Северо—Осетинский институт гуманитарных исследований
Цаегат—Ирыстоны гуманитарен иртасаенты институт

Сергей (Солтанбек) Петрович
Таболов
¦ 1946 - 1993

Аланы:
история и культура
Владикавказ • 1995 • Дзаеуджыхъаеу

ПЕЧАТАЕТСЯ ПО ПОСТАНОВЛЕНИЮ
СОВЕТА ИНСТИТУТА
МЫХУЬТРГОНД Ц/ЕУЫ ИНСТИТУТЫ СО
ВЕТЫ УЫИАФФ/ЕМ/Е Г/ЕСГ/Е
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
Ф.Х. ГУТНОВ, Р.Г.ДЗАТТИАТЫ, Л.Б. ДЗУГА-
ЕВ, В.А. КУЗНЕЦОВ, АХ. КУЧИЕВ, В.Х. ТМЕ-
НОВ (СОСТАВИТЕЛЬ И ОТВЕТСТВЕННЫЙ
РЕДАКТОР)
РЕДАКЦИОИ КОЛЛЕГИ:
ГУТНАТЫ Ф.Х., ДЗАТТИАТЫ Р.Г., ДЗУГАТЫ
Л.Б., КУЗНЕЦОВ В.А., КУЧИТЫ А.Г., ТМЕНА-
ТЫ В.Х. (/ЕМБЫРГОПДЫ АРАЗ/ЕГ /ЕМ/Е
Б/ЕРНОП РЕДАКТОР)
РЕЦЕНЗЕНТЫ:
РЕЦЕНЗЕНТКЕ:
И.М. ЧЕЧЕНОВ — КАНДИДАТ ИСТОРИЧЕ- ЧЕЧЕНОВ И.М. — ИСТОРИОИ 30114ЗДТЫ
СКИХ НАУК КАНДИДАТ
В.М. БАТЧАЕВ — КАНДИДАТ ИСТОРИЧЕСКИХ БАТЧАЕВ В.М. — ИСТОРИОИ ЗОНЛЗДТЫ ОДИ-
ИЛУК
ДИДЛТ
В КНИГЕ РАССМАТРИВАЮТСЯ
ВАЖНЕЙШИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЫ
АЛАН ОТ ИХ ПЕРВОГО УПОМИНАНИЯ В
ИСТОРИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКАХ ДО ЭПОХИ
ПОЗДНЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ.
ЧИНЫДЖЫ /ЕВЗ/ЕРСТ/ЕУ АЛЛИТМ ИСТО-
РИ /ЕМ/Е КУЛЬТУР/ЕЙ АХСДЖИЛГД/ЕР ФЛР-
СТЛТ/Е С/Е ФЫЦЦЛГ ЫСКОЙ/Е РЛГОН
ИСТОРИОИ ДОКУМЕНТТЫ СУЛНГ ЛСТ/ЕУГКАГ
УЕИУСТЫ Ф/ЕСТЛГ ЗЛМЛИТЫ 011Г.
© СЕВЕРО-ОСЕТИПСКИЙ ИНСТИТУТ ГУ
МЛИИТАРИЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ, 1994
© МАКЕТ — Л/О «РОДИЗ»
© Ц/ЕГЛТ ИРЫСТОИЫ ГУМАНИТАРОМ ИР-
ТАС/ЕИТЫ ИНСТИТУТ, 1994
© МАКЕТ — Л/О «РОДИЗ»

ОТ РЕДКОЛЛЕГИИ.
Перед Вами, уважаемый читатель, III книга из серии «А1апса». Авторский
коллектив и редколлегия посвящают ее памяти замечательного человека,
государственного и общественного деятеля Осетии, директора Ссверо-Осстинского Института
гуманитарных исследований Сергея (Солтанбека) Петровича Таболова. Личность,
масштабы и значение его деятельности еще предстоит оценить будущим
поколениям. Но уже сегодня вне всякого сомнения можно отмстить, что он был одним из
достойнейших сынов своего народа.
Жизнь Сергея Петровича Таболова трагически оборвалась 20 сентября 1993
года, в день его возвращения из командировки в Италию, где он находился в связи
с осуществлением исследовательского проекта «У1а А1атса». Он был окрылен теми
перспективами, которые открывались благодаря установленным контактам, и
спешил поделиться своей радостью с друзьями и коллегами. Но судьба, к величайшему
сожалению, распорядилась иначе.
Его жизненный путь длиной в 47 лет оказался слишком коротким для того,
чтобы реализовать все задуманное, и вместе с тем чрезвычайно насыщенным
значительными событиями и делами.
Рано лишившись родителей, он вынужден был самостоятельно осваивать школу
жизни. Но кем бы он ни был; рабочим или студентом, слушателем Академии
общественных наук или лидером областной комсомольской организации,
председателем комитета по делам издательства, полиграфии и книжной торговли или
министром культуры республики, секретарем рескома КПСС, народным депутатом
Верховного Совета Республики Северная Осетия, он оставался внимательным и
чутким, добрым и отзывчивым, всегда готовым прийти на помощь к тем, кто в ней
нуждался.
В 1991 году Сергей Петрович возглавил Ссвсро-Осстинский институт
гуманитарных исследований. Это было время, когда страна вступила в полосу глубочайших
потрясений. Сергею Петровичу удалось не только сохранить Институт, значение
которого для духовной жизни осетинского народа трудно переоценить, но и заметно
поднять его статус. По его инициативе и благодаря его усилиям были значительно
5

расширены и упрочены международные связи Института, установлены контакты
осетинских ученых с ЮНЕСКО, осуществлена экспедиция «У1а А1атса»,
развернута широкая издательская деятельность.
Ему была свойственна удивительная черта не только воспринимать чужие идеи,
что само по себе очень ценно, но и самому активно их генерировать и претворять в
жизнь. И все, кому пришлось с ним общаться, были увлечены его энтузиазмом,
решительностью, неиссякаемой верой в успех казалось бы самых фантастических
начинаний.
Он торопился жить, он горел работой. Его многогранный талант набирал высоту,
обещая яркие свершения, столь необходимые народу Осетии.
Пусть же данное издание будет знаком вечной памяти, искреннего, глубокого
уважения и благодарности Сергею Петровичу Таболову, его человеческому
обаянию и душевной теплоте.

ПРЕДИСЛОВИЕ
Предлагаемый вниманию читателей сборник научных трудов
подготовлен отделом археологии и этнографии Ссвсро-Осстинекого института
гуманитарных исследований и посвящен актуальным проблемам истории и
культуры ссвсрокавказских алан. Он представляет собой третий выпуск
издаваемого СОИГИ сериала «А1атса», уже получившего достаточно
широкое признание у специалистов и многочисленных почитателей истории
осетинского народа как у нас в стране, так и за рубежом. В сборник
включены оригинальные исследования не только ведущих ученых —
медиевистов, историков и археологов, но и молодых авторов из Владикавказа и
Цхинвала, Москвы и Вены, Краснодара и Пстропавловска-Камчатского.
Особый колорит тому придают никогда ранее не публиковавшиеся
материалы раскопок алаыеких памятников, на которые столь щедра земля Осетии
и окружающих се районов Северного Кавказа и Закавказья.
В статье А.В. Исаснко и В.Д. Кучисва «Некоторые проблемы древней
истории Осетии» рассматриваются основные концепции, связанные с
этногенезом осетин. Опираясь на новые данные археологии и антропологии,
этнографии и лингвистики, авторы ведут острую научную полемику со
сторонниками смешанного кавказско-иранского происхождения осетинского
народа и утверждают приоритет скифо-сармато-аланских его корней.
Несомненно, эта точка зрения встретит и сторонников, и противников, но,
надо полагать, лишь в подобной борьбе полярно противоположных мнений
и может быть найдена истина.
В статье А.А. Цуциева «Известия китайских письменных источников по
ранней истории алан» интерпретируются скупые, но заслуживающие
серьезного изучения сведения китайских династийных хроник о стране Яньцай
— среднеазиатской Алании — до се разгрома гуннами.
В сборнике публикуется продолжение статьи Ю.С. Гаглоити «К вопросу
о первом упоминании алан на Северном Кавказе» (часть 1-ю см.: Аланы и
Кавказ // А1атса-П. Владикавказ, 1992). Скрупулезный анализ древних
текстов, преимущественно античных источников, позволил автору прийти
к выводу о том, что появление алан в указанном регионе датируется 35 г.
н. э., когда произошло их вторжение в Парфию с территории Центрального
Предкавказья.
О первых попытках христианизации сармато-аланского населения
Северного Кавказа и Крыма говорится в статье А.А. Туаллагова «Алания
(Осетия) и миссионерская деятельность св. Андрея». В статье
анализируются скупые сведения западных и кавказских агиографических источников и
воссоздастся картина сложных политических взаимоотношений между
ираноязычными племенами и их соседями в I в.н.э.
Статья М.П. Абрамовой «Катакомбныс могильники Ш-У вв. н.э.
центральных районов Северного Кавказа» непосредственно связана со многими

другими работами названного автора, в которых она пыталась определить
критерии, позволяющие выделить ранние аланскис памятники из массы синхронных им
археологических объектов. Взгляды М.П. Абрамовой разделяют далеко не все се
коллеги, но они активно стимулируют научный поиск в этом направлении.
В сборнике публикуется статья молодого венгерского ученого А.Кишша «Опыт
исследования археологических памятников алан в Западной Европе и Северной
Африке». Автор в своем труде обобщает и интерпретирует материалы многолетних
разысканий западноевропейских специалистов в области аланской археологии и
приходит к интересным выводам. Нет сомнений в том, что это исследование,
подготовленное к изданию усилиями В.А. Кузнецова (научное редактирование,
послесловие) и З.Р. Хубсцовой (перевод с немецкого), будет по достоинству
оценено отечественными кавказоведами.
О включении алан в орбиту военно-политической жизни раннефеодальной
Грузии говорится в статье Р.Г. Дзаттиаты «Аланы в дружине Вахтанга Горгасала». О
проникновении и оседании алан в Закавказье, в том числе и на территории
современной Южной Осетии, идет речь в другой его статье «Пряжки и поясные наборы
Едысского могильника (У1-УН вв. н.э.)».
В обстоятельной публикации В.Б. Ковалевской «Хронология древностей северо-
кавказских алан» рассматриваются принципы датирования и археологической
классификации амулетов и серег, составляющих обширные коллекции предметов,
происходящих из раннссрсднсвсковых аланских погребений. Интерес автора к
означенной в заголовке статьи проблеме носит постоянный характер, достаточно вспомнить
се работы по пряжкам и бусам (не говоря уже о многих других), чтобы понять,
какие сложности подстерегают исследователей в их попытках разобраться в
периодизации аланских древностей.
Аланскос культурное наследие издавна привлекает к себе внимание
отечественных и зарубежных ученых. Едва ли не самая большая коллекция
раннссрсднсвсковых кавказских древностей за пределами России хранится в Венском Естественно-
историческом музее (Австрия). Сбором этой коллекции долго и упорно занимался
видный австрийский ученый Франц Хсгср, неоднократно бывавший в Осетии A881-
1893 гг.). К сожалению, до последнего времени уникальный археологический
материал оставался вне поля зрения отечественных кавказоведов и лишь благодаря
усилиям доктора археологии Ангслики Хайнрих, сотрудника Венского музея, мы
получили возможность ознакомиться с ним. В сборнике публикуется се статья
«Раннссрсднсвсковые катакомбные могильники у селений Чми и Кобан», в которой
систематизируется и вводится в научный оборот часть коллекции Ф. Хсгсра.
Безусловно, внимание специалистов и всех интересующихся древней историей
Осетии привлекут материалы археологических раскопок Тарского катакомбного
могильника, ошибочно названного в некоторых научных изданиях Октябрьским. В
труднейших материальных (и климатических) условиях он был исследован
археологом Э.С. Кантсмировым A977 г.) и таким образом спасен для науки (на месте
могильника был открыт карьер по добыче песка). Публикация «Тарский катакомб-
ных могильник УШ-1Х вв. н.э.» подготовлена автором раскопок и Р.Г. Дзаттиаты.
Аналогичная судьба постигла и другой известный в научной литературе
памятник — Змсйский катакомбный могильник, который с 1914 г. систематически
разрушался кирпичным заводом. В 1957-1959 гг. его изучением занималась Ссвсрокав-
казская археологическая экспедиция Института археологии АН СССР и Северо-
Осстинского НИИ. Отчеты о работах первых двух лет были изданы автором
раскопок В.А. Кузнецовым. Им же подготовлена и публикация «Раскопки Змсйского
катакомбного могильника в 1959 г.», подводящая итоги разысканий СКАЭ на
да.шом памятнике. В последние десятилетия на объекте плодотворно и
целеустремленно ведет раскопки археологическая экспедиция Ссверо-Осетинского госунивср-
ситста под руководством Р.Ф. Фидарова, но достойно сожаления, что результаты
этих работ пока не введены в научный оборот.
8

Проблема перехода от первобытности через раннеклассовое общество к
феодальному по-прежнему сохраняет свою актуальность. Многие ее аспекты, в том числе
формирование господского хозяйства, вотчины, по сей день остаются
дискуссионными. Анализу социально-экономических и политических процессов, сотрясавших
устои феодализирующегося аланского общества, и посвящена статья Ф.Х. Гутнова
«Господский двор и вотчина у алан». Решая поставленную задачу, автор обращает
внимание не только на письменные, но и археологические источники, содержащие
«наиболее концентрированную и важную историческую информацию».
В статье трагически погибшего молодого археолога, бывшего соискателем при
отделе археологии и этнографии СОИГИ, В.Н. Каминского «Аланская статуя из
Краснодарского музея» говорится о ставших редкостью археологических
памятниках Х-ХН вв., бытовавших на территории Северного Кавказа. По мнению автора,
незначительное количество изваяний воинов связано с их культовым назначением
(культ вождя), а присутствие христианских символов (крестов) на некоторых
статуях свидетельствует о проникновении элементов христианства в местные
религиозные обряды.
Памятники материальной культуры являются основным источником по истории
Алании, поскольку сведения об аланах и их стране, встречающиеся в письменных
источниках, обычно довольно скудны. Но и имеющиеся в распоряжении ученых
тексты все еще не исчерпали себя. Данное положение прекрасно иллюстрирует
статья С.Н. Малахова «Алано-византийские заметки», в которой совершенно
по-новому интерпретируются давно уже известные источники, раскрывающие характер
политических и культурных взаимосвязей между двумя странами. Автору удалось:
определить христианское имя (Гавриил) «великого царя овсов» Дургулсля,
принятое им при крещении; установить этническую принадлежность реальной
исторической личности — Ирины Аланской — дочери Дургулеля-Гавриила; определить, что
в византийских источниках (в частности — у Иоанна Киннама) под именем масса-
гетов скрываются аланы — верные союзники Империи, а не се вассалы.
Немало интересных сведений, позволяющих более полно осветить сложную и
противоречивую проблему русско-половецких, грузино-половецких, алано-грузин-
ских и алано-половецких взаимоотношений в Х1-ХП вв., содержится в статье А.Н.
Кирсанова «Об одном известии Ипатьевской летописи». Интересны авторские
пассажи об участии алан на стороне Грузии в Дидгорской битве 1121 г., победа в
которой помогла грузинскому царю Давиду IV Строителю освободить свою страну
от турок-сельджуков.
Несомненно, значительный познавательный интерес представляет и другая
публикация А.Н. Карсанова — «Кавказские аланы-асы в письменных источниках
позднего средневековья (Х1У-ХУШ вв.)». В нее включена подборка материалов,
извлеченных из работ арабских, персидских, турецких, византийских,
французских, итальянских, азербайджанских, грузинских, армянских авторов,
повествующих о разных сторонах быта алан, их политической судьбе в грозную для них
эпоху татаро-монгольских завоеваний и в последующее время.
Завершают сборник статьи М.М. Блиева «Дорога алан» — миссия
сотрудничества» и Л.А. Чибирова «Дорогами алан на Запад», в которых говорится об
экспедиции «У1а А1ап1са», осуществленной учеными Осетии в страны ближнего и дальнего
зарубежья (Украина, Венгрия, Франция). Цель экспедиции, состоявшейся в июне-
июле 1993 г., заключалась в ознакомлении с состоянием изучения аланской
проблематики в Западной Европе, в установлении творческих контактов с
европейскими научными учреждениями и отдельными учеными — алановедами, в
распространении информации о современной Осетии, се проблемах в условиях нового
исторического излома.
В.Х. Тменов
9

А. В. И С А Е Н К О,
В. Д. К У Ч И Е В
НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ
ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ ОСЕТИН
Процесс национального возрождения
— явление сложное и неоднозначное.
Однако в условиях всеобщего кризиса
нашего общества речь идет уже не
столько о возрождении, сколько о выживании
народов. По крайней мерс, это касается
так называемых «малых народов». Не
видя перспектив «впереди», они, и это
естественно, все чаще обращаются
«назад» — к опыту предшествующих
поколений. От столь прагматической по своей
сути задачи вполне логичен переход к
постановке более общих вопросов: «кто
мы и зачем мы существуем? Кто были
наши предки по прямому ролству?»
Отметим, что большинство последних
публикаций в научной и периодической
печати Северной и Южной Осетии в той
или иной степени заключают в себе
постановку и попытки разрешения
именно этих вопросов.1 Однако, несмотря на
объективно назревший еще в 60-х годах
интерес, он практически не перерос в
конкретные исследования, целиком
посвященные этногенезу осетин. Пожалуй,
исключение представляет собой
монография Ю.С. Гаглойти C), но многие се
теоретические положения в настоящее
время требуют определенных уточнений.
- * * *
В конце XVIII в., когда Кавказ стал
доступным для российских и
иностранных путешественников, ими было
замечено, что на северных и южных склонах
центральной части Главного Кавказского
хребта живет народ, язык которого не
похож на языки других народов Кавказа.
Этот априорно сделанный вывод вызвал
огромный интерес.
Специалистами давно предложено и
обосновано деление истории развития
осетиноведсния на четыре основных
этапа /4, с. 11 и след./. К наиболее раннему
периоду (XVII — начало XIX в.)
относится имя голландского ученого и
путешественника Николаса Витссна, который в
конце XVII в. совершил путешествие из
Москвы на Кавказ, проехав по Малой
Кабарде, Осетии, Грузии /5, с.14-15/.
Результаты своих наблюдений он
опубликовал в 1692 г. в Амстердаме.
Более значительным оказался истори-
ко-этнографический материал,
собранный об осетинах академиком Иоганном
Антоном Гюльденштедтом A745-1781
г.г.). Его сочинение явилось результатом
семилетнего путешествия по
Астраханскому краю и Кавказу A768-1775 г.г.)
/6; 7, с.71 и след., 302 и след./.
Языковый материал, который содержит
около 320 осетинских слов, был
опубликован Гюльденштедтом в труде «Афгано-
дугурско-осетинский глоссарий». Этот
материал оказался уже достаточным для
попытки объяснить расовую и языковую
принадлежность осетин. И хотя точка
зрения Гюльденштедта о половецком
происхождении осетин /8, т.П, с.56-58/
сегодня имеет лишь историографический
1
См., напр.: Аланы: Западная Европа и Византия. //А1ашса - I. Владикавказ, 1992; Аланы и
Кавказ. //А1ашса - II. Владикавказ, 1992; Кавказ и цивилизации Востока в древности и средневековье.
Владикавказ, 1993.
10
© Л.В. Нслснко, В.Д. Кучисв

интерес, весьма симптоматично, что
накапливаемый материал давал основание
думать об ином, не иберийско-кавказ-
ском происхождении осетинского языка.
Исследования врача — путешественника
Якоба Рейнсггса (научный псевдоним
Кристиана Рудольфа Эрлиха, 1744-1793
г.г.) еще более упрочили этот вывод.
Однако наиболее значительным
вкладом в изучение осетин и их языка на
раннем этапе осстиновсдсния, по общему
мнению, является двухтомное сочинение
знаменитого европейского
путешественника академика Юлиуса фон Клапрота
«Путешествие на Кавказ и в Грузию»,
вышедшее в 1812 г. в Галле-Берлине
/9/. Клапрот во время своего
путешествия побывал в Грузии, Кабарде, Осетии,
Дагестане и собрал обширный материал
по истории, этнографии и языкам
кавказских народов /7, с.105 и след., 305 и
след./. Это позволило ему впервые
применить сравнительный анализ добытого
материала сделать ряд ценных выводов и
обобщений, которые впоследствии нашли
свое подтверждение в трудах других
ученых. С этого времени стало
очевидным, что осетины по языку родственны не
иберийско-кавказским или тюркоязыч-
ным народам, в окружении которых они
оказались, а народам индоевропейской
семьи языков. Кроме того, 10. Клапрот
впервые высказал предположение о
преемственной связи языка скифов и алан с
осетинским языком. Почти одновременно
с ним к аналогичным выводам пришел
другой известный европейский
путешественник и исследователь граф Я.
Потоцкий /10, р.73, 86-89; р.167, 336-340/.
Тем самым их можно по праву считать
основоположниками концепции скифо-
сармато-ал а некого происхождения
осетин.
Второй этап осстиновсдсния
связывают с именем основателя осетинского
языкознания, автора «Осетинской
грамматики (Спб. 1844) А. Шсгрсна, а третий
— с именем «второго — по выражению
В.И. Абаева, — корифея осетинского
языкознания» блистательного В.Ф.
Миллера A848-1913 гг.) /5, с.17, 18/.2 Он
вслед за Ю. Клапротом эффективно
использовал комплексный подход к
исследованию интересующей нас проблемы.
Выводы В.Ф. Миллера были основаны на
тщательном анализе широкого круга
греко-римских, грузинских, армянских,
русских и арабских письменных источников,
этнографического, фольклорного и
топонимического материала, и, главное,
данных самого осетинского языка.
В результате ему удалось доказать,
что предки осетин входили в состав тех
ссвсро-иранских племен, которые за
многие столетия до н.э. под именем скифов,
а затем сарматов занимали
причерноморские и приазовские степи на огромном
протяжении от Нижнего Дуная до Волги
и Урала, и даже далее на Восток.
Непосредственным предком осетинского языка
явилось одно из наречий, которое еще до
начала исторической жизни культурных
народов Ирана-мидийцсв' и персов,
развилось в северной части древнейшей
территории, занятой иранцами,
приблизительно на север от Окса (Аму-Дарьи) и
Яксарта (Сыр-Дарьи) в степях
Казахстана и предгорьях Урала.
Скифы, по мнению В.Ф. Миллера,
опиравшегося в этой части своих выводов
на бесспорные данные топонимики, в
частности на иранские названия рек,
освоили припонтийскис и приазовские
степи до X века до н.э. Несколько столетий
спустя, «отдельные роды предков осетин
(ссверо-иранцсв — А.И., В.К.) занимали
Слишком очевидное отличие осетинского языка от языков соседних кавказских народов породило
па этих этапах и некоторые другие концепции. Таковы, например, попытки Гакстгаузена A857 г.) и
К.Ф. Гана A905 г.) доказать германское происхождение осетин; точка зрения В.Б. Пфаффа A870
-1872 гг.) о их смешанном арийско-ссмитичсском происхождении, а также идеи Л.П. Загурского
A879-1881 гг.) об этрусском и П. Зомбарта A909 г.) о карфагенском происхождении осетин. Однако
эти взгляды не получили дальнейшего развития /1-2; 2, а-б; 11/. Их появление можно объяснить
недостатком фактических данных и неразработанностью проблемы этногенеза вообще. Тем не менее мы
собираемся подробно проанализировать все эти концепции в отдельном историографическом
исследовании. Они могут содержать и рациональные позиции, ведь в глубокой древности
севсро-иранекие предки осетин действительно тесно взаимодействовали с упомянутыми народами.
11

уже и некоторые долины северного
склона кавказского хребта, хотя окончательно
(это слово особо выделено В.Ф. Миллером
— А.И., В.К.) осетины замкнулись в
горных ущельях не позже XIII века по
Р.Х., когда были вытеснены другими
народами из северо-кавказской равнины»
/11 а, с. 598-599/. Это была
историческая трагедия древнего народа, которую
впервые понял и оценил выдающийся
ученый. Лишь горстка алан спаслась в
горах Центрального Кавказа от
истребления. Осталась совсем маленькая надежда
на будущее. Перенесенные в ХШ-Х1У
вв. тяжелейшие испытания после
страшных нашествий монголо-татарских ханов
и Тимура отбросили алан, называвшихся
в грузинских источниках осами, а в
русских ясами, на несколько эпох назад.
Не стало городов с ремесленниками и
купцами. Были потеряны плодородные
равнинные земли с процветавшим
хозяйством. Погибло государственное единство
народа. Но в горах аланы сумели,
несмотря ни на что, сохранить свой язык и
сформировавшуюся в период расцвета
неповторимую культуру, которая в свое
время оказывала глубокое влияние на
многие народы Евразии, и в том числе
Кавказа. Это был подвиг народа. Так и
получилось ко времени посещения
Кавказа упомянутыми выше
путешественниками, что осетины оказались, по словам
В.Ф. Миллера, окружены со всех сторон
«племенами, с которыми не имеют ничего
общего по языку и происхождению»
/12.Ч.Ш, с.6/.
В целом точка зрения В.Ф. Миллера
на происхождение осетин,
сформировавшаяся на заключительной стадии его
исследований, выглядит следующим
образом: «Можно теперь считать
доказанное! и общепринятой истиной, что
маленькая народность осетин представляет
собою последних потомков большого
иранского племени, которое в средние
века известно было как аланы, в
древние — как сарматы и понтийские
скифы» /13, с. 16-17/. Важно отметить,
что к скифо-сармато-аланам академик
В.Ф. Миллер относил не только язык
осетин, но и их традиционную
культуру. Тем самым он был первым, кто
правильно определил основные этногс-
нетические показатели для осетин.
Здесь напомним, ибо это необходимо
для более объективной критики этногенс-
тических упражнений современных
оппонентов В.Ф. Миллера, упрекавших его в
«одностороннем освещении» этой
проблемы, что этногенезом называется наука об
образовании этнических общностей —
племен, народностей, национальностей,
наций. Большая Советская энциклопедия
основным условием возникновения
этнической общности определяла общность
территории и языка (В.И. Козлов) /14,
с.298/, причем последние «...выступают
затем и в качестве ее главных
признаков... Дополнительным условием
сложения этнической общности могут служить
общность религии, близость компонентов
этнической общности в расовом
отношении или наличие значительных метисных
(переходных) групп». Но, как остроумно
замечает И.М. Дьяконов, тем самым «из
определения этнической общности
исключается собственно этногенез, т.е.
происхождение этнической общности» /15, с.5).
Нация, согласно тому же источнику
(по СТ. Калтахчяну), определяется как
историческая общность людей,
складывающаяся в ходе формирования общности
их территории, экономических связей,
литературного языка, некоторых
особенностей культуры и характера /16, с. 376/.
Время возникновения наций
марксистско-ленинская концепция определяет
периодом преодоления феодальной
раздробленности общества и укрепления
политической централизации на основе
капиталистических (и
«пост-капиталистических») экономических связей. То, что эта
дефиниция нуждается в серьезной
корректировке, видно хотя бы из того, что,
например, в Китае никакой феодальной
раздробленности не было, а
«пост-капиталистическая» действительность
исчезает на наших глазах. Автор определения
(СТ. Калтахчян) тем не менее
абсолютно прав, когда говорит о невозможности
в принципе существования гомогенных
(однородных) наций. Все они возникли из
различных племен, а некоторые даже из
различных народностей /16, с.375/.
Народность же определяется как
исторически сложившаяся языковая,
территориальная, экономическая и культурная об-
12

щность, предшествующая нации. Начало
формирования народности относится к
периоду консолидации племенных союзов
и выражается в постепенном смешении
племен, замене прежних
кровно-родственных связей территориальными /16,
с. 280/. Сопоставляя определения нации
и народности, И.М. Дьяконов обратил
внимание на то, что разница между ними
невелика: если для народности
определяющим фактором является язык, то для
нации — литературный язык. Кроме
того, для нации свойственны еще
«некоторые особенности культуры и
характера». Но эти же характеристики,
несомненно, присущи и народности /15, с.5-
6/. В действительности разница между
нацией и народностью заключается в
том, что внутренние экономические
связи нации, в отличие от внутренних
экономических связей народностей, это
капиталистические связи; в том, что
нация воспринимает себя (иногда
объединяя вокруг себя представителей других
народов) как политическое целое и
стремится к собственной государственности
или уже имеет се /15, с.6/. Таков
характер процессов, идущих сегодня в
наших суверенных республиках и в
России в целом.
Но учитывая то, что мы имеем дело с
эпохой древности, целесообразно принять
за основу определение «народностей» (во
многом совпадающее с зарубежными
аналогами), данное в нашем
энциклопедическом Словаре, с двумя необходимыми
поправками И.М. Дьяконова. Согласно
этому определению, народность — это
«исторически сложившаяся языковая,
территориальная, культурная и
биологическая общность людей, сознающая себя
как таковую» /15, с.7/. Из данного
определения исключена «экономическая
общность», что характерно для
буржуазных наций, но совсем не обязательно для
древности. В самом деле, какая
экономическая общность между спартанцами и
афинянами, входившими в одну
греческую народность, или между
ассирийцами и вавилонянами, входившими в одну
аккадскую народность? В то же время
можно согласиться с предложением И.М.
Дьяконова включить в определение
понятие биологической общности, имеющееся
в международных аналогах.
Итак, правильная постановка этноге-
нетического вопроса, исходя из
определения, принятого нами, троякая: «Кто были
мои биологические предки по прямому
родству? От кого мой язык? От кого моя
культура?» Это и есть главные этногенс-
тические показатели. Есть еще и
четвертый вопрос, с научной точки зрения, как
полагают многие специалисты,
маловажный, но которому в народе придают
сегодня большое значение — «откуда
название моего народа?»
Мы г"цс вернемся к этому в
специальной работе, а пока укажем, что на все три
главные составляющие этногенетическо-
го вопроса в трудах В.Ф. Миллера можно
найти четкие, исчерпывающие ответы.
Физические предки осетин — скифы,
сарматы, аланы, от которых у осетин и
язык и культура. В этой связи
необходимо отмстить, что до настоящего времени
ни один из цитированных нами главных
выводов В.Ф. Миллера не был
убедительно опровергнут или заменен на столь же
адекватно обоснованную со всех сторон
альтернативу.
Более того, значительная группа
видных лингвистов и историков, как
отечественных, так и зарубежных, привлекая
обширный круг самых разнообразных
источников по вопросу этногенеза
осетин, по существу, продолжала уточнять и
укреплять концепцию Миллера.
В этом отношении показателен ряд
заключений, к которым пришел
известный специалист в области иранской
филологии И.М. Оранский. В книге,
изданной в 1960 г., он привел периодизацию
истории иранских языков.
1. Дрсвнеиранская языковая эпоха (с
начала II тысячелетия до н.э. по ГУ-Ш вв.
до н.э.).
2. Среднсиранская языковая эпоха
AУ-Ш вв. до н.э. — УШ-1Х вв. н.э.).
3. Новоиранская языковая эпоха
(УШ-1Х вв. н.э. — по настоящее время).
И.М. Оранский подтвердил вывод В.Ф.
Миллера, определив, что «древнейшей,
известной науке областью, занятой
ираноязычным населением, является
территория Средней Азии и сопредельных с
ней районов» /17, с.42/.
Ираноязычные племена вместе с ино-
13

язычными племенами в глубокой
древности образовывали некую общность и
говорили на индо-иранском (или
арийском) языке-основе. Процесс дробления
племен и их расселения по обширным
пространствам продолжался на
протяжении многих столетий. Как видно, автор
исходил из распространенной тогда в
лингвистике теории «родословного
дерева», которая затем подверглась серьезной
критике. Но нас в данном случае
интересуют не разногласия специалистов, а
констатация никем не оспариваемого
факта существования еще в глубочайшей
древности группы иранских наречий,
диалектов.
В науке принято делить древние
иранские диалекты на две основные группы: а)
группу западноиранских диалектов и б)
группу восточноиранских диалектов.
Условной границей между этими группами
считают пустыню Дсштс-Ксвир. К
восточной группе в ту далекую эпоху
относились диалекты, бытовавшие на
территории Средней Азии и сопредельных
областей (Хорезм, Согдиана, Бактрия,
Маргиана). В эту же группу входили
диалекты сакских (скифских) племен, в
том числе и тех, которые кочевали далеко
к западу от Средней Азии. Некоторые
особенности восточноиранских диалектов
прослеживаются также в «Гатах Авесты»
A7, с. 138).
Восточноиранскис языки, восходящие
к иранским диалектам,
распространенным в глубокой древности к востоку от
пустыни Дсштс-Ксвир — на территории
Средней Азии, современного
Афганистана, а также скифских племен
Причерноморья, оторвавшихся еще в древнсиран-
ский период от основного массива
скифских (сакских) племен Средней Азии,
также распадаются на две подгруппы:
Юго-Восточную и Северо-Восточную
(скифскую). В первую входят афганский,
мунджанский и памирский языки и
диалекты. Некоторые из них (афганский,
мунджанский, рушанский и др.)
отчетливо сохраняют грамматическую категорию
рода, утраченную в большинстве
современных иранских языков.
Северо-Восточную (скифскую)
подгруппу составляют осетинский и ягноб-
ский. «Первый .из них, — как отмечал
14
И.М. Оранский, — является
продолжением древних скифских диалектов
Причерноморья, продолжением языка
средневековых алан; второй представляет собой
доживший до наших дней согдийский
диалект. К этой же подгруппе относится
и вымерший в ХШ-Х1У вв. хорезмийский
язык. Осетинский и ягнобский языки
унаследовали от своих предков ряд
сближающих их особенностей. Таков, общий
для них показатель множественного
числа: осст. — 1а: (им. пад.), ягн. — 1» /17,
с. 346/.
Позднее, в 1979 г., И.М. Оранский
подтвердил свои наблюдения, дополнив
их рядом убедительных доказательств. В
результате, он пришел к выводу, что
сакскими языками (или диалектами)
следует называть языки (диалекты)
ираноязычных сакских или скифских племен,
распространившихся в середине 1-го
тысячелетия до н.э. на огромной территории
— от берегов Черного моря до границ
Китая. В дрсвнспсрсидских надписях эти
племена известны под названием «Зака».
Греческие авторы называли их скифами,
савроматами, сарматами, а позднее
аланами, преемником языка которых и
является осетинский язык. «В эпоху
существования дрсвнспсрсидского и древнеосс-
тинского (скифского) языков, —
заключал И.М. Оранский, — т.е. примерно в
середине I тыс. до н.э. различия между
ними были очень невелики» /18, с.
83-84/. С этого времени положения о
том, что «осетинский язык является
непосредственным продолжателем одного
из скифо-сарматских наречий» и о том,
что «скифский и осетинский языки могут
рассматриваться как две ступени
развития одного и того же языка» (В.И. Абасв)
стали хрестоматийными /19, с. 275, 359;
20, с.4/. Генетически непрерывная связь
диалектов причерноморских скифов и
современного осетинского языка,
являющегося их единственным живым
наследником, была установлена прочно и
непоколебимо. Примерно в таком же
направлении развивалась в XX в. и зарубежная
историография происхождения осетин и
их языка. При этом авторитет
исследований В.Ф. Миллера был очень высок и
среди западных специалистов.
Известный немецкий ученый М.Фас-

мер провел более тщательное изучение
важных деталей в языке ссверо-иранеких
племен юга России, которые ускользнули
от внимания его русского
предшественника /21.уо1Л; 22; 23; р. 367-376/. Он едва
ли не первым заинтересовался
взаимоотношением в причерноморских надписях
скифских и сарматских личных имен и
названии. На основе скрупулезного
анализа этого материала он попытался
выделить язык собственно скифов из скифо-
сарматского. Здесь его постигла неудача.
Но зато он пришел к выводу, что
наиболее тесная взаимосвязь существует
между «сармато-аланеким диалектом», с
одной стороны, и осетинским языком, с
другой /22, р.28/. Попытки выделить в
отдельные группы — «общеиранскую»,
«скифскую» и «сарматскую» — личные
иранские имена, известные по
эпиграфическим памятникам из причерноморских
греческих городов, в 50-е годы продолжил
чешский ориенталист Ладислав Згуста.
Нас в данном контексте не занимает
критика этих попыток. Весьма
примечательно и интересно другое наблюдение Л.
Згусты. Он, в частности, как и Я. Хармат-
та до него, убедительно
продемонстрировал возможность закономерного развития
в одном из диалектов языка припонтий-
ских ссверо-ира нцсв древнеиранского
агуапа в форму 1Гоп, до сих пор
отрицаемую нашими лингвистами /24/. Кроме
того, во всех группах личных имен,
выделенных Л. Згустой, обнаруживаются
параллели с осетинскими личными
именами, распространенными в Осетии еще в
XIX веке, либо объясняемыми из
осетинского языка.
Уже в 20-е годы эксперимент Фасмсра
отделить «язык» скифов от «сарматского»
западные специалисты восприняли
весьма критически. Так, немецкий ученый Г.
Ломмсль допускал наличие лишь
небольших различий между ними, которые даже
«нельзя продемонстрировать». Зато он
предложил вниманию специалистов в
своей работе некоторые особенности ски-
фо-сарматского языка, которые тесно
связывают эту, по его мнению, единую
группу, с одной стороны, с осетинским, а,
с другой стороны, с согдийским языками.
Тем самым он пришел к тому же выводу,
что и И.М. Оранский в цитированной
нами работе 60-х годов. Примечательно,
что, как и советский специалист,
Ломмсль в качестве общей закономерности
прежде всего указывал на суффикс — 1,
при помощи которого в этих языках
образуется форма множественного числа
у скифов, сарматов и алан — т а 1, у
осетин — кх, у согдийцев — I /25,
р.151/.
Идея Ломмсля о ссвсро-иранской
языковой общности была подкреплена рядом
выдающихся археологических открытий
в Северном Туркестане. Они обеспечили
лингвистов образчиками согдийского
языка. Исследуя эти находки,
французский ученый Готьс сформулировал
концепцию, согласно которой согдийский,
хорезмийский, аланский и осетинский
языки, а также некоторые другие
родственные наречия, составляют общую
«скифскую группу языков» /26. Уо1,
III/. Напомним, что к аналогичным
выводам пришли и отечественные
лингвисты. Эта теория получила одобрение
большинства специалистов. А наиболее
рельефная закономерность, общая для
скифской группы языков, — образование
множественного числа с помощью — I
получила дальнейшую разработку в
работах Бснвсниста, Томашека, Марквар-
та, Якобсона и других ученых /27,
р.60/. В дальнейшем К. Кретчмср и X.
Бсйли на основе детального анализа
скифского языка, доказали присутствие
общих лингвистических феноменов в яг-
нобском, согдийском и осетинском и
сделали окончательный вывод о его
древнем происхождении /28, р. 25/.
Следует отмстить, что все эти ученые
разделяли концепцию «родословного
дерева языков». Согласно этой теории,
арийская ветвь, выделившись в глубокой
древности из индоевропейской языковой
общности, постепенно разделилась на
индийскую и иранскую ветви.
Последняя, с течением времени, в свою очередь
разделилась на северную (по И.М.
Оранскому и его учителю А.А. Фрсйману —
северо-восточную или скифскую),
южную, западную и другие ветви.
Ограниченностью методологической базы этой
теории является то, что исследователь
вполне естественно старается отнести
общие штрихи, найденные им в различ-
15

ных языках, к единой древнейшей
языковой общности. Как отмечает наиболее
видный критик слабых сторон теории
«родословного дерева» венгерский
академик Я. Харматта, «с этой точки зрения
любые языковые феномены можно
объяснить существованием в древние времена
«скифской» ветви с единым языком, из
которой в результате медленного
процесса дифференциации выделились такие
языки, как осетинский и ягнобский, на
которых говорят и по сей день» /27, р.
61/.
Показателен в этом отношении случай
с М. Фасмсром, который приводит Я.
Харматта. Немецкий ученый заметил,
что среди имен и названий из
причерноморских надписей попадаются такие
формы, которые свидетельствуют в пользу
различных линий развития фонем. В ряде
случаев, когда формы были абсолютно
синхронными, а значит различия никак
нельзя было объяснить временной
последовательностью, М. Фасмср фактически
находился у порога открытия огромной
важности, — что эти различия скрывают
диалектные особенности. Однако он не
смог вывести такого заключения и либо
игнорировал факты, указывающие на
существование диалектных различий,
либо пытался отнести эти факты к более
позднему времени /23, с.370; 27, р.61/.
Я. Харматта опирался на вывод В.И.
Абасва о существовании только на
территории Южной Осетии трех диалектов,
легко различимых по их фонетическим
характеристикам /27, р.62/. Он
принимал во внимание и то, что уже В.Ф.
Миллер различал три диалекта в
осетинском языке (западный — дигорский,
восточный — иронский и южный —
кударский) /13, с.2/. Однако Я.
Харматта не соглашался с выводами ранних
работ В.И. Абаева о том, что большинства
тех особенностей, которые сегодня
отличают иронский диалект от дигорского, в
VIII веке н.э. не существовало, а был
единый аланский язык, отождествленный
с более архаичным дигорским. Я.
Харматта, в частности, приводил пример с
заимствованным в венгерский язык алан-
ским словом хоЬуа. В.И. Абасв, как
известно, фиксировал внимание на
присутствие в нем конечной фонемы — а,
16
которая характерна для дигорской формы
а х 8 I п а (по контрасту с иронской
формой — ' л* 5 / 5 / п). В этом случае логично
вывести и дигорскую и иронскую формы
из аланского слова хо1га. Однако Я.
Харматта указал, что аналогичное
венгерское слово аззгопу (древнсвснгсрскос
имело форму асЬзсш, или ахзт (!)) было
заимствовано из аланского языка до X
века н.э., и это со всей очевидностью
подтверждает факт существования в то
время формы ах$1п (то есть иронской, а
не только дигорской). Из сказанного
следует, что где-то на рубеже X века н.э. указанные
две формы - ах51пихзша - употреблялись
одновременно, то есть уже тоща
существовали диалектные особенности, характерные и
для современных осетинских диалектов
/27, р.63/.
К этому добавим, что и в более ранний
период, по-видимому, уже существовали
диалекты осетинского языка, о чем, в
частности, свидетельствует клад из 23
золотых сосудов, найденный в 1779 году
в местечке Надь-Сснмиклош близ реки
Мароша в Южной Венгрии. Он
датируется IX в. н.э. Особый интерес у ученых
вызвали надписи на сосудах, впервые
правильно интерпретированные Г.Ф.
Турчаниновым. Он установил, что они
выдержаны в исторических и диалектных
нормах осетинской речи. Наряду с дигор-
скими особенностями, во многих из них
присутствуют иронизмы. Подобного типа
смешение диалектов описано в Северной
Осетии М.И. Исаевым. Это так
называемый уаллагкомский говор /29, с. 101-
111; 213-220/. Различие между надь-
сснмиклошской аланской речью и речью
современных осетин уаллагкомцев
только в том, что в первом на дигорскую
основу речи накладываются иронизмы, а
во втором наоборот — первичная основа
речи иронская /30, с.129-137/. Нам
остается отметить, что языги — саврома-
ты во главе ряда сарматских и скифских
племен попали в Венгрию с Северного
Кавказа и Причерноморья еще в начале I
в.н.э. Вслед за ними туда пришли
роксоланы и аланы (Ш-1У вв.н.э.). Остатки
этого населения в IX в.н.э. пользовались
как иронской, так и дигорской речью —
речью своих предков /31, с. 159-203/.
Я. Харматта заново переосмыслил и

материал о восточных связях осетин, что
также очень важно как для этногенстиче-
ских выводов, так и объяснения
происхождения осетинского языка. Здесь
следует упомянуть несколько фактов.
1. Еще А.А. Фрейман считал, что
открытие на востоке и последующее
изучение учеными Запада языкового
материала из Хорезма сделало возможным
подвести весьма прочный фундамент под
лингвистические контакты, которые
связывают хорезмийский язык с языком
алан — ассов, то есть с языком осетин —
«тех эмигрантов, места первоначального
обитания которых находились в Хорезме»
/32, с. 238/. А.А. Фрейман пытался
проследить связи осетинского языка с
хорезмийскнм и согдийским вплоть до V
века до н.э. В частности, он выводил имя
одного из вождей саков — Скунха,
разбитого Дарием, из осетинского глагола
зк'иапхип — «отличаться» /32, с.239/.
В этой связи отметим, что примерно в
середине II в. до н.э. племена юэджей
сильно потеснили саков с их
среднеазиатской территории. Согласно китайским
источникам, после этого племена саков
широко распространились и осели во
многих местах, в частности,
оккупировали Кашмир /33, с.98/. Саки, жившие в
степях Западного Туркестана,
продвинулись далеко на Запад, не исключено, что
и на Северный Кавказ и в
Причерноморье. Ведь Птолемей, описывая
«Азиатскую Сарматию», совершенно уверенно
называет живший на Кавказе народ
«Л а хссу о /» (Р1о1., Осо^г., У.8,13).Эта
греческая форма множественного числа
соответствует среднспсрсидской форме —
закап ~ за^ап — названия «саки».
2. СП. Толстов приводил интересное
доказательство восточных связей алан-
осстин в древний период. Он выяснил,
что одно из тюркских племен
Юго-Восточной Туркмении носит название
«Алан». Причем в этнографическом
отношении оно значительно отличалось от
окружающего населения (строгая
эндогамия внутри клана, ношение белой
одежды). Но, главное, у них сохранилось
предание, согласно которому они
переселились в места своего обитания из района
полуострова Мангышлак, где «когда-то
была сильная крепость, называвшаяся
2 Алапика - Ш
«Алан». Самос поразительное, что там
действительно найдены развалины
мощной крепости, известной под названием
«Алан-кала» (крепость Алан),
расположенной на северо-западных границах
Хорезма, между Аральским морем и
полуостровом Мангышлак. Из этого был
сделан вывод о вполне реальной
исторической ценности предания туркменского
клана «Алан». Само племя стало
рассматриваться в качестве отюрсченных
потомков алан, когда-то живших на
территории Хорезма и плато Усть-Юрт.
СП. Толстов указывал еще на один
любопытный факт: на некоторых монетах
выбито имя правителя Хорезма —
Ж гу и> т х. У Бируни он фигурирует как
V и т IV л*, что соответствует форме
«Урызмаг» — имени знаменитого героя
нартских сказаний осетин /34, с. 189; 35,
с. 161/. Напомним, что в современном
языке осетин встречаются такие формы
этого имени как Уаразмаг (Уырызмаг,
Урызмаг), Оразмаг.
В то же время исследования А.А.
Фреймана, увеличив количество
языковых аналогий между осетинским и
вымершим хорезмийским языком,
установили большую близость хорезмийского
языка к согдийскому, чем к алано-осс-
тинскому. '
3. Немецкий ученый Франц Алтейм
собрал интересные свидетельства,
позволившие ему выдвинуть гипотезу о связях
современных осетин с древними ассами
— завоевателями Бактрии /36.Уо1.П,8
210; 37, 3 281/.
4. Американский исследователь
Джордж (Георги.0 Вернадский вслед за
Шарпантье пы-« шея вновь обосновать
гипотезу о воз^ окном тождестве «У-су-
ней» китайских хроник с «'А т / о /» —
«Аз1ап1» — асес и осетин /38, р.82/.
5. Большой штерес с точки зрения
связей осетинсь >го и восточноиранских
(скифских) язы ов, а также
северо-восточного происхе кдения осетин
представляют труд X. бэйли. Он не связывал
«У-сунь» с «Амаш» и, наоборот,
допускал идентификацию ассов и
современных осетин только с «''Лт 1о Ь>.
Одновременно X. Бэйли выводил название
«асе» (осст. — аш - асси) из ранней
формы этого слова — «агзуа», и связывал
17

его с «Лларнзисй» у Масуди, а также с
названием «арси» и <<'Лр о1г I 8».
Следовательно, X. Бэйли также считал
осетин потомками восточно-иранского
племени <<'Ла1 о/», которое в древности
завоевало Бактрию. X.Бэйли потратил
много усилий, чтобы доказать наличие в
осетинском языке большого количества
слов, точный эквивалент которых можно
обнаружить только в согдийском языке
или в языке саков. Эти аналогии говорят
о том, что предки ассов находились в
тесных контактах с хорезмийцами, со-
гдийцами и предками афганцев /39, р.1;
р.262; р.142, 150; р.135/.
Обобщив все эти факты, Я. Харматта
вслед за Отто Мснчсн-Хслфсном
обосновал идею стратификации иранских
элементов в осетинском лексиконе.
Напомним, что на основании многих
исследований О. Мснчсн-Хслфсн предпринял
попытку объяснить происхождение осетин
как результат повторявшихся ссверо-
иранских этнических стратификации.
Прежде всего он отверг традицию
отождествления «У-сунь» с «А51ап1»,
предложив более широкую комбинацию. Он
попытался доказать, что имя «арси», как
называли себя древние тохарцы, является
полной аналогией названия «Ага» (Арси)
у Плиния,.«''Лр сг/т / 5». у Птолемея, а
также позднему названию алан — «аор-
сы». Эти названия племен, к которым он
добавил «ал(л)аризисв», упоминаемых
Масуди (X в.н.э.), по мнению О. Менчсн-
Хслфсна, тождественны термину «ассы»
— древнему названию осетин. В то же
время указанные народы являются тохар-
цами («Юэ-джи» китайских хроник),
поскольку они называли себя «арси».
Согласно О. Мснчсн-Хслфсну, название
«тохар» можно найти у современных
осетин, западная часть которых называет
себя дигорцами.
Однако ученый понимал, что такая
идентификация народов и названий
племен чревата серьезными противоречиями
в историческом плане. Поэтому он и
придал своим предположениями больше
вероятности, выдвинув блестящую идею
существования исторических
напластований. Согласно этой позиции, общепле-
меннос название Юэ-джсй было «тогар»,
а название главного племени у них —
18
«куша» (в китайских источниках это и
есть форма «Юэ-джи»). На каком-то
этапе указанные племена попали под
политическое господство саков,
называвших себя «арси» (аорсы, арси, ''Лт/о/,
асианы, ассы и т.д.) В результате
напластования «тогар-арси» сформировалась
народность, впоследствии разделившаяся
на несколько групп. Одна из них
(архаичная волна) начала мигрировать в
западном направлении и стала предками
ассов — дигорцев. Тем самым О. Мснчен-
Хелфсн отличал алан от ассов, в то же
время рассматривая их, как части одной
народности.
Даже при условии того, что выводы О.
Мснчсн-Хслфсна содержат много
гипотетических элементов, Я. Харматта считал
его идею наиболее плодотворной для всей
западной историографии. Осетинский
народ действительно мог сформироваться в
результате последовательного смешения
различных ссвсро-иранских (скифских,
сармато-аланских) племен,
наслаивавшихся одно на другое, в процессе
установления то одним, то другим элементом
политической гегемонии над сородичами.
Окончательное суждение по этому
вопросу, по мнению венгерского ученого, могут
вынести лингвисты. В этой связи у них
нет более важной и «захватывающей
задачи» на будущее, так как различные
ссверо-иранскис этнические страты,
участвовавшие в древности в формировании
осетинской народности, должны были
непременно оставить след в се лексике
/27, р.68/. Я. Харматта сосредоточил
свое внимание на проблеме
взаимоотношений ссвсро-иранских наречий юга
России и их связей с осетинским языком.
Заново обобщив весь известный
языковый материал, имеющийся в древних
надписях Северного Причерноморья, он
пришел к выводу, что современные
диалекты осетинского языка сложились уже
в глубокой древности, а сам язык
является остатком «аланской диалектной
группы, историческое развитие которой
отличалось от других сарматских диалектов»
/27, р.97/. Она одна выжила в
историческом плане, другие же были поглощены
(ассимилированы) в бескрайних
просторах наступавшими отовсюду
иноязычными этническими потоками.

Любопытно отмстить, что различия,
которые проводил внутри единой
народности О. Мснчсн-Хслфсн между се
важнейшими составными частями — «дигор-
цами и аланами», неожиданно в точно
таких же этнических терминах
подтвердил уникальный источник VII в.н.э. —
«Армянская география», о котором
ученый даже не имел понятия (тем весомее
его гениальная догадка). Приведем
отрывок из источника в переводе К.П. Патка-
нова: «Народы в Сарматии (Азиатской)
распределены следующим образом,
начиная с запада и направляясь к востоку.
Во-первых, народ агванов, аштигор — на
юге.... За дигорцами в области Ардоз
Кавказских гор (специалистами
отождествляется с Владикавказской равниной и
даже шире — с междуречьем Малки-Тс-
рска-Сунжи — А.И., В.К.) живут аланы,
откуда течет река Армна (Терек — ? —
А.И., В.К.), которая, направляясь на
север и пройдя бесчисленные степи,
соединяется с Атлсм» /41, с.36-37/. Идеи
О. Мснчсн-Хслфсна нашли некоторое
подтверждение и в интересном
исследовании Т.З. Козыревой A977 г.), которое, к
сожалению, в дальнейшем не получило
закономерного продолжения. Речь идет
об отражении этнических и племенных
названий в осетинской антропонимии.
Т.З. Козырева сумела установить, что
многие осетинские фамилии, являясь
частью лексики языка, своеобразно
запечатлели почти все известные из античной
литературы названия скифоязычных
племен и их подразделений. Кроме того, в
антропонимии отразился и ряд названий
кавказских племен, с которыми северо-
иранскис предки осетин контактировали
в течение длительного исторического
периода /42, с.250-256/.
Таким образом, осетинский народ, по
мнению крупнейших западных
исследователей, представляет собой
своеобразный этнический сколок, в языке и
культуре которого проглядывают важнейшие
характеристики раскинувшегося некогда
от Скифии до Индии и границ Китая
могущественного конгломерата севсро-
иранских (по И.М. Оранскому —
восточно-иранских, скифских) племен. Именно
к такому выводу, исследовав осетинский
эпос и мифологию, пришел выдающийся
французский ученый Ж. Дюмсзиль. «С
тех пор, — писал он, — как Миллер
привел доказательства в подтверждение
догадки Клапрота и Мюлленхофа, никто
уже больше не сомневается в том, что
кавказцы — осетины — последние
потомки «европейских иранцев» —
северных братьев мидийцев и персов: во
времена Геродота и Плиния они
назывались скифами и савроматами
(сарматами), а позднее под именем алан и
роксолан не раз потрясали то, что
оставалось от старого мира» /43, с.34/. Здесь
мы опустим целый ряд имен западных
ученых, внесших большой вклад в
исследование этногенеза осетин и пришедших
к аналогичных выводам, так как о них
содержатся подробные сведения в статье
В.И. Абасва /45, с.9/.
В 80-е годы в официальное советское
издание — учебник «Истории СССР с
древнейших времен до конца XVIII в.» —
было включено следующее
концептуальное положение: «Прежнее индо-европей-
скос ираноязычное население степей
(скифы, сарматы, саки и др.) было
оттеснено и утратило самобытность. Из
огромного массива этих племен уцелели только
таджики и осетины» /44, с.86/.
Наибольшая заслуга в том, что такой вывод
стал достоянием советской науки,
принадлежит патриарху отечественной
иранистики В.И. Абасву. Его концепция
происхождения осетин имеет как сходные
черты, так и существенные отличия от
вышеизложенных взглядов его
зарубежных коллег.
Как явствует из предыдущего
анализа, западные специалисты, занимавшиеся
проблемой этногенеза осетин, на первый
план выдвигали языковые данные, реже
— данные культуры, преимущественно
духовной. Вероятно, каждый специалист
порой склонен переоценить
свидетельства своей науки в ущерб другим: археолог
выдвигает на первый план
археологические артефакты, антрополог —
антропологические данные, лингвист —
языковые. Как тут установить равновесие? В.И.
Абаев полагает, что никакого
универсального рецепта быть не может. И он,
разумеется, прав. Теоретически
выверенная и учитывающая международные
стандарты троякая постановка этногене-
19

тичсского вопроса, о которой
упоминалось выше, не вызывает никаких
сомнений. Однако верно и то, что изучение
этногенеза каждого народа требует
индивидуального подхода. В зависимости от
различных обстоятельств решающим
может стать какой-либо один этногенетиче-
ский определитель.
Так, на научной сессии, состоявшейся
6-8 октября 1966 г. в г. Орджоникидзе и
посвященной этногенезу осетин, В.И.
Аба ев во вступительном слове приводил
весьма убедительные примеры. Для
суждения, скажем, об этногенезе негров
США их английский язык не имеет
никакого значения, и его можно
полностью игнорировать. Решающее значение
в этом случае имеет антропология. Если
бы даже мы ничего не знали о том, когда
и при каких условиях негры попали в
Америку, антропологических данных
было бы достаточно, чтобы установить, что
их ближайшие родичи живут в Африке.
Совершенно другой подход требуется
к баскам, живущим на Пиринсях. Для
них решающий этногснстичсский
признак — язык. Если бы даже остальные
данные, по словам В.И. Абаева, —
антропологические, археологические и другие,
— не показали ничего специфического,
одного языка достаточно, чтобы отделить
басков в этногснстичсском плане от их
нынешних соседей — испанцев и
французов /45, с.6/. Как мы помним, этот же
показатель был достаточен для Клапрота,
Потоцкого, Миллера и большинства
зарубежных специалистов при решении
вопроса о происхождении осетин.
В.И. Абаев совершенно справедливо
полагает, что, в зависимости от
конкретных случаев, выступают на первый план
и приобретают преимущественный
этногснстичсский интерес то одни признаки,
то другие. Отсюда важнейшая задача
этногснстичсского исследования — дать
верную оценку удельному весу тех или
иных признаков в каждом отдельном
случае /45, с.6/. Следует сказать, что в
последнее двадцатилетие ведущие
отечественные специалисты в области
этнических процессов все чаще отмечают, что и
«попытки выявления этнических
особенностей по отдельным элементам
материальной культуры редко бывают убеди-
20
тельными». И, наоборот, они признают,
что наиболее тесными являются связи
этноса с языком, который является не
только условием формирования, но и
«ключом этногенеза». «... Язык, —
полагают Ю. Бромлей и В. Козлов, — обычно
выступает как одно из важнейших
объективных свойств этноса, а также как
символ этнической принадлежности»
/46, с.10/.
Концепция В.И. Абаева никогда не
игнорировала антропологических и
археологических показателей, но всегда
учитывала, что применительно к осетинской
этногенстической проблеме удельный вес
должен склоняться в пользу языка и
культуры. В.И. Абаев впервые применил
к языку осетин понятие субстрата, кото-
рос появилось в трудах итальянских
лингвистов еще в конце прошлого
столетия. В работах «Некоторые осетино-яфе-
тические параллели», «К характеристике
современного осетинского языка», «Н.Я.
Марр и осстиновсденис», «О
взаимоотношении иранского и кавказского элемента
в осетинском» и др., он установил
кавказское влияние в основных областях
осетинского языка: в фонетике, синтаксисе и
лексике /47, с.10-11; 5, с.43/. Эти
органические явления, по мнению В.И.
Абаева, не могли быть результатом
простых заимствований, но свидетельствуют
в пользу длительных контактов
североиранских предков осетин с кавказскими
племенами. Что же касается роли «ибс-
рийско-кавказского» элемента в
становлении осетинского этноса, то в
большинстве своих фундаментальных работ В.И.
Абаев решающую роль отводил скифо-
сармато-аланам. Основные положения,
касающиеся этногенеза осетин, — писал
он, — стоят «прочно и непоколебимо:
наличие иранского элемента в их
этнической культуре и их изначальное
культурно-языковое родство с другими народами
индоевропейского круга, северный путь
их движения на Кавказ, преемственная
связь их со скифами, сарматами и
аланами» /48, чЛ, с.75-80, 95-108; 49.1Х,
с.57-69; 51, с.112-116; 52/. Этот акцент
на ведущее значение ираноязычных
связей осетин имеет весьма существенное
значение в концепции В.И. Абаева. Он
сближает се, с одной стороны, с идеями

В.Ф. Миллера, а, с другой стороны, — с
опытом зарубежных исследований. На
упомянутой сессии 1966 г. В.И. Абасв
вновь подтвердил свою позицию, заявив,
что «признание участия кавказского
субстрата в этногенезе осетин не
противоречит аланской теории. Оно лишь
дополняет ее на новом уровне наших знаний».
Причем эти знания, по его мнению,
несовместимы с тенденцией «обезличить
аланскую народность и умалить или
свести к нулю роль скифо-сарматского
элемента в формировании осетинской
этнической культуры» /45, с. 18/.
Исконная ирано-осетинская языковая
первооснова, по В.И. Абаеву, в скифский
период претерпела значительные
изменения под влиянием не только кавказских,
но и восточно-европейских языков /53/.
С продвижением больших масс сармато -
алан в сторону Центрального Кавказа
они ассимилировали какие-то микроэт-
ническис племена, для которых иранская
речь стала играть роль межплеменного
языка. Но языки этих племен не исчезли
бесследно, они в качестве элементов
выступают в современном осетинском
языке как субстратные /54, с.47/. Но в
своей основе осетинский язык является
индоевропейским. Иначе говоря,
носители осетинского языка, «оторвавшись от
своей исконной индоевропейской среды в
свое время, после сложных перипетий
вошли... в тесные контакты с иберо-кав-
казским этническим и языковым миром.
Эти контакты стали теми
заключительными мазками художника, которые
придали осетинскому языку его современный
облик».
Основные положения концепции В.И.
Абаева устраивали далеко не всех.
Тенденция, о которой с тревогой говорил на
сессии 1966 г. В.И. Абаев, к этому
времени претендовала уже на статус
отдельного направления в осетиноведе-
нии и имела в рядах се сторонников
целую группу историков, антропологов и
археологов. Тенденция значительно
укрепилась в 50-с-бО-е годы и, по-сущест-
ву, оформилась в концепцию «единого
корня» и единого происхождения народов
Северного Кавказа. Такая концепция
должна была служить укреплению
«братской дружбы» его народов.
Однако первые штрихи нового подхода
были заложены еще в 1918 г. Н.Я.
Марром, сторонником, а затем и
наиболее видным апологетом так называемого
«нового учения о языке». Напомним, что
это учение было связано с отрицанием
миграций вообще и верой в стадиальную
трансформацию одних языков в другие.
Исходя из этой методологии, Н.Я. Марр
в статье «Оз5сиса-1арЬсИса» утверждал:
«Осетины, несмотря на иранский их
язык, являются одним из видовых
представителей кавказских этнографических
типов» /55, сер.У1, т.ХН, с.2070; с.24;
с. 15/. Позднее данная идея был развита
в положение об «ираноязычной автохтон-
ности» осетин. При этом «автохтонность»
понималась, в основном, как результат
механического усвоения языка скифо-
сармато-алан какой-то частью
«кавказских племен» /45, с.69/.
О том, что здесь, по-видимому, не
обошлось без социального заказа,
свидетельствует, на первый взгляд,
парадоксальный факт. Как известно,
теоретические упражнения Н.Я. Марра
раскритиковал — И.В. Сталин. Этого было
достаточно, чтобы в процесс критического
обсуждения были втянуты все лучшие
силы советской науки. Так, появились
целые тематические сборники,
направленные против Н.Я. Марра. Впрочем, во
многом критика была вполне
оправданной. В статье с весьма характерным для
того времени названием «Пути
преодоления влияния Н.Я. Марра в археологии»
А.В. Арциховский совершенно
справедливо замечал, что «для всех статей Марра,
с тех пор, как он создал свое пресловутое
«новое учение о языке», характерно
пренебрежение историческими
особенностями областей и этнических групп...
Исторический процесс обесцвечивался и
упрощался предельно» /56, с.59/.
Казалось бы, что после такого залпа
из «главного калибра» от идей Н.Я.
Марра по поводу происхождения осетин,
не останется камня на камне. Но не
тут-то было! Как известно, в те годы, да
и позже, с неотвратимостью автоматизма
в сознании (или, скорее в подсознании)
представителей общественных наук
действовал неписаный закон «двойного
стандарта». Если концепция Н.Я. Марра
21

задевала интересы ведущих, крупных
наций, то для малых народов, обязанных
ничем не выделяться и дружить между
собой, она вполне годилась. Чем еще
можно объяснить то, что в сборнике
«Против вульгаризации марксизма в
языкознании» (М., 1953), целиком
направленном против теоретических построений
Н.Я. Марра, торжествует именно его
концепция происхождения осетин. К
слову, в статье «Об этногенезе осетин и
других народов Северного Кавказа» Е.И.
Крупнов буквально повторил
формулировки Н.Я. Марра, разумеется, без
ссылок на их автора. Вот характерный
пассаж: «Древняя история осетинского
народа служит примером постепенного
заимствования кавказской этнической
средой чуждого ей иранского языка» /57,
с. 141-164/. Как выяснилось позже из
других работ Е.И. Крупнова и его
последователей, это было программным
заявлением, которое базировалось на ряде
методологических принципов,
изложенных Н.Я. Марром. Прежде всего Е.И.
Крупнов, вслед за своим
предшественником, свел к нулю значения языка как
важнейшего этногснстичсского
определителя для осетин. Вместо него на первый
план выдвигался критерий «субстратной»
материальной культуры, значение
которой в этногенезе осетин
гипертрофировалось. И, наконец, отрицалось этническое
многообразие древнего населения
Северного Кавказа: в однородной этнической
среде растворялись так называемые
«аборигенные предки» осетин. В капитальной
своей работе «Древняя история Северного
Кавказа» A960) Е.И. Крупнов
утверждал, что «горцы Северного Кавказа
представляли собой этническое и культурное
целое, а не дробились на отдельные
народности» /58, с.372/.
Положение Е.И. Крупнова полностью
противоречит данным античной
традиции. По словам Страбона, «Сюда (в
Диоскуриаду — А.И., В.К.) сходятся,
говорят, семьдесят народностей,
живущих выше се и вблизи (т.е. в горах и
предгорьях Центрального Кавказа —
А.И., В.К.)..., все они говорят на разных
языках, так как живут разбросанно, не
вступая между собою в отношения
вследствие самолюбия и дикости. Большая
часть их принадлежит к сарматскому
племени, и все они называются
кавказцами» (81гаЬо, Сео^г., XI, 1, 16).
Напомним, что и во времена Геродота (и даже
ранее) Кавказ уже был известен как
«Гора языков». Вряд ли в эпоху бронзы
положение было иным. Другими
словами, прав был не Е.И. Крупнов, а В.Ф.
Миллер, писавший, что «... если в
настоящее время языки и наречия считаются в
нем (т.е. на Кавказе — А.И.,
В.К.Десятками, то в глубокой древности их было
еще больше, ибо многие народы,
истощаясь в постоянной борьбе, гибли, и от
языка их не осталось и следа» /II,
с.500/. Более того, говоря об участии
киммерийцев, скифов и сарматов в
древних судьбах Северного Кавказа, Е.И.
Крупнов противоречит сам себе,
утверждая, что население Северного Кавказа
«было этнически однородной средой»
/58, с.393/.
Впрочем, это соответствовало вполне
определенным методологическим
принципам. Е.И. Крупнов строил древнюю
историю Северного Кавказа не как
историю конкретных племен и этнических
групп общностей, а как историю
археологических комплексов или культур. При
этом у него выходило, что все культуры
конца бронзового и начала железного
века (кобанская, каякентско-хорочоев-
ская в Восточной Чечне и Дагестане,
прикубанская, колхидская в Западной
Грузии и Абхазии) отражали лишь
местные особенности более или менее
однородного «общекавказского этнического
массива» A59, с.25; 45, с.281).
Представители этого массива, по мнению Е.И.
Крупнова, и были создателями
кавказского языкового и культурного субстрата,
который издревле (изначально) явился
глубокой «материальной подосновой
определенной части единой древнекавказ-
ской культурной общности или иберий-
ско-кавказской языковой семьи» /45,
с.28/. Последнее определение,
приведенное в его докладе на сессии 1966 г.,
заимствовано из работ грузинских
антропологов, которые, как и часть археологов,
исходили из тех же методологических
принципов и поддерживали идеи Марра-
Крупнова.
В начале 50-х годов экспедиция Инс-
22

титута экспериментальной морфологии
АН Грузинской ССР произвела
антропологические измерения 200 осетин в горах
Орджоникидзсвского (ныне
Пригородный) и Ирафского районов Северной
Осетии и 100 человек южных осетин.
Кроме того, М.Г. Абдушслишвили A955
г.) измерил 165 черепов из могильников
селений Коба и и Даргавс. В результате
грузинские антропологи обнаружили
сходство осетин с горными
этнографическими группами грузин и выделили в
составе населения Северного Кавказа
кавкасионский тип /60, т.5/, по
выражению Г.Ф. Дсбсца, «самый кавказский
из кавказских типов» /61, т.ЗЗ/. К нему
были отнесены также балкарцы,
карачаевцы, чеченцы, ингуши, восточные
кабардинцы и аваро-андоцезскис группы
Дагестана.
Однако уже в 1974 г. А.Г. Гаджисв,
критически отнесшись к методике своих
предшественников, вынужден был
признать, что генезис кавкасионского типа,
локальные варианты в его составе
являются предметами дискуссионными и
нередко получают весьма противоречивое, а
иногда и предвзятое толкование в
исследованиях /62, вып.46/. Н.Н. Цвсткова
также полагает, что в виду
малочисленности выборок в антропологии
кавкасионского типа гораздо больше
поставленных, чем разрешенных вопросов /63,
с.70-71/.
Допустим, эти оценки специалистов
70-80-х годов в 60-е годы еще не были
известны Е.И Крупнову и его
сторонникам. Но им должно было быть хорошо
известно исследование К.Х. Бсслскосвой,
опубликованное в 1957 г. в «Известиях
Севсро-Осстинского
научно-исследовательского института» /64, с.206-212/.
Материалом для се работы послужили
119 осетинских черепов из могильников
горных селений всех ущелий Северной
Осетии. Причем для сравнения были
привлечены черепа из ингушских
могильников ущелья Армхи (все ХУН-ХУШ
вв.) и черепа Х1-ХП вв. из аланского
Змсйского могильника. К.Х. Бсслекосва
смогла показать, что сходство осетинских
черепов с аланскими гораздо больше, чем
сходство с аланскими черепами
ингушских черепов /64, с.211/, что было
зафиксировано в специальной таблице
/64, с.210/. Одновременно было
установлено, что по высотному диаметру
аланскис черепа, как более высокие,
отличаются как от осетинских, так и от
ингушских. В этой связи напомним, и это
также отмечала К.Х. Бсслекосва, что
отечественными и зарубежными
антропологами было давно установлено, что
известный процесс брахикефал изации
(за счет увеличения поперечного
диаметра и уменьшения продольного или, по
другому, высотного) шел неравномерно.
У осетин за последние 200 лет
продольный диаметр остался неизменным (т.е.
«аланским»), а поперечный сильно
увеличился. Черепа же из Гизсльдонского и
Дигорского ущелий из склепов до ХУН в.
практически не отличаются от аланских.
В.В. Бунак A947-1953 гг.)
опубликовал антропологическую характеристику
осетин, основанную на исследованиях
825 живых и 212 черепов. Автор отнес
осетин к особому, выделенному им, при-
терскому антропологическому варианту.
Причем он предложил интересное
объяснение увеличения головного показателя,
начиная с XVIII в. В.В. Бунак полагал,
что это связано с резким изменением
хозяйственного и бытового уклада
горского населения с их переселением на
равнину /64, с.211/. Кажется, в наши
дни эта точка зрения получаст
подтверждение. Руководитель группы
исследователей — генетиков из Института Общей
генетики им. Н.И. Вавилова РАН К.Б.
Буласва в течение 19 лет занимается
генетикой малых народов Северного
Кавказа. Ее исследования среди
переселенцев на равнину из высокогорных районов
Дагестана установили серьезные
изменения генетической и морфологической
структуры у этих людей. К.Б. Булаева
полагает, что причина кроется в
специфике генофонда народов Кавказа,
исторически сложившегося в ходе длительной
эволюции и строгой адаптации, как
правило, к высокогорным и горным
условиям. Имевшие при этом место
географическая, этническая, религиозная и, как
следствие, брачная изоляция,
способствовали созданию генетической структуры
народов Дагестана, весьма
чувствительной к изменениям экологических факто-
23

ров. С известными поправками вес
сказанное можно отнести и к осетинам /65,
с.12/.
Однако исследования В.В.Бунака,
К.Х. Беслекосвой и аналогичная работа
американского антрополога Генри Филда
A953 г.) были Е.И. Крупновым
проигнорированы, зато метафизическое,
однозначное утверждение части антропологов
о том, что осетины морфологически
«близки, родственны народам
Центрального Кавказа и что аланское население
резко от них отличалось» /45, с.324/,
оказалось положенным в основу
пресловутой теории «ираноязычной автохтонно-
сти» /45, с.69/.
Ссвсро-иранцам было полностью
отказано в участии в развитии бронзовой
культуры на Северном Кавказе. При этом
явно игнорировались индоевропейские
мотивы, присутствующие в ней. Собака
(волк), олень, лошадь, змея, украшавшие
характерные изящные топоры с двухсто-
роннс изогнутыми корпусами —
наиболее распространенные тотсмы-онгоны
киммерийских и скифских племен и
кланов /66, т.Уб с.217; 67, с.264, 268,
273; 68, с.147-150, 69/.
С конца VII в. до н.э. изображения на
бронзовых изделиях Северной и Южной
Осетии, по словам Б.В. Тсхова, начали
буквально «совпадать с характерным
скифским зверным стилем» /70, с.81/.
Все это было хорошо известно уже в 60-е
годы. Сторонники исключительно
«аборигенного» характера кобанской
культуры справедливо сравнивали се со
знаменитым Гальштатским аналогом
(Австрия), но при этом закрывали глаза на то,
что такой известный исследователь
бронзовых культур, как С.К. Дикшит, давно
и вполне обоснованно указывал на
индоевропейские корни Гальштатской
культуры. Он сравнивал се с аналогичными
бронзами Востока, созданными при
непосредственном участии скифов /70,
с.470-471; 72; с.62-78/.
Однако Е.И. Крупнов и его
сторонники развивали свои исследования в
совершенно иной плоскости. Взяв за основу
форму погребальных сооружений,
погребального обряда и некоторые виды
керамики, Е.И. Крупнов выделил в пределах
границ кобанской культуры три се
локальных варианта, а полученные при
этом различия объяснил отражением
племенных этнографических отличий
древних групп населения Кабардино-Бакаро-
Пятигорья, Северной и Южной Осетии и
Чечено-Ингушетии /5, с. 185, карта/. С
особым удовлетворением Е.И. Крупнов
отмечал, что к таким же выводам
относительно тех же трех локальных вариантов
пришли В.И. Марковин — для культуры
предшествующей поры — эпохи средней
бронзы и В.А. Кузнецов для
последующей, уже аланской, культуры раннего
средневековья /45, с. 28-29; с.119, карта;
74, с.120, рис.22/. Весьма
симптоматично название ранней работы В.А.
Кузнецова «Аланские племена Северного
Кавказа». В недрах знаменитой культуры Ко-
бана авторы этих исследований находили
«наиболее ощутимые истоки
средневековой культуры ряда народов Северного
Кавказа» /45, с.29/. А поскольку
особенности локальных вариантов
кобанской культуры сохранялись в «позднес-
редневсковый период и в аланской
культуре», то для сторонников концепции
Марра-Крупнова было вполне логично
рассматривать даже средневековых алан
не как народность, а как конгломерат
кавказских племен, на которых аланы
распространили свое имя. Так, по
мнению В.А. Кузнецова, этноним «дигор»,
по-видимому, относится к отличной от
алан-осетин автохтонной части
населения Верхнего Прикубанья и, что в
составном этнониме «ащдигор» (Ас-Дигор)
совершенно реально отразился смешанный
состав населения Верхнего Прикубанья»
/74, с.72-73/. В этом тезисе особенно
заметны различия с цитированными
выше работами западных ученых, различия
концептуального характера, так как они
считали алан-осетин единой
народностью. Итак, какая-то часть кавказцев
(безымянный «кавказский этнический
субстрат» осетин), по мнению
сторонников Е.И. Крупнова, была ассимилирована
аланами только в языковом, но отнюдь не
в физическом и культурном отношении
довольно поздно — лишь в
средневековый период.
Весьма характерным было отношение
Е.И. Крупнова к нартовскому эпосу. Он
отрицал историчность этого эпического
24

памятника /58, с.151, 152, 154/ и
считал его порождением некой, еще не
дифференцировавшейся древнекавказе-
кой среды, когда она «не дробилась на
отдельные народности» /58, с.372/. Это
полностью противоречит исследованиям
В.Ф.Миллсра, Ж.Дюмсзиля и В.И.Абас-
ва. По мнению последнего, нартовский
эпос — многослойный памятник (как тут
не вспомнить идею О.Менчсн-Хелфена!)
с разнородными этническими
включениями. Ядром же его являются скифские и
аланскис мифы и предания. В.И. Абаев
установил, что эпос в существенной своей
части был создан еще тогда, когда
осетины-аланы были не горными, а степными
жителями. Ареной нартских походов и
богатырских подвигов почти всегда
является степь. Кроме того нарты связаны и с
водной стихией — с морем.
Сопоставление с историческими данными позволило
В.И.Абасву утверждать, что
многочисленные нартские балцы
(военно-предпринимательские походы), о которых
повествуют многие сказания, необходимо
связать с действительными военными
походами скифов, сарматов и алан, которыми
была наполнена вся история этих народов
/5, с.118-119/. Правоту В.И.Абасва в
полном объеме подтвердил в своем
исследовании Ю.А.Дзиццойты /75, особ. гл.З,
с.117-183/. Глубокое изучение нартов-
ского эпоса также привело Ж.Дюмсзиля
к выводу, что «многие группы нартовских
сказаний, многие образы нартов идут из
аланского фонда, т.е. сармато-скифского,
свропсйско-иранского, стало быть, в
конечном счете осетинского» /76, р.171;
р. 10/. После исследований
В.Ф.Миллера, Ж.Дюмсзиля, В.И.Абаева и других
ученых уже не возникает сомнений, что
скифы, сарматы и аланы пришли на
Кавказ не только со своим языком, но и
со своим эпосом /45, с. 17/.
Многое, что связывает осетин со ски-
фо-сарматскими прародителями, они
сумели сохранить в своей культуре и быту.
Это общеизвестно, и здесь нам нет
необходимости перечислять подробности.
Осетинские этнографы, и прежде всего Б.А.
Калоев, убедительно
продемонстрировали, что в наиболее архаичном виде черты
скифо-сарматской бытовой культуры
сохранились именно в традиционном быту
осетин (обряд посвящения коня, этикет
ритуальных церемоний и застолий,
одежда, предметы обихода, элементы
изобразительного, музыкального и
хореографического искусства и т.д.). При этом
многие такие обряды и традиции
наиболее близкие параллели имеют в быту
ряда народов Средней Азии, которым,
как было установлено, они достались в
наследство непосредственно от скифских
предков осетин /34; 35; 68; с.146-156; 77;
с.1-7; 78; т.1; 70, с.61; 61; 80; 81;
с.148-157/3. Вообще необходимо
отметить, что захватившие в свое время
огромную территорию скифо-сарматскис
племена нередко оказывали большое
влияние на аборигенов этих земель,
передавая им черты своего быта и культуры.
Так, обряд погребения с конем,
заимствованный у скифов, широко бытовал на
юге Украины, в частности, на Киевщинс,
до 1Х-Х вв., на что указывают погребения
дружинников /82, с.37/.
Такие исследователи, как Я.Хармат-
та, Ф.Кардини, Б.С.Бахрах, Э.А.Рикман,
Н.Плопшор и многие другие, отмечали
сильное влияние сармато-аланской
культуры, которое испытали почти все народы
Восточной, Центральной и отчасти
Западной Европы /31, с. 190-204/.
Примечателен ряд замечаний по этому поводу,
принадлежащий перу Ф. Кардини:
«Происходившие от иранского корня скифы,
оказывали сильное воздействие на
фракийцев, перенявших у них немало
военных приемов, научившихся, например,
стрелять из лука, не сходя с коня...»; «...
Скифы также передали гето-дакам свои
верования, основа которых была
иранской и, в которой особое место занимала
идея бессмертия. От скифов же гето-даки
узнали о железном оружии. Но геты
поддерживали контакты и с сарматскими
племенами-языгами и роксоланами. От
них... они научились использовать
отряды тяжелой кавалерии, атаку которых
Это еще раз подтвердил в весьма содержательном докладе па Международной конференции памяти
академика А.Шегрсна казахский ученый Л.Ганисв. //См. Тезисы Международной конференции,
посвященной 200-летию со дня рождения академика Л.Шсгрена. Владикавказ: СОГУ, май 1994.
25

готовили и поддерживали лучники»;
«...Знания и опыт сарматов в
производстве боевых пород (лошадей — А.И., В.К.)
высоко ценились западными авторами»;
«...святость меча пришла из мира степей,
а германцы сыграли здесь роль
посредников. Создатели се — иранские народы»;
«...воздадим должное богатой и гордой
скифской цивилизации, стране отважных
конных воинов, гениальных ювелиров и
шаманов-провожатых в царство
мертвых...»; «...К сожалению, и по сей день
мы продолжаем смотреть на храмы,
народы и страны сквозь кривое стекло
эллинской «классики», для которой скифы
всего лишь бесчеловечные варвары...»;
«... Из всех сарматов историки Рима
выделяли аланов, говоря об их
воинственности, отмечая их «жестокость»
(оценка, как известно, весьма
субъективная), чрезвычайную эффективность их
тяжелой кавалерии» /83, с.43, 44, 47, 53/.
Справедливости ради необходимо
отмстить, что ряд античных авторов,
опиравшихся не на легенды, а посетивших
лично места, обжитые аланами еще до
гуннского нашествия, отмечали, что они
знали не только скотоводство, но имели
различные виды пахотных орудий с
железными наконечниками и мололи зерно
жерновой мельницей с силовой тягой.
Знаменитая «мягкая» пшеница,
известная еще скифам, возделывалась и сарма-
то-аланамп. Она вывозилась даже в Рим,
так как хорошо переносила
транспортировку. Римский наместник Мсзии Тит
Плаутий Сильван вывез оттуда большое
количество такой пшеницы (Согриз
1п$спр1юпит, XIV, 3608). Приск Паний-
ский, посетивший алан в Венгрии в V
веке, отмечал, что «варвары», которых он
отличал от «уннов» (т.е. гуннов),
переправляли на лодках-однодеревках их
гостей; на небольших реках у этих
варваров» имелись паромы. Только у них
можно было достать просо, ячмень и
бобовые, мед, куриное мясо и,
по-видимому, «кумал» — квас.Епископ Кир-
ский Фсодорит (середине V века н.э.)
пишет, что у «савроматов» (так он
называл алан) существовали такие
ремесленные специальности, как кожевники,
медники, плотники и даже кораблестроители
/84.1948, 3,4.299/.
26
По словам Л.Н. Гумилева,
«территория аланов AН-1У вв.н.э.) включала
Северный Кавказ и Доно-Волжскос
междуречье. Хозяйство их было основано на
сочетании скотоводства с земледелием, а
ремесла и искусство были на очень
высоком уровне. Культура их была
продолжением скифской...» /85.1989, № 7/.
Трудно предположить, что подобные
факты не были известны авторам
«Истории Ссвсро-Осетинской АССР» A987).
Тем не менее из этого издания мы
можем почерпнуть информацию,
совершенно противоположную только что
приведенным свидетельствам. Так, на
странице 101 читаем: «...аланы-вчерашнис
кочевники и скотоводы — после
нашествия гуннов стали переходить (!? — А.И.,
В.К.) к оседлому земледелию.
Приобщению алан к местным (!? — А.И.., В.К.)
традициям земледелия и усвоению ими
необходимых производственных знаний и
навыков во многом способствовали их
близкие контакты с аборигенами.
Местные кавказские племена с глубокой
древности занимались земледелием и
накопили богатые традиции земледельческой
культуры» /86, с.101/. Это яркая
иллюстрация реминисценции идей Маррат
Крупнова о ведущей роли «аборигенного
кавказского субстрата» в этногенезе и
культорогенезе осетин. В точном
соответствии с этими идеями кавказские
племена (которых Страбон, как мы помним,
называл «дикими») выступают в роли
благородных учителей, передававших
«варварам аланам» свою более высокую
культуру. Взамен аланы, по-видимому,
поделились с ними иранским языком.
Именно к такому заключению пришел на
упомянутой сессии 1966 г. Е.И. Крупнов:
«Не отрицая определенного и даже
значительного вклада иранства в процесс
формирования осетинского этноса,...
ведущее место в этногенезе осетин следует
отвести кавказской аборигенной
общественной среде. Именно поэтому
современные осетины и являются истыми
кавказцами по происхождению, внешнему
облику и культуре... и иранцами по
языку» /45, с.41/. Нетрудно заметить,
что по существу постулировалось полное
отрицание этнической и культурной
преемственности скифо-сармато-алан и осе-

тин, поскольку, как уже было показано,
язык в качестве этногснстичсского
показателя сторонниками этой концепции во
внимание не принимался.
В то же время, делая подобные
заключения, Е.И. Крупнов, а позже и его
последователи, все время употребляли и
употребляют такие термины, как «ирани-
зация», «сарматизация», «ассимиляция»,
«оседание» и т.д. Указывая на
абсурдность такого положения, В.И. Абасв на
сессии 1966 г. задавал Е.И. Крупнову
следующие вопросы: «Но если имело
место оседание и ассимиляция, то как
можно говорить, что иранцы дали
аборигенам «только язык»? Ведь нельзя же
представлять дело так, что скифо-сарма-
ты явились на Кавказ, открыли
краткосрочные курсы по обучению местного
населения иранской речи, а затем
исчезли. Куда исчезли? Из этого лабиринта
противоречий не видно выхода» /45,
с.17/.
Любопытно, к какой степени
«кривизны» отнес бы подобную концепцию
темпераментный Франко Кардини, который
с истинно римской прямотой заявлял, что
севсро-иранцы в «определенный момент
оказались двигателем прогресса (81с! —
А.И., В.К.) в беспокойном понтийском
(т.е. на Северном Кавказе и в
Причерноморье — А.И., В.К.) и закавказском
мире» /83, с.43/? Этот момент он
относил еще к скифскому времени «(VI-
III в.до и.о.)» /83, с.43/.
Попытка Ю.С. Гаглойти на сессии
1966 г. показать, что концепция Марра-
Крупнова совершенно принижает роль в
этногенезе осетин «ираноязычного
элемента» — киммерийцев и скифов, как и
критика В.И. Абаева «тенденции к
обезличиванию аланской народности», уже
мало что могла изменить /45, с.68-69/.
Результат был предопределен заранее. В
резолюцию научного форума внесли
положение об участии в этногенезе осетин
«двух основных компонентов — скифо-
сармато-аланского и местного
кавказского» /45, с.326/. Тем самым, осетины
были объявлены «двуприродным»
народом, а перед учеными была поставлена
задача определить «удельный вес»
каждого из «компонентов». Мы уже
убедились, куда склонила чашу весов
концепция «ираноязычной автохтоннности».
Разумеется, дело заключалось в
научных разногласиях, хотя и искренних
заблуждений при этногснстичсской
интерпретации исторических материалов
было немало. Как известно, в те годы, да
и потом, на любом научном предприятии
и его итоговых документах сказывался
прессинг официальной политики. При
этом и в нас самих действовал
своеобразный внутренний цензор. Вот почти
откровенное признание В.И. Абаева: «Я
уверен, что на настоящей сессии не будет
сказано ничего такого, что могло бы быть
истолковано как желание отгородить
осетин от других братских народов Кавказа»
/45, с. 19/. Весьма характерное
заявление. В этой связи уже было не важно, что
даже выдающийся ученый призывал
своих собратьев остерегаться не выполнить
«нашей задачи и в том случае, если
наряду с общим не покажем всего
особенного и специфического в этногенезе
осетин. Каждый народ, большой или малый,
заслуживает того, чтобы к нему
подходили с полным учетом его этнической
индивидуальности, неповторимого
своеобразия его исторических судеб,
особенностей его национальной культуры. Если
бы не было этого своеобразия, то самая
постановка вопроса об этногенезе о т д с-
л ь н ы х (разрядка авторов) народов
Кавказа была бы бессмысленной и
беспредметной. Следовало бы говорить
только об этногенезе народов Кавказа в
целом. Мы знаем, что в действительности
это не так» /45, с. 19/. Но в том-то и
дело, что для официальной политики
ценность и значение имела только идея
«интернационализма», в том числе
опрокинутая в прошлое. А именно этому в
наибольшей степени отвечала концепция
определяющей роли общекавказской
«этнической подосновы» в этногенезе всех
ссверокавказских народов, и осетин, в
частности. И с этой точки зрения было
как раз не важно, что в действительности
это не так. Но с этим были вынуждены
считаться все, в том числе и те, кто
обращался к проблеме этногенеза и в
80-е годы.
Характерно следующее заключение:
«В широких читательских кругах Осетии
и у части исследователей до сих пор
27

бытует представление о том, что осетины
полностью тождественны аланам, а
осетинский язык равнозначен аланскому
языку. Таким образом, вольно или
невольно, постулируется старая буржуазно-
националистическая идея о некоем чисто
«арийском», «иранском» происхождении
осетин и их языка. Это — заблуждение,
не отвечающее уровню современной
науки, и его надо решительно отбросить»
/88, с.280/. И далее: «Осетины не
тождественны ираноязычным аланам,
осетинский язык не тождественен
аланскому потому, что в формировании
осетинского народа и языка, его культурно-
бытовых особенностей активную роль
сыграла аборигенная кавказская
этническая среда, в окружении которой аланы
находились со времени их появления на
Северном Кавказе» /88, с.280/. Отсюда
явствует, что этногенез осетин следует
рассматривать только с момента
появления алан на Северном Кавказе. Но ведь,
несмотря на активное цитирование работ
В.И. Абасва, это полностью противоречит
его выводам /5, с.47/.
Дело в том, что вскоре после
упомянутой сессии 1966 г. (в 1968 г.) В.П.
Алексеевым и Ю.В. Бромлссм был
выдвинут ряд концептуальных положений о
роли миграций в этнических процессах в
древности. По их мнению, если
исключить случаи, когда приход новой волны
переселенцев приводил к длительному и
сравнительно изолированному
сосуществованию на одной территории двух
различных этнических общностей,
последствия «завоеваний» могут быть сведены к
трем основным вариантам: «1)
завоеватели полностью ассимилируют
побежденных; 2) победители бесследно
растворяются в аборигенах; 3) происходит синтез
этнического суперстрата и субстрата, в
ходе которого возникает новый этнос». К
третьему варианту и был отнесен
этногенез осетин /87,^.35-36 и след./.
Заключение о возникновении «новой
этнической общности» в результате синтеза
«кавказских аборигенов» (субстрата) и
алан (суперстрата) в цитированных
«Очерках истории алан» A984 г.) было
сделано в точном соответствии с этим
вариантом указанной схемы /88, с.280-
281, сн.8/. Позволительно задать вопрос,
а разве до алан не было иранских
«миграционных волн» на Кавказ
(киммерийцы, савроматы, скифы)? С.Л. Дуда-
рев, например, посвятил активным
контактам населения Кавказа с киммерий-
ско-скифским миром, имевшим место
задолго до прихода алан, целую
монографию /89/. Причем там тоже речь идет
о «синтезе». Так когда же возникла
«новая этническая общность»?
Вот как в толковании авторов второго
издания «Истории Ссверо-Осстинской
АССР» выглядел процесс этногенеза
осетин. Процитируем наиболее характерные
отрывки.
1. «Было бы неверным механически (?
— А.И., В.К.) отождествлять
современных осетин со скифами и аланами, не
учитывая влияние кавказского
субстрата» (с. 109-110).
2. «Можно полагать, что
взаимодействие этнического кавказоязычного
субстрата и аланского суперстрата в после-
гуннский период вступило в качественно
новый этап, сыгравший огромную роль в
формировании осетинской народности и
осетинского языка» (с. 121).
3. «На территории обоих племенных
объединений (западных и восточных
алан) продолжали жить .... аборигенные
кавказские племена. Эти племена... в
современной науке принято считать
этническим субстратом, т.е. той
исходной (разрядка наша — А.И., В.К.)
средой, которая вошла в состав
формировавшегося алано-осстинского народа в
качестве одного из двух главных
компонентов его этногенеза» (с. 193-194).
4. «Процесс длительного
взаимодействия ираноязычных аланских и местных
кавказских элементов на территории
Алании в Х-ХН вв. привел к сложению
аланской народности. Однако тогда этот
процесс не был завершен, не
сформировался единый алано-осский этнос» (? —
А.И., В.К.)
5. «Решающее значение для
дальнейшего этногенеза осетинского народа
имела новая миграция в горы после монголо-
татарского нашествия... С XIV в. мы уже
вправе говорить не об аланах-осах, а об
осетинах, как сложившейся, устойчивой
этнической общности».
Таким образом, события, которые
28

В.Ф. Миллер считал величайшей
трагедией, крушением древнего аланского
этноса, следует считать «завершением»
этногенеза осетинского народа.
Мы выписали эти дефиниции
не только потому, что они претендовали
на включение в официальное издание, но
и потому, что, несмотря на учет
критических замечаний и исправление наиболее
неудачных формулировок, концепция
осталась. Ее основные положения,
заложенные Марром-Крупновым,
продолжают действовать до сих пор и определять
направление многих исследований.
История, действительно, не знает
«чистых» народов и «чистых» языков.
Происходило смешение племен и
народностей, имели место процессы этнических и
языковых интеграции. Но в конечном
итоге эти явления приводили либо к
ассимиляции, либо к этногенстической
миксации (синтезу). При первом типе
этнических процессов слияние двух
этнических общностей приводило к
исчезновению одного из них; при втором же типе
прекращали существование обе, и
появлялась новая этническая общность. Так
что же было в случае с осетинами?
Если была «иранизация» —
ассимиляция скифо-сармато-аланами безымянных
кавказских аборигенов, то не может быть
и речи о «двуприродности»
происхождения «алано-осов», ибо ассимиляция
одной народностью других этнических
«компонентов» не может изменить
природу ассимилирующего этноса. При этом,
разумеется, невозможно отрицать
определенного вклада «субстрата» во все три
этногенетические составляющие:
антропологию, язык и культуру. Но это всего
лишь вклад и не более того. Известно, что
восточные славяне, к примеру, в процессе
своего этнического развития
ассимилировали многие угро-финские, балтийские, а
также ссвсро-иранские племена, и даже
народности /90, с. 160; 91, р.74; 92,
с.390/, но, несмотря на это, потомки
восточных славян (русские, украинцы,
белорусы) не стали «двуприродными»
или «многоприродными». Другой пример.
На территории исторической Грузии в
определенные периоды в результате
внешних вторжений истреблялось или
угонялось население и собственно грузин
в Грузии оставалось мало. Опустевшие
районы грузинские цари заселяли
многочисленными неродственными грузинам
народностями, которые со временем
подвергались ассимиляции. Тем не менее
грузины не перестали быть грузинами.
Такие примеры могут составить
громадный том и в этих «субстратах»,
«адстратах» и «суперстратах» не мудрено
запутаться. Ведь каждая этническая
общность, или отколовшаяся от нее часть,
по отношению к другим этническим
единицам в разные периоды истории и на
разной территории выступала то в роли
субстрата, то суперстрата, то адстрата.
Где-то и кого-то ассимилировала, а где-то
(как, например, аланы на Западе в
раннем средневековье) сама подвергалась
ассимиляции /93, р.74-114/.
Если же имел место синтез, то после
длительных контактов скифо-сармато-
аланы и безымянные кавказские
аборигены должны были исчезнуть, а на их
братской могиле вырос и появился народ,
почему-то названный осетинским. В
таком случае историю этого народа
следовало бы начинать с момента его
появления, т.е. с Х1У-ХУ вв., с периода, когда,
как пишут авторы этого подхода, «мы
можем говорить не об аланах-оссах, а об
осетинах» (с.227). Если же речь идет об
исследовании истории «компонентов», то
почему исследуется история только
одного — аланского «компонента» и
игнорируется история «кавказских аборигенов»?
В связи с этим перед сторонниками
концепции «двуприродности» осетин
следует поставить задачу воссоздания
истории «местных племен», выявления их
этнических названий, языка и
этнической физиономии в том же объеме и в тех
же качественных характеристиках, что и
скифо-сармато-алан. Кроме того, им
следует опровергнуть обоснованный
крупнейшими представителями как
отечественной, так и зарубежной науки тезис о
стержневых, определяющих скифо-сар-
мато-аланских характеристиках в
осетинском языке и культуре.
И последнее. Поскольку важным
аргументом в спорах все больше становится
интерпретация данных археологии, в
одной из предварительных публикаций мы
попытались обобщить опубликованные
29

результаты археологических
исследований 80-х, начала 90-х годов
применительно ко 2-й половине 1 тыс. до н.э. в
Северо-Кавказском регионе /94/.
Отметим, что большинство авторов
используемых нами публикаций в этногенстиче-
ском плане разделяют концепцию
синтеза.
Итоги обзора таковы:
1. Примерно с УШ-УП вв. до н.э. в
различных районах Центрального
Предкавказья и Дона складывается
народность, получившая в новейшей
археологической литературе условное
наименование «пред — или прааланской» /Я.Б.
Бсрезин, В.Б. Виноградов, — 95, с.ЗО-
32/.
2. С VII по III вв. до н.э. возникают и
развиваются четыре области
формирующейся территориально-этнической
общности (ТЭО) — прааланской
народности, представленные локальными
вариантами соответствующей ей
археологической культуры (АК), в которой явственно
ощущаются савромато-скифскис
устойчивые черты (прежде всего в
погребальном комплексе), генетически восходящие
к савроматскому населению Поволжья и
Приуралья /см., например: А.М. Жда-
новский, В.Е. Максимснко, — 96, 97,
с.35-48, 98,99/.
Эти области суть: «Манычская» — на
севере Ставрополья (VII в. до н.э.);
«Нижнедонская» — в дельте Дона и
примыкающих районах Приазовья (У1-У
вв. до н.э.); «Центральная» — в
равнинной центральной и юго-восточной части
Ставрополья, Кабардино-Балкарии,
Северной и Южной Осетии (VI 1-У вв. до
н.э.) и «Юго-Западная» — в междуречье
Лабы-Кубани и прилегающих закубан-
ских степях AУ-1П вв. до н.э.).
С конца III в. до н.э. вся зона стыка
предгорий и плоскости Центрального
Предкавказья заселяется прааланским
этносом. В этот период возрастает
проникновение с севера сарматских кланов и
племен. Не случайно сираки, которые с
IV в. до н.э. установили во всем регионе
политическое господство,
рассматривались некоторыми античными авторами в
качестве последних савроматских
«беглецов» от натиска сарматов-аорсов.
Отличительной чертой эволюции локальных
центров АК на этой обширной
территории является ускорение процесса
унификации погребального обряда и широкого
распространения нового типа предметов.
Причем наиболее устойчивые черты
архаической савроматской (ссверо-иран-
ской) культуры также ускоренно
трансформируются. Со II в. до н.э. появляется
катакомба и в относительно короткие
сроки становится преобладающим типом
захоронения на всей территории
прааланской ТЭО.
К этому времени завершается первый
этап этногенеза праалан. Применительно
к населению этносоциальной области в
дельте Дона и Приазовья античные
авторы вводят в употребление этноним «сир-
маты», что В.Е. Максимснко, на наш
взгляд, также совершенно справедливо
считает отражением начала процесса
ускоренной трансформации прежней савро-
мато-скифской ТЭО праалан /98, с.114;
99, с.30-31;).
4. С VIII по III вв. до н.э. процесс
этногенеза праалан шел на основе
постоянных контактов савромато-скифских
племен и позднекобанского населения,
предположительно абхазо-адыгского
этноязыкового круга, часть которого была,
ассимилирована
савромато-скифами. Процесс
окончательной их ассимиляции был завершен
сармато-аланами во II в. до н.э. — I в.
н.э. /Ю.С. Гаглойти — В.И. Абасв — 86,
с.64-65/. В этой связи важно
подчеркнуть, что с Х^Ш-Л^И по III вв. до н. э. в
перечне наиболее устойчивых признаков
АК в районах формировавшейся
прааланской ТЭО доминировали савромато-
скифскис (ссвсро-иранс-кис)
особенности. Это характерно и для этногенстичс-
ского ядра-языгов, а затем, после их
сегментации (VI в. до н.э.) и ухода одной
части в дельту Дона, а другой части,
предположительно, на южные склоны
Большого Кавказа, и для другого
племени — гегемона — сираков, вокруг
которого в IV в. до н.э. группировались
племена прааланской ТЭО. Исходя из
этого, мы предложили ранний этап
этногенеза осетин (УШ-Ш вв. до н.э.)
определить как «савромато-скифский» /44/.
Соответственно, этап, начавшийся на
рубеже Ш-Н вв. до н.э., можно опредс-
30

лить как сармато-аланский. Таким
образом, новейшая археология доставляет
убедительные свидетельства наличия в
регионе Северного Кавказа двух больших
миграционных волн: савромато-скифской
и сармато-аланской. Остатком и
потомками этого населения являются
современные осетины: и по языку и по культуре.
Их этногенез — это прежде всего
результат внутреннего развития савромато-ски-
фо-сармато-аланской
территориально-этнической общности Юга России и
Северного Кавказа, приобретшей уже во 2-й
половине I тыс. до н.э. все характерные
черты народности.
1. Г а к с т г а у з с и Л. Закавказский край.
Заметки о семейной и общественной жизни.
СПб., 1857.Ч.И.
2. Г а и К.Ф. Поездка к верховьям Большой
Лиахвы и Ксанки. //СМОМПК. Тифлис, 1905.
Вып. 35, I.
2.а.П ф а ф В.П. Материалы для древней истории
осетин. //ССКГ. Тифлис, 1870. Вып. 1У,2.
2.6.3 а г у р с к и й СП. По поводу предположения
о сродстве древних этруссков с осетинами.
//11КОШТО. Тифлис, 1879-1881. Т.1У.
3. Г а г л о й т II Ю.С. Аланы и вопросы
этногенеза осетин. Тбилиси, 1964.
4. И с а с в М.И. Василий Иванович Лба с в
//Вопросы иранской и общей филологии.
Тбилиси, 1977.
5. II с а с в М.И. Васо Лбасв. Орджоникидзе,
1980.
6. Си1Aспс1з1ас11. Кс'гссп и*игсп Ки551апс1 иис! \т
Ошсаз'юспсп СсЫг^с — 1787-1791.
7. Осетины глазами русских и иностранных
путешественников. Орджоникидзе, 1967.
8. Г ю л ь д с п ш т с д т И.И. Путсшсстпис по
Грузии. Т.П. Под ред. Гелашвили Г. Тб., 1964.
9. К 1 а р г о I Н 5. Ке*18С ш с!еп Каика$и$ ипс! пасп
Ссогдоп шНсгпоттсп Й1с1еп Тапгсп 1807 ипс!
1808. НаИе-ВсгПп, 1812-1814.
10. Р о I о г к I Д. 1Г1811ГС рптШуе Aс8 реир1ез с!е 1а
Ки&'гс. $1-Р1, 1802; Уоуа^с Aапз 1ез з1ерз а
Лз1гакпап с1 с1и Саисазе. У.II. Рапз, 1829.
11.3 о м б а р т П. Происхождение осетинского
народа. //Хабар, 1909, № 7 (Владикавказ)
ПаМ и л л с р В.Ф. Осетинские этюды.
Владикавказ: СОИГИ, 1992.
12. М и л л с р В.Ф. Осетинские этюды. Ч.Ш.М.,
1887.
Приведенные в этой статье факты
кроме всего прочего показывают, что
давно уже назрела новая широкая дист
куссия по актуальным проблемам
древней истории и этногенеза осетинского
народа, одного из древнейших народов
нашей страны. Это показал вновь
«прорубленный» безвременно ушедшим из
жизни СП. Таболовым экспедиционный
маршрут на Запад по пути алан. Но это
лишь первый шаг. Устремляясь в
глубокой древности вслед за солнцем в сторону
заката, северо-иранскис предки осетин
всегда помнили, что их солнце и его свет,
который они несли в себе в «страны
ночи», рождается на Востоке.
13. М и л л с р В.Ф. Язык осетин. М., 1972.
14.БСЭ. Т.16.
15. Д ь я к о н о в И.М. Три коня этногенеза
//Кавказ и цивилизации Востока в древности
и средневековье. Владикавказ: СОГУ, 1993.
16.БСЭ. Т. 16. '
17. О р а п с к и и И.М. Введение в иранскую
филологию. М., 1960.
18. О р а н с к и и И.М. Введение //Основы
иранского языкознания. Древнсиранские
языки. М., 1979.
19. Л б а е в В.И. Скифо-сарматскис наречия
//Основы иранского языкознания. Древне-
иранские языки. М., 1979.
20. Э д с л ь м а и Д.И. Сравнительная
грамматика восточноиранских языков.
Фонология. М.: наука, 1986.
21. V а 8 ш с г М. Ш1ег$испип2сп иЬсг сПе а11ез1еп
\Уопп$И/с с!ег $1аусп. Уо1.1.
22. V а 8 т с г М. Ше Тгап'гсг 'ш Ви6гир\япб. Ьс'фзн^,
1923.
23. V а 8 т с г М. 1гат8спс8 аи$ Зийги/Яапс!.
31ге'|1)иге-1:е815аЬс.
24.7, § и 8 I а Ь. Э'из Регеопсппатсп япссЫзспсг
51асИс с!сг ГчТогсШспеп Зсп\уаг2тссгки81е. Ргапа,
1955.
25. Ь о т т с I Н.//АГз1. Рп. УоКХЬ. ВегПп, 1926.
26. С о 1 I с г. Езза! Aе §гатта'1ге адгсНсппс.
Уо1.Ш.Рапз, 1914-1923.
27. II а г т а I I а 3. ЗшсИсз *т 1пе Шзюгу апс]
Ьап^иа^с оГ $агта1асп$. Зе^ес!, 1970.
28. В а И е у ИЛУ. Л$1са ///ТгРЗЬ. 1945.
29. Исаев М.И. Дигорский диалект осетинского
языка. М., 1966.
30. Т урча н и н о в Г.Ф. Древние
и средневековые памятники осетинского
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
31

письма и языка. Владикавказ: Ир, 1990.
31. И с а с и к о Л.В. Миграции севсро-иранцсв в
Румынию, на Средний Дунай и в Венгрию
//Кавказ и цивилизации Востока в древности
и средневековье. Владикавказ: СОГУ, 1993.
32. Ф р с и м а н Л.Л. //ИЛИ СССР. Отделение
литературы и языка. Т.УН. М., 1948.
33. Л и п е 3- Зака-ЗикИсп. ВсгГт, 1930.
34.Т о л с т о в СП. Древний Хорезм. М., 1948.
35. Т о л с т о в СП. По следам древнехорезмий-
ской цивилизации, М.-Л., 1948.
36. Л 1 I 11 с I ш Р. ЬИсгаШг ипс1 СсззсИзспаН 1Ш
аи$2спепс1сп ЛИсИит.Уо1 П. Паи-$а11с, 1950.
37.Л 1 1 Ь с 1 т Р. Исг ИсИетзтиз 'ш МИ1е1а81Сп
//ЗассикнпЛЧ, 1950.
38. V с г п а с1 8 к у С. ЛпаеШ Ки881а. N0^ Шусп,
1946.
39. В а 1 1 у ИЛУ. Лыса //ТгРпЗ. 1945; ТгРИЗ.
1946 ТгРНЗ. 1947.
40. М а с п с п с п — II е 1 Г с п О. Тпс Уисп-СЫсп
ргоЫеш ге-схатшес!// МОЗ. Уо1. 65, пг.2.1945
41. В а п с е в 3. Исторические известия об аланах
осах. Сталинир, 1941.
42. К о з ы р с в а Т.З. Отражение этнических и
племенных названий в осетинской антропони-
мии //Материалы пятой региональной сессии
по историко-сравпителыюму изучению ибе-
рийско-кавказских языков. Орджоникидзе:
СОНИИИЭЯЛ, 1977.
43. Д ю м с з и л ь Ж. Осетинский эпос и
мифология. М., 1976.
44. История СССР с древнейших времен до конца
XVIII в. М., 1983.
45. Происхождение осетинского народа.
Материалы научной сессии, посвященной проблеме
этногенеза осетин. Орджоникидзе, 1967.
46. Б р о м л е й 10.; Козлов В. Этнические
процессы как предмет исследования
//Современные этнические процессы в СССР. М., 1975.
47.11 с а с в М.И. Василий Иванович Лбасв
//Вопросы иранской и общей филологии. Тб. :
Мецпиерсба, 1977.
48. Л баев В.И. Осетинский язык и
фольклор.М.-Л., 1949.
49. Л б а с в В.И. О языковом субстрате
//Доклады и сообщения Института
Языкознания ЛНСССР. М., 1956.
50. Л баев В.И. Историко-этимологический
словарь осетинского языка. Т.1.М.-Л.,1958.
51. Л б а с в В.И. Среднеазиатский политический
термин афшин //ВДИ, 1959, № 2.
52. Л б а е в В.И. Дохристианская религия алан.
М., 1960.
53. Лбасв В.И. Скифо-свропейскис изоглоссы.
М., 1965.
54. И с а с в М.И. Васо Лбаев. Орджоникидзе: Ир,
1980.
55. М а р р II.Я. 088еПса-1арпеиса. М.:МРЛП,
1918.
56. Л р ц и х о в с к и й Л.В. Пути преодоления
влияния П.Я. Марра в арехолоши //Против
вульгаризации марксизма в языкознании. М.,
1953.
57. К р у п н о в Е.И. Об этногенезе осетин и
других народов Северного Кавказа //Против
вульгаризации марксизма в языкознании. М.,
1953.
58. Круппов Е.И. Древнейшая культура Кавказа и
кавказская этническая общность //СА, 1964,
№ 1.
59. Крупнов Е.И. Древняя история Северного
Кавказа. М., 1960.
60. Натишвили Л.П., Лбдушелишвили М.Г.
Материалы к антропологии грузинского народа
//Груды Института экспериментальной
морфологии АН Грузинской ССР. Тб., 1955.
61. Дебсц Г.Ф. Антропологические исследования о
Дагестане //Труды Института этнографии. М.,
1956.
62. Гаджисв А.Г. К проблеме становления кавка-
сионского типа //ВА, М., 1974.
63. Цвсткова П.П. К этнической антропологии
осетин //Античные государства и варварский
мир. Под ред. Магометова А.Х. Орджоникидзе:
СОГУ, 1981.
64. Бсслскосва К.Х. Краниология осетин и
происхождение осетинского народа //Известия Сс-
веро-Осетинского научно-исследовательского
института. Т.Х1Х. Орджоникидзе, 1957. '
65. Вулаева К. Это похоже на самоубийство //
«Северный Кавказ». 1993. № 46.
66. Труды Хорезмской а рхсолого-этногра фи
ческой экспедиции. Т.У.М., 1967.
67. Руденко СИ. Культура населения
Центрального Алтая в скифское время. М., 1960.
68. Калосв. Б.А. Этнографические данные о связях
этногенеза осетин со Средней Азией
//Вопросы иранской и общей филологии. Тб.:
Мецпиерсба, 1977.
69. Иванчик А.И. К истолкованию сообщения
Полиэна о киммерийцах //Кавказ и
цивилизации Востока в древности и средневековье.
Владикавказ: СОГУ, 1933.
70. Техов Б.А. О культурной общности Северной
и Южной Осетии в кобанекое время
//Материалы сессии, посвященной итогам
археологических и этнографических исследований 1964
года в СССР (тезисы докладов). Баку, 1965.
71. Дикшит С.К. Введение в археологию. М., 1960.
72. Волков В.В. Бронзовый и ранний железный
век Северной Монголии. Улан-Батор, 1967.
73. Марковин В.И. Культура племен Северного
Кавказа в эпоху бронзы //МИЛ, 1960, Вып. 93.
74. Кузнецов В.Л. Лл а некие племена Северного
32

Кавказа //МИЛ, 1962, Вып. 106.
75. Дзиццойты Ю.Л. Нарты и их соседи.
Владикавказ: Алания, 1992.
76. ЭитсгН Т. Ьс5спс1ез зиНсз КаПсз. Рапз, 1930; Ье
У\тс с!сз Пегоз. Рапз, 1965.
77. Калосв Б.А. Обряд посвящения коня у осетин
//VII Международный Конгресс
антропологических и этнографических наук (отдельный
оттиск). М.: Наука, 1964.
78. Пароды Средней Азии и Казахстана. Т.1, М.,
1962.
79. Литвипский Б.А. Канпойско-сарматский фарн.
Душанбе, 1968.
80. Андисва Б. Осетинский орнамент.
Орджоникидзе, 1960.
81. Калосв Б.А. Осетины. Орджоникидзе, 1966.
82. Сииицын М.С. Погребальные обряды племен
днестро-бугского Причерноморья в скифо-сар-
матскос время //Материалы по археологии
Северного Причерноморья. Одесса, 1962.
83. Кардпни Ф. Истоки средневекового рыцарства.
Пер. с итальянского. М., 1987.
84. Феодорит, епископ Кирский. Речь о вере I (МЬ
XXXIII, 792) //ВДИ, 1948, №3.
85. Гумилев Л.И. Хунны в Азии и Европе //ВИ,
1989, №7.
86. История Севсро-Осстипской АССР. Т.1.
Орджоникидзе: Ир, 1987.
87. Алексеев В.П., Бромлсй Ю.В. К изучению
роли переселений народов в формировании
новых этнических общностей //СЭ, 1968, №2.
88. Кузнецов В.А. Очерки истории алан.
Орджоникидзе: Ир, 1984.
89.Дударсв С.Л. Из истории связей населения
Кавказа с киммерийско-скифским миром.
Грозный, 1991.
90. Алексеев В.П. Этногенез. М., 1986.
91. Уешайзку С. АпасМ Кизыа. Ке\у Шусп, 1946.
92. Мавродии В.В. Образование древнерусского
государства. Л., 1945.
93.ВасИгасп В.8. Тпс Шзюгу оГ 1пс А!апз Й1 Ню
\Уез1. МншсароПз, 1973.
94. Исаенко А.В. Из глубины веков //«Северная
Осетия», 18-19 февраля, 1993 г.
95. Бсрезпн Я.Б., Виноградов В.Б. Центральное
Предкавказье во второй половине I тыс. до н.э.
(Очерк этнокультурных процессов) //
Проблемы сарматской археологии (тезисы докладов
конференции), Азов, 1988.
96. Ждановский А.М. История племен Среднего
Прикубанья во II в.до н.э. — III в.н.э. (По
материалам курганных погребений). Дисс.
канд. ист. наук. М., 1985.
97. Ждановский А.М. К истории сиракского союза
племен (по материалам курганных погребений
Среднего Прикубанья) //Дои и Северный
Кавказ в древности и средние века. Ростов-! !а-
Дону. РГУ, 1990.
98. Максименко В.Б. Савроматы и сарматы на
Нижнем Дону /Проблемы этнической
интерпретации памятников/ //Проблемы сарматской
археологии и истории. Азов, 1988.
99. Лукьяшко СИ., Максименко В.Е.
Формирование «этносоциальной» области в Донской
дельте в 6-5 вв. до н.э. //Итоги исследований
Азово-Допецкой экспедиции в 1987 г. (Тезисы
докладов к областному семинару). Азов, 1988.
ЮО.РПс! II. СоМпЬиГюпз ю 1пс АМпгоро1о§у оГ Ню
Саисазиз. Сатинере, 1953.

А. А. Ц У Ц И Е В
ИЗВЕСТИЯ КИТАЙСКИХ ПИСЬМЕННЫХ
ИСТОЧНИКОВ ПО РАННЕЙ ИСТОРИИ АЛАН
Научное изучение алан имеет долгую
и богатую историю, в основе которой, без
сомнения, лежат сведения письменных
источников. Известия греческих,
латинских, армянских, грузинских историков и
географов, сообщения русских летописей
основательно введены в научный оборот
и много раз подвергались серьезному
анализу. Несколько меньше «повезло»
восточным источникам, прежде всего
китайским. Долгое время считалось, что
информация китайских источников о
государствах Запада мало пригодна для
изучения из-за особенностей китайского
языка, в частности, своеобразного
фонетического оформления иностранных слов,
что создавало большие трудности при
переводе и в идентификации этнических
и географических названий. Эти
сложности были разрешены стараниями Ю.
Клапрота, Э. Шаванна, Ж. Абсль-Рсмю-
за, Ф. Хирта, архимандритов Иакинфа
(Н.Я. Бичурина) и Палладия (П.И. Ка-
фарова), других видных синологов. В
отечественной науке китайские известия
стали широко использоваться как
источник по древней и средневековой истории
гуннов, монголов, уйгуров, других
народов Центральной Азии, Южной Сибири,
Дальнего Востока. Вместе с тем,
специалисты по сармато-аланской истории по-
прежнему мало используют сведения
древних китайских авторов, хотя
упоминания об этих этнических группах в
китайских источниках есть. Упоминаний таких
не много, но они, без сомнения,
заслуживают глубокого, серьезного изучения как
оригинальные и ценные исторические
свидетельства. Мы остановимся на сведс-
34
ниях, относящихся к рубежу и началу
нашей эры и касающихся главным
образом среднеазиатского региона.
В 123-й главе «Ши цзы»
(«Исторические записки») Сыма Цяня и в 96-й главе
«Цянь Хань шу» («История старшей
династии Хань»I содержатся наиболее
ранние упоминания государства Яньцай,
которое «лежит в 2000 ли от Кангюя на
северо-запад, которое имеет до 100000
войска и в обыкновениях совершенно
сходствует с Кангюсм. Оно примыкает к
великому озеру2, которое имеет отлогие
берега. Это есть северное морс». (I, с. 186;
2, с.106).
Эти свидетельства относятся к
середине И в. до н.э. В течение последующих
веков Яньцай еще несколько раз
упоминается династийными историями как
одно из государств «Западного края» (I,
с. 158, 170, 186). Прежде чем подробно
остановиться на анализе китайских
сообщений о Яньцай, необходимо сказать
несколько слов о его этнической
интерпретации. Среди ученых не было и нет
единого мнения о том, что же скрывается
под именем Яньцай. И. Маркварт считал,
что это массагсты; японский
исследователь К.Сиратори видел в Яньцай
кипчаков. Поскольку мы ведем речь о
китайских известиях, то нельзя не
остановиться на точке зрения Хун Цзюня,
китайского историка XIX века, бывавшего в
России, в Западной Европе, знавшего
персидский, арабский, несколько
европейских языков, занимавшегося
переводом греческих, римских и других
исторических источников на китайский язык. В
своем труде «Юань ши и-вэнь чжен-бу»
© Л.А. Цуцисв

(«Исправления и дополнения Юань-ши
переводными текстами») Хун Цзюнь
выстроил следующую цецрчку:
Усп-Гха! = Уа - 15с - 1 = Уа51ас, ог
055С1, т.е. в Яньцай он увидел
непосредственно осстин-ясов (краткую сводку
мнений о Яньцай см. в: 3, с.49).
Немецкий синолог Фридрих Хчрт, доказывая,
что в китайском языке звук К.
иностранных слов выражается через И,
предположил, что речь идет об аорсах: а ор а о I
— Ап*а1 — тсп-15'а1 D, с.248; 5, с.134).
Это мнение представляется наиболее
предпочтительным, к нему
присоединилось большинство исследователей
Центральной Азии (В.В. Бартольд, СП.
Толстое, А.Н. Бсрнштам, Б.А. Литвинский,
Л.Н. Гумилев и др.).
Мы еще вернемся к этническому
составу Яньцай, а пока попытаемся
рассмотреть вопрос о географической
локализации этого государства. Наиболее
строгими, точными «привязками», на
которые можно опереться, определяя
местоположение Яньцай, можно считать
следующие три:
1. Яньцай «прилегает к великому
озеру, которое не имеет высоких берегов.
Это есть северное морс». (I, с. 150).
2. Яньцай находится в 2000 ли на
северо-запад от Кангюя (I, с. 186).
3. Расстояние от Яньцай до Дай —
16000 ли (I, с.260).3
Один из крупнейших синологов
прошлого века отец Иакинф (Н.Я. Бичурин)
считал, что под «северным морем»
понимается Каспий, «берега коего с трех
сторон очень отлоги» (I, с.150). На наш
взгляд, фраза об отсутствии у данного
озера высоких берегов в «Ши цзы», или
об озере с «отлогими берегами» в «Цянь
Хань шу» не заслуживает серьезного
внимания как географическая
характеристика. Во первых, она вполне может быть
переведена как «безбрежное озеро», что
мы и имеем в переводе «Ши цзы» Н.В.
Кюнера B, с.106). Во-вторых, в «Шофан-
бэйчэн» («Полное описание северной
границы») , историческом труде середины
XIX века, являющемся позднейшей
переработкой ряда глав «Цянь Хань шу»,
после этой фразы следует: «на высоком
берегу много сосен и слей» B, с. 180).
Налицо противоречие: высокий берег
озера, не имеющего высоких берегов. Это
противоречие является первым
свидетельством весьма смутного
представления древних китайских историков и
географов об отдаленных от Китая землях.
Вторым свидетельством является
разнообразнейшее понимание географического
расположения яньцайского «северного
моря» («Бэйхай»). Под Бэйхай часто
понимался Байкал или Косогол B, с.354).
«Ихуаньчжилио» («Краткое описание
морской окружности») утверждает, что
это Каспий (Лихай). «Шофанбэйчэн»
считает это большим заблуждением и
видит в Бэйхай Северный Ледовитый
океан. Яньцай, следовательно,
определяется как «северная граница России» B,
с. 175) или «северная часть западной
покатости России, земля близ Белого
моря» B, с. 180). Напомним, что
«Шофанбэйчэн» и «Ихуаньчжилио» — исто-
рико-гсографичсскис исследования XIX
века. По мнению К. Еноки, «Ши-цзы»
также подразумевает под «северным
морем» Северный ледовитый океан C,
с.56). Таким ббразом, название «Бэйхай»
употреблялось китайцами для самых
различных морей и озер, отдаленных друг от
друга на огромные расстояния.
Если исходить из того, что Яньцай
находится в 2000 ли (около 1000 км) к
северо-западу от Кангюя, а Кангюй в
2000 ли к северо-западу от Давани
(Фергана), то государство Яньцай могло
находиться в 2000 км к северо-западу от
Ферганы. «Северное морс» в таком
случае совпадает с Каспием, а Яньцай тогда
— прикаспийское государство аорсов.
А.Н. Бсрнштам предлагал другой
вариант локализации. Яньцай отстоит от
Дай (совр. Датун) на 16000 ли, Давань
— на 14000 ли. Следовательно, «между
Ферганой и владением Яньцай всего 1500
ли, т.е. примерно около 1000 км.4 Отсюда
следует, что Яньцай было расположено
не далее, как у Аральского моря, т.е. на
территории алан» F, с.75).
Если опираться в поисках Яньцай на
расстояние в 16000 ли до Дай, то мы
получим еще один, также совершенно
отличный вариант местонахождения
государства аорсов. Дорога из Дай на Запад
лежали через Ордос, либо по течению
Хуанхэ, до Ланьчхоу, затем по Великому
35

шелковому пути на северо-запад к Дунь-
хуану C, с. 48), в Турфан, через Памир
и Среднюю Азию. Проследовав этим
путем из Дай на 16000 ли (8000 км), мы
обнаружим, что Яньцай был расположен
где-то в низовьях Днепра, а под
«северным морем» следует понимать либо
Черное морс, либо Азовское.
В китайских источниках есть сведения
о флоре и фауне Яньцай: «Много сосны,
ракитника и ковыля» (I, с.229), «на
высоком берегу много елей и сосен, белой
травы и соболей» B, с. 180). Однако
сейчас, спустя две тысячи лет, они вряд
ли помогут нам в поиске, особенно если
речь идет о Каспии или Арале, где
природа изменена до неузнаваемости,
загублена человеком.
Подведем некоторые итоги нашим
попыткам определить местонахождение
владений Яньцай. Информация
источников часто неточна, иногда просто
противоречива. Представления древних
китайцев о государствах Запада формировались
из сведений редко бывавших там
посланников императорского двора, более часто
путешествовавших купцов, которые из
коммерческих соображений рассказывали
небылицы о далеких странах. Как
отмечал еще в прошлом веке крупный
историк-востоковед В.В. Григорьев, китайцы
до недавних пор печатали «совершенные
нелепицы о соседней им России, поэтому
вряд ли мы должны верить в каждое слово
китайца, писавшего во II в. до Р.Х. о
странах и народах, бывших тогда
совершенно неизвестными далекому от них
Китаю». Китайские авторы «о делах
Запада могли и должны были многое
перепутать, многое упустить из виду» G,
с.134).
Примером, подтверждающим эту
мысль, является проблема локализации
Яньцай. Как. мы убедились, «великим
озером, к которому прилегает Яньцай»,
вполне может быть Черное, Азовское,
Каспийское или Аральское моря. Такому
факту можно дать простое объяснение:
первое знакомство китайцев с западными
странами произошло именно в Ханьскую
эпоху (8, с.541).5 Без сомнения, тогда
древние китайцы путали упомянутые
моря, а возможно, вообще не различали их
C, с.56). Естественно, опираясь на такие
смутные представления, географически
точно локализовать Яньцай китайских
летописей не представляется возможным.
В современной литературе наиболее
вероятным его местонахождением
признается Приаральс, степные просторы между
Аралом и Каспием, что обосновывается
сопоставлением данных археологии,
лингвистики, этнографии со сведениями
письменных источников. Присоединяясь
к этой точке зрения, мы опускаем ее
аргументацию, поскольку в данной
статье ограничиваемся лишь анализом
известий китайских источников.6
Следующее, очень важное сообщение
о Яньцай представляет нам «Хоу Хань
шу» («История младшей династии
Хань»O: «Владение Яньцай
переименовывалось в Аланья, состоит в зависимости
от Кангюя» (I, с.229). Как видим,
интересующее нас государство пережило два
важных события — смену названия и
утерю независимости, суверенитета.
Время этих событий укладывается в рамки
младшей Ханьской истории B5 — 220 гг.
н.э.): «Со времени поздней ханьской
династии переменили имя на Аланьяго»
B, с. 180). Новое название государства —-
«Аланьяго» без сомнения нужно
понимать как «государство алан», «Алания»
(«Го» по-китайски означает «страна,
государство»).
Попробуем определить содержание
этих событий и выявить какую-либо
связь между ними. На первый взгляд,
некоторое недоумение вызывает факт
«переименования», что гораздо более
характерно для нашей позднейшей
истории, чем для стран столь отдаленных от
нас во времени. Можно ли говорить о
«переименовании» в прямом смысле
слова? Китайская история имеет богатейший
опыт смены названий. Каждая новая
династия, утверждая свое господство,
обновляла не только «систему управления
страной, но и названия
административных органов и городов... Полное
переименование местности новым правителем,
как правило, означало отрицание заслуг
своего предшественника» (8, с.674-675).
Можно предположить, что автор «Хоу
Хань шу» просто перенес обычное для
китайской жизни явление на события в
Приаралье, где, вероятнее всего, про-
36

\т
У
й
(а
37

изошла смени доминирующего племени.
Аорсы (яньцаи) сменяются
близкородственными и усилившимися к тому времени
аланами. Здесь уместно вспомнить
информацию Аммиана Марцсллина о том,
что «аланы, покоряя соседние народы,
дают им свое имя» (9, с.304),
относящуюся, правда, к более позднему периоду
(IV в.). Важно отмстить тс же процессы в
западных районах расселения аорсов, на
Северном Кавказе: «Территория
расселения «нижних» аорсов стала к середине I
в.н.э. основной территорией расселения
алан, территорией аланского племенного
объединения. Аорсы и аланы были двумя
родственными племенами и замена имени
«аорсы» на «аланы» была результатом
возвышения алан и захвата ими
политической власти в сарматском племенном
союзе» A0, с.55).
Не имея, к сожалению, прямых
сведении в китайских источниках о племенах,
населявших Яньцаи, мы можем лишь
догадываться, вторглись ли аланы в
государство аорсов извне или они входили в
его состав. Рассмотрим оба варианта.
Если аланы были внешней силой, то
напрашивается связь между их
вторжением и вторым фактом, сообщаемым
«Хоу Хань шу» — Яньцаи становится
зависимым от Кангюя государством. О
формах зависимости ничего не говорится,
но скорее всего, она представляла собой
уплату дани пушниной8 или лошадьми,
как это имело место в других
подвластных Каппою владениях E, с. 136).
Установлению зависимости, вероятно,
предшествовала военная агрессия со стороны
Кангюя, результатом которой и явилось
обложение данью. Такая агрессия могла
быть совершена аланами, которые, по
А.Н. Бсрнштаму, населяли одно из пяти
малых кангюйских владений — Ги или
Цзи (И, с.84). Посланники китайского
двора, то появлявшиеся в государствах
Центральной Азии, то надолго
исчезавшие, прибыв в очередной раз в Яньцаи,
столкнулись с новыми «хозяевами» в
лице алан, что и было отражено дина-
стийной историей «Хоу Хань шу» как
факт переименования Яньцаи в Аланья.
Не менее вероятным представляется
другой ход % событий. Возглавлявшееся
аорсамп государство представляло собой
конфедерацию или союз, куда входили,
помимо аорсов, аланы и, возможно, еще
несколько менее значимых в данном
случае племен. Ими вполне могли быть
ираноязычные асианы (асии), сакарауки,
другие скифо-сарматскис племена. Было
бы соблазнительным идентифицировать
этот алано-аорсский союз, вернее его
центр, с племенем аланорсов Птолемея,
локализуемым географически и
хронологически именно в этом районе. В 1-И вв.
н.э. предполагаемый союз племен
возглавили аланы. Причинами могли быть
миграции кочевников, приведшие к
изменению численного соотношения
племен, междоусобицы, войны, и т.п.
Вспомним войны с сираками в I в.н.э. на западе
аорсо-аланекой конфедерации,
экспансию Кангюя на юго-востоке. Возможно, в
результате именно этих событий аланы и
стали доминирующим этносом в Яньцай-
Аланья.
Похожая версия была выдвинута У.
Мак-Говсрном: «Если свести воедино
сведения китайских и греческих источников,
то становится ясно, что вскоре после
начала нашей эры иранцы — жители
Северного Туркестана, ранее известные
как «Яиьцай» (соответствует грсч. аорсы),
меняют свое имя на «аланы», вероятно,
вследствие появления отдельного
племени с таким именем, которое захватило
господство над остальными. Несколько
лет спустя постепенная экспансия Кан-
гюйского царства вынудила многих из
этих алан бежать на запад, за Волгу. Из
китайских хроник ясно, что только часть
алан искала в бегстве способ сохранения
своей независимости: другая часть,
вероятно большая, осталась в
северо-западном Туркестане и попала в зависимость
от Кангюя» A2, с.247). Как видим, У.
Мак-Говерн напрямую связывает
появление алан в Причерноморье и в
Предкавказье в середине I в. н.э. с
интересующими нас событиями и считает алан
выходцами из Северного Туркестана.
Численность яньцайского войска по
данным «Ши цзы» — более 100000 винов
(лучников), а кангюйского — от 80 до 90
тысяч человек (I, с. 150; 2, с. 106; 13,
с.84). В «Цянь Хань шу» приведены уже
другие цифры: яньцайскос войско —
100000 чел., кангюйское — 120000 (I,
38

с.186; 2, с.85). Соотношение сил, как
видим, изменилось — Кангюй
усиливается, наращивает военную мощь.9
Наметившаяся тенденция, вероятно,
сохранилась в 1-Н вв. и стала одной из
предпосылок того, что Яньцай оказался в
зависимости от Кангюя.
Следующее сообщение относится к
1У-У вв. и содержится в 102 главе «Вэй
шу» («История династии Вэй»I0:
«Владение Судэ находится от Луковых гор
(Памир) на запад; в древности
называлось Яньцай и Выньнаша; лежит при
большом озере, от Кангюя на
северо-западе, от Дай в 16000 ли. Некогда хунны,
убив правителя судэского, овладели
землями его. Владетель Хуни составлял уже
четвертое колено11 после того события»
(I, с.260). Итак, к IV-V вв. «Яньцай»
становится «древним названием»
государства. Если придерживаться мнения о
том, что в основе этого названия лежит
этноним «аорсы», то информация «Вэй
шу» хорошо соотносится с европейскими
источниками, которые последний раз
упомнают аорсов в 49 г. н.э., после чего
их повсеместно сменяют аланы A4, с.32).
Взамен ушедшего в Лету имени Яньцай
«Вэй шу» предлагает новое название
государства — Сутэ (СудэК12 в котором
видится скифская основа зи^Ла —
«чистый, святой», восходящая и прайс. зих1а
— «очищенный огнем» A5, с.183).
Агрессия хунну, о которой идет речь в цитате
— нападение гуннов на алан в 372 г.,
известно по европейским источникам,
например, «Истории» Аммиана Марцсл-
лина: «Гунны, вторгнувшись в земли тех
аланов, которые сопредельны с гревтун-
гами и обыкновенно называются танаита-
ми, многих перебили и ограбили, а
остальных присоединили к себе по
условиям мирного договора» (9, с.305).
Где же состоялось это столкновение?
Из рассказа Марцсллина следует, что
главный удар «гунны нанесли по аланам-
танаитам, занимавшим степи между
Волгой и Доном» A6, с.ЗЗ). Такой же вывод
можно сделать и из сообщений китайских
источников. Во-первых, мы выяснили,
что расстояние в 16000 ли от Дай не
исключает локализации Яньцай-Сутэ в
Северном Причерноморье. Во-вторых, в
30-й главе «Вэй Люэ» («Обзор Вэй»I3
отмечается, что Яньцай на западе
граничит с Дацинь (Рим, в данном случае —
восточные провинции империи) D, с.249-
250; 13, с.99). В-третьих, существует
мнение, что под названием Сутэ
скрывается крымский город Сугдак, впервые
высказанное Ф. Хиртом D).
Не менее убедительной выглядит
противоположная точка зрения. Если
исходить из того, что какая-то часть алан
населяла арало-каспийские степи, то
двигавшиеся с востока гунны должны были
столкнуться с аланами не в
Причерноморье, а еще в Средней Азии. «Сутэ»
китайских источников в таком случае
идентифицируется с Согдианой, либо
одним из се владений. Интересно
рассмотреть второе название государства —
Выньнаша (Вэньнаша). Первый иероглиф
«теп» совпадает с фамилией кангюйских
правителей, что, по мнению некоторых
исследователей, является
доказательством их генетической связи C, с.59; 5,
с. 145). Таким образом, название
Выньнаша свидетельствует в пользу того, что
первое столкновение алан с гуннами
произошло в районе Приаралья. Еще
одно подтверждение такой точки зрения
дает китайская энциклопедия VIII в.
«Тун Дянь», где говорится, что страна
Сутэ именутсся также То—ки—топ&, т.е.
Туркменистан D, с.263; 17, с.550).
Если строго подходить к анализу
источника, то нельзя не отмстить того
факта, что в разбираемом отрывке из
«Вэй шу» собственно аланы не
упоминаются, известное в 1-И вв. государство
Аланья не фигурирует в источнике.
Можно предположить, что в эпоху Северных
династий китайцы не знали этнонима
«алан». Однако, он есть в 84-й главе
«Суй шу» («История династии Суй»
E81-617 гг.), является составной частью
«Бэй ши», истории Северных династий),
где перечисляются племена, живущие к
востоку от Фулинь (Восточная Римская
империя). Вот эти четыре племени: Еп-
сп'и (оногуры), А-1ап (аланы), Ре1^и-
сЫи-Н (башкиры), и Ри-\усп-Ьип
(булгары) C, с.50). Как видим, имя алан,
впервые появившись в китайских
источниках в эпоху Хоу Хань B5-220 гг.),
продолжало использоваться, а значит,
привлекало внимание древних китайцев
39

и в Суйскую эпоху E81-617 гг.). Иначе и
не могло быть, поскольку аланы играли
важную роль в торговых делах Китая,
контролировали часть Великого
шелкового пути — стратегической артерии как
для Запада, так и для Востока.
Вернемся к событиям, описываемым в
«Вэй шу». Итак, «хунны», убив
владетеля судэского, овладели землями его.
Владетель Хуни составлял уже четвертое
(либо третье — А.Ц.) колено после того
события». Имя нового владетеля — Хуни
— обычно связывается с гуннами. По
мнению А.Н. Бсрнштама, это имя
«несомненно есть ни что иное, как
европейское название гуннов, отличное
несколько от китайского наименования» F, с.75).
На наш взгляд, трудно объяснить
использование китайцами в данном
единственном случае европейского варианта имени
гуннов, тем более, что в этом же отрывке
есть обычное, привычное для них «хун-
ну».
Так ли несомненна связь владетелям
Хуни, а точнее его имени, с гуннами?
Источник констатирует, что гунны убили
судэского правителя, но не говорит, что
они установили собственную династию.
Возможно, новый правитель был выбран
из аланской среды, а Хуни был его
правнуком. Что даст нам основание для
такого предположения? В
упоминавшемся уже историческом труде Хэ Цютас
«Шофанбэйчэн» имя судэского правителя
звучит по-иному: «Их правитель
именовал себя Хур. Его династия наследовала
уже три поколения» B, с.181). Если
распространить на слово «хуни» идею Ф.
Хирта о звуке N в китайском как
эквиваленте звука К иностранных слов, то
чтение «Хур» не исключено. В
осетинском «Хур» означает «солнце», что,
несомненно, подходит для титула или
имени правителя. Можно предположить, что
в аланском языке к V в. это слово уже
могло принять подобную форму. Таким
образом, Хуни или Хур — имя (либо
титул) аланского правителя Сутэ,
означающий «Солнце». Отмстим также, что
сам Ф. Хирт, не давая чтения в форме
«Хур», связывал это имя с гуннами и
считал, что Хуни — это Хсрнак (К как
т !»дим, появляется), младший сын и
преемник Аттилы. Предположение об
аланском происхождении имени Хернак
высказывала Е.Ч. Скржинская A8, с.ЗЗЗ).
Поскольку мы коснулись области
ономастики, наше внимание не может не
привлечь упоминание в 83-й главе «Суй
шу» имени правителя владения Му —
Аланьми (I, с.287). Л.А. Мацулсвич
возражал против отождествления этого
имени с аланами, поскольку оно «обозначено
иным комплексом иероглифов, чем
название Аланья» E, с. 144). Попробуем,
тем не менее, обосновать их связь. В том
месте «Шофанбэйчэн», где говорится о
государстве Аланьяго, автор даст
следующую справку: «некоторые пишут Алань-
ляо, не знаю, кто прав» B, с. 180).
Недоумение Хэ Цютао, как видим,
вызвано именно иным комплексом
иероглифов. Похожий пример можно привести и
в отношении Яньцай. В главе 50 «Чжоу
шу» («История династии Бэй Чжоу»
E57-581 гг.)) обычное написание Усп-
1з'а1, представлено в форме Ап-E'а1, т.е.
изменен начальный иероглиф C, с.46; 13,
с.98). Таким образом, отсутствие
устоявшегося графического оформления
вовсе не редкость в китайских
источниках. Кроме того, Аланья — название
государства, а Аланьми — личное имя,
что также могло стать причиной
различного написания.
Мы не настаиваем на этнической
принадлежности владетеля Аланьми к
аланам, но возведение его имени к
этнониму «алан» представляется вполне веро-
51тным. Му — согдийское владение и
наличие ссвсроиранского языкового
элемента здесь вполне реально. Как
известно, имя А1ат, А1ап и т.п. довольно
широко распространилось в Западной
Европе в эпоху Великого переселения
народов, появление его специалисты
связывают именно с аланами A9, с.107). Если на
Западе звучный этноним «алан» смог
стать антропонимом, такая возможность
допустима и для Востока.
В имени Аланьми вызывает интерес
последний его слог — «ми». Именно так
оканчиваются известные нам имена усу-
ньских царей: Наньдоуми, Ними, Цыли-
ми, Синми, Вэн-гуйми и т.д. По мнению
Е. Пуллиблэнка, слог «ми» как-раз и
означает «царь, правитель» B0, с. 158).
Любопытно вспомнить здесь старое урав-
40

нснис Э. Шарпантьс: асин = асианам =
усуням = аланам (осетинам) B1, с.364-
365).
Этноним «алан»получил широкое
распространение не только в форме личного
имени, но и в европейской топонимике.
Б. Бахрах выделил во Франции,
Испании, Швейцарии около 70 топонимов,
содержащих корень «алан» A9, с. 133).
Эта цифра была значительно увеличена
В.Б. Ковалевской B2). Имеем ли мы
какие-нибудь аналогии в Азии? В 221
главе «Тан шу» («История династии
Тан»I4, столица владения Ань (Бухара)
называется Аланьми или Аланьшичэн (I,
с.ЗП; 2, с.178). Владение Ань, отмечает
источник, «есть старая земля князя Цзи-
ван, кангюйского малого правителя».
Территорию именно этого княжества,
Цзи, опираясь на археологические
материалы, А.Н. Бсрнштам назвал областью
«алано-массагстских племен» (II, с.84I5.
Несомненно, эти западноевропейские и
центральноазиатские параллели требуют
дополнительного исследования.
Анализируя китайские источники,
необходимо обратить внимание на
следующий момент. Записывая сведения,
относящиеся к одному и тому же государству,
китайцы, как и другие дальневосточные
авторы, часто называли его по-разному,
что хорошо видно на примере Яньцай —
Аланья — Сутэ. Довольно часто, вместе
с тем, они наоборот «приписывали
сведения, касающиеся различных народов,
сменявшихся в данной местности, одному
и тому же народу» B, с.24). И здесь
Яньцай не стало исключением. Так,
китайский автор XIII в. Елюй Цзю (Уа-Ьи
Спи), сын Елюй Чуцая, известного
государственного деятеля при дворе
Чингисхана, перечисляя восемь кочевнических
лакомств, называет среди прочих
деликатесов сЬи-к'апё что в переводе с яньцай-
ского, как говорит автор, означает
«кумыс».
Конечно, упоминание Яньцай в XIII
веке нужно связывать, на наш взгляд, не
с аорсами-аланами, а с территорией,
которую они когда-то населяли.
Бесспорно прав К.Еноки, увидев в яньцайском
сИи-к'апё монгольское Спа^пап с тем же
значением — «кумыс» C, с.49). Кстати,
сам Елюй Цзю считал Уеп-1з'а1 всего
лишь древней транскрипцией Сп'ш-сЬ'а,
китайского названия кипчаков C, с.50).
В заключение хотелось бы упомянуть
о древнейших китайских географических
картах. Они дают замечательное
представление о знаниях древних китайцев, в
частности, о государствах Запада. Имея
массу неточностей, они, тем не менее, не
могут игнорироваться как исторический
источник. Интересующий нас регион
представлен рядом карт различных эпох;
подборка их опубликована А.Н. Бсрнш-
тамом (I, т.З, с.315). Среди приведенных
им карт нет, к сожалению, таких, где
были бы обозначены Яньцай, Аланья или
Сутэ. Однако, это не означает, что таких
карт нет вообще. В качестве приложения
приведем карту эпохи Вэй,
реконструированную и опубликованную в 1920 г.
германским ученым А. Хсрманном B3,
с.185).
Мы рассмотрели , вкратце наиболее
существенные сообщения китайских ди-
настийных хроник, имеющие отношение
к аланам и относящиеся к первой
половине I тыс. н.э. Дальнейший ход
исторических событий на долгое время вытеснил
алан со страниц китайских источников.
Пришедшие на смену иранским
племенам тюрки стали доминирующим
элементом в Средней Азии той поры и
ассимилировали аланское население региона.
История центральноазиатских алан на
этом заканчивается. Необходимо,
правда, заметить, что результатом
столкновения сармато-алан с тюркскими
племенами стало формирование огузо-туркмен-
ского этноса, антропологически близкого
сармато-аланам B4, 25).
Известия об аланах вновь появляются
в китайских источниках в монгольскую
эпоху. Здесь они уже фигурируют под
именем А-52 или А-зи, слово А-1ап
встречается лишь однажды B6, т.П, с.88). Мы
не будем останавливаться на истории
алан в Юаньскую эпоху, поскольку эта
тема отдельного большого исследования.
41

ПРИМЕЧАНИЯ
1. «Ши Цзы» («Исторические записки») —
источник I в. до н.э., прообраз дипастийных
истории. Написан Сыма Цянем — придворным
историографом императора У-ди A40-87 гг. до н.э.)
и охватывает историю Китая с древнейших,
мифических времен до конца II в. до н.э.
«Цяпь Хань ту» — история Старшей или
Западной Хань, написана в 64-82 гг. н.э., события
хроники доведены до 25 г. н.э. Автор — Бань Гу,
считающийся вместе с Сыма Цянем
родоначальником жанра официальных дипастийных историй C3,
с.429).
2. В английских переводах говорится о великом
«болоте» ($\\'атр) C, с.47; 13, с.98). Отдельные
русские переводы также дают значение «болото»
B7, с.282; 28, с.65).
3. Расстояния между странами в китайских
источниках есть расстояние между их столицами.
Это обусловлено отсутствием четких
государственных границ.
4. Л.II. Бсрнтштам давал неверное соотношение
ли — китайской меры длины и километра. Это
соотношение в настоящее время установлено
следующим B8, с.5):
эпоха
Хань
Ранняя Вой
1 1"Ц
1 ли
414 м
500 м
531 м^
1 км
2,5 ли
2 ли 1
1,9 ли 1
Таким образом, 1500 ли приблизительно равны
650-750 км, а не 1000 км, как предполагал Л.II.
Бергтам.
5. Интереснейшим свидетельством знакомства
китайцев с сарматами являются инновации в
китайском вооружении Ханьской эпохи. По мнению М.И.
Ростовцева, они являются сарматскими
заимствованиями B9, с.80)
6. Вопрос о местонахождении Яны дай до
настоящего времени остается открытым и вызывает
значительные разночтения. К примеру, Л.С. Скрип-
кин помещает Яньцай-Лланья на территории,
ограниченной Нижним Поволжьем, Подопьем и
Северным Кавказом C0, с. 168). Л.Л. Боровкова
локализует Яньцай юго-западнее Арала, в районе г.
Кзыл-Орда B8, с.65-66; с.80, карта ЗБ).
7. «Хоу Хань Шу» — дпнастийная история
Младшей или Восточной Хань. Составлена в
середине V в. н.э., охватывает период 25-220 гг. н.э.
Автор — Фань. Е, ученый и сановник Южной
империи Суп D20-479 гг.).
42
8. О том, что в Яньцай-Лланья производили
высококачественную пушнину, сообщает «Вэй люэ»
(«Обзор Вэй»), история династии Цао Вэй эпохи
Тросцарствия B21-265 гг.). В имеющихся в нашем
распоряжении двух английских переводах этого
фрагмента в одном случае речь идет о «куницах
высочайшего качества» C, с.47), а в другом — о
«знаменитых соболях» A3, с.99).
9. К сравнительному соотношению численности
различных армий по древним китайским историям
можно относиться с доверием. Этого нельзя сказать
об абсолютных цифрах, приводимых в китайских
источниках. Здесь налицо тенденция их
преувеличения. Встречаются сведения об армиях
численностью в 800000 или даже в 1000000 человек C1,
с.60-61).
10. «Вэй Шу» — история династии Северной
Вэй C84-534 гг.). Написана Вэй Шу — автором VI
п. Оригинал 102-й главы «Вэй Шу» о Западном
крас был утерян, однако, она вошла в 97-ю главу
«Бэй ши» («История Севера»), перевод которой и
был сделан II.Я. Бичуриным. Вариант «Вэй шу»,
используемый исследователями сегодня, составлен
только в XI в. C, с.45).
11. Гораздо чаще встречается вариант — третье
поколение B, с.181; 3, с.44; 13, с.98; 27, с.282).
12. Говоря о тождестве Яньцай и Сутэ,
признаваемом большинством ученых, нельзя обойти
вниманием небольшую цитату из «Ши саиь чжоу ши»,
источника V в., составленного Кап Инсм: «...
Яньцай и Сутэ, каждый из которых имеет
собственного правителя» C, с.58; 13, с.99). Таким образом.
Кап Инь ставит под сомнение тождественность
упомянутых государств.
13. «Вэй люэ» («Обзор Вэй») — история
династии Вэй эпохи Тросцарствия, составленная и
середине III в. н.э. Сохранились лишь фрагменты,
включенные Чэпь Шоу в конце III в.н.э. в «Сань то
чжи» («Описание трех царств»).
14. «Тан Шу» — история династии Таи
F18-907 гг.). Написана в конце XI в.
знаменитым писателем, ученым и политическим деятелем
Оуяном Су.
15. Отвлекаясь несколько от китайских
источников, отметим, что аланская топономика Средней
Азии не ограничивается этим примером. СП.
Толстовым производились археологические
раскопки крепости Алан-кала к северо-западу от Хорезма
B, с.197). Интересно также название г. Яссы или
Леон (совр. г. Туркестан Чимкентской области),
ясско-аланскос происхождением которого было
предположено П. Лерхом и поддержано Э. Бретш-
нейдером B6, т.1,с.170).

ЛИТЕРАТУРА
1. Бичу р и и II. Я. (Иакипф). Собрание
сведений о народах, обитавших п Средней
Азии в древние времена. М.-Л, 1950, т.Н.
2. К ю н с р И.В. Китайские известия о народах
Южной Сибири, Центральной Азии и
Дальнего Востока. М., 1961.
3. Б п о к I К. ЗодеПапа апс11пе Изши^-пи. //САЗ.
1955, Уо1.1, 1.
4. 'III г I п Р. ШЬег ^Яда-Ниппеп ипс! Шоп^-пи.
//5ВА\У, 1899, II, 2.
5. М а ц у л с в и ч Л. А. Ала иска я проблема и
этногенез Средней Ази. //Советская
этнография. М., -Л., 1947, Т.VI-VII.
6. Берн ш там А. II. Из стории гуннов I в. до
н.э. // Советское востоковедение, 1940, I.
7. Г р и г о р ь е в В. В. О скифском народе саках.
СПб, 1871.
8. Б и ч у р и н II. Я. (Иакипф). Собрание
сведений по исторической географии
Восточной и Срединной Азии. Чебоксары, 1960.
9. А м м и а и М а р ц с л л и н. История. //
ВДИ, 1949, №3.
10. История Ссвсро-Осстипской АССР.
Орджоникидзе, 1987, т.1.
П.Берн штам А. II. Очерк истории гуннов.
Л., 1951.
12. М с С о V с г п >У. Тпс Еаг1у Етр'н*сз оГ СсШга!
Аыа. СНарс! ПИ1, 1939.
13.3 й I г а I о г 1 К. А Зша^у он Зи-Ге ог ЗоваЧапа
//ГВ, 1928, 2
14. Г а г л о й т и 10. С. К истории
северо-кавказских аорсов и сираков //Известия
ЮОШ1И, Тбилиси, 1968, т.ХУ.
15. А баев В. И. Осетинский язык и фольклор.
М., -Л., 1949.
16. К у з н с ц о в В. А. Очерки истории алан.
Орджоникидзе, 1984.
17. Б а р т о л ь д В. В. Очерк истории
туркменского народа. // Сочинения, М., 1963,
Т.Н, 1.
18. II о р д а п. О происхождении и деяниях гстов.
// Перевод Б.Ч. Скржинской. М., 1960.
19. В а с Н г а с Н В. А II18Югу оГ 1йе А1ап$ ш (Не
>Усз1. МтпеароПз, 1973.
20. Р и 1 I е у Ь I а п к Б. Тйе \Уи-зип апс! Заказ
апA УиеН-сЫп ш^гаНоп //ВЗОАЗ, 1970,
XXXIII, 1.
21. С И а г р с п 11 с г '. В\с сию^гарЫзсйс 51с11ип§
о*сг Тосйагег. //ШМС, 1917, т. 71.
22. К о в а л с в с к а я В. Б. Аланы в Западной
Европе. //Аланы: Западная Европа и
Византия. Владикавказ, 1992.
23. II с г г т а п и А. 01е а11с$1сп Сйтс81зсйеп
Капеп уоп 2сп1га1 - ипс) >Уе$1а$1Сп //Рез1зсйпГ1
Гиг Р. Шпй. ВегПп, 1920.
24. Т о л с т о в СП. Основные проблемы
этногенеза пародов Средней Азии // Советская
этнография, М., -Л., 1947, Т.У1-УН.
25. О ш а н и н Л. В. Некоторые дополнительные
данные к гипотезе скифо-сарматского
происхождения туркмен. // Известия Средазкомста-
риса. Ташкент, 1928, ТЛИ.
26. В г с I 8 с Ь п с I с! с г Е. МесНсуа! Кезсагсйез
Ггош Еаз1егп Аз'тИс зоигсез. ОзапЬгик, 1987. Уо!
1-Н.
27. И в а н о в А. И. История монголов (Юань ши)
об асах-аланах //Христианский Восток. СПБ,
1914, Т.Н, вып. 3.
28. Б о р о в к о в а Л. А. Запад Центральной Азии
во II в. до н.э. — VII в. н.э. М., 1989.
29. К о з X о V I г с Г Г М. I. ТЬе Ашта! 51у1е т
5ои1п Кизз1а апс! Спша. РппсеЮп, 1929.
30. С к р и п к и н А. С. Позднесарматская
культура Нижнего Поволжья: Дисссрт... канд.
наук. М., 1973 // Архив ИАРАИ, ф. Р-2,
№2125
31. Г у м и л с в Л. П. Хунну. М., 1960.
32. Т о л с т о в СП. Основные вопросы древней
истории Средней Азии // ВДИ, 1938, №1.
33. А л с к с с с в В. М. Наука о Востоке. М., 1982.

