Дюбуа У. Воспоминания. - Дюбуа У.

Глава первая. Моя пятнадцатая поездка за границу
Глава двенадцатая. В Пенсильванском университете
Глава тринадцатая. В Атлантском университете
Глава четырнадцатая. «Ниагарское движение»
Глава пятнадцатая. Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения
Глава восемнадцатая. «Новый курс» для негров
Глава девятнадцатая. Я возвращаюсь в Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения
Автор: Дюбуа У.
Теги: биографии воспоминания событий
Год: 1962
Похожие
Воспоминания
По волнам жизни (воспоминания)
Воспоминания боксёра
Воспоминания
Текст
                    УЭ.Б.Дюбуа^
обпопипапил
i
ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО
ИЗДАТЕЛЬСТВО
ИНОСТРАННОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
,< 9 6 ®

WE.6.Do8ois
A SOLILOQUY ON VIEWING
MY LIFE

Перевод
В. В: Кузнецова и И. С. Тихомировой
Редактор Н. Ф. Паисов

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Выдающийся американский ученый, политиче¬
ский деятель, писатель, неутомимый борец за мир
доктор Уильям Эдвард Бургхардт Дюбуа любезно
передал в распоряжение Издательства иностранной
литературы рукопись своей новой, автобиографиче¬
ской книги «Разговор с самим собой о прожитой
жизни», которая ныне и предлагается советскому
читателю в русском переводе под заглавием «Вос¬
поминания». Изложение событий доведено автором
до ноября 1959 года.
Уильям Дюбуа всю свою долгую жизнь (в фев¬
рале ему исполнилось девяносто четыре года) по¬
святил борьбе за освобождение негритянского наро¬
да, борьбе за мир, демократию и прогресс. Потомок
раба, вывезенного из Африки и проданного в до¬
лине Гудзона, он родился 23 февраля 1868 года в
городке Грейт-Баррингтон (штат Массачусетс); в
числе его далеких предков были также голландцы
и французы. Еще в раннем детстве Дюбуа испытал,
что значит быть негром в «свободных» Соединен¬
ных Штатах. Только благодаря своей огромной во¬
ле, кипучей энергии и способностям молодой негр

сумел пробиться через все дискриминационные ро¬
гатки и барьеры и получить высшее образование.
Сначала он учится в негритянском университете
Фиска в Нашвилле (штат Теннесси), потом закан¬
чивает Гарвардский университет в Кембридже
(штат Массачусетс), который в 1895 году присуж¬
дает ему ученую степень доктора философии, и,
наконец, едет для продолжения образования за гра¬
ницу, в Германию, где два года занимается в Бер¬
линском университете, ныне Университете имени
Гумбольдта.
По возвращении в США Уильям Дюбуа учит
студентов латыни и греческому языку в негритян¬
ском университете в Уилберфорсе (штат Огайо),
работает «помощником преподавателя» социологии
в Пенсильванском университете (Филадельфия), а
затем профессором экономики и истории в Атлант¬
ском университете. Но одна только преподаватель¬
ская и научно-исследовательская работа не может
удовлетворить пылкую натуру Дюбуа. Он все боль¬
ше испытывает потребность действия, он хочет
стать активным участником борьбы за свободу сво¬
его униженного и попранного народа. В конце
прошлого века он становится одним из основателей
«Ниагарского движения» за равноправие американ¬
ских негров. Во главе группы молодых интеллиген¬
тов — негров он совершает поездку в Харпере-Фер¬
ри, где в 1859 году Джон Браун попытался поднять
негритянский народ на восстание, и там произносит
клятву: «Мы не удовлетворимся ничем, кроме пол¬
ного равноправия. Мы требуем для себя всех прав,
которые принадлежат американцам, родившимся
свободными, — прав политических, гражданских и
социальных. И пока мы этих прав не получим, мы
6

не перестанем протестовать и Америка будет слы¬
шать наш голос. Мы ведем бой не только за себя,
но и за всех настоящих американцев».
С тех пор прошло более шестидесяти лет, и все
это время Дюбуа, верный своей клятве, неустанно
боролся за свободу американских негров, за осво¬
бождение от колониального и расового гнета пора¬
бощенных пародов. В 1909 году он участвует в
создании Национальной ассоциации содействия про¬
грессу цветного населения и вплоть до 1933 года
редактирует ее орган — журнал «Крайсис»; он ор¬
ганизует в США широкое движение за освобожде¬
ние народов Африки и Вест-Индии. Вместе со своим
другом Полем Робсоном он возглавляет Совет по
делам Африки и председательствует на Панафри¬
канских конгрессах, не раз созывавшихся по его
инициативе. В своих многочисленных научных тру¬
дах, романах, пьесах, стихах, публицистических
статьях д-р Дюбуа неизменно выступал и выступает
как пламенный поборник прав негритянского народа
США, как глашатай мира и дружбы между народами.
Долог был путь д-ра Дюбуа к принятию ком¬
мунизма, но он все-таки к нему пришел, ибо к это¬
му его привела вся логика его жизни. Ему свойст¬
венны были заблуждения, он верил ложным теори¬
ям, потом разочаровывался в них, долго искал и не
находил истину. Он думал сначала, что негритян¬
ская интеллигенция, включая его самого («талант¬
ливые десять процентов»), путем социологических
исследований и публикации их результатов сможет
логически убедить «белых» в необходимости ради¬
кально изменить положение негров; он считал, что
главный антагонизм в человеческом обществе порож¬
дается различной пигментацией человеческой кожи
7

и рассматривал борьбу против расизма и шовинизма
только в гуманистическом аспекте, не связывая ее
с борьбой между трудом и капиталом. Его взгляды
стали меняться только в годы мирового экономиче¬
ского кризиса и особенно после второй мировой вой¬
ны, когда Дюбуа принялся тщательно изучать труды
Маркса и другую коммунистическую литературу.
А тот факт, что Дюбуа собственными глазами увидел
развитие л становление социалистического мира —
он был в Советском Союзе четыре раза: в 1926,
1936, 1949 и 1959 годах, — сыграло, несомненно, ре¬
шающую роль в его идейной эволюции и принятии
им марксистско-ленинского мировоззрения. Эти по¬
ездки укрепили в нем убеждение, что только социа¬
лизм несет освобождение всем людям. «Я верю в
социализм,— заявил Дюбуа в канун своего девяно¬
столетия.— Я хочу видеть мир, в котором восторже¬
ствуют идеалы коммунизма: от каждого по способно¬
стям, каждому по потребностям».
Страстный противник всякого угпетения, импе¬
риализма и войны, Дюбуа в 1949 году принял уча¬
стие в Первом Всемирном конгрессе сторонников
мира в Париже, выступал в том же году па Все¬
союзной конференции сторонников мира в Москве,
а вернувшись в США, создал в Ныо-Йорке Инфор¬
мационный центр сторонников мира и возглавил
движение за сбор подписей под Стокгольмским воз¬
званием о запрещении атомной бомбы. Американ¬
ская реакция хотела упрятать его за это в тюрьму,
как якобы «иностраппого агента», по провокацион¬
ная затея провалилась: суд вынужден был оправ¬
дать Дюбуа. Его заслуги в борьбе за мир получили
всемирное признание: он был выбран членом Все¬
мирного Совета Мира, в 1952 году удостоеи Между¬
8

народной Премии Мира, а в 1959 году стал лауреа¬
том Ленинской премии «За укрепление мира между
народами».
Деятельность Уильяма Дюбуа как активного
борца за мир в свою очередь помогла ему прийти к
правильному пониманию современной действитель¬
ности. Когда реакционеры США развернули новый
поход против Коммунистической партии США, му¬
жественно борющейся за коренные интересы аме¬
риканского народа, за мир, демократию и прогресс,
Дюбуа 1 октября 1961 года обратился к ее генераль¬
ному секретарю Гэсу Холлу с просьбой принять его
в члены компартии.
Значение этого шага Дюбуа Гэс Холл-, хорошо
охарактеризовал в своем ответном письме к нему. Он
писал: «Ваше вступление в компартию в данный
момент является не только свидетельством правиль¬
ного понимания реального положения в новом ми¬
ре, великого поворота народов всего мира в сторону
социализма с целью удовлетворения потребностей
человечества в мире, в братстве и в благосостоянии,
но также призывом ко всем деятелям науки и куль¬
туры, к творчески мыслящим людям всех стран, к
негритянским массам и их выдающимся руководи¬
телям как в нашей стране,* так и за ее пределами
приобщиться к общественной науке марксизма-ле¬
нинизма и к братству коммунистических партий,
чтобы добиться новых успехов в их деле».
«Воспоминания» Уильяма Э. Б. Дюбуа — заме¬
чательного ученого, мыслителя, борца — о своей
наполненной кипучей деятельностью и борьбой жиз¬
ни советские читатели, несомненно, прочтут с боль¬
шим интересом.

Посвящаю моему прадеду Джеймсу Дюбуа,
деду Александеру Дюбуа, моим родителям
Элфриду Дюбуа и Мэри Бургхардт,
моим детям Бургхардту Гомеру Дюбуа,
Иоланде Дюбуа и Дэвиду Грэхему Дюбуа,
моей внучке Дюбуа Макфарлейн.

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Моя пятнадцатая поездка
за границу
День 8 августа 1958 года был яркий, солнечный,
теплый. На пристань проводить нас с женой пришло
с цветами, с внпом много наших друзей. В пятнад¬
цатый раз я отправлялся за границу. Я чувствовал
себя как узник, которого выпустили на волю: в те¬
чение восьми лет, начиная с 1951 года, наше пра¬
вительство отказывало мне в выдаче заграничного
паспорта под тем предлогом, что моя поездка за
границу не отвечает-де «интересам Соединенных
Штатов». Оно предполагало, что как только я ока¬
жусь за рубежом, я начну критиковать его полити¬
ку по отношению к американским неграм. Предпо¬
ложение вполне оправданное, конечно.
Впоследствии государственный департамент вы¬
ставил другие причины, объявив о своем решении
не давать мне паспорта, пока я не сделаю письмен¬
ного заявления, что не являюсь членом коммуни¬
стической партии. Я действительно не был членом
этой партии, однако отказался сделать такое заяв¬
ление, считая, что правительство не имеет права
допрашивать граждан относительно их политиче¬
ских убеждений.
Потом вдруг, неожиданно Верховный суд Сое¬
диненных Штатов вынес в 1958 году решение, в ког
тором было сказано, что «конгресс никогда не давал
государственному департаменту права требовать от
граждан США письменной политической присяги
в качестве условия выдачи заграничных паспор¬
тов». В июле государственный департамент выдал
паспорта нескольким лицам, ранее лишенным права
13

выезда за границу, в том числе Полю Робсону с
женой, мне и моей жене Ширли Грэхем. Поль и
Эслапда Робсоны выехали тотчас же, а мы предпо¬
лагали отправиться вслед за ними в сентябре, но
поскольку президент Соединенных Штатов напра¬
вил конгрессу специальное послание, в котором на¬
стаивал на принятии нового закона, мы спешно
собрались п отплыли из США в начале августа.
Море было спокойным в течение всего нашего
путешествия. Порядок на судне был образцовый;
правда, в нашей каюте, расположенной внутри ко¬
рабля, система кондиционирования воздуха дейст¬
вовала неважно. Пассажиры были даже более лю¬
безны с нами, чем я мог ожидать от американцев.
Мы подружились с румынским послом в Соединен¬
ных Штатах и его семьей, ехавшими на том же па¬
роходе.
Когда пароход прибыл в Саутгемптон, наш ба¬
гаж подвергся как никогда тщательному осмотру,
однако в конце концов нас любезно отпустили, и
в сопровождении нашего доброго друга Седрика
Белфреджа мы отправились из Саутгемптона по
направлению к Лондону, попав через Нью-Форест в
Бедейлс, где училась моя дочь. Потом мы три не¬
дели гостили у Эсланды Робсон — Поль Робсон в это
время выступал в Москве.
В течение августа и сентября я ездил по Англии,
Голландии и Франции. Осень и начало зимы я про¬
вел в Советском Союзе, где некоторое время отды¬
хал в санатории. Всю остальную зиму и половину
весны (всего три месяца) я провел в Китае, а к
t мая вернулся в Москву. Потом я принимал уча¬
стие в работе десятой сессии Всемирного Совета
Мира в Стокгольме, после чего с месяц снова жил
в Англии. 1 июля 1959 года я возвратился в Соеди¬
ненные Штаты.
Я подробно рассказываю об этом путешествии
потому, что оно было одним из самых важных, ка¬
кие мне довелось совершить, и оказало большое
влияние на мое мышление. Чтобы я мог объяснить
это влияние, мой разговор с самим собой должен
14

стать автобиографией. Впрочем, автобиографии не
являются неоспоримо авторитетными источниками:
они всегда неполны и часто недостоверны. Как ни
горю я желанием рассказать всю правду — это труд¬
ная задача; изменяет намять, особенно когда дело
касается подробностей, и в конце концов автобиог¬
рафия превращается лишь в «общий взгляд» на
собственную жизнь, в которой многое забыто или
не так понято, в книгу, где ценные свидетельства
оказываются подчас не вполне объективными, не¬
смотря на все мое желание быть откровенным и
беспристрастным.
Что я могу сказать о себе — человеке, который
в прошлом году смог взглянуть на раздираемый
противоречиями мир и попытался дать ему оценку?
Да, я, конечно, смотрел на него с предубеждением,
и причиной тому — моя трудная жизнь, обращение,
какому я подвергался со стороны своих сограждан,
наконец, работа моей собственной мысли. На протя¬
жении моей жизни во мне происходили перемены —
мое сознание развивалось, во мне рождались новые
желания и стремления. То, что я думаю о себе —
теперешнем или прежнем, — не является точным
свидетельством того, кто я и что на самом деле со¬
бой представляю. Жизнь моя сейчас — это главным
образом масса воспоминаний с большими пробелами,
причины которых случайны или неизбежны.
Сорок лет назад, когда мне исполнилось пятьде¬
сят и я впервые попытался написать о себе, в па¬
мяти у меня были еще свежи многие факты и на¬
блюдения, ныне либо забытые, либо воспринимаю¬
щиеся как нечто постороннее. Правда, у меня со¬
хранились кое-какие бумаги: памятка, составленная
мною в день моего двадцатипятилетия, несколько
писем к матери и письмо к бывшему президенту
Хэйсу. В книге «Предрассветный сумрак» я много
писал о своей жизни, как она представлялась мне в
семьдесят лет (а она представлялась мне тогда во
многом иначе, чем теперь, когда мне девяносто один
год). И эти мои различные взгляды следует рас¬
сматривать как приближение к истине, а не как
15

окончательную истину. Итак, настоящая книга —
это рассказ старика о том, какой ему представляет¬
ся прожитая им жизнь, теперь медленно от него
уходящая, и что, по его мнению, должны думать о
ней другие.
Идет последнее десятилетие века, который мне
суждено прожить. По всей вероятности, мне не
удастся завершить это десятилетие, однако я подо¬
шел достаточно близко к его концу, чтобы говорить
о «прожитом столетии». Я не помню, чтобы когда-
нибудь, составляя планы на будущее, я рассчиты¬
вал, что долго проживу. Родственники мои как но
материнской, так и по отцовской линии обычно до¬
стигали семидесятилетнего возраста, но ни один из
них, насколько я знаю, не дожил до девяноста. Мои
родители умерли на шестом десятке. Помню, когда
мне исполнилось пятьдесят, в книге под названием
«Темная вода» я поместил нечто вроде автобиогра¬
фии. Я нс думал о скорой смерти, но был уверен,
что большая часть жизни уже прожита. Надо ска¬
зать, что среди моих современников в ту пору при¬
нято было считать, что человек работоспособен до
шестидесяти лет, в семьдесят же он мертв или почти
мертв. Однако у меня не было и мысли о смерти.
В шестьдесят пять • я согласился занять пожизнен¬
но должность преподавателя в Атлантском универ¬
ситете, даже не задавшись вопросом, что со мной
будет, когда меня сочтут слишком старым для этой
должности. Такое невнимание к своему возрасту
было особенностью моего характера, правда про¬
тиворечившей всему, что я видел вокруг себя. У нас
в семье престарелые доживали свой век у близких
родственников; но в нашей среде первой заботой
каждого рядового жителя было обеспечить себя в
старости. Меня лично проблема эта мало беспокоила
до тех нор, пока в семидесятппятилетнем возрасте
я не оказался без работы, почти без сбережений
и без надежды получить достаточную пенсию. Та¬
кое нежелание позаботиться о собственном будущем
объяснялось не леностью и не небрежностью: я жа¬
ждал трудиться и трудился всю жизнь.
16

Г Л А В Л ВТОРАЯ
В Западной Европе
Западная Европа знакома мне по неоднократ¬
ным поездкам, которые я совершал туда начиная
с 1892 года. Я знал Германию как студент и турист
до обеих мировых войн, и я ездил в эту страну пос¬
ле них. Мне случалось жить в разных городах Ан¬
глии и Шотландии, Франции, Голландии п Бель¬
гии. Я бывал в Швейцарии, Италии, Испании,
Португалии, Греции, Турции и в прежней Австро-
Венгерской империи. Мне казалось, что Европа во
многом похожа на Америку, только намного старше
ее, с более древней историей, с вдохновляющими
традициями, запечатленными в памятниках архи¬
тектуры и скульптуры, и с иной, своеобразной
культурой.
На этот раз я заметил больше, ибо предо мной
были страны, познавшие страшные последствия ми¬
ровой войны. Революция потрясла мир, и вот те¬
перь человечество в этом центре западной цивили¬
зации пыталось перестроиться и создать что-то
повое. Я же был представителем древнего народа,
попавшего на новый континент — в Америку, по¬
знавшего рабство и нищету и положившего начало
современной расовой проблеме. Поэтому я смотрел
на этот мир по-прежнему: как представитель чер¬
ной расы, долгое время страдавшей под гнетом мира
европейцев — белых.
Будучи исследователем, я знал о борьбе между
расами, знал, как была прекращена работорговля,
отменено рабство, как возник колониальный импе¬
риализм и как в XX столетии европейские государ¬
2 У. Дюбуа
17 |

ства начали воевать между собой за господство над
Азией и Африкой. Теперь я приехал в Европу, что¬
бы узнать, пе подошел ли европейский империализм
к своей гибели и каковы пашп надежды на буду¬
щее, не близко ли уже возникновение мира без
войн, мира расового равенства.
Я был разочарован. Я увидел, что Лондон все
такой же чистый, уютный город, где много парков,
газонов, цветов, а Англия все еще передовая стра¬
на. Голландия выглядела чистенькой, добропоря¬
дочной. И все-таки обе эти страны как-то напугали
меня. Мне была известпа сдержанность и коррект¬
ность англичан, их прекрасные газеты, авторитет¬
ные журналы, умные книги. Но теперь всюду — на
улицах и на собраниях, в магазинах и на предпри¬
ятиях — витал какой-то страх. Британская импе¬
рия рушилась. Столь долгому мировому владыче¬
ству англичан приходил конец. Ничто уж не мо¬
жет предотвратить этого конца, и англичане это
сознают. Они все больше полагаются на богатство
и технику Соединенных Штатов, что можно видеть
на примере огромных американских капиталовло¬
жений в строительство и промышленность Англии
или возросшего, пусть даже угрюмого, почтения
англичан к американским манерам и взглядам.
Я знал, что Британская империя построила ког¬
да-то свое процветание на дешевом труде, к кото¬
рому она принуждала цветные народы, на исполь¬
зовании земель и сырья, которые англичане
захватывали в различных частях света без всякой
справедливой компенсации. Разумеется, англичане
в моральном отношении ненамного отличались от
других европейцев, эксплуатировавших чужой труд
и чужие богатства, но они работали лучше и на
более научной основе, благодаря чему и стали бо¬
гаче, влиятельнее большинства других наций. Тем
не менее это привело к ужасным последствиям —
к мировой войне, истреблению людей и разрушению
материальных ценностей, к увечьям и болезням в
таких масштабах, что многие люди отчаялись в
своем будущем.
18

Поэтому я приехал в 1959 году в Европу, чтобы
попытаться установить, в какой мерс люди, стро¬
ящие будущее, руководствуются уроками прошлого
и каковы надежды па это будущее. Я пришел к вы¬
воду, что англичане решили в общем-то идти преж¬
ним путем, ио какому они следовали в прошлом;
что они хотят сохранять для себя и впредь все
блага цивилизации за счет использования дешевых
рабочих рук и почти бесплатного сырья колоний,
что они готовы изменить свое отношение к другим
народам не иначе, как при условии, что метрополии
не придется во многом поступиться своим комфор¬
том или даже роскошью.
Именно такая система утвердилась во второй
половине XIX века. Ее находили столь хорошей,
что в XX веке Англия, Франция, Германия, Ита¬
лия, Россия, Япония, Голландия и Бельгия дважды
вступали в ужасные войпы между собой за передел
колоний н барышей от их эксплуатации. Эти войны
осложнили обстановку: рабочие стран-метрополий
стали требовать повышения заработной платы; про¬
будилось сознание в народах самих колоний, кото¬
рых стали заставлять участвовать в войнах, но ко¬
торые тоже начали требовать земли, лучшей оплаты
своего труда и даже политической свободы. Во вто¬
рой половине столетия возникли свободные Индия
и Китай и поднялась на борьбу Индонезия; все но¬
вые и новые страны Азии и Африки стали требо¬
вать самоуправления; требования эти нашли отклик
в Южной и Центральной Америке и на островах
Карибского бассейна!
Вдохновляет и поддерживает это освободитель¬
ное движение Россия, превратившаяся в Союз Со¬
ветских Социалистических Республик и отрицаю¬
щая право частной собственности на капитал, капи¬
талистическую прибыль п колониальный импери¬
ализм.
Восстают против этого движения Соединенные
Штаты Америки, которые возникли двести лет на¬
зад как демократическая, свободомыслящая страна
с бескрайними землями и неисчерпаемыми природ¬
г
19

ными ресурсами, но которая впоследствии дошла
до того, что стала зависеть от рабского труда и в
конце концов превратилась в цитадель капитала,
монополизированного узким кругом корпораций.
В настоящее время США стремятся занять место
Британской империи, чтобы силой помешать рас¬
пространению социализма и править миром, опи¬
раясь на частный капитал и новейшую технику.
Западная Европа в страхе и оцепенении наблю¬
дает за этим поединком. Я убедился, что в Англии
и Франции, в Голландии и Бельгии правящие клас¬
сы непоколебимо уверены в том, что их культура и
комфорт целиком зависят от наличия дешевой рабо¬
чей силы, от земель и сырья, захваченных ими у
беззащитных наций. Лишь часть рабочих, которые
трудятся па них, представляет собой «низшие
классы» стран-метрополий, большинство же принад¬
лежит к «низшей породе людей», — как презритель¬
но пазывают они жителей колоний. Западная Ев¬
ропа надеется, что ей удастся примирить свои тре¬
бования с начавшимся движением низших классов
и народов колоний без существенного изменения
своего образа жизни.
Правящая верхушка западноевропейских стран
считает, что для этого есть несколько способов. Во-
первых, можно задобрить рабочий класс стран-ме¬
трополий, дав ему кое-какое образование и полити¬
ческое влияние, а также повысив заработную плату
за счет прибылей от капиталовложений в чужих
странах, которые охраняет тот же рабочий класс,
сражаясь в мировых войнах. Стремясь не допустить
значительных перемен в своем образе жизни, пра¬
вящие классы метрополий возвышают малочислен¬
ный класс в отсталых странах, чтобы он вместе с
ними эксплуатировал свой народ для собственной
выгоды и для выгоды империалистов. Рабочий
класс метрополий благодаря деятельности своих
профсоюзов может добиться повышения заработной
платы за счет огромных барышей предпринимате¬
лей, ио взимаемые с рабочих налоги и их военная
служба за рубежом являются для акционеров до¬
20

статочным вознаграждением за подобные уступки.
Если среди колониальных народов усилится недо¬
вольство, это может привести к восстанию н вспых¬
нет война. Но вооруженные атомными бомбами
империалисты могут справиться с восставшими
только в том случае, если в дело пе вмешается Со¬
ветский Союз и если нейтральные страны, вроде
Индии и Египта, останутся в стороне.
С другой стороны, я абсолютно уверен в том,
что, если большинство людей на земле, лишенное
ныне крова, живущее в голоде и нищете, сможет
по прошествии разумного срока получить хотя бы
минимум пищи и одежды, будет иметь крышу над
головой и хоть как-то приобщится к современной
культуре, империализм сможет продержаться лишь
ценой отказа стяжательского общества Запада от
излишнего комфорта и роскоши, ценой более спра¬
ведливого распределения земных благ и привиле¬
гий; но, как мне кажется, Англия, Франция, Гол¬
ландия и Бельгия нс хотят платить такую цену, и
в этом как раз и заключается проблема современ¬
ного мира. Ни одна из западноевропейских стран не
готова пойти на такую жертву.
Особенно остро я почувствовал это в Голландии.
Кстати, именно голландец в начале XVII века
схватил моего прадеда на побережье Западной
Африки, увез в Америку и продал в рабство в до¬
лине Гудзона. То был век, когда голландцы вслед
за испанцами и португальцами стали торговать ра¬
бочей силой — рабами, которых они захватывали в
Африке. Потом, в XVIII веке, англичане вытеснили
с «рынка рабов» своих конкурентов, стали сами
крупнейшими в мире работорговцами и установили
рабство в своих американских колониях. Это торго¬
вое соперничество между голландцами и англича¬
нами имело результатом создание в Юго-Восточной
Азии обширных голландских колоний.
Центром этой колониальной империи стала Ин¬
донезия, чьи земли, сырье, дешевая рабочая сила
обеспечили голландцам богатство и комфорт, а
Голландии создали славу страны безупречной
21

чистоты и прекрасных цветов. Потом индонезийский
народ восстал. Я посетил Голландию как раз в тот
момент, когда она окончательно осознала значение
этого удара. В Голландию устремились цветные —
люди смешанной голландской и индонезийской кро¬
ви, что обострило расовые и классовые взаимоот¬
ношения. Доходы богачей начали сокращаться.
К испытаниям второй мировой войны теперь при¬
бавилось унижение побежденных; возникла еврей¬
ская проблема. Я совершил неосторожность, высту¬
пив в Гааге с речью в защиту мира в Клубе куль¬
туры, членами которого являются учителя, адвока¬
ты, врачи, служащие и другие представители сред¬
него класса. Они не хотели и слышать о мире, тем
более о мире между США и СССР: ведь именно Со¬
ветский Союз помешал Голландии вновь порабо¬
тить Индонезию, Америка же претендует на миро¬
вое руководство и является самым сильным сопер¬
ником Советского Союза.
Итак, в Европе, тяжело пострадавшей от войны
и разрухи, многие состоятельные люди и интелли¬
генция не хотели слышать о мире. Меня это удивило
и разочаровало, мое же выступление разочаровало
и оскорбило тех, кто пришел послушать меня. Они
хотят жить богато и с комфортом и поэтому стоят
за сохранение империалистического контроля над
чужими странами и народами, на котором с давних
пор основывается их процветание.
Из Голландии я поспешил во Францию — про¬
ездом через Бельгию, где посетил Всемирную вы¬
ставку. Но и в Брюсселе меня не оставляло ощу¬
щение, что бельгийцам придутся не по вкусу мы¬
сли, которые я мог бы высказать по поводу Бель¬
гийского Конго. Во Францию я попал в момент,
когда там к власти настойчиво пробивался до
Голль. До этого я бывал во Франции: первый раз
в 1892, последний — в 1950 году. Я знал, через ка¬
кие тяжкие испытания прошел французский народ.
Всю жизнь Франция была мне близка. Я ношу
французскую фамилию, в моих жилах есть часть и
французской крови. Я знаю Париж лучше любого
22

другого города во всем мире, кроме Америки. Я не¬
много говорю на «прекраснейшем в мире языке».
На французской земле я реже, чем где-либо, стал¬
кивался с проявлениями расовых предрассудков.
И я с радостью остался бы во Франции навсегда,
если бы не мой долг по отношению к американским
неграм.
Здесь в 1949 году я видел самую большую
демонстрацию за мир, за прекращение всяких войн,
какую когда-либо считал возможной. Но теперь,
спустя десять лет, все это шло прахом. Франция
снова воевала и готовилась к войне. Руководимая
искренним, но заблуждающимся идеалистом, Фран¬
ция искала славы, безвозвратно от нее ушедшей.
В ее взорах, в ее речах и жестах я видел смерть.
В воротах моего любимого парка — Люксембургско¬
го сада стояли полицейские с автоматами в руках.
Я видел, как обыскивали юношей-алжирцев.
По улицам Парижа бродил призрак страха, нена¬
висти и отчаяния.
Я видел эти судороги Франции, зловещую тень
смерти, падающую на ее современную жизнь. Ви¬
дел жуткую нищету, порожденную войной, и скон¬
центрированную мощь огромного богатства... Фран¬
цузский гений и вкус повсюду сочетаются с дикими
нравами и пьяным разгулом. Чудесное вино Фран¬
ции было отчасти причиной ее падения. Помню, мой
друг Хоуп, несколько наивный и неискушенный в
делах нашего грешного мира человек, как-то сказал
мне, когда работал во Франции для Католической ас¬
социации молодых людей (ИМКА): «Дюбуа, фран¬
цузы не напиваются, они просто не протрезвляют¬
ся». Когда французы захватили Алжир, а вино¬
градники Франции опустошила болезнь, в колонии
перестали сеять пшеницу, которая нужна алжир¬
цам, и начали возделывать виноградники. Дешевое
алжирское вино рекой полилось во Францию, а ал¬
жирский парод в это время голодал. Во Франции
усилилось пьянство, а в Алжире вспыхнуло восста¬
ние и началась война. В душе француза — вечная
борьба; ее без конца раздирают противоречия, эту
23

нацию, которая никогда нс умрет, пока люди пом¬
нят Роланда, королей Людовиков, Наполеона и
Александра Дюма.
Последней западноевропейской страной, на
которую мне удалось взглянуть, прежде чем я вер¬
нулся в США, была Швеция. Я давно был наслы¬
шан о скандинавских странах. Социалисты говори¬
ли, что эти страны «стоят посредине» между капи¬
тализмом и социализмом. Меня заинтересовали
здесь жилищное строительство, система пенсионно¬
го обеспечения и школьное образование. Моя по¬
ездка в Швецию в 1959 году была символической:
десять лет назад, в 1949 году, я участвовал в рабо¬
те Всемирного Совета Мира, созданного вскоре пос¬
ле той великолепной парижской манифестации *.
С тех пор в течение десяти лет меня не было на за¬
седаниях бюро Всемирного Совета Мира — мне не
давали заграничного паспорта. Я не смог прибыть
на заседание Совета Мира, где было принято зна¬
менитое Стокгольмское воззвание1 2, которое Амери¬
ка назвала «коммунистическим трюком с целью
разоружить Запад».
Заседания Совета Мира продолжались, в них
участвовали представители почти всех стран мира,
но они проходили без меня. Только в 1959 году я
смог приехать на очередное заседание3. Дли этого
1	Автор имеет в виду первый Всемирный конгресс
сторонников мира, состоявшийся в Париже в апреле
1949 г. По его решению был создан Постоянный комитет
сторонников мира. Всемирный Совет Мира был образован
на втором Всемирном конгрессе сторонников мира в Вар¬
шаве в ноябре 1950 г. (Здесь и далее примечания ре¬
дакции.)
2	Стокгольмское воззвание, требовавшее безусловного
запрещения атомного оружия, установления международ¬
ного контроля за исполнением этого решения и объявления
военным преступником правительства, которое первым
примепит атомпое оружие против какой-либо страпы, было
принято па сессии Постоянного комитета сторонников мира
19 марта 1950 г. в Стокгольме.
’ Сессия Всемирного Совета Мира в Стокгольме
8—13 мая 1959 г.
24

я отказался от поездки в Венгрию и на Балканы, о
которой давно мечтал, зато увидел Швецию — эту
северную красавицу, покоящуюся на четырнадцати
островах. Я убедился, что население Швеции поль¬
зуется, пожалуй, лучшими в мире жилищными
условиями.
Швеция избежала войны, но не стала поборни¬
цей всеобщего мира. Поняв это, я был поражен.
Многие в Швеции не хотели, чтобы Всемирный Со¬
вет Мира заседал в Стокгольме. Власти не запре¬
щали его, но п не одобряли. Шведская пресса и
церковь игнорировали его деятельность. Дома шве¬
дов, за редкими исключениями, были закрыты для
многих всемирно известных деятелей — мужчин и
женщин, потому что они собрались ради мира во
всем мире, а также потому, что встретились здесь
с представителями государств, отвергающих капи¬
тализм и ненавидящих войну. Это было странно.
Стало быть, Швеция испытывает страх, но если
так, то перед чем? Может быть, она боится, что
мир будет помогать коммунизму? Ценное призна¬
ние, если это так! Или она боится Америки и Анг¬
лии? Тяжелое обвинение, если это правда! Как-то
я встретился с одним индийским писателем, чьи
книги, никогда не издававшиеся в Соединенных
Штатах, я в это время как раз читал. Он выглядел
несколько озадаченным: «Мой шведский издатель
просит меня не заходить к нему, пока не кончится
сессия Всемирного Совета Мира», — сказал он. Все¬
го лишь несколько жителей Стокгольма присутст¬
вовали на панихиде в память Жолио-Кюри. Лишь
немногие встречались с Эжени Коттон — седовла¬
сой руководительницей женщин Франции или с
Изабеллой Блюм — той, что помогла вызволить
меня из американской тюрьмы.
В настоящее время, по-моему, Западная Европа
еще не готова отказаться от системы колониального
империализма. Она отчаянно цепляется за богатст¬
во и власть, которые обеспечивает ей дешевый труд
рабочих колоний, удерживаемых в рабство совре¬
менного образца. В Западной Европе не найти ни
25

одной так называемой рабочей партии, готовой по¬
мочь освобождению рабочих Азии и Африки. На¬
против, все они хотят повышения заработной пла¬
ты рабочим в своих странах за счет колониальных
прибылей и согласны поддерживать войны для со¬
хранения этих прибылей. Эту позицию Западной
Европы разделяют Соединенные Штаты, которые
готовы помочь любой западноевропейской державе
сохрапнть власть в колопнях или, вытеснив ее, за¬
хватить самим влияние в этих колониях.

ГЛАВА ТРЕТЬ Н
„Порабощенные“ народы
В центре Европы лежит Германия, долгое время
являвшаяся пешкой Франции и игрушкой в ру¬
ках Наполеона, но превратившаяся при Гогенцол-
лериах в могущественную империю — претендента
на господство в Европе. Не рассчитав своих сил,
она потерпела поражение в первой мировой войне
и лежала повергнутая, задавленная бременем бан¬
кротства и нищеты, пока Гитлер не пробудил в ней
ярость и ненависть, чтобы опять бросить в борьбу
за мировое господство — в масштабах, заставивших
содрогнуться человечество. СССР и его союзники
разгромили Гитлера, но после войны их союз рас¬
пался и Германия оказалась расколотой на две ча¬
сти. Инициатива исходила от Соединенных Штатов.
Франция охотно им помогла, Англия же не посмела
возражать, чтобы не задеть Соединенные Штаты.
В действительности за всем этим стоял и всем ру¬
ководил большой бизнес: немецкие картели, круп¬
ные французские горнорудные и промышленные
корпорации, тесно связанные между собой англий¬
ские и американские банки. Объединившись в сво¬
их империалистических замыслах, они решили со¬
здать новую Германию, способную опять повести
борьбу за мировое господство иод эгидой и контро¬
лем Запада. На сторону этих могущественных кор¬
пораций встали профсоюзы Англии и Соединенных
Штатов, которые знают, что высокая заработная
плата рабочих в этих странах зависит от прибылей,
загребаемых большим бизнесом на эксплуатации
27

чужого труда и захвате сырья в колониях. На Па¬
рижском конгрессе профсоюзов в 1954 году они
пытались подчинить своему контролю и вновь соз¬
данные профсоюзы колониальных стран, но потер¬
пели неудачу. Правда, им в конце концов удалось
расколоть профсоюзы на две группировки — капи¬
талистическую н коммунистическую. Между тем
африканские профсоюзы созвали в Англин Пятый
Панафриканский конгресс, на котором я председа¬
тельствовал.
Английские тред-юнионы и Американская феде¬
рация труда совместными усилиями старались раз¬
делить Германию и вернуть к власти в Западной
Германии нацистов. Военные, естественно, поддер¬
жали затею генерала Клея — главы ряда корпора¬
ций, получающих огромные прибыли в Северной и
Южной Африке, когда тот стал собирать в Амери¬
ке деньги па «крестовый поход за свободу» для свер¬
жения коммунизма. Бывший президент Гарвард¬
ского университета Конэит стал верховным ко¬
миссаром США в Западной Германии. Этот человек
тоже представлял не только американскую интел¬
лигенцию, но и монополистический капитал, субси¬
дирующий крупные университеты в Соединенных
Штатах. План Маршалла позволил Европе получить
новые американские капиталы и усилить борьбу
против рабочего класса. Таким образом, те же са¬
мые силы, что пытались когда-то раздавить Со¬
ветский Союз, теперь общими усилиями создали в
Западной Германии сильное капиталистическое
государство, а потом, в обход ООН, сколотили
НАТО, поставив во главе ее вооруженных сил ге¬
нералов, некогда служивших Гитлеру.
Большинство населения Западной Германии —
это социал-демократы, в свое время боровшиеся
против монархии Гогенцоллернов. Восточную Гер¬
манию, известную под именем Германской Демо¬
кратической Республики, как раз и возглавили со¬
циал-демократы, поддерживаемые всеми рабочими
социалистических убеждений. Восточная Германия
идет по пути, указанному Карлом Либкнехтом
28

и Розой Люксембург,— она вслед за Советским Со¬
юзом строит социализм. Пот что представляла со¬
бой теперь Германия, где в 1892 году я учился в
университете, который снова посетил в 1959 году.
В нем все, казалось, осталось по-прежнему, только
теперь он не носил уже имени Фридриха Вильгель¬
ма, а назывался Берлинским университетом имени
Гумбольдта — одного из велицих ученых, вышед¬
ших из его стен. Я прошел по Унтер ден Линден к
Бранденбургским воротам. Я не смог побывать на
своей прежней квартире па Шепебсргер Уфер. Эта
набережная находилась в Западном Берлине, и
если бы я туда явился, американские солдаты мог¬
ли под любым предлогом арестовать меня. Я повер¬
нул назад и пошел по улицам города, где рядом с
новыми зданиями предприятий еще видны были
следы войпы п опустошений. Помню, как я сидел
потом па почетном месте в актовом зале универси¬
тета, где было много и девушек-студенток
(в 1892 году женщин в университет не принима¬
ли),— в том самом зале, где в прежние времена
восседал Рудольф Вирхов — Rector Magnificus ’.
Слышалась мелодичпая музыка Иоганна Себастья¬
на Баха. Экономический факультет присвоил мне
почетное звание доктора экономических наук.
Я мечтал получить эту степень еще шестьдесят
пять лет назад, но тогда Берлинский университет
не захотел признать уэй гарвардский диплом, и
мне не разрешили соискание степени.
Между Западной Европой и Советским Союзом
лежит ряд стран — Польша, Чехословакия и Вен¬
грия, а на юге балканские государства — Албания,
Болгария и Румыния. Эти страны отличаются друг
от друга и в этническом и в экономическом отно¬
шении, но все-таки их история имеет много обще¬
го. В большинстве этих стран долго владычествова¬
ла наследственная аристократия завоевателей —
1 Почетный ректор (лат.).
29

помещики, крупные землевладельцы. Их земли ча¬
сто захватывали соседи, они воевали между собой.
Во время мировых войн их территории рассматрива¬
лись как «санитарный кордой» против России; те¬
перь на них смотрят как па страны, которые когда-
нибудь в будущем Запад попытается использовать,
чтобы победить и завоевать Россию или по крайней
мере вернуть потерянные капиталовложения, кото¬
рые когда-то они там имели...
В США называют пароды этих стран «порабо¬
щенными». Это народы Эстонии, Латвии и Литвы;
Польши, которую в течение веков захватывали и
разрывали на части европейские державы; Чехии
и Словакии, долгое время принадлежавших Австро-
Венгерской монархии, а также Венгрии. Многие из
этих стран были объектом политических притяза¬
ний католической церкви. За ними лежат Балканы,
включающие Болгарию и Румынию; раньше часть
этой территории принадлежала Турции.
В некоторых из этих стран я побывал в мою
последнюю поездку, как бывал в них и прежде.
В Польше я был в 1893 и 1950 годах, в Чехослова¬
кии — в 1893, 1950 и 1951 годах. Не считая лет,
проведенных в Германии, поездки были слишком
короткими, чтобы я мог детально изучить эти
страны, но в целом они позволили мне составить
вполне ясную картину. Прежде всего, у меня нет
теперь никаких сомнений в том, что население этих
стран сейчас, в 1959 году, живет лучше, чем оно
жило в 1893 или в 1950 году. Все стали лучше пи¬
таться и одеваться, все выглядят жизнерадостнее,
чем раньше. Никогда не забуду, как униженно пре¬
клоняли колени и молились в церквах поляки в
1893 году или как тогда же мой однокурсник по
Берлинскому университету Станислав Риттер фон
Эстрейхер пригласил меня приехать к нему в Кра¬
ков и убедиться, что поляки угнетены гораздо
больше, чем негры в Соединенных Штатах. Дейст¬
вительно, его отец, университетский библиотекарь,
рассеял все мои сомнения на этот счет. В 1950 году
я видел еще следы жестоких мучений, которым
30

подверг Польшу Гитлер, но видел также и призна¬
ки ее могучего возрождения.
Чехословакия — процветающая страна. Люди
там поглощены делами и пренсполнепы надежд,
чего не было, когда я приезжал в эту страну в про¬
шлый раз. Прага, перешагнув свои прежние грани¬
цы, застраивается, вбирая в себя окружающие ее
долины. Частный капитализм мирным путем пере¬
растает в социализм. Словакия, которая во время
моего первого визита, в 1950 году, показалась мне
угрюмой, даже недовольной, нынче расцвела радо¬
стью, покрылась лесами новостроек. Вспоминается
хорошенькая переводчица, которая в 1951 году
была моим гидом, с ее восторженным отношением
к социализму.
В Праге меня ждал сюрприз, очень меня пора¬
довавший. Карлов университет, как известно, был
основан за сто лет до открытия Колумбом Америки.
Оп был крупным научным центром в средние века,
а после второй мировой войны многие на Западе
надеялись, что Карлов университет возглавит
борьбу против коммунизма. Этого не произошло.
Он принял учение коммунизма, а теперь воздал
мне почести, несмотря на известное отношение
официальных. Соединенных Штатов к неграм.
Ни один американский университет (за исключе¬
нием негритянских институтов, которые делали это
из понятной самозащиты) не признавал за мной
права на звание ученого. Я не думал, чтобы в Кар¬
ловом университете меня знали хотя бы по имени.
Однако меня пригласили в великолепное здание
старого университета, недавно восстановленное во
всей его красе, и там под звуки средневековых
труб я вместе с ректором и деканами факультетов
торжественно поднялся на высокую кафедру.
Мне была присвоена степень доктора исторических
наук honoris causa. В честь меня как американско¬
го гражданина оркестр исполнил национальный
гимн Соединенных Штатов «Звездное знамя». Та¬
кой жест со стороны коммунистического государст¬
ва, естественно, расположил меня в пользу социа-
31

лпзыа, хотя я пс думаю, что только этот факт был
тому причиной.
В соседней с Чехословакией Венгрии издавна су¬
ществовали противоречия, с одной стороны, между
католической церковью, земельной аристократией
и буржуазией, поддерживаемой западным капита¬
лом, и закабаленной крестьянской массой — с дру¬
гой. Венгерские крестьяне, как я заметил еще в
1893 году, находились даже в худшем положении,
чем батраки-негры в Америке. Я не удивился, ког¬
да теперь, в 195G году, предприимчивые дельцы и
коммерсанты, называющие себя «народом» и пре¬
зирающие простых тружеников — рабочих и кре¬
стьян, восстали против коммунистов. Я был рад,
что Советский Союз вмешался в венгерские собы¬
тия, напомнив таким образом, что революция не
намерена уступать своп завоевания, кто бы ин
вздумал демонстрировать перед ней свою силу.
Венгерская Академия наук избрала меня своим чле¬
ном-корреспондентом.
Я не смог побывать на Балканах в 1959 году, но
встречался со многими представителями балканских
стран. Я знал, в каких лишениях жили там в
прошлом столетии народные массы по вине своих
мелких и тщеславных аристократов и американских
капиталистов. Я не допускаю и мысли, что населе¬
ние балканских стран живет сейчас хуже, чем в
XIX веке. Думаю, что оно живёт намного лучше.
Софийский университет присвоил мне ученую сте¬
пень еще до того, как я выехал из Америки в эту
поездку.
В настоящее время в Прибалтике, Польше, Че¬
хословакии и на Балканах большинство интелли¬
генции, которая живет своим честным трудом, явно,
мне кажется, поддерживает коммунизм. Правда,
раньше большинство землевладельцев, капитали¬
стов п аристократии этих стран выступало против
коммунизма, а поскольку только эти классы и поль¬
зовались политической властью, они, естественно,
утверждали, что их страны не хотят социализма.
Однако эти классы не представляли широких на-

родных масс, п когда народные массы пришли к
власти, они построили у себя народно-демократиче¬
ские государства.
В период между двумя мировыми войнами как
западный капитализм, так и советский социализм
стремились усилить свое влияние в этих странах.
В итоге первой мировой войны лоскутная Австро-
Венгерская империя, имевшая сильную политиче¬
скую поддержку католической церкви, распалась.
Германия захватила Австрию, Польша стала неза¬
висимой, хотя осталась в руках земельных магна¬
тов и жила с 1926 по 1935 год под диктатурой
Пилсудского. В Чехословакии земля была роздана
крестьянам, а власть взяла в своп руки буржуазия,
возглавляемая Масариком и Бенешем и поддержи¬
ваемая западными банкирами...
Называть эти народы «порабощенными» непра¬
вильно. В своей подавляющей массе они жили
раньше под пятой привилегированных эксплуата¬
торских классов. Беспомощные, несли они свое бре¬
мя, спотыкаясь, понукаемые своими хозяевами.
Их высшие классы, состоявшие из богачей и приви¬
легированных, считали каждую такую страну
своей собственностью и стремились распорядиться
ею в личных интересах, полагая, что то, что хоро¬
шо для правителей, хорошо и для остальных. Ме¬
жду тем в Советском Союзе в чрезвычайно трудных
условиях испытывалось на практике коммунисти¬
ческое учение.
Затем пришли к власти Гитлер и Муссолини,
которые стали грозить Западу войной не только за
передел колоний в Азии, Африке, Южной и Цен¬
тральной Америке, но и за превращение в герман¬
скую колонию Восточной Европы, монополизиро¬
ванной до тех пор Западом. Последовали известные
политические события. Гитлер стал угрожать Со¬
ветскому Союзу. СССР пытался заключить союз со
странами Запада, но неудачно. Игнорируя мнение
Кремля, Запад в Мюнхене совершил сделку с Гит¬
лером. Тогда Советский Союз принял контрмеры и
заключил договор с Германией. Вскоре, сбросив с
3 У. Дюбуа
33

себя маску, Гнтдер неожиданно напал на Советы,
а Запад стоял в стороне, будучи уверен, что гигант¬
ская военная машина Германии сотрет с лица зем¬
ли коммунизм. «Пусть нацисты и коммунисты пе¬
ребьют друг друга, — говорил Трумэн,— а мы будем
помогать тому, кто станет слабеть».
Мир следил за этим поединком, затаив дыхание.
Соединенные Штаты и Великобритания стали ока¬
зывать помощь сражавшемуся Советскому Союзу,
когда увидели, что ему приходится туго, однако
помощь эта запаздывала и составляла лишь незна¬
чительную часть того, что было необходимо осаж¬
денной врагом стране. В конечном счете Давид одо¬
лел Голиафа: СССР под Сталинградом выиграл вой¬
ну у Германии. Капиталистические государства
Запада, надеявшиеся увидеть гибель коммунистиче¬
ской системы, в 1945 году оказались союзниками
торжествующего коммунизма.
Будущее стран, называемых ныне в Америке
«порабощенными», целиком зависело от исхода этой
войны, и они оказались в своеобразном положении.
Польшу спасла от ее жестоких поработителей Со¬
ветская Армия. После войны она оказалась перед
выбором — Советский Союз или Запад. Католиче¬
ская церковь хотела, пользуясь своим влиянием,
навязать нужное ей решение, но победили комму¬
нисты. В Венгрии, тоже освобожденной Советской
Армией, иностранные капиталистические круги по¬
пытались в 1956 году организовать антикоммуни¬
стическое восстание, но эта попытка была сорвана
благодаря вмешательству Советского Союза. Преж¬
ние буржуазные правители Чехословакии были
ярыми противниками коммунизма, однако после
освобождения страны от гитлеровской оккупации
здесь тоже победили трудящиеся классы.
Итак, народы этих стран, долгое время страдав¬
шие под игом эксплуатации, дали отпор своим
прежним правителям, которые хотели заключить
союз с Западом. К неудовольствию бывших правя¬
щих классов, рабочие н крестьяне этих стран взя¬
ли власть в свои руки и начали вслед за Советским
31

Союзом строить социализм. Контрреволюционные
эмигранты из Прибалтики, Польши и других сла¬
вянских стран, выехавшие в Соединенные Штаты
еще до того, как в СССР восторжествовал социа¬
лизм, под влиянием американской пропаганды ста¬
ли выступать против установления социализма в их
родных странах. Они и сейчас проводят враждеб¬
ную деятельность против народно-демократических
режимов, которые там созданы. Но для меня несом¬
ненно, что в настоящее время народы этих стран
живут лучше, намного лучше, чем полвека назад,
а их правительства пользуются поддержкой подав¬
ляющего большинства граждан.
3:

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Советский Союз
Можно, пожалуй, сказать, что Союз Советских
Социалистических Республик рос на моих глазах.
Я наблюдал его рост не как случайный посетитель
или спешащий турист. В 1926 году я видел Рос¬
сию, только что перенесшую войну с целым све¬
том. Население страны жило бедно, одевалось пло¬
хо, продуктов не хватало. Беспризорные дети —
оборванные, грязные — копошились в канавах.
Стране угрожали враги — внешние и внутренние.
И все-таки это была страна надежды и трудолюбия.
Увеличивалось число школ, издавались книги, их
читало все больше людей. Рабочим была гаранти¬
рована достаточная заработная плата, у них были
вечерние школы и профессиональные союзы, их
дети были обеспечены яслями; насущные пробле¬
мы выносились на широкое обсуждение.
Вот эти-то обсуждения в духе свободной крити¬
ки и заинтересовали меня. Я никогда еще не ви¬
дел, чтобы общественные проблемы вызывали столь
живой интерес среди населения — мужчин, жен¬
щин, молодежи. Я увидел народ, стремившийся к
новой жизни. Люди искали истину, они помогали
друг другу, сознательно шли на жертвы. Не вся¬
кий был счастлив, но большинство русских впдело,
что на смену тяжелому прошлому приходит вели¬
кое будущее, приходит медленно, но верно. Я по¬
бывал в Кронштадте, Ленинграде, Нижнем Новго¬
роде, Киеве и Одессе и не заметил, чтобы там су¬
ществовала проституция или была очень велика
36

преступность. Я видел пьяных, но не заметил, что¬
бы были распространены азартные игры. Видел
много духовенства, множество храмов с золочены¬
ми куполами, по церковь перестала господствовать
над школой. Более того, л видел, что люди полны
энтузиазма, что местные власти неустанно и умело
делают свое дело.
Когда в 1917 году в России произошла револю¬
ция, свергнутые эксплуататорские классы, естест¬
венно, пытались разгромить ее и вернуть себе
власть. Но я плохо был осведомлен о масштабах
контрреволюции, об активной помощи, какую ока¬
зывали ей живой силой, техникой и оружием стра¬
ны «цивилизованного мира», о шпионаже и кознях
против Советской Россия всей Западной Европы,
которая вдохновляла эту реакционную войну. Обо
всем этом я узнал лишь в 1946 году, когда Сейере
и Кан опубликовали свою книгу «Тайная война
против Советской России» '.
Более всего поразило и обрадовало меня в
1926 году то, что я увидел страну, которая смело
взялась за ликвидацию нищеты — задача, которую
большинство современных государств даже не смело
надеяться разрешить. Черпая вдохновение непос¬
редственно из уст и из научных работ великих мы¬
слителей и провидцев, осудивших капитализм, рож¬
дающий наряду с прогрессом бедность, эта новая
Россия, ведомая Лениным и воодушевляемая уче¬
нием Маркса и Энгельса, поставила своей целью
построить социалистическое государство, где про¬
изводимые товары использовались бы для всеоб¬
щего потребления, а не для наживы; где земля и
промышленность принадлежали бы государству,
под чьим контролем находилась бы также вся си¬
стема социального обслуживания, включая народ¬
ное образование и здравоохранение. С меня было
достаточно того, что я увидел этот могучий порыв.
Я понимал, что такое начинание могло окончиться
1 На русском языке эта книга была опубликована Из¬
дательством иностранной литературы в 1947 г.
37

неудачей, по уже сама эта попытка представляла
собой социальный прогресс, а вовсе пе была бес¬
смысленным или вредным экспериментом.
России мешала неграмотность: 90 процентов
крестьян и почти столько же рабочих не умели ни
читать, нн писать; ей мешала религия, проповеду¬
емая священниками, в большинстве бессовестными
людьми, которые обманывали народ и распростра¬
няли суеверия, злоупотребляя доверчивостью при¬
хожан. Прежде промышленные предприятия в Рос¬
сии принадлежали главным образом иностранцам,
которых интересовали лишь 50—70-процентные
прибыли — результат безжалостной эксплуатации.
Долгое время Россией управляли бесчестные, про¬
дажные правители — распутные аристократы и
пресмыкавшиеся перед ними лакеи. А практико¬
вавшиеся в ней методы уголовного наказания и
преследования независимой мысли цздавна оскорб¬
ляли цивилизованный мир. Несмотря на это, люди,
представлявшие «цвет» общества Европы и Аме¬
рики, редко выражали хоть малейший протест.
Напротив, они заискивали перед царским двором,
перед русской аристократией, встречали их с рас¬
простертыми объятиями и громко выражали им
свое сочувствие, когда их лишили власти.
Дело не в том, могут ли правительства за¬
ниматься экономическими делами. Каждое прави¬
тельство ими занимается. А вопрос, может ли го¬
сударственная промышленность сравниться по рен¬
табельности с частной промышленностью, зависит
от того, что называть рентабельностью. Именно в
этой области, и нн в какой другой, русский экс¬
перимент дал новые, поразительные результаты,
имеющие огромное значение для будущего циви¬
лизации. У нас в Америке о рентабельности произ¬
водства судят в первую очередь по размеру прибы¬
лей, достающихся богачам, и лишь во вторую
очередь по тем выгодам, какие получают трудя¬
щиеся. Промышленное производство Америки и
Западной Европы ставит целью личное обогащение,
иначе говоря, извлечение и накопление огромных
38

прибылей. Экономическая роль групп населения,
имеющих небольшие доходы, сводится у нас лишь
к одному: быть средством извлечения высоких при¬
былей немногими. В России цель производства
другая — улучшение условий жизни трудящегося.
Его благосостояние, увеличение его реальной за¬
работной платы — вот что является конечной
целью промышленного производства в СССР, ор¬
ганизованного и управляемого государством.
О Советском Союзе надо судить в первую оче¬
редь по достигнутому им экономическому прогрес¬
су. Россия превратилась в социалистическую дер¬
жаву. Мир с давних пор тяготеет к социализму.
Мы тоже делали попытки пойти в социалистиче¬
ском направлении. Но когда в мире возникло под¬
линное социалистическое государство, многие у нас
стали называть его другими именами, отрицать его
социалистический характер и настаивать на рас¬
следовании того, были ли «этичными» методы соз¬
дания этого государства.
Что же сделала Россия к 1926 году для построе¬
ния социалистического государства? Прежде всего
она национализировала землю. Каждая пядь ее
земли и все ее недра стали принадлежать Совет¬
скому государству. Те, кто хотел обрабатывать
землю, могли получить ее столько, сколько в со¬
стоянии были обработать силами своей семьи. Го¬
сударство могло переуступить свои права на до¬
бычу полезных ископаемых и нефти, однако и
шахты и нефтяные промыслы оставались его соб¬
ственностью, к тому же концессии предоставлялись
на ограниченный срок.
Десять лет спустя, в 1936 году, я проехал через
весь Советский Союз: по Транссибирской желез¬
нодорожной магистрали я проделал путь от Моск¬
вы до Отпора, на границе с Маньчжурией. Путь
был долог — четыре тысячи миль, — и я провел в
дороге десять суток. Мы пересекли почти весь Со¬
ветский Союз. Мы проезжали города, поднимались
на Уральский хребет, переправлялись через озера
и реки. Мне сразу бросились в глаза изменения,
39

происшедшие в стране за десять лет. Предо мной
была уже не страна, борющаяся за самое свое
существование, а нация, вполне уверенная в своих
силах. Улицы Москвы стали шире, город рос все
дальше и дальше. Еще оставались старые дома, но
их вытесняли новые здания. Исчезли позолочен¬
ные купола церквей, вместо них выросли высокие
здания учреждений. Священники встречались го¬
раздо реже, так же как и нищие. Люди стали луч¬
ше одеваться, в изобилии появились продукты пи¬
тания. Безработных не было, все дети ходили в
школу, больше стало фабрик, магазинов, библио¬
тек. Повсюду царили закон и порядок. Развива¬
лась промышленность в западных районах и за
Уралом.
Военная мощь страпы была очевидной. На во¬
стоке сосредоточивались войска для отражения уг¬
розы японской агрессии. Строились гигантские
плотины, каналы, гидросооружения. Крестьяне ие
только не были теперь настроены против завод¬
ских рабочих, но находились с ними в тесной смыч¬
ке. Это была гордая и уверенная нация, всегда
готовая постоять за свои интересы. У людей еще
не было всего, что им хотелось бы иметь сегодня
же или завтра, но они имели гораздо больше, чем
когда-либо прежде. Они не боялись ни бедности,
ни старости; они не были рабами п не собирались
восставать, как утверждал кое-кто на Западе.
Тринадцать лет спустя, в 1949 году, после Па¬
рижского конгресса сторонников мира, двадцать
пять американцев были приглашены в Советский
Союз на Всесоюзную конференцию сторонников
мира. Я один принял приглашение. В Москве, во
дворце, где некогда веселилась русская аристокра¬
тия, я встретил самых различных представителей
советского народа — рабочих, писателей, государ¬
ственных деятелей, а также гостей из-за рубежа.
Такое собрапие вдохновляло, и я попытался убе¬
дить участников конференции, что большинство
американцев не хочет войны, а, наоборот, жаждет
мира. Я увидел, что Советский Союз приобретает
40

псе больше уверенности в своих силах, что он ве¬
рит в социализм и в возможность построении ком¬
мунистического общества. Мне показали место на
Ленинских горах, где будет построено новое зда¬
ние университета.
Минуло еще десять лет. Только в 1959 году
мне разрешили поехать в Европу, и тогда я вновь
увидел Советский Союз, пробыв там пять месяцев.
Рост строительства, успехи • в области промышлен¬
ности и торговли, науки и образования были впол¬
не убедительны. В ноябре 1959 года, подъезжая
к Москве, я увидел гигантскую эмблему — серп и
молот, возвышающуюся над зданием университета
и как бы осеняющую весь город. Несколько позд¬
нее я был приглашен в этот университет — Госу¬
дарственный ордена Ленина и ордена Трудового
Красного Знамени университет имени М. В. Ло¬
моносова, где мне присвоили почетную степень
доктора исторических наук.
Вместе с полумиллионной массой демонстран¬
тов я побывал на Красной площади в день вели¬
кого праздника — 7 ноября. Майор в парадной фор¬
ме провожал меня до гостиницы, и по пути мы
остановились у мавзолея, чтобы приветствовать
Н. С. Хрущева и все правительство. В ответ Хру¬
щев помахал нам шляпой.
Потом я отдыхал в санатории — путешествие
меня утомило. Это было большое, величественное
здание, окруженное высокими соснами и сугроба¬
ми снега. Обслуживающий персонал был чрезвы¬
чайно внимателен и предупредителен. Я пробыл
там с месяц, подвергаясь осмотрам и всевозможным
исследованиям. У меня раз десять прослушивали
сердце, исследовали состав крови, измеряли кровя¬
ное давление, изучали мой организм со всех сто¬
рон.
Однажды по моей просьбе меня принял премьер-
мипистр Н. С. Хрущев. Около двух часов я и
моя жена Ширли Грэхем говорили с ним о дви¬
жении сторонников мира в Соединенных Штатах
и о панафриканском движении.
41

Я рассказал II. С. Хрущеву, как меня судили в
1951 году, ио потом оправдали: мне было поставлено
в вину то, что я отказался зарегистрироваться как
иностранный агент, каким меня сочли потому, что
я собирал подписи под Стокгольмским воззванием.
Мы коснулись десятилетней деятельности Всемир¬
ного Совета Мира, борьбы африканских народов
за свою независимость и единство. Я сказал о том,
как полезно было бы создать в Москве при Ака¬
демии наук институт по изучению африканской
истории и культуры.
Я сказал, что прошедшая недавно конференция
стран Африки в Аккре явилась решающим шагом
к их независимости, единству н свободному куль¬
турному развитию. Сначала африканские народы
будут добиваться политической независимости, а
потом возьмутся за промышленное развитие, за
организацию экономики своих стран. Будет обра¬
щено внимание на расширение образования, хотя
Африка имеет ограниченные средства для этого и
ей не хватает учителей. По-моему, именно в этом
Советский Союз может оказать большую помощь
новой Африке. Научное исследование Африки, изу¬
чение ее народов — вот что необходимо для пра¬
вильной постановки дела образования африканцев,
для. развития их культуры. Это один из способов,
каким передовые страны могут помочь отсталым
районам мира, и в этой области меньше всего мо¬
жет возникнуть поводов для трений и столкновений
противоположных интересов.
Поэтому я и предложил, чтобы при Академии
паук СССР был создан институт по изучению ис¬
тории, социологии, этнографии, антропологии Аф¬
рики и других родственных исследований. Этот
институт занялся бы научным исследованием раз¬
личных сторон жизни и деятельности народов Аф¬
рики, изучением их прошлого и настоящего, а
также физической и биологической среды. Эта
серия исследований была бы построена на одной
центральной идее — идее цельности всего объекта
изучения, на признании того, что история неотде-
42

лнма от социологии, а культура — от биологии и
что задача всех исследований в этих смежных об¬
ластях — это совокупное научное познание афри¬
канского континента. Хотя этот институт, добавил
я, будет находиться в Советском Союзе, главной
его целью будет благосостояние н прогресс стран
Африки, и он с самого начала будет искать сот¬
рудничества всюду, где сможет его найгн, особен¬
но среди африканцев.
Назначая африканцам стипендии, а также сот¬
рудничая с африканскими учеными и научными
учреждениями, этот институт со временем мог бы
создать и в самой Африке научно-исследователь¬
ский центр, который стал бы играть выдающуюся
роль в изучении этого континента и в укреплении
всеобщего мира.
Учитывая, что в современном мире эксплуата¬
ция и почти повсеместная недооценка африканцев
привели к широко распространенному мнению,
будто у народов Африки нет ни истории, пи куль¬
туры, первой задачей такого института стала бы
популяризация истории африканских народов, рас¬
пространение знаний в этой области через библио¬
теки и музеи, учебники н университетские курсы
лекцпй, а также различными другими путями. Это
во многом будет способствовать сохранению ми¬
ра между народами и явится лучшим средством
убедить человечество в том, что никто не должен
эксплуатировать другого, обеспечивая свое благо¬
получие за счет страданий темнокожих народов.
Кстати, теперь этот институт в Москве создан.
Возглавляет его мой друг Иван Потехин. '
В Советской стране рождается новый народ, на¬
род дисциплинированный. И полиция тут ни при
чем, полиции здесь вообще почти ие видно; в этой
стране мало командуют. Может быть, причина то¬
му тайный страх? Думаю, что нет. Приведу такой
пример. Из окна моей гостиницы открывается вид
на две большие площади; одна, что подальше, —
это Красная площадь, где над стенами Кремля воз¬
вышаются башни и где в мавзолее из темного кам¬
43

ия спит вечным сном В. И. Ленин. Вчера по этим
площадям прошло полмпллиона людей. Они шли
и плясали, пели, смеялись и веселились. А нынче
утром, посмотрев в окно, я не увидел на площади
ни клочка бумаги, ни следа грязи. Конечно, ночью
была уборка, но факт тот, однако, что большая
часть этого полумиллиона людей старалась не со¬
рить здесь. И делалось это не по приказу, а пото¬
му, что люди понимали: эта площадь принадлежит
им, а свое пачкать никто не должен. Эти люди
свои личные интересы связывают с интересами их
страны, чего нельзя сказать о большинстве граж¬
дан Соединенных Штатов.
Здесь, в Советском Союзе, с народом советуют¬
ся, народ спрашивают, спрашивают постоянно...
Советский Союз — великая и развивающаяся
страна, принадлежащая двумстам миллионам лю¬
дей, среди которых я сейчас нахожусь. Они уверены
в своем будущем.
Нигде, ни в одной стране общенациональные
вопросы не подвергаются столь широкому и дос¬
кональному обсуждению. Русские подолгу сидят,
слушая беседы, лекции, доклады; они внимательно
читают книги, журналы и газеты. Любая возни¬
кающая проблема обсуждается и в городе и в де¬
ревне. Любые замечания, письменные н устные,
учитываются, существующие мнения выслушива¬
ются, после чего вопрос поступает в верха и там
обсуждается вновь. Постепенно достигается согла¬
сие, и когда результат обсуждения доводится до
сведения всего народа, то, как правило, в массах
существует уже единое мнение о том, каким долж¬
но быть решение.
Ничего неожиданного здесь нет. Много ли мы,
американцы нашли правильных ответов на наши
проблемы? Все дело в том, что этого существа де¬
мократии на Западе теперь нет. В Америке настоя¬
щая политическая дискуссия стала редким явле¬
нием. Для нее ставят всяческие препятствия: соб¬
рания разгоняются, помещение снять невозможно,
нельзя получить ни места на страницах печати,
44

пи времени по радио; более того, нередко участ¬
никам свободной дискуссии грозит полицейское
вмешательство и даже арест. В Англии свобода
слова используется более широко, но и здесь она
ограничивается всякими условностями, соображе¬
ниями престижа и влиянием аристократии, бога¬
того и праздного правящего класса. Во Франции
парламентскими дебатами дирижируют могущест¬
венные круги; в их руках много марионеток, при¬
водимых в движение тайными пружинами. В Ита¬
лии всюду и везде в тени стоит церковь, бдительно
охраняющая свои интересы. Церковь представляет
богатство, а богатству принадлежит власть.
В Советском Союзе решающей силой всегда
остается рабочий класс — самый многочисленный
представитель нации. Большая роль в Советском
Союзе принадлежит писателям и ученым, выходя¬
щим из рядов того же рабочего класса и выражаю¬
щим его мысли и чаяния. Они получают за свой
труд больше, чем другие, и пользуются привилеги¬
ями, определяемыми законом и общественным мне¬
нием. Насколько свободны они? Наука свободна от
влияния религиозной догмы и чьих-либо корыст¬
ных интересов. Писатель располагает своим вре¬
менем, как хочет, и пользуется заслуженными по¬
честями и славой, если его творчество согласно с
идеями социализма...
Долгое время большинство американских лиде¬
ров принимало данные об успехах русских за пре¬
увеличение пли ложь. Союз учителей как-то обра¬
тился ко мне с просьбой никак не реагировать на
сообщение о том, что московские школы’ лучше
нью-йоркских. Бывший ректор Гарвардского уни¬
верситета Конэнт заявил, будто коммунистическая
партия — сторонница того, чтобы в высшие учебные
заведения принимать не всякого, кто сдаст экза¬
мен, а только тех, кому она благоволит. Но вот
взвились ввысь спутники — неоспоримое доказа¬
тельство превосходства советской науки. Теперь
все были поражены цифрами, говорившими о раз¬
махе среднего и высшего образования в СССР.
45

В Советском Союзе я увидел не только успехи
физических наук, я увидел подъем национального
духа, твердую веру великого народа в свои планы
и в свое будущее. Сейчас весь мир уже понял, что
семилетний план — не пустые обещания, что двести
миллионов советских людей уверены в том, что
они его выполнят. А за советскими людьми стоят
многие сотни миллионов людей в Китае, Вьетнаме
и Корее, тоже верящих в социализм и стремящих¬
ся к коммунизму.
Может ли в наше время успешно развиваться
великая страна без всесильной власти в ней бога¬
чей? Отвечу: именно это делает ныне Советский
Союз. Но сможет ли он развиваться так и дальше?
Это вопрос не этики или экономики, это вопрос
психологии. Сможет ли Россия рассматривать и
дальше свое государство как государство рабочих,
рабочее государство? Это возможно лишь в том
случае, если русский народ всегда будет считать
рабочего первым гражданином страны. У нас в
Америке этого нет. Идеал каждого американца —
стать миллионером или хотя бы человеком, имею¬
щим «самостоятельный» источник дохода. Тру¬
жеников мы считаем обездоленной частью общест¬
ва, и даже либеральная мысль работает у нас имен¬
но над тем, как «освободить» рабочего от необхо¬
димости трудиться — если не совсем, то частично.
В Советском Союзе, напротив, людям стремятся
внушить, что именно труд является жизненной
необходимостью человека как в настоящее время,
так, вероятно, и в будущем новом обществе. Более
того, там считают, что только трудящиеся вправе
решать, как должен распределяться национальный
доход, полученный в результате их совместных
усилий. Словом, государство в СССР — это трудя¬
щийся; это он создает цивилизацию, и потому он
сам должен решать, какой должна быть эта циви¬
лизация...
• Пробным камнем будет ответ на вопрос: гото¬
вим ли мы и Россия строителей будущего? На¬
сколько я мог увидеть это в Советском Союзе,
46

ознакомившись с его предприятиями и школами, с
его прессой п радио, книгами и лекциями, побы¬
вав на профсоюзных собраниях и общенациональ¬
ных форумах, — Советский Союз это делает, Аме¬
рика же нет.
Организованный частный капитал Америки, Ан¬
глии, Франции и Германии всеми мерами старает¬
ся помешать нам понять психологию русского ра¬
бочего. Он использовал все средства, чтобы попы¬
таться разгромить Советский Союз. Оп засылал
в Россию всякое отребье, чтобы оно возглавило
там контрреволюционные банды, он снабжал этих
людей деньгами и оружием. А когда Россия едва
не погибла в гражданской войне, ценой огромных
жертв сокрушив врага, промышленные магнаты
Запада начали экономический бойкот России, от¬
казывая ей в капитале и кредитах. Такая политика
продолжается и поныне, насколько это позволяют
взаимное соперничество и жадность западных
стран. Можно ли удивляться этому? Когда капитал
принадлежит богачам и используется для укреп¬
ления и увеличения их доходов, можно ли ожи¬
дать, что богачи отдадут его своим исконным вра¬
гам?..
В коммунистических странах на женщину не
смотрят только как на орудие наслаждения и про¬
должения рода — в ней ценят прежде всего чело¬
века, умеющего, как и мужчина, работать и мыс¬
лить. Это, в частности, позволило расширить и
улучшить медицинское обслуживание в стране,
ибо 60 процентов советских врачей — женщины.
Одновременно происходит социализация " семьи.
Здесь уже не принято смотреть на ребенка как
на игрушку или как на предлог сидеть дома, что¬
бы ухаживать за ним, как на преемника, которому
суждено унаследовать культурные традиции иля
богатство и привилегии своего отца. Все более уко¬
реняется мнение, что ребенок должен находиться
под опекой государства, что его надо воспитывать
и обучать для блага народа, государства, а не толь¬
ко в интересах отдельной семьи или определенпо-
47

го класса. Для этой цели создана сеть яслей, дет¬
ских садов, школ, созданы общественные кухни и
столовые. Все больше советских женщин освобож¬
дается от скучного и утомительного труда домаш¬
ней хозяйки, благодаря чему у государства есть
теперь огромный резерв кадров для удовлетворе¬
ния нужд страны в рабочих руках.
Советский Союз, каким я видел его в 1959 го¬
ду, — это уже Сила и Вера, а не только Надежда.
Когда был опубликован семилетний план, пе одни
лишь советские граждане, а весь мир проникся
уверенностью, что Советский Союз выполнит наме¬
ченное им и, преодолев любые трудности, непре¬
менно решит поставленную перед собой гигант¬
скую задачу. Настанет пора, когда СССР будет
иметь самую высокоразвитую в мире промышлен¬
ность; это лишь вопрос времени, и притом сравни¬
тельно недолгого.
Итак, русский вопрос сводится к следующему.
Может ли в современную эпоху средоточием
власти и культуры стать трудящийся, а не мил¬
лионер? Если да, тогда русская революция охва¬
тит весь мир. Постойте на улицах Москвы и Киева,
оглядитесь, и вы увидите, что Советская Россия
вырвала у себя с корнем ту силу, которая пра¬
вит в настоящее время в западных странах. Ни все¬
общие выборы, ни предоставление избирательного
права женщинам, ни государственное регулирова¬
ние производства, ни социальные реформы, ни ре¬
лигия и моралистические учения — ничто в за¬
падных странах не смогло лишить монополистиче¬
ский капитал его влияния и могущества, как он
был лишен их в России. Мне кажется, что Совет¬
ский Союз — единственная в Европе страна, где ни¬
кого не учат и не поощряют презирать ту или иную
социальную прослойку или расу или смотреть на
нее свысока. Мне известны страны, где расовые
предрассудки проявляются в едва заметной фор¬
ме, но я не знаю другой страны, кроме Советского
Союза, где бы подобные предубеждения отсутство¬
вали совершенно. В Париже мое лицо привлекает
48

к себе некоторое внимание, в Лондоне меня наро¬
чито не замечают, в Америке я встречаю самое раз¬
личное к себе отношение — от полнейшего игнори¬
рования до любопытства, а нередко могу натолк¬
нуться и на оскорбления. В Москве же я чувствую
себя по-настоящему как дома. Русские обращаются
ко мне с вопросами как ни в чем ие бывало; жен¬
щины спокойно садятся рядом со мной. Дети все
без исключения вежливы.
Мы только что закончили поездку по Западной
Европе, когда пришла телеграмма, приглашавшая
нас в Ташкент, на Конференцию писателей стран
Азии и Африки. Заранее мне ничего не было из¬
вестно об этой конференции. В свое время мне
очень хотелось побывать на Бандунгской конфе¬
ренции 1955 года. Тогда правительство моей стра¬
ны снова не разрешило мне выезд, а послание,
отправленное мною в Бандунг с одним американ¬
ским репортером-негром, так и не дошло. В резуль¬
тате переписки выяснилось, что наше присутствие
на Ташкентской конференции, ио-видимому, дей¬
ствительно необходимо. Город этот находится в
двух тысячах миль к юго-востоку от Москвы; раз¬
ница времени между ними — пять часов. Путь наш
проходил южнее маршрута моей поездки 1936 го¬
да. Сталинград, где произошла кровопролитная
битва, отзвуки которой дошли и до Америки, бит¬
ва, в которой СССР одолел гитлеровскую Герма¬
нию и спас Европу, остался гораздо западнее. Вы¬
ехав из Казани, мы пересекли Казахстан й оказа¬
лись в Узбекистане. Мы были близ прославленного
Самарканда, где некогда
Дворец роскошный приказал
Построить Кублай-хан
Там, где священный Альф бежал
И горные кряжи пронзал,
Вливаясь в океан*.
1 Из поэмы «Кублай-хан» английского поэта Сэмюэла
Г. Колриджа (1772-1834).
4 У. Дюбуа
49

Сто пятьдесят тысяч квадратных миль терри¬
тории, занимаемой Узбекской Советской Социали¬
стической Республикой, согреты горячим солнцем.
Здесь живет более семи миллионов темноволосых
людей азиатского происхождения, которые сохра¬
няют свои нравы и обычаи и говорят на своем язы¬
ке. Ташкент, город с шестисоттысячным населе¬
нием, основанный в VII веке на торговом пути из
Самарканда в Пекин (кстати, старые дома здесь
вытесняются теперь новыми жилыми зданиями,
растет число школ), встретил гостей флагами, при¬
ветствиями. Улицы, украшенные гирляндами и
транспарантами, были полны народа.
На огромной площади с фонтаном по одну сто¬
рону высится недавно выстроенная, современного
стиля гостиница, а по другую — громадный дворец
для конференций, оборудованный специальной тех¬
никой для синхронного перевода на русский, араб¬
ский, китайский и английский языки. Показателен
выбор рабочих языков конференции. Город разу¬
красился флагами н разноцветными полотнищами,
всю площадь заполнили люди, которые приветст¬
вовали гостей и осаждали киоски, где продавались
книги и журналы, а не жевательная резинка и
горячие сосиски. В одном киоске только за один
день было продано книг па десять тысяч рублей!
На конференции присутствовали сто сорок пи¬
сателей из тридцати шести зарубежных стран и со¬
рок пять писателей из советских республик. Мы
видели и слышали люден, чьи произведения из¬
вестны миллионам читателей, но о которых на За¬
паде еще почти никто не знает. Я был удивлен,
когда узнал, что обо мне и моей деятельности из¬
вестно многим делегатам: когда я вошел, собрав¬
шиеся встали и устроили мне овацию. Меня прове¬
ли на сцену и усадили в президиум. Прения и
доклады касались в основном вопросов культуры,
хотя вопросы политические, особенно касающиеся
борьбы с колониализмом, то и дело выступали на
первый план. Подчеркивалась взаимосвязь различ¬
ных культур и отмечалось то положительное, что
50

внес в культуру Запад, несмотря на его агрессию
против Азии и Африки. Как сказал один поэт, при¬
ехавший из Дагестана, «нельзя ставить на одну
доску колониализм н культуру, как нельзя равнять
Драйзера с Даллесом». Эфуа Сазерленд, негритян¬
ка из Ганы, назвала эту конференцию «шагом к
воссоединению расчлененной души человека». Вы¬
ло создано Постоянное бюро писателей стран Азии
и Африки с резиденцией на Цейлоне для издания
книг, журнала п энциклопедии, а также для по¬
ощрения переводческой работы.
Покидая Советский Союз, хочу в заключение
коснуться еще одного вопроса — религии. Два ме¬
сяца я жил как раз напротив Второго дома Сове¬
тов, на фронтоне которого есть надпись «Религия —
опиум для народа!» Кажется, это сказал Ленин.
Фраза, справедливая по отношению к другим
странам, была, конечно, справедлива п для России
1926 года. Над Москвой возвышались, куда ни
глянь, купола церквей, начиная с пятиглавого хра¬
ма Христа Спасителя. Их было три с половиной
сотни, этих церквей, доминировавших, как символ
веры, над городом. Богато убранные церкви под¬
час сверкали словно драгоценные камни; сотни свя¬
щенников отправляли в них службы, призывали к
пожертвованиям, отпускали грехи. «Святых мест»
насчитывались тысячи. Лишь тот, кто слышал пра¬
вославное богослужение, видел его роскошь и
блеск, лишь тот, кому известны красота и вели¬
колепие русских церквей, может понять, что хотел
сказать Ленин, назвав религию опиумом.
Однако она была хуже опиума. Кстати, не кто
иной, как русский же священник Г. Петров, так
характеризовал в 1908 году Россию своего вре¬
мени:
«Ни-христианского царя, ни христианского пра¬
вительства у нас пет. Да и условия жизни нашей
вовсе не христианские. Знать управляет простым
народом. Горстка людей поработила население
страны. Эта горстка отняла у трудового люда все:
богатство, власть, науку, искусство и даже релн-
4*
51

гию, оставив простому народу невежество и нище¬
ту. Вместо веселья народу дали водку, вместо ре¬
лигии — грубые суеверия, а вдобавок ко всему —
неблагодарный, каторжный труд. Высшее духовен¬
ство своими холодными, жестокими, костлявыми
пальцами душит православную церковь, умерщ¬
вляя ее дух живой, заковывает в цепи само еван¬
гелие и продает церковь правительству. Нет таких
преступлений, актов вероломства и насилий, со¬
вершаемых властями предержащими, которых не
прикрыло бы церковной мантией, не благословило
бы собственной рукой, не скрыло бы духовенство,
стоящее во главе церкви».
В отчете одного британского профсоюза за 1925
год отмечалось:
«...(В России) ведется усиленная антирелигиоз¬
ная пропаганда — через печать, в школах, высших
учебных заведениях и профсоюзных клубах, про¬
паганда против всякой церкви вообще и особенно
против старой православной церкви... Дома тер¬
пимости, функционировавшие когда-то с ведома
властей, ныне закрыты. Л во времена царизма та¬
кие дома находились даже под открытой опекой
правительства; на церемонии открытия любого та¬
кого заведения присутствовал офицер полиции, и
помещения его освящались православным священ¬
ником».
Все это кануло в прошлое, и никто ие сожа¬
леет, что русская православная церковь низвергнута
со своего трона. И все же православная церковь,
как и другие церкви, все еще существует в Со¬
ветском Союзе, однако она не может больше вме¬
шиваться в дела просвещения, а «закон божий» в
школах отменен. Мне кажется, что это величай¬
ший дар русской революции цивилизованному ми¬
ру. Большинство современных образованных рус¬
ских людей уже не верит в религиозные догматы.
Спросите об этом любого, и он, хотя, может быть,
не сразу, признается вам в этом. Да и кто в наш
век может действительно верить, что миром, в ко¬
тором мы живем, управляет какое-то благожела¬
52

тельное и всемогущее существо и что, внемля на¬
шим просьбам, оно может изменять ход событий?
Кто верит в чудеса? Правда, многие до сих пор со¬
вершают религиозные обряды, ходят в церковь и
заставляют своих детей заучивать всякие небыли¬
цы — так называемые евангельские истины, в ко¬
торых дети со временем распознают обыкновенную
ложь. Едва ли можно преувеличить моральный,
ущерб, наносимый таким обычаем. Нам следует
благодарить Советский Союз за то, что у него хва¬
тило смелости покончить с этим.
Прошли времена, когда в Соединенных Штатах
верили, будто в России проведена «национализа¬
ция женщин», когда там считали всех русских ра¬
бочих рабами и думали, что советский народ вот-
вот восстанет, что Россией правят люди, замыслив¬
шие покорить Соединенные Штаты и захватить весь
мир. Оставив эту ложную, совершенно смехотвор¬
ную позицию, американцы начали признавать, что
в Советском Союзе люди получают лучшее в мире
образование, что там процветает наука, а развитие
промышленности достигло весьма высокого уровня.
Все больше американцев приезжает в Россию, и
они видят довольный своей судьбой народ, вовсе не
ненавидящий Соединенные Штаты, а лишь опасаю¬
щийся их военных приготовлений, народ, который
искренне хочет с нами сотрудничать. У такой нации
пам есть чему поучиться. Это стало ясно после
поездки Н. С. Хрущева в нашу страну, поездки, ко¬
торую он мужественно совершил, несмотря па разда¬
вавшиеся угрозы, клевету и оскорбления.

ГЛАВА ПЯТАЯ
Китай
Впервые я попал в Китай в 1936 году, когда
ехал из Советского Союза в Японию. Я был пора¬
жен, увидев мириады людей. Однако эта аморфная
человеческая масса, создательница вековых памят¬
ников силы, красоты и славы, этот народ, задав¬
ленный нищетой и тяжким трудом, обладал такой
внутренней организованностью и такой неистреби¬
мой жаждой жизни, против которых ничего не
могли поделать ни тирания императоров, ни экс¬
плуатация, ни голод, нужда и эпидемии. То была
Вечная Жизнь, всегда находящаяся в опасности,
по всегда торжествующая победу.
Мир утратил частицу своего великолепия, ког¬
да пала Китайская империя. Хоть и построенная
на человеческих костях, она была прекрасным со¬
оружением. Даже руины ее величественны —
пожалуй, более величественны, чем седые камни
Европы. Европа считает свою историю столетия¬
ми, а Азия свою — тысячелетиями. Китайцы лише¬
ны свойственной европейцам склонности драмати¬
зировать и возвеличивать прошлое, славословить
войны и курить фимиам героям. Для Китая харак¬
терно более высокое стремление — оставить про¬
шлое молчащим, голым и неприкрашенным, о людях
говорить только правду и всю правду и вносить в
анналы истории не столько войны, которые явля¬
ются убийством, сколько победы просвещения, мир¬
ной жизни и литературы.
Я пишу эти строки, поднявшись на Великую
Китайскую стену. Двадцать три столетия у меня

под ногами. Там, за долиной, виднеются пурпурные
скалы Маньчжурии, а позади меня — желтые и бу¬
рые нагорья Китая. За семьдесят центов четверо
рикш внесли меня на стену на своих плечах, а
потом так же спустили вниз. И вот я здесь, на¬
верху этого сооружения — единственного, как гово¬
рят, творения рук человеческих, которое можно уви¬
деть на Земле с Марса. Это не земляной вал и не
нагромождение камней. По своей прочности Ве¬
ликая Китайская стена превосходит даже могучую
стену константинопольской крепости, многие сто¬
летия спасавшую средиземноморскую цивилизацию
от нашествий германских варваров. Это стена из
тщательно отесанных камней, подогнанных один
к другому и скрепленных таким раствором, кото¬
рый переживет века. Высота ее — от двадцати до
пятидесяти футов, длина — две с половиной тыся¬
чи миль. Ее башни сложены из прекрасного кир¬
пича. Стену строили миллионы людей, и она сто¬
ит — молчаливо и недвижно — вот уже более двух
тысяч лет. Таков Китай.
Шанхай представился моим глазам как сгусток
расовых и экономических противоречий, как во¬
площенный парадокс современной жизни. Это са¬
мый большой город самой густонаселенной страны
в мире, причем значительная его часть была соб¬
ственностью иностранных держав, имевших там
свои органы власти и свою полицию; город, чьи
капиталы, торговлю, шахты, речные пути и про¬
мышленные предприятия контролировала в зна¬
чительной мере Европа; город, где жила крупная
часть китайского рабочего класса и где рабочему
платили меньше четверти доллара в день; город,
где современная цивилизация сверкала небоскре¬
бами, роскошными гостиницами, театрами и ноч¬
ными клубами. В этом городе-космополите среди
трех миллионов китайцев жили 19 тысяч японцев,
И тысяч англичан, 10 тысяч русских, 4 тысячи
американцев и 10 тысяч иностранцев других на¬
циональностей. Иностранные державы откровенно
поделили между собой Шанхая, иностранные но-
55

лицейские — чернобородые сикхи, подчинявшиеся
английским властям, охраняли его улицы, ино¬
странные военные корабли дремали у портовых при¬
чалов, иностранцы диктовали городу свои законы.
И все-таки дела тогда были еще не так плохи,
как в прежние времена. В 1936 году иностранцы
уже признают, что у китайцев есть кое-какие пра¬
ва в Китае. Китайцы, которые могут себе это поз¬
волить, посещают даже городские бега, куда преж¬
де их, так же как и собак, не пускали. Теперь уже
не принято бить кули или швырять плату рикше
на землю. И все же вчера я видел на набережной,
как английский мальчик лет четырех с величест¬
венным видом приказал трем китайским детям
сойти прочь с тротуара; те покорно повиновались
и продолжали путь по сточной канаве. Все это мне
очень напомнило штат Миссисипи. К тому же я
встретил здесь одного «миссионера» из Миссиси¬
пи, преподавателя баптистского университета в
Шанхае!
Явившись по приглашению в субсидируемый
американцами Шанхайский университет, я заявил
ректору, что мне хотелось бы встретиться с какой-
нибудь группой китайцев и откровенно побеседо¬
вать с ними по вопросам расовых и социальных
отношений. Тот устроил завтрак в клубе китай¬
ских банкиров. На нем присутствовали редактор
одной из китайских газет, генеральный секретарь
правления Китайского банка, управляющий Китай¬
ской издательской компанией, директор китайских
школ в Шанхае и секретарь Китайского института
международных отношений. Беседа продолжалась
почти три часа. Я говорил с увлечением. Расска¬
зав собравшимся о своих предках — рабах, о том,
как я учился и где бывал, я изложил негритян¬
скую проблему. А потом напрямик спросил:
— Как, по-вашему, долго еще Европа будет
владычествовать над миром?.. После мировой вой¬
ны вам удалось избавиться от политического под¬
чинения Европе, по крайней мере частично; но
рак вы намерены избавиться от подчинения ев¬
50

ропейскому капиталу? Как прогрессируют ваши
трудящиеся классы?..
Последовала длительная пауза. Я тоже молчал.
Но вот все заговорили. Мне сказали:
Азия все еще находится под влиянием Европы,
хотя уже не в такой мере, как это было недавно.
Нашим идеалом вовсе не является слепое подража¬
ние Европе. Мы мало знаем об Индии и Африке и
об африканцах в Америке. Мы видим, какую опас¬
ность представляет для нас европейский капитал, и
мы постепенно высвобождаемся из-под его власти,
стараясь подчинить его нашему контролю путем
соответствующих налоговых и регулирующих ме¬
роприятий. Мы стабилизировали нашу валюту —
английские гонконгские банкноты уже не явля¬
ются у нас главным платежным средством. Зара¬
ботная плата наших рабочих низка, но она понем¬
ногу повышается; вводится трудовое законодатель¬
ство. 16 миллионов наших детей ходят в школы
(многие, правда, еще неполные и плохо оборудо¬
ванные), но это лишь начало борьбы за ликвида¬
цию пашей девяностопроцентной неграмотности.
Мы беседовали три часа, но лишь без малого
через четверть столетия я понял, сколь многого
мы не сказали. О Советском Союзе мы лишь упо¬
минали, хотя я знал, что СССР многому учил ки¬
тайцев в 1926 году. Ни слова не было сказано о
только что закончившемся 6000-мильном Долгом
походе от Цзянси до Яньани. Америки мы косну¬
лись лишь в связи с ее добрыми делами и ничего
не сказали об американских эксплуататорах. Почти
ничего нс было сказано о гоминдане и Чан Кай-ши,
зато всячески подчеркивалась ненависть к Японии
за то, что она предала Азию.
В 1959 году я снова побывал в Китае. Мне хо¬
телось еще раз увидеть его, потому что это страна
людей цветной расы, а также потому что китай¬
ское правительство еще в 1946 году официально
пригласило меня приехать в Китай и прочесть
несколько лекций, однако тогда американские вла¬
сти запретили мне выезд. В заграничном паспорте,
57

который я получил наконец в 1959 году, было ска¬
зано, что он «не дает права на поездку в Китай».
Логично было сделать вывод, что если я поеду в
КНР не по этому паспорту и ие буду претендовать
на защиту со стороны правительства Соединенных
Штатов, то у государственного департамента не
будет никаких юридических оснований запретить
мне туда отправиться. Конечно, американское пра¬
вительство защитило бы меня в Китае не лучше,
чем оно сделало бы это в штате Миссисипи. С дру¬
гой стороны, Соединенные Штаты официально все
еще находились «в состоянии войны» с Китаем,
ибо прекращение корейской войны юридически так
н не было оформлено. Поэтому после поездки в
Китай меня могли бы посадить в тюрьму за «связь
с противником». Все же я счел за должное пойти
на этот риск, тем- более что министр культуры Го
Мо-жо и г-жа Сун Цин-лин еще раз прислали мне
приглашение приехать в их страну.
Я выехал из Москвы 9 февраля, а вернулся ту¬
да 6 апреля. Это восьминедельное путешествие, во
время которого я многое увидел, было самым при¬
ятным из всех, какие я совершил. Я всегда буду
помнить Пекин, город с шестнмиллнонным насе¬
лением, его трудолюбивых рабочих, леса новостро¬
ек, огромный проспект, пересекающий некогда за¬
претную часть города и широкий, как нью-йоркский
Сентрал-парк, его велосипеды и велоколяски, те¬
лежки и тачки. Там есть университет, где я читал
лекции об Африке, и колледж, где учатся студенты
пятидесяти, если не больше, народностей Китая;
из окна нашей гостиницы мы часто смотрели на
проходивших мимо рабочих. На них были плащи,
укрывавшие их от дождя. Мы видели, как на об¬
ломках прежней империи возникает организован¬
ное государство — страна труда.
Я много путешествовал по всему миру после
первой своей поездки в Европу, совершенной
шестьдесят семь лет назад. Я побывал почти во
всех странах цивилизованного мира, за исключе¬
нием Южной Америки и Индии, и во многих от¬
58

сталых странах. Во многих крупных странах я бы¬
вал по нескольку раз. Но ни одна страна но изу¬
мила, не тронула меня так, как Китай в 1959 году.
Я покрыл расстояние в пять тысяч миль — на
поезде, на пароходе, на самолете п в автомобиле.
Я побывал во всех крупных городах Китая: в Пе¬
кине, Шанхае, Ханькоу, а также в Кантоне, Чун¬
цине, Чэнду, Куньмине и Нанкине. Я плыл по ши¬
роким рекам Китая, проезжал мимо китайских
деревень, останавливался в китайских народных
коммунах. Я посещал школы и колледжи, читал
лекции и выступал по радио, обращаясь ко всему
миру. Я знакомился с национальными меньшинст¬
вами Китая. Четыре часа я провел в обществе Мао
Цзэ-дуна, дважды обедал с Чжоу Энь-лаем, премьер-
министром этой великой страны с населением в
шестьсот восемьдесят миллионов.
Вот мы прибыли в Чэнду — самый западный из
всех городов страны, в которых мы побывали. • Мы
видим толпы людей, рабочих, жилые дома — ста¬
рые и новые. Потом едем осматривать народную
коммуну, насчитывающую 60 тысяч членов. Под¬
нимаемся на гору, чтобы убедпться, как расширил¬
ся ныне объем ирригационных работ, начатых еще
две тысячи двести лет назад. На вершине горы —
прекрасный храм, внизу, среди извивающихся до¬
рог — широкое озеро. По склонам Гималаев сбе¬
гают вниз четыре реки, берущие начало в Тибете
и впадающие в Янцзы.
Потом летим в Куньмин, где кончается постро¬
енная американцами Бирманская дорога. Погода
теплая, тихая. В государственной школе, где учат¬
ся дети разных национальных меньшинств, ребята
встретили нас песнями и плясками. Среди них бы¬
ли и тибетцы. Кстати, в Китае тибетцев больше,
чем в Тибете. Когда мы находились в Сычуани, на
границе с Тибетом, землевладельцы, эксплуататоры
и религиозные фанатики — буддисты, восстали про¬
тив китайцев, ио потерпели поражение. И поделом:
Тибет веками принадлежал Китаю. Коммунисты
связали обе страны дорогами и начали реформы в
59

области землепользования, народного образования,
промышленности и торговли, которые сейчас быст¬
ро проводятся в жизнь. В Куньмине мы побывали
там, где кончается Бирманская дорога, подходили
близко к великой реке Меконг. Ниже по ее тече¬
нию простираются Вьетнам, Лаос, Камбоджа и
Таиланд. Правители Сайгона, этого гнезда спеку¬
лянтов, притоносодержателей и поджигателей вой¬
ны, нарушили при подстрекательстве американцев
Женевское соглашение о перемирии в Индоки¬
тае и ныне ведут атаки против коммунистов. Это
называется «коммунистической агрессией». На са¬
мом деле это попытка американского бизнеса и
американской военщины прийти на место Фран¬
ции и подчинить этот район Юго-Восточной Азии
колониальному господству Соединенных Штатов
Америки.
В Кантоне, в торговом здании, облицованном
мрамором, недавно открылась выставка импортных
и экспортных товаров. Она занимает пять этажей.
Я уверен, что Америка не производит ничего та¬
кого, чего сейчас не умеет делать Китай,— при¬
том дешевле, а нередко и ничуть не хуже, ибо то,
что производит Китай, он производит не ради при¬
былей частных эксплуататоров. Большинство стран
мира, за исключением Соединенных Штатов, стали
покупать китайские товары. Китай вывозит все
больше товаров в Европу, Азию и Южную Амери¬
ку, в Индию, Бирму, Цейлон, Индонезию и Ма¬
лайю, в Африку и Вест-Индию, в Австралию и Но¬
вую Зеландию. И каких товаров! Одежда из шел¬
ковых и шерстяных тканей, ручные и настольные
часы, радиоприемники и телевизоры, ткацкие стан¬
ки, машины и лампы; обувь и головные уборы,
фаянсовая и фарфоровая посуда... Китайцы тру¬
дятся все до единого; они не боятся безработицы
и приветствуют любое новшество, позволяющее за¬
менять ручной труд машинным.
Во всех городах, малых п больших, мы ходили
в оперу. Мне навсегда запомнились сцены борьбы
Обезьяньего короля с небесными полчищами, с
00

богом и ангелами. Ночной поезд со спальными купе
за тридцать часов довез нас из Пекина в Ханькоу.
Там я увидел мост, словно чудом переброшенный
через Янцзы. Остановились мы в небольшой гости¬
нице, здание которой было украшено орнаментом,
изображавшим капустные листья. Мы побывали на
крупном сталеплавильном заводе, здоровались за
руку с гостеприимными рабочими. Кстати, у нас
в гостях побывал один цветной американец, быв¬
ший военнопленный, который не вернулся в США,
а предпочел остаться в Китае, где он женился, име¬
ет ребенка и вполне доволен своей судьбой.
Мое девяностолетие было отмечено всем Кита¬
ем, как нигде п никогда еще не отмечался день
моего рождения. К нам, людям, всю жизнь под¬
вергавшимся всяческим оскорблениям и дискрими¬
нации из-за принадлежности к негритянской расе,
из-за темного цвета нашей кожи, в Китае все от¬
носились с такой любовью н доброжелательством,
каких мы даже не ожидали. И, покидая эту страну,
мы горячо благодарили ее жителей за все, что они
для нас сделали.
Я встречался в Китае с представителями самых
различных слоев населения страны: с рабочими и
крестьянами, с уборщицами н прислугой. Я захо¬
дил в парки п рестораны, бывал в гостях у боль¬
ших и маленьких людей и везде видел счастливый
народ, вдохновляемый верой, не нуждающейся ни
в церквах, ни в священниках, народ, который ве¬
село смеется, когда Обезьяний король низвергает
ангелов. За все мое путешествие я ни разу не
встретил и намека на оскорбительное или неприяз¬
ненное к нам отношение; между тем, прожив де¬
вяносто лет в Америке, я не помню дня, когда не
сталкивался бы с тем или иным проявлением не¬
нависти к «черномазым».
В чем тайна Китая второй половины XX века?
Она, очевидно, в том, что огромное большинство
приближающегося к миллиарду населения этой
страны убедилось в возможности изменить дурные
стороны человеческой натуры, если такое измене-
61

пие необходимо. А китайцам лучше, чем любой
другой нации, известно, до чего может доходить
человеческая низость. Я всегда, бывало, жалел
американских негров, когда видел, как их унижа¬
ют и оскорбляют, как жестоко с ними обращаются.
Но, изучив за эти последние месяцы китайскую
историю, очищенную от наслоений англосаксонской
лжи, я понял, что американские негры даже в са¬
мые худшие времена рабства не испытывали того,
что за две с лишним тысячи лет пришлось пере¬
нести китайцам. Они помнят голод и убийства, на¬
силие и проституцию, продажу детей в рабство, ре¬
лигию, приправленную опиумом и джином, чтобы
легче было обратить в нее «язычников». Подобные
издевательства н унижения они терпели не только
от монголов, англичан, французов, немцев и аме¬
риканцев, но и от своих же соотечественников —
мандаринов и генералов, капиталистов и гнусных
наймитов вроде Чан Кай-ши, гоминдановских со¬
циалистов и обучившихся за границей интелли¬
гентов.
Несмотря на все это, ныне Китай живет, преоб¬
разуется и процветает. И не Соединенные Штаты
игнорируют Китай. Китай игнорирует Соединен¬
ные Штаты и гигантскими шагами движется впе¬
ред. Что тому причиной? Где здесь движущая сила
и как она прилагается? Вначале этой силой была
вера такого человека, как Сунь Ят-сеп, в самого
себя и в свой народ. Он бесстрашно ринулся в
борьбу — без всякой помощи, отвергнутый Англи¬
ей и Америкой, но приветствуемый Россией. По¬
рыв к социализму, поначалу стремительный и бур¬
ный, потом ослаб, захлебнулся и был в конце концов
задушен подкупами Америки и Англии и пре¬
дательством Чан Кай-ши; вожди начавшегося дви¬
жения были убиты, а цели его извращены и ском¬
прометированы.
Затем начался Долгий поход от феодализма —
через капитализм и социализм — к коммунизму,
продолжающийся и по сей день. Мао Цзэ-дуи,
Чжоу Эпь-лай, Чжу Дэ и ряд других деятелей воз¬
62

главили нацию, указывая ей путь личным приме¬
ром, голодая и сражаясь вместе с пей, проявляя
мужество и терпение. И что самое главное, они
сумели внушить стране, что народ представляет
не элита, — наоборот, подлинную нацию представ¬
ляют простые люди, те, кто трудится на заводах
и на полях. Это же часто говорили и другие, но
ни одна страна, кроме Советского Союза п Китая,
еще не попыталась воплотить эти идеи в жизнь.
Именно неимоверные усилия Страны Советов, окру¬
женной кольцом блокады всех стран «цивилизо¬
ванного» Запада, но достаточно дальновидной, что¬
бы прийти на помощь более слабому Китаю даже
тогда, когда она сама еще не окрепла и находи¬
лась в опасности, создали прочную основу для воз¬
никновения и развития новых наций, которые
должны на месте старого мира, где убивают и не¬
навидят, построить новый мир.
В Китае народ — тот самый трудовой народ,
который в большинстве других стран давят и экс¬
плуатируют царственные воры и убийцы, держа¬
щие под руку своих размалеванных, разукрашен¬
ных драгоценностями потаскух, — идет вперед п
громко заявляет о себе. Люди, загнанные когда-то
в трущобы, обездоленные и угнетенные, ныне вос¬
прянули; именно они-то н представляют собой но¬
вую китайскую нацию. Китайцы верят в свое бу¬
дущее п, вдохновляемые этой верой, трудятся, тру¬
дятся до пота и радуются плодам своего труда.
Китайские служащие неподкупны, торговцы
честны, ремесленники добросовестны, рабочие, ко¬
торые копают, носят и грузят, работают" с энту¬
зиазмом в течение всего трудового дня н даже,
если это нужно государству, сверхурочно, ибо они
сами — государство, они — Китай.
Детям из детского сада в так называемом «за¬
претном городе» как-то показали здешний дворец
во всем его великолепии. Потом им сказали: «Этот
дворец построили ваши отцы, но они никогда не
бывали здесь. Теперь он ваш, берегите его». И, по¬
казав на величественное новое здание Всекитай¬
63

ского собрания народных представителей по ту
сторону площади Тяньаньмынь, говоривший приба¬
вил:
— Ваши отцы строят для пас новые дворцы,
пользуйтесь ими, сохраняйте их для себя и для
своих детей. Они — ваши!..
Китай — это не Утопия, не сказочная страна.
Конечно, на Пятой авеню в Нью-Йорке, где поку¬
пают богачи и фланируют проститутки, магазины
лучше. В Детройте автомобилей больше и они рос¬
кошней. Образцовое американское жилище пре¬
восходит китайское, а китайские женщины одеты
далеко не так нарядно, как американки, останавли¬
вающиеся в гостинице «Уолдорф-Астория». Но ки¬
тайский рабочий счастлив. Он прогнал от себя Ве¬
ликий Страх, преследующий рабочих Запада, —
страх потерять работу, страх заболеть или стать
жертвой несчастного случая, страх не иметь воз¬
можности дать своим детям образование, страх от¬
дохнуть, взять себе отпуск. Пытаясь уберечь себя
от несчастий, американцы скаредничают и эконо¬
мят, обманывают и крадут, играют в азартные иг¬
ры и вооружаются, чтобы убивать. Советские люди,
чехи, поляки, венгры вышибли из Восточной Ев¬
ропы американских ставленников и кровососов-
помещиков, обиравших крестьян. Они, так же как
и немцы из ГДР, теперь не страшатся всяких не¬
счастий. Китайцы тоже выше этих страхов, и они
радуются этому, как дети. Они знают, что в ста¬
рости пе будут богаты, зато будут сыты, а если
заболеют — получат медицинскую помощь. Они
знают, что не будут умирать от голода, как умира¬
ли от него тысячи и тысячи китайцев всего лет
тридцать назад.
Зависть и классовая ненависть исчезают в Ки¬
тае. Ваш сосед получает более высокую заработную
плату и занимает более высокое положение, чем
вы? Это потому, что он способнее пли более обра¬
зован, но ведь и вы можете учиться дальше, а для
ваших детей образование является обязательным.
Молодожены не боятся иметь детей. Мать в период
64

беременности получает медицинскую помощь. Она
пе боится потерять место или заработок. О ребенке
позаботятся в яслях, в детском саду; там его,
правда, не будут пичкать сластями, по он будет
иметь здоровую пищу, врачебный надзор, там в нем
разовьют его лучшие способности. Все это пока
несовершенно. Временами что-то не удается, что-
то не доделывается до конца, но сама идея верна,
опа все шире и все чаще подтверждается жизнью,
н китайцы верят в нее, они радуются своим сбыв¬
шимся надеждам и поют:
О плакальщик, встань с колен!
Женщины Китая становятся свободными. Они
носят шаровары, чтобы было ловчей ходить, взби¬
раться на горы, рыть оросительные каналы, а ведь
они делают н это и многое другое. Они одеваются
не просто для того, чтобы нравиться мужчинам или
подчеркивать свои прелести. Они занимают самые
различные посты — вплоть до министра, работают
паровозными машинистами, адвокатами, врачами,
конторскими служащими и даже чернорабочими.
Они отвыкают от неблагодарного домашнего тру¬
да; они сильны, здоровы и красивы, но их красота
не только в ногах или пышных бюстах, но и в их
уме, сильных мускулах п горячих чувствах, на ка¬
кие они способны. В Ухане я попал в цех одного
из крупнейших в мире сталеплавильных заводов.
Вверху, меж пролетов, двигался гигантский, сто¬
тонный подъемный кран.
— Боже мой, Ширли, ты только посмотри! —
вырвалось у меня.
13 кабине машипнста сидела девушка с косичка¬
ми, перевязанными лентами, которая управляла
этим огромным механизмом.
Кое-кто мне, может быть, не поверит, потому
что сам не видел ничего подобного, да и не увидит,
если только государственный департамент не раз¬
решит ему этого. Пусть «Лайф» лжет о народных
коммунах, а государственный департамент льет
5 У. Дюбуа
65

крокодиловы слезы Над гробницами императоров.
Пусть Гонкопг телеграфирует небылицы. Истина
останется истиной, а я узнал, я увидел ее.
Я пятнадцать раз пересек Атлантический океан
и однажды — Тихий. Я повидал свет. Но я нигде
еще не видел таких огромных достижений, какие
совершил Китай. Эта существующая неполон веков
нация одолела голод и вырождение, насилие и стра¬
дание и, совершив свой Долгий поход, доказала, что
она способна стать передовой нацией мира. О пре¬
красный, терпеливый, самоотверженный Китай!
Некогда презираемый и распятый, ты ныне восстал
из мертвых!

