АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ
ВОПРОСЫ
ФИЛОСОФИИ
XIV ГОД ИЗДАНИЯ
ЖУРНАЛ ВЫХОДИТ ЕЖЕМЕСЯЧНО
1
19 60

Решения Пленума ЦК КПСС-
боевая программа действия!
а и. члйкин
Наша страна вступила в новый период своего развития — в период
развернутого строительства коммунистического общества. В материалах
и решениях XXI съезда Коммунистической партии Советского Союза, в
решениях последующих пленумов ЦК КПСС дана исчерпывающая
научная характеристика современного этапа в жизни СССР, определены
главные задачи на семилетие, указаны пути и способы их решения.
Период развернутого коммунистического строительства — это период
создания материально-технической базы коммунизма, ускоренного
развития производительных сил и дальнейшего совершенствования
социалистических производственных отношений, быстрого технического прогресса,
мощного подъема всех отраслей хозяйства, расцвета науки и культуры,
повышения материального благосостояния народа. В течение семилетки
предстоит осуществить задачи, которые имеют решающее значение для
завоевания победы в экономическом соревновании социализма с
капитализмом. Вырастут производительные силы советского общества, будет
сделан важный шаг к созданию предпосылок для преодоления
существенных различий между городом и деревней, между умственным и
физическим трудом.
Успешное выполнение и перевыполнение семилетнего плана
развития народного хозяйства СССР в сочетании с успехами стран народной
демократии приведут к тому, что страны социалистической системы будут
производить больше половины всей мировой промышленной продукции
и добьются превосходства над системой капитализма в решающей сфере
человеческой деятельности — в материальном производстве.
Значительное место в грандиозном плане коммунистического
строительства в нашей стране занимают мероприятия по дальнейшему
развитию сельского хозяйства.
Коммунистическая партия Советского Союза за последние годы на
основе глубокого анализа закономерностей движения нашего общества
к коммунизму разработала и осуществила ряд крупнейших политических,
экономических и организационных мероприятий по укреплению и
дальнейшему развитию колхозного строя, улучшению работы совхозов,
увеличению производства сельскохозяйственных продуктов и повышению
жизненного уровня советского народа.
XXI съезд КПСС определил, что «re области сельского хозяйства
основной задачей является достижение такого уровня производства,
который позволит полностью удовлетворить потребности населения в
продовольствии, а промышленности — в сырье и обеспечить все другие нужды
государства в сельскохозяйственной продукции».
Глубоко осознавая, что успешное выполнение заданий семилетки по
сельскому хозяйству, установленных на 1959—1965 годы, имеет важное
значение для дела коммунистического строительства, труженики
сельского хозяйства широко развернули всенародное социалистическое сорев-

4
П. И. ЧАЙКИН
нование за досрочное выполнение семилетнего плана, за то, чтобы в
короткий срок догнать США по производству мяса и других продуктов
животноводства на душу населения.
Выдающимся событием в жизни нашей страны явился декабрьский
(1959 г.) Пленум ЦК КПСС, на котором были заслушаны доклады
Совета Министров Российской Федерации, Центральных Комитетов
Компартий Украины, Казахстана, Белоруссии, Узбекистана, Таджикистана и
Азербайджана о мероприятиях по выполнению решений XXI съезда
Коммунистической партии Советского Союза и декабрьского (1958 г.)
Пленума ЦК КПСС о развитии сельского хозяйства. На протяжении
нескольких дней на Пленуме глубоко и всесторонне рассматривались такие
коренные проблемы дальнейшего развития сельского хозяйства, как подъем
земледелия и увеличение производства зерна, сахарной свеклы, хлопка
и других продуктов растениеводства; развитие общественного
животноводства и увеличение производства мяса, молока и других
продуктов животноводства; укрепление колхозов и совхозов кадрами;
дальнейшая механизация сельского хозяйства, повышение
производительности труда и снижение себестоимости продукции; укрепление
общественного хозяйства колхозов и повышение материального
благосостояния колхозников.
В постановлении Пленума ЦК, в выступлениях на Пленуме товарища
Н. С. Хрущева и других участников Пленума подведены итоги
проделанной в 1959 году работы и определены неотложные задачи дальнейшего
развития сельского хозяйства, разработаны мероприятия по досрочному
выполнению семилетнего плана в области увеличения производства
сельскохозяйственных продуктов.
Коренной проблемой текущего семилетия является проблема
максимального выигрыша времени в мирном экономическом соревновании
социализма с капитализмом. Очень важно поэтому обеспечить высокие
темпы и необходимые пропорции в развитии народного хозяйства.
Марксизм-ленинизм учит, что планомерное развитие
социалистической экономики предполагает установление правильного соотношения
между промышленностью и сельским хозяйством. Без растущего обмена
продукцией между промышленностью и сельским хозяйством невозможно
осуществить расширенное воспроизводство как в народном хозяйстве в
целом, так и в отдельных его отраслях.
Для расширенного социалистического воспроизводства требуется,
чтобы промышленность вооружала сельское хозяйство передовой
техникой, снабжала деревню промышленными товарами, чтобы колхозы и
совхозы планомерно и в достатке обеспечивали население продовольствием,
а легкую и пищевую промышленность — сырьем. Следовательно, для
бесперебойного развития народного хозяйства требуются определенная
пропорциональность, согласованность в развитии промышленности и
сельского хозяйства при обеспечении ведущей, преобладающей роли
промышленности.
Быстрое развитие промышленности, в первую очередь тяжелой
индустрии, способствовало коренному социалистическому преобразованию
сельского хозяйства. Победа колхозного строя на основе ленинского
кооперативного плана, строительство совхозов превратили СССР в страну
самого крупного в мире земледелия. На основе социалистической
реконструкции сельского хозяйства и оснащения его современной техникой
значительно увеличился объем сельскохозяйственного производства и
возросла производительность труда колхозников и рабочих совхозов.
Вооружение колхозов собственной техникой явилось одним из
важнейших средств для дальнейшего подъема колхозного производства.
Осуществление этой меры создало новые возможности для реализации
преимуществ, заложенных в самой природе колхозного строя, для более
ускоренного решения экономических и политических задач в движении

РЕШЕНИЯ ПЛЕНУМА ЦК КПСС — БОЕВАЯ ПРОГРАММА ДЕЙСТВИЯ! 5
колхозной деревни к коммунизму; оно явилось важным шагом на пути
подъема кооперативно-колхозной собственности до уровня общенародной.
Наша партия за последние годы провела большую организаторскую
работу по укреплению всех участков социалистического сельского
хозяйства опытными кадрами специалистов и организаторов. Немало хороших
руководителей выросло в колхозах и совхозах. В колхозном и совхозном
производстве работает теперь свыше 300 тысяч специалистов с высшим
и средним специальным образованием. Более половины председателей
колхозов и почти 90 процентов директоров совхозов имеют высшее и
среднее специальное образование.
«В нашей стране,— говорится в решении Пленума ЦК КПСС,—
созданы теперь все необходимые условия для дальнейшего мощного подъема
всех отраслей сельского хозяйства. Все более широкий размах получает
всенародное движение, начатое по почину передовых колхозов и
совхозов, за то, чтобы в ближайшие годы догнать и перегнать Соединенные
Штаты Америки по производству мяса, молока и масла на душу
населения. Социалистическое соревнование, развернувшееся в республиках,
краях и областях, показывает, что задания семилетки по развитию
сельского хозяйства могут быть выполнены досрочно».
Весь советский народ, наши друзья во всем мире с воодушевлением
встретили постановление Пленума ЦК КПСС, в котором красноречиво
говорится о том, с каким подъемом осуществляют трудящиеся СССР
величественный семилетний план, о том, что период, прошедший после
XXI съезда КПСС, ознаменовался новыми успехами в развитии
промышленности, сельского хозяйства, в подъеме благосостояния народа, в
осуществлении миролюбивой внешней политики Советского государства.
Материалы о работе декабрьского Пленума ЦК КПСС широко
публиковались в печати; в работе Пленума принимали участие передовые
люди колхозов и совхозов, специалисты сельского хозяйства и
промышленности, крупные ученые, партийные и советские работники республик,
краев, областей и некоторых районов. Это свидетельствует о великой и
нерушимой связи Коммунистической партии с советским народом, о том,
что интересы партии и народа едины, что партия в своей деятельности
опирается на творческую инициативу масс, поддерживает новое,
передовое в интересах народа, в интересах коммунистического строительства.
Отметив достигнутые успехи в развитии сельскохозяйственного
производства, Пленум ЦК КПСС вместе с тем призвал партийные
организации неустанно улучшать работу, всемерно развивать критику и
самокритику, вести самую беспощадную борьбу с еще имеющимися у нас
недостатками, вовлекая в эту борьбу широкие массы трудящихся. Товарищ
Хрущев в своей речи на Пленуме подчеркнул все возрастающее значение
критики и самокритики как движущей силы развития нашего общества
к коммунизму. «Надо иметь в виду,— сказал Н. С. Хрущев,— что чем
дальше мы продвигаемся вперед и чем больше будут наши успехи, тем
более придирчиво и непримиримо будут относиться трудящиеся к
недостаткам... Наша партия развязывает инициативу трудящихся, еще
больше поднимает активность населения, чтобы жизнь в нашей стране
становилась еще более полнокровной. У нас человек может прямо и открыто
сказать то, что он думает, может сказать каждому, кому он хочет, и
каждый, к кому обращены такие вопросы, должен ответить на них».
Велики успехи советского народа в строительстве коммунизма.
Благодаря усилиям нашего героического рабочего класса перевыполнен план
промышленного производства за 11 месяцев 1959 года. За этот период
промышленной продукции произведено сверх плана более чем на 40
миллиардов рублей. Выпуск промышленной продукции за это время
увеличился по сравнению с соответствующим периодом прошлого года на
11,3 процента вместо 7,7 процента, предусмотренных планом. Успешно
осуществляются разработанные партией мероприятия по техническому

прогрессу в промышленности и строительстве, по росту
производительности труда и снижению себестоимости продукции.
Опираясь на мощь социалистической индустрии, на поддержку
рабочего класса, осуществляя выработанные XXI съездом партии и
декабрьским (1958 г) Пленумом ЦК КПСС меры по дальнейшему подъему
сельского хозяйства, труженики сельского хозяйства нашей страны добились
в 1959 году замечательных успехов.
Колхозы -и совхозы в 1959 году перевыполнили план сева яровых
культур и расширили общую посевную площадь до 196 миллионов гектаров,
то есть засеяли почти на 40 миллионов гектаров больше, чем в 1953 году.
Посевная -площадь кукурузы превысила 22 миллиона гектаров. Несмотря
на засуху в ряде крупных зерновых районов страны, в истекшем году
государство закупило хлеба достаточно, то есть 2 845 миллионов пудов.
Средний уровень заготовок хлеба за последние четыре года составил
3 миллиарда против 2 миллиардов пудов за предыдущие четыре года.
Значительная работа проведена в 1959 году по дальнейшему
расширению посевных площадей, повышению урожайности и увеличению
валовых сборов хлопка, сахарной свеклы и некоторых других технических
культур. Колхозы и совхозы хлопкосеющих районов в 1959 году
перевыполнили план и продали государству 4 миллиона 669 тысяч тонн хлопка-
сырца — самое большое количество за всю историю хлопководства в
нашей стране.
Высокими темпами продолжает развиваться общественное
животноводство. За 11 месяцев 1959 года в колхозах и совхозах произведено мяса
на 32 процента больше, чем за соответствующий период 1958 года.
За этот же период производство молока в колхозах и совхозах
возросло на 15 процентов, яиц — на 25 процентов, шерсти — на 11 процентов.
Перевыполнен план государственных закупок всех продуктов
животноводства. Общая доля колхозов и совхозов в государственных закупках
составила 83 процента и молока — 92 процента, то есть
социалистический сектор теперь стал основным поставщиком этих продуктов
государству.
В 1959 году произведено молока во всех категориях хозяйств 62
миллиона тонн, что превысило валовое производство молока в США более
чем на 5 миллионов тонн. Производство животного масла в 1959 году
составило 845 тысяч тонн, или по 4 килограмма на душу населения, что
превышает производство масла на душу населения в США, где в
истекшем году на душу населения было произведено примерно по 3,7
килограмма животного масла.
Отрадно отметить, что наряду с увеличением производства и продажи
государству мяса, молока и других продуктов животноводства колхозы
и совхозы обеспечили в истекшем году значительный рост общей
численности продуктивного скота. Так, например, поголовье крупного рогатого
скота на 1 декабря 1959 года по сравнению с соответствующим периодом
1958 года возросло на 18 процентов, в том числе коров — на 13
процентов, свиней — на 19 процентов, овец и коз — на 5 процентов и птицы —
на 33 процента.
Решающим условием подъема животноводства явилось укрепление
кормовой базы, главным образом за счет расширения посевов,
повышения урожайности и увеличения валовых сборов кукурузы. Многие
новаторы производства, колхозы, совхозы, в целом районы и области на
больших площадях получают высокие урожаи кукурузы.
Достижения социалистического сельского хозяйства радуют весь
советский народ и наших друзей за рубежом. Эти успехи достигнуты в
результате самоотверженного труда рабочих, колхозников, советской
интеллигенции, большой организаторской работы нашей славной
Коммунистической партии.
В борьбе за быстрейшее развитие сельского хозяйства за последние

РЕШЕНИЯ ПЛЕНУМА ЦК КПСС — БОЕВАЯ ПРОГРАММА ДЕЙСТВИЯ! 7
годы в деревне выросли тысячи и тысячи героев и героинь, передовиков
сельского хозяйства, знающих свое дело механизаторов, опытных
организаторов колхозного и совхозного производства, открывших перед
сельским хозяйством такие возможности, о которых многие раньше даже и
не мечтали.
Вскоре после декабрьского Пленума ЦК КПСС (1958 г.) в стране
развернулось могучее движение за претворение в жизнь намеченной
партией программы увеличения производства сельскохозяйственных
продуктов. Славными инициаторами этого выдающегося в истории
строительства коммунизма соревнования явились труженики сельского хозяйства
Рязанской области. Они перед лицом всего народа обязались в течение
года в 3,8 раза увеличить производство и в 3 раза продажу
государству мяса.
С трибуны Пленума ЦК КПСС первый секретарь Рязанского обкома
КПСС тов. А. Н. Ларионов заявил, что в 1959 году область вместо 50
тысяч тонн поставила государству 150 тысяч тонн мяса, или в 3 раза
больше, чем в 1958 году. Это свидетельствует о том, какими неисчерпаемыми
резервами и возможностями располагает социалистическая система
хозяйства.
Замечательные успехи тружеников Рязанской области и других
областей и республик нашей страны наглядно показывают, какие могучие
родники народных талантов открыл социалистический строй, как велики
энергия и инициатива трудящихся, строящих под руководством
Коммунистической партии первое в истории человечества бесклассовое общество.
В результате успехов, достигнутых в укреплении и развитии
общественного хозяйства колхозов, роста производства сельскохозяйственных
продуктов, повышения товарности хозяйств, значительно увеличились за
последние годы доходы колхозов, возросли их неделимые фонды, и на этой
основе неуклонно повышается материальное благосостояние колхозников,
что видно из следующих основных показателей развития колхозов:
Число всех колхозов на конец года (тыс.)
Неделимые фонды колхозов на конец года
(млрд. руб.)
Общая сумма денежных доходов колхозов
(млрд. руб.)
Весь денежный доход в среднем:
на один колхоз (тыс. руб.)
на один колхозный двор (руб.) ,
1952
97,0
63,1
42,8
455
2154
1957
78,2
102,0
95,2
1250
5 053
1958 г.
69,1
123,1
131,8
1955
7 019
Общая сумма натуральной и денежной оплаты колхозников
увеличилась в сопоставимых ценах с 47,5 миллиарда рублей в 1952 году до
83,8 миллиарда в 1957 году. Реальные доходы колхозников в 1958 году
в расчете на одного работающего увеличились по сравнению с 1952 годом
в 1,6 раза.
Важнейшим источником развития колхозного строя, роста
общественного богатства колхозов, повышения благосостояния колхозников и всего
нашего народа являются неделимые фонды колхозов, составляющие
основу кооперативной социалистической собственности. Увеличение
неделимых фондов, правильное их использование, укрепление и развитие
колхозной собственности, постепенное сближение и последующее полное
слияние ее с общенародной собственностью отвечают интересам нашего
народа, интересам коммунистического общества. Поэтому, исходя из
достигнутого уровня развития общественного хозяйства, целесообразно
увеличивать, по решениям общих собраний колхозников, отчисления от
денежных доходов в неделимые фонды колхозов.
При установлении размеров отчислений в неделимые фонды следует

8
П. И. ЧАЙКИН
учитывать необходимость обеспечения колхоза в ближайшие годы
собственными оборотными средствами для осуществления нормальной
производственной деятельности, а также необходимость соблюдения
принципа материальной заинтересованности колхозников в развитии
общественного хозяйства.
Денежные средства неделимых фондов целесообразно направлять
в первую очередь на приобретение тракторов, сельскохозяйственных
машин и оборудования, строительство производственных помещений, ирри-
гационно-мелиоративных сооружений, дорог, на капитальный ремонт
основных средств и другие мероприятия, обеспечивающие быстрый подъем
экономики колхозов, рост производительности труда, товарности хозяйства
и доходов колхозов, а также на строительство домов колхозников с
оплатой их в рассрочку.
За последние годы в деревне широкое развитие получили
межколхозные связи, возникли многочисленные строительные организации,
создаются предприятия по производству строительных материалов,
строительству электростанций, дорог, школ-интернатов, больниц, детских
учреждений, по переработке сельскохозяйственных продуктов, откорму скота
и т. д. В связи с этим очень важное значение на данном этапе развития
колхозного строя будет иметь указание Пленума ЦК КПСС о том, что
задачи дальнейшего подъема сельского хозяйства требуют изменения
организационных форм руководства колхозами в сторону дальнейшего
развития демократии, а также и о том, чтобы изучить предложения о создании
межколхозных объединений — союзов — в районах, областях и
республиках.
Рост неделимых фондов колхозов, означающий повышение уровня
обобществления колхозного производства, развитие межколхозных
связей — все это свидетельствует о дальнейшем развитии производительных
сил и производственных отношений в социалистическом сельском
хозяйстве, о постепенном стирании существенных различий между городом и
деревней в условиях развернутого строительства коммунизма в нашей
стране. Изучение этих процессов является одной из важнейших задач
работников общественных наук, в том числе и философов.
Отмечая значительные успехи республик, областей, передовых
районов, колхозов, совхозов и новаторов производства, Пленум ЦК вместе
с тем обратил внимание на то, что во многих областях, районах,
колхозах и совхозах далеко не полностью используются резервы и
возможности для увеличения производства сельскохозяйственных продуктов и
допущено отставание с выполнением принятых обязательств.
Главным недостатком в развитии сельского хозяйства во многих
областях, краях и республиках является наличие большой пестроты в уровне
хозяйственной деятельности колхозов и совхозов. Наряду с передовыми
колхозами и совхозами, ведущими общественное хозяйство на высоком
уровне, неуклонно увеличивающими производство сельскохозяйственных
продуктов, есть еще немало экономически слабых хозяйств, которые
резко отстают от передовых, мало производят продукции, медленно
развивают общественное хозяйство и все еще получают низкие доходы.
Как показывает опыт передовых колхозов и совхозов, культура
земледелия и животноводства зависит прежде всего от умелой организации
производства, наиболее полного использования резервов и широкого
внедрения достижений науки и передовой практики. Между тем имеются
многочисленные факты грубого нарушения элементарных требований
ведения сельскохозяйственного производства: не соблюдаются сроки сева,
плохо используются удобрения, допускается низкое качество обработки
почвы, затягиваются сроки уборкм и т. п. На преодоление этих и многих
других недостатков в сельском хозяйстве и должны быть направлены
усилия колхозов и совхозов.
Большое внимание на Пленуме было уделено вопросам правильного

РЕШЕНИЯ ПЛЕНУМА ЦК КПСС — БОЕВАЯ ПРОГРАММА ДЕЙСТВИЯ! С)
применения социалистического принципа распределения по труду. В речи
Н. С. Хрущева, в докладах и выступлениях участников Пленума был
поднят важный вопрос об оплате труда в колхозах. Товарищ Хрущев указал
на несправедливость такого положения, когда в некоторых районах
заработок колхозника значительно превышает заработок рабочего. «Рабочий
класс,— отметил Н. С. Хрущев,— является ведущей силой нашего
общества. Рабочие и крестьяне вместе, в тесном союзе, вели борьбу против
помещиков и капиталистов, устанавливали и укрепляли Советскую власть,
боролись против контрреволюции, защищая завоевания Великого
Октября. Они вместе воевали против фашистских захватчиков, защищая честь
и независимость Родины, они вместе, в тесном единении, идут и к
коммунизму. А что значит вместе идти к коммунизму? Это значит, чтобы
вместе трудиться, создавать общественное богатство и получать такую
оплату труда, чтобы не было обидно ни рабочему, ни колхознику».
Правильное решение вопроса об оплате труда в колхозах будет
стимулировать рост производства, приведет к дальнейшему укреплению
нерушимого союза рабочего класса и колхозного крестьянства, дружбы народов
нашей страны.
Важное значение для решения задачи постепенного стирания
существенных различий между городом и деревней имеют поставленные на
Пленуме вопросы дальнейшего роста культуры и благоустройства
колхозного села. Перестроить село, как отметил в своей речи на Пленуме
Н. С. Хрущев,— это значит построить новое, социалистическое село
взамен старого, сложившегося в условиях единоличного крестьянского
хозяйства. В новых селах наряду с хорошими хозяйственными постройками
должны быть удобные жилые дома, школы-интернаты, клубы, столовые,
больницы, дома для престарелых, предприятия бытового обслуживания,
бани и т: д. Основным условием решения задачи культурно-бытового
подъема колхозного села являются развитие производства
сельскохозяйственных продуктов, дальнейшая механизация производственных
процессов, рост накоплений.
Пленум ЦК КПСС одобрил мероприятия по дальнейшему подъему
земледелия и животноводства, увеличению производства
сельскохозяйственных продуктов и обязательства по досрочному выполнению заданий
семилетнего плана. Пленум ЦК КПСС поручил партийным и советским
органам республик сосредоточить усилия партийных организаций и всех
тружеников сельского хозяйства на практическом осуществлении
разработанных и одобренных Пленумом ЦК КПСС мероприятий по
претворению в жизнь решений XXI съезда КПСС о дальнейшем развитии сельского
хозяйства, более полном использовании резервов по увеличению
производства сельскохозяйственных продуктов.
Пленум ЦК КПСС указал, что важнейшей задачей местных
партийных, советских и сельскохозяйственных органов, колхозов и совхозов
является увеличение производства зерна не менее чем до 10—11
миллиардов пудов в год с тем, чтобы создать реальные возможности для
образования стабильных ресурсов товарного зерна.
В решении Пленума ЦК КПСС и в выступлении товарища H. G.
Хрущева на Пленуме особое внимание обращается на необходимость более
полного использования имеющихся резервов и возможностей по росту
поголовья скота в колхозах и совхозах, повышению продуктивности
животноводства, увеличению производства мяса, молока и других продуктов,
укреплению кормовой базы, главным образом за счет расширения посевов
ку^рузы и повышения ее урожайности.
Социалистическое соревнование, развернувшееся в деревне,
отмечается в решении Пленума ЦК КПСС, создает уверенность в том, что задание
семилетнего плана по производству мяса в количестве 16 миллионов тонн
будет выполнено досрочно — в 1963 году, а в последующие годы
производство мяса будет увеличено дополнительно на 4—5 миллионов тонн сверх

10
II. И. ЧАЙКИН
заданий семилетнего плана в порядке выполнения взятых обязательств
по социалистическому соревнованию.
Для успешного выполнения задач по развитию сельского хозяйства,
поставленных XXI съездом партии и декабрьским Пленумом ЦК КПСС,
прежде всего необходимо обеспечить непрерывный технический прогресс
в механизации и электрификации, усилить темпы оснащения колхозов и
совхозов новой техникой для комплексной механизации и на этой основе
значительно сократить сроки проведения сельскохозяйственных работ,
повысить общую культуру земледелия и животноводства, добиться
дальнейшего роста производительности труда и снижения себестоимости
продукции.
Большие задачи поставлены Пленумом ЦК КПСС перед
сельскохозяйственной наукой в деле развития теоретических исследований на
основе более полного использования новейших достижений биологии, физики,
химии и других наук, обеспечивающих подъем производительных сил и
непрерывный технический прогресс в сельском хозяйстве.
Решения Пленума имеют огромное значение для работников
общественных наук, призывая их всемерно укреплять связь с практикой
коммунистического строительства, творчески обобщать богатейший опыт
созидательной деятельности советского народа в борьбе за коммунизм.
Решения декабрьского Пленума ЦК КПСС являются призывом
партии к колхозникам, рабочим совхозов, специалистам сельского хозяйства,
ко всем трудящимся, к партийным, советским, профсоюзным и
комсомольским организациям направить свою творческую энергию на
осуществление социалистических обязательств по досрочному выполнению
заданий семилетнего плана и созданию изобилия продуктов сельского
хозяйства, внести достойный вклад в дело всенародной борьбы за
построение коммунизма в нашей стране.
0

О развитии и сближении двух форм
социалистической собственности
Н. Д. КОЛЕСОВ, К. И. КОЛЕСОВА
Социалистическая природа общенародной и кооперативно-колхозной
собственности
Практика социалистического строительства в СССР и странах
народной демократии показала, что социалистическая собственность
возникает и развивается в двух формах — общенародной и кооперативно-
колхозной,— которые имеют общую социальную природу: и та и другая
являются собственностью общественной, исключающей эксплуатацию
человека человеком. Вот почему все трудящиеся заинтересованы в развитии
и умножении как общенародной, так и кооперативно-колхозной
собственности. Одинаковая природа общенародной и кооперативно-колхозной
собственности позволяет применять в государственных предприятиях и
колхозах одни и те же социалистические принципы ведения хозяйства,
распространять опыт и методы хозяйствования одного производственного
сектора в другом. Забвение или умаление однотипности двух форм
социалистической собственности ведет к противопоставлению их друг другу
и, в частности, к недооценке значения колхозной собственности в развитии
народного хозяйства, что мешает использованию всех заложенных в ней
возможностей.
Общность социальной природы двух форм социалистической
собственности не означает, что между ними нет различий. Нельзя
противопоставлять колхозную собственность общенародной, но нельзя впадать и в
другую крайность: закрывать глаза на различия между ними.
Марксистская философия учит в тождестве, сходстве вещей и явлений находить
различия, ибо без этого нельзя понять их специфику, их особенности.
Основное различие между двумя формами социалистической
собственности состоит в уровне обобществления производства. Если в
государственном хозяйственном секторе уровень обобществления выражен
наиболее полно (средства производства и труд рабочих и служащих
обобществлены в масштабах всего общества), то в колхозах он выражен
менее полно, то есть только в рамках отдельного кооперативного
объединения. Разумеется, по степени обобществления производства имеются
различия и между отдельными колхозами. Об этом можно судить по
размерам неделимых фондов в колхозах, по уровню организации труда
и т. д. Но это различие чисто количественное, тогда как между
общенародной и кооперативно-колхозной собственностью имеется качественное
различие. Государственная собственность является всенародной, а
кооперативно-колхозная — групповой. Колхоз выступает собственником по
отношению к другим колхозам и всему социалистическому государству
в целом. Определенную экономическую самостоятельность имеет и то
или иное государственное предприятие. Однако эта самостоятельность
выражается в производственной, сбытовой и финансовой деятельности,
но отнюдь не в присвоении средств производства и производимого
продукта. В отличие от государственных предприятий экономическая само-

12
H. Д. КОЛ ECO В, К. И. КОЛЕСОВА
стоятельность колхозов основана на присвоении средств производства
(за исключением земли, которая является общенародной
собственностью) и производимого продукта, что накладывает свои специфические,
характерные черты на все стороны общественной жизни колхоза.
Общенародная собственность — более зрелая, последовательно
социалистическая форма собственности, она играет ведущую роль в
народном хозяйстве. В СССР на долю государственной собственности
приходится около 91 процента всех средств производства. В общенародной
собственности находится свыше 200 тысяч крупных промышленных
предприятий, вся сеть железных дорог и авиалиний, водный транспорт,
около 6 тысяч совхозов, многочисленные научные и культурные
учреждения, подавляющая часть жилого фонда, а также земля, ее недра, леса,
водные бассейны и т. п. Общенародная собственность является основой
промышленного и сельскохозяйственного производства, организации
связи, транспортного дела и т. д. Поэтому от ее развития зависят направление
и темпы развития всех отраслей народного хозяйства, рост материального
и культурного уровня жизни народа.
На долю кооперативной собственности приходится около 8
процентов всех средств производства страны, из которых преобладающая часть
находится в колхозах. Подавляющую часть продуктов полеводства и
животноводства страна получает от колхозов. Действительное значение
колхозов в жизни нашего общества определяется также и тем, что в них
объединено 18,8 миллиона крестьянских дворов, или 35,5 процента всего
населения страны. Эти данные показывают, что колхозное крестьянство
представляет собой важнейшую производительную силу нашего
общества.
Колхозная форма собственности имеет исторически преходящий
характер. Это не означает, что ее можно миновать, перескочить через нее.
Формы собственности развиваются на основе законов экономики, зависят
от характера и уровня развития производительных сил. Колхозный строй
вполне соответствует уровню и -потребностям развития современных
производительных сил в деревне. Марксизм-ленинизм учит, что та или иная
форма собственности сходит со сцены не раньше, чем она исчерпает
свою прогрессивную роль. Практика передовых колхозов страны,
добившихся высоких показателей в развитии общественного хозяйства,
свидетельствует о том, что в колхозной собственности заложены большие
возможности для развития производительных сил. При этом следует иметь
в виду, что и передовые колхозы не достигли предела и продолжают
развивать свое хозяйство быстрыми темпами. Отставание, запущенность
отдельных отраслей социалистического сельского хозяйства, имевшие
место до 1953 года, объясняются не тем, что колхозная собственность
исчерпала свою прогрессивную роль, а прежде всего нарушением принципа
материальной заинтересованности работников в результатах своего
труда и низким уровнем руководства колхозами. Достигнутые успехи в
развитии сельского хозяйства за последние шесть лет убедительно говорят
о том, что колхозная форма собственности содержат в себе могучие
стимулы для дальнейшего подъема сельскохозяйственного производства.
И в настоящее время имеется немало отстающих колхозов, но опять-
таки причина их отставания кроется в слабом руководстве, низком
уровне организаторской работы. Как показал декабрьский Пленум ЦК КПСС
(1959 год), главное теперь состоит в том, чтобы мобилизовать резервы
сельского хозяйства, значительно поднять организаторскую работу
колхозных кадров, партийных и советских органов. Партия уделяет большое
внимание вопросу дальнейшего совершенствования колхозных кадров,
выдвигает на руководящую работу в колхозы людей, знающих
сельскохозяйственную технику, экономику сельского хозяйства, агрономическую
и зоотехническую науку, людей, способных организовать и повести
колхозные массы на дальнейший подъем колхозного производства.