Ю. С. Г А Г Л О Й Т И
К ВОПРОСУ О ПЕРВОМ УПОМИНАНИИ АЛАН
НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
(часть II)
О том, насколько интенсивным было
проникновение сарматов в горы
Центрального Кавказа в последних веках до
н.э. — рубеже н.э. можно судить по тому,
что к этому времени часть сарматских
племен обосновалась и на южных
склонах Главного Кавказского хребта. В
описании Иберии Страбон сообщает, что се
горную часть «занимают простолюдины и
воины, живущие по обычаям скифов и
сарматов, соседями и родственниками
которых они являются; однако они
занимаются также земледелием» /XI, III, 3/
/1, с.474/. Это сообщение Страбона
получило в литературе различную
интерпретацию /2, с.20; 3, с.149; 4, с.294; 5,
с.165-166/, однако учитывая
употребление греческим географом этнонима
«сарматы», в состав которых он включает
роксолан, язигов, аорсов и сираков, и
отнесение сарматов к скифам,
подлинность данного сообщения Страбона не
вызывает сомнений.
Надо сказать, что Страбон был не
одинок в локализации части сарматов в
горах Центрального и Западного Кавказа.
Плиний, к примеру, помещает сармат-
скос племя эпагерритов за Питиунтом «в
Кавказских -горах», что явно указывает
на верховья Кубани. По соседству с ними
находились «савроматы, к которым бежал
Митридат при императоре Клавдии»
/VI, 16/. Как очевидно следует из
сопоставления сведений Плиния с
данными Тацита о бегстве Митридата Боспор-
ского после своего поражения в войне с
римлянами и аорсами, именем саврома-
тов Плиний называет аорсов, сыгравших
решающую роль в войне 49 г. н. э. /6,
44
© Ю.С. Глглойти
с.41; 7, с.27-29/. Эти последние, в свою
очередь, непосредственно соседили с та-
лами /туальцами-двалами/,
находившимися между Дарьяльским ущельем на
востоке и Мамисонским перевалом на
западе.
Таким образом, сведения Страбона и
Плиния совершенно определенно говорят
о пребывании отдельных сарматских
племен в горах Центрального и Западного
Кавказа на рубеже н.э.; из числа
интересующих нас племен можно назвать в
первую очередь аорсов, одно из
крупнейших сарматских племен, их соседей
эпагерритов. И если теперь, в результате
археологических раскопок в горах
Центрального и Западного Кавказа,
выявленные могильники по своему
погребальному обряду и вещевому материалу не
будут аналогичны синхронным или более
ранним могильникам Заволжья, При-
уралья и даже степного Предкавказья, то
правомерно ли на этом основании
отрицать пребывание сарматов в горах
Кавказа, столь очевидно выявляемое
независимыми друг от друга показаниями
письменных источников? Вряд ли
необходимо особо доказывать, что не сведения
письменных источников должны
корректироваться данными археологии, в
первую очередь при их этнической
интерпретации, а наоборот, последние с
привлечением, естественно, лингвистических и
этнографических данных там, где они
имеются. Имеющиеся исключения не
могут опровергнуть это положение.
Исходя из сказанного, очевидно, что
этнической интерпретации
археологического материала, в том числе и погрс-

бального обряда, локализации отдельных
этнических единиц и особенно их частей
должен предшествовать тщательный учет
данных письменных источников, а также
лингвистических и этнографических. В
противном случае такие выводы могут
оказаться поспешными и
неоправданными.
Трудно, к примеру, согласиться с
утверждением о том, что собственно
аланская культура Северного Кавказа
сформировалась, оказывается, уже после
гуннского нашествия, а начало этого
процесса относится к концу 1-Н вв. н.э.,
когда «появляются пряжки с обоймами,
поясные накладки простых форм,
туалетные наборы /щипчики, копоушки/,
некоторые формы керамики». Основанием
для подобного вывода служит положение
о том, что «сложение тех элементов
материальной культуры, которые
считаются характерными для раннесредневе-
копых алан Северного Кавказа /подч.
мной, — Ю.Г./, происходило уже в
первых веках нашей эры» /8, с. 179/.
Во-первых, ни одна из приводимых
М.П. Абрамовой вещей не является чисто
этническим определителем. Во-вторых,
вовсе не обязательно, чтобы элементы
материальной культуры, считающиеся
характерными для раннссрсднсвсковых
алан, должны были существовать в таком
же виде в первом и даже в первых вв. н.э.
Между этими хронологическими рамками
лежит довольно большой промежуток
времени, во время которого развитие
материальной культуры алан,
естественно, не стояло на месте. Поэтому период
первых веков можно действительно
рассматривать как раннсаланский, но никак
не предаланский, ибо два эти понятия,
отождествляемые М.П. Абрамовой,
семантически далеко не равнозначны и
использование их в этом значении ведет
лишь к терминологической путанице. Но
главное здесь заключается в том, что и в
данном случае археологический материал
априорно подгоняется под уже сделанные
выводы, находящиеся в полном
противоречии с данными письменных
источников.
Достаточно сказать, что уже Лукиан
Самосатский /II в. н.э./ упоминает
Аланию как сложившееся этнополитичс-
скос объединение, находившееся по
соседству с Азиатским Боспором, синдами и
махлиями /махелонами/, в союзе С'
которыми они действовали против скифов
в новелле «Токсарис или дружба».
Соседство алан с махлиями косвенным образом
подтверждается и Валерием Флакком,
помещающим алан к северу от
территории современной Абхазии по соседству с
гениохами. Согласно Арриану и Псевдо-
Арриану, эти последние соседят также с
кол хами и махелонами /макронами/
/9-10/. Поскольку синды четко
локализуются на северо-западном Кавказе и в
Приазовье, а махлии, идентичные,
видимо, махслонам, — на севере Колхиды
или вблизи /11, с.227; 10, с.228, 230-
232/, то из соседства алан с махлиями,
синдами и Боспорским царством следует,
что они занимали в этот период
центральные и западные районы Северного
Кавказа, а не только «восточное
побережье Азовского моря», как склонна
считать М.П. Абрамова /12, с.42/.
Рассказ Лу^сиана Самосатского о
дружбе побратимов-скифов Макента,
Лонхата и Арсакома, в котором
действуют наряду с аланами этнические скифы и
савроматы, судя по всему отражает
реалии никак не позднее 1 в. н.э., а может
быть, и более раннего времени. Однако,
если даже отнести описываемые Лукиа-
ном в «Токсарисс» события ко II в., то и
в данном случае существование Алании,
как уже сложившегося этнополитическо-
го объединения на Северном Кавказе,
соседившего на юго-западе с махлиями,
гениохами и колхами, на западе — с
Боспором, а на северо-западе — с
синдами, не вызывает никаких сомнений. Если
бы в первых вв. н.э. алан действительно
не было на Северном Кавказе, как
утверждает М.П. Абрамова и к чему
склоняется М.Г. Мошкова, то непонятно, к
примеру, для кого и для чего на Боспоре надо
было содержать целый штат аланских
переводчиков, во главе которых в самом
начале III в. стоял некий Ирак?
Все вышеизложенное свидетельствует,
на наш взгляд, о том, что точка зрения,
отрицающая сармато-аланскую
принадлежность катакомбной культуры
Северного Кавказа, не находит подтверждения
на археологическом материале и се дан-
45

ныс нс могут служить аргументом для
отрицания пребывания алан на Северном
Кавказе в I в.н.э. Отсутствие четких
критериев этнической атрибуции
археологических данных, рассматриваемых в
отрыве от данных письменных
источников и этнографии, легко может повести и,
как показывают примеры, часто ведет к
поспешным и неоправданным выводам,
требующим затем определенной
корректировки. Показателем этого может
служить, в частности, слишком быстро
меняющаяся трактовка особенностей
погребального обряда, на территории
распространения катакомбной культуры, которые
одним и тем же автором на основании
материалов Нижнс-Джулатского
могильника интерпретировались как этнические
признаки /13, сЛО-11/, а на основании
данных Подкумского могильника как
признак «оседлости населения,
оставившего могильник» /8, с. 128/. Ясно, что
при таком подходе постулируемые
выводы нс становятся более убедительными.
Нс служит отрицанием сармато-алан-
ской принадлежности катакомбной
культуры и положение о том, что «форма
погребального сооружения нс может быть
основным показателем при определении
археологической культуры и тем более
она нс может быть единственным
критерием, как это произошло при выделении
памятников ала некой культуры
Северного Кавказа» /14, с.17; 15, с.20/. Из
признания этого положения вовсе нс
следует, что указанный погребальный
обряд нс принадлежал сармато-аланам.
Данный вывод является
преждевременным прежде всего по той причине, что
вопрос о времени и условиях появления
катакомб на Северном Кавказе остается
пока нерешенным /15, с.29/. Еще в
меньшей степени об этом говорят ареал
распространения катакомбной культуры
Северного Кавказа и время его
зарождения и функционирования /тем более
если считать, что различия между
грунтовыми и катакомбными погребениями
носят нс этнический, а социальный,
половозрастной или иной характер/.
Нам уже приходилось отмечать
неправомерность решения вопроса о времени и
условиях появления алан на Северном
Кавказе только на основании
распространения катакомбного обряда погребения
/5, с.63-64/. Это вытекает из факта
широкого распространения последнего
среди скифо-сарматских племен, отказа
от признания обязательного и
определяющего признака ранних алан только
катакомбного способа захоронения, и
принадлежность аланам, наряду с
катакомбами и других видов погребального
сооружений — подбоев, разного рода
каменных ящиков, склепов и т.д. Надо
прямо сказать, что появившиеся за
последнее время исследования,
посвященные катакомбной культуре и появлению
алан на Северном Кавказе, нс могут
опровергнуть этот вывод.
Неправомерность решения вопроса о
времени и условиях появления алан на
Кавказе, опираясь лишь на данные
катакомбной культуры, видна, в частности, и
по тому, что из различной трактовки
этнической принадлежности этой
культуры делаются тем нс менее сходные
выводы. Так, например, Т.А. Габусв склонен
датировать приход основной массы алан-
ского населения на Северный Кавказ
серединой III — началом V в. н.э.,
связывая это с появлением в
Центральном Предкавказье подкурганных
катакомб 2 периода. При этом автор, придср:
живающийся мнения о сармато-аланской
принадлежности катакомбной культуры,
отмечает наличие здесь более ранних
катакомб датируемых П-1 в. до н.э., и
разделяет мнение тех исследователей,
которые связывают выход алан на
историческую арену в первую очередь «с
политической перегруппировкой среди
сарматских племен» /16, с.20; 17, с.18/.
Даже если на минуту отвлечься от
показаний письменных источников,
трудно понять, как можно совместить
между собой появление алан на Северном
Кавказе нс ранее середины III в. н.э. и их
выход на историческую арену в
результате перегруппировок среди сарматов.
Приведенные положения явно противоречат
друг другу.
Обзор вышеприведенной литературы,
думается, ясно показывает
невозможность решения вопроса о времени и
условиях появления алан на Северном
Кавказе только на археологическом
материале, во всяком случае при нынешнем
46

состоянии изученности археологических
источников. Последнее обстоятельство
настоятельно требует еще раз обратиться
к показаниям письменных источников по
данному вопросу, тем более что ссылки
на них в археологических исследованиях
носят, по существу, выборочный и
неполный характер, без серьезного разбора
аргументации оппонентов, а то и просто
их замалчивания. Таким образом,
мнение о появлении алан на Северном
Кавказе в I в. н.э. разделяется
большинством исследователей и практически его
можно считать общепризнанным.
Различие же во взглядах исследователей в
основном заключается в датировке этого
факта в рамках I в. н.э. и интерпретации
факта появления имени алан в
письменных источниках по Северному Кавказу и
Северному Причерноморью в I в. н.э.
За последние годы появился ряд
публикаций, авторы которых,
придерживаясь традиционной точки зрения о
появлении алан на Кавказе в I в.н.э., в то же
время ставят под сомнение датировку
первого упоминания алан на Северном
Кавказе 35 г. н.э. в связи с их походом в
Закавказье против Парфии /18/, считая
более реальным упоминание алан в связи
с событиями 72 г. н.э. Это положение
обосновывается ссылками на письменные
источники, без подробного, впрочем, их
анализа, и археологический материал из
Центрального Предкавказья и Нижнего
Подонья.
Так, например, А.С. Скрипкин, не
соглашаясь с мнением исследователей,
считающих бесспорным участие алан в
войне Иберии и Парфии в 35 г.н.э.,
пишет, что в письменных источниках,
описывающих эту войну /Тацит, Иосиф
Флавий/ нет упоминания об аланах. На
этом основании он утверждает, что
«выводы о походе алан в это время в
Закавказье умозрительны и отражают
больше желание самих авторов видеть в
этих событиях алан» /18, с.50/.
Обвинение более, чем серьезное. Однако если
в таком желании можно упрекнуть
автора этих строк, работу которого А.С.
Скрипкин имеет в виду, то как быть с
мнениями В. дс Сен-Мартена, Э. Шар-
пантьс, М.И. Ростовцева, Тойблсра, Тег-
гарта, Хауссига, Л.А. Мацулсвича, К.В.
Трсвер, Я.А. Манандяна, Ю. Юнге и ряда
других исследователей, также
относивших появление алан на Кавказе к 35 г.
н.э.? Их ведь в особом пристрастии к
аланам, кажется, не упрекнешь.
В более поздней работе А.С. Скрипкин
несколько смягчает свою формулировку,
однако продолжает считать, что попытки
обосновать появление алан I в.н.э., имея
в виду автора этих строк, являются «пока
слабо аргументированными» /19, с.91/.
А.С. Скрипкин разделяет мнение В.Б.
Виноградова о появлении алан в
Предкавказье и Приазовье в результате сира-
ко-аорсской войны 49 г.н.э. на Северном
Кавказе /20, с.71/. Той же точки
зрения в основном придерживается и Б.А.
Расв, считающий, что продвижение алан
из Северного Прикаспия в
Причерноморье «осуществлялось через степные
предгорья Кавказа», а уже из Прику-
банья они, якобы, продвинулись в
Нижнее Подоньс /21, с. 14-15; 22, с.210-
211/.
Как же согласуются данные
положения с сообщениями античных
писателей, в первую очередь — Иосифа
Флавия и Корнелия Тацита,
повествующих о вторжении ссвсрокавказских
племен в Закавказье против Парфии в
качестве союзников иберов в 35 г. н.э.?
Сообщая об этих событиях, Иосиф
Флавий пишет, что римский император
Тиберий, обеспокоенный враждебными
действиями парфянского царя Артабана
III, поставившего во главе Армении
своего сына Арсака, поручил правителю
Сирии Виталлию вступить с Артабаном в
переговоры и заключить мир.
Одновременно он «большими суммами денег
склонял царей иберского и албанского не
задумываться воевать с Артабаном. Но те
сами не согласились /воевать/, а
направляют на Артабана скифов, дав им
проход через свои земли и открыв
Каспийские ворота. Таким образом, и
Армения была снова отнята у Артабана и, так
как земля парфян служила театром
войны, лучшие из местных жителей были
перебиты, все у них было опустошено, а
сын царя пал в одном из этих сражений
/здесь и далее подчеркунто мной, —
10.Г./ со многими мириадами войск...»
/23, с.275/.
47

Более подробно тс же события
освещены Корнелием Тацитом. Изложив
причины очередного конфликта между Римом и
Парфисй, приведшие к войне 35 г. н.э.,
он пишет, что иберы, над которыми тогда
царствовал Фарасман, большими
полчищами вторгаются в Армению и
овладевают городом Артакстатой. Узнав об этом,
Артабан направляет против них войско во
главе со своим сыном Ородом и посылает
людей для вербовки наемников. Тогда
Фарасман «присоединяет албанов и
призывает сарматов, князьки /скептухи/
которых, получив дары с обеих сторон, по
обычаю своего племени помогали и тем и
другим. Но иберы, владея местностью,
быстро впускают сарматов Каспийской
дорогой против армянов и тс, которые
шли на помощь парфянам были
остановлены без труда...» В генеральном
сражении между объединенными силами
союзников и парфянами Фарасман ранил
Орода «сквозь шлем», но не смог
повторить удара, так как телохранители Орода
прикрыли раненого. «Однако принятый
на веру ложный слух о смерти Орода
испугал парфян, и они уступили победу»
/24, IV, 33-35/. Сведения Иосифа
Флавия и Корнелия Тацита являются
отправными для решения разбираемого вопроса.
Как отметил еще А. Гутшмид, имя
скифов в приведенном сообщении
Иосифа Флавия является, судя по рукописям
его труда, позднейшей интерполяцией,
давшей ему основание писать, что Иосиф
Флавий вместо сарматов Тацита
«называет алан» /25, с.120-121/. Имя алан в
данном отрывке было впервые включено
в печатный текст трудов Иосифа Флавия
издателем Нисом /№ссе/ в 1890 г.,
ввиду явного «превосходства показаний
рукописей в пользу такого чтения» /26,
с.121/. Однако и до этого в специальных
работах, посвященных интересующему
нас вопросу; вторжение ссвсрокавказских
племен в Закавказье в 35 г. н.э. также
связывалось с аланами /27, с.460/. О
том же, собственно, свидетельствует и
указание Иосифа Флавия, что аланы это
«часть скифов, живущая вокруг Танаиса
и Меотийского озера» B8, с.277).
К сказанному следует добавить, что
Иосиф Флавий отождествляет скифов с
магогами, * эпоним которых является в
48
Библии олицетворением вторгшегося в
Палестину «северного» народа B3, I, 6,
122), локализуемого к северу от Кавказа.
Из сопоставления имеющихся данных
можно заключить, что аланы в
указанный период занимали уже не только
донские степи, но и районы Центрального
Предкавказья «вокруг Меотиды», т.е. к
востоку от Азовского моря.
Однако если даже отвлечься от
вышеприведенных фактов и согласиться с тем,
что, как полагают исследователи,
отрицающие участие алан в событиях 35 г.
н.э. в Закавказье, в разбираемом отрывке
Иосиф Флавий называет не алан, а
скифов, рассматривая их, кстати, как
часть и целое, то, естественно, возникает
вопрос — о каких, собственно,
этнических скифах может идти речь в
рассматриваемый период на Дону или в
Центральном Предкавказье? Этот вопрос
однако попросту обходится, что делается,
видимо, не случайно, поскольку ни
письменные источники, ни археологические
данные, при всем желании, не дают
никаких оснований постулировать
пребывание скифов в рассматриваемый
период в указанных регионах.
Как отмечал еще М.И. Ростовцев, к
началу III в. до н.э. скифы уже быЛи
вынуждены покинуть под давлением
сарматов долину Кубани /29, с.144-145/.
Тем сомнительней представляется их
присутствие в последних веках до н.э. в
центральных и восточных районах
Северного Кавказа. Что касается первой
трети I в.н.э., то реально о скифах можно
говорить лишь в Крыму и Добруджс,
откуда они, конечно, уже не были в
состоянии совершить столь крупный
военный поход против Парфии.
Следовательно, даже исходя из общих
соображений, упоминание Иосифом Флавием алан
в событиях 35 г.н.э. является куда более
реальным, чем признание в вторгшихся в
Закавказье к этому времени уже давно
растворившихся в сарматских племенах
скифов. Это гораздо правдоподобней,
если учесть, что Иосиф Флавий считает
алан частью скифов.
Обратимся теперь к Тациту.
Отсутствие у последнего имени алан в описании
событий 35 г.н.э. рассматривается
исследователями, отрицающими пребывание

алан на Северном Кавказе в первой
половине I в.н.э., как подтверждение
данного факта. Но следует ли из этого,
что алан в указанный период не было еще
на Кавказе и что под «сарматами»
Тацита тогда не могут скрываться аланы?
Отнюдь нет.
Обращает на себя внимание, что
Тацит не знает вообще имени алан как на
Северном Кавказе, так и в Северном
Причерноморье. Последнее
обстоятельство выглядит более чем странно, учитывая
годы его жизни /55-117 гг./, ибо во
второй половине I в.н.э., во всяком
случае, имя алан было уже очень хорошо
известно как на Дунайской границе, так
и в Подоньс и на Северном Кавказе. С
этим положением согласны, кажется, все
исследователи. Исходя из сказанного,
логично предположить, что аланы могут
скрываться у Тацита под этническим
названием сарматов или одним из
видовых названий сарматских племен.
Как известно, согласно стойкой
античной традиции, представленной Страбо-
ном, Плинием и Клавдием Птолемеем,
сарматскую этническую общность
составляли в первую очередь язиги, роксоланы,
аорсы, аланорсы, сираки и аланы.
Общность происхождения сарматских
племен и их этническое родство было хорошо
подмечены Плинием, а также Помпони-
см Мслой /I в.н.э./, который писал, что
берегами и прибрежными местностями
Танаиса «владеют савроматы, одно
племя, но разделенное на несколько народов
с разными названиями» /30, 1, 115/. В
точном соответствии с этой традицией к
числу сарматов в Северном
Причерноморье Плиний относит роксоланов —
«народ сарматского плЪмени», которых
Иосиф Флавий называет теми из скифов,
которые зовутся сарматами /28, VII,
4,3/, иязигов /31, 1, 79/.
Что касается Северного Кавказа, то в
рассказе о событиях 35 г. н.э. Тацит
называет вторгшиеся в Закавказье войска
общим именем сарматов, не раскрывая
конкретного значения их этнического
наименования. Вряд ли надо особо
доказывать, что в рассматриваемый период
нет оснований говорить вообще о
сарматах, как об отдельном племени,
отличном, скажем, от язигов, аорсов, сираков
или алан. Из этого следует, что в данном
случае под названием сарматов у Тацита
скрывается какое-то из указанных
племен, находившееся в тот период в
Центральном Предкавказье.
Через десять с небольшим лет, при
описании войны 49 г. н.э. на Северном
Кавказе, из числа сарматских племен
Тацит называет аорсов и сираков в
качестве главных действующих сторон
конфликта. Сопоставление данных
Тацита об этой войне и, в частности, о бегстве
Митридата Боспорского к аорсам, со
сведениями Плиния о бегстве того же
Митридата к «савроматам», показывает,
что аорсы в середине I в.н.э. занимали
Центральное Предкавказье и намного
превосходили сираков, находившихся в
низовьях правобережья Кубани, как в
военном, так и в количественном
отношении /7, с.26-28/. Поскольку нет
никаких оснований предполагать в данном
регионе каких-то больших этнических
изменений между 35 и 49 гг. н.э., то,
естественно, напрашивается вывод о том,
что в 35 г. н.э. Тацит называет сарматами
то же племя, которое в войне 49 г. он
называет аорсам и.
Иными словами, сравнение сведений
Иосифа Флавия о событиях 35 г. н.э. с
аналогичными данными Корнелия
Тацита не оставляет никаких сомнений в том,
что оба автора описывают одно и то же
событие и имеют в виду одно и то же
племя, вторгшееся в Парфию.
Древнееврейский историк называет его аланами,
римский — сарматами. Если учесть, что
этноним «сарматы», как отмечалось
выше, в последних вв. до н.э. и в первых вв.
н.э. являлся собирательным названием, в
первую очередь, для родственных между
собой язигов, роксолан, аорсов, сираков и
алан, которые и составляли собственно
сарматский этнос, то напрашивается
вывод о том, что у Корнелия Тацита в
описании событий 35 г.н.э. под именем
сарматов скрываются именно аланы.
Такому выводу, однако, формально
противоречит упоминание Тацитом в событиях
49 г.н.э. вместо сарматов или алан аорсов,
что выдвигается некоторыми
исследователями в качестве аргумента, якобы
доказывающего отсутствие алан на Северном
Кавказе в первой половине I в.н.э.
49

В связи с этим хочется высказать одно
соображение, возможно, частично
проливающее свет на сей вопрос. Хорошо
известно, что у Корнелия Тацита, как и
у ряда античных и древнеармянских
авторов, нередко наблюдается смешение
этнонимов алан и албан, неоднократно
отмечаемое исследователями /32, с.356;
33, с.7-8/. Не вдаваясь здесь в
обсуждение этого факта, отмстим лишь, что у
Тацита такое смешение совершенно
явственно прослеживается по крайней мерс
в двух случаях: при описании бегства
армянского царевича аршакида Вонона в
16 г.н.э. «к своему родичу царю скифов»
/34, с.59-60/ и в сообщении о
намечавшемся Нероном походе против алан в 68
г.н.э. /24, II, 68; 31, I, 6/.
Исходя из этого, можно высказать
следующее предположение. Тацит, или
его источник, знает албанов в качестве
союзников иберов в войне против парфян.
Хорошо знает он и о том, что албаны
живут к востоку от иберов на берегу
Каспийского моря. И если в этих
условиях в источнике или источниках,
использованных Тацитом при освещении
событий 35 г.н.э., фигурировали аланы,
которых он смешивал с албанами, то не могло
ли это повести к замене этнонима алан
более нейтральным «сарматы»?
Конечно, это только предположение,
однако его нельзя не принимать во
внимание, имея в виду смешение Тацитом
этнонимов алан и албан и использование
им собирательного названия сарматов для
обозначения какого-то сарматского
племени, вторгшегося в Парфию в 35 г.н.э.
Во всяком случае, данное
предположение, как нам кажется, имеет под собой
вполне реальную основу и
свидетельствует в пользу идентичности сарматов
Тацита с аланами Иосифа Флавия. Однако,
независимо от вышесказанного,
совершенно бесспорно, что Тацит называет
сарматами то же племя, которое Иосифом
Флавием называется аланами; последнее,
естественно, не только не исключает, а
скорее подтверждает, что под именем
сарматов у Тацита в данном случае
скрываются именно аланы.
Существует еще один источник,
имеющий, видимо, прямое отношение к
рассматриваемому вопросу, который, одна-
50
ко, мало привлекался для его решения.
Речь идет об «Аргонавтикс» Валерия
Флакка, жившего во второй половине I
в.н.э. Это произведение, написанное как
свободное переложение «Аргонавтики»
Аполлония Родосского, содержит богатый
этнографический материал по Северному
Причерноморью и Кавказу при большом
разнообразии этнической номенклатуры;
многие из приведенных фактов
уникальны, а реальность сообщаемых Валерием
Флакоом сведений, облеченных в
поэтическую форму, подтверждается
сравнительными данными,
свидетельствующими о том, что они основываются на
хорошей традиции /35, с.5, 18/.
Наибольший интерес для нас
представляют совместные действия иберов с
язигами, о которых сообщает Валерий
Флакк: «Разноцветная Иберия излила
вооруженные копьями отряды, которые
ведут Отак, Латрис, похититель любви
Нсвр и не знающие убеленного
сединами возраста язиги. Ибо когда уже
изменяют прежние силы, знакомый лук
отказывается служить и копье презирает
стремления своего хозяина, — у
мужественных предков создался обычай не
медлительно, но погибать от руки молодого
потомства врученным ему мечом...» /36,
с.348/. По-видимому, они же
подразумеваются Флакком и в выражении —
«явившийся слишком поздно Ибер и
исссдонскис фаланги, не участвуя в
сражении...» /37, с.327/.
Этноним «язиг» является, как
известно, разновидностью имени асов,
позднейших ясов русских летописей, одного из
двух широко известных наименований
алан, начиная с первого в.н.э., о чем
совершенно определенно
свидетельствуют данные грамматика II в.н.э. Элия
Гсродиана, отождествлявшего этнонимы
язиг /иазигес/ и яс /иазис/ /38, с.258;
5, с. 136/. Вариантами этого племенного
названия, судя по всему являются
названия асиаков Помпония Мелы и Плиния,
асиатов Юлия Солина, характеристики
которых, даваемые им Мелой и Сол ином,
ясно свидетельствуют, что оба названия
прилагались к одному и тому же племени
/7, с.31/. К тому же кругу относятся,
видимо, асии — асианы Страбона и
Помпея Трога. Об обозначении термином

язиг средневековых алан-ясов
свидетельствуют и данным венгерских источников.
В литературе вопрос об отношении
язигов к ссвсрокавказским аланам, как
правило, не ставится. Между тем это
сопоставление явно напрашивается.
Однако Валерии Флакк отнюдь не
единственный автор, который знает язигов
наряду с Северным Причерноморьем и на
Северном Кавказе, причем в качестве
именно союзников иберов. Дион Кассий,
например, рассказав о вторжении алан в
Закавказье в 35 г., в описании
переговоров алан и царя Иберов Фарсмана в Риме
называет алан язигами /39, XIX, 15/. В
связи с этим интересно сопоставить слова
Валерия Флакка о «не знающих
убеленного сединами возраста язигов» с
сообщением Аммиана Марцеллина об аланах, у
которых «считается счастливым тот, кто
испускает дух в сражении...» /XXXI, 2,
22/.
Сравнение этих характеристик,
думается, ясно свидетельствует о том, что они
восходят к одному и тому же источнику,
отождествляющему язигов и алан. Весьма
показательна и такая деталь, как копье,
в качестве основного вида оружия язигов,
наряду с мечами, которые Тацит
отмечает у ссвсрокавказских сарматов в 35 г. и
придунайских роксолан в 69 г. н.э.
Однако в данном случае
отождествлению язигов Флакка с аланами
препятствует упоминание римским поэтом также
и аланов во главе с их вождем Анавсисм,
имя которого убедительно
этимологизируется из осетинского языка /36, VI, 50;
с.80/. Для правильной оценки факта
одновременного упоминания алан и
язигов в конкретных событиях, являющееся,
видимо, уникальным в античной
историографии, необходимо иметь в виду
следующее. Это, с одной стороны, различные
по своему содержанию источники,
которыми пользовался Валерий Флакк, и
многообразие этнической номенклатуры
в условиях родового строя и племенной
раздробленности, с другой. В таких
условиях скорее правилом, чем исключением,
являются случаи, когда одна и та же
этническая общность была известна у
соседей как под общим названием, так и
под названиями отдельных племен или
племенных групп се составляющих.
Этнография почти любого крупного региона
даст тому более чем убедительные
примеры.
По-видимому, уже в момент своего
первого появления на Северном Кавказе,
аланы становятся известными и под
своим собственным именем, и под именем
асов /ясов/, разновидностями которого
являются этнонимы язигов, асиаков, аси-
атов, асисв и асианов. Что касается
соседства алан с ссвсроколхидскими
племенами, то оно подтверждается и
данными Лукиана Самосатского, явно
относящимися к более раннему, чем в II в.н.э.,
периоду.
Соседство алан с ссвсроколхидским
племенем гениохов, которое, судя по
тексту, подчинялось Анавсию /VI, 40-
50/, а также с махлиями /махелона-
ми/, свидетельствует, на наш взгляд, о
том, что речь здесь идет о той части алан,
территория которых в I в.н.э. охватывала
и районы Северо-Западного Кавказа,
соседящие с территорией современной
Абхазии. И если Валерий Флакк, хорошо
зная и о локализации язигов на берегах
Дуная, о чем ясно свидетельствуют
приводимые им слова язигского вождя Гссан-
дра /VI, 322-329, то для этого должны
были быть достаточно веские основания.
Прежде всего необходимо
подчеркнуть, что упоминание язигов в качестве
союзников иберов, а также алан в
качестве соседей гениохов, не может быть
поэтической вольностью, как можно было
бы предположить, по той причине, что
пребывание алан в I в. н.э. на Северном
Кавказе и обозначение этнонимом «язи-
ги» ссвсрокавказских алан
подтверждается не только Валерием Флакком. Вопрос
заключается лишь в том, к какому
времени следует отнести совместные
действия язигов с иберами — к 35 или 72 г.н.э.
Сведения Валерия Флакка не дают, к
сожалению, убедительных аргументов
для окончательного вывода. Но данные
для решения этого вопроса есть.
Как известно, согласно Тациту, в 35 г.
н.э. вместе с «сарматами» в сражениях с
парфянами непосредственно участвовали
албаны и иберы во главе с Фарсманом. В
72 г. н.э. аланы, по Иосифу Флавию, при
очередном вторжении в Парфию,
действовали по согласованию с иберами, кото-
51

рыс однако не принимали открыто
участия в военных действиях /20, с.149/.
Исходя из этого, сообщение Валерия
Флакка о действующих совместно иберах
и язигах следует отнести скорее к 35 г.,
чем к 72 г.н.э. К 35 г.н.э. относит
интерпретируемый отрывок и В.Б.
Виноградов, отождествляющий их однако с
приманыческими сираками на основании
своей ошибочной локализации последних
не в Прикубаньс, а в Центральном
Предкавказье /20, с.149/.
Таким образом, из вышесказанного
следует, что аланам /«скифам»/
Иосифа Флавия полностью идентичны
«сарматы» Корнелия Тацита, а также язиги
Валерия Флакка. Принимая во внимание,
что этноним язиг является фонетической
разновидностью племенного названия ас-
яс, о чем совершенно определенно
говорит Элий Гсродиан, и что именем язигов
нередко обозначались и аланы, следует
признать: сведения Валерия Флакка о
действующих в союзе с иберами язигах
свидетельствуют о первом упоминании
алан на Северном Кавказе в 35 г.н.э.
Следовательно, уже при первом своем
упоминании на Северном Кавказе аланы
становятся известными под теми же
двумя этнонимами, под которыми они были
известны и в средневековье, а именно —
аланы и асы-ясы /язиги/.
Одним из основных аргументов,
выдвигаемых против положения о
появлении алан на Северном Кавказе в 35 г.н.э.
является ссылка на то, что в войне 49 г.
аланы не упоминаются, а ведущую роль
в Центральном Предкавказье, согласно
Тациту, сведения которого опираются на
добротные источники, играли в этот
период аорсы. Так, например, В.Б.
Виноградов утверждает, что до 50-х годов I в. н.э.
в письменных документах не встречается
якобы упоминания алан и считает, что
только в результате победы
«северокавказских сарматов и последовавшего за
ней передвижения должны» были
появиться в Предкавказье аланы и что
победа аорсов «возвестила о появлении в
Центральном Предкавказье аланских
племен — части аорсского союза» /20,
с. 161-162/. Та же точка зрения
разделяется Б.А. Расвым и А.С. Скрипкиным /21,
с.14; 18, с.50; 19, с.94; 40, с.62-63; 1, с.480/.
Действительно, Тацит совершенно
определенно называет решающей силой в
войне 49 г. н.э. аорсов, нигде не упоминая
алан. Однако это было не прикаспийское
племя, как утверждает В.Б. Виноградов,
прибывшее в Центральное Предкавказье
для войны с сираками и защиты римских
интересов, а нижние аорсы, задолго до
событий 49 г. н.э. находившиеся уже в
Центральном Предкавказье, как это
явствует из данных Страбона, Плиния и того
же Тацита.
Для подкрепления своего положения о
появлении сираков на Северном Кавказе
под давлением преследующих их аорсов
В.Б. Виноградов пытается опереться на
сообщение Страбона о том, что «аорсы и
сираки, кажется, беглецы из среды
живущих выше народов» /XI, 5, 8/. Однако
из текста Страбона вовсе не следует, что
появление этих племен на Кавказе
произошло в результате давления аорсов на
сираков и что последние, якобы, на
протяжении «нескольких последующих
веков отстаивали свою независимость от
покушения аорсов и других сарматских
племен» /20, с. 148/. Хотя данный
отрывок Страбона допускает разночтения в
виду возможной лакуны в тексте /28,
с.224, прим. 8/, однако произвольное
выделение слов сираки и беглецы
принадлежит В.Б. Виноградову, а не Страбо-
ну, что и искажает смысл сообщения
последнего. Согласно Ю. Юнге, аорсы и
сираки были выходцами из среды
верхних или северных аорсов /41, с.75/.
Сравнительный анализ данных Тацита,
Плиния и Помпония Мелы о бегстве
Митридата Боспорского к аорсам /«сав-
роматам»/ показывает, что в середине I
в.н.э. южная граница аорсов проходила
по Центральному Кавказу между талами
/туалами-двалами/ и сарматами-эпа-
герритами в верховьях Кубани на западе,
т.е. аорсы, а не сираки, как считает В.Б.
Виноградов, занимали центральные
районы Северного Кавказа. И то, что их
появление здесь — не результат этнотср-
риториальных изменений после войны 49
г. н.э., об этом совершенно ясно
свидетельствуют слова вождя аорсов Евнона о
том, что «ничто не отнято у
побежденного Зорсина» /24, XII, 19/.
Это однако, не снимает аргумента о
52

пребывании аорсов в Центральном
Предкавказье, который формально отрицает
пребывание здесь аланов до войны 49 г.
и, в частности, в 35 г. н.э. Надо сказать,
что вопрос этот не нов, он уже
неоднократно поднимался исследователями,
занимающимися данной проблемой. Однако
их положения не только не принимаются
во внимание, но почему-то даже не
рассматриваются исследователями,
отрицающими пребывание алан на Северном
Кавказе до 49 г.н.э. Между тем, учет
высказанных положений важен не только
для историографии вопроса, но и для его
решения в целом.
Так, например, М.И. Ростовцев
считал, что наиболее раннее упоминание
алан у Иосифа Флавия относится к 35
г.н.э.; это, по его мнению, позволяет
заключить, что в указанный период они
находились в долине Кубани, стремясь
пробиться через Кавказские проходы в
Иберию и Армению с целью вторжения в
Парфию. Он полагал, однако, вопреки
данным Иосифа Флавия и Тацита, что
попытка алан была сорвана и они
повернули назад и последовали за другими
сарматскими племенами по направлению
к Дону и Днепру. Основанием для такого
вывода М.И. Ростовцеву послужил тот
факт, что во время событий 49 г.н.э.
«непосредственными соседями Боспорс-
кого царства были аорсы и сираки, а не
аланы». Пытаясь преодолеть
противоречие между появлением имени алан в
письменных источниках по Северному
Кавказу в 35 г.н.э. и решающей ролью
аорсов в событиях 49 г.н.э., М.И.
Ростовцев приходит к заключению, что аорсы и
сираки «были постепенно завоеваны
аланами и образовали вместе с ними
объединение, ставшее с тех пор известным по
имени доминирующего племени алан»
/29, с.116/.
Однако этот вывод не снимает
указанного противоречия, поскольку
письменные источники не содержат даже намека
на завоевание аланами аорсов и даже
сираков, хотя последние, упоминаемые
последний раз в 193 г., как можно
полагать, вошли впоследствии в аланский
племенной союз в качестве одного из его
составных частей. Не выдерживает
критики и тезис В.Б. Виноградова и
разделяющих его точку зрения исследователей о
том, что только победа аорсов возвестила
о появлении алан в Центральном
Предкавказье.
Если рассматривать аорсов и алан как
два различных, хотя и родственных
между собой племени, то возникает
естественно вопрос — почему аорсы именно
после блистательной победы в 49 г.н.э.
должны были покинуть свою
насиженную территорию в Центральном
Предкавказье, которую они обживали почти в
течении более чем двух веков, и оставить
се предполагаемым новым пришельцам?
В.Б. Виноградов и следующие за ним
исследователи обходят его, ибо их
интерпретация разбираемых событий не даст
на него ответ, как и на вопрос, куда
передвинулись аорсы Центрального
Предкавказья, т.е. «нижние аорсы», после 49
г.н.э.
Однако кроме этих общих
соображений, имеются и прямые известия
письменных источников, отрицающие
возможность переселения северокавказских
аорсов как на Нижний Дон и западное
Приазовье, так и далее в Придунавье, где
аорсы или амаксобии действительно
упоминаются античными авторами I в.н.э.
Эти данные однако или просто не
принимаются во внимание или ошибочно
интерпретируются.
А.С. Скрипкин, например, считает,
что после событий 49 г.н.э. аорсы не сразу
покинули старые свои территории. По его
мнению, возможно, прав Д.А. Мачин-
ский, отмечающий, что аорсы постепенно
осваивали территорию к западу от Дона,
если считать амаксобисв ветвью аорсов
/19, с.94/. Однако аргументация Д.А.
Мачинского довольно уязвима. В своих
построениях автор основывается на
локализации амаксобиев Помпонисм Мслой
на северо-западном побережье Азовского
моря и отождествлении их с аорсами на
основании указания Плиния /IV, 80/.
Исходя из этого, Д.А. Мачинский
заключает, что амаксобии локализуются Пом-
понией Мслой «там же, где должны были
находиться по всей логике событий аорсы
Тацита в 49 г.н.э. Появление аорсов на
этой территории могло произойти во
второй половине I в. до н.э. — первой
половине I в.н.э.» /42, с.131/.
53

Ссылка А.С. Скрипкина на
приведенное место работы Д.А. Мачинского
несостоятельна как по формальным
соображениям, так и по существу. Если
согласиться с названным автором в том, что
верхней датой появления аорсов на
северо-западном побережье Мсотиды
является первая половина I в.н.э., то как это
согласуется с защищаемым А.С. Скрип-
киным тезисом о том, что после 49 г.н.э.
«аорсы, как победители, не сразу
покинули свои территории» /42, с.94/.
Совершенно очевидно, что ссылка А.С.
Скрипкина на Д.А. Мачинского не
подтверждает вывода об уходе аорсов с Центрального
Предкавказья. Однако дело здесь не
столько в формальных соображениях,
сколько в ошибочности концепции Д.А.
Мачинского о локализации аорсов в
середине I в.н.э. на северо-западном побережье
Мсотиды.
Защищаемое Д.А. Мачинским мнение
о местопребывании аорсов в период
войны 49 г.н.э. на северо-западном
побережье Мсотиды основывается на двух
ошибочных предположениях —
локализации Тацитом аорсов на указанной
территории и отождествлении амаксобисв
Помпония Мелы с аорсами, участниками
войны 49 г.н.э. Для доказательства
первого положения Д.А. Мачинский приводит
слова Тацита о том, что в случае отказа
императора Клавдия в просьбе вождя
аорсов Эвнона не предавать смертной
казни и не вести в триумфальном
шествии плененного Митридата Боспорского,
римлянам придется вести войну против
аорсов «в местностях бездорожных и на
море без гаваней, к тому же цари там
воинственны, народы кочевые, почва
бесплодна» /24, с.215/. Основываясь на
этом переводе, взятом из латышевского
сборника, В.А. Мачинский полагает, что
речь в данном случае может идти лишь о
северном побережье Мсотиды.
Хотя в новом издании Корнелия
Тацита этот отрывок изложен по-другому
/«придется вести /войну/ в
труднодоступной местности и вдали от морских
путей», — 43, с.203/, тем не менее,
приводимый Д.А. Мачинским перевод,
видимо, верен, судя по дореволюционным
переводам Тацита и особенно по наличию
в оригинале текста слова «атрог-Шозо»,
т.е. «лишенный гаваней» /44, с.237; 45,
с.339; 46, с.342-343/. Следует однако
сказать, что и такой перевод не
подтверждает еще мнения Д.А. Мачинского о
локализации аорсов в 49 г.н.э. на северо-
западном побережье Мсотиды, поскольку
описание Тацитом территории, на
которой предполагалось вести войну с
аорсами, с немсньшим основанием могло
относиться и к восточному побережью
Мсотиды и тем более к районам Центрального
Предкавказья.
Оставляя вопрос о точности перевода
рассматриваемого сообщения Тацита
специалистам-языковедам, отмстим, что
существуют более достоверные данные о
локализации аорсов в середине I в.н.э.
Это, в частности, сообщение Плиния о
бегстве Митридата к савроматам,
соседившим с талами и сарматами-эпагерри-
тами и рассказ Тацита о бегстве
свергнутого боспорского царя к аорсам.
Сопоставление интерпретируемых данных,
упомянутых выше и обойденных Д.А.
Мачинским, совершенно ясно
показывает, что южная граница аорсов
действительно проходила в горах Центрального
Кавказа, где они соседили с туалами-два-
лами и сарматами-эпогерритами в
верховьях Кубани. Из сказанного, бесспорно,
следует, что ссвсрокавказскис аорсы-по-
бедитсли в войне 49 г.н.э. — занимали
районы Центрального Предкавказья,
вклиниваясь на юге в горы Главного
Кавказского хребта, а не на территорию
северо-западного Приазовья.
Четкая локализация аорсов в период
войны 49 г.н.э. в Центральном
Предкавказье исключает отождествление с ними
амаксобисв Помпония Мелы,
локализуемых им в западном Приазовье. Кроме
того, из отождествления Плинием аорсов
с амаксобиями вовсе не вытекает
автоматически, что амаксобии античных
источников всегда и везде идентичны только
аорсам, а не сарматам вообще, как
указывал еще Теггарт /47, с. 180/; Страбон,
к примеру, называет «живущими в
повозках» язигов и роксолан и, как можно
понять из текста, и другие сарматские
племена /1/.
В то же время с большой долей
вероятности можно утверждать, что у
Птолемея в перечне наиболее крупных
54

племен Азиатской Сарматии «по всему
берегу Мсотиды располагаются язиги,
роксоланы; далее за ними внутрь страны
— амаксобии и скифы-аланы» /III,
5,7/, что амаксобии — это аорсы. Этот
перечень сарматских племен отражает
расселение сарматских племен до начала
их движения на запад, осуществлявшееся
не отдельными племенами, а
объединением сарматских племен, включавшим в
себя язигов, роксолан, аорсов и алан, во
главе которых стояли царские сарматы
/«царские язиги» у Аппиана и язиги,
«так называемые царские», у Страбона/.
Отмстим, что сармато-аланским
эквивалентом термина «царский» у античных
авторов является название ардарагантов
/аг-с1ага§ап1с5/ от осст.агпкЗага^ «руко-
держец». Соответственно, если мы
признаем в амаксобиях Помпония Мслы
аорсов, то это, конечно, будут не
участники войны 49 г.н.э, т.е. не ссверокавказ-
скис или «нижние» аорсы, а донские, или
«верхние», контролировавшие, по Стра-
бону, западное и северное побережья
Каспия и жившие по Танаису.
Решающим же доказательством
ошибочности мнения об уходе аорсов из
районов Центрального Предкавказья
после войны 49 г.н.э. служит сообщение
Плиния об аорсах на Дунае /IV, 80/, на
которое обычно ссылаются как на
доказательство этого ухода. По словам Тсггар-
та, отрывок Плиния с упоминанием об
аорсах никак не может относиться к
периоду позднее 49 г.н.э., ибо в нем
упоминается свсвскос царство Ванния,
разгромленное римлянами в 50 г.н.э.
/47, с.174/.
Более того, внимательное изучение
текста Плиния показывает, что в период,
к которому он относится, собственно
аорсов на Дунае уже не было, они
сменены были здесь, судя по всему,
аланами и роксоланами, так как
античный автор ведет о них речь в прошедшем
времени. Говоря о племенах, обитавших
к северу от Дуная, в общем
«считающихся скифскими», Плиний пишет, что
«прибрежные территории занимали в одних
местах гсты, называемые римскими дака-
ми, в других — сарматы или по гречески
савроматы, и из их числа гамаксобии
/живущие в повозках/ или аорсы, в
других — неблагородного происхождения
скифы, происходящие от рабов, или
иначе /называемые/ троглодитами
/живущие в пещерах/, затем /тох/ аланы и
роксоланы». Из текста Плиния следует,
что аланы и роксоланы заняли прежнюю
территорию аорсов, а их имена появились
там, где до этого были аорсы, территория
которых не совпадала ни с территорией
расселения гстов /даков/, ни с
территорией скифов рабского происхождения.
Обращает на себя внимание, что даже
в отношении алан и роксолан, с течением
времени сменивших аорсов, Плиний
говорит в прошедшем времени и не
указывает конкретно места их расселения.
Вместе с тем о сарматах-язигах он
говорит в настоящем времени и указывает
конкретную их локализацию: «Земли
лежащие /выше/ к северу/ между Да-
нубием и Гсркинским лесом вплоть до
зимних стоянок в Паннонии у Карнунта
и полей ее равнин, граничащих с ними
германцев, занимают язигы-сарматы, а
горные и лесные ущелья до р.Патисса /Тиссы/
— прогнанные ими даки» /48, IV, 80/.
Как бы не трактовали данный
отрывок, ясно одно, что упоминание царства
Ванния в этом контексте исключает
возможность переселения северокавказских
аорсов после 49 г.н.э. на Нижний Дон и
Подунавьс.
Более того, судя по тексту Плиния,
создастся впечатление, что среди
сарматских племен на Дунае происходил тот же
процесс, который прослеживается в I
в.н.э. и среди сарматов Северного
Кавказа, а именно — замена имени аорсов
именем алан при одновременном
сохранении этнонима язигов как
разновидности имени алан. Это, по-видимому,
указывает на общность процессов,
протекавших среди сарматских племен Северного
Кавказа, Нижнего Подонья и Северного
Причерноморья.
Весьма показательно, что как на
Северном Кавказе, так и в Северном
Причерноморье сарматское племенное
объединение составляли в основном язиги,
роксоланы, аорсы и сираки. Правда,
сираки как-будто не упоминаются
античными авторами в Северном
Причерноморье, поскольку упоминание Плинием
сираков вместе со скифами-сардами в
55

районе нижнего течения р. Буга,
возможно, действительно основывается на
смешении им двух Гипанисов — Кубани и
Буга /IV, 83/. Однако, название
венгерского города — Сирак и существование
болгарской фамилии — Сираков даст
основание полагать, что племя под таким
названием существовало и среди
сарматов Северного Причерноморья.
С другой стороны, роксоланы не
упоминаются вроде бы и среди сарматских
племен Северного Кавказа. Правда, здесь
следует считаться с указанием Клавдия
Птолемея о том, что язиги и роксоланы
живут «по всему берегу Меотиды», а за
ними «вглубь страны — амаксобии и
скифы-аланы». Не подлежит сомнению,
что данная локализация сарматских
племен отражает не современную Птолемею
картину расселения сарматов, а
значительно более древнюю, о чем названный
автор совершенно определенно говорит в
другом месте своего «Географического
руководства». Рассказывая о границах
Северной Сарматии, он пишет, что ее
южную границу составляют язиги,
которых он называет «мстанастами», т.е.
переселенцами /III, 5,4/. По другим
источникам хорошо известно, что в
середине I в н.э. язиги занимали уже
территорию между Дунаем и Тиссой по
соседству с даками /Страбон, Плиний,
Тацит/.
Следовательно, локализация язигов
вместе с роксоланами по всему берегу
Меотиды, а вслед за ними «вглубь
страны» амаксобисв /по-видимому, аорсов/
и скифов-алан, отражает исходное
положение сарматских племен до начала их
продвижения на запад. Учитывая
возможную генетическую связь язигов с
язаматами /яксаматами, иксибатами/,
локализуемых на северо-восточном и
восточном побережье Меотиды /49, с.39/,
соседство с ними роксоланов может
указывать на расселение последних в
степных районах Северного Кавказа.
Поскольку в основе племенного названия
роксолан лежит этноним алан, то оно,
следовательно, является разновидностью
имени алан и транскрибируется как
«светлые аланы» /от осет. «рохс» —
светлый/.
На этом основании в аланской исто-
56
риографии уже давно сделан вывод о том,
что существованию народа по имени алан
должно было предшествовать
существование народа роксолан. По мнению Тег-
гарта, хотя аланы и были не известны в
письменных источниках до I в.н.э., тем
не менее они занимали центральные
позиции в южнорусских степях по
меньшей мере уже в 160 г.н.э. /47, с.217-
218/, т.е. этноним «роксоланы» является
одним из видовых названий сармато-
аланских племен.
Таким образом, основу сарматского
этноса как на Северном Кавказе, так и в
Северном Причерноморье до рубежа н.э.
составляли в первую очередь язиги,
роксоланы, аорсы и сираки. Аналогичное
положение можно постулировать и в
Нижнем Подоньс, территория которого
менее освещена письменными
источниками. С появлением в I в.н.э. в письменных
источниках имени алан сразу же
исчезает имя аорсов, позднее /конец II в.н.э./
— сираков, но еще долго сохраняются
этнонимы роксолан и язигов, как
разновидности племенного названия алан -
асов. Возможно, что это явление связано,
с одной стороны, с меньшей
дискретностью этносов в древности и
диалектической связью между собой родственных
сарматских племен, составлявших
сарматский этнос, с другой.
Во всяком случае, обозначение
отдельных сарматских племен
общеродовым наименованием сарматов /язиги-
сарматы, роксоланы — народ сарматского
племени или «тс из скифов, которые
зовутся сарматами, аорсы-сарматы, сира-
ки-сарматы, народ «алан-сармат»,
скифы-аланы и т.д./ и перенесение
названий отдельных сарматских племен на
другие, как, например, язигов на алан и
наоборот, четко прослеживаются в
письменных источниках. По справедливому
замечанию М.Г. Мошковой, в состав
близкородственных союзов, в качестве
примера которых она приводит аорсов и
сираков, могли входить почти одни и те
же племена в различных количественных
соотношениях, но при определенном
различии главенствующих племен /15,
с.31/. Еще в большей степени такое
соотношение должно было быть
характерно для аорсов и алан.

Именно с этническим родством
сарматских племен, составляющими один
этнос, связано практически
одновременное появление имени алан в первой
половине I в.н.э. на Северном Кавказе, в
Северном Причерноморье и на Дону. Уже
один этот факт исключает появление
здесь в указанный период племени алан в
результате предполагаемого переселения
из более восточных районов. Как отмечал
еще К. Мюллленхофф, то обстоятельство,
что имя алан было впервые введено в
оборот с середины I в.н.э., не означает,
что они тогда впервые появились в
Восточной Европе, а лишь говорит об
обретении ими большей известности /49,
с.81/. Анализ сведений античных
авторов полностью подтверждает это мнение.
Не случайно, конечно, что ни один из
античных авторов I в.н.э., упоминавших
об аланах, не связывал появление этого
имени с какими-либо миграционными
процессами и, в частности, с их
переселением из восточных районов. Вместе с тем
тс же авторы подчеркивают
генетическую связь алан с скифо-сарматским
миром, частью которого они являлись.
Для Плиния, например, аланы вместе с
роксоланами и предшествовавшими им
аорсами — это часть сарматов или савро-
матов /IV, 80/; для Иосифа Флавия и
Клавдия Птолемея — аланы суть скифы
или часть скифов; у Диона Кассия /Н-Ш
вв.н.э./ и у Аммиана Марцсллина —
аланы это «прежние массагсты», т.е. они
трактуются как потомки более древних
массагстов. Хотя «прежними массагета-
ми» алан непосредственно называют и
Дион Кассий, и Аммиан Марцеллин,
упоминание массагстов на берегах Дуная
Луканом /«пусть не связывает массагета
скифский Истр» — II, 45-55/ в соседстве
со свевами, даками и гетами, а также
массагета, облегчающего «долгий пост
сарматской войны конем, на котором
скакал» /III, 263-283/, видимо, также
относится к аланам.
Таким образом, отсутствие
каких-либо реальных данных об уходе аорсов с
Северного Кавказа после 49 г.н.э. не
подтверждает мнения о появлении алан в
Центральном Предкавказье после
победоносной войны аорсов и сираков в
середине I в.н.э., возвестившей, якобы, о
«появлении в Центральном Предкавказье
аланских племен — части аорского
союза» /20, с. 162/. В то же время сравнение
данных Иосифа Флавия, Валерия Флакка
и Корнелия Тацита показывает, что
первое упоминание алан-асов /язигов/
на Северном Кавказе относится к 35 г.
н.э., когда произошло их вторжение в
Парфию с территории Центрального
Предкавказья. Что касается времени
фактического появления алан в этом
регионе, то решение данного вопроса
связано с выяснением соотношения
между аорсами и аланами и местом алан
среди сарматских племен Северного
Кавказа.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
1. С т р а б о и. География. Перев. Г.Л.
Стратанопского. М., 1964.
2. Б о л т у и о в а Л. И. Об этническом составе
населения эллинистической Иберии поданным
литературной традиции. //КСИИМК, 1949,
№20.
3. Б о л т у п о в а Л. И. Описание Иберии в
«Географии» Страбона. //ВДИ, 1947, №4.
4. М с л и к и ш в и л и Г. Л. К истории древней
Грузии. Тбилиси, 1959.
5. Г а г л о й т и 10. С. Лланы и скифо-сарматс-
кие племена Северного Причерноморья.
//ИЮОПИИ. Тбилиси, 1962, Т.Х1.
6. Г а г л о й т и 10. С. К проблеме появления
алан на Северном Кавказе. //ИЮОШШ.
Тбилиси, 1964. Т.VIII.
7. Г а г л о й т и 10. С. К истории
северокавказских аорсов и сираков. // ИЮОПИИ.
Тбилиси, 1969. Т.ХУ.
8. Абрамова М. П. Подкумский могильник.
М., 1987.
9. А р р и а и. Объезд Эвксипского Понта.//
10. Псевдо — Арриа п. Объезд Эвксипского
Понта.//БДИ, 1948, №4.
11. Э л м а и Клавдий. Отрывки. //ВДИ, 1948,
№2.
12. А б р а м о в а М. П. Письменные источники
о кавказских аланах. //IX, «Крупновские
чтения». Тезисы докладов. Элиста, 1979.
13. А б р а м о в а М. П. Иижне-Джулатский
могильник. Пальчик, 1972.
14. А б р а м о в а М. П. Катакомбныс и склеповые
сооружения Юго-Восточной Европы.
//Археологические исследования Юго-Восточной
Европы. ТГИМ. М., 1982. Вып. 54.
15. М о ш к о в а М. Г. К вопросу о катакомбпых
сооружениях как специфическом этническом
определителе. //История и культура сарматов.
Саратов, 1983.
16. Г а б у с в Т.А. История племен центральных
районов Северного Кавказа в 1-УИ вв.н.э.
Авторсф. канд. дисс. М., 1986.
17. Г а б у е в Т. А. О времени прихода алаи на
Северный-Кавказ. //XIV «Крупновскис
чтения» по археологии Северного Кавказа.
Орджоникидзе, 1986.
18. С к р и п к и н А.С. Азиатская Сарматия во
Н-ГУ вв. /некоторые проблемы исследования/.
//СА, 1982, №2.
19. С к р и пк и н А. С. Проблемы расселения и
этнической истории сарматов Нижнего
Поволжья и Дона. //Древняя и средневековая
история Нижнего Поволжья. Саратов, 1986.
20. В и и о г-р а л о в В. Б. Сарматы
Северо-Восточного Кавказа. Грозный, 1963.
58
21. Р а с в Б. И. Римские импортные изделия в
погребениях кочевнической знати 1-Ш вв.н.э.
на Нижнем Дону. Авторсф. канд. дисс. Л.,
1979.
22. Р а е в Б. И. Повое погребение с римским
импортом в Нижнем Подонье. //СА, 1979,
№4.
23. Ф л а в и й И о с и ф. Иудейские древности.
//ВДИ, 1947, №4.
24. Т а ц и т Корпел и й. Анналы. //ВДИ,
1949, №3.
25. С и 1 $ с п ш I с1 А. уоп. СсзсЫсЫе тгапз ип<1
зетег 1\асЬЬаг1аспс1ег уоп А1ехапс1ег Сгоззеп Ы$
гит Ш1сг§ап2 с!ез Агзас*1с1еп. ТиЫп&сп, 1888.
26.8 а I п ( — М а г A п V . с! с. 1ез А1ашз. Рапз,
1850.
27. Паушз Дозсрпиз. ТЬе дуагз оГ 1пс Сс^з. Тгапз!.
Ьу >У. \УЫз1оп. Ьопйоп.
28. Ф л а в и й И о с и ф. О войне Иудейской.
//ВДИ, 1947, №4.
29. К о з I о V I г с Г Г М. 1гатап5 апс1 Сгеекз ш
8ои1п К 11531а.
30. Мела Помпон и й. Землеописание.
31. Т а ц и т Корпел и й. Истории.
32. М о м з е н Т. История Рима. М., 1949.
33. В 1 с I с п з I с I п е г К. Оаз VоIк с!ег А1апеп.
34. М а п а н д я и Я. А. О местонахождении
Сазр'юе У1а Сазр'шас роПае. //ИЗ, 1948, №25.
35. Г р а н т о в с к и й Э. А. Индо-иранские касты
у скифов. М., 1960.
36. Ф л а к к Валерий. Аргопавтики восьми
книг.//ВДИ, 1949, №3.
37. Ф л а к к Валери й. Аргопавтики восьми
книг. //ВДИ, 1952, №2.
38. Г е р о д и а н Э л и й. Об общей просодии.
//ВДИ, 1948, №2.
39. Кассий Д и о н. Римская история.
40. М а п а и д я и Я. А. О некоторых проблемах
истории древней Армении и Закавказья.
Ереван, 1941.
41Л и п 8 с т. 8ака-8и1оЧсп. \лл\т%> 1939.
42. М а ч и п с к и й Д. А. Некоторые проблемы
этногеографии восточноевропейских степей по
II в. до н.э. — I в.н.э. //АСГЭ, 1974, №16.
43. Т а ц и т Корпел и й. Сочинения в 2-х
томах. Л., 1969. Т.1.
44. Т а ц и т Корпели й. Сочинения. Перев.
А. Кливанова. М., 1870. Ч. 2.
45. Т а ц и т Корпели й. Сочинения. Перев.
В.И. Модсстова. СПб, 1887. Т.П.
46. Т а с I 1 и з. ТЬе Аппа1з. Тгапз!. Ьу 5. Ласкзоп.
Сатопс^е ОМазз, 1963, Уо1. III.
47. Т с § § а г I Рг. 5. Коше апс1 СН'ша.
48. Р 1 I п у. N3111011 ЫзЮгу-
49. М и 1 с и Н о Г Г К. Оси1зсНс АИсИитзкипйе.

А. А. ТУАЛЛАГОВ
АЛАНИЯ (ОСЕТИЯ) И МИССИОНЕРСКАЯ
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ СВ. АНДРЕЯ
О миссионерской деятельности
апостола Андрея D0 г. н.э.) в районах
прилегающих к Черному морю, сохранилось
немало свидетельств древних авторов
(Евссвий Памфил, Оригсн, св. Дорофсй,
епископ Тирский, епископ Епифаний
Кипрский, Сафроний, Праксейс, Никита
Пафлогонянин, иерусалимский
иеромонах Епифаний). Его путешествие
отмечено в православных Четьях — Минеях.
Видимо, христианской традицией
продиктованы устные предания абхазов (I,
с.1) и осетин B, 09), повествующие о
проповеди в их земле.
Однако следует в определенной мерс
согласиться с мнением П.Услара, что
церковные предания не подлежат
историческому разбору, т.к. невозможно
доказать, где был апостол Андрей C, с. 1-24).
Действительно, создастся впечатление,
что в своих трудах христианские авторы
«освещали» личным присутствием
апостола известные им христианские земли.
Подобным образом Никита
Пафлогонянин (IX в.) писал о посещении учеником
Христа Иберии, чего не отмечалось
никем из писавших до него, а по русской
письменной традиции, тот поднялся по
Днепру и водрузил на одном из холмов
крест, где позднее в его честь воздвигли
киевский храм. Причем, в описаниях
маршрута путешествий присутствует
явная несуразица. Так, один из первых
авторов — св. Дорофсй, епископ
Тирский, — «проводит» миссионера через
Пификию, Понт, Фракию и Скифию, т.е.
с южного берега Черного моря через
западный до северного, а затем, минуя
Боспор, — в Ссваст. При изначальной
направленности путешествия подобный
вариант просто невозможен. Тем более,
что потом мы узнаем о продвижении
апостола уже в обратном северном
направлении, которое приводит его в
непонятно как обойденный ранее Боспор.
Необходимо заметить, что в источниках,
содержащих подобные сведения о
миссионерстве, конечным пунктом проповеди
обычно называется именно Боспор.
При всей легендарности
рассматриваемых событий невозможно отрицать
присутствие в них исторических реалий. Нас
прежде всего интересует упоминаемый в
них аланский город Фуст (Фостапор,
Фистград).
Интересно отмстить, что очень
ценный материал дают нам и существующие
кавказский источники. Моисей Хорсн-
ский, отмечая скудость информации о
христианской проповеди, писал, что о
Симоне, которому по жребию досталась
Парсия, ничего достоверного не известно,
а некоторые повествуют о некоем Андрее,
принявшем мученичество в Всриоспорс
D, с.86). Вообще, трудно себе
представить отсутствие в Армении данных о
крещении кавказских алан, если таковое
действительно произошло, поскольку
армяне были прекрасно знакомы со своими
северокавказскими соседями, в том числе
и в вопросе религии. Тому
подтверждением служат написанные в V в.н.э.
«Мученичество Сукиасянов» и «Мученичество
Воскянов» E, с.43-47), отмечающие
первое крещение небольшой группы алан,
приехавшей в Армению. Бывшая
первоначально принятая в исторической науке
(96, с. 13-15) датировка событий 72 г.н.э.
© А.А. Туаллагов
59

(с ними связывают сообщения Иосифа
Флавия и Амвросия) за последнее время
получила и другие решения. Н.Е. Бсрли-
зов посчитал возможным говорить о 114
или 115 гг. н.э. B0, с.154-161), Р.А.
Габриелям — то о I в.н.э., то о У-У1
вв.н.э. G, с. 14-29), М.К. Джиосв — о сер.
IV в.н.э. (8, с.53).
По свидетельству В.Б. Пфафа (96
с.ЗО), армянский историк Иоанн
Католикос писал о принятии аланами
христианства в I в.н.э. К сожалению, В.Б. Пфаф
не привел сам рассказ (который остался
неизвестен и автору данной статьи), а
затем сразу отмстил путешествие Андрея
до Всриоспора, предположительно
связываемого им с Боспором. Столь раннее
принятие христианства группой алан
представляется исключением в истории
их соотечественников, подтверждаемым
деятельностью албанского епископа Гри-
гороса (Фавстос Бузанд, Моисей
Хорезмский, арабская версия Агафангсла).
В «Картлис Цховрсба» (IX в.),
включая се древнеармянскую версию A0, с.ЗЗ,
68), повествуется о приходе апостола в
Абхазию и Эгриси. Только в позднейшей
вставке (чанарти) в труд Леонтия Мровс-
ли (нач. XVIII в.) появляется осетинский
г. Фостапор (Постапор). Созвучие этого
названия с Боспором не случайно, т.к. в
некоторых списках «Картлис Цховрсба»
фигурирует именно осетинский г. Боспор
(II, с. 186). Указание же на переход горы,
когда Андрей Моцикули ушел из Сванс-
тии в Осетию, вполне может
подразумевать Кавказский хребет, что и
предположил Ю.С. Гаглойти. Подобные вставки в
произведении Леонтия Мровели
появились в результате деятельности комиссии
«ученых мужей» во главе с Бэри Эгна-
тлшвили в нач. XVIII в., создававших
единый свод летописи. Члены комиссии
пользовались не только древними
оригиналами, но привлекали и другие источники.
Наибольший интерес вызывают
«Жития св51тых» Георгия Мтацминдсли A066
г.). В первом отрывке автор, следуя
устоявшейся традиции, пишет о
путешествии миссионера по Вифинии, Понту,
Фракии и Скифии, затем — о его
прибытии в Севастополь, внутреннюю
Скифию и возвращении в Патру
Ахейскую A2, с.З). Во втором отрывке
Георгий Мтацминдсли уже подробно
повествует о деятельности Андрея в Крыму.
Таким образом, если западные
источники дают основание подразумевать сс-
всрокавказскую Аланию, точнее,
расположенную в северо-западной части
Кавказа, где она соприкасалась с землями
сванов, абхазов и зихов, то кавказские
источники, заслуживающие большего
доверия, либо ничего не знают о подобных
событиях в Алании (Осетии), либо
повествуют о Боспорс. В современной
исторической науке представлено несколько
решений по поводу локализации
осетинского города. С.А. Яцснко A3, с.108-109)
идентифицировал Фостапор «Картлис
Цховрсба» с Фоспороном «Ашхарацуйц»,
что сделал до него Г.В. Цулая A0, с.69),
поместивший город в районе г. Никопсис
у рубежа Зихии, и отождествивший его с
сиракской Успой Тацита и Ссраком
Птолемея на Кубани. Возможность
подразумевать г. Успу наталкивается на ряд
препятствий, в том числе и религиозного
характера.
В 1802 г. на стене одного из зеленчук-
ских храмов обнаружили изображение
Святого Николая с надписью —
«Покровитель Аспс» B5, с.6, №8). Трудно'
допустить, чтобы авторитет апостола,
принесшего свет христианства в город,
мог затем уступить авторитету кого-либо
другого (о локализации города в Архызе
говорил и П.Г. Бутков). Что касается
сопоставления с Фоспороном
«Ашхарацуйц», возле Никопсиса, то нельзя не
заметить сведение источника о реке
Пссвхрос, отделяющей Боспор от тех
мест, где находится г. Никопсис A4,
с.29), и указание на наличие
христианства только на Таврическом п-ве, в то
время как остальные страны Сарматии
пребывали в язычестве A4, с.27). В.А.
Кузнецов осторожно выдвинул гипотезу
об отождествлении аланского г. Фуст,
основывающуюся на свидетельстве
константинопольского монаха Епифания, с
городищем Рим-гора на Подкумкс A5,
с.30). Интересно, что во 2 половине VII
в.н.э. Анастасий Апокрисиарий упоминал
крепость Фуста (Пуста) F, с.200),
находившуюся в Кодорском ущелье A4, с.23)
и носившую, по К.Г. Догузову A6, с. 19),
осетинское название.
60

Дело осложняется тем, что район
Северо-Западного Причерноморья с
древнейших времен был тесно связан с
историей ираноязычных племен. Касаясь
рассматриваемой нами темы, отметим
следующие факты. В VII в.н.э. известно
поместье Зихахорион, резиденция правителя
области Алании, что заставляет
согласиться с предположением В.А. Кузнецова
F, с.201, 216, сн. 25) о вхождении части
зихов в состав Алании. В конце VIII в.
н.э. первый абхазский царь Леон отдал
второму эриставу Анакопию с аланами
(Вахушти), а в XI в. аланка Альда, вдова
абхазского царя Георгия I, передала
Анакопию византийцам (Кедрин), вероятно,
бывшую се вотчиной. Ю. Клапрот
зафиксировал свидетельства грузинских
ученых о двух некогда бывших аланских
районах в Абхазии — Алансти и Папагс-
ти A6, с.22). Примечательно, что,
согласно Константину Багряднородному (около
950 г.) C0, с.302, 320), пользовавшемуся
различными источниками, в самой Зихии
была область Папаги, а выше — Папагия.
Можно предположить соответствие
Зихахорион Аланети. В кон. IX в. известен
князь Бакатар, командовавший армией
Абхазии («Картлис Цховрсба»), в X в. —
князь абхазов и сарматов из земли
сарматов (Стспанос Таронский, Вардан
Великий) и аланский царь, главенствующий
над абхазами (Масуди). Западная
граница Алании доходила до Черного моря
(Худуд ал-Алсм). В XIII в. даже вся
Абхазия называется «страной алан»
(«История и восхваление венценосцев»).
По Иосафату Барбаро A4, с. 137, 165),
имевшему в своем распоряжении более
ранние источники, Алания выходила к
Азовскому морю. Таким образом, алан-
скос присутствие отмечается не только в
южных предгорьях Кавказа, но и
непосредственно на восточном берегу Черного
и Азовского морей. Привлечение нами
более поздних источников оправдывается
тем, что византийская агиографическая
литература, где говорится о первых
христианах, складывалась в УШ-1Х вв.
Несомненно, кавказская локализация
•аллнекого города вполне приемлема. Но
почему же тогда кавказские источники
столь упорно говорят о расположенном
рядом Боспоре, где «Армянская
география» помещает единственный центр
христианства? Моисей Хорснский говорит о
«смутных» сведениях о проповеди там
Андрея, а «Картлис Цховрсба» прямо
называет Боспор осетинским. Интересно,
что монах Епифаний свидетельствует
сначала о гробнице Симона в Никопсисс
Зихийском, а потом — о храме апостолов
и мощах Симона в Боспоре. М.
Хорснский пишет о мученичестве Андрея в
Всриоспоре, а в дарственной надписи XIX
в. княгини А. Абашидзе сказано, что он
был мучим в земле людоедов Анухарст,
название которой очень близко названию
с. Ануха в бывшем никопсиском округе
A8, с.95).
История свидетельствует о
возникновении в Боспоре и Хсрсонссс епископских
кафедр, видимо, в Ш-1У вв. н.э. Позднее
при участии Боспорской епархии были
созданы епархии на Тамани и Фанаго-
рии, через которые Боспор, а
следовательно Византия, осуществляли связь с
племенами Северного Кавказа A7, с.94-
85). Но уже в древнейшем епархиальном
списке VI Вселенского собора F80-681
гг.) Боспор, Херсон и Никопсис названы
Зихской епархией, т.е. развитие
христианской церкви привело к объединению в
ее рамках данных территорий. Это
открывает еще одну возможность в
объяснении отмеченного положения.
Лидерство Боспора в христианизации
своего населения бесспорна (на стенах
Царского кургана из Пантикапся
найдены изображения крестов, по мнению
некоторых исследователей, оставленных
тайно собиравшимися там первыми
христианами). В 1890 г. в катакомбе с
северного склона горы Митридат,
датируемой 491 г. н.э. и представляющей
единственный пример «христианской
погребальной пещеры», на стене была найдена
надпись с именами Савага и Фаиспарта,
свидетельствующими о сарматском
происхождении погребенных A9, с. 1-25).
Подобное положение согласуется со всем
ходом исторических событий на Боспоре,
который на рубеже нашей эры подвергся
«сарматизации», достигшей своего пика в
1П-1У вв. н.э. и охватившей все стороны
жизни местного общества. Особо
примечательно свидетельство Георгия Мтац-
миндсли о деятельности Андрея Моцику-
61

ли на Боспорс, согласно которому апостол
из Абхазии пришел в Боспор. Жители
города радостно крестились. Затем
Андрей отправился в Феодосию,
управляемую князем Савроматом, где имел
некоторый успех. В городах готов его
встретили крайне недоброжелательно, он
вернулся в Боспор и, укрепив в вере
жителей, отплыл в Синопу. Радостное
крещение боспорцев соответствует событиям в
Фостапорс («Картлис Цховрсба») и
Фусте (Епифаний Кипрский), проповедь в
Феодосии — соответствующей в Абхазии
(Епифаний Кипрский, Четьи — Минеи,
«Картлис Цховрсба» и т.д.). В
действительности, имя Савромат носили
некоторые боспорские цари, хотя, как показал
Я. Харматта B1, с.206), Савроматами
называли всю боспорскую династию.
Однако есть основание полагать, что мы
имеем дело с реальным историческим
лицом — Савроматом I (93/94 — 123
гг.). Используя силу алан, этот государь
разгромил Скифское царство в Крыму
B2, с.332-334, 23, с.165). В.А. Кузнецов,
учитывая сообщение Пссвдо-Арриана о
проживании изгнанников из Боспора в
Феодосии, которая получила аланское
название Ардабда (Ссмибожный), и
мнение В.Ф. Гайдуксвича о разгроме в
начале II в.н.э. города аланами,
правомерно поставил вопрос об аланских
переселенцах сюда из Боспора F, с.73-74).
Возможно, реакцией на ущемление прав
Савромата I Траяном было вторжение
алан на Боспор B9, с.48). Такое решение
выглядит правдоподобным, учитывая
одновременные событи51 в Неаполе и
Феодосии. В целом, весьма показательной
выглядит картина использования царем с
характерным именем Савромат аланских
войск для решения своих
государственных задач.
Что касается Феодосии, то она в то
время не имела никакого управлявшего
сю князя. Видимо, князем (вождем)
Савромат I был для алан, являясь
одновременно и царем Боспорского государства,
что находит аналогии в истории другого
царя — Радамсада B6, с. 197).
Сообщение о Савроматс позволяет подозревать,
что Георгий Мтацминдсли кроме
церковных источников обладал и некоторыми
другими, позволившими позднее Б. Эгна-
62
ташвили и его коллегам сделать
соответствующую вставку. В отношении же
Феодосии А.Л. Якобсон полагал B7,
с.ПО), что она до XIII в. оставалась
«глухим грско-аланским поселком».
Недоброжелательная встреча апостола
готами повторяет эпизод с зихами.
Отрицательная роль готов, учитывая их
отсутствие в I в.н.э. в Крыму, могла
диктоваться дурной славой, приобретенной ими во
время грабительских набегов на берега
Черного моря в III в.н.э. (Зосим,
Григорий Тавматург). Их легендарные
«заместители» зихи тоже пользовались дурной
репутацией, судя по свидетельству Стра-
бона, когда Митридат вынужден был
обойти Зихию, опасаясь за свою жизнь.
Дополнительное утверждение боспорян в
вере соотносится с действиями апостола
среди абхазов и менгрелов («Картлис
Цховрсба»). Как мы видим, в
произведении Георгия Мтацминдели наблюдается
смешение разновременных событий D0
г.н.э. — проповедь Св. Андрея, нач. II
в.н.э. — аланы в Феодосии, сер. III в. н.э.
— готы в Северном Причерноморье), не
только подтверждающее легендарность
событий, но демонстрирующее
достаточно показательные аналогии в других
источниках и имеющие историческое
обоснование.
Анализ древних источников о
миссионерской деятельности апостола Андрея
позволяет, на мой взгляд, высказать
некоторые замечания. Если церковные
источники «вводят» святого в Аланию на
Кавказе, то кавказские уводят нас на
Боспор. Последние, исходя из большей
осведомленности о своих соседях аланах,
заслуживают и большего доверия. Дело
осложняется тем, что существуют
основания говорить о наличии аланского этноса
не только с северной стороны
Кавказского хребта, но и с южной, вплоть до
побережья. Однако решение И.Г. Попова
B1, л. 12, 45), помещающего аланский
город в низовьях реки Риони, не находит
своего подтверждения. Автор, к
сожалению, не привел необходимую
аргументацию.
Вполне обоснованной с исторической
точки зрения представляется мнение о
локализации Алании на Крымском
полуострове (Боспор). Информация Георгия

Мтацминдсли подтверждает сарматское
происхождение царской династии Асанд-
ра — Аспурга на Боспорс. Причем, судя
по всему, царь Савромат I
рассматривался самими аланами как племенной вождь,
что свидетельствует о сложной структуре
Боспорского государства,
представляющего из себя единый организм
государственных структур и окружающего
ираноязычного мира. С.Н. Малахов B8, с. 168),
возражая Э. Брайсру, помещавшему
«трапезундскую Аланию » в Крыму (Бос-
пор, Хсрсоисс), считает, что нет
исторических сведений о такой Алании. Вполне
справедливое отрицание Алании в Крыму
как центра христианской церкви, не
может служить основанием для подобного
1. Религиозные верования абхазцев //ССКГ.
Тифлис, 1871. Вып. V, ч. III.
2. Попов II. Г. Аланы — предки современных
осетин //Архив СОИГИ. Ф. I, Оп I, д. 28.
3. У с л а р II. Начало христианства в Закавказье
и на Кавказе //ССКГ. Тифлис, 1869, Вып. II.
4. Моисей X о р с II с к и й. История Армении.
М., 1893. (Псрев. И.О. Эхмина)
5. Армянские источники об аланах.
(Документальные материалы и комментарии). Ереван,
1985 г. Вып. 1.
6. К у з н с ц о в В. Л. Очерки истории алан.
Орджоникидзе, 1984.
7. Г а б р и е л я и Р. Л. Армяпо-алаиские
отношения A-Х вв.). Ереван, 1989.
8. Д ж и о с и М. К. Сведения древнеармянских
агиографических памятников об алано-армян-
ских связях //Аланы и Кавказ. Владикавказ-
Цхинвал, 1992.
9. II ф а ф В. П. Материалы для древней истории
осетин //ССКГ. Тифлис, 1870. Вып. IV, II.
10. Жизнь Картлийский царей. Извлечения
сведений об абхазах, народах Северного Кавказа и
Дагестана. М., 1979 (Перевод с древнегрузин-
ского, предисловие и комментарии К.В.
Пула я).
11. Г а г л о й т и 10. С. Алано-Георгика.
Сведения источников об Осетии и осетинах
//Дарьял, 1992, №2.
12. Г е о р г и й М т а ц м и и д с л и. Житие
святых. (Перевод М. Джанашвили)//
СМОМПК. Тифлис, 1899. Вып. 26.
13. Я ц с н к о С. А. Сиракский союз в
Прикубапьс (Проблемы увязки
археологических и письменных источников)// Древности
вывода исследователя. На протяжении
практически всего средневековья аланы
на полуострове отмечены во многих
источниках, а Иосафат Барбаро (XV в.)
прямо указывал, что за Каффой
(Феодосия) лежала Готия, за которой
начиналась Алания. Венецианец, отмечая
смешение готов и алан, говорил о первенстве
последних в освоении данных территорий.
Источники еще раз подтверждают
этническое родство сармато-алан Боспора,
Кавказа и современных осетин; в
отношении последних некоторыми авторами
(напр., И.М. Мизисв) были высказаны
противоположные суждения,
отделяющие осетинскую историю от истории их
прямых предков.
Кубани (материалы научно-практической
конференции). Краснодар, 1991.
14. П а т к а п о в К. Из нового списка географии,
приписываемой Моисею Хорснскому
//ЖМИО, 1883 (март.).
15. Кузнецов В. Л. Ллано-осетипские этюды.
Владикавказ, 1992.
16. Д о г у з о в К. Г. К вопросу о расселении алан
на Кавказе в раннем средневековье
//Проблемы этнографии осетин. Владикавказ, 1992.
Вып. 2.
17. Г а д л о Л. В. Византийские свидетельства о
Зикхсокй епархии как источник по истории
Северо-Восточного Причерноморья //Из
истории Византии и византиноведения. Л., 1991.
18. Абхазия и в ней Ново-Афонский Симоно-Ка-
наиитекпй монастырь. М., 1898.
19. К у л а к о в с к и й 10. Керченская
христианская катакомба 491 года// МАР.
Спб., 1891, №6.
20. Б е р л и о з о в И. Е. Ранние аланы Северного
Кавказа (по материалам погребений II в. до
н.э. — III в.н.э.) — Дисс. канд. ист. наук. Л.,
1990.
21.Х а р м а т т а Я. К истории Херсонсса
Таврического и Боспора// Античное общество,
М., 1967.
22. В ы с о т с к а я Т.П. Поздние скифы в Крыму.
— Дисс. докт.ист. наук. М., 1988.
23. М а с л с н н и к о в А. А. Население
Боспорского государства в первых веках н.э.
М., 1990.
24. Барбаро и Контарини о России. Л., 1971.
25. Помяловский И. В. Сборник греческих
и латинских надписей Кавказа. Спб., 1881.
63
ЛИТЕРАТУРА

26.3 у р а е в И* А. Северные иракцы Восточной
Европы и Северного Кавказа (савроматы,
скифы, сармато-аланы, анты, яссы и осетины).
Пью-ЙЙорк. 1966, Т.1.
27. Якоб с о и А. Л. Крым в средние века. М.,
1973.
28. М а л а х о в С. II. К вопросу о локализации
епархиального центра Алании в ХН-ХУ1 вв.
//Аланы: Западная Европа и Византия.
Владикавказ, 1991.
29. Я ц с и к о С, А. Аланы й Рим в Северном
Причерноморье в начале II в. н.э. //
Международные отношения в бассейне Черного моря
в древности и средние века. Тезисы докладов
VI научной конференции. Ростов-на-Дону,
1992,
30. Коне т а и т и н Б а г р я и о р о д н ы й.
Об управлении государством //Развитие
этнического самосознания славянских народов в
эпоху раннего средневековья. М., 1982*

М. П. АБРАМОВА
КАТАКОМБНЫЕ МОГИЛЬНИКИ Ш-У ВВ. Н.Э.
ЦЕНТРАЛЬНЫХ РАЙОНОВ
СЕВЕРНОГО КАВКАЗА
В раннссрсднсвсковый период на
Северном Кавказе одним из крупнейших
племенных образований были аланы,
которые считаются предками современных
осетин. Имеются многочисленные
данные, позволяющие говорить о том, что
аланы сыграли определенную роль в
этногенезе не только осетинского народа,
но и балкарцев, вайнахов и ряда других
народов Северного Кавказа.
Рассмотрение археологических, письменных и
прочих источников позволяет говорить о том,
что нельзя ставить знак равенства между
аланами, жившими на Северном Кавказе
в эпоху раннего средневековья, и теми
кочевыми сарматскими племенами алан,
которые нам известны по данным
античных авторов. И тс и другие, будучи
ираноязычными племенами, значительно
отличались друг от друга по этническому
составу: аланы, жившие на Северном
Кавказе, включали в свой состав и
значительную долю местных племен.
И та и другая группировки алан
связываются с определенными
археологическими комплексами. Что касается
кочевых сармато-аланских племен, то при
наличии некоторых расхождений у
исследователей, занимающихся этой
проблемой, в целом наибольшее
распространение получила точка зрения об аланской
принадлежности позднесарматской
культуры.
Очень сложным представляется вопрос
о выделении аланских памятников на
Кавказе, поскольку для этого до сих пор
нет четких критериев. В течение долгого
времени памятники ссверокавказских
алан выделялись по одному признаку —
© М.П. Абрамова
типу могильного сооружения
(катакомба). Это объясняется тем, что в эпоху
раннего средневековья на Северном
Кавказе, особенно в центральных его
районах, где, по данным письменных
источников, обитали аланы, получил широкое
распространение катакомбный обряд
погребения. При этом долгое время
считалось, что ранние катакомбы этой группы
относятся здесь к I. в. н.э., когда, по
данным античных авторов, аланы появились
на Северном Кавказе в связи с походами
в Закавказье. Позже на территории Ка-
барды были открыты могильники (Ниж-
нс-Джулатский и Чсгемский) с
катакомбами, датируемыми более ранним
временем — со II в.до н.э. Материалы этих
могильников показали, что катакомбный
обряд был известен на Северном Кавказе
и до прихода сюда алан в I в.н.э. Факт,
что этот обряд не был занесен на Кавказ
аланами, подтверждается и тем, что для
сарматских кочевых племен первых
веков нашей эры, в гом числе и для племен
позднесарматско культуры,
связываемой с аланами, <атакомбный обряд
погребения был со :ршснно не характерен.
С течением г смени большинство
археологов приз лло несостоятельность
точки зрения об лланских истоках ката-
комбного обряд на Кавказе, однако
мнение о сармат ком происхождении
(более раннем, но связанным с вторжением
на Кавказ сгр детских племен) этого
обряда продолжает и сейчас
господствовать среди археологов. Однако в целом
решение вопроса об истоках катакомбно-
го обряда на Кавказе выходит за рамки
настоящей статьи. Обращение к нему
65
5 Аланикп - III

вызвано необходимостью объяснить, как
возникла и утвердилась господствующая
и в наши дни точка зрения на аланскую
принадлежность катакомбного обряда на
Кавказе.
Впервые се подробно обосновал в
своей монографии В.А. Кузнецов (I),
рассмотревший все катакомбные
могильники Северного Кавказа и связавший их
с ираноязычными племенами алан
сарматского происхождения. Все остальные
памятники (грунтовые ямы, каменные
ящики, каменные гробницы и склепы) он
связал с местными племенами
центральных районов Северного Кавказа,
разделив их на три локальных варианта:
западный (преимущественно бассейн
Верхней Кубани), центральный
(территория Кабардино-Балкарии) и восточный
(горный районы Осетии и
Чечено-Ингушетии). Население, оставившее эти
памятники, также относилось В.А.
Кузнецовым к аланской культуре Северного
Кавказа (в широком смысле этого
понятия).
Эта точка зрения нашла большую
поддержку среди археологов: наличие
катакомбного обряда погребения
считается признаком, указывающим на
присутствие ираноязычных этнических
элементов. Однако нередко целый ряд
исследователей (Е.И. Крупнов, Е.П. Алексеева,
Т.М. Минаева и др.) связывали с аланами
и памятники с определенно местным
погребальным обрядом — каменные
гробницы, склепы и др.
Позже В.А. Кузнецов внес некоторые
коррективы в свои построения, связав с
аланами Северного Кавказа только
могильники с катакомбным обрядом
погребения, тогда как все другие типы
погребальных сооружений (грунтовые ямы и
могилы с использованием камня) им
были отнесены к местным ссверокавказ-
ским племенам, которые он предложил
рассматривать как памятники
центрально- или горнокавказской культуры B,
с.33-34). В аланской культуре В.А.
Кузнецов выделил два локальных варианта:
западный (приблизительно от Урупа до
Малки), который характеризуется
городищами с каменными стенами и
захоронениями в скальных катакомбах, и
восточный (от района Кисловодска и
течения Малки на западе до Аргуна на
востоке) с городищами, имевшими
земляные оборонительные сооружения, и
могильниками с катакомбным обрядом
погребения. Наличие этих двух локальных
групп подтверждается представленными
в работе В.А. Кузнецова картами,
которые, казалось бы, очень наглядно
иллюстрируют выводы автора C,с.61, рис. 1,2).
Однако в карты включены
разновременные памятники — от П-Ш вв. (Алхан-
Кала, Братское) до начала II тыс. н.э.
(Змсйская, Рим-гора и др.), т.е.
памятники тысячелетнего периода. Эти карты
сводные. Они насыщены памятниками,
при этом создастся впечатление, что
аланская культура, которая связывается
с катакомбным обрядом погребений, в
течение всего указанного периода была
стабильной, с неизменными границами
на протяжении многих веков. Однако
хорошо известно, что это не так, причем
в первую очередь в отношении
погребальных памятников. О городищах
вообще говорить трудно, ибо в подавляющем
большинстве своем они не подвергались
раскопкам. Поэтому говорить об их
хронологии мы не можем. Однако в целом
большая часть городищ центральных
районов Северного Кавказа — памятниг
ки многослойные, содержащие слои
сарматского и раннесрсднсвскового времени,
что говорит, видимо, о наличии
постоянного населения на данной территории в
исследуемое время. Хотя нельзя отрицать
и вероятного наличия стерильных
прослоек, что может быть выявлено только в
ходе планомерных раскопок этих
памятников.
Хронологические рамки отдельных
могильников более определенны, хотя и
не всегда бесспорны. Если произвести их
картографирование по наиболее дробным
хронологическим периодам и сопоставить
имеющиеся данные с данными
письменных источников, говорящих о
локализации алан в тот или иной период, то это,
по-видимому, позволит определить,
какие погребальные памятники следует
связывать с племенами, входящими в
состав ала некого племенного союза, и
следует ли ограничить последние каким-
либо одним типом погребальных
сооружений, в частности катакомбными погрс-
66

бсниями. Картографирование катакомб-
ных погребений по узким
хронологическим рамкам позволит определить,
какими путями шло распространение ката-
комбного обряда на Кавказе, для каких
территорий они наиболее характерны в
тот или иной период и когда они
действительно получили здесь наибольшее
распространение.
В данной статье мы рассмотрим лишь
ранний период — Ш-У вв. н.э.,
ограничившись лишь катакомбными
погребениями, поскольку именно они считаются
индикатором аланских этнических
элементов.
Изучение материалов сарматского
периода, происходящих с территории пред-
горно-равнинной зоны центральных
районов Северного Кавказа, показало, что в
первые века нашей эры могильники с
катакомбным обрядом погребения
локализовались преимущественно в трех
районах — в Пятигорье (в окрестностях
Кисловодска и Жслезноводска), в Кабар-
дс и в районе Затерсчья (на территории
тсрско-сунжснского междуречья). Ката-
комбные погребения известны в это
время и в более западных районах — на
территории Прикубанья.
Ко 11-началу III в.н.э. произошло
значительное сокращение численности
оседлого населения предгорно-равнинной
зоны, как западных, так и центральных
районов Северного Кавказа.
Прекращается жизнь на многих городищах
Прикубанья, исчезают и сопутствующие им
могильники. Прекращают свое
существование катакомбные могильники Кабарды
и известные катакомбные могильники
Пятигорья (Под кумски й, Ж ел езновод-
ский), что, представляется, связано с
усилением активизации алан.
Археологические материалы,
известные из района Кисловодска, наиболее
изолированного и находящегося в стороне
от основных путей передвижения алан,
позволяют предполагать, что часть
прежнего населения продолжала здесь обитать
и в более позднее время, в частности во
второй половине III в. Вторым районом,
где в этот период не только сохраняется,
но и получаст значительное
распространение катакомбный обряд
погребения, была территория Затеречья
(Тсрско-Сунжснскос междуречье).
Рассмотрим известные могильники с
катакомбным обрядом погребения Ш-У
вв.н.э. и посмотрим, где они
локализуются в это время.
Группа катакомбных могильников
открыта в районе Кисловодска (рис. 1).
Это, во-первых, две катакомбы,
открытые в 1940 г. близ Будснновской слободы
г. Кисловодска. Полная публикация этих
материалов дана В.А. Кузнецовым,
который датировал их III в.н.э. D, с.251-255).
Более точную дату этих катакомб
(вторая половина III в.) предложил А.К.
Амброз E, с.25), с чем, по-видимому,
следует согласиться. Скорее всего III
в.н.э. можно датировать три катакомбы,
исследованные Н.Н. Михайловым в 1968
г. на могильнике «Директорская горка» (с
материалами этих катакомб меня
ознакомил А.П. Рунич).
В 1973 г. А.П. Рунич открыл
катакомбы в могильнике 2 у Лермонтовской
скалы близ Кисловодска. Одна из них
(№10) была им опубликована и
датирована IV-V вв. н.э. F, с.255-256).
Материалы двух катакомб были рассмотрены
А.К. Амброзом. Катакомбу 2 он
предложил датировать V в., а катакомба 10, по
его мнению, содержала погребения двух
периодов — V и VII вв. E, с.37-38).
Последнее заключение представляется
спорным, наличие же в обеих катакомбах
погребений V в. является достаточно
хорошо обоснованным.
К рассматриваемому периоду
относятся катакомбы Замкового могильника,
расположенного к западу от Кисловодска.
В 1974 г. три катакомбы здесь раскопал
А.П. Рунич, датировавший их 1УЛ^ вв.
G, л. 10). Подтверждает эту дату наличие
в одной из катакомб прогнутой подвязной
фибулы. В 1981 г. в этом могильнике
одну катакомбу раскопал Я.Б. Бсрсзин,
который датировал се П-Ш вв.н.э. (8,
с. 103), однако скорее всего она также
относится к середине I тыс. н.э., что
подтверждается найденным в катакомбе
наконечником ремня из бронзовой и
серебряной пластин с расширением на
одном конце. Такие наконечники, глад-
кис и с гнездами для вставок, известны в
памятниках Башкирии V в. (9, с.107,
рис.9, 20, 21; табл. 2, 10, 11). Не
67

противоречит приведенной дате и
бронзовая пряжка, имеющая прямой язычок —
без прогиба, характерного для пряжек
Н-Ш вв.
Катакомбы рассматриваемого
периода, точнее V в., имеются и в могильнике
у Мокрой Балки в окрестностях Кисло-
водская, ранняя группа погребений
которого датирована Г.Е. Афанасьевым
второй половиной У-псрвой половиной VI
вв. A0, с.43-45, рис. 1,2, с.180-182).
Подтверждает эту дату и А.К. Амброз E,
с.41).
Кроме того, в районе Кисловодска
обнаружено еще несколько могильников,
имевших, судя по опубликованным
данным, погребения интересующего нас
времени. Это Березовский могильник, а
также могильники у Отстойника Кисло-
водского озера и санатория Наркомтяжп-
рома. Однако инвентарь их
невыразителен, поэтому могильники относятся к
рассматриваемому периоду лишь
предположительно, в основном по набору
глиняных сосудов (I, с. 15-16).
Погребения 1У-У вв. имеются, по
данным В.С. Флерова, и в Клинъярском
могильнике, который раскапывался им в
течение нескольких лет. Однако
подробных публикаций материалов не
было, эти данные носят лишь
предварительный характер A2, с.157; 13, с.144).
Такова группа катакомбных
могильников с погребениями Ш-У вв. н.э.,
обнаруженная в окрестностях
Кисловодска. Надо отметить, что в других районах
Пятигорья (в окрестностях Пятигорска,
Жслсзноводска и др.) катакомбные
могильники этого периода пока неизвестны.
Исчезают они в начале III в.н.э. и в
западных районах Северного Кавказа —
в Прикубанье, где катакомбный обряд
погребения был широко распространен в
курганах так называемого «Золотого
кладбища» I — начала III в.н.э. В
основной своей массе они были распространены
по течению Средней Кубани, однако
отдельные памятники этого круга
известны и в более восточных районах. В
качестве примера назовем подкурганную
катакомбу 1-Н вв., н.э. у Усть-Джсгуты
на Верхней Куба ил A4, с. 115- 123) и
Учкскенскис подкурганные катакомбы
того же времени, находившиеся в 17 км к
западу от Кисловодска A5, с. 158-164).
С указанной территории к
рассматриваемому периоду можно отнести лишь
один катакомбный могильник. Это
могильник Байтал-Чапкан, расположенный
на правом берегу р. Малый Зеленчук,
левого притока Кубани. Названный
могильник хорошо известен в
археологической литературе, но определенного
мнения о его дате до сих пор нет. Могильник
был раскопан Т.М. Минаевой,
датировавшей его V в. A6, с.255-256). Приведенная
ею дата получила общее признание.
Позже А.К. Амброз, работая над
хронологией раннссрсднсвсковых древностей,
пересмотрел даты целого ряда памятников,
в том числе могильника Байтал-Чапкан и
близкого к нему по инвентарю
могильника Гиляч. По его мнению, оба
могильника использовались в течение нескольких
веков. В каждом из них самая ранняя
могила (родоначальника?) находилась на
самой верхней части могильника (в
могильнике Байтал-Чапкан это погребение
10 с инвентарем Н-Ш вв.н.э.). Часть
байтал-чапканских могил A7, 20, 24, 30)
А.К. Амброз отнес к VI в., погребение 29
— к VI или VII вв., погребения 9, 14, 23
— к VII в. A7, с. 106). Еще позднее он
рассматривал могильники
Байтал-Чапкан и Гиляч как памятники VII в. E,
с.29), в чем его поддержала и В.Б.
Ковалевская A8, с.83). Однако среди
инвентаря байтал-чапканских могил нет
поясных наборов, которые бы с
определенностью указывали на VII в.
Представляется, что в основной своей
массе катакомбы Байтал-Чапкана
синхронны. Погребение 10, имеющее
инвентарь Н-Ш вв., отличалось от других
могил и по своему устройству. Если у
всех катакомб камеры были расположены
перпендикулярно ко входной ямс, то в
погребении 10 камера была параллельна
входной ямс. Вход в камеру располагался
не в торцовой стене входной ямы, а в
центре одной из длинных се стен A9,
с,215-216). Таким образом, по форме она
была аналогична усть-джегутинской
катакомбе, а также многочисленным
катакомбам Подкумского могильника I —
начала III в. н.э., составляя с ними
единую хронологическую и,
по-видимому, культурную группу. Скорее всего эта
68

ранняя катакомба, расположенная на
самой высокой точке, оказалась здесь
случайной и не была связана с другими
погребениями данного могильника.
Что касается основной массы
погребений, то их инвентарь, как
представляется, не выходит за пределы гуннского
времени: это бронзовые калачевидные
серьги, пряжки с овальными или
круглыми щитками — гладкие (погребение 17)
или имеющие вставки из сердолика
(погребение 29) или красного стекла
(погребение 20); Т — образные шарнирные
фибулы с луковичными кнопками
(погребение 20, 24), характерные для
памятников Дуная, откуда они в IV-V вв.
попадали на Кавказ транзитом через Крым
B0.С.96). Найденные в погребении 33
железные удила — кольчатые с
длинными стержневидными псалиями с
неподвижной петлей — имеют аналогии в
памятниках V в. на Северном Кавказе E,
рис. 11,12) и в Абхазии, где они
дотируются IV-VI вв. B1, с. 124-135, рис.
6,6,12,15,20,25). В погребении 17 найден,
по данным Т.М. Минаевой, длинный
железный нож, а скорее всего кинжал
или меч, обтянутый тонким бронзовым
позолоченным листком с чешуйчатым
орнаментом и тонкой окантовкой на
конце. Подобные наконечники ножен,
иногда имеющие чешуйчатый орнамент и
близкую по форме окантовку, хорошо
известны в памятниках гуннского
времени Западной Европы B2, табл. 20,5,5-а;
табл.22,12-а; табл.24,12). То же самое
можно сказать и о найденном в
погребении 29 бронзовом котле, склепанном из
трех листов и имеющим плоскую
железную ручку. Такие котлы хорошо
известны в памятниках гуннского времени (и
позже) на Северном Кавказе (Гиляч,
Шестая шахта и др.). Их обычно
связывают с клепаными котлами римского
времени, часто объединяя в одну группу.
Однако раннссрсднсвсковые котлы имеют
свои особенности: они круглодонны и
обязательно склепаны из трех листов —
два листа составляют цилиндрическое
тулово, а третий — округло-выпуклое
ДНО.
Данные о клепаных котлах гуннского
времени собирал В.Н. Каминский. Он
считал, что они распространяются на
Северном Кавказе после возвращения
сюда гуннов из Западной Европы в
середине V в.н.э. (после 453 г.). В таком
случае интересующие нас котлы могут
датироваться на Кавказе лишь второй
половиной V в., хотя в целом, как
отмечал А.К. Амброз, в отличие от
Западной Европы, где материалы первой
половины V в. четко отделяются от
материалов второй его половины E,
рис.9, 30 и 13, 21), ознаменовавшейся
уходом гуннов, на нашей территории
таких разграничений сделать нельзя,
поскольку гунны в основной своей массе
продолжали оставаться здесь,
придерживаясь в своей культуре прежних
традиций E, с.43-44). Однако, если прав В.Н.
Каминский, то выделение западных
элементов в культуре населения гуннского
времени Северного Кавказа позволит в
дальнейшем выделить памятники первой
и второй половины V в.
Возвращаясь к материалам
могильника Байтал-Чапкан, следует отмстить, что
керамика этого могильника также носит
относительно ранний облик: здесь
преобладают кувшины вытянутых форм, тогда
как позже более характерны сосуды с
низким приземистым туловом и высоким
горлом. Кувшины Байтал-Чапкана
имеют стройное яйцевидное тулово с
наибольшим расширением в верхней его
части. Подобные кувшины известны в
комплексах V в. могильника Гиляч, а
также в склепах V в. в Былымс, причем
к былымским сосудам близки некоторые
кувшины Байтал-Чапкана и по
особенностям его орнамента — наличию
вертикальных рельефных валиков на туловс
A6, рис. 5,1;23, рис. 1, 2-4).
Все это, как представляется,
позволяет считать, что основная масса
погребений могильника Байтал-Чапкан может
быть датирована V в., а не VII в., как
предположил А.К. Амброз. Определенно
к VII в. А.К. Амброз относил лишь три
погребения (9, 14, 23) по наличию в них
изделий с инкрустацией: в двух
погребениях найдено по однотипной бляхе
(фибуле) — фигурной в виде семи круглых
гнезд со стеклянными вставками (одно
большое гнездо в центре и по три и более
мелких с двух противоположных сторон).
В основании блях бронзовая пластина,
69

сверху положена золотая фольга. В
гнездах плоские вставки из зеленого стекла.
В погребении 9 найдена круглая фибула
с четырьмя птичьими головками. Фибула
изготовлена из двух бронзовых листов —
плоского нижнего и слегка выпуклого
верхнего. Пространство между ними
заполнено алебастром. Фибула украшена
четырьмя вставками из бесцветного
стекла, размещенными в прорезях верхнего
листа.
Бляхи, исполненные в подобной
технике (с заполнением пространства между
двумя листами белой пастой), часто без
вставок, встречаются на Северном
Кавказе в течение всего I тыс. н.э., поэтому
указанную технику нельзя рассматривать
как датирующий признак. Но она
характерна и для изделий середины I тыс. н.э.,
т.е. не противоречит приведенной дате. В
подобной технике, в частности,
выполнены украшения и фибулы из Верхней
Рутхи. Они также имеют плоскую
бронзовую основу, золотой лист с рельефным
орнаментом накладывался сверху,
пространство между ними заполнялось белой
пастой. Многие изделия имели
сердоликовые вставки, однако не в прорезях
верхнего листа, а в напаянных гнездах.
А.К. Амброз датировал эти изделия V в.
E, рис. 12, 9 и 14, 15-20).
Таким образом, можно говорить о том,
что техника изделий с инкрустацией из
могильника Байтал-Чапкан (и
перегородчатая инкрустация, как у бляшек из
погребения I, и отдельные вставки), была
известна в гуннское время. В отличие от
золотых изделий со вставками из
полудрагоценных камней, характерных для
изделий гуннов B4), здесь мы имеем
местные более дешевые подражания
богатым изделиям гуннов — не золото, а
золотая фольга, вставки не из камней, а
из цветного стекла.
Основанием для поздней датировки
А.К. Амброзом погребения 9 могильника
Байтал-Чапкан послужила, очевидно, и
форма бляшки (фибулы), имеющей
четыре выступа в виде птичьих голов.
Наибольшее распространение изделия такой
формы (бляшки, привески) получили в
VII-VIII вв. Однако, судя по данным В.Б.
Ковалевской, подобные изделия с
некоторыми изменениями бытовали широкий
отрезок времени — с VII по IX в. A8, рис.
64). Когда появились ранние их
экземпляры, точно не известно, однако они
найдены в богатом погребении Верхней
Рутхи вместе с двупластинчатыми
фибулами V в. B5, с. 236-238, табл. С1-С2).
Конечно, датировка могильника Бай-
тал - Чапкан требует более тщательного
анализа материалов его комплексов.
Однако, как представляется, наличие здесь
погребений V в. не вызывает сомнений.
Поэтому, несмотря на то, что указанный
памятник расположен довольно
изолированно, в отрыве от основной территории
распространения катакомбных
могильников этого времени, его следует включить
в рассматриваемую группу.
К памятникам Ш-У вв. относят еще
два могильника, расположенных в
Кабардино-Балкарии, в частности катакомбные
могильники в Нальчике и Былыме; оба
они грунтовые.
Нальчикский могильник,
находящийся в 4-5 км к югу от Нальчика, открыт в
1961 г., когда при дорожных работах
были разрушены три катакомбы.
Разрозненный их инвентарь рассмотрен В.Б.
Виноградовым, отнесшим его к Ш-У вв.
B6, с. 136, рис.5). Однако среди
представленного автором на таблице инвентаря
господствуют вещи УПМХ вв. —
пряжки, браслеты, зеркала, фибулы. В
качестве аналогии можно привести инвентарь
катакомбного могильника у с. Хулам
УШ-1Х вв., также расположенного в
Кабардино-Балкарии B3, рис. 20, 19;
рис. 22, 14; рис. 23, 6). Бронзовые
пластинки, интерпретированные В.Б.
Виноградовым как панцирные, являются,
по-видимому, наконечниками ремней.
Что касается плакетки из египетского
фаянса в виде фигуры лежащего льва, то
изредка подобные изделия встречаются и
в раннссрсднсвековых погребениях; это,
по-видимому, связано с их вторичным
использованием. Представляется
разумным исключение нальчикских катакомб
из числа памятников рассматриваемого
периода. И.М. Чеченов отмечал, что
позже на этом могильнике был найден
инвентарь, в том числе керамика,
характерный для раннесредневсковых
катакомб B7, с.45).
У селения Былым (верховья р. Бак-
70

сан) Л.Г. Нечаева в 1969 г. исследовала
три подземных склепа и две катакомбы.
Склепы она датировала УН-УШ вв., а
катакобмы У-У1 вв. B8, с. 102) — по
фибуле из катакомбы 2. Однако
последняя находит аналогии в памятниках VII-
первой половины VIII вв. A0, с.44, рис.1,
23, с.153, рис. 23,9;5, рис.22,26 и 29,1).
Кстати, синхронность катакомб и склепов
Былымского могильника отмечала и Л.Г.
Нечаева B8, с.102).
Таким образом, западная группа ката-
комбных могильников Ш-У вв. н.э. в
основной своей массе сосредоточена в
районе Кисловодска (рис. 1), где
известны памятники III в., включая вторую его
половину (Буденовская слобода,
Директорская горка). Катакомбы, которые с
определенностью могли бы быть отнесены
к IV в., здесь пока не встречаются. Кроме
того, имеется группа катакомб V в.,
возможно, второй его половины
(Лермонтовская скала, Замковый, Мокрая
Балка). К поздней группе относится и
могильник Байтал-Чапкан, расположенный
в более западных районах (бассейн
Верхней Кубани).
Еще одна группа катакомбных
могильников, определенно относящаяся к
рассматриваемому периоду, расположена
в более восточных районах — в Затс-
рсчьс, локализуясь в основном на
территории тсрско-сунжснского междуречья. В
отличие от более западных районов
Северного Кавказа (Прикубанья, Пяти-
горья, Кабарды) здесь катакомбный
обряд погребения начинает
распространяться позже — лишь со И-Ш вв. н.э. (за
исключением Нижне-Джулатского
могильника, расположенного на правом
берегу Терека; ранние катакомбы этого
могильника датируются II в.н.э.).
Ко П-началу III в. относится
катакомба, доследованная в 1898 г. В.И. Долбс-
жевым в грунтовом катакомбном
могильнике у селения Пссдах. Все остальные
могильники относятся, по-видимому, ко
времени не ранее второй половины III в.
Это курганные могильники с катакомб-
ным обрядом погребения,
распространившиеся в Ш-1У вв. по правому берегу
Среднего Терека и по нижнему течению
Сунжи. В их число входит могильник
второй половины III в. у сел. Братское
B9), а также могильники IV в. у
Октябрьского, Тарского и Виноградного C0-
31). Можно предположить наличие
такого же могильника и у селения
Гвардейского C2, с. 124). Обширные курганные
могильники с катакомбным обрядом
погребения были обследованы и частично
раскопаны в конце XIX в. А.А. Бобрин-
ским на Нижней Сунжс, в окрестностях
Грозного — у селений Алды и Алхан-
Юрт. В 1937-1938 гг. на могильнике
Алхан-Кала Северо-Кавказской
экспедицией ИИМК было исследовано девять
курганов. Материалы из Алхан-Калы
проанализированы Л.Г. Нечаевой,
датировавшей их П-У1 вв. н.э. C3, с.7).
Позже В.Б. Виноградов выделил среди
катакомб Алхан-Калы две наиболее
ранние и отнес их ко И-1У вв. C4, с.72-74).
Хронологии катакомбных
могильников Чечено-Ингушетии, в том числе
алдынских и алхан-калинских катакомб,
посвящена специальная статья Х.М.
Мамаева. Касаясь катакомб у Алды, он
отмечает, что при наличии в них
материалов Ш-1У вв. верхняя их дата заходит в
гуннское время C5, с.47). При этом автор
опирается на два обстоятельства.
Во-первых, это форма некоторых бронзовых
пряжек из Алды, в частности, наличие
одной В-образной пряжки, а во-вторых,
это характер орнамента на двух сосудах
из Алды — в виде оттисков 3-образного
штампа: подобный орнамент характерен
для изделий не ранее второй половины V
в. C5, с.47). Однако необходимо
отмстить, что коллекция А.А. Бобринского,
хранящаяся в ГИМе, содержит вещи, не
только найденные при раскопках
курганов, но и купленные им у местных
жителей. При этом нет никакой
уверенности, что последние были найдены
именно в подкурганных катакомбах. К
отчету А.А. Бобринского приложен
перечень предметов, в том числе и сосудов, в
котором указывается место нахождения
каждого сосуда или место его покупки.
Поэтому последние, хотя и не все, можно
паспортизировать. Что касается
остального инвентаря, то это сделать нельзя.
Все металлические изделия нашиты
на один планшет; в описи говорится,
что они найдены в курганах из Грозного
и Алды «или куплены там же».
71

Судя по описи А.А. Бобринского, в его
коллекции было нс менее 15 бронзовых
пряжек из Грозного и Алды C6, с.236).
Из них в курганах у Алды найдено всего
две бронзовые пряжки (по одной в
курганах ЬХ1 и ЬХУ1), а в кургане ЬУП у
Грозного — три. Все остальные пряжки
приобретены у местных жителей. Среди
них в ГИМс имеются пять овальнорамча-
тых пряжек с овальными щитками, пять
прямоугольнорамчатых без щитков, одна
В-образная, остальные круглорамчатыс
без щитков. Какие из пряжек найдены в
курганах самим А.А. Бобринским, а
какие приобретены у местных жителей,
установить нельзя. Поэтому мы нс можем
с уверенностью говорить о том, что
В-образная пряжка происходит из
катакомб Алды. Необходимо отмстить и тот
факт, о котором упоминает Х.М. Мамаев,
что ранние, хотя и редкие экземпляры
восточноевропейских В-образных пряжек
датируются догуннским временем C7,
с.325-327).
Что касается второго аргумента Х.М.
Мамаева в пользу поздней даты Алдын-
ского могильника — кувшинов с 3-образ-
ным штампом, то они также были
приобретены у местных жителей: один из них,
более крупный, куплен в Алды, а второй
(с трубчатой ручкой) — в Грозном.
Поэтому при возможной датировке этих
сосудов У1-УН вв. у нас нет пока данных,
позволяющих относить к тому же
времени и катакомбы из Алды. В коллекции
А.А. Бобринского имеются и другие вещи,
по-видимому, более поздние, чем
основная масса предметов. Так, в его описи
(таблица 19) упоминаются бронзовые
«погремушки», происходящие из
Грозного и Алды. Скорее всего, это бубенчики,
имеющие еще более позднюю дату, чем
вышсотмсчснныс кувшины, однако они
тоже являются покупкой, и связь их с
катакомбами нс устанавливается.
Касаясь хронологии Алхан-Калинско-
го могильника, Х.М. Мамаев полагает,
что поздние катакомбы последнего
выходят за рамки гуннского времени, считая
наиболее вероятной верхней их датой
первую половину V в. C5, с.53). С таким
выводом можно согласиться, хотя в целом
мне представляется более вероятной
датой алхан-калинских катакомб Ш-1У
вв.н.э. Трудно согласиться с выдвинутым
Х.М. Мамаевым предположением, что
этот могильник мог существовать и позже
V в. Основанием для подобного
заключения послужили находки монет VIII в. в
неизвестных курганах в окрестностях
Грозного C5, с.53), что вряд ли можно
признать убедительным доводом для
изменения хронологических рамок
конкретных могильников. Поэтому можно
говорить лишь о том, что имеющийся в
нашем распоряжении материал
позволяет датировать катакомбы Среднего
Терека и Нижней Сунжи Ш-1У вв., для
некоторых могильников верхней датой
может быть и V в., но никак не позже
первой его половины. Возможно, к
рассмотренной группе памятников относится
и могильник №3 у селения Пссдах,
расположенного к югу от Среднего
Терека, где обнаружены подкурганные
катакомбы C8, с. 15; 35, с.65).
В отличие от правобережья Среднего
Терека, где до настоящего времени
известны лишь подкурганные катакомбные
могильники, Сунженская группа
катакомб представлена как курганными, так
и грунтовыми могильниками. Последние
также сосредоточены в основном в
окрестностях Грозного, где по данным В.Б.
Виноградова и В.И. Марковича, в 1963 г.
найдена катакомба с инвентарем (миской
и пряжкой) середины I тыс. н.э. C2,
с.118). Грунтовый катакомбный
могильник IV-V вв.н.э. известен и в Черноречье
(Заводской район Грозного). Данные о
нем имеются в работе Х.М. Мамаева C5,
с.55). Позже в результате новостроечных
работ здесь было открыто несколько
катакомб с инвентарем середины I тыс. н.э.
C9), а точнее, как представляется,
второй половины Ш-1У вв. Х.М. Мамаев
сообщает также о наличии грунтового
катакомбного могильника в окрестностях
станицы Петропавловской на левом
берегу Сунжи, ниже Грозного C5, с.55).
Все перечисленные могильники,
курганные и грунтовые, составляют
компактную группу на Нижней Сунжс в
окрестностях Грозного (рис. 1). Поданным Х.М.
Мамаева, катакомбные могильники этого
времени были распространены и далее к
востоку. Он называет три грунтовых
могильника с катакомбным обрядом по-
72

грсбсния. Один из них расположен у
селения Чир-Юрт на правом берегу р.
Аргун, где в карьере было разрушено
погребение, содержавшее керамику
середины I тыс. н.э.: глиняные кувшин и
миски C5, с.55, рис.2, 24, 26-27). Как
представляется, наиболее показательным
является наличие глиняных мисок с
загнутым внутрь краем. Такие миски —
характерный инвентарь катакомбных
погребений Затсречья 111—1V вв. и,
возможно, V в.н.э. Следует также отмстить тот
факт, что в более позднее время они, как
правило, не встречаются в катакомбах
восточных районов Северного Кавказа.
Их нет в катакомбных могильниках VI-
VII вв. (и позже) Чечено-Ингушетии, нет
и в подкурганных и грунтовых
катакомбах хазарского времени в Дагестане,
например, в Чир-Юрте, несмотря на то,
что они являются типичной
принадлежностью поздних слоев городищ Северного
Дагестана D0, с. 121). Почти нет этих
мисок в инвентаре катакомб Змсйского
могильника Х-ХП вв. в Северной Осетии,
хотя они хорошо представлены в слоях
синхронного могильнику Змсйского
средневекового селища D1, с.46-47, рис. 8).
Для могильников более позднего периода
характерен довольно стандартный набор
сосудов — кувшины и горшки, на
основании чего можно высказать
предположение о том, что миски являлись
хронологическим показателем для погребений
первой половины I тыс. н.э. Однако,
несомненно, данный вывод нуждается в
дальнейшей проверке новыми
археологическими материалами. Пока же
представляется, что наличие мисок в инвентаре
катакомбы Чир-Юрта позволяет отнести
се к рассматриваемому периоду.
Говоря о датировке двух других
памятников Ахкинчу-Барзосвского и Урус-
Мартановского могильников,
возникновение которых Х.М. Мамаев относит к
середине I тыс. н.э. C5, с.65-66),
заметим, что такое заключение
представляется спорным и недостаточно
аргументированным. Ранняя дата
Ахкинчу-Барзосвского могильника основана на форме
лишь одного сосуда, достаточно
невыразительного. В основном же указанный
могильник содержит поздние материалы,
датируемые VIII в. C2, с.71; 35, с.65).
Поэтому, скорее всего, оба эти
памятника следует исключить из числа
катакомбных могильников II 1-У вв.
Следующая компактная группа
катакомбных могильников расположена в
юго-западной части Тсрско-Сунжснского
междуречья, на территории восточных
районов Северной Осетии — в районе
Бсслана, Зилги и Орджоникидзе. Часть
из них связана, по-видимому, с крупным
зилгинским городищем, на котором
выявлены значительные слои первой
половины I тыс. н.э. D2, с.75-94). Рядом с
городищем обнаружен обширный
курганный могильник, содержавший богатые
погребения середины I тыс. н.э. с ката-
комбным обрядом погребения. Здесь же,
у Зилги и Бсслана, имеется обширный
грунтовый катакомбный могильник,
почти полностью разрушенный карьером.
Материал из разрушенных катакомб
можно отнести ко второй половине III и
IV вв. D3, с.95, рис. 15, 3-6). Позже были
проведены раскопки, нескольких
катакомб Бссланского могильника D4),
содержавших инвентарь того же периода, в
частности, близкий к инвентарю
подкурганных катакомб IV в. у Октябрьского
(Тарского) на Среднем Тереке.
Наиболее поздний памятник,
относящийся к рассматриваемой группе,
расположен у селения Брут. Здесь имеется
обширное городище, а также курганный
и грунтовый могильники, содержавшие
катакомбные погребения, близкие по
устройству. Материалы этих погребений
позволяют отнести их к V в. C0, с.227-
231), что было сначала поддержано и
А.К. Амброзом A7, с.106, прим. 19).
Позже, однако, он переменил свою точку
зрения и отнес ряд комплексов этого
могильника (одно грунтовое погребение и
одно подкурганное) к У1-УП вв. E,
с.40-41). С таким утверждением
согласиться трудно. Вскрытый участок
грунтового могильника, погребения которого
располагаются правильными рядами,
относятся к одному хронологическому
периоду. Предложенная дата подкурганных
катакомб подтверждается раскопками и
других исследователей (С.С. Кусасвой,
Т.А. Габусва), открывших более
выразительный материал D5, с. 184; 46). В
73

любом случае наличие здесь грунтовых и
подкурганных катакомб V в. не вызывает
сомнений.
Несколько грунтовых катакомбных
могильников принадлежало, по данным
В.А. Кузнецова, Орджоникидзсвскому
городищу, расположенному на территории
Владикавказа на правом берегу Терека,
рядом с карьером кирпичного завода.
Здесь, помимо катакомбных могильников
VII и УШ-1Х вв., расположенных к югу
от городища, к северу от него были
найдены разрушенные катакомбы более
раннего могильника. Из их инвентаря
сохранилось лишь несколько сосудов:
миска с загнутым внутрь краем, кувшин со
стилизованной зооморфной ручкой,
имеющий в верхней части вертикальный
отросток с горизонтальным срезом, и
сосуд с крышкой D7, с.64-66). Подобные
миски и кувшины характерны для
памятников Ш-1У (возможно, и V) вв. Тсрско-
Сунжснского междуречья. Близкий по
форме сосуд с крышкой найден в алха-
стинской катакомбе III в.н.э.
Два последних памятника
расположены несколько восточнее Владикавказа, на
территории Чечено-Ингушетии. Это, во-
первых, грунтовая катакомба у селения
Алхастс, открытая Е.И. Крупновым на
левом берег р. Ассы. Она содержала
инвентарь, в том числе фибулы и зеркало
D8, табл.6-7), которые позволяют
датировать се второй половиной III в.н.э.
И последний памятник этой группы —
грунтовый могильник у селения Али-
Юрт, расположенный к западу от
Алхастс. Из шести раскопанных здесь
катакомб три содержали немногочисленный
инвентарь: в двух катакомбах найдено по
одной миске, а в одной,
стратиграфически более поздней, детали поясного
набора — наконечник ремня и пряжка D9,
с.255, рис.2, 1-4). Тот факт, что одна из
мисок близка по форме мискам из
катакомб Брута V в. н.э., а также
стратиграфические наблюдения позволили Х.М.
Мамаеву датировать три погребения
этого могильника У-У1 вв. C5, с.57).
Учитывая отмеченный выше факт, что миски,
как правило, не встречаются в
погребениях конца У1-УН вв., с таким
заключением можно согласиться. Однако в целом
определение хронологических рамок
могильника требует дальнейших его
раскопок.
Таковы памятники восточных районов
рассматриваемой территории. Как видно
из карты (рис.1), они сосредоточены в
основном на территории Тсрско-Сунжсн-
ского междуречья, располагаясь и по
правому берегу Нижней Сунжи, в районе
Грозного. Лишь единственный могильник
(Чир-Юрт) находится за пределами
данной территории, материалы его
разрозненны, а датировка требует уточнений.
Необходимо отмстить, что в отличие
от западных районов Северного Кавказа
(среднего течения Кубани), где, *ак
отмечалось, в этот период, начиная с
середины III в.н.э., отсутствуют катаком-
бные погребения, к востоку от
исследуемых районов Северного Кавказа, в
частности, на территории Дагестана, имеются
катакомбные могильники Ш-У вв.,
причем, все они курганные. Мы имеем ввиду
обширные могильники в северных
районах Дагестана, на левом берегу р. Сулак,
в нижнем се течении, которые в течение
нескольких лет, начиная с 1986 г.,
раскапывались экспедицией под руководством
Г.Г. Пятыха E0, с. 122-123)' Как
представляется, выявленные в них материалы
датируются II и III в.н.э., включая
вторую его половину. На территории
Дагестана хорошо известен и Паласа-Сырт-
ский курганный могильник с
катакомбами 1У-У. вв., оставленными населением,
входившим, по мнению Л.Б. Гмыри, в
состав крупных массивов племен (маску-
тов, гуннов), обитавших на территории
Дагестана E1, с.87). Эти памятники
составляют обособленную группу,
рассмотрение их выходит за
территориальные рамки нашей работы.
Таким образом, на территории
центральных районов Северного Кавказа
выделяются две группы катакомбных
погребений Ш-У вв.н.э. Одна из них
(западная) расположена в районе Кисловодска,
вторая (восточная) на территории Тср-
ско-Сунжснского междуречья. Между
могильниками названных групп имеются
некоторые различия. Западную группу
составляют только катакомбы грунтовых
могильников, подкурганных катакомб
нет. Катакомбный обряд погребения
распространяется здесь в I в.н.э. (Подкум-
74

Рис.1. Катакомбпыс могильники III-V вв.н.э. центральных районов Северного Кавказа.
а - грунтовые катакомбы, б - подкурганные катакомбы.
1 - Буденновская слобода, 2 - Директорская горка, 3 - Лермонтовская скала, 4 - Замковый, 5 -
Мокрая Балка, 6 - Березовский, 7 - Отстойник Кисловодского озера, 8 - Санаторий Иаркомтяжпрома,
9 - Клин-Яр, 10 - Байтал-Чапкан, 11 - Виноградное, 12 - Октябрьский, 13 - Братское, 14 -
Гвардейское, 15 - Грозный, 16 - Ллды, 17 - Ллхап-Кала, 18 - Ллхап-Юрт, 19 - Чсрнорсчснский,
20 - Сиюр-Корт, 21 - Петропавловская, 22 - Чир-Юрт, 23 - Пседах Ш, 24 - Брут, 25 - Зилги,
26 - Сослан, 27 - Владикавказ, 28 - Алхастс, 29 - Лли-Юрт.
ский), Клинъярский, Жслсзноводский
могильники). Несмотря на наличие в
окрестностях Кисловодска катакомбных
могильников первых веков нашей эры и
раннссрсднсвскового времени, говорить о
выделении каких-либо исторических
этапов трудно, т.к. в подавляющем
большинстве могильников раскопано всего по
несколько погребений, поэтому общие
хронологические рамки отдельных
могильников неизвестны. Можно только
говорить о том, что могильники первых
веков нашей эры (Подкумский и Жслсз-
новодский, материалы Клинъярского
могильника не опубликованы) прекращают
свое существование в конце II или в
начале III в.н.э.. Имеются отдельные
случайно раскопанные погребения второй
половины III в. Следующая группа
катакомбных могильников начинает
распространяться в V в., возможно, во второй
его половине.
Восточная группа памятников
охватывает, как мы видели, значительно более
широкую территорию. Катакомбный
обряд погребения начал здесь
распространяться несколько позже: если не считать
Нижнс-Джулатского могильника,
расположенного на западной границе
восточной группы и составлявшего единую
группу с Чегемским могильником Кабар-
ды, ранние катакомбы которых
датируются серединой II в. до н.э., можно
говорить о том, что на территории Затс-
речья катакомбный обряд погребения
начинает распространяться с конца Н-на-
75

чала III в. (Пссдах), а в основном с III
в.н.э., скорее со второй его половины
(Братское, Алхан-Кала, Грозный, Алды,
Алхастс и др.), продолжая быть
характерным для этой территории и весь IV в.
Что касается памятников V в., то за
исключением могильника у селения Брут
(Северная Осетия), датируемого V в.н.э.
(но не содержавшего инвентаря более
раннего времени), в катакомбных
могильниках Ш-1У вв. погребения,
определенно датирующиеся V в., пока не
найдены. Это позволяет предположить, что
основная масса могильников с катакомб-
ным обрядом погребения прекратила свое
существование в конце IV в. во время
гуннского нашествия. Данное
заключение не отрицает, правда, того факта, что
катакомбный обряд погребения
продолжал здесь существовать и в более позднее
время.
Особенностью памятников восточной
группы является наличие в них не только
грунтовых, но и обширных курганных
могильников с богатыми захоронениями в
катакомбах. По-видимому, некрополи
отдельных городищ давали сочетание
грунтовых и курганных могильников. Лишь
на правобережье Среднего Терека
грунтовые катакомбные могильники пока не
найдены, здесь известны лишь обширные
курганные могильники (Братское,
Октябрьский, Виноградное). Появление
содержавших захоронения знати курганных
могильников на территории Терско-Сун-
женского междуречья можно связать с
внутренними процессами, протекавшими
в среде обитавшего в указанном регионе
населения и приведшими к выделению
воинской знати.
Анализ археологических материалов
катакомбных могильников сарматского
времени Кабарды и Пятигорья позволил
высказать предположение, что
прекращение существования этих могильников во
II- начале III в. связано с усилением
активизации кочевых аланских племен. В
связи с отсутствием на территории
западной группы памятников IV в. необходимо
отмстить, что более северные степные
районы Северного Кавказа также не со-
76
держат памятников IV в. (за
исключением нескольких катакомбных погребений,
аналогичных катакомбам Среднего
Терека) — поздние комплексы позднесармат-
ской культуры Калмыкии датируются
второй половиной III в., что даст
возможность говорить о вероятном появлении
первой волны гуннов уже в начале IV
в.н.э. E2, с.53). Одновременно с
исчезновением населения позднесарматской
культуры в степных районах происходит
значительное увеличение численности
населения в Тсрско-Сунжснском
междуречье, что, видимо, связано с
переселением в Затсрсчьс не только носителей
катакомбного обряда — оседлого
населения Кабарды, но и какой-то части
кочевников — алан.
Нашествие гуннов в конце IV в.
привело к прекращению существования
многих, если не всех, катакомбных
могильников Ш-1У вв. Тсрско-Сунжснского
междуречья. Причем, даже если какие-
либо из этих могильников продолжали
функционировать в V в., это не меняет
общей картины: катакомбные погребения
гуннского времени распространены на
той же территории, что и в III в. — в
районе Кисловодска (исключение —
могильник Байтал-Чапкан) и в Тсрско-
Сунженском междуречье.
Катакомбные могильники V в., в горах
неизвестны, поэтому существующая
точка зрения о том, что с нашествием гуннов
аланы — носители катакомбного обряда
переселились в горы, не находит
подтверждения в археологическом материале.
Поскольку известны данные раннссред-
невсковых авторов о локализации алан в
разные периоды, в дальнейшем вместе с
картографированием катакомбных
могильников У1-УИ вв. и других
погребальных сооружений III - VII вв. будет
проведено сопоставление этих данных.
Такая работа поможет, по-видимому,
выделению того археологического
комплекса, который следует связать с алан-
ской культурой Северного Кавказа.
Причем уже сейчас можно предположить, что
в разных районах Северного Кавказа эти
комплексы будут различными.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
1. Кузнецов В.Л. Лланскпе племена Северного
Кавказа//МИЛ. М., 1962. №106.
2. Кузнецов В.Л. Лланекая культура Северного
Кавказа и ее локальные варианты в У-УИ1 вв.
//МЛДИСО. Орджоникидзе, 1975.Т.Ш.
3. Кузнецов В.Л. Ллапская культура
Центрального Кавказа и ее локальные варианты в У-УШ
вв. //СЛ, 1973, №2.
4. Кузнецов В.Л. Погребение III в. из
Кисловодска.//СЛ, 1990, №2.
5. Лмброз Л.К. Хронология древностей Северного
Кавказа У-УШ вв. М., 1989.
6. Рунич Л.II. Захоронение вождя эпохи раннего
средневековья из Кисловодской котловины.
//СЛ, 1976, №3,
7. Рунич Л.П. Отчет о полевых исследованиях в
районе Кавмипвод в 1974 г. //Архив ИЛ. Р-1
№5249.
8. Березин Я.Б. Работа в Предгорном районе
Ставропольского края //АО-1981 .М., 1983.
9. Лмброз Л.К. Проблемы рапнесрсднсвсковой
хронологии Восточной Европы Ч.П. //СЛ,
1971, №3.
10. Афанасьев Г.Е. Хронология могильника
Мокрая Валка. //КСИЛ. М., 1979. Вып. 158.
И.Афанасьев Г.Е. Новые находки в Мокрой
Балке близ Кисловодска. //СЛ, 1979, №3.
12. Флеров В.С. Работы в урочище Клин-Яр близ
Кисловодска. //ЛО-1985. М., 1987.
13. Флеров В.С., Пахапстян В.Е. Работы в Клин-
Яре.//АО-1986. М., 1988.
14. Минаева Т.М. К истории алан Верхнего При-
кубанья по археологическим данным.
Ставрополь, 1971.
15. Алексеева Е.П. Памятники меотской и
сарматской культуры Карачаево-Черкесии
//Тр.КЧПИИ. Ставрополь, 1966. Выи.У.
16. Минаева Т.М. Могильник Байтал-Чапкаи в
Чсркесии. //СЛ, 1956, вып. XXVI.
17. Лмброз Л.К. Проблемы раииесредпевсковой
хронологии. 4.1. //СЛ, 1971, №2.
18. Ковалевская В.Б. Севсрокавказскис древности.
//Степи Евразии в эпоху средневековья.
Археология СССР.М., 1981.
19. Минаева Т.М. Могильник Байтал-Чаикаи
//МИСК. Ставрополь, 1950.
20. Лмброз Л.К. Фибулы юга европейской части
СССР //СЛИ, М., 1966. Вып. Д1-30.
21. Воронов 10.11., Шенкао К.К. Вооружение
воинов Абхазии 1У-УН вв.//Древпости эпохи
великого переселения народов У-УИ вв.М.,
1982.
22.\Уегпсг ]. ВеПга^с гиг Лгспао1о5'ю с!ез ЛИПа-
КеюНез. МипсЬеп, 1956.
23. Чеченов И.М. Повью материалы и
исследования по средневековой археологии
Центрального Кавказа //Археологические исследования
на новостройках Кабардино-Балкарии.
Пальчик, 1987. Т.З.
24.3асецкая И.П. Золотые украшения гуннском
эпохи. Л., 1975.
25. Уварова П.С. Могильники Северного Кавказа.
//МАК., М., 1900. Вып. VIII.
26. Виноградов В.Б. Археологические памятники в
Кабардино-Балкарии. //Уч. зап. КБ ПИИ.
Пальчик, 1967. Т. ХХУ.
27. Чеченов И.М. Древности
Кабардино-Балкарии. Нальчик, 1969.
28. Нечаева Л.Г. Катакомбы могильника Бы-
лым.//ЛО-1969. М., 1970.
29. Мупчасв Р.М. Новые сарматские памятники
Чечено-Ингушетии //СЛ, 1965, №2.
30. Абрамова М.П. Ката комбиыс погребения 1У-У
вв. из Северной Осетии. //СЛ, 1975, №1.
31.Габуев Т.Л. Ллапские погребения IV в.н.э. в
Северной Осетии.// СЛ, 1985, N2.
32. Виноградов В.Б. Мнрковпн В.II.
Археологические памятники Чечено-Ингушской ЛССР.
Грозный, 1966.
33. Нечаева Л.Г. Могильник Алхап-Кала и ката-
комбные погребения сарматского времени па
Северном Кавказе. Автореф. канд. дне. Л.,
1956.
34. Виноградов В.Б. Сарматы Северо-Восточного
Кавказа. Грозный, 1963.
35. Мамаев Х.М. Хронология катакомбных
могильников Чечено-Ингушетии конца IV —
первой половины VIII в. //Проблемы
хронологии погребальных памятников
Чечено-Ингушетии. Грозный, 1986.
36. Бобрпнскпй Л.А. Журнал раскопок,
произведенных в Керчи и на Кавказе в 1888 г. //Архив
ЛОИЛ. Дело Археологической комиссии, №64
за 1888.
37. Скрипкии Л.С. Дне бронзовые пряжки из
Сусловского курганного могильника //СА,
1976, N3.
38. Виноградов В.Б., Мамаев Х.М. Исследование
раниссрсдпсвековых памятников в
Чечено-Ингушетии. //АО-1976.
39. Бурков СБ. Отчет о спасательных раскопках
Чернорсченского могильника в Заводском
районе Грозного 411 АССР в 1989 г. //Архив ИЛ,
Р-1, №13643.
40. Магомедов М.Г. Образование Хазарского кага-
ната.М., 1983.
41.Деопик Д.В. Змсйское средневековое селище.
//Археологические раскопки в районе Змей-
ской Северной Осетии. Орджоникидзе, 1961.
42. Лржанцева И.Л., Деоиик Д.В. Зилги —
городище начала I тыс. н.э. на стыке степи и
предгорий в Северной Осетии

//Уч. зап. комиссии по изучению памятников
цивилизаций древнего и средневекового
Востока Всесоюзной ассоциации востоковедов.М.,
1989.
43. Кузнецов В.Л. Зил гипс кос городище в
Северной Осетии. //Новые материалы по
археологии Центрального Кавказа. Орджоникидзе,
1986.
44.Дзуцсв Ф.С. Отчет о раскопках 1988 г. в
Правобережном районе СО ЛССР. //Архив
ИЛ, Р-1, №13576.
45. Куссасва С.С. Археологические находки
последних лет в Северной Осетии. //ИСОНИИ.
Орджоникидзе, 1957. Т.Х1Х.
46. Габусв Т.Л. Отчет о раскопках
Ссверо-Осетинского отряда Кавказской археологической
экспедиции на территории Правобережного
района СОЛССР в 1989 г. //Архив ИЛ, Р-1,
№14111.
47. Кузнецов В.Л. Археологические памятники на
южной окраине г. Орджоникидзе //Вопросы
осетинской археологии и этнографии.
Орджоникидзе, 1980.Т.ХХХУ1, 1.
48. Крупнов Е.И. Археологические памятники Лс-
сипского ущелья //Тр. ГИМ. М., 1941. Вып.
XII.
49.Даутова Р.Л., Мамаев Х.М. Археологические
памятники средневековья у селения Лли-Юрт
(Чечено-Ингушетия). //СА, 1974, №2.
50. Державин В.Л., Малышев Л.А., Пятых Г.Г.,
Салихов Б.М., Сударев Н.И. Работы
Дагестанской экспедиции //АО-1986. М., 1988.
51. Гмыря Л.Б. Погребальный обряд Паласа-Сыр-
тского могильника //Этнокультурные
процессы в древнем Дагестане. Махачкала, 1987.
52. Артамонов М.И. История Хазар. Л., 1962.