О коммунизме
Я долго и внимательно изучал социализм н ком¬
мунизм в тех странах, где они стали практиче¬
ским делом; я беседовал с их приверженцами и
много читал. Теперь я хочу ясно и откровенно
высказать свое мнение: я верю в коммунизм. Под
коммунизмом я разумею плановый способ произ¬
водства материальных благ и труд, направленный
на построение общества, чьей целью будет обес¬
печение напвысшего благосостояния для всего на¬
селения, а не прибылей для какой-то одной его
части. Я верю, что каждый должен работать по
своим способностям, а материальные ценности и
жизненные блага должны распределяться по пот¬
ребностям. Некогда я думал, что этих целей мож-
по достигнуть при капитализме, когда капиталы
принадлежат частным лицам и используются по
свободной личной инициативе. После глубокого
изучения вопроса я пришел к выводу, что частная
собственность на капитал и «свободное предприни¬
мательство» ведут мир к гибели. Я по верю, что
пресловутый «народный капитализм» в Соединен¬
ных Штатах или где бы то ни было может изба¬
вить западное общество от его пороков п явиться
«ответом» социализму. Корпорации — это лишь
юридическая ширма, за которой прячутся частные
собственники капиталов. Профессиональные сою¬
зы на Западе представляют сейчас не только рабо-
5*
67

чих, ио и капиталистов и, как правило, получают
долю прибыли от эксплуатации рабочих. Демокра¬
тии как форма правления в Соединенных Штатах
почти перестала существовать. Четвертая часть
нашего взрослого населения лишена избиратель¬
ных прав, половина гранедан, имеющих право
голоса, не участвует в выборах. Нами правят
те, в чьих руках богатство и кто поэтому может
подкупать или обрабатывать общественное мне¬
ние.
Я возмущен обвинениями, будто коммунизм —
это заговоры и конспирация, и будто коммунизм дей¬
ствует и существует лишь благодаря насилию и об¬
ману. Это ложь. Поэтому я решил отныне помогать
всеми доступными мне честными способами победе
коммунизма, никого ие обманывая и никому не
нанося никакого вреда; я хотел бы, если это воз¬
можно, чтобы победа коммунизма пришла без
войны, с благоволением ко всем людям — всех цве¬
тов кожи, всех классов и верований. Если же я
подвергнусь за свои убеждения и свою деятельность
нападкам и клевете, то я буду реагировать на это
так, как, по-моему, будет лучше для мира, в ко¬
тором я живу и которому старался честно служить.
Я прекрасно понимаю, что победа коммунизма —
дело долгое и трудное, что на этом пути неизбежны
ошибки. Она потребует постепенного изменения че¬
ловеческой природы, воспитания лучшего, высшего
тина человека по сравнению с теперешним. Я верю,
что это возможно, иначе мы и впредь будем лгать,
красть и убивать друг друга, как это мы делаем
теперь.
Кто же я есть сейчас, если я пришел к таким
выводам? И имеют ли какую-нибудь ценность мои
заключения? К чему свелись моя жизнь, мой
труд — имели ли они какое-нибудь значение для
людей? Окончательный ответ на эти вопросы даст
будущее, его дадут наши потомки. Но, возможно,
мой долг — самому разъяснить то, что я могу. Вот
почему я начал писать эту кпигу, которую назы¬
ваю разговором с самим собой.
68

На человеческую память, на рассказ о самом
себе никогда нельзя полагаться вполне, так же как
и па рассказ о других людях, об их мыслях и чув¬
ствах, особенно если речь идет о людях, неизвест¬
ных читателю. Несмотря на эти неизбежные труд¬
ности, я попытаюсь описать мою жизнь со всей
откровенностью и объективностью, на какие я спо¬
собен.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
Детские годы
Я родился возле золотой реки, в тени двух вы¬
соких холмов, спустя пять лет после издания про¬
кламации об освобождении американских негров.
Долина реки была покрыта зеленью лугов и де¬
ревьев, а к востоку от нес высилась громада Ист-
Маунтин, в скалах которой зияли пещеры, а на
склонах темнели леса. Горы на западе, более поло¬
гие, поднимались постепенно вверх, навстречу вели¬
колепным закатам и приносимым тучами штор¬
мам. Широкая Мэйн-стрит, главная улица города
Грейт-Барриигтон (что в графстве Беркшир, в за¬
падной части штата Массачусетс), была обсажена
кленами и вязами, дома обнесены белыми изгоро¬
дями. Здешний климат мы находили прекрасным.
Я родился в 1868 году, на другой день после
праздника дня рождения Джорджа Вашингтона ',
на улице Черч-стрит, ответвлявшейся от Мэйн-
стрит в центральной ее части. В том году, когда я
родился, освобожденные рабы Юга получили изби¬
рательные права и впервые приняли широкое уча¬
стие в управлении страной. Во всех южных шта¬
тах были созваны учредительные собрания, в ко¬
торых заседали и представители негритянского
народа; они приняли новые конституции, и прежние
рабовладельческие штаты оказались во власти двух
категорий трудящихся — освобожденных рабов и
белых бедняков. То была беспримерная в истории
1 Вашингтон родился 22 февраля 1732 г.
70

Америки попытка установить демократию. 16 фев¬
раля Тадеуш Стнвепс, очень умный человек, кото¬
рый возглавлял это движение за демократию тру¬
дящихся, произнес свою последнюю речь, требуя
предать суду Эндрю Джонсона ’, а 23 февраля па
свет появился я.
Дом, где я родился, выглядел не совсем обык¬
новенно. Пятикомнатный, с крохотной верандой, он
был обшит аккуратно подогнанными друг к другу
досками, в палисаднике были посажены розы, а за
домом росла необыкновенно вкусная земляника.
Хозяином дома был негр, высокий н худой, при¬
ехавший на Беркшнрское нагорье из Южной Каро¬
лины. Он носил золотые серьги и был очень набо¬
жен. В этом доме временно поселились моя мать
Мэри Бургхардт и мой отец Элфрид Дюбуа, как
только они сочетались браком в поселке Хусато-
ник, на северной окраине Грейт-Баррингтона. Че¬
рез несколько лет мой отец отправился на восток,
в Коннектикут, чтобы обзавестись там домом и хо¬
зяйством, а потом перевезти туда же нас с ма¬
терью. Мы тем временем жили на земле родствен¬
ников матери в Саус-Эгремонте, в южной части
города.
Чернокожие Бургхардты были африканские не¬
гры, потомки Тома, который родился в Западной
Африке около 1730 года. Ребенком его похитили
голландские работорговцы и привезли в долину
Гудзона. По закону Том не был рабом, но когда
он вырос, то фактически стал чем-то вроде раба
или крепостного, ибо находился в услужении у бе¬
лого семейства Бургхардтов, голландского проис-
1 Эндрю Джонсон (1808—1875) — семнадцатый прези¬
дент США (1865—1869), вступивший на этот пост после
убийства Линкольна. Проводил примирительную политику
в отношении плантаторов, отказался предоставить неграм
гражданские и политические права. Радцкальпыо респуб¬
ликанцы во главе с Т. Стивенсом вопреки «вето», наложен¬
ному Джонсоном, провели в конгрессе закон о «рекон¬
струкции» южных штатов в интересах буржуазии Севера
и добились предания Джонсона суду, хотя обвинительный
приговор ему вынесен не был.
71

хождения. В начало XVIII столетия Бургхардты,
взяв с собой Тома, оставили долину Гудзона, уе¬
хали на восток и поселились в графстве Беркшир,
штат Массачусетс, в местности, которую называ¬
ли «унылой пустыней». С началом Войны за неза¬
висимость имя рядового Тома Бургхардта появляет¬
ся в строевых списках и платежных ведомостях
роты капитана Джона Спурса, полка Берк-
шнрского графства, которым командовал полков¬
ник Джон Эшлп. Он завербовался сроком на три
года, но сколько и где служил, об этом данных не
сохранилось. Как бы то ни было, военная служба
позволила Тому и его семье окончательно освобо¬
диться из рабства, а позднее, в 1780 году, Билль
о правах объявил всех рабов в штате Массачусетс
свободными людьми.
Жена Тома была маленькая негритянка из пле¬
мени банту, которая так и не смогла примириться
с тем, что оказалась в чужой стране. Опа часто са¬
дилась на корточки, обнимала руками колени и,
раскачиваясь из стороны в сторону, напевала:
До Сана коба — гипи ми, гипи ми!
Бен д’иули, беи д’ли...
Эта песня пережила маленькую негритянку; я
слышал, как ее пел п мой дед, сидя у камина. Том
умер около 1787 года, оставив после себя несколь¬
ко сыновей (один из них, Джек, участвовал в мя¬
теже Шейса ’) и дочь, которую звали Нэисн
1 Мятеж Шейса (1786—1787) — восстание фермеров и
ремесленников штата Массачусетс, которым руководил
Дэниэл Шейс, ветеран Войны за независимость, бывший
капитан 5-го Массачусетского полка. Доведенные до разо¬
рения высокими налогами и обесценением денег, повстан¬
цы стали захватывать здания судов, чтобы помешать вы¬
несению приговоров о заключении в тюрьму задолжавших
фермеров, требовать решительной демократизации общест¬
венных порядков и улучшения своих жизненных условий.
После неудачной попытки захватить арсенал з Спринг¬
филде в декабре 1786 г. восстание было разгромлено. Вос¬
стание Шейса явилось кульминационным моментом демо¬
кратического движения масс, начавшегося в СШЛ после
Войны за независимость.
72

Пратт. Он был женат дважды. Обе супруги прине¬
сли ему большое потомство с красивыми, звучны¬
ми именами: Харлоу и Айра, Хлоя, Люсинда, Ма¬
рия и Отелло.
Эти Бургхардты прожили в Саус-Эгремопте по¬
коление за поколением почти двести лет. Послед¬
ний клочок принадлежавшей им земли мне пода¬
рили в 1930 году друзья, купившие его у одного
моего дальнего родственника. В их числе были
Джейн Адамс, Клэренс Дэрроу, г-жа Джекоб
Шифф и Мурфилд Стори. Я надеялся впоследствии
устроить там себе дачу, но старый дом наполовину
развалился, соседи стали прирезать землю себе,
восстановить дом мне было не по карману, и я
продал его в 1955 году.
Здесь, па этой земле, в конце XVIII — начале
XIX века и жили чернокожие Бургхардты. Я пом¬
ню три дома, стоявшие там, и небольшой пруд.
Это были дома Харлоу, Айры и моего деда Отел¬
ло, который унаследовал свой от сестры Люсинды.
Но переписи 1830 года эти три семьи насчитывали
двадцать один человек. Долгое время они занима¬
лись фермерством, что обеспечивало им сносное
существование; общаясь друг с другом, они не из¬
бегали и общества некоторых своих белых соседей.
Постепенно жить фермерским хозяйством стано¬
вилось все труднее, и община Бургхардтов начала
распадаться: одни подались в долину Коннек¬
тикут, другие двинулись на Запад, многие разъ¬
ехались по городам, где шли в работники или на¬
нимались прислугой. Их дети обычно посещали
школу лишь столько времени, сколько требуется,
чтобы научиться читать и писать, и только немно¬
гие учились дальше. Я был первым из Бургхардтов,
закончившим среднюю школу.
Подняться до такой работы, которая давала бы
надежду на более обеспеченное будущее, для нег¬
ра было нелегко. Почему — сказать трудно. Виной
тому были не только расовые предрассудки, хотя
и они играли свою роль; сказывалось еще отсут¬
ствие развития и подготовки, боязнь окунуться в
73

незпакомую среду и робость перед страной, все еще
чуждой правам людей, для которых покинуть на¬
сиженные места было целым бедствием. В нашей
семье, я помню, были фермеры, цирюльники, офи¬
цианты, повара, горничные и рабочие. Из них мало
кто процветал. Правда, у моих двоюродных брать¬
ев, Криспелов из Вест-Стокбриджа, был один из
лучших в городе домов и единственная в городе
парикмахерская. У моего дяди Джима тоже дол¬
гое время была в Амхерсте парикмахерская, при¬
носившая ему достаточный доход; несколько дру¬
гих родственников — повара и официанты — рабо¬
тали в гостиницах или содержали трактиры, жили
неплохо и пользовались уважением; другой двою¬
родный брат, живший в Леноксе, служил понома¬
рем в самой большой церкви, а его жена и четыре
дочери владели первоклассной прачечной; семья
была зажиточная, но все они трудились много и
неустанно. Мало кто из моих родных приобретал
какую-либо техническую специальность, становил¬
ся коммерсантом, врачом или юристом. Мой двою¬
родный брат Нед Гарднер, человек воспитанный и
с приятной внешностью, всю свою жизнь прослу¬
жил в гостинице «Беркшир». Он был честен, расто¬
ропен и вежлив, но так и умер официантом.
Дом моей матери в Эгремонте достался ей от
отца — моего деда Отелло, одного из трех братьев
фермеров, и представлял собой небольшое, но креп¬
кое старомодное сооружение. В нем был огромный
камин и возле него — кованые каминные щип¬
цы, те самые, что и сейчас стоят у моего камина.
С детских лет помню своего деда Отелло Бургхард-
та, которого звали «дядя толстяк». Смутно припо¬
минаю, что у него была очень темная кожа, низкий
голос и от него всегда пахло табаком. Он имел
обыкновение сидеть не шевелясь в большом крес¬
ле перед камином — у него было сломано бедро.
Дед был добродушен и неэнергичен. Зато моя баб¬
ка Сэлли, худая, высокая женщина со смуглым
ястребиным лицом, была полна энергии. В молодо¬
сти она, верно, была красива, с годами же стала
74

умелой, распорядительной хозяйкой. В ее жилах
текла голландская и, пожалуй, индейская кровь,
однако все другие члены семьи были чернокожие.
У Отелло и Сэлли было с десяток, а то и боль¬
ше детей. Многие из них покинули родной дом еще
тогда, когда я был ребенком, и я их не помню.
Но я помню свою тетку Люсинду, которая вышла
замуж за некоего Гарднера, а после его смерти за
какого-то Джексона; помню тетку Минерву, по
мужу Ньюпорт. Самыми младшими были мой дядя
Джим и моя тетушка Мэри Сильвина. Она роди¬
лась в 1831 и умерла в 1885 году, пятидесяти
четырех лет. У моей матери была гладкая, блестя¬
щая кожа цвета бронзы и красивые глаза. Ее во¬
лосы слегка курчавились, лицо было продолгова¬
тое и доброе, выражавшее бесконечное терпение.
Однако за этой кротостью скрывалась большая
твердость характера.
В молодости у нее был сын Идсльберт — плод ее
любовной связи с двоюродным братом Джоном
Вургхардтом. Подробности этого романа я так и не
узнал — в нашей семье об этом никогда не гово¬
рили. Возможно, продолжению этой связи помеша¬
ло родство влюбленных. Моя мать стала молчали¬
вой, замкнутой. Она вела домашнее хозяйство, по¬
могала иногда соседям; наконец она переехала в
город, где жили се замужние сестры, и там наня¬
лась к кому-то домашней прислугой. Когда ей ис¬
полнилось тридцать пять лет, в городе появился
Элфрид Дюбуа.
В начале XVII столетия из Фландрии в Амери¬
ку эмигрировали два французских гугенота, сы¬
новья Кретьена Дюбуа. Третий сын, произносивший
свою фамилию как «Дюбоз», кажется, отправился
па Юг. Луи и Жак Дюбуа поселились в округе
Алстер, в штате Нью-Йорк. По всей вероятности,
они были ремесленники, потомки крестьян, но
семья белых Дюбуа утверждает, что они были ари¬
стократами и что ей удалось обнаружить герб, при¬
надлежавший, по их мнению, первым Дюбуа, сту¬
пившим на американскую землю.
75

Потомком Жака п пятом колене был Джеймс
Дюбуа, родившийся около 1750 года, который стал
врачом в Покипси, в штате Нью-Йорк, а затем
перебрался на Багамские острова. Лорд Данмор,
губернатор Нью-Йорка, а позднее Виргинии и Ба¬
гамских островов, наделил землей многих членов
семьи Дюбуа, которые были лоялистами. Молодой
доктор Джеймс Дюбуа вскоре после Революции 1
отправился на Багамы, где получил во владение
несколько плантаций п соляное озеро, до сих пор
носящее его имя. После разных испытаний к нему
в конце концов пришло богатство, и он обзавелся
семьей.
Взял ли он себе в наложницы рабыню, что впол¬
не вероятно, или женился па свободной негритян¬
ке — неизвестно. Во всяком случае, у него было два
сына: в 1803 году родился мой дед Александер, а
за ним — младший сын Джон. После смерти матери
в 1810 году доктор Джеймс Дюбуа привез обоих
мальчиков в Ныо-Йорк. Оба были достаточно свет¬
локожи, чтобы сойти за белых, и отец отдал их в
частную школу в Чешире, в штате Коннектикут.
Он регулярно навещал их, но однажды, в 1820 году,
приехав к детям, неожиданно скончался.
Белое семейство Дюбуа, жившее в Нью-Йорке,
взяло мальчиков из школы и позаботилось об иму¬
ществе их отца. Деда моего отдали в ученье к са¬
пожнику. Что произошло с Джоном, я не знаю.
Возможно, он и позже выдавал себя за белого и
его потомки, если они существуют, даже не подо¬
зревают, что у них были цветные предки.
Александер отличался упрямым характером.
Что оп делал с 1820 по 1840 год, мне неизвестно.
Будучи сыном «джентльмена» и получив некоторое
образование, приличествующее джентльмену, он нс
захотел стать сапожником и лет восемнадцати от¬
правился на Гаити. Президентом Гаити был в то
время Буайе, вступивший на этот пост после само¬
убийства Кристофера и занимавший его до
1 Война за независимость США 1775—1783 гг.
76

1843 года. Ему удалось подчинить себе всю терри¬
торию острова и заключить мир с Францией, правда
дорогой ценой.
О жизни деда па Гаити с 1821 по 1830 год мне
мало что известно. С восемнадцати до двадцати
семи лет ои приобретал связи, искал средства к су¬
ществованию, затем женился. В 1825 году у него
родился сын Элфрид, мой отец. Не знаю, чем зани¬
мался мой дед, но, возможно, у него была планта¬
ция и свое торговое дело — ведь в то время стала
широко развиваться торговля между Гаити и Сое¬
диненными Штатами. Не знаю также, на ком он
женился и кто были родные его жены. Возможно,
он взял дочь Эли Дюбуа, известного гаитянского
просветителя. Неясно также, почему он покинул в
1830 году Гаити. Может быть, причиной тому была
угроза войны с Францией во время июльской рево¬
люции 1830 года н падения Карла X.
Англия рано признала независимость Гаити, од¬
нако Соединенные Штаты, признававшие южно¬
американские республики, которые способствовали
освобождению Гаити, отказались признать негри¬
тянское государство. Быть может, из-за этой нераз¬
берихи дед перестал верить в возможность подлин¬
ной независимости для Гаити. Впрочем, объем
торговли острова с Соединенными Штатами по-
прежнему превышал объем его торговли с Англией
и Францией, достигая суммы свыше миллиона дол¬
ларов в год. Торговля велась с городами Севера,
вроде Нью-Хейвена, но в ней было также заинте¬
ресовано и быстро развивавшееся «царство хлопка»
на Юге. Кажется, у деда возникли какнё-то недо¬
разумения с родными его жены при разделе иму¬
щества. По какой-то из этих причин, а может быть
по всем вместе, дед мой уехал из Гаити и поселил¬
ся с пятилетним сыном в Нью-Хейвене.
Он оставил Вест-Индию в трудное время: в
1829 году Уокер обнародовал свое пламенное воз¬
звание к неграм, в котором призвал их восставать
против рабства; в 1831 году Нат Тэрнер возглавил
кровопролитное восстание рабов в Виргинии; в
77

1834 году в Британской Вест-Йнднн рабство было
отменено; в 1839 году в Коннектикуте высадились
мятежные рабы с корабля «Амистад», над которыми
потом в Нью-Хейвене устроили суд. В этом десяти¬
летии в городах Новой Англии, в Ныо-Йорке и
Филадельфии белые не раз устраивали негритян¬
ские погромы, по в это же время негры провели в
Филадельфии ряд своих конференций; па одной из
пих они решили построить в Ныо-Хейвене свой
технический колледж. Позднее в этом же городе
Пруденс Крэидолл, несмотря на возмущение белых,
стала принимать в свою школу негритянских деву¬
шек. В Нью-Хейвене работали аболиционисты Джо¬
селин и Тэппан, здесь же бывал Гаррисон.
Мой дед поселился в Нью-Хейвене п в доме 43
по Вашингтон-стрит открыл бакалейную лавку.
В Ныо-Хейвене негры всюду были строго отделены
от белых расовым барьером, и аболиционисты ста¬
рались возбудить недовольство этим. Среди прихо¬
жан епископальной церкви св. Троицы было всего
несколько негров, в том числе мой дед. Но приход¬
ский пастор Гарри Кросуэлл был реакционер и от¬
крыто осуждал аболиционистское движение. Скоро
цветным прихожанам дали понять, что им лучше
молиться в своей церкви — церкви для цветных.
Александер Краммел, популярный негритянский
священник, поддержал эту мысль, а поскольку как
раз в это время Амос Бнмеп строил на Темпл-
стрит церковь для негритянских прихожан, сегре¬
гация стала неизбежной.
Это, должно быть, разгневало деда, но из гордо¬
сти он согласился стать прихожанином «цветной»
церкви. Там его назначили казначеем, возможно
потому, что он владел собственностью; впоследствии
он стал первым старостой церкви св. Луки, как была
названа эта церковь для черных, существующая,
кстати, и поныне. Кроме того, ему и нескольким
другим состоятельным неграм разрешено было ку¬
пить земельные участки за новым кладбищем на
Гров-стрит, напротив студенческого городка Йель¬
ского университета. Спустя много лет, когда клад-
78

бпще расширилось, эти-принадлежащие неграм уча¬
стки оказались на центральной аллее. Там похоро¬
нен мой дед, и там же когда-нибудь найду спой
покой и я.
Александер, оставаясь хозяином бакалейной лав¬
ки, поступил потом на должность главного стюарда
на пассажирском пароходе, совершавшем рейсы ме¬
жду Ныо-Хейвеном и Нью-Йорком. Он прекрасно
вышколил прислугу, заставив ее содержать судно в
образцовом порядке, и в известной степени стал не¬
зависимым. На него был возложен текущий ремонт
судна и наем рабочей силы. Рабочие тоже были в
его ведении, и он следил за том, чтобы негритян¬
скую прислугу регулярно кормили за столом. Одна¬
ко расовая сегрегация в Нью-Хейвене и Нью-Йор¬
ке все усиливалась, и дед, видимо, решил, что в
Спрингфилде, штат Массачусетс, ему с семьей
жить будет легче. В 1856 году он туда переехал.
Неподалеку от города, вниз по реке Коннектикут,
он купил ферму, а сам с семьей поселился в самом
Спрингфилде. Зимой оп жил там, а весной и ле¬
том по-прежнему работал на судах линии Ныо-
Йорк— Нью-Хейвен. Жил он неплохо. «Купил
шелковый сюртук у Лоуза за 6 долларов 75 цен¬
тов... В половине седьмого к ужину пришли гости.
Было шампанское от Вебстера, довольно дрянное...
Был на балу в ратуше» — вот некоторые записи из
его дневника. Молиться он ходил в епископальную
церковь для белых, посещал лекции. «Прочел
«Отелло» Шекспира»,— записывает он однажды.
Вдруг в конце мая 1861 года дед мой отправил¬
ся на Гаити. Возможно, причиной тому была на¬
висшая угроза гражданской войны, а быть может —
смерть жены-американки. В марте одиннадцать
рабовладельческих штатов вышли из Союза и об¬
разовали Конфедерацию. В апреле началась блока¬
да портовых городов южан, а 14 мая Ли получил
звание бригадного генерала. Еще неясно было, как
отнесутся цветные американцы к этой войне, но
моего отца Элфрида могли мобилизовать на воен¬
ную службу. Будущее цветного населения представ¬
79

лялось сложной проблемой, а к тому же приходский
пастор церкви си. Луки Теодор Холли еще в начале
18() 1 года стал ратовать за эмиграцию негров па
Гаити н рисовал нм самые радужные перспективы.
Возможно также, что деду хотелось получить
имущество своего отца, доктора Джеймса Дюбуа, на
Багамских островах, всего лишь в нескольких сот¬
нях миль к северу от Гаити, или в Лонг Ки, на его
родине; может быть, дед намеревался также за¬
брать имущество, оставшееся от его первой жены —
гаитянки. Но оп был человек скрытный и даже в
своем дневнике умалчивал о самом важном в своей
жизни.
«Четверг, 9 мая.
Хотел оставить корабль, но не хватило решимо¬
сти. Написал друзьям, что отплываем в пятницу,
десятого. Стыдно идти па попятный, подожду еще
день-два, но мне кажется, я сам иду на погибель.
Если господь оставит меня, я пропал. Все в руках
провидения».
«15 мая.
Солнце взошло, туч нет, ветер западный. Под¬
няли якорь, в 6.20 дали ход. Боже, прибавь нам
скорости и дай мне избавиться от врага, чтобы я
победил его, прежде чем умру!»
Кто был этот враг? Белые Дюбуа? Цветные гап-
тянцы?
Во время своей поездки дед, томимый одиночест¬
вом, пишет стихи, не слишком блестящие, по взвол¬
нованные...
«Понедельник, 3 июня.
Прибыл в Порт-о-Прэнс, поселился у мпстера
Фредда на улице Казерп. Дождь стихает. Москиты,
ослы, негры, мутная вода, солдатня, грязь повсюду.
Видел эмигрантов в доме для переселенцев.
Условия, в каких они живут, таковы, что, если ни¬
чего не изменится, многие сойдут в могилу. Бедные
мужчины, бедные женщины, мне жаль, искренне
жаль их! У них жизнерадостный вид, но я знаю,
80

что веселье их деланное. Они рады были бы отдать
все на свете, лишь бы вернуться туда, где еще не¬
сколько недель назад был я».
В то время островом Гаити управлял Буайе.
Он объединил все его части под своей властью и в
конце концов заключил мир с Францией, правда на
кабальных условиях. В течение последующих четы¬
рех лет на острове сменилось четыре президента,
потом в течение десяти лет царствовал император
Фаустин, некогда раб по имени Сулук. Режим бли¬
стал внешним великолепием, но страна пришла к
экономическому краху.
В 1859 году империя рухнула и президентом
стал Жеффар, отличавшийся прогрессивными
взглядами и трудолюбием. Занимая этот пост с
1859 по 1867 год, он способствовал развитию на
острове образования и промышленности и пробовал
сотрудничать с американскими аболиционистами и
негритянскими лидерами, такими, как Холли, по¬
ощряя иммиграцию на остров американских негров.
Именно в это время и приехал туда мой дед.
Он «видел президента, барона Денни, Огаста Эли».
Его пригласили совершить прогулку на правитель¬
ственной яхте до Сен-Марка. Как раз в этих местах,
возле Сен-Марка, и наш в прежние времена мой
дед; здесь же у него родился сын Элфрид. Пожалуй,
в Сен-Марке он сильнее всего почувствовал свою
привязанность к Гаити. Там он оставался с 4 по
9 июня. В дневнике он и словом не обмолвился о
том, что делал, кого встречал за это время. Извест¬
но лишь, что 10 июня он отплыл домой на англий¬
ском пароходе. «Ровно восемь дней спустя я сошел
на берег. Я был счастлив, что вернулся. Я был боль¬
ше чем счастлив, что уехал».
Судно было нагружено шестью тысячами тонн
соли — товаром, составлявшим главное богатство
отца Александера Дюбуа: однако Александер об
этом не упоминает. Очевидно, он не останавливался
в Лонг Ки, где родился. Он ничего не пишет до
тех пор, пока в понедельник, 24 июня, не прибывает
в Соединенные Штаты. Возможно, что на Гаити он
6 У. Дюбуа
81

получил средства, принесшие ему большую незави¬
симость. Возможно также, что его сын Элфрид
остался на Гаити, когда сам он уехал оттуда в
1830 году, и что, узнав о том, что жена его сконча¬
лась, он в 1861 году вернулся, чтобы забрать сына
и увезти с собой в Америку. Но это лишь предполо¬
жение.
Вскоре по возвращении дед, по-видимому, оста¬
вил работу и деловые связи в Нью-Хейвене и на¬
чал новое дело в Спрингфилде, штаг Массачусетс,
где он уже жил прежде некоторое время. 12 июля
1861 года «Дюбуа и Томас арендовали за 150 дол¬
ларов в год у Парсонса лавку на Мэйн-стрит».
Я видел деда лишь однажды. Мне тогда было
пятнадцать, ему семьдесят семь лет. Он всегда дер¬
жал голову высоко, был горд, имел мало друзей.
Он не был «негр» — он был человек! И все-таки об¬
стоятельства были сильнее его. В то время как и
теперь, цветной мог либо иметь друзей только среди
цветных, либо не иметь их вовсе; он мог жить либо
в мире цветных, либо в одиночестве. Но в Ныо-
Йорке и Нью-Хейвене нашлись люди — несколько
славных, сильных негров, которым удалось заво¬
евать симпатии этого молчаливого, ожесточившегося
человека. Хотя дед и не очень одобрял их позицию
социальной обособленности, он вместе с ними бо¬
ролся против дискриминации.
Несмотря на свою суровость, дед был подвержен
человеческим слабостям. Он потихоньку писал сти¬
хи, напыщенные и в то же время жалобные,— крик
заблудшей души; любил женщин — по-своему, не¬
сколько деспотически; после брака с гаитянкой у
него в Штатах были еще три красавицы жены, и к
каждой он привязывался с какой-то отчаянной, но
эгоистической страстью. Хорошего отца из него,
естественно, не получилось: он был черств, вла¬
стен, упрям. У него было четверо детей, и отцов¬
ская натура проявилась в них по-разному. Одна
дочь, унаследовавшая отцовский характер, едва не
осталась старой девой; другая умерла; третья во¬
шла в мир белых, и ее внуки считают себя белыми,
82

даже не подозревая, что у них в жилах течет не¬
гритянская кровь. Четвертый, мой отец, согнулся
пред волей своего родителя, но не сломился. А луч¬
ше бы сломился. Он уступал, потом вспыхивал, по¬
том просил прощения, не помня за что. Отец стал
любимцем, которого держали в ежовых рукавицах,
и он, протестуя, убегал из дому, где-то бродяжни¬
чал, любил женщин и в конце концов женился на
моей темнокожей матери.
В 1867 году отец приехал в Грейт-Баррингтон.
Оп был невысок, хорошо сложен, с приятным смуг¬
лым лицом, едва тронутым солнцем. Лишь волни¬
стые волосы указывали на его родство с Африкой.
По натуре оп был, как мне кажется, мечтателем —
романтичным, ленивым, добрым человеком, на ко¬
торого нельзя положиться. В нем было что-то
от поэта, у него была натура искателя приключе¬
ний, бродяги. Таким его сделала жизнь, его окру¬
жавшая, н жизнь эта дала ему слишком мало.
В сущности я очень мало знаю об отце. Знаю
лишь, что дед мой привез его с Гаити. Где и как он
учился, мне неизвестно. В Ныо-Хейвене в то время
дети негров и белых учились раздельно, но все
государственные школы были одинаково плохи.
Возможно, его отдали в одну из частных негритян¬
ских школ получше — такие школы были в Ныо-
Хейвепе. Чем отец занимался с восемнадцати до
тридцати пяти лет, мне тоже неизвестно. Вероятно,
он работал в разных городах, переезжая с места на
место. Нет оснований думать, что он женился имен¬
но в это время. Но фотография, которую он пода¬
рил моей матери (отец был спят в форме рядового),
явно относилась ко времени Гражданской войны.
Долго ли он служил и где, был ли записан как негр
или белый, этого я не знаю. Знаю только, что в
штате Коннектикут были сформированы два негри¬
тянских полка.
Когда отец в 1867 году появился в Грейт-Бар-
рингтоне, черные Бургхардты невзлюбили его: он
был чересчур привлекателен, слишком светлокож.
И потом, насколько они знали, у него не было ни
6*
83

работы, ни гроша за душой. О нью-йоркских Дюбуа
они даже не слыхали. Потом, неожиданно для всех,
Элфрид и Мэри Бургхардт сбежали и тайком обвен¬
чались, правда, дав, как полагалось, объявление об
этом в «Беркшир курир». Они поселились в доме
Джефферсона Мак-Кинли. Там они прожили с год
или два, и все это время, до самого моего рожде¬
ния, семья Бургхардтов вела против них более или
менее открытую войну.
Весь город был заинтригован моим рождением.
Белым не терпелось посмотреть, когда у меня «нач¬
нут курчавиться волосы», зато вся родня по мате¬
ринской линии страшно восхищалась мною. Бург¬
хардты все еще косились на моего отца, да и он
их недолюбливал. Возник вопрос, где мы будем
жить дальше и как отец станет зарабатывать на
жизнь. Должно быть, у отца водились тогда кое-
какие деньги, потому что он не захотел переезжать
в дом моего деда Бургхардта, где, как думали, посе¬
лится в конце концов Мэри с ребенком. Около года
отец колебался, потом уехал, чтобы обзавестись
своим' домом для семьи. Он обещал написать мате¬
ри, когда можно будет приезжать. Мы с ней про¬
должали жить у Бургхардтов в Эгремонте. Через
несколько месяцев отец написал нам из Нью-Мил¬
форда, небольшого городка в штате Коннектикут,
расположенного милях в сорока южнее Грейт-Бар-
рингтона, на реке Хусатоник. Но мать не решилась
к нему поехать. Она вообще редко выезжала из род¬
ного города и лишь однажды побывала в Нью-Йорке.
Ее родители тоже возражали против ее отъезда и
все чаще высказывали сомнения насчет моего отца.
Все кончилось тем, что мать не поехала к нему, а
отец так и не вернулся в Грейт-Баррингтон. Воз¬
можно, он писал, но письма его перехватывали. Я ни
разу не видел рвоего отца и не знаю, где и когда
он умер и где похоронен.
Мать затосковала и совсем пала духом. Родные,
чтобы поддержать ее, окружили нас всяческой за¬
ботой. Все знакомые Бургхардтов в городе тоже
взяли нас под своего рода опеку. Жили мы просто,
84

но уютно; жизнь была недорогая. И все-таки, огля¬
дываясь назад, я с трудом могу понять, как удалось
матери сделать то, что она сделала. Правда, рядом
с ней всегда были ее брат, сестры, двоюродная род¬
ня и другие близкие. Мой молчаливый сводный
брат, который был старше меня, рано пошел рабо¬
тать (он был официантом) и дома бывал редко, но
он всегда был готов нам помочь.
Мать редко говорила об отце. Она молчала, боясь
навлечь на себя недовольство родных. Она ни разу
не осудила и не упрекнула его. Не помню, чтобы я
часто спрашивал о нем. Почему — не знаю сам. Воз¬
можно, я инстинктивно сознавал, что даже упоми¬
нание об отце причинит матери боль.
Вспоминая прошлое, я теперь понимаю, что
наша маленькая семья, мать и я, нередко, должно
быть, оказывалась на грани нищеты. Однако я не
голодал, не ходил разутый-раздетый и не чувство¬
вал себя несчастным в обществе приятелей одно¬
классников. Это отчасти объяснялось тем, что боль¬
шинство населения города жило бедно или средне.
В городе было всего лишь несколько богатых се¬
мейств. Мои одноклассники большей частью были
из семей мелких фермеров, ремесленников или ла¬
вочников. Когда у нас предвиделись какие-нибудь
значительные траты, вроде покупки мне башмаков
или учебников, деньги на это чаще всего давали
дядя, тетки, реже кто-нибудь из белых семейств,
издавна знавших Бургхардтов. Возможно, нам да¬
рили и кое-какие вещи, ио делалось это, во всяком
случае, незаметно. Мне, например, не приходилось
ходить в чужих обносках. Я никогда не просил у
чужих людей денег.
Мы жили у моего деда Бургхардта, пока мне не
исполнилось пять лет. Дед умер, и семья переехала
в город. Мы поселились в усадьбе Самнера, в юж¬
ной части Мэйн-стрит, и жили в комнатах, распо¬
ложенных над прежним помещением конюшни.
Внизу был чудесный просторный двор и ручей; по¬
лоскаться в нем доставляло мне невыразимое удо¬
вольствие. Сразу от ворот начиналась длинная
85

аллея, которая вела к школьному участку. А после
того, как умерла -бабушка, мы переехали на Рейл-
уэй-стрит, к самому вокзалу. Мы остановились в
доме бедной белой семьи — люди были добрые, ио
хозяйка была, кажется, помешанная.
Вскоре после нашего переезда мою мать, вечно
занятую и беспокойную, разбил паралич, от кото¬
рого она так и не оправилась окончательно. Сколь¬
ко я ее помню, опа всегда прихрамывала на левую
ногу и левая рука у нее была сухая. Мы всегда хо¬
дили с ней, держась за руки. Кажется, несчастье
это не слишком помешало нам. Я по-прежнему хо¬
дил в школу, ел досыта. Мои тетки и двоюродные
сестры чинили нам белье, а соседи всегда были го¬
товы помочь по хозяйству. Иногда мать уходила к
кому-нибудь на целый день — люди, по-видимому,
охотно принимали ее. Но вечером я всегда шел за
ней, и мы возвращались домой; один я никогда не
оставался.
Скоро мы переехали в дом, принадлежавший
миссис Кэсс, где жили все время, пока я учился в
средней школе. Оп стоял на Черч-стрит, рядом с
конным двором приходской церкви, которая, за ис¬
ключением воскресных дней, всегда пустовала.
Мы занимали две комнаты и кладовую на первом
этаже и две спальни в мансарде.
Ни в одном из домов, где мы жили, не было ни¬
каких удобств: уборная и водопроводный кран на¬
ходились во дворе, отопление печное. Но это были
прочные и теплые дома, так что мы были вполне
здоровы и имели достаточно мебели, чтобы создать
уют. Садов настоящих не было, но иной раз к дому
примыкал участок земли.
С шести до шестнадцати лет я учился в школах
нашего города; как надо жить — я узнавал в школе,
в церкви, из наблюдений за жизнью окружающих.
В детстве я почти не знал, что такое сегрегация
или расовая дискриминация. Все моп школьные то¬
варищи были белые, но я, естественно, принимал
участие во всех играх, экскурсиях, церковных
праздниках; вместе со всеми катался с горы, пла¬
86

вал, ходил пешком за город. Я хаживал почти ко
всем моим школьным приятелям, ел с ними за од¬
ним столом, играл. Мальчиком я долго не сталки¬
вался ни с какими явными проявлениями расовой
дискриминации.
Тем не менее я знал, что у меня иная, чем у
остальных, внешность, что я привлекаю к себе вни¬
мание. Я рано, хоть и не сразу очень ясно, понял,
что почти все цветные, кого я знал, в том числе и
мои родные, бедней, чем зажиточная часть белого
населения, что живут они в домах похуже и не име¬
ют своих лавок. Но среди знакомых мне негров не
было таких жалких бедняков, спившихся и опустив¬
шихся людей, как иные американцы и ирландцы из
низших слоев. В моем сознании нищета и невеже¬
ство связывались тогда не с цветом кожи, а скорее
с неимением возможности «выбиться в люди», а
еще чаще с небережливостью, что вполне отвечало
философии Новой Англии — философии XIX века.
Мои взгляды насчет расовых взаимоотношений
складывались, по-видимому, под влиянием жизнен¬
ного опыта как нашей семьи, так и всех наших
друзей. Семья наша к тому времени состояла из
матери, ее брата и меня. Две мои тетки, чьи дети
были старше меня, жили недалеко от нас и поддер¬
живали с нами наиболее близкие отношения. Мои
двоюродные и троюродные братья и сестры жили в
разных концах города и графства. В большинстве
это были мелкие фермеры, ремеслепники, рабочие
и домашняя прислуга. За редким исключением, они
умели читать и писать, но мало кто из них имел
более основательное образование. Встречаясь между
собой, они говорили о своей работе, о своих делах,
о трудностях, с которыми чаще всего приходится
сталкиваться темнокожим, о том, в каких городах
и поселках жить лучше. Таким косвенным путем я,
должно быть, получил вполне ясное представление
о расовом барьере, с которым самому мне еще не
довелось столкнуться. Более того, о самом себе я
еще не думал в этом плане, потому что в школе лег¬
ко мог обогнать почти любого из своих сверстников
87

в учсбе, если нс в играх. Итак, думал я, чтобы пре¬
успевать в жизни и не чувствовать расового барье¬
ра, надо превосходить других, уметь все делать
лучше. Если бы мои цветные родственники подоль¬
ше учились в школе и не были вынуждены с ран¬
них лет зарабатывать себе на кусок хлеба, они мог¬
ли бы стать ровней белым. Так внушала мне мать.
Никакой дискриминации по цвету кожи нет — все
зависит от способностей и трудолюбия.
Эта философия спасла меня от самонадеянности
и тщеславия; я подвергал сам себя строгой провер¬
ке, желая рассеять свои бессознательные опасения.
Если кто-нибудь из официальных посетителей шко¬
лы обращал внимание на мое смуглое лицо, я вы¬
жидал, спокойный и уверенный. Когда подходила
моя очередь, я отвечал бегло и обычно правильно,
потому что учился прилежно. Одни из моих прия¬
телей ленились, другие были неспособны, третьи
занимались отлично, но и последним приходилось
соревноваться со мной.
В школу я поступил лет пяти-шести и в течение
десяти лет посещал ее регулярно. Десять месяцев
в году пять раз в неделю, с девяти утра до полудня,
а потом с часу до четырех я сидел за партой. Учи¬
телями у нас были пожилые женщины, в большин¬
стве получившие образование в педагогическом учи¬
лище штата. Все они были белые и принадлежали
к протестантской церкви. Моя первая школьная
учительница, мисс Кросс, была строга и непреклон¬
на, но в душе добра и справедлива, за что я ее и
полюбил; а поскольку я был способным и прилеж¬
ным мальчиком, я в свою очередь сделался ее лю¬
бимцем.
Наш школьный участок не был ни очень живо¬
писен, ни очень велик, но все-таки там было до¬
статочно места, чтобы дети могли поиграть на пере¬
мене под большой дикой вишней с обнаженными
корнями, которая летом давала много тени. Забор
отгораживал школьный двор от частных строений
и лугов, начинавшихся за школой. Здание началь¬
ной школы было деревянное, обставленное внутри
88

грубой деревянной мебелью; оно всегда гудело дет¬
ворой. Средняя школа была сложена из кирпича.
По утрам мы выстраивались на молитву и пели.
Я выделялся из всех своих чистым голосом.
Скоро благодаря своим природным способностям
и прилежанию я стал одним из первых учеников,
н меня регулярно переводили из класса в класс,
как все того и ожидали. Хорошо помню своих одно¬
классников — мальчиков н девочек. Одни жили в
городе, другие за городом; среди них было несколь¬
ко ирландцев, но лишь в одном классе учился еще
один цветной мальчик. Переходя из класса в класс
каждый год, я почти всегда оказывался младше
остальных учеников. То же повторялось в средней
школе н колледже. И даже потом, когда я начал
работать самостоятельно, это обстоятельство по-
разному влияло на мое положение: часто я оказы¬
вался слишком молод, чтобы возглавить то или иное
дело, даже когда подходил для этого, но я всегда
консультировал и поправлял своих старших коллег.
Разумеется, я был слишком честен с самим со¬
бой, чтобы не понимать, что не все зависит только
от стараний и прилежания. Я убедился, что каж¬
дый может быть талантлив по-своему. Так, Арт Бе-
нэм рисовал лучше меня, зато я мог лучше его вы¬
ражать свои мысли; Майк Гиббонс превосходно
играл в шарики, по ничего не смыслил в латыни.
Постепенно я осознал и прочувствовал все это, но я
верил в свои способности и систематически испыты¬
вал и развивал их.
Будучи на дружеской ноге со своими сверстни¬
ками, я бывал почти у каждого из них. Их дома
производили на меня известное впечатление, но не
ошеломляли. Многие из них были больше нашего,
вещи там были новее и красивее, но в сущности
не слишком отличались от тех, какие были у нас.
Правда, мне приходилось сталкиваться и с богатыми
людьми — дачниками из Ныо-Йорка, которые каж¬
дый год наезжали в наши места. Пожалуй, самое
большое впечатление производило на меня то, как
они были одеты. Только поэтому я и завидовал им.
89

Дети у них были не очень крепкие, и им было
не до игр: они боялись запачкать свою нарядную
одежду. Мне кажется, я удивлял их больше, чем
опи меня: держался я с ними свободно и всегда
был жизнерадостен. Опи мне казались самыми обы¬
кновенными людьми, в то время как мое смуглое
лицо и курчавые волосы, вероятно, вызывали у них
недоумение.
Школы в Грейт-Баррингтоне были простые, но
хорошие. Преподавали там квалифицированные
учителя, за посещаемостью следили строго. Посту¬
пив в одну школу, я так и продолжал в ней учить¬
ся до конца (начальная и средняя школы были
расположены на одном участке). Я редко пропу¬
скал уроки или опаздывал. Предметов у нас было
немного: чтение, письмо, орфография, грамматика,
арифметика, география и история. Мы учили алфа¬
вит, усердно зубрили таблицу умножения и сносно
чертили карты. Кроме того, мы научились правиль¬
но писать и понимать смысл прочитапного.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В школе и дома
Население Грейт-Баррингтона состояло из лю¬
дей среднего класса — в большинстве белых амери¬
канцев английского и голландского происхождения.
Люди были все разного достатка, имели разные до¬
ходы, хотя всякий работал н, по-видимому, честно
зарабатывал свой кусок хлеба. Естественно, доходы
не были пропорциональны труду; одни работали
три часа в день, а зарабатывали несколько тысяч
долларов в год, меж тем как плотник за один дол¬
лар работал двенадцать часов в день, прислуга же
трудилась круглые сутки, получая за это два дол¬
лара в неделю. Но мы еще не знали тогда, что в
нашей стране человек в тридцать пять лет может,
ничего не делая, стать миллионером, в то время как
другой, работая изо всех сил, будет до конца дней
своих жить впроголодь.
Женщины занимались в основном домашним хо¬
зяйством. Исключение составляли учительницы,
почтмейстерша и одна-две продавщицы в магазинах,
вроде лавки дамского платья, принадлежавшей
Фассетту. Основой социального престижа было вла¬
дение собственностью — будь то дом, лавка, мель¬
ница или фабрика. Большинство семей жило в соб¬
ственных домах. У многих были кое-какие не слиш¬
ком крупные унаследованные состояния. Но ни бо¬
гачей, сидевших сложа руки, ни «сливок общества»
в нашем городе не было. Правда, мне вспоминается
смутно один богатый старик, который, очевидно,
уже отошел от дел и не работал. Он иногда разъез¬
91

жал по городу п карете с кучером, наряженным в
ливрею. Помню, как я удивился, когда узнал, что
хозяин экипажа — не тот великолепный господин в
бобровой шапке, начищенных сапогах и позумен¬
тах, что восседал спереди, а толстый человечек,
съежившийся на заднем сиденье.
Однако это было исключительным явлением.
Так, братья Расселы, пожилые люди, которых я хо¬
рошо знал, каждый день отправлялись на работу
(они были управляющими Беркшнрской шерсто¬
прядильной фабрики в верхней части города).
Уайтинги, семья местных зажиточных старожилов,
имели аптеку, а у белого Бургхардта, который пи¬
сал свою фамилию «Бургетт», был самый большой
в городе бакалейный магазин. У Герлннгов был ма¬
газин готового платья, а Брюеры торговали скобя¬
ными изделиями и топливом. Б городе было две
гостиницы. В «Беркшире» останавливались приез¬
жавшие летом гости, главным образом из Нью-
Йорка; гостиница Миллера обслуживала местное
население. Некоторое время в городе существовала
кондитерская, где выпекались очень вкусные вещи.
Впоследствии кондитерскую эту слопала Нацио¬
нальная бисквитная компания. Был еще в городе
банк под названием «Махайве нэшнл».
Разумеется, налицо было обычное противоречие:
хотя положение в обществе определялось наличием
собственности и доходов, факты, относящиеся к раз¬
мерам этой собственности, хранились в глубокой
тайне. Никто точно не знал, насколько богаты Рас¬
селы или каковы финансовые возможности Коффи¬
нов и Черчей. Правда, по слухам и приблизитель¬
ным оценкам можно было установить, каково их
богатство, однако мало кто точно знал размер состо¬
яний влиятельных горожан.
Богатство свое никто из них напоказ не выстав¬
лял. У Расселов, Черчей и доктора Коллинза дома,
правда, были сравнительно большие, из восьми¬
десяти комнат. Но, как правило, они были деревян¬
ные, реже каменные: в горах поблизости добывался
дешевый голубой гранит. Большинство домов в го¬
92

роде были деревянные, четырех-, шестикомнатпые.
Мебель везде была одинаковая: в «гостиной» стояли
волосяные диваны и кресла, остальные комнаты
были обставлены старомодной деревянной мебелью,
по углам стояли всякие шифоньерки и тумбочки.
Дома отапливались, как правило, печами — по од¬
ной в каждой комнате. В них жгли антрацит и дро¬
ва, заготовлявшиеся в окрестностях.
Контраст между образом жизни зажиточных и
бедных семей был невелик. Прожить стоило деше¬
во, поэтому мало кто по-настоящему бедствовал.
Некоторые продукты питания, например местные
фрукты, были чуть ли не общим достоянием; ово¬
щи, вроде картофеля, бобов и капусты, выращива¬
лись в собственных огородах. Солонина, цыплята
стоили недорого, яйца были свои, зелень и ревень
выращивались на грядках где-нибудь на задвор¬
ках, а чтобы впрок заготовить осенью варенье, нуж¬
но было купить только сахару. Роскошных экипа¬
жей в городе не было, не было и «избранного
общества». Если в «Беркшир курир», нашей ежене¬
дельной газете, появлялись какие-то местные ново¬
сти, то это были обычно сообщения о чьей-нибудь
свадьбе, рождении, смерти, о приезде к кому-нибудь
родственников, о поездке в Нью-Йорк пли на Запад
того или иного из местных обывателей.
Я вырос в обстановке, где издавна сложились
определенные взгляды на богатство и бедность, на
труд и благотворительность. Богатство — это плод
труда и бережливости, следовательно, богатые по
праву наследуют землю. Бедняки в общем сами
виноваты в своей бедности — они просто неудачни¬
ки, а раз так, то им стоит лишь постараться — и уда¬
ча придет. Но самое главное — они вялы и беспо¬
мощны, а это непростительный грех.
Основным мерилом общественного положения
всякого лица было его богатство и родовитость;
правда, предки жителей нашего города не были ни
земельными магнатами, вроде владельцев поместий
на Западе, в долине Гудзона, ни влиятельными и
образованными людьми с аристократическими свя¬
93

зями, подобно жителям Бостона и всей западной
части штата Массачусетс. Это, как правило, были
простые, по всеми уважаемые солидные люди —
фермеры или ремесленники, постепенно превращав¬
шиеся в промышленников. Положение всякого жи¬
теля в местном обществе не зависело от того, кем
был его предок и чем он занимался. Главным было
то, что он жил здесь когда-то, жил честно и поря¬
дочно и связал свой род с жизнью данной общины.
В географическом п экономическом отношении наш
город тяготел скорее к долине Гудзона, где жили
выходцы из Голландии, чем к пуританской Новой
Англии, и люди ездили на юг — в Нью-Йорк, чаще
и охотнее, чем на запад — в Бостон.
В местных лавках продавались в основном пред¬
меты широкого потребления — съестные припасы,
одежда, лекарства и тому подобное. Ассортимент
товаров был рассчитан вначале на широкую торгов¬
лю между деревней и городом. Фермеры из сосед¬
них мест привозили в город свои продукты и обме¬
нивали их здесь на промышленные товары и
кое-какие предметы роскоши. Однако такого рода
обмен еще в годы моего детства стал постепенно со¬
кращаться. Из западных районов стали поступать
более дешевые сельскохозяйственные продукты, ко¬
торые подорвали местную торговлю. В городе были
еще неплохие ювелирная и часовая мастерские,
кондитерская и несколько киосков, где продавались
тропические фрукты.
Меня очень интересовал один из местных жите¬
лей, некто К. К. Тэйлор, небольшого роста, седой
человек, который писал историю города. Он служил
в банке и, что было для меня важнее, жил на скло¬
не чудесного холма в нижней части Мэйн-стрит.
У Тэйлора было стадо коров, дававших столько мо¬
лока, что он велел моей матери всякий раз, как ей
понадобится снятое молоко, посылать меня к нему
и брать столько, сколько нужно. Я помню эти
утренние прогулки: миновав высокий вяз на углу
нашей улицы, я выходил на просторную Мэйн-
стрит, проходил мимо ратуши и колоды напротив
94

нее, где поили лошадей, пересекал луг Келлогов и,
обойдя их дом. и коттедж Майка Гиббонса, наконец
добирался до дома Тэйлоров, где меня ждало вкус¬
ное, свежее молоко.
В городе было несколько салунов, где распивали
спиртные напитки; городским властям пришлось
примириться с существованием этих заведений,
хотя это им и не нравилось. Когда-то один такой
салун содержал некто Джордж Бриггс, местный
уроженец, но потом (тогда я был еще малышом)
он оставил это дело и нашел себе более почтенное
занятие — открыл мясную торговлю; однако жители
города не забыли его прежнюю профессию. Помню,
самый популярный салуп был на Рейлуэй-стрит,
что шла от Мэйн-стрит к вокзалу. Хозяином его
был американец иностранного происхождения, по
имени Брэзи. Там пили, гуляли и, кажется, играли
в азартные игры. Это было одно из запретных мест,
указанных мне матерью. Мать умела внимательно
слушать, но сама была неразговорчива. Приказы¬
вать она не любила, но сказала раз и навсегда, что¬
бы я не смел не только заходить в салуны, но даже
подходить к ним близко. И я ни разу не ослушался.
Внушение ее было настолько действенным, что и
потом, став взрослым, я всегда чувствовал себя не¬
ловко, когда заходил в бар чего-нибудь выпить.
Причина такого беспокойства матери была по¬
нятна. В Грейт-Баррингтоне мест для отдыха и
развлечений было немного. Местная «светская»
жизнь была не слишком разнообразной: вечера в
ратуше, фокусы «чешских стеклодувов», выступле¬
ния хора Сэма Лукаса, которые я прекрасно помню
до сих пор. Для простых же людей — для занятого
делами купца, трудолюбивого ремесленника, не го¬
воря уже о рабочих и приезжих, — единственным
развлечением был салун и спиртное. Иногда даже
самых уважаемых горожан можно было встретить
не в лучшем виде из-за их излишней склонности к
выпивке. Когда по округе прокатилось эхо брошен¬
ного Мэрфи призыва к полному воздержанию, я,
тогда еще мальчишка, одним из первых нацепил
95

голубую ленточку — знак трезвенника. И я соблю¬
дал свой обет, пока не поехал учиться в Германию.
Кроме белых американцев, составлявших боль¬
шинство населения общины, в городе имелись еще
две категории жителей. К первой принадлежали
ирландские крестьяне, которые стали появляться в
нашем городе в начале пятидесятых годов, после
известного голода. Это были сплошь католики.
Их все больше приезжало в наши края; они либо
нанимались прислугой, либо шли работать на шер¬
стопрядильную фабрику. Те из них, кто приехал
раньше, работали на железной дороге или занима¬
лись каким-нибудь ремеслом. Это была уважаемая,
«респектабельная» беднота. За ними последовали
совсем бедные и невежественные крестьяне, почти
ничего не умевшие делать, оборванные и склонные
к пьянству. Они селились в верхней части города,
в трущобах, примыкавших к фабричному району.
Зарабатывали они мало, и нх эксплуатировали силь¬
нее, чем других. В детстве я боялся ирландцев и
старался не бывать в их кварталах. Иногда дети их
кричали мне «черномазый!» и даже пытались напа¬
дать на меня. В то же время дети из более зажи¬
точных ирландских семей — старожилов города учи¬
лись со мной в одной школе, н я поддерживал с
ними знакомство.
Однако, как правило, ирландцы держались обо¬
собленно от остальных горожан. Это объяснялось
различием религий, а также тем, что домашняя
прислуга почти сплошь состояла из ирландцев. Ка¬
толическая церковь находилась но ту сторону реки,
за фабрикой, и каждое утро, рано, чтобы успеть к
мессе, туда устремлялись девушки-служанки. Эти
и другие особенности ирландцев делали их предме¬
том шуток в нашем городе, как и во всей Новой
Англии.
Мое личное отношение к тяжко трудившемуся
ирландскому меньшинству, естественно, было слож¬
ным. Эти ирландцы не принадлежали к нашей,
имевшей свои традиции общине, поэтому я не испы¬
тывал к ним товарищеского чувства. Как и боль-
96

шииство жителей нашего города, я, пожалуй, счи¬
тал, что грязь и зловоние ирландских трущоб —
дело рун самих ирландцев, что им, видно, нравится
жить в таких условиях: Разумеется, нн в церкви,
ни в школе, ни на улице мне никто не мог разъяс¬
нить, что в существовании трущоб виноват сам го¬
род. Так, наша река Хусатоник потому стала гряз¬
ной, что бумажная и шерстопрядильная фабрики
сбрасывали туда своп отходы; со временем она все
больше превращалась в сточную канаву, куда город
и трущобы спускали нечистоты.
Другим меньшинством, кроме ирландцев, был
мой народ, негры, но их в нашем городе жило сов¬
сем мало. В Грейт-Баррингтоне на каждые пять ты¬
сяч жителей приходилось двадцать пять, от силы
пятьдесят негров. Наша семья принадлежала к са¬
мым старым жителям долины. Постепенно, пород¬
нившись с другими негритянскими семействами,
Бургхардты распространились по всей округе.
Иногда— правда, очень редко — к крови Бургхард¬
тов примешивалась и кровь белых. Кроме Бург¬
хардтов, в долине жили кое-где и другие негритян¬
ские семьи, роднившиеся иногда с местными индей¬
цами. Было еще несколько семейств, чьи предки,
видно, совсем недавно приехали в Америку из Аф¬
рики, например негры, жившие возле Шеффилда.
Знали мы н еще одну негритянскую семью, жив¬
шую обособленно,— ее происхождение было нам
неясно. Мы знали об этих неграх мало, но смотре¬
ли на них свысока, потому что были грамотнее и
жили лучше.
Цветное население города несколько увеличи¬
лось в свое время за счет негров, бежавших с
Юга,— бывших рабов, которых местные негры при¬
няли в общем хорошо; правда, старожилы относи¬
лись к ним несколько покровительственно. При¬
шельцы удивили всех тем, что на свои средства
построили небольшую негритянскую методистскую
церковь, которую мы изредка тоже посещали. Была
у нас еще семья масонов — шесть человек. Это
были люди грубоватые, но очень набожные, добрые,
7 У, Дюбуа
97

трудолюбивые и очень веселые. Я их со временем
очень полюбил. Еще приезжали гости из соседних
городов. Помню хорошенькую, чуть полную, с шо¬
коладной кожей девушку, которая при встрече за¬
думчиво улыбнулась мне; помню своих двоюродных
родственников, которые были все какие-то стран¬
ные. Цветные не жили обособленно, подобно ир¬
ландцам; они были неотъемлемой частью местного
общества, и я, будучи ребенком, не чувствовал себя
отчужденным от основной массы городских жите¬
лей.
Поступив в среднюю школу, я стал сильнее ощу¬
щать тяжесть моего «цветного кожного покрова»;
сперва я замечал это в мелочах, а потом и в вещах
более серьезных. Но все это в известной мере иску¬
палось. Вместе со мной учился некто Джордж Биб,
смазливый мальчик года на два старше меня, ко¬
торый всегда был шикарно одет. Я никогда пе хо¬
дил оборванцем, но одежда у меня редко была
нова и, разумеется, одевался я нс по моде. И все-
таки мы с Джорджем были хорошими друзьями,
потому что, несмотря на свой шикарный вид, он
был бездарен и знал это, я же учился хорошо, хотя
и ходил в поношенном платье; мы, таким образом,
как бы дополняли друг друга. Клэренс и Ральф Сэ-
бнны жили на соседней улице, неподалеку от меня.
Клэренс была серьезной и усидчивой девочкой, а
Ральф — просто сорвиголова. Арт Бенэм, сын ма¬
шиниста, походил на гнома; это был маленький,
рыжий, некрасивый, ио способный мальчик. Мы с
ним редактировали школьную газету. Она называ¬
лась «Крикун» и изготовлялась рукописным спосо¬
бом. Правда, вышло всего два или три номера этой
газеты.
Ближе всего к нам жил Джим Паркер, сын ча¬
совщика. Он вместе с Фредом Сэнфордом часто хо¬
дил в лес с ружьем охотиться. Мне это немного
претило: я не любил убивать живые существа, но
в общем это были славные ребята. В учении я их
легко обгонял. В нашей группе был еще некто
Тоби Бордмэн, сын ювелира, тот самый, что од¬
98

нажды пришел в школу в башмаках, которые, по
его словам, стоили четыре доллара. Мы, правда, не
поверили, что бывают такие цены. Джордж Фелпс,
сын жестянщика, жил совсем рядом, и мы виделись
с ним каждый день. У отца Неда Холлистера была
большая бакалейная лавка возле колодца, где по¬
или лошадей. Десятки апельсинов из лавки Холли¬
стера перешли ко мне в рот: Нед насильно угощал
меня ими, когда ему случалось нечаянно попасть
в меня, когда мы играли в «утку на скале» — игра
эта заключалась в том, что надо было сбить камень,
поставленный на другой, побольше. Нед прославил¬
ся тем, что первый в городе получил в подарок от
родителей велосипед.
Мэри Дьюи, старшая дочь самого известного в
городе адвоката, в арифметике успевала лучше
меня. Опа поразительно быстро складывала целые
столбики цифр, зато я лучше ее знал историю и пи¬
сал сочинения. Другие девочки нашего класса ка¬
зались мне ничем не примечательными. Эдит Пикс¬
ли и Лотти Дулитл были хорошенькие, ио знали
мало. Мне нравились Сейбра Тэйлор и Минни Крис-
си, скромные провинциалки и хорошие ученицы.
Агнес О’Нил приехала в наш город недавно, и родо¬
словной ее никто не знал. Опа шикарно одевалась,
и за ней ухаживал Джордж Биб. В остальном она не
заслуживала внимания.
В наше время мы, школьники, знали лишь уче¬
бу да игры. Вспоминается, как новый директор
школы, Фрэнк Госмер, некогда воспитанник Ам¬
херстского колледжа, попытался надеть .па всех
нас форменные фуражки с золотыми буквами
«ГБСШ», что означало «Грейт-баррингтонская
средняя школа». Мы почти все до одного воспроти¬
вились этому и расшифровали надпись по-своему:
«Госмсра Большого спекулянтская шайка». К тому
же у большинства из нас, в частности у меня, не
было денег на эту пенужную затею. Но были у нас
и интересные коллективные мероприятия. Так,
Госмер и молодой Фрэнк Райт, изучавший юрис¬
пруденцию в конторе судьи Дьюи, поставили в ра¬
7*
99

туше пьесу Скотта «Дева озера» в которой прини¬
мало то пли иное участие большинство учеников
средней школы. Ставили еще одну пьесу, народную
драму под назвапием «Был у Джона Брауна ма¬
ленький индеец», где я тоже исполнял какую-то
роль. На переменах мы играли в «шарики», в «сы¬
щики и воры», в «утку на скале», изображали ин¬
дейцев. Мы лазили по горам, исследовали пещеры,
купались, а зимой катались на санках с длинной
горы, начинавшейся в верхнем конце Касл-стрнт и
спускавшейся через железнодорожное полотно до
Мэйн-стрит. Почти все ребята катались на коньках,
кроме меня: во-первых, коньки стоили слишком до¬
рого, во-вторых, мать боялась, что я утону.
Самыми большими праздниками у нас были
четвертое июля2, ежегодная животноводческая
выставка и рождество. Четвертое июля дети прово¬
дили шумно и весело, но бывали и пострадавшие,
правда редко. Иногда какой-нибудь филантроп уст¬
раивал, к нашему удовольствию, фейерверк. Обыч¬
но же мы пускали шутихи. Рождество было празд¬
ником церковным, праздником домашнего очага,
тут не было ни пышной иллюминации, ни суеты и
беготни с подарками. В то время у нас становился
популярным бейзбол, правда еще не ставший на¬
циональной игрой: играли мы одной битой, в луч¬
шем случае создавались две команды. Иногда мы
пробовали играть в футбол. Играл я в эти игры
неважно, но всегда с удовольствием к ним присое¬
динялся.
В числе моих школьных приятелей были два
мальчика-ирландца, которых я любил. Майк Гиб¬
бонс чудесно играл в шарики, а толстяк Нед Келли
был очень веселый малый. Потом он стал клерком
в городском управлении. Уолтер Сэнфорд, окон¬
чивший школу раньше меня и принадлежавший к
1 Речь идет о театрализованной поэме Вальтера Скотта
того же названия, написанной в 1810 г.
г День независимости — официальный праздник в США
(годовщина принятия Декларации независимости 4 июля
1776 г.).
100

старинному английскому роду, впоследствии сде¬
лался местным судьей. Вилл Беквис жил на ферме
недалеко от города, и моя мать заходила к ним
иногда «помочь по хозяйству». Я всегда гостил у
них по субботам и воскресеньям, играл вместе с
Биллом, садился с его семьей обедать. Мать Вилла
отрезала мне большой кусок торта. Вилл был од¬
ним из немногих грейт-баррингтонских ребят, ко¬
торым удалось впоследствии пойти учиться в кол¬
ледж. Я хорошо знал еще троих мальчиков, но они
учились не в государственной школе. Чарлз и Джон
Черчи ходили в частную школу Эдварда Ван-Лен-
нспа, где учились дети состоятельных родителей,
живших за городом. У нас в школе принято было
считать, что все они слишком тупы, чтобы учиться
в государственной школе. Возможно, мы ошиба¬
лись. Вап-Леннеп старался установить дружеские
отношения между городскими ребятами и своими
учениками. Семейство Черчей унаследовало боль¬
шое состояние от своих близких родственников
Коффинов, которые в свое время здорово нажились
на военных тарифах и производстве бумаги. Моло¬
дых Черчей готовили для праздной жизни богатых
бездельников, однако Чарлза не слишком прель¬
щало такое будущее. Мы с ним были очень хоро¬
шие друзья. Младший его брат Джон был, напро¬
тив, несколько высокомерен. Мне он особенно за¬
помнился потому, что женился впоследствии на
Мей Луп, девушке-сироте из старинной, но бедной
семьи. Она жила по соседству с нами, на Черч-
стрит, и входила в ту же ватагу детей, что и я.
Она вышла за Джона уже после того, как' я уехал
учиться в южные штаты. Она написала мне и про¬
сила узнать, не могу ли я найти ей цветную слу¬
жанку. Я ответил, что не могу.
Особенно дружен я был с одним мальчиком, по
имени Луис Рассел. Он был сын Парли Рассела,
хозяина фабрики, женившегося второй раз. Вторая
миссис Рассел — я ее знал, и она в свою очередь
хорошо знала нашу семью — была миловидная,
славная женщина; она старалась дать хорошее вос¬
101

питание маленькому Луису. Это был хрупкий,
добрый, но не очень смышленый мальчик. В шко¬
лу оп не ходил, чаще сидел дома. Миссис Рассел
старалась найти для него подходящего приятеля;
выбор пал на меня. Я довольно часто бывал в до¬
ме Расселов; чтобы попасть к ним, надо было пере¬
сечь железную дорогу, а потом перейти широкий,
усыпанный цветами луг. Дом Расселов был одним
из лучших зданий в городе. Он стоял в стороне,
особняком и был окружен лужайками, клумбами и
фруктовыми деревьями. За домом были конюшни
и другие сельскохозяйственные постройки.
Я всегда хорошо проводил время, когда прихо¬
дил к Луису. В доме меня встречали приветливо,
мы с ним ели хлеб с молоком иа просторной кухне;
прислуга — девушки-ирландки были с нами ла¬
сковы. Раз или два миссис Рассел заставила меня
взять себе кое-какие игрушки Луиса. Больше всего
радости доставил мне его старый деревянный вело¬
сипед. Именно к миссис Рассел и обратился дирек¬
тор нашей школы, когда захотел, чтобы я изучал
греческий язык, а мы с матерью стали колебаться,
поскольку учебники стоили дорого. Й миссис Рассел
купила мне все нужные книжки.
Из прочих моих земляков, кроме школьных при¬
ятелей, мне в особенности запомнился Джонни
Морган. Это был низенький человечек родом, ка¬
жется, из Уэльса, у которого была книжная лавка,
находившаяся в переднем помещении небольшого
дома (заднее помещение занимала почтовая кон¬
тора). На почту я ходил каждый день — не потому,
что ждал писем или часто их получал, а чтобы пос¬
мотреть книги и журналы, которые выставлял в
своей лавке Джонни Морган. Он меня заметил и
почувствовал ко мне симпатию. Он не досаждал
мне излишними расспросами, а только давал мне
иногда полезные советы и не возражал, когда я
разглядывал картинки в «Пак» и «Джадж». Я про¬
сматривал эти журналы каждую неделю.
Вспоминается одна необычная сделка. С раннего
детства я любил книги. Я перетащил к себе до¬
102

ставшийся нам по наследству старый секретер, сто¬
явший в гостиной, и сложил в него все книги, ка¬
кие нашел в доме. Одна из них, помню, называлась
«Опи о лжи» ‘. Потом, как-то осенью (это было в
1822 году), в витрине у Джона Моргала я увидел
великолепное пятитомное издание «Истории Анг¬
лии» Маколея и загорелся желанием во что бы то
ни стало заполучить эти книги. Это сочинение, ра¬
зумеется, было мне не по карману, но Джонни
Морган предложил мне купить книги в рассрочку.
В то время такой способ торговли пе был распро¬
странен в Грейт-Баррингтоне. У нас было принято
выкладывать «деньги па бочку». Но я ухватился
за предложение Моргана и в течение нескольких
месяцев выплачивал ему взносы, кажется по чет¬
верти доллара в неделю. На рождество я отнес свою
драгоценную покупку домой, и сочинение это до
сих пор находится в моей библиотеке.
Джон Морган был первый, кто помог мне за¬
глянуть в другой, большой мир. У него в лавке я
увидел портреты Гранта и Твида, начинавшего
тогда свою необыкновенную карьеру в штате Нью-
Йорк, а позднее — портреты Хэйса и гладкую, не¬
добрую физиономию Тилдена1 2. Джонни Морган не
раз обращался ко мне с интересными предложения¬
ми. Например, когда я еще учился в средней шко¬
де, он устроил так, что я стал местным, грейт-
баррингтонским корреспондентом «Спрингфилд
рипабликэн» — самой влиятельной и распространен¬
1	Амелия Опи (1169—1853)—-английская писательница.
2	Улисс Грант — главнокомандующий армией северян
в Гражданскую войну, восемнадцатый президент США
(1869—1877); Уильям Твид — политикан, захвативший в
1857 г. в свои руки «машину» демократической партии в
Ныо-Йорке и через нее добившийся бесконтрольной власти
над городом. Путем всяких мошенничеств Твид и его
клика награбили за время своего хозяйпичапья в Ныо-
Йорке 30 миллионов долларов. Твид умер в тюрьме в
1878 г.; Разерфорд Хэйс— девятнадцатый президент США
(1877—1881); Сэмюэл Тилден — губернатор штата Ныо-Йорк,
главный кандидат демократической партии па президент¬
ских выборах 1876 г.
103

ной газеты в западной пасти штата Массачусетс.
Время от времени я сообщал туда разные факты.
Другим, кроме школы, основным звеном, связы¬
вавшим меня с жителями города, была церковь.
В Грейт-Баррингтоне было три протестантских
церкви, а потом была построена и четвертая. Но
самой популярной была конгрегациониая церковь.
Она имела больше всех прихожан, среди которых
были купцы, фермеры, городская интеллигенция.
Мои родственники и по материнской и по отцов¬
ской линии все были в епископальной церкви, но
так как мы жили возле коигрегационной церкви,
где у матери было много знакомых, а служивший
в ней священник Скаддер был к тому же чрезвы¬
чайно к нам расположен, мать моя стала прихо¬
жанкой этой церкви. Мы с ней были, пожалуй,
единственными цветными, кто ее посещал. Во вся¬
ком случае, я тут вырос и ходил в воскресную шко¬
лу при этой церкви. Именно здесь произошел такой
эпизод. Одна из прихожанок, встретив темноко¬
жего крепыша, шагавшего рядом с матерью, уви¬
дела, как тот при входе в церковь снял шляпу. За¬
метив мои длинные, довольно жесткие кудри, она
произнесла с доброй, милой улыбкой: «Маленькие
девочки не снимают в церкви шляпку». Когда мы
пришли домой, этот случай, разумеется, вызвал
яростный протест с моей стороны, и потом, не¬
смотря на отчаяние матери, я добился того, что мои
кудри остригли.
По праздникам в воскресной школе устраива¬
лись торжества, на которых я всегда бывал. Когда
церковь сгорела, я ужасно расстроился и потом
внимательно следил, как она отстраивалась в еще
лучшем виде, чем была. Помню греческую надпись
над алтарем, которую я читал с гордым видом:
«Истина освободит тебя». Я присутствовал на от¬
крытии новой церкви и слушал приуроченную к
этому случаю проповедь.
Новое здание воскресной школы было для ме¬
ня большой гордостью и радостью. Теперь это было
уже не подвальное помещение, а просторное зда¬
104

ние с прекрасными, светлыми классами, из опои
которых видна была усыпанная цветами лужайка.
Ковер, стулья, столы — все было новое. Учителя
горели желанием отдать своп знания детворе, ко¬
торая заполнила школу. Я чувствовал себя в своей
стихии, участвовал во всех дискуссиях.
Преступления и нарушения порядка в нашем
городе происходили редко. У нас был всего-навсего
одни полисмен, низенький старичок, которого зва¬
ли Эйб, носивший значок и дубинку. Мы, дети, лю¬
били иногда подшутить над ним. Правда, в городе
существовала «кутузка» — однокомнатное строе¬
ние, куда иногда упрятывали на ночь какого-нибудь
нарушителя. В школе, как водится, иной раз вспы¬
хивали споры н распри, но до драк дело доходило
редко; никакой междоусобицы, никакого деления
на враждующие лагери не существовало. Помню
только, как, уже находясь в вечерней школе, я од¬
нажды сам затеял драку с одним школьником, рос¬
лым деревенским парном. Из-за чего — уже не
вспомню. Всей гурьбой мы вышли из школы в две¬
надцать часов и, вместо того чтобы идти домой
обедать, направились за здание вокзала. Там под
одобрительные возгласы школьных товарищей я и
мой соперник мужественно сразились. Я получил
здоровую трепку, но через час, приведя себя в со¬
ответствующий вид, мы уже были в классе. Мы
оба постояли за свою «честь». Как я в дальнейшем
узнал, такой способ разрешения споров широко
принят в цивилизованном обществе.
Однажды, когда я учился в средней школе, мы,
несколько учеников, обчистили один чересчур уж
соблазнительный виноградный куст в чужом саду.
Вообще-то мы и всегда считали своим неотъемле¬
мым правом пользоваться чужими фруктами и зна¬
ли все лучшие сады в городе. Но в данном случае
виноград был тщательно выращенный и отборный,
а сад, где он рос, принадлежал одному видному
горожанину. Наш поступок вызвал большое возму¬
щение, и судья Дьюи предложил перевести нас в
исправительную школу — образцовое учебное за¬
105

ведение в восточной части штата, с которым судья
был связал. Однако пострадавший не захотел, что¬
бы пас наказывали, и предложение судьи повисло
в воздухе. Но меня этот случай сильно взволновал.
За десять лет моей жизни, с тех пор как я себя
помню, в Грейт-Баррингтоне произошло всего одно
убийство, раз ограбили банк на незначительную
сумму, были мелкие кражи, случаи браконьерства
и пьянства, когда виновные подвергались аресту.
Система управления в Грейт-Баррингтоне в тео¬
рии, а в большой мере и на практике, была демо¬
кратией того образца, какой существовал в Новой
Англии. По своим политическим взглядам почти
все жители были республиканцы. Придерживаться
иных взглядов считалось нереспектабельным; один
из видных адвокатов в городе, Джойнер, высокого
роста худощавый человек, принадлежал к демокра¬
тической партии, и потому мы подозревали его в
низком происхождении и во всяких сомнительного
свойства намерениях.
С детских лет я любил бывать на ежегодных
собраниях, что устраивались на верхнем этаже
небольшого кирпичного здания ратуши, перед ко¬
торой в память о Гражданской войне стояла статуя
Победы. Я слушал, как горожане обсуждали понят¬
ные мне вопросы ■— о ремонте улиц, мостов, школ,
в частности и моей средней школы — заведения,
построенного сравнительно недавно. Среди жите¬
лей города было несколько отшельников — доволь¬
но-таки живописных типов. В основном это были
опустившиеся американцы из местных старожилов.
Таким был, например, Крости, оружейник, живший
в долине, где протекал ручей и водопад вращал
водяное колесо. Внешность у него была жуткая, но
мы, дети, часто, набравшись смелости, бывали у
него. Был у нас еще некто Биб Бертаун, жиеший
в глухом лесу, где я никогда не бывал, — ужасно
грязный, оборванный и толстый старик. Время от
времени он выползал из своих скал и лесов и ру¬
гал тех, кто придумал среднее образование и тра¬
тит деньги на всякие дурацкие школы.
106

В ту пору мис было лет тринадцать-четырнад¬
цать и средняя школа, где я учился, занимала не¬
большое здание; в ней двое учителей обучали
двадцать пять учеников. В наших краях, относив¬
шихся к сельской местности Новой Англии, на
среднее образование смотрели искоса, поэтому шко¬
ла получала недостаточно средств от городских
властей. Но больше всего меня возмущало то, что
каждую весну этот огромный оборвапный старик
спускался с гор, приходил на ежегодное собрание
горожан и в течение часа, а то и дольше поносил
нашу школу и требовал ее закрытия.
Помню, как злился я при виде горожан, которые
неподвижно сидели и молча слушали его. Он был
ничтожеством, а все-таки люди слушали его вни¬
мательно, потому что Биб был членом их общины
и владел кое-каким имуществом. Когда же он коп-
чал, они как ни в чем не бывало голосовали за
обычные ассигнования на содержание школы. Позд¬
нее, когда я подрос, я стал понимать, что в этом
и заключается сущность демократии: выслушать
мнение всякого, а потом, честно и внимательно
взвесив все, проголосовать и принять правильное
решение.
Хотя никто в городе не придерживался созна¬
тельно социалистических взглядов, водопровод, ко¬
торый доставлял нам воду пз какого-то таинствен¬
ного озера, спрятанного в горах, принадлежал всем
жителям города; немногие нищие, имевшиеся у нас,
существовали «на счет города», на средства бла¬
готворительности; улицы п канализация также
содержались на счет жителей. Пожарная команда
состояла пз добровольцев. Общественного парка в
городе не было, если не считать сквера возле ра¬
туши. Да, по правде говоря, парк никому не был
нужен, поскольку город был расположен среди гор
и лугов.
Никакой организованной системы здравоохра¬
нения у нас не было. О больных заботились в ос¬
новном родные и соседи. На все графство прихо¬
дилась одна больница в Питтсфилде, называвшая¬
107

ся Домом милосердия. В городе было несколько
вралей, и когда, например, они лечили моих род¬
ных, то взимали с них довольно умеренную плату.
Сам я болел редко. За исключением коклюша и
свинки, я, пожалуй, ничем больше не хворал. Ко¬
стей своих я, к счастью, не ломал.
По своему складу ума, характеру и поведению
я стал типичным жителем Новой Англии. В Грейт-
Баррингтоне считалось дурным тоном много бол¬
тать или давать волю чувствам. Мы даже здорова¬
лись друг с другом очень сдержанно. Тех, кого
знали хорошо, приветствовали на улице кратким:
«доброе утро», незнакомые же совсем не здорова¬
лись. Уверен, что в другой, меньше связанной ус¬
ловностями атмосфере я бы научился выражать
свои чувства более полно и сильно; но случилось
так, что я унаследовал не только обычаи Новой
Англии, но и голландскую молчаливость. К этим
свойствам прибавилась еще привычка уходить в
себя при столкновении с малейшей дискриминаци¬
ей. В результате я рано стал замкнутым. Мне ка¬
залось трудным и даже ненужньш сближаться с
посторонними, но от этого моя духовная жизнь
стала, пожалуй, только богаче; однако привычка
подавлять свои желания принесла мне в последую¬
щие годы много вреда, — ведь отделаться от такой
привычки нелегко. Негры в южных штатах, когда
я их поближе узнал, никак не могли взять в толк,
почему я не здороваюсь со всеми встречными на
улице и не хлопаю друзей по спине.
Разумеется, демократия наша не была ни пол¬
ной, ни свободной. Например, па важные долж¬
ности всегда избирались одни и те же известные
и состоятельные жители города — пусть не самые
богатые и влиятельные, но, во всяком случае, не
такие бедняки, как католики-ирландцы.
Город и его окрестности были для нас, мальчи¬
шек, сущим раем. Мы могли лазить по горам, ку¬
паться в речке, кататься по льду озера и с гор.
Фруктовые сады, пещеры, просторные зеленые по¬
ля — все это принадлежало детям нашего городка.
108

В детстве у меня были нормальные, хорошие отно¬
шения и со сверстниками и с людьми старшего
возраста. Правда, случалось, мне пе с кем было
играть, но это объяснялось обычаями нашего горо¬
да, где семьи были невелики и детей рано уклады¬
вали спать, чтобы они не болтались на улице и не
собирались разношерстной гурьбой. Позднее, в
средней школе, в нашей среде стали обозначаться
какие-то непонятные различия, которые, как я
теперь могу понять, носили социальпый и расовый
характер; однако расовые предубеждения были ско¬
рее против ирландцев, чем против меня. Главное,
с чем считались, была зажиточность и родовитость
семьи, а не цвет кожи.
Мне кажется, нередко моя собственная чуткость
помогала мне избегать дискриминации. Я никогда
не напрашивался на приглашения — мои приятели
должны были сами искать меня и уговаривать
прийти к ним, что они часто и делали. Когда мое¬
го присутствия не хотели, им стоило лишь воздер¬
жаться от приглашения. Но в повседневной детской
жизни нашего города я принимал активное уча¬
стие: бывал на пикниках, которые устраивались в
воскресной школе, катался на катке, который за¬
ливали зимой возле ратуши, вместе с остальной
детворой катался с гор, — и при этом никакой ди¬
скриминации по отношению ко мне не было, иначе
я первый бы заметил ее.
Став постарше, я избежал дискриминации, в
частности, благодаря тому, что в средней школе
ученики не очень широко общались между .собой:
ученических организаций у нас не существовало,
танцевальных вечеров мы не устраивали, никаких
почетных обществ не было. Если какое-то расовое
чувство постепенно и зарождалось во мне, то оно
скорее было окрашено гордостью и экзальтацией.
Ведь в проигрыше оставались те, к го не искал
моего общества, а не я сам, что, как мне казалось,
подтверждалось тем, что я мог без труда превзойти
остальных в любом соревновании, особенно интел¬
лектуальном. В гимнастике выдающихся успехов я
109

не делал. В бейзбол п футбол играл сносно; зато
часто, если пе всегда, был первым бегуном, следо¬
пытом, рассказчиком, мастером придумывать вся¬
кие мудреные игры.
После того как я перешел в среднюю школу, пе¬
редо мной возникли проблемы экономического по¬
рядка; кроме того, нужно было подумать и о бу¬
дущем. Эти проблемы были частнчпо решены мною
самим. К ограниченным средствам, какими распо¬
лагала мать, прибавились кое-какие доходы, кото¬
рые она получала от моего дяди — цирюльника, ко¬
торый жил и столовался у нас; иногда мать сама
работала где-нибудь; иной раз на помощь нам при¬
ходила ненавязчивая благотворительность какой-
нибудь доброй души. Но и я всегда был готов по¬
мочь матери и старался по возможности найти ка¬
кой-нибудь заработок: то щепал лучину, то косил
траву, то работал в чьем-нибудь доме по хозяйству.
Я рано стал понимать, что жить «на счет города»,
благотворительностью горожан — это не только бе¬
да, но и вина. Возможно, что кое-кто из моих соб¬
ратьев по расе и пал так низко, но среди моих
знакомых таких не было. Мы же зарабатывали себе
па жизнь сами. У меня сохранилась небольшая
открытка, датированная 19 сентября 1883 года, где
мисс Смит писала: «Мы бы хотели, чтобы вы не¬
пременно пришли в эту субботу, как и на прошлой
неделе, нащепать нам лучины для растопки». Речь
шла о том, чтобы приготовить лучины для двух не¬
замужних леди; это было одним из первых моих
экономических предприятий.
Постоянный заработок у меня появился лишь
тогда, когда я перешел в среднюю школу. Каждый
день рано утром я приходил в магазин дамских
шляп мадам Лёмдье и загружал углем одну или
две печки новейшей системы, тогда только что по¬
явившейся. С того времени п до самого окончания
школы я всегда работал после уроков и по суб¬
ботам.
Кроме того, одно время я каждую неделю по¬
сылал письма в негритянский еженедельник «Нью-
110

Йорк эйдж» и продавал эту газету в Грейт-Бар¬
рингтоне; пока местные коммерсанты не занялись
бакалейной торговлей, а продавали один лишь чай,
я также был одним из нх местных агентов. Итак,
я всяческими способами старался заработать сам.
Крупные события, происходившие в то время
в стране, нас не коснулись, если не считать пани¬
ку 1873 года, после которой, в 1876 году, вернулся
домой мой дядя, до этого работавший парикмахе¬
ром в небольшом городке к востоку от Грейт-Бар¬
рингтона. Помню, он подарил мне редкостную
вещь — серебряный доллар; до этого я видел толь¬
ко бумажные деньги.
Соединенные Штаты периода 1870—1800 годов
представляли собой весьма интересное зрелище. На
посту президента за это время сменились Грант,
Хэйс, Гарфилд, Артур и Кливленд, а Джеймс Г.
Блэйн едва не занял эту высокую должность.1
Страна процветала, тратя налево и направо свои
как будто неисчерпаемые природные ресурсы, свя¬
зывая сетью железных дорог Восток и Запад, до¬
бывая железо, уголь и нефть и принося огромные
состояния новой касте бизнесменов, уже нажив¬
шихся на Гражданской войне. Последствия этого
процесса можно было наблюдать п в нашем городе.
Общество моих цветных родственников и дру¬
зей в детстве меня очень привлекало; я с большим
интересом бывал в нем, и мие было приятпо ощу¬
щать себя его частью. Расовый барьер существо¬
вал, хотя п не был абсолютным правилом. Помню,
один мой двоюродный брат привел к себе в дом
жену-белую. Родные возражали против этого бра¬
ка главным образом потому, что брат пе в состоя¬
нии был прокормить жену, и еще потому, что
никто не был знаком с ее семьей; между тем знать
1 Джеймс Гарфилд — двадцатый президент США
(1881 г.); Честер Артур — двадцать первый (1881—1885) и
Гровер Кливленд — двадцать второй (1885—1889 и 1893—
1897); Джеймс Блэйн — политический деятель республи¬
канской партии, выступавший противником Кливленда па
президентских выборах 1884 г.
111

историю семьи, с которой ты породнился, считалось
у нас чрезвычайно важным. В жилах многих цвет¬
ных жителей города текла частица крови белых —
следствие браков, заключенных несколько поколе¬
ний назад. То, что цветные держались близко друг
к другу в своей социальной жизни, было естествен¬
но, потому что это стало правилом в городе. Люди
группировались в небольшие социальные ячейки,
но социальной, общественной жизни в теперешнем
понимании еще почти не существовало, если не
считать той, какая сосредоточивалась вокруг церк¬
вей; цветные часто принимали в ней участие.
Я мало знаю о дальнейшей судьбе моих много¬
численных родственников из числа чернокожих
Бургхардтов. Джимми Бургхардт, мой двоюродный
брат, жил возле колледжа Уильямса и все время
хотел туда поступить, но так и не поступил: у не¬
го мало было денег и знания древнегреческого язы¬
ка, и он работал в колледже привратником. Прав¬
да, его внучка работает теперь стенографисткой в
одной крупной нью-йоркской компании. Другие род¬
ственники, уехав в западные штаты, стали зажи¬
точными фермерами; один стал певцом и учителем
музыки, другой возглавил отделение домоводства в
негритянской школе в одном большом городе на
Юге. Есть еще сотни потомков черных Бургхард¬
тов, которых я не знаю,— обыкновенных граждан
нашей страны, учителей и работников других ин¬
теллигентных профессий, служащих, ремесленни¬
ков, квалифицированных и простых рабочих. Мой
привет им всем!
Время от времени я ездил ненадолго в соседние
города — в Шеффилд, в пяти милях к югу от на¬
шего города, поиграть с моим кузеном Джоном
Пайнером и его сестрами, или в Питтсфилд, в двух
милях к северу от нас, где жили мои кузины Мэри
и Лиззи Поттер и где я встречал также хорошень¬
кую Риту Тредуэлл. Раз я был в гостях у дяди,
владельца парикмахерской в Амхерсте, у него в
доме жила его племянница. Он купил мне тогда
новый синий костюм.
112

Но самое длительное путешествие в детстве я
совершил в 1883 году, когда мне исполнилось пят¬
надцать лет и я перешел в последний класс сред¬
ней школы. В 1874 году мой дед, похоронив третью
жену, решил жениться на вдове миссис Грин н
приобрел для нее дом в Ныо-Бедфорде, куда пере¬
ехал и сам из Спрингфилда.
Они поженились, и в 1883 году последняя жена
деда написала моей матери. Она знала и любила
моего отца и понимала его трудные взаимоотноше¬
ния со своим отцом. Когда он уехал от пас, а по¬
том, как все считали, умер, она, узнав обо мне, за¬
хотела, чтобы я к ним приехал п познакомился с
дедом. Мать очень обрадовалась и решила, что мне
нужно обязательно поехать. Как она ухитрилась со¬
брать мне денег, не знаю. Во всяком случае, она,
как всегда, когда считала нужным что-то для меня
сделать, нашла какой-то выход из положения и
наскребла нужные на поездку деньги. Она надея¬
лась, что дед поможет мне впоследствии получить
образование. Так я поехал в свое первое путешест¬
вие, открывшее мне двери в мир.
Я отправился по Хусатоннкской железной доро¬
ге до Бриджпорта, но на поезд через Нью-Хейвен
опоздал и поехал другим путем, через Хартфорд.
Там я посмотрел здание капитолия *, расписался в
«книге для почетных гостей» (!), после чего с
опозданием приехал в Провиденс и чуть не заблу¬
дился, потому что знакомый моей бабушки, кото¬
рый должен был меня встретить, не пришел во¬
время.
Однажды, когда я гостил у деда, произошел не¬
забываемый для меня случай. На столе в гостиной,
покрытом праздничной скатертью, стоял хрусталь¬
ный графин и две рюмки: дед ждал гостя, а я вер¬
телся около. Вошедший гость был рослый, хорошо
одетый негр с приятным лицом. Мой дед, надев¬
ший по этому случаю долгополый черный сюртук,
1 Здание законодательного собрания штата. Харт¬
форд — столица штата Коннектикут.
8 У- Дюбуа
113

встретил мистера Фридома с подчеркнутой вежли¬
востью. Оба сели за стол и стали беседовать о чем-
то серьезном; потом дед поднялся, наполнил рюмки
вином и, чокнувшись со своим другом, произнес
тост. Я никогда прежде не видел такого: в книгах
я об этом читал, но у нас в Грейт-Баррингтоне и
белые и негры избегали каких-либо церемоний —
им это казалось претенциозным. У нас наблюда¬
лась другая крайность: здоровались друг с другом
небрежно, жесты у всех были неуклюжие, отвечали
коротко и сухо. У черных Бургхардтов было при¬
нято в разговоре шутить и хлопать друг друга по
спине. А тут, в гостиной деда, я увидел, что такое
хорошие манеры, понял, как ведут себя воспитан¬
ные люди и как они выражают свои чувства. У нас
в Грейт-Баррингтоне стеснялись или не умели это
делать.
После смерти деда, в 1887 году, его дом в Нью-
Бедфорде был продан за две тысячи сто десять дол¬
ларов. Похоронили деда на кладбище Оук-Гроув,
возле Йельского университетского городка в Нью-
Хейвене, на его собственном участке земли, рядом
с Джихьюди Эшмеиом, прославившимся в Либе¬
рии *. Его старшая дочь вышла замуж за светлоко¬
жего мулата, и их потомки считаются белыми; воз¬
можно, они и сами не подозревают, что в них есть
и негритянская кровь. Тетка моя, Генриетта, вышла
замуж за некоего Бейтса из Камберленда в граф¬
стве Аллегени, штат Мэриленд.
Возвращаясь из Нью-Бедфорда, я был свидете¬
лем чрезвычайно любопытного зрелища. Как и в
прошлый раз, я остановился в Провиденсе у зна¬
комого моей бабушки. Он взял меня с собой на
пикник, который ежегодно устраивался на Скали¬
стом мысу возле бухты Наррагансетт. Там собира¬
лись негры и мулаты из трех штатов. Я изумленно
смотрел на это десятитысячное сборище негров всех
оттенков кожи и всяких профессий, на это много-
1 Джихьюди Эшмен (1794—1828) — основатель амери¬
канской колонии в Либерии.
114

ликое великолепие «мира американских цвет¬
ных» — нарядных мужчин и красивых девушек,
которые смеялись и веселились, никого не стесня¬
ясь. Я был поражен и вместе с тем обрадован. Ве¬
роятно, я не заметил ни их бедности, ни низкого
социального положения — я видел лишь цвет их
кожи и дружелюбие во взглядах. Домой я возвра¬
щался через Спрингфилд и Олбэни, где погостил
у своего старшого, сводного брата и где впервые в
жизни увидел, как мигает на улице подслеповатый
электрический фонарь.
Школу я окончил в 1884 году и, разумеется,
был единственный выпускник-негр. В течение все¬
го времени, пока я учился, лишь еще один темно¬
кожий мальчик посещал некоторое время школу.
Помню, каждый из тринадцати выпускников дол¬
жен был подготовить речь; я свое выступление по¬
святил Уэнделлу Филлипсу — пламенному против¬
нику рабства, который незадолго перед этим, в
феврале, скончался. Возможно, что выбрать эту
тему мне посоветовал кто-нибудь из учителей, но
может быть, уж не помню, я сделал это и сам. Во
всяком случае, я был восхищен жизнью и деятель¬
ностью Филлипса; это он помог мне яснее понять,
что нужно делать.
Многие ученические выступления были доволь¬
но примитивны; но доклад Минни Крнсси о пользе
чтения был, по-моему, очень удачным, и я позави¬
довал ее начитанности. Мое собственное выступле¬
ние имело успех: слушатели долго аплодировали,
сочтя, что тему доклада я, как негр, выбрал для
себя самую подходящую: ведь я родился ■ и жил
среди людей, гордившихся тем, что они помогали
разгрому подлого мятежа южан и освобождению
четырех миллионов рабов. Они искренне восхища¬
лись Филлипсом, несмотря на то, что незадолго
до своей смерти он стал социалистом. Среди слу¬
шателей была и моя мать, гордая и счастливая..
Между тем в мире было тревожно: происходили
перемены, которым суждено было повлиять и на
мою жизнь. В том году, когда я родился, в Японии
8*
115

короновался император, с которого началась эпоха
Мэйдзнв Китае в это время отважная вдовст¬
вующая императрица боролась против Англии и
Франции, пытавшихся задушить страну; Пруссия
закончила войны с Австрией и Францией и в 1871
году создала Германскую империю. В Англин ко¬
ролева Виктория открыла заседания своего вось¬
мого по счету парламента, и началась дуэль Диз¬
раэли — Гладстон; в Африке англичане начали
войну с Абиссинией и состоялось открытие Суэц¬
кого канала — события, все очень важные для су¬
деб моего парода.
1 Мэйдзи. (япон. — просвещенное правление) — офици¬
альное пазвапие периода правления япопского императора
Муцухито (1867—1912).

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Я отправляюсь на Юг
Летом 1884 года, пак только я окончил среднюю
школу, встал вопрос, в какой колледж мне посту¬
пить, да п поступать ли вообще. Намерение учить¬
ся в колледже укрепилось во мне еще с тех пор,
как Фрэнк Госмер, директор нашей школы, посо¬
ветовал мне завершить среднее образование. Гос¬
мер некогда закончил Амхерстский колледж и
впоследствии стал ректором колледжа па острове
Оаху (Гавайи). Он предложил мне как нечто само
собой разумеющееся поступить в группу готовя¬
щихся в колледж, в которой нужно было изучать
алгебру, геометрию, латинский и греческий языки.
Если бы Госмер был другим человеком, если бы он
считал, что негр «должен знать свое место», и по¬
советовал мне заняться сельским хозяйством или
домоводством, я, возможно, последовал бы его со¬
вету. Тогда я не понимал, что Госмер открывает
предо мной дверь в колледж, ибо без знания древ¬
них языков в него тогда нельзя было попасть.
Это означало значительные расходы на книги,
которые стоили дороже, чем позволяли средства
моих родственников. Однако миссис Рассел, жена
одного фабриканта, а лучше сказать, мать одного
из моих приятелей, после некоторого колебания
решила купить мне все необходимые книги. Я при¬
нял это предложение так, словно иначе она и по¬
ступить не могла, и лишь много лет спустя понял,
какое значение имел этот подарок для моего бу¬
дущего. Я до сих пор не понимаю, почему миссис
117

Рассел так поступила; возможно, ей посоветовал
это сделать наш умный директор. Сравнительно
немногие из моих белых одноклассников собирались
поступить в колледж; в классе, насчитывавшем
тринадцать учеников, таких было два-три челове¬
ка. И я, ученик средней школы, начавший гото¬
виться к поступлению в колледж, оказался в цент¬
ре внимания белого населения города.
Я стал изучать проспекты разных колледжей, но
колледжами Уильямса и Амхерста, которые были
ближе всего от дома, а также Йельским колледжем,
находившимся немного дальше, я пренебрегал и
самонадеянно остановился на Гарварде, потому чго
это был старейший, самый крупный и наиболее
известный колледж. Однако честолюбивому моло¬
дому негру не так-то. просто было туда попасть.
Какую работу или должность можно получить по
окончании этого учебного заведения? И кто будет
поощрять стремления цветного получить такое об¬
разование? Таков, думаю, был предмет жарких спо¬
ров среди моих друзей — белых и черных.
Что касается меня самого, то я даже не сом¬
невался, что поступлю в колледж. Но мои родствен¬
ники, а также друзья и знакомые среди белых как-
то незаметно выхватили инициативу из моих рук
и сталп меня опекать. Мне стали говорить, что, в
конце концов, я слишком молод, чтобы сразу идти
в колледж, что знаний, полученных в нашей шко¬
ле, недостаточно для поступления в Гарвард и что
поэтому разумнее будет, если я годик поработаю и
позанимаюсь, с тем чтобы поступить в колледж
осенью 1885 года. Но в связи с неожиданной смер¬
тью матери осенью 1884 года все переменилось.
Я остался сиротой без цента за душой, без еди¬
ного близкого родственника, который хоть на ми¬
нуту мог подумать взять на себя заботу о моем
дальнейшем образовании. Дед мой дряхлел, средств
у него было мало. Правда, другие, более дальние
родственники могли мне помочь и помогали, да п
горожане в целом, втайне довольные моими успе¬
хами, стали про себя думать, как мне помочь.
118

В Грейт-Баррингтоне было трое белых, которые,
по-вндимому, ясно представляли себе мое будущее.
Первым был директор средней школы, о котором
я уже говорил. Вторым — Эдвард Ван-Леннеп, ди¬
ректор единственной в городе частной школы; он
активно занимался делами конгрегационной церкви
и был также директором воскресной школы, кото¬
рую я посещал. Не знаю, советовался ли он с мисте¬
ром Госмером,— возможно, что и советовался. Во
всяком случае, его радовала мысль, что я хочу
учиться в колледже, что никто не придает значе¬
ния тому, что я цветной. Поэтому, когда кто-то
предложил собрать средства мне на стипендию, Лен-
неп и его пастор Скаддер охотно согласились при¬
нять в этом участие. Третьим был священник
Ч. Ч. Пейнтер, сын которого Чарлз учился со мной
в средней школе. Пейнтер служил в конгрегационной
церкви и некоторое время сотрудничал в Федераль¬
ном бюро по делам индейцев. Там п в других ме¬
стах он хорошо изучил проблемы реконструирован¬
ного Юга и пришел к выводу, что мне надо учиться
на Юге, что именно в южных штатах предо мной
откроется широкое поле деятельности.
Между тем мне неожиданно повезло: я получил
хорошую работу. Я упоминал выше, что был такой
Том Бургхардт, брат моего деда, сын Джека Бург¬
хардта; бывая на городском кладбище, я видел над¬
гробный камень на его могиле. У нас в семье часто
говорили вполголоса, что на постройку Тихоокеан¬
ской железной дороги пошло и невыплаченное жа¬
лованье Тому Бургхардту. Почти всю свою жизнь
Том прослужил в богатой семье Келлогов, по те
обычно забывали платить ему. А когда он умер, его
с почестями похоронили и поставили на могиле
надгробие из белого камня. Затем на сцене поя¬
вился Марк Гопкинс — не то сын, не то дальний
родственник великого Марка ’, женившийся на од-
1 Имеется в виду Марк Гопкинс (1813—1878), коммер¬
сант и железнодорожный строитель, один из основателей
«Сентрал Пасифик рейлроуд компани».
119

ной из дочерей Келлогов. Он стал одним из дирек¬
торов компании Хантингтоп—Стэнфорд—Крокер,
строившей и эксплуатировавшей тихоокеанские
железные дороги, не считая всяких связанных с
этим спекуляций. Вложив в дело приданое, которое
дали за дочерью Келлоги, он «заработал» на За¬
паде 19 миллионов долларов, действуя методами,
расследовать которые сейчас уж не стоит.
Когда он умер, его вдова вернулась в конце
восьмидесятых годов в Грейт-Баррингтон и посе¬
лилась в старом семейном особняке на Мэйн-стрит,
откуда видны были широкие луга, а за ними вер¬
шины Восточных гор, в которых добывался голу¬
бой гранит. Я хорошо помню этот старый дом,
обнесенный железной оградой. В детстве, когда я
ходил за молоком к Тэйлорам, чей дом стоял на
склоне противоположного холма, я каждый раз про¬
ходил мимо особняка Келлогов. Миссис Гопкинс
привезла с собой из Сан-Франциско некоего моло¬
дого человека, по имени Деннис, с которым я по¬
дружился. Это был умный и хорошо образованный
молодой мулат, ведавший всеми финансовыми де¬
лами миссис Гопкинс. Я встречался с ним чуть не
каждый день по дороге в школу. Беседовать с ним
было очень интересно. Пожалуй, от него первого
я узнал о намерении его хозяйки выстроить новый
особняк, из голубого гранита, между старым домом
и школьным двором — на холме, возвышающемся
над лугами. По-моему, именно Деннис, посовето¬
вавшись с моей семьей, распорядился назначить
меня табельщиком на строительстве, положив жа¬
лованье, которое я счел баснословным, — доллар в
день; прежде мне не приходилось зарабатывать
больше доллара в неделю.
Подрядчиками были братья Норкроссы из
Вустера. Вскоре в город приехали каменотесы, ка¬
менщики н плотники. Меня, как полагается, поса¬
дили в дощатый сарай с конторкой и высоким сту¬
лом, лицом к окну, мимо которого ежедневно
проходили все рабочие, занятые на стройке. Моим
начальником был один славный француз; ему нра¬
120

вилась моя французская фамилия, и я иногда заха¬
живал к нему домой.
Все это было для меня ново и чрезвычайно ин¬
тересно — действительность здесь переплеталась
для меня с какой-то романтикой. Молодой и нео¬
пытный в делах, я был просто табельщиком, вы¬
полнял указания старших и вручал увольняемым
рабочим конверты с их последней заработной пла¬
той. Но мне приходилось беседовать с подрядчи¬
ками, и я понял проблемы, .волновавшие хозяев.
Я подолгу разглядывал чертежи, разные специфи¬
кации и даже познакомился с английским архитек¬
тором Сирлсом, который со временем возглавил
работы, — после того как американскому архитек¬
тору оказались не по плечу грандиозные планы
миссис Гопкинс. Сирлс был элегантно одетый, вы¬
лощенный господин — типичный английский джен¬
тльмен. Вскоре состояние Гопкинсов оказалось
всецело под его контролем. Управляющий Деннис
постепенно оттеснялся па задний план, «на свое
место». Архитектор впоследствии женился на бо¬
гатой вдове и ее богатстве, а управляющий покон¬
чил с собой.
Итак, благодаря превратностям судьбы миллио¬
ны Гопкинсов попали в чужие руки. После смерти
миссис Гопкинс и самого Сирлса они достались его
племяннику, человеку совершенно незнакомому ни
с нашим городом, ни с его жителями. Этот факт
впервые заставил меня задуматься над проблемой
наследования имущества. Между тем постройка ве¬
ликолепного дворца, прекрасней которого Грейт-
Баррингтон никогда не видел, постепенно шла к
концу. Моей обязанностью было по-прежнему си¬
деть и наблюдать. Со временем территория особ¬
няка поглотила школьную площадку; здания шко¬
лы, где я прежде учился, были снесены; кроме то¬
го, понадобилась земля и за рекой.
Здесь я проработал все лето 1885 года. Жил и
столовался я у своей тетушки Минервы, за что
платил ей какие-то пустяки. Я приоделся, иногда
ездил в гости к своим кузенам, а в сентябре ми¬
121

стер Пейнтер изложил мне свой план, как обеспе¬
чить меня стипендией. Он убедил церковь, которую
посещала моя мать, и еще три другие церкви жерт¬
вовать в мою пользу по двадцать пять долларов в
год каждая в течение всего времени, пока я буду
учиться. Этой суммы мне бы хватило, чтобы учить¬
ся в Университете Фиска в Нашвилле *, в штате
Теннесси, где, говорили, дело было поставлено пре¬
восходно.
Хотя я и был раздосадован невозможностью сра¬
зу поступить в Гарвард, я все же расценил это
лишь как временную отсрочку своих планов, оста¬
ваясь при своем решении в конце концов обяза¬
тельно поступить в Гарвард. А пока меня ждала
перемена обстановки, новые впечатления. Я отпра¬
влялся на Юг, в край рабства, мятежа и черного
народа, и, самое главное, я должен был встретить¬
ся там с людьми своей расы, одинакового со мной
возраста, одинаковых желаний и намерений.
Моя семья и друзья-цветные довольно неприяз¬
ненно отнеслись к этому плану, что было вполне
естественно: дух свободных негров-северян восста¬
вал в них против идеи послать меня туда, в стра¬
ну бывшего рабства, будь то для получения обра¬
зования или для того, чтобы осесть там навсегда.
Я могу, пожалуй, гордиться тем, что не разделял
их мнения. Всегда ли я буду жить и работать на
Юге — я об этом не думал; мне и в голову не при¬
ходило отказаться от мысли получить образование
в Гарварде. Но мне также хотелось попасть и в
Университет Фиска, и не просто потому, что сбы¬
лась бы моя мечта о колледже, но и потому, по¬
жалуй, что я стал чувствовать себя одиноким в Но¬
вой Англин. Я бессознательно понимал, что, став
старше, а тем более окончив школу, я все чаще
буду натыкаться на барьеры, которые будут пре¬
пятствовать моему свободному общению с прежни-
1 Крупнейший в США негритянский университет, на¬
званный по имени его основателя Клинтона Б. Фиска
(1828—1890). Основан в 1866 г.
122

ми друзьями — белыми. Меня пе стали бы пускать
на их собрания и вечеринки, в клубы. Или моим
школьным товарищам пришлось бы объяснять мое
там присутствие, особенно приезжим гостям и но¬
вичкам; дружба со мной стала бы тяготить их.
Теперь, когда у меня появился шанс попасть в
среду молодежи одной со мной расы, я понял, что
до сих пор жил все-таки в духовной изоляции.
Кроме всего, я впервые услышал тогда негри¬
тянские народные песни. Их исполнял в конгрега-
цнонной церкви хэмптонский квартет. Я был по¬
трясен, тронут до слез; видимо, я услышал в них
нечто родное ц близкое. Я радовался, что поеду
в Нашвилл. Между тем мои родственники по-преж¬
нему не скрывали своего недовольства создавшим¬
ся положением. Они прямо говорили, что им стыд¬
но отправлять меня на Юг. Что я, мол, по своему
рождению и воспитанию северянин, и вот, вместо
того чтобы подготовить меня к соответствующей ра¬
боте и найти эту работу здесь, в родном городе и
штате, они должны спроваживать меня куда-то на
Юг. Это было верно, конечно. Белые молодые лю¬
ди с образованием, жившие в Грейт-Баррингтоне,
становились клерками в магазинах, счетоводами,
учителями, кое-кто — врачами, священниками и
адвокатами. Остальные устремлялись в города За¬
пада, где их встречали с распростертыми объятия¬
ми. Но жители Грейт-Баррингтоиа даже предста¬
вить не могли, чтобы я мог получить в городе та¬
кое же место. И не потому, что они имели что-то
против меня, — просто они не считали это воз¬
можным.
В то же время я слышал зов черного Юга —
там были нужны учителя. Крестовый поход за об¬
разование, начатый учителями Новой Англин,
принес славные результаты. Освобожденные рабы
при надлежащем руководстве обеспечат себе блестя¬
щее будущее. Пока еще не все они пользовались
правом голоса, но это временное явление. Со вре¬
менем негры будут играть важную роль на Юге —
им нужно лишь умелое руководство. Меня посы¬
123

лали на Юг, чтобы я мог сделаться частью такого
руководства.
Между тем я начал разбираться в том, что та¬
кое промышленность. Я научился видеть в рабо¬
чих таких же людей, как все остальные, стал по¬
нимать, как тяжел ручной труд каменотеса и что
означает для рабочего потерять работу, когда нет
профессиональных союзов, когда безработным не¬
кому помочь; правда, понимал я все это еще до¬
вольно смутно.
Итак, семнадцатилетним юношей я отправился
в Теннесси, чтобы поступить в Университет Фиска.
Я взял с собой все свои вещи, какие мог захватить:
книги, дедовские каменные щипцы и совок, немно¬
го посуды из синего фарфора, которая всю мою
жизнь потом украшала стол в день благодарения
и в праздник рождества.
Потом началось чудесное путешествие по же¬
лезной дороге в Нью-Йорк, поездка на пароме вверх
по Гудзону н пересадка на Большую Центральную.
На второй день, когда мы оказались на террито¬
рии штата Кентукки, рядом со мной сел темноко¬
жий юноша. Он был из Боулинг Грин, звали его
Отто Портр. Он, как и я, ехал поступать в Уни¬
верситет Фиска. Мне понравилось его открытое ли¬
цо и опрятная внешность, и когда он предложил
мне поселиться вместе в Нашвилле, я охотно сог¬
ласился. Мы жили с ним в одной комнате до са¬
мого окончания колледжа. Впоследствии он стал
известным в Кентукки негритянским врачом-хи¬
рургом, и я часто бывал у него. Но вот наконец
наше путешествие, показавшееся мне таким роман¬
тичным, окончилось, и я очутился в стране быв¬
ших рабов.
Я пришел в восторг, оказавшись среди множест¬
ва таких же, как я, цветных, но с такими разно¬
образными и необычными оттенками кожи, цвет¬
ных, каких прежде я редко видел. Я почувствовал,
что связан с этими людьми нерушимыми, вечными
узами, и был взволнован. Тогда же я впервые уви¬
дел красивых девушек. Правда,* и у нас в школе
124

было несколько хорошеньких девиц, но потому ли,
что они не умели очаровывать, или потому, что я
знал нх все годы, пока шил в родном городе, я
как-то не замечал нх. Никогда не забуду, как в
Университете Фиска мне пришлось первый раз
ужинать, сидя за одним столом с двумя барышня¬
ми, показавшимися мне самыми очаровательными
созданиями, каких я, семнадцатилетнпй юноша,
когда-либо встречал. Хотя у меня сразу пропал
аппетит, я чувствовал себя несказанно счастливым.
Итак, я оказался в краю, где люди делились на
белых и черных и где расовые предубеждения и
дискриминационные законы обрекли черную поло¬
вину на отсталость и крайнюю нищету. Но Универ¬
ситет Фиска не был кучкой людей, затерявшейся в
в дебрях старого мира. Нет, это был микрокосм,
ядро рождающегося нового мира, новой цивилиза¬
ции. Я самозабвенно окунулся в этот новый мир.
Я перестал быть просто американцем, у меня поя¬
вились новые узы и привязанности: здесь я сильнее,
чем раньше, почувствовал себя сыном негритянского
народа.
Система обучения и культурные традиции Уни¬
верситета Фиска, каким он был в конце XIX столе¬
тия, поддерживали в нас такое мировоззрение. Все
наши преподаватели, кроме одного, были белые, из
Новой Англии или со Среднего Запада, восприняв¬
шего культуру Новой Англии. Поэтому мне не на¬
до было отказываться от уже воспитанной во мне
культуры в пользу какой-то новой — просто явилось
поле для ее нового приложения. Причем этим полем
был не только Теннесси, штат, который никогда не
был типично рабовладельческим, но и другие юж¬
ные штаты — Джорджия, Алабама, Миссисипи, Лу¬
изиана и Техас, откуда родом были студенты пашего
колледжа. Эти взрослые юноши и девушки могли на
основании собственного опыта нарисовать широкую,
яркую картину послевоенного Юга и условий жиз¬
ни миллионов негров. Среди них были люди, сталки¬
125

вавшиеся с яростью черни, видевшие линчевание,
люди, сами испытавшие оскорбления и преследова¬
ния в самых различных формах, хотя тут были так¬
же сыновья, дочери и клиенты белых южан самых
разных социальных категорий. Так, один родствен¬
ник будущего президента страны каждый день от¬
правлял в школу своего темнокожего сына.
Я приехал в университет в сентябре, а в октяб¬
ре меня свалил брюшной тиф — болезнь, часто сви¬
репствовавшая в Нашвилле. Это было чрезвычайным
событием в жизни колледжа. Во-первых, я приехал
из Новой Англии — явление редкое для Универси¬
тета Фиска. Во-вторых, благодаря хорошей подго¬
товке, которую я получил в средней школе, меня
приняли сразу на второй курс — факт неслыханный,
особенно потому, что мне едва исполнилось семнад¬
цать лет, в то время как мои однокурсники были в
среднем на пять — десять лет старше меня. В кол¬
ледже даже преподаватели смотрели на меня как
на диковинку. И когда я, сирота, попавший в чужой
край, опасно заболел, весь колледж следил за со¬
стоянием моего здоровья. Когда в конце концов я
встал, худой и бледный, я сделался общим любим¬
цем.
Несколько недель спустя в колледже были про¬
ведены ежегодные экзамены по английскому язы¬
ку; их устраивали для того, чтобы заставить слабо
подготовленных студентов повторять чтение, пись¬
мо и арифметику. Я занял второе место. Лучше меня
сдала экзамен лишь Мэри Беннет, дочь белого, пре¬
подавателя немецкого языка. Я не мог ей этого про¬
стить — ведь она была девушка, притом белая. Я
знал также, что условия экзамена были несправед¬
ливыми в отношении большинства студентов, никог¬
да не получавших достаточно хорошей подготовки
в негритянских средних школах на Юге. Тем не
менее слава вскружила мне голову. Учился я хоро¬
шо, но был остер на язык и любил подтрунивать
над приятелями. Кое-кому это было не по душе.
Помню, Ч. О. Хантеру, серьезному черному парню
вдвое выше меня, не понравилась какая-то моя шут¬
126

ка. Он стиснул мне руку так, что я поморщился, и
сказал: «Не смей больше этого делать!» Больше я
так с ним не шутил.
Проктер был длинный, как жердь, парень, клас¬
сом ниже меня. Мы с ним были противниками в
спорах. Двадцать лет спустя я встретил его в Ат¬
ланте — теперь это был неимоверно грузный муж¬
чина; он стал пастором крупной негритянской церк¬
ви и активно участвовал в общественной жизни
города. После атлантского погрома мы работали с
ним вместе. Дж. Д. Филд, низенький, неразговор¬
чивый негр, знал белый Юг и ненавидел его. Он
всегда носил с собой пистолет. Когда я выразил по
этому поводу удивление, Филд заявил:
— Часто он не требуется, но если потребуется,
будет под рукой.
Л. Б. Мур был высокий, темнокожий негр, от¬
личавшийся веселостью и остроумием. Он всегда
был не только первым шутником, но и отличным
студентом. Он женился на дочери методистского
епископа и впоследствии стал деканом факультета
в Университете Говарда '.
Одного студента, Миллера, по прозвищу Папаша,
я всем сердцем невзлюбил. Он был намного старше
большинства студентов и из-за бедности учился
хуже других. Жена его стирала белье, чтобы он
мог закончить колледж. Это был толстый, чрезвы¬
чайно набожный негр. Когда я поправился после
тифа, то, видно под настроение, вступил в конгре-
гационную церковь нашего колледжа. Я не был че¬
ресчур религиозен, но был честен и, подобно всем
простодушным жителям Новой Англии, верил- в цер¬
ковные догматы. Пастору своей церкви в Грейт-Бар¬
рингтоне я в феврале 1886 года написал:
«Вы, несомненно, уже слышали, как я живу, и
все-таки я хочу сказать вам о том, как я благодарен
вам и воскресной школе за все, что вы для меня
1 Университет Говарда в Вашингтоне, считающийся
преимущественно негритянским, назван по имени основав¬
шего его в 1867 г. генерала армии северян Оливера О. Го¬
варда.
127

сделали. Первым делом рад сообщить вам, что
вступил в здешнюю церковь и надеюсь, что моя
воскресная школа помолится за меня и тем поможет
мне на пути христианского долга. На собрании об¬
новления к нашей церкви присоединилось почти со¬
рок верующих. День молитвы за колледжи был у
нас отмечен двумя религиозными собраниями. Не¬
давно у нас выступил священник Эйткин, шотланд¬
ский проповедник, а завтра на репетиции нашего
церковного хора будет присутствовать мистер Муди.
Университет наш расположен в чудесном месте,
весь город как на ладони. Жизнь здесь поистине
приятна. Иногда, когда я смотрю на собравшихся к
утренней молитве,— их бывает человек двести-три¬
ста, — яс трудом верю, что это все мой народ, что
эта интеллигентная молодежь представляет расу,
двадцать лет назад жившую в рабстве. Хотя этот
солнечный край очень хорош, несмотря на повсе¬
местную бедность, нищету и невежество, и хотя ра¬
достно знать, что находишься среди людей, которые
не презирают тебя за темный цвет кожи, я все-таки
не забыл холмы милой мне Новой Англии и часто
мечтаю об удовольствии увидеть вас снова, как
делаю это сейчас мысленно».
Однако Папаша-Миллер не позволил, чтобы мое
участие в жизни церковной общины протекало так
спокойно, как я того хотел. Он занимал какую-то
должность в церкви и был сторонником строгого со¬
блюдения догматов. Вскоре он в присутствии всех
собравшихся в церкви упрекнул меня и еще не¬
скольких других студентов в том, что мы танцуем.
Это меня поразило. Я всю жизнь танцевал столь же
охотно, как пел и бегал взапуски. Хотя в Грейт-
Баррингтоне танцы не были очень распространены,
в домах некоторых цветных жителей всегда, быва¬
ло, наряду с разными играми устраивались и танцы.
Приехав на Юг и очутившись среди молодежи мо¬
ей расы, которая не просто танцевала, а танцевала
великолепно, самозабвенно, я захотел танцевать так
же и стал этому учиться. Я никогда не посещал об¬
щественные танцевальные залы; мы танцевали, ко-
128

гда приходили друг к другу в гости, и более невин¬
ной забавы я представить себе не мог. Но Миллер
был вне себя. С какого рода танцами он был знаком,
я не знаю, во всяком случае, танцы представлялись
ему особенно тяжким грехом. Я обиделся и сказал
об этом прямо. Тут вмешались преподаватели, ко¬
торые попытались все уладить, но сделали они это
так, что я еще больше возмутился, а впоследствии
вообще отказался от участия в каких-либо религи¬
озных организациях. Они признали, что танцы сами
по себе, возможно, вполне невинная вещь, ио зая¬
вили, что мой пример может сбить с пути других,
сославшись на изречение апостола Павла: «Если
мясо соблазняет брата моего, вовек не буду есть
мяса, чтобы не соблазнять брата моего». Как пн
старался я с этим примириться, но так и не смог.
Наконец эта софистика мне надоела. Я опять стал
ходить на танцы и с тех пор стал меньше уважать
апостола Павла.
Хорошо помню и многих других моих товари¬
щей по колледжу в те далекие годы. Рэнсом Эдмонд¬
сон был высокий худощавый юноша с красивым
лицом оливкового цвета. У него были каштановые
волосы, он носил очки и держал себя с таким до¬
стоинством, что это вызывало улыбку. Он был стар¬
ше меня лет на пять — на шесть и работал помощ¬
ником библиотекаря, находясь в подчинении у про¬
фессора Моргана, преподававшего нам латынь. Он
и его младший брат были сыновьями богатого бе¬
лого плантатора. Фрэнк Смит, классом старше меня,
светлокожий щеголь, был любимцем женщин. Впо¬
следствии он женился на Лине Кэлхун, в которую
я был безнадежно влюблен. Смиту перевалило за
двадцать пять, ему пора было жениться, мне же
нужно было поработать еще лет десяток, я должен
был ждать. Том Толли обладал великолепнейшим
басом, какой мне только приходилось слышать. Но
отдавая весь досуг и все силы преподавательской
работе, он пел лишь в университетском хоре, и у
него не оставалось времени, чтобы как следует
поставить и «отшлифовать» свой великолепный
0 У. Дюбуа
129

голос. Маленькая Сисси Дорси, златополосгш фея с
ангельским голоском, пела на всех наших концер¬
тах. У Мэтти Никол, прелестной маленькой смуг¬
лянки, был пламенный темперамент. Джон Барбер
был красивый, вечно с улыбкой на устах, повеса,
которого избаловала мать. По окончании колледжа
они с Мэтти поженились, но два года спустя он
бросился под поезд и ему отрезало голову.
Но не все мои приятели по колледжу были кра¬
сивы и богаты. Вспоминается Шеррод — грубоватый
на вид чернокожий студент, вечно без гроша. Он
был тугодум, и учеба в колледже давалась ему с
трудом. Он, кроме того, изучал медицину в находив¬
шейся по соседству медицинской школе Михэрри и
впоследствии стал одним из лучших врачей в штате
Миссисипи.
Моими соперницами в учебе были две девушки;
их возмущало мое высокомерие по отношению к
девушкам, но мы относились друг к другу нс без
симпатии. Мэгги Мэррей, правда, однажды позло¬
радствовала, когда я как-то забыл несколько задан¬
ных строк во время упражнений по риторике. Меж¬
ду прочим, впоследствии она стала третьей женой
Букера Вашингтона 1 и пережила своего мужа. Мэ-
1 Букер Т. Вашингтон (1859—1915)—негритянский
буржуазный националист, основатель института в Таскиги
(штат Алабама) и названного по его имени движения «Та¬
скиги». Пытаясь увести негритянский народ от политиче¬
ской борьбы за свои права, Вашингтон призывал его «при¬
способиться» к условиям сегрегации, утверждал, что пегры
могут больше добиться, угождая правящему классу, а не
борясь против него, выступал против революционных дей¬
ствий и социализма, был заклятым врагом профсоюзного
движения. Выдвигал программу вовлечения пегров в ком¬
мерческую деятельность и обучения их ремеслам в целях
«экономического подъема» негритянского народа. «По суще¬
ству вся его программа представляла собою предложение
снабжать правящих Югом промышленников и плантаторов
обученной и послушной рабочей силой из числа негров
для максимальной их эксплуатации... Это была программа
штрейкбрехерства и безропотного подчинения. Букер Ва¬
шингтон во многом оказался сродни лжеруководителю
рабочего движения Сэмюэлу Гомперсу, который появился
130

мп Стюард, которая приехала из западной части
штата Нью-Йорк, училась в одном классе со мной.
Мы ревниво, но с уважением относились к успехам
друг друга. Эмма Терри, девушка с гладкой темной
кожей и добрым характером, была общей любими¬
цей. Том Коллоуэй был моим другом — мы дружи¬
ли с ним сорок лет. Это был энергичный, неутоми¬
мый организатор. Я же был теоретик. С ним мы со¬
бирали средства на постройку первого в Универси¬
тете Фиска спортивного зала. Я был редактором
университетской газеты «Фиск геральд», а Коллоу¬
эй выполнял обязанности ее администратора. Мы
с ним добились того, что при нас газета стала оп¬
равдывать расходы по ее изданию.
Из других студентов колледжа мне особенно за¬
помнились следующие. Уильям Моррис был первым
цветным на нашем факультете, который учился не
хуже любого белого, чем я очень гордился. СемЬя
цветных Кростуэйтов и в ту пору, когда Кростуэй-
ты учились в колледже, и по окончании его оказа¬
ла па меня большое влияние. Джордж Макклоннен,
уже окончивший колледж, был религиозен, но не
догматик и писал неплохие стихи. Нередко он се¬
рьезно беседовал с нами, учил пас жить. Алиса Вэс-
сар обладала прекрасным голосом, н мы с удоволь¬
ствием слушали ее пение.
Предметов в колледже было немного, но выбор
их был превосходен. Адам Спенс был редким зна¬
током греческого языка. Томас Чейз, в распоряже¬
нии которого была до смешного маленькая лабора¬
тория, тем не менее не только передал нам свое
знание химии и физики, но и дал нам представле¬
ние о том, что такое наука, что такое жизнь. Не¬
мецкий язык Беннета пригодился мне впоследствии,
когда я поехал в Германию, а знания философии
и этики, которые дал нам ректор Крэват, я углубил
па сцене одновременно с ним» (У. Фостер). О деятельности
Букера Вашингтона и своих разногласиях с ним Дюбуа
подробно рассказывает далее, в главах четырнадцатой и
пятнадцатой.
9*
131

потом в Гарвардском университете под руководст¬
вом Уильяма Джеймса и Джорджа Полмера. Бла¬
годаря прекрасным, серьезным преподавателям, не¬
большим численно классам, отсутствию отвлекаю¬
щих факторов вроде всяких спортивных состязаний
и светских вечеров, я сумел здесь, в колледже, раз¬
работать свОю программу достижения свободы и
прогресса негритянским народом. Мое до тех пор
эгоцентрическое мышление уступило место иному,
в центре которого встали американские негры.
Я наметил собственный план работы для изуче¬
ния этой группы населения страны и улучшения
ее жизни. Под руководством таких людей, как мои
коллеги и я сам, надо скорее освободить этих
людей от уз, которые все еще их связывают. Нам
предстояла битва, возможно с применением силы,
хотя я лично представлял ее себе лишь как битву
уМов, знаний н действий; я верил, что разум и доб¬
родетель в конце концов победят силы ненависти,
невежества и реакции. Но позволю себе прежде ос¬
тановиться коротко на личности нашего ректора
Эрастуса Крэвата, сын которого стал впоследствии
главой крупнейшей в стране юридической фирмы.
Когда Крэват старший скончался в 1901 году, я ска¬
зал на траурном собрании следующее:
«Это был человек больших масштабов — нельзя
было предположить, что его разум или его руки
могут создать что-либо незначительное. В нем не
было этой быстро вспыхивающей энергии, идущей
от нервов и толкающей на слишком поспешные дей¬
ствия или на такие «гениальные» поступки, кото¬
рые приносят людям больше вреда. Это был чело¬
век спокойного, уравновешенного склада ума. Он
умел найти нужный момент, когда необходимо при¬
остановить работу, замедлить ее, чтобы собраться
с силами, и потом медленно, но верно идти дальше.
Но при всем этом его мышление отличалось логиче¬
ской последовательностью и проницательностью,
что в конечном счете всегда приносило свои резуль¬
таты. Помню, у нас, студентов, была распростране¬
на шутка: как ни длинны фразы, которыми изъяс¬
132

няется ректор Крэват, как они ни запутанны и
сложны, они все же непременно находят свой логи¬
ческий и грамматический конец; конструкция их
была неизменной, но это были не просто риториче¬
ские фигуры, нет, в каждом предложении заключа¬
лась тщательнейшим образом изложенная мысль, а
вывод всегда содержал в себе что-нибудь очень по¬
лезное. Это был человек большой души. Он умел
ценить шутку, хотя не всегда се понимал. У нас в
колледже учился невысокий и страшно озорной
юноша Каммингс; я сомневаюсь, что наш серьезный
ректор догадывался, почему студенты улыбались,
когда Каммингс произносил слова молитвы: «Гос¬
поди, прости прегрешения наши» *.
Эрастус Крэват был человек, чьи идеалы сложи¬
лись еще в молодости, кто давно уверовал в способ¬
ности негритянской расы и в возможность подлин¬
ного братства людей, которому учит христианская
религия. Он не считал эту возможность чисто тео¬
ретической, он верил в эти идеи, считал, что ради
них стоит жить и бороться, и он действительно жил
и боролся».
Но всякий раз, когда я слишком отдавался меч¬
те, мне на помощь приходил здравый смысл, кото¬
рый удерживал мою фантазию от слишком далеких
полетов ввысь и спускал ее па землю. Как бы то
ни было, я, не довольствуясь восприятием Юга на
основе того, что я о нем слышал, и не имея средств,
чтобы путешествовать, решил, к досаде преподава¬
телей и приятелей-студентов, отправиться на кани¬
кулы в провинцию и обучать детей в летней школе.
Мне тогда было всего восемнадцать лет, и я в сущ¬
ности еще не знал Юга, ибо то, что я наблюдал в
Нашвилле в условиях привилегированного студен¬
ческого городка, изолированного от внешнего мира,
было очень далеко от настоящего Юга. Я пе имел
представления о том, что такое провинциальный
южный город, что такое провинция, — словом, я не
1 По-английски игра слов: short Cummings (невысокого
роста Каммипгс) произносится так же, как shortcomings
(недостатки, прегрешения).
133

знал тогда, что такое Юг. И если я не мог начать
изучать штат Миссисипи, наиболее «негритянский»
штат, я по крайней мере мог взглянуть на восточ¬
ные районы штата Теннесси, лежавшие милях в
пятидесяти от нашего колледжа. Я захотел узнать,
как живут негры в провинции, и решил отправиться
туда учить детей в летнее время. Нужды особой
я пе испытывал, стипендии мне хватало, но дело
было не в том: я слышал, что подлинным оплотом
рабства на Юге была провинция, и мне хотелось
узнать, так ли это.
Излишне говорить, что я собрал бесценные дан¬
ные. Я путешествовал не только в пространстве, но
и во времени. Я видел призрак рабства. Я жил и
собирал своих учеников в бревенчатых хижинах,
построенных еще до Гражданской войны. От¬
крытая мною школа была только вторая, созданная
в тех местах за все время после освобождения нег¬
ров. Я близко соприкоснулся с жизнью самых про¬
стых людей, начиная с босоногих бедняков, живших
в хижинах с земляным полом и одетых в тряпье, и
кончая грубыми, трудолюбивыми фермерами, кото¬
рые жили просто, но в достатке.
Нужно сказать, что в административном центре
графства существовал учительский институт, где
высокие гости, приезжавшие к директору, объясня¬
ли учителям, что такое дроби, учили их правопи¬
санию п прочим таинствам, причем белые учителя
занимались утром, а негры — вечером. Это заведе¬
ние было создано, чтобы восполнить недостаточное
образование будущих учителей. Пикник время от
времени, ужни под смех и песни — и невеселый
мир, в котором жили цветные, становился светлей.
Но вот наступил долгожданный день, когда все
учителя оставили стены института и начали «охо¬
титься» за школами. Мне было известно, правда
только понаслышке (мать смертельно боялась огне¬
стрельного оружия), что охота на уток пли медве¬
дей чрезвычайно увлекательная вещь, но я уверен,
что тот, кому никогда не доводилось рыскать по
южным штатам в поисках места учителя в школе,
134

еще не знает по-настоящему, что такое охота. Мне
и сейчас представляются белесые, раскаленные до¬
роги, то лениво подымающиеся вверх, то спускаю¬
щиеся по склону холма, ветер в лицо и жгучее
июльское солнце. Я чувствую, как стучит сердце,
как устало все тело, но впереди еще десять, восемь,
шесть миль, которые тянутся неумолимо долго. Чув¬
ствую, как все во мне опускается, когда на вопрос:
«Есть ли у вас учитель?» — я слышу уже в кото¬
рый раз: «Есть». И я снова иду и иду — лошади
слишком дороги. Далеко позади — железные доро¬
ги (да и дилижансы здесь уже не ходят), я в краю,
где полно гремучих змей и прочей мрази, где при¬
ход чужого — целое событие, где люди живут и уми¬
рают, не видя ничего, кроме тени синих холмов.
По склону и в долине были разбросаны дома и
хижины фермеров, отгороженные от внешнего мира
лесами и грядой тянущихся на восток холмов. Там
в конце концов я и нашел небольшую школу. О ней
мне сказала Джози, худенькая, некрасивая девчуш¬
ка лет двенадцати, с шоколадным лицом и курча¬
выми, жесткими волосами. Перебравшись через
речку возле Уотертауна, я прилег отдохнуть в тени
развесистых ив, а потом направился к небольшой
хижине, стоявшей посреди земельного участка, где
и встретил Джози, которая присела здесь отдохнуть
по дороге в город. Хозяин дома, худой чернокожий
фермер, встретил меня гостеприимно, а Джози, уз¬
нав, что мне нужно, взволнованно стала рассказы¬
вать, что всем им давно хочется учиться в школе
за холмом, но что после Гражданской войны учи¬
тель там был лишь недолгое время. И она долго
еще громко и оживленно разговаривала серьезным
п энергичным тоном.
На следующее утро, поднявшись на высокую по¬
катую гору, я посмотрел на синевато-желтые гор¬
ные цепи, тянущиеся в сторону Северной и Южной
Каролины, потом, пройдя небольшой лесок, очутил¬
ся возле дома Джози. Это была сколоченная из до¬
сок хибара — унылое строение из четырех комнат,
приткнувшееся к самому подножию холма и окру-
135