О РАЗВИТИИ ДВУХ ФОРМ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ СОБСТВЕННОСТИ 13
Объективная необходимость существования и дальнейшего развития
кооперативно-колхозной собственности вполне осознается колхозниками.
Кроме общенародных и своих личных интересов, колхозники имеют
групповые интересы, интересы данного коллектива. Поэтому нельзя
согласиться с утверждением, что колхозникам теперь уже якобы безразлично,
в чьей собственности находятся средства производства: в общенародной
или групповой, коллективной. «Для колхозника,— пишет Д. Чесноков,—
вряд ли имеет существенное значение сам по себе тот факт, что
неделимые фонды колхоза есть групповая, коллективная собственность, а не
всенародное достояние» (см. журнал «В помощь политическому
самообразованию» № 4, 1958, стр. 70).
Подобные утверждения находятся в противоречии с
действительностью. Нельзя забывать о том, что групповые интересы колхозников
стимулируют развитие колхозного производства и ущемление или забвение
их повело бы к снижению материальной заинтересованности
колхозников и тем самым задержало бы развитие производства. Поэтому они не
могут игнорироваться в коммунистическом строительстве.
Это отнюдь не означает, что те или иные отдельные колхозы не
могут в настоящее время переходить на положение совхозов. В последние
годы ряд колхозов был преобразован в государственные предприятия
(совхозы). Однако надо иметь в виду, что на положение совхозов по
решению общих собраний колхозников переводились в основном наиболее
отсталые колхозы, которые не могли быстро поднять свое хозяйство без
значительных затрат государства. В таких сельскохозяйственных
артелях заинтересованность колхозников в сохранении своего колхоза
теряла значение вследствие слабого развития хозяйства и переставала быть
стимулом развития производства.
В основе развития общенародной и кооперативно-колхозной
собственности лежит развитие социалистических производительных сил. Это
видно на примере развития общенародной собственности. За годы
Советской власти были созданы десятки новых отраслей промышленности,
тысячи учреждений культурно-бытового назначения. Основные
производственные фонды в промышленности и строительстве с 1913 по 1957 год
возросли в 36 раз. В стоимости нынешних основных производственных
фондов на долю доставшихся в наследство от царской России основных
производственных фондов приходится менее 3 процентов. Следовательно,
почти вся масса действующих ныне основных производственных фондов
в промышленности и строительстве создана трудом народа за время су-
шествования социалистического общества. На основе технического
прогресса значительно изменился характер труда. Труд рабочих стал более
квалифицированным, во многом он приблизился к
инженерно-техническому труду.
Основным показателем развития производительных сил в колхозном
производстве является рост и совершенствование неделимых фондов
колхозов. В 1958 году на один колхозный двор приходилось 6 547 рублей
неделимых фондов против 312 рублей в 1932 году, что означает увеличение
их в 20 с лишним раз. Подавляющая масса колхозных средств
производства и непроизводственных фондов создана трудом колхозников в
процессе расширенного социалистического воспроизводства. При этом надо
иметь в виду, что нынешние неделимые фонды качественно отличаются
от первоначальных. В них появились новые средства производства
(такие, как сельские электростанции, тракторы, комбайны, электромоторы,
сложные машины и т. п), предприятия культурно-бытового назначения,
которых не знала раньше деревня (больницы, библиотеки, прачечные,
пекарни, детские сады и т. д.). Высоко поднялся культурно-технический
уровень колхозников, на основе широкой механизации выросла
производительность их труда. Труд колхозника изменил свой характер,
приблизился к индустриальному труду.

14
H. Д. КОЛЕ СОВ, И. И. КОЛЕСОВА
Развитие двух форм социалистической собственности порождает
необходимость постоянного совершенствования экономических связей
между ними. Совместное производство колхозов и МТС, в котором
сочетались колхозные средства производства и труд колхозников с
государственными средствами производства и трудом рабочих и служащих,
»мело большое прогрессивное значение до определенного уровня развития
производительных сил колхозов. С ростом же технической оснащенности
и общественного хозяйства колхозов, с подготовкой квалифицированных
руководящих и механизаторских кадров старая форма обмена
производственной деятельностью через систему МТС все более становилась
тормозом для эффективного использования техники, кадров и
рационального использования земли. Наиболее прогрессивной формой овязи в
современных условиях оказалась продажа основной сельскохозяйственной
техники колхозам. Существовавший ранее порядок производственно-
технического обслуживания колхозов был изменен, и МТС
реорганизованы.
До последнего времени в нашей социально-экономической
литературе можно было встретить работы, в которых производственная связь
социалистического государства с колхозами через МТС относилась
к высшей форме экономической связи и противопоставлялась товарной,
торговой связи. Но в действительности производственная связь
может выступать и в товарной и нетоварной форме, а торговая смычка
также может быть производственной и непроизводственной. Если,
например, государство продает колхозу сельскохозяйственную технику, то
здесь налицо производственная связь, хотя и осуществляется она в
товарной форме. Продажа основных сельскохозяйственных машин
колхозам обеспечивает более рациональное использование техники, кадров и
земли в колхозах и более эффективное воздействие на развитие
сельскохозяйственного машиностроения. Вооружение колхозов собственной
техникой, как указывается в постановлении декабрьского Пленума ЦК
КПСС, явилось одним из важнейших средств для дальнейшего подъема
колхозного производства. Осуществление этой меры создало новые
возможности для реализации преимуществ, заложенных в самой природе
колхозного строя, для более быстрого решения экономических и политических
задач в движении колхозной деревни к коммунизму.
По мере развития производительных сил колхозам требуются во все
возрастающих масштабах тракторы, комбайны и другие машины.
Технический прогресс в колхозном производстве возможен лишь при
соблюдении требований закона преимущественного роста производства средств
производства. На основе действия этого экономического закона
возрастает ведущая роль общенародной собственности. Усилению ведущей
роли общенародной собственности способствует также развитие самого
колхозного производства. Чем больше колхозы производят
сельскохозяйственной продукции, тем больше размеры закупок государством по
плановым ценам. Усиливается плановое воздействие государства как по
линии возмещения потребленных колхозом средств производства, так и по
линии реализации колхозной продукции. В этих условиях групповые
интересы колхозов все более подчиняются общенародным интересам и
сливаются с ними.
Пути повышения уровня обобществления колхозной собственности
и сближения ее с общенародной формой собственности
В решениях XXI съезда КПСС обоснована необходимость развития
кооперативно-колхозной собственности и определены основные пути
подъема ее до уровня общенародной собственности.
Одним из важнейших процессов, характеризующих повышение
уровня обобществления колхозного производства, является рост неделимых

О РАЗВИТИИ ДВУХ ФОР«; СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ СОБСТВЕННОСТИ 15
фондов колхозов. Неделимый фонд колхоза—ото та часть колхозной
собственности, которая не распределяется непосредственно -в личное
потребление колхозников. Использование неделимых фондов в интересах
выполнения народнохозяйственных планов свидетельствует о том, что
они осуществляют определенные общие народнохозяйственные функции.
Основная часть неделимых фондов воплощается в производственных
постройках, транспортных средствах, машинах, продуктивном и рабочем
скоте. В связи с реорганизацией МТС колхозы стали выделять
значительные средства на покупку тракторов, комбайнов и другой
сельскохозяйственной техники, что вызывает серьезные структурные изменения в
колхозных производственных фондах.
Со времени реорганизации МТС по 1 июля 1959 года всего куплено
колхозами у МТС и через ремонтно-технические станции около 610 тысяч
тракторов, 247 тысяч зерновых комбайнов и много другой техники.
Сельскохозяйственную технику купили 56 тысяч, или 94%, всех колхозов.
Балансовая стоимость проданной колхозам старой и новой техники составила
около 27 миллиардов рублей. В результате этого доля
сельскохозяйственных машин и двигателей в производственных фондах возросла с 6—7
процентов до 22 процентов. Это означает, что производственные фонды
колхозов приближаются по структуре к общенародным производственным
фондам.
Значение неделимых фондов колхозов не исчерпывается тем, что они
определяют техническую оснащенность колхозов. За счет их
осуществляется широкое культурно-бытовое строительство — школ, больниц,
библиотек, колхозных домов отдыха, столовых, спортивных площадок,
интернатов, дорог и т. п. Следовательно, неделимые фонды используются
в целях дальнейшего развития общественного хозяйства и повышения
материального благосостояния колхозников. Вместе с колхозниками
благами неделимых фондов пользуются также рабочие и интеллигенция.
Умножение неделимых фондов, изменение их структуры усиливает их
общенародные функции и повышает уровень обобществления колхозного
производства, приближая кооперативно-колхозную собственность к
общенародной.
В постепенном сближении кооперативно-колхозной и общенародной
собственности проявляется одна из важнейших сторон процесса
перехода от социализма к коммунизму.
Рост неделимых фондов за счет внутриколхозных накоплений ведет
к коренному изменению соотношения неделимых фондов и паевых
взносов. Постепенно возрастает доля неделимых фондов в общественном
достоянии колхозов по сравнению с паевыми взносами. Если на первых
этапах колхозного строительства паевые взносы составляли от одной
четверти до половины всех общественных средств, то теперь они
составляют менее 3 процентов и доля их с каждым годом быстро уменьшается.
А так как неделимые фонды характеризуются более высокой степенью
обобществления по сравнению с паевыми взносами, то это
свидетельствует о наличии глубоких качественных изменений в колхозной
собственности.
С ростом неделимых фондов >в колхозах появляются те же средства
производства, те же предприятия культурно-бытового назначения,
которые имеются и в государственных предприятиях — совхозах. Колхозная
собственность обеспечивает колхозников теми же благами, какими
государственная собственность обеспечивает рабочих и служащих. В связи
с быстрым развитием общественного хозяйства и ростом натуральных и
денежных доходов в колхозах широко применяется регулярное денежное
авансирование, внедряется твердая денежная оплата труда, выдача
пособий и пенсий при временной и полной нетрудоспособности. Это
означает, что формы и методы распределения в колхозах все более
приближаются к формам и методам распределения в государственном секторе.

16
H. Д. КОЛЕСОВ, К. И. КОЛЕСОВА
Декабрьский Пленум ЦК КПСС поставил задачу дальнейшего
совершенствования системы распределения в колхозах. Пленум указал, что по
мере роста механизации в сельскохозяйственном производстве, повышения
квалификации колхозников, улучшения организации труда, необходимо
систематически пересматривать и устанавливать более прогрессивные
нормы выработки и расценки оплаты труда в колхозах, подобно тому, как это
делается на промышленных предприятиях.
При рассмотрении уровня обобществления колхозного производства
большое значение имеет соотношение общественного и личного
подсобного хозяйства колхозников, так как это соотношение выражает меру
участия колхозника в общественном производстве. Изменение
соотношения общественного и личного подсобного хозяйства колхозников, а также
характера связи между ними показывает степень развития
социалистических производственных отношений в колхозах. Более высокий уровень
развития общественного хозяйства снижает значение личного подсобного
хозяйства и способствует более полному осуществлению
социалистических принципов организации производства и распределения продукции.
Время, посвящавшееся ранее личному подсобному хозяйству, отдается
теперь социалистическому производству и развитию духовных и
физических способностей колхозников. Социалистические отношения
охватывают все больше и больше сторон их жизни.
Наиболее высокий уровень обобществления производства в колхозах
в настоящее время достигнут в полеводстве. Каждый колхозный двор
обрабатывает примерно в 28 раз большую посевную площадь в
колхозах, чем на приусадебных участках. В производстве продуктов
животноводства уровень обобществления труда колхозников ниже. Но и в этой
отрасли вследствие более высокой продуктивности и товарности
общественного животноводства доля личного подсобного хозяйства в
производстве товарной продукции в настоящее время незначительна. Колхозы и
совхозы обеспечивают сейчас потребности страны в мясе и молоке.
В 1959 году их доля в государственных закупках мяса составила 83
процента, а молока —92 процента, что представляет большую победу
социалистической системы хозяйства.
Общественное хозяйство колхозов и личное подсобное хозяйство
колхозников связаны между собой. Эту связь можно проследить на
структуре посевов в личном подсобном хозяйстве. В 1958 году на каждый
колхозный двор приходилось немногим менее трети гектара приусадебной
земли (0,32 гектара), из них 0,03 гектара было занято плодово-ягодными
насаждениями, а остальная земля — посевами различных
сельскохозяйственных культур. Хотя в каждом районе подсобное хозяйство
колхозников имеет свои особенности, но для большинства районов
характерным является низкий удельный вес посевов технических и зерновых
культур и сравнительно высокий удельный вес посевов овоще-бахче-
вых культур. В целом по стране более 60 процентов посевной площади
приусадебных участков было занято овоще-бахчевыми культурами.
Сравнительно слабое развитие производства овощей в колхозах ставит
колхозника перед необходимостью выращивать эти культуры на своих
приусадебных участках. В этом ярко видна зависимость подсобного
хозяйства колхозников от уровня развития общественного хозяйства
колхозов.
Коммунистическая партия направляет колхозное крестьянство на
дальнейшее развитие и укрепление общественного хозяйства,
являющегося основным источником роста материального и•культурного уровня
жизни колхозников. Труд в колхозе благодаря высокой механизации и
специализации является более производительным по сравнению с
трудом в личном подсобном хозяйстве и создает больше продуктов.
Поэтому только на основе быстрого развития общественного хозяйства
возможно полнее и лучше удовлетворять личные потребности колхозни-

О РАЗВИТИИ ДВУХ ФОРМ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ СОБСТВЕННОСТИ 17
ков и сделать их труд и жизнь коммунистическими. Придавая
первостепенное значение развитию колхозного производства, партия s то же
время обращает серьезное внимание на развитие личного подсобного
хозяйства. Всякое раздувание подсобного хозяйства колхозников сверх
норм, определенных Уставом сельскохозяйственной артели, ведет к
нарушению интересов колхозов; оно вызывает ослабление трудовой
дисциплины, способствует появлению мелкособственнических устремлений
у отдельных колхозников.
Но было бы неправильно односторонне сокращать личные подсобные
хозяйства без соответствующего-расширения общественного хозяйства, ибо
это вредно отражается на развитии социалистического сельского хозяйства
и удовлетворении материальных и культурных потребностей колхозников.
Проведенные в последние годы мероприятия по крутому подъему
всех отраслей социалистического сельского хозяйства обеспечили
быстрое развитие общественного хозяйства колхозов. Вместе с тем в
течение этого же периода развивалось и личное подсобное хозяйство
колхозников и прежде всего по линии увеличения поголовья коров. В
личном хозяйстве колхозников совершаются два процесса. Первый из них
выражается в увеличении поголовья коров в личном подсобном
хозяйстве тех колхозников, которые ранее не имели коров и не могли
удовлетворить свои потребности в молоке за счет общественного хозяйства.
Второй процесс состоит в сокращении поголовья коров <в личном
подсобном хозяйстве колхозников вследствие того, что в передовых колхозах
отпадает необходимость для колхозника иметь корову в своей личной
собственности. Этот процесс только начался и в дальнейшем будет ускоряться.
Первый процесс порожден недостаточным уровнем развития
общественного хозяйства, а второй — высоким уровнем развития. До последнего
времени преобладал первый процесс, но теперь сложились все условия
для того, чтобы первый процесс приостановился, а второй процесс начал
быстро развиваться, что и приведет постепенно к утрате значения личного
подсобного хозяйства колхозников.
Отмирание личного подсобного хозяйства колхозников отнюдь не
означает, что в дальнейшем колхозники не будут иметь небольшого
участка приусадебной земли, птицы и т. д. Какое-то хозяйство,
предназначенное для удовлетворения личных склонностей и эстетических
потребностей трудящихся, возможно, долго будет сохраняться не только
в период перехода к коммунизму, но и в коммунистическом обществе
(разведение цветов, садов, птицы и т. п.). Но это уже не будет
подсобным хозяйством в подлинном смысле этого слова, так же как
любительское комнатное цветоводство колхозника или рабочего в настоящее
время нельзя считать личным подсобным хозяйством. В передовых
колхозах страны ясно намечаются некоторые тенденции такого изменения
личного подсобного хозяйства. В тех колхозах, где подсобное
хозяйство теряет свое значение как таковое, приусадебный участок, как
правило, оставляется в размере 0,15 гектара для создания зеленого уголка
вокруг дома колхозника. Но опыт показывает, что такая норма
нецелесообразна, так как поселки слишком растягиваются, в результате чего
лорого обходится их благоустройство: строительство водопровода,
радиофикация, электрификация, телефонизация и т. п.
Наиболее целесообразной нормой приусадебного участка в таких
колхозах признаны участки в 0,07—0,08 гектара. Существует настоятельная
необходимость изучения практики передовых колхозов и выработки
определенных рекомендаций по этому вопросу применительно к особенностям
каждого района.
Постепенное отмирание личного подсобного хозяйства колхозников
повышает уровень обобществления колхозного производства, но не
решает еще проблемы подъема кооперативно-колхозной собственности до
уровня общенародной собственности. Оно устраняет одну из сущецйЁД^-

18
H. Д. КОЛЕСОВ, К. И. КОЛЕСОВА
ных черт, присущих кооперативно-колхозной собственности. Для того,
чтобы приблизить кооперативно-колхозную собственность к
общенародной, необходимо постепенно изживать ее мелкогрупповой характер.
В этом деле большую роль играет развитие межколхозных
производственных связей.
Развитие производительных сил в сельском хозяйстве ведет к тому,
что в неделимых фондах колхозов появляются такие средства
производства, которые по характеру использования перерастают рамки
групповой колхозной собственности: крупные электростанции, строительные
организации, предприятия по переработке сельскохозяйственной
продукции и т. п. Общественная собственность колхозов выходит за рамки
групповой, артельной формы собственности, становится межколхозной
собственностью.
В особенности широкое развитие межколхозные предприятия
получили в строительстве. Межколхозные производственные связи
развиваются по линии строительства и эксплуатации межколхозных
электростанций, трансформаторных подстанций, автобаз, ремонтных мастерских,
откормочных пунктов., предприятий по переработке
сельскохозяйственной продукции и т. д. Значение этих предприятий состоит в том, что они
охватывают не сбыт, кредит или снабжение, а производство. Колхозы
объединяются своими средствами на самом главном участке своего
развития— производстве. Поэтому роль межколхозных предприятий в
развитии производительных сил и производственных отношений трудно
переоценить.
Необходимость дальнейшего развития межколхозных связей
вызывается быстрым экономическим развитием колхозов, широко
развернувшимся строительством. Рост доходов позволяет колхозам увеличивать
отчисления на производственное и культурно-бытовое строительство.
В этих условиях появляется реальная возможность высокой
механизации, ускорения и удешевления строительства путем создания крупных
межколхозных организаций. Сосредоточение оборудования, механизмов
и квалифицированных кадров колхозов в одних руках позволяет
межколхозным организациям сокращать сроки строительства, снижать его
стоимость.
Благодаря большей механизации и более производительному
использованию кадров межколхозные организации при меньших затратах
получают больший эффект по сравнению с отдельными колхозами.
Но значение межколхозных предприятий определяется не только тем
экономическим эффектом, который они дают. В них уже видна новая
ступень развития кооперативно-колхозной собственности. Хотя при
организации межколхозных предприятий сохраняется долевой характер
участия колхозов, но это уже по своему содержанию новая фаза. На первых
этапах существования колхозов колхозная собственность складывалась
из вступительных взносов и в некоторой мере имела долевой характер.
Вклады делали бывшие крестьяне-единоличники, теперь же вклады
делают экономически развитые колхозы.
В межколхозных организациях не теряется право колхозов на
получение внесенной доли, но в то же время это уже не собственность
отдельного колхоза. В процессе функционирования межколхозные предприятия
используют часть прибавочного продукта на дальнейшее расширение
производства. Эта часть колхозных средств уже не является
собственностью отдельного колхоза..Она меняет свою природу: из
мелкогрупповой cfaHOBHTŒ многогрупповой собственностью. В ней уже нетрудно
видеть переходную форму к общенародной собственности, ибо, оставаясь
кооперативно-колхозной собственностью, она в то же время выполняет
некоторые функции общенародной собственности.
XXI съезд КПСС и декабрьский Пленум ЦК КПСС указали на
большое прогрессивное значение развития и укрепления межколхозных произ-

О РАЗВИТИИ ДВУХ ФОРМ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ СОБСТВЕННОСТИ 19
водственных связей, которые ускоряют рост общественного хозяйства
колхозов, способствуют развитию производительных сил и социалистических
производственных отношений, ведут к повышению уровня обобществления
колхозного производства и все более приближают колхозную
собственность к общенародной.
В повышении уровня обобществления колхозного производства
большая роль принадлежит дальнейшему развитию электрификации,
комплексной механизации и автоматизации сельскохозяйственного
производства. Широкое строительство колхозных и межколхозных
электростанций, а также электрификация колхозов за счет подсоединения к го-
суда рствешш-м электростанциям и электролиниям позволяют создать
единые энергетические системы, в которых объединяется и согласуется
производственная деятельность обоих производственных секторов. В единых
энергетических системах органически объединяется государственное и
колхозное производство электроэнергии, возникает возможность и
необходимость ее планомерного потребления, что является материальной
основой соединения всех функций собственника в одном лице —
социалистическом государстве. В докладе на XXI съезде КПСС И. С. Хрущев
сказал, что «в связи с развитием электрификации сельского хозяйства,
механизацией и автоматизацией производства все более будет
происходить соединение, своеобразное слияние колхозных средств производства
с государственными, общенародными, сельскохозяйственный труд будет
постепенно превращаться в разновидность индустриального труда»
(«О контрольных цифрах развития народного хозяйства СССР на 1959—
J965 годы». Госполитиздат. 1959, стр. 118—119).
В последние годы в колхозах быстро возрастает количество
электродвигателей и приводимых ими в движение машин. За период с 1953 по
1958 год мощность электродвигателей, принадлежащих колхозам,
выросла с 578 тысяч киловатт до 2 миллионов киловатт, или в 3,5 раза.
К началу 1959 года 49 процентов всех колхозов страны было
электрифицировано (без колхозов, пользовавшихся электроэнергией от передвижных
электростанций). За счет электродвигателей и приводимых ими в
движение машин колхозные средства производства будут быстро возрастать
и в дальнейшем, так как электричество находит широкое применение во
многих производственных процессах, которые до настоящего времени
были менее всего механизированы.
В особенности широкие перспективы открываются для электрификации
так называемых стационарных процессов (работы на полевых токах,
животноводческих фермах, подсобных предприятиях), которые были слабо
механизированы.
XXI съезд КПСС наметил завершить в основном к концу семилетки
электрификацию всех колхозов страны. Планируемый объем работ по
электрификации колхозов будет в 2,5 раза превышать объем этих
работ в 1952—1958 годах. Потребление электроэнергии в сельском
хозяйстве за семилетие возрастет примерно в 4 раза. На основе широкой
электрификации будут создаваться местные энергетические системы,
объединяющие все электростанции района или группы районов,
независимо от их типа и принадлежности, что будет означать дальнейшее
укрепление экономических связей колхозов между собой и с
государственными предприятиями.
Таковы основные пути повышения уровня обобществления
колхозного производства.
Всестороннее развитие общественного хозяйства, широкое
строительство коммунально-бытовых предприятий и культурных учреждений в
колхозах— прачечных, пекарен, пошивочных мастерских, столовых, школ,
больниц, радиоузлов, детских садов, библиотек, клубов, домов отдыха
и т.. д. — является материальной основой для перехода к полному
удовлетворению материальных и культурных потребностей колхозников.

20
H. Д. КОЛЕСОВ, К. И. КОЛЕСОВА
Сельскохозяйственная артель по мере развития производительных сил
будет постепенно превращаться в предприятие коммунистического типа.
Переход колхозов к коммунистическим принципам ведения
хозяйства будет более или менее одновременным. Хотя колхозы и развиваются
в настоящее время неравномерно, но было бы ошибкой на этом
основании утверждать, что одни колхозы придут к коммунизму раньше, другие
позже.
В осуществлении социалистического принципа распределения по
труду в колхозах ныне имеются существенные различия. В зависимости от
степени развития общественного хозяйства и его направления колхозы
по-разному оплачивают труд колхозников, выдают на трудодни
различное количество продуктов и денег. Те колхозы, в которых существует
развитое хозяйство и которые получают большие доходы, сравнительно
высоко оплачивают труд колхозников, имеют возможность увеличивать долю
отчислений в неделимые фонды и расширять фонды общественного
потребления. Хотя в этих колхозах оплата труда и будет выше, чем в других,
но она не должна опережать уровень зарплаты рабочего данного района
или области. По мере развития всего социалистического производства
и более точного учета требований закона распределения по труду
различие в распределении материальных благ на государственных
предприятиях и в колхозах, а также в отдельных колхозах по отношению друг к
другу будет не возрастать, а уменьшаться. Развернувшееся в настоящее
время патриотическое движение по примеру колхозников передовой
сельхозартели «Кубань», Краснодарского края, за помощь передовых колхозов
отстающим способствует более быстрому развитию общественного
хозяйства отстающих колхозов, ускорению темпов социалистического
накопления, устранению неравномерности развития колхозов и на этой
основе устранению резкого разрыва в оплате труда колхозников в
различных колхозах.
Некоторые вопросы .развития общенародной социалистической
собственности
Процесс создания единой коммунистической собственности
сопровождается не только повышением уровня обобществления колхозной
собственности и умножением общенародного достояния, но й глубокими
изменениями в самой общенародной собственности. Нелепо было бы
представлять создание единой коммунистической собственности как
односторонний процесс, в котором одна форма собственности развивается,
а другая застыла на одном и том же уровне или претерпевает лишь
незначительные количественные изменения.
С развитием производительных сил все более возрастает
общественный характер процесса .производства. Это обусловливает необходимость
организации производства и распределения продукта в масштабах всего
общества, что возможно только в условиях господства общенародной
собственности. Следовательно, значение общенародной социалистической
собственности с развитием общества не ослабевает, а, наоборот,
усиливается. Поэтому в будущем она не может быть заменена какой-либо
другой формой собственности. Развитие производительных сил требует не
замены, а дальнейшего развития общенародной собственности. В этом
ее принципиальное отличие от всех предшествующих форм
собственности на средства производства. Как бы теперь ни развивались
производительные силы, они будут иметь адекватную экономическую основу —
общественную собственность на средства производства и производимую
продукцию. Коммунизм является такой общественно-экономической
формацией, которая не знает предела в своем развитии и не может быть
заменена другой формацией с иной экономической основой. Незаменяемость
общенародной собственности отнюдь не означает, что она не развивается.