А. К И Ш Ш
ОПЫТ ИССЛЕДОВАНИЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ
ПАМЯТНИКОВ АЛАН В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ
И СЕВЕРНОЙ АФРИКЕ
Посвящаю памяти Апапа Кралонански
A929-1993)
ВВЕДЕНИЕ
Если бросить взгляд на историческую
карту, показывающую миграции эпохи
«переселения народов», то можно
заметить, что Карпатский бассейн сравним с
железнодорожным узлом или местом
отдыха перелетных птиц, предоставившим
Родину переселяющимся с востока на
запад или с севера на юг народам на
более или менее длительный срок.
С тех пор, как Миклош Янкович в
1884 г. датировал X в. при помощи монет
находки из Вснспусты, принадлежавшие
переселившимся в 895 г. мадьярам1, а
Ференц Пулцки определил материалы
ранних аваров2, занимающиеся
Карпатским бассейном венгерские археологи
старались определить не только возраст
находок E-10 вв.), но и этническую
принадлежность той или иной группы
находок на основе их внутренних связей,
хронологии и территориального
распределения, т.е. выявить происхождение
обладателей той или иной подобной группы.
ИСТОРИ КО-АРХЕОЛОГПЧЕСК АЯ
ПРОБЛЕМА
Из письменных исторических
источников известно, что между 378-433 гг. в
Паннонии жила группа алан со своими
гуннскими и готскими спутниками.
Аланы в статусе федератов внутри Паннонии
обитали в первую очередь в Валерии3.
Первый шаг по этническому
определению этой народности в соответствии с их
погребениями, по моему мнению, сделал
в 1922 г. М.И. Ростовцев, когда он писал
об открытом в 1911 г. и находящемся на
расстоянии примерно 20 км за пределами
римского лимеса погребении Унтсрзибен-
брунн следующее: «Маленькие золотые
бляшки, украшавшие одежду
австрийской находки (именно из Унтсрзибснб-
рунн), имеют точно такую форму, как и
сарматские бляшки из погребений
Кубани, Дона и Днепра... Не удивительно, что
они одновременно появляются и в
регионе Дуная. Золотые браслеты
заканчиваются такими же головками, как ожерелья
Оренбурга, Ставрополья, из региона
Кубани и Керчи... Я не вижу ни одной
причины, которая бы мешала отнесению
погребений Зибснбрунна сарматским
женщине и ребенку»4.
Спустя десять лет А. Альфельди
реагировал так: «Как видно, невозможно
Рабапордань и Унтерзибснбрунн вырвать
из германского общества, хотя они
теснейшим образом связаны с югом России.
И хотя аланы в последние десятилетия 4
в. в Венгрии почти никакой роли не
играли, археологически выявить их будет
трудно»5
Если окинуть взглядом, не претендуя
на исчерпывающую полноту (см. архив),
постановку проблемы Ростовцевым в
1922 г. за прошедшие 70 лет, можно
заметить, что относительно паннонских,
галльских и стоящих первоначально
отдельно испанских находок,
подразумевающих переселившуюся из района Понта
на Запад часть аланского этноса (и мы
подчеркиваем: в сущности речь всегда
будет идти об этом материале) мнения
очень расходятся (табл.1). Одна часть
© Л. Кишш
79

исследователей относительно
возможности этнических определений настроена
очень скептически или отвергает такую
возможность вообще (табл.1, пункт а).
Другая группа исследователей видит
возможность подобных определений лишь в
общих чертах (таблЛ, пункт Ь).
Некоторые думают решить вопрос с несколькими
этносами (табл.1, пункте).
Многочисленная группа исследователей связывает
отмеченные выше археологические находки
с различными германскими племенами и
соответственно видит в носителях этих
находок германцев (табл.1, пункт с1).
Здесь существует мнение, которое
рассматривает материал находок как
связанный с социальным слоем (табл. 1, пункт
с). Наконец, есть исследователи,
приписывающие аланам тс находки и
погребения, о которых идет речь (табл.1, пункт
О. При нашем обзоре нельзя обойти и то,
что погребения, рассматриваемые как
аланскис, все являются женскими. Таким
образом, исследования выхватили только
женские погребения определенного
общественного слоя6 и ни разу не делалась
попытка определить аланскис мужские
захоронения.
Если обратить внимание на мнения,
определения и суждения (табл.1),
высказанные со времени публикации находки в
Унтсрзибснбруннс в связи с
аналогичными находками, если не разделять полное
отрицание еще до определения
достоверности констатации также на логической
основе, то часть противоположных и
исключающих друг друга мнений могут
быть ошибочными.
Так как расходящиеся и даже
исключающие друг друга мнения и в прошлом,
и в настоящее время существуют
параллельно, нельзя утверждать, что часть
суждений имеет -научно-исторический
характер — она должна быть исследована
вновь и с учетом всех находок.
Поскольку между 1922 и 1992 годами
археологи в целом исследовали
постоянно нарастающие находки из женских
погребений, 5Г с целью облегчения обзора
объединил находки в одну таблицу
(табл.2) и постарался обратить внимание
на мужские захоронения, чтобы
репрезентативно показать могилы как
женщин, так и мужчин. При отборе
материала я, в качестве рабочей гипотезы,
основываюсь на суждениях М.И.
Ростовцева о погребениях Унтсрзибснбрунна:
«для алано-сарматских находок
характерно наличие различных золотых
бляшек и штампованных ожерелий,
происходящих из региона Понта». Эти выводы
сделали возможным объединение 15
единиц памятников (табл.2, 1-15).
К счастью, мне удалось расширить
круг бляшек, в первую очередь из
женских погребений, путем объединения
обеих могил Унтсрзибснбрунна, поскольку
они по древности (дате — В.К.), одному
месту находки и одинаковой
ориентировке могут причисляться к семейным
захоронениям — отчасти в соответствии с
типами вещей, отчасти в соответствии с
могилой в Лсбснь (речь идет о выделении
мужских погребений — В.К.). На
основании анализа находок из
Унтсрзибснбрунна Е.Келлер в 1967 г. пришел к мнению
о том, что наряду с женским и девичьим
погребениями здесь было и мужское
захоронение7. О. Мснгин, попытавшийся
в 1910 г. на месте сласти находку,
исключил такую возможность и
предложил иное решение8. Решение этого
вопроса нашел И. Бона, указавший на то,
что первую аланскую могилу нельзя
различить по полу9 и что вторая — как
показывает могильник Дюрсо10 (под
Новороссийском, раскопки А.В. Дмитриева
— В.К.) — представляет аланскую
женщину, какие обычно обнаруживаются в
аланских женских могилах.
Одновременно на основе
представленных выше критериев чересчур вырос круг
находок, входящих в обозначенную выше
группу находок и явлений (табл.2) и
распространился на комплексы, которые
не могут в этот круг входить. Таким
образом, должны быть определены
специфические различия, позволяющие
сузить увеличивающийся круг. При
соответствующей группировке материала и
принятии специфических различий
(ребристые с металлическими обкладками
псалии, золотые листы треугольной
формы от седел, листообразные подвески от
лошадиной сбруи, штампованные из
золота наконечники ремней) одну
(гуннскую) группу мужских захоронений
(табл.2, пункты а-д) соответственно с
80

ориентировкой запад-восток удалось
исключить из понтийской материальной
культуры или культуры, принадлежащей
скирским находкам (табл.2, пункт с).
В случае с могилой в испанском Бежа
против вандальского происхождения11
говорят отчасти понтийский тип меча12,
отчасти понтийский тип пряжки1^ — на
основании находок, открытых на
Госпитальной улице в Керчи 24.06.1904 гг.14
Бежавшие в 405-406 годах из
Карпатского бассейна вандалы не имели в своем
распоряжении предметов понтийского
типа, в то время как аланскис выходцы из
Понта их имели!
Могила из Карфагена (Кудиат Затер,
1915 г.) М.И. Ростовцевым15, В.А.
Кузнецовым и В.К. Пудовиным16 считается
аллнекои именно из-за бляшек,
неизвестных в кругу вандалов Карпатского
бассейна, но напротив очень популярных в
кругу алан, что не соответствует мнению
Г.Г. Кснига, высказанному в 1981 г.17
Материал, показанный на табл. 2,
из-за тесной связи находок с
погребальным обрядом выглядит таким единым,
что с точки зрения этнической нс
допускает альтернативы. Огромная
территориальная разбросанность (от области
Понта до Испании и Африки), а также
своеобразие одинакового материала
находок и погребальных обрядов позволяют
предполагать, что эта группа относится к
одному типу захоронений и этносу, но нс
двум разным народам. И какой это
народ? Так как мы начали исследование
заново, нам, собственно, говоря, ничего
нс остается, как «зше 1га с! 51исПо» — по
таблице 2 (хочется надеяться, что в
отношении находок все более важные
критерии использованы), чтобы
проверить отмеченные выше свойства и
установить, что они дают совместно.
ПОДРОБНЫЙ АНАЛИЗ ДЛЯ
ПРОВЕРКИ ГРУППЫ НАХОДОК (табл.2).
1. Хронология. Большинство
обсуждаемых в таблице 2 находок в новейших
исследованиях встречает два мнения.
а) Я. Тсйрал приведенные на таблице
2 аланскис комплексы распределил по
этапам (Лсбснь, Лсндьслтоти, Унтерзи-
бенбрунн: могилы женщины и девочки,
Рсгей, Рабапордань, ПапксзиI8 —
ступень Д2 = 410-430 годы19, а также взятые
мною на контроль гуннские комплексы из
Паннонхалмы, Псчюсёг, Ссгсд-Надьсск-
шош и Батасск20.
б) И.Бона прямо не высказался о
хронологическом положении находок, но
из того, что он пишет о датах подчинения
четырех частей Паннонии гуннскому игу
(Валерия: роз1 диет 425; Паннония
Прима: роз1 диет 434; Паннония Секунда:
роз1 диет 441; Савия: роз1 дис1 445J1 и
из связей находок, относящихся к
гуннскому периоду, вытекает логически их
датировка (табл.3).
Так как за время между концом 4 в. и
концом первой половины 5 в. (со
времени, когда вестготы из Семиградья
бежали, до конца гуннского царства 455 г.)
датированные монетами погребения в
полосе от Черного моря до Бельгии редки,
как белые вороны, трудно решить, какая
из двух датировок — Я. Тсйрала или И.
Боны — (теоретически существующие и
искомые нами) — ближе к
действительности.
После подробной проверки данных Я.
Тсйралом дат и по соображениям и
выводам его хронологии я пришел к
выводу, что в противоположность
поздней датировке И. Боны только «ранняя»
датировка Я. Тсйрала позволяет
утверждать — аланы, бежавшие от гуннского
господства из региона Понта со своей
одеждой достигли Паннонии, Галлии,
Испании, приняли участие в погрузке на
суда, отправлявшиеся в Африку и могли
участвовать во вступлении в Карфагсн-
Кудиат Затер в 439 году.
Согласно этого известного из
исторических источников процесса находится и
распространение этого костюма в
областях, названных выше, где он и
превратился в конце концов в археологические
находки; поэтому нельзя допускать более
позднюю дату И.Боны. Но — по моему
мнению — еще нс было приведено
доказательств того, что золотые пряжки из
могил Лебснь, Лсндьелтоти и Унтсрзи-
бенбрунна нс существовали до 425 г., как
это утверждает И.Бона,24 и что
соответственно их ранние экземпляры нс могли
бы попасть в могилы Лсбснь, Лсндьслоти
и Унтсрзибснбрунна. С другой стороны,
вес хранящихся в музеях золотых пред-
6 Алаппка - III
81

мстов из этой группы находок не так
неслыханно велик, чтобы они не могли
быть собственностью находящихся на
римской службе солдат и их семей25,
особенно если обратить внимание на то,
что золотые вещи являются
преимущественно изделиями из Понта и что они при
всех обстоятельствах принесены на
территорию Римского государства. Мы еще
можем добавить: как раз этот слой
солдат, поступающих на подвижную
римскую службу, не вкладывал в
соответствии со своим статусом имущество в
недвижимость, по крайней мерс в
пограничных провинциях, но носил на себе в
виде благородных металлов.
В предстоящем ходе мысли я считаю
имеющими силу обе хронологические
возможности для датировки собранных Я.
Тсйралом в таблице 2 находок. Находки
в таблице 2 являются «вместе» не только
потому, что они связаны в первую
очередь золотыми бляшками, а потому что
они пам51тники одного периода 410-420-
430 гг., для коего характерны золотые
бляшки.
2. Единичные погребения. Количество
единичных погребений бросается в глаза:
из 15 случаев (если обе могилы Унтсрзи-
бенбрунна считать одним случаем, то 14)
девять, если могилы Унтсрзибснбрунна
считать раздельно — десять. Это может
быть объяснено не только высоким
общественным положением покойных (этот
слой по могилам сам отличается от тех
слоев, которые находятся ниже26), а
скорее всего тем, что они были
совершены в сравнительно короткое время и
разбросаны по Паннонии (или
поблизости от Унтсрзибснбрунна) или в Галлии.
«Варварская» знать,
приспосабливающаяся и ассимилирующаяся с позднерим-
ским окружением (аккультурирующисся
федераты27) неоднократно имела
возможность заложить свои семейные
кладбища. Переселяющиеся в это время в
области Римской Империи убегающие
«варвары» не аккультурировались28, а
ассимилировались в одежде, в
материальной культуре и, очевидно, немного позже
в духовном и языковом отношении с
позднеантичной культурой — они
«поменяли» свою культуру, но не потеряли ее!
Точно также случилось в настоящее
время в Западной Европе с
южноевропейскими переселенцами «Са51агЬсИегп» и
продолжает происходить. Из этого обычая
(если это вообще можно так назвать)
следует вывод, что в Паннонии и Галлии
погребения, включенные в таблицу 2, по
своему общественному положению и
будучи чужими не нашли себе места на
римских могильниках и это показывает,
что они оставались чужими для римского
населения, а их общественная
интеграция полностью отсутствовала.
3. Ориентировка. В нашем
распоряжении есть данные об ориентировке только
6 погребений. Они имеют ориентировку
севср-юг, северо-запад-юго-восток: Лс-
бень: СЗ-ЮВ29, Лендьслтоти: С-Ю30,
Унтсрзибснбрунн, женское погребение:
С-Ю31, Унтсрзибснбрунн, девичье
погребение: С-Ю32, Рсгей: СЗ-ЮВ33, Хох-
фельдсн: С-Ю34.
Происхождение ориентировки С-Ю
или СЗ-ЮВ в этих ярко выраженных
своеобразных погребениях можно
объяснять на основе исследований И.Вернс-
ра35, М.Пардуца36, а также К.Бакаи37 в
первую очередь позднесарматским, затем
погребальным обрядом черняховской
культуры.
4. Находки. При оценке находок я не
останавливаюсь детально на всех типах
предметов, так как наше внимание в
первую очередь концентрируется на тех
из них, которые по интересующему нас
вопросу дают информацию.
А. МЕЧИ. В нашей группе имеется
шесть могил с мечами, из четырех мечей
определимого типа три относятся к дву-
лезвийным, снабжеуным перекрестьями.
Этот тип мечей всплывает в комплексе
находок, идентичных характерным
гуннским находкам (напр., Паннонхалма,
Батасск). Так как в первой половине 5
века, когда этот тип мечей был в ходу38,
имелось только одно движение народов с
востока на запад, можно определить на
основе его распространения
происхождение мечей (рис.1K9, как область Понта.
С точки зрения этноса их
владельцев важно подчеркнуть утверждение Е.
ЗгатсП: «оно (перекрестье) не было
заимствовано германскими племенами
средней Европы»40, и это
высказывание рагз рго 1о1о относится и к
82

истории этого типа мечей41.
В. ТРЕНЗЕЛЬ И КОНСКАЯ
УПРЯЖЬ. Большинство аналогий вероятно
происходящим из Понта псалиям Унтср-
зибенбрунна и конской упряжи с псалия-
ми из Лсндьслтоти приходится
северо-восточнее, соответственно юго-восточнее
Карпат (табл.4L2. Восточные связи
комплексов с трензелями, конской упряжью
и другим инвентарем (табл. 4)
подтверждают закрытые погребения (с двулезвий-
ными мечами с перекрестьем,
бляшками).
С. КЕРАМИКА. Питьевые сосуды
нашей группы представлены двумя
формами: высоким кувшином и в одном случае
шарообразным бокалом из стекла.
Очевидно, драгоценные кувшины,
соответственно, стеклянные бутылки
(женское и девичье погребения Унтерзибенб-
рунна) являются римскими и поэтому не
пригодны для исследования
происхождения народа.
Что же касается происхождения
керамических кувшинов, мнения
разделились. А. Калтофен пишет: «характерное
перемещение кувшинов из Лебснь... Рс-
гёй следует выводить прямо из
Черняховской культуры»43. И.Бона говорит:
«несмотря на то, что нельзя решить вопрос,
является ли кувшин из Рсгёй позднсаи-
тичным, варварский вкус мастера из
области Понта изделия надо учитывать,
или он относится к паннонско-варвар-
скнм кувшинам позднеримских
образцов»44. О сосуде из Лсндьслтоти он,
напротив, писал следующее: «Кувшин из
Лсндьслтоти имеет позднеримскую
форму, но не является паннонско-римской
работой. Лощеные еловые ветви или
напоминающие рыбьи кости и
зигзагообразные украшения носят варварский
характер.»45 Противоположным мнению А.
Калтофсна о кувшине из Лебснь было
мнение И. Боны: «Пропорциональный
кувшин с ручками из Лебснь является,
очевидно, произведением западно-пан-
нонской римской гончарной мастерской...
Найденные в тервингских — западногот-
ских могильниках кувшины с каннслиро-
ванными корпусами... являются плохими
и неудачными подражаниями римским
металлическим и стеклянным сосудам.
По этой причине существенно лучше
сформованные и обработанные кувшины
из Лебснь и РЫоякс не могут быть
отнесены к варварским образцам».46
Так как я не являюсь специалистом по
керамике, я не могу судить о разных
мнениях, но можно твердо сказать, что,
например, кувшин из Лсндьслтоти
хорошо вписывается, по Я. Тсйралу, в группу
керамики федератов и общая картина,
извлеченная из керамических кувшинов,
не исключает понтийскос происхождение
для действительно аланского материала
на табл.2.
Э. ЗОЛОТЫЕ БЛЯШКИ И
ШТАМПОВАННЫЕ УКРАШЕНИЯ. В 12
погребениях, географически
простирающихся от устья Дона до Карфагена, —
которые в таблице 2 характеризуют 5
типов — золотые бляшки и
штампованные нагрудные украшения из золота
(рис.2). Аналогии происходят в большом
количестве из района Черного моря. К
сожалению, аналогичные находки
(табл.5) в большинстве неизвестны. Из
передвижений народов в первой половине
5 века ясно, что паннонско-галльскис
экземпляры происходят из района Понта
или — по меньшей мерс — изготовлены
по таким образцам, иное невозможно
представить. Данные на таблице 2
погребения с золотыми бляшками и
штампованными нагрудными украшениями
подтверждают точку зрения о восточном
компоненте, восточном характере.
Е. ПЛАСТИНЧАТЫЕ ФИБУЛЫ,
ПЛАСТИНЧАТЫЕ ФИБУЛЫ С
ЗОЛОТЫМ ПОКРЫТИЕМ И ВСТАВКАМИ
ИЗ КАМНЯ.
Недавно И. Бона в соответствии с
характером его работы, но, к сожалению,
без аппарата доказательств, высказался о
несостоятельности научно-исторической
точки зрения48, по которой пластинчатые
фибулы — простые или позолоченные и
с каменными вставками якобы
характерны только для германцев (в скобках
следует заметить следующее: если
рассмотреть карты 1 и 2, также тип 51/8,
11-15, 52-55, 59-60, 93, 96 (пластинчатые
фибулы), далее тип 52/3, 11-12
(пластинчатые фибулы с каменными
вставками) монографии Н. Кюнна «Германские
дуговидные фибулы эпохи переселения
народов» (II частьL9, соответственно на-
83

ходке на Кавказе II подгруппы50
монографии о фибулах А. Амброза, то все это
является доказательством того факта, что
на Кавказе в указанное время не жили ни
готы, ни другие германцы и что
население этих мест не было германским.
Из этого ясно видно, что только на
основании, например, фибул из Рабапор-
дань, Рсгёй, Унтсрзибенбрунн в
отношении их бывших владельцев нельзя
замыкаться только на германцах.
Р. ПЛЕТЕНЫЕ ШЕЙНЫЕ
ОЖЕРЕЛЬЯ ИЗ ЗОЛОТА
Сплетенные из многих золотых
проволок, более простых и более сложных,
украшенные сосулькообразными
подвесками, но всегда снабженные
одинаковыми замками — ожерелья (табл.2)
распространяются на три географических
округа:
а) на Крымском полуострове (Керчь-
Госпитальная улица, 24.06.1904 г.;
Керчь-Лувр51) (рис.3);
б) в средней части бассейна Дуная
(Унтсрзибенбрунн, погребение
женщины, Бакодпуста) и
в) в Эльзасе (Хохфсльден).
Как уже было сказано, в первой
половине 5 века речь идет только о
движении Восток-Запад. Поэтому
происхождение находок можно искать только в
районе Понта52.
О. БРАСЛЕТЫ СО ЗВЕРИНЫМИ
ГОЛОВКАМИ.
Уже Д. Мссарош обратил внимание на
тесную связь между браслетом из Рсгёй и
типом браслетов из Керчи, по улице
Госпитальной (раскопки 4.06. 1904 г.).
К предшественникам этого браслета
относится хранящийся в Гос. Эрмитаже
Санкт-Петербурга золотой браслет
(рис.4M3 из станицы Сенной (полуостров
Тамань), раннее изображение коего
опубликовано И.Бона54. Упомянем, что в
археологической литературе этот предмет
позже был опубликован повторно55.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ:
ЭТНИЧЕСКОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ.
Завершая анализ отдельных
характеристик можно сделать вывод, что все
рассмотренные явления (ориентировка,
мечи, конская упряжь, керамика и пр.)
относительно их происхождения дают
возможность предположить, что
современный уровень исследований не может
иметь только положительный ответ.
Теоретически можно сказать, что
владельцы этих объектов являются членами
одного народа, берущего начало из этого
района. В районе Понта в конце 4 —
первой половине 5 века жили следующие
народы, затем отправившиеся на Запад:
1) гунны, 2) скиры, 3) остготы, 4) аланы.
Материал погребений, о которых шла
речь (табл.2), не может быть гуннским,
так как находки, связанные с гуннами,
характеризуются через находки в части
а-СС таблицы 2 и поэтому вопрос о
гуннском происхождении не встает.
Материалы скиров уже определены56
и нет никаких указаний, что скиры жили
в Галлии. Поэтому возможность скиров
можно также исключить. Погребения,
принадлежащие интересующей нас
группы, ориентированы на севср-юг или сс-
вср-запад-юго-восток, в то время как
погребения, считающиеся скирскими
(напр., Бакодпуста) имеют ориентацию
запад-восток.
Остготская принадлежность может
быть исключена по двум причинам: 1)
для этой группы мужских погребений
(Поршнино/Круглица, Лебснь, Лендь-
елтоти, Унтсрзибенбрунн, Бежа)
характерно наличие мечей восточного типа57.
В могилах остготов, напротив, никогда не
встречается оружие как инвентарь58.
Остготы между 456 и 471 гг. жили в
Паннонии — намного позднее, чем наша
группа находок, и в то же время они
никогда не находились в Галлии59 или
Испании. Это означает, что, исходя из
археологических и исторических
аргументов, об остготах не может идти речь.
Итак, с помощью метода исключения
мы приходим к предположению,
появившемуся в археологических исследованиях
уже 70 лет тому назад и с тех пор снова
всплывающему (табл.1, пункт 0 — об
аланском этническом определении, и
можем это доказать.
По свидетельствам источников, аланы
жили в области Понта60, часть их между
378-434 гг. достигла Паннонии, между
407-409 гг. они пришли в Галлию и,
наконец, часть их через Испанию
достигла также Африки. Появление материаль-
84

пых находок восточно-европейского
характера из погребений № 1-15 таблицы 2
в районе Понта, в Паннонии, Галлии,
Испании и Африке позволяет поверить,
что эти предметы и характерный способ
погребения в Паннонии и Галлии связаны
с движением одного и того же народа.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА АЛАН-
СКОГО МАТЕРИАЛА (Таблица 2)
Для мужских могил типично наличие
мечей и золотых обувных пряжек.
Бросается в глаза и это следует подчеркнуть,
что имеющиеся в нашем распоряжении
мечи (Лебснь, Лсндьслтоти, Поршнино,
Круглица, Бежа) с перекрестьем, не
воспринятые германцами, являются
мечами восточного происхождения и
характерны для гуннских погребений, взятых
мною на контроль в таблице.
Для женских могил характерна более
широкая шкала находок: серьги, золотые
ожерелья, пары фибул и браслетов,
зеркала с ребристой тыльной стороной,
восточного типа («кочевнические» зеркала),
иногда гребень и конская упряжь. Здесь я
не указываю на большое количество
бляшек и штампованных листообразных
подвесок, так как их наличие зше диа поп
показано на таблице.
В могилах обоих полов встречается
кувшин (из стекла соответственно
украшенного, или более простой керамики), а
также, но реже, конический кубок для
походов.
ГРАНИЦЫ ПРЕДСТОЯЩЕГО
ЭТНИЧЕСКОГО ОПРЕДЕЛЕНИЯ
1. Так как за основу данного
этнического определения были взяты модные
золотые бляшки, соответственно,
отличительные черты погребений Унтсрзибснб-
рунна могут стать определителем высших
слоев алан, осевших в Римской Империи
(или живших на се окраине и под се
защитой: Унтсрзибснбрунн).
Находящиеся ниже слои общества выпадают. Таким
образом, удастся «охватить» только
вершину айсберга — самых знатных алан.
Но это как-раз тот слой, который
вследствие своего материального
положения быстро приспосабливается к
окружению и этот слой скорее всех исчезает
среди однообразных погребений поздней
Римской Империи.
Не может быть случайностью и также
можно считать характерным, что
предположительно аланскис погребения в
Паннонии и Галлии являются грунтовыми,
тогда как погребение в испанском Бежа
совершено в кирпичной могиле61,
погребение Кудьят-Затер в Карфагене A915)
— это уже мраморный саркофаг62. Это
значит, что чем дальше знатные
аланскис беженцы удалялись от своей бедной
камнем степной родины на Понте (в
соседстве с которым неизвестный мне
этнос осуществлял захоронения в
катакомбах), тем более они
приспосабливались к погребальным обычаям местной
знати.
2. Итак, вошедший в таблицу 2
материал показывает комплексы вещей,
представляющих поколение со статусом
федератов и двигающихся на запад беженцев
распадающегося на отдельные части
аланского общества, от коего едва ли
могут быть отделены в археологическом
плане попавшие под гуннское господство
аланы. На вопрос, каким образом этот
материал получен без материала,
представляющего слой простого аланского
народа (перевод приблизительный —
ред.), могут дать ответ отчасти находки
из тех могил, которые характерны для
ступени Д 2 Я.Тсйрала '— например,
керамика федератов63, частично тс
могилы с находками гуннского, аланского,
восточногерманского характера, которые
были собраны И.Боной (напр. короткие
мечи, кувшины с ручками, бронзовые
пряжки с птичьими головками,
украшенные треугольной и ромбической резьбой
в технике кербшнитт бронзовые фибулы,
цикады, височные кольца64. Их
исследование и определение, а также дискуссия
по этим вопросам выходит за рамки этого
исследования.
85

ПРИЛОЖЕНИЯ
АРХИВ
Этническая оценка предположительно
аланской группы памятников и
отдельных находок в хронологическом порядке.
УПТЕРЗИБЕНБРУНН
Ростовцев, 1922, 187: «Я не вижу ни
одной причины, которая бы мешала
отнесению погребений Зибенбрунна
сарматским женщине и ребенку».
Ростовцев, 1923, 149: «Я не вижу
причин, почему могилы Зибенбрунна не
могли бы принадлежать женщине и
ребенку сарматов».
Ростовцев, 1923, 152: «Но нельзя
исключить гипотезу о том, что находка
относится к эпохе вандалов и что
погребенный был (Карфаген, Кудьят Затер,
1915) одним из тех сарматов или аланов,
которые составляли значительную часть
завоевателей Африки (короли Северной
Африки, как известно, назывались в это
время «король вандалов и аланов»).
РАБАПОРДАНЬ
Феттих, 1926, 267: «Находка явно
сармато-германского происхождения».
Альфельди, 1932, 39: «Итак, как
видно, невозможно вырвать Рабапордань и
Унтерзибснбрунн из германской
общности, хотя они теснейшим образом связаны
с югом России. И так как аланы двух
последних десятилетий 4 века в Венгрии
почти никакой роли не играли, их трудно
осветить в археологическом плане».
УПТЕРЗИБЕНБРУНН
Бенингер, 1931, 90: «Унтерзибснбрунн
относится к древнейшим вестготским
находкам»...
ЭРАН
Сален-Франше-Ляиор, 1949, 133, 134:
«Согласно исследованию можно
заключить, что украшения сокровищницы Эра-
на представляют собой единый ансамбль
5 века и имеют общий источник
происхождения. Они должны были быть
сделаны в средней пол осе. России, вероятнее
всего в районе Понта. В конечном итоге
можно допустить, что украшения Эрана
принадлежат эпохе сарматов, к одной и
той же эпохе и одному источнику
происхождения из района Понта».
УНТЕРЗИБЕН БРУНН
Вернер, 1956, 84, прим.6:
«германский».
БЕЖА
Раддац, 1959, 148: «Погребение
варвара, на что обращает внимание Цейс, есть
свев, вандал или алан».
УПТЕРЗИБЕНБРУНН
Митча-Мэрхейм, 1963, 18:
«Возникает вопрос, какого происхождения и
национальности похороненные в пограничном
районе в Марфсльдс, особенно... княжна
в Унтсрзибснбруннс. Стиль погребенных
с ними украшений есть понтийский,
происходит из района Черного моря...
Находку княжны и ребенка можно
рассматривать, как герульского или готского
происхождения. Обе находки следует
датировать от 400 до 420 года».
Пардуц, 1963, 44: «Если мы должны
говорить об аланах и о гуннах, мы
должны решать только на основе
археологического материала».
ЛЕБЕНЬ
Пустаи, 1966, 115: «Мы
придерживаемся мнения, что в Лсбснь мы нашли
могилу германского родового князя,
бежавшего со своим народом в последние
десятилетия 4 столетия от наступающих
гуннов, который остановился в северной
части Паннонии и может быть в этом
отрезке дунайской границы нес военную
службу в качестве союзника Рима».
ПАПКЕЗИ
Бона, 1969, 173: «маркомано-аланские
федераты».
РАБАПОРДАНЬ
Бона, 1969, 1112: «Богатая находка из
вестготского женского погребения».
УНТЕРЗИБЕНБРУНН, ЭРАН,
КАРФАГЕН
Сулимирский, 1970, 187-188: «Нсско-
86

лько археологических останков,
относящихся к кочующим группам сармато-
алан, было найдено западнее Венгрии.
Это богатые могилы в Лаа и Унтерзибсн-
брунне около Вены и Эран в Нормандии,
датируемые около 400 г. нашей эры...
могила в Тунисе, в Карфагене, имела
характерные сарматские золотые
пластинки».
РЕГЁЙ
Месарош, 1970, 91: «При
исследовании принадлежности похороненной в Ре-
гёй женщины ... мы поставили на первый
план, имея в виду и связь с предыдущими
находками и время захоронения, алан-
ский этнос».
Месарош, 1970, 92: «Погребение в
Гсгёй — новая важная цепочка в группе
находок того народа, который
проследовал от Кавказа до Атлантики и Северной
Африки... Растянувшиеся с Востока на
Запад, до Северной Африки, находки
гонимого своеобразного народа, а также
период, охватывающий в целом одно-два
поколения, дают возможность
утверждать, что эти следы могут принадлежать
только народу, который шел с Востока на
Запад. Этот народ с большой
достоверностью можно идентифицировать с аланами
района Волги»...
ХОХФЕЛЬДЕН
Хахманн, 1971, 72: «Такие находки
известны с юга Германии и из Франции,
должны относиться ко времени Агылы и
определенно связаны с экспансивной
силой гунно-иранского государственного
образования в Паннонии.»
РЕГЁИ
Месарош, 1972, О.8.: «в могиле алан-
ской княжны».
Тейрал, 1973, 59: «Понтийско-меотий-
скос направление представляют
богатейшие погребения типа Унтсрзибенбрунн,
Рсгсй, Эран, Хохфсльден, дающие
остатки женской одежды очень
дифференцированного общественного слоя, а также
круг мужских погребений из Лебснь
побуждают нас искать подобный
комплекс памятников и вне Средней Европы.
Специфический облик одежды и
вооружения должен восходить прямо к району
Азовского моря, как синтез
прогрессивных черняховских элементов, проникших
на более поздней фазе развития этой
культуры на Боспор и
кристаллизировались в позднесарматском и боспорском
наследии. Историческая ситуация в
провинциях Паннонии наводит на мысль,
что речь здесь может идти отчасти о
варварской племенной аристократии
(возможно восточногерманской, которая
переселилась, по данным письменных
источников,, после поражения дружин
Радагайса при Фазуле в некоторые
местах Паннонии... Ни в коем случае нельзя
отвести аланскос участие в
археологических проявлениях подобного рода. В
некоторой степени можно утверждать
возможность рассеивания западных
погребений из Хохфельдсна, Эрана, Бежа,
Кудьят-Затср по направлению так
называемого алано-вандальского похода через
Западную Европу и Пиренейский
полуостров в Северную Африку».
УНТЕРЗИБЕНБРУНН, РЕГЁЙ,
ЛЕБЕНЬ
<
Тейрал, 1973, 59: «Итак, в настоящее
время почти невозможно определить
какие-то более точные этнические
показатели умерших, захороненных в могилах
Унтсрзибенбрунна, Рсгсй, Лебснь».
ЭРАН
Вернер, 1973, 316: «Богатое женское
погребение раннего 5 века с чисто
дунайским-южнорусским инвентарем.
Погребение в Эранс является
восточногерманским (может быть вестготским)
единичным погребением времени сразу после
гуннского вторжения и относится к кругу
дунайских находок типа Унтерзибенб-
рунн-Рабапордань.»
УНТЕРЗИБЕНБРУНН
Нолль, 1974, 76: «германский».
УНТЕРЗИБЕНБРУНН
Фризингер, 1977, 63: «Третья группа
захоронений, относящихся к началу и
первой трети 5 века, является богато
обставленными единичными княжескими
могилами, как например
Унтсрзибенбрунн или более поздние могилы в Лаа и
Штсттсн... Погребение в Лаа, правда
87

менее обставленное, но и в нем мы можем
видеть ту германскую (готскую)
аристократическую верхушку, которая сначала
находилась на римской службе»...
ЛЕБЕНЬ, ЛЕНДЬЕЛТОТИ
Бакам, 1978, 171: «Погребения из
Лсбснь и Лендьслтоти могут считаться...
слоем знати. Эти знатные люди,
одевавшиеся по псрсидско-понтийской моде,
играли в гуннской империи важную роль
несмотря на то, говорили они от
рождения по гуннски или на иранском
сарматском, аланском, или были готы...., это
наблюдение подтверждает, что предметы
из могилы Лендьслтоти были
изготовлены в 4 или в первой половине 5 века в
области Черного моря».
ЛЕБЕНЬ
Бакам, 1978, 171: «Дсчо Пуштай
называет погребение в Лсбень «могилой
германского вождя». Я считаю это
определение неправильным по двум причинам.
Во-первых, инвентарь не даст
возможности установить германский этнос и во-
вторых потому, что не может быть речь о
«богатстве вождя».
У НТЕРЗИБЕНБРУI111
Фризингер-Адлер, 1979, 27-28: «Мы
можем в маленькой группе погребений
Унтсрзибенбрунна видеть захоронение
знатной германской семьи...»
ЭРАН
Шульце, 1980-а, 195: «Остготка
знатного происхождения.»
ХОХФЕЛЬДЕН
Шульце, 1980-6, 300: ....«женщина
очевидно относилась к группе восточных
германцев.»
ЭРАН, РАБАПОРДАНЬ, РЕГЁЙ, УН-
ТЕРЗИБЕНБРУНН
Бирбрауэр, 1980, 138-139: «Из группы
таких восьмидесяти
(восточногерманских) могил можно выделить пять,
объединяющихся по определенным критериям
и относящихся к более чем среднезажи-
очным; это могилы в Унтсрзибснбрунн,
Г'сгёй, Пустабакодь и Рабапордань в
Гснгрии, Эран в% Нормандии. Группа
¦ 3
отличается: 1) полихромными фибулами
или особо ценными вариантами
серебряных пластинчатых фибул, 2) роскошным
одеянием с золотыми бляшками, 3)
золотыми ожерельями и 4) одним или
несколькими золотыми перстнями...
Важным для этой небольшой группы является
то, что в двух из этих могил был сервиз
для питья из кружки (стекло или глина)
и стеклянного кубка (Рсгсй и
Унтсрзибснбрунн, женщина) — указывающая на
район Дуная»...
БЕЖА
Кениг, 1981, 356: «Этот обзор
показывает, что в археологические отрезки
времени — в первой трети 5 века во всей
западной Испании нужно считаться с
наследием вандалов и алан, что
длительное время только Галисия (один юг?),
южная Лузитания и Бетика обладают
находками... вместе с локализуемыми
находками раннего восточногерманского
горизонта выявляется очень хорошее
совпадение; это существенная предпосылка
к осторожному определению этих
находок, как вандальских.»
Кениг, 1981, 357: «Из-за трудностей с
источниками находки раннего
восточногерманского горизонта в Испании можно
приписать присутствию вандалов».
ЭРАН
Казански, 1982, 24: «Открытие
предметов, датируемых серединой V века... не
нужно любой ценой связывать с
пребыванием в Эране и народа. Найденные там
предметы, похожие на предметы из
Центральной Европы, объясняются
дунайским или гуннским влиянием».
Калтофен, 1984, 106-107: «Разные
попытки этнических определений
зависят от письменных источников и поэтому
от состояния исследования древней
истории. Разные этнические толкования
одной и той же находки ясно показывают,
что археологический материал сам не
решает этой задачи, не указывает на
этнические группировки или изменения
внутри одной группы. Очевидно, в не
римском материале 5 века можно
различить дунайские и кочевнические
компоненты, но невозможно дальнейшее
членение материала и определение конкрет-

пых этнических групп. Оба крупных
компонента в отдельных случаях
выступают настолько смешанно, что нельзя
решить, какой из них основной. Также
нельзя придти к выводу, что особое
богатство отдельных погребений служит
показателем социально-рангового
различия, а не является выражением
концентрации богатств в руках отдельных
торговцев.»
УНТЕРЗИБЕИБРУНИ
Фризингер-Ваха, 1987, 58: «Место
находок Унтерзибснбрунн в Мархфельдс
определенно является захоронением
знатной восточногерманской, возможно
аланской семьи в 20-30 годах 5 века».
УНТЕРЗИБЕИБРУНИ
Штандлер, 1988, 342-343:
«Погребения в Унтерзибснбрунн, приписываемые
германскому, может быть готскому
господствующему роду, датируются 5
веком».
«... За исключением стекла (стаканы,
рюмки) все остальное представляет
погребальный инвентарь германского
происхождения».
УНТЕРЗИБЕИБРУНИ
Тейрал, 1988, 293: «Образцом для
роскошных погребений группы был
богатый и более старый инвентарь
захоронений в Керчи и в других местах на
побережье Черного моря. Кажется,
отсюда исходили решающие импульсы дунай-
ско-восточногсрманских материалов
горизонта Д-2, в которых пытались
подражать позднсэллинистичсской-Восточной
роскоши».
ЭРАН, ПУСТАБАКОДЬ, РАБАПОР-
ДАНЬ, РЕГЁЙ,
УНТЕРЗИБЕИБРУНИ
Бирбрауэр, 1989, 81:
«Восточногерманские погребения высшего слоя
римского императорского времени и раннего
средневековья»: женские могилы
категории 1а и обсуждаемые находки кладов
характеризуются следующими
критериями: 1) дорогими одеждами, 2) золотыми
бляшками, 3) драгоценными
украшениями (золотые ожерелья, золотые браслеты
или несколько золотых перстней) и 4)
набор для питья из кувшина (стекло или
глина) и стеклянные кубки. Такого рода
женские погребения были
систематизированы автором уже в 1980 г.:
Унтерзибснбрунн, Рсгёй, Пустабакодь и Рабапор-
дань..., также Эран».
Казански, 1990, 45: «дунайское
влияние в Галлии в конце IV и V в.»
ЭРАН
Казански, 1990, 56: «Возможно, что
могила Эрана могла быть могилой жены
или дочери военачальника — варвара
родом из Центральной или Восточной
Европы, присланного для защиты
морских границ Империи».
ЭРАН, ХОХФЕЛЬДЕН, РАБАПОР-
ДАНЬ, РЕГЁЙ,
УНТЕРЗИБЕИБРУНИ
Казански, 1991, 76: «Известное место
Унтерзибснбрунн в Австрии с двойным
погребением военного и жены, а рядом
могила ребенка — все это
свидетельствует о влиянии дунайской моды.
Захоронение в Унтерзибснбрунн дало свое имя
ряду могил «принцесс» гуннской эпохи:
могилы горизонта Унтерзибснбрунн».
Погребения в Галлии и Рейнской области
Эран, Хохфсльдсн, Альтлюсхайм, Вольф-
схайм и Мундольсхайм свидетельствуют
лучше, чем что-либо другое о дунайском
влиянии в эпоху гуннов. Следует
подчеркнуть, что некоторые атрибуты этой
моды восходят к черняховской культуре.
И. Всрнср по своему понимает женский
костюм с двумя фибулами и
пластинчатой пряжкой на поясе. С другой стороны
фибулы более ярко отражают моду Раба-
пордань и Унтерзибснбрунн и имитируют
украшения черняховской культуры.
Влияние черняховской культуры ощущается
в этом районе, например, наличие
керамических кувшинов, сходных с
кувшинами черняховской культуры в погребении
военачальника в Лсбень или в могиле
дунайской «принцессы» в Рсгёй. Это
подтверждает значимость готов при дворе
короля гуннов, по Иордану. Но роль
готов как гуннских федератов не
ограничивается этой империей кочевников».
ЭРАН
Бона, 1991, 159: «Пара фибул... близ-
89

ко родственных парам фибул из Унтсрзи-
бенбрунн и Рабапордань к тому же
происходят из одной мастерской».
КУДЬЯТ ЗАТЕР
Бона, 1991, 161: «Дочь или жена
одного из этих алан могла быть усопшей
в Кудьят-Затср».
ЛЕБЕНЬ
Бона, 1991, 271: «Погребение
варварского военного вождя».
УНТЕРЗИБЕНБРУНН
Бона, 1991, 166: «В Унтсрзибснбрун-
нс, по всей вероятности, не хоронили
гуннов, тем более очевидным является
то, что в могилах были захоронены члены
семьи предводителя гуннского движения.
Семья была такой, как само движение:
аланы и восточные германцы с IV века
играют значительную роль на стороне
гуннов, их вожди в гуннском государстве
поднимаются все выше, они становятся
вассальными вождями и избранными на
службе у гуннского государства.
Можно считать, что последнее пристанище
в Унтсрзибснбруннс нашли женщины из
семьи такого вождя вассалов».
ЭРАН, РЕГЁЙ
Мартин, 1991, 65: «Следует
подчеркнуть свойство этого восточногерманского
могильного инвентаря: в женских
могилах горизонта Унтерзибенбрунн-Лаа
найдены большие парные пластинчатые
фибулы из серебра и еще более дорогие, с
золотым покрытием и многими
каменными вставками... например, в Лаа («Эр-
ан») и особенно в Рсгсй».
ЯКУШОВИЦЕ
Годловски, 1991, 662: «Данная могила
датируется первой половиной V века,
возможно, 430 г., исходя из ранее
полученных данных в стиле Сссдала-Унтср-
зибенбрунн».
Годловски, 1991, 674: «Богатый
инвентарь погребения в Якушовицс
определенно свидетельствует о наличии тесных
контактов с высшими слоями гуннского
государства, так наглядно описанного
восточным римским историком Приском.
Это особенно выражено такими
элементами, связанными с культурой восточных
кочевников, как символический
«золотой» лук, удила, золотые украшения
одежды и для лошади, выполненные в
полихронном стиле, и золотые
пластинки, пришивавшиеся к одежде. Другие
предметы типично германские, такие как
металлические декорированные в стиле
Унтерзибснбрунн, а также возможная
связь с необычно богатым древним
поселением наводит на мысль, что богато
погребенный в Якушовицс молодой
человек был скорее всего местного
происхождения, возможно, из местной «династии»,
чем гуннского или аланского
происхождения — как иногда заявлялось. Однако
вероятно, что он был вассалом гуннов».
90

ЛИТЕРАТУРА
АВЕКС 1936 — 1Ч.АЬег2, ТШ Ье1у8апдс ау с!с1
доГгска киНиппзМс! 1 МсИасигора осИ ЗкапаНимсп.
7ж ВЫсисНшп^ асз яоПзсИсп КиИигс'шзсЫадоз ш
МШЫсигора ипс! ЗкапаНтчсп. Рогпуаппсп 31: 264-
275-277.
ЛЬРОЬЭ! 1932 — А. А1Го1сН, 1х1с1ск а 1иш
когсгакЫИ С8 сМимка! зхсИйПазтЛазик. Гипс1с аиз с!сг
НшшспгсН ипс1 П1гс е!НшзсНс ЗопAсгипе. ЛгсНПипе
9. Вис1арс51 1932.
ЛМВК02 1966 — А.К. АтЬгог, Р1Ьи1у ^1ДО
сугорфко] сази* 353К. ЛгсЬсо1овца 833К. 8уос1
агсНсоЬ^ссзМИ 1з1осшкоу. 01-30. Мозкуа 1966.
АКХЕТИ 1860 — 3. Агпе1Н, Эсг Рипс! уоп СоШ-
ипA $ПЬсгдодоп$1апс1сп аиГ Aсг Ризг1а ВакоA ип\усН
уоп Ко1ос7.а *ш 11пдогп. М'шНс I Ншдоп Aсг ка1зсг.
кош^ПсНсп ссп1га1-Сош18810п 5: 102-112.
Л'ПИ-Л 1990 — А(Ша, 1ез тПиспссз AапиЫеппсз
Aапз Гоиез! Aс ГЕигорс а и Ус з*1сс1с. РиЬНсаГюп с! и
Мизсс Aс МогтапсНс 9. Саеп 1990.
ВЛСНКЛСП 1973 — В.5. ВасНгасН, Л ЫзЮгу оГ
\Ьс Л1апз Й1 1Пс \Усз1. Мшсзо1а ШЕУсгеНу 1973.
ВЛКЛУ 1978 — К. Вакау, Вс81аШш2 с'тсз
уогпсНтсп Кпсдогз уот 5. ДаНгНипйсП Й1 Ьсп§усИ6И.
Лс!а АгсПНип$ 30: 149-172.
ВЕПКЕХЗ 1921-24 — С. ВсНгсп5, Лиз Aсг
ГгиНсп Уо1кспуапаегиПипдо7сН с!сз МШЫгИсшдоЫс-
№8. Ма'тхсг ХсНзсИпП 17-19: 69-78.
ВЕ\ЧХСЕК 1931 — Е.Ветп§ег, Осг лусз^оИзсИ-
акиизсНс 7л\% пасИ МИ1с1сигора. Ьс\[>гл% 1931.
ВЕКШХ 1961 — 1.1. ВсгНт, О 1гсЬ паНос1каН
ро2Aп]сзагта!зко50 угстеш у Мгпст Роуо1гс. ЛгИсо-
адссзкд ЗЬопнк 2: 141-162.
ВШИВКАМИ 1975 — V. ШсгЬгаисг, 01с 05180-
ИзсНсп СгаЬ ипс1 ЗсИаЫЧтао т ПаПсп. ВНэИоЮса
AсёИ «ЗикИ тссНсуаК» 7. Зро1сЮ 1975.
В1ЕКВКЛУЕК 1980а — V. В1СгЬгаисг, 2иг
сНг01ю1о81$сНсп, 802ю1о^зсНсп, ипA гс§10па1сп СПе-
Aсгш1§ Aсз оз1догтатзсНсп РипAз1оГГсз Aсз 5. ЛаИ-
п1ПAсПз 1П ЗиAоз1сигора: В\с УЫксг ап с!сг пнШсгсп
пни ипЮгсп Бопаи 1т ГипПсп ипс1 зссНз1еп ДаНгНи-
11AсП. Иг^: И. \Уо1Ггат — Р. Эа1т. ХУ'еп 1980.
131-142.
ВШКВКЛ11ЕК 1980Ь — V. В'егЬгаиег, РгиИ-
дозсЫсНШсНс ЛкиИигаИопзрго/сззс т Aсп догта-
шзсИеп 51аа1сп ат МН1с1тссг /ХУсз^сМсп, Оз^сМсп,
ЬапдоЬагйсп/ аиз 31сН1 Aсг ЛгсПао1одоп. Сстго
На На по сН зккН зиИ'аИо тесПосуо. ЛШ с!с1 6 Соп^гсззо
п1(сгпа2'опа1с сН з1ис1| зи1Г а Но тссНосуо. Зро1с(о 1980.
89-105.
В1ЕКВВЛ11ЕК 1989 — V. ВюгЬгаисг, Оз1до-
гтатзсИс ОЬсгзсЫсИ^гаЬсг Aсг гопшсИсп Ка'доггсН
ипс! Aсз ГгиНсп МН1с1а11сг$. Рсгс^ппаИо ^о1Ыса
/ЛгсНасо1одоа ВаШса Ро1опа 86. уо1. УШ/ Ьоаг 1989.
39-106.
ВОМЛ 1969 — I. Вопа, КаЬарогаапу. т: Р11ЛР
1969 1112.
ВСЖЛ 1991 — 1.Вопа, Саз ПиппспгскИ. ВиAа-
рез1-31иидог1.
ВОНМЕ 1980 — Н. ВоНтс, ВаИсигс. т: СЛ1,-
ЫЕХ 1980 194-195.
БЛММ 1988 — 1.0. Иатт, СоШзсИтМса-
гЬсНсп Осг Уо1кс1*\уапаип532сИ аиз Aст погаПсПеп
8сЬ^Vаг2тсс^§сЬ^сс1. Ка1а1о^ асг Зат-тИт^ Оюгдога!
2. К^Ь 21: 62-210.
СОСНЕ ВЕ ЬА РЕКТЕ — Е. СосНе с1с 1а РсИб,
Ьсз Ырих апГ^исз. Рапз 1956.
БЛЗКОУ 1955 -- А. Пазпоу, Оис^иез ЮтЬсз ас
1а гс^ои патигслзс аа(ссз раг асз тснша'гс /У-У1
81сс1сз/
Лппа1сз ас 1а зсюс1с агсИсок^писз ас \Татиг 48:
5-10.
01Е51\ЕК 1966 — Н.-Л. Шезпсг, Оаз Уапйа-
1спгс'1с11. 8(иидоП — ВсгНп — Ко1п — Ма'т/ 1966.
ОМГГКиЕУ 1979 — А.У. ОшНгчсу, РовгсЬспЦа
узаап1коу I Ьосу1с11 копс.| у то^НШкс сроЫ рсгс$с1спда
пагоаоу па г. П]игзо Ъ\\ъ 1\ТОУОгозздзка. ТИс Ьипа1з оГ
Погзстап апа ЬаШс Погзсз т Ню Сстс1сг>' а1 Оуигзо
пусг псаг 1\Тоуогозз18к. ЗА 1979/4 212-229.
ОМ1ТКПЕУ 1982 — А.У. БтНгцсу, Каипсзгеа-
п^1СУскоу>'С ПЬи1у \л то§Итка па г. 0]игзо. РтЬ-
т'ИЫаИсгр'спс Р1Ьс1п уот СгаЬсгГсШ ат Г^игзо-Р'иЗ.
|п: ОгсупозИ сроЫ усНкодо рсгсзс!спда пагоаоу
У-У111 ускоу. Иг§: Л.К. ЛтЬгог — и.Р. ЕгасН. Мозкуа
1982. 69-107, 250-252.
РЕТ'ПСМ 1926 — N. РсИ'сН, ОЬсг сИе ЕгГог-
зсПипй Aсг Уо1кспуапаспп1ёЗкипз1 ш "ипдогп. 1РЕК
1926 265-272.
РЕ'ГПСП 1930 — N. РсШсЬ, 1\сруапаог1азког.
Уо1кспуапасгидохсП. ЛгсИЕп 44: 205-211, 300.
РЕТТ1СИ 1951 — ^РсШсН, Ксдоагеи 1апи1та-
пуох а ксзо'1 Нип Гсттиусззс^ 1ог1епе1с11С2. ЛгсНао-
1о5*13сНс 31иа*1сп гиг СазсЫсЫс асг 8раишп|Г13сНсп
МсШИкипз!, ЛгсЬПип^. Виаарсз! 1951
РЕ'ГПСП 1953 — N. РсМНсН, Л Згсдоа —
па§у82скз6з1 Нип Гс^сас1т1 8*1г1сс1. Ьа 1гоиуаШс ас
ЮтЬс рппс1сгс НипЫцис а Згедоа Па^узгскзоз.
ЛгсНПип^ 32. Виаарс$1 1953.
Р1ЫР 1969 — Л. РШр, Еп2ук16раа'13сИсз Напа-
ЬисП гиг 11г- ипа РгиИдо$сИ|сИ1с.2. Рга§ 1969.
РКЛN7. 1928 — Л.Ргапг, Етс усгзсИоНспс Етзр-
гссИипб /ит СгаЬГипа уоп ишсгз'юЬсппгипп? Ссг-
тап1а 11: 33-36.
ГКШЗШСЕК 1977 — Н.Рпс51П§сг, В\с агсНао-
1о5*13сИс Рипас асг сгз1сп 7лус1 ОгН1с1 асз 5. ЛН.з т
К1сасгоа1сггс1сИ. |п: Ссгтапсп, 51а\усп т К1сас-
го$1сггс!сН. Оаз сгз!с ЬаПпаизепа пасН СИпз1из.
ЛиззсИип^ асз ШсасгозШггшсЫзсНсп Ьппасзтизситз.
\У1еп 1977. 62-71.
РК1ЕЗНХСЕК — ЛЭЬЕК 1979 — Н. Рпс51П§сг
— Н. Аа1сг, 0*1с 2сИ асг Уо1кспуапасгип5 Н1
1ЧТ1еасгоз1сггс1сИ. 51-РоИсп — ^1сп 1979.
РКЕ13Ь\СЕК — УЛСНЛ 1987 — Н.Рге151П§сг
91

— В. УасНа. 1>1С у'юзсп Уа1ег озЮггшсЬз. ХУ'юп 1987.
СЛШЕ1\Т 1980 — СаШсп *т с1ег ЗрагаНИе, Машг,
1980.
ССШШ\У8К1 1991 — К.СосЛо№к1: Лайки-
згомсе — а пшШ репой зеШстсШш зшИюгп Ро1апс1.
АпНяиНу 65: 62-675, Ыг.248
НЛСНМЛШ 1971 — К. НасЬтапп: 01е Сег-
тапеп. МиисЬсп — СепГ — Рапз 1971.
НЛМРЕЬ 1905 — ^ Натре!, О'ю ЛПеПпитег с1ез
ГгиЬсп МШе1а11егз т Ш^аги. Вгаипзспне^ 1905 1-111.
НЛТТ 1965 — Л.-Л. НаН, Шс ЮтЬс с1и ус з'|ес1е
а НосЬГсШсп /Раз-КЫп/. СаШа 23: 250-256.
1Ш82ЛК 1955 — Ь. Низгаг: Баз Мип7.та1спа1 т
с1сп ГипсЯс с1сг У&кспуаписгипзззсН ш МП11егсп
БопаиЬссксп. Лс1а ЛгсМТип^ 5:61-109.
МЖОУ1СП 1832-34 — М. Лапк0У1Сп. Е©г
тадоаг Нозпск, — №пс1о1с-2 Вепс уНсзшск, — к*1 те&
а ИтхсПк згахас! Ысрп ЗоН Ге^сс! 1еттс1 1. Всгсп§аг
сзазгагпак оЧасЫтаз уес1с1теЬсп 01аз70гз/а§Ьап ]е!сп
уоИ, щоппап Ге1Гес1с2еи 1с1стей*о1 зоИо/скспск
скеззсбС1Г01. МТЛЕ 1832-34 281-296.
КЛЬТ01:Е1\ 1984 — А. КаИоГеп, ЗШиЧеп ?.иг
СНгопоЬ^е Aсг УсНкспуапйсгипдаси |щ зисШспсп
МШЫсигора. ВАК 1п!.3ег.191. ОхГогс1 1984.
КЛМЕХЕСКЦ — ККОРОТКН* — 1.3. Катепс-
екц — У.У. Кгоро(кт, РозгсЬсЫс зиппзкодо угстет
ЬИгТашта. ЗЛ 1962/2: 235-254.
КЛ2ЛКЗК1 1982 — М. Кагапзк!, Иеих псЬсз
ЮтЬсз с!с Гсрояис с!сз ^гапз туазюпз а и погс! 66с 1а
Саи1с /Мгап с1 Роиап/ ЛМсс! 12: 17-30
КЛ2Л1\5К1 1990а — М.КагапзМ, 1хз тПиепсез
с1апиЫсппсз сп Саис1с а 1а Пп с!и 1Уе з. с! аи Ус з. т:
ЛТТ11Л 1990 45-53
КЛ2ЛК8К1 1990Ь — М. КагапзМ, 1х ЮтЬс
«ршюеге» а'Мгап. ш: ЛТПЬЛ 1990 55-56.
КЛ2ЛХЗК1 1991 — М. Кагапзк!, 1хз Со1пз /1сг
-УПс 81сс1сз ар. Д.-С/
КЕ1ХЕК 1967 — Е. КсИсг, Встсгкип^сп хит
СгаЬГипс! уоп Ш1егз1сЬспЬтпи. Сегтата 45: 109-120
К153 1983 — А.К155, В\с ЗКгеп \т Кагра-
1спЬссксп, *шгс ЛУоЬпзНге иис! Шгс та1епс11е П'пПс-
г1аззспзспаГ|. Лс1а ЛгсЫТипе 35: 99-131.
К135 1986 — А.К155, Шс Со1с1Гипс1с с!сз КаграЮ-
пЬсскез уот 5. — 1о. ЛапгпипAсг1. /ЛпдоЬсп ги Aсп
Усг^ЫсЬто&ИспксНсп с1ег зсНпППсЬеп ипA агепао-
10818спеп рисПсп,/ Лс!а ЛгсИНип^ 38: 105-145.
К155 1992 — А.Ю'зз, В\с Со1AГипAс йег Пшшеп,
Ссгтапсп. ш: Е.Сагат — Л.Юзз, И'ю Со1с1Гип<1е с!ег
Ншшеп, Ссгтапсп, ипс! Л\уагеп 1т ип^апзсЬсп
МПопа! тизеит. Вис1арез1 — МПапо. 1992.
КОЕГЧЧС 1981 — С.С. Кост§, \Уапс1аПх11е
СгаЬГипйе с!сз 5. ипс1. 6. ДЬз. ММ 22: 299-360.
ККОРОТКЕуГ 1961 — У.У. Кгоро1кт. К1ас1у
птзк'|И топе! па (сггНогН 855К. Лгспсо1о2°ца 888К/
8уос1 агс11Со1о51СС8кП1 1з1осп1коу С4-4. Мозкуа 1961
ККОРОТК1Х 1970 — У.У. Кгоро(кт, ЮтзкЦс
1трогШус 12с1с1да у УозЮспо) Еугорс /II. у Aо п.с. —
У.у.п.с./ ЛгсЬсокада 535К. 01-27. Мозкуа 1970
К1ЛЬ\ 1974 — Н.КиЬп, Э'ю есгтатзйНсп
Ви§с1ПЬс1п а"сг УсИкс^'апа'сгип^зге'П т 8и{1Aсш-
зсЫапс!. И'ю ёсгтап*1зс11еп Ви2с1пПЬс1п с!сг Уо1ксг-
дуапс1сгип532С11 II. Сгах 1974
КиВ1ТЗСПЕК 1911 — Д\'. КиЬПспек, СагЬГипА:
1П 11п1ег8!сЬепЬг11Пп /аиГ с1ет тагсЬГеШ/.ЛГЛ 5:
32-74.
КУСИЛКЕ\ТКО 1982 — СУ. Киспапапко. - О
ка^пзко] па1ю(]к У.у. — ОЬсг с!еп Рипс! с!с8 5.
Ла11гпшк1спз уоп Ка1зс111П. *т: 1)геупозИ ероЫ УсИко^о
регсзс1сп'ф пагос1оу У-УШ ускоу. ИгИ: Л.К. ЛтЬгад
— 1.Р. ЕгасН. Мозкуа 1982. 234-244, 245.
Ки7ЛТЕСОУ-РиООУЬ\ 1961 — У.А. Кигпесоу
— У.К. Рис10У1П, Л1апу у 7.арас1по] Еугорс у сроЬи
«усИко^о рсгсзс1епдс пагос!оу» ЗЛ 1961/2: 79-95.
Aе ЬЬХЛЗ 1878 — СИ. с!с Ыпаз. 1хз ог^'шез <1с
ГогГеугепе сЫзюппс. Рапз 1878.
МЛСЫЬЕУЮ 1934 — Ь.а. Маси1сУ1С, Ро§геЬстс
уапгагзкодо кп1аг]а V УозЮсппо] Еугорс. Мозкуа --
1хп'ш§гаA 1934.
МЛКТЬ\ 1991 — М. МагПп: 7ж ГгиЬт'Шс-
1а11сгПспсп СиПсПгасЫ с!ег Ргаи 1П с!ег Виг^ипсИа,
Ггапс1а ипA Л^и^Iап^а. ш: Ь'аП п'1С. Мопо^гарЫез йи
Мизее Коуа! о*е Мапстот 6. МапетоШ 1991. 31-84.
МЕ\ТС111х\ 1968 — О.Р. А. Мсп§Ып, 7мт
СгаЬГипс! уоп ишсгзйсЬспЬгипп. Ссгтап'ш 46: 125-
126.
МЕЗ^ЛКОЗ 1970 — Су. Мсзгагоз, Л гс§Ым
кога1 перуапс1ог1азкоп Гс]ес1с1т1 з1г. Оаз Риз1сгН§гаЪ
уоп Кс&о1у аиз с1ег Гги11Уо1кспуапс1егип§32е11. ЛгсЬсп
97: 66-91*, 91-92.
МЕЗХЛКОЗ 1972 — Су. Мезгагоз, Л ге§о1у1
«агапуз1г» — Паз «СоШ^гаЬ» уоп Кс§о1у. Зхскзмгй
1972.
МГГ5С11Л-МЛКПЕ1\Т 1963 — Н. МПзспа-Ма'г-
Ьс1Ш, Оипк1ег ЛаЬг1шпAсг1с §о1с1спе Зригсп. \У1сп
1963.
МКТ 2 — 1. Еп - М.Кс1стсп - Р. ^тс!Н -
I. Тогта, Усз/.ргет тс^уе 1ороегаПа]а. Л уезхргепн
]ага8. Ма^уагогзга^ гб^йзхсИ Юро^гаГкф. 2. Нис1арС81
1969.
МК'Г 6 — 1. Есзсс1у — и Коуасз — Е. Магаг ~
I. Тогта, Векез те^ус ге§е87хИ юро^гаПа^а. Л
87.С511а1т'| ^г^з-Ма^уагогзтаб Кееез/еИ 'ГороёгаПа]а.
6. Вийарсз! 1982.
N01-1. 1974 — К. N011, Уот ЛИеПит Ы$
М1Ис1аИсг. \У|еп 1974.
ОТТОМЛ1\У1 1982 — К. 0Aотапу|, Рга^сп Aег
зра1гот13сЬсп с'ш^с^аИсПсп Ксгат'|к И1 Рашютеп.
0|8зЛсс11 11.10. Вис1арсз1 1981.
РЛК011С7. 1963 — М. Рагс1исг, Бю сОнпзсЬсн
РгоЫете Aсг НиппехеИ т Уп^агп. 81ис1Лгс11 I.
Вийарсз! 1963.
Р1ЬЕТ 1990 — С. РПе1, 1х ЮтЬс рппаегс
а1осНГс1с1сп /Ваз-Кпт/ иг. ЛТПЬЛ 1990 67-71.
РОЗТЛ 1905 — В. Рбз1а, ЛгсНаоОДзсНс ЗикИсп
92

аиГ гизз'юспст Вос1еп. Вис1арс$1 —- \ллр'1л% 1905.
РКОТЛ8Е 1959 -- I). Рго1азс, Ып тогтнИ сИп
$ссо1и1 V 1а Ссрап /ТгапзНуаша/ — 11пс ЮтЬс с!и Ус
81сс1с йссоиуспс а СсГап /ТгапзПуаша/. 5С1У 10:
475-483, 484-485.
ЩЬЗХКУ 1874 — Р.РЫзгку, Л та^уагогзга^
ауаг 1с1е1скго1. ЕПскехезск а 1ог1епс11ис1отапуок коге-
Ьо1. Ш.7. ВиAарез1 1874.
Р11$гТЛ1 1966 — К. Ри5г(ш, Л 1еЬспу*1 ^сгтап
ГфAс1т*1 з'п*. Баз ясгташзспе ГиШсп^гаЬ уоп 1еЬепу.
АггаЬопа8: 99-113, 113-115.
КЛЭОЛТ2, 1959 — К. Кас1с1а1г, Баз уЫксг-
\уапйсгип§32сиПс11С Кпс^сг^гаЬ уоп Вс^а, Зифог-
Ш^аНсп. ЛКС2М 6: 142-150.
К05ТОУТ2ЕРР 1922 — М. Ко5ЮУ1геГГ. 1гатапз
апA Сгсскз ш ЗоШЪ Кизз'т. ОхГогс1 1922.
К08ТОУТ2ЕРР 1923 — М.Ко51оу|2сГГ. Ше
(гоиуаШе с!е Гсрояис ^гссо-загтаЮ с1е КсИсп аи
Ьоиуге е1 аи Мизес с!е ЗапИ Ссгташ. МопитсШз с!
Мсто1гез26: 99-163.
КУВЛКОУ 1953 — В.А. КуЬакоу, Эгсупус Кизу.
ЗЛ 17: 23-104.
ЗЛЫК-РКЛХСЕ-ЕЛКОКО 1949 — Е.$аПп-
Ргапсс-Ьапогс!, 1х 1г' сзог и'Мгап сп Са1уас1оз.
МопитсШз с Мет01гсз 43: 119-135.
ЗЛЬЬЧ 1909 — В. ЗаПп. Э\с аИвегташзспе
ИсгогпатепИк. 8юскпо1т 1909.
$С1ШЬ2Е 1980а — М. 5спи1гс, НосНГс1с1сп. 1п:
СЛЬЬЕ\Т 1980 192-193.
ЗС1ШЬ2Е 1980Ь — М. ЗспЫге, Л|гап. т:
СЛШЕЫ 1980 195.
ЗТЛОЬЕК 1988 — Р. $1ас!1сг, 01с Всуо1кс-
гипб$$1гик1игсп пасп Еи^рршз ипA с1сп агспао-
ОДзспсп <}ис11еп. 'ш: Ссгтапсп, Ниппсп, Лигагсп.
$спа1гс с!сг Уо1кспуапс1сгипе$2сН. МитЬсг^ 1988
295-349.
ЗТЕЫЕК 1982 -- II. $1сисг, Ргип^сзсЫспШспс
Зог'юЫгикШгсп т МШс1сигора. Еню Лпа1узс Aсг
ЛизчусПипдатсИюОсп Aсз агспао1о213спсп ()ис11сп-
та!спа1з. СоШпдоп 1982
5ШМ1К5К1 1966 — Т. $иНт1Г5к1, 2па1с21зко ъ
Хатозаа I уь^о Но. Тпе Ноагс1 оГ 2атозс. АгспРо1зк*1
11:118-173
8ШМ1К8К1 1970 — Т. ЗиПпигзк!, Тпе Загта-
и'ап$. ЬопAоп 1970.
82АМЕ1Т 1984 — Е. ЗгатеИ, Ъ\\ с!сп ^УаГГе уоп
ЛУ1СП ЬсороШаи. ЛгсИЛиз! 68: 136-152.
ТШКЛЬ 1973 — 3. Тека1, Мапгсп \т 5.
ДапгпипйсП. ^\с 81с11ип2 с!сз СгаЬсз XXXII аиз
ЗтоИп 1т Каптсп Aсг с1опаи1апсШспсп ЕМ\у1ск1ип§ ги
Всв'шп с1сг Уо1ксп\'апс1сгип532с'|1. ЗПкИс Л11СЛУ у
ВгпсЗ. РгаНа 1973.
'ШКЛЬ 1988 — Л. Тс^а!, 2иг СЬгопоОДе Aсг
ГгиНсп Уо1кспуапс1сгип§8/С11 1т ппШегсп Оопаигаит.
АгсНЛиЯ 72: 22-304.
ТЕГчТ18ЕУА 1930 — Кп.Н.Н. Тстзсуа, ЕтаЦ \
шИгизМсца. ЗспГшаг'тт Копс1акоу1апит. Ргапа 1930.
ТП1ЛКОУЛ 1960 — М.А. Т^апоуа, Ьазкоузкд
к!ас1. ЗЛ 1960/1: 196-204.
ТОС1К 1962 — А. Тоак, Чоус пд1сгу г йоЬу
8(с1юуап1С пагос1оу па ^шогарасЬют 31оусп$ки. 1\еис
Гипс1с аиз с!сг Уо1кспуапс1сгип§32сН т Aсг 8йс№е81-
з1о^акс1. 31/ 9: 187-214, 214-218.
ТОМКА 1986 — Р. Тотка, Бег пиптзепс
Гиг5(спГшк] уоп Раппоппа1та. Лс1а ЛгспПип^ 38:
423-488.
УЛЬЕТ 1990 — Р. Уа1с1, ТотЬс с!е П11с1с с!с
ВаПсигс, соттипс ГЕ1п#пу ?5аопс-сЫ.о1гс/. т:
А'ГПЬЛ 1990 73-76.
УЛКЛИУ 1969 — Ь. Уагас1у, Эаз 1с1/1с Шгпип-
с!сг Раппоп1спз /376-46/. Вис1арсз1 1969.
ХУЕЫЗКЫЗ 1973 — К. АУспзкиз, Л1апсп. КОЛ 1:
122-124.
УЕЬЕ1\С2Е1 1971 — К. Ус1спсгсу, Л1апок а
К' ота1 ЫгоГс1а1отЬап. Лс1а Ьиуспит, ЗесГю
РЫ1о1о51са с! ШзЮпса 3: 27-48.
ХУЕКХЕК 1956а — 3. \Усгпсг, ВсИга^е гиг
Лгспао1о2*1С с!ез ЛШ1а-Кс1с11СЗ. МипсЬсп, 1956.
\УЕККЕК 1956Ь — 3. АУсгпсг, Эю агсНаоЬ^зсЬс
2си§п15зс с1сг Со1сп т Зис1гиз1апA,11п§агп, ИаНсп ик!
Зрашсп. ни 1 СоИ *т Осс'к1сп1с III. Зс11 сН ЗПкНо с!с1
СсШго ПаГтпо зи1Г ЛИо МссГюсуо. Зро1сЮ 1956.
127-130.
ХУЕККЕК 1973 — 3. \Усгпсг, Л1гап. КОЛ 1:116.
ХУОЬРКЛМ 1979 — Н. ДУо1Ггат, Ссззс111с1ис с!сг
Со1сп. МипсЬсп 1979.
7ЛЗЕСКЛЛЛ 1979 — 1.Р. 2азсска]а, Во$рог$к1с
зк1сру $ипп$ко] ероЫ как Нгопо1о51Ссзк1] с!а1оп бЦа
йаигоук'! рат|а1п"|коу уозЮспо.1 сугорс]зк|И з1ерс].
КЗНМК 158: 5-22.
гЕ13-МСОЬЕ5Си_РШРЗОК -- Н. 2ЫЗ-С.8.
N^соIс5си-Р1ор50^, Ен1 ЗсНШгГипс! с1сг Сгиррс Утсг-
81сЬепЬгипп уоп Созоусш /К1с1пс \Уа1ас11с'|/ СсгтапГа
17: 272-277.
Т а 0 л ы ц а 1.
ОБЗОР МНЕНИЙ, СВЯЗАННЫХ С
ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНОЙ ГРУППОЙ
АЛАИСКИХ ПАМЯТНИКОВ.
а) скептические и отрицательные мнения
Альфсльди, 1963, 44
Пардуц, 1963, 44
Тсйрал, 1973, 59
Бакаи, 1978, 171
Калтофен, 106-107
б) общие определения
Казански, 1083,24: «дунайско-гуинская мода»
Казански, 1990, 45: «дунайские влияния»
Казански, 1990, 56: «происхождение централь-
носиропейское и восточное»
Годловски, 1991, 674: Пшеворская культура
в) определения с несколькими вариантами
Феттих, 1926, 267: сармато-германскис
Раддац, 1950, 148: свсво-вандало-аланскис
93

Митча-Мэрхейм, 1963, 18: гсруло-готские
Бона, 1963, 173: маркомано-аланские
Хахмапн, 1971, 72: гунпо-гсрмано-иранскис
Тсйрал, 1988, 293: дунайские страпы-восточно
-германские
г) германские определения
Беиипгср, 1931, 90: вестготские
Вернср, 1956, 84, пр.6: германские
Бона, 1969, 1112: вестготские
Вернср, 1973, 316: восточногерманские (может
быть вестготские)
Нолль, 1974, 76: германские
Фризиигср, 1977, 63: германские (готские)
Фризиигер, 1979, 27-28: германские
Шульцс, 1980-а, 195: остготские
Бсме, 1980, 194-195: гермапские-восточпогер-
манекпе-готские
Шульцс, 1980-6, 300: восточногерманские
1 •
!ъ
1«
1в
"
2
Э
4
| (
•
7
•
»
Г°
II
Ч
15
м
»
•
1 Р4М1ЮЮ1Д1МА
рссдегоо
мАотекзоз
в*?*52СК
иеену
«.ЕМЛтГОП
РОйблиЮ/МЦСиСА
«;а
оитсилсоенвйимм ?
имтсА$1Св^епш<н в
АЕСвОГ
КБАС
А1П1АМ
ЯНЛАУКА
НОСнГЕкОСМ
ГАРксва
в*иЕияЕ
ЯДвДРОЯОАМУ
КОи04А1-гА1ЕЦЯ
ВДКООРи&2ГА
н
•
2
I
с
•
•
«
?
ф
0
•
9
с
3
ы
N
г
«1
•
•
•
•
•
•
•
•
•
•
•
•
I
-
•
•
•
•
•
•
V*
УУ
$
_
•
•
•
•
•
&
!
*
X
X
!#
•и
•<¦
•
#
1
X
1
•
1
•
С
-
•
1
•
•
•
•
•
0
•
•
-
•
•
•
•
I
•
-
•
•"
•
1
•
-
•
•
•
•
-
•
•
•
•
•
•
о
•
•
•
•
•
•
•
•
а
•
ж
•
@
—
•
ь
•
•
•
о
•
•
•
•
[•
4
•
#
»
#
•
•
$
•
•
»
1
•
[•_
@
_,
•
о!
-
•
•
•
А
-
•
•
О
-
-
•
•
А
—
•
•
*
ч
•1
ч
Штадлер, 1988, 342-343: германские-вероятно
остготские
Бирбрауэр, 1988, 81: восточногерманские
Вале, 1990, 76: бургундское происхождение
или воздействие дунайской моды
Мартин, 1991, 65: восточногерманские
д) социологические определения
Бирбрауэр, 1980, 138-139
Бирбрауэр, 1989, 81
е) алапскис определения
Ростовцев, 1922, 187
Ростовцев, 1923, 149, 152
Сален-Франше-Ляиор, 1949, 133-134
Кузнецов-Пудовин, 1961
Месарош, 1970, 91, 92
Сулимирский, 1970, 187-188
Месарош, 1972
Бона, 1991, 153-166
Кишш, 1992, 10
Таблица 2
БИБЛИОГРАФИЯ ДАТ НАХОДОК, ПРИВЕДЕННЫХ В ТАБЛИЦЕ 2
Папнонхалма A979) — Томка, 1986 Керчь — Госпитальная улица — Засецкая,
Псчюссг A900) — Хампсль, 1905 II. 370-379; 1979, рис. 1,32-44;
Альфсльди, 1932, табл.1-У1. 24.06.1904 2,30-67; 3,42-72; 4,26-43.
Сегед-Надьсекшош-Фсттих, 1953, 115-112, Эра и A876) —Сален-Франше-Лянор,1949
табл. I - XVIII Синявка A958)—Камснсцкий-Кропоткии, 1962
Лсбеиь A964) — Пустая, 1966 Хохфсльдсп A964) — Хатт, 1965
Лсндьелтоти A976.) — Бакаи, 1978 Папкези A909) — Альфсльди, 1932, 60, рис.17;
Поршииио (Круглица, 1936) — Рыбаков, 1953, 2, 1969, 173, таб.20,2-8
рис.5, 1-5; Беллюр A874) — Вале, 1990
— Кропоткин, 1970, 113, № 1044 Рабапордань A926) — Альфсльди, 1932, 72-74,
Бежа, A9 в.) — Раддац, 1959: Ксниг, 1981, табл.Х-ХН
346-348, рис.20, табл.51-52 Кудьят-Затер, Карфаген-Ростовцев, 1922, 150-
Унтерзибеибрунн A910) — Кубичск, 1911; 152, A915) рис.23; Ксниг, 1981, 308-309
Келлер, 1967; Мснгип, 1968 Бакодпуста A859) — Арне, 1860; Хампель,
Регей A967) — Месарош, 1970 1905, II, 1-5; Феттих,1915, 120-123, таб.ХУ1-Х1Х;
Кишш, 1983, 101-112, рис.4-8
94

Таблица 3
ДАТИРОВКА ПРЕДПОЛАГАЕМЫХ АЛАНСКИХ
МОГИЛ ПАШ-ЮНИИ.
Валерия
Лспдьслтоти
Рсгсй
Папксзи
Пашюпия II
Лсбспь
Рабпордапь
[экстра Пан-
пония
Уитсрзпбснб-
1 руни
Тсйрал, 1988
карта, 1-2
Д-2: 410/420-430
Д-2:410/420-430
Д-2: 410/420-430
Д-2: 410/420-430
Д-2:410/420-430
Д-2: 410/420-430
Бона, 1991 1
264
425-455
425-455
425-455
434-454/455
434-454/455
434-454/455
Таблица 4.
БИБЛИОГРАФИЯ ДАТ НАХОДОК,
Приведенных в таблице 4
Уптсрзибспбрунн, женская могила — Кубичск,
1911
Якушошщс — Обсрг, 1936
Кронбсрг — Франц, 1928
Качин — Кухарснко, 1982
Косопсии -Цейс — Нпколеску — Плопшор,
1933
| КЕЯТСН
|ДЦ381Е МЁНЮ1СЖА1.Е
| КЕВб 24.06.1904.
| КЕГГС 1918.
| В01&Х1 КАМЕИ ЕС
1 ТАМАИ
1 $1№АУКА
Гекатермчозцау
| КЕЙС.ТАМАМ
| ТАМАЫ
| ТАМАМ
[созо^еЙГ
| КОТО\Ю
01В1А
]
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
©!
о
о
о
©1
о
о
а
о
о
о
о
§!
о
(в_
о
1
"в!
о
о
о
о
—
д
"в!
о
о
&
А\
~щ
в]
3
Й
Й
Таблица 5
БИБЛИОГРАФИЯ ДАТ НАХОДОК,
Приведенных,п таблице 5
Керчь —* Ростовцев, 1923, 116, рис. 10,
«Метрополитен».
Россия средняя — Ростовцев, 1923, 115-116,
рис. 9. «Лувр»
Бороницы — Кропоткин, 1961, № 317, рис. 12
— Кропоткин, 1970, 86-87
Лсндьслтоти — Бакаи, 1978
Замом — Сулимирский, 1966
Нежин — Кропоткин, 1970, 117, рис. 53, 67,
рис. 54, 5
Ласокв — Тихапова, 1960
Керчь B4.06.1904) — Засецкая, 1979, рис. 2,
51-59
Керчь A918) — Ростовцев, 1923, 115-116, рис.
8. «Лувр-Месса ксудп»
Большой Каменец — Мацулевич, 1934. 50-52.
рис. 9
Тамань — ДАММ, 1988, № 95, рис. 172-174
Синявка — Камснецкий — Кропоткин, 1962,
236, рис.2
Екатсринослав — Сален, 1909, рис. 356;
Ростовцев, 1922, рис. 17
Керчь, Тамань — ДАММ, 1988, № 96, рис. 176
Тамань — ДАММ, 1988, № 97, рис. 177
Тамань — ДАММ, 1988, № 98, рис. 178
Косовспи — Цейсе — Ииколеску — Плопшор,
1933, рис.2
Котово- Бсрхип, 1961, 145, рис. 1, 10-11
Ольвия — Пошта, 1905, 451, рис. 251, 7
95

ПРИМЕЧАНИЯ
1. Дапк0У1сН, 1832-34
2. ГЫзгку, 1874
3. УагасН, 1969, 22-24, 170, 178, 242, 278
4. Ростовцев, 1922, 187
5. Л1Го1сИ, 1932, 39
6. ЫсгЬгаисг, 1980, 138-139
7. КсИсг, 1967
8. МспвН'ш, 1968
9. Вопа, 1991, 166, 247
10. Дмитриев, 1979, 1982
И. КосЫв. 1981
12. ЗхапГеП, 1984, 149, рис. 16
13. Ксп!*, 1981, 348, табл. 52, а-с
14. Мацулсвич, 1934, 66, рис.11; Засецкая,
1979, рис. 3 60-61; рис.4, 39; рис.5, 27-28
15. Ростовцев, 1922, 187; 1923, 152
16. Кузпецов-Пудовин, 1961, 94-95
17. Ксп1& 1981, 346-348, рис.25
18. Тс^а!, 1988, карты 1-2
19. Тс.)га1, 1988, табл. на стр. 295
20. Тс.|га1, 1988, карта 2
21. Вопа, 1991, 264
22. Напр. Вольфсхайм: солид Валснта C64-378)
или солид Валентиапа I C64-375), (\Уегпсг, 1956,
табл. 4, За — 36); Керчь-Госпитальная улица
B4.06.1904): монета Валснтипиана I C64-375),
оттиск монеты Валснтипиана II C75-392).
Засецкая, 1979, II; Кёрёшладань, могила 5:
солид Гонор!га C93-423) (РсШсп, 1930, 288, рис.
133, 5-5а); Пизгаг, 1955, 88, № 124; МКТ 6, 1982,
118, № 7/105; железные мечи: Венгерский
национальный музей, архив, № 146/к III; Живабсшспьо,
могила 1: монеты Констанция C37-361), Аркадия
C83-408), Гонория C93-423) и Феодосия II D08-
450); Тоак, 1962, 188, рис. 3, 10-13; Спонтин:
солид Константина III D07-4111) (Эазпау, 1955,
9-11, табл.1); Бачордаш-Каравуково: солид
Феодосия II D08-450) (Ииз/аг, 1955, 66, № 7); Кепари-
Чсна: солид Феодосия II D08-450) (Рго!азс, 1959,
478,рис. 3,1); Эрмихальфальва-Валец лун Михай,
могила I: солид Феодосия II D08-450) (Пизгаг,
1955, 75, № 49; Вопа, 1991, 254, 273-274).
23. Тс]га1, 1973, 15-18; Тс]га1, 1988
24. Вопа, 1991, 253
25. Лсбснь: 686 54 СК'юз, 1986, табл. 2, № 15):
Лсндьслтоги: 67, 73 (Вакау, 1978, 151-155), Унтср-
зибенбруин, женское погребение: 499, 4 (N011,
1974, 76, 79); Унтерзибеибрунн, девичье
погребение : 5, 96 (КиЬНзспек, 1911, 66): Рсгсй: 152, 91)
(Юзз, 986, табл. 2, № 20); Рабапордань: 16, 98
(Венгерский национальный музей, инв. № 16/1926,
4.
26. 81СИСГ, 1982, 382
27. В|сгЬгаисг, 1980 б
28. В'гсгЬгаиег, 1980 6
29. Ризгий, 1966, 100
96
. Вакау, 1978, 148
31. КиЬНзспек, 1911, 36
32. КиЬНзспек, 1911, 63, рис.33
33. Мез/агоз, 1970, 66
34. Паи, 1965, 250
35. ХУегпсг, 1956, 98-102, № В 13-55, гюздпесар-
матская группа между Миасом, Каспийским морем
и Днепром, 3-4 вв.
36. Рагйисг, 1963, 43-45
37. Вакау, 1978, 166-169
38. Згагпси, 1984, 149
39. ЗгатсИ, 1984, рис. 16; в дальнейшем Дюрсо,
могилы 12, 13 300, 500, соот. могила 291
(Дмитриев, 1979, 218, рис. 2, 17; 218, рис. 2, 19; рис. 6,1;
7,1; 226-228, рис. 9, 1; 10, 1; Дмитриев, 1982, рис.
5,45
40. ЗгатеП, 1984, 149
41. Принимая во внимание, что двулезвийиые
германские мечи с перекрестьем или без него,
восточного происхождения в Карпатском бассейне 5
в., карта поселений у II. Боны (Вопа, 1991, рис. 69).
вводит в заблуждение, потому что все мечи оттуда
есть длинные мечи с перекрестьями.
42. Те,)га1, 1978, карта 4
43. КаИоГеп, 1984, 38039
44. Вопа, 1991, 270, табл. 17
45. Вопа, 1991, 281, табл. 72
46. Вопа, 1991, 271, табл. 20
47. Те.|га1, 1988, рис. 25
48. Вопа, 1991, 158-159
49. Кипп, 1974
50. Лмброз, 1966, рис. 7
51. Лувр, инв. № 519, собрание Мессаксуди
52. Мезхагоз, 1970, 86
53. Эрмитаж, иив. № 2070 1. Любезное
сообщение И.П. Засецкой в письме в Ссн-Жсрмен ап-Лэв
письме от 18.08.1992 г.
54. Вопа, 1991, 265, рис. 72
55. Ве Лпаз, 1978, 12, табл. средней России,
рис. 5
56. Юзз, 1983
57. Юзз, 1983, 101
58. \Уегпег, 1956, б, 127; В1егЬгаиег, 1975, 68-69
59. \Уо1Ггат, 1979
60. ЗаИп-Ргапсс-Ьапогс!, 1949, 133-134; Кузне-
цов-Пудовин, 1961, 83-85; Уе1еппсги, 1971, 35;
ВасЬгасп, 1973, 59-71; КагапзМ, 1990, 49
61. КаоЧШг, 1959, 148; Косп^, 1971, 346
62. Ростовцев, 1923, 150-152; Косп^, 1981, 308
63. Те^а!, 1988, рис. 14, 18
64. Вопа, 1991, 247-259, рис. 31, 34
65. Выражаю свою благодарность Катарин Мсц-
гер (Лувр), разрешившей опубликовать
фотографию ожерелья из Керчи. Влагодарю Агнессу Вари
за рисунки в приложениях и Клару Бодмар за
переводы исследований.

Рис.1:
14 — Дмитровка; 15 — Дюрсо; 16 — Вериихолм; 17 — Кисловодск; 18 — Заманточай (Казахстан)
Рис. 2.
97

Рис.3
Рис. 4
НОВОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ПО ИСТОРИИ
ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИЙ АЛАН
Летом 1993 года Ссвсро-Осетинский
институт гуманитарных исследований
при содействии правительства
республики и московской фирмы «Бпнир» провел
научную экспедицию «У]а А1атса»,
направленную на возможное выявление
следов алан в Центральной и Западной
Европе в эпоху «великого переселения
народов». Наряду с этим одной из
основных целей экспедиции было
установление деловых контактов с учеными
Венгрии и Франции, где побывала «У1а
А1ашса».
Во время пребывания в Будапеште мы
посетили Национальный музей Венгрии.
Его директор Алан Краловански
представил нам молодого археолога Аттилу
Кишш, занимающегося популярной на
Западе проблемой «переселения
народов». Для Венгрии — бывшей римской
Паннонии — данная проблема особенно
популярна: это был своего рода
естественный «накопитель» для двигающихся с
востока на запад племен и народов.
Среди них были и аланы.
Оказалось, что А. Кишш недавно
закончил специальное исследование об
археологических следах алан в Западной
Европе и Северной Африке. Рукопись
была положена на стол и нетрудно было
убедиться в ее высоком уровне и
огромном интересе не только для нашей
экспедиции, но и для истории раннссредневе-
ковых алан в целом. Выяснилось, что
автор сдал свое исследование в одно из
венгерских научных изданий. Но он
любезно согласился издать его параллельно
на русском языке в Северной Осетии и
представил нам экземпляр рукописи. Мы
исполнены благодарности Аттилс Кишшу
и за его кропотливый труд, и за
предоставленную нам возможность
публикации. Без преувеличений можно сказать,
что это — одна из лучших находок и
98

результатов экспедиции «У\а А1атса».
Необходимо подчеркнуть, что
проблема выделения аланских археологических
памятников (это исключительно
погребения) в массе и настоящей чересполосице
памятников других двигавшихся через
Центральную и Западную Европу
народов чрезвычайно сложна. Все ранее
предпринимавшиеся попытки, в том числе и
моя совместно с покойным В.К. Пудови-
ным A961 г.), оставались на уровне более
или менее допустимых, но не доказанных
гипотез. Не удивителен и не лишен
оснований скепсис крупного германского
специалиста, профессора Иоахима Всрне-
ра, писавшего: «опыты этнического
определения мало перспективны».
Но, как известно, трудности для того
и существуют, чтобы их преодолевать.
Аттила Кишш не побоялся взяться за
сложную проблему вычленения аланских
памятников V в. на территории
Центральной и Западной Европы и Северной
Африки и такую группу памятников с
явными восточноевропейскими — пон-
тийскими элементами выделил. Автор
весьма корректен и объективен, излагает
ргс существующие точки зрения и
аргументы, удачно исключает менее
доказательные варианты и, следуя дедуктивной
логике, подводит читателя к признанию
выделенной им группы памятников
скорее всего как аланской. Исследование
Аттилы Кишша — новый шаг вперед в
разработке данной проблемы.
Вместе с тем нельзя не отмстить, что
почва для сомнений и дальнейших
разысканий остается, а тема
археологической идентификации алан на Западе не
снимается (на чем не настаивает сам А.
Кишш). В качестве примера укажу на
наиболее известный комплекс Унтсрзи-
бенбрунн в Австрии. Согласно А. Кишшу,
эти два погребения могут стать
определителем высшего социального слоя алан,
осевших вблизи от восточных границ
Римской империи. Но большие двухпла-
стинчатыс фибулы Унтсрзибснбрунна не
могут быть связаны только с аланами,
обычай ношения пластинчатых фибул и
их форма связаны с древнегерманскими
традициями эпохи «переселения», в до-
гуннскос время в Северном
Причерноморье, Поволжье и на Северном Кавказе
— в ареале аланских племен — таких
фибул нет. Основная их масса найдена в
Среднем Подунавьс. А.К. Амброз был,
очевидно, прав, когда делал вывод о
перенесении с востока на запад не
столько вещей, сколько элементов будущего
стиля. На Дунае эти элементы
подверглись переработке и постепенно слились в
сплав новой археологической культуры,
принадлежавшей многоплеменной
верхушке гуннского объединения. Подобные
идеи были сформулированы еще М.И.
Ростовцевым, считавшим, что полихром-
ный стиль стал «стилем хозяев,
господствующего класса населения, стилем
княжеских и королевских дворов, стилем
Гснзсриха, Тсодориха, Аттилы». Аланы,
безусловно, могли быть среди тех, кто
данный стиль создавал, а затем
распространял по Западной Европе. Но
существует ли тот индикатор, который может
указать на именно аланскис погребения
Западной Европы?
Я предлагаю обратить внимание на
детали погрсбальнрго обряда и ритуала
— явлений гораздо более устойчивых и
консервативных, нежели элементы
материальной культуры. Погребальный обряд
ссвсрокавказских алан преимущественно
связан с камерной формой могильного
сооружения. Ни на Среднем Дунае
(кроме подбоев Кестхсй в Венгрии), ни в
Западной Европе таковых нет и,
возможно, это свидетельствует, что в
переселении на Запад аланы Кавказа не
участвовали, это были другие аланскис группы.
Но у всех сармато-алан задолго до
нашествия гуннов появились характерные
металлические зеркала,
символизировавшие солнечный диск и связанные с
сармато-аланским огненно-солнечным
культом. Конец жизни означал
одновременно и закат «солнца жизни» умершего.
Поэтому зеркало покойного клали в его
могилу, часто разбитым. Это — стойкая
черта погребального ритуала сармато-
алан и она сопровождает погребения в
Унтсрзибснбруннс, Рабапордани, Лсви-
цс-Лева, Лаа, Мархсггс, Крсфсльд-Гел-
лепе и т.д. Не предрешая вопроса и не
претендуя на какие-либо выводы, я хотел
бы спросить: не является ли указанный
погребальный ритуал более надежным
критерием для определения аланских
99

могил в Центральной и Западной Европе?
Сказанное побуждает меня к известной
осторожности и сдержанности в
этнических определениях западноевропейского
археологического материала,
приписываемого аланам. Последние публикации
французского археолога Мишеля
Казански о дунайских влияниях V в. в
значительной степени созвучны сказанному
выше.
Исследование Аттилы Кишш
сопровождают обширные приложения,
имеющие самостоятельную ценность. Для
будущих исследователей они будут играть
роль подробного компендиума. В ходе
работы над переводом были встречены
некоторые затруднения, в связи с чем
предлагаемый русский текст не следует
воспринимать как абсолютно адекватный
оригиналу. Но идеи и смысл авторского
текста сохранены и донесены до
российского читателя, надо полагать, без
ущерба. Пользуясь случаем, хотел бы
поблагодарить доцента Ссверо-Осстинского
госуниверситета им. К.Л. Хетагурова З.Р.
Хубсцову за выполненный ею перевод.
Небольшому изменению, более
«гладкому» по-русски, подверглось и название
работы А. Кишша.
Научная экспедиция «У\а А1агнса»
не была бы осуществлена без
приложения организаторских способностей и
энергии трагически погибшего 20
сентября 1993 года директора СОИГИ СП.
Таболова.
Почти одновременно ушел из жизни
директор Национального музея Венгрии
Алан Краловански, содействовавший
работе экспедиции «Уш А1атса» в
Будапеште. Пусть данная публикация будет
данью памяти этих двух людей и откроет
новую страницу в нашем сотрудничестве.
Владимир Кузнецов
Доктор исторических наук.

Р. Г. ДЗАТТИАТЫ
АЛАНЫ В ДРУЖИНЕ ВАХТАНГА ГОРГАСАЛА
В сочинении грузинского историка XI
века Джу.«ншсра Джуаншсриани «Жизнь
Вахтанга Горгасал а»* есть интересные
сюжеты, связанные с Осетией. «В пору,
когда Вахтангу исполнилось десять лет,
явились бесчисленные войска овсов и
полонили Картли от начала Куры до
Хунани, разорили просторы, но
укрепленные города миновали, за
исключением Каспи. Город же Каспи захватили и
сокрушили, увели сестру Вахтанга Ми-
рандухт — девочку трех лет. Не овладев
долинами картлийскими, а также Кахс-
ти, Кларджети и Эгриси, вторглись в Ран
и Мовакан, полонили их, прошли ворота
Дербента, ибо сами дербендцы указали
им этот путь, а затем победно вернулись
в Овсети» A, с.60). Возмужав, уже
16-лстним, Вахтанг собирает войско и,
совершив успешный поход в Осетию,
возвращает пленников-грузин, сестру
свою и с добычей возвращается в
Грузинские пределы. В описании последовавших
затем событий имеется любопытный
эпизод. «Царь Вахтанг... раздал дары народу
своему, сделал знатными всадников
многоопытных, отважно сражавшихся против
овсов (буквально: «среди овсов» или «в
овсах» — омас шина овстаса») A, с.67).
Мы позволили себе усомниться в
точности передачи мысли Джуаншсра. В
самом деле, кого сделал Вахтанг Горгасал
знатными? Тех, кто сражался против
овсов или тех, кто сражался «в овсах»?
Иными словами, непонятной остается
этническая принадлежность
«возвышенных» — грузины это или осетины? На
первый взгляд вроде ясно, что
отличившиеся в битвах получили в знак награды
«возвышение», означавшее, видимо,
повышение статуса в государственной
иерархии. Вряд ли это коснулось рядовых
воинов. Что касается начальников
отрядов, то и они, уже до этого входившие в
привилегированную часть общества, едва
ли нуждались в возвышении. Здесь нам
представляется другое. Указанное
«возвышение» отличившихся в боях воинов
расценивается исследователями как
создание личной привилегированной
дружины царя B).
Как известно, Вахтанг Горгасал начал
(после долгого владычества персов)
борьбу за освобождение Картлийского
царства. Для этого нужна была армия,
обновленная в структурном отношении.
Особую военную функцию должна была
нести царская дружина по сравнению с
прочими отрядами, включая дружины
отдельных феодалов. Наиболее надежной
в смысле приверженности была личная
царская дружина. На нес он опирался
при всех перипетиях, которые
происходили в государстве. Надо полагать, что эта
дружина находилась в более
привилегированном положении, нежели остальные
воины. Попасть в нес было большой
честью. Непосредственная зависимость от
царя и царского дома была гарантией
исключения неподчинения, проявлением
сепаратизма и пр. На феодалов-вассалов
царя твердой надежды не было. В этом
случае иноэтничные воины оказывались
более надежными, поскольку целиком
Вахтанг Горгасал — царь Восточной Грузии (г.р. неизвестен — ум. 502 г.).
© Р.Г. Дзаттиаты
101

зависели от своего сеньора-князя или
царя. Примеров тому в истории имеется
немало. В XII веке грузинский царь
Давид Строитель сформировал личную
гвардию «монаспс», которая была
укомплектована из воинов нсгрузинского
происхождения, но «христианами верными,
проверенными в боях». Скорее всего они
были аланами и армянами, т.е.
происходили из кавказских христианских
народов. В Дидгорской битве A121 г.) в
составе армии Давида Строителя
участвовали аланы-наемники в количестве
5000 человек C, с.69).
Сеньор ценил свою дружину,
заботился о ней. Для наемников-варягов
Ярославом был выстроен дом — двор в
Новгороде, «обитый внутри красным сукном» D,
с.279).
В "древности и" средневековье, да и в
новое время, имя, которое давали
младенцу, часто было значащим, тсофорным,
со значением апотропейной магии,
уничижительно-отвлекающим, с
зоологическими или устрашающими элементами,
со знаком предначертания,
тотемистического характера и пр. Видимо, с
военными отрядами и обычаями связано и
наречение будущего царя Вахтангом и
добавление к его имени прозвища «Гор-
гасал» — «Волчья голова». Джуаншср
Джуаншсриани рассказывает, что во
время ожесточенных боевых действий с
персами (а скорее всего — до них)
«Вахтанг соорудил себе шлем из золота и
изобразил спереди Волка, а на обратной
стороне — Льва. И устремлялся он туда,
где сдавали силы грузин, и под его
натиском падали воины персидские,
словно онагры под натиском львов. Впредь
персам стало невмочь противостоять ему
ибо запомнили того, у кого выведены (на
шлеме) Волк и Лев, и при виде Вахтанга
восклицали: «Дур аз Горгасал», что
означает следующее: «Остерегайтесь головы
Волчьей». После этого и нарекли царя
Вахтанга Горгасалом A, с.81). Это
объяснение древнего историка кочует из одного
издания в другое, можно сказать, без
комментария. При ближайшем
рассмотрении уже само имя «Вахтанг» имеет
«волчью» основу. В.И. Абасв,
восстанавливая это имя из Вахтанг — >УагИ1ап§-
Уагка-1апи, опрсдел51Ст его как
«имеющий волчье тело» и приводит аналогии из
осетинского нартовского эпоса >УагЫапа§
E, с.87). Иными словами, имя Вахтанг
означало (по-персидски) «имеющий
волчье тело». Т.В. Гамкрслидзс и Вяч. Вс.
Иванов разделяют это положение В.И.
Абасва и говорят о распространенности
культа волка и особой роли последнего на
Южном Кавказе, а также отложении его
в языковой практике ряда народов, о
табуировании имени волка и замене
заимствованными словами F, с.496).
Согласно этим данным, еще до того,
как у персов укоренился в лексиконе
призыв остерегаться грозного
противника, для них уже он был «имеющим
волчье тело». В результате в сочетании
имени царя с прозвищем получилось
нечто несуразное, почти
тавтологическое: «имеющий волчье тело — волчья
голова». Дважды связанный с «волком»
(первоначально с наречением
«законным» именем, а затем и
присовокуплением к нему клички), прославленный
грузинский царь, по нашим
предположениям, и в самом деле имел связь с волками
(разумеется, не в прямом смысле). Эта
связь почему-то была замечена только
персами, «не обратившими» даже
внимание на то, что на шлеме Вахтанга
изображалось не менее хищное и грозное
животное — лев. Однако, за
исключением вышеупомянутого свидетельства Джу-
аншера об изображениях на шлеме Гор-
гасала, в источниках никаких других
сведений нет. Следует полагать, что
данный пассаж древней хроники является
домыслом, понятным средневековому
автору и его современникам и
объясняющим прозвище царя.
Исследовавший вопросы воинских
обычаев у европейских народов
итальянский ученый Ф. Кардини специально
останавливается на ритуальном и психо-
поведенческом превращении воина в
дикого зверя. Обычаи, по которым
победитель украшает себя останками
поверженного противника, уходят в глубокую
древность. Это необходимо рассматривать
не только как показатель героизма или
хвастовство героя (например, одевание
шкуры, украшение костюма клыками и
когтями и пр.). Воин как бы
«превращается» в зверя. Воины-звери терроризиро-
102

вали противника. Их переодевание
(перевоплощение) действует не только на
противника, но в первую очередь на
самого надевшего шкуру. По словам Ф.
Кардини, «германский воин, рычащий
как медведь, либо надевший на себя
собачью голову, как бы на самом деле
становится медведем, волком, бешеной
собакой. Между ним и животным, с
которым он себя отождествлял,
устанавливалась симпатико-магическая связь»
G, с.ИЗ). Одетый в шкуру барса Тарисл
«Вепхисткаосани» («Витязь в барсовой
шкуре»), безусловно, является ярким
примером этого древнего обычая, а не
просто использующим мех для одежды.
Заметим, что, к сожалению,
иллюстрации к великой поэме Ш. Руставели
грешат истиной, представляя шкуру
барса на герое как декоративный элемент.
Приведем еще один интересный
пример. Вахушти Багратиони, как известно,
оставил не только описание и историю
царства грузинского, но и составил карты
и, что представляется нам особенно
важным, гербы отдельных провинций Грузии
и соседних территорий. Среди них —
гербы Осетии и Дагестана с
изображениями хищников — барса и волка — на
фоне гор. Нам трудно судить, каковы
были мотивы этой символики, но можно
выдвинуть два предположения. Или
Вахушти является автором обоих гербов и
отразил свое негативное отношение к
периоду, в котором сам жил, именуемому
«Особа» и «Лекоба» или эти страны
(Осетия и Дагестан) действительно
имели собственную геральдику,
схематическое изображение которой дал
просвещенный царевич. Тщательное
исследование гербовника Вахушти позволяет
сделать важные выводы, но в то же время
настораживает в нем (гербовнике)
имеющее место единообразие, объясняющееся,
возможно, слабым владением названным
автором искусством рисования. Однако,
как бы там ни было, для народов
регионов, действительно отличавшихся особой
воинской доблестью, Вахушти считает
возможным передать их характер
посредством изображения хищников — барса и
волка. Иными словами — здесь явно
проявляется «звериная» атрибутация
образов.
Отождествление воина с хищником, в
особенности с волком, как самым
распространенным яростным зверем, отмечено
исследователями у многих народов как в
фольклоре и обычаях, так и в литературе.
К примеру, Р.С. Липец приводит ряд
свидетельств из тюркского эпического
наследия (8, с. 13, 17, 20, 54-55).
В киргизском «Манасс» —
представлена чуть ли не вся Азия: из разных
«земель» сошлась разноплеменная
дружина (корок чоро). В ней
«Сорок тигров, сорок волков
Чьи сверкают копья пестро,
Чьи мечи блистают остро,
Вы покинули сорок земель,
Вас связала едина цель
И связала присяга вас»
(«Манас», 230).
И далее:
«Сорок его боевых волков,
молодых ц стариков,
начальников его полков...»
В калмыцком «Джангарс» находим
обращение к главному его герою Джанга-
РУ:
«Барсов таких немало на свете, как ты,
Все мы такие же ханские дети, как ты».
В монгольском «Гсссрс» герой
превращается во многие ипостаси, в том числе в
«девять серых небесных волков». И еще:
«монгольский хан Хулан» в ночь
обертывается волком, а днем — вороной.
Ф. Кардини приводит данные о
военно-религиозных обычаях древних
германцев. «В их обществе известно
существование дифференцированных воинских
обществ, обладающих особенной сак-
рал ьностью... Эти сообщества состояли из
прошедших инициацию воинов, которые
своим внешним видом отличались от
остальных людей. У них в ходу была
специфическая эмблематика, особая
манера поведения... Их братство — стая»
G, с.120).
Отношение соплеменников к воинам-
волкам разнос. Безусловно
отрицательное у тех слоев населения (непосредст-
103

венных производителен), которым они
наносили ущерб. Однако, статус у них
был все же достаточно высоким, и во
время всеобщей опасности они для всех
считались надежной защитой.
Воинские объединения или дружины
нередко сравниваются с волчьей стаей.
Дружина (волчья стая) являлась
привилегированной группой, имела
соответствующую атрибутику и, конечно,
считалась высокопрофессиональной. В стае-
дружине, по всей видимости,
существовала «железная» дисциплина,
цементировавшаяся властью начальника,
командира, предводителя. Поскольку все в стае —
«волки», то во главе нес должен
находиться вожак-глава «волков». Дружина
таких «волков» была и у царя Вахтанга.
Поэтому, возможно, прозвище царя было
не «волчья голова», а «глава волков».
Следует помнить, что Джуаншер был
историком, несомненно, религиозного
толка; это подтверждается
текстологическим анализом его труда, где сплошь и
рядом отмечаются библейские пассажи,
апокрифические схемы и пр. По словам
Г.В. Цулая, «Жизнь Вахтанга Горгасала»
(т.е. Джуаншер — Р. Дз.) писал
благочестивый грузинский христианин» (9, с.37).
Соответственно, сравнение царя с волком
абсолютно не входило в идеологическую
программу указанного автора. Джуаншер
либо не знал (не понимал уже) смысла
прозвища царя, а тем более имени, либо
по собственному «благочестивому»
почину эвфемизировал его, превратив «главу
волков» в «волчью голову».
Итак, по нашему гипотетическому
построению, Вахтанг возглавлял особую,
приверженную ему «дружину — волков».
В любом случае особая царская дружина
— «тадзреули» существовала. Кто же
входил в нес, в эту привилегированную
часть войска, гвардию? Выше мы
попытались сказать, что .более верной царю
должна была быть иноэтническая группа.
В самом деле, такая группа (или отряд),
не имея кровнородственных (во всяком
случае в первое время) связей и корней в
местной среде, безусловно, зависела бы
от своего хозяина-сюзерена,
возвысившего их (до известного предела), щедро
одаряющего всеми благами,
предоставляющего определенные льготы и т.д.
Особенно повышалась роль царской гвардии
в процессе усиления отдельных феодалов
и стремления их к обособлению. Кроме
того, составные части армии,
организованной по системе «садрошо»
(воеводств), вероятно, привязывали армию в
определенной степени к месту
жительства, тогда как у наемной дружины
подобных тенденций не было.
Преимущества иноэтничной военной
группировки или дружины как будто
налицо. Мы отмечали, что это не
собственно наемники, которые на договорных
началах и на определенное время
выполняли военные функции. Здесь должны
были действовать другие принципы. Как
отмечает, Ф. Кардини, в приглашении
«варваров» в римскую армию (П-1У вв.)
было не только стремление
воспользоваться военными навыками степняков и
прочих народов. Не последнюю роль
сыграла и слава верных и доблестных
воинов, каковой варвары пользовались в
Риме G, с. 148). Так, «при императоре
Грацианс C75-383 гг.) аланы
включаются в состав римской армии, а сам
император появляется перед войсками в алан-
ском вооружении» A0, с.35). Следует
предположить, что Грациан одевался в
«аланскос» одеяние не потому, что оно
ему нравилось (хотя это и не
исключается), а из желания больше привязать к
себе воинов-алан и продемонстрировать
одеждой свое особое отношение к аланам.
Это, как известно, кончилось для
императора трагически: недовольные римские
солдаты убили его (II, с.38).
Из этого эпизода видно, что Римские
императоры не только вступали в договоры
с аланами, но и ценили эти союзы. Видимо,
для этого были свои особые причины.
О развитом военном искусстве у алан,
об их превосходном оружии, которым они
владели в совершенстве, красноречиво
говорят летописные свидетельства,
свидетельствующие о многочисленных
походах-набегах как по собственному почину,
так и в качестве конфедератов,
союзников и наемников. И действительно,
плохих воинов в союзники не берут, воевать
не приглашают. Но хороших воинов
немало имелось у разных народов.
Верных же было меньше. Так вот, аланы
отличались верностью долгу, о чем писа-
104

ли древние авторы A2, с.164, 171, 181).
Понятие долга, конечно, несколько
расплывчато и, видимо, не столько долгу
были верны аланы, сколько клятве. По
всей веро51тности, поступавшие на
службу, давали особую клятву. Верность ей
выдерживалась аланами до конца и это
знали все, кто с ними сталкивался.
Безусловно, это было известно Вахтангу,
как много позже и монгольским
владыкам, у которых аланы были верными
телохранителями («даругачи»),
снискавшими благодарность, славу, особую
похвалу, выражавшуюся в выдаче золотых
и серебряных пайцз A3, с.282-299).
Текст клятв не дошел до наших
времен, но в осетинском языке сохранились
слова этого круга понятий: «ард» —
клятва, «ардхасрын» — давать клятву
(букв, поедать — «ард»), «афдхорд» —
связанный клятвой, названный
брат-побратим «гердхасраж» — прославленный
(т.е. то, чем можно покляться), «масн-
гард» — клятвопреступник, вероломный
A4, с.60, 174ж 15, с.93).
Верность клятве была нормой у алан-
осетин, тогда как нарушение се —
считалось бесчестьем. Слово «мгснгард» —
клятвопреступник — являлось довольно
тяжелой и суровой инвективой. Иными
словами, аланы отличались тем, что в
последующие времена называли
чувством воинского долга, восходящим к
верности клятве, побратимству,
зафиксированным еще у скифов — генетических
предков алан-осетин A6, с.42, рис.81 в
тексте, рис. 203). Это качество,
бесспорно, должно было импонировать Вахтангу
Горгасалу, когда он набирал свою
дружину (гвардию). Косвенным
подтверждением тому, что наемников-дружинников
набирали в аланской среде, кажется,
являются и сведения древнеармянского
историка Лазаря Фарпсци. Более того, по
мнению Г.В. Цулая, во время
антиперсидского восстания картлийцев и армян
Вахтангу удалось собрать
вспомогательную группу воинов только среди алан,
обитавших у Дарьяльских ворот, всего
300 всадников A7, с.90). Другие народы
на Северном Кавказе, в частности «хо-
ны» (гунны), на которых надеялся Вах-
танг, подвели его, хотя Горгасал был
уверен в их поддержке. С другой
стороны, до этого события Вахтанг ходил
походом на Аланию-Осетию и, казалось
бы, аланы не должны были вступить в
союз с Вахтангом. Однако отношения на
практике сложились совершенно иные.
По очень интересному наблюдению
Г.В. Цулая (в процессе анализа текста
другого источника из «Картлис Цховре-
6а»), Вахтанг не покорил силой оружия
овсов у Дарьяльского прохода, обязав их
нести охранную службу в Дарьяльских
теснинах, а привел их в подданство.
Согласно источнику, в тексте
употреблено не ДАИПКРА (завоевал), а ДАМОР-
ЧИЛА (привел в подданство). Последнее
скорее всего осуществлялось
дипломатическим путем A7, с.90-91). Разница
большая. Это мнение исследователя даст
нам возможность подтвердить
предположение о том, что Вахтанг Горгасал
набирал дружину из тех воинов-овсов,
которые отличились, оказали ему яростное
сопротивление во время его похода в
Осетию.
Известно, что .привлечение алан в
картлийскую армию или в дружину
грузинских царей (как в дружины отдельных
феодалов), несомненно, происходило и в
последующие времена. Однако,
интерпретируя источники, любопытно
отмстить, что согласно «Картлис Цховрсба»,
Вахтанг Горгасал «подчинил себе осетин
и кипчаков и воздвиг ворота осетинские,
которые мы называем Дарьяльскими, над
ними построил высокие башни и
охранниками поставил соседних горцев» A8,
с.46).
Как показали исследования, под
этими «горцами» следует иметь ввиду алан,
давно уже проникшими в высокогорье
Центрального Кавказа и явно
доминировавшими здесь. По словам Г.В. Цулая,
текст хроники «Жизнь Вахтанга Горгаса-
ла» действительно позволяет определить,
что между периодами господства на
Северном Кавказе гуннов и кипчаков был
еще один исторический пласт —
гегемония на Северном Кавказе овсов-алан A7,
с.91). Из этого следует, что именно
аланам и поручалась охрана перевалов,
разумеется, на основе определенных
договорных условий, и военные союзы с
народами Северного Кавказа в первую
очередь осуществлялись с аланами и, как
мы полагаем, военную гвардию или дру-
105

жину Клртлпйский царь Вахтанг Горга-
сал набирал из волонтсров-алан.
Надо полагать, что несколько позже
(VI в.н.э.), когда персы захватили
Восточную Грузию, они привлекали для
охраны тех же горных перевалов
Главного Кавказского Хребта давно испытанных
в боях алан. По крайней мерс, в
грузинских источниках на этот счет имеется
интересный пассаж: «Когда прекратилось
царство в Картли, усилились персы и
покорили Герсти и Армению. Но Картли
сильгес покорили и вступили к
кавказцам и соорудили врата Осетии, одни
большие ворота в Овсстии же и двое — в
Двалстии, и один — в Парчуанс Дордзо-
кетском и тех горцев поставили
сторожевыми» A8, с.47).
Постоянное пребывание алан на месте
службы предполагало их постепенное
оседание. Следует думать, что всадники-
дружинники не только получали
жалованье, довольствие и обмундирование, но
и земельные наделы. Не подлежит
никакому сомнению, что с течением времени
они ассимилировались в грузинской
среде, восприняв грузинский язык,
грузинскую культуру, т.е. со временем стали
частью грузинского народа, часто
пополняя привилегированные слои грузинского
общества, как например, это произошло с
потомками осетинских царевичей — Рос-
тома и Бибила, основавших новую
феодальную династию Сидлмон — Эриставов
в Ксанском ущелье A8, с.85-100).
1. Джулншсрпапм Джуашпср. Жизнь Вахтаига
Горгасала. //Источники по истории Грузии (пер.,
введение и примеч. Г.В. Пулам). Тбилиси, 1986,
Вып. 43.
2. Чхатарашвпли К.Л. Социальная сущность
военной организации" феодальной Грузии. //Лвто-
реф. докт.дисс, Тбилиси, 1987.
3. История Грузии, (иод ред. II. Берзсиишвили),
5-е изд., Тбилиси, 1969.
4. Граков Б.Д. Избранные труды. М., 1959, Т.П.
5. Лбасв В.И. Осетинский язык и фольклор. М.,
-Л., 1940. Т.1.
6. Гамкрелидзс Т.П. Иванов Вяч. Вс.
Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984,
т.П.
7. Кардиии Франко. Истоки средневекового
рыцарства. М., 1987.
8. Липец Г.С. Образы Батыра и его копя в
тюрко-монгольском эпосе. М., 1984.
106
По нашему предположению, дружина
царя Картли Вахтаига Горгасала состояла
из алан. По некоторым аналогиям,
дружина профессиональных воинов
называла себя братством «волков» и поэтому
предводитель дружины становился
главой этих «волков». Царь, как
действительный начальник — сюзерен дружины,
вполне мог получить прозвище «глава
волков». Возможно, именно так следует
переводить с персидского прозвище царя
«Горгасал». Лишь значительно позже,
под влиянием христианской идеологии
оно было переосмыслено и получило иное
истолкование.
Найм или приглашение алан в войско
или дружину — факт, неоднократно
имевший место в истории Грузии. На это
были веские причины: высокое
мастерство профессионалов-воинов, передовая
военная тактика, постоянно
обновляющееся вооружение, мастерское владение им и
главное — неоднократно подтвержденная
на практике верность сюзсрсну-воснно-
начальнику, основанная на особом
отношении, возможно, идеологического, а
точнее сакрального характера, к клятве
или присяге, дававшейся воином его
побратиму-предводителю. Доступные
нам источники нигде не противоречат
этому положению.
9. Пул а я Г.В. Джуашпср Джуапшсриаип и его
историческим труд.// Введение к книге Джуапшера
Джуапшсриаип «Жизнь Вахтаига Горгасала».
10. Кузнецов В.Л. Очерки истории алан.
Орджоникидзе, 1984.
11. Кулаковскпй 10. Аланы по сведениям
классических и византийских писателей. Киев, 1899.
12. СЬаПез М. Вгамс!. Ву/апГшт сот/мт (Не
\Уе$1. 1180-1204. — Пагуас1 ипиусгзНу еге$$.
Сатпс1е, Ма$$ас1ш$с1$, 1968.
13. Иванов Л.И. История монголов (Юапь-иш)
об асах аланах. Спб., 1914, Т.П, вып. III.
14. Лбаев В.И. ИЭСОЯ, М., — Л., 1958, Т.1.
15. Лбаев В.И. ИЭСОЯ, Л., 1°73.
16. Сокровища скифских курганов в собрании
Государственного Эрмитажа. Л., 1966.
17. Мровслп Лсопти. Жизнь картлпйских
царей. М., 1979.
18. История Осетии в документах и материалах.
Цхинвали, 1962.Т.1.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

Р. Г. ДЗАТТИАТЫ
ПРЯЖКИ И ПОЯСНЫЕ НАБОРЫ ЕДЫССКОГО
МОГИЛЬНИКА (У1-УП вв.н.э.)
Раскопанный в 1982-1984 гг. в
верховьях реки Большой Лиахвы раннесредне-
всковый аланский могильник с
разнообразным погребальным инвентарем
позволил высказать мнение о более раннем
проникновении алан-овсов-осстин на
южные склоны Главного Кавказского
хребта II в Закавказье, нежели это
фиксировалось в литературе A, с, 198-209).
Общий обзор памятника был дан нами в
небольшой статье популярного характера
B, с.76-79). Для более полного и
детального изучения отдельных элементов
погребального инвентаря исследуемого
могильника мы выбрали предметы и детали
поясного набора, как, возможно,
наиболее яркий и «говорящий» материал, ибо
археологические источники при
тщательном осмыслении становятся
историческими источниками, средством «обеспечения
археологических исследований базой
фактов» C, с.5). Особенно это важно для
тех регионов и периодов, по которым нет
надежных письменных источников. К
этому, несомненно, относится и раннсс-
редневсковый период истории Осетии. Из
всего археологического материала,
добытого нами в результате нескольких
полевых сезонов на раскопках Едысского
городища и принадлежащего ему
средневекового Едысского могильника, нами
выделяются только вещи, относящиеся к
поясному набору и его элементам,
поскольку наряду с бытовыми чертами
костюм, одежда представляют собой
довольно интересный и сложный объект
исторического исследования.
Пояс — элемент одежды. Костюм,
как и многое другое, не является каким-
то сразу возникшим и
законсервировавшимся явлением. Наоборот, он постоянно
находится в развитии, отражая не только
материальное производство, но и
социальные моменты и
торгово-экономические связи, влияние моды, образа жизни,
эстетических пристрастий. Костюм — это
не просто продукт деятельности мастера-
портного, а сложный, зафиксированный в
конкретном моменте истории, облик или
отпечаток всей сложности связанных в
единое целое разнообразных проявлений
человеческой деятельности. Поэтому нет
и не может быть постоянного костюма
для одной этнической единицы.
У всех народов костюм состоит из
верхней и нижней одежды, головного
убора, обуви, причем одежда бывает
праздничной, будничной или рабочей.
Праздничная одежда или праздничный
костюм, возможно, восходящий к
ритуальным действиям и обрядам, отличается
большим разнообразием или
вариантностью. Большую роль играют в нем
(костюме) различные детали, покрой,
нашивные элементы и пр. Кроме того, особую
струю вносят костюмы специфического
назначения или профессионального. Так,
к примеру, костюм скотовода должен
отличаться от костюма воина или жреца
и т.д. Различная деятельность людей
порождала специфические элементы
покроя, фасона, материала, цвета одежды.
В последней, безусловно, отражался
материальный достаток как целого народа,
так и отдельных его представителей.
Следует обратить внимание и на то
© Р.Г. Дзаттиаты
107

обстоятельство, что уже с древнейших
времен имущественная дифференциация
наложила резкий отпечаток на костюм,
вследствие чего он, не исключено, был
первым материально, а затем социально
дифференцирующим признаком
представителя этноса.
Костюм как наиболее верный и
точный признак определенного класса,
классовой прослойки и иных категорий
населения является ценным историческим
источником, изучение которого дает нам
весьма точные характеристики уровня
материального производства, торгово-
экономических связей, социальных
взаимоотношений. Разумеется, костюм —
далеко не единственный критерий
исторических оценок и построений, но в
совокупности с другими историческими
источниками, в особенности с
археологическими, он дает достаточно полное
представление о социально-экономическом
статусе индивидуума.
Сказанное в полной мере относится и
к осетинскому костюму. К сожалению,
история костюма, разрабатываемая у
многих народов, мало или почти не
исследована в должной мере у осетин.1
Многие его детали и элементы уходят
в глубокую древность, вплоть до скифо-
сарматского периода, а возможно, и
глубже. Разумеется, это не закостенелые
формы, без изменения дошедшие до нас в
виде рудиментарных пережитков.
В археологических памятниках
одежда, как правило, не сохраняется, зато
отдельные се детали, в особенности
металлические, доходят до нас часто в
первозданном виде. В этем смысле пояса
и, в частности, металлические детали
поясного набора, встречаются довольно
часто и представляют удобный материал
для реконструкции. Пряжки, нашивные и
подвесные бляхи, наконечники ремней
обычно хорошо восстанавливают эту
деталь (или элемент) экипировки. Широко
распространившиеся в Евразии в раннем
средневековье поясные наборы в
некоторых регионах могут играть роль
этнического показателя, если они встречаются
там, где их появление ограничено
какими-то хронологическими рамками и
связано с продвижениями этносов, а не
просто распространением моды или
заимствованием. В данной связи следует
отметить, что определенные формы предметов
безусловно появляются с их носителями,
а не просто передаются от одного народа
к другому. Без живых носителей
заимствование представляется абсурдным. Так,
в Закавказье поясные наборы У1-УП вв.
с разнообразным пряжками, накладками
и наконечниками появляются вслед за
распространением их на Северном
Кавказе и связаны с этносами,
проживающими на указанной территории и в
результате разнообразных контактов и
инфильтрации отдельных групп, проникшими в
Закавказский регион.
Пояс в понимании средневекового
человека — своеобразная часть воинской
экипировки, достаточно своеобразная,
яркая и значащая. Ему придавалось
особое значение как символу
принадлежности его хозяина к воинскому сословию,
т.е. к особой группе или касте,
выполняющей определенные функции в древнем
обществе. По словам С.А. Плетневой,
«ношение поясов имело значение
признака социальной дифференциации, а не
было только утилитарным» F, с. 164, 170).
Значение пояса было велико и в
средневековой Европе. «Отличительным
знаком рыцаря служили: перевязь,
рыцарский пояс (С1пеи1ит ппШагс) и
золотые шпоры. С поясом и перевязью, как
символами военного сословия, мы
встречаемся в литературе уже в тот период,
когда германцы заняли место римских
легионов; в житии мученика Архслая,
времен Константина Великого, святой
прославляется за то, что обратил в
христианство многих воинов, которые при
этом сняли свои военные пояса (стриги
тПНаге); и когда Людовик
Благочестивый в 834 году вынужден был принести в
Рсймском соборе публичное церковное
покаяние и постричься в монахи, то он,
как подробно сообщается, «снял свой
рыцарский пояс и возложил его на ал-
Сейчас подготовлен иллюстрированный альбом в Ссвсро-Осстипском музее Краеведения (авторы
Т.П. Мамукасв и Э.С. Кантемиров), но издание его затягивается, лишая нас возможности приняться за
его интерпретацию и историко-культурное исследование.
108

тарь», а Фридрих Барбаросса в 1187 г.
запретил принятие рыцарского пояса
«сыновьями духовных лиц и крестьян»
G, сЛ28-129).
Таково значение военного пояса на
большой территории Европы и Азии,
причем в течение длительного времени,
по крайней мере с гуннского времени по
ХН-ХШ вв. Надо полагать, что категория
воинов была особо довлеющей над
остальными прослойками частью этноса,
особенно в эпоху так называемых
«военных демократий». Значение воинского
контингента не могло ограничиваться
выполнением только оборонительных и
захватнических функций. Это была
наиболее мобильная и характерная часть
общества, се соль и квинтэссенция.
Главенствующее положение воинского
контингента, профессионального
воинского коллектива, поддерживалось не
только внутренними силами, но
обязательно должно было проявляться и
проявлялось внешне разнообразными
атрибутами и знаками. Уже сами по себе
находки поясов и поясных наборов четко
указывают на принадлежность
индивидуума к воинскому сословию.
Особое значение пояса, его
семиотический статус нашли отражение и в
фольклоре. Так, «дополненный оружием, пояс
в кочевой среде был обязательным
атрибутом посвященного в воины. В тюркском
мире он служил одним из
социально-дифференцирующих маркеров. В отличие от
представителей среднего сословия,
хазарские воины — всадники с молодых лет
получали право носить боевой пояс.
Количество блях и наконечников на нем
определяло «общественную значимость»
владельца, будь то мужчина или юноша.
Не случайно слово «КУР» (пояс) в древ-
нстюркском, как и в современных
языках, помимо основного имеет значение
«степень, положение». Оно, вероятно,
характеризовало не только отдельного
человека, но и социальную группу в
целом» (8, с. 183-184).
Поясной набор, состоявший из пряжки
с язычком, в той или иной мере
дополняется разнообразными поясными
накладками. Пояс заканчивался металлическим
наконечником. Нередко он усложнялся
боковыми ременными отростками с
фигурными наконечниками. По форме
поясных накладок, наконечников и, конечно
же, пряжек исследователи группируют
детали поясного набора по степени
сложности орнаментальных мотивов и прочих
характерных черт в классификационные
схемы. При этом выявляются интересные
моменты как в смысле хронологического
распределения материала, так и по
распространенности его во времени и
пространстве. Выявляются регионы с
определенными стилистическими
пристрастиями, возможные центры их изготовления.
Материалом для пряжек служили металл
и кость, последнее очень редко. Из
металлов широкое применение для
изготовления пряжек получили бронза и
серебро; имеются в распоряжении
исследователей и золотые пряжки. Надо
полагать, что и сам материал был далеко не
безразличен для определения статуса
воина. Что касается остальных деталей
поясного набора, то они чаще всего
изготовлялись из серебряных пластин
или «из медной жести с посеребренном»
E, с. 100). Поясные накладки, как и
поясные пряжки, очень четко
подразделяются на хронологические группы, т.е.
эти накладки не остаются неизменными
на поясах раннего средневековья, а
довольно явственно разнятся по
конфигурации. Так, накладки VI-VII вв. резко
выделяются из общей массы материалов
предшествующего и последующего периодов. На
Кавказе нет широкого ассортимента поясных
накладок, как это наблюдается в
памятниках Евразийских степей. Здесь в основном
(или в подавляющем большинстве)
обнаруживаются накладки только У1-УП вв.
Для Центрального Кавказа и
Закавказья они, можно сказать, явление
эпизодическое, временное.
Однако, возродясь уже в новом
времени в виде так называемого «кавказского
пояса» или «авзагджын рон»-а («пояса с
язычками», в переводе с осетинского они
доживали до наших дней, являясь
непременным атрибутом» так называемого
«кавказского костюма». Заметим, что и
позднейшие «кавказские» наборные
пояса отражают связь с оружием, ибо в
серебряных привесках, превратившихся в
разнообразные стилизованные
безделушки, угадываются жирницы-коробочки,
109

отвсртки-приспособлени51 для ремонта
уже нового вида оружия — огнестрельно-
ГО.2
Несмотря на общую моду на пояса,
распространившуюся среди кочевых и
даже ярда оседлых народов, формы и
орнаментация бляшек и пряжек
позволяют выделить локальные варианты
различных типов данных изделий и
определить несколько центров их производства.
При этом каждый кочевник, ставший
воином, носил специальный и боевой
пояс. Помимо пояса, надевавшегося,
видимо, поверх одежды, у него было еще
один или два ремешка, входившие в
состав костюма. Количество бляшек на
поясе зависело от общественного
положения воина: чем знатнее (и удачливее) он
был, тем больше имел бляшек на поясе.
Особое значение при этом придавалось
конечным длинным бляшкам —
«наконечникам», свисавшим с пояса. Бляшки и
пряжка каждого пояса были одинаковой
формы, поверхность их украшал
одинаковый орнамент. Любопытно отмстить,
что на боевых поясах погребенных в
могилах зачастую нет пряжки; это
видимо, связано с бытовавшим в тс времена
обрядом «обезвреживания» мертвеца:
растегнутый пояс и оружие, висевшее на
нем теряли силу и их невозможно было
использовать против живых F, с. 161).
Находки наборных поясов воинов —
дружинников в Осетии не являются
редким фактом. Специалисты считают, что
наряду с поясными пряжками,
повторяющими византийские и восточные, сибир-
ско-срсднсазиатскис образцы, можно
проследить здесь местные типы,
развивающиеся на базе импортных изделий A0,
с.85). В одной только Северной Осетии,
не говоря уже о все Северном Кавказе,
поясных пряжек (с учетом новейших
находок) насчитывается до полутораста
экземпляров D, с.52-54); исследователи
совершенно справедливо считают их
аланскими. То же самое можно сказать о
деталях поясных наборов. Из
могильников Центрального Предкавказья
происходит около 2000 деталей поясов A1,
с. 161). Особенно выделяются могильники
Северной Осетии у селений Кобань, Кум-
булта, Камунта, Рутха, Чми, Балта.
Аналогичные предметы (пояса и их
детали) теперь хорошо известны и в
памятниках Южной Осетии и это, судя
по материалам наших раскопок Едысско-
го могильника у городища «Царциаты
калак», конечно же, не случайное
явление, не результат торговомсновых
операций, а своего рода закономерность,
свидетельствующая о вполне определенном
аланском воинском контингенте,
достаточно долгое время прожившем на этой
территории A-2). Вопрос о характере
поселения алан в этом пункте пока еще
трудно разрешим из-за отсутствия
достаточной информации. Однако, судя по
некоторым материалам могильника (са-
санидскис монеты и геммы, гранатовые
бусы — символ богини Анахиты) и
учитывая сильное персидское (сасанид-
скос) влияние, связанное с
территориальным захватом Восточной Грузии и
горных регионов, вплоть до перевалов
Кавказского хребта A2, с.46), аланы в
Едысс, возможно, появляются в
результате военно-союзнического договора с
верховной военной властью персов. К
этому периоду относится пассаж из
грузинского летописного источника,
гласящего, что персы «проникли к кавказцам
и соорудили они себе врата Овсстии, одни
большие ворота — в собственно Овсети и
четверо врат — в Двалсти, и один — в
Парчуанс Дурдзукстском; а тех горцу
поставили гомардами», т.с.охраной A3,
с.47). Аланы, которые уже к этому
времени прочно осели в горах и стали, по
выражению В.А. Кузнецова, хозяевами
положения на Центральном Кавказе»
A4, с.82), надо полагать, и были той
В интересной статье Л.Д. Магомсдова предоринят анализ новейших наборных поясов народоп
Северного Кавказа. Рассмотрены некоторые типы накладок, пряжек, наконечников и пр. Автор
совершенно справедливо называет севсрокавказские наборные пояса наследием боевых наборных поясов
раннего средневековья, прослеживая при этом развитие форм и типов как целиком самого пояса, так и
составляющих его деталей (9, с. 111-120). Что касается колюще-рубящего холодного оружия, то с
древнейших времен оно подвешивалось именно к поясу. Позже к этому поясу подвешивался охуымпмрп
(кобура) кремневого пистолета и пороховница.
ПО

надежной опорок для персов в деле
защиты проходов через Главный
Кавказски»! хребет от нашествий кочевников
степей Евразии. Находки в Восточной
Грузии и на Северном Кавказе (в
центральной части и восточнее) сасанидских
гемм и монет, и редкость их в Западной
части как-будто говорят о больших
связях Ирана-Персии с Восточным Кавказом
в отличие от Западного Кавказа, где
более явно прослеживается римско-ви-
зантийскос влияние. Именно правитель
восточной части Алании, по мнению В.А.
Кузнецова, удостаивался титула Марзба-
на — персидского титула. Более того,
только марзбаны могли именоваться
шахами, кроме, конечно, родни самих саса-
нидов A5, с.56).
Следует полагать, что через перевалы
проходили торговые пути, один из
которых с древнейших времен до наших дней
не потерял своего значения. Это так
называемая Военно-Грузинская дорога
или Дарьяльскис проход древности —
Дар-и-алан, («ворота аланы»). К западу
от Крестового перевала, через который
проходит Военно-Грузинская дорога,
находится менее значительный и более
труднопроходимый перевал Кадласан.
Ниже него и расположено село Едыс,
близ которого обнаружены
интересующие нас аланскис погребения, с типично
северо-кавказским набором вещей —
сосудов, украшений, поясных наборов и
пр., а также с искусственно
деформированными черепами, связываемыми
исследователями с аланским этносом.
Ниже мы переходим к
непосредственному описанию и интерпретации поясных
наборов и пряжек из раннссреднсвсково-
го Едысского могильника, а также
аналогичных материалов, имеющих прямое
отношение к нашей теме.
Поясные наборы. Наиболее
интересным и, можно сказать, полным набором
поясных деталей отличается погребений
№ 12.
Останки, не менее четырех
индивидуумов, оказались потревоженными и
перемешанными. Погребения были
совершены с западной ориентацией костяков, ибо
обломки черепов находились именно в
западной части неполностью
сохранившейся погребальной камеры. Среди
богатого набора вещей, включавшим золотые,
серебряные, гранатовые, янтарные и
стеклянные украшения, булавки,
фибулы, серьги, модально, железные удила и
пр., найдены четыре поясные пряжки.
Поясной набор, выделяемый нами особо,
представляет собой комплект вещей из
серебра, включающий пряжку, поясные
накладки, подвесные язычки и
наконечник.
Пряжка серебряная трехсоставная,
т.е. она состояла из трех частей — рамки,
язычка и щитка, (табл. 1,1). Соединение
элементов подвижное на оси из
железного стерженька.
Рамка пряжки В-образная по
внешнему контуру, овальная в сечении;
внутренний контур прямоугольный, концы
осевого стержня закреплены в
утолщенных плашках, имеющих форму выступов.
Язычок в виде хоботка, конец загнут
вовнутрь и несколько выступает за
рамку, часть язычка имеет продольный
желобок, а поближе к основанию —
квадратный неорнаментированный выступ-
щиток, закрепленный на оси двумя
плоскими петлями. Щиток в виде
геральдического поля с заостренным концом
имеет скошенную поверхность. Близкие, но
не абсолютные аналогии имеются в
материалах из Клмунты и датируются У1-УП
вв. D, табл.Х1Х, 8).
Поясные накладки (табл. 1,1 ,.г.д.,с)
одной формы, изготовлены из листового
серебра, на обороте имеют шпоньки для
закрепления на кожаной основе пояса.
Внешняя конфигурация
идентично-ровный горизонтальный верх, несколько
дугообразно сходящиеся боковые грани и
заостренный конец внизу. Две накладки
имеют в верхней части круглые вырезы,
а одна накладка — два небольших
отверстия в срединной части; последняя
накладка сохранилась не полностью.
Накладки целиком умещались на
поверхности пояса, иначе их нижние заостренные
концы создавали бы неудобства при
ношении пояса.
Поясные язычки представлены пятью
экземплярами, причем три из них одной
формы, а два других — разных форм
(Табл. 1,1, а,б, ж,з). Первые также
изготовлены из листового серебра виде
продолговатых пластинок с загнутыми края-
111

ми и заостренных книзу концом. В
верхней части язычки имеют поперечные
горизонтальные желобки, под ними
прорези в виде двух круглых отверстий и под
ними вертикальные отверстия, так что
прорези составляют фигуру «личины»,
т.е. схематического изображения
человеческого лица (глаза, нос, рот).
Следующий язычок представляет собой фигуру с
прямоугольным основанием,
кольцеобразным окончанием и прямоугольной
перемычкой (табл. 1,1,ж). Третий вид
язычка своеобразной формы —
заостренная кверху, шлемовидная форма
переходит в узкую перемычку и затем снизу
оформлена горизонтальным окончанием с
выпуклинами и вдавлинами (табл.1, 1,1,
3). Язычки крепились на узких
ремешках, отходивших от основного поля
пояса, свисая вниз, и, видимо, выполняли
особые функции, возможно для
подвешивания к боевому поясу каких-либо
дополнительных предметов.
Аналогии язычкам обнаруживаются
на обширнейшей территории Евразии и и
везде датируются У1-УН вв. Имеются они
в материалах из могильников Восточной
Грузии — Самтавро, Рустави, Урбниси,
Бербуки, Армазис-хсви, Казбеги др.,
которые датируются этим же временем A6,
табл.ХХИ, 26-57).
Заканчивался пояс гладким
прямоугольным наконечником с закругленным
концом. Крепился наконечник к кожаной
основе пояса при помощи гвоздика —
шпоньки (табл.1,1).
Судя по количеству поясных накладок
и язычков обладатель пояса принадлежал
к более высокому рангу воинов, нежели
остальные индивидуумы, которые также
имели боевые пояса, но без накладок или
с меньшим их количеством. О
социальном статусе и имущественном положении
погребальных (погр. № 12) говорит не
только этот боевой пояс, но и указанные
выше, изделия из драгоценных
материалов.
В погребении № 6 Едысского
могильники среди интересного и разнообразного
материала, включающего серебряную
шейную гривну, булавку, фибулы,
разнообразные бусы из граната, янтаря,
сердолика (одна большая сердоликовая бусина
кажется не имеет аналогий по величине
— диаметр более 35 мм) и стекла,
фрагменты цепочек, а так же четыре
разные сасанидскис геммы с
изображением грифона, скорпиона и «аташданов»,
имеются четыре бронзовые пряжки. Три
из них упрощенного типа — кругло и
овальнорамчатыс без щитков, а
четвертая — цельнолитая овально-рамчатая с
геральдическим щитком с вырезом,
повторяющим внешний контур щитка.
Язычок, расположенный поближе к
основанию, имеет квадратный выступ. На
передней части рамки находится выем с
бортиками для фиксации язычка. На
оборотной стороне щитка сохранилась
шпонька или гвоздик для крепления к
кожаной основе пояса. Часть щитка и
рамка повреждены (табл. 1,2).
Аналогичные пряжки известны из Самтавро. Ана-
нури и Рустави, а также из Бсжта и
Никольского, и датируются VI-VII вв.
Найденный в той же могиле детали
поясного набора мы связываем именно с
этой пряжкой, так как обычно гладкие
овальнорамчатыс и круглорамчатыс
пряжки не имеют комплектов с
накладными и язычками. Все найденные детали,
а их четыре, фрагментированы, но по
аналогиям легко реконструируются
(табл.5,2,а,б,в,г). Поясная накладка
имеет геральдическую форму с двумя
фигурными вырезами — Т -образным и ниже
— дугообразным. В целом вырезы
напоминают «личину» — глаза, нос и
улыбающийся рот. Абсолютно идентичная
аналогия имеется в материалах Самтаврско-
го могильника (кам. ящик № 623) и
датируется концом У1-началом VII в.
A6,с.23, табл.ХХИ). Два язычка по
форме совершенно аналогичны удлиненным
язычкам из погребения № 12 Едысского
могильника, только вырезы в них
представлены в виде трех кружочков, так же,
по-видимому, имитировавших
изображение человеческого лица. Датировать их
следует У1-УИ вв. Еще один язычок с
геральдической конфигурацией и
поперечной перекладинкой на конце,
похожей на такую же деталь поясного набора
из погребения № 12, но с двумя
поперечными желобками на корпусе, так же не
выходит из хронологических рамок VI-
VII вв. Отмстим, что в отличие от
пряжки, изготовленной из бронзы, пояс-
112

ныс накладки и язычки вырезаны из
тонкого листового серебра.
Поясные накладки и язычки, видимо,
не были дорогостоящими предметами и
вряд-ли это могло удерживать
обладателей поясов от стремления укрепить на
поясе большее количество этих деталей.
Регламентация количества поясных
накладок, язычков, самих пряжек,
очевидно, была довольно строгой. Самозванство
вряд ли поощрялось, тем более, что пояс
был у всех на виду и соратники и
командиры тут же бы уличили
обманщика или хвастуна. Этот своеобразный
момент никем пока из исследователей не
был учтен. Возможно, прикрепление
очередного знака сопровождалось и другими
проявлениями почтения. Или же
подобные знаки воинской доблести не были
личной инициативой, а прерогативой
руководителя или вождя воинской группы-
дружины.
Касаясь формы язычков и накладок,
вернее их оформления, бросается в глаза
одна интересная деталь: многие из них
имеют конфигурацию человеческого
лица («личины»).
Многотысячные аналогии из
памятников Евразии как бы увековечивают одну
и ту же эту особенность — изображение
человеческого лица. Причем «лицо»
отмечено весьма схематично: глаза-рот.
Иногда для уточнения — нос. Но ведь и
лингвистика зачастую отражает
упомянутую композицию через понятие
«глаза-рот». Осетинский язык в данном
случае дает ярчайший пример, «цаесгом» —
это Цасст — глаз + ком — рот.3
Отталкиваясь от сказанного заметим,
что мастер, изготовлявший пояса и
детали набора, имел перед собой цель
зафиксировать на металле именно человеческое
лицо или человеческую голову, но
никогда целиком изображение человека.
Вполне вероятно, что в этой традиции
мы имеем перед собой подмеченный еще
Геродотом древний скифский обычай
привязывать к уздечке коня скальпы
убитых врагов. Чем больше у скифа было
таких скальпов, использовавшихся как
полотенца для рук, тем более доблестным
мужем (воином) он считался A7, с.202).
Упомянутый обычай был достаточно*
широко распространен в скифском мире и,
возможно, у других иранских народов. Со
временем он, несомненно, отмирает, но
реминисценции его, видоизменившись,
долго еще сохранялись, дожив до
средневековья в виде изображений
человеческих голов (лиц), подвешенных к поясу.
К сожалению, в скифской торевтис и
иконографии это нигде не отразилось,
однако в осетинское Нартовском эпосе
подобные сюжеты сохранились A8,
с.110-112). Аналогичная картина —
подвешенная к уздечке человеческая голова
(мастер-гравировщик только так смог
передать изображение скальпа) —
отображена на бронзовом поясе из тлийского
могильника A9, с.214, рис.77, 12).
Бесспорно, очень интересен наборный пояс
из Агойского аула, на деталях которого
совершенно отчетилво прослеживаются
человеческие лица A0, рис.61,1). На ту
же мысль наводит нас и известное саса-
нидскос блюдо из Эрмитажа с
изображением охотящегося на кабанов всадника
— царя, на сбруе царского коня укреплен
фалар с четким изображением лица B0,
табл.34-35).
В погребении № 8 Едысского
могильника среди комплекта типичной аланской
посуды — подвесок, серег, фибул,
цепочки, бус и булавок — обнаружены три
пряжки; две из них были железными,
сильно коррозированными и
поврежденными. Третья пряжка бронзовая овально-
рамчатая с подвижным ажурным
щитком, язычек утерян. Пряжка, особенно,
щиток, довольно изящной работы со
стилизованным изображением
человеческого лица, причем прорези «глаз» и
«рта» выполнены в совершенно
одинаковом виде — калпеобразны (табл.1, За).
На внешнем контуре щитка расположены
пять шишечек; две по бокам, и одна
внизу, у окончания щитка, крепившегося
к кожаной основе двумя шпоньками.
Подобные щитки, но с более пассивными
рамками, найдены в могильниках Гундс-
лена, Камунты, Кумбулты, Чегема, Ха-
саута и датируются VIII в. D, табл.XIII,
Эта точка зрения была высказана В.Б. Ковалевской в докладе ил заседании скифо-сарматского
сектора в Институте археологии ЛИ СССР в 1966 г.
113

Таблица 1
йхе:
г г з
(о
«Г
РЕКОНСТРУКЦИЯ
114

Таблица II
115

8), однако более упрощенная рамка сдыс-
ского экземпляра позволяет отнести его к
более раннему периоду, скорее всего к
VII вв. A0, рис.60,69).
Из поясного набора в нашем
распоряжении имеется только наконечник,
изготовленный из листового металла, с
фигурными прорезями и гравировкой на
лицевой стороне (табл.1, 36).
Гравированные наконечники появляются в
комплекте поясного набора с первой половины
VII века E, табл. 102). Отсутствие
поясных накладок и прорезных язычков,
возможно, является отражением более
низкого статуса погребенного воина.
В погребении № 7 были обнаружены
два типично аланских сосуда в виде
приземистых кружек — кувшинчиков с
петлеобразными ручками, две бронзовые
фибулы, несколько бус из Стекла и
сердоолика, раковина каури и две саса-
нидскис монеты конца У1-начала VII в.4
Кроме того, в погребении найдены две
железные пряжки, потерявшие из-за
сильной коррозии первоначальную
форму, и одна бронзовая пряжка идеальной
сохранности. Кроме того выявлены две
обоймы, которые мы считаем
принадлежностью поясного набора и относящиеся
скорее всего к бронзовой пряжке. Пряжка
относится к лировидным (по
классификации В.Б. Ковалевской). Язычок се
орнаментирован гравировкой, щиток
ажурный, в вырезе имеется фигура в виде
цветка лилии. Все детали пряжки литые
и скреплены осью (табл.1, рис.2а).
Точные аналогии пряжке имеются в
материалах могильника Камунты и датируются
У1-УИвв. D, табл.ХУ,9).
Что касается двух обойм, очевидно
служивших для фиксации продетого
через пряжку конца пояса, то следует
отмстить их упрощенные формы (табл.1.
рнс.2А, а,б). Они изготовлены из
листового металла; судя по проему между
пластинками, толщина боевых поясов не
была значительной, поскольку они
изготовились, видимо, не из сыромятной, а
из выделанной кожи.
Поясные пряжки из Едысского
могильника. Кроме поясов с деталями пояс-
Монсты определила МЛ. Джалагания, сот|
Грузии.
ного набора на Едысском раннссрсднсвс-
ковом могильнике были обнаружены
отдельные поясные пряжки без деталей
поясного набора. Они скорее всего
принадлежали более молодыми или рядовым
дружинникам, хотя и среди них могла
быть какая-то градация, если иметь в
виду материал, из которого изготовлены
поясные пряжки. Среди последних есть
изделия из железа, бронзы — литые и
пластинчатые, со щитками и без них,
серебряные. Кроме трех пластинчатых
пряжек, на которых нанесена
гравировка, исключительно на язычках, все
изделия, кроме описанных выше, гладкие без
орнаментации. Это, возможно, лишний
раз подчеркивает невысокий статус их
владельцев. Называя все пряжки
поясными, мы в то же время допускаем, что
некоторые из них, особенно
миниатюрных, могли предназначаться для
укрепления голенищ обуви. К сожалению,
персмешанность погребений не позволяет
нам точно локализовать находки в
погребальной камере. К тому же железное и •
два бронзовых кольца, видимо, являются
не поясными, а портупейными. Однако
они вполне могут быть отнесены к
экипировке воина-дружинника, что позволяет
нам рассматривать их вместе.
Бронзовые литые пряжки. В
погребениях №№ 2,3,4, 6 и 10 среди прочего
инвентаря были найдены кругло- и ова-
льнорамчатые пряжки, изготовленные из
прутов с утончающимися концами.
Рамки пряжек незамкнутые. Кольцо язычка
приходится как раз на место стыка
концов прута. Язычки массивной формы
с утолщениями, а конец одного язычка
отмечен канавкой (табл.II, рис. 1-35-8).
Все эти семь пряжек без щитков, что, по
мнению специалистов, считается
архаичным признаком. В.Б. Ковалевская
нижней датой бытования подобных пряжек
считает период Ш-1У вв. D, табл. 1,1-2).
Однако нахождение их в комплексах
У1-УН вв. и даже VIII вв. D, табл.111,3-
4), говорит о длительном использовании
этих простых пряжек.
Серебряная пряжка из погребения №
4 состоит из круглой рамки, длинного
нища центра археологических исследований ЛИ
116

язычка, вступающегося за пределы
рамки, и двустворчатого щитка,
соединенного с рамкой двумя петлями, образуемыми
вырезом на сгибе. Круглый по форме
щиток, изготолвенный из листа металла
(табл.11,4), крепится к кожаной основе
пояса при помощи заклепки (не
сохранилась). Точных аналогий данной пряжке
мы не нашли, но близкие типы характс-
рын для У1-УП вв. (табл.1-Н). Видно,
простые пряжки с двустворчатым щитком
имеют широкий хронологический
диапазон и распространены от Северного
Кавказа до Крыма.
Бронзовые пластинчатые пряжки. В
нашей коллекции пряжек из Едысского
могильника четыре пряжки резко
выделяются своей формой. Изготовлены они
из листовой бронзы:
а) плоская пряжка с круглой рамкой и
язычком, имеющим расширение у
основания, имитирующим квадратный выступ
на литых пряжках; найден в погребении
№ 4. Плохая сохранность се объясняется
тем, что изготовлена она из тонкой
бронзовой пластинки, подвергшейся
окислению. На расширенной части
язычка две пунсонные линии, (табл.11,9);
б) плоская пряжка округлой формы с
плоским язычком, сильно поврежденная
и окисленная (табл.II, 10);
в) плоская пряжка округлой формы, с
плоским язычком, на котором имеется
елочный орнамент, нанесенный
гравировкой или чеканкой. Пряжка снабжена
двустворчатым щитком, который сильно
фрагментирован, но петли для
прикрепления к рамке сохранились. Щиток
крепился к кожайной основе пояса
заклепками (табл.И,II). Пряжка, возможно, была
сломана при погребении, ибо толщина
бронзового листа, из которого она была
изготовлена, позволяла ей сохраниться в
грунте даже при коррозии;
г) плоская бронзовая пряжка с
плоским язычком, на котором гравировкой
нанесен орнамент в виде повторяющихся
уголков. Пряжка снабжена
двустворчатым щитком с петлями (сохранилась
только часть одной створки). С пряжкой,
в результате окисления, спекся фрагмент
ткани, нити которой хорошо
прослеживаются (табл.11,12).
Эти четыре пряжки не имеют
аналогий и, по-видимому, были неумелыми
подражаниями настоящим литым или
кованым пряжкам. Размеры пряжек и
отсутствие младенческих костяков в
погребениях не позволяют их отнести к
игрушечным или детским. Это вполне
«взрослые» пряжки.
Железные пряжки. Особую группу
интересующих нас изделий составляют
кованные из железного, круглого в
сечении прута пряжки (8 экз.), найденные в
погребениях №№ 3,4,5,7,8). Они сильно
коррозированные, но общая
конфигурация позволяет их отнести к круглорамча-
тым и овальнорамчатым пряжкам. Кроме
одной, все пряжки не имели щитков,
возможно, последние не сохранились, ибо
щитки обычно изготовлялись из
листового материала;
а) железная круглорамчатая пряжка;
на тыльной се стороне сохранился
припекшийся из-за коррозии фрагмент ткани
(табл.11,13);
б) маленькая овальнорамчатая
пряжка с выступающим у основания язычка
утолщением (табл. 11,14);
в) круглорамчатая пряжка с длинным
язычком, кончик которого загибался за
край рамки вовнутрь (табл.11,16);
г) массивная круглорамчатая пряжка
с массивным язычком, но упрощенным в
месте прикрепления к рамке; щиток
обломан, имеет заклепку для крепления
к кожаной основе пояса (табл. 11,17);
д) овальнорамчатая пряжка с язычком
(срединная часть язычка утеряна), конец
которого загибался за рамку (табл.11,
18); .
е) круглорамчатая пряжка с
язычком; срединная часть язычка и часть
рамки утеряны (табл.11,19);
ж) пряжка вытянутой формы с
язычком (табл.11,20). Аналогичная пряжка,
но со щитком, была найдена в каменном
ящике № 251 Самтаврского могильника и
датируется концом VI — первой
половиной VII вв. (табл.ХХУШ, 1).
Надо отмстить, что железные пряжки,
в отличие от бронзовых, серебряных и
даже золотых, не были широко
распространены. В своде археологических
источников, составленном В.Б. Ковалевской,
фиксируется только 2 или 3 железные
пряжки, что весьма показательно. Одна-
117

ко определение железных пряжек, как
деталей поясов или поясов рядовых
дружинников, вполне укладывается в
характеристику, которую дают исследователи
этому важному предмету экипировки
военного всадника.
Бронзовые пряжки со щитком.
Наиболее выразительными пряжками,
имеющими многочисленные аналогии,
представляются бронзовые пряжки со щитком
G экз.). Две из них имеют щитки с
подвижным соединением с рамкой, а пять
— цельнолитые. По конфигурации
щитков они близки друг другу, но в деталях
и размерах они сильно разнятся.
Найдены названные пряжки в погребениях
№№3,5,7,12:
а) миниатюрная пряжка с овальной
рамкой и геральдическим щитком (часть
щитка утеряна). Язычок имеет
квадратный выступ у оенвоания (табл.11,21).
Подобные пряжки известны из Самтавр-
ского могильника — кам.ящик № 1 C9
И) — датируются концом VI — первой
половиной VII в;
б) бронзовая пряжка также
миниатюрных размеров без язычка (утерян).
На тыльной стороне щитка сохранилась
заклепка с фрагментом кожаной основы
(табл. 11,22). Возможно, что эта пряжка
была не поясной, а обувной, для
стягивания голенища у щиколоток или под
коленом. Подколенные ремешки с
миниатюрными пряжками, наконечниками и
обоймами сохранялись в осетинском быту
до недавнего времени. Аналогичные
пряжки найдены в Лснингори (у Н.И.
Апхазава-Ахалгори) и Самтаврском
могильнике (табл.XXVIII, 2);
в) бронзовая пряжка с геральдическим
щитком из погребения № 6 была уже
описана выше в разедел поясных наборов
(табл. 1,2 и табл.11,23);
г) бронзовая пряжка прямоугольно-
рамчатой формы с геральдическим
щитком, который крепился к кожаной основе
пояса гвоздиком-заклепкой. Язычок
пряжки плоский (табл.11,27). Подобные
пряжки были щироко распространены в
Евразии в VI-VШ вв. A0, рис.60), в
особенности на Северном Кавказе
(Нижний Джулат, Прсградная, Узункол), а
также в Керчи. Найдены они в
Самтаврском могильнике A6, табл.XXXII, 8-13);
д) цельнолитая бронзовая пряжка с
В-образной рамкой с внутренним
прямоугольным вырезом. Щиток
геральдический, усложненный вырезами круглой и
сегментовидной формы, вместе дающих
изображение человеческого лица. Язычок
изготовлен из проволоки круглого
сечения (табл.11,28). Пряжка с «личиной» на
щитке широко распространены в Евразии
D, табл.ХУ1, 4; XVIII, 26; Х1Х,12;ХХ1,
12 и др.), но абсолютные аналогии
отмечены в могильниках Гавази и Нижнего
Джулата A6, с.127, табл.XXVIII, 42).
Пряжка «сасанидского» типа.
Особый интерес представляет бронзовая
пряжка из погребения № 12 с двумя
полукруглыми рамками,
расположенными друг против друга, рамки имеют
сегментовидные вырезы, а поверхность
украшена восемью шишечками; язычок
утерян (табл. 11,29). Аналогичная
пряжка найдена в Урбниси (Хизанаант —
гора) и датируется VI-VII вв. A6, с.57,
табл.XXXIII, 7). Правда, на урбнисской
пряжке нет шишечек, да и язычков два.
Возможно и на нашей пряжке было два
язычка, но, как сказано выше, эта деталь
утеряна. Надо отмстить, что пряжки
сасанидского типа очень редкая находка
даже в Восточной Грузии, так что
аналогий им почти нигде нет, кроме
Азербайджана, но и там они крайне редки.
Н.И. Апхазава считает, что пряжки
«сасанидского»типа, возникшие на
основе знакомства Ирана с материальной
культурой степных кочевников в
Евразии, попадали в Восточную Грузию не
через посредство кочевников, а
непосредственно из Ирана. Возможно, это
справедливо для отдельных случаев, но
находка «сасанидской» пряжки в Едысском
могильнике несколько корректирует
предположение исследователя. Более
того, называть ссвсрокавказцсв в У1-УН вв.
кочевниками уже невозможно, поскольку
здесь давно происходит процесс оседания,
если иметь, конечно, в виду аланов, а не
действительно кочевавшие на Северном
Кавказе тюркские племена.
Среди находок (погр. № 12) имеется
язычок от пряжки, которая не
сохранилась (табл.11,30), а также два бронзовых
кольца (погр.№3 и 12) и одно железное
(погр.№ 3). В позднесредневековых па-
118

мятниках (погребения в каменных
ящиках) встречаются подобные предметы и
считаются они портупейными. Поэтому и
раннесредневсковые металлические
кольца (табл.11,31,32,33), очевидно, были
портупейными, служившими для
подвешивания оружия. Они совершенно не
имеют язычков и считать их рамками
пряжек нельзя, тем более, что круглые
рамки пряжек обычно утончаются в
месте стыка, тогда как наши кольца или
цельные, или из ровного прута.
Поясные наборы из других мест
Закавказья. Поясные наборы и поясные
пряжки раннссрсднсвскового периода
присущи не только Едысскому
могильнику. В разнос время на территории
Восточной Грузии и в Абхазии археологи
обнаруживали подобные изделия,
подавляющее большинство которых датируются
У1-УН вв. A6, с. 127). В могильниках
Самтавро, Рустави, Урбниси, Бсрбуки,
Гавази, Армазисхсви, Ананури, в Ксан-
ском ущелье и Казбсги найдены
следующие пряжки и детали поясного набора:
1. Бронзовые геральдические
цельнолитые пряжки из Самтавро с В-образной
рамкой и щитком, заостряющимся книзу
(табл.Ш, 1,1-14); датируются концом
У1-псрвой половиной VII в. A6,с.127);
2. Бронзовые геральдические
цельнолитые пряжки с прямоугольной рамкой и
щитком, заостряющимся книзу (табл.Ш,
8-15); датируются концом VI — первой
половиной VII в. A6, с. 127).
3. Бронзовые цельнолитые пряжки под
прямоугольной рамкой и прямоугольным
щитком (табл.Ш, 16-17); датируются
концом VI — первой половиной VII в.
A6, с.127).
4. Бронзовая цельнолитая пряжка с
прямоугольной рамкой и полукруглым
щитком (табл.111, 18); датируются
концом VI — первой половиной VII в. A6,
с.127).
5. Бронзовая цельнолитая пряжка с
В-образной рамкой и полукруглым
щитком. На щитке, кроме центрального
отверстия для укрепления язычка, три
прорези — две круглые и одна сегменто-
видная, имитирующие схематическое
изображение человеческого лица
(табл.Ш, 19); датриуется концом VI —
началом VII в. A6, с.127).
6. Бронзовые листовые пряжки без
щитков с рамкой В-образной формы
(табл.111,20,21); датируются концом VI,
— началом VII в. A6, с.127; 5,с.101).
7. Бронзовая цельнолитая пряжка с
прямоугольной рамкой и прямоугольным
щитком (часть утеряна). Язычок с
утолщением у основания (табл.II 1,22);
датируется У1-УП вв. A6,с.127).
8. Бронзовая цельнолитая пряжка с
В-образной рамкой и треугольным
щитком. У основания щитка и на конце —
три выпуклых «шишечки». Язычок
массивный.
9. Бронзовая составная пряжка с
литой рамкой, язычком с квадратным
выступом и плоским перегнутым щитком
(сохранилась только часть с петлей),
основания рамки отогнуты наружу
(табл.Ш, 24); датируется первой
половиной VII в.A6,с.127).~
10. Бронзовая цельнолитая пряжка с
прямоугольно рамкой, на которой
имеются выступы, ограничивающие язычко,
щиток фестонообразный (табл.Ш, 25);
датируется первой половиной VII в. A6,
с.127).
Поясная гарнитура из могильников
Восточной Грузии также достаточно
разнообразна, но, в основном, укладывается
в хронологические рамки У1-УП вв. Это
поясные накладки, наконечники,
поясов, обоймы и литые петли для
продевания ремней пояса, а так же малые
наконечники (язычки), свивающих с
пояса добавочных ремешков. Последних
значительно больше.
1. Малые наконечники свисающих
ремешков вытянутой формы, в
подавляющем большинстве с прорезами,
имитирующих схематическое изображение
человеческого лица (глаза, нос, рот), но
имеются и гладкие (табл.Ш, 26-43, 45-
48, 59-62); датируются второй половиной
VI — первой половиной VII в. A6, с.127).
2. Малые наконечники свисающих
ремешков, штампованные или составные,
изготовлены из тонких пластинко серебра
(?) (Табл.Ш, 55,56 — цельные, табл. III,
66 — составной); датируются второй
половины VI — первой половины VII в.
A6,с.127).
3. Поясные накладки разнообразной
формы — «геральдического типа, сегмен-
119

товидныс, трехконечно-геральдические с
круглыми, прямоугольными и
дугообразными прорезями (табл.III, 49-54);
датируются второй половиной VI — первой
половиной VII в. A6,с.127; 5,с.101).
4. Наконечники поясов, с прорезями и
гладкие, (табл.III,44,58); датируются
концом VI — началом VII вв.
A6,с.127;5,с.101).
Интересный поясной набор,
состоящий из пряжки, наконечника, поясных
накладок и малых наконечников,
свисающих ремешков был обнаружен в
погребении № 23 Алсвского могильника B1,
с.85-97).
Апхазава отмечает уникальность
находки не только для Ксанского ущелья,
но и вообще для Восточной Грузии.
Поясная пряжка цельнолитая, с В-об-
разной рамкой и «геральдическим»
щитком, язычок с выступом,
ограничивающим его ход назад. Поясные накладки E
штук) трех типов:
а) «геральдического» облика с
круглым вырезом в верхней части и ровным
горизонтальным верхом C экз.);
б) «геральдического» облика с тремя
вырезами: горизонтальным вверху,
круглым в середине и дугообразным внизу A
экз);
в) фигурная с четырьмя концами A
экз.). К последней накладке относится,
по мнению Н.И. Апакидзе, и фигурная
пятиконечная привеска — накладка,
крепившаяся на дополнительном ремешке
снизу. Кроме того, на ремне должна была
крепиться обойма для продевания конца
ремня.
От «геральдических» накладок
свисали дополнительные ремешки с
наконечниками лвух. видов: а) вытянутые, с
вырезами, имитирующими
схематическое изображение человеческого лица C
экз.) и б) особого вида наконечник
«геральдическим» основанием и поперечным
фигурным стерженьком A экз). Все
накладки и наконечники штампованные, из
листового металла, серебряные.
Наконечник пояса прямоугольной формы с
закругленным концом, срединная часть
имеет продолговатый вырез. Все детали
пояса, за исключение обоймы, крепились
к кожаной основе пояса при помощи
мелких гвоздиков — заклепок (табл.III,
59). Если сам пояс редок для Восточной
Грузии, то для других регионов он и его
детали достаточно широко
распространены. Заметим, что реконструированный
нами пояс из Едысского могильника,
можно сказать, является копией
алсвского пояса: такая же пряжка, малые
наконечники, наконечник пояса, сходные
поясные накладки.
Очень важными и интересными для
нашего исследования представляются
находки из Абхазии и, в частности,
богатейшие материалы из Цсбсльдинских
некрополей, намного обогатившие наши
представления о раннесредневсковом
периоде истории Абхазии, связей раннсс-
редневскового населения Абхазии с
северо-кавказскими народами, с восточными
и южными соседями, взаимоотношениях
с заморскими мировыми державами,
соприкоснувшимися прямо и
непосредственно с жителями этого благодатного
края.
Среди вещевого материала Цсбельды
и других памятников Абхазии выделяют-,
ся поясные наборы, аналогичные нашим
материалам. Как отмечает Ю.Н.
Воронов, «пряжки... отражают внешние связи
цебсльдинской культуры. Возможно, это
объясняется тем, что большинство пря-
жскнайдснов могилах воинов и входило
в их снаряжение. А нужды обороны и
постоянная боевая готовность заставляли
следить за всеми новшествами в этой
области, появлявшимися у сосебних
народов» B2, с. 122). Последнее верно
отчасти, ибо следить за модернизацией
оружия и перенимать образцы нового
оружия вовсе не означает заимствование
поясного набора. Здесь напрашивается
иной вывод, а именно: живые
обладатели, боевых поясов, будучи северными
соседями. апсилов, скорее всего сами
появлялись на территории Абхазии A4,
с.77). Это тем более существенно, что «на
Цсбсльду повлияли традиции кочевых, а
не оседлых народов Причерноморья» B2,
с. 124).
Касаясь непосредственно типов
пряжек Ю.Н. Воронов продолжает: «В... VII
веке большую часть восточной Европы
охватила новая мода на пояса с
пряжками и бляшками геральдических форм. В
цсбсльдинских могилах тоже появились
120

В-обрлзныс пряжки с полым кольцом, а
также цельнолитые. Помимо основных
пряжек, в состав лоясных и портупейных
наборов У1-УН вв. входили различные
фигурные пластинчатые накладки, малые
пряжки, колечки со щитками, ременные
наконечники и т.д.» B2, с. 124).
О связях Алании с Абхазией говорит и
В.А. Кузнецов: «Как сообщает А.Б.
Бриллиантов, в письме византийца Анастасия,
в 662 г. сосланного вместе с Максимом
исповедником в Лазику, упоминается
крепость Букулюс..., которая была
известна Агафию в стране мисимиан и
которую в 554 г. византийцы хотели передать
аланам, что вызвало восстание миссими-
ан. Из латинского текста письма
Анастасия вытекает, что между 662-666 гг.
крепость Бухлоон все-таки перешла в
руки алан. Следовательно, она была
занята аланским гарнизоном. Разумсст-
сяб факт пребывания военного гарнизона
еще не означает этническое миграции.
Но о пребывании групп алан на
территории Абхазии в раннем средневековье мы
знаем не только от Анастасия. Аланы
заявили... Льву (будущему императору
Льву Исавру — Р.Дз.), что они имеют
сообщение с авазгами и их купцы «то и
дело отправляются к ним». Как видим,
постоянные связи с Абхазией для алан
VIII в. были уже давно установившимся
фактом» A5,с.62). С этими доводами В.А.
Кузнецова трудно не согласиться.
Следует обратить внимание на то, что
и исследовавший цебсльдинские
некрополи М.М. Трапш пришел к выводу о
принадлежности раскопанных здесь
погребений в основном этнически и
культурно однородному населению, жившему
в определенную эпоху, но испытавшему
позднссарматскос воздействие, а может,
и сарматское включение B3, с. 122). Об
этом убедительно говорят отчетливо
наблюдавшиеся в Цебельде черты
сарматского погребального обряда — северная
ориентировка костяков (пять
погребенных), расположение костей рук на
тазовых костях при вытянутом положении
костяка (пять погребенных),
перекрещивание ног (два погребенных);
аналогичное перекрещивание как и расположение
кисти правой руки на тазовых костях,
кстати, отмечена и в Едысском
могильнике в погр. №5.
Наличие оружия в женских
погребениях свидетельствуют не только о
проникновении в Цсбсльду сарматских
обычаев, но и о наличии в определенной
степени в составе местного населения
Цсбсльды сармато-аланской прослойки в
У1-У вв. B4, с. 121-165). Дальнейшие
раскопки Ю.Н. Воронова показали, что в
Цсбсльдинских некрополях оказываются
предметы и более поздних периодов —
У1-УИ вв., причем в новых материалах
отмечаются северокавказские, т.е. алан-
ские элементы.
Если иметь в виду археологический
материла, имеющий отношение к алан-
скому миру, то его сосредоточение в
определенных пунктах Закавказья
заставляют более пристально взглянуть и
на сами эти пункты. Таковыми
оказываются не какие-то безвестные поселения,
а именно торгово-административные
центры. Другое дело, что
политико-экономическое значение эти центры не всегда
сохраняют на протяжении всей совей
истории, однако в пору бытования они
были важными пунктами на
военно-экономических артериях восточной Грузии.
По словам Р.М. Рамсишвили, аланы —
переселенцы в Закавказье
обосновывались в ключевых, лежавших на важных
торговых магистралях пунктах Картлий-
ского царства. Об этом говорят и ката-
комбные могильники, обнаруженные им
во время раскопок в Жинвали B6).
Переселение групп населения на новое
местожительство в средневековый
период осуществлялось как государственная
акция. Грузинские летописные
источники свидетельствуют, что переселением
руководит обычно царь и осуществляется
это переселение, как правило по его
личной инициативе. Так, например,
Леонтий Мровели сообщает, что грузинский
царь Саурмаг «взял с собой половину
своего кавказского племени» в некоторых
из их представителей возвысил, а
остальных посадил в «Мтиулети от Дидоэти до
Эгриси, которая суть Суансти» B7, с.53).
Среди переселенцев, безусловно, были и
аланы (овсы).
В «Картлис Цховреба» есть и другие
упоминания о переселениях овсов в
Закавказье B8, гл.IV). Здесь следует
упомянуть и многочисленные династические
браки, которые, по всей вероятности,
121

сопровождались переселением хотя бы
небольших групп населения (обслуга,
охрана и пр.). Межнациональные браки
осуществлялись и представителями
других сословий. Исходя из этого, следует
полагать, что проникновение алан-овсов
на южные склоны Главного Кавказского
хребта было постоянным, но разной
интенсивности.
Подводя итоги всему
вышесказанному, мы хотим еще раз упомянуть о том,
что рассмотренные нами пояса и поясные
наборы принадлежали воину-всаднику
(дружиннику, профессионалу).
Появление их в У1-УН вв. н.э. в Восточном
Закавказье было, несомненно, связано с
определенной политической ситуацией в
данном регионе. Косвенные
подтверждения нашему тезису мы находим в
«Хронике Ксанских Эриставов». В ней, в
частности, хронист упоминает о пересс-
КДзаттиаты Р. Г. Раннссредпевсковый
могильник в селении Едыс. //СЛ; 1986: № 2.
2. Д з а т т и а т ы Р. Г. Тайны городища
царциатов. //Природа, 1986; № 10
3. К л с й и Л. С. Археологические источники.
Л., 1978.
4. К о в а л с в с к а я В. Б. Поясные наборы
Евразии 1У-1Х вв. Пряжки //СЛИ, Е1-2.М., 1979.
5. Г с. н и II г В. Ф. Хронология поясной
гарнутиру I тысячелетия н.э. (по материалам
могильников Прикамья). //КСИЛ. М., 1979.
Вып. 158.
6. П л с т II с в а С. Л. От кочевий к городам.
М., 1967.
7. Д с л ь б р ю к Ганс. История военного
искусства. М., 1933. Т.Ш.
8. Л ь в о в а Э. Л., Октябрьская И.
В., С а г а л а е в Л. М., У с м а и о в а М. С.
Традиционное мировоззрение тюрков Южной
Сибири. Новосибирск, 1988.
9. М-а г о м с д о в Л. Д. Мужские наборные
пояса народов Северного Кавказа: формирование и
развитие художественной традиции. //СЭ, 1988,
№2.
10. Степи Евразии в эопху средневековья.
//Археология СССР. М., 1981.
П.Ковалевская В. Б. Кавказ и аланы.
М., 1984.
12. Б ер д з с п и ш в и л и II. Л., Дондуа В.Д.,
Думбадзс М.К., Качарава Ю.М., Меликишвили
Г.А., Мссхиа Ш.Л., Ратиани П.К. История Грузии.
Тбилиси, 1969.
13. История Осетии в документах и материалах.
Цхинвали, 1962. Т.1.
14. История Ссверо-Осстниской АССР.
Орджоникидзе, 1987. Т.1.
15. Кузнецов В.А. Очерки истории алан. Орд-зс.
лении на территорию исторической Два-
лстии (включавшей и большую часть
современной Южной Осетии) аланских
(осетинских) царевичей Ростома и Биби-
ла-Цитлосана с «70-ю добрых рабов»
(дружинников). Событие это, связанное с
инспирированными византийцами
смутами в Алании («Стране Осстской»), на
наш взгляд, произошло в VII в.н.э., т.е. в
правление Юстиниана II C0,с.45).
Иными словами, подробно
остановившись на поясах и поясных наборах Едыс-
ского могильника, реконструировав их и
сравнив с подобными изделиями из
других мест Закавказья и Северного
Кавказа, мы пришли к выводу о том, что эти
наборные пояса относятся на Кавказе к
аланской культуре и скорее всего
принадлежали непосредственным ее носителям
— аланам.
16. Лпхазава II.И. Материальная культура ран-
нссреднсвсковой Грузии. Тбилиси, 1979. (на
груз.яз.).
17. Геродот. История. Л., 1972.
18. Парты. Осетинский героический эпос. М.,
1989. Кн.2.
19. Техов Б.Б. Очерки древней истории и
археологии Юго-Осетии. Тбилиси, 1971.
20. Тренер К.В., Луконин В.Г. Сасанидскос
серебро. М., 1987.
21. Лпхазава II.И. Погребение «воина» из с.
Квемо Ллеви. //Вестник ГМГ им. акад. СП.
Джапашиа.Тбилиси, 1986, Иып.ХХХУШ-В.(на
груз.яз.).
22. Воронов 10.11. Тайна Цсбсльдинской
долины. М., 1975.
23. Трашп М.М. Культура цебельдинских
некрополей. Труды, Тбилиси, 1971. ТЛИ.
24. Воронов Ю.П., Шснкао И.К. Вооружение
воинов Абхазии 1У-УИ вв.//Древности эпохи
великого переселения пародов М., 1982.
25. Иессеи Л.Л. Археологические памятники
Кабардино-Балкарии. //МИЛ.М.-Л., 1941, №3).
26. Рамишвили Р.М. Археологические
изыскания в зоне строительства жш июльского
гидротехнического комплекса в 1976-1979 гг.//
Археологические исследования на новостройках Грузинской
ССР. Тбилиси, 1982.
27. Очерки истории Юго-Осетии (макет).
Цхинвали, 1969. Т.1.
28. Очерки истории Юго-Осетинской
автономной области. Тбилиси, 1985.
29. Меликишвили Г.А. К истории древней
Грузии. Тбилиси, 1959.
30. Дзаттиаты Р.Г. «Цитлосани» хроники
ксанских эриставов.// ИЮОНИИ. Цхинвал, 1990.
Бып.ХХХШ.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
122