женпое персиковыми деревьями. Отец ее, нетороп¬
ливый, добродушный и спокойный негр, был по-де¬
ревенски груб и необразован, но в нем не было
вульгарности. Мать была совсем другая. Крепкая,
всегда суетящаяся, энергичная и болтливая, она
старалась, чтобы в доме «все было как у людей».
У них была куча детей. Два старших сына куда-
то ушли. Дома были две девочки-подростки, еще
робкая девочка лет восьми и двое сыновей: Джону,
рослому, неуклюжему парню, было лет восемна¬
дцать, Джим был моложе, попроворнее и с более
приятной внешностью. Кроме них, были еще два
малыша, чей возраст я не мог точно определить.
И, конечно, Джози. Она, казалось, была центром
семьи. Вечно занятая по хозяйству, дома или в ого¬
роде, она была чуть сварлива, как мать, но предана
семье, как отец. В ней кипела энергия человека, го¬
тового положить все силы на то, чтобы сделать свою
жизнь и жизнь своих близких лучше, интересней
н полней. Впоследствии я часто бывал в этой семье
и полюбил ее именно за то, что она старалась быть
честной, добропорядочной и зажиточной, признавая
в то же время свою необразойанность. В семье ни¬
кто не был слишком ласков. Мать частенько бра¬
нила отца за то, что он так «прост», Джози ругала
мальчиков за их беззаботность; все понимали, что
добывать себе пропитание, обрабатывая каменистый
склон холма, нелегкая вещь. Я разыскал строение,
в котором одно время после Гражданской войны по¬
мещалась негритянская школа, и два лета подряд
учительствовал здесь, получая когда двадцать во¬
семь, когда тридцать долларов в месяц.
Это был великолепный опыт. Помню, однажды
я отправился верхом к школьному инспектору вме¬
сте со славным белым парнем, который искал место
учителя в школе для белых. Дорога вилась по бе¬
регу реки; весело смеялось солнце, плескалась во¬
да, а мы покачивались в седлах.
— Заходите,—сказал инспектор,—заходите, при¬
саживайтесь. Да, этого свидетельства будет доста¬
точно.
136

Я был приятно удивлен, когда инспектор пригла¬
сил меня остаться обедать. Но и он был бы в свою
очередь поражен, если бы знал, что я собираюсь по¬
обедать вместе с ним, а не после того, как он пообе¬
дает сам.
Школа помещалась в бревенчатом сарае, там
же полковник Уилер хранил кукурузу. Сарай стоял
за оградой и был окружен кустами терновника; ря¬
дом весело журчал ручеек. Двери не было (хотя
когда-то она была), внутри стоял громоздкий, поко¬
сившийся камин, широкие просветы между брев¬
нами заменяли окна. Мебели было мало. Мой стол
был сколочен из трех досок, а стул, который я брал
у хозяйки, всякий раз нужно было отдавать обрат¬
но. Я долго ломал голову, как рассадить учеников.
Я мечтал об удобных партах, какие были у нас в
Новой Англин, но действительность — увы!—явля¬
ла взору грубые скамьи без спинок, а то и без но¬
жек. Единственное их достоинство заключалось в
том, что благодаря этому засыпать на уроках было
опасно, подчас даже смертельно опасно, так как и
пол был весьма ненадежен. Обстановка нашей шко¬
лы, что и говорить, была совсем примитивна: бре¬
венчатое строение без окон, наскоро сбитые скамьи;
классных досок не было, почти не было книг; доби¬
раться до школы многим детям приходилось изда¬
лека. Зато я увидел душевную красоту и величие
людей, тяжким трудом добывавших себе кусок хле¬
ба. Услышал их грустные песни. Узнал трудную и
унылую жизнь захолустья, страдания безземель¬
ных, невежественных крестьян. Постиг самые исто¬
ки расовой проблемы.
Занятия в школе начались в конце июля, жар¬
ким летним утром. Меня охватил трепет, когда я
услышал топот детских ножек по пыльной дороге
и увидел множество серьезных лиц и широко рас¬
крытых глазенок, пристально уставившихся на ме¬
ня. Первой пришла Джози со своими братьями и
сестрами. Стремление к знанию, желание пойти
учиться в знаменитый колледж в Нашвилле — вот
что, подобно путеводной звезде, привело сюда эту
137

женщипу-ребепка, прежде поглощенную одной лишь
работой да заботой, и училась она упорно. Кроме
нее, пришли Доуэллы — их ферма находилась в сто¬
роне Александрии — Фанни, с гладким черным ли¬
цом п удивленными глазами, несообразительная
Марта с шоколадного цвета кожей, еще одна мило¬
видная девушка и меньшие дети.
Пришли Берки — два юноши, один темнокожий,
другой смуглый, и крохотная девушка с надменным
взглядом. Явилась и маленькая круглолицая девоч¬
ка, дочка толстого Рейбена, с бронзовой кожей и
волосами цвета старого золота, внимательная и спо¬
койная. Рано пришла Тени — веселая, некрасивая,
добродушная девочка, которая исподтишка нюхала
табак; она присматривала за кривоногим мальчи¬
ком — младшим братишкой. Приходила, когда ее
отпускала мать, Тильди, черная как ночь красави¬
ца, стройная, с сияющими глазами, и ее брат, в про¬
тивоположность ей некрасивый. Приходили Лоурен¬
сы, рослые, неуклюжие парни; ленивые Нейлы —
сыновья без отцов от матери и дочери, сутулый
Хикмэн и другие ребята.
На грубых скамьях сидело десятка три цветных
ребятишек с кожей различных оттенков — от свет¬
ло-кремового до темно-коричневого. Они болтали
босыми ногами, и на лицах у них застыло ожида¬
ние, а кое у кого в глазах прыгали бесснята; в ру¬
ках дети крепко сжимали книжки в синих облож¬
ках - - орфографический словарь Уэбстера. Я любил
своих учеников, а нх детская вера в мудрость сво¬
его учителя поистине восхищала меня. Мы читали,
учили написание слов, немного писали, собирали
цветы, пели песни, я рассказывал нм о мире, ко¬
торый лежал за горами.
Иногда в школу приходило совсем мало детей,
и тогда я сам начинал обходить дома, где жили мои
ученики. Сначала я заходил к Ману Эддпнгсу, жив¬
шему с семьей в двух страшно грязных комнатах,
и спрашивал, почему пропустил целую неделю ма¬
ленький Люджин, чье красное лицо, казалось, было
окружено огненным ореолом — копной нечесаных
138

темно-рыжих волос, или почему так давно не видно
обоих оборвышей — Мака и Эда. Тут их отец, из¬
дольщик на .ферме полковника Уилера, объяснял,
что мальчики очень нужны — они убирают урожай,
а худая, неряшливая мать, которая хорошела, ког¬
да лицо ее было вымыто, объясняла, что Люджину
нужно присматривать за малышом. «На будущей
неделе они опять пойдут в школу». Когда переста¬
вали посещать школу Лоуренсы, я знал, что их
стариков вновь одолели сомнения в необходимости
ученья. Тогда я карабкался по склону горы и, войдя
к ним в хижину, пересказывал пм простым англий¬
ским языком «Pro Archea Poeta» 1 Цицерона, ссы¬
лался на известные примеры из местной жизни и
обычно разубеждал нх — на неделю, не больше.
По пятницам вечером я часто возвращался до¬
мой вместе со своими учениками. Иногда мы захо¬
дили на ферму Дока Берка, рослого, горластого и
тощего негра, который вечно трудился, задавшись
целью купить участок в семьдесят пять акров на
склоне холма и в долине, где он жил; люди говори¬
ли, однако, что у него ничего не выйдет, что «псе
достанется белым». Жена его, красавица-женщина,
походила на амазонку — с шафранным лицом, бле¬
стящими волосами, всегда босая; дети у них тоже
были здоровые и красивые. Жили они в избушке,
где была комната п кухня; стояла она в глубине
участка, возле ручья. Комната сплошь была устав¬
лена кроватями с пышно взбитыми, безукоризнен¬
но чистыми постелями, на стенах висели плохие
литографии, посредине стоял расшатанный стол.
В крохотной кухне в глубине хижины мне всегда
предлагали «не стесняться отведать» жареной ку¬
рятины, пшеничного печенья, кукурузных лепешек,
бобов, ягод или еще какой-нибудь снеди. Бывая в
этом доме, я первое время чувствовал себя неловко,
когда наступала пора укладываться спать, — в доме
была всего одна спальня. Но все устраивалось очень
ловко. Сначала, поклевав носами, засыпали дети;
1 «В защиту поэта Архия» (лат.).
139

их укладывали на огромную перину, набитую гуси¬
ными перьями. Когда ложился я, отец с матерью
деликатно выходили на кухню; задув свечу, они в
темноте возвращались. Утром я еще не успевал от¬
крыть глаза, как все они были уже на ногах. Если
Hie я останавливался в доме напротив, у толстого
Рейбена, то вся семья уходила спать во двор, когда
укладывался учитель. Спальня у них считалась из¬
лишней роскошью.
Я любил останавливаться у Доуэллов — у них
было четыре комнаты, и жили они в достатке, хотя
и просто. У дядюшки Берда был небольшой, но
трудный для обработки участок: каменистая почва,
лес, далеко от большой дороги. Зато дядюшка Берд
был буквально напичкан разными историями: не¬
даром он иногда выступал с проповедями. Его бо¬
гатством были дети, ягоды, лошади, пшеница, и он
чувствовал себя счастливым и зажиточным. Неред¬
ко, чтобы пе терять дружбы с остальными жителя¬
ми, мне приходилось бывать там, где жизнь была
много трудней. Мать Тпльди была неисправимой
грязнухой; у Рейбенов нередко пустовали закрома,
а постели у Эддингсов кишмя кишели насекомыми.
Больше всего я любил заходить в дом Джози, си¬
деть на крыльце, жевать яблоки, смотреть, как суе¬
тится ее мать, и слушать ее разговоры о том, о сем:
как Джози купила швейную машинку, как девочка
работала зимой у чужих, но получала «страшно
мало» — четыре доллара в месяц; как хочется Джо¬
зи поехать учиться, да похоже только, что вряд ли
они смогут себе это позволить; -что урожай нынче
плох, что колодец до сих пор не вырыт; и, наконец,
«какие подлые» бывают белые.
Два лета я прожил в этом мирке, скучном и од¬
нообразном. Девушки с тоской посматривали в сто¬
рону гор, юноши не находили себе места и бредили
Александрией. Александрия считалась городом.Это
был запущенный поселок, где было несколько до¬
мов, церквей, лавок и своя «аристократия»: белые
Томы, Дики и капитаны. На склоне горы, в север¬
ной части города, приютился негритянский квартал,
140

где люди жили в некрашеных домиках из трех¬
четырех комнат; в одних было опрятно и уютно, в
других грязно. Жилища были разбросаны кое-как,
а в центре стояли два храма — методистская цер¬
ковь и церковь «твердых» баптистов, которые в свою
очередь жались к окрашенному в унылый цвет зда¬
нию школы. Сюда-то по воскресеньям и направля¬
лись извилистыми тропками обитатели моего ма¬
ленького мирка, чтобы встретиться с обитателями
других таких же мирков, посплетничать, поахать и
принести под исступленные молитвы священника
еженедельное приношение иа алтарь «прежней ве¬
ры». Под сводами церкви в эти дни то нежно зву¬
чали, то гремели религиозные мелодии и раздава¬
лись могучие звуки негритянских песнопений.
Негритянскую народную песню я впервые услы¬
шал в Грейт-Баррингтоне, ее пели «хэмптонские
певцы». Исполнение было так себе: пела молодежь,
не видевшая рабства. Теперь же я услышал эти
песни из уст тех, кто сам их создал на своей аме-
рщканской родине. По субботам и воскресеньям жи¬
тели всей округи, где находилась моя школа, устре¬
млялись в город. Дорога шла мимо нашего покосив¬
шегося сарая по каменистому руслу ручья, вдоль
пшеничных и кукурузных полей; и едва вы попада¬
ли в Александрию, до вашего слуха доносились лив¬
шиеся из церкви звуки пения — мелодичного, вол¬
нующего, потрясающего; звуки росли, а потом пе¬
чально замирали. Я никогда прежде не видел бого¬
служения в негритянских церквах Юга. Конечно,
мы в Беркшире не были такими сухарями, как жи¬
тели Саффолка 1 прежних лет; но все-таки' мы были
очень спокойными и уравновешенными, и я не
представляю, чтобы в церкви в субботу чей-то вопль
мог прервать проповедь или посреди долгой молит¬
вы раздалось бы вдруг чье-то громкое: «аминь!»
Когда я приближался к поселку и передо мной
вырисовывалось небольшое здание церкви, меня
больше всего поражало крайнее возбуждение толпы
1	Графство в штате Массачусетс.
141

верующих негров. Казалось, какой-то тайный ужас
витал в воздухе и охватывал их — какое-то безумие
пифий, демоническая одержимость, и это придава¬
ло жуткую реальность словам и мелодии. Черная;
тяжелая фигура проповедника раскачивалась, вздра¬
гивая, слова, толпясь, срывались с его уст, и он за¬
жигал слушателей своим пламенным красноречием.
Люди, взволнованные, стонали; какая-то темноко¬
жая женщина со впалыми щеками, стоявшая возле
меня, внезапно высоко подпрыгнула и издала жут¬
кий вопль; вслед за ней все начали стонать и во¬
пить. Подобного зрелища человеческих страстей мне
никогда прежде не доводилось видеть.
Деревню, где я жил, я назвал особым мирком,
ибо таковым ее делала оторванность от остального
мира. Жителям деревни свойственно было полусоз¬
нательное чувство солидарности, потому что у всех
были и общие радости и общие печали: то это были
чьи-то похороны, то рождение, то свадьба; их сбли¬
жала общая бедность, плохая земля, низкие зара¬
ботки и прежде всего стена, которая стояла между
ними и удачей.
Это вызывало какие-то общие мысли; когда же
они созревали, то люди выражали их всяк по-сво¬
ему. Те, кто лет двадцать пять назад своими глаза¬
ми увидел «свет пришествия господня», во всякой
неудаче, как и в удаче, фаталистически усматрива¬
ли перст провидения.
Большинство тех, для кого рабство было лишь
смутным воспоминанием детства, воспринимали
мир как нечто непонятное и загадочное: он требо¬
вал от них немногого, они это немногое давали, но
жизнь с насмешкой отвергала их приношения. Это¬
го парадокса они не могли понять и потому подда¬
вались пассивному равнодушию, становились инерт¬
ными или же бесшабашными. Но хотя для таких,
как Джози, Джим, Бен, война и кошмары рабства
были тоже знакомы лишь по рассказам взрослых,
их интересы и устремления были несравненно вы¬
ше, чем у других, благодаря школе и проснувшейся
потребности мыслить. Но их интересы трудно было
142

удовлетворить, так как они жили в стороне от боль¬
шого мира. Их слабые крылья беспомощно бились о
прутья клетки — о барьеры, которые ставила расо¬
вая проблема, их собственная неопытность молодо¬
сти, сложность жизни, не оставлявшая места ни
для малейшей прихоти.
Лишь негр, который попал в южные штаты, не
имея никакого представления о расовой дискрими¬
нации, может понять все варварство Юга. Семьде¬
сят один год назад, идя по улице Нашвилла, я со¬
вершенно случайно задел белую женщину. Я ее не
ушиб, даже не толкнул сильно. Как было принято
у нас в Новой Англии, я тотчас же приподнял
шляпу н попросил извинения. Я сделал это инстинк¬
тивно и с чувством искреннего сожаления за свою
неловкость. Но мой жест почему-то привел женщи¬
ну в бешенство; возможно, я нарушил какой-то не¬
писаный закон расовых взаимоотношений. Может
быть, потому, что я не проявил никакого смирения?
Не стал унижаться, не пал ниц перед ней? Вел себя
как равный с равным? Не знаю. Я только почув¬
ствовал с ее стороны злобу н ненависть, презрение,
какое может вызвать только грязная собака. После
этого я по меньшей мере в течение полувека не ста¬
рался быть очень вежливым с незнакомыми белы¬
ми людьми. Если же мне приходилось быть таким,
чтобы не уронить себя в собственных глазах, то я
делал все так, как будто не замечаю, с кем имею
дело.
Убийства, расправы над неграми, изнасилования
негритянских женщин — все это в восьмидесятых
годах не было ново для крайнего Юга; это не вызы¬
вало нн сенсации, ни арестов, и виновники подоб¬
ных преступлений наказывались так редко, что о
подобных случаях телеграфировали на Север.
Линчевания были непрекращавшейся страшной
трагедией в мои студенческие годы: с 1885 по 1894
год тысяча семьсот негров подверглись в Америке
таким расправам. Смерть каждого из них оставляла
неизглядимый след в моей душе и заставляла еще
лучше понять ужас положения других националь-
143

пых меньшинств: когда я учился в колледже, в Но¬
вом Орлеане линчевали нескольких итальянцев,
что заставило федеральное правительство выпла¬
тить семьям погибших двадцать пять тысяч долла¬
ров «компенсации», а китайские погромы в запад¬
ных штатах привели к тому,' что в 1892 году был
принят закон о запрещении иммиграции китайцев.
Через печать до нас доходили сведения о дискри¬
минации евреев и еврейских погромах в России, я
внимательно следил за делом Дрейфуса и постепен¬
но начинал видеть, что между Востоком и Западом
идет борьба. И все-таки на Юге США в это время
еще не существовало реакционных расистских за¬
конов: в трамваях не было сегрегации, негры еще
принимали кое-где участие в голосовании.
Университет Фиска оказал мне неоценимую ус¬
лугу: там мне привили музыкальные вкусы и пони¬
мание музыки. В Грейт-Баррингтоне мы слышали
лишь старинные английские гимны, причем некото¬
рые из них были положены на немецкую музыку.
Музыка нередко была хороша, зато слова, как пра¬
вило, были бессмысленными или глупыми. Поэтому
мальчишкой я весело распевал эти песни, не обра¬
щая почти никакого внимания на их слова. Потом
мы пели еще так называемые евангельские гимны:
у них был ритм негритянских «спиричуэле» — ду¬
ховных песен, слова же вряд ли что-нибудь значи¬
ли. И все же я радостно напевал: «Держите кре¬
пость, я иду!»
Низенький профессор Спенс, большой знаток
древнегреческого языка, обладал редкой способно¬
стью понимать музыку и взял на себя руководство
музыкальным образованием студентов нашего кол¬
леджа. Университет Фиска уже был известен свои¬
ми «праздничными певцами», которые однажды
спрятались на хорах в бруклинской конгрегацион¬
ной церкви, чтобы набожные прихожане не увидели
их черных лиц, прежде чем услышать их ангель¬
ские голоса. Потом Генри Уорд Бичер отвез их в
Плимут, где они пели в церкви; местные газеты на¬
звали певцов «чернокожими менестрелями Бичера»,
144

после чего их слушала вся страна. Потом их встре¬
чали с распростертыми объятиями во всем мире;
хор студентов Фиска слушали даже короли. Из-за
границы они привезли довольно много денег, й на
них был построен «Юбилейный холл». Там я встре¬
чался с некоторыми из этих певцов и слышал, как
они пели.
Когда я поступил в Университет Фиска, там
уже существовало общество Моцарта, созданное
Спенсом и объединявшее все лучшие голоса кол¬
леджа, причем некоторые из них были поистине
божественны. Спенс готовил их к исполнению круп¬
ных религиозных ораторий. Созданный им хор ис¬
полнял «Мессию», «Пророка Идию» и Двенадцатую
мессу Моцарта. Я тоже стал членом общества, и оно
много мие дало в смысле музыкального образова¬
ния.
Ежегодно во время выпускной церемонии испол¬
нялся хор «Аллилуйя!». Мне сейчас вспоминаются
ряды лиц всех цветов и оттенков; никакого орке¬
стра, только рояль, и низенькая фигура Спенса, се¬
довласого, облаченного в длинный фрак. Повернув¬
шись лицом к хору, он стоит, размахивая руками.
Неподалеку от него Эд Бэйли — невзрачный юноша-
негр, на которого средний белый американец не
обратил бы никакого внимания или сказал бы, что
ему следует пахать землю, а не петь. Его чистый
тенор был изумительной красоты, и мы, слушая
его, всякий раз были тронуты до слез; кавалось, его
голос говорил: «Утешься, о, утешься, народ мой!»
Мы в эти минуты были тем народом, к которому
обращался Иегова. Ни один студент не выходил из
стен Университета Фиска, не научившись глубоко
понимать и ценить настоящую музыку.
Университет Фиска как промежуточный этап
дал мне ту пользу, что моя жизненная программа
стала шире, хоть и пе изменилась по существу; от¬
ныне я связал свою жизнь с группой образованных
негров в надежде, что она, опираясь на свои зна¬
ния и опыт, поведет за собой массы. Я ни на мину¬
ту не допускал мысли, что эта руководящая группа
10 У. Дюбуа
145

будет заботиться только о благе образованного
меньшинства, а не широких масс. Я не задумывал¬
ся над тем, как, какими способами мы будем вести
свою работу. Прежде всего — приобрести всесто¬
роннее, исчерпывающее знание окружающего нас
мира; остальное — методы и их применение на
практике — станет ясно потом.
В основном моя программа сочетала требование
социального равенства для угнетенной части насе¬
ления со свойственным молодежи стремлением к
свету, к знаниям. «Фиск» был хорошим колледжем;
я любил его, но он был мал, в нем недоставало обо¬
рудования, лабораторий, книг. Это не был настоя¬
щий университет. Я же мечтал о самом крупном,
самом лучшем учебном заведении: только там мо¬
гут получить необходимую подготовку те, кто пове¬
дет за собой американских негров. Частичные зна¬
ния, несовершенное оборудование не годились для
этой великой задачи. О необходимости зарабаты¬
вать себе на жизнь я редко задумывался. Нн нужды
в деньгах, ни желания разбогатеть я не испытывал.
Во мне все больше росла решимость попасть в
Гарвардский университет, чтобы изучить там науку
наук — философию. Напрасно уверял меня Чейз,
как позднее это делал и Джеймс, что люди плохо
оплачивают труд философов. Тщетно ректор кол¬
леджа предлагал мне стипендию в Хартфордской бо¬
гословской семинарии. Я слишком мало верил в
догматы христианской веры, чтобы стать священ¬
ником. Не скажу, чтобы я не соблюдал христиан¬
ских заповедей: я в жизни ничего не крал, будь то
ценности материальные плн духовные; я не только
никогда не лгал, ио, наоборот, говорил то, что счи¬
тал правдой, даже в самых неблагоприятных обсто¬
ятельствах; я не пил спиртного и не знал женщин—
ни с физической, ни с психологической стороны,
над чем, не слишком мне доверяя, весело смеялись
мои более просвещенные приятели. Я прежде все¬
го верил в нобходимость трудиться — систематиче¬
ски, неустанно.
Своим ранним знакомством с политикой я обя-
146

зан главным образом газетам, которые стал Читать
в свободное от занятий время. Из них я узнал о
соперничестве демократической и республиканской
партий, начавшемся с момента вступления на пост
президента Хэйса и продолжавшемся при Гарфил¬
де и Артуре, Кливленде и Гаррисоне и снова при
Кливленде, когда он был избран вторично. Все это
находилось в согласии с принятой теорией о том,
что власть должна принадлежать той или иной пар¬
тии, н хотя расхождения между обеими партиями
были не слишком четко сформулированы, а их це¬
ли недостаточно ясно определены, я тем пе менее
верил в конечное торжество демократического обра¬
за правления.
Популисты — третья партия, которая в это вре¬
мя возникла, — не производили на меня впечатле¬
ния, так как я не понимал, в чем их роль и какие
они ставят перед собой задачи.
За год до моего поступления в колледж в Анг¬
лии были лишены своих неограниченных полномо¬
чий мировые судьи и сквайры, число избирателей
увеличилось вдвое, а Ирландии после упорной
борьбы было предоставлено самоуправление. В Япо¬
нии, наконец, была принята конституция, преду¬
сматривавшая выборность органов власти. В Бра¬
зилии шла борьба за установление республики, во
Франции народ стремился ограничить политическое
влияние католической церкви.
Естественно, что меня тогда стала волновать
такая проблема: как добиться широкого и эффек¬
тивного приобщения американских негров к демо¬
кратии, которая неизбежно должна восторжество¬
вать, и когда цветным пародам мира будет предо¬
ставлено право на самоуправление? Не обращаясь
за разъяснениями ни к учебникам, ни к препода¬
вателям, я внимательно следил за развитием расо¬
вой проблемы в разных странах мира. Трудность,
однако, заключалась в том, что невозможно было
получить настоящее и исчерпывающее знание фак¬
тов. Так, я не мог получить ясной картины пере¬
мен, происходивших в Африке и в Азии.
10*
147

Здесь же, в Университете Фиска, я начал пы-
ступать как писатель и оратор. Я был редактором
газеты «Фиск геральд». В своих взволнованных ре¬
чах я выступал против расовых барьеров. Я был
полон решимости научно познать среду, которая
меня окружала, чтобы быть в состоянии помочь
скорейшему освобождению негров. Старание, с ка¬
ким я учился в Новой Англии, себя окупило: как
студент, я был на хорошем счету. Но поскольку
первым моим выбором был Гарвард, я по-прежнему
горел желанием туда поступить.
Своим зачислением в Гарвард осенью. 1888 года
я был обязан не столько своему упорству, сколько
необыкновенной удаче. В этот период в Гарварде
стало складываться мнение, что колледж слишком
замкнулся в себе, стал слишком довольствоваться
ролью учебного заведения Новой Англии. Начиная
с 1884 года кое-кто стал прилагать настойчивые
усилия к тому, чтобы превратить Гарвард в обще¬
национальное учебное заведение, где занимались бы
также студенты с Запада и с Юга. Прочтя объяв¬
ления об имеющихся стипендиях, я подал проше¬
ние. В мою пользу говорил тот факт, что начальное
образование я получил в Новой Англии и потом
учился на Юге, а также тот факт, что я был цвет¬
ной. Между тем в Гарварде до сих пор училось
очень немного негритянских студентов.
Меня приняли сразу же, но с условием, что я
начну с предпоследнего курса даже в том случае,
если получу в Университете Фиска степень бакка-
лавра искусств. Такое требование нельзя было на¬
звать совсем несправедливым, поскольку подготов¬
ка, какую я получил в школе в Новой Англии, не
вполне удовлетворяла требованиям Гарварда, а Уни¬
верситет Фиска вследствие общей отсталости си¬
стемы образования иа Юге и подавно был ниже
уровня Гарвардского университета. Правда, все это
было мне безразлично. Мне хотелось попасть в
Гарвард потому, что там мне представилась бы
возможность получить всестороннее образование.
Мне была обещана премия Гринлифа в двести пять¬
148

десят долларов, которой мне хватило бы на необ¬
ходимые расходы.
Наш класс был выпущен из колледжа Фиска в
мае 1888 года. Нас было пятеро — из Техаса, Тен¬
несси, Нью-Йорка, Массачусетса и Миссисипи. Эд¬
мондсон был вынужден оставить колледж перед са¬
мым концом. Каждый из нас во время выпускного
акта прочитал сочинение на заданную тему. У дру¬
гих они назывались так: «Англосаксонское влия¬
ние», «Женщины в общественной жизни», «О фео¬
дализме» и «Мысль как главное условие прогресса».
Предметом моего сочинения был Бисмарк. Такой
выбор сам по себе был показателен, подчеркивая
разрыв между характером образования, какое мы
получали, и положением вещей в реальном мире.
Бисмарк был моим героем. Массу враждовавших
между собой людей он превратил в единую нацию.
Своей железной волей он направил события в нуж¬
ное ему русло и в конце концов короновал в Вер¬
сале императора.
Мне представлялось, что именно этому примеру
должны последовать американские негры: целеуст¬
ремленно н смело пойти вперед за умелыми руко¬
водителями. В то же время я совершенно не пони¬
мал — а наши лекции по истории не могли просве¬
тить меня на этот счет — тогдашних политических
интриг в Европе, экспансии европейских государств
в Африке, промышленной революции, совершившей¬
ся на базе работорговли и превращавшейся теперь
в колониальный империализм, я не видел ожесто¬
ченной борьбы между белыми нациями за прибыли
от эксплуатации сырья и рабочей силы колоний.
Ни о чем этом я не имел ясного понятия.
До сих пор мое школьное образование включало
политику и религию, но экономику совершенно ис¬
ключало. При изучении рабства нам подчеркивали
лишь моральный его аспект, а не экономический;
между тем, когда я преподавал в провинциальной
школе, я видел, что такое рабство в его экономиче¬
ском аспекте. Я не номшо, чтобы у нас в колледже
когда-нибудь упоминали Карла Маркса или тракто¬
149

вали вопросы социализма. Наши дискуссии каса¬
лись заработной платы, бедности, в какой живет
народ, но о профессиональных союзах нам говори¬
ли мало и вообще отзывались о них неодобритель¬
но. Родители цветных студентов, как правило, не
были членами профсоюзов — этому противились бе¬
лые рабочие. Большинство из нас рассчитывало
на карьеру человека умственного труда. Мы имели
некоторое представление о земле и сельском хозяй-
;тве, но никакого — о промышленности и транспор¬
те. Ведь негры в своей массе зарабатывали себе на
жизнь лишь простым физическим трудом или на¬
нимаясь к кому-нибудь в услужение.
В Университете Фиска нас старались прежде
всего воспитать в духе христианской веры, дабы ни
у кого из нас не зародилось сомнений в ней. Сна¬
чала подобные старания казались мне совершенно
излишними, потому что я лично никогда прежде
не сомневался в необходимости религиозного вос¬
питания. Религиозная догма не вызывала во мне
каких-нибудь серьезных сомнений: миром правит
бог; Христос любит людей, люди живут или ста¬
раются жить в согласии с заповедями, в противном
случае их справедливо наказывают. Однако книга
«О христианских откровениях», которую мы были
обязаны читать, возмущала меня своей нелогично¬
стью. Тогда, как и сейчас, она казалась мне деше¬
вой демагогией. Совсем иного мнения я был о на¬
шем серьезном, славном ректоре, который вел курс
общей философии. Он открывал перед нашей мы¬
слью широкие перспективы. Это-то и побудило ме¬
ня пойти дальше в поисках истины: впоследствии,
оказавшись в Гарварде, я попал в ученье к самому
Уильяму Джеймсу'.
По окончании колледжа Фпска мне нужно было
ехать в Гарвард. Помимо стипендии у меня были
кое-какие сбережения — я не истратил мое жало-
’ Уплья.и Джеймс ^2522—2970) — американский буржу¬
азный философ и психолог, основатель реакционного уче¬
ния прагматизма («истинно» то, что «полезно»).
150

ванье за преподавание в сельской школе. Но средств
этих было все же недостаточно, и Фортсон, учив¬
шийся в средней школе при колледже Фиска, пред¬
ложил мне план. Очень серьезный и аскетически
набожный юноша, он, прежде чем поступить в шко¬
лу, некоторое время работал официантом в летнем
отеле на озере Миннетонка неподалеку от Миннеа¬
полиса, в штате Миннесота. Он уже занимал долж¬
ность помощника метрдотеля и, зная, что гостям
нужна музыка, предложил нам создать «Веселый
клуб» и провести лето на Миннетонке. Он отобрал
четырех парией, которые уже выступали под мар¬
кой «Веселого клуба». Это были Коллоуэй, Толли,
Макклеллан н Энтопн. У них был уже опыт работы
в отелях, правда, небольшой.
Кончилось тем, что меня взяли на роль импрес¬
сарио; предполагалось, что я поеду с квартетом,
летом поработаю вместе с ним, а к концу сезона от¬
правлюсь в Миннесоту, Висконсин п Чикаго, что¬
бы заключить ряд контрактов. Оттуда все вернут¬
ся в Университет Фиска, а я поеду на восток — в
Гарвард. В колледже я проявил себя как предпри¬
имчивый организатор и руководитель — я в каж¬
дом деле брал на себя роль работающего секрета¬
ря, а не декоративного председателя. Единствен¬
ная трудность миннесотского предприятия заклю¬
чалась в том, что прежде я никогда пе работал
в отеле.
Так двадцатилетним юношей я получил пред¬
ставление об американской цивилизации Среднего
Запада. Я знал Новую Англию, где я родился н
учился. Я прожил три года на Юге, а теперь предо
мной открывалась возможность познакомиться с
Западом. Из этой поездки я вынес незабываемые
впечатления. Никогда прежде я не видел такого
отеля, как на озере Миннетонка. В «Беркшнр-хау-
зе» в Грейт-Баррипгтоне обслуживали богатых го¬
стей из Нью-Йорка, в большинстве своем людей
спокойных и довольно скучных. Они часами сиде¬
ли на веранде, устраивали увеселительные поездки
за город, иногда играли в карты.
151

Гости отеля иа озере Миннетонка были более
многочисленны, вели себя более шумно и не отли¬
чались благовоспитанностью. Они тратили уйму де¬
нег и выпивали неимоверное количество спиртного.
Правда, вели они себя, как правило, прилично, по
крайней мере днем. Большинство из них были обы¬
кновенные, добропорядочные люди. Но по вечерам,
особенно в субботу и воскресенье, дело доходило
чуть не до оргий. Приезжали мужья с чужими же¬
нами, немало было и веселых женщин без мужей.
Бедный Фортсои чувствовал себя ужасно несчаст¬
ным; он заставил нас подписать заявление проте¬
ста и передал его управляющему отелем. Я уверен,
что его там не поблагодарили за это. Метрдотель,
которому подчинялся Фортсон,— рослый негр сред¬
них лет с безупречными манерами, несомненно,
знал, каков этот отель, но его это ничуть не беспо¬
коило.
Мы, студенты, спали в отдельной комнате и бы¬
ли надежно защищены от всего, что происходило
вокруг. Мы были неопытными официантами, и нас
держали «на подхвате»: мы стояли в стороне и
должны были время от времени убирать столы.
В целом я был разочарован нашей поездкой. Но
концерты, которые мы давали, проходили с изве¬
стным успехом, и в начале сентября я с грустью
расстался со своими друзьями и отправился на Юг,
а потом иа Запад. По существу успех нашего пред¬
приятия зависел от того, сумею ли я заключить
контракты. Я снова испытал всякие приключения.
Я побывал в Миннеаполисе, Сент-Поле, Мэдисоне,
Милуоки и Чикаго. Лето было жаркое. Особенно я
страдал от жары в Чикаго — больше, чем в Наш¬
вилле. За эти две недели мне пришлось здорово по¬
работать. Я встречался с самыми различными
людьми. Некоторые не интересовались певцами-нег¬
рами, хоть они и были студентами из колледжа Фи¬
ска. Другие интересовались мною лично и расспра¬
шивали о колледже. В общем меня принимали
приветливо и вежливо. Я встречал очень славных и
внимательных людей — священников, руководите¬
152

лей различных христианских ассоциаций и литера¬
турных объединений. Мой метод был таков: я пред¬
ставлял рекомендательные письма (их, правда,
было немного), рассказывал своим слушателям об
Университете Фиска и о целях, которые ставил
перед собой наш квинтет. Несмотря на многие от¬
казы и неудачи, мне удалось заключить несколько
контрактов, так что каждому из нас перепало по
сотне долларов, не включая сюда наших расходов
во время гастролей.
Сразу же по поступлении в колледж с меня по¬
требовали внести в декабре плату за обучение в
размере ста пятидесяти долларов. Я напомнил, что
мне полагается стипендия Гринлифа — двести пять¬
десят долларов, ио мне ответили, что деньги эти
платят позднее. Пришлось спорить и протестовать,
прежде чем мне авансом выдали необходимую сум¬
му.
На протяжении десятков лет после окончания
мной колледжа Фиска его бывшие питомцы просили
меня публично подвергнуть критике перемены в
политике Университета Фиска, грозившие, по нх
мнению, свести на нет его традиции. В 1898 году,
по совету моей бывшей одноклассницы Мэгги Мэр-
рей, только что вышедшей тогда замуж за Букера
Вашингтона, последний был избран членом опе¬
кунского совета Университета Фиска. Полагали,
что своим влиянием Вашингтон сможет способство¬
вать увеличению пожертвований, что поддержало
бы этот крупнейший в стране негритянский кол¬
ледж, испытывавший финансовые затруднения. Вме¬
сто обычных дисциплин, как это было прежде, ста¬
ли вводиться курсы всяких ремесел. По настойчи¬
вой просьбе Джорджа Хейнса я выступил на
выпускном акте 1898 года против этих новшеств.
Ректор тоже не был согласен с ними и подал в от¬
ставку.
Несколько лет спустя другой ректор поддался
широко распространившейся тогда идее о том, что
влиятельные белые южане должны-де взять на себя
более активную роль в руководстве высшим обра¬
153

зованием негров. Он способствовал усилению влия¬
ния белых в Нашвилле, через черный ход вводил
певцов из «Веселого клуба» в привилегированные
клубы, чтобы они там пели для белых, и значитель¬
но ограничил свободу и инициативу студентов кол¬
леджа. Поскольку в то время моя дочь заканчивала
Университет Фиска, я должен был присутствовать
на выпускной церемонии, где меня попросили ска¬
зать выпускникам несколько слов. В речи, озаглав¬
ленной «Diuturni Silentiae» 1 (по названию одной
пз речей Цицерона), я выступил с честной, откры¬
той критикой такой политики, — и после долгой
борьбы, в ходе которой я стал издавать в Нью-Йор¬
ке новую «Фиск геральд», и этот ректор ушел в от¬
ставку. Это стоило мне больших трудов и явилось
причиной нападок на меня со стороны как белых,
так и некоторых негров, но мне кажется, я лишь
выполнил свой долг — оказал необходимую услугу
славному колледжу и помог ему сохранить свои
традиции.
1 «О долгом молчании» (лат.).

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Гарвард в конце XIX века
Гарвардский университет в 1888 году был со¬
лидным и знаменитым учебным заведением. Он су¬
ществовал уже двести тридцать восемь лет, и в чи¬
сле тогдашних его руководителей были Алексан¬
дер Агассиз, Филиппе Брукс, Генри Кэбот Лодж,
Чарлз Фрэнсис Адамс, а также Джон Куинси
Адамс, тезка бывшего президента США. Ректором
в Гарварде был в то время Чарлз Уильям Элиот,
всесторонне образованный, много путешествовав¬
ший ученый. В числе почетных профессоров были
Оливер Уэндел Холмс и Джеймс Рассел Лоуэлл.
В университете преподавали Фрэнсис Чайлд, Чарлз
Элиот Нортон, Чарлз Данбар, Джастин Уинзор,
Джон Троубридж, Уильям Гудвин, Фрэнк Тоссиг,
Натаниэл Шейлср, Джордж Полмер, Уильям
Джеймс, Фрэнсис Пибоди, Джосайе Ройс, Баррет
Уэнделл, Эдвард Чаннинг и Элберт Башнелл Харт.
А в 1890 году в Гарвард пришел молодой препода¬
ватель Джордж Сантаяна. Пожалуй, ни одни аме¬
риканский университет не мог похвалиться такой
плеядой знаменитых ученых и прекрасных препо¬
давателей, какой располагал Гарвард с 1885 по
1895 год.
Чтобы лучше понять мое отношение к Гарварду
того времени, следует иметь в виду, что я был
негр — и не только потому, что нм родился, ио и
потому, что, признав себя членом этой отгорожен¬
ной расовым барьером нации, я готов был разде¬
лять тяготы, выпавшие на долю моих собратьев, но
155

был полон решимости работать среди них, чтобы
проложить себе и им дорогу к свободе.
Тот Гарвард, каким он был для большинства бе¬
лых студентов, я знал плохо. Я ничего не знал о
студенческих обществах и даже не слышал ни о
Фи-Бета-Каппани о таких влиятельных органи¬
зациях студентов, как «Клуб заварного пудинга».
Я поступил в Гарвард, чтобы получить образова¬
ние, а высокие оценки интересовали меня, лишь
поскольку они обеспечивали мое пребывание в кол¬
ледже. Я не выбирал себе предметов полегче, ибо
задался целью расширить свое образование, чтобы
лучше понять мир. В Университете Фиска не было,
например, химической лаборатории, а курс матема¬
тики преподавался по сокращенной программе. Но
больше всего мне хотелось изучать философию!
Мне хотелось добраться до основ знаний, исследо¬
вать все до самых корней. Поэтому я выбрал курс
этики, читавшийся Полмсром. Но Полмера, на год
освобожденного от лекций, заменил Уильям Джеймс.
Я стал преданным сторонником Джеймса, который
в это время развивал свою прагматическую филосо¬
фию.
К счастью, я правильно поступил, сочтя свое
пребывание в Гарварде не началом, а скорее про¬
должением образования, полученного в колледже.
Преподаватели в Гарварде были не лучше, но из¬
вестнее, чем преподаватели Фиска, у них было
больше доступа к знаниям, опи жили в атмосфере,
более благоприятной для поисков истины.
Я считал, что мое призвание — философия, а за¬
работок в будущем мне даст ее преподавание. С та¬
ким планом в голове я учился в Гарварде с осени
1888 года по 1890 год. Я выбрал для себя смешан-
1 Одно из так называемых «обществ по греческим бук¬
вам» — студенческих обществ или братств, существующих
во всех крупных университетах США и имеющих главной
функцией организацию дискуссий по литературным, фило¬
софским, социальным и политическим попросам. Фи-Бета-
Каппа является старейшим из этих обществ (основано в
1776 г., гарвардский филиал общества создан в 1781 г.).
156

ный курс лекций, обнимавший такие предметы, как
химия, геология, общественные науки и филосо¬
фия. Меня спасло то, что эти дисциплины читали
превосходные преподаватели, хотя программы и ос¬
тавляли желать лучшего. Уильям Джеймс помог
мне выбраться из бесплодной пустыни схоластиче¬
ской философии и привел к реалистическому праг¬
матизму. От носивших религиозную окраску про¬
поведей социальных реформ, которые читал нам
Пибоди, я перешел к изучению истории, которую у
нас вел Элберт Башнелл Харт, рекомендовавший
опираться в своих исследованиях на документы, и
от лекцпй Тоссига, преподававшего реакционную
экономическую теорию со следами влияния школы
Рикардо, я вплотную приблизился к науке, кото¬
рая впоследствии стала именоваться социологией.
Между тем о Карле Марксе говорилось редко, да и
то как о человеке, чьи сомнительные воззрения
давно отвергнуты. Социализм считался пустой меч¬
той филантропов, несбыточным идеалом, будоража¬
щим горячие головы; изучением его пренебрегали
как чем-то второстепенным.
Когда я приехал в Гарвард, передо мпой встала
немаловажная проблема — где столоваться и жить.
Естественно, я не мог себе позволить снять ком¬
нату в старинном здании колледжа под сенью ве¬
ликолепных вязов, где в основном жили состоя¬
тельные студенты. Я не собирался также искать
пристанища в домах белых, где обычно жили сту¬
денты среднего достатка. Я старался найти комнату
в доме какой-нибудь «цветной семьи» и в конце
концов нашел такой дом — на Флэгг-стрит, 20. Это
был уютный домик, принадлежавший негритянке из
Новой Шотландии, чьими предками были мароны
с Ямайки — беглые рабы, которые взбунтовались и
были высланы на север англичанами, поклявшими¬
ся сначала не трогать их, если они сдадутся. За
весьма умеренную плату я снял на втором этаже
комнату, где прожил четыре года. Я так писал тог¬
да о своем жилище: «Комната моя для студента
колледжа довольно скромна. Расположена она очень
157

удачно — на втором этаже, с двумя окнами на ули¬
цу. В одном углу дверь, в углу напротив — неболь¬
шая кровать, украшенная немыслимыми узорами—
растениями, которые привели бы в замешательство
любого ботаника. Тем но менее она очень удобна,
и хозяйка следит за тем, чтобы в ней всегда было
чисто. Налево от двери — письменный стол, на ко¬
тором стоит кривое зеркало. У окна — стеллаж с
тремя полками книг, а рядом с письменным столом
возвышается импровизированный книжный шкаф,
сколоченный из некрашеных досок, в котором хра¬
нится почти вся моя библиотека. Кампнная доска,
на ней гипсовая статуэтка, календарь и всякие без¬
делушки. Диван, комод, сундук, стол со стульями —
вот и вся обстановка. На стенах немудреные лито¬
графии. Однако своей скромной берлогой я вполне
доволен».
Впоследствии я стал обедать в Мемориал-хол¬
ле -г- обширной университетской столовой, а потом
стал членом Фокскрафт-клуба — там столовались
менее состоятельные студенты.
Следуя привычкам, которые мне привили на
Юге, я не стремился завязать дружбу со своими
белыми коллегами, не искал даже знакомства с ни¬
ми. Конечно, друзья мне были нужны, однако я не
мог искать их сам. Наш курс был велик, по из
трехсот человек я вряд ли знал даже десятерых.
Я не домогался их дружбы, а они, естественно, —
моей. Я не пытался сотрудничать в периодической
печати колледжа, поскольку редакторы не разделя¬
ли моих интересов. Лишь в одну организацию я
попытался войти, да и то без успеха. У меня был
хороший голос, я любил музыку и поэтому захотел
участвовать в конкурсе «Веселого клуба». Мне сле¬
довало бы заранее знать, что Гарвард не допустит
негра в состав университетского «Веселого клуба»,
разъезжавшего по всей стране. Вполне естественно,
что меня туда не приняли.
И все же я был счастлив в Гарварде, хотя по
причинам довольно необычным. Одно из них было
принятие мною расовой сегрегации. Если бы я от-
158

Правился в Гарвард сразу по окончаний грейт-бар-
рингтонской средней школы, я стал бы искать
общества своих однокурсников — белых, а потом, уз¬
нав о существовании сегрегации, к которой не при¬
вык, разочаровался и ожесточился бы. Но я попал
сюда, побывав сперва в Университете Фиска на
Юге, где существовал расовый барьер и где я охот¬
но присоединился к обществу своих братьев по ра¬
се. Это, разумеется, ие было моим окончательным
решением. Впоследствии, став сплоченными и во¬
оруженные знаниями, мы, негры, должны были
сломать этот расовый барьер, пока же мы собира¬
лись в единый кулак, готовясь к борьбе, и были
счастливы. Возможно, что, предвидя в будущем
полное слияние человеческого общества, когда не
будет нн дискриминации, ни неравенства, я еще
сильнее испытывал желание общаться пока с людь¬
ми одной со мной расы и по мере возможности за¬
бывать о существовании этого окружающего меня
«мира белых».
Вообще говоря, мне от Гарварда не нужно было
ничего, кроме помощи преподавателей и возможно¬
сти пользоваться лабораториями и библиотекой.
Я вполне добровольно и охотно отказался от уча¬
стия в общественной жизни колледжа. Я поддер¬
живал с другими лишь такие контакты, какие мне
необходимы были для работы. Правда, я состоял
членом такого кружка, как Философский клуб, а
также был членом Фокскрафт-клуба, потому что
там можно было недорого пообедать. Джеймс и
еще один или два наших преподавателя иногда
приглашали меня к себе на обед или в гости. У ме¬
ня были друзья, причем весьма интересные и ум¬
ные, среди негров, проживавших в Бостоне и его
окрестностях. Конечно, и общение с белыми было
для меня в известной степени необходимо, поэтому
время от времени я включался в поток их жизни.
Я сопровождал цветных девушек на различного ро¬
да вечера, приглашал их с собой на студенческие
любительские спектакли, а позднее — на классные
и выпускные вечера. Естественно, мы привлекали
159

внимание, и «Кримзон» — студенческая газета — не¬
редко отмечала моих спутниц; правда, иногда ме¬
ня пытались оскорбить; например, во время одного
приема некая белая дама упорно принимала меня
за официанта.
В общем я жил в своем «цветном» окружении—
самодовлеющем, провинциальном, которое по мере
возможности игнорировало мир белых, создавший
расовую сегрегацию. Такое отчуждение, объясняв¬
шееся целями самозащиты, хотя и порождало сво¬
его рода комплекс неполноценности, но в то же
время заключало в себе веру в способности и пре¬
красное будущее негритянского народа.
Моими друзьями и товарищами были негритян¬
ские студенты Гарварда и соседних учебных заве¬
дений, а также некоторые негры, жившие в Босто¬
не и около него.
Имея таких друзей, я жил счастливо и интерес¬
но. Среди них было много образованных и состоя¬
тельных людей, много юношей, которые учились
или хотели учиться, много очаровательных моло¬
дых женщин. Мы собирались вместе поужинать,
танцевали, спорили, мечтали о том, каким будет
новый мир.
С белыми я не был дерзок — просто я не заис¬
кивал перед ними, а между тем тот факт, что сту¬
дент-негр не искал покровительства, рассматривал¬
ся белыми студентами Гарварда как желание быть
чем-то большим, чем негр. К евреям и к ирландцам
в Гарварде относились ие лучше, чем к неграм.
Я, однако, отличался от остальных негров тем,
что добровольно принимал расовую сегрегацию, в
то время как прочие чаще всего видели спасение в
том, чтобы как можно скорее приобщиться к бе¬
лым и к «белой» культуре, причем чуть ли не на
любых условиях. Я же, несмотря ни па что, крити¬
чески относился к белым и верил в возможность
существования независимой, самостоятельной нег¬
ритянской культуры даже здесь, в Америке.
Эта моя самоизоляция, вернее изоляция от бе¬
лого мира, не сделала меня ни несчастным, ни
160

озлоблеппым. В молодости я был полон сил, весел и
жизнерадостен. Я понимал, что достаточно развит
и обладаю достаточными умственными способно¬
стями, и даже был, как п в средней школе, на¬
столько тщеславен, что воображал, будто в проиг¬
рыше остаются те, кто со мной не знается, а не я.
В то же время не думаю, чтобы мои однокурсники
что-нибудь имели против меня. Я пе был неряхой,
одевался не шикарно, но прилично. Правда, свет¬
ские манеры, ио моему убеждению, были чем-то из¬
лишним, п я был нарочито грубоват. Я считал,что
много заниматься своей внешностью хоть и прият¬
но, не не обязательно. Я учился в Гарварде, но не
был его частью н понимал всю иронию того, что я
наравне с другими пел студенческую песню о «Слав¬
ном Гарварде». Я пел ее потому, что мне нравилась
мелодия, а вовсе пе потому, что гордился отцамн-
пилпгримамп.
Я часто общался со своими цветными друзьями,
но поневоле вынужден был позволять себе лишь
небольшие траты. Я бывал у них в гостях, обедал,
танцевал на вечеринках. Иногда мы отправлялись
прогуляться на морской берег. Однажды мы вместе
с группой цветных студентов нз соседних учебных
заведений поставили в помещении негритянской
церкви в Бостоне комедию Аристофана «Птицы».
Исполнение было неплохое, хотя и не первоклас¬
сное; пусть цветная аудитория не оценила его по
достоинству, но пьесу мы поставили не зря. Прав¬
да, я до смерти измучился, возившись с ней, но гор¬
дился нашей постановкой.
Так негритянская интеллигенция — студенты,
служащие, высшая категория прислуги, люди, ко¬
торых объединяла общая расовая принадлежность-
цвет кожи пх самих или их предков, люди с общей
судьбой, одинаково страдавшие от расовой дискри¬
минации,— сгруппировалась в свою самостоятель¬
ную общину; как и в десятках тысяч других таких
же общин в стране, негров сплачивала воедино об¬
щая культура, они жили в своем духовпом мире,
и все чаще наблюдалось, что цветной житель
И У. Дюбуа
161

Бостона был ближе цветному, живущему в Чикаго,
нежели своему белому соседу в доме напротив.
Члены нашей «общины» часто бывали в гостях
у миссис Раффин, жившей с дочерью Берди в Бо¬
стоне на Чарлз-стрит. Эта аристократической внеш¬
ности дама с оливковой кожей и копной седых во¬
лос была вдовой судьи-негра, первого в Массачусет¬
се получившего назначение на такую должность.
Как-то одна белая леди нз Бостона сказала, обра¬
щаясь к миссис Раффин, очевидно чтобы располо¬
жить ее к себе:
— Я всегда интересовалась судьбами вашей ра¬
сы.
— Какой расы? — вспыхнула миссис Раффин.
Кстати, это она основала в Бостоне организацию
цветных женщин и стала выпускать «Курант» —
еженедельный листок для негритянских женщин,
получивший в стране широкое распространение.
В нем я опубликовал ряд статей о жизни Гарвард¬
ского университета.
Естественно, что юноши и девушки нашего кру¬
га завязывали между собой знакомства, нередко
заканчивавшиеся браками. Теперь, когда я возму¬
жал, я забыл свои прежние юношеские привязан¬
ности по Университету Фпска и стал всерьез поду¬
мывать о любви, о женитьбе. Правда, меня удер¬
живало от этого мое желание учиться дальше, а
также другая, довольно любопытная причина.
Случилось так, что у двух девушек, которые мне
особенно нравились, был непростительный недоста¬
ток: обе были похожи на белых, хотя у них было
достаточно черных предков, чтобы в Америке их
считали негритянками. Но я не хотел, чтобы люди
могли даже подумать, будто я женился на белой.
Это были умные, общительные девушки. Одна из
них поступила в колледж Вассара, куда неграм в
то время доступ был закрыт. Помню, как много лет
спустя, когда я читал лекции в этом колледже, мы
крупно поспорили с одним преподавателем, кото¬
рый заявил, что эта девушка не должна была
«обманывать» власти колледжа, закончив колледж
162

прежде, чем они узнали о ее негритянском проис¬
хождении. Второй моей симпатией была Дини
Пинделл — славная девушка, светловолосая, голу¬
боглазая и хрупкая. Но я в конце концов потерпел
поражение: она вышла замуж за Монро Троттера.
У Троттера, тоже «цветного», был состоятель¬
ный отец. Он поступил в Гарвард на первый курс,
когда я был на предпоследнем. Это был коренастый
мулат с коротко подстриженными темными воло¬
сами — настойчивый, прямой и пользовавшийся у
себя в классе авторитетом. Это ои первый органи¬
зовал в колледже «Клуб трезвенников». Я с ним
сблизился, и когда он с группой цветных студен¬
тов поехал в Амхерст на очередной выпуск студен¬
тов, в числе которых были негры Форбс и Лыонс,
учившиеся в одном классе с Кальвином Кулид¬
жем *, я принял участие в этой поездке.
Льюис впоследствии поступил на юридическое
отделение Гарвардского университета, где просла¬
вился как центр нападения университетской фут¬
больной команды. Он женился на прелестной Бес¬
си Бейкер, той, что вместе с нами ездила в Амхерст.
Форбс, одаренный, насмешливый негр, впоследствии
вместе с Троттером стал издавать «Гардиан». Это
была первая негритянская газета, открыто высту¬
пившая против Букера Т. Вашингтона. Когда же
Форбс осмелился прервать Вашингтона во время
его выступления на митинге в Бостоне, спрашивая,
какова его политическая платформа, то привержен¬
цы Вашингтона в отместку упрятали Форбса в
тюрьму. Я не присутствовал при этом и не был
причастен к происшедшему, но несправедливость
приговора побудила меня впоследствии создать
«Ниагарское движение», со временем превратив¬
шееся в Национальную ассоциацию содействия про¬
грессу цветного населения (НАСПЦН).
Так я жил, еще не изведав настоящей жизни,
любви и трагедии; поэтому, когда я встретил Мод
Кыопи, жизнь моя стала вдвойне интересной.
1 Кальвин Кулидж — президент США в 1923—1929 гг.
11*
163

Мод была высокая брюнетка с повелительными
манерами, золотистой, отливающей бронзой кожей,
блестящими глазами и темными вьющимися воло¬
сами. Отец ее был таможенным инспектором в
Галвестоне (штат Техас). Мод приехала к нам в
Бостон получить музыкальное образование — она
была способной музыкантшей. Когда в Музыкаль¬
ной консерватории Новой Англии ее сталп подвер¬
гать сегрегации в общежитии, мы ринулись к ней
на помощь н в конце концов одержали победу.
Я горячо полюбил ее, и мы обручились.
Из всего этого можно заключить, что жизнь моя
в колледже не была однообразной. С несколькими
белыми студентами я познакомился близко, и не¬
которые из них, правда очень немногие, сталп
моими друзьями на всю жизнь. Между тем боль¬
шинство своих однокурсников я пе знал даже по
имени. Многие пз них впоследствии сталп извест¬
ными людьми; в пх числе были Норман Хэпгуд,
Роберт Геррик, Герберт Кроли, Джордж Дорси,
Гомер Фолкс, Джеймс Браун Скотт 1 и другие.
Ни с одним из них я не был близок. Не сомне¬
ваюсь, что большинство моих коллег считало меня
эгоистичным и заносчивым «зубрилой», недотрогой,
готовым в любой момент вспыхнуть, и острым на
язык.
Возможно, причиной тому был своего рода
комплекс неполноценности: я страшно боялся со¬
ваться туда, где я был не нужен, являться к кому
1 Н. Хэпгуд (7S6S—7937J — журналист, редактор жур¬
нала «Кольере» в 1903—1912 гг. и журнала «Харпере уик-
ли» в 1913—1916 гг.; Р. Геррик (1868—1938) — романист
реалистического направления; Г. Кроли (1869—1930) —
журпалист, редактор журнала «Ныо рипаблик» в 1914—
1930 гг.; Дж. Дорси (1868—1931) — антрополог, преподава¬
тель Чикагского университета, изучал обычаи и мифологию
американских индейцев; Г. Фолкс (р. 1867) — обществен¬
ный деятель, в 1917—1919 гг. был представителем амери¬
канского Красного Креста в Европе; Дж. В. Скогт (1866—
1943) — юрист, профессор международного права, делегат
США на Гаагской мирной конференции 1907 г., в 1929—
1940 гг.— президент Американского института междуна¬
родного права.
164

бы то ып было без приглашения п никогда не прояв¬
лял желания общаться с темн, кто не желал об¬
щаться со мной. Конечно, мне было бы приятно
узнать, что большинство наших студентов хочет
со мной дружить, что я пользуюсь известностью и
мне завидуют. Но отсутствие такой уверенности не
делало меня ни несчастным, ни угрюмым. У меня
был свой внутренний мир, своя волшебная страна,
жившая в моей душе.
Лишь раз нлп два я заставил говорить о себе
в колледже. Первый раз это произошло так: тща¬
тельно подсчитав своп годовые расходы, я пришел
к выводу, что мне во что бы то ни стало надо
получить одну из премий Бойдстона за ораторское
искусство, чтобы свести концы с концами. II я по¬
лучил эти деньги, заняв на конкурсе второе место.
Событие было тем более знаменательное, что пер¬
вую премию получил тоже негр — Клемент Морган.
В связи с наплывом в Гарвард студентов не нз
Новой Англин, в университете все более росло не¬
довольство тем, что всеми делами колледжа заправ¬
ляли уроженцы Новой Англин. На выпускных ак¬
тах распорядителями всегда были Солтоистолл,
Кэбот, Лоуэлл или представитель какой-нибудь дру¬
гой новоанглпйской семьи. Футбольная команда и
капитаны других спортивных команд тоже подби¬
рались нз тех же узких социальных групп. Клас¬
сный поэт, классный оратор и другие участники
выпускного церемониала всякий раз выбирались из
числа самых знатных родом, а не из наиболее до¬
стойных.
И когда весной 1890 года стали выбирать на эти
должности, недовольство прорвалось наружу.
Я лично ничего не знал о готовящемся заговоре,
да и не слишком интересовался всем происходящим.
Однако для города и для университета было чрез¬
вычайно важно, чем кончатся выборы, и когда тай¬
ная группировка выбрала классным оратором Кле¬
мента Моргана, это стало сепсацией.
Моргай был негр. В детстве, вместо того чтобы
учиться в школе, он работал в парикмахерской в
165

Сент-Луисе. Благодаря помощи н содействию не¬
кой цветной учительницы, на которой он впослед¬
ствии женился, он отправился в Бостон и поступил
в латинский класс. Поэтому, когда Морган стал в
конце концов студентом Гарварда и был принят
в обычном порядке на первый курс, он хорошо
знал своих однокурсников. Несмотря на то, что он
был негр, студенты относились к нему довольно
хорошо. Славный, простой парень, он был одним
пз лучших ораторов университета и обладал пре¬
красной дикцией. На предпоследнем курсе он по¬
лучил первую премию Бойлстона за ораторское
искусство — в том же состязании, где я занял вто¬
рое место. Логично было ожидать, что именно он
станет классным оратором, хотя это и противоречи¬
ло американским традициям. В крупнейших газе¬
тах города появились редакционные статьи, выра¬
жавшие недовольство этим фактом, иа Юге же бе¬
лые просто рвали и метали, крича, что «черномазые»
скоро вытеснят в Гарварде лучших представителей
бостонского общества.
Между тем пример оказался заразительным: в
том же году, да и на следующий год в нескольких
крупных колледжах Севера классными ораторами
стали цветные студенты. Бывший президент Хэйс —
я расскажу об этом позднее — всячески глумился
над этим. Хотя, как я уже сказал, мне ничего не
было известно о заговоре и я даже не присутство¬
вал в классе, когда выбирали Моргана, я очень
обрадовался, что цветной барьер был сломан.
Мы с Морганом крепко подружились и отправились
летом по северному побережью читать лекции, что¬
бы немного подработать.
Гарвард того времени открывал широкие воз¬
можности для молодого человека вообще, а для
молодого негра в особенности, и я это понимал.
Я выработал собственные методы, отличные от ме¬
тодов большинства других студентов. Я никогда
не сидел ночами, а готовился к занятиям днем и
распределял свое время с точностью почти до ми¬
нуты. Я подолгу сидел в библиотеке и выполнял
166

задания очень тщательно, заранее обдумывая, какой
работой заняться позднее. С самого начала у меня
установились хорошие отношения с большинством
преподавателей Гарварда, которые рады были иметь
серьезного студента, мало интересующегося чем-
либо еще, кроме учебных предметов, и в общем
знающего, чего он хочет.
В области социальных наук Гарвард не блистал
глубиной мысли и шпротой даваемых познаний и
не занимал такого ведущего места, как в области
философии, литературы и физических наук. Тог¬
да, как и теперь, он только нащупывал пути к
научному объяснению человеческих отношений.
Между тем конец XIX столетня был началом новой
эры — эры монополистической экономики. Мощные
финансовые корпорации Соединенных Штатов при¬
бирали к рукам транспорт и такие виды сырья, как
уголь, нефть, сахар. Власть трестов и картелей
возросла настолько, что конгресс вынужден был
принять в 1890 году антитрестовский закон Шер¬
мана ’. В то же время по требованию заводчиков и
фабрикантов таможенные тарифы все повышались;
начал это дело Маккинли, а закончил Вильсон. Это
помогло монополиям утвердить свое господство над
экономикой страны. Промышленный Север все
больше сближался с новым Югом, а в 1890 году
южные штаты начали принимать законы, ограничи¬
вавшие избирательное право, в результате чего в
течение шестнадцати лет негры на Юге фактически
не имели возможности участвовать в выборах.
В 1893 году страну лотряс финансовый кризис,
в народе вспыхнуло недовольство, вылившееся в
1	Антитрестовский закон Шермана был принят в
1890 г. под давлением происходившего в то время широкого
движения рабочих и фермеров против монополий. Не при¬
чинив никакого ущерба монополиям, закон Шермана впо¬
следствии стал, как правило, толковаться судебными ор¬
ганами США в пользу крупных корпораций и превратился
таким образом в прикрытие их деятельности. Суды ши¬
роко использовали также закон Шермана против рабочего
движения..
167

популистское движение1 и в поход армии безра¬
ботных во главе с Кокен в Вашингтон. Возник
вопрос о более справедливом распределении бреме7
ни налогов.
Эти события мы в Гарварде обсуждали, имея о
них довольно ясное представление. Мы склонялись
в пользу английской политики свободной торговли
и были против американской тарифной политики.
Мы благоговели перед Рикардо п часами просижи¬
вали над его работой «Фонд заработной платы».
Вспоминаю лекции Тосснга, защищавшего обвет¬
шалую экономическую теорию Рикардо, согласно
которой заработная плата есть часть прибыли,
оставляемая рабочим предпринимателями после
того, как они забрали свою. Ну а если эта прибыль
окажется слишком мала, если она не будет устраи¬
вать предпринимателя, что останется делать бед¬
няге рабочему, как пе умирать с голоду? Тресты
и монополии открыто признавались за опасных
врагов демократии, но в них в то же время видели
неизбежных спутников индустриализации. Страна
была достаточно сильной, чтобы иметь золотой
стандарт, но боялась серебряных денег. В то же
время для Гарварда характерно было презритель¬
ное, неодобрительное отношение к рабочему клас¬
су. Забастовки вроде стачки анархистов в Чикаго,
забастовки железнодорожников в 1886 году, страш¬
ная гомстедская стачка 1892 года 1 2 и поход «армии
1	Фермерское движение 1890-х годов, возникшее в свя¬
зи с обезземеливанием и разорением американских ферме¬
ров в результате быстрого развития капитализма в сель¬
ском хозяйстве. Программа популистского движения, на¬
правленная против монополий, требовала «дешевых денег»,
дешевого кредита, введения прогрессивного подоходного на¬
лога, национализации транспорта и связи и пр. В дальней¬
шем к движению примкнуло значительное число рабочих,
чьи требования (восьмичасовой рабочий день и др.) также
были включены в его программу. Потерпев поражение на
президентских выборах 1896 г., популистская партия стала
потом приспосабливаться к требованиям буржуазных пар¬
тий и к 1900 г. распалась.
2	Гомстедская стачка — крупная забастовка рабочих
сталелитейной промышленности, начавшаяся В Гомстеде
168

Кокен» рассматривались как примеры беззаконных
действий невежественной толпы, пытающейся изме¬
нить неизбежный порядок вещей.
О Карле Марксе упоминалось лишь для того,
чтобы подчеркнуть, насколько-де не оправдались
его тезисы, о самом же его учении не говорилось
почти ничего. Испанские анархисты, русские ниги¬
листы, борющиеся английские шахтеры — все такие
движения изображались как некое спорадически
возникающее зло, а не как естественный результат
политического и экономического развития. Это бы¬
ло в порядке вещей: ведь Гарвард был детищем
своей эпохи. Свободная мысль, которая расцвела
было в нем в конце XVIII — начале XIX века, по¬
степенно сникла под мертвящим экономическим
давлением, и Гарвард стал богатым, но реакционным
учебным заведением. Это была опора богатства*
капитала, здесь уже начинали стыдиться Самнера
и Филлипса ’, а потом дело дошло до того, что
такого человека, как Элиот2, решено было заме¬
нить промышленником — истеричным поджигате¬
лем войны. Социальная ячейка, в которой травили
Гаррисона3, с легким сердцем отправила йотом на
электрический стул Сакко и Вапцеттн 4.
(штат Пенсильвания) и распространившаяся потом па
Питтсбург и другие промышленные центры. Стачка дли¬
лась четыре с половиной месяца и сопровождалась столк¬
новениями рабочих с войсками, брошенными на ее подав¬
ление. Поражению стачки способствовала предательская
политика руководства АФТ, отказавшегося организовать
движение солидарности с рабочими-сталелитейщиками.
1	Самнер, Чарлз (1811—1874) — сенатор, лидер ради¬
кальных республиканцев; Филлипс, Уэнделл (1811—1884)—
видный деятель аболиционистского движения.
2	Элиот, Чарлз Уильям (1834—1926) — педагог, ректор
Гарвардского университета в 1869—1909 гг.
3	Гаррисон, Уильям Ллойд (1805—1879) — лидер ради-
кальпого крыла аболиционистского движения, основатель
Американского общества борьбы с рабством, издатель га¬
зеты «Либерейтор».
4	Видные деятели американского рабочего движения,
Н. Сакко и Б. Вапцетти были в 1920 г. арестованы по лож¬
ному обвинению и в 1927 г. казнены властями штата Мас¬
сачусетс. Суд над ними происходил в Востопе,
169

Лишь много времени спустя после окончания
колледжа, когда уже вышли мои первые работы по
вопросам экономики и политики, я понял, как ве¬
лико влияние трудовой деятельности человека, его
усилий заработать себе на жизнь, на все остальные
сферы его деятельности. Курс политических наук,
который нам преподавали в колледже, был стан¬
дартный и ограниченный, особенно в том, что ка¬
салось анализа текущих событий в Европе. Юби¬
лейные торжества. в честь английской королевы в
июне 1887 года *, когда я еще учился в колледже
Фиска, установили своего рода шаблон для наше¬
го мышления. Низенькая старушка в Виндзорском
дворце стала величественным символом Британ¬
ской империи, флаг которой развевался по всей
земле и под властью которой было больше черно¬
кожих, чем белых. Англия вела цветные народы
мира к принятию христианства и, как нам каза¬
лось, к цивилизации, а в конечном счете и к само¬
управлению.
В 1885 году Стэнли, путешествующий амери¬
канский репортер, стал героем и символом влады¬
чества белых над Африкой. Отчаянная борьба
Махди, изгнавшего из Судана англичан, которые,
правда, через тринадцать лет вернулись туда, не
была мной понята до конца. Я слышал лишь о
«мученическом конце» Гордона «Китайского»1 2 —
пьяницы и разбойника с библией в кармане.
Тогда же было создано «Свободное государство
Конго», а о Берлинской конференцип 1885 года3
1	В 1887 г. отмечалось пятидесятилетие царствовании
королевы Виктории.
2	Чарлз Джон Гордон (1833—1885) — английский гене¬
рал, руководил зверским подавлением народного Тайпин-
ского восстания в Китае в 1863—1864 гг.; в 1884 г. был
послан апглийским правительством па подавление махди-
стского освободительного восстания в Судане и в январе
1885 г. убит при штурме повстанцами Хартума.
3	Берлинская конференция 1884—1885 гг. — междуна¬
родная конференция четырнадцати государств, включая
США, специально посвященная африканским колониаль¬
ным вопросам; явилась одпим из этапов рмпериалистиче-
170

писали как о некоем акте цивилизованного мира,
направленном на уничтожение работорговли и за¬
прещение спаивания туземцев. Французы, англи¬
чане и немцы по-прежнему продвигались в глубь
Африки, однако я ничуть не сомневался в том, что
это означает прогресс цивилизации и взятие вар¬
варов под доброжелательную опеку. В 1881 году я
прочел о создании Тройственного союза *. А позд¬
нее на Темпельхофер Фельд в Берлине я видел
праздничную церемонию по случаю возобновления
другого Тройственного союза2, на которой присут¬
ствовал окруженный блестящей свитой молодой
император Вильгельм II, незадолго перед этим при¬
казавший Бисмарку подать в отставку. А в тот
год, когда я уехал пз Германии, царем всея Руси
стал Николай II. Но в то время я еще не связы¬
вал политические события, происходившие в Евро¬
пе, с расовой проблемой в Америке.
Я был частым гостем в доме Уильяма Джеймса,
который был моим другом и наставником, научив¬
шим меня ясно мыслить. Я состоял членом Фило¬
софского клуба и беседовал с Ройсом и Полмером.
Я был одним из лучших учеников у Харта3;
впоследствии, когда я заканчивал колледж, он стал
моим руководителем. Именно он посоветовал мне
поехать учиться в Германию. По многим дисципли¬
нам я успевал хорошо. Но с английским языком я
однажды едва не потерпел провал в Гарварде.
Случилось так, что в Гарвард я попал в самый раз¬
гар ожесточенных споров, причиной которых был
ской борьбы за раздел Африки. Конференция формально
признала Конго «независимым государством» во главе с
бельгийским королем Леопольдом II, обеспечив возмож¬
ность его эксплуатации и другими западными державами.
1	Союз Австрии, Германии и России («союз трех импе¬
раторов»), заключенный по договору 18 июня 1881 г.
2	Союз Австрии, Германии и Италии, заключенный в
1882 г.
3	Джосайе Ройс (1855—1916) и Джордж Г. Полмер
(1842—1933) — профессора философии, и Элберт Б. Харт
(1854—1943) — профессор истории, преподававшие в Гар¬
вардском университете.
171

дурной английский язык студентов колледжа.
В эту пору здесь появился ряд привередливых
преподавателей, вроде Барретта Уэнделла,— знато¬
ков английского языка. Да и в самой Новой
Англии многие стали отрицательно относиться к
жаргону жителей Запада, к манере южан растяги¬
вать слова и к пренебрежению грамматикой. Поэто¬
му первокурсники в то время могли выбирать лю¬
бой предмет, но изучение английского языка было
обязательным для всех: были введены курсовые ра¬
боты, ежедневные задания, довольно трудные эк¬
замены.
Для меня же в это время главным в сочинении
было содержание, а не форма. Слова и мысли толпи¬
лись у меня в голове и выливались на бумагу в
беспорядке, без точного соблюдения правил грам¬
матики, лексики п стилистики. Я питал жгучий
интерес к негритянской проблеме, как таковой, и не
придавал значения литературной форме. Грамматику
я знал довольно хорошо, словарный запас у меня был
большой, но я был ожесточен, зол и не выбирал
выражений, когда писал свою первую письменную
работу. Естественно, моим преподавателям англий¬
ского языка не было никакого дела до того, что
нападки белых южан па негров были для меня что
нон; в сердце. В сенате, как бешеноо животное, буй¬
ствовал Тиллмэн *, а литературные клубы, и осо¬
бенно богатые и разряженные женщины, наперебой
приглашали его и жадно слушали. В одном круп¬
ном журнале была только что опубликована статья
Моргана, сенатора от штата Алабама, в которой он
поносил «черномазых». Именно в это время я н
писал свою первую в Гарварде работу. В ней я, не
стесняясь в выражениях, пустился в контратаку на
Моргана. Но работа, на которую я убнл столько вре¬
мени и сил, была мне возвращена с отметкой «Е» —
«неудовлетворительно»!
1 Бенджамен Р. Тиллмэн (1847—1918) — губернатор
Южной Каролины в 1890—1894 гг., потом сенатор от этого
штата. Выступал против предоставления неграм избира¬
тельных прав,
172

Впервые за годы учебы со мной приключилась
такая беда. Я пришел в ужас, по голову но потерял.
Я не сомневался, что преподаватели справедливо
оценили «техническую» сторону моего сочинения,
даже если они и пе понимали негритянской проб¬
лемы. Я продолжал работать над английским язы¬
ком и к концу семестра получил отметку «С»
[удовлетворительно,— Ред.]. Я понял, что хотя стиль
и подчинен содержанию и хотя никакая настоящая
литература не может состоять из одних лишь безу¬
коризненно правильных выражений, тем не менее
солидная работа, написанная хорошим стилем,
всегда произведет более сильное впечатление, чем
та, где к незнанию грамматики прибавляется пу¬
таный синтаксис. Я выбрал себе лучший в универ¬
ситете курс английской стилистики — курс помер
двенадцать.
Предо мной лежит работа, которую я писал
3 октября 1890 года для Барретта Уэнделла, одного
нз лучших в Гарварде знатоков английского языка.
Я писал следующее:
«Толкаемый к тому жизненными условиями, я
выработал привычку систематически составлять пла¬
ны на будущее. Нередко я ошибался, подвергал свои
планы изменениям, но, как’бы то ни было, я рано
и глубоко осознал, что жизнь — серьезная вещь.
Еще учась в средней школе, я решил поступить в
колледж — отчасти потому, что так делали другие,
отчасти предполагая, что так мне скорее удастся
пробить себе дорогу... Возможно, это глупо, но я
искренне верю: мне есть что сказать миру, и, для
того чтобы сказать это как следует, я выбрал курс
номер двенадцать».
Последнее предложение понравилось Барретту
Уэнделлу. Из пятидесяти поданных работ он выбрал
и прочел всему классу именно эту фразу из моей
работы.
Однажды вечером, незадолго до выпуска, я ехал
в трамвае, одном нз тех, что, раскачиваясь из сто¬
роны в сторону, ходили тогда из Бостона в Кем¬
бридж. Это было весной 1890 года. Случайно я сел
173

возле студента нашего же университета, который
должен был вместе со мной окончить колледж в
июне. Насколько мне помнится, это был молодой
человек приятной внешности, хорошо, почти ще¬
гольски одетый и корректный в обхождении. Он,
видимо, был богат пли, во всяком случае, обеспечен
п принадлежал, несомненно, к одному из студен¬
ческих обществ с ограниченным доступом. Впрочем,
это меня не интересовало. Сейчас я даже не помню
его имени. Но одно мне запомнилось: разговаривая
со мной, он признался с сожалением, что не пред¬
ставляет себе, кем он будет работать, потому что,
как он заявил, его «ничто особенно не интересует».
Я был не просто удивлен, я был возмущен этим:
как, взрослый человек, двадцатпдвухлетнпй парень,
до сих пор не наметил себе хотя бы в общих чер¬
тах жизненного плана! Как может быть, чтобы он
уже теперь пе был влюблен в свою будущую ра¬
боту!
Потом, позабыв о своем соседе, я задумался: а
давно ли я сам стал так уверен в том, какому делу
посвящу свою жизнь, и что именно привело меня
к выводу, что свое будущее нужно планировать?
Теперь я знаю, что большинство студентов, закан¬
чивающих колледж, собсем не представляют, чего
они хотят и что они могут сделать в жизни; они
колеблются, ждут, когда у них появится стремле¬
ние к чему-то, пли покорно отдаются на волю слу¬
чая. Но поскольку я не общался тесно со своими
белыми однокурсниками, я этого тогда не понимал,
считая, что все думают так же, как я.
В июне 1890 года я с отличием закончил Гар¬
вардский колледж, получив степень бакалавра фи¬
лософии. В числе пяти других студентов я должен
был выступить на выпускном акте. Темой моего
доклада был Джефферсон Дэвис. Я умышленно сде¬
лал такой выбор, чтобы поднять в Гарварде и в
стране дискуссию о рабстве, воспользовавшись как
иллюстрацией конкретной личностью президента
Конфедерации штатов Америки. Естественно, я
произвел сенсацию. В своем выступлении я сказал:
174

«Я намерен исследовать нс отдельную личность,
а тот тип общества, который она представляла.
В основу этого общества была положена идея силь¬
ной личности — индивидуализм в сочетании с
властью силы, а ведь именно эта идея принимается
за логику даже современной истории, равнодушную
логику большой дубины. Именно она сделала от
природы храброго и великодушного человека Джеф¬
ферсоном Дэвисом, который то насаждает циви¬
лизацию, убивая индейцев, то становится «героем»
национального позора, из вежливости названного
Мексиканской войной, и наконец — верх абсурда! —
берет на себя странную роль поборника права
людей, дорожащих своей свободой, лишать свободы
другой народ. Как только идея эта была провозгла¬
шена отдельной личностью, она тотчас же пустила
прочные корни, став политикой и философией го¬
сударства. Сильная личность с могучей десницей
превратилась в сильное государство, обладающее
армиями. В каком бы виде нн появлялся такой
Джефферсон Дэвис — как отдельная личность, от¬
дельная раса или государство,— смысл существо¬
вания его логически сводится только к одному: к
возвышению и прогрессу какой-то части за счет
целого, исходя из преувеличенного сознания соб¬
ственного «я» и, следовательно, забвения понятия
«ты». Прогрессу цивилизации всегда мешал близо¬
рукий национальный эгоизм... Утверждать, будто
какая-нибудь нация стоит поперек дороги развитию
цивилизации, значит противоречить истине, а че¬
ловеческая цивилизация, основанная на возвыше¬
нии одной расы и угнетении другой, представляет
собой фарс и ложь. Именно такого рода цивилиза¬
цию представлял Джефферсон Дэвис — цивилиза¬
цию, на почве которой вырастают мужественные и
героические характеры, но наряду с этим безнрав¬
ственность и утонченная жестокость. Такие рази¬
тельные противоречия возникают всякий раз, когда
какой-нибудь народ возомнит, будто целью чело¬
веческого развития является не просто цивилиза¬
ция, а цивилизация тевтонов».
175

Один гарвардский профессор писал тогда в «Кейт
Филдс Вашингтон» — крупном периодическом изда¬
нии того времени:
«Дюбуа, цветной студент, выступивший па вы¬
пускном акте, произвел фурор. Все, кого я видел,
единодушно говорят, что оп был центром всеоб¬
щего внимания. Произнесенная им речь была пос¬
вящена Джефферсону Дэвису, но всякий удивился
бы, если бы услышал, как великодушен был цвет¬
ной оратор по отношению к нему. В споем выступ¬
лении Дюбуа называл его «великим человеком»,
«проницательным мыслителем», «сильным лидером»
и наделял другими такими же эпитетами. Один из
попечителей университета заявил мне вчера, что
работа была признана блестящей во всех отноше¬
ниях. Дюбуа родом пз Грепт-Баррннгтона (штат
Массачусетс), и, несомненно, в его жилах течет и
белая кровь. В прошлом году оп занимался у меня.
Он, правда, был не самым лучшим, но одним пз
лучших студентов; это прекрасный ученик во всех
отношениях и наверняка самый способный пз нег¬
ров, учившихся в Гарварде».
Ныо-йоркский епископ Поттер писал в газете
«Бостон геральд»: «Когда я увидел на прошлой вы¬
пускной церемонии в Гарвардском университете
молодого черного студента... и услышал его блестя¬
щее, красноречивое выступление, я подумал: «Вот
на что способна эта древняя раса, когда у нее есть
поле для приложения сил, высокая цель и твердая
решимость!»
В редакционной статье ныо-йоркского ежене¬
дельника «Нэйшн» отмечалось:
«Когда произнесли имя Уильяма Эдварда Дю¬
буа и на кафедру поднялся стройный, с интелли¬
гентной внешностью мулат, поклонился ректору
университета, губернатору штата Массачусетс, ныо-
йорскому епископу, а также знатным горожанам - -
их было около ста человек,— в. зале вспыхнули
аплодисменты в знак признания, необычности его
появления здесь. Тема его выступления... еще боль¬
ше усилила впечатление. Дюбуа поставил и разре¬
176

шил трудную, проблему, проявив при этом безу¬
коризненный вкус, чрезвычайную умеренность и
абсолютную объективность суждения».
К этому времени я уже имел лучшее, чем у
большинства белых молодых людей, образование:
я учился с шести до двадцати двух лет почти бес¬
прерывно. Но я еще не чувствовал себя достаточно
подготовленным. Я понимал: чтобы разобраться в
новой обстановке, в чрезвычайно сложных собы¬
тиях, развивавшихся в Соединенных Штатах и во
всем мире, мне нужно учиться дальше. Ведь я в
сущности только приступил к изучению социальных
условий жизни.
Я восхищался проникновенным анализом, какой
давали в своих лекциях Уильям Джеймс, Джосайе
Ройс и молодой Джордж Сантаяна *. Но именно
прагматизм Джеймса и метод научного исследо¬
вания Элберта Башнелла Харта побудили меня
оставить заманчивые, но бесплодные просторы умо¬
зрительной философии и обратиться к социологии
как к средству накопления и анализа всей сово¬
купности фактов, необходимых для намеченной
мною программы изучения негритянской проблемы.
Еще студентом я вел откровенные беседы с
Уильямом Джеймсом относительно своего намере¬
ния преподавать философию — мой любимый пред¬
мет. Он обескуражил меня, но вовсе пе потому, что
я у него плохо занимался. Он ставил мне высшие
оценки — «А» и даже «А» с плюсом, но тут прямо
заявил: «Философу не прокормиться своим трудом».
Он повторил почти те же самые слова, какие я
слышал несколько лет до этого в колледже Фиска
от Чейза. И все-такп к этому времени я пришел к
выводу, что мой единственный шанс заработать себе
на жизнь, не оставляя исследовательской работы,—
это преподавание; после занятий историей Соеди¬
ненных Штатов, которую нам читал Элберт Баш-
1 Джордж Сантаяна (1863—1952) — американский фи¬
лософ-идеалист, представитель реакционной философской
школы так называемого критического реализма.
12 У- Дюбуа
177

Пелл Харт, у меня возникла идея применить фило¬
софию к исторической интерпретации расовых взаи¬
моотношении.
Иными словами, я пытался сделать первые
шаги в социологии как науке о человеческой дея¬
тельности. Разумеется, в Гарварде такую науку в
то время не признавали, как не признавали ее и
двадцать лет спустя. Однако я начал с некоторых
исследований в области негритянской истории, а
затем по совету Харта выбрал темой своей доктор¬
ской диссертации запрещение работорговли в Аме¬
рике. Затем возник вопрос, могу ли я продол¬
жать свои занятия в аспирантуре. У меня не было
ни денег, ни состоятельных друзей. Я подал про¬
шение о предоставлении мне вакансии в аспиран¬
туре при Гарварде, и мне была назначена стипен¬
дия Генри Бромфилда Роджерса сроком на один
год; впоследствии меня оставили еще иа год, так что
с 1890 по 1892 год я состоял аспирантом при Гар¬
вардском колледже, изучая историю, политику и
ряд других предметов, которые в совокупности
можно было бы назвать социологией, если бы такая
наука признавалась в Гарварде.
Я еще учился в Гарвардском колледже, когда
скончался мой дед Дюбуа, п хотя его имущество
не было разделено сразу из-за отсутствия точных
сведений о смерти моего отца, мне, когда я учился
па последнем курсе, было выдано 400 долларов.
Вчерне закончив первый вариант своей диссерта¬
ции, я выступил 7 декабря 1891 года с кратким ее
изложением на семинаре по американской истории
и политической экономии. Весной я получил сте¬
пень магистра, а затем был избран членом Амери¬
канского исторического общества и получил при¬
глашение выступить на его заседании в Вашингтоне
в декабре 1892 года. Газета «Нью-Йорк индепен-
деит», отметившая мою работу в числе «трех
лучших докладов», писала:
«Статья «О запрещении работорговли» была
написана и прочитана негром — факт поразитель¬
ный, если вспомнить, что минуло едва тридцать
178

лет 6 тех пор, как кончилась война, освободивший
его расу. И вот аудитория белых людей слушала
негра, который прочел ей обстоятельный, объек¬
тивный, философски осмысленный доклад об исто¬
рии закона, который так и не смог предотвратить
порабощения его расы. Голос, дикция, манеры ора¬
тора — все было безукоризненно. Глядя на него,
нельзя было удержаться от возгласа: «Нам нечего
тревожиться за будущее своей страны — ей не
страшны расовые различия!»
Я начал с библиографии о Нате Тэрнере 1 и
кончил исследованием вопроса об отмене торговли
африканскими рабами в Америке. В поисках необ¬
ходимых знаний, которые могли бы оказать помощь
в деле руководства американскими неграми, я об¬
ратился к изучению социологии. Я продолжал
работать над своей диссертацией «Об отмене рабо¬
торговли в «Америке» и надеялся через два года
получить ученую степень доктора.
Я уже решил, что мне необходимо продолжить
образование в Европе. Прекрасной репутацией
пользовались в это время германские университеты.
Всякий американский ученый, который хотел выд¬
винуться, ехал учиться в Германию. Кафедры Уни¬
верситета Джона Гопкинса, как и недавно основан¬
ного Чикагского университета, стали заполняться
немецкими профессорами. Гарвард н тот выписал к
себе Мюнстерберга, предложившего новый экспе¬
риментальный метод в психологии, а Куно Франк
уже давно преподавал в этом университете 2. Англий¬
ские университеты не признавали ученых степеней,
присвоенных в Америке, а во французских универ-
1 Пат Тэрнер (1800—1831) — борец против рабства d
США. В 1831 г. возглавил восстание негров-рабов в штате
Виргиния, жестоко подавленное властями. Был казнен вме¬
сте с семнадцатью другими руководителями восстания.
г Гуго Мюнстерберг (1863—1916)—психолог, сначала
был профессором Лейпцигского университета, а в 1892 г.
переехал в США и стал профессором психологии в Гар¬
варде; Куно Франк (1855—1930)—филолог, приехал из
Германии в США в 1884 г., преподавал в Гарварде немец¬
кую литературу и историю немецкой культуры.
12*
179

снтстах выпускников американских колледжей
тоже встречали не слишком тепло. Потому-то я н
остановил свои выбор на Германии. Я твердо решил,
что если я н не буду известным американским
ученым, то это не должно произойти от недостатка
образования.
Я был уверен в себе. До сих пор мне везло.
Я мечтал попасть в университет — и оказался под
вязами Гарварда, который был предметом моих
самых пылких стремлений! Мне нужны были день¬
ги — и они доставались мне: стипендии, премии.
Правда, их было не так много, как я хотел бы, но
вполне достаточно, чтобы продолжать занятия.
Наконец наступил выпускной акт, и вот, стоя перед
губернатором штата, ректором н молчаливыми
людьми в мантиях, жестикулируя, прерывисто ды¬
ша, я излагал им некоторые истины. Мне апло¬
дировали с неистовством, которое многим могло по¬
казаться излишним, но все равно домой я летел
на розовых крыльях славы. Я подал прошение о
назначении мне стипендии в аспирантуре и получил
се. Теперь я заявил о своем намерении завершить
образование в Германии, однако в Гарварде для
меня больше не нашлось стипендии. Но кто-то пз
друзей сообщил мне о том, что существует Фонд
Слейтера и что правление фонда ищет молодых
негров, достойных получить образование.
Я ин минуты не колебался н тотчас же ухватился
за эту возможность. То был один из капризов судь¬
бы, еще одна счастливая случайность. Действитель¬
но, в 1882 году был создан Фонд Слейтера на
нужды образования негров; во главе его правления
стоял бывший президент Разерфорд Б. Хэйс. Побы¬
вав как-то в Университете Джона Гопкннса, закры¬
том для негров, Хэйс прошелся на счет «чернома¬
зых» в одной частной беседе, касавшейся задач
возглавляемой им организации. Газета «Бостон ге¬
ральд» от 2 ноября 1890 года привела такие его
слова:
«Если на Юге найдется молодой негр, обладаю¬
щий, по нашему мнению, талантом литератора или
180

какими-либо особыми способностями, то мы готовы
будем предоставить ему средства пз нашего фонда
и пошлем его в Европу или же дадим ему наилуч¬
шее образование здесь».
Хэйс прибавил, что до сих пор им, членам прав¬
ления, приходилось встречать одних лишь «ора¬
торов». Я воспринял это как отвратительный выпад
в адрес моего черного коллеги Моргана, который
за несколько месяцев до этого был избран в Гар¬
варде оратором своего класса.
Когда я узнал об этом заявлении Хэйса, оно
не только разозлило, но и обрадовало меня, так как
навело на мысль написать Хэйсу и подать проше¬
ние о стипендии. Я получил от него вежливый
ответ, где было сказано, что газета неверно проци¬
тировала его слова, что возглавляемое пм прав¬
ление прежде действительно имело такой план, ио
в настоящее время не собирается предоставлять
стипендии. Я вновь написал ему и, сославшись на
своих преподавателей и других, кто меня знал, дал
понять, что, изменив своп намерения, он поступил
нечестно, несправедливо. Хэйс снова ответил мне
письмом, где извинился и сказал, что сожалеет,
что от прежних планов пришлось отказаться, по
что он считает меня достойным кандидатом, па ко¬
торого следовало бы обратить внимание. Тогда я
сел за стол и написал Хэйсу следующее:
«25 мая 1891 года
Ваше письмо от 2 мая получил. Благодарю вас
за добрые пожелания. Простите, если я позволю
себе добавить, несколько слов в объяснение моего
прошения. Дело кончилось так, как я и предвидел.
Однако когда какое-то американское учреждение
объявляет, что оно готово дать негру гуманитарное
образование, ио тщетно искало молодых людей,
которым стоило бы дать таковое, то это звучит по
меньшей мере странно. Когда в компании друзей я
получил эту газетную вырезку, первым моим же¬
ланием было публично н в категорической форме
заявить, что к цветным студентам никто с таким
181

предложением никогда нс обращался. Потом я по¬
нял, что такой поступок был бы опрометчивым и
бесполезным, и решил сам подать прошение. Я так
и сделал, но получил отказ, как и «ряд других лиц».
Но в данном случае я веду речь не о себе.
У меня вполне хватит и своих сил, чтобы получить
образование, если попечители не считают нужным
помочь мне. Но, с другой стороны, обиду, которую
вы — я верю, непреднамеренно — нанесли расе, пред¬
ставителем которой я являюсь — и того не сты¬
жусь,— едва ли можно простить. В присутствии мно¬
гих умных и наблюдательных людей, которые счи¬
тают вас авторитетом в этом вопросе, вы заявили,
что американские негры не могут или не хотят
воспользоваться возможностью получить хорошее
образование. Это заявление стало известно всей
стране. Когда же вы получили три или четыре про¬
шения и вам представился случай реализовать свое
предложение, вы вдруг от него • отказались, что
произвело весьма отрицательное впечатление.
Если ваше предложение было только экспери¬
ментом, то, прежде чем от него отказаться, вам сле¬
довало хоть однажды дать кому-нибудь возмож¬
ность воспользоваться им... Исходя из этого, я
считаю, что вы виноваты перед негритянским наро¬
дом. Мы в состоянии найти людей, достойных
учиться за границей, если об этом будет объявлено
в газетах. Но мы не можем учиться, не имея
средств, и у нас не хватит смелости даже пробовать
учиться, если в то время, как мы работаем и чего-
то достигаем, находятся люди, которые пытаются
восстановить против нас общественное мнение, де¬
лая оскорбляющие нас безответственные заявления.
Возможно, вы когда-то действительно искали
людей, которым могли бы дать образование, но
странно, что об этом было известно очень немногим.
За три года моего пребывания в Университете
Фиска я ни разу об этом не слышал. Ректор Ли¬
вингстонского колледжа Прайс [в то время один из
крупнейших негритянских лидеров.— У. Д] сооб¬
щил мне, что ничего об этом не знает, а студенты
183

других учебных заведений Юга тоже выражают
полнейшее недоумение, слыша о таком предложе¬
нии. Зато имел место следующий факт. Когда я
захотел поступить в Гарвард, то, еще находясь на
Юге, написал д-ру Хэйгуду [Аттик Дж. Хэйгуд —
один из лидеров белых либералов-южан.— У. Д-]
с просьбой дать мне денег взаймы, однако он даже
не ответил мне. Многие выказывали готовность по¬
мочь мне окончить какую-нибудь духовную семи¬
нарию, многие готовы были найти мне физическую
работу, пока я не закончу образование, многие
высказывали всякие другие добрые пожелания, но
не нашлось ни одного, кто захотел бы помочь мне
получить в Гарварде ученую степень доктора фило¬
софии».
Письмо это заинтересовало Хэйса. Он обещал,
что в следующем году поставит на правлении
вопрос обо мне. Поэтому на следующий год я вновь
обратился в правление фонда с таким заявлением:
«В конце прошлого академического года Гар¬
вардский университет присвоил мне степень маги
стра искусств. Срок моего пребывания в аспиран¬
туре был продлен еще на год. В течение почти
всего 1891/92 учебного года я работал над диссер¬
тацией по вопросу об отмене работорговли в Аме¬
рике. Мною был подготовлен предварительный
доклад на эту тему, который я зачитал во время
рождественских каникул на годичном заседании
Американского исторического общества... Для того
чтобы должным образом завершить свое образова¬
ние, мне, по моему мнению и по мнению моих
профессоров, абсолютно необходимо провести по
крайней мере один год в стенах какого-нибудь ев¬
ропейского университета». После этого я почтитель¬
но попросил «оказать мне помощь, чтобы я мог по
меньшей мере в течение года учиться за границей
под руководством аспирантского отделения Гарварда
или другого солидного учебного заведения»; в слу¬
чае если это не практикуется, я просил правление
183

«предоставить мне взаймы сумму, необходимую для
этих целей».
Я, разумеется, не верил, что мне удастся полу¬
чить стипендию, но надеялся, что с помощью лю¬
дей, которым станет таким образом известно о моей
работе, смогу хотя бы занять достаточно денег,
чтобы поехать в Европу.
Я засыпал Хэйса рекомендациями. Правление
Фонда Слейтера наконец сдалось, н мне назначили
стипендию в 750 долларов, чтобы я в течение года
учился за границей, причем было обещано, что на
следующий год стипендия, возможно, будет возоб¬
новлена. Для успокоения своей совести правление
фонда предоставило мне эту сумму на следующих
условиях: половину я получаю в дар, а другую
половину плюс пять процентов должен потом ему
вернуть. Помню, как я сломя голову помчался в
Нью-Йорк. Там в старом «Лстор-хаузе» я побеседо¬
вал с Хэйсом н вышел от него окрыленный. Уви¬
дев в витрине магазина рубашку, которая мне
очень понравилась, я зашел и справился о цене. Она
стоила три доллара — почти в четыре раза дороже,
чем я обычно платил за рубашку, но я все-такп
купил ее.

Г Л А 11 Л Д Е С Я Т А И
Европа 1892 — 1894 годов
В молодости мне представлялось, что основы
мировой культуры уже заложены, путь для челове¬
чества предначертан и движение его вперед — факт
несомненный п неизбежный. Можно было спорить
об отдельных деталях, о методах н возможных от¬
клонениях от главного направления развития ци¬
вилизации, но основные факты были ясны и неос¬
поримы.
В период с 1885 по 1894 год я учился в Универ¬
ситете Фиска, в Гарварде и Берлинском универси¬
тете. Мне тогда трудно было выработать какое-то
свое, критическое отношение к действительности,
отличное от мировоззрения всех, кто меня окружал.
По-видимому, только одно спасло меня от полного
подчинения распространенным тогда в обществе
мнениям н заблуждениям — это проблема взаимоот¬
ношений между различными расами н культурами.
Если бы не это, я легко сделался бы рядовым сыном
своего века. И все же борьба, к которой я готовился,
условия, которые хотел понять н изучить, я свя¬
зывал в первую очередь с бедственным положением
сравнительно малочисленной социальной группы, к
которой принадлежал я сам, то есть американских
негров, а теоретически также н негритянской расы
в целом. Я не понимал, в каком бедственном поло¬
жении, в каких тяжелых условиях находится все
человечество. Я считал, что в целом все обстоит
так, как п должно быть, п это было не удивитель¬
но, если учесть господствовавшие тогда воззрения
н тогдашний общий ход развития.
185

Мне, как и большинству моих наставников, ка¬
залось, что мы живем в эпоху Прогресса — прогрес¬
са с большой буквы. Население во всех культурных
странах быстро увеличивалось — кое-где оно вы¬
росло вдвое н даже более; повсюду росли и шири¬
лись города, превращавшиеся в центры — притом
почти единственные центры — цивилизации; сухо¬
путный и водный транспорт сближал нации и делал
доступными самые отдаленные уголки земли. Изо¬
бретения, развитие техники приносили чудесные
результаты и открывали перед человечеством без¬
граничные возможности. Коммерсанты лихорадоч¬
но искали рынки сбыта во всех частях света; по¬
всюду происходил захват колоний — в Азии, Афри¬
ке, Южной Америке, Океании; все новые страны
вовлекались в орбиту европейской цивилизации.
Лишь много лет спустя я ио-иастоящему узнал
методы колониального империализма, узнал, како¬
вы условия жизни народов колоний и какое влия¬
ние оказывают колонии на экономическое положе¬
ние рабочих метрополий.
Наука становилась новой религией; психология
сводила метафизику к эксперименту, возникала со¬
циология — наука об обществе и человеческой дея¬
тельности. Борясь против эволюционной теории,
церковь начала гонения на «еретиков», ополчилась
против «критиков» и реформаторов и неодобритель¬
но отнеслась к «пересмотренному тексту» Нового
завета, опубликованному в том же году, когда я
поступил в колледж. Люди всюду гнались за нажи¬
вой, сколачивали состояния, особенно в Америке,
где богачи купались в роскоши; бедные люди всюду
мечтали разбогатеть, а богатые — стать еще богаче.
Сделать все шире, больше, выше, лучше стало все¬
общим стремлением.
Все это, естественно, оказывало влияние и на
образование; сам экономический уклад диктовал,
чему должно учиться, что должно знать новое по¬
коление. В целом, видя чудеса промышленного
развития Америки, наблюдая подъем благосостоя¬
ния фермеров на Западе и рост заработной платы
186

рабочих иа Востоке, можно было подумать, что де¬
ла идут хорошо. А если когда и раздавались зло¬
вещие крики протеста и возмущения, то ведь это
неизбежные спутники всякого прогресса. «Бог в не¬
бесах, тихо все в мире»,— пел Броунинг, знамени¬
тый Роберт Броунинг1, который скончался в то
время, когда я получил свою первую степень ба¬
калавра.
Если бы я так рано не заинтересовался расовой
проблемой, если бы опа не поглотила меня целиком,
то, возможно, я стал бы слепым поклонником уста¬
новившегося социального строя и экономического
уклада, при которых родился. Но как раз те аспек¬
ты этого строя, которые большинству моих коллег
казались чуть ие верхом совершенства, я находил
в высшей степени несправедливыми и порочными,
а со временем мое критическое отношение к этим
сторонал окружающей действительности распростра¬
нилось и на другие ее стороны.
Однако вначале моя критика касалась лишь ме¬
ста и роли моего народа в мировом развитии. Само
это развитие я не подвергал никакому критическо¬
му анализу. Я не сомневался в том, что все, что де¬
лает мир белых, его цели, идеалы,— все совершенно
правильно. Несправедливо лишь то, что я и другие
люди, такие, как я, тысячи других людей, наделен¬
ных, может быть, теми же, что и я, способностями
и имеющих те же стремления, лишены возможно¬
сти стать частью этого мира. Я как будто мчался
в экспрессе и всецело был занят своими отношени¬
ями с другими пассажирами, не обращая . внима¬
ния на. то, куда и с какой скоростью идет поезд.
В годы учебы мои интересы сосредоточились на
проблемах расовой борьбы. Сначала мое внимание
было приковано к проблеме демократии и демокра¬
тического развития, к вопросу о предоставлении
моему народу гражданских свобод. Между тем в
колледже этих вопросов почти не касались. Исто-
3 Роберт Броунинг (1812—1889) — английский поэт,
эпигон реакционного романтизма, автор ряда драматиче¬
ских поэм, посвященных этическим проблемам.
187

рпю и политику мы изучали почти исключительно
с точки зрении старой немецкой свободы, демокра¬
тии, существовавшей в Англин и в Новой Англии,
и развития «белых» Соединенных Штатов. Правда,
историю США я мог трактовать критически в све¬
те всего того, что я знал о положении негров.
Европа коренным образом изменила мое миро¬
воззрение, а также мои мысли и мое отношение к
ней, хотя я пробыл там всего два года, мало с кем
соприкасался и имел немного друзей. Но я понял
душой, сколь прекрасной и изящной может быть
жизнь; я проникся уважением к хорошим манерам.
Прежде я все куда-то спешил. Я жил в мире, где
все быстро, без остановки шло своим чередом, где
я крутился как белка в колесе, где некогда было
сглаживать острые углы и украшать что-то, где не
было времени для спокойного мышления и нето¬
ропливого созерцания. Теперь же временами я бы¬
вал тише, сосредоточеннее. Я узнал, что такое сим¬
фонии Бетховена и «Кольцо Нпбелунгов» Вагнера,
подолгу рассматривал сочные полотна Рембрандта
и Тициана. В арках, камнях и шпилях зданий я
научился читать человеческую историю, видеть
стремления людей, их вкусы. Форма, цвет, слова
предстали предо мной в новых сочетаниях и значе¬
ниях.
Я пересек океан в состоянии какого-то транса.
Кажется, я все время твердил себе: «Неужели это
происходит наяву? Нет, это сон!» До енх пор все
помню: маленькое голландское судно, синие про¬
сторы моря, потом запах свежескошенного сена,
Голландия и Рейн. Я побывал в старинном замке
Вартбург и в Берлине, совершил восхождение на
Гарц, взбирался на склоны Броккена, осматривал
ганзейские города, а также города и деревни Юж¬
ной Германии; видел Альпы в Берне, Миланский
собор и Флоренцию, Рим и Венецию, Вену и Бу¬
дапешт, посмотрел на Россию через границу, посе¬
тил Париж и Лондон.
На улице, в университете и у себя дома я встре¬
чался и знакомился с мужчинами и женщинами, и
188

они казались мне совсем иными людьми, чем те, ко¬
го и знал раньше. Постепенно они становились
для меня просто людьми, а пе белыми людьми.
Мысль о единстве человечества овладевала мною.
Я все так же считал себя сыном своего, негритян¬
ского народа, но теперь мне стало особенно ясно,
что негры — дети одной большой человеческой
семьи. Я понял, что против меня не все человече¬
ство, а лишь американская узость взглядов и расо¬
вые предрассудки, что большая и лучшая часть че¬
ловечества на моей стороне.
Попав в 1892 году в Германию, я оказался за
пределами американского мира и мог посмотреть
на него со стороны. Со мной рядом были белые —
студенты, знакомые, преподаватели, и мы все смот¬
рели на мир одинаково. Они никогда не останавли¬
вались, чтобы взглянуть на меня как на диковинку
пли «недочеловека»; я для них был просто студент—
человек в известной степени привилегированного
положения, с которым они рады были встретиться
и поговорить о том, что делается в мире, особенно
в той его части, откуда я приехал.
К своему удовольствию, я 'убедился, что они,
как и я, но считают Америку вершиной, последним
словом цивилизации. Более того, я отчасти испы¬
тал удовлетворение, узнав, что Берлинский универ¬
ситет не признает ученых степеней, присужденных
даже в Гарварде, — точно так же, как Гарвард не
признавал степеней, полученных в Университете
Фиска. Я поразился, когда узнал, что все, что я
прежде считал достоянием белых американцев, на
самом деле принадлежит белым европейцам'.
Музыка у американцев немецкая, говорили нем¬
цы; американского искусства не существует, заяв¬
ляли итальянцы; американская литература — это в
основном английская литература, замечали британ¬
цы. Все были согласны, что американцы умеют де¬
лать деньги и не слишком беспокоятся о том, как
они им достаются. И так далее. Иногда пх крити¬
ческие замечания задевали даже меня, «антпамерн-
канца», ио в целом было приятно выслушивать от
189

Других люден точку зрения, во многом совпадающую
с тем, что я сам думал об Америке.
Я писал у себя в дневнике:
«Голландия — очень опрятная, аккуратная стра¬
на, лежащая в районе соприкосновения английско¬
го, французского и немецкого языков. В моей па¬
мяти Голландия, какой я ее впервые увидел, всегда
ассоциируется с запахом клевера. Я сошел на ее
берег после двухнедельного путешествия по морю,
путешествия, разумеется, приятного: ведь море,
вечно меняющееся и вместе с тем всегда одно и то
же, — зрелище восхитительное, ио две недели!..
И вот однажды, выйдя солнечным утром на палубу,
я увидел пред собой узкие, длинные зеленые поля,
сонные деревенские домики, чопорные, строгие ря¬
ды высоких деревьев, вяло движущиеся крылья вет¬
ряных мслыпщ, стадо коров. Что касается ланд¬
шафта, то ничего больше я в Голландии не увидел
и если бы, не дай бог, поддался первому своему же¬
ланию, то тотчас же покинул бы этот милый уголок,
сохранив о нем не очень веселые воспоминания. Но
я остался там на неделю и теперь только рад
этому.
Конечно, этой скромной стране свойственны
однообразие и неторопливость, способные заставить
американца удивиться, а то и выругаться. И все-
таки эта самая размеренность жизни страны, ее мо¬
нотонная простота заключают в себе какую-то пре¬
лесть, очаровывающую гостя; это можно уподобить
очарованию родного дома у нас в Новой Англии.
Голландец не спешит, он пе считает, что новое все¬
гда означает лучшее, скорее наоборот; он безуко¬
ризненно честен, и его нельзя обвинить даже в ма¬
лейшем стремлении приукрасить свою внешность.
Его страна может сделаться алчной и жадной, но
отдельный голландец чересчур честен, чтобы дога¬
даться об этом или поверить этому, если ему ска¬
жут...
Будь Роттердам любым другим, а не голланд¬
ским городом, мне не пришлось бы его посмотреть.
190

Я хочу сказать, не будь голландцы так медлительны
в делах, что нм понадобилось заставить меня ждать
шесть дней, прежде чем я получил деньги по чеку
лондонского банкирского дома братьев Берингов, то
я и ночи нс провел бы в этом интересном месте.
И вот я почти на целую неделю оказался запертым
в этом городе, каждодневно страшась, что войдет
хозяин, будь он неладен, п предъявит мне счет, а
между тем кошелек мой был чрезвычайно тощ.
И jee же Роттердам мне понравился: по-своему он
интересен. Правда, должен признаться, что никог¬
да в жизни не видел города, где бы люди так пло¬
хо одевались. Мало кто носил платье, хотя немно¬
го обрисовывающее фигуру. Исключение составля¬
ли служанки. Служанки, по-видимому, были красой
Роттердама: тщательно наглаженные сборчатые
чепцы, белоснежные чулки, простые клетчатые пла¬
тья, здоровые, открытые, хотя и пе слишком мило¬
видные лица. Они являли собой наиболее приятное
зрелище.
Роттердам как город не отличается очень яркой
индивидуальностью, и именно в этом его характер¬
ность. Дело в том, что он стоит на перекрестке пу¬
тей голландской торговли с целым светом, и это
повлияло на него. Город почти забыл родной язык-
до того он привык к тарабарщине, представляющей
собой смесь английского, французского и немецкого
языков; у него вообще какой-то нестройный вид,
который темпераментным людям сообщил бы живо¬
писность, роттердамцев нее делает просто немножко
забавными.
Единственно, что раздражало меня здесь, как,
впрочем, и в остальных городах Европы,— это при¬
вычка хозяина гостиницы всякий раз спешить ко
мне, сияя, со словами: «Только что приехали ваши
земляки американцы!» Между тем встреча с бе¬
лыми «земляками-американцами» вряд ли была
для меня более желанной, чем встреча с черным
«земляком-американцем» для них.
«Годы странствий» по Европе принесли мне ог¬
ромную пользу, потому что я имел возможность
191

посмотреть iia окружающий меня мир глазами про¬
сто человека, а не с узко расовой или провинци¬
альной точки зрения. Это было результатом по
столько моей учебы в университете, сколько обще¬
ния с другими людьми, которому пе пометала моя
принадлежность к негритянской расе. С тех пор, как
я, еще будучи подростком, приехал в южные шта¬
ты, и до минуты, когда поднялся па палубу рейнско¬
го пассажирского парохода в Роттердаме, я считал
белых иными людьми, чем я сам. Я до того привык
встречать повсюду расовую дискриминацию, что ’ви¬
дел ее даже там, где ее нс было. Поэтому, когда
на палубе пароходика я увидел даму-голландку с
двумя взрослыми дочерьми и девочкой лет двена¬
дцати, я старался держаться от них подальше, на¬
сколько позволяли размеры суденышка. Однако его
размеры не очень это позволяли, а природная вос¬
питанность дамы - и того менее. Вскоре младшая
девочка подошла ко мне и спросила, говорю ли я
по-немецки. Не успел я ответить, как к нам подо¬
шла ее мать со старшими дочерьми. Завязался раз¬
говор.
К концу путешествия мы стали хорошими дру¬
зьями. Мы вместе садились за стол, вместе пели,
смеялись, разговаривали по-англпйскн, по-француз¬
ски и по-немецки, любовались живописными немец¬
кими городами ][ замками. Раз или два, когда судно
приставало к берегу, чтобы принять новых пасса¬
жиров, все семейство отправлялось осматривать го¬
род. Я всякий раз находил предлог задержаться,
чтобы пойти в город одному. Но в Дюссельдорфе
все сошли прежде, чем я это заметил: я был занят
беседой с самой хорошенькой из дочерей моей
попутчицы. Увидев, что судно пристало к берегу, де¬
вушка предложила пойти вслед за остальными по¬
смотреть город. Мы так п сделали, продолжая по¬
том и в городе обращаться друг с другом, как обык¬
новенные благовоспитанные люди. Под высокими
стрельчатыми сводами Кельнского собора мы рас¬
прощались. Со слезами на глазах я помахал нм ру¬
кой.
192

Счастливые дни ждали меня и в старом добром
Эйзенахе, под сенью лютеровского Вартбурга, где
я прожил некоторое время у гостеприимных хозя¬
ев; учеба в университете и немецкое радушие за¬
ставили меня забыть о существовании каких-либо
расовых барьеров. Благодаря этому беспрепятст¬
венному общению с образованными, воспитанными
европейцами я избавился от крайнего расового ин¬
дивидуализма. Я стал похож на остальных людей,
понял, что значат в жизни «вино, женщины и пес¬
ни»; перестал подозревать в чем-то людей только
потому, что опи принадлежат к другой расе. Более
того, я начал понимать действительное значение
научных исследований и представлять себе, хотя,
правда, еще смутно, как можно использовать мето¬
ды и результаты исследований в области новых со¬
циальных наук для разрешения негритянской про¬
блемы в Америке.
У Марбахов, которые сдавали комнаты лишь по¬
стояльцам с «хорошими рекомендациями», были две
взрослые дочери; с ними жили еще две молодые
женщины, родственницы. Постояльцами были двое
молодых французов, один юноша-англичанин и я.
Д-р Марбах и его энергичная, корректная жена за¬
давали тон., Сначала я робел: мой немецкий хромал.
Но вскоре приветливость старших и игривый за¬
дор молодежи разбудили мою добрую натуру и дух
товарищества. Даже ошибки тех из нас, кто был
иностранцем, — ошибки грамматические, неправиль¬
ный выбор слов, незнание обычаев — были источни¬
ком веселья и рождали взаимные симпатии. Вскоре
мы все подружились так, что водой не разольешь.
Мы вместе ходили в церковь и на концерты, подол¬
гу бродили по полям и лесам, осматривали местные
достопримечательности, закусывали в дешевеньких
харчевнях, а то и просто на свежем воздухе.
Помню, как-то на лесной поляне, с которой от¬
крывался вид на величественный горный хребет, мы
устроили состязание в поэзии. Я читал стихи по-ан¬
глийски, а один из французов — на своем родном
языке. Потом г-жа Марбах, которая всегда нас со¬
13 У. Дюбуа
193

провождала, прочитала стихотворение «Du bist wie
eine Blume» Мы, не стесняясь, плакали, заворо¬
женные его прелестью; я посмотрел на Дору и уви¬
дел ее голубые глаза, черные волосы и нежную ко¬
жу. Дора всегда выбирала своим компаньоном ме¬
ня: сперва — чтобы поправлять мой немецкий, по¬
том из предпочтения. Однажды мы все вместе
отправились на бал, где собрались сливки местной
буржуазии. На балу было чинно и чуть скучновато.
Тщательно наряженные матроны сидели вдоль стен
комнаты, занятые вязаньем и сплетнями, и наблю¬
дали за своими подопечными — серьезными девица¬
ми в белых платьях. Отцы сидели за столом и пили
пиво. Я танцевал со всеми девушками из нашего
дома, потом осмелел и, почтительно кланяясь, стал
приглашать других девушек, которым был представ¬
лен. Потом наступил «Damen-Wahl»—приглашали
дамы. Я отошел в сторону, но напрасно, потому что,
посмотрев на карточку, увидел, что приглашен на
все танцы.
Я очень привязался к Доре Марбах, как и она
ко мне, что мне было хорошо известно. Наши дру¬
зья подшучивали над нами, и когда я запевал ста¬
ринную народную песню «Die Lora am Thore»1 2,
маленькая Берта, подпевая, всякий раз меняла «Ло¬
ра» на «Дора». Мы признались друг другу в любви,
и Дора заявила, что выйдет за меня замуж gleich3
Но я понимал, что это было бы плохо и для нее и
для меня: мне еще надо было много работать у се¬
бя иа родине, где у меня пока не было ни имущест¬
ва, ни положения в обществе для этой голубоглазой
чужестранки. Она не вполне поняла меня. Как во¬
дится, меня засыпали советами на случай, если я
захочу жениться. Одна дама с весьма серьезным
видом заявила: «Sie sollen heirathen cine hell-Ыоп-
de!» 4 Но мне было виднее, хотя, возможно, я не раз
повторял в душе немецкую поговорку:
1	«Ты как цветок» (нем.).
2	«Лора у ворот» (нем.).
3	Сию же минуту (нем.).
4	«Вы должны жениться на блондинке» (нем.).
194

«Es war so schon geweesen,
Es hat nicht sollen sein!» 1
He кто иная, как американка, постаралась, чтобы
мы с Дорй не обручились. Эта женщина гостила с
мужем у Марбахов примерно с месяц. Муж ее, про¬
фессор из Колорадо, был типичный житель запад¬
ных штатов — добродушный, с дурными манерами
американец, сама же она — взбалмошная сплетни¬
ца, которую удивил хороший прием, оказанный хо¬
зяевами какому-то негру. Не знаю, что она говорила
г-же Марбах об американских неграх, но могу себе
это представить. Никто пз нас нс высказывал сво¬
его мнения об этой чете, но все были рады, когда
она уехала. Но вот настала пора и мне уезжать, и
я почувствовал себя немного расстроенным. Все
время, пока я жил в Германии, я переписывался с
семейством Марбахов, но так больше и не вернул¬
ся в этот милый моему сердцу дом.
Осенью я уехал в Берлин и поступил там в уни¬
верситет. В его стенах я познакомился с рядом
крупнейших ученых, светил развивавшихся тогда
общественных наук — экономики, социологии и ис¬
тории. Но я расширил свои горизонты в обществен¬
ных науках благодаря не только профессорам, но и
студентам пз Франции, Бельгии, России, Италии и
Польши.
Зачисленных в университет собирали группами
человек по сто в просторном, высоком помещении,
уставленном бюстами самых прославленных берлин¬
ских профессоров. В том году rector magnificus1 2
университета был всем известный Рудольф Вирхов 3,
мягкий и спокойный старичок, седовласый, с бело¬
снежной бородой, добрым лицом и приятным голо¬
сом. В Берлине, как и в Гарварде, мне представи¬
лась редкая возможность: несмотря на то, что я был
1	«Это было б так прекрасно, но быть тому пе суж¬
дено» (нем.).
2	Титул ректора в пемецкит университетах.
3	Р. Вирхов (1821—1902) — немецкий ученый, медик и
физиолог, а также политический деятель.
13*
195

иностранец, меня иа первом же семестре зачислили
на два семинара, которыми руководили Шмоллер и
Вагнер *, крупнейшие ученые своего времени; впо¬
следствии оба они хорошо отзывались о моих рабо¬
тах в области экономики, истории и социологии.
Я слушал фон Трейчке — этого ярого поборника
идей пангерманизма; бывал на лекциях Зеринга и
Вебера; писал сочинения об американском сельском
хозяйстве для Шмоллера и обсуждал вместе с пре¬
подавателями и студентами социальные условия в
странах Европы. С помощью преподавателей, а так¬
же благодаря среде, в которой я вращался, я начал
понимать, что расовая проблема в Америке, проб¬
лемы народов Африки и Азии, политические собы¬
тия в Европе — все это различные аспекты единого
целого. Я стал связывать воедино экономику и по¬
литику, но все еще полагал, что преобладающую
роль играет политический фактор.
Зачисление в университет началось 15 октября.
Я был зарегистрирован восемьдесят пятым в числе
пяти с лишним тысяч человек, принимавшихся еже¬
годно. Лекции начались со следующей недели. Про¬
исходит это так. Каждый профессор пишет более
или менее отчетливое объявление о том, когда и где
он начнет читать свои лекции. Поэтому студент дол¬
жен носиться от одной доски к другой — а всего их
с десяток — и разглядывать сотни всяких бумажек,
чтобы найти объявление нужного ему профессора.
Записка, нацарапанная дурным почерком по-анг-
1 Густав Шмоллер (1838—1917)—немецкий буржуаз¬
ный экономист, глава так называемой новой исторической
школы, сводившей политэкономию к истории народного хо¬
зяйства. Проповедовал реакционную программу «этических
реформ» якобы в пользу рабочих, в осуществлении кото¬
рых главная роль отводилась им прусскому государству;
Лдолъф Вагнер (1835—1917) — немецкий буржуазный эко¬
номист и реакционный политический деятель, представи¬
тель «катодер-социализма». Считал, что эксплуатация ра¬
бочих капиталистами может быть устранена с помощью
государственного законодательства. Активно сотрудничал
с Бисмарком, был одним из руководителей христианско-
социалистической партии.
196

лнйски, — это еще куда ни шло, но когда она па
немецком языке, когда она написана немыслимыми
готическими буквами, то это нечто ужасное! Кара¬
кули Шмоллера я разбирал с трудом, Вагнера —
едва понимал, ну а Трейчке... я так и не мог пол¬
ностью расшифровать ни одного его объявления.
Лекции бывают двух видов — закрытые и откры¬
тые. Для первых отводится четыре часа в неделю,
и читаются они по вторникам или пятницам, обыч¬
но утром, а иногда днем, с четырех до шести часов.
За эти лекции взимается по пяти долларов за курс,
прочитываемый в течение семестра. В этом «царст¬
ве эклектики» каждый студент должен выбрать хо¬
тя бы один предмет. На публичных лекциях народу
полно, их читают по средам или субботам утром
один-два- часа, а в остальные дни по вечерам, часов
с шести-семи.
Один американец удивил профессора, спросив,
много ли должен работать студент. Ответ в сущно¬
сти должен бы быть таков: или совсем не работать,
или работать изо всех сил. На самом деле от него
требуются всего лишь две вещи: подпись препода¬
вателя в начале и в конце курса. При зачислении
студенту, кроме всего прочего, выдают так называ¬
емый Anmelde-Buch — матрикул, куда заносятся
имена профессоров и названия лекций, которые он
хочет посещать. Матрикул предъявляется квестору,
который получает плату за обучение и выдает рас¬
писки. После этого вы должны «ловить» каждого
профессора, чтобы он поставил свою подпись под
списком лекций в начале и в конце каждого семе¬
стра.
Студенты реагируют во время лекций главным
образом с помощью ног: шарканье означает недо¬
вольство, топот — одобрение. Несколько дней назад,
когда Вагнер, говоря о Бисмарке, назвал его глав¬
ным творцом германского единства, триста студен¬
тов в продолжение пяти минут топали ногами. Шар¬
каньем ног, кроме того, встречаются опоздавшие.
Иногда не все считают опоздание большой помехой,
и тогда шарканье заглушается шипеньем. Когда же
197