О РАЗВИТИИ ДВУХ ФОРМ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ СОБСТВЕННОСТИ 21
При одной и той же по своему типу общенародной собственности
на средства производства могут существовать и существуют различные
формы экономической организации и связей между людьми,
отдельными звеньями, предприятиями.
Так, в связи с развитием производительных сил в социалистической
промышленности СССР возникла необходимость организации новых форм
экономических связей и отношений между отдельными предприятиями и
отраслями промышленности. Вместо министерств и ведомств были созданы
новые формы управления по территориальному признаку — совнархозы.
Проведенные партией мероприятия по усовершенствованию форм и
методов управления изменили не только организацию управления, но и
характер связей между отдельными отраслями и районами. Хотя
собственник по-прежнему остается один и общий для всех районов —
социалистическое государство — и отношения по своей сущности остаются
теми же, но экономические связи людей в присвоении средств
производства изменяются применительно к развивающимся производительным
силам. Функции распоряжения средствами производства и производимой
продукцией от министерств, ведомств, главков перешли к экономическим
районам. Эти изменения стали необходимы не потому, что
общенародная собственность якобы исчерпала возможности своего развития.
Тормозом стали отдельные формы экономических связей и отношений,
формы управления промышленностью. Подобные изменения во всенародной
собственности, проявляющиеся в совершенствовании форм связи и
экономических отношений, будут происходить постоянно и в
коммунистическом обществе.
Изменения происходят и в колхозной собственности. Но характер
развития колхозной собственности отличается от развития
общенародной собственности. Если уровень обобществления колхозной
собственности непрерывно повышается до уровня общенародной, то
социалистическая государственная собственность с самого начала является
общенародным достоянием. Отрицание этого существенного различия в
развитии двух форм социалистической собственности привело некоторых
авторов к ошибочному пониманию темпов развития
кооперативно-колхозной и общенародной форм собственности. Исходя только из
необходимости подъема колхозной собственности до уровня общенародной, они
считают, что колхозная собственность должна развиваться быстрее
общенародной (см. Я. А. Кронрод «Социалистическое воспроизводство».
Госполитиздат. 1955, стр. 112). На наш взгляд, с этими утверждениями
согласиться нельзя, ибо в них, по существу, игнорируется
разнохарактерность, разнопорядковость форм социалистической собственности.
Общенародная собственность носит более совершенный и прогрессивный характер.
Именно более прогрессивный характер общенародной собственности
обеспечивает ей ведущую роль в народном хозяйстве и более высокие
темпы развития. Доля работников, занятых в общегосударственном
секторе, быстро возрастает. В 1928 году в государственном секторе было
занято 17,6 процента населения, в 1937 году — 36,2 процента, а в 1956
году— 59,5 процента. Это означает, что больше половины всего населения
связывает свой труд с наиболее зрелой формой социалистической
собственности— государственной собственностью. Увеличение доли
населения, участвующего своим трудом в социалистическом государственном
секторе, свидетельствует о дальнейшем обобществлении средств
производства и об усилении ведущей роли государственной собственности.
Оно является показателем дальнейшего качественного
совершенствования социалистической государственной собственности и всей системы
социалистических производственных отношений. Не подлежит никакому
сомнению дальнейший рост удельного веса населения, занятого в
общенародном секторе.
Об усилении ведущей роли государственной социалистической соб-

22
Н. Д. КОЛЕСОВ, К. И. КОЛЕСОВА
ственности свидетельствует также быстрое развитие совхозного
производства. Только за период с 1953 по 1958 год доля совхозов в заготовках
государством зерна поднялась с И до 40 процентов, в заготовках мяса —
с 19 до 23, молока —с 16 до 23, шерсти — с 16 до 28 процентов. XXI съезд
КПСС указал на необходимость дальнейшего возрастания роли
совхозов как ведущих социалистических предприятий в сельском хозяйстве*
В 1965 году доля совхозов в заготовках сельскохозяйственных продуктов
еще более возрастет и составит по мясу 32 процента, по молоку —
26 процентов, по шерсти — около одной трети.
Создание единой коммунистической собственности идет путем
всестороннего развития экономических связей между государством и
колхозами и колхозов между собой. Социалистическое государство
оказывает многообразную помощь колхозам и принимает активное участие
в колхозном и межколхозном строительстве. Наиболее широкое
распространение получило совместное испрльзование государственных и
колхозных средств при строительстве каналов и оросительных систем.
В дальнейшем оно будет развиваться и по многим другим направлениям.
Вначале, очевидно, должны возникнуть объединения колхозных и
государственных средств в районах и областях, что и создаст условия для
перехода к единой коммунистической собственности, к организации
единого всенародного кооператива, необходимость которого доказана
В. И. Лениным.
В связи с этим вызывает сомнение предложение некоторых
экономистов о создании единой производственной кооперации колхозов по
типу Центросоюза в области потребительской кооперации \
Во-первых, какой бы степени ни достигло объединение колхозов
между собой, оно хотя и повышает уровень обобществления колхозного
производства, однако еще не решает в целом проблему создания единой
общенародной собственности, ибо эти изменения не выходят за рамки
старого качества, они совершаются в пределах колхозно-кооперативной
собственности, и, следовательно, $удут продолжать оставаться
существенные различия между двумя формами социалистической
собственности.
Во-вторых, всякие организационные формы появляются и
изменяются на основе определенного уровня развития производительных сил.
Если в промысловой и потребительской кооперации для объединения в
одну, единую систему имеется определенная экономическая основа
(необходимость распределения и перераспределения сырья, товарных
фондов и т. д.), то в колхозах страны в настоящее время нет такой основы.
В последние годы в связи со строительством крупных
сельскохозяйственных предприятий и культурно-бытовых заведений появилась
необходимость развития межколхозных связей и создания определенных
организационных центров в масштабах отдельных районов, а в некоторых
случаях в масштабах отдельных областей. Но колхозы расположены
вперемежку с государственными предприятиями, и это обстоятельство
накладывает определенный отпечаток на их взаимоотношения. Если
рассматривать производственные и экономические связи колхоза, то они
сильнее развиты с государственными предприятиями данного района,
чем с колхозами других районов. Именно поэтому объединение функций
государственной и кооперативно-колхозной собственности в каждом
отдельном районе является более вероятным путем развития и
сближения двух форм социалистической собственности. Организация
совнархозов, руководящих развитием промышленности и строительства в адми-
1 См. акад. С. Струмилин «Некоторые проблемы дальнейшего развития
колхозного строя» («Вопросы экономики» № 5, 1958, стр. 40—42). Этой же ошибочной
точки зрения придерживался также один из авторов данной статьи (см. Н. Коле-
сов «Общественная собственность на средства производства — основа
производственных отношений социализма». Госполитиздат. 1959, стр. 96—97).

О РАЗВИТИИ ДВУХ ФОРМ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ СОБСТВЕННОСТИ 23
нистративных экономических районах, и широкое развитие
межколхозных производственных связей с предприятиями экономического района
создают материальную основу для такого объединения. Хотя правовые
формы, закрепляющие средства производства и производимый продукт
за отдельными собственниками, могут еще сохраняться, но фактически
обе формы собственности постепенно сольются в единую
коммунистическую собственность.
Создание единой коммунистической собственности — процесс
длительный, требующий решения многообразных и сложных задач. Он
лежит в основе такой проблемы, как преодоление существенного различия
между городом и деревней, и будет сопровождаться глубокими
преобразованиями всех сторон жизни и быта колхозников. Важные
мероприятия в этом направлении наметил декабрьский Пленум ЦК КПСС.
Успешное выполнение этих мероприятий явится крупным шагом по пути к
коммунизму. Оно откроет большие возможности для дальнейшего
развития и сближения кооперативно-колхозной и общенародной
собственности.

Новые вопросы организации
социалистического производства
И. Г. КУРАКОВ
Выбор типов и параметров продукции для общественного
производства, распределение обязанностей между отдельными предприятиями и
организациями по изготовлению этой продукции, расстановка людей,
машин и механизмов в процессе производства, выбор и внедрение системы
заработной платы и материального поощрения трудящихся,
установление главного направления в деятельности организаций и ряд других задач
подобного рода обычно входят в круг вопросов, называемых организацией
производства. Нетрудно видеть, что через организацию производства, по
существу, решаются важнейшие вопросы совершенствования
производственных отношений в социалистическом обществе и, следовательно, через
нее реализуются те большие возможности, которые существуют в стране
с обобществленными средствами производства.
Июньский (1959 год) Пленум ЦК КПСС поставил перед
работниками, занятыми организацией производства, ряд новых задач, требующих
для своего разрешения расширения знаний, новых передовых идей и
теорий. Определено новое главное направление в деятельности совнархозов.
Даны указания о создании новой системы материального поощрения
трудящихся, обеспечивающей ускоренный рост производительности труда.
Принимаются меры по улучшению организации научно-технических работ
в стране. Предъявлены новые требования к руководителям больших и
малых участков производства. Все это, вместе взятое, дает основание
утверждать, что партия поставила вопрос о переходе на новый, высший
этап в организации социалистического производства. Возникает
необходимость разработки и внедрения новой, еще более эффективной системы
руководства социалистическим народным хозяйством, рассчитанной на
период построения материально-технической базы коммунизма. Это
обстоятельство требует новых теоретических исследований, без которых
трудно прийти к нужным решениям. В настоящей статье делаются
некоторые попытки подобного рода.
О главном направлении в деятельности совнархозов
Среди мероприятий, изложенных в постановлении июньского
Пленума ЦК КПСС, обращает на себя внимание новая формулировка главного
направления в деятельности совнархозов, а следовательно, и
предприятий, им подчиненных. Техническое совершенствование производства,
проводимое с целью повышения производительности и облегчения условий
труда рабочих, с целью ускорения роста промышленной продукции,
улучшения ее качества и снижения себестоимости, а также удешевления и
ускорения строительства, является теперь главным направлением в
деятельности предприятий (см. материалы июньского Пленума ЦК
КПСС).

НОВЫЕ ВОПРОСЫ ОРГАНИЗАЦИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ПРОИЗВОДСТВА 25
До сих пор главное внимание в деятельности предприятий уделялось
выполнению объемных заданий плана, что, безусловно, способствовало
росту производительности труда, улучшению использования
производственных мощностей и снижению себестоимости продукции. Однако
многочисленные факты, опубликованные в период подготовки к Пленуму
и сообщенные на Пленуме, показывают, что сосредоточение внимания и
инициативы трудящихся преимущественно на выполнении объемных
заданий плана приводит зачастую к техническому консерватизму как в
области совершенствования параметров и качества изготовляемой
продукции, так и в области механизации и автоматизации работ и улучшения
технологических процессов производства. Выполнение и перевыполнение
планов производства продукции мало способствуют мобилизации усилий
руководящих и инженерно-технических работников на борьбу за более
полное использование резервов производства, улучшение качественных
показателей, снижение себестоимости и повышение рентабельности
предприятий. Между производством продукции на одного трудящегося и
производством продукции на одно предприятие имеется весьма существенное
противоречие.
Производство продукции на одного трудящегося определяется
следующей простой формулой:
где: От — годовой объем продукции, произведенной одним трудящимся,
Ч — годовое число рабочих часов, затраченных одним трудящимся на
общественное производство,
Тр — среднее число рабочих часов на единицу продукции, затрачиваемых на всех
предприятиях, участвующих в производстве данной продукции.
Объем продукции на одного трудящегося, таким образом, зависит
от средней продолжительности рабочего дня и общественной
трудоемкости продукции (Тр). Но поскольку продолжительность рабочего дня
постепенно уменьшается, единственным способом увеличения выпуска
продукции на одного трудящегося и на душу населения является
снижение продолжительности рабочего времени на изготовление единицы
продукции.
Производство продукции на одно предприятие определяется совсем
иной ф°РмУл°й:
Оп= М. Р. С. . . : : : (2),
где: Оп — годовое производство продукции одним предприятием,
M — годовая проектная производственная мощность предприятия,
Р — степень обеспеченности предприятия рабочей силой по отношению к
проектным величинам,
С — степень обеспеченности предприятия сырьем, топливом, энергией, материалами
и полуфабрикатами по отношению к проектным величинам.
Объем продукции одного предприятия, как видно из этой формулы»
зависит от общественной трудоемкости продукции только косвенным
путем. В основном же он зависит от производственной мощности и
степени обеспеченности предприятия рабочей силой, сырьем, топливом и
материалами. Для того, чтобы увеличить объем продукции, выпускаемой
одним предприятием, совсем не обязательно снижать трудоемкость
изготовления продукции. Значительно проще и легче это сделать за счет
привлечения дополнительных производственных мощностей
(оборудования, сооружений), дополнительной рабочей силы, сырья и материалов.
Многие руководители предприятий и организаций так и поступают. Они
концентрируют свое внимание не на сокращении размеров
производственных мощностей и расхода рабочей силы и матеоиалов на единицу
продукции, а на их увеличении.

26
И. Г. КУРАКОВ
Сосредоточение главного внимания в деятельности предприятий и
организаций на выполнении преимущественно объемных заданий
планов не могло не отразиться на техническом прогрессе в сторону его
замедления и, соответственно, на темпах роста народного хозяйства. Начало
ликвидации этого недостатка положено июньским Пленумом ЦК КПСС.
Обращая внимание на техническое совершенствование производства как
на главное направление в деятельности совнархозов, ЦК КПСС, таким
образом переключает инициативу огромной армии больших и малых
руководителей производств на решение основной задачи для доведения
производства продукции на душу населения до передового в мире уровня.
С введением нового главного направления подлежат изменению
многие организационные положения и способы, которые в свое время
были разработаны применительно к старому направлению в
деятельности предприятий. Оценка деятельности руководителей предприятий и
организаций производится еще до настоящего времени по проценту
выполнения объемных заданий плана (степени выполнения заданий по
объему валовой продукции, тоннажу, штукам или метрам), независимо от
того, какими способами такое выполнение было достигнуто,— за счет
привлечения дополнительных производственных мощностей или же за счет
технического совершенствования производства. Требуется поэтому
изменение основных показателей для оценки деятельности руководителей
предприятий и организаций. Премирование и все другие виды материального
поощрения руководителей предприятий и организаций и
инженерно-технических работников до последнего времени производились в зависимости
от степени выполнения объемных заданий плана. Кадры руководителей
участков, цехов, предприятий и организаций, годами обращавшие
внимание преимущественно на выполнение объемных заданий плана, должны
будут резко перестроить свою работу. Наконец, роль научно-технических
организаций, занимающихся «заделом» новой техники, должна быть
сильно повышена. Эти организации должны занять ведущее место в
техническом совершенствовании производства и в обеспечении роста
национального дохода страны.
Новое главное направление является следствием развития
производительных сил страны, настоятельно требующих дальнейшего
совершенствования социалистических производственных отношений. Производственные
мощности нашей промышленности настолько выросли, что потери,
вызываемые недостатками в организации производства, становятся слишком
большими, чтобы можно было в дальнейшем с ними мириться.
Улучшение использования действующих производственных мощностей на один
процент, как указывает в своем докладе на XXI съезде КПСС тов.
Хрущев, дает дополнительную продукцию в 12 «миллиардов рублей в год,
а в конце семилетки эта цифра достигнет 21 миллиарда рублей (см.
Н. С. X р у щ е в «О контрольных цифрах развития народного хозяйства
СССР на 1959—1965 годы». 1959, стр. 48). Изменение же главного
направления в деятельности предприятий и организаций, безусловно,
позволит увеличить степень использования производственных мощностей
в значительно большем размере. Уровень знаний и способностей наших
кадров в настоящее время вполне благоприятствует быстрому переходу
на новые, более совершенные способы руководства производством, хотя,
конечно, потребуется некоторое время на переходный период.
Июньский Пленум ЦК КПСС особо подчеркивает в своем решении,
что главными в деятельности предприятий и организаций в настоящее
время являются организационные вопросы. Изложенное выше поясняет
до некоторой степени это важное решение Пленума. От того, как быстро
нам удастся разработать и внедрить в практику новые, более
эффективные способы организации социалистического производства, в решающей
степени будут зависеть сроки осуществления основной экономической
задачи СССР.

НОВЫЕ ВОПРОСЫ ОРГАНИЗАЦИИ" СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ПРОИЗВОДСТВА 27
Материальное поощрение руководящих
и инженерно-технических работников
Система материального поощрения руководителей и
инженерно-технических работников народного хозяйства базируется на
социалистическом принципе распределения по труду и имеет огромное влияние на
темпы роста и совершенствования производительных сил страны.
Очень важно, чтобы эта система была направлена на достижение
более высокой производительности труда во всем народном хозяйстве, на
обеспечение быстрого роста жизненного уровня трудящихся.
С установлением общественной социалистической собственности на
средства производства в разное время были испробованы многие
способы материального поощрения указанной категории работников.
Наибольшее распространение получил способ, который математически
можно выразить следующей формулой:
Пщ = Н1-ьН2^-а) (3),
где: Hi — процент от основной зарплаты, выплачиваемый руководителям и инженерно-
техническим работникам за выполнение плана по объему производства на 100%,
Н2 — процент от основной зарплаты, исчисляемый за каждый процент
перевыполнения плана по объему производства,
О — фактически выполненный объем производства,
Оп— плановый объем производства,
а — коэффициент, обычно равный единице.
Основным показателем для материального поощрения в данном
случае является выполнение объемных заданий плана, что в свое время
имело большое положительное значение. Успехи наших предыдущих
пятилеток в значительной мере объясняются внедрением этой системы
материального поощрения. Основным ее преимуществом являлась простота и
доходчивость. Сравнение планового объема производства с фактическим
позволяло принимать быстрые, оперативные меры в тех случаях, когда
имелось какое-либо отставание от плана. Значительно упрощался
общественный контроль за работой предприятий. Однако июньский Пленум
ЦК КПСС 1959 года и еще ранее июльский Пленум ЦК КПСС 1955 года
вскрыли весьма существенные недостатки этой системы премирования, о
которых было сказано выше. Она оказалась малоэффективной для
быстрого технического совершенствования- производства, так как
недостаточно учитывала необходимость снижения стоимости изготовления
продукции, повышения производительности труда и улучшения качества
продукции. С четвертого квартала 1959 года вводится новая система
премирования, за снижение себестоимости продукции при условиях выполнения
плана по объему производства. Для некоторых же отраслей народного
хозяйства (угольной, металлургической и др.) сохраняется премирование
за перевыполнение планов по объему выпущенной продукции. Новая
система премирования, безусловно, будет более эффективной, чем
предыдущая. В дальнейшем же эта новая система, конечно, будет еще более
усовершенствована, и важно выяснить, в каком направлении такое
совершенствование должно производиться.
Из формулы 1 видно, что материальное поощрение должно иметь
прямую связь со снижением трудоемкости изготовления единицы
продукции, иначе говоря, с экономией рабочего времени. Еще К. Маркс
указывал, что закон экономии рабочего времени является первым законом
всякого общества, однако до сих пор система материального стимулирования
была связана с этим законом только косвенным образом: в
капиталистических странах — в зависимости от размера капитала, принадлежащего
предпринимателю, у нас — в зависимости от степени выполнения
объемных заданий плана. Совершенствуя систему материального
стимулирования трудящихся, следовало бы теперь установить прямую связь между

28
И. Г. КУРАКОВ
экономией рабочего времени и размером материального поощрения.
Обозначим экономию рабочего времени через Э, тогда новая система
материального стимулирования могла бы быть выражена следующей простой
формулой:
Пщ = Н. Э (4),
где H — процент отчислений от экономии.
Переход на эту систему материального поощрения, однако,
затрудняется одним весьма важным обстоятельством. До сих пор мы еще не
имеем общепризнанного способа определения действительно полученной
экономии рабочего времени при производстве того или иного продукта.
Дискуссия на эту тему продолжается уже около трех десятков лет и пока
не закончена. Видимо, настало время для принятия определенного
решения, так как вряд ли нам удастся добиться хороших экономических
результатов от технического совершенствования производства, если вопрос
э способе определения результатов такого совершенствования остается
открытым. Можно было бы предложить следующее решение вопроса.
Экономия рабочего времени в конечном счете выявляется через
разницу между затратами труда на единицу продукции, которые расходует
ее потребитель, и фактическими затратами на единицу продукции ее
производителем. Первые затраты определяются ценой продукции (каким
бы образом эта цена ни была установлена), вторые — себестоимостью
продукции и капитальными затратами на создание новых производственных
мощностей, отнесенными к единице изготовленной в течение года
продукции. В нормальном случае затраты труда на единицу продукции как
потребителя, так и производителя должны совпадать, так как при полной
занятости населения превышение суммы затрат труда потребителей
продукции над суммой затрат труда ее производителей вызовет
перепроизводство, а в обратном случае — дефицит продукции. Следовательно, мож-
нб написать, что
Ц = С + РК (5),
где: Ц —цена единицы продукций,
С — себестоимость единицы продукции,
рК — новые производственные капитальные вложения, отнесенные к единице
продукции, выпущенной в течение года.
Прибавочный продукт в этом случае учитывается надбавкой к
зарплате, налогом с оборота, входящим в заработную плату, и величиной рК.
Удачно произведенное техническое совершенствование производства
обычно нарушает это равенство: либо снижается себестоимость
продукции, либо уменьшаются капитальные вложения на единицу продукции.
В результате цена продукции становится выше суммы затрат (С+рК) на
какую-то величину, которую обозначим через «а» и которая, по
существу, является экономией рабочего времени на единице продукции. В этом
случае
Ц = С + РК + а , (6),
Э=0.а . . . . . (7),
иПщ = Н. Э = Н. О (Ц — С — рК) . . . . . . (8).
Допустим, цена одного киловатт-часа электроэнергии составляет
14 копеек, себестоимость производства одного киловатт-часа
электроэнергии на данном производстве составила 8 копеек, а величина рК = 3,0
копейки, тогда а = 14—8—3 = 3 копейкам, и при годовой выработке
электроэнергии на данной электростанции в 250 млн. киловатт-часов общая
экономия составит: Э = 250 • 3 = 750 млн. копеек. При отчислении на
премирование персонала электростанции 2% полученной экономии общий
размер годовой премии составигг: Пщ = 0,02 -7 500 000 = 150 тысяч
рублей. Этот пример показывает, что можно создать такую систему
материального стимулирования, которая была бы простой и в то же время
полностью отвечающей объективному закону экономии рабочего времени.

НОВЫЕ ВОПРОСЫ ОРГАНИЗАЦИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ПРОИЗВОДСТВА 29
Среди некоторых экономистов довольно распространено мнение, что
цена не является мерой измерения затрат общественного труда и что она
не может быть принята для определения экономии общественного
времени. Цена, по их мнению, устанавливается, как правило, без учета
действительной стоимости продукции; на предметы производства она ниже
стоимости, а на предметы потребления — выше стоимости. То обстоятельство,
что налог с оборота начисляется только на предметы потребления,
используется в качестве основного доказательства сказанного. Практика
показывает, что мы много потеряли, соглашаясь с этими доводами.
Внимание в деятельности руководителей предприятий уже давно сосредоточено
на снижении себестоимости продукции, иначе говоря, на уменьшении
текущих расходов своего предприятия; качество же продукции, которое
должно учитываться ценой продукции, было отодвинуто на второй план, что
сильно задержало совершенствование параметров, физических и
химических свойств выпускаемой продукции. На выставке достижений народного
хозяйства, организованной к июньскому Пленуму ЦК КПСС, было
продемонстрировано много фактов отставания параметров и качества
продукции от возможностей современной техники. Низкое качество выпускаемой
продукции стало как бы характерным явлением для некоторых отраслей
производства, что в значительной степени является следствием
недостаточного использования цены продукции как одного из главных
показателей производства.
Для уровня цены на средства производства практически действуют
два ограничивающих фактора: себестоимость и рентабельность
изготовления этих средств производства у производителя и себестоимость и
рентабельность изготовления продукции, производимой потребителем. Когда
цена на средства производства слишком велика, потребитель этих средств
производства терпит убытки в своем собственном производстве и
вынужден ограничивать свои потребности до минимума. В свою очередь, это
сокращает объемы производства для производителя и соответственно
повышает у него себестоимость продукции, часто до уровня, превышающего
плановую. В таком случае остается либо прекратить ее производство, либо
снизить цену до уровня, при котором потребителю становится выгодным
ее применение в значительно большем количестве случаев. В конце
концов, устанавливаются такие цены, которые экономически выгодны как для
производителя, так и для потребителя продукции. Что же касается налога
с оборота, то он входит в заработную плату и учитывается в
себестоимости средств производства. Правда, этот налог взимается с трудящегося
только при покупке им предметов потребления, но все же он учитывается
в себестоимости и вместе с очередной надбавкой к зарплате и с прибылью
составляет тот прибавочный продукт, стоимость которого должна входить
во всякую цену продукции.
Цена продукции, состоящей из средств потребления,
устанавливается таким же образом, как и на средства производства, но к полученной
величине добавляется часть налога с оборота, ранее учтенная в
себестоимости средств производства, но включенная в себестоимость изготовления
средств потребления только частично, через амортизацию. Амортизация,
как известно, составляет обычно только одну девятую или одну двадцатую
часть стоимости средств производства, налог же с оборота, начисленный
на средствал производства, должен учитываться в стоимости средств
потребления полностью, и разница между ним и той частью, которая
учитывается амортизацией, должна прибавляться к фабрично-заводской цене
средств потребления в виде налога с оборота.
Поскольку средства потребления являются конечным продуктом
производства, то их цена не может сильно отличаться от стоимости. Когда
цена ниже стоимости, то производитель теряет интерес к производству,
что, например, имело место в сельском хозяйстве до пересмотра цен на
сельскохозяйственную продукцию. В тех случаях, когда цена установлена

30
И. Г. КУРАКОВ
выше стоимости, происходит обратное явление — перепроизводство
товаров широкого потребления, и для того, чтобы предприятие работало
бесперебойно, приходится снижать цены. Дефицит и перепроизводство
товаров в этом случае также являются факторами, которые заставляют
держать цены на предметы потребления близко к стоимости, за исключением,
конечно, некоторых предметов потребления, на которые государство
заранее планирует ограниченное потребление (спирто-водочные изделия,
парфюмерия и др.).
Из формулы 5 видно, что во избежание затоваривания или дефицита
продукции цена должна систематически приводиться в соответствие с
себестоимостью, с добавлением удельных затрат на создание новых
производственных мощностей. Это является объективной необходимостью
социалистического общества и вместе с тем мощным стимулом для
технического прогресса. Технические новшества вызывают некоторую экономию
общественного труда. На величину этой экономии через некоторое время
должна быть снижена и цена, но в этом случае руководители
предприятий вынуждены делать новые технические совершенствования, чтобы
получить премию за новую экономию общественного времени. Таким
образом, цена, систематически приводимая в соответствие со стоимостью,
становится важным фактором технического прогресса. Установившееся же
пренебрежительное отношение к цене со стороны. некоторых видных
экономистов нельзя поэтому считать полезным. Давно пора превратить цену
продукции в мощный стимул технического прогресса.
Величина рК в формуле 5 представляет затраты на создание новых
производственных мощностей, отнесенные к единице годового выпуска
продукции, причем К есть удельные производственные капитальные
затраты, то есть производственные капитальные затраты на единицу
годового выпуска продукции, ар — коэффициент годового прироста
производственных мощностей по отношению к рассматриваемому году. Если,
например, в течение года планируется увеличить мощности
металлургических заводов на 7%, а удельные капитальные вложения на тонну годовой
продукции завода составляют 1 300 рублей, то р=0,07 и рК=0,07Л 300=
= 91 рублю. Довольно часто считают, что все капитальные затраты
учитываются амортизацией, однако это явное заблуждение. Амортизация
предназначена только для поддержания на достигнутом уровне
действующих производственных мощностей; для создания же новых
производственных мощностей общество вынуждено затрачивать дополнительное рабочее
время, и при определении действительной экономии рабочего времени это
дополнительное время должно быть обязательно учтено.
Закон пропорционального развития народного хозяйства позволяет
установить величину р одинаковой для всех отраслей народного
хозяйства, если речь идет об определении действительно полученной экономии
общественного труда. Пропорциональное развитие, по существу, означает,
что объемы выпуска основных видов продукции должны расти ежегодно
на одинаковый процент, в противном случае пропорциональность
нарушается. При этом, конечно, соотношение между легкой и тяжелой
промышленностью должно оставаться в пользу тяжелой. В отчетности ЦСУ
СССР имеется показатель, который в данном случае может быть
использован,— это прирост основных производственных фондов в народном
хозяйстве. В 1951 — 1956 годах ежегодный прирост основных
производственных фондов составлял около 10%, и приблизительно такие же темпы
прироста основных производственных фондов намечены на текущую
семилетку, поэтому можно принять р=0,10 и
Пщ = Н. Об (Ц — С — 0,10 к) (9).
Приведенная формула отражает интересы всех основных категорий
трудящихся, участвующих в общественном производстве, и из возможных
вариантов материального поощрения в условиях социалистического про-

НОВЫЕ ВОПРОСЫ ОРГАНИЗАЦИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ПРОИЗВОДСТВА £Г
изводства, пожалуй, является наиболее отвечающей теоретическим
предпосылкам. Интересы« потребителей продукции учитываются в ней ценой
продукции, интересы производителей — себестоимостью и объемом
производства, наконец, интересы создателей новых производственных
мощностей и государства в целом, распределяющего капитальные вложения,—
удельными капитальными вложениями. Материальное поощрение,
производимое по этой формуле, заставит руководящих и инженерно-технических
работников наряду с обеспечением плановых заданий по объему
производства своевременно заботиться об улучшении качества продукции,
снижении себестоимости продукции и уменьшении удельных
капитальных вложений, иначе говоря, о ßcex сторонах технического прогресса в
производстве.
Научно-технические центры
Внимательному наблюдателю нетрудно заметить, что, пожалуй,
наиболее важным событием в области организации производства в последние
два — три десятилетия является бурное развитие
научно-исследовательских институтов, конструкторских бюро, заводских лабораторий,
проектных и других организаций подобного рода, которые можно назвать
научно-техническими центрами. Число таких центров быстро увеличивается не
только у нас, но и в передовых капиталистических странах.
Увеличивается их мощность и количество занятых в них работников. Сначала в их
состав входили только конструкторские бюро предприятий, теперь в них
включаются заводские лаборатории, экспериментальные цехи и заводы,
опытно-промышленные предприятия и установки. Создаются во все
большем количестве крупные институты. Если раньше продукция
научно-исследовательских центров выражалась в исследованиях лабораторного
характера и заканчивалась преимущественно докладами и отчетами, то в
настоящее время многие из них заканчивают свою работу выпуском
тщательно испытанных образцов продукции с документацией для их
массового или серийного производства или выдачей рецептуры новых,
тщательно проверенных в производственных условиях технологических процессов.
Иначе говоря, научно-технические центры, существуют ли они
самостоятельно или при предприятиях, выпускают теперь вполне законченную для
внедрения готовую продукцию, а не сырые идеи, реализация которых на
действующих предприятиях требует, как правило, большого времени и
усилий. На наших глазах, таким образом, происходит процесс создания
нового, высшего типа производств, занятых разработкой образцов новой
техники и технической документации для ее внедрения.
До сих пор мы знали два основных типа производств: выпускающих
готовую для потребителя продукцию и создающих новые
производственные мощности (строительные организации, хмашиноетроительные заводы).
Теперь все более важное значение в жизни общества начинает
приобретать третий тип производства — научно-технические центры. Видимо,
этому новому типу производства предстоит блестящее будущее. Если
в настоящее время в научно-технических центрах занято в лучшем
случае до 2% от числа трудящихся страны, то благодаря автоматизации
и механизации работ удельный вес этих трудящихся будет быстро
возрастать. В будущем, с осуществлением комплексной Механизации и
автоматизации работ, вероятно, во всех отраслях народного хозяйства основная
часть трудящихся будет занята в научно-исследовательских центрах, в
машиностроительной промышленности и в строительстве и только
сравнительно незначительная часть — на предприятиях, выпускающих готовую
продукцию.
Социальное значение научно-технических центров трудно
переоценить. Аккумулируя в своих лабораториях, конструкторских и проектных
организациях, экспериментальных цехах и заводах и в опытно-промыш-