В. Б. КОВАЛЕВСКАЯ
ХРОНОЛОГИЯ ДРЕВНОСТЕЙ
СЕВЕРОКАВКАЗСКИХ АЛАН
Эпоха раннего средневековья на
Северном Кавказе — это время бурной,
военно-политической и социальной
жизни, перемещения больших масс
ираноязычных и тюркоязычных племен,
приведших при смешении с коренным местным
населением к образованию тех народов
Северного Кавказа, которые мы знаем
сегодня.
Трудность изучения этого периода
заключается в том, что данные
многочисленных, но отрывочных письменных
источников, написанных на различных
языках (греческом, латинском, древне-
грузинском и т.д.), надо сопоставить с
обширным археологическим материалом,
который до сих пор не сведен в стройную
систему, не классифицирован должным
образом и не датирован. Спецификой же
материальной культуры обширных
пространств Евразии эпохи переселения
народов, куда органической частью входит
Северный Кавказ, является то, что часть
категорий вещей следует рассматривать
только на широком фоне материалов от
Забайкалья до Дуная и от Прикамья до
Закавказья F6). Издание этого
материала предстс'г ляст большую сложность,
поскольку формы его очень разнообразны.
Только изучив его досконально (наряду с
письменными источниками), мы сможем
реконструировать достаточно полно
прошлое народов Северного Кавказа.
Первый вывод, на который нас
наталкивает изучение раннссредневсковой
археологии и истории Северного Кавказа,
это первостепенная важность вопросов
датировок памятников, о чем совершенно
справедливо говорил более тридцати лет
назад крупнейший знаток истории
Кавказа А.А. Иссссн: «Нужна дальнейшая
работа по систематизации всего
материала по хронологическим этапам и
локальным культурным группам, без чего
невозможен переход к конкретной истории
древнего населения Северного Кавказа.
Как хронологические, так и
территориальные подразделения должны быть
детализированы и уточнены» (с. 128, 17). В
этих словах заложена программа всей
дальнейшей деятельности кавказских
археологов.
При решении вопроса датировки
различных памятников и культур
Юго-Восточной Европы (салтово-маяцкой,
археологических культур Крыма, Поволжья,
Башкирии и т.д.) и даже Средней Азии и
Сибири, аланская хронология
представляла и представляет «исходные данные
для многих хронологических
определений» B0, с.361). Но следует отмстить,
что хронологические построения часто
были чрезмерно прямолинейными: дата
комплекса определялась на основании
тех монет, которые из него происходили,
без каких либо поправок, что привело к
удревнению ряда принятых в качестве
опорных могильников, на заниженную
дату которых позднее опирались при
датировании широкого круга
памятников. Поэтому первоочередной задачей
является построение такой периодизации
раннссреднсвсковых древностей
Северного Кавказа, которая опиралась бы на саму
себя. Базой подобной периодизации
может быть только вся сумма имеющихся в
настоящее время памятников и вся масса
вещей, наряду со случайными находка-
© В.Б.Ковалспская
123

ми, нужными для уточнения их
эволюционных рядов. Другим краеугольным
камнем следует считать упорядочение
комплексов (относительная хронология) на
основании взаимовстрсчасмости вещей,
смены одних типов другими (или
изменения их процента) и правильного
расположения эволюционных рядов, что требует
специального рассмотрения.
Район Центрального Предкавказья1 в
эпоху раннего средневековья был занят
аланской культурой. Создали се аланы,
одно из племен конфедерации аорсов,
проникшие из степей в предгорья в I
в.н.э. и смешавшиеся с местным
кавказским населением (подробнее см.: 72,
с.74-92). До сих пор в науке
дискутируется вопрос о том, соответствует ли
аланская культура культуре долихокра-
нов алан, хоронивших своих покойников
в катакомбных могильниках, поскольку
аланская материальная культура была в
такой же мерс единой и для населения,
оставившего катакомбы, и для населения,
сооружавшего каменные ящики,
полуподземные каменные склепы, подбои,
грунтовые могилы, скальные захоронения и
т.д.
Источниковедческие разделы
исследования, посвященные двум категориям
раннесрсднсвсковых украшений —
амулетам и серьгам, ставят своей целью дать
систематизированную сводку этих
материалов, с учетом информации о
материальной и духовной культуре алан, уровне
ремесленного производства, направлении
и характере торговых связей, историко-
культурной периодизации памятников,
роли местного кавказского субстрата и
т.д.
1. Принципы датирования
Обращаясь к исследованию
хронологии раннесрсднсвсковых древностей
Предкавказья, остановимся на том новом,
что можно внести в эти вопросы как в
области методики, так и в области
практики датирования. Залогом успеха, как
мы уже говорили, является
классификация ряда категории вещей, в которой
соблюдается правило максимальной
полноты в сборе материала и наиболее
детального анализа самих предметов (их
качественных и количественных
признаков). Классификация членит материал на
отделы, типы и варианты, имеющие
определенную пространственно-временную
принадлежность. Артефакты имеют свою
линию развития, проходя этапы
рождения, расцвета и замены их другими,
поэтому при использовании их в качестве
датирующих признаков важен не просто
факт присутствия последних, но и
количественные характеристики (в этом
заключается причина необходимости
применения статистических подсчетов). Не
только вещи (устойчивое сочетание
признаков), но и сами признаки, взятые
отдельно (например, типы орнамента,
типы отдельных деталей
рассматриваемый вещей, конструктивные детали и
пр.) являются определенным
хронологическим показателем, часто более чутко
реагирующим на какие-то изменения в
моде и производстве и поэтому
являющимся более тонким инструментом
датирования.
Среди рассматриваемых нами
археологических явлений, максимально узкой
датой (но как правило неизвестной),
является время погребения или закрытия
клада. Такое погребение (закрытый
комплекс) есть сочетание целого ряда
категорий вещей и явлений, куда включаются
погребальный обряд, могильное
сооружение, сам костяк и его особенности
(например, искусственная деформация),
сопутствующий материал,
стратиграфические данные, позволяющие исследуемое
погребение рассматривать как часть
системы, а именно могильника. Планигра-
фия могильника является существенным
основанием для принятия (или
подкрепления) определенного мнения о дате
комплекса. В результате применения тех
или иных приемов мы упорядочиваем все
погребения исследуемого могильника на
одной, в данном случае хронологической
Географически в Центральное Предкавказье принято включать Кубаиско-Тсрскос междуречье: на
западе его границей является Уруп, на севере — степи Ставрополыцины и Ставропольская
возвышенность, на востоке — современная граница с Дагестаном или несколько западнее, на юге —
Кавказский хребет.
124

оси. Правда, само упорядочение,
подразумевающее обязательную
хронологическую последовательность, несет в себе
ошибку — поскольку с одной стороны те
или иные комплексы могут быть
одновременны, а с другой стороны, промежутки,
разделяющие между собой ту или иную
пару последовательно расположенных
комплексов, могут быть различны. То
есть указанная схема должна строиться
не в двухмерном, а в трехмерном
пространстве, и тогда лишь она окажется
наиболее близкой к истине моделью
использования могильника.
Правильность предложенного нами
упорядочения гарантируется
соблюдением нескольких обязательных условий:
1) типы должны сменять друг друга;
2) должна наблюдаться эволюция
вещей (то, что было выдвинуто еще 100 лет
назад как «правило сопоставления
нескольких эволюционных рядов»);
3) должен изменяться процент тех или
иных массовых находок (например,
соотношение каменных и стеклянных бус,
разных типов амулетов и серег и т.д.).
Следующим шагом является попытка
внести какие-то опорные даты в
конструкцию относительной хронологии, для
того, чтобы получить даты всех се
звеньев. Если для предшествующего времени
опора на монетные находки (ходячую
разменную монету, которую клали в
погребение, например, для уплаты Харо-
ну за перевоз в царство теней), была
обоснованной и правомерность таких дат
была доказана массовым материалом, то
для исследуемого нами периода на
Кавказе положение меняется, поскольку
монета здесь, как правило, использовалась в
качестве украшения, о чем говорит то,
что почти все они имеют отверстия для
подвешивания или нашивания на
головной убор или одежду. Если обратиться к
таблице упорядоченных комплексов
могильника Чми, где, как мы видим,
выдерживаются все три условия (прослежены
эволюционные ряды, смена типов и
изменения процента), то в находках монет мы
наблюдаем естественную
закономерность: в более ранних комплексах
найдены более ранние монеты, в более поздних
— более поздние; но этого явно
недостаточно для определения абсолютных дат.
Наличие монеты лишь гарантирует от
неоправданного удревнения памятника
— отнесения его ко времени ранее
момента се чеканки. Но предложить, к
примеру, дату «не ранее VI в.» — еще не
значит точно датировать комплекс, так
как нам для этого необходимо знать,
какой допуск A26, с. 13-14) нужно иметь
в виду в каждом конкретном случае (а он
может колебаться от 50 до 75-100 лет).
Поэтому должна проводиться большая
исследовательская работа по анализу
соотношения данных письменных
источников с археологическим материалом,
чтобы косвенным путем получить даты
захвата тех или иных крепостей,
переселения больших масс населения и т.д. В
книге «Кавказ и аланы» G2) приводится
подробный опыт по сопоставлению
письменных данных об аланском вожде
западных алан Сарозии, деятельность
которого приходилась на третью четверть VI
в., с появлением в это время цепи
крепостей по Кубани и Подкумку и
массы катакомбных, могильников в
окрестностях Кисловодска, верховьях Кубани
и западной части Кабардино-Балкарии.
Очень интересны исследования Ю.Н.
Воронова крепости Цибилиума (на
территории Абхазии) и К.Н. Пицхелаури в
Чсреми (Кахети), дворца Вахтанга Гор-
гасала, когда в распоряжении археолога
оказываются строительные горизонты,
датированные с точностью до 20 лет, при
очень узком времени существования
древнего памятника середины I тыс.н.э.
Рассмотрим как происходит обычно
хронологическое определение
какого-либо вновь изученного пам51тника. Автор,
проведя типологию всего инвентаря,
последовательно подбирает аналогии в том
материале с сопредельных территорий,
который ему известен. В большинстве
случаев он никогда не претендует (и не
может претендовать) на то, что
предложенные им аналогии являются
исчерпывающими, поскольку они играют не
самостоятельную роль источника ряда наших
знаний о предмете, а являются всего
лишь подтверждением тех или иных
выводов автора. Выбор этих аналогий
обычно случаен, произволен и
субъективен, ибо границы той области, из которой
они взяты, очень расплывчаты и опреде-
125

ляются знанием (большим или меньшим)
исследователем специальной литературы
по данной теме, знакомством с
материалом в музеях, степенью опубликованно-
сти сравнительного материала. Ученый в
своих построениях не обладает
количественными критериями как для
доказательств своих положений, так и для
полемики.
Надежность метода аналогии
повышается в том случае, если при датировках
исследователь может опираться на весь
массив аналогий. Последнее возможно,
когда рассматриваемые для датировок
категории вещей подверглись подробному
(в географическом и хронологическом
отношении) исследованию — например,
фибулы в работах А.К. Амброза, бусы в
работах Е.М. Алексеевой и В.Б.
Ковалевской, оружие в работах А.Ф. Медведева и
А.Н. Кирпичникова, поясные наборы в
работах В.Б. Ковалевской и т.д.
Подытоживая сказанное, можно
констатировать что долгое время основным
методом хронологии было сравнение
вещей из исследуемого памятника с
накопленным к тому времени материалом.
Этот сравнительный метод был
субъективным, опирался на интуицию
исследователя. Метод аналогий может
развиваться по ряду направлений. Если автор смог
собрать весь массив аналогий для
определенной категории вещей определенного
региона, то статистическая обработка
данного массива может привести к
обоснованным датам исследуемого комплекса.
Причем аналогии следует приводить не
только для отдельных типов и вариантов,
но и для признаков вещей, что
значительно увеличивает объем и направление
поиска, поскольку в археологической
литературе очень ограниченно
представлены работы, в которых
источниковедческий анализ проводился бы не только по
детализированной системе, но и с
необходимыми количественными данными по
списку предложенных признаков.
При оценке аналогий особое внимание
следует обратить не только на сам факт
наличия той или иной аналогии с вещью
из надежно датированного комплекса, но
и на количество случаев, близких к
изучаемым. Хотя нет сомнений, что
аналогии с несколькими комплексами узкой
126
даты всегда кажутся более
убедительными, чем одна. Правда, в этой связи
хочется остановиться на одном вопросе.
Обычно мы обращается к массовым
материалам — бусам, керамике, импортным
вещам, монетам и т.д., надеясь найти в
них панацею от всех бед и, кажется, что
только недостаток какого-то тонкого
инструмента анализа не позволяет нам
выявить всю имеющуюся в них информацию;
между тем нас должно насторожить, что
интуитивно археолог в своих попытках
дробных датировок приходит всегда к
поискам редко встречающихся типов, и
на основании их наличия или сочетания
подходит к более узким датам. Казалось
бы, последнее происходит от того, что
исследователю легче обозреть этот
немногочисленный материал, и причину
того, что редкий материал оказывается
более говорящим, следует искать только
в возможностях исследователя. Но между
тем это не так. Анализ редко
встречающихся типов (или признаков) среди
различных категорий погребального
инвентаря и их сочетаний даст больше данных
для вопросов датировок. Бесспорно, это
более тонкий и эффективный
инструмент, чем массовый археологический
материал. Правда, следует оговорить, что
во-первых, мы говорим о «редко
встречающихся», а не единичных вещах,
во-вторых, «редко встречающиеся» типы и
признаки попадают в поле нашего зрения
только в том случае, если мы исследуем
большой массив материалов, и,
в-третьих, важен не факт их наличия, а тс или
иные количественные характеристики
последних. Это касается тех случаев,
когда мы рассматриваем средние,
полученные из усредненных результатов. А
в математической статистике давно уже
доказано, что даже если сами
наблюдения не распределяются нормально, то
средние, полученные на их основании,
всегда распределяются нормально.
В последнее время и в нашей и в
зарубежной литературе получил
распространение количественный метод
установления археологической хронологии по
сравнению процентного соотношения (а
не просто наличия) тех или иных типов
вещей (метод ссриации или
стратификации). Рядом исследователей предложена

серия статистических приемов для
решения этих вопросов (кумулятивные
графики, доверительные интервалы, метод
Брсйнсрда-Робинсона, коэффициент
соответствия, трехпольный график и т.д.)
(см.:137; 139; 143).
Более дробные временные
характеристики, чем даты по аналогиям, можно
получить на основании детального
анализа взаимосочетания вещей в пределах
одного могильника или четко
локализованной группы могильников. В
результате применения таблиц взаимосочетания
вещей и коэффициентов сопряженности,
в отдельных случаях можно перейти от
полутора-двухвековых дат времени
существования того или иного памятника, к
периодизации материала по вековым или
полувековым этапам. Следует здесь
отметить, что анализ редко встречающихся
типов (или признаков) и их сочетаний
является наиболее чувствительным и
эффективным инструментом для вопроса
датировок.
Этим же мелям более дробной
датировки служит наблюдение над
параллельными эволюционными рядами,
изученными для различных категорий
вещей. Иногда эта эволюция вещей
прослеживается визуально, иногда же она
оценивается количественно методами теории
информации (например, схематизация
прорезной орнаментации кавказских и
европейских поясных наборов от
изображения человеческого лица к
геометрической орнаментации оценивается через
минимализацию избыточности).
2. Принципы археологической
классификации
Особенностью современных
археологических исследований является
усиление классификационного движения во
всех направлениях (естественных,
физико-технических и гуманитарных),
ставящего своей целью построение общей
теории классификации на базе
консолидации сил ученых D0; 104). Вопросы
создания формальной теории
классифицирования в археологии, выработка
единого языка, определение основных
понятий и процедур исследования могут быть
с успехом нами рассмотрены только в том
случае, если мы обратимся к
классическим работам В.А. Городцова, которые
легли краеугольным камнем в
исследования не только отечественных, но и
зарубежных археологов. Многоликое и
всеохватывающее теоретическое наследие В.А.
Городцова заслуживает специального
анализа, о чем говорит повышенный
интерес к нему в самые последние годы
C6, с.5-14; 43, с.66-67, 151-170). Мы же
ограничимся рассмотрением взглядов
В.А. Городцова на вопросы
археологической классификации D4-46). Обращение
к ним является закономерным для
исследователя, выросшего на работах
биологов-эволюционистов второй половины
XIX в.2 и специально занимавшегося
классификациями Ламарка, Линнея и
Дарвина. Он мог бы подписаться под
словами основоположника эволюционной
палеонтологии В.р. Ковалевского:
«Только собрание фактов, освещенное
связующей их теорией, может заслуживать
название науки, все же остальное есть
только материал для научных
исследований, а не само научное исследование»
A33). Собственно, определение В.А. Го-
родцовым роли классификации
археологии почти адекватно приведенному:
«Верные классификации составляют
сущность науки: они являются ключом к
наиболее легкому овладению знаний»
D5, с.4) или, как писал А.А. Любищев:
«Систематика — начало и конец, альфа
и омега каждой науки» A35, с.7).
По словам Жана Клода Гардсна,
одного из крупнейших археологов-теоретиков
наших дней, «группировка остатков
материальной культуры в различные
«пакеты», классы, типы, «моды», школы,
стили, ремесленные центры, культуры —
это тс упражнения, которыми
занимаются все археологи. Рассматривая развитие
во времени классификационного
движения в археологии, следует обратить осо-
1 Годаром более 50 лет назад В.М. Фричс писал: «Сложившись, как ученый в эпоху расцвета
естественных паук и, в частности, господства эволюционной теории, В.Л. Городцов мыслит археологию
как науку, стоящую на грани естественно-научных и исторических дисциплин с явным, порой, акцентом
па ее именно естественно-научный характер» (с.140, 5).
127

бос внимание на преемственность и найти
ту единую линию развития, которая
характеризовала этот процесс от первых
работ В.А. Городцова до наших дней,
поскольку в явной или неявной форме во
всех современных работах мы можем
увидеть именно эти истоки.
Помогает нам наличие в
археологической литературе обзорных работ по
классификации F4; 112; 43; 130-131; 134;
137). Но нужно помнить, что
большинство работ (тем более, что они имеют
форму статей) этого типа — не диалоги,
а монологи, авторы, приводя свою точку
зрения не только могут не упоминать
своих предшественников, но и не всегда
знают их, порой открывая уже открытое,
или наоборот, давно уже оставленное
наукой. Разнобой в номенклатуре и
отсутствие определения понятий усиливают
это положение, поэтому остановимся на
определении понятий «интуитивная,
искусственная и естественная
классификация».
Классификация (а правильнее
«классифицирование») является
специальной процедурой в процессе познания,
описания и анализа материала, где
однозначно определены единицы анализа,
ограничено поле наблюдений,
установлены критерии и правила упорядочения
материала и правила перехода от одного
уровня исследования к другому, т.е.
классифицирование является совокупностью
интуитивных и логических действий,
которые позволяют археологу относить все
изучаемое им разнообразие вещей к
определенным классам по ряду четко
сгруппированных показателей A42, с.9).
Под интуитивно й
классификацией понимается такая
группировка материала, широко
применявшаяся в традиционной археологии, когда
исследователь определяет соответствие
каждого рассматриваемого предмета
«типовому экземпляру», причем степень
соответствия не учитывается и принципы
выделения «типового экземпляра» не
приводятся.
Искусственная классификация
(или же аналитическая группировка)
ставит своей задачей приведение в систему
и описание в компактной форме
имеющегося в наличии археологического
материала для того, чтобы к нему легко было
обращаться исследователям при
дальнейшем сопоставлении и анализе. Наиболее
ярким примером классификации
подобного типа является систематизация
массового материала с обширной территории
(больше одной или нескольких
археологических культур) и широкого
временного диапазона. Это именно те «сквозные
темы», занятие которыми является
самым неблагодарным в археологии делом,
хотя и всеми приветствуемым.
Результатами такой классификации являются «ус
л о в н ы с тип ы», искусственные
ячейки служебного назначения.
Собственно здесь мы видим классификации-
определители, которые в естественных
науках создали целый период, очень
продуктивный и необходимый для
дальнейшего развития, а в археологии
(очевидно, благодаря тому, что требуют по
каждой из тем приложения сил целого
коллектива исследователей) оказались
незаслуженно пропущенными.
Подавляющее большинство
классификаций практически создастся для
материала, имеющего достаточно узкие границы
бытования во времени и пространстве
(археологический материал из
поселения, могильника, памятников одной
археологической культуры), и тогда цель
исследования — выяснить те типы
(группы, виды) вещей, которые мыслились их
создателями как достаточно целостные и
замкнутые группы, и на их основании
уточнить датировки, определить ареалы,
рассмотреть их развитие во времени,
оценить их культурные связи. «Через
вещь — к историческому процессу, к
истории общества, которая через многие
звенья и посредствующие моменты
обязательно отражается так или иначе... в
вещи» A29, с. 7). Такая систематизация
материала носит название
естественной классификации, это
упорядочение рассматриваемого материала во
времени и пространстве с поиском
естественных в нем разграничений и
установлением «культурного типа»,
приближающегося к «мысленному шаблону» или же
«эталону» древнего мастера. Тип не
отличается жесткостью, предполагается
наличие устойчивого ядра (сочетания ряда
определенных признаков) и окрестно-
128

стсй, когда признаки более
второстепенные встречаются в различных наборах.
Исследования последнего времени
убедительно свидетельствуют в пользу того,
что отличия между типами
классификаций относительны A04).
Важность классификации и
необходимость унификации терминов и понятий в
археологическом исследовании
ощущалась В.А. Городцовым уже в конце XIX в.
Об этом свидетельствует его сообщение
на XI Археологическом съезде, носящее
название «Необходимость выработки
номенклатуры и системы описания
доисторической керамики» и большая работа
«Русская доисторическая керамика» D4,
с.576-672). Наличие специальной статьи
С.Ж. Пустовалова A01, с.218-227),
посвященной разбору последней, избавляет
меня от необходимости се подробно
рассматривать, отмечу лишь, что она на
много десятилетий опередила развитие
науки, так как в ней был предложен
первый в истории археологии код для
описания керамики, включающий в себя
расчленение керамики на признаки и
упорядочение последних в виде открытых
списков: материал, технологические
приемы, характер примесей и обжига, способ
формовки, форма, описание се
структурных частей, замеры, способы нанесения и
типы орнаментов: то есть был создан
такой дробный и продуманный код, к
которому смогут вернуться исследователи
не ранее, чем через полвека, правда уже
на базе использования ЭВМ.
Позднее A906-1913 гг.), работая над
каталогами различных категорий орудий
и оружия (каменных орудий, мечей,
холодного оружия), В.А. Городцов на
эмпирическом материале подошел к
решению вопросов классификации
археологического материала, выработал ряд
принципов, получивших окончательное
завершение в вышецитированных
работах и оказавших большое влияние на
дальнейшее развитие науки.
Принятая В.А. Городцовым
типологическая классификация членит весь
исследуемый материал на категории (по
назначению), группы (по материалу,
«веществу»), отделы и типы (по форме) — когда
«каждое из подразделений основано на
едином признаке, а типы взаимно
исключают друг друга» D5, с.4). Описание
типов должно «выяснить»: 1) области
распространения и 2) время
существования типов, их отделов, групп и категорий
D5, с.9). Автор отделяет аналитическую
часть процедуры классификации от
дальнейшего исследования — точного
определения «каждого типа во времени и
пространстве... (чтобы) читать историю
материальной и духовной культуры всех
вымерших поколений человечества
индустриальной эры его развития »D6,с.9).
Собственно, в этом моменте можно
видеть попытку проанализировать
материал не только с точки зрения его
разнообразия, но и изменения во времени, что
В.А. Городцов подчеркивает названием
«хронологическая классификация» A27).
Интересную параллель такому членению
классификации мы видим у зарубежных
исследователей. Так, В. Тейлор
предлагает выделять два типа классификации,
причем первая является упорядочением
вещей по морфологии во времени и
пространстве, а втррая —
распределением вещей в контексте культур,
опирающимся на анализ их функций. И это
понятно, поскольку начиная с середины
30-х годов в США отправной точкой
работ по классификации были
положения, высказанные В. А. Городцовым
в статьях 1925-27 гг. и переведенные в
1933 г., что очень наглядно сказалось в
ставших сейчас классическими работах
И. Роуза, А. Крэбсра, А. Кригера, и
неоднократно отмечалось американскими
исследователями.
Свою классическую работу В.А.
Городцов начинает с констатации факта
многочисленности и разнообразия
вещественных памятников археологии,
требующих применения для их изучения
строго разработанных методов. Термин
«типологический метод», — пишет В.А.
Городцов, — существовал в археологии и
ранее моих работ, но он не был обоснован
на определенных законах, не имел
научной теории, а следовательно, научно не
существовал D6, с.9). Для нас особенно
важно сегодня то, что В.А. Городцов
пытается (и в этом он идет впереди своего
времени!) создать теорию и философию
археологии, ввести в науку «жестко
определенную сеть предписаний», концеп-
129

туальных и методологических, и
эксплицитно сформулировать закономерности,
вытекающие из эмпирических
наблюдений. И нельзя, как это делает В.Ф.
Генинг, утверждать, что «...
теоретическое обоснование типологического метода
остается практически не установленным»
D3, с. 156). Нельзя требовать от
исследователя начала XX века формулирования
того, что не сформулировано до
сегодняшнего дня. Не могу согласиться с В.Ф.
Гснингом и в том, что «все эти законы в
настоящее время представляют лишь
историографический интерес» D3, с.76).
Конечно, формулировки упрощены и
механистичны, но все «законы» В. А. Город-
цова отражают те особенности развития,
которые мы исследуем и сегодня, пытаясь
вывести из них закономерности: прогресс
и убыстрение темпов развития во
времени, консерватизм культурных традиций и
механизм проникновения инноваций при
взаимодействии культур, конвергент-
ность и неравномерность развития. Эта
сторона наследия В.А. Городцова требует
специального рассмотрения, но
необходимо подчеркнуть справедливо отмеченные
В.Д. Викторовой целостность и
системность теоретического подхода В.А.
Городцова C6, с. 13).
Самой беспощадной и несправедливой
критике типологический метод В.А.
Городцова был подвергнут в ближайшие
годы после его публикации В.И. Равдони-
касом, отметившим в нем все возможные
смертные грехи — метафизичность,
формализм, биологизм, фетишизм и даже
националистический идеализм A03,
с.25). Комплексное исследование
археологических источников и историческая и
социологическая -их интерпретация,
безусловно, необходимы, поскольку
археология была и остается исторической
дисциплиной, но навести порядок в
источниковедческой базе — это первоочередная
задача и, прервав на несколько
десятилетий развитие в этом плане, мы нанесли
существенный урон нашей науке,
последствия которого чувствуются и по сей день
и, в частности, в кавказоведении.
В.Ф. Генинг правильно показал, что в
критике 30-х годов неправомерно были
сопоставлены методы разного уровня —
операционального и общенаучного D3,
с. 165), нас же интересует то, что в основу
археологической классификации
«положен тип», понимаемый как собрание
предметов, схожих по назначению,
веществу и форме» D, с.6). Первые два уровня
рассмотрения (категорий и группы)
зависят от степени развития науки и
примененных естественных и технических
методов (например, визуально
исследователь не может отличить бронзу от
латуни, а иногда даже золото от латуни, или
железо от стали, в частности дамасской).
Определение назначения также
оказывается достаточно субъективным и зависит
от интуиции исследователя степени
владения им этнографическим материалом,
что в настоящее время конституируется в
особое направление — этноархеологию.
Отделы и типы (а иногда к этому
добавляются еще подтипы и варианты)
выделяются по форме. Можно лишь добавить
в свете позднейших исследований, что
выделяя отделы и типы по изменениям
формы, мы, собственно, в каждом из этих
случаев характеризуем не всю вещь, а
изменение этого признака, который нами
выделен D7, с.9-10): например, для
пряжек это изменение формы рамки при
выделении отделов, внешнего контура
щитка для типов, и заполнения
внутреннего пространства щитка для подтипов;
для серег — это контур кольца при
выделении отдела и форма подвески —
для типа, для зеркал — орнаментация
поверхности и размеры и т.д. В этом
случае предлагается дополнить принятую
типологию списками всех выделенных
признаков с перечислением их
распределения по всем предметам, объединенным
в принятую типологию. В вину В.А.
Городцову ставилось то, что он не
предлагал набора правил для работы с
параметрами, характеризующими форму, не
выяснял иерархию признаков; это он
оставлял на усмотрение исследователя,
классифицировавшего тот или иной
конкретный материал, т.к. выбор признаков
зависит от характера рассматриваемого
материала и поставленных целей
классификации. Как писал Л.С. Клейн, в схеме
В.А. Городцова «подкупали стройность,
строгость, а также и некоторая свобода,
оставленная для деления по форме» A31,
с.44).
130

К какому же типу археологической
классификации, естественной или
искусственной, следует относить
типологический метод В.А. Городцова? Сам автор,
перечисляя признаки, положенные им в
основу (единый признак деления, сопод-
чиненность классов, взаимное
исключение типов), приходит к выводу, что это
естественная классификация D6, с.7).
Поскольку типологический метод В.А.
Городцова археологи успешно
используют и модифицируют более полувека, в
плане номенклатур он должен остаться в
своем первозданном виде.
Классификация В.А. Городцова до
настоящего времени используется в
работах, посвященных анализу материала,
другое дело, что она делается более
формализованной, вводятся новые
правила упорядочения, ставятся новые
ограничения, но нас продолжает глубоко
затрагивать вопрос о том, можно ли
полученный «условный» тип сближать с
«культурным», приближающимся к
«мысленному шаблону» или «эталону» древнего
мастера? Мы поднимаем очень важный и
спорный вопрос о соотношении
«условного» и «культурного» типов между собой.
Корень спора заключается в том, какой
областью археологии занимается
исследователь и какие цели он ставит. Поясню
это примером: если мы будем
сопоставлять между собой исследовательские
задачи, стоящие при анализе материалов
двух могильников на Северном Кавказе
кобанского рубежа VII-VI вв. н.э. на
Эшкаконе G2, с. 18-34) и, например,
Мокрой Балки VI-IX вв.н.э. на Аликонов-
ке, то специфика материала поставит
разные цели.
В первом случае (небольшой и
компактно расположенный могильник из 24
погребений с очень стереотипным
набором вещей) каждая из категорий
инвентаря представлена ограниченным и легко
диагностируемым набором типов, причем
вещи несут на себе заметную культурно-
историческую окраску (скифские акина-
ки, кобанскис кинжалы, предметы
звериного стиля, корчаги, архаичного вида
кобанскис бронзовые литые ожерелья,
прорезные «пуговицы» и т.д.). Между тем
конструкция погребальных сооружений,
позы погребенных, ориентировка —
обладают большим относительным
разнообразием. Здесь мы сталкиваемся с тем
случаем, когда археологу «даны»
культурные типы в эмпирическом материале
и задача заключается в ь.к правильной
оценке, выявлении и опознании. Поэтому
в арсенале средств выступает прежде
всего интуиция, «интуитивное
озарение», «искусство систематики». В случае
же анализа материалов раннесредневско-
вого могильника — обилие и
разнообразие требует создания строгой формальной
классификации, предваряющей
исследование. Строгий анализ заменяет
интуицию, ячейки должны быть жестки, а
результат деления, «условные типы»,
лишь в очень редких случаях могут нести
информацию о культурной
принадлежности. Обращение к типам, как устойчивым
сочетаниям признаков, или
непосредственно к признакам, создание кодов или
указателей, выбор аналитических
классификаций — это не конкурирующие
между собой процедуры, а те разные
подходы, которые мы выбираем в
зависимости от структуры материала и
поставленных перед нами задач: чем явственнее
прослеживается жесткая культурная
традиция и чем глубже она уходит в
прошлое, тем легче вычленяется
«культурный тип» и эволюция типов во времени.
3. Металлические амулеты эпохи
переселения народов на Северном Кавказе
Металлические амулеты из
могильников и случайных сборов на Северном
Кавказе представляют обширную
коллекцию, состоящую из 300 предметов. Их
можно расчленить на устойчивые типы,
помогающие нам не только в изучении
духовного мира носивших их людей, но и
для датировки тех комплексов, из
которых они происходят. Древности
северокавказских алан представляют собой
уникальное явление по богатству и
разнообразию амулетов, между тем, как в
находках из Крыма и Приуралья,
Приднепровья, Подонья и Подунавья они
представлены единичными
экземплярами, как правило, по своему
происхождению связанными с культурой алан
Северного Кавказа (ПО, с. 132). Среди них
около двух третей находок составляют
солярные амулеты. Именно они имеют на
131

Кавказе наиболее глубокие корни, так
как встречены уже в памятниках кобан-
ской культуры I тыс. до н.э. Мы
ограничим себя подробным типологическим
рассмотрением и анализом, отмстив при
этом, что большая часть экземпляров до
сих пор не опубликована. Основной
вопрос, который мы ставим данному
материалу, могут ли амулеты служить
хронологическим признаком, несут ли они
какую-либо информацию об этнической
принадлежности людей, использовавших
их? Где, кто и как носил их? Почему? Как
они распределены географически?
Мы не станем повторять доказательств
таких азбучных истин, что знаки кольца,
кольца с вписанным крестом, свастики —
являются символами огня, неба и
Солнца, это достаточно обоснованно доказано
для материалов всех эпох и территорий.
Отдел I. Кольцевидные амулеты.
Нами рассматривается около 50
экземпляров бронзовых кольцевидных
подвесок, состоящих из одного или двух
вписанных колец и различного
количества тяжей между ними, поэтому принятые
нами принципы типологии лремольно
просты. Мы учитываем следующие
признаки: размер (диаметр по внешнему
контуру), наличие или отсутствие ушка
для подвешивания (причем в целом по
этому признаку подвески делятся на две
количественно равные группы), форму
ушка (округлая или квадратная),
количество перекрестий C, 4, 5, 6, 7, 9), их
форму и степень выступания за линию
наружной окружности кольца. Поэтому
легко предложить несколько типов
археологических классификаций, где тем или
иным признакам придается более или
менее определяющее значение. Важным
для нас критерием является удобство
пользования предложенным нами члене-
нснисм материала, определенность
ареала для выделенных типов. Заглядывая
вперед, скажу, что все солярные амулеты
(за исключением только одного типа —
колец разного диаметра с 9 и 11
утолщениями) происходят из комплексов VIII-
IX вв. и сами по себе являются уже
определенным хронологическим
признаком. Для удобства дальнейшего
сопоставления амулетов придадим каждому из
типов (а иногда и вариантам) сквозную
нумерацию.
Тип 1 (№ 1; 17 экз., рис. 1,1-2).
Кольцевые подвески без ушка с 9 или 11
утолщениями по кольцу. Выделяется
несколько излюбленных размеров, причем
часто в одном комплексе встречено два
амулета резко разнящихся размеров (это
соблюдается во всех случаях, где
одновременно встречены два амулета данного
типа). Крупные амулеты с 11
утолщениями представлены двумя экземплярами
диаметром 7,0 см и 8,0 см, а с 9
утолщениями могут иметь диаметр от 3,2 см до
6,5 см, причем половина их имеет
диаметр 4,2 см, что следует считать
излюбленным размером.
Интересно, что крупные амулеты с 11
утолщениями найдены только в
комплексах У1-У11 вв. вместе в птицевидными
фибулами, серьгами «калачиком»,
ранними бусами, медальонами (в кат. № 3
Бсрмамытского могильника г.
Кисловодска,-105, с.109). Амулеты же с 9
утолщениями встречены как в комплексах VI-
VII вв. (вышеупомянутая кат. № 3
Бсрмамытского могильника), катакомба № 1
могильника Горное эхо B экз.), кат. №
28 и 29 Мокрой Балки, Тырныауза G7,
рис. 25,2),3 так и в комплексах УШ-1Х
вв. (кат. №№ 82 и 101 в Мокрой Балке).
Наибольшее количество находок
встречено в окрестностях Кисловодска (8 экз.),
найдены они и на территории Кабардино-
Балкарии B экз. — Тырныауз и Чегем),
Северной Осетии (Кумбулта — 4 экз. и
Камунта — 4 экз.). Близкими этому
типу, но не полностью идентичными,
являются подвески из
Чечено-Ингушетии и Дагестана: амулеты из раннссред-
нсвекового могильника в Баитле B1,
рис.24) и Гуни. Вне Кавказа
немногочисленные аналогии мы находим на
территории Башкирии A36), Прикамья и
Поволжья. В Бирском могильнике Башкирии
подвески имеют меньшие размеры (от 2,5
до 4,1 см), количество утолщений обычно
9 (в одном случае 7) и происходят они из
трех погребений, расположенных очень
Для облегчения ссылочного аппарата я привожу сноски только на опубликованные находки, не
приводя коллекционные музейные номера.
132

* * * *
Рис 1. Солярные амулеты
133

Рис 2. Солярно-зооморфныс амулеты
134

близко друг от друга (№№78, 128 и 137),
на том центральном участке, откуда
происходит наибольшее количество
вещей, имеющих аналогии на Северном
Кавказе (рис. 15).
Тип 2 (№ 2; 2 экз., рис. 1,3-4).
Кольцевидные подвески с ушком и
утолщениями D,5) по кольцу. Представлены
всего двумя экземплярами, достаточно
сильно отличающимися по размерам,
количеству утолщений, массивности,
наличию насечек. Происходят из 18
катакомбы Мокрой Балки (раскопки автора,
рис.13) и 12 катакомбы Гоуста. В обоих
случаях по сопутствующему материалу
они относятся к УШ-1Х вв., причем,
скорее, к IX в., чем к VIII в. Прямых
аналогий этим подвескам я не знаю, да и
отличия между ними по целому ряду
признаков позволяют объединять их в
один тип очень условно.
Тип 3 A экз., рис. 1,5). Небольшая
кольцевидная подвеска, состоящая из
двух вписанных колец, соединенных
тремя тяжами, происходит из катакмобы №
1 Балты, датирующейся по
сопутствующему материалу УНЫХ вв., абсолютная
аналогия происходит с территории
Венгрии (из Кестхея и Фенска) и из детского
погребения катакомбы № 1 из Чми
(раскопки автора в 1982 г.).
Тип 4 (№ 3; 32 экз., рис.1,6-7).
Колесовидные подвески, состоящие из
двух вписанных колец, соединенных
четырьмя тяжами, то, что обычно
называется «колесовидной подвеской».
Встречены подвески двух размерных стандартов
— с диаметром 3,5-3,7 см и с диаметром
5,5-5,7 см, но размеры не скоррелирова-
ны с ареалом. В комплексах они найдены
всего в трех случаях и надежно могут
быть датированы УШ-1Х вв. (Чми4,
кат.4, № 6 и 14 из раскопок автора в 1982
г.; Гоуст, кат.5). Ареал их очень четок —
кроме 4 экз. из Чми они найдены только
в Северной Осетии (Галиат, Кумбулта,
Балта — 19 экз.) и Чечено-Ингушетии
(Гоуст, Джераховскос ущелье, Джера-
ховский пост, Аргунское ущелье, Алкун
— всего 8 экз.); 1 экз., найденный в
Дагестане (Гипшима, склеп № 1, VIII в.),
отличается меньшими размерами.
Катакомбы Чми без специального указания па
Два амулета (рис. 18,9) не входят в тот
или иной тип: это крупная
(колесовидная) подвеска с утолщениями, и
маленькая подвеска с тяжами — свастикой в
виде сегнерова колеса — обе из Чми.
Аналогии им найдены в памятниках
салтово-маяцкой культуры (Салтовский
могильник) и Венгрии.
Тип 5 (№ 4; 22 экз., рис.1,10-13).
Колесовидные подвески, состоящие из
двух вписанных колец, соединенных
четырьмя тяжами с ушком для
подвешивания. Встречены подвески двух размерных
стандартов — абсолютное преобладание
принадлежит подвескам, диаметр
которых колеблется от 3,2 см до 4,2 см, и
только один экземпляр (подвеска из 10
катакомбы у Лермонтовской скалы, рис.
10,13) достигает 5,5 см в диаметре, а
другая, из Дуба-Юрта — 4,8 см. Подвсс-
ски могут быть более или менее
аккуратно изготовлены, ушки чаще округлые,
реже смягченной подквадратной формы.
Внутреннее кольцо может иметь или
круглую форму, или форму ромба с
выгнутыми сторонами, как по внешнему,
так и по обоим контурам, — тогда тяжи
несколько расширяются в месте
соприкасания с кольцом. Внешний контур
наружного кольца обычно имеет форму
правильной окружности, но иногда
расширяется в месте соединения его с тяжами. В
комплексах они найдены в восьми
случаях и везде датируются УНЫХ вв. или
просто IX в.: Мокрая Балка, кат. №№ 6,
49а, Лермонтовская скала, кат. №№ 10,
23, Песчанка, кат.5 B экз.). Гоуст, кат.
№№ 9, 10 B экз), Дуба-Юрт B экз).
Кроме этого они найдены в Чегеме,
Северной Осетии (Кумбулта, Даллагкау,
Галиат, Даргавс, Чми, Лсзгор) и Чечено-
Ингушетии (Джераховскос ущелье).
Аналогичные им экземпляры найдены
только в катакомбах салтово-маяцкой
культуры.
Тип 6 (№ 5; 8 экз, рис.1,14). Крупные
колесовидные подвески, состоящие из
двух р",гсанных колец, украшенных
выступающими круглыми шишечками и
соединяющихся четырьмя тяжами с
ушком подквадратной формы. Средний
диаметр — 5,6 см. Датировать их мы можем
втора раскопок исследованы Д.Я. Самоквасовым.
135
У

по находке из 13 катакомбы Чми IX
веком. Ареал распространения очень
невелик: это центральная часть Северного
Кавказа (Лсзгор, Аргунское ущелье),
включая и Южную Осетию.
Тип 7 (№ 6; 17 экз., рис.1,15-16).
Солярно-лунарныс колесовидные
подвески, состоящие из двух вписанных колец,
соединенных четырьмя тяжами, с ушком
и тремя полулунными выступами в месте
окончания тяжей. Выделяется два
излюбленных размера с диаметром в 3,0 и 4,0
см. Эти размеры не характеризуют
каких-либо географических отличий, так
как в одном памятнике могут быть
найдены подвески обоих размеров. Так,
например, в Мокрой Балке, откуда
кстати, происходит 2/3 всех находок этого
типа, крупные амулеты обнаружены в
катакомбах №№ 15, 18, 47, 114, а более
крупные — в №№ 2,31, 35. Любопытно,
что будучи представлены в таком
большом количестве в могильнике Мокрая
Балка, они полностью отсутствуют в
других могильниках того же времени в
окрестностях Кисловодска, находящихся от
него в непосредственной близости. Правда,
они ни в коей мерс не являются
специфическим только для этого могильника видом
амулетов, поскольку кроме Мокрой Балки,
аналогии им, может только несколько более
небрежной работы, найдены в 1 и 22
катакомбах Чми (IX в.) и катакомбе № 10а
из Гоуста, в верховьях Кубани и
Кабардино-Балкарии (Нальчик, Зилга).
Интересно предположение В.П. Дар-
ксвича о том, что солярно-лунарный
символ может быть связан с единством
мужского и женского начала и подвески
данного типа должны оберегать
супружество. Подтверждением этого является
находка двух подобных амулетов в
раскопанной нами катакомбе с парным
захоронением из Мокрой Балки на ремешке,
связывавшем руки погребенных — один
амулет был найден у кисти правой руки
мужского костяка, а другой над левой
рукой мужского и правой рукой женского
костяка (последняя лежала под левой
рукой мужского); очевидно, здесь мы
видим олицетворение уз супружества.
Тип 8 (№ 7; 4 экз., рис.1, 17,18).
Колесовидные подвески, состоящие из
двух вписанных колец, соединенных
пятью тяжами. Могут быть как небольшого
диаметра C,5-4,0 см), так и более
крупные E,3 см), как с гладкими кольцами,
так и с утолщениями. Благодаря их
малочисленности мы не будем членить
их, исходя из вариации указанных
признаков. Происходят они из Камунты,
Нальчикского округа и Аргунского
ущелья.
Тип 9 (№ 8; 7 экз., рис.1,19-21).
Колесовидные подвески, состоящие из
двух вписанных колец, соединенных
семью тяжами. Все подвески невелики (их
диаметр колеблется от 3,2 до 3,5 см), в
половине случаев тяжи не выходят за
наружный контур кольца, в других
(Северная Осетия) они выходят, и подвеска
имеет вид штурвала. Иногда подвески
украшены насечками (катакомба № 12
Дуба-Юрта). Происходят они из
Кабардино-Балкарии, Северной Осетии (Ка-
мунта, Кумбулта) и Чечено-Ингушетии.
Аналогии им мы находим в Прикамье —
Борковском и в Дсмснковском
могильниках, в обоих случаях последние
несколько отличаются от ссвсрокавказских как
по форме выступающих тяжей, так и по
орнаментации насечками, хотя
датируются тем же периодом — УШ-1Х вв.
Тип 10 (№ 9; 15 экз., рис.1,22).
Небольшие колесовидные подвески с
ушком, состоящие из двух вписанных колец,
соединенных семью тяжами. Все
подвески невелики — их диаметр колеблется
вокруг двух излюбленных размеров —
2,7 -2,8 см и 3,3-3,4 см. Происходят они
из могильников в окрестностях
Кисловодска — Мокрая Балка, кат. 18 и 68 в ст.
Подгорной (83, рис. 13,7) и Кабардино-
Балкарии — Песчанка, кат. №№ 2,4 (по
2 экз.), Гижгид, склеп 1. Датируются
У1П-1Х вв. Из случайных находок 3 экз.
происходят из Нальчикского округа, и
по одному из Рутхи, Аргунского ущелья,
г. Владикавказа (80, рис.5,И) и Шали
C7, рис.5,8). Следовательно, большая
часть этих амулетов локализуется в
районе Кавминвод и Кабардино-Балкарии.
Аналогии, как и предыдущему типу (но в
большем количестве экземпляров),
происходят из салтово-маяцких памятников
и Прикамья.
Особняком стоит небольшая
колесовидная подвеска с вырезанным краем и
136

девятью тяжами между двумя кольцами
(Дуба-Юрт, кат. 14).
Несколько крупных амулетов, ввиду
их единичности, мы рассмотрим особо.
Так, из 10 катакомбы Гоуста
происходит очень изящная, тонкая и аккуратно
выполненная (хотя, очевидно, сломанная
еще в древности) подвеска, где каждый из
четырех тяжей представляет собой
правильное кольцо, соединяющее
внутреннее кольцо с внешним (рис. 1,23).
Характер излома позволяет вспомнить случай,
описанный Мовсесом Каганкатваци,
когда, борясь с язычеством савир, епископ
Исраил на глазах толпы людей ломал
языческие амулеты «и из них делал
изображения креста Господня» B4,
с.205). Собственно, резоннее всего
представить себе, что подобное случалось со
всеми солярными колесовидными
амулетами с четырьмя тяжами, у которых при
отламывании участков внешнего круга
(как на амулете из 10 катакомбы Гоуста)
оставался крест (в данном случае крест,
состоящий из кружков на ушке,
имеющий аналогии среди крестов, состоящих
из пяти круглых медальонов).
Можно предположить, что при
погребении кто-нибудь из христиан, возможно
близких родственников покойного, таким
вот образом превратил в крест языческий
амулет (при этом амулет и сам оказался
разломанным на две части). Интересно,
что если в других случаях фрагментиро-
ванные вещи клались в могилы (причем
иногда одна половина находилась в
одной, а другая в соседней катакомбе), то
здесь отломанные кусочки внешнего
кольца были выброшены и в погребение
не попали; последнее свидетельствует о
преднамеренности поломки.
Доказательством того, что в
указанную эпоху, безусловно, имело место
взаимопроникновение языческих и
христианских мотивов (аналогии чему мы
видим и в западноевропейских и в
славянских древностях C3, с.203-204),
можно считать обычного вида и привычных
размеров круглый амулет с вписанным
крестом из дореволюционных раскопок в
Кобане A15, рис. 124), близкие аналогии
которому мы видим в германских
древностях У1-УП вв.
Любопытны два крупных бронзовых
амулета (диаметр — 5,0 см) с шестью
неправильной формы тяжами с круглым
отверстием в каждом и трапециевидным
ушком, найденные: один экземпляров 17
катакомбе Мокрой Балки УШ-1Х вв.
(рис. 1,25-26), а другой — получен от
учеников Тсбсрдинской школы И.П. и
П.Л. Утяковыми и происходит с
верховьев Кубани (из Тсбердинского
заповедника), где он найден вместе с обрывком
бронзововй цепи и небольшим амулетом
5 типа. Удивительно их совпадение во
всех деталях формы и по размерам.
Аналогичные экземпляры происходят из
погребений УШ-1Х вв. Псскупского
могильника № 1, на соседней Кубани;
следовательно, за одним исключением
все амулеты происходят из бассейна р.
Кубань.
Интересно, что все, как я говорила
выше, солярные амулеты, кольцевидные
и колесовидные, происходят в основном
из комплексов УН1-1Х вв. В IX в. на
Северном Кавказе, так же, как и в
салтово-маяцких древностях,
металлические амулеты, особенно со второй его
половины IX в., заменяются
стеклянными и каменными. В наиболее поздних
катакомбах Мокрой Балки амулеты или
отсутствуют, или мы видим крупный
стеклянный или каменный шарик
(очевидно, даже не бусину), заключенный в
специальное ушко с лапками из
бронзовой пластинки, висящей на цепочке на
груди (кат.№ 19, раскопки автора).
Отдел 2. Солярно-зооморфные
фибулы и подвески F8 экз.).
Тип 1 (№ 11; 10 экз., рис.2,3,4,5).
Бронзовые и серебряные
солярно-зооморфные фибулы и подвески, состоящие из
круга, украшенного стеклянными
вставками и соколиными головками. Среди
них выделяется вариант I амулетов или
фибул (в некоторых случаях — рис.2 —
нижняя поверхность у них гладкая без
следов застежки). Мы видим здесь
пример упрощения производства: вместо
довольно массивной серебряной пластинки
используется тонкая рельефная штампо-
вая бронзовая, закрепленная на
серебряной или бронзовой более толстой нижней
пластинке. Промежуток между ними
заполнен алебастром. Для инкрустации
137

Рис. 3.
Антропоморфные амулеты
Ш!
5о У*" 5^ 5* *<*- 6*"
(аа) И Я
7*
1? 1Ь
Рис.З-а.
Иконография антропоморфных подвесок
Рис.4.
Погребение №4 Мокрой Балки: 1-13 -
антропоморфный амулет с сопровождающим
материалом из катакомбы; 14 - кувшин с фризом из
антропоморфных изображений из катакомбы 11
(раскопки автора)
Рис.5.
Зооморфные амулеты: 1 - Луначарский, кат.21,
КИМ; 2 - «Кавказ» - колл. Л.А.Бобринского, ГЭ,
КЗ № 1826; 3-5 - Камунта, ГИМ, хр.91/42б; 6 -
Камунта, МЛК VIII, рис.242; 7 - Урцски; 8 -
Луначарский, кат.32, КИМ; 9 - Зилги, ГИМ,
хр.91/56а; 10 - Луначарский, кат. 1, КНМ; 11 -
Нальчик, НКМ, № 1577; 12 - «Кавказ», ГЭ, КЗ
№1918; 13 - Гоуст, кат. 10а; 14-Нальчик, ГИМ,хр.
73/29а; 15 - Чинухой, ХП, 1938, авв. 11; 16 -
Луначарский мат.21, КИМ; 17 - Первомайское, ПКМ.

Рис. 5-а. Аланскис антропо- и
зооморфные амулеты
139

используются вставки бесцветного или
зеленоватого стекла низкого качества,
которое помещают на алебастр под
специально сделанные отверстия в верхней
штампованной пластинке, края которых
украшены ложной зернью. Если в
детском погребении У1-УП вв. катакомбы
№ 4 Мокрой Балки из раскопок автора
найден подобный амулет с тремя
вставками, то для Верхнего Прикубанья У1-УИ
вв. оказываются типичными фибулы,
застегивающие верхнюю одежду (89, рис. 8,
4), мог. 3 и 30 Гиляча (88, рис.5,6 и 16,2),
с четырьмя вставками. Сходство, вернее
— почти полная идентичность, этих
фибул между собой и близость к ним
амулета из Мокрой Балки позволяют
предположить один центр их
изготовления, возможно, локализующийся в
Верхнем Прикубаньс.
Некоторую аналогию представляет
находка из Чегема A14, табл.XXIV, 21).
Полную близость нижней пластинке
представляет аналогия (со следами
застежки) из 9 катакомбы УШ-1Х вв. из
Гоуста. Хотя это единственный случай
подобных находок, как в комплексах
УШ-1Х вв., так и на территории
восточного локального варианта, и поскольку
верхняя пластинка этой фибулы
отсутствует, мы не можем быть уверены, что она
была точно такой же, как данный тип
фибул. Возможно, сюда же нужно
отнести находку из разрушенной гробницы в
Рутхс, исследованную Л.Г. Нечаевой.
Второй вариант представлен тремя
экземплярами похожих фибул, у которых
по краю инкрустированного стеклянными
вставками круга расположено 6
соколиных головок. Происходят они из Рутхи,
Гижгида и 77 катакомбы VI-VII вв.
Мокрой Балки, т.е. занимают территорию
центральной части Предкавказья.
Типы 2 и 3 представляют собой
амулеты-привески солярного типа,
украшенные соколиными головками. Мы уже
говорили о том, что на основании
нескольких находок можно судить об их
генетической преемственности с
фибулами с двумя или тремя соколиными
головками: они распространены в памятниках
той же аланской (по преимуществу)
культуры, последующего периода УПЫХ
вв., причем 2 и 3 типы различаются
140
между собой только наличием ушка.
Тип 2 C3 экз., рис.2,6-9). Наиболее
устойчивым следует считать I вариант
амулетов (9 экз № 12, рис.2,6),
представляющий собой небольшое бронзовое
кольцо (иногда орнаментированное
точками) с четырьмя соколиными
головками, расположенными по кругу
справа-налево. В погребениях часто эти амулеты
найдены парами (например, в 42
скальной катакомбе Д.каги). Происходят они
только из комплексов УШ-1Х вв., ареал
которых — от окрестностей Кисловодска
на западе до Дарьяльского ущелья на
востоке (Джага, Лрхон кат.Н, Кумбулта,
Лсзгор, Чми), и имеют аналогии в
материалах салтово-маяцкой культуры.
Вариант 2 (№ 13; 3 экз., рис.2,7).
Амулеты с шестью соколиными
головками; происходят из 22 катакмобы Чми
УШ-1Х вв. и из случайных находок, с
территории Кабардино-Балкарии (Зилга)
и Северной Осетии (Камунта).
Вариант 3 (№ 14; 11 экз., рис.2,8).
Очевидно, правильнее было бы объеду
нить его в один вариант с 4, так как в
основе лежит кольцо с восемью
соколиными головками, но в варианте 3 одна
головка была обломана в древности,
чтобы использовать подвеску в качестве
пряжки, и в этом месте на кольцо
надевался язычок, как правило, не
сохраняющийся до наших дней, тем более, что
большая часть находок происходит из
случайных коллекций. По находкам в 3
катакомбе Песчанки и в склепе Гижгида
их следует датировать по
сопровождающему материалу \^Ш-1Х вв. Но
количественно большая их часть найдена на
территории Северной Осетии (Камунта,
Кумбулта, Рутха).
Вариант 4 (№ 15; 10 экз., рис.2,9).
Амулеты, состоящие из кольца,
украшенного восемью схематизированными
соколиными головками, использовались в
качестве подвесок и пряжек. Так же как и
предыдущий вариант, они датируются
Х^Ш-ТХ вв. и свидетельствуют о
дальнейшем распространении на восток с
территории Северной Осетии до
Чечено-Ингушетии и побережья Каспийского моря
(Камунта, Кумбулта, Аргунское ущелье,
Урцеки).
Тип 3 (№ 16; 9 экз., рис.2, 10-14).

Стилистически различные варианты
этого типа полностью повторяют варианты
предыдущего, отличаясь наличием ушка,
что уже, безусловно, свидетельствует об
использовании этих амулетов в качестве
подвесок.
Вариант 1 (№ 17; 3 экз., рис.2, 10).
Подвески, идентичные 1 варианту 2 типа,
где одна из соколиных головок заменена
ушком. Кольцо может быть гладким или
орнаментированным, головки небольшие,
как правило, сильно схематизированные,
без обозначенных глазков. По находке в
кат.7 из Чми датируются У1Н-1Х вв.
Происходят с территории Северной
Осетии и Чечено-Ингушетии.
Вариант 2 (№ 18; 5 экз., рис.2,
11-12). Сильно схематизированные
подвески, отличающиеся тем, что по бокам
соколиные головки смотрят клювами
вниз, а на стороне, противоположной
ушку (круглой или прямоугольной
формы) , сдвоенные головки смотрят клювами
в разные стороны (последнее характерно
для пряжек У1-УШ вв., кончающихся как
соколиными головками, так и
сдвоенными в виде так называемого «ласточкиного
хвоста»). Эти подвески известны в
комплексах УШ-1Х вв. Северной Осетии и
Чечено-Ингушетии C7, рис.4,16) и в
коллекциях случайных находок с той же
территории. Особенно много их в
катакомбах салтово-маяцкой культуры.
Вариант 3 (№19; 2 экз., рис.2, 13-14).
Амулеты-подвески в виде кольца с ушком
и семью соколиными головками,
достаточно тщательно и реалистически
изготовленными, найдены на территории
Кабардино-Балкарии и в окрестностях
Кисловодска. Датируются У1Н-1Х вв.
Отдел 3. Антропоморфные амулеты.
Мы выделяем иконографические
признаки изображения, расчленяя последние
на зоны, исходящие из анатомических
особенностей человеческой фигуры:
форма головы, наличие детализации лица,
характер изображения рук, трактовка
верхней, средней и нижней частей
туловища и ног.
Тип 1 (№ 20; 5 экз., рис.3,1-4).
Небольшие, бронзовые (или из
низкопробного серебра) односторонние литые
фигурки со средней высотой 4,5±0,19 см,
шириной 1,8±0,1 см. Изображение
мужское, обнаженное, фаллическое. Голова
круглая или в коническом головном
уборе (возможно, изображается
искусственная деформация). Черты лица
отсутствуют или схематичны. Плечи прямые, в
одном случае опущенные руки
расположены параллельно туловищу с
отогнутыми в сторону кистями. Туловище, как
правило, вытянутое прямоугольное.
Линия ног повторяет линию рук
(хронологическим признаком, очевидно, можно
считать изображение ног как прямое
продолжение рук — рис.3,2). Ноги чаще
с выделенными стопами. Ушко для
привешивания находится сзади. Спецификой
этого типа являются прямоугольные
очертания. За этим типом подвесок после
публикации И.Т. Кругликовой G3, с.253
-257) укрепилось условное наименование
«гуннский амулет». В пределах
Северного Кавказа подвески первого типа
встречены на Кубани и в Пашковском
могильнике (рис.3,1) и в окрестностях
Кисловодска; на р. Подкумок (рис.3,2), в
могильнике Мокрая Балка в катакомбе 4
(рис.3,3), у Лермонтовской скалы и в
районе Кисловодска (рис.3,4). Один
экземпляр происходит из-под Владикавказа
(80, рис. 5,12). Вне территории Кавказа
они найдены на Боспоре (8 экз), в
Хсрсонссс, Чуфут-Калс, (склеп № 118),
в Бслосарайскс Донецкой области,
Прикамье, в Приаральс (82, с. 167-178).
Дата подвесок первого типа
определяется по сопровождающему их инвентарю.
Наиболее выразителен комплекс ката-
комбного парного погребения мужчины-
воина и подростка, очевидно, девочки, из
Мокрой Балки (раскопки автора). При
мужском погребении отмечен богатый
ассортимент керамики, поясной набор с
серебряной В-образной пряжкой,
инкрустированной стеклом (рис.4,2), обувные
ремешки, украшенные штампованными
бронзовыми бляшками (рис.4,7, 11-12),
ложечка-цедилка (рис.4, 13), бронзовое
зеркальце. Типичные для У1-УН вв.
мозаичные бусы, в частности, из сине-бсло-
синих глазков (рис.4,8,9). При детском
погребении — антропоморфная подвеска
и бронзовый амулет с четырьмя
соколиными головками (рис.4,10). Детальное
сравнение материалов катакомбы 4 с
141

остальными погребениями, позволяет
датировать се временем не ранее рубежа
УП-УШ вв. Несколько древнее
погребение на р. Подкумок (рис.32) с калачико-
образными серьгами, круглопроволочным
браслетом, железным ножичком,
фибулой, небольшим кувшинчиком и
стеклянными одноцветными круглыми
шестигранными призматическими и
глазчатыми, с разноцветными
глазками-капельками, бусами. Катакомбу 3 могильника №
1 у Лермонтовской скалы следует
датировать У1-УП вв. по браслетам с
уплощенными концами, серьгам с 14-гранником,
серьгам «калачиком», бусам (глазчатым,
полосатым и одноцветным),
металлическому флакончику, солярному амулету в
виде кольца с семью расширениями и
типам керамики.
Пашковский могильник № 1 следует
датировать не 1У-У вв., а VII в. К этому
времени относится и происходящий
оттуда амулет. Как мы видим, во всех
случаях, когда амулеты 1-го типа
происходят из комплексов, они должны
датироваться не ранее У1-УН вв. В гуннских
памятниках Северного Причерноморья,
так же как и в погребениях 1У-У вв. на
Северном Кавказе, антропоморфные
подвески полностью отсутствуют, что
подтверждает нашу точку зрения об их
появлении в регионе лишь в У1-УН вв. В
комплексах с«гуннскими» амулетами я
не знаю вещей, датируемых IV-V вв.
В джсти-ассарской культуре При-
аралья керамика с налепами,
тождественными бронзовым фигурам 1-го типа,
датируется концом У1-УН вв. Находки
подвесок 1-го типа в катакомбах и
грунтовых северокавказских могильниках и
их ареал свидетельствуют в пользу их
алано-болгарской принадлежности.
Недаром О. Менчсн-Хслфсн называет
указанные подвески «фигурками сарматского
типа» A44, с. 280-286).
Материалы из раскопок автора в
Мокрой Балке позволяют поставить вопрос об
их функции. Ряд солярно-лунарных
амулетов в комплексах У1Н-1Х вв. связан с
женскими погребениями из парных
захоронений, где центральным являлось
мужское погребение; причем в одном случае
рука мужчины лежала на руке женщины
и была связана кожаным шнуром, окан-
142
чивающимся двумя солярно-лунарными
(символ небесного супружества Луны и
Солнца) амулетами. В погребении II,
датируемом У1-УП вв., где женщина
(скорее всего насильственно) была
погребена с мужчиной, в ногах у последнего
стоял крупный трехручный нарядный
лощеный сосуд, украшенный фризом из
четырех подобных человеческих
фигурок, сделанных с помощью ногтевых
вдавлений (рис.4,1,4). Возможно, как и
амулеты, связывающие руки
погребенных мужчины и женщины, это
символизировало обряд посмертного
бракосочетания. В катакомбу 4 (УП-УШ вв.) вместе
с мужчиной, снабженным богатым
инвентарем и большим количеством
заупокойной пищи и питья (8 сосудов),
положена девочка-подросток, у которой и
была антропоморфная подвеска (рис.4,1).
Возможно, что в трех случаях, когда
наложницей на смертном одре
оказывалась девочка-подросток, не прошедшая
еще обрядов инициации, амулет в виде
фаллической фигурки клали в могилу'в
качестве символа этого обряда.
Интересно, что из девяти подвесок, приведенных
И.Т. Кругликовой, семь происходят из
детских захоронений, исследованных в
сел. Айвазовском, Сююр-Таше и Керчи.
Антропоморфные фигурки, как мы
видели, можно связывать с погребальным
обрядом, загробным супружеством или
обрядом инициации. В вышедшей
недавно статье Л.Д. Шелова A41, с.241-246)
приводятся дополнительные данные
относительно амулетов этого типа A экз. из
Танаиса, 3 экз. из Ильичсвского
городища на Тамани и 2 экз. с Дона). Амулеты
из окрестностей станиц Филипповской и
Цимлянской не дают никаких новых
оснований для датирования их 1У-У вв.
н.э., в Ильичсвском городище амулеты
происходят из слоев У-У1 вв.,
следовательно, только находка из Танаиса
позволяет углубить предложенную нами дату.
Не считая себя вправе се оспаривать, не
могу не заметить, что работы последних
лет и, в частности, анализ керамики в
помещениях, относящихся к последнему
периоду существования Танаиса,
позволяет ставить вопрос о продолжении
жизни в Танаисе в начале второй половины
1 тыс. н.э., что даст возможность перс-

смотра даты танаисского амулета, сарма -
то-аланскос происхождение которого не
вызывает сейчас у исследователей
сомнений.
Тип 2 (№ 21; 3 экз., рис.3,5-7).
Бронзовые литые односторонние
антропоморфные подвески несколько большего,
чем 1-й тип, размера ( 4,6±0,1 на
2,2±0,12 см), устойчивого, но иного,
менее гсометризированного
стилистического канона, изображают одетого
мужчину в коническом головном уборе,
украшенном горизонтальной и наклонной
штриховкой, с рельефным
профилированным лицом, гравированными глазами
и ртом. Общий облик более реалистичен,
контуры мягче, хотя и продолжает
сохраняться прежняя схема — развернутые
плечи, опущенные руки, кончающиеся
намеченными пальцами, подчеркнутая
талия, расширение туловища к бедрам,
прямые ноги с опущенными вниз
носками. Видна треугольная линия ворота и
три выступа по подолу (возможно, это
реминисценция фалличности, особенно,
если сравнить с фаллической подвеской
из Гарамихн); насечки на ногах,
очевидно, указывают на невысокие мягкие
сапожки.
Амулеты найдены в Дагестане (Урце-
ки — Варачан — рис.3,7 — катакомба
УШ-1Х вв. из Бавтугая близ Белснджсра
— рис.3,5) и в Чегеме (рис.3,6); близкий
экземпляр происходит из Башкирии,
связь которой с Северным Кавказом
прослеживается и по другим материалам.
Именно этому типу близки приведенные
Б.А. Рыбаковым этнографические
параллели A38, рис. 20,4). В пределах
Северного Кавказа второй тип отражает
производство восточных, возможно хазарских
мастерских УШ-1Х вв.
Тип 3 (№ 22; 3 экз., рис.3,8).
Представлен небольшой вогнуто-выпуклой
серебряной штампованной фигуркой из
комплекса VII в. в станице Преградной,
подробно описанной и изданной Т.М.
Минаевой и очень близкой стилистически
фигуркой из склепа того же времени на
горе Кугуль близ Кисловодска. Они
имеют очень относительную аналогию в
Агач-Кале УИ-УШ вв. (рис.3,9).
Фигурки серебряные, штампованные,
значительно большие по размеру, чем
предыдущие два типа E,9±0,6 на 2,6±0,3
см); изображают мужчину с круглой
головой с обозначенными штрихами
волосами, глазами, носом, усами и ртом.
Руки без выделенных пальцев, уперты в
бок. Талия тонкая, перетянутая поясом
(несколько рядов штриховки), туловище
иксобразное, одежда изображена с двумя
полами, ноги слегка раздвинуты, стопы
развернуты. Крепилась фигурка,
очевидно, на твердую основу (судя по сквозным
отверстиям на амулетах из Мартыновки,
она пришивалась) и входила в одну
композицию с зооморфными
изображениями (конями в Мартыновке, львом —
в Преградненской).
Тип 4 (№ 23; 3 экз., рис.3, 10-16).
Солярно-антропоморфные. Сочетание
антропоморфных изображений с
солярными символами подчеркивало
солнечную природу божества, его связь с
Небом, Солнцем, Светом. Вспомним «детей
солнца» — богатырей Нартов,
свидетельство армянского автора XIII в. Фрика:
«Алан, что Солнце чтит» A25);
возможна связь с астральным культом, так как
на ранних амулетах на кольце обычно
было семь круглых выступов, позже — 9
и 11 (вспомним, ссмибожие у скифов и у
алан). Антропоморфное изображение
очень четко сохраняет все особенности
стилистического канона первого типа.
Мужская фигура часто фаллическая.
Голова округлая, изредка со схематическим
изображением лица, плечи прямые,
развернутые, иногда с прочерченными
полосами. Руки параллельны туловищу,
кисти отогнуты, туловище прямоугольное,
ноги раздвинуты. Высота
антропоморфного изображения 4,5±0,5 см, ширина —
2,5±0,2 см, диаметр кольца 5,5±0,5 см.
Иногда сверху — ушко. Типичны они для
западного локального варианта аланской
культуры. В комплексах УН-УШ вв.
найдены в верховьях Кубани; в 21 могиле
Гиляча (рис.3,10) и в Кумыш-Баши. На
Кавминводах в 113 катакомбе Мокрой
Балки (рис.3, II) УШ-1Х вв.,
Лермонтовской скале (в катакомбе 1, рис.3,16), в
Гришкиной Балке на Эшкаконе C1,
рис.8). Кроме того, они известны в
коллекциях случайных находок из Баксана
(рис.2,14), Нальчика, Зилги, Камунты
(рис.3,12), Аргунского ущелья, Джсра-
143

ховского ущелья (рис. 3, 13) и «Северного
Кавказа» (без уточнения). Вне
территории Северного Кавказа последние мне не
известны.
Среди амулетов Северного Кавказа
мы располагаем лишь тремя женскими
изображениями. Уникальная Белснджер-
ская «Мадонна с младенцем» из
погребения 56 Чир-Юрта (рис.3,17), фактически
не имеющая аналогий даже по отдельным
признакам с рассматриваемыми
антропоморфными подвесками; скорее се можно
сближать с раннехристианскими
древностями, хотя и тут она уникальна. Так, на
данной подвеске христианскими
мотивами можно считать как самый образ
матери с младенцем (может быть, косы
говорят о том, что это Дева, Богоматерь),
являющийся главным в композиции, так
и два перекрещивающихся креста,
занимающих центральное место и вписанных
в круг, что, с одной стороны, было
формой христианского медальона и
иконки, а с другой, — оставалось символом
солярного амулета. Очевидно, мастер
стремился примирить здесь новое со
старым, внося определенные элементы
нового содержания в композиции, близкие
старым формам. Датируется названный
амулет по сопутствующему материалу
УН-УШ вв. или VIII в. — временем
пристального внимания Византии к
событиям арабо-хазарских войн и усиления
торговых и культурных связей и
отношений. Примерно к тому же времени
относятся сведения Мовсеса Каганкатваци о
крещении населения Кавказской
Албании и, как указывалось выше, борьба
епископа с различными проявлениями
язычества — в частности, с ношением
амулетов, запрещенных уже
постановлением Лаодикийского вселенского собора
IV в.
Другой амулет состоит из небольшого
(диаметр — 3,7 см) колечка с десятью
выпуклыми полушариями и несколько
ассимстричной женской фигуркой, руки,
голова и ноги которой переходят в
кольцо; несколько выпуклых полушарий
расположено на самой фигуре — два очень
аккуратных на груди, по одному — на
месте локтя и одно — на ногах.
Происходит подвеска из катакомбы 17 Чми, где
она найдена вместе с монетой самого
конца VIII в. (рис.3,19). Близкий амулет
происходит из Лсзгора. Особняком стоит
человеческая фигурка в кольце из
Чечено-Ингушетии (рис.3, 18).
Рассмотрение антропоморфных
амулетов Северного Кавказа и расположение
их в хронологической
последовательности помогает нам проникнуть в духовный
мир алан. Сведения древних авторов по
этому вопросу более чем скудны. Мы
знаем лишь, что аланы были
язычниками, и если для алан, находившихся к
западу от Рейна, имеются сведения о
частичной из христианизации в середине
I тыс. н.э., то ссверокавказскис аланы, о
чем говорит погребальный обряд и
инвентарь могильных памятников, даже во
время существования Аланской епархии
(X в.) в основной массе придерживались
старых языческих обрядов.
Во второй половине VI века среди
амулетов появились антропоморфные
подвески A-й тип), которые, очевидно,
следует связывать с изображением
Главного Божества Неба, аналогичного Роду
древних славян, «вдувающего жизнь во
все живое» A06, с.375). Празднования
Аларды у осетин, Гальсрды у ингушей и
Алертоба в Грузии сохранили образ
аналогичного Божества «небесного огня,
плодородия и чадородия». Не потому ли
большая часть антропоморфных подвесок
связана с детскими погребениями,
возможно, как замена обрядов инициации.
Небесный характер Божества в УН-УШ
вв. был подчеркнут тем, что фигура
заключена в кольцо и приняла форму
ярко выраженного солярного амулета. У
алан можно наблюдать возникновение
дружинного культа, аналогичного культу
Перуна, покровителя воинов и князей,
выросшего из недр культа небесного
Божества. Этот культ выражается в
амулетах 2-го типа, появившихся не ранее
VIII в. и генетически связанных с
амулетами 1-го типа. Возможно, культ
мужского божества плодородия слился с культом
героя вождя (вспомним слова автора V в.
Клавдия Мария Виктора из Марселя:
«аланы поклонялись своим предкам»
A44, с.279, 285) — и свидетельства
Аммиана Марцсллина о поклонении
мечу).
Этот же дружинный культ прослежи-
144

вается в амулетах 3-го типа, которые при
наличии ряда общих стилистических черт
(поза, реализм в изображении одежды,
техника изображения) обладают
специфическими особенностями,
отражающими мир разноязычных дружинников
Евразии эпохи переселения народов.
Интересно, что данные антропоморфные
изображения входили в какие-то сакральные
композиции, когда конь или лев —
символы силы и могущества —
оказывались ее необходимой деталью.
Смена одних амулетов другими на
Северном Кавказе хорошо иллюстрирует
периодизацию язычества; архаичный
культ Богини — матери всего сущего —
самый ранний пласт религиозных
воззрений, продолжает существовать в эпоху
раннего средневековья лишь в виде
отголоска старых верований или в слитом с
культом христианской Богородицы виде
(этим объясняется небольшой удельный
вес женских антропоморфных амулетов).
В У1-У11 вв. основным является культ
мужского божества плодородия (Гальср-
ды), на смену которому в VIII в. приходит
дружинный культ божества войны (Уас-
тьтрджи), на чем мы остановимся
подробнее ниже.
Отдел 4. Амулеты с изображением
коня и всадника.
Исследования последних лет ввели в
научный оборот раннесредневековые
амулеты, изображающие коней и-всадни-
ков B3, с.36-38; 65, с.111-120), что
облегчает нашу задачу. Для нас важно
изучение их ареала и даты, функции,
смысла и места среди аналогичных
изображений других районов Евразии.
Особый интерес представляют содержащиеся
в них сведения о породах и типах древних
лошадей, их снаряжении, об облике и
посадке всадника. В настоящее время на
территории Северного Кавказа
зафиксировано около 40 экземпляров указанных
амулетов, разделенных нами на три типа.
Тип 1 (№ 24; 10 экз., рис.5,1-7).
Бронзовые литые односторонние
подвески, изображающие повернутых вправо
оседланных коней. За исключением
изображений из Камунты (рис.5, 325),
стилистически объединяются в устойчивый
тип. Размеры стандартны: длина (от
начала морды до кончика хвоста — 6,7-7,7
см (при средней — 6,1 см). Подвески
аккуратного литья, с дальнейшим
подчеркиванием деталей с помощью врезных
линий и насечек. Изображены
породистые верховые лошади, о чем
свидетельствует их экстерьер, а также то, что они
взнузданы и оседланы; иногда отмечены
на крупе тамгой хозяина или его рода.
Это быстроаллюрный конь на высоких
ногах, держащий голову «в сборе», с
крутым затылком и красиво изогнутой
шеей. Обращает внимание «щучий»
профиль, что является одним из
специфических признаков арабской лошади,
имеющей красивую, то длинную и
мохнатую, зачесанную вправо, то
подстриженную, короткую гриву. Хвост
короткий, очевидно, специально подвязанный.
В современной иппологии предложен
ряд индексов для анализа степени верхо-
вости коней. К нашему материалу можно
применить один из них: соотношение
высоты коня в холке к длине туловища.
У верховых лошадей различных
культурных пород он близок к единице, что в
быту иппологами называется «лошадь
вписывается в квадрат». В рассмотренных
нами изобаржениях подобное соотношен-
гие выдерживается очень твердо D,5:4,6;
4,1:4,0; 4,0:3,8; 4,4:4,2; 3,6:3,3; 2,2:2,1).
Судя по амулетам, седло крепилось
двойной подпругой, одним или двумя
двойными нагрудными и одним двойным подхво-
стным ремнем. Так до сих пор крепятся
горские кавказские седла. Само седло,
как и стремена, не изображается. Вместо
него — ушко для подвешивания.
Ареал распространения этих подвесок
— окрестности Кисловодска, Кабардино-
Балкария (Нальчик, Гижгид, Бечиль-
Аус), Осетия (Кумбулта, 3 экз.). Один
экземпляр, стилистически несколько
отличающийся, найден в Дагестане (рис. 5,
7). Точное местонахождение одной
подвески неизвестно. Ясно лишь, что она
происходит с Кавказа. Близкие аналогии
известны в Дмитриевском и Салтовском
могильниках. Один экземпляр амулета из
Салтовского могильника характеризуется
тем же индексом верховости
изображенного коня, другой, как и подвеска из
Дмитриевского могильника, представляет
лошадь с короткими ногами. Последние
145

Рис.6.
Типология серег.
близки к изображениям из Камунты
(рис.5,3), которые украшены
циркульным орнаментом и имеют вместо седла
стилизованные изображения птиц,
смотрящих в разные стороны. Связь, а иногда
и взаимозаменяемость коня и птицы
специфична как для индоевропейских
традиций, так и для Закавказья. Еще
Геродот писал: «Птица же больше всего
похожа (по быстроте) на коня» (Геродот,
IV, 132).
Много различных подвесок в виде
коней мы находим в комплексах VII в. и
более позднего времени из Башкирии.
Изображения коней встречаются на
пряжках из Дагестана и в амулетах из
Сибири. Однако здесь наблюдается
совершенно иная традиция в изображениях, а
в основе их находится другая, более
простая конская порода.
Из всех подвесок первого типа только
одна (рис.5,1) происходит из комплекса,
который можно датировать (катакомба 21
могильника у совхоза им. Луначарского).
Этот комплекс по серьге с длинным
цилиндриком и напускной бусиной,
бронзовому бубенчику и крупному
колокольчику относится к УШ-1Х вв., скорее — к
началу IX в.
146
Рис.7.
Типология серег.
Тип 2 (№ 25; 12 экз., рис.5, 8-12).
Небольшие бронзовые односторонние
амулеты, изображающие всадников с
конем, всегда повернутым головой вправо.
Большая часть амулетов устойчиво
сохраняет те черты, которые лучше всего
видны на амулете из катакомбы 32
могильника у совхоза им. Луначарского
(рис.5,8). Лошадь изображена в
спокойной позе — с прямыми, несколько
вытянутыми вперед передними и согнутыми
задними ногами, шея менее круто
поднимается вверх, чем у коней — амулетов
типа 1, грива иногда длинная, обозначена
штрихами, хвост всегда длинный, что
типично для лошадей горных пород,
таких, как карачаевские или
кабардинские скакуны. Лошади оседланы так же,
как на амулетах типа 1.
Интересна очень глубокая посадка
всадника с чуть наклоненным вперед
корпусом и почти прямыми ногами,
напоминающая посадку казаков или
кавказских горцев. На всаднике виден боевой
шлем, на груди — панцирь или
нагрудник. Правая рука всадника положена на
круп коня, левая — на его шею. Г.Е.
Афанасьев предполагает, что в левой
руке всадник держит щит круглой или
подквадратной формы. Однако возможно,

что здесь, изображался защитный доспсх
коня. Наиболее западная находка
происходит из ст. Ста рокорсу некой E6,
рис.9,1).
Наряду с тщательно сделанными
амулетами из окрестностей Кисловодска B
экз), Чегема, Зилги B экз), Балты A
экз), к этому типу можно отнести
выполненные более схематично два амулета из
двух могильников в окрестностях
Кисловодска (рис.5,10; рельефный,
двусторонний) и один из окрестностей Нальчика
(рис.5,11; вырезан из бронзововой
пластинки). В трех случаях эти амулеты
найдены в датированных комплексах.
Сопутствующий материал позволяет
отнести их к УШ-началу IX в. Основной
центр распространения — окрестности
Кисловодска и Кабардино-Балкария. К
этому типу примыкают амулеты из
Нальчика A экз.) и с Кавказа (точнее
неизвестно, 1 экз.), близкие стилистически и по
размеру. Однако конь на них направлен
в другую сторону. Эти амулеты можно
рассматривать в качестве особого
варианта.
Тип 3 (№ 26; 7 экз., рис.5, 13-17).
Более крупные изображения всадников
на лошадях, направленные влево. Их
отличает стандартность в размерах и
приемах изготовления. На большей части
изображений видна поза галопа, когда
передние и задние ноги согнуты, а опора
перед прыжком перенесена на задние
ноги. Эта поза, но в более подчеркнутом
виде, запечатлена скифскими мастерами
при изображении «летучего галопа»..
Конь изображался с круто изогнутой
шеей, тонкой мордой, без гривы, но с
длинным хвостом, на высоких тонких
ногах, поджарый — типичный аргамак,
быстроаллюрный ахалтекинец. Такие
изображения известны еще в первых
веках нашей эры в росписях керченских
склепов. Как не вспомнить здесь строчки
нартского эпоса: «С шеей змеиной —
конь сухопарый...», «... с лебединой шеей
твой гнедой тонкий, в две ладони
шириной готов к взлету...» (Нарты, 1951,
с. 136). На конях не видно следов седла, а
на всаднике — боевого снаряжения, хотя
прямая посадка с сильно согнутыми
ногами свидетельствует об опоре на стремена.
Часто эти амулеты в комплексах находят
парами; в двух случаях оба амулета
изготовлены в одной литейной форме
(например, в Джсраховском ущелье).
Ареал амулетов типа 3 иной, чем типа
2. Из окрестностей Кисловодска из трех
пунктов (у совх. им. Луначарского, Хаса-
ут, Гришкина Балка) происходит только
6 экз., (рис.5,16), из
Кабардино-Балкарии — 5 экз. (Песчанка, Нальчик,
рис.5,14), из Чечено-Ингушетии — 4 экз.
(Гоуст, катакомба 9 и 10а — рис.5,13;
Джераховскос ущелье). В четырех
случаях они происходят из погребальных
комплексов, датирующихся УШ-1Х вв.,
причем в двух случаях эти катакомбы можно
датировать началом IX в. (Гоуст,
катакомбы 9 и 10а). К тому же типу
примыкает амулет из Чинухоя (рис.5,15) и
всадник в кольце из Первомайского (рис.
5,7).
Сравнивая изображения на амулетах
различных типов, в частности 2 и 3,
можно отметить, что фигуры всадников,
хотя и отличаются иконографически,
совпадают по размерам, тогда как кони
отличаются и по экстерьеру, и по
размерам. Мы уже говорили, что оседланные
кони на амулетах типа 1, как и кони под
всадниками на амулетах типа 2, по
экстерьеру близки арабским или
карачаевским и кабардинским некрупным
скакунам. Кони амулетов типа 3 похожи на
более легких и длинноногих
ахалтекинских скакунов, которых иппологи
связывают с древними аргамаками плоскогорий
Туркмении, знаменитыми «нссейскими
скакунами» и «небесными конями»
Ферганы. Это положение о двух породах
находит подкрепление в нартском эпосе,
где даже специальной терминологией
выделяют «аласа» — мелкую породу
выносливых коней (см. амулеты типов 1 и 2) и
«авсург», отличающихся выносливостью
и необыкновенной быстротой (амулеты
типа 3).
Амулеты в виде коней и всадников
количественно составляют около 15%
всех найденных в ссвсрокавказских
древностях амулетов. Они встречены в
каждом десятом комплексе, содержащем их.
В ряде комплексов наряду с амулетами в
виде коней и всадников встречены
солярные колесовидные, солярно-лунарные,
солярные с четырьмя соколиными голо-
147

вками и зооморфные амулеты.
Любопытна их микротопография. В долине р.
Аликоновка близ Кисловодска все
рассмотренные амулеты происходят из
могильника у совхоза им. Луначарского
(кат. 1, 14, 21, 32). В то же время
расположенные на расстоянии 1-2 км от
него могильники «Задвижка», «у
Отстойника», Горное Эхо I и II, Мокрая Балка
(где исследовано более 150 катакомб)
таких амулетов не содержат.
По Л.А. Голубсвой, в УШ-1Х вв. в
Верхнем Прикамье коньковые подвески
использовались специально как женские
амулеты — обереги.5 К сожалению, мы
не имеем твердых оснований (поскольку
не было исследования костяков
палеоантропологами), чтобы говорить, к
мужским или .женским погребениям
относятся подвески в виде коней и всадников на
Северном Кавказе. Но косвенным
указанием на то, что они были положены в
мужские погребения, является характер
сопровождающего материала (в
частности, пояса) и вытянутое положение
костяков (в женских погребениях костяки
лежали обычно на боку). Появление их
может быть связано с возникновением
дружинного культа, аналогичного культу
Перуна на Руси. Интересно
предположение Г.Е. Афанасьева о том, что они
служили знаком отличия того или иного
воина B3, с.37), определенным знаком
места (очевидно, достаточно высокого),
занимаемого обладателем амулета в
дружинной иерархии. Последнее не
исключает, что амулеты могли отражать родо-
племенную принадлежность
погребенного. Так, у алан, если судить по амулетам,
мог существовать род оленя, горного
барана, коня, орла. Чтобы понять смысл,
который в древности вкладывался в эти
изображения, следует вспомнить о культе
коня у индоиранских племен и роли коня
у алан.
Культ коня был широко распространен
в древности у индоиранских племен и
отражал специфику их идеологических
представлений. Он, безусловно, связан с
древними ариями. Достаточно вспомнить
жертвоприношение коня Индре ашвамед-
ха в Ригведе, сожжение головы коня в
царских погребениях хеттов, посвящение
белых коней у древних персов Митре,
греков — Гслиосу, Едииз ОсЮЬсг в Риме.
Во всех случаях жертвоприношение коня
обращено к Богу солнца, поскольку, как
говорит Геродот о массагетах, —
«быстрейшему из всех Богов подобает
быстрейшее животное» (Геродот, 1, 216). Данная
сакральная связь сохранилась на
протяжении всего средневековья, охватывая,
кроме индоиранцсв, Кавказ, Прикамье.
Особенно это естественно в отношении
Северного Кавказа, ибо именно здесь уже
в раннсскифскос время известны самые
внушительные гекатомбы лошадей (Уль-
ский Аул, Кслермсс, Костромской
курган).
Связь коня с солярным культом мы
видим в амулетах, где всадник, конь или
крылатый конь вписаны в круг (рис.5,
17). В исторической иранской традиции
конь связан с представлением о царской
власти (вспомним сказание о Кей-Хосро-
ве, предание о Кире, сказание об Арда-
ширс, когда конь и конюх помогают
получить царство). Отсюда и связь с
погребением и посмертным культом,
добавим, царским или представителя знати.
Раннссрсднсвсковыс историки
неоднократно подчеркивали силу аланской
конницы, недаром и для Византии, и для
Сасанидского Ирана аланы были
желанными союзниками в их войнах. Как писал
Аммиан Марцсллин, «молодежь, с
раннего детства, сроднившись с верховой
ездой, считает позором для мужчины
ходить пешком, и все они становятся
вследствие многообразных упражнений
великолепными воинами» (Аммиан
Марцсллин, XXI, 2). Соответственно, как мы
уже говорили, связь коня и
сравнительная редкость нахождения этих амулетов
Уместно заметить, что солярные амулеты на Кавказе обычно являлись женскими оберегами или
оберегами супружеской пары и вызывали некоторый страх у грабителей, поэтому в ограбленных
катакомбах Мокрой Балки № 17, 18 амулеты остались нетронутыми. Как правило, во всех случаях,
когда инвентарь катакомб и склепов с коллективными захоронениями можно расчленить по погребениям,
солярные амулеты оказываются принадлежностью именно женских погребений, как основных
индивидуальных, так и сопровождающих мужские центральные погребения.
148

в погребениях раннесредневековых алан,
позволяют предположить, что они могут
быть свидетельством принадлежности
воинов, носивших эти амулеты, к царской
дружине — аланской гвардии.
К каким же общим выводам подводит
нас изучение ссверокавказских солярных
(или усложненных солярно-лунарных,
солярно-антропоморфных и солярно-зоо-
морфных) амулетов?
1. Прежде всего металлические
амулеты на Северном Кавказе имеют очень
большое распространение, представляя
коллекцию более чем в 290 экземпляров,
имеющих лишь очень небольшое
количество аналогий в одновременных им
памятниках на территории Евразии, где мы
можем рассматривать их как результат
связей с Кавказом.
2. На территории Кавказа их истоки
уходят по крайней мерс в эпоху бронзы и
раннего железа, и мы можем проследить
единую линию развития указанных
амулетов вплоть до эпохи развитого
средневековья, а далее, у различных племен
Кавказа, почти до наших дней.
3. Все разнообразие материала может
быть объединено в ряд отделов и типов,
причем ареалы определенной части
последних связаны с теми или иными
локальными вариантами аланской
культуры.
4. Как правило, во всех случаях, когда
инвентарь катакомб и склепов с
коллективными захоронениями можно
расчленить по отдельным погребениям, амулеты
оказываются неотъемлемой частью
именно женских погребений, как основных
индивидуальных, так и сопровождающих
мужские центральные погребения (когда
это девочка-подросток или женщина,
положенные в катакомбу в качестве
наложницы).
5. В одном только случае, являющемся
исключением, амулеты солярно-лунарно-
го типа связаны с центральным мужским
захоронением парного погребения. Здесь
можно предположить, что два этих
амулета, возможно, охранявшие именно
супружество, были на ремешке,
связывавшем руки погребенных (один был найден
у кисти правой руки мужского костяка, а
другой над левой рукой мужского и
правой рукой женского костяка;
последняя лежала под левой рукой мужского);
очевидно, мы видим здесь олицетворение
уз супружества.
6. Амулетами являлись как
специально изготовленные бронзовые подвески,
так и фибулы, украшенные орлиными
головками, и крупные каменные бусы и
шарики, оправленные в металлические
оковки и носившиеся на цепочке на
груди. Последние, как и в памятниках
салтово-маяцкой культуры Подонья,
являются хронологическим признаком IX в.
7. Амулеты являлись женскими
оберегами, или оберегами супружеской пары;
очевидно поэтому они вызывали страх у
грабителей, которые их не брали (так в
ограбленных катакомбах Мокрой Балки
№№ 17, 18 нетронутыми остались
амулеты).6
8. Амулеты являются прекрасным
хронологически признаком. Выделяются
типы антропоморфных подвесок, птицевид-
ных фибул и крупных кольцевидных
подвесок с 9 и 11 утолщениями,
характерных только для У1-УП вв., так же как
и несколько десятков типов, характерных
для УШ-1Х вв.
9. Некоторые отделы подвесок
позволяют построить убедительные
типологические ряды (птицевидные фибулы,
фибулы, обрамленные орлиными головками
и украшенные инкрустациями и,
наконец, ряд типов зооморфно-солярных).
Сравнение между собой таких
параллельных эволюционных рядов,
сопряженность между собой возможных звеньев
последних, так же, как и рассмотрение
всего сопровождающего материала,
найденного в 6 комплексах с амулетами,
позволяет для отдельных типов
предложить более точные и узкие даты, что
видно по корреляционной таблице
амулетов с другим инвентарем.
К сожалению, вес наблюдения о положении амулетов на костяке, связи их с женскими и
мужскими погребениями мы делаем только на основании собственных нолевых исследований могильника
Мокрая Палка У1-1Х вв. близ Кисловодска, поскольку качество фиксации материала в других
могильниках не позволяет получить необходимую информацию.
149

4. Серьги
Среди ссвсрокавказских находок
серьги являются первоклассным материалом,
который можно использовать для
датировки. Нами учтено более 500
экземпляров, причем большая часть их происходит
из комплексов (случайные находки в
наши подсчеты специально не вводились,
мы использовали последние лишь для
уточнения ареала того или иного отдела
или типа). Поэтому материал оказался
более равномерно распределенным по
рассматриваемым районам (нет
характерного для других категорий вещей
численного абсолютного превосходства
находок из Северной Осетии). Почти
треть составляют находки из района
Кавказских Минеральных Вод, затем
идут находки из Северной Осетии B2,
2%), Дагестана A8, 6%),
Чечено-Ингушетии A3, 3%), Прикубанья A0, 1%) и
Кабардино-Балкарии D, 6%). Интересно
то, что аналогии серьгам происходят из
обширных пространств Евразии — от
Средней Азии до Западной Европы и от
Северного Урала до Закавказья.
Среди ссвсрокавказских серег мы
видим золотые, серебряные, бронзовые,
позолоченные бронзовые или серебряные.
Мы не выделяем группы серег по
материалу, ибо нет ни одного отдела или типа,
который был бы связан только с каким-то
конкретным материалом и, наоборот,
почти во всех случаях наряду с
бронзовыми экземплярами в каждом отделе и типе
встречены серебряные и золотые, причем
именно золотым и серебряным
экземплярам, как правило, подражали более
упрощенные бронзовые. Ниже при
характеристике типов и отделов мы остановимся на
этом подробнее.
Все серьги подразделяются нами на
отделы (по контуру) и типы (по форме
подвески).
Отдел 1. Серьги в виде колечка или
калачика A01 экз, рис. 6,1-5). Они
являются спецификой Северо-Западного
Кавказа и района Кавказских
Минеральных Вод и представлены двумя типами,
сменяющими друг друга во времени.
Тип 1 (№ 27). Серьги «калачиком»
давно были выделены в качестве
датирующего материала для гуннского времени.
Прототипы их найдены в погребениях
150
11-111 вв. в Мингсчаурс, где эти
экземпляры изготавливались из золота и
украшались зернью. Экземпляры из золота,
так же как и из бронзы, находим мы в
коллекциях из Хсрсонеса. Н.В. Пятышс-
ва отмечает «варварский» характер
последних и датирует их IV веком,
связывая появление данного типа серег в
Крыму с аланами.
И. Вернср считает их по своему
происхождению боспорскими (на основании
находок в Керчи и Тиритаке) и
попавшими из боспорских мастерских как на
Волгу (находки во 2 кургане Шипово и в
Энгсльсе-Покровске), так и на Кавказ и
в Центральную и Западную Европу (Ле-
вице-Лева, Лаа, Марчегг, Унтерзибснб-
рунн, Дрславица и Брошон) A45). Все
основные кавказские находки,
определенные И. Вернсром как памятники
гуннского времени, в настоящее время
датируются У1-УП вв., но количество их
заметно увеличилось, хотя ареал по-
прежнему указывает на определенную
связь с боспорскими мастерскими.
Единственным типом серег остаются они для
У1-УН вв. в Пашковском могильнике
(погр.5), Дюрсо, п.291 E0, с. 68-107),
Борисовском, Агойском, Байтал-Чапкане
(мог.23), Гилячс (погр.З-зол., 13-бр., 21-
сер, 26-бр.) и Узун-Калс (мог.9).
Особенно много их найдено в катакомбах У1-УН
вв. из района Кавказских Минеральных
Вод, где почти на полсотни экземпляров
серег этого типа приходится всего около
десятка серег других типов. Они найдены
у Лермонтовской скалы № 1 и в Мокрой
Балке (катакомбы №№ 24, 25, 26,
раскопанные автором, и 1, 10, 29, 45, 51, 52,
54, 58, 63, 65, 69, 77, 78, 84, 89, 95, 102
и 119, раскопанные А.П. Руничсм). Вне
этой территории только один экземпляр
найден в Осетии (Галиат). Среди серег-
«калачиком» из Мокрой Балки
представляют интерес экземпляры из 27 и 45
катакомбы (рис.6,2-3), когда снизу к
серьге — «калачиком» присоединяется
или три шарика в одной плоскости, или
два шарика, образующих столбик. Таким
образом, данный тип оказывается
характерным для 1У-УН вв., причем,
появившись накануне гуннского нашествия на
Боспорс, он попал вместе с гуннами и
аланами в Западную Европу, а для

Рис. 8. Хронология Мокрой Балки.
151

Рис. 9. Хронология Мокрой Балки
152

Рис. 10. Хронология Мокрой Балки
153

Рис. П. Хронология Чми.
154

памятников Северного Кавказа послегун-
нского времени являлся основным типом
серег, непременной деталью женских
погребений на Черноморском побережье
Кавказа, в Среднем и Верхнем Прику-
баньс и в районе Кавказских
Минеральных Вод.
Тип 2 (№ 28). Серьга в виде
несомкнутого колечка C1 экз., рр!С.6,4-5). Ареал
этого типа несколько уже — он
охватывает верховья Кубани и окрестности
Кисловодска. Встречены только те
экземпляры, которые происходят из
комплексов, когда полевыми наблюдениями
авторов раскопок установлено их
использование в качестве серег. В отличие от
первого типа, они не столько женские,
сколько мужские серьги, причем иногда
носилась одна серьга в левом ухе
(примером является золотое несомкнутое
колечко — рис.6,4 — в 10 катакомбе IX в.
Мокрой Балки, в которой находились два
мужских захоронения, полностью
лишенные сопровождающего инвентаря).
Изготавливались серьги (за указанным
исключением) из низкопробного серебра или
бронзы и являются датирующим
признаком середины IX в. и более позднего
времени. В верховьях Кубани они
найдены в погребении 1Х-ХН вв. из Жако,
Каракснта и Дардонского могильника.
В окрестностях Кисловодска
описываемые серьги известны в кат. 8 Клин-Яра,
кат. 4 Кугульского могильника, кат.7
могильника № 2 у Лермонтовской скалы,
кат. 30 Луначарского могильника и в
катакомбах Мокрой Балки №№ 19, 21,-
раскопки автора, 6, 10, 38, 49а, 68 и 115
— раскопки А.П. Рунича. Возможно, того
же типа серьга происходит из 18
катакомбы Чми. Все они сочетаются с более
поздними типами из других категорий
вещей (маленькие зеркальца-подвески,
поздние формы стерженьков с
перехватом, гагатовые бусы, поздняя и
немногочисленная керамика и т.д.), что
позволяет нам датировать их 1Х-ХН вв., причем
основное время бытования серег следует
относить к IX веку.7
Отдел 2 (№ 29). Серьги с напускным
14-гранником. Этот отдел является
вторым по числу экземпляров, в целом
составляя около 30%. Очень интересно
его распространение: составляя более
половины E8,5%) среди находок Дагестана
и Чечено-Ингушетии E0,7%), его
процент убывает с востока на запад,
составляя около трети в Кабардино-Балкарии и
Северной Осетии, 10% в районе
Кавказских Минеральных Вод и всего 3,9% в
верховьях Кубани. Хронологически
материал распределяется следующим
образом: в окрестностях Кисловодска и
Кабардино-Балкарии серьги встречены
только в комплексах VI-VII вв., тогда как
в Дагестане, начиная с 1У-У вв. до
развитого средневековья B2, с.231-235),
в Чечено-Ингушетии в УИ-1Х вв. и в
Осетии только в комплексах УИМХ вв.
Д.М. Атаевым высказано предположение
об их дагестанском происхождении, но
если можно с ним согласиться в том, что
это была излюбленная форма серег в
Дагестане более,, чем на протяжении
тысячи лет, то происхождение их,
возможно, связано, как и в случае с серьгами
— «калачиком», с боспорскими
мастерскими. В пользу этого говорят находки в
Керчи, Херсон есс, Сахарной Головке
(подбойная могила № 41) и Фанагории,
где в одном случае они отлиты из
серебра, а многогранник изготовлен из золота
и украшен инкрустацией камнями, а в
другом — бронзовые, инкрустированные
стеклом. В эпоху гуннского нашествия
эти серьги широко проникли с Боспора на
Запад (Чаквар, Сабадбаттьян, Кестхей-
Фенекпуста, — 122, 124, рис.3), и на
Восток, до Дагестана (Паласа-Сырт).
Всего найдено 151 экз. (рис.6,6-11),
распределяющиеся следующим образом: в
Сентинском могильнике верховий
Кубани, на Кавминводах в катакомбе 4 у с.
Мирного, катакомбе 3 Бермамыта,
катакомбе 5 могильника № 1 у
Лермонтовской скалы, в катакомбах №№ 22, 25, 51,
79, 86, 102 Мокрой Балки, 14-гранник
иногда выражен очень определенно (пер-
Это настолько простой тип серег, что он может быть очень широко распространен во времени и
пространстве, поэтому аналогии не дают нам никакой информации. Так, например, подобные серьги в
Бирском могильнике распространены в 26 комплексах, в Мыдлань-Шае — в погребениях №№ 18, 42, 44
и 80.
155

вая группа, по Д.М. Атаеву, рис.6,6),
иногда имеет очертания куба (вторая
группа, по Д.М. Атаеву, рис.6,7). Во всех
случаях в окрестностях Кисловодска эти
серьги происходят из комплексов У1-УП
вв. В Кабардино-Балкарии 2 экз.
происходят из 15 катакомбы Нижнего Джула-
та. Кроме этого ряд экземпляров
происходит из коллекций Озорукова, Муку-
ланского могильника и Нальчикского
округа E экз.), в Северной Осетии 4 экз.
происходят из комплексов УШ-1Х вв: в
Чми — золотые серьги, украшенные
шариками зерни (рис.6,9), из 27
катакомбы и бронзовые — из катакомбы 22.
Кроме того, из случайных коллекций
происходят 31 экз. (Чми, Камунта, Кум-
булта, Галиат, Рутха, Задалеск, Лезгор).
Все находки в Чечено-Ингушетии
происходят из комплексов УП-УШ вв. (Дай,
погр. 1,4,915; Харачой, погр. 4, 5, 11, 13,
15,16,29,41,50) и УШ-1Х вв. (Гоуст,
катакомбы 1,10а и 11, Исти-Су, п.1,
Аллерой, кат.З, и серьги из Шали).
В Дагестане мы собрали далеко не все
экземпляры (нами рассмотрено 55 экз., в
сводке Л.М. Атасва учтено 116 экз.).
Поскольку комплексы II тыс. н.э. не
имеют отношения к нашей теме, мы
останавливаемся на них только в тех
случаях, когда необходимо проследить
эволюцию того или иного типа.
В Чир-Юртском могильнике УП-УШ
вв. этот отдел представляет абсолютное
большинство серег — они найдены в 1,
10, 13, 24, 28, 29, 36, 56, 59, 140, 141 и
7, 8, 9/1957 г. погребениях. В Большом
Буйнакском кургане в погребениях 1,2,13
AХ-Х вв.), 22. В Агач-Калс в восточном
отделении склепа № 1 и склепа № 4, в
Гапшимс A3 экз.) и Галле B экз.).
Если рассмотреть одновременные
северокавказские находки на других
территориях, то наибольшее их количество
приходится на Башкирию, где они
найдены в Турбаслинском могильнике
(курганы 12/4, 20/6, 22/2, 32/1) и Бирском
(погребения 48, 78, 84, 108, 125, 128, 137,
148, 166, 183, и 195), во всех случаях в
комплексах УН в.; севернее, в Удмуртии,
они найдены в комплексах УШ-1Х вв.
(Мыдлань-Шай, погр. 21, 24, 43, 52, 70,
73, 78). Интересно, что в более позднем
Большс-Тарханском могильнике их нет
совсем. Так же, как амулеты, поясные
наборы и зеркала, серьги с 14-гранником
следует рассматривать как пример связей
Кавказа с Поволжьем.
Отдел 3. Серьги с неподвижной
подвеской A57 экз.; рис.6,12-75). Самый рас-
пространненый по числу находок отдел
серег, внутри которого выделяются типы,
характерные как для западных районов,
так и для восточных. Основная масса
находок относится к У1Н-1Х вв. и позже;
правда, отдельные (хоть и спорные)
находки из комплексов VII в. позволяют
поставить вопрос о появлении некоторых
типов этого отдела в VII в. или на рубеже
УП-УШ вв., что подтверждается и
находками в Подунавьс. В целом описываемый
отдел имеет очень большое количество
аналогий на обширных пространствах
Евразии — от Сибири до Дуная. По
форме подвески, количеству и
расположению шариков, серьги делятся на ряд
типов. Причем в третий отдел
объединяются различные по своему
происхождению и распространению типы, в
частности сюда входят как золотые серьги с
подвеской в виде четырех маленьких
шариков зерни и более крупного шарика
снизу (и подражающие им литые
серебряные и бронзовые), так и литые
бронзовые, называемые «салтовскими»,
состоящие из шариков с перехватами, когда
перехваты могут превратиться в
удлиненный стерженек. Сюда же относятся
крупные (или небольшие золотые или
серебряные) серьги с подвеской в виде
перевернутого треугольника,
украшенного зернью и гроздью. Исходя из этого,
порядок следования типов друг за другом
не определяется усложнением формы
подвески, а отражает в определенной
степени эволюционный ряд серег данного
отдела.
Тип 1 (№ 30;30 экз., рис.6 12-15). В
основном представлен золотыми
изящными серьгами с округлым кольцом и
подвеской в виде четырех небольших
шариков (диаметром 0,15-0,20 см) и
более крупного, прикрепленного под
ними (диаметром 0,5-0,7 см). Происходят
из окрестностей Кисловодска — 2 экз.
(рис. 6, 12) в 1, 18 и 118 катакомбах
Мокрой Балки, там же серебряные и
бронзовые (рис.6,13) в 19,69, 93, 101, 109
156

и 114 катакомбах и в катакомбе 33 из
могильника Кугуль. В Северной Осетии
золотые серьги (рис.6,14) найдены в 19 и
25 катакомбах Чми, Камунте, а
серебряная литая — в Кумбулте. В Чир-Юрте
бронзовые серьги найдены в погребениях
120 и 8/1957.
Дата серег этого типа определяется в
большинстве комплексов УШ-первой
половиной IX в. О более раннем их
происхождении могут говорить находки
данных украшений в комплексе с серьгой
«калачиком» из 69 катакомбы Мокрой
Балки (вспомним при этом, что серьги
«калачиком» встречались на Северном
Кавказе только в комплексах У1-УП вв.).
Упомянутая катакомба была ограблена в
древности и содержала
маловыразительный инвентарь, причем, если серьги
рассматриваемого типа найдены парой, то
серьга «калачиком» найдена в
единственном экземпляре (что может
свидетельствовать о том, что она сохранилась пере-
житочно). Простая овальная обувная
пряжка более характерна для погребений
У1-УИ вв., железные ножики, фибулы и
бронзовые полусферические накладки
типичны и для У1-УИ вв. и для УШ-1Х
вв., тогда как конструкция катакомбы и
высота ступеньки свидетельствуют в
пользу более поздней даты комплекса.
Следовательно, данная находка
позволяет лишь предположительно говорить о
появлении первого типа серег на рубеже
VII и VIII вв. Погребения 120 и 8
Чир-Юрта тоже содержат материал VII-
VIII вв. и не могут быть датированы в
настоящее время более точно. В обоих
случаях серьги встречены вместе с
серьгами 2 отдела (что не помогает
хронологическому определению). Набор бус,
штампованных поясных накладок и
пряжек из 8 могилы свидетельствует в
пользу VII в., а глазчатые буро-черные с
черно-белыми и прозрачные с красно-
желтыми глазками бусы из 120 могилы
позволяют говорить о VIII в. Если мы
привлечем самые близкие
типологические аналогии, например, серьги из 2
погребения VII в. из Кишзомбара, то
этим несколько подкрепим наше предо-
пложенис о появлении этого типа серег
на рубеже VII и VIII вв. (но, еще раз
подчеркнем, оснований для такого
утверждения явно недостаточно). В Крыму, в
Скалистинском могильнике,
аналогичные серьги происходят из комплексов не
ранее VIII в.
Тип 2 (№ 31; 25 экз., рис.6, 16-23).
Преимущественно золотые (за
исключением пяти экземпляров), изящной
работы серьги, отличающиеся от предыдущего
типа несколько более крупными
размерами, наличием шарообразного выступа в
верхней части кольца серьги, также как
одного или нескольких шариков с
внутренней части кольца над подвеской.
Подвеска может быть округлой и
грушевидной формы и дополнительно украшенной
рядами зерни, иногда вместо одного ряда
маленьких шариков, расположенных
между кольцом и основным шариком
подвески, было два ряда.
Бронзовым подражанием серьгам
этого типа следует считать находку Е.А.
Милованова в Балке Каменистой (в
верховьях Кубани); в окрестностях
Кисловодска найдено 11 экз. серег (причем все
золотые), а такжд серьги из 2 и 15
катакомбы Мокрой Балки (рис.6,16, 17),
из 3 и 14 катакомбы могильника у
совхоза им. Луначарского. Дальнейшим
развитием и усложнением этого типа
является серьга из 20 катакомбы IX в.
Мокрой Балки (рис.6,20), серьги из
окрестностей Пятигорска (Острая гора,
«Виноградные сады», - рис.6,22) и
аналогичные им украшения из 5 катакомбы
Клин-Яра. Такая же серьга известна в
случайных находках из Чегема.
Особняком стоит литая бронзовая серьга из
Песчанки, которую можно считать
подражанием золотым серьгам данного типа
(рис.6,19).
В Северной Осетии все находки
представлены золотыми экземплярами: в
катакомбах 5 и 26 Чми (рис.6,18), в
Камунте C экз.). Интересно
усложненное подражание им в бронзе в III группе
Борисовского могильника (погр.109, рис.
6, 21) и поздний дериват в 44 могиле
Ново-Кувинского могильника начала II
тыс.н.э. в верховьях Кубани (рис.6,23).
Все серьги происходят из комплексов
УШ-первой половины IX в., IX в. и
позже, что позволяет датировать весь тип
указанным промежутком времени,
причем очень определенно намечается эво-
157

Рис. 12. Хронология Кавмиивод и Северной Осетии.
158

га
га
X
Ч
со
О
159

ш>гж
Рис. 14. Эволюциопно-хроиологическая таблиц*! амулетов Северного Кавказа У1-1Х вв.
160

Ярику$а*ье,
' Карачаебо - Уерлссия,
АйфйрЗимо - Дгтигорье
Се9ерм&* Осетил,
Чеч&но * Ингушетия
Дйгест&н
Рис. 15. Эволюциошю-хронологичсская таблица амулетов Северного Кавказа У1-1Х вв.

люционный ряд развития от простых и
маленьких серег к сложным (по рисунку
и орнаментации) к более крупным
экземплярам (от рис.6,12 до 6,23).
Аналогии данному типу, хотя и не
массовы, поскольку вообще находки
золотых вещей редки, но достаточно
широко распространены. Особенно следует
отметить находки в Крыму (Заветное, погр.
65), в Дюрсо E0, рис.4,12), Северном
Причерноморье (Пастырское городище,
Харивский клад, аварские находки в
Подунавье). Серьги первого и второго
типов, как правило, не встречаются в
одних комплексах с другими типами
(поскольку мы обычно имеем дело с
одним богатым женским погребением в
катакомбе) и только в трех случаях мы
видим исключения: в Чир-Юртском
могильнике они встречаются с серьгами с
четырнадцатигранником (п. 120 и
8/1957), а в Чми — с небольшой
бронзовой серьгой с круглым
шариком-подвеской.
Тип 3 (№ 32; 18 экз., рис.6,24-27).
Серьги с подвеской в виде четырех-пяти
небольших шариков одинакового
диаметра в виде грозди из серебра и бронзы.
Выделяются не составляющие
определенного подтипа несколько серег, довольно
массивных, с круглым кольцом в
Песчанке (рис.6,24), катакомбе 10 Архона и в
Длиском могильнике. Аналогичный
экземпляр происходит из 479 погребения
Скалистинского могильника и из Дюрсо
E0, рис. 4, 14). Основными находками
являются небольшие изящной формы
очень мало варьирующего подтипа (чаще
всего серебряные, иногда же золотые или
бронзовые), очень распространенные в
салтово-маяцк*гх древностях Подонья
(выделены С.А. Плетневой в качестве 1
типа 1 отдела), а в пределах Северного
Кавказа — в комплексах IX в. и позже
(Дагестан и, в меньшей степени, Чечено-
Ингушетия: из трех катакомб Дуба-Юрта
и Харачоя). В Дагестане они происходят
из Агач-Калы (8 экз. из восточного и
западного отделений 1 склепа, склепа 5,
погр. 12 и 16). Аналогии им в Восточной
Европе многочисленны в памятниках
УН1-1Х вв.; в Скалистинском могильнике
в погребениях №№ 258, 307А,590, 771, в
Салтовском и Дмитриевском
могильниках, Мыдлань-Шас и Большс-Тархан-
ском могильнике.
Тип 4 (№ 33). Бронзовые небольшие
литые (в одном случае золотая) серьги с
шариком-подвеской A6 экз., рис. 6,28-
30). Происходят из района Чегема, из 26
катакомбы Чми, 13 катакомбы Архона,
из случайных находок Балты и Камунты.
В Дагестане они известны в Чир-Юрте
(погр.54, 73, 107) и западном отделении
склепа 1 Агач-Калы.
Тип 5 (№ 34). Небольшие золотые
или крупные серебряные серьги с
подвеской в виде опрокинутого вершиной вниз
треугольника и грозди из шариков A2
экз., рис.6, 31-33). Золотые небольшие
серьги происходят из детского погребения
7 катакомбы Чми (рис.6,31),
аналогичные экземпляры происходят из Камунты.
8 трех катакомбах Мокрой Балки B1, 59
и 117) найдены крупные серебряные
серьги с литым кольцом и треугольником,
составленным из трех тонких
треугольных пластинок с узором из ложной зерни,
скрепленных каким-то смолистым
веществом; к ним снизу прикреплены четыре
полых шарика. Эти серьги можно считать
подражанием крупным золотым, богато
украшенным зернью и гнездами для
инкрустации серьгам, известным на
Кавказе, в Поднспровьс и Подунавье в
УП-УШ вв., бронзовые литые
подражания, которых проникали и вверх по
Волге. В Крыму в УШ-1Х вв. на базе этих
серег сложился упрощенный вариант
литых серег с подвижной и неподвижной
подвеской (Заветное, п.29; Скалистин-
ский мог., погр. 132, 133, 134, 149, 220 и
478).
Тип 6 (№ 35). Бронзовые литые
серьги с вытянутым кольцом с шариком-
упором в верхней части и подвеской в
виде шарика, венчающего небольшой
стерженек конической формы, чем они
отличаются от серег 4 типа A1 экз.,
рис.6,34-36). Происходят из окрестностей
Кисловодска (катакомба 29 могильника
Кугуль 2,- рис.6,34) и Северной Осетии
(катакомбы 3,6,20 из Чми, — рис.6,35);
случайные находки из Чми, Балты, Га-
лиата (рис.6,36). Аналогии этому типу
встречены достаточно широко в
комплексах УШ-1Х вв., как в Крыму, так и в
Сибири (Тимирязевский мог., кург.1-17).
162

Тип 7 (№ 36). Бронзовые литые серьги
с подвеской в виде двух шариков. Именно
этот тип в арехологической литературе
приобрел название «салтовские серьги»,
т.к. последние в Салтовском могильнике
были самыми распространенными (по
подсчетам Н.Я. Мсрпсрта более 50 экз.).
Надо отмстить, что большая часть
рассматриваемых ниже серег более
массивная, чем сами салтовские (я имею в виду
серьги, происходящие, например, из Сал-
товского II Дмитриевского могильников),
отличается более округлым кольцом,
расположением шарика — упора на вершине
кольца, наличием шарика с внутренней
стороны кольца, над подвеской (все это
особенности местного кавказского
производства). Хотя типично «салтовскими» на
Кавказе елсудет признать только серьги
из Дуба-Юрта (рис.6,42), в целом весь
этот тип несет черты, характерные для
«салтовских» серег A3 экз., рис.6,27-42).
Происходят они из катакомбы 17
(рис.6,37, 38) и 90 (рис.6,39) Мокрой
Балки; в Северной Осетин — из катакомб
8,22 Чми (рис.6,40), в
Чечено-Ингушетии — из Аргунского ущелья (рис. 6, 41)
и 7 катакомбы Гоуста (рис.6,42). Они еще
более широко, чем предыдущий тип,
распространены в Евразии. Так, в
Коктебеле М.А. Фронжуло нашел литейную
форму для отливок серег данного типа (с
подвеской в виде трех шариков); в Ска-
листинском могильнике подобные серьги
найдены в погребениях 149, 183, 203,
278, 429. Найдены они и на Волге
(Большс-Тарханский могильник,
погр.35, 62, 204) и в Сибири. Интересно
заметить, что если экземпляры из Боль-
шс-Тарханского могильника ближе к сал-
тово-маяцким памятникам, то серьги из
Тимирязевского могильника или кургана
4 Умна 3 ближе по своему облику и
размеру к кавказским.
Тип 8 (№ 37). Серьги с неподвижной
подвеской, состоящей из многих
шариков, с шариком-упором в верхней части
A2 экз, рис.6,43-48). За несколькими
исключениями происходят только из
Чечено-Ингушетии и Дагестана, хотя 2 экз.
происходят из Борисовского могильника.
В Чечено-Ингушетии они найдены в
катакомбах 1 и 8 Гоуста (рис.6,43-45), в
Дагестане в Лгач-Калс (погр. 11, 16,
рис.6,46,47) и Галс (рис.6,48).
Аналогичные им экземпляры происходят из Баклы
(погр.6, 132), Хсрсонсса и Поволжья, не
считая памятников салтово-маяцкой
культуры.
Тип 9 (№ 38). Серьги с литой
неподвижной подвеской, состоящей из
гладкого, или покрытого зернью
цилиндрического (или многогранного
призматического) стержня, кончающегося шариком
или многогранником B0 экз., рис.6,
49-57). Происходят, хоть и в небольшом
количестве, со всей территории
Северного Кавказа: Мокрая Балка (катакомба
112, рис.6,49); Песчанка (рис.6,50, 51);
Чми, катакомба 3 (рис.6,52).
Аналогичные данному экземпляру
серьги известны из Махчсска,. Камунты,
Чми (рис. 6, 53), 7 катакомбы Балты
(рис. 6, 54), и 11 катакомбы Архона (рис.
6, 57), 8 катакомбы Гоуста (рис.6,55,56)
и в случайных находках из Джсраховско-
го ущелья.
Этот тип в основной массе
представлен серьгами, типичными для Северного
Кавказа, лишь серьги из Мокрой Балки
можно относить, и то с натяжкой, ко
второму типу I отдела серег
салтово-маяцкой культуры, выделенному С.А.
Плетневой (98, с. 137).
Отдел 4. Серьги с подвижной
подвеской (90 экз., рис.7). Получили широкое
распространение на Северном Кавказе и
датируются в основном УШ-1Х вв. и
более поздним временем. Многие типы
серег третьего отдела являются литым
подражанием украшениям именно этого
отдела. В поздне-римскос время в Италии
(Римской метрополии) так же, как и в
провинциях, были особенно
распространены серьги из драгоценных металлов с
подвесками из нитей, с нанизанными в
виде гроздей жемчужинами, бусами и
пронизками. Распространены они были и
в позднеантичной Грузии, где в
результате раскопок Мцхстского некрополя в
комплексах IV в. найдена целая
коллекция золотых серег с подвижными
подвесками из бусинок и пронизок (погребения
12, 19, 41, 43, 48, 49, 53 и 56). Это
позволило Г.А. Ломтатидзс именно в
указанных закавказских серьгах видеть
прототипы для средневековых находок на
Северном Кавказе.
163

Серьги с подвижной подвеской, как
можно судить уже по названию, состоят
из двух частей, кольца и подвески. Если
соединение первого со вторым в поздне-
античнос время осуществлялось с
помощью петельки, которая была в нижней
части кольца, и крючка на подвеске, то
для серег УШ-1Х вв. специфична
конструкция в виде колесика с выемкой, на
которое одевался или накручивался тот
стерженек, где находились
металлические, стеклянные или каменные бусы или
пронизки. В ряде случаев до нас дошли от
таких серег только кольца, мы их и
рассмотрим в качестве первого типа,
особо отмстив различия в их
конструкции.
Тип 1 (№ 39; 22 экз., рис.7,1-6).
Кольца имеют овальную (рис.7,1-4) или
полуквадратную форму (рис.7, 5-6). В
верхней части иногда находится или
литой шарик-уступ, или стержень, для
насаживания полого металлического или
стеклянного шарика. Происходит из
Борисовского могильника (рис.7,1), 70
катакомбы Мокрой Балки (рис.7,2),
катакомбы Нижнего Садона (рис.7,3), 3
катакомбы Архона, двух катакомб Балты
(рис.7,4), из 8 и 20 катакомб Чми, 6
катакомбы Гоуста и 1 катакомбы Чир-
Юрта (раскоп 1957 г.). Очень интересной
конструкции рельефное
орнаментированное кольцо с запором из 4 катакомбы
Дуба-Юрта (рис.7,5), встреченное кроме
того в целых экземплярах в погребениях
Дуба-Юрта и Агач-Калы (рис.7,19,21), и
кольцо с напускными катушкообразными
металлическими пронизками (обычно
употреблявшимися как разделители
между бусами) из 2 склепа Агач-Калы. Во
всех случаях они происходят из
комплексов не ранее VIII в. и доходят до 1Х-Х вв.
Тип 2 (№ 40; 20 экз., рис.7,7-12).
Серьги с подвижной подвеской,
состоящей из одного шарика и небольших
пронизок или колечек из зерни. Могут
быть бронзовыми, серебряными или
золотыми, а шарики — как металлическими,
так и из камня. Происходят из 87
катакомбы Мокрой Балки, 2 и 6 катакомб
могильника у Лермонтовской скалы № 2
(рис.7,8); аналогичные им экземпляры
известны из 1,21 и 29 катакомбы
могильника у совхоза им. Армак Луначарского
164
и Агач-Калинского могильника: западное
отделение склепа № 1 (рис.7, 9, 12).
Следовательно, более дорогие серебряные
и золотые экземпляры происходят из
Дагестана (8 экз.), а упрощенные
бронзовые — из окрестностей Кисловодска A2
экз.).
Подобные этому типу экземпляры
широко представлены, хотя наиболее
близкими аналогиями следует считать серьги
VIII в. из Подунавья и Поволжья.
Тип 3 (№ 41; 26 экз., рис.7, 13-23).
Серьги с подвижной подвеской,
состоящей из стержня, с нанизанными на него
бусами, полыми металлическими,
стеклянными или каменными, и
металлическими пронизками между ними. Число
бус может колебаться от двух до шести.
Т.М. Минаева справедливо отмстила, что
увеличение числа шариков является
хронологическим признаком. Серьги с
шестью шариками, происходят из коллекций
из погребений со Средней Кубани и с ее
верховьев E6, рис.39, 10; 83, рис.152); с
четырьмя шариками — из раскопок Е.А.
Милованова и Мощсвой Балки; с двумя
шариками, разделенными двусторонними
воронками, — из скального захоронения
IX- начала X в. в Гиляче. Все они
датируются, очевидно, временем не
ранее середины IX века. Позднее на их базе
возникает своеобразный подтип серег A2
экз., рис.7, 14), встреченных только в
верховьях Кубани. Эти серьги
происходят из хорошо датированных комплексов,
начиная с конца IX — начала X в. и до
XI в.: в дохристианском погребении
мавзолея Адиюх, в Усть-Тебердинском и
Дардонском (погр. 3,4, 10 и 16)
могильниках и являются местным типом с очень
узким ареалом. В катакомбе 60
Рим-Горы IX в. (рис.7,15) найдены серьги с
тремя полыми бронзовыми шариками на
стержне. В Песчанке найдена бронзовая
серьга с грушевидными подвесками в
обломках. Крупные серьги с 4-5
крупными полыми бронзовыми шариками
найдены во 2 и 10 катакомбах Чми УШ-1Х вв.,
очевидно, их следует датировать второй
частью указанного периода; найдены они
и в коллекциях из Кобана, Камунты и
Дзивгиса (рис.7, 18; в последнем случае
вместе с вещами начала II тыс.н.э.).
Самая длинная подвеска, состоящая из

г
1 1
1 2
1 3
ч
|5
Гб
1 *
1 е
9
1 ,0
12
М5
Г»«1
Ш-
Пб"
м?
»в
И9
[2о
\2\
|22
23
134
[25
[26
ь?
28
№_
Гзо
р\
52
33
Ы
[35
[36
Ш.
т
39
40
ч'Г
ш.
Ш-
Гчч"
Гч5
146!
47
[чТ
149
[50
51
152"
[бЗ
|5Ч"
55
56
Р2|
[а
[59
Г^
\ы\
«^ч.. АНГЛЕТЫ, Г"
1 Памятники ^Ч**'ч^]
| Кислое оа си рв
1 К^м
—«— //
| — II — Ю |
—и— га 1
— и— XI
— и— г? 1
-и— 1/
пгегРАлтнспАя I
/"яи.а«/ ^У |
1 Мокрая Балка, кат. •/ .« [
Мокрая Балка, каг. 92 |
. |0|
— •— 'г
._..,— щ
— " 522
1,ч
Чми 1
— 22
Л *'А ГА 42. I
/1(РМОНТОВСКА9 СКАЛА, 6 |
ЛУНАЧАРСКЫи < |
—-— /^
, з2\
—,.— 2Л
ГОУСГ 9\
иМСкРА <г Бал ка, 18 |
Балта 11
Чм 14
—• ;з
Мокрая Б а ли а 15 1
„. 1/7 1
"'"-—-— ?5
. 6
Лсрмонгоьская скала, 25 |
ГЬухт 10
Буначкнр |
МомЯАЯ Балка \7\
ПесчАННА 5" |
Мокма Балка 68 |
/1*м*л. 57 1
Мокрая Балка 21 1
Песчанка 2 |
—,, ч
• 3 1 I
Архон 8 1 1
• II
Чми Я
Аац 1
Бавтугай 1 | 1
Агач-Кала, погр *9\ |
\Ь2.\Ч?"И' н-лг <9 \ |
|ч$ и |( |??Ы;
т
|||| Е1
[ 1 II II
\\ 1111
I 1 1 Р^я 1
\Л 1 %.\ 1
[ ¦*! "кЯ
111 Н Г
г4 | |
II § ] II
1 Кч 1 1
1 ГП 1 1
1ГП1
ош р ртЫг
У 1111
Тч 1
ти Р
1 Г^9 1 II
1 1У » 1 II
1 РНт
1 I- •-..*!1В^»« 1
ПлГ1
-1-1 г V. Л -4
1*1 Г
II || 1 1
I ^ 1111
""II ' ¦ I У*"| ' 1"
1 I ! р1"^ 1
1 1 1 т 1
||| р**^ I
1111 п
111111
1 1 1 1 11
III»!
1 III 11
1 М II
111111
чШи
Г 1
Т^Г*
"У
~|0
кгз
г
1 ^
1" <
ч б
1 ь!*!
Нрт
г И
н
1 Е
С1
Ёи
И
11-
IX.
Гг
1 I
1 . г
I 1.
5 а 9 19 15 1? 21 35 Ч€2в 29 50 51 64
|]||||||К||||||
111111111 _н
11111111 гП И
_1 1111 м_1 И
т | 1 1 | | || Го м 1
11111111111 Г"!
II 1111111111 1^1
ГТ!
II 111111 I 4 1111
„I, г4г-г*«-| 1^ 1 1—1 Р*Ц 1иЛ 1—1
1 | 1 | | | П п I
II ||1111Г|К~||1
11111 11111 щ |
1111 и 1 Н"И~ж
1111 1.Л ||111111
Я 1 II Г||г| 1 1 РЧ |
Н г 1 ч
1111111 1 Т 1 1 Г1 1
>л1||||||||||||
1 111 н 11 И
II 1111 1111 11 1 1
1'' |' 1"'|" 1 " ШРЧ 1 II 1 1
1111111 и^.1 11111
] Г
1 Ш
||| 1 1 1 1 1 г г *г**тг 1 1
111||||| ГТ 1 11
I | 1 1 1 1 1 1 1 Г1 1 1 1
1 1 1 1 1 1 1 1 1 П 1 1 1
1 п N1
'4 Ш'ёЩ ¦¦' ¦ ¦ ''¦¦'III
1 и п н и
МП
111111111 ш
1 ''¦-*—¦*¦¦» | | 1 1 1 1 т*Л |
1 г""|, ™ 1 | 11111111
1 Л^жшггпД™™ 4 I 1 1 ¦ 1 1 1 1
1111 И 1 1 1|||||
11111] 1111111
| 1 | | 1 1 |||| 1 I I |
1 ! 1 1 1-1 1 1 1 I Г 1 .1. I
ги и
1 1 Г 1 1 I ^ 1 1 1 I 1 1 1 1
11111 г4м 1 1 р I... 1.1
ммм и II У 1 1
Рис. 16. Взаимовстречасмость амулетов и серег УП-1Х вв. в древностях Северного Кавказа.
165

•ОФ«О0
8
и
м
О
X
О
и
0)
»¦
о
н
со
В
С
о
В
•#*д- ш?
У* Ш -Д яду^ | '^ДтД^-мя
166

Рис. 18. Географическое по локальным вариантам распределение зооморфных амулетов.

шести полых шариков и длинных
рифленых пронизок, на серьге из 14 катакомбы
Дуба-Юрта IX в. и поменьше — в Гуни
из Очарышки C7, рис.7, 34). В Дагестане
найдены как серьги с полыми
металлическими шариками (Агач-Кала, погр. 12 и
16 — рис. 7,20 — и склеп 4), так и
специфичный для Агач-Калы подтип
золотых, серебряных и бронзовых серег, где
наряду с металлическими полыми
шариками использовались одноцветные
стеклянные, стеклянные позолоченные и
перламутровые бусины. Они найдены в
комплексах 1Х-Х вв. в восточном отделении
склепа № 1 (рис.7, 21), во 2 (рис.7, 22) и
4 склепах и 7 грунтовом погребении
(рис.7, 23).
Тип 4. Серьги с довольно крупным
овальным кольцом без шарика-уступа с
нанизанными снизу на стержне коротким
полым цилиндриком и одним или двумя
шариками (№ 42; 14 экз., рис.7, 24-27).
Основная их масса происходит из
окрестностей Кисловодска (катакомба 1а,
раскопанная Г.Е. Афанасьевым в Мокрой
Балке и датируемая по вещам и
топографии серединой IX в. — рис. 7,24;
катакомба 1 на центральном холме, из его же
раскопок; катакомба 2 второго
могильника Мокрой Балки, который по всему
своему инвентарю и конструкции
погребальных сооружений относится к
указанному времени). Тем же временем
датируется серьга из катакомбы на р.
Кабардинке (рис.7,25) с поясным набором
тюркского типа, появляющимся на территории
Северного Кавказа в IX в. В Мокрой
Балке найдены еще серьги этого типа в
катакомбах 47 и 49а (рис. 7,27). Из
других находок следует отметить только
две серьги из 4 катакомбы Архона (раек.
Е.П. Пчелиной в 1928 г.) с синей
стеклянной бусиной в качестве шарика на
подвеске (рис.7,26). Самые близкие аналогии
им найдены в Горном Алтае, в кургане у
Катанды II и в Курас. Поэтому, находка
такой серьги в комплексе с типичным
сибирским поясным набором не
случайна, и, возможно, указывает на то, что в
эти места проникали не только детали
поясного набора со столь отдаленных
территорий, но и серьги. Факты
проникновения тюркских элементов в
памятники северокавказских алан представляют
очень большой интерес, так как они
проливают свет на некоторые вопросы
этнической истории Северного Кавказа.
Тип 5. Серьги с небольшим круглым
или овальным кольцом (гладким, или с
шариком-упором в верхней части) и
длинным пластинчатым цилиндриком
или многогранником, вместе с шариком,
надетым на стержень (№ 43; 19 экз.,
рис.7, 28-37). В отличие от предыдущего
типа, ареал его сдвинут сильно на восток.
Наиболее ранней (и наиболее западной)
находкой является серьга из Констати-
новки (рис.7,28), которую следует
датировать VII в. или УИ-УШ вв. 1 экз.
происходит из склепа в Гижгидс (VIII -
IX вв.), все остальные находки относятся
к IX в., причем большая часть к его
второй половине. В Осетии они известны
в 8 (рис.7, 31) и 26 (рис.7, 31)
катакомбах Чми, первой катакомбе Балты
(рис.7,32), в Лацс (рис.7, 33), в 4
(рис.7,34), 11 и 18 катакомбах Архона; в
Чечено-Ингушетии — в катакомбе I из
В. Алкуна (рис.7, 36). Золотая серьга из ,
Дагестана, возможно, более архаичная и
является одним из ранних образцов.
Анализ описываемых украшений (по
классификации С.А. Плетневой, это 1
тип 2 отдела) из Дмитриевского
могильника позволил нам выстроить следующий
типолого-хронологический ряд: в трех
случаях серьги этого типа встречены в 1
группе VIII- первой половины IX в., в
четырех случаях — в промежуточной
группе середины IX в., в трех случаях —
во второй группе второй половины IX в.
Изменение во времени выразилось в
некотором упрощении серег,
исчезновении поясков зерни между бусинками и
трубочками. Возможно, другим
хронологическим признаком является удлинение
трубочки и се гранение.
5. Периодизация древностей
северокавказских алан
(вместо заключения)
Разбирая тс или иные отделы (типы,
варианты) амулетов и серег, мы
обращали особое внимание на хронологическую
привязку и ареал рассматриваемого
изделия и сопровождающий его материал.
В качестве эталонного памятника
западного локального варианта аланской
168

культуры нами рассмотрены материалы
из могильника Мокрая Балка близ г.
Кисловодска, раскопанного автором, Г.Е.
Афанасьевым, А.П. Руничсм и Н.Н.
Михайловым, и в настоящее время
представленные комплексами более чем из 150
погребений, из которых около 120
включено в таблицы. Ценность материалов из
Мокрой Балки заключается в том, что
они являются той хронологической осью,
с которой можно соотнести находки как
более западных, так и более восточных
областей. Наиболее дробное
хронологическое членение комплексов данного
могильника удалось произвести благодаря
тому, что часть материала была получена
при раскопках автора, и в этом случае
удалось привлечь дополнительно для
хронологии не только вещевые комплексы из
погребений, но и данные топографии
могильника и конструкции погребальных
сооружений.
Благодаря тому, что материал в
катакомбах очень показателен и четко
отражает хронологические изменения,
большую часть катакомб A18) Мокрой Балки
удалось отнести к шести
хронологическим периодам, о датах которых пойдет
речь особо. В последние годы могильник
Мокрая Балка был монографически
изучен Г.Е. Афанасьевым, основной метод
исследования которого «заключается в
членении комплексов (вещей, — В.К.)
могильника на отдельные категории и
типы, а затем в изучении с помощью
коэфффициента ассоциации связей
между отдельными типами». В моих работах
с материалами этого могильника я
старалась отталкиваться не только и не
столько от вещей, сколько от комплексов,
пользуясь тем, что мы имеем серии
однотипных вещей, которые при верном
упорядочении на хронологической оси
всех комплексов могильника дают ряд
параллельных эволюционных рядов для
различных категорий вещей,
подкрепляющих правильность их разбивки, так же
как и изменение показателей формы
сосудов в пределах выделенных видов,
процента различных видов керамики по
катакомбам и по выделенным группам.
Для первого периода можно наметить
ряд типов вещей, встречающихся только
в это время. Это касается небольших
пряжек от поясов с овальными , В-образ-
ными и квадратными рамками. Поясные
накладки и наконечники
немногочисленны, наборных поясов с подвесными
ремешками, типичных для Черноморского
побережья или Дарьяльского хшелья и
происходящих из второй группы, здесь не
было, но отдельные детали (правда, как
правило, от ремешков обуви) есть, что
позволяет сопоставить материалы
Мокрой Балки с широким кругом древностей
Юго-Восточной Европы. В двух
катакомбах первого периода (рис.8) найдены
поясные серебряные наконечники с
прорезной орнаментацией, с полным
изображением человеческой личины; в восьми
— небольшие штампованные
полушаровидные накладные бляшки, в одной —
небольшая серебряная круглая накладка
с шпеньком. Ссрьги-бронзовыс или
серебряные «калачиком» (№ 27), изредка с
литым или ажурным 14-гранником (№ 29
в 4 катакомбах). Только в катакомбах
первой группы найдены небольшие
фибулы-броши в виде птицы (гладкие или
инкрустированные стеклом), иногда с
второй головкой, выходящей из спины,
дающие хороший эволюционный ряд (см.
левую сторону рис.8), в конце которого (в
третьей группе погребений)
птицеобразные фибулы с двумя головками
сосуществуют в одном комплексе с фибулами,
инкрустированными стеклом в
центральной вставке и украшенными 6 птичьими
головками по краю. Инкрустированные
стеклом фибулы, состоящие из пяти
кружочков встречены и в первом, и во
втором периоде, также как полуовальные
бляшки-привески, инкрустированные
стеклом и обрамленные полоской ложной
зерни. Браслеты, перстни и фибулы не
дают специфических форм. В той же
степени это касается и бус G37 экз.);
среди последних более показательным
оказывается не столько наличие
специфических для этого периода типов
(высокий процент — 59% — янтарных бус,
сердоликовых, 4-х и 6-гранных бипира-
мидальных, — эллипсоидных,
желобчатых), сколько отсутствие тех типов,
которые появляются в последующие периоды
(в частности, отсутствие гагатовых и
мозаичных).
Второй период характеризуется быто-
169

ванием ряда типов вещей,
продолжающих линию развитии вещей первого
периода. Обувные кругло- и овальнорамча-
тыс безщитковыс пряжки, серьги —
«калачиком» (в этом периоде наряду с ними
появляются, чтобы бытовать в
катакомбах следующего периода серьги —
«калачиком» с подвеской в виде трех шариков
снизу), продолжают использоваться пти-
цевидные фибулы-броши,
инкрустированные вставками цветного (чаще
синего) стекла, с одной или двумя птичьими
головками. Только из катакомб второго
периода происходят наборные дружинные
пояса с крупными серебряными В-образ-
ными пряжками подвижного соединения
(реже односоставные), инкрустированные
стеклом и подвесными ремешками G1,
рис.61,5), украшенными накладками с
прорезной геометрической
орнаментацией. Представлены все формы накладок,
типичных для поясов византийского
происхождения дружинников Евразии У1-УН
вв., причем внутри каждой группы
находки выстраиваются в эволюционный ряд,
идущий по линий постепенной
схематизации рисунка от изображения личины
через геометрический орнамент — до
гладких форм, иногда инкрустированных
стеклом. Особенно наглядно наблюдается
дальнейшее развитие вещей, типичных
для первого периода, в керамике и бусах.
Следующие выделенные нами
периоды представлены меньшим количеством
катакомб, часть вещей продолжает в них
предыдущую линию развития
(серебряные пряжки с перегородчатой
инкрустацией, полушаровидные накладные бляхи,
серьги с 14-гранником и «калачикообраз-
ные» с трехбусинной подвеской), наряду
с чем появляется ряд типов вещей,
которые станут типичными для последующих
периодов. Поэтому наиболее
характерным для этого периода является его
промежуточное положение,
выражающееся в сочетании более ранних и более
поздних вещей, тогда как формы,
специфичные только для него, отсутствуют.
В третьем периоде на базе птицевид-
ных фибул и наряду с ними возникают
круглые фибулы с четырьмя соколиными
головками. Появляются тонкие
бронзовые штампованные накладки с
геометрическим орнаментом нескольких типов
(круглые и полуовальнгле), продолжают
бытовать В-образныс пряжки,
используются бронзовые полусферические
колокольчики, многочисленные круглодрото-
выс браслеты с насечками на концах,
появляются серьги с подвеской в виде
перевернутой пирамиды,
заканчивающиеся тремя (или одним) шариками,
фибулы, подвески инкрустированные стеклом,
антропоморфные и солярные амулеты,
пока еще в виде утолщения и без ушка.
Только с этого времени бытуют
бронзовые лировидные пряжки ряда типов
(безщитковыс, с щитками в виде двух
тонких, перекинутых через рамку,
пластинок и с геральдическими щитками).
Среди бус D37 экз.) несколько увеличился
процент янтаря G3,8%), сердоликовых
B2%). Следующий, четвертый период
(рис.9), характеризуется продолжением
предшествующей линии развития по ряду
основных типов инвентаря (пряжки,
наконечники) и появлением ряда новых, в
частности, штампованных
орнаментированных, «типа Вознесенки», деталей по-,
ясных наборов, стерженьков с
перехватом в середине, серег с
бусиной-подвеской. Наряду с солярными и солярно-лу-
нарными амулетами появляются
каменные и стеклянные шарики в оковке.
Пятый период характеризуется
появлением большого количества новых
типов почти всех категорий вещей (хотя
амулеты продолжают предшествующую
линию развития) и исчезновением
большинства типов вещей, характерных для
предшествующих периодов. Среди
пряжек — это литые бронзовые
односоставные (реже шарнирные) экземпляры,
которые по ряду признаков (размеры,
техника, характер крепления к ремню,
прорезной орнамент — округлые,
крестообразно расположенные, вырезы на щитке,
«якорсвидные» тяжи) несут признаки
моды евразийских дружинников УПЫХ
вв., хотя полных прямых аналогий им
нет. А поскольку в окрестностях
Кисловодска в разных могильниках имеются
близкие им экземпляры, то мы можем
предполагать наличие какого-то центра в
этом районе, где изготавливались пряжки
по канонам УПЫХ вв., с определенными
византийскими влияниями, но вместе с
тем имеющие ряд местных особенностей.
170

Поясные накладки только штампованные
с геометрическим орнаментом (за одним
исключением), наконечники или
штампованные, или в виде перегнутой
пластинки. Серьги золотые, с подвеской в
виде
четырех небольших шариков и шарика
побольше; продолжают бытовать
многочисленные бронзовые солярные и соляр-
но-лунарные амулеты, бубенчики,
стерженьки с перехватом и пуговицы.
Если в предыдущий период в
погребениях было мало бус и основные аналогии
им происходили с более западных
территорий, то сейчас появляются бусы,
типичные для более восточных территорий
— желтые глазчатые с желто-зелеными
или бело-синими глазками, черные с
черно-белыми глазками, бирюзовые
глазчатые, гагатовые в виде крестиков-про-
низок, инкрустированные сердоликовые,
бородавчатые и т.д.
Шестой период удалось выделить
сначала только по нашим раскопкам 1971 г.
в самой нижней части могильника,
позднее удалось вычленить более поздние
комплексы и среди других материалов
Мокрой Балки. Катакомбы шестого
периода отличает очень заметное изменение
конструкции погребальных сооружений
— формы, высоты ступеньки,
конфигурации и размеров входного отверстия.
Изменился ассортимент керамики, се стали
класть не во все могилы и не больше
одного сосуда. Появились новые формы
пряжек, имеющие далекие сибирские
аналогии. Продолжается процесс замены
металлических амулетов каменными,
хотя последние еще разнообразны (№№ 2,
4, 6, 9, 9а). Появляется новый тип серег
(возможно, мужских) в виде небольшого
золотого, серебряного или бронзового
колечка со слегка заходящими концами; из
других — сложные золотые с
гроздевидной подвеской, украшенной зернью, и
литые «салтовского» типа с удлиненной
подвеской. Зеркала или маленькие нсо-
рнаментированные, или очень крупные.
Существенно меняется набор бус.
Специфичны гагатовые бусы в виде полушарий
с 4-мя выступами; продолжают
использоваться проиизки в виде крестиков, в
ожерельях они сочетаются с мелкими
серебряными бусами из литых столбиков
зерни. Увеличивается процент глазчатых
бус (от 1-2% в первых четырех периодах,
через 17,8% в пятом до 26,8% в шестом),
появляются мозаичные. Интересно пол-
нос отсутствие поясных наборов
«салтовского» типа среди материалов двух
последних периодов, хотя они найдены в
окрестностях Кисловодска (причем здесь
это отражает не хронологические
отличия, о чем говорят другие материалы, в
частности, серьги «салтовского» типа, а
иное направление связей).
Как показывает приведенный краткий
обзор материалов могильника Мокрая
Балка, мы можем выделить ряд типов
вещей, образующих параллельные
эволюционные ряды при упорядочении
комплексов в зависимости от их
относительной хронологии. Меняется набор вещей,
сменяются типы, появляется
возможность скоррелировать полученные
группировки с находками бус и перейти к
построению периодизации в рамках
абсолютной хронологии. Поскольку
подробный анализ материалов Мокрой Балки,
как эталона для хронологических
построений, мы оставляем до специального
фундаментального исследования, скажем
лишь, что общее время существования
указанного могильника относится к VI
(скорее его второй половине) — IX (его
середина) векам н.э., причем точные
хронологические определения для
рассматриваемых групп на сегодняшний
день невозможны. Мы предполагаем, что
первая группа может относиться к
середине VI — рубежу VI-VII вв., вторая —
к VII, третья — к рубежу VII-VIII вв.,
четвертая — к VIII в., пятая к VIII —
нач. IX в., и, наконец, шестая — к IX в.
Полученную на основе анализа
материалов Мокрой Балки схему
периодизации амулетов и серег западного
локального варианта мы сравниваем
последовательно с данными таблицы, выполненной
для второй половины VI — первой
половины IX в. для района Кавказских
Минеральный Вод (рис.12) и для восточного
локального варианта аланской культуры
по материалам Чми (рис. 10,11). В первом
случае мы можем наблюдать тс же
закономерности: антропоморфные
подвески (№ 20), амулеты в виде колец с
утолщениями (№ 1), птицевидные
фибулы (№ 44, 45), серьги «калачиком» (№
27) и 14-гранником (№ 29) в комплексах
171

второй половины У1-УИ вв. Амулеты в
виде коней и всадников (№№ 24-26),
солярные (№ 4), с птичьими головками
(№ 19), серьги (№№ 2, 30, 31, 35, 40) —
в комплексах VIII — первой половины IX
в. Сопутствующий материал поясных
наборов столь же выразителен и надежно
соотнесен хронологически, как в
памятниках Кавказских Минеральных Вод, так
и в Мокрой Балке.
Рассмотрим подробнее возможное
упорядочение погребений могильника
восточного локального варианта аланской
культуры в Чми — Суаргомс в
хронологические группы, полученные путем
анализа сочетаний всех типов инвентаря
(включая многочисленный бусинный и
керамический материал) с помощью
различных математических методов.
Оговорим опять-таки, что в основу
упорядочения положено более сотни типов вещей и
около 150 типов бус, тогда как в
представленной таблице (рис.10, 11)
количество типов ограничивается полным
набором категорий амулетов и серег (без их
количественной характеристики), и
очень мало представительной группой
деталей поясных наборов (не более 5-
10%), иллюстрирующей
хронологические изменения.
Благодаря изданию подробных
описаний по комплексам, все материалы из
катакомб Чми-Суаргома, раскопанных
Д.Я. Самоквасовым более века назад,
удалось включить в корреляционную
таблицу и разделить на несколько этапов. В
1963 г. A32) мной была предложена
первая версия относительной и
абсолютной хронологии Чми. В дальнейшем она
была уточнена в плане абсолютных дат
(рис. 10,11). Поскольку первая группа
погребений не содержала ни серег, ни
амулетов, на рис. 10 она представлена
материалами из Чми-Бсахникупа G).
В первой группе Чми, а именно в
погребениях Бсахникупа, которые
следует датировать временем не ранее VI в.,
ибо об этом говорят типы пряжек,
круглые накладки с насечками по краю и
сасанидскис геммы, датированные В.Г.
Лукониным У1-.УИ вв., мы видим тс же
антропоморфные подвески (№ 20 с
чертами № 21), солярные амулеты (№ 1),
серьги с 14-гранником (№ 29) или в виде
колечка в полтора оборота, характерные
для групп У1-У11 вв. с более западных
территорий.
Вторая-четвертая группы
характеризуются появлением ряда новых типов
вещей, характерных для УШ-1Х вв.:
гладкие, крупные серебряные,
пластинчатые наконечники — оковки;
бронзовые, литые накладки полулунной формы
с квадратным отверстием, бронзовые
пуговицы, бубенчики и т.д. Но наряду с
типами вещей, отличающими первый
период от последующих, выявляется ряд
типов, характерных либо только для
предшествующего, либо для
последующего периодов. Так, монеты середины VII в.
встречены лишь во втором периоде, тогда
как монеты конца VIII в. — в третьем.
Только для второй группы характерны
золотые оковки, украшенные
проволочками с насечкой, крупные литые
односоставные бронзовые пряжки, золотые
серьги с 14-гранником или (для третьей
группы) пирамидкой, украшенной
зернью, солярно-лунарные амулеты D
группа) и солярные с соколиными головками
C группа), кубышки 6 вида, кувшинчики
1-3 и (несколько более позднее) 1-4 вида,
маленькие бородавчатые и крупные
цилиндрические мозаичные бусы.
Преимущественно ко второй — третьей группам
относятся перстни со стеклянной
вставкой (катакомбы 1, 20, 25 и 2) и браслеты
со змеиными головками (катакомбы 7, 26
и 14).
Для конца времени бытования
четвертой группы характерно появление сал-
товских накладок и пряжек,
специфичных уже для пятой и шестой групп
(рис.11), салтовских серег с длинной
подвеской, колесовидных подвесок
(четвертая — шестая группа), литых
колокольчиков, браслетов с расширенными
концами и расплющенными
вырезанными, зеркал с шестиконечной звездой,
кувшинчиков 1-2 вида, бус расписных
сердоликовых, крупных шаровидных с
многослойными глазками, глазчатых с
сильно выступающими глазками —
«бородавчатых».
Подобная корреляция различных
типов вещей с каждым из периодов, наряду
с существованием вещей, живущих по
два, а иногда и три периода, убедительно
свидетельствует в пользу правильного
членения могильника и показывает, что
172

дробное деление оказывается возможным
в тех случаях, когда катакомбы содержат
достаточно большое количество
разнообразного инвентаря. Раскопки более
позднего времени G; 72, с. 122-123)
существенно увеличили общий объем
материала, и, главное, дали информацию
относительно конструктивных особенностей и
взаимного расположения различных
погребальных сооружений. Они выявили
наряду с катакомбами (которые
преобладают), захоронения в грунтовых ямах,
отдельные погребения коней,
захоронения в дромосс и подтвердили
рассмотренное выше хронологическое членение
могильника.
Анализ древностей ссвсрокавказских
алан, даже только на таком
ограниченном материале, как амулеты и серьги,
указывает на самобытность местного
ремесленного производства, в котором
кавказские культурные традиции сочетаются
с новациями, подверженными развитию
евразийских мод. Специфика аланской
материальной культуры нагляднее всего
проявилась в некоторых типах
украшений, в частности в зеркалах и амулетах,
обилие коих, разнообразие форм и
орнаментации (явно ощутимые при сравнении
с материалами со смежных территорий)
свидетельствуют в пользу их
производства на месте.
Среди амулетов У1-УП вв. выделяются
солярные в виде кольца с утолщениями,
два типа антропоморфных подвесок,
подвески (или фибулы) с птичьими
головками по краю.
К УШ-1Х в. относится расцвет
металлических амулетов, встречаются
несколько десятков типов солярных, а также
изображения коней, всадников, оленей и
козлов, человеческих фигурок,
вписанных в кольцо, солярно-зооморфных и т.д.
Почти нет типов, которые были бы
характерны только для одного из
вариантов аланской культуры, за исключением
одного типа амулетов-всадников,
представленного лишь в западном варианте,
или колесовидных крупных амулетов с
четырьмя тяжами, утолщениями и
ушком, присущих памятникам восточного
варианта (или, например, колесовидных
ссмилучевых амулетов с ушком,
связанных с западным вариантом, а без ушка —
с восточным).
Вместе с тем из этого обширного
репертуара, население, оставившее
могильники, находившиеся в
непосредственной близости, выбирает определенный
(довольно ограниченный) набор. В
могильниках, расположенных в двух-четы-
рех километрах друг от друга, он может
для одновременных комплексов не
повторяться: например, в могильнике у
бывшего подсобного хозяйства им.
Луначарского найдены амулеты в виде изображений
оседланных коней или всадников,
которых нет в могильнике Мокрая Балка,
отстоящего не более чем на 3 км, с другой
стороны, солярно-лунарные амулеты,
широко представленные в могильнике
Мокрая Балка B/3 всех находок),
полностью отсутствуют в синхронных, рядом
расположенных могильниках, хотя в
целом это один из наиболее
распространенных типов амулетов.
Возможно, амулеты как-то связаны с
родовой (или фратриальной)
принадлежностью (например, род оленя, орла) или
же местом в дружинной иерархии.
Амулеты в виде взнузданного и оседланного
коня или всадника, находимые по
преимуществу в мужских захоронениях,
очевидно, свидетельствуют о месте
данного мужчины в воинской иерархии.
Интересно, что к середине IX в.
происходит резкое уменьшение разнообразия
типов амулетов и их количества. В ряде
случаев на смену металлическим
амулетам приходят каменные шарики в оковке
на цепочке, которые спорадически
встречались и раньше, но наряду с другими
типами.
Мы лишний раз убедились в том, что
внимание к деталям рассматриваемых
украшений, к их углубленной
классификации, сопоставлению их между собой
приносят убедительные результаты.
Создание единой системы для всего
Северного Кавказа по региональным звеньям и
типам памятников, где с максимально
возможной полнотой учтены как все
категории вещей, классифицированные
по единой системе, так и максимальное
количество комплексов, является
основанием для построения хронологии
древностей раннссрсднсвскового Предкавказья,
опираясь на которую и сопоставляя
археологически материалы с данными
письменных источников, можно решать этно-
гснстичсскис и историко-культурные
вопросы.
173

Рис. 19. Матрица находок Мокрой Палки.
174

Рис. 20,
|. Матрица находок Чми.
175

Рис. 21. Типологическая группировка алаиских амулетов, серег и сопровождающего их инвентаря.
176

Рис. 21. (продолжение).
177

Таблица 1
Распределение стилистических признаков антропоморфных подвесок
№
1
2
1 3
1 4
15
6
7
1 8
1 9
1 10
11
12
13
1 14
1 15
1 16
17
1 18
1 19
20
1 21
22
1 23
1 24
1 25
Местонахождение.
Пашкопскпй
Подкумок
Мокрая Балка, п.4
Лермонтовская скала
Окр. Кисловодска
Чуфут-Кале
Керчь, п.52
Лйиазовское
Керчь, 1909
Керчь, 1909
Керчь, 1909
Банту га и
Чегем
Урцски-Варачаи
Керчь, скл.78
Преград! опекая
Лгач-Кала
Мартьн ювка
Релка
Камунта
Гпляч, и.21
Кумыш-Банш
Пальчик
Бакса II
Лсзгор
признаки
12 3 4 5 6 7
а 6 а а б а б
б б в г б д а
б б б г а б б
в а б г а а б
а а б а б в б
а б б г а а б
а а а а а а б
а а б г а а б
а б а а а а в
б б б г а а а
б а а а а а б
б а г б в г в
б а г г в з в
а б в б в с б
б б в г в з а
а а д б г е в
а б е г б з в
а а д д б з —
а б е г а ж в
б а б а в з а
б г а з а
б б а а з а
б б г а з а
б а б г б в б
б б б г б в а
промеры
высота
4,2
5,0
4,5
4,8
3,8
4,8
4,9
4,6
4,8
4,9
4,5
4,8
4,6
4,4
4,6
6,8
7,8
5,6
6,0
4,0
4,2
4,5
5,1
3,2
ширина
1,6
1,6
2,2
1,8
1,8
2,3
2,3
2,3
2,2
2,2
2,2
2,3
2,2
2,0
2,3
3,0
4,4
3,6
3,5
2,5
2,6
2,3
1,9
[ 2,1
диаметр
7,0
4,6
5,0
6,1
Кол-во
выступов
«1
9 1
7 |
7 1
11

Таблица 2
Взаимовстрсчасмость амулетов,изображающих коня и всадника
с другим инвентарем, в могильниках Северного Кавказа.
^-^^^ № катакомбы
^^"---^^^ и могильник
категория находок ""^--^^
на рис.2 ~-\,^
Амулеты всадник типа 2
-"- копь типа 1
-"- всадник типа 3
-"- солярные с 4-мя соколиными
головками
-**- колесовидные 1, 12, 12
-"- колесовидио-лунарпые 13
-"- солярные 2
-"- зооморфные 14
Литые бубенчики-пуговицы 8, 8, 21
Серьги с подвеской 3, 4, 16
-"- с 14-гранником 15
Зеркала маленькие 11, 25
-"- средние, крупные 26, 27, 31, 32
Пряжки овалыюрамчатые 28
-"- квадратпорамчатыс 6, 20
-"- лировидные 5, 22
-"- трсуголы юра мчатыс 23, 33
Поясные накладки 7, 9
1 -"- 18
[ -"- 29, 30
-"- 24
бусы одноцв. свинцового стекла
-"- глазчать1С бирюзовые
-"- желтые
-"- черные
-"- бородавчатые

Лермонтовская
скала
X1
X
X
X
X
X
х
X
у совхоза им. Луначарского
1
X
X
14
X
X
X
X
X
X
32
х
1
X
XX
X
21
X
X
X
Гоуст
9
X
X
X
X
XX
X
X
X
X
X
х
10а
х 1
X
х 1
X
X
X 1
XX
X
х
XX
х
X означает присутствие

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
1. А б а с и В. И. Общие элементы и языке
осетин, балкарцев и карачасвцсв.//Язык и
мышление. Л.: изд-во АН СССР, 1993. Т.1.
2. А б а с в В. И. Псторпко-этммологмчсскпй
словарь осетинского языка; т.1, М.-Л., 1958, т.Н,
1973; Л., т.111, Л., 1979.
3. А б а с в В. И. Осетино-всйнахскис
лексические параллели. //Изв. 4111ШН ИЯЛ.
Грозный, 1959, Т.1, в.2.
4. А б а с в В. И. Об аланском субстрате в
балкаро-карачаевском языкс.//0 происхождении
балкарцев и карачаевцев. Материалы научной
сессии по проблеме происхождения балкарского и
карачаевского народов B2-26 июня 1959 г.).
Пальчик: Кабардино-Балкарское книжное изд-во, 1960.
5. А б а с в В. И. Дохристианская религия алан.
//Доклады на XXV Междунар. конгр. востоковедов.
М., 1960.
6. А б р а м о в а М. П. Пижпс-Джулатский
могильник. Нальчик: Эльбрус, 1972.
.7. Абрамова М. П. Раннссрсдпсвсковый
могильник у с. Чмп в Северной Осетии. //Новые
материалы по археологии Центрального Кавказа.
Орджоникидзе, 1986.
8. А л с к с с с в а Е. П. Древняя и
средневековая история Карачаево-Черкесии.
(Вопросы этнического и социально-экономического
развития). М.: Наука, 1971.
9. А л е к с с с в В. П. Антропологические
данные к проблеме происхождения населения
центральных предгорий Кавказского хребта. //ТИЭ АН
СССР. М.: Изд-во АН СССР, 1963. Т.82.
10. А л с к с с с в В. П. Происхождение народов
Кавказа. Краниологическое исследование. М.:
Паука, 1974.
11. А л с к с с с в В. П., Бсслскосва К.Х.
Краниологическая характеристика средневекового
населения Осетии. //МИЛ, 1963, № 114.
12. Л л с к с с с в В. П., Бромлей Ю.В. К
изучению роли переселения пародов в
формировании новых этнических общностей. //СЭ, 1968, №
2.
13. Алексеев В. П., Гохман М.И.
Антропология азиатской части СССР. М.: Паука,
1984.
14. А л с к с с с в В. П. Географические оча.п
формирования человеческих рас. М.: Мысль, 1985.
15. А л с к с с с в В. П. Этногенез. М.: Высшая
школа, 1986.
16. А м б р о з А. К. Проблемы
ранпесред!^вековой хронологии Восточной Европы, ч.1. //СА,
1971, №2. *
17. А м б р'*о з А. К. Проблемы раппссрсднепс-
ковой хронологии Восточной Европы, ч. II //СА,
1971, №3.
18. А м б р о з А. К. Восточноевропейские и
180
срсднсазиасткис степи У-псрвой половины VIII в.
//Степи Евразии в эпоху Средневековья. Серия:
Археология СССР. М.: Паука, 1981.
19. А м м и а н М а р ц с л л и н. История.
Киев, 1906-1908. Вып. 1-Х.
20. А р т а м о п о в М. И. История хазар. Л.:
Изд-во Государственного Эрмитажа, 1961.
21. А т а с в Д. М. Некоторые средневековые
могильники Аварии. //МАД. Махачкала, 1961.
Вып. II.
22. А т а с в Д. М. Нагорный Дагестан в раннем
средневековье. Махачкала, 1963.
23. Афанасьев Г. Е. Бронзовые фигурки
всадников из алаиских погребений Северного
Кавказа. //СЮ, 1973, в.ХХУ!.
24. А ф а и а с ь с в Г. Е. Работы в Мокрой
Валке. //АО 1973 г. М., 1974.
25. А ф а и а с ь с в Г. Е. Новые находки в
Мокрой Валке близ Кисловодска.// СА, 1979, №3.
26. Афанасьев Г. Е. Хронология
могильника Мокрая Балка. //КСИА, 1979, в.158.
27. В а г а с в М. X. Раниссрсднсвекопая
материальная культура Чечено-Ингушетии.
//Автореферат канд. диссертации. М., 1970.
28. Б а г а с в М. X. Раскопки раппесрсд'нсвс-
ковых могильников у селений Харачой и Дай. //ДО
1969 г. М., 1970.
29. Б а т чаев В. М., Вайиштейн СИ. К
проблеме кочевнического комплекса в
традиционной культуре горцев Кавказа (Балкария и Кара-
чай). //Этнография и современность (Материалы
Всесоюзной этнографической сессии, посвященной
60-летию образования СССР). Пальчик, 1984.
30. Б а т ч а с в В. М. Из истории традиционной
культуры балкарцев и карачаевцев. Пальчик, 1986.
31. Б и д ж и с в X. X. Некоторые итоги
исследования средневековых памятников
Карачаево-Черкессии. //Проблемы археологии и
этнографии Карачаево-Черкессии (Материальная и
духовная культура). Черкесск, 1982.
32. Б и д ж и с в X. X. Хумаринское городище.
Черкесск, 1983.
33. Б л а н к о в Ж. О двоеверии и
амулетах-змеевиках. //Византия, Южные славяне
и Древняя Русь, Западная Европа. /Искусство и
культура. М., 1973.
34. Б р о м л е й Ю. В. Современные проблемы
этнографии: очерки теории и истории. М.: Паука,
1981.
35. Б р о м л с й Ю. В. Очерки теории этноса.
М.: Паука. 1983.
36. В и к т о р о в а В. Д. Археологическая
теория в трудах В.А. Городцова.//Археологические
исследования па Урале и в Западной Сибири.
Свердловск, 1977.
37. Виноградов В. Б., Мамаев Х.М.

