Автор: Хиршман А.  

Теги: политика   политические науки   переводная литература   ораторство   серия политическая теория   издательский дом государственного университета высшей школы экономики   дебаты   политические диалоги  

ISBN: 978-5-7598-0764-3

Год: 2010

Похожие

Выход, голос и верность. Реакция на упадок фирм организаций и государств

Путь историка. Избранные труды по источниковедению и историографии

Молодость Сеченова. Живи в опасности!

Февральская революция 1917 года. Сборник документов и материалов

Текст
                    РИТОРИКА
РЕАКЦИИ:
извращение, тщетность,
опасность
А Л Ь Б Е Р Т О. Х И Р Ш М А Н

Перевод с английского
ДМИТРИЯ УЗЛАНЕРА

Издательский дом
Государственного университета — Высшей школы экономики

МОСКВА, 2010


The RHETORIC
of REACTION
Perversity; Futility;
Jeopardy
A L B E R T O. H I R S C H M A N

The Belknap Press o f Harvard University Press
CAMBRIDGE, MASSACHUSETTS,
AND LONDON, ENGLAND 1991


УДК 32.01
ББК 66.1
Х50
Составитель серии
ВАЛЕРИЙ АНАШВИЛИ
Д изайн серии
ВАЛЕРИЙ КОРШУНОВ
Научный редактор
АРТЕМ СМ ИРНОВ

Хиршман, А.
Х50

Риторика реакции: извращение, тщетность, опасность.
[Текст] / пер. с англ. Д. А. Узланера ; Гос. ун-т — Высшая
школа экономики. — М.: Изд. дом Гос. ун-та — Высшей
школы экономики, 2010. — 208 с. — (Политическая тео­
рия). — 1000 экз. — ISBN 978-5-7598-0764-3 (в пер.).
Книга выдающегося экономиста и историка идей Альберта О. Хирш­
мана (р. 1915) представляет собой попытку картографирования риторики,
которая использовалась консервативными политиками, экономистами и
публицистами — от Эдмунда Берка до Милтона Фридмана — для проти­
востояния прогрессивным программам и реформам на протяжении по­
следних двух столетий. Привлекая множество примеров реакции на идеи
Великой французской революции и Декларации прав человека, демократи­
зации и последовательного движения к всеобщему избирательному праву
в XIX веке и государства всеобщего благосостояния в XX столетии, автор
выделяет три основных структурных аргумента противников реформ:
1) тезис об извращении, согласно которому любое действие, направленное
на улучшение политического, социального или экономического устрой­
ства, неизменно приводит к полностью противоположным результатам;
2) тезис о тщетности, в соответствии с которым любые попытки преобра­
зования общества ни к чему не приведут; 3) тезис об опасности, который
гласит, что предлагаемые реформы обойдутся слишком дорого и поста­
вят под угрозу прошлые завоевания. В заключительной главе Хиршман
показывает, что подобные риторические ходы нередко используются и
сторонниками реформ против своих консервативных противников и
представляют собой серьезное препятствие для ведения осмысленных де­
мократических дебатов и политического диалога.

УДК 32.01
ББК 66.1
ISBN 978-5-7598-0764-3 (рус.)
ISBN 0-674-76867-1 (англ.)

Copyright © 1991 by the President
and Fellows of Harvard College
All rights reserved.
© Оформление. Издательский дом
Государственного университета —
Высшей школы экономики, 2010


СОДЕРЖАНИЕ

П Р Е Д И С Л О В И Е ................................................................ 8

I. ДВА СТОЛЕТИЯ РЕАКЦИОННОЙ
Р И Т О Р И К И .............................................................. 10
II. ТЕЗИС ОБ ИЗВРАЩЕНИИ ........................... 20
III. ТЕЗИС О Т Щ Е Т Н О С Т И ............................... 53
IV. ТЕЗИС ОБ О П А С Н О С Т И ............................. 92
V. ТРИ ТЕЗИСА — СОПОСТАВЛЕННЫЕ
И СО ВМ ЕЩ ЕН Н Ы Е............................................

145

VI. ОТ РЕАКЦИОННОЙ РИТОРИКИ
К ПРОГРЕССИВНОЙ ........................................ 161
VII. ПО ТУ СТОРОНУ
Б Е С К О М П РО М И С С Н О С Т И ..........................

176

Б Л А Г О Д А Р Н О С Т И ..............................................

183

А. СМИРНОВ. АЛЬБЕРТ О. ХИРШМАН:
НАРУШИТЕЛЬ Г Р А Н И Ц ....................................

186


СареУмоему главному читателю
и критику на протяжении последних
пятидесяти лет


ПРЕДИСЛОВИЕ
ак человек становится таким, каков он есть?»
В истории, которой посвящена статья Джамайки Кинкейд из New Yorker (1989. June 26. P. 32-38), мо­
лодая женщина-карибка все время настойчиво задает­
ся этим вопросом в отношении своего работодателя,
Марии — темпераментной, очень дружелюбной и не­
сколько надоедливой матери четверых детей родом из
Северной Америки. Нет никакого сомнения в том, что
ответ на поставленный вопрос во многом зависит от
социальных и расовых различий. Однако, когда я чи­
тал эту историю, я вдруг понял, что вопрос Кинкейд,
т.е. беспокойство об огромной, упрямой и раздражаю­
щей инаковости других, имеет самое непосредствен­
ное отношение к замыслу моей работы.
Тревожащее ощущение собственной оторванности
не просто от мнений, но от всего жизненного опыта
большого числа собственных современников, на са­
мом деле типично для современных демократических
обществ. Сегодня, когда все превозносят демократи­
ческую модель, размышления об изъянах западной де­
мократии могут показаться неуместными. Но именно
зрелищное и воодушевляющее крушение одних стен
заставляет нас обратить внимание на те стены, кото­
рые остаются нетронутыми, на те разломы, которые
продолжают углубляться. Среди них есть один, ко­
торый очень часто можно наблюдать в самых разви­
тых демократиях: систематическая нехватка общения
между такими группами граждан, как либералы и кон­
серваторы, прогрессисты и реакционеры. Вытекающая
отсюда обособленность больших групп граждан друг
от друга кажется мне более тревожащей, чем изоляция
аномичных индивидов в «массовом обществе», о чем
столь громогласно заявляют социологи.
Любопытно, но сама стабильность и должное функ­
ционирование грамотно устроенного демократическо-

К

8


П

р е д и с л о в и е

го общества зависит от деления граждан на несколь­
ко крупных (желательно на две) четко определенных
групп, придерживающихся разных мнений относитель­
но базовых политических проблем. Вполне может полу­
читься, что между этими группами вырастет настоящая
стена — в этом смысле демократия все время возводит
собственные стены. Как только данный процесс завер­
шится, каждая группа в затруднении и нередко с взаим­
ным отвращением начнет вопрошать друг о друге: «Как
эти люди стали такими, какие они есть?»
В середине 1980-х, когда данное исследование толь­
ко начиналось, было очевидно, как многие либералы в
США, включая и меня самого, оценивали нарождаю­
щееся и усиливающееся консервативное и неоконсер­
вативное движение. Одной из реакций на это усиление
стало вопрошание о складе ума консерватора и типе
его личности. Однако подобная лобовая и будто бы
глубокая атака не казалась мне особенно перспектив­
ной. Было очевидно, что она приведет лишь к углуб­
лению раскола, а также к ненужной зачарованности
демонизированным оппонентом. Отсюда мое реше­
ние сосредоточиться на «холодном» анализе внешних
феноменов: дискурсов, аргументов и риторики, рас­
смотренных исторически и аналитически. В процессе
моего исследования выяснится, что дискурс определя­
ется не столько базовыми чертами личности, сколько
императивами аргументации, практически не зави­
сящими от желаний, склада характера или убеждений
участников. Выявление этой рабской зависимости от
аргументации вполне может способствовать ее ослаб­
лению, тем самым модифицируя дискурс и восстанав­
ливая общение.
Тот факт, что предпринятое мной исследование дей­
ствительно обладает указанными достоинствами, под­
тверждается тем, что мой анализ «реакционной ри­
торики» ближе к концу книги делает резкий поворот
и охватывает — к моему вящему удивлению — в том
числе и риторику либеральную, прогрессивную.
9


I. Два столетия
реакционной риторики

В

1985 г. (незадолго до избрания Рональда Рейга­
на президентом Соединенных Штатов на второй
срок) Фонд Форда запустил очень амбициозный про­
ект. Движимый, несомненно, тревогой касательно уси­
ливающейся неоконсервативной критики программ
социальной защиты и прочих социальных программ,
фонд решил собрать группу граждан, которые после
тщательного обсуждения и изучения всех возможных
данных должны были вынести авторитетное сужде­
ние по поводу вопросов, которые обсуждались тогда
под общей рубрикой «Кризис государства всеобщего
благосостояния»1.
Во вступительной речи Ральф Дарендорф (который,
как и я, был членом назначенной группы) обозначил
проблему, которой предстояло стать предметом наше­
го обсуждения^ ее историческом контексте, вспомнив
знаменитую лекцию английского социолога Т.Х. Мар­
шалла 1949 г., посвященную «развитию института
гражданства» на Западе2. Маршалл провел разделение
между гражданским, политическим и социальным из­
мерением гражданства, затем он перешел к разъясне­
нию (вполне в духе виговской интерпретации истории)
того, как более просвещенные человеческие общества
успешно осваивали эти измерения одно за одним.
Согласно схеме Маршалла, в которой на выполнение
каждой из трех задач отводилось по одному столетию,
1Позднее этот доклад был опубликован: The Common Good:
Social Welfare and the American Future (Policy Recommenda­
tions of the Executive Panel). N. Y.: Ford Foundation, 1989.
2 Маршалл T.X. Гражданство и социальный класс 11 Капус­
тин Б.Г. Гражданство и гражданское общество. М.: ГУ ВШЭ,
2010 .
10


I.

Д

ва

с т о л е т и я

р е а к ц и о н н о й

р и т о р и к и

XVIII в. стал свидетелем основных битв за гражданские
свободы — начиная со свободы слова, мысли и веро­
исповедания и заканчивая беспристрастным судом, а
также иными составляющими индивидуальных сво­
бод. Грубо говоря, речь здесь идет о «правах челове­
ка» в том виде, в каком они известны нам из доктрины
естественного права и Американской, и Французской
революции. В XIX в. основные баталии развернулись
вокруг политического аспекта гражданства, т.е. права
граждан участвовать в осуществлении политической
власти, что было связано с распространением электо­
рального права на все более широкие слои населения.
Наконец, возникновение государства всеобщего бла­
госостояния в XX в. привело к распространению по­
нятия гражданства на социальную и экономическую
сферы путем признания того, что для цивилизован­
ной жизни и полноценной реализации гражданских
и политических атрибутов гражданства необходимы
минимальные стандарты образованности, здоровья,
экономического благополучия и безопасности.
Когда Маршалл провозглашал свою величественную
и последовательную картину постепенного прогресса,
третья битва за утверждение гражданских прав, та, что
велась в социальной и экономической области, казалась
уже почти выигранной, особенно для лейбористской
партии. То была Англия сразу после окончания Вто­
рой мировой войны, обеспокоенная вопросом обеспе­
чения социальной защиты. Тридцать пять лет спустя
Дарендорф указал на излишний оптимизм Маршалла
в этом вопросе. Он отметил, что понятие социальноэкономического измерения гражданства как есте­
ственного и желательного дополнения к гражданскоправовому и политическому измерению столкнулось
со значительными трудностями и противодействием;
ныне оно нуждается в значительном переосмыслении.
Троичная трехвековая схема Маршалла придавала
проблеме, рассматриваемой нашей группой, величе­
ственную историческую перспективу и предлагала
и


Риторика

реакции

:

и звра щ ен и е, тщ етность, опасность

великолепную отправную точку для исследований. Но
после некоторого размышления мне показалось, что
Дарендорф не довел свою критику до конца. Разве за
каждым из прогрессивных скачков, выделенных Мар­
шаллом, а не только за последним, не следовал необы­
чайно сильный идеологический контрудар? И не ле­
жали ли подобные контрудары в основе судорожной
социальной и политической борьбы, которая зачастую
вела к отходу от запланированных прогрессивных
программ, а также к людским страданиям и нищете?
Тот отпор, который встречает государство всеобщего
благосостояния, может оказаться еще достаточно мяг­
ким по сравнению с прежними битвами и конфликта­
ми, которые в XVIII в. последовали за утверждением
индивидуальных свобод, а в XIX — за расширением
политического участия.
Стоит лишь немного поразмыслить над этим затя­
нувшимся и опасным переплетением действия и проти­
водействия или реакции, как мы придем к пониманию
глубокой мудрости Уайтхеда, который заметил, что
«основные достижения в развитии цивилизации были
осуществлены за счет процессов, которые чуть было
не сломили те общества, в которых они происходили»3.
Именно это суждение, а вовсе не гладкие неумолимые
констатации прогресса, схватывают глубоко амбива­
лентную сущность того, что столь обтекаемо называют
«развитием гражданства». Сегодня вполне можно за­
даться вопросом о том, не был ли Уайтхед, писавший в
1920-х годах, слишком умеренным в своих суждениях:
для некоторых обществ, причем далеко не последних,
его утверждение было бы более точным, если бы мы
убрали из него уточнение «чуть не».
ТРИ РЕАКЦИИ И ТРИ РЕАКЦИОННЫХ ТЕЗИСА
Таким образом, у нас есть веские основания для
того, чтобы сосредоточиться на анализе реакций на
3 Whitehead A. Symbolism. N. Y.: Capricorn, 1959. P. 88.
12


I. Д

ва

столетия

реа к ц и о н н о й

ри то ри к и

последовательное продвижение вперед. Для начала хо­
телось бы кратко пояснить, что именно я имею в виду
под «тремя реакциями», или реакционными волнами,
так как последние могут быть гораздо более разно­
образными и диффузными, чем предполагает доста­
точно прямолинейная триада Маршалла.
Первая реакция — это идейное движение, последо­
вавшее за утверждением всеобщего равенства перед
законом и провозглашением общих гражданских (civil)
прав (гражданский компонент гражданства в терми­
нологии Маршалла) и противостоявшее им. При вы­
членении этого движения возникает одна трудность:
наиболее громко данные права провозглашались на
ранних стадиях и в результате Великой французской
революции. Таким образом, тогдашняя реакция про­
тив этих прав была переплетена с противодействием
Революции и всем ее плодам. Несомненно, что вы­
ступления против Декларации прав человека и граж­
данина были в гораздо большей степени вызваны
событиями, которые привели к утверждению Декла­
рации, чем самим ее текстом. Но радикальный контр­
революционный дискурс, который вскоре возник, от­
казывался проводить различие между позитивными
и негативными аспектами Французской революции.
Отказывался он и идти на уступки и признавать, что
подобные позитивные аспекты вообще были. Пред­
восхищая то, что позднее станет лозунгом левых сил
(la Revolution est ип bloc4*), первые противники рево­
люции рассматривали ее как единое согласованное це­
лое. Стоит обратить внимание на то, что первое общее
осуждение Революции — «Размышления о революции
во Франции» Эдмунда Берка — началось с последова­
тельной критики Декларации прав человека. Серьезно
относясь к идеологии Революции, контрреволюцион­
ный дискурс включал в том числе и отвержение тек­
ста, которым революционеры больше всего гордились.
**Революция есть нераздельное целое (фр.). — Примеч. перев.
13


Ри

торика

ре а к ц и и

:

и зв ра щ е н и е

,

тщ етн о сть

,

опасность

В таком виде данный дискурс и сформировался как
фундаментальное интеллектуальное течение, заложив
основу для современного консерватизма.
Вторая реакционная волна — та, что противостояла
всеобщему избирательному праву, — в гораздо мень­
шей степени сознавала себя контрреволюционной или,
в данном случае, контрреформистской. Лишь немногие
ее представители открыто призывали к отказу от прак­
тик народного участия в политике, которые получили
распространение благодаря расширению избиратель­
ных прав в XIX столетии (а также расширению полно­
мочий «нижних» палат парламента). Во многих странах
движение к всеобщему избирательному праву (которое
вплоть до XX в. предоставлялось исключительно мужчи­
нам) было делом постепенным, поэтому критикам было
трудно сформировать единый фронт. Более того, после
ликвидации различий между дворянством, духовен­
ством и простолюдинами просто не существовало того
явного рубежа, на котором продвижение политической
демократии могло бы остановиться. Тем не менее из
нескольких влиятельных течений, которые возникли
именно тогда, когда произошли основные прорывы в
борьбе за расширение избирательного права, все же
можно сконструировать идеологическое контрдвиже­
ние. Начиная с последней трети XIX в. и вплоть до Пер­
вой мировой войны и далее был накоплен огромный
слой разнородной литературы — философской, психо­
логической, политической и публицистической, — со­
бравшей все вообразимые аргументы в пользу прене­
брежительного отношения к «массам», большинству,
парламентскому правлению и демократическому го­
сударству. И хотя предложения по альтернативному
устройству институтов практически полностью от­
сутствовали, львиная доля подобной литературы явно
или неявно предостерегала об ужасных опасностях,
угрожающих обществу в результате движения по пути
демократизации. Оглядываясь назад, можно сказать,
что именно эти сочинения отчасти несут ответствен­
ность за разрушение демократии в Италии и Германии
14


I.

Д

ва

с т о л е т и я

р е а к ц и о н н о й

р и т о р и к и

в межвоенный период, а также за тот антидемократиче­
ский поворот, который приняла Русская революция, как
я покажу в конце пятой главы. Соответственно вторая
реакция, если этот термин корректен, ответственна за
возникновение самого впечатляющего и разрушитель­
ного примера самоисполняющегося пророчества. Любо­
пытно, что реакция, которая меньше всего сознательно
стремилась повернуть вспять наблюдаемые тенденции и
реформы, в результате обрела — и была позднее обвине­
на в этом — самое разрушительное влияние.
Теперь мы подходим к третьей реакционной волне: я
имею в виду современную критику государства всеоб­
щего благосостояния, а также попытки отказаться от
некоторых из его столпов или «реформировать» их. Но
эти вопросы, возможно, не требуют подробного рас­
смотрения здесь. Как непосредственные каждодневные
наблюдатели этого движения мы на уровне здравого
смысла, конечно, обладаем некоторым пониманием
происходящего. В то же самое время, хотя в огромном
количестве литературы и с экономической, и с поли­
тической точки зрения уже раскритикован буквально
каждый аспект государства благосостояния, хотя уже
состоялись намеренные покушения на программы и
институты социального обеспечения со стороны влия­
тельных политических сил, говорить об итогах новой
реакционной волны пока еще слишком рано.
Как станет ясно из этого краткого обзора, интере­
сующая меня проблема широка; стараясь совладать с
темой, мне придется быть в высшей степени избира­
тельным. Следовательно, было бы полезно сразу обо­
значить, чего я не буду здесь делать. Во-первых, я не
собираюсь писать еще одну книгу о природе и исто­
рических истоках консервативной мысли5. Скорее моя
5 Среди работ на эту тему см.: Bourricaud F. Le retour de la
droite. Paris: Calmann-L6vy, 1986; Godechot J. La contre-^volution. Paris: Presses Universitaires de France, 1961; Kirk R. The
Conservative Mind, from Burke to Eliot. Chicago: Regnery, 1960;
Манхейм К. Консервативная мысль 11 Манхейм К. Диагноз
нашего времени. М.: Юрист, 1994; Оукшот М. Рационализм

15


Ри

торика

ре а к ц и и

:

и зв ра щ е н и е

,

тщ етн о сть

,

опасность

цель — проследить формальные типы аргументов или
риторики; и я буду делать акцент на основных поле­
мических позициях и маневрах, которые любят ис­
пользовать те, кто стремится развенчать и опровер­
гнуть «прогрессивную» политику и прогрессивные
идеи. Во-вторых, я не буду пускаться в широкий и
неторопливый исторический пересказ тех успешных
реформ и контрреформ, тезисов и антитезисов, ко­
торые явились на свет после Французской революции.
Вместо этого я сосредоточусь на нескольких общих и
типичных аргументах, которые непременно приводят­
ся представителями каждого из трех упомянутых реак­
ционных движений. Эти аргументы станут основным
принципом деления моего текста. «Три реакции» будут
рассмотрены в привязке к каждому из этих аргументов,
что позволит выявить те различные формы, которые
они принимали в различных исторических контекстах.
Что это за аргументы и сколько их? Должно быть,
у меня есть врожденная склонность к симметрии.
Описывая основные ухищрения критики в атаке и
осмеянии трех успешных «прогрессивных» рывков,
описанных Маршаллом, я пришел к еще одной триаде,
т.е. к трем принципиальным реактивно-реакционным
тезисам, которые я назвал тезисом об извращении
(или тезисом об извращенных последствиях), тезисом
о тщетности и тезисом об опасности. Согласно те­
зису об извращении любое осмысленное действие по
улучшению политического, социального или эконо­
мического порядка приведет лишь к усугублению тех
остоятельств, которые пытаются исправить. Тезис о
тщетности гласит, что попытки общественного ре­
формирования окажутся бесплодными, они попросту
ни к чему не приведут. Наконец, тезис об опасности
в политике и другие статьи. М.: Идея-Пресс, 2002 (см. особ,
его статью с названием, вынесенным в заглавие, а также эссе
«Что значит быть консерватором»); Quinton A. The Politics of
Imperfection. L.: Faber & Faber, 1978; Scruton R. The Meaning of
Conservatism. L.: Macmillan, 1980; Steinfels P. The Neoconser­
vatives. N. Y.: Simon & Schuster, 1979.

16


I.

Д

ва

с т о л е т и я

р е а к ц и о н н о й

р и т о р и к и

утверждает, что цена за предлагаемые изменения и ре­
формы будет слишком высокой, так как она ставит под
угрозу некоторые прежние ценные достижения.
Конечно, эти аргументы не являются исключитель­
ной собственностью «реакционеров». Они могут быть
использованы любой группой, которая противостоит
или выступает с критикой какой-либо предложенной
или проводимой в жизнь политики. Всякий раз, когда
консерваторы или реакционеры оказываются у власти
и пытаются проводить свою политику и реализовы­
вать свои программы, они могут подвергнуться крити­
ке со стороны либералов и прогрессистов, использую­
щих в своих речах тезисы об извращении, тщетности и
опасности. Но все же данные аргументы, как правило,
используются с целью консервативной критики суще­
ствующей или предлагаемой политики, а главные про­
тагонисты здесь — консервативные мыслители. Это
будет показано в главах со второй по шестую. Глава
шестая разбирает соответствующие аргументы со сто­
роны конкурирующего прогрессивного лагеря; данные
аргументы тесно связаны с тезисами реакционеров, но
все же они следуют несколько иной логике.
Другие три центральные главы данной книги по
очереди разбирают каждый из указанных тезисов. Но
прежде чем я перейду к рассмотрению тезиса об из­
вращении, хотелось бы дать краткий обзор истории
понятий «реакция» и «реакционер».
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПОНЯТИИ «РЕАКЦИЯ»
Пара «действие»/«противодействие» («реакция»)
вошла в употребление благодаря третьему закону
Ньютона, который гласит: «за каждым действием сле­
дует равное ему противодействие (реакция)»6. Рож­
денные в рамках крайне престижной тогда науки ме­
6 См.: Starobinski /. La vie et les aventures du mot fa c tio n ’ H
Modern Language Review. 1975. Vol. 70. No. 4. P. xxii-xxxi; так­
же см.: Baczko B. Comment sortir de la terreur: Thermidor et la
Revolution. Paris: Gallimard, 1989. P. 328-336.

17


Риторика

реакции

:

и звра щ ен и е, тщ етно сть, опасность

ханики эти два понятия распространились и на другие
сферы, они стали широко использоваться при анализе
общества и истории в XVIII в. Например, Монтескье
писал: «В нем [в государстве] дело обстоит так же, как
с частями вселенной, вечно связанными друг с другом
посредством действия одних частей и противодей­
ствия других»7. Третий закон Ньютона использовал­
ся Джоном Адамсом для обоснования двухпалатного
конгресса во время споров о Конституции США8.
Поначалу слово «реакция» не имело никакого уни­
чижительного оттенка. Стойкое закрепление данного
оттенка произошло во время Французской револю­
ции, особенно после великого водораздела, каковым
стали события Термидора9. Все это уже заметно в юно­
шеском трактате Бенджамина Констана De reactions
politiques («О политических реакциях»), который был
написан в 1797 г. с явной целью раскритиковать то, что
автор считал новым этапом революции, на котором
реакция против эксцессов якобинцев могла породить
еще более ужасные эксцессы. Эта самая мысль вполне
могла внести свой вклад в возникновение уничижи­
тельного оттенка, но текст Констана содержит и еще
один поворот. Удивительно, но предпоследнее пред­
ложение его памфлета оказывается хвалой прогрессу:
«С тех пор как дух человека вступил на путь непре­
рывного движения вперед... никакое вторжение вар­
варства, никакая коалиция душителей и никакое обра­
щение к предрассудкам уже не заставят его повернуть
вспять»10.
7 Монтескье Ш. Размышления о причинах величия и паде­
ния римлян. Гл. IX. Две причины гибели Рима.
8 Cohen В. The Newtonian Scientific Revolution and Its Intel­
lectual Significance // Bulletin of the American Academy of Arts
and Sciences. 1987. Vol. 41. No. 3. P. 16.
9 Brunot F. Histoire de la langue fran^aise des origines a 1900.
Vol. 9. Pt. 2. Paris: A. Colin, 1922-1953. P. 844.
10 Constant В. Ecrits et discours politiques. Vol. 1. Paris: JeanJacques Pauvert, 1964. P. 84-85.

l8


I. Д

ва

с т о л е т и я

р е а к ц и о н н о й

р и т о р и к и

Дух Просвещения с его верой в триумфальное дви­
жение вперед явно пережил Революцию даже в среде
ее критиков, несмотря на террор и прочие несчастья.
Можно было сетовать на «эксцессы» Революции, что
Констан и делал, но при этом продолжать верить как
в прогрессивное шествие истории, так и в то, что Ре­
волюция есть его часть. Таковым должно было быть
доминирующее настроение того времени. Иначе очень
трудно объяснить, почему те, кто «реагировал» на Ре­
волюцию преимущественно в негативном ключе, ста­
ли восприниматься и осуждаться как «реакционеры»,
желающие «повернуть время вспять». В этом выраже­
нии проглядывает еще одно представление, показы­
вающее, насколько наш язык зависит от веры в про­
гресс: подразумевается, что простое течение времени
приносит человечеству улучшения, и поэтому любое
возвращение назад оказывается гибельным.
С точки зрения темы моего исследования негатив­
ные импликации понятий «реакция» и «реакционер»
есть неудачное стечение обстоятельств, и я буду ста­
раться использовать данные понятия без постоянных
отсылок к ценностным суждениям. Именно по этой
причине я иногда прибегаю к альтернативным и более
нейтральным понятиям, таким как «контрудар», «ре­
активный» и т.д. Однако в большинстве случаев я все
же буду придерживаться более устоявшегося исполь­
зования, прибегая иногда к кавычкам с целью обозна­
чить отсутствие у меня умысла употреблять эти слова
в уничижительном значении.


II. Тезис об извращении
сследование семантики понятия «реакция» ука­
зывает на важные особенности «реакционного»
мышления. По причине глубоко прогрессистского ха­
рактера современности «реакционеры» оказываются
во враждебном окружении. Они противостоят тому
интеллектуальному климату, в котором любой сколь
угодно высокопарной цели, поставленной на повестку
дня самопровозглашенными «прогрессистами», гаран­
тировано позитивное отношение. Учитывая такое со­
стояние общественного мнения, реакционеры едва ли
могут начать тотальную атаку на эту цель. Скорее они
ее примут, искренне или нет, а затем уже попытают­
ся доказать, что предлагаемые или предпринимаемые
действия плохи; они попытаются убедить окружаю­
щих, что данное действие по цепочке непреднамерен­
ных следствий приведет к прямой противоположности
той цели, которая провозглашается и преследуется.
На первый взгляд, это очень смелый интеллектуаль­
ный маневр. Структура аргументации восхитительно
проста, тогда как сам тезис довольно радикален. Речь
идет не просто о том, что данное движение или данная
политика не достигнет цели или же приведет к неожи­
данным издержкам, а может быть, даже и к непред­
сказуемым побочным эффектам, а о том, что попытка
развивать общество в определенном направлении при­
ведет к его движению ровно в противоположном на­
правлении. Простой, интригующий и разрушительный
(если он действительно справедлив), этот аргумент
пользовался популярностью у целых поколений «реак­
ционеров», был он в ходу и у более широкой публики.
В текущих дебатах тезис зачастую используется для
указания на нелогичный, контрпродуктивный или, точ­
нее, извращенный эффект некоторой «прогрессивной»

И

20


II. Т

е з и с

об

и з в р а щ е н и и

или «благонамеренной» политической стратегии1. По­
пытки достичь свободы утопят общество в рабстве,
поиск демократии приведет к олигархии и тирании,
программы социального обеспечения приведут лишь
к еще большей, а не меньшей бедности. Все приводит к
обратным результатам.
ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
И ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ ЭФФЕКТА
ИЗВРАЩЕНИЯ
Подобно многим другим элементам реакционной
риторики, данный аргумент был провозглашен в каче­
стве основополагающего принципа сразу после Фран­
цузской революции. Его можно найти уже в работе
Эдмунда Берка «Размышления о революции во Фран­
ции». По сути, тут и не требовалась особая изобрета­
тельность: после того как свобода, равенство, братство
превратились в диктатуру Комитета общественного
спасения (а затем и в режим Бонапарта), мысль о том,
что некоторые попытки достижения свободы просто
обязаны привести к тирании, так и просилась на ум.
Более того, наблюдение о том, что демократия с лег­
костью деградирует в тиранию, — это очень давнее
наблюдение. В сочинениях Берка примечательно то,
что он, во-первых, предсказал подобный исход еще в
1790 г., а во-вторых, его разрозненные замечания по
данному вопросу вскоре были распознаны как фун­
даментальное прозрение относительно социальной
динамики. Берк пророчил установление «бесчестной
олигархии, основанной на разрушении монархии,
церкви, дворянства и народа. Так кончаются все грезы
о равенстве и правах человека». Также он предвидел
вакханалию военных вмешательств во время различ­
ного рода гражданских беспорядков, он пророчество­
1 Социологический обзор случаев эффекта извращения см.:
Boudon R. Effets pervers et ordre social. Paris: Presses Universitaires de France, 1977.

21


Ри

то ри ка ре а к ц и и

:

и зв ра щ е н и е

,

тщ етн о сть

,

опасность

вал: «Массовые убийства, пытки, повешенные. Таковы
ваши права человека!»2
Английский историк Альфред Коббан заметил, что
«точные предсказания Берка, касающиеся хода рево­
люции, .. .служат свидетельством добротной теории»3.
Но сколь «справедливой» и корректной ни была бы
теория, лежащая в основе анализа Берка, многие его
современники были потрясены не просто силой его
красноречия, но твердостью его убеждений. Аргу­
мент укоренился, его повторяли и придали ему еще
более общую трактовку, особенно в этом усердство­
вали иностранные наблюдатели, которые пытались
извлечь из случившегося во Франции практические
«уроки» для своих собственных стран. Так, Шиллер
писал в 1793 г.:
Попытка французского народа ввести святые права че­
ловека и завоевать политическую свободу лишь выявили
его немощность и никчемность в этом отношении; в ре­
зультате не только эти несчастные люди, но и значитель­
ная часть Европы, а также все столетие было отброшено
назад к варварству и рабству4.

Особенно резкую, хотя и несколько тяжеловес­
ную формулировку предложил немецкий романтикполитэконом Адам Мюллер, близкий друг и протеже
Фридриха фон Гентца, помощника Меттерниха, который,
будучи еще молодым человеком, перевел «Размышле­
ния» Берка на немецкий язык. Когда Революция в итоге
привела к Наполеону, Мюллер провозгласил:
История Французской революции представляет собой до­
казательство, постоянно подтверждаемое событиями по­
следних тридцати лет, что человек, действующий по своей
2 Берк Э. Размышления о революции во Франции. М.: Рудомино, 1993. С. 131-140.
3 Cobban A. Edmund Burke and the Revolt against the Eighteenth
Century. L.: Allen & Unwin, 1929. P. 123.
4Письмо Фридриха Шиллера герцогу Фридриху Кристиану фон
Опостенбургу от 13 июля 1793 г. (Schiller's Briefe. VoL 3 / F. Jonas
(ed.). Stuttgart: Deutsche Verlagsanstalt, 1892-1896. S. 333).

22


II. Т

езис

об

и звра щ ен и и

воле и не принимающий религию в расчет, не способен
разорвать те цепи, которые сковывают его, без того чтобы
не погрузиться в результате в еще большее рабство5.
Здесь гипотезы Берка превращаются в жесткий исто­
рический закон, способный служить идеологической
подпоркой для Европы времен Священного союза.
Удивительная способность Берка предвидеть ход
Французской революции была приписана силе его
страстной вовлеченности в происходящие события6.
Однако вполне можно предположить и то, что его
формулировка эффекта извращения имеет также и
интеллектуальные истоки: он был знаком с традици­
ей шотландского Просвещения, которая делала упор
на значимости непреднамеренных следствий челове­
ческого действия. Наиболее известным применением
данного понятия было учение о «невидимой руке»
Адама Смита, с экономическими взглядами которого
Берк был полностью солидарен.
Смит, как и Мандевиль, и прочие (например, Па­
скаль и Вико) до него, показал, как индивидуальные
поступки, движимые жадностью и жаждой роскоши
(«частные пороки» Мандевиля) — или, несколько
смягчая, движимые эгоизмом — могут оказывать по­
зитивное влияние на общество и способствовать воз­
никновению процветающего содружества. Придавая
этой идее более поэтическое звучание, Гете в конце
столетия определил своего Мефистофеля как «часть
той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает
благо».
5 Muller А . Schriften zur Staatsphilosophie / R. Kohler (ed.).
Munchen: Theatiner-Verlag, 1923. S. 232. Данная цитата взята
из эссе Мюллера 1819 г. «О необходимости теологической
основы для социальных наук и особенно для политической
экономии»; это эссе обильно цитируется Карлом Шмиттом:
Schmitt С. Politische Romantik. Munchen: Duncker und Humblot, 1925. S. 170.
6 Так пишет Конор Круиз О’Брайан в своем введении к Бер­
ку: Burke Е. Reflections on the Revolution in France. Middlesex:
Penguin Classics, 1986. P. 70-73.

23


Ри

торика

р е а к ц и и

:

и зв ра щ е н и е

,

тщ етн о сть

,

опасность

Таким образом, была прекрасно подготовлена ин­
теллектуальная почва для того, чтобы утверждать, что
в некоторых случаях может произойти прямо проти­
воположное. Именно это и сделал Берк, столкнувшись
с беспрецедентной попыткой Французской револю­
ции перестроить общество: он заставил благо и зло из
утверждения Мефистофеля поменяться местами, он
утверждал, что итогом устремлений революционеров
к общественному благу станут зло и бедствия, что бу­
дет полной противоположностью провозглашаемым
целям и чаяниям.
С одной стороны, тезис Берка представляется (и мог
представляться таковым ему самому) лишь вариацией
на хорошо известную в XVIII столетии тему. С дру­
гой же стороны, то был радикальный идеологический
поворот от Просвещения к романтизму, от оптимиз­
ма по поводу прогресса к пессимизму. Масштабные
и якобы внезапные идеологические повороты могли
происходить именно таким образом. Формально тут
требуется лишь незначительная модификация знако­
мых паттернов мысли, но новый вариант сочетается
с совсем другими верованиями и предпосылками, он
внедряется в них и формирует совершенно новый об­
раз, так что тесные связи между старым и новым ока­
зываются почти полностью неузнаваемыми.
В данном случае начало такой трансформации было
положено медленным зарождением новый надежды на
мировой порядок. Начиная с XVI в. было признано, что
религиозная экзальтация и моральные увещевания не
способны обуздать и изменить человеческую природу,
чтобы обеспечить общественный порядок и экономи­
ческое благосостояние. С ростом промышленности и
коммерции в XVII и XVIII вв. многие влиятельные мыс­
лители стали утверждать, что некоторые неискорени­
мые людские «грехи», такие как постоянная корысть,
могут, если направить их в нужное русло, способство­
вать возникновению минимально работающего, и воз­
можно, даже прогрессивного общества. Для Паскаля,
Вико и Гете этот парадоксальный процесс предпола­
24


II. Т е з и с о б и з в р а щ е н и и

гал вмешательство Провидения, и это благотворное,
всепрощающее и предупредительное Провидение
превращало зло в благо. Оптимистический посыл дан­
ной конструкции был еще больше усилен, когда пре­
следование собственных интересов посредством тор­
говли и промышленности перестало считаться чем-то
предосудительным и стало, наоборот, набирать пре­
стиж в обществе. Возможно, данное развитие явилось
результатом некоторого неизбежного влияния цели
на средства. Если исход некоего процесса негативен,
то в долгосрочной перспективе сложно обосновать,
что те мотивы и действия, которые приводят к нему,
вполне достойны похвалы. Верно и обратное: когда
исход благотворен, то это просто не может не сказы­
ваться и на сопутствующих действиях. Но раз больше
нет никакого особого контраста между средствами и
целью, между процессом и результатом, то тогда нуж­
да в магическом вмешательстве божественного Про­
видения становится все менее необходимой — Адам
Смит просто позволил этому Провидению сохранить­
ся в виде секуляризованной и несколько анемичной
«невидимой руки»7*. Другими словами, хотя идея бо­
жественного вмешательства и сходила постепенно на
нет, в видении людей XVIII в. общество крепко стояло
на собственных ногах и прекрасно функционировало.
Заметим, что образ социальной вселенной без Бога
является куда менее трагическим, чем образ, который
столетие спустя всплывет в сочинениях Достоевского
и Ницше.
7* В курсе лекций 1966 г. «Роль провидения в социальном
порядке» (Viner }. The Role of Providence in the Social Order.
Philadelphia: American Philosophical Society, 1972) и особенно
в своей третьей лекции — «Невидимая рука и экономиче­
ский человек» — Якоб Винер показал то стойкое влияние,
которое оказывала теологическая мысль на творчество Ада­
ма Смита. Тем не менее важно, что Смит ввел секулярное по­
нятие «невидимой руки» вместо концепции божественного
Провидения, которая обычно упоминалась в большинстве
более ранних сочинений, повествующих о телеологическом
видении порядка природы и общества.

25


Ри

торика

ре а к ц и и

:

и зв ра щ е н и е

,

тщ етн о сть

,

опасность

Размышления о непреднамеренных следствиях че­
ловеческих действий интенсифицировались в связи
с событиями Французской революции. По мере того
как стремление к свободе обернулось террором и ти­
ранией, критики Революции узрели явное несоответ­
ствие между индивидуальными намерениями и соци­
альными последствиями. Божественное Провидение
вновь вошло в активное употребление, но на этот раз
в далеко не благотворной форме: его задачей отныне
становится разрушение замыслов людей, чаяния ко­
торых построить идеальное общество должны быть
разоблачены как наивные и абсурдные, если уж не как
преступные и богохульные. Der Mensch in seiner Wahn
(человек в плену своих иллюзий) — этот «самый кош­
марный из кошмаров», как написал Шиллер в одной
из своих наиболее известных и на удивление консер­
вативных поэм (Das Lied von der Glocke), должен полу­
чить спасительный, хотя и суровый урок.
Жозеф де Местр наделяет божественное Провиде­
ние, которое он видит в действии во время Француз­
ской революции, особой жестокостью. В «Рассуждени­
ях о Франции» (1797) он считает делом Провидения тот
факт, что Революция породила свои собственные дли­
тельные внутренние конфликты; на его взгляд, если бы
контрреволюция оказалась успешной, то революцио­
неров судили бы в обычных судах, и тогда произошли
бы две вещи: либо вердикты были бы сочтены обще­
ственным мнением чрезмерными, либо, что более ве­
роятно, полная справедливость не восторжествовала
бы, так как суд ограничился лишь несколькими наи­
более отличившимися преступниками (quelques grands
coupables). Де Местр провозглашает: «но именно этого
Провидение не желало бы», поэтому оно сделало все
так, чтобы гораздо большее число виновных «могли
пасть ...под ударами своих сообщников»8*.
8* Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. М.: РОССПЭН,
1997. С. 27-28. Эти рассуждения де Местра после некото­
рых раздумий, похоже, начали казаться странными даже

26


II.

Т

е з и с

об

и з в р а щ е н и и

Наконец, почти в самом конце своей книги де Местр
предлагает экстравагантную формулировку тезиса об
извращении как самой сути божественного Провиде­
ния. Размышляя о том, как именно произойдет ожи­
даемая контрреволюция и восстановление монархии,
он сначала утверждает, что «массы ...никогда не по­
лучают то, что они желают», а затем доводит эту свою
мысль до крайности:
Можно даже указать на уловку Провидения (пусть мне
позволят так выразиться), состоящую в том, что если на­
род употребляет усилия ради достижения какой-то цели,
то используемые им средства отдаляют его от этой цели.
...Если кто-то захочет узнать вероятный итог Француз­
ской революции, то довольно будет посмотреть, на чем
все эти фракции сошлись: все они жаждали унижения,
даже разрушения Всемирного Христианства и Монархии;
отсюда следует, что все их усилия завершатся лишь воз­
величиванием Христианства и Монархии.
Все люди, описывающие или обдумывающие историю,
восхищались этой тайной силой, которая играет челове­
ческими советами9*.
Едва ли можно представить более радикальное вы­
сказывание. Уверенность де Местра в том, что Про­
видение следит, чтобы результатом действий челове­
ка стала прямая противоположность того, к чему он
стремится, напоминает о некоторых родителях, кото­
рые, видя, что их дети ведут себя наперекор тому, чему
ему самому — следующий отрывок был вычеркнут им из
его окончательного текста: «Оно объявляет свои решения, и
преступники, убивающие друг друга, суть исполнители его
приговоров. Может быть, кого-то из них оно оставит чело­
веческому правосудию, но когда это правосудие восстано­
вится в своих правах, ему не придется иметь дело с большим
числом преступников».
9* Там же. С. 134. Курсив в оригинале. Посредством рас­
становки курсивов и введения пояснительных пунктов де
Местр выдает свою возбужденность относительно обре­
тенного им глубокого и смелого прозрения. О тесной связи
мысли де Местра с одним из аспектов мифа об Эдипе см.
четвертую главу настоящего издания.

27


Ри то рика

реакции

:

и зв ра щ ен и е , тщ етн о сть, опасность

их учат, ухватываются за идею говорить детям прямо
противоположное тому, чего они от них хотят. И ко­
нечно, большинство родителей вскоре обнаруживают,
что эта идея далеко не так блестяща, как казалась на
первый взгляд.
Модель божественного Провидения де Местра вне
всякого сомнения является исключительной в смыс­
ле ее мстительности и недвусмысленной апелляции к
эффекту извращения. Однако основная черта тезиса
об извращении остается неизменной: человек смешон
(его высмеивают как Провидение, так и те привилеги­
рованные социальные теоретики, которые постигают
его замысел), так как стремясь радикально улучшить
мир, он почти полностью сбивается с пути. Можно
ли найти лучший способ представить его наполовину
глупцом, наполовину — преступником, чем доказать,
что он достигает результата, прямо противополож­
ного тому, который он объявляет своей целью? Более
того, можно ли найти лучший довод против политики,
которую ненавидят, но заявленную цель которой на­
прямую атаковать не желают?
ВСЕОБЩЕЕ ИЗБИРАТЕЛЬНОЕ ПРАВО
И ПРИПИСЫВАЕМЫЙ ЕМУ ЭФФЕКТ
ИЗВРАЩЕНИЯ
Та же самая логика рассуждения всплывает и во
время нашего следующего эпизода — расширения из­
бирательных прав в XIX в. Новые основания, для того
чтобы говорить о неизбежном извращении результата
действия, отныне предоставлялись зарождающейся
социальной наукой. Для того чтобы оценить тот идей­
ный климат, в котором появились интересующие нас
аргументы, очень важно быть в курсе отношения к
массам и массовому участию в политике, распростра­
ненному в то время.
Из-за частых вспышек гражданской вражды в не­
давней истории принято считать, что существует тес­
28


II.

Т

е з и с

об

и з в р а щ е н и и

ная связь между подобными выспышками и силой, с
которой противостоящие друг другу группы граждан
придерживаются конфликтующих убеждений. Со вре­
мен кровавой Гражданской войны, развернувшейся
в США вокруг вопроса о рабстве, все убеждены, что
расхождение мнений по данному вопросу было очень
острым и глубоким. Но поскольку расширение из­
бирательных прав в Западной Европе в XIX в. про­
исходило относительно мирно и постепенно, может
сложиться обманчивое представление, будто проти­
востояние этому процессу не было особенно рьяным.
Трудно представить что-то более далекое от истины.
В конце концов, Европа долгое время была крайне
стратифицированным обществом, в котором низший
класс презирался как высшими, так и средними клас­
сами. Стоит, например, вспомнить, что писал такой
образованный и аристократичный человек, как Берк
в своих «Размышлениях»: «Профессии парикмахера
или фонарщика, как и многие другие, не могут ни для
кого быть предметом почета. [И] если такие, как они,
индивидуально или коллективно, начнут управлять
государством, оно будет испытывать серьезные труд­
ности». Далее он походя пишет о «деградирующей, не­
подобающей и зачастую вредной работе, на которую
благодаря социальной экономии обречено столь мно­
го негодяев»10.
Подобные замечания, сделанные походя, заставля­
ют предположить, что основополагающими эмоциями
Берка в отношении «низших слоев» были не столько
классовый антагонизм и страх революции, сколько
крайнее презрение и чувство полной обособленности,
если не явного физического отвращения. Все это на­
поминает структуру отношений в кастовом обществе.
Данное настроение сохраняется и в XIX в., и оно могло
лишь усилиться за счет массовой городской миграции
обнищавших сельских жителей, появившихся вместе с
10Берк Э. Размышления о революции во Франции. С. 64.