запоздавший слишком громко возвещает о своем
появлении, раздается оглушительное шарканье, ме¬
шающее продолжать лекцию, что непременно при¬
водит беднягу в замешательство. Поздно начинаясь,
лекции и закапчиваются поздно. Студенты обычно
не против того, чтобы задержаться лишние пять ми¬
нут, по как только они истекают, начинается зло¬
вещий стук чернильницами, тут н там вспыхивают
нарочитые аплодисменты, которые не дают лектору
закончить фразу.
Наиболее интересным из профессоров мне пока¬
зался знаменитый фон Трейчке, этот «немецкий
Маккиавелли». Он никогда не приходит на лекцию
вовремя, и лекция о политике, назначенная на 10
часов, часто начинается в 10.30 и уж никак не
раньше 10.20. Он высокого роста, с брюшком, на¬
шпигованным добрыми каплунами, а возможно,
приобретенным благодаря прозаической жидкости—
пиву. Он обычно одет очень тщательно: на нем тем¬
но-серый пли синий сюртук, цилиндр, перчатки и
неизбежная трость. У него смуглое лицо, аккуратно
расчесанные, с проседыо волосы и борода отливают
сталыо, черты лица грубоваты. Он безнадежно глух,
чуть шепеляв и имеет манеру говорить без пере¬
дышки, поэтому иностранцу сначала очень трудно
его понимать. Однако послушать его стоит, ибо это
один из могучих н независимых умов факультета.
Входит он всякий раз одинаково. Он появляется
медленно, чуть запыхавшись, держа в левой руке
пальто, шляпу и трость. Все это он вешает на сте¬
ну, потом поднимается на кафедру. Сняв с правой
руки перчатку и не садясь, он, наклонив набок го¬
лову, произносит с падающей интонацией: «Mcine
Неггеп!» 1 После этого начинается лекция, которую,
по словам одного изумленного американца, при этом
глубоко вздохнувшего, он произносит не переводя
дыхания, «с единой остановкой, да и то в конце».
Говорит он не так уже быстро, по у него плохая
дикция (представляете, что это такое — плохое не¬
1 Господа! (кем.}.
198

мецкое произношение!) и привычка хватать ртом
воздух в середине предложения, а не в конце, не
давая слушателям ни минуты передышки.
И все-таки лекции его чрезвычайно интересны.
Он захватывает, этот человек, который любит и не¬
навидит, верит и сомневается одинаково сильно.
Фон Трейчке — олицетворение единой, монархиче¬
ской, вооруженной Германии. Францию он жалеет,
глубоко презирает все английское, что же касается
Америки, то Соединенные Штаты для него — bete
noire ', и он редко упускает случай сделать выпад
в их адрес. Однажды он поразил меня, выкрикнув
во время лекции, посвященной Америке: «Die Mu-
lattern sind niedrig! Sie fiihlen sich niedrig!» 2 Мне
казалось, он говорит это обо мне, хотя, я уверен,
он и не подозревал о моем присутствии. Впрочем,
ему было бы безразлично, присутствую я на лекции
или нет. Он любил делать совершенно необоснован¬
ные, словно с потолка взятые Заявления и между
тем, по-видимому, верил в них. Мои друзья студен¬
ты и виду не показали, что относят его слова ко
мне. И все-таки фон Трейчке не был ограниченным
человеком. У него было мировоззрение прирожден¬
ного аристократа, который, вслед за Карлейлем,
презирал «всё нивелирующую демократию». В то
же время он беспощадно критиковал свое прави¬
тельство и государство, когда считал это необходи¬
мым. Я слышал, как однажды под аплодисменты
студентов он сказал об одном высокопоставленном
лице: «Vcrriickte Dumkopf» 3. Во время лекций он
распаляется, энергично жестикулирует, на губах его
блуждает саркастическая усмешка, предваряющая
какую-нибудь острую шутку в чей-то адрес, после
которой все помещение сотрясается от хохота. Так,
он однажды назвал работу какого-то современного
автора попыткой «расширить пределы человече¬
ской глупости».
1 Предмет ненависти (франц.).
! «Мулаты неполноценны! Они чувствуют свою непол¬
ноценность!» (нем.)
’ Проклятый болван (нем.).
199

Берлинский студент но является типичным пред¬
ставителем людей своего класса, поэтому иностра¬
нец не увидит здесь многих обычных черт студен¬
ческой жизни. Берлинский университет занимает,
кажется, такое же положение относительно менее
крупных университетов Германии, какое, скажем,
Гарвард занимает относительно университетов аме¬
риканского Запада. Немецкие студенты обычно
учатся сперва в каком-нибудь местном университе¬
те, а потом в течение семестра или более греются
в лучах классической славы Берлинского универси¬
тета, в штатах которого числится 83 профессора,
87 приват-доцентов и 180 преподавателей, после че¬
го возвращаются в свой университет, где и полу¬
чают ученую степень. В тот момент, я думаю, здеш¬
нее созвездие ученых мужей было не такое блестя¬
щее, как во времена знаменитого Моммзена 1.
Однако и теперь университету было чем похва¬
литься. Разумеется, я не имел возможности уви¬
деть, а тем более услышать всех профессоров. Дол¬
жен признаться, что за мои четыре года в Гарварде
я тоже слышал многих знаменитостей, но лиц этих
людей так и не запомнил. Профессора, которых я
видел здесь, в Берлине, были в основном связаны
с факультетом политических наук, но достаточно
известны, чтобы иа них стоило обратить внимание.
О Вагнере я уже говорил: его коньком было стрем¬
ление найти в науке золотую середину между дву¬
мя полярными крайностями. Беда в том, что он,
как и многие другие, не слишком хорошо знал, где
лежат эти крайности. Выпустив новое издание сво¬
его интересного учебника, он в качестве приманки
для читателей сделал несколько реверансов в сто¬
рону социализма, идеи которого получили тогда
большое распространение в Германии. Bete noire
1 Теодор Моммзен (1817—1903)—немецкий историк,
юрист и филолог, автор «Истории Рима» и «Римского госу¬
дарственного права»; в 1881—1884 гг.— депутат германского
рейхстага; в вопросах внешней политики занимал крайне
реакционную, шовипистическую позицию.
200

этого немецкого экономиста, разумеется, англий¬
ская школа, которую основал «Адам Смнсс», как
говорит, смешно дергая головой, Вагнер. Однако
Вагнер отдает должное гигантской работе, проде¬
ланной последователями Адама Смита, и согла¬
шается с ними чаще, чем с радикалами нового по¬
коления во главе с Шмоллером.
Очевидно, Вагнер и Шмоллер недолюбливают
друг друга. Шмоллер — высокого роста, ему лет
пятьдесят. У него длинная борода, в редеющих во¬
лосах — преждевременная седина. Ои смугл, у него
маленькие, блестящие глаза. Он носит очки, гово¬
рит с акцентом, по-видимому, это человек'сильных
предубеждений, бесстрашный и резкий когда нуж¬
но высказать собственное мнение; в то'зке время это
неутомимый исследователь. Он производит на меня
скорее впечатление историка, чем экономиста. Он
ведет у нас экономический семинар, чередуясь че¬
рез семестр с Вагнером. В нынешнем семестре се¬
минар ведет Шмоллер. В нем участвует более сорока
человек, в том числе двое американцев, представи¬
телей Гарвардского и Бостонского университетов.
Работы, представленные студентами, пока не слиш¬
ком интересны, зато дискуссии проходят оживленно
и на высоком научном уровне.
Разница во внешности между берлинским сту¬
дентом и его гарвардским собратом довольно замет¬
на. Гарвардский студент ходит вразвалку, держа
руки в карманах, одевается хорошо, но несколько
небрежно и производит впечатление этакого раз¬
битного малого, который уже вылез из пеленок,
но на которого еще не успели надеть смирительную
рубаху. Берлинский студент ходит нарочито чин¬
ной походкой, никогда руки в карманы не засовы¬
вает, на улице не свистит, одевается скромно, но
с известной чопорностью, которую ему придают бе¬
лый воротничок, перчатки и трость; со стороны
производит впечатление интеллигентного, многообе¬
щающего молодого человека, знающего себе цену.
Толпа же немецких студентов представляет собой
еще более живописное зрелище.
201

В общественной жизни расслоение студентов
еще более заметно, чем в Гарварде. Простака, за¬
дающего вопрос: «Ну, а какова общественная жизнь
гарвардских студентов?», следует в свою очередь
спросить: «О каких студентах вы говорите?» То же
самое относится и к Берлинскому университету.
Большинство занимающихся в нем студентов уже
«перебесилось» и приехало сюда если не для более
серьезных, то по крайней мере для других занятий.
Поэтому Verbindungen — студенческие союзы — не
играют здесь столь большой роли, как в других
учебных заведениях.
После того как столько было написано о немец¬
ких студенческих организациях, многие уже имеют
представление о том, что это такое. Они бывают
двух типов: Venbindungen и Vereine ’. Verbindun¬
gen в свою очередь делятся на две группы: во-пер¬
вых, союзы, имеющие свои отделения во всех .уни¬
верситетах, и «корпуса», раньше объединявшие
только студентов знатного происхождения, но те¬
перь лишь немногим отличающиеся от прочих ор¬
ганизаций, так называемых Burschenschaften2 и
Landsmannschaften3, в которые входит большая
часть студентов; и, во-вторых, так называемые «сво¬
бодные объединения» («Freie Verbindungen»), пред¬
ставляющие собой местные общества.
Все члены общеуниверситетских Verbindungen
носят студенческие фуражки, а на груди трехцвет¬
ные кокарды. Весьма распространены в их среде по¬
казные дуэли, участники которых отделываются не¬
большими шрамами; они бреют бороду, вместе
бражничают и обращаются друг к другу фамильяр¬
но на «ты», а не вежливо на «вы». Цели этих объ¬
единений сугубо практические. Члены объединений
в установленные дни собираются в «погребке», там
пьют пиво, поют, дерутся и тому подобное. Дуэли
практикуются до сих пор: у троих или четверых я
1	Объединения и союзы (нем.').
8 Студенческие общины (нем.).
’ Землячества (нем.).
202

видел на днях свежие порезы на щеке и на голове,
правда не слишком опасные. Пожалуй, меньше чем
десятая, если не двадцатая часть всех членов сту¬
денческих объединений ходит со шрамами. Теперь
этот обычай стал совершенно безобидной забавой,
вроде церемонии принятия в почетное студенческое
общество, практикуемой в Гарварде. Члены других
обществ, человек пятьдесят-шестьдесят, при всех
регалиях иногда устраивают парадные шествия ио
небольшой площади перед университетом.
«Ферейны» представляют собой местные увесе¬
лительные или литературные клубы. Члены их не
носят фуражек, а цветные кокарды прицепляют к
брелокам своих часов. В Берлине существует бес¬
численное множество различных «ферейнов»; одни
объединяют философов, другие — шахматистов, тре¬
тьи созданы с целью обращения евреев в христиан¬
скую веру или для пропаганды альпинизма. Кроме
того, имеется еще независимый Студенческий союз,
куда входят те, кто не принадлежит ни к какому
другому обществу.
Студенты внимательно следят за политической
обстановкой, хотя мало кто открыто выражает своп
политические взгляды. Нетрудно заметить, что
Вильгельм II совсем не популярен среди молодежи
и что многие не прочь немножко пококетничать
своим «социализмом». Чувствуется в общем, что бу¬
дущие граждане этой страны испытывают недо¬
вольство, неудовлетворение.
Естественно, я очень интересуюсь социалисти¬
ческим движением, однако история развития марк¬
сизма, а также ревизионизм в лице Лассаля, Берн¬
штейна и других были для такого студента, как я,
не получившего настоящей подготовки в этом воп¬
росе, еще слишком трудны для понимания. Я был
оглушен опровержениями и критикой марксизма,
прежде чем понял само это учение. Даже о таком
крупном событии, как Парижская Коммуна, едва
упоминалось в курсе общей истории, который нам
читали в Америке. До падения Бисмарка в 1890 го¬
ду социалистические организации, как и социали-
203

стпческая пропаганда, были в Германии запреще¬
ны; однако рост численности промышленных рабо¬
чих привел к тому, что еще при Бисмарке была
принята обширная система государственного стра¬
хования от несчастных случаев, пенсионного обес¬
печения в старости и других социальных мероприя¬
тий. В 1891 году Вильгельм II через своего нового
канцлера, Каприви, начал проводить новую поли¬
тику, которая допускала создание социалистических
организаций, и как раз в тот момент, когда я при¬
ехал в Германию, там стала быстро расти новая,
социал-демократическая партия. Я часто посещал
ее собрания, но мое положение студента мешало
мне завязать близкое знакомство с рабочими, необ¬
ходимое для полного понимания их нужд. Вскоре
я понял, что партия социал-демократов— самая
многочисленная в стране партия, но ее надлежаще¬
му представительству в рейхстаге препятствует при¬
вилегированное положение других партий, а также
систематическая фальсификация выборов.
Парадный блеск и патриотизм в Германии 1892
года поразили меня. У нас в Новой Англии патрио¬
тизм был холодный, — от ума, а не от сердца: мы
знали, что живем в великой стране и должны ее
беречь. Мы «любили» ее, но разумом, а не чувст¬
вом. А на Юге негры вообще не говорили об этом,
они и не думали выражать патриотические чувства
к государству, которое двести пятьдесят лет держа¬
ло их предков в рабстве. Правда, мы почитали «бун¬
тарей» вроде Роберта Оуэна, Генри Джорджа или
Эдварда Беллами. Йо когда я услышал, как мои не¬
мецкие друзья поют: «Deutschland, Deutschland
fiber Alles, fiber Alles in den Welt» ’, я понял, что
они ощущают нечто такое, чего я никогда не испы¬
тывал и, по-видимому, не испытаю. Марширующие
солдаты, салютующие друг другу офицеры в вели¬
колепных мундирах, военная музыка, четкий строй
1 «Гермапия, Германия превыше всего, превыше всего
на свете» (нем.) — начальные слова шовинистического
германского гимна.
204

ритмично шагающих войск — все это подействовало
па мое воображение.
11а одном пз этих великолепных парадов я уви¬
дел молодого императора, «von Gottens Gnade,
deutscher Kaiser, Koenig von Prcussen» *. Он то и
дело вырывался вперед и оставлял позади себя сво¬
их белых с золотом драгун на горячих копях, сле¬
довавших через величественные Бранденбургские
ворота, по Унтер-деи-Линден. Развевались знамена,
бил барабан! Я был зачарован этим зрелищем, хо¬
тя и знал, что у императора левая рука сухая и что
он одержим ненасытной жаждой власти. Если все
это произвело такое впечатление на меня, иностран¬
ца, то что можно сказать о немецкой молодежи?..
Германия развила во мне любовь к музыке и
искусству, цривитую еще в Фиске; теперь я имел
представление не только о том, что такое оратория
па религиозную тему, но знал также, что такое опе¬
ра и симфония, сюита и соната. Я часто ходил в
оперу, сидел на галерке — самых дешевых местах,
предлагаемых обычно студентам, и слушал великие
музыкальные произведения. Но слушал я их в «об¬
ратном порядке»: сначала Вагнера, потом Верди,
сперва «Тангейзера», потом «Трубадура». И все-та¬
ки я научился ценить хорошую музыку. Теперь ря¬
дом с негритянскими народными песнями я мог по¬
ставить и песенку: «Jetzt geh’ i’ an’s Brunelle, trink
abor net!» 1 2
Каникулы — а их было много в течение акаде¬
мического года — я использовал для путешествий
по Германии и другим европейским странам; но, ли¬
шившись тесной товарищеской компании, в кото¬
рой я провел лето в Эйзснахе, я по своей давней
привычке путешествовал один.
В Германии у меня были друзья среди студен¬
тов, хотя их могло быть и больше. Меня пригласи¬
ли в Gesellschaft3 по изучению сравнительного
1	«Милостью божией германского кайзера, короля
прусского» (нем.).
2	«Пойду-ка я к Брюиелю, но пить не стану я!» (нем.)
3	Общество (нем.).
205

Международного права, й я подружился со многими
его членами. Мы беседовали, спорили... И все-таки
в первую свою поездку я отправился один; я выб¬
рал ганзейские города на северо-западе Германии.
Я намеревался поехать в марте, а перед отъездом,
23 февраля, отмстил своп двадцать пятый день рож¬
дения.
Шла долгая, унылая зима, какие обычны в се¬
верной части Германии. Хотя устроился я неплохо,
но испытывал некоторое одиночество, скучал по
дому и друзьям детства. В этот день я встал в во¬
семь часов, попил кофе, стал читать письма, вспо¬
минать покойных родителей н грустить... Потом по¬
шел в читальню, по дороге оттуда заглянул в кар¬
тинную галерею и, наконец, отлично пообедал с
приятелем. Вечером я зажег свечи в своей комнат¬
ке, сел за стол и стал писать что-то сентименталь¬
ное о жизни вообще:
«Ночь — величественная, чудесная. Как я рад,
что живу на свете! Я радуюсь своей силе и верю в
себя... Горячая темная кровь чернокожих предков
стучит в моем сердце, и я знаю: я стану искать ис¬
тину, ибо считаю, что она стоит того. И ни небо,
ни ад, ни бог, ни дьявол не совратят меня с этого
пути до самой смерти. В эту вторую четверть века
моей жизни я проникну в темные дебри неизвестно¬
го мне мира, к чему уже готовился столько лет...
Тяжелые раздумья преследуют меня. Я твердо убе¬
жден, что стремиться к личному совершенству —
это одно, а желать усовершенствовать мир — дру¬
гое, но тут я готов собой пожертвовать... В мире,
каков он есть, я буду трудиться для блага негри¬
тянского народа, пребывая в уверенности, что чем
.совершеннее станет он, тем совершеннее станет
и весь мир...»
К концу второго семестра, в середине 1893 го¬
да, меня стало тревожить отсутствие известий о по¬
вторном предоставлении мне стипендии, на что я
:06

так надеялся. Я послал телеграмму, долго ждал.
Наконец от Д. С. Гилмана, ректора Университета
Джона Гопкинса, пришел довольно небрежный от¬
вет:
«Правление Фонда Слейтера назначило вам оче¬
редную стипендию, имея в виду, что вы, как и пре¬
жде, напишете расписку па половину суммы. Вско¬
ре вы получите письмо от Г. Стронга, представите¬
ля казначея. 8 мая мы. получили телеграмму без
подписи: «Назначена лн повторно стипендия Дю¬
буа?» Я ответил, но пз Берлина пришло сообщение,
что ответ адресату не доставлен. Вторично я не
стал отвечать. Надеюсь, что вы напишете по полу¬
чении настоящего письма, а также станете писать
каждые полгода, как в минувшем году».
Рождественские каникулы 1893 года я провел в
путешествии по Южной Германии. Мы, трое сту¬
дентов, посетили Веймар, Франкфурт, Гейдельберг
и Мангейм. С рождества до Нового года мы про¬
жили в небольшой немецкой деревушке в Рейнском
Пфальце, где я смог очень хорошо ознакомиться с
жизнью крестьян и сравнить ее с тем, как живут
фермеры у нас в южных штатах. Нас было трое —
шотландец, американец и я. Американец был из
семьи выходцев из Германии, и у пего были родст¬
венники в Рейнской области, на юго-западе Герма¬
нии. Рождество, как я уже сказал, мы встретили в
деревушке — под названием Гпммельдиген. Это был
чудесный праздник. Мы ходили в гости к крестья¬
нам, которые угощали нас всякой всячиной; со
мной опи обращались словно с каким-нибудь прин¬
цем. Мы побывали, пожалуй, в двух десятках до¬
мов, беседовали с хозяевами, ели, пили вместе с
ними молодое вино, слушали их рассказы, присут¬
ствовали на деревенских гулянках и где только не
были еще! Счет, который предъявил мне мой черес¬
чур внимательный хозяин, был раз в десять мень¬
ше, чем я ожидал. Потом с неделю мы пробыли в
Нсйштадте, остановившись в семье, чей покойный
207

глава был тот самый машинист, который повел пер¬
вый поезд во Францию, когда началась франко-
прусская война. Его дочь — славная, хотя и не¬
красивая молодая женщина — изо всех сил стара¬
лась сделать все, чтобы мы чувствовали себя как
дома.
После этого мы побывали в Страсбурге, Штут¬
гарте, Ульме, Мюнхене, Нюрнберге, Праге п Дрез¬
дене. В каждом из этих городов мы прожили от од¬
ного до пяти дней, пунктуально следуя советам бе-
декеровскнх путеводителей, и много времени по¬
святили осмотру картинных галерей Мюнхена и
Дрездена. С нашим американцем мы вскоре расста¬
лись: это был добродушный, но довольно вульгар¬
ный тип, на которого образование, видимо, не ока¬
зало никакого влияния. С Джоном Долларом, моим
британским спутником, мы отлично ладили благо¬
даря совершенной противоположности характеров.
Это был типичный англичанин и по одежде и по
манере говорить. Он ходил словно аршин прогло¬
тил, ненавидел за что-то католических священни¬
ков и панически боялся женщин. Но рядом с этим
в нем — странное дело — уживалась простота и глу¬
бокое сострадание к людям. Потом мы решили от¬
правиться в Италию — в Геную, Рим, Неаполь,
Венецию, а оттуда в Вену п Будапешт. Во время пу¬
тешествия мы говорили по-немецки, а не по-анг¬
лийски: Доллар заверил меня, что так оно будет
намного дешевле. Он оказался совершенно прав.
Мы перевалили через громаду Альп, любуясь этим
царством снега п голубого неба, и, наконец на¬
шим взорам предстала неописуемая прелесть озер
Италии.
В Европе в то время было неспокойно. Гумберт I
и папа Лев XIII пререкались о пределах светской
власти папы в Италии. Криспи поднялся, упал, а за¬
тем снова вернулся к власти и готовился к роково¬
му походу в Эфиопию 1896 года. Мы побывали в
Генуе, Турине, Флоренции, Риме и Неаполе. Впер¬
вые в жизни я увидел величайшие произведения
скульптуры и живописи, исторические памятники.
208

Мы на собственной шкуре испытали разногласия
между Францией и Италией, когда па римском Фо¬
руме мальчишки начали кидать в меня и Доллара
камнями, приняв нас за французов. Жили мы рос¬
кошно, а стоило это дешево. Мы видели Неаполь —
свободный, прекрасный и грязный, доживавший
XIX век в веселом угаре. Это была чудесная поезд¬
ка, много нам давшая. Затем мы повернули опять
на север, увидели Венецию с ее голубями и Двор¬
цом дожей, а потом направились на северо-вос¬
ток — в Вену.
Мы увидели Вену во всем ее блеске, правда не
па вершине ее славы, но все еще великолепную.
Помню чудесную венскую оперу, зрителей, которые,
привстав с мест, разглядывали присутствующих,
широкое, просторное фойе, по которому мы с не¬
брежным видом разгуливали вместе с остальными,
прекрасную музыку н безукоризненную игру акте¬
ров. Здесь Доллар оставил меня. Мне кажется, Ав¬
стрия понравилась ему меньше, чем Рим; к тому же
его ждали дела.
Я решил продолжать путешествие один. Помню,
как-то в Берлине я рассказывал о расовой пробле¬
ме в Америке своему однокурснику Станиславу фон
Эстрейхеру. Мой рассказ не произвел на него того
впечатления, какого я ожидал. Он ответил:
— Я это прекрасно понимаю, но ты посмотрел
бы расовые распри на моей родине! Поезжай в Кра¬
ков, и ты увидишь, как враждуют между собой
немцы и поляки!
Я обещал, что навещу его, если окажусь в тех
краях. А пока я отправился один в Венгрию; после
чего намеревался повернуть на север и через Сло¬
вакию и Татры попасть в Польшу. Мне предстояло
путешествие, обещавшее новые приключения, —
путешествие по местам, отдаленно напоминающим
наш американский Юг.
В Будапеште меня поразило враждебное отно¬
шение жителей к австрийцам. То было четыре года
спустя после самоубийства кронпринца Рудольфа
в Мейерлинге. Премьер-министром был Таафе,
14 У. Дюбуа
209

Пытавшийся задобрить венгров, псе громче требовав¬
ших независимости, предоставлением избирательно¬
го права мужчинам. Но венгры по-прежнему тре¬
бовали независимости. На почте, когда я захотел
купить марок, служащие сделали вид, что не пони¬
мают немецкого языка. В следующем году, после
гибели Кошута в Италии, венгры снова потребовали
отделения от Австрии.
Я отправился на север. Я ехал по великой рав¬
нине — той самой, по которой тысячу лет назад
двигались на запад мадьяры. Я осмотрел мельком
всю Венгрию. Я ехал в вагоне третьего класса и,
когда поезд останавливался, выходил и ночевал в
том или другом селении. Один венгерский крестья¬
нин-батрак так писал об условиях жизни в тогдаш¬
ней Венгрии:
«Весной надо шестнадцать часов в день рыхлить
землю мотыгой за нищенскую плату, есть черствый
хлеб п тухлую солонину, спать в землянке, которую
за шесть часов ты сможешь вырыть собственной
мотыгой. А летом мы работаем еще дольше. В де¬
ревнях в одной комнате живут по четыре семьи —
всего двадцать—двадцать пять человек. Я видел,
как люди падали от голода посреди улицы. Все эти
вещи не могут зажечь в нас пламенную любовь к
отечеству. Неужели наши господа думают, что мы
станем умирать с голоду, не произнося ни слова?»
Мое смуглое лицо не вызывало никакого любо¬
пытства. Здесь, в отличие от Северной Германии,
где преобладают блондины, много темнокожих цы¬
ган и представителей других рас. Я видел бедность
и отчаяние. Несколько раз меня принимали за ев¬
рея. Однажды ночью, когда я приехал в какой-то
городок Северной Словакии, кучер, восседавший на
облучке дряхлого экипажа, наклонился ко мне и
прошептал на ухо: «Unter die Juden?» 1 Я недо-
1 «К евреям?» (нем.)
210

умонно посмотрел на него, потом кивнул головой; я
провел ночь в небольшой еврейской гостинице.
Мне было страшновато, когда я одни пешком
шел в сгущавшихся сумерках вдоль подножия Татр.
Перейдя польскую границу, я остановился в чьем-
то доме, а потом отправился к соляным копям Ви-
лицы.
Наконец я добрался до Кракова, где жил мой
друг. Поездка моя оказалась интересной. Поляки
и здесь жили не лучше, чем везде: тирания в шко¬
ле п на работе, оскорбления дома и па улице. Прав¬
да, здесь в отличие от Америки были привилеги¬
рованные поляки, которым удавалось избегать лич¬
ных оскорблений; существовала аристократия,
имевшая некоторые признанные права. Не весь
угнетенный народ подвергался одинаковым униже¬
ниям. Но я всюду видел знакомые приметы расово¬
го неравенства. Почтенный университетский библи¬
отекарь попотчевал меня польским «шнапсом», от
которого я едва не задохнулся. Семья фон Эст-
рейхера встретила меня очень гостеприимно. После
того как я от них уехал, мы со Станиславом боль¬
ше не встречались, но впоследствии я узнал, что
во время мировой войны немцы пытались сделать из
него что-то вроде квислиига. В 1940 году Станислав
фон Эстрейхер умер в немецком концентрационном
лагере, после того как отказался участвовать в поль¬
ском марионеточном правительстве.
Я вернулся в Берлин через Прагу и Дрезден и
начал свой третий, последний семестр. Шмоллер
предложил мне защищать докторскую диссертацию,
несмотря на то, что я еще не закончил triennium —
необходимый в немецком университете трехгодич-
иый курс обучения (моя учеба в Гарварде не за¬
считывалась). Факультет был на моей стороне, но
помешал профессор английского языка, пригрозив¬
ший предложить в таком случае на досрочную за¬
щиту кандидатуры нескольких англичан. С сожа¬
лением я вынужден был отказаться от возможности
получить докторскую степень в немецком универ¬
14*
211

ситете-и решил ждать, когда мне присудит ее Гар¬
вардский университет.
На прощанье с Германией я весной 1894 года
совершил путешествие по Гарцу. Я снова ездил
один, ио теперь я хорошо знал немецкий язык,
имел опыт путешественника и потому чувствовал
себя как дома. Во время этой поездки я не вел ни¬
какого дневника. Из Берлина я отправился в Маг¬
дебург, а оттуда в Гальберштадт, в Саксонии. Я ос¬
мотрел великолепную резиденцию принца цу
Штейнберг-Вернигероде. Потом поднимался на
Броккен и как бы сам пережил Вальпургиеву ночь.
Я переходил вброд через горные потоки, взбирался
иа горы, пока не дошел, усталый, совсем в сумер¬
ках, до какой-то старой гостиницы. Там я заказал
пива, Kalbsbraten 1 и пообедал в одиночестве. Так
закончилось мое прощанье с Германией — старой
Германией, которой ныне уже нет.
Я оставался в Европе, пока не истратил все
деньги до гроша, — я жаждал работать, рвался до¬
мой и все же не хотел уезжать. Мой старый прия¬
тель Доллар написал мне из Англии, и мы с ним
договорились встретиться в Лондоне перед моим
отъездом в Америку.
Пора было возвращаться домой. Если бы я ос¬
тался в Берлинском университете на четвертый се¬
местр, то мне не хватило бы средств. Годы учени¬
чества кончились, надо было начинать жить. Но
мне хотелось побывать во Франции. Я тщательно
взвесил свои финансовые возможности. Я мог по¬
ехать первым классом в Лондон, немного погостить
у своего друга Доллара и в каюте первого класса
вернуться в Соединенные Штаты. Если же эконо¬
мить, ездить только в третьем классе, а в Штаты
возвратиться даже четвертым классом, то можно
было с месяц, а то и больше, пожить во Франции.
Сначала я рассчитывал год поработать в Германии
и год — во Франции, но пришлось выбирать между
1 Жареная телятипа (нем.).
212

более тщательным изучением Германии и поверх¬
ностным знакомством с обеими этими странами.
Поэтому почти все отпущенное мне время я про-
жил в Германии. Но тут появилась возможность
хоть краешком глаза посмотреть на Францию, а по¬
том как-нибудь добраться до дому. Конечно, намек¬
ни я Доллару, что мие нужны деньги, он бы охот¬
но одолжил их мне. Но мне помешала скупость,
свойственная жителю Новой Англин. Я и так был
в долгу: мне нужно было выплатить половину сти¬
пендии; у меня не было работы. Какой-то срок я
готов был потерпеть все то, что терпят в Америке
иммигранты, хотя, пожалуй, по прибытии туда лю¬
бой может устроиться лучще, чем я, возвратившись
к себе на родину.
Итак, я поехал во Францию и увидел Париж; я
бродил по нему п научился довольно сносно гово¬
рить по-французски. Я наслаждался вечным очаро¬
ванием Парижа. Меня захватило великолепие
французской культуры — ее живопись, скульптура,
архитектура и исторические памятники. Я видел
Сару Бернар, долгие часы проводил в Лувре.
В июне я встретил в Лондоне своего друга Дол¬
лара и, прежде чем нам распрощаться навсегда, по¬
гостил у него несколько дней. Мой славный това¬
рищ даже не подозревал, что я поеду четвертым
классом, н со знанием дела говорил, как следует
«выбирать каюту» и все такое. Мы ходили с ним по
перрону, разглядывая встречных; слушая его объ¬
яснения, я наконец вошел в вагон, попрощался со
своим добрым другом, и поезд тронулся.
Когда поезд прибыл в Саутгемптон, все пасса¬
жиры в суматохе высыпали на перрон. Никто — да¬
же проводники — не знал, что нам делать дальше.
Люди нерешительно мялись. Вдруг один проводник
крикнул: «Пассажиров второго класса прошу сю¬
да!» — и мы, пассажиры четвертого класса, остались
одни. Наконец позвали и нас, и мы, схватив пожит¬
ки, последовали, вытянувшись в цепочку, за своим
проводником, который повел нас через весь город.
Идти нужно было с милю. В конце концов мы
213

добрались до низенького кирпичного здания. Оста¬
вив вещи в прихожей, мы вошли в помещение. Сте¬
пы внутри были побелены, деревянный потолок по¬
средине подпирали железные и деревянные столбы.
В одном конце, в глубокой нише, хлопотали повара,
в разных местах помещения стояли длинные дере¬
вянные скамьи и столы, покрытые скатертями не
первой свежести. Собравшаяся толпа была в высшей
степени пестрой: мужчины, женщины, дети, девуш¬
ки, жены и мужья. Честных людей было здесь, по¬
жалуй, не больше, чем мошенников. Вот несколько
типов моих спутников. Напротив меня сидит доб¬
родушный честный англичанин с рыжей бородой,
довольно прнлцчцо одетый: бумажный воротничок,
серебряное кольцо и прочие атрибуты «порядочно¬
го человека». Говорит, что уже бывал в Америке,
весьма рассудителен. Возле меня — коренастый, с
бычьей шеей крепыш — наверное, будущий обита¬
тель американских тюрем. Он пьян и спит, положив
голову на стол. По другую сторону от меня сидит
старик с жидкой бородкой. От него дурно пахнет,
он добродушен и глуповат. Поодаль — высокая де¬
вушка, довольно миловидная. Она несколько крича¬
ще, безвкусно одета и, видно, боится за свое буду¬
щее. Рядом с ней — старая женщина в черном.
У нее печальное лицо. Бедняжка! Обе они сейчас
что-то жадно едят, запивая чаем.
В этом огромном голом помещении мы просиде¬
ли целый день: судно отплывает только утром, при¬
дется здесь и ночевать, если, как деликатно заме¬
тил стюард, мы не захотим пойти в гостиницу. Пос¬
ле долгих поисков я нашел какой-то закоулок, где
стояла вонючая койка. Ночь была беспокойная:
спать мешал запах, шум пьяных гуляк и мысли о
предстоящей нелегкой поездке. Около полуночи
ввалились двое подгулявших пассажиров. Раскачи¬
ваясь из стороны в сторону, они грубо хохотали,
перемежая шутки икотой, и в конце концов, споты¬
каясь, добрались до постелей. Потом меня снова
разбудили: один из них стал ползать по полу и чир¬
кать спичкой — он искал оброненную им медную
214

монету — занятие нс вполне безопасное в этом по¬
мещении, где кругом было сухое дерево. Под конец
мой тревожный утренний сон был прерван злово¬
нием: желудок бедняги не выдержал огромного ко¬
личества выпитого нм пива. Это было уже слиш¬
ком: я не стал завтракать и побежал прочь из этого
битком набитого людьми, заполненного ядовитыми
испарениями сарая и очутился в промозглой, сырой
мгле Саутгемптона.
Было раннее воскресное утро. Все лавки были
закрыты. Угрюмый, одинокий, я слонялся по горо¬
ду. Наконец съел какой-то. безвкусный завтрак за
десять пенсов, а потом вернулся в свою казарму,
где узнал, что пароход отплывает лишь во второй
половине дня. Полный отчаяния, я снова пошел в
город. На этот раз прогулка была более интересной.
Оказалось, что Саутгемптон — это чудесный старин¬
ный город: в нем сохранились исторические ворота
и часть городской стены. Осмотр его мне доставил
большое наслаждение. После прогулки я вернулся,
чтобы пообедать, и снова оказался в тесноте и тол¬
кучке, которая мне претила. Потом появился ба¬
гажный фургон, и мы потянулись на набережную, к
вящему удовольствию зевак из числа жителей го¬
рода. Мы и впрямь представляли собой живопис¬
ное и смешное зрелище: старые и малые, хромые
и здоровые, голодранцы и щеголи, евреи и христиа¬
не, русские, англичане, американцы, негры, поляки,
немцы, французы, греки, австрийцы... Кто бежал,
кто кое-как ковылял к судну. Было смешно и в то
же время грустно глядеть на эту толпу, на этот
огромный поток, несший с собой надежды и стрем¬
ления, разочарования и печаль, радость и горе, на
всех этих людей, которым в скором времени пред¬
стояло превратиться в американцев. Добравшись
до причала, мы, наверное, три четверти часа стояли
у натянутого каната, преграждавшего нам путь.
Каждому к багажу прикрепили большой красный
ярлык с печатью американского консула в знак то¬
го, что он осмотрел пас, чего на самом деле не бы¬
ло. Наконец мы предъявили свои билеты и подня-
215

лист, на борт судна. Через несколько минут два бук¬
сира потащили нас за собой: плавание началось.
Сам я пе принадлежу к числу людей, страдаю¬
щих морской болезнью, но должен признаться, что
на следующее утро, когда я почувствовал, как па¬
луба судна то поднимается, то уходит у меня из-
под ног, раскачиваясь с борта на борт с необычай¬
ной силой, мне стало не ио себе и я ограничил свой
завтрак одним апельсином. Море было неспокой¬
ным, даже бурным. Вдобавок ко всему кругом была
грязь, вонь п теснота — этого не выдержал бы са¬
мый здоровый человек щ на суше. И люди страда¬
ли — ох как страдали! Трудно себе представить, до
чего может довести человека морская болезнь! Не¬
которые сидели с худыми, осунувшимися лицами,
бледные как смерть. Тоска и безнадежность скво¬
зили в словах каждого. Некоторые сначала совсем
не выходили на палубу; спустя несколько дней я
то н дело удивлялся, видя лица новых людей — тех,
кто лежал пластом в каютах нижней палубы. Меж¬
ду прочим, такая повальная болезнь, как ни стран¬
но, дает возможность глубже проникнуть в челове¬
ческие характеры: три с половиной сотни человек,
которых судьба свела вместе, впервые узнали друг
друга среди мук и страданий, и потому возникавшие
мимолетные привязанности, маленькие взаимные ус¬
луги трогали глубже, чем обычно. Может быть,
именно это п придает особый интерес морскому пу¬
тешествию?
На нашем плавучем острове мир кажется гораз¬
до проще, чем всегда. Во-первых, он — это мы
сами и трясущийся ансамбль кают, палуб, мачт и
труб. Потом, есть огромный синий океан, далеко¬
далеко на горизонте покрытый дымкой, сливающий¬
ся с небесным океаном, затянутым облаками, из
которых выглядывает бледная луна. Наше судно
довольно велико, но не слишком быстроходно и,
пожалуй, старовато. Это «Честер», принадлежащий
американской компании. Всего у него на борту душ
восемьсот. Первая моя забота утром — это помыть¬
ся: задача пе из легких для пассажира четвертого
216

класса. На палубу я выхожу рано, до завтрака. Но
вот звонок, и я сбегаю по двум расшатанным кру¬
тым трапам па два этажа ниже палубы, где распо¬
ложены наши каюты. Я попадаю в просторное, мет¬
ров пятнадцать в длину п во всю шприцу корабля
помещение. По бортам — конки, между ними про¬
ход, посредине длинный дощатый стол. Вокруг не¬
го — вделанные в палубу табуреты. Все помещение
освещается лишь полудюжиной иллюминаторов п
керосиновыми лампами, что придает ему довольно
унылый вид. Проветривается оно довольно хорошо,
если помнить о том, как глубоко оно находится под
палубой. Мы усаживаемся за стол; у каждого —
посуда, выданная ему в начале путешествия стюар¬
дом: жестяная тарелка, кружка, ложка, нож и вил¬
ка. На завтрак подают довольно дрянное кофе, за¬
варенное с молоком и патокой, много хорошего све¬
жего хлеба, масло, добрую порцию каши или
жаркого, и я обычно съедаю этот завтрак с удоволь¬
ствием, несмотря на шум, громкие разговоры и
неумение моих соседей сидеть за столом. Следующая
обязанность каждого — вымыть свою посуду; для
этого дают ведро горячей воды и ведро для отбро¬
сов (посуду пассажир вытирает собственным поло¬
тенцем). Но некоторые не утруждают себя даже
этим; кажется, они не мыли свою посуду с первого
дня путешествия.
Среди пассажиров — двое негров и три (в том
числе я) мулата. Мы не общаемся друг с другом,
даже ие разговариваем, но мне кажется, каждый
получает удовольствие от поездки и ни у .кого нет
причин жаловаться на какую-либо дискриминацию.
Конечно, мы вызываем любопытство у одних и не¬
которую неприязнь у других. Однако все мы сво¬
бодно беседуем с белыми женщинами, а один из
нас, главным образом благодаря своему доброду¬
шию, стал, по-видимому, общим любимцем; словом,
в здешнем обществе негры вовсе не стоят на пос¬
леднем месте. Я заметил, что добродушие, прямо¬
та — общая черта всех пассажиров. Ни в ком я не
видел стремления хитрить и обманывать, кого-то
217

обижать или кому-то завидовать. Нет, люди с та¬
кими простыми душами ие должны погибнуть!
Общество... Что происходит в нем, когда в тече¬
ние девяти дней люди, несколько сот человек,
принадлежащих к низшим классам, предоставле¬
ны самим себе? Ответ можно дать, если понаблю¬
дать за ними во время морского путешествия,
причем оп будет весьма любопытен. Хотя у нас
здесь представлены все слои общества, но большин¬
ство, повторяю,— люди из так называемых низ¬
ших классов. И все-таки мне кажется, что люди,
которые лучше, порядочнее, хотя здесь их едва ли
больше, чем остальных, держат верх. Действитель¬
ность до некоторой степени подтвердила мое пред¬
положение, что число «сословий» среди людей в
известном смысле неограниченно. Едва ли можно
найти такую группу населения, в которой вы сразу
не различили бы целый ряд своего рода классов.
А, с другой стороны, число этих «сословий» не так
уж велико, ибо «классы» людей, которые я вижу
здесь, на пароходе, не отличаются от таких же
«классов» повсюду в мире. И потом, всегда и везде
в конце концов люди делились на более воспитан¬
ных и более грубых.
У нас тут людей можно делить по самым разным
признакам: по признаку образования, материально¬
го положения, жизненной цели, нации, языка, ра¬
сы. Много малограмотных — тех, кто в силу обсто¬
ятельств или отсутствия должной настойчивости
познал лишь азы жизненной науки. Эти люди, если
они не ограниченны и не тщеславны, — самый бла¬
годарный объект для изучения человеческой нату¬
ры. В иных сочетаются противоположные начала —
интеллектуальность и стремление к знанию с дур¬
ными и грубыми привычками; попадаются, конеч¬
но, и недоразвитые, примитивные личности.
После недели путешествия мы смертельно уста¬
ли, всем было не по себе. Хотелось, чтобы поско¬
рее эта жизнь кончилась и началась новая. Где-то
вдали показалась земля, и мы пристально всматри¬
вались в горизонт, чтобы яснее различить ее. Я,
218

родившийся в отой стране, чувствовал себя так,
будто после двадцати четырех лот ученичества дол¬
жен ступить на неведомую землю. Наконец утром
показалась вдали Статуя Свободы. Не знаю, какого
рода чувства наполнили сердца остальных пасса¬
жиров, но одна бойкая молодая француженка, бле¬
снув озорными глазами, помню, сказала: «Ах да,
Статуя Свободы! Та, что стоит спиной к Америке,
а лицом к Франции!»

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Уилберфорс
Пока я учился в Германии, я строил в своем
воображении воздушные замки и жил в них. Я меч¬
тал, любил, всюду ездил, ходил и пел, как вдруг
после двух лет отсутствия вновь очутился в Амери¬
ке, ненавидящей «чернбмдзых»!
Наступили дни разочарования, избавления от
иллюзий, но я не был слишком обескуражен. Я по-
прежнему черпал силы в своей неистощимой вере,
хотя уже смутно различал вокруг себя какую-то
зловещую тень. Я начал понимать: то, что я назы¬
вал желанием и способностью, было всего лишь
удачей! Что, если бы моя добрая матушка предпо¬
чла, когда я был подростком, чтобы я работал и
приносил домой деньги, и не захотела дожидаться
ненадежных результатов моего образования? Что,
если бы тот важный старый судья, над которым мы
часто потешались и воровали у него в саду яблоки,
настоял на своем и послал меня, тогда еще мальчи¬
ка, в исправительную школу обучаться ремеслу?
Что, если бы наш директор Госмер не верил в «чер¬
номазых» и, вместо того чтобы послать меня в кол¬
ледж, обучил плотницкому делу или заставил де¬
лать жестяные кастрюли? Что, если бы я не полу¬
чил в Гарварде стипендии? Что, если бы правление
Фонда Слейтера имело тогда (как и теперь) вполне
установившееся мнение о том, где должно заканчи¬
ваться образование негра? Что, если бы... Попав на
почву реальной действительности, я спокойно смот¬
рел на прожитые годы, но меня обуревал какой-то
220

страх перед будущим. Кто я — властелин своей
судьбы или только пешка в руках коварных, смею¬
щихся надо мною духов? Кто я таков, чтобы идти
на борьбу с миром, где властвуют расовые пред¬
рассудки? Я чувствую себя довольным, когда вспо¬
минаю, что, даже преследуемый подобными мыс¬
лями, я не стал колебаться и останавливаться, а
упрямо продолжал работать. Именно это меня и
спасло.
Когда я вернулся в Соединенные Штаты, мне
было двадцать шесть лет. После двадцати лет уче¬
бы нужно было искать место, браться за какую-то
работу. Я писал моему другу Доллару в Лондон:
«Как тебе известно, я высадился в Нью-Йорке
в июне 1894 года. В’ кармане у меня оставалось
два доллара и еще на проезд домой, в Беркшир.
Возвращение было не из приятных — слишком
много разочарований ждало меня после месяцев,
проведенных в живописной Германии, после безоб¬
лачных, солнечных дней, после недель, которые мы
провели в грязном н могучем Риме. Мне казалось,
что дно вселенной стало непрочным и, если после
этих полетов ввысь я ступлю на него обеими нога¬
ми, оно вывалится вон. А ступить я должен, чтобы
идти и, спотыкаясь, карабкаться вверх, ибо Lehrjah-
ге1 позади, начинаются, по-видимому, Meisterjah-
ге 1 2».
Я вернулся в беспокойное время. В 1892 году
по Соединенным Штатам прокатилась волна линче¬
ваний. В 1893 году Кливленд вступил в должность
президента второй раз. В том же году открылась
Чикагская выставка. Во Франции закончился про¬
цесс над Дрейфусом: его приговорили к заключению
в тюрьму, где он просидел безвинно двенадцать лет.
В тот год, когда я вернулся в США, вспыхнула
война между Китаем и Японией. Я обрадовался,
узнав, что в том году, когда я окончил колледж,
1	Годы ученичества (нем.).
2	Годы мастерства (нем.).
221

Дэниэл Хэнд пожертвовал на нужды образования
миллион долларов, по хорошо понял, какой удар
был нанесен демократии в США, когда в 1894 году
конгресс отменил Force bills *, отказавшись таким
образом даже от попыток защищать гражданские
нрава негров. Но в то же время я совсем пе усвоил
значения войны с племенем матабеле в 1893 году 1 2.
Я еще не понимал, что золото п алмазы Южной
Африки, так же как потом медь, слоновая кость,
какао, олово и растительное масло других афри¬
канских стран, а в особенности рабочая сила нег¬
ров, во многом обусловливали политику европей¬
ских стран.
Главной моей задачей было найти работу. Я не
старался кому-нибудь понравиться. Я умолял дать
мне любую работу, в любом месте. Я начал систе¬
матическую бомбардировку учреждений письмами.
Я не писал в учреждения белых, зная, что там мне
ничего не найти. Я написал в одну государствен¬
ную школу в западной части Теннесси — непода¬
леку от тех мест, где когда-то учительствовал.
Школьная администрация после некоторых коле¬
баний ответила, что я для них слишком образован.
1	Force bills, или иначе Enforcement Acts,— законы,
принятые конгрессом США в 1870—1871 гг., в период Ре¬
конструкции с целью защитить записанные в XIII—XV по¬
правках к конституции США демократические права нег¬
ров против покушений па пих перешедшей в это время
на Юге в наступление реакции. Организовав и вооружив
банды Ку-клукс-клана и другие подобные организации,
плантаторы развязали массовый террор против негров,
чтобы воспрепятствовать их участию в выборах и лишить
их всех других гражданских прав. Фактически Enforcement
Acts, как и сами названные выше поправки, никогда пол¬
ностью не были проведены в жизнь; крупная буржуазия
Севера, заключив в конце семидесятых годов союз с юж-
пыми плантаторами, предала пегритянс2;ий народ США и
обрекла его на бесправие.
2	В 1893 г. Англия, подавив сопротивление африкан¬
ского народа матабеле, захватила Матабелеленд и изгнала
из страны ее правителя Лобенгулу. Страна стала назы¬
ваться Родезией, по имени английского колонизатора Се¬
сила Родса, основателя «Британской Южно-Африкапской
компании», хозяйпичавшеи в Матаболеленде с 1888 г.
222

Я писал прошения в Университет Говарда, в
Институт Хэмптона, в Институт Таскиги и в
Университет Фиска, где когда-то учился. Вакансии
нигде не было.
Тогда я снова сел за стол и опять стал писать.
Писал так: «Ректору такого-то колледжа. Сэр!
Я негр, мне двадцать семь лет, я получил образова¬
ние в средней школе в штате Массачусетс, учился
в Университете Фиска в Нашвилле и в Гарвард¬
ском университете, где получил ученые степени
баккалавра и магистра искусств. Я хотел бы пре¬
подавать со следующего года. Если у вас имеется
вакансия...» и т. д. Я написал этих писем так мно¬
го, что теперь уж ие помню всех мест, куда писал.
Время мчалось как на колесах, ответы же прихо¬
дили медленно: краткие «пет», вежливые сожале¬
ния, стандартные отказы и одна-две путаные
записки с неопределенными обещаниями. Ни одни
выпускник колледжа не ждет, конечно, что двери
в мир откроются перед ним «со страшной силой»,
и все-таки я думаю, что негр со степенью магистра
искусств, который надеется заработать себе на
хлеб с маслом, не столь уж многого требует, нс прав¬
да ли?
Наконец пришло несколько положительных от¬
ветов. Первой была телеграмма пз Уплберфорсского
университета — духовной семинарии для цветных в
штате Огайо ’:
«Кафедра классических языков в вашем распо¬
ряжении. Жалованье — восемьсот долларов в год.
Телеграфируйте согласно. Приезжайте на следую¬
щей неделе». Я с благодарностью принял это пред¬
ложение. Следующая вакансия была в Институте
Линкольна в штате Миссури. Там предлагали тыся-
1 Уилберфорс — местечко близ города Зиния и осно¬
ванный там в 1856 г. пегритяпский университет, перешед¬
ший в 1863 г. в ведение негритянской методистской церк¬
ви; названы по имени Уильяма Уилберфорса (1759—1833),
английского политического деятеля, члепа парламента,
активно боровшегося за запрещение работорговли и отмену
рабства.
223

чу пятьдесят долларов — нм был нужен препода¬
ватель «древних языков и математики». Я отказал¬
ся от их предложения, поскольку уже дал согласие
Уилберфорсу. Я слышал об Уилберфорсе; это было
солидное, известное учебное заведение. Наконец
25 августа я получил такую телеграмму: «Могу пред¬
ложить математику, если условия удовлетворяют.
Соглашайтесь. Букер Т. Вашингтон».
Любопытно, как сложилась бы моя жизнь, если
бы первым пришло приглашение нз Такспги, а не
из Уилберфорса?
Итак, в конце жаркого августа я отправился в
Уилберфорс. Жизнь началась, и я был почти сча¬
стлив. Я проехал долину Беркшира, дышавшую
спокойной красотой, и, углубившись в мечтания,
не заметил, как остался позади штат Ныо-Йорк.
Огни Буффало подмигнули мне на прощанье, и
вот, полусонный, я сошел иа территории штата
Огайо.
Вокзал в Зинии был маленький, но «делови¬
тый»; покрытый грязью, заплеванный табачным
соком перрон производил неприятное впечатление.
Я позвонил в Уилберфорс и после этого с час ждал.
Наконец в зал ожидания вошел ректор универси¬
тета. Никогда не забуду этого человека — ни у кого
не видел я больше такой чудесной улыбки, спокой¬
ной и обаятельной. Все, что я помню о той первой
встрече,— это улыбка человека, спокойно входяще¬
го в зал ожидания.
Уилберфорс представлял собой небольшую не¬
гритянскую семинарию, соединенную с государст¬
венным педагогическим училищем. Церковь была
слишком бедпа, чтобы содержать колледж, но вла¬
сти штата терпели училище, только чтобы негры
ие совались в другие государственные учебные за¬
ведения. Отсюда огромные трудности, с которыми
сталкивалась администрация школы в сношениях с
духовными и светскими властями штата. Я скоро
понял это. Меня взяли преподавать греческий и
латинский языки. Они не были моей специаль-
224

ностыо: несмотря иа то, что я изучал эти языки
несколько лет, я знал нх ие настолько хорошо, что¬
бы преподавать. Я думал, что буду помощником у
профессора Скарборо, известного негритянского уче¬
ного, уже давно преподававшего в Уилберфорсе, но
к своему удивлению узнал, что должен буду заме¬
нить его; поссорившись с ректором» Скарборо ока¬
зался не у дел, а тут появился я, «ученый профес¬
сор, только что приехавший из Германии». Так я
приобщился к церковной политике. История эта
мне не понравилась, но уж очень заманчивой была
перспектива работать в Уилберфорсе!
Идея создания такого учебного заведения вына¬
шивалась давно, и наконец оно возникло в южной
части Огайо, у источников Тавава-спрингс, где не¬
когда лечились белые южане, а белые методисты
впоследствии построили школу. Потом на сцене
появился низенький Дэниэл Пейн, негритянский
священник, который купил школу и превратил ее
в учебное заведение негритянской методистской
церкви.
Сюда-то я и приехал, с тростыо, в перчатках —
привычка, приобретенная в Берлинском универси¬
тете,— полный выспренних идей о том, каким дол¬
жен быть университет, и ужасно откровенный в
своих суждениях — черта, из-за которой я часто
наживал себе неприятности. Вспоминается такой
случай. Однажды, желая ознакомиться с местными
религиозными обычаями, я очутился среди моля¬
щихся студентов. Один нз студентов, читавший
молитву, в то время как остальные ему вторили,
неожиданно, ни слова мне не говоря, воскликнул:
— Внемлите профессору Дюбуа, он будет чи¬
тать молитву!
— Нет, не будет,— ответил я кратко.
Из-за этого я едва ие лишился места. Я с тру¬
дом доказал духовным владыкам, что профессор
Уилберфорса не всегда в состоянии руководить бо¬
гослужением. Меня спасло лишь то, что мой приезд
был чересчур разрекламирован и что я готов был ра¬
ботать без устали, если работа меня интересовала.
15 У. Дюбуа
225

Я приехал в Уилберфорс, исполненный самых
радужных надежд. Я хотел помочь создать здесь
настоящий университет. Я был рад работать день
и ночь и нисколько не щадил себя. Я старался
укрепить дисциплину среди студентов, участвовал
в жизни колледжа и начал писать книги. Но оказа¬
лось, что предо мной каменная стена. Напрасно
я без устали колотил в нее. Никого разбудить я
не мог: если кто-нибудь и просыпался, то тут же
засыпал вновь.
Африканская методистская церковь представ¬
ляла собой в то время крупнейшую общественную
организацию американских негров. Уилберфорс был
ее главным учебным заведением, поэтому оно прев¬
ратилось в своего рода центр этой общенациональ¬
ной организации. Многочисленный совет попечите¬
лей интересовался в основном церковной организа¬
цией — до колледжа ему не было никакого дела.
Каждый год здесь собиралась целая армия еписко¬
пов и будущих епископов, чтобы присутствовать на
выпускной церемонии. Тут их осаждали церков¬
ные старшины и священники, занимавшие их дол¬
гими беседами. Преподаватели колледжа также
пользовались удобным случаем, чтобы заручиться
поддержкой могущественных покровителей. Только
я в силу независимости своего характера не искал
встречи ни с кем и уходил куда-нибудь в лес, когда
хозяева начинали свои беседы.
Однако работал я много, и это нравилось боль¬
шей части студентов и многим учителям. Моя днев¬
ная нагрузка в Уилберфорсе была в то время,
пожалуй, не меньше, чем теперь недельная.
Я преподавал латинский, греческий, немецкий и
английский языки и хотел прибавить к ним еще
социологию. Кроме того, ца мне лежала нелегкая
обязанность — следить за дисциплиной студентов;
и, наконец, я продолжал заниматься своими иссле¬
дованиями. У • меня было много друзей, и в их
числе Чарлз Янг — негр, незадолго до этого закон¬
чивший Уэст-Пойнтскую военную академию. Он
был представителем федерального правительства и
226

занимал у нас должность военного инструктора. Мы
с ним всякий раз отказывались присутствовать на
ежегодных молебствиях для «возрождения веры»,
по случаю которых на рождество занятия прерыва¬
лись. Оба мы мечтали, оба надеялись, что пашу
школу ждет великое будущее. Впоследствии Янг
воевал в Мексике против Вильи ’. Он одним из пер¬
вых должен был получить генеральский чин, когда
началась первая мировая война, но ему не дали
ходу. Впоследствии Янг отправился служить в
Западную Африку, в Нигерию, и там умер от чер¬
ной лихорадки. В Уилберфорсе в моем классе был
студент Чарлз Барроуз, талантливый проповедник;
из Дейтона к нам перешел преподавать Поль Ло¬
ренс Данбар — я слышал о нем раньше и удивился,
узнав, что он негр. И, наконец, там же я познако¬
мился со спокойной, стройной и темноглазой Ниной
Гомер, которая в 1896 году стала моей женой. Отец
ее работал главным поваром в одной крупной гости¬
нице в Сидар-Рапидсе, в штате Айова; покойная
мать ее была родом из Эльзаса.
В мае 1896 года я влюбился в эту прелестную
девушку и, тщательно все взвесив, решил, что, во-
первых, пока мне нет тридцати, я должен жениться,
и, во-вторых, моего жалованья — восемьсот долла¬
ров в год — хватит на нас двоих, если только мне
будут платить его. В то время в Уилберфорсе
принято было платить жалованье не слишком ак¬
куратно. Это досадное обстоятельство едва ие раз¬
рушило все мои планы. Было 1 мая, я сидел в
Уилберфорсе без гроша в кармане, а в это время
в Айове меня ждала невеста. Казначей вот-вот дол¬
жен был уехать на генеральную конференцию ме¬
тодистской церкви — там его ждали более важные
дела, чем учительское жалованье. Я отвел его в
сторону и стал настойчиво ему доказывать, что он
вряд ли попадет на конференцию, прежде чем за-
1 Франсиско Вилья — партизанский вождь, крупнейший
деятель Мексиканской революции 1910—1917 гг., воевавший
с американскими интервентами.
15*
227

платит мне положенную сумму. Он согласился, и
12 мая я приехал и Сидар-Рапидс.
В небольшом белом коттедже я познакомился с
высоким, плотным человеком — отцом Нины, се мо¬
лодой мачехой и сестренкой — робкой толстушкой.
Нас обвенчал приветливый белый священник, и,
выслушав поздравления, мы помчались на чикаг¬
ский поезд, а иа другой день я вместе с измученной
молодой женой был уже в Уилберфорсе. К нам при¬
шли гости: веселые студенты, скептически настро¬
енные преподаватели и славные, добрые горожане.
В помещении мужского общежития я отгородил
для нас двухкомнатную квартирку; спальня выхо¬
дила окнами в овраг, па запад, а чтобы попасть в
«гостиную», надо было пройти через общий зал.
В этой «гостиной» я особенно хорошо помню
роскошное пунцовое покрывало на кушетке, кото¬
рое я выписал из Чикаго.
Возможно, Уилберфорс меньше других негри¬
тянских колледжей подходил для меня и моих
планов. Во-первых, я был задирист и самоуверен.
Я важничал и твердо знал, чего хочу. Мои недо¬
статки искупались лишь огромной работоспособно¬
стью и чрезвычайной серьезностью наряду с ужас¬
ной, бестактной прямотой. И все же в Уилберфорсе
я знал не только разочарования и неудачи. Важную
роль сыграло то обстоятельство, что у меня была
группа студентов, с которой я регулярно занимался.
Большинство студентов имело знания не выше уров¬
ня средней школы и было плохо подготовлено. Од¬
нако на старших курсах было несколько человек —
юношей и девушек — в высшей степени одаренных,
которые могли и хотели работать. Мы занимались
исследованиями в области греческой литературы; я
составил класс, где с самого первого дня мы гово¬
рили только по-немецки; студенты писали сочинения
и начали изучать современную историю. Но власти
колледжа, как я ни убеждал нх, не хотели, чтобы
я преподавал социологию — даже в свободное от
регулярных занятий время.
Пробовал я браться и за другие занятия. Непо¬
228

далеку от колледжа был живописный, окруженный
деревьями, весь поросший зеленью овраг; ручей,
протекавший через наш городок, впадал в этот ов¬
раг и катился по его усыпанному валунами дну
вниз, где раскинулся широкий зеленый луг. Выше
стояло здание Шортер-холла, названное так в честь
покойного епископа, чей сын — ужб и сам пожилой
мужчина — был у нас профессором математики.
Это был добродушный, но вспыльчивый человек.
В крыле холла, обращенном в сторону оврага,
находилась библиотека, вернее, несколько связок
старых книг, которые я принес с мансарды. В этом
обширном пустом помещении я хотел устроить на¬
стоящую библиотеку и читальный зал для студен¬
тов н преподавателей. До тех пор некое подобие
библиотеки находилось на самом верху, в мансарде,
которую отпирал для желающих профессор Скотт,
когда не был занят своей химией. Вспомнить толь¬
ко, какими библиотеками я пользовался в Гарвар¬
де н Берлине! И даже в Фиске! Я решил, что
непременно устрою у нас библиотеку. Но денег не
было. Денег ио. было ни на что. Тогда я придумал
другое. Ведь у меня были студенты, юноши и де¬
вушки, обладавшие голосом п талантом актеров.
Рядом был чудесный овраг. Что если нам поставить
«Сон в летнюю ночь» среди зелени деревьев? Сту¬
денты встретили это предложение с восторгом.
Пьесу можно было бы поставить весной, сразу
после выпускного акта. Никаких особых затрат не
предвиделось. Зрителями могли быть жители всей
округи. Мы начали отрабатывать текст, разучивать
сцены, распределять роли. Я уже видел в постанов¬
ке пьесы самое большое достижение учебного года.
Но тут произошла катастрофа: мы узнали, будто
профессором литературы в следующем учебном году
назначен Бен Арнетт младший. Мы забросили свой
текст, отвернулись от прекрасного оврага, н вода в
нем журчала, словно напоминая о тщетности наших
усилий. Студенты ходили удрученные. Мы, препо¬
даватели, начали бороться: мы писали, ходили на
прием к начальству, говорили с епископом, устрац-
229

вали собрания, неистовствовали. Чтобы понять все
это, нужно знать сложную иерархию епископов
африканской методистской церкви.
То была иерархия, как и все, но более многосту¬
пенчатая и своеобразная. Я знал с десяток еписко¬
пов и могу сказать, что более разношерстной, более
удивительной публики я не видел. Епископ Пейн
скончался за год до того, как я приехал в Уилбер¬
форс. Это был человек с могучим характером, рев¬
ностный служитель церкви. Маленького роста, с
мягким голосом, Пейн, появляясь среди толпы нег¬
ров, гремел словно пророк. Он заставил их купить
Уилберфорс в то время, когда у них ничего не было
п они знали мало; он привел в порядок территорию
школы, нашел первых преподавателей, собрал необ¬
ходимые средства. Он укрепил дисциплину среди
прихожан, разъезжал по стране, проповедовал, и в
конце концов имя его стало известно повсюду от
Каролины до Скалистых гор. Потом Пейн умер, но
дело его продолжало жить.
Одним из его преемников был Бенджамен Ар¬
нетт — епископ, имевший неограниченную власть в
Уилберфорсе, когда я там появился, и как Арнетт
говорил, так всегда и выходило. Это был плотный
темнокожий человек с резкими чертами лица и
горящим взором. Он редко улыбался, но обладал
неистощимой энергией. Хотя у него самого не было
почти никаких литературных способностей, он соз¬
дал своего рода литературную школу. Он собирал
н перепечатывал сотни книг, брошюр, отрывков из
произведений американской негритянской литера¬
туры. Арнетт имел большой вес в штате Огайо.
Он распределял церковные должности и окончатель¬
но решал вопрос о назначении преподавателей в
Уилберфорс. Должно быть,- и меня назначили с его
одобрения, возможно, даже только благодаря ему,
иначе я не попал бы в Уилберфорс. Жил Арнетт в
славном старом доме, стоявшем среди дубов. У него
была семья. Старший сын епископа, носивший то
же имя, что и отец, хотя и был неглуп, несомненно,
ие годился для того, чтобы преподавать молодежи,
230

учившейся в Уилберфорсе. Однако в конце моего
первого учебного года епископ навязал его нам, даже
не удосужившись об этом заранее предупредить. Мы
подняли страшный шум, не подумав, что значит
перечить епископу Арнетту. Мы дружно отказались
работать вместе с Беном Арнеттом-сыном.
И мы победили. Бен Арнетт мдадший так и не
стал преподавать в Уилберфорсе. Но победил и
епископ. Свой высокий пост он занимал пожизнен¬
но, и тот, кто ему не правился, недолго мог удер¬
жаться в Уилберфорсе. Епископ уступил моему
свирепому, безудержному натиску, но я прекрасно
понимал, что дни мои в Уилберфорсе сочтены.
Ручей на дне поросшего зеленью и кустарником
живописного оврага долго журчал, никем не трево¬
жимый но через двадцать пять лет его погребли под
каменной насыпью, и тогда его голос навеки умолк.
Поняв, что в Уилберфорсе мечтам моим не
суждено осуществиться, я испытал всю боль разо¬
чарования. Уилберфорс был, пожалуй, духовным
центром для всего негритянского населения стра¬
ны. К пам приезжали учиться пз Нового Орлеана
и Нью-Йорка, с побережья Атлантического и Тихо¬
го океанов. Он избежал дискриминации рабовла¬
дельческого Юга и остракизма равнодушного Севе¬
ра. Колледж был беден и заброшен, однако церковь,
которой он принадлежал, африканская методистская
церковь, детищем которой он был, представляла
собой поистине замечательное явление. Во главе ее
стояли самые разные люди: самоотверженные идеа¬
листы, вроде Пейна, Лн и Уильяма Митчелла; не¬
разборчивые в средствах политиканы, вроде Арнет¬
та; негодяи, вроде Деррика, и неистовые характеры,
вроде Тэрнера. То проповедуя высокие идеалы, то
действуя грубой силон, они вели за собой эту массу
людей вперед, сплачивали их воедино, пока наконец
они не стали весомой силой в стране. Если бы я
тоже нашел в себе способности к тому, чтобы дер¬
жать в руках и направлять эту колоссальную энер¬
гию, на что, на решение каких задач я постарался
бы ее обратить? Возможно, мы создали бы тогда ие
231

университет, о каком л мечтал, а нечто еще более
великое. Но — увы! — такого рода способностями
я не обладал, да и не хотел обладать. И поэтому я
обратился (вернее, жизнь заставила меня обратить¬
ся) к другим, иного характера задачам.
Мне удалось внушить одну любопытную мысль
ректору Митчеллу, о котором я уже говорил. Уил¬
берфорсу, как я уже упоминал, недоставало денеж¬
ных средств. Негров, которые обладали бы доста¬
точно большим состоянием, не было, и помощи кол¬
леджу ждать было неоткуда. Верующие негры
выбивались из сил, чтобы только заработать себе на
хлеб и одежду. Труд нх при всяком удобном случае
эксплуатировали белые, которые нередко просто
грабили их. Ректор Митчелл вечно терпел финан¬
совые затруднения и с тщетной надеждой взирал на
казну штата Огайо, так же как многие до и после
него. У нас преподавала некая мисс Бирс. Она была
белая. Строгая, педантичная дочь Запада, она была
преданным своему делу педагогом. Когда оказалось,
что занятия в школе могут сорваться из-за недо¬
статка денег, ректор предложил мисс Бирс вместе
с нтгм обратиться за помощью к органам просвеще¬
ния штата, поскольку штат был заинтересован в
подготовке преподавателей для негритянских школ.
Дети негров в принципе имели право посещать
школы для белых, ио редко пользовались этим пра¬
вом. Власти штата откликнулись на просьбу Мит¬
челла. Правда, нашлись у нас и враги, заявившие,
что правительство штата не обязано содержать
«цветное» учебное заведение, однако ректор нашел,
что ответить нм. Он н Арнетт убедили законода¬
тельные власти в необходимости создать «при
Уилберфорсском университете объединенный педа¬
гогический и промышленный факультет». Волшебст¬
во этой фразы заключалось в слове «промышлен¬
ный» - - оно-то и околдовало сторонников Букера
Т. Вашингтона, чья известность в то. время росла,
а также в маленьком словечке «при», означавшем,
что создается факультет ие Уилберфорса, а именно
при Уилберфорсе. Ассигнования стали расти еще-
232

годно, и к 1900 году две трети расходов по содер¬
жанию колледжа уже покрывались за счет бюджета
штата. Но в конце концов в 1942 году правитель¬
ство штата создало свой негритянский колледж, и
Уилберфорсу снова пришлось рассчитывать лишь
на собственные средства.
Возможно, оглядываясь назад, я представляю себе
свою жизнь более планомерной и целенаправлен¬
ной, чем это было на самом деле. В действительно¬
сти у меня были, .вероятно, колебания', попеки,
уклонения в сторону, ныне забытые или бессозна¬
тельно игнорируемые. Много времени прошло с тех
пор, и все же я думаю, что первую четверть своей
жизни я шел но строго намеченному пути. В США
я вернулся полный сил и желания посвятить свою
жизнь освобождению американских негров. Оружи¬
ем моим должны были стать история и другие
общественные науки; я намеревался оттачивать это
оружие, одновременно используя его, с помощью
исследований и литературного труда. Но конкрет¬
ного плана у меня в 1895 году но было. Меня бес¬
покоило будущее. Я опубликовал свою первую
книгу, но больше ничего не делал в области обще¬
ственных наук, да и ие знал, что нужно делать.
Потом возможность передо мной приоткрылась —
правда, то была лишь щель, но достаточно широкая.
Как только осенью 1896 года мне предложили
на один год вакантное место «помощника преподава¬
теля» в Пенсильванском университете 1 с жаловань¬
ем в девятьсот долларов, я с радостью согласился
занять его. В этом году Эфиопия победила Италию,
а Англия, увидев, что две негритянские нации гро¬
зят провалить все ее планы как иа мысе Доброй
Надежды, так и в Каире, снова бросила свою
армию в Судан и захватила Хартум. Л через год
в Америке вспыхнула распря между Брайаном1 2
1	В Филадельфии.
2	Уильям Дж. Брайан (1860—1925) — кандидат в прези¬
денты от демократической партии па выборах 1896, 1900 и
1908 гг.; п 1913—1915 гг. занимал пост государстведного
секретаря в правительстве Вильсона.
■э
33

и Мак-Кинли по вопросу о свободной чеканке се¬
ребра.
Итак, во-первых, я в 1896 году женился — взял
в жены маленькую девушку с прелестными темны¬
ми глазами, аккуратную и добрую, как и ее мать —
немецкая домашняя хозяйка. Затем я получил
работу сроком на год, и мне положили девятьсот
долларов жалованья. Я хотел заняться исследова¬
нием негритянского населения Филадельфии. Как
я осмелился совершить два этих шага — сам не
знаю. И однако в них было мое спасение. Оставать¬
ся в Уилберфорсе, не имея возможности осущест¬
вить свои идеалы, означало для меня духовную
смерть. Ни у меня, ни у моей жены не было своего
дома. Я рискнул — и вот получил дом и временную
работу. Но то был иной риск, чем в дни моей юно¬
сти. Теперь я был готов признать, что и самые спо¬
собные люди могут терпеть неудачи. Я по-прежне¬
му хотел оставаться капитаном своего корабля, но
понимал, что и капитаны перестают быть всемогу¬
щими в неизведанных бурных морях.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В Пенсильванском университете
Итак, осенью 1896 года я отправился в Пенсиль¬
ванский университет в качестве «помощника препо¬
давателя» социологии. Все произошло следующим
образом. Филадельфия, которая тогда, как и теперь,
управлялась едва ли не хуже всех американских
городов — кстати, они все управляются довольно
плохо,— переживала очередную волну реформ. Ре¬
шили взяться за тщательное изучение корней зла.
Большинству белого населения города было ясно,
что главная беда заключалась в том, что жители
Седьмого, негритянского избирательного округа го¬
рода продавали свои голоса всякому сброду. Однако
не лучше ли было исследовать этот вопрос научно,
под эгидой университета? «Разумеется»,— ответил
Сэмюэл Маккьюн Линдсей, заведовавший кафедрой
социологии. В качестве исполнителя этой работы он
выбрал меня.
Если бы Линдсей был заурядным человеком и от¬
носился к неграм так же, как относится к ним
большинство белых американцев, оп, вероятно, пред¬
ложил бы мне роль второстепенного клерка в этом
деле. Пожалуй, я принял бы и такое предложение,
не имея другой возможности, работать в области со¬
циологии. Однако Линдсей увидел во мне самостоя¬
тельного ученого и, возможно, он-то и предложил
взять меня в университет в качестве преподавателя.
Остальные преподаватели, кажется, не слишком хо¬
тели иметь своим коллегой цветного. Но поскольку
у меня была степень доктора философии, присвоен-
335

пая мне Гарвардским университетом, и я опублико¬
вал исторический труд, получивший признание, уни¬
верситет пе мог не принять меня. Было найдено ком¬
промиссное решение: меня назначили «помощником
преподавателя» — должность, какой ни на одном фа¬
культете до сих пор ие было. Но даже и при таких
условиях нашлись, видно, недовольные, потому что
приглашение послано было не очень сердечное. Мне
предложили девятьсот долларов жалованья и место
на один год. Мне не дали ни академических приви¬
легий, ни своего кабинета в университете, и я не
пользовался никаким официальным признанием.
Фамилия моя не была даже включена в печатный
список преподавателей университета; со студентами
я совсем не общался, а с другими преподавателями
факультета, даже своей собственной кафедры, сопри¬
касался очень редко.
Однако я ни минуты не колебался и доложил,
что готов приступить к своим обязанностям. Я пред¬
ставил свой план работы, перечислил задачи, наме¬
тил методы их решения и даже дал примерное рас¬
писание своих занятий. Мой общий план был вско¬
ре одобрен, и я принялся за работу, регулярно со¬
ветуясь с Линдсеем, но совсем не встречаясь с ос¬
тальными преподавателями факультета. Вместе с
молодой женой — прошло только три месяца, как мы
поженились,— я поселился в комнате над кафете¬
рием, который принадлежал студенческому городку,
в худшей части Седьмого округа. Мы прожили там
год — в грязи, в атмосфере пьянства, нищеты и пре¬
ступности. В двух шагах от нас убивали людей, по¬
лиция творила суд и расправу, периодически появ¬
лялись агенты благотворительных учреждений, что¬
бы подать какой-нибудь добрый совет.
Жизнь захватила и закружила меня в своем во¬
довороте. Я с трудом мог разобраться в том, что
важно, а что второстепенно, и, как пи странно, тог¬
дашнее время вспоминается мне как смена жилищ.
Наконец мы поселились в самых трущобах Фила¬
дельфии, на углу Седьмой улицы и Ломбард-стрит,
где ребятишки играли в увлекательные игры, вроде
236

«полицейских и потаскухи», где по ночам стреляли
и при этом надо было оставаться и постели, иначе
им рисковали вообще никогда по встать.
Я так писал о своем первом рождестве в Фила¬
дельфии:
«Мы еще не настолько давно женаты, чтобы из¬
бежать снисходительных улыбок соседей, и в то же
время чувствуем себя словно старые супруги. Нынче
наше первое рождество, и жена считает, что мы дол¬
жны рассказать всем, как нам было весело. Все на¬
чалось несколько дней назад, когда жена осторожно
спросила меня, сколько мы можем истратить па
праздник. Я сел и тщательно подсчитал: из жало¬
ванья за этот месяц нужно было заплатить за швей¬
ную машину, доктору за визит и еще долг одному
старому другу нашей семьи. Наконец выяснилось,
что у нас остается лишних десять долларов и пять¬
десят шесть центов, и я оказал жене, что мы сможем
тратить в праздники по пять долларов в день. Она
была вне себя от счастья и, просидев несколько ча¬
сов за расчетами, отправилась в лавку Уонемсйкера.
Всю следующую неделю мы занимались покуп¬
ками и подсчетами; можно было подумать, что мы
собираемся истратить сотни долларов. Жена добро¬
совестно советовалась со мной о малейших пустя¬
ках, однако чаще мы оба молчали. Во вторник мы
вдвоем спустились но Саус-стрит па рынок на Вто¬
рой улице, где купили две гирлянды, крестовину и
пятнадцатицентовую елку. Жена сначала беспокои¬
лась, нс зная, где мы ее поставим — ведь комнатка
у нас крохотная,— по когда мы водрузили елку на
швейную машину в углу и украсили ее блестками,
гирляндами, фруктами, снегом из паты, жена при¬
шла в неописуемый восторг.
В сочельник скромные подарки, приготовленные
для друзей, были отправлены, елка сверкала огня¬
ми, а возле нее висели два пустых чулка. Свой по¬
дарок жене — изящный шелковый зонтик — я спря¬
тал иод кушетку; я знал, что где-то в других углах
спрятано кое-что для меня.
237

Около восьми вечера мы вышли на свежий воз¬
дух, зашли в миссию, где была устроепа елка для
малышей. Сколько же радости могут вмещать четы¬
ре стены! Дети шумели, чуть по ходили па головах,
были так веселы и их лица сияли таким удовольст¬
вием, что на них любо было глядеть. Придя наконец
домой и в 'последний раз взглянув па нашу елку,
мы забрались в теплую постель, и только мысль о
спрятанном зонтике ие давала мне уснуть. Я уже
отчаялся улучить время и положить его в чулок, но
тут я услышал ровное дыхание жены — она уснула.
Я осторожно слез с постели, прислушался, сделал,
скорчившись, несколько шагов, снова прислушался
и наконец сунул зонтик в женин чулок. Я с доволь¬
ным видом усмехнулся, а через минуту уже спал.
Мне снилось, что я получил должность профессора
и полторы тысячи долларов жалованья... и вдруг,
вздрогнув, проснулся. Жена потом долго сердилась
на меня за мое несвоевременное пробуждение, но
ведь я не знал, в чем дело, а иначе не показал бы и
вида. Но случилось так, что я все-таки проснулся и
увидел, как жена,'накинув белый халатик, прятала
какие-то сверточки в мой чулок. Я хихикнул, но
тут же умолк, а жена не произнесла ни слова.
Наутро мы оба смеялись над ночными происше¬
ствиями, рассказывали друт другу, где были раньше
спрятаны подарки, и радостно разглядывали — она
зонтик, а я свои подтяжки и галстуки. В три часа
мы славно пообедали — был подан подрумяненный
цыпленок. День прошел в счастливом тумане, а в
завершение я написал вот это».
Ректор университета вручил мне следующие «ве¬
рительные грамоты»:
«В соответствии с принятым решением совет по¬
печителей Пенсильванского университета предпри¬
нял работу по изучению социальных условий цвет¬
ного населения Седьмого округа Филадельфии. Уни¬
верситет взялся за настоящую работу, считая ее
своим долгом, и намерен приложить все усилия,
238

чтобы исследование было возможно более тщатель¬
ным и глубоким. Мы хотим точно выяснить, как жи¬
вет эта группа населения, каковы се занятия, к ка¬
кого рода занятиям она нс допускается, сколько
детей посещает школу. Мы хотим собрать все фак¬
ты, которые могут пролить свет иа данную социаль¬
ную проблему, а затем, имея перед собой псе эти
сведения и точные статистические данпые, решить,
какие меры и в каком масштабе необходимо предпри¬
нять для улучшения условий жизни этой группы на¬
селения. Провести вышеупомянутые исследования
университет поручил д-ру У. Э. Б. Дюбуа. Настоя¬
щим прошу оказывать ему дружескую поддержку и
всемерную помощь».
Два года, проведенные в Уилберфорсе, были для
меня годами нелегкого ученичества, с приходом же
в университет штата Пенсильвания я начал более
хорошо 'продуманную карьеру, и значительно пре¬
успел, хотя под конец мнб и помешали силы, о ко¬
торых нельзя сказать, что они находились совершен¬
но вне моего контроля, но которые тем не менее
обладали большим весом.
Возможность, какую я получил в Пенсильван¬
ском университете, была именно тем, чего я хотел.
Еще в Уилберфорсе я, несмотря на загруженность
работой, предлагал преподавать социологию, но мне
этого пе позволили. Теперь я стал лучше разбирать¬
ся в происходящем. Негритянскую проблему, как
мне казалось, можно было решить путем системати¬
ческого исследования и правильного подхода к ней.
Люди неправильно понимают расовый вопрос из-за
своего незнания. Следовательно, весь корень зла в
невежестве. Помочь делу можно лишь с помощью
знания, добытого научными исследованиями. Работая
в Пенсильванском университете, я пе обращал вни¬
мания на то, каким мизерным было мое жалованье.
Мне безразлично было и то, что я назывался «по¬
мощником преподавателя», причем мою фамилию
так и не включили в список преподавателей. Само
собой разумеется, я не вел никакой преподаватель¬
239

ской работы — лишь однажды показал группе ка¬
ких-то идиотов негритянские трущобы.
Какая идея или теория была положена в основу
плана этого исследования жизни негров, я не знал,
да и знать пе хотел. Я просто видел перед собой
возможность изучить исторически сложившуюся
группу негритянского населения и показать, какую
именно роль играет она в жизни города. Я выполнял
эту работу, несмотря на необычайные трудности, с
которыми сталкивался как внутри исследуемой груп¬
пы, так и вне ее. Белые заявляли: «Незачем изучать
то, что и без того известно». Негры говорили: «Что
мы, животные, чтобы пас кто-то анатомировал, а тем
более пришлый негр!» И все же я проделал эту ра¬
боту столь тщательно, что она в течение шестидеся¬
ти лег выдерживала любую критику.
Я считал, что задача у меня простая и четкая:
выяснить, чем бедствуют эти кварталы и почему.
Я не опирался ни на чья «методы исследования» и
мало с кем советовался в процессе своей работы.
Проблема была налицо, нужно было только изучить
ее. Я не имел никаких помощников и работал один.
Я пикого не посылал добывать сведения и собирал
все данные сам. Я ходил по домам и лично опросил
пять тысяч человек. То, что мог, я записывал в опре¬
деленной последовательности и затем в виде таблиц
передавал в университет для обсуждения; остальные
сведения я хранил в памяти или фиксировал в осо¬
бых записках. В поисках нужных мне данных я об¬
шарил все книгохранилища Филадельфии, не раз по¬
лучал доступ в библиотеки частных лиц — негров,
получал нужные мне сведения из бесед со знающи¬
ми людьми. Я составил карту исследуемого района и
дал классификацию существующих там условий,
изучил двухсотлетпюю историю негритянского насе¬
ления Филадельфии и Седьмого округа.
В Филадельфии я проделал огромную работу.
Трудился я с утра до вечера. Мало кто читал уве¬
систый том под заглавием «Негры Филадельфии», но
те, кто читал его, относятся к нему с уважением, и
это меня радует. Цветное население города встреча¬
240

ло меня отнюдь не с распростертыми объятиями.
Людям, естественно, не нравилось, что их изучают,
словно каких-то диковинных существ. Я вновь и
вновь встречался со всеми странными тенденциями,
со скрытыми социальными противоречиями, кото¬
рые всякий раз принимали новую форму. Это заста¬
вило меня все больше задумываться. Я пришел к
выводу, что знаю о моем народе гораздо меньше, чем
мог бы знать.
Работа была большая и тяжелая, но к весне
1898 года я закончил ее, а год спустя опубликовал
за счет университета; получился внушительный том
в тысячу страниц. Но самое главное заключалось
для меня в том, что теперь, опустя много лет, я на¬
конец понял, чем должен заполнить свою жизненную
программу, что хочу делать и как. Прежде всего
мне стало мучительно ясно, что принадлежность к
той или иной группе населения еще не означает, что
все о ней знаешь. От филадельфийских негров я уз¬
нал гораздо больше о том, что такое негритянская
проблема, чем они узнали от меня.
Это было самое полное научное исследование,
какое мог составить один человек, располагавший
ничтожно малыми средствами, и самый полный от¬
вет, какой он мог дать на основании неполных фак¬
тических и статистических данных. Он показал, что
обособленность негритянского населения есть симп¬
том, а не причина зла, что негры — это большая
группа стремящихся к свету и счастью людей, а не
какой-то инертный, больной и зараженный преступ¬
ностью организм, что эта группа — продукт дли¬
тельного исторического развития, а не случайно воз¬
никшее явление.
Не обошлось и без ложки дегтя, о чем. я еще не
упомянул. Разве не справедливо было бы, если б
после успешного завершения мною этой трудной
работы Пенсильванский университет дал мне хотя
бы временно место преподавателя в самом колледже
или же в школе Уортона? В Гарварде об этом нель¬
зя было и мечтать. Даже полстолетия спустя один
гарвардский профессор так отозвался об одном спо¬
16 У- Дюбуа
241

собном студентс-негре: «Мы предоставили бы ему
должность, не будь он негр!» Бывшие мои однокурс¬
ники белые, пе имевшие ученой степени, какую
имел я, стали профессорами Пенсильванского и Чи¬
кагского университетов. И если бы Пенсильванский
университет — один из крупнейших колледжей стра¬
ны — предоставил мне академические привилегии,
это явилось бы могучим для меня стимулом, вооду¬
шевило бы меня, хотя я и так уже решил работать
в южных штатах, в каком-нибудь негритянском учеб¬
ном заведении. Больше всего меня злило то, что в
университете такая мысль никому даже в голову
не пришла; кстати, возглавлял университет один из
директоров Сахарного треста. Но я никому не жало¬
вался и просто не позволял себе об этом думать.
И все-таки я считаю, как и тогда считал, что мне
было нанесено оскорбление.
В 1899 году на открытом заседании ученого со¬
вета Пенсильванского университета я изложил под¬
робную программу изучения негритянской проблемы
путем организации систематической и рассчитанной
на длительное время исследовательской работы; я
обратился к Гарвардскому, Колумбийскому и Пен¬
сильванскому университетам с письмами, в которых
предлагал, чтобы они взяли на себя эту задачу. Нет
нужды говорить, что они никак не откликнулись на
мой призыв и в течение следующих двадцати пяти
лет ни один крупный американский колледж так и
не предпринял сколько-нибудь значительного науч¬
ного исследования, посвященного американским нег¬
рам. Я так писал о своих методах исследования:
«Существующие в настоящее время методы со¬
циологических исследований настолько несовершен¬
ны, что всякий добросовестный ученый с понятным
недоверием относится к выводам, содержащимся в
той или иной работе; он знает, что они часто бывают
ошибочны из-за неискоренимых недостатков стати¬
стического метода или несовершенства метода об¬
щего изучения. Но больше всего он опасается, что
чье-то предвзятое мнение, нравственное убеждение
242

или бессознательно тенденциозное мышление — как
результат полученного образования — может в ка¬
кой-то мере исказить действительную картину. Не¬
сомненно, что каждый человек имеет определенные
убеждения по важнейшим жизненным вопросам, а
это непременно оказывает известное влияние даже
на самое объективное исследование.
Тем не менее перед нами стоит ряд социальных
проблем, которые требуют тщательного изучения и
ждут удовлетворительного ответа. Мы должны ис¬
следовать их, чтобы попытаться разрешить; но глав¬
ное, что необходимо,— это человеческое чувство
справедливости и искреннее стремление к познанию
истины, сколь бы прискорбной и неприятной она ни
оказалась».
В конце своей работы о неграх Филадельфии я
не без гордости сообщал о своем плане всесторонне¬
го изучения негритянской проблемы в Соединенных
Штатах. 19 ноября 1897 года я выступил на 42-й
сессии Американской академии политических и со¬
циальных наук в Филадельфии с докладом «Иссле¬
дование негритянских проблем». Я начал с того, что
развитие социологических исследований дало по
меньшей мере один положительный результат, под¬
крепленный годами изысканий и размышлений, а
именно вывод о том, что «явления общественной
жизни заслуживают самого тщательного и система¬
тического изучения и, независимо от того, приведет
ли со временем это изучение к созданию системы
знаний, достойной названия науки, или нет, оно в
любом случае позволит людям познать полезные для
них истины». Затем я попытался сформулировать
негритянскую проблему и проследить ее развитие
не как самостоятельного вопроса, а скорее как «ком¬
плекса социальных проблем — новых и старых, про¬
стых и сложных, которые сближает между собой то,
что все они касаются африканцев, ставших жителя¬
ми этой страны после двух столетий работорговли».
Я настаивал на необходимости тщательного изу¬
чения этих проблем и заявлял:
16;
243

«Американские негры достойны стать объектом
исследования во имя великой цели — прогресса нау¬
ки вообще. Никогда еще ученым какой-либо совре¬
менной нации не представлялась такая великолеп¬
ная возможность для наблюдения и изучения исто¬
рии и развития этой великой расы. Если они упу¬
стят эту возможность, если будут работать кое-как
и пренебрегут истиной из конъюнктурных сообра¬
жений, они не только повредят доброму имени аме¬
риканского народа, но, хуже того, повредят всемир¬
ной исторической правде, они сознательно исказят
представления людей о нашем мире, который мы и
без того плохо знаем, опорочат высокую цель —
поиск истины — в такое время, когда нам необхо¬
димо особенно глубоко осознать святость этого по¬
нятия».
Наконец я попытался изложить план такого изу¬
чения, постулировав лишь одно, а именно что негры
«являются частью человечества и что, будучи, как
показывают история и опыт, способны к развитию
и к овладению культурой, они имеют право требо¬
вать, чтобы их интересы учитывались при вынесе¬
нии любых решений, направленных на всеобщее
благо».
Разделив намеченное мною научное исследование
негритянской проблемы на две части: а) негры как
социальная группа и б) их социальная среда,— я
предложил изучать негров как социальную группу
методами исторического исследования, статистиче¬
ского изучения и социологического истолкования
фактов. Об антропологии негритянской расы я ска¬
зал следующее:
«Различия между белой и черной расой, разу¬
меется, существуют, но в чем точно они заключают¬
ся, этого никто не знает. Между тем в Америке
имеется редкостная возможность изучить эти раз¬
личия, исследовать влияние климата и физической
среды и, в частности, определить, к каким результа¬
там приводит смешение двух наиболее разнородных
244

человеческих рас — еще одна проблема, покрытая
до сих пор мраком неизвестности».
В заключение я сказал:
«Университету штата Пенсильвания делает честь
тот факт, что он первый счел долгом заняться ис¬
следованием этого вопроса и в меру своих возмож¬
ностей попытался изучить негритянскую проблему
в пределах определенного, ограниченного района.
Теперь необходимо провести такое же исследование
всех остальных категорий негритянского населения,
причем на более широкой основе. По-видимому, за
это должен взяться какой-нибудь южный негритян¬
ский колледж. Мы часто слышим разговоры о необ¬
ходимости улучшить образование негров, однако все
честные люди знают, что в районах страпы с преоб¬
ладающим негритянским населением нет ни одного
первоклассного, хорошо оборудованного высшего
учебного заведения для негров. На всем Юге можно
насчитать не больше трех учебных заведений, вооб¬
ще заслуживающих названия «колледж», между тем
именно негритянские колледжи могли бы стать
центрами изучения наиболее сложных проблем Юга.
Можно ли найти более эффективный и подходя¬
щий центр сосредоточения научных усилий круп¬
нейших университетов Севера и Востока, чем учеб¬
ное заведение, находящееся в самом сердце этих
социальных проблем и занимающееся их тщатель¬
ным историческим и статистическим исследованием?
Несомненно, первым эффективным шагом, к разре¬
шению негритянского вопроса было бы создание
негритянского колледжа, который явился бы не про¬
сто учебным заведением, а центром, социологических
исследований, работающим в тесном контакте и со¬
трудничестве с Гарвардским, Колумбийским и Пен¬
сильванским университетами, а также с Универси¬
тетом Джона Гопкинса.
Наконец,— и это очень важно — студентам надо
внушить, что они должны ясно представлять себе
цели науки, какие бы страсти ни разгорались при
245

обсуждении той или иной насущной социальной
проблемы. Мы живем в такое время, когда, несмотря
на блестящие достижения нашего замечательного
века, труд ученых нередко не находит признания,
когда тех, кто ищет истину, часто изображают как
людей бездушных, которым нет никакого дела до че¬
ловеческих идеалов. Несмотря па всю нашу культу¬
ру, иные склонны насмехаться над героизмом тру¬
женика лаборатории и рукоплескать развязности
уличной черни. В такие времена истинные друзья
человечества должны еще выше поднять чистые
идеалы науки, по-прежнему утверждая, что для
разрешения любой проблемы ее прежде необходимо
изучить, ибо трус тот, кто не смеет посмотреть в
глаза истине».
Занимаясь своим исследованием, я попытался за¬
интересовать им и федеральное правительство, пред¬
ложив провести аналогичную работу и в других
районах. В 1897 году я написал Кэрролу Д. Райту,
возглавлявшему тогда Федеральное бюро труда, и
получил поощрительный ответ. Тогда я написал ему
более подробно:
«В течение последнего месяца я много думал о
вашем предложении, касающемся изучения некото¬
рых аспектов промышленного развития негритян¬
ского населения. Мне кажется, что исследование
этой обширной и сложной проблемы надо начать с
работ экспериментального, предварительного харак¬
тера и потом уж наметить пути дальнейшего, более
обширного изучения. В то же время результаты
предварительных исследований можно было бы пуб¬
ликовать, с тем чтобы, преодолев ложные мнения
и предубеждения, подготовить общественное мнение
к этой более широкой работе.
Как предварительная, так и основная работа,
разумеется, должна быть ограничена определенны¬
ми рамками; ее необходимо проводить с чрезвычай¬
ной осторожностью, чтобы не задеть самолюбия ни
белых, ни негров и не возбудить чьих-либо подо¬
246

зрений, но в то же время добиться сбора определен¬
ных, точных сведений. Я предлагаю два плана про¬
ведения предварительной работы: первый мне ка¬
жется более предпочтительным, но второй — легче
выполнимым.
П л а н А
ПРОМЫШЛЕННОЕ РАЗВИТИЕ НЕГРОВ
Предварительное исследование. Экономическое
положение города с негритянским населением в
1000—5000 человек, типичного для Виргинии, Юж¬
ной и Северной Каролин или Джорджии.
Объекты исследования. Род занятий. Заработная
плата. Владение недвижимым имуществом. Продол¬
жительность рабочего дня. Экономическая история.
Стоимость жизни. Организация. Возделываемые
культуры.
Исследования должны проводиться путем посе¬
щения жителей и их опроса, составления таблиц,
отчетов по округам и т. д.
Время выполнения: июль — август 1897 года.
План Б
ПРОМЫШЛЕННОЕ РАЗВИТИЕ НЕГРОВ
Предварительное исследование. Положение нег¬
ров, занятых профессией: парикмахера, официанта,
повара, строителя, шахтера и т. д.
Место исследования: город Ричмонд (или Роли,
или Чарлстон, или Атланта и т. д.).
Объекты исследования. Численность паселения.
Заработная плата. Продолжительность рабочего дня.
Стоимость жизни. Организация. Общие условия.
247

Пр оч ие планы
Изучение условий жизни и труда негритянской
домашней прислуги в определенном городе.
Изучение жизни негров, занятых умственным
трудом, в нескольких городах.
Изучение жизни негров-батраков в типично сель¬
скохозяйственном районе.
Изучение негритянской церкви как обществен¬
ной организации в определенных городах.
Опрос негров, окончивших южные школы, для
выяснения экономических условий их жизни и по¬
ложения негров в промышленности.
Изучение отношения профессиональных союзов
к неграм.
Изучение условий жизни грузчиков-негров.
Библиография литературы об экономических ус¬
ловиях жизни негритянского населения со времени
освобождения негров.
Работу по «Плану А» можно было бы начать не¬
медленно. Я могу провести лето в каком-нибудь
типичном городке Юга, с тем чтобы результаты ис¬
следования можно было опубликовать осенью. Такую
работу можно время от времени повторять, пока
эти предварительные данные, полученные в различ¬
ных районах страны, в различное время года и при
различных условиях, не составят достаточную фак¬
тическую и экспериментальную основу для разра¬
ботки плана более всеобъемлющего исследования,
позволив при этом сэкономить время и средства. Или
же после одного-двух опытов работа в целом мо¬
жет принять форму одновременных обследований
такого рода в нескольких заранее выбранных типич¬
ных городках и сельских местностях в соответствии
с опытом, почерпнутым из предварительных иссле¬
дований.
«План Б» также МЪжпо осуществить нынешним
летом, правда, с некоторыми ограничениями. Пред¬
лагаю также другие планы, и если вы предпочтете
248

их первым двум, я мог бы разработать их более де¬
тально.
Прошу рассмотреть эти планы и сообщить мне,
какой из них более всего вас интересует (если они
интересуют вас вообще). Остальные детали мы смог¬
ли бы обсудить позднее».
Переписка с Кэрролом Д. Райтом закончилась
тем, что я проделал ряд исследований для Бюро
труда. Это была большая работа, и я расскажу о пей
в одной из следующих глав. Преемники Кэррола
Райта сознательно уничтожили этот мой труд, при¬
надлежащий к числу лучших моих работ в области
социологии.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
В Атлантском университете
В течение шестнадцати лет, с осени 1894 до вес¬
ны 1910 года, я преподавал социологию и занимал¬
ся исследованиями в этой области; два года работал
в Уилберфорсе, полтора — в Пенсильванском уни¬
верситете и тринадцать лет — в Атлантском универ¬
ситете, в Джорджии. Все эти годы я пытался по¬
знать мир, в котором живу, и помочь молодежи по¬
нять, каков он, этот мир.
Главным, что дало мне образование, было пони¬
мание ведущей роли науки и важности научного под¬
хода к фактам. В Фиске я получил некоторое пред¬
ставление о законах физики, в Гарварде постиг тай¬
ны химии и геологии. Я интересовался эволюцией,
геологией и недавно возникшей психологией. Я стал
рассматривать мир как нечто постоянно развиваю¬
щееся, а не как нечто законченное, застывшее. На¬
ходясь в Германии, я еще дальше отошел от рели¬
гиозной догмы и начал понимать, что мир человека,
социальный мир, как и мир физический, изменяется
по определенным законам. Я восторгался успехами
науки: в период моей преподавательской деятельно¬
сти были открыты рентгеновские лучи, радий, изо¬
бретены самолет и радио. Машины находили все бо¬
лее широкое применение, люди достигли Северного
и Южного полюсов.’
В то же время найти и применить научные за¬
коны, понять, как они действуют в мире, населен¬
ном людьми, было все так же трудно. Философы
строили догадки, пытались разработать методы, с
250

помощью которых в не слишком отдаленном време¬
ни можно было бы найти законы развития общества,
аналогичные физическим законам. В 1896 году Гер¬
берт Спенсер 1 закончил свою десятитомную «Синте¬
тическую философию». Содержавшиеся в ней био¬
логические аналогии и широкие обобщения были по¬
разительны, но большой научной ценности работа
эта, пожалуй, не представляла. Казалось, я имел воз¬
можность сказать свое слово. Но я не мог загипно¬
тизировать свой разум терминами вроде «родовое
сознание» и считать, что в них сформулированы
научные законы. Оставив бесплодную словесную эк¬
вилибристику и обратившись к реальным фактам
своего собственного социального и расового окруже¬
ния, я решил поставить социологию на научную ос¬
нову путем изучения условий и проблем той груп¬
пы населения, к которой принадлежал сам.
Я намеревался исследовать факты — все и вся¬
кие факты, касающиеся американских негров и того
бедственного положения, в каком они находятся, а
затем, сличая, сравнивая и изучая их, постараться
по возможности сделать какие-то полезные выводы.
Я занялся этой работой в основном с утилитарной
целью — чтобы бороться за реформу, за улучшение
положения негров, но мне хотелось выполнить ее с
научной точностью. Таким образом, придя в своих
социологических исследованиях к твердому убеж¬
дению, что всякая расовая группа претерпевает из¬
менения, я понял, что и все общество непрерывно
развивается и изменяется, что его структура не яв¬
ляется застывшей и неподвижной.
Те полтора десятка лет, в течение которых я за¬
нимался преподаванием, были отмечены большими
событиями в сфере общественного развития — эко¬
номической экспансией, усилением политического
контроля, обострением расовых противоречий. Но
1 Герберт Спенсер (1820—1903)—английский философ,
социолог и психолог. Основатель «органической школы» в
социологии, уподоблял человеческое общество животному
организму, считал деление общества на классы естествен¬
ным следствием биологических законов и потому вечным.
251

прежде всего это была эпоха создания империй; од¬
нако, хотя я имел некоторую подготовку, чтобы
подходить научно к социальным проблемам, я еще
не представлял себе четко значения колониального
империализма, который начинал захватывать весь
мир. Мой подход ко всем явлениям и к их изучению
определялся в первую очередь моим интересом к
взаимоотношениям рас.
Но благодаря этому интересу мое мировоззрение
стало яснее, я научился ориентироваться в событи¬
ях, которые происходили во всех частях света. Япо¬
ния после войн с Китаем и Россией приобрела, не¬
смотря на соперничество Германии, России и Анг¬
лии, новый международный статус, который лишь
Соединенные Штаты отказывались признать.
Я стал понимать огромное значение европейской
экспансии в Африке, где в то время начиналась
ожесточенная борьба за золото, алмазы и рабочую
силу Южной Африки, за господство над долиной
Нила, за золото, какао, сырье Западной Африки, за
право на эксплуатацию Бельгийского Конго. Европа
решила поработить Китай, и страна эта едва не
была поделена между империалистическими госу¬
дарствами. Англия, встревоженная успехами эфио¬
пов в Адуа и продвижением французов в Север¬
ной Африке, через шестнадцать лет снова верну¬
лась в Египетский Судан.
Я видел, что празднование шестидесятилетия
царствования королевы Виктории 1 было не просто
демонстрацией чувств. Это было торжество эконо¬
мической агрессии Англии, которая проникала во
все уголки земного шара и продолжала усиливать
свой флот, наступать в Азии и укреплять свои по¬
зиции в Европе, возбуждая жадность и страх Гер¬
мании. В конце концов Германия бросила вызов
Франции и Англии: конференция в Алхесирасе1 2
1	В 1897 г.
2	Алхесирасская конференция 1906 г. была созвана для
урегулирования конфликта между Францией и Германией
по вопросу о Марокко и закончилась крупным поражепием
германской дипломатии: Германии пе удалось усилить свои
252

стала прелюдией мировой войны. Соединенные Шта¬
ты тоже встали на путь империалистической поли¬
тики и захватили Гавайские острова с их сахарны¬
ми плантациями. После испано-американской войны
Куба тоже оказалась под контролем Соединенных
Штатов, а потом они аннексировали Пуэрто-Рико и
Филиппины. Панамский канал сократил путь из Ти¬
хого в Атлантический океан и защитил американ¬
ские капиталовложения в Доминиканской респуб¬
лике и в Южной Америке.
Все это можно было интерпретировать как исто¬
рию и политику. Я в основном так и делал, но мне
все время приходилось сталкиваться с экономиче¬
скими аспектами тогдашних мировых событий. Ведь
изучаемую мною группу населения составляли глав¬
ным образом рабочие, поденщики, мелкие фермеры,
прислуга. Меня интересовали и изумляли забастов¬
ки, которые организовывались профессиональными
союзами, не принимавшими в свой состав негров.
Помню мощную забастовку рабочих сталелитейной
промышленности, волнения железнодорожников, не¬
редко выливавшиеся в стачки, забастовку транспорт¬
ников в Чикаго, длительную стачку в Ледвилле,
штат Колорадо. Но негры участвовали только в
стачках в угольной промышленности. Однако отно¬
шение к стачечному движению изменилось. Когда
я был школьником, забастовки считали бесполезной,
ненужной борьбой против непреложных экономиче¬
ских законов, и когда в дело вмешивалось прави¬
тельство, оно запугивало забастовщиков, называя их
правонарушителями. Но к тому времени, когда я
начал преподавать, «средние американцы» стали со¬
знавать, в каком бедственном положении находится
рабочий. Общественное мнение заставило президен¬
та Теодора Рузвельта вмешаться в стачечную борь¬
бу шахтеров в роли «арбитра», а во время забастов¬
позиции в Марокко, а Франция получила возможность
дальнейшего расширения своего влияния в этой стране.
Германия не смогла также расколоть англо-французскую
коалицию.
253

ки рабочих сталелитейной промышленности симпа¬
тии населения были всецело на стороне бастующих.
Потом начались махинации с тарифами: они то
поднимались, то снижались, по все это было направ¬
лено к одной цели — дать фабриканту нажиться и
заставить потребителя платить. Возросшая поли¬
тическая власть угольных, нефтяных и сахарных
трестов, полная неуязвимость корпораций застави¬
ли президента открыто выступить против трестов,
ставших своего рода «сверхправительством», после
чего нам стали яснее масштабы завязавшегося эко¬
номического сражения. Верховный суд упорно за¬
щищал интересы монополий: он запрещал забастов¬
ки, лишал отдельные штаты права устанавливать
свои собственные железнодорожные тарифы и, кро¬
ме того, объявил закон о подоходном налоге «некон¬
ституционным».
Еще не изгладилась из памяти людей паника
1873 года, как наступил кризис 1893 года, а вслед
за ним финансовый подъем 1907 года. Чтобы покон¬
чить с этим хаосом, в экономику должна была вме¬
шаться политика. Потребовалось ограничить «сво¬
боду предпринимательства», почти или вовсе исклю¬
чавшую прежде правительственный контроль, и по¬
литическая агитация в этот период приобрела ярко
выраженный экономический характер. Страстный
призыв Брайана в 1896 году не позволить капиталу
«распять рабочего на золотом кресте» 1 уже нельзя
было заглушить. Я начал понимать, что популистское
движение, охватившее Запад и Юг страны, означало
возникновение третьей партии, что имело чрезвы¬
чайно важное значение; однако укреплению его
1 Проводя свою предвыборную кампанию 1896 г., демо¬
крат Брайан в демагогических целях подхватил многие
важнейшие требования популистов (свободная чеканка се¬
ребра, контроль над монополиями, прогрессивный подоход¬
ный налог и пр.) и тем снискал себе поддержку популист¬
ской партии, которая в свою очередь объявила его своим
кандидатом в президенты. Знаменитая речь Брайана о «зо¬
лотом кресте» очепь помогла ему добиться выдвижения
своей кандидатуры обеими партиями.
254

политического влияния мешали, во-первых, система
фальсификации выборов в южных штатах, о чем я
хорошо знал, и, во-вторых, наличие колоссальных
фондов на проведение избирательной кампании у
людей, которые сделали Мак-Кинли президентом Со¬
единенных Штатов. Еще одним фактором, отвлекав¬
шим общественное мнение от внутренних политиче¬
ских событий, была испано-американская война, со¬
провождавшаяся мерзкими скандалами — поставкой
армии червивого мяса, мошенничествами и кража¬
ми, болезнями и гибелью солдат из-за нерадивости
командиров. Таким образом, политика и экономика
в те дни превратились в два аспекта единого целого.
Занятый расовой проблемой, я старался замк¬
нуться в ней, как в башне из слоновой кости. Я хо¬
тел найти объяснение трудностей во взаимоотноше¬
ниях рас и выяснить, почему эти трудности вызы¬
вают политические и экономические осложнения.
Именно эта сосредоточенность мысли и действия по¬
могла мне сохранить научную объективность и
стремление к познанию истины. Однако был период,
продолжавшийся три года, когда я метался из сто¬
роны в сторону, не зная, с каким научным методом
подойти к изучению расовой проблемы. В эти годы
меня целиком захватили события, развивавшиеся
с бешеной быстротой. В начале моей преподаватель¬
ской деятельности линчевания были по-прежнему
бичом негритянского населения Соединенных Шта¬
тов. Самым страшным был 1892 год, когда публич¬
но линчевали 235 негров, а за все шестнадцать лет
моей преподавательской работы без малого две
тысячи человек были растерзаны озверевшей тол¬
пой, причем ни один из убийц не понес наказания.
Расчленение, порабощение, эксплуатация Африки
постепенно проникли в мое сознание, став для меня
частью расовой проблемы. Я видел, что принесла
Азии и Вест-Индии расовая дискриминация, кото¬
рая здесь, в Америке, уже породила такие события,
как бунт отчаявшихся негритянских солдат в
Браунсвилле и политико-экономический мятеж в
Атланте.
255

Одно событие в Америке еще тесней связало в
моем сознании расовую проблему с общим эконо¬
мическим развитием. Этим событием была речь
Букера Т. Вашингтона в Атланте в 1895 году. В то
время как многие негритянские газеты осуждали
предложение Вашингтона, чтобы негры пошли на
компромисс с белым Югом, я писал в «Нью-Йорк
эйдж», что, возможно, именно эта идея и может
лечь в основу подлинного соглашения между белым
и черным населением Юга, если Юг откроет перед
неграми экономические возможности, а негры смо¬
гут сотрудничать с белыми южанами и оказывать
им политическую поддержку. Однако это предложе¬
ние было перечеркнуто тем фактом, что с 1895 по
1909 год на всем Юге негров фактически лишили
избирательных прав путем введения несправедли¬
вых и незаконных ограничений; тогда же во многих
южных штатах были приняты «джимкроуистские»
законы *, низводившие негритянских граждан до
уровня подчиненной касты.
Каким-то противовесом этому было создание фе¬
дерального департамента просвещения и Фонда
Сейджа; однако обе эти организации, кажется, не
очонь-то интересовались негритянской проблемой:
Фонд Сейджа нас игнорировал, а департамент про¬
свещения первые годы заботился главным образом
об образовании белых, а негров старался, обеспечить
только ремесленными училищами.
В 1896 году ко мне обратился Горас Бамстед,
ректор Атлантского университета, предложивший
мне работать у него в университете над проблемами
социологии и участвовать в конференциях, посвя¬
щенных негритянской проблеме. Помня о своей
программе, я с радостью принял приглашение.
Д-р Бамстед писал потом:
1 Законы о расовой сегрегации и дискриминации пегров
(от «Джим Кроу» — презрительной клички американских
негров, придуманной белыми расистами и послужившей
потом основой для некоторых прочно вошедших в амери¬
канский язык словообразований, например Нт Crow саг —
вагон для негров; Нт Crow laws — дискриминационные ра¬
совые законы и т. д.).
256

«Хочу выразить глубокое удовлетворение тем,
что, пожалуй, именно благодаря мне д-р Дюбуа
оказался в Атлантском университете. Недавно он
заявил, что тринадцать лет его преподавательской
деятельности были «годами труда, которому стоило
посвятить всю жизнь». И я горжусь тем, что помог
ему вступить на этот путь и тесно сотрудничал с
ним более десяти лет, пока был ректором универси¬
тета. Не могу без улыбки вспомнить возражения и
опасения кое-кого из попечителей нашего универ¬
ситета и некоторых моих друзей, когда у нас по¬
явился д-р Дюбуа. Нам был нужен профессор со¬
циологии для изучения специальной проблемы —
условий жизни негритянского населения, и я
заявил, что из всех претендентов — белых и нег¬
ров — д-р Дюбуа как нельзя более подходит для
этой цели. Я знал, какую подготовку он получил в
Университете Фиска, в Гарварде и Берлине, читал
восторженный отзыв нью-йоркского еженедельника
«Нэйшн» насчет первой работы д-ра Дюбуа «О за¬
прещении работорговли»; я знал также, как верил
в него ректор Пенсильванского университета Гар¬
рисон, по чьему поручению он в течение года с
лишним занимался научным исследованием негри¬
тянского населения Филадельфии.
Некоторые возражали: если, мол, вы хотите
дать место негру, почему бы не взять кого-либо из
окончивших Атлантский университет, а не Универ¬
ситет Фиска? Я отвечал, что нам нужен самый под¬
ходящий человек, независимо от того, где он полу¬
чил образование. «А как насчет его религиозных
верований? — продолжали возражать мои против¬
ники.— Ведь он учился в Германии; поскрести его
как следует — и окажется, что он агностик». Дей¬
ствительно, религия всегда занимала большое место
в жизни Атлантского университета (наследие Но¬
вой Англии, откуда-родом были его основатели), и
он требовал от своих преподавателей по возможно¬
сти поддерживать традиции, поэтому я должен был
иметь гарантии и на этот счет. Однако, как помнит
д-р Дюбуа, получить их было не оч.ень легко. По-
17 У- Дюбуа
257

видимому, он принадлежал к тем людям, которые
иа вопрос об их отношении к религии отвечают, что
об этом-де «не стоит говорить». Но хотя д-р Дюбуа
и не был слишком откровенен в вопросе о своих
религиозных взглядах и о том, чем намерен он за¬
няться в Атланте, я обратил внимание на то, что
он с молодой женой живет в самом центре фила¬
дельфийских трущоб, занимаясь полезной обществу
работой, которую поручил ему ректор Гаррисон, и
я решил, что это и есть признак подлинной рели¬
гиозности. Не разочаровался я в нем и позднее,
когда на вечернем богослужении в университете
услышал из его уст слова, подтверждавшие его
искреннюю набожность.
Итак, вопреки возражениям и недовольству не¬
которых д-р Дюбуа прибыл в Атлантский универ¬
ситет, где и проработал тринадцать лет, несмотря
на то, что за это время ему в других местах пред¬
лагали жалованье в два раза больше того, какое
могли платить ему мы. Его деятельность стала не¬
отъемлемой частью истории университета. Хочу
остановиться на двух наиболее ценных и выдаю¬
щихся его качествах.
Прежде всего, он провел кропотливейшее науч¬
ное исследование условий жизни негров — задача,
за разрешение которой еще не брался ни один аме¬
риканский колледж. Плодом его усилий явились
томов двадцать «Трудов Атлантского университета»,
завоевавшие авторитет не только в нашей стране,
но и в Европе.
Не менее важным фактором было личное влия¬
ние д-ра Дюбуа, умевшего воодушевлять студентов.
Сам он получил образование в учебных заведениях,
где требования были весьма высоки, и потому не
мог позволить, чтобы его аудитория стояла ниже
своего преподавателя. Он требовал от студентов,
чтобы они проявляли свои лучшие черты не только
в учебе, но и во всем своем поведении. Он старался
воспитать в них благородство и мужество — каче¬
ства, от природы присущие многим, но которые
каждому необходимо развивать в себе. Своим кол¬
258

легам преподавателям он также доставлял ра¬
дость, и хотя посторонние нередко считали его пес¬
симистом, д-р Дюбуа был, пожалуй, самым жизне¬
радостным преподавателем нашего факультета.
Влияние ето обаятельной личности ощущалось на
Юге повсеместно, и оно передастся и грядущим по¬
колениям» .
Атланта раскинулась на сотне холмов, но пе
каждый из них увенчан фабрикой. На одном пз
них, в западной части города, на фоне неба четко
вырисовываются силуэты трех зданий. Красота
этого ансамбля в простоте и единстве. В сторону
от улицы с ее красными кирпичными домами под¬
нимается широкая зеленая луговина с растущими
там и сям кустами роз и персиковыми деревьями;
на самом верху, по северную и южную стороны,
стоят два скромных, солидных здания, а посреди¬
не— наполовину закрытое плющом главное здание,
выполненное в смелом, изящном стиле, со вкусом
отделанное и с невысоким шпилем. Глаз отдыхает,
видя этот ансамбль, где все на своем месте, где
ничего не надо добавлять. Здесь я живу и изо дня
в день слышу приглушенный гул спокойной, раз¬
меренной жизни.
В зимние сумерки, когда небо залито багрянцем
заходящего солнца и слышатся звуки вечернего ко¬
локола, мне видно, как между холмами движутся
темные фигурки. Золотым солнечным утром, как
только пробьет колокол, все вокруг наполняется
смехом трехсот молодых людей, спешащих отовсюду
в университет — из ближайших зданий, с соседней
улицы, из суетливого города, раскинувшегося вни¬
зу. Все темнокожие, курчавые, они собираются вме¬
сте, чтобы слить свои голоса в мелодию утренней
молитвы. Потом все расходятся по аудиториям — их
с полдюжины. В одной студенты слушают песнь
Дидоны, в другой внимают повествованию о боже¬
ственной Трое; здесь они блуждают среди звездных
миров, там — среди людей и народов земли. Все
вперед и вперед пробираются они по тропам позна¬
17*
259

ния нашего странного мира. Старые, испытанные
методы поисков истины, тайных прелестей бытия,
радостей жизни.
Загадка существования — вот программа универ¬
ситета, вот проблема, над которой думали еще фа¬
раоны, которую трактовал в рощах Академии своим
ученикам Платоп и которая вызвала к жизни tri-
vium и quadrivium Теперь этой программе сле¬
дуют в Атлантском университете дети освобожден¬
ных рабов. И она останется неизменной; станут
более совершенными и эффективными методы пре¬
подавания благодаря труду ученых и мудрости,
провидцев, станет глубже, богаче содержание лек¬
ций, но цель университета будет всегда одна и та
же — учить студентов не тому, как зарабатывать
хлеб, а смыслу и назначению жизни, которую хлеб
поддерживает в людях.
Жизнь, какой она представлялась этим молодым
неграм, была далека от чего-либо низменного или
эгоистичного; ни Берлину, ни Лейпцигу, ни Гар¬
варду, пи Йельскому университету пе знакома эта
атмосфера благородной решимости, этот полет
ввысь, желание понять, что необходимо для полноты
жизни людей, черных и белых, стремление к добру,
готовность проповедовать евангелие самопожертво¬
вания. Лишь это занимало все помыслы и чаяпия
студентов Атлантского университета. Именно здесь,
среди этой пустыни укоренившихся расовых пред¬
рассудков, вражды, оскорблений и преследований,
возник этот зеленый оазис, где горячий гнев осты¬
вает, а горечь разочарования смягчают ручьи и бри¬
зы Парнаса; здесь люди могут лечь па спину и,
внимая голосу Времени, узнать о будущем больше,
чем о прошлом:
«Entbehren sollst du, sollst entbehren...» 2
1 Trivium— так в средневековых школах назывались
три предмета: грамматика, риторика и логика; quadrivium —
четыре предмета: арифметика, геометрия, астрономия и
музыка.
8 Терпеть ты должен, да, терпеть... (Гете).
260

Они ошибались, люди, пачавшие строить уни¬
верситеты Фиска и Говарда и Атлантский универ¬
ситет, когда еще не успел рассеяться дым сражений,
но над их ошибками мы не смеялись чересчур гром¬
ко. Они были правы, когда хотели создать новую
систему образования, опирающуюся на универси¬
теты. Разве всякая наука не должна основываться
на всеобъемлющих и глубоких знаниях? Ведь
источник жизни дерева — его корпи, а ие листья, и
испокон веков, от платоновской Академии до Кем¬
бриджа, университетская культура была тем фун¬
даментом, на котором зиждилась вся система обра¬
зования.
Ошибка этих людей заключалась в том, что они
недооценили трудность стоявшей перед ними зада¬
чи, пе смотрели вперед, на несколько десятков лет
вперед, и поэтому строили быстро и клали фунда¬
мент небрежно; они снизили уровень образования,
разбросав кое-как по всему Югу с полдюжины
плохо оборудованных средних школ и назвав их
университетами. Кроме того, они забыли, как забы¬
вают и их преемники, о законе неравенства, о том,
что из миллиона негритянских юношей и девушек
одни могут учиться, удел же других — обрабаты¬
вать землю; что одни из них обладают талантом и
способностями ученых, а другие — талантом и спо¬
собностями кузнецов; и что истинное образование
вовсе не означает, что все должны окончить кол¬
ледж или все — стать ремесленниками; нет, если
одного нужно сделать проповедником культуры,
который бы просвещал необразованных людей, то
другие должны быть просто свободными ' тружени¬
ками.
Работу, ставшую моим жизненным призванием,
я начал в Атланте, когда мне было двадцать девять
лет. Я занимался ею тринадцать лет, пока мне ие
исполнилось сорок два. То были годы больших пере¬
мен в моем сознании, годы создания и разрушения
идеалов, тяжкого труда и редких развлечений. Тут
я нашел себя. Я утратил почти всю свою манер¬
ность, стал более человечен, приобрел самых близ¬
261

ких и дорогих мне друзей, начал изучать людей.
Я превосходно знал, в каких условиях живет мой
народ, и понял, как много у него врагов. Я пере¬
жил атлантский погром.
Главное значение моей работы с 1897 по
1910 год в Атлантском университете состояло в том,
что в стенах американского учебного заведения
была разработана программа изучения проблем, ка¬
сающихся американских негров, программа, наме¬
чавшая все более широкие и глубокие исследования,
рассчитанные на целое столетие. Эта программа
явилась дальнейшим развитием усилий одного из
попечителей университета, Джорджа Брэдфорда,
жившего в Бостоне, добиться того, чтобы Атлант¬
ский университет стал приносить пользу неграм,
жившим в городе, и сделался для пих тем же, чем
были институты в Хэмптоне и Таскиги для негров,
живших в сельских местностях. На ежегодные кон¬
ференции в Хэмптоне и Таскиги собиралось все
больше и больше негритянских деятелей, экспер¬
тов и наблюдателей, которые выступали с речами,
обменивались опытом и тем самым будили инициа¬
тиву у негритянских фермеров и рабочих из окре¬
стных мест. С Севера и с Юга приезжали гости,
белые и цветные, которые учили других и учились
сами. Джордж Брэдфорд задумал организовать в
Атланте аналогичную конференцию, посвященную
в основном проблемам городского негритянского
населения. Первая конференция, посвятившая глав¬
ное внимание вопросам здравоохранения негров, со¬
стоялась в 1896 году.. Тотчас после нее университет
и начал искать человека, который стал бы препо¬
давать в нем историю и политику, а также занялся
бы организацией следующих конференций. Этим
человеком оказался я. Когда я взял на себя органи¬
зацию Атлантских конференций, я ни минуты не
раздумывал над тем, точно ли совпадают мои наме¬
рения с уже предложенным проектом. Кстати, это
было не столь уж важно, поскольку состоялась всего
лишь одна конференция, а вторая еще только наме¬
чалась. Предполагалось, что, подобно конференциям
262