Некоторые вопросы раннесредневсковой истории и
культуры населения Чечено-Ингушетии (но
материалам новых могильников). //Арсхология и
вопросы этнической истории Северного Кавказа,
Грозный, 1979.
38. В и н о г р а д о в В. Б., Мамаев Х.М.
Лланский могильник у сел. Мартап-Чу. //Вопросы
археологии и этнографии Северной Осетии.
Орджоникидзе, 1984.
39. В и н о г р а д о и В. В., Дуда рев С.л.,
Мамаев Х.М. Археологические исследования 1980-
1984 гг. в автономных республиках Северного
Кавказа. //Проблемы хронологии археологических
памятников Северного Кавказа. Орджоникидзе,
1985.
40. Ворони и Ю. Л. Теория
классифицирования и ее применение. Новосибирск, Паука, 1985.
41. Г а д л о А. В. Этническая история
Северного Кавказа 1У-Х вв. Л.: Изд. ЛГУ, 1979.
42. Г а д л о А. В. Страна Ихраи (Ирхаи)
дагестанской хроники «Дербепд-намс». //Вопросы
археологии и этнографии Северной Осетии.
Орджоникидзе, 1984.
43. Г е н и н г В. Ф. Очерки но истории
советской археологии (у истоков формирования
марксистских теоретических основ советской
археологии. 20-е — норная половина 30-х годов). Киев:
«Наукоиа Думка*, 1982.
44. Г о р о д цов В. А. Арехологпческая
классификация (обьясниюльиый текст к 2
таблицам классификации). Учебное пособие для школ I
и И ступени. Гос. пзд-во. М.-Д., 1925.
46. Городи, о в В. А. Типологический метод
в археологии. //Общество исследователей
Рязанского края. Серия методическая. Рязань, 1927,
вып.У!.
47. Д с о п и к (Ковалевская) В. К.
Ссверокавказские аланы. //Очерки истории СССР
Ш-1Х вв., М., 1959.
48. Д м и г р и с в А. В. Могильник эпохи
переселения народов на реке Дюрсо. //КСИА,
1979, № 158.
49. Д м и г р и е в А. В. Погребения всадников
и боевых коней из могильника эпохи переселения
народов на р. Дюрсо близ Новороссийска.//СА,
1979.
50. Д м и г р и е в А. В. Раннссрсдпевсковыс
фибулы из могильника на р. Дюрсо. //Древности
эпохи великого переселения народов У-УШ веков
(Советско-венгерский сборник). М., 1982.
51. Ж д а н о в с к и и А. М. Появление алан в
Прикубапье. //Проблемы хронологии
археологических памятников степной зоны Северного Кавказа.
Изд-во Ростовского ун-та, 1983.
52. 11 с р у с а л и м с к а я А. А. О
ссвсрокавказском «шелковом пути» в раннем
средневековье. //СА, 1967, № 2.
53. II с р у с а л и м с к а я А. А. «Великий
шелковый путь» и Северный Кавказ. Л., 1972.
54. К а г а п к а т в а ц и М. История агван.
СПб., 1961.
55. К а л о с в Б. А. Обряд посвящения коня у
осетин. //УН Международный конгресс
антропологических и этнографических наук. М., 1964.
56. К а м и н с к и й В. II. Раннссрсдпевсковыс
ала некие катакомбы на Средней Кубани.
//Вопросы археологии и этнографии Северной Осетии.
Орджоникидзе, 1984.
57. К а м с н с ц к и й И. С, Маршак Б.Н.,
Шор Я.А. Анализ археологических источников
(возможности формализованного подхода). М.,
1975.
58. К л с й н Л. С. Понятие типа в современней
археологии. //Типы в культуре. Л., 1979.
59. К о в а л с в с к а я В. Б. Классификация
бус Юго-Восточной Европы У1-1Х вв. //СА, 1961,
№ 3.
60. Ковалевская В. Б. Применение
статистических методов к изучению массового
археологического материала. //МПА, Л., 1965, № 129.
61. К о в а л с в с к а я В. Б. К изучению
орнаментики наборных поясов УЫХ вв. как
знаковой системы. //Статистпко-комбииагорные методы
в археологии. М., 19H.
62. К о в а л е в с к а я В. Б. Количественные
методы оценки степени близости памятников по
процентному содержанию массового материала.//
СА, 1970, Т.З (совместно с И.Б. Погожевым и А.П.
Погожевой).
63. К о в а л с в с к а я В. Б. Вопросы датировки
памятников Северного Кавказа 1У-1Х вв. //ТД
СПИНАИ, 1970. Археологическая секция. Тбилиси,
1971.
64. К о. в а л с в с к а я В. Б. Проблемы
классификации в зарубежной литературе. //СА,
1976, № 2.
65. Ковалевская В. Б. Изображение коня
и всадника на средневековых амулетах Северного
Кавказа. //Вопросы древней и средневековой
археологии Восточной Европы. М., 1978.
66. К о в а л с в с к а я В. Б., 1979. Поясные
наборы Евразии 1У-1Х вв. Пряжки. //САИ. М.,
Паука, 1979. Вып. № 1-2.
67. К о в а л с в с к а я В. Б. Рец. па кн.: ,1сап
С1апс1с §аппи. Ше агспео1о&1с Шеоп^пс. Ъ езргИ
гШвпе. НаспсШ. Рапз, 1979//СА, 1983, № 3.
68. К о в а л с в с к а я В. Б. Хронология
алаиских катакомб УЫХ вв. на основании анализа
их конструктивных деталей. //КСИА. М., 1979.
Вып. 158.
69. К о в а л с в с к а я В. Б. Некоторые
методические вопросы подхода к абсолютному и
относительному датированию (по материалам
древних и средневековых могильников Северного Кав-
181

каза). ///Десятые «Крупновскмс чтения» по
археологии Северного Кавказа (тезисы докладов). М.,
1980.
70. К о в а л с в с к а я В. В. Археологические
следы пребывания древних болгар на Северном
Кавказе. Прсслав-Плиска. София, 1981. Т.Н.
71. К о в а л с в с к а я В. Б. Центральное
Предкавказье. Северо-Западный Кавказ.//Степи
Евразии в эпоху раннего средневековья. М., 1981.
72. К о в а л с в с к а я В. Б. Кавказ и аланы.
Века и пароды. М.: Паука, 1984.
73. К р у г л и к о в а II. Т. Погребение 1У-У
вв. н.э. в дер. Лйвазовское. //СЛ, 1957, № 2.
74. К р у п н о в Е. П. Галпатский могильник
как источник по истории алаи-оссов. //ВДИ, 1938,
№ 2/3/.
75. Крупное Е. И. Об этногенезе осетин и
других пародов Северного Кавказа. //Против
вульгаризации марксизма в археологии. М., 1953.
76. К р у п н о в Е. И. Проблема происхождения
осетин по археологическим да
иным.//Происхождение осетинского народа. Орджоникидзе, 1967.
77. Кузнецов В. Л. Лланскпс племена
Северного Кавказа. //МИЛ. М., 1962, К» 106.
78. Кузнецов В. Л. Алания в Х-ХШ вв.
Орджоникидзе, 1971.
79. Кузнецов В. Л. Алапская культура
Центрального Кавказа и се локальные варианты в
У-УШ веках. //СЛ, 1973, № 2.
80. Кузнецов В. Л. Археологические
памятники на южной окраине г. Орджоникидзе.
//Вопросы осетинской археологии и этнографии.
Орджоникидзе, 1980. Вып.1.
81. Л с б с д с в Г. С. Археологический тип как
система признаков. //Типы в культуре. Л., 1979.
82. Л с в и н а Л. М. К вопросу об
антропоморфных изображениях в джеты-ассарекой
культуре. //История, археология и этнография
Средней Азии. М., 1968.
83. Л о ж к и н М. II. Аланы па Урупе.
//Вопросы археологии и этнографии Северной
Осетии. Орджоникидзе, 1984.
84. М а-м м а с в М. М. Всрхнсчпрюртовская
Мадонна. //Сов. Дагестан, Махачкала, 1973, № 5.
85. М с и с н С. В., Шрсйдср Ю.Л.
Методологические аспекты теории классификации. //ВФ,
1976, № 12.
86. Миллер В. Ф. Осетинские этюды. М.,
1987, Ч. 1-Ш.
87. М и и а с в а Т. М. 1950. Мог-'льиик
Байтал-Чапкаи. //МИСК. Ставрополь, 1950. Вып.
2-3.
88. М и н а с в а Т. М., 1951. Архсологоичсские
памятники на р. Гиляч в верховьях Кубани. //МИА,
М.-Л., 1951, № 23.
89. М и и а с в а Т. М. Могильник Байтал-Чап-
кпи в Чсрксссии. //СЛ, 1956, XXXVI.
90. М и н а с в а Т. М. К истории ала и Верхнего
Прикубаиья по археологическим данным.
Ставрополь, 1971.
91. М и н а с в а Т. М. Раскопки святилища и
могильника возле городища Гиляч в 1965 г.
//Древности эпохи великого переселения народов У-УШ
веков. М., 1982.
92. М о и с с с в И. П. Модели экологии и
эволюции. //Математика, кибернетика. /Знание,
1983, № 10.
93. М о н га й т Л. Л. Возникновение и первые
таги советской археологии. //История СССР,
1963, № 4.
94. М р о в с л и Л е о п т и. Жизнь картлийских
царей. Извлечения сведений об абхазах, народах
Северного Кавказа и Дагестана. Пер. с древпегру-
зинского, предисловие и комментарии Г.В. Цулая.
М.: Паука., 1979.
95. II с ч а с в а Л. Г. Могильник Алхан-Кала
и катакомбные погребения сарматского времени на
Северном Кавказе (авторсф. канд. дис). Л., 1956.
96. II с ч а с в а Л. Г. Происхождение
осетинских погребальных склепов и этногенез
осетин (тезисы докладов годичной научной сессии
ЛОИЭЛН СССР), Л., 1968.
97. II е ч а е в а Л. Г. О генетической(связи
аланской и осетинской культуры позднего
средневековья. //МАДИСО, Орджоникидзе, 1975. Т. III.
98. П л с т и с в а С. Л. От кочевий к городам.
М.: Наука, 1967.
99. П о к р о в с к и й М. В. Пашковский
могильник № 1. //СЛ, 1936, № 1.
100. П р о к о п и й из Кесарии. Война с готами.
М., 1950.
101. П у с т о в а л о в С. Ж. Первая система
описания керамики в отечественной археологии (к
80-лстию выхода в свет). //Методологические и
методические вопросы археологии. Киев, 1982.
102. П у т и н ц с в а И. Д. Всрхнечирюртов-
ский могильник. //МАД. Махачкала, 1961, Т.П.
103. Р а в д о н и к а с В. И. За марксистскую
историю материальной культуры. //ИГАИМК. Л.,
1930. Том 7, вып. Ш-1У.
104. Р о з о в а С. С. Классификационная
проблема в современной науке. Новосибирск:
Наука, 1986.
105. Р у и и ч Л. П. Аланский могильник в
«Мокрой балке» у г. Кисловодска. //МАДИСО.
Орджоникидзе, 1975. Т.Ш.
106. Р ы баков В. А. Задачи изучения
славянского языческого мировоззрения.
//Методологические вопросы общественных наук. М., 1966.
107. Рыбаков К. Л.
Сравнительно-типологические исследования в историческом
знании.//Методические проблемы общественных наук.
М., 1979.
108. С а м о к в а с о в Д. Я. Могилы русской
182

Земли. М., 1908.
109. С а х а и с в В. В. Раскопки на Северном
Кавказе в 1911-1912 гг. //ИЛК. СПб., 1914. Вып.
56.
110. Смирнов Л. П. О культурных связях
Кавказа с Поволжьем. //Кавказ и Восточная
Европа в древности. М., 1973.
111. С м и р н о в К. Ф. Лгачкалинский
могильник — памятник хазарской культуры
Дагестана. //КСИММК, 1951, вып. XXXVIII.
112. Типы в культуре. //Методологические
проблемы классификации, систематики и
типологии в социально-исторических и антропологических
науках. Отв. ред. Клейн Л.С. Изд-во
Ленинградского университета. Л., 1979.
1137 У в а р о в а П. С. Программа для
исследования Древностей Кавказа. М., 1889.
114. У в а р о в а П. С. Введение. //МАК, М.,
1888. Т. 1.
115. У в а р о в а П. С. Могильники Северного
Кавказа. //МАК. М., 1900. Т. VIII.
116. У в а р о в а П. С. Каталог Кавказского
музея. Тифлис, 1902.
117. Ф с д о р о в Г. С. Погребальные
сооружения и обряды погребений Верхиечирюртов-
ских могильников и их этническая интерпретация.
//Вопросы истории и этнографии Дагестана. Изд.
ДГУ. Махачкала, вып. 5.
118. Федоров-Давыдов Г. А. О
статистическом исследовании взаимовстречасмости
признаков и типов предметов в археологических
комплексах. //Статистико-комбинаторные методы
в археологии. М.: Паука, 1970.
119. Федоров-Давыдов Г. А.
Арехологичсская типология и процесс типообразо-
ваиия (на пример средневековых бус).
//Математические методы в социально-экономических и ар-
хеологичесских исследованиях. М., 1981.
120. Чеченов И. М. Древности Кабардино-
Балкарии. Нальчик, 1969.
121. Чурсин Г. Ф. Амулеты и талисманы
кавказских народов. //Махачкала, 1929, Вып. 46.
122. Ш а л а м о н А., Баркоци Л.
Археологические данные к периодизации позднеримской
Панионии C76-476). //Древности эпохи великого
переселения народов У-УШ веков. М., 1982.
123. Щапова 10. Л. Очерки истории
древнего стеклоделия (по материалам долины Пила,
Ближнего Востока и Европы). Изд-во Моск. Ун-та,
1983.
124. Э р д с л и И. Новый могильник V в. в
Кестхсй-Фспскпусте. //Древности эпохи великого
переселения народов У-УШ веков. М., 1982.
125. Антология армянской поэзии. Ереван,
1940.
126. А ф а н а с ь с в Г. Е. Проблемы
хронологии раинссрсдневсковых памятников
Северного Кавказа (но материалам могильника Мокрая
Балка). Авторсф. канд. дисс. М., 1976.
127. Г о р о д ц о в В. А. Хронологическая
классификация первобытной и бытовой археологии.
М., 1922.
128. Иессеи А. А. Итоги и перспективы
археологического изучения Северного Кавказа.
//Тезисы докладов на пленарных заседаниях
конференции по археологии Кавказа, состоявшейся в
Ереване в октябре 1956 г. М., 1956.
129. К и п а р и с о в Ф. В. Вещь —
исторический источник. //ИГАИМК. М.-Л., 1933.
Вып. 100.
130. Классификация в археологии.
Терминологический словарь-справочник. М., 1990.
131. К л с й и Л. С. Археологическая
типология. Л., 1991.
132. К о в а л е в с к а я В. Б. Классификация
и хронология алаиских украшений У1-1Х вв.
//МИЛ, М., 1963, № 114).
133. Ковалевский В. О. Палеонтология
лошадей. М., 1948.
134. К о л п а к о а Е. М. Теория
археологической классификации. СПб., 1991.
135. Л ю д и щ ев Л. А. Проблемы формы,
систематики и эволюции организмов. М., 1982.
136. М а ж и т о в П. А. Бахмутинская
культура. М., 1968.
137. Март ы н о в Л. И., Шер Я.Л. Методы
археологического исследования. М., 1989.
138. Р ы баков Б. Л. Древние русы. //СА,
1953, XVIII.
139. Федоров-Давыдов Г. Л.
Статистические методы в археологии. М., 1987.
140. ТСА РАНИОИ. М., 1929., Т. IV.
141. III слов Д. Б. Антропоморфный амулет
из Танаиса. //Древности Европы в скифо-сармат-
скос время. М., 1984.
142. Шер Я. Л. Интуиция и логика в
археологическом исследовании (к формализации
типологичесского метода в археологии). //Стати-
стико-комбинаторные методы в археологии. М.,
1970.
143. ГЦ а п о в а 10. Л. Естсстспио-научиыс
методы в археологии. Изд-во МГУ, 1988.
144. М а с п с Н е п - II с 1 Г с п О. Д. Тпе июг1с1
оГ 1пе II ни из. Вегкс1еу, иK-Ап§с1е8, ЬопаЪп, 1973.
145. ^ с г п с г .1. ВеНга&е гиг Агспсо1об*1С Aез
АиПа-Кекпез МипсЬеп, 1956.

А. ХАЙНРИХ
РАННЕСРЕДНЕВЕКОВЫЕ КАТАКОМБНЫЕ
МОГИЛЬНИКИ У СЕЛЕНИЙ ЧМИ И КОБАН
(по материалам Венского Естественно-исторического музея)
С публикуемыми в настоящем
сборнике материалами из раннссреднсвсковых
катакомб осетинских селений Чми и
Кобан я познакомилась в процессе
работы над диссертацией1 в фондах Венского
Естественно-исторического музея. Часть
этого материала уже была издана моими
предшественниками. Предпринимая ныне
полную их публикацию2, я хочу
предоставить своим коллегам из Осетии
возможность изучения этих интересных
находок.
Коллекция кавказских древностей в
доисторическом отделе
Естественно-исторического Музея в Вене содержит
материалы от эпохи бронзы до раннего
средневековья, всего приблизительно 5000
номеров инвентаря. Благодаря трудам
Франца Хсгсра A853-1931), сегодня в
Естественно-историческом Музее в Вене
хранится самая большая коллекция ран-
нссредневековых кавказских древностей
за пределами России. Тесная связь Ф.
Хсгера с авторами раскопок и с
собирателями находок позволяет с уверенностью
говорить о полноте и цельности
Кавказских комплексов Венского музея.
Франц Хсгср предпринял в 1881-1893
гг. пять путешествий в разные части
Российского Государства, в том числе три
путешествия на Кавказ: в 1881, 1890 и
1891 гг. В течение этого относительно
короткого времени ему удалось
приобрести значительную коллекцию древностей
Кавказа — по большей части из Осетии
— для антрополого-этнографического
отдела основанного незадолго перед этим
Венского Императорского Естественно-
исторического Музея.
Впервые Франц Хсгср ознакомился с
доисторическими находками Кавказа во
время участия в работе V Всероссийского
археологического съезда в г. Тифлисе
A881 г.). После этого он отправился в
свое «Первое Русское Путешествие» A-
2) и уже тогда купил первую коллекцию
для Венского Музея C).
С этого времени он посвятил
значительную часть своей научной работы
изучению кавказских древностей и
сравнению приобретенных им находок с
другими археологическими культурами.
Материалы его разысканий подробно
документированы в 15 стенографически
написанных дневниках.
В ходе нескольких своих путешествий
на Кавказ Францу Хсгсру удалось,
благодаря своим связям с Василием
Ивановичем Долбежсвым A842-1911),
преподавателем немецкого языка во
Владикавказском реальном училище и
сотрудником Императорского Археологического
Общества, посетить места раскопок на
Кавказе и даже провести самостоятельно
небольшие раскопки D, с. 191-192; 5, с.
135-136). В.И. Долбсжсв имел право
ИЕКчтК1СИ Л. ГгиптШс1а11сгПспе Ка1акотЪег аи$ с!ст МогсПсЬсп Каиказиз (Спи ипй КоЬап) 'ип
№1иг111$1ог1$сНсп.Ми8сит т АУ'юп 1988 (рукопись в двух томах, 462 стр.)
Я очень благодарна В.Л.Кузнсцову и В.Х.Тменову, предоставившим мне возможность публикации в
этом сборнике, а также Л.В.Пскарской и Л.В.Кашкину за помощь при корректуре перевода.
184
© Л.ХЛйнрих

распоряжаться «дубликатами» находок
по своему усмотрению F), благодаря
чему и пополнилась венская коллекция.
В.И. Долбежсв выступал иногда и
посредником в приобретении находок у
небогатого оссстинского князя (алдара) Х.Д.
Канукова, но достоверность комплексов,
поступавших от последнего, порою была
довольно сомнительна, на что обратил
внимание сам В.И. Долбежсв G-9). При
этом надо учитывать и то, что Х.Д.
Кануков и В.И. Долбежсв одновременно
«поставляли» находки в Берлин
Рудольфу Вирхову, от кого В.И. Долбежсв
получал денежные пособия для своих
раскопок и который редактировал его
статью в журнале «ХсНзсЪпН гиг
Е1Ьпо1оБ1Сп (Ю, с.134-141, 145-163; 11,
с.101-118, 153-175; 5, с.136).
Однако все это никак не уменьшает
ценности коллекции Ф. Хегера, хотя
и можно предположить, что из
нее исчезли некоторые предметы из
драгоценных металлов или же в
отдельных случаях в комплексы катакомб
Чми и отчасти Кобана могли попасть и
предметы более раннего периода.
Приобретения 1881-1888 гг., в том
числе и находки из Чми, Франц Хегер
сам инвентаризовал полностью, а
находки 1890 г. только частично E, с. 132).
Более поздние приобретения оставались
до середины пятидесятых годов нашего
века вообще не инвентаризированы.
Этим объясняются некоторые неясности и
спорные моменты.
В 1927 г. кавказская коллекция была
разделена. Одна се часть (приобретенная
1890-1893 гг.) попала во вновь созданный
Венский Музей Этнологии, а другая
(приобретенная в 1881-1888 г.) осталась
в доисторическом отделе
Естественно-исторического музея. Так продолжалось
около 50 лет, и только в 1978 г. вся
коллекция вновь объединилась в
доисторическом отделе
Естественно-исторического Музея. И вновь началась новая
научная обработка этого материала.
Из австрийских исследователей после
смерти Франца Хегера посвятил себя
изучению археологических проблем
Кавказа прежде всего Франц Ханчар A893-
1968K, однако он занимался
преимущественно историей первобытных обществ
Кавказа и соседних районов. Из богатого
кавказского материала, находящегося в
Вене, он представил только некоторые
экземпляры4.
1. ЧМИ
Первая катакомба на могильнике у с.
Чми (Чми-Суаргом) была случайно
открыта в 1882 г. землевладельцем Е.Т.
Дударовым. После этого местные жители
раскопали здесь более 80 катакомб.
Большую часть найденных предметов они
продали во Владикавказе, главным
образом К.И. Ольшевскому A5, с.175M. В том
же году Д.Я. Самоквасов провел первые
научные раскопки в Чми, которые около
100 лет оставались единственными.
Конструкцию и содержание открытых им 27
катакомб он подробно описал в своем
труде, но, к сожалению, без иллюстраций
A5, с. 185) .6
В октябре 1883 г. В.И. Долбежсв снова
пишет Ф. Хсгсру о находках из Чми:
«... Для Вас я раскопал в Чми (в
катакомбах и около них) очень красивую
коллекцию древностей, именно на сумму
145 р. 57 коп., которые Вы мне посылали
с этой целью. Хабош (Х.Д. Кануков, —
А.Х.) копал там, в катакомбах у него
только 2 монеты а из места ниже Чми его
коллекция более бедная и малочисленная
чем та, которую собрал я...» И несколько
месяцев спустя: «... в другом месте, т.е. в
катакомбах, около 2 верст к югу, (...) —
Подробную библиографию его работ см: 12, с.305-309.
Раннесрсднспсковыс кавказские материалы опубликованы в работах: 13, с. 34-45; 14, с. 139-152.
Эта коллекция тоже была предложена Ф. Хсгсру, но Российское правительство перекупило ее за
10000 руб. A6-17). Ф. Хегер мог изучить се в Москве в 1893 г. A8).
В 1990 г. (к сожалению, только после окончания диссертации) у меня появилась возможность
ознакомиться с альбомом, прилагавшимся к этому труду. Выражаю благодарность за помощь М.П.
Абрамовой (Институт археологии ЛИ РАН) и В.Л. Яцспко (Московский Государственный Университет,
Исторический факультет, Кафедра археологии).
185

я ничего нс нашел. Катакомбы были
полностью опустошены задолго до моего
прибытия. (...) — Все вещи, которые я
Вам послал из Чми раньше, происходят,
насколько я помню, кроме одной могилы,
из катакомб» B0).
Дальнейшие раскопки на этом
могильнике проводили в 1887 г. В.И. Долбсжсв
A катакомба) и в 1888 г. А.А. Бобрин-
ский C катакомбы) B1, с. 171; 22; с.
242-243). В 1890 г. Франц Хсгер в
сопровождении Долбсжсва посетил это
место и они провели там небольшие и, к
сожалению, безуспешные раскопки B3,
с. 122). Современные научные раскопки
здесь были проведены в 1977 г. М.П.
Абрамовой и в 1982 г. В.Б. Ковалевской
B4, с.135-155; 25, с.122-123; 26).
Общее число открытых на могильнике
Чми-Суаргом катакомб достигло около
150, причем более 100 могил были
вскрыты местным населением. Следы этих
раскопок сохранились до сих пор B4,
с. 149). Инвентарь ограбленных катакомб
пропал для науки: если найденные в них
предметы еще существуют, то ценность
их весьма относительна. Достаточно
достоверные цельные комплексы из этих
катакомб есть только в коллекциях Д.Я.
Самоквасова B7), Ф. Хсгсра F), В.И.
Долбсжсва A) и А.А. Бобринского C), а
также в материалах последних раскопок
М.П. Абрамовой B) и В.Б. Ковалевской
A7), всего нс более 56.
Однако до сих пор никем не был
опубликован ситуационный план всех
открытых катакомб. Неизвестно, снимал
ли вообще такой план Д.Я. Самоквасов,
но можно предположить, что он
существовал. М.П. Абрамова и В.Б. Ковалевская
опубликовали только планы раскопанных
ими катакомб, без точной привязки к
местам предыдущих раскопок. И каждый
автор начинал свою собственную
нумерацию. Д.Я. Самоквасов — римскими
цифрами, а остальные — арабскими B6,
с. 157 — план могильника).
Каталог находок.
Катакомба А (таблЛ-У). 1.
Фрагментарный серебряный перстень (табл. 1,1); 1
маленький перстень из бронзы с
штампованным изображением птицы (табл. 1,2);
2 бронзовые серьги с четырнадцатигран-
186
ником на одном конце, один с узкой,
украшенной манжетой (табл. 1,3-4); 2
литых браслета из бронзы, концы в виде
голов животных с штампованными
глазами, в середине каждого браслета
утолщение и сбоку по три тонкие поперечные
канавки (табл. 1,5-6); 2 браслета из
толстой бронзовой проволоки (табл. 1, 7-8);
1 фрагментарный шарообразный флакон
из тонкого серебряного листа, из двух
полушаровидных частей, вокруг круглого
отверстия остатки смолистого клейкого
вещества (?), вокруг шва остатки узкой
полосы (таб.11,1); 1 колесообразная
бронзовая привеска с ушком и выступами на
крас (табл. 11,2); 1 зеркальце из бронзы
с ушком на оборотной стороне
(табл.11,3); 1 большое бронзовое зеркало,
на оборотной стороне ушко и рельефный
орнамент: концентрические круги, во
внутренней полосе косые линии, во
внешней полосе десяти конечна я звезда
(табл.II, 4); 2 фрагмента цепи со
звеньями из бронзовой проволоки
прямоугольного сечения с заржавленным
фрагментом очень маленькой фибулы из богатой
медью бронзы, с железным шарниром и
кнопкой из серебра (табл. II, 5); 1
овальнорамчатая бронзовая пряжка с
высоким язычком, имеющим почти
прямоугольный выступ у основания, и
железным стержнем шарнира (табл.П, 1); 1
бронзовая лирорамчатая пряжка с ясно
выраженным приемником для бронзового
язычка; щиток из двух узких частей, на
одной части вырезанный знак, на каждой
части по одному шпеньку (табл.III, 2); 1
лировидная пряжка из бронзы с
приемником для язычка (табл.III, 3); 1
односоставная пряжка с геральдическим
щитком, рамка снабжена выступающим
приемником для железного язычка, над
щитком три прямоугольные петельки
(табл.III,4); 1 В-образная бронзовая
бляшка, на оборотной стороне два
шпенька (табл.111,5); 1 узкая прямоугольная
рамка пряжки из бронзы, на одной
длинной стороне две петельки (табл.Ш,
6); 1 овальная (омсговидная) петля из
бронзового листа (табл.Ш, 7); 2
дугообразные обкладки из железа от ножен
сабли, у крайних концов по одному
железному гвоздю; внутри остатки
дерева (табл.Ш, 8-9); 3 бронзовые заклепки

с дискообразными головками (табл.III,
10); 2 маленьких бронзовых кольца
(табл.Ш, 11-12); 8 бусин различных
форм и размеров из разноцветного
стекла, частично с металлической
прокладкой, 1 ребристая бусина из бирюзового
фаянса (таблЛУ, 1); 14 фаянсовых бусин
различных форм и размеров, бирюзового,
светло-зеленого и горохового цвета, 1
овальная ребристая бусина из
бесцветного кварца, 13 бусин различных форм,
размеров и цветов из стекла (таблЛУ, 2);
1 бусина из сердолика телесного цвета
(таблЛУ, 3); 12 бусин различных форм из
бесцветного, прозрачного стекла,
частично с золотой прокладкой (табл.У, 1); 6
бусин из разноцветного кварца (табл.У,
2); 1 ромбовидная бусина из бронзы, 1
овальная ребристая бусина из
бесцветного, прозрачного кварца, 1 фрагментарная
овальная бусина из гагата, 39 бусин из
стекла различных форм, размеров и
цветов (табл. V, 3).
Катакомба Б (табл.У1-Х1). 2
бронзовые фибулы с железным шарниром и
тремя бронзовыми кнопками,
лентовидная спинка с тремя желобками, железные
приемники и стержни утрачены, ножки с
маленьким отверстием (табл. VI, 1-2); 2
бронзовые булавки с четырнадцатигран-
ником (табл. VI, 3-4); остатки тонкого
бронзового листа, частично с золотой
фольгой, на одной части шарообразный
вкладыш из темно-зеленого стекла,
маленькие бронзовые шплинты приложены
(табл. VI, 5); 1 фрагментарная
односоставная бронзовая пряжка с
геральдическим щитком, на оборотной стороне
остатки прямоугольных петель и
коррозированный железный кольцеобразный
фрагмент (табл.У1,6); 1 маленькая тем-
носсрая глиняная кружка, поверхность
лощеная, у горла внутренняя
поверхность также лощеная, на дне клеймо
(крест внутри колеса), ручка
шестиугольного сечения (табл. VI, 7); 1
перстень из серебряного листа (табл.УНД);
1 бронзовый литой перстень, на
прямоугольном щитке остатки знака (табл.УН,
2); 1 бронзовый перстень лентообразного
сечения с тремя желобками (табл.УШ); 1
бронзовый браслет с расширяющимися
концами, декорированный угловатым
орнаментом (табл.VII,4); 1 бронзовый
браслет полуовального сечения (табл.VI 1,5);
2 браслета из толстой бронзовой
проволоки (табл.УШ,1); 1 бронзовый литой
амулет с семью птичьими головками и одной
петлей (табл.VIII,2); 2 зеркала из бронзы
с радиальными ребрами (табл.VIII, 3-4);
1 фрагмент бронзовой цепи овального
сечения (табл.УШ,5); 1 большая бусина
из янтаря, у отверстия ясные следы
употребления (табл.VIII,6); 1 оселок (?)
из Топс1:$сп51ст7, частично с гладкой
темно-коричневой поверхностью
(табл.VIII, 7); 4 маленькие бронзовые
пряжки с концами в виде хвоста
ласточки, прямоугольные рамки с четко
выраженным приемником для железного
язычка, у двух экземпляров остатки
железных язычков, на оборотной стороне
по два шпенька и маленькие круглые или
продолговатые бляшки (табл.1Х,1а); 1
литая поясная пряжка из серебра с
длинным прямоугольным щитком, на
овальновидной рамке и на язычке
украшение из усиков и спиралей, на щитке
фигурное изображение: стреляющий с
колена стрелок из лука с колчаном и
головным убором, перед ним сказочное
животное в виде грифона (лев?) с широко
раскрытой пастью, на оборотной стороне
три литых шпенька, задний шпенек
утрачен, его место занял бронзовый гвоздь с
полусферической шляпкой, на оборотной
стороне маленькая прямоугольная
медная бляшка, железный стержень
шарнира утрачен (табл.1Х,2); 2 фрагмента
ремня (табл.Х, 5-6); 1 серебряная литая
бляшка, поясная, прорезной узор из
маленьких колес, у одного края две
широкие петли без отверстия (!), на
лицевой стороне два бронзовых гвоздя с
полусферическими шляпками, на
оборотной стороне в четырех углах остатки
литых штифтов (табл. IX,3); 1 овальное
бронзовое кольцо (табл.IX,4); 1
бронзовое кольцо и серебряный наконечник с
бронзовым шпеньком (табл.1Х,5); 1
бронзовая поясная накладка геральдического
стиля, нижняя часть вытянута и по
Минералогические определения сделаны д-ром Р. Зееманном
(Минералогический отдел Венского Естественно-исторического Музея)
д-ром Г. Нидсрмайсром
187

форме напоминает голову утки, на
оборотной стороне два шпенька
(табл.Ш1Х,6); 1 бронзовое литое кольцо
(табл.1Х,7); 1 бронзовое окончание
поясного ремешка, круглая и прямоугольная
части шестиугольного сечения (табл.
IX,8); 1 литое кольцо, треугольного
сечения, оборотная сторона плоская (таблЛХ,
9); 2 железных трехлопастных
наконечника стрел с остатками дерева (таблЛХ,
10-11); 6 фрагментов кожаного ремня,
частично с отверстиями или швами
(табл.Х, 1-4, 7-8); 2 бусины из сердолика
коричневого и телесного цветов
(табл.Х,9); 21 бусина, различных форм и
размеров из разноцветного стекла, с
разными вставными глазками; 2 кубические
бусины из черной пасты с белой
поперечной полосой; 1 бусина в виде оливы из
фиолетового стекла с тонкими
волнообразными белыми полосами, 1 бусина в
виде четырнадцатигранника
светло-зеленого прозрачного стекла (табл. X, 10); 2
большие бусины из пасты цвета охры,
красной и коричневой, попеременно в
тонких поперечных полосах (табл.Х!,
1-2); 20 больших бусин из янтаря (табл.
XI, 3); 2 «большие бусины из черной
смолистой массы, одна ломанная, одна
поврежденная, с красными-желтыми
пятнами» (утрачены!).
Катакомба В (табл. ХН-Х1У).в 1
бронзовая фибула, спинка лентообразная
с четырьмя желобками, шарнир с
железными стержнем и приемником, на ножке
маленькое круглое отверстие, игла
сильно коррозирована, местами с
отпечатками холста (табл.XII, 1); 1 бронзовая
фибула со спинкой плоско-треугольного
сечения, по оси желобок, на боках по
зигзагообразной линии, железный
стержень и три бронзовые кнопки, железная
игла утрачена, на конце приемника
завиток (табл.ХП,2); 1 бронзовая булавка с
четырнадцатигранником (табл.XII, 3); 1
бронзовая пуговица с колесообразным
ушком (табл.XII, 4); 1 бронзовый
бубенчик с прорезью и колесообразным ушком
(табл.XII,5); 1 бронзовая или медная
монета, с обеих сторон покрытая
патиной, изображение лицевой стороны
(аверс) не узнаваемо, на оборотной
стороне (реверс) алтарь с пламенем,
боковые фигуры, звезда и серп луны B7,
с.316), диаметр — 28 мм, вес — 1,3 г
(табл.XII, 6 — только схематическое
изображение); 1 бронзовый перстень с
гладким, плоским щитком овальной
формы, на каждой стороне колеса несколько
желобков (табл.XII, 7); 1 фрагментарный
бронзовый перстень с утолщенным
щитком (табл.XII, 8); 2 фрагмента серег из
бронзовой проволоки, один со следами
подвески (табл.XII, 9-10); 1 пустая
подвеска (серьга ?) из бронзового листа,
состоящая из двух полушарий (табл.XII,
II); 1 полусфера из бронзы, литая, с
отверстием на вершине (табл.ХН, 12); 2
кольца из черного стекла с утолщением у
стыка (табл.ХН, 13-14); фрагменты
бронзовых серег с литой подвеской или
кнопкой (табл.ХН, 15-18); 1 кружка,
относительно толстая и тяжелая, из темно-серо-
бурой глины с лощеной поверхностью,
ручка прямоугольного сечения, снаружи
с широким желобком, внутренняя
поверхность верхней части тоже лощеная •
(табл.ХН, 19); 1 браслет или кольцевая
фибула из бронзы с почковидными
утолщенными концами, местами тонкие
поперечные желобки (табл.XIII, 1); 1
бронзовая прямоугольнорамчатая пряжка с
большой частью пояса (табл.XIII, 2); 1
бронзовая роговидная пряжка, литая,
лицевая сторона с косыми фестончатыми
краями (табл.XIII, 3); 1 бронзовый
браслет с расширяющимися концами
(табл.XIII, 4); 1 бронзовая овальнорам-
чатая пряжка, состоящая из двух частей,
с высоким язычком треугольного сечения
и прямоугольным выступом у основания,
на выступе два углубления,
прямоугольный щиток с полукруглым концом, на
щитке две колесообразные рамки, каждая
из которых содержит растительный
орнамент (лилия?), вся композиция
ограничена каймой из рельефных полукругов, на
оборотной стороне щитка остатки трех
петелек (табл.XIII, 5); 1 большой
бронзовый браслет с остатками косых линий на
концах (табл.XIII, 6); 2 маленьких
бронзовых браслета (табл.XIII, 7-80; 2
половины литого бронзового бубенчика с
длинным фрагментом цепи (табл.XIV, 1);
В моей диссертации эта катакомба (по немецкому алфавиту) названа «Ка1акотЬе С».
188

1 бронзовая литая трубка (Ьи11а?), внутри
кожаные остатки (табл.Х1У, 2); 1 бочко-
видная бусина из серой глины (табл.XIV,
3); 1 зеркальце из светлого сплава с
широким краем и ушком на обороте
(табл.XIV, 4); 1 бронзовое зеркальце с
ушком на обороте и орнаментом из
выпуклых радиальных линий (табл.Х1У,
5); 1 амулстная привеска из бронзы с
четырьмя птичьими головками
(табл.Х1У, 6); 1 большая трубчатая
бусина из темно-фиолетового стекла с
волнообразными тонкими белыми
поперечными линиями (табл.XIV, 7); 1 овальная
бусина из ЬлтопИ (табл.XIV, 8); 1
фрагментарная бусина из янтаря (табл.Х1У,
9); 1 миндалевидная привеска (?) тонкого
бронзового листа, две половины
(табл.Х1У, 10); 4 бусины из сердолика
телесного и коричневого цвета (табл.Х1У,
II); 1 большая янтарная бусина с
просверленным отверстием в центре (табл.Х1У,
12); 1 привеска из красного песчаника
(табл.Х1У, 13); 1 маленькая, удлиненная,
плоская ламель из светло-синего стекла с
тремя продольными отверстиями и «126
стеклянных бусин различных форм,
цветов и размеров» (утрачены!).
Катакомба Г (табл.ХУ-ХУШ).9 1
бронзовая булавка с завитым концом и
кручением (табл.XV, 1); 2 серьги из
бронзовой проволоки с привеской из меди
(табл.ХУ, 2); 1 бронзовая серьга с четыр-
надцатигранником и украшенными
манжетами на концах (табл.XV, 3); 1
фрагментарная бронзовая фибула, шарнирная
конструкция с железным стержнем
(табл.XV, 4); 5 трубчатых бусин из
глины (?) от светло-коричневого до
красно-бурого цвета (табл.XV, 5); 1 очень
маленькая колесообразная бронзовая
пряжка (табл.XV, 6); 1 маленькая
односоставная бронзовая пряжка с
лентовидным язычком, на оборотной стороне
бронзовый шпенек и прямоугольная
медная бляшка (табл.XV, 7); 1 литой
орнаментированный перстень из бронзы и
круглой бусиной из желтого стекла с
углубленным украшением: конь и
всадник или птица или лилия (табл.XV, 8); 1
литой бронзовый орнаментированный
перстень с углублением для бусины
(табл.XV, 9); 1 колесообразная накладка
(амулет?) из бронзы, обратная сторона
плоская (табл.XV, 10); половина
бронзового зеркала с ушком на обороте и
орнаментом из выпуклых звездообразных
линий с двумя кружками в середине
(табл.XV, II); 1 бронзовая лировидная
рамка пряжки с ясно выраженным
приемником для язычка (табл.XVI, 1); 1
фрагментарная односоставная пряжка из
бронзы, на оборотной стороне остатки
трех шпеньков (табл.XVI, 2); 1
фрагментарная односотавная пряжка из бронзы,
на оборотной стороне три длинных
петельки, кольцо и внутренняя часть щитка
украшены желобками (табл.XVI, 3); 1
бронзовый щиток пряжки
«византийского типа» с тремя каплевидными
отверстиями, литой, на оборотной стороне три
длинных петельки (табл.XVI, 4); 1
фрагментарный литой бронзовый щиток
пряжки, остатки шарнирной
конструкции с железным стержнем, медный гвоздь
с маленькой шляпкой (табл.XVI, 5); 1
удлиненная прямругольная рамка из
бронзы треугольного сечения, на одной
стороне два стержня (табл.XVI, 6); 1
односоставная бронзовая пряжка, на
оборотной стороне три шпенька (табл.XVI,
7); 3 бронзовые поясные накладки
геральдического стиля с разными
отверстиями, на оборотной стороне по два
шпенька (табл.XVI, 8); 4 геральдические
поясные накладки из бронзы, на оборотной
стороне по два шпенька (табл.XVI, 9); 1
бронзовый браслет полуовального
сечения, с утолщенными концами
(табл.XVII, 1); 1 браслет из толстой
бронзовой проволоки (табл.XVII, 2); 1
бронзовый браслет с утолщенными
концами, на которых сохранились остатки
ткани (рис.ХУН, 3); 1 кружка из темно-
серой глины с тщательно лощеной черной
поверхностью и очень тонкой стенкой,
верхняя часть горла внутри также
лощеная, ручка полуовальная в сечении, на
плече штампованный узор, дно с
кругообразным клеймом (табл.XVII, 4); 1
оселок из НогпМспс1е5-сЫсГсг
(табл.XVII, 5); 29 продолговатых бусин
из очень тонкого, бесцветного стекла,
изнутри окрашенные в желтый, красный,
В диссертации эта катакомба названа «Ка1акотЬе О».
189

бирюзовый и другие цвета (табл.XVIII,
1); 3 «маленькие бронзовые накладки,
вытянутые, ажурные, по одному шпеньку
на оборотной стороне», 3 «маленькие
бронзовые накладки особенной формы,
на оборотной стороне по одному
шпеньку», 1 половина диска из бронзы или
меди, одна сторона плоская, на другой
стороне ребра и в середине ушко, диаметр
— 55 мм (зеркало)», «бусины из стекла
и стекловидной массы» (все утрачены).
Катакомба Д (табл.Х1Х-ХХШ)." 1
односоставная пряжка из бронзы, на
оборотной стороне три прямоугольных
ушка (табл.XIX, 1); 1 фрагментарная
бронзовая пряжка, на обороте остатки
трех прямоугольных ушек (табл.XIX, 2);
1 односоставная бронзовая пряжка, на
обороте два шпенька (табл.XIX, 3); 1
фрагментарный щиток пряжки из
бронзового листа, в центре гвоздь (табл.Х1Х, 4);
1 накладка (?) из бронзового листа, на
лицевой стороне украшения из полос
косой штриховки, один край загнут, на
оборотной стороне круглый фрагмент
кожи с прошитым краем (табл.XIX, 5); 1
фрагментарный наконечник ремня из
бронзового листа (или нижняя часть
наконечника), на одном конце два гвоздя,
на оборотной стороне следы кожи или
бронзового листа (табл.XIX, 6); 2
маленьких бронзовых наконечника
ремешка с отверстиями, на оборотной стороне
по одному шпеньку (табл.Х1Х, 7-8); 1
фрагментарный бронзовый наконечник
ремня с двумя круглыми и одной
каплевидной прорезями, на лицевой стороне
гравированный растительный орнамент
(табл.XIX, 9); 1 бронзовый наконечник с
продолговатым отверстием, в центре на
оборотной стороне два шпенька (табл.
XIX, 10); 2 очень маленькие пряжки из
бронзы (табл.XX, 1-2); 1 маленькое
колечко из бронзовой проволоки (табл.XX,
3); 1 маленькое бронзовое колечко с
бронзовой привеской (табл.XX, 4); 1
бронзовый перстень с овальным
углублением для камня или стекла, в котором
сохранились остатки желтого клеющего
вещества (табл.ХХ, 5); 1 бронзовый
перстень с большим овальным углублением
для камня (табл.ХХ, 6); 1 бронзовый
браслет овального сечения (табл.ХХ, 7);
1 бронзовый браслет треугольного
сечения (табл.ХХ, 9); 1 полусферический
бронзовый лист с тремя отверстиями у
края (табл.ХХ, 8); 1 бронзовая колесооб-
разная накладка с круглым отверстием в
центре, оборотная сторона плоская
(табл.ХХ, 10); 12 маленьких шумящих
бронзовых бубенчиков с прорезью, в
некоторых из них внутри сохранились
камешки (табл.XXI, 1); 5 литых
бронзовых пуговиц с длинными ушками
(табл.ХХ!, 2-5); 1 пустая шарообразная
привеска, возле ушка отпечатки ткани,
на нижней части — остатки волокон
(табл.XII, 6); 1 фрагментарная большая
бочковидная бусина из белой стеклянной
пасты с сине-белыми глазками
(табл.ХХI, 7); 1 половина мозаичной
бусины из светло-зеленой стеклянной
пасты с неправильными красными
глазками с белыми окаймлениями, частично
с желто-зелеными краями (табл.XI, 8); 1
половина большой мозаичной бусины из
синей стеклянной пасты с
неправильными желтыми глазками с красными
краями и бело-черными окаймлениями
(табл.ХХI, 9); 1 бронзовая или медная
позолоченная монета с двумя
отверстиями, лицевая сторона неузнаваема, на
оборотной стороне слабо обозначенный
бортик с трудно узнаваемой арабской
надписью в три строчки B7, с,319-320),
диаметр — 20 мм, вес — 1,2 г (табл.XXI,
10 — только схематическое
изображение); 1 маленький сосуд из темно-серой
глины с вертикальными лощениями, на
дне клеймо (двойной крест внутри
неправильного колеса), относительно толстый
и тяжелый, на плечах три выпуклости
(табл.XXI, II); 7 бусин из очень светло-
зеленой стеклянной пасты с полосами
желтого, красного, белого и зеленого
цветов (табл.XXII, 1); 18
цилиндрических бусин из темно-синей до черной
стеклянной пасты, у концов по четыре
выделяющихся глазка из бирюзовой
пасты с белыми краями (XXII, 2); 1
бочкообразная бусина из сердолика телесного
цвета (табл.XXII, 3); 30 бусин из
стеклянной пасты различных цветов,
частично с металлической прокладкой или со
ю
190
В диссертации эта катакомба названа «КаШкотЬс Е».

вставными глазками; 2 бусины из светло-
синего фаянса; 1 бочкообразная бусина
из гагата, с косыми разрезами; 1
дискообразная бусина из светло-коричневого
песчаника; 1 дискообразная бусина из
красновато-коричневой яшмы; 1 трубчатая
бусина из зеленого кварца (табл.XXII, 4);
1 фрагментарный конус из прозрачной
светло-зеленой стеклянной пасты,
неправильные сине-белые пятна (XXII, 5); 11
бусин из лимонита (табл.ХХШ, 1); 9
янтарных бусин (табл.ХХШ, 2); 27 бусин
из стеклянной пасты (чаще всего светло-
зеленой и бирюзовой) с глазками (табл.
XXIII, 3); 2 «бусины из сердолика» и 19
«стеклянных бусин» (утрачены).
Катакомба Е (табл.ХХ1У-ХХУ1).п 1
серебряный браслет с расширяющимися
просверленными концами (табл. XXIV,
1); 1 браслет из проволоки овального
сечения (табл.XXIV, 2); 1 накладка
ремешка с большим отверстием в виде
замочной скважины и двумя маленькими
круглыми отверстиями, на оборотной
стороне шпенек (табл.XXIV, 3); 1 бронзовое
окончание ремня с прямоугольной
верхней и колосообразной нижней частью
(табл.ХХ1У, 4); 1 бронзовое колечко с
фрагментом бронзового наконечника с
шпеньком (табл.XXIV, 5); 1 маленькая
бронзовая колосообразная пряжка (табл.
XXIV, 6); 1 бусина из коричневого
сердолика (табл.XXIV, 7); 1 кружка из светло-
коричневой до темно-серой глины с
тщательно лощеной поверхностью, широкая
ручка прямоугольного сечения с мелким
желобком, на туловище мелкие косые
линии (табл.ХХ1У, 8); 3 янтарные
бусины неправильных форм (табл.ХХ1У, 9); 1
литая колосообразная накладка из
бронзы (табл.ХХУ, 1); 1 литой бронзовый
перстень, на прямоугольном щитке
арабская надпись «хасб аллах» (бога мне
достаточноI2 (табл. XXV, 2); 1 литой
бронзовый перстень со штампованным
«византийским» крестом на
прямоугольном щитке (табл. XXV, 3); 1 бронзовая
булавка с четырнадцати грани и ком (табл.
XXV, 4); 1 литая бронзовая привеска с
ушком и тремя выступами по краям
(табл. XXV, 5); 1 односоставная овально-
рамчатая пряжка из бронзы, щиток
орнаментирован двумя прорезями с
трилистником в середине и врезной линией, на
оборотной стороне два шпенька в средней
части и фрагментированный шпенек на
конце (табл. XXV, 6); 1 литая
колосообразная накладка из бронзы с девятью
утолщениями по краю и четырьмя
радиальными спицами (табл. XXV, 7); I
фрагментарная дисковидная коробочка
из серебряного листа, состоящая из двух
полуэллиптических частей с
цилиндрическим краем, вверху на одной стороне
проволочная петелька, в центре с двух
сторон по одному маленькому круглому
отверстию, со следами круглой накладки
(?), нижний край с двумя маленькими
отверстиями (XXV, 8); 20 маленьких
бусин в виде четырнадцатигранников из
темно-синего стекла (табл. XXVI, 1); 18
бусин в виде четырнадцатигранников из
светло-желтого прозрачного стекла,
поверхность отливает перламутром,
фрагменты большой линзообразной и
миндалевидной бусин (табл. XXVI, 2); 28
бусин-пронизок (двух, трех и четырехча-
стные) из очень тонкого, бесцветного
стекла (табл.XXVI, 3); 4 бусины из
бирюзово-прозрачного стекла и 3
трубчатые бусины из светло- до средне-синего
прозрачного стекла (табл. XXVI, 4); 6
бусин из темно-коричневого лимонита
(табл.XXVI, 5); 6 бусин из стеклянной
пасты различных цветов, форм и
размеров, 2 трубчатые бусины, шестигранные
в сечении, из светло-синего фаянса, 1
бусина из черного коралла (табл. XXVI,
6); 34 «стеклянные бусины» (утрачены!).
В ы воды
О происхождении находок из катаком-
бных могил у с. Чми и Кобан и о их
приобретении я уже писала в вводных
главах. Все сказанное там не теряет из
виду обобщенных суждений о
представленных здесь комплексах находок. К
этому еще надо добавить проблемы
частично очень широкой датировки
некоторых типов и разногласия между
исследователями в хронологическом
определении отдельных находок.
и
12
В диссертации эта катакомба названа «Ка!акотЬа Г».
За расшифровку надписи я очень благодарна д-ру С г. Пебсхай (Вена).
191

Катакомба А. Инвентарь этой
катакомбы, ВОЗМОЖНО, НС 51ВЛЯСТСЯ СДИНЫМ
комплексом, так как он был подарен
Ф. Хсгсру.
Железные накладки от ножен меча
или сабли (табл.III, 8-9) встречаются в
аварских комплексах второй половины
VII в. B8, с.12, 222, 232, рис. 8,11,12).
Лировидные пряжки (табл.Ш, 2-3) Г.Е.
Афанасьев датировал второй четвертью
VII — рубежом VII-VIII вв. B9, с.141,
152). Серьги с четырнадцатигранником
(табл. 1,3-4) встречаются в Восточной и
Средней Европе с конца IV-У в., где они
бытуют и в VI в.13
С VII в. такие серьги встречаются
только на Кавказе, где их находили даже
в катакомбах Л^Ш-ХХ вв. A5, с.183-184;
34, с.131-132; 35, таблЛУ; 36, с.198-209;
37, с.49-71). Интерес вызывает узкий,
украшенный с одного конца манжет (как
и в катакомбе Г). Такие манжеты из всех
знакомых мне экземпляров известны
только из склепа V-VI вв. у г. Тырны-Ауз
C8, с.78, рис.25,5). Односоставные ова-
льнорамчатыс пряжки с почти круглым
ажурным щитком (табл.Ш, 4) датируют
по аналогиям, происходящим с
территории Кавказа и Крыма УПЫХ вв. C9,
с.24). Браслеты с концами в виде голов
животных (табл.1, 5-6) В.Б. Дсопик
(Ковалевская) датирует УПЫХ вв.
C4,с.131). Найденный здесь амулет
(табл.П,2) также датируется УПЫХ вв.
D0, с. 177, 41, с. 181, рис.64). Датировка
зеркала (табл.П, 4)-У1 в. D1; с.179,
рис.62), возможно, имеет более широкие
хронологические рамки. Аналогии
шарообразного металлического флакона
(табл.П, 1) датируются У-У1 вв. D2,
с.198; 43,-с.282; 286-301, рис.8,5; 35,
с.106; 44, с.241, 246, рис.6,1). Исходя из
всего сказанного, большинство находок
катакомбы А можно датировать второй
половиной VII- первой половиной VIII в.
Другие находки, прежде всего браслеты и
вышеуказанная пряжка, датируются
УН1-1Х вв.
Катакомба Б. Аналогии фибул
(табл.У1,1-2) датируются концом VI-
началом VIII в. D5, с. 101).
Сравнительный экземпляр, правда, встречается в
катакомбе В вместе с типом, который,
при появлении в материалах салтово-ма-
яцкой культуры, был датирован
серединой IX в. D6, с. 150, рис. 37, 23). Булавки
с четырнадцатигранником (табл.VI, 3-4)
встречаются в тех катакомбах с. Чми из
раскопок Д.Я. Самоквасова, которые, в
общем, датируются второй половиной
VIII-IX в. A5, с.175-185; 47, с.13-17; 39;
35; табл.IV). Маленькие пряжки с
концами в виде хвоста ласточки (таблЛХ, 1)
датируются как VI-VII и VIН-IX вв. C9,
с.46, табл.6I4 так и второй четвертью
VII — первой половиной VIII в. B9,
с. 146, рис.3, 10). Аналогии маленькой
накладки с нижней частью,
напоминающей голову утки (табл. IX, 6), тоже
встречаются в раннсаварских комплексах
и датируются концом VI-ссрсдиной VII
в., сравнительные объекты простираются
до начала VIII в. D8, с.223; 49, рис.17,
6). Пряжка с рамкой, украшенной
усиками, и щитком с фигурным изображением
(табл.IX, 2) датируется (по аналогиям)
скорее всего IX в. Такие рамки пряжек
часто связаны с украшенными в стиле
«лиственных усиков мастера Малой Пе-
рещепины» щитками E0, с.28-31).15
Сравнительные изображения
встречаются очень редко E2, с.46-47, рис.81 —
могилы у с. Горбунята или у с. Броды;
53, табл.ЬХ, 7 — Галиат; 54, с. 136, рис.
86 — Прикубаньс; 55, с.29 рис. 2,4 —
Коцкий городок). Сказанное подводит
нас к мысли о том, что предметы,
найденные в катакомбе Б, с учетом их
аналогов, следует датировать второй
половиной VII1-1X в., хотя некоторые из
перечисленных предметов можно,
пожалуй, отнести к более раннему периоду.
Здесь сделана только краткая выборка из обширной библиографии диссертации по этой теме C0,
с.231-235; 31, с.5-17; 32, с.241-20). Подробнее об этом типе и особенно о проблемах этнической
принадлежности см. нашу работу C3).
К сожалению, проверить эти датировки не представляется возможным, поскольку большинство из
перечисленных В.Б. Ковалевской пряжек до сих пор не опубликовано.
15
192
Очень хорошие аналогии приводятся в работе Л.И. Лйбабина E1, с. 177, рис.5,6),

Катакомба В. Здесь вес факты говорят
о датировке предметов второй половиной
У111-1Х в.: как пряжки (рис.ХШ, 2, 3, 5),
так и перстни (табл. XII, 7-8, 12-13),
серьги (табл.ХН, 9-11, 15-18), бронзовый
амулет (табл.XIV, 6) и бронзовые
бубенчики (табл.ХН, 4-5) — встречаются тоже
на памятниках салтово-маяцкой
культуры D0, с.138-139, рис.36, 44; 46, с.150-
151). Но одну из фибул (табл.ХН, 1-2),
как указано выше, можно было бы
датировать и более ранним временем,
поскольку, монета, найденная в этой
катакомбе является медной индикацией
серебряной сасанидской драхмы VI в. B7,
с.316).
Катакомба Г. Самые датирующие
предметы этой катакомбы-— части
поясного набора. Пряжка (табл.XVI, 7)
датируется первой половиной VII в. C6,
с.205, 208, рис.5,3; 39, с.40-41, 52,
табл.ХУШ, 26; табл.Х1Х, 10; 29, с.141,
144, 145, 152, рис.2,18, табл.2), то же
надо сказать о геральдических накладках
(табл.ХУ1, 8-9). Щиток пряжки с
каплеобразными вырезами (табл.XVI, 4)
датируется У1-УШ вв. C9, с.31; 29, с.141-142,
151; рис.1,38; табл. 1,2). Как фрагмент
зеркала (табл.XV, II), так и серьга с
четырнадцатигранником (табл.XV, 3) не
противоречат второй половине VI —
первой половине VII в., хотя надо заметить,
что хронология зеркал, как и амулетов
(табл.ХУ, 10), еще не разработана. Но
встречаются здесь также пряжки
(табл.XVI,2 — 3,5), правда, сильно фраг-
ментированные, датирующиеся УН1-1Х
вв. C9; с.24; 51, с.170, 176-180, рис.3,
23). Аналогии перстней мне неизвестны,
но подобные формы и украшения можно
видеть в материалах Дмитриевского
могильника E6, с.116, рис.61).16 Судя по
наличию в погребениях очень маленьких
пряжек (табл.ХУ, 6-7) и фибулы (табл.
XV, 4), можно предположить, что в этой
катакомбе был похоронен ребенок или
подросток.17
Катакомба Д. В этой катакомбе
встречаются, как находки У1-УП вв., в
частности, поясные накладки (табл.XIX,
7-10) и пряжка с В-образной рамкой
(табл.Х1Х, 3), так и предметы,
датирующиеся УШ-1Х вв.: «византийские»
пряжки (табл.XIX, 1-2), бубенчики, пуговицы
(табл.ХХ1, 1-6) и перстни (табл.XX, 5-6).
Монета — имитация абассидской золотой
монеты второй половины VIII или начала
IX в. B7, с.319). Не считая, что поясные
накладки и принадлежащая этому набору
пряжка бытуют до второй половины VIII
в., мы предполагаем их происхождение
из разных комплексов.
Катакомба Е. Находки этой
катакомбы также производят впечатление перс-
мешанности комплексов. Большинство
предметов, как указано выше,
датируются Х^Ш-ХХ вв.: пряжка (табл.XXV, 6),
перстни (табл.XXV, 2-3), амулеты
(табл.ХХУ, 1,5,7), бусины (табл.XXVI,
2). Но аналогии других изделий —
поясная накладка (табл.XXIV, 3) и
серебряная коробочка (табл.XXV, 8) —
встречаются в более ранних комплексах
и могут датироваться VI-VII вв. Поясная
накладка в этой катакомбе одна, и,
возможно, здесь случайна. Коробочки,
подобные нашей, также встречаются
позже. В свете хронологической системы
предполагаем датировку этой катакомбы
второй половиной VII1-1X в. В
заключение можно сказать, что большинство
находок из Чми — по существующим
хронологическим системам — датируется
\^Ш-1Х вв., но есть между катакомбами
этого могильника комплексы У1-УН вв.
Многие из типов изделий У'Ш-ХХ вв.
датируются так из-за существования
аналогий в памятниках салтово-маяцкой
культуры18, хотя некоторые
исследователи нижнюю границу этой культуры
определяют концом VII века E7, с.46).
Назрела необходимость пересмотреть суще-
К сожалению, по одним только рисункам определение аналогий представляется невозможным.
Из-за ограниченности объема статьи трудно говорить о количестве погребенных в одной катакомбе.
В диссертации эта проблема рассматривается мною на страницах 243-251.
В советской археологической литературе памятники салтово-маяцкой культуры традиционно
датируют второй половиной VIII — концом IX в. D0, с.141, рис.36; 46, с.148, 150, рис.36-37).
193
13 Лланпка - III

ствующую датировку связанных с этой
культурой типов. К сожалению, до сих
пор еще нс разработана внутренняя
хронология салтово-маяцкой культуры VIII-
IX вв., но следует учитывать, что ареал
распространения этой культуры
охватывает значительную территорию и
исторические обобщения по каждой области, в
нес входящей, требуют большой
осторожности и учета локальных особенностей.
II. КОБАН
Представленные здесь находки из ка-
такомбных могил у с. Кобан уже
частично опубликованы E8, с.93-94; 13, с.34-
45), но, кажется, после недавно
проведенной нашим музеем реставрации
большей части материала настало время еще
раз и более полно представить эти
важные находки.
В 1890 и 1891 гг. Франц Хегср провел
небольшие раскопки на знаменитом
могильнике бронзового века у с. Кобан19, но
они нс были удачными E9-60). Тогда
общая площадь была перерыта уже два
или три раза кладоискателями B3). Ран-
нссрсднсвсковыс катакомбы, открытые
выше старого могильника E8, с.91), на
крутой дороге в деревню и в соседних
садах B3, с. 123), были преимущественно
ограблены местными жителями, так что
сегодня мы ничего нс знаем ни о составе
погребального инвентаря могил, ни о
количестве и конструкциях катакомб, ни
о характере погребений. Единственные
сведения о них можно почерпнуть из
дневника Франца Хсгсра. К сожалению,
эти данные подробны только в
единственном случае:
«После обеда этого дня G/19 июля
•1890 г., — А.Х.) в саду полковника Х.Д
Канукова открыли катакомбную могилу.
На глубине 3 метров находилась
каменная плита..., после удаления этой плиты
было видно отверстие, через какое
одному мужчине было возможно пролезать.
Длина камеры — 3 аршина, ширина — 1
1 /2 аршина и такой высоты, что
мужчине было возможно там сидеть на
корточках. В катакомбе лежали: впереди костяк
женщины с согнутыми в коленях ногами
и согнутыми руками, перед женщиной
лежала кружка с двойной петлевидной
ручкой. В середине камеры лежал
мужской костяк в вытянутом положении... у
задней стены костяк ребенка, около 10-12
лет. Там, где было свободное место из-за
согнутых ног женщины, стоял маленький
стеклянный стакан, разбитый на две
части. Другие предметы: маленький
железный нож с ножнами, железный топор
с сохранившимся верхним концом
деревянного стержня, зеркало (из сплава) с
ушком и стеклянные бусины. Мужской
костяк имел вылеченный перелом
большой берцовой кости, так что эта нога
была короче другой» E9, с.46-47).
Представляется, Франц Хегср нс
присутствовал сам при открытии остальных
катакомб. Большинство находок из Коба-
на, которые находятся в Вене, были
приобретены им частично у В.И. Долбс-
жева, частично у Х.Д. Канукова, а
другую часть он, якобы, получил в
подарок. Тем нс менее, представленные
здесь катакомбные могилы из Кобана,
насколько мы знаем, единственные ран-
нссреднсвсковыс комплексы этого
местонахождения.20
В противоположность катакомбам у с.
Чми, кажется, в Кобанс был нс один
раннссрсднсвсковый катакомбный
могильник. Скорее всего мы имеем дело с
отдельными катакомбами,
сооруженными на территории могильника более
раннего времени и несколько в стороне от
него. Конечно же, надо учитывать, что
19
С открытия этого могильника н 1869 г. здесь уже проводили раскопки Г.Д. Филимонов в 1877 г.
В.Б. Антонович в 1879 г., и Р. Вирхов в 1881 г.
20,
В коллекции А.С. Уварова также есть несколько предметов «из катакомб Кобана», но, к
сожалению, ото не комплексы, пет и известий об условиях находок E8, табл.ХЬУ-ХЬУШ).
194

многие из катакомб были разрушены
местными жителями. Вскоре после
открытия в Коба не могил известной кобан-
ской культуры, разыскивались прежде
всего именно эти могилы, хотя в других
местах в большом количестве были
найдены раннссрсднсвсковыс катакомбные
погребения с богатым инвентарем, по
определению Е. Шантра, «скифо-визан-
тийского периода» F1).
В своей работе я назвала
«катакомбами» все комплексы, которые в
инвентарных книгах нашего музея были помечены
индексом21 «КК», хотя при ближайшем
рассмотрении становилось очевидным то,
что лишь в отдельных случаях это
название было оправдано.22
Каталог находок.
Катакомба 1 (табл. ХХУП-ХХ1Х). 1
маленькая круглорамчатая бронзовая
пряжка, круглый щиток из бронзового
листа с одним гвоздиком (табл.ХХУП, 1);
1 астрагал (овцы?) (табл.ХХУП, 2); 1
серебряная пряжка шестигранного
сечения (табл.ХХУП, 3); 2 колокольчика из
тонкого бронзового листа, из двух
полусфер, на одном экземпляре тонкие
желобки, внутри «шумные камни» (табл.
XXVII, 4-5); 1 железный нож, нижняя
часть лезвия в остатках ножен из тонкого
серебряного листа, верхняя часть
покрыта органическими остатками
(деревянных?) ножен (табл.ХХУП, 6); 1
бронзовая литая накладка с большим средним и
десятью крыглыми отверстиями и с
насечками по краю (табл.ХХУП, 7); 2
серебряных перстня с большими
овальными бусинами из светло-желтого и
синего стекла (табл.ХХУП, 8-9); 2 прямо-
угольнорамчатыс пряжки из бронзы со
средним стержнем, одна с коротким
язычком из узкого бронзового листа,
сложенного вдвое (табл.XXVIII, 1,3); I
прямоугольнорамчатая пряжка из
бронзы, передняя часть рамки плоская,
короткий язычок из узкого вдвое сложенного
бронзового листа (табл.XXVIII, 2); 4
фрагмента обкладок из бронзового листа,
возможно, от верхнего края чехла ножа
(табл.XXVIII,4); 1 маленький железный
трехлопастной наконечник стрелы, на
стержне деревянные остатки
(табл.XXVIII, 5); 1 прямой железный
нож (табл.XXVIII, 6); 1 прямой
железный нож, поверхность почти полностью
покрыта деревянными и кожаными
остатками обкладок ножен (табл.XXVIII, 7); 1
железный топор с двумя лезвиями и
остатками деревянного стержня
(табл.XXIX, 1); 2 фаланги руки,
покрытых бронзовой патиной; 1 органический
остаток (скорлупа ореха?); крошечные
остатки бронзы и угля (не зарисованы).
Катакомба II (табл.ХХХ-ХХХИ). I
бронзовая литая пряжка, овальнорамча-
тая, продолговатая, щиток с рельефным
изображением лошади или грифона и
тремя шпеньками на оборотной стороне,
иногда с остатками маленьких бронзовых
бляшек (табл.ХХХ; 1); 5 бронзовых
литых накладок пояса, полукруглые, с
отверстием в нижней части, на оборотной
стороне три шпенька (табл.XXX, 2); 4
бронзовые литые накладки, овальные, на
оборотной стороне три шпенька (табл.
XXX, 3); 1 бронзовый литой наконечник
пояса, верхняя часть расщепленная и
просверленная (табл.XXX, 4); 5
бронзовых литых накладок пояса, на оборотной
стороне три шпенька (табл.XXX, 5);2
перстня из бронзы с овальными бусами из
коричневого и светло-желтого
прозрачного стекла (табл.XXXI, 1-2); 1 бронзовая
фибула с квадратной средней частью и
круглой оправой в центре, приемник и
железная игла утрачены (табл.XXXI, 3);
2 простые серьги из тонкой бронзовой
проволоки (табл.XXXI, 4-5); 1 бронзовая
литая привеска с петлей в середине, один
конец круглого, другой — овального
21
От этой отметки «КК» вытекает происхождение находок из кобамских катакомбпых могил (КоЬап
КаМкотЬсп). Другие находки, происходящие не из катакомб, носили простую отметку «К» (КоЬап).
Распределение находок по отдельным катакомбам происходит из списка материалов от 1951 г., по
заметкам Ф. Хсгсра и Ф. Ханчара. Из этого следует, что не все «полные комплексы» несомненны.
22
Из-за номеров по порядку здесь во всех случаях сохранялись названия «катакомба», несмотря на
то, что иногда было бы лучше применять название окомплексп.
195

сечения (табл.ХХХ1, 6); 1 бронзовая
прямоугольная рамка пряжки (табл.
XXXI, 7); 1 маленькая серебряная
поясная накладка, литая, с ушком и
маленьким кольцом, на оборотной стороне три
шпенька (табл. XXXI, 8); 8 бронзовых
бубенчиков с прорезью, внутри «шумные
камни» (табл. XXXI, 9-10); 2 бронзовых
колокольчика с прорезью и внутренними
«шумными камнями», на одном
экземпляре остатки ткани (табл.XXXI, И); 3
бусины из темно-синего стекла со
сверкающей поверхностью (табл.ХХХН, 1); 1
линзообразная бусина из темно-синей
стеклянной пасты с тонким светло-синим
краплением и тремя радиальными
полосами (табл.ХХХН, 2); 2 бусины из темно-
синей стеклянной пасты с полированной
поверхностью и вставленными красными
глазками, иногда с желтым краем (табл.
XXXII, 3); 1 большая бусина из темно-
синей стеклянной пасты, вставленными
синими глазками с белым краем и
тонкими белыми полосами (табл.ХХХН, 4); 1
чашка из бурой глины; на дне
неправильные решетчатые полосы, у края три
носика, на стене вертикальные лощеные
полосы (табл.ХХХН, 5).
Катакомба III (табл. XXXIII-
ХХХХУ). 2 спиральных браслета из
бронзовой проволоки эллиптического
сечения (табл.ХХХШ, 1-2); разные
бронзовые фрагменты, частично от серег (табл.
XXXIII, 3-10, 12-17); 6 бронзовых бусин,
согнутых из узких бронзовых лент, в
одной еще сохранилось пористое
вещество (табл.ХХХШ, II); 2 трубки из тонкого
бронзового листа (табл.ХХХШ, 18-19); 4
фрагментарные бронзовые спирали
разных размеров (табл.ХХХШ, 20-23); 1
фрагмент массивного бронзового
браслета, литой, с тремя острыми ребрами
(табл.ХХХ1У, 1); 12 ребристых бусин
различных стеклянных паст: черной,
темно-синей, светло-зеленой, фиолетовой и
бесцветной (табл.ХХ1У, 2); 1 плоская
глиняная бусина (табл.ХХХ1У, 3); 2
бусины из светло-коричневого и розового
сердолика с белыми пятнами
(табл.ХХХ1У, 4-5); 6 мозаичных и
полосатых бусин из стеклянной пасты разных
цветов (табл.XXXIV, 6); 1 большая
раковина (Каип), фрагментированная (табл.
XXXIV, 7); 1 фрагментарный верхний
правый глазной зуб волка23 с бронзовой
патиной (табл.XXXIV, 8); 14 бусин (с
глазками и мозаичные) из стеклянной
пасты различных цветов (табл.XXXIV,
9); 4 бусины из стеклянной пасты разных
цветов (табл.ХХХ1У, 10); 1 оселок из
темного НогпЫепс1е5сЫсг?сг (табл.
XXXIV, II); 17 бусин-пронизок (двух-
трех, четырех- и многочастные) из
бесцветной пасты, поверхность отливает
перламутром, частично с металлической
прокладкой (табл.XXXV, 1); 9
прямоугольных бусин из синего и бесцветного
стекла, прямоугольного сечения (табл.
XXXV, 2); 19 бусин в виде двойных
пирамид и четырнадцатигранников из
прозрачной бесцветной, темно-синей и
светло-зеленой стеклянной пасты (табл.
XXXV, 3); 5 трубчатых бусин из
коричневой, светло-зеленой, темно-синей,
бесцветной и черной стеклянной пасты
(табл. XXX, 4); 7 стеклянных бусин
различных цветов (табл.XXXV, 5); 24
бусины из стеклянной пасты различных
цветов, частично с металлической
прокладкой, и 1 шаровидная бусина из
хрусталя (табл.XXXV, 6); маленькие
фрагменты железа, бронзы, стекла,
раковины и глины (не зарисованыJ4.
Катакомба IV (табл.ХХХУЬ
XXXVII). 1 бронзовая булавка с округло-
конической головкой и узким,
прямоугольным отверстием (табл.XXXVI, 1); 3
бронзовые булавки с коническими
головками, ромбовидными расширяющимися
шейками и круглыми отверстиями
(табл.XXXVI, 2); 1 бронзовая булавка с
шаровидной головкой и большим
круглым отверстием (табл.XXXVI, 3); 2
спиральных кольца из тонкой бронзовой
проволоки (табл. XXXVI, 4-5); 1 малень-
23
Зоологические определения сделаны д-ром Э. Пухсром (Зоологический отдел Венского Естественно
- Исторического Музея).
24
Минералогические определения сделаны д-ром Г. Зсманном и д-ром Г. Нидсрмайсром
(Минералогический отдел Естественно-исторического Музея в Вене).
196

кос бронзовое кольцо (табл.XXXVI, 6); 1
бронзовая накладка с большим
отверстием, внутренний край возвышен, внешний
край украшен на оборотной стороне,
ушко в виде стерженька (табл.XXXVI, 7);
1 овальная бляшка из бронзового листа,
слабо изогнута, вокруг круглого среднего
отверстия вырезанные тамгообразные
знаки (табл.XXXVI, 8); 1 бронзовая
гривна с почковидными концами (табл.
XXXVI, 9); 2 бронзовых браслета
овального сечения с концами в виде голов
животных (табл.XXXVII, 1-2); 1
бронзовый браслет полукруглого сечения (табл.
XXXVII, 3); 1 бронзовый браслет
полуэллиптического сечения (табл.XXXVII 8); 1
бочкообразная бусина из белой
стеклянной пасты (табл.ХХХУП, 5); 1 чашкооб-
разный сосудик (лампа?) из грубопромс-
шанной глины красного цвета с
кусочками кварца и других примесей, в середине
маленькая чашечка (табл.ХХХУП, 6); 1
ребристая бусина из светло-зеленого
прозрачного стекла (табл.ХХХУП, 7); 1
большая овальная бусина из
светло-красной глины с глазурованной поверхностью
(табл.XXXVII, 9); 32 бусины из
бесцветной прозрачной стеклянной пасты с
металлической прокладкой (табл.XXXVIII,
1); 17 бусин из бесцветного и
светло-зеленого прозрачного стекла (табл.
XXXVIII, 2); 164 маленькие бусины из
желтой стеклянной пасты (табл.
ХХХУШ,3).
Катакомба V (табл.ХХХ1Х-ХЬУШ).
Сбруйные украшения из гладкого
серебряного листа: 11 крупных круглых блях,
с края по одному удлиненному отверстию
(табл.ХХХ1Х, 1-2), 5 таких же более
маленьких блях (табл.ХЫ, 1-2), 2
крупные круглые бляхи, по краю два
отверстия (табл.ХЫ1,1,4), 1 небольшая
каплевидная бляха, на краю тупого конца
удлиненное отверстие, на краю острого
конца круглое отверстие (табл.Х1Л1,3), 1
большая каплевидная бляха, на краю
тупого конца удлиненное отверстие
(табл. ХЫН,7); вокруг всех этих
отверстий видны следы накладок; 1 начельник
с трубочкой для султанчика, состоящий
из трех частей: начельника со слабыми
вырезами по краям и четырьмя
маленькими выступами и заклепками, трубочки
и плоского колеса (ныне все части
разрознены) из гладкого серебряного листа
(табл.ХЬУ,1-2); 1 трубчатый предмет из
серебряного листа с полусферическими
насадками с обеих сторон трубки (табл.
ХЫ1,2); 3 накладки ремня из
штампованного серебряного листа с изображением
растения и двух птиц (древо жизни ?), на
оборотной стороне остатки белого
вещества (табл.Х1ЛИ,1); 3 накладки ремня из
штампованного орнаментированного
серебряного листа, на оборотной стороне
остатки белого вещества (табл.Х1ЛП,2); 2
прямоугольнорамчатые серебряные
пряжки прямоугольного сечения
(табл.ХЫН, 3-4); 4 небольшие круглые
штампованные накладки ремня, на
оборотной стороне остатки белого вещества
(табл.ЬХИ,5); 4 штампованные
орнаментированных накладки ремня с прорезью
(табл.ХЫН,6); 20 штампованных
орнаментированных накладок ремня, на
оборотной стороне частично остатки белого
вещества (табл.Х1ЛУ,1); 1 бусина в виде
серпа луны из синей, малопрозрачной
стеклянной пасты (табл.Х1ЛУ,2); 1
фрагмент серебряного перстня с овальной
бусиной из темного, отливающего
перламутром, стекла (табл.ХЫУ, 3); 2 литых
зеркала из светлого сплава, из одной
литейной формы, на оборотной стороне
ушко и орнамент, состоящий из
концентрического круга и зигзагов (табл.ХЬУ1,
1-2); 1 половина сходного литого зеркала
(табл. ХЬУ1,3); 1 цилиндрический стакан
из желто-коричневого прозрачного
стекла с штампованным орнаментом в виде
трех рядов концентрических кругов
(табл. ХЬУ1, 4); 1 железная сабля с
богато украшенными рукоятью и
ножнами, клинок сохранился очень плохо
(табл. Х1ЛП1,1), спинка рукояти покрыта
тонкой ажурной серебряной пластинкой,
прикрепленной к деревянной основе
рукояти при помощи миниатюрных
серебряных гвоздиков, с противоположной
стороны на рукоять набиты четыре литых
серебряных захвата для пальцев с
листовыми основаниями ромбической формы,
покрытых гравированным орнаментом,
197

оборотная сторона рукояти покрыта
тонкой ажурной серебряной пластинкой,
тажке прикрепленной при помощи
миниатюрных серебряных гвоздиков, навср-
шис рукояти составлено из двух литых
серебряных орнаментированных половин:
полусферический колпачок и нижняя
часть с двумя «язычками», которые
спускаются вниз и с наружной стороны
рукояти прибиты к деревянной основе
шплинтом (гвоздиком)с округлой
головкой с отверстием для крепления темляка
(табл.ХЬУИ,2,1 ХЬУШ,1); при переходе
к клинку рукоять украшена серебряной
пластинкой, охватывающей рукоять
вокруг, с лицевой стороны пластинка
покрыта гравированным орнаментом, язычок
прикреплен гвоздем с большой шляпкой,
оборотная сторона гладкая, лицевая
сторона железного перекрестья украшена
серебряной инкрустацией; сабля имела
две скобы — одну под рукоятью, вторую
— примерно посередине ножен, от них
сохранились только литые
орнаментированные (на лицевой стороне) серебряные
оковки; скобы крепились к ножнам двумя
пластинчатыми серебряными обоймами,
соединенными с оковкой скобы
серебряными гвоздями, поверхность лицевой
стороны обойм покрыта орнаментом,
аналогичным орнаменту рукояти и оковок
(табл.ХЬУП,2), наконечник ножен в виде
длинного футляра из серебряного листа,
на верхнем крас украшение из литых
ромбов (табл.ХЬУП,1); общая длина —
962 мм; 1 фрагмент бронзы (не
зарисован).
Катакомба VI (табл.ХЫХ). 2
бронзовых браслета (табл.ХЫХ, 1-2); 2
раковины каури с открытой и тщательно
отшлифованной спинкой (табл.ХЫХ, 3-4); 1
левый верхний передний зуб кабана (зиз
зсгорЬа), в верхней части просверлен,
покрыт зеленой патиной (табл.ХЫХ,5); 2
спиральных колеса из бронзовой
проволоки овального сечения (табл.ХЫХ, 6-7); 1
спиральное колесо из тонкой бронзовой
проволоки круглого сечения (табл.ХЫХ,
8); 1 светлосерый камень со следами
ударов (табл.ХЫХ,9).
198
Катакомба VII (табл.Ь-Ы). 2
маленькие бронзовые фибулы с шарниром,
железной иглой и тремя маленькими
кнопками (табл.Ц1-2); 1 серебряная серьга, в
нижней части овального кольца два
маленьких диска из тонкого серебряного
листа, стерженек в верхней части
отломан (табл.ЦЗ); 1 бронзовая серьга, в
верхней части маленькая бусина из
серебряного листа на бронзовом
стерженьке, составлена из двух полусфер, на
нижней части два маленьких диска из
бронзового листа (табл.Ц5); 1 фрагмент
такой же серьги (табл.Ц4); 1 бронзовая
прямоугольная пряжка почти
трехугольная в сечении, стержень круглого сечения
(табл.Цб); 1 односоставная бронзовая
пряжка, овальнорамчатая,
прямоугольный щиток с острым концом, на
оборотной стороне три шпенька (табл.Ц7); 2
бусины из серебряного листа (части
серег), составлены из двух полусфер, на
бронзовом стерженьке (табл.Ь 8-9); 1
длинная подвеска серьги из четырех
полых бронзовых бусин на бронзовом
стерженьке, с тонкими поясками из
бронзовой проволоки между ними (табл.Ц 10)
1 литая бронзовая коромыслообразная
копоушка с выемкой посередине для
завязывания ремешка, один конец
ложкообразный (табл.Ц 11); 1 простой
бронзовый браслет овального сечения (табл.Ц
12); 1 литая бронзовая колесообразная
накладка, частично со следами дерева
(табл.Ц 13); 1 бронзовая кольцеобразная
фибула с двумя противоположными
следами железной иглы (табл.Ц 14);
различные железные фрагменты, в том числе
фрагмент клинка ножа (табл.Ц 15); 1
бронзовый перстень с небольшой круглой
вставкой из зеленого стекла,
закрепленной крестообразно расположенными
«лапками» (табл.Ь1,1); 1 бронзовый
перстень с крестообразно расположенными
«лапками», овальная вставка утрачена
(табл.Ы,2); 1 бронзовый перстень с
прямоугольным щитком для вставки
(табл.Ы,4); 1 бронзовый щитковый
перстень с двумя точечными углублениями
на щитке (табл.Ы,5); 1 перстень из
черного стекла со щитком — утолщением
(табл.Ы,3); 4 выпуклых фрагмента
бронзового колокольчика (табл.Ы,6); 33
разные бусины из стекла различных цветов,

10 бубенчиков и 1 колокольчик из бронзы
(табл.1Л,7).
Находки из неизвестных катакомб
(табл.Ы1-ЬУ1).25 2 железных топора с
двумя лезвиями и маленьким отверстием
для рукояти (табл.1Л1,1), ЫН,1); 1
железный топор с двумя лезвиями и
большим отверстием для рукояти (табл.ЫУ,
1); 1 железный клинок сабли, длина —
884 мм, ширина — 31 мм, плавно изогнут
и раскован в конце на два лезвия (длиной
до 220 мм), кривизна 20 мм, рукоять
немного отклонена в сторону лезвия,
частично покрыт деревом ножен (табл.
Ы1,2); 1 железный клинок сабли с очень
слабой кривизной F мм), в конце
раскован на два лезвия (длиной до 210 мм),
рукоять немного отклонена в сторону
лезвия (табл.1ЛII,2); 1 фрагментарный
железный клинок сабли, слабо
искривленный, частично сохранились
деревянные остатки ножен (табл.ЬЬУ,2); I
маленькая бронзовая фибула с шарниром
(табл.ЬУ,1); 1 фрагментированная
железная фибула с шарниром, игла и ножка
утрачены (табл.ЬУ,2); 1 литая
односоставная бронзовая серьга с длинной
подвеской (табл.ЬУ,3); 1 маленькая золотая
монета типа «нике-статсра» I в.д о н.э. —
11 в.н.э. B7,с.315-316) с выступающим
краем, диаметр — 14,2 мм, вес — 0,89 г
(табл.ЬУ,4 — только схематическое
изображение); 1 бронзовая серьга, на
нижней части колесика два диска и между
ними — фрагмент проволочной подвески
(табл.ЬУ,5); 2 бронзовые серьги, на
верхней части колесика по одной полой
бусине из серебряного листа из двух
полушарий, на нижнем конце по два
бронзовых диска и между ними —
фрагменты проволочной подвески (табл.ЬУ,6-
7); 1 кабаний клык (табл.ЬУ,8); 1 кружка
из красноватой глины с кусочками кварца
и других примесей, темно-серой
поверхностью и двойной пстлевидной ручкой
прямоугольного сечения (табл.ЬУ,9); 1
цилиндрический стакан из коричневого
прозрачного стекла, украшение
штамповано одновременно и снаружи и изнутри:
под краем восемь лежащих овалов, в
средней части шесть восьмилспсстковых
цветков; как овалы, так и цветки
неправильно расположены (табл.ЬУ1,1); 1
цилиндрический стакан из пузырчатого,
зеленого прозрачного стекла
(табл.ЬУ1,2); 1 цилиндрический стакан
из бесцветного стекла, поверхность
отливает перламутром, украшение
штамповано одновременно и снаружи и изнутри:
под краем угольники, под ними
ромбовидный орнамент и между ромбами
вертикальные колонны точек; иногда
орнаменты пересекаются (табл.ЬУ1,3).
Выводы
Из-за ограниченности объема статьи я
хочу высказать свои соображения только
о некоторых индивидуальных находках.
Самым важным видом оружия надо
считать известную саблю из кат. У
(табл.ХЬУИ-ХЬУШ). Эта сабля E8, с.93,
рис.90; 13, с,36-38), вероятно, наиболее
хорошо сохранившийся экземпляр из
всех сопоставимых находок. Ближайшие
аналогии происходят из Прикубанья E3,
табл.ХЬН, 5), Северного Кавказа F2,
с.48, табл.III, 2-2а), из катакомбы I
раскопок В.А. Бабснко в 1911 г. на
Верхнс-Салтовском могильнике F2,
с.50-51, табл.Ш, I) и из Эшкаконского
ущелья близ г. Кисловодска F3, с. 196-
203, рис. 1,1-3). Все перечисленные здесь
клинки называются в литературе
«хазарскими саблями». Они связаны с Салтово-
Маяцкой культурой и датируются VIII-
IX вв. D0, с. 135J6ф
Другой тип оружия, часто
встречаемый в аланских катакомбах, — железные
боевые топоры. В Венской коллекции, к
сожалению, их невозможно связать с тем
ос
Эти находки происходят из катакомб Кобапа, по, к сожалению, до сих пор неизвестно, в которой
из вышеуказанных катакомб они найдены.
В новейших работах нижняя дата салтово-маяцкой культуры определена уже рубежом VII-VIII вв.
E7, с.46). Верхняя дата культуры определена — по меньшей мере в некоторых областях
распространения — серединой и даже концом X в. D6, с.64).
199

или иным комплексом27. Такие топоры
чаще всего встречаются у севсрокавказ-
ских алан и в лесостепном Подонье
(Салтово-Маяцкая культура) D0, с. 158).
Последние отличаются от ссверокавказ-
ских форм одним лезвием и
специфическим оформлением заднего конца в
форме молота D0, с. 158-159, рис.43, 21-25).
Происхождение аланских боевых топоров
Н.Я. Мсрперт производит от позднесар-
матских форм П-1У вв. При
сопоставлении всех этих топоров Н.Я. Мерпсрт
пришел к выводу, что кавказские топоры
предшествуют салтово-маяцким и
датируются второй половиной УН-первой
половиной VIII в. Но можно предположить,
что кавказские боевые топоры
встречаются и позднее. Так, на могильнике У1Н-1Х
вв. в Мартан-Чу встречались оба типа
F5, с.62-86). По мнению С.А.
Плетневой, топоры — типичное аланскос или
алано-болгарскос оружие, которое было
особенно распространено в VIII в. D0,
с.158; 46, с.74).
Из поясных наборов очень интересен
набор из кат. II (табл.XXX).
Большинство аналогий овальнорамчатой пряжки с
изображением лошади или грифона на
щитке (табл.ХХХ, I) и наконечника
пояса (табл.XXX,4) встречаются на
могильниках Поволжья и Прикамья, особенно
на могильнике Большие Тиганы F6,
табл.Ш; табл.Х1Х, 8, 121; табл.ХХН,7).
В.Б. Ковалевская видит в таких
изображениях фигуру грифона, стилистически
близкую изображениям Согда VI-VII вв.,
и считает, что три указанных сю образца
таких пряжек из Северного Кавказа
(Дуба-Юрт, могил-а II, Лсзгор, Камунта),
безусловно, вышли из рук одного
мастера. На основании находок в Дуба-Юрте
пряжки датируются Х^Ш-ХХ вв. C9, с.36,
табл.ХУН; 2-4). Аналогии из Поволжья
не позволяют сделать заключения о
кавказском происхождении этих пряжек.
Л.Л. Галкин датирует подобные пряжки
IX в., а происхождение их
орнаментальных мотивов — из Средней Азии;
дальнейшее их распространение за пределами
среднеазиатского региона связано с
развитием торговых отношений F7, с.380).
Один из основных торговых путей из
Средней Азии в Европу проходил по
Волге и по крупнейшим се притокам —
Оке и Каме F8, с.табл.3-9).
Характерным признаком упомянутых пряжек, как
и всех частей набора, является
оформление их краев в виде ряда чередующихся
округлых и овальных бусин; по мнению
В.И. Маршака, — это византийский
орнамснтF9, с. 337). Изображение
наконечника пояса по расположению вполне
соответствует третьему этапу салтовского
растительного орнамента Н.Я. Фонякова
и его можно датировать второй
половиной IX в. G0, с.42, рис.4J8#
Накладки ремешков из тонкого листа,
подобные найденному в катакомбе V,
появляются на территории
распространения салтово-маяцкой культуры в VIII в.
Большие серебряные сердцевидные
бляшки (табл.ЬХ1У, I) следует считать
украшением конской ременной сбруи,
как, по всей вероятности, и маленькие
круглые гладкие бляшки (табл. ХШ1,5).
Геральдические накладки с треугольным
концом (табл.ХЫII, 2) украшены
геометрическим орнаментом или сильно
стилизованными личинами животных или
людей D0, с. 162); они также типичны для
салтово-маяцкой культуры и датируются
временем от начала до середины IX в.
D6, с. 150, рис.376 29). Особенно
интересны три геральдические накладки с
изображением дерева и двух птиц
(.Х1ЛИ,1). Ближайшая аналогия
встречается на поясном наборе из Персии G2,
с. 133, табл.XV, 1). Примеры варварских
подражаний мы знаем и из аварских
находок G3, с.49, рис.41). Один набор
27
Из заметок Фч Хсгсра вытекает, что кладоискатель Х.Д. Капукои но многих случаях отпустил эти
топоры только дополнительно, т.е. после отпуска или продажи основной части находок F0, с.70, 86).
28
В последнее время находки из могильника Большие Тиганы датируются серединой IX — серединой
X в. G1,с.80, 167, рис.52).
200

подобных поясных накладок датируется
второй половиной VII в. G4, с.290, 295,
297, табл.5, 2-8). Изображение древа
жизни и клюющих птиц на
нем-заимствованный мотив из иранского искусства,
но который рассматривается как
христианское изображение G4, с.297).
К аварам, вероятно, оно попадало из
Византии E7, с. 153); в Кобан эти
накладки или их орнаментальные мотивы
попадали бы прямо из Персии.
Дальнейшая важная датирующая
находка — богатые сбруйные украшения из
катакомбы V. Из-за отсутствия известий
о точном составе инвентаря этой
катакомбы, как и самом виде погребения,
невозможно понять, связано ли здесь
дело с захоронением коня или же только
украшенной сбруи29. К сожалению, не
сохранились ни стремена, ни псалии, ни
удила, ни части седла. Как серебряные
начельники с трубочкой для султанчика,
так и серебряные бляхи, которые всегда
находят вместе, очень типичны для сал-
тово-маяцкой культуры и встречаются
только в восточноевропейских степях.
Эти относительно единообразные
украшения датируются УШ-1Х вв. D0, с. 167).
Изображения коней, украшенных такими
бляхами, известны прежде всего на
предметах сасанидского или персидского
искусства.
Итог и
Катакомба I. Содержание этого
комплекса, возможно, имеет характер
смешанный, неполный и незамкнутый.
Железный топор (табл. XXIX, 1) и по
меньшей мере, два из трех ножей
(табл.ХХУН, 6, XXXVIII, 6-7) включены
в состав погребального инвентаря
катакомбы Францем Хсгсром E9, с.46-47). К
данному комплексу, вроде бы,
принадлежали глиняная кружка (табл. ЬУ1, 9) и
стеклянный стакан (табл.ЬУП, 2), но
ручаться за это не приходится.
Катакомба И. Комплексность этого
инвентаря — за редким исключением —
несомненна. Как поясный набор (табл.
XXX, 1-5), так и бубенчики (табл.ХХХ1,
9-12) и перстни" (табл.XXXI, 1-2) и
привеска с петлей в середине (табл.
XXXI, 6) — типичные для салтово-маяц-
кой культуры и датируются скорее всего
IX в. Весьма четко прослеживаются
(особенно по деталям поясного набора) связи
се носителей с Поволжьем и Прикамьем
F6-67).
Катакомба III. Предметы этой
катакомбы, если только речь здесь может
идти о цельном комплексе, не очень
выразительны. Лишь по бусинам (табл.
XXXIV, 2,6,9-10) вероятна их датировка
эпохой салтово-маяцкой культуры E6,
рис.65-67).
Катакомба IV. Принадлежность к
катакомбам приписываемого к ней инвента-
яр весьма сомнительна. Большая часть
предметов, особенно булавки (табл.
XXXVII, 1-3, 8) и большая бусина (табл.
XXXVII,9), скорее тиь.ачны для
сарматских погребений. Для маленьких желтых
бусин (табл.XXXVIII,3) эта датировка не
очень верна, ибо такие бусины часто
встречаются в аварских комплексах. Но в
целом датируется указанный комплекс
сарматской эпохой, т.е. первыми веками
н.э. Аналогии предметам погребального
инвентаря также известны из катакомб
этой эпохи, но до 1У-У вв. катакомбные
могилы встречаются исключительно в
предгорно-равнинной части Северного
Кавказа G7,с.62).
Катакомба V. Датировка этого осо-
Этот комплекс купил Франц Хегер в 1891 во Владикавказе: 8 из 20 серебряных блях он купил,
вместе с саблей, накладками ремня, стаканом, оселком и разными мелочами («2 папки с серебряными
предметами»), у осетина Татараева из Кобапа. Серебряные сбруйные украшения, 12 из 20 серебряных
блях и трубчатовидиый серебряный предмет он купил у В.И. Долбежсва. Прежде веет из-за серебряных
блях, которые, без сомнения, принадлежат одной коллекции и были разделены на неравные части (из
больших круглых находились 3 у Татараева и 8 у Долбежсва, из маленьких круглых — 1 у Татараева п
4 у Долбежева), можно, по всей вероятности, предполагать комплексность всех этих находок F0, с.49;
75-76).
201

бенно богатого комплекса (табл. XXXIX-
Х1-1Х) не вызывает сомнений. Здесь речь
идет о типичных формах предметов сал-
тово-маяцкой культуры, которые
датируются IX в., хотя и точная датировка
зеркал (табл.ХЬУ1, 1-3) еще не
разработана.
Катакомба VI. Происхождение
предметов, приписываемых к этому
комплексу, вряд ли связано с указанной
катакомбой и датируется скорее всего сарматским
временем.
Катакомба VII. Находки из этой
катакомбы датируются без исключения VIII-
IX вв. — эпохой салтово-маяцкой
культуры.
Судя по представленным здесь
находкам из катакомб у с. Кобан (за
исключением сомнительных комплексов), время
бытования интересующих нас
памятников падает на УПЫХ вв. Это была эпоха
расцвета Хазарского Каганата. В
подвластную территорию каганата в этот период
входили, несомненно, и жители горных
районов Северного Кавказа, не исключая
население древних Чми и Кобана. На
наш взгляд, то обстоятельство, что все
находки происходят из катакомбных
могил, которые обычно связывают с
аланами, вовсе не свидетельствует о хазарской
оккупации этого района. Скорее надо
считать, что аланам, давно уже осевшим
здесь, была поручена охрана южной
границы. Принадлежность их к каганату
проявлялась в воинском снаряжении,
прежде всего в оружии и поясных
наборах, хотя следует оговориться, что
известная представительность многих
описанных выше украшений была связана с
широко распространенной в эту эпоху
модой. В свете всего сказанного
небезынтересно заметить, что катакомбные
могилы с. Чми, расположенного неподалеку
от одного из важнейших перевалов
Кавказа, частью датируются гораздо более
ранним временем, чем аналогичные
погребения отстоящего несколько в стороне
Кобана. И хотя наши сведения о
катакомбах, к сожалению, очень неполны,
все же можно предположить, что
погребения в них были либо
индивидуальными, либо парными (иногда взрослые
вместе с детскими) F0, с. 126, 131).
В заключение я обращусь к
осетинскому читателю, который терпеливо и с
надеждой почерпнуть новые сведения о
своих далеких предках вычитывал сухой
перечень находок из катакомб Чми и
Кобана, знакомился с деятельностью
известного австрийского археолога Франца
Хсгсра, а затем вновь решил перелистать
прилагаемые к моей статье иллюстрации.
Все находки представлены мною в
масштабе (а в диссертации, откуда взят
публикуемый материал — в натуральную
величину) и с кратким описанием (без
указания размеров). Одной из задач
предлагаемой работы было введение в
научный оборот относительно полных
комплексов важнейших для истории
осетин катакомбных могильников Чми и
Кобан. Еще 20 с лишним лет назад
известный советский археолог А.К. Амб-
роз утверждал, что «только публикации
с полным воспроизведением комплексов в
иллюстрациях (и чем больше
«одинаковых», тем ценнее) отвечают
современному уровню науки... Если же выбороч-
ность неизбежна, лучше отобрать целые
характерные комплексы, ограничив их
число, чем давать произвольную
подборку изолированных вещей» C5, с. 132).
Хочется надеяться, что мне хотя бы
частично удалось воплотить в жизнь
завет безвременно ушедшего из жизни
А.К. Амброза. В этом случае я могу
считать свою задачу выполненной.
202

Таблица I
203

Таблица II
204

Таблица III
4-:-*$*?Щ№г--< Ф&ящ
ссэ
в
1^1 Г1 I
10
205

Таблица IV
206

Таблица V
207

Таблица VI
_ г~1
-С^
I
-О -
-О
^ I
О
I 1—Д.
208

Таблица VII
л\
- VI- <Оь
1
«я
I I I '
209
МЛлаиика - III

Таблица VIII
У)
I I.
^ 1
о
I 1
О
I I
I I
1 I
I I
I I
1
210

Таблица IX
п
&\
^ |
— ч?
а
!&«?
Ш
211

Таблица X
• . Л***-" •.
I I I 1
212

Таблица XI
213

Таблица XII
- - О
12
8
214

Таблица XIII
•""
/#32^
ж ЙУ^ ^^
А'?*/
/ '•'+
Л^т
щ
1 "Ш — СЗ
гЗ
\гД
\**/\
\^
\\\Ч. л
^^^ф
^^—^
уг^. С'-?%^ **
Л0^
о - I -
I I I I
П\
I
1
ш
215

Таблица XIV
I I
11
13
216

Таблица XV
217

Таблица XVI
я
^:
'П—ТТ'—'
1*
а
<=0
а
»»
о
6-1-
^—I
в
о»
»¦
0^

Таблица XVII
219

Таблица XVIII
1__|—и—|
220
/

Таблица XIX
221

Таблица XX
1 I
8
6
222

Таблица XXI
223

Таблица XXII
224

Таблица XXII!
I ! I I
Щу>
6
-о
225
15 Лланика - III

Таблица XXIV
226

Таблица XXV
а
> I
I I
I 1
I }
о
9
227

Таблица XXVI
&-
V
V
9
228

Таблица XXVII
№
::Т&д№
ъа
а:
; : - -г* ч • . Я
^•.ч:4
*;.**«.
I I.
229

Таблица XXVIII
«Г
230

Таблица XXIX
• -.*..• ^^^.с^Л!^.. ,;,^^ B)
I I
^ I
в
8
10
231

Таблица XXX
I I
232

Таблица XXXI
Щ
-о
¦ ¦ I I
Й0°^^
Ш 11
20
©
21
'22 ' 23
233

Таблица XXXII
234

Таблица XXXIII
235

Таблица XXXIV
236

Таблица XXXV
237

Таблица XXXVI
238

Таблица XXXVII
239

Таблица XXXVII!
240

Таблица XXXIX
гЪ'Х
эдлудо'»
Н*»*
ШШШ
*#;
Ч*
•* л***1 * • * *л^"«У
• %
А
№
*-*
!>Г*ЛТГг:
Л*Г*Н;Л-
^ I I
16 Лланика - III
241

Таблица XI
\
^ I
242

Таблица Х1Л
]
1_1 I I
243

Таблица Х1Л
244

Таблица ХЫИ
I Ь
245

Таблица ХШ
246

Таблица ХЬУ
247

Таблица Х1.У1
248

Таблица ХЬУН
6
-о
^ I—I
249

Таблица ХЬУШ
6-
-о
ТЛз>,"-,'--УчУад^
^•"'^^^•^^-г^
11
^;::о:<=
I I
О
10
О
I I
I I
I)
I I
I I
I I
П
I \
I I
I I
О
13
250

Таблица ХЫХ
///.
и&
Д.***"-*
6
с°з
1®
У~*Г7\
Кгч^^Я^Г..^^
г*Щ%Ш
\
© Л
Ь-С^^^
1 '. • • "•"*"д 1
О / -1^Щ^
(¦•¦*-^ш
вьи^Т^У I
Шг 1
7
251

Таблица Ь
&»"-1
т-1
ко*.: ^.ч« ей
К
\ш
'•ЯМ
Й
I „.I.
252

Таблица Ы
253

¦ имшцц &^| |
К&
г», л*..»
3
2*ГГЛ" *гЗ
•-*. 'ли»-
=Д
.-•:• **»
г..^
•э*
г-Й
1^_1 I I
254

Таблица ЫИ
М
-о
^ I
1 I I 1—1
8
255

Таблица ш
^^^^^Йг^^
V,
|—I—I I
256

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
1. II с § е г Р. Егз1е пасН с1ет Каиказиз. 5
зср1стЪег Ыз 10. ОсЮЬсг 1881. Рукопись хранится в
Венском музее этнологии)
2. X е г с р Ф. Дневники. Т.5. (Рукопись
хранится в Венском музее этнологии).
3. РгашзЮпзсИс Се^с зШпзс аиз с1еп 8сс1сИе-
гаЬегп Уоп ШИа КоЬап (ОЬсг КоЬап) *нп Ъхпбе бег
Оззе1еп, Озкаи-Каз'юп. Ап^скаиГ! уоп СНаоозсп
Опс1а20пИзсН КпикоГ, зср1етЬег 1881 т Т1ГПз.
(По инвентарю доисторческого отдела (Венского
Естественно-исторического музея)
4. С е м е н о в Л. П., В.И. Долбежсв как
археолог-кавказовед. Владикавказ, 1930.
5. 3 а п а I а А. Ргапх Пе^сг ипс] сНе 8атт1ип§еп
«Каиказ1зсИсг АИсПитег» т ^1спп. //ЛгсЫу Гиг
Уо1ксгкипс1е, 1978, 32.
6. Долбежсв В. И. Письмо Ф. Хегеру от
5A7) от 5 A7) января 1888 г. //Архив Венского
музея этнологии.
7-9. Долбежсв В. И. ^Письма Ф. Хегеру от
16B8) апреля, 2 A4) июня 1883 г. и 21 марта 1884
г. //Архив Венского музея этнологии.
10-11. Во1ЪсзспсГГ ЛУ. I. Агспаою^зспс
Рог5Спип§сп \т Ве21гк дез Тсгск (Когдкаиказиз).//
2ЕЕ. ВсгГт, 1884, XVI: 2РЕ, ВегИп, 1887, XIX.
12. 8сЬг|Г(епусг2С1Спп'18 Ргапз Напсаг
A929-1962). МАС-92. \У1СП, 1962,
13. II а п с а г Р. 1пНа11 етез КоЬапсг
ка1акотЬеп§гапЬсз 'нп >У1спсг УоШегкипйетизсит.
//МЛС-63, Меп, 1933.
14. II а п с а г Р. Каиказ'юспе 8ргоззспПЬс1п.//
Е8А, 1938, XII.
15. С а м о к в а с о в Д. Я. Могилы Русской
земли. М., 1908.
16-17. Д о л б с ж с в В. И. Письма Ф. Хегеру
от 27 марта 1884 г. и 16 B8) апреля 1889 г. (Архив
Венского музея этиологии).
18. II с 8 с г р. ЛиГгс'гсМншдеп аиз ГИзЮпзспеп
Мизеит т Мозсои. 18 Ма! — 10 ^ии 1893. (Архив
Внсского музея этнологии).
19. Долбежсв В. И. Письмо Ф. Хегеру от
6A8) октября 1883 г. (Архив Венского музея
этнологии)
20. Д о л б с ж с в В. И. Письмо Ф. Хегеру от
21 января 1884 г. (Архив Венского музея
этнологии) .
21.0ЛКза 1887 г. СПб., 1891
22. ОЛК за 1888 г. СПб., 1891
23. II Е С Е К Р. Ке*13С11 1гп Каиказиз, ш
Тгапзсазр'юп ипс! Киззк'ЬТигксзиш, Лшн Ыз ОсЮЬсг
1890//М1М-У. 1890.
24. Л б р а м о в а М. П. Новые материалы
раниссредпсвсковых могильников Северного
Кавказа.//С Р, 1982, 2
25. К о в а л с в с к а я В. Б. Работы
Средневековой ссвсрокавказской экспедиции. //АО
- 1982 г. М., 1984.
26. К о в а л с в с к а я В. Б. Кавказ и аланы.
1984.
27. N с Ь е п а у 81. Шс Нипнзтаизспеп ОЬ)ек1с
бег ЛУюпсг Каиказиз-Затт'шпй. //МАО — 118/119.
\У1сп, 1988/1989.
28. К О У К I С I. ТНс Т|згаAег23 Ссте!гу.
//Сете1епсз оГ 1пс Луаг Репос! E67-889) *т Нип-
§агу, уо1.1: Луаг Ппс1з *т 1Нс 11ип§апап ЫаГюпа1
Мизеит/Вис!арсз1, 1975.
29. Л ф а н а с ь с в Г. Е. Пряжки катакомбного
могильника Мокрая Балка у г. Кисловодска.//
Северный Кавказ в древности и в средние века. М.,
1980.
30. Л т а с в Д. М. Височные привески с
четырадцатигранииком. //СА, 1963, 3.
31. 3 а с е ц к а я И. И. Боспорские склепы
гуннской эпохи как хронологический эталон для
датировки памятников восточноевропейских степей.
//КСВР 1979, 158.
32. II о г е с! I К. Б1е Рогусйегспп-тяе йез
5.-6.Ж и. 2. аиз с!сг 8К Китатеп// 2РЛ, 1979, 13
33. II с I п г I с Н А. Ет уо1кепуапс!егип§згс1-
Шспсз СгаЬсгПсо' Ьс1 МН1епюП\ С.В.Ьаа ап ТНауа.
//ЛгсНа-74. \У1сп, 1990.
34. Д с о п и к В. Б. (Ковалевская)
Классификация и хронология алапских украшений У1-1Х вв.
//МИЛ. М., 1963. Вып. 114.
35. А м б р о з Л. К. Проблемы раннесредневе-
ковой хронологии Восточной Европы. //СЛ, 1971,3.
36. Д з а т т и а т ы Р. Р. Раннссрсдисвсковый
могильник в селении Едыс (Южная Осетия).//СЛ,
1986, 2.
37. Л б р а м о в а М. П. Рапнссредневековый
могильник у с. Чми в Северной Осетии. //Новые
материалы по археологии Центрального Кавказа в
древности и средневековье. Орджоникидзе, 1986.
38. Кузнец о в В. Л. Лланскис племена
Северного Кавказа. //МИЛ. М., 1962. Вып. 106.
39 К о в а л с в с к а я В. Б. Поясные наборы
Евразии 1У-1Х вв. Пряжки. //СЛИ, М., 1979. Вып.
Е 1-2.
40. П л с т и с в а С. Л. От кочевий к городам.
МИЛ. М., 1967. Вып. 142.
41. Ковалевская В. Б. Ссвсрокавказские
древности. //Степи Евразии в эпоху средневековья.
Археология СССР. М., 1981.
42. Минаева Т. М. Поселение в устье р.
Узун-Кол.//СЛ, 1960, 2.
43. Минаева Т. М. Археологические
памятники на р. Гиляч в верховьях Кубани. //МИЛ.
М., 1951. Вып. 23.
44. Р у н и ч Л. П. Рапнесрсднсвсковыс склепы
Пятигорья. //СЛ, 1979, 4.
257

45. Дмитриев Л. В. Раппссрсднспсковыс
фибулы из могильника на р. Дюрсо. //Древности
эпохи великого переселения пародов У-УШ веков.
М., 1982.
46. П л с т и с в а С. Л. Салтово-маяцкая
культура. //Степи Евразии в эпоху средневековья.
Археология СССР. М., 1981.
47. К у с с а с в а С. С. Археологические
памятники Восточной Осетии (Чми и Балта) как
исторический источник по древней Алании.
Автореферат. Л., 1953.
48. Ь А 8 7. Ь О Су. Е1ис1с5 агсп'екЛ^исз зиг
ТТшилге с1е ]а зоае1е с1ез ауагз.//АИ-34, Вис1арс$1,
1955.
49. \У Е К N Е К Л. Эсг ЗспаШипс! уоп Угар ш
Л1Ьашеп оз1сгг. Акас1. д. АМзз. РпПЫз!. К1. Вепкзспг.
184. Вапй, Мсп, 1986.
50. \У Е К N Е К Л. Эсг СгаЪГипс! уоп Ма1а]а
Регезсер'ша апс! Киуга!, Кадет, с!сг Ви1деи*ес1. Ваусг.
Акас1. и*. \\Чзз., РЫ1.-1Р|з1. К1., ЛЬпапсНипдеш. Кейс
Ро1^е, НеП 91, МипсНеп, 1964.
51. А й б а б и н А. И. Погребения конца УН —
первой половины VIII в. в Крыму. // Древности
эпохи великого переселения народов У-УШ веков.
М., 1982.
52. ОАКза 1898. СПБ.6 1901.
53. II А 3 V V Р., К I 3 Т О Су., КОХА-ТА5 А.
Всуе7.е1ез а та^уаг озШПспс! киШазапак ГоггазаШа П.
Вис1арез1, 1977.
54. М А V К О О I N О V N. Ье 1гезог
рго№Ьи1де1ге с!е Ха2у57.сп1пик1о5.//ЛИ-29, 1943.
55. Д а р к с в и ч В. П. Ковш из Хазарии и
тюркский эпос. //КСИЛ, 1974, 140.
56. П л с т н с в а С. Л. Па славяно-хазарском
погранпчьс. М., 1989.
57. В Л Ы N Т Сз. В\с АгсНао1одее с!ег $1еррс.
\Меп, 1989.
58. У в а р о в а П. С. Могильники Северного
Кавказа. //МАК. М., 1900. Т. VIII.
59. II Е С Е К Р. IV. Кизз'юспс КЫзе. Каиказ'юп,
Тгап8ссазр'|еп, Тигкез1ап (II Ке'юс пасЬ с1ет Каика-
зиз) 17. Лшн-12. ОкюЬсг 1890 (Архив Венского
музея этнологии).
60. II Е С Е К Р. РипПе гизз'кспе Кс1зе. Эпие
Ке'юс. пасН Aсп Каиказиз. 11. ЛиН-29. Лидею! 1891
(Архив Венского музея этнологии).
61. С II Л N Т К Е Е. КссНегспез ап1горо1о81дие$
с1апз 1С Саисазе. Рапз — Ьуоп, 1887. Г. III.
62. Л К Е N В I XV. \у\ ТигМзспс 5аЬс1 аиз <1сп
VII.- IX. 1апгипс1сгг1сп.//$1исПа ЬсусоЧса. АН-16.
Вис1а-рсз1, 1935.
63. К у з н с ц о в В. Л., Рунич Л.II. Погребение
ала некого дружинника IX в. //СА, 1974,3.
64. М с р п с р т II. Я. О генезисе Салтовской
культуры.//КСШ1МК. М., 1951, 36
65. Виноградов В. В., Мамаев Х.М.
Аланский могильник у сел. Мартап-Чу в Чечне
//Вопросы археологии и этнографии Северной
Осетии. Орджоникидзе, 1984.
66. С II А Ы К О V А Е. А., СНАЫКОУ АХ
АИипдепгп ап с!ег Ката ип<1 'ип Игл 1.//Ке§.Риг, И, 21,
Вис1арез1, 1981.
67. С А Ь К II N I,. Ь. ГчТота<Изспег СгаЫипо* уоп
ЗепзсИз с1ег Уо1де1// ААН-35. ВиAарез1, 1983.
68. Леон т ь с в А. Е. Волжско-балтийский
торговый путь в IX В.//КСИА. М.6 1984, 183.
69. М А К 5 С II А К В.1. ЗПЬегзспаЪе с1е$
ОпшИз, Ьс1р212, 1986.
70. Ф о н я к о в а И. А. Логос в растительном
орнаменте металлических изделий салтово-маяцкой
культуры У1И-1Х вв. //СА, 1986,3.
71. П л с т н с в а С. А. Ранние болгары па
Волге. //Степи Евразии в эпоху средневековья.
Археология СССР. М., 1981.
72. \У Е К N Е К .1. Г^отасЛзспе СиПе1 №
Рсгзегп, ВугапИпсгп ипс1 Ь1пде>Ьагс1еп. //ЛсаAспна
Мсюпа1е 1Лпсс1 189. Кота, 1971.
73. 11 а } о з (Кот Ьасз-Юзкип), \Та§укого8
(Кот.Ресз): Ка1а1о# гиг Аизз1е11ипё оАшагеп *ш
Еигора. Зспа1хс е'шез аз'тизспеп КсНегуо1кез 6.-8.Ж
1т Мизеит Гиг Уог- ипс! РгиН^езсЫсЫе РгапкГиП ат
Мат. РгапкГиП, 1985.
74. То го к Су. ТЬе Юзкогоз РошЬиу-Мазко-
с1и1о Сетс1егу.//Ссте1епез оГ 1Нс Ауаг репоA E67-
829) 1П Пипдет, уо1. 1: Ауаг Ппс1з т 1пе Нипдопап
№Гюпак Мизеит. Вис1арез1, 1975.
75-76. X с г е р Ф. Дневники. Т.21-22. (Архив
Венского музея этиологии).
77. Кузнецов В. А. Аланская культура
Центрального Кавказа и ее локальные варианты в
У-ХШ веках.//СА, 1973, 2.

Э. С. КАНТЕМИРОВ,
Р. Г. Д 3 А Т Т И А Т Ы
ТАРСКИЙ КАТАКОМБНЫЙ МОГИЛЬНИК
УИМХ вв.н.э.
В 1977 году заводу стройматериалов
треста Ссвосстингражданстрой РСО был
выделен участок для добычи песка на
территории Пригородного л сен и чества.
Участок находится примерно в 3 км к
западу от села Тарскос Пригородного
района на правом берегу р. Камбилеевки.
Выделенная площадь является отрогом
Тарского хребта и сильно заросла лесом
(табл.1). С обоих сторон отрога вытекают
небольшие речки и впадают в р. Камби-
леевку. Для добычи песка необходимо
было снести слой глины, который
местами доходил до 5 м. Уже вначале
разработки карьера в этом слое были
зафиксированы катакомбы.
Со всего южного склона отрога
оказался снятым слой глины толщиной
примерно 3 м и длиной 80 м, в котором местами
выявлялись новые полуразрушенные
катакомбы. В создавшейся обстановке мы
приступили к спасательным работам,
поскольку при снятии глины все катакомбы
могли быть разрушены. К сожалению,
дромосы катакомб были полностью
уничтожены, поэтому приходилось расчищать
лишь камеры. Работа по спасению
разрушенных катакомб проводилась с начала и
до конца Э.С. Кантсмировым, поскольку
средств на производство спасательных
работ музеем не было выделено. В ходе
этой работы раскопано 29 катакомб,
каждая из которых содержала по 1-2,
иногда 3 костяка. Судя по остаткам
костяков, большинство из них находилось
в вытянутом положении и лишь редко —
в скорченном. Вход в камеру закрывался
одной, а иногда двумя плитами. Дромосы
располагались ниже по склону и их
ориентировка соответствовала
направлению склона. Камеры в плане имели
овальную форму и купольный свод. Часть
камер на дне имела слои затека
толщиной 10-15 см. Исходя из толщины
сохранившегося слоя глины и с учетом
снесенного слоя, глубина нахождения катакомб
могла доходить до 5 м. Некоторые
катакомбы были ограблены, так как кости
были сильно перемешаны, а инвентарь
полностью отсутствовал. Весь
раскопанный материал даст возможность
рассматривать могильник как памятник аланской
культуры и датировать его У1И-1Х вв.
н.э.
КАТАКОМБА № 1. Форма и размеры
катакомбы неизвестны. Из инвентаря
сохранились: низка стеклянных бус, из
них 2 из сердолика (рис. 1,1); фрагмент
привески из медвежьего (?) клыка
(табл.П, 3,3); 2 бронзовых бубенчика
(табл.II,5,6); фрагмент зеркала
(табл.П,2); фрагмент спекшегося железа
(кольчуги) с отпечатками ткани и
бубенчиков (табл.11,4); фрагмент бронзового
перстня (табл.II,7).
КАТАКОМБА № 2. Форма и размеры
катакомбы неизвестны. Инвентарь: низка
стеклянных бус (табл.II,9); серьга
серебряная (табл.II,8); зеркало миниатюрное с
центральной петлей (табл.П,10); 2 спск-
В археологической литературе отдельные авторы называют порой могильник «Октябрьским», хотя и
полевом отчете Э.С. Кантемирова он проходил как «Тарский». Подобное искажение названия памятника
вряд ли можно считать правомочным. Думается, публикация нижеизложенного материала позволит
устранить эту неточность (ред.).
© Э.С. Кантемиров, Р.Г. Дзаттиаты
259

шихся перстня (табл.II,И); 5 бронзовых
бубенчиков (табл.П, 12-16); стеклянная
вставка от перстня (табл.П, 17); 2
глиняных кувшина (табл.ХХУП,1.2).
КАТАКОМБА № 3. Камера имела
овальную в плане форму и была вытянута
с В на 3 (ЮВ-СЗ). СЗ часть камеры
срезана (разрушена), длина
сохранявшейся части камеры — 1,70 м, ширина
— 1,50 м. В камере найдено захоронение
одного человека, лежавшего в вытянутом
положении на спине у южной стены,
головой на ЮВВ. От ног сохранились
лишь бедренные кости, правая рука была
вытянута и слегка отведена от туловища.
Левая согнута в локте; череп разломан на
2 части (табл.Ш). Слева вдоль костяка
лежала сабля (табл.111,1), в ногах —
тесло (таблЛН,4); справа, между рукой и
тазовой костью — железный нож
(табл.111,2). В области грудных костей
найдено 2 бронзовых бубенчика
(табл.Ш, 12,13). Справа от черепа
обнаружена железная секира (табл.Ш, 14). У
северной стены могилы лежал на боку
глиняный кувшин (табл.ХХХУП,3) и под
ним (рядом с ним) — бусы, 2 стеклянных
перстня и бараний астрагал (табл.Ш,3,5-
11). На дне камеры встречались кусочки
угля.
КАТАКОМБА № 4. Камера имела
овальную в плане форму и была вытянута
с востока на запад. Северная часть
камеры срезана, форма входной ямы не
устанавливается. Длина камеры — 1,7 м,
ширина сохранившейся се части — 0,75
м, максимальная высота — 0,9 м. Форму
свода камеры установить не удалось
(таблЛУ, А).
Скелет истлел, однако по имеющимся
костным остаткам и расположению
инвентаря можно предположить, что костяк
лежал вдоль длинной оси камеры. В
катакомбе были обнаружены: два сосуда,
один — у южной стенки, второй — на
расстоянии 35 см от восточной стенки
(табл.ХХХУП, 4.5); железный нож
(таблЛУ, 12); около среза, недалеко от
ножа, лежала бронзовая бляшка
(таблЛУ, 11); у восточной стенки
найдены были бусы (табл.1У,2) из стекла, 3
бронзовых бубенчика (таблЛУ, 1,9,10) и
фрагменты серебряных сережек (таблЛУ,
3-8).
КАТАКОМБА №'5. Форму камеры
полностью установить не удалось.
Сохранившаяся часть камеры имела в длину
2,20 м (от г л кого отверстия до
противоположной стенки). Высота входного
отверстия — 0,6 м, ширина — 0,48 м.
Входная яма примыкала к камере с юга.
Дно камеры располагалось ниже входного
отверстия на 10 см; ширина
сохранившейся части камеры (от восточной стенки
до среза) — 1,1м; максимальная высота
— 0,90 м (таблЛУ, Б,В). Скелет истлел
(сохранились лишь остатки костной
трухи), вследствие чего установить его
местоположение в камере и позу
погребенного не удалось. В 20 см от восточной
стенки камеры было найдено железное
тесло (табл.1У,1), а керамический сосуд
— у северной стенки (табл.ХХХУП, 8).
Кроме того, обнаружены стеклянные
бусы (таблЛУ, 2-13) и бронзовый бубенчик
(таблЛУ, 14).
КАТАКОМБА № 6, разрушена.
Форму входной ямы установить не удалось.
Сохранилось только входное отверстие в
камеру. Высота отверстия — 0,4 м,
ширина — 0,5 м. Дно камеры
располагалось ниже входного отверстия на 0,18 м.
Входная яма примыкала к камере с
ЮЮВ. Камера срезана с ЮЗ стороны.
Судя по срезу, она имела овальную в
плане форму. Свод камеры, видимо,
купольный, обрушен; высота
сохранившейся части камеры — 0,92 м. Камера
была вытянута с ЮЗ на СВ. Длина ее от
входного отверстия до противоположной
стенки — 1,8 м, ширина от СВ стенки до
среза — 1,4 м. От скелета сохранились
полуистлевшая трубчатая кость ноги и
несколько мелких косточек. Судя по
расположению костей он лежал
перпендикулярно входу в катакомбу, т.е. по оси
ЮЗ-СВ (табл.У, А, Б). В камере на
расстоянии 40 см от входа, справа, стоял
кувшин (табл.ХХХУШ,6). Рядом с
костями в центре камеры найдены
следующие предметы: железная сабля
(табл.У, 1), 9 серебряных бляшек от
мужского пояса (табл.V,4,5,7-11,а), 2
бронзовых бубенчика (табл.У, 13,14) и
серебряный язычок от поясной пряжки
(табл.У,3), 2 низки бус и бисера (табл.У,
2,12) из стекла и стекловидной пасты,
одна из бусин была янтарная, застежка
260

бронзовая (табл.У,6), обломки
перламутровой пластинки.
КАТАКОМБА № 7. Полностью
разрушена.
КАТАКОМБА № 8. Камера имела
овальную в плане форму и была срезана
с ЮЗЗ стороны, однако размеры ее
удалось установить: длина — более 2 м,
ширина — 1,25 м, высота — 1м. Свод
купольный. Входная яма оказалась
уничтоженной; она примыкала к камере с
ЮЗЗ, размеры не устанавливаются.
Камера вытянута с ЮЗЗ на СВВ. В ней
найдено захоронение одного человека,
лежавшего в вытянутом положении на
спине у северной стены, головой на СВВ.
Череп и многие кости истлели (табл.У1,
А,Б). В камере обнаружены: два
кувшина, один — у южной стенки
(табл.ХХХУШ,4), другой — у северной
(табл.ХХХУШ,3); три секиры
(табл.У1,37,38) (табл.ХХХУ1,1); три
ножа, один из них — слева у пояса костяка
(табл.У1,36), два других — в середине
камеры (табл.9,100). Кроме того, здесь
найдены: бляшки от пояса B4 шт.) из
белого сплава (табл.У1,8-34), 3 поясные
пряжки, одна — бронзовая (табл.У1,7), а
две другие из белого сплава (табл.У1,5,6);
проволочный браслет из бронзы
(табл.У1,35), 4 бронзовых бубенчика
(табл.У1,1-4) и один бараний астрагал
(табл.Х,8).
КАТАКОМБА № 9. Овальная в плане
камера была срезана с южной стороны
так, что входная яма оказалась
уничтоженной. Длина камеры — 1,98 м, ширина
— 1,6 м, свод обрушен. По
сохранившимся костям погребенного можно судить,
что он лежал на спине в середине камеры
(по длинной ее оси), головой на ССВ
(табл.УН,А). Слева от костяка найдена
сабля в ножнах (табл.УШ,1-5); у
восточной стенки лежал кувшин
(табл.ХХХУШ,5); 4 ножа, один — у
пояса скелета, второй — рядом с
кувшином и два других, в серебряной оправе, —
в 20 см справа (табл.УН, 6,7,17,18);
слева от костяка найдена секира
(табл.УШ,8); у ног скелета справа
лежали 4 черешковых наконечника стрел, два
из них крупные, трехлопастные и 2
поменьше, обломанные (табл.УН,12-15);
у ног скелета, слева, выявлено железное
тесло (табл.1Х,8); у пояса — обломанная
железная пряжка (табл.IX, 1-5); 5
массивных бронзовых бубенчиков
зафиксировано у пояса скелета, 3 справа и 2 слева
(табл.УН, 1-5). У северной стенки лежали
обломки листовой бронзы (табл.IX,9,10)
и куски кожаных ремней (табл.УШ, 8;
IX,7) с бляшками из белого сплава
(табл.УШ, 10,11). Справа от костяка, на
расстоянии 30 см от правого колена,
найдено маленькое бронзовое зеркало с
центральной петлей (табл.VII,8). Из этой
же катакомбы происходит обломок
бляшки (табл.УП;9).
КАТАКОМБА № 10. Сохранилась
только часть камеры в виде полуовала
длиной 1,5 м и шириной 1,4 м. Форму
свода установить не удалось. Камера
была вытянута с В на 3. В ней
зафиксированы лишь две трубчатые кости ног
скелета, лежавшего в вытянутом
положении, по оси 3-В у южной стенки камеры,
головой, по-видимому, на запад. Камера
срезана с СЗЗ стороны (табл.Х,А). У
западной стенки .камеры был найден
кувшин (табл.ХХХУШ,2), рядом с
которым лежали обломки бронзового
бубенчика (табл.X,4) и обломок железного
предмета (табл.Х,7). Возле костей
скелета, с южной стороны, у правого бедра,
найдены 2 пряжки, одна из белого
сплава, другая из бронзы (табл.Х, 2,3). Слева
от костей таза находились сломанный
серебряный перстень (табл.Х,5),
стеклянные и пастовыс бусы (табл.Х, 1,6).
КАТАКОМБА № 11. Сохранилась
только часть овальной в плане камеры,
устроенной в песчанике. Камера срезана
с ЮЗ стороны; длина сохранившейся се
части — 2 м, ширина — 1,70 м. Камера
вытянута с СВ на ЮЗ (табл.XI,А).
Инвентаря и остатков костяка в ней не
оказалось, за исключением одной
ластовой бусины (табл.XI,На), найденной у
среза камеры.
КАТАКОМБА № 12. Овальная в
плане камера, устроенная в песчанике,
была вытянута с СЗ на ЮВ. Фиксируемая
ее длина — 1,75 м, ширина — 1,4 м. В
центре камеры, на дне, обнаружены
кости ног истлевшего скелета, судя по
которым, покойник лежал в вытянутом
положении головой на ЮЗ.
Погребальный инвентарь отсутствовал. Камера бы-
261

ла срезана с ЮЮВ так, что входная яма
оказалась уничтоженной (табл.Х1,Б).
КАТАКОМБА № 13. Сохранилась
часть овальной в плане камеры, которая
была срезана с западной стороны. В
камере найдено захоронение одного
человека, лежавшего в вытянутом
положении, на спине, головой на юг. Левая рука
вытянута вдоль туловища, правая —
согнута в локте и чуть отведена от
туловища. Сохранившиеся размеры
камеры — 1,6м х 1м х 0,9 м (табл.XI,В).
Рядом с костями скелета, у правого
предплечья, найдены два железных ножа
(табл.Х1,5,6). Среди костей, на уровне
пояса, лежала железная секира (табл.
XII, 1). Здесь же были разбросаны
обрывки кожаного пояса с бронзовыми
заклепками (табл.Х1,2-4), а также небольшая
бронзовая пряжка (табл.Х1,1). Слева от
скелета, на расстоянии 20 см, стоял
кувшин с отбитым горлом (табл.XXXIX,
1).
КАТАКОМБА № 14. Сохранилась
часть овальной в плане камеры,
срезанной с южной стороны; фиксируемые ее
размеры — 1,35м х 1,5 м х 0,95м. Камера
была вытянута с В на 3. У северной
стенки найдены хорошо сохранившиеся
кости ног погребенного, лежавшего
вытянуто на спине, головой, видимо, на ЮЗЗ.
С южной стороны, у самого среза,
найдена труха от истлевших костей, очевидно,
детского скелета (табл.XII,А,Б). У
восточной стены, в 20 см от нес, находился
небольшой стеклянный сосуд
(табл.ХХХ1Х,3). У западной стенки были
найдены: 3 ножа в серебряных ножнах
(табл.XIII,24-26), обломки серег
(табл.ХШ,12-19), бронзовые спиральки
(табл.ХШ,23), одна бронзовая кооушка
(табл.XIII, 11), бронзовая застежка
(табл.ХШ,22), две бронзовые трубочки с
продетой внутри тканью (табл.XIII,6,7).
На уровне пояса костяка обнаружены
куски спекшейся железной кольчуги
(табл.XIII,4). Справа от костей таза до
среза катакомбы выявлены: железное
тесло (табл.Х1У,25), стеклянный сосуд
цилиндрической формы (табл.ХХХ1Х,2),
3 перстня (ХП,3-5), 14 бронзовых
бубенчиков (табл.Х1У,10-13, 15-24): 3
маленькие бронзовые пуговицы (табл.Х1У,7-9),
2 раковины каури (табл.Х1У, 4,5), втуль-
262
чатый бронзовый наконечник стрелы
(табл.XIII,5), свернутая бронзовая
пластина (табл.XIII, 10), возможно, от
ножен. В большом количестве в камере
были найдены бусы и бисер из стекла и
пасты (табл.XII,2; XIV,1). В том месте,
где камера была срезана, найдены
стеклянные бусы, один бронзовый бубенчик
(табл.XIII, 1-3) и железное кольцо.
КАТАКОМБА № 15. Срезана с
северной стороны. Сохранилась часть камеры
и часть входного отверстия. Длина
камеры — 2,17 м. Скелет одного погребенного
лежал у ЮЗ стенки в вытянутом
положении на спине, головой на СЗ, руки слегка
отведены от туловища (табл.XV,А,Б).
Около среза камеры был обнаружен
лежавший на боку кувшин (табл.XXXIX,
5), а в 30 см от него железная секира
(табл.XV,6). У левого бедра скелета
лежала четырехугольная бронзовая пряжка
(табл.XV,4), у правого плеча —
железный нож (табл.XV, 1). В области таза
найдена бляшка из серебряной фольги
(табл.XV,3), на груди — ластовые и
стеклянные бусы (табл.XV,5). Из этой же
катакомбы происходит стеклянный сосуд
(табл.ХУ,2).
КАТАКОМБА № 16. Камера
овальной в плане формы вытянута с севера на
юг. Длина — 1,7 м, ширина — 1,1 м.
Свод купольный. Входная яма
примыкала к камере с ЮЗЗ, но форму и размеры
се установить не удалось. Ширина
входного отверстия — 0,52 м, глубина — 0,20
м; у входа в камеру имелась ступенька
высотой 0,10 м (табл.XV,В,Г). В камере
найдены остатки трех, по-видимому,
скелетов, лежавших головой на север, от
которых сохранились черепа и отдельные
кости. Рядом с ближайшим к входу
черепом лежала миска (табл.XXXIX,4); у
пояса скелета, зафиксированного у
противоположной от входа стены, найдены
железный нож (табл.ХУ1,1), бронзовый
бубенчик (табл.XVI,2), бронзовая
круглая бляшка (табл.XVI,4), фрагмент
бронзового предмета (табл.XVI,3) и бусы
(табл.XVI,5).
КАТАКОМБА № 17. Сохранилась
часть овальной в плане камеры,
срезанной с ЮЗ стороны. Фиксируемая се длина
— 1,75 м, ширина — 1,45 м. На дне
лежал костяк на спине, головой на СЗ

(табл.XVI,А). Около среза катакомбы, у
СЗ стены, найден один кабаний клык
(табл.ХУП,20), а рядом с ним, справа от
черепа, зеркало с петелькой для
подвешивания на тыльной стороне (табл.XVII,
3) и скорлупа от двух яиц (табл.XVI,
6,7). В области груди выявлено два
бубенчика, один большой (табл.XVI 1,11),
а другой поменьше (табл.ХУП,13), 2
бронзовых перстня (табл.XVII,4,5) и
железное кольцо с остатками ткани
(табл.ХУН,6). Слева от костяка, у плеча,
найдено пять бронзовых бубенчиков
(табл.ХУН,8-12), у тазобедренных
костей — железный нож (табл.ХУИ,1),
слева от гюмса — бронзовая стержневид-
ная застежка (табл.ХУН,7). Справа от
скелета обнаружены 4 бронзовые серьги:
две у пояса, две у колена (табл.ХУН,14-
19). Кроме того, в погребении отмечено
большое количество стеклянных и
ластовых бус (табл.XVI, 14). Слева от скелета,
у стенки, найдено 3 орешка и пастовая
бусина (табл.ХУ1,8-12).
КАТАКОМБА № 18. Камера имела
овальную в плане форму и была
вытянута с севера на юг. Камера срезана с
южной стороны, ширина сохранившейся
се части- 1,6 м, длина — 2,1 м. Вход в
камеру располагался с западной стороны.
Ширина входного отверстия — 0,4 м. У
входа в камеру имеется ступенька
высотой 0,2м. В катакомбе найдены остатки
двух скелетов. Один костяк, видимо,
принадлежал взрослой женщине, другой-
ребенку. Женский костяк располагался в
центре камеры с согнутыми ногами на
правом боку, головой на юг. Кости
ребенка сохранились плохо, но, по-видимому,
он имел ту же ориентировку. Череп и
отдельные кости находились у восточной
стены (табл.ХУ1Н,А,Б). У головы
взрослого костяка слева найдены подвеска в
виде солярного знака (табл.XX, 13), две
бронзовые бляшки (табл.ХУП,22,23),
бронзовые проволочные подвески в виде
спирали (табл. XX, 12), 2 бронзовые
серьги (табл. XVIII, 19), 5 бронзовых
бубенчиков (табл. XX,2-6), бронзовый
перстень со стеклянной вставкой (таСл.
XVII,20), маленькое бронзовое колечко
(табл.ХХ,11), обломок зеркала из белого
сплава (табл.Х1Х,2), бронзовая застежка
(табл.ХХ,!), 3 перламутровые пластинки
(табл.XX,17-19). Справа от головы
обнаружены: большой бронзовый бубенчик
(табл.XVIII, 13), бронзовая рогатая
пряжка (табл.ХХ, 14), маленькое зеркальце из
белого сплава (табл.XIX,3), бронзовые
проволочные подвески в виде спирали
(табл.ХУШ,18). У пояса среди тазовых
костей найдено 3 бронзовых бубенчика
(табл. XVIII,10-12), бронзовая пряжка
(табл. XX, 16) и бронзовый перстень со
стеклянной вставкой (табл.XX,7). У ног
выявлены стеклянные и пастовыс бусы
(табл.Х1Х,1). Здесь же, между взрослым
и детским костяками, стоял кувшин, под
ним найдена зола. У черепа детского
костяка (справа) найден оселок (табл.
XVIII, 2) и раковина каури (табл. XVIII,
6), слева — одна бронзовая серьга,
другая — под черепом (табл.ХХ,9,10). В
области груди выявлены три бронзовых
бубенчика (табл.ХУП1,14-16),
серебряный перстень со стеклянной вставкой
(табл.XX,8), массивная бронзовая
подвеска-амулет с бронзовыми спиральками
(табл.XVIII, 17),( у пояса — серебряная
бляшка (табл.XVIII,7), массивная
свинцовая бусина (табл.XVIII,21) и
небольшой железный нож в серебряных
ножнах (табл.XVIII, 1). Между черепами
взрослого и детского костяков
обнаружены две золотые серьги (табл.Х1Х,4,5). По
всей камере были в большом количестве
найдены стеклянные и ластовые бусы
(табл.ХУН,21; ХХ,1).
КАТАКОМБА № 19. Размеры
входного отверстия: ширина — 0,35 м, высота
0,3 м, глубина — 0,1 м. Дно камеры
расположено ниже дна входной ямы на
0,2 м. Овальная в плане камера
ориентирована с СЗЗ на ЮВВ. Длина се 2 м,
ширина — 1,6 м, высота — 1 м. Свод
катакомбы купольный. Установить
количество и позу костяков не удалось, т.к.
кости в камере находились в беспорядке.
В центре камеры лежал череп, нижняя
челюсть которого находилась в 15 см от
него (табл.XXI,А, Б). Рядом с входом в
камеру найдены: бронзовая пряжка
(табл. XXII, 1), 2 пары серег (табл.XXI,
7-11), зеркало из белого сплава с
центральной петлей на тыльной стороне
(табл. XXI, 16) и обломки бронзового
перстня (табл.XXI, 4). Среди костей в
центре камеры отмечены бараньи астра-
263

галы (табл.XXI, 17-19), бронзовая
пуговица (XXI, 5), 4 полусферы из
серебряной фольги (табл.ХХ1, 12-15) и
бронзовый проволочный браслет с немного
расплющенными краями (табл.ХХИ, 3). У
восточной стенки камеры зафиксировано
обломанное зеркало из белого сплава с
центральной петелькой на тыльной
стороне (табл.ХХ1,7), 4 бронзовых
бубенчика: 3 вместе (табл.ХХИ, 4-6) и один
немного в стороне (табл.ХХ1,За). В
камере в большом количестве обнаружены
стеклянные и пастовыс бусы (табл. XXI,
3; XXII,7,8), железный нож (табл.ХХ1,6)
и глиняный кувшин (табл.XXXIX,6).
КАТАКОМБА № 20- Камера
катакомбы вытянута с СЗ на ЮВ. Вход в
камеру устроен с ЮЗ, ширина его — 0,3
м, верхняя часть обвалилась. Высота
сохранившейся части камеры — 0,7 м,
длина — 1,5 м, ширина — 1,05 м. Дно
камеры расположено ниже дна входной
ямы на 0,25 м. Камера с востока немного
срезана. В восточной части ее
обнаружены отдельные кости скелета и костная
труха. Восстановить позу погребенного не
удалось (табл.ХХН,А,Б). В центре
камеры найден лежавший на боку сосуд с
отбитым горлом и ручкой (табл.ХЬ, 1),
слева от входа — сломанные железные
ножи (табл.XXII,9) и кольцо (табл. XXII,
И), у северо-восточной стенки — зеркало
из белого сплава с центральной петлей на
тыльной стороне (табл.ХХИ, 12) и
несколько мелких бусин (табл.ХХИ, 10).
КАТАКОМБА №21. Овальная в
плане камера катакомбы ориентирована с
ЮВ на СЗ. Входная яма, примыкавшая к
камере с ЮЗ стороны, оказалась
срезанной, длина камеры — 2,1 м, ширина —
1,15м, высота — 0,8 м. Катакомба
содержала захоронение одного человека.
Скелет лежал на спине вдоль длинной оси
камеры, головой на ЮВ (табл. XXIII, А,
Б). Слева от костяка, недалеко от пояса,
найден кувшин (табл.ХЬ,2); здесь же, у
предплечья, лежала железная секира
(табл.ХХШ,12). В области тазовых
костей обнаружены железный нож с
бронзовыми накладками (табл.XXIII, 14) и
обломок стеклянного предмета (табл.ХХШ,
13). Справа от костяка отмечены 2
стеклянных перстня (табл. XXIII, 7, 8), 2
бронзовых бубенчика (табл. XXII, 9, 10)
264
и низка бус из стекла, пасты и сердолика
(табл.ХХШ,2). У черепа найдены
обломки серебряных серег (табл.XXI 11,3-6). Из
этой же катакомбы происходит
стеклянный сосуд (табл.ХХШ, 1).
КАТАКОМБА № 22. Камера
катакомбы, срезанной с ЮЗ стороны, была
вытянута с СЗ на ЮВ и имела вытянутую
овальную форму. Входная яма была
срезана. Длина камеры — 2,2 м, ширина —
1,2 м, глубина — 1,2 м. Форму свода
установить не удалось, т.к. он был
обрушен. В середине камеры по ее длинной
оси был положен покойник на спине,
головой на ЮВ, кости его плохо
сохранились, ноги перекрещены так, что правая
нога была под левой (табл. XXIV, А). В
камере был обнаружен кувшин,
лежавший у противоположной от входа стенки
(табл.ХЦЗ).
КАТАКОМБА № 23. Камера
катакомбы была срезана с юга. Длина камеры
— 2 метра, ширина — 1 метр. Входная
яма примыкала к камере с ССВ, но
проследить ее размеры и форму не
удалось, ширина входного отверстия — 0,4м.
Камера вытянута с ЮЗЗ на СВВ. В
камере обнаружены кости, лежащие в
беспорядке (табл.XXIV, Б). Видимо, в
катакомбе было погребено 2 человека. У
восточной стенки, рядом со срезом
камеры, лежала железная секира
(табл.ХХ1У,14). В центре камеры, среди
завала костей, найдены: зеркало из
белого сплава с центральной петлей на
тыльной стороне (табл.XXIV,9), 3 перстня B
бронзовых и один серебряный) со
стеклянными вставками (табл.XXIV,3-5). У
западной стенки были найдены:
бронзовый бубенчик (табл.XXIV,II), пара
бронзовых серег (табл.XXIV,7,8), бронзовая
пряжка (табл.ХХИ, 10) маленькое
бронзовое зеркальце с центральной петелькой
(табл.XXI,2), бронзовая подвеска в виде
спиральки (табл.XXV,6), 2 железных
ножа, один из них в серебряных ножнах
(табл.ХХИ, 12,13), кувшин, лежавший
на боку (табл.ХЬ,4), стеклянные и
пастовыс бусы (табл.ХХИ, 1).
КАТАКОМБА № 24. Камера
катакомбы имела овальную в плане форму и
была вытянута с СЗЗ на ЮВВ. Входная
яма примыкала к камере с ЮЮЗ.
Ширина входного отверстия — 0,5 м, высота —

0,42 м. Дно камеры у входного отверстия
имело срез, глубина которого
относительно дна камеры отстоит на 0,1 м. Дно
входной ямы выше дна среза на 0,21 м.
Длина среза — 0,85 м, ширина — 0,47
м. Длина камеры — 2,3 м, ширина — 1,1
м, высота от центра камеры до покатого
свода — 1 м. В середине камеры лежал
скелет вытянуто на спине, головой на
ЮВВ, руки слегка согнуты в локтях и
уложены вдоль тела.
Рядом с черепом отмечен еще один
полуистлевший череп, видимо,
подростка. У противоположной от входа стены
зафиксированы отдельные кости другого
скелета, лежавшего параллельно первому
(табл.ХХУ,А,Б). Слева от первого
скелета были обнаружены: 2 секиры, одна —
на уровне бедренных костей (XXIX,3),
другая — на уровне предплечья (табл.
XXIX, 1), 3 бронзовых бубенчика на
уровне пояса (табл.ХХУИ; 24-26),
железное тесло (табл.ХХ1Х,6), 2 железных
ножа с фрагментами серебряных и
бронзовых обкладок (табл.ХХУИ, 13,14),
спиральки из бронзовой проволоки
(XXVII,23). Среди тазовых костей
найдены: бронзовая пряжка, серебряные
бляшки от пояса (табл.XXVI 1,3-8) и
наконечники от этого же пояса (XXVII,30).
Между бедер найден фрагмент кожаного
ремня (табл.XXVI 1,1). У головы лежал
кувшин с отбитой ручкой (табл.ХЬ,5), а
у черепа подростка — бронзовое зеркало
с центральной петлей на тыльной стороне
(табл.XXVI,2). Справа от первого скелета
было найдено: 3 железных ножа (табл.
XXVII, 10-12), четырехугольная
бронзовая пряжка (табл.XXVIII,9), бронзовый
бубенчик (табл.ХХУИ, 15), 2 серебряные
серьги (табл.ХХУИ, 1,2), бронзовое
колечко. Эти предметы, очевидно,
принадлежали истлевшему скелету подростка.
Между первым и вторым костяком
обнаружены: 2 железные секиры (табл.ХХ1Х,
4, 5), одна из них имела кусок хорошо
сохранившейся деревянной рукояти, 3
бронзовых бубенчика (табл. XXVII, 24-
26), железный нож (табл. XXVI 11,3), 2
раковины каури (табл.ХХУ, 19, 20), 4
стеклянных перстня (табл. XXV, 2-6),
бронзовый проволочный браслет
(табл.ХХУИ,5). В области нссохранивше-
гося черепа второго костяка найдено: 2
железных ножа (табл.XXVII,22;
XXVIII,4), 2 зеркала, одно — бронзовое
(табл.XXVI 1,9), другое — из белого
сплава, с центральной петлей (табл.ХХУ, 18),
пара бронзовых серег (табл.XXV, 11,12),
3 бронзовых бубенчика (табл. XXV, 16,
17, 17 ,21), маленькое бронзовое зеркало
с центральной петлей (табл. XXV, 2, 69,
8), 2 куска спекшейся кольчуги с
бусинками (табл.ХХУ122), обломок бронзовой
серьги (табл.ХХУ, 10). В области груди
выявлены: бронзовая копоушка (табл.
XXV,9), бронзовая подвеска (табл.
ХХУ,21) и обломок железного предмета
(табл.ХХУШ,2). В большом количестве в
камере обнаружены стеклянные, пасто-
выс и сердоликовые бусы (табл.ХХУ, 1;
ХХУП,31).
КАТАКОМБА № 25. Входная яма,
примыкавшая к камере с южной стороны,
была срезана бульдозером так, что
проследить ее не удалось. Камера под
прямоугольная в плане с закругленными
углами, длина камеры — 1,95 м, ширина —
1,2 м. Свод обрушен. Камера
ориентирована с ЮЗ на СВ. Посередине камеры, по
продольной оси ее, вытянуто на спине,
лежал скелет погребенного взрослого
человека, головой на СВ. У западной стены
лежали отдельные кости другого скелета
(табл.ХХХ,А). Слева от черепа были
найдены: 2 стеклянных перстня (табл.
XXX, 8, 9), 2 бронзовых перстня со
стеклянными вставками (табл.XXX,2,3),
деревянный гребень (табл.XXX, 13) с
остатками кожаного чехла от него, обломок
бронзовой пряжки (рис.71,5), остатки
стебельков травы (табл.ХХХ,12). Справа
от черепа лежал кувшин с двухпетельча-
той стилизованной зооморфной ручкой
(табл.ХЦб). Среди костей в области
груди — небольшое бронзовое зеркальце
с центральной петлей (табл.XX, 11) и
бронзовый перстень со стеклянной
вставкой (табл.XXX,4). Слева от костяка, на
уровне пояса, обнаружены бронзовый
браслет (табл.ХХХ,1) и серебряный
перстень со стеклянной вставкой
(табл.ХХХ,5), а справа — бронзовый
браслет (табл. XXX, 1а) и бронзовый
перстень со стеклянной вставкой
(табл.ХХХ,6). У северной стенки был
найден бронзовый перстень со
стеклянной вставкой (табл.XXX,7).
265

КАТАКОМБА № 26. Овальная в
плане камера катакомбы была немного
срезана бульдозером с СВ стороны.
Входная яма примыкала к камере с ЮЗ
стороны. Полы входной ямы и камеры
располагались на одном уровне, только в
камере он немного понижался к
противоположной от входа стороне. Входное
отверстие, высота которого — 0,48 м,
ширина — 0,5 м, закрывалось массивной
каменной плитой, поддерживавшейся
двумя небольшими камнями. Размеры
входной ямы проследить не удалось.
Длина камеры — 2,32 м, ширина — 1,95 м,
высота — 1,37 м. Свод катакомбы
конусовидный, камера ориентирована с СЗ на
ЮВ. Вдоль СВ оси камеры, головой на
ЮВ, ближе к противоположной от входа
стене вытянуто на спине лежал скелет
погребенного. Около входа были найдены
разрозненные кости еще одного скелета,
а также его плохо сохранившийся череп.
Ориентация этого костяка была такой же,
как у первого (табл.ХХХ,Б,В). У ЮВ
стены камеры, у головы лежавшего у
входа костяка, были найдены: стоящий
кувшин (табл.ХЬ,1,1), железная секира
(табл.XXXI,2), сломанное зеркало из
белого сплава с центральной петлей (табл.
XXXI, 13). Рядом с зеркалом лежал
бронзовый перстень со стеклянной
вставкой (табл.ХХХ1,14), скорлупа от яйца, 2
бронзовых бубенчика (XXXI,25,26),
железное тесло (табл.XXXI, 15), железная
круглая бляшка (табл.ХХХ1,20). Между
черепами обнаружены 3 серьги, одна
массивная бронзовая (табл. XXXI, 16, 22,
23) и две небольшие серебряные (табл.
XXXI, 11, 12), кусочек перламутровой
пластины (табл.ХХ1,18). У головы
лежавшего у противоположной от входа стенки
скелета было найдено: 2 бронзовых
бубенчика: один хорошей сохранности
(табл.ХХХ1,7), другой — сломанный
(табл.ХХХ1,6), 2 бронзовые серьги (табл.
XXXI, 10). Около правого предплечья
этого скелета лежали 2 железных ножа
(табл.ХХХУН,1,2), у пояса — 2
бронзовых перстня со стеклянными вставками
(табл. XXXI, 3,5), бронзовый браслет
(табл. XXXI, 9), 2 спекшихся бубенчика
из бронзы (табл.ХХХИ,3,4) и бронзовое
проволочное колечко (табл.XXXI,4).
Слева у пояса этого скелета найден
266
фрагмент серебряного перстня (табл.
XXXII, 7), а между двумя костяками —
железная сабля (табл.ХХХ1,1). Кроме
того, в камере в большом количестве
обнаружены стеклянные и ластовые бусы
(табл.ХХХ,14; ХХХП,9).
КАТАКОМБА № 27. Овальная в
плане камера катакомбы была немного
срезана бульдозером с ЮВ стороны,
входная яма примыкала к камере под углом с
ЮЗЗ. Дно камеры располагалось ниже
входной ямы на 10 см. Входное
отверстие, ширина которого — 0,45 м, высота
— 0,47 м, закрывалось массивной
каменной плитой (табл.XXXVI, А). Длина
камеры — 2,15 м, ширина — 1,8 м,
высота — 1,15 м. Свод катакомбы
купольный. Камера ориентирована с ЮВВ
на СЗЗ. У входа в камеру на спине
вытянуто лежал первый скелет, головой
на СЗ. Примерно в центре камеры
находился другой костяк взрослого человека,
также лежавшего вытянуто на спине,
головой на ЮВВ. От этого скелета
сохранились кости ног и таза. У входа, справа
от первого костяка, выявлен кабаний
клык. Среди костей (в области груди)
первого костяка найдены массивная
раковина каури (табл.XXXIV, 2) и
перламутровые пластины (табл.ХХХ1У,3,4). Слева
от костяка на уровне пояса, лежал
железный нож в бронзовых ножнах (табл.
XXXIII, 3), в области пояса — 3 бляшки
от ремня (табл.ХХХ1У,6-9). На левую
руку этого погребенного был надет
бронзовый браслет (XXXII, 12), рядом лежало
бронзовое колечко (табл. XXXII,29).
Между двумя костяками, ближе к ЮВВ
стене, найдены 2 железных ножа с
бронзовыми обкладками (табл. XXXIII, 2;
XXXIV,II), фрагменты железного
кольца, железное тесло (табл. XXXIV, 12).
Слева от ног второго костяка находились:
железная секира (табл. ХХХУ1,5), 2
бронзовых бубенчика (табл. XXXII, 21,
22), 3 бронзовых колечка (табл.
XXXII,26-28), обломанная бронзовая
серьга (табл.XXXII,16), бронзовый
браслет (табл.XXXII,13), а справа от второго
костяка, на уровне пояса — железный
нож в серебряных ножнах (табл.XXXIII,
1). В области пояса и костей груди
обнаружены: 2 бронзовые пряжки (табл.
XXXII, 10, 11), 17 бронзовых бубенчи-

ков, маленькая бронзовая пуговица, 2
каменных прясилца (табл. XXXII, 17,
23), одна круглая бляшка из белого
сплава, круглая перламутровая пластина,
которая, видимо, была прикреплена к
бронзовой подвеске, бронзовое кольцо
(рис.81,2). В области черепа, кости
которого не сохранились, найдена пара
серебряных серег (табл. XXXII, 19, 20). Слева
от костяка, на уровне пояса, лежали
бронзовый браслет (табл. XXXVII, 18) и
два серебряных перстня со стскляными
вставками (табл. XXXII, 24,25). В камере
в большом количестве были обнаружены
стеклянные и пастовыс бусы
(табл.ХХХШ,5;ХХХ1У,1).
КАТАКОМБА № 28. Полностью
разрушена.
КАТАКОМБА № 29. Овальная в
плане камера вытянута с востока на
запад. Входная яма примыкала к ней с
юга и была срезана бульдозером. Длина
камеры — 1,7 м, ширина — 1,1м. Свод
катакомбы обвалился. В катакомбе было
похоронено 2 человека. Кости первого
скелета находились в беспорядке у
южной стенки камеры, голова
ориентирована на запад. Второй костяк лежал рядом
с костями первого вытянуто на спине,
головой на запад (табл.ХХХУ,А). Справа
у черепа первого скелета стоял кувшин с
отбитым горлом и ручкой. Справа у ног
этого скелета лежало железное тесло
(табл.ХХХУ,30). Среди костей обоих
скелетов было найдено: 2 бронзовые пряжки
(табл.ХХХУ, 1,7), бронзовые поясные
бляшки — 21 шт. (табл.ХХХУ,9-26), при
этом 4 из них имели форму бычьих голов
(табл. XXXV, 16-19), куски ремня с
бляшками (табл. XXXV,8-11). Общее
количество бляшек — 33 шт. Кроме того,
были найдены 2 наконечника от ремня
(табл. ХХХУ,27,31), 2 бронзовых
бубенчика (табл. ХХХУ,5,28), один из которых
фрагментирован, железный предмет,
видимо, фрагмент ножа (табл.XXXV,42), 3
бусины (табл.ХХХУ,2-4). Из этой же
катакомбы происходит чекан (табл.
XXXV, 29).
Анализ материала Тарского
могильника позволяет сделать некоторые, пока
еще предварительные, выводы.
Ориентация погребенных в катакомбах
невыдержанная. По тем катакомбам, где
погребения не были потревожены или где еще
можно было отмстить расположение
костяков, картина представляется таковой:
ориентация погребенных на Восток — 5
катакомб, на Запад — 3 катакомбы, на
Юг — 1 катакомба, на Север -2
катакомбы, на Юго-Восток — 3 катакомбы,
на Северо-Восток — 2 катакомбы, на
Юго-Запад — 2 катакомбы и на Северо-
Запад — 1 катакомба. К сожалению,
детали некоторых катакомб погибли
вместе с могильником. Это касается размеров
погребальной камеры, высоты, ширины,
наличия или отсутствия ступеньки,
размеров дромоса и пр. Почти во всех
катакомбах отмечены древесные угольки,
свидетельствующие о стойкости у алан-
осетин ритуала очищения огнем
погребальной камеры с древнейших времен до
XIX в. включительно.
Разнообразный материал из катакомб
Тарского могильника включает много
категорий предметов погребального
инвентаря: орудия труда и оружие, детали
одежды, туалетные принадлежности и
украшения, детали поясного набора с
пряжками, сосуды и пр.
Из орудий труда в материалах
могильника представлены тесла (табл. III, IV,
IX, XIV, XXIX, XXXI, XXXIV). Все они
малых размеров. Тесла выкованы из
трапециевидных листов железа, верхняя
узкая часть с двух сторон изогнута для
помещения в ней края деревянного крюка
— ручки. Высота тесла колеблется от 10
см до 7,2 см, ширина рабочей части — от
4,5 — до 5,6 см. Надо полагать, что тесла
эти служили (в данном случае) для рытья
катакомб. Деревянные их рукоятки не
сохранились.
К категории предметов орудий труда
относим 2 пряслица из керамики,
найденные в катакомбе № 27 (табл. XXXII,
17, 23). Первое — дисковидной формы
(диаметр — 33 мм; толщина — 5 мм),
второе — усеченно-биконической формы
(диаметр — 24 мм; высота — 18 мм).
Находки кабаньих клыков в
средневековых погребениях осетин нередки от
раннего средневековья до позднего:
обнаружены в позднссрсднсвсковых склепах и
каменных ящиках. Один такой клык был
найден в катакомбе № 17 (табл.
267

XVII,20). Считается, что они служили
для разглаживания швов на коже,
материи.
К орудиям труда можно отнести и 15
ножей с деревянными рукоятками
(рукоятки не сохранились). Не сохранились и
ножны, которые тоже были деревянными.
К этому разряду предметов следует
отнести и ножи с металлическими,
изготовленными из тонкого листового серебра,
ножнами (табл.ХШ, XIV, XXIII, XXVII,
XXXIII). В катакомбах найдены и
спаренные ножи (табл.УН, XXXIII).
Подобные спаренные ножи в ножнах с
серебряными обкладками были обнаружены в
Чечне (с. Мартан-Чу Урус — Мартанов-
ского района) в погребениях, а это были
катакомбы 19,23,27 и 30. Авторы
публикации В.Б. Виноградов и Х.М. Мамаев
считают их метательными ножами.
Датируется Мартан-Чуйский катакомбный
могильник 1Х-Х вв. A, с.22-26). В 1980 г.
на том же могильнике в катакомбе № 3
«лежали два фрагментироваиных
железных ножа в одних деревянных ножнах»
B,с.28). Автор раскопок С.Н. Савенко
привлекает аналогии из памятников По-
донья VIII — первой половины X в., где
имеются парные ножи в одних ножнах
B,с.31). Он датирует исследованные
катакомбы Х-началом XI в. B,с.32).
Обломок оселка из песчаника так же
следует отнести к орудиям труда.
Сохранившаяся часть оселка 58 мм., (табл.
XVIII,2). На оселке имеется отверстие
для подвешивания.
Наконечники стрел в Тарском
могильнике представлены пятью экземплярами
— четыре из них железные (табл. VII) и
один бронзовый (табл. XIII). Железные
наконечники стрел черешковые, а
бронзовый — втульчатый. Два железных
наконечника — трехлопастные, два
других сильно коррозированы, но, видимо,
были четырехгранными,
«бронебойными». Что касается бронзового
наконечника — то он двухлопастный с овальными
«перьями» — лопастями и круглой
втулкой. Предмет, безусловно, литой.
Характерное аланскос оружие —
сабли отмечены в четырех погребениях
(табл. Ш,У,УШ,ХХХ1). Сабли все
плохой сохранности из-за сильной коррозии
металла. Однако можно констатировать
268
общую длину и слабую изогнутость
клинка. Сабля из катакомбы № 9 (табл. VIII,
рис. 1-5) имеет богато украшенные петли
для подвешивания ножен и набалдашник
рукояти. Петли для крепления ножен к
портупее выполнены в виде дуг с
зубцами-фиксаторами с тыльной стороны
петель, а концы дуг схвачены единым
штифтом, скрепляющим кольцевые
обоймы с дужкой. Поверхность петель-дужек
и обойм украшены штампованным
орнаментом. Таким же орнаментом покрыт
набалдашник рукояти. Вся обкладка
сабли изготовлена из листового серебра и
находится в относительно хорошей
сохранности.
Другим характерным видом
вооружения является боевой топор. Их 17
экземпляров (табл. III, VI, VIII, XII, XXIII,
XXIV, XXIX, XXXI, XXXV, XXXVI).
Топоры кованые, разных размеров и
конфигураций; некоторые с молоточко-
видным обухом, есть обоюдоострые, есть
топоры с одним горизонтальным и другим
вертикальным лезвием. В проушинах
некоторых экземпляров сохранились
остатки деревянного топорища. Как и сабли,
топоры имеют достаточно широкую
хронологию и поэтому вряд ли пригодны для
точной датировки.
К защитному вооружению следует
отнести остатки кольчуг, которые были
зафиксированы всего в двух случаях, что
может служить, с одной стороны
показателем особой роли погребенного в
иерархии воинов — всадников, а с другой —
малой доступностью для всех этого
важного предмета воинской экипировки.
Фрагмент из катакомбы № 14 (табл.
XIII,4) это спекшиеся колечки с
кусочками ткани, другой фрагмент кольчуги из
катакомбы № 24 (табл. XXV), также
представляет собой спекшиеся колечки и
среди них бусы и кольчатая привеска с
ушком для подвешивания. Скорее всего
это фрагмент ворота кольчуги. Колечки
диаметром 0,6 см.
Из предметов конского снаряжения в
могильнике (катак. № 9) обнаружены
железные стремена и удила. Они плохой
сохранности (табл. IX, 1-5), однако
можно отмстить, что удила были
двусоставные, однокольчатые, а стремена — под-
треугольной формы с неширокой
подножкой.

