом стер-
жне колокольчик — зво-
нок от входной двери.
С некоторого времени
рано по утрам нас будил этот звонок. Пойдешь от-
крывать — никого нет. Очень это нас с братом сердило.
И кто это решил нас спозаранку будить? Мы уже стали
подозревать, что это кто-то безобразничает. Но неожи-
данно все разъяснилось.
Как-то рано утром опять неистово зазвонил коло-
кольчик, и я решил не одеваясь добежать босиком до
двери, чтобы выяснить, кто это озорничает. Вбегаю в
комнатку к Скворке — и что же вижу? Наш выкормыш
сидит на стержне от звонка и звонит вовсю! Так вот кто
не дает нам с братом спать по утрам! Пришлось подвя-
зать язычок колокольчика. Хотя мы и бранили Сквор-
ку, но удивлялись, как ловко усвоил он связь между
звонком и нашим появлением. Когда рано просыпав-
шийся скворец хотел есть, он взлетал на звонок и зво-
нил до тех пор, пока не услышит наши шаги, — тогда
он летел встречать нас.
Известно, что скворцы прекрасно подражают голо-
сам других птиц и воспроизводят различные звуки.
Нередко молодые скворцы научаются говорить. Мне
как-то пришлось слышать скворца, который говорил не
один десяток слов.
Наш Скворка тоже стал говорить. Он отчетливо вы-
говаривал: «скворка», «на, миленький, на», «лети ско-
29
рей». Прожив у нас годы, больше не прибавил ни одно-
го слова к своему разговорному репертуаруОднако и
этого запаса слов оказалось достаточно для забавного
случая.
Как-то мы, живя на даче, позвали старушку помыть
полы. Чтобы птица не боялась чужого человека, клетку
поставили на шкаф и накрыли полотенцем. В разгар
уборки неожиданно из комнаты, где жил скворец, как
ошалелая выскочила наша старушка и заявила, что
убирать отказывается.
Только после долгого бестолкового препирательства
выяснилось, что старушка слышала голоса, и здесь мы
сразу все поняли. «Так это скворец у нас ручной гово-
рит!»— попытались мы успокоить старушку, но она
упорно порывалась уйти. С большим трудом удалось
уговорить ее войти вместе с нами в комнату. Я снял
с клетки полотенце, но скворец, как на зло, ничего не
говорил. Тогда я высыпал из баночки себе на ладонь
мучных червей. Увидев любимое лакомство, наш Сквор-
ка засуетился на жердочке и проговорил скороговор-
кой: «Скворка, лети, миленький!» Надо было видеть
лицо старухи. Какая гамма различных чувств мгновен-
но отразилась на ее лице! Здесь были и удивление, и
страх, и отвращение. Эффект получился самый неожи-
данный. «Экая нечисть! Да озолотите меня, чтобы я
здесь стала убирать!» — и старуха решительно удали-
лась. С тех пор суеверные бабки сторонкой обходили
нашу дачу.
ХВОСТИК-ГОРИХВОСТИК
Пионерский лагерь был расположен в сосновом ле-
су, и на его территории жило много разных птиц.
В первый же день приезда я заметил, что под крышей
домика, где я поселился, гнездятся серые мухоловки.
Они то и дело, издавая свое тихое «цт, цт», появлялись
на телеграфных проводах перед домом. Вскидывая хво-
сты и крылья, точно поправляя свое оперение, загля-
дывали в мое окно.
А потом срывались с провода и, легко поймав на
лету муху, исчезали под крышей нашего домика, —
оттуда слышалось верещание птенцов.
30
На рассвете я решил взглянуть, в гнезде ли малы-
ши, но опоздал. Птиц уже не было.
Пройдя несколько шагов, я услышал жалобный
писк в траве — кричал птенец серой мухоловки. Раз-
двинув под кустами траву,
увидел его, облепленного
муравьями. Видимо, это
был самый младший и ела-	X '
бый птенец: сорвавшись с
куста, он не смог выбраться
из травы, и муравьи напали	/
на него.
Я взял птенчика и очи-
стил от муравьев. Оказа-
лось, что нашел его во-
время. Муравьи только что
напали на птенца и еще не успели причинить ему вред,
а опоздай на несколько минут, и все было бы кончено.
Что же делать с птенцом? Семья его улетела. Ло-
вить живой корм он еще не умел. Ему предстояло долго
учиться этому хитрому делу.
Я перепробовал все известные мне приемы, чтобы
накормить его, но ничего не получилось. Птенец упор-
но отказывался открывать рот.
«Вот что, — решил я, — посажу-ка я его в клетку и
привешу клетку к стене дома, недалеко от гнезда. Се-
рые мухоловки охотятся вблизи. Наверное, вся семья
где-нибудь здесь, и родители найдут своего ма-
лыша».
Подставив стол и стул, я вбил высоко в стенку два
гвоздя и на них повесил клетку с юным мухоловом, а
сам отошел подальше и стал наблюдать.
Сидевший в клетке птенец время от времени изда-
вал позывные крики. По этим крикам родители всегда
находят своих слетков-птенцов, еще не умеющих ле-
тать, но уже покинувших гнездо. Прошло минут два-
дцать, и вдруг на проводах, напротив клетки, появи-
лась серая мухоловка. В клюве она держала муху.
Порхнув на клетку, она пыталась просунуть муху в
рот птенцу, но не могла дотянуться до него. Мешали
прутья клетки. Увидев мать, птенец громко запищал и
затряс крылышками, но не сделал ни шагу ей навстре-
чу. Так продолжалось довольно долго, прежде чем
31
птенец догадался, наконец, приблизиться к решетке.
В то же мгновение он получил корм — и мать улетела.
Пока птенец сидел у стенки клетки, кормление со-
вершалось без помех, но стоило птенцу отойти в глубь
клетки — все начиналось сначала. Опять мать стара-
лась проникнуть в клетку, а ее несмышленый младенец
неистово кричал, сидя на месте. В конце концов птенец
усвоил простую связь действий и при появлении роди-
телей спешил им навстречу.
Итак, мой опыт пока удался. Вместо того чтобы са-
мому ловить целый день мух, я передал попечение
о нем в верные материнские крылья и клюв. Птенец
был устроен.
Как всегда, первые дни работы в кружке юннатов
бывают очень хлопотными. Приходилось все устраи-
вать заново. Часть ребят ходила за зеленью, другие го-
товили корма, третьи носили воду. Моими помощника-
ми были опытные юннаты — Наташа и Юра.
Когда уборка была закончена, все животные на-
кормлены и я уже собрался идти навестить свою мухо-
ловку, ребята принесли маленького слетка-горихвостку.
Птенчик еще не летал и, сидя в коробке, широко
расставив лапки, таращил на нас свои черные бусинки-
глаза.
— Вот не было печали! Только что пристроил од-
ного, теперь второй! Откуда вы его взяли?
Ребята свели меня на место, где был найден пте-
нец, но сколько я ни искал — ни гнезда, ни самих го-
рихвосток не было видно. «Будь что будет!»—решил
я и, придя домой, посадил горихвостика в компанию
к мухоловке. Птенцы не обращали внимания друг на
друга.
Родители мухоловки кормили только своего птен-
ца, и, как горихвостик ни надрывался, ему не достава-
лось ничего. Так продолжалось около часа. Я уже стал
беспокоиться за судьбу своего второго приемыша, как
вдруг неожиданно на проводе появился красавец са-
мец горихвостки-лысушки.
Черное горло, ржаво-красные грудь и брюшко, на
голове —беловатая шапочка и огненно-ржавый хвостик.
Настоящий франт! Не долго думая, он порхнул на
клетку и — о, радость! — корм получили оба птенца!
Горихвостик оказался смышленнее мухолова и не за-
32
ставил долго приглашать себя к решетке клетки. Через
минуту явилась мухоловка, и опять корм получил
только один птенец.
Вскоре на проводах произошла встреча мухоловки
и горихвостки. Обе птички держали в клюве корм: му-
холовка — мух, а горихвостка — пучок гусениц. Одно-
временно порхнув на клетку и отдав корм птенцам,
они вернулись на проволоку и угрожающе повернулись
друг к другу. «Уить-тэк-тэк», — отрывисто заявил го-
рихвост и, не долго думая, ринулся на мухоловку. Сби-
тая с проводов, мухоловка попыталась вернуться, но
горихвостка кидалась на нее так стремительно и злоб-
но, что мухоловке пришлось удирать.
Мухоловка вынуждена была покинуть район до-
ма, на котором висела клетка, и выкармливанием
птенцов всецело завладел горихвост. С рассвета и
до позднего вечера он усердно кормил обоих птен-
чиков.
Однажды ночью пошел дождь, и я вышел накрыть
клетку дощечкой, чтобы птенцы не промокли. Как
только я взобрался по лесенке к клетке, с сосны, стояв-
шей у дома, раздалось предостерегающее «уить-тэк-
тэк». Оказалось, заботливый горихвост и ночью обере-
гает птенцов, предупреждая их об опасности.
Прошла неделя. Оба птенчика заметно выросли и
окрепли. Теперь уже они сидели на жердочке, их хво-
стики заметно отросли.
3
А. Батуев
33
И вдруг... из-под нашего крыльца появился кот.
Там, где кошка, птицам беда! Хоть и высоко висит
клетка, но что ни придумает кот, чтобы поймать
птицу!
Мы с Юрой решили поймать горихвоста и всю
семью переселить в зоокружок лагеря.
Посадив птенцов на «шпорок» (ниточка, привязан-
ная к ноге птицы, чтобы она не могла улететь), я от-
крыл клетку и так подвязал длинную тонкую бечевку,
чтобы достаточно было потянуть за нее — и дверь клет-
ки закроется.
Взяв конец бечевки в руку, мы отошли на почти-
тельное расстояние и принялись ждать. Как на зло, го-
рихвост долго не являлся. Мы уже стали опасаться,
что он заметил наши приготовления и не подлетит
к клетке, пока не будет убрана веревка. Опасения ока-
зались напрасными. Перед нами на проводе появился
горихвост. Несколько помедлив, он присел на клетку,
но подвязанные к задней стенке птенцы не могли при-
близиться, и горихвост впорхнул внутрь.
Эти мгновения, пока птичка вошла в клетку, пока-
зались мне вечностью. Но вот дверь клетки захлопнута,
все вышло тихо и аккуратно. Горихвост даже не сооб-
разил, что попался в плен. Забился он только тогда,
когда мы подошли снимать клетку. Быстро накрыв
клетку темной материей, мы отнесли все семейство в
34
наш живой уголок, где для них была заранее приго-
товлена вольера.
Там уже стояли кормушки со свежими муравьины-
ми яйцами и мелко рубленным вареным куриным
яйцом. Птички быстро освоились в новом помещении,
и горихвост продолжал и здесь усердно кормить своих
приемных детей. Вскоре в эту вольеру были посажены
еще три птенца-слетка: овсянка, лесной конек и вели-
кан дрозд-рябинник. И что же вы думаете? Этот отец-
молодец взялся кормить всю эту ораву в пять ртов! Осо-
бенно было занятно наблюдать, как маленькая гори-
хвостка кормит огромного дрозденка. Птица только
потому могла дотянуться до клюва приемыша, что
дрозденок, открывая рот, приседал.
Вскоре птенчики стали есть сами, хотя продолжали
попрошайничать у своего кормильца-горихвоста. А он
еще долго продолжал подкармливать то одного, то дру-
гого из своих бывших воспитанников.
Ухаживать за вольерой, где жили эти птенцы, по-
ручили Наташе. Особенно полюбила она молодого го-
рихвостика, которого назвала просто Хвостик. Птичка
быстро привязалась к девочке. Стоило только ей войти
в вольеру и позвать: «Хвостик»—как он уже сидел
у нее на руке.
Часами Наташа занималась со своим любимцем и
добилась того, что птичка стала не только совершенно
ручной, но даже проявляла к девочке нежность, выра-
жая свои чувства тихим, мелодичным писком и лег-
ким трепетанием крыльев.
Наступал в лагере родительский день. Ждала маму
и Наташа.
Еще задолго до сигнала горниста, возвещающего
подъем, Наташа тихо встала и, наскоро умывшись, по-
бежала к своим питомцам. Больше всего Наташа хоте-
ла, чтобы ее маме понравилось в их юннатском круж-
ке. А о том, как она будет поражена доверчивостью
Хвостика, Наташа думала не без гордости. Уж Хвос-
тик обязательно покорит маму!
Не успела Наташа открыть дверь, как ее пернатые
и четвероногие друзья подняли такой концерт, что хоть
уши затыкай. Морские свинки пищали, поднимаясь на
задние ножки, незамедлительно требуя свежей травы;
вороны каркали; дрозд «чакал», скороговоркой произ-
3*
35
нося свое «чак-чак-чак», а коршун Пифка жалобно ску-
лил, будто он был не огромный хищник, а пуховый
цыпленок. «Катя, Катя!» —кричала сорока, кокетливо
закатывая глаза и то и дело поклевывая себе зачем-то
лапки. «Ну, раскричались», — делая вид, что недоволь-
на, сказала Наташа, хотя в душе была в восторге от
такого приема. Надо было спешить. А что, если мама
приедет рано? Быстро и умело Наташа принялась за
работу, и вскоре все крикуны угомонились, занятые
вкусным завтраком. Свидание с Хвостиком сегодня На-
таша отложила напоследок. В кармане у нее лежала
коробочка с наловленными накануне насекомыми, она
хотела угостить ими птичку только тогда, когда придет
мама.
Наташа подошла к вольеру, и вдруг заветная коро-
бочка с гостинцами выпала из ее рук. На полу, расто-
пырив крылья, с вытянутыми ножками, лежал мертвый
Хвостик. Куда делась радость солнечного утра? Как
горько, что его не стало, и в тот день, о котором Ната-
ша так долго мечтала! Как она хотела показать его
маме — и вот... Наташа аккуратно подняла мертвую
птичку, положив ее на ладонь. Но что это? В ту же
секунду она почувствовала на своей руке знакомые
крошечные коготки и сквозь слезы увидела своего лю-
бимца, весело встряхивающего огненным хвостиком.
Еще не веря себе, Наташа с замиранием сердца смо-
трела. На ладони лежал мертвый Хвостик, а рядом, на
пальце, сидел живой и выжидательно посматривал на
Наташу. «Он жив, жив!» — повторяла девочка. Убрав
мертвую птичку, она вернулась к своему Хвостику с за-
ветной коробочкой. Осторожно вынимая из нее кобы-
лок, гусениц, пядениц, она кормила птичку. Хвостик
не заставлял себя долго упрашивать и, внимательно
следя за рукой Наташи, быстро схватывал предлагае-
мые лакомства.