29


Ри то рика

реакции

:

и зв ра щ ен и е, тщ етн о сть, опасность

индустриализацией. Вскоре это настроение дополня­
ется страхом — по мере того как «людишки» Берка на­
чинают насильственные политические восстания, осо­
бенно в 1840-х годах. После одного из таких эпизодов
в 1845 г. близ Люцерна молодой Якоб Буркхардт писал
из Базеля:
Условия в Швейцарии —столь отвратительные и варвар­
ские — испортили для меня все, и я постараюсь как мож­
но скорее выбраться отсюда... Слово «свобода» звучит
красиво и насыщенно, но о ней не должен говорить тот,
кто не видел и не чувствовал своего бессилия перед гро­
могласной толпой, называемой «народом», кто не видел
ее своими глазами, кто не наблюдал гражданских волне­
ний... Я слишком хорошо знаю историю, чтобы не ожи­
дать от деспотизма толпы ничего, кроме тирании, приход
которой будет означать конец истории11.
Можно с легкостью собрать дополнительные свиде­
тельства того, в какой степени идея массового участия
в политике, пусть и в смягченной форме всеобщего
избирательного права, казалась девиантной и потен­
циально опасной для значительной части европейской
элиты. Всеобщее избирательное право было одним
из излюбленных кошмаров Флобера, регулярной ми­
шенью в его страстной неприязни людской тупости.
Всеобщее избирательное право фигурирует и в его
Dictionnaire des idees recues (Словарь заимствованных
идей), где с мрачной иронией оно обозначается как
«последнее слово политической науки». В своих пись­
мах он характеризовал его как «позор человеческого
духа» и подобие (или даже хуже) иных абсурдных по­
нятий, таких как «божественное право короля» или же
«непогрешимость папы». Основной для его суждений
была уверенность в том, что «народ», «массы» всегда
тупы (idiot), непригодны и «недозрелы»12. В целом свое
11The Letters of Jacob Burckhardt / A. Dru (ed.). L.: Routledge &
Kegan Paul, 1955. P. 93.
12 Flaubert G. Correspondence. Paris: Conard, 1930. Vol. 6. P. 33,
228,282,287.
30


II. Т е з и с

об

и звра щ ен и и

самое сильное презрение Флобер приберег для betise13*
буржуазии, однако, будучи щедрым на презрение, он
не испытывал никаких проблем в выражении столь же
негативных чувств и по отношению к массам; однаж­
ды он даже достиг созвучия между этими отношения­
ми, написав о «мечте возвысить пролетариат до уров­
ня глупости буржуазии»14.
Подобные чувства превалировали по всей Евро­
пе. Чем более общераспространенной становилась
практика всеобщего избирательного права, тем более
резкими становились голоса элит, находившихся в
состоянии непримиримой оппозиции к таким мерам.
Ницше считал народное волеизъявление высшим вы­
ражением «стадного инстинкта» (термин, которым он
обозначал все подвижки в сторону демократии). Даже
Ибсен, который по меркам своего времени считался
прогрессивным критиком общества, яростно нападал
на идею большинства и его правления. В пьесе «Враг
народа» (1882) герой (д-р Стокман) восклицает:
Из каких людей составляется большинство в стране? Из
умных или глупых? Я думаю, все согласятся, что глупые
люди составляют страшное, подавляющее большин­
ство на всем земном шаре. Но разве это правильно, черт
возьми, чтобы глупые управляли умными? ...На стороне
большинства сила►
к сожалению, но не право. Правы я и
немногие другие единицы. Меньшинство всегда право15.
Тут мы видим интересное пересечение-столкнове­
ние двух направлений мысли, каждое из которых вы­
растает из XVIII в.: требование политической демо­
кратии, с одной стороны, с равными правами для всех
граждан, а с другой — с существованием «немногих
единиц», обладающих особым привилегированным
статусом. Ибсен тут явно намекает на концепцию ге­
13* Глупость (фр.). — Примеч. перев.
14Flaubert G. Correspondence. P. 287.
15Ибсен Г. Враг народа. Действие 4.
31


Р

иторика р е а к ц и и

:

и зв ра щ е н и е

,

тщ етн о сть

,

опасность

ния, которая также была разработана в эпоху Просве­
щения такими мыслителями, как Дидро, Гельвеций и
многие другие16.
Итак, довольно о мнениях вокруг политического ра­
венства, наступившего благодаря расширению избира­
тельных прав, этой второй прогрессивной волны из вы­
деленных Т.Х. Маршаллом. В отличие от идеи свободной
торговли, данное конкретное воплощение «прогресса»
так никогда и не достигло идеологической гармонии,
даже хотя бы на пару десятилетий — по крайней мере в
XIX в. Наоборот, бесспорное продвижение демократи­
ческих политических форм во второй половине столе­
тия происходило в условиях настроений враждебности
и скептицизма. В конце столетия этот скептицизм полу­
чил более изощренное выражение в социально-научных
теориях, когда медицинские и психологические откры­
тия показали, что поведение человека мотивируется ир­
рациональными факторами в гораздо большей степени,
нежели считалось ранее. Идею опоры политического
правления на всеобщее избирательное право теперь
можно было разоблачать как побочный продукт или же
как устаревший реликт Просвещения с его прочной ве­
рой в рациональность. Отныне это представление будет
разоблачаться не просто как «тщетное» — стандартная
романтическая критика, — но именно как ложное.
Среди тех политических идей, которые можно считать
реакцией на расширение избирательных прав и демокра­
тию как таковую, одна из наиболее влиятельных и зна­
чимых была выдвинута Густавом Лебоном в его работе
«Психология толпы», впервые опубликованной в 1895 г.
Тем самым вновь доказывается притягательность тезиса
об извращении для реакционных мыслителей.
Основной аргумент Лебона бросает вызов обще­
принятому пониманию в соответствии с принципом,
известным экономистам как ошибка перенесения
16Dieckmann Н. Diderot’s Conception of Genius // Journal of the
History of Ideas. 1941.Vol. 2. No. 2.P. 151-182.

32


II. Т е з и с

об

и зв ра щ е н и и

свойств частного на общее: суждение, которое верно
для индивида, не обязательно верно для группы, не го­
воря уже о толпе. Под впечатлением от недавних ме­
дицинских исследований относительно инфекции, за­
ражения и гипноза, не зная при этом ничего о Фрейде,
который через некоторое время докажет, что индиви­
ды сами подвластны всевозможным бессознательным
влечениям, Лебон основывал свою теорию на строгой
дихотомии между индивидом и толпой: индивид ра­
ционален, иногда изощрен и расчетлив, толпа — ир­
рациональна, ее легко поколебать, она неспособна
взвесить все «за» и «против», легко поддается на ни­
чем необоснованный энтузиазм и т.д.17*Хотя иногда за
толпой и не отрицается наличие некоторых положи­
тельных моментов, например, способность на самозаб­
венное самоотречение (солдаты во время сражения),
нет никакого сомнения в том, что Лебон рассматрива­
ет толпу как низшую — и опасно мощную — форму
жизни: «Мало склонные к теоретическим рассужде­
ниям, массы зато очень склонны к действию»18. Это
действие обычно принимает форму или аномичных
вспышек «преступных толп», или полных энтузиазма
гипнотических массовых движений, организованных
лидерами-демагогами (meneurs19\ не chefs20*), которые
знают, как поработить толпу, следуя некоторым про­
стым правилам, любезно описанным Лебоном.
17* Странно, но Фрейд, обратив после Первой мировой вой­
ны внимание на проблему массовой психологии, никак не
прокомментировал то» что с позиции его же собственной
теории было явно поспешным делением на индивида и тол­
пу, отстаиваемым Лебоном. См. его в целом положительные
замечания относительно Лебона и его «Психологии толпы»:
Фрейд 3. Психология масс и анализ человеческого «Я». М.:
Современные проблемы, 1925. Гл. II. Лебон и его характери­
стика массовой души.
18 Лебон Г. Психология толпы. М.: Ин-т психологии РАН
КСП+,1998. С. 127.
19* Смутьян (фр.). — Примеч. перев.
20* Вождь (фр.). — Примеч. перев.
33


Ри

торика

ре а к ц и и

:

и зв ра щ е н и е

,

тщ етн о сть

,

опасность

В Европе конца столетия теория Лебона имела яв­
ные политические импликации. Она рассматривала
перспективы национального и международного по­
рядка как достаточно мрачные: вместе с распростра­
нением избирательного права во все большем числе
стран толпы превращались в значимых акторов. Более
того, две последние главы книги — «Избирательная
толпа» и «Парламентские собрания» — демонстриру­
ют особые аргументы против современной демокра­
тии массового участия. Лебон не выступает здесь про­
тив всеобщего избирательного права; скорее, подобно
Флоберу, он говорит о нем как об абсурдной догме, ко­
торая просто обязана принести огромное количество
вреда подобно тому, как ранее это делали суеверия.
«Время рассудит», — пишет он, вставая на позиции
отстраненного хроникера человеческого безумия. Не
предлагает Лебон и улучшить систему за счет воз­
вращения к ограничениям на право голосовать. Его
основной посыл заключается в том, что толпа всегда
погружена во тьму, несмотря даже на членов толпы и
их качеств как индивидов, данный тезис он повторяет
с примечательным постоянством: «подача голосов со­
рока академиков окажется нисколько не лучше пода­
чи голосов сорока водоносов» — пишет он, умудряясь
тем самым оскорбить Французскую академию с ее со­
рока членами, это элитное учреждение, из которого он
с негодованием ощущал себя исключенным21.
Подобная отвергающая реформы позиция позво­
ляет Лебону спокойно обозначить последствия введе­
ния всеобщего избирательного права: предвосхищая
наших современных теоретиков «общественного вы­
бора», он показывает, как парламентская демократия
способствует увеличению общественных трат в ответ
на давление со стороны групповых интересов. Эффект
извращения используется в заключительном вен­
чающем тезисе книги: хваленая демократия будет все
больше превращаться в правление бюрократов, кото­
21Лебон Г. Психология т о л п ы . С. 238.

34


II. Т

езис

об

и зв ра щ е н и и

рые являются «жертвами иллюзии, заставляющей их
думать, что умножая законы, они лучше обеспечат ра­
венство и свободу»22. В поддержку данных взглядов он
цитирует работу «Человек против государства» (1884),
сборник статей позднего Герберта Спенсера. В данной
работе мы имеем дело с современным научным авто­
ритетом, который занял консервативную позицию.
Спенсер также выбрал эффект извращения как свой
главный лейтмотив, особенно это очевидно по его эссе
«Грехи законодателей», в котором он выдвигает экс­
травагантно общую формулировку: «неподготовлен­
ные законодатели в прошлом неоднократно увеличи­
вали страдания людей, пытаясь свести их на нет»23.
Таким образом, снова группа исследователей обще­
ства оказалась вовлечена в деятельность по высмеива­
нию тех, кто все же надеялся на изменение мира к луч­
шему. И недостаточно просто показать, что эти наивные
Weltverbesserer24* терпят крах, необходимо еще и пока­
зать, что они на самом деле являются Weltverschlechterer
(ухудшатели мира, если мне позволят ввести соответ­
ствующее немецкое слово), т.е. что они делают мир еще
хуже, чем он был до того, как была предпринята хоть
какая-то «реформа»25*. Более того, ухудшение случается
именно там, где должно было быть улучшение.
ЗАКОНЫ О БЕДНЫХ И ГОСУДАРСТВО
ВСЕОБЩЕГО БЛАГОСОСТОЯНИЯ
Подобная аргументация получила особое распро­
странение во время третьей реакционной стадии, к
22Лебон Г. Психология толпы. С. 251.
23 Spencer Н. The Man versus the State. Caldwell, ID: Caxton
Printers, 1940. P. 86.
24* Улучшатели мира (нем.). — Примеч. перев.
2S* Само понятие Weltverbesserer имеет в немецком языке
уничижительный оттенок, возможно, это результат особо
сильной немецкой реакции против того, что получило обы­
денное презрительное наименование как «поверхностное»
Просвещение (seichte Aufklarung).
35


Ри

торика

ре а к ц и и

:

и зв ра щ е н и е

,

тщ етн о сть

,

опасность

рассмотрению которой я и перехожу. Я имею в виду
современные покушения на ту экономическую и соци­
альную политику, которая составляет сущность сего­
дняшнего государства всобщего благосостояния.
В экономике гораздо больше, чем в любой другой
социальной или политической науке, эффект извра­
щения увязан с основной догмой дисциплины: идеей
саморегулирующегося рынка. В той степени, в какой
данная идея является доминирующей, любая полити­
ка, призванная подкорректировать результаты дей­
ствия рынка, например, зарплаты или цены, автома­
тически превращается в зловредное вмешательство в
благотворные уравновешивающие процессы. Даже те
экономисты, кто до определенной степени благово­
лит мерам по перераспределению доходов и богатства,
склонны считать наиболее очевидные «популистские»
меры такого рода контрпродуктивными.
Эффект извращения, приводящийся в действие осо­
быми вмешательствами, доказывался путем просле­
живания того, как реагируют спрос и предложение на
подобные меры. Показывается, как в результате, напри­
мер, замораживания цен на хлеб мука начинает исполь­
зоваться в иных целях, а хлеб оказывается на черном
рынке. В результате средняя цена на хлеб может даже
подняться вместо того, чтобы опуститься в соответ­
ствии с планами политиков. Точно так же, когда уста­
навливаются показатели минимальной зарплаты, легко
показать, как тут же падает занятость, и тем самым со­
вокупный доход рабочих скорее снижается, чем растет.
Как утверждает с присущей ему уверенностью Милтон
Фридман: «Законы о минимальном размере оплаты тру­
да представляют собой самый наглядный пример того,
как благие намерения сторонников определенной меры
привели к прямо противоположным результатам»26.
Относительно такого основополагающего эконо­
мического параметра, как зарплата, просто не может
26Фридман М. Капитализм и свобода. М.: Новое издательство,
2005. С. 208.

36


II. Т

е з и с

об

и з в р а щ е н и и

быть никакой уверенности в эффекте извращения.
Как только вводятся показатели минимального разме­
ра оплаты труда, кривые спроса и предложения могут
измениться; более того, вызванный действиями госу­
дарства рост оплаты труда может оказать позитивное
влияние на производительность труда и, следователь­
но, на занятость. Ожидание подобных результатов
есть основная причина для установления реалистиче­
ского минимального уровня зарплаты. Скорее через
имплицитное нравственное убеждение и установле­
ние публичных стандартов честности, чем через угро­
зу наказаний, введение минимального уровня оплаты
труда может оказать реальное влияние на условия, на
которых рабочие предлагают свой труд, а работодате­
ли за него платят. Однако несомненная возможность
не совсем ожидаемого результата становится велико­
лепным аргументом, который просто обязан всплыть
в любом споре.
Долгая дискуссия о проблемах социальной под­
держки неимущих представляет собой яркий пример
всех этих аргументов в действии. Подобная поддержка
явно и зачастую осознанно сопоставляется с вмеша­
тельством в «рыночные законы», которые обрекают
некоторых членов общества на нахождение в низшей
части шкалы доходов. Экономический аргумент, ка­
сающийся эффекта извращения, был впервые выдви­
нут в Англии во время споров вокруг законов о бедных.
Критики этих законов от Дефо до Берка и от Мальтуса
до Токвиля высмеивали идею того, что законы о бед­
ных — это просто «страховка», если воспользоваться
современным понятием, для тех, кто отстал — но не по
своей вине — в гонке за выживание. Учитывая челове­
ческую «склонность к безделью» (пользуясь выражени­
ем Мандевиля), это «наивное» воззрение пренебрега­
ло реакциями предложения, стимулами, встроенными
в механизмы регулирования: доступность поддержки
способствует «бездельничанью» и «развращенности»,
тем самым распространяя нищету, а не искореняя ее.
37


Ри

торика

ре а к ц и и

:

и зв ра щ е н и е

,

тщ етность

,

опасность

Вот типичная формулировка данной мысли, представ­
ленная эссеистом начала XIX в.:
Законы о бедных должны были покончить с попрошайка­
ми; они сделали попрошайничество легальным занятием;
они были установлены духом благородства и возвышен­
ной заботы, они содержали всю теорию Добродетели; они
привели ко всем следствиям П орока... Законы о бедных,
призванные облегчить участь несчастных, сами стали
главной причиной этих несчастий27.

Полтора столетия спустя у Чарльза Мюррея, автора
одной из самых известных атак на государство всеоб­
щего благосостояния в США — «Земля уходит из-под
ног» (1984), мы находим следующую фразу:
Мы пытались дать нищим как можно больше, а в резуль­
тате нищих стало лишь еще больше. Мы пытались устра­
нить барьеры, препятствующие выходу из нищеты, а в
результате случайно создали ловушку бедности28.

Если не брать во внимание несколько более уме­
ренный по сравнению с XIX в. тон, мелодия остается
прежней. Эффект извращения работает беспрестанно,
как в эпоху раннего капитализма, так и в эпоху капи­
тализма позднего.
Не то чтобы идеологический климат совсем уж не
изменился за все эти сто пятьдесят лет. Успех книги
Мюррея обязан некоторой свежести своей основной
идеи, резюмированной в заголовке — практически
любая идея, некоторое время бывшая в тени, имеет хо­
рошие шансы однажды быть принятой за оригиналь­
ное откровение. Что на самом деле случилось, так это
то, что данная идея на некоторое время отошла на вто­
рой план, и причины этого достаточно интересны для
нашего повествования.
27 Bulwer-Lytton Е. England and the English. Vol. 1. N. Y.: Harper,
1833. P. 129. Отчасти этот отрывок цитируется в работе Гер­
труды Гиммельфарб: Himmelfarb G. The Idea of Poverty: Eng­
land in the Early Industrial Age. N. Y.: Knopf, 1984. P. 172.
28Murray Ch. Losing Ground: America’s Social Policy, 1950-1980.
N. Y.: Basic Books, 1984. P. 9.

38


II. Т е з и с о б и з в р а щ е н и и

Как показал Карл Поланьи в своей работе «Великая
трансформация» (1944), английские законы о бедных,
особенно в том виде, как они были дополнены и укреп­
лены Спинхемлендским законом 1795 г., представляли
собой безнадежную попытку удержать путем государ­
ственной поддержки свободный рынок от того влия­
ния, которое он оказывал на труд и беднейшие слои
населения. Дополняя низкие зарплаты, особенно в
сельском хозяйстве, новая схема оказалась незамени­
мой в обеспечении социального мира и поддержании
внутреннего продуктового рынка в эпоху наполеонов­
ских войн.
Но как только чрезвычайное положение закончи­
лось, накопившиеся недостатки системы, сочетавшей
пособия и зарплаты, оказались под огнем острой кри­
тики. Реакция на Спинхемлендский акт, подкреплен­
ная верой в новые «законы» политэкономии, открытые
Бентамом, Мальтусом и Рикардо, была столь сильной,
что в 1834 г. была принята поправка к законам (или
«Новый закон о бедных»), которая преобразовала ра­
ботный дом в инструмент исключительно социальной
поддержки. В ответ на критику более щедрой прежней
системы работный дом отныне функционировал так,
чтобы раз и навсегда нивелировать все возможные
извращенные следствия. Для этой цели новые прави­
ла должны были отвратить бедных от желания обра­
щаться за общественной поддержкой, а те, кто все же
сделал это, должны были быть заклеймены позором:
их «помещали в работные дома, заставляли носить
особый наряд, отделяли от своих семей, от общения
с нищими вовне; когда же они умирали, их тела пере­
давались в анатомический театр»29.
Это было сказано незадолго до того, как на данную
практику обрушилась жестокая критика. Уже в 1837 г.
29 Это выжимка из постоянно повторяющейся критики
Уильямом Коббетом Нового закона о бедных из его трак­
тата: Cobbet W. A Legacy to Labourers. L„ 1834. См.: Himmelfarb G. The Idea of Poverty. P. 211.

39


Ри

торика

ре а к ц и и

:

и зв ра щ е н и е

,

тщ етн о сть

,

опасность

Дизраэли поносил ее в своей предвыборной кампа­
нии: «Я полагаю, что этот акт принес неприятностей
стране больше, чем любой другой из известных. Это и
нравственное преступление, и политическая ошибка;
он как бы сообщает всему миру, что в Англии нище­
та — преступление»30.
Критики закона были выходцами из самого широко­
го круга социальных групп и идейных течений. Особо
влиятельным и мощным обвинением стал роман Дик­
кенса «Оливер Твист», опубликованный в 1837-1838 гг.
Возникло мощное движение, выступавшее против за­
кона о бедных. Противостояние включало выступле­
ния и мятежи, длившиеся целое десятилетие после его
принятия; в результате положения закона вступили в
действие не полностью, особенно на севере, где рас­
полагался центр как оппозиционного движения, так
и текстильной промышленности31. Стало совершенно
ясно, что было немало серьезных проблем — утрата
чувства общности, забвение благопристойности, вну­
тренний разлад, — которые имели гораздо большее
значение, чем мнимое «способствование праздности»,
на искоренение которой и был направлен закон 1834 г.
Согласно ретроспективному суждению Э.П. Томпсо­
на, «закон 1834 г. ...стал наиболее упрямой попыткой
навязывания идеологической догмы, пренебрегающей
человеческими потребностями, во всей английской
истории»32.
Опыт Нового закона о бедных был настолько ужас­
ным, что аргументация, которая и привела к его при­
нятию — т.е. извращенное следствие социальной
поддержки, — оказалась на долгое время дискреди­
тирована. Этот факт может быть одной из причин
постепенного, даже медленного упрочения в Англии
30 Цит. по: Himmelfarb G. The Idea of Poverty. P. 182.
31 C m .: Edsall N. The Anti-Poor Law Movement,

1834-1844. Man­

chester: Manchester University Press, 1971.
32 Thompson E.P. The Making of the English Working Class. N. Y.:
Vintage, 1963. P. 267.

40


II. Т

е з и с

об

и з в р а щ е н и и

XIX — начала XX в. законодательства, ассоциируемого
с государством всеобщего благосостояния.
В конце концов данный тезис появился снова, осо­
бенно в США. Но даже в этой стране первоначально
он не использовался в своей грубой форме, подобной
той, что мы можем найти в процитированном отрыв­
ке Мюррея из работы «Земля уходит из-под ног». Для
возвращения в публичное пространство старое доброе
извращенное следствие нуждалось в особом утончен­
ном облачении. Так, одна из ранних атак на политику
всеобщего благосостояния в США была осуществле­
на под интригующим названием «Контринтуитивное
поведение социальных систем»33. Данная работа была
написана Джеем В. Форрестером, пионером в разра­
ботках компьютерного моделирования общественных
процессов и советником весьма влиятельного в те
времена Римского клуба. Статья представляет собой
прекрасный пример того, что французы называют ин­
теллектуальным терроризмом. В начале читателям со­
общается, что у них мало шансов понять, как работает
общество, так как мы имеем дело со «сложными и в
высшей степени интерактивными системами», в ко­
торых общественные параметры относятся к «классу
так называемых многоуровневых нелинейных систем
с обратной связью», а «человеческий разум не слиш­
ком приспособлен для понимания» их «системной
динамики». Лишь в высшей степени подготовленный
компьютерный специалист может разрешить все эти
тайны. И какие же откровения нам сообщает Форе­
стер? «Временами программы приводят к результатам,
обратным желаемым»! Например, львиная доля го­
родской политики, начиная с создания рабочих мест и
заканчивая строительством домов с низкой себестои­
мостью, приводит к результатам, «варьирующимся от
неэффективных до вредных в зависимости от их влия­
ния на экономическое здоровье города или их долго­
33 Forrester /. W . Counterintuitive Behavior of Social Systems //
Technology Review. 1971. Vol. 73. No. 3.
41


Ри

торика

ре а к ц и и

:

и зв ра щ е н и е

,

тщ етн о сть

,

опасность

срочного влияния на население с низкими доходами».
Другими словами, мстительное Провидение Жозефа
де Местра вернулось в виде «систем с многоуровневой
обратной динамикой», а результат политики все тот
же: любая попытка улучшить общество лишь делает
ситуацию еще хуже.
Если вынести за скобки весь высокотехнологиче­
ский язык, то статья попросту отражает общераспро­
страненное разочарование, которое наступило после
Великого общества Линдона Джонсона. Как часто бы­
вает, преувеличенные обещания программы привели
к преувеличенным разглагольствованиям о полном
провале. Это интеллектуальное явление было впервые
подробно описано мной в книге, посвященной поли­
тике в Латинской Америке34*.
34* В работе «Путешествия к прогрессу» (Hirschman A. Journeys
Toward Progress: Studies of Economic Policy-Making in Latin
America. N. Y.: Twentieth Century Fund, 1963) я рассмотрел три
давние проблемы в трех латиноамериканских странах. Одной
из них был процесс земельной реформы в Колумбии; важ­
ным эпизодом этого процесса стала реформа земельного пра­
ва («Закон 200»), проведенная в 1936 г. с целью превращения
арендаторов в собственников и улучшения условий жизни
сельских жителей. Согласно большинству местных отчетов,
результаты реформы были абсолютно противоположными:
угроза принятия закона заставила землевладельцев сгонять
арендаторов с земли, тем самым превращая их в безземель­
ных рабочих. Я с подозрением отнесся к тому автоматизму и
необдуманности, с которой подобные тезисы об извращении
заполнили исторические исследования, газетные статьи и по­
литические речи как консерваторов, так и «радикалов». Ис­
следовав исторические хроники, я убедился, что «Закон 200»
был абсолютно несправедливо раскритикован и имел целый
ряд позитивных следствий, которые можно записать на его
счет (см.: Hirschman A. Journeys Toward Progress. P. 107-114).
Оказывается, я начал бороться со злоупотреблениями тези­
сом об извращении еще много лет назад.
Этот и подобные ему случаи восприятия государственной
политики и написания истории в Латинской Америке заста­
вили меня предположить, что анализ политики и историо­
графия пронизаны глубоким «комплексом провала». Позд­
нее для описания этой черты я придумал и неоднократно

42


II. Т е з и с о б и з в р а щ е н и и

Во влиятельной статье, также появившейся в 1971 г.,
под названием «Пределы общественной политики»,
Натан Глейзер солидаризировался с Форестером в его
описании эффекта извращения. Статья начинается со
зловещей фразы: «общепризнанно — мы столкнулись
с кризисом общественной политики», далее почти сра­
зу же следует — «наши попытки справиться с бедстви­
ем лишь увеличили его»35.
Вынося подобное разочаровывающее суждение,
Глейзер не апеллирует ни к какой компьютерной моде­
ли, а высказывает некоторые ясные социологические
обоснования. Политика, направленная на обеспечение
благосостояния, берется решать проблемы, которыми
ранее занимались такие традиционные структуры, как
семья, церковь или же местная община. Как только эти
структуры сходят на нет, государство перенимает их
функции. В процессе этой деятельности государство
все сильнее ослабляет то, что еще остается от тради­
ционных структур. Таким образом, возникает потреб­
ность в еще большей социальной поддержке, а ситуа­
ция в целом не улучшается, а именно ухудшается.
Тот урон, который может быть нанесен эффектом
извращения, согласно Глейзеру, довольно ограничен.
Все зависит от того, что остается от традиционных
структур тогда, когда на арену выходит государство
всеобщего благосостояния, а также от точности те­
зиса о том, что эти остатки прошлой эпохи быстро
распадутся, взвалив неподъемную ношу на плечи го­
сударства. Можно спросить, неужели нет никакого ре­
ального способа сделать так, чтобы эти два источника
использовал термин fracasomania. Теперь я сознаю, что эта
культурная интерпретация была слишком узкой. Аргумен­
тация в духе тезиса об извращении» использовавшаяся, на­
пример, колумбийскими комментаторами «Закона 200»,
оказалась привлекательной в том числе и для тех, кто не был
подвержен fracasomania.
35 Glazer N. The Limits of Social Policy // Commentary. 1971.
Vol. 52. No. 3.

43


Ри

торика

ре а к ц и и

:

и зв ра щ е н и е

,

тщ етн о сть

,

опасность

поддержки смогли сосуществовать и даже дополнять
друг друга?36
В любом случае размышления Глейзера были из­
лишне «социологическими» для того консервативно­
го настроения, которое обрело популярность в 1980-х
годах. Формулировка Чарльза Мюррея, касающаяся
извращенных следствий социальной политики, вновь
всплыла в общественных дискуссиях, как это уже было
в Англии в начале XIX в. во время споров вокруг за­
кона о бедных. Вдохновленный, подобно своим пред­
шественникам, самыми простыми экономическими
истинами, Глейзер утверждал, что социальная помощь
бедным (в частности, существующая в США) действу­
ет как необоримый стимул для тех, кто работает или
будет работать на низкооплачиваемых работах (его
знаменитые «Гарольд» и «Филлис»), «подсесть» на по­
собия и не слезать с них — т.е. оказаться навеки «пой­
манными» в ловушку бездельничанья и нищеты. Если
бы это было так, то извращенные следствия политики
помощи неимущим, «плодящей нищету», приняли бы
огромные и разрушительные масштабы.
РАЗМЫШЛЕНИЯ О ТЕЗИСЕ ОБ ИЗВРАЩЕНИИ
Как ранее я не пытался оспорить тезисы Берка и Лебона, так не хотел бы я и сейчас рассматривать суть
различных аргументов против социальной политики в
США и иных странах. Что я пытался показать, так это
то, как герои данного «реакционного» эпизода, подоб­
но своим предшественникам, были привлечены одной
и той же формой аргументации, т.е. тезисом об извращеных следствиях. Я должен извиниться за монотон­
ность моего повествования, но она была намеренной,
так как благодаря ей я стараюсь доказать следующее:
использование тезиса об извращении есть одна из 6а­
36 Не катастрофическую оценку того же самого см.: Bane М.
Is the Welfare State Replacing the Family? 11 Public Interest. 1983.
No. 70. Winter. P. 91-101.

44


II. Т

е з и с

об

и з в р а щ е н и и

зовых черт реакционной риторики. Столь частое по­
вторение данного аргумента может иметь неприятное
следствие, так как может возникнуть впечатление, что
ситуации, завершающиеся извращением, есть нечто
повсеместное. На самом деле я хотел бы выдвинуть два
одинаково важных положения: 1) реакционная мысль
часто говорит об извращенных следствиях; 2) едва ли
эти извращенные следствия действительно имеют ме­
сто в масштабах, которые им пытаются придать. Сей­
час мне бы хотелось вкратце рассмотреть второе по­
ложение.
Одно из самых больших прозрений науки об обще­
стве, встречающееся уже у Вико и Мандевиля, а за­
тем развитое в шотландском Просвещении, — это
наблюдение о том, что в силу изъянов в способности
предвидения действия людей могут иметь непредна­
меренные последствия, масштаб которых значителен.
Признание и систематическое описание подобных не­
преднамеренных последствий с тех пор стало одним
из главных занятий социальной науки (если не сутью
ее существования).
Эффект извращения есть особый крайний пример
непреднамеренных следствий. Здесь изъяны предви­
дения, характерные для рядовых акторов, становят­
ся почти тотальными, так как действия в результате
производят эффект, противоположный задуманному;
обществоведы, анализируя эффект извращения, ис­
пытывают чувство превосходства — и наслаждаются
им. Де Местр имел в виду эту идею, когда воскликнул
в своей ужасной главе о преобладании войн в истории
человечества: «Сладостно посреди всеобщего рас­
стройства предчувствовать промыслы Господни»37.
Однако сама сладостность и самоудовлетворен­
ность подобной ситуации должны насторожить ис­
следователей эффекта извращения, равно как и всех
нас: не может ли быть так, что они цепляются за эф­
фект извращения в целях упрочения чувства само­
37Местр Ж. де. Рассуждения о Франции... С. 50.

45


Риторика

реакции

:

и зв ра щ ен и е, тщ етно сть, опасность

довольства? Нет ли тут высокомерия: простые люди
рисуются как бродящие во тьме, тогда как сами опи­
сатели предстают особо проницательными? Наконец,
не упрощают ли они свою задачу, фокусируясь всего
лишь на одном главном результате программы или
политики — противоположности тому, что было за­
планировано? Ведь можно как минимум в одном важ­
ном отношении утверждать, что эффект извращения,
предстающий всего лишь еще одной разновидностью
концепции непреднамеренных следствий, есть одно­
временно и ее отрицание, и даже предательство. Поня­
тие непреднамеренных следствий изначально вносило
в общественную мысль неопределенность и неокончательность, однако сторонники эффекта извращения
нивелируют эту свободу, возвращаясь к рассмотре­
нию социальной вселенной как полностью предопре­
деленной.
Возникает соблазн продолжить размышления о ге­
неалогии эффекта извращения. Как уже было указано,
его появление у де Местра и Мюллера, а также у про­
чих было явно обусловлено последовательностью со­
бытий Французской революции, однако его влияние
на наше мышление вполне может иметь и более древ­
ние корни.
Одна из историй на эту тему знакома нам по гре­
ческой мифологии. Человек предпринимает действия,
поначалу он успешен, но успех приводит его к высо­
комерию, которое рано или поздно становится причи­
ной неудач, поражений и бед. Это хорошо известная
последовательность событий из мифа о гордыне и Не­
мезиде. Боги пекутся о наказаниях человеческой гор­
дыни и захлестывающих амбиций по причине своей
жадности или же по причине того, что они являются
бдительными стражами существующего порядка с его
сакральными тайнами.
В этом античном мифе пагубный результат людских
стремлений к переменам вытекает из божественного
вмешательства. Гоббс подхватил данную концепцию,
46


II. Т е з и с о б и з в р а щ е н и и

написав о том, что «те, которые своим неповиновени­
ем думают лишь реформировать государство, найдут,
что они его этим разрушили... Это стремление к из­
менению существующей в государстве формы правле­
ния есть как бы нарушение первой заповеди Бога»38.
Вопреки Гоббсу век Просвещения имел возвышен­
ные представления о способности человека изменять
и улучшать общество; более того, в античных мифах
и историях о божественном вмешательстве он не ви­
дел ничего, кроме предрассудков. Таким образом, если
идее о гордыне и воздаянии за нее и суждено было вы­
жить, ее следовало секуляризировать и рационализи­
ровать. Эта нужда была в совершенстве удовлетворена
представлением, возникшем в XVIII в., о человеческих
действиях, приводящих к непреднамеренным послед­
ствиям — особенно если решающим итогом было из­
вращение. После такого «социологического» прозре­
ния нужда в метафизическом аргументе отпала, хотя
язык божественного Провидения по-прежнему про­
должал широко использоваться такими людьми, как
де Местр.
Таким образом, эффект извращения неоднократно
использовался в интеллектуальной среде, кроме того, у
него глубокие мифологические корни. Ничто из сказан­
ного не призвано отрицать тот факт, что осмысленное
социальное действие иногда приводит к извращенным
результатам. Но полагая, что данный эффект упоми­
нают по причинам, которые имеют мало общего с его
справедливостью, я бы хотел усомниться в том, что он
возникает с той частотой, с какой к нему апеллируют.
Я изложу эти сомнения гораздо более прямолинейно,
заявив следующее: феномен извращения никоим обра­
зом не является единственным мыслимым вариантом
непреднамеренных следствий и побочных эффектов.
Эти два понятия несколько неудачны, так как они
способствуют сужению нашего внимания. В том отрыв­
38 Гоббс Т. Сочинения: в 2 т. М.: Мысль, 1991. Т. 2. Гл. XXX.
С. 264.

47


Ри то ри к а

реакции

:

и зв ра щ е н и е , тщ етно сть, опасность

ке из «Исследования о природе и причинах богатства
народов» Смита, где он вводит концепцию «невиди­
мой руки», говорится об индивиде, который, действуя
в соответствии со своим собственным интересом, «спо­
собствует цели, которая не была частью намерения»
(курсив добавлен). В данном контексте эта цель впол­
не благая — возрастание «ежегодной производитель­
ности» общества. Но после того как концепция Смита
обрела известность и стала частью тезиса о «непред­
виденных» или «непреднамеренных» последствиях, она
вскоре приобрела преимущественно негативные оттен­
ки, так как «непреднамеренные» легко превращается в
«нежданные», а оттуда и в «нежелательные»39*. История
понятия «побочный эффект» не столь запутанна. Оно
просто сохранило то негативное значение, которое ему
было присуще изначально в медицинской и особенно
фармацевтической области. Побочный эффект лекар­
ства почти всегда есть нечто опасное, противоположное
его прямой эффективности при лечении конкретного
недуга. Таким образом, оба понятия или имели, или
приобрели негативные значения, это делает их близки­
ми родственниками — но никак не синонимами — эф­
фекта извращения.
По сути, есть множество непреднамеренных по­
следствий или же побочных эффектов человеческих
действий, которые являются скорее желательными,
чем наоборот. И примеры отнюдь не исчерпываются
случаем Адама Смита. Вот пример, знакомый иссле­
дователям европейской экономической и социальной
истории: позитивное влияние обязательной воинской
службы на грамотность. Точно так же введение прину­
дительного государственного образования позволило
39* Этот сдвиг случился, несмотря на предупреждение Ро­
берта Мертона о том, что «непредвиденные последствия не
следует отождествлять с последствиями, которые являются
с необходимостью нежелательными». См. его классическую
статью: Merton R. The Unanticipated Consequences of Purpo­
sive Social Acion 11 American Sociological Review. 1936. Vol. 1.
December. P. 895. Курсив в оригинале.

48


II.

Т

е з и с

об

и з в р а щ е н и и

многим женщинам найти работу — безусловно, это
непредвиденное и, как кажется, в целом позитивное
развитие. Мы просто не обращали особого внимания
на подобные благотворные непреднамеренные след­
ствия по причине того, что они не ставят нас перед
проблемами, которые требуют незамедлительного
вмешательства и «решения».
Рассматривая весь спектр возможностей, необхо­
димо также иметь в виду и те действия, ту политику,
которые относительно лишены непреднамеренных —
благостных или нет — последствий. Этими ситуация­
ми полностью пренебрегают. Например, те, кто делает
особый акцент на извращенных стимулах, содержа­
щихся в пособиях по безработице или социальных
выплатах, никогда не упоминают следующий факт:
значительная часть общественной помощи попросту
не приводит ни к какой обратной связи (на этом стро­
ится любой эффект извращения) — люди едва ли спо­
собны оценить соответствующую социальную защиту
или же налоговые преимущества. Когда в конце XIX в.
в крупных промышленно развитых странах Европы
было впервые введено страхование от несчастных
случаев на производстве, со стороны работодателей и
«экспертов» было много тех, кто утверждал — рабочие
калечат себя намеренно. Однако со временем оказа­
лось, что данные заключения крайне преувеличены40.
Кроме того, есть случаи, когда «намеренное соци­
альное действие» — если использовать выражение
Роберта Мертона — имеет как позитивные, так и не­
гативные непреднамеренные следствия, при этом
баланс между двумя крайностями спорен. Но в та­
ких ситуациях предрассудок заставляет уделять куда
больше внимания негативной стороне, что приводит к
40 Rabinbach A. Social Knowledge, Social Risk, and the Politics of
Industrial Accidents in Germany and France // D. Rueschemeyer, T. Skocpol (eds). States, Social Knowledge, and the Origins
of Modern Social Policies. Princeton, NJ: Princeton University
Press, 1996. P. 48-89.

49


Ри

торика

ре а к ц и и

:

и зв ра щ е н и е

,

тщ етность

,

опасность

поспешным суждениям, когда извращение становится
приговором, который, собственно, и выносится.
Дискуссия в США вокруг мнимых эффектов из­
вращения, вызываемых политикой построения го­
сударства всеобщего благосостояния, может послу­
жить примером этого предрассудка. Страхование от
безработицы предоставляет безработному возмож­
ность подождать, прежде чем взяться за новую рабо­
ту. В некоторых ситуациях такая перспектива может
способствовать развитию «ленности» в том смысле,
что какое-то время он не будет предпринимать судо­
рожных усилий по поиску работы, но одновременно
страхование от безработицы позволяет ему также не
соглашаться «на любую работу вне зависимости от
суровости ее условий»41. До определенной степени это
позитивная тенденция. Подобное побочное следствие
вполне могло входить в намерения законодателей и ис­
полнителей, и в этом случае они оказываются куда ме­
нее недальновидными, чем принято их представлять.
Доступность пособий для неработающих женщин с
маленькими детьми в рамках программы помощи се­
мьям с детьми, находящимися на иждивении, также
подверглась массированным нападкам, так как она не
только помогала уже распавшимся семьям, но в неко­
торых ситуациях даже способствовала такому распа­
ду. И снова можно задаться вопросом: всегда ли этот
конкретный побочный эффект, если он все же имеется,
является извращением? Как указывалось в исследова­
нии 1987 г., доступность программы помощи семьям
позволила женщинам из малообеспеченных семей по­
рвать с браком, в котором они подвергались насилию
или дурному обращению42. В этом случае социальная
поддержка и оклеветанная «зависимость» смогли стать
противовесом другой зависимости и уязвимости: той,
что вытекает из удручающих семейных обстоятельств.
41 Block F, Fox-Piven JF. The Contemporary Relief Debate //
Block F. et al. The Mean Season: The Attack on the Welfare State.
N.Y.: Pantheon, 1987. P. 96.
42 Ibid P. 96-98.

50


II. Т е з и с о б и з в р а щ е н и и

Наконец, мы переходим к рассмотрению ситуаций,
когда вторичные или побочные эффекты приводят
к отвлечению внимания от замысла некоего осмыс­
ленного действия. Подобные ситуации встречаются
часто, они важны, вместе с ними мы приближаемся
к случаям извращения. Типичный результат в таких
случаях — ситуация, когда некий позитивный аспект,
несмотря на негативный побочным эффект, все же со­
храняется. Несколько примеров могут пояснить ска­
занное. Ограничения скорости и обязательное исполь­
зование ремней безопасности позволяют некоторым
водителям ослабить бдительность и управлять авто­
мобилем более агрессивно. Подобное «отклоняющее­
ся поведение» может привести к несчастным случаям
(особенно среди пешеходов и мотоциклистов), кото­
рых можно было бы избежать. Но едва ли общее число
несчастных случаев повысилось в результате введе­
ния подобных мер43*. Ирригационные сооружения для
увеличения урожая в тропиках приводят к множеству
побочных эффектов, начиная от большей уязвимости
местного населения перед шистосомозом через утрату
орошаемых земель по причине их заболачивания, и не
говоря уже о росте конфликтов в обществе по поводу
доступа к воде и распределения оставшихся орошае­
мых земель. Физический ущерб, материальный вред
и общественный конфликт вполне могут снизить об­
43* Тезис о том, что в результате подобных мер будет запу­
щен эффект извращения, был выдвинут Сэмом Пельцманом: Peltzman S. The Effects of Automobile Safety Regulation //
Journal of Political Economy. 1975. Vol. 83. August. P. 677-726.
Но последующие исследования поставили его под сомнение.
В проведенном в 1986 г. Институтом Брукингса исследова­
ние,хотя и призналось определенное наличие «отклоняюще­
гося поведения», был сделан вывод: «Нет никаких сомнений
в том, что автомобили сегодня куда более безопасны, чем
лет двадцать назад. Самые значимые улучшения пришлись
на 1966-1974 гг., когда были введены федеральные правила
безопасности дорожного движения». См.: Crandall R.W. et al.
Regulating the Automobile. Washington, DC: Brookings Institu­
tion, 1986.

51


Риторика

реакции

:

и звра щ ен и е, тщ етно сть, опасность

щую полезность системы ирригации, однако они ни­
коим образом не нивелируют ее и не делают общий
баланс плюсов и минусов отрицательным. До некото­
рой степени подобные вредоносные побочные эффек­
ты могут быть устранены за счет профилактической
политики. Наконец, последний часто обсуждаемый
экономистами пример — обесценение денег. Деваль­
вация, задуманная с целью улучшения платежного
баланса, окажется более или менее успешной в зависи­
мости от того, в какой степени позитивные эффекты
первого порядка будут покрыты эффектами порядка
второго — инфляционным воздействием и т.д. Одна­
ко, как правило, подобные эффекты едва ли окажутся
способными перевесить эффекты первого порядка.
Зачастую эти результаты оказываются весьма прав­
доподобными. Особенно это верно в отношении повто­
ряющейся, действующей по нарастающей политике —
в таких условиях вчерашний опыт инкорпорируется
в сегодняшние решения. Соответственно склонность
к извращению имеет все шансы быть обнаруженной и
исправленной.
Почти два с половиной столетия назад Вольтер на­
писал свой знаменитый роман «Кандид», в котором
высмеял тезис о том, что мы живем «в лучшем из ми­
ров». С тех пор нам долго и обстоятельно внушали
идею о силе и повсеместности эффекта извращения в
социальной вселенной. Не исключено, что ныне наста­
ло время для «анти-Кандида», который бы намекнул о
том, что мы живем не в самом извращенном из миров.


III. Тезис о тщетности
езис об эффекте извращения крайне притягателен.
Он прекрасно подходит для страстного активиста,
готового с пылом сражаться против нарождающегося
или до сих пор доминировавшего идейного движения
или практики, которая по тем или иным причинам
вдруг стала уязвимой. Есть у данного аргумента и не­
кая элементарная утонченность, а также парадоксаль­
ность, способная убедить тех, кто ищет мгновенных
прозрений и абсолютной достоверности.
Второй принципиальный аргумент в арсенале «ре­
акции» несколько иной. Он не горячий, а холодный,
его утонченность скорее изысканна, чем элементарна.
С эффектом извращения его роднит то, что он точно
так же обезоруживающе прост. Если тезис об извра­
щении, согласно данному ранее определению, гласит:
«попытка продвинуть общество в некотором направ­
лении приведет к его движению в направлении, прямо
противоположном задуманному», то тезис, который я
хотел бы рассмотреть теперь, звучит совершенно ина­
че: попытка реформы чего-либо обречена на неудачу,
в том или ином смысле перемена есть, была и будет
всего лишь фасадом, поверхностью, прикрытием. Она
будет иллюзорной, тогда как «глубинные» структуры
общества останутся полностью нетронутыми. Данную
линию аргументации я предлагаю называть тезисом о
тщетности.
Важно отметить, что данный аргумент получил
свое классическое афористическое выражение — Plus
да change plus cest la тёте chose1* — по итогам Рево­
люции. Французский журналист Альфонс Карр (1808—
1890) отчеканил эту фразу в январе 1849 г., провозгла­
сив, что «после стольких восстаний и перемен пришло

Т

Чем больше перемен, тем больше того же самого (фр.). —
Примеч. перев.
53


Ри то ри ка

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

самое время осознать эту элементарную истину»2.
Вместо «закона движения» перед нами «закон отсут­
ствия движения». Если превратить его в стратегию
избегания перемен» то получится парадокс, выведен­
ный Джузеппе де Лампедузой в его романе «Леопард»
(1959): «Раз мы хотим, чтоб все осталось как есть, нуж­
но, чтобы все изменилось»3. Как консерваторы, так и
революционеры с удовольствием переняли этот афо­
ризм у Сицилийского общества в качестве лейтмотива
или эпиграфа для исследований, постулирующих про­
вал и тщетность реформ, особенно в Латинской Аме­
рике. Но не только реформа оказывается неспособной
принести реальные изменения, как уже отмечалось,
та же судьба может постичь и революционные мяте­
жи. Это иллюстрируется одной из самых известных (и
лучших) шуток, пришедших к нам из Восточной Ев­
ропы после установления там по итогам Второй ми­
ровой войны коммунистических режимов — Вопрос:
«В чем разница между капитализмом и социализмом?»
Ответ: «При капитализме человек эксплуатирует че­
ловека; при социализме все наоборот». Перед нами
очень эффективный способ донести мысль о том, что,
несмотря на изменение отношений собственности,
ничего в принципе не изменилось. Наконец, можно
вспомнить высказывание Льюиса Кэрролла из «Али­
сы в Стране Чудес»: «Нужно бежать со всех ног, чтобы
только остаться на том же месте» — которое выражает
еще одну грань тезиса о тщетности, помещая его в ди­
намическую среду.
Все эти вдохновенные утверждения высмеивают или
отрицают любые попытки и возможности перемен,
при этом подчеркивая или даже воспевая стойкость
сложившегося положения дел. Складывается ощуще­
ние, что у нас практически нет шуток, высмеивающих
противоположное явление — периодически случаю­
2Karr A. Les guepes. Vol. 6. Paris: Caimann-Levy, 1891. P. 305.
3 Лампедуза Дж.Г. ди. Леопард. М.: Изд-во иностранной ли­
тературы, 1961. С. 50.
54


III. Т

ези с

о т щ е т н о с т и

щийся упадок древних социальных структур, инсти­
тутов и установок, а также их удивительную, подчас
совершенно комическую неспособность противосто­
ять силам перемен. Подобная асимметрия позволяет
сделать вывод о связи консерватизма с определенной
искушенной мудростью, противоположной серьезно­
сти и сухости поборников прогресса. Консервативный
привкус афоризмов компенсирует предрассудок язы­
ка с его уничижительными оттенками для слов «реак­
ция» и «реакционный».
Трудно утверждать, что некое движение за обще­
ственные перемены является одновременно и контр­
продуктивным (в духе тезиса об извращении), и без­
результатным (в духе тезиса о тщетности). Именно по
этой причине данные два аргумента обычно — хотя и
не всегда — используются разными критиками.
Притязания тезиса о тщетности кажутся более уме­
ренными, нежели притязания тезиса об извращении,
но в реальности первые являются куда более оскорби­
тельными для «агентов перемен». Пока социальный
мир все же меняется под воздействием человеческих
усилий, пусть это изменение и идет не туда, надежда
на то, что ситуация может быть направлена в нужное
русло, остается. Однако доказательство или осознание
того, что никакое действие неспособно ни на что по­
влиять, оставляет поборников перемен униженными,
деморализованными и сомневающимися в смысле и
истинных мотивах своих усилий4*.
СОМНЕНИЯ В МАСШТАБЕ ИЗМЕНЕНИЙ,
ПРИВНЕСЕННЫХ ФРАНЦУЗСКОЙ
РЕВОЛЮЦИЕЙ: ТОКВИЛЬ
Тезис об извращении и тезис о тщетности появля­
ются в разное время относительно тех социальных из­
менений или движений, на которые они направлены.
4* Подробное сравнение тезисов о тщетности и извращении
см. ниже в настоящей главе.

