Анатолий Маркуша
V
Анатолий Маркуша
МОСКВА «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА» 1983
87.7
М27
Рисунки Б. Шетоеского
Маркуша А. М.
М27 Желаю счастья, девочки!: Беседы. Рисунки
Б. Жетовского.- М.: Д< т. лит., 1983.— 159 с., ил.
В пер.. .г>1) к.
Разговор шн'атс 1я г девочка ми-подростка ми о воспитании характера, о труд-
ностях на oyitf К г-чэ*’< ы<1
м4802010000 472 зт? s.{
М101(03)83
БГ>К 87.7
1МИ7
(С 1ЫДЛ ГЕЛЬСТВО «ДЕТСКАЯ ЛИТЕР X I УГА <. I9S.’, г.
- Хочешь ты того или пет, а жизнь
С одного рала пишется без черновика.
Из разговора
ПОЧЕМУ И ДЛЯ ЧЕГО?
Однажды старого американского репортера спро-
сили :
— Что вы считаете настоящей сенсацией?
Он задумался, почесал в затылке, а потом сказал:
Если не возражаете, я попробую объяснить па
при мерс.
Идет, допустим, по улице человек, и вдруг его кусает
собака. Что ч го случайность, неприятность, проис-
шествие? Называйте как угодно, по только не сенсацией.
Однако, если прохожим окажется, например, знаме-
нитый артист, тут, пожалуй, кое-что уже кроется! Хотя,
строго говоря, и ото еще не настоящая сенсация...
Но ci ли ту же собаку пи с того ни с сего укусит этот
артист, вот это будет первоклассная сенсация!..
Должен предупредить: никаких сенсаций — ни боль-
ших, ни маленьких — в этой книге, адресованной де-
вочкам, не будет. Почему? Очень просто: к счастью
ведут главным образом самые обыкновенные, самые
будничные дороги... Л высказывание старого американ-
ского репортера о сенсации я собираюсь использовать
только в гой части, где он дает наглядное пояснение —
примером. Примеров обещаю привести много, разных,
непременно подлинных, как говорят, взятых из жизни,
а не выдуманных «из головы».
Несколько лет назад я написал книгу— «Азбука
мужества» и в подзаголовок поставил— («Книга
д л я с ы попе й». Мне сказали:
Ио почему же для сыновей? Чем девочки хуже
ми'пжиков.1 Вы обижаете девочек!..	3
— Девочки гораздо лучше, пытался оправдаться
я, - поэтому го я приходится в первую очередь за-
ниматься мальчишками... доыпивагь их до уровня,
исправлять правы.
— Девочки н мальчики учатся вместе, воепптынают-
ся рядом, и вы должны писать для тех и других. У пас
равноправие.
Но я, к сожалению, никогда не был девочкой,—
продолжал я отслаивать запитую позицию,— и потому
боюсь писать для девочек — не сумею...
— Острите?! Плакать надо, а не острить!
Теперь уже нет смысла воскрешать все перипетии
давнего спора. В конце концов книга для сыновей вы-
шла, по па предпоследней ее странице появились такие
строчки: «О девочках я не писал умышленно, сейчас
признаюсь почему. Под нажимом многих читательниц
собираюсь сочинить книгу, которую пока еще ношу в
голове и для себя называю: «Девочки фазами маль-
чиков».
Такое заявление было сделано. II пе между делом,
в личном разговоре, а тиражом в 100 000 экземпляров!
Вскоре «Азбука мужества» разошлась но стране, и
теперь чуть но каждое третье письмо, что я получаю,
начинается так: «А где обещанная книга для девочек?»
Раз слово дано, оно должно быть сдержано!
Кстати, это одна из главных рекомендаций всем,
кто ищет уважения людей, честного успеха в жизни и
вообще — счастья.
Но кроме этого, меня заставил поторопиться еще
один, я бы сказал, дополнительный повод - письмо из
Саратова. На первый взгляд это было просто забавное
письмо. Однако стоило вчитаться внимательнее, и в
строчках начинала звучать явная и весьма обидная
иесправцдлнвость, даже — оскорбление, иритом — не
мне лично, а всему мужскому сословию!
Вот судите сами.
«Конечно, Коська никакой пе хулиган и вообще он
в сто раз лучше балбеса-второгодника ^дика Харпипа
или, например, Фофочки — Фофанова то есть, ио тут,
когда он замахнулся па меня портфелем, я увидела в
его психических глазах такое неуважение и даже пре-
зрение, что не стала дожидаться н сама зафитплйла ему
портфелем по башке.
Потом оказалось, что в окошко на пас смотрел за-
4 вуч — Карачка. Ну, и влетело обоим, мне — больше...
Наверное, я напрасно пишу вам про это. Вы тоже —
мужчина, а нес мужчины не уважают и презирают пас...
только потому, что сильнее. Или не так?
Вот вы, вы воображаете себя храбрым? Если да, от-
ветьте мне, только честно, почему вы все такие?
Катя Л’.,
ученица G-ro класса «Л».
Кате я ответил еще прежде, чем начал писать эту
книгу. Думаю, мое письмо может оказаться в какой-то
степени интересным не только адресату, и поэтому при-
вожу его здесь:
«Добрый день, Катя! Наверное, ты не любишь, когда
тебе читают мораль, долго и подробно объясняя, что
такое — хорошо, а что — плохо? Думаю, ты и сама
как-то разбираешься в этих делах, и потому мое письмо
будет не столько ответом на твой вопрос, сколько от-
кровенным разговором но поводу... Идет?
12-го сентября 1941 года с боевого задания не верну-
лась летчик, старшин лейтенант Екатерина Ивановна
Зелепко. Шел третий месяц Великой Отечественной
войны, то была тяжелая пора отступлений, колоссаль-
ных потерь...
Что сказать тебе, Катя, о твоей тезке Екатерине
Ивановне Зелепко?
В сорок первом ей было двадцать пип. лет. Ошу за-
кончила школу военных летчиков, успела поучаствовать
в финской кампании 1939 1910 гг., была награждена
боевым орденом Красного Знамени. В 13.г> й ВАН —
бомбардировочный авиационный полк Зеленко при-
шла незадолго до начала большой войны. Летала па
самолете Су-2, летала днем и ночью.
Заметь, Катя, в те годы летать па боевом самолете
ночью считалось не просто трудным, а в известной
степени необычным долом. Во всяком случае, боль-
шинство летчиков-мужчин ночью па Су-2 не ле-
тало...
И вот 12-го сентября Зеленко с боевого задания не
вернулась.
Долгое время ходили слухи, что она ранена и на-
ходится в госпитале, потом стали говорить, будто Зе-
лепко осталась на территории, запятой противником...
Точных данных не было, а поверить в гибель старшего
лейтенанта летчики никак не хотели.
Через тридцать шесть лет (подумай, Катя,— это же
целая жизнь!) я спросил Героя Советского Союза Анато-
лия Ивановича Пушкина, бывшего командира Зеленко,
как относились к Екатерине Ивановне в полку. И он
сказал:
Зеленко прослужила в пашем полку недолго,
по мы успели привыкнуть к ней. Мы ее полюбили... Одна
она была у нас, одна... Она облагораживала нас...
Прошло немало времени, прежде чем удалось уста-
новить обстоятельства последнего геройского боя Зелеи-
ко. Но сегодня меня занимает не бой — спустя столько
лет это уже не может иметь решающего значения,—
сколько память об этом бое.
Почему именем летчицы Зеленко названы школы,
улицы, пионерские дружины? Почему ей, посмертно
награжденной орденом Лепина, воздвигнут бронзовый
бюст, полагающийся по статуту дважды Герою Советско-
го Союза?
Не потому ли, что суровые мужчины уважали и
люби.in Катю Зеленко, не потому ли, что они пронесли
эту любовь через смерть и жизнь?
Идут годы. Ио каждые семнадцать месяцев Катюша
приближается к Земле и, глядя па пас с высоты косми-
ческого своего полета, словно спрашивает: как животе,
люди?
G Ив этом пет никакой мистики: Катюша - планета
Л»	названная так по решению Международного
Планетного Центра в честь Екатерины Нвиновны Зе-
лен ко.
Не знаю, как тебя, а меня особенно трогает, что
планета зовется пе Зслепко, не Летчик Зслепко, пе Ека-
терина, а именно — Катюша!
Катюша всегда будет навещать нас каждые семна-
дцать месяцев. Всегда —- вечно, если только пребудет в
состоянии вечности наша старушка-Земля.
Вот и все.
Может быть, теперь, Катя, ты согласишься признать,
что не все мужчины не уважают и презирают всех
женщин?
Жизнь можно измерять в разных масштабах, и это
очень важно — правильно различать, где великое, где
обыденное, где существенное, а где случайное.
Надо жить так, чтобы тебя уважали, — наверное,
это и есть путь к счастью. Очень важно задуматься об
этом сейчас, в начале жизненного пути».
Теперь вы знаете, почему и для чего я нишу эту
книгу. Верю, она поможет кому то правильно сориен-
тироваться на жизненном маршруте.
Г л а в а и е р в а я
О СЕВЕ
ОСЛИНОГО ТЕВЕ УПРЯМСТВА
И МУРАВЬИНОЙ неутомимости
Грешен — люблю получать письма, особенно — хо-
рошие! Л хорошими считаю такие, в которых мысль
играет, слова светятся, человек как на ладони — рас-
крыт.
«На днях в «Комсомольской правде» я натолкну-
лась па такое выражение, А. Стругацкого: «Если человек
не мечтает — он болен». Признаюсь, я не особенная
поклонница фантастической литературы, Стругацкие
по мои кумиры, но от этих слов я возликовала! И знаете
почему? Прочла и поняла — наконец-то моя затяжная
болезнь кончилась и я снова в форме... Я уже недолю
снова мечтаю и, кажется, даже нашла наконец свое
настоящее призвание». 'Гак начиналось хорошее письмо
семнадцатнлетпей Линды Лебер из Таллина, доброй
моей приятельницы со стажем.
Мы познакомились с Линдой, когда она была совсем
девчушечкой с крысиными хвостиками-косичками, угло-
ватая, резкая и плаксивая. За пять лет Линда выросла
и стала девушкой. Угловатости не осталось и в помине,
давно исчезла плаксивость, уступив место легкой, не
оскорбляющей окружающих иронии. Линда заканчива-
ла десятый класс и писала:
«Вот уже теперь совсем скоро разделаюсь со школой.
Гора с плеч! А дальше думаю запяться библиотечным
делом. Правда, кое-кто из подруг говорит: «Фу-у, тоска
какая! Все равно что заживо похоронить себя в архи-
ве...» По мне кажется, они просто по понимают
систему книгонользовапия необходимо не улучшить или
усовершенствовать, а коренным образом изменить,
разработать принципиально новые лоции для книжного
океана, ввести совсем новые системы управления книж-
8 иыми потоками. А это не так просто! Вы согласны?
Каждый день мы читаем: научная революция, тех-
ническая революция, экологический взрыв, демографи-
ческий, информационный!.. По многие ли вдумываются
в ужасный смысл этих слов?
Надо же что-то делать, чтобы окончательно по
запутаться: знаний все больше и больше, а «взять» пх,
то есть найти то, что нужно, становится все труднее.
Или я пе права?
Разработать автоматизированную систему маркиров-
ки, распределения и извлечения книг из хранилищ,
чем это — не мечта?
Может быть, я заношусь? Конечно, по моим сегодня-
шним знаниям такую задачу не решить, но я ставлю ее
перед собой пе из честолюбия, а только потому, что
понимаю — нужно! Японская пословица гласит: «Кто
плавает, тот и тонет». Как по-вашему, есть ли у меня
шансы уцелеть, плыть мне или не плыть по книжному
океану? Знаю — рискованно, по я ведь не ищу тихой,
жизни. Если вы считаете — плыть, то что пожелаете
мне на дорогу?»
Увлеченность Линды заразительна, и библиотечное
дело действительно нуждается в смелых, принципиаль-
ных нововведениях; ничего, что рассуждения девушки
кое в чем уязвимы, что горячность преобладает в них
над осведомленностью. Это естественно в ее возрасте.
И тут нот причин для тревоги: не многознайство, а
страсть двигает жизнь, поднимает людей над обстоя-
тельствами, ломает судьбы.
Что я могу пожелать Линде?
Всякое вторжение в новые, неизъезженные просто-
ры — трудное и в какой-то степени рискованное начи-
нание. Чаще всего человека толкают в путь романти-
ческие, преувеличенные представления о своем пред-
назначении в жизни и о важности дела, которому он
собирается служить. И пусть будет так! Мажорное на-
строение па старте — не помеха делу. А дальше, когда
пойдут затяжные подъемы и скользкие спуски, когда
появятся, казалось бы, непреодолимые препятствия и
неизбежные па трудном пути огорчения, а вполне
вероятно, и разочарования, все наносное слетит, все
второстепенное отторгнется...
Кажется, я знаю, что пожелать Линде.
«Милая Линда, коль скоро ты вспомнила в письме
японскую пословицу, позволь и мне обратиться к Стране 9
восходящего солнца. Мудрость 1 лаги г: «11 обезьяна
с дерева падает», что, применяя it твоему случаю, сле-
дует понимать так: не бойся ошнопться, иди смело
вперед! Л упадешь вскакипан. II рал уж в наш обмен
мыслями закрался «зоологический» оттенок, пожелаю
тебе, Линда, ослиного упрямства п муравьиной неуто-
мимости* на пути к поставленной цели!»
Вот так я ей напишу.
Л пока возвращаюсь к Линдиному письму.
«Для мамы я — «золотко, ласточка и солнышко»,
для отца — «боехвостик», для Юры — «психа моя
психа» или еще - «катаклизма», для классной — «на-
казанье Лебер». .Остается, к сожалению, не совсем
пока ясным, кто я для себя самой?
Золотко, солнышко, ласточка? Ничего бы, да больно
приторно и как-то заезжено: каждая третья жена —
«солнышко», пока с ней не разводятся, каждая пятая—
«ласточка», пока не наберет девяноста двух кило-
граммов живого веса...
1>ее\вос.тик? Это образование от обезьяны... Бес-
хвостая точно, а вот процент атавистического, обе-
зьяньего не совсем ясен, п не хочется, чтобы он вдруг
оказался слишком высоким. Бак го обидно уступать
контрольный пакет акций прошлому...
Психа моя психа?.. Ничего, только не соответст-
вует — Юриной я никогда не буду. Боюсь я его. Боюсь
дальнейрпцельной запрограммированности его мыслей,
слов и поступков, его холодной веры в целесообразность.
По мне, лучше бы он был беспутным гением... А то
знаете, какой зрительный образ возникает в моей
дурной голове, когда я думаю о Юре? Менделеевская
таблица! Серьезно, я всегда вижу Юру на фоне этих
бессмертных клеточек, которые справедливы даже,
если они еще не заполнены...
Наказанье Лебер?.. Нашу классную, честно говоря,
я ненавижу. Опа ханжа. Но... и это особенно обидно:
что касается «наказанья», тут все правильно! Я дей-
ствительно наказанье — и ей и себе...
Вам пишут разные девчонки, у вас, должно быть,
собрался богатый материал для сравнительных оценок,
может, вы мне поможете выяснить, какая же я на самом
деле? Кстати, а это обязательно понимать? Может,
лучше вовсе не думать об этом? Юра себе таких вопросов
по задаст и мне по советует, он говорит: «Брось тер-
заться, не .затемняй мозг. Лишнее!» Л по-вашему как —
липшее это или нет?»
Пока я еще нс знаю, какие точно слова напишу
Линде. Ответ надо обдумать, хорошенько взвесить. Чем
он будет короче, тем лучше, мысли надо уло.ьпгь в ту-
гие строчки. А что это за мысли, я представляю себе так:
человек должен искать себя. В семнадцать лет —
непременно, позже — весьма ж е л а т с л ь и о!
Это первая мысль. И вторая: 'жизнь, на мой взгляд,
надо творить, а не делать...
Какая я? Как узнать себя? Как правильно оцепить? —
вопрос в разных вариациях и по разным поводам по-
вторяется во множестве писем. И задают его очень не
похожие друг на друга девушки, но все примерно одного
возраста четырнадцати ineci надцатилетние. Видно,
это уж такая пора в жп.пш, когда, прощаясь с дет-
ством и еще не вступив во взрослость, человек непре-
менно хочет узнать, чего он стоит, па что годится...
«Я смелая? Я умная? Я добрая? Я выдержанная?..
Если бы вы знали, как мне необходимо получить ответы
па эти вопросы,— пишет Светлана Сальникова из
Горького. - Ну почему до енх пор по придуман прибор,
чтобы можно было включить и прочесть па табло: смело- ц
crii у тебя О,В; ума 0,8; доброты 0,55; выдержки
0,31 от максимала! Кто побудь хоть думает над такой
те хии кой?»
Любопытно, на мой взгляд, не то придумают ли
такой тестер, любопытно, как ставит задачу Светлана:
она хочет знать, каким процентом смелости, доброты,
выдержки н других черт своего характера располагает;
процентом от максимала?! По как установить норму
абсолютной смелости, абсолютного ума, абсолютной
доброты? Задача трудности невероятной, тем более что
в мире слишком много расхожих, ошибочных пред-
ставлений и о смелости, и о доброте, и об уме...
Человек накормил бездомную собаку.
Он добрый!
Человек дал конфету незнакомому ребенку.
Он добрый!
Вот они, общепринятые, ио, увы, далеко не безуко-
ризненные представления...
Собаку покормил, а лотом продал живодерам...
Конфету дал — сам сладкого ле терпит. Дал, чтоб
добро не пропадало...
'Гак что такое доброта и кто но-пастоящему добр?
Добрый прежде всего тот, кто ощущает чужую боль,
кто воспринимает чужую обиду как свою.
Добрый пе только словом, по и делом старается
помочь человеку, нс излишком делится, а — насущ-
ным...
Академик Павлов писал когда-то: «Не постоянное ли
горе жизни состоит в том, что люди большей частью
не понимают друг друга, не могут войти в состояние
другого*.
Добрый — может! Чтобы быть поистине добрым,
нужно обладать запасом воображения и настоящей
искренностью.
Парнишка спрыгивает на ходу с электрички, или па
глазах обалдевших своих приятелей совершает отчаян
нын прыжок с дерева, или па спор хватает голыми рука-
ми обнаженные концы электропроводки...
Смелый парень! Герой...
II пе вздумайте’ осуждать, а желаете — повторите
сначала его фокусы. Ведь знакомо?
Не стану развенчивать героя, только спрошу; а для
чего все это? Да-да-да, для чего?
Истинная смелость всегда имеет ясную цель и точное
направленно: кто-то идет в огонь, потому что в огне гиб-
нот ребенок и без посторонней помощи ему не выбрать-
ся; кто-то говорит правду, понимая, что’ ему не по-
здоровится, но правда эта нужна многим; кто-то решает-
ся оперировать больного, хотя успех не гарантирован,
по он — врач — понимает: нс рискнешь своей репута-
цией, потеряешь чужую жизнь; кто то принимает па
себя ответственность, хотя и не обязан этого делать, при-
нимает не в погоне за славой, а по велению совести...
Каждый ли может быть смелым?
Большинство людей, безусловно, могут. Только для
этого надо как можно меньше думать о себе, в крайнем
случае — о себе в последнюю очередь...
Он такой умный — все знает! Не верите? Тогда
спросите его, в каком году родился Аристотель, когда
умер Мопассан, кто построил первый пароход и какой
удельный вес ртути, как звали жену Чехова и сколько
детей было у Льва Николаевича Толстого,— ответит
не задумываясь!
Много знает — умный, очень много знает — очень
умный, больше всех знает — гений.
Так полагают тысячи людей и... ошибаются. Объем
информации, хранимый в голове, свидетельствует скорее
не об уме, а о хорошо развитой памяти. Ум определяется
прежде всего быстрым и правильным применением
знаний, способностью выходить из затруднительных
положений, умением решать задачи при недостаточной
информации... Словом, ум - не мертвая копилка све-
дений, а «инструмент» для четкого, динамичного
функционирования знаниями...
Человек, я думаю, непременно должен познавать,
оценивать себя, непредвзято судить о своих способ-
ностях, и выполнять эту работу пока что придется без
тестера, на глазок.
С чего же начинать, чтобы в конечном итоге добить-
ся наибольшего успеха?
Изучайте жизнь. Наблюдайте, сравнивайте, оцени-
вайте явления, события, характеры и поступки...
Не торопитесь с выводами. Думайте.
Узнать себя — мало, надо еще себя выразить.
Л это требует известной опытности, терпения и обяза-
тельно смелости мысли.
Не пренебрегайте мелочами. Мелочи в жизни куда
важнее, чем это порой кажется. До чего справедливо
заметил Чехов: «Копейки тоже маленькие, но когда их
много, они делают рубль»...
МЯЧ В ИГРУ
Примо и косвенно, в личном общении и про помощи
почты, па открытых диспутах и в анонимных опросах,
не жался времени и сил,я старался выяснить, что боль-
ше всего мешает девочкам в жизни.
В моем представлении ото вопрос чрезвычайно
важный: людей без недостатков не бывает, больше
того — у каждого не один недостаток, и есть средн
прочих главный, ведущий!, порой самый ^опасный. Вы-
явить его — все равно что провести удачную разведку.
Ведь зримого врага уничтожать куда проще, чем
сражаться с тайным, невидимым противником. Вот
поэтому то я и спрашивал: а ну-ка подумайте, девочки,
что вам больше всего мешает в жизни?
Надеялся: соберу много-много ответов, вычислю
главных врагов и постараюсь разработать падежную
тактику их уничтожения...
Мне больше всего мешает в жизни вспыльчивость..
Мне обидчивость и неуверенность...
Я страдаю от неорганизованности...
Я такая стеснительная — до слез...
У меня слабая воля, а еще я невозможно мнитель-
ная, мне все мухи слонами кажутся...
Выписывая такие признания па отдельный лист
бумаги, я даже растерялся. Вот уж не ожидал, что набор
недостатков окажется столь разветвленным и вроде бы
нескончаемым... Однако, приглядевшись повниматель-
нее к этому перечню, обнаружил: некоторые отрица-
тельные качо< тва называются чаще, другие — реже...
Это показалось мне важным! Стал подсчитывать, и
что же обнаружилось? Больше всего девочки жалуются
на свою неорганизованность и неаккуратность. Приз-
наюсь, сначала это меня даже обрадовало.
Конечно, когда входишь в дом, а там, как говорится,
черт ногу сломит: чайник па подоконнике, ботинки -
на шкафу, чистое белье валяется вперемешку с грязным,
в цветочных горшках понатыканы окурки и пол .за-
топтан, как в хлеву.— это отвратительно! И я уверен -
пет па свете человека, которому могла бы поправиться
жизнь в таких условиях. Однако в конечном счете
навести порядок даже в таком доме по так трудно.
II для этуго надо прежде всего принять решение — уби-
раем! - а дальше затратить сколько-то сил и времени,
14 «У, День потратить, ну, дна дня, в худшем случае —
неделю. Л потом, совершив паи собой чуть меньшее
или чуть большее усилие, постараться только поддер-
живать однажды наведенный порядок. Во всяком случае,
для этого пе надо совершать подвига, достаточно про-
явить известные настойчивость и терпение...
Обдумываю цифры, и в голову закрадывается не-
ожиданное сомнение: а можно ли доверять подсчетам?
Эта мысль возникает неспроста: в роскошном наборе
отрицательных черт, недостатков, грехов, перечислен-
ных девочками, ни одного раза не упоминается лень...
Мыслимо ли, чтобы среди нескольких сот корреспон-
денток, добровольно согласившихся помочь мне, не
оказалось ни одной ленивой?
Так, может быть, мои подруги чуть-чуть хитрят?
Может быть, называя мешающие им жить черты харак-
тера, привычки, девочки выбирают те, что в их пред-
ставлении нс слишком постыдны?
Конечно, еще можно поспорить: что хуже — лень
или стеснительность, нечистоплотность или педантич-
ность? Но одно представляется мне очевидным: милые
девочки, всем вам нс хватает чувства самокритичности!
Что же делать?
Прежде всего сохранять спокойствие и хорошенько
обдумать положение. Не бойтесь, я пе призову вас,
поднявшись во весь рост, бить себя кулаком в грудь и
громогласно каяться: мол, я такая, и сякая, и этакая...
От подобной демонстрации толку — чуть. Слишком
шумные саморазоблачения бывают неискренними и де-
лаются обычно «на показуху», чтобы, как говорится, пу-
стить пыль в глаза товарищам, коллективу, обществу.
Л ведь знать, видеть и правильно оценивать свои
недостатки надо для того, чтобы возможно успешнее
их преодолевать или, если желаете,— выкорчевывать,
выпалывать, выжигать каленым железом... Ни одна из
названных операций но требует барабанного сопровож-
дения и может быть успешно совершена исключительно
собственными силами, ради собе гвенпоп пользы.
Единого метода для исправления всех возможных
недостатков я пе знаю, и такого универсального спо-
соба не существует вовсе, по дать некоторые общие
советы можно.
Чтобы бороться с какой-то дурной привычкой,
изъяном характера, и «до выявить, с чем именно вам
предстоит сражаться: е ленью или рассеянностью, с
застенчивостью или склонностью уклоняться от мсти-
ны?.. Это соворшеuno необходимо потому, что каждая
болезнь лечится определенным лекарством!
Установив диагноз, можно намечать порядок лече-
ния, или, иными словами, избирать тактику борьбы.
Кри ;ггом важно иметь в виду: никакое усовершенство-
вание характера, никакой отказ от скверной привычки
пли воспитание нового навыка не могут произойти мгно-
венно. Необходимо время. И как бы вам того пи хоте
лось, стать с первого числа нового месяца «другим
человеком», скорее всего, не удастся.
Усилия должны быть нацеленными и длительными.
Л так — бах! И лентяй превращается в первого отлич-
ника это или из глупой сказки, или из очень плохого
кинофильма, по только не из настоящей жизни...
Значит, прежде надо определить, что лечить, потом
сообразить, как лечить, и, наконец, спланировать про-
цедур// врачевания. Л чтобы все было яснее и ближе к
делу, приведу совершенно подлинный случай.
Ничего откровенно плохого Зина вроде по делала —
ни с кем не ссорилась, ли па кого не ябедничала, никому
грубостей по говорила... А девчонки как-то бочком-
бочком и потянулись от Зины в сторонку.
В чем дело? Почему? Совершенно неясно!
Л понять надо, иначе ничего не сделаешь. И стали
мы с Зиной припоминать все, что было в последнее
время — день за днем, сопоставляли, казалось бы,
самые незначительные штришки ее поведения... Сна-
чала появилось предположение, постепенно оно перешло
в уверенность: девочки отошли от Зины потому, что опа
стала подавлять их своей болтовней — говорит, говорит,
говорит... а других не слушает, к чужим словам никако-
го интереса не проявляет.
Случай, прямо сказать, трудный. И вот почему:
человеческое общение в основе своей двусторонне...
Как это понимать? Нельзя, к примеру, играть в фут-
бол в одни ворота — не получится игры. Точно так же
нельзя общаться с друзьями, если один произносит сло-
ва, а другой вынужден только их воспринимать.
Чтобы исправит!, положение, Знпе надо было пере-
стать болтать.
Ска,зать-то оно легко, по как исполнить язык без
тормозов, it что ты будешь делать, когда хочется гово-
рить, говорить, говорить...
Помню, я спросил Зину:
*16	— Почему ты не уважаешь подруг?
Представьте, девочка по стала возражать и доказы-
вать, что я ошибся; она даже не смутилась, а только
презрительно фыркнула и спросила:
— Кого уважать? Лепку? За что? Дура! Или, мо-
жет, Ирку? Да она только о тряпках и мальчишках и
думает! Скажете — Варю, да? Балда и полная подлиза!
А Ритка заикается: пока слепо выдавит — с темнеет...
Женьку? Тоже, честно скажу, кусок дуры...
Когда я услышал такой самоуверенный и грубый
комментарий, мне очень захотелось возмутиться и на-
говорить Зине обидных слов — это же надо, так всех
подряд отделать! Ио я сдержался и, стараясь быть
миролюбивым, спросил:
— Ты Ленины кактусы видела? Чудо у нее кол-
лекция.
— Первый раз слышу.
— И знаешь, что удивится!.по, Зона? Даже не сами
триста растений, что собрала Лена, а как опа каждую
колючку знает, как интересно про псе рассказывает...
И переписывается .Пепа, наверное, с двадцатью города-
ми, ей даже из Нолыпн письма от «кактусятнпков» при-
ходят...
— Никогда бы пс подумала...
- А у Иры ты была? Комнату ее видела?
— У Ирки тоже — музей?
17
— Выдумщица она. И в душе, я думаю, настоящий
художник. Так комнату отделала, что каждый уголок,
если пе смеется, то улыбается: лампа у нее - лупа,
выключатель — маленькое солнышко, даже самодель-
ные домашние шлепанцы хохочут во весь «рот», а фикус
разукрашен, что твоя новогодняя елка... Радостная у
нее комната.
— Интересно, вы на что меня агитируете? На удив-
ление взять хотите? У Варьки тоже таланты? Может,
она композитор, может, она Пахмутова?
— Этого я не знаю, тут надо повнимательнее при-
глядеться к Варе, надо ее послушать...
Пе сразу и не легко мне удалось сломить упрямое
Зинино нежелание признать свой недостаток. Но все-
таки удалось. И тогда началось самое главное — от-
чаянная борьба Зины с... Зиной!
Чтобы понять своих бывших подружек, чтобы пра-
вильно их оценить, надо было научиться их слушать и
слышать; чтобы вернуть утраченное доверие дево-
чек, надо было не притворяться заинтересованной в их
жизни, а па самом деле заинтересоваться, чем и как они
живут. И самое трудное: приходилось все время, по
выражению Зины, «хватать себя за язык, пе давать
ему раскручиваться»...
Всякая борьба — трудное дело. Борьба с самим со-
бой — особенно!
За те два с половиной месяца, что битва находилась
в самой горячей фазе, Зина даже похудела. Сегодня я
еще пе могу сказать: теперь у Зины все в полном поряд-
ке! Пока — не могу. Лучше, чем было,— да! И надеюсь,
будет еще лучше.
Зина сумела занять в неприятной жизненной ситуа-
ции не позицию страуса, она не спрятала голову в
песок, не закрыла глаза на горькую правду, а пусть со
слезами, с сопротивлением, по все-таки призналась:
да. виновата! Я — трепло. Я неуважительно обращаюсь
с девчонками... И спросила себя: что делать, как быть?
И нашла силы шаг за шагом, молчаливо упорствуя,
отвоевать утраченные позиции.
Итак: самокритичность — это хорошо!
И нужна самокритичность не для того, чтобы по-
хваляться: вот-де глядите, какая я отважная, сама себя
при всем честном народе пе боюсь разоблачать! Это —
пустое. Недостатки надо обличать с единственной
18 целью — чтобы от них избавляться?
Всему, о чем я только что рассказал, меня научили
вы. Девочки! Научили своими рассказами, призна-
ниями... Спасибо за науку и... возвращаю «мяч»...
Мяч в игре? Отлично.
Желаю успеха!
В атаку, девочки!
РАСКРОИТЕ ВАШ СЕКРЕТ
Впервые имя Марии Назаровны было упомянуто при
мне вскользь — есть, мол, такая воспитательница дет-
ского сада, опыт большущий, стаж громадный... Ин-
формация эта ничего особенного не содержала, вообра-
жения не поразила и вроде бы бесследно улетучилась.
Однако позже я услышал:
— Так, знаете, у нее девятнадцатого хорошо было —
и торт, н свечки, и малыши отплясывали, а «бывшие» —
пародии разыгрывали, ну, что твой Райкин... Полков-
ник... ну, Коля Копылов, всех вообще до колик довел...
— Коля — полковник?..
«Позвольте,— подумал я, - если Коля полковник,
то лет ему должно быть, скажем, сорок... Кто ж он
такой? «Вывший»? Допустим. По тогда он должен был
«закончить» детский садик лет тридцать пять назад...
Может быть, в садике у него внук и полковник пришел
к нему? Но сказано-то как: «бывшие» пародии разыгры-
вали?! «Бывшие»! Во множественном числе...» Всякая
информация, несущая в собе элемент неясности, интри-
гует и невольно вызывает вопросы.
Что происходило девятнадцатого апреля?
Сколько лет Марии Назаровне?
Сколько лет полковнику?
Сколько «бывших» пришли девятнадцатого к Марии
Назаровне?..
С вопросов, собственно, и началось мое знакомство с
Марией Назаровной, От характера у меня это пли про-
фессиональное — не знаю,— не терплю вопросов без
ответов. Стал выяснять и без особого труда установил:
19 апреля Марин Назаровне исполнилось шестьдесят
три года (обратите внимание — не шестьдесят п не
семьдесят! Дата не юбилейная, по круглая; в детском
саду опа проработала к этому времени — сорок семь
лет (тоже не пятьдесят!). Самым первым ее воспитан-
никам перевалило за нолсотни, и эти седые, почтенные
люди — бабушки и дедушки постоянно навещают
Марию Назаровну. Л восьмого марта, девятнадцатого
апреля, первого сентября и первого января ей пачками
приносят открытки, телеграммы, бандероли, цветы.
«Почему? — думал я.— Ну, хороший воспитатель,
пусть даже — необыкновенный... По многие ли работ-
ники детских садов пользуются подобным вниманием?»
Кто мог ответить?
Заведующая детским садиком, милая крупная блон-
динка с глазами до неправдоподобия увеличенными
мощными стеклами очков, оказалась словоохотливой:
— Марию Назаровну все очень любят, опа человек
исключительно отзывчивый, для каждого у нее на-
ходится доброе слово. Учтите еще, опыт у нее громад-
ный. Мария Назаровна всех детей, которые только были
в ее группе, и по фамилиям, и по именам, н по фотогра-
фиям помнит... Просто удивительная память. — Заведую-
щая говорила долго, тепло и сердечно, я бы сказал,
даже взволнованно, по... не было в ее речи ничего
такого, чего бы я не. слышал уже раньше — по другим
поводам и применительно к другим людям...
Подумал: «Может быть, полковник? Тот самый
Коля?»
Николай Николаевич Копылов оказался пятпдесяти-
трсхлетпим плотным мужчиной с реденькими седова-
то-рыжими волосами, мальчишеским набором веснушек
вокруг короткого носа, с голубыми, начавшими выцве-
тать глазами.
Вопрос — что толкает его в детский сад, спустя,
можно сказать, целую жизнь, чем дорога ему Мария На-
заровна? — не удивил и не обескуражил Копылова,
даже не заставил его задуматься.
— Видите ли, мой случай — не типичный. Рос я
при мачехе. При такой, знаете ли, классической мачехе
из сказки. Правда, одет, обут был, по постоянно испыты-
вал острый дефицит ласки... Дома господствовал исклю-
чительно императивный тон: подай, убери, ступай
прочь!..
Мария Назаровна скрашивала суровость моего рап-
ного детства. Я привык к ее доброте и, когда стал
школьником, все равно богал в детский сад за улыб-
кой, чтобы по волосам погладила... Она была первая
женщина, которой я послал письмо из пионерского
лагеря. Все писали домой, а я — ей.
20 После школы я поступил в военное училище. Ничего
не скажу, из дому мне в ту пору писали довольно
часто, справлялись; здоров ли, какие* успехи? К праз-
дникам деньги присылали... Л запомнил я три весточки
от Марии Назаровны, что получил в училище. Первую —
к девятнадцатилетию. Красивая такая открытка и четы-
ре строчки:
Освобожденное от туч,
Все небо розово и звездно,
Я увидал зеленый луч,
Ищи и ты. Еще не поздно!
Потом было большое, ласковое письмо, и пришло
оно как раз в такой момент, когда меня сотрясали ужас-
ные неприятности — едва из училища не вышибли.
Как она сумела почувствовать, что мне худо, не знаю!
И еще к выпуску я от Марии Назаровны подарок полу-
чил: «Прощай, оружие», первое издание Хемингуэя
на русском языке...
Так что сами видите: пе типичный воспитанник.
У нас с самого начала сложились особые отношения,
в каком-то смысле Мария Назаровна заменила мое
мать. А это, согласитесь, на всю жизнь.
— По ведь и другие тоже любят и не забывают
Марию Назаровну, значит, есть в пей что-то особое,
притягивающее?
— Вот у других и спросите,— не без потки ревнивого
неудовольствия решительно порекомендовал мне пол-
ковник.
...Раиса Абрамовна Малхасян, тоже давняя воспи-
танница Марии Назаровны, приняла меня, что назы-
вается, с распростертыми объятиями.
— Про нашу Марию Назаровну написать собирае-
тесь? Прекрасно! И давно пора! Напечатать надо с
большим портретом, чтобы все ее увидали и узнали,
како('| это замечательный человек, какая необыкновен-
ная женщина... Ни у кого пет такого сердца, как у Марии
Назаровны, клянусь...
С известным трудом мне удается остановить поток
восторженных слов Раисы Абрамовны.
— Чтобы писать, говорю я, надо знать, о чем
рассказывать людям, нужны убедительные факты. Вот
вы говорите — замечательная женщина. Чем, изви-
ните, замечательная?.. Необыкновенный, говорите,
человек... Охотно верю, но пока пе вижу... Дока-
жите!..
21
— Нужны факты? Примеры? Доказательства? Хоро-
шо! Сто фактов, сто примеров, тысячу доказательств
могу привести,— горячится Раиса Абрамовна, но никак
не может сдвинуться с места...— Ладно! Сейчас я вам
такое расскажу... написать вы, конечно, не напишете
про это, но сразу поймете...
Училась я уже в седьмом классе. Можно считать —
взрослая. По привычке частенько заходила к Марии
Назаровне в гости — когда домой, а когда и в садик.
Любила я с ней делиться, советоваться. А тут или
возраст такой подошел, или изъян в характере об-
наружился — стала я врать. Не хочу, а вру! На себя
наговариваю, па близких, истории одна страшнее другой
придумываю. И правится мне, дуре, что люди, слушая,
ахают, сочувствуют, за меня переживают.
Представьте, я и Марии Назаровне такого copra
сказочку поднесла, в ко горой черней сажи выглядела,
('начала она насторожилась, потом но лицу у нее
красные пятна пошли; я обрадовалась — переживает! —
и давай черноту сгущать... А дальше я даже не поняла,
как оказалась поперек дивана разложенной, и отшлепа-
ла меня, здоровенную дуру, Мария Назаровна, как никто
в жизни не шлепал. Не ври!
Я, конечно, ужасно тогда обиделась. И понадобились
22 годы, чтобы до меня дошло: как Мария Назаровна
должна была меня любить, как искренне возмутиться,
чтобы поднять руку...
Тогда я пошла к пей замужняя, в положении,—
пошла извиниться, какие-то хорошие слова сказать.
Не дала! Обняла, расцеловала, будто ничего не было.
И так со смехом, с улыбочкой пропела: «Не надо слов,
не надо объяснений...»
А Новый год выпало мне встречать в родильном
доме. И как раз карантин объявили — ни цветочка,
ни игрушки из дому передать нельзя. Как я обрадова-
лась тетрадочному листку в косую линейку от Марин
Назаровны:
Быстро несется время.
Будто ночной трамвай.
Вот он летит через темень,
Только нс прозевай!
Вот и ушел! Неужели
Больше цц одного?
Дьявольски тянется время,
Если упустишь его!
Потом я случайно узнала, что Мария Назаровна всю
жизнь тайно влюблена в Мартынова: с юных лет читает,
перечитывает, учит его стихи, и сказала ей:
Хотите с Леонидом Николаевичем познакомлю?
— С кем? не поняла опа.
— С вашим обожаемым полом с Мартыновым!
Мария Назаровна даже, в лице изменилась. Смути
лась, порозовела, словно девочка, и говорит:
— Как можно, Рая?! А вдруг он окажется совсем
не таким, как в стихах? Пет-нет, лучше не надо...
И в этом она — вся!..
— Наверное, вы нравы и Мария Назаровна дей-
ствительно прекрасная женщина, но как мне узнать ее
секрет, Раиса Абрамовна? Как выяснить, ч е м опа при
тягивает, примагничивает к себе людей?
— Очень просто. Пойдите к пей и спросите! — со-
ветует добрейшая Малхасяп. Никто лучше ее вам не
ответит!
Псе гениальное, как известно, просто, по не все
простое — гениально. Мне ведь надо собраться с духом,
прежде чем прийти к пожилой женщине и попросигь:
объясните, пожалуйста, почему все вас. любят, десяти-
летиями помнят и чтут?..	23
И все-таки я решаюсь...
Мария Назаровна выглядит удивительно моложаво.
Попреки ожиданию, опа одета не в белый халат и белую
шапочку, а в тренировочный брючный костюм, белые
спортивные туфаи. Она мгновенно расшифровывает
вопрос в моем беглом взгляде и говорит:
Всю жизнь воюю против белых халатов! В дет-
ском учреждении и пахнуть не должно больницей,
поликлиникой, вообще медициной. Глупость это, будто
чистота от цвета зависит.
Какое-то время разговор вьется в стороне от главной
темы, но о чем бы пи заходила речь, Мария Назаровна
высказывается уверенно, с полной определенностью.
- Детям нельзя врать! Ни маленьким, пи большим...