Неплохо представлены в материалах
Тарского могильника и элементы
поясного набора. 12 разнообразных поясных
пряжек из бронзы и серебра (табл. VI,
У11,Х,Х1,ХХ,ХХИ,ХХ1У,ХХУ,ХХУШ,
XXXII,XXXV), овальнорамчатые с
цельным соединением со щитком и с
подвижным язычком (табл. XX, 16), квадратно-
рамчатыс (катак. № 15 и № 24) и др. 7
пряжек из бронзы в виде треугольника с
колечками на остриях треугольника и с
железной иглой (иглы коррозированы) и
1 пряжка, так же из бронзы, с тремя
двурогими отростками с наружной
стороны и плоской иглой — разнообразят
поясной набор. Подобные пряжки
характерны для УИЫХ вв.
Поясные накладки в виде бляшек
разнообразной конфигурации составляют
интересную коллекцию. Многие из них
снабжены колечками, которые свисали с
корпуса ремня: к ним, видимо,
подвешивались оружие и другие предметы
всаднического снаряжения. Так, в катакомбе №
6 (табл. У,4,5,7-11а) были найдены 6
поясных бляшек с тиснеными на матрице
изображениями скачущего всадника в
персидском одеянии. Всадник стреляет из
лука в противоположную от бега лошади
сторону. На нем головной убор, штаны,
сбоку — сабля. Серебряные бляшки
дополняются штампованными
изображениями овечьих головок и еще одной
бляшкой с зооморфной штамповкой. Ременной
наконечник так же покрыт чеканным
изображением единоборства человека с
каким-то хищником (табл. У,3). Пряжки
с этим поясным набором не было
(утеряна). Другой поясной набор (или два, ибо
там было найдено две цельнолитые со
щитком малые пряжки, щиток у одного
геральдической формы, у другого в виде
трезубца) был раскопан в катакомбе № 8
(табл. У1,5,6,8-34). Бляшки двух видов: в
виде «сердечка с круглым вырезом в
верхней широкой части — 10
экземпляров, и квадратные с прямоугольным
вырезом также в верхней части — 15
экземпляров. Бляшки снабжены
штифтиками для крепления в кожаному ремню.
Четыре серебряных поясных
наконечника язычков из катакомбы № 27,
совершенно аналогичные, имеют «елочный»
орнамент и крепились к коже при
помощи припаянных узких полосочек
металла, концы которого предварительно
продевались в отверстие, а потом
разводились. Еще большее разнообразие поясных
бляшек и наконечников наблюдается
среди материала из катакомбы № 29 (табл.
XXXV,1,7-27,31-41). Среди них розетки
с отростком — 10 экземпляров (табл.
ХХХУ,9-15) в виде стилизованных
бычьих головок (табл.ХХХУ,16-19), сегменто-
видные с петелькой внизу и свободным
колечком, продетым в петлю (табл.
XXXV, 8, 20, 21, 24-26), фигурные
прямоугольные с прямоугольным
вырезом с петлей в нижней части и с колечком
(табл. XXXV, 22-26, 32-36), сегментовид-
ные с выдавленными кружочками так же
с петелькой и колечком (табл. XXXV,
37-41). Кроме того зафиксировано два
язычковых наконечника ремней
орнаментированных изображениями
фантастических (или стилизованных) существ.
Один из наконечников — одинарный, с
двумя штифтами (табл.ХХХУ,31),
другой двусоставный,'крепившийся с
кожаным ремнем двумя
гвоздиками-заклепками (табл.XXXV,27). Поясные бляшки со
свободными колечками появляются в IX
в. C, рис.61,14,19), видимо, и поясные
наборы Тарского могильника датируются
тем же временем.
Из принадлежностей, относящихся к
одежде, отмстим единственную фибулу,
да и от той сохранилась только дужка с
приемником и завитком на конце (табл.
XXXVI,3). Как видим, к 1Х-Х вв. фибулы
— это распространенный тип застежки-
булавки в более ранние периоды, сходит
на нет. Нет их и в катакомбах Мартан-
Чуйского могильника. По-видимому, это
связано с изменением верхней одежды
или изменением способов скрепления
ворота. Датируется наша фибула УШ-1Х
вв.
Характерной принадлежностью
костюма были продолговатые застежки в
виде короткого стерженька с округлыми
концами и с кольцевым выемом в
середине (табл.У,6; ХШ,22; ХУН,7>. Подобные
застежки нередко встречаются в
катакомбах. Распространены широко. Время их
бытования УН-1Х вв.
Несомненно относятся к деталям
одежды и три литые из бронзы пуговки из
269

катакомбы № 14. Они небольшие (высота
11 мм), с петельками для пришивания
(табл.Х1У,7-9).
Несомненно так же, что на костюм
нашивались бубенчики разных размеров
и конфигураций, в основном из бронзы,
но есть и серебряные. Эти полые
привески изготовлялись как составные, так и
цельные. В нижней части имеют вырез, а
сверху — ушко-петельку. Петелька
иногда цельнолитая, но есть и из уплощенной
проволоки, продетой в отверстие и там
закрепленной. Крупные, видимо,
пришивались к вороту, а более мелкие — к
рукавам, подолу или вдоль разреза
платья. К сожалению, точное
расположение этих предметов ш зИи не
зафиксировано. В виду широкой
распространенности во времени и пространстве они не
могут служить датирующим материалом.
Малых бубенчиков — 79, больших — 14.
Бубенчики находились в материалах
девятнадцати катакомб, причем в пяти
катакомбах были и малые и большие
бубенчики.
Туалетные принадлежности
представлены зеркалами и копоушками. Зеркала
металлические, круглые, с петлей для
подвешивания в центре на оборотной
стороне. Диаметр зеркал различный: от
25 мм до 67 мм. Всего их 16 экземпляров.
Миниатюрные не орнаментированы, а
остальные имеют на оборотной стороне
орнамент из выпуклых невысоких
валиков в виде концентрических кругов,
неровных многолопастных звезд, в виде
вереницы «завитков». Иногда эти
двухъярусные «завитки» разделены
радиальными валиками на шесть секторов.
Зеркала с петлей в середине и
орнаментированные в виде «звезд», радиальных
лучей, «завитками» и пр. присутствуют в
аланских древностях с раннего
средневековья и сами вряд ли являются
датирующим материалом, но к УШ-1Х-Х вв. их
можно относить смело. Кроме того,
зеркала с завитками характерны, как
говорит В.Б. Ковалевская, «для комплексов у
Дарьяльскрго ущелья и из
Чечено-Ингушетии» C,с87). Копоушск в катакомбах
обнаружено всего два экземпляра, (табл.
XIII,II и XXV, 9). Обе однотипные — с
колечком для подвешивания, но первая
орнаментирована чеканкой в виде «ром-
270
биков», а вторая — гладкая (катакомбы
№ 14 и 24). К туалетным предметам
можно отнести и фрагмент деревянного
(самшитового?) гребня из катакомбы №
25 (табл.XXX, 13).
Из украшений массовым материалом
в Тарском катакомбном могильнике
являются стеклянные бусы. Зафиксированы
в двадцати двух катакомбах в количестве
от двух-трех до нескольких сотен. Бусы
разнообразных размеров от мелких
(бисер) до крупных (диаметр 20-21 мм и
длиной до 31 мм). Отмечены следующие
формы — круглые, биконические, в виде
оливок, бипирамидальные,
прямоугольной формы, рифленые, цилиндрические,
в виде четырнадцатигранника, дисковид-
ные, монстовидные, цилиндрические с
валиком, с шишечками. По орнаменту —
с полосами, глазчатые, мозаичные, ков-
рово-мозаичные. По цвету —
прозрачные, белые, синие, красные, голубые,
зеленые, желтые, «терракотовые».
Возможно, само количество и разнообразие
бус указывает на близость
производственного центра.
Перстни из Тарских катакомб
стеклянные и металлические (бронзовые и
серебряные). Стеклянных перстней 8
экземпляров. Все они темного цвета с
налепами — шишечками (табл.III,5,6;
ХХШ,7,8; ХХУ,3-6; XXX, 8, 9).
Металлических перстней больше — 30
экземпляров. Среди них кольцо из проволоки
круглого сечения, три гладких перстня из
полоски металла, с жуковинами — 9
экземпляров, с высокими обоймами для
стеклянных и каменных (сердоликовых)
вставок — 4 экз., остальные — с
прямоугольными обоймами для вставок и такой
же формы стеклянными вставками.
Перстни всех этих типов широко
распространены как во времени, так и в
пространстве, в том числе и в Осетии. Так, перстни
со стеклянными вставками известны от
времени Кобанских катакомб D,
табл.ХЬУО до Даргавских позднесредне-
всковых склепов D, табл.1ЛУ).
Стеклянные перстни черного цвета датируются
УНЫХвв. E,с.23).
Из украшений хорошо представлены и
серьги. Всего зафиксировано 35 штук.
Многие из них фрагментированы. В
основном серьги двух типов: первый тип в

виде колечка с полой колонкой
ограниченной снизу и сверху полыми же (из
двух полусфер) шариками (табл. XXXII,
14, 15, 19, 20), а второй тип серег — тоже
с колечком и колонкой, но на этот раз
колонка состоит из вертикального
стержня с 3-4 шариками - утолщениями (табл.
XXXI, 22, 23). Серьги первого типа — с
полой трубочкой — колонкой — были
найдены так же в Кобанских катакомбах
D,табл.ХЬУ1,15,16) и, вероятнее всего,
относятся к VII1-1X вв. В памятниках
салтово-маяцкой культуры они доживают
до начала X века C,рис.37, 98, 99, 140,
141).
Браслетов на Тарском могильнике
найдено всего 10 экз. Один из них —
железный (табл.ХХП,2), девять
остальных — бронзовые. Все браслеты
незамкнутые. Четыре из них изготовлены из
проволоки круглого сечения с
заостренными концами (табл.У1,35; XXXII, 12,
13, 18); два браслета из массивного прута
с утолщениями в середине корпуса и на
концах (табл.XXX, 1,1а); два браслета из
уплощенной проволоки с концами в виде
клювов (табл.ХХИ,3; XXXI,9) один
браслет из витой проволоки с загнутыми
наружу заостренными концами (табл.
XXVIII ,5). Витые браслеты с
утолщенными концами были обнаружены в
катакомбах Балты на Военно-Грузинской
дороге D,табл.ЬХУ, 19-21) и датируются
УШ-1Х вв. E,с.22). Браслеты с
утолщениями в середине и на концах были
обнаружены в Чечено-Ингушетии,
датируются УШ-1Х вв.
Интересную категорию предметов
составляют привески и амулеты. В
катакомбе № 18 найдена подвеска в виде двух
соединенных бокалов (табл. XVIII, 17). С
двух сторон вдоль корпуса подвески были
укреплены так называемые пронизи-до-
полнитсльные украшения из пружинно
свернутой проволоки. Аналогичная
привеска известна из салтово-маяцких
древностей и датируется второй половиной
VIII — началом IX века C, рис.37,45). В
той же катакомбе была найдена еще одна
привеска — амулет. Это так называемый
колесовидный амулет с четырьмя тяжами
— «спицами». Причем спицы не прямые,
а составлены как бы из двух шариков
(табл.ХХДЗ). Точных аналогий не
подобрано, но они не выходят из круга
аланских амулетов У1П-1Х вв. F, рис.4,
10; рис.5, 53).
Еще один амулет в виде колечка с
петелькой и с двойными «усиками» в
трех местах корпуса был зафиксирован в
катакомбе № 24 (табл.XXV, 21). Он
близок к амулетам из Северной Осетии и
Ингушетии C, рис.64, 118, 119).
Датируются такие подвески VII1-1X вв. К
амулетам относятся и четыре раковины каури,
одна из которых маленькая — высотой
всего в 18 мм (табл.XVIII,6), вторая, из
катакомбы № 27, — крупная, высотой
62мм (табл.XXXIV,2). Две другие
средних размеров (табл.XXXV, 19,20).
Возможно, были амулетами и диски из
крупных ракушек. Три из них
обнаружены в катакомбе № 18 (табл.ХХ,17-19),
три в катакомбе № 27 (табл.XXXIV,3-5)
и один в катакомбе № 24 (табл.XXVII,1).
Все они имеют отверстие посередине; на
двух вырезаны концентрические круги,
на двух — радиальные желобки, а три —
гладкие. Отпечаток еще 'одной раковины
на проржавленном железном предмете
обнаружен был в катакомбе № 10 (табл.
Х,7). К ржавчине пристал слой раковины
с радиальными желобками. Подобный
предмет приведен В.Б. Ковалевской и
датируется VIII в. C, рис.62, 120).
Два куриных яйца было найдено в
катакомбе № 17, здесь же были три
мелких лесных ореха (табл.XVI,6-10), а
в катакомбе № 19 — три астрагала
(табл.XXI, 17-19). И яйца, и орехи, и
астрагалы встречаются в аланских
катакомбах и даже позднссрсднсвековых
погребальных памятниках осетин. Датиро-
вочным материалом служить они никак
не могут. В Тарских катакомбах
отмечены и ткани из разной толщины ниток,
сохранившиеся на проржавленных
предметах (табл.11,4; У1,5; ХШ,4; ХХШ,4;
XXVIII, 1; XXXIV, 13,14). Определить их
материал сложно, но, видимо, это не
шерстяная нить, а скорее всего
хлопчатобумажная или шелковая. В катакомбах,
где есть детали поясного набора,
зафиксированы обрывки кожи — части пояса.
Кроме всех описанных предметов в
катакомбах найдено множество
металлических бляшек — гладких и
орнаментированных, а так же предметы (или фраг-
271

менты предметов) поясного назначения.
В катакомбах Тарского могильника
обнаружено 29 сосудов — 4 стеклянных
и 25 керамических. Стеклянные сосуды
— два бальзамария из катакомб № 14 и
№ 15 (табл.ХУ,2; ХХХ1Х,3), два стакана
баночной формы, первый из катакомбы
№ 14 с орнаментом в виде ромбиков,
перемежающихся вертикальными
желобками на корпусе (табл.XXXIX,2), второй
стакан из катакомбы № 21
орнаментирован кружочками в верхней части и
крестами «мальтийского» типа по корпусу
(табл.ХХШ,1). Массивные стаканы из
зеленого стекла известны из катакомб-
ных могильников Кобана и Чми D,с.136),
а так же Чечни A0, рис.6,32).
Датируются IX в. E,с.23;10,с.84). Глиняные сосуды
— разного цвета и обжига. В основном
это кувшинчики B3 предмета), но есть и
два сосуда баночной формы.
Кувшинчики, как правило, имеют петлевидную
ручку на тулове. На двух кувшинах
отмечены двухпётсльные ручки в виде
стилизованных животных (табл. XXXV,
4; ХЬ, 6). Кувшинчики с пстлевидными
ручками имеют несколько суженное
горло и расширяющийся венчик. У пяти
кувшинчиков (табл. XXXVIII, 1, 4;
XXXIX, 1, 6; ХЬ,1) ручки отходят от
венчика и соединяются с корпусом. Три
кувшинчика имеют петлевидные ручки,
соединяющие корпус с горлышком
(табл.ХХХУШ,2; ХЫ,1,2). Не все сосуды
сохранились в целом виде, однако общая
конфигурация восстанавливается. На
корпусах керамических сосудов нет
орнаментации и налепов, не отмечены и
клейма; только на одном отмечены
горизонтальные желобки по горлышку и
корпусу (табл.ХЫД). Петлевидные ручки на
тулове характерны для аланской
керамики, начиная с раннего средневековья и до
УП-1Х вв. E, рис.24, 27). Двухпетельча-
тые ручки сосудов более характерны для
УИ-1Х вв. E,рис.24, Б, 27, В). Таким
образом, сосуды, кроме стеклянных,
которые, по-видимому, являются
импортными, местного»производства, не выходят
из круга аланской керамики.
Интересной находкой должна
считаться серебряная монета из катакомбы № 27.
Монета не очень хорошей сохранности,
кроме того в ней пробиты отверстия, что
говорит об использовании се не по
назначению, т.е. в виде украшения —
нашивной бляшки. На аверсе и на реверсе —
точечный ободок, а внутри арабская
надпись. Напоминает арабские диргемы.
Поступали они на Северный Кавказ из
Закавказья, занятого арабами. Тем
более, что в Тифлисе арабы чеканили свою
монету G,с.38) и имеются монеты
похожие, но не аналогичные нашей. Время их
чеканки 1Х-Х века (9,с.50).
Рассмотренный материал из Тарского
катакомбного могильника позволяет
подвести некоторые предварительные итоги.
Могильник без всякого сомнения
относится к аланским могильникам — тут и
погребальное сооружение (катакомба), и
обряд трупоположения — неоднократное
использование погребальной камеры, тут
же и богатый ассортимент типично алан-
ских предметов — начиная от оружия и
кончая украшениями и личными вещами.
Особо следует сказать о поясах и поясных
наборах. Они являются не только
датирующим материалом, но могут быть
привлечены как этнический признак. Очень
интересны параллели,
обнаруживающиеся к востоку от описываемого региона.
Могильники, напоминающие даже в
деталях погребальный инвентарь Тарского
могильника, давно известны в Чечне и
Ингушетии и так же, без всякого
сомнения, относятся к аланским памятникам.
Время утилизации всех этих катакомб
приходится на УШ-1Х вв., однако при
дальнейшем, более скрупулезном и
детальном рассмотрении материала, вполне
может оказаться, что отдельные
предметы, а то и катакомбы, выйдут за
означенные хронологические рамки, т.е. какие-
то погребения можно будет отнести к VII
в., а какие-то к X в. Однако общая
датировка вряд ли нарушится. То, что
памятники, аналогичные Тарскому
могильнику, неоднократно будут
обнаруживаться на Северном Кавказа от равнин до
высокогорья, не подлежит сомнению, ибо
еще средневековые авторы отличали
большую скученность, плотность аланского
населения. Тарский могильник
показывает, что он этнически однороден и
связывать его еще с каким-нибудь этносом нет
никакой необходимости. Надо полагать
что новые памятники, а особенно новое
272

Таблица I
ОПМШ.ТАРСКИЙ"
ГОРОДИЩЕ
•во
ОРОДИЩЕ
ВАЛ
КАТАКОМБЫ
МАСШТАБ 1:2000
ГОРИЗОНТАЛИ ПРОВЕДЕНЫ
ЧЕРЕЗ 2 М. 0»„„„^
О НЕРАЗРУШЕННАЯ ЧАСТЬ ОГРОГА

Таблица II
о 1 г ^
274

Таблица III
' Г * Г
о 1 ? *
14
275

Таблица IV
О 20 &
^ШФШФ®Ш©<^^<^
. I 1 1
276

Таблица V
* ¦»
<
оо
№
V
Х--А
о п но
I I I
<"-4»
10 20
277

Таблица VI
г1-*М-~г§ 53
3/32 зз з?
278

Таблица VII
279

Таблица VIII
280

Таблица IX
281

Таблица X
®л
282

Таблица XI
О Г 2 3

Таблица XII
*00вв»*иа»»«^^
* I 1 Л
284

Таблица ХШ
аз
& Т 2 3

Таблица XIV
286

Таблица XV
287

Таблица XVI
288

Таблица XVII
л *
19 Лланпка - III
289

Таблица ХУНТ

Таблица XIX
291

Таблица XX
|—I I.
292

Таблица XXI
293

Таблица XXII
294

Таблица XXIII
295

Таблица XXIV
296

Таблица XXV

Таблица XXVI
298

Таблица XXVII
"н^^^^Т^
2 3
» 1
299

Таблица XXVIII
300

Таблица XXIX
п * о *
301

Таблица XXX
' г л ^
¦ I I
302

Таблица XXXI
I У & зо
303

Таблица XXXII
19 20
304

Таблица ХХХШ
305

Таблица XXXIV
0 7 2 3
306

Таблица XXXV
307

Таблица XXXVI
308

Таблица XXXVII
о г « б
1111
309

Таблица XXXVIII
О Г 2 3
Р ? Г ?
310

Таблица XXXIX
311

Таблица XI,
1» *•-•—«-*• -*->•- > '«"Я
р^Ж
•¦*'•' .'.^Яга
1* > . • ля^П Я
::->'Щ
4' гЗДгЧ
••••- .*лч1
•Л ' '/.:..^1
хИяЕ^т^^Р
0 3 4 6
312

Таблица Х1Л
О 2 4 6
313

углублсное изучение даже известных
памятников, позволит по-иному взглянуть
на этническую историю края,
миграционные процессы,
культурно-производственные тенденции и пр. Введение в науч-
1. В и и о г р а д о в В. Б., Мамаев Х.М.
Мартап-Чуйский 1-ый могильник в Чечне
(материалы раскопок 1977-1978 гг.) //Средневековые
памятники Чечено-Ингушетии, Грозный, 1985 г.
2. С а в е н к о С. II. Раскопки Мартам-Чу йско-
го 1-го могильника в 1980 г. //Средневековые
памятники Чечено-Ингушетии, Грозный, 1985.
3. Степи Евразии в эпоху средневековья
//Археология СССР, М., 1981.
4. Материалы по археологии Кавказа. Москва,
1900. Вып. VIII,
5. Кузнецов В. А. Аланские племена
Северного Кавказа //МИЛ М., 1962, 106.
6. В и н о г р а д о в В. Б., Мамаев Х.М.
Некоторые вопросы ранпссрсдпсвековой истории и
культуры населения Чечено-Ингушетии (по мате-
ный оборот нового добротного материала
даст исследователям новые аргументы
для подтверждения своих положений, а
возможно и повлияет на формирование
иного взгляда на историю алан-осетин.
риалам новых могильников) //Археология и
вопросы этнической истории Северного Кавказа. Грозный
1979.
7. П а х о м о в Е. А. Монеты Грузии. Тбилиси,
1970.
8. Д з а т т и а т ы Р. Г. К вопросу о культовом
характере средневековых погребальных памятников
верховьев р. Большой Лиахвы //ИЮОНИИ, Цхин-
вал, 1983, вып. XXVIII.
9. К а п а н а д з е Д. Г. Грузинская
нумизматика, М., 1955.
10. В и н о г р а д о в В. Б., Мамаев Х.М.
Ала некий могильник у с. Мартан-Чу в Чечне
(материалы 1970-1976 гг.) // Вопросы археологии
и этнографии Северной Осетии. Орджоникидзе,
1984.
ЛИТЕРАТУРА
314

В. А. КУЗНЕЦОВ
РАСКОПКИ ЗМЕИСКОГО КАТАКОМБНОГО
МОГИЛЬНИКА В 1959 г.
Исследование систематически
разрушаемого (с 1914 г.) кирпичным заводом
станицы Змсйской крупного могильника,
состоящего из катакомб, было начато
Северокавказской объединенной
археологической экспедицией Института
археологии АН СССР и Северо-Осстинского
НИИ в 1957 г. и продолжило раскопки
С.С. Куссаевой в предыдущие годы.
Отчеты о раскопках 1957 и 1958 гг. давно
опубликованы A,с.62-135; 2, с.8-47),
отчет о результатах работы в 1959 г. по
ряду причин оставался не введенным в
научный оборот. Особое научное
значение этого археологического памятника
аланской культуры на позднем (предмон-
гольском) этапе ее развития для истории
средневековой Осетии не вызывает
сомнений. Исходя из сказанного и не
претендуя на далеко идущие выводы и
построения (накопленный материал
велик и требует тщательной проработки),
мы предлагаемой статьей завершаем этот
необходимый труд, без которого
невозможно дальнейшее осмысление
материала и превращение его в полноценный
исторический источник.
Раскопки Змейского катакомбного
могильника в 1959 г. продолжались в
течение полутора месяцев — с 12 июля по 1
сентября. Исследованием была охвачена
в основном западная часть карьера
кирпичного завода. Несколько разведочных
траншей, проложенных в верхней
(плоской) части карьера, не дали никаких
указаний на наличие здесь катакомб.
Кроме того, две полуразрушенные
катакомбы были нами доследованы в новом
карьере, откуда глина добывается при
помощи бульдозера. Катакомбы эти были
обнаружены по провалам в земле и
расчищены сверху, без вскрытия дромо-
сов.
Катакомба № 57. В дромосе
катакомбы на глубине 2,4 м найден глиняный
кувшин с ребристым туловом и носиком.
Цвет поверхности коричневый, на днище
крестовидное клеймо. Высота кувшина —
27,5 см.
На глубине 2,5 м обнаружена плита,
закрывавшая входное отверстие. Плита
имеет овальную форму, высечена из
мягкого светло-серого песчаника. Свод
катакомбы осел, поэтому камера
раскопана сверху широким квадратом. В
катакомбе оказались три погребения.
Погребение 1. Костяк лежал у входа в
катакомбу, вытянуто на спине, руки
вдоль туловища, головой ориентирован
на СВ. Угольной подстилки не было.
Несмотря на очень плохую сохранность
костей, можно считать, что скелет
принадлежал ребенку 7-8 лет. С правой
стороны черепа стоял коричневый
лощеный грушевидной формы горшок с
ручкой, высотой 12 см. У правой ключицы
лежали обломки бронзового височного
кольца, на груди четыре бронзовых
бубенчика. Длина скелета — 1,10 м.
Погребение 2. Истлевший скелет
лежал рядом с первым, вытянуто на спине,
головой на СВ. Ноги слегка согнуты в
коленях и сдвинуты влево. В головах
погребенного стоял бурый лощеный
горшок высотой 14 см с зооморфной ручкой.
В остатках черепа обнаружено два
бубенчика, у правой ключицы — два
проволочных височных кольца с незамкнутыми
концами. В области грудной клетки
лежали железная секира 10,2 см длины,
© В.Л. Кузнецов
315

маленькое бронзовое колечко, обломок
бронзового колечка и два бубенчика. Еще
один бубенчик найден на костях таза.
Длина скелета — 1,7 (мужской).
Погребение 3. От скелета сохранились
обломки черепной крышки, кости
нижних конечностей. Остальные кости
истлели и превратились в труху. Судя по этим
остаткам скелет лежал на спине, головой
на СВ, ноги был согнуты в коленях. Под
костяком отмечена угольная подстилка,
особенно много угля лежало под черепом.
С правой стороны черепа найден кабаний
клык. Под черепом лежали два
бронзовых височных кольца из проволоки и
девять бронзовых бубенчиков. У правой
ключицы обнаружен бронзовый
нательный крестик 3 см длины, с петелькой для
подвешивания. У левого плеча лежали
обломки железной секиры. В области
грудной клетки найдены 8 бронзовых
бубенчиков и бронзовая литая пуговица.
С правой стороны таза лежали
железный нож 11 см длины, бронзовые копоуш-
ка и ногтечистка в виде крючка («салтов-
ского» типа), стерженек с петлей для
подвешивания и бубенчик. Вероятно, все
эти вещи женского обихода и туалета
находились в матерчатой сумочке на
поясе, которая не сохранилась. У
пяточной кости правой ноги обнаружена
бронзовая пуговица, очевидно, от ноговицы.
Судя по инэентарю, это погребение
женское. Катакомба же содержала
погребение семьи (мужчина, женщина и
ребенок).
Катакомба № 58, Доследована в
новом карьере после работы бульдозера.
Вскрыта по провалу раскопом сверху.
Дромос не исследовался. В камере,
имевшей обычную округло-эллипсовидную
форму и сферический свод, обнаружены
остатки четырех истлевших, очень плохо
сохранившихся скелетов. Судя по этим
остаткам, погребенные были положены
на спине вытянуто. Три из них покоились
на подстилке из угля, четвертый на слое
речного песка.
Погребение № 1. Истлевший скелет
лежит на подстилке из светло-серого
речного песка, остатками черепа на
ЮЮВ. Из костей сохранилась лишь часть
нижней правой конечности. С правой
стороны черепа лежало дно полукруглого
в сечении деревянного колчана, оббитое
бронзовыми гвоздями с круглыми
шляпками. Стенки колчана деревянные,
обтянутые кожей (сохранились куски). Около
колчана найдены два обломка железной
секиры, у берцовой кости железный
наконечник стрелы. В ногах погребенного
стоял горшок с зооморфной ручкой,
высота горшка — 10 см.
Погребение 2. Остатки истлевшего
скелета лежат рядом с первым. Судя по
костной трухе, скелет лежал вытянуто на
спине головой на ЮЮВ, на тонкой
угольной подстилке. В области черепа, в
его обломках и трухе найдены бронзовые
пуговицы и маленькое проволочное
колечко.
У стенки выше черепа обнаружены
обломки железных ножниц, кабаний
клык и два бронзовых бубенчика. У
кисти (?) левой руки найден обломок
железного ножа. Нижние конечности
второго скелета положены на третий
скелет.
Погребение 3. Судя по костной трухе
(сохранилась лишь часть левого плеча и
нижних конечностей), погребенный
лежал вытянуто, головой на ЮЮЗ.
Верхняя часть костяка была положена на слой
угля. У колена левой ноги найдены
обрывки ремня от конского убора
(уздечки?), покрытого мелкими бронзовыми
кольцами. В ногах стоял горшок с ручкой
и отогнутым венчиком, раздавленный
землей. Цвет поверхности коричневый,
лощеный. Высота сосуда — 12 см,
диаметр по венчику — 6,7 см.
Погребение 4. Скелет совершенно
истлел, остались лишь неопределенные
полосы и пятна костной трухи. Поэтому нет
возможности определить достоверно
положение и ориентировку погребенного.
Наиболее вероятно, что он был обращен
головой на ЮЮВ. Возможно также, что
на этом участке катакомбы были
погребены два покойника, ибо встречались
вещи, обычно сопровождающие как
мужское, так и женское погребения. Однако
установить это не было возможности.
Под западной стенкой катакомбы (где
предполагается голова) найдены обрывки
ремня, продетого с двух сторон в
бронзовое кольцо, две бронзовые пряжки с
железными язычками, бронзовая скоба
316

от колчана, колечко, бронзовая
орнаментированная бляшка, две бронзовые
«заклепки» (очевидно, скрепы от колчана)
бронзовая обкладка от наконечника
ножен и 7 бубенчиков.
У южной стены лежали обломки
черепной крышки, нижняя челюсть и зубы.
Принадлежность их к определенному
погребению неясна. Около обломков черепа
найдены бронзовая булавка, два
маленьких бронзовых височных кольца и одно
большое кольцо, два височных кольца
серебряных, 6 бубенчиков и две
бисеринки. В юго-западной части катакомбы слой
угля наиболее толст. Здесь, вплотную к
стенке, лежали остатки ткани и кожи, на
них полукругом нашиты 30 бубенчиков;
тут же лежала бронзовая пуговица. В
месте предполагаемой грудной клетки (у
юго-западной стенки) найдены янтарная
буса, 3 красных бисеринки стеклянных, 5
бубенчиков и бронзовая скоба от
колчана.
Катакомба № 59. Свод катакомбы под
тяжестью бульдозера осел и
образовавшийся провал был раскопан квадратом. В
ходе раскопок обнаружено входное
отверстие в северо-западной стене катакомбы
и плита почти правильной
четырехугольной формы. Размеры отверстия 60 х 46
см. На полу камеры расчищены остатки
пяти погребенных, из которых один
лежал на слое древесных углей. Все скелеты
очень плохой сохранности.
Погребение 1. Судя по остаткам,
скелет лежал на спине головой на СВ. С
правой стороны черепа лежало бронзовое
височное кольцо, слева такое же височное
кольцо и обломки бронзовой булавки в
виде длинной, круглой в сечении иглы,
такими булавками головные уборы
крепились к волосам. В области груди
найдены пять стеклянных бусин, из них 4
сдвоенных и одна синяя. Следует
отмстить, что ступни ног (судя по остаткам и
тлену) были повернуты носками внутрь.
Погребение 2. Истлевший скелет
лежал на спине, головой на СВ. Ступни ног
развернуты в разные стороны (нижние
конечности сохранились), колени слегка
сведены. На трухе в области груди
найдено 12 бронзовых бубенчиков, бронзовая
пуговица и черная буса, еще два
бубенчика лежали с правой стороны таза. Тут
же обнаружены обломки железного ножа
и секиры. В головах стоял кирпичного
цвета горшок с двумя ручкам и двумя
налепами на туловс. Последние
представляют вырождающиеся сосцевидные налс-
пы, характерные для аланской керамики
1У-У1 вв. и встречающиеся и позже.
Высота горшка — 10,5 см.
Погребение 3. Плохо сохранившийся
скелет взрослого своими нижними
конечностями перекрывал детский скелет (см.
ниже). Как и предшествующие, этот
погребенный лежал на спине головой на
СВ. Сохранились нижние конечности,
обломки черепной крышки и несколько
мелких костей. Между обломками черепа
и стеной стоял горшок с ручкой,
поверхность коричневая лощеная, высота — 13
см. В области груди найдены большая
глазчатая стеклянная буса, 5 бронзовых
бубенчиков и бронзовая пуговица. В
области предполагаемых шейных
позвонков обнаружены височные бронзовые
кольца и бубенчик. С правой стороны
таза лежали обломки железного ножа, а с
левой стороны — железный наконечник
стрелы.
Погребение 4. Детское погребение
перекрыто ногами костяка из погребения
№ 3 и перемешано. По сохранившимся
обломкам черепной крышки и нижних
конечностей положение скелета не
устанавливается. В трухе у правого бедра
найден маленький горшочек — кружка
высотой 5,5 см.
Погребение 5. Остатки этого
погребения расположены под северной и
северовосточной стенками катакомбы.
Сохранились только обломки черепной крышки
и два неопределенной формы пятна от
истлевших костей груди и таза.
Положение скелета неопределимо; можно лишь
считать, что он был ориентирован
головой на ЮВ. Около черепа лежали 4
бубенчика, еще 11 бубенчиков и
стеклянная буса бордового цвета найдены в
костяной трухе в области грудной клетки.
В «ногах» костяка обнаружены два
глиняных горшка. Один из них с ручкой,
чернолощеный, высотой 12,5 см, второй
бурый, с отбитой ручкой, покрыт
линейным орнаментом по корпусу и зубчатым
штампом по венчику. Высота горшка —
10,5 см, возможно, он служил кружкой.
317

^ЧМЧЧ;-ч. ФЩ0Ш/' Ч-Ч*\' ^:|^^^:*Н^^^^^Ш^^'%^';^*|
МЧИ* ^Й|Й*- ^^^^^^^1Р^Ш1-й;Й
;•"• Ч.ЧЧ-»!Ч§ЭД^..^%^ ¦,:^ч: ь •;
|Д^шЛамшш^аамммь
Рис. 1. Змейский катакомбпый могильник: 1-камера катакомбы № 59; 2-камера катакомбы № 62.

Ссверо-Западнсе сосудов на полу
катакомбы лежали кабаний клык, железные
ножницы и бронзовое височное кольцо.
Катакомба № 60. Во вскрываемом
дромосс на глубине 1 м найдены черно-
глиняный кувшин с носиком-сливом и
крестовидным клеймом на дне. Далее на
глубине 2,6 м открылись две плиты,
закрывающие вход и стоящие одна на
другой. Размеры нижней плиты: 56 х 40
см, верхней: 26 х 20 см. Нижняя плита
была справа подперта двумя
булыжниками. После удаления плит открылось вход-
нос отверстие сегментовидной формы.
Камера оказалась доверху завалена
землей, упавшей со свода и поэтому была
раскопана сверху. Глубина раскопа от
дневной поверхности до пола катакомбы
— 3,6 м. В полу катакомбы была
высечена полка, высотой 5 см, идущая вдоль
камеры по се середине. Зафиксированы
остатки двух скелетов очень плохой
сохранности (остались лишь обломки
черепных крышек и расплывчатые пятна
костной трухи). Судя по ним,
погребенные лежали головами на СВ. Первый
(женский) скелет был положен на правом
боку, ноги согнуты в коленях, положение
рук неопределимо. Под этим костяком
имелась угольная подстилка. Второй
погребенный (мужчина) лежал вытянуто на
спине на полке. Под ним отмечена
подстилка из речного песка.
Погребение 1. От покойника
сохранилась черепная крышка и истлевшие и
окрашенные в фиолетовый цвет берцовые
кости ног. На расстоянии около 30 см
севернее черепа стоял разбитый черно-
глиняный горшок с отбитой ручкой.
Далее к северной стене стоял другой, серо-
коричневый горшок с прямым венчиком и
зооморфной ручкой. В 10 см западнее
найдено зеркало, литое из высокооловя-
нистой бронзы, с ушком и рельефной
семилучевой звездой на обороте. Под
зеркалом уцелели кусочки кожаной
сумочки-чехла. В сумочке кроме зеркала
хранились румяна из красной охры. В 10
см восточнее разбитого горшка на полу
камеры лежало бронзовое кольцо, а под
восточной стеной кабаний клык, остатки
железных ножниц, плоская ногтечистка-
крючок, бронзовый стерженек с петлей,
плоская копоушка, кусочек дерева.
У черепа, в области шейных
позвонков, найдены маленькие бронзовые
височные колечки и бусы: две толстые
янтарные подвески (обе сломаны),
стеклянная черная пронизь, две голубые
пастовые, 10 стеклянных темнорозовых
бисерин и бубенчик. В месте
предполагаемых ног обнаружена бронзовая
пуговица.
При расчистке остатков черепа под
ним отмечена горка из речного песка, в
котором попадался розовый стеклянный
бисер. Под нижней челюстью маленькое
бронзовое колечко.
Погребение 2. Скелет полностью
истлел. В костной трухе в области черепа
или шейных позвонков обнаружены два
бронзовых височных кольца. В области
левого плеча в костной трухе рассыпаны
бусы: две большие толстые янтарные
подвески подтреугольной формы,
кроваво-вишневого цвета, пастовая пронизь с
тремя желто-красными разводами,
черная стеклянная пронизь, пастовая
пронизь с бело-красной полосой, крупная
стеклянная золоченая'буса бочоночной
формы, круглые сердоликовые бусы,
разноцветные стеклянные, две массивные
пронизи из зеленого стекла и т.д. Здесь
же найдены бронзовые височные
колечки, бубенчик и пуговица. В области
грудной клетки лежали 5 бубенчиков;
еще 10 бубенчиков найдено в костной
трухе у правой руки. В области живота
на истлевших позвонках лежал обрывки
кожи, в них бронзовые маленькие
круглые и четырехугольные бляшки и кольцо.
На тазе найдены два больших бронзовых
кольца, 18 бубенчиков и лировидная
пряжка. Справа от трухи, возможно
оставшейся от бедренных костей ног,
лежала полукруглая бронзовая оковка.
При дальнейшей расчистке в области
таза отмечены кусочки истлевшей кожи,
5 бронзовых скобок, небольшие круглые
бронзовые бляшки и цепочка из розового
стеклянного бисера, висевшая на
истлевшем кожаном поясе. Возле левого бедра
обнаружен железный нож с остатками
дерева.
У северо-восточной стены лежала
железная секира с перпендикулярно
поставленными лезвиями. В 20 см западнее
секиры найдены три бронзовые пугови-
319

^ © @
1В « 20
П Ю Ц
Рис. 2. Змейский катакомбный могильник. Инвентарь катакомбы № 60.
320

цы, еще дальше — черная многогранная
пронизь. Вдоль западной стены и
параллельно ей положена железная сабля с
сохранившимся наконечником ножен.
Сохранились также остатки перекрестья
и железное навершие рукояти с округлым
концом. Клинок почти прямой. Общая
длина сабли — .90 см, ширина 2,8 см.
Между саблей и западной стеной
лежали 4 плоских железных листовидных
наконечника стрел. Около нижней части
сабли найдена бронзовая бабочковидная
бляха от портупеи. Между концом сабли
и западной стеной катакомбы заметно
большое коричнево-черное пятно
округлых очертаний. Это, по-видимому, тлен
от деревянного колчана.
От него сохранились пять
бесформенных обрывков бересты (последней обычно
украшались колчаны), 2 железных
гвоздика, 2 бронзовых кольца,
четырехугольная бронзовая пряжка с железным
язычком, 4 бронзовых пуговицы, 5 мелких
обрывков узкого сыромятного ремня,
украшенного круглыми бронзовыми
бляшками и крупное бронзовое кольцо с двумя
прикрепленными к нему сыромятными
ремешками, скрепленными круглыми
бляшками. После изъятия сабли под нею
обнаружилась железная скоба с
остатками дерева — вероятно, от сабельных
ножен.
Катакомба № 61. В дромосс (длина —
5 м, ширина — 57 см) на глубине 1,02 м
найден разбитый глиняный кувшин
черного цвета с носиком. Второй кувшин
(красноглиняный, лощеный, с носиком и
низким горлом) найден в дромосе на
глубине 2.35 м. Перед самой плитой
обнаружен третий кувшин, черного
цвета, с носиком и клеймом на дне. Входная
плита открыта на глубине 2.5 м (до
верхнего края плиты). Размер плиты: 50
х 50 см, материал — серый гранит.
Камера обычной эллипсоидной формы, со
сферическим сводом (длина — 2.5 м,
ширина — 2 м), была засыпана обвалом
земли со свода. Вскрыта широким
раскопом сверху. На полу катакомбы лежали
остатки трех истлевших скелетов. Все они
ориентированы головами на СВ.
Погребение 1. Скелет пожилой жен-
О предел с ния антропологического материала п
щины2 положен на правый бок скорчен-
но. Ноги сильно согнуты в коленях, пятка
правой ноги подведена к тазу. Череп
разрушен, положение рук неясно. В
обломках черепа найдены три бронзовые
бубенчика, в области груди 5 железных
наконечников стрел и еще один
бубенчик. Между ступней левой ноги и
западной стеной катакомбы лежал на боку
черноглиняный горшок с зооморфной
ручкой. Около него найдены клык,
бронзовое зеркальце с двумя
концентрическими кругами и ушком, отпечатком
хлопчатобумажной, прямого плетения ткани
на обороте. К зеркальцу прикипели
обломки железных ножниц и ножа, другие
обломки лежали рядом. Петля от тех же
ножниц лежала на расстоянии 60 см от
левой ноги, в стороне.
Погребение 2. Скелет взрослого
мужчины лежал вытянуто на спине, руки
(судя по тлену) вытянуты вдоль тела,
ноги слегка сдвинуты вправо (к западу).
Череп повернут лицевой частью на север.
Под скелетом отмечена угольная
подстилка, смешавшаяся с костной трухой. В
обломках черепа найдены два маленьких
бронзовых проволочных височных
кольца, в области грудной клетки два
бубенчика, на поясе — еще два бубенчика,
бронзовое кольцо и бронзовая
четырехугольная пряжка. У колена левой ноги
лежал сильно коррозированный
железный наконечник ножен сабли с остатками
дерева. Под южной стеной на расстоянии
42 см от левой ноги скелета сохранилось
пятно ржаво-коричневого цвета,
округлой формы (тлен). Размеры пятна: 14 х
10 см. По его внешнему краю лежат
остатки железных гвоздей и 2 бронзовых
гвоздика с круглыми шляпками.
Вероятно, все это остатки совершенно
истлевшего деревянного колчана. На расстоянии
13 см от остатков колчана к востоку
обнаружено железное навершие
рукоятки сабли. Сзади черепа стояли небольшой
черноглиняный горшочек с узким горлом
и ручкой-петлей.
Погребение 3. Истлевший детский
скелет лежал, судя по тлену, вытянуто на
спине. Положение рук и ног
неопределимо. Под скелетом отмечен слой древесно-
изведеиы антропологом Г.М. Давыдовой.
321
21 Лланмка - III

Рис. 3. ЗмейскиП катакомбпый могильник. Инвентарь катакомбы № 61
322

го угля. От черепа сохранились обломки
крышки. Около них найдены три
спаявшихся бронзовых бубенчика, сзади
черепа — еще один бубенчик. Под черепом
обнаружено бронзовое височное кольцо.
В области грудной клетки найдены три
плоских круглых бронзовых пуговицы, в
области таза — две маленькие бронзовые
пуговицы. С левой стороны скелета
(примерно у локтя левой руки) найдены еще
три круглых бронзовых пуговки, далее на
юг бронзовая пряжка и еще две круглых
бронзовых пуговицы. В области ног
найдены еще одна пуговица и 2 бубенчика.
Между ногами и южной стенкой лежали
два бронзовые кольца, обломки железной
секиры и неопределимые мелкие
фрагменты железа.
Катакомба № 62, При вскрытии дро-
моса на глубине 2,10 м и в средней его
части найдены лежащие рядом два
глиняных кувшина с носиками-сливами. Оба
кувшина сделаны на круге, черного
цвета, лощеные, ручки прикреплены ниже
венчика. Дромос отличается редкой
длиной — 6 м при ширине 65 см. На дромосе
на глубине 3 штыка (от поверхности)
выявлены остатки культового
жертвоприношения (см. ниже). На глубине 2.3 м
открыта входная плита четырехугольной
формы, хорошо отесанная. Размер плиты:
54 х 50 см. После удаления плиты
открылось входное отверстие обычной
овальной формы. Размеры отверстия: 51
х 40 см. Осмотр камеры показал, что она
значительно засыпана обвалом свода, а в
западной стене образовалось большое
отверстие от осевшей стены. Оно ведет в
соседнюю катакомбу, также заваленную
землей. Обе они были вскрыты широким
раскопом сверху.
Камера катакомбы № 62 обычной
эллипсоидной формы; се разделяет на две
части полка высотой 4-5 см. На полу
камеры лежат остатки 8 погребенных, все
плохой сохранности. Сложность картины
усугубляется тем, что погребения 1-4
перекрывают друг друга, и находятся в
анатомическом беспорядке. Лишь по
обломкам черепов устанавливается
юго-западная ориентировка погребенных.
Интересной особенностью всех первых четы-
Подстилка из речного песка наблюдалась и при
рех погребений является подсыпка из
речного песка под головами3, в то время
как остальные части скелетов лежат на
слое угля.
Погребение 1. Остатки скелета лежат
вытянуто к СЗ стене катакомбы, у
входного отверстия. Сохранились обломки
черепной крышки. Остальные остатки
невозможно отделить от соседних
погребений.
Погребение 2. Расположено западнее
первого. От скелета сохранились остатки
тонкой детской черепной крышки и
несколько ребер. Положение неопределимо.
Погребение 3. Судя по остаткам
длинных костей рук, положение этого скелета
вытянутое на спине. Справа от черепа
лежит на боку черноглиняный горшочек
с ручкой. Здесь же обнаружены обломки
железного ножа и деревянного предмета
неизвестного назначения с
прикрепленным к нему сломанным железным
кольцом. Около нижней челюсти лежали 2
бронзовых бубенчика.
Погребение 4. Остатки костяка лежат
посередине катакомбы, рядом с
погребением 3. Череп и кости нижних
конечностей сохранились хорошо и указывают на
юго-западную ориентировку. Однако,
потревоженное™ костей не давала
возможности определить положение скелета.
При расчистке этого костяка найдены
осколки стеклянного предмета (сосуда?) с
рельефным орнаментом и обломок
железного ножа. Несколько обломков стекла
обнаружено и в пределах погребений 2-3.
Погребение 5. От скелета сохранилась
затылочная часть черепа и маленький
обломок трубчатой кости. Остальной
костяк представляет большое пятно костной
трухи неопределенных очертаний.
Ориентировка (судя по остаткам черепа)
юго-западная. Справа от черепа у стены
катакомбы лежал на боку коричневый
горшок с ручкой и клеймом на дне. В 5
см юго-западнее черепа найдены обломки
железных ножниц и ножа. С левой
стороны черепа обнаружены обломки
тонкой бронзовой пластинки длиной 8 см.
Под остатками костяка зафиксирована
угольная подстилка.
Погребение 6. От погребенного сохра-
раскопках 1958 г. B,с.38).
323

Рис. 4. Змейский катакомбный могильник. Инвентарь катакомбы № 62.
324

нились только черепная крышка,
обломок плечевой кости правой руки и
большие кости ног. Судя по этим остаткам,
покойник был положен вытянуто на
спине, с вытянутыми руками, головой на
ЮЗ. Справа у черепа стояла небольшая
грубой работы кружка черного цвета, с
ручкой, покрытая сплошным линейным
орнаментом. В области шеи и
предполагаемой грудной клетки найдены 3
бубенчика. У правой руки лежали обломок
железного ножа, два бронзовых височных
колечка (одно около таза) и два складня,
сделанных из тонких бронзовых
пластинок.
Погребение 7. Сохранились только
остатки черепной крышки, судя по
которым, скелет был ориентирован головой на
СВ. От остального костяка осталось пятно
костной трухи, перекрытое ногами
погребения 4. С левой стороны черепа
обнаружен бронзовый бубенчик; еще два
бубенчика лежали под черепом. В области
груди найдены бронзовая пуговица и
обломок бронзового колечка. Сверху
костяк был присыпан древесным углем.
Погребение 8. От костяка остались
пятна костной трухи, судя по которым, он
лежал вытянуто на спине, головой на СВ
(?). С правой стороны черепа лежали два
бронзовых височных кольца, два
бубенчика, и несколько черных стеклянных
бус. В 4 см севернее черепа найдены еще
два бубенчика. В средней части костяка
(в области груди) обнаружено еще 5
бубенчиков и лировидная бронзовая
пряжка. С левой стороны таза — два
бубенчика и вторая бронзовая пряжка. У
правой голени лежала железная секира. В
процессе расчистки на скелете в разных
местах найдены обрывки совершенно
истлевшей шерстяной ткани, у правой руки
— нож. Другой нож с остатками дерева
был положен между голенями ног; здесь
же найден бубенчик.
Сверху костяк был засыпан древесным
углем.
Катакомба 63. В дромосс катакомбы
на глубине 1,8 м найден черноглиняный
кувшин с носиком-сливом. На расстоянии
75 см от него по направлению к входу в
дромос лежал второй чернолощеный
кувшин больших размеров (высота — 37,5
см, диаметр венчика —: 11 см). Еще
дальше ко входу найден третий,
небольшой кувшин с носиком-сливом.
На глубине 2,65 м под лопатой
рабочего открылось входное отверстие
катакомбы. Оказалось, что оно было сделано
несколько выше закладных плит (плиты
не закрывали всего отверстия).
Последних оказалось четыре; отверстие
закрывала тонкая отесанная плита из
ракушечника. Размеры плиты: 50 х 47 см. Кроме
того, вход закрывали три плотно
подогнанные камня.
Камера катакомбы имела обычную
эллипсоидную форму и сферический
свод. Длина се — 2 м, ширина — 1,7 м,
высота — 1 м. На полу камеры лежали
остатки трех истлевших скелетов,
ориентированные головами на СВ.
Погребение 1. Скелет женщины
лежал вытянуто на спине, руки вдоль тела,
ноги сведены в стопах. Хорошо
сохранилась черепная крышка, кости рук и ног,
правая ключица и отдельные ребра.
Никакой подстилки под скелетом не
наблюдалось. В головах погребенной стоял
глиняный горшок с зооморфной ручкой и
клеймом на дне, внутри горшка найден
бубенчик. Около горшка лежал кабаний
клык. В верхней части груди (в месте
ворота) обнаружены два бубенчика, у
локтя правой руки обломки железного
ножа, в области живота и таза — две
большие бронзовые пуговицы. У бедра
правой ноги лежал большой серый
черепок.
Погребение 2. Скелет мужчины лет
50 лежал вытянуто, руки вдоль тела и
прижаты к бокам, ноги вплотную
придвинуты к ногам женского скелета. В
верхней части скелета найдены
отдельные угли.
В головах стоял глиняный лощеный
горшок черного цвета, с ручкой. В
области грудной клетки рассыпаны 5
бубенчиков-застежек и одна бронзовая
пуговица. Еще одна бронзовая пуговица лежала
в области таза. У правого плеча найден
обломок железной секиры, с правой
стороны таза лежал обломок железного
ножа.
Погребение 3. Скелет, скорее всего
подростка, полностью истлел и
превратился в костную труху. Сохранились
лишь два небольших обломка черепной
325

Гие. 5. Змсйский катакомбный могильник. Инвентарь катакомбы № 63.
326

крышки. Сверху костяк был густо
засыпан слоем древесного угля по всей его
длине. Около черепа найден обломок
бронзового височного кольца.
Катакомба № 64. В дромосс (длина —
5,75 м) на глубине 1,2 м обнаружен
черноглпняный кувшин с носиком —
сливом н клеймом на дне и с ручкой.
Второй кувшин найден в дромосс на
глубине 2,10 м. Он коричневого цвета и
непрочного слабого обжига, разбит. В
месте прикрепления ручки к венчику
имеется с внутренней стороны плоский
налеп в виде пуговицы. Многозубчатым
штампом (может быть колесиком) на
горле нанесен крест, на концах которого
— кружочки, также сделанные штампом.
Теми же штампами было
орнаментировано тулово кувшина, орнамент
представляет собой волнистые двурядные линии и
витки, в которых помещены кружочки.
На глубине 2,3 м обнаружена
каменная плита, закрывающая вход в
катакомбу. Размеры плиты: 72 х 50 см, толщина
— 18-19 см; вытесана из мягкого
светлосерого песчаника, форма подтрсугольная.
Щель по краям замазана слоем черной
земли.
Размеры сегментовидного отверстия:
38 х 28 см. Камера почти круглая в
плане, размеры: 2,2 х 2,0 м. Посередине
камеры проходит полка, высотой 5-6 см.
На полке лежали остатки трех скелетов в
виде полос костной трухи.
Четвертый скелет был завален землей
со свода. Все погребенные были
ориентированы головами на СВ, покоились на
слое древесного угля и отчасти им
присыпаны. У северо-восточной стены, в
головах костяков, стояли четыре сосуда. Один
из них — чернолощеный горшок с
зооморфной ручкой. На дне клеймо в виде
креста. Второй сосуд — кувшинчик с
ручкой, отходящей от венчика.
Погребение 1. Судя по зубам, скелет
принадлежал ребенку 3-4 лет.
Положение неопределимо. С левой стороны
черепа лежали кусочки яичной скорлупы. В
области груди и живота в костной трухе
найдены 6 бубенчиков, в области таза
один бубенчик, у левой ноги обломки
маленького железного ножа. При
расчистке трухи в области грудной клетки
обнаружен астрагал; второй астрагал
лежал в ногах. У головы обнаружена
железная секира, 10 см длины.
Погребение 2. Судя по пятнам
костной трухи, погребенный лежал вытянуто
на спине. В головах стоял коричневый
горшок с ручкой, венчик оббит, обжиг
плохой, вследствие чего стенки сосуда
расслаиваются. Внутри на стенках
горшка наблюдались белые пятна и полосы —
очевидной, след пищи. Здесь же стоял
еще один коричневый кувшинчик с
лощеной поверхностью и ручкой. На дне
крестовидное клеймо, высота сосуда — 15
см, диаметр венчика — 7,5 см. Около
кувшина найден бронзовый бубенчик. За
этим сосудом лежали обломки железного
ножа и две раковины.
Погребение 3. Судя по остаткам,
костяк лежал на слое угля, на спине. С
левой стороны распавшейся черепной
крышки находились бронзовые височное
кольцо и бубенчик, на груди пуговица и
бубенчик. Около правого бедра лежали
обломки ножа 3,5 см длины, с деревянной
ручкой, и бронзовая пряжка. С левой
стороны таза йайдсны три маленьких
бронзовых пуговицы.
Погребение 4. Скелет был положен
вытянуто на спине, на слое древесного
угля. В головах погребенного стояли два
чернолощеных сосуда (горшка) с
зооморфными ручкамич лежали кабаний клык и
астрагал, бронзовая пуговица и бусы: 14
красных стеклянных бисеринок, голубая
стеклянная пронизь, 7 бус голубых,
около 50 стсклняных черных одинарных,
сдвоенных и строенных, крупная черная,
более 20 стеклянных прозрачных, одна
свстлозслсная. Некоторые из этих бус
были рассыпаны и в области живота; тут
же найдены бронзовые бубенчик и
пуговица и обломок железного ножа. У кисти
левой руки найден поломанный браслет,
сделанный из листа орнаментированной
по лицевой стороне бронзы с замком,
закрывающимся стерженьком. В ногах
обнаружены бубенчик, несколько бусин
(в том числе красный стеклянный бисер
и большая сердоликовая буса), обломки
височного кольца из медной или
бронзовой проволоки. Слсудст отметить, что у
колен четвертого погребенного при
расчистке выявилось скопление костной
трухи, зубы и бубенчик. Возможно, здесь
327

Рис. 6. Змейский катакомбный могильник. Инвентарь катакомбы № 64.
328

было совершенно пятое погребение,
скорее всего детское.
После расчистки костяков в полу
катакомбы выявился прямой желобок,
рассекающий полку против входа. Ширина
желобка — 5 см, глубина у края полки —
3. см, далее он мельчает и сходит на —
нет. Назначение желобка неясно.
Катакобма № 65. Камера катакомбы
впослсдствис обвала вскрыта раскопом
сверху. В северной ее стене
зафиксировано отверстие сегментовидной формы,
размеры его; 66 х 64 см. Отверстие было
плотно закрыто двумя мельничными
жерновами, составляющими одну мельницу.
Жернова изготовлены из серо-розового
песчаника. Диаметр нижнего жернова 48
см, диаметр отверстия — 3,2 см, диаметр
верхнего жернова 4 см, диаметр
отверстия — 3 см. Кроме жерновов отверстье
закрывало два больших валуна. На полу
камеры можно было различить остатки
семи истлевших скелетов, лежавших на
слое древесного угля и речного песка. Из
них 5 ориентированы головами на ЮЗЗ,
два на СВ.
Погребение 1. Скелет (женский)
лежал вытянуто на спине, головой на ЮЗ,
руки кистями положены на таз, ноги
вытянуты. С правой стороны черепа
найден кабаний клык, обломки железных
ножниц и ножа. В области грудной
клетки — бубенчик и бронзовая
пуговица. Между голенями ног лежал железный
плоский наконечник стрелы. Костяк
подстилал слой песка, местами смешанного с
углем.
Погребение 2. Сохранились только
куски истлевшего черепа, в виде пятна
костной трухи, обломков крышки и
лежащего тут же обломка трубчатой кости
(вероятно, от руки). Остальные части
скелета совершенно неопределимы, в
виду чего невозможно установить
положение погребенного. В костной трухе от
черепа найдены два бубенчика. Рядом, у
западной стены, лежал на боку глиняный
кувшин с отбитой ручкой. Ручка была
отбита в древности и место ее крепления
залощено. Под черепом была сделана
горка из угля, под нею — слой песка.
Погребение 3. От скелета сохранились
обломки черепной крышки, большое
пятно костной трухи и части нижних
конечностей. Судя по этим остаткам,
погребенный лежал вытянуто на спине, головой на
ЮЗ. Его нижние конечности
перекрывают погребение 6. Вокруг черепа были
рассыпаны 9 бубенчиков, окруженных
тленом коричневого цвета — вероятно от
истлевшей ткани головного убора.
Сверху черепной крышки лежали 2 бронзовых
височных кольца. После расчистки
остатков черепа под ним обнаружены три
бубенчика, плоская ногтечистка-крючок,
бронзовый стержень с петлей (обычный в
туалетных наборах), копоушка, круглый
бронзовый пластинчатый складень,
бронзовый амулет с остатками шерстяной
ткани в середине и мелкие обрывки кожи
с шелковой тканью. Судя по всему, это
— остатки кожаной туалетной сумочки,
положенной под голову погребенной
женщины.
Один полусферический бронзовый
бубенчик найден на правом плече, три в
области грудной клетки, один на тазе,
один между колен и еще один под
позвоночником. Позсрх левой бедренной
кости лежал камень-голыш, у бедра — 2
бронзовые пуговицы.
Погребение 4. От скелета сохранились
обломки черепной крышки и пятно
костной трухи, поверх которого лежали два
обломка бедренных костей. Кроме ЮЗ
ориентировки установить деталей
положения покойника нельзя. У обломков
черепа найдено два бубенчика, в области
груди бронзовая пуговица, у бедренной
кости бубенчик и железный нож.
Примерно там, где должно было быть бедро
правой ноги, под костной трухой
обнаружен железный наконечник ножен сабли с
округленным концом.
Погребение 5. Сохранились остатки
черепа, лежащие у западной стены, и
скрещенные кости ног. Положение не
устанавливается, за исключением ЮЗ
ориентировки. Костяк лежал на плотном
слое угля, который подстилал слой серого
речного песка. Слева от черепа, под
стеной катакомбы, найдено 4 бубенчика.
Еще три бубенчика лежали в области
предполагаемой грудной клетки, в
области таза 4 бубенчика, у левого бедра 2
бубенчика. У бедренных костей
обнаружено бронзовое кольцо, второе такое же
кольцо лежало левее бедренных костей.
329

Рис. 7. Змсйский ката комбиый могильник. Инвентарь катакомбы № 65.
330

Тут же найдены: бубенчик, обломок
полого бронзового браслета и хорошо
сохранившийся железный нож с насадом
(длина — 18, 5 см). Далее, по
направлению к восточной стене, найдены два
отдельно лежащие бубенчика. Рядом
зафиксировано пятно костной трухи с
обильными следами ржавчины; в трухе
найдены три бронзовых бубенчика,
круглая бронзовая бляшка, скоба с
истлевшим деревом от колчана, в 12 см севернее
— обломок железной секиры. У
скрещения костей ног обнаружен бубенчик (с
одной стороны плоский), еще один такой
же бубенчик у левой ноги, тут же
обломок секиры, два плоских железных
наконечника стрел, 3 круглых бубенчика
и бронзовая пряжка четырехугольной
формы.
Погребение 6. От костяка уцелели
части черепной крышки, плотный слой
костной трухи и две полосы последней —
от ног. Часть скелета была перекрыта
ногами погребенного 3. Слева от черепа,
под северо-восточной стеной катакомбы
лежал на боку черноглиняный горшок с
ручкой; около него 3 бубенчика. Справа
от черепа обнаружены осколки
тонкостенного сосуда из прозрачного стекла. В
области грудной клетки лежал глиняный
кувшин с тремя желобками на горле,
высота — 35 см. В 33 см юго-западнее на
костной трухе найдены два полых
бронзовых браслета (диаметр — 4,5 см).
Рядом с ними лежали остатки
разложившейся ткани, украшенной маленькими
круглыми бронзовыми бляшками. В
области таза (?) лежали бронзовые ногтечист-
ка-крючок, копоушка и амулет (длина
— 7 см). Внутри амулета находился
войлок и маленький железный стерже-
нск-игла. Здесь же найдена бронзовая
пуговица. У левой руки обнаружена
бронзовая пряжка с железным язычком,
в области грудной клетки — железный
нож и плоские наконечники стрел,
окруженные остатками дерева (колчана). Тут
же лежали бронзовый пластинчатый
складень, бронзовое кольцо и два
бубенчика. При расчистке костной трухи в ней
обнаружены большое бронзовое кольцо и
маленькое кольцо от колчана.
Погребение 7. Остатки детского
скелета лежали в анатомическом беспорядке у
северной стены катакомбы. От скелета
сохранились обломки черепной крышки с
нсзаросшими швами, лопатка, отдельные
позвонки. Рядом с этими костными
остатками обнаружен бубенчик и часть кольца
от железных ножниц.
Катакомба № 66. В дромосс
катакомбы № 66 найдены два глиняных кувшина,
один коричнево-палевого, другой черного
цвета. Оба обычного для Змсйского
могильника типа, с носиками, на глубине
2.4 м открыт мельничный жернов,
закрывающий вход. Диаметр жернова — 53 см,
размеры отверстия: 5x6 см, материал —
ракушечник. После удаления жернова
открылось отверстие овальной D5 х 40
см) формы.
Камера имела обычную эллипсоидную
форму, свод сферический. На полу
лежали вытянуто на спине остатки четырех
сильно истлевших скелетов,
фиксируемых в виде полос и пятен костной трухи.
С левой стороны входа стояли два и
лежал один сосуд. Два небольшие
кувшина (один черный,, другой коричневый)
имели горла с венчиками-раструбами и
маленькие ручки-петли. Против входа
лежал маленький (высота — 5,8 см)
стеклянный кубок, разбитый в верхней
части. Все погребенные лежали на тонкой
угольной подстилке и были
ориентированы на СВ, кроме одного,
ориентированного на ЮЗ.
Погребение 1. С правой стороны
трухи, оставшейся от черепа на расстоянии
40 см, лежали две бронзовые пуговицы, в
нижней части трухи бронзовое височное
кольцо в полтора оборота и бронзовая
булавка-игла с остатками ткани от
головного убора. С левой стороны черепа
найдено 7 бубенчиков. При расчистке
трухи попадались кусочки коричневой
ткани от головного убора; тут же найдено
бронзовое колечко. Мелкие истлевшие
обрывки ткани коричневого цвета в
несколько слоев встречены также в трухе в
области грудной клетки. К одному из
обрывков прикреплены 5 бубенчиков в
ряд. Бубенчики пришиты к краю ткани,
сложенной вдвое и служили застежками.
В верхней части груди обнаружен еще
один бубенчик. В трухе правой руки
лежал обрывок ткани, внутри которого
лежали стеклянные бусы и бисер, крас-
331

^г^Я^ч
:^
..,..(...ж-
Ь ;-,^..--л.\,. Л-л?л ¦,.•-.,• . • .-.,•¦¦>.>.> . 5й^>-
Рис. 8. Змсйский катакомбпый могильник. Инвентарь катакомбы № 66. 1 - мельничный жертл
закрывающий вход в камеру; 2 - черепная крышка с остатками головного убора; 3 - глиняные сосуды
стеклянный кубок (на переднем плане) в камере катакомбы.
332

Рис. 9. Змсйский катакомбный могильник. Инвентарь катакомбы № 66.
333

ная охра (румяна), орех, бронзовые ног-
тсчистка н копоушка, бронзовый
стерженек с петлей. Содержимое говорит о том,
что это остатки женской туалетной
сумочки, сшитой из ткани коричневого
цвета. Местами на ткани сохранялись
кусочки кожи. На одном из обрывков
ткани сохранился рисунок плетения в
виде сплошных квадратов, внутри
которых находится еще один квадрат. Ткань
шелковая, плотная. Справа от ступней ног
лежали кабаний клык и обломки железных
ножниц. В области ступней ног
сохранились остатки тонкой кожи от обуви.
Справа от входа (у западной стены)
лежала группа вещей, вряд ли связанных
с первым (женским) погребением, но
которые не приурачиваются к какому-то
другому скелету. Поэтому перечислим
их сейчас: лировидная бронзовая пряжка
с железной иглой, 2 железных плоских
наконечника стрел, 2 бронзовых кольца,
фрагментированая железная секира,
мелкие обломки дерева, 2 бронзовые
пластинки с бронзовыми гвоздями в них. На
обеих пластинках сохранились обломки
дерева толщиной 8 мм. Одна из
пластинок у основания перехвачена бронзовой
скобой, прибитой к дереву двумя
железными гвоздями. В петлю скобы пропущен
сыромятный ремень, завязанный на
конце узелком. Здесь же найдены бронзовая
бабочковидная бляха, прикрепленная к
обрывку грубошерстной ткани типа сукна
и обрывки крученой серебряной нити,
использовавшейся (судя по раскопкам
1957 г.) для крепления оружия к ремню.
Погребение 2. Судя по сохранившейся
части черепа, скелет принадлежал
молодой женщине. Верхняя часть туловища
лежала на ногах третьего костяка. В
области грудной клетки отмечены
растительные волокна (не определены) и
крупные угли, которыми скелет был присыпан
сверху. Здесь найдены 7 бубенчиков,
бронзовая пуговица и бронзовое кольцо.
При расчистке трухи в области груди
найден обрывок истлевшей ткани с
прикрепленным к ней бубенчиком; около
него лежала крупная голубая стеклянная
буса.
Погребение 3. Остатки скелета
лежали на толстом E-6 см) слое древеенного
угля. В области груди найдено три
бубенчика, 3 бронзовые пуговицы; обрывки
ткани от одежды. На правой бедренной
кости лежал железный нож, между
бедренными костями — бронзовая
лировидная пряжка и бубенчик. Еще один
бубенчик найден между берцовыми костями.
Южнее левой стопы обнаружены кабаний
клык, железные ножницы и дно
деревянного седельного колчана. Последнее
имело форму 3/4 круга, ширина — 11,
длина — 15 см, обито бронзовыми
гвоздями с круглыми шляпками. Деревянные
стенки колчана были обтянуты кожей.
Погребение 4. В обломках
разрушенного черепа найдены круглая
штампованная бронзовая бляшка и пуговицы. На
одном из обломков черепа сохранились
остатки матерчатого головного убора из
плотной шерстяной (?) ткани. Головной
убор украшала матерчатая тесьма
(ширина — 1,4 см), нашитая сверху. К
тесьме вплотную друг к другу
прикреплены круглые бронзовые штампованные
бляшки диаметром 8 мм; против каждой
бляшки к нижнему краю тесьмы
прикреплены маленькие бронзовые
бубенчики. В области грудной клетки найдено
бронзовое височное кольцо. В ногах
стояла стеклянная чаша, около нес лежал
кусок ткани с несколькими мелкими
бронзовыми бляшками и три спаявшихся
бубенчика. Несколько далее к восточной
стене обнаружены бронзовые копоушка и
ногтечистка — крючок, железный нож,
бронзовый стерженек с петлей,
бронзовый наконечник ремня и бронзовая очко-
видная пряжка.
Катакомба № 67. При вскрытии дро-
моса найден маленький красноглиняный
кувшинчик с носиком (высота — 16,5
см). Входное отверстие оказалось не
закрытым плитой и открылось под
лопатой рабочего. Форма отверстия
нарушена, размеры (первоначальные) не
фиксировались. Отверстие было расширено и
через него камера очищена от заплывшей
внутрь земли.
Погребение 1. Скелет был положен
вытянуто на спине, с руками вдоль
туловища, причем правая слегка согнута
в локте, головой на СВ. Черепе был
сдвинут и лежал на лопатке второго
скелета. С обеих сторон черепа лежали
бронзовые височные кольца, в области
334

шейных позвонков — черные стеклянные
бусы. На груди найдены бронзовая
пуговица и бляшка и рассыпанные в костной
трухе черные стеклянные бусы. Большое
скопление таких же бус наблюдалось под
левой лопаткой. С правой стороны таза
обнаружена бронзовая пуговица. Костяк
принадлежал, по-видимому, ребенку.
Погребение 2. Скелет (мужчины?)
лежал вытянуто на спине, головой на СВ,
на слое древесного угля. Сохранились
фрагменты черепа, длинные кости ног и
рук, кости стоп. Справа и выше черепа
найден бронзовый бубенчик, в области
груди — лежащие в линию пять
бронзовых пуговиц, у локтя правой руки —
железный нож. Возле бедра правой ноги
стояли два горшка, серого и черного
цвета, лощеные. Между правой рукой и
скелетом ребенка лежала бронзовая
ажурная бляха с ушком в верхней части.
Аналогичные бляхи обычно украшали
ремни богатого конского убора.
Катакомба № 68. Камера этой
катакомбы расположена вплотную к
катакомбе № 64. Стенка, разделяющая их, была
тонка и осела. Образовалось большое
отверстие, соединившее обе катакомбы.
Через него и произведено обследование
катакомбы № 68, без вскрытия дромоса.
Входное отверстие было закрыто не
плитой, а большим кувшином с
носиком-сливом и ребристым корпусом, покрытым
простой плетенкой, нанесенной
штампом, напоминающим оттиск веревочки.
Кувшин отличается высококачественной
глиняной фактурой, поверхность
лощеная, коричневого цвета. Высота кувшина
— 36 см.
На полу камеры лежали вытянуто на
спине два скелета, оба ориентированные
головами на СВ (костяк в погребении 2
ориентирован на СВВ). Слой угля или
песка под погребенными не отмечен, но в
разных местах встречались отдельные
угольки.
Погребение 1. Хорошо сохранившийся
скелет мужчины лежал против входного
отверстия. Правая рука в плече отведена
и согнута в локте, голени ног скрещены.
Между правой ногой и западной стеной
лежала железная секира. Других находок
при этом скелете не обнаружено.
Погребение 2. Скелет принадлежал
женщине, положенной с вытянутыми
руками и ногами. Около черепа
обнаружены три бронзовых золоченых бубенчика,
возможно составлявших навершие
истлевшего головного убора. У левого бедра
лежали на боку два глиняных сосуда,
один из них очевидно был предназначен
для погребенного мужчины. При
расчистке трухи, оставшейся от черепа, найден
обломок височного кольца из медной (?)
или бронзовой проволоки. В области шеи
найдены круглая стеклянная буса и
бронзовый бубенчик. На груди обнаружены 8
бубенчиков, служивших застежками
одежды. С правой стороны таза найден
фрагментированный железный нож едш^
садом для деревянной ручки. Под одним
из сосудов (северным) обнаружены
мелкие осколки яичной скорлупы.
Катакомба № 69. В дромосс на
глубине 1,85 м найдены три лежащие рядом
кувшина с носиком-сливом (два
коричневые, один — серый). Под кувшинами
лежали два закопченных валуна. Длина
дромоса — 4 м. На глубине 2,7 м
открылось входное отверстие, закрытое
тесаной каменной плитой. Размеры
отверстия: 60 х 40 см. При осмотре
катакомбы оказалось, что она засыпана более
чем наполовину, а свод был ненадежен.
Поэтому камера была вскрыта широким
раскопом сверху, на глубину 4,25 м. на
полу камеры обнаружены остатки 9
истлевших скелетов, лежавших на речном
песке с включением мелкой гальки.
Погребение 1. Остатки детского сксл-
та лежали вытянуто на спине, руки вдоль
тела, головой на СВ. Под верхней частью
костяка отмечен слой песка, насыпанного
горкой под черепом. С правой стороны
черепа найдено небольшое бронзовое
височное кольцо в полтора оборота. С левой
стороны черепа обнаружено необычно
крупное височное кольцо, также в
полтора оборота (диаметр — 5 см).
Погребение 2. От погребенного
сохранились лишь кусок черепной крышки и
мелкие фрагменты костей, два обломка
костей рук. На месте таза — пятно
костной трухи. Судя по обломку
черепной крышки, скелет был ориентирован
головой на СВ. В костной трухе найден
бубенчик.
Погребение 3. От скелета сохранились
335

Рис. 10. Змсйский катакомбный могильник. Инпсмтарь катакомбы № 68. A-4) и №67 E-7)
336

§ь
V ,',*¦
Л »:¦•.>* ¦
ь-^*?^:^^?^
!|*#^^^
';•• ^.;-.-.
-'"'"''" • ' "• •"" '• *• ""У-м ' " т \1й]\Л]*тх1Ш1ашш{ёк\1
Щ ^Щ4^^^^^Щ^^^0^^
Ш»1
т^
>^
^>
Рис. 11. Змейский катакомбиый могильник. Общий вид, план и разрез катакомбы № 68 A-3); глиняная
кружка из катакомбы № 75, погребение 6 D).
337
22 Лланика - Ш

только обломок черепной крышки,
нижняя челюсть и пятно костной трухи. С
правой стороны черепа лежал на боку
черноглиняный горшок с ручкой, высота
— 14,9 см. Около горшка найдено
бронзовое височное кольцо из проволоки,
свернутой в полтора оборота. Еще одно
височное (сломанное) кольцо обнаружено
в песке возле челюсти. Под черепной
крышкой справа найдена бронзовая
скрученная проволока (от височного
кольца?), а слева под черепом — обломок
бронзового кольца большого диаметра
(около 5 см).
Погребение 4. От скелета (очевидно
мужского) сохранились череп, обломки
костей рук и кости ног. Судя по ним,
погребенный лежал на речном песке,
головой на СВ, вытянуто на спине, руки
— вдоль тела, ноги скрещены. С правой
стороны черепа найдена черная пастовая
бусина, слева — бронзовое височное
кольцо из проволоки. Под черепом
обнаружено бронзовое колечко с остатком
ткани. В области грудной клетки найдены
два бронзовых бубенчика, в области таза
две бронзовые пуговицы и обломки
железного ножа. Под локтем правой руки
лежал еще один железный нож. Между
бедренными костями ног обнаружена
бронзовая лировидная пряжка с
остатками ржавчины от железного язычка. В
ногах стоял черноглиняный горшок с
ручкой, высота — 13,5 см.
У восточной и юго-восточной стен
катакомбы лежали вплотную друг к другу
остатки еще четырех скелетов. Они
настолько сдвинуты и смешаны, что
невозможно разобраться в точной
принадлежности тех или иных костей. Поэтому
ниже дастся самое приблизительное
описание скелетов и относящихся к ним
вещей. С очевидностью можно
констатировать тот факт, что все погребенные
лежали головами на СВ.
Погребение 5. Сохранилась черепная
крышка, несколько истлевших позвонков
и пятна костной трухи. Под черепной
крышкой найдено бронзовое височное
кольцо, в .области предполагаемой
грудной клетки ( в трухе и песке) пять
бубенчиков. При расчистке в разных
месатх были встречены отдельные
угольки.
Погребение 6* Череп разрушен,
черепная крышка лежала на лопатке. В
области грудной клетки лежали вместе
ребра, принадлежащие взрослому и
ребенку. Судя по остаткам, покойник был
положен вытянуто на спине. В костной
трухе от черепа обнаружены бубенчики с
обрывками истлевшей ткани -— остатки
матерчатого головного убора.
Погребение 7. От черепа сохранилась
только затылочная кость, внутри которой
лежала черная пастовая буса. Справа от
черепа лежал бубенчик, еще один
бубенчик найден у локтя правой руки.
Последняя была согнута и положена поперек
таза. В области таза в трухе обнаружен
бубенчик; в ногах стояла вверх дном
маленькая черная кружка с ручкой.
Корпус покрыт линейным орнаментом, в
месте прикрепления ручки к венчику с
внутренней стороны вырезан крест.
Высота кружки — 8,2 см.
Погребение 8. Сохранились обломок
черепной крышки, отдельные позвонки и
ребра, грудина, кости левой руки, таз и
ноги. Судя по этим, более ясно выражс-
ным остаткам, покойник лежал вытянуто
на спине» головой на СВ, руки вытянуты,
ноги подвернуты к юго-востоку (вероятно
упали). В головах лежал на боку
разбитый черноглиняный горшок со слабо
отогнутым венчиком и ручкой-петлей.
Восточнее черепа обнаружены два
спаявшиеся бубенчика. В области грудной
клетки найдены черная стеклянная
бусина, бронзовое колечко и 6 бубенчиков,
составляющих вместе прямой угол. Они
были связаны с лежащим здесь обрывком
ткани» Еще два бубенчика лежали в
области таза; два бубенчика с остатками
ткани найдены между ног ниже таза. У
правой бедренной кости лежал железный
нож, у левого бедра — черная стеклянная
буса и кабаний клык. Рядом с клыком
лежала на боку раздавленная черногли-
няная лепная кружка с линейным
орнаментом на корпусе и ручкой. В ногах
костяка обнаружены две железные
секиры (одна сломана). Длина целой — 12.3
см, лезвия посталены перпендикулярно.
Погребение 9. Остатки очень плохо
сохранившегося детского скелета (судя по
ребрам) лежали под бедренными костями
погребения 8. Судя по остаткам черепной
338

крышки, этот скелет был ориентриован
головой на ЮЮВ. Положение его
неопределимо, находок при нем не
обнаружено.
Катакомба № 70. На глубине 2,35 м
открылась плита
неправильно-четырехугольной формы, закрывающая вход.
Размеры плиты: 40 х 40 хЗЗ см. Материал —
серый песчаник, видны следы орудия,
которым она вытесана. Это длинные
узкие желобки, идущие поперек камня.
Ширина их равна 2,2-2,5 см, длина — до
12 см. Входное отверстие E0 х 33 см)
имело обычную овальную форму.
На полу камеры лежали остатки двух
скелетов.
Погребение 1. Женский скелет был
положен вытянуто на спине, головой на
запад. Ноги вытянуты, левая рука
вытянута вдоль тела, правая согнута в локте
и отведена от тела. Хорошо сохранились
кости рук и ног, остатки черепа; грудная
клетка и таз истлели. В костной трухе на
груди найдены два бубенчика. Между
черепом и западной стенкой катакомбы
лежали мелкие осколки стекла от
разбитого тонкостенного сосуда, прозрачного, с
коричневыми наплывами на поверхности.
Стекло хорошего качества, чистое и без
пузырьков. Еще несколько мелких обло-
моков такого же стекла обнаружены у
входного отверстия, против кисти правой
руки. В ногах погребенной у стены стояли
два черно-коричневых горшка с ручками.
При расчистке под кистью левой руки
выявилось пятно древесного угля.
Погребение 2. У юго-восточной стенки
камеры сохранились очень
незначительные остатки детского скелета, скорее
всего 2-3 лет. Остались лишь кусочки
черепной крышки и зубы. Судить по ним
о положении скелета невозможно. В
обломках черепной крышки найдены
маленькое бронзовое височное колечко,
несколько стеклянных бусинок цветных, и
бронзовая пуговица. Между взрослым и
детским скелетом лежал бронзовый
бубенчик.
Катакомба №71. В северо-восточной
стене катакомбы № 69 обнаружено
отверстие от рухнувшей в этом месте стенки,
которая отделяла катакомбу № 69 от
соседней катакомбы. Отверстие было
нами расширено и катакомба № 71
исследована без вскрытия дромоса.
Входное отверстие E2 х 40 см) было
расположено в северо-западной стене; его
закрывал обломок мельничного жернова,
имевшего полудиамстр 30 см и 7 см в
толщину. На полу катакомбы лежали
вытянуто на спине три скелета, из
которых два ориентированы головами на ЮЗ
и ЮЮЗ, один на СВ. Под скелетом
погребения 3 имелась тонкая подстилка
из серого речного песка, особенно
выраженная под головой. Отметим большую
длину этого скелета — 1,85 м.
Погребение 1. Скелет подростка
лежал головой на ЮЗ, вытянуто.
Положение рук, судя по обломкам костей, было
вытянутое вдоль тела. С правой стороны
черепа найдена железная секира, с
перпендикулярными лезвиями, под черепной
крышкой — маленькое бронзовое
колечко.
Погребение 2. Скелет взрослого лежал
вытянуто на спине, головой на ЮЮЗ,
ноги вытянуты, руки (судя по остаткам
костей и тлену) были подведены к тазу.
Череп имел ярко' выраженную
брахицефалию. Между скелетом и юго-западной
стеной лежал на боку черноглиняный
горшок с ручкой. В области грудной
клетки и таза в костной трухе найдены
два бубенчика.
Погребение 3. Скелет мужчины
высокого роста лежал вытянуто, головой на
СВ, ноги вытянуты, левая рука согнута в
локте и кистью подведена к левому
бедру. Череп хорошей сохранности, взят
для антропологического исследования. За
черепом обнаружены 2 золоченых
бронзовых бубенчика с погремушками, под
черепом — обрывок ткани с бубенчиком
(остаток головного убора). Под голову
подложена горка из песка. В этом песке
обнаружен бубенчик, а около нижней
челюсти — бронзвос височное кольцо. В
области грудной клетки было рассыпано
11 бубенчиков; два бубенчика лежали у
левой и один у правой руки. Нссомснно,
это застежки платья. У кисти левой руки
обнаружен железный нож.
Катакомба № 72. При раскопках
засыпанных катакомб №№ 69 и 71 был
выявлен дромос катакомбы № 72. При
вскрытии последнего на глубине 2 м
найден кувшин с носиком-сливом.
339

Камера катакомбы почти круглая в
плане A,80 х 1,60 м), свод обрушен. На
полу лежали остатки двух погребенных.
Погребение 1. Скелет лежал вытянуто
на спине, головой на СВ, левая рука не
сохранилась, правая вытянута и
отодвинута ко входу. Ноги согнуты в коленях и
повернуты в сторону входа. Череп не
сохранился. Под северо-восточной
стенкой катакомбы лежал на боку глиняный
горшок с зооморфной ручкой и
крестовидным клеймом на дне. Справа под
тазом найден бубенчик, в ногах
бронзовый стержень с петлей. Один позвонок и
пяточная кость были сдвинуты и
обнаружены у южной стены, рядом с ними был
бронзовый бубенчик и кусочек угля.
В 25 см севернее описанного скелета
лежали обломки детского черепа и зубы.
В них найдены четыре голубые пастовые
бусы.
Погребение 2. Вплотную к западной
стене лежала куча человеческих костей,
среди которых были длинные кости рук и
ног, пяточная кость, фаланги, зубы и т.д.
Эти кости не могут принадлежать
погребению 1 и должны относиться к
предшествующему ему погребению, которое
было сдвинуто в кучу при повторном
погребении. В этой куче костей обнаружены
бубенчик стеклянные бусы черные и
позолоченные, одна тройная и одна
двойная.
Катакомба № 73. На глубине около 2
м открылось входное отверстие, закрытое
тесаной плитой. Размеры отверстия: 50 х
42 см, форма обычная, овальная.
Единственное погребение было расположено
вдоль восточной стены катакомбы. От
скелета сохранились обломки черепной
крышки, нижняя челюсть, лопатка,
отдельные позвонки и ребра, кусок таза,
разбитые длинные кости ног, пяточная
кость и фаланги. Судя по обломкам
черепа, скелет был ориентирован головой
на север и лежал, по-видимому, на
правом боку скорченно (часто
встречающееся положение женских скелетов). По
каким-то причинам скелет оказался
нарушен, а кости ног смещены. Отмечена
подстилка из древесного угля.
Возле нижней челюсти найдено
бронзовое височное кольцо, у правой лопатки
11 черных стеклянных бус и трапецсвид-
340
ная янтарная подвеска.
Катакомба № 74. На глубине 2,6 м
открылась входная плита, вытесанная из
темносерого песчаника. Размеры плиты:
42 х 42 см; размеры входного отверстия:
36 х 49 см. Длина дромоса — 4,20 см,
ширина — 56 см.
На полу камеры обнаружены четыре
сильно истлевших костяка, из которых
три детские.
Погребение 1. Скелет женщины
лежал на правом боку с подогнутыми
ногами, головой на СВ. От черепа
сохранились фрагменты черепной крышки и
нижняя челюсть. Остальные части
скелета превратились в костную труху, за
исключением нижних конечностей.
Вещей в погребении не было. Около таза
стоял вертикально четырехугольный
камень без видимых следов обработки.
Погребение 2. От детского скелета
сохранился большой кусок черепной
крышки и пятно костной трухи, по
которому видно, что костяк лежал
вытянуто на спине, головой на СВ. С правой
стороны черепа и под ним обнаружено
бронзовое височное кольцо. В области
груди лежал обрывок истлевшей кожи, к
которому были прикреплены 6 бронзовых
пуговиц и бубенчик. Тут же найдена
большая глазчатая бусина.
Погребение 3. Сохранились нижняя
челюсть, обломки ребер и костей ног и
несколько позвонков. Остальные кости
превратились в труху. Скелет был
ориентирован головой на СВ и лежал, судя по
остаткам, скорее всего на правом боку с
согнутыми ногами. В верхней части пятна
костной трухи были беспорядочно
рассыпаны бусы, черные стеклянные (8 шт.),
два бубенчика и бронзовая пуговица.
При расчистке под нижней челюстью
обнаружены 3 бронзовых височных
кольца (из них два в полтора оборота). В
ногах стояли два глиняных сосуда-кружка
черного цвета с отбитой ручкой и
крестовидным клеймом на дне и черный горшок
с ручкой и сетчатым орнаментом на
корпусе.
Погребение 4. От детского костяка
сохранились лишь вытянутое в длину
пятно костной трухи и обломки костей
(вероятно ног). Можно полагать, что
скелет лежал головой на ЮЮВ. Сверху

он был присыпан древесным углем. При
расчистке в труе найдены три бубенчика
и большая глазчатая буса.
Катакомба № 75. Длина раскопанного
дромоса — 565 м, ширина в среднем —
60 см. В разных его местах найдены три
кувшина с носиками. На глубине 2,85 м
открылась плита, закрывающая вход.
Размеры плиты: 30 х 55 см, материал
ракушечник. Входное отверстие обычной
овальной формы, размеры его: 30 х 45 см.
Свод катакомбы имел хорошо заметные
следы тесла. На полу катакомбы лежали
остатки семи истелвших скелетов. Все
они, за исключением крупных костей,
превратились в костную труху и были
очень трудно различимы. Поэтому можно
дать только приблизительное их
описание. В юго-западной части камеры, где
лежали кости и труха, наблюдалась
подстилка из угля, причем три скелета были
присыпаны им и сверху. Три костяка
были ориентированы головами на СВ,
один на ЮЗ D) и еще один на ЮВ E).
Погребение 1. От скелета сохранились
черепная крышка и бедренные кости ног,
лежащие в беспорядке и принадлежащие
по-видимому, именно этому погребению.
Судя по положению черепной крышки,
ориентация была на СВ. На расстоянии
45 см севернее черепа под стеной
катакомбы стоял коричневый горшок,
сделанный на круге. Около горшка лежали
железные ножницы (длина — 18,2 см),
нож (длина — 10,2 см) и кабаний клык.
Часть внутренней поверхности клыка
срезана и покрыта царапинами —
следами употребления.
Между описанными находками и
черепом найдены два бронзовых височных
кольца с сомкнутыми концами (диаметр
— 3,2 см). Около черепа лежало
сломанное височное кольцо, а поверх черепа —
бронзовая головная булавка в виде иглы.
В земле, попавшей внутрь черепной
крышки, обнаружены два бубенчика; еще
три бубенчика были найдены под
черепом. Северо-западнее черепа обнаружена
бронзовая пряжка с железным язычком.
В области предполагаемой грудной
клетки лежали 4 бубенчика, обрывок узкого
сыромятного ремешка с тремя
четырехугольными бляшками и
бронзовые копоушка и ногтечистка, покрытые
орнаментом.
Погребение 2. В головах погребений
2-3 вдоль восточной стены стояли три
глиняных сосуда, которые трудно связать
с тем или иным погребением. Один из
сосудов — коричневый лощеный
шаровидный горшок с прямым венчиком и
ручкой, севернее него лежал железный
нож с насадом (длина — 8,2 см),
фрагменты железных ножниц и кабаний клык
со срезом, аналогичным уже описанному
в погребении 1.
Далее стояла кружка с косыми
насечками на венчике и сосцевидным налепом
на тулове против ручки. Рядом с кружкой
стоял глиняный «молочник» — горшок с
носиком в виде трубочки и ручкой,
поставленной сбоку от слива.
Костяк соввершенно истлел,
положение его неопределимо. Можно думать,
что он был ориентирован головой на СВ,
ибо в северо-восточном конце трухи была
найдена бронзовая головная булавка с
круглой головкой. Здесь же лежала
бронзовая пуговица., В трухе был обнаружен
бубенчик.
Погребение 3. Из костей сохранилась
только черепная крышка,
принадлежащая пожилому человеку 50-60 лет;
скелет истлел, положение его неопределимо.
Судя по положению черепа, он был
ориентирован головой на СВ. Слева от
черепа лежали распавшиеся железные
ножницы —¦ голубой ребристый
стеклянный браслет и обломок такого же
браслета коричневого цвета.
Далее в костной трухе, которая может
быть относилась к рассматриваемому
скелету, найдены шесть брнзовых колец, 9
бронзовых пуговиц, 6 маленьких
бронзовых бляшек со штифтами на обороте,
обломок железного ножа, обломок
деревянной ручки ножа, стеклянные бусы
круглые, разбитая стеклянная пронизь
голубого цвета, черная пастовая буса с
белыми разводами и красными глазками,
стеклянный браслет с тремя валиками на
внешней стороне (цвет
голубовато-серый) и железный нож (длина — 13 см).
Погребение 4. Лежало поверх
погребений 2 и 3. Судя по черепной крышке и
отдельным обломкам костей ног,
вытянуто. Поверх черепной крышки отмечен
слой войлока, вероятно, от теплого голо-
341

2 4
I I
6 см
Рис. 12. Змсйский катакомбный могильник. Инвентарь катакомбы № 75.
342

<8>-Ш)
11
^зг
10
0 1 г Ъсн
1 I I ||
Рис. 13. Змейский катакомбный могильник. Инвентарь катакомбы № 75.
343

вного убора. Вещей при костяке не было.
Погребение 5, Судя по обломкам
черепной крышки детский скелет лежал
головой на ЮЗ. Положение не
устанавливалось, кости перемешаны. Слева от
черепа у стены камеры лежал на боку
глиняный горшок баночной формы, с
прямым венчиком, коричневый,
лощеный. На дне крестовидное клеймо. В
костной трухе найдены пять бубенчиков,
возможно, принадлежащих к данному
погребению.
Погребение 6. Судя по фрагментам
тонкой черепной крышки, ребрам,
позвонкам и другим костям, скелет
принадлежал младенцу. Кости смешаны,
положение не устанавливается. Около костей
под стеной катакомбы стояли два
глиняных сосуда. Один из них хорошего
черного лощения, с прямым венчиком и двумя
ручками. Второй сосуд имел две ручки,
широко отогнутый венчик с зубчатым
штампом; тулово украшено
выполненным линейным орнаментом. Среди костей
найдены бронзовое кольцо и ребристая
голубая пастовая буса.
Погребение 7. Судя по обломкам
черепной крышки, отдельным ребрам и
позвонкам, скелет также принадлежал
ребенку в младенческом возрасте. Все эти
остатки, беспорядочно перемешанные,
лежали у южной стены катакомбы.
Установить положение и ориентировку
невозможно. Около описанных костей
лежал на боку большой серый горшок, с
ручкой, имевшей сверху выступ в виде
пуговицы. Вполне возможно, что горшок
относится к погребению 3. Более никаких
вещей здесь не обнаружено.
Катакомба № 76. Длина вскрытого
дромоса — 5;5 м, сосудов в нем не
обнаружено. На глубине 2,25 м открыта
входная плита полукруглой формы
(вытесана по форме отверстия). Размеры
плиты: 48 х37 см. Входное отверстие
оказалось деформированным, а камера
заполнена землей почти до верха.
Поэтому она и была вскрыта сверху. На полу
катакомбы лежали на слое угля остатки
двух почти не сохранившихся скелетов.
Погребение 1. Сохранились лишь
совершенно неопределимые пятна костной
трухи. Положение скелета по ним
установить невозможно, но можно полагать,
что он был ориентирован головой на СВ.
Прямо у входа обнаружен стеклянный
браслет желто-коричневого цвета и
лежащие тут же черные стеклянные бусы.
В пятне костной трухи, оставшейся, по-
видимому от черепа, найдены бронзовый
бубенчик, черные стеклянные бусы и
несколько зубов. Четыре аналогичных
бусины и бронзовая пуговица лежали в
слое угля в месте, где, возможно,
находились ноги. У юго-западной стены стоял
горшок темно-серого цвета, с прямым
венчиком, «пуговицей» на ручке и
крестовидным клеймом на дне. Тут же были
положены кабаний клык со срезом на
внутренней стороне и железный нож со
следами дерева.
Погребение 2. Скелет мужчины (судя
по сосцевидным отросткам) лежал
вытянуто на спине, головой ориентирован на
СВ. Справа от черепа стоял
черно-коричневый горшок с петлеобразной ручкой и
крестовидным клеймом на дне. В области
грудной клетки в слое костной трухи и
угля найдены три бубенчика, служивших
застежками одежды. Больше находок не
обнаружено.
Катакомба № 77. При вскрытии
дромоса был найден разбитый глиняный
кувшин с носиком. На глубине 2,20 м
открыта входная плита, неправильно
четырехугольной формы, изготовленная из
серого песчаника. Входное отверстие
имело обычную сегментовидную форму,
размеры: 45 х 30 см. В камере катакомбы
обнаружены остатки четырех истлевших
скелетов.
Погребение 1. Хорошо сохранился
череп (уцелела даже лицевая часть),
трубчатые кости ног. Остальные кости
превратились в труху. Судя по остаткам,
погребенный лежал вытянуто на спине,
головой на СВ, на слое угля. С левой
стороны черепа стоял черноглиняный
горшок со следами лощения и
зооморфной ручкой. Около горшка лежало
разбитое куриное яйцо, у плеча правой руки
— сломанная железная секира.
Погребение 2. Детский скелет, судя по
остаткам (затылочлая часть черепа,
отдельные ребра, обломки костей рук,
пятно костной трухи), лежал головой на СВ.
Положение скелета неопределимо. Слева
от черепа стоял черноглиняный лощеный
344

Рис. 14. Змсйский катакомб!или могильник. Входное отверстие и Инвентарь катакомбы № 77.

горшок шаровидной формы, с ручкой и
клеймом на дне, изображающим
свастику. Между черепом и северо-восточной
стеной найден бубенчик.
Под черепом обнаружена пуговица,
два маленьких височных колечка из про-
волки, пастовая глазчатая буса. В трухе
в области груди найдена еще одна
пуговица. В области таза (у края пятна
костной трухи) лежал железный, хорошо
сохранившийся нож со следами ручки,
насадом и тканью прямого плетения,
приклеившейся к лезвию ножа. Тут же
обнаружены: бронзовая пряжка с
железной иглой, 2 бронзовые прорезные
бляшки (поясные) со штифтами на обороте,
бубенчик и бронзовая пуговица.
Погребение 3. Скелет совершенно
истлел, прослежены только пятна костной
смешанной с углем трухи. Ориентировка
и положение неопределимы (можно
предполагать, что ориентация была
северо-восточной). Почти в центре камеры около
трухи стоял черный лощеный горшочек с
ручкой и клеймом на дне. Западнее
сосуда и рядом с ним лежали четыре
куриных яйца, из которых одно было
разбито, длина яиц — 5 см, ширина
максимальная — 3,5 см. В костной трухе
обнаружен бронзовый бубенчик.
Погребение 4. Скелет истлел и
представлял собой пятно костной трухи.
Сохранились лишь кости плеча левой руки.
Ориентация и положение неопределимы.
У северного края костной трухи стоял
коричневый лощеный горшок с
зооморфной ручкой, крестовидным клеймом на
дне. В костной трухе найдены: бронзовый
складень, состоящий из двух тонких
пластинок грибообразной формы, с
пунсоном по крак> (между пластинками
лежала ткань), второй складень из таких
же пластинок, но округлой формы, в
верхней части складня сохранился
обрывок ткани (возможно, для крепления к
одежде?), бронзовая копоушка с шестью
отверстиями в ручке, ногтечистка —
крючок, «салтовского типа», обломки
истлевшего кабаньего клыка, железный
нож с насадом, три бронзовые пуговицы,
бубенчик, круглая поясная бляшка со
штифтом и черная пастовая буса с
бородавками бело-голубого цвета, с красной
каймой. Под костной трухой отмечен
слой угля. Скелет, по-видимому, был
женским.
У юго-западной стены расчищены
небольшие пятнах костной трухи,
смешанные с углем. Возможно, здесь находилось
еще одно (детское) погребение, но точно
установить это не удалось. Вещей здесь
не найдено.
Катакомба № 78. В дромосс на
глубине второго штыка найден уникальный
глиняный кувшин. Поверхность черная
лощеная, на дне следы от четырех
отбитых ножек. Тулово с ребром, сплошь
покрыто сложным орнаментом,
выполненным штампом. На горле фигуры в
виде креста, выполненные
штампованными кружками. Носик отбит и был найден
отдельно в дромосс. По боковым сторонам
горла ниже сделаны округлые налепы с
отверстиями (сохранился один). Кувшин
относится к хорошо известному нам типу
змейских кувшинов, но ножки, налепные
ушки и богатый орнамент делают его
оригинальным. Кувшины с такими же
налепными ушками найдены также в
могильнике Харх у с. Балта и в слоях
Таманского и Саркслского городищ C,
рис.32,3; 4, с.39, рис.23,1;5,рис. 1,11).
Около входной плиты найден черный
кувшин с носиком, обычного типа. На
глубине 2,10 м открылась входная плита,
вытесанная из серого известняка,
округлой формы. Размеры плиты: 48 х 45 см.
Входное отверстие обычной сегментовид-
ной (овальной) формы, размеры: 52 х 42
см.
На своде камеры были хорошо видны
следы тесла. На полу лежали остатки
шести истлевших скелетов.
Погребение 1. Сохранились черепная
крышка и обломки костей рук и ног. Судя
по ним, погребенный лежал вытянуто на
спине, с вытянутыми ногами, головой на
СВ. Под черепом отмчена подсыпка из
речного песка. Возле правой голени
лежали ромбовидная янтарная подвеска и
бубенчик, у левой стены — фрагмент
глиняного сосуда с ручкой.
Послсдущис погребения 2-4 лежат
вплотную друг к другу и частично
смешаны. В связи с этим положение их не
устанавливается, за исключением северо-
восточной ориентации.
Погребение 2. В 22 см севернее черепа
346

лежала железная секира с
перпендикулярно поставленными лезвиями. Южнее
черепа на отдельных костях и трухе
лежит на боку коричневый лощеный
горшок с ручкой. На дне имелось
крестовидное клеймо. Отнести сосуд к
определенному погребению трудно.
Погребение 3. Под обломком
черепной крышки найден фрагмент
неопределенного железного предмета. Около
черепной крышки наблюдалось пятно
костной трухи с множеством перемещенных
истлевших костей, в том числе с
фрагментами фаланг пальцев. В трухе
попалось несколько угольков.
Погребение 4. От скелета сохранились
только черепная крышка, пятно трухи от
груди и таза и голени ног. Судя по этим
остаткам, погребенный лежал вытянуто,
головой на СВ. Около черепа под слоем
трухи найден плоский окатанный камень.
Погребение 5. Между истлевшими
бедрсными костями погребения 4 лежали
обломки детской черепной крышки.
Остальные части скелета истлели.
По-видимому, ребенок был положен в ногах
взрослого скелета, скорее всего женского.
Никаких находок не обнаружено.
Погребение 6. От скелета сохранился
череп, отдельные позвонки и длинные
кости рук. Можно полагать, что покойник
был положен головой на ЮЗ. В области
предполагаемой грудной клетки
обнаружен разбитый чернолощеный горшок с
ручкой и прямым венчиком.
В 30 см западнее черепа, под южной
стеной катакомбы, лежал на боку темно-
коричневый лощеный горшок с прямым
венчиком и ручкой с «пуговицей» вверху.
Катакомба № 79. В дромосе
катакомбы около входной плиты обнаружены два
лежащих на боку кувшина. Один из них
красно-серый, неровного обжига, с
отбитой ручкой, второй — черноглиняный с
крестовидным клеймом на дне. Далее ко
входу на глубине 2,10 м найден
шаровидный горшок коричневого цвета, с прямым
венчиком и ручкой. Недалеко от плиты
обнаружен еще один горшок такого же
типа, коричневого цвета, со слабо
отвернутым венчиком. От ручки по корпусу
идут два орнаментальных пояса из
полукруглых впадин. На 10 см глубже этого
горшка найден еще один темносерый
кувшин с носиком, но разбитый.
Следует отметить, что найденные в
дромосе горшки обычно встречаются в
камерах и раньше ни разу не были
встречены в дромосах. В камере
катакомбы № 79 не было ни одного сосуда. По
каким-то обстоятельствам они были
перенесены именно в дромос.
На глубине 2,37 м обнаружена
входная плита, вытесанная из серого
песчаника. Размеры плиты: 49 х 44 см, форма —
неправильный четырехугольник. В щели
были вставлены два черноглиняных
черепка. Входное отверстие имело обычную
овальную форму, размеры: 45 х 27 см. На
полу катакомбы лежали остатки четырех
скелетов, вытянутых на спине, головами
на СВ.
Погребение 1. Скелет сохранился
довольно хорошо. В 16 см восточнее черспа-
жслезные ножницы и кабаний клык,
принадлежащие, возможно, и второму
погребению. Под черепом обнаружена
подстилка из древесного угля. В центре
грудной клетки лежали две стеклянные
пуговицы желтого' цвета с бронзовыми
ушками. Под кистью правой руки
найдены два небольших обломка стенок черно-
лощеного сосуда. Возле правой руки
обнаружен еще один черепок.
Погребение 2. Сохранились череп,
истлевшие кости ног и большие пятна
костной трухи. Сверху трухи
зафиксированы угли; слой угля был и под скелетом.
В костной трухе обнаружены три
бубенчика и одна бронзовая пуговица.
Погребение 3. Скелет совершенно
истлел и остались пятна костной трухи
неопределенных очертаний. Череп,
принадлежащий этому скелету, сдвинут и
лежал не на первоначальном месте.
Положение покойного неопределимо.
Северо-восточнее черепа найдено бронзовое
височное кольцо и бубенчик. Далее в
пятне трухи под юго-восточной стеной
катакомбы найдены сломанное бронзовое
височное кольцо, два бубенчика, 5
бронзовых орнаментированных обкладок рс-
мян со штифтами и остатками кожи,
обрывок ремня с бронзовым кольцом,
черные и прозрачные стеклянные бусы,
бронзовые ногтечистка и копоушка и
обломок железного ножа с остатками
дерева.
347

Погребение 4. Груда перемешанных
костей, в том числе череп, лежала справа
от входа, под западной стеной.
Положение и ориентировка неопределимы.
Очевидно, костяк был смещен при повторном
захоронении. Под костями отмечены
отдельные угли, у стены найден кабаний
клык.
Катакомба № 80. На глубине 2,35 м
открылась входная плита неправильно
четырехугольной формы, вытесанная из
мягкого глинистого сланца. Сохранились
следы обтесывания. Входное отверстие
обычной полукруглой формы, размеры:
42 х 23 см. На полу камеры лежали
остатки трех скелетов, из которых один
детский. Никакой подстилки под ними не
отмечено. Под северной стеной найдены
три глиняных сосуда: черная кружка с
ручкой, прикрепленной к украшенному
косыми насечками венчику, черный
низкий горшок с круглым корпусом и ручкой
и маленький черный горшок с лощеным
орнаментом по тулову. По-видимому, к
каждому из погребенных был приурочен
один сосуд.
Погребение 1. Перемешанные остатки
детского скелета не давали возможности
установить его ориентировку и
положение. Можно отмстить, что они были
разбросаны с С на Ю. При костях
найдены бронзовый бубенчик, желтый
стеклянный бисер, 3 круглые черные
стеклянные бусы и пронизь.
Погребение 2. Скелет женщины
лежал вытянуто на спине, руки и ноги
вытянуты, головой ориентирован на СВ.
Между черепом и северной стеной
лежали кабаний клык, обломки железных
ножниц, железный нож, яичная
скорлупа, ногтечистка — крючок «салтовского
типа», два бронзовых пластинчатых
складня. Один из складней представляет
собою вытянутый пятиугольный амулет;
второй круглый. Оба покрыты пунсонным
орнаментом. Между этими вещами и
черепом обнаружена железная секира с
перпендикулярно поставленными
лезвиями.
На височной части черепа сохранился
обрывок кожи от головного убора с
пришитым к нему бронзовым височным
кольцом. Под черепом найдена бронзовая
же головная булавка-игла. В шейных
348
позвонках обнаружены янтарная
подвеска трапецевидной формы, розовый
стеклянный бисер и две стеклянные пронизи.
На груди лежал бубенчик.
Погребение 3. Скелет явно сдвинут
при повторном захоронении и кости его
лежали беспорядочной кучей под
восточной стеной камеры. Рядом, под южной
стеной катакомбы, лежал железный нож.
Катакомба № 81. На глубине 2,32 м
открыта плита четырехугольной формы,
вытесанная из серог песчаника. Размеры
плиты: 50 х 45 см. На полу камеры на
слое угля лежали с :татки шести
истлевших скелетов, ориентированных
головами на СВ.
Погребение 1. Сохранились черепная
крышка, кости рук и ног и фаланги.
Костяк был положен вытянуто на спине,
с вытянутыми руками и ногами. По
обеим сторонам черепа лежали крупные
бронзовые височные кольца (диаметр —
6 см). На стопе левой ноги стоял черно-
лощеный сосуд с ручкой и двумя
сосцевидными налепами против ручки. На дне
имелось крестовидное клеймо. У
западной стены стоял еще один сосуд с идущей
от венчика ручкой и линейным
орнаментом по тулову. На дне клеймо в виде
колеса.
Погребение 2. Сохранились черепная
крышка и костяная труха. Положение
костяка неопределимо. Череп лежал на
разрозненных человеческих костях. В
трухе под ними найден обломок
железных ножниц. В пятне трухи (возможно,
от грудной клетки) лежал бубенчик.
Погребение 3. С этим погребением
можно связать лишь пятна костной трухи
и отдельные обломки костей,
разбросанные в беспорядке. В пятне трухи,
лежащей в центре камеры, найдены мелкие
обрывки плотной шерстяной ткани, под
трухой обнаружен железный нож, 17 см
длины (?), лежал на боку горшок черного
лощения, шаровидной формы, с отбитой
ручкой.
Погребение 4. Сохранились обломки
черепной крышки и костей рук и ног.
Последние сдвинуты. Положение костяка
было, вероятно, вытянутым. Под череп
подложены три небольших окатанных
булыжника. По-видимому, к этому
скелету можно отнести железный нож и

*?
Рис. 15. Змейский катакомбный могильник. Инвентарь катакомбы № 81.
349

бронзовые колечко и бубенчик, кусок
дерева (назначение неясно). У южной
стены стояли два горшка
коричнево-красного лощения, с ручками.
Погребение 5. Сохранились обломки
черепной крышки и костей ног.
Положение косятка не устанавливается, кроме
вытянутости ног. Находок не
обнаружено. К югу от ног погребения 5 лежат две
узкие полосы трухи, оставшейся от
истлевших ног погребения 6.
Погребение 6. Кроме этих полос,
оставшихся от скелета, уцелела лишь
разбитая черепная крышка, лежащая в
черной лощеной миске со слабо
отогнутым венчиком. Вместе с остатками черепа
в миске найдены угли. Ни ориентация, ни
положение скелета на поддаются
сколько-нибудь возможному определению.
В выбросе земли из дромоса
катакомбы № 81 найдена золоченая ажурная
бляшка с подвешенным к ней
бубенчиком.
Катакомба № 82, В дромосс на разной
глубине найдены два кувшина с
носиками-сливами. Входное отверстие было
открыто и в камеру затекло много земли.
Плита, вытесанная из ракушечника,
лежала на полу дромоса. Глубина от
дневной поверхности до края входного
отверстия — 2,82 м. В камере катакомбы,
почти круглой в плане, сохранились
остатки двух истлевших скелетов. На своде
были хорошо видны следы тесла в виде
полос шириной 6 см.
Погребение 1. Костяк взрослого лежал
вытянуто на спине, головой на СВ, на
слое угля. Правая нога согнута в колене,
руки вытянуты и широко разведены в
стороны. Подобное положение рук
является необычным. У левого бедра стояла
черная глиняная кружка с ручкой,
прикрепленной к венчику и сосцевидным
налепом на корпусе. В 50 см западнее
правой голени лежало литое бронзовое
кольцо. При расчистке трухи в области
шеР1 и верхней части грудной клетки
обнаружены 9 черных стеклянных бус и
маленькая трапецевидная янтарная
подвеска. В фалангах правой руки найдена
большая шаровидная буса с белым
пояском. В древесном угле, лежащем у
предплечья правой руки, найдена
скорлупа разбитого яйца.
Погребение 2. У юго-восточной стены
катакомбы лежали кучкой несколько
маленьких ребер и обломки детской
черепной крышки. Тут же отмечены следы
костной трухи и угля. Можно полагать,
что это скудные остатки смешанного
детского скелета. Положение
неопределимо. В костях были найдены три
бусины, из них одна круглая черная буса из
очень легкого блестящего материала и
одна стеклянная черная буса.
Катакомба № 83. В дромосс на разной
глубине найдены три черных лощеных
кувшина с носиками. Один из них был
разбит. На глубине 2,6 выявлен
мельничный жернов, закрывающий входное
отверстие. Диаметр жернова — 51 см, в
центре круглое отверстие. Справа жернов
подпирали три булыжника,
закрывающие щель. Между булыжниками в щель
был вставлен разбитый коричневый
кувшин. Входное отверстие сегментовидной
формы имело размеры 52 х 35 см
В камере катакомбы на тонкой
угольной подстилке лежали несколько
скелетов (насчитано по остаткам пять). В
большинстве своем они очень плохо
сохранились и представляли пятна костной
трухи, смешанной с углем.
Погребение 1. Судя по остаткам
(черепная крышка, лопатка, ребра длинные
кости рук и ног), скелет принадлежал
ребенку, лежавшему у северной стены,
головой на СВ. Положение не
устанавливается. У костей руки стоял черноглиян-
ный горшок с ручкой.
Погребение 2. Скелет (скорее всего
женский) лежал ногами к входному
отверстию, вытянуто на спине, головой
ориентирован на В. При расчистке под
костной трухой попадался древесный
уголь. В ногах найдены железные
ножницы и кабаний клык. В области таза
обнаружены бронзовые орнаментирова-
ные копоушка, ногтечистка и бронзовый
стерженек с петлей. В том же пятне
трухи, но выше, найдены три височных
ольца, бронзовая головная булавка-игла
и бубенчик.
Погребение 3. Наиболее хорошо
сохранившийся скелет лежал вытянуто на
спине, руки вдоль тела, головой на СВ. У
черепной крышки найдены бронзовые
височные кольца, на груди и позвонках
350

C
О 2 * 6 см
Рис. 16. Змейский катакомбный могильник.

— два обрывка истлевшей ткани,
распавшейся от прикосновения, возле кисти
правой руки — бубенчик. Западнее кисти
обнаружен железный наконечник ножен
сабли, положенный, по-видимому,
взамен самой сабли.
Погребение 4. У юго-восточной стены
катакомбы расчищено большое пятно
костной трухи, в которой лежали обломки
черепной крышки и плечевой кости. В
стороне под южной стеной обнаружена
нижняя челюсть. Далее с востока на
запад наблюдались отдельные небольшие
пятна костной трухи, смешанные с
угольным слоем. Возможно, костяк лежал
головой на В, на слое угля. Положение
его совершенно неопределимо. В большом
пятне костной трухи найдены три
бронзовые кольца, бронзовая четырехугольная
пряжка и скоба от колчана.
Погребение 5. У юго-западной стены
катакомбы обнаружено пятно костной
трухи, в которой лежали вперемешку
черепная крышка, обломки костей рук и
другие обломки. Судя по остаткам,
погребение являлось детским. В трухе находок
не было. Северо-восточнее трухи стояли
шаровидный горшок с ручкой и клеймом
на дне в виде креста. Около горшка
лежали железные ножницы, еще далее к
СЗ — обломки вторых железных ножниц.
Возле них стоял лощеный горшок с
зооморфной ручкой; под западной стеной
обнаружен кабаний клык.
Принадлежность указанных вещей к какому-либо
определенному погребению неясна.
Погребение 6. У левой ноги костяка 2
располагалось детское погребение.
Сохранились обломки тонкой черепной
крышки, нижняя челюсть и мелкие
неопределимые обломки. Тут же пятно
костной трухи без угля. Положение и
ориентация неопределимы из-за перемешанно-
сти костей. На костной трухе лежало
завязанное бронзовое височное кольцо.
Катакомба № 84. Длина дромоса —
3,80 м. Входное отверстие F5 х 60 см)
обычной сегментовидной формы закрыто
каменной четырехугольной плитой.
Камера в- плане эллипсоидная, на своде
заметны следы тесла. На полу лежали
остатки двух истлевших скелетов.
Погребение 1. Сохранились обломки
черепной крышки, костей ног, отдельные
позвонки и ребра. Все это выявлено на
удлиненном пятне костной трухи. Судя
по расположению остатков, погребенный
лежал головой на СВ, возможно, что ноги
были согнуты в коленях. В 25 см к северу
от черепной крышки отмечено несколько
позвонков и кость от ноги барана. Здесь
же обнаружены бронзовый пластинчатый
складень (амулет?) подчетырехугольной
формы, копоушка, обломок второго
пластинчатого складня, бронзовый
туалетный (?) стерженек с петлей, фрагменты
железных ножниц и три стеклянных
бусы, из них одна черная и две желтых.
Около черепа лежали железный нож и
бронзовое височное кольцо в полтора
оборота. В центре костной трухи при
расчистке найдено 16 бубенчиков,
лежащих компактно. У северо-западной
стены, недалеко от входа, стоял глиняный
молочник с ручкой и носиком,
поставленным сбоку ручки.
Погребение 2. От скелета младенца
сохранилась маленькая кучка костной
трухи и в ней — несколько маленьких
ребер, причем некоторые из них со
следами действия огня. Все это было
выявлено при расчистке погребения 1,
между его ногами. Положение скелета
неопределимо. Под описанными
останками шел слой угля, в котором обнаружено
еще несколько обуглившихся детских
костей.
Катакомба № 85. В дромосс на
глубине 0,9 м найден черноглиняный кувшин
с отбитым горлом и ручкой. На глубине
1,55 м обнаружен второй кувшин
коричневого цвета, лощеный, на верхней части
ручки сделана четырехугольная
площадка. На глубине 2,7 м обнаружен третий
кувшин, черноглиняный, с ручкой и
длинным носиком-сливом. В земле около
входной плиты лежала бронзовая
пластинка от складня. Еще две аналогичные
бронзовые пластинки были найдены у
западной стенки дромоса. Входная плита
была вытесана из ракушечника, размеры:
47 х 35 см.
Камера катакомбы имела необычную,
впервые встреченную на Змсйском
могильнике форму в виде правильного
четырехугольника. Аналогичные камеры
известны F, рис. 15,16,20; 7, рис.2,3 и
т.д.). Размеры камеры: 1,77 х 1,62 см,
352

Рис. 17. Змейский катакомбный могильник. Инвентарь катакомбы № 85.
23 Лланика - III
353

высота — 1,2 м. Стены почти отвесные,
свод слегка скруглен. На потолке и
стенах видны желобки, оставленные
теслом. Посредине камеры проходила
высокая A0 см) полка. На полу лежал один,
на полке четыре скелета.
Погребение 1. Скелет лежал на полу
против входа, вытянуто на спине, руки
вытянуты, головой ориентирован на СВ.
Бедренные кости ног были перекрещены,
голеные вытянуты. В головах скелета
стоял бурый лощеный горшок с ручкой. С
правой стороны черепа лежала бронзовая
головная булавка с головкой на конце,
длина булавки 10 см. Севернее черепа
лежали железные ножницы и нож. В
нижней части грудной клетки и на тазе
обнаружены принадлежности туалета —
бронзовые копбушка, ногтечистка,
стерженек с петлей, 8 бубенчиков, полый
внутри бронзовый конусовидный
игольник и черные стеклянные бусы. Здесь же
встречались мелкие обрывки истлевшей
ткани, на тазе — кожи. Вероятно, все
эти туалетные принадлежности и
украшения находились в матерчатой сумочке,
которая исчезла. В ногах лежали два
горшка, оба с ручками, один (слева)
коричневого-красного, второй черного
цвета.
Погребение 2. Скелет плохой
сохранности лежал на полке, головой на СВ,
вытянуто на спине. С левой стороны
черепа лежали бронзовые головная
проволочная булавка, височное кольцо и
шелуха от каких-то семян. В трухе на
груди обнаружен бубенчик, под костяком
отдельные угли.
Погребение 3. От истлевшего скелета
сохранились только обломки черепной
крышки, костей ног и костная труха.
Ориентирован головой на СВ, положение
не устанавливается. Около обломков
черепа найдена крупная янтарная подвеска
ромбической формы. В трухе выявлены
остатки истлевшей ткани прямого
плетения с остатками шва, с подвернутым и
прошитым краем. На ткани лежали 10
бубенчиков, из которых 4 нанизаны на
шнурок. Около узкой полосы тлена,
оставшегося очевидно, от ног, найдены
железные нож и обломки ножниц. Под
костяком отмечена плотная подстилка из
угля.
Погребение 4. Хорошо сохранились
череп и кости рук и ног. Остальной
скелет превратился в труху. Судя по этим
остаткам, погребенный лежал вытянуто
на спине, руки и ноги вытянуты,
ориентация на СВ. С левой стороны черепа
найдены бронзовое височное кольцо в
«полтора оборота» и 7 лежащих кучкой
бубенчиков. При расчистке под черепом
обнаружены еще три спаявшихся
бубенчика — навершие головного убора. В
области грудной клетки лежали мелкие
обрывки истлевшей ткани прямого
плетения. Ниже правого плеча отмечено
скопление шелухи каких-то семян. В шелухе
найдены разбитая черная ластовая буса с
черными глазками, пирамидальная
янтарная подвеска и туалетная кисточка с
бронзовой ручкой, сделанной из листа. В
области таза обнаружено 2 бубенчика с
остатками ткани. У края трухи выше
правого бедра найдено 6 крупных пасто-
вых глазчатых бус черных, с цветными
глазками и разводами. С внутренней
стороны правого бедра лежали железные •
секира и нож. С левой стороны грудной
клетки обнаружен еще один бубенчик и
желтая пастовая буса с голубыми
глазками, а у голени левой ноги маленькая
лепная кружка с ручкой, на дне клеймо
в виде квадрата с полоской посередине.
Под погребением была угольная
подстилка.
Погребение 5. Перемешанные остатки
детского скелета лежали в юго-западной
части камеры, в ногах погребенных 2-4.
В костной трухе можно было видеть
мелкие обломки черепной крышки,
костей рук и ног, нижнюю челюсть и т.д.
Ориентация и положение неопределимы.
Никаких находок в погребении не
обнаружено.
Катакомба № 86. В дромосе на
глубине 1,56 м найден разбитый серый
лощеный кувшин с носиком. На глубине 2,25
м перед входом лежал второй кувшин
черного лощения, с отбитым носиком.
Вход закрывали три крупных валуна,
поставленные один на другой, размеры
верхнего — 30 х40 см, левого нижнего —
34 х 28 см, правого нижнего — 45 х 32
см. После удаления камней выявлен
мельничный жернов с отбитым краем.
Размеры жернова: 40 х 32 см, диаметр
354

отверстия — 7 см, материал — серый
гранит. Входное отверстие овальной
формы, размеры: 50 х 52 см. На своде
катакомбы прослеживались желобки от
тесла. Посередине камеры проходила
полка высотой 4 см. На полу катакомбы
обнаружены остатки одного истлевшего
скелета, на полке — трех костяков.
Погребение 1. Сохранилась только
черепная крышка. Скелет разложился
полностью, не оставив даже костной
трухи. Под черепом и на полу отмечена
тонкая угольная подстилка. Юго-западне
черепа в слое угля, обнаружены два
бубенчика и железный нож.
Погребение 2. Скелет лежал на полке,
на правом боку, с подогнутыми ногами,
головой на СВ. Под ним отмечен слой
древесного угля. Около черепа лежал на
боку глиняный горшок коричневого
лощения, с ручкой. Вдоль скелета, от
правого плеча, лежала железная сабля,
длиной 80 см, ширина клинка у
перекрестия — 3,5 см, внизу — 3 см. перекрестие
прямое, плохо сохранившееся. Под
саблей обнаружена круглая бронзовая
пряжка (от портупеи) с железным язычком.
На грудной клетке стоял шаровидной
формы горшок коричневого лощения, с
ручкой.
Погребение 3. Обломки тонкой
(детской) черепной крышки с незаросшими
швами найдены у восточной стены. Тут
же встречено пятно угля и трухи. Других
остатков не обнаружено. Положение
скелета неопределимо.
Погребение 4. Под юго-западной
стеной на полке вперемешку с углем лежало
пятно костной трухи. В ней найдены
обломки маленьких детских ребер и
бронзовая цепочка, составленная из пяти
звеньев. Несомненно, что это остатки
детского скелета, полностью истлевшего.
Положение и ориентация его
неопределимы.
Катакомба № 87. В дромосе на
глубине 3,07 см найден черно-серый кувшин с
носиком-сливом. Кувшин лежал рядом с
плитой, закрывающей вход. Плита
сделана из ракушечника, размеры се: 75 х 55
см. Поверхность плиты, обращенная
внутрь камеры, закопчена. Входное
отверстие обычной овальной формы,
размеры: 50 х 35 см. На полу камеры лежали
остатки 9 погребений. Большая часть
пола катакомбы покрыта древесным
углем, на котором покоились погребенные.
Слева от входа, под северной стеной,
стоял чернолощеный горшок с ручкой,
имеющей вверху «пуговку». Этот горшок
трудно связать с определенным
погребением.
Погребение 1. Сохранилось пятно
костной трухи, в которой встречены
молочные зубы и две узкие длинные полосы
трухи, очевидно, от ног. Детский костяк
лежал, судя по ним, против входа,
головой на СВ. В костной трухе обнаружены
две пастовыс инкрустированные бусины и
янтарная подвеска ромбической формы,
неподалеку найден сломанный бубенчик.
Погребение 2. Судя по остаткам,
погребение также детское. Сохранились
черепная крышка, кости рук и ног,
отдельные ребра и позвонки. По их
расположению можно предполагать
ориентацию погребения на СВ. Положение
скелета неясно. У черепа справа лежало
бронзовое височное кольцо. В области
грудной клетки найдено три бубенчика.
Погребение 3. Совершенно истлевший
детский костяк был положен под северо-
восточную стену катакомбы.
Сохранились обломки тонкой черепной крышки и
бесформенная груда костной трухи,
смешанной с углем. Севернее трухи стояли
два глиняных горшка. Один из них
шаровиный лощеный, с отогнутым
венчиком и ручкой, другой чернолощенный с
высоким горлом, ручкой и отогнутым
венчиком. Тут же лежал на боку третий
лощеный горшок черного цвета.
Погребение 4. От женского скелета
сохранились череп без лицевой части,
длинные кости ног, отдельные позвонки и
фаланги левой руки. По этим
незначительным остаткам можно предполагать,
что скелет лежал на правом боку с
подогнутыми ногами, головой на СВ. В
отдельных местах под скелетом
попадались угли. Рядом с черепом обнаружены
железные ножницы хорошей сохранности
(длина — 25 см) и кабаний клык. Далее
к северу стоял чернолощеный горшок с
ручкой. Под черепом найдены
украшенные орнаментом бронзовые копоушка и
ногтечистка, стерженек с петлей и
железный нож.
355

СТР О©
11 12 13
О 1 2 3 с*
1111
7 ©
Рис. 18. Змсйский катакомбный могильник. Инвентарь катакомбы № 87.
356

Погребение 5. Сдвинуто к южной
стене камеры, по-видимому, в связи с
последующими захоронениями. Череп
лежал несколько в стороне (возле таза
погребения 4) ¦ Погребение принадлежало
мужчине, кости смешаны и лежали
кучей, причем поверх мелких костей были
обнаружены бедренные кости ног. Возле
этой груды костей найдена железная
секира с перпендикулярно
поставленными лезвиями.
Погребение 6. Остатки истлевшего
детского костяка лежали западнее
погребения 5. В пятне костной трухи
сохранились обломки тонкой черепной крышки и
ребер. Положение и ориентация неясны.
Возле черепной крышки лежали две
глиняные кружки. Одна из них черная, с
ручкой прикрепленной к венчику и
линейным орнаментом на корпусе, вторая
неорнаментированная, с отбитой ручкой.
Погребение 7. Остатки истлевшего
детского скелета лежали рядом с
погребением 6, на слое угля. Сохранились
крошечные обломки тонкой черепной крыш-*
ки. В костной трухе и угле найдены два
бубенчика, черная пастовая буса
цилиндрической формы, кусок истлевшей
шерстяной ткани с пришитыми к ней тремя
черными стеклянными бусами. Здесь же
найдены две прозрачные стеклянные,
зеленая пастовая бусы и две стеклянных
пронизи.
Погребение 8. Западнее погребения 7
обнаружены остатки еще одного
истлевшего детского костяка. В костной трухе,
смешанной с углем, лежали остатки
черепной крышки и 13 черных стеклянных
бус. Положение и ориентация
неопределимы.
Погребение 9. Около западной стены
катакомбы найдена черепная крышка и
мелкие обломки костей, лежащие на слое
угля. Погребение также принадлежало
ребенку. Положение и ориентация
неопределимы, никаких вещей не обнаружено.
Таким образом, в катакомбе № 87
было погребено 7 детей и двое взрослых
(мужчина и женщина). Эти факты укаы-
вают не только на семейный характер
захоронений в катакомбах, но и на
массовую детскую смертность.
Катакомба № 88. Вскрыта разрезом
через свод, поскольку камера была до
верха заполнена землей. Поэтому
установить точных размеров входного
отверстия не удалось. Катакомба имела в
плане подчетырехугольную форму с
округлыми углами. На полу лежали
остатки четырех погребенных; в засыпи на
уровне 37-30 см выше пола обнаружены
кости еще одного покойника.
Погребение 1. Отдельный череп
лежал вплотную к северной стене слева от
входа. Вероятно, к этому же погребению
относится малая берцовая кость,
лежащая под южной стеной.
Погребение 2. Детский скелет
удовлетворительной сохранности лежал
вытянуто на спине, головой на СВ, руки вдоль
тела, череп лицевой частью повернут на
север. Под костяком попадались
отдельные угольки. На черепе лежал разбитый
горшок серо-черного цвета с зооморфной
ручкой. Около лицевой части черепа
стоял второй горшок. Между черепом и
восточной стеной обнаружен большой
плоский камень. При расчистке в области
шеи найдена крупная черная пастовая
бусина с белыми разводами и глазками.
Между колен обнаружен железный нож,
неподалеку — бронзовое кольцо.
Погребение 3. Скелет взрослого,
плохой сохранности, лежал головой на СВ,
на спине, руки вытянуты, ноги сдвинуты
к югу. Под скелетом встречена угольная
подстилка. В области грудной клетки и
живота найдены бронзовые бубенчики и
пуговицы G шт.) и стеклянная черная
буса. Тут же лежала бронзовая круглая
пряжка. Сверху на таз был положен
речной валун, под ним обнаружена еще
одна бронзовая пряжка четырехугольной
формы. Около камня лежало бронзовое
ременное кольцо. В ногах обнаружен
окатанный речной валун. В головах
погребенного стояла черная грубой работы
кружка с ручкой, а под северо-восточной
стеной найдено горло разбитого черноло-
щенного кувшина с ручкой, поднятой
высоко над венчиком.
Погребение 4. Женский (?) скелет
плохой сохранности лежал скорченно на
правом боку, головой на СВ. Положение
рук неясно. Под скелетом и частично на
нем лежал слой угля. У остатков
черепной крышки, вплотную к восточной
стене, находился речной валун. В верхней
357

части грудной клетки и в области таза
обнаружены два бубенчика.
Погребение 5. Остатки
перемешанного детского костяка лежали поверх ног
скелета из погребения 3. По-видимому,
костяк был ориентирован головой на В;
положение не устанавливается. В груде
костей лежали два бубенчика, в обломках
черепной крышки найдены мелкие
кусочки тонких височных колец из бронзы. У
западной стенки (в ногах ?) стояла
маленькая черноглиняная кружечка.
На этом наши раскопки Змсйских
катакомб были закончены. Не
исследованным остался только участок
некрополя в западной части карьера кирпичного
завода, где можно было бы еще
проложить еще две траншеи. Это оказалось не
осуществимым из-за сваленного здесь
каменного угля, на котором работает
завод.
Остатки жертвоприношений на
могильнике. При прокладке разведочной
траншеи № 28 на глубине одного штыка
( под дерном и гумусом) открылась
выкладка из небольших речных голышей.
На камнях лежал разбитый плоский
кирпич типа плинфы, красного цвета.
Выкладка состояла из трех ярусов
камней. Размер выкладки: 88 х 45 см, в плане
она овально-вытянута с ССЗ на ЮЮВ.
На расстоянии 0,9 м западнее вымостки
обнаружен большой глиняный горшок
типа пифоса, стоящий дном вверх.
Последнее было отбито, сосуд распался.
Корпус пифоса был покрыт линейным
зонным орнаментом, венчик зубчатым
чеканом. Сосуд сделан на круге, цвет
поверхности розово-охристый. Внутри
пифоса лежали многочисленные кости
животных, в основном молодого барашка
— кости ног, челюсть и т.д.
На расстоянии 1,2 м восточнее
вымостки обнаружен еще один сосуд,
аналогичный вышеописанному. Он стоял
горлом вверх. Часть венчика была отбита.
Последний украшен зубчатым чеканом,
корпус — линейным орнаментом. Высота
сосуда — 32 см, диаметр корпуса — 27
см, цвет розово-охристый. Внутри пифос
был забит бараньими костями. На дне
пифоса лежали мелкие птичьи (куриные)
кости и осколки скорлупы от куриного
яйца. Тут же обнаружены два железных
предмета неясного назначения, один из
которых похож на плоский наконечник
стрелы. Сосуд стоял на куче бараньих
костей, которые, по-видимому, не
поместились в пифос. Северо-западнее
лежали четыре плоских валуна, которым
накрыли сваленные в кучу кости животных.
Среди них обращает на себя внимание
обломок черепа с рогом козы. Возле
углового камня лежали три железных
четырехгранных гвоздика с круглыми
шляпками, диаметром 2 см. Длина
гвоздей — 1,5 см. Назначение их неясно.
Весьма характерно, что описанный
сосуд стоял на четко видном дромосс
катакомбы № 62. Вместе с тем оба сосуда
и вымостка увязываются межлу собой
стратиграфически, ибо все они были
расположены на одном горизонте, на
уровне древней поверхности E5 см от
современной). Поэтому их можно
рассматривать как единый комплекс,
относящийся к одному времени. Последнее
определяется X 1-ХII вв. на основании
полной аналогии пифосов с таким же
сосудом, найденным в 1957 г. в катакомбе
№28 (8, рис.2,9).
По нашему мнению, в данном случае
мы имеем дело с ритуальным
заупокойным жертвоприношением — тризной.
Вымостка из камней в таком случае
могла служить для заклания жертвенных
животных. Кости съеденных животных
складывались в пифосы. Сходные
вымостки и сосуды были выявлены Е.И.
Крупновым в 1947 г. и нами в 1959 г. на
могильнике Кешснс-алы в Балкарии
(9,с.313-318; 10, с.205). Помимо
описанных следов жертвоприношений в
траншеях обнаружено несколько грунтовых
могил. Ниже дается их краткое описание.
Нумерация продолжает нумерацию
грунтовых могил 1957-1958 гг.
Грунтовое погребение № 9. Детский
скелет лежал вытянуто на правом боку, с
вытянутыми руками и ногами, головой на
ЮЮЗ. Длина скелета 1 м. Сверху костяк
был накрыт слоем валунов, раздавивших
череп. Около костяка обнаружен
разбитый крупный тарный сосуд — пифос
серого цвета, украшенный по тулову
острореберным налепным валиком
(вероятно, не связанный с погребением).
Грунтовое погребение № 10. Скелет
358

женщины лежал на спине, с вытянутыми
руками и ногами, головой на СЗ. Левая
нога в колене подвернута к правой. У
кисти правой руки лежал камень. Длина
скелета — 1,62 м.
Грунтовое погребение №11. Детский
костяк лежал на левом боку с
вытянутыми руками и подогнутыми ногами,
головой на ЮЮЗ. Череп разрушен. У правого
плеча лежала глиняная кружечка
высотой 3 см, с крестовидным отпечатком на
дне. На груди найдена бронзовая
пуговица. Длина скелета — 74 см. В ногах
обнаружены беспорядочно лежащие
кости второго ребенка, положение которого
было неопределимо. Около этих костей
лежали черепки второй черноглиняной
кружки. Несколько далее к СВ лежал
сломанный рог оленя.
Грунтовое погребение № 12.. Во
вскрытом дромосе катакомбы № 64
обнаружено погребение ребенка в возрасте
2-3 лет. Скелет был вытянут на спине,
головой на ЮВ. Справа от черепа стояла
черноглиняная кружка без ручки, на
груди найден бубенчик.
Грунтовое погребение № 13. В
траншее № 29 на глубине 70 см было
обнаружено погребение взрослого,
лежащего вытянуто на спине, головой на ЮВ,
руки и ноги вытянуты, вещей не было.
Грунтовое погребение № 14. В
дромосе катакомбы № 80 на глубине 40 см
обнаружены кости двух детских скелетов,
лежащие беспорядочной грудой. Поэтому
определить их положение было
невозможно. Вещей не обнаружено.
Впервые столкнувшись на Змейском
могильнике с грунтовыми погребениями в
1957 г., мы тогда были склонны относить
их в основном к позднейшему времени,
т.е. не ранее Х1У-ХУ вв. Определенная
часть этих могил действительно может
относиться к указанному периоду, ибо в
это время сходные грунтовые могилы с
очень бедным инвентарем и без него
известны на могильнике около церкви на
городище Верхний Джулат A1,с.87). Но
подавляющее большинство грунтовых
погребений Змсйского могильника следует
датировать тем же временем, что и
катакомбы, т.е. Х1-ХН вв. На это
указывает характер инвентаря, находимого в
грунтовых погребениях, особенно часто в
детских. Керамика в них совершенно
аналогична катакомбной; также
аналогичны бронзовые бубенчик и пуговица,
обнаруженные в 1959 г. в погребениях
№№ 11 и 12. Одно из погребений
взрослых, вскрытых в 1957 г., содержало
богатый набор халцедоновых и
хрустальных бус и литое металлическое зеркало.
Зеркало вполне соответствует
предлагаемой дате, а орнамент на его поверхности
точно соответствует орнаменту на
круглых бронзовых золоченых бляшках из
катакомбы № 15. Все это даст
возможность не только детские, но и
большинство взрослых погребений датировать Х-ХН
вв., а не «позднейшим» временем.
Возникает вопрос — чем объясняется
тот факт, что некоторые взрослые и дети
погребались на аланском могильнике в то
время, когда он действовал, не по алан-
скому погребальному обряду? Можно
предполагать, что это объясняется
социальными причинами. Взрослые,
погребенные не в катакомбах, а в грунтовых
ямах, и как правило без вещей,
возможно, не были аланами и равноправными
членами общества. Родовой коллектив
вряд ли допустил бы погребение одного
из своих членов не по принятому
ритуалу. Весь характер рассматриваемых
грунтовых могил свидетельствует о том, что в
них были погребены скорее всего рабы,
захваченные во время военных действий
или приобретенные. Сам же факт
наличия неразвитого патриархального рабства
у алан исторически зафиксирован в
письменных источниках A2,с.199; 13, с.80).
Иначе можно объяснить детские
грунтовые погребения. Ясно, что это не рабы.
Но почему они не погрсебны в
катакомбах, где детские скелеты встречаются в
очень большом числе? Из
этнографических материалов известно, что на
Кавказе вплоть до недавнего времени лишались
права захоронения на родовой земле
незаконнорожденные дети, как не
принадлежащие к данному роду A4,с.44).
Вполне возможно, что рассматриваемые
погребения детей связаны именно с этим
обычаем, уходящим в глубокую
древность.
* $ $
Раскопки Змсйских катакомб,
произведенные в 1959 г., не дали новых
359

¦••• ¦^!1а^.О:-;:/* -.'•Л' •, .. .• -.¦.-,-. ^/.-::.-^'- .¦¦:•¦ — /•-.,
Рис. 19. Змейский катакомбный могильник. 1 - остатки ритуального жертвоприношения; 2
погребение № 10.
грунтовое
360

материалов, которые могли бы изменить
наши предшествующие выводы о его
датировке Х-ХН вв. и этнической
принадлежности аланам. Не останавливаясь
на этих и других вопросах, которые мы
рассматривали в предшествующих
публикациях, в заключение укажем на одну
интересную особенность,
прослеживаемую на плане Змейского катакомбного
могильника. Обращает на себя внимание
группировка катакомб по площади
могильника. Отдельные компактные группы
катакомб четко отделяются от соседних
групп пространством в несколько метров.
В других случаях промежутки между
такими группами очень незначительны и
они почти сливаются. Но все же
несколько отдельных групп катакомб
выделяются достаточно ясно и не вызывают особых
сомнений. По-видимому, такая
топография могильника не случайна. Она
объясняется причинами, которые можно найти
в общественной и экономической
структуре алан Х-ХП вв. Аланское общество
было раннефеодальным, но с наличием
ряда пережиточных институтов
предшествующего родового строя. Отдельные
компактные группы катакомб можно
связывать с их расположением на родовых
участках могильника. Каждая из
намеченных нами групп могла
соответствовать отдельному роду. Родовые участки
отделялись друг от друга межой, которую
никто не мог переступить. Подобные
факты известны в кавказской этнографии
A4, с.41; 15,с.222). По-видимому, они
нашли свое отражение в топографии
Змейского катакомбного могильника, где
нами намечено до девяти подобных
участков.
Наиболее богатыми катакомбами
были катакомбы № 3, 14 и 15, вскрытые в
1957 г. и расположенные на одном
участке. Археологический материал ярко
показывает выделение этого рода из
остальных. Можно полагать, что данный род
был наиболее значительным не только в
экономическом, но и классовом
отношении и принадлежал к феодализирующей-
ся племенной знати. Если допустить
такую возможность, то богатейшее
мужское погребение в катакомбе № 14,
сопровождаемое рядом уникальных
вещей, следует признать основным на
могильнике и принадлежащим довольно
крупному аланскому феодалу.
Таким образом, судя по нашим
наблюдениям, общество оставившее Змсй-
ский катакомбный могильник, было
феодальным, но в то же время с хорошо
заметными элементами родового строя.
Лица, погребенные в катакомбах №№
3,9,15 и 36, составляли племенную знать
и ближайшее окружение феодала,
похороненного в катакомбе № 14. Все они
были, как правило, вооружены саблями.
Топография оружия показывает, что
сабля (а следовательно, и боевой конь с его
снаряжением) не была доступной для
всех воинов. Всего в Змейских
катакомбах найдено 26 сабель (или их обломков).
Это далеко не соответствует числу
мужских погребений. Вероятно, саблями
были вооружены лишь достаточно
состоятельные люди. Они, очевидно, должны
были составлять конную дружину
феодала. Прочие воины составляли пешую
рать, вооруженную железными боевыми
секирами и ножами. Эти виды оружия
были массовыми и наиболее доступными.
Если все сказанное верно, то можно
заключить, что военное дело у ссверокав-
казских алан Х-ХП вв. стояло вполне на
уровне своего времени и несколько
напоминало по своей организации военное
дело Киевской Руси.
Змейский катакомбный могильник дал
археологический материал,
представляющий ценный источник для воссоздания
истории Центрального Кавказа в эпоху
раннего средневековья. Настоящей
статьей заканчивается публикация
отчетов о добытых нами обширных
материалах. Дальнейшей задачей является их
детальное монографическое изучение во
всех аспекатх, что позволит
окончательно ввести Змейский катакомбный
могильник в число основных источников по
раннесредневековой истории Северного
Кавказа.
361

ЛИТЕРАТУРА
1. К у з II е ц о в В. А. Змейский катакомбный
могильник (по раскопкам 1957 г.)//МАДИСО.
Орджоникидзе, 1961, Т.1.
2. Кузнецов В. А. Исследование Змейского
катакомбного могильника в 1958 г. //МИА СССР,
1963, № 114.
3. Кузнецов В. А. Аланские племена
Северного Кавказа. //МИА. № 106. М., 1962.
4. Плетнева С. А. Средневековая керамика
Таманского городища //Керамика и стекло древней
Тмутаракани. М. 1963.
5. Плетнева С. А. Керамика Саркела-Белой
Вежи. //МИА СССР, 1958, № 62.
6. М и н а е в а Т. М. Могильник Байтал-Чапкан
//МИСК, Ставрополь, 1950, вып. 2-3.
7. Р у и и ч А. П. Катакомбы Рим-горы //СА,
1970, 2
8. К у з н е ц о в В. А. К вопросу о позднеаланской
культуре Северного Кавказа //СА, 1959, 2.
9. К р у п н о в Е. И. Отчет о работе
археологической экспедиции 1947 г. в Кабардинской АССР
//УЗ КНИИ. Нальчик, 1948, Т. IV.
10. К у з н с ц о в В. А. Археологические
разведки в Кабардино-Балкарии и в районе
Кисловодска. Сб. статей по истории Кабардино-Балкарии.
Нальчик, 1961, вып. IX.
11. М и л о р а д о в и ч О. В. Христианский
могильник на городище Верхний Джулат //МИА
СССР, 1963, № 114.
12. М и к л у х о - М а к л а й И. Д.
Географическое сочинение XIII в. на персидском
языке //УЗИВ, 1954, т. IX.
13. А н н и н с к и й С. А. Известия венгерских
миссионеров ХН1-Х1У вв. о татарах и Восточной
Европе //Исторический архив, 1940, т.Ш.
14. Деген-Ковалсвский Б. Е. Сванское
селение как исторический источник //СЭ, 1936,
4-5.
15. Ч у р с и н Г. Ф. Осетины.
Этнографический очерк //ТЗНА, Тифлис, 1925. Вып. 1.
362

Ф.Х. ГУТНОВ
ГОСПОДСКИЙ ДВОР И ВОТЧИНА У АЛАН
Проблема перехода от первобытности
через раннеклассовое общество к
феодальному по-прежнему сохраняет свою
актуальность. Многие аспекты данной
проблемы'остаются дискуссионными. К
их числу относится формирование
господского хозяйства, вотчины. Эта задача
особенно актуальна применительно к
истории Северного Кавказа, в частности —
Алании. Многое мог бы прояснить анализ
археологических данных, в первую
очередь — поселений. По утверждению
специалистов, из «всех категорий
археологических памятников наиболее
концентрированную и важную историческую
информацию содержат в себе остатки
поселений» A, с.39). Но как это ни
парадоксально, в этой области алановеде-
ния сделано на удивление мало. Еще в
1941 г. А.А. Иессен справедливо
подчеркивал, что «требуется еще детальная и
большая работа над памятниками,
особенно над поселениями, для конкретного
выяснения исторического развития
кавказской Алании» B, с.26). Двадцатью
годами позже В.Б. Деопик (Ковалевская)
вновь заострила на этом внимание:
«Аланские средневековые поселки еще
очень мало подвергались исследованиям
на Северном Кавказе» C, с.37). И уже
совсем недавно В.Б. Ковалевская с
сожалением указывала на то, что «нсизучен-
ность раннесредневековых поселений
Северной Осетии остается досадной лакуной
в наших знаниях об истории алан I
тысячелетия н.э., а изучение их
представляется задачей первостепенной
важности» D,с.20). Справедливости ради
следует отметить, что в работах В.А.
Кузнецова, В.Б. Ковалевской и Г.Е.
Афанасьева исследованы некоторые усадьбы.
В качестве сопоставительного материала
мы будем использовать описания замков
и усадеб горских феодалов рубежа XVIII-
XIX вв.
Серьезно затрудняет исследование
избранной нами темы отсутствие
письменного частного акта*о купле-продаже
земли у алан. Даже в позднем средневековье
у осетинских феодалов не было
юридических документов, подтверждающих их
права на землю. В средневековой Осетии
не было бюрократического аппарата,
который выдавал бы такого рода
документы, да феодалы и «не находили никакой
надобности в этом», поскольку «не
предвидели могущих возникнуть
когда-нибудь споров и притязаний на
неотъемлемую их собственность» E,с.З).
Письменный акт у осетин появляется довольно
поздно — после присоединения Осетии к
России. Однако, отсутствие в
предшествующий период актов не означает, что не
было и различных фефм землевладения.
Поземельные сделки заключались устно.
В горских обществах, небольших по
территории, где отношения собственности
функционировали среди соседей, хорошо
знающих какой участок кому
принадлежит, устные договоренности были
надежнее письменного акта. Для сравнения
напомним, что у народов Северного
Кавказа долгое время юридические нормы
письменно не фиксировались. Но нормы
устного права — адата — действовали
«со всею силою неизменных законов
природы, не дозволяющих ни малейшего
отступления от них и ни малейшего
исключения» F, с. 184; 7,с.6).
Кое-какую информацию о
формировании вотчины у алан содержат
генеалогические предания феодалов. Согласно
© Ф.Х. Гутнов
363

большинству из них, предки феодалов
появляются в аланских обществах лишь в
Золотоордынский период. Такая
установка родословных имеет, на наш взгляд,
двоякое объяснение. Во-первых,
генеалогические предания служили
идеологическим обоснованием «законности»
господства феодалов над народом. Поэтому
любой знатный род «нельзя было
выводить из своей собственной страны», т.к.
это неизбежно возводило его к какому-то
«незнатному родоначальнику» (8,с.38).
Во-вторых, татаро-монгольское
нашествие стало роковым ударом не только для
Алании, но и для аланских аристократов.
Ведь феодалы — это прежде всего конные
профессиональные воины, дружинники;
сама терминология аланской знати —
«багатары», «алдары» — свидетельствует
об этом. В сражениях с кочевниками в
первую очередь гибли дружинники.
Учитывая тот факт, что на Кавказе
сопротивление захватчикам оказывалось едва ли
не сто лет, можно предположить, что в
ходе борьбы была физически истреблена
большая масса
феодалов-землевладельцев. В новых условиях, часто на новом
месте, процесс возникновения
господского хозяйства начинался заново. Этот
момент, вероятно, и отразился в
родословных осетинской знати (9).
В письменных источниках A0-13)
средневековой поры сведения о хозяйстве
аланской аристократии чрезвычайно
скудны. Как правило, это только
указания на наличие вотчины, без конкретного
описания, характеристики структуры и
т.д.
Исследование избранной нами темы
затрудняется определенной нечеткостью
терминологии. В исторической
энциклопедии термин «вотчина» трактуется как
понятие, обозначающее комплекс
феодальной земельной собственности и
связанных с нею прав на зависимых
крестьян. «Социально-экономическое
значение В. (в указанном смысле этого
термина) состоит в том, что она являлась
организационной формой присвоения
вотчинниками прибавочного труда
крестьян» A4,стб.757). При характеристике
господского хозяйства используется
также понятие «домен». В советской
историографии им обозначали княжеские
владения в Древней Руси. В домен
входили города, крепости, вотчины, леса,
пастбища и т.д. A5, стб.285-286).
Если трактовка второго термина не
вызывает особых возражений, то
понимание вотчины как хозяйственной и
социально-политической организации
господствующего класса феодальной формации
(хотя такое сужение социального
содержания термина признано в науке; 16,
с. 122-123) представляется неполным.
Вотчина, как наследственное владение
знати, могла существовать, например, в
раннеклассовом обществе, когда
феодальных методов эксплуатации еще не
было, либо они не играли существенной
роли. Если исходить из этимологического
значения понятия, то вотчиной (отчиной,
оставшейся от отца) можно считать и т.н.
«черное» землевладение средневековой
Руси. Во всяком случае, в словаре СИ.
Ожегова напротив слова «вотчина»
значится: «на Руси до XVIII в.:
наследственное землевладение» A7,с.90). И только.
Термин «вотчина» в данной статье будет
употребляться с учетом этих поправок.
Процесс формирования вотчины как
таковой (на материале какого бы народа
он не рассматривался) пока далеко не
ясен. Более того, по мнению В.Б.
Кобрина, даже в отдаленном будущем вряд ли
будет раскрыта до конца эта тайна фео-
адльного «первоначального накопления»
A8,с.32). И тем не менее необходимо
сделать хотя бы попытку добраться до
истоков формирования вотчины знати.
Разумеется, отыскать окончательное
решение нам не под силу, но высказать
некоторые гипотезы имеющийся
материал позволяет.
Письменные источники по
средневековой Алании указывают лишь на
существование хозяйства знати, не определяя
пути их формирования. Такие сведения
содержатся, например, в китайской
хронике «Юань-ши». Описывая поход
татаро-монголов на Северный Кавказ,
хронист отметил некоторые владения
феодалов. «Хан-ху-сы был родом ас. Он был
правителем владения асов. Когда войска
Угэдэя достигли границ его (владения),
Хан-ху-сы с народом подчинился Угэдэю.
Пожалованы были тогда ему звание «ба-
дура», дана была золотая пайцза и
364

поведено было властвовать над своею
землею и народом». Очевидно, здесь речь
идет о княжеском домене. Когда в нем
вспыхнуло восстание, аланский князь
«приказал своей жене Вай-ма-сы во главе
войска защищать владение» A9,с.282-
283,284). В описанном домене
немаловажную роль играло скотоводство. Об
этом можно судить по следующему
сюжету хроники: мать внука («командира
гвардии») вышеназванного аланского
князя «отправила свой собственный скот
для пропитания войска» A9,с.287).
Другой домен принадлежал князю Ар-
салану. «Со своим сыном А-сан-чжен'ем
он явился к войску с изъявлением
покорности в то время, когда Монкэ окружил
войсками его город A9,с.292).
Назовем еще один аланский княжеский
клан. «Во времена Монкэ Бадур, его
братья У-цзор-бу-хань и Ма-тар-ша с
народом пришли с выражением
покорности. Ма-тар-ша ходил с Монкэ на
город Май-гасы (Магас, столица Алании
— Ф.Г.) и был начальником авангарда»
A9,с.299).
Приведенные свидетельства
констатируют существование в Алании княжеских
доменов, вотчин. Но, к сожалению, нет
данных о том, как происходило их
возникновение. Советские медиевисты
выделяют, в основном, два пути превращения
общинной земли в частную
собственность. Один из них — «сверху». Вотчины
образовывались через пожалования
верховной властью части территории. Второй
путь — «снизу». Состоятельные
общинники начинают эксплуатировать других
крестьян, постепенно превращаясь в
мелких вотчинников. Следует, правда,
отметить, что оба варианта реконструируются
скорее цепью логических
умозаключений, нежели базируются на бесспорных
фактах.
Первый путь возникновения
хозяйства знати связан с формирование домена
— «царской» (великокняжеской)
собственности. Этот процесс был длительным
и сложным. Его истоки уходят, очевидно,
к заключительным фазам периода
военной демократии. В тот период уже
существовали установки нобилитета в
отношении физического труда и войны. Военная
аристократия играла ведущую роль в
управлении; реально именно на ее
собраниях и пирах обсуждались важнейшие
дела. Не последнюю роль в доходах знати
играли приношения соплеменников.
Даже если эти дары (не подать и не дань)
действительно были добровольными, то
легко допустить, что в случае нежелания
кого-либо выказать подобное уважение
вождю, такой человек рисковал навлечь
на себя месть и опалу. Вероятно, в
материальном отношении дары не были
обременительными, но сама традиция
делиться ими с вождями являла собой
способ перераспределения материальных
благ между рядовым населением и
нобилитетом. Знать, вожди, дружинники
отличались от основной массы свободных
как своим образом жизни, воинственным
и праздным, так и немалыми
богатствами; их земельные владения были более
крупными, чем владения остальных
свободных B0,с.115-117).
Богатство военной аристократии, в
том числе и земельные владения,
увеличивались за счет наступления на позиции
старой родо-племенйой знати. Особую
роль это играло, очевидно, в процессе
формирования^омена.
На рубеже 40-50-х гг. VI в. у
западных алан произошел социальный
переворот, в результате которого старая родо-
племенная знать («соцарствующие»
архонты) была отстранена от управления. В
источниках неоднократно упоминается
независимый правитель («глава»,
«повелитель», Саросий. Скорее это не имя, а
титул сар-и-ос /«глава осов»/. В начале
20-х годов VII в. у тюрков наблюдался
острый конфликт между родовой
/«князья страны»/ и военной
аристократией /«тот, кто одерживал победы на
войне»/, вызванной стремлением
последней захватить власть над
объединением. В конце VII в. глава военной
аристократии союза гуннских племен
Алп-Илитвер /алп — «герой»,
«богатырь», «великий исполин»/ вместе со
своими сторонниками вышел из
повиновения жреческой касте и лишил ее
приношений и жертв; вскоре «жрецы и
главные кудесники» были заключены в
оковы и преданы суду. В Оногуро-Бул-
гарской конфедерации представитель
одного из аристократических родов Кубрат
365

с помощью Византии расправился с про-
аварской группировкой и попытался,
хотя и не совсем удачно, закрепить
руководство конфедерацией за своим родом
/21, с. 82-83/.
Обогащение военной аристократии
стало идти более быстрыми темпами в
период возникновения раннеклассового
общества. Борьба князей за единоличную
власть и ее укрепление сопровождалась
конфискацией имущества противников с
последующей раздачей части ее
дружинникам. Вспомним, например, поход
Ольги на древлян в 945 году. Она
уничтожила практически всю верхушку
нобилитета Древлянской земли. Значительную
часть населения Ольга отдала «в работу»
дружинникам, остальных оставила под
дань. В результате некоторые районы
области фактически стали
великокняжеским доменом, другие платили дань, из
которой треть шла в казну Ольги.
Выражение отданы «в работу» Г.В. Абрамович
считает возможным трактовать как
передачу людей вместе с землей и хозяйством
«в собственность и управление
дружинникам Ольги для их содержания» /22,
с.72/. Обоснование данной идеи Г.В.
Абрамович видит в уничтожении старой
древлянской знати и необходимости
передачи ее функций другим людям, но уже
не на выборных началах. Судя по всему,
Свенельд /военный аристократ/ и после
смерти Игоря остался первым воеводой
Ольги, а затем Святослава и Яррполка,
сохраняя положение патрона по
отношению к части Древлянской земли. Его дети
даже после передачи этой земли
Святославом в княжение сыну Олегу
продолжали считать ее своей вотчиной.
Аналогичные процессы протекали и на
Северном Кавказе. Так, в начале IX в.
глава хазар Обадий провел ряд реформ с
целью укрепления своей власти.
Реформы натолкнулись на сопротивление,
принявшее характер гражданской войны. В
конце концов «первая власть одержала
верх» / Константин Багрянородный /,
следовательно, борьба шла между
сторонниками Обадия и его противниками из
числа знати, недовольными сужением, а
то и ликвидацией их прерогатив /23,
с.279-280, 324-330/.
У алан в начале X в. царь ежегодно
объезжал территорию государства
/полюдье/, \обирая не только дань, но и
плату со своих угодий. На этот момент
обратил внимание Масуди: кроме алан-
ской столицы «в этой стране находятся
еще крепости и угодья, располагавшиеся
вне этого города, куда царь время от
времени переезжает» /24, с.53/.
Вслед за формированием княжеских
доменов возникали вотчины
дружинников. Правда, не все из них становились
наследственными землевладельцами.
Какая-то часть дружинников могла стать
рядовыми членами низшей княжеской
администрации или аппарата крупного
вотчинника /25, с.21-23/. С другой
стороны, элита дружинников получала от
своих князей богатые подарки, включая
земельные угодья. Такая практика
получила широкое распространение в
раннеклассовом обществе, а в феодальный
период стала обычным явлением. Эту же
практику взяли на вооружение и
монгольские ханы после завоевания
равнинной Алании. Китайская хроника
рассказывает о гибели аланского полководца
Атачи, перешедшего на сторону монголов
и отличившегося во многих сражениях.
«Хубилай, сожалея о его смерти,
пожаловал семье Атачи 500 лан серебра и 3500
связок ассигнациями, а также 1539
дворов из числа усмиренных жителей»
/19,с.284-285/.
Другой пример приводит хроника
ксанских эриставов. Согласно ее
свидетельству, в начале XIV в. царь Грузии
Вахтанг III пожаловал эриставу Шалве
/происходившего из аланского рода Си-
дамонта/ «Трусу», Гуда /владение/,
Гагос-дзе, Млете, Арахвети, Хандо, Кан-
чаети, владения Абазас-дзе, Дзагнакор-
пу, Дигвами, Гавази, Ацерис-хеви, Беху-
ше и /среди/ дидебулов1 своих лучшим
считал» /11,с.25/. Причиной столь
щедрого пожалования явилась поддержка
эриставом Вахтанга III в его борьбе за
трон с Давидом VI.
О пожалованиях подобного рода в
более ранний период история алан
прямых данных нам не дает. Но это не
означает, что их не было вовсе. Дружина,
366
Дидебул (груз.) — букв, имеющий дидсба /почетное пожалование/, вельможа.