Так и застала Наташина мама обоих друзей, заня-
тых друг другом. Девочка угощала своего любимца, а
ее пернатый друг, преспокойно усевшись на ее ладони,
с аппетитом завтракал, время от времени потряхивая
хвостиком. Хотя мама и была подготовлена письмом
Наташи, но картина, увиденная ею в это утро, превзо-
шла все ожидания.
Только проводив мать, девочка вспомнила о зага-
36
дочном мертвом двойнике Хвостика. И тут послышался
голос Юры: «Наташа! Наташа! Ты не видала, куда
девалась самка-горихвостка, посаженная вчера в воль-
еру?»
И Юра рассказал, как, возвращаясь под вечер в ла-
герь, увидал самку-горихвостку, которую схватила
кошка.
— Я отнял ее у кошки и пустил в вольеру, — за-
кончил свой рассказ Юра.
— Так, значит, это она и умерла! — воскликнула
Наташа. — А я-то сначала приняла ее за Хвостика!
СОВУШКА
Как-то ребята принесли мне больную сову с проби-
тым крылом.
Промыв крыло раствором марганцовки, я посадил
сбою новую знакомую в принесенный ребятами боль-
шой ящик, предварительно укрепив в нем толстую пал-
ку, на которой сове было бы удобно сидеть.
Сначала сова боялась меня, щелкала клювом, злоб-
но топорщила перья, шипела и норовила цапнуть ког-
тистой лапой. Но... «путь к сердцу животного лежит
через желудок», и вскоре сова сменила гнев на ми-
лость. Кормил я ее сырым мясом и белком крутого
яйца. Скажешь ей: «Совушка!» — а она отвечает:
«Ууу» — и внимательно следит за моей рукой, в кото-
рой я держу мясо. Через две недели крыло зажило, и
совушка стала летать. Я пристроил ей под потолком на-
сест, постелил под ним бумагу, а на стене, рядом с на-
сестом, прикрепил мисочку с водой. Хотя считается,
что совы не пьют, но у меня они всегда пили воду.
Шли дни, и совушка все больше привыкала. Она
уже совсем не боялась, когда я возвращался домой.
Охотно шла на руки, хорошо знала свою кличку.
Но вот случилась беда. Однажды, вернувшись позд-
но вечером домой, я не нашел своей совушки. Она вы-
летела в кем-то оставленное открытым окно.
Расстроенный, я поздно лег и никак не мог заснуть.
Только под утро, когда стало светать, я задремал.
И вдруг сквозь сон чувствую, что подушка уходи!
37
у меня из-под головы. Кто-то медленно тянул мою по-
душку. Спросонья я даже растерялся. Открываю
с опаской глаза и вижу прямо у своего лица два огром-
ных янтарных глаза. Смо-
трю и себе не верю: ведь
это моя совушка вернулась!
Я поспешил закрыть
окно и стал угощать свою
любимицу мясом. Но совуш-
ка даже не взглянула на
мясо. Лишь утром, найдя
на газете под насестом по-
гадку, я понял, что моя
совушка не зря потеряла
время, отсутствуя из дому.
Основной пищей болотных
сов являются мыши. Не-
переваренные остатки шер-
сти, когтей совы отрыги-
вают в виде небольшого
комка. Вот эта погадка и
объяснила мне, чем зани-
малась моя совушка ночью.
«А что, если и сегодня
оставить открытым окно?»
Но уж очень ярко было в памяти ощущение горечи
утраты и радости возвращения совушки.
Целый день я мучился. Привязанность к птице
сдерживала меня: «А что, если не вернется?» Но лю-
бопытство биолога подзадоривало: «Где ты найдешь
еще такой случай проверить привязанность птицы
к человеку?» Домик, где я жил, стоял у самого леса, и
если сова сама вернулась, почему она покинет меня
в другой раз?
Принять решение мне помогла сама совушка. Вер-
нувшись вечером домой, я застал ее сидящей на подо-
коннике. Она явно стремилась на улицу. «Совушка!» —
позвал я. Она повернулась ко мне, и я почесал ее около
клюва. Обычно ей это нравилось. И на этот раз она
нежно-нежно запищала, выражая свое удовольствие,
но уже через минуту опять вернулась к окну. Я пред-
ложил ей вареное яйцо. Нехотя поковыряв его, она ре-
шительно подошла к стеклу и толкнула его головой.
38
Весь ее вид как бы говорил: «Ну, выпусти же меня!
Ведь мыши вкусней того, чем ты меня здесь кор-
мишь!» Я решился и тихо отворил окно.
Совушка шагнула вперед и вдруг бесшумно нырну-
ла огромной тенью за окно. Словно призрак, она про-
неслась над освещенной луной поляной и исчезла.
Опять опустела моя комната! Выйдя на улицу, я сел
на скамейке. Луна заливала окружающие предметы не-
верным голубоватым светом. Где-то в отдалении слы-
шалась песня. В кустах стрекотали кузнечики. «Вер-
нется или не вернется?» — неотступно сверлила мысль,
а кругом было так хорошо! Воздух был напоен арома-
том скошенного неподалеку сена, и хотелось вот так
сидеть и чтобы эта теплая летняя ночь никогда не кон-
чалась.
Бесшумно трепеща крыльями, проносились летучие
мыши. Вот одна, пролетая мимо моего открытого окна,
внезапно повисла на занавеске. Минута — и, отпустив
коготки задних лапок и широко развернув свои крылья,
она унеслась в сторону реки.
Вот над поляной появился еще один представитель
ночи — козодой. Красив козодой во время своей ноч-
ной охоты! То он стремительно взмывает вверх, то не-
ожиданно как бы повисает в воздухе, трепеща крылья-
ми, и вдруг камнем летит вниз. Быстрые повороты сле-
дуют один за другим. Даже нашей прославленной ле-
тунье — ласточке — не уступает козодой в мастерстве
полета. Днем козодой искусно прячется. Посмотришь на
козодоя днем, когда он сидит, и кажется, что рот у него,
как и у других птиц, небольшой. Сравнительно корот-
кий клюв покрыт у основания тоненькими перьями,
служащими для осязания. Такие же перышки были и
у моей совушки. Но стоит козодою открыть рот, и вы
поразитесь. Это не рот, а целая пещера, куда легко про-
валится и майский жук, и огромный бражник, лишь
бы ловко эту пещеру подставить летящему бражни-
ку или жуку. Вот поэтому козодой и исполняет все
фигуры высшего пилотажа во время своей ночной
охоты.
Долго я любовался картиной летней ночи, а на
душе было как-то грустно, и неотвязно вставала мысль:
прилетит или не прилетит?
На востоке стало светать. В воздухе повеяло све-
39
жестью; как-то незаметно исчезли летучие мыши, а со
стороны леса еще доносилось курлыканье козодоя.
«Надо ложиться!» — решил я и, еще раз посмотрев
в сторону леса, куда полетела совушка, пошел домой.
Проснулся я поздно. Солнце уже заглядывало ко
мне в окошко, а на насесте, глубоко втянув голову в
плечи, спала совушка.
«Вернулась, умница!» — с нежностью подумал я и,
прикрыв окно, пошел к ребятам. Мои ученики слыша-
ли, что сова поправилась и осталась жить у меня, но
о ее ночных экскурсиях они ничего не знали. Только
я собрался об этом рассказать ребятам, как они
меня опередили и сами рассказали об интересном
случае.
На их крыльце спал кот. Неожиданно с воздуха на
кота бросилась какая-то большая птица и, ударив его
ла тми в затылок, взмыла вверх. Ошеломленный вне-
запным нападением, кот поспешил укрыться под до-
мом. Ребята были очень заинтересованы происшест-
вием. Пришлось рассказать им, что совы иногда
нападают на кошек, как на конкурентов в охоте на
мышей.
Убедившись, что совушка признала мою комнату за
свой дом, я теперь ежевечерне выпускал ее на охоту.
Бывая дома, я старался возможно больше заниматься
совушкой, чтобы она не отвыкла от меня.
Время шло, и настал день возвращения в город.
В большой папочной коробке ехала совушка на новое
место. Она поселилась в моей комнате, в большой от-
крытой клетке. Днем сова дремала, а когда наступала
ночь и я гасил свет, вылетала «на охоту». Правда, мы-
шей у меня не было и охотиться было не на кого, но та-
кова уже сила привычки, и совушка всю ночь бодр-
ствовала.
Часто под утро она усаживалась на конце дивана
и махала крыльями до тех пор, пока я не просыпался.
«Ах ты, безобразница!» — бранил я свою пернатую при-
ятельницу, а она довольно урчала и шла ко мне на
руки.
Постепенно, с годами, совушка подстроилась под ре-
жим моей жизни и стала дневной птицей. Теперь она
часто сидела на стенных часах.
Сидела она так неподвижно, что ее легко можно
40
было принять за чучело, но стоило мне постучать по
столу и позвать: «Совушка!» —как в то же мгновение
«чучело» бесшумно слетало, громко стуча по столу
огромными когтями.
Пять лет прожила у меня совушка. Она была все
такая же нарядная, доверчивая и ласковая, но, посто-
янно получая корм от челове-
ка, утратила свои прежние
замашки хищницы. Сова, си-
дящая на высоком дереве,
слышит мышь, идущую во
влажной траве, и бьет ее на
слух без промаха. А моя
совушка, когда ей принесли
мышь, сперва подбежала к
ней, но, увидев, что мышь жи-
вая, стала удивленно крутить
головой и отступать. Там, на
даче, она мгновенно бы ског-
тила мышь, а сейчас не знала, как ей поступить с жи-
вой добычей. Даже могучий врожденный инстинкт под
влиянием новой среды претерпел изменения!
Как-то зимой я тяжело заболел, и мне было уже не
до совы. Когда наступило облегчение, я позвал совуш-
ку, но она не откликнулась, не зашевелилась. В клет-
ке на полу лежала моя совушка, уже совсем остыв-
шая.
Когда так долго с вами живет ручное животное,
потеря его воспринимается очень тяжело. Я никак не
мог привыкнуть к отсутствию совушки и часто ловил
себя на том, что заглядываю на часы, где всегда си-
дела она.
Отчего же погибла совушка?
Когда я заболел, женщина, приходившая готовить
мне обед, решила сама позаботиться о сове и дала ей
кусок солонины. Проголодавшаяся сова проглотила
большой кусок целиком, и этого было достаточно. Для
птиц соль в большом количестве смертельна. Так не
стало моей совушки. Но она жила у меня не напрас-
но. Я хорошо узнал, какой понятливой и доверчивой
может стать даже взрослая болотная сова при внима-
тельном и чутком уходе.
ЧИНА
Говорящие птицы! Это всегда интересно. «Затвер-
дил, как попугай. Болтает, как попугай». То, что попу-
гаи могут говорить, — общеизвестно. Но так ли часто
мы слышим других говорящих птиц?
Большинство людей проживет жизнь и ни разу не
услышит, как говорят птицы. И то, что умеют произ-
носить слова и даже фразы не только попугаи, для
многих полная неожиданность.
Среди пернатых, способных говорить, особенно вы-
деляются майны. Родина этих птиц — южная Индия,
Цейлон. Один из видов ее — саранчовая майна — гнез-
дится у нас в СССР, в бассейне Аму-Дарьи.
За последние 40 лет эта птица сильно размножи-
лась, и сейчас уже можно нередко встретить ее в окре-
стностях Самарканда. Молодые майны, взятые на вос-
питание человеком, часто научаются превосходно бол-
тать, насвистывать песни и смеяться.
Моя квартира уже давно стала как бы маленьким
уголком тропиков. Здесь живут большие попугаи и
крошечные ткачики, обезьянка, летучая мышь и туш-
канчик. И вот в этой пестрой компании одно из пер-
вых мест занимает майна, по кличке Чика. Немного
меньше нашей галки, в шелковисто-черном оперении,
с темно-фиолетовым и зеленым металлическим отли-
вом, она просто краса-
вица. Большой оранже-
вый клюв, позади глаз —
ярко-желтые кожистые
выросты, которыми она
встряхивает, как серь-
гами.
Подвижная и весе-
лая, предприимчивая и
любопытная, Чика спо-
собна болтать часами.
Она говорит больше два-
дцати слов, отлично ими-
тирует человеческий смех и кашель, издает красивый
свист. Совершенно ручная, она охотно идет на руки,
позволяет себя гладить, и видно, что ласка доставляет
ей удовольствие. Обычно стоит мне погладить ее или
42
вспрыснуть из пульверизатора водой — и она сейчас же
говорит свое имя.
Как и все майны, Чика очень любит купаться. По-
этому ежедневно я беру ее на руку и несу в кухню.
Здесь уже открыт кран, и Чика сразу летит на рако-
вину. Спрыгнув на дно ее, она сначала ловит воду
клювом, приседает, топорщит перья и, наконец решив-
шись, ныряет под струю. Окатившись с головы до ног,
она выскакивает на минутку, чтобы перебрать мокрые
перышки, и опять летит к воде. Сделав пять-шесть та-
ких заходов и промокнув «до нитки», она взлетает на
спинку стула и радостно кричит: «Чика! Чика-аня!» —
и начинает заниматься своим туалетом.
Пользуюсь случаем поиграть с ней. Приготовив не-
сколько шариков из булки или какие-либо ягоды (Чи-
ка любит все употребляемые нами в пищу ягоды,
включая и виноград), я кричу: «Чика, оп-ля1» — и бро-
саю ей корм. С поразительной ловкостью птица хватает
на лету угощение клювом.
Если я подброшу ягоду слишком высоко, то Чика
взлетает и ловит ее с искусством мухоловки. Со сто-
роны это может показаться фокусом, в действитель-
ности же это врожденная способность этих птиц. Майны
являются как бы связующим звеном между скворцами
и врановыми (вороны, сороки, грачи). Как скворцы,
они гнездятся в дуплах и скворечниках, отклады-
вают голубые яйца; как скворцы, они топорщат перья
во время пения, кланяются. Но моя Чика своими по-
вадками гораздо больше напоминает сорок и ворон.
Ведь она — малайская майна.
Чика очень любопытна. Все ей надо посмотреть,
а если плохо лежит что-нибудь блестящее, — то и ста-
щить. На чужих людей она смело кидается, и надо
сказать, что удар ее клюва весьма чувствителен. Не
раз мне приходилось вступаться за своих друзей и ути-
хомиривать дерзкую птицу.