Пусть они не всё понимают, по они всё прекрасно
чувствуют...
Или:
- Что значит — любить? Только любить нельзя.
Любить и ненавидеть — иначе не бывает! Помню де-
вочку — Раю Малхасян — господи, как я ее ненавидела
за фокусы и капризы, за безудержное вранье и как
любила... за золотое ее сердце, за доброту и голубую
наивность... Все ей прощала. И знаете, жизнь показа-
ла — не напрасно!
И л и:
— Мы слишком много толкуем о героизме, о под-
вигах. Подвиг — действие из ряда вон выходящее,
кратковременное, исключительное... Зарница! Надо
больше говорить с ними о порядочности, о благород-
стве. Здесь ведь — основа...
В конце концов я все-таки задаю Марии Назаровне
мой главный вопрос.
— Секрет? Какой секрет? — удивляется Мария На-
заровна.— Чепуха какая-то, кто вам наболтал? Нет у
меня никаких секретов. Каждая женщина, если только
она не моральный урод, не монстр, любит детей. Закон
природы! Остается сделать эту любовь взаимной н
прочной, и надо для этого очень немного - не. обманы-
вай тех, кого любишь, не скрывай от них истинные
свои чувства и будь терпеливой. Вот и все!
- Значит, надо быть самой собой, а остальное
получается антоматически,— говорю я.— Так просто?
— Это яе просто, это как раз очень трудно! И знаете
почему? Быть самой собой надо без срывов, без прома-
хов — каждый день и при любых обстоятельствах...
ИНТЕРВЬЮ ДЛЯ МНОГИХ...
Сколько раз приходилось слышать: хочу быть актри-
сой, только актрисой! Любой ценой актрисой! И го-
ворилось это с. каким-то даже отчаянием, так что нетруд-
но было попять - - речь идет пе только о выборе про-
фессии, а о чем-то куда большем о выборе судьбы,
о достижении счастья...
Спрашивал: а почему тебя привлекают театр, теле-
студия пли киноэкран? Ответы бывали, естественно,
разные, но их можно разделить на три главных типа.
Первый: радовать людей своим искусством — сча-
стье ни с чем не сравнимое.
Второй вариант несколько проще: ничего более
интересного, чем представлять на сцене, когда на тебя
столько народу смотрит, не могу даже вообразить.
И наконец, третий, откровенно примитивный ва-
риант: настоящей актрисе на улице дорогу уступают!
И по свету опа ездит, и все се любят, и все-все ей
завидуют... (Как может сочетаться всеобщая любовь
со всеобщей завистью, девочки не задумываются.)
Что тут возразить и надо ли возражать?
Радовать людей — хорошее, больше того — святое
дело.
Работать на театральной сцене или перед взыска-
тельным кипооб'ьективом, конечно же, интересно. Кто
станет спорить?
Купаться в лучах честно заработанной славы,
если хорошенько разобраться,— и это не грех.
И все-таки мне хочется сказать: осторожно, девочки!
Страшна не столько артистическая карьера, сколько
предварительная ориентировка на славу! У славы
совсем не такой уж сладкий вкус, как это представляет-
ся многим, особенно издалека.
Кстати, вам не приходилось слышать выражение:
испытание славой? Увы, далеко пе каждому,
увенчанному славой, удается достойно выдержать это
испытание.
Думаю, что интервью, взятое у Веры Федоровны,
актрисы прославленной, а можно сказать — велико!!,
будет любопытно пе только мечтающим о театре дево-
чкам.
Для удобства вопросы к Вере Федоровне я опустил,
а ответы ее даю как бы в слитной беседе. Запись была
предъявлена Вере Федоровне и получила ее одобрение.
25
«...Прошу иметь в виду семьдесят пять мне уже
было. Мой возраст дает мне единственное, правда,
довольно спорное преимущество говорить правду, веем,
всегда и при любых обстоятельствах, совершенно не
заботясь о последствиях. Кстати, я так постоянно и
делаю, чаще всего во пред себе.
Вы были весьма деликатны по телефону и прекрасно
подбирали слова, по я все-таки поняла, что вас ин-
тересует, и скажу прямо: вы правильный адрес вы
брали, правильный: я — «инвалид» славы! И если все-
таки уцелела, да еще довольно долго продержалась
перед зрителем, то исключительно потому, что само
искусство, которому начала служить еще до революции,
я все-таки любила больше, чем себя в искусстве... В точ-
ном соответствии со взглядами Константина Сергее-
вича Станиславского, пусть земля ему будет пухом...
Попробуем теперь вместо попять, в чем же именно
кроется отрава, порождаемая славой. Прежде всего
постарайтесь вообразить — сегодня, завтра, постоянно
ты видишь свое приукрашенное изображение па афи-
шах, в программах, в журналах, случается — в газе-
тах... Какие-то неведомые люди присылают востор-
женные письма, приносят цветы, нашептывают льсти-
вые слова, случается, заискивают... А ты молода, зелена
еще, и тебе хочется, ой, как хочется, чтобы все восторги
были заслуженными, настоящими и... твоими. Только
твоими! 14 что-то смещается в головке. Этак трыкает,
уходит в сторону, и ты начинаешь думать: «А может,
я и па самом деле не как вса?.. Лучше... Красивее...
удачливей?»
Стоит только па одну минуту в это поверить, и ты
обязательно совершишь новые ошибки. Вдруг, без ка-
кой-нибудь явной причины, продемонстрируешь людям:
я -- не то, что вы, я — ого-го! Учтите...
Так случается раз, другой, третий... И если безна-
казанно, постепенно набирается уверенность — тебе все
дозволено,— робкая сначала уверенность постепенно
переходит в нахальство.
И тогда тебе уже ничего не стоит перебить стар-
шего, проигнорировать кого-то...
Это — первый, самый опасный этап, и, если тебя в
это время принародно не выпорют, если силою кол-
лектива не поставят па место, пиши пропало.
Меня в свое время на место, увы, не поставили.
26 И начался второй этап: я стала воображать себя не
просто лучше других, а лучше всех других. Мне стало
казаться, что люди только для того и рождаются, чтобы
угождать и прислуживать мне... Да что там — отдель-
ные люди! Сама сцена существует для того, чтобы мио
было где блистать, отличаться, царить...
Так я и сделалась полным инвалидом славы.
Другие примерно так нее сходят с круга, если, ко-
нечно, сходят.
Л годы не знают остановок, время не обманешь.
Джульетты старятся, и Ромео незаметно переходят
на роли купцов Островского или - чеховских резонеров.
И тогда начинаешь задумываться о жизни.
Снимая после спектакля грим характерно!'! старухи,
ты спрашиваешь вдруг у зеркала: а почему я не вышла
замуж за человека, который мне нравился, который меня
любил и звал? Сочла недостойным моей славы, поло-
жения в обществе, как говорили в старину, и гордо
отказала... Дура я, дура...
Почему обрекла себя па бездетность? Боялась загу-
бит!, фигуру, думала: дети — это беспокой! тво, а по-
настоящему я ценила в жизни только свой успех, свое
благополучие, свой покой... II вот теперь...
Смотри па себя, баба Яга, смотри и думай: куда
тебе все титулы, звания, награды?.. Даже завещать
некому...	27
Впрочем, мой случай не крайний, пе самый худший.
И я нам скажу почему. Пусть с большим опозданием,
но я все гаки поняла — надо спасаться, надо излечи-
ваться от славы. И вот уже больше двадцати лет спа-
саюсь. Как, желаете знать? Извольте — в учениках...
Считайте, мне повезло. Л ведь бывает куда хуже все
складывается: спиваются люди, с ума сходят, па само-
убийство решаются... Случается — живут, не понимая,
что с ними происходит.
Не так давно довелось мне присутствовать на тор-
жественном заседании. Сидела в президиуме. И вот
вижу: идет к трибуне женщина. Военный мундир на
ней. Сидит, правда, мундир, неважно — раздалась хо-
зяйка сильно, понравилась. Па мундире — ордена. Сое-
вые! Весомые. И медали. Тоже славные! Но почему-то
ей этого показалось мало, и опа еще значков разных
наколола, штук десять... Ну, ладно, пе в том суть,
поднимается на трибуну, сияющая, как новогодняя елка,
и начинает рассказывать, как воевала. И все о себе да
о себе, а о товарищах — пи слова.
Говорила минут пятнадцать и закончила так:
— Той крови,— сказала,— что нами пролита, того
горя, что нами пережито, никакой! работой пе покрыть,
никакими памятниками достойно не увенчать,— сделала
паузу и заключила: — Желаю вам, товарищи, больших
трудовых успехов и личного счастья!
Зал вежливо поаплодировал.
Только меня не проведешь — я в аплодисментах
очень даже тонко разбираюсь и могу сразу отличить,
когда от души хлопают, когда вежливо-вынужденно,
равнодушно, а когда и оглушительно-издевательски.
Плохо сП хлопали, насмешливо...
А она села рядом со мной, перевела дыхание и спра-
шивает громким шепотом:
— Ну как, Вера Федоровна, понравилось выступле-
ние? Пусть чувствуют и не забывают... Молодежь..
Признаюсь, не нашла я в себе мужества ответить,
как следовало бы, и промямлила что-то неопределен-
ное — пи да, пи пет...
А тут моя очередь подошла.
Иду к рампе, и совесть за горло берет: почему
промямлила, почему по сказала?.. Л зал улыбается,
аплодирует, и я понимаю, что обязана этим людям на-
стоящие слова сказать, уважительные и честные.
28 Подумала и прочла Твардовского:
Что нужно, чтобы :кп гь с умом?
Попять «‘ВОЮ нянинду
Найти себя в себе самом
И не терять из виду.
И, труд свои пристально любя,
()н всех основ основа.
Сурово си pant и вл и с Г“бя.
С других не столь сурово.
Хоть про гем час, хоть про запас,
По делай так работу,
Чтоб жить, да жить.
Но каждый час
Готовым быть к отлету.
И по терзаться — ах да ох,—
Что, близкий или дальний,
Он все равно тебя врасплох
Застигнет, час летальный.
Аминь! Спокойно ставь печать
Той вопреки оглядке:
Уж если в пей одной печаль —
Так, значит, нее в порядке.
И знаете, мне очень хорошо а нло пировал и. Сер-
дечно...»
НАДО БЫТЬ КАЖДЫЙ ДЕНЬ СМЕЛОЙ
Мария Ивановна разыскала меня и долго извинялась
за причиняемое беспокойство, за намерение вмешаться в
чужую работу, за что-то еще и еще... Слова ее сеялись
мелким дождичком и тут же испарялись, правда не все.
Мария Ивановна была учительницей.
— Учительница из меня вышла плохая,— сказала
опа и тут же поправилась,— не столь даже плохая,
сколь нелюбимая учениками...
Детство этой маленькой, суетливой на первый взгляд
женщины прошло в крошечном среднероссийском
городке. Опа росла в большой семье, о которой можно бы
сказать патриархальная, происходили события
Марьиного детства лет на тридцать — сорок раньше.
Маленькую меня нс били, нс обижали, собствен- 29
но, даже и но ругали особенно, просто меня не замечали,
игнорировали. Растет? Uy, пусть... II я. как мышонок,
сновала туда-сюда, стараясь не шумен., не причинять
беспокойства м, главное, никому не попадаться на
глаза, да-а, так было. И hoi застенчивой и нерешитель-
ной я осталась па всю жизнь.
Пи школа, пи педагогически!! институт по сумели
вылечить Марию Ивановну от болезненной робости, от
постоянного желания исчезнуть с чужих глаз...
Первый же мой класс, когда я пришла в школу не
учиться, а учить, в первый же день и, наверное, па
первом же уроке понял — Марь Ванны можно не боять-
ся, опа пас сама боится... Дети — хитрые. Если они чего
п не могут понять еще, то чувствуют...
Говорят: годы приносят человеку мудрость, делают
ого значительнее, совершенствуют достоинства и умень-
шают недостатки. Видимо, именно поэтому принято
считать: все старики достойны дополнительной порции
уважения...
Мария Ивановна с такой точкой зрения решительно
не согласна.
- Извините, но я так считаю: тот, кто родился ум-
ным, набирая знаний, опыта, тренируя память, может
с годами стать еще умное, а дурак, постарев, превра-
щается в старого дурака! И все. Застенчивость, болез-
ненная робость, совершенное неумение «подать» себя,
самоутвердиться, мешали мне и в семь лет, и потом —
во все взрослые годы. До того мешали, что я до полного
отчаяния доходила.
Мария Ивановна поняла, что профессию выбрала,
а точнее сказать, приобрела (в педагогический институт
ее привело случайное стечение обстоятельств, а не
страстное желание быть педагогом) неудачно. Во вся-
ком случае — нс по характеру. Но долго не решалась
нрнзпагься себе в этом и уж совсем не могла отважить-
ся на какие-то решительные шаги, способные изменить
судьбу.
Вот поэтому я пришла к вам,— сказала Мария
Ивановна и, уловив, видимо, недоумение на моем лпп.е,
стала объяснять: - Не подумайте, я не о помощи хлопо-
чу, вообще не обо мне разговор... Я по радио слышала,
вы рассказывали, что пишете книгу для девочек, а я
тогда подумала: хорошо бы рассказать вам обо веем.
Мне-то уж ничем не поможешь, а другие девочки пускай
подумают. Что бы я хотела нм сказать:
Прежде всего девочек, мне кажется, надо обучать
с м е л о с г я! Именно — обучать. Чем раньше начи-
нался такая работа, тем лучше. Лет с трех, наверное,
можно считать — пора! Да, с трех лет — вполне! И по-
ощрять надо .ча малейший успех.
Против этого никто, скорее всего, возражать пе
станет? Нее знают: есть па свете смелые женщины, и
каждой приятно слышать о таких, и каждой лестно
сознавать, что она тоже могла бы «крутить слалом» на
высокогорной трассе или прыгать с парашютом, побивая
чьи-то рекорды, а если не подниматься так высоко —
в небо, то почему бы не прыгать с вышки — в воду,
тоже, не отважась, не прыгнешь...
Но я как раз думаю не столько о такой ярко выра-
женной смелости, хотя в представлениях, которые мы
воспитываем у детей, смелость связывается с профес-
сией, с занятием человека, а потом только с его поведе-
нием.
Сомневаетесь? Спросите у ребят: «Кто смелый?»
И вы обязательно услышите: «Космонавт, летчик-испы-
татель, подводник, парашютист, полярник»...
Спросите иначе: кого ты считаешь смелым? И вам
ответят: того, кто ничего и никого пе боится, кто может
любому надавать по шее... Или: кто ходил в разведку на
войне, кто первый в бою...
А есть ведь и другая, как бы сказать, повседневная,
незаметная вроде бы смелость... Ее1 дало1 и смелостью
не всякий назовет, хотя, я лично думаю, она-то. именно
эта смелость, как раз и нужна всем девчонкам в
первую очередь!
Поверьте1 моему горькому опыту — женщине, лишен-
ной повседневной смелости, не жизнь на земле — му-
чение. Вот вам примеры нз моей жизни...
Росла я забитой и довольно скоро поняла, что домаш-
няя обстановка у нас ио такая, как должна быть, но
протестовать я. конечно, не протесте «нала. И попятно —
мала была, права такого протестовать — за собой пе
чувствовала. По вот, помню, приехал дядя, брат отца,
И говорит моей маме: давай нам Машу па лето, мы с
женой в Крыму будем жить, п она с нами побудет. В мо-
ре покупается п так далее1...
Мама дяде1 отказа Не1 дала почему то, пе> странно так,
тягуче1 ответила: дескать, я н нс знаю, как решать...
Обуза вам. Хотя раз предлагаете... Не» пусть уж Маша
сама ска ю г хочет или нет опа поехать...
31
Надо ли говорить, к а к мне хотелось поехать? Нор-
ное в жизни море увидеть! Крым! Из опостылевшего
дома вырваться... Л сказала: не знаю... как мама...
Почему я так ответила? Чувствовала — мать по хо-
чет, чтобы я поехала, возможно, у псе и были какие-то
евои соображения, вполне даже веские,— и я побоялась
сказать правду.
Говорить правду — всегда смелость! Л в извест-
ных условиях — и героизм. Девочки должны знать
это и учиться говорить правду...
У каждого есть своя наезженная колея, свои про-
веренные рельсы, свой установленный порядок жизни...
Встаешь, жуешь, бежишь в школу, сидишь шесть
часов, бредешь домой, снова жуешь, корпишь над уро-
ками... И так каждый день, месяц за месяцем, год за
годом...
И вдруг ты узнаешь, что знаменитый педагог, Герой
Социалистического Труда Сухомлннекий рекомендовал
совеем иной распорядок дня — подъем в пять утра, физ-
зарядка, завтрак, два часа на приготовление уроков
(всего два часа!), пробежка в школу, занятия, и вторая
половина дня — свободная. Гуляй, занимайся спортом,
читай, встречайся с друзьями еловом, ж и в и в свое
УДОВОЛЬСТВИИ.
Заманчиво? Еще бы... По как страшно выскакивать
из колеи, нарушать заведенный и ставший привычным
распорядок...
Годам к пятнадцати я научилась довольно многому
и недостатки свои видела вполне отчетливо, больше то-
го — и оценивала их почти правильно, даже знала при-
Mepifo, как от них избавиться, а смелости сделать
первый шаг, решиться не хватало...
Никакие даже самые лучшие решения не стоят
и трех копеек, если они заранее обречены оставаться
лишь благими намерениями. Как ускорение прибавляет
скорость, так смелость должна увеличивать пашу ре-
шимость действовать!
В свое время я поняла: учительское дело — не мое
призвание, а изменить судьбу не хватало смелости...
Полюбила я человека, он был старше меня и вдовец
с двумя детьми... Узнали о моей привязанности род-
ственники, загудели: да он же старый, да как ты будешь
чужих детей воспитывать? Л ну на они тебя не излю-
бят... И я испугалась, отступила Потом вышла замуж
32 за другого, родила своих де'п й, а сто раз казнилась
почему людей послушала, почему от люони своей от-
ступилась? И снова не нашла в себе смелости ничего
изменить — а вдруг детям без отца плохо будет, а люди
не простят, родители неизвестно как отнесутся...
Многие девочки рассуждают приблизительно так:
какая я сейчас — не столь уж важно, вот вырасту, полу-
чу специальность, не буду пи от кого зависеть, сама себе
стану хозяйкой и тогда-то, тогда все увидят и поймут,
что я за человек!
Эго ужаснейшая, страшнейшая п почти непоправи-
мая ошибка!
Тот, кто с малых лет не борется за себя, кто нс утвер-
ждается в своих правах, кто старается обойти острые
углы, не уколовшись, не схватив синяка, во взрослой
жизни ничего не добьется.
Поверьте, мне грустно говорить об этом и куда
приятнее было бы рассказывать о чем-нибудь героиче-
ском, о преодолении невероятных трудностей: о том,
скажем, как я принимала участие в штурме Памира,
как кого-то спасала, но чего в моей жизни не было,
того, увы, не было. И все-таки не может, не должно
быть, чтобы мои coport семь лет прошли совершенно
напрасно... Пот я и решилась поделиться всей непри-
влекательной правдой о себе, чтобы новые девочки не
повторили моих ошибок, чтобы по дали они нерешитель-
ности, робости отравлять им жизнь.
Учитесь быть смелыми!
Как? Об этом, наверное, надо спросить не у меня,
у других — более достойных, обладающих другим
жизненным опытом...
УРОК психологии
Клара смело смотрит мне в лицо своими голубыми
не мигающими глазами и вдохновенно, с нескрываемым
удовольствием жалуется, жалуется, жалуется... Клара
очень недовольна собственным характером.
— Если мне кто-нибудь грубо скажет, я сейчас же
расстраиваюсь и дальше ничего не соображаю, прямо
даже дрожу и, сколько ни слушаю, все равно ничего
уже не слышу. Вот такая я обидчивая. И завожусь
тоже! Мне говорят девочки: ты, Кларка, невыдержан-
ная. Правильно. Так оно и есть, хотя я совсем по хочу,
чтобы так было... Оно само получается. А силы воли у
меня мало, перебороть не могу...	33
Желаю с'юстъя, дсиочкп*
Гхч-шлцадш* расправившись с собственной персо-
ной, Клара с немеиыплм энтузиазмом принимается
разоблачать школу:
В нашей школе плохо учат! Какая это школа, где
совершен но пет индивидуального подхода? Все в одной
куче! Разве правильно не считаться с характером чело-
века, не учитывать способности ученика, его настрое-
ние? Допустим, я — стеснительная. Вот такая натура.
Так дня чего меня перед всем классом подковыривать,
доводить до слез, а потом егце и отметку снижать? И кто
эю делает? Те самые личности, которые на своих уроках
н про чуткость, и про гуманизм объясняют! Гуманизм!
Как же... А в школу утром идешь, как на принудиловку...
Клара говорит долго, и мне начинает казаться,
будто в девчонке произошло «короткое замыкание»,
так что опа обречена вещать, а я соответственно —
слушать па вечные времена...
К тому же я совершенно не могу угадать, какую
роль отводит мне Клара и что я должен буду делать,
когда ее словесный поток все-таки иссякнет?
Все стихийные бедствия в основе своей внезапны —
вдруг начинаются и вдруг заканчиваются. В какой-то
момент умолкает и Клара, завершив свой продолжи-
тельный монолог самым банальным вопросом:
— Так что, ио вашему, теперь делать?
Признаться, пе вполне понимаю, кто должен что-то
делать? Но идти па уточнение я малодушно не рискую.
Достаю с полки ученый том, несущий на своем холодном
темно-синем респектабельном переплете гордое назва-
ние: «ПСИХОЛОГИЯ», открываю на первой закладке и
говорю Кларе:
— Прежде всего давай разберемся вместе в сути са-
мого понятия — характер. А то ты жалуешься на
свои несовершенства, нс очень, мне кажется, понимая,
что к чему. Характер это общее качество личности,
состоящее из ряда черт, в которых выражается свое-
образие именно этого человека...
Клара слушает внимательно. Ее бледные, фарфоро-
вый щечки чуть-чуть даже порозовели; незамутненной
।<>лубнзны глазки сделались еще светлее п излучают
мягкий свет; а ровнехонькие — один к одному,— осле
ни ।«*..- i.uoii белизны зубы сияют сквозь приоткрытые
губы, с.шнно полудрагоценные камушки.
I! .арак горе человека,- продолжаю я,- - как бы фо-
ку спру ю к я, собираются, Клара, самые существенные
особенности личности. Чтобы изучить и объективно
оценить характер человека, необходимо установить:
что же в нем главное, какие ему свойственны психо-
логические особенности? 11 это — вопрос вопросов,
Кла ра!
Услышав в словесном потоке привычный «вопрос»,
Клара вскидывается п пытается включиться в текст,
во я не даю перейти ей в режим вещания:
— Минуточку! Значительный, сильный характер —
это большая определенность в серьезных, значительных
делах! Надо сразу попять: характер проявляется и фор-
мируется прежде всего в поступках (а не в словах!),
развивается и совершенствуется в общении с людьми.
Нелепо ссылаться иа характер, оправдывая дурные или
неправильные поступки...
— Но почему же нелепо, если...— успевает ввер-
нуть свое слово Клара, по я снова не даю ей разойтись:
— С.лушай внимательно: зачитываю текстуально!
Так что это уже не я, а и а у к а к тебе обращается:
«Характер пс врожденное и нс фатально предопреде-
ленное качество личности, он создается и преобразуется
в течение жизни. Человек сам участвует в выработке
своего характера и сам должен всегда нести ответствен-
ность за него».
И тут уж я tic в силах остановить Клару.
— Пожалуйста, и допустим: я должна отвечать за
свой личный характер, то есть за собственный характер!
Хороню! Ладно! Но как я могу отвечать за характер
школы? Подождите-подожднте! Если пас плохо учат,
если мало интересуются индивидуальностью каждого
ученика, если па ребят кричат — разве все это, вместе
взятое, не создает плохого, отвратительного характера
школы? Или, может быть, вы считаете, что школа —
учреждение, заведение, контора без лица и характера?
Ну-ка, отвечайте!
И я снова берусь за ученую книжку.
Понимаю: мой авторитет слаб; устойчиво Клара
верит только себе, а другим при непременном условии:
чужое мнение должно совпадать с ее точкой зрения.
Вот тогда это мнение «правильное» и к нему стоит
прислушиваться...
Открываю книгу па второй закладке и читаю:
— «У чит не школа, а желание учиться»И прежде
чем Клара успевает атаковать меня, говорю: — И это,
Клара, не просто лихие слова. Школа, в смысле кол-
лектина учителей, носителя традиций, конечно, имеет
свой вполне определенный характер, и он может быть
лучше или хуже, крупнее или мельче. Однако практика
жизни показывает: и из хороших школ выходят неучи н
демагоги, и из плохих — талантливые и образованные
личности. Спору нет, лучше учиться в хорошей школе.
Но если тебе по повезло, если ты очутилась в неважной
школе и вынуждена получать образование там, это ни-
как не может служить оправданием твоей, скажем,
малограмотности или плохой осведомленности в основах
физики... Кто хочет, постигает! Боюсь, что список
гениальных самоучек мог бы поспорить с перечнем
дипломированных гениев, коль такие реестры удалось
бы составить...
— Жаль,— как-то даже устало говорит Клара и
качает, качает головой, видно выражая свое полное
разочарование,— а я на вас так надеялась...
— То есть?
— Думала, расскажу понимающему человеку, а он
в «Комсомолку» или в «Лнтгазету» статью напишет,
даст им всем по мозгам, чтобы они в школе пашей рас-
прекрасной почесались хотя бы... А то долбят-долбят:
вы должны, вы обязаны... достигайте сами, понимайте
тоже сами, повышайте... и тэдз и тэп-э.
3(5	— Л как, по-твоему, учиться — нс постигая, не
вникая, не мысля? Зто гке невозможно, Клара! И одной
памяти, я тебе клянусь, мало! Вот послушай: «Обуче-
ние и воспитание - это не поучение, не преподавание
готовых. истин... а управление самостоятельной умствен-
ной деятельностью современного подростка, такой
деятельностью и таким поведением, в которых, и только
в них, формируется вполне нравственная и гармони-
чески развитая личность».
Едва дослушан, Клара поднимается, сухо прощается
н уходит.
[{у, что ж...
Что мог, я сделал, во всяком случае честно старался
вывести девочку на подступы к истине.
Вывел или не вывел?
Хоть в чем-нибудь убедил?
Не знаю. Уверенности в успехе у меня нет. А хочет-
ся, чтобы короткий урок из большой и мудрой науки
психологии не прошел совсем зря. Хочется!
СЕМЬ НЕУДАЧ АННЫ БОРИСОВНЫ
Признаться, я немножко боюсь этой женщины: от
нее невозможно укрыться, опа видит тебя насквозь,
опа читает твои мысли и угадывает твое настроение
даже по телефону... Ее не то что обмануть, ввести в
минутное заблуждение невозможно, от нее решительно
ничего нельзя скрыть.
Только не подумайте, будто Анна Борисовна какая-
нибудь там гадалка, хиромантка пли, как еще говорят
теперь, телепатка... Ничего шаманского, медиумного,
окультного в Анне Борисовне нет — вполне обычный,
вполне земной она человек. Была администратором
гостиницы, была массажисткой-косметичкой; заведыва-
ла маленьким ателье бытовых услуг, директорствовала
на предприятии химической чистки, служила диспет-
чером троллейбусного парка.
И вот что характерно: всегда и всюду шли к ней
советоваться. Шли не по должности, а — «по душе»...
Потому что достался человеку такой особенный, пауке
не известный магнетизм, притягивающий живые чело-
веческие сердца.
Я тоже пришел к Анне Борисовне посоветоваться,
и па меня она смотрит, как па всех,— проникновенно и,
пожалуй, с какой-то долей сострадания. А потом вне- 37
зап по, будто включая магнитофонную пленку со среди-
ны, Анна Борисовна произносит:
— И ничего нет в этом особенного! Даже паилуч-
шая, мудрейшая книга не может дать всех рецептов
па все мыслимые и немыслимые случаи жизни. Главное
убечпть: думайте! Сами думайте.
И мой совет номер один прозвучал бы примерно так:
девочки, перед тем, как совершать какой-нибудь посту-
пок, подумайте. Запомните: думать надо перед тем,
а и е после того, как что-то сделаешь — поссоришь-
ся с подругой, пе придешь па обещанное свиданье,
ответишь на письмо...
Анна Борисовна говорит ровным, журчащим голо-
сом, совершенно убежденная, что ее слушают, стараются
Понять и запомнить.
- Ты не переживай. И вообще пе думай, сколько
советов дал. Мало, много — это не подходит, тут ведь
такое дело: на простой арифметике далеко не уедешь.
Бывает, сто советов — зря, мимо, а другой раз — один,
да вовремя, да в самую точку, и человек будто заново
рождается.
Людям куда больше советов опыт нужен. Свой. На-
житой. Выстраданный,— сказав так, Анна Борисовна
принимается вдруг смеяться, а потом, словно переки-
нувшись в стремительном сальто-мортале, строго спра-
шивает: — Ты Сергея Владимировича Образцова ува-
жаешь?
— Уважаю, конечно,— говорю я,— он же величай-
ший кукольник нашего времени...
— Кукольник-кукольник... Сергей Владимирович—
философ! Вот так — философ. Куклы, театр, концерты —
все это цветочки, сверху это. А в глубине, в корне —
философия лежит. Так вот, Образцов утверждает: «Вся-
кий опыт — это цепочка преодоленных неудач». Ну-ка,
вдумайся хорошенько и постарайся оценить и освоить
всю глубину такого определения! Сумеешь — действуй
соответствен но...
- Как соответственно? не улавливаю я чего то
в словах Анны Борисовны.
Очень просто! Дай девочкам цепочку примеров,
а они пусть думают, проигрывают варианты, как бы
нос гулили на месте А или там Б... Чем больше будет
вариантов, тем лучше. Дан им этакий кроссворд на
ЗЯ «неудачи»... Могу, если желаешь, помочь.
Первая неудача	У меня были строгие, пожалуй,
Анны Борисовны. Да;|е слишком строгие, родители.
Опп требовали с меня пятерок.
С четверками кое-как мирились, а когда случалась
тройка, наступал конец света... Мне столько раз повто-
ряли, что из такой бестолочи, как я, ничего в жизни
получиться не может, что при моем несерьезном отно-
шении к наукам н гипертрофированной лепи жизнен-
ный потолок — нрострапщица и бане, уборщица в мага-
зине и. как предел, проводник общего железнодорож-
ного вагона; мне так часто это повторяли и так усердно
внушали (между прочим, и не только с помощью слов),
что я в конце концов поверила и. возненавидев все пред-
меты школьной программы, кроме физкультуры и
ручного труда, еле-еле переползала из класса в
класс...
Вот это была моя первая и тяжелейшая неудача в
жизни, и мио никто не сумел объяснить, а сама я и не
пыталась понять, для чего людям знания?..
И только взрослым человеком, столкнувшись на
работе с необходимостью начислять проценты, я про-
никлась но только почтением, по и любопытством к муд-
рой бескомпромиссности математики. Вот ведь наука —
ни перед кем подлизываться не будет, сама себе голова!
Ты будешь смеяться, «Занимательную математику»
Перельмана я читала замужней уже женщиной, и не
просто читала, а оторваться не могла от книги.
Вторая неудача Меня много раз обижали в жиз-
Анны Борисовны. ни- Девчонкой была — от взрослых
доставалось, чуть подросла — от
сверстников... Пет, ты не подумай только, что я рос-
ла тихоней, затюканной и безответной. Наоборот,
я очень рано научилась: мне слово, я — три... мне —
три, я — десять. Сначала научилась, а потом при-
выкла. И сделался у меня с годами неуживчивый
характер.
Стоит в мою трудовую книжку заглянуть, и сразу все
ясно, какой у се хозяйки характер: там месяц проработа-
ла, там — три, а там — две недели всего и нигде —
больше года...
Теперь-то я понимаю: правду говорить — надо, себя
в обиду по давать — тоже надо. Только не в том фокус,
чтобы па слово — три, па три — десять выдавать... От
такой скорострельности никакой пользы, только вред. 34
Подумать, взвесить, слова выбрать, доводы поубедитель-
нее приготовить надо, а я уже «отстрелялась» и, гля-
дишь, еще одного врага себе нагнила...
Третья неудача Скажу сразу: есть упрямство ра-
Лииы Борисовны, зумпое, а есть — дурацкое, вред-
ное... Приведу пример: училась я
шить па машине, и никак у меня не получалось, чтобы
строчка ровно шла. Хорошо, хорошо, хорошо и... вильну-
ла. Хоть плачь! И тогда я взяла кучу старых тряпок, рас-
чертила цветным карандашом, назначила себе «норму»:
пока пять метров без огрехов не прострочу, с места не
вставать и не разгибаться. Строчу! И пусть хоть па
четвертом метре вильну — все сначала! Пять метров и
пи на грошик меньше! И что ж думаешь? В неделю я
этой техникой овладела!
И считаю: это нормальное упрямство, со знаком
плюс.
Л теперь другой пример.
Ухагкивал за мной парень. Очень мне правился.
И характер у него хороший был, и так приятный. Все
шло нормально, только спорили мы часто. И все больше
ио мелочам: он предлагает в кино пойти и хвалит кар-
тину, а я сразу: мало ли, что твой Колька наговорит или
Федя, может, картина того и не стоит, чтобы время на
нее тратить.
Поспорим, и если все-таки пойдем, то, каким бы
фильм на самом деле не оказался и как бы он мне не
поправился, я до пены у рта доказываю: барахло кар-
тина! И времени и рубля жалко... Для чего я это
говорила?.. Л понимай так: все равно мой верх, моя
правда!..
Что про такое упрямство я сказать могу, ясно —
дурацкое, со знаком минус.
Между прочим, я того бывшей» паренька не так давно
на улице встретила. Полковник. Красавец-мужчина.
Поговорили немножко, и он мне признался: «Не такая
бы, говорит, супротивная была, ни за что б от тебя не
отступился...»
Нет, ты нс подумай, о нем я не сожалею, а так —
для ясности: все хорошо, что к месту и в меру, а если
слишком — худо...
Еще одна неудача В свое время мне предложили на
Анны Борисовны. курсы иностранных языков пойти.
Это когда я в сфере обслуживания
работала. Сказали: нам нужны кадры для общения с
иностранцами. Пу я, преодолев школьное отвращение
к урокам иностранного языка, пошла. Позанималась
полгода и бросила. Небось думаешь — тупой оказалась?
Л вот и нет. У меня, будь здоров, какие способности
обнаружились. «Вы,— говорили мне преподаватели,—
прирожденный лингвист». И точно: через три месяца
я уже начала по-английски лопотать и на вопросы от-
вечала довольно осмысленно. И когда все шло так хоро-
шо, у нас преподаватель сменился.
— Вам надо вытравлять это рязанское произноше-
ние,— сказал мне новый учитель на первом же заня-
тии,— вытравлять, пока не поздно.
Конечно, он сказал правильно. Может быть, рез-
ковато... Может, не теми словами, но это уже подроб-
ности, а суть-то была совершенно верная.
Но я — в амбицию!
Как ломать? Что ломать? Я говорю — меня пони-
мают, чего еще надо? И вообще — попрекать человека
рязанским происхождением... Да за такие слова...
Стыдно признаться: кое-какие неприятности, ясное
дело — мелкие, я тому преподавателю устроила, а сама
так недоучкой и осталась. А все — амбиция...
И еще неудача. Было мне лет пятнадцать, навер-
ное, когда такая история вышла:
подруга, назову ее Маргаритой, рассказала мне какую-то
чушь о другой девочке. Ну, а мне пришло в голову вы-
яснить — кто прав, а кто пет, где истина, а где ложь?
И начала я «следствие». Только не долго оно продолжа-
лось, мое дознание, и закончилось неожиданно — подо-
шла ко мне в перерыве между двумя танцами та девочка
и звонко так, на всю площадку слышно было, по физио-
номии хлестнула... Нет, настоящей драки пе было —
растащили нас... И тогда я долго-долго думала (может
быть, первый раз в жизни серьезно думала), как же
правильно жить на этом свете? И пришла к решению:
никогда ничего не передавать по этой всем известной
схеме: он (опа) — мне, я — ей (ему)...
И знаешь, что занятно — не так давно мне это в го-
лову пришло,— примерно с того времени и стали ко
мне люди приходить советоваться.
41
И еще...	Не так давил меня на работе руга-
ли. Всем Ты, говорят, у пас хоро-
ша - и к водителям в разговоре подход имеешь, и свод-
ки оперативные без огрехов подаешь, и на вопросы ру по-
воде гва ответить умеешь словом, послушать— хоть
картинку с меня рисуй и па воротах автопарка вывеши-
вай: равняйтесь, мол, н подражайте!
Но в одном отношении я не совсем хорошая оказа-
лась, и за это меня ругали. Мало активности проявляю.
Редко па собраниях голос подаю. Предложения от меня
не поступают и критики тоже не слышно. Вот такое
положение. Отрицательное, стало быть...
Ну, я первым делом отшутиться попробовала: де-
скать, стара я активничать, спасибо, сил хватает с
прямыми обязанностями без происшествий справляться.
Куда там. не отстают. Если ты стара, то как же тогда
другие, например Мария Ивановна? Я эту Марию Ива-
новну, грешница, терпеть не могу: всюду она лезет,
всех поучает, ругает.
И тогда я сказала:
Критика — это прекрасно, но только тогда, когда
ты видишь безобразие и можешь предложить, что сде-
лать для его искоренения. А если только ругаться — это
плохо, это бессовестное будет занятие и вредное...
Л предложение хотите,— пожалуйста!
Выкиньте все кассы-автоматы из троллейбусов,
поставьте на их место простые копилки. На билетиках,
на бумаге то есть,— экономия, па контролерской зарпла-
те — экономия, и людям — уважение. Л у кого совести
пет, так тот и сегодня бесплатно ездит...
Нс знаю, примут мое предложение или не примут.
Нс уверена. Но мое дело сказать, как думаю. Я и ска-
зала: уважения больше, убытков должно быть меньше.
Последняя неудача Тут на прошлой неделе меня дев-
Анны Борисовны. чопка-продавщица в магазине об-
считала. Убыток, тьфу, полтинник,
ио неприятно. Во-первых, противно, что только-только
на самостоятельную жизнь выползающая девчушка
начинает с жульничества, и, во-вторых, обидно, что пи за
что пи про что из тебя дуру делают.
Стала я объяснять девочке, что такое арифметика,
что такое уголовный кодекс и что такое совесть...
Может быть, все так бы и закончилось — разговором,
но на шум вышел завмаг. Гора-мужчина.
— Почему шум? спрашивает у девочки.
Продавщица стала объяснять и так картину рисует,
будто я ее оскорбила, наговорив всяких неприлично-
стей.
— Ясно, Зина. Ясно. Помолчи теперь и запомни:
покупатель всегда нрав, даже когда он не нрав! Какое
у вас расхождение в счете?
И когда он услышал, что весь разговор из-за пол-
тинника идет, то прямо похудел па глазах — от рас-
стройства и удивления, долито быть. Вот, слово даю,
мгновенно с лица сошел. И протягивает мне трешник
из своего кармана и говорит:
— Сдачи не надо, не извольте утруждаться...
Вот тут я и не выдержала... А теперь в понедельник в
суд вызывают... По все равно — пусть. За честь надо
сражаться.
Глава вторая
ЧЕМ МЫ ХУЖЕ?
ПОСТА 1’ЛЙТЕСЬ ПОПЯТЬ...
Есть у меня книга «Мужчинам до 16 лет». В этой
книге рассказана история, которая называется «Миледи
Валя и сэр Митя». История невелика, и н повторю ее.
Валя и Митя ровесники, они выросли в одном доме
и уже шестой год вместе ходят в школу. Раньше с ними
ничего нс случалось, а вот два года назад случилось.
Было самое обыкновенное утро, и на улице лежал
самый обыкновенный снег, и они самым обыкновенным
образом шли па уроки. Е1едалеко от школы ребятам по-
встречался незнакомый человек. HIироконлечий, загоре-
лый, в фуражке моряка дальнего плавания, он сразу
понравился и Вале и Мите. Так бывает сразу!
Видно и моряк обратил внимание па ребят, потому
что сначала он замедлил шаг, потом дружески улыб-
нулся и, наконец, сказал:
— Извините., миледи, простите, сэр! Мне кажется,
у дамы замерзли руки. Если вы позволите, я донесу
портфель.— И прежде чем ребята сообразили, что к че-
му, моряк отобрал пз Валиных рук портфель и зашагал
рядом.
Весь оставшийся кусочек дороги до школы моряк
весело болтал. Л перед самой дверью школы он вручил
Валин портфель Мите, козырнул обоим и исчез.
Вероятно, на зтом все бы и закончилось, но на
другой день в такое же обыкновенное утро, на таком же
обыкновенном снегу, как накануне, Валя остановилась
н очень серьезно сказала Мите:
— У миледи замерзли руки. Возьмитс-ка ее порт-
фель, сор!
И Митя, похлопав ресницами, портфель взял.
С, тек пор эта игра повторялась много раз. Но вот
перед самой школьной дверью ребята столкнулись
с, Витькой Боковым и Андреем Подосек.