32
И. Г. КУРА КОВ
ленных предприятиях и установках все большую часть трудящихся
страны, они явятся важным фактором ликвидации существенных различий
между умственным и физическим трудом. Все большая часть трудящихся
будет занята творческим, созидательным трудом, дающим наибольшее
удовлетворение человеку.
Продукция научно-технических центров реализуется как на
действующих, так и на новых производственных мощностях. Для первых большая
часть внимания уделяется совершенствованию качества и параметров
готовой продукции. Более совершенная продукция обычно требует сравни-<
тельно мало дополнительных капитальных вложений, но дает хорошие
результаты как для производителя, так и для потребителя продукции и
увеличивает производительность труда.
В настоящее время, например, средний комплект оборудования для
подземной добычи угля в Луганском районе требует капитальных затрат
на тонну годовой добычи в 265 рублей, текущих затрат на добычу тонны
угля — в 78 рублей и затрат времени рабочего, занятого непосредственно
на шахте,— в 0,7 человеко-смены. Научно-исследовательские же центры
угольной промышленности разрабатывают комплект оборудования, кото*
рый позволяет снизить удельные капитальные затраты до 120—130
рублей, себестоимость добычи тонны угля — до 28—30 рублей, а затраты
живого труда на шахте — до 0,3 человеко-смены. Этот пример можно
считать типичным для обоснования экономического значения
научно-технических центров для действующих предприятий.
Для новых производственных мощностей научно-технические центры
обычно разрабатывают весь комплекс вопросов по снижению удельных
капитальных вложений и себестоимости продукции и повышению качества
и ценности продукции. В других случаях научно-исследовательские
центры занимаются внедрением новых технологических процессов или заменой
материалов и полуфабрикатов на более эффективные. В конце концов
эффективность их работы сводится к улучшению использования
действующих производственных мощностей и к повышению эффективности новых
капитальных вложений, а как результат всего этого — к росту
национального дохода. Плохая работа научно-технических центров или недостаточно
быстрый их рост в значительной мере влияют на темпы годового роста
национального дохода, снижают эти темпы. Можно утверждать, что одним
из решающих факторов повышения темпов роста национального дохода
является мощность научно-технических центров и эффективность их работ.
С увеличением числа работников, занятых в научно-исследовательских и
проектно-конструкторских организациях, ускоряются сроки разработки и
освоения новой техники, увеличивается ее экономическая эффективность
и, следовательно, создается база для более быстрой замены устаревшей
продукции на новую, для совершенствования технологии и специализации
производства. Действующие производственные мощности начинают
выпускать все больше продукции и все лучшего качества, а вновь создаваемые
производственные мощности начинают давать все более высокие
экономические результаты.
По данным ЦСУ СССР, численность научных работников, занятых в
прикладных научно-исследовательских организациях, составила в 1958
году 141 тысячу человек. Средний ежегодный прирост численности этих
работников за последние восемь лет составил около 9,5%, а среднегодовой
прирост национального дохода за это время составил 10,7%. Надо
полагать, что рост национального дохода в значительной степени связан с
ростом численности научных работников и эффективностью их работы.
В противном случае «задел» по новой технике отставал бы от требований
народного хозяйства и темпы роста национального дохода неизбежно
были бы снижены. Связь между темпами роста национального дохода и
эффективной мощностью научно-исследовательских центров становится все
более отчетливой также и в капиталистических странах, так как конку-

НОВЫЕ ВОПРОСЫ ОРГАНИЗАЦИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ПРОИЗВОДСТВА 33
рентоспособность фирм и компаний на рынке сбыта все в большей мере
зависит от мощности научно-исследовательских центров, находящихся в
их распоряжении.
С организационной точки зрения, научно-технические центры
переживают в настоящее время период детских болезней. Многие вопросы
организации производства, совершенно ясные и давно решенные для обычного
производственного предприятия, являются еще далеко не решенными для
научно-технических центров.
Первым из серии этих вопросов является
степень законченности продукции, выпускаемой
научно-техническими центрами. Многие из них еще до настоящего
времени ограничивают свою работу опубликованием в печати выводов и
рекомендаций или выпуском эскизных или рабочих чертежей новой
продукции. Вся остальная, как раз наиболее трудная работа по изготовлению
опытных образцов, по их испытанию и доводке до работоспособного
состояния или по доработке и освоению новых технологических процессов
осуществляется эксплуатационными предприятиями, обычно сильно
загруженными текущим производством и поэтому уделяющими вопросам
внедрения новой техники второстепенное внимание. Выполнение
значительной части работ по разработке новой техники на производственных
предприятиях приводит, как правило, к увеличению сроков ее освоения и
одновременно к увеличению количества работ, отлеживающихся «на
полках». Кроме того, такая практика порождает некоторую
безответственность в деле внедрения новой техники; конструкторы обычно ссылаются на
задержки со стороны машиностроителей, последние — на
недоработанное^ предложений, сделанных конструкторами, и т. п.
Опыт показывает, что всякое техническое совершенствование
производства, как правило, разрабатывается четырьмя группами работников:
сначала изыскателями (у нас их называют научно-исследовательскими
работниками), устанавливающими основные принципиальные положения
нового технического мероприятия, затем конструкторами,
изготовляющими чертежи конструкций, после этого работниками экспериментальных
цехов, изготовляющих опытные образцы, и, наконец, работниками
опытных установок или предприятий, испытывающих образцы или новые
технологические процессы в промышленных условиях. Производственные
связи между этими четырьмя группами работников, естественно, должны
быть такими же тесными, как и производственные связи между
отдельными цехами или участками любого промышленного предприятия.
Лучшим способом установления таких производственных связей является
создание при научно-технических центрах полного комплекса
лабораторий, установок и организаций: научно-исследовательских лабораторий,
конструкторских либо проектно-конструкторских бюро,
экспериментальных цехов и опытных предприятий или установок. Создание таких
комплексных научно-технических центров является, с нашей точки зрения,
одной из наиболее актуальных задач сегодняшнего дня как для ускорения
разработки и внедрения новой техники, так и для установления
надлежащей ответственности научно-исследовательских центров за порученную им
работу. Некоторые научно-исследовательские центры уже имеют такой
полный комплекс лабораторий, установок и организаций, и они обычно
дают наиболее эффективную продукцию и в более короткие сроки.
Сошлемся для примера на авиационную промышленность, в которой научно-
технические центры обычно занимаются изысканиями новых путей
самолетостроения, конструированием новых типов самолетов, изготовлением
опытных образцов этих самолетов и испытаниями образцов в
эксплуатационных условиях. Конечно, в первую очередь такие комплексные центры
должны быть созданы при крупных промышленных предприятиях.
Вторым из актуальных для научно-технических центров вопросов
является разделение труда в деле разработки новых технических проблем,

34
И. Г. КУРАКОВ
углубление специализации научно-исследовательских и конструкторских
работ. Как и на промышленных предприятиях, специализация работ в
деле совершенствования техники дает несравненно лучшие результаты,
чем выполнение научно-техническим центром одновременно многих работ.
Знаменитый в нашей стране институт имени Патона, занимающийся
только вопросами сварки металла, в этом отношении является блестящим
примером. Однако специализация без кооперирования неизбежно приводит к
огромному параллелизму в работе. Характерными в этом отношении
являются примеры, недавно опубликованные председателем Государственного
комитета Совета Министров СССР по автоматизации и машиностроению
тов. Костоусовым (см. его статью в журнале «Коммунист» № 8 за 1959
год). Свыше ста организаций занимаются в настоящее время проблемой
программного управления для металлорежущих станков и свыше
тридцати организаций — приборами для их активного контроля. К этому
можно добавить, что около восьмидесяти организаций занимаются
конструированием буровых станков и агрегатов, около ста организаций —
разработкой теории и конструкции режущих органов для горных пород
и т. д. Отсутствие надлежащего кооперирования и увязки работы
научно-технических центров приводит, таким образом, к серьезному
перерасходу времени научно-исследовательских и конструкторских кадров.
В промышленности координационную и оперативную работу
предприятий проводят тресты, комбинаты, совнархозы и республиканские
организации. Для научно-технических центров подобных организаций
пока нет, так как координация научно-исследовательских и проектно-кон-
структорских работ, как правило, охватывает организации, подчиненные не
одному, а многим трестам, совнархозам и республикам и в пределах
одного треста или совнархоза осуществлена быть не может. Видимо, назрела
необходимость укрепления в стране научно-технической службы с
использованием для этой цели технических отделов предприятий, трестов и
совнархозов, научно-технических комитетов республик, отраслевых
государственных комитетов СССР и Государственного научно-технического
комитета СССР. На предприятиях, в трестах и совнархозах всю работу по
техническому совершенствованию производства, очевидно, должны
возглавлять главные инженеры, которых для этой цели следовало бы
освободить от других обязанностей.
Следующим из важных для научно-технических центров
организационных вопросов является система их финансирования. Практика
показывает, что распространенная в настоящее время система финансирования
институтов за счет средств государственного бюджета обладает крупными
недостатками, вскрытыми на июньском Пленуме ЦК КПСС. Многие из
работ, выполняемых институтами, являются малоактуальными. В научно-
исследовательских институтах имеется немало работников, годами не
дающих полезных разработок. Сроки выполнения работ часто задерживаются.
В социалистических условиях производства имеются возможности
создать свою, более эффективную систему оплаты работ научно-технических
кадров, и в основу этой системы, очевидно, надо положить фактическую
экономию от внедрения работ институтов, иначе говоря, ту же формулу
материального поощрения за техническое совершенствование
производства, какая напрашивается для других предприятий и организаций.
Основной задачей научно-технических центров является обеспечение
непрерывного прогресса в сокращении рабочего времени на изготовление
продукции, поэтому и оплата их работ должна базироваться на
определенном отчислении от экономии рабочего времени. Имея некоторые
оборотные средства, научно-исследовательские институты, конструкторские и
проектные организации должны пополнять свои средства за счет
отчислений от фактически полученной на производстве экономии при
использовании их работ и за этот счет выплачивать заработную плату,
вознаграждения за авторство, премии и покрывать все другие административно-

НОВЫЕ ВОПРОСЫ ОРГАНИЗАЦИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ПРОИЗВОДСТВА 35
хозяйственные расходы. Такую же систему финансирования следовало бы
внедрить и для оплаты работ проектных организаций. Последние
обеспечивают технической документацией новые капитальные вложения,
которые, как правило, должны давать высокую экономическую эффективность.
Проекты, которые не обеспечивают должной экономии рабочего времени
на единицу продукции по сравнению с затратам« рабочего времени на
существующих предприятиях, можно считать браком, не «подлежащим
осуществлению. Закон экономии рабочего времени, таким образом, должен
быть положен в основу материального поощрения всех звеньев
производства, начиная от предприятия и кончая научно-исследовательским
институтом и проектной организацией. Социалистические условия производства
вполне позволяют это сделать.
Отбор новой техники для внедрения
После июньского Пленума ЦК КПСС многие совнархозы,
предприятия и организации основательно взялись за техническое
совершенствование производства и довольно энергично внедряют все то, что, по их
мнению, заслуживает внимания. Однако предыдущий многолетний опыт
внедрения новой техники показывает, что решающую роль в достижении
надлежащей экономической эффективности играет предварительный отбор
новой техники для внедрения. Почти для каждого вида
производства имеется много вариантов технического совершенствования,
разработанных различными организациями или отдельными лицами. Все
они обычно являются новыми, так как отличаются от существующей
техники теми или иными особенностями, однако далеко не все дают
надлежащий рост производительности труда, снижение себестоимости
продукции или уменьшение удельных капитальных вложений. К сожалению, мы
еще имеем много случаев и примеров, когда на первый взгляд
прогрессивное техническое мероприятие при его внедрении не дает должных
экономических результатов. Есть немало автоматических линий в
машиностроении, не оправдывающих себя с экономической точки зрения, немало
имеется таких механизированных участков производства в других
отраслях народного хозяйства, которые на практике оказались экономически
мало эффективными. Это важное обстоятельство было учтено июньским
Пленумом ЦК КПСС, в решениях которого особо подчеркивается, что
новая техника должна быть направлена прежде всего на увеличение
производительности труда и улучшение других экономических показателей
производства. Предварительный и притом весьма тщательный отбор техники,
подлежащей внедрению, приобретает поэтому большое значение.
Требуется создать такую систему отбора новой техники, которая исключала
бы возможность экономически невыгодных решений.
Такой системы отбора для внедрения новой техники, по существу, еще
нет. До сих пор даже не созданы общепризнанные методы
определения экономической эффективности новой техники. Одни руководствуются
оригинальностью и новизной технических решений, другие — логическими
рассуждениями, третьи — указаниями вышестоящих организаций или
сроками осуществления того или иного технического мероприятия.
Недавно, например, на одном из совещаний в Луганске разбирался
вопрос о способах механизации выборки породных кусков из добытого на
шахтах угля. Проектная организация, составившая проект типовой
установки для этой цели, представила для рассмотрения явно неудачный и
дорогой проект типовой установки. И все же этот проект был принят к
осуществлению только потому, что в противном случае могли быть
задержаны сроки осуществления механизации породовыборки. В других
случаях неудачные технические решения принимаются только в силу
исключительной настойчивости организаций или лиц, их предложивших.
Отсутствие общепризнанной и вполне объективной системы отбора новой тех-

36
И. Г. КУРАКОВ
ники приводит еще к одному нежелательному явлению. Организадии и
лица, предложившие отвергнутое какой-либо инстанцией решение,
зачастую опротестовывают это решение. Для рассмотрения этих протестов
создаются многочисленные комиссии и отвлекается много времени
высококвалифицированных специалистов. Короче говоря, необходимость
создания общепризнанной эффективной системы отбора новой техники крайне
назрела.
Главным в вопросе отбора новой техники для внедрения является
база для сравнений. При всех методах отбора новой техники база для
сравнения, безусловно, будет играть решающую роль. Любое неправильное
решение вопроса о принципах отбора может дать дорогу для массового
внедрения малоэффективной новой техники и этим значительно
затормозить развитие народного хозяйства.
В наших условиях база для сравнения определяется 12—15-летним
сроком осуществления основной экономической задачи СССР. За это
время производственные мощности, созданные даже в 1960 году, вряд лч
можно будет еще раз реконструировать или модернизировать. Это
обстоятельство вызывает необходимость требовать, чтобы новые
производственные капитальные вложения обеспечивали большую экономическую
эффективность, чем в аналогичных случаях в США, и чтобы базой для
сравнения были себестоимость и удельные капитальные вложения, фактически
имеющие место в США в настоящее время.
На действующих производствах задачу доведения экономической
эффективности ранее произведенных капитальных вложений до уровня,
превосходящего соответствующий уровень США, можно осуществить путем
совершенствования параметров и качества выпускаемой продукции,
специализации и внедрения массово-поточных методов производства,
улучшения технологии производства и замены сырья, материалов и
полуфабрикатов на более экономичные. Особенно хорошие результаты дает замена
устаревших видов продукции на новые. Обычно затраты на подготовку
к выпуску новых видов продукции являются незначительными, однако они
дают возможность повысить потребительную стоимость выпускаемой
продукции и этим увеличить эффективность использования основных
производственных фондов. Затраты на подготовку выпуска нового типа станка
на станкостроительном заводе, например, обычно окупаются менее чем
за полгода.
. Каков бы ни был принят метод определения экономической
эффективности нашей техники, пользование этим методом на практике
потребует специальных экономических знаний. Конструктор, проектировщик,
научный работник или производственник, конечно, должны уметь сами
делать предварительные расчеты экономической эффективности новой
техники, однако окончательные расчеты можно доверить только
специально подготовленным и опытным экономистам, так как для этого надо
хорошо знать экономику данного производства не только на своем
предприятии или в своей организации, но и в других производствах и в
других странах. Надо иметь хорошо проверенные и систематически
пополняемые данные по экономике этого производства во всех передовых по
технике странах мира, что под силу только лицам, специально этим занятым.
Еще большая роль должна быть отведена экономистам при
разработке заданий научно-техническим и проектным организациям перед
началом их работы. Хорошо разработанные задания по экономическим
показателям данной техники предотвращают брак в работе наиболее
квалифицированных кадров страны и заранее направляют их работу по
наиболее экономичному пути. И, наоборот, плохо составленное, с экономической
точки зрения, задание заранее обрекает работу научных работников и
конструкторов на неудачу.
Возможности для быстрого создания и надлежащего обучения таких
кадров имеются. Правда, большая часть экономистов с высшим образо-

НОВЫЕ ВОПРОСЫ ОРГАНИЗАЦИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ПРОИЗВОДСТВА 37
ванием занята в настоящее время на плановой и статистической работе,
однако, видимо, не представит больших трудностей подобрать часть
опытных экономистов, повысить их квалификацию и переключить на работы по
отбору новой техники для внедрения в народное хозяйство.
Техническая информация
Проблема повышения квалификации и знаний специалистов, по
существу, сводится к сбору и обработке информации о достижениях новой
техники и к организации докладов, лекций, семинаров, курсов и школ по
отдельным вопросам внедрения новой техники. Проведение всех этих
работ осуществляется в настоящее время через институты и бюро
технической информации, научно-технические издательства, дома техники,
отчасти через высшие учебные заведения и научно-технические общества.
Сравнительно новым в этом деле являются институты технической
информации и дома техники.
Основной задачей институтов и бюро технической информации
является своевременный сбор всего нового в технике и экономике
производства, имеющегося в отечественной и мировой практике, и первичный отбор
новой техники, заслуживающей внимания. Институты и бюро информации,
кроме того, должны своевременно давать информационные материалы
для ускорения работы научно-технических центров и проектных
организаций и этим предотвращать повторение уже ранее проводившихся работ.
Научные знания, как известно, наиболее долговечны и наиболее ценны
для общества. Поэтому накопление новых знаний является весьма
эффективной и важной задачей общества, а создание специальных
институтов, занимающихся отбором новых знаний для практического
применения, представляет собой весьма прогрессивное мероприятие в
области организации производства.
Задачи домов техники отличаются от задач институтов и бюро
технической информации. Их роль сводится к своевременному доведению
накопленных и отобранных новых знаний до широких кругов специалистов,
к систематическому повышению квалификации специалистов. Дома
техники в том виде, в каком они существуют в настоящее время,
представляют как бы политехнические институты, занимающиеся пополнением
знаний специалистов, ранее получивших высшее образование. Пока эти
институты работают далеко не систематически и охватывают слишком
большую номенклатуру специальностей. Видимо, в данном случае
повторяется история создания сети первичных высших учебных заведений в
прежние годы. Еще не так давно первичная подготовка специалистов с
высшим техническим образованием производилась преимущественно в
политехнических институтах, например, в Ленинградском, Киевском,
Харьковском и других. Специализация в области подготовки кадров с высшим
образованием привела к созданию высших учебных заведений более
узкого профиля. Надо ожидать, что и дома техники постепенно будут
приобретать все более узкий профиль. Во всяком случае, развитие сети этих
домов техники следует считать мероприятием, крайне необходимым для
быстрого технического прогресса. Несомненно, роль их в общественной
жизни страны будет быстро повышаться.
Большая роль в вопросах технической информации принадлежит
научно-техническим обществам, которые призваны наряду со многими
другими важными задачами собирать, обобщать и распространять
передовой опыт предприятий. Состоявшийся в октябре 1959 года съезд научно-
технических обществ СССР показал, что их роль в техническом прогрессе
быстро возрастает.

Марксизм-ленинизм как единое
и целостное учение
Г. Л. СМИРНОВ, Н. П. ФИЛИМОНОВ, À. Ф. ЮДЕНКОВ
Вышло из печати новое учебное -пособие по марксистско-ленинской
теории — книга «Основы марксизма-ленинизма», подготовленная
авторским коллективом под руководством О. В. Куусинеиа1. Впервые за
многие годы ib едином труде изложена совокупность основных положений
марксизма-ленинизма как единого и целостного мировоззрения.
В рамках рецензии, конечно, невозможно проанализировать все
проблемы, затронутые в книге. Поэтому мы остановимся только на
некоторых вопросах, наиболее рельефно показывающих, что нового дает
рецензируемая книга в рассмотрении и изложении основных идей
марксизма-ленинизма.
За последнее время вышли из печати такие работы, как «История
Коммунистической партии Советского Союза», «Основы марксистской
философии», «Политическая экономия», «Основы политических знаний».
Эти работы, бесспорно, играют большую роль в улучшении постановки
пропаганды марксистско-ленинского учения. Однако они, естественно,
не могли устранить потребности в труде, дающем систематическое
изложение всей совокупности основных идей марксизма-ленинизма. Книга
«Основы хмарксизма-ленинизма» восполняет этот пробел, имевший место
в нашей литературе.
В первых двух разделах пособия освещаются основные положения
марксистско-ленинской философии. Третий раздел сжато излагает
политическую экономию капитализма. В четвертом разделе характеризуется
теория и тактика международного коммунистического движения,
главным образом в условиях капитализма. Последний, пятый раздел
посвящен учению о социализме и коммунизме.
Такое построение книги носит научно обоснованный характер. Оно
вытекает из ленинских положений, разработанных в статьях «Три
источника и три составных части марксизма», «Карл Маркс» и других,
имеющих принципиальное значение для правильного понимания внутренней
структуры марксизма-ленинизма, неразрывного единства и целостности
его составных частей.
Заслуживает одобрения выделение в специальный раздел вопросов
теории и тактики международного коммунистического движения. Под-
1 «Основы марксизма-ленинизма». Госполитиздат. 1959. 774 стр.
Учебное пособие подготовлено группой научных и партийных работников и публицистов.
Основная работа проделана коллективом авторов в составе: О. В. Куусинен
(руководитель), Ю. А. Арбатов, А. С. Беляков, С. Л. Выгодский, А. А. Макаровский, А. Г. Ми-
лейковский, Е. П. Ситковский, Л. М. Шейдин.
Над отдельными главами работали также К. Н. Брутенц, Ф. М. Бурлацкий,
Н. И. Иванов, И. С. Кон, Б. М. Лейбзон, Н. В. Матковский, Ю. К. Мельвиль,'
Д. Е. Мельников, Л. А. Мендельсон, Ц. А. Степанян, С. Г. Струмилин. Кроме того,
при разработке некоторых вопросов были использованы материалы, представленные
В. Ф. Асмусом, А. Н. Кузнецовым, Б. П. Кузнецовым, Ю. Н. Семеновым, И. С
Смирновым, П. С. Черемных.

МАРКСИЗМ-ЛЕНИНИЗМ КАК ЕДИНОЕ И ЦЕЛОСТНОЕ УЧЕНИЕ 39
черкивая важность изучения «и разработки этих проблем, В. И. Ленин
указывал, что «без этой стороны материализма Маркс справедливо
считал его полов-инчатым, односторонним, мертвенным» (Соч., т. 21,
стр. 58).
Первостепенное значение в современных условиях развернутого
коммунистического строительства в СССР, строительства социализма в
странах народной демократии приобретает теория научного коммунизма.
Теория научного коммунизма претворяется ныне
непосредственно в практику.
Авторы, на наш взгляд, поступили правильно, выделив учение о
социализме и коммунизме в самостоятельный раздел книги. Это имеет
принципиальное значение. Как известно, в практике преподавательской
работы у нас еще имеет место известное «растворение» теории научного
коммунизма в курсах истории КПСС, политической экономии социализма и
исторического материализма. Тем самым, по существу, принижается
самостоятельное значение теории научного коммунизма.
В рецензируемой книге этот существенный недостаток исправлен.
Авторы рассматривают теорию научного коммунизма в полном
соответствии с ленинскими положениями как одну из самостоятельных
составных частей марксизма-ленинизма.
Структура книги о марксизме-ленинизме позволяет раскрыть перед
читателем последовательность и цельность взглядов, дающих в
совокупности современный материализм и современный научный социализм как
теорию и программу международного рабочего движения.
В раскрытии содержания отдельных составных частей марксизма-
ленинизма авторскому коллективу удалось выделить узловые проблемы,
имеющие принципиальное значение для понимания всей теории в целом
и особо актуальные в современных условиях. Таким узловым проблемам
посвящены, например, главы «Сущность исторического материализма»,
«Роль народных масс и личности в истории» в разделе
«Материалистическое понимание истории», глава «Империализм на современном этапе»
в разделе «Политическая экономия капитализма», «Угроза войны и
борьба народов за мир», «О различных формах перехода к социалистической
революции» в разделе «Теория и тактика международного
коммунистического движения» и другие.
В новом учебном пособии рассматривается целый ряд новых и
сложных вопросов.
Укажем на такие главы, как «Общественный прогресс» (раздел
«Материалистическое понимание истории»), «Политика единства действий
рабочего класса и всех демократических сил народа» (раздел «Теория
и тактика международного коммунистического движения») и другие.
Рассмотрение подобного рода -вопросов в учебном пособии может
служить хорошим примером единства популярности изложения и научности
содержания. Постановка в книге новых вопросов, несомненно, привлечет
внимание специалистов и будет стимулировать дальнейшие исследования
философов, экономистов и представителей других общественных наук.
В учебном пособии показано развитие марксистско-ленинской теории в
последние годы в исторических решениях XX и XXI съездов
Коммунистической партии Советского Союза и других партийных документах. В
книге учтен также опыт братских коммунистических и рабочих партий.
Таким образом, марксизм-ленинизм раскрывается как вечно живое и
развивающееся учение. t
* * *
В вводном слове к учебному пособию дается определение
марксистско-ленинского мировоззрения, которое включает в себя: философию,
экономическое учение, теорию и тактику международного
коммунистического движения, учение о социализме и коммунизме. Давая такое
определение марксистско-ленинского мировоззрения, авторы тем самым указы-

40
Г. Л. СМИРНОВ, Н. П. ФИЛИМОНОВ, А. Ф. ЮДЕНКОВ
вают на неправомерность сведения всего богатства
марксистско-ленинского мировоззрения только к диалектическому и историческому
материализму, помогая преодолеть этот довольно распространенный в нашей
популярной литературе недостаток.
На наш взгляд, определение, данное в книге, является научно более
точным и правильным. Оно подчеркивает, что формирование
целостного марксистско-ленинского мировоззрения невозможно без усвоения всех
его составных частей. Дав определение марксистско-ленинского
мировоззрения в целом, авторы одновременно раскрывают -к специфику
отдельных составных частей. Так, например, указывается, что «философия
рассматривает н а и б о л е е общие во п р осы мировоззрения» (стр. 15.
Разрядка наша.— Авт.).
В первом разделе — «Философские основы марксистско-ленинского
мировоззрения» — авторы, раскрывая основной вопрос философии,
показывая борьбу материализма против идеализма, утверждают мысль о
прогрессивном, оптимистическом, жизнеутверждающем характере
диалектического материализма. «Не надеяться на загробную жизнь, а ценить
земную жизнь и стремиться к ее улучшению — вот чему учит людей
материалистическая философия» (стр. 18). Авторы нашли убедительные
слова и аргументы, чтобы показать глубоко гуманистический характер
марксистской философии.
В противоположность марксистскому философскому материализму
современный идеализм, как и идеализм прошлого, не признавая
истинности окружающего нас материального мира, бежит от него, рисует
вместо него вымышленный, нематериальный мир. Идеализм отрицает
познавательную способность разума и проповедует неверие в науку.
Идеализм был и остается идейной почвой для пессимизма и антигуманизма, для
расистских теорий и фашистского мракобесия. В первом разделе книги
в сжатой форме показано, что марксистская философия — закономерный
результат многовекового развития научного познания, высшая ступень
предшествующей философской мысли. Раскрыто также органическое
единство материализма и диалектики в философии марксизма.
Бесспорный интерес для читателя представляет критический анализ
современной буржуазной философии.
Не ограничиваясь ее общей оценкой, авторы дают
дифференцированную критику основных ее направлений (экзистенциализма,
неопозитивизма, прагматизма, неотомизма). Такая дифференцированная
критика, выясняющая специфические черты отдельных направлений
современной буржуазной философии, позволяет читателю глубже уяснить общие
характерные черты, присущие ей в.целом.
Критика современной буржуазной философии дается на основе
позитивного изложения основных проблем диалектического материализма,
что делает эту критику аргументированной и убедительной.
В книге дан научный анализ сложных процессов, происходящих в
духовной жизни современного капиталистического общества. С одной
стороны, неудержимо идет вперед наука, которая все более углубляет
знание материального мира, в сотрудничестве с техникой она
безгранично увеличивает власть человека над природой, более ста лет существует
и развивается подлинная философия науки — диалектический
материализм, и, с другой стороны, многие философы, а иногда даже сами ученые
проповедуют неверие в силы разума, продолжают отстаивать
реакционное, идеалистическое мировоззрение.
Главная причина, мешающая принятию материализма, — это
классовые интересы буржуазии и антикоммунистические предрассудки
буржуазной интеллигенции.
Но разум сильнее скептицизма. В борьбе за научное мировоззрение
в капиталистических странах все чаще выступают даже люди из среды
буржуазной интеллигенции. Среди них Бэрроуз Данэм в США, Янаги-

МАРКСИЗМ-ЛЕНИНИЗМ КАК ЕДИНОЕ И ЦЕЛОСТНОЕ УЧЕНИЕ 41
да Кэндзюро в Японии и многие другие. На сторону материализма
перешли в конце концов такие крупные ученые, как Л. Инфельд, Луи де
Бройль, примыкавшие ранее к позитивизму. С критикой целого ряда
позитивистских положений выступили крупнейшие физики Н. Бор, В. Гей-
зенберг.
Авторам удалось дать в сжатой форме, не впадая в схематизм и
упрощения, анализ сложных, противоречивых тенденций в развитии
духовной жизни современного капиталистического общества.
Интересен параграф «Диалектика как метод познания и
преобразования мира». Раскрывая значение законов материалистической
диалектики для научных исследований в специальных областях знания и для
художественного освоения мира, авторы подчеркивают в то же время,
что «материалистическая диалектика не может подменять отдельные
науки и решать за них специальные вопросы и задачи» (стр. 87). Марксизму
чужд догматизм. Его живая душа — конкретный анализ конкретной
ситуации.
Красной нитью через главу о теории познания проходит положение
о единстве теории и практики. Ценным является, что авторы не
ограничиваются констатацией этого единства, а раскрывают его сложный
характер. «Признание марксизмом практики конечной целью научного
познания, — подчеркивается в книге, — ничего общего не имеет с
умалением теории, с узколобым практицизмом и делячеством» (стр. 95).
Раздел заключается параграфом «Необходимость и человеческая свобода»,
который логически подводит читателя к основной проблематике
исторического материализма.
В разделе «Материалистическое понимание истории» актуальное
значение имеет изложение вопроса об исторической закономерности и
сознательной деятельности людей. На основе анализа специфики действия
объективных законов развития общества авторы убедительно показывают
нелепость противопоставления исторической закономерности и сознатель*
ной деятельности людей, что характерно для буржуазных
фальсификаторов марксизма.
В главе «Роль народных масс и личности в истории» показана все
возрастающая роль народных масс по мере развития исторического
процесса. Авторы подчеркивают, что «употребление понятия «народные
массы» ни в коей мере не освобождает от классового подхода, от
выяснения конкретного классового содержания того движения, в котором они
участвуют» (стр. 182). Это положение раскрывает принципиальную
противоположность марксистского и мелкобуржуазного понимания
важнейшей социологической категории «народ» и является одним из
методологических принципов марксизма в анализе и оценке народных движений.
Рассматривая роль личности, авторы подчеркивают всю
несовместимость культа личности с марксизмом-ленинизмом. Марксистская
критика культа личности не имеет ничего общего и с мелкобуржуазным,
анархическим отрицанием роли руководителей. В книге показывается, что
деятельность руководителей — необходимый элемент исторического
процесса, ибо «ни один класс в истории не достигал господства, если он не
выдвигал своих политических вождей, своих передовых представителей,
способных организовать движение и руководить им» (В. И. Лени н.
Соч., т. 4, стр. 345).
Как уже отмечалось, большой интерес вызывает глава об
общественном прогрессе. Авторы специально выделяют вопрос о критерии
прогресса. «Таким критерием, т. е. показателем прогрессивности той или
иной формации, марксистско-ленинская наука считает развитие
производительных сил» (стр. 200).
Этот научно обоснованный критерий прогресса, введенный в
историю социологии впервые марксизмом, позволяет понять развитие
общества как поступательный процесс. В книге анализируется противоречи-