У Чики есть редкое исключительное качество:
в любой обстановке она чувствует себя как дома.
Обычно птицы поют, говорят только в привычной
для себя среде, но стоит их перенести в новое место —
они сразу замолкают. А Чика способна болтать без
умолку даже в такси. Ее не смущает ни быстрая езда,
ни шум большого города.
43
На слете юннатов, в Ленинградской студии телеви-
дения, в домах пионеров — везде она немедленно ста-
новится всеобщей любимицей и центром внимания. Так
весело она болтает и никого и ничего не боится.
Конечно, Чика — это моя гордость, но и на солнце
есть пятна, и однажды она меня подвела. Как обыч-
но, утром Чика принимала в кухне «ванну». Зазвонил
телефон, и я ненадолго отлучился. Когда же я вернул-
ся, Чика весело прихорашивалась. Вскоре я унес ее
к себе в комнату. Неожиданно меня позвала соседка.
«Вы знаете, у нас появились крысы! — с испугом
сказала она. — Я положила на полочку пакетик
с маслом, и посмотрите, что они от него оставили!»
Бумага была разодрана, и изрядная часть масла
исчезла.
В первый момент я и сам почувствовал сильней-
шее беспокойство. Крысы там же, где живут птицы, —
это ужасно! Они за одну ночь могут убить и перека-
лечить не один десяток птиц. Но, рассматривая «изгло-
данное» масло, я вдруг понял все. Чувство тревоги сме-
нилось досадой. Экий чертенок! Когда только она
успела найти и так обработать масло?! С тех пор, во
41
избежание расхищения чужого имущества, Чика без
меня уже не гуляет.
Ни с одной говорящей птицей у меня не было столь-
ко курьезов, как с ней.
Как-то, возвращаясь домой, сталкиваюсь в дверях
с двумя незнакомыми людьми. Оказывается, они при-
ходили посмотреть моих птиц. Я охотно прошу их вой-
ти, но вижу, что мои новые знакомые чем-то смущены
и хотят уйти.
— Мы лучше в другой раз придем! Ваша хозяйка,
кажется, не в духе!
— Какая хозяйка? Никакой хозяйки у меня нет.
Посетители переглянулись и как-то нехотя последо-
вали за мной.
Когда я после длительного отсутствия возвращаюсь
домой, все мои питомцы встречают меня оглушитель-
ным приветствием. Так было и на этот раз.
Но вот разноголосое приветствие смолкло. Увидев
новых людей, Чика вскочила на жердочку и громко
сказала:
— Кто пришел?
Посетители вздрогнули. Ведь майны говорят не рас-
крывая клюва и тем не менее отчетливо и ясно. Мои
гости явно не поняли, что это говорит птица, и стали
с опаской оглядываться. Только когда я взял Чику на
руки и она отчетливо сказала: «Алло, алло, кто здесь
шумит?»—мои посетители пришли в восторг и от их
смущения не осталось следа.
Тогда они весело рассказали, что тут с ними про-
изошло. Они постучали ко мне в комнату. В ответ на
стук они услышали:
— Кто пришел?
— Разрешите посмотреть ваших птиц!
— Идите к черту! — последовало из-за д??ери по-
сле некоторой паузы. Разумеется, бедняги поспешили
ретироваться, даже не подозревая, что говорили с
птицей.
В другой раз в поезде меня приняли за чревовеща-
теля и даже стали объяснять друг другу, как этот
фокус делается, пока я не показал Чику. Смеялись все,
но больше всех смеялась Чика, что вызвало новый вос-
хищенный смех.
После выступления в Ленинградской студии телеви-
45
дения нам с Чикой пришлось долго ждать, пока по-
дадут машину. В вестибюле телецентра в этот день
можно было видеть интересных «артистов».
Львенок, по кличке Лайма, улегся на полу; поодаль,
верхом на собаке, сидела маленькая обезьянка-капуцин
и жалобно поскуливала. Но всеобщее внимание было
привлечено к небольшой клетке, обернутой бумагой и
стоявшей на окне.
— Алло! Алло, молодой человек, кто здесь шумит?
Тетя Шура, как дела? Кто пришел? Чика маленькая,
Таня, пошел к себе! Ха-ха-ха! — непрерывно неслось из
таинственного свертка.
Чика говорила то альтом, то дискантом, то басом.
Голос звучал то повелительно, то укоризненно, то иро-
нически, и толпа людей все увеличивалась. Всем хоте-
лось посмотреть разноголосого пернатого оратора. Люди
садились на корточки, заглядывали под газету. Удач-
ные реплики Чики сопровождались дружными взрыва-
ми смеха. Почти час не расходилась толпа, и, когда
пришла машина, Чику провожали, как настоящую
артистку.
Неведомо для себя Чика стала знаменитостью: ее
записывают на магнитофонную ленту для радио, ее
снимают в телевидении, ее фотографируют корреспон-
денты — и все лишь потому, что она хорошо и охотно
говорит.
ЛЕЛЬ
В холодный январский вечер я сидел у своего прия-
теля, большого любителя путешествовать. Рассматривая
фотоальбом, я заинтересовался одним снимком: на
крыльце маленького домика сидели мужчина и маль-
чик, а между ними непринужденно расположилась
огромная пятнистая кошка, похожая на леопарда или
пантеру. Все трое, видимо, чувствовали себя превосход-
но. Голова кошки покоилась на коленях мужчины,
а мальчик опустил руку на пятнистый бок хищника.
На кошке был ошейник с медалью. Я встречал много
собак-медалисток, но о леопардах с медалями даже и
не слыхал. Разумеется, тут же попросил приятеля рас-
сказать мне, откуда у него этот снимок и что ему изве-
стно о людях и звере.
46
— Это было давно, — начал мой друг. — Мальчик
теперь уже взрослый мужчина; жива ли героиня —
кошка — не знаю, а ее хозяин погиб в Отечественную
войну. Звали его Петр Мельхиоро-
вич. Это был превосходный врач и
человек. Жил он в Туркмении, в
сельской местности, и знали его на
десятки километров в округе.
Всегда приветливый, спокой-
ный и уверенный, он уже своим
приходом как-то ободрял пациента,
и люди очень любили «Петю», как
его часто ласкательно звали за
глаза.
Была у него, помимо своего лю-
бимого дела, еще одна страсть.
Любовь к животным. Один охотник
принес ему в подарок маленького
большелапого котенка. Это было
очаровательное существо с корот-
кими широкими ушами, длинным
хвостом и жесткой пятнистой шер-
стью. Врач был в восторге от своего
питомца, настолько он быстро при-
вык и освоился с новой обстановкой. Назвал он его
Лель, и котенок бежал на кличку не хуже щенка.
Надо было видеть, с какой неистовой радостью
встречал маленький зверь своего хозяина, когда тот
возвращался с работы. Он издавал нечто похожее на
мурлыканье и старательно терся об ноги врача. Желая
сделать из хищника мирного зверя, доктор стал рано
знакомить своего воспитанника с домашними живот-
ными.
Увидав впервые щенка, Лель припал к земле и стал
красться, осторожно вытягивая лапы. Доктор был на-
чеку, готовый в любой момент прийти на защиту добро-
душному щенку, но его опасения оказались напрасны-
ми. Выскочив из-за бугорка, Лель набросился на песика
и ударом лапы повалил его на землю. Опешивший ще-
нок через секунду сам ринулся в атаку, и завязалась
жаркая схватка, только это был не бой, а игра. Малыши
изо всех сил валяли друг друга. Щенок и хищник по-
дружились и часто играли друг с другом.
47
Живя среди людей и домашних животных, гепард
быстро усвоил правила хорошего поведения и никогда
не проявлял хищнических наклонностей. Доктор при-
учил его ходить в ошейнике, на ремешке, и Лель вел
себя на прогулках как хорошо воспитанная собака. Шел
степенно, словно не замечая встречавшихся людей и
животных.
Петр Мельхиорович знал, что гепард — лучший
бегун мира среди четвероногих. Недаром в старину
монгольские ханы тысячами держали охотничьих ге-
пардов, да и до наших дней в Индии и Иране это люби-
мый вид охоты.
Доктор не обучал своего Леля охотничьему искус-
ству, так как сам охотился только с фотоаппаратом и
другой охоты не признавал. Его восхищала та легкость
и быстрота, с которой подросший гепард носился по
степи. В выходной день он уходил далеко от жилья со
своим пятнистым другом, отстегивал ремешок, и Лель
носился как угорелый. Особенно ему нравилось прино-
сить хозяину брошенный предмет. Со временем он нау-
чился многому. Он отлично знал свой дом и больницу,
где работал Петр Мельхиорович, и часто исполнял роль
связного. Доктор посылал домой записку с просьбой
прислать что-либо, и гепард исполнял поручение мо-
ментально.
Соседи привыкли к степенной пятнистой кошке, и
так как доктор был всеобщим кумиром, то и Лель поль-
зовался симпатией. Бывало, как увидят сидящую на
крыльце огромную пятнистую кошку, так уже и знают:
у больного врач! Лель и взрослый оставался совершен-
но неопасным для окружающих, настолько он был
добродушен и понятлив.
Однажды, будучи в отпуске, Петр Мельхиорович от-
правился с фотоаппаратом на охоту. Разумеется, гепард
сопутствовал ему. Забрели они далеко, километров за
двенадцать от дому, и вот на обратном пути, рядом
с пионерским лагерем, врача нагнала молоденькая де-
вушка. На ней лица не было. «Доктор, родненький,
скорее к нам, у нас несчастье, помогите», — лепетала
она. Оказалось, что мальчика укусила кобра. Положе-
ние было трагическим. Лагерная машина уехала еще
с утра, а помощь нужна была немедленная. Девушка,
остановившая врача, была медсестра-туркменка. Она
48
знала, что смерть от укуса кобры может наступить че-
рез несколько десятков минут.
Но что мог сделать врач без шприца и сыворотки,
за десять километров от дома! У мальчика уже нача-
лась рвота. Дорога была каждая минута. Все окружаю-
щие с надеждой и мольбой смотрели на своего люби-
мого доктора. Они так верили ему, что и здесь надея-
лись, что он найдет средство спасти умирающего
ребенка.
Не теряя ни секунды, Петр Мельхиорович написал
несколько строчек на вырванном из записной книжки
листке бумаги и, подозвав гепарда, прикрепил записку
к ошейнику. «Лелюшка, выручай! — сказал он, ласко-
во погладив огромную кошку. — Домой, слышишь, до-
мой, марш скорее! Марш скорее!» Умное животное не
заставило повторять приказание и, словно снаряд,
сорвавшись с крыльца, понеслось к дому. Прошло
несколько секунд, и гепард исчез за поворотом до-
роги.
«Можно еще успеть, — как бы про себя сказал
врач. — Вы ведь говорили, что ребенок укушен совсем
недавно?» — обратился он к медсестре. «Да, только
что! — быстро ответила она. — Но ведь до вашего дома
десять километров, значит, туда и обратно — двадцать!
Ах, если бы была машина!» — «Ну, это вы насчет ма-
шины зря! — неожиданно улыбнулся доктор. — Маши-
не здесь не успеть! Лель же должен вернуться через
десять минут со шприцем и сывороткой!» Стоявшие
молча переглянулись. Каждому хотелось переспросить,
не ослышался ли он. Двадцать километров за десять
минут! Но так хотелось верить, что помощь не опоздает,
что никто ничего не сказал.
А между тем на дороге произошло следующее собы-
тие: нарядная «победа», управляемая молодым инже-
нером, мчалась по дороге. Вдруг водитель заметил в
зеркало, что его нагоняет нечто странное, летящее слов-
но стрела. Инженер «поддал газу», но «нечто» про-
должало нагонять. Включив предельную скорость и не
смея оторвать взгляда от дороги, он несколько секунд
летел как ошалелый. И вдруг словно золотистая мол-
ния мелькнула рядом с машиной и, уходя все дальше
и дальше, исчезла в облаке пыли. Посрамленный гон-
щик переключил скорость и, вытирая выступивший на
4 А. Бятуев
49
лбу пот, недоуменно уставился на уходящую вдаль
Дорогу.
А тем временем в пионерлагере мальчику станови-
лось все хуже. Минуты тянулись как вечность, и изне-
могающие от ожидания люди маялись, не находя себе
места. Только доктор не терял присутствия духа. Он то
и дело взглядывал на часы. Когда прошло восемь ми-
нут, он вышел на крыльцо и стал внимательно вгляды-
ваться вдаль. Его уверенность передалась окружающим,
и они также с надеждой смотрели теперь на дорогу.
Прошло десять минут с тех пор, как Лель был послан
домой. Все стояли в напряженном молчании, а там,
позади, страшный яд делал свое дело. Скорее, скорее,
Лель, ты еще можешь спасти жизнь маленького чело-
века! «Вот он», — громко сказал доктор, порывисто
спускаясь с крыльца. И все увидели летящего, именно
не бегущего, а летящего стрелой, гепарда. Мгновение —
v огромная пятнистая кошка бросилась на грудь своему
хозяину. Дальше все было просто. Шприц опущен в ки-
пящую воду, уверенной рукой врач вводит сыворотку,
и змеиный яд отступает, бессильный перед человече-
ским гением.
Мальчик был спасен. Стоит ли говорить, что для
тех, кто был свидетелем произошедшей трагедии, и док-
тор, и его Лель стали какими-то легендарными суще-
ствами. Они ведь не знали, что гепард может бежать
со скоростью 128 километров в час!
— Ну, вот и все, — заключил рассказчик. — Теперь
ты знаешь, кого я запечатлел на этой фотографии.
«А медаль?» — спросил я. «Ах, да, медаль! Отец маль-
чика был гравер. Он сделал эту медаль и выгравировал
на ней: «За спасение жизни».
гомзик
Утром зазвонил телефон. Я торопился ехать за го-
род и нехотя взял трубку. Послышался умиленный
голос одной из моих юннаток:
— Здесь продают маленького енотика! Давайте
купим его!
— Какого енотика? Енотовидную собаку, что ли?
50
— Да, такой черноносенький!
— Никаких черноносеньких! — отрезал я. — У нас
и так в кружках тесно!—И, посоветовав не чудить, по-
весил трубку.
«Эк, что выдумали! Куда его посадить? Ведь это
хищник! Удерет, половину зверья и птиц в кружке пере-
душит, да и самих ребят может покусать. Ведь у еното-
видной собаки мертвая хватка! Что ни говори, а ведь
родня волка!»