- Ха,— заорал Витька,— вы только посмотрите на
эту парочку! Или ты ишак, Митька? Или она больная?
Или, может, ты нанялся?
— Покраснел, покраснел, покраснел!!! — заблажил
на всю улицу рыжий Андрюшка Подосек.— Вы только
поглядите, какой он красный...
А Митя действительно ужасно смутился и на самом
деле отчаянно покраснел. Но тут па выручку мальчишке
пришла Валя. Как пи в чем нс бывало она произнесла
просто-таки королевским тоном:
- Прошу вас, пе обращайте внимания па этих
дурно воспитанных людей. Мы опаздываем, сэр.
И Митька вспомнил вдруг того веселого моряка и по-
думал: «Нет, моряк в такой момент ни за что бы нс
отдал портфель Вале». И в Мите заговорили упорство,
мужская гордость, уверенность. Он решительно шагнул
вперед, распахнул школьные двери, пропустил Валю
вперед и назло Витьке, Андрюшке и всему белому све-
ту помог девочке снять пальто, хотя отлично знал —
с этим Валя и без него справляется преотлично.
— Спасибо,— сказала Валя и тут же опрометью
умчалась в класс.
Это было ровно два года назад.
С тех пор Митя каждый день (ив теплую погоду
тоже!) приносит Валин портфель в школу, каждый день
помогает снимать ей пальто, и никакие насмешки
Витьки, Андрюшки и еще некоторых ребят нс могут
заставить его отступиться...
Вот и вся история. Ничего «хитрого» в ней нет,
и «мораль» простая, как дважды два, — мальчики (бу-
дущие мужчины), уважайте девочек (будущих жен-
щин)! Такая «постановка вопроса» может, вероятно,
нравиться, а может и не нравиться, но мне казалось,
что оспаривать в истории Вали и Мити решительно
нечего.
Однако я ошибся.
Несогласных писем, если только можно так выра-
зиться, пришло гораздо больше, чем одобрительных.
И что оказалось совершенно уж неожиданным — ярост-
нее всего нападали па меня д о в о ч к и!
«Не нравится мне эта история. Терпеть не могу
цац-девочек, которые из себя заморских принцесс разыг-
рывают... Лягушку увидят, готовы тут же в обморок
падать, если вокруг не очень грязно, конечно.
Всю жизнь я жалею, что родилась девчонкой, а не
мальчишкой, да! (Как будто бы это я виновата. Даже
смешно!)
Кажется, Максим Горький говорил: прежде чем
писать о женщине, обмакни перо в радугу и посыпь
пыльцой крыльев бабочки... Горький, конечно, был
великим человеком, но я нс могу тут с ним согласиться.
Пусть это и красиво сказано, романтично, по ведь
и свысока, вроде бы жалеючи женщин. А кому это
приятно — чувствовать, что тебя жалеют? Чем мы хуже?
Таня Голубцова,
Иркутск». 45
Еще резче п непримиримее писала Ксаиа Левшина
(шестиклассница!). Сначала, только прочтя се письмо,
я даже подумал: а не шутка ли это, или чей-то «ро-
зыгрыш» :
«...Современная медицина совершает такие замеча-
тельные чудеса! Некоторым слепым возвращают зрение,
глухим — слух, заменяют негодные сердца, оживляют
покойников, которые еще пе успели окончательно уме-
реть... Верно? Так неужели нельзя ничего придумать,
чтобы человек, если он того захочет, был переделан
из девчонки в парня?
На такую операцию я бы первая записалась...»
И вот выдержка еще из одного письма. Оно пришло
из сланного города Севастополя от другой Тани:
«А я бы спросила вашего образцово-показательного
Митюнчика тоже: пли ты нанялся, или оиа больная,
эта Валя?
Подумаешь, портфель донести! Да сколько этот
несчастный портфель может весить?.. Если вы думаете,
что моряк ваш очень симпатичный, ошибаетесь! Пижон
ваш моряк. Между прочим, у пас в Севастополе моря-
ков пока еще хватает, по таких я лично что-то нс
встречала.
Но все это - не главное.
Л вы уверены, что рассказ ваш правильный с по-
литической точки зрения? Да! Может быть, у нас отме-
нено равноправие между мужчинами и женщинами,
тогда конечно...
И еще хочу напомнить вам: Герой Социалистиче-
ского Труда, капитан дальнего плавания Киса, как
я понимаю, женщина. Терешкова разве не такой же
космонавт, как мужчина, и опа — товарищ Терешкова,
а вовсе не миледи!..
Словом, я с вами принципиально и решительно нс
согласна, и останусь несогласной, сколько бы и кто бы
меня пе уговаривал...»
Признаюсь, эти возражения оказались для меня
совершенно неожиданными, н особенно обескураживал
меня агрессивно-наступательный топ девчоночьих пи-
сем.
Да, конечно, равноправие женщин с мужчинами
определено Конституцией СССР, оно подтверждено рав-
ной оплатой за равный труд, оно даст возможность
занимать множеству женщин и высокие посты в го-
сударстве, и выполнять считавшуюся испокон веков
«мужскую работу», и получать высшее образование
в любых учебных заведениях страны... Все это верно.
Ио!.. Настоящий мужчина — я остаюсь при своем
мнении — должен ис только уважать женщину, а еще
и преклоняться перед ней. Пот, не потому преклоняться,
что женщина — хрупкое создание и все-таки «слабая
половина рода человеческого». Я вполне согласен с Та-
ней из Севастополя, что ни капитан дальнего плавания
Киса, пн Терешкова не уступают своим коллегам-
мужчинам; с удовольствием могу назвать н другие
достойные имена: физика Марин Складовской-Кюри;
снайпера Людмилы Павличенко, летчицы Валентины
Гризодубовой; все они поставлены историей в один ряд
с самыми выдающимися мужчинами своего времени.
И спорить тут просто не о чем... А женщине — особое
уважение потому, что она — мать, начало всей жизни
на земле!
Подумайте об этом.
Гений Шекспира и Пушкина, Ломоносова и Ньюто-
на, Александра Македонского и Александра Суворова,
Маркса и Лепина подарен людям матерями.
Сильные, выносливые, отважные мужчины могут
открывать пути в неведомое, двигать в будущее науку,
возводить мосты, украшать землю райскими садами,
выигрывать тяжелейшие войны, побеждать самые ко-
варные болезни, совершать немыслимые чудеса — па
земле, над землей, па воде и под водой, по все их усилия
пропадут напрасно, если женщины-матери не дадут
миру новых строителей, новых героев — продолжате-
лей начатых дел.
Вот почему слава, и особое уважение, и почет всем
женщинам ла земле!
Разговор о равноправии мы непременно продол-
жим. Это будет обстоятельный разговор, в нем должны
прозвучать голоса выдающихся женщин и мысли не-
заурядных мужчин, но прежде я позволю себе написать
большими, жирными, заметными издалека буквами:
НЕ ОТКАЗЫВАЙТЕСЬ от своей исключительности,
ДЕВОЧКИ, НЕ ПРЕНЕБРЕГАЙТЕ УВАЖЕНИЕМ МУЖЧИН,
ТРЕоУЙТЕ ПРЕКЛОНЕНИЯ — ЭТО ОПРЕДЕЛЕНО САМОЙ
ПРИРОДОЙ ВЕЩЕЙ в нашем мире.
ЧАСТНОЕ МНЕНИЕ
Нашего комдива военного времени я не видел полных
тридцать пять лет. Шел к нему нс без робости: никак не
мог сообразить, сколько ж ему теперь — семьдесят,
восемьдесят? Мне, двадцатилетнему летчику-сержанту,
наш батя, герой Испании, участник боев ла Халхин-
Голе, казался, когда я служил под его началом, весьма
пожилым мужчиной.
Пришел. Звоню. Представляюсь.
Батя выглядит молодцом — сухой, седой, подтяну-
тый, без очков, ну, больше шестидесяти с маленьким
хвостиком, умри, не дашь... Батя меня узнал, точнее —
припомнил, но пи радости, пи хотя бы оживления или
заинтересованности не проявил.
- Чем могу быть полезен? — довольно холодно
спросил и приподнял брови.
В такой ситуации нужно совладать с собой, чтобы не
засуетиться, не запылить пустыми словами, а более или
менее толково изложить цель своего визита. Я ста-
рался...
— Так, попятно. И никаких, говоришь, справок
тебе не надо, никаких свидетельских подтверждений?..
Меня ведь бывшие сослуживцы вниманием нс балуют.
Когда кому-нибудь в пенсионные бумаги коррективы
внести нужно, являются... Когда подтверждение для
мемуаров получить — тоже. А так — нет. Строгость мне
нс прощают, грубых моих слов и через тридцать лет
не забывают...
Пу орал я на вас, шкуры драл, никому поблажек не
делал, а подумали бы: почему? Любил вас и жалел,
дураков. Ты на меня сострадательно не смотри, спя-
тил-де старик, склероз в нем играет... Я, между прочим,
не так еще и стар! Ты с какого года, красавчик?
— Двадцать первого,— говорю я и непроизвольно
прибавляю: — товарищ гвардии полковник.
— Ля — пятнадцатого... Ну ладно, сейчас все твои
дела обсудим. Только вводную закончу. Орал, значит, на
вас. По-другому не умел тогда. К сожалению, пе умел.
Л итог? Известно ли тебе, что моя дивизия из всех
истребительных дивизий Военно-Воздушных Сил имела
наименьшее число потерь на каждые сто сбитых само-
летов противника?! Вот и орал, потому что хотел вас
живыми видеть, а нс в списках награжденных посмерт-
но... Так что у тебя?
— Помните, у пае. в дивизии служили три девуш-
ки, — говорю я,— по одной в каждом полку...
— Помню, служили три девушки и вышли из них
три бабушки: Полина, Оксана и Дуся.
— Мне бы хотелось узнать, товарищ гвардии пол-
ковник, как эти девушки оказались в нашей дивизии,
в обычных, так сказать, мужских полках?
— Ты что, по знаешь, как меня зовут? «Гвардии
полковник, гвардии полковник»... Кончился давно пол-
ковник. Иван Сергоевич я, между прочим.
Тех, кто посылал женщин на войну я, по .занимаемой
должности, обсуждать нс имел права. Но мнение свое
и тогда имел и теперь от него нс отказываюсь. Как пи
трудно досталось, а с войной бы мы, мужики, и сами бы
управились.
Женского летания, танковождения, снайперских
экзерциций я пс одобрял и не одобряю.
Но коль скоро в авиации пилотесс держали п моего
мнения по этому поводу не спрашивали, я рассудил
так: раз уж девчонки летают, то от этого безобразия
надо получить побольше пользы. И приглядел в эскад-
рильи связи Полипу, Оксану и Дусю. До войны все они
инструкторами в аэроклубах работали, приличный налет
имели. Это — раз. А два: Полипа была рябая, помнишь?
Оксана — не сразу и различишь: то ли девка, то ли
парень. Так? Дуся, правда, была симпатичная, но тут,
признаюсь тебе честно, она меня в клещи взяла, загнала
в угол: возьмите да возьмите...
Приглядел я девчонок, позвал и спросил:
«Истребителями желаете стать?»
«Желаем!» — отвечают.
«Мои условия,— говорю,— такие: первое — слу-
шаться! Второе — слушаться! Третье — делать только,
что велят, и не скулить. Принимаете?»
«Принимаем»,— говорят.
Проверил технику пилотирования па Ио 2. Летали
как надо. А Полипа — так будь здоров! Лично вывез
и выпустил самостоятельно на «лавочкипых». Когда
раздавал в полки, приказал: беречь.
И не было у меня морального фактора мощнее.
Первым это Ловиков сообразил. Помнишь Новикова?
Инспектор, Герой, рыжий?! Как погода барахлит, как
настроение падает млн грустно ребятам делается
война ведь, не парад, сам знаешь, все бывало,— так
Новиков ко мне:
49
«Разрешите на разведку под ручку слетать?»
И летит. Л радиотрансляция даст на весь аэродром
громкой связью: «Кто над целью? Дуська. Какая вы-
сота? Сто метров. Видимость? Пробьемся... ничего...»
После такой разведки я не то что звенья, эскадрильи
поднимал. Рисковал, конечно, по надеялся — пробьют-
ся. Какой мужик с полдороги вернется, если Дуська
прошла?..
До боев старался я девчонок пе допускать. Но убе-
речь совсем не мог, так что все они помаленьку дрались
и каждая но одному, по два «мессера» сбила... Горди-
лись, конечно. Хотя что не гордиться, если ордена свои
они честно заработали. Конечно, ни одна не догадыва-
лась, как я перед комэсками вопрос поставил: врага
упустишь — прошу, девчонку в бою потеряешь — к чер-
ту в пехоту выгоню. И будешь ты в моих глазах не лет-
чик и пе мужчина. Боялись.
Все, что я тебе сказал, мое частное мнение.
Пойми: Полиикпиы сбитые фрицы —это не глав-
ное. Ни тогда пе нужны были, пи тем более теперь.
Родила она двоих парней, вырастила их людьми — вот
это и есть ее главная заслуга. Л равноправие — дело
такое, с подвохом. Это горлопаны любят ура по поводу
равноправия кричать. Л как пни его понимают? Любн-
50 мая жена авоську тащит, а он — цветочки в буке-
тико... Равноправие! Она стирает, иолы моет, а он
с домоуправом отношения выясняет. Равноправие!..
Мы уже прощались, когда я обнаружил: на боковой
стене кабинета Сергея Ивановича не замеченный много
раньше великолепный портрет: белокурая смеющаяся
девушка в лихо сбитом ла затылок подшлемнике, па
плечах — парашютные лямки.
— Кто это, Сергей Иванович? — невольно спросил я.
— Да Светка... ну, дочка... мастер спорта, пятьсот
семьдесят прыжков напрыгала, вместо того чтобы делом
заниматься.
— Как же вы допустили?
— Допустил?! Л кто меня теперь слушает? Кем
я теперь командую?!
ВРАЧИК
♦ Обратите внимание — это весьма существенно! —
рост мой сто пятьдесят шесть сантиметров. Но велика
пташечка... И вешу теперь пятьдесят восемь килограм-
мов, это теперь, будучи доктором паук, профессором
п главой клиники, а тогда, па войне, во мио от силы
три пуда набиралось. Мудрено ли, что профессор Пет-
ров, первый раз меня увидев — в конце сорок второго
это было,— только руками развел и вздохнул горько:
— Врач? 'Гы? Надо же... И что нам с тобой делать?
Л? Почему ты такой маленький, врачопок?..
Очень я расстроилась и растерялась тогда при пер-
вом знакомстве с самим Петровым и несла в ответ ему
совершеннейшую чушь, кошмарную ерунду: у меня, это
самое, значок ГТО есть и еще — «Ворошиловский стре-
лок» и, это самое, я могу машину водить, за шофера то
есть, и в альпинизме я тоже понимаю...
Помнится, альпинизм особенно Петрова обрадовал:
— Эт-т-то превосходно, врачи к, эт г то почти ге-
ниально — альпинизм! Л в хирургии ты что-нибудь по-
нимаешь?..
К счастью, ответить мне по пришлось. Привезли
новую партию раненых, и Петрову сразу сделалось не
до меня.
Лично меня хирургом, вообще врачом, а в известном
смысле, и человеком сделал Иван Сергеевич Петров.
В медицине ои был почти гений, в обыденности —
трудный, истеричный, взрывной человек. Петров ругал 51
меня па людях, швырял под ноги неправильно поданный
инструмент во время операции, зло издевался, стоило
ему заметить, что я лишнюю минуту задержалась
у копки какого-нибудь смазливенького мальчика-лейте-
нанта...
Порой мне казалось, ч го он даже пе знает пи моей
фамилии, пи моего имени: врачпк — сюда, врачик —
туда... Раненые, правда, пе решались повторять следом
за Петровым «врачик» и придумали мне свое прозви-
ще — «Грачик»... Паэту тему пе уставали упражняться
все штатные и прикомандированные остряки нашего
госпиталя.
Первое время мне было до слез трудно. И обидно —
за что? Л деваться покуда — война!..
В сорок четвертом, когда я уже много и, скажу без
лишней скромности, успешно оперировала самостоя-
тельно, когда уже могла себе позволить и сказануть
Ивану Сергоевичу что-нибудь такое: не говорите под
руку, профессор!., пли: хватит вам ворчать,— вот в эту
нору мы как-то пошли в ого кабинет. Иван Сергеевич
налил граммов по пятьдесят спирта в мензурки, протя-
нул мне и сказал:
— Пей, врачик, все равно сегодня мы уже пи па что
больше по годимся.— И, немного помолчав, добавил: —
Смотрю я па тебя, плакать хочется: сидишь замордован-
ная, маленькая такая, а я о тебе в мужском роде ду-
маю — врачик... Пу, что за дола? И кто это выдумал
таких на войну посылать? Л, врачик?..
Вероятно, слова эти надо было воспринимать в ка-
честве комплимента. Кстати, с того именно времени он
стал иногда называть меня по имени и отчеству.
— Ллла Андреевна, товарищ майрр медицинской
службы... Черт ее дери — эту службу! Вы уснули, Алла
Андреевна, или о женихах грозите?
По в настроении благостном покрикивал, как п
прежде: врачик — сюда, врачик — туда...
Теперь давайте посчитаем: сорок третий, сорок чет-
вертый, сорок пятый, да и сорок шестой тоже — для
нас война довитого мая в одночасье пе кончилась:
раненые еще поступали и поступали... Так что полу-
чается — четыре года я прожила во фронтовой обста-
новке и была все эти годы врачом. Сперва — сопли-
вым, потом — вполне, а под конец войны — о-го-го ка-
ким! И отругать могла не хуже Ивана Сергеевича и на-
орать, если что с точки зрения пользы службы нс так
делалось. Слоном, была я майором медицинской служ-
бы, а не майоршей.
Теперь мне просто удивительно вспоминать: никто
тогда за мной даже не пытался ухаживать, никаких
знаков особого внимания не оказывал... Вроде я и не ро-
дилась женщиной... Странно, по я, дура, гордилась
тогда, за доблесть считала — никаких увлечений! И на
сестер своих, которые успевали и дело делать и
влюбляться, как змея, шипела. Да-а, ужасно глупо я
пользовалась своим с мужчинами равноправием.
А переломилось все вдруг, можно сказать, в один
момент. Вспоминать — и смех п грех, по раз обещала
одну чистую правду рассказывать, расскажу все.
В какой-то, уж п не знаю какой раз наш госпиталь
перебазировался. И удачно — раньше в доме помещался
то ли пансион, то ли гостиница, во всяком случае,
здание было с удобствами, сравнительно мало постра-
давшее от артиллерии. Словом, тыловики, расстарав-
шись, буквально в несколько дней такой нам комфорт
навели, что мне лично и не снилось. Даже душ с горя-
чей п холодной водой в крапах работал круглосуточно
и в кафельном ящике, где эта благодать текла, жара
стояла африканская! Чего еще желать?!
И вот моюсь я в этом душе, в кабинке на двоих...
Красота. Растворяюсь в блаженстве. Слышу — дверь
хлопнула. Подумала: Ольга Семеновна — операционная
сестра. Опа говорила:
— Вы, доктор, идите, я догоню...
Плещусь и вдруг бас:
— Алла Андреевна?! Бог вам в помощь...
Обернулась, как на пружине, и растерялась: стоит
передо мной наш интендантский капитан. Голый. В руке
мочалка. И смотрит па меня — как точнее тут выразить-
ся? — не то, что без восторга, без любопытства или
интереса, а просто так смотрит, вроде мы с ним случай-
но в штабе встретились...
Как я на пего накинулась! Как я по щекам его хле-
стала! Какую околесицу несла!.. Стыд. Потом, конечно,
извиняться пришлось. Он ведь ничего себе не позволил
и в душ-то зашел случайно, глянул в раздевалку — а там
сапоги, и подумал: вдвоем даже веселее.
В тот же день я отправилась в военторг и потре-
бовала: хоть из-под земли достаньте мне форменное
платье, и туфли с каблуками, и чулки... Первый раз за
четыре года я набрала на тысячу рублей — деньги тогда,
53
правда, дешевые были, и тысяча это не так уж и много —
духов, одеколона, пудры...
Вот вам и весь мои отпет, как я к равноправию
отпошус к!
Кафедры своей нс уступлю. Пи пород каким ака-
демиком не попячусь. В своем деле я сама - мужик!
Л так пусть мне и ручку целуют, и цветы дарят, пусть
ухаживают за мной!.. Пусть помнят, что я — женщина.
КАК БЫТЬ С «ТРУДНЫМИ» РОДИТЕЛЯМИ?
Но не только на равноправие с мальчишками пре-
тендуют девочки.
Сколько раз слышано: «Я ведь давно не маленькая,
а дома меня за дурочку держат... И распоряжаются
мной как хотят». «Ну, сколько можно в «деточках»
ходить, школу кончаю, а мне: этого по читай, туда не
ходи, с той ио дружи...»
И еще (это из письма): «Наверняка Вы должны
знать пушкинские слова: «...независимость и самоува-
жение одни могут нас. возвысить над мелочами жизни,
над бурями судьбы». Так почему мои родители не по-
нимают пли не хотят понимать, что мне пора предо-
ставить независимость, иначе я непременно погрязну
в этих самых мелочах жизни...»
Чтобы никто не сомневался в моей беспристрастно-
сти, говорю сразу п во весь голос: родители не всегда
и не безусловно во всем бывают прав ы, а дети
соответственно н е и р а в ы. Если мама не устает по-
вторять (я знаком с одной такой мамой): «Не читай,
доченька, испортишь глазки», простите, ио я вынужден
возразить: так нельзя, мама! Если мама, умильно улы-
баясь, повествует: «Она у меня хорошая, она на деньги
жадная, липшей копеечки не истратит...» — я снова
вынужден встать не на сторону родительницы н ска-
зать: одумайтесь, кого вы растите?!
Но...— и это очень серьезное «по» — одно дело ошиб-
ки родителей, их заблуждения и совеем другое — их и
твои п р а в а.
И снова обратимся к жизни, к примеру.
Открытка была нарядная — в бело-розовой кайме,
с синим типографским клеймом «АВИА». Открытка
прилетела издалека, из самой середины Сибири. Четкий,
аккуратный почерк, правильное соединение букв — сра-
зу видно: писала ученица старшего класса. 'Гак пишут
только взрослые девочки, те, что раньше именовались
барышня м и.
Если пе считать адреса, обращения и подписи, весь
текст занимал две неполных строки:
«Петь ли у Вас дочка? Разрешаете
л и В ы ей носить к о р о т к у ю ю б к у?»
Признаться, я улыбнулся и самым что пи на есть
легкомысленным образом черкнул па схожей почтовой
карточке: «Есть. Разрешаю».
В тот момент мне казалось, что, ответив по существу,
я сделал именно то, чего ждала моя неизвестная кор-
респондентка. По ошибся!
Спустя некоторое время из Сибири пришло толстое
письмо, начертанное уже знакомым сверхаккуратным
почерком. Письмо было полно пафоса, пестрело сдвоен-
ными и даже строенными восклицательными знаками
и содержало далеко идущие обобщения.
«...Все говорят о свободе личности в пашем обществе,
а па деле даже из-за модной юбки устраивают фор
меппую обструкцию! И родители и учителя буквально
сживают меня со света...»
Честно говоря, я даже опешил: в моем сознании
столь несоизмеримые понятия, как свобода личности
и... модная юбка, просто пе хотели укладываться в одну
строчку. По это было еще пе все!
«...Назовите мне закон (когда, где, кем принят?),
на основании которого мне могут запрещать одеваться
так, как я хочу, считаю нужным и правильным. Только
говорите, прямо — ость такой закон?»
«Вот еще,— подумал я, — неужели можно ставить
закон и моду на одну доску?» Но и это было не все!
«...Разве имеет право какое-нибудь должностное
лицо, пусть даже весьма ответственное, предписывать
мне, какую можно, а какую нельзя носить прическу?
И вообще, кто, кроме меня самой, смеет распоряжаться
моей внешностью?»
В письме содержалось еще немало столь же возму-
щенных и столь же категорических вопросов.
Кажется, я вызвал огонь на себя, хотя был совершен-
но неповинен в огорчениях моей сибирской корреспон-
дентки. К сожалению, обстоятельства сложились так,
что ответить разгневанной девушке сразу я нс сумел —
откладывать ответы на письма по в моей привычке,—
ио на этот раз к тому времени, когда я собрался писать,
из Сибири пришло еще одно письмо. Это новое посла-
ние было написано нс столь четким, отнюдь не учени-
ческим почерком, и автором его оказалась мать де-
вушки. Она сообщала мне, что я «опасный и растленный
тин», если разрешаю своей дочери сверкать голыми
коленками и вообще «одеваться, как ей вздумается».
К тому же мои прегрешения, на взгляд незнакомой
мамы, увеличивались еще и тем, что я вмешиваюсь
в дела чужих несовершеннолетних детей. Женщина, нс
щадя бумаги и времени, стыдила меня истово и убежден-
но. В заключение я узнал, что мама будет на меня жа-
ловаться «в соответствующие, инстанции».
Откровенно говоря, письмо меня нс обрадовало, хотя
и не особенно огорчило: в конце концов каждый от-
стаивает свою правоту доступными ему средствами. Но
крайне смутила одна четко сформулированная мысль:
«...Моей дочери шестнадцать лет. Пока что она, слава
богу, знает только одну-едипственную заботу в жиз-
ни — учиться! Я не требую, чтобы она работала, при-
нося в дом хоть какие-нибудь деньги, пока не закончит
образование. По ее образование дается мне не даром!
Я постоянно говорю: выйдешь в самостоятельную
жизнь, будешь из своих рук хлеб есть, пожалуйста,
одевайся, как хочешь, и живи, как считаешь правиль-
ным. Л пока я тебя кормлю, изволь считаться. Может
К быть, я и в этом не права?..»
Мне сделалось ужасно неловко перед незнакомой
женщиной. Да, кажется, я несколько поторопился с от-
петом; вероятно, не следовало столь легкомысленно от-
вечать па ту сибирскую открытку, показавшуюся мне.
прежде всего курьезной...
В своей шестпадцатилетпей запальчивости Лида
(так звали мою корреспондентку) соединила понятия
несоединимые. Нельзя, конечно, всерьез толковать об
ущемлении свободы личности, ссылаясь в качестве до-
вода на дозволенную и недозволенную длину юбки. Но
виновата ли девушка? Говорил ли кто-нибудь с ней
о серьезных вещах не назидательным языком учебника,
нс плакатным призывом, а так, запросто, от души.
Мне кажется, что свобода личности определяется
прежде всего правом независимо мыслить, самостоя-
тельно избирать жизненную судьбу, согласуясь при этом
со своими убеждениями, склонностями, желаниями
и способностями, а нс с имущественным положением
родителей, например.
Понятие «свобода личности» — достаточно крупное,
достаточно фундаментальное понятие. А каприз моды —
явление, как известно, мимолетное, меняющееся в каж-
дом сезоне и хотя бы по одному этому не может быть
вознесено па значительную принципиальную высоту.
Пе знаю, в какой форме было высказано Лиде роди-
тельское (и, видимо, не только родительское) неудоволь-
ствие. Вполне вероятно, что выражения были далеко пе
парламентские, возможно, они прозвучали обидно.
И если это так, я готов вступиться за свою корреспон-
дентку. Пусть человек не прав (любой человек — боль-
шой, маленький, начальствующий, рядовой) — все рав-
но никакая неправота одного не дает основания другому
осуждать оскорбляя. И все-таки форма выражений, на
мой взгляд, нс главенствует в данном конфликте.
Между строк двух разгневанных писем я ведь что
читаю? Девушка требует неограниченно й сво-
боды действий, ссылаясь па «права» и «закон».
И тут будет справедливо сказать ей: «Милая Лида,
жить в обществе и быть свободным от общества невоз-
можно. Нравится оно тебе или нет — значения не имеет.
Так было, так есть и так будет. И учти, непременно
прими к сведению — каждое общество,, в том числе
и наше, устанавливает, кроме писаных законов, еще
и неписаные нормы поведения, и известные ограниче-
ния для своих членов.
57
Ты учила историю и знаешь: когда-то, и первобыт-
пом обществе, все люди ходили голыми или едва при-
крытыми звериной шкурой. Это считалось не только
нормальным, по, я думаю, даже очень элегантным.
Л встреть ты на улице голого человека сегодня, пусть
и в жаркий августовский день, как к этому отнесешься,
сочтешь ли его нормальным или, как говорят,— не-
сколько того, с приветом?..
Л ведь ни в каких’закопах, ни в каких официальных
документах не. указано, во что гражданам следует
одеваться и до какой степени позволительно оголяться.
И все-таки...
Приведу егце один менее парадоксальный пример.
Пино свободно продается в магазинах. Для взрослых
это не запрещенный продукт, и норм на его употребле-
ние никто но устанавливает. Однако человек, доводя-
щий себя с помощью этого самого официально разре-
шенного вина до скотского состояния, теряющий люд-
ской облик, осуждается всеми разумными членами
общества. Хочешь того или не хочешь, а не считаться
с нормами, установленными обществом, невозможно».
Всякий закон предполагает не только права, ио еще
и обязанности, налагаемые па человека. Если личная
собственность граждан охраняется законом, то этим же
самым законом карается всякое покушение па имущест-
во членов общества. И тут возникает весьма, я бы сказал,
деликатный и весьма щекотливый вопрос: почему, по-
стоянно утверждаясь в своих правах, мы так неохотно
вспоминаем о наших обязанностях?
Мне кажется, мать Лиды рассуждает вполне спра-
ведливо, когда говорит: «Пока я тебя кормлю (надо
понимать — содержу.— А. М.), изволь считаться».
И пусть такое утверждение не относится к извлечениям
из писаных законов, пусть оно определено практикой
жизненных отношений, традицией, семейным укладом,
все равно в нем есть и своя логика, и своя правда, и свой
потайной смысл, и, наконец, своя мудрость.
Я уже сказал раньше, сказал громко: нет, родители
по всегда обязательно правы, по, даже если они совер-
шают ошибки и творят какую-то, на твой взгляд, неспра-
ведливость по отношению к своим детям, это вовсе не
означает, что дети могут только брать у взрослых,
не отдавая им ничего взамен.
Меркантилизм (то есть расчетливость) по должен
58 быть в нашей жизни определяющим, ведущим понятием.
По делать вид, будто между детьми и родителями вооб-
ще не существует материальной зависимости, денеж-
ных связей, я считаю тоже неправильным. Особенно
когда речь идет не о первоклассницах.
Что такое рубль, истраченный па тебя?
Бумажка, блестящий кругляшок? Не только.
Рубль --это частица труда, эго пролитые капли нота,
пусть крошечная, но все-таки доля навсегда ушедшей
жизни. Это надо понимать, об этом надо помнить.
Даже если ты нс подросла еще настолько, чтобы
зарабатывать самостоятельно, даже если у тебя нет не
только своих рублей, но и копеек, это не исключает, если
можно так выразиться, другого «расчета» с родителями.
Плати за труд — трудом, за внимание — вниманием, за
заботу — заботой. Это самая необременительная форма
«взаимного расчета», кстати сказать, смолоду приучаю-
щая человека уважать чужой труд и соблюдать
неписаные законы чести...
Вот видишь: разговор наш начался с проблем част-
ных, а забрался весьма высоко. Впрочем, в этом нет
ничего удивительного — все в жизни взаимосвязано.
Попробуем заключить?
Права не могут существовать без обязанностей.
Неисполненная обязанность — неоплаченный долг.
Независимость по наследству не получают, ее за-
воевывают.
Жизнь вынуждает порой идти на жертвы...
Кстати, именно Лиде следовало бы рассчитаться за
материнские заботы ма-а-а-алюсонькой жертвой: при-
бавить несколько сантиметров к длине юбки... Л мода —
дым, приходит и уходит, появляется и исчезает...
И последняя строчка: равноправие никому нс дается
даром, за равноправие платят, для начала — самостоя-
тельным трудом, например, а позже — но просто рабо-
той, а работой выдающейся, образцовой!..
КОРОЛЕВА СОФЬЯ
Хорошо, постараюсь па все ваши вопросы отве-
тить честно, только учтите — многим я нс правлюсь,
я — «выпадающая» точка из графика...
Мне тридцать восемь лет... Между прочим, я не-
навижу женщин, скрывающих свой возраст. Знаете это
обычное: «Тридцать было!» - и жмется, как кошка под
дождем. Смотреть противно! Хочется выглядеть помо-
ложе, привлекательнее — правильно! Вот и следи за
собой, пе разъедайся, пе обрастай салом... Но это так —
отступление...
По профессии я — шофер. За рулем двадцатый год.
Специальность выбрала сама, хотя многие в свое время
отговаривали: по женское дело, наплачешься, Сонька...
Что вы думаете, пе знаю, по уверена, не раз слыша-
ли: трудная шоферская работа, грубая, пе женское за-
нятие...
Вот я и спрашиваю: а в сравнении с какой другой
работой моя — трудная? Неужели белье в корыте сти-
рать, в речке полоскать и руками выкручивать легче?
Или огородом заниматься?.. Или тесто месить?..
Говорят: шофер мало дома бывает, а это для семьи —
вред. Ну, а проводник па своем поезде педелями ездит —
он что, чаще дома бывает? Л стюардессы... Да я могу
примеров хоть сто привести, и о чем вообще толковать,
если повариха в пионерский лагерь па все лето уезжает.
И это почему-то считают нормальным.
Говорят: женщина среди шоферов опускается, гру-
беет, дескать, шоферы такая публика — на ходу под-
метки режут, и ругаются, и вообще...
Но разве ж только в гаражах мужчины себя пока-
зывают? И чем это водители от слесарей или, допустим,
фрезеровщиков отличаются? Принципиально есть раз-
ница?
Словом, я пе согласна, будто профессия водителя пе
про пас и для женщин противопоказана. Неудобства
имеются, признаю. Только ведь за равноправие, как
п вообще за все хорошее в жизни, платить надо. И к чему
делать вид, будто такого нет и не может быть? Есть, и по
другому не бывает!
Хочешь, например, в науке пробиться, какой-то вы-
соты достичь, жертвуй танцами, вечеринками, катком,
лыжами, учись, трудись и пе жалуйся...
Так или пет?
Хочешь в балете прославиться — не ешь вкусно
и вволю, потей по шесть часов у станка, кутайся, пе
простужайся, береги фигуру... Тоже ведь — хорошая
каторга, и еще неизвестно, выйдет ли из тебя Уланова?..
За все в этой жизни платить приходится. Законное
положение! И стыдно только платить безнравственными
способами — подлизываться, угодничать, взятки совать
60 и кое-что похуже...
Если вас интересует, как и чем я за свою профессию
расплачиваюсь, пожалуйста, доложу.
Во-первых, па работе я не очепь-то привлекательно
выгляжу — в модном платье за рулем неудобно, туфли
каблукастые тоже не годятся, волосы по плечам лучше
не распускать... Будь я маникюршей или, скажем,
контролером в сберкассе, я бы внешний вид поинтерес-
нее себе обеспечила.
Во-вторых, семейные дела у меня не па высшем уров-
не. Грустно, но приходится признать — не па высшем.
Муж ревнует нс то что к гаражу — к машине! Вроде
я ей больше, чем ему, внимания уделяю... И дочкой
я маловато занимаюсь... Брось я шоферить, наверняка
могла бы потеплее, поуютнее и поспокойнее жить. Но
я пе брошу. Хотите знать почему?
Есть особая радость держать в руках машину, ско-
рость чувствовать, двигатель слушать. Одно это — сча-
стье. И потом — выехала я из гаража, и никаких надо
мной начальников, никаких старших — сама себе хо-
зяйка! Бывает, конечно, инспектора ГАИ кровь портят.
Ио с ними я напропалую кокетничаю. А если кто по-
прекнет, дескать, нехорошо, я так скажу: считайте, что
это инстинкт самосохранения во мне говорит... Почему
это камбале можно от акулы в песок зарываться, а мне
нельзя капитану ГАИ глазки строить?..
В-третьих и это обиднее всего: от института я от-
казалась. Некоторые, правда, одолевают, ио я не смогла,
сил пе хватило.
Вот мои главные убытки.
А теперь можно поговорить и о «прибылях», но
извините меня. Я на минутку только...
Тут Софья Дмитриевна встает с места, открывает
шкаф и принимается рыться в каких-то бумагах. Дви-
гается, нагибается, оборачивается эта несколько грузно-
ватая, по необыкновенно подвижная и собранная жен-
щина так плавно, так, я бы сказал, эластично — за-
глядеться можно!..
Ловлю себя на мысли: «А если бы я пе знал, что опа
шофер, за кого бы принял?» Стараюсь ответить п... ни-
чего пе получается. Прежде всего — опа женщина. Ми-
лая. Привлекательная. Не слишком яркая...
- Вог нашла! Статья Попы Гапрпидашвпли из
«Огонька». Вырезала и спрятала. Пет, я шахматами
пе увлекаюсь, тут у Гаприпдашвили два рассуждения
меня заинтересовали. Сейчас... ага... вот, слушайте:
61
«Хотя женщина в силу особенности своей физиоло-
гии, психики уступает мужчине в бойцовских каче-
ствах, опа все -же обладает, опять-таки в силу тех же
самых особенностей, некими компенсирующими данны-
ми. Не зря же появился призыв: «Берегите мужчин!»
Я очень уважаю чемпионку мира, по тут я с пей не
согласна!
Силы у меня, действительно, меньше, чем у мужчи-
ны. Верно. Колесо, допустим, он па машине наверняка
быстрее меня снимет и заменит. Л вот что касается
бойцовских качеств, извините... Как смотреть!
Я свою работу за то и люблю до смерти, что не
уступаю в пей никаким мужикам! Только по подумайте,
будто хвалюсь. Вы про пллар что-нибудь слышали?
Очень интересное соревнование — ралли наоборот. Не
скоростные гонки, а соперничество в чистоте маневри-
рования, фигурного вождения автомобиля, езде задним
ходом и так далее. Топкие, я вам скажу, соревнования!
Круг по стадиону па «Волге» сделать, не расплескав
воду из стакана, выставленного на капот,— это хоро-
ший фокус! Седьмой год я участвую в плларе, и что?
Последнего места еще пн разу не занимала. А если пока
и первого не выигрывала, то не потому, что я женского
полу, просто есть и Москве и посильнее меня шоферы...
А что касается призыва: «Берегите мужчин!», так
это ж глупость... Ну, напечатали его... Бумага и не такое
стерпеть может.
А теперь послушайте, в чем Гаприндашвили права
па все двести процентов: «...Мужчины даже в безна-
дежных позициях защищаются упорно и яростно,
бьются до последней капли крови — таков уж мужской
характер. Женщины, если они убеждаются, что их по-
зиция проиграна, как правило, опускают крылья». Вот
это верно! — Дальше опа там смешно рассказывает,
как не желая признать ничьей, одни дурачок гроссмей-
стер сражался с. пей до того, пока па доске два голеньких
короля не остались...
Сколько раз я замечала: выходишь па обгон, по-
равняешься пос в нос с машиной, п тут шофер увидит,
что за рулем женщина, ну, как с цепи срывается — го-
нит сломя голову, лишь бы от меня убежать... И смех
и грех! И не мальчишка, седой, солидный мужчина,
может, даже дважды или трижды дедушка, а несется,
будто петух.
С,2 С молоду я много чего не так делала. Особенно в
поведении ошибалась резко. Например, мне по неопыт-
ности казалось, если я не буду с шоферами-мужчинами
па равных держаться, пе станут меня уважать. Ну, н
тянулась — ругалась так, что теперь н вспомнить стыд-
но, и жилилась — аккумуляторы па горбу таскала, бал-
лоны...
Вот, мол, смотрите, какой я свой парень!
Спасибо Еремееву, привел меня, дуру, в чувство.
Интересный был человек, Федор Федорович Ере-
меев, - старейшин шофер в нарке, совестливый до не-
возможности, всем судья. И директор его слушал, и са-
мый отпетый учспик-слесаришка побаивался, и инспек-
тора ГЛИ перед ним под козырек брали. Вот он мне
однажды и сказал:
«Смотрю я на тебя, Сонька, и удивляюсь — неуже-
ли неохота тебе от мужиков уважение получать? Л че-
го ж ты у них на виду, как лошадь, надрываешься?!
Ты же кто? Ты — дама! И командуй: Васька, принеси,
Колюня, подними... Они же между собой драться будут...
Ведь каждому лестно первому тебе угодить. Опа такая
у мужика психология, везет баба, наваливай больше!
Просит помощи — жалей! Раз уж родилась ты Софьей, а
пе Семеном или там Сидором, то и держись королевой!..»
Чувствовать себя королевой, кажется, это совсем не
плохой совет! Правда, в этой должности надобно, я ду-
маю, соблюдать осторожность — не слишком притеснять
«подданных», быть милостивой и демократичной...
И тут я спрашиваю:
— А как по вашему, Софья Дмитриевна, все жен-
щины могут быть королевами?
— Королевами? Пожалуй, все, только каждая —
в своем, наверное, масштабе.
Одна королева, так сказать, всесоюзного значения,
другая — областного, третья — еще поменьше... Л уж
для одноэо-едипствсипого подданного каждая, даже са-
мая последняя Золушка, способна стать королевой...