55


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

Тезис об извращении выходит на первый план вскоре
после начала этих изменений. Когда речь заходит о
значимых или затяжных социальных и политических
подъемах, должно пройти некоторое время, прежде
чем кто-то осмелится предложить интерпретацию,
подразумевающую, что современники этих событий
заблуждались, трактуя их как фундаментальные пе­
ремены.
Французская революция служит особенно яркой
иллюстрацией этого. Современники, как во Франции,
так и по всему миру, переживали ее как абсолютный
катаклизм. Обратите внимание на слова Берка, напи­
санные им в самом начале его «Размышлений»: «Рас­
смотрев все обстоятельства, приходишь к выводу, что
Французская революция — удивительнейшее в мире
событие»5. Таким образом, нет ничего странного в
том, что любые сомнения в роли Революции в фор­
мировании современной Франции могли возникнуть
лишь после ухода революционного поколения. И та­
кие сомнения возникли в 1856 г., когда Токвиль в сво­
ей работе «Старый порядок и революция» выдвинул
тезис о том, что Революция была не таким уж резким
разрывом со Старым порядком, как принято считать.
Опираясь на то, что по тогдашним меркам казалось
значительным архивным исследованием, он показал,
что целый ряд разрекламированных «завоеваний» Ре­
волюции, начиная с административной реформы и
заканчивая распространением частного мелкого зем­
леделия, уже был реализован до всякого переворота.
Даже знаменитая «Декларация прав человека и граж­
данина», как пытался показать Токвиль, уже была от­
части реализована Старым порядком задолго до того,
как она была торжественно «провозглашена» в августе
1789 г.
Именно этот разоблачительный тезис из второй
части книги, а вовсе не многие прозорливые наблюде­
5 Берк Э. Размышления о революции во Франции. С. 47.

56


III. Т

езис

о

т щ е т н о с т и

ния из части третьей, многие посчитали главным до­
стижением книги. Дело в том, что вопросы, которые
не могли не задавать себе современники или почти со­
временники событий — т.е. можно ли было избежать
Революции? была ли она во благо или во зло? — были
все еще острыми и даже обрели особую актуальность,
после того как Франция вновь сдалась Наполеону
вслед за очередной кровавой Революцией. В таких
обстоятельствах выводы Токвиля о наличии преем­
ственности между Старым порядком и постреволюционной Францией имели явные политические импли­
кации, которые сразу же после публикации всплыли в
двух важных рецензиях на книгу. Одна была написана
Шарлем де Ремуза, заметным либеральным писателем
и политиком, другая — Жан Жаком Ампером, истори­
ком, близким другом Токвиля, членом Французской
академии. Ремуза сформулировал мысль очень тонко:
Интересующийся скорее... повседневной реальностью,
чем экстраординарными событиями, скорее граждан­
ской, чем политической свободой, Токвиль без всяких
фанфар, и даже почти не признаваясь в этом самому себе,
осуществляет реабилитацию Старого порядка6.

Эта же мысль в более явном виде прослеживается
у Ампера:
Удивление охватывает нас как только мы, благодаря кни­
ге Токвиля, понимаем то, в какой степени почти все из на­
реченного «завоеваниями» Революции существовало уже
при Старом порядке: административная централизация,
административная опека, административные традиции,
гарантии госслужащим ...разделение земель, все это су­
ществовало до 1789 г... .Читая все это, думаешь — так что
же изменила Революция и почему она все же случилась7.
6Remusat Ch. de.'MAncien Regime et la Revolution par Alexis de
Tocqueville 11 Revue des deux mondes. 1856. No. 4. R 656.
7 Ampere /./. Melanges d’histoire litteraire. Vol. 2. Paris, 1877.
P. 320-323. Приведенная здесь цитата взята из обзора, напи­
санного в 1856 г. См. также: Herr R. Tocqueville and the Old Re­
gime. Princeton: Princeton University Press, 1962. P. 108-109.
57


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

Вторая цитата указывает нам на то, что, помимо
всех своих иных (более важных) заслуг, Токвиль впол­
не может быть назван основоположником тезиса о
тщетности. Тщетность тут приобрела особый «про­
грессивный» оттенок. Токвиль отнюдь не пытался от­
рицать, что во Франции к концу XVIII в. был совершен
целый ряд основополагающих социальных реформ;
скорее, соглашаясь с тем, что перемены произошли,
он утверждал, что они имели место по большей части
до Революции. Учитывая масштаб проделанной Рево­
люцией работы, подобная позиция была куда более
раздражающей и оскорбительной для сторонников
Революции, чем прямые на нее нападки, совершенные
Берком, де Местром или де Бональдом. Эти авторы, по
крайней мере, признавали за Революцией значимые
реформы и достижения, хотя и придавали им злове­
щий и катастрофический оттенок. В свете анализа Токвиля титаническая борьба и колоссальные потрясения
Революции съеживались, становились непонятными
и даже смешными, так и хотелось спросить: ради чего
было столько суеты.
Обращая внимание на то, в какой степени историо­
графическая традиция сроднилась с образом Револю­
ции как радикального разрыва (собственно, именно
так Революция и представлялась своим участникам),
Франсуа Фюре остро подмечал: «В такую игру зеркал,
где историк и Революция верят друг другу на слово...
Токвиль... вносит глубочайшее сомнение: а может
быть, все эти разговоры о разрыве лишь одна иллюзия
перемен?»8
Сам Токвиль предложил несколько проницатель­
ных решений той загадки, которую сам же и загадал.
Так, в третьей части книги изложена его знаменитая
мысль о том, что революции имеют больше шансов
случиться там, где реформы и изменения уже отчетли­
во показались на горизонте. Это наиболее интересные
8Фюре Ф. Постижение Французской революции. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. С. 26. Курсив добавлен.

58


III. Т

ези с

о т щ е т н о с т и

для современного читателя разделы книги, но для того
времени они, должно быть, были слишком тонкими,
чтобы их можно было принять в качестве удовлетво­
рительных объяснений парадокса.
Следующие наблюдения должны помочь разо­
браться с другой, менее крупной загадкой: почему зна­
чительный вклад Токвиля в историографию Француз­
ской революции был по большому счету не замечен в
самой Франции, несмотря на изначальный издатель­
ский успех книги? По сути, его книга лишь недавно
привлекла к себе повышенное внимание со стороны
значимых французских историков, например, Фран­
суа Фюре. Причиной такого странного пренебрежения
не может быть тот простой факт, что Токвиль долгое
время воспринимался как консерватор или даже ре­
акционер в той среде, чьи симпатии были отданы Ре­
волюции и левому движению. Настрой Тэна был куда
более враждебен к Революции, но при этом его рабо­
та «Происхождение современной Франции» была со
всей серьезностью воспринята Альфонсом Оларом и
другими представителями ремесла. Не исключено, что
всему виной выдвинутый Токвилем тезис о тщетно­
сти: позднейшие историки так и не простили ему его
сомнение в основополагающей значимости Француз­
ской революции — феномена, изучению которого они
посвятили свои жизни.
Вклад Токвиля в разработку тезиса о тщетности был
достаточно комплексным, что, добавлю, по большому
счету выводит его из-под огня критики данного тезиса,
которая будет рассмотрена в этой главе позднее. Более
простую его формулировку можно обнаружить все в
той же работе «Старый порядок и революция». Ближе
к концу книги Токвиль рассказывает о различных по­
пытках с 1789 г. восстановить во Франции свободные
институты (скорее всего, он имеет в виду революции
1830 и 1848 гг.), причинам неудач этих попыток он дает
очень выразительное объяснение: «каждый раз [со
времен Революции], когда французы пытались уни­
59


Ри тори ка

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

абсолютную власть, они ограничивались тем,
что к телу раба приставляли голову свободы»9. Это все
равно, что утверждать (используя несколько иную, со­
временную метафору), что произошедшие изменения
были «сугубо косметическими» и не затронули саму
суть вещей. Токвиль не стал развивать эту прямоли­
нейную формулировку тезиса о тщетности, но отныне
она будет встречаться нам постоянно.
чтож ить

СОМНЕНИЯ В МАСШТАБЕ ИЗМЕНЕНИЙ,
ПРИВНЕСЕННЫХ ВСЕОБЩИМ ИЗБИРАТЕЛЬНЫМ
ПРАВОМ: МОСКА И ПАРЕТО
Французская революция стала будоражащим собы­
тием, именно поэтому пыль должна была осесть, пре­
жде чем разоблачающее и остужающее исследование,
подобное работе Токвиля, вообще могло появиться.
В момент следующего появления тезиса о тщетно­
сти ситуация оказывается совсем иной: это реакция
на распространение во второй половине XIX в. из­
бирательного права и последующий приход масс в
политику. Это движение, коснувшееся различных ев­
ропейских стран, шло постепенно, неравномерно и
непримечательно, процесс занял около столетия, если
за точку отсчета брать британский закон о реформе
1832 г. На пути ко всеобщему избирательному праву
не было никаких преград, и вскоре оно стало казаться
своим современникам неизбежным итогом прогрес­
са. В некоторых обстоятельствах данная тенденция
подверглась критике задолго до того, как она набрала
оборот и у нее появилось множество хулителей. Неко­
торые, например исследователи толпы, особенно Ле­
бон, прогнозировали тотальные катастрофы; другие,
более «хладнокровные» и язвительные, цеплялись за
тезис о тщетности: они разоблачали и высмеивали те
иллюзии, которые разделяли наивные прогрессисты
9 Токвиль А. де. Старый порядок и революция. М.: Москов­
ский философский фонд, 1997. С. 165.

60


III. Т

езис

о т щ е т н о с т и

относительно фундаментальности и благости пере­
мен, долженствующих быть вызванными введением
всеобщего избирательного права. Критики, наоборот,
утверждали, что расширение избирательных прав ни­
чего не изменит, ну разве что самую малость.
Как и в случае с тезисами Токвиля о Французской ре­
волюции, отстаивать эту позицию очень непросто. Раз­
ве возможно, чтобы введение всеобщего избирательно­
го права в тогда еще иерархические общества не имело
серьезных последствий? Данную позицию можно было
защищать, лишь апеллируя к тому, что реформаторы
игнорируют некий «закон» или же «научный факт»,
способный сделать основополагающие общественные
установления невосприимчивыми для предполагае­
мой политической реформы. Таковой была знаменитая
максима, по-разному сформулированная Гаэтано Моской (1858-1941) и Вильфредо Парето (1848-1923): лю­
бое общество вне зависимости от его «поверхностной»
политической организации всегда поделено на тех, кто
правит, и тех, кем правят (Моска), или же на элиту и
не элиту (Парето). Данная предпосылка идеально подо­
шла для доказательства тщетности любого движения к
истинному «политическому гражданству» посредством
расширения права голоса.
Исходя из разных предпосылок Моска и Парето не­
зависимо друг от друга ближе к концу XIX в. пришли
к одному и тому же выводу. В случае Моски непосред­
ственные «чувственные данные», полученные им в
молодые годы на Сицилии, вполне могли убедить его
в том, что простое расширение электоральных прав
будет сведено на нет и обессмыслено влиятельными
островными землевладельцами и иными властителя­
ми. Не исключено, что именно явная абсурдность за­
имствованной реформы в совершенно чуждой среде
привела его к основной мысли, впервые изложенной в
работе Теопса deigoverni е governo parlam entare («Тео­
рия правления и парламентское правление»), которая
61


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

была написана им в возрасте двадцати шести лет. Эту
книгу ему суждено было перерабатывать, утолщать
и иногда смягчать на протяжении всей своей жизни.
Мысль Моски проста и почти очевидна: все упорядо­
ченные общества состоят из большинства, лишенного
всяческой политической власти, и меньшинства, об­
лаченного всей полнотой власти, т.е. «политического
класса» (это понятие до сих пор используется в Италии
в том смысле, какой ему придал Моска). Это прозре­
ние — «золотой ключик к тайнам человеческой исто­
рии», как написал в предисловии к самой известной
книге Моски редактор англоязычного издания10 —
было затем неоднократно использовано в множестве
доктринальных и полемических целей.
Прежде всего Моска с удовольствием отмечал, что
основные политические философы от Аристотеля
до Макиавелли и Монтескье, вводя свои почтенные
классификации форм правления (монархии и респуб­
лики, аристократии и демократии), сосредоточивали
внимание лишь на поверхностных чертах политиче­
ских режимов. Моска показывал, что все эти формы
подчинялись одному и тому же принципу фундамен­
тальной дихотомии между теми, кто правит, и теми,
кем правят. Чтобы наконец создать истинную науку
политики, необходимо понять, как «политический
класс» рекрутирует новых членов, удерживает власть
и легитимирует себя посредством идеологий, которые
Моска называет «политическими формулами», таки­
ми как «божественная воля», «мандат от народа», и
прочих очевидных маневров.
Развенчав своих прославленных предшественников,
Моска берется за своих современников и за их предло­
жения по улучшению общества. Яркой иллюстрацией
силы его нового концептуального аппарата служит рас­
смотрение им социализма. Он начинает со скромного,
на первый взгляд, тезиса: «Коммунистические и кол­
10Mosca G. The Ruling Class (Elementi di scienza politico). N. Y.:
McGraw-Hill, 1939. P. x.
62


III. Т

ези с

о т щ е т н о с т и

лективистские общества, вне всякого сомнения, будут
управляться чиновниками». Как саркастически замеча­
ет Моска, социалисты обычно забывают эту «деталь»,
которая имеет решающее значение для правильной
оценки предлагаемых общественных установлений:
вкупе с мерами по истреблению независимой эконо­
мической и профессиональной активности, правление
этих властных чиновников приведет к государству, в
котором «всем заправлять будет единая, подавляющая,
всеобъемлющая и всепоглощающая тирания»11.
Основной интерес для Моски представляла его
страна и ее политические перспективы. После не­
долгого восторга от Рисорджименто итальянские ин­
теллектуальные и профессиональные классы глубоко
разочаровались в клановой политике, которая распро­
странилась во вновь объединенной стране, особенно
на юге. Вооруженный своими идеями и обеспокоен­
ный состоянием этого региона, Моска решил раз и на­
всегда доказать, что — все еще несовершенные — де­
мократические институты Италии оказались не более
чем притворством. Вот его объяснение:
Правовое допущение о том, что политический представи­
тель избирается большинством г о л о с о в , составляет основу
нашей формы правления. Многие люди слепо верят в его
истинность. Однако факты показывают нам совсем иную
картину. Эти факты доступны каждому. Всякий, кто при­
нимал участие в выборах, прекрасно [benissimo] знает, что
не кандидат избирается электоратом, а скорее сам изби­
рает себя с их помощью. Или, если уж это звучит совсем не­
приятно, можно сказать, что его избирают друзья. Другими
словами, статус кандидата — это всегда работа группы лю­
дей, объединенных во имя общей цели, организованного
меньшинства, которое фатально и неизбежно навязывает
свою волю дезорганизованному большинству12.
11Mosca G. The Ruling Class... P. 284-285.
12 Mosca G. Teorica dei governi e governo parlamentare //
Mosca G. Scritti politici. Vol. 1. Turin: U.T.E.T., 1982. P. 476; цит.
no: Meisel J.H. The Myth of the Ruling Class. Ann Arbor: Univer­
sity of Michigan Press, 1958. P. 106. Курсив в оригинале.

бз


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

Едва ли тезис о тщетности был когда-либо выражен
столь же четко. Избирательное право не может ничего
изменить в существующей структуре власти в обще­
стве. «Имеющий глаза увидит» — одно из любимых
выражений Моски, — что «правовой и рациональной
основой любой политической системы, допускаю­
щей народные массы к представительству, является
ложь »13.

Протест Моски против возникающих демократиче­
ских институтов отличается от возражений его совре­
менников, например, от возражений Густава Лебона.
Моска рассматривает эти институты как нечто бес­
сильное, как упражнения в тщетности и лицемерии;
его отношение к ним и их сторонникам есть нечто
среднее между иронией и презрением. Наоборот, Ле­
бон рассматривает распространение избирательного
права и демократических институтов как зловещие и
опасные проявления, так как они способны навязать
власть толпы со всем ее безумием и склонностью па­
дать ниц перед демагогами. Моска высмеивает право
голоса, потому что оно не в силах ничего изменить, об­
речено на провал и не может остаться верным своим
обещаниям и предоставить людям больше власти; Ле­
бон же критикует его из-за всех тех бедствий, которые
падут на государство, реши оно оставаться верным
этому принципу.
Тем не менее нельзя утверждать, что оба этих тезиса
полностью различны. Предлагая ряд доводов в пользу
того, что избирательное право окажется неспособным
принести те позитивные результаты, на которые рас­
считывают его наивные поборники, Моска все же до­
бавляет и несколько причин того, почему распростра­
нение этого права может лишь ухудшить нынешнее
положение дел — другими словами, он переходит с
тезиса о тщетности на тезис об извращении. Те нару­
шения, которые станут результатом манипуляций со
13 Mosca G. Teorica dei governi e governo parlamentare. P. 478.
Курсив в оригинале.
6 4


II I. Т е з и с о т щ е т н о с т и

стороны «политического класса», скажутся на качестве
кандидатов на государственные должности, что отвра­
тит наиболее достойных граждан от участия в обще­
ственных делах14. Кроме того, в целом ряде статей, на­
писанных до Первой мировой войны, Моска выступает
против отмены образовательного ценза как условия
участия в выборах, полагая, что многие необразованные
граждане — это безземельные крестьяне с юга и предо­
ставление им права голоса лишь усилит власть крупных
землевладельцев15. Складывается впечатление, что он
попросту раз и навсегда невзлюбил выборы, процедуру
голосования и само право голоса и с тех пор использо­
вал каждый правдоподобный аргумент для того, чтобы
дать отдушину своим эмоциям.
Теория Парето о доминировании элит как констан­
те истории близка к теории Моски как по своему ана­
лизу, так и по своему риторическому использованию.
Более или менее полно она сформулирована уже в его
работе «Курс политической экономии» (1896-1897);
гораздо более поздняя работа «Трактат по общей со­
циологии» (1915) лишь добавляет теорию циркуляции
элит. Язык Парето, особенно в «Курсе», звучит пона­
чалу несколько необычно и напоминает язык «Ком­
мунистического манифеста» (возможно, это было сде­
лано сознательно): «Борьба определенных индивидов
за присвоение себе богатства, производимого други­
ми, составляет важнейший факт, определяющий всю
историю человечества»16. Однако в том же самом па­
раграфе Парето уже дистанцируется от марксизма, ис­
пользуя термин «ограбление» вместо «эксплуатации»
или «избытка», а также ясно дает понять, что ограбле­
ние есть нечто должное для доминирующего класса,
14 Bellamy R. Modern Italian Social Theory. Stanford: Stanford
University Press, 1987. P. 40-41.
15 Mosca G. II tramonto dello stato liberate. Catania: Bonanno,
1971. P. 82-88,123-141.
16 Pareto V. Cours d^conomie politique. Geneva: Droz, 1964.
Par. 1054.
65


Ри то ри ка

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

захватившего контроль над государством, которое он
называет машиной для ограбления. Решающий вывод,
напоминающий вывод Моски, следует почти тут же:
«И не важно, кто этот самый правящий класс — оли­
гархия, плутократия или демократия»17.
Мысль, которую Парето пытается донести, такова: де­
мократия может быть по отношению к народу столь же
«грабительской», что и любой другой режим. Ссылаясь
на пример города Нью-Йорка, возможно, опираясь на
статьи об американской политической системе, напи­
санные Моисеем Острогорским и опубликованные во
Франции в конце 1880-х годов18, Парето отмечает, что
метод рекрутирования правящего или «грабительского»
класса никак не связан с методом или степенью самого
ограбления. Правда, он упоминает, что когда рекрутиро­
вание элит осуществляется за счет демократических вы­
боров, а не за счет наследования или кооптации, шансы
на ограбление масс могут быть куда выше19.
Таким образом, согласно Парето, введение всеоб­
щего избирательного права и демократических изби­
рательных процедур не может привести ни к каким
реальным политическим или общественным измене­
ниям. Видимо, не было уделено должного внимания
тому факту, что эта позиция примечательным обра­
17Pareto V. Cours deconomie politique. Par. 1055.
18В 1903 г. был опубликован двухтомник Моисея Острогор­
ского «Демократия и политические партии» (см.: Острогор­
ский М.Я. Демократия и политические партии. М.: РОССПЭН, 1997). Его выводы об американской политической
системе были опубликованы уже в 1888-1889 гг. в журна­
ле Annales des sciences politiques. Так что Парето вполне мог
ознакомиться с его работами во время написания своего со­
чинения Cours. Сеймур Мартин Липсет, прослеживая влия­
ние работ Острогорского на современных обществоведов,
ошибочно указывает в качестве даты публикации «начало
1890-х». См. в остальном очень поучительную статью Липсета: Upset S.M. Moisei Ostrogorski and the Analytical Approach
to the Comparative Study of Political Parties 11 Lipset S.M. Revo­
lution and Counterrevolution. N. Y.: Basic Books, 1968. P. 366.
19Pareto V. Cours deconomie politique. Par. 1056.
6 6


III. Т

езис

о т щ е т н о с т и

зом перекликается с его работой, посвященной рас­
пределению прибылей, которая сделала его знамени­
тым среди экономистов сразу после ее публикации в
1896 г. одновременно и в отдельном издании, и как
часть «Курса»20. Вскоре после получения кафедры в
Лозанне Парето начал собирать данные о частоте рас­
пределения индивидуальных доходов в разных стра­
нах в разные эпохи, он пытался доказать, что это рас­
пределение следует простой математической формуле.
Более того, основной параметр (альфа Парето) в этой
формуле, как оказалось, имеет очень схожее числовое
выражение для всех имеющихся распределений. Дан­
ные результаты заставили как его, так и его современ­
ников предположить, что он открыл закон природы
(собственно, он сам написал: «Тут мы имеем дело с
законом природы»21), а его выводы получили извест­
ность как закон Парето. Авторитетная энциклопедия
экономики тех лет, «Словарь политической экономии
Palgrave»22, содержала статью под таким названием,
написанную выдающимся экономистом из Кембрид­
жа Ф.Й. Эджвортом, принимавшим участие в научных
дискуссиях вокруг выводов Парето.
Успех Парето был вскоре повторен еще одним ав­
тором. В 1911 г. социолог Роберт Михельс, на которо­
го значительное влияние оказали и Моска, и Парето,
сформулировал в своей книге «Политические партии»
так называемый железный закон олигархии23. Соглас­
20 Pareto V. La courbe de la repartition de la richesse (1896). Пе­
реиздание этой работы см.: Pareto V. Ecrits sur la courbe de la
repartition de la richesse. Geneva: Droz, 1965. P. 1-15; Pareto V.
Cours deconomie politique. Pars. 950-968.
21 Pareto V. La courbe de la repartition de la richesse. P. 3.
22 Palgraves Dictionary of Political Economy. L.: Macmillan, 1926.
23 Впервые опубликована в Германии под названием: Michels R. Zur Soziologie des Parteiwesens in der modernen
Demokratie. Leipzig: Klinkhardt, 1911. Перевод на английский
вместе с введением был сделан Сеймуром Мартином Липсетом и опубликован в издании: Michels R. Political Parties.
N. Y.: Free Press, 1962.
67


Ри тори ка

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

но этому закону политические партии, профсоюзы и
прочие массовые организации неизбежно попадают
в зависимость от мощнейших обслуживающих себя
и стремящихся себя увековечить олигархий, которые
игнорируют все попытки демократического контроля
или же низового участия.
Раз уж Парето возвел свои статистические выводы
о распределении прибыли в ранг закона природы, то
отсюда просто должны были последовать важные по­
литические следствия. Отныне можно было утверж­
дать, что, как и в случае вмешательства в закон о спро­
се и предложении, пытаться изменить столь базовый
и неизменный аспект экономики, как распределение
прибыли, будь то путем экспроприации, обложения
налогами или же социально-ориентированного зако­
нодательства, просто не имеет смысла — это ни к чему
не приведет (в лучшем случае). Единственный способ
улучшить экономическое состояние беднейших клас­
сов — повысить совокупное богатство24.
Основной целью полемического использования
новых законов было желание оспорить социалистов,
электоральные перспективы которых во многих стра­
нах были самыми оптимистичными. Как замечает ре­
дактор собрания сочинений Парето:
Ненависть по отношению к социализму придала Паре­
то необычайную страстность: какой же это прекрасный
повод показать со всеми доказательствами на руках, что
распределение прибыли предопределено фундаменталь­
ными силами..! Если все увенчается успехом, то тогда
предложения социалистов определенно будут отнесены
к разряду утопий25.

Одновременно выводы Парето относительно рас­
пределения прибыли вызвали значительные сомне­
ния относительно способности реформистской де­
24Pareto V. Cours d’economie politique. Par. 965.
25Pareto V. Ecrits sur la courbe... P. x.
68


II I. Т е з и с о т щ е т н о с т и

мократической политики, основанной на всеобщем
избирательном праве, достичь куда более скромных
целей, вроде сокращения разрыва в доходах. И тут за­
кон распределения Парето давал основания сделать
тот же вывод, что и в случае с его идеями о государ­
стве как «машине для ограбления»: как в экономиче­
ской, так и в политической сфере демократические
устремления просто обречены на тщетность, так как
они идут против имманентного порядка вещей. По­
лемический пыл обращен против наивности тех, кто
пытается изменить то, что неизменно по своей приро­
де. Снова, как и в случае с Моской, аргумент обогащен
штрихами эффекта извращения. Идти против поряд­
ка вещей не просто тщетно; как утверждает Парето в
статье, написанной для широкой публики: «попытки
государственного социализма искусственно изменить
это распределение прибыли имеют своим первым
следствием разрушение богатства. Таким образом, ре­
зультат оказывается прямо противоположным тому,
к чему стремились: жизнь бедных ухудшается, а вовсе
даже не улучшается»26.
Очевидно, авторы тезиса о тщетности отнюдь не
удовлетворены своим аргументом, как бы тонко он
ни был сформулирован: где только это возможно, они
ищут эффект извращения, чтобы усилить, приукрасить
и сделать свой тезис полноценным. Даже Лампедуза,
стратег социальной неподвижности, предсказывает
в конце своего романа, что данная неподвижность в
свое время сменится деградацией: «А потом все будет
по-другому, но еще хуже. Мы — леопарды, львы; те,
кто придет на смену, будут шакалишками, гиенами»27.
Вклад итальянской социальной науки в тезис о
тщетности впечатляет. Группа, в которую входят Мо­
ска, Парето и Михельс и которую принято называть
«теоретиками элит», развивала его систематически и во
26Pareto V. Ecrits sur la courbe... P. 17.
27Лампедуза Дж.Т. du. Леопард. С. 250.
69


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

всех направлениях28*. Как уже отмечалось, социальная
и политическая отсталость Сицилии искушала Моску
утверждать, что введение всеобщего избирательно­
го права ничего не сможет сделать с существующими
формами господства. Неверие в возможность перемен
было сущностью работы Моски, таковым было и со­
ответствующее убеждение в неограниченной способ­
ности существующих властных структур впитывать и
ассимилировать изменения.
Однако Италия не может претендовать на моно­
польное обладание такого рода мышлением. Как это
ни странно, тезис о тщетности можно встретить также
и в Англии XIX в., которая была тогда в авангарде эко­
номической современности и постепенной демокра­
тизации Европы:
Принимайте какие угодно законы, утверждайте всеоб­
щее избирательное право... как нерушимый закон. Вы
по-прежнему далеки от равенства. Политическая власть
поменяла свою форму, но не суть... Самые сильные так
или иначе продолжат управлять... В чистой демокра­
тии правителем будут махинаторы и их друзья... Лидер
профсоюза в такой же степени является правителем
над членами организации... в какой глава семьи или же
фабрики является правителем над своими слугами или
рабочими.

Тут уже есть и Моска, и Михельс, сведенные воеди­
но за несколько лет до того, как они выдвинули свои
примечательные тезисы. Эта цитата была из работы
Джеймса Фитцджеймса Стивена «Свобода, равенство,
братство». Впервые она была опубликована в 1873 г.,
сочинение представляет собой обширную критику
28* В своей работе «Политические партии» Михельс с одо­
брением цитирует итальянское выражение «Появился но­
вый дирижер, но музыка все та же» (5/ cambia il maestro di
cappella / Ma la musica e sempre quella). Это точный экви­
валент выражения «Раз мы хотим, чтоб все осталось как
есть, нужно, чтобы все изменилось», но только уже зариф­
мованный.
70


III. Т

езис

о т щ е т н о с т и

эссе Джона Стюарта Милля «О свободе» (1859)29. Воз­
можно, поводом к ее написанию послужило то, что
значительное расширение права голоса, достигнутое
благодаря Акту о реформе 1867 г., так и не принесло
значимых изменений в управление Англией, несмот­
ря на все опасения по поводу знаменитого «прыжка в
темноту» (см. главу 4). Странным тут является то, что
схожесть с идеями итальянских теоретиков никак не
вяжется с основным возражением, которое Стивен
выдвигал против всеобщего избирательного права и
которое было куда более традиционным: «данное пра­
во извращает то, что я полагаю истинным и естествен­
ным отношением между мудростью и безумием. Я по­
лагаю, что мудрые и благие мужи должны управлять
мужами глупыми и порочными»30. Подобное утверж­
дение, вполне распространенное в то время среди про­
тивников Акта о реформе и всеобщего избирательного
права как такового, подразумевает, что установление
демократии пойдет во вред, а не то, что все останется
как есть (суть тезиса о тщетности).
СОМНЕНИЯ В СПОСОБНОСТИ ГОСУДАРСТВА
ВСЕОБЩЕГО БЛАГОСОСТОЯНИЯ «ОБЕСПЕЧИВАТЬ
БЛАГОПОЛУЧИЕ» БЕДНЫХ
Консервативная критика государства всеобщего
благосостояния обычно опирается на традиционные
экономические представления о рынках, равновесии
29 Stephen J.F. Liberty, Equality, Fraternity. Cambridge: Cam­
bridge University Press, 1967. P. 211. См. также: Colaiaco J.A.
James Fitzjames Stephen and the Crisis of Victorian Thought
N. Y.: St. Martin’s Press, 1983. P. 154. Джеймс Фитцджеймс
Стивен был братом более либерального и более известного
Лесли Стивена, который в 1867 г. написал красноречивую
статью для сборника «Очерки о реформе» в защиту рефор­
мы избирательного права (см.: Stephen L. A Plea for Democ­
racy. L.: MacGibbon & Кее, 1967, а также сноску 1 к шестой
главе настоящего издания).
30Stephen J.F. Liberty, Equality, Fraternity. P. 212.
71


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

рыночных процессов и болезненности вмешательства
в эти процессы. Критика указывает на различные пла­
чевные и контрпродуктивные последствия выплат без­
работным, обездоленным и бедным. Как утверждается,
эти благие деяния на самом деле способствуют «без­
дельничанью и порочности», усиливают зависимость,
уничтожают иные более конструктивные механизмы
поддержки и в конечном счете погружают бедных еще
глубже в трясину нищеты. Таков эффект извращения
от вмешательства в дела рынка.
Однако для того чтобы данный эффект начал дей­
ствовать, государство благосостояния должно иметь
как минимум одно реальное достижение: оно должно
осуществлять выплаты и следить, чтобы они действи­
тельно доходили до бедных. Лишь после этого все зло­
получные последствия (бездельничанье, зависимость
и т.д.) могут предстать во всей красе.
Тут возникает линия несколько иной критики.
А что если выплаты так никогда и не достигнут за­
планированного адресата, что если вместо этого они
будут перенаправлены на иные социальные группы с
куда большими возможностями?
Данный аргумент имеет много общего с осуждени­
ем Моской и Парето демократических выборов как
бессмысленного притворства (в противовес Лебону,
который говорил о чрезвычайной опасности необуз­
данных масс). Этот тезис несет в себе нечто «оскор­
бительное», что, как было отмечено ранее, есть одна
из характерных черт тезиса о тщетности. Если будет
показано, что государство всеобщего благосостояния
оказывается выгодным именно среднему классу, а во­
все не бедным, его поборники будут выглядеть уже
не только наивными в отношении потенциальных
побочных эффектов; их можно будет заподозрить в
преследовании собственных интересов либо в смысле
изначальной заботы о своем теплом местечке, либо в
смысле умения переложить значимую часть некогда
доступных средств в свои собственные карманы.
72


III. Т

езис

о т щ е т н о с т и

Очевидно» что если этот тип аргументации сможет
приобрести хоть какую-то степень правдоподобности,
его последствия будут разрушительными. Притязания
со стороны государства всеобщего благосостояния бу­
дут разоблачены как мошенничество; а критики смо­
гут подать себя как настоящих защитников бедных от
цепких паразитарных групповых интересов. И никто
уже больше не сможет обвинить критиков в недостат­
ке сострадания.
Какой бы привлекательной ни была данная аргумен­
тация для противников государства всеобщего благосо­
стояния, масштаб ее использования в последние годы
не так уж велик. Это объясняется двумя обстоятель­
ствами. Во-первых, в данном случае тезис о тщетности
слишком очевидно не согласуется с тезисом об извра­
щении. Требуется невероятная софистическая изворот­
ливость, чтобы утверждать, что социальные выплаты
одновременно запускают эффект извращения относи­
тельно закономерностей поведения бедных и не дости­
гают этих самых бедных. Вторая причина относится к
дискуссиям в США. Основной спор вокруг реформы
социальной системы касался программ — в основном
программы помощи семьям с детьми, находящимися
на иждивении, — адресат которых должен был пройти
проверку нуждаемости; при условии отсутствия особой
коррупции и изъянов в управлении вероятность того,
что средства достанутся не тем, кому нужно, достаточ­
но мала. Следовательно, основная линия политической
и экономической аргументации против государства
благосостояния должна строиться иначе.
Тем не менее тезис о тщетности или «отклонении
от целей» все же сыграл значимую роль в дискуссиях.
Особенно это очевидно в случае с «Великим обще­
ством» Линдона Джонсона, когда нередко раздавались
голоса, утверждавшие, что новые социальные програм­
мы служили интересам, прежде всего, больших групп
чиновников, социальных работников и разных иных
лиц, которые изображались жадными до власти бю­
73


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

рократами, стремящимися увеличить свои ведомства
и привилегии. Собственно, основанные на проверке
нуждаемости социальные программы, выплаты кото­
рых в идеале должны быть неуязвимы для обвинений
в «отклонении от целей», на самом деле чувствитель­
ны к подобного рода аргументам. Управлять подобны­
ми программами гораздо сложнее, чем программами
страхового типа с четко обозначенными категориями,
где решение принимается автоматически после четко
оговоренного события или критерия: возраст, утрата
работы, несчастный случай, болезнь или смерть.
Тезис о тщетности в форме только что описанно­
го аргумента об «отклонении от целей» иногда вы­
двигался в качестве основного возражения против
государства благосостояния. Одним из самых ранних
примеров этого стала нашумевшая небольшая статья
Джорджа Стиглера, лауреата Нобелевской премии
по экономике из Чикаго. Статья носила несколько
загадочное название «Закон Директора относитель­
но перераспределения общественных доходов»31. Как
оказывается, Директор — это имя коллеги Стиглера
из Чикаго (Аарон Директор, зять Милтона Фридма­
на), Стиглер преподносит его как автора «закона».
Возможно, он был сформулирован в личных беседах,
потому что в опубликованных работах Директора ни­
чего подобного нет. Согласно Стиглеру, Директор по­
лагал, что «общественные траты в основном улучшают
положение среднего класса, финансируются же они из
налогов, которые в основном собираются с богатых
и бедных». Однако чуть ранее в своей статье Стиглер
несколько смягчает роль богатых, он утверждает, что
общественные траты на такие цели, как образование,
жилищное строительство и общественная безопас­
ность, если рассматривать их в связке с теми налогами,
которые их обеспечивают, представляют собой одоб­
ренное государством перетекание доходов от бедных
31 Stigler G. Directors Law of Public Income Distribution // Jour­
nal of Law and Economics. 1970. Vol. 13. No. 1. P. 1-10.
74


III. Т

ези с

о т щ е т н о с т и

к среднему классу. Как такое возможно при демокра­
тии? Объяснение Стиглера крайне просто. Средний
класс сначала выстраивает избирательную систему
так, чтобы сократить количество бедных, принимаю­
щих участие в голосовании, что достигается за счет
образовательного ценза и условий регистрации изби­
рателей; получив контроль над политической властью,
средний класс подправляет налоговую систему, чтобы
та служила его интересам. Приводится ряд эмпириче­
ских свидетельств: высшее образование в Калифор­
нии и других штатах субсидируется из казны штата,
но блага университетской системы достаются преиму­
щественно детям среднего и высшего класса; точно
так же полиция служит преимущественно интересам
обеспеченных классов; и т.д.
Подобная аргументация прекрасно знакома со вре­
мен марксистской традиции, которая, по крайней мере
в своей более примитивной или «вульгарной» разно­
видности, рассматривает государство как «чрезвычай­
ный комитет буржуазии» и разоблачает как лицемерие
любую претензию на то, что оно может сознательно
служить общим интересам. Удивительно встретить
подобную «подрывную» аргументацию у некоторых
патриархов системы «свободного предприниматель­
ства». Но это отнюдь не первый случай того, как об­
щая ненависть сближает совершенно разных людей.
Общая ненависть — это ненависть попыток реформи­
рования некоторых несправедливых или неудачных
черт капиталистической системы посредством обще­
ственного вмешательства и особых программ. Край­
не левые критикуют подобные программы, потому
что они боятся их успеха, который может привести к
ослаблению революционного пыла. Со стороны пра­
вых, а также со стороны наиболее ортодоксальных
экономистов они подвергаются критике и насмешкам,
потому что всякое вмешательство государства, осо­
бенно рост государственных расходов на что угодно,
кроме поддержания правопорядка и, возможно, обо­
75


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

роны, рассматривается как вредное или тщетное вме­
шательство в систему, которая считается самоуравновешивающейся.
К «закону Директора» Стиглера часто обращались
(с должными ссылками и без) в последующие годы,
когда имело место усиление нападок на государство
всеобщего благосостояния. В 1979 г. Милтон и Роуз
Фридман опубликовали работу «Свобода выбирать».
В книге есть глава «От колыбели до могилы», в кото­
рой они среди прочих возражений против государства
всеобщего благосостояния написали следующее:
М ного п рограм м п ри н осят вы году группам со средн им и
и вы соки м и доходами, а не бедны м слоям населения, ради
к оторы х они предполож ительно создавались. Бедные, как
п рави ло, не только не обладаю т квали ф и кац и ей , им ею ­
щ ей ц ен н о сть на ры нке труда, но и ум ен иям и, необходи­
м ы м и для достиж ен ия успеха в политическом сраж ен ии
за ф онды . Н а деле их полож ение на политическом ры нке
ещ е м енее вы игры ш но, чем на эконом ическом . Коль ско­
р о прекраснодуш ны е реф орм аторы , которы е могли бы
застави ть р аботать введенны е им и социальн ы е и н стр у ­
м енты , уходят, при н и м аясь за очередную реф орм у, бед­
н яки остаю тся п редоставленны м и сам им себе, и почти
н авер н яка над н и м и возьм ут верх те группы , которы е
больш е способны восп ользоваться преи м ущ ествам и
эти х п р о гр ам м 32.

Через пару лет тот же аргумент был воспроизведен
Гордоном Таллоком, для чего ему понадобилось на­
писать целую книгу. Ее название — «Социальная под­
держка для зажиточных»33 — говорит само за себя.
Едва ли она оказала хоть какое-то влияние, что отча­
сти обусловлено самим названием, отчасти тем, что в
ней было еще меньше фактов, чем в десятистраничной
статье Стиглера. То же можно сказать и о более развер­
32 Фридман М., Фридман Р. Свобода выбирать. М.: Новое из­
дательство, 2007. С. 139.
33 Tullock G. Welfare for the Well-to-Do. Dallas: Fisher Institute,
1983.
76


III. Т

ези с

о т щ е т н о с т и

нутой версии аргумента, которую Таллок предлагает в
работе «Экономика перераспределения прибыли»34.
Единственным эмпирическим подтверждением аргу­
мента оказывается утверждение, что в Англии смерт­
ность среди неимущих пошла вверх , а не вниз после
того, как была введена система национального здраво­
охранения35 — и вновь сторонник тезиса о тщетности
ради риторического эффекта был вынужден прибег­
нуть к тезису об извращении.
Тогда как отдельные статистические данные, подоб­
ные только что процитированным, не в состоянии ни­
чего доказать, серьезное исследование одной из самых
крупных программ социального обеспечения в США
действительно дало основания забеспокоиться: значи­
тельная часть социальных выплат оказалась в карма­
нах групп со средним и высоким доходом, что едва ли
предполагалось вначале. В 1974 г. Мартин Фельдстайн,
который позднее станет главным экономическим со­
ветником президента Рейгана, утверждал, что то же
самое может быть и с пособиями по безработице. В на­
чале своей статьи он заявлял о желании разоблачить
«вредоносный миф» — миф о том, что «получателями
пособий по безработице являются бедные или те, кто
может ими стать»36. «Удивительная» статистика, пред­
ставленная в статье, гласила, что «пособия по безрабо­
тице распределяются по шкале доходов семей получа­
телей в той же пропорции, что и по населению в целом.
Половина выплат идет семьям, находящимся наверху
иерархии доходов»37. Хуже того, Фельдстайн доказы­
вал, что если сравнить получателей с самым высоким
доходом и получателей с самым низким доходом, то
34 Tullock G. Economics of Income Redistribution. Hingham,
MA: Kluwer Nijhoff> 1983.
35 Ibid. P. 100-101.
36 Feldstein M. Unemployment Compensation: Adverse Incen­
tives and Distributional Anomalies 11 National Tax Journal. 1974.
Vol. 27. No. 2. P. 231.
37 Ibid. P. 237.

77


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

оказывается, что распределение пособий происходит
регрессивно! (Позднейшие расчеты, изложенные в
дальнейших текстах, скорректировали эту «аномалию»
и оказались куда менее «удивительными».)38
Пытаясь объяснить свои странные статистические
выводы, Фельдстайн предположил, что бедные чаще
«работают без надлежащего оформления трудовых
отношений, работают слишком мало, чтобы иметь
возможность претендовать на социальную помощь,
увольняются сами [а не по распоряжению началь­
ства] ... В отличие от них, люди со средним и высоким
уровнем дохода чаще работают официально и зараба­
тывают достаточно, чтобы претендовать на выплаты
в течение максимально долгого периода»39. В целом
люди со средним и высоким доходом куда лучше пре­
успевают в деле извлечения всех возможных благ из
системы.
Более того, в условиях прогрессивного подоходно­
го налога освобождение пособий для безработных от
налогообложения, которое действовало на момент на­
писания статьи, было гораздо более выгодно для по­
лучателей именно с высоким, а не с низким доходом.
Данное конкретное преимущество получателей посо­
бий с высоким доходом было очевидным непредна­
меренным подарком: освобождение от налогов было
узаконено в 1938 г., когда налог на доходы был доста­
точно низким и касался лишь 4% населения. Это осво­
бождение действовало столь долгое время лишь по чи­
стой инерции. Позднее, в конце 1970-х годов, отчасти
под влиянием статьи Фельдстайна оно было частично
урезано; наконец, в 1986 г. новым законом о налого­
обложении все пособия по безработице были при­
равнены к налогооблагаемой прибыли, что положило
38 Feldstein М. New Evidence on the Distribution of Unemploy­
ment Insurance Benefits 11 National Tax Journal. 1977. Vol. 30.
No. 2. P. 219-222.
39Feldstein M. Unemployment Compensation... P. 237.