Енотовидная собака, или уссурийский енот, отно-
сится к семейству псовых и лишь окраской напоминает
американского тезку. Родина его — Уссурийский край
и Приморье. Но еще в 1929 году енотовидная собака,
как пушной зверь, была выпущена в ряде районов на-
шей страны, и с тех пор акклиматизировалась на очень
большой территории СССР.
«Никаких енотиков!» — мысленно подтвердил я и
направился к выходу. Но тут опять зазвонил телефон.
Это были те же юннаты:
— Мы рядом с вами, можно, мы приведем его
к вам только показать? Он такой ласковый, ну, по-
жалуйста!
Хитрецы знали как действовать, и я сдался, а через
несколько минут ко мне в квартиру явились юннаты
и с ними незнакомая женщина. За ней на веревочке,
как какой-нибудь песик, шел Гомзик, так звали
енотика.
4*
51
Что это была за фигура! Точно его всего укоро-
тили! Тело длинное, грузное, а ножки такие коротень-
кие, что казалось, ему трудно носить себя на своих
маленьких ножках. Короткий пушистый хвост, корот-
кая шея, короткая узкая головка, острая лисья мор-
дочка, короткие широкие, почти спрятанные в густом
мехе уши, глаза как пуговки, щеки — словно сажей
намазаны. Не будь этот увалень таким пушистым, он
был бы просто уродцем. Но его выручал густой серо-
вато-бурый мех, переходящий местами в желто-серый,
превращая это забавное создание в какую-то живую
меховую игрушку.
Когда я увидел этого неуклюжего зверька, действи-
тельно ласкового и ручного, охотно позволяющего гла-
дить себя и даже брать на руки, я не смог отказаться
от искушения и приобрел его.
Когда женщина ушла, сразу встал вопрос: а где же
енотик будет жить? «Пусть он поживет у меня, пока
мы подготовим ему место в кружке!» — стала просить
юннатка Юля. Сам еще не решив, куда мы определим
нового подопечного, я согласился. Но уже на другой
день Гомзик оказался у меня. Юлина мама категори-
чески отказалась от нового квартиранта, и вот мы
едем на машине в Дом пионеров.
Гомзик сидит у меня на коленях и с достоинством
смотрит в открытое окно. Прохожие с недоумением
оглядывались на диковинного пассажира, а шофер
сострил: «В первый раз везу живой воротник!»
Поместили Гомзика в высокую узкую клетку, где
раньше жила обезьянка Наташенька. Теперь ей по-
строили уже новую «квартиру», и она целые дни то
кувыркалась на решетке, то раскачивалась на каче-
лях. Увидев Гомзика, обезьянка ссутулилась и, нахму-
рив брови, стала гримасничать и ругать на обезьяньем
языке своего пушистого соседа. Но Гомзик держался
с достоинством и не обращал внимания на жесты и
мимику резуса.
Юннаты привезли сладкую манную кашу — люби-
мое блюдо Гомзика, но енотик исчез.
Что за притча? Дверь заперта, а клетка пустая.
Куда он девался? Я уже было начал проверять прутья
клетки — и вдруг увидел Гомзика. Высоко в клетке
была прибита полочка, так вот на этой полочке спо-
койно спал Гомзик. Такой увалень, а куда забрался!
Как ему это удалось? Но оказалось, что Гомзик свои-
ми короткими и с виду слабыми лапками очень искус-
но цепляется. Лазать на полочку для него не состав-
ляло никакого труда.
Юннаты сделали ему ременную шлейку с двумя
застежками, одна одевалась вокруг шеи, а другая охва-
тывала тело за передними лапками, и так водили Гом-
зика гулять. Он охотно отправлялся на прогулку в сад.
Было очень занятно смотреть, как Гомзик ходил по
лестнице. Толстый, пушистый, на своих коротеньких
ножках он почти полз по крутым ступенькам, перева-
ливаясь с боку на бок.
В саду он гулял степенно, никого не трогал, на
кошек не обращал внимания, но кошки его очень боя-
лись. Выйдет Гомзик в сад и все нюхает землю, иногда
начинает рыть ее лапами или жует какую-нибудь
травинку.
Вокруг него всегда собирались ребятишки. «Что это
за зверек? Лисица? Барсук? А он не кусается? Его
можно погладить?» Гомзик был мирным, покладистым
щенком, и его прогулки проходили без происшествий.
Но как-то Гомзику удалось сбросить с себя шлейку.
Юннаты испугались и слишком поспешно бросились
53
его ловить. Решив, что с ним играют, так как в кружке
ребята часто бегали с ним наперегонки, а енотику это
очень нравилось, он и здесь понесся во всю прыть. На-
встречу шла какая-то мамаша с малышом; ребенок,
увидев несущегося на него пушистого увальня, испу-
гался и заревел; испугалась и мамаша.
В тот момент, когда Гомзик был схвачен и ребята
стали надевать ему его ременную сбрую, словно из-под
земли вырос милиционер. «Это что за зверя вы тут
ловите? — спросил он строго. — Нельзя диких зверей
на улицу пускать!» Юннаты струхнули, но бойкая Юля
нашлась. «Какой же это зверь, это же собака!» —
«Собака?» — опешил милиционер. «Ну да, голландский
шпиц», — невозмутимо ответила она. «Голландский
шпиц? В первый раз вижу такую собаку, — сказал
с сомнением милиционер. — Голландский!» Но было
видно, что поле боя осталось за находчивой юннаткой,
так как, взглянув мельком на енотика, блюститель по-
рядка удалился. «Как это ты догадалась соврать, что
это собака?»—спросила взволнованная Юлина подру-
га. «Так я же не соврала, ты же знаешь, что это дей-
ствительно енотовидная собака!» — «А голландский
шпиц?» — «Это я с перепугу!» После этого случая
«одевание» Гомзика проводилось особенно тщательно.
К ноябрю енотик оброс такой густой и длинной
шерстью, что стал поперек себя толще. У него выросли
большие светло-серые бакенбарды, кормился он пре-
восходно. Помимо того, что он каждый день съедал
полкилограмма свежей рыбы и хорошую порцию мор-
кови, юннаты приносили ему пряники, конфеты, пе-
ченье, и лакомка все уничтожал без остатка.
Енотовидная собака — единственный представитель
псовых, впадающий в зимнюю спячку. Но Гомзик и
не думал засыпать. Ведь в кружке было тепло, как
летом. Во время работы юннатского кружка Гомзика
выпускали из клетки, и он свободно гулял по комнате.
Только надо было за ним следить, так как он научился
открывать дверь. Стоило только юннатам зазеваться,
как Гомзик подбегал к двери, вставал на задние лапы
и с силой толкал дверь передними ногами и мордой.
Пришлось сделать задвижку.
Став взрослым, он стал «пошаливать». Мы заме-
чали, что если кто-нибудь боялся Гомзика, то он,
64
словно угадывая это, иногда пытался таких робких
хватать за ноги, хотя с нами оставался таким же добро-
душным и ласковым, как в детстве. Он все так же
играл с мячом, делая уморительные прыжки, встряхи-
вая головой и подняв хвост торчком.
Прошло три года. Теперь Гомзик живет в большой,
просторной, специально сделанной для него клетке; не
раз его показывали по телевидению; он — неизменный
участник юннатских праздников и даже «выезжал» на
слет юннатов во Дворец пионеров. Ежедневно юннаты
водят его на прогулку, и за свой добрый нрав и покла-
дистость он пользуется особой любовью ребят.
Теперь, гладя пушистую голову, доверчиво уткнув-
шуюся черным носиком в белой манжетке мне в ко-
лени, я вспоминаю характеристику енотовидной соба-
ки: «Угрюмое, злобное, неприручающееся животное».
Да полноте, есть ли такие?
КАТЯ
*— Не имеешь права, отдай галчонка! — послы-
шался плаксивый детский голос на лестнице, ведущей
в зоокружок.
— А вот мы еще узнаем,
кто ты такая, что мучаешь
животных! — последовал
ответ.
— А я и не мучала! —
возразила обладательница
плаксивого голоса.
Дверь открылась, и в
кружок вошли две юннат-
ки, Светлана и Вера, с не-
знакомой девочкой. В ру-
ках Светлана держала маленького сорочонка.
— Вот, полюбуйтесь, не знает, что за птица, чем
кормить, а не хочет отдать птенца!
Птенец был очень маленький и то и дело закры-
вал глаза. Девочка нашла сорочонка в траве во время
загородной экскурсии и привезла его с собой в Ленин-
град, а мои юннатки отняли сорочонка: ведь девочка
не знала, что это за птица и чем она питается.
55
— А как же ты будешь его кормить? — спросил я.
— Я у мамы спрошу, — последовал ответ.
— А кто у тебя мама?
— Бухгалтер.
Я объяснил девочке, что птенца надо очень часто
кормить — с рассвета и до захода солнца, не реже
одного раза в час, а то и чаще. «Вот и выходит,— за-
ключил я, — что или вези его обратно — туда, где ты
его нашла, или он обязательно погибнет».
Вдруг дремавший до этого времени птенец раскрыл
свой длинный клюв, и мы увидали огромный красный
рот, — сорочонок требовал еду. Весь корм был уже
роздан обитателям кружка, но, к счастью, у меня был
завтрак. Вынув кусочек колбасы и нарезав его длин-
ными узкими пластинками, я стал кормить сорочонка.
Птенец ел с жадностью, но вскоре криком опять стал
требовать пищу. По-видимому, он так долго не ел, что
сильно ослаб и, только подкормившись, наконец подал
голос. Пришлось мне взять сорочонка на воспитание.
Назвал я сороку Катя, потому, что она издавала
звук, напоминающий это слово.
С момента водворения в моей комнате Кати я со-
вершенно потерял покой. Целый день ее надо было
кормить, а уходя из дому на работу, я вынужден был
брать ее с собой. К счастью, подошел отпуск, и я смог
без помех заниматься ее воспитанием.
Попав ко мне, в первые дни Катя большую часть
времени спала, оживляясь только на те короткие ми-
нуты, когда чувствовала голод. Но через неделю она
уже стала активным слетком, проявляя ко всему жи-
вейший интерес. Жила Катя в большом садке. Вскоре
она научилась открывать запоры на дверцах клетки, и
дверь пришлось завязывать проволокой. Однажды ей
удалось каким-то способом развязать проволоку. Воз-
вращаюсь я домой, а моя Катя радостно приветствует
меня, сидя на шкафу. «Это уже нахальство!» — рассер-
дился я и водворил беглянку в ее дом.
Не говоря уже о том, что это было непослушание,
оно могло оказаться небезопасно для молодого сорочон-
ка. Ведь у меня в комнате вольно жил синелобый
амазон Лора, у которого был могучий клюв. Надо ви-
деть, с какой легкостью амазон крошит в мелкие щеп-
ки толстую палку, чтобы оценить силу его клюва.
56
Правда, Лора был мирного характера и, летая по
комнате, садился только на три предмета: на картину,
на печку и на свою клетку, куда ему ставили корм.
За долгие годы жизни у меня он ни разу не изменил
этой привычке, и было бы невероятным событием,
если бы он сел на стол, бу-
фет или на пол. Поэтому
нападать на Катю на «чу-
жой» территории он и не	шЯЛ
стал. Но что стоило любо-
пытной сороке сунуться к
его клетке или на печку? ’—
Здесь Лора задал бы ей ЛИг
трепку.
Вскоре после водворе-
ния Кати в клетку я стал замечать отсутствие ряда
нужных мне вещей. Исчезла чайная ложка, вечное
перо, маленькие ножницы и, наконец, самое досад-
ное — часы. Сначала я даже не поставил эту пропажу
в связь с прогулкой Кати, ведь она была на воле никак
не больше часа. И только увидев исковерканные папи-
росы, разбросанные по моей кровати, я понял, чья это
«работа». Ну конечно, ведь сороки любят блестящие
предметы, и негодница успела все куда-то запрятать.
Теперь уже я стал искать свои вещи в самых невероят-
ных местах. Часы я нашел на шкафу, вечное перо и
ложку — на окне под шторой, а ножницы так и не
нашлись, и, лишь ложась спать, я обнаружил их у себя
под подушкой. С этих пор я особенно тщательно за-
вязывал дверь клетки.
Катя быстро росла и уже вполне научилась есть
сама, но я упорно продолжал кормить ее только из рук.
Выкормив на своем веку немало птенцов, я знал, что
только в этом случае птица останется абсолютно руч-
ной и привязанной ко мне.
Выкармливание птенцов — дело очень хлопотливое
и трудоемкое. Неудивительно поэтому, что, когда пти-
ца начинает брать корм сама, обрадованный воспита-
тель ставит ей кормушку и считает, что его труды
закончены. Но вскоре с удивлением замечает, что его
ручной птенец начинает все больше дичиться и наконец
становится совсем диким. «Вот неблагодарное созда-
ние, — решает он, — чего он меня боится? Ведь я же
57
его выкормил!» Не спешите бранить птицу. Если бы
воспитатель, после того как птица научилась есть, еще
недельки две помучился и продолжал кормить ее, за-
ставляя воспитанницу прилетать к нему на руки, она
навсегда бы осталась ручной и привязанной. Но он
этого не сделал; птица, предоставленная самой себе,
отвыкла от него.
Каждый раз, перед тем как кормить, я звал Катю
и, открыв дверь клетки, ждал, пока птица взлетит мне
на руку. Училась летать Катя в коридоре. Я выносил
ее клетку в коридор и, закрыв двери, открывал дверцу.
«Катя, гулять!»—говорил я, и сорока весело выска-
кивала из клетки.
Здесь же она и купалась в большом рукомойном
тазу. Сначала боялась идти в воду и, сидя на краю
таза, окунала только голову, но вскоре вошла во вкус
и так неистово купалась, что выполаскивала на себя
всю воду из таза. Промокнув до того, что с нее вода
стекала струйками, она с трудом взлетала на клетку
и начинала заниматься своим туалетом. Здесь же
в коридоре я приучил ее прилетать ко мне на руку
за кормом с большого расстояния.
Время шло, у сороки вырос длинный хвост, и садок,
в котором она жила, стал мал для нее. Надо было
переводить Катю из дому в кружок. И хотя грустно
мне было расставаться со своей любимицей, но я уте-
шал себя мыслью, что там ей будет лучше, да и ви-
деться мы будем все равно часто.