Только я сама за демократию, за полное равнопра-
вие. И па этот счет у меня есть особое мнение.
Конечно, страна, государство, народ могут обойтись
и без женщин-летчиц, и без женщин-шоферов, води-
телей танков и многих других специалисток.
Но я все равно за полное равноправие потому, что
оно нужно прежде всего нам — бывшим бабам, тем, кто
был угнетен всей несправедливой системой жизни, все-
ми ее традициями, нормами. Нам равноправие нужно
63
для того, чтобы чувствовать себя полноценными, чтобы
уважать себя без скидок и снисхождения!
Такой уж я породы. Наверное — из меньшинства.
Л возможно, во мне какие-то мужские гены заблуди-
лись... Я никого моему примеру следовать пе призываю.
Просто я свою точку зрения высказала, а дальше, как
угодно,— принимайте, осуждайте, а я уж останусь па
том, на чем всю жизнь стою.
/
МОЖЕТЕ МЕНЯ ПОПРАВИТЬ
«Письмо ваше я получила и на вопросы постараюсь
сейчас ответить. Только сначала хочу сказать: если бы
вы только пе написали: «Некоторые девочки спраши-
вают, чем мы, собственно говоря, хуже мальчишек?» —
мне бы лично такая идея никогда в жизни в голову пе
пришла... Может быть, потому, что я росла в маленьком
поселке, где мальчишек было раз в пять больше, чем
девчонок, и я до тринадцати лет гоняла в футбол, дра-
лась и ходила в походы с париями. И знаете, я что-то
никаких особых преимуществ в них, то есть в маль-
чишках, пе обнаружила. Есть, конечно, храбрые ре-
бята, есть, можно сказать, даже герои и благородные
люди, по попадаются и трусы, и болтуны, и подловатые
подлизы... Точь-в-точь и среди девчонок: один такие,
что про них говорят — «свой парень!», а другие —
кисель, чтобы пе сказать хуже.
Вы спрашиваете, что я думаю про равноправие.
По-моему, тут особенно и думать нечего: сравнивать
девчонок и мальчишек вполне можно, не надо только
рассуждать па цифрах. Не понятно? Ну, скажем, Борька
Смирнов — чемпион школы или района на стометровке,
и я тоже — чемпион. Так вы пе смотрите на Борькино
и па мое время, ясно, у него секундочки получше будут,
енлы-то в Борьке вон сколько. Вы сравнивайте, кто из
пас больше, а кто меньше задается, кто лучше, а кто
хуже учится (чемниопам-то, бывает, и уроки делать не-
когда!); поглядите, кто как с малышами обращается,
и так далее. И тогда вполне можно будет сказать: «Л Бо-
рис Майке по чемпионским качествам уступает...» Или
наоборот — я ему проигрываю. Теперь понимаете, что
я хотела сказать: ты — чемпион и я — чемпион, и тут
между девчонками и парнями вполне может и должно
G4 быть равноправие!
Л когда мы, например, все вместе в поход отправ-
ляемся, то справедливо, чтобы мальчишки тащили рюк-
заки потяжелее, а мы, девчонки,— иолегче. И в этом
никакого унижения пи нам, шт им пет.
Вообще-то если откровенно говорить, я мальчишек
больше девчонок люблю, хотя еще раз говорю: и среди
них есть такие тины — ужас! Но все-таки в настоящих
мальчишках деловитости больше, они спокойнее отно-
сятся к критическим замечаниям в сноп адрес, меньше
болтают языками... У девчонок тоже есть кое-какие
свои сильные качества: большинство несравнимо терпе-
ливее парней; есть такие девчонки, которые совершенно
замечательно переносят боль — лучше любого мужчи-
ны! Я думаю, что мы, как правило, великодушнее
представителей «могучего» пола: легче прощаем и быст-
рее забываем причиненные нам обиды...
А когда некоторые поднимают крик: меня в под-
водники (или куда-то еще) не берут, где справедли-
вость, где равноправно?! - я думаю, это не очень убе-
дительный шум. Есть работы мужские, и тут ничего не
сделаешь. А если кому-то совершенно обязательно надо
быть в жизни за мужчину, в чем дело — тренируйся,
доказывай, что ты можешь!
Однажды я была в цирке и видела такой номер: па
помост вышла огромпая-огромпая женщина в купаль-
нике из золотой звенящей чешуи. Сначала опа сгибала
и разгибала руки — кстати, они были у пес как у нор-
мального человека,— ноги — такие толстые и мощ-
ные,- - а потом стала подымать штангу, играть двух-
пудовыми гирями, отрывать от пола специальную плат-
форму с пятью человеками — словом, демонстрировала,
какой она тяжелоатлет...
Многие ей хлопали, а некоторые мужчины даже
кричали: «бис!», но мне смотреть на эту большую, как
гора, женщину было почему-то неловко.
Я рассказываю вам про этот помер, чтобы на приме-
ре показать: женщина, если опа только захочет дока-
зать себе и людям, какие' у нее огромные способности,
вполне может делать и мужскую работу...
Возможно, я пе совсем правильно вас поняла, толь-
ко думаю, что равноправие штука весьма условная н,
когда речь идет о мужчинах и женщинах, тут надо раз-
бираться с осторожностью.
Вот я замечаю — очень часто взрослые* спорят: кто
в доме «главнее», и из-за этого бывают даже скандалы
65
3 Желаю счастья, девочки!
и большие неприятности. Л мне странно! Если, допу-
стим, директор завода — женщина, то мугкчине быть
начальником цеха, то есть находиться у нес в подчине-
нии, не кажется стыдным, а дома он ни за что не согла-
шается, чтобы жена командовала. Дома — позор! Л но-
моему, в семье как раз и должно быть равноправие
в первую очередь.
Я бы так предложила: папе — голос, маме — голос
и ребятам хотя бы по полголос^ вот тогда был бы на-
стоящий порядок, уважение и никакого самоуправ-
ства!..
Теперь, когда мне исполнилось шестнадцать лет,
я стала относиться к своим одноклассникам как-то ина-
че, чем раньше. Мне иногда кажется, будто я, не заметив,
вроде бы переросла наших мальчишек. Серьезно. Они
готовы возиться, как щенки, поднимая облака пыли
и сокрушая школьную мебель; они с ума сходят, если
ЦСКА выигрывает у «Динамо», а когда Третьяк про-
пускает шайбу, вообще конец света! Они, как и раньше,
готовы сбежать с уроков и кукарекать в подворотне,
пугая прохожих, а мне все это кажется ребячеством.
Хочптся серьезно спорить о жизни — какой опа
должна быть, что валено, а что нет; хочется проникнуть
в глубь многих явлений, например — понять природу
человеческого характера, что и как управляет нашими
чувствами... Честное слово, я не рисуюсь. А пишу иро
это, потому что думаю — в отношении, так сказать,
духовных запросов девчонки сильно опережают мальчи-
шек, и если добиваться равноправия «по всему фронту»,
то здесь не нам за ними, а им за нами надо тянуться!..
Какую я себе выберу работу в жизни, пока еще точно
пе знаю, по никакой «особенной» профессии искать
не собираюсь п быть непохожей па остальных женщин
тоже не мечтаю. Ио-моему, самое главное — жить так,
чтобы приносить своим существованием радость кому-то
и самой каждый день испытывать удовольствие от
жизни. И тут — давать и получать радость — пи у кого
ни перед кем преимуществ пет, тут все хорошие люди,
будь они мужчинами или женщинами, абсолютно равно-
правны.
Если я чего-нибудь не так написала, можете меня
поправить. Даже, пожалуйста, поправьте. Вам, как стар-
шему товарищу, разрешается. И пишите мне, пе забы-
вайте вашу рыжую
66
Майну».
Увы, я действительно «старший товарищ». И ми-
лостивое Майкино разрешение вносить поправки в ее
текст мне лестно: пе тот Майка человек, чтобы позво-
лять вторгаться в свои мысли каждому. Знаю — хва-
статься пе хорошо, по пе могу удержаться, Майкино
доверие я заслужил пс за день, пе за месяц и даже не
за год переписки. Но пе о том сейчас речь.
Ничего в Майкином письме, на мой взгляд, и пе
нуждается в поправках. Это, конечно, пе означает, будто
мои мысли тютелька в тютельку совпадают с ее мысля-
ми, по раз ничто в Майином письме пс вызывает про-
теста, открытого возмущения, значит, и трогать се строч-
ки пи к чему. Может быть, стоит сделать только одно
маленькое пояснение.
Майя замечает, что ей в шестнадцать лет стало
казаться, будто она переросла своих ровесников, маль-
чишек-одноклассников. Подобное чувство знакомо пе
только Майе, но очень многим девушкам. Верно, де-
вушки формируются, складываются, в известном
смысле слова умнеют быстрее и раньше мальчишек.
Об этом надо знать, чтобы не удивляться и... пе слиш-
ком радоваться: ваше превосходство, милые девочки,
как доказано многовековым опытом — временное, и го-
да через два (к восемнадцати годам) от пего, кат; пра-
вило, не остается п следа... Учтите и не слишком казни-
те молодых людей своим презрением.,.	G7
ПРИСТРАСТНЫЙ РАССКАЗ
Час проходил за часом, а я вес пе замечал времени,
пока, наконец, не понял, как зверски проголодался.
И только тогда до меня дошло — уже вечер! Оказы-
вается, я просидел в манеже циркового училища, не
отрывая глаз от арены, полный рабочий день. Надо
сказать - лучшего дня у меня не было уже очень давно.
Сменяя друг друга, па арену выбегал» жонглеры,
акробаты, прыгуны, и снова жонглеры, акробаты...
мальчики и девочки, одни — повзрослее, другие — со-
всем малыши; в неярких тренировочных костюмах,
большей частью без музыкального сопровождения, они
работали свои номера, элементы номеров, движения,
которые входят в готовый номер.
Это был цирк без грима, работающий цирк.
Признаюсь, к цирку я неравнодушен с малых лет
и не очутился па арене только потому, что страсть к
авиации пересилила, но древнейшему искусству цирка
я предан всей душой и по сегодня.
Пусть все, что я расскажу сейчас, и пе покажется
вам объективным! Пусть. Да, этот рассказ пристраст-
ный, по в нем нет и пылинки вымысла.
Она появилась па арене совершенно неожиданно.
Пожилая женщина в вылинявшем тренировочном ко-
стюме, из самых дешевых. Подле пес семенила девочка
лет тринадцати, может, чуточку старше.
Они заняли свой пятачок манежа довольно далеко
от того места, где я сидел,— так что все происходив-
шее я мог хорошо видеть, а о словах мне приходилось
лишь догадываться...
Девочка сделала стойку на полу и плавно перешла
на мостик. Ее наставница недовольно потрясла головой,
что-то сказала и тут же изобразила, как надо проги-
баться в спине и как правильно ставить ноги...
Девочка повторила, и, видно, снова у нес пе полу-
чилось так, как надо. И пожилая женщина сама сделала
стойку и, сохраняя равновесие па руках, довольно
долго говорила девочке неслышные мне слова; потом
опа медленно-медленно перешла в мостик и ловко под-
нялась на ноги.
Лицо у женщины покраснело и как-то сразу осуну-
лось, и тут я понял — опа не пожилая, она старая, даже
весьма старая женщина.
68 Урок шел своим чередом.
Девочка делала переднее и заднее сальто, вскакивала
на плечи своей наставницы, выжималась в стойку на
се вытянутых руках; и все время они деловито обсужда-
ли какие-то, наверное, существенные детали номера.
Л я не мог оторвать взгляда от зтой женщины, кото-
рая расхаживала на руках ио арене, переворачивалась
через голову с легкостью девчонки и прыгала так, будто
в тренировочных ее туфлях были заделаны мощные
матрацные пружины.
Я не знал, о чем спрошу ее, по чувствовал, что пе
уйду из училища, пе познакомившись со столь необыч-
ным человеком.
Елизавета Дмитриевна оказалась старейшим препо-
давателем училища. Много лет опа работала на манеже.
— Акробатика — моя жизнь,— сказала старая ак-
триса, именно: пе профессия, пе призвание, а — жизнь!
— Вы рано начали? — поинтересовался я.
— Я из цирковой семьи, так что начала сразу, как
родилась, ну, может, чуть позже — как начала ходить...
Л выступала я шестьдесят два года, считайте...
— То есть как, шестьдесят два?
— Очень просто: впервые я была занята в номере
шести лет и работала на манеже, выступала, до шести-
десяти восьми... Так что простая арифметика.— И тут
Елизавета Дмитриевна рассмеялась: — Понимаю. Вы не
решаетесь спросить, сколько мне теперь, да?! Я пс делаю
из этого тайпы — семьдесят три исполнилось в мае...
— И вы с такой легкостью ходите па руках, опро-
кидываетесь на мостик, крутите сальто? Просто непо-
стижимо!
Она лукаво улыбнулась и, снизив голос до шепота,
будто собиралась сообщить бог знает какой важности
секрет, сказала: s
— Но я ничего другого не умею. Ничего. Л это
моя профессия — ходить на руках и стоять па голове.
И, будто угадав мое состояние — мне очень хоте-
лось обо многом расспросить Елизавету Дмитриевну,
но я нс решался, - стала рассказывать:
— Мне ничего нс пришлось выбирать в жизни. Все
сложилось само собой. Отец и мать родились цирковы-
ми, и у меня просто не могло быть другой судьбы. Ро-
дители работали акробатами и, совершенно естествен-
но, подключили меня в номер.
Никаких сомнений я не знала. Может быть, потому,
что жилось мне при цирке радостно. Все были свои,
69
все — равные. Заметьте: цирк, кроме всего прочего,
просто по природе своей, колоссальное братство очень
разных, непохожих друг па друга людей.
И я прожила всю жизнь, не зная никаких сомнений.
Я так привыкла начинать и заканчивать день на манеже,
что просто нс представляю себе другой жизни.
Наверное, кто-то мне нс позавидует, кто-то, возмож-
но, пожалеет, кто-то осудит — ограпичепный-дс чело-
век... Ну, что ж, я не стану спорить — каждому свое.
Лично я довольна, как прошла моя жизнь.
Мне всегда нравилось быть пе к^к все, и я была пе
как все! И сейчас я не как все. Заметили?
Мпе всегда приносили радость аплодисменты, и я по-
лучала их каждый вечер. А теперь аплодисменты по-
лучают мои ученики. Но согласитесь, какая-то доля
принадлежит ведь и мпе.
Мпе хотелось быть равной с партнерами, и я не
уступала моим ровесникам, пока была молода, и уж
подавно пе уступаю теперь.
Вас удивляет, что я сохранила форму? Но мпе пе
пришлось специально об этом заботиться: я просто ни-
когда нс выходила из формы. Акробатика — моя жизнь,
я вам это не для красного словца сказала, так оно и есть.
Вы хотите знать, почему я не нянчусь, как всякая
порядочная бабушка, со своими внуками? Но я нянчусь.
Здесь. На манеже. Просто сегодня мы отзанимались
раньше, чем вы пришли. Хотите поприсутствовать па
наших занятиях, милости прошу, завтра я начинаю
в восемь ноль-ноль...
Я смотрел вслед женщине, видел ее и не верил
себе, что такое бывает. А ведь бывает, ведь есть. И это —
счастье, счастье без грима и без бантиков.
И ВСЕ В ПОРЯДКЕ
Кира Артемьевна — старший контрольный мастер
в отделе главного механика; факт существенный, по да-
леко пе исчерпывающий. Ей, насколько я понимаю,
больше тридцати, по до сорока еще порядочно. Воз
можно, должность отложила отпечаток па Киру Ар-
темьевну — опа сдержанна, подчеркнуто суха в обраще-
нии и крайне категорична в своих суждениях. Общаться
с пей нс просто.
70	— Никакой проблемы равноправия между жепщи-
ламп и мужчинами в iiaineii стране данным (авио по
существует. Странно, что у вас могут быть хоть какие-то
сомнения па этот счет... И Кира Артемьевна неодоб-
рительно взглядывает па меня своим зеленоватым осту-
жающим взглядом.
— Есть у меня сомнения, нет ли пе главное...
Л вот девочки обижаются...— говорю я и пытаюсь при-
вести доводы тех корреспонденток, что особенно воз-
мущаются притеснениями со стороны мальчишек, тех,
что постоянно спрашивают: «Чем мы хуже?»
Но Кнра Артемьевна со свойстве и поп ей решитель-
ностью перебивает меня:
— Ваши девочки обижаются совершенно напрасно.
«Женский вопрос» существовал, по... когда? Было та-
кое время, родители решали: за этого дочь выдадим, а за
того — ин в коем случае, п откровенно, как па базаре,
торговались за приданое... А дочь — молчать! И никому
даже в голову пе приходило, что она живая, что у дочери
могут быть чувства. Вот это действительно неравно-
правие! И такое имело место в российской жизни...
Или — человек замужем, а паспорт жены у мужа.
Хочет даст, пе хочет — не даст... Л без паспорта ты кто?
Никто! Без паспорта ты фигура, лица пе имеющая,
возможно даже, беглая каторжница, а пе человек. Вот
это тоже — неравноправие...
Погодите, у меня пе все еще.
В высшие учебные заведения женщин не принимали,
па государственную службу — тоже. А там, где женщи-
на работать могла — в частных предприятиях, напри-
мер, мужику одна плата, а бабе за тот же труд — поло-
вина. Бот что такое неравноправие.
А теперь? Да ио о чем проворить! Пусть девочки
ваши Конституцию СССР почитают, там все написано...
— Девочки Конституцию изучают, и все, что и за
копах сказано, им в общом-то известно. Девочек, Кира
Артемьевна, другое беспокоит — практика жизненная...
— Практика? Ну, давайте конкретный вопрос... Па-
ши законы сопровождают человека от яслей до пенсии,
и все законы равноправные. Против чего тут можно
возражать, пе понимаю. Это же не серьезно будет, если
начать доказывать, что я, женщина, могу и должна
соревноваться с мужчиной в поднятии тяжестей... И ес-
ли бывает, что женщин еще ставят па трудные работы,
так тут пе ура, а караул кричать надо... Это — безо-
бразие и опять-таки нарушение закона...	71
Кира Артемьевна говорит совершенно правильно,
а меня пс покидает ощущение, будто я, помолодев лет
на сорок, очутился снова в школе, па уроке строгой, не
ведавшей сомнений напщй преподавательницы общест-
воведения — Нины Павловны. Даже жутковато делает-
ся - может и двойку влепить, у псе это быстро! Но
я все-таки пе сдаюсь н даже пытаюсь вставить слово:
- Но есть же у людей и другая жизнь — вне рабо-
ты... Общественные дела... семейные отношения...
— Так вы вот про что! Тут тоже все очень просто:
общественной деятельностью у нас охвачены девочки,
девушки, женщины, бабушки и частично прабабушки!
Все занимаются общественной деятельностью, и многие,
на мои взгляд, даже активнее, чем следовало бы, в ущерб
другим обязанностям. Кстати, обратите внимание, кто
захватил все выборные посты в школах? Девочки или
мальчики? Девочки! А мальчик па посту — исключе-
ние, редкий случай... А вот равноправие в семье — это
па самом деле большая и пе так просто разрешимая
п роблема...
И впервые за все время нашего разговора лицо
Киры Артемьевны делается вдруг задумчивым, исче-
зают резкие вертикальные морщинки, как бы удержи-
вающие ее топкие губы в скобках, взгляд утрачивает
холодность, слова перестают звучать так категорично.
— На работе все просто: можно взять деталь, взять
шаблон, совместить и убедиться — шейка прослаблена,
скажем, па ноль целых две сотых миллиметра... Дальше
остается справиться по таблице — в пределах допуска
величина или вне пределов... Очень обидно, ио увы —
предел ноль пятнадцать сотых, и спорить пе о чем —
брак. Все решается сразу, окончательно, решается ко-
личественно!
К счастью или к несчастью — это я даже затруд-
няюсь сказать, — в отношениях между людьми конфлик-
ты так просто не решаются. И никаких точных, ко-
личественных норм, мер, вообще оценок тут не сущест-
вует, все держится на «чуть-чуть», и это пи в каких
единицах не выраженное «чуть-чуть» надо непременно
чувствовать, чтобы вовремя скомандовать самому себе:
стоп! Дальше — пи шагу, дальше — пи слова. Очень
это трудное дело — держать себя в рамках!
Вы, наверное, замечали — молодые женщины часто
жалуются: муж не помогает по дому — пе желает по-
72 суду мыть, полы натирать, еще что-то делать отказы-
кается... Пока я пе стану свое отношение высказы-
вать хорошо это или плохо со стороны мужчины,
а вот женщин считаю своим долгом осудить немедлен-
но! Мелочность отвратительна — я принесла картошку,
а ты за это вытаскивай мусор; раз я готовлю ужин, то
ты должен делать уборку; если я тебе стираю рубашку,
то ты соответственно чистишь мио сапоги... Нет, с таким
бухгалтерски выверенным «равноправием» радости от
жизни не жди, и на уважение не рассчитывай...
И вдруг Кира Артемьевна перебивает себя па сере-
дине фразы, сосредоточенно смотрит мне в глаза н спра-
шивает придирчивым голосом контрольного мастера;
— А что вам про меня насплетничали? Почему это
вы ко мне с таким разговором подкатились? А ну-ка
отвечайте!..
— Да никто ничего особенного мне не говорил...
Просто люди, товарищи ваши, считают, что у вас хоро-
шая семья — некоторые даже завидуют,— и муж, и ре-
бята, говорят, все друг за дружку горой!.. Вот и считай-
те, я к вам пе подкатился, а открыто пришел за
опытом...
— Семья у меня обыкновенная. Ничего такого, что-
бы хвастать или напоказ перед пародом выставлять.
Просто у нас пет понятия — эта работа мужская, а вот
эта женская. И никто по этому поводу ничего пе решал,
но говорил, в протоколы не записывал. Все само собой
получилось. Я девчонкой слесарем работала, а муж па
чинал поваренком, точное — плавал коком. Ну и полу-
чилось: мне, к примеру, замок починить проще, чем
Коло, а он такие борщи варит — умру, не достигну! Ну
и ребята, па нас глядя, усвоили... Мишка и постирает
и уберет, а Лена вполне может проводку отремонтиро-
вать или, допустим, швейную машину наладить.
— Позвольте, Кира Артемьевна, если только я пра-
вильно вас понял, вы считаете первой! преградой к ран
поправлю формальное разделение домашних функций
на мужские п женские?
('разу видно — мужчин;»! Разделение... функции,
обязанности... наслоения... Тоска! Разделения функций
мпе на работе хватает! А дома должно быть: доверие
раз, любовь — два, хорошее настроение — три!
И я вполне допускаю некоторую долю безалаберности,
чтобы уж пе слишком все чип чипом было. И — все.
Если вы желаете знать, что бы я посоветовала
девочкам, претендующим на расширенное, так сказать, 73
равноправие с мужчинами, то в первую очередь пе дур-
ными мужскими привычками овладевать и пе маски-
роваться под мужчин, а как пи трудно — достигать
настоящей мужской хватки во всяком деле.
Вот был со мной забавный случай. Занесло в коман-
дировку, под Ташкент, и поехали мы па один объект —
начальник нашего ОТК, начальник местного ОТК, шо-
фер и я. Значит, поначалу счет был три —один, как
видите.
— Что три — один? — пе вообразил я.
— Ну, три — одни в пользу мужского сословия! Не
буду жаловаться на местные обычаи и обсуждать, что
можно считать пережитками прошлого, а что отнести
к вполне современному хамству, замечу только: лично
м пе в тот день никто ни одного непочтительного слова
по сказал, хотя чувствовать давали: мы мужчины, а
ты — очень жаль, по, видно, ничего с этим не поде-
лаешь — но мужчина. В таком настроении и поехали
мы на объект.
На перевале старенькая «Победа» встала. Заглохла
голубушка и, как говорят, пи тпру пи ну.
Трое мужчин с многозначительностью, прямо-таки
академической, нависли над мотором, а он — никак, пе
реагирует. Смотрю я па них и понимаю: мужики мои
«не но этому вопросу»... И отогнала я их от двигателя.
Вот так и сказала: «А ну, геть отсюда!» — сунулась
сама. А там искать нечего — трамблер на самое позд-
нее зажигание свернулся, видно, толком не был закреп-
лен, вот и растрясло ого по дорого. Поставила я
трамблер па место, отрегулировала зажигание, как по-
лагается, па стартер — порядок. Поехали!
Начальники капитулировали сразу и на меня, как
па богиню, смотрели, а шофер, подлец, всю дорогу глаза
прятал. Видите ли, ему стыдно перед женщиной было!
Машину довести до того, что трамблер едва не выва-
ливается,— пе стыдно, а свою несостоятельность по-
казать да еще женщиной посрамленным быть — это
ему тяжко.
Доводя свой рассказ до этого места, Кира Артемьев-
па развеселилась. И с граи нос дело: охватило женщину
хорошее настроение — опа на глазах и похорошела, и
помолодела, и вроде бы магниты в ной включились;
во всяком случае, поле притяжения возникло, и силь-
ное...
— Вот если бы я превратилась вдруг в писателя
л решила сочинить такую книжку, как собираетесь вы,
я бы обязательно высказалась там в следующем при-
мерно смысле:
Милые девочки! Если вам по хватает ощущения
равноправия, не жалуйтесь на судьбу, не выпрашивай-
те уважения мужчин. Храпите свою гордость п дейст-
вуйте самостоятельно — давите мужчин ловкостью, рас-
торопностью , сообразительностью!
Никогда и никаких поблажек мужчинам!!!
Если костер, то с первой спички!
Если ориентирование по карте, то с одного взгляда!
Если надо просверлить, отпилить, припаять, то —
пожалуйста!
Если устранить короткое замыкание, то с удовольст-
вием.
Если проверить телевизор, прошу минуточку!
Мужчинам некуда будет деваться, они признают вас
и автоматически, без каких-либо дополнительных уси-
лий с вашей стороны, .? а у в а ж а, ю т!
Никогда ио «пилите» мужчин, по выговаривайте
им... Они плохо понимают слова, особенно когда по-
нимать невыгодно.
Самоутверждайтесь молчаливо, девочки!
Самоутверждайтесь действиями.
И улыбайтесь, улыбайтесь, даже когда хо-
чется плакать. Улыбаются сильнейшие! 75
П спрашивайте у мужчин с о в е т а! Они ужасно любят
давать советы, а еще больше, чтобы их просили об
этом. Слушайте, что говорят вам мужчины, пе спорьте
и делайте все так, как считаете нужным сами (они
этого даже по заметят!), и тогда у вас всегда будет все в
П О Р Я Д К Е.
Тут Кира Артемьевна поглядела па часы и сразу
заторопилась. Пора было в цех. Перерыв уже кончился.
Она улыбнулась мпе озорной, доброй улыбкой, встала,
выпрямилась, заключила свои тонкие губы в строгие
вертикальные скобочки, придала зеленоватый оттенок
пристально-холодному взгляду и четкой походкой —
раз-два, раз-два — направилась к исполнению беском-
промиссных служебных обязанностей.
ВО, ПАРЕНЬ ВАЛЬКА!..
Старший лейтенант Митрофанов сед и по-гснсраль-
еки грузен. Да и года у него — генеральские. Беспо-
койная милицейская служба давным-давно вытравила
из пего остатки молодой суетливости, погасила случай-
ные вспышки нетерпения. Все, что делает Митрофанов,
он делает не спешно, осмотрительно, прочно. Расска-
зывает он тоже основательно:
— Тут, знаете ли, годик-другой подежуришь, та-
кого всякого разного насмотришься, что едва ли уж
чему-нибудь в жизни удивишься. А ежели у человека
выслуга, положим лет десять — пятнадцать, я не гово-
рю, как у меня — двадцать три,— то, считайте, всякая
способность удивляться категорически пропадает, как
вроде ее никогда и ио было. И все-таки, я вам скажу,
когда намедни в мою смену в начало одиннадцатого вот
эта дверь растворилась и сюда, в дежурную комнату,
ввалился Фокин с поднятыми над головой руками,
я не сразу собственным глазам поверил.
Чтобы в полной море, лично оценить положение
вещей, вам, конечно, надобно знать, кто такой Фокин.
Поясняю:
Пьянь, рвань, последняя шпана, гадит все больше по
мелочам: гам пацаненка прибьет, тут девчонку обидит,
ничего не стоит и пожилого фронтовика оскорбить...
Ясное дело, свидетелей по большей части мет. и до
7G настоящей статьи он по добирает, так что и рады бы, да
никак его пе прижмем, хотя покоя от него пет — ни насе-
лению, пи нам.
Заметьте еще: рост у мальчика — сто восемьдесят
два и веса в нем килограммов девяносто. Здоров и вида
устрашающего...
Ну, вот, входит намедни сюда Фокин, и руки его
вверх задраны, а па физиономии выражение и по знаю
как описать — вопросительное, что ли: мол, ничего я пе
понимаю и потому подчиняюсь.
Всякому попятно: сам по себе человек руки над
головой не подымает, хотя бы и с нови иной является.
Тут внешняя воля должна сработать... Руки вверх страх
вскидывает... А у страха этого, само собой, должен источ-
ник быть...
Ну, подумал я: где же источник этот? И тут вижу —
некто, мне неизвестный, делает из-за спины Фокина
шаг в сторону... Вот те на! Источник?! Девица! Ну, что
там толковать,— пигалица, вот такусепькая, подросток...
Подробности, если заинтересуетесь и пожелаете,
можете из акта позаимствовать, а суть происшествия,
значит, такая: шла гражданка Рыжих Валентина Фи-
липповна со станции к поселку и на углу улиц Челюс-
кинцев и Сержанта Караваева увидела, как Фокин,
прижав к забору неизвестного ей мальчишку, выво-
рачивает у последнего карманы, нанося ему побои и
словесные оскорбления.
Гражданка Рыжих подобрала обрезок водопроводной
трубы, случайно попавший в ее поло зрения, близ дома
девять по улице Челюскинцев, приблизилась к Фокину
сзади, приставила трубу к спине, снизила и приглушила
голос и скомандовала:
— Руки вверх! Шаг влево, шаг вправо — стреляю
без предупреждения. Прямо, шагом марш...
Вот таким образом — без лишнего шума и долгих
разговоров — был доставлен Фокин па моем дежурстве
вот сюда, к этому столу. Уточняю: расстояние от места
происшествия до районного отделения милиции — одна
тысяча триста метров.
Если в процессе слушания моего рассказа,— сказал
Митрофанов,— у вас возникли какие-либо вопросы или
неясности, пожалуйста, спрашивайте, постараюсь по-
яснить.
Я справился, где проживает Валя Рыжих, побла-
годарил старшего лейтенанта и откланялся.
Шел и думал: вот мы, люди пишущие, постоянно
77
сокрушаемся — маловато подбрасывает жизнь героиче-
ских примеров поведения... То ли дело военным кор-
респондентом подвалило — успевай записывать... Ка-
жется, мне крупно повезло. Из такого материала можно,
пожалуй, первоклассный очерк сделать... «Бесстрашная
Валя»,— прорезывалось уже и название, или «Руки
вверх и ни с места!»...
Примерно с таким намерением — написать увлека-
тельный, с привкусом детектива очерк — ни явился
к Вале па улицу Челюскинцев, 13.
Валя действительно оказалась маленького роста,
худенькой, с двумя совершенно уж девчоночьими ко-
сичками. Пе так давно ей исполнилось пятнадцать лет,
что, впрочем, нисколько пе помешало Вале с взрослой
уверенностью отвечать па мои вопросы. Кстати, когда
я поинтересовался, сколько ей лет, она ответила:
— Пошел шестнадцатый.
Валя нормальная, обычная девочка-подросток, нека-
зистая с виду. И никаких, так сказать, выдающихся
черточек я в пой, как пи старался, приметить не су-
мел, если не считать дерзких смешинок в светлых,
с недобрым прищуром глазах... Впрочем, это могло мне
просто показаться: ну, должна же была такая девица
иметь хоть какую-то индивидуальную примету!
Мы разговаривали довольно долго, я задал Вале пе
меньше ста вопросов. Опа отвечала спокойно, терпе-
ливо, даже, между прочим, пе поинтересовавшись, кто
я, для чего мне нужны все эти сведения и почему наша
беседа записывается па магнитофонную ленту...
Мне очень жаль, что я не могу предъявить здесь
Валин голос — такой обыденный, такой уравновешен-
ный. Голос ее как нельзя лучше мог бы подтвердить
отношение девочки к ее поступку... Но как говорится, по
техническим причинам мне приходится обходиться не-
мым текстом — вопросами и ответами.
— Скажи, Валя, парня, у которого Фокин вывора-
чивал карманы, ты знаешь?
Не знаю, а может быть, пе узнала.
— А куда ин девался?
— Как Фокин его отпустил, так подхватился и бе-
жать.
— А Фокина ты раньше знала?
Видела и кое-что, конечно, про него слышала.
Знаменитость он.
— Говорят, весь поселок его боится?
— Боятся... а еще больше того — пе хотят связы-
ваться...
По ты пе побоялась связаться, как же так?
— Он мальчишку бил... Мпе жалко, когда бьют
м вообще если обижают...
— Но он же и тебя мог избить?
— Я трубу к слипе ему приставила и сказала,
стрелять буду.
— Но мог бы пе поверить?
— Поверил! Целый километр, задрав руки, шел...
Как миленький, топал, как цуцик с поджатым хвостом,
шагал...
— Допустим, что он все-таки не поверил бы тебе,
что тогда?
— Тогда бы я проиграла.
— Когда тебе было страшнее, Валя, в самом начале,
в середине или в конце «операции»?
— Да все время. Мне и сейчас страшно — боюсь,
подкараулит и «посчитается». Я ему теперь как кость
в горле — девчонка! Все над ним смеются...
— Чего же ты полезла, раз так страшно?
— Интересно спрашиваете — чего лезла? А кому
было лезть, когда рядом пи души? Думаете, мне очень
хотелось...
— Не хотелось?
— Ясно, не хотелось, по ведь надо было.
— Валь, а ты бы пошла теперь в милицию работать,
если бы, конечно, тебе предложили?
— Смотря чего делать?
— Ну, допустим, жуликов ловить, хулиганов за-
держивать, преступников искать и обезвреживать?
— Нет, пе пошла бы.
— Почему?
— Не вижу никакого интереса всю жизнь и каждый
день иметь дело с таким мусором. Я люблю про путе-
шествия читать. Мне знаете, какие люди правятся —
Амундсен, Аккуратов, Шмидт... Благородные люди и
рискуют для других людей.
— Ты как учишься, Валюша?
— Если честно сказать, то можно бы и получше.
— Скажи, пожалуйста, кому ты сразу рассказала
об этой истории с Фокиным?
— Маме.
— Почему именно маме?
— Так я же когда из .милиции явилась? Поздно! 79
Мама меня ругать — где была, с ком болталась и все
такое. Пришлось рассказать, как все получилось и
сколько я времени в милиции потеряла, пока они там
все записывали.
— Скажи, Валя, ты сама собой довольна?
— Вели вообще — нет.
— Почему? Что тебе мешает быть довольной собой?
— Застенчивая я... Мне начать разговор, если с
незнакомым человеком, хуже нот... Вот откровенно вам
признаюсь...
Незаметно минули три года, когда мне случилось
вновь побывать в поселке, где Валя Рыжих задержала
и доставила в милицию верзилу Фокина.
Естественно, я постарался разузнать, как сложилась
судьба участников этой истории.
Увы, никого из действующих лиц на место не ока-
залось: Валя переехала куда-то на юг, старший лейте-
нант Митрофанов капитаном перевелся в Рязань, Фокин
в конце концов загудел в колонию...
Но!.. Осталась и по сей день живот в поселке легенда.
И есть в этой легенде, на мой взгляд, совершенно
изумительная деталь: дескать, никакой Валентины Ры-
жих вообще пе было, а был заслуженный мастер спорта,
самбист Валентин Рыжих, по заданию хитрейшего из
Шерлок Холмсов — старшего лейтенанта Митрофа-
нова — загримированный девчонкой.
80 Вот так.
И все, кто с увлечением рассказывал мне эту ле-
генду, только что не клялись:
- Да, я его сам лично знал — во, скажу вам, парень
был, Валька!
Глава третья
МУЖСКИМИ ГЛАЗАМИ
ШЕСТНАДЦАТЬ ВАРИАЦИЙ ПА ОДНУ ТЕМУ
Сначала было письмо, а в письме такие строчки:
«...Скажите, это будет очень неприлично, если я
спрошу: а как сделать, чтобы тебя полюбили... И не все
вообще, а только один, самый главный лично для тебя
человек? »
Прежде всего я написал Аннушке, автору этого
письма, показавшейся мне чрезвычайно симпатичной,
что в любви пет и не может быть ничего, абсолютно
ничего неприличного. Любовь — самое лучшее, самое
яркое переживание, каким мать-нрирода наградила
людей, и только замшелые мещане и безнадежные хан-
жи пытаются вводить всяческие запрещения и ограни-
чения па разговоры, касающиеся этой темы.
Тургенев утверждал: «Только любовью держится и
движется жизнь». Блок сказал: «Только влюбленный
имеет право па звание человека»; Ремарк заметил:
«Без любви человек пе более чем покойник в отпуске».
Но удивительнее всех выразился Горький: «Нет на свете
ярче солнца бога, нет огня — огня любви чудесней!»
Чего же неприличного может быть в разговоре о
любви?
Это было вроде вступлением. А ответить по сущест-
ву оказалось куда труднее: любовь — чувство глубоко
личное, неповторимое/, любовь пе «излечивается» патен-
тованными средствами и пе знает универсальных спо-
собов возбуждения; к тому же истинные чувства стыд-
ливы... Да — стыдливы. И это надо понимать так: стыд-
ливость— вид скрытности, средство самозащиты, и
настоящая стыдливость совсем пе походит па притвор-
ное жеманство...
Словом, вопрос Аннушки оказался далеко пе из
простых, и я пе отважился давать девушке единоличных
советов. А решил так: попрошу я разных людей, ра- 81
зумеется мужского сословия, ответить на нс совсем
обычный вопрос: в накую девушку вы бы хотели влю-
биться? При этом я думал: вот получу сколько-то
ответов и тогда, опираясь па совершенно достоверные
данные, на объективные сведения, нарисую, так сказать,
типичный портрет идеальной, желанной девушки. На-
рисую и предъявлю Аннушке, а дальше пусть уж она
сама соображает, как ей приблизиться к идеалу...
Ответов я получил много, но они оказались совер-
шенно «несводимыми» и прежде всего нагляднейшим
образом подтвердили старую истину: «на вкус и цвет
товарищей нет...» Сколько было корреспондентов, столь-
ко существовало и взглядов. Я прочел письма раз,
другой и в конце концов понял: надо выбрать не
слишком короткий и пе слишком длинный ряд отве-
тов и передать их Аннушке. Я остановился на шестна-
дцати приводимых здесь вариантах, которые даю частью
в первозданном, а частью в слегка прокомментирован-
ном виде.
1.	Она должна быть умной, красивой и не слишком
кокетливой.
2.	Влюбиться я могу только в блондинку и не моложе
двадцати лет.
Мпе незнаком автор этого категорического заявле-
ния, ио я готов утверждать: он пе самый серьезный
человек на свете. Девушки со светлыми волосами,
опасайтесь его!
Хотя я почти уверен, если он и падет жертвой
пламенной любви, сразит его, скорее всего, либо девица
рыжая, либо брюнетка... Как показывает многовековый
опыт, внешность, в конечном счете, никогда не оказы-
вается решающей и настоящее чувство не подвластно
никаким «предварительным заявкам».
3.	У нас должен быть общий круг интересов, жела-
тельно — любовь к природе, музыке и путешествиям.
Вероятно, тот, кто написал эти строчки,с восторгом
читал удивительные книги Грина, может быть, хмелел
от романтических стихов, воспевающих бригантины;
воображал себя то капитаном дальнего плавания, то
разведчиком в стане врага...
Мне хочется пожелать этому парню алых парусов,
верной Ассоли и большой удачи! Ему будет трудно,
даже очень трудно входить в реальную жизнь, по те,
кто способен выстоять и не согнуться,— настоящие
82 люди!..
4.	Пусть отличается ото всех добротой и нежным
цветом лица.
5.	Влюбиться могу только в том случае, если ее
рост будет не меньше 190 сантиметров... Не знаю, что
вы обо мне подумали, но дело в том, что мой рост —
207 сантиметров...
А подумал я так: если у этого пария чувство юмора
соответствует его богатырскому росту, тогда все в по-
рядке! Нормипдрол! — как любит восклицать один мой
юный друг в случаях, носящих нетипичный оттенок...
6.	Моя девушка должна быть прежде всего «свои
парень»...
Да, есть такой стиль — девушка, «работающая» под
парня. Брючата, сипловатый голос, нарочито затруб-
ленная речь, резкие, отрывистые движения, сигарета,
прилипшая к губе, ни при каких словах не вздрогнет,
а сама выдаст — конь рухнет...
В девушек такого стиля влюбляются легко, ио, увы,
непрочно.
«Свой парень» спустя очень короткое время начи-
нает действовать на нервы. И настоящему парию пред-
ставляется, что «свой парень» его передразнивает...