42
Г. Л. СМИРНОВ, Н. П. ФИЛИМОНОВ, А. Ф. ЮДЕНКОВ
вый характер прогресса в антагонистических формациях и дается
характеристика особенностей прогресса в условиях социализма.
На наш взгляд, было бы важно конкретно показать, как влияет
развитие производительных сил на другие стороны общественной жизни.
Здесь возникает целый ряд интересных и сложных проблем: каков,
например, критерий прогресса в сфере духовного производства (науки,
искусства и т. д.). Эти вопросы требуют специального и всестороннего
исследования. Включение их во второе издание книги, несомненно,
обогатило бы представление читателя о марксистско-ленинском понимании
критерия общественного прогресса.
Раскрывая вопросы исторического материализма, авторы
последовательно проводят принцип коммунистической партийности.
На основе позитивного изложения материала дается
целеустремленная критика современных антимарксистских социологических концепций.
Главы, посвященные марксистской философии в целом, в доступной
форме раскрывают сложные вопросы диалектического и исторического
материализма, показывают, почему философия марксизма является
мощным духовным оружием рабочего класса в борьбе за социальное
освобождение, за построение нового общества.
* * *
Раздел о политической экономии капитализма вначале кратко
знакомит читателя с экономическим учением К. Маркса, вскрывшего
экономические законы зарождения и развития капитализма: дается
определение товара и его свойств, рассматривается двойственный характер
труда, воплощенного в товаре, излагается сущность и функции денег,
действие закона стоимости, учение о -прибавочной стоимости, заработной
плате, раскрывается механизм капиталистической эксплуатации
наемного рабочего. Глава о домонополистическом капитализме завершается
рассмотрением экономических кризисов и всеобщего закона
капиталистического накопления. Здесь, в частности, излагается вопрос об
относительном и абсолютном ухудшении положения рабочего класса.
Как известно, буржуазные ученые, правые социалисты и
ревизионисты упорно пытаются доказать, что положения марксистско-ленинской
теории об ухудшении положения рабочего класса оказалась
неправильными, так как положение трудящихся .в капиталистических странах
якобы постоянно улучшается. Авторы показывают всю несостоятельность
критики марксизма и излагают наиболее существенные стороны этой
проблемы в свете современных данных о положении рабочего класса з
капиталистических странах.
Как известно, ухудшение условий существования трудящихся
проявляется с особой силой в годы экономических кризисов. Рост
безработицы, сокращение заработной платы, разорение мелких и средних
производителей— все это ложится тяжелым бременем на плечи рабочих.
Иногда капиталисты вынуждены повышать заработную плату
рабочих. Однако такое повышение заработной платы не всегда означает
улучшение жизни рабочих. Усиление интенсивности труда ведет к большим
расходам на питание, медицинское обслуживание и т. п. Эти
дополнительные расходы могут превышать рост заработной платы, и положение
рабочего в связи с этим не улучшается, а ухудшается.
Авторы отмечают, что, выдвигая тезис об ухудшении положения
рабочего класса, Маркс имел в виду не непрерывный процесс, как это
пытаются приписать ему буржуазные фальсификаторы, а тенденцию
капитализма, которая осуществляется неравномерно в разных странах и в
разные периоды. Дело в том, что в капиталистическом обществе
существуют факторы, противодействующие снижению жизненного уровня
рабочего класса. Классовая борьба рабочих, их сплоченность и
организованность, международная солидарность трудящихся в современных
условиях, успехи стран социализма — все эти факторы реально существуют,

МАРКСИЗМ-ЛЕНИНИЗМ КАК ЕДИНОЕ И ЦЕЛОСТНОЕ УЧЕНИЕ
43
действуют и вынуждают буржуазию в определенных условиях идти на
уступки трудящимся.
Авторы справедливо отмечают, что в трактовке этого сложного и
острого вопроса не может быть догматического подхода, который
способен лишь запутать дело. Здесь особенно важно выполнять требование
марксизма — делать теоретические выводы на основе анализа
конкретной действительности.
Следующие две главы — девятая и десятая — посвящены
империализму. Главы об империализме написаны обстоятельно и интересно.
Читатель найдет здесь ответы на вопросы, связанные с рядом сложных
проблем изучения эпохи современного капитализма. В книге дается
характеристика нового этапа общего кризиса капитализма, начало
которому положила вторая мировая война. Поражение фашистской
Германии и милитаристской Японии, отпадение от капитализма большой
группы стран, ставших на путь социалистического строительства,
значительно изменили лицо мира. Соотношение сил между социализмом и
капитализмом резко изменилось в пользу социализма. Позиции
империализма ослабли. Все это, вместе взятое, отразилось на характере
развития империалистического государства. В учебном пособии дается
научный анализ особенностей этого развития.
Затем излагается проблема перерастания монополистического
капитализма в государственно-монополистический капитализм. Первая
волна государственно-монополистического капитализма поднялась в период
мировой войны 1914—1918 годов. Ныне процесс перерастания
монополистического капитализма в государственно-монополистический в
империалистических странах особо усилился. Это, как справедливо отмечают авторы
учебного пособия, — новое и важное явление в современном
капитализме, которое еще недостаточно полно изучается нашими экономистами.
Тенденция к росту государственно-монополистического капитализма
объясняется тем, что при наличии таких сильных потрясений, как
мировые войны, экономические и политические кризисы, монополисты не
могут хозяйничать старыми методами. Они нуждаются в более
эффективной поддержке и помощи со стороны государства. На этой основе
происходит подчинение государства монополиям. Государственный бюджет,
кредит, займы, гарантия вкладов, государственные заказы, милитаризм,
налоговая система, субсидии — все это используется государством для
оказания помощи монополистическим объединениям. Государство
помогает монополистам в конкурентной борьбе на мировых рынках, активно
вмешивается в конфликты между рабочими и предпринимателями,
навязывает свой арбитраж во время стачек, выступает против забастовок.
Самым свежим примером в этом отношении является решение
американского правительства прекратить забастовку сталеплавильщиков на
основании закона Тафта — Хартли.
Для государственно-монополистического капитализма характерен и
некоторый рост государственной капиталистической собственности. Однако
и этот процесс подчинен интересам монополистов. Например, создание
новых отраслей промышленности требует необычайно высоких
первоначальных капиталовложений. Монополии стремятся переложить эти расходы на
государство (фактически на широкие массы налогоплательщиков), и
последнее идет им навстречу. Кроме того, в собственность государства
переходят некоторые важные, но ставшие малорентабельными отрасли
производства и т. д. Авторы учебного пособия справедливо отмечают, что
монополисты допускают существование государственной собственности лишь
в отдельных случаях и в ограниченных масштабах. Они предпочитают
иметь полную свободу рук и с изменением обстановки добиваются
перехода государственной собственности в частную.
Одной из важнейших особенностей современного империализма
является милитаризация экономики. Большие расходы империалистических

44
Г. Л. СМИРНОВ, Н. П. ФИЛИМОНОВ, А. Ф. ЮДЕНКОВ
государств на вооружение, несколько ослабляющие трудности сбыта,
имеют, однако, не только экономическое значение. Гонка вооружений
неразрывно связана с агрессивной политикой реакционных
империалистических кругов. Она таит в себе опасность войны и поэтому
противоречит коренным интересам всех народов. Что же касается
экономического влияния гонки вооружений, то авторы учебного пособия
показывают, что милитаризация ни в коем случае не может обеспечить
кардинального решения экономических трудностей современного капитализма.
Рост вооружений способен лишь временно поддержать уровень
производства и занятость рабочих. Однако большие военные расходы
тормозят развитие невоенных отраслей, способствуют росту налогов,
вызывают инфляцию, то есть обесценение денег, и в конечном счете истощают
народное хозяйство.
Далее в учебном пособии подвергнуты критике измышления
ревизионистов о «народном капитализме», о постепенной эволюции
капитализма в социализм, о «надклассовое™» буржуазного государства и т. п.
Специальный раздел десятой главы посвящен анализу
экономических кризисов на современном этапе. Буржуазные экономисты
потратили много чернил, чтобы доказать, что сейчас капитализму не угрожают
экономические кризисы. Они утверждают, что капитализм якобы
коренным образом изменился и государство имеет возможность рядом мер
предотвратить наступление кризиса. Однако жизнь опровергает эти
рассуждения, вскрывает их полную несостоятельность. Лишь за одно
десятилетие (1948—1958 годы) в США трижды сокращалось производство.
В то же время авторы отмечают, что в условиях
государственно-монополистического капитализма создается возможность в известной степени
влиять на характер и формы экономических кризисов. Но мероприятия
подобного рода не ликвидируют причин кризисов, а загоняют болезнь
внутрь, создавая предпосылки для новых кризисных потрясений.
Раздел политической экономии капитализма заканчивается
анализом классовых противоречий в капиталистических странах.
Эксплуатация рабочего класса усиливается, возрастает интенсификация труда,
сокращается период работоспособности трудящихся. Реальная заработная
плата в большинстве капиталистических стран фактически не
увеличивается, стоимость же рабочей силы возрастает. Авторы указывают, что
стоимость рабочей силы вследствие ряда причин достигает более
высокого уровня, чем размер реальной заработной платы, и тем самым
положение рабочих еще более ухудшается. Политиуеский гнет
усиливается, реакционные действия по отношению к рабочему классу принимают
более широкий размах.
Важные изменения происходят и в других слоях современного
буржуазного общества. Идеологи буржуазии утверждают, что в
капиталистических странах сокращаются бедные и богатые классы и растут
«средние слои» населения. В действительности старые «средние слои» в
капиталистических странах разоряются. В США, например, число ферм
уменьшилось за 1940—1954 годы на 1 315 тысяч. В Западной Германии за
период с 1949 по 1958 год разорилось более 200 тысяч крестьянских дворов.
В империалистических странах идет процесс подчинения мелких
производителей монополиям и усиливается эксплуатация новых «средних слоев» —
деятелей науки и искусства, врачей, учителей, адвокатов и т. п. Объективно
это ведет к тому, что «средние слои» все в большей степени становятся
противниками монополий, естественными союзниками рабочего класса.
Класс эксплуататоров-капиталистов также расслаивается, и интересы
всесильной империалистической верхушки не всегда совпадают с интересами
многочисленных средних предпринимателей. Все эти факты
свидетельствуют о том, что социальная база господства монополий в настоящее
время сужается еще больше.
Таким образом, противоречия капитализма нарастают, соотноше-

МАРКСИЗМ-ЛЕНИНИЗМ КАК ЕДИНОЕ И ЦЕЛОСТНОЕ УЧЕНИЕ 45
ние сил на международной арене продолжает изменяться в ущерб
империализму. В недрах капиталистического строя продолжают развиваться
процессы, требующие замены этой изжившей себя социальной системы
новым, прогрессивным общественным строем —социализмом.
* * *
Большой интерес вызывает раздел о теории и тактике
международного коммунистического движения. Наряду с изложением общих
положений марксизма-ленинизма по вопросам международного
коммунистического движения в книге дан марксистский анализ современных
процессов, содержатся сделанные на этой основе новые обобщения и выводы.
В начале раздела* раскрывается сущность марксистско-ленинского
учения о всемирно-исторической роли пролетариата, обосновывается
положение, что главное в учении Маркса—это выяснение
всемирно-исторической роли пролетариата как созидателя социалистического
общества.
В книге приводятся фактические данные, свидетельствующие о том,
в какую огромную силу превратился рабочий класс во всем мире,
насколько возросли его сознательность и организованность. В настоящее
время профессиональные союзы объединяют во всем мире более
160 миллионов трудящихся. В рядах политических партий рабочего
класса насчитывается свыше 43 миллионов человек, из которых более
33 миллионов — члены партий нового типа, основанных на принципах
марксизма-ленинизма (см. стр. 315).
В книге показано, что своими завоеваниями пролетариат
капиталистических стран обязан прежде всего борьбе наиболее активных и
сознательных рабочих. Капиталисты идут на уступки именно под давлением
левого крыла рабочего движения из-за боязни «полевения» всех
рабочих. Значительной частью свсфх успехов в защите непосредственных
экономических интересов пролетариат обязан не экономической, а
политической борьбе. Экономическая борьба может дать только
ограниченный результат, ибо она оставляет нетронутой сущность
капиталистической системы наемного рабства.
Выступая в качестве передового отряда демократических движений,
рабочий класс является надеждой всего прогрессивного человечества,
так как он в полной мере обладает способностями к творческой,
сознательной деятельности, необходимой для строительства нового общества.
Специальная глава книги посвящена вопросу о
марксистско-ленинской партии, о ее роли в революционной борьбе рабочего класса
капиталистических стран. В этой главе излагается учение о партии рабочего
класса нового типа — марксистско-ленинской партии. Главная сила
коммунистических партий состоит в том, что они являются массовыми
партиями, тесно связанными с широкими массами трудящихся. Они ведут за
собой массы, учат их и в то же время сами учатся у масс, внимательно
изучают то, что рождается в практике революционного движения.
В книге дается изложение вопросов стратегии и тактики
коммунистической партии, искусства ее политического руководства. Партия
может подвести трудящихся к борьбе с капитализмом не иначе, ка<к
руководя борьбой за непосредственные экономические нужды и политические
интересы масс, выдвигая требования, отвечающие неотложным запросам
различных слоев трудящихся, и добиваясь удовлетворения этих
требований. Особое внимание в книге уделено вопросу о необходимости борьбы
коммунистических и рабочих партий против правого оппортунизма и
сектантства. В ней показаны классовые корни оппортунизма» его
опасность для революционного пролетарского движения.
Одним из центральных вопросов четвертого раздела является
вопрос о единстве действий рабочего класса и всех демократических сил
народа. Рабочему классу приходится вести борьбу в трудных условиях.

46 Г. Л. СМИРНОВ, Н. П. ФИЛИМОНОВ, А. Ф. ЮДЕНКОВ
В руках капиталистов находится мощный аппарат насилия и
идеологического воздействия. Исходя из этого, авторы книги совершенно
справедливо подчеркивают, что «в этих условиях рабочий класс особенно
нуждается в единстве и организованности своих рядов, а также в тесном
союзе с другими отрядами трудящихся» (стр. 376). Специальная глава
этого раздела посвящена анализу национально-освободительного движения
народов против колониализма.
Коммунисты являются интернационалистами, в то же время они
поддерживают национально-освободительное движение народов Востока, и
эта поддержка не вызывается тактическими соображениями, как это
пытаются истолковать враги марксизма-ленинизма. Поддержка
освободительного движения объясняется тем, что вопрос* о национализме
марксисты-ленинцы рассматривают не абстрактно, а конкретно-исторически.
В. И. Ленин предупреждал, что нельзя смешивать национализм нации
угнетающей и национализм нации угнетенной. В империалистических
странах национализм крайне реакционен. Он используется для оправдания
угнетения других народов. Другое дело — национализм народов
колониальных и зависимых стран. Этот национализм в своей основе порожден
протестом против угнетателей, стремлением народных масс к
независимости. Этот национализм коммунисты, безусловно, поддерживают.
В главе показаны масштабы распада колониальной системы и
характеризуются основные группы стран, которые сложились в результате
этого прогрессирующего процесса. Дается анализ новых форм
колониальной политики, к которым прибегают империалисты, не
примирившиеся с потерей колоний. В заключение авторы пособия говорят о влиянии
социалистических стран на национально-освободительное движение
народов Востока.
В главе «Борьба в защиту демократии в буржуазных странах»
раскрыты принципиальные основы, которые определяют отношение
'марксистско-ленинских партий к борьбе за демократию в условиях
капитализма. Последние десятилетия характерны тем, что реакционные
монополистические круги в капиталистических странах принимают меры к
ликвидации демократических свобод. Эти мероприятия преследуют цель
ущемления прав трудящихся и усиления их эксплуатации. Борьба
рабочего класса за сохранение и расширение демократических завоеваний в
этих условиях имеет жизненно важное значение.
Одной из важнейших общедемократических задач является борьба
за сохранение и упрочение мира.
Авторы, основываясь на решениях XX и XXI съездов КПСС,
показывают возможность предотвращения войны в современную эпоху. Ныне
нет фатальной неизбежности войн, хотя и сохранилась еще их
экономическая основа, заложенная в самой природе империализма. При
объединении усилий всех искренних борцов за мир войну можно предотвратить.
Социалистические страны, миролюбивые государства, сторонники мира
в капиталистических странах должны образовать единый фронт в
борьбе за мир. Такое объединение может стать непреодолимым барьером на
пути поджигателей новой войны. Поэтому еще до полной победы
социализма на земле, при сохранении капитализма з части мира, возникает
реальная возможность исключить мировую войну из жизни
человеческого общества.
Четвертый раздел книги заканчивается интересной в теоретическом
отношении главой «О различных формах перехода к социалистической
революции». Известно, что В. И. Ленин настойчиво призывал
международное коммунистическое движение сосредоточить все силы и внимание
«на отыскании формы перехода или подхода к пролетарской революции»
(Соч., т. 31, стр. 73). Это ленинское требование обусловлено тем, что
широкие массы трудящихся могут подняться на борьбу за социализм только
тогда, когда на собственном опыте убедятся, что социалистическая ре-

МАРКСИдТУМИМЙНИЗМ КАК ЕДИНОЕ И ЦЕЛОСТНОЕ УЧЕНИЕ 47
волюция — единственный способ разрешить назревшие вопросы
общественной жизни. Таким путем, подводящим массы к социалистической
революции, как это было подтверждено опытом развития революции в
Советском Союзе и странах народной демократии, является борьба за
те или иные демократические -преобразования. Продвижение к
социализму совпадает с перспективой демократического развития.
Авторы книги показывают, что современные демократические
движения в капиталистических странах имеют ряд характерных
особенностей. Монополии, подчинив себе буржуазное государство, обирают «все
общество, в том числе мелкую и среднюю буржуазию, вследствие чего
усиливается антагонизм между кучкой монополистов и подавляющим
большинством народа. Ради наживы монополисты проводят политику
ограничения и ликвидации демократических прав, политику гонки
вооружений, агрессивных внешнеполитических авантюр, колониального
разбоя и пр. Такая политика порождает сопротивление всех классов и
слоев, которое и принимает форму различных демократических движений.
Эти движения направлены против господства крупного капитала, их
характерная черта — антимонополистическая, антиимпериалистическая
направленность. «Не исключено,—делают вывод авторы книги,— что в
определенных условиях демократические движения против политики
империалистической буржуазии могут вылиться в демократические
революции» (стр. 509). При известных условиях демократическая народная
революция могла бы перерасти в революцию социалистическую.
Основания для .вывода о возможности такой
антиимпериалистической, антимонополистической революции дает в известной мере опыт на*
родно-демократических революций. Здесь революция уже на
демократическом этапе была нацелена не только против пережитков феодализма,
но и против крайне реакционного, монополистического крыла буржуазии.
«Демократическая революция,— говорят авторы,— направлена теперь, в
сущности, против того же врага, что и социалистическая революция
рабочего класса» (стр. 512). Это значит, что произошло дальнейшее
сближение двух типов революции. Авторы, по нашему мнению, делают
правильный вывод, что «в этих условиях борьба за разрешение
демократических и социалистических задач может и не вылиться в две отдельные
революции, а составит лишь два этапа единого революционного
процесса» (там же).
В учебном пособии раскрыты основные положения, выдвинутые XX
и XXI съездами КПСС, а также московским Совещанием
представителей коммунистических и рабочих партий о возможности мирного и
немирного развития социалистической революции, об общих
закономерностях социалистической революции и особенностях их проявления в
различных странах.
Таким образом, авторы учебного пособия, учитывая накопленный
опыт международного коммунистического движения, не ограничиваются
изложением исторического материала, а пытаются заглянуть в будущее,
указать на основе имеющегося опыта возможные пути развития
социалистической революции.
* * #
Последний, пятый раздел книги содержит учение
марксизма-ленинизма о социализме и коммунизме. Вначале здесь излагается
марксистское учение о сущности диктатуры пролетариата, ее исторической
неизбежности в переходный период от капитализма к социализму.
Известно, что враги коммунизма постоянно изображают диктатуру
пролетариата как отрицание демократии, как диктатуру отдельных лиц
и групп, как «тоталитаризм», политический произвол и т. п. В книге
убедительно показано, что если для эксплуататорских государств главной
функцией является подавление, то для пролетарского государства эта

48
Г. Л. СМИРНОВ, Н. П. ФИЛИМОНОВ, А. Ф. ЮДЕНКОВ
задача отнюдь не главная. Его главная задача — преобразование
экономики, всей жизни на социалистических началах.
Авторы характеризуют главные экономические задачи, которые
решаются в период революционного преобразования капиталистического
общества в социалистическое. Пролетариат начинает свою деятельность
по перестройке экономики на социалистический лад с национализации
крупной промышленности, транспорта и банков, при помощи которой
закладываются основы нового способа производства и подрывается
экономическая мощь буржуазии: командные высоты в народном хозяйстве
переходят в руки пролетарского государства.
В книге проанализированы специфические формы, которые
приобретает национализация в различных странах, вставших на путь
социализма. Авторы раскрывают ленинские идеи о путях социалистического
преобразования многоукладной экономики переходного периода,
показывают международное значение экономической -политики, вошедшей в
историю под названием нэпа.
Главный итог переходного периода —победа социалистического
способа производства. В этой связи подвергается критике точка зрения
югославских ревизионистов, которые считают, что основным противоречием
переходного периода является не борьба между растущим социализмом
и остатками капитализма, а измышленное ими противоречие между
централизованным государственным управлением и нуждами мест,
предприятий.
Специальная глава раздела раскрывает основные, черты
социалистического способа производства. В ней рассматриваются две формы
социалистической собственности — общенародная (государственная) и
кооперативно-колхозная,— показаны их общая социалистическая природа и
имеющиеся различия. В вопросе о государственной социалистической
собственности марксизм-ленинизм подвергается усиленным нападкам
ревизионистов. Именно в государственной собственности они видят проявление
бюрократического централизма. Вместо всенародной собственности они
выдвигают на первый план различные формы групповой собственности:
муниципальной, общинной и т. д. В книге вскрыта мелкобуржуазная,
анархо-синдикалистская сущность подобных взглядов, показана их
несовместимость с марксизмом-ленинизмом. Раскрывая последовательно
социалистический характер государственной, общенародной
собственности, авторы излагают марксистско-ленинские взгляды на кооперативную
собственность при социализме. В книге подчеркивается, что между ними
нет коренных различий, поскольку они имеют единую социалистическую
природу.
Особый интерес представляет вопрос о товарном производстве и
законе стоимости при социализме. Раскрывая причины сохранения
товарного производства при социализме, авторы отмечают, что наиболее
целесообразной формой экономической связи между промышленностью и
сельским хозяйством в настоящее время является обмен посредством
купли-продажи, а наиболее оправданными экономически являются
товарно-денежные отношения. Авторы утверждают, что если в какой-либо
социалистической стране и не будет двух форм социалистической
собственности, все равно она не сможет обойтись без товарно-денежных
отношений. Это положение совершенно правильно, ибо деньги пока еще
являются лучшим средством определения доли труда, которую каждый
работник отдает социалистическому обществу, а торговля —
единственно возможным механизмом распределения предметов потребления.
При социализме меняется характер общественного труда. Труд
каждого человека утрачивает частный характер и приобретает
непосредственно общественный характер. Социалистическое соревнование,
развернувшееся повсеместно в социалистических странах, выражает новое
отношение к труду, заботу трудящихся о развитии общественного произ-

МАРКСИЗМ-ЛЕНИНИЗМ КАК ЕДИНОЕ И ЦЕЛОСТНОЕ УЧЕНИЕ 49
водства. В связи с тем, что общественный труд при социализме
приобретает новый характер, законом социалистической экономики становится
неуклонный рост производительности труда. Борьба же за высокую
производительность труда сводится в конечном счете к экономии рабочего
времени. «Поэтому принцип социализма—экономия труда во всех его
видах, экономия как живого труда, так и овеществленного» (стр. 618).
Глава об основных чертах социалистического способа производства
заканчивается рассмотрением вопроса о социалистическом
воспроизводстве. Социалистическая экономика превосходит капитализм не только
тем, что она развивается без кризисов и в ней происходит непрерывный
рост производства, но и тем, что у нее шире »масштабы и выше темпы
расширенного воспроизводства. Характеризуя преимущества
социализма перед капитализмом в этом отношении, авторы отмечают, что при
социализме имеется возможность широко использовать в производстве
каждую новую, хорошо зарекомендовавшую себя машину, новый
технологический процесс, новые формы организации производства. Кроме
того, социалистические страны практически не знают проблемы сбыта,
которая держит в кандалах экономику капитализма, потому что рынок
социалистических стран практически не ограничен.
Значительное место в пособии занимают вопросы, касающиеся
сущности и развития социалистической демократии. Социализм—общество
дружественных трудящихся классов. Все классы и прослойки
становятся равными по своему отношению к средствам производства,
государству и политической власти, по своим правам и обязанностям. Но это ни
в малейшей мере не изменяет факта сохранения при социализме
руководящей роли рабочего класса. «В основе такой роли,— говорится в
пособии,— лежат не какие-то исключительные права, приобретенные и
сохраняемые за счет других классов и прослоек, а высокий моральный и
политический авторитет рабочего класса» (стр. 627).
Только социализм создает такое единство интересов всех слоев
общества, при котором впервые стало возможным осуществление
всенародной демократии, фактическое равенство всех граждан по отношению
к средствам производства. Только социализм обеспечивает равное право
для всех граждан по-хозяйски участвовать в выработке решений,
касающихся всего общества. Одной из главных особенностей
социалистического демократизма является то, что наряду с политическими правами и
свободами он обеспечивает социально-экономические права трудящихся:
право на труд, на отдых, на образование, на материальное обеспечение
в старости или в случае болезни и т. д.
В книге показано, почему наша партия придает большое значение
развитию социалистической демократии. Социализм и демократия
неотделимы друг от друга. Широкая демократия поднимает творческую
инициативу масс, без которой социализм не может ступить и шагу. Она
поощряет таланты и способности миллионов людей, способствует
выдвижению новых и новых талантливых руководителей, организаторов,
вовлекает трудящихся в государственную деятельность, обеспечивая их все
более активное непосредственное участие в управлении общественными
делами.
Авторы, показывая необходимость дальнейшего развития
социалистической демократии, подчеркивают вместе с тем, что социалистическая
демократия не имеет ничего общего с так называемой неограниченной
свободой личности. Такая «свобода» может существовать только в
разгоряченных головах анархистов, а не в обществе. «Что касается
социалистической демократии, то это не демократия без руля и без ветрил, г
руководимая демократия — руководимая партией и государством в
интересах дальнейшего развития социализма и строительства коммунизма»
(стр. 633).
В книге рассматриваются также вопросы (развития социалистическо-

50 Г. Л. СМИРНОВ, Н. П. ФИЛИМОНОВ. А. Ф. ЮДЕНКОВ
го государства. Тот факт, что у Советского государства отмерла
функция классового подавления, не означает, что государство должно
исчезнуть при социализме. Авторы указывают причины, .по которым, по их
мнению, государство сохраняется пр'И социализме: во-первых, уровень
■экономического, социального и духовного развития общества
обусловливает необходимость именно государственного руководства хозяйством,
общественными отношениями и культурным строительством; во-вторых,
в условиях известного неравенства в удовлетворении потребностей,
проявлений частнособственнической .психологии в сознании части членов
общества необходим государственный контроль за мерой труда и
потребления, охрана общественной и личной собственности; в-третьих,
государство призвано обеспечивать обороноспособность страны, пока остается
еще угроза нападения со стороны империалистических государств.
В условиях социализма создается новая, социалистическая
культура. Из достояния немногих она становится достоянием всех. Школа из
орудия классового господства, каким она была при капитализме,
превращается в могучее средство коммунистического воспитания. В кните
показан процесс создания новой интеллигенции, а также ее новые черты.
Только в условиях социализма наступает истинный расцвет
личности, осуществляется гармоническое сочетание личных и общественных
интересов. Социалистическое общество заботится прежде всего об
общих интересах, ибо только в этом случае создается возможность более
полно удовлетворить личные интересы трудящихся. Поэтому человек,
воспитанный в духе социалистической морали, не может равнодушно
проходить мимо недостатков, мимо всего, что противоречит интересам
общества.
В рецензируемой книге показаны исторические особенности
образования мировой социалистической системы, разные пути и методы
образования как капиталистической, так и социалистической мировой
системы. В книге подчеркнута важная мысль о том, что существование
социалистической системы «делает экономически возможным строительство
социализма в любой стране, независимо от уровня ее развития к
моменту революции, в то время как раньше такая возможность существовала
только для стран, обладающих по меньшей мере средним уровнем
экономического развития» (стр. 657). Но социалистическая система делает
возможным строительство социализма в любой стране не только с точки
зрения экономической, но и с точки зрения политической, так как
гарантирует безопасность любой страны социализма перед лицом
империалистического лагеря.
С появлением системы социалистических государств пролетарский
интернационализм приобрел новое качество, стал социалистическим
интернационализмом, который включает в себя и взаимоотношения между
социалистическими государствами. Каждая страна, входящая в
социалистический лагерь, является суверенным государством,
взаимоотношения между социалистическими странами строятся на основе единства
и взаимопомощи, что особенно бесит империалистов, и они готовы
сделать все, чтобы подорвать это единство, оживить националистические
элементы в социалистических странах.
Специальная глава в книге рассматривает вопросы перехода от
социализма к коммунизму, который осуществляется в нашей стране.
Говоря о создании материально-технической базы коммунизма, авторы
показывают, что она создается на основе комплексной механизации и
автоматизации производства, путем организации новых отраслей
производства, развития энергетики, осуществления технической революции #в
сельском хозяйстве, совершенствования организации производства и
изменения характера труда. Авторы дают характеристику тех процессов,
которые ведут к постепенному стиранию классовых и других социальных
различий путем создания единой общественной собственности, преодо-

МАРКСИЗМ-ЛЕНИНИЗМ КАК ЕДИНОЕ И ЦЕЛОСТНОЕ УЧЕНИЕ 51
ления различий между городам и деревней, постепенного слияния
физического и умственного труда, совершенствования системы распределения
и ликвидации всякого рода неравенства.
Для построения коммунистического общества важно не только
создать мощную материально-техническую базу и ликвидировать
социальные различия между людьми, но и произвести глубокие изменения в
сознании и нравах людей, воспитать людей коммунистического общества.
'Для этого необходимо еще выше поднять образование и культуру
людей, повысить коммунистическую идейность, готовить людей, способных
работать и жить по-коммунистически. Для постепенного перехода к
коммунизму также весьма важно обеспечить дальнейшее развитие
социалистической демократии, подготовить условия для постепенной
передачи ряда функций государства общественным организациям. Уже в
настоящее время общественные методы руководства в ряде случаев дают
гораздо больший эффект по сравнению с административными,
государственными методами. По мере же продвижения к коммунизму роль
общественных организаций будет все больше возрастать. На основе
анализа развития социалистической государственности в коммунистическое
общественное самоуправление авторы показывают, что процесс
отмирания государства, по сути дела, уже идет.
Книга заканчивается главой о коммунистическом обществе, в
которой популярно рассказано, что будет представлять собой высшая фаза
коммунизма.
В связи с выходом в свет книги «Основы марксизма-лгаиниэма»
необходимо остановиться на таком важном вопросе, как стиль и язык
нашей социально-экономической и философской литературы. Не секрет, что
у нас выпускается еще немало книг и брошюр, написанных скучно,
бесцветным языком. Живое слово подменяется в них штампованной
фразой. С этим нельзя мириться, ибо вопрос о языке и стиле — это не
второстепенный, а важный вопрос, связанный с доступностью и доходчивостью
нашей пропаганды. Глубине идей марксизма-ленинизма должна
соответствовать .яркость их изложения. В этом отношении книга «Основы
марксизма-ленинизма» представляет хороший пример единства научности
содержания и популярности изложения. Правда, в книге еще
ощущается известная разностильность глав и параграфов.
Перед авторским коллективом стояли сложные задачи. Знакомство
с книгой показывает, что в главном, в основном они успешно решены.
В ходе дальнейшей работы ее отдельные недостатки, несомненно, будут
устранены. Оценивая в целом новый труд, можно с уверенностью
сказать, что читатель получил интересную, живую книгу, компетентно
освещающую основные проблемы марксистско-ленинской теории. Научность
содержания, творческий подход к решению целого ряда сложных
теоретических проблем, ясность изложения — таковы, на наш взгляд,
бесспорные достоинства нового учебного пособия. Оно сыграет большую роль
в усвоении теоретических основ ма1рксизма-ленинизма и будет
способствовать усилению работы по коммунистическому воспитанию
советского народа. Думается, что книгу с интересом встретят и читатели
зарубежных стран, и прежде всего стран социалистического лагеря.