как постоянный социальный слой, у алан
существовала издавна. Укрепление
позиций военной аристократии привело в VIII
в. к возникновению дружинного культа.
С этого же времени бытуют амулеты в
виде коня и всадника. Они составляют
примерно 15% всех найденных в
северокавказских древностях амулетов и
встречаются примерно в 10% комплексов,
содержащих амулеты. По
предположению В.Б. Ковалевской, «они могут быть
свидетельством принадлежности воинов,
носивших эти амулеты, к царской
дружине — аланской гвардии» /26, с.117-
120/.
К началу X в. военная аристократия
(«багатары», «алдары», «военные чины»)
/27, с. 66-72/ захватила ведущие
позиции в аланской раннеклассовом
обществе. Из ее высшего слоя — «багатаров»
— происходил царский род алан Ахсарта-
говых. Дружинники входили, очевидно, в
формирующийся административный
аппарат. На местах они, вероятно, играли
роль агентов центральной власти.
Вспомним, например, упоминание Константина
Багрянородного об «эксусиократоре»
/царе/ Алании и «архонте» /князе/
Ассии, контролировавшем Дарьяльский
проход. По свидетельству грузинской
летописи, царь алан Дургулель Великий
прибыл к своему шурину Баграту IV «со
всеми князьями Осетии».
С некоторыми оговорками можно
провести аналогию между положением
аланской военной знати и дружинниками
Древней Руси. Наиболее характерный
тип дружинных погребений X в.
обнаружен не только в Киеве и подвластной ему
Черниговщине, но и в других важнейших
пунктах Древнеруского государства — в
Смоленском Поднепровье, Верхнем
Поволжье, Пскове, Ладоге и Волыни.
Очевидно, эти памятники принадлежат
«росам» — дружиникам, связанным с
Киевом и осуществлявшим контроль в
подвластных киевскому князю городах и
погостах /28, с.314-315, прим. 16/.
Большой интерес представляют
материалы аланских катакомбных
могильников. Мужские захоронения часто
подразделяются на захоронения конной военной
аристократии /дружинников/ и
общинников. Причем, археологические
памятники указывают на имущественную и
социальную неоднородность внутри
дружины — на фоне вполне «рядовых»
дружинных погребений резко
выделяются несколько чрезвычайно богатых
захоронений с многообразным и пышным
инвентарем. Например, катакомба № 14
Змеистого могильника принадлежала
семье местного князя.
Об этом говорит погребальный
инвентарь: плоский деревянный колчан,
украшенный орнаментом, деревянное седло,
украшенное золотыми пластинами с
изображениями животных и птиц,
фрагменты кожаной попоны, расшитые крученой
серебряной нитью, богатая конская сбруя
со множеством золотых бляшек. Но
самый роскошный предмет — сабля; пере
крестье, две обкладки ножен с петлями и
наконечник ножен сделаны из
позолоченного серебра. В перекрестье вставлен
рубин. Данная сабля принадлежит к
лучшим образцам раннесредневекового
оружия Восточной Европы. Тело
погребенного было покрыто красноватого
цвета тканью, украшенной аппликациями из
позолоченой кожи. В этой связи
вспоминаются пурпурные одежды и обувь
византийских императоров, служившие инсиг-
нией царской власти. По предположению
В.А. Кузнецова, византийские ткани из
Змейской могли быть поистине царскими
подарками аланскому князю,
владевшему землями близ знаменитого Дарьяль-
ского прохода /29, с.236-237/. Здесь же
уместно вспомнить рассказ Михаила
Пселла о связи императора Константина
IX Мономаха с юной аланкой. Император
ее «удостоил звания, нарек севастой,
определил ей царскую стражу, распахнул
настежь двери ее желаний и излил на нее
текущие золотом реки, потоки изобилия
и целые моря роскоши... аланская земля
наводнилась богатствами из нашего
Рима, ибо одни за другими непрерывно
приходили и уходили груженные суда,
увозя ценности, коими издавна вызывало
к себе зависть Ромейское царство» /30,
с.116-117/.
О весе аланской военной аристократии
свидетельствуют источники X в. — «Ху-
дул-ал-Алам», Ибн-Рустэ, Масуди и др.
Вот что, например писал Масуди: «царь
аланов выставляет 30000 всадников. Это
367

царь могущественный и пользующийся
большим влиянием, чем остальные цари.
Царство его представляет беспрерывный
ряд поселений настолько смежных, что
если кричат петухи, то им откликаются
другие во всем царстве, благодаря
смежности и так сказать переплетению
хуторов» /24, с.53-54/. В этом сообщении
привлекают два момента. Во-первых,
указана численность царской дружины —
30000 всадников. Во-вторых,
подчеркнута большая плотность поселений.
Последнее подтверждается и археологическими
материалами, судя по которым, еще в
УШ-1Х вв. возникла система
укрепленных аланских поселений. Среднее
расстояние между наиболее близко
расположенными крепостями составляло всего
1,9 км /4, с.20-26; 31, с.143-150/.
Причем, крепости-поселения имели
довольно большую площадь. В среднем она
составляла 3,3 кв.км, а на средней
Кубани — 6,8 кв. км. Из исследованных В.Б.
Ковалевской городищ 14,6% имели
площадь от 5 до 10 га, а 8,3% — свыше 10
га. Самая большая группа — 58,4% —
имела площадь поселения от 1,5 га до 5
га /4,с.26,31/. Для сравнения укажем,
что в Древней Руси 72,5% поселений
имели площадь до 1 га, а от 1 до 5 га —
20% /1,с.40/.
В раннеклассовом аланском обществе,
конечно, не все дружинники имели
вотчины как таковые. Большинство из них
имели небольшие участки, служившие
скорее всего «подсобным хозяйством». В
этот период им крупная вотчина просто
не нужна была, о чем свидетельствует
археологический материал. В X — начале
XI вв. знать составляла 6,8%, средний
слой — 69,8%, общественные низы —
20%, зависимые — всего 3,4%.
Положение изменилось во второй половине XI-
XII вв. Соотношение среднего слоя и
бедных общинников в катакомбах Змей-
ской станицы составляло 26,5% и 47%,
соответственно, а в могильнике Кольцо-
Гора — 23,8% и 52,5%. Выделилась
промежуточная группа между средними и
низшими слоями: 11,2% и 8,6% в Змей-
ской и Кольце-Гора, возросло число
«зависимых» — 7,1% и 8,6% /32,с.19/.
Резкое увеличение числа обедневших
общинников /более половины
населения/ и «зависимых» со второй половины
XI в. свидетельствует о росте
частнособственнической эксплуатации. Это
является свидетельством распространения
вотчин, в которых развились формы
зависимости и эксплуатации между
отдельными представителями знати и
крестьянскими домохозяйствами. С того же
времени в истории Алании начинается
период децентрализации. Совпадение это
не случайно. Распад единого государства
и возникновение самостоятельных
княжеств связано с возросшей политической
и экономической активностью князей.
Мощь последних определялась
количеством вассалов, служба которых
скреплялась дарами сюзерена, включая
земельные дарения. В последних рыцарь
нуждался для получения доходов, ибо без них
он не мог исполнять рыцарскую службу.
Боевое снаряжение рыцарей, в какой бы
стране они не жили, стоило чрезвычайно
дорого, поэтому им требовались
значительные средства. Повсюду выработалась
норма землевладения, считавшаяся
своеобразным «минимумом», способным дать
обеспечение рыцарю. В Англии такой
нормой служили пять гайд земли, и
дружинник, имеющий владения
меньшего размера, назывался «безземельным».
Во Франкском государстве
профессиональную конную службу мог нести лишь
воин, обладавший не менее чем четырьмя
мансами /3, с.43/.
Аналогичные явления имели место и
на Кавказе. Даже в позднем
средневековье здесь сохранялась политика
раздачи «узденьской дани». Приведем лишь
один пример. Во второй половине XVIII
в. часть феодалов Западной Осетии /ба-
делятов/ отошла от своего сюзерена
князя Таусултанова. Причину этого со
слов «старшин Кантемирских» в 1802 г.
выяснил А.Е. Соколов: «владельцы
Большой Кабарды, приметя ослабление
потомков Тав-Султана, от разделения,
между ними происшедшего, употребили
случай тот в свою пользу, начав
господствовать не только над самими Тав-Сул-
танами, но и над всеми прочими
селениями, на их земле находящимися: Кубати-
евым, Тугановым, Каражаем, Шегемо-
вым, Кабановым,... преклонив к себе
старшин как сих селений, так и всех
368

Дигорских, избыточными подарками; и
таким образом владельцы Большой Ка-
барды распростерли власть свою до самых
подошв Снеговых гор» /34,с.21-22/.
Причина переориентации баделятов
коренится в ослаблении позиций князей
Малой Кабарды. В 1752 году умер
наиболее могущественный из них — Адильги-
рсй Гиляксанов. Его наследники Батай и
Али-Арсланбек Таусултановы не
пользовались тем политическим весом, каковой
имел дядя, чем незамедлительно
воспользовались их противники: «некоторые
Большой Кабарды владельцы призывают
их осетинцов под свою власть,
обнадеживая при том их защищением» /35,л.47
об, 48 об./- В конце концов часть
осетинских феодалов заключила союз с
князьями Большой Кабарды. Отношения
с новыми сюзеренами закреплялись
«избыточными подарками» — практика,
характерная для средневекового Кавказа.
Каждый владелец, вступая в связь с
князем, получал от него т.н. «уорктын»,
в русских источниках известный под
названием «узденьской дани». По
обычному праву, получение уорк-тына было
единственным, что связывало феодала с
сюзереном, которому служили по своему
выбору и добровольному соглашению.
Отношения между партнерами по
феодальному блоку тогда считались
закрепленными, когда «узденьская дань»
выплачивалась сполна /36, с/182-183/.
В разных странах и во все времена
земельные дарения сюзеренов
рассматривались не только как передача
источников доходов; владение таким богатством,
как земля, для аристократов было
«орудием достижения цели, лежащей вне
сферы чисто имущественных отношений»
/33, с.44/.
Изложенный материал позволяет
высказать предположение о том, что
формирование княжеского домена у алан
относится к концу 1-го тысячелетия. Вотчина
аристократов разных степеней начала
появляться в начале П-го тысячелетия, а
широкое распространение получила с
середины XI в. Это привело к резкому
увеличению числа лиц, подвергавшихся
частнособственнической эксплуатации
/около 70% населения/. Утверждение
господской вотчины стало показателем
24 Аланика - III
победы собственно феодальных методов
эксплуатации.
Центром господской усадьбы был
двор. Имеющиеся источники позволяют
установить основные строения двора и его
хозяйственную структуру.
В раннеклассовом обществе городской
двор знати представлял собой
своеобразный центр ремесла, концентрации
прибавочного продукта /37,с.63-65/.
Исследования Г.Е. Афанасьева указывают на
существование достаточно обширных
дворов у аланской знати еще в УШ-1Х вв.
/38, с.68-73; 39, с.50-52,69,138-142/. В
состав двора уже в то время входили
постройки жилые, хозяйственные и даже
церемониальные. В Маяцкой крепости
все хозяйственные и церемониальные
строения находились внутри цитадели, а
основные жилые помещения — за ее
пределами, но в границах крепости. Это,
справедливо подчеркивает Г.Е.
Афанасьев, «отражает явную экономическую
зависимость обитателей жилищ,
расположенных вне цитадели, от хозяйственного
комплекса внутри цитадели» /38,с.73/.
Аналогичную картину А.А. Иессен
отметил на материале других аланских
городищ той поры. Каждое из них имело
центральный укрепленный холм,
окруженный глубоким рвом. «Это
центральное укрепление, представляющее скорее
всего место обитания уже выделившейся
из среды общины господствующей семьи
будущего аланского феодала» /2,с.24/.
Новые исследования аланских крепостей
конца 1-го тысячелетия добавили
аргументов в пользу этой точки зрения
/4,с.21-50; 40, с.72-74/.
Специалисты отметили, что структура
дворов аланской знати совпадает с более
поздними усадьбами замкового типа
осетинских феодалов. Последние включали
в себя боевую башню, жильте и
хозяйственные здания, обнесенные каменной
стеной. Согласно Я. Рейнеггсу /конец
XVIII в./, «Селения оссов в большинстве
случаев хорошо расположены... Вожди и
знатные люди этого народа обносят,
кроме того, свои жилища высокой, крепкой
каменной стеной, в каждом углу которой
находятся маленькие сторожевые
помещения» /41, с.91/. Интересны
наблюдения Ю. Клапрота, побывавшего в Осетии
369

в 1807-1808 гг. «Дома в селениях
разбросаны, но часто имеются по пяти построек
в одной изгороди с башней... Каждый
старшина имеет один опрятный дом,
другой — предназначенный для гостей и
третий — для хранения необходимых в
хозяйстве вещей и приготовления пищи»
/41, с. 170/. Усадьбу замкового типа,
принадлежавшую Дударовым, отметили
путешественники в Балтс: «Между
строениями оного возвышается каменный
замок князька, с башнями и стрельница-
ми... Комнаты довольно обширны и
чисты, убраны кругом стен диванами. На
стене висело оружие, стенные часы,
зеркало и картины» /42, с.223, 225/.
Аналогичную структуру усадьбы
имели не только горские феодалы, но и
зажиточные крестьяне /43, с.56-60/.
«Каждый зажиточный хозяин, — писал
СМ. Броневский, — имеет обширный
четырехугольный двор, обгороженный
плетнем, и внутри оного три отделения, одно от
другого отгороженныя: хозяйское, женское и
гостиничное или кунацкое» /44, с. 107/.
Таким образом, основная структурная
единица застройки осетинских поселений
— усадьба — имела давние корни. Во
всяком случае, аланские города
представляют собой систему усадеб.
В 1962 г. в Нижнем Архызе была
вскрыта часть крупной усадьбы. Ее
окружала глухая и некогда высокая каменная
ограда толщиной 0,7-0,8 м. В середине
усадьбы находились два крупных здания
— производственно-жилой комплекс
помещений и одноапсидная церковь. Первое
состояло из 5 комнат. В одной из
небольших комнат /1,57 х 3,7 м/ размещался
сыродутный горн, указывающий на то,
что в Х-ХП вв. в Алании, как и на Руси,
уже совершился переход от печей ямного
типа к более совершенным наземным
домницам. Судя по наличию горна и
производственных отходов, комната 1
была железоплавильной мастерской.
Комната III /4,85 х 4,2 м/ являлась
жилой. Стены, сложенные на
известковом растворе, имели остатки штукатурки
цветной /белой, голубой, светло-серой и
светло-желтой/ побелки. Пол дощатый.
В этом помещении среди множества
предметов обнаружены около 30 обломков
листовой меди, сосуд из полудрагоценно-
370
го камня, обрывок витой железной /над-
очажной?/ цепи, обломки гончарной
керамики и кости животных. По мнению
В.А. Кузнецова, эта комната
принадлежала одному «из представителей местной
социальной верхушки». Комната IV /5,6
х 2,55/ служила, очевидно, кухней.
Здесь найдено свыше 400 костей
животных и 82 фрагмента гончарной
керамики. Сооружение церкви археологи
относят к XII в. «Если помещение III может
быть интерпретировано как жилище
представителя феодального класса, то
церковь можно рассматривать как
домовую, обслуживавшую только обитателей
данной усадьбы» /45, с.237/.
В 1964 г. и 1971 г. в пределах этой же
усадьбы раскопано и исследовано еще
одно здание из трех комнат. В первой
комнате /9,4 х 5,2/ отсутствуют следы
очага, утвари, побелки и т.д. Скорее
всего, это хозяйственное помещение.
Комнаты II /6,6 х 4,45 м/ и III /6,4 х
5,2/ были жилыми. При вскрытии этого
здания найдено 265 обломков керамики и
242 кости животных /45, с.237-238/.
В 1963 г. в Нижнем Архызе вскрыта и
изучена часть еще одной усадьбы. Здание
А /10,1 х 6,7/ состояло из трех
помещений, здание В /10,5 х 6,5 м/ — из двух
/46, л.2-17/.
Система замкнутых усадеб с
несколькими отдельными жилищами служит
показателем наличия в Алании той поры
неразделенных семей.
Экономические функции господского
двора в Алании Х-ХП вв.
прослеживаются по археологическим данным.
Обращает на себя внимание наличие в усадьбах
металлургических мастерских.
Возможно, ремесленники в отдельных усадьбах
Нижнего Архыза выплавляли и золото,
т.к. в том районе обнаружены «ясные
следы древней золотодобычи» /46, отчет
К. Петроливеча /. Судя по находкам на
территории господских дворов остатков
жерновов, костей животных,
специальных помещений для содержания скота,
двор служил и местом переработки
сельскохозяйственной продукции. Интересно
отметить, что по имеющимся данным,
структура дворов и их границы не
претерпели принципиальных изменений в
феодальном обществе /сер. Х1-ХН вв./

по сравнению с раннеклассовым /X —
сер. XI вв./. Не прослеживается и
изменение хозяйственно-функциональной
характеристики. Следовательно, и в
раннеклассовом обществе и в феодальном
господский двор экспулатировал доходы
населения округи. Но в Х- сер.Х1 в.
местной знати оставалась лишь часть
государственных налогов, а позднее
феодалы стали получать ренту со своих
вотчин.
Такова в самом общем виде картина
формирования господского двора и
вотчины у алан.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
1. Древняя Русь. Город, замок, село. М., 1985.
2. Иессен А.А. Археологические памятники
Кабардино-Балкарии // МИА, М.-Л., 1941, N 3.
3. Деопик В.Б. (Ковалевская) Змейское
средневековое селище. //МАДИСО. Орджоникидзе, 1961,
т.1.
4. Ковалевская В.Б. Археологические
памятники ссвсрокавказских алан У1-1Х вв. (Материалы к
археологической карте) .//ОРФ СОИГИ, ф. 6, по.
1,д. 178.
5. ЦГА РСО, ф. 233, оп.1, д.1.
6. Пфаф В.Б. Народное право осетин //ССК,
Тифлис, 1871, вып.1.
7. Лилов А. Очерки быта кавказских горцев.
//СМОМПК. Тифлис, 1892, Вып. XIV.
8. Лихачев Д.С. Возникновение русской
литературы. М.-Л., 1952.
9. Гутиов Ф.Х. Генеалогические предания
осетин как исторический источник. Орджоникидзе,
1989.
10. Мровели Л. Жизнь картлийских царей. М.,
1979.
11. Памятник эриставов. Тбилиси, 1979.
12. Джуаншер. Жизнь Вахтанга Горгасала.
Тбилиси, 1986.
13. Цулая Г.В. Грузинский «Хронограф» XIV в.
о народах Кавказа //КЭС. М., 1980. Т.VII.
14. СИЭ, М., 1963, т.З.
15. СИЭ. М., 1964, т.4.
16. Сказкин С.Д. Избранные труды по истории.
М., 1973.
17. Ожегов СИ. Словарь русского языка. 14-е
изд. М., 1983.
18. Кобрин В.Б. Власть и собственность в
средневековой России (XV-XVI вв.). М., 1985.
19. Иванов А. История монголов (Юань-ши) об
асах-аланах //Христианский Восток. СПб, 1914,
т.Н, вып. 3.
20. История крестьянства в Европе. Эпоха
феодализма. М., 1985.
21. Гутнов Ф.Х. Структура и характер раннес-
редневековых обществ Северного Кавказа
//Известия СКИЦВШ. Ростов н/Д, 1990, № 3.
22. Абрамович Г.В. К вопросу о критериях
раннего феодализма на Руси и стадиальности его
перехода в развитой феодализм //ИСССР, 1981, № 2.
23. Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962.
24. Караулов И.А. Сведения арабских
писателей о Кавказе, Армении и Азербайджане.
//СМОМПК. Тифлис, 1908, вып. XXXIII.
25. Бромлей Ю.В. Некоторые средневековые
хорвато-русские параллели //Россия на путях
централизации. М., 1982.
26. Ковалевская В.Б. Изображение коня и
всадника на средневековых амулетах Северного
Кавказа //Вопросы древней и средневековой
археологии Восточной Европы. М., 1978.
27. Гутнов Ф.Х. Из истории формирования
военно-служилой знати у алан //Известия
СКИЦВШ, Ростов н/Д, 1988, № 4.
28. Константин Багрянородный. Об управлении
империей. Текст, пер., комм. М., 1989.
29. Кузнецов В.А. Очерки истории алан.
Орджоникидзе, 1984.
30. Михаил Пселл. Хронография. М., 1978.
31. Ковалевская В.Б. Кавказ и аланы. М., 1984.
32. Савснко СИ. Характеристика социального
развития ала некого общества по материалам ката-
комбных могильников в Х-ХИ вв. М., 1989. Авто-
рсф. канд. дис.
33. Гуревич А.Я. Проблемы генезиса
феодализма в Западной Европе. М., 1970.
34. Библиографическая заметка //ССКГ.
Тифлис, 1875. Вып.VIII.
35. ЦГА Дагестана, Ф. 379. оп.1, д.500.
36. Гардапов В.К. Общественный строй
адыгских народов. М., 1967.
37. Павленко Ю.В. Раннеклассовые общества.
Киев, 1989.
38. Афанасьев Г.Е. Большая семья у алан.
//СА, 1984, №3.
39. Афанасьев Г.Е. Население лесостепной зоны
бассейна среднего Дона в VШ-X вв. //АОН, М.,
1987. Вып.2.
40. Кузнецов В.А. Зилгинское городище в
Северной Осетии //Новые материалы по
археологии Центрального Кавказа. Орджоникидзе, 1986.
41. Осетины глазами русских и иностранных
путешественников. Орджоникидзе, 1967.
42. Письма Х.Ш. к Ф. Булгарину, или поездка
на Кавказ //Северный архив, 1828. N III.
43. Кобычев В.П. Поселения и жилище народов
Северного,Кавказа в Х1Х-ХХ вв. М., 1982.
44. Броневский СМ. Новейшие географические
и исторические известия о Кавказе. М., 1823.
45. Кузнецов В.А. Нижне-Архызское городище
Х-ХП вв. -^ раннефеодальный город Алании
//Новое в археологии Северного Кавказа. М., 1986.
46. Кузнецов В.А. Материалы к
археологическому изучению Западной Алании. 1963 г. //ОРФ
СОИГИ, ф.6, оп.1, д.118.
371

В. Н. КАМИНСКИЙ
АЛАНСКАЯ СТАТУЯ ИЗ
КРАСНОДАРСКОГО МУЗЕЯ
В фондах археологии Краснодарского
историко-архсологичсского
музея-заповедника хранится интересное изваяние
аланского времени (рис.1). К сожалению,
документов, свидетельствующих о том,
откуда точно и кто перевез это изваяние
до революции в Екатсринодарский
войсковой музей, не сохранилось. Короткая
надпись под статуей гласит, что она
происходит из ст. Прсградной на реке
Уруп. В музее имеются сведения, что
основная часть каменных изваяний,
входящих сейчас в фонды археологии
Краснодарского музея, была привезена в
конце XIX — начале XX в. Вероятно, тогда
же была доставлена из ст. Прсградной и
интересующая нас статуя.
Из горных районов Северо-Западного
Кавказа в настоящее время известно
несколько статуй данного типа,
найденных в долинах рек Большого и Малого
Зеленчуков, Кяфара и Урупа. Статуи из
Зеленчуков и Кяфара опубликованы с
иллюстрациями A, с. 140, 142). О двух
Прсграднснских изваяниях плохой
сохранности имеется лишь краткое
упоминание A,с.142). Вероятно, одна из этих
статуй и была перевезена в Екатерино-
дар.
Статуя из Краснодарского музея
(высота — 2,48 м), тщательно высеченная из
серого песчанка, изображает стоящую во
весь рост мужскую фигуру (рис.Г).
Голова без четко выраженной шеи с плоской
лицевой частью. Черты лица не
обозначены (возможно, не сохранились).
Головной убор в виде конического шлема с
наносником и ясным обозначением
бармицы (?). Облачен воин, вероятно, в
кольчугу, о чем свидетельствуют
конические углубления на всей поверхности
статуи и место соединения с бармицей. С
левого плеча к поясу наискось проходил
ремень портупеи. Правая рука сильно
согнута в локте и кистью покоилась на
портупее. Левая рука согнута в локте и
кистью находилась на рукояти сабли,
висевшей на поясе с левой стороны. Пояс
четко обозначен в виде валика по всей
окружности. На плечах вырезаны
небольшие кресты с прямыми ветвями.
РИС.1, (авторский вариант).
372
© В.И.Каминский

Изображение тщательно высечено
умелой рукой, все линии четкие и глубокие,
хотя статуя сильно разрушена (голова
разбита на две части). Основание статуи,
видимо, было опущено в землю.
Статуи исследуемого типа очень
немногочисленны. Многие из них сейчас не
сохранились, а о других имеются лишь
краткие сообщения без иллюстраций.
В 1870 г. Н. Каменев описал
каменного «истукана» высотой 5 аршин при
въезде в ущелье р. Зеленчук. «Он
изображал мужчину, у которого левая рука,
приложенная к груди, держала сосуд
вроде третьего рога, а правая покоилась
на рукояти сабли, привешенной и
откинутой влево. На голове истукана был
шишак» B).
В VII выпуске Материалов по
археологии Кавказа опубликован ряд статуй
интересующего нас круга. Две из них
были осмотрены Е.Д. Фелициным и Г.И.
Куликовским в окрестностях ст.
Сторожевой (рис.2,1,2). Изваяния почти
одинаковые. Различие состоит в том, что у
одной статуи в правой руке находится
обнаженная сабля, а у второй — сосуд A,
с.141, табл.ХХШ,5,6). По указанию этих
авторов, «два таких же изображения, но
худшей сохранности (один без головы) и
без следов крестов, находятся в ущелье р.
Большого Зеленчука», в нескольких
километрах от знаменитых Нижнеархыз-
ских храмов A, с. 141-142). Еще две
каменные фигуры, изображающие воинов
в короткой одежде со следами оружия, но
очень плохой сохранности, находились в
двух верстах от ст. Преградной Баталпа-
шинского уезда A,с.142). К сожалению,
изображений последних четырех
изваяний не сохранилось.
В 1939 году Т.М. Минаева обнаружила
две каменные статуи южнее села Нижняя
Ермоловка на левой стороне Б.
Зеленчука, недалеко от Нижнсархызского
городища. Плоская статуя высотой 2,2 м,
высеченная из серого песчаника,
изображает стоящую во весь рост мужскую
фигуру с бокаловидным сосудом в правой
руке на уровне груди, с саблей, висящей
на поясе, — в левой. Одежда низко
подпоясанного воина состоит из рубашки
со стоячим воротником и длинного
кафтана с отложным воротом. Головной убор
в виде конического шлема. Лицо узкое,
длинное, нос прямой, рот не обозначен.
Второе изваяние точно такого же типа
валялось поодаль от первого. Голова его
была отбита и лежала в стороне от
туловища C,с.215). Вероятно, это те же
статуи, о которых сообщали Е.Д.
Фелиции и Г.И. Куликовский. Описывая
статуи у села Нижняя Ермоловка, В.А.
Кузнецов упоминает не два, а три
изваяния (Н,с.108). Аналогичные статуи
известны из ст. Исправной и в ущелье реки
Бежгон D,с.62).
Очень сложен вопрос о датировке
статуй исследуемого типа. В.А. Кузнецов
относит каменные статуи Верхнего При-
кубанья к Х-ХШ вв. По его мнению, эти
статуи принадлежали какой-то группе
кочевников-тюрок, пришедших вместе с
половцами из глубин Центральной и
Средней Азии и осевших в районе При-
кубанья D,с.75).
Зеленчукские статуи Т.М. Минаева
датировала УПЫХ вв., обосновывая
такую датировку поздним периодом
бытования центрально-азиатских каменных
изваяний, в которых она усматривает
близкие аналогии C,с.217). По мнению
Т.М. Минаевой, это новый этап
проникновения тюркских элементов в Верхнее
Прикубанье.
При датировке изваяний
рассматриваемого типа мы соглашаемся с мнением
В.А. Кузнецова, который относит их к
Х-ХН вв. D,с.75). Кроме одежды, на
которую опирается В.А. Кузнецов при
датировке, нам хочется остановиться на
одной детали вооружения. На саблях из
ст. Сторожевой и Б. Зеленчука четко
изображены скобы на ножнах для
подвешивания сабли. Такие скобы не выходят
за рамки Х-Х1 вв. A4,рис.94). Это
является еще одним подтверждением
датировки этих статуй указанным временем.
Этническая принадлежность
каменных изваяний горных районов Прику-
банья давно привлекает исследователей.
Н.И. Веселовский по поводу статуй из
станицы Сторожевой писал: «Тип этих
статуй совсем иной, чем у каменных баб.
Какой народ воздвигал эти христианские
памятники, мы точно еще не знаем, но во
всяком случае не тюрки» E,с.26). А.А.
Миллер выводил каменные изваяния Сс-
373

веро-Западного Кавказа из местной
среды, уходящими своими корнями в эпоху
раннего железа. A3,с.99). В
противоположность мнению Н.И. Веселовского,
В.А. Кузнецов и Т.М. Минаева отнесли
интересующие нас статуи к тюркам
C,с.216; 4,с.75). При этом оба автора
отделяют их от широко известных на
Северном Кавказе половецких каменных
баб. Их отличает не только общий
характер изваяния, но и детали, изображенные
на изваяниях. По предположению В.А.
Кузнецова и Т.М. Минаевой, статуи из
ст. Сторожевой и Б. Зеленчука
типологически сближаются с каменными
изваяниями Южной Сибири и соседних с ней
областей Центральной Азии с тюркским
населением C,с.215; 4, с.75). На этой
территории достаточно широко
распространены каменные статуи воинов,
держащих в правой руке на уровне груди сосуд,
а в левой саблю или кинжал A2, с.72-99).
Рассматривая зеленчкукскую статую,
Т.М. Минаева писала: «... статуя,
сближаясь в основных чертах (высокая,
плоская, глубоко опущенная в землю,
стоящая фигура воина, сосуд в правой руке
и сабля, висящая на поясе — в левой) с
памятниками 1-й группы древнетюрк-
ских изваяний, распространенных в
северных районах Средней Азии и на
близлежащих территориях», в деталях
изображения не совпадают в центрально-
азиатскими и сибирскими. На ней не
обозначены усы воина, что является
обязательным признаком азиатских
мужских изображений. Существенно
разнится одежда изображенных. Ни в одном
случае на опубликованных многими
авторами азиатских изваяний не наблюдается
такого кафтана с широко подшитыми
бортами и ромбическими пуговицами»
C,с.216).
Приведенные Т.М. Минаевой
различия между зеленчукской и центральноа-
зиатскими статуями показывают,
насколько недостаточно убедительны
выводы автора при определении этнической
принадлежности рассматриваемого
изваяния. На наш взгляд, недостаточно для
определений культурной принадлежности
изваяний принимать во внимание только
положение правой руки на груди с
сосудом и левой — на сабле. Достаточно
вспомнить многочисленные скифские
каменные изваяния, где часто в правой
руке на груди находится ритон или сосуд,
а левая рука покоится на рукояти меча.
Эти элементы особенно характерны для
кубанской группы скифских изваяний
У1-1У вв. до н.э. F,с.222).
Однако этим мы не отрицаем
проникновения тюркских изваяний на Северный
Кавказ. Сейчас известно четыре статуи
из районов Пятигорья, опубликованных
В.А. Кузнецовым, тюркская
принадлежность которых не вызывает сомнений
G,с.76). Но эти изваяния значительно
отличаются от верхнекубанских как по
технике изготовления, так и по
изображению ряда деталей. Следовательно,
каменные изваяния Верхнего Прикубанья
не привнесены центральноазиатскими
тюрками, а являются местными по
происхождению.
Подтверждением такому
предположению может служить в первую очередь
одежда, которая является очень важным
этнографическим признаком (8, с.23-24).
Т.Д. Равдоникас, изучая аланскую
одежду Х-ХП вв., пишет, что «самым
распространенным типом одежды был кафтан с
высоким стоячим воротником и с
застежкой посередине груди» (9, с.201). Именно
такие кафтаны с высокими стоячими
воротниками изображены на каменных
статуях воинов из ст. Сторожевой и из
ущелья Б. Зеленчука. Все статуи этого
типа имеют узкое и длинное лицо, что
значительно отличает их от тюркских
круглоголовых изображений.
Незначительное количество изваяний
рассматриваемого типа, вероятно,
связано с их культовым назначением.
Каменные скифские изваяния П.Н. Шульц
связывает с культом вождей, который
широко распространяется у скифов в
У1-1У вв. до н.э. F, с.227). По своему
назначению тюркские изваяния
Центральной Азии и Южной Сибири
первоначально были связаны с почитанием
умерших предков, а затем стали отражать
обожествленных героев и каганов,
превращенных в объекты
полугосударственного-полуплеменного культа A0, с.95).
Аналогичное явление мы наблюдаем в
более позднее время (Х1-ХШ вв.), когда
половцы в каменных изваяниях воплоти-
374

ли культ героизированного предка,
связанного с почитанием племенной знати.
По мнению Г.А. Федорова-Давыдова,
прекращение изготовления изваяний в
половецкой степи связано с тем, что
монголы вытеснили и уничтожили
племенную аристократию половцев, заняв ее
место A0,с.96). Как мы видим,
независимо от времени и этнической
принадлежности на определенных этапах развития
этно-культурной общности появляются
одинаковые культы, связанные с
почитанием предков и обожествлением власти
вождей, что нашло свое отражение, в
частности, в изготовлении каменных, а
возможно и деревянных изваяний. Судя
по известным каменным статуям,
обязательными атрибутами этих культов были
сосуды и оружие, которые изображались
даже на антропоморфных стелах.
Не исключено, что исследуемые алан-
ские статуи тоже связаны с усилением
культа вождя или правителя
раннефеодального средневекового общества. Здесь
1. Описание каменных крестов, столбов и
статуй, собранных Е.Д. Фслициным и Г.И.
Куликовским. //МАК, М., 1898, Вып. VII.
2. Каменев II. Попытка археологических
разведок в Кубанской области. //Кубанские ведомости.
1970, N 47.
3. Минаева Т.М. К истории алан Верхнего
Прикубанья по археологическим данным.
Ставрополь. Ставропольское книжное изд-во, 1971.
4. Кузнецов В.Л. Ллаиские племена Северного
Кавказа. //МИЛ, 1962, N 106.
5. Вессловский II. Мнимые каменные бабы.
СПб, 1905.
6. Шульц П.П. Скифские изваяния.
//Художественная культура и археология античного мира.
М., Наука, 1970.
7. Кузнецов В.Л. Тюркские изваяния из Пяти-
горья. //Лрхеология и вопросы древней истории
Кабардино-Балкарии, Нальчик, Эльбрус, 1980;
Вып.1.
в связи с местным развитием указанного
культа не всегда изображался сосуд в
руке статуи. Такая деталь отмечается по
изваяниям из ст. Сторожевой и Прсград-
ной (рис.1; - 2,1). Сосуды в правой руке
статуй аланского типа имеют усеченно-
коническую форму, сужаясь к донцу.
Среди средневековой керамики
Северного Кавказа глиняных сосудов такой
формы нет. Одновременно совершенно
идентичные очертания имеют роговые
стаканы с деревянным дном, широко
известные нам по материалам могильника Мо-
щевая Балка.2 Интересной чертой этого
вида посуды является обязательное
присутствие на донце тамгообразных знаков.
Роговые стаканы известны только в
мужских погребениях. Присутствие
христианских символов (крестов) на некоторых
статуях объясняется как раз культовым
назначением изваяний и свидетельствует
о проникновении элементов христианства
в местные религиозные обряды.
8. Иерусалимская Л.Л. Одежда раннесредневс-
кового населения предгорий Северного Кавказа (по
материалам могильника УШ-1Х вв. Мощевая Бал-
ка)//Тсзисы докладов VI Крупновских чтений по
археологии Северного Кавказа. М., 1976.
9. Равдоникас Т.Д. О некоторых типах аланской
одежды Х-ХИ вв. //КЭС, М., Наука, 1972. Вып.У.
10. Федоров-Давыдов Г.Л. Искусство
кочевников и Золотой Орды. М., Искусство, 1976.
11. Кузнецов В.Л. В верховьях Большого
Зеленчука. М., Искусство, 1977.
12. Евтюхова Л.Л. Каменные изваяния Южной
Сибири и Монголии. //МИЛ, 1952, N 24.
13. Миллер Л.Л. Новый источник к изучению
Скифии с Кавказом. //ИРЛИМК, Л., 1925, Т.1У.
14. Ковалевская В.Б. Северный Кавказ в Х-ХШ
вв. //Степи Евразии в эпоху средневековья.
Лрхеология СССР. М., Наука, 1981.
ЛИТЕРАТУРА
Раскопки Е.Л. Мплова нова в 1967-1970 гг. Материалы не опубликованы.
375

С. Н. МАЛАХОВ
АЛАНО-ВИЗАНТИЙСКИЕ ЗАМЕТКИ.
(часть I)
Основными источниками по истории
Алании являются памятники
материальной культуры. Сведения об аланах и
Алании, встречающиеся в письменных
источниках сопредельных народов,
обычно эпизодические и краткие, Аланская
письменность на базе греческой графики
не получила широкого распространения,
хотя попытки се создания относятся к
началу X века. В этой связи для
комплексного изучения истории аланского этноса
приобретают большую ценность подчас
скудные, малоинформативные
свидетельства об аланах, разбросанные в
византийских, грузинских, армянских, арабских,
персидских, древнерусских и латинских
источниках.
Однако не все данные, даже
византийской историографии, широко введенные в
научный оборот и отражающие
многовековые алано-византийскис контакты, еще
тщательно проанализированы. В этом
аспекте более детального и углубленного
изучения ждет византийская эпистолог-
рафия, риторика, агиография, сигиллог-
рафия и церковные акты. Только
подробная систематизация прямых и косвенных
упоминаний юб аланах и других племенах
и народах Северного Кавказа в
византийских источниках может дать ценный и
интересный материал для анализа алано-
византийских отношений во всей их
полноте и разнообразии.
Цель этих заметок обратить внимание
историков Осетии на некоторые
исторические факты, оказавшиеся вне поля
зрения современных исследователей,
ввести в научный оборот малоизвестные
факты, учитывающиеся не в полной мерс
в ала поведении, предложить возможные
реинтерпретации по дискуссионным
вопросам.
1. Христанские имя «царя овсов»
Дургулеля.
Властительский титул правителя
Алании — эксусиократор /греч. «властодер-
жец»/ — впервые упоминается в «Книге
церемоний» византийского двора,
составленной в правление императора
Константина VII Багрянородного и в его труде
«Об управлении империей» /1, с.662,2;
2, с.50-51). Данные византийской сфрд-
гистики подтверждают этот
официальный титул.
В 1884 г. Г. Шлюмберже опубликовал
печать эксусиократора Алании Гавриила,
являющуюся пока единственной с
прямым указанием титула /3, с.431/.
Возникает закономерный вопрос: кому из
правителей Алании принадлежала эта
печать?
Известно, что печать аланского вла-
стодержца была приобретена
французским византинистом Г. Шлюмберже в
Константинополе и по типу оттиска и
изображения на ней отнесена
исследователем к X веку, времени Константина
Багрянородного, т.е. 908-959 гг.
На аверсе печати имеется
изображение Панагии, держащей в руках
медальон с погрудным образом Христа. Правой
рукой Богородица как бы придерживает
медальон справа. На реверсе — греческая
надпись, означающая в переводе:
+ Гавриил, эксусиократор Алании +
Как указывал известный знаток
палеографии и сфрагистики Н.П. Лихачев,
поясное изображение Богоматери,
держащей на груди медальон с оглавным
образом Христа, являлось древнейшим
376
© СИ. Малахов

типом Божисй Матери на моливдовулах
доиконоборческой эпохи /4, с. 17/. Но
очевидно, что данная печать относится к
постиконоборческому периоду.
Иконография Богоматери на печати Гавриила
близка ряду типов печатей,
опубликованных Г. Шлюмберже. В 1Х-Х вв. образ
Богородицы с медальоном получает
преимущественное распространение на
печатях монастырей, монахов и митрополитов
/3,с.П7, 135, 140-141, 143, 172, 175, 16,
288, 291/. В Х1-ХП вв. он появляется все
чаще на печатях гражданской столичной
знати /ср.: 3,с.406, 433, 481-482, 517,
518, 526, 530, 697, 712, 731; 5, N 73,
с.188; N97, с.221/.
Комментируя вывод Г. Шлюмберже,
австрийский византинист В. Зайбт
отметил, что на основании неточного
факсимиле аверса датировать печать более
подробно трудно, но по форме буллы ее
следует все же отнести не к X веку, а ко
второй половине XI века /5, с.312/. К
этому следует добавить, что прототипом
для печати Гавриила вполне могло
послужить аналогичное изображение
Богоматери на монетных эмиссиях Х-Х1 вв. Так,
Богородица с медальоном в руках,
несущим изображение Христа, чеканилась на
монетах Иоанна I Цимисхия /969-976/
и Романа IV Диогена и Евдокии /1067-
1071/ /См.: 6,т.И,с.476, табл.ЫХ.14;
с.524, табл.ЬХ1.13,14/.
С учетом датировки В. Зайбта,
попытаемся определить кто же из эксусиокра-
торов Алании второй половины XI века
мог быть Гавриилом. В Алании XI века
были известны три властодержца: царь
Урдуре, «великий царь овсов» Дургулель
и эксусиократор Росмик. Причем первые
два правителя известны по грузинским
летописям, а последний упомянут в
«Алексиаде» Анны Комниной. Действуя
методом исключения, остановимся
прежде на первом и последнем из упомянутых
имен.
В первой трети XI в. против правителя
Кахетии Квирике III /1010-1029/
восстал «царь овсов» Урдуре. Через Дзурд-
зукию и страну Глигвов он вторгся в
Кахетию и опустошил ее. Вероятно, в это
время или несколько позднее аланский
царь Урдуре был убит Квирике /7,с.31-
32/. Около 1029 г. «неким рабом-овсом»
был убит великий царь кахов Квирике
из-за «кровной мести», в ответ за смерть
аланского царя /8,с.66-67/.
Трагическое завершение царствования Квирике
иногда относят к 1037 г. /8, с.66-67; 9,
с.57/.
Вряд ли между гибелью правителей
двух сопредельных государств
существовал большой временной разрыв. Так или
иначе, но Урдуре не дожил до середины
XI века. В 30-е годы его сменить мог
«великий царь овсов» Дургелель
/Урдуре, возможно, был его отцом/, если
исходить из того, что в Алании была одна
правящая династия. Итак, ранняя смерть
Урдуре не позволяет его
идентифицировать с эксусиократором Гавриилом.
Другой эксусиократор Алании,
Росмик, известен из текста «Алексиады»
Анны Комниной, дочери византийского
императора Алексея I Комнина /1081-
1118/. В свое время В.Ф. Миллер
отмечал, что это языческое имя не поддается
иранской этимологии /10,с.96/. Без
объяснения этот антропоним оставил и
Ю.А. Кулаковский /II, с.56/.
Действительно, имя Росмик трудно
для восприятия Анны Комниной и
последующих переписчиков ее труда. Сначала
Анна пишет Росмик /Рют/мку/, а
затем Ромиск /Р шц. \ткг] V / — ср.: 12,
т.2, с.204.15,205.7/. Властодержец
Росмик командовал своими
соотечественниками, «отважными аланами», в
сражениях византийцев против Боэмунда Тарен-
тского в Эпире /Восточная Албания/ в
1108 г. /13, 353/. Уточнить имя эксуси-
ократора алан Росмика помогает печать
начала XII в., опубликованная В. Зайб-
том. На аверсе печати изображен апостол
Андрей с крестом в рост, по обе стороны
от него колончатая надпись: «Святой
Андрей». Надпись на реверсе гласит:
« + Госп ди, помоги рабу твоему севасту
Росмику» /5,Ы 170, с.311-312/.
Этимология имени Росмик
/Р а> т'/и \ к V / объясняется из иран. гаг-
тап, «стоящий в одном боевом порядке»,
«военный ряд» /5, с.312, прим.1;14,
с.260/. В.И. Абаев отмечает, что авест.
газшап, — в осетинском неизвестно, но
указал близкое по звучанию и значению
ираноязычное имя О ц р 'а т /г а к о $,
«состоящий в том же отряде», «боевой
377

товарищ» /15, с.177/. Среди иранских
имен, восходящих к корню гагтап —
/16, с.196,226, 237/, к аланскому
наиболее близки согд.\Уп-Г2тк, V со д -
Г2тк /17,с.2-3, прим.14/.
Аланское имя Росмик — со значением
«стоящий в одном ряду», «соратник» —
как нельзя лучше отражало военные
функции властодержца. Появление св.
Андрея на печати также не случайно.
Скорее всего апостол Андрей был
патроном Росмика и естественно
предположить, что Андрей /грсч.
«мужественный»/ — крестильное имя аланского
эксусиократора.
Культ св. Андрея, брата апостола
Петра, получает широкое
распространение в Византии и Восточной Европе после
восстановления иконопочитания. В
Киевской Руси Андрей Первозванный
почитался как первоучитель Греческой земли
и славян. С XI в. в византийской
агиографии он слывет первым
распространителем христианства среди «скифов»
/см.:18-22; 22,с.240-247/. Апостол
Андрей посетил Восточное Причерноморье,
проповедовал учение Христово среди
«ивиров и су зов /касогов?/, фустов и
аланов» и со своим учеником Симоном
Кананитом посетил Аланию /23,
стб.221,223/. В свое время В.Г.
Васильевский высказал предположение, что св.
Андрей, пройдя через Дарьяльский
проход, путешествовал по Алании, а затем
через Клухорский перевал вернулся в
Зихию /18, с.275/. Однако зихи
угрозами изгнали Андрея и он перешел в
Сущею — «Сугду горню» /горную Касо-
гию, лежавшую выше Зихии/, а оттуда
двинулся в Боспор /18, с.275; 23, стб.
244/. .
Как бы там ни было, но кавказская
агиографическая номенклатура в Житии
св. Андрея помогает вскрыть религиозно-
исторические мотивы, лежавшие в основе
почитания апостола Андрея
христианизированными племенами Северо-Западного
Кавказа. Без всякого сомнения, агионим
Андрей относился к числу имен
княжеского ономастикона в Алании. С учетом
данных «Алексиады», время правления
Росмика, скорее всего, приходилось на
последнюю четверть XI — начало XII
века.
Как видно по печати, правитель
Алании предпочитал употреблять в своей
титулатурс придворное византийское
звание «севаст» и именоваться не
христианским, а языческим именем. Исходя из
этого, надо думать, что только Дургулель
был носителем имени Гавриил.
Властодержец Дургелель, как
сообщает «Летопись Картли», был «великим
царем овсов» /8, с.76/. По мнению В.А.
Кузнецова, время его жизни охватывает
период от первой четверти до конца
70-х— начала 80-х годов XI века /24,
с.80/. В целом с этой хронологией можно
согласиться. Как показывают палеоант-
ропологические исследования погребений
Северо-Западного Кавказа, среди всех
групп населения в этот период
смертность резко возрастала после 40-45 лет
/25, с. 195-203/. Для представителей
привилегированного сословия средний
возрастной рубеж мог быть более
высоким: 55-60 лет, если только смертность
не усугублялась эпидемическими или
военными факторами. Для сравнения
укажем, что современник и родственник
Дургулеля грузинский царь Баграт IV,
державший за собой сестру правителя
Алании Борсну, скончался в 1072 году.
Согласно «Матианс Картлиса», он
взошел на престол в возрасте 9 лет и
скончался в 56 лет /26, с.59/.
На годы правления Дургулеля
приходятся наиболее интенсивные
дипломатические и военно-политические контакты
Алании и Византийской империи. В это
время северокавказское раннефеодальное
Аланское государство находилось в
зените своего политического могущества.
Политический подъем Алании находит
соответствующее отражение в булле
эксусиократора Гавриила,
демонстрировавшей прежде всего преданность
христианству и независимый
международно-правовой статус аланского правителя.
Символика христианского имени Дургулеля
подчеркивает его высокое положение в
социальной иерархии. Как известно,
архангел Гавриил был одним из благовест-
ников, сообщивших о скором появлении
Христа. Агионим Гавриил имел широкое
распространение в Алании.
2. К биографии Ирины Аланской.
Наиболее яркий пример алано-грузи-
378

но-византийских династических связей
второй половины XI в. — судьба Марии-
Марчам Аланской, дочери грузинского
царя Баграта IV и аланки Борены,
племянницы аланского царя Дургулеля-Гав-
риила. Мария во время визита ивирского
царя в Константинополь была
затребована императрицей Феодорой /1054-1056/
и удочерена ею. Однако после смерти
Фсодоры грузинская заложница
вернулась на родину. Но после — в 1065 году
— Мария вновь' была отправлена в
Константинополь и выдана замуж за сына
Константина X Дуки /1059-1067/,
будущего императора Михаила VII Дуку
/1071-1078/. С приходом к власти Ни-
кифора III Вотаниата /1078-1081/,
Мария, принявшая монашеское имя Марта
/Марфа/, вновь оказалась при
константинопольском дворе в роли императрицы
/подробнее см.: 27, с.129-140; 28,с.46,
прим.43;29,с.202-211; 30, с.146-155;
31,с.161-212;32, с.197-199/.
Различное этническое происхождение
родителей Марии вызывало затруднения
у византийских авторов в определении ее
родовой принадлежности. Современник
Марии, писатель Иоанн Цец, отмечал,
что ивиры (иверы?— ред.), авасги и
аланы составляют как бы одно племя, но
ивиры «первенствуют», авасги находятся
на втором месте, а аланы числятся
третьими в этом порядке /33,У,588-590/.
Поэтому, касаясь родословной Марии,
Цец пишет, что она является «авасгис-
сой», хотя многие ошибочно ее называют
«аланиссой» /33, V, 592-593/. Ошибка
эта не случайна, ибо если иверы и авасги
часто сопрягались в этнополитическом
сознании византийцев, то подобного
нельзя сказать об аланах. Определяя
«этническое лицо» Марии, писатель
прежде всего отталкивается от
происхождения ее отца и того, что императрица
родилась в Грузии.
В то же время родственные связи
Марии по материнской линии с аланской
династией византийцами также не
забывались.
Видимо, зная об этом, хронист Иоанн
Зонара пишет, что Мария происходила из
аланов 'е§'ААуо>у — 34, ХУШ.17/.
Этникон «аланка», закрепленный за
Марией-Мартой историографической
традицией, не следует рассматривать ни как
безусловное доказательство того, «что
смешение ивиров, авасгов и аланов было
обыденным в византийской литературе»
/35, с.144/, ни как навязчивую ошибку
византийских источников /ср.:26,с.88,
прим.258/. Более взвешенной
представляется попытка объяснить эту дилемму
тем, что между Аланией и Грузией в это
время существовало определенное
конфессионально-политическое единство
/32, с. 197-198/. Кроме того, Мария,
находясь в Константинополе, должно
быть, не забывала своих аланских
родственников. Можно даже предположить,
что немногочисленное окружение Марии
в большинстве своем было представлено
именно аланами. Среди приближенных
императрицы был некий магистр алан из
числа «домашних» /наиболее
доверенных лиц/ Никифора Вотаниата /13,
с.97/. Напротив, ивиров в ее окружении
фактически не было. Анна Комнина
пишет, что Мария сделала Алексея
Комнина приемным сыном, а его брата Исаака
свойственником йе только из-за
привлекательности этих мужей, но в большей
мере из-за того, «что она находилась на
чужбине и не имела при себе ни
родственника, ни друга, ни соотечественника»
/13, с.116/. Конечно, подобное
объяснение причины породнения императорской
семьи с могущественным кланом Комни-
нов не следует понимать буквально.
Мария, став духовной матерью Алексея
Комнина, надеялась упрочить свое
положение в столице, получить гарантии
личной безопасности на будущее, —
Алексей был реальным претендентом на
престол, — а также найти опору в среде
военной знати. Показательно, что
именно «слуги женских покоев» убеждают
императрицу вступить в духовное
родство с Комнинами. Духовное родство,
считавшееся более важным, чем кровное, в
дальнейшем подкрепляется браком
Исаака Комнина, брата Алексея, с
двоюродной сестрой Марии — Ириной /13,
с.91/.
По свидетельству Анны Комниной,
«Исаак, благодаря тому, что был женат
на сестре императрицы, мог весьма
свободно разговаривать с императрицей»
/13, с.95/. Здесь требует уточнения
379

степень родства Марии и Ирины.
Поскольку термин 'е |" а д еХ г) V , которым
обозначают Ирину, может переводиться
как «двоюродная сестра» и
«племянница», то до недавнего времени
высказывали предположение, что Ирина вполне
могла быть дочерью Деметрия, брата
Баграта IV, отца императрицы Марии
/13, с.464; ср.:7, с.34/. Не исключалось
также и ала некое происхождение Ирины.
Эти сомнения рассеиваются
окончательно биографическими данными,
которые приводит в своей речи Никифор
Василака. В речи, посвященной Иоанну
/Адриану/ Комнину, сыну Ирины и
Исаака, византийский ритор восхищается
родословной своего героя и не может
обойти стороной генеалогию его матери.
По словам Никифора, Ирина Аланская
благородством и красотой затмила всех
женщин Кавказа и, не найдя слов, чтобы
выразить восхищение сю, он восклицает:
«Чему удивляться раньше: народа
многочисленности или славности рода? Мать
/Иоанна Комнина. — СМ./ — царица
народа Аланов и среди Аланов издревле
наиболее богатая» /36, с.32, 3-11/.
Родословную Ирины уточняет историк
Никифор Вриснний, прямо указывая, что
Ирина приходилась дочерью аланскому
властителю /гоу 'А А а V 1 а 'с ?/ о V -
т I 'ат] оут о— 37, с.56.7/.
В правление Никифора Вотаниата
Алексей Комнин с высочайшего
покровительства был возведен в сан доместика
западных схол, а Исаак сделался
доместиком восточных схол /37, с/130.7-8/.
Пользуясь благорасположением
Вотаниата, Исаак, по словам Никифора Врисн-
ния, приобретает поместья, звание сева-
ста и неограниченное влияние на
императора, «живя в царских покоях» /37,
с/156.16-157.7/.
Переворот 1081 г. в Константинополе,
осуществленный Комнинами, застал
Ирину в женском Петри иском монастыре
близ Железных ворот, где Анна Даласи-
на/ свекровь Ирины/ находилась вместе
с дочерьми и невестками /13,с.101/.
После воцарения Алексея 1 Комнина
Исааку был дан высший титул в иерархии
придворных званий — севастократор.
Ирина Аланская соответственно
становится ссвастократориссой. Более подроб-
380
ных сведений о пребывании Ирины в
Византии не сохранилось. Есть все
основания предполагать, что она была
дочерью аланского властодержца Дургулс-
ля — Гавриила и впервые появилась в
Константинополе в середине 50-х или
60-х годов XI века. Известно, что
скончалась Ирина вслед за Исааком Комниным
между 1102-1104 гг. /см.:38,с.250;
39,с.243/. Следовательно, время
рождения знатной аланки приходится на 1040-
1050 годы.
Аристократическое происхождение
Ирины еще раз подтверждается заметкой
об Иоанне /Адриане/ Комнинс в списке
архиепископов Болгарии. Сын Ирины
Адриан, принявший в монашестве имя
Иоанн, занимал пост первоиерарха
Болгарии в 40-60-е годы XII века. От периода
пастырской деятельности архиепископа
Иоанна до нас дошел составленный им
номоканон, неизданная речь и печати
/подробнее см.: 40,с.192; 41, с.564-569;
42, с.203/. Родословная архиепископа
Иоанна недавно была заново издана по
греческой рукописи Рапз, &К880,
йэ1.407у-408г и в ней содержатся важные
сведения по истории Алании:
«Иоанн монах Комнин, в миру
Адриан, вссавгустсйший севаст, сын
приснопамятного деспота, всесчастливейшсго
первого ссвастократора господина Исаака
Комнина, переименованного посредством
божественной и ангельской схимы
Иоанном, кровного брата василевса и
господина Алексея Комнина, и приснопамятной
Деспины, всссчастливсйшсй первой ссва-
стократориссы госпожи Ирины,
переименованной посредством божественной и
ангельской схимы в Ксению, дочери вес-
благороднейшего эксусиократора всей
Алании, первой двоюродной сестры
Деспины госпожи Марии Аланиссы,
принявшей звание супруги василевса господина
Михаила Дуки и василевса господина
Никифора Вотаниата»/40,с. 179 и ел./.
В этом отрывке привлекает внимание
прежде всего официальная титулатура
аланского правителя: «весблагородней-
ший эксусиократор всей Алании».
Очевидно, что она относится ко второй
половине XII века и, вероятно,
принадлежала Дургулелю, отцу Ирины. Запись
составлена после смерти родителей Иоан-

на Комнина. Титулатура не принадлежит
Росмику, поскольку отсутствует звание
севаста. Первородство Ирины
подчеркивается тем, что она прокламируется
«первой двоюродной сестрой» Марии Алан-
ской и дочерью правителя Алании. В
употреблении оборота «властодержец
всей Алании» следует видеть влияние
официальной церковной титулатуры
/«митрополит всей Алании»/ на
светскую. В этой титулатуре М.В. Бибиков
усматривает «собирательное» значение,
осторожно полагая, что Алания,
возможно, была «политическим объединением
различных социальных единиц» /43,
с. 144/. Вероятнее всего, определение
эксусиократор «всей Алании»
подчеркивало не особенности
социально-политической структуры раннефеодального
государства, а полноту, неограниченность и
суверенность власти верховного
правителя.
Время ухода Ирины в монастырь
неизвестно, но любопытно ее монашеское имя
— Ксения. Этим подчеркивалось
иноземное происхождение царственной
схимницы. Например, такое же имя получила
августа Ирина, супруга императора
Иоанна II Комнина /1118-1143/, дочь
венгерского царя Владислава /1077-
1095/, ставшая после пострижения кти-
торицей церкви Вседержителя Спаса
Христа в Константинополе /44,с.487/.
Сведения из «описи епископов»
Болгарии не только подтверждают
царственное происхождение Ирины Аланской, но
и позволяют уточнить некоторые стороны
алано-трапезундских отношений. Четыре
сына Ирины и Исаака занимали видные
военные посты в империи: Иоанн и
Алексей в разное время были дуками
Диррахия, Константин — дукой Веррии,
Адриан до принятия духовного сана
служил в Халдии. Фема Халдия в регионе
юго-восточного Понта имела центром
Трапезунд и стратеги ее носили титул
дуки. В своей речи к Адриану Комнину
Никифор Василака дважды упоминает
«халивов» — население Халдии /36,
с.35.24; 37.28/. Присутствие в Халдии на
командной должности Адриана Комнина,
внука властодержца Алании Дургулеля,
могло вполне привести к появлению в
этих местах аланского гарнизона.
Предположение это небеспочвенно: по данным
сфрагистики, брат Адриана, дука
Диррахия Иоанн Комнин управлял городом в
1091-1106 гг./45, № 12,с.57/. После
начала военных действий в этом регионе
против* норманнов здесь появился с
аланами севаст Росмик, приходившийся,
видимо, братом Ирине Аланской и дядей
недавнему дуке Диррахия.
Известно также, что планировался
брак одной из дочерей севастокриссы
Ирины с сыном дуки Трапезунда Феодора
Гавры, Григорием. Поскольку жених и
невеста были слишком юными, то
Григорий после помолвки перешел жить до
достижения брачного возраста в семью
севастократора Исаака Комнина. После
заключения брачного договора в
Константинополе ФсОдор Гавра отбывает в
Трапезунд. Вскоре умирает его супруга и
Гавра вторично женится на «одной
знатной аланкс». После женитьбы Феодора
Гавры между ним и Исааком Комниным
возникает родственная близость: «новая
жена Гавры и супруга севастократора
оказались дочерьми двух сестер». Это
стало основной причиной расторжения
брачного договора Феодора с Исааком
/см.:13,с.242-243, 545/. Брачный альянс
Григория Гавры с семьей севасторкатора
не состоялся.
К сожалению, этот пассаж Анны Ком-
ниной был неверно интерпретирован В.А.
Кузнецовым. Еще Ю.А. Кулаковский
отмечал, что Гавра /не указывая имени/
женился на двоюродной сестре Ирины,
естественно, имея ввиду Феодора
/П,с.55/. В.А. Кузнецов пишет, что «в
конце XI в. правитель Трапезунда
Григорий Гавра женился на дочери
могущественного аланского царя Дургулеля,
которая была двоюродной сестрой Ирины —
жены Исаака Комнина» /50,с.47;
ср.:51,52/. Как видно из источника,
женился не Григорий, а Феодора и не на
дочери Дургулеля, а, скорее всего, на
племяннице жены аланского царя,
которая и приходилась двоюродной сестрой
Ирине.
Григорий Гавра, сын Феодора от
Ирины Таронитиссы, около 1103 г.
становится дукой Халдии вместо Диаватина,
назначенного на этот пост после
смерти Феодора /48,с.182/, и умирает
381

после 1118 г. в Трапезунде /49,с.39Д
Правители византийской фемы Хал-
дия с 1067 по 1160 год в подавляющем
большинстве были выходцами из семьи
Гавров. Гавры вели родословную от ар-
мян-халкедонитов, преследуемых
армянской церковью за то, что стали сретика-
ми-диофизитами, перейдя в религию ро-
меев. После освобождения Трапезунда от
трехлетнего владычества сельджуков в
1075 г. Алексей Комнин назначил Феодо-
ра дукой фемы Халдия. После смерти
жены Феодора в 1091 г. обручился с
аланкой, кузиной жены севастократора
Исаака Комнина. Алано-трапезундское
сближение приходится на 1091-1098 гг.
Алания, возможно, оказывала военную
помощь Трапезунду. В качестве дуки
Феодор защищал Колонию и Неокесарию
от эмира Данишменда, а Трапезунд — от
притязаний Грузии. Отвоевав Баберт у
турок, Феодор погиб в Феодосиополе в
1098 г., сражаясь с сельджуками, и был
причислен к сонму святых византийской
церкви /подробнее см.:46,с.164-
187;47,с.190-200;48,с.181;49,с.139/.
Если у Феодора Гавры от брака с
аланкой имелись дети, то его сыном
вполне мог быть Константин Гавра, дука
Халдии, скончавшийся в Трапезунде
после 1140г./49,Ы4,с.39/.
С личностью Ирины может быть
связан сборник писем монаха Иакова,
относящийся к Х1-ХП вв. Из текста писем
очевидно, что их адресат — некая сева-
стократорисса Ирина. Французский
историк и филолог Ш. Дюканж еще в XVII
веке высказал предположение, что
получателем писем была Ирина, жена
севастократора Иссака Комнина /подробнее
см.:52,с.258/. Русский византинист А.И.
Кирпичников опроверг эту гипотезу и
связал появление писем с личностью
императрицы Ирины, восстановительни-
цы иконопочитания. Аргументы были
следующие: титул севастократорисса
принадлежит не автору, а переписчику;
обращаясь к адресату, автор писем
использует оборот — «письма вашей
царственности». На этом основании
А.Кирпичников и считал их адресованными
императрице /52, с.255-280; 53, с.261-262/.
Этот вывод оспорил В.Г.
Васильевский, высказавшийся в пользу другой
382
севастократориссы Ирины, жены
Андроника Комнина, брата императора Мануи-
ла I /1143-1180/. Кандидатура Ирины
Аланской была отвергнута
исследователем потому, что ему представлялось
маловероятной высокая грамотность
аланской царевны: «нам неизвестно,
чтобы севастократорисса Ирина, жена
Исаака Комнина, происходившая из
кавказских стран /аланисса, т.е. ясыня по
одним, грузинка или абхазка по
другим/, имела большой вкус к наукам и
литературе, не только
покровительствовала поэтам и ученым, но и сама
занималась светской мудростью, а именно монах
Иаков приписывает своей покровитель
нице успехи на этом поприще»
/54,с.183/.
Если учитывать, что Ирина с
подросткового возраста жила в столице и,
вероятно, находилась в окружении Марии
Аланской, то ее образованность вряд ли
следует ставить под сомнение.
Кроме того, согласно византийской
эпистолярной практике, обращение
«царственность моя» вполне допускалось к
лицам, носившим севастократорский
титул /55, стб.408 ВС/. Из традиционных
эпитетов, предшествующих этому
званию, в заглавии сборника писем
присутствует только один — «всесчастливей-
шая». Этот же эпитет присутствует в
титулатуре Исаака Комнина и его
супруги в биографической заметке об Иоанне
/Адриане/ Комнине. Правда, это
совпадение не может служить безусловным
аргументом. Все же в пользу Ирины
Аланской говорит еще один косвенный
факт. Известно, что сын
севастократориссы Ирины, Константин, был дукой Вер-
рии. Монах Иаков в одном из писем
говорит о смерти близкого человека
Ирины, явившейся ударом как для
Константинополя, так и Верой. В.Г. Васильевский
поставил под сомнение тождество Веррии
и Верой. Однако если учитывать, что
сборник переписывался, то подобная
описка вполне допустима. Поэтому не
исключено, что Ирина Аланская и была тем
царственным адресатом, которому
направлялись письма монаха Иакова.
Итак, династийные связи царской
фамилии Алании в лице Ирины
Севастократориссы и комниновской династии в не-

малой степени повлияли на политическое
сближение северокавказского государства
и Византийской империи во второй
половине Х1-ХИ в. Достаточно отметить, что
сыновья Ирины и Исаака Комнина
приходились внуками аланскому властодер-
жцу Дургулелю, племянниками
императору Алексею I Комнину, кузенами
императору Иоанну II Комнину, а император
Мануил I Комнин являлся их
племянником.
К сожалению, на основании
письменных источников генеалогическое дерево
правителей Алании и их
матримониальных связей не может быть
реконструировано во всей полноте и восстанавливается
с известной долей гипотетичности только
в пределах Х1-ХП веков.
3. Аланы — «масагеты» Иоанна Кин-
нама.
Основные сведения об аланах,
союзниках ромейской армии, содержатся в
работах византийских историографов. В
этой связи уникальными представляются
данные историка Иоанна Киннама, ранее
не привлекавшиеся исследователями, для
характеристики отношений Алании и
империи в середине XII в. /ср.:56,57,с.61-
78/.
В своем историческом произведении
«Сокращенное изложение»,
охватывающем события с 1118 по 1180 год, Киннам
сообщает об участии «масагетов», «иви-
ров и массагетов» в итало-византийской
войне 1156 года, развернувшейся на юге
Италии.
На первый взгляд, отсутствие прямого
упоминания аланов делает привлечение
сочинения Киннама к изучению алано-
византийских отношений
проблематичным и эта ситуация, видимо,
предопределила игнорирование труда Киннама
исследователями. Если этноним «ивиры» не
вызывает споров /несомненно, это —
грузины/, то этникон «мас(с)агеты» был
довольно неоднозначным в византийской
риторике и историографии /см.:43,с.137-
138/.
М.В. Бибиков совершенно справедливо
подчеркивает, что, не исключая
кавказский смысл «масагетов», вместе с тем
возможно видеть в них тюркских
кочевников Придунавья. «В этой связи встает
проблема индивидуального авторского
употребления этнонимов», — пишет он
/43,с.138/.
Этническое происхождение
«массагетов» Киннама не уточнял В.Г.
Васильевский, хотя отметил, что под массагетами
у византийцев подразумеваются
кавказские народы: абхазы или аланы
/58,с.И8, прим.2/. М. Энголд полагает,
что норманнское войско Вильгельма I 28
мая 1156 г. разгромило отряд куман, алан
и грузин, содействовавших византийцам
/59,с.172/.
Было бы соблазнительно в «массаге-
тах» увидеть часть половцев, кочевавших
в предкавказских степях, затем
перешедших на службу к грузинскому царю и
совместно выступивших с ивирами в
качестве союзников Византийской
империи. Действительно, грузинский царь
Давид IV /1089-1125/, установив
добрососедские отношения между
аланами-овсами и половцами, провел через Дарьял
сорокатысячное кипчакское войско,
которое использовал в борьС- против
сельджуков /60,с.565/.
В «Хронографии» Матфея Эдссского
сообщается о конфликте эмира Гандзака
Хази с Давидом IV в 1121-1122 гг.,
вылившемся в столкновение с
Грузинским царством. Под командованим
Давида тюркам-сельджукам противостояло 40
тыс. грузин, 15 тыс. кипчаков, 500 алан
и 100 «франков» /61,с.390;62,с.144/. В
кипчакском переселении, начавшемся в
1118 г., участвовали в основном донские
половцы. Часть из них ассимилировалась
в Грузии, а часть вернулась в степь
спустя несколько десятилетий; последних
возглавлял Кончак, сын хана Атрака
/Отрока/, упоминаемый русскими
летописями под 1172 г. /64,с.261-279/.
«Грузинские» половцы проявили себя в
1177 г., когда на стороне царя Георгия III
выступил начальник половецкого 5 тыс.
ополчения Кубасар при подавлении
оппозиционного движения крупных феодалов
/9,с.98, 134-140; 63/. Таким образом,
период наиболее активного участия
половцев во внутри- и внешнеполитических
акциях Грузии — начало 20-х —
середина 70-х годов XII века. Следовательно,
нельзя исключить, что «масагеты» и
«ивиры» Киннама могут соответствовать
половцам и грузинам.
383

Однако главным препятствием для
подобной идентификации является то,
что Иоанн Киннам в своем сочинении
именует «скифами». Он не смешивает
«скифов» и «массагетов». Половцы
выступали не только союзниками, но и
противниками империи /ср.:65,с.93-94/.
«Скифы» — союзники использовались в
авангарде византийской армии
/65,с.94.15-17/.
Для борьбы с Иконийским султанатом
Мануилом I Комниным были наняты
«скифы и многие племена, обитающие у
Гавра» F5, с. 199Л 4-15). У Киннама
«скифы» и «массагеты» упоминаются
параллельно: половцы участвовали наряду с
«массагетами» и ивирами, в составе войск
севаста Михаила Палеолога, в битве при
Антрс /65,с.143.6-11/. В
этнографических представлениях Киннама половцы
— «скифы» уверенно локализуются
между Дунаем и границами Тавроскифии —
Руси /подробнее см.:43, с.112-133/.
В то же время этниконы «аланы» и
«массагеты» византийскими историками
Х1-ХП веков вполне могли
использоваться как синонимичные, если учитывать
тягу авторов к архаизации этнонимиче-
ской номенклатуры. В исторических
трудах позднеримской и ранневизантийской
эпохи массагеты прямо рассматривались
как предки алан (Вюп.Саз.ЬХ1Х,15;
Атт.Магс.ХХХ1,22.12).
На основании историко-лингвистиче-
ского анализа проблем этногенеза алан,
В.И. Абасв пришел к выводу, что данные
Диона Кассия и Аммиана Марцеллина об
аланах-массагстах заслуживают доверия
/ 66, с Л 20-121 /. Достаточно отметить,
что «Римская история» Диона Кассия
Коккейяна, в которой упоминаются мас-
сагеты-аланы, тщательно штудировалась
ближайшими современниками Иоанна
Киннама: краткое изложение
заключительной части труда Диона Кассия
сохранилось благодаря выпискам Иосифа Кси-
филина /XI в./ и хрониста Иоанна
Зонары /XII в./. Причем у Диона в
выписках Ксифилина часто путается
этноним «аланы» и «албаны», и только
Зонара дает правильное чтение
/67,с.365,прим.6/. Эта ошибка
типичная для той поры. Аланы /Ал(б)аны
передаются через термин «массагеты» в
греческой и грузинской версии /Х-Х1
вв./ Агафангела о крещении армян,
грузин и некоторых народов Кавказа св.
Григорием /см.:68,с.161,168/. Надо
думать, употребление Иоанном Киннамом
этнонима «мае (с) агеты» объясняется
стремлением историка подражать
античной прозе и характерным для его стиля
терминологическим пуризмом. Теперь
вернемся к судьбе аланского отряда,
скрывающегося под этнонимом
«массагеты».
Весной 1156 г. император Мануил
Комнин «прислал в Италию флот вместе
с массагетскими, германскими и ромей-
скими всадниками» /65,с.148.1-3/.
Массагетами командовал Иоанникий Кри-
топл, германцами — Александр, родом из
Лонгобардии, а общее руководство
войсками осуществлял Иоанн Ангел
/65,с.148.3-7/. Под «германцами»
Киннам, вероятно, подразумевал
французских рыцарей /58,с. 118, прим.2/.
Но здесь уже находилась часть алан в
составе личной охраны — дорифоров -*-
военачальника Дуки. Два «массагета»,
как пишет Киннам, отличились
храбростью во главе с Дукой у замка Боек —
резиденции Ричарда Антрского
/65,с.148.20-21/.
Первоначально наступление в Апулии
для византийцев было успешным. При
поддержке вспомогательного корпуса, в
котором были аланы-массагеты, ромеи
взяли Боек, Монополи и ряд крепостей и
городков, а также более пятидесяти
местечек /65,с/150.19-21/. После смерти
Михаила Палеолога командование
перешло к Дуке. Византийцы выступили из
Бари к Бриндизи, захватили по дороге
Полимилий, Молиссу и Мазавру.
Захватить хорошо укрепленный Таранто без
осадных орудий было невозможно, и
Дука, ожидая их доставки морем, начал
осаду Монополи / 65,сЛ51.19-154.11 /.
Малочисленность византийских войск не
гарантировала закрепления военных
успехов в Южной Италии надолго, поэтому
Дука просит императора о новой помощи
/65,с.158.5-159.6/. Иоанну Ангелу было
передано командование наемными
отрядами, прибывшими из Византии /65,
с.162.10-11/. Затянувшаяся осада
Бриндизи ускорила трагическое столкновение
384

экспедиционного корпуса с норманнами
сицилийского короля Вильгельма I.
Накануне решающего сражения 28
мая 1156 г. ивиры и массагеты были
посланы во главе с Иоанникием КритОп-
лом и «персом» Перамом завязать
перестрелку с противником. Совершив рейд в
тыл врага, отряд с трофеями вернулся к
Бриндизи /65,сЛ 67.4-13/.
Последовавший затем разгром ромейского войска и
находившихся в его составе алан-«масса-
гстов», предопределил полный крах
имперской политики в Южной Италии
/59,с.172/. Вернулись ли аланы на
родину, неизвестно.
Параллельное упоминание «ивиров» и
«массагетов» Киннамом говорит об
этнографической сопредельности двух
народов. Грузин было явно меньше в составе
экспедиционного корпуса, чем алан. Об
этом свидетельствует частота
упоминания «массагетов». К тому же во главе
последних стоял, по словам историка,
«известный своей многоопытностью в
сражениях» военачальник Критопл
/ср.:65,12.9-13;54.13-15/. Вряд ли в
«массагстах» можно видеть авасгов, хотя
историк разделяет ивиров и авасгов: в
частности, он упоминает послов авасгов
и ивиров, прибывших порознь к василев-
су /65,с.183.11-12/.
Этнонимы «ивиры» и «авасги» часто
воспринимались византийцами Х1-ХП вв.
как идентичные.
Таким образом, из народов Северного
Кавказа, сопредельных Грузинскому
царству, во второй половине XII в. только
аланы могли оказаться в числе военно-
политических союзников «ивиров», в
силу наблюдавшегося тогда
дипломатического сближения Алании и Грузии.
По сообщению В.Ф. Минорского, в
«Истории» Маййафарикина Ибн ал-Азра-
ка говорится о поездке грузинского царя
Дмитрия I /1125-1156/ к аланам, «сар-
тому» Дербснду и в страну Абхаз в
1153-1154 гг. /69,с.124/. Поездка,
очевидно, имела своей целью укрепление
северных границ Грузии, но нельзя
исключить, что в ходе этой миссии —
особенно в той ее части, которая касается
визита к аланам — проверялась возмож-
ност набора наемников в византийскую
армию.
Если учесть, что грузинский царь
Георгий III /1156-1184/ был женат на
дочери аланского властодержца Худдана
/7,с.38/, то появление алан и ивиров в
войсках Византийской империи в 50-е-
80-е годы XII века вряд ли выглядит
случайностью. Не следует забывать, что
одновременно устанавливаются
династические связи аланской правящей
фамилии и Комнинов, сопровождавшиеся с
конца XI в. попытками укрепления
военно-союзнических отношений. Аланских
воинов отличала сплоченность,
взаимовыручка, дисциплина, умелое владение
копьем и луком как в пешем, так и в
конном строю. Взаимоотношения с
Византийской империей строились не на
вассальной основе. Напротив, аланы
выступали равноправными партнерами ро-
меев, соглашаясь служить только за
плату. Так, за плату / г соу е л I ц 1т шу /
аланы несли службу в отряде Исаака
Комнина и личной охране будущего
императора Алексея I Комнина. Не
лишенные честолюбия, ала,нскис воины своими
действиями всегда хотели «прославить
свой народ» /37,с.70,20-71.16/.
Хорошо известен случай, когда для
борьбы с восстанием Урселия император
Михаил VII Дука решил набрать войско
в Алании. С вербовочной миссией к
архонту Алании /т о у ' 'Л р о у т а
АХ а V га с/ был отправлен Михаил Па-
лсолог. Шеститысячное войско
переправилось в Понт, но аланы заранее
потребовали плату / /и га у о у /. Имперские
власти требования удовлетворить не
смогли, и аланы почти, все вернулись
обратно. Борьба с Урсслием была
возложена на Алексея Комнина, назначенного
стратопедархом /37,с.83.16-84.1 /.
Однако аланы, видимо, не все ушли из Малой
Азии: отряд в 150 человек был обнаружен
Алексеем Комниным в Амасии
/37,с.84.16-18/.
Став императором, Алексей в 1088 г.
выдает хрисовул монаху и ктитору
монастыря на острове Патмос Христодулу, в
котором указывает, что монастырь
освобождается от постоев как ром ейских, так
и «варварских» военных отрядов. Среди
наемников иноземного происхождения
указываются аланы, наряду с болгарами,
сарацинами, авасгами и др./72,с.373/.
25 Ала пика - III
385

Позднее, новый властодержец Алании
ссваст Росмик, вероятно, брат севасток-
раториссы Ирины Комниной, привел свои
войска в 1108 г. к Диррахию.
В начале XII в. аланы уже числятся
среди постоянных жителей
Константинополя. Этот вывод можно сделать на
основании парафразы к «Иерусалимской
истории» Фульхерия. Пилигрим Бср-
тульф, составивший парафразу,
перечисляет народы, которые живут
/сопуспшп!/ в столице Ромсйской
державы и третьими, после греков и болгар,
называет алан /А1ат/. Парафраза
могла появиться между 1106-1109 гг.
/73,с.176, прим.1/. Аланы участовали в
стычках с сельджуками: в 1116 г. турки
пленили одного алана в Малой Азии
/13,с.402/.
Как видно из сочинения Иоанна Кин-
нама, союзнические отношения с
Аланией поддерживались в середине XII в.
Более того, современник Киннама,
историк Никита Хониат, упоминает
«союзных аланов» / т со у ' ел Псоу р шу
'АХ а у со у / и позднее: при описании
событий 1177-1179 годов, в ноябре 1185 и
около 1189 г. /70,с.194.П;360.35-37,41;
409.24/. Евстафий Солунский отмечает
алан и ивиров как защитников Фессало-
ники в 1185 г. /71,с.88.21-23/.
1. Соп$1апГшс РогрЬуго^спИиз. Эс сегетоппз
аи1ае ЬутапНпас ИЬп II /Е гсс. 10. 1ас.Кс18К1.
13оппае,Ш9.
2. Багрянородный Константин. Об управлении
империей. Текст, перевод, комментарий /Под ред.
Г.Г. Литаврина и Л.П. Новосельцева. М., 1989.
3. ЗсМитЦсгдог С. ЗфИо^гарЫе с!с ГЕтри*е
ВугапГшс. Рапз, 1884.
4. Л и х а ч с в II. П. Некоторые старейшие
типы печати византийских императоров. М., 1911.
5. Зс'|Ы XV. В\с оугаШиизспсп В1е1$1С^е1 ш
Оз1егпсп. 1 .ТсП.Ка'юегпоГ. УИсп, 1978.Ва.И/1.
6. \Уго1И XV. СаЫояис оГ Шс 1трепа1 ВугапОпс
со'тз 1п Ше ВгШзп Мизсит.Ьопо,оп,1908.Уо1 1-Н.
7. Д ж а н а ш в и л и М. Известия грузинских
летописей и* историков о Северном Кавказе и
России //СМОМПК. 1897. Вып. XXII.
8. Летопись Хартли /Перевод, введение и
примечания Г.В. Цулая. Тбилиси, 1982.
9. Л о р д к и и а н и д з е М. Д. История Грузии
XI — начала XIII века. Тбилиси, 1974.
Привлекает внимание определение
при аланском этниконс — «союзные».
Термин / о I 'ервИоп л I х о у р о / /
можно истолковывать не только как
показатель того, что аланы выступали во
вспомогательных отрядах византийской
армии, но и рассматривать как
свидетельство некоторого привилегированного
статуса наемников: обычно так называли
телохранителей знатных лиц,
исполнявших службу за плату. Часть аланских
дружинников, находившаяся на
византийской службе длительное время,
безусловно, подвергалась ромеизации и
наиболее удачливые из этой среды постепенно
входили в состав господствующего класса
империи. Однако большая часть аланско-
го наемного корпуса появлялась там
только в периоды резкого ухудшения
военно-политической конъюнктуры для
Ромейского государства, а затем вновь
возвращалась на Северный Кавказ, как
это было, например, при Михаиле VII
Дукс.
Как показывают источники, условия
несения службы дружинниками не
подтверждают вассального характера
отношений Алании с Византийской империей
во второй половине Х1-ХН веках.
10. М и л л с р В. Ф. Осетинские этюды. М.,
1887. Ч.Ш.
11. К у л а к о в с к и й 10. Л. Ллаиы но
сведениям классических и византийских писателей.
Киев, 1899.
12. Лппас Сотпспае А1ех1ааЧз ПЬп XV
/ЕоЧЬ.ЗсНорспиз. Воппас, 1839-1878,Уо1.1-2.
13. Ком и и н а Л п п а. Ллексиада /Встуи.ст.,
пер., комментарий Я.П. Любарского. М., 1965.
14.11181*1 Р. 1гатзпез №тепЬисп. МагЬиг§,1895.
16. МаугпоГег М. ОпотазНа РегзсроШапа. Эаз
аШгатзспе Ыатсп§и1 с1ег РегзсроПз
ТаГе1спсп.\Мсп,1973.
17. \УеЬсг В. Хиг зо^сКзспеп Рсгвопсппатсп^сЬи^
/Лпдовегтатзспе Рогзспипвеп.1972. Вс1.77.
18. В а с и л ь с в с к и и В. Г. Хождение
Апостола Лпдреия в стране мирмидопян //Труды.
Спб., 190.9.Т.2.ВЫП.1.
19. Петровский С. В. Апокрифические
сказания об Апостольской проповеди по
Черноморскому побережью //ЗООИД. 1898. Т.ХХ1.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
386

20. М у р ь я и о в М. Ф. Андрей Первозванный
в Повести временных лег. //ПС. 1969. Вып. 19(82).
21. М ю л л с р Л. Древнерусское сказание о
ходжении апостола Андрея в Киев и Новгород
//Летописи и хроники. М., 1974.
22. Память и похвала монаха Иакова //Голу-
бинский Е.Е. История русской церкви. М., 1901.
Т.1. 4.1.
23. Mignc J.-P. Palrologia cursus complelus.Serics
Gracca.T.120
24. К у з н с ц о в В. А. Дургулель Великий и
Нижний Архыз //Методика исследования и
интерпретация археологических материалво Северного
Кавказа. Орджоникидзе. 1988.
25. Р о м а II о в а Г. П. Демографический
анализ палеоаптропологических материалов
Могильника Лебеди II // Археологические открытия
на новостройках. Древности Северного Кавказа. М.,
1986. Вып. I.
26. Матианс Картлиса /Перевод, введение и
примечание М.Д. Лордкипанидзе. Тбилиси, 1976.
27. Leib В. Nic'ephorc III Botanciates A078-1081)
ct Marie d'Alanie //Acles du VI-c Congres international
d'etudes byzatines.Paris,1950, T.l.
28. Polemis D. Rhc Doukai. L., 1968.
29. Mullett M. The «Disgrace» of the Ex-Basilissa
Maria//Byzantinosiavica. 1984.T.45.
30. Поди я И. М. Грузинские материалы о
византийской императрице Марфе-Марии //Визан-
тиноведческие этюды. Тбилиси, 1978.
31. С а б и и и и М. Полное жизнеописание
святых грузинской церкви. СПб., 1872. Ч. II.
32. Ц у л а я Г. В. Отрок Шарукан Атрака
Шараганис-дзс (К вопросу об антропонимическом
источниковедении истории народов Кавка-
за)//КЭС. 1984. Т. YI1I.
33. Ioannis Tzetzac llistoriae /Rec.P.A.Lcone.
Napoli, 1968.
34. Ioannis Zonarac Epitome historiarum /Ed.Th.
Buttncr-Wobst. Bonnac, 1897. Vol.III.
35. К а ж д а и А. П. Армяне в составе
господствующего класса Византийской империи в
XI-XII вв. Ереван, 1975.
36. Niccphorus Basilaca. Orationcs ct cpislolac
/Edidit A. Garzya. Leipzig, 1984.
37. Nicephori Bryennii commmentarii /Rcc.
A.Mcinekc. Bonac, 1837.
38. Papachryssanlhou D. La date de mort du
s'ebastocrator Isaac Comnenc ct de dc quelqucs
evencments contempurains //REB. 1963. T.21.
39. GauticrP. L'obituare du typikon du Pantocrator
//REB. 1969. T.27.
40. Stiernon L. Notes de titulature ct de
prosopographic byzantincs: Adricn (Jean) ct Constantin
Comnenc, scbastcs //REB. 1963. T.21.
41. И в a ii о в И. Български старики из
Македония. София, 1931.
42. Й о с и ф С и м о н и Леем а и и.
Календари на вселенската църква. За светите
славянски апостоли Крил и Методий /Състав.,
встык, студия, прсвод и комсптор М. Кискинова.
София, 1987.
43. Бибиков М. В. Византийские источники
по истории Руси, народов Северного
Причерноморья и Северного Кавказа (ХП-ХШ вв.)
//Древнейшие государства на территории СССР.
Материалы и исследования. 1980 год. М., 1981.
44. Zivojinovic M. Lc Prologue slave de la Vie de
limpcra trice Irene //ZRVI. 1964. T.V1H,2.
45. Лихачев П. П. Моливдовулы греческого
Востока /Сост. и автор комментариев B.C. Шанд-
ровская. М., 1991.
46. Вгусг A. A Byzantine Family: the Garades,
c.979-c.l653//Byzanlina Family: the Gabrades, c.979-
c. 1653//Byzanlina-Mctabyzantina-University of
Birmingham Historical Journal. 1970-1971.XXII,2.
47. Б а р т и к я н Р. М. О византийской
аристократической семье Раврас. 1//ИФЖ. 1987. N3.
48. Б а р т и к я н Р. М. О византийской
аристократическою семье Раврас. Н//ИФЖ.1987л\4.
49. Brycr A., Fassoulakis St., Nicol D.M. A
Byzantinr Family: the Gabrades. An Additional NTotc
//Byzanlinoslavica. 1975. T.XXXYIJ.
50. Кузнецов В. А. Зодчество феодальной
Алании. Орджоникидзе, 1977.
51. Ку з и с цо в В. А. Алания и Византия
//Археология и традиционная этнография
Северной Осетии. Орджоникидзе, 1985.
52. Кирпич н и к о в А. И. Переписка монаха
Иакова с императрицей //ЛИФОИПУ, II. Ви-
запт.отд.1. Одесса, 1892.
53. К и р п и ч н и к о в А. О письмах монаха
Иакова //ЖМИП. 1893. №3.
54. В а с и л ь с в с к и й В. Г. О
севастократориссе Ирине //ЖМНП. 1893. N 1.
55. Migne J.-P. Patrologia curss complelus. Scries.
Graeca.T.107.
56. Г а г л о и т и 10. С. Аланы и вопросы
этногенеза осетин. Тбилиси, 1966.
57. Т о г о in в и л и Г. Д. Византия и Алания
//Известия АН ГСССР. Серия истории,
археологии, этнографии и не юрии искусства, 1978. N 2.
58. В а с и л ь с в с к и й В. Г.
Южно-итальянская война A156-1157) //Труды.Л.,
1930.Т.4.
59. Angold M. The Byzantine empire 1025-1204. А
political History.L.; N.Y., 1984.
60. Очерки истории СССР IX-Xllhm. M.,
1953.T.I.
61. Е р с м я п С. Т. Юрий Ьоголюбский в
армянских и грузинских источниках //Научные
труды Ереванского гос. университета. 1946.
Т.ХХШ.
62. Б а р т и к я н Р. М. Хронография Матфея
387

Эдссского о Грузии и грузинах //Византиповсдчс-
скис этюдм. Тбилиси, 1978.
63. Л и ч а б а д з с 3. В. Кипчаки Северного
Кавказа по данным грузинских летописей XI-XIV
вв. //Материалы сессии по проблеме
происхождения балкарского и карачаевского народов. Нальчик,
1960.
64. П л с т и с в а С. Л. Донские половцы
//«Слово о полку Игорсвс» и его время. М., 1985.
65. Ioannis Cinnami Epitome rcnim..., /Rcc.
E.Mcinekc. Bonnac, 1836.
66. Л б а с в В. И. Скифо-европсйские
изоглоссы на стыке Востока и Запада. М., 1965.
67. М о м м з с н Т. История Рима. М., 1949.
T.V.
68. Мел иксе г-Бск Л. Грузинская версия Ага-
фангелия и се значение для грузинской
историографии //Христианский Восток, 1915.Т.4. Вып.Н.
69. М и н о р с к и и В. Ф. История Ширппиа
и Дербснда X-XI веков. М., 1963.
70. Nicctac Choniaiae Historia /Rec.I.A. van
Dietcn. Bcrolini ct Novi Eboraci, 1975.
71. Kyriakidis S. Eustazio di Tcssalonica. Li
Espugnazione di Tcssalonica.Palermo, 1961.
72. Zachariac a Lingcnthal C.E. Jus Gracco-
Romanum,I-VII. Lipsiae, 1856-1864. Vol.III.
73. Fulcheri Camotcnsis. Historia I licrosolymitana
A095-1127) /Edidt II. Ilagcnmcycr. Heidelberg,
1913.

Л. Н. КАРСАНОВ
ОБ ОДНОМ ИЗВЕСТИИ ИПАТЬЕВСКОЙ
ЛЕТОПИСИ
В древнерусских летописях
содержится немало интересных сведений,
позволяющих полнее осветить важную, но весьма
сложную и противоречивую проблему
взаимоотношений Киевской Руси с
племенами и народами Кавказа. Анализ этих
бесценных источников дает возможность
исследователям переосмыслить давно
известные и порой изрядно забытые
истины, насытить их новым смысловым
содержанием и приблизиться к относительно
верному /но не исключающему иные
варианты решения/ пониманию целого
ряда «темных страниц» истории нашей
страны. В подтверждение данного тезиса
нам хотелось бы обратить внимание
читателей на одно такое известие
Ипатьевской летописи /1201 г./, легшее в
основу некогда очень популярного
стихотворения А.Н. Майкова «Амшан». В
упомянутом известии содержится некролог
галицко-волынскому князю Роману
Мстиславичу, который «ревноваше бо
дедоу своемоу Мономахоу, погоубивше-
моу поганыя Измалтяны, рскомыя По-
ловци, изгнавшю Отрока во Обезы, за
Железная врата. Сърчанови же оставшю
оу Доноу, рыбою ожившю. Тогда Володи-
меръ и Мономах пилъ золотом шоломомъ
Донъ и приемшю землю ихъ всю, и
загнавшю окаанныя Агаряны. По смерти
же Володимере оставъшю оу Сырчъана
единому гоудъцю же Ореви посла и во
Обезы река: «Володимеръ оумерлъ есть, а
воротися брате, пойди в землю свою».
Молви же емоу моя словеса, пои же емоу
песни Половецкия ожс ти не восхочеть,
дай емоу пооухати зелья именем св-
шанъ». Ономоу же не восхотевшю обра-
титися, ни послоушати, и дасть емоу
зелье. Ономоу же обоухавшю и воспла-
кавшю рче: «Да лоуче есть на своей
земле костью лечи, и не ли чюже славноу
быти». И приде во свою землю. От него
родившюся Кончакоу, иже снесе Соулоу,
пешь ходя, котслъ нося на плече-
воу»A,стб.715-716).
Князь Владимир Всеволодович
Мономах A053-1125) был прапрадедом
Романа Мстиславича, и слова, что он пил
«золотым шеломом Дон», т.е. одерживал
победы на Дону, связаны с донскими
походами русских на половцев в начале
XII в. По мнению исследователей, Доном
в русских летописях в начале XII в.
назывался Северский Донец B, с. 149,
151; 3, с.119-120). Рассмотрим
летописные известия об этих походах.
В 1109 г. «месяца декабря в 2 день
Дмитръ Иворовичь взя вежи Половецьие
оу Дона, а вежь взя послани Володимс-
ромъ князомъ» A, стб. 260). Этот поход,
возглавлявшийся воеводой Владимира
Мономаха, носил, вероятно,
разведывательный характер.
Под 1110 г. «Идошс весне на Половце
Стополкъ и Володимеръ, Давыдъ и, до-
шедше Воиня, воротишася... Того же лета
пришедше Половци, воеваша около Пс-
реяславля по селомъ, того же лета взяша
Половци оу Чина» A,стб.260).
В 1111 г. «поидоста на Половце
Стополкъ съ сыномъ, Ярославъ и Володимеръ
съ сынами, и Давыдъ съ сыномъ... и
поидоша к Донови въ вторникъ B1 марта.
— А.К.) и обюличишася во броне, и полки
изрядиша, и поидоша ко граду Шарука-
ню». Владимир Мономах, возглавлявший
авангард русских войск, распорядился,
чтобы священники, находившиеся при
© А.Н. Карсапов
389

войске, ехали впереди дружин и пели
религиозные гимны. Вечером русские
подошли к городу. Горожане открыли
ворота, «выидоша из города и поклонишася
княземъ Рускымъ, и вынссоша рыбы и
вино. И перележаша нощъ ту, и завтра в
среду поидоша к Сугрову, и пришедше
зажьгоша и, а в четвергь поидоша съ
Дона, а в пятницю завътра месяца марта
в 24 день собрашася Половци, изрядиша
Половци полки своя и поидоша к босви...
и бывшу же соступу и брани крепце... и
тако побежени быша иноплеменници и
падоша мнози врази наши супостати
предъ Рускыми князи и вой на потоци
Дсгея». Следующее сражение состоялось
27 марта, когда «иноплеменнице собраша
полки своя, многое множество, и высту-
пиша яко борове вслиции, и тмами тмы и
оступиша полкы Рускыи...избъсни быша
иноплеменнице многое множество на рс-
цс Салницс... Възвратишася Русьстии
князи въ свояси съ славою великою къ
своимъ людсмъ». Как писал летописец,
слава об этом походе «ко всимъ странамъ
далнимъ рскуше къ Грскомъ и Оугромъ,
и Ляхомъ, и Чсхомъ дондеже, и до Рима
пройде...» A, стб. 264-268, 273).
В 1113 г. умер великий киевский князь
Святополк Изяславич, и
великокняжеский престол занял Владимир Мономах.
<Слышавше же Половце смерт Стополчю
и съвокупивщеся, и придоша къ Вырю.
Володимсръ же, совокупи въ сыны свои и
сыновце, идс къ Выру и совокупися съ
Олгомъ. Половце же бежаша» A,
стб.275,276). Вероятно, половцы
рассчитывали, что смерть великого киевского
князя Святополка вызовет княжескую
междоусобицу. Но Мономах, собрав
русские силы, л выступил против половцев.
Удары объединенных дружин русских
князей по половцам в 1103, 1107 и 1111
гг. привели к тому, что половцы на этот
раз бежали, не приняв боя.
В 1116 г. «посла Володимсръ сына
своего Ярополка, а Давыдъ сына своего
Всеволода на Донъ, и взяша три грады:
Сугровъ, Шаруканъ, Балинъ. Тогда же
Ярополкъ приводе собс жену, красну
велми, Яськаго князя дщерь полонивъ»
A, стб.284). В Троицкой летописи под
тем же годом «Ярополкъ ходи на Половь-
чскую землю к реце, зовомеи Донъ, и ту
взя полонъ многъ, и 3 городы взяша
половечекыс: Галинъ, Чсшюсвъ и
Сугровъ, и приведе с собою Ясы, и жену
полони собс Ясыню» D,с.207).
По мнению Ю.А. Кулаковского,
население городов на Донце было аланскос и
христианское, и когда русские
подступали к Шаруканю в 1111 г., они знали, что
он населен христианами E,с.17). Как
считал М.И. Артамонов, «половецкие
города на Донце — Сугров, Шарукань и
Балин — скорее всего принадлежали
именно им (аланам. — А.К.), имевшим
за собой традицию оседлого образа
жизни, а не кочевникам-половцам» F,с.356).
На основе анализа материалов салтово-
маяцкой культуры С.А. Плетнева
указала, что в VIII-1X вв. аланы жили в
бассейне Ссвсрского Донца и оставались
там до XII в., и город Шарукань был
населен «в основном не половцами, а
аланами-ясами, у которых был к тому же
свой князь» G,с.217). В.А. Кузнецов
полагает, что в условиях половецкого
окружения аланы сохранили известную
самостоятельность, имели князей и
города Сугров, Балин и Шарукан (8,с.134).
В 1120 г. князь Ярополк «ходи на
Половци за Донъ» и, не встретив их,
вернулся обратно (9, стб.292).
В 1125 г. скончался Владимир
Мономах, который, по выражению летописца,
«наипаче же бе страшенъ, поганымъ». В
Киеве стал князем старший сын
Мономаха Мстислав, а его брат Ярополк стал
княжить в Псреяславлс. Половцы, узнав
о смерти «страшного Володимсра»,
напали на русскую землю, но князь Ярополк
во главе переяславской дружины нанес
им поражение A, ст. 289-290).
В книге о Владимире Мономахс А.С.
Орлов писал, что уменьшение
половецкой опасности «приписывалось
преданием Владимиру Мономаху». И далее: «Но
о симпатиях широких кругов населения
несколько преувеличивают, когда
говорят, что они были прочны и глубоки,
основываясь на роли Мономаха в
половецких походах, где он еще в последние
годы жизни Святополка взял все дело в
свои руки» A0,с.30, 61).
Б.А. Рыбаков считает, что
«Владимиру Мономаху удалось организовать
целый ряд больших походов против полов-
390

цсв... Разбиты были такие ханы, как
Шарукан Старый, герой 1068 г., Боняк,
Бсльдюзь, Урусоба, Отрак, Сугра и др.»
A1,с.78). Здесь перечислены половецкие
предводители, разбитые русскими во
время днепровского похода 1103 г. и в
сражении под г. Лубны в 1107 г.
(9,стб.277-279, 282-282). В летописных
походных записях об этих событиях
Отрок не упомянут. Б.А. Рыбаков перенес его
в этот список из вышеприведенного
отрывка Ипатьевской летописи под 1201 г.
Святополк Изяславич занимал
великокняжеский престол в Киеве в 1093-
1113 гг. Владимир Мономах в этот период
с 1094 г. по 1113 г. был переяславским
князем. Он сыграл выдающуюся роль в
организации и проведении походов на
половцев в 1103, 1107, 1111 и 1116 гг.
Эти походы носили общерусский (точнее,
южнорусский) характер. В них
принимала участие коалиция князей, киевские,
черниговские и переяславские дружины.
Первые три похода возглавлял, как глава
государства, великий киевский князь
Святополк. В соответствии с феодальной
иерархией и воинской субординацией
летописцы всегда ставят имя Святополка
на первое место. После того как в 1113г.
Владимир Мономах стал великим
киевским князем, он больше в походы на
половцев не ходил. Сыновья продолжали
дело отцов, и в 1116 г. в поход «на Дон»
ходили Ярополк Владимирович и
Всеволод Давыдович. Поэтому не следует
связывать донские походы русских в начале
XII в. только с именем Владимира
Мономаха. В интересующем нас известии
Ипатьевской летописи исторически
правильнее было бы сказать, что русские
(князья, воеводы, дружинники) пили
шеломами Дон и поили коней из Дона.
В.А. Пархоменко отмстил, что
отрывок из Ипатьевской летописи под 1201 г.
заимствован «из половецкого эпоса...
явно половецкого происхождения» и
правильно указал: «во Обезы» — это значит
в Грузию A2,с.391-393).
Л.В. Чсрспнин писал, что Владимир
Мономах «разбил половцев, изгнал их
хана Отрока к Обезам (в Абхазию) за
Железные Ворота и, захватив
Половецкую землю пил, «золотым шеломом
Дон». Последнее выражение
неоднократно встречается в «Слове о полку Игорс-
ве»: кн. Игорь Святославович хочет «ис-
пити шеломомъ Дону»; могучий князь
великий Всеволод может «Дон шеломы
выльяти». Л.В. Чсрспнин указал еще на
ряд художественных параллелей между
«Словом о полку Игоревс» и «Повестью
о Романе» (так иногда исследователи
называют интересующий нас отрывок
Ипатьевской летописи): «Слова хана
Отрока: «да луче есть на своей земле костью
лечи, нсли на чужс славну быти» не что
иное как перифраза речи Игоря
Святославича: «луче ж бы потяту быти, неже
полонсну быти». Гиперболическая
характеристика Кончака («иже снесс Сулу,
пешь ходя, котел нося на плечеву»)
перекликается с однородными
выражениями «Слова о полку Игоревс», в которых
описывается могущество князей
Всеволода («ты бо можеши Волгу веслы раскро-
пити, а Дон шеломы выльяти»), Ярослава
Осмомысла Галицкого («меча бремены
чрез облакы»), Святослава Киевского
(«наступи на землю Половецкую, при-
топта хлъмы и t яруги, възмути реки и
озеры, иссуши потоки и болота»)
A3,с.238-239).
В.М. Глухов утверждал, что название
Дон — тюркское, и русские не могли
путать Дон с Донцом. «Если бы Мономах
разбил половцев на Донце, в районе
Изюма, то какой резон был бы хану
Отроку бежать за Железные Ворота
(Дербент), за 1200 км от Изюма? Между
тем, если бы половцы были разбиты на
своих зимовищах у Дона и Сала, то
бегство за Дербент вероятно» A4,с.29-
30). Название Дон — иранского
происхождения, в его основе: dlfnu (скифо-
сарм., авест.) — «река», don (осст.) —
«вода», «река» A5,с.285-286). Названия
Т av a I з и Аагалр 1з встречаются у
античных авторов задолго до появления
тюрок в Северном Причерноморье. В
Северной Осетии почти все реки имеют
во второй части «-дон».
Н.К. Гудзий считал, что Обезы — это
Абхазия, а Железные Врата — Дербент
A6,с.165). Для того, чтобы из Подонья
попасть в Абхазию, незачем
отправляться в Дербент на западном побережье
Каспия.
По мнению Л.А. Дмитриева, «напу-
391

ганный силой и могуществом Владимира
Мономаха, Отрок убежал «во обезы» (в
земли одного из племен Северного
Кавказа). Сырчан остался в придонских
степях...», и эта легенда «восходит к
половецкому эпосу» A7,с. 143-144).
Н.А. Баскаков по поводу кипчакских
имен в интересующем нас отрывке
Ипатьевской летописи указывает:
Кончак Отракович: <qon-caq
кольчужные набедренники и наколенники.
Оря: < ore «опора, подпорка юрты»,
ср. Оре — туркменское собственное имя.
Отрак - Отрок - Атрак: artuq
«лучший, высший», 1) ortaq «товарищ,
приятель»; 2) ortaq «стан, стойка,
становище, задница».
Сърчан - Сырчан - Сарчан - Сарьчан:
1) Sarysan «желтоватый, бледный»; 2)
surcan «просящий» < sura — «просить»
+ сап — аффикс имени действующего
лица; 3) syr — «привязывать,
прицеплять» + can, syr - can »тот, кто
привязывает» A8,с.85,87,89).
В летописных известиях о
русско-половецких отношениях (военные
столкновения, союзы русских князей с
половцами, скреплявшиеся супружескими
связями) обычно упоминаются имена
половецких предводителей («князей» в
летописях). Но в летописных известиях о походе
в 1111 г. половецкие предводители совсем
не упомянуты. Из похода в 1116 г.
русские привели «полон мног» из ясов, в
том числе ясскую княжну, а о половцах
ничего не сказано. В 1120 г. русские
вообще не встретили противников на
Дону. Это молчание летописей
настораживает, ибо об успехах русских на Дону
летописец вспоминал почти столетие
спустя, в 1201 г.
Письменные свидетельства очевидцев
исторических событий являются
наиболее важными. Главный очевидец по
интересующему нас вопросу — сам Владимир
Мономах. Его «Поучение», которое
вставлено в Лаврентьевскую летопись под
1096 г., представляет собой
автобиографическую повесть и первое в русской
литературе произведение мемуарного
жанра. В «Поучении», составление
которого исследователи датируют 1117 г.,
Мономах рассказывает о своих
столкновениях с половцами и приводит много
имен половецких предводителей. О
военных действиях на Дону (Ссверском
Донце) он пишет: «... и пото пакы на Донъ
идоха с Стополко и с Давыдомъ, и Богь
ны поможс...» (9, стб.250). Мономах ни
разу не упоминает ни Отрока, ни Сырча-
на, в то время как Боняк упомянут в
«Поучении» шесть раз. Неужели
летописец, писавший в начале XIII в., автор
галицко-волынской части Ипатьевской
летописи, лучше самого Мономаха знал,
с кем сражались и кого побеждали
русские «на Дону» в 1111 г.?!
Чтобы разобраться в судьбах Отрока и
Сырчана, необходимо «отправиться» на
Кавказ. Среди кавказоведов о названиях
«Обезы» и «Железные врата» были
высказаны различные точки зрения. М.Г.
Джанашвили утверждал: «Обсзами
назывались абхазцы, а по объединении
Абхазии с Грузией и последнюю стали
называть именем первой...» A9,с.31); и
позднее в другой работе: «Обсзами
назывались абхазо-грузины с 985 г., т.е. с того
времени, когда образовалось одно абхазо-
грузинское царство» B0,с.17). Л.И.
Лавров писал, что обезы русских летописей
— это абазины, а термином «железные
врата» «на разных языках, в разное
время именовались разные проходы или
перевалы из Северного Кавказа в
Закавказье» B1, с. 161 - 170). По мнению
Л.С. Шепелевой, «Обезы — это
собственно абхазы; грузин называли иногда
обсзами, так как Грузинское царство в X-XI
веках называлось Абхазским (по
происхождению царской династии)» B2,с.299).
Г.Г. Сулава сделал вывод: «В Древней
Руси названия Обезъ (Абхазия) и Авср
(Ивсрия) одинаково относились и к
Грузии» B3,с. 158). Справедливо высказался
З.В. Анчабадзе: «Объединенную Грузию
русские источники XI в. называют
«Обез» B4,с.174). Г.В. Цулая указывает,
что для древнерусского автора «обезы» —
это аверы, т.е. иверы... русский термин
«обезы» возник под влиянием названия
«абазины». Г.В. Цулая обратил внимание
на то, что среди горных проходов
(«ворот») на Кавказе упоминается «Баб Ла-
зика» в труде Ибн Хордадбсха (кон.IX
в.), т.е. Лазские (западногрузинскис)
ворота и, отождествив их с Клухорским
перевалом, поставил вопрос, «не имеется
ли в виду в Галицко-Волынской летописи
392

под «Железными вратами» именно этот
перевал?» B5,с.100,101).
Высказывания Я.А. Федорова и Г.С.
Федорова: «Обсзы — не Грузия, а
Осетия, или Алания, располагавшаяся не в
Закавказье, а по эту сторону Кавказского
хребта. Поэтому и под «Железными
Вратами» следует понимать не Дарьяль-
ский проход, а скорее всего так
называемые «Эльхотовские ворота», невдалеке от
нынешней станицы Змсйской...»
B6,с.231), представляет собой плод
недоразумения, не заслуживающий критики.
На рубеже X-XI вв. возникло
объединенное Грузинское царство со столицей в
городе Кутаитси (совр. Кутаиси). В
состав царства вошли области Грузии и
Абхазии: Картли, Эгриси — Абхазети,
Тао — Кларлжсти, Эрети — Кажсти.
Крупнейший город Грузии Тбилиси был
в то время центром Эмирата,
подчинявшегося багдадскому халифу. Первым
царем единой Грузии стал Баграт III Багра-
тиони (975-1014). Его отцом был царь
Гурген, сын царя Картли Баграта II.
Матерью Баграта III была Гуарандухт,
дочь абхазского царя Георгия II и сестра
его сыновей и преемников Леона III,
Дмитрия III и Теодоси. Баграт III в 975 г.
был коронован в Картли и, так как его
дяди по матери не имели детей, в 978 г.
он стал царем Абхазии. Царь Тао —
Кларджети Давид Багратиони, не имея
наследников, сделал Баграта III
приемным сыном, и после смерти Давида в 1001
г. Баграт III присоединил Тао —
Кларджети к своему царству. Таким образом,в
Багратс III слились три династии, и
нельзя согласиться с теми историками,
которые считают первую царскую
династию объединенной Грузии «абхазской».
Грузинская хроника называет Баграта III
«царем абхазов и картвелов», а его
потомки Георгий I A014-1027), Баграт
IV A027-1072) и Георгий II A072-1089)
носят титул «царь Картли и Абхазети»
B7,с.43,46,59).
Кипчаки (половцы русских
летописей) и турки — сельджуки в первой
половине XI в. расселялись из Средней
Азии: кипчаки — в западном
направлении (Нижнее Поволжье, Северный
Кавказ, Северное Причерноморье), турки-
сельджуки — в юго-западном (Иран,
Закавказье, Малая Азия). Этнически оба
эти народа были близки.
В 40-50-х гг. XI в. сельджуки на
территории Ирана, Ирака и Средней
Азии создали Сельджукский султанат. В
60-х годах сельджуки дважды нападали
на Грузию. В 1071 г. сельджуки
разгромили византийскую армию в сражении
при Маназкерте (Манциксртс). В 1074 г.
Византия заключила с сельджуками мир,
уступив им значительную часть своих
восточных владений. В 1080 г. сельджуки
совершили опустошительное нашествие
на Грузию. Они овладели значительной
частью Восточной и Южной Грузии,
захватили грузинские города и крепости.
Плодородные долины Картли и Кахсти
кочевники-сельджуки превратили в
пастбища для скота. Царь Георгий II
сохранил за собой лишь Западную Грузию и
был обязан платить дань сельджукскому
султану B8,с. 152-153).
В 1089 г. царь Георгий II короновал и
передал царскую власть своему
шестнадцатилетнему сыну Давиду, ставшему
Давидом IV A089-1125) и прозванному
«Строителем» за* свою деятельность по
освобождению Грузии от ига
турок-сельджуков.. Основным источником по эпохе
Давида Строителя является хроника
«Жизнь царя Давида» анонимного
историка, современника описываемых им
событий. При этом следует иметь в виду,
что историк Давида — историк
придворный, он нередко приукрашивает события
и преувеличивает успехи своего
сюзерена. В этой хронике есть пробелы. В
частности, в сообщении о Дидгорской
победе грузинских войск над
мусульманами не указано количество войск
сражавшихся противников. Поэтому
изучение эпохи царя Давида необходимо
дополнять другими источниками
(армянскими, арабскими). Грузинская церковь
причислила царя Давида к лику святых.
Было составлено церковное
«Жизнеописание царя Давида», содержащее
биографические факты о нем, которых нет в
хронике Давида, и почерпнутые,
вероятно, из церковных документов и других
источников.
В 1092 г. умер сельджукский султан
Мелик — шах I A072-1092), и между его
преемниками началась междоусобная
борьба за власть. Внутренние смуты
393

ослабили единство и военные силы
сельджукской державы. В 1096 г. начался
первый крестовый поход. Весной 1097 г.
войска крестоносцев достигли
Константинополя и переправились в Малую Азию.
С помощью крестоносцев Византийской
империи удалось отвоевать у сельджуков
большую часть Малой Азии. В результате
успешных действий в Сирии и Палестине
в 1099 г. крестоносцами было основано
Иерусалимское королевство.
В 1097 г. царь Давид IV, используя
благоприятную внешнеполитическую
обстановку, прекратил выплату дани
сельджукскому султану и начал военные
действия против турок. В ходе многолетней
войны, одержав ряд побед, грузинские
войска под предводительством царя
Давида к 1116 г. освободили от сельджуков
большую часть Грузии. В руках
мусульман оставались города Тбилиси и Дмани-
си с прилегающими землями. Грузинские
войска перенесли военные действия на
территорию соседних Ширвана и
Армении. В 1117 г. старший сын Давида и его
будущий преемник Димитрий ходил в
успешный поход на Ширван B9,с.352-
353,358-360).
Опасность вторжения сельджуков в
Грузию сохранялась. Для усиления
военных сил страны царь Давид в 1118 г.
заключил союз с кипчаками,
кочевавшими в Северном Причерноморье и в степях
Северного Кавказа. Историк Давида
отмечает многочисленность и
воинственность кипчаков, и так как они жили
недалеко от Грузии, то можно было
призвать их на помощь в борьбе против
сельджуков. Поэтому еще ранее царь
Давид женился на Гурандухт, дочери
предводителя кипчаков Атрака, сына
Шарагана. Давид отправил к кипчакам
послов, чтобы пригласить своего тестя с
войском в Закавказье для участия в войне
против сельджуков. Согласие со стороны
кипчаков было получено, но так как их
путь в Грузию проходил через
территорию Алании, то было необходимо, чтобы
аланы (осы, овсы в грузинских
источниках) дали.им дорогу. Поэтому царь Давид
отправился в Аланию (Осетию) вместе со
своим главным советником Георгием
Чкондидели. Как сообщил историк
Давида, когда царь прибыл в Осетию,
осетинские цари и князья предстали перед ним
«как вассалы». Осетины и кипчаки
отдали царю заложников и заключили между
собой соглашение. «Давид открыл
крепости Дарьяльскис и все врата Осетии и
Кавказа и по этой безопасной дороге
провел многочисленное войско кипчаков,
а также тестя и братьев своей супруги»
B9,с.362). Тесть Давида Атрак — это,
очевидно, Отрок Ипатьевской летописи.
Далее историк Давида сообщил, что
кипчаков, пришедших в Грузию, было 40
000 воинов, не считая женщин. Кроме
того 5000 отборных воинов вошли в
царскую гвардию. Грузинские
священники вели среди кипчаков религиозную
пропаганду B9,с.363).
После поражений, понесенных от
русских в 1111 г., орда Отрока и Сырчана
отступила в Нижнее Подонье и северо-
кавказские степи. Донецкие аланы
остались без союзников, и в 1116 г. русские
ликвидировали аланскос княжество на
Ссверском Донце. К 1118 г. войска
Отрока и Сырчана пополнились за счет
подросшей молодежи, возможно, к ним
присоединились отряды из других орд. Об
этом было известно царю Давиду, он
породнился с ханом Отроком и заключил
с ним военный союз.
Поэт Иоанн Шавтсли (пер.пол.ХП в.)
писал в оде в честь царя Давида:
«Избранное войско, привыкшее к подаркам,
через него сделалось годным на доброе
дело». Н.Я. Марр считал, что здесь речь
идет о диких и воинственных кипчаках,
которых Давид сумел усмирить и
обратить в преданную ему дружину C0,с.22).
С.Баратов (род. в 1821 г.) писал, что
осетинские правители встретили царя
Давида «с величайшей почестью и в
присутствии его держали себя как рабы.
Когда царь объяснил причину своего
посещения, они не только изъявили
единодушное согласие дать дорогу владетелю
кипчакскому, но и сами предложили
Давиду свои услуги», и далее заметил,
что «неизвестно, остались ли эти
кипчакские семейства навсегда в Грузии, в
подданстве царя, или, по окончании
походов, возвратились восвояси»
C1,с. 15,6). Кирион датировал появление
кипчаков в Грузии 1118-1119
гг.C2,с.241).
394

З.В. Анчабадзс полагал, что «во время
массового переселения кипчаков в
Грузию в 1118-1120 гг. они продвигались
через Дарьяльский проход..¦
переселившиеся кипчаки выставили 40 тысяч
воинов и 5 тысяч отборных бойцов,
составивших личную гвардию Давида («Мона-
спа»). И если учесть то обстоятельство,
что все они переселялись со своими
семьями, а на каждую семью определить
по пять человек в среднем, то получится,
что в Грузию прибыло не менее 225 тысяч
кипчаков». Но так как территория
Грузии лишена условий для ведения чисто
скотоводческого хозяйства, то З.В.
Анчабадзс предположил, что хотя бы части
кипчаков «не чужд был и оседлый быт»
C3,с.П8,119,121).
Н.А. Бсрдзснишвили писал, что в 1118 г.
грузинское войско во главе с царем
направилось к Дарьялу. «Заняв
осетинские крепости, царь привел к покорности
осетин, которые враждовали с кипчаками
и не желали пропускать их на юг. После
этого 45 тысяч кипчакских семей
переселились в Грузию... Давид выделил
кочевникам земли, всячески поощрял их
переходить к оседлой жизни... Будучи
язычниками, они со временем приобщились к
христианству, приспособились к укладу
грузинской жизни и ассимилировались с
местным населением» B8,с.163,164).
По мнению В.Т. Пашуто, сын Шару-
кана хан Атрак (Отрок), которого
Мономах загнал «во Обсзы, за Железные
врата», ушел «в бедственном состоянии с
20 тыс. воинов на службу к своему тестю
(зятю.- А.К.) грузинскому царю Давиду
IV» C4,с.204). В.Т. Пашуто уменьшил
число воинов у хана Атрака, по
сравнению с цифрой, которая содержится в
грузинской хронике, хотя и 20 тысяч
воинов — количество по тогдашним
масштабам весьма значительное.
Н.Ф. Котляр предложил версию,
согласно которой в связи с поражением от
русских весной 1111 г. «время появления
половцев в Грузии следует датировать
1111 г. или, если прибавить какое-то
время на дорогу, началом 1112 г.»
C5,с.23). С этой версией согласиться
нельзя, потому что в военных действиях
грузин против сельджуков во втором
десятилетии XII в. кипчаки совершенно
не упоминаются, а участвуют в военных
действиях в качестве союзников грузин с
весны 1121 г. (об этом ниже).
Ш.А. Месхиа утверждал, что в эпоху
Давида IV «Грузия распространила свое
влияние на народности, живущие на
Северном Кавказе, особенно на черкесов,
осетин и кипчаков. Прекрасным
свидетельством тому является вассальная
зависимость осетин от грузинского царя,
расположение грузинских войск в
осетинских крепостях и на горных перевалах и
переселение кипчаков в Грузию». По его
мнению, в этот период сложились
отношения Грузии с Киевской Русью, ибо
«без специального договора и соглашения
царя Давида с Великим князем Киевским
не было бы возможным переселение в
Грузию сорока тысяч дворов кипчаков»
C6,с. 14-15). Позднее в другой работе
Ш.А. Месхиа писал, что «установление с
половцами сперва добрососедских, а
затем вассальных отношений повлекло за
собой необходимость отношений Грузии с
Киевской Русью... когда встал вопрос о
переселении половцев в Грузию,
грузинским царем для этой цели были посланы
«доверительные люди», которые, по всей
вероятности, должны были навестить и
киевского князя». Ш.А. Месхиа писал
также, что во время переселения
половцев в Грузию «Давид сам занял Дарьяль-
скую и другие крепости Кавказа и Осети,
имевшие стратегическое значение. С
этого времени Осети стал вассалом Грузии и
влияние Грузии на Осети сильно
возросло». Переселившиеся в Грузию «200
тысячное половецкое население было
расселено в разных местах». Половцы с
каждым днем «охристианизировались»,
быстро смешались с грузинами, так что
из потомков половцев времен Давида «ни
один не остался половцем» C7, с.35, 37,
49, 50). По поводу последнего
высказывания заметим, что «один» потомок остался
половцем — это хан Кончак, которого
хорошо знали на Руси. И Кончак был не
одинок, а стоял во главе многотысячной
орды.
М.Д. Лордкипанидзс считает, что в
1118 г. царь Давид с грузинским войском
отправился в Дарьяльскос ущелье, занял
все крепости по пути движения половцев
и переселил их в Грузию. «Половцы
395

быстро ассимилировались в Грузии. Они
принимали христианскую веру,
грузинский язык, переходили к оседлому образу
жизни и постепенно смешивались с
местными жителями. Часть их затем ушла из
Грузии. Помимо сорока тысяч половцев,
царь Давид располагал
двадцатитысячным грузинским постоянным войском...
Кроме того, в случае надобности, Давид
привлекал наемные части из осетин,
горцев Дагестана, курдов и др.»
C8,с.97,98).
З.В. Папаскири выдвинул
предположение, что «женитьба Давида Строителя
на дочери Отрока могла произойти между
1107-1109 гг.» В сражении в 1107 г. под
г. Лубны «отряды Шарукана и Боняка не
выдержали натиска русских воинов и
обратились в бегство... грузинский
царский двор мог принять решение
использовать отступающих кочевников в своих
интересах и для осуществления этой цели
пойти на сближение с кипчакской
знатью» C9,с.85,87). Царь Давид
женился на дочери хана Отрока из-за
«приданого», которое у нее было. «Приданое»
это — мнотысячная конница ее отца. По
версии З.В. Папаскири, получается, что
царь Давид, женившись на дочери
кипчакского хана в 1107-1109 гг., только
после многих лет вспомнил о «приданом»
и в 1121 г. впервые использовал
кипчакских союзников в борьбе с сельджуками.
По мнению С.А. Плетневой,
«значительная часть орды вместе с Атраком
переселилась в Грузию, получила земли
для кочевания, и, по существу, военный
союз довольно быстро перерос в
вассальные отношения. Связи с грузинским
двором особенно окрепли после того, как
Атрак выдал свою дочь Гурандухт за
грузинского царя» D0,с.261). Царь
Давид, вероятно, женился на дочери хана
Атрака в 1116-1117 гг. и затем через
один-два года пригласил своего тестя с
войском в Грузию.
Имя Гурандухт известно в истории
Грузии. У царя Картли Арчила II F68-
718) среди четырех дочерей старшую
звали Гурандухт. Так же звали дочь
абхазского царя Георгия II, которая была
женой Гургсна Багратиони и матерью
Баграта III (см.выше). У Георгия I, сына
Баграта III, старшая дочь носила имя
Гурандухт B7,с.46,52;29,с.248,251;
41,с.41). Как указывает Г.В. Цулая, это
имя персидского происхождения не
могла носить половчанка. Вероятно, при
крещении перед бракосочетанием с
царем Давидом IV дочь Атрака получила
имя Гурандухт. Г.В. Цулая считает, что
кипчаки не представляли собой
«этнически однородной массы», имя Шарукан
является аланским, и наличие аланских
имен у кипчаков есть результат алано-
кипчакских связей D2,с 186-205). По
справедливому замечанию И.Г. Добродо-
мова, «Аланский элемент южнорусских
степей пока недостатчно учитывается
историками, хотя аланский компонент в
среде кочевников Северного
Причерноморья был довольно значителен»
D3,с.124).
С приведенными выше
высказываниями грузинских историков о
грузино-кипчакском союзе согласиться нельзя.
Мнение Ш.А. Месхиа о дипломатических
контактах между грузинским царем и
великим киевским князем ни на чем не
основано: ни в русских, ни в грузинских
источниках об этом ничего не говорится.
Если бы в этот период между осетинами и
кипчаками были враждебные отношения,
то, разумеется, осетины не пропустили бы
кипчаков через свою территорию.
Утверждение, что осетинские
правители предстали перед прибывшим в
1118г. в Осетию царем Давидом «как
вассалы» — это домысел придворного
грузинского летописца. Гостеприимство,
с которым осетины встретили царя
Давида, согласно осетинскому обычаю («Гость
— божий гость»), грузинский летописец
представил как вассальную зависимость
осетин от грузинского царя. Точка зрения
современных грузинских историков о
том, что в эпоху Давида Строителя
«Овсетия окончательно попала под
вассальную зависимость от Грузии»
C9,с.57-58), не соответствует
действительности. По мнению С. Баратова, во
времена царя Давида с севера границей
Грузии был Кавказский хребет C1,с.31).
Совершенно справедливо указывает Г.Д.
Тогошвили, что «в исторических
источниках мы не встречаемся с данными,
которые свидетельствовали бы о
попытках грузинских политических кругов за-
396

воевать, захватить Северный Кавказ...
Кавказский хребет делал границы Грузии
с севера малоуязвимыми. Перенести же
свою северную границу за Кавказский
хребет означало значительно ухудшить
оборону ввиду открытой местности и
чрезмерного растяжения границ. В таких
условиях феодальная Грузия
предпочитала вести наступательную политику на
востоке, юге и юго-западе, а с населением
Северного Кавказа стремилась вести
такую политику, которая обеспечила бы ей
безопасный тыл и получение военной
помощи в борьбе против своих врагов»
D4,с.77).
В XI-XII вв. Алания (Осетия)
занимала значительную территорию в горах,
предгорьях и степях Северного Кавказа и
не входила в состав феодальных владений
Грузии. В титулатуре царя Давида и его
преемников осетины не упоминаются.
Среди документов Руисского собора 1103
г. есть многолетие царю Давиду, где он
назван царем Абхазским, Грузинским,
Ранским и Кахетинским D5,с.115-116). В
грамотах Георгия III A156-1184),
Тамары A184-1213), Георгия IV A213-1223) в
их титулах упомянуты апхазы, картвелы,
грузины, раны, кахи и армяне, а осетин нет
D6,с.47,52,56,62). И в церковно-админист-
ративном отношении Аланская
митрополия подчинялась не грузинскому
католикосу, а константинопольскому патриарху.
В XI-XII вв. между Грузией и Аланией
были добрососедские и нередко
союзнические отношения. В.А. Кузнецов на
основании источников характеризует
грузино-аланскис отношения середины
XI-XII вв. как дружественные D7,с.ЗЗ).
Поэтому для царя Давида не было
никакой необходимости действовать мечом
там, где можно было мирно договориться
с давними соседями и привлечь их в свой
союз. Для царя Давида осетины были не
только соседи. Осетинка Борсна, вторая
жена Баграта IV и мать Георгия II,
доводилась Давиду бабкой по отцу, а се
брат, осетинский царь Дорголель, —
двоюродным дедом B7,с.46,58). Среди
осетинских правителей, с которыми
встречался царь Давид во время визита в
Осетию, были, вероятно, его
родственники. Часть осетин, живших в горах, в
пограничных с Грузией ущельях,
добровольно переселились в Грузию, стали
поддаными грузинского царя, а их воины
пополнили ряды грузинского войска. В
церковном «Жизнеописании царя
Давида» сообщается о том, что царь Давид
подчинил своей власти горцев-осетин.
«Осетины, признав над собою власть
Давида, обратились, по его требованию,
ко Христу и крестились в числе 50 тысяч
человек. Большинство из них, по
желанию царя, переселилось со своих гор и
заняло опустошенные турками равнины
Карталинии» D5,с. 111).
Для царя Давида и его кипчакских
союзников в 1118-1121 гг. Дарьяльский
проход был закрыт, ибо Тбилиси с
прилегающей округой находился во власти
мусульман. Позднее, в 1122 г., царь
Давид после длительной осады освободил
Тбилиси (об этом ниже). Основной путь,
по которому кипчаки двигались в
Грузию, проходил по так называемой (в
настоящее время) Военно-Осетинской
дороге, через ущелье р. Ардон, Мамисон-
ский перевал,( ущелье р. Риони и в
Кутаиси — тогдашнюю столицу Грузии,
где находилась резиденция царя Давида.
Н.М. Мургулия считает, что «самый
удобный и намеченный Давидом путь
шел через Мамисонский перевал, где
проходила главная военно-торговая
магистраль яссов. По Мамисонской дороге
шло оживленное движение, и грузины
тщательно укрепляли и следили за ней.
Дрсвисгрузинскис историки
Мамисонский перевал называют «Карскими
вратами» (Кассарская* теснина в ущелье р.
Ардон. -А.К.)... Нам кажется, что
«Железные врата» Волынского летописца в
данном случае можно связать с
«Карскими вратами» грузинской летописи,...»
D8,с.47).
Цифра «40 тысяч воинов» так часто
встречается в разных источниках XI-XII-
XIII вв., что возникают сомнения в се
исторической достоверности.
Как сообщает грузинская хроника,
царь овсов Дорголель с сорокатысячным
овеским войском и царевич Георгий
(будущий Георгий II) совершили успешный
поход на Гандзу в Азербайджане
B7,с.58).
29 апреля 1091 г. византийские войска
под командованием императора Алексея
397

Комнина A081-1118) в союзе с куманами
разгромили печенегов в долине р. Мари-
цы, на Балканах. Куманы (кипчаки,
половцы) в количестве почти сорока
тысяч воинов под предводительством То-
гортака и Маниака присоединились к
византийской армии за несколько дней до
сражения. Исследователи отождествляют
этих половецких предводителей с Туго-
рканом и Боняком, которых
неоднократно упоминают русские источники
D9,с.233-237; 50,с.97-99).
В 1097 г. князь Давыд Игоревич в
союзе с половцами, во главе которых
были Боняк и Алтунопа, ходили в поход
на Венгрию («на Оугры»). Союзники
одержали победу, и в сражении было
убито 40 тысяч венгров, «глаголяху бо
яко погыбло ихъ 40 тысяцъ» (9, стб.270-
271).
Во время монгольского нашествия в
Восточную Европу половецкий хан Ко-
тян, отступая под натиском монголов,
обратился к венгерскому королю Беле IV
A235-1270) с просьбой об убежище и
выразил готовность принять
католичество. Король дал согласие, и осенью 1239 г.
40-тысячная орда хана Котяна
переселилась на территорию Венгрии. Но вскоре
возник конфликт между оседлым
венгерским населением и
кочевниками-половцами, многочисленный скот которых
травил пастбища на Венгерской равнине.
Венгерские феодалы убили хана Котяна и
его приближенных, а половцы с семьями
и скотом ушли из Венгрии на Балканы
C4,с.270-271; 51,с.131).
Эта цифра также популярна в эпосе.
Б.А. Рыбаков считает возможным видеть
в былинном царе Кудрсване половецкого
хана Шарукана и приводит выдержку из
былины:
«Подымаицьсе [на Киев ] собака Куд-
рсванко царь
Со любимым со зятелко со Артаком,
А со любимым со сыном он со Коньши-
ком,
А у Коньшика силушка было сорок
тысицей,
А у Артака силы-то было сорок тысе-
цей,
А у самого собаки-дак числа — сметы
нет...» E2,с.89-91,351).
В былине о Сухманс поется:
«Есть сила татарская побитая,
Сорок тысячей татаровей поганых»
E3,с.401).
В былине «Дунай» князь Владимир
предлагает богатырю Дунаю Ивановичу
взять «силы сорок тысячей» и поехать в
Литву сватом за дочерью литовского
короля: «буде в честь не дают, так ты
силой возьми...» Дунай отказывается от
«силы сорок тысячей», а берет с собой в
товарищи Добрыню Никитича E4,с.И6).
Вероятно, цифра 40 тысяч воинов не
означает действительного количества
воинов, а носит символический характер и
указывает на многочисленность войска.
Половцы нередко ходили в дальние
походы и не раз в союзе с дружинами
русских князей. К вышеуказанным
примерам можно добавить следующие. В
1092 г. половцы в союзе с князем
Васильком Ростиславовичем ходили в поход на
Польшу («на Ляхи») A, стб.206). В 1117
г. половцы отправились воевать в
Волжскую Болгарию. В том же году Владимир
Мономах женил своего младшего сына
Андрея на внучке половецкого хана Ту-
горкана, а в 1120 г. послал Андрея в
союзе с половцами в поход на Польшу A,
стб.285,286). После походов половецкие
войска возвращались обратно в
причерноморские степи, где находились их
кочевья с семьями и скотом.
Половцы были
скотоводами-кочевниками и вели таборное кочевание. У
каждой семьи были десятки и сотни голов
крупного и мелкого рогатого скота и
лошадей. Круглый год для прокормления
этого скота нужны значительные
пастбищные угодья. Если бы, как утверждают
современные грузинские историки, 40
тысяч половецких семей переселились в
Грузию, то их скот (многие тысячи голов)
заполонил бы все пастбища в стране.
Зимой в Грузии выпадает снег, нередко
глубокий, и половецкий скот остался бы
без корма. Через Кавказский хребет по
тропам, доступным для вьючных
животных, половецкие телеги с шатрами
вообще не смогли бы пройти. Выше мы
указывали, к какому конфликту с
местным населением привело переселение
половцев в 1239 г. в Венгрию. И,
наконец, грузины во главе с царем Давидом
два десятилетия вели борьбу за освобож-
398

дение Грузии от турок-ссльджуков не для
того, чтобы заселить свою страну
тюрками-кипчаками.
Мы считаем, что никакого
переселения кипчаков в Грузию и вассальной
зависимое!и их от грузинских феодалов
не было. Поэтому не может быть и речи
о грузинизации, христианизации и
ассимиляции кипчаков хана Атрака в
Грузии. Хан Атрак с многотысячным
войском пришел в Грузию и в качестве
союзника грузинского царя принимал
участие в военных действиях против
сельджуков. Так как война
предвиделась не на один год, то с воинами было
незначительное число женщин для
ведения хозяйства. Кипчакам этот союз был
выгоден, ибо они имели право на
военную добычу. При этом, как писал
русский летописец, для хана Отрока и его
воинов причерноморские и севсрокавказ-
ские степи оставались «своей землей».
Слова «своя земля» трижды встречаются
в интересующем нас отрывке
Ипатьевской летописи. Кипчакские семьи со
скотом, имуществом и необходимой
охраной во главе с ханом Сьтрчаном остались
и кочевали в Нижнем Подонье и северо-
кавказских степях.
Как сообщил историк Давида, весной
1121 г. царь Давид во главе грузинского
и кипчакского войск нанес поражение
туркам около г. Барда, на берегу р. Куры
B9,с.365). Здесь впервые кипчаки
принимают участие в военных действиях на
стороне грузин.
Летом того же года коалиционное
мусульманское войско вторглось в
Грузию. 12 августа в сражении под Дидгори,
южнее Тбилиси, грузинские войска под
командованием царя Давида и его сына
Димитрия одержали решительную победу
над войсками турок-ссльджуков, персов и
арабов B9,с.365-366). Историк Давида
ничего не сообщает о численности войск
сражавшихся противников. Согласно
армянскому историку Матфею Эдссскому
(XII в.), под знаменем царя Давида
сражались 40000 грузин, 15000
кипчаков, 500 аланов и 100 «франков»
(крестоносцев). Цифры, приведенные у Матфея
Эдссского и принятые в грузинской
историографии, вызывают вопросы. Почему
среди воинов царя Давида не упомянуты
армяне? Ведь сам Матфей Эдесский
пишет, что царь Давид был
«восприемником и другом армянского народа. Именно
у него собрались все остатки армянского
войска» E5,с.144,145). 500 аланов в
грузинском войске — это очень мало. В
ту эпоху Алания могла выставить
значительно большее количество воинов.
Заслуживают внимания данные другого
армянского историка Смбата Спарапета
A208-1276), который сообщил, что царь
Давид «собрал все свое войско, пригласил
на помощь также 40000 кипчаков, 18000
аланов, 10000 армян, 500 франков,
людей храбрых и воинственных. Вот с таким
количеством людей он (Давид) выступил
в бой. Это был страшный бой. С божьей
помощью победили христиане» E6,с.83-
84). Значительное число аланов,
сражавшихся в Дидгорской битве,
свидетельствует о том, что в 1118 г. царь Давид во
время поездки в Осетию не только
договорился с осетинскими правителями о
проходе кипчаков через территорию
Осетии, но и заключил с осетинами военный
союз. Это союз был скреплен браком
дочери царя Давида с осетинским
царевичем. Как сообщила грузинская хроника
начала XIII в. одна из дочерей царя
Давида была выдана замуж в Осетию
E7,с.46).
Арабский историк Ибн-ал-Асир A160-
1234) называл грузин курджами, а царя
Давида — царем абхазов. Он писал, что
в 514 г. хиджры A120 г.) «произошло
вторжение курджов в мусульманские
области... они выступили вместе с
кипчаками и другими соседними народами».
В ответ мусульманское войско
вторглось в Грузию и подошло к Тбилиси. «На
стороне мусульман было много войск,
приблизительно тридцать тысяч.
Встретившись, обе армии выстроились, чтобы
сразиться. Выступили вперед двести
человек кипчаков. Мусульмане подумали,
что они хотят сдаться по аману и поэтому
не приняли необходимых мер
предосторожности; смешались с ними и были
встречены стрелами. Ряды мусульман
пришли в расстройство, и поэтому те,
которые стояли дальше, вообразив, что
началось бегство, обратились (также) в
бегство. Войска бежали друг за другом и,
из-за сильной давки, сшибали друг друга,
399

вследствие чего многие из них были
убиты. Неверующие преследовали их на
расстоянии десяти фарсахов, убивая их и
забирая в плен» E8,с.123-124,125). LLLA.
Мссхиа утверждал по поводу атаки
двухсот всадников в начале сражения, что это
были грузины, ибо «выполнение этого
задания требовало от воинов полного
самоотвержения, чего нельзя было ждать
не только от крестоносцев, но и от
половцев». По его мнению, Ибн-ал-Асир
«все войско Давида называл «половецким
войском» и только поэтому считал этих
200 всадников половцами» C7,с.87).
Ибн-ал-Асир пишет о войске курджов —
грузин, в союзе с которыми были
кипчаки. Перед турками-сельджуками выдать
себя за перебежчиков легче всего могли
тюрки-кипчаки.
На следующий год после Дидгорской
победы, в 1122 г., царь Давид освободил
город Тбилиси и перенес туда столицу
Грузии B9,с.367). Согласно Ибн-ал-Аси-
ру, Тбилиси был взят Давидом после
продолжительной осады в 515 г.х. A122
г.) E8, с.124).
В 1123-1124 гг. грузинские войска
совершают походы на Ширван. В этих
походах принимают участие и кипчаки.
Историк Давида называет цифру в 50000
кипчакских воинов B9, с.367, 368, 369,
370). Вероятно, сведения о победах войск
царя Давида и о богатой добыче дошли до
причерноморских кипчаков, и их отряды
приходили в Грузию и включались в
армию грузинского царя. Согласно Ибн-
ал-Асиру, в 517 г.х. A123 г.), грузинское
войско вторглось в Ширван. Под
Шемахой, в ночь перед сражением, когда
мусульманские войска ожидали
нападения грузин, произошел конфликт между
грузинами и кипчаками. Бог посеял, как
писал Ибн-ал-Асир, «между курджами и
кипчаками раздоры и вражду, и они
бились между собой в ту ночь, а потом
ушли, как беглецы...» E8, с. 124-125).
Историк Давида об этом эпизоде не
упоминает. Как видим, союзнические
отношения между грузинами и
кипчаками были не всегда дружественными.
Слишком различными по
социально-экономическому укладу, образу жизни,,
обычаям, культуре и религии были грузины
и кипчаки, чтобы военный союз между
ними был прочным и длительным.
Царь Давид IV скончался 24 января
1125 г. на пятьдесят третьем году жизни
B9,с.380). Армянский историк Вардан
Великий (ум.в 1271 г.) сообщил, что царь
Давид «умер в Тспсихе (Тбилиси. —
А.К.) и был похоронен в Гелате (Гелат-
ский собор под Кутаиси. — А.К.) в
погрсбальнице своих предков» E9,
с. 147). Его старший сын и преемник
Димитрий 1 A125-1156) впервые
упоминается в грузинской хронике в 1117 г.,
когда он совершил успешный поход на
Ширван. О других детях царя Давида
хроника сообщает следующее: в 1116 г.
царь Давид отправил дочь Кату в
Византию замуж за сына византийского
императора, а перед этим другую дочь Тамар
выдал за ширваншаха B9, с.360). В 1118
г. хроника сообщает, что у царя Давида
родился сын Вахтанг B9,с.363).В
церковном «Жизнеописании царя Давида»
говорится, что он скончался, «оставив
четырех сыновей: Димитрия, наследника
своего, Вахтанга, Георгия, Константина и
трех дочерей — Ката или Ирину,
императрицу греческую, и Тамару, супругу
принца Агсартана Ширванского, и Русу-
дан» D5, с. 138). Русудан — так звали
дочь царя Давида, выданную замуж в
Осетию. В другой грузинской хронике
сообщается, что Тамара была выдана
замуж в Ширван в 1112 г., и в этом же
году скончался отец царя Давида Георгий
II, не принимавший участия в
управлении государством F0, с. 10-11). В своем
завещании царь Давид поручил
старшему сыну и наследнику Димитрию царицу
и малолетнего царевича Цхвату F1,
с. 124-125). Историк Давида не называет
царицу Гурандухт матерью Димитрия. В
завещании Давида царица, а это,
вероятно, была Гурандухт, тоже не названа
матерью Димитрия.
В 1154 г. русские летописи сообщают
о женитьбе великого киевского князя
Изяслава Мстиславича A146-1154),
внука Владимира Мономаха, на царской
дочери «изъ Обсзъ». Это первое
появление названия «обезы» в русских
летописях. Брак оказался недолгим, ибо в конце
того же года князь Изяслав Мстиславич
скончался A, стб.468-469; 9, стб.341-
342). Грузинские источники ничего не
говорят об этом браке. Большинство
400

грузинских историков считают, что
«обсзской» супругой Изяслава Мстисла-
вича была царица Русудан, дочь царя
Димитрия I, сестра его сына и преемника
Георгия III и тетка царицы Тамары A9,
с.31-32; 24, с.174; 62, с.17). Ш.А. Месхиа
утверждал, что «принятая с большими
торжествами в Киеве грузинская царевна
по материнской линии сама была внучкой
половецкого князя Отрока» C6, с. 114).
Н.Ф. Котляр по недоразумению считает,
что мать царевны Русудан, дочери
Димитрия I, была половецкой княжной F3,
с. 12). Если бы Гурандухт была матерью
Димитрия, то его дочь Русудан была бы
правнучкой хана Отрока.
Церковное «Жизнеописание царя
Давида» называет брак Давида с Гурандухт
вторым D5, с.111). Согласно Матфею
Эдесскому, Давид от жены армянки имел
сына по имени Дсмстрэ E5, с. 145).
Смбат Спарапст пишет, что вокруг
Давида «собрались все остальные войска
армян. Он построил армянский город в
Грузии, учредил много церквей и
монастырей и назвал этот город Гура (Гори).
Он имел от армянки сына, по имени
Димитрий, который был очень
высокого роста» E6, с.85). Вероятно,
Димитрий, Тамар, Ката и Русудан были дети
Давида от жены-армянки. После ее
смерти Давид женился на дочери хана
Атрака и младшие сыновья Давида —
это его дети от второго брака.
1. Ипатьевская летопись. //ПРЛ., M., 1962.,
Т.Н.
2. Б а р с о в II. П. Очерки русской
исторической географии. География начальной
(Иесторовой) летописи. Варшава, 1985.
3. С е р с д о н и н СМ. Историческая
география. Пг., 1916.
4. П р и с е л к о в M. Д. Троицкая летопись.
Реконструкция текста. М.-Л., 1950.
5. Кулаковский 10. А. Христианство у
алан. //ВВ. СПб., 1898. T.V.
6. Артамонов M. И. История хазар. Л.,
1962.
7. П л е т п с в а С. Л. Половецкая земля.
//Древнерусские княжества Х-ХШ вв., M., 1975.
8. К у з н с ц о в В. Л. Очерки истории алан.
Орджоникидзе, 1984.
9. Лаврснтьевская летопись. //ПСРЛ. M., 1962.
T.I.
Главная военно-политическая задача,
стоявшая перед Грузией, была решена —
в эпоху Давида Строителя страна
освободилась от турок-сульджуков. Надобность
в кипчакских союзниках отпала.
Вероятно, после кровопролитного конфликта в
1123 г. под Шемахой отношения между
грузинами и кипчаками испортились.
Поэтому Отрок, в ответ на призыв брата
Сырчана, решил вернуться на север, в
Подонье. А.Н. Робинсон высказал
интересное соображение, что «обратная
миграция Атрака была вызвана не только
смертью грозного врага его рода (Шару-
кана и Шаруканидов), прославленного в
окрестных странах Владимира Мономаха,
но и совпавшей по времени смертью его
зятя царя Давида (оба умерли в 1125 г.),
которая развязала силы придворной
оппозиции грузинских феодалов против
абсолютизации царской власти,
опиравшейся на половецкую гвардию» F4,
с.266). Отроку было уже много лет, надо
было думать о том, где «костью лечи», и
он «придс во свою землю».
Таким образом, в обнове
рассмотренного известия Ипатьевской летописи
лежит правдивое изложение событий.
Преувеличения и неточности в этом отрывке
объясняются «легендой о Мономахе» и
тем, что русский летописец не знал
многие факты истории народов Кавказа.
10. О р л о в Л. С. Владимир Мономах. М.-Л., 1946.
П.Рыбаков Б. Л. «Слово о полку Игореве»
и его современники. М., 1971.
12. Пархоменко В. Л. Следы половецкого
эпоса в летописях. Проблемы источниковедения.
1949, Вып.З.
13. Ч с р с п н и н Л. В. Летописец Даниила
Галицкого. //ИЗ.М.-Л., 1941, Т. 12.
14. Г л у х о в В. М. К вопросу о пути князя
Игоря в Половецкую степь. //ТОДРЛ.М.-Л7, 1955.
T.XI.
15. А б а с в В. И. Скифо-сарматскис наречия.
//Основы иранского языкознания. Древнеиранские
языки. М., 1979.
16. Хрестоматия по древней русской
литературе. Сост. U.K. Гудзий. М„ 1973.
17. Д м и т р и с в Л. Л. Орь A-я половина XII
в.). Писатели и книжки XI-XVII вв. //ТОДРЛ. Л.,
1985, Т.Х.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
26 Алаиика - III
401

18. Б а с к а к о в II. Л. Тюркская лексика в
«Слове о полку Игоревс». М., 1985.
19. Д ж а н а ш в и л и М. Г. Царица Тамара,
Тифлис, 1900.
20. Д ж а и а ш в и л и М. Г. Краткий обзор
русско-грузинских отношений до присоединения
Грузии к России. //К материалам по истории и
древностям Грузии и России. Тифлис, 1912.
21. Л а в р о в Л. И. «Обезы» русских
летописей. //СЭ, 1946, 4.
22. Ш е п е л е в а Л. С. Культурные связи
Грузии с Россией в X-XVIII вв. //ТОДРЛ. М.-Л.,
1953. Т. XI.
23. С у л а в а Г. Г. Что понимали в Древней
Руси под названием «Обезь». //ИСССР, 1957, 2.
24. А и ч а б а д з е 3. В. Из истории
средневековой Абхазии (VI-XVII вв.), Сухуми,
1959.
25. Ц у л а я Г. В. Обезы по русским
источникам. //СЭ, 1975, 2.
26. Федоров Я. А., Федоров Г.С. Ранние
тюрки на Северном Кавказе. М., 1978.
27. М а т и а и е К а р т л и с а («Летопись
Картли»). Перевод, введение и примечания М.Д.
Лордкипанидзе. Тбилиси, 1976.
28. Б е р д з е н и ш в и л и II. А. Грузинское
феодальное государство. //История Грузии.
Тбилиси, 1962. T.I.
29. Histoire de la Gcorgie. Перевод и
комментарии М.И. Броссе. СПб., 1849. Часть I. Вып.1.
30. М а р р II. Я. Дрсвнегрузинские одописцы
(XII в.). Спб., 1902.
31.Б аратов С. История Грузии. СПб., 1871.
Тетрадь VI.
32. К и р и о н. Культурная роль Иверии в
истории Руси. Тифлис, 1910.
33. А и ч а б а д з е 3. В. Кипчаки Северного
Кавказа по данным грузинских летописей XI-XIV
веков. //МНС. Нальчик, 1960.
34. П а ш у т о В г Т. Внешняя политика
Древней Руси. М., 1968.
35. К о т л я р И. Ф. Половцы в Грузии и
Владимир Мономах. //Из истории
украинско-грузинских связей. Тбилиси, 1968. Вып.1.
36. М е с х и а Ш. А. История Грузии (Краткий
обзор). Тбилиси, 1968.
37. М е с х и а Ш. А. Дидгорская битва.
Тбилиси, 1974.
38. Лордкипанидзе М. Д. История
Грузии XI- начала XIII века (научно-популярный
очерк). Тбилиси, 1974.
39. П а п а с к и р и 3. В. У истоков
грузино-русских политических отношений.
Тбилиси, 1982.
40. П л с т н е в а С. А. Донские половцы.
//«Слово о полку Игореве» и его время. М., 1985.
41. Летопись Картли. Перевод, введение и
примечания Г.В. Цулая. Тбилиси, 1982.
42. Ц у л а я Г. В. Отрок Шарукаы — Атрака
Шараганисдзе. //К.Э.С. М., 1984. Вып. VIII.
43. Добродомов И. Г. Этимология
этнонима «буртас». //Ономастика Поволжья.
Саранск, 1986.
44. Т о г о ш в и л и Г. Д. Грузино-осетинские
отношения в I-XII веках. //Очерки истории Юго-
Осетинской автономной области. Тбилиси, 1985.
T.I.
45. Жизнь славного благоверного царя всей
Иверии и Абхазии Давида III Строителя. //Полное
жизнеописание святых грузинской церкви.
Составил и перевел с грузинских подлинников М.
Сабинин. СПб., 1873. Ч. III.
46. Грузинские документы IX-XV вв. Перевод и
комментарии С.С. Какабадзе. М., 1982.
47. К у з н е ц о в В. А. Алания в Х-Х1Н вв.
Орджоникидзе, 1971.
48. М у р г у л и я II. М. К вопросу переселения
половецкой орды в Грузию. //Из истории
украинско-грузинских связей. Киев, 1971.
49. Л и и а Ком н и н а. Алексиада. М., 1965.
50. В а с и л е в с к и й В. Г. Византия и
печенеги. //Труды. СПб., 1908. T.I.
51. Ш у ш а р и н В. П. Складывание и
оформление феодальных отношений.
Раннефеодальная монархия (XI — середина XIII в.)
//История Венгрии. М., 1971. T.I.
52. Р ы б а к о в Б. А. Древняя Русь. Сказания.
Былины. Летописи. М., 1963.
53. Былины. М., 1958. T.I.
54. Добрыня Никитич и Алеша Попович.
//«Литературные памятники». М., 1974.
55. Б а р т и к я н Р. М. «Хронография» Матфея
Эдесского о Грузии и грузинах.
//Виза!киноведческие этюды. Тбилиси, 1978.
56. Смбат Спарапет. Летопись. Перевод и
примечания А.Г. Галстяна. Ереван, 1974.
57. История и восхваление венценосцев.
Перевод с предисловием и примечаниями К.С. Кекелид-
зе. Тбилиси, 1954.
58. Ибн-ал-Асир. Из «Тарих-ал-камиль». Пер.
П. Жузе. //Материалы по истории Азербайджана.
Баку, 1940.
59. Всеобщая история Вардана Великого.
Перевел Н.Эмин. М., 1861.
60. Ж о р д а и и я Ф. Хроника абхазских
царей. Тифлис, 1902.
61. X а х а н о в А. С. Очерки по истории
грузинской словесности. М., 1987. Вып.И: Дрепняя
литература до конца XII вв.
62. М е с х и а Ш. А., Цинцадзе Я.Е. Из
истории русско-грузинских взаимоотношений (X-
XVIII вв.). Тбилиси, 1958.
63. К о т л я р II. Ф. Грузинские сюжеты
древнерусских летописей. //Из истории украинско-
грузинских связей. Тбилиси, 1975.Вып.Ш.
64. Р о б и н с о и А. Н. Литература древней
Руси в литературном процессе Средневековья XI-
XIII вв. М., 1980.