Едва ли «спой парень Маша» может быть объектом
серьезной привязанности, хотя бы потому, что всякое
противоестественное состояние пе прочно.
Работая «под парня», хочет девушка того или пет,
она — кокетничает, и кокетничает грубо. Л еще соста-
витель «Толкового словаря русского языка» Владимир
Даль пояснял: «Кокетничать — значит угодничать, за-
искивать, рисоваться...» Все понятия — непрочные! Вот
почему я и беру смелость утверждать: «свой парень
Маша» — всего лишь разновидность обычной, самой
заурядной кокетки, пожалуй, еще и с некоторым налетом
извращенности...
7.	Я выберу в подруги — смелость, ум, а если повезет,
еще и красоту!
8.	Польше всего я хочу, чтобы она очеиъ-очень-очень
любила детей — своих, когда они будут, и чужих, сло-
вом — всех! Может, мне ото потому надо, что я детдо-
мовский и никогда своей мамы не видел...
9.	Будь женственной! Все остальное не так уж и
важно.
10.	Мечтаю — пусть влюбится в меня она, пусть до-
кажет, что и мне стоит в нее гоже влюбиться... Я — за
полное, стопроцентное р а в и о п р а в и с.
83
Не считаю, будто девушке запрещен первый шаг
и первое признание. Все зависит от обстоятельств.
И когда случается, девочки говорят: «Но пе стану же
я первой обч»ясняться». Это звучит очень старорежим-
но... Л если человек, к которому тебя всерьез влечет,
сверх меры робок, застенчив, если он просто неискушен
в таких делах, как сердечные, почему бы и не помочь,
не протянуть первой руку?..
Но этот сторонник стопроцентного равноправия мне
доверия пе внушает. Хорошо, если он только самовлюб-
ленный болтун, а вдруг за пустозвонством скрывается
убежденная лень, иждивенчество? Я боюсь таких лю-
дей, что с легкостью и без угрызения совести перекла-
дывают свои заботы на чужие плечи...
11.	Она должна быть с твердым характером и жест-
кими принципами; не мещанка, хорошо знать дело,
то есть безукоризненно владеть какой-то определенной
профессией.
Вроде все правильно. Вроде и возразить нечего.
Только мне не правятся слишком требовательные,
слишком расчетливые, чересчур дальновидные юноши.
Чаще всего из них вырастают с годами самые породи-
стые эгоисты, или педанты, или деспоты...
12.	Ответить на ваш вопрос однозначно не могу:
я влюбляюсь в среднем три раза в неделю... И каждый
раз думаю: ну, все!.. А на другой день оказывается — не
все... И вроде бы никакой вообще любви не было. Или
я невезучий, или, может, ненормальный...
Ничего ненормального в этом парне нет, просто он
еще пе понимает, что такое любовь, и путает увлечен-
ность с влюбленностью...
Правда, ответить на вопрос — а что такое любовь? —
почти невозможно. Уже не первое столетие пытается
это сделать вся истинно художественная литература.
И тем нс менее исчерпывающего ответа на вопрос
до сих пор пе нашел пи один гениальный писатель. По-
этому я пе стану приводить высказывания великих.
Каждый может найти их в книгах. А расскажу о
другом.
Однажды я услыхал от простой, не молодой уже, всю
жизнь посвятившей тяжелой крестьянской работе
женщины слова, на мой взгляд, удивительные и очень
верные:
— Любить — это, милый, не уставать любоваться и
84 на молодого на пего и па старого, днем и ночью, па здоро-
вого и па хворого... Пе всякой такое выпадает, а кото-
рой выпадает, та и есть счастливая...
13.	Разве это дело — планировать любовь? Мало ли
чего я могу захотеть?.. Я думаю, любовь должна пора-
жать — раз... и наповал! Удачно — повезло, неудачно —
не повезло...
Если этот ответ отважиться назвать теоретическим,
то я бы заметил — это опасная теория, опасная потому,
что она подводит пас к такой практике: раз пе повезло,
два не повезло, и еще, и опять пе повезло... А там,
глядишь, душа устала разочаровываться и сердце обле-
нилось чувствовать... Нет, я бы пи одному своему другу
пе пожелал такого картежно-артиллерийского подхода
к чувствам...
14.	Свою Любовь я почему-то представляю незащи-
щенной, нуждающейся в моей постоянной помощи и под-
держке, даже, может быть, в жертвах. Настоящая лю-
бовь, мне кажется, должна, быть и сладкой, и причи-
няющей боль, и доставляющей радость, и несущей
в себе чуточку страха... Все — одновременно!
15.	Влюбиться бы в королеву! Не в царствующую,
конечно, а в такую, как королева балета, или королева
лыжни, или, допустим, королева всех парашютисток
мира!.. Н пусть бы все лапались от зависти, глядя на
нас рядом...	85
Этого человека я категорически осуждаю!
Не за королеву, нет. Признаюсь, сам был влюблен
в королеву и знаю, какое это счастье!.. Осуждаю за
гнусные слова: «И пусть бы все лопались от зависти...»
О таком может мечтать только махровый мещанин
и презренный завистник. И не забывай — жадность
и зависть — самые недостойные и самые страшные по-
роки на свете, собственно, с них-то н начинается вся
мерзость па земле...
16.	Я очень хочу полюбить девушку, которая была бы
мне предана, как самый надежный друг, но почему-то
говорят: дружба и любовь — понятия несовместимые...
Если это и на самом деле так, то ужасно жалко...
Послушай, как писал о дружбе Антуан де Сент-
Экзюпери:
«Друг — это прежде всего тот, кого пе берутся су-
дить...
И я могу молчать рядом с ним, а значит, пе опасаться
за мои внутренние сады, за мои горы, и долины, и мои
пустыни, ибо оп пе ступит туда своими сапогами...
Дружба — это прежде всего примирение и великое ду-
ховное общение вопреки ничтожным мелочам. И я пи
в чем пе позволю упрекнуть того, кто сидит за моим
столом».
Чем же такая дружба может повредить любви?
Скорее, наоборот: такая дружба — вернейшее и на-
дежнейшее основание для великой Любви.
Знаю, знаю, ни Аннушка, пи многие ее славные
подруги не получили столь желанного прямого и ясного
ответа па вопрос: как быть любимой?
Пе сердитесь па меня, девушки, и пе огорчайтесь.
И ни от кого не ждите исчерпывающего, пригодного
па все случаи жизни совета. Даже сам господь бог, живи
он среди пас па земле, но сумел бы дать универсальные
наставления, безошибочный инструктаж...
Любить — это и думать, н переживать, и волновать-
ся, п погибать от сомнений, и ликовать при проблеске
надежды, и снова терзаться... И нет ничего бесполезнее,
чем поиск л е г к и х путей в любви... Не ищите!
И вот тогда-то, когда вы пс станете из кожи вон
лезть, они и появятся — самые достойные, самые при-
влекательные, самые лучшие па земле «принцы»... Толь-
ко не торопитесь, только не забывайте: истинная лю-
бовь — протяженное во времени состояние, а пс вспыш-
8G ка, не взрыв, пе ослепительный минутный фейерверк".
А ЭТО СЛОВО - СОЛдатской
Он взглянул на меня коротко, по офицерски строго
и сказал неожиданно тихим, мягким голосом:
— Странно все-таки, что вы для такого разговора
именно меня выбрали: и нс педагог, н нс психолог, и
дочек своих никак особенно пе воспитал... Положа руку
на сердце, ну, что я вам дался, а?..
— Сергей Леонтьевич, пе трудитесь. Все равно на
эту блесну я не клюну и рассыпаться комплиментами
пе стану. Ни ваши полковничьи погоны, ни ваша Звезда
Героя, ии легенды о ваших подвигах военного времени
в данном случае значения не имеют. И мне важна
только ваша знаменитая открытость, способность гово-
рить где угодно и кому угодно то, что вы на самом де-
ле думаете... Вы яге честный человек, Сергей Леон-
тьевич?..
— Странно спрашиваете! Надо думать, что за сорок
шесть лет нашего знакомства у вас было время убедить-
ся... А если вы сомневаетесь, тогда...
- Ради бога, не выходите на «взлетный режим»,
Сергей Леонтьевич, ответьте просто: да или нет.
— Да! И что дальше?
- Объясните, пожалуйста, как, по-вашему, следует
трактовать понятие — честь? Это во-первых. И, во-вто-
рых, скажите, что вас огорчает в современных девочках?
Мне очень важно знать, что думает об этих вещах опыт-
ный, честный и откровенный человек...
Сколько-то времени мы молчали.
Сергей Леонтьевич обводит неторопливым взглядом
книжные полки, медленно поднимается и достает из
нужного шкафа нужный том, безошибочно открывает
его в нужном месте и говорит:
— Вот позвольте привлечь в качестве авторитета
умнейшего солдата? — И, не дожидаясь моего согла •
сия, выразительно читает: — «Честь — эго совесть, по
болезненно чуткая. Это уважение к самому себе и к до-
стоинству собственной жизни, доведенное до крайней
степени чистоты и величайшей страстности». Так по-
лагал Альфред де Виньи. Мне кажется, что слова эти
универсальны и справедливы не только в применении
к понятию воинской чести... Ну, а если вы хотите знать,
как я трактую «девичью честь», извольте: пли честь
есть, пли ее нет — девичья, мужская, воинская, про-
фессиональная — все едино. Пока человек сохраняет
87
свое достоинство, .заботится о своей репутации, живет
по совести — он человек чести, а если пренебрегает
этими заботами — бесчестный... И тут уж ничего не
поделаешь.
У Сергея Леонтьевича удивительно живое лицо,
и выражение «все у пего написано па физиономии»,
кажется, специально о нем. Лот он сидит, думает, а мпе
кажется, будто я вижу, как волнами протекает работа
его мысли: Сергей Леонтьевич что-то вспомнил и усмех-
нулся, помолчал, однако, видимо, засомневался, что-то
прикинул, удивился, вздохнул и очень тихо, раздум-
чиво так:
- Однажды Анатоль Франс заметил: «Человеку
свойственно мыслить разумно, а поступать неразумно...»
По-моему, это очень впечатляющие слова. Вы не счи-
тайте меня книжным червем, пожалуйста, и не возму-
щайтесь: ну, что он все цитаты да цитаты приводит,
у меня ведь на сей счет имеется особое соображение —
к А натолю Франсу должны скорее прислушаться, чем ко
мне... Не возражайте, пе надо! Ито я вашим будущим
читательницам? Чужой дедушка, а они...
- Вот это и отлично, что чужой дедушка! Чужих
лучик* слушают, чем родных... А вы к тому еще и не-
простой дедушка, а героический, авторитетный, вас вон
сколько людей слушают...
— Ну, как знаете, как знаете... И еще вас интере-
совало, что меня огорчает в современных девочках. По-
жалуй, больше всего — легкость, с какой они ссорятся
между собой. Чуть что — и слышишь: «Да плевать,
обойдусь без псе... Подумаешь! И без них обойдусь...»
И вот ведь какой вопрос сам собой в голову приходит:
без кого ты собираешься обходиться? Сегодня — без
Тани и Мани, завтра — без Клавы и Славы, а там — и
без всего класса, и безо всей школы...
Откуда такая легкость? Откуда такое пренебрежение
товарищами, л ю д ь м и ?..
Одна моя знакомая — дама лет сорока пяти — целую
теорию но этому поводу предлагает:
«Вспомните, как мы росли,— говорит, в комму-
нальных коридорах, в квартирах без ванн, без удобств...
И ничего,— говорит,— дети как дети были. А теперь?
Отдельная квартира, мебели (так она и произносит,
с откровенным презрением — мебеля, хрусталя!), один
ребенок; не ребенок — сувенир... И откуда им, единст-
ве венным, сувенирным, ценить себе подобных? Они кол-
лектив посещают, а мы-то коллективно существо-
вали!»
Хлестко? Хлестко! Л верно? Думаю, только от-
части...
Большие квартиры, малые, густо населенные, сво-
бодные — все равно все мы накрепко связаны друг с дру-
гом и ответственны друг за друга -— от ясель и до самого
дома престарелых. Связанность друг с другом заложена
в самую основу нашего существования...
Может быть, паши умные современные девочки
просто не задумываются, как трудно жить вне «стаи»?
Может быть, тут и наша доля вины? Мы-то, испы-
тавшие на своей шкуре войну, можем, вероятно, и, ко-
нечно, должны помочь им разобраться... Люди без тебя
вполне могут обойтись, труднее им будет или легче —
другой вопрос, ио обойдутся! А вот ты без люден — едва
ли обойдешься. Нынче и робинзоны вышли из моды,
и путевых необитаемых островов пе осталось...
Тут я достаю письмо семиклассницы Иры Загоруйко
из Кемерово и читаю:
— «Мне девочки говорят: в тебе гордости мало...
А они считают, что должно быть полно... Погляди на
Светку — ходит, никого пе замечает! Или Оля! Но де-
вочка — королева!.. Может, Светка для кого-нибудь и
королева и Оля — принцесса, а по-моему они обе па
индюшек похожи... Но пе в них дело, па них-то мне
наплевать. Разве ото хорошо быть гордой? Бели да, то
чем, если нет, то почему?»
— Да, что-то тут не так,— вздыхает Сергей Леон-
тьевич,— какое-то общее недоразумение...
И мы вдвоем заглядываем в умные книги, сове-
туемся и не спеша сочиняем ответ Ире Загоруйко из
Кемерово.
В жизни случаемся, и пе так редко, что слова изме-
няют свой первоначальный смысл, бывает, н люди не-
правильно понимают истинное значение того или иного
выражения... Ты слышала, конечно, такое выражение:
«мужчина он самостоятельный», говоря так, женщины
o6i,i4iio подразумевают человека непьющего, прочно
привязанного к семье, легко исполняющего волю своей
супруги, пу-у, пе совсем уж стопроцентного «подкаб-
лучника», по все же такого, который пе стремится ни
к мужской компании, пи вообще к самоутверждению.
И зто называется — «самостоятельный мужчина»! Пол-
ная ведь чепуха, все шиворот-навыворот...
89
Желая похвалить подругу, девочки говорят: опа
гордая!
Л давай-ка заглянем в толковый словарь. Оказы-
вается, «гордый» — это «надменный, высокомерный,
кичливый, надутый, спесивый, зазнающийся, кто ставит
себя выше прочих»...
Что ж выходит? По толковому словарю получает-
ся — гордость — качество безусловно отрицательное.
Л что может поведать нам другой словарь — этимо-
логический?
«Гордость» — слово, родственное латинскому gur-
dus — «глупый, бестолковый», его первоначальное зна-
чение в славянском было «дурной, глупый»...
Вроде бы ставить гордость в заслугу, принимать
ее за положительное свойство человека и с этой точки
зрения пе приходится...
Но как же в песне с одобрением поется — «гордая
любовь моя..э> и бабушки наставляют: «не роняйте
девичьей гордости, девоньки»?
Все дело, вероятно, в дозировке — гордость в пове-
дении как перец в еде,— в малой дозировке прекрасно,
а «переперчишь» — все пропало...
Чтобы жить в мире с подругами, чтобы меньше
ссориться, чтобы нс создавать лишних конфликтных си-
туаций, надо, конечно, сохранять чувство собственного
достоинства, именно — сохранять, а не играть в гор-
дость: дескать, смотрите, какая я недотрога, крепость —
пи штурмом меня, ни уговорами взять невозможно...
Ведь, играя, нс долго и переиграть...
«НРА...» И «НЕ НРЛ...»
Книги этой еще не было, но читательницы-девочки
писали мне и задавали разные, иногда очень щекотли-
вые вопросы; девочки требовали откровенных, подроб-
ных и, конечно, срочных ответов.
Что же интересовало их больше всего?
Всегда ли надо быть гордой?
Чем девичья гордость должна отличаться от просто
гордости?
Как заслуживают уважения и любви другого че-
ловека?
Лучше любить или быть любимой? Что выше —
90 любовь или уважение?
В чем выражается женственность?
Kai; быть, когда невозможно сказать правду?
Есть ли такая политика, чтобы можно было жить
никогда не ссорясь с родителями, чтобы они меньше
ругали?
Что пало, чтобы стать самостоя'Лрты10Й?
Как сделаться красивой?
Вопросов было задано очень много, но мере сил я
старался найти и дать па них ответы. Иногда это удава-
лось с меньшим, другой раз с большим успехом, по был
один вопрос, занимавший особое место и повторявшийся
весьма часто:
какие девчонки больше всего нравятся
мальчишкам, а какие меньше и почему?
Отвечать на этот вопрос я долгое время не отважи-
вался. Наконец обратился к моим постоянным коррес-
пондентам-мальчишкам и попросил: выручайте, братцы,
помогите. Ответьте на вопрос сами и попросите отве-
тить ваших товарищей!
И пошли, поехали, полетели письма...
Письма пришлось сортировать, сокращать, вытаски-
вать из них самую суть ответов, так постепенно и начала
складываться главка с двойным заглавием: «при...»
и «не ира...»
Конечно, перечень того, что нравится и не нравится
мальчишкам, далеко не полный, по я думаю, что соста-
вить исчерпывающий список всех положительных н
отрицательных качеств невозможно даже с помощью
ЭВМ.
Итак, вы просили, девочки, ра&казать, какие из
вас нравятся мальчишкам больше, а какие — меньше,
пожалуйста.
Только, чур, пе обижайтесь! Разговор прямой, откро-
венный, а если кому-то что-то как-то не понравится,
прошу учесть — у мужчин тоже бывают капризы, ошиб-
ки, «заскоки» и даже (по это строго по секрету!) —
мужские слабости. Будьте великодушны...
И постарайтесь запомнить, что думают о вас маль-
чишки: знать всегда лучше, чем не знать!
...мне правятся девочки,
похожие на мальчишек...
...которые пе ревут, пе виз
жат, не боятся мышей и
лягушек...
...мне пе правятся девочки,
от которых пахнет пудрой
и духами...
...если ругаются по взрос-
лому и воображают... эд
...веселых я люблю!
...с гордым выражением в
глазах...
... к рас и в ы е, с д л и и и ы м и
ногами...
...не подлизы и, конечно,
нс ябеды...
...умеющие рассказать, по
и других слушать тоже!
...умные, но пс слишком...
...которым я могу чем-ни-
будь помочь...
...мне правятся девочки,
которых па танцах сначала
и пе заметишь, которых
надо искать, а не такие, что
сами тебя находят...
...есть особенные девчон-
ки — пи отца, пи матери,
пи директора, пи милицио-
нера не боятся. Отчаян-
ные! Ей слово скажешь,
опа тебе — десять. Таких я
обожаю. По их мало...
...грустные и задумчивые,
с большими глазами и ти-
хим голосом...
...мотогонщицы, парашю-
тистки, укротительницы
тигров, то есть — смелые
и отважные...
...девочка должна быть не-
похожей на других. Пусть
на скрипке играет или
жонглирует, или сальто
крутит — все равно, толь-
ко бы отличалась от дру-
гих и прочих...
...которые с нами в футбол
могут, и яблоки таскать не
забоятся, и па речку то-
же...
...с веснушками па лице и
цыпками па ногах, а не
нежные...
...ненавижу, если хихика-
ют, как будто их все время
щекочут, и чуть что пи-
щат...
...противно, когда объ-
едаются сладким...
...если лезут объяснять и
учить, что хорошо, а что
плохо...
...если сплетничают друг
про друга...
...презираю призеркаль-
ниц — вертятся-вертятся,
а на что смотрят...
...мне не нравятся девчон-
ки, которые норовят вы-
ступать на всех собраниях
и по всем вопросам...
...если ничего не умеют, а
еще выставляются: помо-
гите, я такая несчастная,
я пе могу, я пс умею!..
... котор ы е поделуш ива ют,
вынюхивают, а потом зво-
нят па весь свет про все и
про всех...
...готовые хоть правду ска-
зать, хоть соврать, только
бы первой высказаться...
...неряхи, растеряхи, пло-
хо чесанные и с заспанны-
ми глазами...
...если девочки не разгова-
ривают, а мяукают, если
глаза под лобик прячут,
губы клювиком складыва-
ют — это чистая гадость и
отвращение...
...не люблю, которые хка-
ста ются с во и м и отца м и.
мамашами или братьями...
...такие, которые и нашим
и вашим хорошие, и с ре-
бятами и с учителями
«друзья»...
92
...Вот какие «нра...» и «не нра...» выявились из писем
моих корреспипдентов.
Когда число посланий незаметно перевалило за пол-
торы тысячи, я подумал: а ведь это кое-что — полторы
тысячи высказываний, сделанных мужчинами в возра-
сте от двенадцати до сорока восьми лет, и нс запяться лп
мне дополнительной арифметикой?
Подумал-подумал и начал подсчитывать. Как же рас-
пределились оценки лучших, ведущих, самых желанных
качеств девушки, названных моими корреспондентами.
Первое место и наибольшее число «очков» получила
доброта', серебряным «призером» стала скромность,
«бронзовым» — ум... Четвертое место досталось женст-
венности, пятое — преданности', и следующие пять
мест — с шестого по десятое — распределились так:
гордость, трудолюбие, честность, остроумие, красота.
Я думаю, что эти итоги не требуют особых коммента-
риев, папомпю только, что свой вердикт вынесли очень
разные люди, хотя основная категория моих корреспон-
дентов молодежь — три четверти в возрасте от шестна-
дцати до двадцати одного года.
Поделюсь итогами еще одного подсчета.
Что же больше всего осуждают мужчины в своих
подругах?
Первое и больше всего — распущенность. Об этом
говорят в своих письмах больше четверти всех коррес-
пондентов. На втором месте легкомыслие. Третье
место среди недостатков заняло курение. Дальше еле
дует: кривляние, болтливость, жадность, пошлость,
грубость, надменность.
И еще па такой вопрос просил я ответить мальчишек:
как вы расцениваете кокетство?
Одиннадцать процентов ответивших написали: «ко-
кетство — это хорош о!»; сорок четыре процента счи-
тают— «хорошо, если в меру»; сорок процентов пе
сомневаются в том, что кокетничать плохо, и оставшиеся
пять процентов восклицают гневно «кокетство — это,
конечно, о ч е н ь п л о х о!».
Замочу, сами девушки осудили кокетство куда стро-
же, единодушно (82 процента) признав,— это недоста-
ток, с которым трудно, но необходимо бороться...
Такая самокритичность оказалась для меня неожи-
данной, тем более что во всех других случаях самооце-
нок ничего подобного пс наблюдалось. Достаточно
сказать, что, называя ведущее качество своего характера,
93
девочки охотно упоминали доброту, общительность,
честность, отзывчивость и прочие привлекательные
свойства, сместив, скажем, упрямство па шестое, само-
уверенность — па седьмое, а безалаберность и вовсе па
десятое места...
И ВАШЕ МНЕНИЕ, ПОЖАЛУЙСТА...
Ему семнадцать. Он закапчивает ПТУ. Почти или,
как говорят, без пяти минут наладчик. Плечистый, весь
джинсовый, умеренно лохматенький, белозубый.
— Это вы меня спрашиваете, что я о женской моде
думаю? Л что особенно я могу в этом понимать? Ясно,
если девчонка фирменно одета, смотреть на нее прият-
нее, чем если она, как бабушка какая-нибудь,выряжена.
Это — в целом. Принципиально.
Л в частности, мне, например, брючата па девочках
н юбочки коротенькие больше правятся, чем все мидн и
макси. Но тут спорить не полагается — одному то пра-
вится, а другому совсем наоборот — не то. Честно ука-
зать, я уважаю девочек, которые все умеют сами —
ушить, подшить, переделать и, как там это еще называет-
ся, чтобы в конце концов поглядеть па нее, а она, как с
картинки.
Волосы? Вот уж пе знаю, для чего норовят волосы
красить? Пока она насквозь химическая блондинка или
там, как лиса, рыжая — ничего, а некоторым даже идет,
к лицу; но когда начинает бедняга линять и от пробора
у нее голова всеми цветами побежалости делается, тьфу,
глаза бы мои на это не смотрели...
Косметика? Косметика — пусть! Только не так, что-
бы штукатурка пластами отходила и сыпалась, а неза-
метно, нежно... А губную помаду я, лично, ненавижу.
Жирная она и. говорят, па собачьем сале сварена.
Конечно, я — не авторитет, по высказал все честно
и откровенно, как сам думаю.
Мой следующий собеседник — несомненный автори-
тет; больше того --он профессионал но части женских
мод. Ему тридцать пять, его специальность — закрой-
щик.
— Видите ли, абсолютной моды, то есть моды, подхо-
дящей для всех, не бывает и быть не может. К сожале-
нию, очень многие девушки, особенно не успевшие еще
впитать в себя опыт большой культуры и умение хоре
пн», красиво одеваться, этого иг понимают, и такое
недопонимание приводит к весьма печальным резуль-
татам.
Давайте рассмотрим типичный пример.
Скажем, в моду входит жакет с подложенными пле-
чиками, а у девушки, ну, той, о которой мы говорим,
от природы широкие и прямые плечи. Бывают такие
женские фигуры, как бы с намеком на мужской торс.
Паша девушка, следуя моде, я бы сказал, слепо, шьет
себе жакет с подложенными плечиками. И что получает-
ся? Бедненькая выглядит в своей обновке этаким гре-
надером...
Такую девицу другой парень побаиваться станет,
сторонкой обойдет — от греха подальше...
Было бы очень полезно показать девушкам недостат-
ки их фигуры на просвет. Мы это практиковали, когда я
учился. Операция пе сложная: натягивается простыня,
как экран. Позади экрана остается пространство, девуш-
ка свободно входит в пего и тогда сзади включается под-
свет. И тут же па белой простыпе-экрапе возникает
четкий, ясный абрис фигуры (лица при этом не видно).
Вот таким, никого не осмеивающим способом, сохраняя
полное инкогнито, мы показывали девушкам, что полу-
чается, когда из-под мини юбки выглядывают ноги
молодой слонихи, или как нелепо выглядят обтягива-
ющие, узенькие брючки на фигуре с заниженным
тазом...
Вывод, который я как профессионал н заинтересо-
ванное лицо считаю необходимым сделать: все девушки
и молодые женщины должны быть воспитаны в ду-
хе самокритичного отношения к своим природным дан-
ным!
Как ни трудно признавать и тем более объективно
оценивать свои физические недостатки, делать это абсо-
лютно необходимо, ибо иначе возникает неизбежный
риск одеться в самые модные наряды, а выглядеть
отнюдь не лучшим образом, более того — карикатурно
выглядеть, юмористически...
— Я человек старый, как никак, а семьдесят два го-
дика отщелкал. Мне вроде бы уже полагается быть кон-
серватором и осуждать всякие нововведения вообще,
а в одежде особенно. Ио я ничего н никого не осуждаю —
за многие годы, прожитые на свете, видел, как «боро-
лись» (задолго до войны еще!) с. короткими юбками и
широкими брюками, как предавали анафеме «капитан-
05
ки» — были такие фуражечки с лакированными прямы-
ми и жесткими козырьками; потом ломали копья вокруг
сарафанов, вокруг черных рубашек, осуждали узкие
брюки и опять — широкие; велось наступление и против
топких каблуков, и против шорт; была даже такая поло-
са, когда мы враждовали с... белыми телефонами!
И что же?
Каждый раз — «много шуму из ничего».
Точно!
Я говорю это с уверенностью, на основании лич-
ного, пережитого опыта — моду победить невозможно...
А сердце мое от одного только плачет.
Девушка — это цветок, благоуханье, нежность. Разве
не так описывали женскую красоту и привлекательность
величайшие, лучшие поэты мира и особенно мудрого
Востока? Так вот, когда мои почти взрослые внучки —
кстати, они совсем пе плохо относятся к своему деду,—
приходя в гости, обдают меня волной пронзительных
духов или там одеколонов (точно, извините, пе знаю,
чем они создают свой парфюмерный фон), мне хочется
крикнуть: хватит!
14 — умереть...
Милый старичок продолжает тщательно развивать
свои взгляды па женские моды, а я но странной ассо-
циации вспоминаю, как однажды мы сидели в Союзе
писателей и дожидались теперь уже, увы, покойного
Льва Абрамовича Кассиля. Он должен был открывать
собрание и что-то запаздывал. А это было на него совсем
не похоже.
Наконец он влетел в зал, запыхавшийся, нарядный —
в делах моды Кассиль был признанным докой,— и сразу
заизвипялся:
— Бога ради, простите! Задержался па вручении
паспортов во Фрунзенском районе... Поглядели бы, как
молодцы организовали все здорово — сцепа в цветах,
оркестр, торжественно... До слез, знаете, трогательно.
И девочки ослепительно красивые, глаз пе оторвать,
и пахло от них... мылом. Мылом, товарищи! — 14 он еще
несколько раз, словно заклинание повторил: — Мылом,
мылом, мылом!..
Кто пожелает последние строчки считать намеком, пе
возражаю, считайте. И пе сомневайтесь, намек сделан
от самого чистого сердца и имеет к тому же вполне пауч-
<)(•, ное основание: доказано — даже от избыточного упот-
реблепия мыла никто еще пе заболел и пе умер. Чисто-
та — залог здоровья н пцрвоиснова красоты!..
Мпе тридцать два года, фамилия — Лсоян, я же-
нат. Веронике двадцать три. Мы оба — экономисты.
Другие сведения нужны? Пе нужны —очень хорошо.
Тогда будем отвечать на осшля.'ой вопрос.
Мода, мы считаем, - это хороню. Мода пе дает за-
стаиваться фантазии, вынуждает человека думать о
своей внешности, уважать окружающих п себя... Сло-
вом, мы рассматриваем моду с. исключительно благо-
приятной, положительной позиции.
Злоупотребления модой случаются, и не так редко,
по они не могут опорочить самой идеи. Вы, па верное,
согласитесь: все люди должны нормально кутать, то
есть питаться, и от того, что па свете встречаются об-
жоры, па которых даже смотреть противно, нельзя
снимать с повестки дпя вопрос завтрака, обеда,
ужина...
Итаку я высказал нагие общее, согласованное с Веро-
никой мнение: мы за разумную, ио утрированную моду.
Теперь я должен еще кое-что сказать лично от себя,
сделать вроде бы частное заявление.
Мне не правится, когда моя жена первой старается
одеться в самое модное. Когда, скажем, процентов три-
дцать людей уже ходят в широких брюках, никто па них
глаза пе пялит п пальцем не показывает. Мода уже стала
как бы нормой... По когда первая женщина выходит
па проспект в шортиках, с голой спиной, словом, в
чем-то непривычном, па нее, естественно, таращат глаза
все, кому по лень. Веронике это правится, а мпе пе нра-
вится. Вероятно, между мужским взглядом па моду и
взглядом женским есть и должна быть какая-то раз-
ница. Так пли иначе, наше давпее разногласие момента-
ми обостряется, моментами несколько сглаживается,
по никогда полностью пе исчезает.
Я считал нужным сказать обо всем так, как оно есть.
Раз мое мнение, возможно, будет напечатано в книжке
для девочек, то я еще поясню: мужчине неприятно,
когда па его жену или его девушку смотрят слишком
внимательно. Тем более неприятно, когда женщина сама
старается вызвать повышенное к себе внимание. Старые
взгляды? Не уверен, по если даже н старые, надо учи-
тывать — моды меняются куда быстрее, чем взгляды.
И с этим ничего нельзя сделать...
— И ваше мнение, пожалуйста,— обращаюсь я к ди-
97
4 Желаю счастья, девочки!
ректору средней школы, кандидату педагогических
наук Виктору Викторовичу Тихомирову.
— Уны, но я почти уверен, что мое мнение не доста-
вит удовольствия читательницам вашей будущей книги.
Придерживаюсь я своей точки зрения не как директор
школы и учитель, нет, просто это — результат личного,
муже кого восприятия действительности.
По прежде позвольте спросить: вы когда-нибудь
обращали внимание на молодящихся старух? Не правда
ли, отвратительное зрелище — яркая краска па нежи-
вых губах, румяна, болезненными пятнами, на обвис-
ших щеках, шиньон, плохо прикрывающий пролысины
па голове... Кошмар!
Л теперь подумаем, почему вид молодящейся старухи
оскорбляет наше зрение?
Не потому ли, что красота требует гармонии?
Водь и старость сама по себе бывает великолепной,
удивительно красивой — в сединах, невзирая на увяд-
шую кожу, морщинистая и поедающаяся... Но при одном
обязательном условии — если сохранена гармония!
Так вот, я не противник современных нарядов и пс
могу ничего возразить против следования моде. Но я
никак не могу попять девочек, стремящихся любыми
средствами увзрослить себя, подделаться под настоя-
щих, солидных, опытных женщин. Это противоестест-
венно и потому отвратительно.
В последние годы стало модным появляться в школе
в браслетах, кольцах, серьгах. Я воюю с этой модой и
буду воевать! Кстати, украшения на школьницах, не
только негармоничны, по и неэтичны.
Желаете знать почему?
Очень просто! Разве все девочки могут себе позволить
щеголять в золотых безделушках? Ясно — не все. А те,
что щеголяют, разве отличены от прочих собственными
.заслугами? Конечно же, нет. Они «приподняты», «от-
личены» щедротами родителей. И получается — колеч-
ко, цепочка па шее становятся первопричиной, разоб-
щающей коллектив! Какая-то распаршивая бижутерия
плодит зависть, недоброжелательство, воспитывает
отнюдь не лучшие правы. Да, я умышленно несколько
сгустил краски, но в основе — картина точная!
Повторяю — я за гармонию, за естественность, и
поэтому мне не правятся девочки, рядящиеся во взрос-
лые одежды. Возможно, мои с.ептепцип никого не убедят.
98 Но я пе могу не сказать того, что думаю,— совесть не
велит и пе вижу смысла в том, чтобы зализывать проти-
воречия, сглаживать углы.
Девочки, родившиеся со вкусом, воспитанные с умом
п воображением, заключительные слова я обращаю к
вам: старайтесь возможно дольше сохранить молодость,
пе обезьянничайте, творите свою особую моду, моду
юных!
«СТЫДНЫЙ» ВОПРОС...
Наш разговор начался пе совсем обычно. Наташа Му-
ратова, стройная, хорошенькая девочка, застенчиво пря-
ча глаза, тихо сказала:
— Вы извините, но я вам хочу задать одни вопрос...
стыдный, наверное. Нет, ничего неприличного в этом
вопросе нет, ио неловко, а у девочек все равно ничего пе
узнать. Поэтому, если разрешите, я все-таки...
— Пожалуйста, спрашивай,— сказал я Наташе и,
признаюсь, насторожился.
— Вот я тут пришла... Это, наверное, пе важно —
куда? Л он — я пе знаю кто... Просто мужчина, пе очень
старый — лет ему, может быть, тридцать... смотрит...—
тут Наташа надолго замолчала и, склонив голову па
плечо, стала как-то странно шевелить пальцами...
— Смотрит,— желая помочь девочке, повторил я,—
смотрит, п что же?
— Смотрят, как будто бы все с меня снимает...
Понимаете? Мне так стыдно сделалось, я покраснела и
убежала... Л потом заметила — но только тот так смот-
рит, некоторые другие тоже... Вот я и хочу спросить —
почему некоторые мужчины нехорошо па пас, девочек,
смотрят?
— Как ты была одета? — спросил я Наташу, п пока
опа описывала свой наряд, постарался наметить ход
дальнейшего нашего разговора.
Есть такая поговорка: «Встречают но одежке, про-
вожают но уму». Слыхала? В чем тут мудрость п как
расшифровать эти слова?
Вероятно, гак: первое впечатление может быть и
обманчивым.
Допустим, пришел к тебе великолепно одетый чело-
век, внешне произвел самое выгодное впечатление, но
вот знакомство углубилось, и от первого впечатления
не осталось и следа: глуп, туп. отвратите леи...
Л может быть и наоборот: внешне человек произво-
ла
дит самое неблагоприятное впечатление, но стоит в нем
разобраться — и выясняется: умен, обаятелен...
Как бы там, однако, ни было, но избежать первого
взгляда при знакомстве нельзя. Польше того — от пер-
вого взгляда мпогое зависит.
Ну, скажем: первое впечатление благоприятное. Зна-
чит, потом, если это впечатление подтвердится и укре-
пится, ничего исправлять, пи за что извиняться пе надо.
Напротив, если при первом знакомстве вас от челове-
ка оттолкнуло, а чаще всего отталкивают мелочи —
грязные ногти, небрежность в одежде, привычка ковы-
рять в зубах или что-нибудь еще в таком роде, преодо-
леть это отталкивающее впечатление удается далеко
нс сразу. Оно преследует и давит па вас.
Конечно, совместимость или несовместимость двух
человек выявляется не сразу, па это нужно время. Но
очень невыгодно, когда самое первое впечатление не
склоняет партнера в вашу сторону.
Л теперь вернемся к тому, что интересовало Ната-
шу — пе вообще к первому взгляду, а первому мужскому
взгляду на девушку.
Очень многое зависит от того, что же видит человек,
взглянувший на незнакомку.
Ну, представь: «он положил глаз» па девушку, и в
поле зрения оказалась раскрашенная, вызывающе модно
одетая, вихляющаяся на ходу фифа, и глаза у нес на-
стырные, предлагающие: познакомимся, парень?!
Какую ответную реакцию можно считать наиболее
вероятной?
На такую как угодно смотреть можно, пе смутишь,
сама ведь дает понять: я к вашим услугам.
Другой вариант: смотрит парень, по Наташиному
выражению, как-то не так, игриво, что ли, или излишне
пристально, а ему глаза в глаза — смелый, открытый,
может быть, даже чуточку насмешливый, все понимаю-
щий взгляд: иу-ну, и что ж дальше? И при этом ника-
кого кокетства, никаких ужимок! Уверяю, редкий па-
хал — может быть, один из ста — выдержит, пе смутит-
ся п не потупится.
Не хочу обижать и тем более подозревать в чем-то
дурном славную девушку Наташу, так доверчиво и
откровенно обратившуюся ко мне со своим «стыдным»
вопросом, замечу только: как на тебя смотрят, очень
зависит ог того стиля, в котором ты живешь, от умения
100 представить себя людям.
Что тут главное, если ты хочешь, чтобы па тебя смот-
рели хорошо — доброжелательно, с уважением? Естест-
венность!
Будь такой, как ты есть. Не напускай па себя лишней
строгости, чрезмерной серьезности или монашеской
отрешенности ото всего земного... Со стороны и то н дру-
гое выглядит всегда смешно, а часто — глупо.
Непочтительный взгляд в твою сторону может, ко-
нечно, быть и ничем пе спровоцированным — просто
малый нах-ал, ветрогон и каждую, попадающую в поле
зрения, девицу считает своим долгом смутить, очаро-
вать, навязаться ей в знакомые...
И тут, милые девочки, наверное, я пе лучший совет-
чик... Вы сами должны ощущать ситуацию... Вероятно,
каким-то представительницам женского пола нравятся
молодцы нахальной породы, видно, кто-то этих молодцов
поощряет. Откуда бы иначе брались красавчики-серд-
цееды с базарными замашками и плохими манерами
прошлого века? Бронтозавры п те ведь исчезли, а уж па
что здоровы были...
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ
Только очень глупые или очень злые люди, только
законченные мизантропы-неудачники могут смеяться
над проявлением первого чувства, иронизировать по
поводу первой любви, строя при этом обезьяньи гри-
масы и делая грязные намеки.
Первая любовь — великое, святое, чудеспое чувство.
Об этом надо сказать прямо, во всеуслышанье и, главное,
своевременно, чтобы каждый, вступающий в жизнь, не
был захвачен врасплох этим... землетрясением, этим...
штормом, этим... обвалом.
Если желаете знать, первая любовь, по-моему, вполне
сравнима с театральным представлением. Испокон ве-
ков действующих лиц в нем двое — он п опа... Исполни-
тели главных ролей беспрерывно меняются, и практи-
чески мы все играем: одни более успешно, другие —
менее, и редко кто гениально!
Бывает спектакль «Первая любовь» идет в драмати-
ческом ключе, бывает — в трагедийном, по пе исключе-
ны и другие варианты - опереточный, комедийный и
даже фарсовый.
Как правило, «Первая любовь» пе знает нехватки
101
в исполнителях, а вот талантливых режиссеров, любя-
щих искусство, а пе себя в искусстве, спектаклю по-
стоянно недостает.
И почему-то к первому звонку набегает чересчур
много зрителей, и многие, очень многие проявляют из-
лишнюю активность, претендуя во что бы то ни стало
хоть на какое-нибудь участие, если пе в самом действии,
то за кулисами — ассистент режиссера, суфлер, заве-
дующий постановочной частью,— каждая должность
желанна и даже вожделенна!
У всякого — свой опыт.
Говорят, опыт первой любви совершенно неповто-
рим, уникален и никак не может быть передан от одного
человека к другому. Мне представляется, что основа
этого утверждения справедлива, но само утверждение —
сильно преувеличено. И вот почему: в индивидуальном,
сугубо уникальном и абсолютно неповторимом опыте —
есть — и никуда от этого не денешься! — общие повто-
ряющиеся черты, детали, подробности...
Судите сами: я точно, из личного опыта, знаю: Опа
была необыкновенной, ни па кого не похожей, единст-
венной, совершенно особенной! Я говорю о своей первой
любви и потому, конечно, не могу ошибиться, больше
того я готов подтвердить каждое слово под присягой.