А. С. Макаренко о связи этики
и эстетики
В. С. БУШИН
А. С. Макаренко — замечательный писатель и педагог — много думал
над проблемами социалистической эстетики, понимая важность .ее для
развития не только советской литературы, искусства, культуры, но и
советского общества в целом.
Он был глубоко убежден в том, что принципиальная новизна нашей
эстетики обусловлена новизной самого нашего общества. «То, что
годилось для общества, построенного на эксплуатации, те причудливые
орнаменты личной судьбы и личной борьбы, личного счастья и личного
страдания, которые составляли тематику старой литературы,— все это,—
говорил он,— требует пересмотра и анализа. Новое общество, новый характер
цолжногОу новый характер борьбы и преодоления, новые условия для
счастья, новая этика и новые связи между людьми — требуют и новой
эстетики».
Макаренко не оставил целостного изложения своих эстетически к
взглядов, не дал развернутого и аргументированного определения
прекрасного. Однако, вдумываясь в его отдельные высказывания, а главное,
анализируя его художественные произведения, можно составить себе
отчетливое представление о его эстетических принципах, которые
представляют собой довольно стройное целое и содержат много интересного,
принципиально нового, чего нельзя обходить, когда речь идет о связи
эстетики с жизнью, с современностью. Надо помнить, что вся педагогика
Макаренко, все его литературное творчество, а следовательно, и эстетика,
родились в самой жизни, в практике, в борьбе за нового человека.
Связь эстетики и этики, расширение их предмета
В одной из неопубликованных глав повести «Флаги на башнях» у
Макаренко есть положение: «Обыкновенное в нашей жизни прекрасно».
Из этого утверждения выдающийся педагог и делал вывод об
огромном эстетически-воспитательном значении обыкновенной советской
действительности. В этом огромная заслуга Макаренко как педагога, ибо он
одним из первых понял это совершенно новое значение советской
действительности. Суть его педагогической системы в утверждении того,
что советская педагогика должна состоять в применении законов
жизни нашего общества — законов его борьбы и развития по пути к
коммунизму— к воспитанию детей. Таким образом, «обыкновенное» было
для Макаренко одновременно и прекрасным и педагогичным, то есть
нравственным. Отсюда видно, что Макаренко, следуя Горькому,
отстаивал принцип связи эстетики и этики: прекрасно только то, что
нравственно.
Из этих идей А. С. Макаренко делал принципиально важные выводы
о необходимости значительного расширения предмета этики и эстетики.
Ведь многие явления и поступки людей были вне поля зрения старой эти-

А. С. МАКАРЕНКО О СВЯЗИ ЭТИКИ И ЭСТЕТИКИ
53
ки. Такая постановка вопроса не имеет ничего общего со схоластическим
теоретизированием. Замечательный писатель-педагог черпал свои
убеждения из самой жизни, из новых условий новой действительности.
«Народ наш,— писал он,— не только вырос в общем богатстве, в знаниях,
в развитии, в готовности к действию и к борьбе, он вырос и нравственно,
и его нравственный рост настолько велик, что давно определился наш
этический переход в «новое качество».
Принадлежат ли, скажем, такие явления, как труд или дисциплина, к
области нравственности? С точки зрения старой этики такой вопрос —
чистый абсурд. Но Макаренко смотрел на дело иначе. Если имеется в виду
созидательный труд на благо коммунистического общества, если имеется
з виду не принудительно-палочная дисциплина эксплуататорского строя,
а та дисциплина, которая существует в нашей партии и во всем нашем
обществе, дисциплина движения вперед и преодоления препятствий, то и
то и другое, говорил он, следует отнести к области нравственности. Ясно,
что при этом Макаренко исходил из ленинского определения
нравственности: «Нравственность это то, что служит разрушению старого
эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата,
созидающего новое общество коммунистов» (В. И. Ленин. Соч., т. 31,
стр. 268).
Относя труд и дисциплину к области нравственности, Макаренко
конкретизировал принцип связи этики и эстетики и включал их
одновременно в сферу прекрасного. Он утверждал: «Дисциплина украшает коллектив
и каждого отдельного члена коллектива». «...Красота дисциплины, эстетика
дисциплины являются очень значительными». К области этики и
эстетики Макаренко относил и то, что тесно связано с трудом и дисциплиной,
что является как бы производным от них. Например, точность он считал
категорией этики на том основании, что в наших условиях это
производительность труда, продуктивность, уважение к себе и к товарищам, это —
великое дело в борьбе за наше богатство. Такой подход вполне согласуется
с ленинским определением морали.
А. С. Макаренко предупреждал против опасности превращения дис-
дйплины и традиций коллектива в чисто внешние украшения, которые з
его глазах не имели ничего общего с подлинной красотой. Нужно,
чтобы красота дисциплины, говорил он, вытекала из ее. сущности. Он
видел красоту и в порождаемой дисциплиной ответственности члена
коллектива перед обществом, и в организованном быту, и в строе
колонистов...
Таким образом, эстетика не была для Макаренко приложила лишь к
сравнительно узкой, специфической сфере искусства. Он считал
правомерным эстетическое отношение к весьма различным явлениям жизни.
Поэтизация нравственного и прекрасного
Как мыслитель и педагог, А. С. Макаренко видел в труде,
дисциплине, традициях и т. д. нравственное и прекрасное, и как художник он не
мог не поэтизировать, не прославлять этих явлений жизни.
Вдохновенные страницы посвящает он прославлению коллективного
труда. Вспомним хотя бы сцену молотьбы в «Педагогической поэме». До
проникновенного лирического пафоса возвышается здесь писатель. Или
вот сцена праздника первого снопа. Здесь описана радостная, яркая
мистерия труда, опоэтизированы и великолепные трудовые традиции
коллектива. Тщательно и любовно Макаренко воспроизводит все детали
торжественного ритуала празднества.
А какие восторженные слова находил Макаренко, поэтизируя
коллектив, сознательность и дисциплинированность его членов! На
страницах, где рассказывается о подготовке «к завоеванию» Куряжа, он, на-

. 51
В. С. БУШИН
пример, пишет: «Колонисты даже не знали, а ощущали особенным
тончайшим осязанием висевшую ib воздухе необходимость все уступить
коллективу, и это вовсе не было жертвой. Было наслаждением, может быть,
самым сладким наслаждением в мире, чувствовать эту !взаимную
связанность, крепость и эластичность отношений, вибрирующую в насыщенном
силой покое великую мощь коллектива. И это ©се читалось в глазах, в
движении, в мимике, в походке, в работе...
Мне тогда казалось, что сто двадцать колонистов — это не просто сто
двадцать беспризорных, нашедших для себя дом и работу. Нет, это
сотня этических напряжений, сотня музыкально настроенных энергий, сотня
благодатных дождей, которых сама природа... и та ожидает с
нетерпением и радостью».
Мы привели все эти примеры лишь для того, чтобы показать тесную
связь между этическими и эстетическими принципами А. С. Макаренко в
его художественной практике. Но примеры эти, конечно, не дают
исчерпывающего представления об эстетической и этической позиции
писателя. Только совокупность содержания, системы образов всех его
произведений может дать полную картину того, как писатель поэтизирует и
прославляет человеческую красоту, труд, дисциплину, точность,
коллектив, ответственность перед ним, традиции и тому подобные обыденные
явления общественной жизни людей.
Кроме того, в нашем перечне (примеров нет многого другого, что
Макаренко также относил к области прекрасного и что он поэтому
поэтизировал. Но, поэтизируя, например, точность, красоту, ответственность
человека перед коллективом и т. д., он одновременно с этим неутомимо
критиковал анархистское презрение к точности, целесообразности,
упорядоченности; сочетающееся с поэтизацией неряшливости и богемской
распущенности. А. С. Макаренко отмечал, что не только «мыслящие
интеллигенты» старой России «в разном хламе бытовой богемы умели видеть
некоторый высокий и эстетический смысл». Он знал таких людей и среди
своих современников. Беспорядочность и неряшливость тормозят
строительство нового общества, приносят страдания людям труда. И потому
писатель со всей энергией и убежденностью заявлял: «Бытовая
неряшливость не может быть в стиле советской жизни. Всеми средствами,
имеющимися в нашем распоряжении, мы должны вытравливать этот
задержавшийся богемный дух, который только по крайнему недоразумению
считается некоторыми товарищами признаком поэтического вкуса. В
точности, собранности, в строгой и даже суровой последовательности, в
обстоятельности и обдуманности человеческого поступка больше красоты и
поэзии, чем в любом «поэтическом беспорядке».
С этих позиций Макаренко раскритиковал стихотворение Вадима
Стрельченко «Не в дому рожденному», в котором поэт восторгался
случаем рождения ребенка на мостовой. Этот случай Макаренко называет
«безобразной, некрасивой историей». «Разрешение от бремени на улице,
в толпе зевак... есть прежде всего большое несчастье и для матери и для
ребенка,— возмущенно писал он и подчеркивал:—это некрасиво,
нечистоплотно, опасно для жизни и матери и ребенка». Причины подобных
явлений «не вызывают сомнений: все та же неряшливость, ротозейство,
лень, бездумье, неспособность рассчитать, подготовить, организовать —
вот эта проклятая манера угорелой кошки всегда спешить и везде
опаздывать». Поэтизировать такие вещи, видеть в них красоту — значит
отступать от принципов социалистической эстетики, проникнутой духом
любви к человеку и заботы о нем.
Гуманистический пафос эстетики Макаренко
Итак, прекрасное — это борьба за коммунизм, это законы жизни
социалистического общества. Но эта борьба ведется человеком и во имя
человека; она ведется не в одиночку и не ради одиночек, а всем обще-

А. С. МАКАРЕНКО О СВЯЗИ ЭТИКИ И ЭСТЕТИКИ
55
ством, ради всех людей. Поэтому прекрасен не просто человек, не
человек-индивидуалист, а активный член борющегося коллектива,
который слил свои личные интересы с интересами общества. Это опять-таки
горьковский принцип нашей эстетики, как и принцип связи эстетики и
этики.
Развивая мысли своего великого учителя, А. С. Макаренко говорил:
«Самое важное, что мы привыкли ценить в человеке,— это сила и
красота. И то и другое определяется в человеке исключительно по тину его
отношения к перспективе. Человек, определяющий свое поведение самой
близкой перспективой, есть человек самый слабый (и потому
некрасивый.— В. Б.). Если он удовлетворяется только перспективой своей
собственной, хотя бы и далекой, он может представляться сильным, но он не
вызывает у нас ощущения красоты личности и ее настоящей ценности.
Чем шире коллектив, перспективы которого являются для человека
перспективами личными, тем человек красивее и выше».
С этой точки зрения самыми красивыми следует признать таких
людей, как Валентина Гаганова, для которой интересы коллектива
являются чрезвычайно широкими личными перспективами: бескорыстно
переходя на трудные участки работы, эти люди думают об успехе всей
страны.
Ставя во главу угла своей эстетики человека, А. С. Макаренко тем
самым предопределял решение ряда важных эстетических проблем,
например, эстетическую сторону отношения между природой и человеком.
Эта проблема занимала умы многих философов и художников.
Природа всегда была для художников предметом эстетического наслаждения
и восторга. Многие из них ставили ее выше человека, ее красоте
отдавали предпочтение. Далеко не все разделяли убеждение великого Гёте о
том, что «конечный продукт постоянно развивающейся (sich immer
steigernden) природы есть прекрасный человек».
Макаренко был далеко не равнодушным к красоте природы. В
«Педагогической поэме», любуясь прекрасным парком, разбитым
колонистами, он признается: «Я, видя это, горжусь долей своего участия в
украшении земли». Но тут же замечает: «...У меня свои эстетические капризы:
ни цветы, ни дорожки, ни тенистые уголки ни на одну минуту не
заслоняют от меня вот этих мальчиков в синих трусиках и белых рубашках...
В нашем марше... есть своя эстетика, но эстетика цветов и парков уже
не волнует меня». Это, конечно, не отрицание красоты в природе, а
полемически заостренное 'подчеркивание того, что для писателя было самым
главным: горе-красное в человеке, его, человека, благо. Если человек
страдает, если он унижен жизнью, то Макаренко уже не в состоянии
эстетически наслаждаться красотой природы, как бы красива ни была она на
самом деле, объективно, независимо от человека.
С ярким художественным выражением этой позиции мы
встречаемся, например, в описании приезда первой групгоы
колонистов-горьковцев в Куряж, обитатели которого жили в нечеловеческих,
омерзительных условиях. Противопоставляя ликующий майский день угрюмой
горе, на которой расположена Куряжская колония с погрязшими в
несчастьях детьми, автор словно говорит, что тем, кто страдает, не до
красот природы.
Но, может быть, он сам в состоянии ею любоваться? Проследим за
его мыслями: «В моем представлении мир разделяется горизонтальной
прозрачной плоскостью на две части: вверху пропитанное голубым
блеском небо, вкусный воздух, солнце, гоолеты птиц и гребешки высоких
покойных тучек. К краям неба, спустившимся к земле, привешены далекие
группы хат, уютные рощицы и уходящая куда-то веселая змейка речки.
Черные, зеленые и рыжие нивы, как перед 'праздником, аккуратно
разложены под солнцем».
Какая умиротворяющая, чистая, нарядная картина! Автор явно лю-

55
В. С. БУШ И H
буется, восторгается ею. Больше того, у него даже появляется желание
слиться с природой, чтобы уйти от Куряжа, от страшных человеческих
дел: «...На это приятно смотреть, это кажется простым и милым, хочется
сделаться частью ясного майского дня». Но поддается ли автор этих строк
восторгу от созерцания красоты природы, прочно ли желание слиться
с ней? Оказывается, нет. Ведь нарисованная только что идиллическая
картина умиротворяющей природы — это лишь одна «часть мира», она
«вверху», над «горизонтальной прозрачной -плоскостью», разделяющей в
воображении автора мир на две части. Ей противопоставляется другая
«часть мира»: «А под моими ногами загаженная почва Куряжа, старые
стены, пропитанные запахом пота, ладана и клопов, вековые прегрешения
попов и кровоточащая грязь беспризорщины». И вот вывод, который автор
делает о всем «мире» в целом после того, как он установил существование
в нем «двух частей»: «Нет, это, конечно, не мир, это что-то иное, это как
будто выдум ано ! »
Он страстно отрицает дисгармоничный мир, в котором рядом с
прекрасной природой существует страшный и отвратительный Куряж.
Советских людей он видел красивыми. Писательница А. Бруштейн
говорила, что Антон Семенович умел находить прекрасное в каждом
советском человеке. На основании этого наблюдения он авансировал
человеку уважение. И тогда «заподозренное прекрасное» почти всегда
оказывалось явью. Для Макаренко советские люди в большинстве своем
были красивы и внутренне и внешне. На одном литературном вечере,
посвященном его творчеству, отвечая на вопрос, почему в его книгах все
люди красивые, писатель сказал: «А разве вообще все люди не красивы?..
По крайней мере, молодежь мне всегда кажется красивой. Трудно
представить себе юношу или девушку, чтобы они. казались безобразными...»
Разъясняя эту мысль, он отмечал: «Молодежь всегда красива, если она
правильно воспитывается, правильно живет, правильно работает,
правильно радуется», иными словами, если она по-коммунистически
воспитывается, по-советски живет, коллективно работает, по-новому радуется.
Макаренко был убежден, что молодежь и, разумеется, все люди вообще
всегда красивы, если они нравственны с точки зрения коммунистической
морали. Бели же человек аморален, то и внешняя его красота исчезает
в глазах писателя и его положительных героев. Для них добро —
необходимое условие красоты. Макаренко и его герои, узнав о добрых
чувствах людей, об их благородных поступках, делают порой заключения
об их внешности, прямо противоположные тем, которые были сделаны
раньше.
Весьма характерны такие, например, строки в произведении «Флаги
на башнях» о девушке Ванде, пришедшей в коммуну: «Одним из самых
опасных казался ей в первые дни Гонтарь, низколобый, с губами немного
влажными. Но когда она узнала, что Гонтарь влюблен в Оксану, она
сразу увидела, что, напротив, у Гонтаря очень доброе и хорошее лицо».
Если любовь, доброта, радость, улыбка красят в глазах Макаренко
и его героя, даже, казалось бы, и некрасивого, то эгоизм и пошлость
лишают внешней красоты людей, которые на первый взгляд казались
красивыми. Вот какой в «Книге для родителей» предстает перед
читателем молоденькая девушка Тамара: она «села в широком кресле,
распустила волосы, мечтательно устремила в окно хорошенькие глазки».
Она добивается у матери, которая с трудом содержит семью, чтобы
та купила ей новые туфли под цвет нового платья.
«— Мама, ну, как же с туфлями?
Выметая из-под ее кресла, мать негромко сказала:
— Тамарочка, может быть, обойдешься?
Тамара с грохотом отодвинула кресло, швырнула на стол гребень,
глаза ее вдруг перестали быть хорошенькими».

А. С. МАКАРЕНКО О СВЯЗИ ЭТИКИ И ЭСТЕТИКИ
57
Колонист Рыжиков из повести «Флаги на башнях», который только
что в глазах Ванды имел «приличный вид», тотчас изменялся в ее глазах,
как только начинал говорить пошлости о женщинах.
Подобные «мгновенные переодевания» героев происходят в
произведениях Макаренко весьма часто. Так, в конкретном вопросе о внешней
красоте человека писатель вновь проводит принцип связи прекрасного и
морального, эстетики и этики.
Взгляд на красоту человека как на единство его внутренних и
внешних качеств, в котором главным, ведущим является именно внутреннее
содержание, все прочнее утверждается в теории и практике искусства
социалистического реализма.
Красота и разум. Созидание красоты
Макаренко считал, что красота человека не есть что-то случайное
и внешнее, секрет воздействия которого, как об этом твердит
идеалистическая эстетика, непознаваем и необъясним. Нет, красота — это
прежде всего внутреннее содержание человека; поэтому, чтобы
постигнуть его красоту, надо его знать. Разум, сознание — вот путь, на
котором складывается наше представление о человеческой красоте.
Красота человека открывается не всем, не сразу и не в одинаковой степени.
Все зависит от полноты и глубины знания.
Приступая в «Педагогической поэме» к описанию торжественного
праздника по случаю начала уборки урожая, А. С. Макаренко
мысленно говорит гостям, приглашенным на праздник: «Пожалуй, я имею
возможность больше вашего видеть и чувствовать». На одном конкретном
примере писатель — руководитель колонии — показывает, что это
действительно так. Он описывает отряд, которому выпала честь начать
уборку урожая:
«Впереди отряда Бурун, маститый, заслуженный Бурун... У него на
богатырских плечах высоко поднята сияющая отточенная коса с
грабельками, украшенная крупными ромашками. Бурун величественно красив
сегодня, особенно красив для меня, потому что я знаю: это не только
декоративная фигура впереди живой картины, это не только колонист, на
которого стоит посмотреть, это прежде всего действительный командир,
который знает, кого ведет за собой и куда ведет. В сурово-спокойном лице
Буруна я вижу мысль о задаче: он должен сегодня в течение тридцати
минут убрать и заскирдовать полгектара ржи. Гости не видят этого.
Гости не видят и* другого: этот сегодняшний командир косарей — студент
медицинского института, в этом сочетании особо убедительно струятся
линии нашего советского стиля».
К этому можно добавить: гости не видят и того, что Бурун — в
прошлом участник воровской шайки и только по несовершеннолетию он не
был расстрелян вместе с большинством ее участников, что было время,
когда самому руководителю колонии «Бурун казался последним из
отбросов, который может дать человеческая свалка». Но все это видит и
знает автор, под руководством которого бывший преступник совершил
трудный подвиг перерождения. И именно поэтому он видит в нем теперь
богатыря-красавца. А раньше и внешность Буруна казалась автору
совсем иной и вызывала в его воображении образы и ассоциации другого
характера.
Руководитель колонии и коллектив колонистов сделали Буруна
красивым человеком. Макаренко испытывал, глядя на него, радость
созидания. Это тоже одна из причин того, что он полнее чувствовал красоту
Буруна.
А. С. Макаренко глубоко верил в возможность созидания,
воспитания красивого человека. Собственно говоря, вся «Педагогическая
поэма» — это рассказ о созидании человеком человеческой красоты. И пра-

58
В. С. БУШИ Н
во, не так уж шутливы следующие слова из этой книги: «Среди куряжан
нашлось очень много красивых ребят, да и остальные должны были
похорошеть в самом непродолжительном времени, ибо красота есть
функция труда и «питания». В .полемически заостренном заключительном
афоризме заложен глубокий смысл, ибо писатель под словом «труд» всегда
понимал не комплекс механических действий, а социально осмысленную
и направленную работу в обществе и для общества. Такой труд
составляет действительную основу красоты советского человека.
Отстаивая принцип целесообразности и эстетичности этики, А. С.
Макаренко писал: «...В нашей коммунистической этике всегда должен
присутствовать разум и здравый смысл... Наше поведение должно быть
поведением знающих людей, умеющих людей, техников жизни, отдающих
себе отчет в каждом поступке. Не может быть у нас этики без знания
и умения...» Нарисовав в одной из глав «Поэмы» картину жизни колонии
имени Горького в пору ее расцвета, он замечает: «Хорошо, уютно,
красиво и разумно стало в колонии» (разрядка моя.— В. Б.). И это
у него не случайное сочетание слов. В другом месте, говоря о
вежливости, Макаренко указывает, что «она необходима, полезна и
чрезвычайно украшает коллектив».
В незаконченной книге «Опыт методики работы детской трудовой
колонии» Макаренко уделил большое внимание красоте обстановки, в
которой живут дети. Жизнь ребят, говорится там, должна проходить в
обстановке уютной и красивой, но на первое время можно ограничиться
более скромными условиями, всегда стремясь к максимальной культуре
быта, а украшение отложить до лучших времен. И еще: «Если уже
имеется хорошее школьное и производственное оборудование... необходимо
расширять библиотеку, школьные кабинеты, а тогда можно уже приобретать
красивую обстановку. Пока всего этого нет, воздержитесь от дорогой
одежды и от украшающих вещей домашнего обихода...»
В «Педагогической поэме» есть строки, которые выразительно
говорят о том, как колонисты относились к внешней красоте, когда она не
сочеталась с целесообразностью. В 26-й главе первой части мы читаем:
«Вторая колония, несмотря на свою буйную- красоту в петле Коломака,
высокие берега, сад, красивые и большие дома, была только
наполовину выведена из хаоса и разрушения, вся была завалена строительным
мусором и исковеркана известковыми ямами... И для жизни здесь все
было как-то не вполне готово: спальни хороши, но нет настоящей кухни
и столовой. Кухню кое-как приспособили, так погреб не готов... Все эти
обстоятельства привели к тому, что колонисты... жить в ней не хотели».
Таким образом, понятие «красивое», в представлении Макаренко,
было неполным без компонента «разумное», то есть полезное для человека,
нужное ему.
Логическим развитием положения об осмысленности,
целесообразности красоты, о том, что красота должна служить на благо человека,
быть полезной для него, является взгляд на красоту как на могучее
оружие в борьбе за человеческое счастье. В. Ермилов глубоко прав,
когда говорит, что красота социалистического коллектива, которую, как в
бою, Макаренко обрушил на темную орду куряжан, играла в его
руках роль оружия в борьбе со старым миром.
Колонисты снимали с поездов беспризорников и оставляли их на
ночь в специальной комнате на вокзале. «А на другой день,— вспоминал
Макаренко в одном из своих выступлений,— в 12 часов вся коммуна с
оркестром — у нас был очень хороший большой оркестр, 60 белых труб,—
со знаменем, в парадных костюмах с белыми воротниками, с наивысшим
шиком, с вензелями и т. д. выстраивалась в шеренгу у вокзала, и, когда
этот отряд, запахивая свои кафтаны, семеня босыми ногами, выходил на
площадь, сразу раздавалась музыка, и они видели перед собой фронт.