в Хэмптоне н Таскиги, они должны прежде всего
вдохновлять людей, руководить их борьбой за со¬
циальные реформы, быть орудием пропаганды со¬
циального прогресса по заранее намеченному плану.
Опираясь на эту программу, я хотел перейти далее,
главным образом в научных целях, к изучению соци¬
альных условий жизни негритянского населения; я
не делал особого упора на необходимость реформ, но
все чаще подчеркивал, что нужно исчерпывающее
знание фактов об условиях жизни американских
негров, стараясь и сам при всякой возможности
конкретно определить, каковы эти условия. По мере
того как шло время, можно было убедиться, что
многие меры, улучшавшие условия жизни негров, в
сущности ооновывались на наших исследованиях.
Например, в Атланте была создана сеть детских
садов как для белых, так и для негров; учреждена
Негритянская лига деловых людей, основано не¬
сколько организаций, способствовавших улучшению
здравоохранения и боровшихся с преступностью.
Наши конференции все чаще являлись (как я того
и хотел) источником общей информации; это была
скорее база для дальнейших исследований, чем
орган социальной реформы.
Появись среди нас марсианин, он и то счел бы
очевидным, что в Америке необходимо вести рабо¬
ту по изучению американских негров как особой
человеческой расы, по исследованию пройденного
ими экономического развития от рабского труда до
труда свободных людей, их психологии, сложив¬
шейся под влиянием сегрегации и дискриминации,
их физической и культурной ассимиляции. Эти, а
также сотни других тем, представляющих научный
интерес, показались бы такому марсианину объек¬
тами исследования, которыми обязательно должны
заняться американские ученые. Но как бы он по¬
разился, узнав, что в 1900 году единственным уч¬
реждением в Америке, занятым подобной работой,
был Атлантский университет, где мы с годовым
бюджетом в пять тысяч долларов, включая жало¬
ванье сотрудникам, расходы па издание трудов,
263

исследования и ежегодные конференции, взялись за
изучение проблемы, за которую до нас не брался
никто.
Моя программа исследований со временем изме¬
нилась по ряду соображений, таких, как допусти¬
мые расходы, возможности получения необходимых
данных и т. и.; кроме того, я не мог тотчас же за¬
няться такими темами, возбуждавшими много опо¬
ров, как политика или смешанные браки. В этих
рамках я наметил десятилетний цикл исследований
в таком порядке:
1896	г. Смертность среди негритянского населе¬
ния в городах.
1897	г. Социальные и материальные условия
жизни негритянского населения в го¬
родах.
1898	г. Борьба негров за улучшение своего со¬
циального положения.
1899	г. Роль негров в деловой жизни.
1900	г. Негры с университетским образованием.
1901	г. Негритянская народная школа.
1902	г. Негритянские ремесленники.
1903	г. Негритянская- церковь.
1904	г. Замечания о преступности среди негров.
1905	г. Избранная библиография литературы об
американских неграх.
Затем я составил программу исследований на
следующее десятилетие — более широкую, логиче¬
ски связную и нацеленную на то, чтобы соединить
все части изучаемого предмета в одно целое.
Но из-за отсутствия необходимых средств, а также
потому, что мне приходилось отвлекаться на другие
занятия (так, в 1907 году Институт Карнеги по¬
ручил мне исследовать вопрос о кооперации), я и
во втором десятилетии не смог завершить эту ра¬
боту в той логической последовательности, в какой
ее намечал; наконец в 1910 году я ушел из Универ¬
ситета Атланты, а с 1914 года перестал участвовать
в Атлантских конференциях, поэтому моя програм¬
ма так и осталась незавершенной. Однако я опубли¬
ковал следующие восемь исследований;
264

1906	г. Здоровье и физическая конституция аме¬
риканских негров.
1907	г. Экономическая кооперация среди амери¬
канских негров.
1908	г. Негритянская семья в Америке.
1909	г. Борьба американских негров за улучше¬
ние социальных условий.
1910	г. Американские негры с высшим образо¬
ванием.
1911	г. Народная школа и американские негры.
1912	г. Негритянские ремесленники.
1914 г. Нравы и обычаи американских негров.
После опубликования последней работы 1914 го¬
да мои отношения с Атлантским университетом пре¬
рвались на двадцать лет. Хотя в 1915 и 1918 годах
там был подготовлен ряд исследований и публика¬
ций, выполненных другими, в целом война прервала
эту работу.
Целью, к которой я настойчиво стремился, было
каждые десять лет повторять цикл из десяти иссле¬
дований, изучая, каждый предмет на все более ши¬
рокой фактической основе и все более совершенны¬
ми методами, пока вся масса собранных фактов не
составит систему знаний, достаточно точных и все¬
объемлющих, чтобы называться научными в луч¬
шем смысле этого слова.
Не знаю, какую конкретную форму принял бы
мой план потом, но в 1914 году он имел примерно
такой вид:
1.	Население — распределение и рост.
2.	Биологический аспект — здоровье, физиче¬
ская конституция.
3.	Социальный аспект — семья, группа, класс.
4.	Культура. Нравы и обычаи.
5.	Образование.
6.	Религия и церковь.
7.	Преступность.
8.	Законодательство и органы управления.
9.	Литература и искусство.
10.	Общие выводы и библиография.
265

Я предполагал, как уже сказал выше, каждые
десять лет повторять эти исследования, основывая
их на все более обширных и тщательно собранных
данных. Я надеялся, что впоследствии можно будет
проводить все исследования одновременно, делая
каждый год упор на какой-нибудь отдельной теме и
составляя по ней доклад. Это позволило бы в зави¬
симости от условий и развития событий изменять
и комбинировать тематику исследований, а также
вносить в них необходимые коррективы с учетом
новейших достижений науки в таких областях, как
антропология и психология. Выполнение этого пла¬
на потребовало бы со временем многочисленного
штата хорошо оплачиваемых экспертов, а также
дальнейшего улучшения методов исследования и
проверки их результатов. Эта серия исследований,
посвященных отдельной, ограниченной группе насе¬
ления — американским неграм, могла положить
начало социологическому изучению всего человече¬
ства.
Однако эта программа уделяла недостаточное
внимание экономической стороне вопроса. Филосо¬
фия Маркса и Энгельса не нашла в ней должного
отражения, и тогда, конечно, было еще слишком
рано, чтобы я мог использовать также учение
Ленина. Стержнем программы должно было стать —
и, пожалуй, стало бы, если б я продолжал эту ра¬
боту,— экономическое развитие американских нег¬
ров на протяжении истории; с этой центральной те¬
мой надо было связать все остальные. Однако я не
имел возможности перестроить свою программу та¬
ким образом.
Ученые-социологи того времени лишь строили
всякие теории, искали универсальные и вечные за¬
коны, передо мной же была конкретная группа лю¬
дей, которую искусственно обособили и которая
поэтому была доступна, если можно так выразиться,
лабораторному исследованию. Я надеялся, что в ре¬
зультате всей этой «лабораторной» работы законы
социального развития станут яснее, четче и опреде¬
леннее.
266

Кое-чего мне удалось достигнуть, но, разумеется,
лишь приблизительно. В течение тринадцати лет мы
издавали серию исследований, ограниченных опре¬
деленной тематикой, неполных, содержащих лишь
частичные выводы, и все-таки они были настолько
лучше многих других издававшихся в Америке ра¬
бот по этому вопросу, что ими заинтересовались во
всем мире. Изданные нами тома в общей сложно¬
сти составили 2172 страницы и сделались совре¬
менной энциклопедией жизни американских негров.
Несмотря на все их несовершенство, труды эти
спрашивали в библиотеках и ими пользовались уче¬
ные. Не хвастаясь, скажу, что с 1896 по 1920 год
в Америке не было издано ни одной работы, посвя¬
щенной расовой проблеме, которая в той или иной
степени не опиралась бы па исследования, проде¬
ланные в Атлантском университете; их широко ци¬
тировали и хвалили.
Я получал теплые, ободряющие письма от мно¬
гих выдающихся людей. Уильям Джеймс писал мне
в 1907 году: «Я только что посмотрел последний
выпуск ваших трудов об американских неграх. Хо¬
телось бы, чтобы портреты были отпечатаны лучше.
Но в остальном это блестящий научный труд».
Фрэнк Тоссиг из Гарварда писал мне в том же году
следующее: «Думаю, нет полезней работы, чем та,
которую вы проводите, и вам должны были бы ока¬
зать финансовую поддержку все, кто хочет лучше
понять негритянскую проблему». Букер Вашингтон,
выступивший в 1911 году на нашей конференции,
посвященной негритянским ремесленникам, заявил:
«Вся страна должна быть благодарна вашему уч¬
реждению за тщательную и систематическую рабо¬
ту, в результате которой из года в год появляются
исследования, представляющие огромный интерес
и ценность для всей нации».
Профессор Э. Р. А. Зелигман писал так: «С ве¬
личайшим удовольствием могу засвидетельствовать
мою высокую оценку исследованиям негритянской
проблемы, которые выходят под вашей редакцией в
течение последнего времени. Они поистине научны,
267

то есть выполнены в трезвом, умеренном духе и
освещают область, прежде почти не изведанную,
так, как вряд ли оказалось бы по плечу кому-либо
другому».
На конференции 1908 года присутствовал Джейн
Адамс *, который также с похвалой отозвался о на¬
шей деятельности.
Многие периодические издания тоже упоминали
о нашей работе. Вот несколько их отзывов:
«Эта работа выполняется с большим знанием
дела, объективностью и старанием под эгидой и по
инициативе Атлантского университета». («Спектей-
тор», Лондон, 1900 г.)
«Деятельность конференций [в Атланте] носит
творческий характер и заслуживает самой горячей
поддержки». («Скул ревью», 1902 г.)
«Ни один ученый, занимающийся изучением
расовой проблемы, ни один из тех, кто как следует
задумывается над ней, не может не знать фактов,
которые приводятся в издаваемой Атлантским уни¬
верситетом серии социологических исследований,
посвященных жизни и прогрессу негритянского на¬
селения». («Аутлук», 1903 г.)
«Работа, проводимая Атлантскими конференция¬
ми, заслуживает большого уважения и внимания со
стороны всякого, кто интересуется различными сто¬
ронами жизни американских негров». («Пабли-
кейшнз оф Сазерн хистори ассосиэйши», 1904 г.)
«Они [эти исследования] представляют собой,
насколько нам известно, обобщения весьма важных
фактов, еще никогда пе публиковавшиеся, о мо¬
ральных и религиозных воззрениях цветного пасе¬
ления нашей страны». («Саус Атлантик куотерли»,
1904 г.)
«Единственными научными исследованиями в
1 Джейн Адамс (1860—1935) — общественный деятель,
поборник мира и женского равноправия; в 1931 г. получил
Нобелевскую премию мира.
268

области негритянского вопроса в настоящее время
являются исследования, проводимые в Атлантском
университете». («Нью-Йорк ивнинг пост», 1905 г.)
Надо сказать, что значение этих исследований
заключалось но столько в том, что они могли помочь
чего-то добиться, сколько в том факте, что Атлант¬
ский университет стал единственным в мире учреж¬
дением, посвятившим себя систематическому изу¬
чению негров и их развития, причем результаты
этого изучения публиковались и делались доступ¬
ными ученым всего мира.
Кроме публикации своих трудов, мы ежегодно
собирали в Атлантском университете конференции,
на которые съезжались все, кто интересовался про¬
блемами Юга. На них бывали Чарлз Уильям Элиот,
Букер Т. Вашингтон, Фрэнк Сэнборн, Франц Боуз
и Уолтер Уилкокс. Время от времени нас пригла¬
шали сотрудничать в различных официальных об¬
следованиях. Так, я принимал участие в двенадца¬
той переписи населения и написал монографию по
ее материалам. Я писал статьи для журналов
«Уорлдс уорк» и «Атлантик мансли»; последний ор¬
ганизовал однажды симпозиум, в котором наряду
со мной участвовал Вудро Вильсон.
Кроме того, я присоединился к негритянским ли¬
дерам штата Джорджия, когда они стали предпри¬
нимать усилия, чтобы добиться лучших условий
жизни для негритянского населения этого штата,
положить конец несправедливому распределению
ассигнований на содержание школ и помешать за¬
конодательным органам усилить расовую дискрими¬
нацию на железных дорогах. В 1900 году я вступил
в Американскую ассоциацию содействия науке и в
1904 году стал ее почетным членом. Я отправился в
Европу; на концерте в Лондоне я сидел рядом с
женой Колридж-Тейлора и впервые услышал «Сва¬
дебный пир Гайаваты» *.
1 Сэмюэл Колридж-Тейлор (1875—1912) — английский
композитор; его отец был негр (врач в Сьерра-Леоне),
мать — англичанка. «Свадебный пир Гайаваты» — кантата
его сочинения.
269

В 1909 году я попытался начать издание «Не¬
гритянской энциклопедии», причем в качестве чле¬
нов консультационного совета мне удалось привлечь
следующих выдающихся ученых:
Сэр Гарри Джонстон, кавалер ордена Бани (Ан¬
глия) .
Проф. У. М. Флайндерс Питри (Англия).
Уильям Арчер (Англия).
Алиса Вернер (Англия).
Д-р Фрэнсис Хогген (Англия).
Проф. Джузеппе Ссрджи (Италия).
Д-р Карл Вейле (Германия).
Д-р Ж. Деникер (Франция).
Майор Р. М. Дэниэл (Бечуаналенд).
Проф. А. Б. Харт, доктор права, Гарвард.
Проф. Уильям Джеймс, доктор права, Гарвард.
Г. Стэнли Холл, ректор Университета Кларка.
Проф. д-р А. Ф. Чемберлен, Университет Кларка.
Проф. д-р Франц Боуз, Колумбийский универ¬
ситет.
В редакционный совет вошли шестьдесят два не¬
гритянских ученых, в том числе:
Келли Миллер, Университет Говарда.
А. О. Таннер (Франция).
Ричард Т. Гринер, Гарвард. Чарлз Ч. Чеснатт.
Джон Р. Линч.
У. С. Скарборо, доктор права, Оберлинский кол¬
ледж — и многие другие.
Однако мпе не удалось собрать достаточно
средств, чтобы продвинуть дальше это предприятие.
Я выступал перед комиссиями конгресса в Ва¬
шингтоне, сидел в президиуме на лекциях Уолтера
Пэйджа, который стал позднее послом США в Ан¬
глии, много ездил по стране и читал лекции. Я вел
обширную переписку с видными деятелями Амери¬
ки и Европы, такими, как: Лайман Эбботт из жур¬
нала «Аутлук»; Э. Д. Морел, апглийский эксперт
по Африке; Макс Вебер из Гейдельбергского уни¬
верситета; проф. Уилкокс из Корнеллского универ¬
ситета; Блисс Перри из журнала «Атлантик мап-
сли»; Горас Тробел, знаменитый поклонник Уолта
270

Уитмена и популяризатор его творчества; Чарлз
Элиот Нортон и Тэлкотт Уильямс. Во многих кру¬
гах меня стали считать человеком, который обла¬
дает конкретными, точными сведениями о неграх и
которого можно выслушать с пользой для себя.
В 1900 году произошло событие, значение кото¬
рого в моей жизни я осознал лишь потом. Я изучал
негритянскую проблему уже более девяти лет. Ре¬
зультаты моих исследований были интересны и не¬
обычны, но чего-либо положительного для самих
негров опи еще не дали. Поэтому мне хотелось рас¬
сказать о задачах и методах нашей работы так, что¬
бы привлечь к негритянской проблеме внимание
всего мира. Ожидалось открытие большой Всемир¬
ной выставки в Париже, и я подумал, что хорошо
бы наглядно показать результаты наших исследо¬
ваний с помощью диаграмм, карт и цифр, с тем
чтобы всякий мог видеть, чего мы хотим достичь.
Я отобрал двух своих лучших студентов и с их по¬
мощью облек ряд фактов в красочные диаграммы:
численность и рост негритянского населения в Аме¬
рике; деление его по возрасту и полу; территори¬
альное распределение, образование, запятил; книги
и периодическая печать негров. Мы выполнили ряд
чрезвычайно интересных рисунков на кусках кар¬
тона величиной в квадратный метр, укрепленных
на подвижных подставках. Сделать пятьдесят с
лишним таких цветных диаграмм, притом весьма
тщательно, было трудно: нам недоставало депег,
времени и моральной поддержки. Мне грозило пол¬
нейшее нервное истощение, но тут наконец работа
закончилась. У меня осталось немного денег на
дорогу, но каюту на пароходе невозможно было до¬
стать. Однако мне во что бы то ни стало нужно
было попасть на выставку, иначе вся наша работа
пошла бы насмарку. Поэтому в последний момент
я все-таки достал билет в четвертом классе и до¬
брался до Европы. Наша работа была выставлена
и сразу же стала пользоваться успехом. Для нашей
экспозиции было отведено небольшое помещение,
площадью около двадцати квадратных футов, но
271

народу в нем всегда было полно. Американская
пресса — «белая» и «цветная» — в один голос хва¬
лила нашу выставку, которая под конец получила
Большой приз, а я, как ее организатор,— золотую
медаль.
Я испытывал большое удовольствие и удовле¬
творение. Я спокойно слушал похвалы, а хвалили
не только выставку, но и деятельность Атлантских
конференций. Я был уверен, что теперь-то мне обес¬
печены помощь и поддержка и я смогу продолжать
начатую работу. Но — увы! — не прошло и десяти
лет, как мне пришлось совсем оставить ее, так как
в нашей богатой стране не нашлось пяти тысяч дол¬
ларов в год, чтобы мы могли продолжать свои ис¬
следования. В чем была моя ошибка? Ответов мно¬
го, но один из них будет типично американский: я
делал дело, но не рекламировал его. Кто-нибудь —
я или кто-то другой — должен был обратить внима¬
ние широкой публики на то, чего мы достигли,
иначе о нас неизбежно забыли бы. Распространен¬
ная уже тогда и восторжествовавшая потом фило¬
софия сводилась к следующему: всякое дело без
рекламы ничего не стоит, между тем как реклама,
пусть и без дела в конечном счете,— единственная
непреходящая ценность. Возможно, американцы не
понимают, как глубоко проникла эта философия в
их сознание. Зато на Мэдисон-авеню 1 это пони¬
мают.
Еще в период, когда мои исследования продви¬
гались наиболее успешно, план моей научной рабо¬
ты однажды представился мне в ином свете: на нее
как бы упал луч кровавой действительности. Пом¬
ню событие, которое привело меня в себя. Один
бедный негр из центральной части Джорджии, по
имени Оэм Хоуз, убил жену своего хозяина, у ко¬
торого арендовал землю. Я составил тщательное,
обоснованное заявление, касавшееся очевидных
фактов, и направился с ним в редакцию газеты
1 Мэдисон-авешо в Ныо-Йорке — центр рекламного биз¬
неса в СШЛ.
272

«Атланта конститыошн», имея при себе рекомен¬
дательное письмо к Джоэлу Чандлеру Гаррису'.
Я не дошел туда. По пути я узнал, что Сэма Хоуза
линчевали; его изуродованную руку выставили в
какой-то витрине дальше по Митчелл-стрит — той
самой улице, по которой я шел. Я вернулся в уни¬
верситет. Я все больше стал отходить от своей
прежней работы. Я так и не встретился ни с Джо¬
элом Чандлером Гаррисом, ни с редактором «Ат¬
ланта конститыошн».
Два обстоятельства повлияли на мою работу,
заставив меня впоследствии вообще оставить ее:
во-первых, я понял, что невозможно оставаться
спокойным, хладнокровным и объективным ученым
в то время, когда негров линчуют, убивают и за¬
ставляют умирать от голода; во-вторых, убедился,
что научные работы, которые я писал, совсем не
находят такого большого спроса, какого я с уве¬
ренностью ожидал. Я считал непреложным факт,
что человечеству нужна истина и что если эту исти¬
ну кто-то усердно ищет и хотя бы с приблизитель¬
ной точностью находит, то люди с радостью под¬
держат эти усилия. Разумеется, это было ие что
иное, как юношеский идеализм, ни в коей мерс не
фальшивый, по и ие во всех случаях нужный. Го¬
довой бюджет наших конференций, включая жало¬
ванье мне и другим сотрудникам, в среднем не пре¬
вышал пяти тысяч долларов. Возможно, Атлант¬
ский университет смог бы собрать эту сумму, пойдя
на некоторые жертвы и приложив известные уси¬
лия, но этому помешала моя размолвка с Букером
Т. Вашингтоном в 1903 году, которая привела к
окончательному разрыву между нами в 1908 году.
Разумеется, были и другие причины, по которым
Атлантский университет часто подвергался в это
время нападкам. Университет всегда занимал не¬
примиримую позицию по отношению к расовым
х Джоэл Ч. Гаррис (1848—1908) — американский писа¬
тель, сотрудничавший в газете «Атланта конститыошн», из¬
вестен литературной обработкой негритянского фольклора.
18 У- Дюбуа
273

предрассудкам и дискриминации пегров; белые пре¬
подаватели и студенты-негры ели в одной столовой
и спали в одних помещениях. Согласно уставу этого
заведения, двери университета были открыты для
любого студента, независимо от его расы и цвета
кожи, и когда в 1887 году власти штата выразили
свое неудовольствие тем, что в числе студентов
колледжа было несколько белых (детей преподава¬
телей и профессоров колледжа), университет пред¬
почел отказаться от незначительных ассигнований,
которые выделялись на его содержание властями
штата, чем поступиться своими принципами. Кста¬
ти, эти ассигнования штат выделял не из собст¬
венного бюджета — это была доля, причитавшаяся
неграм из средств, которые отпускало штату на
нужды образования федеральное правительство.
Когда же впоследствии департамент просвеще¬
ния южных штатов, а потом федеральный департа¬
мент просвещения попытались выработать програм¬
му сотрудничества между образованными неграми
и белыми южанами — либералами, она свелась по¬
степенно к следующим принципам: преподаватели-
негры должны преподавать в школах для негров;
учащиеся разных рас должны разделяться; школы
для негров должны иметь в большинстве ремеслен¬
ный уклон; следует прилагать все усилия, чтобы
успокоить на этот счет общественное мнение бело¬
го Юга. Школы, где придерживались этой програм¬
мы, могли рассчитывать на организованную благо¬
творительность. Прочие же учебные заведения, в
том числе Атлантский университет,— ни в коем
случае.
Но Атлантскому университету могли помочь бо¬
гатые меценаты — ведь университет делал и продол¬
жал делать блестящую и большую работу. Даже ре¬
месленным обучением па Юге нередко руководили
выпускники Атлантского университета. В Институ¬
те Таскиги преподавали в основном люди, окончив¬
шие Атлантский университет, а большинство луч¬
ших на Юге школ тоже возглавлялось людьми, обу¬
чавшимися ранее в этом университете. Колледж в
274

Атланте считался крупнейшим и лучшим на Юге
негритянским колледжем. Но, к сожалению, в это
время между мною и Букером Вашингтоном возник
спор, он все обострялся, перешел чуть ие во враж¬
ду, и это отразилось на положении университета.
Между тем проблема изыскания средств на со¬
держание университета и продолжение моей рабо¬
ты становилась все более сложной. Осенью 1904 го¬
да попечители задержали печатание отчета о нашей
конференции, пока на это не будут изысканы сред¬
ства. Тогда я еще не понимал, что это — роковое
предзнаменование. Я пе представлял, как велики
силы, поддерживающие Таскиги, и каким образом
они смогут помешать моим научным исследованиям
о жизни американских негров. Я давло решил, что
необходимо создать печатный орган, который бы
выражал наши мнения и помогал мне продолжать
научную работу,— орган, менее радикальный, чем
«Гардиен», но более здравомыслящий, чем большин¬
ство негритянских газет, поддерживающих Таскиги.
С этой целью я еще в 1904 году помог одному из
выпускников Атлантского университета, хорошему
печатнику, открыть в Мемфисе типографию.
В 1905 году я обратился к Джекобу Шиффу1, на¬
помнив ему о нашей встрече в 1903 году в Бар-Хар-
боре. Я писал ему:
«Хочу предложить вам свой план и спросить,
достаточно ли он, с вашей точки зрения, интересен,
чтобы вы захотели узнать о нем более подробно, а
возможно и оказать помощь в его осуществлении.
Негритянская раса в Америке находится в критиче¬
ском положении. Лишь объединенными усилиями
мы можем спасти ее от гибели. Необходимы просве¬
щение и долгий, настойчивый труд. Помочь делу
может создание первоклассного журнала для интел¬
лигентных негров; он стал бы для них источником
1	Джекоб Шифф (1847—1920) — американский банкир и
меценат.
18*
275

информации об их собственной жизни и жизни их
соседей, вестником мировых событий, оп вдохновлял
бы их, внушал им определенные идеалы. В настоя¬
щее время у нас есть много еженедельных и один-
два ежемесячных журналов, но ни один из них не
отвечает высоким требованиям, которые я назвал.
Поэтому я хочу основать свой ежемесячный журнал
во имя блага девяти миллионов американских нег¬
ров, а впоследствии и всего негритянского населения
земного шара. С этой целью я организовал в Мем¬
фисе типографию, уже в течение года успешно вы¬
полняющую различные заказы и находящуюся в
руках умелого печатника — образованного молодого
человека, готового самоотверженно работать для на¬
шего дела. К 15 апреля сумма капитала, вложенно¬
го нами обоими в это предприятие, составит две
тысячи долларов».
Шифф вежливо ответил:
«Ваши планы относительно издания первокласс¬
ного журнала, рассчитанного на негритянскую ин¬
теллигенцию, сами по себе интересны, и я в общем
отношусь к ним сочувственно. Но прежде чем ре¬
шить, смогу ли я быть полезен в осуществлении
этих планов, я должен посоветоваться с людьми,
чьим мнением в подобных делах очень дорожу».
Но из этого так ничего и не вышло, поскольку
(мне это следовало бы знать) большинство друзей
Шиффа были последователями и откровенными сто¬
ронниками Таскиги.
Я не сразу осознал всю сложность создавшейся
обстановки: прежде всего я никак не мог убедить
себя в том, что моя программа разрешения негри¬
тянской проблемы путем научных исследований бес¬
полезна, и не хотел верить, что после того, как я
уже начал эту работу, я в конце концов не получу
необходимой поддержки. Я был убежден, что этой
работой интересуется все большее число исследова¬
телей и ученых, судя по приему, какой был оказан
276

«Трудам Атлантского университета». Но несмотря
на все это, ассигнования па содержание Атлантско¬
го университета по-прежнему продолжали умень¬
шаться, и когда я не стал получать финансовой под¬
держки для продолжения своей работы, то попытал¬
ся сам найти нужные средства.
В 1906 году я дваджы обращался за помощью.
Во-первых, я обратился к Эндрю Карнеги, напомнив
ему, что несколько лет назад был представлен ему
и Карлу Шурцу Яркими штрихами я обрисовал
ему деятельность Атлантских конференций, надеясь,
что, несмотря на свои глубокие симпатии к Букеру
Вашингтону и Таскиги, Карнеги поймет и оценит
пользу моих исследований в Атланте. Однако пря¬
мого ответа я не получил. В то время иа Севере
пользовался известностью один белый плантатор из
штата Миссисипи, по имени Элфрид У. Стоун. Оп
считал, что у негритянской расы нет будущего, во¬
всю бранил рабочих-негров и однажды попытался
на своей плантации заменить их итальянцами, толь¬
ко те стали чересчур часто хвататься за ножи. Его-
то попечению Карнеги вместе с другими мецената¬
ми и доверил специальный фонд для изучения
различных сторон жизни негритянского населения.
Типично американское явление: если есть работа,
которую успешно выполнит негр, нс давай ему эту
работу, не возлагай на него никакой ответственно¬
сти, предоставь все белому, а негр пусть работает
под его началом. Почему для этой цели выбрили
Стоуна и пренебрегли таким солидным учреждени¬
ем, как Атлантский университет,— представить себе
ие могу. Как бы то ни было, Стоун обратился ко мне
и предложил университету тысячу долларов, чтобы
оп выполнил специальное исследование по истории
экономической кооперации среди негров. В этом
(1907) году я рассчитывал заняться изучением роли
негров в политической жизни, но нам необходимы
1 Эндрю Карнеги (1835—1010)—американский промыш¬
ленник; Карл Шурц (1829—1906)—политический деятель и
публицист.
277

были средства, поэтому я оставил намеченную тему
и провел исследование для Стоуна.
Примерно в это же время я обратился к феде¬
ральному уполномоченному по вопросам труда. В те¬
чение нескольких лет я время от времени выполнял
небольшие исследовательские работы для Бюро
труда, которые одобрялись и оплачивались. Это на¬
чалось в 1897 году, когда я предложил Кэрролу
Д. Райту провести в будущем году изучение негри¬
тянского населения одного виргинского городка.
Райт уполномочил меня взяться за это исследование,
но на свой страх и риск, сказав, что напечатает ра¬
боту лишь в том случае, если она ему понравится.
Работа ему понравилась. После этого в 1899 году
я занялся более крупной работой — изучением не¬
гритянского населения Черного пояса, а в 1901 го¬
ду — негров Джорджии. Потом я выступил с новым
предложением.
В 1906 году я обратился к федеральному упол¬
номоченному по вопросам труда Нейлу с просьбой
поручить мне исследование населения Черного поя¬
са. Для этой цели я выбрал округ Лоундес в Ала¬
баме — некогда типично рабовладельческом штате,
где большинство населения составляли негры; я на¬
меревался исследовать здешние социальные и эко¬
номические отношения с самых ранних времен, от
которых сохранились документы, и до последнего
времени, дополнив эту работу изучением официаль¬
ны^ отчетов и личным опросом населения. Я засы¬
пал федерального уполномоченного планами и гра¬
фиками работы, и тот в конце концов разрешил мне
провести это исследование. Я расположился в школе
Кэлхуна и взялся за дело; мне помогали Монро
Уэрк из Института Таскиги, Р. Р. Райт, ныне епи¬
скоп американской методистской церкви, и с десяток
местных служащих.
Во время работы пришлось столкнуться с раз¬
ными трудностями, начиная с финансовых; более
того, некоторых моих сотрудников кое-где встречали
выстрелами из дробовиков. И все-таки работа была
закончена — вычерчены сложные таблицы и схемы,
278

составлены хронологические карты распределения
земли, исследованы размещение рабочей силы, вза¬
имоотношения между землевладельцами и аренда¬
торами, политическая организация, семейные отно¬
шения и распределение населения. Написав отчет
от руки и не оставив себе копии, я спешно отпра¬
вился в Вашингтон. Там отчет раскритиковали, и
я потратил несколько недель, просматривая и соб¬
ственноручно исправляя его. В конце концов феде¬
ральное правительство приняло отчет и заплатило
нам две тысячи долларов; большую часть этой сум¬
мы я передал университету, вернув те средства, ко¬
торые он выдавал мне ранее для работы. Однако
мое исследование не было напечатано. Это мне было
знакомо: в 1898 году G. С. Макклюр послал меня в
южные районы Джорджии для изучения местных
социальных условий. Он заплатил за работу, но ру¬
копись так и не опубликовал.
Опустя некоторое время я снова обратился в
Федеральное бюро, желая узнать, когда будет опуб¬
ликован мой отчет. Мне ответили, что бюро решило
не публиковать его, поскольку в нем «затронуты
политические проблемы». Я был удивлен и разоча¬
рован, но год спустя снова поехал в Вашингтон и
попросил верпуть рукопись, поскольку бюро не на¬
мерено ее использовать. Мне ответили, что она
уничтожена!
Я еще находился в округе Лоундес и закапчивал
свое исследование, когда пришло известие о погро¬
ме в Атланте. С первым же поездом я отправился
в Атланту — к своей семье. В дороге я написал сти¬
хотворение «Молитва за Атланту».
Профессор Колумбийского университета Зелиг¬
ман писал мне:
«Подобно многим вашим благожелателям, я был
поражен и возмущен событиями в Атланте. Но я,
пожалуй, до конца осознал весь ужас этого лишь
тогда, когда прочитал ваше прекрасное стихотворе¬
ние в «Индепендент». Это, должно быть, действи¬
тельно трагедия для таких, как вы,— трагедия тем
279

более ужасная, что выхода не видно. Но, возможно,
вы узнаете, как узнал и я после того, как вкусил
горечь разочарований, что существуют две вещи,
ради которых стоит жить на свете: во-первых, лю¬
бовь близких друзей и, во-вторых, работа, возмож¬
ность выразить свое я в любой, хотя бы самой
скромной форме. Такая возможность есть у каждого
смертного, и в конечном счете с этими радостями
не сравнимы ни богатство, ни славй, ни честолюбие,
ни что-либо другое. Давайте же стремиться к тому,
что действительно вечно, будем искать в самих себе
то, чего не можем найти в этом неразумном, чуж¬
дом цивилизации мире».
Конечно, было безумием с моей стороны думать,
будто Америка начала XX столетия,— когда коло¬
ниальный империализм, основанный на угнетении
цветных народов, находился в зените своего могу¬
щества,— станет поощрять и тем более финансиро¬
вать программу таких исследований, намеченную
негритянским колледжем и проводимую силами не¬
гритянских ученых. Моя вера в успех этого пред¬
приятия основывалась на твердом убеждении, что
причина расовых предрассудков кроется в незнании
людьми правды. Я считал, что в конце концов по¬
бедит истина — тщательно собранные научные фак¬
ты, доказывающие, что пи цвет коТки, ни расовая
принадлежность не определяют способностей и до¬
стоинств человека. Тогда я еще плохо знал учение
Фрейда, чтобы понять, как редко человеческие дей¬
ствия опираются на разум; в то же время я не был
достаточно знаком и с учением Карла Маркса, что¬
бы придавать должное значение экономическим ос¬
новам истории ‘человеческого общества.
Поэтому я был поражен и безмерно разочарован,
когда наконец понял, что наша деятельность в рам¬
ках Атлантских конференций нс найдет поддержки,
что никаких надежд на увеличение бюджета, дабы
мы могли улучшить метод наших исследований и
расширить поле своей деятельности, у нас нет и что
нашему стареющему, измученному ректору, челове¬
280

ку в высшей степени серьезному и глубоко принци¬
пиальному, все трудней становится находить сред¬
ства даже для продолжения нашей работы хотя бы
на прежнем уровне. Конференция работала не со¬
всем безуспешно. Наши доклады широко использо¬
вались и обсуждались, но мы оставались за рамка¬
ми ученого и литературного мира Америки, нас не
признавали ни ученые общества, пи академические
учреждения. На пас смотрели лишь как па негров,
изучающих негров, а какое, в конце концов, имеют
отношение негры к Америке и к науке?
Еще в 190С году я с горечью должен был кон¬
статировать, что моим исследованиям негритянских
проблем скоро придет конец, если только мы не по¬
лучим откуда-нибудь неожиданную помощь.
Все это укрепило, сделало твердым мой харак¬
тер. Надо мной проносились гигантские валы. Я по¬
знал жизнь во всех се парадоксах и противоречиях,
видел слезы одних и веселье других. Я окончательно
возмужал. Одни идеалы были ниспровергнуты, дру¬
гие поднялись до звезд; душа моя была покрыта
шрамами, я стал чуть более мрачен, но по-прежне¬
му хранил в себе бесценный дар ие унывать, по-
прежнему был полон решимости драться, упрямо
драться за истину и добро.
При всей своей осторожности и осмотрительности
я после долгих колебаний принял в конце концов
кардинальное решение. Путь к жизни был открыт.
Но какое участие мог принять в происходящей же¬
стокой борьбе я — мечтатель, исследователь, учи¬
тель? Несмотря на свою юношескую самонадеян¬
ность, я стал замечать в себе сдержанность, боязнь
прямых, решительных действий — плод моего кри¬
тического отношения к действительности. Но в то
время как я мечтал о расовой солидарности и хотел
больше служить и за кем-то следовать, нежели са¬
мому вести, вдохновлять и решать, я неожиданно
оказался во главе многочисленной группы людей,
борющихся с другой, еще более многочисленной
группой. Все мои усилия помешать превращению
этой борьбы в личную распрю не привели ни к че¬
281

му. Видит небо, я пытался это сделать! Наконец
в марте 1910 года я написал:
«Я настаиваю на своем праве думать и говорить,
что думаю, но если эта свобода слова дала кому-то
повод начать поносить Атлантский университет и
лишить его всякой помощи, то мне поневоле при¬
дется оставить степы университета».
Для американских негров последнее десятилетие
XIX и первое десятилетие XX века были более кри¬
тическим периодом, чем Реконструкция 1868—
1876 годов. Однако историки и социологи почти не
уделяют внимания этому периоду, ограничиваясь
обычно изучением биографий отдельных лиц и пре¬
небрегая исследованием возникавших в ту пору
мощных социальных сил. То была эпоха победного
шествия большого бизнеса, промышленности, кото¬
рая укреплялась и организовывалась в мировом мас¬
штабе, управляемая капиталом белых людей, экс¬
плуатировавших труд цветных рабочих. Американ¬
ский Юг представлял собой наиболее благоприятное
поле для такой деятельности, ибо здесь прекрасный
климат, много ценного сырья, масса дешевой и по¬
тенциально производительной рабочей силы, неогра¬
ниченные запасы природной энергии, обильные тех¬
нические ресурсы и великолепная транспортная си¬
стема, соединяющая этот район со всеми рынками
мира.
Но барышам, которые приносила эксплуатация
этой полуколониальной империи, грозили волнения
среди рабочих, готовые с минуты на минуту пере¬
расти в пожар расовой войны. Отношения между
белыми бедняками и негритянскими трудящимися
классами все ухудшались. В тот год, когда я иссле¬
довал условия жизни филадельфийских негров, кро¬
вавая цифра линчеваний в Соединенных Штатах
резко подскочила — почти пять расправ в неделю!
Власти в бывших рабовладельческих штатах прави¬
ли с помощью обмана и запугивания; местные и
федеральные законы открыто нарушались. Казалось,
282

люди потеряли разум; белые демагоги, вроде Тилл¬
мэна и Вардамэна, поносили негров, обливали их
грязью, употребляли по их адресу самые мерзкие
выражения, какие только существуют в английском
языке, и люди их слушали. А в это же время из нег¬
ритянских и других колледжей выходили образован¬
ные негры — мужчины и женщины. Их было не¬
много, но влияние их, росло, они требовали для
негров равноправия с остальными американскими
гражданами, и хотя окружающие опасности застав¬
ляли их иногда быть осторожными, они тем не ме¬
нее были убеждены, что лишь такой, активный об¬
раз действий может принести спасение их народу.
В защиту негритянского образования выступали по¬
томки тех северян, которые когда-то основали пер¬
вые негритянские учебные заведения, а впоследст¬
вии жертвовали деньги на их содержание. Но эти
же северяне были участниками новой промышленной
реорганизации мира — они финансировали ее, вкла¬
дывали в это свои капиталы. Именно к ним и обра¬
тились теперь белые руководители Юга, боявшиеся
расовой войны и хотевшие создать повый, промыш¬
ленный Юг, где бы царил порядок.
Стали устраиваться конференции, на которые
съезжались представители белого населения Севера
и Юга, в том числе промышленники, преподаватели,
бизнесмены,— бизнесменов было больше, чем про¬
поведников. В результате конференций в Кэйпои-
Спрингсе, поездок Роберта Огдена в Хэмптон и Та¬
скиги, организации департамента просвещения на
Юге и основания федерального департамента про¬
свещения была выработана новая расовая политика
для южных штатов. Она сводилась к тому, что не
следует давать слишком хорошее образование «расе
детей» и посылать в колледжи способную негритян¬
скую молодежь,— негров надо научить довольство¬
ваться тем, что захотят им предложить белые.
В стране, которой управляют и будут управлять бе¬
лые, негры должны быть скромными, терпеливыми,
трудолюбивыми работниками, чьей судьбой будут
всецело распоряжаться их белые работодатели. Да,
283

образование на Юге нужно поставить па новую, ши¬
рокую и прогрессивную основу, но оно должно пред¬
назначаться преимущественно для белых; неграм
же хватит пока начального образования с земледель¬
ческим и ремесленным уклоном; пегры в своей мас¬
се должны оставаться дешевой рабочей силой и быть
довольны своей участью.
Надо по возможности не допускать активного
соревнования между белыми и черными рабочими;
средством для этого является сегрегация иа произ¬
водстве: белым должны принадлежать почти вся
хорошо оплачиваемая работа и функции управле¬
ния, неграм — работа на фермах, неквалифициро¬
ванный труд в промышленности и работа домашней
прислугой. Исключение могут составлять строитель¬
ные и ремонтные профессии, но в остальном «бе¬
лая» работа должна отличаться от «негритянской»,
быть чище, квалифицированнее, лучше вознаграж¬
даться.
Наконец, помощь филантропов-северян, особен¬
но в области образования, следует организовать, на¬
править по единому руслу и распределять согласно
изложенной выше программе; тем самым будет по¬
ложен конец деятельности плохих частных негри¬
тянских школ и третьесортных колледжей; разные
мелкие и соперничающие между собой учебные за¬
ведения будут объединены, а главное — все меньше
будет ассигновываться средств иа высшее образо¬
вание для негров. Эта программа неукоснитель¬
но проводилась в США до конца первой мировой
войны.
В 1895 году в поддержку этой программы вы¬
ступил Букер Т. Вашингтон. Белый Юг торжество¬
вал; общественному мнению Букера Вашингтона
стали выдавать за единственного пользующегося
национальным признанием лидера своей расы, а
потом на Юге принялись претворять эту программу
в законы. С 1890 по 1910 год во всех бывших рабо¬
владельческих штатах были приняты законы, ли¬
шающие негров избирательных прав; прежде чем
удалось организовать эффективное сопротивление,
284

суды признали эти законы конституционными, уза¬
конена была расовая сегрегация на железных доро¬
гах и в трамваях, «джимкроуистские» барьеры под¬
стерегали негра везде.
К двадцатым годам XX века легализованная си¬
стема кастового деления но признаку расовой при¬
надлежности и цвета кожи стала, можно сказать,
частью «демократической» конституции Соединен¬
ных Штатов. Поэтому в 1910 году я вынужден был
оставить работу в Атлантском университете. Я за¬
нял пост директора отдела публикаций и исследо¬
ваний в недавно созданной Национальной ассоциа¬
ции содействия прогрессу цветного населения, а в
1911 году стал одним из ее официальных руководи¬
телей.
Еще работая в Атланте, я заметил, что на меня
оказывают давление, с тем чтобы я изменил направ¬
ление своей работы. Вместе с тем я все более остро
реагировал на происходившие вокруг меня события.
Как ученый, я стремился выработать в себе тради¬
ционную для всякого искателя истины объектив¬
ность и спокойствие. Я сознательно предпочел рабо¬
тать иа Юге, хотя знал, что там мне придется испы¬
тывать дискриминацию и слышать оскорбления. Но,
с другой стороны, я был человек как все, мог сильно
чувствовать, иметь свои симпатии и антипатии и
при случае высказывал их. Эти качества я не мог
в себе полностью подавить, да и но старался это
делать. В то же время я мог иногда терпеть и, как
спустя много лет сказал мой друг Генри Хант, «мол¬
чать на всех своих семи языках». Когда же я гово
рил, то не для того, чтобы лгать.
В одной части своей программы я добился кое-
какого успеха — я имею в виду отношение белых
трудящихся классов к негритянской проблеме. Нег¬
ры представляли собой трудовой люд — это были
фермеры, батраки, носильщики, прислуга. Они в
основном принадлежали к неимущий, которым про¬
тивостояли имущие. И все-таки их не считали
частью американского рабочего класса. Я, человек,
знавший об их бедственном положении и изучавший
285

их жизнь, также относился к ним как к отдельному
классу, а не смешивал их со всей массой рабочих.
Дело не в том, что я не видел в неграх прежде все¬
го рабочих, чьи интересы тесно связаны с интере¬
сами всего рабочего класса. Виной тому были могу¬
щественные силы в нашем государстве, которые
раскололи рабочий класс на враждебные группиров¬
ки, ненавидевшие и боявшиеся друг друга больше,
чем своих эксплуататоров. Во времена рабства бе¬
лые бедняки ненавидели и боялись черных рабов:
из-за них, этих рабов, свободные белые бедняки ли¬
шались земли и средств к существованию, вынуж¬
дены были уходить в горы, на бесплодные пустоши
или селиться в трущобах больших городов. Белые
бедняки, как правило, не пользовались избиратель¬
ными правами и вынуждены были заискивать перед
рабовладельцами, чтобы заработать себе на жизнь;
они становились надсмотрщиками, носившими ору¬
жие и державшими рабов в повиновении. Но они не
были довольны своим положением.
В отмене рабства эта белая беднота увидела не
возможность для негров возвыситься до положения
свободных белых рабочих, а шанс улучшить за счет
негров свое собственное положение. Освобожденных
рабов эенплуатировали не только прежние рабовла¬
дельцы, но в еще большей степени белые бедняки,
стремившиеся «выбиться в люди», и в то время как
белые рабочие получили право голоса, негров лиши¬
ли избирательных прав. Расовое законодательство
поставило негров юридически в положение людей,
стоящих ниже белых рабочих; право негров на труд,
их заработная плата, места, где они могли жить, их
личная свобода — все это имело определенные огра¬
ничения. В глазах негра белый рабочий стал глав¬
ным врагом: это он шел впереди толпы линчевате¬
лей, он оскорблял его на улице, он вырывал кусок
хлеба из его рта.
На Севере Основная масса рабочих была против
рабства и хотела освобождения рабов. Но это были
в большинстве иммигранты, и из них многие, на¬
пример ирландцы, по приезде сталкивались с копку-
286

ренцией негритянских рабочих и вынуждены были
вести отчаянную борьбу за получение работы. Им¬
мигранты, приехавшие позднее, были уже предубеж¬
дены против негров и считали их своими конкурен¬
тами, а не братьями по классу. Работодатели нароч¬
но раскалывали рабочих на соперничающие группы.
Поэтому Национальный рабочий союз *, объединив¬
ший цвет американского рабочего класса, хотя и вы¬
ступил в 1869 году против расовой дискриминации,
но не смог добиться принятия негров в профессио¬
нальные союзы. Негры, потерпев эту неудачу, попы¬
тались создать собственные союзы, но им в первую
очередь приходилось бороться за свои политические
права. В этом они рассчитывали па помощь респуб¬
ликанской партии, но в 1876 году эта партия вновь
низвела их до положения рабов 1 2. На Севере профес¬
сиональные союзы, представлявшие собой узкоцехо¬
вые организации, настолько отгородились от негри¬
тянских рабочих, что в 1902 году последних прини¬
мали только в союзы, объединявшие рабочих старых
профессий — шахтеров, портовых грузчиков, сигар-
щиков, между тем как союзы рабочих новых, более
высоко оплачиваемых профессий — кузнецов, стале¬
варов, механиков, металлистов, котельщиков, элект¬
риков, стеклодувов, нефтяников, текстильщиков и
многих других — негров почти не принимали или не
принимали вовсе. Поэтому, когда я взялся за изуче¬
1	Национальный рабочий союз (НРС) — первая общена¬
циональная организация американского промышленного про¬
летариата, созданная в Балтиморе в 1866 г. НРС. стоял на
позициях классовой борьбы, поддерживал контакт с I Ин¬
тернационалом. В пачале семидесятых годов распался, бу¬
дучи подорван изнутри проникшими в него мелкобуржуаз¬
ными элементами.
2	Автор имеет в виду так называемую сделку Тилде¬
на — Хэйса. Кандидат партии демократов Тилден и канди¬
дат республиканцев Хэйс получили на президентских выбо¬
рах 1876 г. приблизительно равное число голосов. По усло¬
виям состоявшейся закулисной сделки демократы уступили
президентский пост Хэйсу, а тот взамен согласился на вос¬
становление в южных штатах политической власти бывших
рабовладельцев-плантаторов.
287

ние жизни рабочих-негров, мне не пришлось для
этого соприкасаться с классом белых рабочих. Прав¬
да, я пригласил на одну из наших конференций
секретаря Федерации труда штата Джорджия, и он
выступил, но слушателям было известно, что его
федерация проводит дискриминацию негров. Мы
изучали положение негров, работающих на фабри¬
ках Юга, переписывались со всеми профессиональ¬
ными союзами страны, но это нам мало что дало:
американский рабочий класс по-прежнему оставал¬
ся расколотым по расовому признаку. Поэтому моя
работа явилась исследованием условий жизни не
всего рабочего класса, а лишь небольшой его части,
причем оказалось важнее изучить отношения между
различными группировками в нем самом, чем иссле¬
довать отношения между рабочими и предпринима¬
телями.
Следует сказать несколько слов о жизни в Ат¬
ланте вообще. Я по мере возможности старался ие
выходить за территорию студенческого городка.
Среди белого населения города я появлялся лишь
тогда, когда надо было что-нибудь купить. В голо¬
совании я участия не принимал, поскольку «белые
первичные выборы» — а это и были настоящие вы¬
боры — были для меня закрыты. Я не посещал ни
парков, ни музеев. Я знал, что если публика при¬
глашается куда-то. значит, речь идет только о белых,
негров же если и приглашают, то с соблюдением
сегрегации, то есть в специальное для них время
или на специально отведенные им места. Однажды
я попрекнул цветную преподавательницу литерату¬
ры за то, что она пошла в театр и сидела в «райке»
для негров. Она мне ответила:
— Где же еще я могу посмотреть Шекспира?
Не могу же я ехать в Ныо-Йорк!
Наиболее неприятна расовая дискриминация на
железных дорогах. Видели вы когда-нибудь зал ожи¬
дания для негров? Как правило, никакого отопления
зимой и никакой вентиляции летом; толкутся какие-
то бродяги, входят и выходят белые рабочие, обслу¬
живающие поезда; скамейки грязные, поломанные;
288

купить билет — сущая мука: в очереди надо стоять
до тех пор, пока в соседнем окошке не обслужат
всех белых. Потом усталый кассир начинает кричать
каждому: «Чего тебе? Чего! Куда?» Говорит он наг¬
ло, спорит, спешит, запугивает тех, кто попроще;
многих обсчитывает; многие в спешке платят боль¬
ше, чем надо. Очутившись наконец на перроне, все
полны негодования и ненависти.
«Вагон Джим Кроу» — следующий после багаж¬
ного, за паровозом. Когда поезд останавливается, вы
не защищены крышей перрона от дождя, солнца и
пыли. Ступенька, чтобы удобней подняться в вагон,
обычно отсутствует; «вагон Джим Кроу» — как пра¬
вило, «для курящих», с двумя отделениями — для
белых и для негров. Белые развязно проходят ми¬
мо, шумят, бесцеремонно вас разглядывают. Отделе¬
ние для негров занимает половину, четверть, а то и
восьмую часть самого старого вагона, какой только
есть на дороге. Если это пе экспресс, то на старой
плюшевой обивке — корка грязи, пол в клейкой жи¬
же, окна грязные.
Два места в конце вагона заняты нахальным бе¬
лым газетчиком; он навязывает вам дешевые конфе¬
ты, кока-колу, дрянные, пошлые книжонки. Он орет,
ломается, а мимо снуют белые: они что-то покупают
у газетчика, слушают его болтовню, потом возвра¬
щаются в отделение для курящих. Тут же отдыхает
и занимается туалетом белая бригада багажного ва¬
гона. Кондуктор оставляет себе два места и распо¬
лагается на них со своими бумагами; не успеет
поезд тронуться, он грубо кричит на вас, требуя
предъявить билеты. Лучше ни о чем его не спраши¬
вать, хотя бы и самым вежливым тоном. Отвечает
оп главным образом белым. Завтрак или воду для
питья достать трудно. В столовых не обслуживают
«черномазых», а если и обслуживают, то у какого-
нибудь грязного, неряшливого вида окошка, проде¬
ланного в стене. В туалетах обычно не прибрано.
Если вам нужно делать пересадку на узловой стан¬
ции, будьте осторожны: там, как правило, на ночь
остановиться негде и полно белых задир, которые
19 У- Дюбуа
289

терпеть не могут «расфранченных черномазых».
Подчас вы оказываетесь в компании шерифа и од¬
ного-двух кротких или угрюмых арестантов-негров,
а среди ночи к вам могут ввалиться грязные про¬
водники «цветного» отделения и загнать вас в са¬
мый угол.
— Нет,— говорит маленькая негритянка, сидя¬
щая в углу,— мы редко путешествуем.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
„Ниагарское движение**
В 1906 году я все еще был преподавателем Ат¬
лантского университета и видел свое призвание в
том, чтобы стать ученым, а не политическим дея¬
телем. Восхищаясь личностью Букера Т. Вашингто¬
на и его институтом в Таскиги, я еще в 1894 году
подал заявление с просьбой принять меня на рабо¬
ту в Таскиги или в Хэмптон. Если бы я получил
телеграмму Б. Вашингтона раньше, чем приглаше¬
ние ректора Уилберфорсского университета, я, не¬
сомненно, поехал бы в Таскиги. Конечно, в матема¬
тике я разбирался нс хуже, чем в латинском и гре¬
ческом языках.
Поскольку расхождения во взглядах между мною
и Б. Вашингтоном стали в какой-то мере достоянием
истории, следует рассказать здесь несколько подроб¬
нее, чем говорилось до этого, о существе спора и
причинах, вызвавших его. Прежде всего у нас име¬
лись теоретические разногласия. Я был убежден в
необходимости высшего образования для «талантли¬
вых десяти процентов» американских негров, чтобы,
приобщившись сами к современной культуре, они
могли потом поднять весь негритянский народ на
более высокую ступень цивилизации ’. Я знал, что
1 Теорией «талантливых десяти процентов», иначе гово¬
ря, теорией, утверждающей, что руководящая роль в борь¬
бе негритянского народа за свои права должна принадле¬
жать негритянской интеллигенции, Дюбуа руководствовал¬
ся на протяжении многих лет. Только в 1952 г., писал
Уильям 3. Фостер, «на основе горького опыта, приобретеп-
19;
291

в противном случае неграм придется принять руко¬
водство белых, а между тем нельзя было положить¬
ся, что оно сможет пробудить самосознание негров
и максимально использовать все возможности для
их культурного развития. Б. Вашингтон, напротив,
считал, что негры, сделавшись квалифицированны¬
ми рабочими, смогут стать зажиточными, сколотить
себе капиталы и таким образом занять достойное
место в жизни Америки; тогда они смогут давать
своим детям любое образование, какое пожелают, и
развивать их задатки. Исходя из этого, он считал,
что сейчас в первую очередь необходимо обучать
негров квалифицированным профессиям, привлекать
их на работу в промышленность и поощрять к физи¬
ческому труду вообще.
Эти две теории о путях прогресса негритянско¬
го народа не противоречили коренным образом одна
другой. Ни я, ни Букер Вашингтон не понимали
природы капиталистической эксплуатации рабочих
и необходимости для них бороться против самого
принципа эксплуатации, чтобы добиться своего рас¬
крепощения. Я признавал, что неграм нужно овла¬
деть квалифицированными профессиями, нужно ра¬
ботать в промышленности или заниматься другим
физическим трудом. Б. Вашингтон в свою очередь
не выступал решительно против высшего образова¬
ния для негров и даже сам отдал своих детей в кол¬
ледж. Но он все же преуменьшал значение высшего
образования для негров и был против того, чтобы
кто-то занимался благотворительностью в этой обла¬
сти. Он считал, что раз предприниматели «дают»
людям работу, они тем самым открывают для них
возможность накопления капитала. Я много раз и
открыто критиковал плохую, на мой взгляд, работу
ного за много десятилетий сотрудничества с оппортунисти¬
ческими буржуазными элементами, и на основе растущего
убеждения, что надежной руководящей силой негритянско¬
го народа является негритянский пролетариат, Дюбуа от¬
казался от своей теории «талантливых десяти процентов».
(См. У. Фостер, Негритянский народ в истории Америки,
М., Издательство иностранной литературы, 1956, стр. 546.)
292

и слишком небольшие успехи негритянских ремес¬
ленных . школ, но не выступал против основного
зла — против того, что рабочему платили меньше,
чем стоил его труд. В своей политической деятель¬
ности Б. Вашингтон придерживался принципа, что
и он сам и другие негритянские лидеры должны
приспосабливать свои взгляды, убеждения и стрем¬
ления к господствующему в данный момент общест¬
венному мнению; что с этим мнением следует счи¬
таться и потакать ему, пока оно не изменится в луч¬
шую сторону. Моя же точка зрения заключалась в
том, что руководители сами должны направлять об¬
щественное мнение и влиять на него. И если для
меня руководить — значило писать и проповедовать
свои взгляды, то для Б. Вашингтона руководящая
деятельность сводилась только к организационным
и денежным вопросам. Он создал то, что я назвал
бы «машиной Таскиги».
В период с 1899 по 1905 год карьера Букера
Т. Вашингтона достигла кульминационной точки.
В 1899 году Вашингтон, Поль Лоренс Данбар и я
выступали с общей трибуны в театре на Холлис-
стрит в Бостоне перед избранной аудиторией. Б. Ва¬
шингтон был не в лучшей форме, и его друзья
тотчас же собрали ему средства для поездки па трех¬
месячный отдых в Европу. Там его приняли с боль¬
шим почетом: он был приглашен на чай к престаре¬
лой королеве Виктории (это было за два года до ее
смерти); его принимали у себя два герцога и дру¬
гие представители английской аристократии. Он по¬
знакомился с Джеймсом Брансом и Генри М. Стэн¬
ли присутствовал на мирной конференции в Гааге,
где его приветствовали многие видные американцы,
1 Джеймс Брайс <7338—7922J — английский историк,
дипломат и юрист, автор известного труда «Американская
республика»; в 1907—1913 гг. был английским послом в
США; Генри Мортон Станли <7847—7P04J — исследователь
Африки, чьи путешествия служили целям колонизации это¬
го континента европейскими державами; в 1879—1884 гг.
играл активную роль в организации бельгийской колонии —
так называемого Свободного государства Конго.
293

в том число бывший президент Гаррисон, архиепи¬
скоп Айрленд и два члена Верховного суда США.
Незадолго до этого Вашингтон получил от Гарвард¬
ского университета почетное звание члена-коррес¬
пондента, а в 1901 году — степень доктора юридиче¬
ских наук в Дартмутском университете. В том же
году, к возмущению белого Юга, он обедал с прези¬
дентом Рузвельтом.
По возвращении в Америку при президентах
Теодоре Рузвельте и Уильяме Тафте, то есть с 1901
по 1912 год, Б. Вашингтон стал, можно сказать,
политическим советником правительства по вопро¬
сам назначения негров на федеральные посты и
проведения других мероприятий, которые касались
негров, а во многих отношениях и белого Юга.
В 1903 году Эндрю Карнеги обеспечил будущее ин¬
ститута в Таскиги, пожертвовав 600 тысяч долларов
па его нужды. Букер Т. Вашингтон стал официально
признанным лидером девяти миллионов американ¬
ских негров; линия его руководства встречала пол¬
ную поддержку белых, и с ней мирилось большин¬
ство самих негров.
Но эта линия Вашингтона имела свои противо¬
речия и парадоксы. Казалось, например, странным,
что Вашингтон, с одной стороны, не одобрял поли¬
тическую деятельность негров, а с другой — дикто¬
вал из Таскиги неграм, какие политические цели
они должны ставить перед собой. В то время как
для защиты гражданских прав негров нужны были
организованные и активные действия, он срывал эти
действия, рекомендуя покорпость судьбе или по
крайней мере отказ от прямой агитации. В период
с 1890 по 1909 год, когда во всех южных штатах
были приняты законы, лишавшие негров избира¬
тельных прав, а вдобавок к ним постановления, вво¬
дившие систему «Джим Кроу» на транспорте и
вообще узаконивавшие дискриминацию цветного на¬
селения, Букер Вашингтон, хотя и не обходил пол¬
ным молчанием эти факты в своих публичных вы¬
ступлениях, но постоянно находил для них те или
иные оправдания, подчеркивая «недостатки» негров.
294

Он давал повод истолковывать свои слова в том
смысле, что в создавшемся положении повинны в
основном сами негры.
Все это, естественно, вызывало растущее недо¬
вольство негров, особенно образованной негритян¬
ской молодежи, которая стала появляться там и
здесь, в первую очередь из высших учебных заве¬
дений Севера. Эта оппозиция возвысила свой голос
в 1901 году, когда двое молодых людей — Монро
Троттер, окончивший в 1895 году Гарвардский уни¬
верситет, и Джордж Форбс, окончивший тогда же
Амхерстский университет,— начали издавать в Бос¬
тоне еженедельник «Гардисп». Содержание ежене¬
дельника было острым, сатирическим; он умело
редактировался, поднимал серьезные темы, давал
много фактов. «Гардиен» привлек к себе широкое
внимание цветного населения и пользовался боль¬
шим спросом по всей стране; его цитировали н об¬
суждали. Я не во всем соглашался с направлением
журнала, и, пожалуй, только немногие негры были
полностью с ним согласны, но почти все они читали
его и находились под его влиянием.
Появление такой организованной оппозиции на¬
ряду с другими обстоятельствами привело к усиле¬
нию в Таскиги того, что я назвал «машиной Таски¬
ги». Она возникла вполне естественно. С Букером
Т. Вашингтоном консультировались не только пре¬
зиденты' Соединенных Штатов, но также губерна¬
торы и члены конгресса; с ним советовались меце¬
наты; ученые вели с ним переписку. Институт в Та¬
скиги превратился в обширное информационное
бюро и консультативный центр. Но деятели Таскиги
не относились к этому пассивно. Под руководством
молодого секретаря Эмметта Скотта, образованного,
обходительного и весьма дальновидного человека,
они предпринимали активные усилия с целью сде¬
лать Таскиги негритянским руководящим центром.
Спустя некоторое время почти ни одно негритянское
учебное заведение не могло получить субсидию без
рекомендации или одобрения Б. Вашингтона. Без
его согласия мало кто из негров назначался на тот
295

или иной политический пост в Соединенных Штатах.
Даже карьера отдельных способных молодых людей
из числа негров очень часто зависела от его совета,
и любой его отрицательный отзыв был, конечно, для
них роковым. Трудно сказать, насколько сам Б. Ва¬
шингтон был осведомлен об этой работе «машины
Таскиги» и насколько он лично был ответственным
за нее, но он, несомненно, знал об общем направ¬
лении и масштабах ее деятельности.
Не следует думать, далее, что эта «машина Та¬
скиги» была изобретением и центром деятельности
только самих негров в Таскиги. Ее всячески поощ¬
ряли и оказывали ей финансовую помощь опреде¬
ленные белые группы и лица на Севере. Эти северя¬
не имели вполне определенные цели. Это были ка¬
питалисты, предприниматели, использовавшие наем¬
ный труд, притом в большинстве случаев сыновья,
родственники или друзья аболиционистов, посылав¬
ших после Гражданской войны учителей на новый
негритянский Юг. Как представители нового, моло¬
дого поколения северян, они считали, что негритян¬
ская проблема не может оставаться только вопросом
благотворительности — она должна стать частью
бизнеса. Этих негров не следует слишком поощрять
как избирателей при новой демократии, но их нельзя
и оставлять на милость реакционеров Юга. Негры
были хорошими рабочими, и труд их сулил Северу
огромные прибыли. Они могли стать высокопроизво¬
дительной, рабочей силой и при соответствующем ру¬
ководстве могли ограничивать «необузданные требо¬
вания» белых рабочих, выдвигаемые профессиональ¬
ными союзами Севера под влиянием европейского
социализма и проникавшие теперь и на Юг.
Следовало остерегаться лишь одной опасности,
иначе говоря, нельзя было позволить «глупому фан¬
тазерству недоучек-негров» из миссионерских «кол¬
леджей» сбивать с толку рабочие массы и все время
возбуждать их воображение всякими «несбыточными
мечтами». Для северян, рассуждавших таким обра¬
зом, философия Букера Т. Вашингтона явилась сча¬
стливой находкой, и они намеревались с ее помощью,
296

всячески поднимая престиж и влияние ее автора,
держать в узде негритянское население. Вожжи сле¬
довало натянуть покрепче. Негритянской интелли¬
генции надо было заткнуть рот и принудить ее к
повиновению. Этот процесс требовал довольно жест¬
ких мер и сулил кое-кому разочарование, но это бы¬
ло неизбежно. Таковы были реальные силы, скры¬
вавшиеся за «машиной Таскиги». Они обладали
деньгами и другими средствами и нашли в Таскиги
орудие, способное выполнять их волю.
Деятельность «машины Таскиги» приводила не
раз к довольно плачевным результатам: много было
несбывшихся надежд, упущенных возможностей.
Вспоминается один случай, всегда казавшийся мне
очень характерным. Я знал цветного юношу, по име¬
ни Уилл Бенсон, одного из самых обаятельных лю¬
дей, каких мне когда-либо приходилось встречать.
У него была гладкая коричневая кожа, бархатные
глаза, сиявшие умом, и черная, как вороново кры¬
ло, шевелюра. Он был образован и богат. Этот юно¬
ша предложил пожертвовать состояние и ферму сво¬
его отца в Алабаме на строительство негритянского
города и самостоятельного экономического центра на
Юге. Он предоставил часть необходимого капитала,
но скоро ему потребовались дополнительные сред¬
ства, и он поехал на Север, чтобы постараться до¬
быть их. Уилл Бенсон боролся за осуществление
своего плана больше десяти лет; некоторые меце¬
наты и капиталисты сочувствовали ему и его пла¬
нам, но когда, по установившейся традиции, они об¬
ращались по поводу этой идеи в Таскиги, им никто
не отвечал. Б. Вашингтон не вымолвил ни слова в
поддержку проекта Бенсона. Он просто молчал. Уилл
Бенсон еще некоторое время боролся с переменным
успехом, но, где бы ни появлялся, всюду слышал
за собой шепот подозрения и недоверия, и именно
потому, что его проект никогда не был одобрен в
Таскиги. В разгар осуществления своих планов, ко¬
торые нам, свидетелям их зарождения, казались
определенным шагом вперед, Бенсон умер от пере¬
утомления и забот, надорвавших его сердце.
297

Из фактов, подобных этому, можно попять, по¬
чему многие молодые негры с таким ожесточением
боролись против Б. Вашингтона и Таскиги. Разго¬
равшийся все сильнее спор уже не касался только
личных убеждений Букера Вашингтона — он пре¬
вратился в борьбу за право других негров иметь
свои взгляды и высказывать их. Ведь дело доходило
до того, что любого негра, который выражал недо¬
вольство или предлагал свою тактику борьбы, за¬
ставляли умолкнуть только иа том основании, что
Б. Вашингтон не согласон-де с таким мнением. Есте¬
ственно, молодая, самоуверенная черная интелли¬
генция того времени с возмущением заявляла: «Ка¬
кое нам дело до того, что думает Букер Вашинг¬
тон?! Мы думаем иначе и имеем право так думать!»
Все это — а не только несогласие с планами
Б. Вашингтона — вызвало в конце концов сильней¬
шее возмущение среди негритянской молодежи. Де¬
ло было не только в недовольстве его программой
образования. Это была оппозиция против системы
Таскиги, порожденной тенденциями экономического
развития Соединенных Штатов того времени. Борь¬
ба приобрела невиданную остроту; она проникла в
общественные отношения; она разлучала друзей и
делала их ожесточенными врагами. Вспоминаю, как
уже много лет спустя, когда я переехал в Нью-Йорк
и был однажды приглашен на собрание негров в
Бруклине, один из самых влиятельных негров отка¬
зался присутствовать на собрании из-за моего отно¬
шения к Б. Вашипгтопу.
Когда еженедельник «Гардиен» стал приобретать
все большее влияние, были предприняты решитель¬
ные шаги, чтобы создать негритянскую прессу для
Таскиги. Слово «Таскиги» уже мелькало на страни¬
цах общенациональных журналов и крупных газет.
В 1901 году «Аутлук» — влиятельный еженедельник
того времени — решил опубликовать автобиографии
каких-нибудь двух выдающихся американцев. Авто¬
биография Букера Т. Вашингтона — под заголовком
«Из цепей рабства» — имела такой успех, что вскоре
была выпущена отдельным изданием и разошлась по
298

всему свету. С тех пор редактор любого журнала
старался получить статьи за подписью Б. Вашинг¬
тона, а издательства предлагали печатать его книги.
На службу в Таскиги поступило немало талантли¬
вых «писателей-невидимок», черных и белых, и из
этого учреждения потоком полились книги и статьи.
Ежегодно из Таскиги поступало в печать послание
«К моему народу». Таскиги стал негритянской сто¬
лицей. Многие негритянские газеты попали под
влияние Б. Вашингтона, и в конце концов старей¬
шая и самая крупная из них была куплена белыми
друзьями Таскиги. Но и остальные газеты предпочи¬
тали не выступать против Б. Вашингтона, если да¬
же не были с ним во всем согласны.
Я был очень обеспокоен всем происходящим, но
не потому, что совершенно не соглашался с идеями
Букера Вашингтона, а потому, что был сторонником
более открытой агитации против всех зол и неспра¬
ведливостей, причиняемых неграм. Меня особенно
возмущал организованный в Таскиги подкуп негри¬
тянской прессы и подавление всякой, даже самой
умеренной и разумной, критики взглядов Б. Вашинг¬
тона как в негритянской, так и в белой печати.
Кроме того, в эти годы я испытал не одну по¬
пытку оказать па меня давление, что усиливало мою
тревогу и неприятное ощущение. Я старался под¬
держивать связь с Хэмптоном и Таскиги, так как
считал их институтами большого значения. Я посе¬
щал конференции в Хэмптоне, созывавшиеся много
лет подряд. На одной из них ко мне обратились чле¬
ны вновь созданного комитета: редактор журнала
«Лтлантик мансли» Уолтер Хайнс Пейдж, руководи¬
тель епископальной церкви Род-Айленда Уильям
Мак-Виккар и глава института в Хэмптоне д-р Фрис-
сел, брат крупного нью-йоркского банкира. Они
спросили, пе возьмусь ли я редактировать журнал,
который предполагалось издавать в Хэмптоне. Я ска¬
зал им, что я об этом думаю, а спустя некоторое
время написал им обо всем более подробно, но в
ответ получил по почте лишь запрос, как я пред¬
ставляю себе функции редактора журнала. На это
299

я им твердо ответил, что если меня назначат редак¬
тором, то я хотел бы взять на себя лично решение
всех редакционных вопросов и руководство журна¬
лом. Это звучало недипломатично и чересчур непри¬
миримо, но зато делало вполне ясной суть наших
разногласий: будет ли проектируемый журнал цели¬
ком подчинен установкам Таскиги или он должен
располагать свободой мнений и дискуссий?
Если бы я имел больше опыта, то, пожалуй, со¬
гласился бы обсудить этот вопрос и попытаться до¬
стигнуть какого-то разумного компромиссного реше¬
ния, хотя и сомневаюсь, что это мне удалось бы.
Думаю, что любой такой журнал был бы в то время
сильно ограничен в свободе высказываний. Как бы
то ни было, вопрос об издании журнала больше не
поднимался.
Начиная с 1902 года на меня оказывали давле¬
ние, побуждая отказаться от работы в Атлантском
университете и перейти в Таскиги. В данном случае
я опять-таки не был настроен в принципе против
Таскиги — я хотел только продолжать начатые мною
исследования, и если моя работа вообще заслужива¬
ла поддержки, она могла найти ее и в Атлантском,'
университете. Мне же не давали никаких гарантий,
что я смогу продолжать свои исследования в Таски¬
ги и не опущусь там до уровня «писателя-невидим¬
ки». Помню, в конце 1902 года я получил письмо от
Уоллеса Баттрика с приглашением участвовать в
узком совещании в Нью-Йорке, на котором будут
Феликс Адлер, Уильям X. Болдуин младший,
Джордж Фостер Пибоди и Роберт Огден. Предметом
обсуждения намечалось как будто бы положение
негров в Нью-Йорке. Я поехал на это совещание, но
оно мне не понравилось. Большинство из объявлен¬
ных самых видных его участников не явилось, а са¬
мо совещание оказалось почти безрезультатным.
После его закрытия меня уговорили поехать в ши¬
карный особняк Уильяма X. Болдуина на Лонг-Ай¬
ленде, где, мне кажется, я и выяснил истинную при¬
чину, по которой был приглашен на совещание.
У. X. Болдуип был в то время председателем прав¬
300

ления Лонг-Айлендской железной дороги и стремил¬
ся занять такой же пост на Пенсильванской дороге.
Этот преуспевавший американский промышленник
был в то же время самым активным членом совета
попечителей Таскиги. И Болдуин и его жена убе¬
ждали меня, что мое место — в Таскиги, что Таски¬
ги еще далеко не образцовая школа и требует по¬
лезных нововведений, которые я, при моем образова¬
нии, могу там внедрить.
За этим последовали две встречи с самим Буке¬
ром Вашингтоном. Я был рад представившейся мне
возможности, и мы встретились с ним в Нью-Йорке
дважды. Результаты этих встреч вызвали у меня
разочарование. Букер Т. Вашингтон оказался далеко
не приветливым человеком. Он вел себя странно,
предпочитая молчать. Вообще он никогда не выска¬
зывался ясно и откровенно до тех пор, пока не убе¬
ждался, с кем имеет дело и каковы истинные жела¬
ния и цели его собеседника. Меня ясе он не знал и,
как кажется, относился ко мне с недоверием. В про¬
тивоположность ему, я был человек экспансивный,
говорил быстро и многословно — мне нечего было
скрывать. В конце первого свидания я убедился, что
фактически говорил я один; никакого определенного
заявления или разъяснения по поводу предлагаемой
мне работы в Таскиги я не услышал. По существу
Б. Вашингтон сказал мне так мало, как только было
можно,— то есть почти ничего.
Следующее свидание прошло еще хуже, так как
теперь и я говорил мало. Наконец мы прибегли к
переписке. Но и этот способ переговоров не дал мне
ясного представления о том, каковы будут мои обя¬
занности в Таскиги, если я туда поступлю. Мне дали
понять, что я буду обеспечен квартирой и хорошим
жалованьем. По существу мне предложили самому
назвать себе цену. Позже в том же году я отпра¬
вился в Бар-Харбор, где выступил с рядом лекций
от Атлантского университета. Находясь там, я встре¬
тился с Джекобом Шиффом, Шиффелинами и Мер-
риэмом из редакции словаря Уэбстера. Я пообедал
с Шиффелипом, его женой и тещей, чей отец был
301

некогда председателем Верховного суда Соединенных
Штатов. Меня снова уговаривали перейти на работу
в Таскиги.
В начале следующего года меля пригласили при¬
нять участие вместе с Б. Вашингтоном и кое-кем из
его видных белых и цветных друзей в конференции
в Нью-Йорке, где намечалось обсудить общую про¬
грамму действий для американских негров. По-види¬
мому, таким путем надеялись смягчить усилившие¬
ся разногласия среди негров и их оппозицию против
Б. Вашингтона. Я с удовольствием принял это пред¬
ложение. Мне казалось, что именно такое совеща¬
ние и было необходимо для прояснения горизонта.
Возник, однако, вопрос о том, кого надо пригла¬
сить иа конференцию: смогут ли присутствовать на
ней противники Б. Вашингтона и в какой пропорции
или же конференция должна состоять в основном из
его сторонников? Все это надолго задержало созыв
конференции, и, пользуясь -этим, я счел необходи¬
мым более четко, чем прежде, определить свою соб¬
ственную позицию. Мне внушали все большую тре¬
вогу взгляды, которые высказывал Б. Вашингтон:
его недооценка избирательного права для негров, его
явное предубеждение против негритянских коллед¬
жей и вообще его принципиальная точка зрения, со¬
гласно которой вся ответственность за тяжелое по¬
ложение негров падала на них самих, а не на белых.
Но больше всего меня возмущала деятельность «ма¬
шины Таскиги».
Незадолго до этого чикагское издательство «Мак-
клэрг энд компани» поинтересовалось, нет ли у меня
материала для какой-нибудь книги. Я думал напи¬
сать книгу на социальную тему: можно было под¬
вести итоги работы Атлантских конференций или
дать новое научное исследование. Однако издатель¬
ство уточнило свой запрос: нет ли у меня каких-
либо очерков, которые можно было бы объединить
и сразу же издать? Были упомянуты мои статьи в
журнале «Атлантик мансли» и других периодических
изданиях. Я колебался, ибо знал, что книги очерков
почти никогда не пользуются успехом. Тем не менее
302

я собрал ряд своих беглых набросков и добавил к
ним главу «Букер Т. Вашингтон и другие», в кото¬
рой попытался дать правдивую характеристику
Б. Вашингтона. Я обошел самый острый вопрос —
сильнейшее негодование, какое вызывала у негри¬
тянской молодежи «машина Таскиги» и ее все рас¬
ширявшаяся деятельность, и, наоборот, сосредоточил
все свое внимание и доводы на общей философии
Вашингтона. Когда сейчас, много лет спустя, я пе¬
речитываю эти свои высказывания, я испытываю
полное удовлетворение,— я и теперь не изменил бы
в них ни одного слова. Вот что я писал:
«Перед неграми Америки стоит очень серьезная
и сложная задача — организовать движение против
некоторых сторон деятельности их знаменитого ли¬
дера. Когда Вашингтон проповедует труд, терпение
и ремесленное обучение масс, мы должны поддер¬
жать его и бороться вместе с ним, радуясь его славе
и гордясь силой этого Исайи, призванного богом и
людьми повести за собой паству, лишенную пасты¬
ря. Но когда Вашингтон пытается Оправдать неспра¬
ведливости, чинимые против нас на Севере и на
Юге, когда он недооценивает наше право и наш
долг — участие в выборах, когда преуменьшает па¬
губное значение расовой дискриминации и высту¬
пает против стремления к науке и высшему образо¬
ванию наших самых способных сынов — когда оп,
Юг или вся нация действуют таким образом, мы
должны твердо и решительно выступить против
этого. Всеми цивилизованными и мирными метода¬
ми мы должны бороться за права, которыми "повсю¬
ду пользуются люди, неизменно сохраняющие
приверженность принципам наших отцов: «Все
люди сотворены равными, все они одарены своим
создателем некоторыми неотъемлемыми правами, к
числу которых относится право па жизнь, свободу
и стремление к счастью» '.
1 Из. Декларации независимости 4 июля 1776 г.
303

Некоторые мои белые друзья на Севере стали
оказывать на меня давление. Они, мне думается, це¬
нили мою работу и в целом желали мне и моему
народу добра, по у них были свои опасения. Считая
меня самым образованным негром, они боялись, что
моя реакция на новое соглашение между Севером и
Югом и в особенности мое отношение к Б. Вашинг¬
тону неизбежно повлияют на негров. Сказать по
правде, в то время я не слишком сильно критиковал
Букера Вашингтона. Я расценивал его речь в Ат¬
ланте как умную попытку достигнуть соглашения с
белым Югом; я надеялся, что последний сочувствен¬
но откликнется и в стране таким образом создастся
взаимопонимание между обеими расами. Однако
когда Юг ответил на выступление Вашингтона ра¬
систскими законами, я забеспокоился. И все же я
продолжал считать свою программу научных иссле¬
дований необходимой предпосылкой для достижения
в конечном итоге взаимопонимания, основанного на
истине, и пытался убедить в этом других. В течение
нескольких лет я посещал проводившиеся в Хэмпто¬
не конференции, но с каждым разом все более кри¬
тически относился к высказывавшимся там взглядам.
Ни в одном из выступлений, которые мне приходи¬
лось слышать, ни в одной из принятых в Хэмптоне
резолюций ни разу не упоминалась и не одобрялась
работа Атлантского университета или какого-либо
другого колледжа для негров. Я перестал регулярно
посещать конференции, но когда позже меня снова
пригласили бывать на них, я выступил в защиту
высшего образования для негров и с резкой крити¬
кой «хэмптонских идей». После этого в течение два¬
дцати пяти лет меня не приглашали больше на
Хэмптонские конференции.
Моя книга 1 раз навсегда покончила с вопросом
о моем поступлении на работу в Таскиги, а заодно
воздвигла весьма высокий и прочный барьер на пу¬
ти моей будущей карьеры. Тем временем вопрос о
1 Имеется в виду книга Дюбуа «Душа черного народа»,
опубликованная им в 1903 г.
304

созыве конференции в Нью-Йорке заглох, и о нем
не вспоминали до октября 1903 года, когда было
разослано извещение, что конференция состоится в
январе 1904 года. Конференция открылась в Карне¬
ги-холле в Нью-Йорке. На ней присутствовало около
пятидесяти человек, в большинстве негров, в том
числе много людей очень известных. Было немало
прямых и откровенных высказываний, но истинную
цель конференции, как мне показалось, раскрывали
приглашенные белые гости, и это чувствовалось да¬
же в тоне их выступлений. Поговорить с нами при¬
шло несколько очень видных лиц, в том число Эндрю
Карнеги и Лимэн Эббот '. Они ораторствовали в ли¬
рическом тоне, восторженно восхваляя Букера Ва¬
шингтона, его деятельность и поддерживая его идеи.
Если бы даже все, что они говорили, было правдой,
то и тогда такие речи были неуместны на конферен¬
ции, созванной для примирения двух направлений.
Конференция закончилась двумя выступлениями —
Букера Вашингтона и моим — и созданием Комите¬
та двенадцати, куда вошли мы оба.
Но этот Комитет двенадцати оказался неспособен
проводить сколько-нибудь плодотворную работу как
руководящий орган негритяпской расы в Америке.
Финансировал его через Б. Вашингтона, вероятно,
Карнеги. Это давало в руки Вашингтону эффектив¬
ный контроль над комитетом. Организован он был
в мое отсутствие, а принятый им план работы хотя
и имел, как мне казалось, известную ценность, но
мог быстро утратить свое значение, так как плохо
был связан с самыми важными и насущными вопро¬
сами. Поэтому я вскоре вышел из комитета, чтобы
не нести никакой ответственности за его работу и
его заявления, иа которые я почти не мог оказывать
влияния. Мои друзья и некоторые другие лица об¬
виняли меня, что я, дескать, сначала принял про¬
грамму сотрудничества, а потом «вышел из игры».
Однако я до сих пор считаю, что поступил пра¬
вильно.
1 Лимэн Эббот (1835—1922) — церковпый деятель и про-
поведпик, редактор журнала «Аутлук».
20 У- Дюбуа
305

К этому времени и полностью избавился от всех
своих иллюзий. Я не мог больше занимать проме¬
жуточную позицию, пытаясь примирить взгляды
журнала «Гардиен» с идеологией Хэмптона — Та¬
скиги. Я сам начал испытывать на себе неумолимое
действие «машины Таскиги»: многие негритянские
газеты стали открыто проявлять ко мне недоброже¬
лательное отношение, печатать насмешки и инсинуа¬
ции по моему адресу. Охваченный пегодованием, я
опубликовал в «Гардиен» заявление насчет неблаго¬
видной тенденциозности некоторых негритянских
газет и обвинил их в том, что они продались Б. Ва¬
шингтону. Обвинение было трудно подтвердить фак¬
тами: для этого у меня не было ни времени, ни
средств. Но важно было то, что я вступил наконец
в открытую борьбу против «машины Таскиги» и ее
методов. Такие методы стали обычными в наши дни,
и ими пользуются в самых различных случаях. Это
реклама и предоставление других услуг избранным,
посылка специальных корреспондентов, замаскиро¬
ванные и открытые атаки на упорствующих против¬
ников, отказ в предоставлении работы или в про¬
движении по службе. Теперь все это считается за
самую обыкновенную вещь, но в 1904 году это ка¬
залось мне чудовищным, бесчестным и вызывало у
меня возмущение. В то же время всякие открытые
выражения этого возмущения крайне задевали и
раздражали сторонников Б. Вашингтона. Некоторые
были плохо осведомлены об этой стороне деятель¬
ности Таскиги, но другие знали о ней и одобряли
ее. Газета «Нью-Йорк ивнинг пост» предложила мне
представить доказательства моих утверждений и не
признала мой ответ вполне обоснованным, что было,
конечно, правильно.
Затем произошел новый, совершенно неожидан¬
ный поворот событий, который в конце концов в
корне изменил всю мою жизнь. В начале лета 1905
года Б. Вашингтон поехал в Бостон и согласился
выступить в негритянской церкви, что он редко де¬
лал на Севере. Редакторы еженедельника «Гардиен»
Троттер и Форбс решили устроить ему обструкцию
306

и заставить публично ответить на ряд вопросов о
его отношении к избирательному праву и к распро¬
странению образования среди негров. Собрание вел
Уильям X. Льюис, негритянский адвокат, которого
некогда я сам представил Б. Вашингтону. Здесь и
произошел конфликт, который был раздут газетами
до размеров «бунта», что привело к аресту Троттера.
В конце концов ему пришлось отсидеть в тюрьме.
К этому инциденту я никакого прямого касатель¬
ства не имел, так как даже не знал заранее пи о
готовящемся в Бостоне собрании, ни о намерении
«устроить обструкцию» Б. Вашингтону. Но когда
Троттера посадили в тюрьму, чаша моего терпения
переполнилась. Я не во всем соглашался с Тротте¬
ром — как тогда, так и позже. Но он был выдаю¬
щийся, честный и самоотверженный человек, и счи¬
тать за преступление то, что в худшем случае было
ошибочным мнением, значило допускать вопиющее
нарушение законности. В июне 1905 года я обра¬
тился из Атланты к ряду известных мне лиц, при¬
звав их и «всех, кто верит в свободу и прогресс
негров», к «организованным и решительным на¬
ступательным действиям». Я предложил созвать
этим же летом конференцию, «чтобы твердо высту¬
пить против практикуемых методов зажима честной
критики; организовать всех интеллигентных и чест¬
ных негров и поддержать печатные органы, поме¬
щающие правдивую информацию и отражающие
общественное мнение».
В конце концов пятьдесят девять негритянских
представителей из семнадцати различных штатов
решили провести эту конференцию 9 июля 1905 года
неподалеку от Буффало, в штате Нью-Йорк, и
подписали соответствующее обращение. Я поехал в
Буффало и в ожидании прибытия делегатов снял
небольшую гостиницу на канадском берегу Ниага¬
ры, в Форт-Эри. Если бы туда не приехало доста¬
точно людей, чтобы возместить мне плату за гости¬
ницу, я бы, конечно, оказался банкротом и, может
быть, угодил в тюрьму, по приехали двадцать девять
человек от четырнадцати штатов. В результате этой
20*
307

конференции 31 января 190G года в округе Колум¬
бия было создано «Ниагарское движение».
Основной целью и задачей движения была про¬
паганда и активное проведение в жизнь следующих
принципов:
1.	Свобода мнений и критики.
2.	Независимая и неподкупная пресса.
3.	Избирательное право для негров-мужчин.
4.	Ликвидация всех кастовых различий, основан¬
ных на расовой принадлежности и цвете кожи.
5.	Признание принципа братства людей как
практического кредо настоящего времени.
6.	Признание того, что высшее образование и
приобретение любой профессии не может быть мо¬
нополией только одного класса или одной расы.
7.	Вера в честь и достоинство труда.
8.	Объединенные усилия для осуществления этих
идеалов под руководством разумных и мужествен¬
ных лидеров.
«Ниагарское движение» вызвало взрыв яростной
критики. Меня обвиняли в том, будто я действую из
чувства зависти к выдающемуся негритянскому ли¬
деру и стыжусь принадлежности к своей расе. Самый
влиятельный еженедельник страны, нью-йоркский
«Аутлук», выступил против меня с рядом «разнос¬
ных» статей. Но «Ниагарское движение» продолжа¬
лось. В следующем, 1906 году вместо негласной
встречи мы провели съезд в Харпере-Ферри, где
некогда закончил свой поход Джон Браун ’, и если
но по числу присутствующих, то по своему значению
он был одним из самых важных съездов, когда-либо
1 Джон Лрауп (1800—1859) — борец за освобождение
негров в США. В 1855 г. руководил вооруженной борьбой
фермеров против рабовладельцев в Канзасе, а в 1859 г. во
главе отряда своих сторонников захватил арсенал в Хар-
перс-Ферри (штат Виргиния), рассчитывая поднять этим
негров па всеобщее восстание. Отряд Брауна был разбит
прибывшими из Вашингтона войсками. При осаде арсенала
были убиты два сына Брауна, а сам оп тяжело район.
Брауп был предан суду й повешен. Его казнь вызвала глу¬
бокое возмущение в США и за их пределами. Началось
широкое движение негров против рабства.
308

созывавшихся американскими неграми. На рассвете
мы совершили паломничество — босиком — к месту
героической гибели Джона Брауна и па собрании
говорили самым откровенным языком, какой когда-
либо позволяли себе черные в Америке. Написанный
мною манифест съезда отражал во взволнованной,
приподнятой форме мое кредо 1905 года:
«Участники «Ниагарского движения», собравшись
после года напряженного труда и прервав для это¬
го на короткий момент свою работу ради хлеба на¬
сущного, обращаются ко всей нации и снова от име¬
ни десяти миллионов негров просят благосклонно
выслушать их. В минувшем году по всей стране
обильно взошли семена расовой ненависти. Шаг за
шагом сдают свои позиции защитники прав амери¬
канских граждан. Как и раньше, благоденствуют те,
кто крадет у своего ближнего право голоса, и в сто¬
лице до сих пор заседает более пятидесяти предста¬
вителей, избранных с помощью похищенных у нег¬
ров голосов. Дискриминация негров на транспорте
и в общественных местах распространилась так ши¬
роко, что некоторые из наших более малодушных
братьев фактически боятся поднять свой голос про¬
тив этого расового бесправия и решаются лишь ше¬
потом просить об элементарно человеческом к ним
отношении.
«Ниагарское движение» решительно протестует
против всего этого. Мы нс удовлетворимся ничем,
кроме полного равноправия. Мы требуем для себя
всех прав, которые принадлежат американцам, ро¬
дившимся свободными,—прав политических, граж¬
данских и социальных. И пока мы этих прав не по¬
лучим, мы не перестанем протестовать и Америка
будет слышать наш голос. Мы ведем бой нс только
за себя, но и за всех настоящих американцев. Это
борьба за идеалы, борьба за то, чтобы наша общая
родина пе изменила окончательно своим принципам
и не превратилась на деле в страну грабителей и
рабов, в притчу во языцех среди других наций из-за
своих громких притязаний и жалких свершений.
309

Никогда еще народ, считающий себя великим и
цивилизованным, пе падал так низко, поступая
столь недостойным образом со своими согражданами,
рожденными и вскормленными на одной с ним зем¬
ле. Лишенное словесных покровов, предстающее во
всей своей отвратительной наготе, новое кредо аме¬
риканцев гласит: «Бойтесь позволить чернокожим
сделать хотя бы попытку возвыситься, не дайте им
стать равными белым». И это происходит в стране,
жители которой якобы следуют учению Иисуса Хри¬
ста! Богохульство таких людей можно сравнить лишь
с их трусостью.
Если говорить конкретно, наши ясные и твердые
требования таковы.
Первое. Мы требуем права голоса. С избиратель¬
ным правом приходит и все остальное — свобода,
мужество, честь наших жен, целомудрие наших до¬
черей, право на работу и возможность роста и раз¬
вития. Да не внемлет никто словам тех, кто отри¬
цает это!
Мы хотим обладать полнотой избирательных
прав — ныне и присно и во веки веков.
Второе. Мы требуем прекращения дискримина¬
ции негров в общественных местах. Разделение лю¬
дей в железнодорожных и трамвайных вагонах по
признаку их расовой принадлежности и цвета кожи
является антиамериканской, антидемократичной и
нелепой выдумкой. Мы протестуем против всякой
подобной дискриминации.
Третье. Мы требуем для себя права всех сво¬
бодных людей ходить, разговаривать и общаться с
теми, кто хочет поддерживать отношения с нами.
Ни один человек не имеет права лишать другого
человека его друзей, и всякая попытка поступать
так является грубым покушением на свободу людей.
Четвертое. Мы требуем, чтобы законы имели
одинаковую силу для богатых и для бедных, для
предпринимателей и для рабочих, для белых и для
черных. Мы нарушаем законы не чаще, чем люди
белой расы, но нас чаще подвергают аресту, осуж¬
дают и линчуют. Но мы требуем правосудия даже
310

для правонарушителей и преступников. Мы требуем
соблюдения конституции нашей страны. Мы хотим,
чтобы конгресс контролировал проведение выборов
в стране. Мы требуем, чтобы четырнадцатая поправ¬
ка к конституции проводилась в жизнь до последней
буквы и чтобы любой штат, который попытался бы
лишить права голосования своих избирателей, сам
лишался права быть представленным в конгрессе.
Мы хотим, чтобы пятнадцатая поправка к консти¬
туции соблюдалась и чтобы ни один штат не мог
признавать избирательное право только за гражда¬
нами одного цвета кожи.
Тот фант, что республиканская партия в прош¬
лую сессию конгресса не выполнила данного ею в
1904 году обязательства в отношении условий про¬
ведения выборов на Юге, позволяет обвинить ее в
явном и преднамеренном нарушении своего обеща¬
ния и в приобретении голосов избирателей обманным
путем.
Пятое. Мы требуем, чтобы наши дети могли по¬
лучать образование. Школьная система в сельских
районах Юга — позорное явление, и только в очень
немногих городах негритянские школы находятся в
удовлетворительном состоянии. Мы требуем, чтобы
федеральное правительство приняло меры для лик¬
видации неграмотности на Юге. Либо Соединенные
Штаты покончат с невежеством, либо невежество
покончит с Соединенными Штатами.
Но когда мы добиваемся для себя образования,
мы имеем в виду подлинное образование. Мы отдаем
должное труду и сами являемся трудящимися, но
труд еще не есть образование. Образование — это
физическое и умственное развитие человека. Мы
требуем, чтобы наши дети обучались так, как долж¬
ны обучаться все интеллигентные люди, и мы будем
решительно возражать против всяких предложений
обучать черных юношей и девушек только профес¬
сиям слуг, мелких клерков и подсобных рабочих.
Черная молодежь имеет право знать, мыслить и стре¬
миться вперед.
Вот некоторые из главных целей, которые мы
311

ставим перед собой. Как мы их добьемся? Мы до¬
бьемся их, голосуя на выборах, проводя настойчи¬
вую, непрерывную агитацию, неустанно провозгла¬
шая истину. Мы добьемся их своими жертвами и
трудом.
Мы не одобряем насилия — ни позорного насилия
погромщиков, ни освященного традицией насилия
солдат, ни варварского насилия дикой толпы,— ио
мы преклоняемся перед Джоном Брауном с его
врожденным чувством справедливости, ненавистью
ко лжи и готовностью принести в жертву на алтарь
правды свои деньги, репутацию и самую жизнь.
И здесь, на месте мученической кончины Джона
Брауна, мы вновь посвящаем себя, свою честь, свою
собственность делу окончательного раскрепощения
расы, за свободу которой отдал свою жизнь Джон
Браун».
Здесь наконец я подошел в своих мыслях к ос¬
новному вопросу — об эксплуатации рабочего неза¬
висимо от его расы и цвета кожи. Я еще не выражал
эту мысль вполне ясно, не высказывал социалисти¬
ческих взглядов, но они уже ощущались как под¬
текст.
Между тем я не расставался с идеей основать
журнал критического направления для американ¬
ских негров. С помощью двух негров, окончивших
Атлантский университет, я создал в Мемфисе не¬
большую типографию, о которой уже упоминал и в
которой с 1906 года каждую неделю печаталась га¬
зета «Муп». Эта газета была как бы предшествен¬
ницей журнала «Крайсис». Она выходила в тече¬
ние года, но потом мы отказались от своей типогра¬
фии, и в 1907 году в компании с двумя друзьями я
стал издавать в Вашингтоне небольшой ежемесяч¬
ник под названием «Хорайзн». «Хорайзн» издавался
с 1907 по 1910 год, а осенью 1910 года стал выхо¬
дить «Крайсис».
Постепенно я понял, что мне было так трудно
получить поддержку для моей работы в Атлантском
университете по причинам в значительной степени
312

личного характера, что из-за моих расхождений с
Букером Вашингтоном и оказался persona non
grata 1 для влиятельных особ и что, пока я остаюсь
в стенах Атлантского университета, он пе сможет
получить поддержки ни для своей работы вообще,
ни для своих исследований негритянской проблемы
в частности. Никто мне никогда об этом прямо не
говорил, ио я чувствовал это по треволнениям, ка¬
кие испытывал новый молодой ректор Уэйр, сме¬
нивший д-ра Бамстеда. Я начал приходить к выво¬
ду, что мне следует поискать работу в другом
месте.
Примерно в это же время я получил предложе¬
ние из Вашингтона. Объединение белых и негри¬
тянских школ в одну систему взволновало негров,
опасавшихся, что они утратят контроль над своими
школами, а в белые школы их детей принимать ие
будут. Новый, довольно эксцентричный инспектор
школ У. К. Чанселор нуждался в помощнике для
руководства негритянскими школами. Когда я за¬
ехал как-то в Вашингтон, он, к моему великому
удивлению, предложил это место мне. Я попросил
времени на размышление. Моим первым побужде¬
нием было отказаться — хотя предложенное мне жа¬
лованье было вдвое больше того, какое я получал,—
ибо сомневался, окажусь ли я пригодным для такой
работы, но когда продумал вопрос глубже и взвесил
свое положение в Атлантском университете, я стал
склоняться к мысли, что мне следует, пожалуй, при¬
нять это предложение.
Но мне не пришлось решать самому, ибо в Ва¬
шингтоне пришли в движение некие рычаги. «Ма¬
шина Таскиги», поддерживаемая белым капиталом,
была решительпо против меня. Один из видных
служащих Управления школами, негр, доложил
дело самому президенту Теодору Рузвельту, под¬
черкнув всю «опасность» моего назначения. С тех
пор, как показали дальнейшие события, президент
все время считал меня «опасной личностью». Пред-
1 Persona non grata (лат.) — нежелательное лицо.
313

ложенис фактически не было аннулировано, но
меня но торопили с ответом, и я наконец понял,
что мое назначение, вероятно, никогда ие состоится,
даже если я и дам согласие.
И все же уход из Атлантского университета ка¬
зался мне разумным шагом. Молодой ректор Уэйр
получил .почти категорические заверения, что при
определенных условиях он может рассчитывать на
увеличение ассигнований от департамента просве¬
щения и пожертвований из других источников, а
это обеспечит университету .прочное положение и,
пожалуй, даже позволит ему проводить и впредь
научные конференции. Я уверен, что мой уход был
одним из этих («условий».
Так моя работа в Атланте и мои мечты о реше¬
нии негритянской проблемы с помощью научных
исследований потерпели крах. Я начал остро ощу¬
щать, какие трудности создавали для Атлантского
университета мои взгляды и поступки.
Моя карьера ученого должна была смениться
новой — пропагандиста. Меня это не очень прель¬
щало. Я не был прирожденным лидером: не умел
быть с каждым запанибрата и быстро сходиться с
незнакомыми людьми, наконец, не мог легко изба¬
виться от прирожденной замкнутости и от резкой,
критической манеры разговора. Однако, сделав
первый шаг по новому пути, я был вынужден дви¬
гаться дальше. Участники «Ниагарского движения»
собрались — уже с меньшим энтузиазмом — в 1907
году в Бостоне и в 1908 году в Оберлине. В движе¬
нии в это время начался внутренний разлад —
то ли по вине слишком динамичной личности Трот¬
тера, то ли по причине моей неопытности в вопро¬
сах организации и руководства. Наконец оно фак¬
тически слилось с вновь созданной организацией,
одним из руководителей которой я стал,— Нацио¬
нальной ассоциацией содействия прогрессу цветного
населения.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Национальная ассоциация
содействия прогрессу
цветного населения
Поводом для возникновения Национальной ас¬
социации содействия прогрессу цветного паселения
(НАСПЦН) явилось линчевание, совершенное сто
лет спустя после рождения Авраама Линкольна в
городе Спрингфилде (штат Огайо). Белый южанин
Уильям Инглиш Уоллинг поведал миру об этом
страшном событии, и группа прогрессивных деяте¬
лей создала в Нью-Йорке комитет, куда пригласили
и меня. В 1909 году мы созвали конференцию.
Участники конференции делились на четыре
группы: ученых, знавших расовую проблему, фи¬
лантропов, желавших помочь достижению достой¬
ных целей, общественных деятелей, готовых взяться
за решение новых задач аболиционизма, и негров,
жаждавших включиться в новый крестовый поход
за свое освобождение. На конференции присутство¬
вало внушительное число ученых и общественных
деятелей, были друзья некоторых богатых мецена¬
тов, много негров, но мало сторонников Букера
Вашингтона. В конце конференции наиболее ради¬
кально настроенный негритянский лидер . Троттер и
инициатор движения против линчеваний Эйду
Уэллс Барнет отказались вступить во вновь создан¬
ную организацию, не доверяя ее белому руковод¬
ству. Лично я и большинство участников «Ниагар¬
ского движения» охотно вступили в новую органи¬
зацию. Так была создана Национальная ассоциация
содействия прогрессу цветного населения, которая
без формального слияния включила в себя факти¬
чески всех членов «Ниагарского движения». После
315

некоторых колебаний мне предложили в ассоциации
должность директора отдела публикаций и исследо¬
ваний. Я мог продолжать свою научную работу, но
теперь моя деятельность должна была контролиро¬
ваться, чтобы ассоциация не превратилась в центр
пропаганды против Таскиги.
Таким образом мне представилась возможность
вступить в борьбу, прямо нацеленную па разреше¬
ние действительно трудного вопроса: в какой мере
образованные негритянские круги в Соединенных
Штатах получат право и возможность руководить
негритянской группой населения. За этим скры¬
вался и вопрос об отношении американских негров
к рабочему движению в стране. Этот вопрос еще не
был поднят, однако многие негры, включая и меня
самого, уже считали себя социалистами.
Личные споры, столкновения различных идео¬
логических взглядов, происходившие в то время,
можно расценивать двояко: либо как результат
эволюции мышления определенных людей, либо
Как следствие развития общественных сил, стояв¬
ших за отдельными личностями. Думаю, что послед¬
нее более правильно. Мои взгляды, как и взгляды
Б. Вашингтона, Троттера и Вилларда, были отраже¬
нием развития скорее общественных сил, чем наших
умов. Эти силы и их идеологии влияют не только
па сознательные действия людей. Опи охватывают
физические, биологические и психологические аспек¬
ты бытии, обычаи и законы людей, и они же вызы¬
вают естественную реакцию: сознательные проявле¬
ния недовольства, а в других случаях рефлексы
страха или бессознательные, лишенные всякой ло¬
гики порывы. Из всего этого и складывалась исто¬
рия наших дней. Эта история могла быть обозна¬
чена одним словом — империализм, означавшим
господство белой Европы над черной Африкой и
желтой Азией с помощью политического угнетения
и экономического контроля над трудом, доходом и
образом мыслей. Одним из проявлений этого импе¬
риализма в Америке было изгнание черных людей
из сферы действия американской демократии, при¬
316

менение к ним политики расовой дискриминации и
подчинение их игу наемного рабства. В 1910 году
империалистическая идеологии торжествовала свою
победу.
В 1910 году я принял предложение НАСПЦН и
стал директором ее отдела публикаций и исследо¬
ваний в Нью-Йорке.
Мое новое звание показывало, что я изменил
свою программу научной работы, но отнюдь не от¬
казался от нее. В 1912 году я заочно, с помощью
моего ученика и коллеги Огастуса Дилла, сменив¬
шего меня на должности преподавателя Атлантско¬
го университета, руководил научными исследова¬
ниями в Атланте и результаты их подготовил к
печати. Что касается программы исследований па
1913 год, то я заручился обещанием д-ра Дилларда
из правления Фонда Слейтера ’помочь Атлантскому
университету в руководстве работой научных кон¬
ференций. Научно-исследовательская работа долж¬
на была проводиться в Нью-Йорке, а конференции
и издание ежегодника — в Атланте. Я ликовал при
мысли, что начатая мной работа сможет продол¬
жаться. Однако по настоянию самого ректора Уэй¬
ра попечительский совет Атлантского университета
не утвердил моих предложений. Возможно,, Уэйра
предупредили, что его связь с радикальным движе¬
нием может повредить университету.
В августе 1910 года я явился в свой новый каби¬
нет в доме № 20 по Визи-стрит в Нью-Йорке и при¬
ступил к работе. Как я уже говорил в другом ме¬
сте, НАСПЦН «в период с 1910 года до первой ми¬
ровой войны была в Америке одной из самых дей¬
ственных организаций, боровшихся за гражданские
свободы и социальный прогресс». Опа открыто до¬
бивалась того, чтобы негры «имели политическую
свободу и избирательные права, были защищены за¬
коном от расовой дискриминации и не подвергались
оскорблениям в обществе».
Ото новое поле деятельности резко отличалось от
моей прежней, чисто научной работы. Хотя «науч¬
ные исследования» все еще входили в круг моих
317

обязанностей, для занятия ими фактически ие было
средств. Все мои усилия были направлены главным
образом на редактирование н издание журнала
«Крайсис», который я основал под личную ответ¬
ственность, несмотря на возражения многих моих
товарищей по работе. Я стал издавать журнал «Край¬
сис» с целью знакомить мир с невзгодами и чаяния¬
ми американских негров. Я применял свои прежние
методы научной работы только в тех случаях, когда
те или ипые мысли надо было подкрепить фактами
из текущей жизни или историческими параллелями.
Я дополнял свою издательскую работу лекционной.
Мои знания обогащались благодаря поездкам по
стране, а мои взгляды расширялись по мере изуче¬
ния социализма.
Как и следовало ожидать, состав нашего совета
директоров был очень пестрым: там были филантро¬
пы, вроде Освальда Вилларда, общественные деяте¬
ли, как Флоренс Келли, прогрессивно настроенные
христиане, как Джон Хейнс Холмс, свободомысля¬
щие евреи типа Спингарнов, духовные наследники
аболиционистов, вроде Мэри Овингтон, и радикаль¬
но настроенные негры. Поэтому происходившие
время от времени стычки были неизбежны.
С точки зрения такого белого филантропа, как
Виллард, tHerp должен вести себя тихо и скромно,
он не должен быть слишком самоуверенным и на¬
пористым; самостоятельность пегров возмущала Вил¬
ларда. Я знал мать Вилларда — она была любимой
дочерью Гаррисона и очень мне нравилась. Ее братья
относились к неграм сердечно и сочувственно. В са¬
мом Вилларде мне многое нравилось, но одно обсто¬
ятельство разъединяло нас: его жена была из Джорд¬
жии — бывшего рабовладельческого штата, а поэто¬
му я никогда не мог войти в его дом как гость, так
же как и любой другой негр. Сомневаюсь даже,
приглашал ли он к себе когда-нибудь евреев. Я по¬
нимал причину этой дискриминации, но она была
плохим для меня утешением; во всяком случае, из-
за этого я не мог стать близким другом Вилларда.
Мое первое довольно резкое расхождение с Вил-
318

лярдом произошло на заседании совета директоров.
Виллард стал указывать мне, как следует редакти¬
ровать «Крайсис», и предложил, чтобы наряду со
списком линчеваний я помещал также в каждом но¬
мере описок преступлений, совершенных неграми.
Меня возмутило это предложение не только потому,
что оно было лишено всякой логики, но и потому,
что Виллард явно вмешивался в мои дела. Именно
поэтому после ряда других подобных стычек Вил¬
лард в конце концов отказался от поста председателя
совета и его заменил Джоэл Спннгарн. Виллард, од¬
нако, продолжал оставаться членом совета и про¬
являть интерес к нашей работе. Общественные
деятели, вроде Флоренс Келли, возражали против
занимаемого мною в ассоциации положения; оно
действительно было необычным, так как я был одно¬
временно членом совета и лицом, состоявшим на
службе этого совета. Но так получилось нр вслед¬
ствие каких-либо моих домогательств, а в силу того
бесспорного факта, что я знал негритянскую про¬
блему лучше, чем кто-либо из белых членов совета,
и в то же время был единственным из негров, кого
совет мог тогда привлечь для работы по осуществле¬
нию целей организации. Мое двойственное положе¬
ние было не раз предметом обсуждений, а иногда и
споров, однако в течение двадцати четырех лет ни¬
какого выхода из этой ситуации так и не нашли.
Немногие из нас яснб представляли себе, какой
должна быть наша организация или какие измене¬
ния надо в нее внести. В первые годы существова¬
ния ассоциации основной формой ее работы были
совещания; на них договаривались о совместных
действиях, а потом задачи, намеченные на этих со¬
вещаниях, старались решить с помощью одной или
более комиссий. Такую форму работы НАСПЦН как
раз и имели в виду ее организаторы, когда создали
ее в 1909 году. Организация нуждалась в средствах,
и эти средства Виллард и некоторые другие члены
совета предложили собирать среди своих богатых
друзей или хорошо известных филантропов. С тече¬
нием времени организация стала все больше нуж¬
319

даться в платном сотруднике, главной обязанностью
которого было бы добывать деньги.
Когда меня приглашали участвовать в организа¬
ции, предполагалось, что именно я стану таким со¬
трудником, но я от этого отказался, ибо знал, что
совершенно не гожусь для такой роли. Работа по
добыванию средств требовала приветливого обра¬
щения, знания человеческой натуры, гибкости, а этих
качеств у меня нс было. Я обладал другим — зна¬
нием негритянской проблемы, способностью логиче¬
ски мыслить и ясно выражать свои мысли. Поэтому
я хотел писать и читать лекции, что и стало моей
работой в ассоциации. Однако нам нужен был ответ¬
ственный секретарь, и после того как мы несколько
лет пользовались услугами неквалифицированных
людей, нами был напят белый специалист по таким
делам за пять тысяч долларов в год. Для многих из
нас это казалось огромной суммой, которую мы про¬
сто не сможем достать, тем не менее дело шло бла¬
гополучно при всех трех секретарях, которые сме¬
нились за это время: первый бкл белый, двое дру¬
гих — негры. Работа велась, и наш опыт накапли¬
вался. Секретари, научившись добывать средства,
пользовались для этого законными и испытанными
методами; они опирались на содействие совета ди¬
ректоров, которых сами же помогали подбирать с
учетом их капитала и репутации. Отсюда ясно, что
секретарь должен был обладать известным влияни¬
ем, и чем больше депег ому удавалось доставать
для целей организации, тем сильней становилось его
влияние. Если он знал свое дело и имел общее пред¬
ставление о целях организации, дела шли хорошо.
Но если он больше интересовался денежной сторо¬
ной и меньше разбирался в задачах организации,
дела могли идти несколько хуже. Такие перемены
под влиянием этих обстоятельств происходили в ас¬
социации ие раз в течение се долгой и в целом ус¬
пешной деятельности.
История моей жизни с 1910 по 1934 год совпа¬
дает с историей журнала «Крайсис», который я ре¬
дактировал; наряду с этим, однако, у меня были и
320

другие, самые разнообразные интересы и разные
дела второстепенного значения.
За это время я не раз побывал в Европе. Так,
еще в 1900 году я ездил па Парижскую выставку,
а затем в 1906 году с помощью моего английского
друга совершил еще одну поездку в Париж. Позже
я участвовал в организации и работе известного
Конгресса рас в 1911 году, а в декабре 1918 года,
сразу после заключения перемирия, снова ездил во
Францию. Эта тесная связь с Европой и европей¬
скими делами помогла мне лучше уяснить тогдаш¬
ние социальные проблемы и тенденции мирового
развития. Я наблюдал за развитием английского им¬
периализма и таких же сил во Франции, Италии и
Германии, следил за мировыми событиями, которые
привели к Балканской войне, к первой мировой
войне и в конечном счете к русской революции.
Я изучал политическое развитие Соединенных Шта¬
тов в период, когда там шла борьба вокруг выдвину¬
того Брайаном лозунга биметаллизма и «дешевых
денег», в годы президентства Теодора Рузвельта и
Тафта и особенно во время предвыборной кампании
1912 года, закончившейся избранием Вильсона на
пост президента.
Я продолжал писать и публиковать свои работы,
правда, не так сосредоточенно, как следовало бы,
но все же с известным успехом. В 1907 году вышла
в свет книга «Негры на Юге», составленная из двух
моих лекций и двух — Букера Вашингтона. В 1909
году я опубликовал одну из своих самых удачных
работ — «Джон Браун» ’, которая, к сожалению, вы¬
звала недовольство Вилларда, тоже некогда написав¬
шего биографию Брауна. В 1915 году я издал свою
книгу «Негры». К этому следует добавить работу,
опубликованную в бюллетене двенадцатой переписи
Соединенных Штатов, и несколько журнальных
статей.
Я все еще не отказался от намерения продол¬
жать научно-исследовательскую работу, чтобы иметь
1 Есть русский перевод: У. Э. Б. Д ю б у а, Джон Брауп,
М., Соцэкгиз, 1960.
21 У. Дюбуа
321

йозможность излагать свои взгляды по расовому во¬
просу, и потому с самого начала решил работать в
ассоциации не ответственным секретарем, а редакто¬
ром ее официального органа. Против этого органа
сразу же возникла оппозиция. Во-первых, такие из¬
дания обычно требовали больших расходов, а средств
у нашей организации было мало. Во-вторых, многие
сомневались в их пользе. Мой хороший друг Элберт
Э. Пилсбери, прокурор Массачусетса, горячо убеж¬
дал меня в письме: «Если вы еще не решили изда¬
вать журнал, ради бога, не делайте этого! Их сейчас
расплодилось, как мух, несметное множество», и —
можно было прочесть между строк — пользы от них
тоже как от мух. Я приехал в Нью-Йорк в пустой
кабинет; встретился с казначеем Виллардом, кото¬
рый сказал мне откровенно: «Не знаю, кто будет
платить вам жалованье: у меня денег нет!» — и на¬
толкнулся па критическое, если не враждебное от¬
ношение со стороны негритянской публики, которая
ожидала, что НАСПЦН начнет резкую атаку против
Букера Т. Вашингтона и Таскиги.
Моей первой заботой было наладить выпуск жур¬
нала «Крайсис». Приехав в августе, я добился вы¬
хода первого номера журнала в ноябре 1910 года.
Он появился в психологически удачный момент, и
успех его был феноменальным. Тираж с одной ты¬
сячи, которую я отважился сначала отпечатать, стал
расти по тысяче в месяц, пока наконец в 1918 году
(благодаря, конечно, особым обстоятельствам) не
достиг более ста тысяч экземпляров.
С помощью этого орудия пропаганды и самообо¬
роны мы смогли организовать одно из самых эффек¬
тивных в наше время наступлений прогрессивных
сил против сил реакции. НАСПЦН заручилась со¬
трудничеством выдающихся деятелей. Это были та¬
кие блестящие адвокаты, как Мурфилд Стори и Луис
Маршалл; такие горячие либералы, как Виллард,
Милхолланд, Джон Хэйнс Холмс, Джейн Адамс и
братья Спингарны, такие социалисты, как Мэри
У. Овингтон, Чарлз Эдвард Рассел и Уильям Инг¬
лиш Уоллинг.
322

Мы одержали целый ряд побед в высших судеб¬
ных инстанциях страны, побед, пожалуй, беспреце¬
дентных по своему значению, таких, как признание
действительной силы пятнадцатой поправки к кон¬
ституции и отмена в 1915 году зловредных «дедов¬
ских статей» В 1917 году мы «переломили хребет»
жилищной сегрегации. Но важнее всего было то,
что с помощью журнала «Крайсис» и наших со¬
трудников и друзей мы могли постоянно и система¬
тически, в четкой и. ясной форме излагать перед
всей страной законные чаяния американских негров
и факты, касающиеся их положения. Мы старались
организовать негров как политическую силу и за¬
ставить страну почувствовать ее; мы открыли кам¬
панию против линчеваний, оказавшуюся самой эф¬
фективной из всех, какие когда-либо проводились
раньше, и в конце концов как будто приблизившую
ликвидацию этого зла.
Наряду с работой в журнале я выступал с мно¬
жеством лекций почти во всех штатах страны, снаб¬
жал людей информацией по всем вопросам, так или
иначе связанным с расовой проблемой, проводил
время от времени научные изыскания и исследова¬
ния. На мне лежала большая ответственность за
успех НАСПЦН, чем мне хотелось в том признаться
самому и чем соглашалось признать большинство
других людей. Мне приходилось заниматься самыми
различными делами, в то время как я мог бы при¬
нести гораздо больше пользы, если бы сосредоточил¬
ся только на литературной и научно-исследователь¬
ской работе.
Руководить редакцией «Крайсис», где протекала
большая часть моей литературной деятельности, бы¬
ло делом интересным, но нелегким. Главной труд¬
ностью была нехватка квалифицированного адми¬
нистративного персонала. В большинстве случаев
1 «Дедовскими, статьями» («grand father clauses») назы¬
вались принятые южными штатами в копце XIX — пачале
XX века дополнения к их конституциям, лишавшие негров
избирательных прав.
21
323

ЬсеЛги хозяйственными делаМи веДал я сам, а ото
заставляло тратитг» много времени па мелочи. Затем
возник деликатный вопрос о направлении журнала:
в какой мере должен я отражать в «Крайсис» соб¬
ственные мнения и взгляды и в какой — официаль¬
ные установки организации. Я всегда был твердо
уверен (и считаю так до сих пор), что вполне был
вправо высказывать в «Крайсис» свои личные мне¬
ния, потому что — ия тогда, прямо об этом заяв¬
лял — пи одна организация не может повседневно
давать своему печатному органу определенные и
четкие установки; когда организация приходит к
тем или иным выводам, она публикует их в своих
ежегодных резолюциях. Нет ничего плохого в том,
что «Крайсис» открыто выражает взгляды своего
редактора, если в общих чертах они совпадают с
мнением организации.
Конечно, это была несколько смелая постановка
такого деликатного вопроса, и в конце концов это
неизбежно должно было привести к кризису, если
бы обнаружилось резкое расхождение во взглядах
между организацией и редактором. И остается лишь
удивляться тому, что в течение двух десятилетий
наши мнения в такой степени совпадали. С другой
стороны, если бы «Крайсис» не был в известном
смысле «личным» органом — журналом, выражав¬
шим мои личные взгляды, он вряд ли бы смог стать
таким популярным и эффективным. Он был бы та¬
ким же сухим, деловым органом печати, какие вы¬
пускают очень многие организации скорее для офи¬
циальных справок, нежели для чтения. Ассоциация
проявила много терпимости и большое доверие ко
мне, предоставив мне свободу действий, которой я
пользовался столько лет, я же со своей стороны
имел возможность разработать для НАСПЦН систе¬
му четких, ясных и убедительных принципов, кото¬
рую нельзя было бы создать просто путем голосо¬
вания. Но, пожалуй, было неизбежно, что в конце
концов по вопросу о политике большинства обнару¬
жатся резкие расхождения, которые положат конец
нашему сотрудничеству.
324

Одной из первых трудностей, с которыми столк¬
нулась НАСПЦН, был вопрос об ее отношении к
Букеру Вашингтону. Я всячески старался пе под¬
черкивать разницу в наших взглядах, но обсуждать
в 1910 году негритянский вопрос — значило обсуж¬
дать политику Букера Т. Вашингтона. Прежде чем
мы поняли эту неизбежность, нам был брошеп вызов
из Европы. В 1910 году Б. Вашингтон ездил в Ев¬
ропу и произнес в Англии несколько речей в своем
обычном, соглашательском духе. Джон Милхолланд,
пользовавшийся в нашей ассоциации столь большим
влиянием, что имел штат своих служащих и от¬
дельный кабинет, заявил в письме ко мне, что аме¬
риканские негры должны решительно выступить
против утверждения, будто они удовлетворены су¬
ществующими условиями. Поэтому я опубликовал в
журнале «Крайсис» обращение к Англии и вообще
к Европе, в котором, между прочим, говорилось:
«Если Букер Т. Вашингтон или кто-либо другой
пытается создать за границей впечатление, будто
негритянская проблема в Америке находится в ста¬
дии удовлетворительного разрешения, он явно дезо¬
риентирует общественное мнение. Мы заявляем это
без какой-либо личной неприязни к Б. Вашингтону.
Он является выдающимся американцем и имеет
полное право высказывать свои взгляды, но мы вы¬
нуждены отметить, что широкие финансовые обя¬
зательства Б. Вашингтона ставят его в зависимость
от богатых филантропов и что в силу этого он в те¬
чение многих лет был вынужден говорить не всю
правду, а лишь ту ее часть, которую стремятся вы¬
дать за всю правду известные влиятельные круги
в Америке. Какие бы радужные картины амери¬
канской действительности ни рисовал Б. Вашингтон,
нам нельзя забывать, что все выдающиеся европей¬
ские ученые, занимавшиеся расовой проблемой в
Америке, начиная с де Токвиля и кончая фон Галле,
де Лавлеем, Арчером и Джонсоном, единодушно схо¬
дятся на том, что негритянский вопрос является
серьезнейшей из американских проблем. Таково же
325