Но кто из мужчин скажет, что его первая любовь, его
Она была заурядной, незаметной, из ряда вон не выхо-
дящей, как все? Такого не бывает, пе может и пе должно
быть!
Первая любовь — праздник сплошных безмерных
преувеличений!
Все, что говорила, делала (и даже в том, как она
молчала) моя первая любовь, было два смысла: один
открытый — ясный всем, кто слышал и видел се, дру-
гой — попятный только мне. И постижение тайны, что
жила в модуляциях ее голоса, пряталась в кончиках
вздрагивающих ресничек, едва угадывалась в капризной
морщинке, вдруг появлявшейся в уголках губ... Нет,
это просто пе поддается словесному выражению! Тайпа
первого чувства загадочна и непредсказуема, как почпон
туман, то густеющий до полной непроницаемости, то
рвущийся неизвестно почему и бегущий над дорогой
едва уловимыми, почти прозрачными клочьями...
Так вот, что я хочу сказать: берегите вашу первую
любовь!
102 Как бы ни сложилась дальнейшая жизнь — удачно
ли, нет ли,— второй первой любви не будет! И в этом
именно кроется суть первого чувства: оно одаривает
вас неведомым прежде ощущением, и ощущение это
точнее всего можно назвать исключительностью. Не
зря все нервовлюблеппые свято убеждены: такого ни-
когда еще н пи у кого пе было. Первое чувство приводит
вас к порогу тайпы. И пока тайпа владеет вами, сердце
бьется совершенно особенным образом: часто, знопко
н восторженно! И велит — будь лучше, будь добрее,
сильней, умней, отважней...
Первая любовь надолго остается в душе человека и
живет там, недоступная посторонним взглядам, чужим
касаниям, иногда саднит душу, порой вызывает грусть
н постоянно служит как бы эталоном чувству, что вла-
деет вамп сегодня, в настоящую минуту...
Ппкто, конечно, по скажет: «Я люблю эту женщину
па 0,8 или на 0,56 от того, как любил впервые». Пе ска-
жет... По это еще ровным счетом ничего пе доказывает:
люди п вообще-то предпочитают обо многом молчать.
Каждому, естественно, хочется сыграть свою роль в
«Первой любви» с ианболыпим успехом. По как?
Прежде всего: никому пе подражайте!
Ты это ты, и он это он. Вам пе нужны ни ли-
тературные, пи сценические, пи тем более расхожие
телевизионные прототипы!	<103
Первая любовь — ваше собственное великое откры-
тие. Л великим открытиям никакая телефонная книга
не в немощь.
Сохраняй естественность, прислушивайся к себе...
И не спеши.
Став взрослым, а порой лини, состарившись и
вспоминая о былом, мы вдруг с изумлением обнару-
живаем: а ведь лучшее, что было в нашей жизни, пе сама
любовь, а ожидание первой любви! Волнение — при-
дет не придет; тревога — не так взглянула; бессонница —
что бы могли значить ее последние слова; ожиданье —
опаздывает или пе придет; погоня — врешь, не уйдешь,
не уйдешь; и восторг — сама, опа сама, позвонила; и
уныние — больше не ходи за мной, не преследуй; и
вновь надежда — улыбнулась, как раньше...
Берегите всякое мгновение этого шального калейдо-
скопа чувств. И постарайтесь попять, а нет — поверьте
мне па слово; оно пе повторится. Никогда-никогда. Все,
что будет йотом, будет — другое.
Случается (правда, редко), молодые спрашивают:
«Л как узнать, подлинно чувство или пет, не ошибка
л и ? »
Увы, гарантированного ответа вам не даст никто,
кроме... времени. Тут нужен не день, не педеля, а имен-
но — время, известная его протяженность...
Если что-то нс так, если что-то беспокоит, настора-
живает, если у вас опасливо сжимается сердце, пе спе-
шите делиться своими сомнениями даже с самой близкой
подругой. Первая любовь — мнительна. И вполне ве-
роятно, беспокойство пройдет само собой. А даже луч-
шие подруги не всегда, увы, мудры, бескорыстны и не
болтливы...
Первая любовь почти никогда не становится единст-
венной, на всю жизнь. И об этом, по-моему, пе лишне
предупредить молодых: лучше горькая правда, чем слад-
кое заблуждение...
И проходит первая любовь по-разному — бывает зо-
лотым сном, легким безоблачным, а случается — как
затяжная болезнь, да еще и с осложнениями...
Конечно, раз суждено расстаться с первой любовью,
то терять ее предпочтительно в сиянии весеннего наряда,
в радостном восхождении утреннего солнца, в блеске не
просохшей еще росы, в венке неземной радуги, а не
испакощенной пошлыми словами, бессмысленными се-
104 тованиями и взаимными упреками. Добрая намять о пе
режитом — в ваших, только в ваших руках, и нет на све-
те адвокатских контор, занимающихся делами первой
любви...
Все рассказанное я записал со слов старого летчика-
испытателя, человека, прожившего бурную, рискован-
ную жизнь, дарившую ему и небывалые взлеты, и,
казалось, безнадежные падения.
Какая, однако, связь между высокой должностью
человека — летчик-испытатель — и его взглядами на
первую любовь? Разве не все люди вправе судить о своих
чувствах? Конечно, все. Но летчика-испытателя я
выбрал для этого разговора совершенно умышленно и
сейчас постараюсь объяснить почему.
Какое первое, ведущее, самое важное качество долж-
но отличать испытателя от большинства смертных?
Чаще всего отвечают: смелость, или отвага, или го-
товность идти на риск, или хладнокровие, или умение
принимать быстрые решения, или выдержка, или само-
дисциплина... Все это превосходные качества, и все они
испытателю действительно необходимы, и чем сильнее
будут развиты, тем лучше. Но делает испытателя Испы-
тателем — абсолютная, бескомпромиссная честность.
Испытатель — эталон честности. И поэтому мне
было не безразлично, с кем разговаривать о первой люб-
ви, чье мнение приводить в этой, на мой взгляд, ответ-
ственной книге.
ЧУЖИЕ ПИСЬМА
Женщина смахнула слезу, неожиданно выкатившую-
ся из глаза, застенчиво улыбнулась и сказала:
— Извините... не удержалась вот, хотя плакать мне
совершенно пе о чем. Конечно, я прожила самую зауряд-
ную, рядовую жизнь... Но что с того? У меня двое детей...
Не подлецы, не тунеядцы и даже не очень большие эгоис-
ты, так что можно считать — все нормально... Она
улыбнулась:	Это ведь невозможное дело, чтобы все
биографии складывались необыкновенно и чтобы каж-
дый заслуживал конного памятника!..
Медленно поднявшись с места, женщина пошла к
шкафу. В комнате было тихо-тихо, только дождь, сви-
репствовавший на улице, шелестел на око.их стеклах.
И большие круглые капли торопливо чертили причуд-
ливые траектории — от верхнего правого угла к ниж-
нему левому. Женщина раскрыла шкаф, достала с белье-
105
пой полки толстую пачку писем, перевила иных серой
суровой ниткой н сказала строго:
Вот. Обещала даю. И уговор: читать, публико-
вать можете, называть его полным именем — Констан-
тин Данилыч Русов - тоже можете, а меня оставьте за
скобками: Клава... И никаких наводящих... Адресат,
только адресат. Опа покачала увесистую пачку старых
писем па руке, вздохнула и сказала еще: — Держите.
Принесете через месяц, я как раз из отпуска к тому вре-
мени вернусь.
И вот я остался наедине с чужими письмами...
Мпе было известно немногое — Русов друг Клавы;
общая судьба у них, как говорится, пе склеилась. Клава
любила другого человека и рассказывала о своем увле-
чении Русову, просила у него совета — как вести себя
в затруднительных обстоятельствах, случалось, «плака-
лась» ему, видно п пе думая, что причиняет этим боль
человеку, любившему ее глубоко, преданно и чисто...
Письма Русова были написаны па клетчатых тетра-
дочных листочках, плотным мелким почерком, почти
без помарок.
Многие строчки оказались подчеркнутыми, отмечен-
ными карандашными галочками, восклицательными
знаками, крестиками — вероятно, это Клава выделила
особенно важные для нее мысли...
Я читал письмо за письмом, и странное ощущение
не покидало меня чем дальше, тем больше я гордился
незнакомым мпе Костей Русовым, твердым, деликатным,
чуть-чуть ироничным рыцарем: я жалел его, наивного
и романтичного, я искренне завидовал ему и сердился
па Клаву — ну, что за близорукая она была, дуреха!..
Я пе сразу сообразил, что в Клавиных подчеркива-
ниях гораздо больше смысла и системы, чем можно было
предположить: она отмечала пе просто важные или особо
удачно выраженные места Костиных писем, опа выде-
лила, так сказать, его принципиальные взгляды на отно-
шения двоих.
(.) себе он писал мало и неинтересно, как-то мимохо-
дом. Судя по письмам, открывавшим пачку, сначала
Костя был курсантом военного училища, потом млад-
шим лейтенантом.
В какой-то момент я подумал: надо выписать все
отчеркнутые Клавой места, расположить их пе в хроно-
логическом, а смысловом порядке и пренебречь извест-
100 пой недоговоренностью такой публикации... Возможно,
эта недоговоренность обернется даже достоинством:
каждая читательница сможет сама для себя домыслить
неуточнепное. В конечном счете мои задача вовсе не в
документальном освещении событии прошлого, а в том,
чтобы как-то помочь, облегчить, скрасить будущие отно-
шения неизвестных мне ЕЕ и ЕГО...
Здесь я передаю слово Константину Русову.
«Твои возвышенные строки о чувствах, столь вне-
запно захвативших и согнувших тебя в баранин рог,
звучат серебряными колокольчиками - завораживающе
и призывно... Ты не рассердишься, м.илая Клава, если я,
сразу же согласившись, что малиновые перезвоны — это,
конечно, прекрасно и восхитительно, все же спрошу:
а ты хоть знаешь, куда несут тебя копп? Вот именно —
куда?
Я никогда нс полезу сапожищами в душу и не стану
чернить дорогого тебе человека - даже если мне пока-
жется, что ты заблуждаешься в его оценке,— н прошу
тебя об одном только: постарайся, хотя бы приблизи-
тельно, в самых общих чертах, представить себе день
завтрашний, день послезавтрашний, день отдаленный...
Я за сильные чувства! За пожар, сжигающий сердце, но
все равно и при этом нельзя, Клава, жить в ослеплении,
без перспективы.
Ты в тревоге, я это понял сразу и, думаю, угадал
причину — у тебя возникли сомнения, равны ли его
чувства твоим? Так ли ты дорога ему, как он — тебе?
Не отпирайся, я давно уже научился читать в строчках,
между строчек и даже за твоими строчками, Клава.
Если в ваших отношениях что-то не так - сама ты
виновата, подруга! Сама. И пе возмущайся, пожалуйста:
я ведь чистую правду тебе говорю. Правду с позиции
мужчины, тебе, вполне вероятно, не столь очевидную,
сколь мне.
Любишь — люби! Задыхаешься, глядя в его глаза
с короткой дистанции,— задыхайся!.. Все прекрасно.
Только говорить о своих чувствах, переживаниях, «сер-
дечных замираниях» надо меньше... еще меньше... еще,
еще, еще меньше... а лучше и вовсе; помалкивать.
Все самые хорошие слова от слишком частого
употребления, особенно употребления бездумного, сна-
шиваются и утрачивают свой изначальный смысл.
Это изъеденные временем старинные монеты дороже
новых, а слова — пет... Любовь не нумизматика...
•107
Клава, Клава, ну для чего ты сделала такое легко-
мысленное заявление: «Что бы нн случилось, ты все рав-
но есть н будешь для меня первым человеком на свете»?
Прежде всего — ато глупость и пустые слова. Ну, поло-
жим, ты согласишься простить ему ложь, или измену,
или что-то еще «среднекалиберное», а если — преда-
тельство?
Предательство нельзя прощать, Клава, никому н пи
при каких обстоятельствах нельзя. И учти: предатель-
ство пе бывает большим, средним, маленьким. Или —
или...
Но пе будем заходить так далеко, положим, ты и на
самом деле думаешь, что он человек № 1 и при всех
условиях сохранит за собой этот номер, положим!
Думай, по для чего об этом ставить его в извест-
ность?
Чтобы оп не сомневался в прочности твоих чувств?
Чтобы оп утвердился в мысли: никуда опа пе денет-
ся! — и получил таким образом право проявлять к тебе
снисходительное пренебрежение?
Пойми, дурочка, ты встаешь на путь, который может
завести тебя черт знает куда!
Все в конце концов можно потерять, не очень сокру-
шаясь, только пе уважение. Пропадет уважение, счи-
тай — до катастрофы один шаг...
Ты пишешь: теперь все хорошо. Рад. Мне ведь в итоге
что надо — чтобы тебя нс обошло счастье, .не обидела
судьба, чтобы не знала ты слез обиды и унижения, чтобы
и дни и ночи казались тебе слишком короткими...
Конечно, взгляды у разных людей на одни и то же
предметы могут и даже, наверное, должны быть раз-
личными.
Вот пример: отправляется мой сосед по общежитию
па свиданье, покупает банку черносмородинного
джема...
Каков?
И объяснение у него научное — черносмородинный
джем «является самым витаминозным продуктом»!
Замечаю:
— Л не лучше бы тебе захватить цветочки?..
— Пустая трата денег,— говорит,— от срезанных
цветов никакой пользы пе может быть...
Как ты думаешь: это — любовь, если мужчина пе
подарил своей женщине ни одного цветка, ни одной
108 книги?
Впрочем, я за витамины тоже. И тут все дело в по-
следнем словечке — тоже...
До тебя доносятся «неважные» слухи, в которые
даже «страшно поверить».
Л ты не верь!
Слухи — нечто скользкое, ненадежное и неблаговид-
ное. Слухи, сплетни... (3 этим нельзя бороться, от этого
невозможно отскресгнсь; слухами и сплетнями можно
только пренебречь...
А что касается страхов, Клава, я скажу так: ни огор-
чений, ни разочарований бояться пе надо. Жизнь по
своей природе не может быть сплошным праздником.
И еще скажу: невосполнимых потерь не бывает. Вопрос
только в цепе: одни утраты обходятся дороже, другие —
дешевле. И в этом смысле подготовленная обстоятельст-
вами потеря должна переноситься легче, чем, как гово-
рят, гром с ясного неба...
Ты совсем напрасно рассердилась на меня, девочка.
Ничего я не каркаю, и не могу я радоваться твоим огор-
чениям. Не болтай, не бери грех на душу. Ты же пре-
красно знаешь: каждому, кто обидит тебя, я пе задумы-
ваясь отверну башку. И если говорит!, серьезно, только
одно разногласие лежит между тобой и мной — я
утверждаю: нельзя жить только сердцем, надобна еще
и голова! А ты не согласна. Так? Так!
Вероятно, ты давно уже заметила, что я пе слишком
настойчиво «обращаю тебя в свою вору». Л почему —
знаешь?
Могу сказать: раньше или позже, наломав порядочно
дров, ты все равно придешь к такому выводу: голова —
нужный инструмент, заслуживающий доверия.
А пока не бойся ни заблуждений, ни промахов. Толь-
ко не упорствуй в своих ошибках. Упорство — это на-
стоящая беда.
Как так — он пришел к тебе пьяный, и ты стала с
ним разговаривать и пыталась ему что-то внушить?
Клава, Клава, девочка моя, как же ты могла так
унизиться?
Да и что можно обьяспнть или внушить пьяному?
Подумай сама! Это же попытка с явно негодными сред-
ствами...
Пет, я просто пе могу прийти в себя, когда представ-
ляю эту картину...
Как надо не уважать человека, чтобы явиться... Впро-
чем, об этом пе буду. Я обещал и — не сужу его...
109
При большом желании объяснить и оправдать можно
все. Только я, Клава, не верю, будто люди пьют с горя
или, наоборот, чтобы как-то оправдать себя.
Чувствуешь — оправдать! Потому что каждый пони-
мает (один — яснее, другой, может быть,— смутно):
доводить себя до скотского состояния недостойно разум-
ного человека. Вот п приходится искать объективные
причины н уважительные обстоятельства...
Восемьдесят процентов нышцих, я совершенно убеж-
ден, напиваются пе с горя н пе радости, а по причине
внутренней пезаполпеппости, нищего духовного мира
и безволия, пс позволяющего сопротивляться своей
ущербности...
Мио всегда горько смотреть на женщин, жалеющих
и сочувствующих пьяным. Может, я и нс прав, может,
я просто пе умею встать на точку зрения женщины, по
мпс кажется, что пьяный мужик, ничего, кроме женско-
го презрения, кроме ярко выраженного чувства брезгли-
вости, заслуживать не должен.
Самое трудное в этой жизни, Клава, встать на пози-
цию другого и понять его поступки, побуждения, мысли.
Если бы только мы могли научиться этому искусству
рокировки, я уверен, так называемых личных конфлик-
тов стало бы в тысячу раз меньше.
Ты так долго молчала, Клава, что я начал уже всерьез
беспокоиться, но сегодня пришло письмо... Впрочем, бы-
ло бы очень странно, скажи я: и принесло желанное
успокоение. Ты пишешь, что, если бы я пе знал всей
подноготной стороны твоей жизни, если не был бы в
курсе всех твоих личных дел, ты бы все бросила, при-
ехала сюда и кинулась мне на шею...
Но... ты нс хочешь и не можешь меня обманывать...
А что, собственно, такого ты совершила в жизни,
о чем нельзя сказать громко?
И какая такая «подноготная» тебя угнетает?
Чушь все! Полная, совершенная и абсолютная!
И почему тебе пришло в голову, что я могу тебя «зажа-
леть» и стану «снисходить»? Все это тоже полная
ерунда.
Давай глядеть на жизнь открытыми глазами. Поду-
май — много ли найдется па свете людей, имеющих
право сказать: я прошел свою дорогу от конца до кон-
ца, пн разу не споткнувшись, нс оступившись, не
упав?..
НО Неужели ты можешь заподозрить меня в привержен-
пости обывательским благодетелям, в следовании пош-
лым мещанским прейскурантам?..
('ловом, я выдвигаю встречный план, слушай вни-
мательно!
Через 23 дня начнется мой очередной отпуск, и я
приеду домой.
И если тебе к тому времени не расхочется, ты ки-
нешься мпе па шею... При этом реветь не будешь, само-
бичеваться н возвращаться «в прошлое» — тоже; просто
повиснешь на шее, дрыгая ногами, п скажешь:
— Здравствуй, Костя!
И я отвечу:
— Здравствуй, Клава...»
Он не приехал. И не виноват в том: через семнадцать
дней началась война.
С войны Костя пе вернулся — пропал без вести.
Остались его письма, рожденные честным и мужест-
венным сердцем.
Теперь они снова живут, живут для вас, девочки.
Д В О Е
Дорога висела над морем — высоко-высоко, и выше
было только светло-голубое прозрачное небо, забрызган-
ное редкими, похожими на клочья мыльной пены обла-
ками, и расплавленная белизна солнца, на которую не-
возможно было взглянуть даже через самые густые све-
тофильтры. Мир имел привкус старой парной — жар-
кой, душной, расслабляющей...
У поворота дороги на естественной, слегка расши-
ренной терраске прилепилось питательное заведение
нечто среднее между придорожным буфцтом и киоском-
времянкой. Кормили здесь, прямо сказать, не густо, без
особой изобретательности, по и ото было превосход-
но!— в заведении постоянно пм<Цось всяческое про-
хладительное питье: от сногсшибательного «боржоми»
и модной «пепси-колы» до кисленького пе хмельного
вина и бутылочного местного нива, н все это великолепие
подавалось в запотевших, ледяных бутылках...
Вот с бутылкой пива я и уселся па самом крайнем
плетеном стуле — дальше был обрыв, узенькая полоска
земли и убегающие круто вниз макушки деревьев, глав-
ным образом длинноигольчатые, мечтательные сосенки щ
it по-воеппому подтянутые, строгие кипарисы — и стал
смотреть в море...
Море и огонь — я пе знаю сил притягательнее. И еще
не встречал человека, который бы отвернулся от костра
п стал вглядываться в неосвещенную черноту леса, если,
конечно, человек этот не сторож или пе солдат на посту;
на моем пути не попался еще прохожий, способный пре-
небречь величием, покоем п необъяснимым научно
магнетизмом морского горизонта. Забыв о пиве, я глядел
в голубовато-серую даль...
Сначала я услышал голоса.
Женский, мелодичный с капризными, непомерно
высокими нотками, выводил:
— Кисепочек, Кисепочек, пу... Кисепочек...
Баритональный тенор отозвался не сразу, и мне пока-
залось, что прозвучал он раздраженно, с легким оттен-
ком насмешливости:
— Перестань сюсюкать. Постарайся. И скажи тол-
ком, без мяу, чего ты хочешь...
— Л ты сам разве пе чувствуешь, что твой котеночек
хочет пить... Мне жарко... Кисепочек...
«Пу и пу,— подумал я,— неужели он пе пошлет ее
куда подальше? Если нормальный мужик — должен,
ей-ей должен...»
— Хочешь нить, пойди и напейся, и нечего тут мур-
лыкать — «Кисепочек, Кисепочек»...
«Терпеливый, однако, малый,— подумал я,— повез-
ло девице».
- Странный ты человек, Кпсястепький, неужели
тебе больше правится, когда тебя называют Костиком,
Костей, Константином?.. И зачем грубить? Пу что хоро-
шего быть грубым, а? Это совсем даже пе красиво,
Кисепочек! Я люблю тебя внимательным, ласковым н
хорошим...
Голоса лениво поднимались откуда-то спилу — из-
под обрыва, и, пе перевесившись через загородку, я ни-
как не мог увидеть ни ее, пн его, перевешиваться же
было неудобно, хотя, признаюсь, хотелось... Оставалось
ждать, пока они поднимутся па террасу сами.
— Довольно мяукать, Катька, давай выползать к
шоссе, па дороге п попьем.
— Пить-пить-пить! Сначала хочу пить-ппть-пить...
- Поднимемся п попьем. Давай.
В конце концов они появились па террасе.
112 Он — спортивный, жилистый, с выгоревшими белы-
мп волосами, одетый в застиранные, защитного цвета
шорты, трикотажную голубую рубашку и потертые ке-
ды, опа — складненькая, загорслспькая, с детским очер-
танием маленького личика, в клетчатых коричневых
брючках, чуть пониже колен, в маечке-безрукавке, с
взглядом, надежно упрятанным за зеркальными очками
консервами.
Опа висела на руке пария, пока тот тащил ее к стои-
ке, за которой трудилась грузная, неулыбчивая тетка-
тяжеловес в сомнительной свежести белых одеждах.
II когда Костя наконец остановился, спутница тут же
привалилась к нему всем телом.
«Сейчас отодвинется,— подумал я,— должен ото-
двинуться...» И, будто услышав мою тайную, невыска-
занную мысль, парень сделал крошечный шаг в сторону.
Девица пошатнулась, но сбалансировала, мгновенно
перешла на другую сторону — «Короткая рокировка,—
успел я подумать,— сейчас опять привалится!» — и,
обхватив Костю свободной рукой (в другой была спор-
тивная сумка), вцепилась в пария обезьяньей хваткой...
«Интересно,— подумал я,— неужели он сдастся?
И лицо у парнишки хорошее... Ну что ж ты, Костя!»
И оп встряхнулся всем телом, как встряхивается
большой пес, вылезая из реки, подал деньги могучей
женщине за прилавком и вежливо сказал:
— Пожалуйста, один «боржоми» п одну «коку»...
Оп получил бутылки, сунул их Кате, а сам взял с под
поса, пристроенного на краю прилавка, два опрокину-
тых вверх донышками стакана и понес их к дальнему
столику.
— Кпсепочек, а почему «кока»? Ты даже пе спро-
сил... Может, я хочу пиво или лимонад...
Он что-то ответил ей, по так тихо, что я пе расслы-
шал.
— Пу и что? Разве я сказала что-ппбудь неприлич-
ное? И какое это имеет значение, что обо мне подумают
посторонние люди... Мы ясе их никогда больше нс встре-
тим, а если и встретим, то пе узнаем...
И оп снова что-то сказал ей, снова совсем тихо.
— Ля ведь в конце концов могу и обидеться, Кисс-
почек... (Мне трудно сказать, какое выражение лица
сделалось у девицы при этих словах, зеркальные очки
превращали лицо в маску с неприятно подвижными
скользкими губами.) Почему ты меня воспитываешь?
Разве я твоя дочка? Ты делаешься таким смешным, ко-
113
гда лезешь меня учить... Лучше молись на меня, Кисс-
ночек, вздыхай и смотри мне в глаза...
«Пу, скажи, скажи что-нибудь такое, скажи. Костя!..
Чтобы ей долго не захотелось щебетать,— мысленно
просил я Костю,— поставь ты ее на место. Ты же муж-
чина...»
Нет, он ничего не сказал.
А она стрекотала. Громко, утомительно и пошло.
«Родная сестра Эллочки-людоедки,— подумал я,— н
слов она знает пе больше, чем прославленная героиня
Ильфа и Петрова. Правда, слова другие, но и это не ее
заслуга, лексикон определило время...»
Слова у нее были другие и стиль — другой. Но уро-
вень сохранился. Людоедский уровень!
Я — глупенькая, я — ласковая кошечка-котеночек;
обижать меня грех; меня надо жалеть и гладить; меня
надо выставлять напоказ; я ведь так хорошо смотрюсь —
вот, что предписывал ее стиль...
Меня просто подмывало сказать, сказать громко,
чтобы услышали все, пе один Костя:
«Все прекрасно, по у кошечки-котепочка один ужас-
ный органический недостаток: как бы симпатична она
и и была, мила и ласково льстива, обтекаема и нежна —
все равно в какой-то момент кисочка эта царапает, и ко-
готки ее, острые и беспощадные, не знают снисхожде-
ния, даже к рукам, которые ее только что гладили. И то-
гда пострадавший узнает, что даже самые малолитраж-
ные кошечки — тигриной хищной породы. Хищной!»
Где-то далеко за поворотом просигналил автобус.
Три коротких отрывистых сигнала — ти-ти-ти — что
означало — иду! И все, кто собирался ехать вниз, стали
выползать из тени...
Что-то сместилось на маленькой терраске, будто
в детском калейдоскопе — стеклышки те же, а чуть по-
вернешь трубку — и картинка-узор уже совсем другой.
В красном раскаленном автобусе уехали и Костя с Ка-
тей. А я сидел на старом месте, допивал пиво, глядел
в море. И думал: «Как же он не видит, что за птица
вьется над его головой?
Где твои глаза, Костя, где?»
Спустя неделю па вечерней, притом псиной набереж-
ной я прислушивался к тяжелому волновому накату, ра-
довался вечерней прохладе и тишине.
Неожиданно на свободный конец скамейки опусти-
114 лись двое.
— Серенький, Сергупчик, Скоренький... Ну, чего мы
будем тут сидеть, чего высиживать? Пойдем лучше по-
танцуем...— и зажурчала, и застрекотала, избирая обо-
роты.
Нет, это была не Катя, вернее — другая Катя, может,
ее звали Зиной, Линой, Маней пли Таней — какая раз-
ница! Chia была той же породы — кошачьей!..
Вы вправе спросить: ну, к для чего это рассказано?
С единственной надеждой и целью: может, кому-ни-
будь небесполезно узнать, как выглядят «кошечки» со
стороны, в мужских глазах...
Ведь пс для себя выдумали девочки этот стилек;
пусть узнают: в глазах взрослого, нормального мужчины
ничего, кроме снисходительной брезгливости, «кошеч-
ка» вызвать пе может.
Хотите — верьте, хотите — нет.
Мое дело — сказать правду.
Глава четвертая
ПО ДОРОГЕ К СЧАСТЬЮ...
МЕЧТАТЬ ХОРОШО ИЛИ ПЛОХО?
Письма, письма... Сколько связано с ними неожидан-
ного, порой веселого, порой грустного. Берешь конверт
в руки и думаешь: а вдруг там спрятано самое удиви-
тельное сообщение изо всех, что вообще до сих пор к тебе
приходили? И гадаешь... И чаще всего, конечно, пе уга-
дываешь...
«...Одна девчонка из нашего класса написала в сочи-
нении про Татьяну Ларину, что та была мечтательная
особа, ничего не делала и пе хотела делать, а только так,
около окошка с утра до вечера сидела и все мечтала и
мечтала... И получалось, будто мечтающий человек —
вообще человек бесполезный пли даже вредный для
общества. Я думаю, что так рассуждать неправильно.
Мечтающие люди могут, наверное, быть разными: по-
лезными, бесполезными, вредными,— по доказать этого
я не умею.
Мы, когда по этому вопросу с девчонками спорили,
то сильно орали, но все равно без толку — каждая оста-
лась, как была, при своем мнении.	41
Мне бы хотелось знать, а что вы думаете?
Совместимы ли решительность, сильная воля, уве-
ренность в себе и мечтательность? Л может быть, надо
по-другому спросить: мечтать, по-вашему, хорошо или
плохо?
Люда Колпакчи, 8 класс».
Вообще-то пе полагается отвечать на вопрос вопро-
сом, по разреши мне, Люда,в порядке исключения нару-
шить это правило и спросить тебя: любить хорошо или
плохо? Или скажем: потеть — хорошо? плохо? А как
оцепить огонь — знаком плюс или знаком минус?
Вероятно ии ты, ни кто другой не станет возражать,
что любить хорошего человека и быть любимой превос-
ходно; а любить проходимца и пошляка, который на тебя
даже нс смотрит,— несчастье и наказание.
Потеть па лыжной дистанции, обгоняя одного про-
тивника за другим,— прекрасно. Потеть, лежа с вы-
сокой температурой в постели,— приятного мало.
Огонь в камине — восторг! Огонь под крышей —
караул!..
Все сказанное, конечно, не в упрек тебе, Людочка, а
исключительно для ясности — видишь, из-за того, что
вопрос поставлен недостаточно четко, не всегда на него
можно толково ответить.
Мечтают люди по-разному.
Ну, скажем, сладостно подремывая под кустом, чело-
век мечтает найти самый большой на свете гриб. И так
он отчетливо представляет себе, каким красивым ока-
жется тот боровик, с кованой, почти черной шляпкой, с
могучей, в мужскую руку толщиной, ножкой, расширяю-
щейся книзу. И запах от него будет идти — ни в сказке
сказать, ни пером описать... Когда оп найдет такой гриб
и принесет домой, надо будет первым делом его взве-
сить... Говорят, один старик нашел белый гриб в семь
кило! Его сфотографировали — гриб, а про старика в
центральной газете написали!
Главное, пе оказался бы гриб червивым.
Его можно засушить... Нет, лучше замариновать —
в пятилитровой или даже десятилнтровой банке... Жа-
рить такой гриб просто глупо...
А часики стучат, а мечтатель наш подремывает под
кустиком и в лес только собирается еще...
На мой взгляд, так мечтать — плохо! Только лень
416 в себе растить, уподобляться Илье Ильичу Обломову...
По можно н совсем иначе мечтать.
Если воспользоваться тем же материалом, это будет
выглядеть примерно так: мечтая о грибс-вслпкапе, чело-
век шагает по лесу, обшаривает полянку за полянкой,
пс лепится спуститься в овраг, взобраться по крутому
склону в молодой ельник... Елышк-то — самое место!
Человек давно изучил вес грибные повадки — и теоре-
тически (по книжке, беседуя со старожилами), п прак-
тически — в лесу... Сил уже пет, километров двадцать,
п каких километров — через завалы, по пересечепке
отмахал, ио пе останавливается: мечта о грибе-великане
гонит дальше. Попытаю еще счастья, находят же люди
настоящие грибы, а я что — рыжий?..
Такой мечтатель мне симпатичен, к я от души желаю
ему пайтн гриб в полтора метра ростом... Скажешь, та-
ких грибов пе бывает... Не важно! Л вдруг один как раз
и сыщется...
Мне хотелось бы закончить этот разговор па вполне
серьезной ноте, как он того заслуживает, Люда. Вопрос,
из которого возник у тебя спор с девочками, много
серьезнее и важнее, чем вы предполагаете. Чтобы по-
строить новый мир, мир, какого люди пе знали прежде,
мир здоровых, сильных, счастливых и равноправных,
«надо мечтать». И сказал это Лепин, величайший прак-
тик из всех практиков нашей земли.
117
ОТ ЛЮБОПЫТСТВА МОЖНО СПАСТИСЬ?
Буквально с первой же строчки Мартиного письма
я начал улыбаться. И пе потому, что послание ее можно
назвать юмористическим пли, допустим, фельетонным,
просто шестиклассница из Одессы писала так непосред-
ственно, так свободно и живо, что мне сразу стало ка-
заться все, о чем рассказывает Марта, я вижу, как
в кино...
«...Учтите, я любопытная, как обезьяна. Мне говорят:
некрасиво! Я и сама знаю — совать пос, куда пе надо,
неприлично — а что сделаешь, если само так полу-
чается?
Например, открыла ящик письменного стола... Вооб-
тце-то ящик этот пе мой, брата... Л там картинки. Девоч-
ки па картинках. Ну, стала смотреть. Честное слово, ни-
чего особенного. У нас таких девчонок на пляже нава-
лом! Но... пришла мама, увидела и отобрала у меня кар-
тинки. Л потом получился скандал... почти международ-
ного значения! Папа вечером кричал па Руслана, что
если он пе прекратит вожжаться с чужими моряками,
то он, то есть пана, сам лично отведет его, Руслана, хоть
он и родной сын, куда следует...
Я уж не говорю, что мне потом сказал Руслан, и не
жалуюсь, хотя у Руслана такая рука, что если он даст
тебе по шее, то больно будет и пяткам...
Л в чем я, разобраться, виновата? Ну, правда?
Нужны мне были эти девочки на картинках, что я,
девочек, хотя бы и раздетых, никогда ие видела? Сами
попали мне в руки, я их не искала...
Я читала в газете, что теперь даже алкоголиков выле-
чивают, так неужели нельзя меня избавить от любопыт-
ства? Загиппотизироваться, что ли? Я бы с удовольст-
вием, но не знаю, куда обращаться?..»
Вот такое было письмо, и вот что я написал в ответ:
«Добрый день. Марта! Прежде всего одни очень
серьезный вопрос. Знаешь ли ты, что это такое — любо-
пытство? Па всякий случай даю строго научный ответ:
любопытство — это страсть все знать и видеть без цели
и пользы. Страсть! Значит — штука серьезная и труд-
ноодолпмая: управлять страстями дапо пс каждому,
для этого надо быть очень сильным и волевым чело-
веком.
Но не огорчайся и пе падай духом.
PI8 Не все сражения выигрывают лобовой атакой, суще-
ствует егце хитрая тактика обходных маневров, незамет-
ного просачивания в тыл противника... Словом, побеж-
дают не только силой н численным превосходством.
Один современный, довольно популярный психолог,
внимательно изучив классическое объяснение любо-
пытства, слегка усовершенствовал его. я бы сказа.ч,
чуть-чуть осовременил. Любопытство,— утверждает
он,— это любознательность, утратившая свою цель.
Ощущаешь разницу?
Ведь любознательность - принципиально превос-
ходное качество. Любознательные люди открыли неве-
домые земли, дошли до полюсов, выучились летать, по-
корили океанские глубины, прорвались в космос... Сло-
вом, любознательность — та положительная сила, без
которой просто немыслимо продвижение в будущее. Не
родись человек любознательным, мы б и сейчас ходили
в звериных шкурах и жили в пещерах...
Ну как, чувствуешь, что тебе надо делать, Марта?
Тебе надо срочно, немедленно искать и находить
цель своему любопытству, направить его па что-то
конкретное и полезное. И тогда обезьянье это качество
перерастет в благородную человеческую любознатель-
ность.
К сожалению, я не знаю пи твоих наклонностей, ни
твоих способностей, пн твоих увлечений и поэтому пе
могу подсказать какое-то определенное направление.
Скажем, если бы тебя увлекало изучение древнего мира
и ты стала бы сначала читать об этом, потом участвовать
в археологических раскопках, приобретать навыки, по-
знавать тайны этой хитрой и романтической науки (кто
знает?), может, я п дожил бы до той поры, когда афиши
позвали бы людей на публичную лекцию действительно-
го члена академии наук Марты Шидловской, посвящен-
ную изысканиям в просторах скифских степей пли на
славном острове Куба...
Выйдет из тебя академик пли по выйдет, сказать
трудно, рано об этом думать, а вот наметить себе цель
и следовать этой цели никогда не рано».
НЕ ХОЧУ ВЫТЬ КАК ВСЕ!
«А вот спросите, для чего я выучилась шить? Думае-
те, чтобы стать потом портнихой и хорошо зарабаты-
вать? Лет. Или, может, вы думаете, что мне очень пра- ид
вится строчить на машинке, метать петли, пришивать
пуговицы или застежки-«молпии»? Тоже — пет...»
Л дальше восьмиклассница Ирина Орешко из Умани
сообщала мне, что искусство шить и но просто, а на «выс-
шем уровне» необходимо ей для того, чтобы сделать себя
современной девочкой!
Следом за этим заявлением Ирина довольно подроб-
но излагала свои взгляды на то, что же, по ее мнению,
представляет или должна представлять собой современ-
ная девочка.
«Современная девочка всегда хорошо и «фирменно»
одета.
Ес сразу видно в толпе.
Опа точно знает: ни один день не должен пропасть
зря — веселись, радуйся, пользуйся жизнью на всю
катушку...
Современная девочка никого пе боится, никому не
подчиняется и, если пе хочет, никого пе слушает...»
Таких «основополагающих» пунктов Ирина пере-
числила еще с десяток, и выходило: чтобы быть «совре-
менной», девчонке надо прежде всего затянуться в брю-
чата особого покроя или юбчопочку особых очертаний,
надо разлохматить волосы и ходить заметной походоч-
кой; пе возбраняется расталкивать прохожих, а если кто
сделает замечание, отвечать следует так, «чтобы все во-
круг валились с ног». Для самоутверждения «полезно»
еще курить и никогда не стесняться в выборе выраже-
ний...
Картина получалась довольно пестрая, говоря откро-
венно, не слишком привлекательная. Но это на мой
взгляд. А вся «исповедь» была мне направлена с един-
ственной целью — получить ответ на важный, как счи-
тала Ирина, вопрос: «Почему, как я, думают почти все,
но не каждая девчонка решается держаться т а к? И что
особенно противно, многие нас, современных, еще и
осуждают и поносят, хотя сами, я знаю точно, завидуют
нам...»
Письмо было нс из легких.
Ругать девчонку? Но во-нервых, какое у меня на это
право, и, во-вторых, можно не сомневаться — ругали ее
и без меня уже предостаточно... Разубеждать? Но в чем?.,
('разу сбивать со всех позиций? Так не дочитает и до
половины, бросит...
Взвесив все эти соображения, я взял листок и на-
420 писал:
«Чтобы ответить па твой вопрос, Ира, не формально,
мне надо знать, чего ты хочешь достичь или добиться
в конечном итоге. Только, пожалуйста, постарайся отве-
тить как можно короче, лучше всего если не одним
слоном, то одной фразой.
Это очень важно!
Метод, которым я пользуюсь при определении при-
чин сдвига в характере или поведении человека, требует
непременно предельно краткого ответа...»
В следующей весточке из Умани была действительно
всего одна строчка:
«Хочу быть не как все».
А теперь, с вашего разрешения, я несколько отвле-
кусь.
Вот уже на протяжении многих лет я получаю
письма от девушек, где постоянно варьируется одна и та
же тема: почему в правилах приема в летные училища
сказано, что туда принимают юношей, а как быть нам?..
После такого вопроса следует обычно ряд упреков в мой
адрес, в адрес организаций, формирующих авиаучили-
ща. Как правило, девушки весьма темпераментно дока-
зывают, что они «ничуть не хуже» мальчишек, что
«стать летчицей» — мечта, «что никто пе имеет права
лишать человека его главной жизненной цели!». И далее
идут обязательные ссылки на исторические примеры:
«А как же Гризодубова, как Раскова, Осипенко, Чечнева
и другие знаменитые военные летчицы?» И последний
довод: «Как же Валентина Терешкова? Неужели на кос-
мическом корабле летать легче, чем на простом само-
лете?..»
Отвечая на подобные письма, я стараюсь разнообра-
зить текст (просто невозможно из года в год писать все
одни и те же слова), по содержание моих ответов остает-
ся неизменным.
Милые девочки, я лично совершенно пе виноват в
тех ограничениях, которые стоят на вашем пути в небо.
Таковы законы...
А теперь попробуем понять суть проблемы.
У нас в стране женщин не допускают к работе забой-
щиками в шахтах, у пас нет женщин — водителей на
двадцатинятитонных самосвалах, девушки не играют
в футбол, не занимаются штангой и боксом... Неужели
кто-нибудь может серьезно подумать, что эти ограниче-
ния введены из плохого отношения?
Только заботой о здоровье женщин, о здоровье не
121
рожденных еще будущих граждан страны продиктовано
решение, не допускающее приема в летные школы деву-,
шок...
Знаю, здесь непременно последует готовое возра-
жение: а как же те женщины, что все-таки летают?
Отвечаю: пет правил без исключения.