В зоокружке был бал-
Гкон, затянутый сеткой, —
наружная вольера, где жи-
_ ,	ли сойки и галчонок. Вот
сюда и посадили Катю.
Я думал, что она обрадует-
уГ*	ся, попав в просторную за-
литую солнцем вольеру. Но
произошло обратное. Она не
хотела уходить с моих рук,
жалобно скулила, а, поса-
женная на жердочку, жалась в угол. «Боится новой
обстановки», — понял я. Пришлось ехать домой за ее
клеткой. Только нырнув в свою клетку, Катя успокои-
лась и стала просить есть.
58
Два дня она жила в клетке, лишь изредка выбегая
наружу, а при малейшем шуме спешила назад. На тре-
тий день я застал ее в вольере. Она уверенно разгули-
вала по полу и то и дело задирала своих соседей.
С этого дня Катя перестала прятаться в клетку, и клет-
ку убрали.
Поселившись в кружке, Катя стала питаться само-
стоятельно, но ее привязанность ко мне нисколько не
ослабла. Она так же радостно встречала меня и сразу
летела ко мне на руки. Я никогда не забывал захваты-
вать с собой что-нибудь лакомое для нее, и наша друж-
ба оставалась неизменной. Жившая в вольере вместе
с Катей галка раньше была ужасной дикаркой, но
постепенно, следуя примеру Кати, она стала и сама
ручная, но, конечно, не в такой степени, как сорока.
Незаметно подошла осень, и птицы были переве-
дены в комнатную вольеру. Вскоре Катя перелиняла и
стала совсем большой. Ее иссиня-черные перья с зеле-
ным отливом приобрели блеск, а длинный хвост она то
и дело кокетливо вскидывала, точно сама любовалась,
какая она стала красавица.
Рядом в вольерах жили египетские горлицы и кор-
шун Пифка. Коршун считал ниже своего достоинства
обращать внимание на других птиц. Забияка Катя от-
носилась к коршуну с уважением. Зато бедных горлиц
пришлось переселять: Катя повыдергала у них через
решетку хвосты.
С каждым днем сорока все сильнее обижала своих
мирных сожителей. Прогоняла их от кормушки, часто
ни с того ни с сего выдергивала у них перья. В конце
концов пришлось забияку поселить в вольеру, где рань-
ше жили египетские горлицы. Так Катя получила от-
дельную жилплощадь.
Оставшись в одиночестве, лишившаяся возможности
кого-либо тиранить, Катя неожиданно порадовала нас
проявлением новых талантов. Однажды, придя рано
утром в кружок, я услышал в соседней комнате, где
жили врановые, крик попугая. «Опять, мошенники,
удрали!» — подумал я и посмотрел на клетку, где жили
попугаи. Оба представителя тропической фауны мирно
восседали у себя на жердочке. «Что же это такое? —
удивился я. — Только что кричали в соседней комнате,
а сейчас как ни в чем не бывало сидят у себя в клетке!»
59
«Катя, Катерина! Здравствуй, здравствуй!»—по-
слышалось за дверью. Я так и остолбенел! Да ведь это
моя проказница Катя говорит! Конечно, и попугаем
кричала она! Я осторожно подошел к двери и заглянул
в другую комнату. То и дело кланяясь и закатывая гла-
за, Катя разгуливала по вольере, произнося время от
времени свое имя.
Когда ребята узнали, что Катя говорит, все напере-
бой принялись учить ее. Надо сказать, что уроки не про-
шли напрасно. Вскоре Катя говорила уже больше две-
надцати слов. Только говорила она по настроению и
вызвать ее на разговор не всегда удавалось. Катя стала
самая популярная птица в кружке. Сюда приходили
взрослые и дети послушать говорящую сороку.
Способность птицы разговаривать послужила при-
чиной забавного эпизода. В Дом пионеров был назна-
чен новый директор — Маргарита Ивановна. Знакомясь
с работой, она как-то вечером, делая обход, услышала
в зоокружке разговор. «Странно, — подумала Маргари-
та Ивановна, — кто же там может быть так поздно?» —
и постучала в дверь. Никто не ответил и не открыл, но
разговор за дверью продолжался. «Леша, Леша!» —
явственно услышала она, и кто-то закашлял. Маргарита
Ивановна постучала сильнее, но дверь оставалась за-
пертой. «Что за безобразие! — возмутилась Маргарита
Ивановна. — Что они — глухие или нарочно не откры-
вают?»— и пошла звать завхоза. Встревоженный зав-
хоз не замедлил явиться.
— Михаил Васильевич, — обратилась директор к
завхозу, — у вас есть ключи от зоокружка?
— Нет, — последовал ответ, — ключи у руководите-
ля.
— Но в кружке кто-то разговаривает. Я стучала, но
никто не открывает! Послушайте сами. «Граня, Маня,
на!» — отчетливо послышалось из-за двери.
— Слышали? — вскинулась Маргарита Ивановна.
К ее удивлению, лицо завхоза расплылось в улыбке.
— Так это же Катя разговаривает, — ответил он.
— Кем же она работает и что она делает в кружке
так поздно?
— Но она же там живет, где ж ей быть? — уди-
вился завхоз.
— Я вас не понимаю, — теряя терпенье, рассерди-
60
лась Маргарита Ивановна. — Как оказалось, что без
моего разрешения здесь ночует какая-то Катя?
— Так ведь это птица — сорока! Наша Катя очень
чисто говорит и не уступит в этом деле заморскому
попугаю!
— Так это верно? — оживилась Маргарита Иванов-
на и как-то вся потеплела. — А я-то... — и она за-
смеялась.
Катя очень любит играть. Стащит ключ и давай но-
ситься с ним по вольере. «Отдавай сейчас же мне
ключ!» —говорю я ей, а она отскочит в сторону, поло-
жит ключ на пол и ждет. Только протянешь руку, а она
цап ключ и опять давай с ним летать, и так без конца.
С тех пор, как я принес к себе домой крошечного
сорочонка, прошли годы. Не раз мне случалось уезжать
по делам работы, и я подолгу не видал Катю, но стоит
мне, возвратившись после длительного отсутствия,
войти в вольеру, как Катя, словно в былые дни, ра-
достно встречает меня. Я протягиваю ей губы и го-
ворю: «Ну, поцелуй меня, Катя!» И, слегка раскрыв
клюв, она нежно водит им по моему лицу.
УШАН-КОЖАН
Однажды я получил в подарок летучую мышь. Мне
очень нравятся эти удивительные крошечные зверьки,
единственные из млекопитающих, по-настоящему обла-
дающие способностью летать. Они проносятся в вечер-
них сумерках с поразительной легкостью, бесшумно, по-
ражая внезапными поворотами, будто фигурами выс-
шего пилотажа.
Главная трудность содержания летучей мыши
дома — это научить ее брать корм из кормушки. Обыч-
но ведь они схватывают насекомых на лету и охотятся
«на слух». Летучая мышь слышит, как летит жук или
бабочка, и без труда ловит насекомое. Зрение здесь
почти не участвует: даже вблизи летучая мышь видит
очень плохо. Зато слух у нее замечательный.
Зная, что летучая мышь может зараз съесть деся-
ток майских жуков, я решил кормить ее мучными чер-
вями ; этот корм можно доставать круглый год в доста-
61
точном количестве. И вот я приступил к обучению сво-
ей летучей мыши. Надрезав мучного червя, я быстро
приближал его к мордочке зверька. Зверек при этом,
обороняясь, оскаливал зу-
бы и начинал стрекотать.
Звук настолько характер-
ный, что по нему всегда
можно узнать летучую
мышь. Я старался сунуть в
приоткрытый рот зверька
мучного червя. Так продол-
жалось несколько раз, до
тех пор, пока развивавший-
ся аппетит не заставлял ле-
тучую мышь схватить лако-
мый кусочек. Своими кро-
шечными, как бисеринки,
белыми зубами летучая
мышь сжевала червя в не-
сколько секунд. За первым
последовал второй, третий, и дело стало явно налажи-
ваться. Каждый раз, давая червя, я в шутку пригова-
ривал: «Ушан-кожан» — и протягивал лакомство. Со
временем эта кличка так и утвердилась за летучей
мышью, и крошечное рукокрылое отлично запомнило
свое имя.
Достаточно было только сказать: «Ушан-кожан» —
и летучая мышь моментально слетала на пол своей
клетки, где она обычно висела вниз головой, прицепив-
шись задними лапками к потолку.
Первые дни я кормил летучую мышь из рук, а за-
тем стал класть кучку червей в маленькую кормушку
и совать эту кормушку к самому носу своей воспитан-
ницы. Вскоре летучая мышь стала сама брать муч-
ных червей из кормушки, и трудная задача была
решена.
Мой Ушан-кожан очень хорошо научился узнавать
свою кормушку и гонялся за ней с поразительным про-
ворством, если я начинал ею водить в разные стороны.
Убеждение, что летучие мыши совершенно беспо-
мощны на земле, ошибочно. Они бегают, и бегают очень
проворно — так, что схватить убегающую летучую
мышь совсем не простое дело. Неверно и другое рас-
62
лространенное мнение, что днем летучая мышь не ле-
тает, так как ее ослепляет дневной свет.
Являясь ночным, или, можно сказать, сумеречным
животным, летучая мышь днем спит, но, потревожен-
ная, она обязательно полетит.
Если летучая мышь висела, прицепившись задними
ножками к крышке коробки и крышка поднимается,
зверек расправляет крылья, разжимает коготки задних
лапок, и никакой свет не помешает ей — летит! Со дна
коробки ей подниматься в воздух труднее, хотя и тут
она взлетает словно вертолет.
Обычно летучие мыши с наступлением холодов впа-
дают в спячку. Некоторые виды этих зверьков совер-
шают вместе с птицами перелеты. Считается, что если
летучая мышь зимой не будет спать, то она обязатель-
но погибнет. Но вот пришла осень, а мой Ушан-кожан
продолжал ежедневно съедать по 30—40 мучных чер-
вей и, живя в теплой комнате, не помышлял о спячке.
Теперь это был совершенно ручной зверек. Он часто
сидел у меня на ладони, поводя в разные стороны своей
курносой ушастой мордочкой.
Однажды, когда я ужинал, а у меня на руке важно
восседал Ушан-кожан, пришли мои знакомые. Привык-
шие к моему зверинцу, друзья промолчали по поводу
присутствия за столом столь необычного сотрапезника,
но, когда я предложил им поужинать вместе со мною,
они не выдержали. «Помилуйте, — взмолились они,—
какая же здесь еда? Или вы нарочно держите эту га-
дость у себя на руке, чтобы отбить аппетит у своих го-
стей?» — «Наоборот, — возразил я, — поужинать надо,
хотя бы ради того, чтобы
вы могли потом расска-
зать, что кушали в об-
ществе хорошо воспитан-
ной ручной летучей мы-
ши. Поверьте мне, это
нечасто случается. А что
касается того, что мой
Ушан-кожан — гадость,
так вот это уже сущая
несправедливость. Это полезнейшее животное, уничто-
жающее самых вредных насекомых. У него есть и еще
одно ценное достоинство: выделения летучей мыши
63
лишены запаха. Из всех млекопитающих только она
обладает таким удобным для комнатного содержания
свойством. И, наконец, этот зверек «оборудован» по
последнему слову современной техники, так как яв-
ляется как бы живым звукоулавливателем».
Уже давно люди заметили, что даже в абсолютной
темноте летучая мышь никогда не натыкается на пред-
меты; для достоверности итальянский ученый Спалан-
цани заклеивал глаза летучим мышам, но они летали
как зрячие. Только недавно ученые открыли, что во
время полета летучая мышь издает ультразвуки, неуло-
вимые для человеческого несовершенного уха. Эти
ультразвуки, отраженные твердыми предметами, пре-
дупреждают летучую мышь о препятствии на ее пути.
Вы, наверное, не раз слышали рассказы о том, что
летучие мыши вцепляются в волосы и любят садиться
на белое. Объясняется это просто: волосы и белое по-
глощают ультразвуки, и для зверька они перестают
быть препятствием, зверьки натыкаются на них.
Когда подали на стол, мои друзья даже не заметили,
как за беседой принялись за ужин. С тех пор, приходя
ко мне, они всегда справляются о моем рукокрылом
приятеле.
Прошло три года. Ушан-кожан так ни разу и не впа-
дал в спячку. Бывало, что в сентябре или октябре он
по два-три дня не шел на зов и продолжал сидеть непо-
движно, забившись в уголок клетки. Но уже на четвер-
тый день я заставал его у кормушки. Схватив мучного
червя или жука, он каждый раз отбегал от кормушки и,
странно подгибая голову под себя, спешил, хрустя, его
сжевать.
По-прежнему он часто сидел у меня на ладони, ко-
гда я читал. Но однажды стряслась беда. Соскочив
с ладони, Ушан-кожан добежал до края стола и сплани-
ровал на пол. Не видя, где опустился зверек и боясь
случайно наступить на него, я замешкался, а когда
стал искать, — Ушан бесследно исчез.
За плинтусами в некоторых местах были щели, и я
боялся, что если он забрался туда, то вряд ли сумеет
найти дорогу обратно. Все попытки найти беглеца ока-
зались тщетными.
Открыв клетку, я положил в кормушку удвоенную
порцию мучных червей, поставил поилку с водой и
64
с тяжелым чувством лег спать. Но сон бежал от меня,
я то и дело прислушивался к малейшему шороху, но
летучей мыши не было слышно.
Может быть, покажется странным, как можно слы-
шать бесшумную летучую мышь? Все зависит от при-
вычки и умения слушать. В моей комнате всегда было
много разных животных и, лежа с закрытыми глазами,
я прекрасно разбирался в звуках. Вы узнаете своих
близких друзей по походке, по стуку в дверь, даже по
звонку. Тот, кто с интересом и любовью наблюдает за
животными, научается так же узнавать «походку» жи-
вотных.
Заснул я, когда уже стало светать. Наутро я убе-
дился, что корм не тронут. По вечерам, когда наступал
обычный час кормежки, я звал беглеца, постукивал по
дну его клетки кормушкой, но он не появлялся. Прошла
неделя, корм оставался нетронутым, и я решил, что
мой зверек потерян навсегда. Я знал, что летучие мыши
могут подолгу голодать без особого вреда. Ведь в при-
роде в дождливые холодные вечера они не летают. Но
мой Ушан-кожан привык на протяжении трех лет регу-
лярно получать корм в определенные часы; раз он не
вылетал на кличку именно в это время,—значит, в моей
комнате его нет и он заблудился где-то в подполье.