А. С. МАКАРЕНКО О СВЯЗИ ЭТИКИ И ЭСТЕТИКИ
59
Мы их встречали звуками оркестра, салютом как наших лучших
товарищей».
Но как сила, как оружие в руках Макаренко действовала не только
красота коллектива, красота строя со знаменами и оркестром, но и
красота отдельного члена коллектива, например, красота и обаяние
обыкновенной девушки. Поэтому мы думаем, что главу «Гопак», в которой
говорится о начале перевоспитания куряжан, можно назвать главой не
только о мудрости советского коллектива, но и о силе красоты советского
человека, действующей как оружие в борьбе со старым, ибо в этой главе
рассказывается, как красота обаятельной Наташи, усиленная радостным
танцем, подорвала в душе Переда и других куряжан мрачные «башни и
бастионы» старого, прошлого. Красота танца, прелесть Наташи в этой
сцене являются как бы концентрированным выражением внутренней
красоты коллектива. И внешняя красота оказывается оружием в борьбе за
перевоспитание, то есть за внутреннюю красоту человека.
Итак, борясь за нового человека, А. С. Макаренко «брал на
вооружение» и красоту коллектива и красоту отдельной личности, красоту
внутреннюю и красоту внешнюю.
Воинствующая партийность эстетики Макаренко
В основе ленинского определения нравственности, из которого 'Всегда
исходил Макаренко в своих этических построениях, лежит открыто и
прямо выраженная забота о благе трудового народа, то есть партийная
защита его интересов. Основываясь на этом ленинском принципе,
Макаренко отстаивал идею связи эстетики и этики. Причем эта идея
выражалась не стихийно, не подсознательно, а вполне ясно и четко, осознанно и
целеустремленно.
В. И. Ленин считал долгом философа-материалиста «при всякой
оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной
общественной группы» (Соч., т. 1, стр. 380—381). Давая эстетическую
оценку явлениям и фактам жизни, А. С. Макаренко всегда «прямо и
открыто» выражал партийную, классовую точку зрения. Так, в письме к
Ф. Левину по поводу статьи последнего о его произведении «Флаги на
башнях» он категорически заявлял: «Я не принимаю Вашего упрека в
том, что в моей повести много красивых. Я такими вижу людей — это мое
право. Почему Вы не упрекаете Льва Толстого за то, что у него так много
красивых в «Войне и мире»? Он любил свой класс,— я люблю мое
общество,— многие люди кажутся мне красивыми. Докажите, что я
ошибаюсь». Макаренко знал, что доказать это невозможно, ибо
потребовалось бы уничтожить его любовь к обществу, а это немыслимо.
Таким образом, писатель прямо говорил, что социальная симпатия
является для него главным в понимании красоты человека. Таким
пониманием красоты он наделяет и своих героев. В повести «Флаги на
башнях» есть, например, сцена, где некий гражданин приводит в коммуну
девушку Оксану, которая, по слухам, работала у него батрачкой. «На
голове у гражданина ничего не было, даже и волос, лицо было бритое,
сухое и довольно симпатичное». Это лишь первое впечатление.
Коммунары еще не знают, с кем пришла Оксана. Но их классовое сознание
вскоре решительно меняет первоначальное эстетическое впечатление:
«Игорь и Гонтарь поняли, что это и есть эксплуататор, поэтому его лицо
сразу перестало казаться симпатичным».
Наиболее ярко воинствующая партийность эстетических воззрений
Макаренко проявилась в его непримиримой борьбе против
идеалистической буржуазной эстетики. Утверждение своих эстетических
принципов Макаренко умел сочетать с яростной атакой на обветшалые
каноны буржуазной этики. В сущности, он атаковал эти каноны и тогда,
когда прямо о них не говорил. Провозглашение принципа связи эстетики

60
В. С. БУШИН
и этики; расширение сферы их приложения: поэтизация труда,
дисциплины, точности и т. д.; утверждение превосходства человека над природой;
взгляд на человеческую красоту прежде всего как на духовное богатство
человека и вытекающее отсюда убеждение в решающей роли сознания,
разума в постижении красоты человека; гуманистический тезис об
осмысленности, полезности красоты и логическое развитие этого тезиса до
утверждения «красота — это оружие» — все это есть не что иное, как
яростные атаки на антигуманистическую «эстетику старья», ибо по всем
затронутым здесь вопросам адепты этой эстетики утверждали прямо
противоположное тому, что провозглашал Макаренко.
Идеалистическая эстетика, например, не знает, что такое красота
труда, красота трудящегося человека. А Макаренко эту красоту ставил
необычайно высоко. Очевидно, именно поэтому в «Педагогической поэме»
он прибегает к прямому сатирическому выпаду против старой эстетики,
говоря о красоте труда и трудящегося человека. В главе «Завоевание
комсомола» читаем:
«Недалеко от вокзала расположились большие паровозные
мастерские. Для колонистов они представлялись драгоценнейшим собранием
дорогих людей и предметов... Колонисты мечтали об этих мастерских,
как о невозможно-чудесном, сказочном дворце. Во дворце сияли не
светящиеся колонны «Синей птицы», а нечто более великолепное:
богатырские взлеты подъемных кранов, набитые силой паровые молоты,
хитроумнейшие, обладавшие сложнейшими мозговыми аппаратами,
револьверные станки. Во дворце ходили хозяева — люди, благороднейшие принцы,
одетые в драгоценные одежды, блестевшие паровозным маслом и
пахнувшие ©семи ароматами стали и железа. В руках у них право касаться
священных плоскостей, цилиндров и конусов, всего дворцового
богатства. И эти люди — люди особенные... У них умные, тонкие лица,
светящиеся знанием и властью, властью над станками и паровозами, знанием
сложнейших законов рукояток, суппортов, рычагов и штурвалов».
Острота выпада против старой эстетики усиливается здесь
литературным приемом, который состоит в том, что писатель характеризует
как раз излюбленными для этой эстетики словами
(«невозможно-чудесный,- сказочный дворец», «благороднейшие принцы, одетые в
драгоценные одежды», «ароматы», «священный») вещи и понятия, лишенные в
глазах буржуазных теоретиков искусства всякой эстетической ценности.
Макаренко не только сам восхищался красотой труда, красотой
трудящегося человека, он успешно развивал это чувство и в своих
воспитанниках. В письме критику Ф. Левину по поводу его упомянутой выше
статьи о книге «Флаги на башнях» группа бывших воспитанников
Макаренко писала: «Для тех, кто кровно связан со своей страной, каждый
стахановец, независимо от его физических качеств,— красив! Красив
своим трудовым пафосом, служением народу, своей целеустремленностью.
Великая правда и эстетика стахановского труда — это чудесная явь
нашей жизни, а не сказка».
Так решал советский писатель-педагог А. С. Макаренко вопрос о
связи этики и эстетики. В настоящее время, в период постепенного
перехода от социализма к коммунизму, когда происходит коренная
перестройка всей системы народного образования на основе связи обучения
с производительным трудом, а коммунистическое, эстетическое и
нравственное воспитание приобретает особенно важное значение, наследие
Макаренко в области эстетики представляет большую теоретическую
ценность.

О диалектико-логическом
обобщении истории естествознания
Б. М. КЕДРОВ
«Продолжение дела Гегеля и Маркса должно
состоять в диалектической обработке истории
человеческой мысли, науки и техники» (В. И. Лени н).
Марксистская диалектическая логика,
именуемая далее- кратко диалектической
логикой, представляет собой
диалектический метод в его применении к процессу
мышления, к познанию как отражению
внешнего мира в сознании человека. Это
субъективная диалектика,
которая отражает объективную диалектику,
диалектику природы и общества. Основные
законы диалектики, будучи всеобщими,
действуют по-разному в различных областях
действительности; в сфере мышления они
преломляются сообразно специфике самого
мышления.
Основу субъективной диалектики
составляет объективная диалектика;
соответственно этому в объективном мире можно найти
прообразы, или аналоги, всех
познавательных и логических приемов, посредством
которых научное мышление отражает
внешний мир и его законы. Например,
прообразом соотношения абстрактного и
конкретного в мышлении служит соотношение
неразвитого («клеточки») и развитого «тела» в
природе; соотношение анализа и синтеза
соответствует соотношению части и целого,
процессов диссоциации (распада) и
ассоциации (соединения) и т. д.
Но отражение отнюдь не совпадает
прямо и непосредственно с самим
предметом отражения. Оно совершается по своим
особым законам, которые как раз изучает
диалектическая логика. Вот почему
недопустимо игнорировать специфику
мышления, отождествлять субъективную
диалектику с объективной и сводить
диалектический метод лишь к общей формулировке
основных законов диалектики. Это
неизбежно влечет за собой тенденцию к
упрощенчеству в духе вульгарного
материализма, не учитывающего специфического
характера процесса познания, процесса
мышления.
Всякая логика — и диалектическая и
формальная — есть учение о законах
мышления, ведущего к истине. Истина же
есть соответствие наших мыслей
объективной реальности. Различие обеих логик
основывается на различном понимании
истины: формальная логика рассматривает
истину как покой, как готовое, законченное
знание, как нечто данное. Главное
внимание она направляет на выяснение
структуры знания, на его «анатомирование».
Напротив, диалектическая логика трактует
истину как процесс, как исторически
возникающее и развивающееся знание,
последовательно проходящее в своем развитии
определенные ступени.
Истина, понимаемая как процесс,
предполагает, во-первых, непрестанное
изменение и развитие самого объекта
исследования, который в силу своей
изменчивости не может быть отражен в
неподвижных категориях, и, во-вторых, постоянное
изменение (углубление и расширение)
нашего знания об этом объекте, что
находит прямое выражение в изменчивости
(«текучести») всех понятий, которыми
оперирует наука. В соответствии с этим и
Энгельс и Ленин указывали
естествоиспытателям на необходимость правильно
оперировать категориями мышления, то есть
пользоваться ими не как неизменными,
застывшими, но как изменчивыми,
взаимосвязанными и переходящими одни в другие.
Разумеется, формальная логика
полностью сохраняет свое значение в качестве
необходимого условия для диалектического
мышления. Но ее собственная область
применения ограничивается теми пределами, в
которых понятия могут трактоваться как
законченные, неизменные в своей основе,
а потому поддающиеся формализации.
Диалектическая же логика изучает процесс
развития мышления, процесс образования
знаний и раскрывает его законы. Поэтому
главным для нее является не разделение,
не обособление, не изоляция вещей или их
сторон, а их связывание, приведение их во
взаимодействие, не остановка процесса с
целью изучения его отдельных фаз, а
приведение вещей в движение с целью
изучения закономерностей их изменения.
Соответственно этому границы между
вещами, между явлениями рассматриваются

62
Б. М. КЕДРОВ
не как резкие, неподвижные, а как
текучие, «размытые», не как разрывы, а как
переходы.
Подобно тому, как изучение вещей (что
движется) является условием и
предпосылкой изучения процессов, движения,
так и формальная логика, оперирующая
неподвижными, резко обособленными
между собой категориями, является
необходимой предпосылкой диалектической
логики, оперирующей текучими, переходящими
друг в друга категориями. Но подобно
тому, как движение не сводится к покою,
к сумме равновесных состояний, так и
диалектическая логика не может быть сведена
к формальной, в каких бы комбинациях
ни брались положения этой последней.
В целях более конкретной
характеристики того, что понимается под
«оперированием понятиями», остановимся на
вопросе о классификации понятий и
других форм мышления.
Классификация понятий в качестве
определенной логической операции лежит в
основе любой естественнонаучной
классификации (форм движения, химических
элементов, минералов, растений, животных
и т. д.). Согласно формальной логике, одним
из основных правил деления понятий
служит требование, чтобы члены деления
взаимно исключали друг друга. Это
означает, что границы между понятиями
должны быть очень резкими, с тем, чтобы
полностью исключалась область
перекрещивания, а тем более взаимного
проникновения понятий.
Такое требование выполняется при
условии, что сами понятия и отражаемые ими
вещи и процессы берутся в отвлечении от
их развития, от их взаимных переходов и
превращений друг в друга, как строго
обособленные одни от других, резко
разграниченные между собой. В соответствии с этим
подлежащие классификации предметы (или
их мысленные образы — понятия)
приводятся в соотношение координации
(внешнего соположения одних рядом с
другими). Такие формальные классификации
выступают лишь как подготовка или
предпосылка других классификаций, носящих
подлинно научный характер.
Нередко такие формальные
классификации оказываются искусственными,
основанными на одном или немногих
произвольно выбранных признаках.
Противоположный характер носят естественные
классификации, которые основываются на
совокупности всех наиболее существенных
признаков, то есть являются не
односторонними, а многосторонними, а в идеале —
всесторонними.
В противоположность формальным
классификациям, главное для которых состоит
в резком обособлении и разделении
классифицируемых предметов (или понятий),
диалектик о-логическая
классификация опирается на принцип
субординации; она руководствуется
принципом развития, предполагающим выведение
высших форм из низших и подчинение
низших форм высшим.
Принцип развития в корне несовместим
с формальным требованием, чтобы при
делении понятий члены деления абсолютно
исключали друг друга. Наоборот, он
требует учета области перехода от одного
члена деления к другому, то есть той
области, где обязательно должны
присутствовать одновременно признаки двух членов
деления, причем одни из них могут
находиться в момент их становления, а
другие — в момент их исчезновения.
Если для формальных классификаций
наличие таких переходных или
промежуточных форм и областей является главным
камнем преткновения, то диалектико-логи-
ческая, то есть подлинно научная,
классификация, напротив, видит в них свое
важнейшее и прямое оправдание. Так было,
например, в истории естествознания, когда
был впервые обнаружен утконос
(млекопитающее животное, обладающее признаками,
которые до тех пор считались
отличительными признаками птиц), открыт
питекантроп (промежуточная форма между
человеком и обезьяной-приматом) и т. п.
В химии такие же трудности для
классификации химических элементов вызывали
элементы промежуточного характера,
стоящие между металлами и неметаллами,
в физике — вещества, которые нельзя
строго отнести к определенному
агрегатному состоянию (например, жидкие
кристаллы) и т. д.
Особенно наглядно несостоятельность
формальных классификаций, основанных
на принципе координации,
обнаруживается в сфере систематизации самих научных
знаний, поскольку наиболее важной
отличительной чертой современного естество-^
знания по сравнению с естествознанием
прошлых исторических эпох является
наличие переходных,
промежуточных областей знания. Поэтому
система наук, неспособная уловить эту
черту, оказывается несовместимой с
современным естествознанием.
Если формальные классификации наук
приспособлены к фиксированию резко
выраженных границ между
классифицируемыми объектами, к резкому разграничению
и обособлению наук друг от друга, то
диалектическая логика всем своим существом
предназначена для того, чтобы
улавливать и раскрывать внутренние
взаимосвязи и переходы между ними, ибо она трак*
тует самое понятие границы не просто как
место отделения одного от другого, но вме-

О ДИАЛЕКТИКО-ЛОГИЧЕСКОМ ОБОБЩЕНИИ ИСТОРИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ 63
сте с тем как пункт связывания одного
с другим, пункт перехода одного в другое.
Это вытекает из самого принципа
развития, соответственно из принципа
субординации, поскольку развитие предполагает
отсутствие резких разрывов в ходе
усложнения предметов или знаний о предметах,
наличие связности процесса развития,
последовательных переходов от одной его
ступени к другой.
С противоположностью двух методов
классификации связан противоположный
подход к определению отдельных
естественных наук и специфического предмета
каждой из них. Формальная
классификация, предполагающая изоляцию отдельных
наук друг от друга, допускает, что каждая
наука определяется независимо от других.
Так, химия в XIX веке определялась как
наука о веществах и их превращениях,
физика — как наука о состояниях тел и
о методах исследования природы,
механика — как наука о движении тел. Все
эти определения оказались
несостоятельными с точки зрения современного
естествознания. Например, ядерная физика
изучает ныне превращения вещества гораздо
более глубокие, чем химические.
Напротив, с помощью диалектической
логики, ка# это показал Энгельс, каждая
наука должна определяться не независимо
от других, смежных с нею в общем ряду
наук, а через связь и переходы между
ними.
Формальный подход не в состоянии
отразить противоположные тенденции
развития естествознания в их внутренней связи
и взаимообусловленности: тенденцию к
дифференциации знаний,
выступившую особенно сильно начиная с эпохи
Возрождения (с момента появления
естествознания в качестве самостоятельной
систематической науки), и тенденцию к и н-
теграции знаний, выступающую со
всей силой в современном естествознании.
Обе тенденции, казалось бы, исключают
друг друга. В действительности же диф»
ференциация (разветвление и
специализация) знаний в настоящее время не только
не ослабляет тенденции к их интеграции,
но, напротив, прямо обусловливает
таковую: дифференцирующее знание заполняет
теперь как раз те разрывы между
науками, которые мешали еще в начале XIX
века Гегелю и Сен-Симону осуществить
подлинный синтез наук. Появление таких
наук, как химическая физика, биофизика, и
других свидетельствует не только о
продолжающейся дифференциации знаний, но
и о том, что вновь возникающие науки
выступают как своего рода
«цементирующее начало» по отношению ко всему
естествознанию, связывая то, что было ранее
разъединено, то есть осуществляя задачу
интеграции знаний. Это означает, что
самый процесс интеграции знаний идет здесь
через их дальнейшую дифференциацию,
осуществляясь через свою прямую
противоположность. Классификация отраслей
современного естествознания должна
строиться поэтому на одновременном учете
обеих противоположных тенденций
научного развития, взятых в их единстве и
взаимообусловленности. В этом отношении
решающее значение имеет тот подход,
который опирается на диалектическую логику.
Особенно ясно это выступает в том
случае, когда рассматривается логика
развивающегося знания. Формальная логика
резко противопоставляет и по сути дела
разрывает между собой знание и незнание,
известное и неизвестное, хотя и она, как
указывал Энгельс, представляет собой
прежде всего метод для отыскания новых
результатов, для перехода от известного к
неизвестному. Диалектическая логика,
учитывая противопололшость между знанием и
незнанием, между известным и
неизвестным, проводит между ними не абсолютную,
неподвижную грань, но относительную,
подвижную, непрерывно меняющуюся
грань. Все свое внимание она
сосредоточивает не на обособлении одного от другого,
а на раскрытии перехода от
незнания к знанию, на прослеживании
движения от известного к неизвестному.
Такое движение составляет самую суть
процесса познания.
В соответствии со своим характером
формальная логика, следуя принципу
координации, лишь сопоставляет различные
формы и приемы мышления, но не
рассматривает их как последовательные
ступени развивающегося знания. Это касается
не только понятий, но и суждений,
формальная классификация которых строится
на упомянутом выше принципе
координации. Такова кантовская классификация
суждений (по количеству, качеству,
отношению и модальности). Гегель дал иную
классификацию: он сохранил ту же
последовательность в расположении различных
классов суждений, но истолковал их как
ступени движения духа (человеческой
мысли) от суждения единичности
(наличного бытия) через суждение особенности
(рефлексии и необходимости) к суждению
всеобщности (понятия) — высшей ступени
развития мысли.
Материалистически перерабатывая
гегелевскую диалектику, Энгельс показал, что
таков общий путь научного познания,
открывающего законы природы: от
установления единичных фактов через их
группировку по их особенной природе к
раскрытию лежащего в их основе закона. Такова
история открытия не только закона
сохранения и превращения энергии, о чем пи-

64
Б. М. КЕДРОВ
сал Энгельс, но и периодического закона
химических элементов (которому
предшествовала разбивка элементов по
естественным группам с последующим приведением
этих групп во взаимную связь). Таковы
же история и логика изобретения
современного противогаза: развитие
изобретательской мысли здесь шло от первоначальных
способов улавливания индивидуальных
газов (например, гипосульфит против хлора,
и т. д.) через противогазы, представляющие
собой набор особенных веществ,
рассчитанных на улавливание химически различных
газов, к универсальному противогазу
Зелинского, основанному на всеобщем
(физическом) свойстве всех вообще газов и паров
адсорбироваться древесным углем.
Соответственно сказанному суждения
единичности (Е), особенности (В) и
всеобщности (А), включающие в себя четыре
класса суждений, известных в формальной
логике, выступают как логически
обобщенное выражение процесса развития
научной мысли, как ее «подъем» от
единичности через особенность ко всеобщности:
Е—В—А. Вместе с тем в этом движении
раскрывается логика научных открытий
и научно-технических изобретений,
которая ускользает от внимания, если
пользоваться одной формальной логикой, и
которая доступна обработке лишь с помощью
диалектики, представляющей собой логику
и методологию научного творчества.
Последовательность Е—В—А выражает
внутреннюю необходимость
познавательного процесса, когда она, будучи
представлена в «чистом» виде, освобождена от
случайных отклонений, от неизбежных зигзагов
мысли и забеганий вперед. Последнее
наблюдается, например, в том случае, когда
всеобщее (А) в виде общей теории или
руководящей идеи направляет конкретное
исследование на открытие новых
отдельных явлений (Е), их особенных свойств
и групповых отношений (В). Так
индуктивные переходы, сопровождающие
движение мысли по пути к открытию закона
(Е—В; В—А и Е—А), сочетаются с
противоположными им дедуктивными
переходами, совершаемыми тогда, когда на ocv
новании уже открытого закона
теоретически предсказываются неизвестные еще
единичные вещи и явления и их групповые
признаки и отношения (А—Е; А—В).
Применение таких дедуктивных приемов
возможно уже на ступени раскрытия
особенности, и тогда оно может быть выражено
формулой В—Е.
Так на основании периодического закона
(А) Менделеев предсказал существование
не открытых еще элементов (Е) внутри
известных уже групп (В); более того, он
указал, с помощью каких именно особых
(например, спектральных) методов
исследования (В) могут быть открыты некоторые
из предсказанных им элементов (например,
экаалюминий — будущий галлий). Все эти
случаи охватываются формулой А—В—Е.
Точно так же после открытия первых
инертных газов — гелия и аргона (Е),
Рамзай, следуя примеру Менделеева (как
он сам об этом писал), на основании
периодического закона (А) предсказал
существование целой группы такого рода газов (В),
которая впоследствии составила нулевую
группу в периодической системе; это
можно выразить формулой Е—А—В.
Возможно и такое развитие мысли, при
котором после возникновения общей идеи
(А) сначала открываются лишь единичные
явления (Е), подтверждающие эту идею, а
затем уже они группируются на основании
их особенных признаков в особый класс
(В). Так, идея превращения элементов
сначала была подтверждена на примере
распада одного элемента (радия), а затем
на целой серии самых тяжелых элементов,
стоящих в конце периодической системы
и обладающих так называемой
«естественной» радиоактивностью. Следовательно,
здесь развитие мысли можно выразить
формулой А—Е—В.
Сказанное касается не только суждений,
но и любых приемов и форм мышления.
Например, формальная логика ограничивается
сопоставлением гипотезы (как
предположительного объяснения причин изучаемых
явлений), теории и закона, но не
показывает их места в истории познания как
ступеней движения мысли от незнания к знанию
и от менее полного, менее достоверного
знания к более полному, более
достоверному знанию. При этом, будучи формальной,
эта логика вообще не занимается вопросом
о практике как критерии истины и о
проверке наших знаний с помощью этого
критерия.
Напротив, диалектическая логика
рассматривает все эти формы в их связи с
развивающимся знанием, как соответствующие
различным его ступеням, от первой д о г а д-
к и об истине (от зарождения общей идеи)
через формирование научной гипотезы
(позволяющей на практике проверять
истинность выдвинутого предположения и
«очищать» содержащееся в гипотезе зерно
истины от привнесенных сюда
субъективных моментов) к строгой, проверенной на
практике научной теории
(предполагающей установление истины, ее
объяснение и «очищение» от первоначально
примешанных к ней моментов субъективизма) и
к закону (выражающему всеобщую
объективную связь явлений).
Для диалектической логики это не
просто сопоставленные друг с другом
различные формы мысли, отражающие собой
различные стороны действительности, взятые

О ДИАЛЕКТИКО-ЛОГИЧЕСКОМ ОБОБЩЕНИИ ИСТОРИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ 65
изолированно,— для нее это связанные и
последовательно переходящие друг в друга
ступени развития научного познания.
Поэтому она направляет главное свое
внимание на исследование того, почему и как
совершается превращение одной ступени
познания в другую, на самый «механизм»
перехода научной мысли с более низкой
ступени на более высокую, на роль
практики в действии этого «механизма». Ибо
практика оказывается тем фактором,
который активно функционирует в ходе всего
процесса познания и обусловливает
возможность и необходимость превращения знания
из одной, менее совершенной его формы в
другую, более совершенную и более точно
отображающую объективную реальность.
Диалектическая логика находит место
в общем движении познания к истине для
каждой из перечисленных выше форм
мышления. Именно с этих позиций она
определяет, например, гипотезу как форму
развития естествознания, поскольку оно
пользуется теоретическим мышлением.
Рассмотрим конкретный пример из истории
атомистики.
Идея атомистики (дискретного строения
материи) возникла в древности как
догадка; когда на рубеже XVIII и XIX веков
были экспериментально открыты первые
эмпирические правила химического состава
вещества («стехиометрические правила»),
эта догадка превратилась в научную
гипотезу, и как гипотеза она стала в XIX веке
формой развития не только химии, но и
физики и вообще всего неорганического
естествознания. После того, как прямые опыты
позволили провести подсчет числа Авогад-
ро, а понятие атома было освобождено о г
субъективно привнесенных в него
метафизических представлений (абсолютная
неделимость и т. д.), атомистическая гипотеза
превратилась в XX веке в строго научную
теорию, опирающуюся на такие законы
природы, как закон Авогадро,
периодический закон Менделеева и др., так что ее
вынуждены были признать далее ее
противники (В. Оствальд).
Точно так л:е идея превращения
элементов зародилась в древности как догадка
(Гераклит, Аристотель); такой же она
оставалась у средневековых алхимиков,
переплетаясь у них с фантастикой и мистикой.
В научную гипотезу она начала
воплощаться лищь в XIX веке, становясь все
более научной по мере того, как делались
новые открытия в физике и химии:
гипотеза Праута (1815), толкование
периодического закона Менделеевым (1871), Круксом
(1886), Л. Мейером и др. в духе развития
химических элементов, гипотеза
радиоактивного распада элементов, выдвинутая*
Резерфордом и Содди (1902). Когда же
прямой эксперимент подтвердил, что атомный
вес эманации радия (Em = 222) совпал с
предсказанным теоретически согласно
последней из названных выше гипотез
(Em = Ra — Не = 226 — 4 = 222), эта
гипотеза превратилась в теорию, а теория
привела к последующему открытию «закона
сдвига» Фаянсом и Содди (1913).
Устанавливая такую последовательность
превращения (при участии эксперимента,
практики) одной формы мысли в другую в
ходе развития познания, диалектическая
логика видит между всеми этими формами
не односторонние отношения и влияния,
а обоюдосторонние. Напомним один
исторический факт. Обычная, упрощенная
версия в истории химии гласила, что Дальтон
сначала эмпирически из отдельных фактов
(Е) вывел особое правило химического
состава, гласящее, что соединения
происходят в кратных отношениях (В), а затем дал
этому правилу теоретическое объяснение с
помощью общих атомистических
представлений (А); тем самым он превратил идею
атомистики из натурфилософской догадки в
научную химическую гипотезу. Между тем
в действительности дело обстояло совсем
иначе. Дальтон сначала (1803) вывел из
общей атомистической идеи (А) как
химической гипотезы следствие, что элементы
должны соединяться в кратных
отношениях (В), а затем проверил это
предположение экспериментально (1804) на
единичных веществах — метане и этилене (Е),
доказав этим, что атомистика действительно
может и должна играть в химии роль
научной гипотезы.
За 60 лет до Дальтона на такой же
познавательный путь встал Ломоносов (1741),
который не смог, однако, довести свое
теоретическое исследование до
экспериментального открытия стехиометрических
правил (В) по причине отсутствия в то время
развитого количественного анализа в
химии, без чего такого рода открытие
невозможно было сделать. Следовательно,
конкретный ход развития научной мысли
Дальтона и Ломоносова может быть представлен
формулой А—В—Е, хотя в своем итоговом,
абстрактном, логически «очищенном» виде
ou отвечает последовательному движению
мысли, выраженной формулой Е—В—А.
Эта вторая формула есть формула у т-
верждения атомной гипотезы в
сознании химиков, которое шло в обратном
порядке, нежели ее выдвижение и
формулирование, чему отвечает
первая формула.
Таким образом, диалектическая логика
позволяет вскрыть и проследить сложные
взаимоотношения, складывающиеся между
теорией и практикой, равно как и между
различными формами и ступенями
научного мышления в ходе его исторического
развития. Теория оказывается не только

обобщением, подытоживанием и
объяснением результатов практики, поскольку
теория в этом отношении следует за
практикой, но и компасом, указывающим
путь экспериментальному исследованию,
поскольку она опережает тем самым
практику.
Сказанное касается и других приемов
и категорий мышления, в частности
соотношения методов аналитического и
синтетического исследования, а в связи с ними
соотношения категорий сущности и
явления.
Явление и сущность можно
рассматривать формально как внешне
сопоставленные противоположные стороны
действительности: внешняя,
непосредственно обнаруживаемая сторона — явление —
и внутренняя, скрытая от
непосредственного взора наблюдателя — сущность. Но,
подходя к ним с историко-познавательной
точки зрения, следует признать, что это
различные ступени научного познания,
движения человеческой мысли в глубь
исследуемых вещей и процессов природы.
Действительность предстает перед нами в виде
как бы бесконечного ряда сущностей,
ведущих, подобно ступеням лестницы, в глубь
материи и представляющих собой
последовательные переходы от менее глубокой ко
все более и более глубокой сущности;
каждая ступень при этом имеет свое особое
проявление вовне в виде определенного рода
явлений.
В соответствии с этим, как указывал
В. И. Ленин, общий ход научного познания
представляет собой процесс углубления
человеческой мысли в сущность явлений,
процесс ее движения от явлений к сущности
и от менее глубокой к более глубокой
сущности. При этом, очевидно, возможны
различные случаи. Во-первых, все более и
более глубокая сущность может раскрываться
у одного итого же явления, к
теоретическому объяснению которого научная
мысль будет возвращаться каждый раз,
когда она начинает переходить от сущности
одного порядка (менее глубокой) к
сущности этого же явления, но уже другого,
высшего порядка (более глубокой).
Во-вторых, раскрытию более глубокой
сущности какого-либо объекта природы
(например, вещества) может
предшествовать обнаружение новых явлений (как
это было, например, в случае открытия
радиоактивных явлений), так что ранее
раскрытая менее глубокая сущность
относилась к одному ряду явлений
(например, химических), а более глубокая
сущность того же объекта природы (вещества)
касается уже других, вновь
обнаруженных явлений (радиоактивных).
Следовательно, здесь научная мысль, возвращаясь
к явлениям при переходе от сущности од-
ного порядка к сущности более высокого
порядка, выходит за пределы ранее
известных явлений и включает в свое
рассмотрение какие-то новые явления, которые до тех
пор были или вообще неизвестны, или же
оставались до поры до времени без
теоретического объяснения.
В-третьих, как это чаще всего и
наблюдается в истории науки, оба
предшествующих случая могут иметь ._ место
одновременно, так что возврат научной мысли к
исходному пункту (к явлениям) предполагает
и более глубокое проникновение в сущность
данного, уже отчасти изученного явления,
менее глубокая сущность которого была
раскрыта ранее, и вместе с тем раскрытие
сущности новых явлений, которая по
сравнению с сущностью ранее изученных
явлений выступает как относительно более
глубокая, свидетельствующая о дальнейшем
проникновении науки в глубь материи.
В дальнейшем мы рассмотрим только
такой случай, когда общий ход познания в его
исторической перспективе можно
представить в виде последовательного ряда
относительно завершенных и переходящих один в
другой кругов, или циклов: от явлений
к раскрытию их сущности (так сказать,
1-го порядка), затем к более сложным
явлениям и от них к раскрытию их сущности
(2-го порядка) и т. д. без конца.
Примером может служить история
учения о веществе и его дискретном,
атомистическом строении. Вплоть до начала
последней трети XIX века развитие этого
учения совершалось в рамках изучения
физических (агрегатных) и химических
превращений вещества. Сначала
предполагалось — в силу господства идеи п р о с т ой
дискретности материи, соответствующей
старой атомистике,— что будто сущность
физических и химических явлений одна
и та лее и что ее составляют одни и те же
дискретные частицы материи (атомы), на
которые якобы непосредственно
распадаются все тела природы.
Лишь согласно атомно-молекулярной
гипотезе Авогадро (1811), развитой позднее
Жераром и горячо поддержанной Канница-
ро, сущность обоего рода явлений была
расчленена на две различные сущности:
одной из них соответствовал распад
химических веществ на молекулы, другой —
распад химически элементарных составных
частей сложных веществ (то есть
химических элементов) на атомы. Физические
явления стали связываться с сущностью
1-го порядка (с движением молекул), а
химические — с сущностью 2-го порядка
(с движением атомов). При этом сама
молекула, представляющая сущность 1-го
порядка, рассматривалась как образованная
соединением атомов, представляющих
сущность 2-го порядка. Так возникла новая