общее мнение всех лас, негров, тех, кто живет и
страдает в существующих ныне условиях и кто не
хочет и не имеет оснований молчать».
Желая в порядке подготовки к Конгрессу рас
1911 года распространить это заявление как можно
шире, Милхолланд устроил так, чтобы я приехал на
конгресс заранее и выступил перед рядом организа¬
ций. План сузился до одного моего выступления —
перед членами клуба «Лицей», крупнейшей женской
организации в Лондоне. Однако и это предложение
натолкнулось на оппозицию одной американки, за¬
явившей в печати: «Я считаю, что существуют серь¬
езные основания к тому, чтобы не приглашать д-ра
Дюбуа в «Лицей». В результате возник довольно
острый спор, от которого я пытался осторожно укло¬
ниться, но безуспешно. В конце концов я был при¬
глашен на завтрак в клубе «Лицей», организованный
по инициативе супруги раджи Саравака и д-ра Этты
Сейр; на нем присутствовали один епископ, две гра¬
фини, ряд других представителей английской знати,
а также Морис Хьюлетт и сэр Гарри Джопстон ’.
Конгресс рас в Лондоне, происходивший в 1911
году, мог бы открыть собой новую эпоху в истории
расовых взаимоотношений, если бы не началась пер¬
вая мировая война. Феликс Адлер1 2 и я были из¬
браны секретарями американской секции конгресса.
Это было важное и вдохновляющее начинание,
объединившее вместе представителей многих этни¬
ческих и культурных групп и выработавшее новые,
научные основы расовых и социальных взаимоотно¬
шений между людьми. Я имел возможность дважды
выступить на конгрессе, происходившем в огромном
зале Лондонского университета, и одно из тех двух
1	Морис Хьюлетт (1861—1923) — английский романист
и поэт; Гарри Джонстон (1858—1927) — английский путеше¬
ственник, писатель.
2	Феликс Адлер (1851—1933) — американский общест¬
венный деятель реформистского толка, немец по происхож¬
дению, основатель так называемого движения за этическую
культуру.
326

стихотворений, которые были зачитаны собравшимся
в виде приветствия, было написано мною.
Вернувшись в Соединенные Штаты, я с головой
окунулся в избирательную кампанию «прогресси¬
стов» ’. Мне казалось, что в стране появилась воз¬
можность создать третью партию с широкой плат¬
формой, включающей предоставление неграм изби¬
рательных прав и равных с белыми условий работы
в промышленности. Сидя у себя в редакции «Край¬
сис», я написал проект резолюции, которую решил
предложить партии «прогрессистов» принять на сво¬
ем предвыборном съезде в Чикаго. В нем, между
прочим, говорилось:
«Прогрессивная партия считает, что в политиче¬
ской жизни демократической страны не должно быть
места для дискриминации по признаку расы или
класса. Партия, в частности, признает, что группа
населения, насчитывающая 10 миллионов человек и
поднявшаяся в течение жизни одного поколения от
рабства к свободному труду, восстановившая свои
традиции, приобретшая на один миллиард долларов
недвижимой собственности, включая 20 миллионов
акров земли, и снизившая неграмотность с 80 до
30 процентов, заслуживает того, чтобы пользоваться
правосудием, возможностями развития и правом го¬
лоса в делах управления страной. Поэтому партия
требует отмены несправедливых дискриминацион¬
ных законов в отношении американцев негритян¬
ского происхождения и предоставления им избира¬
тельного права наравне со всеми другими граж¬
данами».
1 Имеется в виду так называемая прогрессивная пар¬
тия, созданная в 1911 г. частью республиканцев, не соглас¬
ных с политикой тогдашнего президента — республиканца
Уильяма Г. Тафта. В 1912 г. республиканская партия вновь
выдвинула кандидатом в президенты Тафта, а «прогресси¬
сты» в противовес ему выдвинули своим кандидатом Теодо¬
ра Рузвельта. Программа прогрессивной партии намечала
ряд социальных реформ. Раскол республиканской партии
способствовал победе на выборах 1912 г. кандидата демо¬
кратической партии Вудро Вильсона.
337

Джоэл Э. Спингарн отвез эту резолюцию в Чи¬
каго, и ее поддержали два других директора ассо¬
циации — д-р Генри Московиц и Джейн Адамс. Но
они тщетно боролись за ее принятие — Теодор Руз¬
вельт ни за что не хотел на это согласиться. Он
откровенно сказал Спингарну, что тот должен быть
«осторожен с этим Дюбуа», который, по его словам,
всегда был «опасным человеком». «Прогрессисты» на
своем предвыборном съезде не только отказались
признать правомочия большинства цветных делега¬
тов, но выдвинули кандидатом в вице-президенты
«лилейно-белого» южанина1 и в конце концов до¬
бились лишь того, что президентом Соединенных
Штатов стал Вудро Вильсон.
Епископ Уолтерс и я решили попробовать найти
подход к Вудро Вильсону. Я предложил использо¬
вать все влияние журнала «Крайсис» против Руз¬
вельта и Тафта в пользу Вильсона, и епископ Уол¬
терс поехал с ним повидаться. Он добился от Виль¬
сона категорического заявления, скрепленного его
подписью, что он «искренне желает справедливости
для цветного населения во всех вопросах, притом не
такой справедливости, которая оказывается нехотя,
а щедрой и искренней».
«Я хочу заверить негров,— писал далее Виль¬
сон,— что, если стану президентом Соединенных
Штатов, опи смогут рассчитывать на абсолютно бес¬
пристрастное отношение с моей стороны; я сделаю
все от меня зависящее, чтобы способствовать инте¬
ресам негритянской расы в Соединенных Штатах».
Увы, эта попытка расколоть голоса негров оказа¬
лась весьма успешной, и нас постигло горькое разо¬
чарование, когда демократическая партия одержала
победу и собрался новый состав конгресса. В кон¬
гресс и в законодательные органы штатов хлынул
такой широкий поток дискриминационных законо¬
1 Имеется в виду Хайрэм У. Джонсон (1866—1945), в то
время губернатор штата Калифорния, впоследствии изоля¬
ционист, ярый противник политики Франклина Д. Руз¬
вельта.
328

проектов, какого еще никогда не видели после Граж¬
данской войны. Только объединенными и решитель¬
ными усилиями неграм и их друзьям удалось про¬
валить законопроект против смешанных браков и
другие проекты дискриминационных законов в вось¬
ми штатах. И хотя большинство внесенных в
конгресс законопроектов не было принято, прави¬
тельство Вильсона провело в различных частях
государственного аппарата сегрегацию служащих
по расовому признаку; против этой сегрегации мы
были вынуждены бороться многие годы, но остатки
ее сохранились до сих пор.
Нам пришлось столкнуться и с другими трудно¬
стями. Социалисты тоже стали проводить расовую
дискриминацию, не принимая на Юге в свою партию
негров, чтобы не отпугнуть белых. Виллард пытался
добиться от президента создания национальной ко¬
миссии по расовому вопросу, которая финансиро¬
валась бы из частных источников (до 50 тысяч дол¬
ларов в год), но делу не дали хода. Тем временем
в мире начались войны и революции: в 1911 году
произошла революция в Китае, в 1912 году вспых¬
нула война на Балканах, и наконец в 1914 году на¬
чалась мировая война.
В этом же году в Мемфисе собрался Националь¬
ный совет общественных организаций. Хотя он нс
решился обсуждать расовый вопрос, Спингарн и я
поехали туда и провели несколько открытых собра¬
ний, обращаясь «ко всем, у кого есть смелость вы¬
слушать правду». Собрания дали нам много инте¬
ресного материала. После того как в 1915 году умер
Букер Вашингтон, мы созвали первую конференцию
в Аминии, представлявшую собой попытку объеди¬
нить американских негров на основе общей програм¬
мы действий.
В конце концов в мировую войну вступила и
Америка. Сразу после этого увеличилось число лин¬
чеваний, в частности совершено было чудовищное
сожжение негра в Дайерсберге; за этим с новой си¬
лой начала проводиться сегрегация и возник труд¬
ный вопрос о призыве негров в армию и о негри-
329

тяпских офицерах. Негры выразили готовность
сражаться на войне, но что из этого вышло? Боль¬
шинство американцев сейчас уже забыло те чрезвы¬
чайные события, которые взбудоражили тогда всю
черную Америку.
Прежде всего правительство отказалось брать в
армию негров-добровольцев, ограничившись сформи¬
рованием четырех негритянских полков. В то время
как власти прочесывали всю страну в поисках белых
добровольцев в армию, с американских негров не
потребовали даже их пропорциональную квоту. Это
вызвало горьние усмешки негров: «Зачем нам идти
добровольцами? — спрашивали многие.— Чего ради
мы будем сражаться за Америку?»
Прежде чем мы могли ответить на это, был опуб¬
ликован проект закона о призыве в армию, а Варда-
мэн и его клика предложили не брать негров в ар¬
мию. Мы протестовали в Вашингтоне, как могли; но
пока мы настаивали на том, чтобы негры призыва¬
лись на равных основаниях с другими гражданами,
закон был принят с двумя весьма странными по¬
правками.
Во-первых, в нем говорилось, что хотя негры и
подлежат призыву в армию, но должны проходить
обучение в «отдельных подразделениях», а во-вто¬
рых, двусмысленно разрешалось привлекать их к
«трудовой повинности».
Волна страха и беспокойства прокатилась среди
негров, и пока они подозрительно вчитывались в обе
эти статьи, им стали рассылать регистрационные
бланки, в которых было сказано, что лица «африкан¬
ского происхождения» должны «оторвать угол» до¬
кумента! Вероятно, в истории Соединенных Штатов
никогда еще ни одна категория граждан не подвер¬
галась такой открытой и бесстыдной дискриминации
со стороны федерального правительства. Это вызва¬
ло среди негров большое разочарование, а в довер¬
шение всего пошли слухи о «германских заговорах».
В различных частях страны в подозрительно одина¬
ковых выражениях стали повторять, что немцы
ведут работу среди негров, и после этого намекать,
330

что негры-до слишком опасный элемент, чтобы до¬
верить им оружие. Мы, конечно, понимали, что
все это исходит из одного и того же плохо замаски¬
рованного источника.
Осмысливая все эти события, американские нег¬
ры оказались перед сложной дилеммой и почувство¬
вали приближение кризиса. Создавалась, очевидно,
благоприятная почва для роста нелояльных настрое¬
ний и недовольства среди негритянских масс, по¬
скольку они фактически оказались перед выбором —
принудительные работы или оскорбительная для них
дискриминационная система призыва в армию. Ясно,
что когда меньшинство подвергается дискрими¬
нации и насильно исключается из нации, она может
принять лишь одно разумное решение — поста¬
раться извлечь выгоду из своего невыгодного по¬
ложения. В данном случае мы стали требовать,
чтобы цветными подразделениями командовали цвет¬
ные офицеры.
Еще раньше негры обратились к генералу Вуду
с просьбой разрешить подходящим кандидатам из
их среды проходить обучение на офицерских курсах
в Платсберге. Он отказал. Тогда мы стали настаи¬
вать перед правительством на 'создании «сепарат¬
ного» учебного центра для подготовки негритянских
офицеров. Но эта просьба вызвала не только коле¬
бания военного министерства, но и сильную оппо¬
зицию среди самого негритянского населения. Нег¬
ры говорили, что это, пожалуй, слишком: «Мы под¬
чинимся закону, но самим просить о сегрегации —
значит наносить самим себе оскорбление». Но мы
стали апеллировать к их здравому смыслу. Мы го¬
ворили нашим протестующим братьям:
«Перед нами конкретная ситуация, а не теория.
Нет ни малейшего шанса добиться допуска негров
в белые офицерские школы, поэтому перед нами сто¬
ит выбор: или согласиться на особую негритянскую
офицерскую школу, или вообще не иметь цветных
офицеров. Последнее было бы большим злом».
331

Так мы постепенно пришли к решению. Но воен¬
ное министерство все еще колебалось. Его осаждали
просьбами, и когда оно выдвинуло свой последний
аргумент: «У нас нет места для такой школы»,—
попечители Говардского университета сказали: «Ис¬
пользуйте территорию нашего студенческого город¬
ка». В конце концов 1200 негритянских юношей бы¬
ли посланы для обучения в Форт-де-Мойн.
Городские власти Де-Мойна сначала заявили
протест, но в конце концов изменили свое мнение.
Город до этого еще никогда не видел цветных такой
категории. Они быстро приобрели популярность сре¬
ди разных слоев населения, поведение их расхвали¬
вали на все лады, торговцам же в особенности
нравились деньги, которые курсанты тратили в их
магазинах. Командующий курсантами полковник
заявил, что они несут службу безукоризненно и что
из них получатся отличные офицеры.
Между тем мысли негров единодушно устремля¬
лись к полковнику Янгу — единственному негру, ко¬
торый имел такой высокий чин в регулярной армии
США. Чарлз Янг был героической фигурой. Типич¬
ный солдат, молчаливый, никогда не жалующийся,
он отличался смелостью и энергией. Окончив воен¬
ную академию в Уэст-Пойнте, он после этого два¬
дцать восемь лет прослужил в армии и все задачи,
которые на него за это время возлагались, выполнял
образцово. А армия была, конечно, беспощадна в сво¬
их требованиях к этому офицеру. Ему тоже случа¬
лось подвергаться сегрегации, дискриминации и
оскорблениям. Но из всех испытаний он выходил с
честью. На Гаити, в Либерии, в военных лагерях на
Западе США, в лесах секвойи в Калифорнии и, на¬
конец, с генералом Першингом в Мексике — всюду
его сопровождал успех. И вот, когда мы так надея¬
лись, что правительство возложит именно на него
руководство обучением цветных офицеров в Де-Мой¬
не, его уволили из армии под предлогом «высокого
кровяного давления»! Но приходится спорить с воен¬
ными врачами — их мнение в данном случае могло
быть и правильным, но когда оно было объявлено.
332

все негры в Соединенных Штатах сочли, что «высо¬
кое кровяное давление» было нс у полковника Янга,
а в предубежденных головах южной армейской оли¬
гархии, которая твердо решила, что ни один негр
не будет носить генеральской звезды.
Сказать, что негры в Соединенных Штатах были
разочарованы отставкой полковника Янга, значит
выразиться слишком мягко, но худшее было еще
впереди. Правило, что негритянские солдаты долж-
пы обучаться отдельно, было просто выполнить в тех
районах, где имелись большие негритянские контин¬
генты, но на Севере, где в иных местах призывались
одиночки негры, возникали чрезвычайные происше¬
ствия. Встречались полки, в составе которых оказы¬
вался всего один негр, и вот его изолировали от
всех, как чумного, помещали в отдельном доме или
даже в особой деревне, в то время как командир
полка слал отчаянпые телеграммы в Вашингтон. Не
мудрено, что один черный солдат в штате Огайо
разрешил эту проблему, перерезав себе горло. При¬
зыв в армию негров пришлось приостановить, пока
правительство не найдет методы и места для их
сбора и формирования.
В довершение всего произошел инцидент в Хью¬
стоне. И вот страна сразу забыла о заслугах одного
из самых прославленных полков американской ар¬
мии, отличившегося в войнах с индейцами и на
Филиппинах. Это был полк, который первым отпра¬
вили на театр иопано-американской войны, и солда¬
ты именно этого полка однажды, все как один, доб¬
ровольно вызвались убрать территорию лагерей
после эпидемии тропической лихорадки, когда дру¬
гие воинские части проявляли нерешительность. Это
был один из тех полков, обращаясь к которым гене¬
рал Першинг сказал:
«Солдаты! Конгресс поручил мне передать всем
вам, что народ Соединенных Штатов глубоко удов¬
летворен, он гордится тем, как вели себя американ¬
ские солдаты в Мексике. Я, генерал Першину могу
с гордостью сказать, что под знаменем нашей роди-
333

tiii еЩе не служило лучших полков, Чем те, ч!о стоя!
сейчас передо мной».
Страна забыла и о той глубокой неприязни, сме¬
шанной со страхом, которую негритянские солдаты
вызывают у белых южан. Может быть, последние
не так уж боялись, что негры при удобном случае
поднимут против них оружие, но зато они с пора¬
зительным единодушием признавали, что у негров
есть все основания возмутиться, что любые другие
люди в таких же условиях, подвергаясь такому же
обращению, обязательно восстали бы. Но вместо то¬
го чтобы попытаться устранить причину недоволь¬
ства негров, большинство белых южан всеми силами
старалось держать их в руках и не дать возмутиться.
Удивительно ли, что время от времени их недоволь¬
ство все же прорывалось наружу?!
В такой напряженной обстановке в 1917 году и
произошли события в Хьюстоне и Ист-Сент-Луисе.
В Хьюстоне черные солдаты, подвергавшиеся изде¬
вательствам и оскорблениям, внезапно вышли из по¬
виновения и восстали. В Ист-Сент-Луисе произошло
другое: бастовавшие белые рабочие военного завода
линчевали негритянских рабочих. Результаты этих
событий были такие:
Хьюстон
Преступление
Убито 17 белых
Наказание
Повешено 19 цветных
солдат, 51 цветной сол¬
дат приговорен к пожиз¬
ненному заключению
40 цветных солдат за¬
ключены в тюрьму на
различные сроки
Ист-Сент-Луис
Преступление
Убито 125 негров
Наказание
9	белых приговорены к
тюремному заключению
от пяти до пятнадцати
лет, 11 белых — к одному
году
18 белых оштрафовано,
10	цветных приговорены
каждый к четырнадцати
годам заключения
з:м

За это время в моей Жизни произошло несколько
знаменательных событий. Я никогда раньше пе ви¬
дел Теодора Рузвельта, а в ноябре 1918 года я пред¬
седательствовал на собрании в Карнеги-холле, где
Рузвельт в последний раз выступил публично; кро¬
ме него, выступали Ирвин Кобб 1 и представитель
французского верховного командования. Затем в
день моего пятидесятилетия было устроено торжест¬
венное собрание, и я получил много поздравлений.
Тираж журнала «Крайсис» достиг к этому времени
68 тысяч экземпляров. В том же году меня однажды
пригласили иа небольшой обед Глендоуэн Эванс,
Маргарет Делэнд1 2 и Уильям Джеймс; Элберт Баш-
нел Харт дал обо мне такой отзыв:
«Из пятидесяти лет жизни Дюбуа я знал его свы¬
ше тридцати и всегда причислял к самым способ¬
ным и умным из наших преподавателей-ученых; это
американец, обладающий широким кругозором».
Сейчас, оглядываясь назад, я считаю самым
важным видом моей деятельности в этом десятиле¬
тии путешествия. До 1918 года я трижды ездил в
Европу, а между 1918 и 1928 годами совершил еще
четыре поездки, имевшие для меня исключительное
значение; сразу после окончания первой мировой
в«2Йны, во время Парижской мирной конференции,
я посетил Францию, потом поехал в Англию, Бель¬
гию, снова во Францию, а в первые дни Лиги Наций
побывал в Женеве; в 1923—1924 годах я ездил в
Испанию, Португалию и Африку, а в 1926 году —
в Германию, Россию и Стамбул. Вряд ли я мог бы
составить себе столь яркое представление о совре¬
менном мире, если бы не эти памятные путешест¬
вия. Они углубили мои знания и расширили круго¬
зор, помогли мне еще лучше уяснить тогдашнюю по¬
литическую обстановку и в частности расовую про¬
блему в Америке.
1	Ирвин Кобб (1876—1944) — американский писатель; в
первую мировую войну был военным корреспондентом еже¬
недельника «Сатердей ивнинг пост».
2	Маргарет Делэнд (1857—1945) — американская писа¬
тельница.
335

Но все это было только частью моих занятий: в
Соединенных Штатах я продолжал участвовать в
борьбе прогрессивных сил против расовых предрас¬
судков; пытался связать решение расового вопроса
с военными и послевоенными проблемами Америки
на примерах эксцессов, происходивших в военное
время, стремился показать, какими должны быть но¬
вые взгляды па этот вопрос, боролся против диких
расправ и линчеваний; содействовал переселению
негров; помогал женщинам в их борьбе за избира¬
тельные права; поощрял вновь появившиеся у не¬
гритянской молодежи стремления к высшему обра¬
зованию; следил за переменами в политической об¬
становке и объяснял смысл этих перемен, путе¬
шествуя по стране и читая лекции в сотнях горо¬
дов на огромной, в тысячи квадратных миль, терри¬
тории.
Кроме того, я поддерживал начинающих писате-
лей-иегров и старался помогать развитию негритян¬
ского искусства и литературы. Наряду с постоянной
работой по редактированию «Крайсис», я опублико¬
вал ряд книг и статей: в 1920 году вышла «Темная
вода»; в 1924 году—«Дар чёрного народа» и
статья о Джорджии в сборнике «Наши Соединенные
Штаты». Белые в Джорджии встретили эту статью
в штыки и пытались помешать ее опубликованию.
Однако редактор сборника Эрнест Грюнинг, ставший
теперь сенатором от штата Аляска, мою статью
принял. В 1925 году, кроме нескольких журнальных
статей, я написал заключительную главу для книги
«Новый негр». Большинство молодых писателей,
положивших в двадцатых годах начало возрождению
негритянской литературы, впервые опубликовали
свои произведения в журнале «Крайсис».
И, наконец, я проделал в тот период два опыта,
доставившие мие большое удовлетворение: издавал
в течение двух лет небольшой журнал для негритян¬
ских детей (в этом мне хорошо помогали Огастус
Дилл и Джесси Фосет) и с большим удовольствием,
своими собственными силами осуществил инсцени¬
ровку «Звезды Эфиопии». Инсценировка была по¬
336

пыткой показать широким народным массам в дра¬
матической форме историю негритянской расы. Впер¬
вые пьеса была поставлена в Ныо-Йорке в 1913
году, когда отмечался день освобождения негров;
вторично ее поставили с небывало шумным успехом
в Вашингтоне, где в ней участвовало 1200 человек;
затем постановку повторили в Филадельфии в 1916
году и в Лос-Анжелосе в 1924 году. И, наконец, я
организовал в Нью-Йорке небольшое театральное
дело, которое так хорошо наладилось, что обеспечило
нашей маленькой труппе вторую премию на между¬
народном конкурсе в Ныо-Йорке.
Когда президент Вильсон готовился к поездке на
Парижскую мирную конференцию, я обратился к
нему с письмом, где заявлял:
«Международная мирная конференция, которой
предстоит решить вопрос, имеют ли народы право
на самоопределение, увидит в числе своих делегатов
представителей страпы, отстаивающей принцип «со¬
гласия управляемых» и «представительного прави¬
тельства». Эта страна — наша родина, родина
12 миллионов людей, у которых никогда ие спраши¬
вают согласия на то, как ими управляют. Эти люди
нс имеют своих представителей ни в законодатель¬
ных органах тех штатов, где они составляют боль¬
шинство населения, ни в национальном конгрессе».
В 1918 году, сразу же после заключения пере¬
мирия, Национальная ассоциация содействия про¬
грессу цветного населения неожиданно предложила
мне поехать в Европу, чтобы изучить вопрос об от¬
ношении там к негритянским солдатам и правильно
осветить его. Затем по поручению группы американ¬
ских негров я стал добиваться, чтобы на мирной
конференции были представлены и интересы Афри¬
ки. С неимоверным трудом, при содействии фран¬
цузского депутата от Сенегала Блеза Дианя, мне
удалось собрать в феврале 1919 года в «Гранд-отеле»
в Париже Панафриканский конгресс, на котором
22 У- Дюбуа
337

Йрисутствовало 57 делегатов, в 1оМ числе 16 амери¬
канских негров, 20 жителей Вест-Индии и 12 афри¬
канцев. Владения Франции, Вельгии и Португалии
были представлены местными чиновниками. На мой
взгляд, это было только началом. В 1921 году я сно¬
ва приехал в Европу и организовал Второй Панаф¬
риканский конгресс, работавший в Лондоне, Брюс¬
селе и Париже с 28 августа по 6 сентября. На кон¬
грессе присутствовали 113 полномочных делегатов
от 26 различных групп, в том числе 35 из Соединен¬
ных Штатов, 39 — из Африки, остальные — из Вест-
Индии и Европы. Среди выступавших на конгрессе
были сэр Сидней (впоследствии лорд Оливье), Фло¬
ренс Келли, епископ Херст, Поль Отле, которого
часто называют отцом Лиги Наций, сенатор Лафон¬
тен из Бельгии, д-р Вителиап — бывший врач не¬
гуса Эфиопии Менелика, генерал Сорла, Блез Ди-,
апь, Норман Лейс и другие.
Конгресс привлек к себе внимание всей Европы;
о нем писали лондонские газеты «Таймс», «Обзер-
вер», «Дейли график» и «Манчестер гардиен», па¬
рижские «Пти паризьен», «Матэн» и «Тан» и фак¬
тически все ежедневные газеты Бельгии. Он вызвал
в Брюсселе горячие дебаты о том, имеют ли делега¬
ты конгресса право обсуждать положение в коло¬
ниях, что лишний раз показало, как важны такие
обсуждения.
Два делегата конгресса посетили Лигу Наций и
Международное бюро труда, передав им нашу пети¬
цию и предложения. В 1923 году в Лондоне, Пари¬
же и Лиссабоне состоялся Третий Панафриканский
конгресс, менее представительный, чем второй, но
все же имевший известное значение. Оттуда я по¬
ехал в Африку и впервые увидел родину черной
расы.
Это был момент, когда Соединенные Штаты ра¬
зочаровали Либерию, не дав ей обещанного займа,
и чувствовали, что им надо сделать какой-то жест
доброй воли. В связи с этим по предложению Уиль¬
яма Ч. Льюиса, помощника министра юстиции в
Вашингтоне, я был назначен по телеграфу специаль-
338

НЫМ Полномочным министром й чрезвычайным пос¬
лом, чтобы представлять президента Кулиджа на
церемонии вступления Кинга в должность президен¬
та Либерии. В присутствии дипломатических и кон¬
сульских представителей Англии, Франции, Герма¬
нии, Испании, Бельгии, Голландии и Панамы,
избравших меня старшиной дипломатического кор¬
пуса, я имел честь сказать президенту Либерии:
«Ваше превосходительство... Я уверен, что вы
знаете о надеждах и чаяниях американских негров,
знаете, как они гордятся вашей столетней независи¬
мостью, которую вы сумели сохранить на краю этого
огромного континента, опираясь на стойкость сво¬
его народа и ум своих государственных деятелей. Вы
знаете, что в нашей великой борьбе против расовой
дискриминации в Америке самоуправляющееся не¬
гритянское государство в Африке было и всегда бу¬
дет знаменательным и вдохновляющим примером».
На лондонском заседании Третьего Панафрикан¬
ского конгресса выступили Гарольд Ласки, Г. Дж.
Уэллс и сэр Сидней Оливье. Выступить па конгрессе
обещал также Рамсей Макдональд, но ему помешало
внезапное начало избирательной кампании, сделав¬
шей его премьер-министром Англии. В числе дру¬
гих мероприятий мы провели в это время несколько
совещаний с членами лейбористской партии Англии;
на них присутствовали Беатриса Уэбб, Клайне и
другие. Мы подчеркивали значение классовой соли¬
дарности между белыми и черными рабочими в Анг¬
лии, Америке и повсюду, однако наши' доводы не
произвели на лейбористов особого впечатления.
Обращаясь снова к борьбе, происходившей в Со¬
единенных Штатах, следует сказать о возникшем
в начале этого десятилетия движении Маркуса Гар¬
ви *. О Гарви я узнал впервые во время своего пре¬
бывания на Ямайке в 1915 году, когда он прислал
1 Маркус Гарви (1867—1940) — негритянский буржуаз¬
но-националистический деятель, основатель Всемирной ас-
22'
339

мне письмо с «наилучшими пожеланиями» й от ду¬
ши «приветствовал па Ямайке от имени Объединен¬
ной ассоциации по развитию местного населения».
Позже он приехал в Соединенные Штаты. Меня не¬
однократно обвиняли во вражде и зависти к Гарви,
как и к некоторым друтим деятелям, но эти чувства
были мне совершенно чужды, и такие обвинения
очепь меня огорчали.
В 1920 году, когда движение Гарви стало пользо¬
ваться в Америке популярностью, я в своем жур¬
нале «Крайсис» назвал его «выдающимся лидером»
и подчеркнул, что он «с удивительным успехом обоб¬
щил и выразил недовольс/во и дух протеста, нако¬
пившиеся за долгие века страданий в вест-индском
крестьянстве». Вместе с тем я отметил затруднения,
которые он сам себе создает из-за своего характера,
недостатки его воспитания, в частности неумение
ладить с товарищами, но я категорически отрицал,
что когда бы то ни было препятствовал чем-нибудь
его деятельности. Позже, когда он начал сбор денег
на свой пароход, я отозвался о нем как об искрен¬
нем и трудолюбивом идеалисте, но назвал его мето¬
ды надуманными, расточительными, нелогичными,
почти незаконными и просил его друзей не допу¬
стить, чтобы он своими безрассудными действиями
довел до банкротства и крушения одно из выдаю¬
щихся идеологических движений современности.
Однако Гарви продолжал осуществлять свои
замыслы, израсходовал все свои средства, нажил
социации по улучшению положения негров, выдвинувшем
плап переселения американских негров в Африку и созда¬
ния «Африканской империи». Основал в 1919 г. судоходную
компанию «Черная звезда» для перевозки негров иа США
в Африку, занялся с той же целью предпринимательской
деятельностью, но разорился на этом. В 1922 г. американ¬
ские власти сфабриковали против Гарви обвинение в не¬
законном использовании государственной почты. Он был
предан суду и приговорен к пяти годам тюрьмы. В 1925 г.
был заключен в тюрьму в Атланте, но через два года по¬
милован и выслан на свою родину — Ямайку. Умер в
Лондоне.
340

неприятности с властями и был в конце концов вы¬
слан. Я заявлял в то время:
«Когда Гарви был отправлен в Атланту, мы не
могли ему помочь ни словом, ни делом. Его осво¬
бождение, как и высылка, зависели от судебных
властей, на которые мы не могли оказать ни малей¬
шего влияния. В данный момент мы не питаем ни¬
какой вражды к Маркусу Гарви. У него есть боль¬
шая и благородная мечта. Мы желаем ему добра. Он
па свободе, у него есть последователи, он все еще
имеет возможность продолжать свою работу у себя
на родине, среди собственного народа, и осущест¬
вить некоторые из своих идей. Пусть он займется
этим. Мы первые будем приветствовать любой ус¬
пех, какого он сумеет добиться».
В период военных действий я какое-то время
чувствовал, что имею право называть себя без вся¬
ких оговорок американским патриотом. Правитель¬
ство, казалось, прилагало тогда искренние усилия,
чтобы удовлетворить наши требования. Оно при¬
своило офицерские звания более чем семистам нег¬
рам; военный министр Ньютон Бейкер, когда я
встретился с ним, дал мне некоторые категориче¬
ские обещания; президент Вильсон публично высту¬
пил против линчеваний. Мне самому предложили
службу в военном ведомстве в чине капитана. Прав¬
да, предложение было быстро взято обратно, когда
верховное командование узнало, кто я такой. Тем
не менее я стремился быть преданным сыном своей
родины и написал в журнале передовую «Сомкнем
ряды», где говорил американским неграм: «Забудь¬
те на время ваши обиды и встаньте иа защиту
своей страны». Статья вызвала широкую дискуссию.
Я не уверен, что был тогда прав, но, во всяком
случае, намерения мои были добрыми. Не рассчи¬
тывая особенно на то, что война принесет нам,
неграм, большие результаты, я все же полагал, что,
сражаясь вместе с Америкой против милитаризма,
за демократию, мы тем самым боремся и за осво¬
341

бождение негритянской расы. Но после войны меня
охватило разочарование. Я видел грязь и ужас око¬
пов; слышал из уст солдат, как обращались с негра¬
ми в американской армии, и потому открыто выска¬
зал тогда свое убеждение, что белые американские
офицеры более храбро «сражались» в своих войсках
против негров, чем против немцев. Я до сих пор
считаю, что в основном это так и было. Мне удалось
собрать немало убедительных документов, свиде¬
тельствовавших о систематической травле и униже¬
нии негров, о том, что французам рекомендовали
относиться к неграм пренебрежительно. Когда я
опубликовал эти документы в Америке, правитель¬
ство попыталось помешать моей дальнейшей дея¬
тельности, отказав журналу «Крайсис» в почтовых
услугах. Но затем, поняв, что эта мера означает
признание собственной вины, власти отменили свой
запрет.
Продолжавшиеся и после войны линчевания и
негритянские погромы не давали мне покоя. Я был
чрезвычайно взволнован, когда негры подняли вос¬
стание в самом Вашингтоне и, сдерживая натиск
озверевшей толпы, в течение нескольких часов фак¬
тически держали город в своих руках; затем про¬
изошли погром и массовые убийства в Чикаго. Мы
боролись с расистами всеми имевшимися в нашем
распоряжении средствами: посылали протесты от
имени НАСПЦН, выступали с лекциями, помещали
статьи в журнале «Крайсис» и других изданиях.
Мэри Толберт организовала движение против лин¬
чеваний; с ее помощью, а также при содействии
нашего секретаря Джеймса Уэлдона Джонсона мы
собрали «фонд защиты» в 70 тысяч долларов; про¬
вели через палату представителей законопроект
Дайера против линчеваний и довели его до сената.
Лишь много лет спустя я узнал, что именно поме¬
шало принятию этого законопроекта: между вла¬
стями Юга и Запада была заключена сделка, в силу
которой линчевания разрешались при условии, что
им не будут подвергаться японцы.
Опять пришлось заниматься целым рядом сроч¬
342

ных судебных дел: начался процесс в связи с ра¬
систским погромом в Илейне; аналогичные дела
разбирались в Арканзасе, Детройте. Не менее зна¬
чительным, с моей точки зрения, хотя ее разделяли
лишь немногие негры, было дело Сакко и Ванцетти
в Массачусетсе. Мы одерживали в суде одну победу
за другой и все же не достигли очень больших ре¬
зультатов. Правда, к успехам по делу о «дедовской
статье» в 1915 году и по делу о сегрегации в 1917
году добавились наши победы на судебном про¬
цессе в Арканзасе по делам о первичных выборах
и еще об одном случае сегрегации, которые были
выиграны нами в Верховном суде. И все же всюду
торжествовала скорее несправедливость. Во время
наводнения в штате Миссисипи Общество Красного
Креста допустило, что с неграми обращались как
с рабами и крепостными, а в Оклахоме епископаль¬
ная церковь отказалась от судебного преследования
белого преступника, убившего негра на территории
церковной школы. Начались волнения среди негри¬
тянских студентов: забастовка в Хэмптоне, беспо¬
рядки в Уилберфорсском и Говардском университе¬
тах, студенческий бунт в Университете Фиска.
Таким образом, это десятилетие было для меня
периодом постоянных забот, тревог и разочарова¬
ний. Очевидно, иначе не могло и быть. Мне ка¬
жется, что при самых благих намерениях я не смог
бы сосредоточиться лишь на творческой работе. Мне
тоже суждено было стать участником происходив¬
шей в мире революции и почувствовать в своей
душе раны после ее битв. Два события явились как
бы завершением этого десятилетия: Четвертый Пан¬
африканский конгресс, собравшийся в Нью-Йорке
в 1927 году с участием Данте Бельгарде, Джорджа
Силвейна и других, и успехи Конгресса Британской
Западной Африки, который начал свою деятель¬
ность еще в 1920 году и в конце концов вынудил
английское правительство пойти на самые большие
уступки в смысле демократизации правления, какие
оно когда-либо делало в своих колониях в Черной
Африке.
843

Наконец, после моего возвращения из Африки в
мою честь совершенно неожиданно и вопреки вся¬
кому моему желанию был устроен обед в кафе «Са-
варин» в Нью-Йорке. На нем в числе других высту¬
пили Хейвуд Брун, Уолтер Хампден и г-жа Бетьюн;
приветствия прислали Уиттер Биннер, Зона Гейл
и Юджин О’Нил *. Это было для меня очень радост¬
ным и волнующим событием.
1 Хейвуд К. Брун (1888—1939) — журналист, автор мно¬
гих газетных статей и очерков, в которых он критиковал
американское общество; Уолтер Хэмпден (р. 1879)—драма¬
тический актер; Мэри М. Бетьюн (р. 1875)—педагог, осно¬
вательница негритянского женского колледжа в Дейтона-
Бич (штат Флорида); Уиттер Биннер (р. 1881)— поэт; Зо¬
на Гейл (1874—1938) — писательница; Юджин О’Нил (1888—
1953) — известный американский писатель, драматург.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Мой характер
В дни моей молодости мы много толковали на
тему о характере человека. В Университете Фиска
любили обсуждать этот вопрос, причем многие го¬
ворили, что характер человека важнее, чем его об¬
разование. В какой-то мере я разделял этот взгляд
и соглашался, что личность, характер человека для
окружающих значит больше, чем его знания или
способности. Для нашего времени типично обрат¬
ное явление: теперь в Америке формированию ха¬
рактера человека не уделяется почти никакого
внимания. Фрейд и другие специалисты психоана¬
лиза придали такое значение «непознаваемым» сто¬
ронам человеческой личности, что у нас сейчас
перестали заботиться о воспитании характера у мо¬
лодежи. Мы беспомощно наблюдаем за ее поведе¬
нием, не решаясь подавать какие-либо советы.
Что касается меня самого, то от старшего поко¬
ления, влиявшего иа меня в молодости, я унаследо¬
вал больший интерес к тому, что собой люди пред¬
ставляют, чем к тому, .что они делают. А в возрасте
пятидесяти лет я начал заниматься самоанализом,
поставив перед собой вопрос: что я собой представ¬
ляю как личность? Конечно, я заранее знал, что са¬
моанализ еще но обеспечивает по-настоящему объек¬
тивной, правильной картины, но, с другой стороны,
без такого самоанализа нельзя нарисовать собствен¬
ный полный портрет.
С детства я старался быть честным: пе брал ни¬
чего, что мне не принадлежало, п говорил правду
даже тогда, когда молчапие было бы золотом. С за¬
345

ранее обдуманным злым намерением я не говорил
ничего, но часто выпаливал правду, когда кто-ни¬
будь умалчивал о чем-либо и тем самым, как мне
казалось, отходил от истины. Насчет денег и спосо¬
бов их приобретения я имел самые строгие правила
и трудился не щадя сил за те двадцать пять центов
в неделю, которые впервые заработал. Я никогда нс
мог играть в азартные игры или идти на бессмыс¬
ленный риск, потому что хорошо знал, каким тяже¬
лым трудом достаются деньги. Однажды, находясь
во Франции, я сыграл в поезде в карты и проиграл
два доллара. Сорок лет спустя я выиграл два дол¬
лара на скачках в Мехико. Это были мое первое и
последнее участие в азартных играх.
Я был аккуратен по части долгов. Мои родные
жили бедно, но редко делали долги. Сейчас предо
мной лежит список моих расходов на 1 сентября
1894 года, когда я впервые начинал свою препода¬
вательскую работу. Я получал тогда 800 долларов
в год, и вот как распределил свои расходы: пита¬
ние — 100 долларов, комната — 35, книги — 100, уп¬
лата долгов — 350, разные мелкие расходы — 25,
итого 675 долларов, сбережения — 125 долларов. Рас¬
чет оказался слишком оптимистичным, но все же
я не наделал долгов. За тринадцать лет своей препо¬
давательской деятельности в Атланте при жалованье
1200 долларов в год я ни разу ни у кого не брал в
долг. У меня были жена и ребенок, и я каждый год
вывозил их куда-нибудь на Север, чтобы дать им
возможность подышать свежим воздухом и побыть
среди цивилизации. Все мое жалованье до послед¬
него цента вместе с небольшим гонораром от лекций
и литературной работы уходило на оплату нашей
пбездки, и только однажды я был вынужден забрать
свое жалованье за месяц вперед.
Сбережениями я не увлекался — у меня не было
опыта в этом деле. Моя мать и семья, в которой
я провел детство, никогда не имели ни счета в бан¬
ке, ни страхового полиса — у них редко был лишний
доллар. В двадцать семь лет я застраховал свою
жизнь на небольшую сумму — тысячу долларов.
348

Белая Пепсильвапская компания бессовестно обма¬
нывала меня, взимая завышенные взносы только по¬
тому, что я был негр. Позже, уже после женитьбы,
я вновь застраховал свою жизнь на десять тысяч
долларов в негритянской компании «Стандард лайф».
Но потом эта компания обанкротилась, и я потерял
все до последнего цента. Я был тогда уже слишком
стар, чтобы снова застраховывать свою жизнь на
доступных для меня условиях.
Мой заработок всегда был невелик. За двадцать
три года работы в Национальной ассоциации содей¬
ствия прогрессу цветного паселения я получал в те¬
чение первых пяти лет две с половиной тысячи
долларов в год, а остальные восемнадцать лет —
пять тысяч в год. На сбережения от этих денег я
купил дом, но позже продал его, чтобы приобрести
другой в Гарлеме. В нем было пять квартир; в одной
из них я поселился сам с семьей, а другие, по .моим
расчетам, должны были приносить мне постоянный
доход. Но оказалось, что я переплатил за этот дом,
потому что мне предъявили потом просроченные сче¬
та за дорогостоящий ремонт канализации. Я мог
делать только очень небольшие взносы, а дом был
уже трижды перезаложен, и приходилось платить
также проценты по закладным. Белые банки стали
притеснять черных домовладельцев Гарлема, а на¬
логи все время росли. Когда же начался экономиче¬
ский кризис, одни из моих жильцов перестали пла¬
тить за квартиру, а другие выехали.
Оставался только один выход — превратить дом
в меблированные комнаты. Я не стал этого делать,
отдал дом владельцам закладных и в шестидесяти¬
летием возрасте должен был примириться с потерей
своих сбережений. Я затеял это дело по совету од¬
ного моего друга, опытного по части недвижимой
собственности, но он думал, что я хочу лишь иметь
доход и не буду заботиться о том, чтобы создать в
доме приличные условия для жилья. Впоследствии
многие мои друзья говорили мне, что я вел себя как
глупец, однако я никого не обкрадывал и не обма¬
нывал и доволен сознанием этого.
347

Я вернулся в Атлантский университет в 1933 году
на четыре с половиной тысячи в год; как и раньше,
долгов у меня не было. Когда десять лет спустя ме¬
ня без предупреждения уволили в отставку, у меня
не было ни страхового полиса, ни каких-либо круп¬
ных сбережений. Один из моих белых коллег, внук
железнодорожного магната, упрекал меня за то, что
я не хочу отказываться от работы. Он не мог пове¬
рить, чтобы человек, проработав пятьдесят лет, не
сделал достаточных сбережений на старость.
В денежных делах я был, несомненно, очень бес¬
печен и несведущ, но не потому, что играл, пил или
кутил, а потому, что весь свой заработок тратил на
улучшение жизненных условий для себя и своей
семьи, не имея привычки «откладывать на черный
день». Возможно, я был неправ, но не уверен в этом.
На вопросы дружбы и любви и их роль в моей
жизни я оглядываюсь со смешанным чувством. Лю¬
бовь и дружбу я намеренно объединяю вместе, ибо
считаю, что они неразрывно связаны. У меня всег¬
да было больше друзей среди женщин, чем среди
мужчин. Началом была тесная дружба с матерью.
Друзья обычно хвалили меня за внимание к матери;
мы с ней всегда выходили из дома под руку, на не¬
многих доступных нам развлечениях всегда бывали
вместе. Это мне казалось вполне нормальным: моя
мать хромала — разве я не должен был сопровож¬
дать ее? И кто лучше, чем она, знал мои мысли и
стремления? Впоследствии женщины моего родного
негритянского народа становились все более образо¬
ванными, но мужчины, как правило, имитировали
американскую «культуру», которая была для меня
неприемлемой: я не пил алкогольных напитков до
поездки в Германию, да и там употреблял только
легкое пиво и рейнвейн. Большинство же моих зна¬
комых американцев пили виски и посещали бары,
путь в которые для меня с юношеских лет был за¬
казан.
Самым большим недостатком моего воспитания
в Новой Англии, который я ощутил, когда семна¬
дцати лет отправился на Юг, в Университет Фиска,
348

было непростительное невежество в вопросах пола.
Я попал в среду, где у молодежи — белой и негри¬
тянской — были очень свободные взгляды на поло¬
вые отношения, тогда как я, можно сказать, даже
не знал еще физической разницы между мужчиной
и женщиной. Сначала товарищи недоверчиво по¬
смеивались надо мной, потом стали выражать со¬
чувствие и не раз предлагали помочь мне избавить¬
ся от столь предосудительного недостатка. Начались
непростительные и не дававшие мне покоя искуше¬
ния. Так одно из прекраснейших чувств, какие ис¬
пытывает человек, стало превращаться для меня в
соблазн, которого надо бояться. Я действительно
противился этому искушению, страшась того, без
чего ничья жизнь не бывает полной. Я избегал жен¬
щин, о которых узнавал какие-нибудь сплетни, но,
еще не уяснив как следует, чем девушка отличается
от женщины, я уже столкнулся с другой загадкой —
проституцией и адюльтером. В моем родном городе
вопросов пола никогда не касались в разговоре, а
по возможности не держали их и в мыслях. В сред¬
ней школе у нас не было ничего, что можно было
бы назвать развратом. Мы болтали о девушках, за¬
глядывались йа их ножки, иногда украдкой и са¬
мым невинным образом целовались. Мы поддразни¬
вали друг друга по поводу наших увлечений, еще
совсем невинных. Когда же я приехал на Юг, мои
товарищи студенты, старше меня и воспитанные
в духе свободных половых отношений, видели во
мне либо враля, либо чудака, когда я говорил им
о своей невинности. Мне нравились девушки, и я
искал их общества, но на большее, чем поцелуй, ни¬
когда не отваживался.
Двадцати девяти лет я женился на девушке, чья
редкая красота и отличное домашнее воспитание,
данное ей покойной матерью, привлекли и привяза¬
ли меня к ней. Мы с женой прожили вместе пять¬
десят три года. Это не был абсолютно идеальный
брак, но все же, насколько я мог судить, он был
счастливее многих других. Наш союз страдал основ¬
ным недостатком современной американской семьи
349

разницей в целях и стремлениях мужа и Жены; же¬
на и дети находились всегда в стороне от главной
цели моей жизни. Я не пренебрегал своей семьей;
я обеспечил ее хорошим домом, дал своей дочери
образование, заботился об отдыхе и развлечениях
для семьи. Но моя основная работа протекала вне
дома. Жена высоко ценила мою деятельность, но
сама была слишком занята другим, чтобы участво¬
вать в ней,— все ее время поглощали заботы по хо¬
зяйству, хождение на рынок и по магазинам, убор¬
ка, чистка и уход за детьми. Все это она делала,
разумеется, без всяких жалоб, пока не погиб наш
первенец, причем не потому, что мы плохо о пем
заботились,— это был несчастный случай. Смерть
сына еще глубже разобщила нашу жизнь. Я с еще
большим усердием погрузился в свою работу, тогда
как жена утратила главную цель своей жизни. Поз¬
же у нас родился еще один ребенок, девочка, но моя
жена не могла простить богу ту свою так и пе за¬
жившую рану.
Странствуя по свету ради своих возвышенных
целей и идеалов, я не раз слышал жалобы на совре¬
менные отношения между мужчиной и женщиной.
Многие стали считать, что дружба между ними мо¬
жет существовать только на почве половых отноше¬
ний. Считают также, что стоит мужчине и женщине
стать друзьями, как им не остается ничего другого,
кроме как пожениться и превратить свою дружбу
в пресыщающие интимные отношения; они должны
быть вместе чуть не все двадцать четыре часа в
сутки и избегать каждый иметь друзей другого пола
во избежание сплетен, скандалов и даже преступле¬
ния, могущих разрушить благополучие семьи.
Мои путешествия и работа вне дома спасли нас от
этого.
Большинство моих друзей и помощников в жиз¬
ни были женщины, начиная с матери, теток и кузин
и кончая моими коллегами преподавательницами,
студентками, секретарями и общественными дея¬
тельницами, мечтавшими, как и я, о построении луч¬
шего мира. Интимные отношения никогда не были
350

НИ Причиной, нИ Целью моей дружбы с женПЩПаМИ.
Я не думаю, чтобы и моей жене эта моя дружба
причиняла какой-нибудь вред или беспокойство.
Я всегда заботился о ее удобствах и благополучии и
был внимателен к ней и на людях и в семье. Мои
частые отлучки из дому приучили меня ко многим
хозяйственным навыкам. Я до сих пор сам убираю
свою постель; многие годы я сам готовил себе зав¬
трак, особенно кофе; я всегда оставляю ванную чи¬
ще, чем она была до моего посещения; це занимал¬
ся я только шитьем и уборкой квартиры. Я часто
думал, не стала ли жизнь моей жены слишком замк¬
нутой из-за того, что она имела лишь нескольких
подруг, в большинстве домашних хозяек, как и она
сама, и не поддерживала знакомства пи с какими
мужчинами в силу своего воспитания и окружавшей
ее обстановки. Напротив, моя жизнь постоянно
сталкивала меня с умными женщинами, которые
стремились работать и работали на общественном
поприще. Я бесконечно благодарен жизни за эти
встречи.
Но когда моя жена умерла, я остался в одино¬
честве. Чтобы заполнить образовавшуюся большую
пустоту и иметь возможность продолжать свою ра¬
боту, я на склоне дней снова женился. Моя вторая
жена на сорок лет моложе меня, но ее работа и
цель жизни близки моим; ее отец всю жизнь верил
в то жр, чего старался достигнуть я. Ширли Грэхем
унаследовала от отца эту веру в меня, и заботиться
друг о друге для нас радость, а не просто долг.
Ширли сделала мою жизнь более полной и плодо¬
творной.
Близких друзей у меня было немного. Я бывал
иногда необъяснимо застенчив и, как правило, не
решался прерывать других, чтобы высказать свою
точку зрения. В отношениях с друзьями неграми
эта черта несколько сглаживалась одинаковым жиз¬
ненным опытом и инстинктивным взаимопонимани¬
ем, но с белыми, в особенности с новыми знакомы¬
ми, я не мог беседовать непринужденно: мы жили
в разных мирах. У нас не было общих клубов, мы
351

нс посещали одни и те же дома, не стояли даже
никогда за одной стойкой п баре, никогда не завтра¬
кали имеете. В карты я пе играл и никогда по испы¬
тывал пристрастия даже к бейзболу.
Таким образом, сам я не искал знакомства с
белыми, предоставляя им делать первый шаг, а по¬
этому меня считали гордецом. В какой-то степени
я был им, но скорее я боялся потерять уважение к
самому себе. Я вовсе не стремился главенствовать
над другими, а лишь восставал против того, чтобы
меня унижали. Я хотел строить отношения со все¬
ми своими коллегами на равных началах; белые же,
как мне казалось, видели во мне низшее существо
н ждали от меня подчинения им и признания моего
неравного статуса.
У меня было сравнительно мало встреч с моими
великими современниками. Несомненно, главная
причина была во мне: я сам не домогался их зна¬
комства. Так, однажды я уклонился от свидания с
Генри Джорджем 1 и Гербертом Дж. Уэллсом; в
другой раз не принял приглашения жены Хейвлока
Эллиса1 2 встретиться с ним и с Бернардом Шоу.
Л когда я захотел навестить Шоу потом, он сам не
проявил к тому желания. Несколько раз мне пред¬
ставлялась возможность встретиться с тем или дру¬
гим президентом Соединенных Штатов, но я не
воспользовался ею. Я мог бы познакомиться с вы¬
дающимися государственными деятелями, писателя¬
ми и артистами Америки, а с некоторыми из них
даже завязать тесную дружбу, но я избегал их отча¬
сти из опасения, что при существующей дискрими¬
нации негров между нами не будет достигнуто на¬
стоящего взаимопонимания п что если не сами эти
1	Генри Джордж (1839—1897) — американский публи¬
цист и мелкобуржуазный экономист, считавший, что на¬
ционализация земли буржуазным государством может яко¬
бы покончить с обнищанием масс в капиталистическом об¬
ществе.
2	Хейвлок Эллис (1859—1939) — английский психолог,
писатель, автор четырехтомной «Психологии пола» (1936).
352

лица, то их друзья отнесутся ко мне плохо. Но если
даже откинуть нее это, я просто по своей натуре не
был тем, кого американцы называют «добрый ма¬
лый».
Этим объяснялся также известный недостаток
симпатии и взаимопонимания между мною и сту¬
дентами. Я был хорошим преподавателем: поощрял
в студентах любознательность и аккуратность, пря¬
мо отвечал на любой поставленный мне вопрос, ни¬
когда не уклонялся от разъяснения серьезно выска¬
занных сомнений, внимательно проверял экзамена¬
ционные работы и добросовестно пх оценивал. Но я
не знал своих студентов как людей; для меня это
были умы, а не души. Вообще по отношению к внеш¬
ней среде я почти всегда был посторонним наблюда¬
телем и редко вторгался сам в окружающую жизнь.
Отчасти эта роль была навязана мне из-за цвета
кожи. Но я отнюдь не был пуританин. Я был здоро¬
вым человеком со всеми нормальными запросами,
любил «вино, женщин и песни», много работал и
крепко спал, а если, как говорили многие, со мною
было трудно сходиться, то только потому, что при
всей моей идейной воинственности я был чрезмерно
застенчив с людьми.
Но чего во мне не было — это зависти. Я старал¬
ся отдавать должное другому человеку даже тогда,
когда испытывал к нему личную неприязнь или рас¬
ходился с ним во взглядах. Для меня стало вопро¬
сом чести никогда не умалять заслуг другого, кем
бы он ни был. Я любил жизнь, любил жить — ду¬
ховно и физически. Правда, я не мог растрачивать
свое время на бейзбол, но умел понять тех, кто так
спешит с работы домой. Моим любимым развлече¬
нием была прогулка, но опять-таки я гулял один.
Я знал и жизнь и смерть; гибель моего первенца бы¬
ла несчастьем, от которого я никогда в полной мере
не оправился. Я писал по этому поводу:
«Окружающие любили его; женщины целовали
его локоны, мужчины серьезно всматривались в его
удивительные глаза, а другие дети всегда вертелись
23 У. Дюбуа
353

вокруг него. Он и сейчас точно стоит передо мной,
поминутно меняющийся, как небо,— то заливается
искристым смехом, то мрачнеет и хмурится, то удив¬
ленно и задумчиво глядит на мир. Он не знал расо¬
вых различий, милый мой мальчик, и завеса, уже
набросившая на него свою тень, еще не скрывала от
него солнца. Он одинаково любил и белую воспита¬
тельницу и черную няню; в его детском мирке ца¬
рили только одни бесплотные души. Я — да, пожа¬
луй, и все другие люди — становился возвышеннее
и чище, познав бесконечную глубину этой малень¬
кой жизни. Та, чей простой и ясный взор видел
дальше звезд, сказала, когда он угас: «Он будет бла¬
жен там\ ои всегда так любил прекрасное». А я,
знавший так мало в сравнении с нею, ослепленный
сотканной мною самим паутиной, сидел одиноко,
подбирая слова и бормоча: «Если только он продол¬
жает жить и будет там н если это там действитель¬
но есть, пусть будет он блажен!»
Ясным было утро в день его похорон; птицы
пели и цветы благоухали. Деревья перешептыва¬
лись с травой, но дети сидели притихшие, с печаль¬
ными лицами. И все же этот день казался мне ка¬
ким-то обманчивым, нереальным — бледным призра¬
ком Жизни. Казалось, мы бредем за белой горкой
букетов по какой-то незнакомой улице и слышим
отзвук какой-то далекой песни. Вокруг нас шумел
деловой город; белолицые люди, торопливо прохо¬
дившие мимо, почти не обращали на нас внимания,
разве только, едва взглянув, кто-нибудь произносил
сквозь зубы: «Черномазые».
Эволюция моих взглядов на религию происходи¬
ла медленно. В детстве я посещал воскресную шко¬
лу и раз в неделю слушал проповедь, поучавшую,
что делать добро — это долг всякого разумного че¬
ловека. Семнадцати лет я ходил в миссионерский
колледж, но к тому времени был уже достаточно
развит и стал вступать в споры по религиозным во¬
просам. Я придерживался здоровой, даже несколько
пуританской морали, но когда старый ханжа-пропо¬
354

ведник стал яростно нападать на танцы, я возму¬
тился. К моменту окончания колледжа я уже испы¬
тывал сильные сомнения в религии. Из Германии я
вернулся «свободомыслящим» и в конце концов но
захотел больше примыкать к какой-либо церкви и
признавать какую-нибудь религию. Начиная с три¬
дцати лет я все больше убеждался в том, что цер¬
ковь — это институт, защищающий рабство, расовую
дискриминацию, эксплуатацию рабочих и войну.
Я считаю, что Советский Союз сделал величайший
вклад в современную цивилизацию, лишив духовен¬
ство его прежней роли и запретив преподавать ре¬
лигию в государственных школах.
Религия и помогла и помешала развитию моего
художественного вкуса. Я знаю наизусть старые
английские и немецкие церковные гимны. Мне всег¬
да нравилась музыка этих гимнов, и я сознательно
не обращал внимания на их наивные слова. Потом
я познакомился с настоящей, большой музыкой ре¬
лигиозных ораторий, которые мы разучивали в Уни¬
верситете Фиска, но Девятая симфония Бетховена
с ее гимном радости, которую я впервые услышал
в Берлине, произвела на меня большее впечатление.
Я любовался большими католическими соборами в
европейских городах, мне нравилась торжественность
их службы и внутренней обстановки, но я знал, что
представляет собой католическая церковь, помня,
как в Нью-Йорке один кардинал помог подавить за¬
бастовку и что церковь Христа всегда боролась про¬
тив коммунизма христианства.
Я ценю жизнь и ни разу не убил птицы и не за¬
стрелил зайца; меня никогда не привлекала рыбная
ловля. Почти все мои товарищи студенты на Юге
носили пистолеты, только у меня никогда ие было
оружия. Я не представлял себе, как можно убить
человека. В 1906 году я помчался из Алабамы в
Атланту, где оставил жену с шестилетннм ребенком.
Там в течение нескольких дней свирепствовала тол¬
па расистов, убивая негров. Я купил двуствольный
винчестер-дробовик и две дюжины патронов с круп¬
ной дробью. Если бы белые погромщики вступили ид
23*
355

территорию университетского городка, где мы жили,
я, не задумываясь, стал бы стрелять в них. Но они
не пришли к нам, а направились в южный район
Атланты, где полиция позволила нм грабить и уби¬
вать. Мое ружье выстрелило только однажды и то
случайно — в кипу стенографических отчетов кон¬
гресса, которые лежали на нижней полке в моей
библиотеке.
Мое отношение к современным проблемам сло¬
жилось под влиянием моей давнишней привычки
внимательно следить за ходом и развитием мировых
событий, в чем мпе немало помогли неоднократные
поездки в Европу и другие части света.
Интернационалистские взгляды сформировались
у меня еще во время моего четырехлетиего пребы¬
вания в Гарварде, где я учился два года в универ¬
ситете и два — в аспирантуре. После первой поезд¬
ки в Европу в 1892 году я совершил еще четырна¬
дцать путешествий, в том числе одно кругосветное.
Я побывал в большинстве европейских стран и пу¬
тешествовал по Азии, Африке и Вест-Индии. Путе¬
шествия стали для меня привычкой, а знакомство с
научной мыслью других стран я считал для себя
обязательным еще до первой мировой войны, когда
даже лучшие американские газеты почти не инте¬
ресовались тем, что думает Европа.
Помню, как в 1911 году я встретил в Лондоне
одного цветного, который рассказал мне о своем
плане двинуть черную армию пз Африки в Европу
через Пиренеи. Его горячность взволновала меня.
Но потом это прошло, и я начал создавать себе
новую картину будущего прогресса человечества.
Эта картина стала вырисовываться передо мной
более реально в 1926 году, когда я совершил путе¬
шествие в Россию. Во время этого путешествия я
видел не только Россию, но и побежденную Герма¬
нию, в которой не был тридцать лет. Это был потря¬
сающий контраст.
К 1945 году, после второй мировой войны, все
эти контакты с другими странами и народами и изу¬
чение международных проблем в их сочетании с
356

расовой проблемой Америки помогли мне привести
своп мысли в довольно стройную систему. Я пришел
к твердому убеждению, что первым шагом к реше¬
нию мировых проблем является Мир на Земле.
Многие высказывали обо мие свои суждения —
благоприятные и критические, но мнением двух лю¬
дей я особенно дорожу. Один знал меня в течение
пятидесяти лет и когда-то был, несомненно, моим
самым близким другом. Это он, Джон Хоуп, писал
мне в 1918 году:
«До последней минуты я надеялся, что смогу
встретиться с вамп, когда вы будете отмечать пяти¬
десятилетие вашей жизни в этом беспокойном, но
таком интересном мире. Теперь окончательно выяс¬
нилось, что я не смогу приехать и вынужден огра¬
ничиться этим письмом. В день вашего пятидесяти¬
летия вы сможете окинуть мысленным взором
множество совершенных вами хороших дел и ваши
высокие идеалы. То, что каждый шаг вашего пути
был отмечен стремлением стать настоящим челове¬
ком и служить не себе, а другим людям, должно до¬
ставлять вам величайшее удовлетворение. Как-ни¬
будь, когда мне удастся снова побывать в Нью-
Йорке, я намерен пригласить вас к себе на обед в
честь вашего дня рождения. Вы ие представляете,
как много значат для меня те два-три часа, которые
мы проводим вместе, когда я бываю в Нью-Йорке».
А Джоэл Спингарн говорил:
— Я хотел бы выразить вам не только чувство
личной дружбы, которая связывала нас вместе в те¬
чение пятнадцати лет, но н благодарность, которую
вместе со всеми американцами я испытываю к вам
за вашу общественную деятельность. По воле судь¬
бы вы оказались па передовых позициях великой
битвы, которая ведется в Америке не просто в за¬
щиту прав одной расы, но против всех расовых пред¬
рассудков, угрожающих запятнать- американские
традиции терпимости и человеческого равенства.
357

Я приветствую вашу общественную деятельность,
приветствую силу вашего языка, сделавшую ее та¬
кой эффективной. Я знаю, что существует мнение,
будто писатель — это человек, которому нечего ска¬
зать и который пишет только для того, чтобы это
подтвердить. Великие писатели мира не так пони¬
мали свою задачу, не так смотрите на нее и вы.
Хотя ваша деятельность была главным образом бла¬
городной деятельностью учителя и провозвестника
правды (не только для одной расы пли нации, но
и для всего мира), вряд ли даже у лучших писате¬
лей Америки можно найти страницы прекраснее
тех, что содержатся в ваших книгах «Темная вода»
и «Душа черного народа».

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Кризис
В период с 1910 по 1920 год я все еще был убеж¬
ден, что социология может проложить путь к со¬
циальным реформам и что социальный прогресс мо¬
жет стать результатом научных исследований. Прак¬
тический опыт научил меня ставить межрасовую
культуру выше чисто американской культуры. Од¬
нако прежде, чем я наметил конкретную программу,
соответствующую этому убеждению, я, продолжая
борьбу против расизма, увлекся идеей панафрика¬
низма как организованного движения в защиту не¬
гритянского мира, возглавляемого американскими
неграми. Но американские негры не заинтересова¬
лись этой идеей.
Внезапно я увидел проблеск новой зари. В Гар¬
варде о Карле Марксе упоминали лишь вскользь,
студентам же Фиска он был совершенно неизвестен.
В Берлине студенты находились под сильным влия¬
нием марксизма, но главным образом в видоизменен¬
ной форме теорий, которые господствовали тогда в
социал-демократической партии. Я заинтересовался
деятельностью этой партии, посещал ее собрания и
стал сам считать себя социалистом. Переехав из
Атланты в Нью-Йорк, я по примеру некоторых мо¬
их белых коллег — Чарлза Эдварда Рассела, Мэри
Овингтон и Уильяма Инглиша Уоллинга — вступил
в социалистическую партию. Я вышел из нее, когда
решил, что неграм выгоднее голосовать за Вильсона,
чем за Теодора Рузвельта, Тафта или никому не
359

известного социалиста. Потом вспыхнула война, про¬
изошла русская революция, и Англия, Франция и
Соединенные Штаты начали борьбу против больше¬
виков. Я взялся читать Карла Маркса. Его идеи
потрясли меня. Я невольно задумывался, какие еще
области знаний были скрыты от меня в те годы,
когда я получал свое «широкое» образование. Одна¬
ко я не торопился делать вывод, что новая Россия
уже достигла идеала Маркса. И когда в 1926 году
я собрался поехать в Россию, я специально заявил,
что этот визит ни в коей мере не будет обязывать
меня к каким-либо определенным выводам.
Посещение в 1926 году Германии и Советского
Союза, а на обратном пути Турции и Италии изме¬
нило мои взгляды и мою дальнейшую деятельность.
Во всей России еще были заметны следы войны —
той войны, которую вели против нее Франция и Анг¬
лия, чтобы повернуть вспять часы революции. В ка¬
нализационных трубах Москвы ночевали беспризор¬
ные дети; продуктов было мало, люди ходили в об¬
носках, и страна переживала страх перед возмож¬
ным возобновлением агрессии западных держав.
И все же Россия была и, на мой взгляд, остается до
сих пор самой многообещающей страной современ¬
ного мира. Никогда до этого мне не приходилось
видеть среди простого, трудового народа, в прошлом
столь же отсталого, нищего, суеверного и запуган¬
ного, как и наши американские негры, такого мно¬
жества людей, воодушевленных надеждой, людей,
в чьих глазах сверкает столько решимости, как сре¬
ди крестьян н рабочих России. И это повсюду —
от Ленинграда, Москвы и Горького до Киева и
Одессы. Картинные галереи, театры были перепол¬
нены, каждый день то тут, то там появлялись но¬
вые школы, труд постепенно становился радостным.
Вся жизнь советских людей начала обновляться, на¬
полняться надеждами и идеалами — теми, какие
провозглашались на Красной площади в празднич¬
ные дни.
За месяц своего пребывания в России я, конечно,
увидел очень мало и не составил себе определенного
360

мнения о том, устойчива или преходяща новая фор¬
ма русского государства. Я встречался с очень не¬
многими руководителями новой России п о многих
фактах не берусь судить. Но в одном я уверен: в
правильности утверждения Карла Маркса, что эко¬
номика страны определяет ее политику, искусство
и культуру. Посетив новую Россию, я понял, на¬
сколько ошибочно сложившееся у нас, американских
негров, представление, будто нам достаточно полу¬
чить право голоса и ото само ио себе обеспечит нам
работу и приличный заработок, покончит с нуждой,
неграмотностью и болезнями в нашей среде. Мне
было ясно, что нищета — это не наша вина, а паша
беда, что она есть прямое следствие расовой сегре¬
гации и дискриминации негров. Я понял, что пре¬
доставление кучке негритянских капиталистов пра¬
ва участвовать наравне с белыми в эксплуатации
масс отнюдь не является решением наших проблем,
что это может лишь заковать нас навеки в цепи
рабства.
Я не считал, что коммунизм русских может быть
подходящей программой для Америки и тем более
для такого национального меньшинства, как негры;
мне казалось, что программа американской комму¬
нистической партии не учитывала полностью наши
нужды. Но я был твердо убежден в том, что народ,
чье классовое расслоение по признаку богатства
только началось, умные руководители могут напра¬
вить по такому пути, что он станет сознательным
производителем материальных благ ради удовлетво¬
рения человеческих нужд, а не ради прибыли, и
работать в рамках уже сложившейся промышленной
системы над тем, чтобы приблизить экономическую
революцию, которая рано или поздно неизбежно
должна произойти в Соединенных Штатах, как и во
всей Европе, в Азии, повсюду. Я считал, что такая
революция в сфере производства и распределения
материальных ценностей может быть разумным эво¬
люционным процессом, а не обязательно кровавой
баней. Я был уверен, что 13 миллионов негров, хоть
и медленно, но неуклонно идущих вперед в своем
361

развитии, смогут сосредоточить свои помыслы и уси¬
лия на избавлении от нищеты и что, действуя со¬
вместно с передовой частью американских ученых,
они смогут в будущем, как это уже было в прошлом,
выделить нз своей среды дальновидное руководство,
способное активно участвовать в экономической ре¬
форме.
Панафриканские конгрессы, проведенные по моей
инициативе в 1919, 1921 и 1923 годах, оставили по
себе яркую память особенно тем, что вызвали тре¬
вогу и раздражение у колонизаторов. Чуть не все
видные европейские газеты выступали с предостере¬
жениями, ставя эти конгрессы в прямую связь с
«демагогическим» движением Гарви, достигшим тог¬
да наивысшего подъема, и требовали у правительств
колониальных держав самого решительного подавле¬
ния освободительного движения народов колонии.
Большое значение имела моя первая поездка в Аф¬
рику, давшая мне более широкое представление о
роли черной расы в будущем прогрессе цивилиза¬
ции.
Однако Национальная ассоциация содействия
прогрессу цветного населения считала, что в афри¬
канском вопросе я забегаю слишком далеко вперед.
Совет директоров ассоциации не проявлял интереса
к Африке. В атмосфере послевоенной реакции он
опять вернулся к самой узкой программе — сделать
негров полноправными американскими гражданами,
забывая о том, что, если Европа будет и впредь дер¬
жать Африку за «цветным барьером», Америка пой¬
дет по ее стопам.
Если бы не начавшийся экономический кризис,
то, мне кажется, с помощью своего маленького еже¬
месячного журнала «Крайсис», который я основал
в 1910 году и который, почти без всякой финансовой
помощи со стороны выходил в течение двадцати
лет, я мог бы привлечь внимание американских нег¬
ров к своей программе. Но кризис поставил суще¬
ствование журнала в зависимость от помощи совета
директоров НАСПЦН. Это изменило все мое пред¬
ставление о «Крайсис», как о независимом органе,
3R2

ратующем за радикальные реформы. Именно остро¬
та и независимость суждений журнала «Крайсис» и
делала его в течение двадцати трех лет тем, чем он
был. Но совет по-прежнему оставался на консерва¬
тивных позициях; он олицетворял собою больше
Капитал и Инвестиции, чем Труд и Социализм. Если
теперь «Крайсис» будет финансироваться НАСПЦН,
то она получит право определять его политическую
линию вплоть до мелочей. Финансовые отношения
журнала с НАСПЦН были необычными. Я отвечал
за расходы по изданию журнала. Вначале все две
с половиной тысячи долларов жалованья мне плати¬
ла ассоциация; спустя два года половину его, а по¬
том и все жалованье целиком уже оплачивал «Край¬
сис», и ассоциация определяла только его размер.
Все расходы по изданию и распространению журна¬
ла, выплате жалованья сотрудникам, внесение аренд¬
ной платы лежали на моей ответственности. Мы не
должны были ни делать долгов, ни производить на¬
коплений.
Вначале у нас не было своего счета в байке, но
когда казначеем стал Уолтер Сакс, он позволил мие
создать «фонд» журнала и мы стали выписывать
собственные чеки. В то же время мы не могли при¬
нимать никаких пожертвований и организовывать
какую-либо группу «компаньонов», которая в слу¬
чае необходимости оказывала бы журналу поддерж¬
ку. Ассоциация сначала обещала покрывать любой
наш дефицит не свыше пятидесяти долларов в ме¬
сяц, но мы никогда не взяли у нее ни одного цента.
Иногда ассоциация оплачивала поездки за границу;
так, когда мне надо было поехать на Второй Панаф¬
риканский конгресс, она дала указание выдать мне
на расходы семьсот долларов из фонда журнала
«Крайсис».
Я не жаловался на такой порядок вещей. В конце
концов целью журнала было укрепление ассоциа¬
ции. Он никогда не сулил прибылей. У нас помеща¬
ли очень мало объявлений, потому что журнал счи¬
тали органом пропаганды. В деловых вопросах мне
оказывал неоценимую помощь Роберт Вуд, первый
363

негр — политический деятель Таммани-холла Бу¬
дучи владельцем типографии, он давал мне полезные
советы насчет закупки бумаги и других типограф¬
ских дел. В течение двадцати трех лет мы сами
оплачивали все свои расходы и не оставили после
себя никаких долгов. Можно сказать, что мы сдела¬
ли НАСПЦН всемирно известной организацией. Но
когда разразился кризис, нам не на что было опе¬
реться и контроль над журналом пришлось пере¬
дать в руки Национальной ассоциации, которая и
до этого официально считалась его издателем. Мне
советовали добиваться признания за собой права хо¬
тя бы иа частичное владение журналом н попытать¬
ся издавать его как независимый орган. Я отказался
даже думать об этом, хотя не сомневаюсь, что хоро¬
ший адвокат смог бы выиграть это дело. С моей точ¬
ки зрения, «Крайсис» принадлежал НАСПЦН и его
будущая роль зависела от того, в какой мере ассо¬
циация будет разделять его высокие идеалы. Однако
меня взволновало одно обстоятельство, а именно
смена секретаря НАСПЦН, происшедшая в 1931 го¬
ду. Джеймс Уэлдон Джонсон вышел в отставку, и
его заменил Уолтер Уайт, который после этого воз¬
главлял ассоциацию в течение двадцати пяти лет.
Я знал Уолтера Уайта, знал его родителей и обучал
в колледже его брата и сестер. Когда в 1917 году
Джеймс Уэлдон Джонсон, бывший в то время нашим
секретарем, встретился с Уайтом в Атланте, он вы¬
сказал мысль, что Уайт был бы ему хорошим по¬
мощником. Я охотно согласился с его мнением и
всячески поддерживал назначение Уайта.
Уайт мог быть при желании обаятельным чело¬
веком. Небольшого роста, с приятными манерами,
неизменной улыбкой на лице и острым чувством
юмора, он был неутомимым работником и, казалось,
пе знал отдыха. Но вместе с тем я редко когда-либо
встречал таких эгоистичных людей. Он был само¬
влюблен и себялюбив до такой степени, что почти
1 Таммани-холл— штаб иыо-йоркской организации де¬
мократической партии.
364

не сознавал этого и искренне верил, что его личные
интересы полностью совпадают с интересами его ра¬
сы и нашей ассоциации. Это приводило к разным
осложнениям, тем более что в достижении своих
целей он часто не считался ни с какими принци¬
пами.
В качестве помощника Джеймса Уэлдона Джон¬
сона, ставшего секретарем НАСПЦН в 1920 году,
Уайт добился необычайных успехов. Ои с большим
риском для себя расследовал случаи линчеваний,
а главное умело проводил в жизнь планы, которые
разрабатывал Джонсон. Сам Джонсон следовал муд¬
рому правилу — широко консультироваться и тща¬
тельно взвешивать каждое решение. После этого
в дело вступал Уайт и приводил его планы в испол¬
нение. В течение двенадцати лет эта пара работала
хорошо и вполне согласованно. Затем Джонсона при¬
гласили поехать на тихоокеанские острова для изу¬
чения расовых отношений; с этой целью ему были
выданы средства из Фонда Розенуолда *. В его от¬
сутствие ассоциацией руководил Уайт. По возвраще¬
нии Джонсон как-то зашел ко мне и сказал, что
Уайт не сотрудничает с ним так, как прежде. На
конференции в Кливленде Уайт почти ничего не де¬
лал. Джонсон заявил, что ему придется уйти, раз
его помощник отказывается с ним сотрудничать.
Думаю, что Уайт к этому времени решил, что ему
надо быть самому секретарем ассоциации, вместо
того чтобы работать под началом у Джонсона. По
этому вопросу больше ничего не было сказано, но
в 1931 году Джонсон уволился и перешел на работу
в Университет Фиска. Уолтер Уайт был избран на
его место.
Методы руководства Уайта вскоре привели к кон¬
фликту. Его отношение к людям, его поведение бы¬
ли просто невыносимы. Весь штат сотрудников об-
1 Джулиус Розенуолд (1862—1932) — коммерсант, глава
торговой фирмы «Сирс, Ребак энд компани». Жертвовал
деньги на создание школ для негров, на помощь евреям
и т. д., а в 1917 г. создал с этой целью фонд, названный его
именем.
365

ратился ко мне как к старшему по должности с
просьбой опротестовать поведение Уайта перед со¬
ветом директоров. Это по входило в моп обязанности
как редактора «Крайсис», но как одни из основа¬
телей ассоциации и член ее совета директоров я не
мог отмахнуться от этой просьбы. Я написал про¬
тест, и весь штат, включая нового помощника сек¬
ретаря Роя Уилкинса и всех старых членов совета —
Пиккенса, Бсгнолла и других,— его подписал. Он
был составлен в сильных п резких выражениях, но
с ним все согласились.
Обвинения в адрес Уайта произвели на совет
сильное впечатление. Уайт вел себя на совете очень
скромно и обещал изменить свое поведение. Дело
было прекращено и больше не поднималось. Однако
Уайт радикально изменил свое отношение к коллек¬
тиву сотрудников — стал вежливым и доступным, а
главное, начал сам работать. Он работал много, но,
чтобы достигнуть своих целей, прибегал к закулис¬
ным интригам. Любой служащий, выступавший про¬
тив него, вскоре лишался работы, хотя Уайт никогда
не фигурировал в качестве виновника его увольне¬
ния. Все, кто подписался под протестом, кроме
Уилкинса, лишились своих постов; Уилкинс же во
всем уступал Уайту. Авторитет Уайта возрос; под
его руководством ассоциация расширила свое влия¬
ние, и число ее членов увеличилось.
В 1932 году стало ясно, что «Крайсис» сможет
выжить только в том случае, если ассоциация будет
оказывать ему материальную поддержку, и тогда
он превратится в стандартный «печатный орган» ор¬
ганизации. Между тем Уайт добывал все больше
средств, которые помогали поддерживать существо¬
вание НАСПЦН. Это вскоре создало невозможную
ситуацию для меня и трудную для Уайта.
Думаю, я могу не хвастаясь сказать, что в пе¬
риод с 1910 по 1930 год я и мой журнал были глав¬
ным фактором, который революционизировал отно¬
шение американских негров к расовой дискримина¬
ции. Как удары гонга, наши статьи пробуждали в
неграх самосознание, веру в своп возможности и ре¬
366

шимость к действию. Сила нашей пропаганды была
такова, что самые популярные ныне лозунги негри¬
тянского народа родились именно из наших выска¬
зываний.
Но, конечно, никакая идея не может быть совер¬
шенной и сохранять свою силу вечно. Чтобы идея
всегда оставалась жизненной и актуальной, ее надо
модифицировать, приспосабливать к меняющейся об¬
становке. Я начал понимать, что высоты и крепости,
которые мы, черные, пытались брать приступом, в
Америке так не возьмешь, потому что нас сравни¬
тельно мало, потому что мы — меньшинство. Их
можно завоевать только в том случае, если большин¬
ство белых американцев убедится в справедливости
наших целей и присоединится к нашему требова¬
нию признать нас, негров, полноправными гражда¬
нами. Но нам придется иметь дело не только с со¬
знательными, рациональными поступками, но и с
иррациональными, бессознательными привычками,
глубоко уходящими своими корнями в нравы и обы¬
чаи народа. Умелая пропаганда, законодательные
мероприятия, продуманные, разумные действия —
вот средства, которые надо использовать против ус¬
ловных рефлексов расовой ненависти, чтобы пре¬
одолеть их.
Постепенно я все лучше стал понимать, что прой¬
дет еще много лет, а пожалуй, и десятилетий, преж¬
де чем мы сможем добиться поддержки большинства
американцев; что вся система «белого мира» Аме¬
рики и Европы слишком резко направлена против
расового равенства, чтобы наша агитация могла
иметь большой эффект.
Поэтому я стал повторять некоторые наиболее
очевидные истины и, акцентируя на них внимание,
хотел сказать американским неграм: идя в атаку
против существующих в Америке и Европе расовых
предрассудков, вновь и вновь высказывая ваше не¬
поколебимое убеждение в том, что является справед¬
ливым и что несправедливым не только для нас, но
и для всех людей, не забывайте о первоочередных
задачах, которые вы должны выполнить ради ваше¬
367

го существования и самосохранения. Работайте со¬
вместно и дружно, создавайте и поддержппайте ва¬
ши общественные организации, измените формы
вашей борьбы — от разрозненных атак отдельных
людей перейдите к организованному массовому на¬
ступлению. Выдвигайте требования не только аме¬
риканских негров, но и жителей Вест-Индии и Аф¬
рики, требования всех цветных народов мира.
Вот что я начал пропагандировать теперь, не
преуменьшая значения и такой задачи, как дости¬
жение политического, гражданского и общественно¬
го равенства американских негров, за которое мы
боролись в течение жизни целого поколения. Мне
было ясно, что агитация против расовых предрас¬
судков и экономические мероприятия для улучше¬
ния положения американских негров не противоре¬
чат друг другу, а являются составными частями
одной задачи. Так как сегрегация в Америке суще¬
ствует и, очевидно, будет еще существовать много
лет, я просто предлагал, чтобы в области экономики,
так же как в области литературы и религии, уже
теперь были тщательно продуманы, намечены и ор¬
ганизованы объединенные действия всей расы. Этот
план не намечал никакой новой сегрегации и вовсе
не выдавал сегрегацию за окончательное решение
расовой проблемы,— наоборот. Но он учитывал ре¬
альную обстановку и, исходя из нее, выдвигал тща¬
тельно продуманные задачи.
НАСПЦН с самого начала столкнулась с этим
трудным вопросом. Она никогда не была, да и не
могла быть организацией, категорически выступаю¬
щей против расовой сегрегации в любом ее проявле¬
нии и при всех условиях. Это было бы неразумной
политикой перед лицом фактов. В период организа¬
ции НАСПЦН огромная масса негритянских детей
обучалась в негритянских школах; множество
верующих негров ходило в негритянские церкви;
множество негритянских граждан жило в особых
негритянских кварталах; множество избирателей-
негров голосовало за одну и ту же политическую
партию. В то же время массы негров объединялись
368

для совместной борьбы против расширения этой сег¬
регации и за создание лучших условий своего суще¬
ствования.
Что было верно в 1910 году, оставалось верным
в 1940 и, наверное, будет верно еще и в 1970 году,
но с одной существенной разницей: изолированные
негритянские институты теперь лучше организова¬
ны, более разумно спланированы и находятся под
лучшим руководством. Теперь они сами по себе
представляют лучший и наиболее убедительный до¬
вод в пользу окончательной отмены- цветного
барьера.
Проблема, так пока и не разрешенная для боль¬
шинства американских негров, состояла -в следую¬
щем. НАСПЦН провозглашала: «Никакой дискрими¬
нации по признаку расы пли цвета кожи», но она
не говорила и даже не задумывалась о том, каким
путем должны пойти негры, когда они станут пол¬
ноправными американцами, не страдающими боль¬
ше от дискриминации. Я же хотел наметить план
дальнейших действий, исходя пз предположения, что
дискриминация сохранится при нашем поколении.
Юридический отдел ассоциации повел атаки на
дискриминацию в лоб. Он начал выигрывать судеб¬
ные дела и в 1954 году одержал решительную побе¬
ду *. Но тут возникла другая проблема: решение
Верховного суда не проведено в жизнь и останется
невыполненным, может быть, еще много'лет. А ка¬
кой должна быть наша программа на это время?
Признавая решение суда, мы должны бороться за
совместные школы, которых на Юге, где живет ос¬
новная масса негров, пока почти нет. Это означает,
что борьбу придется вести нашим детям, а чему они
смогут научиться из опыта негритянской истории,
что смогут сделать для негритянской культуры, ка¬
кую программу действий примут для себя как граж¬
дане Америки? Многие годы у меня не было твер¬
дой идеологической линии. Я пропагандировал
1 В 1954 году Верховный суд США принял формальное
решение об отмене "расовой сегрегации в школах.
24 У- Дюбуа
369

социализм сначала как программу освобождения не¬
гритянской расы, потом как программу общенацио¬
нальной борьбы, а после поездки в 1958 году за гра¬
ницу пришел к выводу, что весь цветной мир и та
часть белого мира, которая готова отказаться от ко¬
лониализма п капитализма, должны примкнуть к
всемирному социалистическому движению, ведуще7
му в конечном итоге к коммунизму. Но, как уже
было сказано, к этому выводу я пришел постепенно.
В то время я продолжал бороться против сегрегации,
отстаивая одновременно такую «сегрегацию», кото¬
рая сделала бы негритянский народ сильнее, подго¬
товив его для предстоящей борьбы.
Не успев прийти к этим окончательным выво¬
дам, я уже убедился, что утратил контакт с
НАСПЦН и что мой уход пз нее стал лишь вопро¬
сом времени, особенно после того, как «Крайсис»
перестал себя окупать. Принять такое решение мпе
было нелегко: отказ от «Крайсис» был для меня
равносилен утрате любимого детища, а уход пз
НАСПЦН означал разлуку с друзьями, с которыми
я проработал четверть века. Но остаться значило
молчать и отказаться от всего того, что я думал и
что планировал. При таких обстоятельствах выбора
у меня фактически не было.
Я знал современный мир, как немногие из моих
товарищей по работе: я видел деревни в Западной
Африке и жилища мулатов на Ямайке, движение
русских к коммунизму и крушение Германии,
итальянский фашизм и жизнь в Португалии и Испа¬
нии; я несколько раз посещал Францию и Англию
и побывал во всех уголках Соединенных Штатов.
Я имел реальное представление о переменах, про¬
исходящих во всем мире. Я мог бы попытаться, ис¬
пользуя трибуну «Крайсис», изменить постепенно
идеологический курс ЙАСПЦН и всей негритянской
расы и выработать программу экономического осво¬
бождения негров на путях мира и социализма.
Когда я стал пропагандировать новую, добро¬
вольную и целенаправленную расовую изоляцию
негров в тех областях промышленности и бизнеса
370

вообще, которые не входили в сферу деятельности
НАСПЦН, то тут между нами обнаружились рас¬
хождения не в принципах, а скорее в методах борь¬
бы. Но когда я выступил в журнале «Крайсис» с
критикой ответственного секретаря НАСПЦН, кото¬
рый, по-моему, ошибочно толковал исторически сло¬
жившуюся позицию НАСПЦН по вопросу о сегрега¬
ции, совет директоров большинством голосов принял
21 мая 1934 года резолюцию, где говорилось, что
«Крайсис» «является органом НАСПЦН и поэтому
ни один сотрудник ассоциации не должен критико¬
вать на его страницах политику и деятельность ас¬
социации или поступки других ее сотрудников».
В связи с этим я отказался от работы в НАСПЦН,
сделав следующее заявление:
«За тридцать пять лет своей общественной дея¬
тельности мое участие в решении негритянских
проблем выражалось главным образом в беспристра¬
стной критике, основанной на тщательном изучении
фактов. Я не всегда бывал прав, но я был искрен¬
ним, и я пе хочу на склоне своих дней ограничивать
себя в выражении своих откровенных мнений, как
того требует совет... Поэтому я прошу освободить
меня от занимаемой должности... причем освободить
незамедлительно».
Совет директоров мою отставку не принял и по¬
просил пересмотреть это решение. В конце концов,
обдумав все еще раз, я 26 июня заявил совету сле¬
дующее:
«Я очень ценю вашу добрую волю и искреннее
желание наладить порванную связь, но мне все же
ясно, — как, я думаю, это ясно и большинству чле¬
нов совета,— что при сложившихся обстоятельствах
моя отставка неизбежна».
После этого переговоры некоторое время продол¬
жались, но напрашивалось только одно возможное
решение.
24*
371

Приняв наконец мою отставку, совет директоров
весьма тепло отозвался обо мие в своем решении по
поводу моего ухода:
«Д-р Дюбуа основал «Крайсис», пе имея в своем
распоряжении нн одного цента, и добился того, что
в течение многих лет журнал сам себя окупал, а в
конце мировой войны достиг максимального тира¬
жа — ста тысяч экземпляров в месяц. Это небыва¬
лый успех в истории американской журналистики,
заслуживающий сам по себе всяческих похвал.
А идеи, которые д-р Дюбуа пропагандировал в жур¬
нале, так же как в своих книгах п статьях, оказали
столь сильное воздействие на негритянский мир, а
также на многих представителей прогрессивного
белого мира, что проблема взаимоотношений черной
н белой рас приобрела теперь совершенно новый
аспект. Он создал то, чего никогда раньше пе суще¬
ствовало,— негритянскую интеллигенцию, и даже
многие из тех, кто пе читал его произведений, яв¬
ляются его идейными последователями и учениками.
Без него ассоциация никогда не смогла бы стать
тем, чем она была и является сейчас.
Совет директоров не всегда разделял взгляды
д-ра Дюбуа по различным вопросам, в частности он
не может подписаться под некоторыми его крити¬
ческими замечаниями в адрес ассоциации и ее со¬
трудников. Но эти расхождения пн в коей мере ие
умаляли полезного значения его деятельности, ско¬
рее наоборот. Его потому и пригласили на эту ра¬
боту, что он отличался независимостью суждений,
смело высказывал свои взгляды, обладал острым
умом и необычайно широкой эрудицией. Простой ис¬
полнитель воли совета не смог бы привлечь внима¬
ние всего мира к различным важным проблемам и
создать у самих членов совета стимул для дальней¬
шего их изучения. Его уход будет для нас большой
утратой, ибо, что касается научных изысканий и
глубокого анализа жизненно важных для американ¬
ских негров проблем, никто в ассоциации не сможет
выполнять эту работу на таком же высоком уровне.
372

Поэтому мы выражаем ему нашу искреннюю благо¬
дарность за его труды и желаем всяческого успеха
в любом его новом начинании».
Еще за несколько лет до этого я стал думать о
том, что мне надо было бы найти себе работу дру¬
гого характера. Это, конечно, нелегко сделать, ког¬
да человеку уже перевалило за шестьдесят. Если он
и ухитрился остаться в живых до этих пор, то, по
существующим у нас понятиям, ему надо уже отка¬
заться от всякой физической и умственной деятель¬
ности. Я не был согласен с такой точкой зрения.
Я обдумал много всяких вариантов н в конце кон¬
цов решил принять предложение, которое еще в
1929 году мне сделал Джон Хоуп, повторявший его
потом всякий раз, когда приезжал нз Атланты в
Нью-Йорк. Каждому американцу следует прочесть
биографию Джона Хоупа, написанную Риджли Тор¬
ренсом. Хоуп принадлежал к «цветным» — это был
белый человек с примесью негритянской крови и
культурными навыками образованного американско¬
го негра. Мы были с ним близкими друзьями с 1897
года п вместе преподавали до 1910 года. Хоуп при¬
нимал участие в «Ниагарском движении», а потом
примкнул к НАСПЦН. Мы встречались с ним во
Франции в 1918 году, когда он был одним из секре¬
тарей «Христианской ассоциации молодых людей»,
а я готовил Панафриканский конгресс. Каждый раз,
когда он приезжал в Нью-Йорк, мы шли с ним в
театр или обедали, обсуждая происходящие в мире
перемены. Когда Хоуп стал ректором Атлантского
университета после его реорганизации, он пригласил
меня к себе на работу.
Около 1925 года федеральный департамент про¬
свещения принял новую программу. К этому време¬
ни стало ясно, что пренебрежительное отношение к
негритянским колледжам зашло слишком далеко и
что программа Хэмптона — Таскиги является недо¬
статочной. Был принят план создания на Юге путем
объединения существующих учебных заведений и
на добровольные пожертвования пяти центров уни¬
373

верситетского образования для негров. Атланта дол¬
жна была стать одним из них, п в 1929 году Атлант¬
ский университет было реорганизован: к нему
присоединили в виде филиалов ряд колледжей и
создали в нем аспирантуру. Все это сулило сделать
высшее образование более доступным для негров.
Мой давнишний друг Джон Хоуп стал ректором но¬
вого университета и сразу же начал осторожно
склонять меня к возвращению в Атланту, чтобы я
помог ему в этом важном начинании. Он обещал, что
у меня будет свободное время для научной и лите¬
ратурной работы и что независимость суждений бу¬
дет мне обеспечена. В 1933 году я поехал в Атлан¬
ту, чтобы прочитать там цикл лекций, а в следую¬
щем году стал деканом факультета социологии
Атлантского университета.
Безвременная кончина Джона Хоупа в 1936 году
помешала нам полностью осуществить наши планы.
В моем представлении они делились на три части:
во-первых, располагая досугом для литературной
работы, я собирался написать введение к очеркам
по истории негритянской расы; во-вторых, думал
основать при Атлантском университете научный жур¬
нал для публикации статей и исследований, касаю¬
щихся мировых расовых проблем; и, наконец, нам_е-
чал восстановить в какой-то форме систематическое
изучение в Атланте негритянского вопроса.
Первой помехой для осуществления этой про¬
граммы была упорная оппозиция Флоренс Рид,
ректора колледжа Лоры Спелман — женского ин¬
ститута, вошедшего в объединенный Атлантский
университет. Лора Спелман принадлежала к семье
Рокфеллеров, и этот колледж был создан на пожерт¬
вованные Рокфеллерами средства. Мисс Рид была
белая; ее нельзя было назвать ученым человеком, но
она отличалась организаторскими способностями,
раньше сама работала у Рокфеллеров и теперь пред¬
ставляла в новой организации нх интересы. Она
слепо верила в методы американского бизнеса и
была назначена на свою должность теми, кто хотел
всеми' средствами умиротворит], белый Юг и огра¬
374

дить новое учебное заведение от влияния радикалов.
Мисс Рид была очень хорошо расположена к Джо¬
ну Хоупу в то время, когда он особенно нуждался
в дружеской поддержке, но противодействовала его
планам по части создания жилищных удобств п
прочей «роскоши» для студентов. Ко мне она отно¬
силась с уважением, но опасалась моих радикаль¬
ных взглядов и была против моих планов социаль¬
ных реформ.
Она всячески тормозила мое приглашение в уни¬
верситет, а когда я прибыл, не давала хода моим
проектам. Я предложил выпускать ежеквартальный
журнал, чтобы освещать в нем нынешнее положе¬
ние цветного населения и направлять его дальней¬
шее развитие. Из-за противодействия мисс Рид со¬
здание журнала «Файлон», намеченное в 1934 году,
задержалось до 1940 года. По ее же вине начатое
в Атлантском университете изучение негритянских
проблем шло значительно медленнее, чем я хотел;
в конце концов она добилась того, что мне стало
очень трудно что-либо обсуждать н планировать с
Хоупом. Я даже склонен думать, что это давление,
которое испытывал Хоуп со стороны двух своих
ближайших коллег и которое очень сильно его угне¬
тало, как раз и способствовало его преждевременной
смерти. Хоуп был по натуре человек очень чувстви¬
тельный и чересчур чуткий ко всякой несправедли¬
вости. Немудрено, что он «сгорел на работе» в Ат¬
лантском университете.
Между 1935 и 1941 годами я написал и опубли¬
ковал три работы: исследование о неграх в период
Реконструкции, исторический очерк развития черной
расы и автобиографический очерк, в котором изло¬
жил свои взгляды на расовую проблему Америки.
К этому мне очень хотелось добавить «Негритян¬
скую энциклопедию», план издания которой я за¬
думал еще в 1909 году; тогда, в связи с моим пере¬
ездом из Атланты в Ныо-Йорк, я не смог взяться
за эту работу, а потом продолжить начатое помеша¬
ла первая мировая война. В 1934 году меня пригла¬
сили быть главным редактором «Негритянской эн¬
375

циклопедии», издание которой было предпринято
Фондом Фелпса Стокса. Я потратил около десяти
лет с перерывами на эту работу и привлек к уча¬
стию в ней многих ученых, белых и черных, в Аме¬
рике, Европе и Африке, но необходимых средств не¬
доставало. Вообще слишком смело, пожалуй, было
рассчитывать на большую помощь этому начина¬
нию, которым руководили негры и которое было по¬
строено в основном на трудах негритянских ученых.
Тем не менее в 1944 году был выпущен в свет об¬
зорный том — как бы резюме проделанной нами ра¬
боты.
Через год после смерти Джона Хоупа его пре¬
емником в Атланте стал Руфус Клемент, который
до этого возглавлял цветной колледж в Луисвилле.
Ои не имел большого опыта руководящей работы, но
происходил из хорошей семьи и проделал довольно
солидную научную работу, когда готовил свою док¬
торскую диссертацию. Для меня его кандидатура
была намного предпочтительнее кандидатуры мисс
Рид, которая временно исполняла обязанности рек¬
тора. После назначения Клемента я сразу начал
проталкивать свою программу, которую так долго
но мог реализовать.
В Атлантском университете очень торжественно
отпраздновали мое семидесятилетие. Александр
Портнов сделал мой бронзовый бюст; выступали
Дж. Э. Спингарн и Джеймс Уэлдон Джонсон; Брей-
суэйт прочел написанное по этому случаю стихо¬
творение. В 1940 году мне удалось начать издание
журнала «Файлом». Я выпускал его в течение четы¬
рех лет, проведенных мною в Атланте, получая от
университета лишь тысячу долларов в год дотации.
Затем я стал форсировать выполнение своего плана
исследований негритянской проблемы.
Мы убедились, что за двадцать три года, про¬
шедших с того момента, как я прервал свою собст¬
венную научную работу, изучение истории и ны¬
нешнего положения американских негров разверну¬
лось довольно широко н значительно продвинулось
вперед. Большой интерес к этому вопросу пробудил¬
376

ся п в белых научных институтах на Юге, однако
он по-прежнему нуждался в систематическом, все¬
стороннем изучении с привлечением статистических
данных, под правильным углом зрения и при ин¬
туитивном понимании характера негров. Нечто по¬
добное пытались осуществить в Университете Фи¬
ска, но для организации более широких научных
исследований — в масштабе всего Юга — требова¬
лись большие средства. Я положил начало таким
исследованиям в Атланте в 1941 году.
Еде недостаточно было изучено влияние эконо¬
мического кризиса 1929—1930 годов на положение
американских негров. Во многих крупных городах
больше трети всех негров существовали в годы кри¬
зиса на средства общественных благотворительных
организаций; еще большее число нх нуждалось в
такой помощи, ио на Юге они были лишены ее из-за
дискриминации. Еще большей трагедией была участь
выросшего к тому времени негритянского «среднего
класса»: тысячи негров лишились своих ферм, до¬
мов и сбережений, лопнули многие негритянские де¬
ловые предприятия — банки, страховые компании
и коммерческие фирмы. Происшедший экономиче¬
ский сдвиг можно было назвать катастрофой с тем
большим основанием, что этот «средний класс» был
но существу высшим классом в негритянском мире
но своему опыту, образованию и материальному по¬
ложению. Многие профсоюзные организации стали
добиваться вытеснения негров из промышленности,
и главным образом на этой почве поднял голову и
расцвел пышным цветом Ку-клукс-клан, а по- всему
Югу стали возникать всякие новые расистские орга¬
низации — «Белые рубашки», «Синие рубашки»
и т. и. Помимо всего прочего, в Америке широко
распространилось мнение, что после кризиса белые
американцы должны будут позаботиться прежде все¬
го о трудовом и бытовом устройстве белого населе¬
ния, что же касается цветных, то ни стаж работы,
ни заслуги, ин нуждаемость не должны приниматься
во внимание.
В период Нового курса о неграх была проявлена
377

некоторая забота, хотя власти, пожалуй, больше все¬
го интересовались вопросом, в какой мере допустима
дискриминация негров в области заработной платы,
продолжительности рабочего дня и приема на рабо¬
ту. В этот же период появилось «рационалистическое
объяснение» причин вытеснения из промышленно¬
сти негритянских рабочих: оно, дескать, вызывается
тенденцией к повышению уровня заработной платы.
Когда под давлением общественного мнения был
принят закон о минимуме заработной платы и вось¬
мичасовом рабочем дне, то, как правило, низкоопла¬
чиваемых негритянских рабочих стали заменить бе¬
лые рабочие, имевшие теперь более высокую зара¬
ботную плату и лучшие условия труда. Естественно,
что происходивший рост производительности труда
часто приписывался только такой замене. Что ка¬
сается профсоюзов, то в Конгрессе производственных
профсоюзов гораздо охотнее признавали права нег¬
ров, чем в Американской федерации труда. Однако,
несмотря на это, безработица среди негров достигла
угрожающих размеров. От нее пошли и другие со¬
циальные бедствия. Сейчас трудно получить точные
статистические данные, но распространение болез¬
ней, несомненно, сильно замедлило рост негритян¬
ского населения. Некоторые негры громко выражали
свое возмущение, другие впадали в отчаяние. В Чи¬
каго, Нью-Йорке и Вашингтоне появились проте¬
стующие группы, требовавшие дать работу неграм
и даже угрожавшие насилием. Их успех меня и
ободрял п пугал.
Приблизительный подсчет доходов негров, кото¬
рый я произвел в 1939 году, неизбежно строился в
значительной степени на догадках из-за отсутствия
точных данных, и все же он был достаточно близок
к истине. Из 2800 тысяч негритянских семей в Со¬
единенных Штатах 1200 тысяч получали менее
500 долларов в год, 1 миллион семей — от 500 до
1000 долларов п 600 тысяч семей — 1000 долларов
п более, причем только десятая часть последней
группы получала свыше 2,5 тысяч долларов в год.
Мероприятия Нового курса в области жилищного
,378

строительства и трудоустройства молодежи значи¬
тельно помогли неграм, но основную для них про¬
блему найма на работу и заработной платы затро¬
нули только косвенным образом.
В годы кризиса и Нового курса мне стало осо¬
бенно ясно, какие противоречивые течения и тен¬
денции оказывали на меня влияние. Я родился в
обществе, которое не только было капиталистиче¬
ским, но не имело даже представления о какой-либо
иной системе, кроме той, где капитал находится в
частном владении. Сведения, которые я узнавал в
школе или заимствовал из книг, не расходились ко¬
ренным образом с понятием, что все, что человек
приобрел, получил в дар или по наследству, яв¬
ляется его собственностью, которой он может рас¬
поряжаться по своему усмотрению; что каждый че¬
ловек может наняться по договору за определенную
заработную плату, выставляя свой труд рабочего
как товар против накоплений человека, который его
нанимает.
Помню, как моя бабушка однажды резко и сер¬
дито спорила с белым землевладельцем, на чьего
отца она раньше работала. Она утверждала, что ей
платили за работу слишком мало, а землевладелец
доказывал, что раз она принимала тогда эту плату
без возражений, значит, считала ее справедливой.
Сущность всякого найма рабочей силы оставалась
для меня неясной, потому что я очень мало сопри¬
касался с ремесленниками и рабочими. В своем род¬
ном городе я ни разу не побывал на местной тек¬
стильной фабрике; мне приходилось сталкиваться с
плотниками и жестянщиками, но как они работают,
я тоже не знал. Мон близкие родственники сменили
труд крестьян на работу домашней прислуги или
обслуживающего персонала в отелях, но не пошли
на фабрику.
В средней школе и в колледже я понимал под
социализмом улучшение условий труда и повыше¬
ние заработной платы, более человеческие отноше¬
ния между предпринимателем и рабочим; я не свя¬
зывал социализм с глубоким изучением марксизма.
379

Я хотел для негров тех же экономических возмож¬
ностей, какие имели белые американцы. Дальше
этого я в своих мыслях не шел. Я еще не понимал,
какой ужасной эксплуатации подвергались в Аме¬
рике белые рабочие всех категорий в прошлом, под¬
вергаются теперь и еще будут подвергаться и впредь.
Изучая социологию, я не знал истории рабочего
движения в Соединенных Штатах. Меня возмущали
линчевания негров, но не трогали тяжелые условия
жизни белых шахтеров Колорадо или Монтаны.
Я никогда не пел песни о Джо Хилле *, и меня не
Еолновали трагические перипетии забастовки в Лоу¬
ренсе, штат Массачусетс, ибо я знал, что эти бас¬
тующие фабричные рабочие не допустят, чтобы негр
работал с ними рядом или жил в том же квартале,
где живут они. Лишь с трудом я преодолел эту
узость взглядов и уяснил ту истину, что положение
белых рабочих в основном аналогично положению
черных, даже если случается, что белые рабочие
способствуют угнетению негров.
Когда в 1929 году наступил кризис и тысячи ра¬
бочих, черных и белых, были обречены на голодное
существование, я стал прозревать. В Новом курсе
я увидел средство облегчения участи всех рабочих.
Тогда уже я понял, что негритянская проблема тес¬
но связана с проблемой рабочего движения в целом.
Я знал, что Гитлер и Муссолини объявили поход
против коммунизма и проповедуют расистские тео¬
рии для того, чтобы обеспечить богатство верхушке
белых и ввергнуть в нищету все цветные народы.
Но только позже я понял, что английские и фран¬
цузские колонизаторы ставят себе точно такие же
цели и пользуются темн же самыми методами, ка¬
кие применяли фашисты и нацисты.
1 Цжо Хилл — американский рабочий-поэт, один из ру¬
ководителей забастовки сезонных сельскохозяйственных ра¬
бочих в штате Юта в 1915 г. Был казнен властями этого
штата по ложному обвинению в убийстве. Его товарищи
сложили о нем песню, которую тысячи американских рабо¬
чих распевали в середипе тридцатых годов, во время кам¬
пании по организации Конгресса производственных проф¬
союзов.
380

Постепенно переосмысливая свои взгляды, я вме¬
сте с тем был сторонником таких проектов, как ре¬
конструкция долины реки Теннесси, хотя и крити¬
ковал Рузвельта за то, что в своем плане перестройки
промышленности он предусмотрел для негритянских
рабочих Юга более низкую заработную плату. Но я
невольно симпатизировал Рузвельту, когда он стре¬
мился использовать американский капитал для спа¬
сения Британской империи. Я забывал о том, что
Британская империя держалась на тон же эксплуа¬
тации рабочих и крестьян и иа той же расовой не¬
нависти, какую Гитлер и Муссолини хотели исполь¬
зовать для завоевания мирового господства.
Вторая мировая война застигла негров в момент,
когда опи вели ожесточенную борьбу за свое право
работать в новой оборонной промышленности и ког¬
да им уже удалось кое-чего добиться. Но в конце
концов это был вопрос преходящий и не столь суще¬
ственный по сравнению с экономическими перспек¬
тивами негритянского народа в будущем, когда на
земле воцарптся мир и когда в вопросах прибыли,
труда п заработной платы всюду произойдут корен¬
ные изменения.
Вот почему наиболее образованные п дальновид¬
ные негры стали задаваться вопросом, что можно
сделать уже теперь для будущего негритянской эко¬
номики и какие планы можно предложить, чтобы не¬
гры в будущем могли зарабатывать себе на сносное
существование и участвовать в послевоенных делах
страны как равноправные граждане. Если экономи¬
ческое планирование и для больших народов яв¬
ляется трудным делом, то для национальных мень¬
шинств оно еще труднее. Существуют всевозмож¬
ные препятствия, связанные с расовод сегрегацией,
лицемерием властей и враждебным отношением бе¬
лого населения. Поэтому среди негров возникли
серьезные разногласия по вопросу о том, возможно
ли такое экономическое планирование и целесооб¬
разно ли оно вообще. Может ли группа людей, вхо¬
дящая в другую группу, планировать свой труд и
свою заработную плату, игнорируя свою принад-
381

ЛеЖность к этой более многочисленной группе и во¬
лю большинства? И если может, то не создаст ли
это опасности усиления расовых противоречий?
Было очевидно, что настало время тщательно оо-
судить и обдумать этот вопрос. Несколько конферен¬
ций, в частности в Хэмптоне, в Университете Фиска
и в других учебных заведениях, уже состоялось. Но
все они занимались главным образом вопросом о
работе негров в оборонной промышленности. Мне в
Атлантском университете казалось, что необходимы
дальнейшие шаги, то есть конференции для разра¬
ботки программы прочной стабилизации экономиче¬
ского положения негритянского народа после войны.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
„Новый курс“ для негров
Джон Хоуп и я задались целью превратить наш
расположенный на крайнем Юге университет в
лучшее высшее учебное заведение, когда-либо суще¬
ствовавшее на этой земле, где негры были прежде
рабами. Как и в первый раз, когда я работал в Ат¬
лантском университете, половину своего времени я
отдавал занятиям с аспирантами. Я запланировал
два или три курса лекций, и один из них .решил по¬
святить коммунизму. В основу его я положил текст
«Коммунистического Манифеста». Я собрал хорошую
учебную библиотеку по вопросам социализма и ком¬
мунизма, возможно, лучшую на всем Юге для того
времени. У меня не было и мысли о пропаганде. Ни
тогда, ни когда-либо ранее я не был членом комму¬
нистической партии, но я видел рост социализма,
верил в возможность построения коммунизма и был
убежден, что программа высшего учебного заведения
пе может игнорировать это великое всемирное дви¬
жение. Я читал лекции и одновременно учился сам.
У меня набралось больше десятка отличных слуша¬
телей, и, используя такие формы занятий, как лек¬
ции, конференции и доклады, мы прошли полезный
курс изучения. Многие пз прослушавших этот курс
получили потом степени магистра, а некоторые сами
стали преподавателями в белых и негритянских уни¬
верситетах в США и за границей; другие с успехом
работали на общественном поприще. Я никогда не
слышал никакой критики этого курса, но вполне
возможно, что именно он в конце концов и настроил
некоторых против меня.
383

В 1934 году Хоуп и я задумали возродить в Ат¬
лантском университете прежние конференции и вер¬
нуться к научному исследованию негритянских про¬
блем. Хоуп безуспешно старался найти для этого
средства. После его смерти я пытался выяснить,
нельзя ли достать денег на основе сотрудничества с
какпм-либо другим учебным заведением. В 1940—
1941 годах Фредерик Кеппелл из Фонда Карнеги
дал нам средства на подготовительную работу.
В апреле 1941 года я созвал первую конференцию
«Файлоиа». На ней присутствовало немало видных
негритянских деятелей, работавших в области обра¬
зования. Представители с мест сделали сообщения об
экономическом положении негров в отдельных шта¬
тах. Я попытался подвести итог выступлениям и
наметить стоящие перед нами задачи в следующем
заявлении:
I.	а) Если тринадцать миллионов людей уми¬
рает с голоду, то только потому, что они неразумны;
б)	многие американские негры в настоящее
время действительно голодают.
II.	а) В Америке нет недостатка в полезной,
нужной работе;
б) широко распространено другое опасное
явление — низкая заработная плата и недостаточный
доход определенной части населения.
III.	а) Оказавшись перед такими парадоксаль¬
ными явлениями, мир меняет ныне свою экономиче¬
скую организацию, чтобы найти выход из сущест¬
вующих противоречий; намечаются и другие пере¬
мены;
б) мы, как меньшинство, должны тоже
планировать свое будущее, но не наперекор этому
общему мировому планированию, а в соответствии с
ним.
IV.	а) Особенно важно остерегаться пропаганды
и искажения фактов относительно современных эко¬
номических условий и происходящих в мире пере¬
мен.
1. Не следует думать, будто частное предпрпни-
384

мательство и экономическое благосостояние являют¬
ся синонимами, и считать, что, если бизнес дает при¬
быль, значит, он выгоден для всей расы или нации.
2.	Если негритянские организации не могут обес¬
печить работой тринадцать миллионов негров, то
это не значит, что они не могут и не должны дать
занятия хотя бы тринадцати или более тысячам
людей.
3.	Если как меньшинство мы должны в основ¬
ном приспосабливаться к общенациональной эконо¬
мической системе, то это еще не значит, что мы
не в состоянии влиять своими разумными дейст¬
виями на эту систему, чтобы изменить ее к нашей
выгоде.
V.	а) Наконец, мы должны, основываясь па но¬
вейших научных методах, установить точные факты,
касающиеся положения негров;
б)	мы должны собирать, изучать, проверять
и объяснять эти факты;
в)	не выходя за рамки закона и порядка, мы
должны изыскивать различные меры для ликвида¬
ции нищеты среди негритянского населения;
г)	мы должны помнить, что голодное сущест¬
вование негров в Соединенных Штатах никому не
приносит пользы; что полная занятость и обеспечи¬
вающая прожиточный минимум заработная плата
для всех — негров и белых — была бы стимулом
повышения патриотизма и лучшей гарантией против
войны н социальных бедствий.
Но Атлантский университет не имел средств на
научно-исследовательскую работу в этой области,
поэтому я объездил все негритянские учебные заве¬
дения от Виргинии до Техаса, чтобы выяснить воз¬
можность совместных действий.
В целом ряде вопросов я уже пришел к твердо¬
му мнению. Во-первых, я убедился, что все возра¬
стающую роль в негритянском образовании должны
играть государственные колледжи, но этим коллед¬
жам надо взяться за изучение социальных наук,
программа которого пока еще не разработана.
25 У- Дюбуа
385

Я также пришел к выводу, что среди негритянского
народа США произошли заметные сдвиги и назре¬
вают новые важные перемены. Война вызвала боль¬
шие изменения в экономике страны, повысила
расовое самосознание негров и уже привела к
серьезным внутренним конфликтам. В послевоен¬
ный период неизбежно возникнут новые трудности.
Есть одии-едпнетвеиный прямой и верный путь к
решению проблемы: начать систематическое изуче¬
ние наиболее важных фактов о современном поло¬
жении негритянской расы и найти способы прове¬
дения такого исследования с наибольшей полнотой
и эффективностью. И тогда, если наступит момент,
когда нация сможет сосредоточить свое внимание п
энергию на устранении существующих социальных
зол, нам не потребуется тратить время и силы для
сбора необходимых данных в последний момент.
Итак, я считал необходимым иметь точную кар¬
тину условий жнзнп негров, причем сбор всех фак¬
тических данных следовало, по-моему, начать не¬
медленно, чтобы закончить эту работу еще до окон¬
чания войны. Ото исследование пс должно быть
«социологическим исследованием» обычного типа —
моментальной фотографией жизни негритянского
меньшинства; оно должно быть глубоким исследова¬
нием, отличающимся такой полнотой и объективно¬
стью, что его авторитет ни в ком не мог бы вызвать
никаких сомнений. И, главное, надо, чтобы полу¬
ченные таким образом данные имелись в готовом
виде в послевоенное время, когда, несомненно, воз¬
никнет нужда в подобной информации. Мне каза¬
лось, что этим мы принесли бы реальную пользу пе
только негритянской расе и Америке, по и всему
миру п социальным наукам. Я думал, что государ¬
ственные негритянские колледжи (обычно каждый
штат имеет такой колледж) могли стать идеальны¬
ми центрами изучения социального положения тех
людей, для которых они были созданы и сущест¬
вуют теперь. Каждое такое учебное заведение ста¬
вит целью способствовать развитию деловой ини¬
циативы среди негров и повышению их социального
386

статуса. А такие задачи требуют прежде всего точ¬
ного знания фактов.
Наконец, чтобы быть плодотворными, такие ис¬
следования должны проводиться добросовестно и на
основе новейших достижений научной мысли, не
снижаясь до уровня обычной пропаганды нлп голо¬
словного захваливания негров. Большинство госу¬
дарственных колледжей не располагает в настоящее
время персоналом и средствами для этой работы; все
они будут нуждаться также в консультациях и ру¬
ководстве специалистов, которые бы возглавляли,
координировали и направляли эту работу, помогая
потом правильно анализировать ее результаты. Ча¬
стные негритянские колледжи тоже могли бы вне¬
сти свою лепту в этот труд.
Общее руководство и координацию этих иссле¬
дований могли бы, по-моему, взять па себя три не¬
гритянских университета: Говардский, который
существует на средства федерального правительства,
Университет Фиска, где имеется наиболее сильный
по своему составу факультет социологии, и Атлант¬
ский, впервые в Америке начавший заниматься на¬
учным исследованием негритянских проблем.
Первым моим шагом к реализации этого проекта
была попытка заинтересовать нм государственные
негритянские колледжи. Я обсудил этот план с
Бэнксом, директором колледжа в Прери-Выо, в про¬
шлом моим учеником, который был сторонником
этой идеи и имел в своем колледже лучший факуль¬
тет социальных наук. Он вполне одобрил мой про¬
ект. Затем я добился разрешения представить pnoii
план в ноябре 1941 года на рассмотрение ежегодной
конференции директоров государственных негри¬
тянских колледжей в Чикаго.
С 1935 года федеральное правительство отпускало
18 миллионов долларов в год на содержание госу¬
дарственных колледжей в южных штатах, где они
делились по расовому признаку. Негры, составляв¬
шие свыше одной пятой населения этих штатов, по¬
лучали только около пяти процентов этих денег.
Одно время негритянские колледжи настаивали на
25*
387

большей доле, но в ответ им заявляли, что научно-
исследовательская работа в области сельского хо¬
зяйства и химии проводится в белых колледжах и
поэтому нет надобности дублировать ее в негритян¬
ских учебных заведениях. Я подумал, что широкая
программа исследований расового вопроса, будь она
принята негритянскими колледжами, могла бы дать
им право потребовать для себя значительно боль¬
шую долю правительственных ассигнований. По¬
этому в октябре 1941 года я обратился к директо¬
рам государственных негритянских колледжей со
следующим заявлением:
«В такой экономически высокоразвитой стране,
как Америка, где негры составляют сравнительно
небольшую часть населения, ничто не мешает обра¬
зованным людям из нашей среды повести широкие
массы нашего народа к осуществлению стоящих
перед ними экономических и культурных целей.
Конечно, успех будет зависеть от того, в какой
мере руководители готовы будут отдать свой талант
служению этому делу, а также от их подготовки и
умения возглавить движение масс вперед, к про¬
грессу.
Перед нами стоят задачи: обеспечить четырна¬
дцати миллионам людей возможность трудиться
так, чтобы их заработок позволял им вести культур¬
ный образ жизни; гарантировать охрану их здо¬
ровья; свести до минимума преступность в нх сре¬
де; дать образование их детям. В дальнейшем
американские негры должны иметь достаточный
досуг для повышения своего культурного уровня,
занятий науками и искусством. Только когда эти
задачи будут решены, негры смогут достигнуть фак¬
тического равенства со своими согражданами — бе¬
лыми американцами и с цивилизованными людьми
во всем мире и не будет больше никаких поводов
для увековечивания расовых предрассудков.
Какую помощь может оказать неграм колледж
в обеспечении для них необходимого заработка? Он
может прежде всего готовить нужных специалистов,
388

которых негритянская община нанимает сейчас на
стороне. Кое-кто утверждает, будто это и есть един¬
ственная цель колледжа. Но так было бы лишь в
том случае, если бы негры уже достигли нормаль¬
ного уровня культуры и имели соответствующие
условия труда и относительно прочную экономиче¬
скую организацию.
Однако сегодня колледж должен делать значи¬
тельно больше, чем просто учить людей необходи¬
мым профессиям. Колледж обязан предвидеть бу¬
дущие потребности негров и уже сейчас наладить
подготовку всесторонне образованных людей для
удовлетворения нужд, которые появятся позднее.
Если колледж ограничит свою задачу подготов¬
кой только таких специалистов, на которых сейчас
есть спрос, без учета будущих интересов негритян¬
ской общины, то это будет существенным недостат¬
ком, который нанесет явный ущерб прогрессу не¬
гритянской общины.
Отсюда следует, что, если колледж хочет найти
прямой и верный путь к взаимопониманию с негри¬
тянской общиной, он должен опираться в своей ра¬
боте на тщательное, глубокое и систематическое
изучение социальной и экономической структуры
этой общины. Мы должны знать нынешние профес¬
сии негров. Нам нужно иметь данные об условиях
жизни негритянских трудящихся масс, об их воз¬
можностях и стоящих на их пути препятствиях,
вплоть до каждой семьи, до каждого человека. Та¬
кое исследование должно быть проведено в масшта¬
бе всей страны. Неправильно думать, что исследова¬
ние Аллисона Дэвиса «На крайнем Юге» ' нельзя
было бы осуществить в масштабе всего Юга, чтобы,
собрав факты и цифры, выявить подлинную картину
социальных условий американских негров. Получен¬
ный материал должен быть проанализирован в све¬
те исторических данных и современных тенденций
лучшими учеными-социологами и найти отражение
в их выводах. Мы не должны зависеть от ограничен¬
ного опыта и шаблонных критериев бизнесменов;
не должны доверять не проверенным нами на прак¬
389

тике «панацеям» и сентиментальным выдумкам.
Наши исследования должны быть научными и со¬
держать неопровержимо точные выводы.
Нам нужен в социологии свой, расовый уклон.
Мы должны сосредоточить паше внимание на изуче¬
нии жизни негров в рамках общих социальных
условий на Юге. Мы должны поставить своей целью
не эпизодические моментальные снимки социальных
условий, какими были прежние социологические ис¬
следования, а непрерывную киноленту, отражающую
действительность со все большей достоверностью.
Собирать, сопоставлять н объяснять все факты
должен какой-либо общенациональный институт.
Для такой исследовательской работы надо выделить
время н изыскать средства. И, наконец, такая же
центральная организация должна публиковать об¬
ширные, тщательно отредактированные результаты
исследований.
Негритянским колледжам пе делает чести факт,
что основные исследования социального положения
негров проводятся в настоящее время не неграми и
не их колледжами. Теперь центр тяжести должен
быть перенесен, и всю ответственность за такие
исследования нужно возложить на ассоциацию не¬
гритянских колледжей. И не ради создания какой-то
обособленной негритянской науки, а для того, чтобы
иметь гарантию полной достоверности картины, по¬
скольку глубокий анализ фактов будет сделан темп,
кто в силу своего жизненного опыта и образования
наиболее компетентен в этом вопросе.
Под руководством своих колледжей негритян¬
ские общины должны начать действовать, исследо¬
вать, экспериментировать и созидать. Они должны
учитывать свою покупательную способность до пос¬
леднего доллара, сознавая, что осторожно и разумно
истраченный доллар — это своего рода избиратель¬
ный бюллетень, только более мощный, чем бюлле¬
тень, поданный за какого-либо судебного следова¬
теля. Нужно воспользоваться выгодами дешевой
электроэнергии Администрации долины Теннесси,
чтобы ускорить развитие местной промышленности
390