Потеряв надежду, что летучая мышь найдется, я
перестал прислушиваться по ночам. И вот однажды, под
утро, когда в комнате чуть брезжил свет через задер-
нутые оконные шторы, я внезапно проснулся: что-то
разбудило меня. Я заметил, что оба жившие у меня
попугаи-амазоны тоже не спят и чем-то встревожены.
Они резко наклоняли головы и издавали угрожающее
ворчание. И вдруг я понял, что меня разбудило. Теперь
мне показалось, что я почувствовал на своем лице
веянье воздуха от крыльев летучей мыши. Вскоре я
услышал на печке еле уловимый шорох. Включив свет,
я забрался на печку, но летучей мыши там не было.
Обескураженный, я лег и, погасив свет, долго прислу-
шивался. Было еще рано, и постепенно я стал дремать.
Но что это? Вблизи печки, за обоями, отчетливо послы-
шался шорох. Сна как не бывало. Не зажигая света, я
всматривался и вслушивался. Мое напряжение все воз-
растало. Так шелестеть, да еще под потолком комнаты,
мог только мой Ушан-кожан! И вдруг он вылетел!
5 А. Батуев
65
Три года он прожил в клетке, но это нисколько не
отразилось на его полете. С каким поистине виртуоз-
ным мастерством он проносился по комнате, не задев
ни одного предмета! Я невольно залюбовался его поле-
том и только тогда, когда он внезапно сел на стенку,
осторожно направился к нему. Помню, я так был взвол-
нован, что, подходя к летучей мыши, почему-то ста-
рался не дышать. «Только бы не улетел!» — думал я,
подходя к беглецу; а он как ни в чем не бывало кру-
тил головой и не собирался улетать. Я осторожно взял
его и посадил в клетку. Не долго думая, он побежал
к кормушке и принялся за мучных червей. Я смотрел
на своего любимца и не верил, что он опять со мной.
Шутка ли сказать — восемь суток пропадал и нашелся!
С тех пор прошли годы. Теперь я уже кормлю сво-
его питомца утром и вечером, так как прожорливый зве-
рек с некоторых пор перестал довольствоваться одно-
разовым питанием. Хотя Ушан-кожан живет уже деся-
тый год, он совершенно не изменился и так же стреми-
тельно летит на мой зов, как в былые дни.
КУКОНЯ
С попугаями я познакомился еще в детстве, и пер-
выми моими знакомыми были волнистые попугайчики.
Эти милые веселые птички хорошо размножаются в
клетках, и мое влечение к попугаям на какой-то срок
было удовлетворено. Но в глубине души была мечта
о большом, «настоящем», говорящем попугае.
Шли годы, и вот я стал обладателем «настоящих»
попугаев. Сколько было радости, когда мой первый
попка сказал свое первое слово!
С тех пор прошло много лет, но и сейчас я помню,
с каким волнением я следил за успехами своего уче-
ника.
Из всех пернатых попугаи выделяются рядом цен-
ных качеств для любителей птиц. Они очень красивы,
хорошо привязываются к хозяину, умны, долговечны.
Но, пожалуй, самое ценное качество попугаев — спо-
собность говорить и имитировать различные звуки: лай
собаки, ржание лошади, даже скрип двери.
66
Сейчас у меня живут 13 больших попугаев. Здесь и
серые с красными хвостами жако, и зеленые с голубы-
ми лбами амазоны, и белые и розовые какаду. Но глав-
ная моя гордость — короткохвостый лори — Куконя.
Вот о нем я и хочу вам рассказать.
В зоопарках этот вид по-
пугаев почти не встречает-
ся, так как нежные птицы
в природе питаются соком
цветов; они медососы, и
содержать их в неволе очень
трудно.
Когда мне предложили
приобрести короткохвостого
лори, я решил посмотреть
его, но не брать. В холод-
ный декабрьский вечер я
поехал на «смотрины».
С первого взгляда на птицу я понял, что зря давал
себе зарок, настолько это было красивое и веселое
создание. Весь ярко-красный, с черной шапочкой на
голове, штанишки синие, а крылья зеленые на сине-
желтой подкладке. Только тропики могут создать такое
богатство красок и оттенков.
Попугай, разгуливая по столу, пугал сидевших на
диване у стола двух собачек той-терьеров, и те бояз-
ливо сторонились от его большого красного клюва. Вы-
яснилось, что и старый кот боится стремительного и
дерзкого лори.
Хозяин уверял, что попугай хорошо говорит не-
сколько слов, но уговаривать меня было излишним, я
и так понял, что Куконя именно та птица, которой мне
как раз и не хватает.
И вот мы уже едем с Куконей в такси. Он сидит в
своем спальном домике, а домик обернут газетами и
большой тряпкой.
Хоть и тепло в такси, но попугаи очень боятся про-
студы. Дома Куконя был водворен в просторную клет-
ку, и я стал с нетерпением ждать, чтобы он что-нибудь
сказал.
Но мой новый питомец, по-видимому, был не
расположен говорить и исполнял на жердочке какой-то
своеобразный танец. Он высоко подпрыгивал — так, что
5*
67
обе ноги отрывались от жердочки, и его порывистые
движения и скачки очень напоминали сорочьи повадки.
Я поставил ему корм: подсолнухи, овес и рисовую
кашу. Попугай с аппетитом принялся есть кашу, а за-
тем отдал дань и семечкам. Мандарин он ел с большим
удовольствием и очень своеобразно. Он разгрызал ко-
жицу мандарина и затем высасывал его так, что оста-
валась совсем пустая оболочка.
Попугаи обычно спят сидя на жердочке. Мои коль-
чатые попугаи часто спали прицепившись за прутья
клетки, но лори спят распластавшись на полу клетки.
На ночь я поставил в клетку Кукони его спальный до-
мик — небольшой посылочный ящик, на дне которого
была постлана «простынка». Увидев свою «постель»,
Куконя подошел к ящику, заглянул туда, постучал по
ящику клювом, словно проверял, все ли в порядке, и
вдруг низким мужским голосом сказал: «Спать, спать,
Куконечка, спать, хороший, маленький!» Разумеется, я
был в восторге от такого начала.
На другой день попугай, сидя на жердочке, громко
зацокал, а затем стал говорить: «Куконя, Ку кошка,
Кукошенька, говори, скажи что-нибудь. Леня, Ленечка,
Леня, не кури, слышишь, что тебе говорят? Понял, по-
нял». Признаться, я был поражен. Говорить такие боль-
шие фразы научаются обычно только жако и амазоны,
да и то очень немногие.
Первое время я стал записывать, что говорит мой
талантливый лори, и чего только здесь не было! «Ку-
коня, Куконечка, Кукошенька, хорошечка, славная
тварь, хулиган, хулиганишка, что ты кричишь, ну что
ты орешь, ну и вредный же ты, Кукошка, что ты хо-
чешь, а? Кашки, кашки, ах, как вкусно, еще ложку, ха-
ха-ха, ай-ай-ай, кто там? Тихо-тихо, чего-чего? Что ты
испугался? Куда ты пошел? Иди смотри телевизор».
Но вскоре я понял, что составить словесный репер-
туар Кукони невозможно. Он запоминал и повторял
слова часто с одного раза, иногда употребляя слова, ко-
торые помнил еще со времен своих первых хозяев.
Как-то я сел пить чай рядом с его клеткой, но не
угостил, как обычно, Куконю. Это ему не понравилось,
и, походив вдоль клетки, он остановился и требователь-
ным тоном сказал: «Чего ты жрешь? Давай Кукошке
кашки, картошки!» Я сделал вид, что не слышу, и про-
68
должал спокойно пить чай. Надо было видеть, как воз-
мутился попугай. Уставившись на меня через решетку
клетки и порывисто кланяясь, он закричал с запальчи-
вой интонацией: «Давай мне кашки, слышишь, что тебе
говорят!» Это было так неожиданно и так по-челове-
чески, что я тут же дал ему кусочек булки с маслом, и
успокоившийся Куконя вспорхнул на жердочку со сво-
им бутербродом.
Больше всего меня поразило то, что слова, сказан-
ные попугаем, имели чисто человеческий оборот («Да-
вай мне кашки») и были употреблены вполне к месту.
Обычно болтовня, видимо, заменяет попугаям пес-
ню. Среди пернатых многие птицы не имеют своей на-
стоящей песни, но, искусно имитируя чужую песню,
бывают хорошими певцами. В этом отношении славят-
ся: скворец, пеночка-пересмешка, сорокопут-жулан.
Самое поразительное то, с какой точностью попугай
не только произносит слова, но и воспроизводит чело-
веческую интонацию. Так однажды, когда я вернулся
домой, мой Куконя сказал: «Ну, расскажи мне, что ты
сегодня делал, а?» Вопрос был задан настолько выра-
зительно, что я поймал себя на том, что хотел ответить,
69
но ведь он ничего не спрашивал, просто повторил ког-
да-то услышанную фразу.
Мои попугаи не раз заставляли меня от души
смеяться на неожиданную, удачно, к месту, поданную
реплику. Как-то я, потеряв терпение, прикрикнул на
гологлазого какаду, отчаянного крикуна, на что амазон
важно заметил: «Спокойно, спокойно...» В другой раз
один шахматист с увлечением рассказывал мне о своих
турнирных успехах, и вот Куконя, внимательно слу-
шавший рассказчика, неожиданно громко сказал: «Ну
что ты врешь, некрасиво, некрасиво!. .» Возможно, что
попугай попал не в бровь, а в глаз, во всяком случае,
получилось чрезвычайно комично.
Попугая можно приучить говорить и к месту; так,
например, уходя, говорить «до свидания», а возвра-
щаясь,— «здравствуй», и птица будет прощаться и
здороваться, будто понимая.
Путь к сердцу попугая лежит через ласку. Попугаи
очень любят, чтобы их ласкали, чтобы их брали на
руки, перебирали им перья. Попугай может жить го-
дами, брать корм из рук, но если он не даст почесать
свою голову, — он остается чужим. А если вы против
его воли захотите приласкать, он вас так укусит, что
запомните надолго. Я был свидетелем, как мой желто-
хохлый какаду, открыв ключом замок своей клетки,
вышел и шутя перекусил телевизионный провод. Не
клюв, а живые кусачки!
Зная все эти особенности, я все же, приобретя
Куконю, решил ускорить события и с первого дня
стал пытаться почесать ему головку. Ну и попадало же
мне! Четыре дня мои попытки оставались тщетными,
а руки так были искусаны, будто я воевал с котами.
К исходу четвертого дня мне удалось почесать ему
голову; покоренный лаской попугай сразу присмирел
и разнежился.
Вскоре мы крепко подружились, и Куконя не толь-
ко охотно давал чесать себе голову, брать на руки и
прочее, но и сам, взлетев ко мне на плечо, перебирал
мне волосы или тянулся ко рту и лизал своим языком-
щеточкой, приговаривая при этом: «Давай поцелуемся,
давай поцелуемся...»
Мне часто приходится слышать утверждение, что
птицы ничего не понимают. Это неверно. У птиц есть
70
свои друзья и недруги, свои радости и обиды. Я уже
рассказал вам, как, не щадя рук своих, завоевывал
расположение Кукони, а вот мой друг, Галина Михай-
ловна, завоевала его сердце с первой встречи. Он сразу
пошел к ней на руки и разрешил чесать себе голову,
словно она была уже долгое время его хозяйкой. Встре-
чая свою симпатию, Куконя всегда издавал пронзитель-
ный радостный крик и спешил к дверце клетки —
в ожидании, что его возьмут на руки. Словом, это была
дружба, кипятком не разольешь!
Но вот однажды, когда Куконя гулял по комнате,
Галина Михайловна, собираясь уходить, надела зимнее
пальто и подошла попрощаться с Ку коней. Увидав на
рукавах меховую отделку, Куконя взлетел на руку и
принялся выдирать мех. Разумеется, он был немедлен-
но водворен в клетку. Ни я, ни Галина Михайловна не
заметили, что попугай был страшно обижен столь бес-
церемонным с ним обращением.
Прошло три недели, и Галина Михайловна вновь
навестила нас с Куконей. «Здравствуй, Кукошенька»,—
сказала она, но обычного радостного приветствия не
последовало. Куконя сидел насупившись, молча. Ни-
чего не подозревая, Галина Михайловна открыла клет-
ку. Попугай не спеша вышел, взлетел на плечо и вдруг
стремительно кинулся к ней на голову и стал яростно
клевать. Пришлось запереть его в клетку. Мы недо-
уменно переглянулись. В чем дело? Почему он, всегда
так радовавшийся ее приходу, напал на нее так ярост-
но? Может быть, не узнал, перепутал? Решили про-
верить.
Галина Михайловна спряталась за шкаф, а я от-
крыл клетку. Куконя немедленно вышел, поднялся на
верх клетки, быстро оглядел комнату и, не колеблясь,
полетел за шкаф. Он с остервенением опять кинулся
на Галину Михайловну. Я бросился на выручку, но
Куконя так рассердился, что в суматохе досталось и
мне. Только теперь мы вспомнили последнее прощание
Галины Михайловны с Куконей, и нам стало ясно, что
попугай не только прекрасно узнал ее, но все запомнил
и не простил ей тогдашнего обращения.
Пришлось приступить к восстановлению добрых от-
ношений с Куконей. Галина Михайловна старалась за-
добрить птицу, принося ей различные лакомства.
71
Куконя брал от нее бананы, мандарины, яблоки, но еще
долго относился враждебно, и только месяц спустя
наконец дружба была восстановлена.
Куконя очень любит, чтобы им занимались, играли
с ним. Он охотно позволяет брать себя на руки и даже
лежит на ладони вверх ногами. Играя, он свистит,
рычит и шипит как змея, но все это вполне доброжела-
тельно. Не было случая, чтобы он, играя, рассердился
или укусил. Стоит свернуть журнал трубкой, и Куконя
ныряет в него, как в тоннель, и там грозно рычит. По
клеенчатой скатерти он катается, как на коньках.
Самое занимательное — когда он начинает говорить,
хотя его не так-то просто заставить это делать. Куконя
поддается на одну уловку. Он очень любит человече-
ское общество, и если при этом упорно отказывается
говорить, я обращаюсь к нему: «Не будешь говорить?
Ну, мы пошли!» — и все присутствующие направля-
ются к двери. Тогда Куконя немедленно начинает
болтать.
На своем веку я знал немало говорящих птиц, но
Куконя — рекордсмен среди них.