И Валентина Степановна Гризодубова, и Марина
Михайловна Раскова, и Марина Павловна Чочиева, и Ва-
лентина Владимировна Терешкова — иск л ю ч е u н я.
Каждая ли девушка может стать исключением?
В принципе это возможно, хотя и очень трудно: надо
обладать незаурядными волевыми качествами, большой
смелостью мысли п чувства, надо уметь упорствовать,
уметь терпеть поражения п пе сдаваться; надо быть
абсолютно нрехаппой идее и пе сомневаться в своем пра-
ве на исключительность...
Но какое все это имеет отношение к Ирине Орешко из
Умани, она-то ведь в летчицы пе собиралась?
Верно, в летчицы Ирина не метила, по сказала со
всей откровенностью: «Хочу быть пе как все», значит —
исключением... Вот почему я и перевел разговор па тему
об исключениях.
Л Орешко я написал так:
«Мпе очень пе хочется огорчать тебя, Ирина, по в
твоих письмах концы с концами, как говорится, нс схо-
дятся. С одной стороны, ты хочешь быть пе как все, то
есть исключением, а с другой — сама, собственными
руками загоняешь себя в стандартные рамки. Ведь в
«фирменных» брючатах и юбчонках как раз-то ходят
или стараются ходить именно все. И па этом поприще
соревноваться, демонстрировать свою индивидуальность
весьма затруднительно. Ну, сошьешь ты юбочку в сорок
сантиметров длины, а Оля, чтобы тебя переплюнуть,
убавит свою до — тридцати семи, а Маша — до тридца-
ти пяти, а ты — эх, знай наших! — чпк-чпк п двадцать
восемь сантиметров оставишь... Что дальше?
Только ты пе подумай, что я против моды вообще.
Отчего ж, п коротенькая юбочка (особенно если у девуш-
ки красивые, стройные ноги) очень даже привлекатель-
но выглядит, и длинная прическа не вызывает у меня
никаких возражений (особенно если волосы хорошо
вымыты и ухожены). Но во-первых, все моды быстро-
текущи, и, во вторых, они всегда становятся массовым
поветрием, нивелируют, приравнивают человека к мпл-
122 лиопам других людей...
Так нот, подумай, прикинь, Ирина, а нет ли другого,
более надежного пути к исключительности?»
Пока мое письмо добиралось в Умань, пока Ирина
писала и отправляла свой ответ, произошла любопытная,
вовсе незапланированная встреча, о которой я обязатель-
но должен здесь рассказать.
Звонок в дверь. Открываю. Па пороге девчушка, так.
невооруженным глазом, метра полтора в ней роста и ве-
су килограммов сорок.
— Здравствуйте...
— Здравствуй.
— Вы меня, конечно, не помните?
— А разве мы знакомы?
— Я вам давно уже писала...
Зову в дом. Заходит. Усаживаемся. Рассказывает.
И я припоминаю: действительно писала, действительно
доказывала, что хочет летать, что ее голубая мечта и так
далее... Я тогда ответил: для этого надо стать исключе-
нием, задача трудная, если чувствуешь в себе силы,
доказывай свое право делом...
С тех пор прошло несколько лет.
Сначала девочка пробилась в аэроклуб. Опа долго
и настойчиво стучалась туда, пока начальник пе ска-
зал ей:
— Закончи девятый класс па все пятерки, сдай
спортивные нормы, пройди медкомиссию, тогда пого-
ворим.
Она закончила девять классов па все пятерки и поло-
жила перед начальником аэроклуба справку:
— Вот... как велели...
Начальник взглянул и сказал:
— Ого! Л спортивные нормы?
Она пружинисто упала перед ним иа пол и выжалась
из упора тридцать два раза подряд, поднялась, чуть
запыхавшись, и сказала:
— Если надо, могу еще...
Начальник аэроклуба улыбнулся и спросил:
— Что ж мне с тобой с такой делать?
— Принять.
Ее зачислили в парашютную секцию. Она напрыгала
больше ста прыжков с парашютом, хорошо выступала
в соревнованиях и попросилась в армию...
В воздушно-десантных войсках она напрыгала еще
шестьсот пятьдесят прыжков, стала мастером спорта,
поступила в заочный авиационный институт, демобили- 123
зовалась из Вооруженных Сил и вернулась в свой родной
аэроклуб...
— Чего ты теперь хочешь? — спросил ее начальник.
— Летать.
— Пу, что мне с тобой с такой делать, а?
— Зачислить на самолетное отделение...
И вот опа пришла ко мне, чтобы поблагодарить, как
она выразилась, за честный совет. Признаюсь, я даже
растерялся:
— А мне-то за что спасибо, Валечка? Прыгала ты
сама, к самолету пробивалась сама и полетела без моей
помощи?..
— Но это вы сказали: быть исключением трудно.
Я поверила вам, и, потому что ждала трудностей, мне
было все-таки легче их преодолевать...
Вот какая неожиданная гостья пришла в мой дом.
Если меня спросят, какая опа, эта Валя? Я не заду-
мываясь отвечу: современная.
Да-да. Самая современная! У нее есть цель в жизни,
и она не на словах, а на деле достигает заданных себе
вершин.
Во что она была одета?
Минуточку... Постараюсь припомнить... Так...
В джинсовых, сильно расклешенных брюках, в свитере
грубой вязки... Па руке у нее были большие, очень
«стильные» часы — личный подарок командующего,
124 а больше ничего такого я не запомнил...
И снова пришло письмо из Умани.
«Спасибо, что вы пс взялись ругать меня па все кор-
ки, как я уже привыкла слышать, потому что ругают
меня все. И еще спасибо, что пс подняли на смех, мои
совершенно откровенные и честные, хотя возможно
п глупые, слова. Разве это преступление — хотеть быть
не как все?
Теперь я все думаю, как мне быть, что делать
дальше?..»
На этом наша переписка с Ириной Орешко пока что
оборвалась.
Но я совершенно убежден, что ничего плохого с Ирой
пе должно случиться. Л знаете, почему я так думаю?
Раз человек всерьез задал себе вопрос, как ему жить, он
непременно должен найти правильную дорогу.
Последнее, что я написал Ирине:
«Чехов говорил: «Надо себя дрессировать». Это муд-
рый, хотя и не самый легкий совет, какой может дать
один человек другому.
Не давай, Ирина, чужим волнам захлестывать и та-
щить тебя против собственной воли. И думай, думай,
девочка, как жить с толком и удовольствием, а встретят-
ся трудности, ниши, вместе как-нибудь сообразим, что
с ними делать, как их перехитрить».
ЭТО СЕРЬЕЗНО - ЖИЗНЕННАЯ ПОЗИЦИЯ?
Письмо начиналось несколько растерянно:
«...Это опять я — Лариса. Помните, я вам уже писала
о нашей трудной дружбе с Климкой? Мы все спорили-
спорили, а теперь и вовсе поссорились.
Почему? Клим мне доказывает, будто я неправильно
отношусь к родителям — слишком у них спрашиваюсь,
па своем не настаиваю и вообще «как крепостная». Это
он так говорит. Клим считает: надо иметь собственную
жизненную позицию и отстаивать ее.
Когда он в таком роде высказывался, я спросила:
«Л что ты называешь жизненной позицией? Это важно
знать, иначе как ее защищать.
И тут он понес... и мы поссорились.
Пожалуйста, объясните, как правильно понимать
смысл этих слов — жизненная позиция?»
Добрый день, Лариса! Помню н тебя и твои письма,
и как странно ты назвала своего щенка — Крек, я не за- 125
был... Если пс возражаешь, попробую ответить па твой
вопрос примерами?
Вот пример № 1. Твоя ровесница, восьмиклассница
Зина, требует у родителей модной одежды, денег па так
называемые карманные расходы, полного невмешатель-
ства в ее «личные дела». Своп четкие требования опа
объясняет тем, что уже взрослая — «Слава богу, паспорт
скоро получу...»
С другой сторопы, Зина категорически отказывается
участвовать в заботах семьи — убирать квартиру, выно-
сить мусор, ходить за покупками п так далее. И это она
четко обосновывает: «Мне некогда! Мы в школе загру-
жены, как рабы,— двенадцать часов в день и шесть дней
в неделю».
Когда, случается, родители высказывают свое неудо-
вольствие поведением дочери, ее обращением и выход-
ками, отвечает Зина всегда одинаково: «Не падо было
меня рожать, я об этом никого не просила!»
Вот краткое описание совершенно четкой жизненной
позиции человека.
Мне лично такая позиция не только не правится —
было бы слишком мягко, так сказать,— позиция Зины
представляется мне откровенно враждебной... Но это уж,
как говорится, другое дело — оценка. Л суть на ладони —
вот позиция махрового эгоиста: мне дай, с меня не спра-
шивай...
Пример <№ 2. Был у меня друг детства, звали его
Федей. Один сын в семье. Семья, как принято говорить,
благополучная, обеспеченная.
Феде было лет четырнадцать, когда между ним и от-
цом произошел конфликт на... денежной почве. Не по-
мню почему, отец вспылил и сказал сыну.
— Мало того, что я тебя, дармоеда, содержу, выхо-
дит, еще п деньгами тебя снабжать обязан! А не слишком
ли жирно будет?..
Федя обиделся на отца и дал слово — себе дал —
больше не брать в доме ни копейки!
Мы сдавали пустые бутылки, таскали всякое сырье
в скупочный пункт, выполняли мелкие поручения сосе-
дей за скромное вознаграждение, потом начали монтер-
ничать, ходили разгружать вагоны па железную дорогу,
нанимались на чертежные заработки. И Федя слово сдер-
жал — больше пе взял у отца ни грошика.
Помнится, мы были уже взрослыми женатыми людь-
12Г> ми, у нас подрастали свои дети, когда я спросил Федора
Васильевича, почему он проявил такую настойчивость,
ведь отец его не был жадным, и к сыну относился хоро-
шо, и обозвал его дармоедом исключительно в пылу раз-
дражения?
— Может быть, оно и так,— сказал мой старый друг
.Федя,— даже наверняка так. Только оскорбления, даже
случайные, даже от родителей, нельзя прощать. Это мой
принцип, и тут уж деваться некуда...
Вот тебе, Лариса, еще одно описание совершенно
четкой жизненной позиции.
И слова можно соглашаться или не соглашаться со
столь суровой, бескомпромиссной постановкой пробле-
мы, можно, вероятно, усмотреть в этой позиции излиш-
нюю принципиальность, но как бы то ни было, это —
позиция. И на мой взгляд, позиция, заслуживающая, во
всяком случае, уважения.
Пример № 3. У великолепного поэта Эдуардаса
Межелайтиса есть высказывание о том, что .побои
порядочный человек считает: его окружают порядочные
люди. Каждый подлец уверен, что все люди па свете
подлецы.
Трудно придумать более четкое и более краткое опре-
деление двух прямо противоположных жизненных
позиций.	127
Нс хочу п нс могу вступать в заочный спор с Климом.
Позволю сделать лишь одно примечание к его высказы-
ванию: слишком хорошо относиться к родителям
невозможно.
Ты понимаешь, Лариса, о чем я?
Слишком — просто невозможно. Это я утверждаю
и с позиции сына своей матери, и — может быть, в еще
большей степени — с позиции отца своих детей... Как-
никак, по даже от самых заурядных родителей мы полу-
чаем такой бесценный и неповторимый подарок —
жизпь!
Перед родителями мы все п навсегда должники.
НЕУЖЕЛИ МУЖЧИНЫ НЕ СПЛЕТНИЧАЮТ?
«...Вы, я тоже думаю, такое прелестное выраженьице
слышали — «бабьи сплетни». Если сплетни, то уж не-
пременно и не иначе, как бабьи. А почему?
Неужели сплетничать — привилегия чисто женская?
А если так (во что мне лично трудно поверить), то по-
чему?
И еще хотелось бы знать: как бороться со сплетнями,
хотя бы и с «бабьими», если других так-таки не бывает
совсем?
Может, найдете время и сумеете мне ответить?
Наташа».
Добрый день, Наташа! На первую половину твоего
вопроса отвечу, а что касается второй — как бороться со
сплетнями,— тут дело обстоит пе просто п давать реко-
мендации, особенно универсальные — пригодные па
разные случаи,— весьма и весьма затруднительно.
Сплетничают не только женщины, сплетничают и
мужчины. Увы...
Проведя значительную часть жизни в замкнутом
мужском обществе — в прошлом я кадровый офицер,—
как это ни грустно, вынужден признать, что му-жскне
сплетни ничуть по живучести п едучестп своей пе
уступают сплетням бабьим... Тут равноправие достигну-
то полное п совершенно гармоничное...
Теперь кое-что о природе сплетни. Питательная
среда ее — безделье, и особенно безделье, подкрепленное
отсутствием новостей. Сколько раз приходилось заме-
ни чать даже на фронте — пока идет интенсивная боевая
работа, требующая высокого физического и морального
напряжения, связанная с огромными душевными пере-
грузками, никаких сплетен и в помине нет. Но стоит тем
же людям очутиться па переформировании, оказаться
в обстановке временного, вынужденного безделья, и —
пошло, поехало...
Помпю, однажды мы проделали даже такой, довольно
жестокий эксперимент. Разговор зашел о том, как рож-
даются сплетни, как они распространяются?.. Л полк
наш в тылу базировался, ждали новую материальную
часть. Кто-то и «сочинил» условия эксперимента: как бы
между делом, в присутствии кого-нибудь из оружейни-
ков надо сказать: «Жаль Кольку Мухортова, так по-
дурацкн сломать машину... И что теперь с Сашенькой
будет, когда до нее дойдет?..»
Чтобы все было попятно: Николай Мухортов служил
летчиком в соседней эскадрильи, Саша Беленькая числи-
лась пашей оружейнпцей. Как, вероятно, вы уже сообра-
зили, опа была влюблена в Колю п ждала каждого его
прилета па наш аэродром, словно праздника.
И вот слух был спущен с цепочки. Так, невзначай.
Через каких-нибудь три часа в летной столовой уж-е
обсуждался «факт» нелепейшей катастрофы и, что еще
удивительнее, анализировались сопутствовавшие несча-
стью обстоятельства.
— Надо же, крылом за столб зацепиться.	(29
«_> 7Кслак> счастья, депочки!
Л почему, собственно, он так низко заходил?
— Так туман с озера натянуло!
— Среди дня — туман?..
Откуда выплывали все новые и новые подробности,
одна другой мельче и потому «убедительнее»,—это
просто уму непостижимо! И Сашеньку пе пощадили.
К вечеру девчонка просто-таки распухла от слез.
Л па другой день ничего, разумеется, пе подозревав-
ший Мухортов прилетел на наш аэродром с очередными
штабными документами и пакетами... Как его встретили,
нетрудно догадаться... Мы же попытались «взять след»
сплетни, взять с того места, где были обронены первые
слова, но — ищи ветра в ноле...
И вот, вспоминая теперь то давнее происшествие, не
могу пе заметить: стихия сплетни непременно возбуж-
дает худшие стороны человеческой натуры. Ну, скажем,
живет па свете парень обычный, если желаете, никакой,
по вот завертелся разговор о чьей-то сомнительной судь-
бе, или поступке, или случае в поведении, и хочется это-
му обыкновенному, никакому парню показать свою осве-
домленность, свою значительность... И беда! Ничего
такого оп просто не знает, никаких сенсационных сведе-
ний у пего нет... И тогда выдаст человек домысел, пред-
положение за факт, а проще сказать — врет. Начав,
увлекается, входит во вкус и... сам начинает верить своей
неудержимой, извините, брехне...
Стихия сплетни ожесточает сердца.
К Сашеньке Беленькой относились у нас исключи-
тельно хорошо. Была опа и сама славной девушкой, а к
тому еще все знали — сирота, детдомовская наша Са-
шенька. Но стоило заклокотать сплетне, и взыграло
в людях темное: а как она будет реагировать?! Со слеза-
ми, без слез?! Станет домогаться подробностей?!
Как бороться со сплетней, вырвавшейся уже на про-
стор, я пе знаю.
Л вот каких правил стоит придерживаться, чтобы
самому ненароком нс стать носителем этой заразы, могу
сказать.
Никогда и ни при каких условиях не утверждай, что
ты что-либо знаешь, если пе совсем уверена, если собст-
венными глазами не видела, как было дело. И как не
заманчиво бывает сказать: «Говорят... я слышал... ходят
слухи. » - пе произноси этих подлых слов! Язык че-
шется? Ничего, перестанет. Трудно удержаться только
130 в самый первый момент. Постарайся!
Бывает и так: к тебе приходят со сплетней, начинают
рассказывать, что Маша сказала, как утверждает Ира,
будто Зинка по уши втюрилась в Сенечку из девятого...
Представляешь, что будет, когда об этом узнает Римма?..
(Текст вполне может быть и другим, содержание роли
не играет, вся соль в постановке «проблемы».)
Ответ твой должен быть коротким и твердым: «Я это-
го слушать пе хочу».
И никогда пе пытайся опровергать сплетню, никогда
не выставляй никаких, даже самых убедительных,
контрдоводов. У сплетни такая уж особенность: она пе
отступает ни перед логическими выкладками, пи перед
милицейским протоколом. Сплетню можно только игно-
рировать. Это значит — услышав, сделать вид, что пе
слышишь. Тогда сплетня пошипит-пошипит и... угаснет.
— Но ведь обидно, когда тебя поливают... Ведь хо-
чется возразить, сказать правду в глаза!..
Верно: возразить хочется. И все равно — нс возра-
жай, держись однажды принятой липни: я этого пе хочу
слушать. Пе хочу. И пе буду. Мое это неинтересно.
Призову в союзники Э. Хемингуэя — всемирно из-
вестного писателя, а главное, человека большой житей-
ской мудрости и опыта,— он так говорил:
«Не стоит бороться против сплетен. Они как туман,
подует свежий ветер и унесет его, а солнце высушит».
КАК НАЙТИ ПОДРУГУ?
«...Вполне может быть, что я просто чего-то недопо-
нимаю — почему иначе мне так ужасно пе везет па
подруг?
Сначала я дружила с Валей Растопчпиой, опа, ничего
не скажу, хорошая девчонка — пе жадная, все тебе
откровенно расскажет, только невозможно ленивая! Ей
бы на диване целый день лежать п смотреть телевизор.
И тогда — порядок, больше — полное счастье! И Валя
па меня своею ленью очень плохо влияла.
Мы с пей не поссорились, просто раздружились.
И я стала водиться с Машей Шрадер из пятого «В».
Один раз я кое-что ей рассказала про Вальку 1’астончи-
пу. Никаких честных слов, чтобы про это молчать, что
это секрет, я с нее не брала. Но ведь и так должно быть
понятно: подруга подруге говорит, а дальше — могила!
Или нет? Я понимаю именно так!	131
Ну, а Машенька, распрекрасная, все, что от меня
узнала, раззвонила па всю школу...
Хорошо, Валька до того ленивая, что пе стала заво-
диться, а па ее месте другая, да хоть я сама, никогда бы
так не оставила! Шкуру содрала бы...
Конечно, после этого происшествия я с Машей даже
п пе разговариваю. Опа ко мпе подлизывается, по я ре-
шила — пет, с меня хватит!
С Ларисой дружба у меня тоже пе получается: опа
все говорит, говорит, говорит... Ладно, я слушаю, слу-
шаю, слушаю... А когда хочу ей что-нибудь сказать,
Ларисе сразу некогда делается. Правильно, опа па год
старше, чем я, по разве из-за этого можно не уважать
свою подругу?..
Конечно, я бы вполне могла ходить с Алешкой или
Тенгизом. Стоит поманить, оба примчатся и будут за
мной бегать пе хуже, чем Лопушок — это мы так Юрку
Лопухина зовем — за Лариской бегает... Но я пе хочу
лишних переживаний... Мама и так все время говорит:
«Рано тебе шце с мальчишками гулять...» Может, рано,
а может, и пе рано — пе в том дело. Я тайком дружить
пс буду, нс хочу тайком, а если так, чтобы все видели,
разговоров пе оберешься: поселок у пас маленький, и
каждый про другого все знает, даже больше, чем тот сам
про себя!..
Пишу вам откровенно, все-все, как есть на самом
деле, пишу.
Мне очень хочется иметь настоящую подругу, кото-
рой и рассказать про что угодно можно, п посовето-
ваться...
Уже в какой раз начинаю наших девочек перебирать,
и что ж получается: Горина — два глаза, два уха, а
больше ничего человеческого в ней нет — ябеда и обжо-
ра; у Ларки Шлих только одна любовь па уме; Симка
Аросьсва пе разлей вода с Валькой 1’астопчипой теперь,
так что для меня, можно считать, се вообще нету...
Растерялась я совсем и, как мпе быть дальше, просто
пс знаю, пе придумаю...»
На этом письмо заканчивалось. 1? правом нижнем
уголочке клетчатого тетрадного листка стояла подпись —
Рая Збигнева; но штемпелю па конверте я установил, что
письмо пришло ко мне из Львовской области н находи-
лось в пути трое суток...
Итак: ученицу, вероятно, пятого, а может быть, п
132 шестого класса — па этот счет указания имелись только
косвенные — Раю Збигневу я никогда пе видел, что опа
за человек, мог только гадать. Пишет грамотно, почерк
у девочки хороший, я бы сказал, взрослый, некоторые
словесные обороты, пожалуй, пе по возрасту...
Мало, очень мало данных... И все-таки я пытаюсь
себе представить Раю — какая опа? И... ничего пе полу-
чается. Почему-то вместо живой девочки перед мыслен-
ным взором возникает серенькая, гладенькая, жеманная,
все время щурящаяся, полупородистая кошечка... Л ко-
шек, извините, я не люблю. Нет, я пе живодер и пе враг
домашних животных, по именно кошки мне пе по душе —
есть в их породе что-то неверное, даже предательское...
По мио, так уж лучше держать в доме обезьяну — пусть
передразнивает, даже полезно... Пли ежа, хоть еж и то-
пает по ночам, по «крепенький мужичок», без подвохов.
Но это так — нечаянное отступление.
Когда чего-нибудь пе хочется делать, человек всегда
ищет постороннего занятия или повода, чтобы отвлечься.
Л мне неохота отвечать на Раино письмо. Вот нет
охоты — п все. Надо. Знаю. И я отвечу, потому что давно
уже приучил себя — отвечать...
Вздыхаю, достаю почтовую открытку с цветочками
и пчелой. Ничего открыточка! Рае должна, я думаю, по-
нравиться... Через силу пишу:
«Добрый день, Рая!
Если ты будешь искать подруг без недостатков (со-
всем!) весьма вероятно, что ты останешься вообще без
друзей».
ХОРОШО ТО, ЧТО ХОРОШО КОНЧАЕТСЯ
Пожалуй, то письмо было самым грустным изо всех,
что я вообще получал от ребят. Оно пришло из солнечно-
го крымского городка, что начинается у самого моря п
крутыми петлями взбегает все вверх, вверх и вверх к го-
лубому, прозрачному небу, к жаркому веселому сол-
нышку.
Писала девочка — Галя Оноприенко.
«Я живу здесь уже пятый год, если только это можно
назвать жизнью. Я нахожусь в костно-туберкулез-
ном санатории. Меня лечат хорошие врачи, все старают-
ся помочь, по пока я все лежу п лежу, и, когда смогу
хотя бы сесть, никто не знает...
Конечно, мы стараемся пе терять бодрости. Мы
учимся, мы читаем книжки, мы играем...
133
Я научилась смотреть на морс через зеркальце и в
любой момент могу увидеть пароходы па зеленой или
серой воде, могу поймать далеко у горизонта парус, п
если покачаю зеркальцем, то могу устроить даже шторм
иа море...
Я понимаю, чтобы вылечиться, надо быть терпели-
вой, настойчивой и выполнять все, что говорит доктор.
Я стараюсь. Только иногда ото бывает очень трудно...
И вот какая у меня к вам просьба — пожалуйста, напи-
шите мне про что-нибудь необыкновенное, про какое-
нибудь чудо, которое было на самом деле, может быть,
даже с вами. Только не придумывайте сказки. Ладно?
Я, когда и совсем маленькая была, все равно сказок не
любила. Всякие там Аленушка или Иванушка-дурачок
и царевич такие незаправдашние, что в них нисколько
нельзя поверить, а мне хочется поверить... Понимаете?..
Я очень люблю, как пишет Грин — у него все необыкно-
венное и почти правда. Но Грин умер, и его пе попро-
сишь написать...»
Вот такое письмо пришло от Гали и, признаюсь,
повергло меня в полное смятение. Отказать девочке в ее
неожиданной просьбе не было сил. Но беда в том, что
за всю мою жизнь я нс? выдумал, не сочинил ни одной
приключенческой пли фантастической истории — этого
я просто не умею. Н все, решительно все, что я опублико-
вал, как говорят ребята, «пе из головы», а из настоящей
жизни...
Вспоминаю, думаю, прикидываю — может, об этом
рассказать Галс или о том... Но ничего такого необыкно-
венного, допустим в моих полетах над Кавказским хреб-
том, пет. Конечно, мы там не просто летали, заставляя
грозовые облака выливаться пе сокрушительным гра-
дом, а добрым дождем. Это было интересно. Но Галя
ждет другой истории.
На Северном полюсе, куда мне случилось прилететь,
однажды все нахватали у зимовщиков апельсинов с,
автографами. В намять о тех славных метеорологах,
океанографах, физиках, радистах, что несли свою годо-
вую вахту иа макушке земного шара; а я, рассудив, что
апельсины, хотя и закаленные па полюсе, долго пе про-
держатся, попросил начальника зимовки хлопнуть мне
штамп прописки в паспорте. Так и живу с тех пор —
в Москве прописан постоянно, па Северном полюсе —
временно...
131 Но II это, пожалуй, не то...
Время идет. Галино письмо все еще без ответа. Оно
молчаливо напоминает о беде незнакомой девочки, о ее
просьбе, и воображение дорисовывает то, чего я no вифу,
но могу представить: на залитую солнцем террасу вы-
ходит нянечка в белом халате, и два десятка головенок
оборачиваются ей навстречу, и в глазах сдерживаемое
нетерпение, н затаенная тоска, и ожидание. Л нянечка
идет между кроват< и, раздает письма и говорит какие-то
слова: «Л тебе, Галка, покуда еще пишут...»
Нет, я пс выдумал этих слов. Я их слышал. Правда,
давно, во фронтовом госпитале. И хотя с тех пор прошла
уже целая жизнь, горечь этой вроде бы улыбчивой
фразы до конца еще пе растворилась...
Надо написать Гале, надо, и никаким оправданием
тут нет места — что значит: не умею? Не умеешь —
так сумей!..
Вот и па пионерских сборах мы говорим: надо по-
могать товарищам. Это наш долг. И па взрослых собра-
ниях записываем в резолюции: «Оказать действенную
помощь...»
Конечно, говорить о долге проще, чем этот долг
исполнять. Но па то он и долг, чтобы нм не пренебре-
гать...
За исполнение долга пе ставят отметок, но, если у
человека есть совесть, опа пе успокоится, пока человек
не исполнит своего долга.
В конце концов я сажусь за стол п пишу Гале, ('.на-
чала трудно, мучительно, слова как резиновые, так и
норовят сжаться и убежать обратно в шариковую ручку,
потом — свободнее и легче.
«В Киев я прилетел ночью.
Дороги от аэродрома до гостиницы почти пс видел —
за окнами автобуса была сплошная чернота, только
отдельные огоньки пробегали... А утром, едва проснув-
шись, я сразу же отправился па Крещатик. Шел мед-
ленно, приглядываясь к незнакомым домам, стараясь
понять, что написано над витринами, прислушиваясь
к говору улицы... Неожиданно что-то спрятанное i.iy-
боко внутри меня заставило повернуть влево. Я прошел
под арку п остановился в неширокой улочке перед высо-
ким, старой иостройки домом. Огляделся и подумал:
«Л ведь я знаю этот дом...»
Это было очень странное н беспокойное чувство.
В Киеве я жил давным-давно, совсем маленьким, и
никогда потом в этот город пе возвращался. Да, конечно.
135
что-то мне рассказывали родители, что-то, вероятно,
вспоминали при мне, но едва ли кто-нибудь описывал
н подробностях фасад дома, лепные украшения над его
подъездами...
И все-таки дом этот я определенно знал. Только...
только в нем или около пего чего-то не хватало. Чего?
У подъезда па маленьком складном стульчике я уви-
дел очень старого человека. Он щурился на утреннее
солнышко и едва заметно покачивал седой головой, будто
укорял кого-то или с кем-то спорил. Я подошел к ста-
ричку, извинился и спросил:
— Скажите, пожалуйста, вы давно живете в этом
доме?
Оп обрадовался собеседнику и охотно ответил:
— Молодого человека устроит, если я скажу — с
шестнадцатого года? Правда, с перерывами: па первую
мировую войну, на вторую мировую войну и еще на год,
когда меня понесло неизвестно для чего в Среднюю
Азию, к младшей дочери.
— Л этот дом был всегда таким, как сейчас?
Старик поглядел на меня удивленно.
— Слава богу, дома — не барышни, и не переоде-
ваются по три раза в день, да и стареют дома не так быст-
ро, как люди...— засмеялся он, видимо очень довольный
своим ответом.
И тут я вспомнил. Перед домом была чугунная литая
решетка, тяжелая и черная... Уверен!
— А вы пе помните,— спросил я,— тут была раньше
решетка?
— Решетка? Кажется, была... Но очень, очень давно.
После революции она стояла, а потом, наверное;, году в
двадцать втором или двадцать третьем ее сняли.
— И за решеткой лежал уголь? Антрацит? Такие
большие куски, блестящие, как крышка рояля?
— Вы меня удивляете, молодой человек, кто это
может помнить, что лежало за решеткой пятьдесят лет
назад, и для чего это вам нужно?
— И уголь этот охранял красноармеец. С винтовкой.
Он был в длинной, очень длинной шипели до самой
земли, и петлички па этой шинели были темно-синие..,
И знаете, я вспомнил его фамилию — Киселев?
— Позвольте, что значит, вы вспомнили? Сколько
вам лот, извините, как вы можете вспомнить красноар-
мейца, даже если оп тут стоял пятьдесят лет назад?
136	— А вот там, напротив, была кондитерская, совсем
маленькая, просто как комнатка. Вероятно, частная
кондитерская, и продавали в ней пирожки с вишнями...
Старик смотрел на меня, как на ненормального, а я
знал уже совершенно точно — это тот дом. Дом, в кото-
ром я жил в возрасте от десяти месяцев до двух с поло-
виной лат. И неважно, что всеми пауками доказано, буд-
то до четырех лет у детей не срабатывает долгосрочная
память. Может, я пе как все люди, может, я особенный,
выдающийся!
И тут ноги понесли меня прочь от дома.
Сначала я не понимал, куда иду, да и пе старался
понять, ноги, я был уверен в этом, сами знают, что мне
надо. Ноги вывели меня на Крещатик, заставили пере-
сечь проспект, повернуть направо... Я миловал площадь,
на секунду задержался у старого дома, выступавшего па
слиянии двух улиц, вспомнил: тут была аптека. В окнах
висели огромные (впрочем, может быть, мпе, крошечно-
му, они только казались такими большими) стеклянные
шары, наполненные разноцветными жидкостям и
ярко-желтой, синей п густо-красной.
Я повернул влево. И понял — ноги ведут меня на
Владимирскую горку, туда меня водила гулять мама.
Это путешествие казалось долгим п трудным. Особенно
трудным был подъем по синеватой скользкой брусчатке.
Вспомнил это и тут же прочел па прикрепленной к степе
синей эмалевой дощечке: «Владимирская горка». 13-7
Задохнувшись, выскочил я наверх, п в глаза мне
брызнул своим ослепительным блеском, споим раздоль-
ем — Днепр...
Может быть, Галочка, вес, что я рассказал, покажет-
ся тебе и не очень удивительным, по все это — правда.
С тех пор я знаю — ноги -человека гораздо умнее, чем
принято о них думать. И может быть, им, ногам, надо
коснуться земли cBoeii родины, той земли, на которую
они ступили впервые, чтобы обрести новую силу?
Я желаю тебе добра и воли к победе, девочка, я уве-
рен: ты еще пройдешь по своему Крещатику!»
Вот такое письмо я написал Галс Оноприенко,
И... пе получил ответа.
Обидно мне было? Честно говоря, обидно. Хоть мы и
знаем — за исполненный долг отметок пе ставят, где-то
там, в глубине души, хочется все-таки, чтобы тебя по-
гладили по головке, похвалили, шепнули па ушко:
« Молодец».
Но ответа пе было.
Приходили новые письма, накатывали другие забо-
ты. Все шло, как должно идти.
И только вчера я получил письмо из Киева. Даже пе
письмо — увесистую бандероль. Вскрыл, и на стол по-
с ы па л и с ь фотограф и и.
Она и он, опа и он, она, опа, он и снова — она п он...
Она в белом развевающемся платье, он в черном
костюме.
Под каштанами...
На ступенях высокой лестницы...
Среди уличной толпы, около памятника Богдану
Хмельницкому.
Над Днепром...
И записка.
«Простите меня, что пе ответила сразу. Но я покля-
лась тогда — iianniiiy, если сумею пройти Крещатиком.
Видите, прошла. Нет — мы прошли.
Значит, чудеса еще бывают!
Галина Оноприенко, теперь Галина Савчук».
НЕТ, ЭТО ПЕ РАЗГОВОР: ТАК ВЫШЛО
В спортивную школу, насколько мне было известно,
Оксана попала совершенно случайно. Ну, а потом, как
1.;s это часто бывает, увлеклась легкой атлетикой всерьез.
тем оолее что первые успехи дались ей сравнительно
нчко. Выли у девочки победы районного масштаба,
областного, попала она и па республпitalic кие соревно-
вания...
Все ее первые письма звучали бодро, может быть,
даже чуточку самоуверенно и больше всего напоминали
победные рапорты достигну го то го, обязуюсь в бли-
жайшее время улучшить показатели и достичь того то и
того-то; если к атому добавить, что Оксана хорошо учи-
лась, рос.»* в нормальном, вполне благополучной семье,
то, казалось бы, никаких «проблемных» писем ждать от
нее и пе приходится.
Однако — не знаю даже, хорошо это или плохо,—
часто проблемы возникают именно там, где мы их мень-
ше1 всего рассчитываем встретить.
«Даю вам честное слово, я совсем не хотела ссорить-
ся со своим тренером. Ипполит Наумович такой чело-
век... С ним не только ссориться, а даже обижаться
па него нельзя. Л все получилось так: па последних со-
ревнованиях я выступила плохо. То есть не совсем пло-
хо, но гораздо хуже, чем могла, — пятое место вместо
хотя бы третьего. И расстроилась. Так сильно расстрои-
лась, даже поревела немножко (в раздевалке), а потом,
когда вышла, не знаю почему, стала всем говорить гру-
бости и вела себя, признаюсь вам откровенно, очень
некрасиво.
Сначала Ипполит Наумович ничего мне пе говорил,
не делал никаких замечаний, а потом не выдержал.
Чего ты бесишься? — сказал. — Пу, проиграла...
Неприятно, конечно, однако, не конец света, и нельзя
так распускаться...
— Вам, может, все равно — проиграла я или пе про-
играла, а мне не все равно, и откуда я знаю, что следую-
щий раз будет лучше?
А он говорит:
— Нет, мне совсем пе все равно, что ты проиграла.
По для меня важнее, что ты выступила и показала впол-
не приличный результат, а если другие девочки оказа-
лись сильнее тебя, то в этом пи моей, ни твоей вины пет.
'Гут бы мне смолчать, а я брякнула:
— Но вашему, получается, можно до старости за
пятое или даже за десятое место бегать? Вольно надо!
Лучше тогда совсем бросить... Я уже забыла, когда в
кино последний раз была... Так и бегать, и бегать, и все
зря; по-вашему, это очень приятно — просто бегать?..
13!)
— Проигрывать, Оксана, неприятно и обидно, но н
ото надо делать с достоинством. Я знаю, что говорю,—
и выигрывал н проигрывал...
И тогда я сказала ему такое, что даже повторить
стыдно, по скрывать я ничего не хочу, я сказала:
— По-моему, вы уже забыли, когда п у кого выигры-
вали!
Он ничего пе ответил. Посмотрел па меня как-то
нехорошо, повернулся и пошел. И вид у Ипполита
Наумовича сделался такой... Я даже пе могу объяснить...
Что мне теперь делать?
И еще один вопрос: что же все-таки важнее в спор-
те — борьба пли победа? Может быть, он хоть немножко
пе прав? Все-таки мне было бы легче, если б не только
я, по и Ипполит Наумович оказался, ну, хотя бы пе
совсем прав...»
Вог такая вдруг возникла ситуация, и, скажу откро-
венно, выпутываться из нее Оксане было пе просто.
Оставим пока в стороне ее неудачное выступление.
Па мой взгляд, это далеко пе главный предмет для об-
суждения. Хорошая девчонка жестоко обидела хоро-
шего человека.
Чем?
Ее тренер, в прошлом великолепный легкоатлет,
заслуженный мастер спорта, много и прекрасно высту-
павший па своем веку, наверняка нс с легким сердцем
перешел на преподавательскую работу. Кому пе хочется
побеждать еще и еще? II надо обладать достаточно силь-
ной волей, чтобы, поняв п правильно оцепив свой предел,
границу, побороть честолюбие и поставить точку... Оп
это сделал пе когда ему подсказали, намекнули, дали
попять — мол, пора, братец, а много раньше, по собст-
венной инициативе. Но пз спорта, которому был предан
с молодых лет, нс ушел, а набрал группу таких, как
Оксана, извините, длинноногих щенков п день за днем
вкладывал в них свой опыт, свое терпение, свою лю-
бовь...
Легко ли после этого услышать человеку то, что оп
услышал от Оксаны?..
И еще вопрос: почему Оксана обидела Ипполита Нау-
мовича? Опа ведь и уважала его, и слушалась, н нс на-
ходила подходящих слов, чтобы высказать свое почте-
ние этому человеку?
Попятно, девочка была расстроена неудачей, но ведь
НО ото только как-то объясняет и совсем пе оправдывает
ее поведение. Увереп, Оксана вовсе пе собиралась при-
чинять боль своему тренеру и все-таки пе просто «уда-
рила» человека неблагодарным и несправедливым сло-
вом, а хлестнула по самому чувствительному месту.
На первый вопрос Оксаны — что теперь делать? —
я ответил пе колеблясь: вставай па колени и вымаливай
прощение. Хоть день стой, хоть неделю... Сама кругом
виновата, так что нечего искать «обходных маневров»
пли «хитрых ходов».
Надо владеть собой.
Надо управлять своими поступками и словами.
И если у тебя случилось даже большое горе, это не
дает права переносить свое несчастье на другого.
И еще я написал Оксане: не приплетай к делу пове-
дение Ипполита Наумовича. Почему это тебе будет лег-
че, если он в чем-то пе прав? Разве его неправота может
оправдать или уменьшить твою неправоту? Ход твоего
рассуждения, вероятно, таков: если он тоже пе прав,
пусть даже меньше, чем я, то мы вроде бы в равном
положении виноватых!.. Но это принципиально ошибоч-
ный взгляд. К сожалению, так рассуждают пе редко.
Например: раз мама пе пустила меня гулять, я пе стал
делать уроки... Пусть даже мама и не права, пусть опа
напрасно пе разрешила тебе выходить из дому, по при
чем тут уроки? И нельзя переносить последующие огор-
чения, которые произойдут из-за невыученных уроков,
па маму. Как говорил один веселый человек: мухи —
отдельно, котлеты — отдельно.
Чужие ошибки и промахи не должны и не могут
уменьшать пашей вины за собственные прегрешения...
Мне еще предстояло ответить на второй Оксанин
вопрос: что важнее — борьба или победа?
Если не побеждать, то для чего участвовать в сорев-
нованиях? Но с другой стороны, побеждать всегда, во-
первых, невозможно, и, во-вторых, если даже допустить,
что ты действительно выигрываешь постоянно, то вы-
игрывать ведь надо у кого-то... Значит — победителей
без побежденных пе бывает, а побежденные...
Постепенно я пришел к мысли: Оксана неправильно
ставит вопрос. Говорить о том, что важнее — борьба или
победа, нельзя, правильно говорить о цепе победы и о
значении борьбы. Поставив вопрос так, можно объектив-
но проанализировать и Оксанино поражение, и ос отно-
шение к случившемуся.
Если ты хорошо, добросовестно готовилась к выступ-
141
.пению, если ты не совершила грубых ошибок па дистан-
ции, если ты отдала борьбе все, что могла отдать, и все-
таки проиграла, потому что опередившие тебя участ-
ники соревнований были сильнее, лучше натренирова-
ны, обладали более высокими природными данными,
винить себя, клясть судьбу и тем более срывать зло па
окружающих пет причин.
Надо пережить поражение, взять себя в руки, спо-
койно взвесить свои возможности и сказать себе: не
сдаюсь!.. Впрочем, есть и другой (пусть не лучший)
вариант: -сдаюсь... В соответствии с тем, какое будет
принято решение, определяются и твои дальнейшие дей-
ствия, поведение, жизнь: или ты станешь тренироваться
еще яростнее, еще настойчивее, или, допустим, переме-
нишь вид спорта...