78


III. Т е з и с

о т щ е т н о с т и

конец вопиющей несправедливости в осуществлении
данной конкретной социальной программы.
Данный эпизод с очевидностью выявляет «заинте­
ресованное участие обеспеченных слоев в функциони­
ровании государства благосостояния», если восполь­
зоваться выражением из английской публикации,
анализирующей и критикующей данный феномен с
левого фланга40. Однако история с налогообложени­
ем пособий по безработице развивалась совсем не так,
как предполагал сценарий Директора — Стиглера. Бо­
лее доброжелательной интерпретацией того, что мог­
ло иметь место, служат социальные программы, полу­
чившие распространение в развивающихся странах.
Перед лицом массового наплыва сельского насе­
ления в города третьего мира, особенно в Латинской
Америке, во многих странах в 1950-е годы были реали­
зованы программы строительства дешевого или суб­
сидированного жилья. Первоначально дома, возво­
димые в рамках этих программ, оказались почти везде
слишком дорогими для бедных семей, ради которых
они, собственно, и задумывались. В результате дома в
основном достались представителям среднего класса.
Данный исход был обусловлен целым рядом факто­
ров: желанием со стороны политиков предстать в об­
разе entregando ипа casa bonita (дарующих прекрасные
дома); невежеством проектировщиков и архитекторов
относительно того, какое жилье могут себе позволить
малоимущие семьи; недоступностью дешевых строй­
материалов и технологий; альтернативой для бед­
ных — особенно в тропических районах — построить
себе собственное жилище своими силами, используя
дешевый, бракованный, «найденный» материал, на
«свободной» земле (т.е. занятой посредством незакон­
ного заселения).
Последующие программы, призванные помочь
малоимущим, учли печальный опыт и оказались куда
40 Goodin R.E., LeGrand J. Not Only the Poor: The Middle Classes
and the Welfare State. L.: Allen & Unwin, 1987.
79


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

более успешными в деле решения их проблем. Напри­
мер, муниципальные власти или жилищные агентства
спонсировали специальные программы: государствен­
ная поддержка и финансирование ограничивались
созданием основных коммуникаций на выделенных
участках, где новоселам предоставлялось право само­
стоятельно построить свое жилье. Наконец, наиболее
полезной жилищной помощью оказалась та, что обес­
печивала общественным транспортом и коммуника­
циями уже построенные поселения, какими бы «уста­
ревшими» и пригодными для сноса они ни казались
наблюдателям из среднего класса.
Следует все же привести еще несколько соображе­
ний. В случае пособий по безработице заинтересован­
ная вовлеченность ненуждающихся включала один
важный компонент — освобождение от уплаты про­
грессивного подоходного налога, что было следствием
невнимания при введении системы пособий. В случае
малобюджетного жилья следует заметить, что даже то
жилье, которое не подошло для неимущих, оказалось
значительным социальным благом, так как оно облег­
чило бремя нижней прослойки среднего класса, про­
живающей в городах Латинской Америки. Кроме того,
строительство дешевого жилья и критика достигнутых
результатов стали очень ценным опытом для государ­
ственных служащих и жилищных агентств. Это позво­
лило им увидеть реальные масштабы городской бедно­
сти. В конце концов традиционные способы «решения»
«жилищных проблем», по большей части скопирован­
ные с более развитых стран, были переосмыслены, а
методы общественного вмешательства — пересмотре­
ны с целью повышения шансов на реальную помощь
неуловимым «беднейшим из бедных».
Как оказывается, история с заинтересованным уча­
стием не столь нуждающихся в программах, предна­
значенных для бедных, оказалась куда более сложной
и куда менее циничной, чем подразумевалось в описа­
ниях, которые объясняли отклонение от заявленных
8о


III. Т

ези с

о т щ е т н о с т и

целей настойчивостью и «силой локтей» тех, кто жил
более или менее прилично. Так, в частности, критиче­
ский анализ достигнутых результатов, а также «ано­
малии» (фраза Фельдстайна), с которыми столкнулись
чиновники, обществоведы и иные наблюдатели, могут
сыграть значимую корректирующую роль в продол­
жающемся процессе выстраивания политики.
РАЗМЫШЛЕНИЯ О ТЕЗИСЕ О ТЩЕТНОСТИ
Тщетность в ее сравнении с извращением

На протяжении каждого из трех эпизодов тезис о
тщетности использовался в достаточно разных фор­
мах аргументации. В этом смысле он сильно отлича­
ется от тезиса об извращении, на монотонные, почти
шутовские декламации которого я уже указывал. Од­
нако всякий раз тезис о тщетности приравнивался к
отрицанию или принижению значимости якобы зна­
чительных, эпохальных событий, например, Француз­
ской революции, борьбы за всеобщее избирательное
право и демократических институтов в конце XIX в. и
последущего возникновения и распространения госу­
дарства всеобщего благосостояния. Звучность данных
аргументов обусловливается тем, что они — иногда с
явным удовольствием — противоречат общепринято­
му пониманию данных событий как неотделимых от
переворотов, перемен или реальных реформ.
Заметная схожесть в аргументации особенно про­
сматривается в двух из трех рассмотренных эпизо­
дов — критика демократии Моской и Парето и кри­
тика политики государства всеобщего благосостояния
со стороны Стиглера и его последователей41*. В обоих
41* В оставшейся части данной главы будут рассмотрены две
формы тезиса о тщетности. Их роднит обеспокоенность по­
литической и социальной реформой настоящего, тогда как
Токвиль предлагал новую интерпретацию именно прошлых
событий.
81


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

случаях попытки политических или экономических
перемен сходят на нет, так как они игнорируют некий
«закон», существование которого якобы было зафик­
сировано социальными науками. Попытка демократи­
зировать власть в обществе посредством введения все­
общего избирательного права вызывает у Парето смех,
так как он изучил законы распределения прибыли и
богатства и обнаружил, что оно повсюду неизменно.
Распределение оказывается крайне неравномерным, и
это закон Парето. Учитывая, что прибыль распределя­
ется в соответствии с этим законом, а также учитывая,
что традиционные иерархии оказались низвергнуты
буржуазией, для Парето было очевидно — современ­
ное общество на самом деле оказывается плут ократ и­
ей — излюбленный им термин наряду с «ограблением».
Фасадная демократия оказывалась не чем иным, как
плутократией. В свою очередь, железный закон олигар­
хии Роберта Михельса очень сильно напоминал идеи
Моски и Парето; что касается закона Директора, изло­
женного Стиглером, то его можно рассматривать как
прямого потомка конструкций Парето и Михельса.
У Парето и Михельса не было никаких сомнений
относительно общеобязательности открытых ими за­
кономерностей. Парето явно гордился тем, что новый
закон носил его имя. Лишь в этом отношении можно
говорить о некоторых отличиях: когда Стиглер решил
провозгласить открытие нового закона, который ца­
рит в социоэкономической реальности и рушит все
попытки перераспределения прибыли, он предпочел
назвать его именем старшего и малоизвестного колле­
ги. Скромность, проявленная Стиглером, отчасти мо­
жет быть объяснена его желанием подчеркнуть значи­
мость «закона», не притязая на его авторство. Мог он и
желать соблюсти некоторую дистанцию между собой
и той закономерностью, которую он озвучивал. В кон­
це концов, за те семьдесят лет, что прошли со времен
открытия закона Парето, репутация социальных наук
как поставщика надежных «законов» сильно пошатну­
82


III. Т

ези с

о т щ е т н о с т и

лась. Но как бы то ни было, тезис о тщетности вновь
выдвигался в том же виде, в котором он верой и прав­
дой служил Парето и Михельсу — в виде недавно от­
крытого обществоведами закона, царящего в социаль­
ном мире и становящегося непреодолимой преградой
на пути любого социального переустройства.
И тут в глаза бросается гораздо более значимое от­
личие тезиса об извращении от тезиса о тщетности. На
первый взгляд, кажется, что тезис о тщетности, как и
тезис об извращении, опирается на понятие непред­
намеренных следствий человеческих поступков. Если
не брать в расчет, что речь идет о тщетности, а не об
извращенности, непреднамеренные побочные по­
следствия попросту устраняют изначальное действие
вместо того, чтобы приводить к результату, полно­
стью противоположному задуманному. Однако тезис
о тщетности выстраивается совсем иным образом,
не так, будто он есть лишь умеренная версия эффек­
та извращения. Согласно его сценарию человеческие
действия и намерения фрустрируются не потому, что
они запускают ряд побочных эффектов, а потому, что
они притязают изменить неизменное, потому, что они
игнорируют базовые структуры общества. Таким об­
разом, два тезиса опираются на прямо противополож­
ные видения как социальной вселенной, так и осмыс­
ленного человеческого социального действия. В свете
эффекта извращения социальный мир предстает как
в высшей степени изменчивый9 в нем каждое движе­
ние тут же приводит ко множеству непреднамеренных
контрдвижений; в рамках же тезиса о тщетности мир
видится как в высшей степени ст рукт урированный ,
как развивающийся в соответствии с имманентными
законами, которые люди не в силах изменить. Срав­
нительная умеренность притязаний тезиса о тщетно­
сти — человеческие действия, преследующие некую
цель, сводятся на нет вместо достижения искомого —
сполна компенсируется тем, что я ранее назвал «оскор­
бительным характером» этого тезиса. Презрительным
83


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

отказом тезис о тщетности встречает любые предполо­
жения о том, что социальный мир может быть открыт
для прогрессивных изменений.
Таким образом, нет ничего удивительного в том, что
у обоих тезисов совершенно разные идеологические
наклонности. Согласно классической формулировке
эффекта извращения у де Местра, именно божествен­
ное Провидение расстраивает планы людей. Приво­
дя к результатам, прямо противоположным тем, что
были задуманы людьми, оно, как кажется, испытывает
почти личную заинтересованность в «сладкой мести»
и демонстрации бессилия человека. Когда же речь
заходит о тезисе о тщетности, то тут действия людей
высмеиваются и сводятся на нет без какой-либо лич­
ной неприязни: действия попросту ни к чему не при­
водят, так как противоречат некоему безличному за­
кону. В этом смысле эффект извращения близок мифу
и религии, а также вере в прямое сверхъестественное
вмешательство в дела человеческие, тогда как тезис о
тщетности куда теснее связан с верой в авторитет на­
уки и в особенности с чаяниями людей XIX в. создать
социальную науку с законами столь же прочными, что
и законы, управляющие физической вселенной. Если
эффект извращения перекликается с романтизмом,
то аргументы о тщетности Моски, Парето и Михельса взывали к науке и идеально подходили для борьбы
с нарастающим влиянием марксизма и его научными
притязаниями.
Различия между двумя тезисами прекрасно иллю­
стрируются недавними тенденциями в экономике.
В предыдущей главе я упоминал о том, что эффект
извращения хорошо знаком экономистам, так как он
вытекает из самых элементарных основ данной дисци­
плины: из того, как спрос и предложение определяют
цену на саморегулирующемся рынке. Вмешательства в
дела рынка, будь то контроль за рентой или же зако­
нодательство о минимальной оплате труда, являются
84


III. Т

ези с

о т щ е т н о с т и

хорошо известными хрестоматийными примерами
контрпродуктивных человеческих действий, т.е., по
сути, эффекта извращения. Большинство экономистов
согласно с тем, что экономическая политика, если нет
должных оснований для обратного (например, в том,
что касается минимальной оплаты труда), должна из­
бегать ценового или количественного регулирования
рынков по причине вероятности эффекта извращения.
Разделяя этот общий среди микроэкономистов кон­
сенсус, Кейнс и кейнсианцы выступили за макроэконо­
мическую политику вмешательства на том основании,
что в противном случае вся экономика может прийти
в нежелательное состояние в условиях значительной
безработицы вкупе с чрезмерными производственны­
ми мощностями и иными факторами производства.
Эта доктрина получила политическое и интеллекту­
альное распространение в первые поствоенные деся­
тилетия, однако в 1970-х годах в тревожных условиях
растущей инфляции, сопровождавшейся экономиче­
ской стагфляцией и сравнительно высоким уровнем
безработицы, ей был брошен вызов. Наиболее по­
пулярная среди экономистов контрдоктрина носила
разные названия: «монетаризм», «новая классическая
экономика», экономика «рациональных ожиданий».
С точки зрения нашего исследования наиболее инте­
ресный факт, касающийся этих атак на кейнсианскую
систему и политику, заключается в том, что они ве­
лись с позиции тезиса о тщетности , а не извраще­
ния. Другими словами, новоиспеченные критики не
утверждали, что кейнсианская монетаристская или
фискальная политика приведет к углублению рецессии
или возрастанию безработицы; скорее доказывалось,
что активная кейнсианская политика — особенно если
ее хорошо разрекламировать — приведет экономиче­
ских акторов к таким ожиданиям и действиям, кото­
рые сведут официальную политику на нет, сделают ее
нефункциональной, напрасной, т.е. тщетной. И вновь
85


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

такого рода аргумент кажется менее радикальным, но
в своих выводах он куда более унизителен42*.
Схожее разделение между тезисом об извращении и
тезисом о тщетности можно провести и в отношении
эффективности (или бессилия) человеческого дей­
ствия. На первый взгляд, представляется, что первый
тезис сильнее второго: когда действие, направленное
на достижение желаемой цели, оказывается контрпро­
дуктивным, это куда более печальный результат, чем
результат нулевой. Это верно, но с точки зрения оцен­
ки шансов осмысленного человеческого действия на
успех тезис о тщетности оказывается гораздо более раз­
рушительным. Мир, в котором неистовствует эффект
извращения, все же остается подвластным человече­
скому вмешательству. Если оказывается, что девальва­
ция валютного курса ухудшает, а не улучшает баланс
платежей, то почему бы не поэкспериментировать с
величиной валютного курса? Если оказывается, что
использование ремней безопасности и лимитов ско­
рости лишь учащает случаи дорожно-транспортных
происшествий, то разве не будет разумно запретить
ремни безопасности и принудить водителей ездить на
минимальной, а не максимальной скорости? Когда же
мы берем тезис о тщетности, то у нас нет никакой на­
дежды ни на какое успешное эффективное управление
или вмешательство, не говоря уже о «тонкой настрой­
ке». Экономическая и социальная политика лишается
малейшей возможности повлиять на реальность, кото­
рая — во благо или во зло — управляется «законами»,
по самой своей природе не подвластными действиям
людей. Более того, подобные действия окажутся еще
и затратными, а их тщетность произведет на акторов
*** Для примера: Франко Модильяни в своем интервью, рас­
сказывая о теории рациональных ожиданий, постоянно ис­
пользует такие слова, как «абсурдный», «оскорбительный»,
«бессмысленный»; для обычно очень сдержанного и тер­
пимого к ошибкам человека это очень сильные слова. См.:
Kramer A. Conversations with Economists. Totowa, NJ: Rowman
& Allanheld, 1983. P. 123-124.
8 6


III. Т

ези с

о т щ е т н о с т и

деморализующее воздействие. Отсюда следует толь­
ко один вывод: любая политика, преследующая цели
улучшения, должна быть ограничена; властям следует
связать себя по рукам и ногам , возможно даже консти­
туционно, чтобы успешно сопротивляться тщетным и
опасным импульсам «сделать что-нибудь».
Наконец, сторонники тезисов об извращении и
тщетности по-разному относятся к своим оппонен­
там. Аналитики, говорящие об эффекте извращения,
обычно столь сильно увлечены своим открытием и
столь неистово хотят провозгласить его оригиналь­
ным прозрением, непредвиденным и нежданным, что
готовы считать политиков, чьи действия привели к
тяжелым последствиям, невиновными в причиненных
ими злодеяниях. Эти политики имели благие намере­
ния, которые не смогли реализоваться. Чтобы донести
эту идею, глашатаи извращения повсеместно исполь­
зуют понятия «действующий из лучших побуждений»
или «благонамеренный». Те, кто запустил последова­
тельность событий, приведших к неожиданному ре­
зультату, карикатурно и даже, возможно, преступно
изображаются лишенными элементарного понимания
сложных взаимодействий социальных и экономиче­
ских сил. Благонадежность этих политиков не оспари­
вается, наоборот, она функционирует как необходи­
мое дополнение их необоримой наивности, вскрыть
которую — задача просвещенных обществоведов.
С тезисом о тщетности все обстоит совсем иначе.
Обычно показывают, что политика, притязающая на
то, чтобы дать людям власть (посредством демокра­
тических выборов), или сделать бедных богаче (по­
средством курса на построение государства всеобщего
благосостояния), не приводит ни к каким результатам,
она скорее поддерживает и консолидирует существую­
щие механизмы распределения власти и богатства.
Но по той причине, что эту политику проводят сами
благоприобретатели существующего строя, возникает
подозрение — они не так невинны или благонамерен­
87


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

ны. Благонадежность реформаторов ставится под со­
мнение, выдвигаются предположения, что социальная
справедливость и иные цели, служащие оправданием
проводимой политике, есть не более чем дымовая заве­
са для сокрытия обыкновенных корыстных интересов.
Отсюда и такие фразы, как «благосостояние для бога­
чей», и иные афоризмы, например, те, что были про­
цитированы в начале главы из произведения Лампеду­
зы. Отнюдь не наивные и не исполненные иллюзиями
«прогрессивные» политики внезапно оказываются хи­
трыми махинаторами и мерзкими лицемерами.
Однако все не так однозначно. Тезис об извращении,
долго ассоциировавшийся с видением реформаторов
как заблуждающихся, но «благонамеренных» людей,
был загрязнен противоположным суждением, рас­
сматривающим политиков, как акторов, озабоченных
«поиском ренты», т.е. желанием ограбить (как сказал
бы Парето) своих сограждан посредством создания
монопольных позиций, позволяющих привлекать де­
нежные или иные блага43. В свою очередь, поборники
тезиса о тщетности, выводящие реформаторов на чи­
стую воду и показывающие их корыстную сущность,
зачастую продолжают ругать последних за излишнюю,
пусть и «благонамеренную», наивность.
Проблемы тезиса о тщетности

Независимо от того, являются ли поборники «про­
грессивных» курсов и программ наивными или ко­
рыстными, тезис о тщетности процветает за счет
«разоблачения», демонстрируя несовместимость про­
возглашенных целей (введение демократических ин­
ститутов или социальных программ) с действитель­
43 См.: Krueger А.О. The Political Economy of the Rent-Seek­
ing Society // American Economic Review. 1974. Vol. 64. No. 3.
P. 291-303; см. также: Buchanan J.M. et a l (eds.). Toward a
Theory of the Rent-Seeking Society. College Station: Texas A&M
University Press, 1980.
88


III. Т

ези с

о т щ е т н о с т и

ными практиками (сохраняющееся олигархическое
правление или массовая бедность). Проблема данного
тезиса заключается в том, что он слишком рано начи­
нает говорить о тщетности. Хватаются уже за первое
свидетельство того, что реформа не работает так, как
было анонсировано или задумано, что она блокирова­
на или искажена существующими структурами и ин­
тересами. Отсюда сразу же делают конечный вывод.
Возможность социального обучения и постепенного
проведения корректирующего курса даже не допу­
скается. В отличие от сознательных обществоведов,
общества и политики при таком описании полностью
лишаются способности самооценки; они наделяются
бесконечной способностью терпеть то, что обычно на­
зывают лицемерием, т.е. противоречие между провоз­
глашаемыми ценностями и актуальной практикой.
Таким образом, главное возражение против тезиса
о тщетности должно быть следующим: он не прини­
мает себя и свое собственное воздействие на события
с достаточной серьезностью. История, которую он
рассказывает о широкой и все увеличивающейся про­
пасти между провозглашаемыми целями и реальными
результатами, не может заканчиваться на этом месте.
По мере того как слушатели впитывают данную исто­
рию, она задает напряжение и динамику, которая ока­
зывается или самосбывающейся , или самоопровергающейся. Динамика оказывается самосбывающейся, если
утверждения о бессмысленности задуманных перемен
и реформ ослабляют сопротивление их дальнейшему
выхолащиванию и прямому саботированию. В этом
смысле Моска и Парето, высмеяв и дискредитировав
нарождавшиеся в Италии демократические инсти­
туты, внесли свой вклад в подъем в стране фашизма.
Динамика оказывается самоопровергающейся, если
напряжение, заданное тезисом о тщетности, приве­
дет к новым, более определенным и лучше информи­
рованным попыткам добиться реального изменения.
Таким образом, тезис о тщетности претерпевает при­
89


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

мечательную трансформацию: он становится особен­
но действенным, хотя его изначальный настрой — это
настрой холодного и саркастичного наблюдателя за
человеческим безумием и самообманом; какую бы ис­
тину данный тезис не выявлял, она оказывается эфе­
мерной, хотя его поборники были уверены, что их
прогнозы основаны на некоем неизменном «законе»
социального мира.
В силу своего презрительного отношения, в силу
своего стремления «вывести на чистую воду» «за­
думанные» реформы и прогресс как таковой, тезис о
тщетности однозначно принадлежит к консерватив­
ному лагерю. Это одно из принципиальных орудий в
реакционном арсенале. Однако, как уже можно было
заметить, у данного тезиса есть много общего с аргу­
ментами, рождающимися на другом конце политиче­
ского спектра. Совпадение радикальных и реакцион­
ных аргументов — это особая характеристика тезиса
о тщетности.
Если теоретики эффекта извращения относятся к
политическому, социальному и экономическому кур­
су, который они считают контрпродуктивным, со всей
серьезностью, то тезис о тщетности просто отметает
эти попытки что-либо изменить как неуместные, если
не сказать хуже. Существующий социальный порядок
словно знает, как воспроизводить самого себя; в про­
цессе он перемалывает или ассимилирует многочис­
ленные попытки перемен и прогресса. Именно в этой
точке аргумент демонстрирует поразительное сходство
с радикальным мышлением. Представители последне­
го нередко корили прогрессистов и реформаторов за
игнорирование базовых «структур» социальной систе­
мы, а также за подпитывание и распространение иллю­
зий о возможности внедрения того или иного «част­
ного» улучшения, например, более демократического
правления, всеобщего начального образования или не­
которых социальных программ, без предварительных
«фундаментальных» сдвигов в системе. Если какие-то
90


III. Т е з и с о т щ е т н о с т и

меры принимаются, то реакция обычно такова: суще­
ствовавшие до этого механизмы господства так и не
изменились — просто стало чуть сложнее вычленять
их подспудное функционирование, которое никуда
не исчезло, несмотря на перемены (или даже благода­
р я им). Тут часто используются такие метафоры, как
«маска», «вуаль», «покров», а радикальные социальные
аналитики, подобно своим двойникам консерваторам,
услужливо предлагают собственные услуги по срыва­
нию масок, сдергиванию вуали, устранению покровов.
Чего эти критики не могут понять, так это того, что
противоречие между заявленными целями социаль­
ных программ и их реальной действенностью гораздо
сложнее противоположности между масками и реаль­
ностью. Отношение, подразумеваемое этой избитой
метафорой, иногда может полностью меняться в со­
ответствии с диалектикой, которой так восторгают­
ся некоторые критики: так называемая маска может
выявлять реальность вместо того, чтобы скрывать ее.
Куда более подходящая метафора — она была предло­
жена Лешеком Колаковским — это метаформа туни­
ки Несса, кентавра из античной мифологии, которая
убивает того, кто надевает ее44. Осуждая разрыв между
заявленными политическими целями и реальностью,
наши консерваторы или радикальные критики, по
сути сами сплетают это одеяние. И даже хорошо, что
они не осознают этой своей роли; в противном случае
их критиканство утратило бы свою действенность.
Просто хочется однажды увидеть их чуть менее
запутавшимися в иллюзиях, чуть менее злыми, с на­
летом той самой наивности, в разоблачении которой
они столь поднаторели; хочется увидеть их открыты­
ми для неожиданного, для возможного...

44 См.: Hirschman A. Ideology: Mask or Nessus Shirt? // A. Eck­
stein (ed.). Comparison of Economic Systems. Berkeley: Univer­
sity of California Press, 1971. P. 295.
91


IV. Тезис об опасности
езисы об извращении и тезисы о тщетности, не­
смотря на все различия, имеют одну общую чер­
ту: они необычайно просты и прямолинейны. Этим,
конечно, отчасти объясняется их притягательность.
В обоих случаях утверждается, что действия, предпри­
нятые для достижения некоторой цели, так ничего и не
достигают. Либо ничего не происходит, либо действия
приводят к результату, прямо противоположному за­
думанному. Вообще-то даже удивительно, что мне
удалось набрать достаточно весомое количество реак­
ционных аргументов, подходящих под эти две крайно­
сти. Ведь есть еще и третий, гораздо более понятный
и умеренный способ выступить против перемен, ко­
торые, по причине их популярности в общественном
мнении, никто не рискует критиковать в открытую
(на мой взгляд, это отличительный признак «реакци­
онной» риторики). Упомянутый способ заключается в
указании на то, что предлагаемая перемена, пусть сама
по себе и желательная, подразумевает неприемлемые
издержки или же последствия того или иного рода.
Есть несколько общих способов утверждать нечто
подобное. Некоторые из них были умело спародиро­
ваны в начале XX столетия Ф.М. Корнфордом, извест­
ным исследователем из Кембриджского университета,
в брошюре «Microcosmographia Academica»1*. Пред-

Т

'* Впервые опубликованная в 1908 г., эта работа приобрела
большую популярность в английских университетских кругах
и часто переиздавалась. Когда на лекциях я излагал некото­
рые фрагменты своей книги, меня постоянно отсылали к эссе
Корнфорда — это были те мои слушатели, которые прошли
Оксфорд. Я благодарен этим слушателям. Особую же благодар­
ность хочется выразить Джону Эллиоту, который одолжил мне
экземпляр второго издания (Cornford F.M. Microcosmographia
Academica. Cambridge: Bowes & Bowes, 1922). Корнфорд был
чуть ли не единственным исследователем консерватизма, кто

92


IV. Т

езис

об

о п а с н о с ти

ставляя свое эссе как «Пособие для молодых академи­
ческих политиков», Корнфорд предлагает несколько
советов о том, как лучше всего приобретать друзей и
оказывать влияние, одновременно и противодействуя
любым переменам в академических процедурах, и
выказывая «принципиальное» согласие с реформато­
рами. В процессе изложения Корнфорд выделяет два
«политических аргумента»: принцип «дальше — боль­
ше» и принцип опасного прецедента. Вот его причуд­
ливые определения:
Принцип «дальше — больше» гласит — не следует по­
ступать справедливо сегодня, так как это приведет к за­
вышенным ожиданиям того, что в будущем вы поведете
себя еще более справедливо — эти ожидания вы уже,
боюсь, не сможете удовлетворить... Принцип опасного
прецедента гласит — не следует принимать одобренного
всеми правильного решения по той причине, что в буду­
щем у вас может не хватить мужества принять такое же
решение в другой ситуации, которая, предположим, будет
напоминать предыдущую, но, по сути, сильно от нее от­
личаться (р. 30-31)2*.

разделял мой интерес к риторике противостояния реформе, а
не основополагающей философии или мировоззрению. Но в
отличие от него, я убежден, что этот предмет заслуживает не
только шуточного рассмотрения.
Более ранняя и менее сосредоточенная попытка свести
воедино аргументы против реформ или перемен была пред­
принята Иеремией Бентамом в его «Руководстве по полити­
ческим заблуждениям», впервые опубликованном во фран­
цузском переводе в 1816 г., а затем по-английски в 1824 г.
и снова в 1952 г.: Bentham /. Handbook of Political Fallacies.
Baltimore: Johns Hopkins Press, 1952. Однако Бентама куда
больше интересовало опровержение тех аргументов, кото­
рые ему удалось насобирать за долгие годы, чем изучение их
формальных особенностей.
2* Корнфорд кратко упоминает еще одно распространенное
основание для противостояния реформе: реформа, пусть
она права и справедлива, все же не должна быть принята,
так как «время еще не пришло». Этот аргумент был им тро­
гательно назван Принцип не пришедшего времени (р. 32).

93


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

В реальности оба принципа тесно связаны. Те, кто
избирают данный вид аргументации, вовсе не утверж­
дают, что предложенная реформа сама по себе являет­
ся ложной; скорее они утверждают, что она приведет
к последовательности неприятных событий, отсюда
следует, что движение в предложенном (в принципе,
справедливом и правильном) направлении опасно,
опрометчиво и нежелательно. Принцип «дальше —
больше», обыгранный Корнфордом, прослеживается в
целом ряде иных связанных метафор: предложенный
шаг есть лишь «первый шаг» или «вершина айсберга».
Также по делу и без дела используется близкое по смыс­
лу выражение «скользкий путь». Богатство метафор
свидетельствует о популярности критики действия на
том основании, что оно — при всей его бесспорной не­
обходимости — будет иметь дурные последствия.
Какими бы проницательными ни были катего­
рии Корнфорда, далее я буду исследовать несколько
иную форму аргумента, вытекающую из структу­
ры того исторического материала, с которым я имею
дело. Как мы знаем, Т.Х. Маршалл использовал инте­
ресующий меня материал для того, чтобы выстроить
поучительную историю прогрессивного расширения
гражданских прав на протяжении последних двух или
трех столетий — от гражданско-правового измере­
ния прав к политическому и, наконец, к социальноэкономическому. Но данная история постепенного и
нарастающего прогресса просто провоцирует крити­
ку и опровержение на том основании, что переход от
одной стадии к другой вовсе не так гладок. Как неред­
ко утверждается, прогресс в человеческих обществах
столь проблематичен, потому что предлагаемое «дви­
жение вперед» наносит ущерб одному или нескольким
прежним завоеваниям.
Это очень мощный аргумент против любой новой
реформы. Когда некая мера признается желатель­
ной, достаточно трудно подвергать ее убедительной
критике, утверждая, что издержки или побочные по­
94


IV. Т

езис

об

о п а с н о с ти

следствия будут превосходить ожидаемые выгоды.
Подобное суждение подразумевает в высшей степени
субъективное сравнение разнородных преимуществ и
недостатков. Но если удастся показать, что две рефор­
мы являются взаимоисключающими, что старая ре­
форма окажется под угрозой в случае осуществления
новой, то тогда появится прочная основа для срав­
нений и можно будет начать рассуждать о «сторонах
прогресса»: есть ли смысл жертвовать одной стороной
прогресса ради другой? Более того, благодаря тако­
му аргументу реакционеру вновь удается предстать в
одеяниях сторонника прогресса: он говорит о жела­
тельности всех сторон прогресса, но затем указывает
на то, что новая реформа, если ее провести, поставит
под угрозу столь ценимую недавно проведенную ста­
рую реформу. Прежние завоевания и достижения не
следует считать чем-то само собой разумеющимся,
а новая политика может подвергнуть их опасности.
Этот аргумент мы назовем тезисом об опасности ; тут
потребуется более сложное и исторически более глу­
бокое рассмотрение, чем в случае с первыми двумя
аргументами.
Согласно троичной схеме Маршалла, гражданские,
политические и социально-экономические измерения
гражданства возникали последовательно на протяже­
нии последних трех столетий. В той степени, в какой
данная конструкция ухватывает историческую реаль­
ность, нам следует ожидать, что и различные вариации
тезиса об опасности также выходили на сцену истории
по мере постепенного движения вперед. Например,
прекрасная возможность воспользоваться данным те­
зисом была в XIX в., когда в тех странах, в которых уже
достаточно крепко утвердились гражданские права и
свободы, появились предложения расширить избира­
тельное право и демократическое правление. Против­
ники подобного развития событий могли начать раз­
говоры о том, что уже завоеванные права и свободы
будут утрачены в результате предлагаемого продви­
95


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

жения демократии. Затем, когда были приняты меры
по социальной защите и связанные с ними социаль­
ные законы, противники данных мер вновь имели все
основания выдвинуть свой двусмысленный аргумент.
Как будут утверждать критики, государство всеобще­
го благосостояния поставит под угрозу прежние до­
стижения, касающиеся индивидуальных прав (первое
измерение гражданства по Маршаллу). Кроме того,
будут попытки доказать, что социальное государство
представляет угрозу для демократического правления
(второе измерение гражданства по Маршаллу). Неред­
ко оба аргумента будут сочетаться.
Таким образом, схема Маршалла позволяет выдви­
нуть против себя две вариации на тему тезиса об опас­
ности.
1. Демократия угрожает свободе.
2. Государство всеобщего благосостояния угрожает
свободе или демократии (или и тому, и другому).
Оба тезиса действительно выдвигались, в этом
смысле есть все основания говорить об исторической
правдоподобности и полезности схемы Маршалла. Од­
нако, и это вполне закономерно, в некоторых странах
данные тезисы будут особенно распространены. При­
чина проста — схема Маршалла опиралась на историю
Великобритании, и потому она не так хорошо ложится
на те контексты, где переход от гражданско-правового
к социоэкономическому измерению был менее по­
следователен, стабилен и «упорядочен». Тем не менее
получающиеся в результате разновидности тезиса об
опасности будут сами по себе очень поучительными.
Наше исследование не только подтвердит продол­
жающуюся полезность схемы Маршалла и в иных
контекстах, но также поставит под вопрос ее просто­
ту. Маршалл не упомянул о мощных «реакционных»
волнах, которые прокатывались одна за другой, чтобы
заблокировать и даже повернуть вспять каждое по­
следовательное расширение измерений гражданства.
Он также проигнорировал тот факт, что данные из­
96


IV. Т

ези с

об

о п а с н о с ти

мерения по целому ряду пунктов могут вступать в
противоречия друг с другом. Тот исторический путь,
который он изобразил, был сугубо органическим —
одно измерение гражданства или прогресса следует
за другим, не создавая никаких проблем в плане со­
гласования с предыдущим этапом. В той мере, в какой
реакционный дискурс, основанный на тезисе об опас­
ности, действительно выявляет некоторые реальные
проблемы, наше исследование послужит корректиру­
ющим дополнением к оптимизму Маршалла и укажет
на те дилеммы и конфликты, которые могли быть или
даже остаются вполне реальными.
ДЕМОКРАТИЯ КАК УГРОЗА СВОБОДЕ
Нет ничего нового в том, чтобы ставить под сомне­
ние совместимость демократии, т.е. прогресса в по­
литическом участии посредством всеобщего избира­
тельного права, с сохранением индивидуальных прав,
т.е. знаменитых «естественных прав на жизнь, свобо­
ду и собственность» XVIII в. Разделение, проведенное
Т.Х. Маршаллом между гражданскими и политически­
ми аспектами гражданства, имеет родство с целым ря­
дом иных дихотомий, которые, в отличие от Маршалла,
долгое время рассматривались в антагонистических
терминах. Во-первых, существует разграничение меж­
ду свободой и равенством; оно очень напоминает пару
Маршалла, если свободу понимать как гарантирован­
ность для каждого гражданина его «естественных
прав», а равенство — как то, что реализуется посред­
ством института всеобщего избирательного права.
Хотя это и очень узкая трактовка понятия равенства,
ее потенциал для начала конфликта с либеральной сво­
бодой достаточно велик и еще больше возрастает, если
равенству придать более широкую трактовку. Со вре­
мен Французской революции, обещавшей реализовать
как свободу, так и равенство, и еще больше с тех пор,
как данный вопрос был поднят Токвилем в его рабо­
97


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

те «Демократия в Америке», проблема конфликтных
взаимоотношений между двумя устремлениями была
достаточно подробно описана.
Во-вторых, концепт свободы сам по себе оказался
столь богатым (и двусмысленным), что в нем умести­
лись разнородные и антагонистические смыслы. В ка­
честве заслуживающего внимания примера этого мо­
жет служить инаугурационная лекция Исайи Берлина
1958 г. в Оксфорде: «Два понимания свободы», в кото­
рой он противопоставил свободу «негативную» и сво­
боду «позитивную»3. Негативная свобода была опре­
делена им как «свобода индивида от» определенных
вмешательств со стороны других индивидов, а также
властей; позитивная же свобода — это «свобода для»
практики традиционных республиканских доброде­
телей посредством участия в общественных делах, а
также в политической жизни сообщества. Есть очень
четкие пересечения между концепциями Берлина и
Маршалла: гражданско-правовое измерение граж­
данства имеет много общего с негативной свободой,
а политическое измерение гражданства — со свобо­
дой позитивной. Взаимосвязь, равно как и возможные
конфликты между позитивной и негативной свободой
стали темой для оживленных дискуссий среди полити­
ческих философов4.
Еще одно известное деление понятия свободы
было сделано гораздо ранее (в 1819 г.) Бенджамином
Констаном: он выделил свободу у древних и свободу
у современных людей5. Согласно Констану, свобода у
3 Берлин И. Два понимания свободы // Берлин И. Филосо­
фия свободы. Европа. М.: Новое литературное обозрение,
2001. С. 122-185. Берлин не упоминает ни Т.Х. Маршалла, ни
Бенджамина Констана.
4 См.: Skinner Q. The Paradoxes of Political Liberty 11 The Tanner
Lectures on Human Values. Vol. 7. Salt Lake City: University of
Utah Press, 1986. P. 227-250. Эта замечательная работа содер­
жит исчерпывающую библиографию о проблеме.
5 Констан Б. О свободе у древних в ее сравнении со сво­
бодой у современных людей // Полис. 1993. № 2. С. 97-106.

98


IV . Т

езис

об

оп а с н о с ти

древних была активным участием граждан греческого
полиса в общественных делах, свобода же современ­
ных, наоборот, была правом граждан на достаточное
частное пространство, внутри которого они могли бы
практиковать религию и заниматься своими мысля­
ми, делами и коммерческими вопросами. Параллели
с политическим и гражданским измерением свободы
у Маршалла опять налицо. Однако Констан рассмат­
ривал выделяемые им типы свободы как до опреде­
ленной степени взаимоисключающие: лишь поэтому
он мог критиковать Руссо (а также революционеровякобинцев, на которых оказала влияния мысль Руссо)
за то, что тот взял за основу свободу древних и пресле­
довал тем самым анахронический и утопический иде­
ал, что имело самые катастрофические последствия.
Краткий обзор дихотомий, связанных с проведен­
ным Маршаллом разграничением гражданских (civil)
и политических компонентов гражданства, позволяет
нам сделать вывод о богатстве и сложности той темы,
которую мы собираемся рассматривать. Все это лишь
подтверждает гипотезу о том, что для рассмотрения
тезиса об опасности нам предстоит провести большое
отсеивание материала.
В силу обширности предмета я ограничу себя рас­
смотрением нескольких важных случаев, когда тезис
об опасности в особом историческом контексте вы­
ходил на первый план. Другими словами, вместо того,
чтобы заниматься общим обсуждением сравнитель­
Констановское разграничение двух понятий свободы восхо­
дит к мадам да Сталь, Эммануэлю Сийесу и даже Руссо. См.:
Gauchet М. Madame de Stael 11 Furet F., Ozouf M. Dictionnaire
critique de la Revolution Fran<;aise. Paris: Flammarion, 1988.
P. 1057.0 Сийесе см.: Pasquino P. Emmanuel Sieyes, Benjamin
Constant et le ‘gouvernement des Modernes 11 Revue franchise
de Science Politique. 1987. Vol. 37. April. P. 214-228. Руссо,
которого Констан критикует за игнорирование подобного
разграничения, прекрасно знал о его существовании (на­
пример, в «Письмах с горы», о чем говорится в моей работе:
Hirschman A. Shifting Involvements. Princeton: Princeton Uni­
versity Press, 1982. P. 98).
99


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

ных достоинств и перспектив сосуществования де­
мократии и свободы, я попытаюсь показать, как дви­
жение к демократии встречало противодействие, как
предостерегали или сетовали на его опасность из-за
того, что оно якобы ставило под угрозу «свободу» в
различных ее проявлениях.
Показательный пример полноценного использова­
ния тезиса об опасности — это Великобритания XIX в.
В самом конце наполеоновских войн то была страна с
долгой традицией свобод, успешно отвоеванных и за­
крепленных целым рядом документов из разных сто­
летий — Великая хартия, habeas corpus, Билль о правах,
право петиции, свобода прессы и т.д.; с другой сторо­
ны, в стране существовали сильные традиции правле­
ния дворянского сословия. Затем в 1830-х и 1860-х го­
дах в парламенте, публичном пространстве и иногда на
улицах развернулись длительные и яростные баталии
вокруг вопроса о расширении избирательных прав,
которые завершились принятием двух Актов — 1832
и 1867 гг. Так как данные споры шли на фоне устояв­
шихся и высоко ценимых свобод, тезис об опасности
оказался главных среди тех аргументов, которые вы­
двигали оппоненты реформ, как при принятии перво­
го Акта, так и при принятии второго.
Англия: Великие билли о реформах 1832 и 1867 гг.

В 1832 г. Билль о реформе постановил расширить
право голоса на всех мужчин-домовладельцев, живу­
щих в городских зданиях и уплачивающих ежегодный
налог в размере 10 фунтов стерлингов и выше. Эти и
иные положения исключали 90% взрослого мужского
населения, но до голосования впервые допускались
промышленные, коммерческие и профессиональные
элиты. Новый денежный стандарт также ввел универ­
сальный критерий, который пришел на смену тради­
ционной системе, основанной на семье, клане и древ­
них, зачастую причудливых обычаях.
100


IV. Т

ези с

об

о п а с н о с ти

В принятии Билля о реформе самым примечатель­
ным было то, что аристократические виги и их союз­
ники по вопросу дальнейшего расширения права го­
лоса на «массы» были настроены не менее враждебно,
чем упертые тори, противодействовавшие нововведе­
нию. Обе группы считали подобную перспективу кош­
маром: она грозила «демократией», понятием, которое
широко использовали как жупел вместо прогрессивно
звучащего понятия «всеобщее избирательное право».
В своей классической монографии 1914 г. о Билле о ре­
форме 1832 г. Дж.Р.М. Батлер отмечал:
С лово «демократия» в 1831 г. вы зы вало те ж е ассоциации,
что и слово «социализм» сегодня. О но означало нечто
уж асное, что м ож ет «прийти» и долж но «прийти», если р е­
спектабельны е классы не сплотятся вм есте... это бы ло не­
что ассоциирую щ ееся с всепроникаю щ им и катаклизмами.
Если придет дем ократия, то исчезнут короли и лорды, а от
всех стары х землевладельцев не останется и следа6.

Использованию обобщенного тезиса об опасно­
сти способствовал «культ британской конституции»,
распространившийся в Англии в XVIII в.7 Революци­
онные волнения во Франции, а также сочинения Эд­
мунда Берка значительно усилили этот культ. Один из
принципиальных элементов этого культа заключался в
прославлении деликатного баланса, установившегося
в Англии между королевской властью, аристократией
и демократией. Противники Билля о реформе утверж­
дали, что расширение избирательных прав уничтожит
этот баланс. Утверждалось, что раз «Конституция» не
была создана человеческим разумом, то люди не мо­
гут ни ставить ее под сомнение, ни менять ее, иначе
те привилегии свободы, которыми пользуется ан­
глийский народ, попросту исчезнут. Многие памфле­
ты, направленные против реформы, были наполнены
6Butler J.R.M. The Passing of the Great Reform Bill. N. Y.: Augus­
tus M. Kelley, 1965. P. 240-241.
7 Ibid. P. 237.
101


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

нотками самовоспевания. В одном из них, например,
цитировалась речь красноречивого и либерального
Джорджа Каннинга (произнесенная на некоем меро­
приятии, хотя сам он умер в 1827 г.):
Так будем же с трепетом относиться к тем преимуще­
ствам, которыми нам посчастливилось наслаждаться.
Будем охранять с набожной благодарностью пламя ис­
тинной свободы, которое изливается с небес и которое
хранится в священном хранилище, называемом нашей
Конституцией; не будем посягать на ее чистоту и не бу­
дем подвергаться риску ее утраты, преследуя призрачную
цель сделать ее еще более насыщенной и лучезарной8.

Учитывая, что виги и прочие сторонники Билля о
реформе в Палате общин придерживались подобных
взглядов, учитывая и то, что им не было чуждо общее
для «образованного класса» отвращение к любому
значимому расширению избирательного права, един­
ственным способом оправдания реформы было убеж­
дение в том, что оговоренные условия предоставления
права голоса есть неизменные столпы конституцион­
ного порядка. Уже на последних этапах дискуссии лорд
Джон Рассел сделал «заявление, которое вскоре ста­
ло знаменитым, о том, что министры считают Билль
“крайней” мерой»9. Пару лет спустя современный обо­
зреватель (Фрэнсис Плейс) саркастически подметил:
Лорд Грей и его коллеги ...каким-то непостижимым об­
разом смогли убедить себя в том, что реформа Палаты об­
щин может быть и — как они полагали — будет «крайней
мерой»10.

Странный самообман сторонников Билля отчасти
может быть объяснен тем денежным критерием, не­
обходимым для получения права голоса, за который
8 Цит. по: The Real Character and Tendency of the Proposed Re­
form. L.: Roake & Varty, 1831. P. 21.
9 Briggs A. The Age of Improvement. L.: Longmans, Green, 1959.
P. 258.
10 Цит. no: Butler /.R.M. The Passing of the Great Reform Bill.
P. 257.
102


IV. Т

ези с

об

о п а с н о с ти

они уцепились. Цифра в 10 фунтов стерлингов для до­
мовладельцев по сравнению с иными цифрами была
«выдающейся из общего ряда или просто заметной»,
она вполне сходила за линию, которую ни в коем слу­
чае нельзя было переступать в случае дальнейшей экс­
пансии «демократии»11. Разве не могла эта цифра со
временем обрести тот же ореол, что и другие элементы
столь чтимой британской конституции?
Судьба, конечно, распорядилась иначе. Тридцать
пять лет спустя, в 1867 г., после многих месяцев острых
дискуссий и целого ряда сомнительных преобразова­
ний Палата общин приняла второй закон о реформе,
который стал следующим решающим шагом по на­
правлению к столь пугающей «демократии». Отныне
право голоса распространялось на всех мужчин из
среднего класса, а также на часть рабочих, так как право
предоставлялось всем горожанам, прожившим в горо­
де год или больше. Для квартирантов и сельских жите­
лей сохранялись значительные денежные требования.
При этом Дизраэли продолжал настаивать, что Билль
станет «форпостом, защищающим от демократии»12.
Однако ни он, ни его сторонники не утверждали, что
сохраняющиеся ограничения будут «вечными»; наобо­
рот, консервативный лорд Дерби в своей знаменитой
речи как раз перед решающим голосованием открыто
признавался в том, что, голосуя за закон, парламент и
страна совершают «прыжок в темноту»13.
В то время как риторика сторонников реформы
развивалась в этом направлении, риторика оппонен­
тов по-прежнему оставалась привязанной к тезису об
11Шеллинг Т. Стратегия конфликта. М.: ИРИСЭН, 2007. С. 78.
12Smith F.B. The Making of the Second Reform Bill. Cambridge:
Cambridge University Press, 1966. P. 233.
13Cm.: Briggs A. The Age of Improvement P. 513. Последняя гла­
ва, посвященная Биллю о реформе 1867 г., называется «Пры­
жок в темноту». Это выражение восходит к одной из речей
Маколея в поддержку реформы 1832 г., но знаменитым оно
стало благодаря лорду Дерби, употребившему его в 1867 г.
См.: Himmelfarb G. Victorian Minds. N. Y.: Knopf, 1968. P. 383.
103


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

опасности. Использование аргумента становилось все
более частым по мере того, как демократизация на про­
тяжении последней трети столетия набирала обороты,
пока, наконец, не стало ясно, что распространение
права голоса на все население вовсе не будет фаталь­
ным для «древних свобод» Англии. В нижней палате
основным врагом законодательства был Роберт Лоуи,
либеральный политик, который с отличием служил в
администрации Австралии и который обрел влияние
благодаря своим частым передовым статьям в газете
Times. Порывая с лидерами вигов, он раскритиковал
некоторые отрывки из Акта о реформе в ряде нашу­
мевших речей. Самой красноречивой следует считать
ту, что была произнесена 26 апреля 1866 г. Ее концовка
звучит следующим образом:
Господа, я рассказал Вам о том, что считаю естественны ­
м и следствиями той меры, которая ...п р о с то о бречен а...
у ничтож ить один за другим те институты , которы е гаран­
ти р о вал и Англии счастье и процветание, недоступное ни
одной другой стране ни в какой перспективе. Н е каж ется
ли Вам, что героический труд многих столетий, что дости ­
ж ен и я столь многих ум ны х голов и сильны х рук, засл уж и ­
ваю т гораздо более благородной участи, неж ели принесе­
ние в ж ертву на алтарь револю ционной страсти или ж е
сентим ентального энтузиазм а человечества? Н о если нам
суж дено пасть, то мы падем достойно. Не принуж денны е
ни внеш ним врагом, ни внутренней катастроф ой, в пол­
ном расцвете богатства и си ян и и избы точного п роц вета­
ния мы близки к тому, чтобы своим и собственны м и б ез­
рассудны м и и опром етчи вы м и руками обруш ить н а наш и
головы освящ енны й векам и храм свободы и славы 14.

Подобный эмоциональный всплеск напоминает зна­
менитый плач мадам Роланд: «О, свобода! Сколь мно­
гие преступления совершаются от твоего имени!» Для
того чтобы превратиться в комментарий к речи Лоуи
и к целому ряду схожих тезисов об опасности, данная
фраза должна быть немного подправлена: «О, свобода!
14Lowe R. Speeches and Letters on Reform. L., 1867. P. 170.
104


IV. Т е з и с о б о п а с н о с т и

Сколь многие реформы подвергаются поруганию от
твоего имени!»
Лирические воззвания Лоуи к свободе, сданной во
имя расширения избирательных прав, вполне подхо­
дили к финальному аккорду речи, но в основном тексте
его речи можно найти несколько более подробные раз­
мышления о том, какой именно вред воспоследует из
предлагаемого законодательства. Основной тезис вовсе
не является неожиданным: распространение права го­
лоса на рабочий класс и нищих, как считалось, логиче­
ски должно было привести к тому, что большинство в
парламенте и правительство примут меры для конфис­
кации имущества у богатых — напрямую или посред­
ством грабительского налога. Тем самым окажется нару­
шенной базовая свобода — право владеть имуществом
и накапливать его. Лоуи откровенен в этом вопросе:
Я либерал... и я считаю величайшей опасностью.., пред­
ложение. .. забрать власть у собственности и разума и пе­
редать ее в руки тех, чья жизнь посвящена непрестанной
борьбе за существование15.