Как и все говорящие попугаи, Куконя любит иногда
и покричать, но разве можно сердиться на птицу, кото-
рая целует вас, причесывает и говорит больше ста
слов...
КАСАТОЧКА
На даче мне принесли птенца деревенской ласточки.
Он был еще совсем маленький и не только не умел ле-
тать, но даже и есть. Я имел уже достаточный опыт по
выкармливанию этих трудновоспитуемых и, взяв Каса-
точку, не рассчитывал вернуться с ней в город, так как
там мне бы не удалось ее сохранить.
Вот выкормлю и пусть летит к своим быстрокрылым
подругам, думал я, глядя на маленького желторотого,
покрытого синеватыми перышками птенчика. Мы бы-
стро подружились. При моем приближении Касаточка
раскрывала клюв, трясла своими куцыми крылышками
и просительно пищала. Спозаранку до самого вечера
я был занят ее кормлением. Росла Касаточка не по
дням, а по часам. На десятый день, увлеченная по-
прошайничеством, она вдруг выпорхнула на бортик
7?
коробочки, заменявшей ей гнездо. А назавтра она уже
стала перепархивать по комнате. Что это было за очаро-
вательное создание! Почти синяя сверху и белая снизу,
с буровато-рыжим горлышком. Глаза как бусинки.
Длинные острые крылья, а хвост вилочкой, с глубоким
вырезом.
Помню, сколько было вол-
нений, когда я впервые рас-
крыл перед нею окно. Только
тот, кто выкормил и воспитал
птенчика, кто узнал привязан-
ность и ласку этих милых
существ, поймет мою тревогу
и сомнения. А что, если Ка-
саточка, выпорхнув за окно,
испугается новой обстановки
и улетит? Ведь, может, сейчас, сию минуту, я проща-
юсь с ней навсегда.
Я знал, что проститься придется, но пусть это будет
много позднее, когда уже кончится лето и ласточки
полетят на юг, а только не теперь! И вот она на воле.
Затаив дыхание я слежу за ней. Сколько грации,
изящества в каждом ее движении. Она быстро освои-
лась в новой обстановке. С каким изумительным про-
ворством ласточка то описывала круги, то стрелой нес-
лась у самой земли. Она летала то прямо, то боком.
Неожиданные повороты были полны очарования. Не-
даром ласточку зовут «дитя эфира». Она даже пила и
купалась на лету, слегка задевая крыльями в стреми-
тельном полете поверхность реки.
Но я увлекся и забежал вперед. В свой первый
вылет она далеко не улетала. Но вот что удиви-
тельно: получив волю, она так же стремительно
летела ко мне на зов, как и в комнате. Воспитывая ее,
я приучил птицу лететь ко мне на свист. Давая корм, я
всегда слегка подсвистывал, и она отзывалась на этот
сигнал даже лучше, чем на кличку, которую тоже
хорошо знала.
Однажды произошел курьезный случай. Я читал на
скамейке у дома. Вдруг ко мне обращается пожилая
женщина:
— Гражданин, сейчас у вас на плече сидела ла-
сточка.
73
— Что вы говорите, не может быть! — пошутил я,
хотя отлично знал, что Касаточка действительно толь-
ко что побывала у меня на плече.
— Сама сейчас видела. Вы знаете, это не хорошо.
Старые люди говорят, что это не к добру.
Я, конечно, сразу все по-
,__	нял, но продолжал прикиды-
ваться простачком.
— Значит, нехорошо,гово-
рите.
Тут я незаметно подсвист-
НуЛ. Касаточка, сделав стре-
ху	мительный пируэт, села мне
на голову.
— Ой, гражданин, гоните
ее, беда-то какая!
— Ах, беда? Ну тогда, Касаточка, идем домой, —
сказал я и подставил ласточке руку. Она порхнула ко
мне на палец, и, ничего не говоря, я пошел домой со
своей любимицей, а у женщины рот раскрылся, как
пустой кулек, и так и не закрывался, пока она смо-
трела нам вслед.
Когда Касаточка стала летать на улицу, заботы
о кормлении сами собой отпали. Но иногда я угощал
свою воспитанницу то мухой, то муравьиными яйцами
или мучными червями, и она никогда от угощения не
отказывалась.
В жаркие полуденные часы Касаточка «загорала»
у нас на крыше. Это было весьма любопытное зрелище:
распластает свои вороные крылышки и блаженствует
в полной истоме. Но стоит мне подсвистнуть, и она тут
как тут, уже сидит у меня на плече или на голове.
Каждый вечер она неизменно возвращалась домой и
всегда спала на крюке, вбитом над окном.
Редкая привязанность птички была немалым пре-
пятствием к осуществлению моего замысла — присое-
динить ее в конце августа к стае своих сородичей.
Мне тяжело вспоминать это время. Я надолго ухо-
дил в лес за грибами, перестал угощать свою любимицу
и, наконец, стал закрывать к вечеру окно. Ласточки
начали собираться в большие стаи и по вечерам усажи-
вались на ночлег в кустарнике на небольшом островке
недалеко от моего дома. С большим трудом мне уда-
74
лось присоединить свою Касаточку к стае, улетавшей
на юг.
Долго-долго я скучал по своему крошечному перна-
тому другу и сейчас, хотя с тех пор прошло немало лет,
когда я вижу стремительно несущуюся деревенскую
ласточку, мне хочется подсвистнуть, а губы шепчут:
«Касаточка».
ПАВЛИНОЧКА
Кто в раннем детстве в волнении не следил за
нарядной непоседливой бабочкой, перепархивающей
с цветка на цветок? И чем крупнее и ярче бабочка, тем
больше дрожит рука с сачком: только бы не промах-
нуться! Конечно, все это пережил и я. Но и спустя
полвека во мне сохранился этот трепет при виде бар-
хатной траурницы или огромного хвостатого махаона.
Но теперь мир нежных и пестрых созданий не таит
уже для меня тех чудес, которые поражали мое детское
воображение.
Детьми мы все склонны к фантазии. В те далекие
дни детства казалось, что в наш сад обязательно при-
летит огромная бабочка, такая, какой не было ни на
одной картинке.
В большом саду летало множество бабочек. Мама
подарила мне определитель, и я радовался, когда узна-
вал одну из них. Конечно, это были чаще всего днев-
ницы, с тонким тельцем, булаво-
видными сяжками и широкими	/v
крыльями.	Z И
Сумеречных и ночных бабочек	п/Ь
я не знал, и когда впервые вечером	к /mZjt
увидел над разноцветными граммо-
фончиками петуний огромные си-
луэты с розовыми полосатыми ту-
ловищами, сразу даже не понял,
что это бабочки. Это были сирене-
вые бражники. Они с огромной ско-
ростью махали длинными узкими
крыльями и толчками летали над цветочной клумбой,
издавая глухое гудение. Под тяжестью бражника цве-
ток сломался бы, вот почему они сосут сок паря в
воздухе.
75
Сумеречные бабочки не имеют ни легкости, ни гра-
ции дневных, да и наряд их, как правило, не может
соперничать с яркостью дневниц. Дневные бабочки
были такие нарядные! Но все они боялись человека, и
стоило протянуть руку, как они улетали. «Вот если бы
можно было приручить бабочку, — мечтал я. — Ведь
есть ручные птицы, звери, домашние животные». Но
все мои попытки оставались тщетными. Бабочки не
хотели приручаться.
Как-то в саду я увидел на заборе странный пред-
мет : на тоненькой короткой паутинке висел крошечный
рогатый боченочек, покрытый золотыми пятнышками.
Я тронул его, он резко задергался, стукнув меня рогуль-
ками. Я невольно отдернул палец: а вдруг ужалит?
Долго не решался тронуть боченочек, ведь в шесть лет
многое нам кажется страшным! Но любопытство побе-
дило осторожность, и через несколько минут с гор-
достью нес домой снятый с забора боченочек. Он то
неподвижно лежал у меня на ладони, то начинал при-
плясывать и вертеться в разные стороны.
Кто знает все секреты жизни? Конечно, мама —
и я побежал к ней. «Это куколка бабочки, — сказала
мама. — Ты повесь ее, как она висела, на стене в своей
комнате, и у тебя выйдет бабочка». Мы воткнули
в стену иголку и ниточкой привязали за паутинку
к ней куколку.
Каждый день, просыпаясь, первым
делом смотрел на стену, где висела рога-
тая в золотых пуговках куколка, но
1 бабочки не было.
Прошла неделя, вторая, и вот кукол-
ла потемнела, и через тонкую оболочку
явственно проступил рисунок крыльев,
но какие это были крошечные крылья!
Никогда не видел таких бабочек.
Большое тело и малюсенькие крылья!
И вот что еще меня удивило: оказа-
лось, что куколка висит вниз головой.
Теперь уже были отчетливо видны гла-
за будущей бабочки и лапки, сложенные между
крыльями.
Как я волновался, ожидая выхода моей первой
бабочки! Но прошел день, а куколка продолжала не-
76
подвижно висеть. Я плохо спал и, проснувшись, когда
все еще спали, побежал к своей куколке. Рисунок
крыльев стал еще ярче, но бабочка продолжала оста-
ваться внутри. Чуть тронул
куколку — она не шевель-
нулась. Вспомнив наказ ма-
мы — не трогать куколку
руками, пожалел о своей
неосторожности — а вдруг
повредил ее? — и с трево-
гой смотрел на неподвиж-
ную куколку.
Время шло медленно.
Часы пробили семь, и в окно
моей комнаты скользнул зо-
лотой солнечный луч, осве-
тив стену, на которой висе-
ла куколка. Вдруг куколка
дрогнула, треугольничек между крыльями отломился,
и в него просунулись ножки, затем головка; и бабочка,
схватившись за освобождающийся чехол куколки,
стала карабкаться вверх по нитке. Но какая это была
странная бабочка! Тело, голова, ножки — все как у
обычных бабочек, а крылышки — крошечные, прочно
прижатые к телу. «Как обидно, — подумал я, — что
родился такой уродец!»
Но вот бабочка перестала карабкаться и замерла.
Теперь она сидела головой вверх, а туловище свешива-
лось вниз.
У новорожденной было только четыре лапки (я
тогда не знал еще, что у бабочек этой группы перед-
няя пара ног недоразвита). Через некоторое время при-
жатые к телу крылышки отогнулись назад, и здесь на-
чались настоящие чудеса: крылья стали как бы расти
у меня на глазах.
Пока куколка висела в моей комнате, я не переста-
вал задавать себе вопрос: «Где же там прячутся такие
большие крылья?»
И вот теперь происходила разгадка тайны. С каж-
дой минутой крылья все больше вытягивались, но их
рост шел неодновременно. Одно крыло вытянулось
длиннее, другое было короче. На вершине крылья были
слегка стянуты, и там образовались словно кулечки.
77
Крылья коробились и покрылись какими-то выступами
и впадинами. Мне казалось, что бабочка останется
уродцем, но прошло еще несколько минут — и все
«кулечки» и «выступы» пропали. Крылья вытянулись
и сравнялись по величине. Они были сложены, и я ви-
дел только их нижнюю сторону, напоминавшую цветом
засохший лист.
Окрыление кончилось, но бабочка продолжала си-
деть неподвижно. Я не смог удержаться и слегка тро-
нул пальцем крылья. Что за чудеса! Они были мягкие,
словно сделанные из тончайших тряпочек, и при при-
косновении гнулись и загибались. Зачарованный про-
исходящим, я продолжал наблюдать.
Часы пробили половину, и вот постепенно крылья
как-то изменили свою форму и у основания чуть-чуть
разошлись. Бабочка дрогнула и вдруг резким движе-
нием раскрыла их, ослепив меня красотой и яркостью
окраски.
Какая это была красавица! Яркая, красновато-
коричневая, с большими, словно из павлиньего хвоста,
фиолетово-желтыми глазками! Я смотрел и не мог на-
глядеться на атласные крылья, отороченные у основа-
ния золотистыми волосками. Словно роскошный цветок
распустился на месте рогатого боченочка и сразу укра-
сил мою комнату.
За завтраком только и разговора было, что о родив-
шейся бабочке. Выяснилось, что она называется ванес-
са ио, или дневной павлиний глаз. Ее гусеница, так
же как гусеница крапивницы и адмирала, живет на
крапиве. Я не мог долго усидеть за столом и, наскоро
позавтракав, схватил грушу и побежал смотреть свою
Павлиночку, как я назвал бабочку.
Она сидела на том же месте, сложив крылья, и те-
перь напоминала сухой лист.
Не желая беспокоить свою воспитанницу, я раз-
резал грушу и только поднес ее к губам, как около
моего лица послышался шелест крыльев, и Павлиночка
бесцеремонно уселась на мою грушу. Я затаил дыха-
ние. Вот она развернула длинный тоненький хоботок
и, погрузив его в мякоть груши, стала сосать слад-
кий сок.
Она раскрывала и складывала крылья и, видимо,
испытывала большое удовольствие. Наконец, насытив-
78
шись, Павлиночка вынула хоботок и, свернув его в спи-
раль, спрятала на нижней части головы. Мгновение —
и она порхнула ко мне на плечо. Я подставил ей палец,
и что же?! Решительно, сегодня был день чудес! Осто-
рожно потрогав палец лапкой, бабочка перебралась
ко мне на руку и как ни в чем не бывало продолжала
то складывать, то раскрывать крылья.
Моей радости не было границ: у меня была своя,
ручная бабочка! «Мама, мама, — позвал я, — иди ско-
рей сюда, моя Павлиночка меня знает, она сидит у меня
на руке, а только что ела со мной грушу!» Действи-
тельно, бабочка была ручной, она пошла на палец и
к моей маме.
Впоследствии я убедился, что все бабочки, выведен-
ные из куколки дома, как правило, не боятся человека
и при приближении руки не улетают, но тогда я этого
не знал и радовался, что мне удалось приручить
бабочку.
В природе бабочка тоже не боится человека, она
боится всего движущегося. Если вы захотите поймать
сидящую на цветке бабочку и будете очень медленно
приближать руку, не наводя тень, то бабочка не поймет
опасности и будет поймана. Но если она увидит движе-
ние хотя бы вашей тени, то и этого будет достаточно,
она немедленно взлетит.
Все это я узнал много позже, а тогда я был по-
настоящему счастлив и даже верил, что Павлиночка
знает свое имя. На время сад был забыт, я целый день
проводил возле своей воспитанницы. Стояли послед-
ние дни августа.