н промысловой кооперации. Для церквей тоже
найдется общественная работа: они могли бы орга¬
низовать бесплатную защиту в судах всех обвиняе¬
мых негров; тайные негритянские общества могут
использовать своп средства, которые они тратят
сейчас иа всевозможные церемонии, ритуалы и па¬
рады, для оказания помощи сиротским приютам и
студентам. Мы можем организовать на кооператив¬
ных началах медицинское обслуживание, создать
районные больницы, которые заменили бы частную
врачебную практику. Перед нами широчайшее иоле
для экономического эксперимента па пороге новой
промышленной эры. Для этого требуется только на¬
учный подход, настойчивость п хорошо налаженный
сбор информации под руководством колледжей. Что¬
бы положить начало осуществлению этой програм¬
мы, я и обращаюсь к вам теперь».
Я предложил организации директоров колледжей
следующий общий план:
I.	Положение негров в каждом южном штате
систематически и глубоко изучается соответствую¬
щим государственным негритянским колледжем.
И. В порядке подготовки к осуществлению этого
мероприятия в каждом таком колледже усиливается
факультет социальных наук (история, политика,
психология, антропология, социология, экономика)
с выделением времени и средств для научных работ
п исследований.
III. Для всех колледжей разрабатывается общая
программа с указанием тем и методов исследова¬
ния. Проводятся ежегодные конференции, на кото¬
рых должны присутствовать эксперты и представи¬
тели других колледжей. Дается периодическое обоб¬
щение данных, нх анализ и публикация результатов.
Директора государственных негритянских кол¬
леджей одобрили мой проект и 12 июня 1942 года
приняли следующий план действий.
Приступить к проведению па началах сотрудни¬
чества ряда исследований социальных условий амс-
391

риканскнх негрои, особенно их экономического по¬
ложения в период войны и после нее.
С этой целью факультеты социальных наук,
включая кафедры истории, атропологии, социоло¬
гии, экономики, текущей политики, психологии и
других родственных им дисциплин, должны сначала
дать студентам общие знания этих социальных ус¬
ловий и современных тенденций их развития.
Кроме того, всем колледжам рекомендуется вы¬
делить одного пли нескольких преподавателей для
проведения социальных исследований, тематика,
методы и объем которых будут определены на сов¬
местных совещаниях с руководителями и научны¬
ми сотрудниками других учебных заведений, а
также с приглашенными экспертами. Эта рекомен¬
дация подлежит одобрению учебных советов шта¬
тов.
Конечной целью этой исследовательской работы
является получение подробных фактических данных
о негритянском населении США, которые могли бы
быть потом использованы для улучшения жизнен¬
ных условий it поднятия культурного уровня аме¬
риканских негров такими средствами, как образова¬
ние, устройство на работу, законодательные акты и
социальные мероприятия.
Мы предлагаем, заявляли директора колледжей,
чтобы результаты исследований, проведенных каж¬
дым колледжем в своем штате или в какой-нибудь
его части, обобщались, периодически сравнивались
н в отредактированном виде ежегодно публикова¬
лись для использования их учеными, законодате¬
лями н общественными деятелями, борющимися за
проведение социальных реформ.
Для этих целей — организации конференций, ис¬
следований и публикаций — предлагается выделять
из годовых бюджетов штатов такие суммы, какие
будут одобрены их властями.
Этот документ был подписан директорами два¬
дцати негритянских колледжей, а потом ректорами
Атлантского университета, а также университетов
392

Говарда и Фиска. План одобрили также Комитет
военного производства, Американский совет по во¬
просам образования, Научно-исследовательский ин¬
ститут социальных наук Северной Каролины, жур¬
налы «Скул энд сосайэти» и «Джорнэл ов хайер
эдьюкейшн».
Журнал «Джорнэл ов нигро эдыокейшн» писал
в одной из статей:
«...Предложение д-ра У. Э. Б. Дюбуа, принятое
директорами колледжей, намечает прежде всего
создание центров социальных исследований в на¬
ших негритянских колледжах и университетах.
Предполагается, что администрация и научный пер¬
сонал колледжей смогут обобщать и координировать
эти исследования для систематического изучения
негритянского населения страны. По этому плану
первоначальные данные и результаты завершенных
исследований будут непрерывным потоком посту¬
пать в центральную штаб-квартиру, местопребыва¬
ние которой еще надо наметить, для просмотра и
анализа центральным советом, который еще необ¬
ходимо избрать. План предусматривает централи¬
зованное руководство, обработку и публикацию
результатов этих исследований. Со временем на¬
копится огромное количество самых достоверных
фактических данных, благодаря которым мы будем
досконально знать все нужды негритянского населе¬
ния как в местном, так и в общенациональном мас¬
штабе. Наша возросшая осведомленность в этом
вопросе позволит нам добиваться улучшения дела
образования негров, обращаться с обоснованными
просьбами о материальной поддержке к благотвори¬
тельным организациям и отдельным лицам, а также
к местным органам управления, властям штатов и
федеральному правительству. Поняв стоящие перед
нами проблемы, мы сможем легче определить
степень их важности и лучше, чем теперь, уяс¬
нить, как надо приступить к их последовательному
разрешению хотя бы с некоторой надеждой на
успех».
393

28 октября 1942 года совещание директоров го¬
сударственных негритянских колледжей приняло
наконец большинством голосов следующий плап:
1.	Д-р У. Э. В. Дюбуа назначается официальным
руководителем намечаемых социологических иссле¬
дований, которые будут проводиться различными
государственными колледжами.
2.	Директор каждого колледжа выделит из чис¬
ла своих сотрудников специального уполномочен¬
ного, который будет следить за осуществлением
этого плана исследований, докладывать о ходе ра¬
боты и добиваться дальнейшей помощи со стороны
администрации колледжа и факультета; желатель¬
но, чтобы этот уполномоченный был специалистом
по социальным наукам.
3.	Директора колледжей обеспечат участие этих
уполномоченных в методических конференциях, ко¬
торые будут созываться д-ром Дюбуа в удобное для
всех время и в согласованном месте.
4.	Избранный настоящим совещанием Исполни¬
тельный комитет обязуется изыскать средства для
дальнейшего проведения исследований, созыва кон¬
ференций и выполнения других частей намеченной
программы.
19—20 апреля 1943 года в Роберт-холле в Мор-
хаузском колледже (Атланта) происходила 26-я кон¬
ференция Атлантского университета. Она превра¬
тилась в первую конференцию государственных
негритянских колледжей, которая должна была со¬
гласовать программу социологических исследований
иа началах взаимного сотрудничества. В числе уча¬
стников конференции были: Э. Франклин Фразье
от Библиотеки конгресса, Чарлз С. Джонсон от
Университета Фиска, Говард В. Одем от Универси¬
тета Северной Каролины, Э. Б. Рейтер от Универ¬
ситета Айовы, Т. Линн Смнтт от Университета
Луизианы, Эдгар Т. Томсон от Университета Дью¬
ка. Дональд Янг от Научно-исследовательского со¬
вета социальных паук.
391

Всего на конференции присутствовали 34 чело¬
века от тридцати учебных заведений. Было зачи¬
тано много сообщений и докладов, организован ряд
выставок.
На конференцию были также приглашены во¬
семь известных социологов из ведущих американ¬
ских институтов. Ознакомившись с начатым нами
движением, они высказали такие мнения о его пер¬
спективах:
Говард Вашингтон Одем, профессор социологии
и директор Научно-исследовательского института
общественных наук при университете Северной
Каролины:
«Мие кажется, что глубоко продуманная п обоб¬
щенная программа научных исследований в госу¬
дарственных колледжах будет важным шагом впе¬
ред с нескольких точек зрения. Область, в которую
они хотят проникнуть, еще мало изучена, но имеет
большое значение. У колледжей есть прекрасная
возможность объединить социологические исследо¬
вания с естественными науками и осуществлять нх
на основе программы практических действий».
Эдвард Байрон Рейтер, профессор социологии и
декан факультета коммерческого колледжа при уни¬
верситете Айовы:
«План кооперированных научных исследований,
намеченный государственными негритянскими кол¬
леджами, кажется мне очень разумным начинанием,
которое может дать большие результаты. Этот план
позволит объединить ресурсы времени, научных сил
и финансовых средств, чтобы собрать и опублико¬
вать информацию по вопросам, на которые у нас
обращают еще слишком мало внимания».
Эдвард Франклин Фразье, профессор социологии
и декан факультета Говардского университета, кон¬
сультант Библиотеки конгресса по негритянской
библиографии:
«На мой взгляд, конференция имела большое
значение, ибо отразила развитие великой традиции,
для поддержания которой вы так много сделали.
395

Более того, конференция явилась подлинным успе¬
хом в том смысле, что собрала воедино и воодуше¬
вила люден, которые до снх пор были вынуждены
работать в одиночку. Даже если не состоится боль¬
ше ни одной такой конференции, я уверен, что мно¬
гие из тех, кто присутствовал на ней, вернутся к
своей работе с сознанием того, что они участвовали
в весьма ценном начинании и что они располагают
поддержкой своих коллег».
Чарлз Сперджон Джонсон, декан факультета со¬
циальных наук Университета Фиска, член опекун¬
ского совета Фонда Джулиуса Розенуолда, предсе¬
датель Комитета по расовым взаимоотношениям
Американской миссионерской ассоциации:
«Тот факт, что так много людей прибыло на эту
конференцию, собравшуюся без всякой финансовой
помощи извне, свидетельствует об пх большой заин¬
тересованности в координации деятельности коллед¬
жей. Надо отдать должное и престижу весьма ува¬
жаемого и известного ученого, специалиста в этой
области, который был инициатором и душой этой
конференции».
Дональд Рамсей Янг, ученый секретарь Научно-
исследовательского совета социальных наук:
«Я пе сомневаюсь в важности ваших целей. Надо
поощрять социальные и экономические исследова¬
ния в государственных колледжах, ибо они прине¬
сут пользу их факультетам социологии, а результаты
будут иметь практическое социальное значение».
Эдгар Тристрам Томсон, профессор социологии
Университета Дьюка:
«Я считаю, что ваша идея очень хороша и что
ваши усилия претворить ее в жизнь заслуживают
поддержки. Я очень благодарен вам за то, что вы
включили меня в число приглашенных на эту кон¬
ференцию социологов, и считаю, что мои усилия
внести какой-то вклад в конференцию были полез¬
ны и для меня самого».
Уильям Эрл Коул, профессор социологии и де¬
кан факультета Университета Теннесси, и. о. пред¬
седателя Комиссии межрасового сотрудничества:
396

«Мне кажется, вы начинаете нечто весьма фун¬
даментальное, что будет во многом способствовать
развитию не только негров иа Юге, но и других на¬
родов. То, что делают сейчас негритянские коллед¬
жи, п то, что они намечают на будущее, произвело
на меня сильное впечатление».
Томас Линн Смитт, профессор социологии и де¬
кап факультета Университета Луизианы:
«Я положительно отношусь к вашему плану
научно-исследовательской работы силами факульте¬
тов социальных наук государственных колледжей
для негров. Я считаю, что вам следует время от вре¬
мени обращаться за консультациями к социологам,
работающим в учебных заведениях для белых, но
не допускать, чтобы со стороны белых проявилась
тенденция определять хотя бы в общих чертах, что
должны делать негры».
Вторая конференция была намечена на весну
1944 года; в июле 1943 года я писал:
'«Весь план работы будет подвергнут новому об¬
суждению на второй конференции государственных
колледжей весной 1944 года. Главные соображения
сводятся к следующему. Экономическое положение
негров во время и после войны — это жизненно
важный вопрос для них. В период социальных пере¬
мен усилятся расовые конфликты, увеличатся нуж¬
да и безработица. В такой момент нам нужно рас¬
полагать точными, тщательно проверенными социо¬
логическими критериями, надежной техникой и
методикой исследований; в период больших соци¬
альных сдвигов не будет ни времени, ни возможно¬
сти начинать новые тщательные исследования. Если
мы начнем сейчас изучение экономических и соци¬
альных условий жизни негров и проведем его в
масштабе всей страны, то в период послевоенного
затишья оно будет служить ценным руководством
для переустройства общества и установления проч¬
ного мира в стране».
Со всех концов США белые и негритянские уче¬
ные присылали мне свои советы и пожелапия. Они
397

признавали положительное значение сотрудничества
негритянских учебных заведении п отмечали за¬
слуги Атлантского университета как центра, возгла¬
вившего всю работу.
И тут, в момент триумфа этого тщательно про¬
думанного проекта, произошла катастрофа: без
всякого предупреждения меня уволили в отставку
с должности профессора и декана факультета со¬
циологии Атлантского университета. Это была не
только личная катастрофа. От руководства реализа¬
цией проекта отстранили человека, который имел
солидный возраст, большой жизненный опыт, много
опубликованных работ н широкую известность в
научных кругах и которому поэтому директора го¬
сударственных негритянских колледжей и другие
влиятельные негры с наибольшей охотой доверяли
руководство этим кооперативным начинанием. Рек¬
тор Атлантского университета Клемент еще до это¬
го поссорился почти со всеми директорами государ¬
ственных колледжей, и многим из них он был просто
антипатичен. Остальные не знали ого совсем, хотя
знали Атлантский университет и меня лично. Они
готовы были доверить этот план мне, но не согла¬
сились бы сотрудничать с Клементом. Несомненно,
и в других негритянских учебных заведениях были
люди, способные выполнять эту работу, но они но
были так широко известны, как я. Во всяком случае,
я был избран единодушно, и это завоевало Атлант¬
скому университету как центру этого начинания
небывалый еще авторитет.
Мое внезапное увольнение было, очевидно, пред¬
решено заранее, хотя это и нельзя было ничем до¬
казать. Пенсионный возраст в Атлантском универ¬
ситете был установлен с шестидесяти пяти лет.
Но ректор Хоуп пригласил меня в университет,
когда мне было уже за шестьдесят пять. Мы не до¬
говаривались с ним тогда об условиях моего ухода,
так как я всегда пренебрегал денежными вопросами,
а хорошее состояние здоровья позволяло мне не
думать об отставке в ближайшее время. Хоуп, воз¬
можно, говорил об этом с казначеем — мисс Фло-
398

рейс Рид, по они, очевидно, ие пришли пи к какому
решению, иначе я бы о нем узнал. Позже я возра¬
жал против избрания мисс Рид ректором универси¬
тета на место Хоуйа, а мой новый плап исследова¬
ний получил широкое признание. Даже департамент
просвещения, который распоряжался фондами Рок¬
феллера, одобрил его. Ректор Клемент хотя и под¬
держивал мой плап, по пе проявлял особого энту¬
зиазма. Как новый, молодой, никому еще ие изве¬
стный ректор, он, пожалуй, опасался, что моя
популярность оттеснит его па задний план. Ко мне
приходило множество писем; являлись посетители,
обращавшиеся непосредственно ко мне, и несомнен¬
но, что мисс Рид со своей стороны разжигала в но¬
вом ректоре чувство ревности. Я ожидал этого и
старался соблюдать осторожность. Я консультиро¬
вался с ректором насчет всех своих планов, все при¬
глашения рассылались за его подписью. Но его мел¬
кие возражения казались мне несерьезными, и я
открыто ему об этом заявлял. Возможно, я был
слишком резок и недипломатичен — надо было счи¬
таться с его неопытностью и недостаточным зна¬
нием дела. Клемент, безусловно, не хотел тормозить
осуществление плана, но не понимал, насколько
необходимо было мое участие в этой работе хотя бы
на первое время, пока все не войдет в норму.
Ни мисс Рид, ни Клемент но говорили мне ни
слова об отставке, но на опекунском совете в
1944 году мисс Рид предложила освободить меня от
работы. Клемент поддержал ее, и совет почти без
всяких возражений проголосовал за мое увольне¬
ние. По-вндимому, большинство членов совета пола¬
гало, что этот вопрос был со мною согласован. Пи о
какой пенсии ие было сказано.
Я считал, что это будет плохо пе только для
меня, но и для американских негров вообще. До сих
нор исследованием положения негритянской расы в
Соединенных Штатах и обработкой собранных све¬
дений руководили сами негры. Но начиная с
1944 года исследование вопроса стало как-то неза¬
метно переходить в руки белых, притом главным
399

образом белых южан. Выло несколько негритянских
социологов н историков, но опп работали без общего
плана, без достаточных средств пли под руковод¬
ством людей, не проявлявших большого интереса к
их работе. В конце концов даже многие негритян¬
ские авторы сочли более выгодным для себя писать
не всю правду, а лишь то, что требовали от них
большой бизнес и правительство. Наконец, п период
с 1949 по 1959 год в тысячах книг и газет стал все
настойчивее выдвигаться тезис, будто мятеж южных
штатов в 18G1 году был не войной за сохранение
рабства негров, а священным крестовым походом во
имя спасения высшей цивплизацип белого человека.
В настоящее время многие американские историки
в своих трудах считают возможным совершенно иг¬
норировать американских негров и их деятельность
в XX веке.
Итак, в семьдесят шесть лет я совершенно не¬
ожиданно для себя оказался без работы, не имея и
пяти тысяч долларов сбережений. Составленный
мною план большой научной работы был погублен
в зародыше, а вместе с тем нарушилось все течение
моей жизни. Я чувствовал, что почва под моими но¬
гами колеблется, и делал отчаянные попытки сопро¬
тивляться. Наконец опекунский совет принял реше¬
ние выплатить мне жалованье за год вперед, по¬
скольку я был уволен без предупреждения, а потом
согласился выплачивать мне пенсию в размере
1800 долларов в год в течение первых пяти лет и
1200 долларов — в последующие годы.
На ум приходили стихи Сары Тисдейл ', созвуч¬
ные моему тогдашнему настроению:
Когда смысл жизни я узпал,
То мудр и холоден я стал.
Жизнь истину мне отдала,
Взамен же юность отняла.
Юность? Невольно горькая улыбка появлялась у
меня па губах: я терял уже не юность — я терял
1 Сара Тисдейл (1884—1938)—американская поэтесса.
400

старость, а в Соединенных Штатах она не имеет
ровно никакой цены.
Потом были предприняты серьезные попытки
приступить к осуществлению намеченной нами про¬
граммы. Центр работы был перенесен в Говардский
университет, возглавить ее согласился Э. Франклин
Фразье, в 1945 году была проведена интересная кон¬
ференция, но профессору Фразье не дали средств
для продолжения работы, а государственные кол¬
леджи постепенно перестали сотрудничать с ним.
За какой-нибудь год или два весь наш план погиб,
и к нему уже никогда больше пе возвращались.
Крушение этого плана нанесло ущерб, о котором
я до сих пор не упоминал. Наш план сулил исклю¬
чительные возможности для экспериментов в обла¬
сти социологии, для анализа и классификации дея¬
тельности людей в очень широком объеме; он,
безусловно, получил бы достаточные средства и смог
бы привлечь лучшие научные силы нашей страны,
а может быть, и всего мира. На этой основе могла
быть построена подлинно научная социология, но
возможность была упущена, и от этого пострадала
вся социологическая наука. В самом деле, в наше
время социология еще не нашла заслуженного при¬
знания; • почти ни один ученый не называет себя
социологом, и очень немногие учебные заведения
присваивают ученые степени за работы в области
социологических наук. Я хотел, чтобы социология
стала областью научных исследований, стоящей на¬
равне с естественными науками, наукой, изучаю¬
щей «роль случайности в действиях людей». Но в
то время как ученые, изучающие действия людей,
сомневались и выжидали, психологи стали изучать
нервные реакции; физика, взаимодействуя с химией,
поднялась на необычайную высоту и с помощью
математического предвидения дала нам новую кон¬
цепцию Вселенной. Наконец, биология обнаружила
новые области случайности, лежащей за пределами
сознательного. Социология была оттеснена, и ее
свели иа уровень простой социальной помощи.
2G У. Дюбуа

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Я возвращаюсь
в Национальную ассоциацию
содействия прогрессу
цветного населения
После моего увольнения нз Атланты мне пред¬
ложили работу университеты Говарда и Фпска и не¬
гритянский колледж Северной Каролины. Работа
там заключалась преимущественно в чтении лекцпй
н занимала бы только часть моего времени. Но не¬
ожиданно я получил предложение вернуться на
службу в Национальную ассоциацию содействия
прогрессу цветного населения, которую когда-то
помог основать, а потом покинул в 1933 году.
До этого я неоднократно получал приглашения
НАСПЦН присутствовать на массовых митингах,
содействовать выпуску медали в намять Спингарна,
войти в ту пли иную комиссию и т. д. Я упорно
отказывался от всех этих приглашений, чтобы из¬
бежать подозрения, будто я хочу каким-то образом
вмешиваться в дела организации, с которой уже рас¬
стался, н потому еще, что никогда не доверял ответ¬
ственному секретарю НАСПЦН Уолтеру Уайту.
Но сейчас я не имел работы, а два моих друга —
Артур Спингарн п Луис Райт стали уговаривать
меня серьезно обдумать это предложение. Джоэл
Спингарн был одним из самых близких моих друзей
вплоть до своей безвременной кончины. Его брата
Артура я тоже считал своим другом, хотя мы п не
были с ним так близки. Луиса Райта я знал еще с
юношеских лет. Его отчим был нашим семейным
врачом, а с тех пор, как я переехал в Нью-Йорк,
Луис, по профессии тоже врач, охотно стал лечить
меня и мою семью, не беря с нас никакой платы.
402

Оба они уверяли меня, что в НАСПЦН меня
ждет теплый прием. Опп сказали, что главным ини¬
циатором этого предложения был Уолтер Уайт, п
убеждали меня согласиться. Я ответил им письмом
и в конце концов сам приехал в Ныо-Йорк, чтобы
посоветоваться со всеми: Артуром Спингарном, Луп-
сом Райтом, Уолтером Уайтом и Губертом Делани.
Я попросил пять тысяч долларов жалованья в год
и две комнаты — одну для себя и библиотеки и
вторую для моего секретаря. Мне хотелось зани¬
маться главным образом литературной работой; я
с самого начала сказал, что не претендую ни на
какую роль в руководящих органах НАСПЦН, что
хотел бы посвятить основное внимание междуна¬
родным аспектам расовой проблемы п попытаться
возродить панафриканское движение. Представители
ассоциации охотно согласились на все мои условия,
однако мы не оформили нашу договоренность в
письменном виде. Вскоре выявились три различных
взгляда на мое положение в ассоциации. Сам я
считал, что не должен занимать никакого места в
ее руководстве, что буду только давать советы, если
у меня пх спросят. Я рассчитывал писать, высказы¬
вать свои мнения, стараясь, конечно, нн в чем не
повредить ассоциации, намечал возобновить связи
ассоциации с Африкой, включая созыв панафрикан¬
ских конгрессов и консультацию с их участниками.
Я надеялся, что НАСПЦН будет частично финанси¬
ровать такие конгрессы, а также оказывать иную
помощь африканцам, но это, разумеется, зависело
бы от руководства во главе с секретарем Уолтером
Уайтом. Я собирался работать по-настоящему, иметь
свой определенный участок работы; хотел, как
и раньше, размышлять, выражать свои мысли
письменно и публиковать пх. Короче говоря, я рас¬
считывал, что сохраню прежнюю независимость и
буду работать в содружестве со всеми, ио не в пол¬
ном подчинении у кого-либо. Мне и в голову ие при¬
ходило, что кто-то может ожидать или требовать
от меня этого.
Между тем Уолтер Уайт решил, что я буду по-
26
403

Могать ему составлять необходимые документы, вы¬
ступать вместо него по его указаниям на собраниях
и вообще действовать как пишущий за него автор
и как его личный представитель. Именно поэтому
он не хотел допустить, чтобы я занимал отдельное
помещение и совершал без его ведома какие-либо
самостоятельные действия. Третью точку зрения
разделяли Луис Райт, председатель совета директо¬
ров ассоциации, и Артур Спингарн, ее нынешний
президент. Они, как и многие другие, считали, что
в семьдесят шесть лет моя работа закончена, что
мне теперь нужен только отдых и свободное время
и все, что я должен делать,— это выступать время
от времени с какой-либо речью и оказывать мораль¬
ную поддержку ассоциации и ее секретарю. Такая
точка зрения была для меня неожиданностью; я
вовсе не думал вообще ничего не делать или пол¬
ностью и во всем кому-либо подчиняться.
Так как пожертвования никогда не составляли
большой суммы, то НАСПЦН все больше стала за¬
висеть от членских взносов. Совет директоров стал
по существу вывеской, а реальная власть оказалась
в руках исполнительного комитета, большинство
членов которого назначалось Уайтом из числа под¬
чиненных ему служащих.
Я вернулся в НАСПЦН после десятилетнего
отсутствия и все это время не слишком вниматель¬
но следил за ее деятельностью, теперь же резуль¬
таты ее меня поразили: доход увеличился в четыре
раза, число членов приближалось к полмиллиону,
штат сотрудников вырос более чем втрое. Ассоциа¬
ция превратилась в крупную и очень влиятельную
организацию. Газеты охотно печатали ее сообщения,
суды внимательно слушали се адвокатов, а видные
люди охотно становились членами ее совета дирек¬
торов.
Одно казалось мне плохим признаком: почти все
следы демократических методов управления и конт¬
роля исчезли из организации. Не успел я прорабо¬
тать и трех месяцев, как эта перемена резко броси¬
лась мне в глаза. Я колебался, прежде чем вер-
404

иуться в НАСПЦН: когда я работал в Атланте, я
неоднократно отказывался от приглашений Уолтера
Уайта присутствовать на собраниях в НАСПЦН и
вообще от сотрудничества с ним — отказывался
именно потому, что мне не нравились методы Уайта
и. я не верил в его хорошее отношение к себе.
И действительно, только я приехал в Ныо-Йорк,
как произошел один зловещий инцидент, которому,
впрочем, я сначала не хотел придавать значения.
Я должен был начать работу в ассоциации в августе,
но правительство Соединенных Штатов пригласило
меня поехать на Гаити и прочесть там несколько
лекций для преподавателей, съехавшихся на летнюю
конференцию. Я считал это идеальным началом для
своей работы, но Уайт стал возражать. Когда я стал
доказывать необходимость принять это предложе¬
ние, Уайт заявил, что за время моего пребывания
на Гаити мне не будут выплачивать жалованья.
Однако вмешались Спингарн и Райт, и в конце кон¬
цов все было улажено.
Но когда в сентябре я приступил к своим обязан¬
ностям в НАСПЦН, то увидел, что, хотя меня очень
торопили с началом работы, обещанное мне помеще¬
ние все еще не было готово. В течение четырех лет
я работал в ассоциации, но обещанных мне комнат
так и не получил. Меня с секретарем и все наше
имущество запихнули в одну комнату площадью
восемнадцать квадратных метров, куда доносился
шум со всех этажей здания. Большую часть моих
книг и канцелярского имущества пришлось сдать на
склад. Только писатель может понять, что означает
отсутствие удобного помещения. В Атланте я имел
прекрасные, просторные комнаты. При решении
вопроса о моем возвращении в НАСПЦН моя пер¬
вая просьба касалась помещения. Я помнил свои
комнаты, которые занимал в ассоциации с 1910 по
1933 год, и если теперь не настаивал на таких же
условиях, то, во всяком случае, хотел иметь элемен¬
тарные удобства, достаточное пространство и ти¬
шину. Мое требование не встретило тогда никаких
возражений. На деле, однако, оказалось, что как
405

раз против этого условия н возражал Уайт. Он хо¬
тел, чтобы я всегда был у него под рукой и чтобы
никто не мог усомниться в том, что я ему подчинен.
Я не догадывался о его намерении и никак не мог
понять, почему во всем Нью-Йорке нельзя найти
для меня свободного помещения.
Шел 1945 год, и уже началась подготовка к со¬
зыву в Сан-Франциско учредительной сессии Орга¬
низации Объединенных Наций. Ассоциацию попро¬
сили послать туда консультанта, и совет директоров
избрал меня. Я начал переписку с заинтересован¬
ными лицами, особенно среди негров, и уже гото¬
вился отправиться в Сан-Франциско, когда совер¬
шенно неожиданно из Вашингтона сообщили, что
консультантом утвержден Уайт, а я — его помощ¬
ником. С мнением совета директоров не посчита¬
лись. Я поехал вместе с Уайтом и оказывал ему
всяческую помощь: писал заявления и петиции,
готовил ежедневно колонку информации для сан-
францисской газеты «Кроникл», консультировался
с такими лицами, как Джон Фостер Даллес. И все
яге только Уайт считался официальным представи¬
телем НАСПЦН, с ним часто советовались, а меня
даже не приглашали.
Когда я вернулся в Нью-Йорк, помещение для
меня все еще не было готово. Я заявлял протесты
Спингарну, Райту и совету директоров, но ничего
не добился. Это казалось мне крайне несправедли¬
вым. Однако все помещения НАСПЦН были дей¬
ствительно переполнены, и ассоциация собиралась
переезжать в новое здание, купленное на 40-й ули¬
це. Я надеялся, что уж теперь-то смогу получить
обещанное помещение. В конце концов я сам нанял
для себя комнаты на углу 6-й авеню и 42-й улицы
в квартире одного знакомого, платя за них 476
долларов из собственных средств, но в расчете на
новое здание написал заявление лично Спингарну.
Только после больших трений мне удалось по¬
ехать на Пятый Панафриканский конгресс в Анг¬
лии. За четыре года, которые я проработал в
НАСПЦН, я написал две книги о колониях и об
406

Африке, отредактировал две другие и написал мно¬
го брошюр, газетных статей и заметок. Я присут¬
ствовал на нескольких конференциях и проехал
20 тысяч миль, прочитав сто пятьдесят лекций о
работе НАСПЦН. Кроме того, я преподавал два
семестра в Новой школе социальных наук в Нью-
Йорке и время от времени выступал с лекциями в
Вассарском, Йельском и Принстонском универси¬
тетах.
Я все больше разочаровывался организацией
работы в ассоциации. Сначала меня приглашали на
заседания совета директоров, хотя я не был его
членом. Совет собирался для утверждения докладов
исполнительного комитета, состоявшего пз ответ¬
ственного секретаря, пяти его помощников . и
девяти членов совета, из которых, как правило,
присутствовали только два или три. Вопросы, не
разрешенные на заседании совета, передавались на
рассмотрение комитета. Заседания проходили почти
без обсуждений: после краткого обмена мнениями
доклад комитета единодушно утверждался.
Однажды ответственный секретарь созвал общее
собрание всех служащих для критического обсуж¬
дения деятельности ассоциации. Меня тоже пригла¬
сили, и я думал, что моим мнением интересуются.
Собрание происходило на загородной даче и было
тщательно подготовлено. Я набросал критические
замечания, отметив, между прочим, что ответствен¬
ный секретарь берет на себя слишком много обя¬
занностей и не дает своим помощникам возможно¬
сти проявлять в должной мере личную инициативу.
Мои замечания встретили широкую поддержку, но
администрация оставила их без внимания, и боль¬
ше подобные собрания не созывались.
Результаты таких диктаторских методов вскоре
сказались и на моей работе. Я хотел сосредоточить
свое внимание на вопросах взаимоотношений на¬
шей организации с Африкой, с другими цветными
народами, но при всем старании не мог добиться
от администрации никаких конкретных мероприя¬
тий в этой области.
407

Вскоре стало видно, что Уолтер Уайт хочет от¬
делаться от меня. В 1946 году на заседании совета
директоров он обвинил меня в том, что я выступил
в комиссии конгресса США без его согласия. Это
была комиссия Коннэлли, запимавшаяся обсуждени¬
ем проекта Устава Организации Объединенных
Наций. Комиссия пригласила меня в частном по¬
рядке, а не в качестве представителя НАСПЦН.
В начале своего выступления я подчеркнул, что
говорю не от имени какой-либо организации, а
только от себя лично. Уолтер Уайт тоже был при¬
глашен на заседание комиссии, но не явился.
В следующий раз Уайт обвинил меня в том, что
я вмешался в судебное дело о расовой дискрими¬
нации в школе, возбужденное ассоциацией в Дей¬
тоне, штат Огайо. Уайт имел в виду мой ответ па
одно письмо, в котором я выразил свое личное мне¬
ние. Наконец Уайт потребовал для себя права
вскрывать и читать мою почту, мотивируя это том,
что многие люди пишут мне как сотруднику
НАСПЦН, а нс как частному лицу. Я заверил сек¬
ретаря, что буду сразу же передавать ему все отно¬
сящиеся к его компетенции письма, которые попа¬
дут мне в руки, но заявил, что не могу согласиться,
чтобы он вскрывал письма, адресованные лично
мне. Я чувствовал, что надо мной нависла угроза,
но был уверен, что оба моих друга и покровителя
заметят угрожающую мне опасность и отвратят ее.
В 1946 году меня пригласили в город Колумбию,
штат Южная Каролина, и предложили выступить
на заседании конгресса негров Юга. Лидеров их —
Джейсона Джексона и Луиса Бернэма — я хорошо
знал и всегда восхищался их трудолюбием и пре¬
данностью своему делу. Они созвали «законодатель¬
ное собрапие молодежи Юга» в бывшем центре мя¬
тежа южных штатов с участием и белых и негров.
Я поехал туда и в своем выступлении сказал, между
прочим, следующее:
«Будущее американских негров — на Юге. Здесь
триста двадцать семь лет назар они впервые цопд-
40§

ли в страну, ставшую теперь Соединенными Шта¬
тами Америки; здесь они внесли свой самый боль¬
шой вклад в американскую культуру; здесь они
страдали под проклятым ярмом рабства, пережили
разочарование периода Реконструкции и крушение
своих надежд на подлинное освобождение. Поэтому
я надеюсь, что именно Юг станет для вашей органи¬
зации плацдармом великого крестового похода.
Здесь на Юге благодатный климат, горячее солнце
и плодородная земля, и здесь, более чем где-либо
на свете, нужны ученые, рабочие и мечтатели.
Здесь — передовая линия борьбы за свободу не
только американских негров, но и негров Африки и
Вест-Индии, борьбы за свободу всех цветных наро¬
дов, а также и за освобождение белых рабов совре¬
менных капиталистических монополий.
Нет н не может быть более благородного при¬
звания для молодежи в XX веке, когда так называ¬
емая цивилизация белых терпит одно крушение за
другим, когда столь много обещавшая при своем
появлении на свет промышленная система породила
лишь нищету и ее детища — невежество, болезни и
преступления; когда развитие хваленой «культуры
белых» привело в конце концов к войнам, которые
разрушали цивилизацию во всем мире,— и все это
под эгидой государств, которые кричат о демокра¬
тии, но никогда и нигде не проводят ее в жизнь —
ни в Британской империи, ни в Соединенных Шта¬
тах, ни, в частности, здесь, в Южной Каролине».
В 1945 году я задумал обратиться в комиссию
ООН по защите прав человека от имени американ¬
ских негров и указать на их бесправное положение.
С этой целью я предложил издать под моей редак¬
цией брошюру, в которую ряд специалистов по не¬
гритянскому вопросу дал бы свои статьи. Совет
директоров согласился, и я заручился сотрудничест¬
вом Эрла Диккерсона, Мильтона Конвица, Уилья¬
ма Р. Минга младшего, Лесли С. Перри и Рэйфорда
Логэна; в результате получилась брошюра в восемь¬
десят страниц, Я написал к ней предисловие,
409

Когда брошюра была готова к печати, секретарь
НАСПЦН, не посоветовавшись со мной как с редак¬
тором, задержал ее выпуск на несколько недель,
потому что хотел добавить свое предисловие. Я ска¬
зал, что для брошюры менее чем в сто страниц не
нужны два предисловия и что мое предисловие иа
четырнадцати страницах органически связано с тек¬
стом. После дальнейших ничем не оправданных
проволочек брошюра была наконец выпущена. Сна¬
чала комиссия но защите прав человека отказалась
принять ее к рассмотрению, согласившись лпшь при¬
общить ее к своим документам. Однако в конце кон¬
цов наше обращение было официально принято
помощником секретаря комиссии. Вручая обраще¬
ние, Уолтер Уайт выступил с речью.
Постепенно я познакомился еще с одним аспек¬
том работы НАСПЦН. К этому времени автономное
положение в организации занял юридический отдел
во главе с Артуром Спннгарном н юрисконсультом
Тэргудом Маршаллом; отдел занимал особое по¬
мещение и существовал на особые средства. Продол¬
жая оставаться частью НАСПЦН, он все же стал
во многом независим от ее ответственного секрета¬
ря. Его работой руководил небольшой круг людей.
Неожиданно эти люди добились большого успеха,
выиграв ряд судебных дел; наконец в 1954 году
Верховный суд США вынес решение о запрещении
расовой сегрегации в школах и других обществен¬
ных местах.
Этот успех превзошел мои ожидания. Но он, по-
моему, подтвердил два факта, которые для широкой
публики в нашей стране еще не были вполне ясны:
1) решение Верховного суда не было бы возможно
без того влияния, которое оказывает на весь мир со¬
циалистический лагерь, возглавляемый Советским
Союзом. 2) Верховный суд Соединенных Штатов
принял, конечно, нужное решение, но одно это ре¬
шение еще не обеспечивает соответствующих дей¬
ствий. Юг саботирует решение Верховного суда и
еще в течение многих лет будет поступать по-свое¬
му; это, разумеется, будет длиться не вечно, но до¬
410

статочно долго, чтобы помешать миллионам чер¬
ных и белых детей учиться в нормальных условиях.
Затем началась кампания выборов 1948 года.
Я никогда не принадлежал к какой-либо политиче¬
ской партии, но с 1912 года высказывал свое мне¬
ние о тех или иных кандидатах. На этот раз я с
самого начала выступил за Уоллеса1 и открыто
заявлял о том, что буду поддерживать его. Опрос
проведенный в НАСПЦН, показал, что 70 процентов
ее служащих сочувствовали Уоллесу. После этого
ответственный секретарь Уайт предупредил меня,
что я не должен принимать участия в «политике».
Я ответил, что, конечно, не стану выступать от име¬
ни НАСПЦН за какого-либо кандидата и не буду
тратить время на активную политическую дея¬
тельность, но что я вправе голосовать за кого хочу
и говорить открыто о своем выборе; именно за это
тридцать лет боролась и НАСПЦН. Уайт только по¬
вторил, что совет директоров настаивает на том,
чтобы ни один из его платных сотрудников не при¬
нимал участия в политике. Когда несколько позднее
на непартийном собрании в Филадельфии я обра¬
тился к присутствующим с призывом голосовать
за Уоллеса, то специально предупредил аудиторию,
что говорю только от своего имени, а не от имени
НАСПЦН или какой-либо другой организации. За
это я получил замечание от Уайта; между тем сам
ои в своих письмах, газетных статьях, телеграммах
н выступлениях всюду широко агитировал за Тру¬
мэна.
В 1947 году комиссия ООН по защите прав че¬
ловека назначила заседание в Париже, где должно
1 Генри А. Уоллес (р. 1888)—прогрессивный политиче¬
ский деятель Соединенных Штатов; занимал с 1933 г. пост
министра земледелия в правительстве Франклина Д. Руз¬
вельта, активно проводил политику Нового курса. После
смерти Рузвельта в 1945 г. был назначеп Трумэном минист¬
ром торговли, но, но согласившись с его внешней полити¬
кой, вышел в отставку. В 1948 г. баллотировался как кан¬
дидат в президенты США от вновь созданной тогда про¬
грессивной партии.
411

было рассматриваться и наше обращение. Уолтер
Уайт решил сам присутствовать на этом заседании.
Естественно, я расценил это как вмешательство в
область моей работы, но возражать не стал. Он по¬
просил меня составить для него меморандум, что я
и сделал. Потом он предложил мне составить вто¬
рой меморандум, но я отказался, пока совет дирек¬
торов не примет решения относительно круга моих
обязанностей. Но я опять-таки .совершенно непра¬
вильно понял отношение совета директоров ко мне и
моей работе. Совет считал, что я не должен вести
никакой самостоятельной работы, а обязан целиком
подчиняться ответственному секретарю. Он мог вме¬
шиваться во все, руководить, как ему угодно, и был
единственным судьей по части методов и направле¬
ния работы. В век монополистических корпораций
такой стиль руководства стал обычным явлением у
нас в стране, но я не мог себе представить, чтобы
на таких условиях предложили работать мне. Я счи¬
тал, что моя почти пятидесятнлетняя деятельность
в защиту интересов американских негров дает мне
право на небольшое место, где я мог бы мыслить и
действовать в пределах разумной свободы. Совет
директоров не обратил ни малейшего внимания на
мое заявление. Впрочем, поскольку я направил его
через ответственного секретаря, вполне возможно,
что совет даже и нс получил его. Вскоре Уайт, но
дожидаясь следующего заседания совета, выехал в
Европу.
На заседании комиссии ничего существенного не
произошло. Советский делегат пытался поддержать
наше обращение и еще одно обращение от женщин,
но г-жа Рузвельт и Даниэле возражали. Уолтер
Уайт, не будучи членом комиссии, не был даже до¬
пущен на заседание.
Тогда я сделал решительный шаг и направил
всем членам совета директоров меморандум, в ко¬
тором протестовал против вмешательства Уайта в
этот вопрос, как целиком относящийся к моей ком¬
петенции. Я протестовал также против политиче¬
ской деятельности секретаря, в частности против
412

его Заявления, что он считает свое назначение кон¬
сультантом в ООН основанием для того, чтобы под¬
держать кандидатуру Трумэна; я указал, что еже¬
годное собрание НАСПЦН, на которое меня нс при¬
гласили, превратилось в митинг за избрание Трумэ¬
на. Экземпляры этого документа я разослал членам
совета директоров и всем сотрудникам НАСПЦН,
но в газеты ие послал и но говорил на эту тему ни
с одним газетным репортером. Совет директоров,
недолго думая, решил уволить меня из НАСПЦН с
31 декабря. Директора даже не обсуждали дела по
существу и уволили меня просто за «отказ сотруд¬
ничать» с секретарем и за рассылку меморандума
до заседания совета.
Многие тогда стали уговаривать меня бороться,
заявить протест против такого обращения и выдви¬
нуть план реорганизации НАСПЦН. Я отказался,
так как был слишком стар, чтобы браться за такую
задачу. Кроме того, не один Уайт был виноват в
случившемся: большая вина ложилась и на двух
моих друзей, убедивших меня вернуться в НАСПЦН.
Теперь я понял, что между Спингарном и Райтом,
с одной стороны, и секретарем — с другой, была до¬
говоренность о том, что, если Уайт со мной не по¬
ладит, ои в любое время сможет со мной расстаться.
Они думали, что для настоящей работы я уже не
гожусь, н хотели только обеспечить мне покой и
достойное положение в старости. Уайт со своей сто¬
роны намеревался использовать меня как своего
рода вывеску, как лицо, которое бы поддерживало
его авторитет нужными ему докладами и составлен¬
ными по его указанию речами. Но я даже в восемь¬
десят лет не ощущал большого снижения работоспо¬
собности и по-прежнему горел желанием бороться
за свои идеалы. Конечно, я не мог уже работать так
напряженно или думать так быстро, как раньше,
по, возвращаясь на службу в НАСПЦН, вовсе не
собирался сидеть сложа руки; мне никогда не при¬
ходило в голову, что меня могут использовать как
ширму или подставное лицо.
Я приступил к работе и работал довольно ус-
413

йешно, пока Уайт не решил, что я стою на его пути.
Тогда он попросил Спингарна и Райта выполнить
свое обещание. Они колебались. Однажды, когда я
попросил нх помочь мне получить помещение, они
спросили: «Зачем вы перегружаете себя работой?
Почему бы вам не работать потихоньку?» Я тогда
пе догадывался, что скрывалось за этим вопросом,
поэтому только улыбнулся...
В конце концов меня уволили пе за мои ради¬
кальные взгляды (этот вопрос никогда нс обсуждал¬
ся) и пе за неподчинение секретарю или правилам
организации. Я был уволен под тем предлогом, что
якобы направил в газеты сведения о моих разно¬
гласиях с секретарем в связи с подготовкой для
него дополнительных материалов, которые он дол¬
жен был взять с собой в Париж на Конференцию
по защите прав человека. В действительности я это¬
го не делал, о чем и доложил совету директоров.
Но я добавил, что, если бы газеты спросили меня
об этих разногласиях, я сообщил бы им всю прав¬
ду. За это совет и уволил меня.
НАСПЦН имеет на своем счету много замеча¬
тельных дел, которыми все негры и все американцы
вправе гордиться. Тем более хочется думать, что ее
деятельность и в дальнейшем будет строиться на
разумных началах, на использовании с помощью
демократических методов всех человеческих зна¬
ний п опыта. Трудно руководить народными масса¬
ми. Мы всегда поддаемся соблазну использовать
свои ограниченные познания и опыт для претворе¬
ния в жизнь собственных решений, вместо того
чтобы опираться на массы, хотя они действуют,
может быть, более медленно и неуверенно. Однако,
игнорируя эти действия, мы придем к методам ти¬
рании н роковым ошибкам. Есть еще сотни тысяч
членов НАСПЦН, не имеющих ни высшего образо¬
вания, ни большого жизненного опыта. Но это не
может служить оправданием для превращения их
самого боевого органа протеста и прогресса в фа¬
шистскую диктатуру, в диктатуру одного человека.
В современной Америке мы встречаемся с такого
414

рода явлениями в самых различных областях! й
деловом мире, в церковных организациях, в обще¬
ственной и благотворительной деятельности, в по¬
литике и правительственных сферах. Стало дурной
традицией сосредоточивать власть в руках немно¬
гих, пренебрегать общественностью и лишать се за¬
конных прав, считать, что те, у кого много денег
пли просто самоуверенности, властны поступать так,
как они находят нужным, не считаясь с народом.
Наша совремецная трагедия состоит в том, что)
демократию, о которой мы так много болтаем, ду¬
шат в нашем собственном доме каждый день и каж¬
дый час. Страна, где даже филантропическую дея¬
тельность нельзя проводить демократическими сред¬
ствами, не может быть образцом для других стран.
Современное положение в НАСПЦН подтверж¬
дает то, что я сказал. НАСПЦН делится сейчас на
две части, причем у каждой из них свои помеще¬
ния, сотрудники и средства. Юридический отдел
находится под контролем двух юристов. Один —
консервативно настроенный белый, честный и осто¬
рожный, имеющий большой опыт по части защиты
интересов богатых и обеспеченных людей. У него
обширные связи в различных кругах, но он не пи¬
тает симпатии к радикальным взглядам и экспери¬
ментам. Другой юрист — талантливый негр, воспи¬
танный в узкой сфере законоведов и с довольно
ограниченным культурным кругозором. Эти люди,
собрав кое-какие средства, успешно повели борьбу
в судах против расовой дискриминации негров, за¬
вершившуюся историческим решением Верховного
суда об отмене сегрегации в государственных шко¬
лах. Они сплотили вокруг себя группу способных
молодых помощников и пользуются в стране широ¬
кой поддержкой общественности — как негритян¬
ской, так н белой. Уолтер Уайт неоднократно пы¬
тался вмешиваться в пх дела, но безуспешно.
Второй отдел НАСПЦН действует в других сфе¬
рах для улучшения положения негров — в таких,
как образование, жилищный вопрос, трудоустрой¬
ство, расовые взаимоотношения; он занимается так¬
415

же вопросами литературы, искусства, истории, на¬
учного и социального прогресса. Но ему необходи¬
мо было бы иметь более ясную концепцию о буду¬
щем негритянской расы в Америке и о ее взаимо¬
отношениях с неграми Африки и Вест-Индии и
цветными народами всего мира. Многие отрицают
пользу таких взаимоотношений, но их нельзя игно¬
рировать. Более того, взаимоотношения американ¬
ских негров с трудящимися Америки, их связи с
социалистическим и коммунистическим движением
во всем мире уже теперь должны стать предметом
серьезного рассмотрения. Весь мир сталкивается с
этими проблемами, а НАСПЦН — самая крупная
организация; представляющая интересы пятнадца¬
ти миллионов наиболее развитых негров, до сих пор
нс имеет настоящей программы и руководства; ее
эксперты, комментаторы и лидеры при решении
любой проблемы могут, как попугаи, твердить лишь
одно: «Никакой дискриминации!» Но это был ло¬
зунг прошлого поколения, сегодня он безнадежно
устарел. Даже если расовая дискриминация исчез¬
нет, неграм придется решать многие другие совре¬
менные проблемы — и решать еще в течение долгого»
времени, ибо они представляют собой особую нацио¬
нальную группу людей, связанную кровным родст¬
вом и культурной общностью. Негры должны орга¬
низоваться, выработать программу и работать так,
чтобы решить следующие вопросы: как им нужно
строить в дальнейшем взаимоотношения с другими
расами; как преподавать историю негров; каким
профессиям учить своих детей; каково должно быть
их отношение к социализму и коммунизму, и осо¬
бенно к Советскому Союзу и Китаю, которые более
настойчиво и энергично, чем другие нации, боролись
и борются за уничтожение того самого цветного
барьера, от которого мы хотим избавиться. Решение
всех этих вопросов требует больших знаний, сове¬
тов специалистов и широкого опыта.
Всего этого как раз и не хватает в настоящее
время руководству НАСПЦН. Ее ответственный се¬
кретарь — по профессии газетный репортер; он
416

умен, у него добрые намерения, но у него недоста¬
точно знаний в области социальных наук, он мало
путешествовал и пе имеет широкого образования.
У него есть штат замечательных служащих, но
среди них очень мало, а быть может, п вовсе нет
профессиональных общественных деятелей, худож¬
ников, писателей и исследователей. Отделы и их со¬
трудники не имеют научно обоснованной програм¬
мы, их деятельность сводится к тому, чтобы добы¬
вать деньги и выступать в судах против отдельных
несправедливостей и дискриминации в отношении
негров. Организация боится процессов, затрагиваю¬
щих общие вопросы демократии, и избегает дискус¬
сий. Все собрания и выступления «готовятся» зара¬
нее. Когда какой-нибудь сотрудник из Северной
Каролины высказывает то, что думает каждый
негр,— иначе говоря, требует энергичной борьбы
против бесправия и преследований, его предложе¬
ние без всякого обсуждения проваливают с помо¬
щью механически действующей машины голосова¬
ния. Для решения одной из наиболее сложных
современных проблем — проблемы расовых взаимо¬
отношений — ассоциации нужны смелое планирова¬
ние, продуманное сотрудничество, организованная
социальная деятельность и привлечение к рабо¬
те талантливых людей, обладающих достаточным
опытом.
Но прежде всего надо научить американских
негров грамоте и сохранить искусство, литературу,
историю и культуру негритянского народа США
как ценную часть общечеловеческой цивилизации;
недопустимо, чтобы своеобразное лицо и чудесное
культурное наследие черной расы в Америке были
забыты или искажены, а такая опасность есть.
27 У. Дюбуа

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
На службе делу мира
Я не могу сказать точно, когда именно у меня
появился интерес к Африке. Некоторые считают,
что подобно тому, как американцы ирландского
происхождения сохраняют в душе привязанность к
Ирландии, а американцы — выходцы пз Германии
и скандинавских стран вздыхают по своей родине,
которую знают по собственным воспоминаниям или
ио рассказам родителей, американские негры долж¬
ны так же относиться к Африке.
Но так было только в XVII и в начале XVIII
столетия, когда в Америке действительно были нег¬
ры, которые или сами помнили Африку, или знали
о ней от отцов и дедов. Что же касается негров мо¬
его поколения, то они не только не были знакомы
с Африкой п пе унаследовали никакой привязан¬
ности к пей, но, напротив, она вызывала в них от¬
вращение, отталкивала их — это был результат
всего того, что внушил нм мир белых о Черном
континенте. Негры, принадлежавшие к той же про¬
слойке, что и наша семья, чьи предки прожили в
этой стране столетня, были недовольны, когда на
них смотрели как на африканцев. Они были амери¬
канцами, н большинство нз них твердо об этом за¬
являли. Мой дед был особенно чувствителен в этом
отношении. Он, например, никогда не принимал
приглашений на «негритянские пикники». Он ие
хотел сегрегации ни в какой форме.
Несмотря на все это, у меня в силу своего рода
логической дедукции появился интерес к Африке.
418

Мне надоело читать газеты, учебники, исторические
труды, где белые безмерно восхвалялись, а о черных
если что и говорилось, то в пренебрежительном или
снисходительном тоне. Я пришел к убеждению, что
у Африки есть своя история и свое предназначе¬
ние; я поставил своей задачей помочь возрождению
ее забытого прошлого и построению для нее прек¬
расного будущего. В течение многих лет я читал,
писал, исследовал, строил планы, исходя именно из
этого убеждения.
Когда в 1944 году я вернулся из Атланты в
Ныо-Йорк и занял в НАСПЦН пост руководителя
специальных исследований, я рассчитывал посвя¬
тить главное внимание изучению колониальных
стран и разбросанных по всему свету народов не¬
гритянского происхождения. Я надеялся также во¬
зобновить созыв панафриканских конгрессов. В 1945
году мне удалось организовать Пятый Панафрикан¬
ский конгресс в Англии, а в 1947 году я выпустил
книгу «Мир и Африка» Мне хотелось принять
участие в работе Совета по делам Африки, и я рас¬
считывал, что мне предложат примкнуть к этой ор¬
ганизации, но секретарь ее Макс Йерган, по-види¬
мому, не хотел, чтобы я сотрудничал с нею.
Ничто так ярко не иллюстрирует истеричные
нравы нашего времени, как судьба Совета по делам
Африки. Когда-то идеалисты в Америке мечтали,
что наступит время, когда американские потомки
африканских рабов смоют лежащее на США позор¬
ное пятно рабства, придя на помощь Африке. Мно¬
гие американские негры, получившие свободу в
XVIII веке, мечтали о возвращении в Африку как
о цели своей жизни. Эти негры часто прибавляли к
названиям своих клубов и церквей слово «афри¬
канский». Возникновение «царства хлопка» и коло¬
ниального империализма заставило нх со времепем
1 В 1958—1959 гг. эта книга была переработана автором
и переведена на русский язык (У. Э. Б. Дюбуа, Африка.
Очерк по истории африканского континента и его обитате¬
лей, М., Издательство иностранной литературы, 1961).
27*
419

окончательно отказаться от этой мечты, а п период
после Гражданской войны Африка стала дли аме¬
риканских негров символом возрождения расовой
дискриминации и рабства. Они скептически относи¬
лись к идее колонизации Африки и к лозунгу «На¬
зад в Африку!», которые выдвигали Гарви и епис¬
коп Тэрнер, и когда я в 1918 году попытался поло¬
жить начало панафриканскому движению, изложив
его социальные и духовные задачи, число моих сто¬
ронников среди американских негров оказалось не¬
велико.
Решение о создании Совета по делам Африки
было принято в 1939 году в Лондоне, когда Макс
Йерган, «цветной» секретарь Христианской ассоци¬
ации молодых людей, вернувшись нз Южной Афри¬
ки, где ему пришлось долго и много поработать,
встретился с Полем Робсоном, возвратившимся пз
поездки в Западную Африку. Организация эта бы¬
ла создана в Нью-Йорке. В 1943 году к ним присо¬
единился Элфес Хантон, сын одного из талантли¬
вейших негритянских секретарей Христианской ас¬
социации молодых людей; сам он имел ученую
степень доктора и в течение семнадцати лет препо¬
давал в Говардском университете.
С помощью Фредерика В. Филда совету удалось
собрать прекрасную библиотеку по Африке и кол¬
лекцию предметов африканского искусства, а также
найти подходящее помещение. Совет стал издавать
ежемесячный бюллетень, сообщавший факты о со¬
временной Африке, и собирать деньги для помощи
голодающему населению Южной Африки и бастую¬
щим шахтерам Западной Африки. Приглашались го¬
сти из Африки, читались лекции.
Потом началась кошмарная «охота на ведьм», и
совет был включен в составленный министром юс¬
тиции перечень «подрывных» организаций. Макс
Йерган, не посоветовавшись с правлением, тотчас
же выпустил номер бюллетеня, в котором нападал
на «коммунистов». Робсон запротестовал. Он счи¬
тал, что Совет по делам Африки не является ком¬
мунистической организацией, хотя в числе его сто¬
420

ронников были и коммунисты, что он занят своей
особой, нужной работой, а что касается политиче¬
ских и религиозных воззрений его членов и сотруд¬
ников, то это их личное дело, поскольку действия
организации не выходят за рамки закона.
Мнения в совете тотчас же разделились, и мно¬
гие члены правления подали в отставку. В это вре¬
мя Поль Робсон предложил мне примкнуть к сове¬
ту, и я принял его предложение, потому что верил
в его искренность и считал деятельность Совета по
делам Африки полезной и необходимой. Поскольку
Йерган был не в ладах с остальными членами пра¬
вления, его отстранили от должности. Началась
тяжба, ибо Йерган утверждал, что собственность,
которую совет и Фредерик В. Фнлд считали своей,
принадлежит ему. Когда же наконец спор был ула¬
жен, совет возобновил свою работу, оставаясь в
«проскрипционном списке» министра юстиции.
Когда в 1948 году я был уволен из НАСПЦН,
мне предложили занять почетный пост вице-пред¬
седателя Совета по делам Африки. Жалованья я не
получал, но мне предоставлялось бесплатное поме¬
щение и услуги секретаря, оплачиваемого советом.
Я принял это предложение, так как, во-первых, ве¬
рил, что совет своей работой принесет пользу Афри¬
ке, а во-вторых, был убежден, что никакую органи¬
зацию нельзя лишить права деятельности только
из-за политических или религиозных взглядов ее
членов.
Однако финансовое положение совета было весь¬
ма непрочным. Число его членов уменьшалось, а
попытки собрать необходимые средства были не
слишком успешными. Правда, в мае 1950 года нам
представилась одна возможность: мы получили из
Южной Африки трогательное письмо от местного
музыканта, Майкла Морейна, просившего о помо¬
щи. Мы обратились к Дину Диксону, талантливому
негру, дирижеру оркестра, с предложением устроить
концерт симфонической музыки негритянских ком¬
позиторов разных стран, в том числе и Морейна.
Концерт, состоявшийся в здании мэрии, прошел с
121

успехом. Тысяча человек заплатила за то, чтобы
послушать этот концерт. Критики хвалили его.
Но — увы! — концерт обошелся нам в 4617 дол¬
ларов, выручка же составила 3236 долларов, что
означало убыток в 1381 доллар. Само по себе это
было бы еще ничего, но поскольку средства паши
были весьма ограничены, а доходы все уменьшались,
мы должны были отказаться от плана ежегодного
повторения таких концертов, о чем мечтал Диксон.
И все-таки радио «Голос Америки», сообщивший об
этом концерте, назвал его свидетельством поощре¬
ния негритянской культуры в Соединенных Шта¬
тах. Он забыл прибавить, что концерт был устроен
по инициативе организации, причисленной в Со¬
единенных Штатах к разряду «подрывных».
Совету по делам Африки становилось все труд¬
нее оплачивать даже помещение, которое я занимал,
н услуги секретаря, н в 1950 году я понял, что
должен освободить совет от этой обязанности. Од¬
нако сотрудники, пришедшие ко мне, убедительно
просили меня не делать этого и сказали, что они
разработали один план. Они стали уговаривать меня
согласиться с их решением торжественно отметить
мое восьмидесятитрехлетие в феврале 1951 года и
провести в этот день сбор средств в издательский
фонд совета; на самом деле эти деньги должны бы¬
ли пойти в уплату за аренду моего помещения, с
тем чтобы я мог продолжать работать в Совете по
делам Африки, а также на переиздание ряда моих
давно разошедшихся трудов н для напечатания
некоторых еще не опубликованных рукописей. Они
были уверены, что нх инициатива найдет поддерж¬
ку у многих людей и будет не только способство¬
вать популяризации моих трудов, но и оживит дея¬
тельность совета в момент, когда его услуги осо¬
бенно необходимы.
Положение было весьма трудным: из-за дорого¬
визны обед обошелся бы в значительную сумму;
прочие расходы также требовали больших денег.
Однако я счел неудобным отказываться от этого
предложения и согласился. Был создан организа-
422

цноиный комитет. Его председатель д-р Э. Франк¬
лин Фразье из Говардского университета, бывший
президент Американской социологической ассоциа¬
ции, написал проспект, в котором говорилось:
«Свыше двухсот видных граждан Соединенных
Штатов, принадлежащих к самым различным кру¬
гам, в том числе д-р Альберт Эйнштейн, г-жа Мэри
Маклеод Бетьюн, д-р Шертли Ф. Мсйзер, Лэнгстон
Хьюз, Лион Фейхтвангер и Дж. Финли Уилсон, во¬
шли в состав комитета по организации торжествен¬
ного обеда в честь У. Э. Дюбуа, которому в теку¬
щем месяце исполняется восемьдесят три года.
Почетными председателями комитета являются:
д-р Мордекай У. Джонсон, ректор Говардского уни¬
верситета; раввин Абба Хиллел Силвер пз Клив¬
ленда; Томас Манн, известный писатель; г-жа Мэри
Черч Тэррелл нз Вашингтона; мисс Мэри Уайт
Овингтон, одна из основателей НАСПЦН; д-р Ален
Локк; д-р Уильям Г. Джериэгии; Кэри Мак-Уиль-
ямс и епископ Уильям Дж. Уоллс.
Нам представляется редкая возможность выра¬
зить на деле свое уважение этому выдающемуся
человеку, ученому и мыслителю, обеспечив ему
возможность продолжать свои исследования, зани¬
маться писательским трудом и печататься. Его бес¬
ценная библиотека должна остаться в целости и со¬
хранности. Его уникальная коллекция, насчитыва¬
ющая деся'гки тысяч писем и рукописей, должна
быть приведена в порядок и опубликована. И самое
главное, основные работы д-ра У. Э. Б. Дюбуа, дав¬
но распроданные, необходимо сделать доступными
публике путем издания собрания его сочинений».
Вдруг пришло известие о том, что против меня
выдвинуто обвинение. Большое жюри — вашингтон¬
ский суд присяжных — 9 февраля 1951 года объя¬
вило меня преступником за отказ зарегистрировать¬
ся в качестве агента иностранной державы, каким
меня сочли потому, что я участвовал в движении
за мир.
423

С движением за мир я был связан давно. Еще
в студенческие годы я дал зарок, что никогда не
возьму в руки оружия. В 1913 году я писал в своем
журнале «Крайсис» по поводу конференции об¬
ществ мира в Сент-Луисе:
«Мнр ныне означает — если он вообще что-либо
означает — прекращение избиения слабых сильны¬
ми во имя христианства и культуры. Жажда зем¬
ли и рабов в Африке, Азин и на островах Южных
морей — вот что стало сейчас важнейшей, если не
единственной причиной возникновения войн между
так называемыми цивилизованными народами.
В целях колониальной агрессии и империалистиче¬
ской экспансии Англия, Франция, Германия, Рос¬
сия и Австрия выбиваются из сил, чтобы воору¬
житься до зубов... И все же американские сторон¬
ники мира считают плохой политикой думать толь¬
ко о пулеметах, туземцах и каучуке и вместо этого
предлагают заняться конструктивной работой в об¬
ласти арбитражных договоров и международного
права. Лучше иметь побольше человечности и по¬
меньше тщеславия и долларов, тогда движение за
мир в Америке станет подлинно народной кампа¬
нией, а не забавой аристократов».
На Версальской мирной конференции в 1919
году я выдвинул идею организации панафрикан¬
ских конгрессов; тогда же я обратился с воззвани¬
ем к Мандатной комиссии и к Международному
бюро труда. В 1945 году, будучи консультан¬
том американской делегации на учредительной кон¬
ференции Организации Объединенных Наций в Сан-
Франциско, я старался обратить особое внимание
на колониальный вопрос. 16 мая 1945 года я писал:
«Попытка включить вопрос о Всеобщей декла¬
рации прав человека в повестку дня конференции
в Сан-Франциско, не упомянув особо о правах на¬
родов колоний, — это, по моему мнению, весьма
прискорбный факт. Если бы недвусмысленно было
424

сказано, что свобода слова, свобода от нищеты и от
страха, которые миролюбивые нации хотят обеспе¬
чить, должны распространиться и на 750 миллионов
жителей колониальных стран, то это было бы ве¬
ликим историческим актом. Однако мы забываем,
что это люди самые обездоленные в мире, на девя¬
носто процентов неграмотные, живущие в ужасаю¬
щей бедности, постоянно страдающие от болезней;
люди, на которых до сих пор смотрели как на сред¬
ство получения прибылей, люди, которых процесс
демократического развития мира не затронул... Не
оговорить особо права народов этих стран равно¬
сильно в сущности молчаливому признанию того,
что эти люди не являются свободными граждана¬
ми, что нх благосостояние, и свобода зависят от про¬
извола стран, властвующих над ними, а не от про¬
свещенного мирового общественного мнения».
В марте 1949 года в нью-йоркском отеле «Уол¬
дорф-Астория» состоялась конференция деятелей
культуры в защиту мира; она явилась важной ве¬
хой в истории прогрессивного движения в Соеди¬
ненных Штатах. Организаторами ее были пятьсот
пятьдесят видных деятелей американской культуры
и науки. На конференции присутствовало много
видных деятелей современной культуры из других
стран, в том числе советские представители.
Конференция подверглась таким свирепым на¬
падкам американской буржуазной печати, что ста¬
ло ясно: в США ведется организованная и направ¬
ляемая умелой рукой кампания против мира, за
войну с Советским Союзом. Многие выдающиеся
лица были лишены возможности присутствовать,
как, например, Пикассо, которому было отказано в
визе на въезд. Вокруг конференции завязались яро¬
стные споры, заседания ее пикетировались, а ее це¬
ли пресса всячески искажала.
Конференция, созванная по инициативе круп¬
нейших деятелей пауки, литературы и искусства с
самыми благородными целями, в глазах «Нью-Йорк
тайме», например, стала «одним нз самых скаидаль-
425

ных собраний, известных Нью-Йорку в последнее
время», и послужила сигналом для начала в Соеди¬
ненных Штатах повой «охоты па ведьм» — кам¬
пании клеветы и преследований против всех прог¬
рессивных элементов. В результате американские
граждане почти позабыли о том, что в их стране
когда-то существовала свобода слова, что когда-то
они имели право задавать вопросы и спорить.
На заключительном митинге в Мэдисон-сквер-
гарден, представляя собравшимся председателя Хар¬
лоу Шэпли, я сказал:
«Мы не предатели и не заговорщики. Мы не со¬
бираемся призывать людей к насилию; именно про¬
тив принуждения и насилия мы и выступаем самым
решительным образом. Настоящая конференция
была созвана ие для того, чтобы защищать социа¬
лизм, коммунизм или американский образ жизни.
Она была созвана для того, чтобы укрепить мир!
Мы хотели еще и еще раз заявить о том, что, как
бы ни расходились взгляды различных систем на
религию, экономику или государственное управле¬
ние, война не является методом успешного разре¬
шения международных споров».
Месяц спустя по настоянию ряда американских
деятелей движения сторонников мира я отправился
в Париж на Первый Всемирный конгресс сторон¬
ников мира. Американский комитет взял часть рас¬
ходов на себя, остальные расходы я оплатил сам.
Конгресс этот явился, по-моему, величайшей в сов¬
ременной истории демонстрацией в защиту мира.
В течение четырех дней представители чуть не
всех стран мира говорили об ужасах войны и дока¬
зывали необходимость мира для сохранения циви
лпзацни. В воскресенье пятьсот тысяч паломников
пз разных концов Франции, пришедших пешком,
приехавших на поезде и автомобиле, прилетевших
на самолете, продефилировали через огромное поле
стадиона «Буффало», скандируя лозунги: «Да
здравствует мир!», «Долой войну!». В своем высгу-
426

пленим на этом конгрессе я особое внимание уде¬
лил колониализму. Я говорил:
«Не позволим ввести себя в заблуждение. Под¬
линной причиной разногласий, грозящих новой ши¬
рокой войной, является не распространение социа¬
лизма и даже не полная победа социализма, в ко¬
торую верят коммунисты. Социализм распростра¬
няется во всем мире, даже в Соединенных Штатах...
Этому распространению социализма отчаянно ста¬
рается помешать такой институт нашего времени,
как колониализм, тот самый колониализм, который
был, есть и будет одной из главных причин войн...
Во главе нового колониального империализма стоит
сейчас моя родная страна, которую помогал стро¬
ить мой отец,— Соединенные Штаты. США—ве¬
ликая держава, богатая благодаря богу и процзе-
тающая благодаря упорному труду ее простых гра¬
ждан... Но, опьяненная своей силой, она ведет мир
в ад, пытаясь навязать ему новый колониализм и
то же самое рабство, которое некогда существовало
в нашей стране; она ведет его к третьей мировой
войне, которая разрушит весь земной шар».
В понедельник 25 апреля на последнем заседа¬
нии конференции был принят Манифест мира.
В преамбуле этого исторического документа было
сказано, что его составили представители народов
семидесяти двух стран, «мужчины и женщины раз¬
личных цивилизаций, верований, убеждений, раз¬
личных цветов кожи». Манифест констатировал, что
«отныне защита мира становится делом всех наро¬
дов». От имени представленных на конференции
шестисот миллионов женщин и мужчин манифест
провозглашал: «Мы выражаем свою готовность и
решимость выиграть битву за мир — битву за
жизнь».
В июле 1949 года Лайнус Полинг, Джон Кларк,
Юта Хейген и я выступили за созыв Американско¬
го континентального конгресса в защиту мира; его
намечено было провести в сентябре того же года в
Мехико.
427

В августе 1949 года двадцать пять видных аме¬
риканских деятелей получили приглашение на Все¬
союзную коференцию сторонников мира в Москве.
В условиях, когда развернулась бешеная кампания
против участников мартовской конференции аме¬
риканских деятелей культуры в защиту мира, толь¬
ко я один решился принять это приглашение.
В Москве я обратился к тысячной аудитории со
следующими словами:
«Я представляю здесь миллионы граждан Сое¬
диненных Штатов Америки, которые так же не хо¬
тят войны, как и вы. Однако нелегко американским
гражданам узнать правду о мире и говорить о ней.
Быть может, наилучшим образом я смогу вы¬
полнить свой долг перед моей страной и делом ми¬
ра во всем мире, пояснив кратко исторические пред¬
посылки той роли, которую Соединенные Штаты
играют в настоящее время на международной аре¬
не. Я могу это сделать лучше других, потому что
я представляю ту большую, четырнадцатимиллион¬
ную группу американцев — десятую часть насе¬
ления США, судьба которой в некотором смысле
является ключом к пониманию современной Аме¬
рики.
Двумя важнейшими факторами, которые благо¬
приятствовали развитию Соединенных Штатов, бы¬
ли неисчерпаемые природные ресурсы и наличие
рабочей силы. Первым, кто давал эту рабочую силу,
являлись рабы. Сначала это были как белые, так
и черные рабы, но позднее ими стали преимущест¬
венно чернокожие африканцы, в огромном количе¬
стве завозившиеся в страну англичанами, особенно в
XVIII столетии. Это привело к тому, что с 1500
по 1800 год англичане завезли во все страны Аме¬
рики 15 миллионов черных рабочих, что стоило Аф¬
рике 100 миллионов человеческих жизней и что
уничтожило ее культуру и подорвало экономику. Эта
рабочая сила давала миру табак, хлопок, сахар и
множество других товаров; это она открыла миру
Америку.
428

В 1787 году Соединенные Штаты возвестили
принцип, гласивший, что «все люди равны». В то
же самое время почти каждый пятый американец
был рабом!
Большинство людей верило в то, что рабству не¬
гров может положить конец прекращение работор¬
говли. Надеялись, что таким образом постепенно
исчезнет рабский труд. Этого не случилось, потому
что при помощи рабов Соединенные Штаты начали
выращивать ценную культуру — хлопок. Последняя
при использовании вновь изобретенных машин ста¬
ла одной пз наиболее прибыльных статен дохода
современного мира. Количество пряжи из хлопка
возросло в Европе с 5 миллионов спииделей в
1800 году до 150 миллионов в 1900 году. Сырье
поставляли черные рабы хлопковых плантаций в
США.
К началу XIX века рабство в Соединенных Шта¬
тах настолько укрепилось, что освобождение негров
без переворота стало невозможным.
Негры организовывали систематические побеги
из районов, где преобладала система рабства, они
объединялись с белыми в аболиционистском движе¬
нии, а их братья на Гаити и других островах Вест-
Индии потрясли мир кровавым восстанием.
Но борьба черных рабов за свободу не завоевала
сочувствия большинства граждан Соединенных Шта¬
тов. Причину надо искать в упорно проводившейся
пропаганде, которая, используя науку и религию,
стремилась доказать, что негры неполноценные
люди, что они низшая раса, годная только для раб¬
ства.
В результате широко распространенное презре¬
ние к низшему классу, рабочим и чрезмерный упор
на неограниченную свободу частной инициативы,
даже ценой общих потерь и деградации всего обще¬
ства, мешали борьбе за демократию, за расширение
общественного контроля над богатством и свобод¬
ным предпринимательством.
Белые рабочие постепенно начали понимать, в
429

каком положении они оказались бы, если б рабский
ТРУД распространился на свободные земли Запада.
Гражданская воина велась сначала не за уничто¬
жение рабства, а за ограничение его пределами
хлопководческих штатов, потому что Юг решитель¬
но хотел распространить рабство на Север США,
на острова Карнбского моря и на страны Южной
Америки. Это отрезало бы северный капитал от на¬
иболее выгодных рынков, и Север стал бороться за
то, чтобы сохранить эти рынки.
Но Север ие мог выиграть войну без поддержки
самих рабов, поскольку именно рабы кормили ар¬
мию южан. Со временем рабы начали бежать с Юга
и сражаться на стороне Севера. А под конец 300
тысяч негров взяли в руки оружие, и еще один
миллион негров был готов это сделать. Так амери¬
канские негры завоевали себе свободу.
Тогда встал вопрос, что с ними делать. Они бы¬
ли необразованные, нищие, голодные. Освобожден¬
ные люди жаждали земли и образования. Филант¬
ропы разработали план всеобщего образования и
раздачи земли, однако промышленники отвергли
его, сочтя, что он будет чересчур дорогостоящим и
чуждым американскому индивидуализму. Но тут
явилась одна зацепка: если бы бывшим рабам не
было предоставлено право голоса, то их многочис¬
ленность явилась бы источником силы для их пре¬
жних хозяев1, которые стали бы голосовать за сни¬
жение таможенных тарифов, обеспечивших разви¬
тие и процветание промышленности Севера во вре¬
мя войны, и против выплаты военного долга
банкам северян. Тогда промышленники Севера пре¬
доставили освобожденным неграм право голоса, рас¬
считывая, что они не смогут им как следует вос¬
пользоваться, но все-таки сломят могущество план¬
таторов. Между тем пегры на Юге ие потерпели
1 Число представителей, которых юншые штаты посы¬
лали в конгресс, определялось пропорционально числеппо-
сти всего населения каждого штата, включая и пегров, хотя
сами пегры и были лишены избирательных прав.
430

неудачи: они приняли законы о предоставлении из¬
бирательных нрав всем своим собратьям тружени¬
кам, учредили бесплатные государственные школы
для всех н начали вводить элементы прогрессивного
законодательства в вопросе о больницах,' тюрьмах
и распределении земли. Тотчас же бывшие рабо¬
владельцы заключили сделку с промышленными
магнатами Севера о лишении освобожденных негров
избирательных прав, а за это Юг должен был под¬
держивать их тарифы и требование уплаты военно¬
го долга. Освобожденные рабы потеряли право го¬
лоса, но сохранили своп школы, хотя последние
могли существовать лишь на их собственные скуд¬
ные заработки и благотворительные пожертвова¬
ния северян.
История Соединенных Штатов за последние
семьдесят пять лет имеет важное значение для ис¬
тории всего человеческого общества. Благодаря за¬
мечательной технике, созданной на основе научных
знаний, опытному управленческому аппарату, оби¬
лию природных ресурсов и мировому размаху сво¬
ей торговли Соединенные Штаты построили круп¬
нейшую в мире промышленную машину. Однако
управляется она недемократическим способом, и за¬
дача ее вовсе не в том, чтобы обеспечивать всеоб¬
щее благосостояние.
Промышленность нашей страны, по словам
Джорджа Сельдеса, находится в руках «тысячи аме¬
риканцев» *, и ее целью является главным образом
увеличение доходов этих людей и усиление их вли¬
яния. Благо человечества не является ни целью, ни
результатом нашего способа производства. Амери¬
канская философия — наследие первых поселен¬
цев — сводилась к тому, что частная инициатива
способствует социальному прогрессу, и множество
американцев до сих пор твердо убеждено, что успе¬
хи монополизированной промышленности, контро-
1 Книга Дж. Сельдеса «Тысяча американцев» опуб¬
ликована на русском языке Издательством иностранной ли¬
тературы в 1948 г.
431

.тируемой олигархией, являются залогом процвета¬
ния всей страны. Но это не так, и высокий уровень
жизни в Соединенных Штатах, высокая производи¬
тельность нашей промышленности вовсе не явля¬
ются следствием монополизации последней или вы¬
соких прибылей ее хозяев; они достигнуты вопреки
этим факторам, и уровень жизни ие только в Сое¬
диненных Штатах, ио и во всем мире был бы го¬
раздо выше, если бы богатства нашей страны, ее
промышленное производство использовались для
блага широких масс, а не для увеличения богатства
и укрепления власти горстки капиталистов.
Власть монополистического капитала задушила
демократию в Соединенных Штатах. Расовая дис¬
криминация возникла уже в период Реконструкции,
сразу после Гражданской войны. Когда негры бы¬
ли лишены избирательных прав, белый Юг оказал¬
ся во власти промышленного Севера. Дискримина¬
ция негров, лишенных политических п гражданских
прав, вынуждала их соглашаться на самый низкий
уровень заработной платы, и именно она обеспечи¬
ла огромные прибыли промышленникам в 1890—
1900 годах, когда происходила величайшая концент¬
рация капиталов.
Борьба негров за демократию в этотПериод яви¬
лась крупным вкладом в историю прогресса в США.
Негры стали завоевывать поддержку и сочувствие
белых либералов — преемников аболиционистов, ко¬
торые теперь поняли, что физическое освобождение
негров должно сопровождаться их политическим и
экономическим освобождением, а иначе оно ничего
не стоит. Эта борьба негритянского и части белого
населения США за отмену расовой дискриминации
продолжалась свыше пятидесяти лет и принесла
свои результаты: американский негр начинает голо¬
совать, вступать в профессиональные союзы, полу¬
чать гражданские права. Но неприязнь по отноше¬
нию к ним и пренебрежение демократическими
нормами, издавна бытующие в нашей стране, сде¬
лали свое дело. Значительный процент негритян¬
ских избирателей до сих пор не участвует в выбо-
432

pax. В промышленности по-прежнему отсутствует
демократия, — она лишь премя от времени оказыва¬
ет на нее воздействие путем забастовок. Ни один
наш крупный промышленный магнат не согласит¬
ся, чтобы промышленность контролировалась теми,
кто трудится в ней. Однако пока демократические
методы управления не распространятся на про¬
мышленность, они будут пустым звуком и в осталь¬
ных сферах жизни. Все знают, что политическая
жизнь нашей страны контролируется монополисти¬
ческим капиталом, и у пас пытаются доказывать, что
всякая иная система ио содействует прогрессу че¬
ловеческого общества. Но вместо того, чтобы дать
ученым возможность убедиться в этом путем иссле¬
дований и разрешить свободное обсуждение таких
вопросов в прессе и на собраниях, монополистиче¬
ский капитал Соединенных Штатов прибрал ныне
к своим рукам прессу и главные информационные
агентства, он осуществляет все более жесткий
контроль над школой и затрудняет, а то и вовсе
делает невозможными открытую дискуссию и сво¬
бодное мышление.
Средством избавиться от этого зла, способом
превратить Соединенные Штаты в государство на¬
родного благосостояния является переход контроля
над промышленностью и правительством в руки
американского народа.
В нашей стране ведется истерическая пропаган¬
да с целью убедить американцев, будто свободам,
которыми они обладают, их частной инициативе
грозит опасность и что единственным «спасением»
является третья мировая война.
Прогрессивные силы Америки борются против
политики разжигания военной истерии. Прогрессив¬
ная партия бросила вызов этой политике. Нацио¬
нальный совет работников науки, искусств и сво¬
бодных профессий в прошлом году провел широкую
кампанию против войны, а религиозная секта ква¬
керов только что выступила с прекрасным заявле¬
нием в том же духе. Есть еще миллионы других
американцев, которые согласны с этими организа-
28 у. Дюбуа
433

цнями сторонников мира. Я передаю вам нх при
В0ТСТВ11Я».
Я не мог присутствовать па Конгрессе мира в
Мехико, так как был в это время в Советском Сою¬
зе, однако я с интересом следил за деятельностью
этого конгресса и других конференции в защиту ми¬
ра (в августе 1949 года — па Кубе и в апреле
1950 года — в Австралии), а также за работой де¬
легаций, которые были направлены в парламенты
всех стран по решению движения сторонников ми¬
ра, принятому в Париже в феврале 1950 года. Я во¬
шел в состав комитета для встречи в Америке по¬
сланников мира, в числе которых был настоятель
Кентерберийского собора Хыолетт Джонсон и вели¬
кий художник Пикассо. Но нм обоим отказали в
визах. По инициативе Комитета мирной альтерна¬
тивы в мае 1950 года была созвана Конференция
середины века в защиту мира. Меня просили пред¬
седательствовать на ней, но я не смог, так как был
занят в другом месте. Потом я был приглашен уча¬
ствовать в работе сессии Постоянного комитета Все¬
мирного конгресса сторонников мира, которая дол¬
жна была состояться в Праге в августе 1951 года,
и я принял это приглашение. Целью этой встречи
была подготовка Второго Всемирного конгресса
сторонников мира и составление нового воззвания
с требованием прекратить гонку вооружений.
Но еще до этой встречи нам удалось создать в
Соединенных Штатах свою национальную органи¬
зацию — Информационный центр сторонников ми¬
ра. На Всемирном конгрессе в апреле 1950 года в
Париже присутствовало около шестидесяти амери¬
канцев. Все, что мы там увидели и услышали, про¬
извело на нас огромное впечатление, и мы часто
говорили о том, что сможем сделать сами по воз¬
вращении в Америку. Мы бездействовали почти год,
потому что в атмосфере истерии и военных приго¬
товлений, воцарившейся в Соединенных Штатах,
трудно было что-либо предпринять.
1 марта в 8 часов вечера мы собрались на ча-
434

стиой квартире для обсуждения некоторых важных
проблем нашей текущей деятельности по укрепле¬
нию всеобщего мира. Я узнал, что тридцать или со¬
рок присутствовавших иа собрании лиц уже обсуж¬
дали вопрос о том, как организовать движение
сторонников мира в Соединенных Штатах. Первона¬
чально намечалось создать некую федерацию раз¬
личных уже существующих организаций, выступа¬
ющих за мир. Из этого ничего нс получилось. За¬
тем было предложено создать комитет для встречи
выдающихся деятелей — посланцев мира, которые
намеревались посетить Соединенные Штаты; идея
оказалась бесплодной, поскольку им не дали виз на
въезд. Теперь мы создали комитет для изучения
других возможностей.
Некоторые пз участников этого первого собра¬
ния отправились в Европу, чтобы принять участие
в работе стокгольмской сессии Постоянного комите¬
та Всемирного конгресса сторонников мира, а так¬
же посетить Россию в соответствии с планом обра¬
щения к парламентам всех стран в интересах все¬
общего мира. Наш комитет остановился на мысли,
которая всем нам показалась весьма удачной: мы
решили создать Информационный центр сторонни¬
ков мира, с тем чтобы сообщать населению Соеди¬
ненных Штатов о том, что делается в других
странах для защиты мира и что там думают о войне.
Иоганнес Стил предложил периодически выпу¬
скать бюллетень под названием «Депеши мира»,
публиковать в нем сведения о деятельности борцов
за мир н распространять его по Соединенным Шта¬
там. Предложение о создании Информационного
центра было сделано председателем нашего комите¬
та Элизабет Мус. Мы сразу же стали подыскивать
помещение и начали организационную работу.
В июле г-жа Мус по болезни была, к сожалению,
вынуждена отойти от дел, но она успела поставить
нашу организацию на ноги.
Эббот Саймон, молодой ветеран второй мировой
войны, интересовавшийся работой среди молодежи,
явился преемником г-жи Мус. Он стал нашим от¬
28*
435

ветственным секретарем и занимал этот пост с ию¬
ля до роспуска нашей организации. Керл Элкин,
молодой бизнесмен, получивший образование в Гар¬
вардском колледже и никогда особенно не увлекав¬
шийся общественной деятельностью, заинтересовал¬
ся нашей программой и оказывал нам скромную
помощь, приняв на себя обязанности казначея.
Все мы работали дружно и плодотворно. Мы вы¬
пускали «Депеши мира», а потом перепечатали и
распространили Стокгольмское воззвание с требо¬
ванием запрещения атомной бомбы. Мы разослали
его во все концы страны, собрав в общей сложности
два с половиной миллиона подписей. Мы распрост¬
раняли и другие документы, призывавшие к миру,
например обращение Международного Красного
Креста, заявление квакеров и многие другие.
Полмиллиарда людей, подписавших Стокгольм¬
ское воззвание о запрещении атомного оружия (а
его подписал бы еще миллиард человек, если бы у
них была возможность сделать это), были движимы
стремлением не допустить, чтобы современная ци¬
вилизация превратилась в первобытное варварство.
Первый открытый выпад по адресу нашего Ин¬
формационного центра содержался в заявлении го¬
сударственного секретаря США Дина Ачесона 12
июля 1950 года:
«Я уверен, что американский народ не даст об¬
мануть себя так называемым «воззванием в защиту
мира», или «стокгольмской резолюцией», которая
распространяется в нашей стране для сбора подпи¬
сей под ней. Ее нужно принимать за то, что она
есть на самом деле, — за пропагандистский прием
в притворном «мирном наступлении» Советского Со¬
юза...» 1
В ответ я сделал 14 июля заявление для печати,
в котором обращался к Ачесону с такими словами:
1 «Ныо-Йорк тайме», 13 июля 1950 г.
436

«Вы ополчаетесь против этого воззвания и на¬
шей деятельности в основном потому, что обвиняете
нас в участии в «притворном мирном наступлении»
Советского Союза. Неужели стратегия нашей стра¬
ны должна заключаться в том, чтобы всякий раз,
когда Советский Союз призывает к миру, настаивать
на войне? Неужели любые прёдложения о предо¬
твращении атомной катастрофы должны отвергать¬
ся только из оппозиции к Советскому Союзу? Неу¬
жели мы пришли к такому трагическому положе¬
нию, когда, как заявляет государственный секре¬
тарь, мирное урегулирование наших противоречий
с Советским Союзом стало невозможным? Неужели
вы, сэр, не допускаете, что есть честные американ¬
цы, которые, несмотря на свои разногласия в дру¬
гих вопросах, ненавидят войну, страшатся ее и пол¬
ны решимости предпринять что-нибудь для того,
чтобы ее предотвратить?..
Нам суждено жить на одной планете с Россией
и Китаем. И если мы сотрудничали с Советским
Союзом в борьбе против гитлеровской агрессии, то
неужели мы не сможем сотрудничать с ним в такое
время, когда лишь доверие может спасти нас от
атомной катастрофы?
Сейчас в нашей стране власти стали называть
«коммунистическим», а также подрывным и антипа¬
триотическим все, что по какой-либо причине им пе
нравится. Мы считаем, что эта тактика зашла
уже слишком далеко. Нельзя отклонять с прене¬
брежением то или иное предложение на том лишь
основании, что оно якобы исходит нз коммунисти¬
ческого источника.
Мы являемся группой американцев, которые, про¬
читав Стокгольмское воззвание, сочли, что оно яв¬
ляется правдивым изложением того, во что мы сами,
а вместе с нами и бесчисленное множество других
американцев, верим. Независимо от наших взглядов
по другим вопросам и от пашей принадлежности к
различным другим организациям, мы объединились в
этой организации с единственной целью информиро¬
вать американский парод по вопросам борьбы за мир».
437

Информационный центр сторонников мира про¬
должал свою работу. Доказательства стремления к
миру приходили со всех концов Соединенных Шта¬
тов н даже оттуда, где газеты усердно глушили
информацию; нашей деятельностью интересовались
н выражали нам поддержку многие люди в запад¬
ных и южных штатах.
В августе я получил телеграмму пз Парижа с
приглашением присутствовать в качестве гостя на
заседании Бюро Постоянного комитета Всемирного
конгресса сторонников мира в Праге. Заседание
было созвано с двумя главными целями: расширить
Стокгольмское воззвание путем включения в него
призыва к разоружению н подготовить созыв Вто¬
рого Всемирного конгресса сторонников мира.
Я придал этому приглашению большое значение п
обратился за визой на выезд, поскольку срок моего
заграничного паспорта еще ие истек.
В Вашингтоне раздумывали десять дней, и мне
пришлось дважды туда звонить, прежде чем я по¬
лучил визу. При всем том срок поездки и пребыва¬
ния в Чехословакии был ограничен шестьюдесятью
днями. Мне разрешалось посещать лишь транзит¬
ные страны и воспрещалось пребывание в других
без специального разрешения государственного де¬
партамента. Я чувствовал себя узником, которого
освободили, взяв с него обещание вернуться в тю¬
рьму к определенному сроку.
Когда в Праге меня попросили выступить, я ска¬
зал:
«В течение пятидесяти лет л соприкасался с со¬
циальными течениями в Соединенных Штатах. Ни¬
когда еще организованная реакция не обладала у
нас такой властью, как в настоящее время, когда
она владеет прессой и радио, ограничивает свободу
слова, заключает в тюрьмы либеральных мыслите¬
лей н писателей. Сегодня в моей стране стало почти
невозможно организовать даже митинг в защиту
мира. II это потому, что американцам внушили,
будто над Америкой нависла неминуемая опасность
438

агрессии со стороны коммунизма, социализма и ли¬
берализма и будто движение в защиту мира создано
только для прикрытия этой угрозы...
Для того чтобы справиться с этой истерией, тре¬
буется не только опровергнуть концепцию о необ¬
ходимости войны при любых условиях, но и разре¬
шить более сложную проблему: как донести правду
до широких масс граждан США, которые в подав¬
ляющем большинстве ненавидят убийства, разруше¬
ние и безумие, выдаваемые за средства достижения
прогресса. Знание правды, личные контакты, чест¬
ный призыв к народу еще могут привести к победе
мира в Америке. Но это требует смелости и готов¬
ности к самопожертвованию...»
После этого заседания в Праге, где Бюро Посто¬
янного комитета приняло решение расширить Сток¬
гольмское воззвание, с тем чтобы призвать в нем к
разоружению и осудить агрессию и вооруженную
интервенцию, я отправился домой, ио по пути, на¬
ходясь в Париже, получил две телеграммы о собы¬
тиях, которые привели к моему участию в избира¬
тельной кампании и к судебному процессу.
Информационный центр сторонников мира су¬
ществовал с 3 апреля по 12 октября 1950 года,
когда он был формально распущен. Фактически же
он просуществовал до конца года в связи с необ¬
ходимостью завершения наших дел — ответов па
письма, которые продолжали поступать, оплаты
счетов и расторжения договора на аренду помеще¬
ния. За семь месяцев активной работы мы'собрали
в общей сложности 25 тысяч долларов за счет не¬
больших пожертвований, сборов на митингах и от
продажи литературы, па которую был большой
спрос. Мы напечатали и распространили 750 тысяч
листков, в том числе 485 тысяч петиций для сбора
подписей иод Стокгольмским воззванием. Они про¬
давались по центу, а нам стоили полцопта. Кроме
того, мы выпустили 100 тысяч листовок и тысячи
брошюр для детей, для негров, для евреев, для ка¬
толиков, для американцев, говорящих на испанском
439

и итальянском языках, — всех их мы стремились
заинтересовать в деле защиты мира. Кроме того, мы
регулярно выпускали «Депеши мира» с информа¬
цией о Всемирном движении в защиту мира. Наши¬
ми крупнейшими расходными статьями были 9 ты¬
сяч долларов на печатание литературы и 8 тысяч
долларов на оплату помещения и заработную пла¬
ту. Наконец, мы имели список в 6 тысяч человек во
всех частях страны, особенно интересовавшихся
движением сторонников мира, которым мы посыла¬
ли нашу литературу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ НЕРВА В
Я — ^преступник»
В 1950 году, перед самым отъездом из Праги, я
получил из США две телеграммы. Одна была от
Джона Абта, представителя Американской рабочей
партии, который спрашивал, согласен ли я выдви¬
нуть свою кандидатуру на должность сенатора от
штата Нью-Йорк во время предстоящих выборов.
Вторая была от Эббота Саймона, ответственного
секретаря Информационного центра сторонников
мира, который сообщал, что министерство юстиции
потребовало, чтобы мы зарегистрировались в нем
как «агенты иностранной державы».
Отвечая Абту, я сослался на свой возраст и от¬
сутствие политического опыта. Абт стал возражать,
и два его довода особенно подействовали на меня:
во-первых, заявил он, эта кампания даст мне хоро¬
шую возможность пропагандировать идеи мира, а
во-вторых, моя кандидатура будет способствовать
успеху кампании Вито Маркантонио *.
Из всех членов конгресса лишь Вито Марканто¬
нио действовал бесстрашно, разумно, стойко, не-
1 Вито Маркантонио (1902—1954) — американский по¬
литический деятель; в 1935—1937 и в 1939—1949 гг. — кон¬
грессмен от штата Ныо-Йорк. Поддерживал политику Руз¬
вельта. В 1947 г. стал председателем Американской рабочей
партии (создана в 1936 г. в Ныо-Йорке профсоюзными дея¬
телями и либералами, сторонниками политики Рузвельта,
в 1950 г. распалась). В 1950 г. баллотировался как капдидат
от Американской рабочей партии иа должность мэра Ныо-
Йорка, по потерпел поражение.
441

смотря на насмешки, клевету и обман. Я решил по¬
пытаться помочь Маркантонио, если только это бу¬
дет возможно. 31 августа я телеграфировал Абту:
«Согласен. Дюбуа».
В практических вопросах политики я был мало
искушен. Прежде всего, я был воспитан в тради¬
циях Новой Англин, где считалось, что политика —
неподходящая карьера для серьезного человека,
тем более с университетским образованием. Своим
идеалом участия в политической жизни я считал
роль избирателя, мыслителя, публициста, изредка —
оратора. Мое отношение к политике определялось
еще и тем, что в Америке негру особенно трудно
участвовать в политической жизни. В течение три¬
надцати лет, которые я провел в Джорджии, когда
был молод и энергичен, я был лишен права участ¬
вовать в «белых первичных выборах» из-за своего
негритянского происхождения, и моя политическая
деятельность сводилась к тому, что я давал советы
своим студентам и иногда выступал в печати.
Я выдвинул свою кандидатуру в сенаторы, от¬
давая себе полный отчет в том, что у меня нет ни
малейшего шанса быть избранным и что мои уси¬
лия в лучшем случае вызовут насмешки, а в худ¬
шем — арест. Но в то же время у меня было что
сказать людям, и слова моп в конечном счете дол¬
жны были дойти до них. Лидеры Американской ра¬
бочей партии и мои коллеги по выборам были доб¬
ры и предупредительны; они постарались свести до
минимума мое личное участие в кампании, взяв иа
себя львиную долю работы, п оказывали мне вся¬
ческую помощь, с тем чтобы я пе перенапрягал
свои силы.
Всего я произнес десять речей иа митингах п
семь раз выступил по радио. Первый раз я высту¬
пил на пресс-конференции в Гарлеме, на которую
газеты «Нью-Йорк тайме», «Нью-Йорк геральд три-
«бюн» и агентство Ассопгиэйтед Пресс послали своих
репортеров, в то время как пз негритянских газет
была представлена только одна. Я выступал на мас¬
совых митингах в Гарлеме, Куинсе, Бруклине и
442

Бронксе ', каждый пз которых собирал от одной до
двух с половиной тысяч человек; меня вниматель¬
но слушали н щедро награждали аплодисментами.
Свою последнюю речь в Нью-Йорке я произнес 24
октября на митинге в Мэдисон-сквер-гарден, где
присутствовало 17 тысяч человек, хотя пресса поч¬
ти ни словом о нем не обмолвилась.
Во время моей поездки по штату от Буффало до
Олбани, начавшейся 15 октября, я четыре раза вы¬
ступал перед аудиториями в несколько сот человек,
собиравшимися в небольших и довольно мрачных
помещениях. Повсюду царила атмосфера страха.
«Свободные» американцы появлялись чуть не кра¬
дучись й шепотом рассказывали друг другу о том,
что промышленники Рочестера и Сиракуз грозят
расправиться с рабочими. В Олбэни2 политическое
давление ощущалось особенно заметно. В то время
как печать относилась к нам вежливо, власти пе да¬
вали нам широко пропагандировать наши взгляды.
Я так излагал наш основной тезис:
«Самым зловещим является ныне широко рас¬
пространившееся убеждение в том, что война не¬
избежна и времени для дискуссий нет. Я сомнева¬
юсь, что масса американцев, разделяющих такое
мнение, понимает, к чему это ведет. Война — это
применение физической силы одними людьми про¬
тив других с целью их подчинения себе. В прежние
времена бывали случаи, когда применение оружия
было единственным путем к социальному прогрес¬
су. Но с развитием цивилизации, к которой приоб¬
щается теперь все больше и больше людей на зем¬
ном шаре, сталп несомненными два факта: во-пер¬
вых, военные расходы стали слишком тяжелым
бременем для любой нации и, во-вторых, в совре¬
менной войне не может быть победителей. В повой
мировой войне потерпят поражение все участники,
1	Районы города
разом беднотой.
2	Столица штата
Ныо-Поркп,
Ныо-Йорк.
населенные
главным
об-
443

причем не только будут проиграны их непосредст¬
венные ставки, но и окажутся подорванными все
устои человеческой культуры».
Меня особенно поражала и возмущала решаю¬
щая роль денег в вопросах политики. Именно поэ¬
тому миллионеры и промышленные корпорации ока¬
зались сильнее: они одолели Маркантонио. Дьюи 1
мог без труда заплатить 35 тысяч долларов, чтобы
на целый день взять на откуп радиовещательную
станцию. И когда Мои друзья в разных частях
страны прислали шестьсот долларов, чтобы помочь
мне в проведении предвыборной кампании, то они
проявили честность и мужество, которые дороже
всех миллионов, истраченных на поддержку Лимэ-
на и Хэнли1 2.
В выборах участвовало пять миллионов изби¬
рателей; нз них за меня проголосовали 4 процента
(в Гарлеме —15 процентов) — больше, чем я ожи¬
дал. Свыше миллиона избирателей не участвовали
в выборах. Что касается меня, то я, кроме пораже¬
ния, ничего не ожидал и ничуть бы не удивился,
если бы за меня проголосовало всего десять тысяч
человек. Я был изумлен цифрой 205 729 — числом
голосов, отданных за меня смелыми мужчинами и
женщинами, чуждыми расовых предрассудков.
Я понял, что эти люди, не боясь лишений и тюрь¬
мы, готовы были бороться за мир и гражданские
права. И уже одно это делало меня счастливым.
Первое письмо из министерства юстиции в Ин¬
формационный центр сторонников мира было по¬
лучено в августе 1950 года. В нем было сказано:
1	Томас Э. Дыои (р. 1902) — губернатор штата Ныо-
Йорк в 1942—1954 гг.; в 1944 и в 1948 гг. выдвигался кан¬
дидатом в президенты от республиканской партии, ио оба
раза потерпел поражение.
2	Герберт Лимэн (р.	1878) — совладелец банкирской
фирмы «Лимэн бразерс», в 1932—1942 гг,— губернатор шта¬
та Нью-Йорк; в 1949—1957 гг.— сенатор от штата Ныо-Йорк.
Джозеф Р. Хэнли (р. 1876) — вице-губернатор штата Ныо-
Йорк в 1942—1954 гг.
444

«Информационный центр сторонников мира за¬
нимается в Соединенных Штатах такой деятель¬
ностью, которая требует его регистрации в мини¬
стерстве юстиции согласно положениям закона
1938 года о регистрации иностранных агентов...
Ввиду того, что прошло много времени с тех
пор, как Информационный центр сторонников мира
начал действовать в качестве агента иностранного
патрона без предварительной регистрации, преду¬
смотренной законом, мы настаиваем, чтобы заяв¬
ление о регистрации было представлено немед¬
ленно».
Наш ответственный секретарь Эббот Саймон от¬
ветил:
«Информационный центр сторонников мира яв¬
ляется американской организацией как по своему
назначению, так и по составу. Его деятельность
проводится лишь среди народа Соединенных Шта¬
тов и осуществляется ради его блага. В своих дей¬
ствиях Информационный центр ответствен лишь
перед собой и перед американским народом. Он ни¬
когда не давал согласия — по договору или другому
обязательству — выполнять роль «агента по пропа¬
ганде» для «иностранного патрона», как сказано в
законе, и не собирается действовать в качестве та¬
кового».
Одновременно Э. Саймон послал в Вашингтон
нашего адвоката Глорию Эгрин, и та в уетной и
письменной форме подтвердила позицию Информа¬
ционного центра сторонников мира:
«...Во всем мире есть люди, придерживающиеся
тех же воззрений и концепций, какие выражает
Информационный центр сторонников мира. Было
бы удивительно, если бы это было иначе. Мысли п
желания людей не знают национальных или госу¬
дарственных границ. Это относится ко всем обла¬
стям человеческой деятельности, будь то искусство,
445

музыка, литература, паука или политика. Наше
уважение к таким людям, как Эйнштейн, Манн,
Пикассо или Пастер, и к их идеям ничуть пе умень¬
шается от того, что они пе были уроженцами аме¬
риканского континента. Поэтому у нас вызывает
крайнее удивление такая концепция, согласно кото¬
рой люди, придерживающиеся идей, возникших за
пределами СШЛ или занимающиеся деятельностью,
не ограниченной пределами СШЛ, должны рас¬
сматриваться как иностранные агенты. Такая кон¬
цепция ограничила бы интеллектуальные горизон¬
ты американских граждан пределами Соединенных
Штатов».
19 сентября представитель министерства юсти¬
ции Фоли написал нам, что регистрация центра
«должна быть произведена без дальнейших задер¬
жек», п добавил: «Я снова подчеркиваю, что реги¬
страция в соответствии с законом никоим образом не
имеет целью помешать работе Информационного
центра сторонников мира согласно его нынешней
программе». Словом, мы могли не прекращать
нашу работу, но нас принуждали лгать, говоря о
мотивах, по которым мы ею занимаемся.
Наконец 8 февраля 1951 года нас известили, что
суд присяжных в Вашингтоне признал Информа¬
ционный центр сторонников мира и его сотрудников
виновными в том, что они «не зарегистрировались
как агенты иностранного патрона».
В обвинительном заключении, в частности, го¬
ворилось:
«В течение всего периода с 3 апреля 1950 года
по день вынесения настоящего обвинительного
заключения включительно Информационный центр
сторонников мира являлся агентом иностранного
патрона, поскольку в пределах Соединенных Шта¬
тов: 1) он являлся агентом и действовал в качестве
агента по пропаганде Постоянного комитета Все¬
мирного конгресса сторонников мира и его преем¬
ника — Всемирного Совета Мира, 2) передавал им
446

информацию и 3) действовал в соответствии С их
требованиями...»
Далее в обвинительном заключении указыва¬
лось:
«В течение упомянутого периода сотрудники,
руководители и представители Информационного
центра стронпиков мира по просьбе названного
иностранного патрона печатали п распространяли
в Соединенных Штатах Стокгольмское воззвание и
связанную с ним информацию, относящуюся глав¬
ным образом к запрещению атомного оружия в
качестве средства ведения войны...»
В ответ на это обвинение Информационный
центр сторонников мира опубликовал обращение к
общественности страны, в котором излагалась прав¬
да об этой организации:
«Обвиняемые не согласны с тем, что идея мира
является иностранной идеей, н охотно признаются
в том, что они собирали и распространяли повсюду
информацию о движении в защиту мира и его идеи.
Они утверждают, что любые попытки ограничить та¬
кой свободный обмен мыслями, мнениями н фактами
между гражданами всех стран мира являются от¬
крытым посягательством на права американских
граждан, дарованные им конституцией. Центр ста¬
вил своей задачей ознакомление граждан нашей
страны с фактами о развертывающемся во. всем
мире движении за сохранение и упрочение мира,
которые американская пресса в большинстве слу¬
чаев игнорирует или скрывает. Он делал это в тех
же целях, в каких другие американцы распростра¬
няют информацию об успехах медицины, о борьбе
за улучшение положения рабочих, о научных откры¬
тиях, о планах жилищного строительства, о борьбе
с преступностью и об обучении молодежи. Соеди¬
ненные Штаты пока еще не наложили эмбарго на
импорт идей или сведений о международных уси¬
447

лиях в направлении социального прогресса, а в
настоящее время наиболее острой является необ¬
ходимость в получении информации о движении в
защиту мира и об усилиях для ликвидации ужас¬
ной угрозы третьей мировой войны».
Все же паше правление приняло 12 октября ре¬
шение о роспуске центра. Мы не имели намерения
действовать наперекор правительству, а хотели
лишь дать понять, что не считаем нужным реги¬
стрироваться в соответствии с вышеуказанным за¬
коном. Однако для ликвидации такой организации
нужно было время. К нам по-прежнему поступало
множество писем. Нас просили присылать петиции,
спрашивали, где и когда будут созваны новые кон¬
грессы в защиту мира, просили совета, как лучше
оказать нам помощь. Мы отвечали на эти письма,
используя оставшиеся запасы канцелярских при¬
надлежностей. Мы пытались расторгнуть наш
договор на аренду помещения, но не могли сделать
это сразу. Мы старались направить интерес людей
к движению за мир в другие каналы; отсылали их
к местным организациям сторонников мира и в
особенности подготавливали нх ко Второму Все¬
мирному конгрессу сторонников мира, который
должен был собраться в Англин. С этой целью был
организован специальный комитет, разместившийся
отдельно от нас. Но эти наши последние действия
были потом использованы правительством как дока¬
зательство нарочито пренебрежительного отношения
с нашей стороны к полученному распоряжению.
Таким образом министерство юстиции фактически
поставило нам в вину пропаганду идей мира, а не
принадлежность к какой-то иностранной агентуре.
Вновь было подчеркнуто, что Инфомацпонный
центр сторонников мира продолжал существовать
вплоть до вынесения обвинительного заключения в
феврале 1951 года. Технически так оно и было.
Февраль 1950 года имел для меня особое зна¬
чение. Я овдовел. Я похоронил жену, с которой мы
прожили пятьдесят три года, на холмах Новой
448

Англии, рядом с нашим первенцем. Я был одинок;
многие из моих друзей детства уже умерли, а неко¬
торая замкнутость моего характера отнюдь не спо¬
собствовала приобретению новых близких друзей.
Но я знал молодую женщину, Ширли Грэхем, дочь
священника, для которой многие годы я был чем-то
вроде духовника в вопросах литературы и житей¬
ских делах, особенно после смерти ее отца пятнад¬
цать лет назад. Я сочувствовал ей в трудностях и
радовался ее успехам. Ширли Грэхем, с ее склон¬
ностью к самопожертвованию, в конце концов убе¬
дила себя в том, что мне нужна ее помощь и
общество,— а это было действительно так,— и мы
решили пожениться, когда мне исполнится восемь¬
десят три года.
Приготовлениями к праздничному обеду, который
должен был состояться в Эссекс-хаузе в Нью-Йорке,
руководил Совет по делам Африки, где я занимал
пост заместителя председателя с тех пор, как ушел
из НАСПЦН. Список участников был внушительным
и рос с каждым днем. Ко дню вынесения обвини¬
тельного заключения число гостей, заказавших ме¬
ста, достигло трехсот человек, которые внесли свыше
2000 долларов.
Затем последовали такие события: 9 февраля мне
было предъявлено несправедливое обвинение; 14 фе¬
враля мы тайком обвенчались с Ширли, чтобы в
случае моего осуждения ей не могли отказать в
праве навещать меня в тюрьме; 16 февраля меня
вызвали на суд в Вашингтон, а 19 февраля, за
четыре дня до торжественного обеда, администра¬
ция отеля, где он должен был состояться, расторгла
с нами контракт и сообщила об этом телеграммой:
«Следуя существующим у нас правилам и обы¬
чаям и в силу других достаточно важных причин
настоящим уведомляем вас, что сделанный вами
заказ на помещение для праздничого обеда в честь
У. Э. Б. Дюбуа 23 февраля аннулируется. Задаток
возвращаем. Винсент Дж. Койл, вице-президент и
управляющий отелем Эссекс-хауз».
29 У. Дюбуа
449

До дня обеда оставалось только пять дней.
За это время мы должны были найти повое место
на триста гостей. Правда, три наших оратора —
Шарлотта Хокинс Браун, Мордекай Джонсон н рав¬
ви Хиллел Силвер — вдруг отказались от участия
в обеде. Их примеру последовали и некоторые дру¬
гие.
Я могу стерпеть много, как я много н претерпе¬
вал в своей жизни, но такое испытание мне было
не легко вынести, тем более что удары судьбы
следовали один за другим. Между тем у меня сня¬
ли отпечатки пальцев, надели наручники, потом
отпустили на поруки, а затем снова вызвали в
суд. Естественно, мне было но до праздничного
обеда.
Однако друзья, которые меня не покинули, ска¬
зали: «Нет!» И, конечно, самое меньшее, что я
должен был сделать,—это встать рядом с ними.
Впрочем, если бы ие вера и энергия Ширли, я,
пожалуй, не допустил бы, чтобы обед состоялся.
Но Франклин Фразье, председатель, тоже был
тверд. Он заявил, что обед должен состояться и
состоится.
Последовал период дикой беготни в поисках
места, где собраться, в поисках ораторов; кроме
того, нужно было оповестить участников. Неза¬
метно дело приняло иной оборот: обед из простого
дружеского жеста по отношению ко мне превращал¬
ся в эпизод борьбы за гражданские права, и вместо
робких, всегда готовых пойти на попятную людей
на него пришли мужчины и женщины иного склада,
готовые бросить вызов самому правительству Соеди¬
ненных Штатов, чтобы защитить меня лично и по¬
стоять за свободу американских граждан вообще.
Именно они вели борьбу, я же стоял в стороне и
оттого чувствовал себя неловко.
Программа обеда была спешно изменена. В белой
части города нас ни в одном отеле не захотели при¬
нять, и мы остановились на Гарлеме, где нашли
принадлежавший Смоллу ресторан «Пэрэдайз». Он
был чересчур мал, зато хозяин его оказался очень
450

гостеприимным — он готов был даже понести убы¬
ток, лпшь бы мы согласились стать его гостями.
Во время обеда слово попросил Белфорд Лоусон,
глава общества «Альфа-бета-альфа», который произ¬
нес боевую речь; потом выступил Поль Робсон,
говоривший смело и взволнованно. Было зачитано
энергичное письмо от судьи Губерта Делани. Пред¬
седательствовал Франклин Фразье, который также
выступил. Помещение было пабнто битком, так что
многие не могли добраться до своих мест. Однако
среди гостей царил дух, который немцы опреде¬
ляют словом fcierlich'. Наконец под одобрительные
возгласы, стук ножей, разрезавших праздничные
торты, опьяненный запахом цветов, я сам произнес
речь. На обеде присутствовало около семисот чело¬
век, внесших по подписке и в виде подарков 6557
долларов.
Обвинительное заключение против Информаци¬
онного центра сторонников мира нанесло мне серьез¬
ный удар; по существу я был наказан прежде,
чем суд вынес свой приговор. Министерство юсти¬
ции помогло распространиться версии, будто я п моп
коллеги каким-то образом предали свою страну. Хотя
нас и не обвинили в измене, тем не менее подразу¬
мевалось и говорилось, что Информационный центр
сторонников мира был уличен в том, что он яв¬
ляется агентом Советского Союза.
Когда мы предстали перед судом в Вашингтоне
16 февраля 1951 года, с нами обошлись резко и
нелюбезно. К нам отнеслись не как к невиновным
людям, чью вину нужно было еще установить, а
как к заведомым преступникам, которые должны
были доказать свою невиновность, поскольку она
считалась сомнительпой.
Белая буржуазная печать либо замалчивала на¬
ше дело, либо беспощадно осуждала нас. 11 февраля
«Нью-Йорк геральд трибюн» опубликовала следую¬
щую редакционную статью:
1 Праздничный (нем.).
29*
451

«Группа Дюбуа была создана для того, чтобы
распространять лицемерное воззвание советского
происхождения, ядовитое по существу и невинное
по форме, создающее впечатление, будто подписи под
требованием запретить применение атомного ору¬
жия сами по себе обеспечат всеобщий мир. Оно яв¬
ляется, короче говоря, попыткой разоружить Аме¬
рику, игнорируя при этом коммунистическую агрес¬
сию в любой форме. Множество «людей доброй волн
во всем мире», как льстиво говорится в воззвании,
были пойманы в эту ловушку и подписались под
воззванием, не отдавая себе отчета в том, что это
дело рук Коминформа».
Алисе Барроуз удалось собрать подписи 220 вид¬
ных деятелей искусства, науки, церкви и лиц интел¬
лигентных профессий тридцати трех штатов страны,
включая тридцать пять университетов, под опублп-
кованнным 27 июня 1951 года «Обращением к аме¬
риканскому народу», требовавшим прекращения
суда над нами. Это обращение, составленное по
инициативе Национального совета работников нау¬
ки, искусств и лиц свободных профессий, харак¬
теризовало предъявленное нам обвинительное зак¬
лючение как «одно из многочисленных действий,
имевших место за последнее время, против лиц и
организаций, выступающих за мирное разрешение
мирового кризиса. В нынешний период истории по¬
пытка приклеить ярлык «иностранного агента» вид¬
ному ученому и руководителю движения сторонни¬
ков мира может быть справедливо расценена как
стремление запугать н заставить молчать всех сто¬
ронников мира».
Реакция негритянского населения в общем была
медленной. Сначала многие негры были введены в
заблуждение. Они не поняли сущности обвинения и
вообразили, будто я дал себя вовлечь в деятель¬
ность какой-то преступной организации в отместку
за продолжающуюся в Соединенных Штатах дискри¬
минацию негров, против которой я долгое время
боролся. Поняв все таким образом, они простили
452

мои действия, хотя и сочли их неразумными. Газе¬
та «Норфолк джорнэл энд сайд» прямо подтвердила
такое мнение. А «Чикаго днфендер» писала:
«Д-р Дюбуа имеет много заслуг, и в высшей
степени трагично, что на закате своих дней он
оказался причастным к подрывной деятельности».
Однако редакторы других газет, как, например,
Персиваль Прэттис из «Питтсбург курнр», Карл
Мэрфи нз «Афро-Америкэи», или такие журнали¬
сты, как Марджори Маккензи, Дж. А. Роджерс и
другие, проявили мужество и показали себя настоя¬
щими интеллектуальными лидерами, чего не хвата¬
ло другим. Эта реакция негритянских кругов пока¬
зала наличие раскола в негритянском общественном
мнении, прежде не столь заметного. Интеллигенция,
«талантливая десятая часть», преуспевающие биз¬
несмены и люди более хорошо оплачиваемых про¬
фессий в большинстве своем не слишком решительно
выступали в мою защиту. Было много замечатель¬
ных исключений, но в целом этот класс негров либо
молчал, либо был настроен к нам враждебно. При¬
чина была ясна: многие считали, что у правитель¬
ства есть доказательства нашей подрывной деятель¬
ности, и до самого конца ожидали, что эти доказа¬
тельства будут предъявлены.
Другие образованные и состоятельные негры
стали американцами в том смысле, что оправдывали
эксплуатацию и подражали образу жизни американ¬
ской буржуазии. Они занимались тем, что .«делали
деньги» и тратили их в свое удовольствие. У них
были прекрасные дома, большие роскошные авто?
мобили, меха. Они ненавидели коммунизм и социа¬
лизм в такой же степени, как и любой белый
американский буржуа. Характерным было их отно¬
шение к Полю Робсону; они просто не могли
понять, как он может отказываться от тысячи дол¬
ларов за вечер из-за каких-то идейных убеждений.
Это расслоение негритянского общества на раз¬
453

личные классы пе является неожиданным, и в бу¬
дущем, по мере того как дискриминация негров
как таковых будет ослабевать, оно станет еще более
заметным. Среди американских негров будет посте¬
пенно усиливаться дифференциация в соответствии
с их отношением к труду и их материальным поло¬
жением. Я все еще надеюсь, что опыт прошлого в
конце концов приведет большинство негритянской
интеллигенции в ряды сторонников общественного
контроля над богатством, уничтожения эксплуата¬
ции труда и предоставления равных возможностей
для всех.
В течение сорока пяти лет я состоял членом
общества негров, имеющих высшее образование; в
сущности, я принимал участие в его создании.
В настоящее время к нему принадлежит большое
число ведущих бизнесменов и лиц умственного тру¬
да из числа американских негров. Однако из его
тридцати или более отделений на территории США
лишь одно выразило некоторое сочувствие мне и
нн одно не предложило помощи. Возможно, что от¬
дельные члены общества поддерживали меня, но
никаких официальных акций предпринято не было,
за исключением упомянутого одного случая. А в
нью-йоркском отделении, к которому я принадлежу,
меня строго осудили.
Следующей нашей задачей было заручиться
подписями известных всей стране негров под сле¬
дующим обращением:
«...В данный момент нас не интересуют полити¬
ческие или социальные взгляды д-ра Дюбуа. Мно¬
гие из нас не согласны с ним в тех или иных слу¬
чаях. Зато нас касается право человека высказы¬
вать, не преступая закона, свое мнение, не подвер¬
гаясь при этом угрозам и запугиванию. И особенно
нас касается факт, что д-р Дюбуа в течение полусто-
лстня является одним из лидеров американских
негров. В течение всего этого периода, вплоть до
настоящего времени, никто не мог усомниться в
его честности и абсолютной искренности...»
454

Лам, однако, но удалось получить достаточного
числа подписей, чтобы распространить это обра¬
щение. Я понял, что причиной тому был страх, ко¬
торый испытывали негры, особенно образованные и
состоятельные. Один из них заявил мне с грустью:
«У меня сын па государственной службе, у него хо¬
рошо оплачиваемая должность, его должны скоро по¬
высить. Он долго работал, чтобы достичь такого поло¬
жения, и не раз терпел неудачи. Мне очень жаль, но
я боюсь подписаться под этим заявлением».
В НАСПЦН я проработал двадцать восемь
зет. Когда началось это дело, хотя официаль¬
но я уже не был связан с этой организацией,
ее местные отделения и отдельные члены повсюду
в стране хотели помочь мне и настоятельно требо¬
вали, чтобы центральное руководство выступило в
мою защиту.
Между тем председатель совета директоров ассо¬
циации прямо заявил Шнрлп Грэхем, что Информа¬
ционный центр сторонников мира, несомненно, фи¬
нансировался Советским Союзом. Возможно, при¬
бавил он, что сам я этого и не знал. На заседании
совета директоров 12 марта было предложено, чтобы
совет занял определенную позицию по вопросу о
вынесении нам обвинения, п одно отделение ассо¬
циации предложило «оказать активную, конкретную
помощь д-ру Дюбуа в его нынешнем положении».
Однако секретарь Уолтер Уайт сообщил, что он
уже беседовал в Вашингтоне с помощником мини¬
стра юстиции Пейтоном Фордом, который сказал,
что в руках министерства имеются определенные
доказательства нашей вины и что нельзя судить
четырех сотрудников д-ра Дюбуа, не подвергая суду
его самого.
Один белый член совета директоров предложил
было поручить юридическому отделу НАСПЦН
принять участие в нашей защите, но, услышав,
что имеются «определенные доказательства» нашей
вины, уже не возвращался к своему предложению.
В конце концов совет директоров принял такую
резолюцию:
/| .У.