В другом месте Лоуи умело использует авторитет
Маколея, который был одним из творцов и пылких
адвокатов Билля о реформе 1832 г., но который резко
возражал против всеобщего избирательного права на
том основании, что оно, по его мнению, просто обязано
было привести к «ограблению» богатых. В своем знаме­
нитом письме к американскому корреспонденту Мако­
лей написал: «Я уже давно убежден в том, что сугубо де­
мократические институты рано или поздно уничтожат
или свободу, или цивилизацию, или и то, и другое»16.
Данный аргумент был двояким: ограбление богатых,
15Lowe R. Speeches and Letters on Reform. P. 61.
16 Pinney T. (ed.). The Letters of Thomas Babbington Macaulay.
Vol. 6. Cambridge: Cambridge University Press, 1981. P. 94.
В этом письме Маколей предвосхищает тезис о фронтире
Фредерика Джексона Тернера, согласно которому система
американских фронтиров служит предохранительным кла­
паном для социальных конфликтов.
105


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

вытекающее из всеобщего избирательного права, само
по себе станет посягательством на базовую свободу —
свободу владеть собственностью; более того, попытка
ограбить богатых скорее всего приведет к военному
вмешательству или к диктаторскому правлению, след­
ствием чего будет гибель свободы. В подтверждение
последнего утверждения Маколей указывал на то, что
введение всеобщего избирательного права во Франции
после революции 1848 г. вскоре привело к установле­
нию режима Луи Наполеона с его «деспотизмом, пу­
стыми трибунами и порабощенной прессой»17.
Помимо тревоги относительно прав собственности,
главным возражением против «демократии» в целом
и против реформы избирательной системы в част­
ности стал страх за стабильность парламентских ин­
ститутов Англии, а также за сохранение гражданских
свобод. Тот факт, что беспокойство противников ре­
формы 1832 г. оказалось, что показали последующие
десятилетия, безосновательным, не отвратило консер­
вативных мыслителей от тезиса о том, что, несмотря
на спокойную обстановку всех прошедших лет, новая
реформа будет иметь просто катастрофические по­
следствия. Историк УЭ.Х. Леки сделал еще один шаг и
в 1890-х годах нарисовал «золотой век», наступивший
в эпоху между двумя реформами. Этот век пролетел
для Англии незаметно, и собственно, она сама по глу­
пости его и прервала: «Мне кажется, что мир не знал
лучшей Конституции, чем та, что существовала в Анг­
лии между реформой 1832 г. и реформой 1867 г.»18
Враждебное отношение к избирательному праву на
том основании, что оно поставит под угрозу доброде­
тельное правление и «свободу», разделялось в послед­
ние десятилетия XIX в. и иными консервативными
мыслителями, например, Джеймсом Фитцджеймсом
17 Pinney Т. (ed.). The Letters of Thomas Babbington Macaulay.
Vol. 6.
18 Lecky W.E.H. Democracy and Liberty. Vol. 1. L.: Longmans,
1896. P. 18.
106


IV. Т

ези с

об

о п а с н о с ти

Стивеном, сэром Генри Мейном, а также Гербертом
Спенсером. Их взгляды повторяли друг друга, и было
бы крайне утомительно подробно на них останавли­
ваться. Большая часть их аргументов была изложена
Робертом Лоуи в процессе жарких споров вокруг вто­
рого Билля о реформе. Создав целую палитру тезисов
об опасности, Лоуи утверждал, что «демократия» под­
рывает институты посредничества, что она угрожает
независимости судебной системы и что она увеличи­
вает риски военных конфликтов19.
Особенно интересное обличие тезиса об опасно­
сти — это его применение в экономической сфере. Од­
ним из основным противников Лоуи в Палате общин
был либерал Джон Брайт, который за двадцать лет до
этого во время отмены хлебных законов познал свой
величайший триумф и который ныне был на самом
переднем крае борьбы за расширение избирательного
права. По ходу своей речи от 26 апреля 1866 г. Лоуи на­
помнил Брайту об опасности, которой будут подверг­
нуты прежние завоевания в области свободы торговли
после того, как право голоса будет предоставлено так
называемым массам: «Посмотрите на свободу торгов­
ли. Если у нас и есть какая-то жемчужина, то это наша
политика свободной торговли. Она все для нас. А как
демократии смотрят на свободу торговли?»20 Далее сле­
дует детальное описание протекционистской политики,
принятой во всех странах с всеобщим избирательным
правом: начиная с Канады, Виктории и Нового Южно­
го Уэльса в Австралии и заканчивая Америкой, которая
просто «перещеголяла всех в этом отношении».
Данная конкретная разновидность тезиса об опасно­
сти — демократия поставит экономический прогресс под
угрозу — получила позднее куда более детальное разви­
тие у сэра Генри Мейна в его воинственно антидемокра­
тической работе «Народное правительство» (1886):
19Lowe R. Speeches and Letters on Reform. P. 158,161,147ff.
20 Ibid. P. 149.
107


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

Пусть каждый [достаточно образованный человек] поду­
мает об эпохах великих научных открытий и обществен­
ных изменений, которые мы наблюдали в последние два
столетия, и пусть он задумается о том, чтобы случилось,
если бы в те годы существовало всеобщее избирательное
право. Всеобщее избирательное право, которое сегодня
лишило Соединенные Штаты свободной торговли, без
всяких сомнений, запретило бы прядильный и ткацкий
станок новой конструкции; оно бы наложило запрет и на
молотилку21.

Мейн настолько обожал данный аргумент, что он
украсил им и другое свое эссе из рассматриваемой
книги:
Все, что сделало Англию знаменитой, все, что сделало
Англию богатой, было результатом работы меньшинств,
иногда совсем крошечных. Для меня очевидно — если бы
последние четыре столетия у нас существовало широко
распространенное избирательное право, то у нас не было
бы ни Реформации , ни смены династии , ни терпимости
к инакомыслию, ни даже точного календаря. Молотилка ,
ткацкий и прядильный станок , а также, возможно, паро­
вой двигатель были бы запрещены. Даже сегодня поста­

новления о вакцинации находятся в опасности. Можно
сказать, что постепенное проникновение масс во власть
есть самый худший знак для любого законодательства,
основанного на научном мнении22.

Как это ни странно, но схожий аргумент был исполь­
зован почти десять лет спустя и другим уже известным
нам антидемократическим аналитиком. Я имею в виду
Густава Лебона:
Если бы демократия обладала таким же могуществом,
как теперь, в ту эпоху, когда было изобретено машинное
производство, пар и железные дороги, то реализация
этих изобретений была бы невозможна, или же она осу­
ществилась бы ценой повторных революций и побоищ.
21 Maine Н. Popular Government: Four Essays. N. Y.: Henry Holt,
1886. P. 35-36.
22 Ibid. P. 97-98. Курсив мой.
108


IV. Т е з и с о б о п а с н о с т и

Большое счастье для прогресса цивилизации, что власть
толпы начала нарождаться уже тогда, когда были совер­
шены великие открытия в промышленности и науке23.

Среди позитивных аспектов опыта XIX в. экономи­
ческий прогресс и целый ряд технических инноваций,
несомненно, были самыми важными. К середине сто­
летия мир и каждодневное существование были за­
метно преображены железной дорогой и иными нов­
шествами. Те, кто искал действенные доводы против
предложений по социальному и политическому ре­
формированию, просто не могли избавиться от иску­
шения заявить о том, что подобные реформы поставят
под угрозу дальнейший технический прогресс. В от­
личие от случая со «свободой», утверждать, что «де­
мократия» уничтожит уже имеющиеся технические
новшества, было достаточно трудно. Поэтому тезис об
опасности принял несколько иную форму: после вве­
дения всеобщего избирательного права не будет боль­
ше никакого технического прогресса. Как Мейн, так и
Лебон независимо друг от друга выдвинули данный
тезис в два последние десятилетия XIX в. Сходство тут
очень значимо, оно подтверждает настоятельную нуж­
ду приводить одну и ту же аргументацию (хотя сами
аргументы были очевидно абсурдными, это выясни­
лось почти сразу же).
Принятие Билля о реформе 1867 г. было экстраорди­
нарным подвигом того,что я называю reformmongering,
в этом смысле была превзойдена даже реформа изби­
рательной системы 1832 г.24* В биографии Гладстона
Джон Морли назвал данное событие «одним из наи­
более любопытных в истории парламентаризма на­
23Лебон Г. Психология толпы. С. 152.
24* Термин reformmongering был введен мной в работе: Hirsch­
man A. Journey Toward Progress. N. Y.: Twentieth Century Fund,
1963. Им обозначались процессы социальных изменений,
занимающие промежуточное положение между привычны­
ми дихотомическими образами «мирной реформы» и «на­
сильственной революции».
Ю9


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

шей страны»25. Главный парадокс заключался в том,
что Билль был принят благодаря усилиям только что
сформированного консервативного правительства
под руководством лорда Дерби и Дизраэли, а вовсе
не либералов Гладстона, которые изначально предла­
гали гораздо более скромную реформу. Если консер­
ваторы все же возглавили движение за реформу, то,
значит, многие из них уже не верили в пророчества в
духе тезиса об опасности, которые озвучивал Роберт
Лоуи и его единомышленники, о дурных последствиях
предоставления права голоса значимой части низше­
го и среднего класса. Собственно, сам Лоуи тут и там
говорил о том, что именно либеральное большинство
Палаты общин, а вовсе не свобода, больше всего по­
страдает в случае принятия закона. Обращаясь к ли­
бералам, он предупреждал, что «огромное множество
этих новых избирателей придерживаются консерва­
тивных мнений. Я полагаю, что выборы в правитель­
ство лишат мандатов ряд достойных джентльменов
из лагеря либералов, и одновременно то же число
джентльменов пополнит консервативный лагерь па­
латы»26. После принятия реформы это было одним из
объяснений той роли, которую в данном процессе сы­
грали консерваторы:
Фантом консервативной демократии казался реально­
стью многим независимым и умным мужам. Смутные
идеи о том, что бедняки куда лучше поддаются управле­
нию со стороны богатых, ...что простой люд окажется
более восприимчивым к традиционным настроениям,
...все эти аргументы... стали твердым убеждением мно­
гих представителей консервативной партии27.

Именно на этих основаниях Моска чуть позднее
выступал против расширения избирательного права
25 Цит. по: Himmelfarb G. Victorian Minds. P. 334.
26Lowe R. Speeches and Letters on Reform. P. 76.
27 Quarterly Review. 1869. No. 127. P. 541-542; цит. no: Himmel­
farb G. Victorian Minds. P. 357-358.
110


IV . Т

ези с

об

о п а с н о с ти

в Италии: как мы видели, он утверждал, что отмена те­
ста на грамотность даст право голоса сельским массам
с юга, голоса этих людей будут или куплены, или еще
как-то заполучены полуфеодалами тех мест. Таким
образом, расширение избирательного права усилит
власть правящих групп.
Условия Англии второй половины XIX в. сильно
отличались от условий экономически и политически
отсталого юга Италии. Именно потому, что индиви­
дуальные свободы уже давно укоренились, а массы
мыслились «почтительными» и «глупыми» (как любил
повторять Уолтер Бейджхот), опасности, о которых го­
ворил Лоуи, никто не воспринимал всерьез. Как было
отмечено в предыдущей главе, даже такие консерва­
торы, как Джеймс Фитцджеймс Стивен, критиковали
идею расширения избирательного права именно в
русле тезиса о тщетности, а вовсе не извращения или
опасности.
Более того, апелляция к опасностям для свободы, о
которых говорили противники реформ, вполне могла
быть нейтрализована иными гипотетическими опас­
ностями, упоминаемыми сторонниками Билля. Один
из «прогрессивных» аргументов выглядел так: в от­
сутствии реформ массы станут прибегать к тем дей­
ствиям, которые окажутся еще более опасными для
общества, чем выборы. Этот важный аргумент был
приведен Лесли Стивеном, братом либерала Джейм­
са Фитцджеймса Стивена, который уже цитировал­
ся как выразитель тезиса о тщетности. Лесли Стивен
утверждал, что голосование — это средство направить
волнение народа в сравнительно безвредное русло и
делегитимировать наиболее опасные формы народ­
ного протеста вроде забастовок и мятежей28. Согласно
этому аргументу именно провал в принятии Билля, а
вовсе не его реализация, таит в себе опасности для за­
кона, порядка и свободы.
28 Guttsman W.L. (ed.). A Plea for Democracy. P. 72-92; также
см.: Hirschman A. Shifting Involvements. P. 115-116.
Ill


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

Франция и Германия: от опасности
к несовместимости

Споры вокруг второго Билля о реформе служат
образцовым примером полного развертывания тези­
са об опасности в ответ на распространение избира­
тельного права. По общему мнению, к 1860-м годам в
Англии был совершен впечатляющий прорыв в сто­
рону упорядоченного, экономически прогрессивного
и разумно «свободного» общества. Особенно очевид­
ным это казалось по сравнению с другими странами.
Соответственно беспокойство относительно того, что
предполагаемая демократизация избирательного пра­
ва поставит под угрозу эти высоко чтимые достиже­
ния, было вполне естественным.
В других странах дело обстояло совсем иначе, про­
грессивный переход от «гражданско-правового» (civil)
к «политическому» измерению гражданства был го­
раздо менее упорядочен. Случай Франции представ­
ляет особый интерес. За XIX в. страна прошла через
ряд революций, реакций и смен режимов, так что ин­
дивидуальные права едва ли были прочно укоренены.
В результате тезис об опасности звучал не слишком
правдоподобно — трудно утверждать, что нечто нахо­
дится под угрозой, когда его попросту нет.
Более того, всеобщее избирательное право для муж­
чин во Франции не было результатом долгих продол­
жительных дискуссий, как то было в Англии. Право
волеизъявления попросту разом сменило цензовую
систему июльской монархии во время первых сумас­
шедших дней революции 1848 г. С тех пор всеобщее
избирательное право так и не было никогда формаль­
но отменено. Придя к власти в 1851 г., Луи Наполе­
он уничтожил некоторые важные ограничения (на­
пример, ценз оседлости), принятые в 1850 г. для того,
чтобы не допустить низшие слои к голосованию. При
своем репрессивном режиме он проводил плебисциты
на основе безоговорочного всеобщего избирательного
права, подтверждая тем самым идею о том, что всеоб­
112


I V, Т е з и с о б о п а с н о с т и

щее избирательное право, тогда часто называемое «де­
мократией», не только не сопровождается «свободой»,
но может даже ей противоречить.
Прево-Парадол, известный либерал тех лет, откли­
каясь на закрытие газеты, для которой он писал, пря­
мо сказал, что «прогресс демократии не имеет ничего
общего с прогрессом свободы, общество может стано­
виться все более демократическим, не имея даже при­
близительного представления о том, что такое свобод­
ное государство»29. Не удивительно, что этот приго­
вор обильно (но в отрыве от контекста) цитировался
Робертом Лоуи в предисловии к собранию его речей в
Палате общин, направленных против реформы.
В результате этих исторических обстоятельств те­
зис об опасности во Франции принял совершенно ра­
дикальные очертания: он превратился в утверждение
о том, что демократия и «свобода» в принципе несов­
местимы между собой. Прототипом данной концеп­
ции следует считать уже упоминавшееся знаменитое
разделение Бенджамина Констана на свободу у древ­
них — свобода (и обязанность) участвовать в обще­
ственных делах — и свободу у современных — право
на обширную сферу, в которой может протекать част­
ная жизнь индивида без всякого вмешательства или
препятствования со стороны государства. Хотя Констан и ощущал необходимость совместить обе свобо­
ды, выводимое им разделение подразумевало понятие
двух полностью отдельных измерений свободы, чье
смешение (сначала у Руссо, а затем и у следовавших за
ним якобинцев) якобы имело катастрофические исто­
рические последствия. Почти полвека спустя раздель­
ность и несовместимость двух концепций была вновь
провозглашена консервативным историком Фюстелем
де Кюланжем в его известной работе «Древний город»,
опубликованной в 1864 г. (но это было сделано без ого­
ворок и смягчений Констана, работа которого даже
29 Prevost-Paradol М. Quelques pages d’histoire contemporaine.
Ser. 4. Paris: Michel Ьёуу, 1867. P, vi.
113


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

не упоминалась). В этой академической и во многих
отношениях прорывной работе, посвященной пере­
осмыслению религии и институтов древних греков и
римлян, Фюстель сразу же дает понять, что книга пи­
салась им с явной целью — представить древнее обще­
ство и древнюю свободу как нечто совершенно чуждое
современному пониманию и чувствительности:
Мы постараемся выяснить те коренные и существенные
различия, которые делают совершенно непохожими друг
на друга древние и новые народы... Ошибки же в этой об­
ласти могут быть очень опасны. Представления, созданные
о Греции и Риме, не раз волновали умы наших поколений.
Так как учреждения древнего мира были плохо поняты, то
явилась мысль, будто их можно снова воскресить к жизни
среди нас. Свобода у древних была неверно понята, и эта
ошибка подвергла опасности свободу народов новейших.

Последние восемьдесят лет нашей истории ясно показа­
ли, что одним из больших препятствий на пути прогресса
современного общества является привычка вечно видеть
перед глазами древних греков и римлян30.

В отличие от Бенджамина Констана Фюстель даже
не допускает мысли о том, что древние развивали и
практиковали хоть какую-то значимую разновидность
свободы. В последней главе он с презрением пишет о
достижениях афинской демократии:
Обладать политическими правами, голосовать в народ­
ных собраниях, назначать должностных лиц, иметь право
стать архонтом — вот это называлось свободой; но чело­
век был от того не менее порабощен государством31.

Уравнивая «истинную свободу» с «индивидуальной
свободой», Фюстель полагал, что свободы у древних
просто не существовало — они «не имели о ней даже
и понятия».
30 Фюстель be Куланж Н.Д. Гражданская община древнего
мира. СПб., 1906. С. 3-4. Курсив добавлен.
31 Там же. С. 253.
114


IV. Т

ези с

об

о п а с н о с ти

[Д]ревние не знали ни свободы частной жизни, ни сво­
боды воспитания, ни свободы религиозной. Человеческая
личность значила чрезвычайно мало по сравнению с той
священной, почти божественной властью, которая назы­
валась отечеством или государством... государство имело
право подвергать наказанию и совершенно невинного че­
ловека по той единственной причине, что тут могли быть
затронуты интересы государства... Известное правило,
что благо государства — есть высший закон, было фор­
мулировано древними32.

Тезис Фюстеля был таков: прославленная демокра­
тия античности влекла за собой полное отсутствие
свободы в современном понимании данного слова.
Полагать иначе — значит подвергаться «одному из са­
мых больших среди всех человеческих заблуждений».
Урок, извлекаемый из истории, очень напоминал те­
зис об опасности: подражайте греческому городугосударству, вводите демократическое правление, и вы
лишитесь той свободы, которая досталась вам с таким
трудом. Подобный взгляд выходил далеко за пределы
того, что имел в виду Бенджамин Констан.
Идея о том, что демократия несовместима с поддер­
жанием индивидуальных свобод, утратила достовер­
ность в Англии сразу же после того, как стало ясно,
что после принятия второго закона о реформе в 1867 г.
участие масс в народных выборах не нанесло никако­
го вреда сложившейся в стране системе гражданских
свобод. Но что насчет других стран? Там идея впол­
не могла спасти свое реноме, особенно если тезис об
опасности мог бы быть выражен в гораздо более об­
щей форме: демократия несовместима с неким преды­
дущим наследием, например, со столь ценимой нацио­
нальной самобытностью.
Идеи такого рода могут быть сведены вместе из
различных работ английских и зарубежных наблюда­
телей. Их объединяет беспокойство насчет того, что
сегодня называют личностным основанием демокра­
32 Фюстель де Куланж Н.Д. Гражданская община древнего
мира. С. 252.

И5


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

тии. Есть ли такой тип личности, который делает де­
мократическое правление возможным, и есть ли такой
тип личности, который, наоборот, препятствует де­
мократии? Не потребуется ли отказаться во имя де­
мократии от некоторых характерных черт? Учитывая,
что существуют разные страны с разным «националь­
ным характером», есть ли среди них такие, чьи граж­
дане имеют меньший вкус к демократии, при этом де­
монстрируя лучшие способности, например, в сфере
ремесла? Размышления такого рода стали особенно
притягательными, когда после Реформации и в еще
большей степени после Французской революции по­
литические пути и опыт ведущих европейских стран,
т.е. Англии и Франции, разошлись (как казалось, на­
долго) в совершенно разные стороны33. Предпринима­
лись попытки объяснения этих различий посредством
апелляции к противоположным характерам англичан
и французов. Берк внес свой вклад в подобного рода
усилия, в 1791 г. в открытом письме к французскому
корреспонденту он блестяще написал:
Общество не может существовать без власти, контроли­
рующей волю и естественные инстинкты, и чем меньше
такой власти внутри нас, тем больше ее должно быть из­
вне. Извечным порядком вещей предопределено, что на­
туры неумеренные не могут быть свободными. Их стра­
сти куют им оковы.
Верность этой сентенции подавляющая часть ваших со­
отечественников продемонстрировала на себе34.

Тут Берк использует культурно-расистско-климати­
ческую теорию, приписывая недостаток свободы во
Франции бурному темпераменту ее граждан. Соответ­
ственно в своих «Размышлениях» Берк подчеркивал
некоторые особые черты британцев: «наше упрямое
33 Франсуа Фюре особенно подчеркивает этот момент: Furet F. Burke ou la fin dune seule histoire de TEurope // Le Debat.
1986. No. 39. March — May. P. 56-66.
34Берк Э. Правление, политика и общество: сб. М.: КАНОНПресс-Ц: Кучково поле, 2001. С. 419-420.
116


IV. Т

езис

об

о п а с н о с ти

сопротивление нововведениям и присущая нацио­
нальному характеру холодность и медлительность»,
также он обращал внимание на тот факт, что «вместо
того, чтобы отбросить все наши старые предрассудки
или стыдиться их, мы их нежно любим именно потому,
что они предрассудки»35.
Для Берка все эти черты (та самая знаменитая бри­
танская «флегматичность») есть сущностные ингреди­
енты цивилизованной политической жизни страны, а
также столь милых сердцу слабостей. Отсюда один шаг
до того, чтобы рассматривать их как обузу, как цену,
которую приходится платить за сохранение свободно­
го общества. Данный тезис развивал Уолтер Бейджхот,
который почти шестьдесят лет спустя после Берка
вновь сравнил британскую и французскую полити­
ческую систему и характеры двух стран. На этот раз
поводом послужила еще одна «конвульсия» в соседней
стране — февральская революция и июньская резня с
государственным переворотом в 1848-1851 гг. Анализ
отличий англичан и французов Бейджхота схож с ана­
лизом Берка, за исключением того, что первый в силу
своих парадоксальных формулировок заставляет Анг­
лию казаться чуть менее привлекательной. Так, он пи­
шет об «избытке тупости», которую считает «одним из
самых существенных ментальных качеств свободного
народа», также он провозглашает, почти перефрази­
руя Берка, что «нации, равно как и индивиды, могут
быть слишком умными, чтобы быть практичными, и
не слишком тупыми, чтобы быть свободными»36.
Один из комментаторов недавно заметил, что неко­
торые из наиболее возмутительных пассажей Бейдж35 Берк Э. Размышления о революции во Франции. М.: Рудомино, 1993. С. 86,88.
36 Bagehot W. Letter on the New Constitution of France and the
Aptitude of the French Character for National Freedom (1852.
January 20.) // John-Stevas N. Walter Bagehot: A Study of His Life
and Thought together with a Selection from His Political Writ­
ings. Bloomington: Indiana University Press, 1959. P. 424,426.

П7


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

хота, например, только что процитированный, «долж­
ны быть отмечены звездочкой со сноской — pas devant
les domestiques37*»38. Даже еще более важным было
держать эти пассажи втайне от недоброжелательных
иностранных наблюдателей и в особенности от нем­
цев. Ведь через шестьдесят лет во время очередной
конвульсии (на этот раз — Первая мировая война) вы­
дающийся немецкий социолог — всегда проницатель­
ный Макс Шелер — начал все тот же спор и заявил,
что некоторые личностные атрибуты демократии,
описанные Берком как милые сердцу особенности, а
Бейджехотом как парадоксальное достояние, на са­
мом деле есть серьезные и фундаментальные пороки.
На этот раз сравнение шло между англичанами и нем­
цами, оно касалось соответствующих наклонностей к
демократии у двух народов.
В эссе, опубликованном в 1916 г., Шелер пытается
опровергнуть тезис союзников о том, что война столк­
нула «демократии» с «автократиями»; он утверждает,
что все «великие нации» развили свою собственную
разновидность демократических форм39. Противопо­
ставляя английский и немецкий тип, Шелер выводит
«трагический закон человеческой природы», согласно
которому «духовная свобода» индивида неизбежно
находится в обратнопропорциональных отношениях
с политической свободой: в Германии «потрясающая
тяга к духовной свободе, духовной широте и к отделе­
37* Только для своих (фр.). — Примеч. перев.
38 Collini S., Winch D.> Burrow J. That Noble Science of Politics:
A Study in Nineteenth-Century Intellectual History. Cambridge:
Cambridge University Press, 1983. P. 175. Согласно предисло­
вию к этому замечательному изданию, глава о Бейджехоте,
которую я цитирую, была написана Бюрроу.
39 Scheler М. Der Geist und die ideellen Grundlagen der
Demokratien der grossen Nationen // Scheler M. Schriften zur
Soziologie und Weltanschauungslehre. Gesammelte Werke. B. 6.
Bern: Francke, 1963. S. 158-186. См. также интересный ком­
ментарий к этому эссе у Адольфа Лоуи: Lowe A. Has Freedom
a Future? N. Y.: Praeger, 1988. P. 68-73.
Il8


IV. Т е з и с о б о п а с н о с т и

нию государства от самых интимных сфер личности»
соседствует с «иногда излишне охотным подчинени­
ем [индивида] государственной власти, ...а также с
определенной склонностью к политическому рабству»,
тогда как в Англии «акцент на политической свободе..,
традиционное опасение вмешательства со стороны
государственной власти и даже замечательная способ­
ность... добиваться коллективных целей» имеют свое­
го негативного двойника в «относительной косности
мышления, интеллектуальной узости, недостатке тяги к
свободе оригинального индивидуального интеллекта, а
также в непонятном для нас, немцев,.. .консерватизме».
Согласно Шелеру, эти различные негативные аспекты
тесно и неотрывно связаны с позитивными сторона­
ми; более того, особая связь позитивных и негативных
свойств, добродетелей и грехов английской и немецкой
системы никогда не будет разорвана, по крайней мере,
пока «все еще существует единая духовная сущность
того, что мы называем “немецким народом”»40.
Идея несовместимости — т.е. того, что один вид
свободы может реализоваться лишь за счет другого —
была сформулирована здесь в своей наиболее ради­
кальной форме. В отличие от Роберта Лоуи, который
утверждал нечто подобное с целью не допустить вве­
дения нового типа свободы (расширения права голо­
са), Шелер создал образ разных стран, делающих вы­
бор между различными доступными комбинациями
свободы и рабства в соответствии со своим народным
(volkisch) гением41*. Данная странная конструкция,
описывающая игру с нулевой суммой, как я покажу
ниже, выявляет базовый (а равно и в высшей степе­
ни спорный) концептуальный компонент тезиса об
опасности и функционирует как своего рода сведение
40Scheler М. Der Geist... S. 182-183.
41* Данный жанр имеет выдающегося прародителя: в своей
поэме «К немцам» Гёльдерлин характеризует своих соотече­
ственников в знаменитой фразе как tatenarm und gedankenvolly т.е. как «тугих на подъем, но быстрых мыслью».
119


Ри тори ка

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

к абсурду тезиса в его наиболее опасной форме. Сам
аргумент явно представлял собой следствие страст­
ных национальных симпатий Шелера во время войны.
Собственно, сразу же после войны Шелер отверг как
пагубное «немецкое заболевание» ту самую комбина­
цию Innerlichkeit2* с рабским отношением к власти, ко­
торую он еще три года назад преподносил как «закон
человеческой природы», как неустранимую характе­
ристику немецкой разновидности демократии!43
ГОСУДАРСТВО ВСЕОБЩЕГО БЛАГОСОСТОЯНИЯ
КАК УГРОЗА СВОБОДЕ И ДЕМОКРАТИИ
Тезис о том, что движение в сторону демократии
ставит под угрозу индивидуальные свободы, полнее
всего был разработан в Англии во второй половине
XIX в. Как уже указывалось, причина этого заключа­
ется в неравномерном развитии «свободы» и «равен­
ства» (в смысле равных избирательных прав для муж­
чин) в более крупных европейских государствах: лишь
в Англии индивидуальные права были крепко укоре­
нены в истории страны, и потому, когда мощные по­
литические силы начали ратовать за расширение тогда
еще очень ограниченного избирательного права, их
вполне можно было изображать как нечто, что может
в результате пострадать (этому сильно способствова­
ли наблюдения за потрясениями во Франции).
Теперь я перехожу к последующему воплощению
тезиса об опасности. Гораздо более современный и
знакомый аргумент — это аргумент о том, что государ­
42* Насыщенная внутренняя жизнь (нем.). — Примеч. перев.
43 См.: Scheler М. Von zwei deutschen Krankheiten // Scheler M.
Schriften zur Soziologie. S. 204-219. В 1923 г. Шелер опублико­
вал обе работы в сборнике под названием Nation und Welt­
anschauung»в предисловии он никак не прокомментировал
расхождения позиции в эссе 1916 и эссе 1919 гг. Настроения
Шелера времен войны рассматриваются Льюисом Козером в
написанном им предисловии к работе Шелера: Scheler М. Ressentiment. N. Y.: Free Press of Glencoe, 1961. P. 8.
1 2 0


IV, Т е з и с о б о п а с н о с т и

ство благосостояния ставит под угрозу как индивиду­
альные свободы, так и демократическое правление.
Как это ни удивительно, но корни данного аргумента
также восходят к Англии: он был намечен Фридри­
хом Хайеком в его знаменитой работе «Дорога к раб­
ству» (1944), написанной в Лондоне во время Второй
мировой войны44. Тот факт, что новая разновидность
тезиса об опасности также возникла в Англии, вовсе
не так случаен, как может показаться. Как и в 1860-х,
в 1930-х годах индивидуальные свободы (подобно де­
мократическому правлению сегодня) в Англии были
живы и здоровы; и вновь можно было вполне прав­
доподобно писать об угрожающей им опасности как
потому, что они составляли часть прочной традиции,
так и потому, что в другой «развитой» стране, на этот
раз в Германии-Австрии, они были поглощены враж­
дебными силами. Подобно тому, как в Англии 1860-х
возник большой запрос на значительное расширение
права голоса, во время Великой депрессии в Англии
1930-х — отчасти под влиянием Кейнса — также уси­
лились требования более активного участия государ­
ства в экономике. В этот самый момент Хайек, человек
с опытом проживания в Австрии, который прекрасно
понимал всю хрупкость свободы, опубликовал свое
красноречивое предупреждение о том, что государ­
ственное вмешательство в «рынок» может оказаться
разрушительным для свободы.
В книге есть глава девятая,которая называется «Сво­
бода и защищенность», она посвящена именно вопро­
сам социальной политики. Сегодняшние неоконсерва­
торы, прочитай они ее, были бы поражены, ведь Хайек
заходит удивительно далеко в своей поддержке того,
что позднее будет названо государством всеобщего
благосостояния. Он выступает за «гарантированный
минимум для всех», т.е. за «минимум в еде, жилье и
одежде, достаточный для сохранения здоровья и ра­
44Хайек Ф.А. фон. Дорога к рабству. М.: Новое издательство,
2005.
121


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

ботоспособности», равно как и за государственные га­
рантии от болезней, несчастных случаев и природных
катастроф. Конечно, он критикует особый род «пла­
нирования, опасного для свободы, ...планирования во
имя защищенности», кроме того, он предупреждает,
что «действия правительства, предоставляющего при­
вилегии защищенности то одной социальной группе,
то другой, очень быстро могут привести к созданию
условий, в которых стремление получить гарантии
экономической стабильности окажется сильнее, чем
любовь к свободе»45. Но все же критика Хайеком поли­
тики государства всеобщего благосостояния остается
необычайно сдержанной, учитывая весьма воинствен­
ный задор книги во всех остальных отношениях. Воз­
можно, он просто не мог не разделять — или просто
не хотел задевать — всепоглощающее чувство соли­
дарности и общности, столь характерное для Англии
времен войны. Отражением подобного чувства ста­
ла почти единогласная поддержка со стороны обще­
ственного мнения доклада Бевериджа, этой Великой
Хартии государства всеобщего благосостояния, кото­
рый был опубликован в 1942 г., т.е. примерно за год до
«Дороги к рабству»46. Как мы увидим, позиция Хайека
стала гораздо более критической, как только настрое­
ния времен войны сошли на нет, а политика государ­
ства всеобщего благосостояния в целом ряде стран в
первые послевоенные десятилетия усилилась.
При всей своей сдержанности «Дорога к рабству»
все же дает достаточное основание для вывода о том,
что государство всеобщего благосостояния ставит под
угрозу свободу и демократию. Книга была направле­
на прежде всего против «планирования», против того,
что Хайек трактовал как тенденцию или принуждение
45Хайек Ф.А. фон. Дорога к рабству. С. 129-130,131,136.
46 См.: Harris J. Einige Aspekte der britischen Sozialpolitik
wahrend des Zweiten Weltkriegs 11 Die Entstehung des Wohlfahrtsstaats in Grossbritannien und Deutschland, 1850-1950 /
W.J. Mommsen (ed.). Stuttgart: Klett-Cotta, 1982. S. 255-270.
122


IV. Т

ези с

об

о п а с н о с ти

к более активной роли государства в различных об­
ластях экономической политики. Однако его аргумен­
тация была настолько общей, что она оказалась как
нельзя кстати, когда меры по социальной поддержке
стали главной темой повестки дня реформаторов.
Базовая структура аргументации была на удивление
простой: любая подвижка государства, направленная
на увеличение его роли, представляет угрозу для сво­
боды. Данное утверждение опиралось на следующие
соображения: 1) люди готовы согласиться лишь с очень
небольшим количеством общих целей; 2) чтобы быть
демократическим, государство должно опираться на
согласие; 3) таким образом, демократическое государ­
ство возможно лишь в том случае, если оно ограничи­
вает себя немногими действиями, по поводу которых
возможно всеобщее согласие; 4) если государство все
же надеется взвалить на себя дополнительные важные
функции, то окажется, что это возможно лишь путем
принуждения. Таким образом, как свобода, так и де­
мократия окажутся уничтоженными. «Цена, которую
мы должны платить за демократическую систему, это
ограничение государства теми областями, в которых
может быть достигнуто согласие». Так Хайек сформу­
лировал свою основополагающую мысль уже в 1938 г.
в работе, которую он упоминает в предисловии к сво­
ей «Дороге к рабству». Там указано, что в этой работе
содержится «главная идея» его книги47. Другими сло­
вами, путь к «рабству» в любой стране заключается
в монотонном расширении полномочий государства.
Данный упрощенный тезис так и остался основопола­
гающим ядром тезиса об опасности в его применении
к государству благосостояния.
Сам Хайек перешел к открытым нападкам на госу­
дарство всеобщего благосостояния в своей следую­
47 Науек F.A. Freedom and the Economic System 11 Contempo­
rary Review 153 (April 1938); перепечатанное и расширенное
издание см.: Public Policy Pamphlet 29 / H.D. Gideonse (ed.).
Chicago: University of Chicago Press, 1938. P. 28.

123


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

щей ключевой работе «Конституция свободы» (1960).
Данной теме посвящена вся третья часть работы (гла­
вы 17-24), которая называется «Свобода в государстве
всеобщего благосостояния». В первой главе этой ча­
сти «Упадок социализма и восхождение государства
всеобщего благосостояния» Хайек ретроспективно
почти открыто сожалеет о том, что в работе «Дорога
к рабству» он избрал неверный путь; по целому ряду
выявляемых им причин основные объекты крити­
ки данной книги, т.е. «планирование» и социализм в
их ортодоксальной марксистской разновидности, в
послевоенный период практически утратили свою
привлекательность как для рабочих, так и для интел­
лектуалов. Но все обстоит отнюдь не так хорошо, как
хотелось бы, все еще есть угрозы, которых необходимо
опасаться: эти угрозы даже более страшны, так как они
куда коварней. Прежние социалисты и сторонники
планирования сегодня ратуют за «распределение при­
были, которое бы соответствовало их представлению
о социальной справедливости... следовательно, хотя
социализм и перестал быть осознанной целью, до сих
пор нет никакой уверенности в том, что мы не устано­
вим его, пусть и непреднамеренно»48.
С точки зрения такого подхода именно государ­
ство всеобщего благосостояния отныне оказывается
главной угрозой свободе. Хотя некоторые здравые
формулировки из «Дороги к рабству» сохраняются —
например, на первых страницах главы о социальной
защите — в основном тексте Хайек, по сути, разверты­
вает тотальную детальную критику. Так, социальная
защита осуждается (в несколько общих понятиях) на
том основании, что распределение прибыли сегодня
повсеместно превратилось в «настоящую признанную
цель» этой защиты. Главный же мотив снова и снова —
мотив опасности: «Свобода оказывается под угрозой,
когда государство получает эксклюзивную власть
48 Науек F.A. The Constitution of Liberty. Chicago: University of
Chicago Press, 1960. P. 256.
124


IV. Т

ези с

об

о п а с н о с ти

оказывать определенные услуги; эта власть, чтобы до­
стичь своих целей, просто должна прибегать к контро­
лируемому лишь ей самой принуждению индивида»49.
Утверждение о том, что государство всеобщего
благосостояния представляет угрозу свободе и демо­
кратии, в 1960 г., когда его сделал Хайек, не выгляде­
ло особенно правдоподобным. Во время первых двух
послевоенных десятилетий общественное мнение на
Западе было практически полностью убеждено в том,
что расширение программ социальной поддержки,
осуществленное в большинстве стран после войны,
внесло важный вклад не только в экономический рост
и преодоление экономического цикла, но также и в со­
циальный мир, и в укрепление демократии. Те самые
лекции Т.Х. Маршалла 1950 г., посвященные «граж­
данству и социальному классу», которые уже неодно­
кратно упоминались по ходу нашей работы, освящали
государство всеобщего благосостояния как вершину
достижений западного общества, дополняющую ин­
дивидуальные свободы и демократическое участие
целым рядом социальных и экономических прав. Кон­
сенсус по поводу данной идеи был прекрасно описан
Ричардом Титмусом, который в 1958 г. писал:
С 1948 г. правительства, как консервативные, так и лейбо­
ристские, занимались обеспечением более эффективного
функционирования различных служб, подразумевающе­
го расширение полномочий здесь и регулирования там;
обе партии, как правящая, так и оппозиционная, деклари­
ровали сохранение «государства всеобщего благосостоя­
ния» как неотъемлемую часть своей веры50.

Схожая ситуация наблюдалась и в большинстве
прочих индустриально развитых стран. Всеобщее
одобрение и популярность, с которых началось долгое
послевоенное время расцвета государства всеобще­
49 Науек F.A. The Constitution of Liberty. P. 289-290.
50 Titmuss R. Essays on ‘the Welfare State’ L.: Allen & Unwin,
1958. P. 34.
125


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

го благосостояния, разительно отличались от повсе­
местной враждебности (об этом см. вторую главу), с
которой столкнулся процесс расширения права голоса
в XIX в. Были, конечно, голоса инакомыслящих, напри­
мер Хайека, но по сравнению с более ранней эпохой
удалось достигнуть впечатляющего консенсуса: соглас­
но господствовавшей точке зрения, демократическое
правление, кейнсианское макроэкономическое управ­
ление, гарантировавшее экономическую стабильность
и рост, и государство всеобщего благосостояния не
только прекрасно сочетались друг с другом, но чуть ли
не по воле Провидения усиливали друг друга.
Все это изменилось в один момент вместе с целым
рядом событий конца 1960-х — начала 1970-х годов:
студенческие волнения, Вьетнам, нефтяной шок, стаг­
фляция. В результате был подготовлен плацдарм для
решительного вторжения в публичное пространство
обновленного набора тезисов об опасности.
Упор делался не на то, что государство всеобщего
благосостояния ставит под угрозу демократию или
свободу, а на то, что оно несовместимо с экономиче­
ским ростом. Подобно тому, как во второй половине
XIX в. Роберт Лоуи и прочие британские критики ре­
формы избирательного права предупреждали о том,
что расширение права голоса подорвет технический
прогресс и свободную торговлю, эти наиболее цени­
мые достижения прошедшей эпохи, так и теперь на­
чались разговоры о том, что государство всеобщего
благосостояния поставит под угрозу заметные эконо­
мические успехи послевоенной эпохи, т.е. динамиче­
ский подъем, низкую безработицу и умело «сглажен­
ные» экономические циклы.
Сирена впервые завыла именно на левом фланге,
который всегда особо внимателен к нарождающимся
«противоречиям» капитализма. На тот момент доми­
нирующее кейнсианское мышление рассматривало
рост и стабильность, с одной стороны, и траты соци­
ального государства — с другой, как поддерживающие
126


IV. Т

ези с

об

о п а с н о с ти

друг друга феномены — увеличенные «вливания», ко­
торые стали возможными в силу экономического ро­
ста, оказывали обратную реакцию, действуя подобно
знаменитым «встроенным стабилизаторам», способ­
ным поддерживать потребительский спрос в условиях
любой рецессии.
Данная конкретная теория гармонии (Harmonielehre)
была имплицитно раскритикована в начале 1970-х го­
дов Джеймсом О'Коннором в его статье «Фискальный
кризис государства», которая затем переросла в книгу
с тем же названием51. Там, где другие говорили о гармо­
нии, О’Коннор заговорил несколько об ином, сформу­
лировав удивительный тезис о том, что современное
капиталистическое государство оказалось вовлечено
в исполнение «двух основных и зачастую противо­
речивых функций»: во-первых, государство должно
следить за тем, чтобы осуществлялись постоянные чи­
стые инвестиции, чтобы происходило формирование
капитала (накопление капиталистами — если исполь­
зовать терминологию Маркса) — т.е. это «накопитель­
ная функция» государства; во-вторых, государство
должно следить за поддержанием своей легитимности,
гарантируя населению должные стандарты потребле­
ния, здоровья и образования — т.е. это «легитимирую­
щая функция» государства52.
Почему две эти функции должны противоречить
друг другу, почему они должны перехлестываться,
производя тем самым «кризис»? В отличие от тонкого
силлогизма Хайека, связывающего увеличивающуюся
«сферу» государственной активности с разрушением
свободы, О’Коннор так и не сформулировал четкий
тезис, хотя он и делает обобщения из задокументи­
рованных им тенденций к дефициту бюджета, инфля­
ции и уклонению от налогов, ставших результатом
51 O’Connor J. The Fiscal Crisis of the State. N. Y.: St. Martin’s
Press, 1972; статья с тем же названием появилась в издании
Socialist Revolution 1 (January-February 1970). P. 12-54.
52 Ibid. P. 6.
127


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

экспансии того, что он называет военно социальным
государством (warfare-welfare state). Данный термин,
несомненно, был введен им с целью критики госу­
дарства всеобщего благосостояния слева. Однако по
целому ряду аспектов атака О’Коннора пересекалась с
критикой с противоположной стороны политического
спектра, о чем свидетельствует следующее предложе­
ние, в котором он ближе всего подходит к выявлению
предполагаемого противоречия: «Накопление соци­
ального капитала и социальных трат [на здравоохра­
нение, образование и социальную поддержку], с точки
зрения административной слаженности, фискальной
стабильности и в потенциале прибыльного накопле­
ния частного капитала, есть в высшей степени ирра­
циональный процесс»53.
В среде множества недовольных в 1970-е годы но­
вость о том, что в Америке было открыто доселе неиз­
вестное противоречие капитализма, распространилась
очень быстро, даже несмотря на шаткие основания
данного открытия. На левом фланге Юрген Хабермас
обильно ссылался на него в своей крайне влиятельной
книге Legitimationsprobleme im Spatkapitalismus («Проб­
лемы легитимации в позднем капитализме»), которая
в США была опубликована под несколько резким и
загадочным заглавием «Кризис легитимации»54. Од­
нако вскоре и консервативный фланг осознал свою
близость к тезису О’Коннора. Но вместо того чтобы
рассматривать рост трат государства всеобщего бла­
госостояния как препятствие для капитализма, они
трансформировали тезис и начали утверждать, что
эти траты с их инфляционными и дестабилизирую­
щими последствиями представляют серьезную угрозу
демократическому правлению.
53 O’Connor J. The Fiscal Crisis of the State. P. 10.
54Habermas J. Legitimationsprobleme im Spatkapitalismus. Frank­
furt: Suhrkamp, 1973; также см.: Legitimation Crisis. Boston:
Beacon Press, 1975.
128


IV. Т

езис

об

о п а с н о с ти

В таком обличим тезис об опасности вновь всплыл
в критике государства всеобщего благосостояния, а
проблемы с управлением, с которыми столкнулись
различные страны Запада в середине 1970-х годов,
придали данному аргументу правдоподобность, кото­
рой ему не хватало тогда, когда за пятнадцать лет до
этого его использовал Хайек. Возросшая политическая
нестабильность в разных странах Запада на самом деле
имела совершенно различные истоки: Уотергейтский
скандал в США, слабость как консервативного, так и
лейбористского правительства в Великобритании, рез­
кий скачок террористической активности в Западной
Германии, волнения во Франции, связанные с уходом
де Голля. Однако целый ряд политических аналитиков
принялся говорить об общем «кризисе управляемости
(или неуправляемости) в демократиях», как если бы
это был единый недуг. Кроме того, была масса разго­
воров о «перегрузке правительства», данный термин
спровоцировал начало лавины диагнозов «кризиса»,
укоризненно указывающих на различные неназван­
ные инициативы государства.
Данное беспокойство стало столь распространен­
ным, что оно было выбрано в качестве предмета изу­
чения со стороны Трехсторонней комиссии — группы,
которая была сформирована в 1973 г. из выдающихся
ученых Западной Европы, Японии и Северной Аме­
рики для рассмотрения общих проблем. Доклад для
Комиссии был написан тремя обществоведами и опуб­
ликован в 1975 г. под броским заглавием «Кризис
демократии»55. Глава о Соединенных Штатах, написан­
ная Самюэлем Хантингтоном, стала широко читаемым
и влиятельным манифестом. В ней выдвигался новый
аргумент, который делал недавнее расширение соци­
55 Полное название звучит следующим образом: Crozier M.J.,
Huntington S.P., Watanuki J. The Crisis of Democracy: Report on
the Governability of Democracies to the Trilateral Commission.
N. Y.: New York University Press, 1975.
129


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

альных трат ответственным за так называемый кризис
управляемости американской демократии.
Мысль Хантингтона достаточно прямолинейна,
хотя и не лишена риторической красоты. Первый раз­
дел, посвященный событиям 1960-х годов, как кажет­
ся, воспевает «витальность» американской демокра­
тии, проявившуюся в «обновленной приверженности
идее равенства» для меньшинств, женщин и бедняков.
Однако затем на первый план выводится темная сто­
рона этого якобы замечательного плана, и акцентиру­
ется внимание на издержках этого «демократического
подъема»: «Витальность демократии в США в 1960-х
годах привела к значительному росту государственной
активности и значительному упадку государственно­
го авторитета»56. Упадок авторитета, в свою очередь,
оказывается основной причиной «кризиса управляе­
мости».
Какой же в таком случае была природа того роста
государственной активности — или же «перегрузки»
государства — которая оказалась сопряжена со столь
тяжелыми последствиями? Во второй части своего
эссе Хантингтон дает ответ на этот вопрос, указывая
на абсолютный и относительный рост различных трат
на здравоохранение, образование и социальное обес­
печение в 1960-х годах. Он обозначает это расширение
как «социальный поворот», противопоставляя его
гораздо более узкому «оборонному повороту», кото­
рый последовал за корейской войной 1950-х годов. Тут
Хантингтон неоднократно цитирует О’Коннора и его
неомарксистский тезис, согласно которому источник
«кризиса» также заключается в расширении социаль­
ных выплат. Хантингтон критикует О’Коннора лишь
за то, что тот посчитал кризис кризисом капитализма,
т.е. увидел в нем экономическую составляющую, тогда
как на самом деле он был именно политическим57.
56 Crozier M.J., Huntington S.P., Watanuki /. The Crisis of Demo­
cracy. P. 64. Курсив в оригинале.
57 Ibid. P. 73.