Кстати сказать, в тринадцать-четырнадцать лет пере-
менить вид спорта — вовсе не катастрофа. Мы зпаем
сотни примеров, когда неудачный велосипедист делался
чемпионом страны ио конькам, когда посредственный
штангист оказался блистательным боксером и, напротив,
незадачливый боксер выходил в лучшие десятиборцы
республики...
И еще несколько попутных замечаний.
В юности я небезуспешно занимался академической
греблей. И на всю жизнь сохранил чувство врага. Моим
смертельным врагом была... вода, та самая вода, которая
давила на лопасти весел, будто се удельный вес равнялся
удельному весу ртути; та самая — что норовила выши-
бить весла из рук на старте и готова была в любой момент
опрокинуть мой скиф. Сегодня, через сорок лет, я пс
помню в лицо противников, не могу назвать их фами-
лии, а воду — помню!
Мне очень бы хотелось передать Оксане это чувст-
во — пусть у нее вызывает ненависть упругая стадион-
ная дорожка, обладающая противоестественным свойст-
вом удлиняться па второй половине дистанции; пусть
ее заклятым врагом будет боковой ветер, мешающий пра-
вильно рассчитать силы, да хоть само земное при-
тяжение... Только не девчонки, выходящие вместе с пей
на старт.
У победы много ступенек: школьная, районная, об-
ластная, республиканская, еще, и еще, и еще...
И хотя я всей душой желаю Оксане уколоться лавро-
вым венком чемпионки мира, хотя я был бы бесконечно
142 рал увидеть ее, измученную и счастливую, на олимпии-
ском пьедестале победы. Я должен напомнить здесь еще
об одной победе: за эту победу не венчают лаврами, пе
присуждают медалей - это победа над собой, над своей
растерянностью, над своей несобранностью, над своей
минутной слабостью!
На этот раз Оксана не победила себя. Не сумела.
Сорвалась. .')то - правда, та самая правда, что, увы, ока-
зывается порой горькой Ну что ж... пусть сегодняшняя
горечь поражения лишь подчеркнет сладость будущих
побед, в которых я верил, верю и буду верить.
А к Ипполиту Наумовичу -в пог»!
И без разговоров.
А ЧУВСТВО ЮМОРА У МЕНЯ ЕСТЬ?
Письмо было из Кутаиси, от девятиклассницы Назн
Кобахип. Бойкое, основательно пересыпанное орфогра-
фическими ошибками письмо, с косо падающими строч-
ками и помарками. Набравшись смелости, молено, по-
жалуй, сказать, что это было письмо веселого, озабо-
ченного, весьма легкомысленного по натуре человека.
«...Наверное, мой вопрос покажется вам очень глу-
пым, но прошу сердечно, пе смейтесь надо мной и по-
старайтесь ответить. Мне очень важно узнать правиль-
ный ответ на этот пусть совершенно глупый вопрос.
Один человек, кто он — неважно, сказал так: пе
обладая чувством юмора, не стоит жить па этох! свете.
Вообще!
1 шнимаете?
А я до сих нор точно не зпаю, есть у меня чувство
юмора или пет; сильное оно, если есть, или слабое?
Отсюда моя просьба к вам: пожалуйста, объясните,
как узнать, есть у человека чувство юмора пли нет?
И что делать, если ист? Может быть, существует
какой-нибудь способ развить это чувство?
Если бы вы только знал», как мне важно все выяс-
нить! Только пе подумайте, что я из-за того человека
стараюсь. Мне это вообще важно, а па пего мне скорее
даже наплевать...»
Добрый день, Назн! Тот, кто сказал, будто без чувст-
ва юмора на свете не стоит жить вообще, может быть,
м веселый человек, но в данном случае он сильно преуве-
личивает пли не совсем удачно сострил! Жить —
всегда стоит.
143
Конечно, хороню развитое чувство юмора украшает
жизнь, делает ее острее и ярче... Чувство юмора, нако-
нец, как соль — сыт им нс будешь, по и без пего еда
в рот пе лезет...
Откуда берется чувство юмора,объяснить невозмож-
но. Думаю, процентов на девяносто, это чувство
врождеи'пое: илп оно — есть, или его — нет. Как му-
зыкальный слух. Одни приходят в этот мир потен-
циальными музыкантами, другие'— пе обладают этим
талантом. Как определить, есть ли у тебя чувство юмора?
Тоже задачка не из простых... Впрочем, прочти-ка
несколько выделенных жирным шрифтом фраз. Прочти
пе спеша, а потом я тебе кое-что скажу.
«Ты идешь по холодному следу».— О’ Генри.
«Правда — величайшая драгоценность, нужно се
экономить».— Марк Теси.
«Мне всего пятьдесят восемь, батенька, а ей уже
двадцать семь!»
«Как, ты до сих пор не научился поднимать себя
за шнурки от ботинок? Что же вы делаете тогда в этой
дурацкой спортшколе?»
«Говори правду, и тогда нс придется ничего запо-
минать». — Марк Твен.
Прочла?
Теперь скажи: сколько раз ты внутренне улыбну-
лась, читая эти строчки, Пази?
Если четыре илп пять раз, тогда все в порядке! И я го-
тов ответственно заявить н даже справку выдать: у
Н. Кобахип из Кутаиси чувство юмора — на уровне.
Если — раза два, дело обстоит хуже, по не безнадеж-
но. Читай усиленно Гашека, Ильфа и Петрова, Марка
Твепа, Чапека, Зощенко, О’Генри, и будем надеяться,
что ты еще достигнешь кое-каких высот в «деле по-
нимания юмора».
Ну, а ежели пи одна из пяти приведенных фраз пе
вызвала у тебя и тени улыбки, если тебе хотелось спро-
сить: «Как же это возможно поднять самого себя за
ботиночные шнурки?», тогда придется признать — тебе
пе повезло, чувства юмора в биологической лотерее ты
не выиграла...
Если только это может кого-нибудь утешить, пе
без горечи признаюсь: я, лично, рождеп с нулевым му-
зыкальным слухом и, сколько ни стараюсь, пе могу
отличить даже вальс от похоронного марша. Очень
грустно, по живу.
ПИСЬМО ХОТЬ И МУЖСКОЕ, по...
Письмо это хотя и мужское, по, как говорят, в строку.
Правда, разобраться в том, что рассказывал Тимофеи
Зозуля, было пе просто. Как всегда, он рассуждал
о двадцати предметах сразу; перескакивал с одного на
другое; и безудержно сыпал самыми неожиданными
вопросами...
«Почему у меня все дрожит внутри, когда я смотрю
в почпое небо? Как вы думаете, это нормально пли пет?
Вам знакомо такое состояние, когда тиха украинская
ночь, недвижны звезды, небо блещет и т. д.
Мне трудно попять людей, которые говорят одно,
а делают совсем другое, и откуда такие люди берутся?
Всех учат жить правильно, ио разве все живут, как
надо? Это, по-моему, очень большая беда, пли вы со
мной пе согласны?
Можно влюбиться в девушку, а потом, убедившись,
что она совсем не такая, какой показалась в первый
момент, возненавидеть се и все-таки балдеть от одного
звука ее голоса? Это объясняется научно или пет?
Как простыми словами ответить па вопрос, что такое
энергия?..»
Продираясь сквозь дебри Тиминых мыслей, перечи-
тав его многостраничное послание повторно, я, кажется,
начал улавливать ход событий, послуживших причи-
ной его письма.
На хутор, где Тима живет постоянно, к соседям на
время каникул приехала их родственница — Зоя.
«Опа пз Киева...— между делом сообщал Тима.—
У нее отец какой-то важный, может быть, даже профес-
сор». Но что куда существеннее — Зоя сама оказалась
«важной» и, как можно предположить, привлекатель-
ной пе только внешне: в свои семнадцать лет опа
успела многое прочитать, узнать, повидать... «Вообще
Зоя показалась мне сперва жутко культурной и обра-
зованной...»
Ребята познакомились, п сначала все шло хорошо:
Зоя рассказывала Тиме, какой замечательный театр в
Киеве, а он, Тима, учил ее, Зою, плавать... Но вечерам
они гуляли,п во время прогулок говорила больше опа,
а он слушал п старался все запомнить, «потому что опа
рассказывала про интересное и такое, чего па хуторе не
услышишь, даже если каждый день смотреть в телеви-
зор...».
145
Но потом что-то произошло, что-то вроде бы надло-
милось в их отношениях. «...И Зойка стала надо мной
насмешничать и придираться ко всякому слову. И имя
мое ей не нравилось: «Чудно тебя назвали — Тимо-
фей! Теперь в городе так никого не называют...» А боль-
пи1 всего опа мпе доказывала, что я хоть и ничего па-
рень, да культуры мпе пе хватает. Совсем опа меня
сотой культурой замучила... Семечки лузгать — некуль-
турно; первому девушке руку подавать - некультурно...
И то— некультурно, и это-  некультурно...» Перед
Зоиным отъездом ребята совсем рассорились, по в по-
следний вечер долго гуляли вместе, и Зоя извинялась,
и просила писать ей, и даже звала в гости в Киев.
В заключение своего послания Тима просил объяс-
нить ему, что ;кс все-таки такое культура? И чем на-
стоящая культура отличается от образования? «Как Вы
считаете, надо мне про Зою думать, писать ей в Киев илп
лучше наплевать па все и позабыть?..»
Добрый! день, Тима! Постараюсь ответить па твои
главные вопросы, а ты постарайся попять, что к чему,
и читай, пожалуй-та, внимательно.
Понятие культура исходит из латинского языка
и первоначально означало обработку, уход, возделыва-
ние... речь шла не только о земле, но и об усовершен-
ствовании «умственного поля», нравственных досто-
инств и качеств человека.
Быть культурным — не значит, однако, накопить
запас цифр, дат, имен — словом, разнообразной и не-
сомненно нужной информации, которую нам несет об-
разование. Этого — мало.
Быть культурным — значит постоянно и непрерыв-
но совершенствовать, улучшать себя во многих отно-
шениях. Роль воспитанности при этом, пожалуй, не
меньшая, чем роль образованности.
Сохранилось весьма любопытное письмо Аптона
Павловича Чехова к брату Николаю. В этом письме
двадцатншестилетппн Чехов излагает, в частности, свои
взгляды на воспитание и воспитанность. Вот какие
основные черты оп называет: воспитанные люди ува-
жают человеческую личность, а потому всегда снисхо-
дительны, мягки, вежливы. «Опп сострадательны пе
к одним только нищим и кошкам. Они болеют душой
и от того, чего пе увидишь простым глазом». Но это
не все. «Они чистосердечны п боятся лжи, как огня.
146 Не лгут они даже в пустяках. Ложь оскорбительна
для слушателя и опошляет в его глазах говорящего. Они
пе рисуются...» И Чехов продолжает: «Опп пе унижают
себя с той целью, чтобы вызвать в другом сочувствие.
Они не играют на струнах чужих душ, чтоб в ответ
им вздыхали и нянчились с ними. Они пе говорят:
«Меня не понимают!»... потому что всё это бьет па
дешевый эффект, пошло, старо, фальшиво...»
Не думай, Тима, что этим пекороткнм перечисле-
нием (а я еще несколько сократил его) исчерпывается
перечень чеховских требований к воспитанному чело-
веку, Антон Павлович пишет дальше: «Они не суетны.
Их пе занимают такие фальшивые бриллианты, как
знакомства со знаменитостями... Делая па грош, они нс
носятся со своей папкой иа сто рублей и пе хвастают тем,
что их пустили туда, куда других нс пустили... Они вос-
питывают в себе эстетику. Они пе могут уснуть в одеж-
де, видеть па степе щели с клопами, дышать дрянным
воздухом, шагать по оплеванному иолу...»
Как видишь, чтобы быть культурным, надо стать
воспитанным, а воспитанность дается пс просто п предъ-
являет к человеку великое множество весьма жестких
требований.
Однако даже самый воспитанный человек пе может
претендовать па звание представителя большой культу-
ры, если недостаточно образован, если пе стремится
развивать в себе самостоятельность мышления, если
принимает без доказательств новые сведения, если по
чувствует меры в проявлении характера и пе умеет
обуздывать своих чувств...
Быть культурным трудно в первую очередь потому,
что, как пи «работай над собой», все равно ты по до-
ждешься такого дня, когда сможешь сказать: «Ну, все!
Достиг». Культура не знает верхнего предела, у нее
нет потолка. Постоянно гнать себя вперед, поднимать,
улучшать, шлифовать без расчета па чыо-то благодар-
ность пли награду — это и есть нормальное состояние
истинно культурного человека...
Из каких источников черпать «культуру»?
Первый и самый живительный родник культуры —
книга, вбирающая в себя все лучшее, что выработало
человечество за долгие века своего развития. Это пе
значит, конечно, что все книги несут в себе равноценные
«заряды» культуры. К сожалению, есть па свете и пло-
хие книги бесталанные, пустые, халтурные. Чтобы
научиться отличать золото от медной обманки, надо 147
начинать свое литературное просвещение па признан-
ных классических образцах. Тогда у тебя появятся
верные эталоны. И надо постигать великое искусство
чтения — пе быстрое складывание слов во фразы, не
бездумное слежение за сюжетом (с чего началось, как
дальше было и чем дело кончилось), а способность
входить в мир литературных героев, сопереживать,
любить, спорить, ненавидеть, вырабатывать свое соб-
ственное суждение о книге и ее авторе.
Верный и неиссякаемый источник культуры — ис-
кусство, во всех его проявлениях и видах. Приобщаться
к искусству культурному человеку так же необходимо,
как дышать свежим воздухом. О том, как воспринимать
живопись, музыку, театр, паписано множество поучи-
тельных книг и статей, пересказать их рекомендации
хотя бы вкратце пе берусь, для этого не хватит и десяти
писем. Но одно хочу посоветовать: будешь ты рассматри-
вать картину великого или вовсе неизвестного худож-
ника, станешь слушать музыку или, попав в театр, зна-
комиться со спектаклем, постоянно прислушивайся
к себе. Настоящее искусство непременно затрагивает
чувства человека — радует или печалит, будит восторг
или угнетает. Если же этого пе происходит, то одно
из двух: либо перед тобой суррогат, подделка, либо
данный вид искусства воспринимать ты пс способен.
Кстати, признаться в своей неспособности лучше, чем
делать вид, будто ты все отлично понимаешь... Не всем
и не каждому дано быть топким ценителем музыки;
есть люди, которых совершенно пе затрагивает жи-
вопись. Это — пх несчастье, беда, а вовсе не их вина...
Важный источник культуры — общение с людьми.
Чтобы пользоваться этим источником с наибольшей
для себя пользой, надо приучиться слушать, понимать
людей, не спешить опровергать чужие мнения, нс от-
носиться пренебрежительно к чужим традициям, обы-
чаям, привычкам. Конечно, чужое мнение, чужой взгляд
па жизнь вовсе для тебя пе обязательны, но уж если ты
решаешь опровергать чей-то взгляд, оспаривать чье-то
мнение, возражать надо, во-первых, уважительно и, во-
вторых, непременно доказательно: факты — против
фактов, доводы — против доводов, а пе просто слова.
Вот так я могу ответить па два первых твоих вопро-
са. Тима.
Теперь попробую разобраться и в третьем.
„48 Ты спрашиваешь: «Как вы считаете, падо мне про
Зою думать, писать ей в Киев или лучше наплевать па
псе п позабыть?»
Милый мой, если бы все было так просто, если бы
человек мог приказать себе: с такого-то дня и часа я пс
думаю о том-то п том-то, а думаю совсем о другом!..
Если б это было возможно, уверен, ты мне своего послед-
него вопроса никогда бы и пе задал.
В том все п дело: ум велит — не думай, а ты —
думаешь. Л почему? Да потому, что человек живет пе
только рассудком, по еще и чувствами, которые очень
трудно поддаются управлению.
Из того, что ты мне паписал, Зоя рисуется девицей,
по которой едва ли стоит «сохнуть». Хотя... хотя я могу
тут н ошибаться. Представление о пей у меня выпуждеп-
по одностороннее, п к тому же полученное, как гово-
рится, из вторых рук. Можно легко выкристаллизовать
ряд Зоиных недостатков. Ну, скажем: никогда истинно
культурный человек пе станет упрекать другого в не-
достатке культуры. Либо деликатно промолчит, либо
постарается помочь преодолеть недостаток, подтолк-
нуть иа правильный путь... Пренебрежительное отно-
шение к хутору и хуторянам, основанное только па
том, что сама ты столичная птица, - просто-напросто
свинство... Ну, хотя бы потому, что хлеб, который ты
ешь, на асфальте пе растет... Пожалуй, я мог бы про-
должить, по думаю, что в этом пет особого смысла.
Л совет я дам тебе вот какой: если можешь позабыть,
забудь. Кстати, это будет самым точным подтвержде-
нием — никаких серьезных чувств к Зое у тебя пет. Про-
сти, Тима, что я столь решительно лезу в сферу интим-
ного, по ты сам попросил об этом. Если ж случится, что
позабыть пе удастся, тогда напиши и погляди, что из
этого выйдет. Только не умничай, пе старайся показы-
вать, что ты уже всю культуру превзошел н вообще стал
нс тем, кем был.
ВЗГЛЯД с высоты
«Нас три подруги — Валера, Елка н я — Надя. Вме-
сте мы давно, можно даже сказать всегда. Сперва пас
водили в один детский садик, потом мы пошли вместе
в школу и оказались в одном классе, а теперь тоже
вместе закапчиваем восьмилетку.
Мы друг па друга совсем не похожи и, хотя дружим 149
давно, ни разу серьезно ле поссорились, а скандалим
часто. Только не в том смысле скандалим, что ругаемся
между собой, а в том, что сильно спорим. И главное,
о чем я хочу рассказать, ото как раз наши споры.
Только сначала, чтобы нам все было ясно и понятно,
я должна еще кое-что объяснить про пас самих.
Валера — жутко гордая. ЕеЛя получит тройку, хо-
тя бы по черчению, немедленно обижается па весь свет.
Опа больше всего любит, когда ее хвалят и пальцем на
нет: показывают — глядите, мол, что у нас за чудо!
Вообще-то Валера симпатичная девчонка, с ней часто
заговаривают даже совершенно незнакомые парни и
набиваются знакомиться. Только вы ничего такого в го-
лову не забирайте, просто ей доставляет удовольствие,
как бы это получше сказать, стоять на видном месте.
Елка попроще человечек. Веселая и всегда повто-
ряет: «Л-а-а, три к носу!» Это у пес вроде заклинания.
Паругала меня .мама, обидно и реветь охота: совершенно
напрасно, можно сказать, пн за что паругала... А Елка
смеется: «Три к носу!» Пли кошелек у меня в магазине
стянули, я расстроилась, и денег все-таки жалко. Л Елка
свое: «Три к поеу! Не последний день живешь...»
Про себя объяснить, конечно, труднее, ио все таки
скажу: командовать я совершенно пе умею и никогда не
стараюсь. Мпе просто но хочется командовать, и когда
Валера начинает памп — Елкой и мной — «руково-
дить», я лично не возмущаюсь и пе протестую. Пусть
себе!
Л теперь я могу рассказать про главное.
Сначала Валера собиралась после школы поступить
в высшее мореходное училище и очень возмущалась,
почему туда не допускают девчонок. Потом она надумала
идти в полярные радистки, хотя и это решение вскоре
отменила, и теперь объясняет всем, что ее настоящая
меч га — дипломатическая работа!
Знаю: сто раз читала и тысячу раз слышала — все
взрослые люди, когда они были еще детьми, мечтали
поступить в пожарные, потом сделаться шоферами, по-
том - летчиками илп подводниками, а па самом деле кто
стал старшим бухгалтером в жэке, кто — часовщиком,
кто — зубным техником, а кто — продавцом гастроно-
ма... И ничего удивительного: мечтать можно так, а па
практике все выходит совсем иначе.
Но Валера не просто меняет свой выбор и мечтает
р,о сегодня об одном, а завтра совсем о другом, ей обяза
только такое место нужно в жизни, чтобы она, как
статуя Свободы или как Эйфелева башня, была на
этом месте со всех сторон видна!
Я ей так прямо и сказала, и мы жутко посканда-
лили. Валера возмущалась:
— И что плохого, если даже человек па виду? Важно,
чтобы оп дело свое хорошо делал, а остальное значения
пе имеет...
— Хорошо делать дело — это прекрасно! Вот ты
в моряки собиралась, в капитаны дальнего плавания
прицеливалась, скажи, что тебя в морской службе, кроме
пуговок с якорьками, влечет, что ты узнала из морского
дела, пу, хотя бы, что ты прочла? Я уж пс спрашиваю,
что ты умеешь, хотя, между прочим, другие в пятна-
дцать лет и под парусами самостоятельно ходят, и пла-
вают, и пыряют, как рыбы...— так я говорила.
И по существу она мне ничего не возразила, только
пыталась примерами «давить».
И тоже! Если Валера и моряки собирается, то обра-
зец для нее капитан дальнего плавания Орликова, ко-
нечно. Герой Социалистического Труда, знаменитость...
Л потянуло Валеру па дипломатию, у псе новый ку-
мир — Александра Михайловна Коллонтай, и первое,
что Валера сообщает всем и каждому: «Л известно лп
вам, что, кроме ордена Ленина и двух орденов Трудового
Красного Знамени, Александра Михайловна была еще
награждена норвежским Большим Крестом Ордена Свя-
того Олафа первой степени с лептой и высшим мекси-
канским орденом Агила Ацтека тоже с лентой?» Произ-
носит эти слова Валера с каким-то придыханием, п в
глазах у нее легкая сумасшедшинка появляется...
Я что хочу доказать? Не само дело пли там занятие
Валеру притягивает, а почет, известность, слава и все
такое... По-моему, так жить неправильно.
— Ты — курица,— говорит мне Валера,— кудах-
чешь-кудахчешь — и ничего дальше, своего носа пе ви-
дишь...
Елка, может, пе совсем прямо, по все таки на Вале-
риной стороне. Вообще-то какие у Елки планы, я точно
пе знаю, по опа тоже время от времени выдает!
— Вот бы балериной заделаться! Красота... музыка...
все тебе аплодируют:..
А то и еще почище:
— В итерсспо. откуда телевизионные дикторы берут-
ся? Хорошая работка! Все тебя знают, все каждый вечер ц-ц
/идут, и ты всем улыбаешься, ты всем — свой человек!
И только успевай платья переодевать...
Вы можете сказать: всех раскритиковала, а сама,
наверное, хороша! Не отрицаю, у меня недостатков
хватает: я копуха ужасная, я соображаю в пять раз
медленнее Елки и раза в три медленнее, чем Валера;
мне к концу недели школа надоедает больше, чем дев-
чонкам, и я, можно сказать, еле-еле доживаю до во-
скресенья; с мальчишками я ссорюсь часто и иногда
зря, по чего во мне пет, того нет — никакой необыкно-
венной я себя пе считаю и никакого особенного места
в жизни не ищу. Л точнее — пе искала и даже не думала
об этом...
Но тут такая история вышла: познакомилась я с од-
ним парнем, подробности значения не имеют, важно
другое — в четырнадцать лет его на математический
факультет университета приняли. Можете предста-
вить?! 'Галант в нем обнаружили, а возможно, даже
гениальность — новый Галуа... Но если вам ничего об
этом не известно, вы и не подумаете о нем чего-нибудь
такого... Парень как парень — пе зазнается, вообще про
себя меньше всего говорит... Вот он мне и сказал:
- Человек должен стремиться к звездам, иначе он
пе оправдывает своего назначения па земле.— И про-
читал стихи.
Стихов я не запомнила, к сожалению, а смысл у них
такой — жила на свете свинья, головы пе поднимала,
все рылась, рылась и рылась под ногами, пока не пре-
вратилась в колбасу, так и не заподозрив о существо-
вании Млечного Пути и прочей звездности.
И с тех пор мне беспокойно.
Л вдруг Валера и Елка все-таки больше правы, чем я?
Л вдруг это важнее, чем мне кажется,— суметь захва-
тить свою в ы с о т у?
Когда раньше девчонки доказывали мне, как должно
быть приятно и хорошо вознестись, я только злилась
и лезла с ними скандалить, а теперь... после знакомства
с этим математическим вундеркиндом я уже почти гото-
ва согласиться... Хотя, хотя душой чувствую — пе долж-
ны они и не могут быть правы...»
Письмо продолжалось еще па пяти страницах. Воз-
можно, оно было нисколько многословным, ио в каждой
строчке ощущалось усилие беспокойной мысли. И ещо
я заметил — Надя старалась быть объективной, не оби-
152 жать подруг зря, честно разобраться в сомнениях и по-
пять — почему «возвышение» (это ее словечко) в одних
случаях представляется ей враждебным, а в других —
пет.
Закапчивалось письмо девушки просьбой, если воз-
можно, помочь ей разобраться в этом «лабиринте»
или же назвать киши, которые надо прочесть, чтобы
усвоить вею «топкую механику жизни и взаимоотно-
шений человека с окружающей средой».
«Надя рассказала мне свое; пожалуй, я тоже рас-
скажу ей свое,— решил я,— а там поглядим, что из
этого выйдет».
Не так давно мне случилось провести вечер в беседе
с одной из первых балерин страны — Ниной Владими-
ровной Тимофеевой.
Двадцать четыре сезона, словно по золотой лестнице,
поднимается она от успеха к успеху и достигла сегодня
всех высших степеней признания, отличий, славы...
Вечерело, уставший депь медленно отступал на за-
пад, и серые грузные облака недовольно морщили
лбы — проливаться еще одним дождем или уж на се-
годня хватит?.. Мы сидели в темнеющей комнате, и
я старался пе задавать вопросов; вопросы всегда, пусть
крохотное, а все-таки — давление. Я просто рассказал
о книжке — вот этой (тогда опа еще только-только на-
чиналась) — и попросил: если можете, если хотите,
поделитесь с девчонками своими мыслями и опытом —
как человек приходит к своему счастью?
Рассуждать о счастье, если всерьез, а не лишь бы
отговориться — дело далеко не легкое. Я записал рас-
сказ моей известной собеседницы, пе «пригладив» в нем
ни словечка, не «припудрив» пи одной мысли... Воз-
можно, кто-то обнаружит в этой записи недостатки, ну,
что ж... Но есть в ней, во всяком случае, одно достоинст-
во — рассказ абсолютно достоверен, а достоверность,
не забывайте,— основа искренности...
Родилась я в Ленинграде. И до начала войны пе
очень-то успела подрасти... Маленькой меня вывезли
из блокадного города. Я не все запомнила, по одного
никогда уже не забуду, даже если захочу, не смогу
забыть — голод...
Голод уничтожает человека и большого, и малень-
кого, и талантливого, и заурядного, - и не просто уби-
вает, а медленно и безнадежно разрушая человеческую
личность... Ты еще дышишь, двигаешься, чувствуешь
153
тепло и холод, слышишь шаг» за стеной, ио все мысли
твои, все существо сосредоточено на одном — хлеб!
Кусочек, корочка, сухарик, крошка... Хлеб! Он ки-
словатый, когда его жуешь... Он вызывает слюну, когда
на пего смотришь... Хлеб! У хлебного запаха ист имени,
просто хлеб, особенно свежий, только что из печи, оду-
ряюще пахнет жизнью.
Из блокадного Ленинграда меня эвакуировали в го-
лодную Пермь. И здесь, в свои шесть лет, я вышла на
работу. Да, па работу. Я изображала детей па сцепе
Кировского театра. Хорошо я это делала, плохо — в па-
мяти пе сохранилось. Важно другое — п это запомни-
лось! — мне, шестилетней, дали законную рабочую кар-
точку, продовольственную карточку! Как пи проти-
воестественно это звучит, применительно к такому ма-
ленькому ребенку, работа спасла меня от призрака
голода.
Наверное, этих первых воспоминаний могло бы хва-
тить для далеко идущих выводов и самых широких
обобщений!... Но у нас разговор — о счастье. И вот я ду-
маю: было в том счастье или нет, в избавлении от го-
лода, в случайном, пусть спасительном заработке? Не
знаю. Раскрепощенно от унизительного страха — было!
Тогда я пе могла еще этого попять, по сегодня я это
очень хорошо понимаю...
Легко мне никогда не жилось. Золотое, этакое без-
мятежное, кремовое, идиллическое детство обошло меня
стороной. К счастью ли, к несчастью... Трудно сказать,
тем более что изменить тут уже ничего невозмож-
но. Сурово я росла, трудно училась п трудно взрос-
лела.
А дальше все так сложилось, что вне сцепы, вне
балета я постоянно ощущаю себя... не столько женщи-
ной, сколько мужчиной: почему-то мне всегда достает-
ся заколачивать гвозди, красить рамы, если в доме
ремонт; таскать пудовые сумки, заботиться о ближних,
водить автомобиль... Только не подумайте, будто я жа-
луюсь пли пытаюсь поставить все эти «подвиги» себе
в заслугу. Просто перечисляю и стараюсь попять —
могут или по могут обернуться заботы счастьем?
Нет, пе уверена... Хотя сознания независимости,
равноправия такое положение прибавляет, особенно
когда ты успешно справляешься со своими добровольно
назначеннымп обязанностями.
154 Ну, а то, что я сейчас скажу, прозвучит, простите.
несколько возвышенно: я живу балетом. По понимаете,
это правда, это именно так.
Живу!
К сожалению, я пе умею рассказывать об этой жиз-
ни... «Рассказывать» балет противоестественно. Вол-
шебство его бессловесно и потому не может быть выра-
жено пи иа каком языке.
Чтобы чувствовать себя уверенной, балерина должна
много работать. И пожалуйста, не воспринимай ге эти
слова, так сказать, общим местом все должны рабо
тать хорошо и много.
Смысл моей работы упрощенно можно объяснить
так: танец — живой, динамичный узор, сотканный пз
движений, каждое движение должно быть точным, чет-
ким и подконтрольным. Подконтрольность дости-
гается ежедневным, многократным, придирчивым по-
вторением элементов каждого движения. И другого пути
пет. В этом п смысл и главная тяжесть работы: повто-
рение и контроль, повторение и контроль и снова по-
вторение...
Если вас не смутит определенность итоговой оценки,
запишите в основе высокого искусства балета лежит
лошадиная, изнурительная работа.
И обратите внимание: никаких скидок па талант, пе
говоря уже о званиях, стаже...
Если балерина не потеет, пе изнуряет себя па еже-
дневных занятиях, она, конечно, может довольно долго
оставаться и неплохой, вполне профессиональной тан-
цовщицей, но рассчитывать, а тем более претендовать
на большее, ей не приходится.
И ко всему еще: каждьп раз, выходя на сцепу, надо
сжигать кусочек настоящей, живой души, той самой, что
не восстанавливается никакими силами... Обычно люди
говорят с оттенком иронии, что ли: искусство требует
жертв, а между тем иронизировать тут пе над чем.
Знаете, раза три или четыре у меня было такое
странное ощущение после спектакля: все, все кончилось,
оборвалось, утратило связь с окружающим... Только
движение п музыка, звучащая еще в тишине, и вроде
никакого притяжения... Такое состояние продолжалось
совсем пе долго и, как я сказала, посещало меня всего
три или четыре раза в жизни.
Если предположить, что именно так п должно ощу-
щаться счастье, то как же обидно мало достается его па
пашу долю!
15
За годы — мгновенья?
1>удте и пе было ежедневного изнурительного труда...
Нет, что-то тут не так!
Иногда я думаю: всех людей можно, наверное, рас-
сортировать по разным условным и безусловным при-
знакам... Ну, скажем: худые п толстые, высокие ростом
и низкие, блондины и брюнеты... Все ясно в такой
раскладке и все безусловно...
Л как быть с умными и глупыми, образованными
н неучами? Тут ведь далеко пе все так ясно, все весьма
условно и зависит от того, кого с кем сравнивать...
Но, кроме всех прочих людей, есть па свете еще
и фанатики, они вроде бы сами по себе, и я даже за-
трудняюсь определить, сколь условное или безусловное
это понятие.
Себя я отношу к числу фанатиков.
Искусством я одержима с детства, и жизнь без этой
одержимости мне просто не представляется возможной.
Счастье или чистое мучение быть фанатиком? Стоит
ли отвечать на этот вопрос, раз, как бы там ни было, мне
уже выбирать пе дано, выбор сделан.
Не так давно я поступила на заочное отделение
театрального института. У многих, вероятно, это вызы-
вает насмешливое удивление или скептическое сочув-
ствие, и то подумать, а что мне там надо?
Видите ли, я всю жизнь много танцую, часто не рас-
четливо трачу и силы и время. Танцую, выкладываюсь,
а жизнь идет и какой-то стороной, увы, проходит мимо!
Мне нужно учиться пе ради положения, реноме, дипло-
ма и даже пе ради того, чтобы иметь возможность встать
в позу: смотрите, мол, какая я интеллектуальная!
А чтобы привести в равновесие мысли, чтобы навер-
стать упущенное в знаниях.
Нет, это, конечно, не большое счастье — сдавать
зачеты п волноваться перед институтскими экзаменами,
но это тоже какой-то ракурс, какое-то проявление жиз-
ни, имеющее свой вкус, свою особую остроту и, пожа-
луй, даже известную прелесть...
Мпе хотелось быть добросовестной и откровенной,
рассказывая, как человек ищет счастье, пе преувели-
чить и пе преуменьшить себя. К сожалению, я пе сумела
исчерпывающе ответить на ваш вопрос и не виновата
в этом.
Как ответить, когда я еще пе нашла своего счастья?
156 Ищу! Долго, скажете... А что сделаешь, если так скла-
дываются обстоятельства? Пет, я не жалуюсь и на-
деюсь искать еще и еще... Не так оно легко я но каждому
дается в руки — счастье.
Но одно, с высоты моего жизненного опыта, я знаю
совершенно точно: человека делают Человеком —
труд, искусство п любое ь... И прежде всего —
труд!..
Вот такой был разговор.
Был 11 минул, а я все думаю: чем удивила или разо-
чаровала, обрадовала или насторожила меня эта встре-
ча и почему так долго пе выходит из головы?
Б а л е р и и а.
Произношу это слово с закрытыми глазами, и перед
мысленным взором возникают сипь, золотистая бабочка
пад оранжевым, будто расплавленным, цветком или не-
правдоподобно прозрачная, отливающая, словно бу-
латной сталью, стрекоза, раскачивающаяся па бы-
линке...
Нежность, поэзия, грация...
Что делать — так уж примитивно мы воспитаны, так
прочно подогнаны к общим представлениям, так при-
терты п помимо волн верпы стереотипам.
Но я-то видел ее лицо без грима! Видел сильную,
суховатую, натренированную фигуру женщины... Я но
мог оторвать глаз от ее прекрасных, выразительности
необыкновенной рук. Кажется, глядя па ее руки, я
впервые в жизни подумал: а судьбы паши родственны —
ее, балерины, и моя, профессионального летчика.
Совершая свой первый шаг — каждый к своему седь-
мому небу,— мы подсознательно уже ощущаем тревогу:
а до пенсии в общечеловеческом, осредненном пред-
ставлении путь-то совсем не долог, и падо спешить,
спешить, спешить; надо работать до горячего пота
в глазах, за ушами, до наждачного горла, до черных
мух, застилающих небо; надо жить па износ, и никаких
тебе, то есть себе, поблажек.
Будет счастье пли пет? Так кто ж его точно знает?
Придет слава или облетит стороной? Как повезет, пе
угадаешь.
Л что же будет наверняка? Ради чего все усилия?
Надежда. Ускользающая, неверная, призрачная, об-
надеживающая, надменная и снисходительная: все
впереди!
И если удастся сохранить перу, если удастся до
последнего вздоха, до крайнего осколочка синевы в
157
зрачках нс отчаиваться — ведь вес впереди! — тогда —
счастье...
Никакая высота, Надя, не может повредить чело-
веку, если, конечно, он — человек настоящий. И я ду-
маю, пет ничего худого в стремлении взять самую
высоченную вершину, если только ты ее штурмуешь
честно, не подставляя ножку другому.
Найдешь ли ты там, па высоте, свое счастье или
пет — вопрос особый. Но тут все дело в том, я думаю, что
принимать за свое, личное, персональное счастье?
Мне, например, счастье представляется не тем, что
можно скопить, припрятать, сберечь... Я думаю, сча-
стье — это раздавать, раздаривать щедро, не считая и не
опасаясь разориться.
И для такого счастья — высота не помеха, скорее,
достоинство...
Р. S. Ты спрашивала, что читать, дабы усвоить всю
«топкую механику жизни и взаимоотношений человека
с окружающей его средой». Я пе стану перечислять
великие книги великих писателей. Классика в моих
рекомендациях не нуждается. Классику тебе и так не
миновать.
Советую, читай дневники путешественников! Скотта
и Амундсена, Пржевальского п Козлова, Нири и Крен-
келя, Потаниной и Нансена... Читай воспоминания не-
профессиональных литераторов — академика Крылова
и Чарли Чаплина, Менделеева п актера Акимова, Ро-
куэлла Кента и Репина...
Не могу поручиться, что с помощью этих книг ты
превзойдешь всю «тонкую механику жизни», по мудрее
станешь обязательно.
Сила непрофессиональных книг в их подлинности.
ПОСЛЕДНЯЯ ПРЯМАЯ...
Ну вот и подходит к концу задуманная мной книга-
разговор. Тех, кто с трудом добрался до последних
страниц и испытывает теперь чувство приятного облег-
чения — фу-у-у, пакопец-то!..— мпе остается только
поблагодарить за стойкость н за сочувствие it автор-
ским намерениям; а тех, кто нашел в сказанном хоть
что-то, задевшее душу, толкнувшее па размышления,
я хотел бы задержать еще па несколько минут.
J58 Пожалуйста, сядьте к зеркалу.
Сели? Прекрасно. Благодарю вас. Света достаточно?
Очень хорошо. Можно приступать?
Глядя в собственные глаза, не суетясь и пе спеша,
задайте себе вопросы, напечатанные на последней стра-
нице этой книги.
Постарайтесь ответить па эти вопросы.
Только, чур, честно, без шпаргалок и посторонней
помощи.
И не забывайте вы отвечаете себе. Себя нельзя
обманывать. .
Добры ли вы? Цели добры, то чем это подтверждает-
ся — вашим образом мыслей, па словах, вашими поступ-
ками?
Как относятся к вам люди — хорошо, безразлично,
плохо? Почему? Л как относитесь к окружающим вы —
доброжелательно, с любопытством, неприязнен по, бе.з-
различно?
Как вы оцениваете свой характер? Что следовало бы
в вашем характере изменить, усовершенствовать? Как
это сделать? И вообще, довольны ли вы собой? Ецли пе
совсем или совсем недовольны, то почему?
Много ли у вас, друзей? Постоянны ли ваши друзья,
верпы ли они вам? А вы — им? Как вы переносите оди-
ночество?
Как вы оцениваете своих родителей? Признаете ли
вы свое отношение к близким удовлетворительным или
считаете, что оно оставляет желать лучшего?
Сильно ли вас занимают заботы друзей, товарищей,
окружающих? А проблемы, потрясающие мир?
Какое место вам хотелось бы занять в жизни
в ближайшем будущем и в более отдаленной перспек-
тиве? Кто ваш герой и почему именно он (она)? Ваш ге-
рой совершенно безупречен или вы замечаете в нем
какие-то слабости и изъяны?
Чего вам больше всего недостает в жизни?
Зачем вы живете на этом свете, ваша главная цель?
Что бы вы хотели оставить людям в память о себе?
Пе торопитесь, отвечая па эти вопросы, размышляй
те... Не буду вам мешать... Ухожу, желая вам успеха
и счастья!
ОГЛАВЛЕНИЕ
Почему и для чего..........
Глава первая. О себе
Глава вторая. Чем мы хуже? .
Глава третья. Мужскими глазами
Глава четвертая. По дороге к счастью
3
8
43
81
115
Для среднего и старшего возраста
Анатолий Маркович Маркуша
ЖЕЛАЮ СЧАСТЬЯ. ДЕВОЧКИ!
Весе ды
II13 Л? 417.3
Отвстствсппый редактор //. Л/ Пугачева. Художественный редактор Г.. М. Ларская..
Технический редактор А/ Д Кутузова. Корректоры Af Ю. Сиротникова и Т Л. Ста-
долъпикова. Сдано в набор 14.0-4-83. Подписано к печати 22.09.83. Л03259. формат
84хЮ8*/з2* 1»ум. типогр. Л“ 1 Шрифт обыки. Печать высокап. Уел. меч. л. 8.4
Уел. кр.-отт 8,00. Уч.-изд. л. 8.69. Тираж 100 000 ак.т. Закал № 2946. Цена 50 коп.
Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Детская литература» Государ-
ственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии п книжной торговли
103720. Москва, Центр, М Черкасский мер, I Ордена Трудового Красного Знамени
фабрика «Детская книга» № 1 Росглавнолиграфпрома Государственного комитет.»
РСФСР по дедам издательств, полиграфии и книжной торговли. Москва. Сущевский
вал. 49.
Отпечатано с фотопол «мерных форм «Целлофот»

50 к.
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»

Lx____________—....—.....-
Книжная
иллюстрация
СОВЕТСКОГО ВРЕМЕНИ
Музей детских книг DjVu/PDF
sh eba.spb.pu/bi в