Погода вскоре испортилась, солнце скрылось, моро-
сил мелкий холодный дождь. Павлиночка часами си-
дела неподвижно, сложив крылья, и не прикасалась
к фруктам. Боясь, чтобы она не погибла от голода, я,
по совету мамы, смачивал сладким сиропом кусочек
марли и, положив его на руку, сажал тут же рядом
Павлиночку. Затем, осторожно раскрутив свернутый
в спираль хоботок тонкой булавкой, опускал кончик
хоботка на марлю, и бабочка принималась сосать слад-
кий сироп.
Обычно, насытившись, словно в благодарность, она
раскрывала крылья и, сделав несколько грациозных
взмахов, опять складывала их и затихала. Видимо, ей
79
не хватало солнечного тепла. Так как Павлиночка мало
летала, то окраска ее оставалась по-прежнему яркой и
нарядной.
В середине сентября выдался чудный, почти летний
день. Солнце весело заглядывало в комнату, и я по-
бежал в сад. Надо было осмотреть все знакомые места,
побывать во всех заветных
уголках. Когда я вернулся
к обеду домой, Павлиночки
не было. Я обшарил всю
комнату, но тщетно! Бабоч-
ка исчезла. Это было мое
первое детское горе, и я
долго не мог привыкнуть
к своей утрате. Лишь когда
за окном закружились бе-
лые мухи, а стекла окон
разрисовал замысловатыми
узорами дед-мороз, я пере-
стал искать Павлиночку.
Наступал Новый год.
У нас в семье этот праздник всегда отмечался очень
торжественно. Готовились всякие вкусные кушанья,
наряжалась большая красавица елка, мы с братом
в этот день получали подарки. Вечером на елке за-
жглись свечи. Все любовались нарядной елкой, осыпан-
ной золотым дождем, украшенной гирляндами бус,
разноцветными шариками и всевозможными игруш-
ками. И вот неожиданно наше внимание привлекла
тень, мелькнувшая под потолком.
Что бы это могло быть? И вдруг на золотую звезду,
венчавшую елку, опустилась бабочка; словно нежась
под лучами солнца, она распахнула нарядные крылья,
и мы узнали Павлиночку! «Вернулась! Вернулась!» —
закричали мы, и в честь Павлиночки грянуло оглуши-
тельное приветствие.
По-видимому, наш восторг заметно превосходил
рамки обычного, так как в комнату поспешно вбежала
испуганная мама. Она подумала, что, по крайней мере,
горит елка. Узнав, в чем дело, мама немедленно стала
гасить свечи; только теперь мы поняли, какой опас-
ности подвергалась Павлиночка на елке с зажженными
свечами, и принялись усердно помогать маме.
80
Возвращение Павлиночки казалось мне сном на-
яву — сказкой. Судите сами, зимой, в январскую ночь,
она вернулась к нам, точно желая поздравить нас
с Новым годом!
В действительности все было проще и вполне есте-
ственно : осеннее поколение бабочек группы ванесс
зимует и с наступлением первых теплых дней вылетает
из своих зимних укрытий. Крапивница, адмирал, пав-
линий глаз, которых мы видим в первые весенние
дни, — это не вновь вышедшие из куколок бабочки,
а зимовавшие с прошлой осени. Я ведь говорил, что
Павлиночка исчезла в теплый сентябрьский день. Види-
мо, в мою комнату забыли закрыть дверь. Ожившая
под лучами солнца, бабочка выпорхнула в сени. В сенях
было темно и прохладно. Она нашла какую-то щелочку
и там схоронилась. Под влиянием низкой температуры
бабочка впала в зимнюю спячку.
В канун Нового года долго топилась плита; раз-
буженная теплом, бабочка выпорхнула из своего убе-
жища и полетела на свет в комнаты, приняв нашу елку
за весеннее солнце. Как видите, все просто, но просто
для того, кто знает, а ведь мне тогда только что испол-
нилось семь лет, и для меня появление Павлиночки
казалось волшебством.
Много раз я потом встречал Новый год, но, по-
жалуй, не получал в жизни лучшего подарка, чем в ту
новогоднюю ночь.
ДЕЛА ЮННАТСКИЕ
В зоокружке были две юннатки, неразлучные по-
други, Тамара и Вера. Ухаживать за животными, на-
блюдать, приручать — это было самым любимым их
занятием.
Обычно юннаты неодинаково относятся к различ-
ным группам животных. Одним нравится ухаживать за
зверьками, другие предпочитают птиц. Но редко кто
из ребят равно с увлечением будет заниматься и пти-
цами, и рыбами, и зверьками и лягушками. А что ска-
зать о змеях — больших, настоящих змеях? Вот уж
здесь, наверное, мнение будет единодушное. Кроме
страха и отвращения, они ничего вызвать не могут.
А вот Тамара и Вера так не думали. И когда им
дали на воспитание двух проворных змеек, их радости
и восторгу не было конца. С удивительной любовью и
вниманием ухаживали они за своими полозами, кор-
мили их, гуляли с ними, таскали их за пазухой.
Змеи росли, линяли, сбрасывали каждый месяц ста-
рую кожу и делались все крупнее и прожорливее. Серо-
вато-черные, с оранжевым узором, амурские полозы
были настоящие красавцы. Они рано начали проявлять
свой характер.
Один был спокойный и никогда не кусался, другой,
наоборот, требовал очень деликатного обращения, легко
раздражался и норовил вцепиться в руку. Так их и про-
звали : Мирный и Кусачка.
82
Прошло шесть лет, полозы выросли и стали боль-
шими полутораметровыми змеями. Теперь уже они за-
просто глотали мышей и птиц. Конечно, юннатки, с та-
кой любовью относившиеся ко всему живому, давали
полозам только погибших животных. Змеи едят, как
правило, только движущийся корм. И чтобы они захва-
тывали предлагаемую им пищу, к ней привязывали
ниточку, которую и дергали, только тогда полозы бро-
сались на свою жертву.
Разумеется, не всегда у юннаток были под рукой
умершие животные, и тогда полозы получали сырое
мясо. Причем тут уже приходилось их кормить на-
сильно. Делалось это так. Одной рукой полоза брали
около головы, а другой, открыв ему рот, карандашом
впихивали длинный, чуть смоченный рыбьим жиром
кусок мяса, который проталкивали в глотку сантимет-
ров на 15 в глубину. Но это еще не все. Надо было
помассировать тело змеи рукой, чтобы мясо прошло
подальше. Такое кормление требовало и мужества, и
большого уменья.
Девочки очень гордились своими воспитанниками, и
когда кружок неожиданно закрыли, их горю не было
6*
83
границ. Кусачку и Мирного отдали в соседнюю школу,
и теперь Тамара и Вера только изредка могли видеть
своих питомцев.
Лишенные возможности работать в зоокружке,
юннатки не находили себе места и строили различные
планы, один фантастичнее другого. То им казалось, что
они сумеют уговорить своих мам на организацию
зоокружка дома, то они представляли себя сотрудни-
ками Ленинградского зоопарка, и вдруг они узнали,
что есть Дом пионеров, где работает клуб юннатов.
Подруги немедленно решили ехать туда. С каким
волнением и страхом входили они в большое трехэтаж-
ное здание! Пальто сданы на вешалку, номерки полу-
чены, а девочки все стоят в нерешительности. А что,
если их не примут, ведь они живут и учатся не в этом
районе?
Молчание нарушила Тамара: «Идем, будь что
будет!» Поднимаясь на третий этаж, они услышали го-
мон птичьих голосов и доносившиеся из зоокружка
резкие выкрики: «Собака! Вова! Отто!»
Девочки боязливо отворили двери. При виде множе-
ства вольер и клеток у них зарябило в глазах. Чего тут
только не было: скворцы, дрозды, коростели, какие-то
незнакомые птицы с ярко-красными клювами. Два
бурундучка, сидя на задних лапках, с аппетитом ели
яблоко. Заяц-беляк жевал сено, а на металлической
куполообразной клетке сидел большой ярко-зеленый по-
пугай с синим лбом и желтым горлом. Время от вре-
мени он важно поворачивал голову и кричал челове-
ческим голосом: «Собака! Отто! Вова!»
Подруги онемели от восторга. Ведь они попали туда,
куда давно мечтали попасть.
В следующей комнате они увидали очаровательную
обезьянку, которая брала предметы не только руками,
ко и хвостом. Это был капуцин, по кличке Пипуш, —
американская цепкохвостая обезьяна. Юннатка, ухажи-
вающая за Пипушем, подошла к двери и постучала.
Капуцин стремглав бросился ей навстречу и, отодви-
нув задвижку, открыл дверь. Девочки с изумлением
переглянулись. Не успели они прийти в себя от увиден-
ного, как за их спиной раздался голос: «Ах, душка
Граня, Леша, Леша, люблю Лешу!» Они оглянулись;
каково же было удивление, когда оказалось, что это
84
говорит сорока. Птица закатывала глаза, поклевы-
вала ноги и скороговоркой продолжала: «На, на, вот,
вот...» — и вдруг закашляла по-человечески.
Все это было так ново, так невероятно, что, когда
девочки увидели, что по
коридору едет на дет-
ском велосипеде обезья-
на, одетая в платье, они
перестали удивляться.
В соседнем помеще-
нии раздался грохот и
чей-то укоризненный го-
лос сказал: «Ах, Ната-
шенька, оставь лучше
Яшеньку, пока не попа-
ло!» Через минуту осме-
левшие подруги были
уже в небольшой комна-
те, где в вольерах они
увидели двух крупных
обезьян. Грозный самец-
резус Яшенька прохажи-
вался по вольере, а На-
ташенька раскачивалась
на канате, то и дело зади-
рая степенного соседа и
строя ему уморительные
рожи.
Подруг уже успели предупредить, что обезьяны не
подпускают к себе чужих, поэтому девочки наблюдали
стоя поодаль, у стены. Насколько Яшенька вел себя
степенно, настолько Наташенька была настоящая сорви-
голова. Она все время гримасничала, вертелась, просо-
вывала через решетку руки, то вдруг, прямо с решетки,
делала прыжок назад и, совершив в воздухе сальто,
оказывалась на перекладине лесенки.
Счастливые и радостные подруги возвращались до-
мой. Их не только охотно приняли в кружок, но и раз-
решили привезти сюда полозов. Им пообещали обору-
довать террариум с обогревателем для змей. Валерик
и Толя сдержали свое обещание, и роскошный терра-
риум, куда мог поместиться взрослый человек, уже
ждал новых обитателей.
8->
Полозы обошли свой дворец во всех направлениях,
а затем, выбрав наиболее теплое место, улеглись рядом
с обогревателем и, свернувшись в клубок, словно на-
слаждаясь предоставленным им комфортом, задремали.
С этого дня Тамара и Вера стали ежедневно наве-
щать своих любимцев, с интересом знакомясь и с дру-
зе
гими обитателями кружка. Они познакомились и с
коршуном Пифкой, с совой Матрешкой, с огромным
голубем Кингом, который был ростом чуть ли не с ку-
рицу, и с ожереловым попугаем Фридой. Здесь были
различные аквариумные рыбки, мексиканские трито-
ны-аксолотли, речные и сухопутные черепахи, желто-
пузики и даже древесная лягушка-квакша. На траде-
сканции жили странные насекомые — палочники, на-
поминавшие зеленый стебель.
Наголодавшиеся в школьном кружке, полозы с жад-
ностью кидались на пищу, и вот однажды чуть не слу-
чилась беда. Полозам дали мышей. Кусачка мгновенно
проглотила свою порцию, а Мирный заглатывал еду не
спеша. Вдруг Кусачка бросился на Мирного, вцепился
в торчащую из его рта добычу зубами. Но Мирный
держал ее крепко. Тогда Кусачка стал захватывать го-
лову Мирного все дальше и дальше. Пришедшие юн-
наты застали страшную картину: голова и по крайней
мере тридцать сантиметров тела Мирного оказались
заглотанными Кусачкой. Когда юннаты разжали зубы
полоза, Мирный сам выбрался на волю из страшной
пасти. Разумеется, полоз не смог бы проглотить рав-
ного себе по размерам собрата, и чудовищная жад-
ность могла бы стоить жизни обоим пресмыкающимся.
Подруги долго бранили Кусачку за его кровожадность,
а полозы, точно ничего не случилось, спокойно улег-
лись у обогревателя.
Вскоре в Доме пионеров проводился большой празд-
ник. Все юннаты выступали со своими питомцами, и
особенный успех выпал на долю тех, кто ухаживал за
обезьянами. Макака Наташенька в специально сшитом
для этого вечера платье так уморительно гримасничала
и шалила, что восторгу юных зрителей не было конца.
Но когда на сцену вышли две подруги со своими воспи-
танниками, зал стих в немом восхищении и ужасе. Две
огромные змеи извивались в руках у девочек, раскачи-
вая своими маленькими головками и высовывая длин-
ные раздвоенные языки. Когда Юннатки ушли за сцену,
грянула настоящая буря аплодисментов. Это был ко-
ронный номер всей программы. С этого вечера подруг
прозвали «сестры Исаакян», по имени известного цир-
кового укротителя и дрессировщика, и надо сказать,
что они даже немного гордились своим прозвищем.
СОДЕРЖАНИЕ
Вместо предисловия............................... 5
Снежок .......................................... 8
Мартик ..........................................12
Пинюся...........................................19
Скворка..........................................27
Хвостик-горихвостик..............................30
Совушка..........................................37
Чика ............................................42
Лель ............................................46
Гомзик . . ......................................50
Катя ............................................55
Ушан-кожан.................-.....................61
Куконя...........................................66
Касаточка........................................72
Павлиночка.......................................75
Дела юннатские...................................82
ДЛЯ СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ
Батуев Андрей Михайлович
мартик и ДРУГИЕ
Ответственный редактор Г. П. Гроденский. Художественный
редактор В. В. Куприянов. Технический редактор
И. К. Грейвер. Корректоры Ю. А. Бережнова и Л. К. Малявко.
Подписано к набору 16/П 1965 г. Подписано к печати 24/IV 1965 г.
Формат 84х108’/з2. Печ. л. 2,75. Усл. п. л. 4,51. Уч.-изд. л. 4,42.
Тираж 50 000 экз. М-12793. ТП 1965 № 268. Ленинградское отделе-
ние издательства «Детская литература». Ленинград, наб. Куту-
зова, 6. Заказ Ка 547. Цена 13 коп.
Фабрика «Детская книга» Ке 2 Росглавполиграфпрома Государ-
ственного комитета Совета Министров РСФСР по печати.
Ленинград, 2-я Советская, 7.