130


IV. Т

езис

об

о п а с н о с ти

Оставшаяся часть эссе посвящена красочным опи­
саниям эрозии государственного авторитета на про­
тяжении конца 1960-х — начала 1970-х годов. Как это
ни странно, но в своих выводах Хантингтон не упоми­
нает государство всеобщего благосостояния, которое
ранее было обозначено им в качестве изначального
виновника «кризиса демократии». Он просто высту­
пает за большую умеренность и меньшую «фанатич­
ность» со стороны граждан, видя в этом лекарство от
болезней демократии. Однако всякий внимательный
читатель данной статьи получает стойкое ощущение,
что с государством всеобщего благосостояния, если
американской демократии все же суждено восстано­
вить былую мощь и былой авторитет, нужно срочно
что-то делать.
Хантингтон нигде не ссылается на Хайека58, хотя
он и разделяет его представление о том, что свобода и
демократия поставлены под угрозу новой практикой
вторжения государства в сферу социального обеспе­
чения. Однако причины, объясняющие возникнове­
ние угрозы, с точки зрения двух авторов, различны.
Согласно Хайеку, демократического консенсуса уже
больше нельзя достигнуть, так как государство берет
на себя все больше функций, что делает принуждение
неизбежным. Данная схема изначально была вырабо­
тана Хайеком для доказательства следующего тезиса:
то, что он называет коллективистским экономическим
планированием, либо невозможно, либо тоталитарно,
либо и то, и другое вместе. На самом же деле новая по­
литика социального обеспечения, проводившаяся раз­
личными западными государствами в послевоенную
эпоху, а затем вновь продолженная в 1960-1970-х го­
дах, стала результатом именно того национального
58Не делает этого Хантингтон и в своей последующей значи­
мой работе: Huntington S.R American Politics: The Promise of
Disharmony (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1981),
в которой он перерабатывает многие из тем своего эссе,
опубликованного в сборнике о «Кризисе демократии».
131


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

консенсуса, который Хайек априорно провозгласил
немыслимым. Хантингтон же полностью признал этот
«демократический подъем», но затем провозгласил,
что подрыв авторитета и кризис демократии есть его
непреднамеренные, непредвиденные и неизбежные
последствия.
Данный тезис, по сути, был приложением к ситуа­
ции в США более раннего тезиса об опасности, кото­
рый уже сослужил добрую службу Хантингтону в его
анализе политической жизни обществ с низкими до­
ходами. В целом ряде публикаций, утвердивших его
статус передового политического ученого, Хантинг­
тон выдвигал тезис о том, что экономическое развитие
подобных обществ не просто не способствует «поли­
тическому развитию», т.е. движению в сторону демо­
кратии и прав человека, но, наоборот, оказывает все
возрастающее давление и предъявляет все большие
требования к существующим плохо институционали­
зированным политическим структурам, результатом
чего становится «политический упадок» и военные
перевороты59.
Частичное подтверждение данных идей в случае по­
литических кризисов и волнений в целом ряде латино­
американских и африканских стран в 1960-1970-х го­
дах вполне могло побудить Хантингтона попытаться
применить их и для анализа «Севера», в частности,
Соединенных Штатов. Однако в этом случае свиде­
тельства того, что за возложение на государство новых
функций придется платить страшную цену — утерю
свободы и демократии, — были в лучшем случае не­
однозначными. США и прочие демократии Запада в се­
редине 1970-х годов по общему признанию считались
«неуправляемыми», обреченными на увядание, если не
на разрушение, по причине своей «перегруженности»,
59 См.: Huntington S.P. Political Development and Political De­
cay // World Politics. 1965. Vol. 17. April. P. 386-430; также см.:
Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся об­
ществах. М.: Прогресс-Традиция, 2004.
132


IV . Т

езис

об

о п ас но с ти

однако в результате эти страны без каких-либо значи­
мых происшествий и сбоев продолжили существова­
ние. А тема «кризиса управляемости» ушла из публич­
ного пространства так же быстро, как и вошла туда.
Но не то чтобы дискуссии о государстве всеобщего
благосостояния прекратились. Наоборот, вскоре на­
чались еще более энергичные атаки, которые отныне
направлялись непосредственно на политику социаль­
ной помощи, провозглашавшуюся на основе тезисов
об извращении и тщетности контрпродуктивной и
вредной.
РАЗМЫШЛЕНИЯ О ТЕЗИСЕ ОБ ОПАСНОСТИ
Опасность и связанные с ней мифы
«Ceci tuera cela» («это убьет то») — так называлась

знаменитая глава в романе Виктора Гюго «Собор Па­
рижской Богоматери». «Это» обозначало там печата­
ние и книгу, которые, как объяснял Гюго, с изобрете­
нием переносных моделей заменят «то», т.е. соборы
и прочую монументальную архитектуру в качестве
основополагающих манифестаций западной культуры.
Недавно примерно тот же сценарий был спрогнозиро­
ван и в отношении самой книги: согласно Маршаллу
Маклюэну, «линейное» печатание и книгоиздание об­
речены на вымирание, по мере того как будет наби­
рать оборот «элекрическая циркулярность» в общем и
телевидение в частности.
Можно вспомнить еще множество подобных пред­
сказаний взаимосвязанного подъема и упадка, но я
сразу же перейду к двум своим наблюдениям.
1. Данные пророчества полностью сбылись, кроме
тех случаев, когда этого не произошло.
2. По той причине, что количество аналогичных про­
рочеств сильно превышает количество данных сцена­
риев в реальности, подобного рода мышление должно
обладать некоторой присущей ему интеллектуальной
привлекательностью.
133


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

Отчасти данная привлекательность обусловлена
уорхоловским обещанием пятнадцатиминутной сла­
вы, гарантированной автору любого такого предска­
зания. Например, когда новый материал (допустим,
нейлон) выходит на рынок прежнего (шелк), объявить
о том, что результатом станет полное исчезновение
последнего, не просто проще, но именно более эффек­
тно, чем пытаться изучить то, как оба товара будут со­
существовать, заняв в конце концов свои устоявшиеся
рыночные ниши.
Если обобщать, то подобное частое использование
тезисов в духе сесх tuera cela может быть проинтерпре­
тировано как упрямое и коренящееся в ментальности
стремление видеть всюду «игру с нулевой суммой».
Игра с нулевой суммой, когда приобретения победи­
теля математически равны потерям проигравшего, это
очень распространенный принцип в мире игр, он ока­
зывает колоссальное влияние на наше стратегическое
воображение. Пару лет назад антрополог Джордж Фо­
стер для обозначения подобной ментальности предло­
жил культурологически гораздо более осмысленный
термин — образ дефицитных благ. Он занимался из­
учением крестьянских общин в Мексике, в результате
которого пришел к выводу о существовании широко
распространенного убеждения, что любое приобрете­
ние индивида или группы в одной сфере неизбежно
будет сбалансировано, а значит, и нивелировано, рав­
ной потерей в другой.
Однако после более тщательного изучения оказыва­
ется, что тезисы в духе сесх tuera cela указывают скорее
на негативный исход, чем на исход в духе «нулевой
суммы»: мы теряем или приобретаем, но то, что мы те­
ряем, оказывается более ценным, чем то, что мы при­
обретаем. Это пример случая «шаг вперед и два назад»:
то, что вначале выглядит как прогресс, оказывается не
просто иллюзией, но именно ухудшением. Подобные
ситуации вновь вызывают в памяти последователь­
ность мифа о Немезиде и высокомерии, когда человек
134


IV. Т

ези с

об

о п а с н о с ти

оказывается наказан богами за доступ к запретному
знанию или же за излишнюю власть, богатство или
успех; в конце концов он оказывается в положении
еще худшем, чем вначале (если, конечно, он попросту
не умирает).
Тезис об опасности значительно усиливается за счет
связи с подобными мифами и стереотипами. Аргумент,
согласно которому новое достижение поставит под
угрозу старое, чрезвычайно правдоподобен, как и идея
о том, что древняя свобода просто обязана быть более
ценной и фундаментальной,чем новая («новомодная»).
Вместе эти два аргумента представляют собой сильное
противоядие против любых попыток нарушить сло­
жившийся status quo. Не исключено, что сторонники
подобных суждений удовлетворялись столь шатки­
ми аргументами потому, что полагались на простую
и автоматическую взаимосвязь тезиса об опасности
с прочно засевшими ментальными образами. Решив
исследовать основные моменты интеллектуальной
истории, когда участники прибегали к тезису об опас­
ности, я ожидал столкнуться с куда более утонченны­
ми разновидностями «реакционной» аргументации,
чем те, с которыми мне пришлось иметь дело в данной
работе. Мои ожидания не увенчались успехом. Вместо
богатой исторической аргументации, которой я искал,
сторонники тезиса об опасности — от Роберта Лоуи
и до Самуэля Хантингтона — довольствовались про­
стым провозглашением аргументов типа ceci tuera cela.
Например, в случае с Хантингтоном связь между пово­
ротом к политике государства всеобщего благосостоя­
ния и возрастающей «неуправляемостью» Соединен­
ных Штатов постулируется лишь на том основании,
что одно следовало за другим: поворот предшествовал
всплеску неуправляемости американской демократии
в середине 1970-х годов — всплеску, который оказался
лишь мимолетным явлением. Тут предполагается, что
можно убедительно доказать каузальную связь путем
простого указания на последовательность подъема и
135


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

падения: и на этом основании делается поспешный
вывод о тесной связи двух явлений.
Опасность против взаимной поддержки

Тезис об опасности — это лишь один из способов
сопряжения двух успешных попыток социальных из­
менений или реформ. Представить себе альтернатив­
ную форму аргументации просто: уже существующая
реформа или институт А будет скорее усилен, а не
ослаблен (как предполагается в тезисе об опасности)
предполагаемой реформой или институтом J5; реали­
зация Б требуется для придания крепости и осмыслен­
ности А; Б необходимо для дополнения А. Подобного
рода аргумент, предполагающий взаимодополнение,
гармонию , синергию или взаимную поддержку, скорее
всего будет шествовать чуть впереди тезиса об опас­
ности: позитивный аргумент будет использоваться
первыми «прогрессивными» сторонниками Б задолго
до того как сам Б станет неизбежной или наличной
реальностью, которая затем сподвигнет реакционеров
на их риторику. Данный временной интервал между
возникновением двух противоположных аргументов
объясняет то, почему они никогда друг с другом не
сталкиваются.
Спор о социальной политике — показательный при­
мер данной ситуации. Когда данная политика впервые
предлагалась и принималась, основной аргумент в ее
поддержку заключался в ее необходимости как для
спасения капитализма от последствий своих же соб­
ственных эксцессов (безработица, массовая миграция,
распад сообществ и семейных связей), так и для удосто­
верения в том, что нововведенное и расширенное изби­
рательное право не будет использовано во вред масса­
ми необразованных, нездоровых, нищих избирателей.
Подобные вполне разумные и даже сильные аргументы
в пользу социальной политики по большому счету ока­
зались проигнорированными теми, кто позднее на раз­
136


IV. Т

ези с

об

о п а с н о с ти

ные лады рассуждал о том, что государство всеобщего
благосостояния вступает в конфликт с капитализмом,
свободой или стабильностью демократии.
Однако трудно поверить в то, что критики государ­
ства всеобщего благосостояния, подчеркивавшие на­
висающие опасности и апеллировавшие к истории ,
могли полностью забыть о более ранних аргументах,
указывавших на гармонию и взаимную поддержку.
Если они правы, то им следовало бы так или иначе
показать, почему прежние аналитики глубоко за­
блуждались: вместо укрепления капитализма и под­
держки демократии социальная политика оказывает­
ся их губителем. Если чуть обобщить, то получается
следующее: действие , предпринятое для недопущения
некоторого нежелательного события , неожиданным
образом способствует его наступлению . Консерватив­
ные мыслители просто должны были испытывать осо­
бого рода наслаждение в процессе выявления подоб­
ного рода закономерности. Здесь удается поместить
тезис об извращении на самый пик тезиса об опасно­
сти, так как показывается, что действие приводит к ре­
зультату, прямо противоположному задуманному. По
сути, данная последовательность выявляет самую суть
бессилия «осмысленного» человеческого действия и
планирования — подобно мифу об Эдипе, в котором
сама активность царя-отца, его попытка избежать
предначертанной судьбы (путем приказания убить
сына Эдипа) оказывается важным звеном в последо­
вательности событий, которая в конце концов привела
к исполнению божественного пророчества. Осведом­
ленный и вполне удовлетворенный подобной после­
довательностью Жозеф де Местр в своей знаменитой
формулировке тезиса об извращении, изложенной во
второй главе, описывал ее как особого рода «манер­
ность» Провидения.
При помощи еще одного мифа некоторые сторон­
ники тезиса об опасности еще больше убеждаются в
своей правоте, глядя на тезис о взаимной поддержке
137


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

и ту поразительную — но не вызывающую у них са­
мих никакого удивления — легкость, с которой люди
склонны впадать в заблуждение. Однако другие наблю­
датели вполне способны понять, что два противопо­
ложных тезиса охватывают широкое поле переходных
возможностей , которые содержатся в большинстве
исторических ситуаций. Как только тезисы об опасно­
сти и взаимной поддержке начинают рассматривать­
ся как два крайних в равной степени нереалистичных
сценария, оказывается возможным узреть огромное
множество сложных путей, какими новая реформа
может взаимодействовать со старой, результаты кото­
рой уже устоялись60.
Одна из очевидных возможностей — это признание
того, что и сторонники тезиса о взаимной поддержке,
и сторонники тезиса об опасности по-своему правы:
новая реформа на некоторое время усиливает старую,
но затем она вступает с ней в конфликт по мере того,
как новая реформа проходит определенный рубеж.
Или можно представить противоположный сценарий:
борьба за новую реформу создаст высокую напря­
женность и нестабильность, поставив тем самым под
угрозу институты, которые воплощают некое прежнее
достижение «прогресса»; но со временем и новая ре­
форма, и старые институты притираются друг к дру­
гу, начиная друг друга подпитывать. Подобные схемы,
когда опасность и взаимная поддержка столь четко
чередуются между собой, все еще достаточно прими­
тивны. Более сложные ситуации не просто мыслимы,
но даже куда более реалистичны. Например, всякая
новая реформа или всякое новое «прогрессивное»
движение вполне может иметь различные аспекты,
подразумевать различные действия и оказывать раз­
личное влияние, часть этих аспектов будет усиливать
устоявшуюся реформу или институт, тогда как другая
часть будет ей перечить. Будут и те аспекты, которые
никак не затронут прежние достижения. Более того,
60 Foster G.M. Tzintzuntzan: Mexican Peasants in a Changing
World. Boston: Little, Brown, 1967. Ch. 6.

138


IV. Т

ези с

об

о п а с н о с ти

то, будет ли — и если будет, то в какой степени — но­
вая реформа оказывать позитивное, негативное или
нейтральное влияние, зависит скорее от особых со­
путствующих обстоятельств, чем от сущностных ха­
рактеристик самой реформы.
Перед лицом подобной многомерности «реального
мира» неудивительно, что дискуссии о связи прошлого
прогресса с запланированным оказались по большо­
му счету ограниченными двумя крайностями. Поиск
устойчивых сочетаний старого и нового без впадения
в иллюзию о взаимной поддержке и при условии осо­
знания опасности алармизма составляет вопрос прак­
тической исторической изобретательности.
Опасность против топтания на месте

Несмотря на свою близость к схожим мыслитель­
ным шаблонам — подъем и упадок, игра с нулевой
суммой, сесх tuera cela и т.д., — область тезиса об опас­
ности куда более ограничена по сравнению с областью
тезисов об извращении и тщетности. Тезис об опасно­
сти требует для себя особой исторической обстанов­
ки и осознанности: когда в каком-то сообществе или
нации ратуют за «прогрессивные» меры или пытаются
их воплотить, требуется наличие живой памяти о бо­
лее ранней в высшей степени ценимой реформе, инсти­
туте или достижении, которые вполне могут оказаться
под угрозой из-за нового движения. Конечно, это не
является жестким ограничением. Просто некоторые
общества куда лучше осведомлены о своей социаль­
ной и политической истории, о том, что им удалось
пройти упорядоченную последовательность выверен­
ных прогрессивных шагов. Как обычно, за подобное
высокомерие приходится платить свою цену: данные
общества становятся основной ареной разворачива­
ния тезиса об опасности.
В связи с этим можно рассмотреть некогда очень
обсуждаемую тему «политического развития». Как
139


Ри тори ка

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

указывали различные авторы, в Западной Европе раз­
нородные «задачи» или «требования» нациестроительства — достижение территориальной идентично­
сти, закрепление власти над территорией, вовлечение
масс и управление ими — решались одна за одной на
протяжении столетий, «новые нации» третьего мира
столкнулись со всеми этими задачами одномомент­
но61. Точно так же маршалловская история — переход
от гражданских прав к массовому участию в политике
через предоставление всеобщего права голоса, а затем
и социально-экономических прав — в Великобрита­
нии протекала куда более вальяжно и «упорядоченно»
по сравнению с иными ключевыми странами Евро­
пы, не говоря уже об остальном мире. Именно поэто­
му тезис об опасности использовался прежде всего в
Англии, а также в США — за исключением рабства,
консолидация индивидуальных свобод и демократи­
ческих институтов и развитие современной социаль­
ной политики также происходили здесь в известной
последовательности.
В споре о так называемом политическом развитии
разделение на меньшинство стран, которые смогли
решить свои проблемы одну за другой за достаточно
длительный промежуток времени, и на все остальные
(якобы менее удачливые), для которых этот промежу­
ток был крайне мал, служило очевидной цели: пока­
зать, что перед запоздавшими в развитии стоит пугаю­
щая задача; передать ощущение особой сложности, с
которой сталкивается нациестроительство в XX в.
Подхватим на мгновение этот аргумент. Запоздавшие
получают как минимум одно преимущество: когда
61 Данная тема связана с моим прежним предметом исследо­
вания: в работе «Пути к прогрессу» (Hirschman А.О. Journeys
Toward Progress. N. Y.: Twentieth Century Fund, 1963) я про­
анализировал различные пути обеспечения прогресса — по­
средством взаимной поддержки соседей, смены союзников
и т.д. — в отношении двух реформ, которые требуют почти
одновременных действий. См.: Hirschman А.О. Digression:
Models of Reformmongering. Ch. 5. P. 285-297.
140


IV. Т

ези с

об

о п а с н о с ти

дело доходит до учреждения у них, например, инсти­
тутов государства всеобщего благосостояния, против
этого невозможно выступать, апеллируя к идеалу со­
хранения традиции демократии или индивидуальных
свобод, так как подобной традиции просто не суще­
ствует. Другими словами, в данной ситуации тезис об
опасности попросту неприменим.
«Риторическое» преимущество, облегчающее жизнь
поборников государства всеобщего благосостояния в
запоздавших странах, кажется лишь небольшим уте­
шением перед лицом «реального» недостатка — необ­
ходимости одновременно решать целый ряд проблем
нациестроительства, с которыми приходится иметь
дело подобным обществам. Однако этот недостаток
начинает казаться менее угрожающим, как только под­
разумеваемый аргумент ставится под вопрос.
Прежде всего, неверно утверждать, что развитые
страны всегда обладали такой роскошью, как возмож­
ность решать проблемы постепенно, а все без исклю­
чения запоздавшие вынуждены решать все проблемы
одновременно. Вспомним этапы индустриализации:
возможно, из-за недостатка общения между экономи­
стами и политическими учеными тот факт, что в дан­
ном случае имеет место обратное отношение, не удо­
стоился должного внимания. В условиях, когда капитал
и технологии можно получать из-за рубежа, именно за­
паздывающие в развитии страны — в соответствии с
динамикой взаимодействия отсталого с передовым —
получают возможность вальяжно переходить от позд­
них этапов производства к более ранним, вплоть до
производства средств производства (если в своем раз­
витии они когда-либо достигнут этой стадии), тогда
как индустриальные страны-первопроходцы зачастую
вынуждены одновременно производить все необходи­
мые компоненты, включая собственные средства про­
изводства, пусть даже и кустарным способом. Однако в
этом случае необходимость для стран-первопроходцев
следить за всеми стадиями производства одновремен­
141


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщ етность

,

опасность

но считалась преимуществом (с точки зрения дина­
мики индустриализации), тогда как последовательная
природа процесса индустриализации в странах с до­
гоняющим развитием рассматривалась соответствен­
но как препятствие из-за риска застрять на стадии
производства конечных потребительских товаров. Эти
риски вполне реальны: как я показал в другой своей
работе, «промышленник, который до этого работал с
импортированными материалами, нередко враждебно
относится к зарождающейся отечественной промыш­
ленности, занимающейся производством данных мате­
риалов». Или, обобщая, «первые самостоятельные шаги
[индустриализации] предпринять легко, но потом они
могут затруднить шаги последующие»62.
Сравнение динамик индустриализации и полити­
ческого развития, на первый взгляд, позволяет сделать
лишь одно весьма озадачивающее обобщение: неза­
висимо от способа решения проблем — постепенного
или одновременного, — развитые страны всегда име­
ют преимущество. Но такое положение дел вряд ли
должно вызывать удивление — это и есть одна из мно­
гих переплетающихся причин того, почему эти страны
являются развитыми.
Тем не менее у данного аргумента есть и своя поль­
за. Прежде всего, он подчеркивает формальный мо­
мент: риск застрять на начальной стадии некоего про­
цесса, риск так никогда и не перейти к следующему
этапу есть зеркальное отражение тезиса об опасности,
который подчеркивает риск разрушения прежних до­
стижений новыми действиями. В обоих случаях вы­
разители данных двух тревог мыслят в категориях
62 См.: Хантингтон С Политический порядок в меняющих­
ся обществах. Гл. 2; см. также: Rokkan S. Dimensions of State
Formation and Nation-Building 11 The Formation of States in
Western Europe / C. Tilly (ed.). Princeton: Princeton University
Press, 1975. P. 562-600. Различные альтернативные вариан­
ты развития событий анализируются в следующей работе:
Rustow D.A. A World of Nations. Washington, DC: Brookings
Institution, 1967. Ch. 4.
142


IV. Т

ези с

об

о п а с н о с ти

двух последовательных стадий, якобы являющихся
конфликтными и несовместимыми. Но тут есть и раз­
личие: те, кто беспокоится о риске застрять, считают
вторую стадию в высшей степени желательным и даже
необходимым итогом; те же, кто говорит об угрозах
разрушить достигнутое, куда больше заботятся о до­
стижениях прежней стадии.
Сравнение двух динамик позволяет сделать и бо­
лее значимые выводы. Вальяжное последовательное
решение проблем, вопреки исследованиям политиче­
ского развития, не всегда является благом63*. Последо­
вательное решение проблем несет в себе риск застрять
на одном месте, этот риск относится не только к по­
следовательности производства потребительских то­
варов, оборудования и промежуточной продукции, но
также и к последовательности, описанной Маршаллом
в виде прогресса от индивидуальных свобод к всеоб­
щему избирательному праву, а затем и к государству
всеобщего благосостояния. Не обязательно исповедо­
вать тезис об опасности (например, в форме тезиса об
абсолютной несовместимости программ социального
обеспечения с сохранением индивидуальных свобод),
для того чтобы признать следующее: общество, кото­
рое выступило первопроходцем в обеспечении ин­
дивидуальных и политических свобод, вполне может
испытывать специфические трудности при последую­
щих попытках наладить всеобъемлющую социальную
политику. Те же самые ценности, которые сослужили
обществу добрую службу на одной стадии — напри­
63* Что касается экономического развития, то в своей работе
«Стратегия экономического развития» (Hirschman А.О. The
Strategy of Economic Growth. New Haven: Yale University Press,
1958) я подчеркивал возможности и преимущества посте­
пенного решения проблем («несбалансированный рост»).
В данной работе я уделяю достаточно много внимания опас­
ности «застревания», которая сопутствует данному вари­
анту. Отношения двух позиций исследуются мной в статье:
Hirschman Л. О. The Case against «One Thing at Time» // World
Development. 1990. No. 18. August. P. 1119-1122.

143


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

мер, вера в высшую ценность индивидуальности, упор
на индивидуальные достижения и индивидуальную
ответственность, — могут порой становиться и пре­
пятствием, когда появляется необходимость в утверж­
дении коммунитаристского этоса солидарности.
Возможно, это и есть одна из основных причин
того, почему политика государства всеобщего бла­
госостояния впервые начала проводиться в бисмарковской Германии, стране, которая была не слишком
отягощена сильной либеральной традицией. Поэтому
же недавние риторические нападки на государство
всеобщего благосостояния в континентальной Запад­
ной Европе так и не смогли приблизиться по своему
накалу к дискуссиям в Англии и Соединенных Шта­
тах. Однако все это никоим образом не значит, что в
странах, имеющих сильную либеральную традицию,
невозможно проводить целостную социальную по­
литику. Просто для этого требуются исключительные
обстоятельства, например вызов в виде депрессии или
войны, а также особый подвиг социального, политиче­
ского и идеологического строительства. Более того, по­
сле своего введения институты государства всеобщего
благосостояния сразу же окажутся под огнем критики.
Противоречие между либеральной традицией и но­
вым этосом солидарности в течение долгого времени
будет оставаться неразрешенным, и в такой ситуации
тезис об опасности будет всплывать с предсказуемой
регулярностью, неизменно находя восприимчивую
аудиторию.


V. Три тезиса —
сопоставленные
и совмещенные
оя основная работа выполнена. Я показал, как
три разных типа критики — тезисы об извра­
щении, тщетности и опасности — планомерно, пусть
и в различных вариациях выдвигались в ответ на три
основных «революционных», «прогрессивных», «ре­
формистских» шага последних двухсот лет. Полезно
будет обобщить сказанное в виде таблицы.

М

ОБОБЩАЮЩАЯ ТАБЛИЦА
Таблица соответствует порядку, которому я следо­
вал в своем тексте, за исключением того, что «опас­
ность» стоит перед «извращением» и «тщетностью»,
а не следует за ними. В этой таблице удобно переме­
щаться слева направо и сверху вниз, что соответствует
временной последовательности. Нет никаких сомне­
ний в том, как должно быть упорядочено горизон­
тальное направление: как и в тексте, три измерения
гражданства по Маршаллу представлены в «нормаль­
ной» исторической хронологии (т.е. в том порядке, в
каком они заявляли о себе в Англии): от гражданскоправового до политического и, наконец, до социоэкономического аспекта гражданства. Что же касается
правильной временной последовательности в верти­
кальном направлении, то тут все зависит от порядка,
в каком возникают три реакционных аргумента. Есть
основания полагать, что тезис об опасности будет вы­
двинут до тезиса об извращении. Риторика опасности
может быть использована сразу же, как только новая
политика или обсуждается, или официально прини145


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

мается на вооружение. Тезис же об извращении, как
правило» должен появляться лишь после того как на­
копится отрицательный опыт, связанный с новой про­
водимой политикой. Разговоры о тщетности, в свою
очередь, скорее всего, появятся еще позже: как указы­
валось в третьей главе, после некоего события должно
пройти время, прежде чем кто-то рискнет утверждать,
что великое общественное событие было ничем —
бурей в стакане воды. Таким образом, «логической»
временной последовательностью возникновения ре­
акционной риторики по отношению к любой рефор­
ме является «опасность — извращение — тщетность».
Конечно, разные обстоятельства, как будет показано
ниже, вполне могут нарушать эту логику.
Таблица воспроизводит то, как рассматривались
позиции основных выразителей «реакции» и как они
могут быть помещены в предложенную интеллек­
туальную схему. Было бы глупо с моей стороны пре­
тендовать на полноту. Я вполне мог упустить какуюнибудь значимую фигуру или какой-нибудь значимый
аргумент из-за того, что они не вписывались в мою схе­
му1*. Но все же сейчас я куда больше уверен в том, что
мне удалось добиться достаточно целостного охвата,
чем тогда, когда я заявлял о том, что ограничусь рас­
смотрением трех аргументов, соответствующих тем
трем эпизодам, которые я собирался изучить.

!* Тут нет ничего «предзаданного» — прилагательное, ча­
сто используемое в сочетании со словом «схема» (и неред­
ко вполне обоснованно). Я сформулировал свои три тезиса
после почти годичного штудирования Берка, де Местра, Лебона, Моски, Хайека, Мюррея и др. Естественно, после того
как я вышел на свою триаду, дальнейшее чтение служило
просто подтверждением моей схемы (не исключено, что это,
как обычно, сыграло свою роль в сокрытии от автора иных
возможных озарений).
146


Подъем инди­
видуальных
свобод

Подъем государства
всеобщего благосостояния

Джордж Каннинг
Роберт Лоуи
Сэр Генри Мейн
Фюстель де Куланж
Макс Шелер

Фридрих А. Хайек
Самюэль П. Хантингтон

Эдмунд Берк
Жозеф де Местр
Адам Мюллер

Густав Лебон
Герберг Спенсер

Сторонники законов
о бедных
Противники Нового закона
о бедных
Джей У. Форрестер
Натан Глейзер
Чарльз Мюррей

Тщетность

Алексис де Токвиль

Гаэтано Моска
Вильфредо Парето
Джеймс Фитцджеймс Стивен

Джордж Стиглер
Мартин Фельдстейн
Гордон Таллок

совм ещ ен ны е

Извращение

и

5

Подъем
демократии

сопоставленные

Опасность

Всеобщее
избирательное
право

—

Французская
революция

тезиса

Эпоха

Тезис

ри

Основные выразители «реакционных» тезисов на протяжении трех исторических эпох

. Т

Таблица


Риторика

реакции

:

извращ ение

»тщ

етность

,

опасность

Категории извращения, тщетности и опасности
куда более всеобъемлющи, чем может показаться на
первый взгляд. Когда некая предпринятая политика
или «реформа» сталкивается с проблемами или рас­
сматривается критиками как провальная, эта негатив­
ная оценка может быть обоснована лишь двумя осно­
вополагающими причинами.
1. Считается, что реформа не достигла своей цели —
извращение и тщетность есть два стилизованных спо­
соба описания данного хода событий.
2. Считается, что издержки и негативные послед­
ствия реформы перевешивают ее достоинства — зна­
чительная часть этого (обширного) риторического
пространства покрывается тезисом об опасности, как
отмечалось в начале четвертой главы.
Другими словами, есть основания полагать, что три
тезиса охватывают большинство риторических выпа­
дов, которые я попытался проанализировать.
Таблица подтверждает мой вывод. Это высшая на­
града за мои усилия по упорядочиванию разрознен­
ного мира реакционной риторики и по демонстрации
того, как эта риторика раз за разом воспроизводится.
Признаюсь, я получаю значительное и глубокое удо­
влетворение от созерцания получившейся таблицы.
К счастью, от нее есть и иная польза: она стимулирует
и облегчает изучение множества взаимосвязей и взаи­
модействий, существующих между рассмотренными
точками зрения, которые до сих пор изучались по
большей части без связи друг с другом.
Исследование данных взаимосвязей составляет
основную задачу нижеследующего текста. До сих пор
таблица анализировалась в контексте горизонталь­
ного измерения, когда каждый тезис рассматривался
сквозь призму трех эпизодов с целью понять их от­
личие, эволюцию и природу. Но раз таблица может
быть прочитана и по вертикали, возникает соблазн
сосредоточиться на каждом из прогрессивных шагов
или эпизодов в контексте той критики, с которой они
148


V. Т

ри

те зи с а

—

с о п о с т а в л е н н ы е

и

с о в м е щ е н н ы е

столкнулись. Когда это сделано, возникает целый ряд
простых вопросов: какой тезис на каждом этапе ока­
зывался самым значимым, какой тезис вообще был
наиболее значимым? В какой степени различные те­
зисы подрывали друг друга и, наоборот, в какой сте­
пени они друг друга поддерживали? Каковой была
реальная — в противовес «логической» — временная
последовательность появления данных тезисов? Эти
вопросы уже возникали на протяжении предыдущих
глав. Ниже будет предпринята более систематическая,
пусть и несколько более краткая, попытка их рассмот­
рения.
СРАВНИТЕЛЬНОЕ ВЛИЯНИЕ ТЕЗИСОВ
Начнем с вопроса о сравнительной значимости или
сравнительном влиянии каждого из тезисов. Ответы
могут основываться лишь на крайне субъективных
суждениях, и мои ответы имплицитно прозвучали в
предыдущих главах. Воспроизводя их, я начну с са­
мого недавнего эпизода, который касался атаки на
то, что некогда было общественным попечением о
бедных, а сейчас известно как государство всеобщего
благосостояния. Самым влиятельным в этом случае
был довод о том, что помощь бедным приведет лишь к
появлению еще большего их числа — т.е. тезис об из­
вращении. Любопытно, но факт: это самый древний и
одновременно самый современный прием нападения,
встречающийся на протяжении всей истории от Мандевиля и Дефо и вплоть до бестселлеров Чарльза Мюр­
рея. Ценную, но все же вторичную, вспомогательную
роль сыграл тезис о тщетности, согласно которому
огромная часть средств, якобы предназначенных для
помощи бедным, в конце концов перетекает в карма­
ны среднего класса.
Как ни странно, но наименее эффективным воз­
ражением против государства всеобщего благосо­
стояния оказался тезис об опасности, утверждавший,
149


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

что институты социальной поддержки представляют
угрозу индивидуальным свободам и исправно функ­
ционирующему демократическому обществу. В более
устоявшихся западных демократиях данному тезису
не хватало правдоподобия, за исключением некоторых
периодов — например, в 1970-х, — когда демократиче­
ские институты в ряде крупных стран столкнулись с
практически идентичным кризисом.
Занимает ли тезис об извращении столь же приви­
легированное положение и в оставшихся двух исто­
рических эпизодах? Что касается Французской рево­
люции и провозглашения прав человека, это очень
похоже на правду. Во многом из-за зрелищной дина­
мики революции идея о том, что попытки радикаль­
ного переустройства общества просто обязаны при­
вести к ответной реакции, с тех пор прочно вошла в
коллективное бессознательное. Токвилевские доказа­
тельства того, что революция не принесла с собой тех
изменений, которые она себе приписывала (и которые
ей приписывали окружающие), а также его утвержде­
ния о том, что многие значимые социальные и поли­
тические изменения уже произошли при монархии,
есть более тонкий способ, позволяющий подорвать
престиж и популярность Революции. Его размышле­
ния привлекательны для современного социального и
экономического историка хотя бы потому, что он по­
ставил «противоречащий фактам» вопрос о том, стала
бы Франция современной державой без революции.
Однако его работа была оценена по заслугам лишь
многие годы спустя, даже сегодня Революцию все еще
продолжают обсуждать преимущественно в тради­
ционных манихейских понятиях (что уже приелось),
почти не уделяя внимания вопросам, поднятым Токвилем.
Наконец, что касается тезиса об опасности, то в си­
туации Французской революции он так и не был сфор­
мулирован. Причина проста: революционные собы­
тия произошли с такой скоростью и снесли прежние
150


V. Т

ри

тези с а

—

с о п о с т а в л е н н ы е

и

с о в м е щ е н н ы е

структуры с такой основательностью, что просто бук­
вально не было времени поразмышлять о том, было ли
в старом порядке нечто достойное сохранения.
В этом заключается основное отличие данного эпи­
зода от следующего, который будет рассмотрен ниже.
В попытке добиться всеобщего избирательного права
и демократического правления, которой ознамено­
вался XIX в., сравнительный вес трех аргументов был
разительно иным. Основная дискуссия на протяже­
нии долгого времени разворачивалась вокруг мнимой
несовместимости демократии и свободы, а также во­
круг страха того, что новые политические права по­
вредят прошлым достижениям (это иллюстрируют де­
баты вокруг двух реформ в Англии — 1832 и 1867 гг.).
И даже больше: реальная или выдуманная обеспоко­
енность «тиранией большинства» поддерживала тезис
об опасности на плаву даже после того, как битва за
всеобщее избирательное право была безоговорочно
выиграна его сторонниками. Что касается тезиса об
извращении, то он не играл особенно значимой роли в
атаках на демократию. Аргумент Лебона о демократии,
превращающейся в тираническую бюрократию, куда
менее болезнен, чем атака Моски и Парето на демо­
кратию как на ширму и прикрытие для плутократии,
для новой разновидности господства элит. Другими
словами, тезис о тщетности наряду с тезисом об опас­
ности сыграл значимую роль в данной дискуссии. Он
ослабил поддержку демократии в основном в тех стра­
нах — Италии и Германии, а также Франции, — в кото­
рых индивидуальные свободы до введения всеобщего
избирательного права еще не были глубоко укоренены
и в которых тезис об опасности соответственно едва
ли мог показаться кому-либо особенно убедительным
и действенным.
Таким образом, каждый из трех тезисов имеет свое
собственное пространство влияния. Идти дальше и вы­
страивать иерархию на основе соответствующей исто­
рической значимости не кажется мне особо осмыслен­
151


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

ным занятием. Если бы мы все же попытались сделать
это, то тогда, наверное, тезис об извращении как един­
ственное наиболее популярное и эффективное оружие
из репертуара реакционной риторики был бы объяв­
лен «победителем».
Выше мы пытались сопоставить политическую зна­
чимость каждого из тезисов. Если бы мы пытались ме­
рить их по шкале достоинства, четкости и утонченности,
то тогда выводы были бы совсем иными. В предыдущих
главах я уже делал подобные сравнения: например, ког­
да утверждал, что тезис о тщетности предлагает гораз­
до более оскорбительную критику реформы, чем тезис
об извращении. Однако сравнение по критериям фор­
мальной красоты, интеллекта или злонамеренности все
же кажется мне пустым занятием.
НЕКОТОРЫЕ ПРОСТЫЕ ВЗАИМОСВЯЗИ
Следующий вопрос, который предстоит рассмот­
реть с опорой на результирующую таблицу, это во­
прос о взаимной совместимости различных аргумен­
тов. Основное внимание вновь нужно сосредоточить
на вертикальных столбцах, а не на горизонтальных
строках: и если один из трех тезисов выдвигается про­
тив, например» государства всеобщего благосостоя­
ния, будет ли он усилен или, наоборот, ослаблен (или
не будет никакой реакции) одновременным или пред­
шествующим использованием любого из двух остав­
шихся тезисов? Но прежде все же рассмотрим вкратце
горизонтальные строки в контексте схожего вопроса:
в какой степени каждый из аргументов будет усилен
или ослаблен тем фактом, что схожий аргумент уже
использовался во время предыдущего политического
столкновения? Ответ на этот вопрос должен быть оче­
виден после прочтения первых трех глав, которые со­
ответствуют горизонтальным строчкам таблицы и по­
вествуют историю успешного воскрешения каждого из
трех тезисов в каждом новом историческом эпизоде.
152


V. Т

ри

т ези с а

—

с о п о с т а в л е н н ы е

и

с о в м е щ е н н ы е

Степень того, насколько использование некоего ар­
гумента в одном историческом эпизоде окажется по­
лезным в другом, зависит от того, какой престиж был у
данного аргумента в первом эпизоде. Например, тезис
об извращении был сформулирован и разработан по
итогам Французской революции, как было показано
во второй главе. Впечатляющая и убеждающая при­
рода событий, с опорой на которые был сформули­
рован данный тезис, наделила принцип извращения
значительным авторитетом — он еще много раз ис­
пользовался при обсуждении последующих полити­
ческих эпизодов: расширение избирательного права
(Лебон), строительство бюджетных домов (Форрестер),
принудительное использование ремней безопасности
(Пельцман). Однако в этих ситуациях тезис об извра­
щении имел куда меньший успех, так как политиче­
ские обстоятельства значительно отличались от тех,
что имели место во время Революции.
Данный опыт предоставляет хорошие иллюстрации
двух противоположных максим. На первый взгляд, те­
зис об извращении, примененный к широкому спект­
ру политических ситуаций, звучит так: «ничто так не
успешно, как успех». Но как только механическое при­
ложение данного тезиса к реальности начнет давать
менее убедительные результаты, он превратится в те­
зис «ничто так не терпит неудачу, как успех». Из свеже­
го взгляда на мир тезис об извращении превращается
в предсказуемую реакцию, блокирующую понимание.
Можно вспомнить знаменитую фразу Маркса из «Во­
семнадцатого брюмера Луи Бонапарта»: история повто­
ряется сначала как трагедия, а затем как фарс2. Тут под­
разумеваются две вещи: 1) второе событие во многом
происходит на почве, подготовленной первым; 2) имитативный, производный, эпигонский характер второ­
го события обусловливает его «фарсовую» природу.
2 О том, что стояло за тезисом Маркса, см.: Mazlish В. The
Tragic Farce of Marx, Hegel, and Engels: A Note // History and
Theory. 1972. Vol. 11. P. 335-337.

153


Риторика

реакции

:

извращ ение

,

тщетность

,

опасность

возможно, данная закономерность встречается
скорее в мире идей, чем в мире явлений. В частности,
это хорошо видно на примере закона Директора, вы­
двинутого Джорджем Стиглером, данный закон вос­
ходит к закону Парето, реально претендовавшему на
серьезный статус научного суждения3*.
Но довольно о ситуациях, когда тезис завоевывал
престиж в результате своего первого появления и пер­
вой встречи с социальной реальностью. Что случится,
если «реакционный» тезис не сможет позитивно за­
рекомендовать себя при первом появлении? Приме­
ром может служить тезис об опасности, который со
страстью отстаивался во время дискуссий вокруг ан­
глийских реформ 1832 и 1867 гг. Новые законы были
приняты, а обещанные несчастья — смерть свободы
в Англии — так и не случились. В результате можно
ожидать, что тезис об опасности окажется на некото­
рое время дискредитированным; так, похоже, и было,
так как данный тезис не получил широкого приме­
нения во время дебатов вокруг нового закона 1884 г.
«Достойный интервал» был просто необходим для
того, чтобы аргумент мог быть вновь принят на во­
оружение — почти восемьдесят лет отделяют мрачные
предупреждения Роберта Лоуи о неминуемой утрате
свободы времен дискуссий 1866 г. о втором Билле о

Х отя,

3* Это уже второй раз, когда я обнаруживаю, что хорошо
известное обобщение или афоризм, касающийся истории
явленийу куда лучше подходит для описания истории идей.
Впервые данная закономерность была мной подмечена в
связи со знаменитым высказыванием Сантаяны: те, кто не
учатся у истории, обречены повторять ее. Опираясь на твер­
дую почву указанных двух примеров, я просто не могу по­
бороть искушение и не сформулировать свой собственный
«метазакон»: исторические «законы», призванные осветить
историю явлений, находят свое истинное применение в
истории идей. Некоторые объяснения данного «метазако­
на» были мной представлены при рассмотрении афоризма
Сантаяны в работе «Страсти и интересы» (Hirschmart А.О.
Passions and Interests. Princeton: Princeton University Press,
1986. P. 133).

154


V. Т

ри

т ези с а

—

с о п о с т а в л е н н ы е

и

с о в м е щ е н н ы е

реформе от схожих пророчеств Хайека из его работы
«Дорога к рабству» (1944).
Теперь я перейду к рассмотрению того, что долж­
но оказаться более интересными взаимосвязями.
Я имею в виду взаимосвязи столбцов , а не строк таб­
лицы, взаимосвязи, касающиеся различных аргумен­
тов. Наиболее яркие примеры подобных взаимосвязей
уже обсуждались в достаточно подробном виде в тре­
тьей главе — например, логическая несовместимость
и одновременно взаимная притягательность тезиса об
извращении и тезиса о тщетности. Остается добавить
лишь самое общее наблюдение: логическая несов­
местимость двух аргументов, направленных против
одной и той же политики или реформы, не означает
того, что они не будут оба использованы в ходе некоей
дискуссии и нередко одним и тем же человеком или
одной и той же группой.
Две другие пары аргументов — опасность-извра­
щение и опасность-тщетность — вполне совместимы
и легко и действенно могут быть использованы вместе
против любого «прогрессивного» движения. Остается
только удивляться тому, что подобные комбинации
встречаются не так уж и часто — по крайней мере,
такой вывод позволяет сделать мое исследование.
Отчасти это может быть объяснено уже упомянутой
временной последовательностью: тезис об опасности
обычно появляется чуть раньше двух других. Так, ар­
гументы в духе тезиса об опасности Хайека и Хантинг­
тона, направленные против государства всеобщего
благосостояния, предшествовали более поздним ри­
торическим выпадам Мюррея, которые целиком опи­
рались на эффект извращения.
Есть и иные объяснения явной неудачи критиков в
совокупном использовании совместимых аргументов
против некоей политики или реформы. Выразители
любого из этих аргументов могут быть попросту слиш­
ком заняты поисками более убедительных способов
доказательства своей правоты при помощи понятий
155


Риторика реа к ц и и : и звращ ен и е, тщ етн о сть, опасность

опасности или тщетности-извращения. Более того,
они могут опасаться того, что их позиция не только
не усилится, но, наоборот, ослабнет в результате ис­
пользования слишком большого числа аргументов. Их
ситуация подобна ситуации подозреваемого, который
не должен иметь слишком много разных алиби.
Наше короткое рассмотрение выводит нас на инте­
ресный парадокс: когда два аргумента прекрасно со­
четаются друг с другом в теории, они почти не встре­
чаются вместе на практике. И наоборот — если они
несовместимы, то вполне могут использоваться вме­
сте, отчасти из-за трудности, вызывающего и очевид­
но возмутительного характера такого сочетания.
БОЛЕЕ СЛОЖНАЯ ВЗАИМОСВЯЗЬ
До сих пор мое исследование ограничивалось взаи­
мосвязями внутри отдельных строк в таблице (на­
пример, тезис об извращении де Местра, касающийся
Французской революции, сопоставлялся с тезисом
Форрестера, относящимся к государству всеобщего
благосостояния) или же внутри отдельных столбцов
(например, в случае дискуссий вокруг государства все­
общего благосостояния, тезис об извращении Чарльза
Мюррея сопоставлялся с тезисом о тщетности Стиглера). Теперь я бы хотел рассмотреть следующий во­
прос: может ли аргумент, выдвинутый во время одного
исторического эпизода, повлиять на то, как разверты­
вается другой аргумент во время другого эпизода? Или,
если сформулировать вопрос с опорой на таблицу, —
существуют ли интересные взаимосвязи между ячей­
ками, относящимися к разным строкам и столбцам?
Прежде чем обратиться к одному подобному приме­
ру, я бы хотел кратко напомнить о несколько необычной
взаимосвязи в рамках одного столбца, о которой шла
речь в четвертой главе. Ближе к концу своего рассмот­
рения эпизода с Биллем 1867 г. я обратил внимание
на то, что тезис об опасности, направленный против
156


V. Т ри т е з и с а

—

с о п о с т а в л е н н ы е

и

с о в м е щ е н н ы е

расширения избирательного права, — аргумент, гла­
сивший, что всеобщее право голоса ознаменует собой
конец «свободы», — был заглушен распространенным
среди представителей правящей элиты ощущением
того, что в результате проведения реформы избира­
тельного права в английской политике не произойдет
серьезных изменений. Среди элиты были даже те (сре­
ди прочих Дизраэли), кто полагал, что расширение из­
бирательного права склонит политическую чашу весов
в пользу консерватизма. Другими словами, опасность,
о которой говорил Роберт Лоуи, не принималась це­
лым рядом участников всерьез потому, что они нахо­
дились под влиянием тезиса о тщетности, гласившего,
что пресловутый долгожданный приход «демократии»
не принесет никаких изменений. Как отмечалось в тре­
тьей главе, Джеймс Фитцджеймс Стивен выражал по­
добные настроения в 1873 г., тем самым предвосхищая
итальянских теоретиков конца столетия и их более
систематическую разработку тезиса о тщетности.
С формальной точки зрения любопытная черта
этой взаимосвязи между опасностью и тщетностью
заключается в том, что эти два аргумента вместе ведут
не к взаимной поддержке, а к взаимному ослаблению:
тезис о тщетности, в свете которого демократия ока­
зывается всего лишь фикцией, делает невозможным
серьезное отношение к тезису об опасности, рассмат­
ривающему демократию как угрозу «свободе».
Схожий результат получается и в том случае, если
мы сосредоточим внимание на взаимосвязи между
тем же тезисом о тщетности — бросающем тень на
демократию — и следующим тезисом об опасности,
который видит в государстве всеобщего благосостоя­
ния угрозу демократии и свободе. И вновь очень легко
увидеть, как тезис о тщетности сводит на нет усилия
тезиса об опасности. Данная ситуация особенно оче­
видна для континентальной Европы, где вторая и тре­
тья фазы развития по Маршаллу (введение всеобщего
157


Риторика реакци и : и звращ ение, тщ етность, опасность

избирательного права и построение государства все­
общего благосостояния) во многом сошлись вместе.
Другими словами, идеологическая атака на демокра­
тию была в полном разгаре, когда были предприняты
первые шаги по внедрению серьезных программ со­
циального страхования и социального обеспечения.
В таких условиях «реакционерам», единодушным в
отношении аргументов против демократии, было не
с руки выступать против возникающего государства
всеобщего благосостояния, опираясь на тезис об опас­
ности, учитывая, что данный тезис превозносил де­
мократию и предупреждал о тех опасностях, которые
грозят демократии со стороны государства всеобщего
благосостояния.
Чуть ранее я утверждал, что в некоторых странах —
например, в Германии — возникновению государства
всеобщего благосостояния способствовал тот факт,
что тезис об опасности там был лишен прочной поч­
вы. Дело в том, что индивидуальные свободы и демо­
кратические политические формы в то время, когда
там были введены первые программы социального
обеспечения, находились или в упадке, или в ослаб­
ленном положении. Пришло время усилить данный
тезис. Даже несмотря на существование демократиче­
ских формы правления, в ряде стран тезис об опасно­
сти не имел никаких шансов хоть что-то противопо­
ставить программам социального государства потому,
что там демократия никогда не пользовалась особым
престижем из-за нападок на нее с использованием
тезисов о тщетности и извращении. Таким образом,
один реакционный аргумент (о тщетности), выдви­
нутый в дискуссии вокруг демократии, ограничивает
или затрудняет использование другого аргумента (об
опасности) во время во многом схожей дискуссии во­
круг государства всеобщего благосостояния. Как это
ни смешно, но такая констелляция может облегчить
проведение новой реформы. Примечательно, что в
15»


V. Т ри те з и с а —

с о п о с т а в л е н н ы е

и

с о в м е щ е н н ы е

Германии государство всеобщего благосостояния,
первые попытки строительства которого восходят аж
к законам социального страхования Бисмарка 1880-х
годов, столкнулось с критикой в духе тезиса об опас­
ности лишь ближе к середине XX в., когда на арену
истории вышли такие неолиберальные мыслители,
как Хайек и Вильгельм Репке.
Пока все выглядит так, как будто взаимосвязь меж­
ду тезисом о тщетности из одного эпизода (упрочение
демократии) и тезисом об опасности из другого эпизо­
да (распространение государства всеобщего благосо­
стояния) была на удивление плодотворной. Принятие
частью общественного мнения тезиса о тщетности,
направленного против демократии, может сдержать
сопротивление политике всеобщего благосостояния
на основе тезиса об опасности. Однако эта же идеоло­
гическая констелляция несет в себе и совсем другую
динамику. Тезис о тщетности, использованный про­
тив демократии, может не просто привести к нивели­
рованию тезиса об опасности, когда приходит время
дискуссий о социальном прогрессе, но и способство­
вать активному использованию тезиса, являющегося
инверсией тезиса об опасности: если между демократи­
ей и общественным прогрессом существует конфликт,
то тогда нужно двигать прогресс вперед, не считаясь с
тем, что произойдет при этом с демократией, которая
является просто фальшивкой и ловуш кой ! За исклю­
чением Горбачева, такой была позиция коммунистов
со времен восторженного признания Лениным «дик­
татуры пролетариата» в его брошюре 1917 г. под на­
званием «Государство и революция».
Конечно, данная фраза восходит еще к Марксу, к
его «Критике Готской программы» 1875 г., но имен­
но Ленин сделал ее популярной, именно он сделал ее
тестом на правоверный большевизм. И на Ленина тут
оказали влияние не только Маркс, но также та дискре­
дитация «плутократической», «буржуазной», «фор­
159


Ри т о ри к а р е а к ц и и : и з в р а щ е н и е , т щ е т н о с т ь , о п ас н о с ть

мальной» демократии, которую можно было найти в
трудах его известных современников (Жорж Сорель,
Парето, Михельс), а также у многих других хулителей
демократии и практиков тезиса о тщетности4*.
Таким образом, взаимосвязь между тезисом о тщет­
ности, направленным против демократии, и тезисом
об опасности в его самых различных формах (включая
его противоположность) в высшей степени амбива­
лентна: в одних странах она способствовала появле­
нию государства всеобщего благосостояния; в других
странах она привела к убежденности в том, что утрата
или отказ от демократии есть незначительная плата за
социальный прогресс.