«Нс высказываясь ио существу обвинения,
предъявленного недавно д-ру Дюбуа, совет дирек¬
торов НАСПЦН рассматривает это действие против
одного из великих борцов за гражданские права
как попытку заставить замолчать тех, кто высту¬
пает за полное равенство американцев негритян¬
ского происхождения. Совет также подтверждает
свою решимость продолжать активную борьбу за
полные гражданские права для всех американцев».
Но даже и эта резолюция не получила должного
освещения в печати, а центральное руководство ас¬
социации дало ее местным отделениям категориче¬
ское указание «не касаться» этого вопроса. Неко¬
торые отделения решительно протестовали, а мно¬
гие местные отделения НАСПЦН вопреки позиции
своих нью-йоркских руководителей поддержали на¬
шу кампанию.
Наше обращение к руководящим деятелям дви¬
жения сторонников мира привлекло к нашему делу
внимание всего мира. К нам стали поступать пнсь-.
ма из Европы, Азии и Африки, из Вест-Индии,
Южной Америки и Австралии. Сообщения о своей
поддержке прислали международные организации,
в том числе Международный союз студентов, Меж¬
дународная федерация профсоюзов учителей, Меж¬
дународная демократическая федерация женщин,
Международная федерация научных работников и
другие.
Был создан Международный комитет по защите
д-ра У. Э. Б. Дюбуа и его коллег, число членов
которого со временем выросло до двухсот человек,
включая 59 представителей от Соединенных Шта¬
тов, из которых шестеро были негры. Возглавляла
комитет Изабелла Блюм, представительница Бель¬
гии.
О готовящемся суде над нами сообщала печать
большинства стран. Сочувственные нам статьи поя¬
вились по меньшей мере на двенадцати языках. Обод¬
ряющие письма приходили из Вест-Индии, от про¬
фессоров Гаванского университета и таких крупных
456

деятелей Кубы, как д-р Фернандо Ортис — самый
известный I! Латинской Америке социолог, д-р До¬
минго Вильямиль — видный католический юрист, и
Хуан Маринельо — сенатор и поэт.
Международный союз студентов направил мини¬
стерству юстиции США следующее послание:
«От имени пяти с лишним миллионов студентов
71 страны Международный союз студентов выра¬
жает возмущение преследованием д-ра Дюбуа и его
коллег. Д-р Дюбуа является ученым с мировым
именем и известным поборником мира. Его дея¬
тельность в защиту мира отвечает лучшим тра¬
дициям американского народа. Начатое против него
преследование — это наступление на сторонников
мира, на негритянский народ и на право профес¬
соров и студентов действовать в интересах мира.
Мы присоединяемся к миролюбивым людям всего
света, которые требуют отменить суд над д-ром
Дюбуа и прекратить гонения американских граж¬
дан, выступающих в защиту мира».
Как ни трудно было найти в Нью-Йорке поме¬
щение, где мы смогли бы выступить в свою защи¬
ту, в конце сентября 1951 года нам удалось орга¬
низовать митинг в здании муниципалитета. Нацио¬
нальный совет работников науки, искусства и
свободных профессий составил интересную про¬
грамму; председательствовал профессор Генри
Пратт Фэйрчайлд. На митинге выступили епископ
Райт, Корлис Ламонт и бывший хранитель коллек¬
ции Шомберга, ныне директор библиотеки Атлант¬
ского университета Лоуреис Д. Реддик. Д-р Реддик,
в частности, сказал:
«Я только что прибыл из той части нашей
страны, где флаг Конфедерации более популярен,
чем флаг Соединенных Штатов Америки, где Ро¬
берта Э. Лн 1 считают более великим героем, чем
1 Роберт Э. Ли (1807—1870) — генерал армии южан в
Гражданскую войну 1861—1865 гг.
457

Улисс (’. Грант н даже Джордж Вашингтон, п где
губернатор грозит ликвидировать всю систему про¬
свещения, если суды заставят учебные заведения —
принадлежащие всему народу и содержащиеся на
его деньги, но в настоящее время открытые лишь
для белых —допустить в свои стены хоть одного
негра».
Я написал следующее заявление от имени об¬
виняемых:
«Это судебное дело наносит удар по цивилиза¬
ции, ибо оно означает установление контроля над
мыслями, попытку запретить обмен мнениями, на¬
рушить мировые культурные связи и низвести всю
американскую культуру до уровня культуры Мис¬
сисипи и Невады. Итак, правительство намерено
объявлять преступниками тех, чьи мысли направ¬
лены против предрассудков, продажности п варвар¬
ства проживающих в глуши фанатиков; оно хочет
называть изменой действия людей, которые клей¬
мят грубую ложь, будто война — это путь к миру,
и преследовать отцов и матерей, не желающих,
чтобы пх сыновей учили убивать людей...
Да, правительство может поставить контроле¬
рами наших мыслей, чувств и культуры любых
недоучек-фанатиков нз отсталых районов Юга или
дальнего Запада, .либо связанных с преступным ми¬
ром политиканов из Миссури, которые будут под¬
рывать и уродовать дело просвещения в Америке,
ограничивать свободу мышления н развивать в
людях низкие инстинкты и стремления, заставлять
школьников прятаться под парты *, вместо того
чтобы учить их читать и писать, объявлять свя¬
тыми шпиков, осведомителей и профессиональных
лжесвидетелей, заставлять закованный в цепи народ
1 В целях разжигания военной истерии американские
власти в последние годы регулярно проводят в Ныо-Йорке
и других городах «учебные тревоги», когда под вой сирен
всех находящихся иа улице насильно загоняют в убежища,
а школьников заставляют прятаться под парты.
',58

называть свободой то, что является рабством, н пре¬
вращать демократию в полицейское государство.
Проснись, Америка! У тебя па глазах похищают
твою свободу. То, за что боролись Вашингтон,
Джефферсон и Линкольн, настойчиво стараются
уничтожить Трумэн, Ачесон и Макграт '. Просни¬
тесь, американцы, и дерзайте мыслить, говорить и
действовать! Воскликните: «Долой войну!»
В связи с привлечением юристов встал вопрос
о средствах для покрытия расходов. Нам никогда
не приходило в голову, как дорого стоит правосу¬
дие в Соединенных Штатах. Чтобы избежать
наказания, мало быть невиновным. Вы должны иметь
деньги, притом много денег. Чтобы довести свое
дело до успешного конца, нам пришлось истратить
35 150 долларов, не считая гонорара, от которого
отказался правительственный адвокат. Если бы, как
мы опасались, дело пошло в высшие инстанции для
определения конституционности закона о регистра¬
ции иностранных агентов, то это могло обойтись
нам в 100 тысяч долларов. Одна лишь мысль о
такой сумме несколько недель держала нас в стра¬
хе. Мы понимали, что этот суд будет не просто
юридической процедурой, а политическим пресле¬
дованием, результат которого будет зависеть от по¬
зиции общественности. Мы знали, что для сбора
необходимых средств на защиту в суде нам потре¬
буется помощь бедняков, ибо на милость богачей
нам рассчитывать не приходилось.
И вот мы с женой, Ширли Грэхем, решили
совершить ряд поездок по стране, чтобы выступать
с речами и взывать к народу Соединенных Штатов.
Мы хотели расстроить заговор молчания вокруг
нашего дела в прессе путем личного обращения к
народу и, кроме того, собрать деньги для наших
судебных расходов. Однако, прежде чем мы отпра¬
вились на Запад, в Ныо-Йорке возникло нечто вро-
1 Говард Макграт — министр юстиции и правительстве
Трумэпа.
'i’)9

до центрального комитета в пашу защиту. Предсе¬
дателями его были избраны Элмер Бенсон, бывший
губернатор штата Миннесота, и Поль Робсон.
Должность секретаря комитета заняла Алиса Сит-
рон — учительница одной из нью-йоркских государ¬
ственных школ, ставшая жертвой «охоты на ведьм».
Алиса Ситрон в течение восемнадцати лет учила
«цветных» детей в Гарлеме. Все считали ее «лучшим
из лучших учителей». 3 мая 1950 года инспектор
нью-йоркских школ Янсен уволил ее с работы за то,
что она «не ответила на вопрос, состоит ли она или
не была ли когда-нибудь членом коммунистической
партии». Несмотря на ничтожное жалованье, она
самоотверженно отдалась работе.
Мы отправились в путь в июне. В соответствии с
нашим планом Ширли должна была выступать пер¬
вой и рассказывать о нашем деле. Ширли говорила
легко и интересно, без готового текста и с большой
убедительностью. Затем кем-нибудь из местных вид¬
ных лиц проводился сбор денег. После этого высту¬
пал я, придерживаясь в основном такого текста:
«Мир поражен событиями, происходящими в
Соединенных Штатах. Политика нашей страны
обсуждается на улицах всех городов мира. И люди
поневоле приходят к выводу, что США действи¬
тельно хотят войны, что им нужна война, что они
пытаются избежать кризиса, обеспечить занятость
и поддержать высокий уровень прибылей, расходуя
по 70 миллиардов долларов в год на военные при¬
готовления и еще больше увеличивая огромный го¬
сударственный долг в 218 миллиардов долларов, яв¬
ляющийся в основном результатом прошлых войп.
Если бы даже Россия завтра перестала суще¬
ствовать, то основная проблема, стоящая перед сов¬
ременным миром, все равно осталась бы. Она зак¬
лючается в следующем: почему, несмотря на богат¬
ства земного шара, несмотря на то, что человек
овладел силами природы и создал сказочную тех¬
нику, несмотря на то, что во всем мире развита
торговля и товары, произведенные нашими завода¬
ми, текут рекой, наполняют магазины, корабли и
460

склады,— почему, несмотря на все это, однп люди
умирают от голода п болезней, которые можно пре¬
дотвратить, пребывают в невежестве, мешающем нм
понять причины происходящего, в то время как
небольшое меньшинство настолько богато, что не
может истратить всех своих доходов?
Вот в чем вопрос, стоящий перед человечеством;
не Россия первая поставила этот вопрос, и не она
будет последняя, кто, задав его, потребует на него
ответа...
Ссылка на обилие товаров в Америке ничего пе
объясняет, тем более что оно основывается иа экс¬
плуатации и обнищании других стран. Помните,
что теперь именно американскому капиталу принад¬
лежит все больше и больше южноафриканских шахт,
в которых применяется рабский труд; что именно
американские предприниматели обогащаются на
меди, добываемой в Центральной Африке; что имен¬
но американские капиталисты стремятся господство¬
вать в Китае, Индии, Корее и Бирме, именно они
душат голодающих рабочих Ближнего Востока,
стран Карибского бассейна и Южной Америки.
Я никогда не думал, что доживу до того дня,
когда свобода слова и свобода мнений будут до
такой степени подавлены в Соединенных Штатах,
как это имеет место сейчас, когда студентам наших
университетов запрещают слушать или обсуждать
истину. Сегодня в этой «свободной» стране ни один
человек не может быть уверен, что он сможет со¬
хранить работу, избежать клеветы и насилия над
своей личностью и даже заключения в тюрьму, ес¬
ли он не будет во всеуслышание и неоднократно
провозглашать, что он:
ненавидит Россию,
является врагом социализма и коммунизма,
полностью поддерживает войну в Корее,
согласен с ассигнованием любых средств для
дальнейших войн в любом месте н в любое время,
готов воевать против Советского Союза, Китая
и любой другой страны или против псех стран, вме¬
сте взятых,
461

одобряет применение атомной бомбы и любого
другого оружия массового уничтожения и рассма¬
тривает всякого, кто этому противится, как преда¬
теля,
пе только верит во все это и согласен с этим,
но также готов шпионить за своими соседями и
доносить на них, если они думают иначе.
Простое изложение этого кредо показывает его
абсолютное безумие.
Что можно сделать, чтобы вернуть стране ее
разум? Многие отвечают: ничего, сиди тихо, сгибай¬
ся, когда налетает буря, если нужно — лги и при¬
соединяйся к травле прогрессивно настроенных лиц,
клянись богом, что ты никогда не сочувствовал
борьбе людей за свое освобождение, что ты ни¬
когда в своей жизни не принадлежал ни к какой
либеральной организации, а если принадлежал, то
только потому, что тебя обманули, ввели в заблуж¬
дение и что ты был круглым дураком.
Но есть другие люди, которые говорят: мы мо¬
жем кое-что сделать. Америке не нужны трусы и
лгуны, ей нужны честные люди, честные граждане.
В настоящее время огромное большинство амери¬
канского народа не поддалось безумию и не хочет
войны. Большинство американцев ненавидят ны¬
нешнюю травлю прогрессивных людей. Единствен¬
ным путем сопротивления политике развязывания
войны и уничтожения гражданских свобод являет¬
ся избрание должностных лиц, которые согласны с
вами. Мы не можем экспортировать демократию,
которой мы сами не имеем. Мы не может дать
свободу другим, когда мы теряем свою собствен¬
ную...
Я желаю для всего мира прогресса, образования,
бесплатного медицинского обслуживания; я желаю
всем заработной платы, достаточной для нормаль¬
ного существования, пенсий для престарелых; я
желаю, чтобы каждому была гарантирована рабо¬
та, а больным выдавались пособия. Я выступаю за
общественные работы, расширение социального
обслуживания и улучшение условий жизни. Я хочу
462

свободы для своего парода. Учитывая, что невоз¬
можно получить все это, если паша страна будет
воевать против всего мира, убивать и разрушать
все в мире, чтобы обеспечить огромные прибыли
для большого бизнеса, я становлюсь в ряды миллио¬
нов людей во всех странах и на всех континентах
и вместе с ними призываю: Да здравствует мир,
долой войну!
Начинается новая эра — эра власти трудящихся
всего мира, и, хотя ее очертания еще пе вполне
ясны, ее наступления не сможет задержать ника¬
кая сила».
Мое обращение произвело определенное впечат¬
ление на 15-тысячную аудиторию, собравшуюся в
чикагском «Колизее». Я хотел, чтобы у правитель¬
ства и широкой публики не осталось никаких сом¬
нений относительно моего намерения свободно
мыслить и говорить. Я уверен, правительство уже
больше не надеялось, что я поддамся запугиваниям,
примирюсь и стану молчать. Я, в частности, заявил
тогда:
«Американский большой бизнес толкает Соеди¬
ненные Штаты к войне, превращая наше прави¬
тельство в военную диктатуру, парализуя все виды
демократического контроля и лишая нас необходи¬
мой информации. Соединенными Штатами правят
крупные промышленные компании, в чьих руках
сосредоточены несметные капиталы. Действия и
цели этих компаний, обладающих неслыханной
властью и подчас использующих лучшие умы и та¬
ланты страны, не подвергаются никакому демокра¬
тическому контролю. Их диктатура ограничивалась
лишь благодаря усилиям организованных рабочих
и общественного мнения, хотя и они нс могли до¬
биться радикальных перемен, так как в нашей стра¬
не никогда не было свободных выборов.
Если глубокое отвращение к такому положению
вещей и есть коммунизм, то, клянусь богом, ни
сила оружия, ни власть, ни богатство — ничто не
463

остановит его. И если у человека будут отнимать
право думать, то коммунистов появится больше,
чем вы в состоянии посадить в тюрьму или убить.
Нынешняя политика США, основанная на пресло¬
вутой свободе предпринимательства и частной ини¬
циативы, означает свободу преступлений, свободу
страданий, свободу для немногих наживаться за
счет большинства. Если это и есть американский
образ жизни, то да помилует господь бог Америку!
Нет иного пути к сохранению идеалов демокра¬
тической Америки, кроме решительного ограниче¬
ния той власти, какой пользуется в настоящее
время монополистический капитал; кроме обобще¬
ствления природных ресурсов и национализации ос¬
новных отраслей промышленности, которые должны
служить всеобщему благу. Это вовсе не значит, что
нам следует принять коммунизм советского образ¬
ца, социализм английских лейбористов или псевдо¬
социализм французского, итальянского или сканди¬
навского типа. Однако у нас нет иного выбора. Либо
мы тем или иным способом социализируем в какой-
то мере свою экономику, вернемся к Н' .ому курсу
и положим начало государству народного блага,
либо погрязнем в милитаризме и фашизме, которые
убьют все идеалы демократии и похоронят нашу
надежду на изжитие нищеты, болезней и невежест¬
ва, надежду на мир вместо войны.
Соединенным Штатам нужны большие социаль¬
ные перемены не насильственные, а рожденные
твердой, неумолимой волей народа, проводимые «без
злобы к кому-либо и с милосердием ко всякому»,
справедливо по отношению к богатым и бережливым
и с искренним сочувствием к бедным, больным и
необразованным; тогда свобода и демократия при¬
дут в Америку, тогда на земле будет мир и в чело-
вецех благоволение».
Правительство США пе только обременило само
себя хлопотами и большими расходами, а к тому же
поставило иа карту свой престиж, ио вынудило п
нас пойти на такую чрезвычайную меру, как обра-
4G4

щение к мировому общественному мнению, чтобы
избежать тюрьмы. У меня лично не было средств на
ведение процесса. Я ушел в отставку, пенсии моей
не хватало даже на обычные расходы, на жизненно
необходимое. Объем работы и заработков моей жены
значительно сократился из-за того, что она тоже
была замешана в этом деле. У нас не было богатых
друзей. Да и никто нз других обвиняемых не в
состоянии был оплатить все расходы по ведению
дела. Если бы пе многочисленные американские
друзья, которые словно чудом появились у нас и
пришли нам па помощь, нас отправили бы в тюрьм5г
за неявку иа суд. Денежной помощи из-за границы
мы не получали, иначе нам только поставили бы
это в вину. Однако, обратившись к бедным и сред¬
ним слоям населения США, к неграм и белым, к
профессиональным союзам и другим организациям,
нам удалось собрать на наши расходы около 40 ты¬
сяч долларов. К этой сумме следует прибавить еще
2000 долларов — стоимость переездов, оплаченных
местными организациями. Чего стоил этот процесс
правительству, мы не знаем, по думаю, что не мень¬
ше 100 тысяч долларов.
В своей жизни мне пришлось пережить много
неприятных минут: я слышал рев разъяренной тол¬
пы, меня грозились убить, я сталкивался с враж¬
дебным или презрительным отношением к себе ау¬
дитории. Но я никогда еще не чувствовал себя
таким подавленным, как в день 8 ноября 1951 года,
когда сел на скамью подсудимых в зале вашинг¬
тонского суда. Я не был преступником. Я не нару¬
шил никакого закона — ин с умыслом, ни без умыс¬
ла. И все же меня вместо с четырьмя другими, так
же как и я ин в чем не повинными американскими
гражданами, посадили на ту же скамью, куда часто
сажают убийц, фальшивомонетчиков и воров. Меня
обвинили в преступлении и хотели, прежде чем я
покину это помещение, приговорить к тюремному
заключению сроком на пять лет, штрафу в 10 тысяч
долларов и лишению всех гражданских и политиче¬
ских прав.
30 У. Дюбуа
465

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Суд
С чисто юридической стороны суд этот представ¬
лял собой следующее: речь не шла ни о наших мне¬
ниях, ни о наших воззрениях, не ставился вопрос,
кем мы являемся — коммунистами, социалистами,
свидетелями Иеговы или нюдистами, мы не обвиня¬
лись ни в каком преступлении против нравствен¬
ности — нам вменялось в вину лишь то, что мы
якобы повторяли то, что говорят иностранцы, по
приказу этих иностранцев. Судья заявил:
«Суть настоящего дела в том, чтобы установить,
выполняла или нет упомянутая организация [то
есть Информационный центр сторонников мира]
роль агента иностранной организации или иностран¬
ного политического органа, выступая за мир, за то,
другое, пятое или десятое. Они могли выступать за
равное распределение богатства, за необходимость
уничтожения всех рыжих — суду безразлично, за
что они могли выступать».
В числе присяжных заседателей был один негр,
что явилось, пожалуй, лишним осложнением. Вооб¬
ще в США негров, за редким исключением, но на¬
бирают в суды присяжных. Однако в федеральном
округе Колумбия с некоторых пор в судах постоян¬
но участвуют присяжные-негры, хотя все чаще слы¬
шатся требования положить конец этому. Юристы,
занятые в нашем процессе, прослышав об этом,
466

стали готовиться к борьбе. Мы же ждали другой,
более реальной опасности. На правительственной
службе состоит довольно много негров — одни рабо¬
тают в почтовых конторах, другие преподают в го¬
сударственных школах, третьи служат в десятках
различных учреждений. Но все государственные
служащие в Вашингтоне — как белые, так и нег¬
ры — постоянно находятся под угрозой, боятся
«охоты на ведьм» и «проверок лояльности».
Лишь на третьей неделе процесса правительство
заявило, будто оно вовсе не имело в виду, что упо¬
мянутым в обвинительном заключении «иностран¬
ным патроном» является Советский Союз. Ни разу
не было сказано, что мы не имели права пропаган¬
дировать идею мира. Был поставлен лишь один
вопрос: являемся ли мы «агентами» иностранного
государства? И все-таки, несмотря на это, предста¬
вители правительства и пресса нарочно давали по¬
нять публике, что нас обвиняют в обмане, шпиона¬
же и государственной измене, что мы-де состоим
на службе у Советского Союза. Однп из служите¬
лей, находившихся в приемной суда, как-то произ¬
нес, злобно оскалившись в нашу сторону:
— Если проклятым коммунистам у нас не нра¬
вится, ехали бы в Россию!
Обвинение возлагало главные надежды на Джо¬
на Рогге. Свидетель Рогге был карикатурой на Рог¬
ге — бывшего участника борьбы за мир и рефор¬
мы. Вместо самоуверенного, если пе заносчивого
человека, высоко державшего голову, мы увидели
какого-то потрепанного субъекта в одежде, -которая
висела на нем мешком. В том самом зале суда, где
ему приходилось столько раз выступать, он никак
не мог меня найти на скамье подсудимых; я прив¬
стал, чтобы помочь ему увидеть меня.
Рогге признал, что был членом Информационно¬
го центра сторонников мира, что присутствовал иа
Всемирных конгрессах сторонников мира, по ска¬
зал, что подлинной целью этого движения является
не мир, а помощь внешней политике Советского
Союза.
30;
467

Судья спросил представителя обвинения Мэд-
рикса:
— Намерены ли вы привести доказательства то¬
го, что Постоянный комитет Всемирного конгресса
сторонников мира действительно выступал в роли
агента иностранного государства, а именно Советско¬
го Союза?
Тот ответил, что не намерен приводить таких
доказательств.
Тогда судья сказал:
— Я полагаю, что в связи с возникшим положе¬
нием правительству следует указать, какие у пего
есть конкретные доказательства того, что Советский
Союз является патроном Информационного центра
сторонников мира.
Представитель обвинения снова признался:
— В обвинительном заключении не указывается,
что наличие иностранного патрона — комитета Все¬
мирного конгресса сторонников мира подразумевает
агентурную связь последнего с Советским Союзом.
Затем судья спросил Мэдрпкса, считает ли он
Рогге экспертом. Тот ответил отрицательно, но при¬
бавил, что никто, кроме Рогге, не может лучше
знать, что там происходило, н ответить на данный
вопрос. Рогге входил в руководство Информацион¬
ного центра и участвовал в его заседаниях. Но судья
на это сказал:
— Меня не интересуют вопросы пропаганды.
Меня не интересуют внешнеполитические вопросы,
затрагивающие ту или иную страну, хотя бы п
нашу. Перед нами очень простое дело: вы обвинили
Информационный центр сторонников мира н этих
лиц, являющихся его руководителями и сотрудника¬
ми, в том, что они являются агентами иностранной
державы и распространяют пропаганду в Соединен¬
ных Штатах. Вы должны доказать наличие связи
между так называемым патроном и так называемым
агентом. Если вы этого не сделаете, ваше обвинение
будет признано несостоятельным.
После этого, когда вернулись присяжные, судья,
обратившись к ним, сказал:
468

— Суд разъясняет вам со всей силой, какая
только может быть придана словам, что вы должны
игнорировать мнение г-на Рогге о том, какова, по
его мнению, была цель Стокгольмского воззвання.
Существует весьма простое правило, согласно ко¬
торому свидетель должен ограничиваться дачей по¬
казаний, а не высказывать свое мнение, потому что
мнение разрешается высказывать в суде лишь спе¬
циально привлекаемым экспертам. Поэтому вы дол¬
жны игнорировать мнение, высказанное свидетелем
Рогге относительно цели Постоянного комитета Все¬
мирного конгресса сторонников мира.
Хотя мы в то время не сознавали этого н про¬
должали с тревогой ожидать сфабрикованных по¬
казаний, именно в этот момент наше дело было
выиграно. Ведь обвинение целиком основывалось
па показании Рогге, будто мы являемся агентами
Советского Союза, будучи связаны с ним через ор¬
ганизацию сторонников мира в Париже. Разумеется, у
правительства не могло быть никаких доказательств,
н оно лишь рассчитывало соответствующим об¬
разом настроить общественное мнение. Однако пока¬
зания Рогге только повредили ему самому. Он был
сотрудником Информационного центра сторонников
мира п входил в руководящий центр движения в
защиту мира. Он посетил Советский Союз н высту¬
пал там как представитель всемирной организации
сторонников мира п американского Информацион¬
ного центра.
Другой представитель обвинения, Кэннипхэм, те¬
перь пытался доказать, что Информационный центр
действовал как агент но пропаганде. Он заявил, что
«для подтверждения этого незачем устанавливать,
существовали лп какие-то отношения или непосред¬
ственная связь между Информационным центром
п иностранной державой».
Судья ответил:
— Нет, вам следует доказать эту связь при по¬
мощи прямых нлн косвенных улик.
11 ноября по случаю годовщины перемирия (1918
года.— Ред.) мы получили передышку: процесс
469

был прерван, и мы могли три дня отдыхать. Я вос¬
пользовался этим, чтобы выполнить данное мною
ранее обещание выступить в общинной церкви в
Бостоне, как я это делал ежегодно в течение не¬
скольких лет. Священник Лэтроп, представляя меня
своей пастве, напомнил, что основатель церкви, Тео¬
дор Паркер, тоже некогда привлекался к суду. Я, в
частности, сказал собравшимся:
«Истинная причина мировых войн не исчезнет,
пока Америка и Европа будут эксплуатировать бо¬
гатства остального мира руками монополий, пока
Африка, Азия и Южная Америка не найдут способ
избавиться от нищеты, невежества и болезней...
Мы, знавшие Америку лучших времен, находим
нынешнее положение вещей нетерпимым. Подлин¬
ная душа нации застыла в глубоком молчании. Ло¬
яльных граждан поносят, опираясь на продажные
показания подлых лжецов, предателей и шпионов.
Мы превращаем голос Америки в болтовню трусов,
разъезжающих повсюду на казенный счет...
Мои слова — не вопль отчаяния. Скорее это при¬
зыв к тому, чтобы вы набрались мужества и реши¬
мости познать истину. Четырежды наша страна сто¬
яла на краю гибели и все-таки не погибла. Первый
раз — в конце XVIII столетия, когда страна встала
перед выбором: оставаться ей колонией или стать
самостоятельным федеративным государством. Вто¬
рой раз — при Джексоне ’, когда «неотесанный»
демократический Запад одолел олигархический
Восток. Затем — в XIX веке, когда рабство разор¬
вало нацию на две части и нам кровью пришлось
заделывать эту трещину. И наконец в 1929 году,
когда наша хваленая промышленность превратилась
в груду развалин, а ее воротилы на коленях умоля¬
ли правительство о помощи; лишь Рузвельт спас их
тогда с помощью планирования, посвятив свою
1 Эндрю Джексон (1767—1845) — седьмой президент
Соединенных Штатов (1829—1837).
170

жизнь делу реорганизации нашей экономики. То,
что было сделано прежде, мы можем сделать опять,
Но только не молчанием, не боязнью посмотреть и
лицо страшным фактам».
Когда процесс возобновился, Маркантонио потре¬
бовал у обвинения доказать следующее: 1) что Ин¬
формационный центр действовал от имени движе¬
ния сторонников мира; 2) что он контролировался
этим движением; 3) что движение сторонников ми¬
ра уполномочило Информационный центр действо¬
вать от его имени; 4) что последний согласился
действовать от имени движения и 5) что он согла¬
сился -также находиться под контролем движения
сторонников мира.
— Все это важнейшие требования, — сказал
оп, — и если хоть одно пз них не будет выполнено,
обвинение окажется несостоятельным.
Разбирательство продолжалось и во второй по¬
ловине дня. Судья обратился к Мэдриксу с такой
аналогией:
— Представьте себе, что вы, живя в Вене, опу¬
бликовали брошюру, которая мне понравилась.
Я прошу у вас разрешения переиздать вашу брошю¬
ру в Ныо-Йорке за мой счет. Правительство требу¬
ет, чтобы я зарегистрировался как ваш агент. Я от¬
казываюсь. Я утверждаю, что, разделяя ваши мысли,
я тем не менее не являюсь вашим агентом и по¬
тому не стану регистрироваться. Разве это непра¬
вильно?
Мэдрнкс в ответ заявил, что деятельность орга¬
низации в качестве агента косвенно доказывается
сходством идей.
Затем выступил представитель обвинения Кэн-
иинхэм, сухопарый техасец с постоянно встревожен¬
ным и хмурым лицом, и выдвинул нелепое утверж¬
дение, что не пужно вообще устанавливать связь
Информационного центра с иностранной организа¬
цией. Достаточно, заявил он, доказать, что «субъек¬
тивным намерением этих люден было распростра¬
нение н Соединенных Штатах информации ц
471

пропаганды в пользу и от имени европейской орга¬
низации, содействие этой организации в достиже¬
нии ее пропагандистских целей».
Подавшись вперед, судья спросил, как можно
обвинить кого-то, кто распространяет пропаганду,
в действиях в пользу иностранного патрона, «если
этот патрон никогда не слыхал о распространителе,
а распространитель никогда не слыхал о патроне?..
Из вашего утверждения вытекает, что если возни¬
кает спор насчет соли и нерца, то конгресс в силу
своей власти, может провозгласить, что перец мо¬
жет быть солью, а соль — перцем».
Кэпнинхэм ответил:
— Да, сэр. Именно это и вносит путаницу в
данный вопрос.
На этом дискуссия кончилась. Присяжные еще
не собрались. Не дав нам слова и не дожидаясь
также показаний главных свидетелей, судья Мак-
гайр, восседая на высоком судейском кресле, огла¬
сил свое решение. Мы все еще ждали того самого
«главного показания», подтверждающего нашу вину,
которое в течение девяти месяцев обещало пред¬
ставить министерство юстиции, по так н не дожда¬
лись. Судья заявил:
— Правительство выдвинуло обвинение, что Ин¬
формационный центр сторонников мира является
агентом иностранной державы. Правительство, по-
моему, доказало существование этого Информацион¬
ного центра, так же как и Постоянного комитета
Всемирного конгресса сторонников мира... Возмож¬
но, что некоторые из обвиняемых были одновремен¬
но сотрудниками обеих этих организаций; однако,
расследовав настоящее дело, я считаю, что обвине¬
нию не удалось доказать утверждения, содержащиеся
в обвинительном заключении. Поэтому я нахожу
возможным оправдать обвиняемых.
Волна изумления на минуту захлестнула охва¬
ченную возбуждением аудиторию, все затаили ды¬
хание. Казалось, вот-вот вспыхнут аплодисменты.
Моя жена, сидевшая, как я узнал позднее, за моей
спиной, лишилась чувств. Я тоже сначала оцепенел.
472

Кто-то нз сидевших слева поцеловал меня в щеку.
Но судья, несколько изменив позу, но не меняя
тона, поспешил предостеречь присутствующих от
проявления каких-либо чувств и продолжал гово¬
рить. Я подумал, что, быть может, неправильно по¬
нял его и что последует какое-то разъяснение.
Судья продолжал:
— Функция судьи исчерпывается, когда он выно¬
сит решение о том, позволяют или нет предъявлен¬
ные улики с достаточной достоверностью и в соот¬
ветствии со здравым смыслом сделать вывод о ви¬
новности подсудимых. Если бы дело было передано
на рассмотрение присяжных, это означало бы, что
присяжным разрешено пуститься в область предпо¬
ложений. Я со своей стороны должен информировать
присяжных н дать им указание, что если они мо¬
гут построить на основании представленных по
данному делу доказательств какую-то разумную ги¬
потезу виновности обвиняемых, то они обязаны
сделать это. Итак, исходя из понимания закона, я
считаю, что дело следует прекратить. Правительство
отстаивает одну точку зрения, а защита — другую.
Я считаю, что доводы защиты подтверждены соот¬
ветствующим образом, н это мое мнение является
окончательным. Таково мое определение.
Потом пригласили присяжных, судья разъяснил
им свое определение, и они были отпущены. Нако¬
нец, впервые за девять месяцев мы вздохнули с
облегчением.
Мы поспешили уехать пз Вашингтона. Откровен¬
но говоря, я не мог опомниться от удивления. Из
всех возможных результатов этого фантастического
и совершенно несправедливого суда такого резуль¬
тата я меньше всего ожидал.
Первоначально я был уверен, что если мы добь¬
емся приема в министерстве юстиции и дадим разъ¬
яснения, обвинение будет снято. Затем, увидев, что
судебная машина пущена в ход, я надеялся, что
после ряда отсрочек и проволочек суд так и не со¬
стоится. Это не был бы вполне удовлетворительный
исход, и мы бы еще долго находились в тревожном
473

состоянии, по это было бы лучше, чем уголовный
процесс. Затем, когда нам было предъявлено обви¬
нительное заключение и начался суд, мы уповали
па то, что присяжные, в составе которых было
вдвое больше негров, чем белых, не согласятся вы¬
нести обвинительный вердикт. Правда, это могло
произвести впечатление, будто расовая солидар¬
ность одержала верх над правосудием, — новый до¬
вод в пользу недопущения негров в состав присяж¬
ных в дальнейшем. Когда был объявлен состав при¬
сяжных, мы могли прийти только к одному выводу,
а именно что правительство уверено в наличии у
него неопровержимых доказательств, достаточных
для того, чтобы осудить нас.
И действительно, в правительственных кругах
высказывались именно в таком духе и именно та¬
кую мысль пытались внушить общественному мне¬
нию. Но мы знали, что если даже правительство
считало, что у него есть такое доказательство, то
оно либо ошибалось, либо это доказательство было
основано на преднамеренной лжи. Мы никогда ие
предлагали своих услуг в качестве агента какому-
либо иностранцу, иностранной организации или
правительству, и нам никогда не делали подобных
предложений; наша организация никогда не полу¬
чала на свою работу ни одного цента из-за границы
пли от иностранных представителей. Действительно,
паши средства были слишком скромны, чтобы можно
было говорить о какой-нибудь иностранной помощи.
Можно было установить, откуда были получены все
наши деньги — мы могли назвать каждого, кто ока¬
зывал нам финансовую поддержку. Правда, это зна¬
чило бы обманут), доверие тех, кто вносил средства
и кто часто настолько боялся Федерального бюро
расследований, что отказывался делать пожертво¬
вания открыто. Но факты были ясны и без этого
доказательства. Мы не получали крупных сумм;
отдельные пожертвования никогда не превышали
ста долларов и редко достигали даже такой суммы.
У пас имелись записи и показания о получении и
расходовании всех денег до последнего доллара.
474

Правда, были люди, которые высказывали пред¬
положение, что в организации мог быть скрытый
иностранный агент, о существовании которого я и
большинство моих коллег могли ничего и не знать.
Человек всегда может стать жертвой обмана, но
для тех из нас, кто знал состав нашей группы, по¬
добное обвинение или подозрение было просто не¬
лепым.
Почему же в таком случае министерство юстиции
держалось так уверенно? Почему оно так вызываю¬
ще отвергло мое предложение охарактеризовать ему
в целом нашу деятельность? Если после такого объ¬
яснения министерство указало бы, что мы в чем-
то нарушали закон, я был бы готов изменить наши
методы или вообще отказаться от этой деятельности.
Но заявить под присягой, что мы были и являемся
агентами иностранного государства, — на это мы
пойти не могли. Это была ложь, которую никакое
правительство не могло заставить нас сказать,
какое бы наказание ни угрожало нам в случае
отказа.
Но, конечно, не эта провалившаяся попытка за¬
ставить пять человек зарегистрироваться в качестве
«иностранных пропагандистов» и даже не желание
подавить волю к протесту у 15 миллионов негров
были главной целью этого длительного и упорного
судебного преследования. Главной его целью было
так запугать всех американцев, чтобы они не смели
противиться намерению крупного капитала превра¬
тить Азию в колониальный придаток американской
промышленности, вновь заковать цепями Африку,
упрочить американский контроль над Карибским
бассейном и Южной Америкой и — самое главное —
попытаться уничтожить социализм в Советском
Союзе и Китае. Такова была конечная цель этого
суда.
Всякий интеллигентный американец понимал
это. Наши крупнейшие политические мыслители и
деятели просвещения прекрасно отдавали себе от¬
чет в том, что в Америке началось наступление на
основные демократические свободы. Хотя некото¬
4 < 5

рые из них н считали идеи мира и какои-то мере
опасными и не верили в социализм, они тем не ме¬
нее знали, что если демократии суждено уцелеть
в нашей хваленой «страпе свободных людей», воз¬
главляющей «свободный мир», то право думать п
говорить, что думаешь, право зпать, что думают
другие люди, особенно в Европе — остающейся, не¬
смотря на наше пошлое провинциальное хвастов¬
ство, несмотря на мировые войны, театром которых
опа была, главным питательным источником для
нашей науки н культуры,— это демократическое
право на свободную мысль и слово необходимо за¬
щитить от посягательств Трумэна и Макграта,
Маккарэна и Смита, Маккарти н коротышки Вуда
пз Джорджии — лидера реакционеров-южан, иначе
Америка погибнет.
Несмотря на это, большинство образованных,
занимающих видное положение американцев не
произнесли нн слова протеста, нс шевельнули паль¬
цем для нашей защиты. Процесс закончился.
Мы пятеро свободны, но Америка — нет. Отсутст¬
вие морального мужества, интеллектуальной чест¬
ности, которое проявили многие американцы во
время следствия по нашему делу,— это большая
опасность для пашей страны. Поистине трагично,
что в Соединенных Штатах можно попирать свобо¬
ду слова п мысли, н никто пз людей, представля¬
ющих собой цвет нашей интеллигенции, совесть
страны, не сделает нн шага, не выступит в защиту
этих свобод. Это относится к людям, возглавляю¬
щим крупнейшие университеты страны, к стол¬
пам церкви, к большинству наших крупнейших уче¬
ных. Ничто пе представляет большей опасности
для пашей цивилизации, чем это постыдное мол¬
чание.
Судебное преследование было начато по иници¬
ативе государственного департамента с целью раз¬
вязать кампанию травли коммунистов и помешать
распространению в США движения за мир, начав¬
шего беспокоить Пентагон. Я, негр, возможно, по¬
пал в эту историю случайно, но военные тотчас же
476

ухватились за это, для того чтобы предостеречь и
запугать недовольное негритянское население в
целом. По мере того как п глазах общественного
мнения я все больше становился главным лицом в
этом деле, у правительства все больше зрела реши¬
мость осудить меня, особенно когда оно увидело,
что я вовсе не собираюсь сдаваться и упрямо про¬
должаю свои выступления. На Трумэна и Макгра¬
та, должно быть, произвели известное впечатление
неоднократные выступления общественных органи¬
заций в нашу защиту, но по настоянпю государст¬
венного департамента они оставляли их без ответа,
пока не обратили внимания на размах, какой при¬
обрело движение протеста за рубежом, поднявшее
в связи с нашим делом вопрос о положении негров
в Америке вообще и даже давшее понять католи¬
ческой церкви, что обращению негров в католиче¬
скую веру может помешать тот факт, что министр
юстиции США — католик.
Министерство юстиции, очевидно, рассчитывало
осудить нас на основании главным образом показа¬
ний Рогге. Однако когда судья отверг его показа¬
ния насчет внешней политики Советского Союза,
целям которой якобы служит Всемирное движение
сторонников мира, и потребовал, чтобы прежде все¬
го были предъявлены доказательства того, что мы
являемся агентами этой организации, ценность
этих показаний была сведена к нулю, и они нанесли
больше вреда самому Рогге, чем нам. Тогда мини¬
стерство начало отчаянные поиски хоть какой-ни¬
будь информации, которую могли бы использовать
в своих показаниях наемные провокаторы. Агенты
ФБР беседовали фактически с каждым, кто посе¬
щал собрания Информационного центра сторонни¬
ков мира или как-нибудь был связан с ним; они
приходили к этому человеку по два и по три раза,
причем многим вручили судебные повестки. Однако
им пе удалось собрать нужных им сведений, и
большинство этих свидетелей даже не были вызва¬
ны в суд.
Когда возмущение общественности против этого
477

суда охватило весь мир и грозило вылиться в от?
крытый протест в Генеральной Ассамблее Органи¬
зации Объединенных Наций, когда, несмотря на все
ухищрения правительства н угрозы по адресу пег¬
ров — лиц свободных профессий, государственных
служащих и бизнесменов, протесты со стороны нег¬
ров скорее усилились, нежели прекратились, Тру¬
мэн и национальный комитет демократической пар¬
тии начали прислушиваться к предостережениям
высокопоставленных негров-демократов, и нажим
с целью добиться вынесения обвинительного при¬
говора ослаб.
Ныли все основания опасаться нападок на цвет¬
ных присяжных. Все евреи были исключены из
списка присяжных заседателей, но негров, в боль¬
шинстве своем государственных служащих, на ко¬
торых можно было оказать воздействие, оставили.
Однако от суда присяжных, состоявшего из восьми
негров и четырех белых, вряд ли можно было ожи¬
дать обвинительного приговора. А ведение дела
было поручено судье — набожному католику, ко¬
торый навлек на себя недовольство тем, что отка¬
зывался давать кому-либо развод.
После всего пережитого я содрогаюсь при мыс¬
ли, что сегодня тысячи совершенно невинных жертв
томятся в тюрьмах, потому что у них нет нн денег,
ни опыта, пн друзей, которые помогли бы им. Взо¬
ры всего мира были прикованы к нашему процес¬
су, несмотря на отчаянные попытки печати и радио
замолчать факты и замазать суть дела; мужество и
денежная помощь друзей и незнакомых людей, ко¬
торые осмелились выступить в защиту принципов
демократии, обеспечили наше освобождение, но бог
знает, сколько людей, таких же невиновных, как я
п мои коллеги, находятся сегодня в кромешном
тюремном аду. Ежедневно кто-то из них выходит
нетвердыми шагами из ворот тюрьмы — ожесточен¬
ный, исполненный жажды мести, отчаявшийся и
разоренный. И среди этой армии обездоленных
ужасающе большая часть — негры. Мы выступаем
в судах в защиту негров, когда происходят сепса-
478

ционные процессы, но огромная масса арестован¬
ных или осужденных негров не имеет защиты. Не¬
обходимо срочно создать общенациональную орга¬
низацию для борьбы с этой авантюристической
политикой упрятывания в тюрьму и ссылки на
каторгу беззащитных бедняков — белых и черных.
Очень немногие из негров — бизнесменов и ин¬
теллигентов, живущих в Гарлеме, пришли на
праздничный обед по случаю моего восьмндесятн-
трехлетия, когда нм стало известно о предъявлен¬
ном нам обвинительном заключении. Из пятидесяти
ректоров негритянских колледжей (я знал каждого
из них, встречался с ними, часто бывал у них в
качестве лектора пли консультанта) лишь один
Чарлз Джонсон, ректор Университета Фиска, пуб¬
лично заявил еще до суда, что верит в мою неви¬
новность, н только он один поздравил меня после
вынесения оправдательного приговора.
Негритянские церкви относились ко мне по-раз¬
ному. Так, филадельфийские баптисты решительно
поддержали меня, хотя национальный съезд бап¬
тистов не предпринял никаких действий; несколько
епископов американской методистско-евангеличе¬
ской церкви выразили мне сочувствие. Мнения чле¬
нов негритянского студенческого общества «Аль-
фа-фн-альфа», к которому я принадлежал, разде¬
лились. Цветное общество «Лоси» через своего
главного представителя поддержало меня, однако
остальные негритянские клубы этого ие сделали.
Цветные учителя государственных школ почти
все до единого хранили молчание. Все это не обя¬
зательно означало, что они не сочувствовали мне,
человеку, подвергшемуся гонениям; это значило
просто, что широкие слои негритянского населения
запуганы: негры боятся потерять работу, возмож¬
ность повышения по службе, деловые связи, опа¬
саются даже за личную безопасность.
Все же после первоначальной летаргии и страха
массовая поддержка со стороны негров всех частей
страны стала усиливаться по мере того как люди
начали понимать реальные факты, а с приближе¬
479

нием суда сделалась особенно ощутимой. С самого
начала процесса помещение суда постоянно было
полно народа; в осповиом это были приезжие —
негры и белые, причем некоторые из пих прибыли
издалека. Негритянские газеты отмечали, что по
всей стране люди спрашивали о том, как идет про¬
цесс, и выражали сочувствие обвиняемым. Феде¬
ральное бюро расследований, государственный де¬
партамент и министерство юстиции выделили на¬
блюдателей для получения нужных им сведении от
присутствующих в зале суда негров. Национальные
комитеты республиканской и демократической пар¬
тий постоянно поддерживали связь между собой.
Несомненно, исход дела в значительной мере объ¬
яснялся боязнью, что решение суда может повли¬
ять на поведение негров как избирателей.
Следует признать, что большинство американ¬
ской негритянской интеллигенции, так же как боль¬
шая часть образованных и состоятельных кругов
негритянского населения Вест-Индии и Западной
Африки, обнаруживает стремление идти по стопам
движимого стяжательством западного общества с
его эксплуатацией наемного труда и монополией на
землю и ее недра; извлечение баснословных прибы¬
лей теми, кто ловок и беспринципен, они считают
вполне естественным фактом, даже если кругом
царят нищета, болезни и невежество. Я давно обра¬
тил внимание на это явление и всеми силами бо¬
ролся с ним, веря, что в конечном счете негры вы¬
берут для себя другие идеалы. Я полагал, что эти
идеалы будут основываться на древнем африкан¬
ском коммунизме, что воспоминания о пережитом
рабстве и расовая дискриминация, которую они
терпят сейчас, укрепят в них эти идеалы и в ре-
зультатй негритянское население сольется в единое
целое, что исключит экономическое неравенство п
борьбу между различными прослойками негров.
Когда-то это было возможно, теперь же нет. Я на¬
стойчиво добивался этой цели, еще будучи редакто¬
ром журнала «Крайсис» и позднее, когда препода¬
вал в Атлаптском университете.
480

Решение Верховного суда об отмене расовой сег¬
регации в школах заставило меня изменить свои
взгляды па сегрегацию, которые я высказывал в
1934 году. Я считал тогда, что узаконенная расовая
дискриминация просуществует гораздо дольше.
И то, что Спингарн и Маршалл столь бесстрашно
воевали с ней в судах в то время, как я мала верил
в реальную победу, только делает им честь. И все
же битва еще не выиграна. К сожалению, в Соеди¬
ненных Штатах с давних пор принято игнориро¬
вать и преступать законы. В особенности это отно¬
сится к Югу, где свыще ста лет царит беззаконие.
Правда, движение за уничтожение расовых барье¬
ров началось, п оно будет продолжаться; могучий
п’одъем национально-освободительной борьбы цвет¬
ных народов, которую поддерживает Советский Со¬
юз, создает для него новый стимул. Но что между
тем произойдет с нами? Что произойдет с негритян¬
скими детьми за те двадцать пять — пятьдесят лет,
в течение которых Юг по-прежнему будет попи¬
рать законы? Неграм надо объединить усилия, что¬
бы обеспечить своим детям эффективную защиту и
дать им настоящее образование. Мы не должны по¬
вторять ошибку немецких евреев, которые считали,
что если они ассимилируются с немцами и те при¬
мут их в свою среду как равных себе в интеллекту¬
альном и социальном отношении, то вся их на¬
ция окажется в безопасности. Но пришел к власти
такой маньяк и преступник, как Гитлер, и шесть
миллионов евреев стали жертвой своей роковой
ошибки. Как знать, может быть, и американских
негров ждет такая же трагическая участь. Они
должны считаться с такой возможностью.
Если бы когда-нибудь такое направление мысли
и действия возобладало, я смог бы продолжать ра¬
боту по воспитанию молодой негритянской интел¬
лигенции и внести своими исследованиями замет¬
ный вклад в социологическую науку. Но я тщетно
надеялся на возможность продолжить работу, нача¬
тую мною в конце прошлого века в Атлантском
университете и безвременпо загубленную белыми
31 У. Дюбуа
481

«меценатами». Моя попытка возобновить исследова¬
ния окончилась неудачей.
Ослабление расовой дискриминации не побудило
негров, как я надеялся, слиться в единое целое,
способное к восприятию идей социализма, терпимо¬
сти и демократии. Наоборот, какую-то прослойку
негров эта частичная эмансипация толкнула на
путь подражания худшим образцам американского
н англо-саксонского шовинизма, породила в них
стремление «роскошно» жить, пускать пыль в гла¬
за и «взбираться все выше по социальной лест¬
нице».	*
Я заметил, что под влиянием всего пережитого
мною во время этого преступного судебного фарса
я начал избавляться от той расовой замкнутости,
которую всегда признавал за собой и которую от¬
стаивал, считая ее средством достижения в конеч¬
ном счете культурного единства и самостоятельно¬
сти моего народа. Но теперь я обнаружил, что зна¬
чительная часть образованных и состоятельных
негров отказывается возглавить собственный народ
в его борьбе за социальный прогресс и, наоборот,
готова бороться против введения системы государ¬
ственной медицинской помощи для белых или для
еще более нуждающихся в ней негров; она высту¬
пает против профсоюзного движения не только бе¬
лых рабочих, но и гораздо более беззащитных не¬
гритянских рабочих; она стремится «быстро
разбогатеть» пе только посредством темных ком¬
мерческих делишек, но даже при помощи игорных
притонов и контрабанды наркотиками.
Я сегодня избавлен от тюрьмы пе только уси¬
лиями той небольшой части негритянской интелли¬
генции, которая разделяет мои взгляды, но и бла¬
годаря все возраставшей помощи широких масс бе¬
лых, поднявшихся выше расовых предрассудков пе
под влиянием филантропических побуждений, а по¬
тому, что они по-братски сознают тяготы, лежащие
на неграх, и воспринимают их как часть своего бре¬
мени. Без помощи организованных рабочих — бе¬
лых и негров, без помощи членов прогрессивной
482

партии, радикалов, социалистов и коммунистов,
сторонников мира во всем мире мой голос умолк
бы навсегда.
Американские негры должны понять, что пре¬
следование, которому я подвергся за свои социали¬
стические идеи, было замаскированной попыткой
белых южан лишить негров руководства в моем
лице и в лице других негритянских деятелей.
До русской революции белый Юг ненавидел меня
так же, как и теперь; теперь, как и прежде, меня
боятся все те, кто хочет держать в повиновении цвет¬
ные народы. Они ухватились за жупел «коммуниз¬
ма», чтобы заставить меня замолчать, как некогда
ярлыком «аболиционист» пытались заткнуть рот
северянам. Таким же образом людей бережливых
ныне пугают революцией, которая-де отнимет их
сбережения.
Как я уже рассказывал, за обвинительным актом
последовал суд и после долгой борьбы — оправда¬
ние. Но это еще не конец. Я опубликовал книгу
«В борьбе за мир», где рассказал об этом процес¬
се; сотрудничал с Ширли Грэхем; благодарил ком¬
мунистов всего мира за то, что они защищали меня,
и выражал свои симпатии Советскому Союзу. Я за¬
щищал в устной и письменной форме супругов Ро¬
зенберг, порицал преследования и аресты коммуни¬
стов, называя это несправедливостью и варварством.
Я защищал и поддерживал коммунистов н препо¬
давал в социалистической школе имени Джеффер¬
сона.
Все это создало мне многочисленных врагов, и
федеральное правительство твердо решило погубить
меня. Тайные агенты кишмя кишели возле моего
дома, допытываясь, кто ко мне приходит, устраиваю
ли я приемы и для кого именно... Крупные издатели
отказывались печатать мои рукописи, так же как и
рукописи Ширли Грэхем. Мою корреспонденцию
перлюстрировали или задерживали. Негритянским
газетам было запрещено печатать мои статьи или
сообщать обо мне что-либо на видном месте. Кол¬
леджи больше не приглашали меня читать лекции,
31*
483

а негритянские учебные заведения, кроме того, пе¬
рестали приглашать меня на выпускные акты. За¬
быв, что некогда каждый негр в стране знал меня
по крайней мере по имени и если не старался при¬
гласить к себе, то с похвалой отзывался обо мне,
негритянские церкви и конференции не упоминали
больше обо мне ни в прошедшем, ин в настоящем
времени. Белые, которые всегда меня недолюбли¬
вали, но прежде вынуждены были относиться ко
мне с уважением, теперь пренебрегали мною пли
преднамеренно рисовали мою деятельность в из¬
вращенном виде. Шепотом передавалось, что, если
бы не мягкость правительства, против меня легко-
дс было бы найти улику в тайной измене или взя¬
точничестве. Центральное руководство НАСПЦН за¬
претило своим местным организациям приглашать
меня к себе пли использовать в качестве лектора.
В результате протеста со стороны НАСПЦН мне
было отказано в праве выступить перед студентами
Калифорнийского университета. Словом, мне было
отказано в праве общаться с людьми, запрещено ез¬
дить за границу, и хотя федеральный суд оправдал
меня, мне приклеили ярлык «сомнительной лично¬
сти».
То было тяжелое время, и я согнулся под напо¬
ром бури. Согнулся, но не сломился. Я продолжал
выступать всякий раз и повсюду, где это было воз¬
можно. Заработки мои упали, я должен был во всем
себя ограничивать. Но я нашел новых друзей и
стал жить в ином, более просторном, чем раньше,
мире, мире, где нет деления людей по цвету кожи.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Десятый десяток
Наконец я дожил до своего девяностолетия.
Друзья захотели отпраздновать день моего рожде¬
ния, но я не согласился. Да и кто взял бы на себя
труд организовать торжество? Правда, я получил
несколько приятных сюрпризов. Я дал успешное
интервью по телевидению через «Дюмонт брод-
кастинг систем»; мой бюст, выполненный Зорахом,
был принят Нью-йоркской публичной библиотекой
и выставлен в коллекции Шомбурга 1 в филиале
библиотеки на 135-й улице. В церемонии приняли
участие Франклин Фразье, судья Джейн Болин и
Ван Вик Брукс 1 2. Настроение мое немного испортил
«Тэблет» — официальный орган бруклинской епар¬
хии, писавший в адрес библиотеки: «Наша епархия
хочет знать, не примете лн вы бюст Бенедикта Ар¬
нольда 3, преподнести каковой вам мы были бы
счастливы».
В день шестидесятилетия Поля Робсона я гово¬
рил:
1	Артур А. Шомбург (1874—1938) — собиратель произ¬
ведений литературы и искусства негров США, Вест-Индии
и Африки, а также материалов по их истории. В 1926 г. его
коллекция была куплена Фондом Карпеги и передана им
в дар Нью-йоркской публичной библиотеке.
2	Ван Вик Брукс (р. 1886) — американский литератур¬
ный критик.
3	Бенедикт Арнольд (1741—1801) — американский гене¬
рал, участник Войны за независимость, перешедший в
1780 г. на сторону англичан.
485

«Преследование Поля Робсона правительством
Соединенных Штатов, продолжающееся вот уже де¬
вять лег,— это одна пз самых позорных страниц
современной истории. Робсон ие сделал ничего, что
повредило бы нашей стране или опорочило ее.
Он, как всем известно, обаятельнейший и добрей¬
ший человек. Не найдется никого, кто слышал бы,
что Робсон клевещет на страну, где он родился, или
хотя бы порицает ее. А у него были основания по¬
рицать Америку. Он негр, потомок черных людей,
которых вывезли из Африки и поработили амери¬
канцы. Даже после того, как его народ получил за¬
служенную, добытую в тяжкой борьбе свободу,
Америка сделала все, чтобы превратить его жизнь
в ад. Белая Америка угнетала, морила голодом н
оскорбляла черный народ. Она насмехалась над
беззащитными чернокожими детьми. Однажды кто-
то сказал, что худшим наказанием для Гитлера
было бы выкрасить его в черный цвет н отправить
в Америку. То не была пустая шутка. Вести отча¬
янную борьбу за то, чтобы встать на ноги; терпеть
издевательства и унижения, отвечать на оскорбле¬
ния молчанием, на дискриминацию — улыбкой; си¬
деть рядом со студентами, которые тебя ненавидят;
трудиться для колледжа, защищать его честь в
спортивных состязаниях и в то же время чувство¬
вать себя отверженным — вот что означала Амери¬
ка для Поля Робсона. Однако он боролся, хотя
«был презрен и умален перед людьми, муж скор¬
бей и изведавший болезни, и мы отвращали от
него лицо свое; оп был презираем, и мы пи во что
ставили его»
Но почему? Не потому, что он выступал против
своей страны. Поезжайте в Англию и Францию, в
Советский Союз, в скандинавские страны и спроси¬
те, сказал ли он хоть слово против Америки?
В чем же заключалось его преступление? Л вот в
чем. Он не бранил Америку, зато восхвалял Совет¬
ский Союз. Он делал это потому, что там с ним об-
1 Книга пророна Исайи, гл. 53, 3.
48G

ращалпсь как с человеком, а не как с собакой; по¬
тому что там его с семьей впервые в жизни
встретили как людей, ему воздавали почести как
великому человеку. Русские дети льнули к нему,
женщины его целовали, рабочие приветствовали,
правительство заботилось о нем. Он был тронут нх
уважением. Глаза его были полны слез, а сердце —
благодарности. Нигде еще не встречал ои такого
отношения к себе. В Америке он был презренным
негром, в Англин его терпели, во Франции привет¬
ствовали, по в Советском Союзе его полюбили —
полюбили как великого артиста и певца. И он в
свою очередь полюбил Советский Союз. Он верил,
что всякий негр, в чьих жилах течет настоящая
кровь, вместе с ним полюбит народ, который первый
уничтожил расовую дискриминацию.
Я видел его, когда он высказывал эту мысль.
Ото было в 1949 году в Париже, на величайшем ми¬
тинге в защиту мира, какой только знал свет.
Тысячи людей, приехавших со всего мира, запол¬
нили зал Плейель чуть не по самую крышу. Роб¬
сон вышел торопливо, величественный, могучий,
хотя и уставший после концертов, которые он давал
в Европе. Присутствующие все до единого встали,
и стены содрогнулись от аплодисментов. Робсон
сказал, что его народ хочет мира и «никогда не бу¬
дет воевать против Советского Союза». Вместе с
тысячами других людей я бешено хлопал в- ладоши.
Вот в чем была его вина. Он мог ненавидеть
всех людей, мог участвовать в их всемирном ист¬
реблении! Но заявить, что он любит Советский
Союз п не станет участвовать в войне против
пего, эго, по мнению американских властен, было
тягчайшим преступлением. Вот почему они стали
клеветать на Робсона, пытались убить его в Пик¬
скилле, запрещали ему снимать помещения для вы¬
ступлений и отказывали в выдаче заграничного па¬
спорта. Колледж Ратгерса, где он учился, поносил
его и бесчестил его имя. Полос того, находились
даже американские негры, пе постеснявшиеся при¬
соединиться ц травде своего собрата — одного из
487

величайших в мире артистов,— люди вроде Лэнг¬
стона Хьюза, который, написав книгу о неграх му¬
зыкантах, преднамеренно опустил имя Робсона,
того Робсона, который больше, чем кто-либо дру¬
гой, содействовал распространению негритянских
песен во всем цивилизованном мире. И все-таки
Поль Робсон остался верен себе и не отступил.
Он по-прежнему любит и почитает Советский Союз.
По-прежнему верит в Америку. По-прежнему заяв¬
ляет о своей вере в бога. А мы? Что мы можем
сказать или сделать? Лишь понурить голову под
бременем жгучего стыда».
В день моего девяностолетия мои друзья пригла¬
сили всех, кто хотел почтить меня, в отель «Руз¬
вельт». Организационного комитета составить не
удалось, но Энгус Камерон исполнял обязанности
председателя, а Эсланда Робсон была казначеем.
Присутствовалп две тысячи человек, в том числе
мой правнук — ребенок, который вел себя безуко¬
ризненно. Свои советы я адресовал ему. Цитирую
их по «Нэшнл гардиан»:
«Самым почетным гостем на этом торжестве яв¬
ляется не кто иной, как мой правнук, Артур Эдвард
Макфарлейн II, родившийся в прошлое рождество.
Он любезно разрешил мне зачитать вам несколько
советов, которые, как заметил он, покорно вздохпув,
деды всегда дают беспомощным юнцам. Итак, вот
мои советы.
Я жил, что называется, не хуже других. Прожил
счастливую, интересную жизнь. У меня было что
есть и пить, я сносно одевался и, как видите, имел
много друзей. Но секрет моего успеха в том, что я
мог кормиться той работой, которая мне нравилась
и которая была нужна людям.
Я хочу отметить вот что. Ты скоро узнаешь, до¬
рогой мой молодой человек, что большинство людей
тратит свои годы на то, чтобы выполнять ненавист¬
ную им самим и не нужную пикому работу. Поэто¬
му чрезвычайно важно как можно раньше понять,
488

чем ты хочешь заняться, способен ли ты выполнять
эту работу и нужна ли она кому-нибудь. В этом в
течение ближайших двадцати лет тебе могут по¬
мочь родители. Скоро ты станешь задавать себе
вопрос: для чего еще, кроме как мешать твоим
естественным наклонностям, существуют родители?
Поэтому позволь мне сказать тебе следующее. Твои
родители, как и родители твоих родителей, даны
для того, чтобы показать тебе, что ты за человек,
в каком мире живешь и что нужно людям, населя¬
ющим его, для счастья и благополучия.
А теперь позволь мне, мой уважаемый правнук,
огорчить тебя. Ты поймешь, что в Америке, где ты
будешь жить и работать, о работе принято судить
по количеству денег, какое она приносит. Но это
серьезное заблуждение. Награда за работу должна
заключаться в удовлетворении, которое она дает
тебе, и в пользе, какую она приносит другим лю¬
дям. Если ты получаешь эту награду, то жизнь
твоя — рай или приближение к нему. Если же нет,
если ты презираешь свою работу, если она тебе на¬
доедает и никому не нужна, то такая жизнь — ад.
И, поверь мне, многие служащие, получающие два¬
дцать пять тысяч долларов в год, находятся ныне
в таком аду.
Награда — это не хрустящие бумажки, это удо¬
влетворение, созидание, красота. Это ощущение
того, что люди идут вперед — спотыкаясь и шата¬
ясь, но все-такп неуклонно идут вперед, и ты сам
помогаешь нм вращать колесо истории. Значит, сде¬
лай этот выбор, сынок. Не надо колебаться слиш¬
ком долго, будь решительным.
А теперь я хочу тебя предупредить: никогда,
даже в самом лучшем случае, ты не будешь вполне
удовлетворен своей работой, потому что на земле
нет ничего совершенного. Движение вперед, кото¬
рому ты захочешь содействовать, будет мучительно
медленным. Но что пз этого? Разница между сто¬
летием и тысячелетием не так велика, как ты ду¬
маешь. Вечность заключается в том, чтобы делать
то, что необходимо сделать. Поэтому я
489

Зерпо в закрома не ссыпаю,
Когда все косят и жнут.
Удел мой — на ниве трудиться,
Пока мне глаза не сомкнут».
Мне вручили семь тысяч пятьсот долларов, соб¬
ранные но подписке. Спустя некоторое время Т. Гиб¬
сон и М. Барроуз устроили в Чикаго торжество в
мою чость и передали мне еще тысячу семьсот дол¬
ларов. После того как я побывал в Калифорнии, где
прочел несколько лекций, я смог совершить поездку
в Вест-Индию, где только что была образована
Вест-Индская федерация.
В 1958 году я получил приглашение на Конфе¬
ренцию независимых стран Африки в Аккре. На Пя¬
той Панафриканской конференции, состоявшейся в
1945 году в Манчестере, в Англии, было решено со¬
звать Шестой Конгресс стран африканского копти
нента. Когда Гана получила независимость, было
намечено провести этот конгресс там. Мне не дали
возможности поехать на конференцию. Если бы я
там присутствовал, то, несомненно, вопрос был бы
обсужден более подробно. Между тем Джордж Пэд-
мор, секретарь Панафриканского конгресса, полу¬
чил приглашение занять пост главного советника
премьер-министра Ганы.
В ответном письме к Кваме Нкрума я осмелился
дать ему несколько советов:
«Я получил ваше любезное приглашение от
22 января 1957 года, -писал я ему, - От своего име¬
ни и от имени жены, Ширли Грэхем, я благодарю
вас и хочу подчеркнуть, как велико было наше же¬
лание принять его. Но поскольку правительство
Соединенных Штатов отказалось выдать нам загра¬
ничные паспорта, мы с искренним сожалением со¬
общаем вам, что не можем воспользоваться вашим
приглашением. По той же причине я, к сожалению,
вынужден был отказаться и от поездки в Китай
для чтения лекций и участия в праздновании
250-летня со дня рождения Бенджамина Франклн-
490

на. Так как мне пошел девяностый год и так как
мы с вами вот уже двенадцать лет знакомы — за
это время вы побывали в тюрьме, получили осво¬
бождение и добились политической победы,— я по¬
лагаю, что вы позволите мне сказать вам в качестве
совета несколько слов относительно будущего Ганы
и Африки.
Ныне, когда Гана возрождается и оказывается
лицом к лицу с современным миром, она пе должна
быть больше лишь составной частью Британского
содружества наций или представительницей запад¬
ного мира, включающего Западную Европу, Канаду
и Соединенные Штаты. Гана, напротив, должна
быть представительницей Африки.
Будущая Пан-Африка — единое целое, состоя¬
щее из сотрудничающих между собою отдельных
частей,—должна стремиться к созданию новой аф¬
риканской экономики, к превращению Африки в
самостоятельную культурную зону, лежащую меж¬
ду Европой и Азией, заимствующую у той и дру¬
гой и в свою очередь обогащающую их. Гана долж¬
на подчеркивать необходимость мира и не участво¬
вать в военных союзах и ^войнах, возникающих на
почве внутренних европейских распрей. Ей следует
избегать подчинения иностранным капиталистам,
которые хотят и дальше богатеть на эксплуатации
труда африканских рабочих и африканского сырья;
она должна стремиться к построению социализма,
основанного на принципах древней африканской об¬
щины, отвергая чересчур активную частную ини¬
циативу Запада и стараясь взять все полезное для
себя нз социальных программ прогрессивных наций;
она должна проводить политику мирного сотрудни¬
чества с другими африканскими государствами, не
пытаясь диктовать пм, каким именно образом они
должны или могут прийти к социализму.
Панафриканский социализм стремится к созда¬
нию в Афрпке государств всеобщего благосостоя¬
ния. Нельзя позволить, чтобы другие континенты
эксплуатировали Африку в своих интересах и в
ущерб народам Африки. Но следует впредь согла¬
491

шаться па то, чтобы в африканских странах афри¬
канское большинство против его воли управлялось
меньшинством — европейскими захватчиками, зая¬
вляющими о своем расовом превосходстве и настаи¬
вающими на своем «праве» богатеть за счет афри¬
канцев. Африка должна не только добывать свое
сырье, но и сама перерабатывать его и беспрепятст¬
венно торговать со всем светом своими продуктами
на справедливых условиях и по справедливым ценам.
Пан-Африка должна воскресить и сохранить на
будущее свою прошлую историю, а также записать
в ее анналы события нынешних дней; надо разо¬
блачить и перечеркнуть всю ту расистскую ложь о
черных народах, которую в прошлые столетия
усердно распространяла европейская и американ¬
ская литература. И прежде всего новая Пан-Афри¬
ка должна стремиться дать своей молодежи обра¬
зование — в самой Африке и в других странах, ко¬
торые гостеприимно встретят ее студентов,— как
можно более широкое и разностороннее образова¬
ние, свободное от всяких религиозных догм, обра¬
зование, целью которого будет не подготовка
дешевых африканских рабочих для иностранной про¬
мышленности или агентов иностранной пропаган¬
ды, а воспитание по-современному мыслящих, серь¬
езных людей с.широкими взглядами и стойким ха¬
рактером.
Заклинаю вас, дорогой г-н Нкрума, используйте
всю вашу власть для того, чтобы развитие Ilaii-
Афрнкн получило такое направление как можно
раньше. Старайтесь сохранить славные культурные
традиции народов ашанти и фантн, но не путем
обособления каждого из них, а путем расширения
их сотрудничества со всеми другими народами аф¬
риканского континента. Великие народы Африки
должны стать свободными и независимыми, и тогда
человечество узнает, что могут сделать их принци¬
пы ненасилия и уважения ко всем людям, их лите¬
ратура и искусство, их музыка и танцы для совре¬
менного мира, погрязшего в жадности, эгоизме и
кровопролитных войнах».
492

Между тем амерпкапскпй большой бизнес, по¬
раженный успехом революции в Гане, решил по¬
пробовать оказать влияние на Пкруму. В 19о8 году
Кваме Нкрума был приглашен в СШЛ и принят
правительством так, как там не принимали до это¬
го ни одного негра. Знаменитый шоколадный фаб¬
рикант Гершн предоставил в распоряжение Нкрумы
специальный самолет, чтобы тот мог побывать на
его фабриках, а ныо-йоркская биржа какао устрои¬
ла в его честь обед в гостинице «Уолдорф-Астория».
У меня была с ним короткая встреча. Он беседовал
со мной самым сердечным образом, и после этого я
рассчитывал, что вскоре меня пригласят па Ше¬
стой Панафриканский конгресс в Аккре. Приглаше¬
ния не последовало, а потом я получил заграничный
паспорт и отплыл в Европу. Находясь в Ташкенте,
я получил приглашение из Ганы, но не от Нкрумы
н не на Панафриканский конгресс, а от вновь соз¬
данного всеафрикапского комитета, который гото¬
вил в декабре конференцию стран Африки. Тогда
же я понял, что в Африке возникло недовольство
тем, что американские негры пытаются руководить
африканскими народами. Аналогичная история про¬
изошла в 1920 году, когда Конгресс стран Западной
Африки отказался поддерживать какую бы то ни
было связь с Первым Панафриканским конгрессом
в Париже, положившим начало панафриканскому
движению. И действительно, американские негры
были чересчур уверены в своем праве руководить
африканскими народами, хотя с возникновением
африканской интеллигенции для такой уверенности
стало очень мало оснований. Я счел это' явление
естественным и догадался, что ни Нкрума, нн Пэд-
мор не станут созывать Шестого Панафриканского
конгресса, а проведут вместо него очередную конфе¬
ренцию африканских государств. Однако позднее
Пэдмор прислал мне сердечное письмо, где настой¬
чиво приглашал приехать н предлагал оплатить рас¬
ходы.
Но к тому времени длительные путешествия ста¬
ли для меня уже тяжелы, и из Ташкента я попал в
493

советский санаторий в Барвихе, неподалеку от
Москвы. Я уже собирался поехать в Африку, но
врачебный консилиум отсоветовал мие это, считая,
что такое путешествие будет для меня чересчур
утомительным. Я подготовил три послания, обра¬
щенные к Африке. Одно я прочел в Ташкенте, вто¬
рое отправил в Аккру с Ширли, которая поехала
туда на конференцию, а последнее прочел позднее
по радио в Пекине, в тот день, когда мне исполни¬
лся девяносто один год.
Выступая в Ташкенте еще до того, как я полу¬
чил приглашение из Аккры, я предупреждал Афри¬
ку, как опасно занимать капиталы у западных
стран. Я призывал:
«Запрещайте ввоз в ваши страны крупных ка¬
питалов миром эксплуататоров, возглавляемым
Америкой. Отказывайтесь продавать по смехотвор¬
но низким ценам ваше какао, кофе, пальмовое мас¬
ло и фрукты в обмен на спиртные напитки, холо¬
дильники и автомобили, за которые с вас берут
втридорога. Живите просто. Отказывайтесь от круп¬
ных займов, предлагаемых вам странами, которые
обманывают и обирают вас. Покупайте товары у
Советского Союза и Китая, ибо чем дальше, тем они
будут продавать их вам по все более дешевым це¬
нам. В общем поберегите ваши деньги и поставьте
империалистические страны перед выбором: либо
обанкротиться, либо встать на социалистический
путь развития».
Моя жена Ширли отвезла второе послание в
Аккру. К ней отнеслись с большим уважением; она
была единственной неафриканкой, выступившей на
конференции. Она зачитала мое послание:
«Единственная роль, какую я хотел бы сыграть
на этом собрании, заключается в том, чтобы дать
совет — совет человека, долго жившего, изучавшего
Африку и много видевшего. Я надеялся, что смогу
обратиться к вам лично, но это оказалось невоз¬
можным. Поэтому я попросил свою жену Ширли
494

Грэхем передать вам мои слова. Я буду краток и
искренен. В этот критический момент мировой исто¬
рии, когда мы, поднявшись на высочайшие вершины
человеческих свершений, смотрим вперед с надеж¬
дой на мир и с ужасом думаем о возможности новой
войны, нам незачем тратить слова попусту. Победа
или поражение — другой альтернативы у нас нет.
Африка, древняя Африка призвана ныне сыграть
свою историческую роль! Каким же путем пойдет
Африка? Прежде всего хочу подчеркнуть, что Аф¬
рика уже не может выбирать между капитализмом
н социализмом. Весь мир, включая капиталистиче¬
ские страны, движется к социализму — неизбежно,
неудержимо. В наше время уже нельзя выбирать
между социализмом и капитализмом, потому что
капиталистическая форма собственности обречена
на гибель.
Но что такое социализм? Социализм — это пла¬
новая экономика, это политический строй, при ко¬
тором первая обязанность граждан заключается в
том, чтобы служить государству, государство же
представляет собой не аристократию избранных или
своекорыстную олигархию, присвоившую, себе бо¬
гатство и власть, а демократию, власть трудящихся
масс, которая заботится об пх коллективных ннте»
ресах. Постепенно в каждой страпе общество придет
к такому пониманию своих целен. Великие комму¬
нистические государства — Советский Союз и Пи¬
тай — полностью приняли эту идею. Скандинавские
страны отчасти согласились с пей; Англия и Фран¬
ция тоже пошли ей навстречу; даже в Соединенных
Штатах проводилась одно время политика' Нового
курса, во многих отношениях носившая социалисти¬
ческий характер, хотя дальнейшему развитию со¬
циализма в Америке мешают шестьдесят крупней¬
ших компаний, подчинивших себе как отдельных ка¬
питалистов, так и профсоюзных лидеров.
Между тем африканские племена, пз которых
все вы вышли, были с самого начала коммунистиче¬
скими. Ни один человек в племени не жил обособ¬
ленно. Каждый работал на благо всего племени, где
495

вождь был отцом для всех п глашатаем общего мне¬
ния. Почитайте, что писал Кейсли-Хсйфорд о тор¬
говле па западном побережье Африки. Он писал, что
в ней почти незаметно следов индивидуального на¬
чала, частной инициативы. Торговлю вело все племя,
а вождь племени выражал коллективную волю.
Итак, братья мои, вам предстоит принять великое
решение: или вы ради преходящих благ — автомоби¬
лей, холодильников, одежды, сшитой в Париже, —
будете тратить свои доходы на выплату процентов
за предоставленные вам займы, пли вы пожертвуете
этим комфортом, этой возможностью покрасоваться
перед соседями, для того чтобы дать вашим детям
образование и развить такие отрасли промышлен¬
ности, которые больше всего отвечают нуждам на¬
родных масс и которые укрепят ваши страны, сде¬
лав нх сильными, самостоятельными, готовыми по¬
стоять за свои интересы. Такое сосредоточение
усилий на поднятии мощи страны потребует жертв
н самоотречения, но лучше это, чем кабальные зай¬
мы колониальных держав — Франции, Англин, Гол¬
ландии, Бельгии, Соединенных Штатов, — с по¬
мощью которых они хотят увековечить в ваших
странах рабство, подневольный труд ft колониализм.
Вы не беззащитны. Вы покупатели, а великие дер¬
жавы, некогда владыки мира, теперь должны, чтобы
выжить, продавать вам свои товары, иначе пм гро¬
зит банкротство. Но вам незачем покупать сейчас
все, что они предлагают, — вы можете подождать.
Лучше потерпеть еще немного, чем променять ве¬
ликое наследие вашего прошлого на капиталистиче¬
скую похлебку. Вы не только можете сбить цены,
предлагаемые западными монополиями, — вы може¬
те сравнить их предложения с предложениями со¬
циалистических стран — Советского Союза и Питая.
Ценой неимоверных жертв, крови, пота и слез эти
страны высоко развили свою экономику и теперь в
состоянии предложить слаборазвитым странам не¬
обходимый им капитал на более выгодных усло¬
виях, чем условия западных стран. Количество из¬
лишних товаров, имеющееся в настоящее время у
496

социалистических стран, мало по сравнению с тем,
что есть у разжиревших западных монополистов,
однако оно все увеличивается. Принятие помощи
социалистических государств не свяжет свободную
Африку никакими обязательствами, в то время как
ценой помощи Запада всегда является порабощение
и колониальный контроль. Сегодня Запад предлага¬
ет вам компромисс, но вам следует остерегаться; он
предлагает ловким и беспринципным людям из ва¬
шей среды участвовать в эксплуатации ваших стран
вместе с белыми капиталистами; в этом случае ши¬
роким массам придется расплачиваться за это ужас¬
ной ценой. Так произошло в Вест-Индии и в Юж¬
ной Америке, так может случиться со странами
Среднего Востока и Восточной Азии. Сопротивляй¬
тесь таким сделкам всеми своими силами. Местные
капиталисты, даже если это негры, никогда не ос¬
вободят Африку, они лишь опозорят ее, продав в
новое рабство прежним заморским хозяевам.
Мой призыв, как я уже говорил,— это призыв к
самопожертвованию. Как говорил великий Гете,
«Entbehren sollst du, sollst entbehren». Если Афри¬
ка объединится, то это произойдет лишь тогда, ког¬
да каждая ее часть, каждая страна, каждое племя
поступится долей своего наследия ради общего бла¬
га. Вот что такое союз, пот что такое Пан-Африка.
Когда в племени рождается ребенок, то за то, что
его воспитывают, он должен в какой-то мере по¬
ступиться своей свободой для блага всего племени.
Либо он на это соглашается, либо погибает. Когда
же племена объединяются в союз, то каждое из них
тоже должно жертвовать какой-то частью своей сво¬
боды ради пользы союза.
Когда возникает нация, то отдельные составляю¬
щие ее племена, кланы и группы должны отказать¬
ся от своей власти и в значительной мере от своей
свободы, ибо этого требуют интересы нации, ибо
иначе эта нация погибнет, не успев родиться.
Ваши местные, столь любимые вами языки родных
племен должны отступить перед несколькими миро¬
выми языками, которыми пользуется большинство
32 У, Дюбуа
497

Людой и которые способствуют лучшему взаимопо¬
ниманию между ними н развитию мировой литера¬
туры.
Вот великая дилемма, перед которой стоит се¬
годня Африка. И выбор может быть только одни:
племена должны отказаться от своей независимости
ради блага их общей матери — Африки. Не забы¬
вайте ничего, все сохраните в своей памяти: славу
шести войн ашанти против англичан и мудрость
конфедерации фанти, единство Нигерии и восста¬
ние Махди,1 величие племени базуто и мужество пле¬
мени чака, а также многие другие события и имена.
Но превыше всего ставьте Африку — вашу мать.
Ваши ближайшие друзья и соседи — цветные наро¬
ды Китая н Индии, других стран Азии, Среднего
Востока и островов — когда-то были тесно связаны
с Африкой, но потом были оторваны от нее алчны¬
ми европейцами. Теперь вас соединяет с ними не
столько темный цвет вашей кожи, сколько общий
горький опыт подневольного труда, иго европейских
держав, которое вы долго несли.
Из стран «белого мира» к вам ближе всего стоят
такие страны, как Союз Советских Социалистиче¬
ских Республик, который поддерживает Китай и по¬
могает всем угнетенным народам, а не те страны,
которые до снх пор эксплуатируют Средний Восток,
Вест-Индшо и Южную Америку.
Проснись н соберись с силами, Африка! Отвергни
миссионеров, которые не учат любви к ближнему
и братству всех людей, а только восхваляют «доб¬
родетели» капиталистов, обкрадывающих ваши
страны и эксплуатирующих ваш труд. Восстань,
Африка, и облачись в прекрасные одежды панаф¬
риканского социализма!
Вам нечего терять, кроме своих ценей, а отвое¬
вать вы можете целый континент. Вы можете вер¬
путь свою свободу и человеческое достоинство!»
Это обращение было встречено аплодисментами.
Позднее моя жена Ширли и Эсланда Робсон с по¬
мощью председателя Тома Мбойя сняли чанкай-
498

шистский флаг Тайваня и вынесли его из поме¬
щения.
День, когда мне исполнился девяносто один
год — я провел его в Пекине,— был отмечен всем
Китаем. В своей речи, которую радио передало па
весь мир, я призывал к союзу между народами Аф¬
рики и Китая. Я сказал:
«Правительство шестисотмиллионной Китайской
Народной Республики в мой девяносто первый год
рождения любезно предоставило мне возможность
обратиться к народам Китая и Африки, а через
них — к народам всего мира. Славьтесь и процве¬
тайте, народы желтой и черной расы! Славься, род
человеческий!
Я выступаю здесь отнюдь не как лицо, облечен¬
ное какими-либо полномочиями, я не считаю, что
мое положение и возраст дают мне особые права.
У меня нет ни постов, ни богатства. У меня есть
лишь одна собственность. Это моя душа. И эту соб¬
ственность у меня не могут отнять дажц. в моей
стране, где уже около века я для всех не более чем
«черномазый». Только на этом основании — потому
что у меня есть душа — я осмеливаюсь здесь гово¬
рить и что-то предлагать.
После многовекового рабства Китай поднялся на
ноги и совершил скачок вперед. Поднимись и ты,
Африка, выпрямись во весь рост, говори, думай,
действуй! Отвернись от Запада — виновника твоего
рабства и унижения, которые ты терпела пятьсот
лет, и обрати свое лицо к восходящему солнцу!
Взгляни на этот народ — самый многочисленный
нз всех народов, населяющих нашу древнюю землю,
народ, который порвал свои оковы и без хвастовст¬
ва и высокомерия, не кичась своей историей н сво¬
ими прошлыми завоеваниями, а терпеливо, в тяж¬
кой борьбе и труде движется вперед, к своему свет¬
лому будущему. Он хочет сделать людей свобод¬
ными.
Но каких люден? Не одних мандаринов, хотя и
мандаринов тоже, ие только богатых, ио не исклю¬
32*
499

чая и богатых. Не просто образованных, но всех тех,
кто, вооруженный знаниями, стремится к тому, что¬
бы не было на земле бедных, больных и неграмот¬
ных, чтобы сын самого скромного труженика наряду
с потомком императоров мог получать ппщу, обра¬
зование, медицинскую помощь, чтобы все люди сли¬
лись в одну свободную, благоденствующую и образо¬
ванную нацию.
Тебе говорили, моя Африка и все твои дети в
заморских странах, тебе говорили, вбивая кнутом
и палкой в твое сознание эти слова так долго, что
ты сама поверила в это, будто только на трупах
«черни», могла вырасти английская аристократия,
«культурная элита» Франции или каста американ¬
ских миллионеров, будто человечество может разви¬
ваться лишь тогда, когда одни люди попирают, уг¬
нетают и убивают других.
Это ложь. Это старая ложь, распространяемая
церковью и государством, священниками и истори¬
ками, ложь, в которую верят глупцы, трусы или
люди отчаявшиеся.
Говори же, Китай, поведай истину Африке и
всему мйру! Какой народ был презираем более, чем
твой? Кто были самые отвергнутые из людей, если
не твои дети? Вспомни, как барственные англичане
бросали рикшам деньги на землю, лишь бы не при¬
касаться к «грязной» руке. Не забудь то время, ког¬
да в Шанхае ни один китаец не смел войти на тер¬
риторию парка, который он же взрастил и он же
содержал. Расскажи об этом Африке, ибо Африка
нынче хочет жить, как и ты, по-другому.
Но она уже слышит пение сирен Запада. Англия
уговаривает, Франция льстит, в то время как
Америка, моя Америка, где жили и трудились во¬
семь поколений моих предков, взывает громче всех,
обещая свободу, — разумеется, если Африка позво¬
лит американцам вложить в нее свои капиталы.
Берегись, Африка: Америка хочет, чтобы ты про¬
дала ей свою душу! Америка хочет, чтобы ты по¬
верила, будто она освободила твоих внуков, будто
американские негры стали полноправными граж¬
500

данами Америки, с которыми обращаются как с рав¬
ными, которым платят такую же заработную плату,
как и белым рабочим, которые получают повыше¬
ния и поощрения, могут беспрепятственно учиться
и свободно путешествовать по белу свету.
Это неправда. Кое-кто почти свободен, кое-кто
имеет почти такие же права, что и белые, кое-кто
получил образование, но — увы! — слишком часто
за это надо платить ценой интеллектуального раб¬
ства, отречения от истины и примирения с угнетен¬
ным положением своего народа.
Из восемнадцати миллионов американских нег¬
ров двенадцать миллионов до сих пор являются
второразрядными гражданами Соединенных Штатов.
Это полукрепостные арендаторы и издольщики в
сельском хозяйстве, низкооплачиваемые рабочие в
промышленности, члены гонимых и преследуемых
профессиональных союзов. Большинство американ¬
ских негров не голосуют, и даже привилегированные
могут в любое время подвергнуться оскорблениям
и дискриминации.
Но это, Африка, относится к твоим потомкам, пе
к тебе самой. Некогда я считал африканцев детьми,
которых мы, американские негры, поведем к сво¬
боде. Я ошибался. Мы не смогли добиться свободы
даже для самих себя, не говоря уже о тебе, Аф¬
рика. Сегодня я вижу, как ты подымаешься на но¬
ги и идешь вперед, руководимая собственными ли¬
дерами.
Африка не просит милостыни ни у Китая, ни у
Советского Союза, ни у Франции, Англии или Сое¬
диненных Штатов. Ей нужны дружба и поддержка,
а такая страна, как Китай, может оказать ценную
поддержку Черному контипенту. Пусть китайцы ез¬
дят в Африку, пусть посылают туда своих ученых,
художников и писателей. Пусть Африка посылает
в Китай своих студентов и всех, кто стремится к
знаниям, — она найдет там богатейший источник
всяких знаний.
В то же время Африка должна внимательно сле¬
дить за действиями Запада. Недавно созданная Вест-
501

Индская Федерация -- это вовсе ие прогрессивное
и демократическое государство, это хитрая попытка
подчинить острова Карнбского моря контролю анг¬
лийского и американского капитала. Гаити стонет
иод гнетом богатых гаитянских капиталистов, пора¬
ботивших крестьянство с помощью американских
денег. Пример Кубы показывает, что терпит Вест-
Индия и все страны Центральной и Южной Америки
под ярмом американского большого бизнеса.
Американский рабочий не всегда понимает это.
У него высокая заработная плата, ои обеспечен хо¬
рошим жилищем. Чтобы не потерять это, он голо¬
сует за ставленников капиталистов; даже его проф¬
союзные лидеры представляют интересы буржуа¬
зии, а не ведут борьбу против эксплуатации труда
капиталом. Эти две категории эксплуататоров ссо¬
рятся между собой лишь тогда, когда один, по мне¬
нию другого, забирает себе чересчур большую долю
добычи.
Китаю это известно. Это должна понять и Аф¬
рика. Этого до сих пор не понимают многие амери¬
канские негры. Я напуган потоком так называемых
друзей, хлынувшим в Африку. Есть и американ¬
ские негры, которые пытаются нажиться за счет
эксплуатации твоего труда, Африка; белые амери¬
канские бизнесмены с помощью своих капитало¬
вложений хотят заковать тебя в такие же цепи
рабства, какими они опутали Средний Восток и ка¬
кие сейчас стремится сбросить с себя Южная Аме¬
рика. С этой целью Соединенные Штаты подкупают
твоих лидеров, развращают твоих молодых ученых,
вооружают твоих солдат. Что тебе надо делать, что¬
бы избежать этого?
Прежде всего — понять! Понять, что большинст¬
во человечества ныне освобождается от ига подне¬
вольного труда, как ни стараются капиталисты Ан¬
глии, Франции и США сохранить все по-старому,
чтобы и дальше купаться в роскоши за счет тяж¬
кого труда остального человечества, страдающего от
голода, болезней п нищеты. Понимание приходит со
знанием фактов. К сожалению, ,ты пока знаешь
502

только, что такое Америка, Франция и особенно
Англия. Мы же, кроме того, знаем, что такое Со¬
ветский Союз и Китай.
Китай похож на тебя, Африка. Китай — нация
цветных, которая знает, на что обрекает человека
цветная кожа в современном мире — в западном
мире. Но Китай знает больше, гораздо больше, чем
это: он знает, что ему делать. Он умеет высоко дер¬
жать голову, несмотря на оскорбления со стороны
Соединенных Штатов. Он может сам производить
нужные ему машины, если Америка отказывается
продавать ему нх, нанося этим ущерб своей промыш¬
ленности н лишая работы своих рабочих. Китаю
не нужны американские п английские миссионеры,
которые проповедуют религию и стращают людей
сказками об аде. Китай слишком долго жил в аду,
чтобы не ценить рай, который он создает собствен¬
ными руками.
Посмотри же, Африка, на Китай — он может
тебе многое показать. Вон там на улице работает
пожилая женщина. Но она счастлива. Ей чужд
страх. Дети ее учатся в школе, в хорошей школе.
Если она заболеет, ее поместят в больницу и будут
лечить без всякой платы. Каждый год она получает
оплачиваемый отпуск. Если она умрет, то на не¬
счастье се семьи не будет наживаться никакая по¬
хоронная фирма.	,
Африка может ответить: кое-что похожее есть
и у нас; в наших племенах тоже принято забо¬
титься друг о друге. Прекрасно, пусть же добрые
традиции ваших племен живут. Но Африка должна
попять то, что понял Китай: более чем глупо позво¬
лять, чтобы просвещение нации находилось в руках
тех, кто вовсе не заинтересован в культурном прог¬
рессе вашего народа, кому нужно контролировать
это просвещение в целях своего обогащения, для
укрепления своей власти. Разве справедливо, что
университет Ганы до сих пор контролируется Лон¬
донским университетом? Разве справедливо, что про¬
свещение чернокожих конголезцев до сих пор нахо¬
дится в руках католической церкви? Разве справед¬
503

ливо было, когда все высшее образование в Китае
опекала протестантская церковь, которую поддер¬
живали английские и американские богачи?
Советский Союз обгоняет другие страны мира в
области общего и высшего образования, потому что
он с самого начала создал свою собственную, де¬
мократическую систему образования. Сущность ре¬
волюции в Советском Союзе, Китае и других стра¬
нах социалистического лагеря заключалась не в
насилии, которым она сопровождалась, точно так
же как голод в лагере армии Джорджа Вашингтона
в Вэлли Фордж зимой 1777/78 года не был сущ¬
ностью Американской революции против Англин.
Подлинная революция — это осознание нацией то¬
го, что ее задачей должно быть благоденствие народ¬
ных масс, а не кучки счастливчиков.
Правительство существует для того, чтобы со¬
действовать прогрессу всего парода, а не обеспечи-
чивать все жизненные блага для аристократии.
Целью промышленного производства должно быть
благосостояние трудящихся, а не барыши кучки лю¬
дей. Смысл цивилизации — в культурном развитии
трудящихся масс, а не интеллектуальной элиты.
В коммунистических странах верят, что приобщение
народных масс к культуре даст возможность открыть
столько талантов и гениев, готовых служить своей
родине и государству, сколько их никогда не появ¬
лялось в обособленной аристократической среде.
Эта вера каждодневно подтверждается великолепны¬
ми свершениями Советского Союза и Китая. Поэтому
не позволяйте, чтобы Запад вкладывал свои капи¬
талы в ваши страны. Не берите денег у Англии,
Франции и Соединенных Штатов, если вы сможете
получить их на выгодных условиях у Советского
Союза и Китая. Это не политика, это здравый смысл
и жизненный опыт. Это значит верить в друзей и
быть настороженным по отношению к врагам. Не
позволяйте, чтобы вас уговорили или заставили
изменить ваш образ жизни, с тем чтобы сделать бо¬
гатыми горстку ваших собратьев за счет трудящихся
масс, которые по-прежнему будут жить в нищете,
504

страдать от болезней и обходиться без школ ради
того, чтобы у нескольких негров появились автомо¬
били.
Африка! Вот реальная опасность, которой ты
должна избежать, иначе вновь будешь ввергнута в
рабство, от которого освободилась. Имей мужество
узнать истнпу, оглянись кругом, посмотри, что про¬
исходит с этим дряхлым миром, постарайся постиг¬
нуть все значение и глубину его возрождения, уви¬
деть свет с Востока, озаряющий твои холмы.
Африканцы, бывайте в Советском Союзе и Ки¬
тае! Пусть ваша молодежь изучает русский и ки¬
тайский языки. Встаньте рядом, рука об руку в этом
новом мире, а старый мир пусть либо погибнет от
жадности, либо возродится заново.
Еще раз, Китай и Африка, славьтесь и процве¬
тайте!»
33 У, Дюбуа

Послесловие
Когда в 1959 году после длительного путешест¬
вия я’возвратился в США, меня встретили не только
друзья, но и представители властей. Когда я был в
Швеции, многие опасались, что мне, как члену Все¬
мирного Совета Мира, не разрешат сойти на берег
Англии. Однако Притт и Белфредж позаботились
обо всем, и мне был оказан любезный прием. Я пил
чай на террасе палаты лордов в обществе двух лор¬
дов и их жен, а также иа террасе палаты общин, где
когда-то меня принимал Кейр Гарди '. В Лондоне я
встретился с несколькими членами парламента, с
Джеймсом Олдриджем и Кэтрин Хепберн, видел
Поля Робсона в «Отелло».
Каюта парохода «Либерти», на котором мы с
женой возвращались домой, была просторна и светла,
и наше путешествие прошло спокойно и приятно.
Но как-то нас встретят в Соединенных Штатах? Мы
открыто нарушили запрет, проведя десять недель
в Китае, где выступали на собраниях и по радио.
Я был уверен, что в последнюю минуту с борта па¬
рохода о нас сообщили на берег, но все сошло бла¬
гополучно. Паспортов у нас не отобрали, а главный
таможенный инспектор, мельком осмотрев багаж,
поздравил нас с прибытием домой. Нас встретила
толпа родственников и друзей.
1 Джеймс Кейр Гарди (1856—1915) — деятель английско¬
го рабочего движения, один из основателей лейбористской
партии.
506

Меня теперь несколько затрудняет вопрос, как
распорядиться тем временем, какое мне осталось
прожить? За свою жизнь я не раз готовился к смер¬
ти, но она все не приходила. На моем письменном
столе всегда лежит календарь собственного изготов¬
ления с ежедневным расписанием задач, какие я
должен выполнить, с планами на педелю и на ме¬
сяц вперед, и здесь же отмечена основная задача,
которую я ставлю перед собой на текущий год. Те¬
перь я уже не располагаю споим временем всецело,
однако я не ропщу. Хотя силы не позволяют мне
работать столько же, сколько я работал прежде, я
все-таки тружусь — тружусь регулярно, изо дня в
день н до некоторой степени успешно.
Я давно смирился с неизбежностью смерти и ни¬
когда не гнал от себя мысль о ней. Возмужав, я
писал:
«Я видел мать — чернокожую, морщинистую, с
жесткими седыми волосами, которая дала сыну выс¬
шее образование только для того, чтобы белые на¬
смехались над ним, искушали и разочаровывали его;
тогда он стал искать утешения в женщинах и виски,
заболел и умер. В тот воскресный день зимой она
кое-как добралась до собора Иоанна Крестителя и
склонилась в углу, где возвышалась фигура ангела,
изваянная «в память Обадии Джеймса Грина» —
биржевого игрока. Она не двигалась с места, в то
время как органист исполнял увертюру к «Вольно¬
му стрелку», а хор восклицал: «Иисус, да будет
воля твоя!» Священник читал нараспев: «Прииднте
ко мне все страждущие и обремененные, и я успокою
вас! Ибо иго мое благо, и бремя мое легко!» Тут —
или ей так показалось — белый ангел шевельнул
крылом и промолвил: «Прппднте все, кроме черно¬
мазых!»
В пятьдесят лет, после серьезной операции я пи¬
сал:
«В прошлом году я смотрел смерти в лицо. Тогда
мой черед еще не наступил. Но когда пробьет мой
33*
507

час, я надеюсь, что умру спокойно, обращая лицо на
Юг и на Восток, умру с той же радостью, с какой
жил».
Когда мне исполнилось шестьдесят, я снова
писал:
«Многие годы мы, обитатели этого жестокого
мира, с улыбкой смотрели в лицо смерти. Несмотря
на горечь слез, мы знали, сколь прекрасно умереть
за дело, близкое и родное тебе. Смерть — простое,
обычное явление в этом мире... А мир, несмотря на
все его уродства и греховность, прекрасен...
Увй! — он все еще разделен цветной завесой,
этот мир. Она падает так, как опускается ночь в
южных морях — огромная, неожиданная, безответ¬
ная. За ней прячется ненависть, жестокость и сле¬
зы. Когда смотришь сквозь ее сложные, непонятные
узоры, то видишь кровь. И она висит, эта пелена,
разделяя вчера и сегодня, белое и черное... тебя и
меня. Конечно, она существует лишь в воображе¬
нии — топкая, неосязаемая,— и все-таки она реальна
и ужасна, и не нам с вами, мои черные современ¬
ники, в отпущенный нам краткий срок убрать ее.
Мы можем с лихорадочной поспешностью разодрать
ее края п даже когда-нибудь подняться с гигант¬
скими ножницами туда, где ее верх — к трону Веч¬
ности. Но, карабкаясь, мы сквозь слезы увидим и
услышим расправы и убийства, обман и презрение,
падения и ложь, которые так переплелись между
собой, что творящий никогда пе видит творимое им,
жертва не знает победителя и всякий ненавидит
друг друга, ослепленный диким невежеством. Внем¬
лите же этим голосам, доносящимся из-за завесы,
п вы увидите людей, переносящих страшные муки
в двадцатый век после рождества бедного Иисуса,
которого звали Христом!»
Теперь дыхание смерти со мной повсюду: когда
я сплю, когда просыпаюсь и бодрствую. Только я
.отношусь к ней как к чему-то обычному и само
508

собой разумеющемуся. Водь это конец, а без конца
не бывает никакого начала. Нельзя отрицать его
неизбежность.
Загробной жизни нет, и мы в неоплатном долгу
перед Советским Союзом — единственной страной,
которая осмелилась положить конец обману детей,
испокон веков позорящему наши школы. Мы пич¬
каем детские головки волшебными религиозными
сказками, которым сами никогда не верили. Мы
внушаем пм мысль о некоем жутком мстителе, по
имени бог, в то время как это оскорбляет в них
присущее им чувство порядочности. Мы повторяем
старые басни о богочеловеке, родившемся без отца,
о том, как он принес себя людям в жертву, о его
смерти, которая стала жизнью, и смешные истории
о бесконечной жизни всех людей в будущем. В СССР
положили этому конец. Там ребенку позволено ра¬
сти без воздействия на него религиозной лжи, чтобы
ум его, созрев, помог ему самому определить свое
отношение к окружающему миру. Его не запуги¬
вают адом и не обещают в награду глупую выдум¬
ку — рай.
Мы знаем, что смерть — это конец жизни. И да¬
же те, кто это отрицает, знают, что их надежда —
бесплодная мечта, иллюзия, внушенная страхом.
В силу своего безграничного эгоизма мы не можем
представить себе мир без нас, хотя знаем, что мы
не вечны, что вечен только мир.
Я прожил хорошую, интересную жизнь. Я сде¬
лал свое дело и не хотел бы прожить жизпь сначала.
Я познал восторги и наслаждения, испытал боль,
страдания и отчаяние. Тем, кто следует за мной,
тому малышу, что родился в прошлое рождество, —
моему правнуку и его сверстникам — вот кому за¬
вещаю я то, что еще предстоит сделать,— святое,
вечное дело.
Я видел в своей жизни чудеса. Когда я был
школьником-подростком, я редко о них слышал.
В воскресной школе мы изучали библию, напичкан¬
ную разными небылицами, но я хорошо помню, что
сомневался в правдивости многих из них, как, на¬
509

пример, истории об Ионе, попавшем в чрево кита.
Иными словами, я был воспитан в духе современ¬
ной науки, согласно которой все, что происходит,
имеет свою причину. Многое в моей юности счи¬
талось вообще невозможным. Так, в то время никто
не помышлял о том, что человек может летать, и
люди шутили, когда слышали, что кто-то пытался
это сделать. Однако настало время, когда я прочел
о первых успешных полетах, а в 1921 году сам ле¬
тал из Парижа в Лондон. С тех пор я налетал де¬
сятки тысяч миль над землей и над водой. В 1900
году я побывал на Всемирной выставке в Париже
н удивился, увидев иа улице автомобили; их было
немного’ ио за день их можно было встретить с
дюжину. Я дожил до того дня, когда перестали шу¬
тить насчет возможности замены лошади мотором,
и автомобили заполонили улицы городов — их те¬
перь миллионы в каждой стране.
Помню, как в одном американском городе я
впервые увидел на улицах электрическое освещение;
огни мигали и трещали, по через несколько лет га¬
зовые рожки, знакомые мне с детства, уступили
место электрическим лампочкам. Затем в небо под¬
нялись наполненные газом оболочки, п люди стали
пересекать на дирижаблях Атлантический океан.
Наконец, разыгралась ужасная трагедия Хиросимы,
и я осознал огромные возможности человеческого
разума, понял, что наступила эпоха завоевания ато¬
ма п космоса. Спутник был самым великим чудом
из всех, какие я видел до 1958 года. Это, по-моему,
было важнее, чем двигатель внутреннего сгорания,
самолет и дирижабль, важнее даже, чем открытие
электричества и расщепление атома. Эго был на¬
стоящий триумф разума. Соединенным Штатам это
событие доказало превосходство коммунистической
науки и техники и заставило их прекратить свои
насмешки над советской системой образования.
А в нынешнем году я стал свидетелем новых не¬
виданных побед человека над силами природы и
космическим пространством, величайших чудес, ка¬
кие только можно было себе представить. Я понял,
510

что теперь стало возможно послать к звездам даже
человека. Один француз некогда сказал: «Я знаю
лишь две самые прекрасные вещи: звезды над нами
и чувство долга в нас самих». Теперь, когда люди
проникли в небеса, человечество должно стать бо¬
лее благородным.
Я дожил до преклонного возраста. Я стою над
бездной и вижу истину. Я гляжу ей прямо в лицо,
н я не стану лгать нн самому себе, нн другим лю¬
дям. На свою страну я смотрю как на «перепуган¬
ного гиганта», по меткому выражению Седрика
Белфреджа. Она боится истины, боится мира. Ей
грозит вырождение и упадок, если она не догадает¬
ся повернуть назад и начать все сначала. Ошибки
нс грех, ошибаться свойственно людям. Но идти,
зная, что идешь по пути неправедному, — несчастье.
Я сужу о нашей стране не по одной лишь статисти¬
ке или лжи, распространяемой историками. Я сужу
о ней на основании того, что видел, слышал и пе¬
режил в течение почти столетия.
Было время, когда другие люди считали амери¬
канцев честными, хотя и грубоватыми парнями, ко¬
торые добывают себе пропитание тяжелым трудом,
говорят правду, не беспокоясь, что она может ко¬
му-то не понравиться, и идут воевать лишь за пра¬
вое дело, если не остается иного выхода. Но сегодня
американцы лгут, крадут и убивают. Всему этому
находят более благозвучные названия: реклама,
свободное предпринимательство, национальная обо¬
рона. Но названия в конечном счете никого не вве¬
дут в заблуждение. Сегодня американцы используют
науку для того, чтобы обманывать своих ближних,
они присваивают состояния, которые пм не принад¬
лежат, и тратят всю свою энергию на то, чтобы
уничтожать и калечить людей, которые смеют не
подчиняться.’ США не угрожает ни одна страна.
Это они угрожают миру. Но как ни старались наши
правители, опи долгое время нс могли послать в кос¬
мос тело величиной хотя бы с футбольный мяч, в то
время, как по орбите вокруг Земли уже вращались
мирные спутники, запущенные Советским Союзом.
511

И они знают, наши военные владыки, почему у них
ничего не выходит: потому, что они не научили
наших детей математике и физике. Больше того,
они не научили наших детей даже писать и читать
как следует и вести себя, как люди, а не как обезь¬
яны. Дети с моей улицы развлекаются тем, что па¬
лят из игрушечных ружей, а взрослые парни — из
настоящих пистолетов. Когда на подмостках появ¬
ляется Элвис Пресли ’, делая непристойные тело¬
движения, то, чтобы унять буйствующих под видом
«танцев» подростков, вызывается чуть не вся город¬
ская полпция. Высший идеал любого американского
юноши — это стать миллионером. Высший идеал
девушйп — стать кинозвездой. Об этической стороне
этих проблем мало кто задумывается пли знает. Что
же делается у нас для борьбы с этим? Половина
христианских церквей Нью-Йорка добивается заме¬
ны свободного преподавания в государственных
школах церковным преподаванием, другая же по¬
ловина питает слишком повышенный интерес к
венесуэльской нефти, чтобы заняться борьбой с дет¬
ской преступностью или, например, помешать епис¬
копу выбросить священника на улицу и закрыть
его церковь, как это было с Уильямом Говардом
Мелишем. Какая из сотен церквей осмелилась воз¬
разить против этого? Зато Билли Грэхем1 2 заменил
собой цирковые представления на Мэдисон-сквер-
гарден.
Говард Мелиш — один из христианских священ¬
ников, к которому я питаю глубочайшее уважение.
Этот честный человек, искренне верящий в бога,
которого я отрицаю, наставлял молодежь, помогал
бедным и несчастным, трудился для блага своего
города и страны, но его лишили работы, а карьера
его была погублена усилиями мстительного епи¬
скопа, причем большинство духовенства, а также
большинство верующего населения Соединенных
Штатов почти никак не выразили своего протеста.
1	Популярный в Америке джазовый певец, «король
рок-н-ролла».
2	Популярный в США церковный проповедник.
512

Дело Мелиша — это, пожалуй, самая типичная ил¬
люстрация современных нравов американского ду¬
ховенства, определивших мое отношение к нему.
Мелиш был еще молодой человек, но с идеальным
характером, безупречной нравственностью, неуто¬
мимый труженик, пз хорошей семьи. Его отец по¬
мог построить одну из самых известных епископаль¬
ных церквей в лучшей части Бруклина. Его жена
получила прекрасное образование; у них было трое
сыновей-школьников. Население прихода, прежде
состоявшее из зажиточных людей — выходцев из
Англии и Голландии — потом стало пополняться за
счет интеллигенции и рабочих итальянского, негри¬
тянского и пуэрториканского происхождения. Цер¬
ковь Троицы, где служил Мелиш, стала приспосаб¬
ливаться к изменившимся нуждам паствы и привле¬
кать все новых верующих. Молодой священник
совершил единственный «проступок», за который
его осудили епископ, большинство других священ¬
ников — его коллег, а также состоятельные прихо¬
жане — бизнесмены: он примкнул к Национальному
совету американо-советской дружбы и стал одним
из его руководителей. Его тотчас же обвинили в
сочувствии коммунистам. Чтобы отвязаться от своих
преследователей, Мелиш оставил официальный пост
в этой организации, но совсем выйти из нее отказал¬
ся. По этой якобы причине епископ, другое духо¬
венство и состоятельные прихожане заставили его
уйти пз церкви. Но главной причиной изгнания
Мелиша было то, что он открыл рабочему люду и
неграм двери этой «респектабельной» церкви для
богатых. Бесспорно, прихожане были за то, чтобы
Мелиш остался. Однако решением судей-католиков,
поддержавших епископа, Говард Мелпш был лишен
своего прихода, карьера его была погублена, а цер¬
ковь, когда-то благотворно влиявшая на жителей
прихода, закрыта. Горстка преданных друзей Ме¬
лиша выразила решительный протест по этому по¬
воду, по подавляющее большинство духовенства и
паствы епископальной церкви промолчало и ничего
не предприняло.
513

Но о подобных фактах у нас нельзя громко го¬
ворить. Даже честные и искренние люди не смеют
критиковать США. США нужно постоянно и чрез¬
мерно восхвалять, иначе вы потеряете работу, под¬
вергнетесь остракизму, а то и угодите в тюрьму.
Всякая критика считается изменой, а за измену
или по подозрению в измене, подтвержденному ка¬
кими-нибудь лжесвидетелями, вас могут приговорить
к позорной смерти. Я видел в гробу прекрасную
Этель Розенберг, лежавшую рядом со своим мужем.
Я пытался произнести какие-то слова над их моги¬
лой, но какой был бы в этом прок? Не над могилами
нам надо возвышать голос протеста против подоб¬
ных беззаконий, а с высоких трибун во всем мире.
Честные люди могут и должны критиковать США,
рассказывать всем, как они задушили демократию,
продали систему суда присяжных и развратили
свои судилища. Могут спросить, основана ли такая
критика на истине, по в чем заключается истина?
Где она, если президент Соединенных Штатов, пра¬
вящий судьбами нации, во всеуслышание заявляет:
«Мир знает нас как страну, которая никогда и ни¬
кого не порабощала». Всякий, кто слышал эти сло¬
ва, знает, что это ложь. И это говорил преемник
Джорджа Вашингтона, который покупал и продавал
рабов, который владел ими; преемник Авраама Лин¬
кольна, освободившего четыре миллиона рабов толь¬
ко после того, как они помогли ему одержать побе¬
ду над рабовладельческим Югом. Между тем, на¬
сколько я заметил, ни одна газета, и даже ни один
негритянский журнал не посмели опровергнуть пли
хотя бы осудить эту ложь.
Пожалуй, самая характерная черта современных
CDJA — это стремление свести все явления жизни
к купле-продаже. Если жизнь — это любовь, то
только любовь плотская, которая покупается и про¬
дается. Если жизнь — это знания, то только знания
технические, утилитарные пли наука разрушать.
Если жизнь — это красота, то красота продажная.
Если жизнь — это искусство, то лишь такое, кото¬
рое дорого стоит и продается с целью наживы. Вся
514

жизнь у нас — это производство ради наживы, а для
чего же еще нажива, как не для того, чтобы поку¬
пать и снова продавать?
Противоречия американской цивилизации до сих
пор огромны. Политические свободы в США огра¬
ничены, и выборы нельзя назвать ни свободными,
ни справедливыми. Демократия у нас—это чаще все¬
го пустой звук. В деловых отношениях царит наду¬
вательство и обман; повсеместно распространены
азартные игры — за зеленым сукном, по телевиде¬
нию, на бирже. Теперь принято, что известные по¬
литические деятелп подписывают своим именем кни¬
ги, статьи, речи, которые составлены не ими, а
ученые за деньги разрабатывают и распространяют
теории, которых сами вовсе ие разделяют. Появилась
новая профессия — писать по заказу за других.
Главная сила в стране — не мысль и ие этика, а бо¬
гатство, деньги. Показателем успехов промышлен¬
ности и торговли является прибыль, получаемая их
владельцами, а не польза, которую они приносят
обществу. Сегодняшняя прибыль ставится выше
завтрашних нужд. Мы разбазариваем наше сырье.
Мы не хотим восстанавливать изношенное. Мы об¬
манываем и надуваем потребителя, сбывая ему те
или иные товары. Мы привыкли к лжи и дезинфор¬
мации, За последние десять лет у нас опубликовано
не меньше тысячи книг, в которых доказывается,
что война Юга за сохранение рабства в Америке
была великой и справедливой войной и что велась
она под руководством достойных, выдающихся лю¬
дей.
Я знаю Соединенные Штаты. Это моя родина,
страна моих отцов. Она по-прежнему является стра¬
ной блестящих возможностей. В ней по-прежнему
много людей благородных и великодушных. Но она
продает свое право первородства, изменяет своему
великому предназначению. Я родился на земле Аме¬
рики и получил образованно в ее школах. Я служил
своей родине в меру своих сил и способностей. Я ни¬
когда сознательно не преступал ее законов и не
возводил на нее напраслину. В то же время я от¬
515

мечал все, что в ней есть преступного и несправед¬
ливого и порицал ее за ошибки — как я думаю, пра¬
вильно. Опа дала мне образование, оказала мне из¬
вестные почести, и я ей за это благодарен.
В настоящий момент Соединенные Штаты идут
во главе западного мира и, очевидно, считают, что
война является единственным средством урегулиро¬
вать нынешние споры и противоречия между За¬
падом и Востоком. По этой причине США расхо¬
дуют фантастические суммы, растрачивают свои
богатства и энергию на подготовку к войне, и хотя
война в наш век была бы безумием и преступлени¬
ем, Соединенные Штаты ие решаются положить ко¬
нец гонке вооружений, считая, что в противном слу¬
чае вся экономика страны, ориентированная на под¬
готовку к войне, нришла бы в окончательное рас¬
стройство. И вот страна продолжает безостановочно
готовиться к третьей мировой войне, она посылает
своих солдат и оружие во все концы земли, подку¬
пает кого только можно, чтобы сделать его своим
союзником, облагает своих граждан высокими на¬
логами, доводя их до нищеты, безработицы и пре¬
ступлений, и систематически извращает правду о
социализме. США уже применяли ужасное бакте¬
риологическое оружие, и некоторые наши военные
готовы применить его опять. Использование исто¬
рической науки для извращения, а не для выясне¬
ния истины послужило причиной еще одного вели¬
чайшего зла: у нас до такой степени боятся идей
социализма и коммунизма, что перестали уделять
достаточное внимание образованию наших детей,
борьбе с болезнями, подъему жизненного уровня
населения страны. В то время как национальный
долг растет, богачи живут в свое удовольствие. Ин¬
формация — газеты, радио и телевидение, журналы
и книги — используется для того, чтобы убедить
большинство американцев, будто Советский Союз
угрожает Соединенным Штатам, а это-де оправды¬
вает все более высокое налогообложение и огром¬
ные расходы на военные приготовления.
Начало этой пропаганде было положено еще
516

тогда, когда, получив огромные барыши на первой
мировой войне, американские бизнесмены сочли, что
Соединенным Штатам суждено унаследовать от Ве¬
ликобритании роль властелина большей части мира.
Победы социализма положили конец этим честолю¬
бивым замыслам, и те, кто ожидал наступления
«эпохи американизма», ныне объяты страхом перед
наступлением эпохи коммунизма. Одно время США
рассчитывали подавить коммунизм с помощью силы.
Постепенно они осознали, что это невозможно, что
это означало бы для них самоубийство. Они убеди¬
лись, что коммунизм несет с собой успехи в области
просвещения, науки, повышения производительности
труда. Теперь кое-кто у нас допускает возможность
сосуществования с коммунистическим миром, сорев¬
нования капитализма с социализмом. Как раз в
этот критический период мне довелось прожить семь
месяцев в мире социализма, стремящемся к своему
идеалу — коммунизму.
То, что происходит в США, я называю упадком.
Этого не могло быть пятьдесят лет назад. Даже во
времена жесточайших междоусобиц никто в США
не осмеливался до такой степени подавлять общест¬
венное мнение, как это происходит теперь. Я видел
разногласия, раздоры, войну и еще одну войну. Но
никогда еще у нас не было такого, что происходит
ныне, — чтобы человеку отказывали в праве ду¬
мать, запрещали высказывать свои мысли.
На другой день после моего рождения президент
Эндрю Джонсон был обвинен в злоупотреблении
властью. Он заслужил наказание, ибо предал инте¬
ресы белых бедняков — южан и еще больших бед¬
няков — освобожденных негров. И все-таки пока оп
был жив, никто не отказывал ему в праве защи¬
щаться. Четверть века назад я выдвинул п попро¬
бовал претворить в жизнь некоторые идеи, но они
натолкнулись на сопротивление со стороны белого
Юга, реакционного Севера и даже некоторых моих
единоплеменников. Мои идеи стали извращать, и
тогда я решил создать свой печатный орган — жур¬
нал «Крайсис», где мог бы беспрепятственно вы¬
517

сказывать свои взгляды. Это было дело нелегкое:
мой журнал доходил до ничтожной части населения
страны, он подвергался ожесточенным нападкам,
а однажды правительство запретило его. Но я все
же достаточно долго отстаивал радикальные взгля¬
ды в негритянском вопросе, и поэтому моя плат¬
форма оказала влияние на многие умы. Война и
экономический кризис лишили меня возможности
продолжать журналистскую деятельность и выну¬
дили вернуться к преподавательской работе, но я
был доволен и тем, что по крайней мере положил
начало новому образу мышления н действия. Потом
мне запретили и преподавание.
В результате наших усилий мы добились того,
что Верховный суд начал восстанавливать демокра¬
тию на Юге страны и в конце концов запретил ра¬
совую дискриминацию в общественных местах, вклю¬
чая школы. Но расисты на Юге взбунтовались, а
правительство ие решилось подавить этот бунт.
Назначая негров на кое-какие второстепенные госу¬
дарственные должности, посылая нх в заграничные
поездки, оно пытается задобрить и заставить мол¬
чать негритянский народ. Негритянское искусство п
литература прозябают. Лишь дети, как это было в
Литл-Роке, отстаивают свои права, дерутся за них.
Были люди, которые кричали, что Америка дол¬
жна править миром. Из этого ничего не получилось,
потому что мы не умеем править даже собственной
страной. Но вот на помощь пришел Техас: Джон¬
сон 1 предложил, чтобы Америка захватила косми¬
ческое пространство. Где-нибудь на другой планете
мыслящие существа, должно быть, покатываются со
смеху, слыша подобное от обитателей Земли.
1 Линдон Джонсон (р. 1908)—нынешний вице-прези-
депт США; в 1937—1949 гг.—член палаты представителей, а
в 1949—1960 гг.— сенатор от штата Техас, с 1953 г. — лидер
демократов в сенате. Руководитель правого крыла демокра¬
тической партии (группировки южных демократов, так на¬
зываемых диксикратов), Джопсон всегда был одним из вдох¬
новителей агрессивного курса внешней политики США и
безудержной гонки вооружений.
518

Правительство США все увеличивает военные
расходы и государственный долг, чтобы сделать бо¬
гатых еще богаче, а бедных еще беднее. Мы знаем,
что гонка вооружений и война — в интересах бога¬
тых бизнесменов, которые хотят «сдержать» социа¬
лизм, пе допустить торжества коммунизма. Но это
непосильная задача. Социализм успешно развивает¬
ся и будет развиваться. Как ни затыкают рты его
сторонникам, сколько ни сажают их в тюрьму,
сколько ни грозят развязать мировую войну с целью
уничтожения социализма, я верю в его победу.
Я жажду увидеть мир, где восторжествуют идеалы
коммунизма: от каждого по способностям, каждому
но потребностям. Ради этого я буду трудиться, пока
жив. А я еще жив.
Я живу. Я планирую свою работу на будущее,
хотя ограничиваюсь более короткими сроками, чем
раньше. Я живу днем, месяцем, годом. Иногда я
возвращаюсь к своим архивам и шепчу, обращаясь
к тем, чье имя легион, к миру мертвых... Если б
можно было заставить их говорить, чтобы оказать
воздействие на эту кучку людей, воображающих, что
они мудрее всех, кто жил до них, н цепляющихся
за свою «цивилизацию», которая дает все блага жиз¬
ни меньшинству, большинство же человечества об¬
рекает на нужду п бедствия, людей, стремящихся
сохранить старый мир, где о людях судят по цвету
их кожи и волос, а ие по их делам и душевным ка¬
чествам. Расизм, это зло Южной Африки, зло аме¬
риканского Юга, эти люди хотят распространить на
Азию и Африку, иа страны Южной Америки и Ка¬
рибского бассейна. Прекрасную страну — чудесную
демократическую Америку, о которой мечтали ее
основатели, потомки потопили в крови рабства и
погубили своей алчностью. Наши дети должны пере¬
строить ее. Пусть же идеалы наших предков заста¬
вят прозреть слепцов, которые думают, что сущест¬
вующее ныне будет существовать вечно.

ОГЛАВЛЕНИЕ
От Издательства 	 5
Глава первая. Моя пятнадцатая поездка за границу 13
Глава вторая. В Западной Европе	 17
Глава третья. «Порабощенные» пароды	 27
Глава четвертая. Советский Союз 	 36
Глава пятая. Питай	 54
О коммунизме	 67
Глава шестая. Детские годы	 ...	70
Глава седьмая. В школе и дома	 91
Глава восьмая. Я отправляюсь на Юг	117
Глава девятая. Гарвард в конце XIX века	155
Глава десятая. Европа 1892—1894 годов	 185
Глава одиннадцатая. Уилберфорс	220
Глава . двенадцатая. В Пенсильванском университете	235
Глава тринадцатая. В Атлантском университете	.	.	250
Глава четырнадцатая. «Ниагарское движение» .	.	.	291
Глава пятнадцатая. Национальная ассоциация содей¬
ствия прогрессу цветного населения	315
Г лава шестнадцатая. Мой характер	345
Глава семнадцатая. Кризис 	359
Глава восемнадцатая. «Новый курс» для негров . .	383
Глава девятнадцатая. Я возвращаюсь в Национальную
ассоциацию содействия прогрессу цветного на¬
селения 	402
Глава двадцатая. На службе делу мира	418
Глава двадцать первая. Я — «преступник» ....	441
Глава двадцать вторая. Суд	466
Глава двадцать третья. Десятый десяток	485
Послесловие	506
У. Дюбуа
ВОСПОМИНАНИЯ
Художественный редактор Б. И. Астафьев
Художник И. Д. Кричевский
Технический редактор А. Г. Резоухова
Сдано в производство 10/V 1962 г. Подписано к печати
18/VI	1962 г. Бумага 84 X Юв'/зг = 8,1 бум. л. 26,7 печ. л.,
Уч.-изд. л. 23,4. Изд. К» 7/1043. Цена 1 р. 07 к. Зак. 372.
ИЗДАТЕЛЬСТВО ИНОСТРАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Москва, 1-й Рижский пер., 2
Московская типография JM» 8
Управления полиграфической промышленности Мосгорсовнархоза
Москва, 1-й Рижский пер., 2

;Г :»1