A. H. KAPCAHOB
КАВКАЗСКИЕ АЛАНЫ-АСЫ В ПИСЬМЕННЫХ
ИСТОЧНИКАХ ПОЗДНЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
(XIV-XVIII ВВ.)
В русских летописях под 1318 г. A319
г.) на Кавказе упоминаются: «горы Ясь-
кие и Черкаские, близ Ворот
Железных...» A, с.194); «под великими горами
Яськими и Черкасками...» B, стб.411).
Арабский историк Ибнфадлаллах Эло-
мари (ум. в 749 г. хиджры, или в
1348/1349 г.) писал о Золотой Орде: «У
султана этого государства рати Черкесов,
русских и Ясов. Это жители городов
благоустроенных, людных, да гор
лесистых, плодовитых. У них произрастает
посеянный хлеб, струится вымя (т.е.
водится скот), текут реки и добывают
плоды. Они (Черкесы, Русские и Ясы) не
в силах сопротивляться султану этих
стран и потому (обходятся) с ним как
подданные его, хотя у них есть и (свои)
цари. Если они обращались к нему с
повиновением, подарками и
приношениями, то он оставлял их в покое, в
противном же случае делал на них
грабительские набеги и стеснял их осадами;
сколько раз он убивал их мужчин,
забирал в плен их жен и детей, уводил их
рабами в разные страны»; «Что касается
городов Черкесских, Русских и Ясских, то
у них (всего) этого очень много» C,
с.231, 234).
Арабский географ и путешественник
Ибн Батута A304-1377) посетил Сарай
— столицу Золотой Орды: «В нем
(живут) разные народы, как то Монголы —
это (настоящие) жители страны и
владыки ее; некоторые из них мусульмане;
Асы, которые мусульмане; Кипчаки,
Черкесы, Русские и Византийцы, которые
христиане» C,с.306). Асы-мусульмане,
вероятно, выходцы из Средней Азии,
давно переселившиеся в Поволжье.
Аланская метрополия входила в состав
епархий Константинопольского
патриархата. В работе С.Н. Малахова D, с. 149-
179) дан обзор источников и литературы
об Аланской метрополии и в приложении
к работе приведены сведения о
митрополитах Алании за период с X в. по конец
XVI в. С.Н. Малахов отмечает, что
«сведения, подтверждающие
военно-союзнические отношения Алании с Трапе-
зундской империей, сохранились в
письме последнего императора Давида Ком-
нина от 29 апреля 1459 года к герцогу
Филлипу Бургундскому, где
упоминается, что аланы готовы сражаться на его
стороне против неверных наряду с «джи-
камй» D,с.162).
Как указывал Ф.И. Успенский в своей
книге по истории Трапезундской
империи и на которую ссылается С.Н.
Малахов, в этом письме император Давид
A458-1461) «рассказывает, как он отдал
свою племянницу за Гассана (хан Бело-
баранной орды в Месопотамии, — А.К.)
с целью привлечения его в лигу, как он
сам выйдет с 20 галерами и 20000 войска,
Гассан с 50000, Георгий VIII Грузинский
с 60000, подчиненный ему Грузинский
герцог с 20000 кавалерии, Дадиани
Липарит, князь Мингрелии, с 60000, Рабия,
князь Абхазии с его братом и баронами,
с 30000; кроме того готы и аланы дали
обещание сражаться под знаменем
короля Георгия Грузинского» E, с. 135-136).
Вероятно, аланы, о которых идет речь в
письме, это не кавказские аланы, а
аланы, жившие в нагорном Крыму и
находившиеся в тесном контакте с гота-
© Л.Н. Карсанов
403

ми, почему они и называли себя готалан-
ми, как писал о них Иосафат Барбаро
A6,с. 157). Гото-аланское княжество в
Крыму с центром в Мангупс (Дорос,
Фсодоро) имело свою готскую
митрополию и просуществовало до разгрома
турками-османами в 1475 г.
Дополним материалы об аланской
митрополии еще одним фактом.
Византийский император Иоанн VI Кантакузин
A347-1354) в 1354 г. отрекся от престола
и постригся в монахи под именем Иосафа.
В беседе с папским легатом Павлом в
июне 1367 г. бывший император Иоанн
VI отмечал, что для изучения причин
греко-римского конфликта «надо, чтобы
состоялся кафолический и вселенский
собор, на который собрались бы в
Константинополь архиереи, находящиеся под
властью вселенского патриарха — и те,
которые близко, и тс, которые далеко
пребывают, как-то: /митрополит/
России с несколькими его епископами,
/митрополиты/ Трапезунда, Алании,
Зикхии, также другие патриархи:
Александрии, Антиохии и Иерусалима, а
кроме того — католикос Ивирий, патриарх
Тырнова и архиепископ Сербии; —
собор, на который и папа прислал бы
(своих) представителей согласно с
установленными издревле порядком и
обыкновением» F, с.ЗЗО).
В 1380 г. асы (ясы) были в составе
войск Мамая, сражавшихся против
русских в Куликовской битве: «В лето 6888...
того же лета безбожный и злочестивый
ордынский поганый Мамай, собрав рати
многы и все землю Половецкую и
Татарскую, и рати понаимовав, Фрязы и
Черкесы и Ясы... G,с.419)» «... рати
понаймовал Бссермсн, и Армены, Фрязы,
Черкасы, Яш, Буртасы...» (8,с.34).
Труд армянского историка Фомы Ме-
цопского охватывает период с конца XIV
в. до середины XV в. В этом труде в связи
с походом золотоордынских войск в
Закавказье в 1386 г. упомянуты «врата
Аланские (дважды) и Дербентские» (9,
с.57).
Персидский автор Шереф-ад-Дин.
Йезди (ум. в 1454 г.) в «Книге побед»
писал о выступлении войск Тимура
против золотоордынского хана Тохтамыша в
1388 г. В составе золотоордынского
войска было много представителей
подвластных Золотой Орде народов. «Из русских,
черкесов, булгар, кипчаков, аланов,
(жителей) Крыма с Кафой и Азаком, баш-
кирдом и м.к.с. собралось войско изрядно
большое...» Далее Йезди описал поход
Тимура против Золотой Орды в 1394-
1395 гг. во время военных действий на
Северном Кавказе: «В намерении
покорить неверных знамя, мир
завоевывающее, направилось на Бурибсрди и Бура-
кана, который был правителем народа
асов. На этом пути находились леса.
Вырубив деревья и проложив дорогу,
(Тимур)... взошел на гору Эльбурз»; и на
Нижней Волге: «Победоносное войско
взяло Сарай и, подложив огонь, сожгло
его... Выселив всех жителей
Хаджи-Тархана, город зажгли... Когда все области
Дешт-и-Хазара, правое и левое крыло
улуса Джучиева и прочие северные
страны были покорены, когда подобные
небосводу войска, сделав набег на области и
места того края — (земли) Укека, Мад-
жара, русских, черкесов, башкирдов, Ми-
кес, Бальчимкина, Крыма, Азака,
Кубани и аланов со всем к ним
принадлежащим и относящимся, — выказали свою
силу и полную власть...» A0,с.156, 173,
181, 184-185).
Доминиканец Иоанн Галонифонтибус
в 1377 г. был назначен римским папой
епископом Нахичевани, а в 1398 г. Иоанн
стал архиепископом Султании. В 1403 г.
в качестве посла Тимура посетил ряд
европейских стран. Конец жизни провел
в Крыму. В его описании Кавказа:
«Черное море или море Танайскос находится
к Западу от Великой Татарии. Южными
соседями являются чрезвычайно высокие
горы, Бакинское море (это последнее
называется также Каспийским морем) и
Персия. Эта страна представляет
поселения для многочисленных народов и
состоит из различных провинций, а именно:
Кумания, Хазария, Йахабри, Иухугур,
кыпчаки, гумат, блаки, кумыки и авары.
Многие народы северных гор даже не
знают своих соседей»; «В этой стране
много христиан, а именно: греки, разные
армяне, зики, готы, таты, воляки,
русские, черкесы, леки, йасы, аланы (в
рукописи assi ct alani), авары, казикуму-
хи и почти все они говорят на татарском
404

языке. Кавказские или Каспийские горы
находятся в южной части страны, их
высота и протяжение прекрасны, но и
обитает там такое же количество
различных наций, языков и чудовищ»; в
описании Грузии: «Протяженность этой страны
равна двадцатидневному путешествию, и
она заселена неплотно. Здесь живут
различные народы, такие, как грузины,
армяне, сарацины и евреи, которые
имеют дело с торговлей. На границах, в горах
живут двали, аланы, осетины (в рукописи
assi) и другие. Доминиканцы и
францисканцы многих в этой стране обратили в
христианство, и они имеют в этом
регионе несколько колоний» (И,с. 13, 15,24-
25).
Азербайджанский писатель ал-Бакуви
(втор. пол.Х1У в. — нач.ХУ в.) в
географическом сочинении, написанном в
нач.ХУ в., называет в земле ал-Лан
крепость Ка'лат ал-Лан на вершине горы
Баб-ал-Лан A2, с.97).
Во время своих многолетних
странствий немецкий путешественник Иоанн
Шильтбергер в нач. XV в. побывал на
Кавказе. В своем сочинении в
этнографическом экскурсе «О том, как ясы
празднуют свадьбу» он описал бытующий у
грузин и ясов свадебный обряд. В конце
экскурса Шильтбергер добавил, что «этот
обычай существует также в Армении.
Грузины называются у язычников Гурд-
жи, Ясы же — Ас» A8, с.109-110).
Царь Имерети Вахтанг Горгасал
(cep.XV в.) (не путать с царем Картли
Вахтангом Горгасалом, V в.) в грамоте
1432 г. назван: «царь царей ранов, кахов,
сванов, греков, армян, мегрелов, грузин,
джиков, алан, шарванов и шарвашов,
Лих-Имсра, и Востока и Севера» A4,
с. 143-146). Царь Картли и Имерети Баг-
рат VI A466-1478) в грамоте 1478 г.
именуется: «Баграт, царь Абхазии, Кар-
талинии, Черкесов, Аланов, Кахстии,
Сомхстии и владелец Ширвана, Шанша
и Шарванша...» A5, с.37). В отличие от
общепринятого в Грузии этнонима Ош
(оссти), в этих документах аланы
названы своим самоназванием и четко
отличаются от адыгов (джикво, черкесов).
Итальянец Иосафат Барбаро в 1436-
1452 гг. прожил в Тане — венецианской
колонии в устье Дона. В «Путешествии в
Тану» он писал: «Равнина Татарии
представляется человеку, стоящему
посередине, в таких границах: с востока она имеет
реку Ледиль (Lcdil, Edit, Итиль, Волга,
— А.К.); с запада и северо-запада —
Польшу, с севера — Россию, с юга, там,
где земли обращены к Великому морю
(Черное морс, — А.К.) — Аланию,
Куманию, Газарию; последние страны
все граничат с Забакским морем
(Азовское морс — А.К.)». «Название Алания
произошло от племен, именуемых
аланами, которые на собственном языке
называются «Ас». Они христиане и были
изгнаны и разорены татарами. Страна
лежит на горах, на побережьях, на
равнинах; там есть множество курганов,
насыпанных руками человека, они
возведены как знаки погребений. Каждый
имеет на вершине большой камень с
отверстием, куда втыкают крест,
сделанный из другого цельного камян. Эти
курганы бесчисленны...» «Если ехать из
Таны вдоль берега упомянутого моря, то
через три дня пути вглубь от побережья
встретится область* называемая Крс-
мук... Дальше за этим народом лежат
области, населенные племенами с
различными языками, однако они не
слишком удалены друг от друга. Это племена
Кипке, Татаркосия, Собаи, Ксвсртси, Ас,
т.е.аланы, о которых мы говорили выше.
Они следуют одно за другим вплоть до
Мснгрслии, на пространстве двенадцати
дней пути. Эта Менгрслия имеет границу
с Кайтаками, которые живут около
Каспийских гор (Кавказские горы, — А.К.),
и частично с Грузией и Великим морем,
а также с горным хребтом, проходящим в
Чсркссию» A6, с.137-138, 153).
Византийский историк Лаоник Халко-
коидил (ум. ок. 1464 г.) писал об аланах:
«В соседстве с городами Верхней Иберии
(Грузии) живут Аланы, Гунны и Эмбы.
Но Аланы простираются до (горы)
Кавказа и считаются между другими самыми
храбрыми и искусными в военном деле.
Они делают превосходные кольчуги,
следуют вероучению Господа нашего Иисуса
Христа, имеют особый язык и из меди
изготовляют оружие, называющееся
аланским» A7, с. 118).
Польский историк Матвей Мсховский
A457-1523) в «Трактате о двух Сармати-
405

ях» A517 г.): «Аланы — это народ,
живший в Алании, области Сарматии
Европейской, у реки Танаиса и по
соседству с ней. Страна их — равнина, без гор,
с небольшими возвышенностями и
холмами. В ней нет поселенцев и жителей, так
как они были выгнаны и рассеяны по
чужим областям при нашествии врагов, и
там погибли или были истреблены.
Поля Алании лежат широким
простором. Это пустыня, в которой нет
владельцев — ни аланов, ни пришлых. Иногда
только проходят там казаки, «ища», по
их обычаю, «кого пожрать» A8, с.73).
Из гсографичеЬкого труда балхского
ученого Махмуда йбн Вали (род. в 1104
г. хиджры или в 1595/1596 г.): «Асе —
из седьмого климата, из городов западной
половины обитаемой части света. Область
Русь расположена поблизости к нему.
Кутаба — из больших городов Асса.
Большая часть его населения обитает в
степях и на лугах. Богатство их — в
основном верховые животные и скот,
живут благодаря им. Из этой области
вывозят мех и (среди них) весьма
славятся русские меха.
Мужчины Асса крепкие и рослые.
Большая часть (их) христиане.
Благородство среди них почти не встречается, ибо
злодеяние и кровопролитие победили их
естество. Когда кто-либо из них попадает
в неволю, то становится смиренным и
послушным. В настоящее время из этой
области вывозят в Рим и Мавсраннахр
большое количество военных доспехов,
деревянную посуду, невольников и
наложниц. Некоторые женщины той
области с красивой внешностью, но такие
встречаются редко. Из обычаев их это то,
что когда кто-либо ворует, его
привязывают к дереву и так оставляют до тех пор,
пока не помрет и не разложится. По этой
причине в той области воров мало, двери
лавок и домов день и ночь оставляют
открытыми и нет надобности в сторожах»
A9, с.15-16).
В связи с нашествием турок-османов в
Закавказье в 1583 г. армянский историк
Захарий Канакерци A627-1699) сообщал,
что османский предводитель Фахрат-паша
«двинулся на Гандзак Агванский и
овладел им. Взяли и Тавриз и Шамаху, и
Дамур-гапы, то есть ворота Аланские, и
османы распространили свое господство
вплоть до Худаферина» B0, с.42).
Аракел Даврижеци (кон.XVI в. —
1670), армянский историк: «Этот
государь, султан Мурад (турецкий султан в
1574-1595 гг. — А.К.) послал большое
войско в страну персов, захватил Тавриз
и Ереван, Ганджу, Аршар и Шамаху —
вплоть до ворот Аланов, возведенных
Александром Македонским»; Османский
полководец Лала-паша, «направившись к
аланам, пошел к Железным воротам, там
тоже построил крепость и назвал ее
Демур-гапу, оставил в ней
многочисленное войско и военачальника по имени
Осман — очень искусного и
безжалостного». «А в 1585 г. пришел в Демур-гапу
приказ высокомерного Мурада
(предписывающий) Осману отправиться к нему в
Константинополь. И тот действительно
поехал и был удостоен чести быть
назначенным военачальником и князем на
всем востоке — от Византии до аланов»
B1, с.432, 466, 469).
Французский миссионер Луи Гранжс в
письме, написанном в 1615 г., описал
свое путешествие из Константинополя
(Стамбула) в Микгрелию: «... в стране
Лазии, которая простирается от Трапс-
зунта до Грузии. Но в части, которая
ближе к Трапезунту, говорят
по-гречески; в той же, которая находится ближе
к Грузии, говорят вообще на языке
Мингрелии, бывшей колонии лазов или
аланов, народом Мингрелии. Они
переходят мало-помалу в магометанство...» B2,
с.38).
Итальянец Арканджсло Ламбсрти
провел в качестве миссионера 18 лет в
Мингрелии с 1635 г. по 1653 г. Он
составил описание Мингрелии:
«Ближайшими являются абхазцы, сваны,
карачаевцы, джики, черкесы. Все они
именуются христианами, но живут без законов и
занимаются охотой и грабежами.
Разнообразие их наречий и языков
удивительное. Каждая из этих народностей имеет
свое собственное наречие, которое
настолько разнится от наречия другой
народности, что не находишь ни одного
сходного звука между ними»; «Про
аланов и цихов я отдельно ничего не отмечу,
потому что у них такие же обычаи, какие
у их соседей — сванов и абхазцев» B3,
с.2, 190).
406

Француз Жан Шарден в 1672-1673 гг.
посетил Закавказье и составил описание
своего путешествия, выдержки из
которого мы приводим: «Обитатели Кавказа
составляют ту воинственную народность,
столь прославившуюся под именем
гуннов, которая распалась на разные мелкие
племена. Те из них, которые граничат с
Колхидой, суть, во-первых, аланы,
страна которых составляла в прежние
времена северную границу Армении, между
горами Кавказа и Каспийским морем, где
определяют место страны амазонок. Это
известный народ, бывший в союзе с
персами против римлян в течение первых
семи веков. Остальные состоят из сванов,
жигов, карачиолов или карачеркесов —
народов, еще более диких, чем их имена,
последние во всяком случае, мало
изменились, как легко заметят люди,
знакомые с древней историей, из которой
видно, что алланы назывались алланами,
сваны — тцанами, жиги — зихами,
карачеркесы — карачиолами. Эти кара-
черкесы, как их зовут турки, т.е. черные
черкесы, составляют северную отрасль...
Наречия этих народов довольно
различны, но имеют общие свойства, прибли-
жась к славянскому или грузинскому,
смотря по близости к Херсонесу или
Фазису»; «Церковь св. Георгия находится
в местечке Иссариен близ Черного моря,
в спископствве Бедисль. Окрестные
народы очень благочестивы, даже
нехристиане. Самые близкие соседи — абхазцы,
алланы, жигезы и другие неверные не
осмеливаются ее ограбить, хотя хорошо
знают, что эта церковь очень богата, в
особенности драгоценностями и
деньгами. Двери этой церкви украшены
серебряными пластинками, на которых
рельефно высечены как изображения самого
святого, так и его чудес. Однако никто,
как я уже сказал, не смеет обокрасть эту
церковь из страха, чтобы святой не
предал их лютой смерти»; «Северные
народы Кавказского хребта: алланы, сва-
нсты, гунны и другие народы, по многим
рассказам, славятся своею силою и
мужеством, равно как амазонки, которыми и
было разорено маленькое кахетинское
царство» B4, 1900, № 3, с.21-22; № 7,
с.95; 1901, №2, с.179).
Турецкий путешественник Эвлия Че-
леби (Xv'II в.) неоднократно посещал
Северный Кавказ и Закавказье. В
описании своих путешествий он упоминает
«города страны Хазарской, земли
Терской и страны Лан» (вероятно, Алан —
А.К.), а также область и крупный город
Серираллан в Дагестане B5, вып.2, с.94,
108, 122; вып.3,с.177,178).
Ал-Масуди (сер.Х в.) сообщал о
большом царстве Серир в горах Дагестана.
Царство Серир граничит с царством
аланов. Между царем Серира и царем аланов
заключен договор и они взаимно отдали
друг за друга своих сестер B6, с.52-53).
Возможно, название города Серираллан
— отголосок древних связей между
Дагестаном и Аланией.
Вахушти Багратиони A696-1757) в
«Географии Грузии» дал отдельно
описание Осетии и Алании. Осетию Вахушти
локализует в области современной
нагорной Осетии. Об Алании Вахушти
сообщает следующее: «А Алания находится на
запад от Сванетии и к северу от Бедии.
Имеет: с востока — Кавказ и границу
сванов, с юга — Кавказ, находящийся
между Бедией, Одишией и этой
(страной), с запада — Кавказ и с севера —
тоже Кавказ. Посередине се протекает
сванская река. Урожаем и скотом считай
такою, какова Сванетия. Люди же
идолопоклонники, без веры, но первоначально
они были христианами, а теперь —
идолопоклонники и некоторые —
магометане, но и в этой религии невежды.
А горы кавказские, что мы отметили в
этих местах — от Кедельского Кавказа до
Джикетии, такие же ледовитые горы, как
карталинские и осетинские, высотою,
ледовитостью и всем одинаковы с ними.
А Сванетия и Алания составяли доли
Кавкаса, а цари грузинские укрепили их
за собою, как уже мы писали» B7, с.138,
237). Северокавказская Алания в
домонгольскую эпоху, как считает В.А.
Кузнецов, «может быть дифференцирована
на две хорошо различимые этнокультур-*
ные области, одна из которых
размещается в верховьях Кубани и западной части
Кабардино-Балкарии, другая —
восточнее, вплоть до границы с Дагестаном»
B8, с.77).
Вторжение татаро-монголов и
оккупация ими северокавказской равнины при-
407

вели к тому, что аланы были вытеснены
в горы и частично, перейдя Кавказский
хребет, расселились на территории
Грузии. Аланские переселенцы с верховьев
Кубани, поселившиеся между Абхазией и
Сванетисй, образовали область, которую
Вахушти в первой половине XVIII в.
назвал Аланией.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
1. Летопись по Воскресенскому списку. Полное
собрание Русских Летописей (ПСРЛ). //СПб.,
1856, Т.VII.
2. Тисрская летопись.//ПСРЛ. М., 1965. T.XV.
3. Тизенгаузсп В.Г. Сборник материалов,
относящихся к истории Золотой Орды. Извлечения из
сочинении арабских. СПБ., 1884, T.I.
4. Малахов СИ. К вопросу о локализации
епархиального центра Алании в XII-XVI вв.//Ала-
ны: Западная Европа и Византия. Владикавказ,
1992.
5. Успенский Ф.И. Очерки по истории Трапе-
зундской империи. Л., 1929.
6. Прохоров Г.М. Публицистика Иоанна Канта-
кузина 1367-1371 гг. //ВВ., М., 1969, T.29.
7. Приселков М.Д. Троицкая летопись.
Реконструкция текста. М.-Л., 1950.
8. Продолжение летописи по Воскресенскому
списку.//ПСРЛ.СПб., 1859, Т.VIII.
9. Фома Мецопский. История Тимур Ланка и
его преемников. Баку, 1957.
10. Тигенгаузен В.Г. Сборник материалов,
относящихся к истории Золотой Орды. Извлечения из
персидских сочинений. М.-Л., 1941. Т.Н.
11. Иоанн де Галонифонтибус. Сведения о
народах Кавказа A404 г.) (Из сочинения «Книга
познания мира»). Перевод с лат. на а и г. и
комментарии Л. Гарди. Перевод с анг. и предисловие З.М.
Буниятова. Баку, 1980.
12. Абд ар-Рашид ал-Бакуви. Сокращение
книги о памятниках. Издание текста, перевод,
предисловие, примечания и приложения З.М. Буниятова.
М., 1971.
13. Путешествия Ивана Шильтбергера по
Европе, Азии и Африке с 1394 года по 1427 год. Перевел
с немецкого и снабдил примечаниями Ф. Брун
//Записки Импер. Новороссийского Университета.
Одесса, 1867, ТЛ.Вып. 1 и 2.
14. Какабадзе С.С. Грузинские документы IX-
XV вв. М., 1982.
15. Пурцеладзе Д.П. Грузинские дворянские
грамоты. Тифлис, 1881.
16. Барбаро и Коптарини о России. К истории
итало-русских связей в XV в. Вступительные
статьи, подготовка текста, перевод и комментарий
Е.Ч. Скржинской, Л., 1971.
17. Миллер Вс. Терская область.
Археологические экскурсии. //МАК, М., 1888, Вып.1.
18. Матвей Меховский. Трактат о двух Сарма-
тиях. Введение, перевод и комментарии С.Л. Лнин-
ского. М.-Л., 1936.
19. Махмуд ибн Вали. Море тайн относительно
доблестей (география). Введение, перевод,
примечания, указатели Б.А. Ахмедова. Ташкент, 1977.
20. Захарий Каиакерци. Хроника. Перевод с
армянского, предисловие и комментарий М.О. Дар-
бинян-Меликян. М., 1969.
21. Аракел Даврижсци. Книга историй. Перевод
с армянского, предисловие и комментарий Л.Л.
Ханларян. М., 1973.
22. Письмо, посланное с Востока отцом Луи
Гранжия, генералу иезуитского ордена. //Известия
Кавказского отделения Московского
археологического общества. Тифлис, 1915, Вып. IV.
23. Арканджсло Ламберти. Описание Колхиды,
называемой теперь Мингрелисй. Перевод с
итальянского К.Ф. Ган. //Сборник материалов для
описания местностей и племен Кавказа (СМОМПК).
Тифлис, 1913, Т.43.
24. Путешествие кавалера Шардена по
Закавказью в 1672-1673 гг. перевод с французского Д.П.
Носовича. //Кавказский вестник, Тифлис, 1900, №
3; 1901, №2.
25. Эвлия Челеби. Книга путешествия. Перевод
и комментарии. Выпуск 2: Земли Северного
Кавказа, Поволжья и Подонья. М., 1979. Выпуск 3: Земли
Закавказья и сопредельных областей Малой Азии и
Ирана. М., 1983.
26. Сведения арабских писателей о Кавказе,
Армении и Азербайджане. Перевод и примечания
И.А. Караулова. //СМОМПК. Тифлис, 1908.
Вып.38.
27. Вахушти Багратиони. География Грузии.
Введение, перевод и примечания М.Г. Джанашви-
ли.//Тифлис, 1904, Книга XXIV, Вып.5.
28. Кузнецов В.А. Дургулель Великий и
Нижний Архыз. //Методика исследования и
интерпретация археологических материалов Северного
Кавказа. Орджоникидзе, 1988.

ХРОНИКА
В 1922 году завершилась программа
ЮНЕСКО, посвященная проблеме
«Великого шелкового пути» — пути
многовекового диалога культур Востока и Запада.
Ссверо-Осетинский институт
гуманитарных исследований выступает
инициатором продолжения подобных
международных программ, возрождающих угасшие
контакты и демонстрирующих историко-
культурную неразрывность Востока и
Запада Европы. «Via Alanica» («Дорога
алан») — программа, уводящая в бурную
эпоху «Великого переселения народов»
(V в.), когда в основных чертах
формировалась современная этническая карта
Европы. Именно тогда, вместе с
кочевниками гуннами и германскими племенами
готов и вандалов, аланские конные
дружины от предгорий Кавказа и Дона
прошли через всю Европу до
Атлантического океана. Это единственный
ираноязычный народ, побывавший на западе
Европы (и в Северной Африке),
оставивший здесь свои следы и внесший вклад в
европейскую культуру.
Генетически связанные с другими
северными иранцами-скифами, сарматами,
массагетами, — аланы составили основу
современного осетинского народа.
Известно, что 1993 год был объявлен годом
малых народов мира. Предложенная Се-
веро-Осетинским институтом
гуманитарных исследований программа «Via
Alanica» предусматривала как научную
маршрутную экспедицию по аланским
дорогам Европы, так и ознакомление
общественности ряда европейских стран с
историческим прошлым и современной
жизнью Осетии, выступления участников
экспедиции с научными докладами и
популярными лекциями, брифинги,
публикации в прессе, киносъемку,
установление научных и деловых контактов и
т.д. Все это следует считать
продолжением диалога между Востоком и Западной
Европой, между Европой и Азией,
открытого программой ЮНЕСКО «Великий
шелковый путь» и позволяющего
народам лучше понять и узнать друг друга в
конце неспокойного XX века.
Согласно программе «Via Alanica», в
июне-июле 1993 г. учеными Осетии был
осуществлен первый (европейский) этап
экспедиции по дорогам Украины,
Венгрии, Франции. Можно со всей
уверенностью говорить, что экспедиция удалась.
Достигнуты конкретные договоренности
и соглашения с учеными и научными
организациями этих стран и с ЮНЕСКО.
По результатам экспедиции
предполагается издание книги, посвященной ее
итогам, создание документального
фильма, проведение международного
симпозиума по алановедснию в г.
Владикавказе. Думается, что все это дело не столь
отдаленного будущего. Публикуемые же
в сборнике статьи участников экспедиции
«Via Alanica» М.М. Блисва и Л.А. Чиби-
рова знакомят читателей с их
впечатлениями о поездке и вводят всех
интересующихся древней историей осетинского
народа в круг проблем, стоящих перед
учеными-кавказоведами.
409

М. М. Б Л И Е В
«ДОРОГА АЛАН» -
МИССИЯ СОТРУДНИЧЕСТВА
О готовящейся в Западную Европу
экспедиции «Дорога алан» («Via Ala-
nica») можно было слышать еще зимой
1993 года. Тогда казалось: это новая
волна «аланомании», с «перестройкой»
наметившаяся не только в кругах
малопрофессиональных, но и
политиканствующих публицистов. Увлечение внешней,
привлекательной стороной истории
Алании, в особенности аланской
атрибутикой, где явная безвкусица находит место
и новому названию народа, и полупрс-
ступному коммерческому предприятию,
давно раздражает здравомыслящих
людей. Рассматривать затевавшуюся
экспедицию в русле «аланского бума» было
вполне логично еще и потому, что идея о
ней явилась неожиданностью даже для
специалистов. А тут еще наше непростое
время, когда приходится думать о самом
насущном... Как было не воспринимать
экспедицию в Западную Европу проектом
дерзким и нереальным? Разговоры о
поездке по «дорогам алан» стали вестись
чаще, когда в институте гуманитарных
исследований завершили составление
программ экспедиции, наметили ее
маршрут. В списке стран были самые
престижные европейские государства, по
которым согласно программе, пролегал путь
предстоящей экспедиции. Это придавало
экспедиции по меньшей мере внешнюю
схожесть с «научным туризмом». В
скепсисе в отношении «Аланской Дороги»
исключением не были и сами участники
будущей экспедиции, до последнего дня
не верившие в реальность бесспорно
сложного проекта, намеченного
руководством института.
Что же привлекало и что не меньше
смущало в планах экспедиции на стадии
ее организации? Привлекал прежде всего
научный аспект программы «Аланская
410
© M.M. Блиев
Дорога», включающий в себя три блока
проблем:
а) ознакомление с состоянием
изучения древней иранской, в частности
аланской проблемы в Западной Европе;
б) установление тесных контактов с
научными учреждениями, отдельными
учеными, работающими в области
аланской проблематики;
в) информационный блок о
современной Осетии, ее проблемах в условиях
нового исторического излома. В итоговую
часть программы входили также:
изготовление полнометражного фильма,
фотоматериалов, подготовка к изданию
фотоальбома, отдельной монографии,
посвященной Алании, проведение международной
научной конференции.
Смущала всех нас сложность
маршрута, на начальном этапе
предусматривавшего, кроме территории Юга России и
Украины, посещение таких стран, как
Венгрия, Австрия, Германия, Италия,
Франция, Испания, Румыния... По
большому счету понять такой маршрут было
возможно, поскольку в свое время во всех
этих странах оседали аланы, сыгравшие
заметную роль в этногенетических
процессах европейских народов. Но
совершать поездку небольшой группой
фактически по всей Западной Европе, да еще
автобусом было просто немыслимо.
Впрочем, нереальность такого плана
заставляла задуматься не только нас, но и наших
спонсоров. Руководство института
гуманитарных исследований и участники
экспедиции, рассматривая зарубежную
поездку как первый этап в реализации
программы «Аланская Дорога», свели
маршрут к территории Ростовской
области, Украины, Венгрии и Франции. При
этом решено было отрезок пути
Владикавказ-Будапешт следовать на автобусе,

а Будапешт-Париж и обратный путь до
Владикавказа — воздушным
транспортом.
16 июня 1993 года перед институтом,
на проспекте Мира, состоялись
«общественное рождение» и проводы
экспедиции «Аланская Дорога». Настроение у
всех было приподнятое. Однако
торжественность, может быть навеянная не
столько таинством научной акции,
сколько самой возможностью думать о
гуманных целях, как-то легко нарушалась от
присутствия тут же вооруженных
молодых людей, призванных сопровождать
экспедицию на севсрокавказском отрезке
дороги. Среди вооруженных здесь был
также с автоматом недавний в пускник
исторического факультета нашего
университета. Вспомнив его
любознательность, интерес к истории, которую он
почему-то особенно остро воспринимает
через призму сегодняшних проблем,
нельзя не думать о безжалостности
нового времени — о том, как «утюжит» оно
судьбы молодых.
Окончательный состав экспедиции,
решившийся обкатать первую часть
европейской программы «Аланская Дорога»,
определился на заключительном этапе. В
него вошли: В.А. Кузнецов — доктор
исторических наук, известный археолог,
специалист в области аланской
проблематики; Ю.С. Гаглойти — доцент, старший
научный сотрудник Юго-Осетинского
НИИ, автор ряда работ по Алании; Л.А.
Чибиров — профессор, доктор наук,
ректор Юго-Осетинского пединститута,
этнограф; Д.Н. Медосв — кандидат
исторических наук, старший научный
сотрудник Юго-Осетинского НИИ, археолог;
B.C. Уарзиати — доцент Северо-Осетин-
ского госунивсрситста, этнограф; Ю.А.
Дзиццойти — кандидат филологических
наук, научный сотрудник
Юго-Осетинского НИИ; В.М. Гусалов — старший
научный сотрудник СОИГИ, лингвист.
Руководителем экспедиции был
утвержден автор настоящих строк. Ему же
поручалось выполнение раздела
программы, предусматривавшей информацию о
современной Осетии. В состав экспедиции
был включен и М.М. Темирасв,
профессиональный оператор, выполняющий
видеозапись и фотографические работы.
Перед тем, как членам экспедиции
приступить к работе, директор СОИГИ
СП. Таболов и депутат Верховного
Совета Российской Федерации А.С. Дзасохов
совершили поездку во Францию и
Венгрию. В Париже совместно с сотрудниками
ЮНЕСКО, в том числе с нашим
соотечественником В. Беликовым, с Осетинской
ассоциацией во Франции и се
председателем Т. Битаровой и другими лицами,
проявившими готовность оказать
содействие нашей экспедиции, они составили
чисто организационный план работы
экспедиции. Он включал в себя все, начиная
от объектов экспедиционного изучения и
до размещения в гостинице. То же самое
было предпринято в Будапеште, где
опорным пунктом экспедиции становился
Российский культурный центр в Венгрии
во главе с Г.В. Вышинским, учившимся в
5 школе нашего города, человеком в
высшей степени эрудированным и
общительным. Проводы в зарубежье
состоялись не только у здания СОИГИ, но и у
Эльхотовских ворот, у святилища
Святого Георгия. Нас провожали руководители
Кировского района и танцевальный
ансамбль района. Звуки осетинской музыки
мне не мешали вспомнить — еще в
середине XVIII в., в том месте, где мы
ненадолго расставались с Осетией,
размещались три христианских храма и
минарет. Здесь как бы символически сошлись
христианство и ислам, проявляя друг к
другу высокую веротерпимость. Вплоть
до XIX в. к покровительству святилищ
двух мировых религий обращались
путники, здесь не совершались
преступления, убийства. Теперь уже нет храмов —
обветшавшие еще XVIII в., они ушли «в
землю», стали объектами
археологических раскопок. Минарет же, еще в наше
время украшавший эту местность, «пал
жертвой» незадачливых реставраторов,
издалека приглашенных. Одно из самых
красивых и священных мест Осетии,
опустело, обнищало духовно подобно
нашей жизни. Лишь недавно совестливый
человек, специалист, судя по всему, по
надмогильным памятникам, установил
здесь не традиционную для Святого
Георгия стелу. Да поможет всем Святой
Георгий, в особенности тем, кто возродит
дух мира и согласия, кто последует
праведному примеру алан XII в.,
воздвигнувших в Арджынараг свои храмы.
411

Первая высадка экспедиции
состоялась в Ростове-на-Дону. Здесь в
областном историческом музее хранятся
коллекции золотых, главным образом,
сарматских украшений, запечатлевших
военно-демократический быт той эпохи.
Большинство находок ростовских
археологов, в том числе аланских,
опубликовано. Недостаток этих публикаций, однако,
состоит в том, что в них, как правило, не
рассматривалась аланская проблематика,
в особенности ее этногснстические
аспекты. Может быть, по этой причине сегодня
уже и донские казаки, как поведала нам
сотрудник музея Татьяна Александровна
Скрипник, стали считать себя сарматами
по происхождению. В Ростовском музее
нами были выполнены фотографические
работы и сделана видеозапись сармато-
аланских археологических находок.
К концу дня 17-го и ночью с 17-го на
18-ое июня экспедиция находилась в
пути на Киев. В столицу Украины мы
приехали в день, когда музеи не
принимают посетителей, заняты внутримузей-
ной работой. Наше положение
осложнялось еще и тем, что в музеях Киева, нас
интересовавших, не допускается
фотографирование и даже видеозапись, казалось,
безнадежно было о чем-либо просить в
«стране ближнего зарубежья». Но надо
было видеть, с каким поистине
украинским радушием была встречена
экспедиция «Аланская Дорога». Для нас был
нарушен график работы музея, сняты
ограничения. В музее исторических
ценностей Украины благодаря любезности
заведующего отделом Елены Петровны
Подвисоцкой нам было
продемонстрировано все великолепие скифского золота, в
том числе и такие шедевры, как пекто-
раль и так называемая «сахновская
пластина».
Но особенный восторг и даже
умиление вызвала диадема скифской царицы
(возможно жрицы) IV в. до н.э., не
получившая еще широкой публикации и
научного комментария. Диадема —
несомненный шедевр скифской золотой
чеканки. В ней запечатлены характерные
сцены из быта скифов — женщина,
подносящая бокал, мужчина,
опустошивший рог и приложивший его к макушке
головы и др. Диадема даст в руки
археологов и этнографов новые данные,
позволяющие с большой научной
достоверностью говорить об общности и
традиционности той культуры, которая восходит к
скифской эпохе и продолжает бытовать у
современных осетин. В сопровождении
украинских археологов мы посетили
также исторический музей Украины на
Старо-Киевской горе, где наряду со
славянскими древностями представлена и
скифская эпоха. Обследовав киевские
коллекции, мы пришли к тому же выводу, что и
в Ростове: в исследованиях ученых
Осетии, посвященных скифо-сармато-алан-
ской проблематике, не нашли еще
должного места достижения украинской науки
и в первую очередь археологии.
Покидая Киевский комплекс
исторических музеев, украинские коллеги нам
вручили экземпляры наиболее ценных
публикаций (каталоги зарубежных
выставок, монографии, оттиски), сделанные
ими в последние годы. Тронутый этим
вниманием, как руководитель
экспедиции, я стал благодарить за дружелюбие,
проявленное к нам, «приехавшим из
России, Осетии». Последние слова,
вопреки моему ожиданию, были восприняты,
видимо, как напоминание о достойном
сожаления «разводе» между Украиной и
Россией. Я был крайне смущен и
взволнован, когда у провожавшей нас Е.П.
Подвисоцкой увидел слезы.
Из Киева к украино-венгерской
границе наш путь лежал через Львов,
Ужгород и Чоп. На рассвете 21 июня мы
пересекли границу и направились в город
Ясберень, центр Ясшага — исторического
района в междуречье Задьвы и Тарны,
впадающих в реку Тису. Начиная с XIII
века, это территория расселения
венгерских ясов-алан. Навстречу к нам в Ясшаг
из Будапешта приехал директор
Российского культурного центра в Венгрии Г.Б.
Вышанский. Здесь присутствовал мэр
города господин Левет Мадьяр и
итальянская делегация, до нас прибывшая сюда с
дружеским визитом. Мы были в объятиях
наших исторических родственников и
друзей. Нарядные ясские девушки,
внешне так похожие на своих сверстниц в
Осетии, преподнесли нам всем бокалы в
той же традиционной манере, в какой это
делается у нас в Осетии.
В тот же день мы нанесли визит
вежливости в мэрию города Ясберень.
412

Здесь протокольная встреча,
предусмотренная программой, приняла деловой
характер. С мэром города Леветом
Мадьяром, производившим впечатление
человека незаурядного государственного
таланта (он является Председателем Совета
65 городов Венгрии, членом европейского
совета городов), мы говорили о
возможном сотрудничестве и даже побратимстве
Владикавказа и Ясбсрсня. Не имея
формальных полномочий, однако движимый
стремлением к установлению тесных
контактов с Ясшагом, я взял на себя
«функции» моего давнего друга М.М. Шаталова
— мэра Владикавказа и высказал
готовность от его имени подписать с мэром
Ясберсня Протокол о намерениях. Такой
Протокол был составлен и на второй день
в присутствии всех членов экспедиции
подписан. Надеюсь, председатель
Владикавказского горсовета Л.Б. Хабицова и
председатель городского исполкома М.М.
Шаталов не будут к нам в претензии за
«превышение полномочий», сделают все
возможное для установления дружеских
связей с довольно красивым ясским
городом Ясбсрснь.
В день приезда в местном музее,
основанном еще в 1874 г., мы встретились
с краеведами и учеными Ясшага. С
участием директора музея Яноша Тот и
известного в Венгрии археолога Ласло
Шелмеци, а также их коллег мы
обсудили вопросы научного сотрудничества,
современные направления
исследовательских работ в области алановедсния. Сюда
в музей к нам приехали журналисты
телевидения и радио Ясшага. Нам
задавали вопросы, большей частью касавшиеся
Осетии и осетин, целей нашей
экспедиции. Среди них был и такой (по
выражению венгерского журналиста —
«веселый») — нахожу ли я чисто внешне
сходство между осетинами и венгерскими
ясами, потомками алан. Ответив «да»,
указал на стоявшего рядом Яноша Тот, с
которым, как мне показалось, мы очень
похожи.
Осмотрев экспозицию и фонды музея,
мы отправились на фольклорный
концерт, устроенный в честь «ясов с
Кавказа». Ансамбль «Ясшаг», выступавший
перед нами, был создан в 1971 году. Он
объездил многие страны Европы. Наше
присутствие в концертном зале явно
передалось артистам, их исполнение
музыкальной и танцевальной программ
было выше всяких похвал. Артисты
ансамбля «Ясшаг» говорили нам о своей мечте
разучить осетинские танцы и показать
свое искусство в Осетии.
21 июня наш рабочий день,
начавшийся в 4 часа утра, завершился банкетом в
Ясберене, на котором хозяева принимали
не только делегацию из Осетии, но и
Италии. На банкете, как впрочем на всех
последующих встречах, мы убедились в
том, что трагические события в Южной,
а затем и в Северной Осетии принесли
нашему небольшому краю печальную, но
всеобщую известность. Именно это,
пожалуй, сказывалось на банкете, когда мы
оказались в центре внимания не только
венгерских друзей, но и многочисленной
итальянской делегации, преподнесшей
нам памятную медаль и превосходный
набор итальянских вин.
Присутствовавший на банкете мэр г.
Ясберень Левет Мадьяр, главная
распорядительница банкета, директор
технического музея г-жа Андрасне Хлавашка и
руководитель итальянской делегации не
скупились на теплые слова в адрес
Осетии и нашей экспедиции.
На второй день экспедиция совершила
поездку по Ясшагу, во время которой
посетила католический собор св. Якова
(XV век), ознакомилась с ясскими селами
Ясдожа, Надьсаллаш, Яскохольма и
одним из сельских этнографических
музеев. В пути она также побывала в
местности, где ранее велись археологические
раскопки, во многом позволившие
высказать мысль о том, что венгерские ясы
происходят от ссвсрокавказских алан.
Большое впечатление на экспедицию
произвели в ясском селе местные жители,
особенно Югас Иштван (86 лет) и Юзеф
Пап G6 лет), считающие себя венграми,
но подчеркнуто указывающие на свою
ясскую принадлежность. Наше
впечатление усиливалось тем, что Югас Иштван
внешне очень напоминал нашего
патриарха В.И. Абаева.
В тот же день мы прибыли в Сольнок,
где посетили областной музей. Следует
пояснить — наши представления о музее
как об обычном
культурно-просветительском учреждении не совсем адекватны
статусу музея на Западе. В Венгрии и во
413

Франции, где мы были, музеи — это
прежде всего научные центры. В них на
довольно высоком уровне ведутся
научные исследования, осуществляется
издательская деятельность. В музее Яс-Надь-
кун-Сольнок, например, нас всех удивил
научный потенциал, которым
располагает этот провинциальный музей. Высокая
культура обработки и классификация
этнографического материала,
полиграфическое исполнение музейных изданий
достойны не только похвалы, но и в
хорошем смысле научного подражания.
Сотрудники музея Ласло и Иштван Сабо
бывали в Осетии, написали ряд книг и
статей о ясах и осетинах.
В Сольноке были подведены итоги
нашего пребывания в Ясшаге, здесь
состоялось подписание совместного
протокола о намерениях в области научного
сотрудничества.
22 июня экспедиция находилась уже в
Будапеште, одном из лучших городов
Европы. Ее работа здесь началась с
посещения национального музея. Нас
принимал генеральный директор музея
Алан Кралованский, почетный директор
музея проф. Иштван Фодор, доктор
Иштван Эрдели, археологи Аттила Киш и
другие видные венгерские ученые. Во
время протокольной части нашей встречи
была достигнута договоренность о
научном сотрудничестве в области изучения
скифо-сармато-аланских древностей, о
проведении совместных экспедиционных
работ. Затем члены экспедиции
познакомились с новой рукописью А. Кишша,
посвященной аланам эпохи «Великого
переселения народов». Была достигнута
договоренность о русскоязычной
перепечатке этой работы во Владикавказе.
Венгерские друзья проявляли большой
интерес к осетинскому языку, к особенностям
его речевого звучания. Во время приема
в Национальном музее, они попросили
нас поговорить на родном языке. На эту
просьбу Ю.С. Гаглойти завел с B.C.
Уарзиати разговор о высокой культуре
венгерского народа и умении его ценить
свое историческое и культурное наследие.
Этот краткий диалог на осетинском языке
был встречен аплодисментами и оценен
как историческое событие в стенах
Венгерского Национального музея. Затем
директор Алан Кралованский, проф.
Иштван Фодор и Аттила Киш подробно
ознакомили членов экспедиции с
богатейшими коллекциями музея, в том
числе с выставкой «История венгров от
«Обретения Родины до 1848 г.». Как и на
других подобных встречах, мы
обменялись сувенирами и печатной научной
продукцией. Экспедиции был
преподнесен роскошный каталог (на английском
языке) выставки сокровищ эпохи
«Великого переселения народов».
В тот же день в 15 часов в Доме
Российского культурного центра члены
экспедиции присутствовали на пресс-
конференции. Ее вели руководитель
экспедиции и венгерский ученый Иштван
Эрдели. На пресс-конференции были
подняты не только проблемы алановеде-
ния, современного осетиноведения, но и
грузино-осетинский и
осетино-ингушский конфликты. Следует подчеркнуть,
что на вопросы венгерской стороны
отвечали все члены экспедиции, показавшие
достаточно высокий профессиональный
уровень. На второй день пребывания в
Будапеште экспедиция посетила
государственный этнографический музей. Здесь
особое внимание привлекла коллекция
предметов, собранных в XIX на Северном
Кавказа путешественником графом Иене
Зичи. В коллекции — экзотическое
оружие и предметы амуниции конного
воина: шлемы, кольчуги, клинки, кинжалы,
конская сбруя, портупеи, пистолеты и
многое другое. По свидетельству нашего
этнографа В. Уарзиати, знакомого с
материалами музеев Цхинвала, Грозного,
Махачкалы, Нальчика и Владикавказа, у
нас на Северном Кавказа, где эти
предметы воинского снаряжения больше всего
имели хождение, ничего подобного не
сохранилось. Это и понято. Граф Й. Зичи
собирал свою коллекцию частным
образом и тогда, когда все эти вещи не вышли
из употребления. Досадно было узнать,
однако, что ценные коллекции не
подверглись еще научному описанию.
К 10 часам того же дня я был
приглашен на запись в национальное
телевидение Венгрии. Интервью с
вопросами о географическом расположении
Осетии, о языке осетин, национальном
характере народа, задачах нашей
экспедиции, о первых встречах в Венгрии, о
военно-политических и этнических кон-
414

фликтах в Юго-Восточной Европе и
другом давалось для наиболее популярного в
Венгрии телеканала «Магистраль». На
телевидении Венгрии восхищало все,
начиная от встретившей у входа в студию
девушки, режиссера и операторов,
наперебой предлагавших кофе, чай, соки, до
очаровательной и артистичной
журналистки, бравшей интервью. Особенно
удивило, когда к моему рассказу о
географическом расположении Осетии
неожиданно для меня на экране появилась карта
Кавказа.
24 июня в 14 часов в Венгерской
Академии наук начались переговоры о
научном и культурном сотрудничестве. С
венгерской стороны вели их
вице-президент Венгерской Академии, академик
Ференц Патоки, председатель главного
отделения общественных наук Ференц
Муча, доктор Иштван Эрдсли. Осетию
представляли М.М. Блиев, В.А. Кузнецов,
Л.А. Чибиров. На переговорах
присутствовал Г.Б. Вышинский. Видеозапись вел
оператор М.М. Темирасв. В венгерских
научных и политических кругах
академик Ференц Патоки больше известен как
западник, Ференц Муча — ученый
восточной ориентации. Именно этим
обстоятельством, по-видимому, объяснялось то,
что при всей корректности в переговорах,
со стороны вице-президента проявлялась
явная сдержанность. Поддерживая идею
сотрудничества, Ференц Патоки не
забывал подчеркнуть тезис о невозможности с
венгерской стороны финансирования
конкретных научных программ. Избегая
какой-либо навязчивости, осетинской
делегации удалось овладеть развитием
переговоров, продолжавшимися более
полутора часов. Благодаря этому была
достигнута договоренность о разработке
совместной программы научного сотрудничества,
об участии осетинской стороны в
подготовке к национальному юбилею Венгрии
— 1100-летию обретения венграми своей
Родины. Кроме того, венгерская сторона
по собственной инициативе выразила
свою готовность финансовой поддержки
общей программы.
25 июня, в последний день
пребывания в Венгрии, члены экспедиции, не
знавшие до этого ни часа отдыха,
уставшие от переездов и бессонных ночей,
совершили поездку на излучину Дуная в
г. Эстергом по историческим местам
Венгрии. Эстергом является бывшей
столицей Венгрии, а ныне — резиденцией
венгерского духовенства. Директор
местного музея доктор Бела Хорват
познакомил нас с местными
достопримечательностями. Мы осмотрели
реконструированную цитадель, поднялись на смотровую
площадку. Открывшаяся перед нами
панорама местности, напоминавшая нам
Арджынараг, как бы сама по себе
предлагала этимологическое прочтение слова
«Эстергом» с осетинского «Стырком».
Доктор Иштван Эрдсли, сопровождавший
нас в этой поездке, указал на невенгер-
ское происхождение топонима
«Эстергом» и привел несколько его толкований,
не связанные с языком сарматов и алан.
26 июня из Будапешта был отправлен
наш автобус во Владикавказ, члены же
экспедиции вылетели в Париж. В столице
Франции нас встречали директор Ссвсро-
Осетинского института гуманитарных
исследований СП. Таболов, председатель
осетинской Ассоциации в Париже Тереза
Битарова, сотрудник ЮНЕСКО
Владимир Беликов и профессор Алан Плисв. В
тот же день состоялся предварительный
отчет руководителя экспедиции о
выполнении венгерской части программы
«Аланская Дорога» и уточнена
французская программа, по которой предстояло
работать с 27 июня по 1 июля.
Во Франции прибавились
организационные вопросы, связанные с включением
экспедиции в программу «Великий
шелковый путь», а Ссвсро-Осстинского
института гуманитарных исследований — в
общую программу ЮНЕСКО
«Десятилетие культуры». Решение этих важных
вопросов со своей небольшой группой
возглавил СП. Таболов. Что касается
экспедиции, то она работала по заранее
разработанной и уточненной программе.
27 июня экспедиция посетила музей
национальных древностей Франции в
Ссн-Жермснс. М.М. Казанский, бывший
наш соотечественник, выпускник
Ленинградского университета, специалист по
эпохе «Великого переселения народов»,
встретив любезно, сразу же провел нас к
экспозиции знаменитой Кобанской
культуры. Здесь выставлены находки, в
основном приобретенные французским
археологом Е. Шантром в конце прошлого
415

века. Часть материалов его коллекции,
состоявшей из предметов Кобанской
культуры, хранится в Лионе. В музее
Ссн-Жермсна вещи Кобанской культуры
хранятся преимущественно в фондах. По
сей день они остаются не только не
опубликованными, но по ним нет еще и
надлежащего описания. Конечно,
по-разному можно относиться к тому, что
шедевры Кобанской культуры,
обнаруженные у осетинского села Кобан,
оказались во Франции, вдали от носителей
этой культуры. Здесь не исключено
мнение о престижности хранения Кобанских
древностей в музее Франции. Но зная,
что это национальное достояние Осетии
продано нашими же соотечественниками
и оно никогда более не вернется к нам,
испытываешь какое-то тяжелое чувство к
торговцам исторической памятью, как и
к тем, кто еще недавно на наших глазах
торговал другим национальным
достоянием — священной землей.
М.М. Казанский, профессиональный
археолог, с пониманием отнесся к
необходимости тщательного обследования и
описания комплекса кобанских
предметов и сделал ряд интересных
предложений. О них, надеюсь, подумают
специалисты как в институте гуманитарных
исследований, так и в Ссвсро-Осстинском
госунивсрсйтетс, занимающиеся
проблемами археологии. После внимательного
осмотра музея в Сен-Жсрмсне здесь же
состоялось обсуждение ряда важных
вопросов не только археологии древней
истории Северного Кавказа, но и аланской
тематики.
М.М. Казанский обрисовал столь
новую и оригинальную картину этнических
перемещений в Западной Европе, что
наш известный археолог В.А. Кузнецов,
специально для экспедиции
подготовившей доклад об аланах в Западной Европе,
кардинально пересмотрел свои взгляды и,
вернувшись из Ссн-Жсрмсн в гостиницу
«Аркад», бросил свою рукопись в
корзину. Позже в своем отчете В.А. Кузнецов
напишет: «... пробелы в знании
французской историографии настолько серьезны,
что вопрос о некоторых аспектах
пребывания алан в Галлии теперь не может
рассматриваться вне французских
исследований... Для себя этот результат
считаю важнейшим....... Многомерен в науке
критерий профессионализма. Но один из
них, пожалуй, самый трудный и
малоприятный, когда ученый, убедившись в
ошибочности прежних своих выводов,
смело отказывается от них и продолжает
новые поиски истины. Я был восхищен
поступком В.А, Кузнецова, проникся еще
большим уважением к его достоинствам,
столь явственно проявившимся нс только
в сфере науки, но и в высокой
нравственности.
28 июня экспедиция разделилась на
две группы. Одна из них — В.А.
Кузнецов, Ю.С. Гаглойти, Е.А. Капишин и
оператор М.М. Тс: шраев — отправились
в Центр исследований византийской
цивилизации. Здесь состоялось заседание,
которое вел профессор Жильбер Дагран.
Сообщения на нем сделали В.А.
Кузнецов, с французской стороны — К. Цукср-
ман; обсуждались проблемы алано-ви-
зантийских взаимоотношений.
Другая группа посетила Лувр, в
частности корпус Денон, Отель инвалидов
(Пантеон Наполеона), Сорбоннский
университет, Национальный пантеон.
29 июня большая часть экспедиции
выехала поездом в Нормандию, в город
Кан. Здесь мы были встречены
директором музея Нормандии Жан-Жак-Бсртю и
профессором Христиан Пиле, одним из
руководителей историко-этнографичс-
ского и археологического центра в Кан-
ском университете. Музей в Кане
расположен в крепости XI в., сооруженной
Вильгельмом Завоевателем. X. Пиле
ознакомил нас с находками, найденными
им во время раскопок могильника V века
близ местечка Эран, расположенного в 15
км от Кана в округе Кальвадос. По
мнению специалистов, не исключено сар-
мато-аланскос происхождение этого
комплекса: подтверждением такому выводу
могут служить украшения алано-гунн-
ского полихромного стиля и наличие
черепов с искусственной деформацией.
Кстати, в антропологической
лаборатории Канского университета нам были
показаны женский череп с искусственной
деформацией и реконструкция лица по
черепу. По словам X. Пиле находка
датируется V веком. В этом же
университете экспедиция посетила лабораторию,
занимающуюся химическим анализом
керамики, поступающей сюда из архсо-
416

логических раскопок. Поскольку
профессор X. Пиле участвует в археологической
экспедиции, работающей в Симферополе,
он изъявил желание посетить Осетию с
целью ознакомления с археологическими
коллекциями, имеющимися в нашей
республике. По согласованию с директором
института гуманитарных исследований
СП. Таболовым, мы официально
пригласили к себе французского археолога.
30 июня экспедиция посетила Русское
кладбище в Ссн-Жснсвьев де Буа,
расположенное на окраине Парижа. Мы
побывали у могилы нашего великого
соотечественника, писателя Гайто Газданова,
волею судьбы получившего популярность
на Западе, но еще не обретшего ее в
своем Отечестве. Члены экспедиции
навестили также могилы наших земляков
— Георгия Фомича Томаева, Георгия
Михайловича Гокинасва, Михаила Аба-
цисва, Харитона Сикоева.
Из Ссн-Жсневьсв де Буа мы
направились в Версаль, отсюда на Мон-Мартр,
площадь Бастилии, к национальному
театру оперы.
Поездка по Парижу в течение всего
светового дня, в условиях изнурительной
жары являлась, пожалуй, трудной, но
самой восхитительной. Знакомясь с
великой французской культурой, се
величественными памятниками, невольно мысль
возвращалась к судьбам своего
маленького Отечества. Меня мучил вопрос —
какой рок так по-разному скроил
историю народов, где одним досталось
великое наследие мировой цивилизации и
статус «Великой державы», а других
обрек называться «малыми народами».
Как вновь не вернуться здесь к своему
прошлому, во имя которого мы
отправились в Европу.
Когда впервые стало формироваться
государство у предков современных
французов, Аланская держава в
Восточной Европе рассматривалась как мощное
государство. Казалось, Алания,
наследница великой скифо-сарматской культуры,
имела все предпосылки не только для
того, чтобы сохранить свое государство,
себя как народ, но и прочно и навсегда
стать одним из центров мировой
цивилизации. Но судьба отвернулась от алан, их
исторический феномен состоялся в
другом — терпя поражение от восточных
варваров, они стали покидать свое
отечество; в поисках лучшей доли их будто
ветром разнесло по всему свету. Именно
этот феномен следует считать ключевым,'
раз и навсегда пригвоздивших их
потомков к разряду «малого народа». Может
быть, в этом горьком историческом опыте
таятся ответы на многие сегодняшние
наши проблемы, и не в последнюю
очередь ответ на то, сколь важна для
народа его консолидация.
Но вернемся во Францию. В Париже
день 1 июля для нас являлся последним,
но ответственным днем. Он выдался
солнечным и жарким.
В полдень нам предстояло не просто
нанести визит в ЮНЕСКО, под эгидой
которого работала наша экспедицчя, но и
повести переговоры с директором
департамента, ведающим проблемами
издательской деятельности и организацией
научных экспедиций. На переговоры с
господином Дуду Диане отправились
СП. Таболов, М.М. Блиев, В.А.
Кузнецов, А.Г. Плисв, Ю.С. Гаглойти, Л.А.
Чибиров и оператор М.М. Тсмирасв.
Одетая строго по протоколу при жаре
более 35° осетинская делегация, войдя в
кабинет директора департамента,
«заставила» хозяина быстрыми движениями
одеть свой пиджак. Слушая
приветственное слово Дуду Диане, нельзя было не
обратить внимание на его широкую
эрудицию и искренность, с которой он
говорил с нами. Однако больше удивило
другое. Господин Диане говорил о
международной научной экспедиции, известной
как «Великий шелковый путь», и о том,
что речь идет не только о реконструкции
прошлого, но и интеграции
гуманитарных наук, об установлении тесных
культурных и духовных контактов между
народами. Эти же принципы, независимо
от департамента ЮНЕСКО, в котором
мы вели переговоры, были положены
институтом гуманитарных исследований
в основу деятельности нашей экспедиции.
СП. Таболов ознакомил Дуду Диане
с комплексной программой «Аланская
Дорога», планами ее дальнейшей
реализации, подчеркнул свое удовлетворение
совпадением концептуальных подходов к
целям подобных экспедиций в Венгрии.
Встреча в ЮНЕСКО, в которой
принимал также участие наш земляк В. Бсли-
27 Алаиика - III
417

ков, завершилась договоренностями по
всем позициям, касавшимся как
дальнейшем работы экспедиции «Аланская
Дорога», так и ряда совместных с ЮНЕСКО
изданий.
Вечером семья Терезы Битаровой (Би-
тарофф) и Тамаза Наскидашвили
пригласила членов экспедиции на банкет. На
нем мы выразили особую благодарность
Тамазу, в свое время выступившему в
известной французской газете «Монд» со
статьей в защиту Южной Осетии. На
ужине присутствовали также
французские ученые, члены осетинской диаспоры
в Париже. В частности, мы
познакомились с Пьером Битаров, Катрин Акосвой
и Невзат Джсйлан (Албегов), прекрасно
владеющим осетинским языком. Это был
изумительный вечер добра и согласия.
2 июля в Европейском отделе
Министерства иностранных дел Франции были
приняты члены экспедиции С.П. Таболов
и А.Г. Плиев. На приеме присутствовали
также В. Беликов и Т. Битаров-Наски-
дашвили. В течение более чем
двухчасовой беседы были обсуждены вопросы,
представляющие взаимный интерес.
С сообщением об этнополитической
обстановке на Северном Кавказе
выступил С.П. Таболов. Он представил
вниманию французской стороны также анализ
ситуации в осетино-ингушских, осетино-
грузинских проблемах. Информация
вызвала серьезный интерес.
Французская сторона была снабжена
аналитическими материалами,
подготовленными Ссвсро-Осетинским институтом
гуманитарных исследований.
Состоялись также встречи с
французскими журналистами (газеты «Русская
мысль», «Фигаро», электронная пресса).
На вопросы .журналистов были даны
исчерпывающие ответы С.П. Таболовым.
В тот же день самолетом из Парижа
мы возвращались домой.
Подводя предварительные итоги
работы экспедиции в Ростове, Киеве, Венгрии
и Франции, я бы свел их к следующему.
Члены экспедиции ознакомились с
новым корпусом археологических и
этнографических .источников, имели широкие
контакты со специалистами, благодаря
чему серьезно расширились наши
представления об аланском этническом мире
в Западной Европе. В Венгрии важно
было обратить внимание не только на
418
прошлое венгерских алан-ясов, но и
взглянуть на ассимиляционный процесс,
пережитый нашими соплеменниками в
другой этнической среде. Второй аспект
проблемы западноевропейских алан, на
мой взгляд, не менее интересен, чем
первый.
Подписанные экспедицией в Венгрии
и Франции документы о научном
сотрудничестве следует рассматривать как
весьма перспективные, позволяющие вывести
на новый уровень научную жизнь в
нашей республике. Обсуждение
политико-гуманитарных проблем, проведенное
экспедицией «Аланская Дорога» в
Венгрии, открывает для нашей республики
уникальную возможность установления с
иностранным государством прямых
разносторонних контактов, создающиех
перспективу иметь в европейской стране свое
представительство. Будем надеяться, что
Верховный Совет и Совет Министров
нашей республики оценят этот шанс и
предпримут необходимые шаги.
Состоявшуюся экспедицию «Аланская
Дорога» следует расценивать как этап в.
реализации той комплексной программы,
которая была разработана в институте
гуманитарных исследований. Первый се
опыт вполне удался. Однако впереди
предстоят еще поездки в Италию для
осуществления совместно с Римским
университетом и Нсапольским институтом
востоковедения программы по изучению
аланской тематики. В Ватикане
предстоит работа в архивах, где, как мы
надеемся, будут найдены новые материалы по
истории Алании.
Экспедиция «Аланская Дорога»
отправится еще в ряд европейских стран, а
на востоке — в Монголию, Тибет, Китай
и Индию. Научным итогом этих
исследовательских усилий явится написание
фундаментальной монографии,
посвященной истории алан. Предполагается,
что в авторский коллектив будущей
монографии войдут специалисты из разных
стран Европы, Америки и Азии. Чтобы
осуществить столь трудные планы в
Российской национальной комиссии
ЮНЕСКО готовится предложение о принятии
на сессии ЮНЕСКО декларации,
включающей экспедицию «Аланская Дорога»
в международную программу «Великий
шелковый путь».

Л. А. ЧИБИРОВ
ДОРОГАМИ АЛАН НА ЗАПАД
(из дневника экспедиции «Via Alanica»)
Задуманная в стенах Севсро-Осетин-
ского института гуманитарных
исследований и непосредственно осуществленная
его директором, ныне покойным, СП.
Таболовым научная экспедиция «Дорога
алан» («Via Alanica») — первый десант
ученых Осетии в Европу,
беспрецедентный случай не только в научном осетино-
ведснии, но в кавказоведении в целом.
То, о чем рассказывается ниже, —
всего лишь путевые впечатления о
первом этапе экспедиции, прошедшем по
России, Украине, Венгрии и Франции.
Экспедиция ставила перед собой
следующие задачи: поиски исторических
следов пребывания скифо-сармато-алан в
Европе и Азии; установление контактов с
научными учреждениями и отдельными
учеными, работающими над проблемами
древней истории осетинского народа;
распространение информации о современной
Северной и Южной Осетии; фиксация
материалов экспедиции.
НАЧАЛО ПУТИ
Утром 16 июня 1993 г. у здания
Ссвсро-Осстинского института
гуманитарных исследований собралось много
людей. Они провожали в дальний путь
научную экспедицию «Дорога алан».
Хлеб. Соль. Напутственные тосты
старейшин осетинской интеллигенции, тут
же митинг, на котором директор
института СП. Таболов, зам. председателя
Совета Министров Республики Э.К. Каргисв,
руководитель экспедиции проф. М.М.
Блнсв говорили о задачах экспедиции и
се значении для дальнейшего более
глубокого исследования актуальных проблем
научного осетиноведения. В состав
экспедиции кроме М.М. Блиева были
включены алановеды — В.А. Кузнецов, Ю.С.
Гаглойти, этнографы — Л.А. Чибиров,
B.C. Уарзиати, филологи — Ю.А. Дзид-
цойты, В.М. Гусалов, археолог Д.Н. Ме-
доев, кинооператор и фотограф М.М.
Темирасв, исполнительный директор
Е.А. Капишин. На территории Франции
к ним присоединились СП. Таболов,
научный сотрудник Российской
Академии Управления, философ А.Г. Плиев,
художник У. Козасв.
Путь от Владикавказа до Венгрии
экспедиция совершила на собственном
автобусе. Водителями его были Владимир
Гражданкин и Виктор Хамицов. Первую
остановку члены экспедиции сделали в с.
Эльхотово, где их встретили
руководители Кировского района РСО Таймураз
Каджасв и Коста Дзгосв с группой
художественной самодеятельности,
продемонстрировавшей свое искусство в
исполнении осетинских песен и танцев. Поздно
вечером, в половине двенадцатого, мы
прибыли в Ростов-на-Дону и
разместились в гостинице «Интурист».
СКИФСКОЕ ЗОЛОТО
РОСТОВА И КИЕВА
В Ростове мы провели полдня. Сразу
после завтрака направились в Ростовский
музей краеведения. Особый интерес у нас
вызвали выставочные залы скифского
золота (IV в. до н.э.). Оно обнаружено в
Елизаветинском курганном могильнике в
дельте Дона (курган 8 группы «Пяти
братьев»).
Среди экспонатов наше внимание
прежде всего привлекла диадема
скифской царицы с изображением сцен борь-
© Л.Л. Чибиров
419

бы скифов с греками и другими
сюжетами, бесспорно, свидетельствующими об
общности культурных традиций
ираноязычных народов (раскопки археолога
В.П. Шилова). В экспозициях музея
выставка, посвященная сарматам. Как
нам рассказывала гид — зав. скифским
отделом выставки Татьяна
Александровна Скрипник, — в последнее время
появились публикации о том, что
предками донских казаков были сарматы.
Подобные утверждения, бесспорно, не
выдерживают критики, но они, к сожалению,
имеют место. К нашему удивлению в
экспозиции музея оказались не
представленными аланскис материалы, хотя из
всех регионов юга России наиболее
значительные следы пребывания алан
выявлены в низовьях Дона.
Завершив свою работу в Ростове,
экспедиция двинулась в Киев. Дорога
была длинная (через Харьков, Полтаву).
На территории Украины столкнулись с
проявлениями экономического хаоса в
странах СНГ: на одной из заправочных
станций литр солярки продавали за 900
руб. (?!), тогда как в России она стоила
не более 70 рублей. Ехали всю ночь и
лишь к 9 часам утра 18 июня прибыли в
Киев. Остановились в гостинице «Славу-
тич», после того как обменяли рубли на
украинские купоны.
В Киеве, в первую очередь, нас
интересовал музей исторических «коштовно-
стей» (ценностей), который размещался в
комплексе знаменитой Киево-Печорской
лавры.
Несмотря на выходной день, дирекция
музея любезно позволила нам
ознакомиться с выставленными в нем
коллекциями, в частности, с залами,
посвященными скифам. Нашим гидом по музею была
зав. сектором экспозиции Елена
Петровна Подвисоцкая, исключительно
любезная и внимательная к своим гостям.
Коллекция скифских золотых
драгоценностей музея привела нас в
изумление своим богатством. Просто
поразительно! Жили мы в одном государстве, до
Киева рукой подать, но никто из наших
археологов практически не имел
представления об уникальных скифских
сокровищах, хранящихся в музее. Более
того, многие из экспонатов музея не
нашли научного освещения в
специальной литературе. В 25 витринах,
размещенных в трех экспозиционных залах,
выставлены скифские золотые предметы,
извлеченные археологами за последние
сто лет из курганных могильников
Киевской, Сумской, Херсонской и
Днепропетровской областей. В двух витринах
(раскопки в Днепропетровской и
Николаевской областях) экспонируются предметы
сарматской эпохи. Еще больше скифских
драгоценностей хранится в фондах музея.
Дирекция музея преподнесла в дар
экспедиции один экземпляр изданного в
Японии каталога «Скифское золото» (он
продавался за доллары, которых у нас не
было). Особое наше внимание привлекла
диадема, на которой среди прочих
сюжетов есть изображение скифянки,
подающей рог мужчине. Перед ней на уровне
груди голова животного (вероятно,
барана). Рядом изображен скиф, державший
опорожненный рог над головой. К обоим
сюжетам легко отыскиваются осетинские
этнографические параллели. М.М. Блиев
тут же вспомнил конкретные эпизоды из
современного быта осетин, когда
выпивший свой тост участник трапезы держит
над головой опорожненный рог в знак
того, что в нем не осталось ни капли.
Дальнейшее знакомство с
древностями Киева экспедиция осуществила под
началом ученых-археологов Виталия
Михайловича Зубаря и Александра
Владимировича Сидморснко, ознакомивших
нас с работой отдела древней и
средневековой славянской археологии, редакции
журнала «Археология». В историческом
музее Украины, что на Старо-Киевской
горе, мы осмотрели коллекцию скифского
золота, где увидели диадему с тем же
сюжетом: скиф с полусогнутой рукой,
держащий рог над головой. Среди других
экспонатов музея обратили на себя
внимание польские воинские значки,
наполнявшиеся воздухом, когда всадник скакал
во весь опор, значки создавали на ветру
своеобразный шумовой эффект,
оказывающий сильное психологическое
воздействие на противника.
Площадь перед музеем —
историческая. Здесь на продолговатом камне
высечены слова: «Откуда есть пошла
русская земля». Рядом — расчищенные
420

археологами остатки фундамента
большого храма, разрушенного монголо-тата-
рами в 1240 году.
Распрощавшись со Старо-Киевской
горой, члены экспедиции посетили
знаменитый Софийский собор XI в., совершили
экскурсию по Крсщатику, после чего
взяли курс на Львов.
НА СТЫКЕ ГРАНИЦ УКРАИНЫ И
ВЕНГРИИ
Во Львов экспедиция прибыла поздно
вечером и разместилась на ночь в
гостинице «Днипро».
19 июля утром, после завтрака
совершили пешеходную прогулку по центру
города, побывали на воскресной службе в
костеле. На площади А. Мицкевича
видели сожженное здание кинотеатра, фасад
которого сплошь исписан и разрисован
современной атрибутикой — память о
студенческой демонстрации в честь
провозглашения независимости Украины
A992).
В 12 часов дня экспедиция двинулась
в Ужгород. Дорога очень живописная. В
начале по обе стороны трассы прекрасно
ухоженные поля, благоустроенные
жилища, затем дорога проходит через
невысокие вечно-зеленые Карпаты. Прибыли в
Ужгород к 7 часов вечера, устроились в
одноименной гостинице. Пообедав в
центре города, решили отдохнуть пораньше,
поскольку утром, в 4 часа, мы должны
были пересечь венгерскую границу.
Рано утром 20 июня мы прощаемся с
Ужгородом. До пограничного города Чоп
— 20 км. Первая проверка — пост ГАИ.
Нас вернули в г. Чоп для оплаты
пошлины. Затем проверяют пограничники;
вслед за этим очередь за таможенниками
Украины и Венгрии. Потеряв на эти
процедуры более трех часов, мы,
наконец, оказались на венгерской земле.
Дорога до Ясберня — центра Ясшага,
где начинаются наши официальные
встречи, не столь длинная. Однако
трасса, кстати, прекрасно ухоженная, очень
загружена и потому ездить по ней с
большой скоростью невозможно. Дорога
идет по Великой Венгерской
низменности. Вдоль трассы много населенных
пунктов с благоустроенными домами,
буквально утопающими в цветах. Наш
автобус прибыл в г. Дсбрецсн — один из
крупных индустриальных городов
страны, где размещены предприятия химичс-
ской, машиностроительной, тяжелой и
легкой промышленности. Не прошло и
часа пути как мы прибыли в другой
крупный город Сольнок — центр области
Яс-Надькун-Сольнок, также известный
своими предприятиями химической,
горной и легкой промышленности.
В центре города нас встретил директор
Российского культурного центра в
Венгрии Глеб Борисович Вышинский. Вместе
с СП. Таболовым, который специально
приезжал в Венгрию, он разработал в
деталях программу пребывания нашей
экспедиции в этой стране. Забегая
вперед, отметим: в том, что работа
экспедиции на территории Венгрии завершилась
успешно, немалая заслуга Глеба
Борисовича. Вместе с ним нас встречала
управляющий делами Центра госпожа Анна
Вандон. В их сопровождении мы свернули
от Сольнока на север и через час прибыли
в г. Ясбсрень.
ЯССЫ И ОСЕТИНЫ - ПОТОМКИ
АЛАН
В 1958 г. в Государственном архиве
Венгрии был обнаружен «Словник»,
датированный 1422 г., в котором оказалось
свыше 40 слов невенгерского
происхождения. Вот они:
Daban horz
nahechae добрый день хозяин
so (m) seed сосед
knevef panis хлеб
fit earn is мясо
baza brodiu(m) суп
sana uui(n)u(m) вино
jaixa (v)oua яйцо
kapcen pises горох и
dan aqua вода
man(anou)a
frumc(n)tum пшеница
zabar avena овес
huvaz fenu(m) семя
karbach arpa ячмень
huvar kvulcs просо
casa (foil? = foil)
cocta вареный
421

oras boza = 'boza пиво
tabak scutela тарелка
chugon olla котел
odok coloar
(coclear) ложка
gist fomagi(n)um (rformagium) сыр
charf vay сливочное масло
karak pullusw курица
caz auca гусь
kuray nu molcndin
(i?) lapis • мельничный камень
bah equs лошадо
acha fuv = fu дикая утка
gal bos • бык
fus ovis овец (овца)
eve foca (?) khvuge
.id est suponerc совокуплять
saca cap коза
vas vitcllum теленок
docega vacca корова
guza doctillus род лапши
bucha pacta лапша /?/
Принадлежность слов «Глоссария» к
средневековому осетинскому (аланскому)
языку доказал венгерский тюрколог
профессор Немет. Спустя два года проф. В.И.
Абаев перевел на русский язык работу
Нсмета и уточнил перевод некоторых
слов. Аланы-ясы в конце 30-х годов XIII
в. вместе с тюркоязычными половцами
(потомки их в Венгрии известны под
названием куны) были приглашены
венгерским королем Белой IV для борьбы с
монголо-татарами. В знак благодарности
за оказанную помощь король позволил
кунам и яссам расселиться в восточной
части современной Венгрии; в 1239-1241
гг. яссы поселились в районе рек Задьва
и Тарна.
По достоверным данным, первым
ясским поселением был Ясберень (при
турках известный под названием Мадьярва-
рош). Судя по источникам, часть алан-
ского племени яссов с I в.н.э. жила на
территории современной Румынии, чему
свидетельством является и одноименный
город Яссы.
Сегодня уже вполне определенно
можно утверждать, что поселившиеся в
Венгрии яссы были родом с Северного
Кавказа. Об этом говорят обнаруженные в их
древних могильниках металлические
кресты византийского происхождения.
Известно, что аланы Северного Кавказа
приняли христианство от Византии в 925
году. Однако, прибыв на новую родину
православными, яссы вскоре поменяли
свою веру на католическую. Это
подтверждают исследования известного
Венгерского ученого, профессора Ласло Шслмс-
ци. Ко всему прочему Л. Шслмеци
оказался человеком высокой культуры, в
высшей степени обаятельной личностью.
Сопровождая нас в течение всего периода
пребывания . на венгерской земле, он
снискал к себе большое уважение всех
членов экспедиции.
Проживая компактной массой в 17
селениях и множестве хуторов области
Ясшаг, яссы сохраняли свой язык в
течение двух столетий, т.е. до XVI в.,
после чего ассимилировались в
венгерской среде. Несмотря на утрату родного
языка, они не потеряли полностью своего
национального самосознания. Об этом
свидетельствует и то, что в подавляющем
большинстве случаев в названиях
топонимов присутствует корень яс — (Ясшаг,
Ясберень, Ясароксаллаш, Яспати, Ясбол-
догхаза, Ясджа, Ястелек, Яскишср, Яс-
сенташдраш).
Любопытные ясско-осетинскис
этнографические параллели в области
материальной и духовной культуры приводит
Б.А. Калоев в статье «Поездка к яссам
Венгрии» («Советская этнография»,
1984, N6). Еще более интересные
материалы содержатся в статьях В.А. Кузнецова
об яссах, которые являются итогом
длительного его пребывания в Ясшагс.
Если верить Венгерской
энциклопедии, первоначально яссов было 10000.
Ныне их более 100000 и проживают они
преимущественно в Ясшагс, хотя немало
яссов обитает в городах (Сольнок) и
районах Восточной Венгрии. Яссы
Венгрии поддерживают родственные связи с
румынскими яссами.
Но вернемся ко времени обретения
яссами новой родины. Медленное
развитие провинции Ясшаг
приостанавливается из-за полуторавскового турецкого
господства, затем еще и из-за включения
Венгрии в состав австрийской империи.
422

Императрица Мария Тереза A740-1780)
для пополнения своей казны решила
продать провинцию Ясшаг немецкому
рыцарскому ордену за 500 тысяч
рейнских форинтов. Чтобы сохранить свою
свободу, яссы собрали эту огромную по
тем временам сумму и выкупили свою
землю у императрицы. С тех пор
историческое развитие яссов пошло в более
благоприятном русле. Будучи народом
воинственным, яссы верно служили
правителям Венгрии, за что их часто
жаловали различными привилегиями. В
исторических документах их именуют
«благородными».
Административный центр Ясшага — г.
Ясберень. Он расположен в 70 км к
северо-востоку от Будапешта. Здесь
расположены самые крупные в стране
заводы дробильных машин и холодильных
установок; продукция их известна во
всем мире. Ясберень — старинный
культурный центр с краеведческим музеем и
педагогическим институтом.
В экспозиции музея привлекает к себе
внимание легендарная историческая
реликвия — рог Лехеля (длина — 43 см),
сделанный из слонового бивня
византийскими мастерами. В украшающих его
узорах легко распознаются изображения
орла, кентавра, мальчика, фокусников,
всадников, сцены охоты и т.д. Согласно
легенде, два вождя венгерского войска,
исторические личности Лехель и Булчу,
попали в плен к византийцам. Император
разрешил исполнить их последние
пожелания перед казнью. Тогда Лехель
попросил, чтобы ему позволили последний раз
протрубить в свой рог. Получив
разрешение, он взял рог и нанес им смертельный
удар по голове императора, от которого
последний скончался. В исторических
хрониках Лехель проходит как трубач, а
имя его могло означать «"рубящий в рог».
Рог Лехеля стал национальным
символом яссов. Над косяком входных дверей в
костел св. Якова в сел. Ясиакохалм, там,
где в православных церквах обычно
находится крест, высечена фигура ясса,
держащего в одной руке рог, в другой —
отрубленную голову турка. Изображение
рога Лехеля встречается повсюду (книги,
рекламы, сувениры). Рог, как таковой,
был в большом почете у скифов и других
народов степей Южной России, с
которыми предки венгров поддерживали
контакты. У всех этих народов он
символизировал почетное положение владельца, его
княжеский ранг. Прошлое и настоящее,
исторические традиции и современная
действительность мирно уживаются в
Ясберени.
Ныне яссы, хотя и говорят на
венгерском языке и усвоили венгерскую
культуру, тем не менее сознают свою
этническую обособленность и близкое родство с
современными осетинами через общих
предков в лице северокавказских алан.
За последнюю четверть века
установились тесные контакты ученых Осетии и
провинции Ясшаг. Со своей стороны яссы
живо интересуются историей, культурой
и бытом осетинского народа. Ученые из
Ясшага бывают частыми гостями В.И.
Абаева, Б.А. Калосва, В.А. Кузнецова.
СРЕДИ РОДСТВЕННЫХ ЯССОВ
Из-за потери времени на границе, мы
прибыли в Ясберень в 13 часов 30 минут,
тогда как официально начало нашей
программы пребывания планировалось на
10 часов 30 минут утра. По этой причине
за полдня мы должны были уложиться в
программу, рассчитанную на полный день.
Первым хозяином, принимавшим
гостей из Осетии, был Янош Тот —
директор ясского краеведческого музея —
главного центра по поддержанию
научных и культурных контактов с Осетией.
Разместили нас в школе (колледже) —
интернате. В столовой интерната нашу
делегацию приветствовали мэр города и
гости из севсро-итальянского города Кон-
сельве — побратима Ясбсрсня. Они
прибыли на своем автобусе по приглашению
мэрии на торжество в честь установления
побратимских отношений с г. Ветха из
Северной Германии; днем раньше немцы
вернулись домой, а итальянцев мы
застали еще в гостях. Запомнилось начало
церемонии. Первыми нас приветствовали
воспитанники интерната в национальных
костюмах; каждый из них преподнес нам
на подносе рюмки со спиртными
напитками. Эта процедура мысленно перенесла
нас на родину: у осетин, когда кто-то с
опозданием приходит к столу, его
обязательно удостаивают особого бокала
«аембюлаеггаг».
423

После обеда, не дав нам даже
привести себя в порядок после утомительной
дороги, нас пригласили в мэрию города на
встречу с мэром города доктором Левенте
Мадьяр.
Во вступительном слове он
приветствовал нас как далеких родственников,
рассказал о своем городе, выразил
надежду на укрепление сотрудничества. В
ответном слове проф. М.М. Блиев
поблагодарил мэра за оказанную честь, выразил
мнение о необходимости более тесного
научно-культурного сотрудничества и
расширения контактов. «Если до сих пор
дружба окрашивалась политикой, то
теперь мы имеем возможность строить ее на
подлинно человеческой основе», —
подчеркнул он.
Затем Маркс Максимович вручил
господину Мадьяру протокол о намерении
установления побратимских отношений
между гг. Ясберснь и Владикавказом,
подписанный мэром последнего
Михаилом Михайловичем Шаталовым. Мэр
одобрительно отнесся к этой инициативе
и выразил надежду, что горожане одобрят
идею установления дружеских
отношений между нашими городами. Господин
Левенте Мадьяр, врач-хирург по
профессии, довольно авторитетная личность не
только в Ясшаге, но и в стране. Об этом
свидетельствует его избрание
председателем Совета 66 городов Венгрии и членом
парламента европейских городов.
После встречи в мэрии мы посетили
краеведческий музей, расположенный
рядом, где состоялась встреча с научной
интеллигенцией яссов. М.М. Блиев и Я.
Тот представили стороны. Затем
состоялся полезный обмен мнениями по
проблемам яссовсдсния, о путях расширения
научно-культурных контактов, обмен
подарками, новыми изданиями. Г.Б.
Вышинский огласил программу работы
экспедиции на территории Венгрии, после
чего мы познакомились с экспозициями
музея, увидели знаменитый рог Лехеля.
Музей небольшой, но довольно
интересный и богатый: фонды его богаче
экспозиции. М.М. Блиев дал интервью
местному телевидению, пока мы ждали его на
улице. Поскольку день был жарким,
Ласло Шелмсци пригласил нас на кружку
пива. Когда хозяин бара, ясс, узнал, кто
424
мы, он отказался брать деньги — жест
весьма не характерный для западного
человека, но весьма свойственный для
кавказца по сей день.
В 18 часов был дан концерт в честь
гостей из Осетии и Италии.
Вступительное слово сотрудницы музей Эдит Бато о
художественной самодеятельности Ясбс-
реня переводилось на русский и
итальянский языки. Местный ансамбль
художественной самодеятельности пользуется
большой популярностью. В нем три
возрастные группы (старшая, средняя и
младшая), более 300 участников.
Ансамбль гастролировал по странам Европы
(Франция, Англия, Норвегия) и Америки
(США); в начале августа собирался
посетить Россию (Сибирь). Коллектив
преимущественно танцевальный, танцует
азартно, захватывающе,
профессионально. «Если народ так танцует, то никогда
не пропадет» — заметил после концерта
В.А. Кузнецов. По окончании концерта
мы встретились с художественным
руководителем ансамбля господином Пани
Дар и высказали ему идею обмена
постановщиками танцев. Предложение было
принято с удовлетворением.
Официальное письмо на имя Министра культуры
РСО А.А. Дзантисва с кассетой и афишей
ансамбля мы привезли с собой. Зная
деловые качества Анатолия
Александровича, мы уверены, что задуманное
свершится; это, несомненно, будет
способствовать более эффективному сближению
нынешних потомков аланских племен,
оторвавшихся друг от друга более 700 лет
назад.
После концерта мэрия города
устроила званый ужин в честь итальянских и
осетинских гостей. Прием прошел в
сердечной, дружеской обстановке. Левенте
Мадьяр приветствовал специальными
тостами своих гостей из Италии и Осетии.
Состоялся обмен сувенирами. Мы
подарили итальянцам памятную медаль
экспедиции, а они — сувениры и набор
итальянских вин. После окончания
официальной части молодежь продолжала
встречу; у здания колледжа под небом
Ясшага долго еще звучали итальянские и
осетинские песни.
Утром 21 июня после завтрака
итальянцы уехали, а мы совершили экскурсию

по городу, посетив самый значительный
исторический памятник —
францисканский католический костел 1472 г. Затем
совершили экскурсию по Ясшагу,
побывав в сел. Ясиакохалм, расположенном в
6 км от Ясбсреня. Здесь мы осмотрели
католический костел, построенный в
готическом стиле в XIV в. и
реконструированный в конце XVIII A778 г.). Мэр села
Иштван Фодор подробно рассказал нам о
костеле, показал довольно богатый
гардероб служителей храма, подарил
почтовую открытку, запечатлевшую
достопримечательности села Ясиакохалм.
Яссы всегда бережно относились к
своей традиционной культуре. В поселке
Ясдожа — Нсдьсаллаш мы посетили
этнографический музей под открытым
небом. Жители поселка сообща купили
пустовавшую усадьбу, благоустроили и
превратили се в музей, в котором
собирается все старинное, представляющее
научный и познавательный интерес
(утварь, фото, книги, транспортные
средства, орудия труда). Познакомившись с
музеем, живо и отчетливо представляешь
себе традиционную культуру яссов. На
прощание директор музея угостил нас
самогоном, напомнившим нам
осетинскую араку. Поселок уютный,
ухоженный, улицы асфальтированы. Во время
осмотра экспозиции музея, местный
радиоузел передал какие-то сообщения. Мы
поинтересовались относительно сути
сообщения и Ласло Шслмсци любезно
перевел: «Завтра аптека будет закрыта;
кому нужны лекарства, будьте добры,
приобретайте их сегодня». Будто мелочь,
но она говорит о высокой бытовой
культуре народа.
Когда стрелки часов показали 12,
раздался продолжительный колокольный
звон. Он вошел в обычай всей Европы и
имеет следующую предысторию. При
венгерском правителе Яношс Хуньяди в
1456 г. была одержана победа над
турками (Белградская битва), благодаря
которой было приостановлено продвижение
турок на 60 лет. В честь одержанной
победы по распоряжению Папы Римского
во всем католическом мире принято
звонить в колокола.
По окончании осмотра музея Ласло
Шслмсци повез нас к одному дому, где по
соседству жили два старика — 86-лстний
Иштван Югас и 76-лстний Юзсф Пап.
Антропологический тип яссов под
влиянием среды постепенно меняется. Но все
же среди них имеется немало людей с
характерной кавказской внешностью.
Лучшая иллюстрация сказанного — эти
старики. Внешне Иштван во многом
похож на нашего прославленного Вассо
Абаева. В своем родословии он помнит
только три поколения. Когда мы его
спросили, кто он, последовал уверенный
ответ: «Я венгр, но я ясс!»
Юзеф Пап после освобождения
Венгрии советскими войсками оказался в
СССР и жил в Киеве более 20 лет,
немного говорит по-русски. Встреча была
трогательной: вопросы, ответы,
заздравные тосты. Старики пропели нам песню,
в которой были слова:
Я парень из Яскуншага,
Я родился в Ясдоже.
С малых лет до взрослых лет
В ней (Ясдож) воспитывался.
Ввиду ограниченности времени, мы
прощаемся с почтенными старцами. Уже
сев в автобус, мы сильно растрогались,
увидев, как Иштван, достав из кармана
платок, вытирал слезы: до чего глубоко
сидит в человеке его родовое начало.
На обратном пути в Ясбсрснь мы
посетили Каполнохал, расположенный
недалеко от Ясдожа. По сообщению
Ласло Шслмсци, производившего здесь
раскопки, холм образовался в результате
наслоения могил друг на друга. До XI в.
на этом месте жили венгры, затем здесь
поселились яссы, разрушили старую
церковь и построили новую. Позже яссы
переселились в Ясдож и место опустело.
ВСТРЕЧА С КОЛЛЕГАМИ
В СОЛЬНОКЕ
В полдень экспедиция прибыла в
Сольнок. Согласно программе, мы
прибыли в музей им. И.Н. Дамянича, где нас
встречали генеральный директор музеев
области Яс-Надькун-Сольнок господин
Ласло Талаш (Ясс по происхождению),
руководитель этнографического отдела,
известный этнограф Ласло Сабо. Оба они
— авторы ряда работ об яссах и осетинах.
425

После протокольной встречи хозяева
ознакомили нас с экспозицией и
коллекциями музея. Особенно нас поразила
высокая культура обработки и
систематизации этнографического материала. В
отличие от многих наших музеев, музеи
Европы — подлинные
научно-исследовательские центры. В этом мы убедились
не только в Сольноке. Хозяева подарили
нам очередной выпуск своих трудов,
полностью посвященный материальной и
духовной культуре яссов, преподнесли в
дар солидных размеров книгу —
этнографический атлас области. Коллектив
ученых небольшой, но ведет плодотворную
научную деятельность.
После официального приема вместе с
хозяевами мы выехали в загородную
виллу, где и остались на ночь. Перед
ужином были подведены итоги нашего
- пребывания в Ясшаге и Сольноке.
Состоялся деловой разговор о будущих
научных контактах, был оформлен протокол о
взаимных намерениях,
предусматривающий проведение совместных
археологических и этнографических экспедиций,
обмен научным опытом и др.
Приняли нас с радушием, за ужином
долго звучали венгерские и осетинские
песни.
Утром 22 июня после завтрака мы
выехали в Будапешт.
НЕМНОГО О ВЕНГЕРО-ОСЕТИН-
СКИХ ИСТОРИЧЕСКИХ
ПАРАЛЛЕЛЯХ
В первых веках нашей эры
территорию Венгрии населяли племена разного
происхождения: готы, гунны, авары; в VI
в. к ним присоединились славяне.
В конце IX в. (896 г.) территорию
Венгрии заняли племена угрофинского
происхождения — венгры (мадьяры).
Предки их жили в Приуралье. В ходе
постоянных передвижений, они
оказались на юге России и Северном Кавказе.
До ухода на свою новую родину, мадьяры
входили в состав гунно-болгарского (V
в.), тюркского (VI-VII вв.) и хазарского
(VIII-IX вв.) государственных
объединений. За четыреквековой период жизни на
Северном Кавказе, в степях между Вол-
В.И. Лбасв. Осетинский язык и фольклор. M.
426
гой и Доном, венгры и предки осетин —
аланы жили по соседству, а временами
(VIH-нач. IX в.) вплотную соприкасались
друг с другом. Именно этим объясняется
довольно существенные
осстино-вентерские языковые и фольклорные
параллели, присутствие осетинских элементов в
венгерском языке; на них впервые
обратили внимание ученые Б. Мункачи и Г.
Шелд. В венгерском языке обнаружены
десятки осетинских слов, таких как алдар
(князь, властитель), жхеин (госпожа),
аембыд (гнилой), ад (вкус), а:взист
(серебро), хъаэд (лес), хъжзныг (богатый),
хид (мост), кард (меч), кахаг (рыба), лат
(мужчина), дгелимон (дух, бес), мард
(смерть), рувас (лиса), par (давний),
расыг (пьяный), тулдз (дуб), уахх
(теленок), авг (стекло), фаждаг (дорога),
ужрм (яма), зжлда (дерн), синар (шнур)
и др.1
К сожалению, на обратные
заимствования (из венгерского в осетинский) до
сих пор не обращено должного внимания.
Исключение составляет лишь работа В.И.
Абаев «К алано-венгерским лексическим
связям» A965 г.).
О тесных исторических контактах
двух наших народов свидетельствуют и
материалы устного народного творчества
осетин. Согласно легенде, основатель
могущественной дигорской феодальной
фамилии Бадилатх был выселенцем из
Маджар — старинного хазарского города,
развалины которого сохранились на
берегу р. Кумы (Ставропольский край). По
варианту другой легенды, дигорскис Ба-
дилатаз были родом из Венгрии...
В НАЦИОНАЛЬНОМ МУЗЕЕ
Свое пребывание в Будапеште мы
начали с посещения Национального
музея. Он занимает особое место в истории
и культуре венгерского народа. В
Парадном зале музея, украшенном
портретами выдающихся исторических деятелей,
проводила свои заседания Верхняя
палата парламента, а из Купольного зала
традиционно провожают в последний
путь видных представителей нации. В
начале XIX в. от Национального музея
отпочковались этнографический и исто-
. 1949, с. 250-253.

ричсский музеи, музей искусства; в
основном здании остались только отделы
археологии и национальной истории.
Среди исторических реликвий музея
наибольшую ценность представляет
золотая корона первого венгерского короля из
династии Арпадов — Иштвана I. Король
был причислен к лику святых, а корона
превратилась в национальную святыню;
последующие венгерские короли при
вступлении на престол короновались
архиепископом Эстсргомским этой короной.
В том же экспозиционном зале
выставлена копия королевского меча династии
Арпадов (оригинал хранится в Пражском
музее); здесь же — сундуки венгерских
королей в серебряной отделке. С
большим интересом ознакомились с
выставкой «История венгров от обретения
Родины до 1848 г.», с экспозицией,
посвященной великому переселению народов.
В Национальном музее состоялась и
протокольная встреча в кабинете
директора музея, известного археолога Алана
Краловански. Кроме него на приеме с
венгерской стороны присутствовали:
почетный директор музея — проф. Иштван
Фодор, проф. Иштван Эрдели, Карон
Мештергази, Аттила Кишш, Ева Гарам и
др. Нашу делегацию приветствовал Алан
Краловански. Он рассказал о музее, его
истории, высказал идею о венгеро-осе-
тинском научном сотрудничестве,
представляющем взаимный интерес. В конце
своего выступления А. Краловански
сказал, что гордится своим именем — Алан,
которое в Венгрии носят три человека. По
его словам женское имя Алинка
производное от Алан. Алан Краловански
преподнес в дар нашей экспедиции только
что изданный англоязычный каталог
выставки сокровищ эпохи «Великого
переселения народов», в который вошли и
золотые предметы, в том числе и алан-
ские.
Руководитель экспедиции проф. М.М.
Блиев поблагодарил Алана Краловански
за оказанную честь и подчеркнул особую
заинтересованность осетинской стороны в
тесном сотрудничестве с венгерскими ко-
легами из Национального музея.
Убедившись в том, что установлению деловых
связей политическое положение
Северной Осетии не помеха, Краловански дал
согласие на подготовку и подписание
соответствующего протокола о научном
сотрудничестве в области скифо-сармато-
аланских древностей, о проведении
совместных экспедиционных работ.
На встрече археолог Аттила Кишш
познакомил нас с рукописью своей
работы «Аланские памятники Западной
Европы и Северной Африки».
Хронологические рамки исследования — первая
половина V в. В основе его работы —
описание женских золотых украшений,
принадлежавших аристократическим
слоям аланского общества. Находки эти
свидетельствуют о сложном пути алан от
Причерноморья до севера Африки.
Рукопись подготовлена для издания на
немецком языке, но автор дал согласие на
публикацию се в Осетии на русском
языке, за что ему была выражена
глубокая благодарность.
После этого в сопровождении Эрдели,
Кишша, Мештергази мы ознакомились с
экспозициями музея, уделив особое
внимание витринам, посвященным
сарматам, гунно-алано-германцам,
коллекциям изобразительного искусства этих
народов, скифскому золоту.
ВСТРЕЧА С НАУЧНОЙ
ОБЩЕСТВЕННОСТЬЮ
Распрощавшись с нашими любезными
хозяевами, мы направились в Российский
культурный центр, где провели пресс-
конференцию, которой руководили И.
Эрдели и М.М. Блиев.
После того, как каждый из нас
представил себя (круг научных интересов,
опубликованные труды), из зала
последовали вопросы. Присутствовавшие
интересовались современным политическим
положением Северной и Южной Осетии.
Был задан и такой вопрос, правда ли, что
южные осетины недавние переселенцы и
претендуют на исконные грузинские
земли (так был представлен вопрос в
венгерской прессе), интересовались причиной
осетино-ингушского конфликта. На эти
вопросы обстоятельно ответил М.М.
Блиев. Затем последовали вопросы,
касающиеся истории языка и фольклора
осетин, на которые отвечали В.А. Кузнецов,
Ю.С. Гаглойты, Ю.А. Дзиццойты, В.М.
Гусалов, Л.А. Чибиров.
Д.Н. Мсдоев показал слайды с матсри-
427

алами археологических раскопок в
Южной Осетии и ответил на ряд вопросов,
касавшихся кобанской культуры. В.А.
Кузнецов рассказал участникам пресс-
конференции о своей новой книге,
посвященной яссам, дал высокую оценку
археологическим исследованиям Ласло Шсл-
меци, особенно его раскопкам первого
ясского могильника в Венгрии.
Проф. Иштван Фодор отметил, что
считает недостаточно исследованным
вопрос о времени заселения яссами
нынешней территории и выразил сомнение
об их ссвсрокавказском происхождении.
Он высказал мысль о том, что они могли
прийти с территории соседней Румынии,
где есть г. Яссы и встречаются
одинаковые топонима; яссы, возможно,
поселились в Венгрии после XIII в. Топоним
«ясо», — отмстил Ф. Иштван, встречатся
и в Западной Венгрии. В подтверждение
своей версии он привел в пример
упоминаемый выше известный венгерский
словник 1422 г., в котором обнаружено
около 40 алано-осстинских слов и
выражений. По мнению профессора, словник
составлен раньше указанной даты, ибо
автор его уже не понимал смысла
переписываемых слов. Сомнения Фодора
поддержал из зала еще один венгерский
коллега. Однако В.А. Кузнецов,
сославшись на работу А. Шслмеци и приведя
другие исторические аргументы, рассеял
сомнения венгерских коллег, убедительно
доказав, что яссы были ссвсрокавказски-
ми аланами, переселившимися на
территорию Венгрии в XIII в.
По окончании пресс-конференции
членов экспедиции принял Г.Б.
Вышинский. Выходец из семьи потомственных
военных, он вынужден был отказаться от
семейной традиции из-за слабого зрения.
Когда Глеб Борисович был в школьном
возрасте, родители его проживали в г.
Владикавказе. Здесь он учился и
окончил известную во Владикавказе школу N
5. С чувством глубокой признательности
вспоминал он директора школы Уруйма-
гова. Г.Б. Вышинский окончил два
факультета МГУ (исторический и
физический), Высшую партийную школу,
защитил диссертацию на степень кандидата
исторических наук, изучил венгерский
язык и избрал себе профессию
дипломата. До развала Союза ССР он был
генеральным консулом в г. Дсбреценс,
после чего возглавил Российский
культурный центр. Многочисленные встречи
и беседы с Г.Б. Вышинским произвели на
членов экспедиции самое благоприятное
впечатление об этой яркой личности,
прекрасно исполняющей свою нелегкую
службу, представляющей интересы
России за границей. Российский культурный
центр располагался в роскошном дворце
в центре Будапешта, но нынешнее
венгерское правительство, которое не
заподозришь в симпатиях к нашей стране,
отобрало его. Мы оказались последними
из россиян, которые были приняты здесь.
КОЛЛЕКЦИИ ЗИЧИ
Второй день пребывания в Будапеште,
24 июня, оказался перегруженным
мероприятиями. Начался он с посещения
этнографического музея. Мы были
восхищены великолепием дворца, в котором
размещается музей. Дворец был построен
в 1802 г. для органов правосудия. В свое
время вестибюль первого этажа украЩа-
ла статуя богини справедливости. В музее
нас прежде всего заинтересовала
этнографическая коллекция графа Йене Зичи,
собранная им во второй половине XIX в.
на Северном Кавказе. В ней очень много
бытовых предметов, экзотического
оружия (шлемы, кольчуги, кинжалы,
пистолеты), амуниция конного воина.
Коллекция Зичи, к сожалению, до сих пор не
подверглась научному описанию.
В АКАДЕМИИ НАУК ВЕНГРИИ
В тот же день в 14 часов 30 минут
состоялась встреча в Венгерской
Академии наук. Нас принимали
вице-президент — академик Ференц Патаки и
председатель главного отделения
общественных наук Ференц Муча. С нашей
стороны на встречу были приглашены
М.М. Блисв, В.А. Кузнецов, J1.A. Чиби-
ров. На переговорах присутствовали И.
Эрдсли и Г.Б. Вышинский.
Встреча началась в сдержанных тонах,
что выразилось и в характере первых
вопросов о целях экспедиции
(преследуем ли мы научные цели, или это просто
туризм под научным прикрытием, какова
политическая обстановка в обеих частях
428

Осетии и т.д.). Однако по мерс
углубления беседы, когда вице-президент
убедился в серьезности наших намерений,
общности судеб наших народов в
историческом прошлом, сомнения его
рассеялись и он повел более заинтересованный
разговор. В ходе беседы, когда Ф. Патаки
узнал о том, что экспедиция из Венгрии
следует во Францию, он с недоумением
спросил: «А во Францию зачем?» Тут же
последовала реплика Ф. Мучи: « Как зачем?
Половина французов бывшие аланы!»
Ф. Патаки согласился с нашей
просьбой о подготовке
стажеров-исследователей из Осетии в академических
институтах Венгрии, поддержал идею проведения
в будущем A994) году круглого стола в
Российском культурном центре,
юбилейных мероприятий в честь 200-летия со
дня рождения основоположника научного
осстиноведения и угро-финоведсния
Андрея Шегрсна. Ф. Патаки предложил
воспользоваться договором между
Академиями наук Венгрии и России о
сотрудничестве, хотя, по его мнению, следует
установить 11 прямые контакты с Севсро-Осс-
тинеким институтом гуманитарных исс-.
лсдований. Ф. Патаки одобрил протоколы
о намерениях, подписанные нами с
музеем г. Сольнок и Национальным музеем
Венгрии. Одобрительно были встречены
предложения В.А. Кузнецова о переводе
на русский язык работ Я. Харматта, о
переводе на венгерский язык выходящей
из печати книги В.А. Кузнецова об яссах.
С пониманием было встречено
предложение выделить исследовательскую группу
из иранистов института языкознания АН
Венгрии для изучения венгерских
элементов в осетинском языке.
ЭСТЕРГОМ - КАТОЛИЧЕСКАЯ
СТОЛИЦА ВЕНГРИИ
25 июня состоялась наша экскурсия в
г. Эстсргом. Излучина Дуная — одно из
красивейших мест Венгрии.
Сопровождали нас И. Эрдсли, Л. Шелмсци, а также
Янош Тот с супругой и дочерью
Марианной, окончившей университет в Сегеде и
защитившей диплом с отличием по
«осетинской» теме — «Святилище Рском».
Первая остановка в Сснтэндрс. Город
основан сербскими переселенцами.
Типичный западный городок с центральной
площадью и «чумным крестом»,
памятником «черной смерти», поразившей
Европу в 1763 г. Согласно легенде, на месте
«чумного креста» похоронен человек
вниз головой. Выше, над городком, —
католическая церковь XII в. Обратили на
себя внимание солнечные часы, выбитые
на одном четырехгранном угловом камне.
Следующая остановка — в
королевском дворце Вышеград, построенном в
конце XIV в.; здесь работает постоянная
археологическая экспедиция. Часть
комплекса восстановлена; она производит
внушительное впечатление. В этом замке
в 1335 г. короли Венгрии, Чехии, Польши
заключили унию об экономическом
союзе.
Наконец, мы прибыли в г. Эстсргом,
расположенный на холмистом берегу
Дуная, на границе со Словакией. Полное
созвучие названия города с осетинским
Стырком («большое ущелье») породило
на бытовом уровне версии осетинского
происхождения топонима. Однако
ландшафт бассейна р. Дуная в районе Эстср-
гома никак нельзя назвать ущельем.
Более того, город Эстсргом — старинный
венгерский город, который уже в X в.
стал столицей страны, нет более или
менее приемлемого объяснения топонима
и с венгерского. Сопровождавший
экспедицию Иштван Эрдсли отрицал
толкование термина с языка осетин, хотя
венгерская этимология этого слова (город, в
котором делали приводные ремни), также
мало убедительна.
Знакомство с городом мы начали с
краеведческого музея, расположенного
на нижних этажах развалившейся
крепости. Строительство последней началось
при короле из династии Арпадов, Гсйзе.
Бела III последним перестроил крепость;
в таком виде она сохранилась до нового
времени. Директор музея Хорват Бела
подробного рассказал нам об истории
города. Рядом с крепостью расположен
величественный католический собор,
самый крупный в Венгрии, построенный в
20-30-с годы XIX в. С тех пор по
настоящее время Эстсргом считается
католической столицей Венгрии,
резиденцией главы католической церкви страны.
Пообедав в Эстсргомс, мы вернулись в
Будапешт.
429

ВСТРЕЧИ В СТОЛИЦЕ ФРАНЦИИ
26 июня в часов утра собрались у
гостиницы. Попрощавшись с Ласло Шсл-
мсци, сопровождавшим нас все эти дни,
мы направились на экспедиционном
автобусе в аэропорт. В аэропорту
попрощались с водителями Володей Гражданки-
ным и Виктором Хамицевым, которые
возвращались домой. Самолет «Боинг-
737» за два часа полета доставил нас во
Францию, сделав посадку в аэропорту
Орли, носящем имя дс Голля. Здесь нас
встретили СП. Таболов, президент
Осетинской Ассоциации во Франции Тереза
Константиновна Битарова-Наскидашви-
ли, сотрудник ЮНЕСКО Владимир
Беликов, профессор кафедры культурологии
гуманитарного центра Российской
академии Управления Алан Плиев. Нас
разместил в гостинице «Аркад», неподалеку
от Эйфелевой башни (площадь Камб-
ронн). В гостинице нас встретили
художник Ушанг Козаев и одни из спонсоров
экспедиции инженер Станислав Гаглоев.
М.М. Блиев коротко проинформировал
СП. Таболова о проделанной нами
работе в Венгрии, а В. Беликов познакомил
нас с программой пребывания экспедиции
во Франции.
27 июня в 12 час.ЗО мин, в
сопровождении Т. Битаровой-Наскидашвили мы
направились в Ссн-Жсрмен для
ознакомления с коллекциями музея
национальных древностей. Музей основан при
Наполеоне III, в 60-х годах XIX в.; в нем
более ста научных сотрудников. Нас
должен был принять генеральный
директор Алан Дивал, но в связи с
изменившимися обстоятельствами это дело было
поручено археологу Мишелю Казански
— бывшему нашему соотечественнику,
выпускнику Ленинградского
университета, автору ряда работ о сармато-аланах
Западной Европы. М. Казански работал с
нами в течение трех часов, сообщив
массу интересной научной информации о
пребывании алан в Западной Европе.
Аланы использовались на Западе как
наемники. Судя по материалам раскопок
их могильника V в., в нем наряду с чисто
аланскими предметами, встречаются
предметы нсаланского характера, что
свидетельствует о трансформации
культуры алан. В Каталаунской битве на
стороне Аэция воевал аланский полк,
решивший исход битвы в пользу римлян.
Как свидетельствуют археологические
материалы, после битвы аланы были
расселены по всей территории Франции,
многие из них поступили на службу в
римскую конницу. О пребывании алан во
Франции свидетельствуют
деформированные черепа, обнаруженные в
могильниках Нормандии. В V в. шестью
военными округами на территории Франции
руководили аланы;из них два находились
на Роне и в Орлеане D0-е годы V в.). В
Африке алан было мало, ибо будучи еще
в Испании, они заразились чумой,
унесшей многие человеческие жизни. В
могильниках VI-VII вв. аланских предметов
еще меньше.
Большой интерес вызвали у членов
экспедиции витрины, в которых
представлены предметы кобанской культуры,
происходящие из Осетии. Одна часть их
является плодом археологических
экспедиций Эрнеста Шантра, исследовавшего
могильник в 1880 г., другая часть
коллекции — предметы, приобретенные на
Кавказе у частных лиц. По словам М.
Казанского, в экспозиции лишь малая
часть того, чем располагают фонды
музея. Кобанская бронза хранится и в
Лионском музее.
К сожалению, из-за нехватки
научных сил, кобанская бронза музея до сих
пор не исследована. По словам М.
Казанского, руководитель музея без
определенных условий может предоставить
возможность осетинской стороне прислать
своих специалистов для исследования
коллекции на месте. Предоставленной
возможностью следует воспользоваться,
чтобы этот уникальный материал
заговорил, расширил наши представления о
далеких предках.
Здание музея — памятник
архитектуры. Еще более замечателен королевский
дворец, расположенный по другую
сторону площади. Его начали строить в XIII в.
и достроили окончательно в XVI в. при
Франциске I; в этом дворце родился
будущий Король-Солнце Луи (Людовик)
XIV. Сен-Жсрмсн примечателен и тем,
что здесь был подписан мирный договор
между Францией и членом Германского
430

блока — Австрией после окончания
Первой мировой войны.
На этом закончился первый рабочий
день в Париже, наполненный
богатейшими впечатлениями.
28 июня состоялась одна деловая
встреча. В полдень члены экспедиции
В.А. Кузнецов, Е.А. Капишин и М.М.
Темираев посетили центр исследований
византийской цивилизации. Вел
заседание директор центра, профессор Коллеж
де'Франс Жильбср Дагрон. В.А.
Кузнецов коротко проинформировал
участников встречи об Осетии, ее народе, о
Северо-Осетинском институте
гуманитарных исследований, целях и задачах
экспедиции «Дорога алан».
Учитывая то, что на встречу собрались
в основном ученые — византологи, В.А.
Кузнецов заострил внимание на тесных
взаимоотношениях Кавказской Алании с
Византией. Он говорил об интересах
Византии и Алании, о том, что и
распространение христианства в Осетии связано
с ней же, что в раскопках аланских могил
постоянно присутствует византийский
культурный элемент. После информации
В.А. Кузнецова состоялся взаимный
обмен мнениями, была также достигнута
договоренность об обмене научной
литературой.
По поручению проф. Э. Дагрона,
второй половиной встречи руководил
научный сотрудник центра, ученый,
прекрасно ориентирующийся в аланской
проблеме, Константин Цукксрман. По
результатам двух встреч с французскими колега-
ми (Ссн-Жсрмсн, Коллеж дс Франс) В.А.
Кузнецов пришел к убеждению, что
наши пробелы в знании французской
историографии настолько серьезны, что
вопрос о некоторых аспектах пребывания
алан в Галлии не может рассматриваться
вне французских исследований.
ПАРИЖ- ПАРИЖ!
Помимо этой запланированной
встречи, остальная часть дня была посвящена
знакомству с городом.
От гостиницы «Аркад» до дома
Инвалидов (Пантеон Наполеона) всего
несколько минут ходьбы. Здесь помещен
саркофаг Наполеона I, привлекающий к
себе постоянный поток туристов со всего
света, и высеченный из одного куска
красного карельского кварцита. Саркофаг
стоит на гранитном постаменте высотой
более 3 м. Вокруг него по кругу на уровне
пола выведены названия выигранных
Наполеоном сражений (Аустерлиц, Ваграм
и др.). В других корпусах Дома
Инвалидов есть залы Генриха IV, Франциска I,
Людовика XIII, Марии Антуаннетты. В
них — бесчисленное множество
рыцарских доспехов, средневекового
французского оружия и утвари.
От Дома Инвалидов мы направились
на набережную Сены и добрались до
здания знаменитого Национального
собрания. Перейдя мост, мы очутились на
Площади Согласия. Первоначально она
называлась Бурбонской площадью, а во
время Великой Французской Революции
ее переименовали в Площадь Революции,
однако во французском обществе новое
название площади вызывало разногласия.
Тогда была достигнута договоренность
назвать се Площадью Согласия. В центре
площади — высокая стела, вывезенная
Наполеоном из Египта в конце XVIII в.
По одну сторону от площади
расположены Елисейскис поля, по другую — Тю-
ильрийский сад: здесь раньше стоял Тю-
ильрийский дворец, резиденция
французских королей. За садом расположен
знаменитый Лувр — резиденция
французских королей, великолепный дворец,
впечатляющий своей изящной
архитектурой и внушительными размерами
(памятник XIV в.). Полным ходом идут
реставрационные работы: двум третям
зданий уже возвращен первоначальный
блеск. Центр площади украшает
памятник Людовику XIV.
Внушителен Нотр-Дам — подлинное
чудо средневекового французского
зодчества. Основанный во второй половине XII
в., собор стал не только культовым, но и
общественным центром Парижа. В соборе
поражает четкость линий главного
фасада, органическая связь архитектуры и
скульптуры. Над входными порталами на
главном фасаде расположены «галерея
королей» из 28 статуй. Посетили Сорбон-
нский университет, Национальный
Пантеон.
431

МОГИЛЬНИКИ НОРМАНДИИ
28 июня большинство членов
экспедиции совершило поездку в Нормандию. В
8 часов утра с железнодорожного вокзала
Ссн-Лазар комфортабельным поездом мы
направились на северо-запад страны. За
окном мелькали населенные пункты
Монтас, Еврсух, Бсрнау, Лизье и,
наконец, через 3 часа мы прибыли в столицу
Нормандии г. Канн. На вокзале нас
встречали директор музея этнографии,
археологии и истории Нормандии Жан-
Жак Бертю профессор Каннского
университета, один из руководителей исто-
рико-этнографического и
археологического центра университета, известный
археолог Кристиан Пиле. Сразу после
встречи нас повезли в музей и
познакомили с его экспозициями. Нам
чрезвычайно интересно было узнать о том, что в
конце XIX в. в 15 км от г. Канн в
местечке Ссн-Эран было раскопано
городище, датируемое 420-430 гг. В соседнем
селении Ссн-Жсрмсн, расположенном от
Ссн-Эрана на расстоянии 10 км, в
усадьбе одного крестьянина, на глубине 1,5
метра, была обнаружена могила, из
которой были извлечены деформированные
женские черепа и золотые украшения,
т.е. предметы, характерные для аланских
могильников. По наблюдениям
археологов, чем дальше на запад от Кавказа, тем
все меньше встречаются могилы с
деформированными черепами.
Результаты археологических раскопок
в Нормандии дали основание господину
Пиле сделать заключение о том, что
могилы иноземного происхождения
(германского, ала некого) сосредоточены
преимущественно вокруг римских
укреплений. Господин К. Пиле выразил желание
посетить Осетию с целью ознакомления с
археологическими комплексами. После
ознакомления с музеем, господин Пиле
устроил нам обед в ресторане «Купол».
Затем посетили университет,
расположенный на живописной окраине города.
15 тысяч студентов вуза учатся на двух
сводных факультетах — научном (т.е.
естественном) и филологическом (т.е.
гуманитарном). Более тысячи студентов
— англичане. Мы посетили
университетскую антропологическую лабораторию,
где нам продемонстрировали аланские
черепа с искусственной деформацией и
реконструированные по черепам лица.
Побывали и в лаборатории химического
анализа поступающих из
археологических раскопок материалов.
Город Канн, расположенынй в 8 км от
Ла-Манша, производит очень приятное
впечатление как небольшой уютный
европейский город. В нем 100 тысяч
населения. В 1944 году город подвергся
страшному разрушению авиацией
союзников. Особенно пострадали строения
XIII-XIV вв., в том числе Католический
собор св. Пьера, расположенный в центре
города. Музей, с которого началось наше
знакомство с городом, размещен на
территории крепости, построенной в XI в.
Вильгельмом Завоевателем. Вокруг
крепости — огромный ров. В стенах крепости
находится церковь св. Георгия. В центре
крепости — обелиск, воздвигнутый в
1966 г. в честь нормандского герцога
Вильгельма Завоевателя, совершившего
поход в Англию в 1066 г. и ставшего
английским королем.
У МОГИЛЫ ГАЙТО ГАЗДАНОВА
Следующий день 30 июня вновь был
посвящен знакомству с Парижем. Утром
после завтрака мы направились в
предместье Парижа — Ссн-Жснсвьсв де Буа,
где находится старинное русское
кладбище. Оно занимает большую площадь; в
средней части его раньше находился Дом
престарелых русских; кладбище хорошо
ухожено. Здесь покоятся останки
знаменитых деятелей русской культуры:
Тургенева, Бунина, Н. Некрасова, Галича,
Тарковского. Отдав дань уважения их
памяти, мы, естественно,
поинтересовались, кто из осетин похоронен здесь.
Некоторые могилы мы сразу нашли,
другие пришлось искать в регистратуре
по переданным нам на родине списками
фамилий. Приводим перечень
обнаруженных нами могил.
1. Георгий Михайлович A885-15.11-
1948 г.), Муза Бекмурзовна, урожд.
Фатима Туриева, A897-1981) Гокинае-
вы. Номер могилы 2357.
2. Капитан Владимир Фомич Томаев
432

A888-1970) и Антонина Томаева A888-
1971), №7178.
3. Абациевы Елизавета (9.01.1900-
17.08.1988) и Михаил (8.03.1891-
2.02.1893). Родом из Ардона, N 7354.
4. Сикоев Харитон Харитонович
F.12.1891-14.02.1969) и Сикоева Ольга
C.05.1896-I.VIH.1986). Родом изЗаки, N
7983.
5. Газданов Гайто A903-5.12.1971),
Фаина B4.04.1892-27.08.1992). Родилась
в Одессе, N 8112.
Могилу нашего великого
соотечественника, классика русской литературы
Гайто Газданова мы нашли первой,
зажгли свечи у его могилы и почтили
память минутой молчания.
Из Ссн-Женевьсв дс Буа мы
направились в Версаль. Знаменитый Версальский
;.ворец Бурбонов — главная
достопримечательность этого пригорода Парижа.
Дворец поражает своим великолепием.
Когда знакомишься с богатейшими
коллекциями музея в экспозиционных Бур-
бонском и Зеркальном залах, с покоями
короля, с залами посвященными
Наполеону I, перед глазами встает богатая
событиями бурная история
могущественной Франции от развитого средневековья
до начала нового времени, высокий взлет
французского искусства. Впечатления от
увиденного внутри дворца дополняются
невиданной красотой прилегающего к
нему просторного парка с его
декоративными насаждениями, озером, фонтанами,
оранжереей.
Из Версаля мы направились в город.
По нашей просьбе водитель автобуса
русский парень Анатолий показал нам
достопримечательности Парижа. Мы
побывали на Монмартре, на площади
Бастилии, на Вандомской площади, на
Оперной улице, где расположен
Национальный театр оперы. К вечеру, уставшие от
изнурительной жары, но переполненные
впечатлениями от увиденного за день, мы
вернулись в свою гостиницу.
В ДЕПАРТАМЕНТЕ ЮНЕСКО ПО
НАУЧНЫМ ЭКСПЕДИЦИЯМ
В 12 часов 1 июля дня члены
экспедиции СП. Таболов, М.М. Блисв, В.А.
Кузнецов, Ю.С. Гаглойты, Л.А. Чибиров,
М.М. Тсмирасв нанесли визит в
департамент по научным экспедициям
ЮНЕСКО. Нас встретили директор
департамента господин Дуду Диене. Роль
переводчика выполнял Владимир Беликов.
Открывая встречу, он предоставил
членов экспедиции, коротко рассказал об
Осетии, Владикавказе, о целях и задачах
экспедиции, о проделанной работе в
Венгрии и во Франции.
Господин Диене, приветствуя нас,
сказал, что рад встрече с членами
экспедиции. Затем коротко охарактеризовал
деятельность департамента. По его
словам, особое внимание сейчас уделяется
экспедиции «Великий шелковый путь»,
идея которой возникла в ЮНЕСКО. Эта
экспедиция имеет не только научное, но
и практическое значение. Основная
программа экспедиции выполнена. По се
результатам опубликовано свыше 35
работ. Одни из них предназначены для
научных кругов, другие для детского и
юношеского возраста; создано свыше
сорока документальных фильмов.
СП. Таборов, выразив
признательность за прием, сказал: «Идеи,
заложенные в экспедиции «Великий шелковый
путь» в известной мере стыкуются с
задачами «Via Alanica». Более того, один
из наших сотрудников — В.А. Кузнецов
— принял участие в экспедиции
«Великий шелковый путь» вместе с
московскими учеными от Астрахани до Западного
Кавказа, покрыв расстояние в 7 тысяч
километров. Поэтому объединение обеих
экспедиций под эгидой ЮНЕСКО было
бы весьма целесообразно. Мы намерены
продолжить работу в Италии, Испании,
Англии, Китае, Индии, Монголии и
просили бы содействия в издании книги об
аланах на европейских языках, ибо
интерес европейского читателя к аланам
чрезвычайно велик. В последующей
экспедиционной работе, кроме встреч с
учеными, будут организованы выставки,
беседы, симпозиумы. Отвечая СП. Таболову,
Д. Диене заявил, что готов поддержать
наши заявки полностью. Для этого он
предложил нам представить
обстоятельную заявку в ЮНЕСКО о целях и
задачах экспедиции, о том, как они
перекликаются с задачами экспедиции
«Великий шелковый путь».
28 Ала пика - III
433

«Ваша заявка», — сказал г-н Диене,
— будет рассмотрена на очередном
заседании комитета, которое состоится в
начале будущего 1994 года и при
положительном решении вопроса она получит
статус международной. Членами
комитета от бывшего СССР являются Мухтар
Асимов из Таджикистана и Рыбаков из
Москвы. Я курировал экспедицию
«Великий шелковый путь», с удовольствием бы
взял шефство и над вашей экспедицией,
она меня заинтересовала. В настоящее
время, когда народы все больше
изолируются друг от друга, подобные
мероприятия кроме своей научной значимости
имеют и практическое значение,
сближают их народы. В нашу программу входят
не только научные цели, но и
современность: состояние культуры, театра,
искусства. Потому в заседаниях ЮНЕСКО
участвуют не только ученые, но и
деятели культуры».
М.М. Блиев говорил о том, что
экспедиция «Дорога алан» плодотворно
поработала в Венгрии; она решила и научные,
и общегуманитарные проблемы, вызвав
интерес не только ученых, но и
общественности страны. Руководитель
экспедиции пригласил господина Диене в
Осетию, чтобы ближе познакомиться с
состоянием и уровнем научных исследований
в республике. Затем г-н Диене преподнес
нам издания ЮНЕСКО на английском,
немецком и французском языках,
подарил английский вариант журнала
«Курьер ЮНЕСКО» A976, № 1), посвященный
скифам. На вопрос СП. Таболова, можно
ли надеяться, что один из последующих
номеров будет посвящен аланам, г-н
Диене ответил положительно.
На этом прием закончился. Члены
экспедиции осмотрели дворец,
познакомились с картинами Пикассо и
Глазунова, экспонирующимися в вестибюлях
первого этажа дворца.
В 16 часов в гостинице «Аркад»
состоялась встреча с учеником Жоржа Дюмс-
зиля Аланом Кристолсм, который тепло
рассказал о своем учителе. Сам он
специалист по* древним языкам (греческий,
латинский), хотя в поле его научных
интересов и исследования, посвященные
скифскому и осетинскому языкам.
434
В ГОСТЯХ У ТЕРЕЗЫ
Последний день в Париже оказался
насыщенным.
СП. Таболов и А.Г. Плисв нанесли
визит в МИД Франции, а также приняли
французских журналистов.
В 18 часов вечера все члены
экспедиции направились в гости к Терезе Бита-
ровой-Наскидашвили. Кроме нас на
приеме присутствовали В.А. Беликов, М.
Казански, А. Кристоль, Н. Джейлан
(Албегты) — осетин родом из Турции,
переселившийся 15 лет назад в Париж и
владеющий еще родным языком.
Среди гостей был и Алан Маузсне,
французский археолог. Десять лет назад
с супругой Катрин он побывал на
Северном Кавказе. Ими была опубликована
солидная иллюстрированная книга
«Катрин и Алан Маузсне на Кавказе»,
преподнесенная авторами в дар экспедиции.
В ней много сказано об Осетии. А.
Маузенс не скрывал своих симпатий к
осетинскому народу, гордился, что носит
имя Алан; он подарил нам и экземпляр
журнала «Кавказ», издающегося в
Париже.
Со стороны хозяев на приеме
присутствовали брат и сестра Терезы, Пьер и
Катрин, дочь Нателла. Весьма радушным
был хозяин квартиры Тамази Наскидаш-
вили. Его отец родом из Горийского
района, мать француженка;
воспитывался он в лучших демократических
традициях. В период правления 3.
Гамсахурдиа в газете «Дс Монд» опубликовал
разоблачительную статью, в которой
резко осудил агрессию против Южной
Осетии.
В начале приема Тереза
Константиновна приветствовала нас, после чего
коротко рассказала о деятельности
Ассоциации. Всего во Франции проживает
около 250 осетин. Большинство из них
являются переселенцами из Турции и
живут в основном в Лионе; многие из
наших соплеменников хорошо владеют
родным языком. Члены Ассоциации
живут в разных городах Франции, потому
собрать их трудно. Отец Терезы, русский
офицер, прибыл во Францию через
Турцию в начале 20-х годов, был женат на
француженке. Большинство эмигрантвов

— осетины, видимо, рассчитывая на
скорое возвращение на родину, не
обзавелось семьями; они прожили жизнь в
одиночестве, не оставив потомства.
М.М. Блиев поблагодарил Т. Битарову
за радушный прием, подчеркнув, что
Осетия высоко ценит се деятельность в
качестве Президента Ассоциации* СП.
Таболов зачитал приветственный адрес
от правительства Северной Осетии, в
котором отмечались большие заслуги
Терезы Битаровой перед осетинским
народом. Затем ей была преподнесена
библиотека, состоящая из книг по осетиноведе-
нию. Поздно вечером мы попрощались с
нашими гостеприимными хозяевами.
ОБРАТНЫЙ ПУТЬ НА РОДИНУ
2 июля в 12 часов дня основная группа
экспедиции в составе М. М. Блиева,
В.А. Кузнецова, Ю.С. Гаглойты, Л.А.
Чибирова, B.C. Уарзиати, В.М. Гусалова,
Ю.А. Дзиццойты и Д.Н. Мсдосва
отправилась в аэропорт, два часа в воздухе и
мы приземлились в Будапеште. Здесь на
микроавтобусе Российского культурного
центра направились в гостиницу
«Метро». Вечер провели в обществе Г.Б.
Вышинского. Утром 3 июля мы прибыли
в аэропорт Будапешта. Опять два часа в
воздухе и наш самолет приземлился в
аэропорту Шсреметьсво-2. Разместились
за городом в гостинице «Кущино», а
утром из аэропорта Внукового вылетели
во Владикавказ.
Так завершился первый этап
экспедиции «Via Alanica». Результаты ее
удовлетворительны, а перспективы
продолжения ее в других странах — заманчивы.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ло
лон
лсгэ
вв
вди
гмг
ДГУ
жмпп
зкоигго
зооид
илк
иглимк
из
ИСССР
ИФЖ
ИЮОИИИ
иэсоя
ксил
ксиимк
кэс
ЛГУ
ЛИФОППУ
ЛОИА
лоиэ
млд
млдисо
млк
мил
MIICK
*
МНС
олк
ОРФ
ПС
- Археологические открытия
Академия общественных наук
Археологический сборник
Государственного Эрмитажа
Византийский временник
Вестник древней истории
Государственный музей Грузии
Дагестанский государственный
университет
Журнал Министерства народного
просвещения
Записки Кавказского отдела
императорского Русского
географического общества
Записки Одесского общества
истории и древностей
- Известия Археологической
комиссии
Известия Государственной
академии истории материальной
культуры
Исторические записки
- История СССР
Историко-филологический
журнал (Ереван)
- Известия Юго-Осетинского
научно-исследовательского
института
Историко-этимологический
словарь осетинского языка
Краткие сообщения Института
археологии АН СССР
Краткие сообщения Института
истории материальной культуры
-• Кавказский этнографический
сборник
-, Ленинградский государственный
университет
Летопись
историко-филологического отделения императорского
11овороссийского университета
(Одесса)
Ленинградское отделение
Института археологии АН СССР
Ленинградское отделение
Института этнографии АН СССР
Материалы по археологии
Дагестана
Материалы по археологии и
древней истории Северной
Осетии
Материалы по археологии
Кавказа
- Материалы и исследования
по археологии СССР
Материалы по изучению
Ставропольского края
Материалы научной сессии
Отчеты Арсхологической
комиссии
Отдел рукописных фондов
Палестинский сборник
ПСРЛ
СА
САИ
СГЭ
СИЭ
СКНЦВШ
СМОМПК
соиги
секг
сэ
тгим
тдепипэли-
ТЗНЛ
тиэ
ткчиии
ТОДРЛ
УЗИВ
УЗКНИИ
УЗКБНИИ
АЛИ
Afsl
ЛИ
Ann. NI1M
ArchA
BSOAS
CAJ
ESA
JAOS
MAG
REB
Reg.Fiiz.
SBAW
Полное собрание русских
летописей
Советская археология
Свод археологических
источников
Сообщения Государственного
Эрмитажа
Советская историческая
энциклопедия
Северо-Кавказский научный
центр Высшей школы
Сборник материалов для
описания местностей и племен
Кавказа
Севсро-Осетинский институт
гу ма пита pi tbix иссл едова ни и
Сборник сведений о кавказских
горцах
Советская этнография
Труды государственного
Исторического музея
Тезисы докладов и сообщении
сессии по итогам полевых
этнографических и
антропологических исследований
Труды Закавказской научной
ассоциации
Труды Института этнографии
АН СССР
Труды Карачасио-Черксссого
iтучно-исследовательского иiic-
титута
Труды отдела древнерусской
литературы
Ученые записки Института
востоковедения
Ученые записки Кабардинского
научно-исследовательского
института
Ученые записки
Кабардино-Балкарского
научно-исследовательского института
Acta Archacologica Acadcmiac
Scicntiamm Hungaricac
Archiv fur Slavishc Philologic
Archacologia Hungarica
Annalen des Naturhistorischcn
Museum in Wien
Archacologia Austriaca
Bulletin of the School of Oriental
and African Studies (London)
Central Asiatic Journal (Hague-
Wiesbaden)
Eurasia Septentrionalis Antiqua
Journal of the American Oriental
Society
Milteilungcn der Antropologischen
Gesellschaft in Wien
Revue des Etudes byzantines
(Paris)
Regeszeti Fiizetek
Sitzungsbcrichte der philosophish-
436

ТВ
TrPSh
philologischcn und dcr historischen
Classc dcr K.B. Academic der
Wisscnschaft zu Munchcn
(Munchcn)
Memories of the Research
Department of Tokyo Bunko
(Oriental Library) (Tokyo)
Transactions of the Philological
Society
ZDMG
ZfA
ZfE
ZRVI
Zcitschrift der Dcutschcn
Morgenlandischen Gesellschcaft
(Leipzig)
Zcitschrift fur Archaologie
Zcitschrift fur Etnologie
Збориик радона Визаитилошного
института (Београд)
КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
АБРАМОВА МАЙЯ ПАВЛОВНА —
старший научный сотрудник Института
археологии Российской академии наук,
доктор исторических наук.
БЛИЕВ МАРКС МАКСИМОВИЧ -
заведующий кафедрой Отечественной
истории и кавказоведения Севсро-Осетин-
ского государственного университета им.
К.Л. Хстагурова, доктор исторических
наук, профессор. Заслуженный деятель
науки Северной Осетии и Российской
Федерации.
ГАГЛОЙТИ ЮРИЙ СЕРГЕЕВИЧ -
директор Юго-Осетинского
научно-исследовательского института, кандидат исторических наук.
ГУТНОВ ФЕЛИКС ХАДЗМУРЗАЕВИЧ —
старший научный сотрудник отдела
археологии и этнографии Севсро-Осстинского
института гуманитарных исследований,
кандидат исторических наук.
ДЗАТТИАТЫ РУСЛАН ГЕОРГИЕВИЧ —
старший научный сотрудник отдела
археологии и этнографии Севсро-Осстинского
института гуманитарных исследований,
кандидат исторических наук.
ИСАЕНКО АНАТОЛИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ -
заведующий кафедрой истории древнего мира и
средних веков Ссвсро-Осетинского
государственного университета им. К.Л. Хстагурова, кандидат
исторических наук, профессор.
КАМИНСКИЙ ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ —
старший научный сотрудник
Краснодарского неторико-этнографического музея,
кандидат исторических наук.
КАНТЕМИРОВ ЭЛЬБРУС СОЛТАНОВИЧ -
заведующий отделом дореволюционной истории
Северо-Осетинского Государственного
объединенного музея истории, архитектуры и литературы.
КАРСАНОВ АХМАТ НИКОЛАЕВИЧ -
доцент Московского высшего технического
университета, кандидат технических паук.
КИШШ АТТИЛА -
научный сотрудник Венгерского
национального музея (Будапешт), доктор
археологии.
КОВАЛЕВСКАЯ ВЕРА БОРИСОВНА —
старший научный сотрудник Института
археологии Российской Академии наук,
доктор исторических наук.
КУЗНЕЦОВ ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ -
главный научный сотрудник отдела
археологии и этнографии Северо-Осетинского
института гуманитарных исследований,
доктор исторических паук. Заслуженный
деятель пауки Северной Осетии и
Российской Федерации.
КУЧИЕВ ВАСИЛИЙ ДАВИДОВИЧ -
И.О. профессора кафедры Отечественной
истории XX века Северо-Осетинского
государственного университета им. К.Л.
Хстагурова, кандидат исторических наук.
МАЛАХОВ СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ —
доцент кафедры Отечественной истории
Камчатского педагогического института,
кандидат исторических наук.
ТМЕНОВ ВИТАЛИЙ ХАРИТОНОВИЧ -
заведующий отделом археологии и
этнографии Северо-Осетинского института
гуманитарных исследований, кандидат
исторических наук.
ХАЙНРИХ АНГЕЛИКА -
научный сотрудник Венского
Естественно-исторического музея, доктор
археологии.
ЦУЦИЕВ АСЛАН АРКАДЬЕВИЧ —
научный сотрудник отдела археологии и
этнографии Северо-Осетинского
института гуманитарных исследований.
ЧИБИРОВ ЛЮДВИГ АЛЕКСЕЕВИЧ -
почетный ректор Юго-Осетинского
государственного университета им. А.А. Ти-
билова (с декабря 1993 г.- Председатель
Верховного Совета Республики Южная
Осетия), доктор исторических наук,
профессор.
437

ОГЛАВЛЕНИЕ
От редколлегии 5
Предисловие 7
А.В.Исаенко, В.Д.Кучиев Некоторые проблемы древней истории
осетин 10
А.А.Цуциев. Известия китайских письменных ситочников
по ранней истории алан 34
Ю.С.Гаглойти. К вопросу о первом упоминаннии алан на
Северном Кавказе 44
А.А.Туаллагов. Алания (Осетия) и миссионерская
деятельность св. Андрея 59
М.П.Абрамова. Катакомбныс могильники III-V вв. н.э.
центральных районов Северного Кавказа 65
А.Кишш. Опыт исследования археологических памятников
алан в Западной Европе и Северной Африке 79
Р.Г. Дзаттиашы. Аланы в дружине Вахтанга Горгосала 101
Р.Г. Дзаттиашы. Пряжки и поясные наборы Едысского
могильника (VI-VII вв. н.э.) 107
В.Б.Ковалевская. Хронология древностей севсрокавказских алан . . . .' 123
А.Хайнрих. Раннесредневековые катакомбные могильники
у селений Чми и Кобан 184
Э.С.Кантемиров, З.Г.Дзаттиаты. Тарский катакомбный
могильник VIII-IX вв. н.э 259
В.А.Кузнецов. Раскопки змейского катакомбного
могильника в 1959 г 315
Ф.Х.Гутнов. Господский двор и вотчина у алан 363
В.Н.Каминский. Аланская статуя из Краснодарского музея 372
С.Н.Малахов. Алано-византийские заметки (часть 1) 376
А.Н.Карсанов. Об одном известии Ипатьевской летописи 389
А.Н+Карсанов. Кавказские аланы-асы в письменных источниках
позднего средневековья (XIV-XVIII вв.) 403
Хроника . , 409
М.М.Блиев. "Дорога алан" - миссия сотрудничества 410
Л.А. Чибиров. Дорогами алан на Запад 419
Список сокращений 436
Краткие сведения об авторах 437
Содержание 438
Реклама 439
438

ВНИМАНИЮ ЧИТАТЕЛЕЙ
Отделом археологии и этнографии Северо-Осетинского
института гуманитарных исследований подготовлены и опубликованы
следующие труды:
ТЕМАТИЧЕСКИЕ СБОРНИКИ
1. Вопросы осетинской археологии и этнографии. Орджоникидзе,
1980, Вып.1.
2. Вопросы осетинской археологии и этнографии. Орджоникидзе,
1982, Вып.2.
3. Вопросы археологии и этнографии Северной Осетии.
Орджоникидзе, 1984.
4. Археология и традиционная этнография Северной Осетии.
Орджоникидзе, 1985.
5. Новые материалы по археологии Центрального Предкавказья
в древности и средневековье. Орджоникидзе, 1986.
6. Проблемы исторической этнографии осетин. Орджоникидзе,
1987.
7. Методика исследований и интерпретации археологических
материалов Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1988.
8. Проблемы этнографии осетин. Орджоникидзе, 1989. Вып.1.
9. Проблемы этнографии осетин. Владикавказ, 1992. Вып.2.
10. Аланы: Западная Европа и Византия. /Alanica —
1.Владикавказ, 1992.
11. Аланы и Кавказ. //Alanica — II. Владикавказ-Цхинвал,
1992.
12. Аланы: история и культура. //Alanica —
Ш.Владикавказ, 1994.
МОНОГРАФИИ
13. Кузнецов В.А. Очерки истории алан. Орджоникидзе, 1984.
14. Тменов В.Х. Средневековые историко-архитсктурные
памятники Северной Осетии. Орджоникидзе, 1984.
15. Уарзиати B.C. Народные игры и развлечения осетин.
Орджоникидзе, 1987.
16. Гутнов Ф.Х. Генеалогические предания осетин как
исторический источник.Орджоникидзе, 1989.
17. Кузнецов В.А. Реком, Нузал и Царазонта.
Владикавказ, 1991.
18. Кузнецов В.А. Алано-осетинскис этюды.Владикавказ, 1993.
19. Кузнецов В.А. Нижний Архыз в Х-ХИ вв. Ставрополь, 1993.

Аланы
история и культура
A L А N I С А - III
Редактор — В.Х.Тменов
Художник — Л.М.Сабанова
Технический редактор — Р.Ю.Кудзиева
ЛР № 020583 от 24.06.1992 г.
Сдано в набор 27.11.94. Подписано в печать 21.02.95.
Формат 70*100/i6. Бумага офсетная 80 г. Усл.печл. 35,75.
Уч.-издл. 39. Тираж 5000 экз. Заказ № 3098. Цена договорная
Северо-Осстииский институт гуманитарных исследований.
362040, г. Владикавказ, пр. Мира, 10.
Отпечатано с готовых диапозитивов в типографии «Внсшторгиздат».
127576, Москва, ул.Илимская, 7.