4* Об истоках ленинской мысли некогда шли долгие споры,
причем почва для них была создана самим Лениным, кото­
рый провозгласил себя верным и строгим последователем
Маркса. Те, кто отказывался верить его словам, пытались
показать, что, сам того не осознавая, он был продолжателем
куда более древних, но все же влиятельных интеллектуаль­
ных традиций. Например, Николай Бердяев в работе «Ис­
токи и смысл русского коммунизма» (Бердяев Н. Истоки и
смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990. С. 93) писал,
что русский коммунизм есть не что иное, как «трансформа­
ция и деформация старой русской мессианской идеи». См.
также: Lovell D. W. From Marx to Lenin. Cambridge: Cambridge
University Press, 1984. P. 12-14.
В этом споре двух крайностей, каждая из которых указыва­
ет на влияния из прошлого, была полностью упущена третья
альтернатива: Ленин, долгие годы проживший в Швейцарии
и в других местах Западной Европы, мог находиться под
сильным влиянием современной ему европейской атмосфе­
ры, пропитанной ядовитой нутряной враждебностью к демо­
кратии. На эту атмосферу, выражение которой можно найти в
трудах Парето, Сореля и многих других, нередко возлагалась
ответственность за возвышение фашизма. На мой взгляд,
данная альтернатива заслуживает куда больше доверия.
1 б0


VI. От реакционной
риторики к прогрессивной

Р

еакционеры» не являются монополистами в сфе­
ре упрощенной, безапелляционной, бескомпро­
миссной риторики. Их «прогрессивные» оппоненты в
этом отношении ничуть не лучше — книга, подобная
моей, описывающая основные аргументы и риториче­
ские позиции противоположного лагеря в его борьбе
за свое дело за последние двести лет, вполне могла бы
быть написана. Но это не та книга, которую собирался
писать я; однако есть основания полагать, что значимая
часть прогрессивной или либеральной риторики впол­
не может быть выведена из различных рассмотренных
нами реакционных тезисов. Для этого достаточно лишь
перевернуть их, поставить с ног на голову или проде­
лать с ними какие-то подобные трюки. Ниже с опорой
на мое предыдущее исследование я попробую собрать
этот неожиданный урожай.
ИЛЛЮЗИЯ СИНЕРГИИ И ТЕЗИС
О НЕОТВРАТИМОЙ ОПАСНОСТИ
Успешность этого мероприятия скорее всего будет
различной от тезиса к тезису. Наиболее многообе­
щающим выглядит тезис об опасности, способность
которого к превращениям уже была выявлена как в
четвертой главе, где я показал, что он есть противопо­
ложность аргумента, доказывающего взаимное усиле­
ние двух успешных реформ, так и в конце предыдущей
главы, когда особая форма тезиса об опасности внезап­
но превратилась в аргумент в пользу диктатуры про­
летариата. Однако данное превращение опиралось на
полную ревизию подразумеваемых ценностей. Пред­
посылка тезиса об опасности, использовавшегося для
i6i


Риторика реакции: извращ ение, тщ етность, опасность

оспаривания социальных программ, — это приписы­
вание высшей ценности свободе и демократии. Пока
данная ценность преобладает, любой убедительный
аргумент, гласящий, что некая новая предлагаемая
экономическая или социальная реформа поставит под
угрозу свободу или демократию, просто обязан будет
иметь воздействие. Если базовые ценности меняются
(в результате, например, подрывающей критики демо­
кратии с позиций тезиса о тщетности), то нет ничего
удивительного в том, что забота о рисках тут же сме­
няется чем-то совсем иным — в нашем случае ратованием за диктатуру пролетариата с целью достижения
радикальных социальных преобразований.
Такое ратование является зеркальным отражением
тезиса об опасности: общая предпосылка обоих аргу­
ментов — несовместимость свободы и демократии, с
одной стороны, и социального прогресса — с другой.
Сторонники тезиса об опасности полагают, что соци­
альный прогресс должен быть принесен в жертву сво­
боде, а сторонники диктатуры пролетариата делают
противоположный выбор.
Совсем другая трансформация тезиса об опасности
получается, если отвергнуть посылку о несовмести­
мости и заменить ее более радостной идеей не просто
совместимости, но взаимной поддержки.
Вытекающий отсюда антитезис к тезису об опасно­
сти подробно рассматривался в четвертой главе. Тог­
да как сторонники тезиса об опасности хватаются за
любой мыслимый конфликт между новой реформой
и прежними достижениями, прогрессивные наблю­
датели, наоборот, постараются сконцентрироваться
на доводах в пользу того, что новая и старая реформы
будут оказывать друг на друга именно позитивное, а
не негативное влияние. Склонность говорить об этой
удачной, позитивной взаимосвязи, о взаимной под­
держке (так я это называю) есть одна из основных черт
прогрессивного склада ума. Прогрессисты полностью
1

б2


VI. От

РЕАКЦИОННОЙ

риторики

к п р огр есси вн ой

убеждены в том, что «все хорошее идет рука об руку»1*,
и в этом смысле их ментальность противоположна
ментальности реакционеров, выстроенной вокруг
принципа игры с нулевой суммой, вокруг тезиса ceci
tuera cela. Конечно, помимо ментальности прогресси­
сты и реакционеры различаются еще и теми ценностя­
ми, которым они привержены. Однако, как мы знаем,
реакционеры очень часто утверждают, будто бы они
в целом разделяют возвышенные цели прогрессистов;
«просто» они указывают на то, что, «к несчастью», все
в жизни идет не так гладко, как полагают их «наивные»
оппоненты.
Как было показано, тезис об опасности, равно как
и тезис о взаимной поддержке, есть «два крайних и в
равной степени нереалистичных примера» того мно­
жества способов, какими старая реформа может взаи­
модействовать с новой. Реакционеры преувеличивают
тот урон, который будет нанесен старой реформе в
результате любого нового действия или вмешатель­
ства, тогда как прогрессисты совершенно уверены, что
все реформы поддерживают друг друга посредством
того, что они любят называть принципом синергии.
По сути, можно говорит о склонности прогрессистов
к преувеличению по линии того, что может быть на­
звано «иллюзией синергии».
Не то чтобы прогрессисты никогда не обращают
внимания на проблемы. Скорее они склонны указывать
на опасности бездействия, чем на опасности действия.
И здесь возникают очертания еще одной трансформа!* Роль данного представления в либеральном мышлении
об экономическом и политическом развитии была отмечена
Робертом Пакенхемом: Packenham R.A. Liberal America and
the Third World. Princeton: Princeton University Press, 1973.
В принципе, идея о существовании гармонии — даже тож­
дества — между различными желаемыми качествами, будь
то добро, красота или истина, это идея очень древняя, кото­
рую можно возводить еще к грекам. Знаменитое выражение
данной идеи можно найти у Китса в его «Оде к греческой
вазе»: «Красота — это истина; истина — это красота».

1бЗ


Ри торика реак ц и и : и звращ ен и е, тщ етн ость, опасность

ции тезиса об опасности. Тезис об опасности указывает
на опасности действия и на ту угрозу, которое оно пред­
ставляет для прошлых достижений. Противоположный
способ беспокоиться о будущем — это обращать внима­
ние на все грозящие угрозы и опасности и агитировать
за решительные действия по их предотвращению.
Например, выступая в поддержку Билля о рефор­
ме 1867 г., Лесли Стивен утверждал, что в отсутствии
реформ массы начнут прибегать к формам протеста,
куда более опасным для устоявшегося порядка, чем
голосование. Как отмечалось в четвертой главе, он
рассматривал голосование как способ направить силы
народа в относительно безобидное русло и делегитимировать более опасные формы народного протеста,
такие как забастовки и мятежи2. Таким образом, тезис
об опасности оказывался очень тонко переформули­
рован: именно неудача в воплощении Билля о рефор­
ме, а вовсе не его принятие, становилась угрозой для
закона, порядка и демократии.
Точно таким же образом угрозы социального распа­
да и радикализации масс нередко упоминались в чис­
ле убедительных оснований для того, чтобы учредить
программы социальной поддержки. Со времен Второй
мировой войны в сфере международного перераспре­
деления прибыли и богатства «нависшая» угроза ком­
мунизма нередко использовалась для того, чтобы спо­
собствовать передаче ресурсов от более богатых стран
к более бедным. Во всех этих случаях сторонники та­
кой политики полагали недостаточным простое указа­
ние на то, что данная политика является правильной ;
для большего риторического эффекта они заверяли
всех в том, что отстаиваемые меры абсолютно необхо­
димы для отведения некоей нависшей угрозы.
2 Stephen L. On the Choice of Representatives by Popular Con­

stituencies //A Plea for Democracy / W.C. Guttsman (ed. and
intro). L.: MacGibbon & Kee, 1967. P. 72-92. Данный тезис рас­
сматривается мной в работе Shifting Involvements (Princeton:
Princeton University Press, 1981. P. 115-116).
164


VI. От

РЕАКЦИОННОЙ

риторики

к п р огр есси вн ой

Аргумент, который можно назвать тезисом о неми­
нуемой опасности 3*, со своей противоположностью —
тезисом об опасности — роднят две существенные
черты. Во-первых, оба тезиса при обсуждении концент­
рируются лишь на одном типе опасностей или рисков:
лагерь сторонников тезиса об опасности фиксируется
исключительно на опасностях действия, тогда как адеп­
ты тезиса о неминуемой опасности — на рисках бездей­
ствия4*. Во-вторых, оба лагеря представляют свои соот­
ветствующие сценарии — вред, который будет нанесен
либо действием, либо бездействием — как если бы они
были целиком правдивыми и неизбежными.
Из этих двух общераспространенных преувеличе­
ний и иллюзий как реакционной, так и прогрессивной
риторики можно — в противоположность обеим —
вывести два ингредиента того, что можно назвать
«зрелой» позицией.
Как действие, так и бездействие несет в себе свои
опасности и риски. Насколько это возможно, следует
их обсуждать, оценивать и предотвращать.
Губительные следствия либо действия, либо бездей­
ствия никогда не могут быть познаны с той точностью,
на которую претендуют две беспокойные Кассандры, с
которыми мы познакомились выше. Когда разговор
заходит о неминуемых бедствиях и несчастьях, всегда
3* В схожем контексте мне уже доводилось писать о «мрач­
ном взгляде на мир, способствующем действию». См.:
Hirschman А. О. A Bias for Hope: Essays on Development and
Latin America. New Haven: Yale University Press, 1971. P. 284,
350-353.
4* Изображая консерватора, одержимого опасностями дей­
ствия, Корнфорд прекрасно иронизирует над той надменно­
стью, с какой подобные люди склонны не замечать противо­
положной опасности: «Это просто теоретическая уловка о
том, что бездействие имеет столько же следствий, сколько
и само действие. Очевидно, бездействие вообще не имеет
никаких следствий». См.: Cornford R Microcosmographia Асаdemica. Cambridge: Bowes&Bowes, 1922. P. 29.
165


Риторика реакции : и звращ ение, тщ етность, опасность

полезно помнить высказывание Lepire п ’estpas toujours
stir — худшее не всегда неизбежно (случается)5*.
«ИСТОРИЯ НА НАШЕЙ СТОРОНЕ»
Трансформация тезиса об опасности дает нам две
типичные «прогрессивные» позиции: синергийное за­
блуждение о гармоничном и поддерживающем друг
друга отношении между старыми и новыми реформа­
ми; тезис о неминуемой опасности, повествующий о
необходимости не затягивать с реформами из-за опас­
ностей, грозящих в силу их отсутствия.
Если вернуться к общей логике данной главы, то
теперь показать свой прогрессивный облик настала
очередь тезиса о тщетности. Сутью данного тезиса
было утверждение о том, что людские усилия достичь
каких-то перемен обречены, так как они противоречат
тому, что Берк называл «вечным порядком вещей», или
тому, что на языке XIX в. можно было бы назвать «за­
конами» или даже лучше «вечными законами», царя­
щими в социальном мире и не позволяющими собою
пренебрегать: в нашем исследовании мы столкнулись
с целой плеядой творцов или открывателей подобных
законов — от Парето и до Михельса со Стиглером —
Директором.
Так называемые законы, подпирающие тезис о
тщетности, имеют одну общую черту: они раскрывают
некую прежде скрытую закономерность, «управляю­
щую» социальным миром и вносящую в него стабиль­
ность, Подобные законы, похоже, существуют для
того, чтобы сбивать спесь с тех, кто хочет изменить
существующий порядок. А как насчет обнаружения
иных типов закона, поддерживающих желание пере­
5* Данное выражение было выбрано Полем Клоделем в каче­
стве второго названия для пьесы Le soulier de satin. Это несо­
мненное переложение испанского No siempre lo peor es cierto
(название комедии Кальдерона де ла Барки). Сегодня данная
фраза широко используется во французском языке — она
стала поговоркой.
166


VI. О т РЕАКЦИОННОЙ РИТОРИКИ К ПРОГРЕССИВНОЙ

мен? Это будут законы движения, которые дадут про­
грессивным обществоведам желаемую уверенность в
том, что мир «необратимо» движется именно в том
направлении, в каком они указывают.
Вполне можно себе представить историю социаль­
ных наук как историю поиска этих двух типов законов.
Для пояснения данной интуиции хватит и небольшого
экскурса.
С тех самых пор, как появились представители есте­
ственных наук со своими законами, управляющими
физической вселенной, исследователи общества также
стали стремиться к открытию общих законов, управ­
ляющих социальным миром. То, что экономисты,
однажды попав под влияние Фрейда, стали называть
«завистью к физике», издавно было отличительной
чертой всех социальных наук. Данное чаяние нашло
свое раннее выражение в утверждении о том, что
«интерес» — это универсальный ключ к пониманию
и предсказанию человеческого и социального поведе­
ния. Данное убеждение было широко распространено
уже в XVII в., перекочевало оно и в век XVIII. Гель­
веций торжественно писал: «Подобно тому, как фи­
зическая вселенная управляется законами движения,
так нравственная вселенная управляется законами
интереса»6.
Парадигма интереса получила свое самое подроб­
ное и плодотворное применение в построении новой
науки экономики. Там она использовалась как для
прояснения непреходящих принципов, лежащих в
основе базовых экономических процессов обмена,
производства, потребления и распределения, так и
для понимания особых экономических и обществен­
ных изменений, которые очевидно происходили во
второй половине XVIII в. Некоторое время две эти за­
дачи мирно сосуществовали. Например, в труде Адама
Смита «Исследование о природе и причинах богатства
6Helvetius. De 1esprit. Paris, 1758. P. 53.
167


Риторика реа кц и и : и звращ ен и е, тщ етн о сть, опасность

народов» исторически ориентированная третья книга,
озаглавленная «О развитии благосостояния у разных
народов», гармонично опиралась на первые две книги,
широкий анализ экономических процессов которых
был куда менее привязан к определенному времени
(хотя, конечно, он и не был целиком абстрактным).
Затем в XIX в. среди обществоведов, занимающихся
поиском законов общества, сложилось определенное
разделение труда. По мере того как экономические и
социальные изменения в Западной Европе станови­
лись все более зримыми, появились те, кто начал спе­
циализироваться на поиске законов этих динамичных
процессов. Не исключено, что их манил и побуждал за­
ниматься этим престиж, каким в естественных науках
издавна обладала механика Ньютона. Так, Гельвеций
явно отсылал к этим «законам движения» и указывал
на них, как если бы они были единственными научны­
ми достижениями его эпохи, достойными упоминания
и подражания со стороны тех, кто искал законы «нрав­
ственной вселенной». Спустя столетие его призыв был
услышан. Карл Маркс с гордостью говорил о том, что
ему удалось «напасть на след» того, что он мог бы назвать
«экономическим законом движения [Bewegungsgesetz]
современного общества» — об этом он с восторгом упо­
минал в предисловию к «Капиталу». Тем самым Маркс
претендовал — ни много ни мало — на то, чтобы стать
Ньютоном социальных наук.
Реакции на подобное притязание не заставили себя
ждать. Исследователи уже нередко указывали на то,
что открытие во второй половине XIX в. Джевонсом,
Менгером и Вальрасом маржинализма как нового
основания для экономического анализа на основе об­
щей физио-психологической человеческой природы
можно считать ответом на попытки Маркса релятивизировать экономическое знание и ограничить значи­
мость любого набора экономических «законов» одним
конкретным «этапом» развития «производственных
отношений». Еще одно опровержение марксистско­
168


VI. От

РЕАКЦИОННОЙ

риторики

к п р огр есси вн ой

го притязания на открытие «закона движения» со­
временного общества было предложено Моской и
Парето, которые говорили о существовании неких
«глубинных» экономических и социальных структур
(распределения доходов и власти), которые были куда
более постоянными, чем полагал Маркс. Данный тезис
бил марксистов их же оружием: внезапно именно они
оказывались неглубокими мыслителями, исполнен­
ными наивной, просвещенческой веры в податливость
общества, попавшими под влияние «поверхностных»
событий, будь то реформы или даже революции.
Смысл предшествующего краткого экскурса в интел­
лектуальную историю сейчас станет понятным. Если
сущностью «реакционного» тезиса о тщетности была
естественная законоподобная неизменность неких социоэкономических феноменов, то его «прогрессивный»
двойник — это утверждение о схожем законоподобном
движении вперед, о прогрессе. Марксизм представляет
собой лишь систему идей, с громадным апломбом про­
возглашающую законоподобный, неизбежный харак­
тер особой формы движения человеческой истории. Но
были еще и многочисленные иные учения, притязав­
шие на то, что им удалось напасть на след того или ино­
го исторического закона развития. Любое утверждение
о том, что человеческое общество неизбежно прохо­
дит ограниченное число восходящих стадий , является
близким (прогрессистским) родственником описанно­
го здесь реакционного тезиса о тщетности.
Базовое родство между двумя на первый взгляд про­
тивоположными позициями доказывается указанием
на то, что язык тщетности используется как в одном,
так и в другом случае. И Маркс тут — отличный при­
мер. Сразу же после провозглашения собственного от­
крытия «закона движения» он пишет: современное об­
щество «не может ни перескочить через естественные
[naturgemasse] фазы развития, ни отменить последние
декретами». Тщетность в том виде, как она рисуется
обществоведам, обладающим привилегированным зна­
169


Ри т о ри к а р е а к ц и и : и з в р а щ е н и е , т щ е т н о с т ь , о п а с н о с ть

нием о так называемых законах движения, заключается
в невозможности изменить или воспрепятствовать их
действию. Что касается тщетности в видении Парето и
Стиглера, то она заключается в бесплодии любых уси­
лий по влиянию на некие базовые константы.
Одно из наиболее частых возражений против марк­
систской системы и против схожих идей о неизбежно­
сти прогресса — тут Маркс всего лишь еще один пред­
ставитель традиции Просвещения — это тот факт, что
она оставляет совсем мало места для человеческого
действия. Если будущая трансформация буржуазного
общества уже предопределена, то какой тогда смысл
вам или мне рисковать собой? Тут перед нами прото­
тип того, что позднее получит известность как «пробле­
ма безбилетника», и этот более утонченный аргумент
куда более сложен, чем может показаться на первый
взгляд. Сам Маркс предугадал его, указав в предисло­
вии к «Капиталу», что работа на «неминуемую» рево­
люцию позволит ускорить ее свершение и снизить ее
издержки. Несколько обобщая, получается следующее:
людям нравится ощущать (пусть даже и смутно), что
«история на их стороне», от осознания данного факта
они получают огромный заряд уверенности. Это представление было типичным наследником более раннего
типа уверенности — особенно чаемой всеми воинами
уверенности в том, что на твоей стороне сам Бог. Как
мне кажется, спорить с тем, что такая уверенность не
ослабляет дух активиста, а даже наоборот, просто не­
возможно. Активизм получает подпитку от идеи того,
что за спиной акторов стоит исторический закон дви­
жения, и адепты данной конструкции, собственно, на
это и рассчитывали. Что касается реакционного двой­
ника данного представления, то для него получается
следующая картина: если принимать тезис о тщетно­
сти всерьез, то он радикальным образом демотивирует
человеческое действие; и вновь — это именно то, чего
добивались его выразители.

170


VI. От

РЕАКЦИОННОЙ

РИТОРИКИ К ПРОГРЕССИВНОЙ

ДВОЙНИКИ ТЕЗИСА ОБ ИЗВРАЩЕНИИ
Как в случае с тезисом об опасности, так и в случае
с тезисом о тщетности, трансформация реакционной
риторики в свою противоположность привела к ряду
типичных форм (или стереотипов) прогрессивной ри­
торики — начиная с иллюзии синергии и заканчивая
верой в то, что история на нашей стороне. Пусть это
и не было откровением о прогрессивной риторике, но
все же исследование обогатило наше понимание того,
что же она собой представляет. Возникает вопрос: воз­
можно ли нечто подобное в случае с тезисом об извра­
щении. Эффект извращения занимает столь значимое
место в мире реакционной риторики, что его противо­
положность просто обязана привести нас к тому, что
уже и так известно как типичная прогрессивная мен­
тальность. Лучше всего доказать данный тезис, взгля­
нув на совокупность дискурсов вокруг образцового
прогрессивного события современной истории — я
имею в виду Французскую революцию.
Суть реакционной позиции заключается в провоз­
глашении колоссальной значимости эффекта извра­
щения. Таким образом, реакционеры выступают за
повышенную осторожность в деле переформатиро­
вания существующих институтов и реализации инно­
вационной политики. Прогрессивный двойник такой
позиции состоит в забвении осторожности и прене­
брежении не только традицией, но и всеми представ­
лениями о непреднамеренных последствиях челове­
ческого действия, независимо от того, приведут эти
действия к извращению или нет: прогрессисты готовы
до бесконечности тасовать и перетасовывать обще­
ство и не сомневаются в своей способности контроли­
ровать события. Подобная склонность к масштабному
социальному проектированию была одной из самых
потрясающих черт Французской революции. Претен­
зия революции на построение нового общественного
порядка в согласии с «рациональными» принципами,
восторженно названная молодым Гегелем «величе­
171


Ри то ри к а р е а к ц и и : и з в р а щ е н и е , т щ е т н о с т ь , о п асн о сть

ственным рассветом», вскоре была раскритикована
по линии тезиса об извращении как нечто катастро­
фическое. Тот же Токвиль прибегнул к сатирическому
стилю, приравняв революционные усилия к попыт­
кам переделать реальность в соответствии с книжны­
ми схемами, придуманными gens de letters7* Просве­
щения.
Когда изучаеш ь историю нашей револю ции, становится
ясно, что руководствовалась она тем ж е самым духом,
который побудил к написанию стольких отвлеченных
книг об образе правления. Та ж е тяга к общ им теориям,
законченным законодательным системам и точной сим­
метрии в законах; то ж е пренебрежение к существующей
действительности; та ж е вера в теорию; то же пристра­
стие к оригинальному, замысловатому и новому в уста­
новлениях; то ж е ж елание переделать сразу и целиком все
общ ественное устройство согласно правилам логики и
единому плану, вместо того чтобы попытаться улучш ить
его по частям. Ж уткое зрелище!8

Тезис о необходимости кардинального переустрой­
ства общества в соответствии с принципами «разума»
(т.е. в соответствии с чьим-то представлением о том,
что же такое «разум») — это тезис, по отношению к
которому тезис об извращении стал антитезисом. Но в
значительной и удивительной степени сам тезис пере­
жил свой антитезис. По сути, так никогда и не было
предложено адекватное объяснение того, почему в
XIX в. уже после отрезвляющего опыта Французской
революции и последующего четкого формулирования
тезиса об извращении утопическое мышление процве­
тало столь пышно и экстравагантно9.
7*Литераторы (фр.). — Примеч. перев.
8Токвиль А. де. Старый порядок и революция. СПб.: Алетейя,
2008. С.133.
9Это процветание впечатляющим образом описано в работе
Поля Бенишу: Benichou P. Le temps des prophetes: Doctrines de
I age romantique. Paris: Gallimard, 1977.
172


VI. От

РЕАКЦИОННОЙ

РИТОРИКИ К ПРОГРЕССИВНОЙ

Что на самом деле произошло, так это эскалация ре­
волюционной и прогрессивной риторики под влиянием
критики Берком Французской революции. Существен­
ным компонентом мысли Берка была его отчасти осно­
ванная на историческом опыте Англии уверенность в
том, что существующие институты содержат огром­
ное количество коллективно накопленной мудрости и
что они вполне способны на постепенную эволюцию.
Чтобы отвергнуть это фундаментальное консерватив­
ное возражение против радикальных перемен, нужно
было доказать факт особости и привилегированности
английской истории. Нужно было доказать, что есть
страны, лишенные всяких традиций свободы, в ко­
торых существующие институты оказались насквозь
прогнившими. В таких обстоятельствах, действитель­
но, нет другой альтернативы, кроме уничтожения
старого в сочетании с полноценным переустройством
политического и экономического порядка, независимо
от того, с какими рисками в плане активации эффекта
извращения сопряжены подобные действия.
Уже в 1853 г. Берк был именно так раскритикован
французским либеральным писателем Шарлем де Ремуза:
Если события во всей их фатальности таковы, что люди
не могут — или не знают, как это сделать, — обнаружить
упоминания о своих правах в анналах истории, если ни­
какая эпоха национальной истории не оставила после
себя хорошей народной памяти, то тогда любая мобили­
зуемая мораль, любая мобилизуемая археология не смо­
гут дать этим людям ни веры, которой им не хватает, ни
установок, формируемых данной верой... Если для сво­
боды народу нужна таковая в его собственном прошлом,
если народу нужно хорошее правительство в прошлом,
чтобы претендовать на хорошее правительство в настоя­
щем, более того, если даже нужно просто быть способным
представить , что эт и две вещи 6ыли> то тогда такой на­
род просто обречен своим прошлым на неподвижность,

173


Риторика реакци и : извращ ение, тщ етность, опасность

его будущее закрыто; а значит, есть нации, обреченные на
то, чтобы вечно быть погруженными в отчаяние10.

В этом примечательном отрывке Ремуза говорит
не только о том, ч т о существуют ситуации и страны,
в которых берковскому благоговейному отношению
к прошлому просто нет места; куда больший интерес
представляет тезис Ремуза о том, что действенность
критики Берка зависит от того, как люди понимают и
представляют собственное положение. Другими слова­
ми, берковская критика, делающая акцент на эффекте
извращения, побудила поборников радикальных пе­
ремен культивировать «ощущение нахождения в отча­
янном положении»11, а также то, что в моих прежних
исследованиях политических программ в Латинской
Америки было названо крахоманией (fracasomania>
комплекс неудачи), т.е. убеждением в том, что все по­
пытки решения национальных проблем окончатся
сокрушительным провалом. Там, где подобные уста­
новки превалируют, тезис Берка о возможности посте­
пенных перемен и совершенствования существующих
институтов эффективно парируется и преломляется в
ином свете. Будируя образ отчаянного положения, в
котором оказались люди, а также подчеркивая провал
прежних попыток реформ, имплицитно или экспли­
цитно утверждается, что старый порядок должен быть
сокрушен, а новый — создан с чистого листа вне зави­
симости от того, с какими контрпродуктивными по­
следствиями это может быть связано. Таким образом,
подчеркивание образа отчаянного положения может
рассматриваться как риторический маневр эскалации,
10 Remusat С. de. Burke: Sa vie et ses ecrits 11 Revue des deux
mondes. 1853. P. 453. Курсив мой. Сей примечательный текст
цитируется в работе Франсуа Фюре: Furet F. Burke ou la
fin dune seule histoire de l’Europe 11 Le Debat. 1986. Vol. 39.
March — May. P. 65. Фюре ссылается на Пьера Розанваллона
как на того, кто первым обратил на него внимание.
11 Tucker R.C. The Theory of Charismatic Leadership 11 Daedalus.
1968. Vol. 97. P. 75.

174


VI . О т

РЕАКЦИОННОЙ

РИТОРИКИ

К ПРОГРЕССИВНОЙ

направленный на нейтрализацию и блокирование те­
зиса об извращении12*.
В поисках неочевидного двойника тезиса об извра­
щении я вышел на любопытное непреднамеренное по­
следствие консервативной берковской критики Фран­
цузской революции. Его «Размышления», в которых
он настаивает на возможности совершенствования
существующих институтов в противовес призывам к
радикальной реформе, вполне могли служить ката­
лизатором для уже почтенной традиции радикальной
публицистики, представляющей ситуацию в той или
иной стране как недоступную для реформ, улучшения
или исправления.
Здесь я бы хотел прервать свое отступление в об­
ласть прогрессивной риторики. Как и в случае с ри­
торикой реакционной, она оказалась куда богаче в
смысле маневрирования (в основном маневрирования
через преувеличение и сбивание с толку), чем обычно
считается.

12* Я не хочу утверждать, что тезис об отчаянном положении
не использовался до Французской революции. Сложно чтото добавить к фразе Эммануэля Сийеса из заключительной
части его Essai sur le privileges (1788): «Придет время, когда
наши возмущенные внуки ужаснутся, прочитав нашу исто­
рию. Тогда наиболее немыслимое безумие [le plus inconcevable demence], наконец-то, будет названо своими именами»
(см. Sieyes Е. Quest-ce que le Tiers Etat? Paris: Presses Universitaires de France, 1982. P. 24). Мой тезис таков — критика Бер­
ка повысила вероятность и частоту подобных экстремист­
ских суждений.

175


VII. По ту сторону
бескомпромиссности

СМЕНА АРГУМЕНТОВ?
ерейдя в предыдущей главе от рассмотрения «ре­
акционеров» к рассмотрению «прогрессистов» и
типичных для них аргументов, я, наверное, потерял
то немногое количество друзей, которое мне удалось
приобрести в первых трех главах, препарировавших и
обнажавших различные типы реакционной риторики.
Спешу вновь вернуть себе их расположение. Хотелось
бы еще раз повторить основную цель данной рабо­
ты. Моя главная задумка — проследить некоторые
ключевые реакционные тезисы сквозь дискуссии по­
следних двух столетий и показать, что участники этих
дискуссий в своих аргументах и риторике следовали
некоторым константам. Конечно, демонстрация того,
что сторонники реакции зажаты в колею рефлексов
и предсказуемо движутся от одного известного набо­
ра действий и маневров к другому вовсе не означает
опровержения их тезисов; но в действительности она
влечет за собой ряд губительных следствий.
Начну с самых незначительных. В свете моего ис­
следования некоторые «глубокие мыслители», вы­
дававшие свои идеи за оригинальные и блестящие
прозрения, оказались куда менее впечатляющими и
даже порой комичными. Данное следствие не было
преднамеренным, но его нельзя назвать чем-то не­
ожиданным. В постоянно возобновляющихся спорах
прогрессистов с реакционерами недостает некоторой
сбалансированности: в действенном использовании
мощного орудия иронии консерваторы на голову опе­
режают прогрессистов. Уже Токвиль в своей критике

П

17 6


VII. По

ТУ С Т О Р О Н У Б Е С К О М П Р О М И С С Н О С Т И

революционного проекта — о чем свидетельствует
цитата, приведенная в шестой главе, — прибегает к
саркастическим интонациям. В его изложении дан­
ный проект предстает скорее наивным и абсурдным,
чем позорным и кощунственным — основные эпите­
ты, которыми награждали Революцию такие ранние
критики, как де Местр и де Бональд. Данный аспект
консервативного отношения отразился уже в самом
немецком понятии Weltverbesserer (улучшатель мира),
которое подразумевает человека, взявшего на себя
слишком многое и просто обреченного на комический
провал собственных усилий. (Американское понятие
do-gooder имеет схожие коннотации насмешки, хотя и
в меньшей степени, так как проекты do-gooder а куда
менее масштабны, чем проекты его немецкого анало­
га). В общем, скептическое саркастическое отношение
к усилиям прогрессистов и их свершениям — это со­
ставная и в высшей степени действенная составляю­
щая позиции современного консерватора.
Прогрессисты же, наоборот, погрязли в серьезности.
Многие из них способны лишь на нравственное него­
дование, им чужда ирония1*. Одна из задач этого иссле­
дования — чуть скорректировать данный баланс.
Но едва ли это достаточное основание для написа­
ния моей книги. Было и еще одно, более основопола­
гающее намерение: путем демонстрации постоянно
повторяющихся аргументов обосновать предположе­
ние о том, что стандартное «реакционное» мышление
в том виде, как оно представлено в данной работе,
зачастую оказывается ложным. Конечно, факт посто­
янного повторения аргумента никоим образом не до­
казывает его ложность. Я уже это не раз говорил, но
теперь хочу повторить еще раз со всей ясностью: нет
никакого сомнения в том, что ситуации, когда «наме­
ренное социальное действие» приводило к эффектам
извращения, когда оно оказывалось тщетным, когда
1* Но, естественно, это не относится к неизменно остроум­
ному Ф.М. Корнфорду.

177


Риторика реакции: извращ ение, тщ етность, опасность

оно ставило, под угрозу некое прежнее достижение,
существовали. Мой вывод таков: те тезисы, которые
были вычленены и рассмотрены мной, в целом ряде
аспектов интеллектуально подозрительны.
Общее подозрение в злоупотреблении аргументами
обусловливается тем фактом, что они — как было по­
казано — почти рутинно всплывают всякий раз при
обсуждении самых разных ситуаций. Подозрение
лишь усиливается, когда удается доказать — именно
это я и попытался сделать — что притягательность
аргументов обусловливается их опорой на известные
мифологические сюжеты (Немезида и высокомерие,
божественное провидение, Эдип), на влиятельные ин­
терпретационные формулы (ceci tuera cela, игра с нуле­
вой суммой) или же тем, что они льстят своим авторам
и раздувают их самолюбие. Учитывая подобные внеш­
ние факторы, можно предположить, что стандартные
реакционные тезисы будут приниматься вне зависи­
мости от их релевантности.
Предыдущая глава, посвященная прогрессивной ри­
торике, не только не размывает мой основной посыл, но
лишь еще больше его усиливает. Показав, что каждый
реакционный аргумент имеет одного — или даже бо­
лее — прогрессивного двойника, я привел противопо­
ложные пары реакционных и прогрессивных суждений
о социальном действии. Вспомним некоторые из них.
Р е а к ц и о н е р : Данное действие будет иметь катастро­
фические последствия.
П р о г р е с с и с т : Несовершение данного действия по­
влечет за собой чудовищные следствия.
Р е а к ц и о н е р : Новая реформа поставит под угрозу
старую.
П р о г р е с с и с т : Новая и старая реформы будут взаим­
но усиливать друг друга.
Р е а к ц и о н е р : Данное действие притязает на измене­
ние постоянных структурных черт («законов») социаль­
ного порядка; следовательно, оно обречено оказаться без­
результатным, тщетным.
178


VII. По

ТУ С Т О Р О Н У Б Е С К О М П Р О М И С С Н О С Т И

П р о г р е с с и с т : За этим действием стоят мощные исто­
рические силы «на марше»; противиться им тщетно.

Как только существование подобных пар аргументов
становится очевидным» престиж реакционных тезисов
сразу же идет на убыль: наряду со своими прогрессив­
ными двойниками они оказываются просто крайними
позициями в серии воображаемых и в высшей степени
поляризованных дебатов. В этом смысле они предстают
как предельные случаи, отчаянно нуждающиеся в огра­
ничении, смягчении и вообще в видоизменении.
КАК НЕ СЛЕДУЕТ АРГУМЕНТИРОВАТЬ
В УСЛОВИЯХ ДЕМОКРАТИИ
Показав место шестой главы в общем изначальном
замысле работы, я бы хотел заметить, что ее наличие
позволило мне задать более широкий контекст для
всего исследования. В результате удалось набросать
общий план риторики бескомпромиссности, издавна
используемой как реакционерами, так и прогресси­
стами.
Флобер, критикуя две противоборствующие шко­
лы философии, утверждавшие, что вначале был или
чистый дух (одна школа), или чистая материя (другая
школа), отчеканил замечательную фразу: подобные
суждения есть «две тождественные друг другу несура­
зицы» (deux impertinences egales)2. Данная фраза подхо­
дит и для описания двух интересующих нас позиций.
Однако моей целью вовсе не является приговор
«чума на оба ваших дома». Скорее, мне бы хотелось
2 Из письма Густава Флобера своей племяннице Каролине,
март 1868, см.: Flaubert G. Correspondance. Paris: Conard,
1929. Vol. 5. P. 367. Флобер, оценивая философский спор о
том, что является первоочередным — материя или дух — за­
ключает: «Bref, je trouve le Materialisme et le Spiritualisme deux
impertinences egales» («Короче говоря, как материализм, так
и спиритуализм, кажутся мне двумя тождественными друг
другу несуразицами»). См. также: Derrida /. Une idee de Flau­
bert 11 Psyche. Paris: Galilee, 1987. P. 305-325.

179


Риторика реакц и и : и звращ ение, тщ етность, опасность

вывести общественные дискуссии по ту сторону край­
них, бескомпромиссных позиций того или иного рода.
Надеюсь, что со временем наши дискуссии приобре­
тут более «демократичный» (democracy-friendly)3* ха­
рактер. Это очень обширная тема, и у меня нет воз­
можности уделить ей достаточно внимания. Хватит и
небольшого заключительного размышления.
Недавние исследования о демократии дали нам два
ценных наблюдения — одно историческое, касаю­
щееся истоков плюралистических демократий, а дру­
гое — теоретическое, повествующее о долговремен­
ных условиях стабильности и легитимности подобных
режимов. Все чаще признается, что современные плю­
ралистические режимы возникли не в результате не­
коего всеобщего консенсуса, касающегося «базовых
ценностей», а скорее в силу того, что различные груп­
пы, долгое время грызшие друг другу глотки, призна­
ли свою обоюдную неспособность достичь господства.
Терпимость и принятие плюрализма стали результа­
том тупикового исхода противостояния беспощадно
враждующих групп4.
Сама история возникновения демократии не сулит
никакой стабильности подобным режимам. Это оче­
видный вывод, но он становится еще очевидней, когда
соотносишь его с теоретическим тезисом о том, что
демократический режим способен достичь легитим­
ности, лишь если его решения становятся результатом
исчерпывающей и открытой дискуссии всех основ­
ных групп, органов и представителей. Под дискусси­
ей здесь понимается процесс вырабатывания мнений:
участники не должны иметь полностью сложившихся
3* Термин был создан по аналогии с широко используемым
английским понятием userfriendly (т.е. удобный для пользо­
вателя), а также немецким понятием umweltfreundlich (эко­
логичный).
4 Crick В. In Defence of Politics. Rev. ed. Baltimore: Penguin
Books, 1964. Ch. 1; также см.: Rustow D. Transitions to Demo­
cracy // Comparative Politics. 1970. Vol. 2. No. 3. P. 337-364.
180


VII. По

ТУ С Т О Р О Н У Б Е С К О М П Р О М И С С Н О С Т И

мнений до начала дискуссии; ожидается, что они при­
мут в ней осмысленное участие, т.е. будут готовыми
изменить свои изначальные позиции в свете доводов
других участников, а также в свете новой информа­
ции, которая всплывет в процессе дискуссии5.
Если для обретения устойчивости, долговременной
стабильности и легитимности демократическому про­
цессу необходимо именно это, то тогда разрыв между
этим идеальным состоянием и плюралистическодемократическими режимами, исторически возникаю­
щими из ужаса борьбы и гражданской войны, ока­
зывается тревожно и угрожающе огромным. Люди,
еще вчера вовлеченные в братоубийственную войну,
едва ли сразу же смогут переключиться на подобную
конструктивную взаимовыгодную дискуссию. Ско­
рее всего, вначале будет просто согласие на наличие
иного мнения, но без каких-либо попыток уяснения
противоположных точек зрения — такова природа,
например, религиозной терпимости. Или, если дис­
куссия все же начнется, это будет типичный «диалог
глухих» — диалог, который еще долго будет выступать
продолжением и заменой гражданской войны. Даже в
самых «продвинутых» демократиях многие дискуссии
оказываются, перефразируя Клаузевица, «продолже­
нием гражданской войны другими средствами». По­
добные дискуссии, когда каждая сторона ищет аргу­
менты, способные сразить оппонента наповал, есть
хорошо знакомая реальность обычной демократиче­
ской политики.
Таким образом, предстоит пройти еще очень дол­
гий путь от традиционной междоусобной бескомпро­
миссной риторики к куда более «демократичному»
типу диалога. Для тех, кто все же решится на подобное
путешествие, должно быть полезным знание несколь­
ких опасных сигналов, например, знание аргументов,
5 Данный тезис убедительно отстаивается в работе Бернара
Манена: Manin В. On Legitimacy and Political Deliberation 11
Political Theory. 1987. Vol. 15. No. 3. P. 338-368.

181


Риторика реакции: извращ ение, тщ етность, опасность

которые на самом деле являются лишь уловками, спе­
циально придуманными для того, чтобы сделать диа­
лог и дискуссию невозможными. В данной работе я по­
пытался представить систематический и исторически
выверенный обзор подобных аргументов со стороны
одного лагеря в традиционном противостоянии «про­
грессистов» и «консерваторов». Далее, но уже куда бо­
лее кратко, я попытался сделать то же самое и со сторо­
ны другого лагеря. По сравнению с моей изначальной
целью — выявить примитивность лишь реакционной
риторики, я добился значительно более весомого ре­
зультата — этот результат вполне может способство­
вать реализации куда более амбициозного замысла.


БЛАГОДАРНОСТИ

К

ак уже было отмечено в первой главе, идея данной
книги родилась из моего участия в проекте Фонда
Форда, который был организован в 1985 г. для выра­
ботки рекомендаций по социальной политике в США.
Точнее, она родилась во время моих размышлений над
вступительными замечаниями Ральфа Дарендорфа,
которые он сделал в ходе первых встреч участников
проекта. Чуть более опосредованное влияние на меня
оказал Дональд Макклоски, реабилитировавший ри­
торику в качестве легитимного направления исследо­
ваний для экономистов и обществоведов.
В процессе написания работы я получил помощь
и поддержку от целого ряда людей, нашедших время
ознакомиться с черновыми вариантами глав. Среди них
мне бы хотелось особенно отметить Уильяма Эвальда,
Джозефа Франка, Луку Мелдолези, Николетту Стэйм,
Фритца Штерна и Маргарет Уир. Переписка с Дэвидом
Бромвичем, Исааком Крамником, Джерри Мюллером,
а также с Эдмондом Фелпсом помогла мне прояснить
некоторые моменты и разрешить некоторые загадки.
Пьер Андле, переводчик рукописи на французский,
а также Ребекка Скотт внимательно и придирчиво
прочли окончательный текст. Во время затянувших­
ся поисков наиболее подходящего названия основной
вклад внесли Питер Рэйлтон и Эмма Ротшильд.
Друзья и читатели указывали автору на тексты, по­
зволяющие усилить и украсить аргументацию, что
требовало от них особенного альтруизма. За него я
особенно благодарен Вальтеру Хиндереру, Стивену
Холмсу, епископу Пьетро Розано, а также Квентину
Скиннеру — они указали мне на очень яркие цитаты
из работ соответственно Шиллера, де Местра, Лам­
педузы и Гоббса. Деннис Томпсон предоставил мне
ценные библиографические советы, касающиеся ис­
следования дискуссии вокруг британской реформы
избирательного законодательства 1867 г.
183


Ри торика реак ц и и : и звращ ен и е, тщ етн ость, опасность

Наконец, мне бы хотелось выразить огромную лич­
ную и интеллектуальную признательность Бернару
Манену. Его собственные работы о демократической
теории были для меня источником вдохновения, и он
с щедростью и присущей ему проницательностью де­
лился своим мнением о продвигающемся исследова­
нии во время наших неоднократных летних встреч в
Пюи-Сен-Винсен во французских Альпах.
* * *

Некоторые разделы данной книги уже были пред­
ставлены в виде публичных лекций, а также докладов
на научных встречах. Сокращенная версия второй
главы была представлена в качестве Таннеровской
лекции в Мичиганском университете в апреле 1988 г.,
а затем в Центре Раймона Арона в Париже и в Фон­
де Сименса в Мюнхене. Позднее она была опублико­
вана как The Tanner Lectures in Human Values (Vol. 10.
Salt Lake City: University of Utah Press), в сокращенном
виде текст лекции также опубликовал журнал Atlantic
за май 1989 г. В Энн Арбор во время специально по­
священного мне мероприятия я был удостоен критики
со стороны Джона Диггинса, Стивена Холмса и Чарль­
за Тилли. Глава третья вновь в сокращенном виде была
представлена на конференции по гражданскому обще­
ству, состоявшейся в августе 1989 г. в Кастельгандолфо
при поддержке Венского института наук о человеке,
также я озвучил ее в феврале 1990 г. на семинаре име­
ни Лайонела Триллинга в Колумбийском университе­
те, Нью-Йорк. На данном мероприятии Стэнли Хофф­
ман и Стивен Холмс сделали очень резкие замечания.
Глава четвертая была представлена на конференции,
посвященной философии общественного выбора, со­
стоявшейся в Варшаве в июне 1990 г., ее спонсировала
Польская академия наук, а также Американский совет
научных обществ.
Превращение моей рукописи в печатный текст в
1985-1989 гг. было осуществлено Линдой Эмери с при­
184


Благодарности

сущим ей потрясающим умом, опытом и воодушевле­
нием. После ее ухода из Принстона Люсиль Олсен и
Роуз Мари Маларкей взяли на себя эту миссию и ком­
петентно довели работу до конца. Ценную библиогра­
фическую помощь оказала мне Марсия Тукер из биб­
лиотеки Института углубленных исследований.
Аида Дональд из Гарвардского университета, опуб­
ликовавшего в 1970 г. мою работу «Выход, голос и вер­
ность», с радостью снова приняла меня и невероятно
облегчила превращение рукописи в книгу. Вивьен Уи­
лер оказалась идеальным литературным редактором,
а также необычайно отзывчивым и эффективным
координатором всего процесса публикации. Нако­
нец, я очень благодарен Гвен Франкфельд за то, что ей
удалось поместить изображение двух спорящих про­
роков с собора в Бамберге на обложку книги. Это по­
трясающее изображение разгоряченного, возможно,
даже бескомпромиссного спора отпечаталось в моей
голове с тех самых пор, как я побывал там в возрас­
те шестнадцати лет незадолго до своей эмиграции из
Германии.


АРТЕМ СМИРНОВ

Альберт О. Хиршман:
нарушитель границ
Пересечение границ — это не только отличи­
тельная черта шагов, которые я предпринимал
(или вынужден был предпринять) в ходе моей
жизни; это еще и особенность междисциплинар­
ных путешествий , в которых я участвовал с
тех пор, как начал писать.
Альберт О. Хиршман

тто-Альберт Хиршман родился 7 апреля 1915 г. в
Берлине в семье известного хирурга. Его отец и
мать были иудеями, а сам Отто-Альберт и его старшая
сестра Урсула — крещеными протестантами, но боль­
шой роли в жизни их семьи религия не играла. Иврита
Хиршман не знал, а на идише мог сказать лишь пару
фраз. Когда ему было пять лет, родители отдали его
вместе с сестрой в престижный Французский лицей,
где он получил прекрасное классическое образова­
ние: там преподавали латынь и греческий, религию
и мораль, литературу и математику. Помимо послед­
них двух предметов, его увлекали также география и
история. С самого детства он много читал: греческую
и римскую классику, работы по истории и беллетризированные биографии известных исторических лич­
ностей, наподобие тех, что писал модный тогда Эмиль
Людвиг, немецких философов, художественную лите­
ратуру, в том числе и русскую — Достоевского, Тол­
стого, Чехова. Хотя, по его собственному призанию,
в юношеском возрасте его волновали «философские
и полурелигиозные вопросы»1, а после знакомства с
1Hirschman A. A Propensity to Self-Subversion. Cambridge, MA:
Harvard University Press, 1995. P. 111.
186


А.

Смирнов.

Альберт О. Хиршман: нарушитель границ

рассказами и публицистикой Толстого, которые он
прочел по совету гимназического преподавателя тео­
логии, он ощутил близость к «примитивной форме
христианства»2, уже в четырнадцать под влиянием
старших друзей начал читать Маркса, в шестнад­
цать — Ницше, и мучиться тем, как примирить их
между собой. Хиршман вспоминает, как однажды в
конце 1920-х годов терзаемый подобным вопросом он
обратился с ним к отцу и пережил настоящее потря­
сение, когда тот открыто признался, что у него нет от­
вета. Тогда он помчался в другой конец квартиры, что­
бы поведать сестре о своем открытии: «Weisst Du was?
Vati hat keine Weltanschauung!» («Знаешь что? У папы
нет мировоззрения!»)3. У его отца был «пытливый и
скептический ум», но отсутствовала всякая иронии,
что делало его «нерешительным» и «меланхоличным».
И все же, в отличие от довольно прямолинейной ма­
тери, всегда «очень четко знавшей, что ей нравится, а
что — нет», с ним легко можно было поделиться осо­
бенно впечатлившими Отто-Альберта идеями, к при­
меру, из Макса Адлера и попытаться обсудить других
австромарксистов, которыми он тогда увлекался.
И все же в конце 1920-х годов в их семье было не
принято говорить о политике (эти темы стали попу­
лярны лишь в 1930-х), а потому его решение вступить
в молодежную организацию социал-демократов было
воспринято родителями с неодобрением. В молодеж­
ной организации СДПГ он состоял в одной ячейке с
будущим канцлером ФРГ Вилли Брандтом. В нее вхо­
дили также дети русских эмигрантов-меныпевиков,
причем весьма известных. Так, он был знаком с быв­
шим видным деятелем Бунда и членом ЦК РСДРП Ра­
фаилом Абрамовичем, дружил с его сыном Марком,
2 Hirschtnan A. Essays in Trespassing: Economics to Politics and
Beyond. N. Y.: Cambridge University Press, 1981. P. 45.
3 Hirschtnan A. A Propensity to Self-Subversion. P. 111-112. Ср.:
Hirschman A. Crossing Boundaries: Selected Writings. N. Y.:
Zone Books, 1998. P. 56.

187


Риторика реа кц и и : и звращ ен и е, тщ етн ость, опасность

который впоследствии был убит коммунистами во
время Гражданской войны в Испании, и даже какое-то
время встречался с его дочерью.
Деятельность «молодых социалистов» по большей
части ограничивалась тогда еженедельными посидел­
ками в доме близ берлинского Дворца спорта. Они
собирались для обсуждения программ и иногда для
участия в партийных манифестациях. Хиршман по­
знакомился с работами Маркса, Энгельса, Каутского,
Люксембург, Ленина. Был впечатлен лекцией Отто
Бауэра о кондратьевских «длинных волнах». Во вре­
мя развернувшихся в 1931 г. среди немецких социалдемократов споров о Tolerierungspolitik, политике тер­
пимости по отношению к правительству Брюнинга,
которое воспринималось тогда как меньшее зло, Вил­
ли Брандт и Хиршман заняли радикальную позицию
и поддержали левое крыло, выступавшее против по­
литики терпимости. Однако когда в том же 1931 г.
была создана новая Социалистическая рабочая пар­
тия и часть членов молодежной организации решила
перейти в нее, шестнадцатилетний Хиршман предпо­
чел остаться в СДГТГ. По его словам, это стало для него
первым опытом конфликта между «голосом» и «выхо­
дом», когда он посчитал, что лучше было попытаться
изменить партию изнутри4. В 1932 г. он сблизился с ве­
дущими партийными интеллектуалами из радикаль­
ной группы Neu Beginnen — прежде всего Генрихом
Эрманном, которого он знал еще по учебе в лицее, и
Рихардом Левенталем5.
После окончания учебы в лицее осенью того же года
он поступил в Берлинский университет, собираясь на­
чать изучении экономики и права. Но в 1933 г. с прихо­
4 Hirschman A. Crossing Boundaries... P. 51.
5 Об истории этой группы см.: Reichhardt H.-J. Resistance in
the Labour Movement 11H. Graml, H. Mommsen, H. Reichhardt,
E. Wolf (eds). The German Resistance to Hitler. Berkeley: Univer­
sity of California Press, 1970. P. 180-193.
188


А.

Смирнов.

Альберт О. Хиршман: нарушитель г ра н иц

дом к власти нацистов Neu Beginnen, зная о готовящих­
ся арестах, ушла в подполье (Эрманн был арестован
гестапо и отправлен в один из первых концентраци­
онных лагерей в Ораниенбурге). В конце марта от рака
умер отец Хиршмана, перед смертью успев укрыть в
своей клинике близкого друга, известного экономиста
и демографа, а также пацифиста и антифашиста Рене
Кучинского, отца экономиста и историка коммуниста
Юргена Кучинского. В начале апреля Хиршман, поняв,
что дальше заниматься подпольной работой у него уже
не получится, решил покинуть страну. Долго выбирать
ему не пришлось: в самом начале апреля 1933 г. поез­
дом через Амстердам с одной сменой белья и томиком
Монтеня он направился в Париж. Мать, оставшаяся с
сестрой в Берлине6, могла помогать ему лишь незна­
чительными суммами, и на жизнь в Париже Хиршману пришлось зарабатывать самому. К счастью, еще до
своей эмиграции Хиршман познакомился с француз­
ским атташе по культуре в Берлине, и тот помог ему
получить работу частного учителя немецкого языка
для двух сыновей одного из руководителей крупной
угледобывающей компании.
Летом 1933 г. Хиршман выбирал, где ему продол­
жить учебу: в Высшей коммерческой школе или в
Школе политических наук. Ему хотелось учиться в по­
следней, где, как он полагал, лучше всего соблюдался
баланс между политическими и экономическими на­
уками, аналитическими и исторически-философскими
темами. Но перед тем как сделать выбор, он решил
спросить совета у старого друга своего отца, педиа­
тра Робера Дебре. Доктор, признавшись, что не смо­
жет дать компетентного совета, перенаправил его к
своему сыну Мишелю, студенту Школы политических
наук, который затем — при де Голле — стал премьер6 Его мать прожила в Германии до 1939 г., а затем эмигриро­
вала в Лондон. Урсула, сестра, уехала из Германии через три
месяца после Хиршмана.
189


Ри т о р и к а р е а к ц и и : и з в р а щ е н и е , т щ е т н о с т ь , о п а с н о с т ь

министром Франции. Тот настоятельно рекомендовал
ему продолжить обучение в Высшей коммерческой
школе, потому что с таким образованием молодому
эмигранту было бы проще делать карьеру во Франции,
так как беженец «никогда не смог бы стать диплома­
том или чиновником»7. Хиршман прислушался к его
совету, хотя, ретроспективно оценивая качество тог­
дашнего образования, он признавал, что «собственно
по экономике программа была крайне примитивной»8:
большую часть времени занимали курсы по бухгал­
терскому учету, в то время как самого Хиршмана инте­
ресовала экономическая география с ее вниманием к
физическим, топографическим и социальным особен­
ностям стран и скепсисом в отношении теорий, кото­
рые оценивают возможность прогресса исключитель­
но с точки зрения макроэкономических показателей,
вроде инвестиций, сбережений, капиталоемкость без
учета других особенностей страны.
После окончания учебы в Высшей коммерческой
школе в 1935 г. Хиршман получил годичную стипендию
на обучение в Лондонской школе экономики, в «кипу­
чей атмосфере» которой ему пришлось «приложить все
усилия, чтобы овладеть современной экономикой»9.
Он вспоминал, как вся научная общественность с не­
терпением ждала выхода «Общей теории занятости,
процента и денег» Кейнса и какие очереди выстраива­
лись за ней в книжном магазине Лондонской школы
(сама школа была тогда «антикейнсианской»: среди ее
основных преподавателей были Лайонел Роббинс и
Фридрих фон Хайек). Правда, когда в 1936 г. Хиршман
со своим экземпляром книги Кейнса приехал в Триест
и не обнаружил никого, с кем можно было бы обсудить
ее содержание, он сначала ощутил некоторое разоча­
7 Hirschman A. Crossing Boundaries... P. 57.
8 Swedberg R. The Economics and Sociology of Capitalism. Prin­
ceton, NJ: Princeton University Press, 1991. P. 153.
9 Hirschman A. A Propensity to Self-Subversion. P. 102.
190


Л.

Смирнов.

Альберт О, Х ирш ман: наруш итель гран иц

рование, а затем огромное облегчение от осознания
того, что «можно заниматься вполне компетентной
работой в экономической науке, не решая, были ли у
Кейнса... ответы на все вопросы»10.
После завершения учебы в Лондоне и перед тем как
переехать в Триест, Хиршман успел поучаствовать в
Гражданской войне в Испании — на стороне респуб­
ликанских сил. Этот опыт не был долгим: пары недель
в рядах добровольческих интербригад оказалось до­
статочно, чтобы понять, насколько велико среди них
было влияние сталинистов. Итальянцы, с которыми
он сдружился в отряде, посоветовали ему, если он
хочет и дальше бороться с фашизмом, перебраться в
Италию, где от него будет больше пользы, и куда он,
все еще имея на руках действительный немецкий па­
спорт, незамедлительно отправился. Его выбор пал на
Триест просто потому, что там жила его сестра Урсула
со своим мужем, и он мог остановиться у них и по­
лучить работу на экономическом факультете Универ­
ситета Триеста. В декабре 1935 г. Урсула вышла замуж
за итальянского философа Эудженио Колорни, с ко­
торым они познакомились еще до того, как Хиршман
эмигрировал из Германии, и который помогал им в их
подпольной деятельности. Колорни был лидером Ита­
льянской социалистической партии и одним из ве­
дущих членов антифашистского кружка, к которому
вскоре присоединился и Хиршман. Как признавался
он позднее, больше всего в этом кружке его поражало
«отсутствие твердых идеологических пристрастий и
склонность к рискованной политической деятельно­
сти. Именно этот вопрошающий и исследовательский
стиль, с которым Колорни и его друзья подходили к
10 Hirschman A. A Propensity to Self-Subversion. P. 118. Ср.:
«Когда я прибыл в Италию, я хотел обсудить Кейнса и коекого еще, но я был единственным, у кого был экземпляр
“Общей теории”. Поэтому в конце концов я обсуждал все
с самим собой» (Swedberg R. The Economics and Sociology of
Capitalism. P. 153).
191


Риторика ре а к ц и и : и звращ ен и е, тщ етн ость, опасность

философским, психологическим и социальным во­
просам, побуждал их действовать в обстоятельствах,
когда свобода мысли подавлялась, или там, где они ви­
дели очевидную несправедливость либо невыносимую
глупость. Они словно доказывали неправоту Гамлета,
намереваясь показать, что сомнения могут мот иви­
роват ь действие, а не подрывать или ослаблять его.
Более того, они вовсе не считали участие в этой край­
не рискованной деятельности ценой, которую нужно
было заплатить за практикуемую ими свободу иссле­
дования; это была естественная, стихийная, даже ве­
селая деятельность»11. И именно этот стиль, который
«ничто, кроме сомнений, не принимал как данность»,
впоследствии нашел отражение в политической прак­
тике и академических работах самого Хиршмана, хотя
тогда, в 1936-1937 гг. отсутствие некоего всеобъемлю­
щего Weltanschauung воспринималось им скорее как
недостаток, а не как достоинство, позволяющее дви­
гаться дальше, не замыкаясь в статичных и будто бы
все объясняющих схемах12.
В 1936-1938 гг. в Университете Триеста Хиршман
работал над докторской диссертацией, посвященной
французской монетарной политике 1920-1930-х го­
дов. Тогда же в Giornale degli Economisti была опубли­
кована его первая работа, посвященная итальянской
экономике. Его подход был несколько нетипичен, так
как объяснял демографические или экономические
явления, опираясь на статистические данные, а не на
теоретические дискуссии. Подготавливая материалы
для одного французского издания, он собирал данные
о промышленном производстве, реальной заработной
плате, бюджете, внешней торговле, валютных резер­
вах и т.д. Делать это было непросто, поскольку как раз
тогда режим Муссолини резко ограничил публикацию
официальной экономической статистики. Так Хирш11 Hirschtnan A. A Propensity to Self-Subversion. P. 119.
12Ibid.
192


А.

Смирнов.

Альберт О. Хиршман: нарушитель гр аниц

ман сделался экспертом по итальянской экономике
и писал ежеквартальные отчеты о ее состоянии для
вновь основанного Института экономических и соци­
альных исследований под руководством Шарля Риста.
После того как летом 1938 г. Муссолини выпустил
антиеврейские указы, ему пришлось вернуться в Па­
риж, где началась его карьера профессионального
экономиста13. Он продолжил работать экономиче­
ским исследователем. Здесь же он наладил связи с
новозеландским экономистом Джоном Кондлиффом,
который позднее стал профессором международной
экономики и международной торговли Калифорний­
ского университета в Беркли. В Париже он работал
с ним над проектом по валютному регулированию и
принимал участие в подготовке международной кон­
ференции «Экономическая политика и мир», которая
должна была пройти в 1939 г. в Бергене (Норвегия), но
так и не состоялась из-за начавшейся Второй мировой
войны. Все рабочие материалы для конференции, над
созданием которых трудился Хиршман, не были опуб­
ликованы.
С началом войны Хиршман сразу же записался до­
бровольцем во французскую армию, как только по­
явилась такая возможность (до войны иностранец мог
быть принять только в Иностранный легион), и слу­
жил в инженерном батальоне, состоявшем из немцев и
итальянцев, который занимался строительством и ре­
монтом железных дорог. Во время «странной войны»,
длившейся с сентября 1939 по апрель 1940 г., его бата­
льон находился в Сарте, а в июне вместе с остальны­
13 Осенью 1938 г. Колорни был арестован и вместе с други­
ми членами кружка отправлен в ссылку на остров Вентотене (фашистская пресса разоблачала Хиршмана как его
сообщника и немецкого еврея). Вскоре за ним последовала
и Урсула. После гибели мужа в 1944 г. она вышла замуж за
Алтиеро Спинелли, главного автора «Вентотенского мани­
феста» (1941), в котором была нарисована картина будущей
федеративной Европы, и одного из архитекторов европей­
ской интеграции.
193


Ри т о р и к а р е а к ц и и : и з в р а щ е н и е , т щ е т н о с т ь , о п а с н о с ть

ми войсками начал отступление на юг. Во время этого
отступления Хиршману удалось уговорить командира
выдать ему и его сослуживцам военные билеты с но­
выми, французскими именами: ведь если бы они по­
пали в окружение и плен, то, будучи гражданами Гер­
мании и Италии, они были бы признаны дезертирами
и казнены. Хиршман получил новые документы с име­
нем Альбера Эрмана, француза, родившегося в Соеди­
ненных Штатах в Филадельфии, и пометкой, что ста­
рые документы были «утеряны во время кампании».
Это имя было выбрано, потому что оно походило на
имя известного французского писателя Абеля Эрма­
на и на его собственное, а место рождения — потому
что Филадельфия была одним из немногих известных
ему городов в Америке и потому что данные о лич­
ности выходца из Америки проверить было сложнее,
чем данные о личности коренного француза. Когда его
подразделение было распущено, Хиршман на велоси­
педе отправился в Бордо. По дороге туда его догнали
наступающие немецкие войска. Он, однако, не был
арестован, ему всего лишь предложили зарегистриро­
ваться в лагере для военнопленных в Бордо, после чего
немцы, остановившие его, продолжили наступление к
испанской границе. Тогда Хиршман решил направить­
ся в Ним, который находился в неоккупированной
зоне под управлением вишистского правительства.
Там жили родители одного из мальчиков, которых он
учил немецкому летом 1933 г. Они были единственны­
ми знакомыми ему французами, жившими за преде­
лами Парижа, и помогли ему получить гражданские
документы, согласившись подтвердить его личность
в местной мэрии. Хиршман вспоминал, что вместо
свидетельства о рождении мэр Нима выдал ему лю­
бопытный документ, гласивший: «Мы, мэр Нима, удо­
стоверяем, что г-н Альбер Эрман, рожденный и т.д.,
жив, потому что он предстал сегодня перед нами».
Хиршман иронично называл это «свидетельством о
жизни». Проработав несколько недель в местном му­
19 4


А.

Смирнов.

Альберт О. Хиршман: нарушитель границ

зее естественной истории и решив, что каталогизация
палеонтологических коллекций — занятие не для него,
он оставил Ним и направился в портовый Марсель,
куда, по слухам, также ехали его друзья по группе Neu
Beginnen , чтобы покинуть страну.
В Марселе Хиршман принял участие в работе аме­
риканского Чрезвычайного комитета по спасению,
созданного по инициативе и на пожертвования ньюйоркских интеллектуалов и пользовавшегося личным
покровительством Элеоноры Рузвельт. Этот комитет
помогал политическим беженцам (социалистам, ру­
ководителям профсоюзов, выступавших против Гит­
лера), а также художникам, писателям и ученым, пре­
следовавшимся нацистами, получать визы и другие
документы, необходимые для того, чтобы покинуть
Францию. Хиршман стал правой рукой Вариана Фрая,
представлявшего этот комитет. По воспоминаниям
Хиршмана, «эта работа была необычайно захватываю­
щей и часто опасной, а опасность всегда возбуждает
и запоминается. Когда смотришь на эту историю в ее
исторической перспективе, она кажется совершенно
невероятной. Точкой отсчета был июнь 1940 г., когда
немецкая армия захватила Францию, а затем устано­
вила господство над большей частью европейского
континента от Польши до Пиренеев. Вновь созданное
французское правительство при маршале Петене под­
писало договор с Гитлером. 19-я статья этого докумен­
та обязывала французское правительство выдавать
немцам любых нефранцузских граждан, живущих на
французской территории, по первому требованию
немцев... Можно ли представить, что некий амери­
канский гражданин, только что прибывший из Соеди­
ненных Штатов, с одним лишь списком имен в своем
кармане, с необычайной энергией и стремительно­
стью в одиночку сможет помешать исполнению 19-го
пункта? Условия игры были настолько неравными,
что перспектива успеха казалась смехотворной. Тем не
менее, нам теперь известно, что Фрай и его комитет
195


Ри тори ка реакц и и : и звращ ен и е, тщ етн ость, опасность

действительно спасли жизни около двух-трех тысяч
человек»14. Среди этих спасенных были Ханна Арендт,
Андре Бретон, Зигфрид Кракауэр, Альма Малер, Ген­
рих Манн, Виктор Серж, Лион Фейхтвангер, Марк
Шагал, Макс Эрнст и многие другие. Но не все и не
всегда складывалось так удачно; были и подлинные
трагедии — самоубийство Вальтера Беньямина и экс­
традиция Брейтшейда и Гильфердинга в нацистскую
Германию, где они в итоге были убиты. Эти смерти
произвели на Хиршмана большое впечатление, и по­
этому после войны он не слишком распространялся о
своей работе в Комитете, предпочитая отсылать инте­
ресующихся к воспоминаниям Фрая. Между тем, эпи­
графом к своим воспоминаниям Фрай выбрал слова,
услышанные им от Хиршмана в 1940 г.: «Я всегда счи­
тал, что то, что мы делали для беженцев во Франции,
было сродни обязанности солдат выносить раненых
с поля боя, даже рискуя своей собственной жизнью.
Кто-то может умереть. Кто-то на всю жизнь останет­
ся инвалидом. Кто-то поправится и будет еще лучшим
солдатом благодаря боевому опыту. Но их необходимо
вынести. По крайней мере, нужно попытаться»15.
Поскольку вишистская Франция не выдавала вы­
ездных виз иностранцам, живущим во Франции, лю­
дей приходилось сначала нелегально переправлять в
другие страны и лишь затем вывозить в Соединенные
Штаты. «Альбер Эрман», который еще до приезда в
Марсель Фрая, стирая следы существования «Хирш­
мана», успел обзавестись, помимо военного билета,
приказа о демобилизации, удостоверения личности
и «свидетельства о жизни», еще и членскими карточ­
ками Auberges de feunesse (французских молодежных
хостелов), Club des Sans (туристического общества) и
14Hirschman Л. A Propensity to Self-Subversion. P. 120-121.
15 Fry V. Surrender on Demand. N. Y.: Johnson Books, 1997.
P. v.
196


А.

Смирнов.

Альберт О. Х ирш ман: наруш итель гран иц

полдюжины других неполитических организаций16,
идеально подходил для выполнения обязанностей по
поиску новых источников паспортов и удостовере­
ний личности, а также способов скрытного получения
значительных денежных сумм. Сначала он, используя
свои связи в полукриминальной среде, добывал чехо­
словацкие паспорта, но вскоре возникла опасность
того, что поток эмигрантов с паспортами одной стра­
ны вызовет подозрения у испанских властей, а в случае
ареста даже одного беженца с таким паспортом гестапо
немедленно выпустило бы инструкцию задерживать
всех предъявителей подобных бумаг. Поэтому Хирш­
ман нашел источники паспортов в польском и литов­
ском консульствах; какое-то время он покупал у одно­
го французского офицера бумаги о демобилизации,
которые можно было использовать для переправки
сравнительно молодых эмигрантов в Северную Афри­
ку; вскоре он нашел австрийского карикатуриста, вир­
туозно подделывавшего печати на документах. Благо­
даря связям с корсиканской мафией он менял доллары
на франки по сравнительно выгодному курсу17.
Однако поздней осенью 1940 г. Фрай узнал, что вишистская полиция знает о «Бимише»18 и готовит его
арест. Дальше оставаться во Франции было опасно, и
16 Как признавал сам Хиршман, «кажется, я немного пере­
старался. Мне нужно избавиться от части из них. Полиция
сразу заподозрит неладное, если они найдут у меня все эти
бумаги». Он был «похож на преступника, у которого было
слишком много алиби» (Ibid. Р. 25-26).
17 Подробнее об этом см.: Marino A. A Quiet American: The
Secret War of Varian Fry. N. Y., NY: St. Martins Press, 1999.
18Фрай дал это прозвище Хиршману сразу, как только позна­
комился с ним: «Я стал звать его Бимишем (от английского
прилагательного beamy — лучезарный, сияющий. — А.С.) за
его шаловливые глаза и вечную — во весь рот — улыбку»
(Fry V. Surrender on Demand. P. 24). Хотя в вышедших сразу
после окончания Второй мировой войны воспоминаниях
Фрая имя Хиршмана не упоминалось ни разу, он все же был
одним из главных героев повествования, выступая в них
именно под этим прозвищем.

197


Ри т о ри к а р е а к ц и и : и з в р а щ е н и е , т щ е т н о с т ь , о п а с н о с ть

утром 20 декабря 1940 г. с двумя другими беженцами
он через Пиренеи направился во Францию. По воспо­
минаниям Лизы Фиттко, которая со своим супругом
принимала беженцев по ту сторону Пиренеев, Хирш­
ман был идеальным «грузом» — «молодым и здоро­
вым, и прежде всего, дисциплинированным», так что
переход через границу занял всего около трех часов и
был одним из самых быстрых19.
Большую помощь в получении американской визы,
а затем и в поисках работы в Соединенных Штатах
Хиршману оказал Джон Кондлифф, который выхло­
потал для него стипендию Фонда Рокфеллера, позво­
лившую занять должность исследователя в Калифор­
нийском университете в Беркли. Здесь он работал бок
о бок с другим эмигрантом-экономистом Александром
Гершенкроном, который, как и Хиршман, стал одним
из отцов-основателей «экономики развития». Хирш­
ман посетил несколько семинаров, чтобы разобрать­
ся в текущей ситуации, но вскоре сосредоточился на
самостоятельной работе, понимая, что идет война и
что спокойное течение жизни «возможно, снова будет
прервано»20. Рукопись первой книги «Национальное
могущество и структура внешней торговли» была за­
кончена за два года, но сама книга увидела свет лишь
в 1945 г. Эту работу нельзя назвать чисто экономиче­
ской, поскольку, как и все его последующие работы,
она была написана на пересечении экономики и по­
литики: основным объектом его исследования была
«политика внешней торговли , возможность использо­
вания внешней торговли как средства политического
давления и рычага воздействия»21.
19 Fittko L. Escape Through the Pyrenees. Evanston, IL: North­
western University Press, 2000. P. 113.
20В июне 1941 г. Хиршман женился на Саре Шапиро, двадца­
тилетней русско-литовской студентке, изучавшей в Беркли
философию и французскую литературу; у них родились две
дочери.
21 Hirschtnan A. National Power and the Structure of Foreign
Trade. Berkeley, СA: University of California Press, 1980. P. v.
198


А.

Смирнов.

Альберт

О.

Хиршман: нарушитель границ

В начале 1943 г. Хиршман записался в американскую
армию и получил американское гражданство. Тогда-то
он лишился второй «н» в своей фамилии («Хиршман»
вместо «Хиршманн»), а его первое и второе имя вы­
строились в более привычном для современных чита­
телей порядке — Альберт Отто вместо Отто-Альберта.
Поначалу он служил в Северной Африке, а после вы­
садки союзников в Италии — в Сиене, Флоренции и
Риме. Он был сержантом контрразведывательного
подразделения Управления стратегических служб.
В 1946 г. он вернулся в Соединенные Штаты. Хотя
Хиршман не получил американской докторской сте­
пени, посчитав, что с него достаточно и одной, той,
что была получена им еще до войны в Университете
Триеста, «это было довольно рискованное решение,
но в итоге все обернулось довольно благополучно»22.
По рекомендации Гершенкрона он получил работу в
Совете управляющих Федеральной резервной сис­
темы США в Вашингтоне, где занимался вопросами
послевоенной реконструкции Европы и участвовал в
подготовке Плана Маршалла и разработке проекта Ев­
ропейского платежного союза. В это время у него по­
является интерес к теории экономического развития.
В 1952 г., по рекомендации Всемирного банка, Хирш­
ман отправился в Боготу, где он занял пост экономиче­
ского советника в недавно созданном Национальном
совете по планированию при правительстве Колум­
бии. По истечении его двухлетнего контракта, в апреле
1954 г. он открыл собственное консалтинговое агент­
Некоторые исследователи даже утверждают, что «теоре­
тические аргументы, выдвинутые в “Национальном могу­
ществе”, появились извне традиционной экономической
теории; они были порождены политикой, а не экономикой»
(Meldolesi L. Discovering the Possible: The Surprising World
of Albert O. Hirschman. Notre Dame, IN: University of Notre
Dame Press, 1995. P. 16).
22 Swedberg R. The Economics and Sociology of Capitalism.
P. 154.
199


Риторика реа кц и и : и звращ ен и е, тщ етн ость, опасность

ство «Альберт Хиршман, консультант по экономиче­
ским и финансовым вопросам», которое занималось
оценкой инвестиционных проектов и исследованиями
рынка для колумбийских компаний и банков23. Это
была прекрасная возможность «проникнуть глубоко
в действительность страны и познакомиться со мно­
жеством людей». Но с течением времени у него начала
накапливаться усталость от консалтинговой рутины,
и Хиршман стал искать новые возможности, больше
ориентированные на интеллектуальную деятельность.
Он постоянно путешествовал по Латинской Америке,
побывав в Чили, Бразилии, Перу, Уругвае и Эквадоре
и став экспертом по этим странам. Время от времени
он возвращался в США, выступая на конференциях
с рассказами о своем практическом опыте, связан­
ном с процессом развития. В 1954 г. на одной из таких
конференций, организованных Советом по исследо­
ваниям в социальных науках в Массачуссетском тех­
нологическом институте, высказанные им идеи были
встречены без особого энтузиазма: слишком уж про­
тиворечили они господствовавшим тогда теоретиче­
ским представлениям о «программах комплексного и
всестороннего развития». Казалось, ему и дальше при­
дется продолжать карьеру экономиста-практика, но к
его удивлению, в 1956 г. Йельский университет пригла­
сил его занять должность профессора-исследователя и
изложить свои знания в виде книги. Так появилась его
«Стратегия экономического развития» (1958)24, кото­
рая стала одной из основополагающих работ по эко­
номике развития. Дальнейшая академическая карье­
ра Хиршмана оказалась более чем успешной — сразу
23 Подробнее о годах, проведенных в Колумбии, см.: Adelтап /. Observando a Colombia: Albert О. Hirschman у la
Economi'a del Desarrollo // Desarrollo у Sociedad. 2008. No. 62.
P. 1-40; Alacevich M. The Political Economy of the World Bank:
The Early Years. Stanford, CA: Stanford University Press, 2009.
24 Hirschman A. The Strategy of Economic Development. New
Haven, CT: Yale University Press, 1958.
200


А.

Смирнов.

Альберт О. Хиршман: нарушитель г ра н иц

после выхода «Стратегии экономической развития»
его пригласили на должность профессора в Колум­
бийском университете (1958-1964), а затем в Гарварде
(1964-1974). После кубинской революции он стал од­
ним из самых востребованных «экспертов» по Латин­
ской Америке, возглавив исследовательский проект
Фонда XX столетия, и его даже приглашали войти в
команду президента Кеннеди, но он ответил отказом.
В эти годы он работал над двумя более прикладными
работами: «Пути к прогрессу» (1963)25 и «Обзор про­
ектов развития» (1967)26, вместе со «Стратегией» обра­
зовавшими трилогию, которой он хотел «превознести,
“воспеть” эпическое приключение развития — его вы­
зов, драму и величие»27.
Размышляя над одним из «проектов развития», ни­
герийскими железными дорогами, во время работы
над последней книгой трилогии, Хиршман задался
вопросом, почему «несмотря на сильное давление кон­
куренции, руководство железной дороги столь долго
не принимает мер по устранению самых вопиющих
недостатков в своей работе»28. Желание найти ответ
на этот вопрос послужило непосредственным «по­
будительным мотивом» для написания следующей

25 Hirschman A. Journey toward Progress: Studies of Economic
Policy-Making in Latin America. N. Y.: Twentieth Century Fund,
1963.
26 Hirschman A. Development Projects Observed. Whashington,
DC: Brooking Institution, 1967.
27 Hirschman A. A Propensity to Self-Subversion. P. 128. Мно­
гие статьи, связанные с этой трилогией, позднее вошли в
состав двух сборников: «Склонность надеяться» (Hirschman
A. A Bias for Hope: Essays on Development and Latin America.
N. Y., CT: Yale University Press, 1971) и «Опыты по нарушению
границ: от экономики к политике и дальше» (Hirschman А.
Essays in Trespassing...).
28Хирш ман А.О. Выход, голос и верность: Реакция на упадок
фирм, организаций и государств. М.: Новое издательство,
2009. С. 48.
201


Ри торика реак ц и и : и звращ ен и е, тщ етн ость, опасность

книги «Выход, голос и верность» (1970)29. Но помимо
любопытства исследователя, Хиршманом, посвятив­
шим эту книгу памяти Эудженио Колорни, двигал еще
и более глубокий личный мотив: «мой интерес к этой
проблеме, возможно, происходил из моего собствен­
ного жизненного опыта, который постоянно ставил
передо мной вопрос: должен ли я использовать здесь
выход или голос?»30 В этой книге Хиршман выходил
далеко за дисциплинарные рамки собственно эконо­
мики и пытался «продемонстрировать исследовате­
лям политики полезность экономических концепций,
а экономистам — полезность политических концеп­
ций», проводя «параллель между экономикой и “вы­
ходом” с одной стороны, и “голосом” и политикой —
с другой»31. Признавая силу рыночного механизма, а
также веря в незаменимость и совершенствуемость
демократического политического процесса, он пола­
гал, что «смог разработать “разрешающий проблемы”
подход, который допускал соединение политического
(голос) и экономического (выход) образа действий»32.
Влияние этой книги на политические и социальные
науки оказалось поистине огромным. В 1973 г. по ини­
циативе Международного совета по социальным наукам
начали проводиться симпозиумы с участием экономи­
29«Выход» и «голос», по Хиршману, представляют собой два
механизма исправления отклонений: «Некоторые клиенты
перестают покупать продукцию фирмы или какие-то члены
выходят из организации: это опция “выход”. В результате
доходы падают, число членов уменьшается, а руководство
вынуждено искать способы исправить те ошибки, которые
заставляют людей голосовать ногами. Клиенты фирмы или
члены организации сообщают о своем недовольстве напрямую руководству или органу, который стоит над руковод­
ством фирмы или организации, или вообще кому угодно,
кто готов выслушать: это опция “голос”. В результате ру­
ководству приходится искать причины и возможные пути
устранения недовольства клиентов» (.Хиршман А.О. Выход,
голос и верность... С. 14).
30Hirschman A. Crossing Boundaries... P. 86.
31Хиршман А.О. Выход, голос и верность... С. 27,37.
32Hirschman A. Essays in Trespassing... P. 211-212.
202


А.

Смирнов.

Альберт О. Хиршман: нарушитель г ра н иц

стов, социологов, политологов, историков, антропологов
и философов, посвященные новаторским работам по
социальным наукам, в которых сталкивались парадиг­
мы различных дисциплин. «Выход, голос и верность»
стала первой такой книгой, а обсуждали ее, среди про­
чих, Мансур Олсон, Бруно Фрай, Оливер Уильямсон,
Джованни Сартори, Джеймс Коулмен, Шмуэль Айзенштадт и Джек Гуди. Особенно сильное влияние книга
Хиршмана и ее последующее обсуждение оказали на
главу Международного совета по социальным наукам
норвежского политолога и социолога Стейна Роккана33.
С тех пор область применения категорий, предложенных
Хиршманом, постоянно расширялась и теперь она про­
стирается от истории раннего Нового времени до проб­
лем современных систем здравоохранения34.
В 1974 г. Хиршман стал одним из трех постоянных
членов Школы социальных наук при Институте углуб­
ленных исследований в Принстонском универстите
и тогда же взялся за написание своей самой незави­
симой и наиболее отстраненной от текущих дебатов
в общественных науках работы «Страсти и интересы:
политические доводы в пользу капитализма до его
триумфа»35, в которой, как видно из названия, рассмат­
ривались идеологические основания капитализма и
история постепенного «обеднения преобладающего
33 См., напр.: Rokkart S. Cities, States and Nations. A Dimensional
Model for Study of Contrast in Development // Building States and
Nations: Models and Data Resources. VoL I / S.N. Eisenstadt, S. Rokkan (ed.). Beverly Hills; L.: Sage, 1973. P. 73-97; Rokkart S. Politics
between Economy and Culture // Social Science Information. 1974.
Vol. 13. No. 1. P. 27-38; Rokkan S. Entries, Voices, Exits: Towards a
Possible Generalization of the Hirschman Model // Social Science
Information. 1974. VoL 13. No. 1. P. 39-53.
34 Статьи самого Хиршмана с приложением категорий «выхо­
да» и «голоса» к новым областям, а также его рефлексию от­
носительно использования их другими авторами см.: Hirsch­
man A. Essays in Trespassing... Р. 209-286; Hirschman A. Rival
Views of Market Society and Other Recent Essays. N. Y.: Viking,
1991. P. 77-103.
35 Hirschman A. The Passions and the Interests: Political Argu­
ments for Capitalism before its Triumph. Princeton, NJ: Prin­
ceton University Press, 1977.
203


Риторика реа к ц и и : и звращ ен и е, тщ етн о сть, опасность

представления о человеческой природе на протяжении
почти трех веков, начиная с позднего Средневековья»36.
Хиршман показал, как к середине XVIII в. нововре­
менные представления о человеке, рассматривающие
его как арену борьбы между разумом и страстями,
сменились надеждами на то, что интересам, которые
все чаще понимались в денежном смысле этого слова,
удастся смягчить разрушительные страсти. Во второй
половине XVIII столетия страсти и вовсе были сведе­
ны к интересам: Адам Смит объявил, что «наибольшее
число людей» («great mob of mankind») от колыбели
до могилы озабочено исключительно «улучшением
своего положения», а мнение Монтескье о том, что 1е
doux commerce благоприятствует политической ста­
бильности, получило всеобщее признание. Основные
идеи этой работы получили развитие в статьях Хирш­
мана «Интересы», написанной для словаря The New
Palgrave37, и «Рыночное общество: противоположные
точки зрения»38. Эти изыскания в области истории
идей получили высокое признание ведущих предста­
вителей Кембриджской школы — Джона Данна, Джона
Поукока и Квентина Скиннера. За эту книгу Хиршман
получил в 2003 г. от Американской ассоциации поли­
тических наук премию им. Бенджамина Липпинкота,
присуждаемую за работы, которые не утратили своего
значения спустя по меньшей мере пятнадцать лет по­
сле первой публикации.
Во второй половине 1970-х — начале 1980-х годов
Хиршман сыграл важную роль в организации и про­
ведении масштабных проектов в области сравнитель­
ной политологии «Новый авторитаризм в Латинской
Америке» и «Переходы от авторитарного правления».
Многие участники этих проектов, включая Гильер­
36Hirschman A. Essays in Trespassing... P. 288.
37 Хиршман А. О. Интересы // «Невидимая рука» рынка. М.:
Изд. дом ГУ ВШЭ, 2008. С. 210-225.
38 См.: Hirschman A. Rival Views of Market Society and Other
Recent Essays. P. 105-141. Существенно сокращенный и крайне
неудовлетворительный перевод этой статьи см.: Хиршман А.
Рыночное общество: противоположные точки зрения // Со­
циологические исследования. 2001. № 3. С. 43-53.
204


А,

Смирнов.

Альберт

О.

Х ирш м ан: наруш итель гр ан и ц

мо О'Доннелла, Дэвида Кольера, Хуана Линца, Альфре­
да Степана и Филиппа Шмиттера, признавали впослед­
ствии его влияние на собственные исследования39. Как и
работы самого Хиршмана, эти проекты вступали в про­
тиворечие с господствующими представлениями о пер­
спективах демократии в странах с авторитарными режи­
мами: «мы исходили из того, что, в свете существующих
теорий о предпосылках демократии и серьезных про­
блем, с которыми сталкивались страны Южной Европы
и Латинской Америки, большинство не сможет стать
демократиями, и в лучшем случае это удастся одной из
трех. И здесь в дело вступало предложенное Альбертом
Хиршманом понятие поссибилизма40*. Мы были готовы
мыслить поссибилистски, а не вероятностно, о том, что
могло способствовать достижению демократии в стра­
нах, которые мы изучали».41 То, что казалось маловеро­
ятным в конце 1970-х — начале 1980-х годов, десятиле­
тие спустя оказалось более чем реальным.
В опубликованной в 1982 г. работе «Непостоян­
ные увлечения: частные интересы и общественные
действия»42, менее известной в сравнении с осталь­
ными, на материале истории западных обществ XIXXX вв. показывалось существование циклической
39 Passion, Craft, and Method in Comparative Politics / G.L. Munck,
R. Snyder (eds). Baltimore; L.: The Johns Hopkins University Press,
2007. P. 204,288-289,311,396,403,420,432,571.
40* По определению Хиршмана, поссибилизм представляет
собой такой подход к социальным наукам, который стре­
мится «расширить границы того, что является и считает­
ся возможным, даже ценой снижения нашей способности,
реальной или воображаемой, распознавать вероятное»
(Hirschman A. A Bias for Hope... P. 28).
41 Schmitter Ph.C. Corporatism, Democracy, and Conceptual Trav­
eling 11 Passion, Craft, and Method in Comparative Politics. P. 324.
Ср.: O’Donnell G. Introduction to Latin American Cases 11 Tran­
sitions from Authoritarian Rule: Latin America / G. O’Donnell,
Ph.C. Schmitter, L.Whitehead (eds). Baltimore, MD: The Johns Hop­
kins University Press, 1986. P. 17-18; Hirschman A. Rival Views of
Market Society and Other Recent Essays. P. 171-175.
42 Hirschman A. Shifting Involvements: Private Interest and Pub­
lic Action. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1982.
205


Ри торика реак ц и и : и звращ ен и е, тщ етн ость, опасность

закономерности в коллективном поведении, когда
сначала граждане забывают о своих частных интере­
сах и принимают участие в общественных действиях,
а затем снова возвращаются в частную сферу. Ключе­
вым динамическим элементом такого цикла служит
«разочарование»: сначала в материальном богатстве,
после которого недовольные потребители выходят на
публичную арену, а затем в общественной жизни с последущим возвращением индивидов к частной жизни.
Наглядной иллюстрацией этого цикла служат три по­
слевоенных десятилетия в европейской и американ­
ской истории: спокойная частная жизнь 1950-х годов
внезапно сменилась общественным бурлением 1960-х,
а затем — так же неожиданно — апатией 1970-х. Хирш­
ман напоминает, что «Мансур Олсон заявил о невоз­
можности коллективного действия для больших групп
(точно так же, как Дэниел Белл заявил о “конце идеоло­
гии”) именно в тот момент [1965], когда западный мир
вот-вот должна была захлестнуть беспрецедентная
волна общественных движений, маршей, выступлений
протеста, забастовок и идеологий». Но то, что слож­
ность реальной жизни словно нарочно опровергала
модную теорию, парадоксальным образом никак не
сказалось на ее популярности; более того, некоторые
читатели нашли в ней «веские и убедительные при­
чины того, почему эти коллективные действия 1960-х
не должны были произойти, были менее реальными,
чем казались, и вряд ли могли когда-либо повториться
вновь... Так ложное пророчество может служить осно­
вой славы и репутации в общественных науках»43.
От большинства остальных исследователей Хирш­
мана всегда отличала его «склонность к самониспровержению»: особая реакция на свои собственные обоб­
щения и теоретические построения44. Иногда для того,
чтобы по-новому взглянуть на свои идеи, требовались
десятилетия (как в случае с первыми двумя книгами),
иногда — годы (экономические и политические проек­
43Hirschman А . Shifting Involvements... P. 78-79.
44Hirschman A. A Propensity to Self-Subversion.
206


А.

Смирнов.

Альберт О. Хиршман: нарушитель границ

ты в Латинской Америке» концепция «выхода» и «голо­
са» и т.д.). Но, как признавал сам Хиршман, «Риторика
реакции» — это, пожалуй, «самый выдающийся пример
моей склонности вынюхивать, подкапывать или всту­
пать в несколько напряженные отношения с утвержде­
ниями, которые я делал. Наиболее выдающийся, пото­
му что я проявил эту склонность внутри одной и той
же книги , а не спустя годы или десятилетия в отдельной
публикации». Книга задумывалась как трактат против
«в ту пору агрессивных и потенциально триумфаторских неоконсервативных взглядов в социальной и эко­
номической политике», в котором неожиданно для него
самого появилась критическая глава под названием «От
реакционной к прогрессивной риторике», которую в по­
следующей статье он назвал «самониспровергающей».
Она уже больше не была посвящена одной лишь «ри­
торике реакции»: Хиршман даже предлагал издателям
сменить название книги на «Риторику (или риторики)
бескомпромиссности/непримиримости», но американ­
ский издатель отказался включить слово «непримири­
мость» («intransigence») в заглавие, оправдывая это тем,
что средний американец не только не поймет, что оно
означает, но даже не сможет его правильно произнести.
Тем не менее итальянское, бразильское и мексиканское
издания книги вышли уже под новым названием45.
И хотя консервативно настроенные критики не обра­
тили внимания на такое изменение позиции Хиршмана
или сочли его попыткой создать видимость беспри­
страстности, такие упреки в неискренности нельзя при­
знать справедливыми: «Я полагаю, что то, что я назвал
здесь самониспровержением, может способствовать фор­
мированию более демократической культуры, в которой
граждане не только имеют право на свои личные мнения
и убеждения, но и — что еще более важно — готовы усо­
мниться в них в свете новых аргументов и свидетельств»46.
Всю свою жизнь Хиршман стремился именно к этому.
45 Ibid. Р. 60.
46 Ibid. Р. 91.
207


Н аучное издание

Серия «Политическая теория»
ХИРШМАН АЛЬБЕРТ

РИТОРИКА РЕАКЦИИ:
ИЗВРАЩЕНИЕ,
ТЩЕТНОСТЬ,
ОПАСНОСТЬ

Главный редакт ор

ВАЛЕРИЙ АНАШВИЛИ
Заведую щ ая книжной редакцией

ЕЛЕНА БЕРЕЖНОВА
Художник

ВАЛЕРИЙ КОРШУНОВ
Верстка

ОЛЬГА ИВАНОВА
К оррект ор

ЕЛЕНА АНДРЕЕВА

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ
125319, Москва, Кочновский проезд, д. 3
Тел./факс: (495) 772-95-71
Подписано в печать 16.09.2010. Формат 84x108/32
Гарнитура Minion Pro. Уел. печ. л. 10,92. Уч.-изд. л. 8,5
Печать офсетная. Тираж юоо экз.
Изд. №1216. Заказ № 1507
ISBN 978-5-7598-0764-3

Отпечатано в ГУП ППП
«Типография “Наука”»
121099, Москва,
Шубинский пер., 6

9'785759 807643