О ДИАЛЕКТИКО-ЛОГИЧЕСКОМ ОБОБЩЕНИИ ИСТОРИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ 67
атомистика, признающая сложную
дискретность материи, иначе говоря,
ступенчатость ее дискретных
образований, и соответственно ступенчатость
сущности различных явлений неорганической
природы.
Новая атомистика утвердилась в
естествознании лишь после химического
конгресса в Карлсруэ (1860); на ее основе
началось затем проникновение дальше в
глубь материи, в сущность уже самих
химических элементов (как бы 3-го
порядка) через открытие периодического закона
Менделеевым (1869), создание теории
электролитической диссоциации Аррениусом
(1885—1887), а дальше через открытие
х-лучей Рентгеном (1895), электрона
(предвиденного Гельмгольцем) Дж. Дж. Томсоном
(1897) и другие открытия вплоть до
создания первой планетарной модели атома
Бором (1913).
Сущностью многих субатомно-физических
явлений, равно как и самого
периодического закона (следовательно, сущностью
3-го порядка), явилось движение
электронов в атомной оболочке, специфические
закономерности которого были раскрыты лишь
благодаря созданию квантовой механики де
Бройлем (1924), Шредингером (1926), Гей-
зенбергом (1927), Дираком (1928).
Одновременно был начат переход к
сущности более глубокого порядка, первым
проявлением которой послужило явление
радиоактивности, открытое Беккерелем
(1896); это было проникновением в
сущность ядерно-физических процессов.
Решающим шагом здесь явилось открытие
нейтрона Чадвиком (1932), предсказание
Юкавой (1935) и открытие Блеккетом
(1937) первых мезонов и особенно
открытие Ганом и Штрассманом деления ядра
урана (1939).
В настоящее время в связи с первыми
исследованиями, позволяющими проникнуть
в глубь «элементарных» частиц, возникает
проблема выяснения их внутренней
структуры, то есть раскрытия сущности еще
более глубокого порядка.
Самая суть диалектической логики как
раз и состоит в том, что эта логика
рассматривает соответствующие категории как
ступени познания, как его узловые пункты,
и вскрывает общие закономерности их
возникновения в процессе научного
развития. '
С общим ходом познания, идущего от
явления к сущности, связаны смена и
взаимодействие различных приемов
научного исследования, в частности анализа и
синтеза.
Анализ и синтез могут
рассматриваться формально как два четко
разграниченные и внешне противопоставленные
друг другу приема исследования:
разложение целого на части (анализ) и
воссоздание этого целого из его частей, на которые
оно было перед тем разложено (синтез).
Этим будет дана характеристика обоих
приемов со «структурной» точки зрения,
которая ограничивается выяснением лишь
структуры мышления и его логических
форм. Но с исторической (диалектической)
точки зрения оба приема рассматриваются
опять-таки как отражающие определенные
ступени познания природы, последовательно
сменяющие одна другую. Познание
начинается с хаотического представления о
предмете исследования как о нерасчленен-
ном целом — с непосредственного его
созерцания; затем оно переходит к его
разложению (анализу); но анализ есть лишь
подготовка или предпосылка знания предмета в
его целостности, которое достигается путем
последующего мысленного воссоздания
предмета (синтеза). С этого момента данный
цикл познания относительно завершается и
начинается следующий цикл, который
проходит те же основные ступени:
непосредственное созерцание, анализ, синтез и т. д.
Такой взгляд дает методологическую
основу для понимания периодизации и.стории
всего естествознания и связанной с нида
материалистической философии, а также
истории отдельных наук, учений и теорий,
например учения об энергии, учения о
веществе и др. Все химическое и физическое
учение о веществе двигалось и движется
в рамках трех категорий: свойства,
состав, строение. Они выражают собой
последовательность познания вещества на
каждой ступени изучения его явлений и
проникновения в его сущность все более
и более высокого порядка. Свойства
соответствуют главным образом ступени
непосредственного созерцания вещества,
состав — результату анализа вещества,
строение — теоретическому
представлению о веществе (его мысленному
«воссозданию») в его внутренней целостности
и взаимной связности его частей.
Следовательно, переход от наблюдения свойств
вещества через установление
аналитическим путем его состава к раскрытию его
строения отвечает общему движению
познания от непосредственного созерцания
через анализ к синтезу, опирающемуся на
предшествующий анализ.
В ходе развития познания, по
достижении соответствующих его ступеней
возможно — и наблюдается реально —
возникновение особого рода проблем, когда
предшествующая ступень, осуществленная в
порядке эмпирического исследования и
наблюдения, получает теоретическое
истолкование посредством связывания ее
результатов с последующей, более высокой
ступенью познания вещества. Далее под этим
углом зрения кратко рассматриваются не-

68
Б. М. КЕДРОВ
которые моменты исторического развития
учения о веществе.
Все учение о химическом веществе, от
древности до начала последней трети XIX
века, двигалось в указанных рамках.
Сначала изучение вещества ограничивалось
только его свойствами, которые легли в
основу четырех стихий Аристотеля и позднее
трех начал алхимиков. Уже алхимики
пытались связать свойства тел с
предполагавшимся их составом, придавая свойствам
субстанциональный характер: летучесть =
«меркурию», горючесть = «сульфуру» и
т. д. Такова же была позднейшая теория
флогистона (XVII— XVIII вв.). Так
возникла проблема «свойства —
состав» (объяснение свойств, исходя из
состава вещества). Она могла быть решена и
была решена на деле лишь по достижении
аналитической стадии развития химии
(XVIII век). Кислородная теория Лавуазье,
гвозникшая на основе эмпирического
открытия кислорода Пристли и Шееле (1774),
связала свойство кислотности с
присутствием кислорода в составе окисленных
веществ.
Когда были открыты эмпирические
правила химического состава веществ, они
получили теоретическое объяснение в
атомистике Дальтона (1803) и Берцелиуса
(1812). Так возникла проблема
«состав— строение» (объяснение
состава и его правил, исходя из
атомистического строения вещества)/ В этот именно
момент начинается переход химии на стадию
синтеза (теоретического и
экспериментального). Вскоре затем обнаруживаются
явления полимерии, и в особенности изомерии
(различие свойств при одинаковости
эмпирического состава веществ), причина
которых кроется в различии химического
строения молекул вещества (теория
«химического строения» Бутлерова, 1861). Отсюда
возникает проблема «свойства —
строение» (объяснение различия
свойств различным строением вещества);
она как бы замыкает собой данный цикл
научного развития.
Заметим, что в свойствах отдельных
веществ проявляется прежде всего момент
единичности (Е), поскольку именно в
свойствах обнаруживается индивидуальность
каждого единичного вещества; сравнение
свойств ведет к открытию между ними
сходств и различий, то есть особенности
(В), согласно которой тела, обладающие
соответствующими свойствами, могут
группироваться в особые классы. Объясняя
наличие таких особенных свойств, ученые
■пришли к мысли о наличии в составе тел
особых составных частей (В) в качестве
носителей этих свойств. Дальнейшее
сравнительное изучение свойств приводит,
во-первых, к открытию общих
существенных свойств у всех единичных веществ
(например, атомного веса как общего
свойства всех химических элементов,
выступающего в качестве аргумента, то есть
определяющего свойства элементов по
отношению к остальным их свойствам),
во-вторых, к открытию взаимной связи
между всеми свойствами вещества и,
в-третьих, к открытию таких
индивидуальных различий в свойствах, которые не
могут быть объяснены различием в составе
тел, а объясняются только различием в
общем строении тел. Во всех этих случаях на
передний план в развитии научной мысли
выдвигается момент всеобщности (А).
На этой ступени познания вещества
внутри данного цикла научного развития
раскрываются состав и строение молекул,
образованных из атомов, следовательно,
раскрывается соотношение молекула —
атом ы. Тот же в общих чертах путь
познание проделало и при достижении
сущности более высокого порядка, когда оно
стало проникать в глубь химических
элементов (атомов). До этого были изучены
их отдельные свойства: атомный вес,
валентность, изоморфизм, атомные объемы
и др. Проникновение в сущность
элементов началось с открытия закона,
связывающего воедино все свойства элементов
(1869). Но состав атома не был еще
открыт; между тем стали известны такие
свойства, например число зарядов у ионов,
которые впоследствии получили
объяснение на основе представления об
электронах в составе атома — в его атомной
оболочке, особенно наружной ее части, где
сосредоточены валентные электроны.
Следовательно, здесь возникла проблема
«свойства — состав».
Проблема «состав — строение» в
данном случае возникла в связи с открытием
атомного ядра Резерфордом (1911) и
получила выражение в идее планетарного
строения атома, согласно которой
электроны и ядро (то есть составные части атома)
соотносятся аналогично планетам и
центральному светилу в солнечной системе.
Дальнейшая разработка моделей атомов
различных элементов Бором, Зоммерфель-
дом и другими учеными привела к
связыванию этих моделей с оптическими
свойствами атомов и с периодической
зависимостью свойств элементов от заряда ядра
(1921) согласно соотношению «свойства —
строение». В итоге и здесь развитие
науки совершило тот же общий цикл, как и
в предыдущем случае.
На этой ступени познания раскрывались
состав и строение атома, образованного из
ядра и электронов (электронной оболочки),
следовательно, раскрывалось соотношение
атом — электроны и ядро.
В общих чеотах такой циклический ход

Э ДИАЛЕКТИКО-ЛОГИЧЕСКОМ ОБОБЩЕНИИ ИСТОРИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ 69
науки наблюдался и позднее, при изучении
атомного ядра. Сначала выяснились его
свойства: заряд Z (порядковое число),
масса M (массовое число), отношение к
радиоактивности (стабильность или
склонность к распаду и какому именно). Затем
эти свойства были объяснены на
основании состава атомных ядер, наличия в
них определенного числа нуклонов —
протонов и нейтронов (1932); это была
проблема «свойства — состав». Например, заряд
ядра Z объяснялся присутствием в
составе ядра Z протонов, а масса M —
присутствием Z протонов и (М — Z) нейтронов.
Наличие же в составе ядер альфа-частиц
(гелионов) и их вылет при альфа-раопаде,
эмпирические правила и закономерности,
обнаруживаемые в массовых и порядковых
числах элементов, подводили к идее
строения атомных ядер в основном из альфа-
частиц согласно соотношению «состав —
строение».
Еще резче такая проблема ставилась в
результате изучения ядерных реакций
вообще, в особенности же открытия
искусственной радиоактивности супругами Жо-
лио-Кюри (1934) и деления ядра.
Открытие ядерной изомерии И. В.
Курчатовым с сотрудниками (1935)
выдвигало задачу объяснить это явление, исходя
из идеи внутреннего строения ядра, то
есть определенного распределения связей
между нуклонами внутри ядра. Так
возникла и здесь проблема «свойства —
строение».
Выявление так называемых
«магических» чисел как свойств атомных ядер
подводило к идее слоистого, с периодически
повторяющейся конфигурацией строения
ядер согласно соотношению «свойства —
строение». Здесь в настоящее время цикл
развития еще не завершен, поскольку
строение атомного ядра из нуклонов еще не
раскрыто в достаточной степени.
Еще менее выяснен вопрос об
«элементарных» частицах. Свойства частиц
(заряд, масса, спин и др.) и их
взаимопревращаемость уже изучены. Но их состав
неизвестен, а возможно, у них его и нет
в обычном понимании этого слова, ибо они
не состоят одни из других, хотя и
древращаются одни в другие. Возможно,
что они являют собой границу
применимости данного понятия. Поэтому в
отношении «элементарных» частиц иначе стоит
вопрос об особенном, аналогичном понятию
«состав», и и всеобщем, аналогичном
понятию «строение». Например, «состав»
можно представить как наличие особых
сфер, в каждой из которых совершается
рождение лишь определенного рода
других частиц иаи превращение в такого
рода частицы. В таком случае под
«строением» можно мыслить взаимное
расположение особых сфер внутри данной
«элементарной» частицы, например нуклона
или даже электрона. Этим подтверждается
положение В. И. Ленина о
неисчерпаемости электрона и о бесконечности материи
вглубь.
Движение познания в глубь
«элементарных» частиц может мыслиться по
аналогии с предшествующим движением в
глубь атома (химических элементов)
таким образом, тю сначала будет раскрыта
закономерная связь между самими
свойствами (аналогично тому, как Менделеевым
был открыт периодический закон), а затем
будут выяснены такие стороны
«элементарных» частиц, которые можно рассматривать
как соответствующие в известной мере
составу и строению у более сложных и
развитых видов материи. По этой линии идут
попытки Гейзенберга (1957) отыскать
«основное уравнение материи»,
связывающее все «элементарные» частицы.
Так или иначе, но на этой ступени
углубления в материю, в вещество и его
сущность познание еще не пошло дальше
изучения свойств и их связей у
«элементарных» частиц. Таким образом, в
отмеченном выше смысле (и, разумеется, только в
этом смысле) для молекул и атомов
(атомных оболочек) познавательный цикл
относительно замкнут; для атомных ядер он
уже развернут, но еще не замкнут; для
«элементарных» же частиц он находится
еще только в самом начале своего
развертывания.
Все сказанное выше характеризует
логическое как обобщение
историческое. В этом заключается
объяснение того, почему диалектическая
логика может выполнять и выполняет на деле
роль логики развивающегося
познания, логики мышления,
рассматриваемого в историческом разрезе. Ибо,
согласно ее положениям, логическое есть
обобщенное историческое, «очищенное» от
случайностей, то есть от его исторической
формы, и представленное во внутренне
последовательном, стройном виде. Положение
о единстве исторического и логического
является одним из центральных
положений диалектической логики. Конкретным
проявлением этого общего положения
служат: группировка понятий и суждений
согласно принципу субординации, смена
непосредственно созерцательного подхода
аналитическим и этого последнего
синтетическим, движение от явлений к сущности
и от менее глубокой к более глубокой
сущности. Во всех этих случаях перед нами
логическое резюмирование реальной
истории познания, где каждая логическая
категория выступает как ступень или
узловой пункт в процессе движения
человеческого мышления к объективной истине.

70
Б. М. КЕДРОВ
Такими же ступенями являются все
вообще категории диалектической логики,
например категории качества,
количества и меры.
Последовательность их развития в диалектической логике
должна соответствовать исторической
последовательности раскрытия в ходе научного
познания соответствующих сторон вещей и
явлений — сначала порознь, а затем в их
единстве и взаимообусловленности. Таким
образом, логическое выступает здесь как
обобщение истории научного познания.
То же можно сказать о системе любой
науки, то есть системе ее понятий и
категорий, в том числе и самой диалектической
логики. То, что было первым в истории
предмета той или иной науки или в
истории мышления, должно оказаться первым,
исходным и в логической структуре данной
науки.
С точки зрения формальной логики
абстрактное есть обедненное, лишенное
определенных признаков, присущих
конкретным вещам (соответственно конкретным
представлениям о вещах). Наиболее
абстрактным оказывается тогда наиболее
обедненное (пустая, или формальная,
абстракция). Для диалектической же логики,
учитывающей развитие изучаемого предмета и
мысли о нем, абстрактное есть
зародышевое, неразвитое, а конкретное есть
достигшее развитой формы. Поэтому движение
(восхождение) мысли от абстрактного к
конкретному при обобщении и
систематизировании (изложении) результатов
исследования воспроизводит в логически
последовательном, стройном виде реальный
исторический процесс развития (усложнения)
изучаемого предмета или мысли о нем.
На этом строится система любой
естественной науки и всего естествознания в
целом. Исходный пункт или основу такой
системы составляет обычно простейший
(наиболее абстрактный) случай изучаемого
объекта — его «клеточка», понимаемая
как в генетическом смысле,
поскольку все возникло и развилось из нее, так и
в структурном смысле, поскольку все
состоит и построено из нее. Примером
может служить биология, в которой
органическая клетка представляет собой
структурный и генетический исходный пункт в
отношении всего более сложного и
развитого органического мира (его основной
элемент или «единицу»). Соответственно
этому система живых существ (как
растительных, так и животных) начинается с
протистов (самого «абстрактного») и
воспроизводит все последующее развитие до
человека, с одной стороны, и высших
растений — с другой, как наиболее
«конкретного» (с учетом происходивших
дивергенций в процессе развития).
Следовательно, систематическое изложение
зоологии и ботаники представляет собой
логическое обобщение реальной истории развития
жизни на Земле и ее воспроизведение (с
помощью метода восхождения) в виде
естественных систем животных и растительных
организмов.
Аналогично обстоит дело в других
естественных науках. Например, в физике
атомов роль «клеточки» выполняет атом
простейшего элемента — водорода (Н),
состоящий всего из двух «элементарных»
частиц — протона (ядро) и электрона
(оболочка). Образование всех остальных
элементов может быть представлено, как
показал еще Бор (1921), в виде
последовательного развития атомной оболочки
путем увеличения каждый раз заряда ядра
на 1 и введения в оболочку одного нового
электрона. В итоге образуется
естественная система химических элементов —
периодическая система Менделеева. Она
представляет собой статически застывший
образ (как бы итог) реальной истории
развития вещества в неорганической природе.
Это ламетил еще Крукс (1886), назвав идею
развития вещества, связанную с этой
системой, неорганическим дарвинизмом. Как
показал закон сдвига (1913), реальные
переходы («сдвиги») элементов по этой
системе в процессе радиоактивных превращений
(и вообще ядерных реакций)
свидетельствуют о том, что историческое развитие
вещества действительно отражено в
обобщенном виде в этой системе.
В физике атомного ядра исходным
пунктом (наиболее «абстрактным»
образованием) служит нуклон, в особенности
нейтрон, из которого в результате
самопроизвольного распада возникают протон и
электрон, вместе с нейтроном образующие
важнейшие составные элементы ядерной и
вообще атомной структуры. Взаимодействия
протонов и нейтронов и образованных из
них более сложных частиц (дейтронов, ге-
лионов и т. д.) приводят к возникновению
любых атомных ядер (согласно их
расположению по периодической системе
элементов). Следовательно, эта последняя
воспроизводит (с помощью метода восхождения от
абстрактного к конкретному) реальный
процесс развития химических элементов как в
части атомных оболочек, так и в части
атомных ядер.
В отношении «элементарных» частиц
такая естественная система в настоящее
время отсутствует, но поиски подступов к ее
созданию уже ведутся1. Это, в частности,
сказывается в попытках найти и здесь
своего рода «клеточку» (наиболее «абстракт-
1 Такую попытку разработать для
«элементарных» частиц своего рода
периодическую систему сделал, например, автор этих
строк (1946). В настоящее время эта идея
требует уточнения.

О ДИАЛЕКТИКО-ЛОГИЧЕСКОМ ОБОБЩЕНИИ ИСТОРИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ 71
те» образование, из которого, как из
«клеточки», возникал бы весь ряд этих
частиц). С этой точки зрения следует
оценивать попытки создания «полевой теории
материи», согласно которой физические
частицы (корпускулярные, дискретные
образования материи) возникают из
непрерывных по своей структуре полей.
«Клеточка» той или иной науки (то есть
исходный, наиболее «абстрактный» пункт
в развитии ее предмета) обнаруживается
нередко исторически значительно позже
того, как уже были открыты и исследованы
более развитые и сложные формы
данного предмета. Поэтому построение научной
системы в такой отрасли знания долгое
время оказывается невозможным именно
вследствие неизвестности ее «клеточки».
Так обстояло дело до середины 60-х годов
XIX века в органической химии, пока ее
«клеточка» — предельные углеводороды,
или парафины,— не была еще открыта и
изучена и не было еще показано, что они
представляют собой действительно
простейшие, исходные формы органических
соединений. Впервые это осуществил Шорлем-
мер. Открыв и изучив многие из
представителей этого ряда веществ, он показал,
как через галоидирование (металептическое
замещение) из парафинов образуются в
виде производных все остальные ряды
органических соединений. Таким образом, на
основе углеводородов он построил
подлинно научную систему органических
веществ.
Для математических наук и наук
физических, основанных на применении
математических методов, роль «клеточки»
выполняют обычно некоторые исходные
положения, принятые за аксиомы или
принципы, из которых затем последовательно
выводится («развивается») содержание
данной науки. Таковы соответствующие
аксиомы в эвклидовой геометрии, аксиомы
движения в ньютоновой механике,
известные принципы, или начала, в классической
термодинамике. «Развитие», отражаемое в
данном случае системами геометрии,
механики и термодинамики, есть логическое
развитие мысли в порядке ее движения
(восхождения) от абстрактного к
конкретному, которое, однако, не имеет своим
реальным прообразом развитие
определенного физического предмета от своей
исходной формы, где якобы действует лишь
чистый принцип, принятый в данном
случае за исходную аксиому, до своих более
развитых форм, которым соответствуют
более конкретные соотношения,
выведенные из этого общего принципа.
Короче говоря, в математических
науках система науки строится так, что ее
основу составляет логическое развитие
мысли о предмете, которое лишь
опосредованно (а не непосредственно, как это
имеет место в области собственно
естественных наук) отображает общий
характер всякого развития, идущего от низшего
к высшему, от простого к сложному и
соответственно от абстрактного к
конкретному.
В соотношении исторического и
логического ясно раскрывается существо
диалектической логики как логики
развивающегося знания, отражающего в своем
движении развитие изучаемого предмета
(явлений природы или соответствующих им
понятий).
В связи с этим подчеркнем еще одну
исключительно важную черту
диалектической логики как логики
противоречия, преодолевающей всякий
эклектицизм.
Поскольку внутренним источником
всякого развития является диалектическое
противоречие, представляющее собой
единство взаимоисключающих и отрицающих
друг друга противоположностей,
постольку, очевидно, такой источник должен
действовать и в ходе развития научного
познания. Формальная логика, отвлекаясь
вообще от процесса развития, тем самым
отвлекается и от внутренних' противоречий,
действующих в ходе этого развития в
качестве его источника. Это относится и к
развитию мысли, к движению понятий.
Элиминируя развитие и связанные с ним
движущие противоречия, формальная логика
совершенно правильно запрещает всякие
иные противоречия, которые могли бы
возникнуть в случае неподвижных
понятий и законченных мыслей, поскольку для
понятий и мыслей, рассматриваемых в
таком аспекте, всякое противоречие
приобретает произвольный, субъективный
характер, характер привнесенного извне
формально-логического противоречия,
недопустимого ни при каких условиях.
Диалектическая логика, подтверждал
недопустимость противоречий
формально-логического характера в любом научном
анализе, главное внимание направляет на
изучение движущих противоречий
процессов развития, в том числе и развития
научной мысли. Это проявляется особенно ясно
в ходе раскрытия реальных противоречии
и их отображения в форме понятий или
теорий.
Поскольку синтетическому подходу
всегда предшествует аналитический подход в
качестве необходимой его предпосылки,
постольку это имеет место и в случае
раскрытия и отображения противоречий,
действующих в природе. Если противоречие
есть единство взаимоисключающих и
отрицающих друг друга противоположностей,
то первоначально на стадии
аналитического подхода каждое изучаемое противоречие

72
Б. М. КЕДРОВ
сначала разлагается, расчленяется на две
обособленные части в соответствии с тем,
как в самой действительности происходит
раздвоение единого на противоречивые
стороны или тенденции. Но если в самой
природе обе стороны находятся в единстве, »о
взаимодействии, во взаимном
проникновении, то анализ искусственно нарушает это
единство, разрывает — мысленно или
физически — противоположные стороны,
обособляет их одну от другой с тем, чтобы
каждую из них можно было изучить
порознь, саму по себе. Логические приемы
для проведения такого рода расчленения
противоречий на части дает формальная
логика, которая как бы специально
приспособлена для того, чтобы останавливать
движущееся, расчленять единое,
изолировать взаимодействующее, омертвлять
живое. При этом неизбежно возникает
огрубление отображаемого предмета, внесение в
изображение природы несвойственных ей
черт неподвижности, непротиворечивости,
омертвелости.
Однако расчленение противоречия на
противоположные стороны является не
самоцелью познания, а лишь средством для
того, чтобы иметь возможность в
дальнейшем познать сущность самого
противоречия. Для этого необходимо освободить
первоначально сложившееся представление о
каждой из сторон противоречия от
односторонности, от привнесенных в нее в процессе
анализа огрублений и искажений и
мысленно привести ее в единство и
взаимодействие с противоположной ей стороной, в
точном соответствии с тем, как это их
единство и взаимодействие осуществляются в
самой природе.
Приведение в связь
противоположностей, мысленно изолированных в нашей
абстракции, не может быть осуществлено
как механическая операция простого
сложения двух ранее возникших
представлений об изолированных между собой
противоположных сторонах данного
противоречия. Эта задача может быть решена только
с помощью диалектической логики,
независимо от того, применяется ли эта логика
сознательно или же стихийно (без
осмысливания того, какие именно логические
приемы в данном случае применяются).
Если приемы формальной логики
предназначены для мысленной остановки,
омертвления, изолирования, развязывания,
расчленения и т. д., то, напротив, приемы
диалектической логики как бы специально
предназначены для того, чтобы приводить в
движение остановленное, связывать то, что
было развязано, мысленно оживлять
омертвленное, соединять то, что было
искусственно изолировано, и т. д.
Решать такого рода познавательные
задачи в области естествознания с помощью
обычных приемов формальной логики
невозможно по той простой причине, что ее
приемы не приспособлены для таких
целей, а предназначены для целей как раз
противоположного характера. Тем не
менее нередко делаются все же попытки
ограничиваться приемами формальной
логики, когда нужно решить задачу перехода
от изолированных противоположностей к
их единству и взаимосвязи. Но так как эти
приемы оказываются здесь бессильными,
то в итоге таких попыток вместо
единства противоположностей получается
эклектическое соединение двух различных
сторон, их внешнее, механическое
сложение.
Напротив, диалектическая логика решает
такого рода задачи не тем, что она
механически сочетает воедино уже готовые
односторонние представления о двух
изолированных моментах противоречия, а тем, что
она вскрывает изучаемое противоречие
заново, понимая его с самого начала как
неразделимое единство
противоположностей; следовательно, она их рассматривает
в их внутреннем единстве уже после того,
как они были познаны порознь.
Соответственно этому приемы диалектической
логики предполагают способность вскрывать
существующее в природе единство
противоположностей как нечто внутренне цельное,
хотя и раздвоенное внутри этого единого
на противоречивые стороны; тем самым они
предполагают способность преодолевать
эклектицизм и односторонний подход,
присущие формальной логике. В силу этого
диалектическая логика есть в подлинном
смысле логика живого противоречия,
которым движется развитие.
История естествознания неоспоримо
свидетельствует о том, что такова именно
логика развития научного познания. Оно
движется через противоречия не только в том
смысле, что его содержанием служат
объективно существующие противоречия,
которые надлежит познать и отразить в
адекватных им, то есть в столь же
диалектически противоречивых, формах
мышления, но и в том смысле, что научное
познание идет через последовательное
«отрицание» примехчявшихся ранее логических
приемов, а также достигнутых на
предыдущем этапе познания результатов. В
самом деле, сначала предмет познания
(следовательно, и заключенное в нем
противоречие) предстает перед мысленным взором
исследователя только как нечто единое, еще
совершенно не изученное в деталях, в его
частностях. А пока эти частности
неизвестны, неясен и самый предмет познания.
Поэтому в порядке первого отрицания
применяется аналитический метод,
уничтожающий (отрицающий) исходную
целостность, конкретность предмета. В результа-

О ДИАЛЕКТИКО-ЛОГИЧЕСКОМ ОБОБЩЕНИИ ИСТОРИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ 73
те применения аналитического метода
родятся абстракции, отображающие
отдельные стороны, мысленно вычлененные из
исходного целого, конкретного.
Следовательно, на этом этапе познание движется
в общем от конкретного к абстрактному.
На следующем этапе своего развития
познание, отталкиваясь от образованных
уже абстракций, приходит к
синтетическому воссозданию исходного конкретного
целого как единства множества
определений. Оно движется на этот раз в прямо
обратном направлении—от абстрактного к
конкретному, воспроизводя в логической
форме процесс развития самого
изучаемого предмета. При этом совершается
диалектическое отрицание применявшихся
на предшествующем этапе приемов
аналитического расчленения изучаемого
предмета, так как на смену этим приемам
приходят приемы синтетического воссоединения
единого в его исходной целостности и
конкретности («отрицание отрицания»).
В итоге развитие самого познания идет
путем противоречий, что выражается в
том, что оно совершается через
последовательно повторяющиеся циклы «отрицаний
отрицания», то есть по спирали. Это
специфическое проявление общего хода научного
познания как раз и раскрывает своими
приемами диалектическая логика.
Такова история всех современных
естественнонаучных учений и теорий.
Физическое учение о свете развивалось так,
что сначала в абстракции были
противопоставлены одна другой две его
противоречивые стороны — прерывность и
непрерывность. Борьба корпускулярной
(ньютоновой) и волновой (картезианской)
концепций (XVII—XVIII вв.) завершилась
сначала победой второй из них (XIX век) и
лишь на рубеже XIX и XX веков благодаря
открытиям Планка (теория квантов) и
Эйнштейна (понятие фотона) идея
дискретности (прерывности) стала проникать в
оптику, где до того времени безраздельно
господствовала идея непрерывности. В
изучении вещества, напротив, вначале
победила идея прерывности, содержавшаяся
в представлениях об атомистическом
(дискретном) строении тел.
Абстрактная односторонность взглядов
на вещество как на нечто только
дискретное, построенное из атомов, и на свет как
на нечто только непрерывное,
волнообразное была преодолена в начале второй
четверти XX века благодаря созданию
квантовой механики. Согласно этой последней,
частицы и волны, прерывность и
непрерывность суть лишь различные стороны
микрообъектов, представляющих собой
фактически единство названных
противоположностей, причем частицы вещества и
«частицы» света обладают одинаково
противоречивой («двойственной») природой
волн и корпускул одновременно.
Следовательно, здесь развитие научного
познания шло таким образом, что
внутренне противоречивый предмет (вещество,
свет) сначала подвергся аналитическому
расчленению, причем одна сторона
противоречия оказалась приписанной целиком
свету (непрерывность волнового процесса),
а другая его сторона—целиком веществу
(прерывность атомистического строения
тел). Это было первое отрицание
исходного единства противоположностей,
заложенного в основе соответствующих явлений
природы. В дальнейшем произошло
отрицание установившихся односторонних
концепций, в результате чего идея
прерывности (дискретности) была распространена и
на область световых явлений, а идея
непрерывности (волнообразности) — и на
область вещества. Это было «отрицание
отрицания», осуществившееся в итоге того,
что самый процесс познания вещества и
света совершался противоречиво.
Расчленение противоположностей
прерывного и непрерывного и отнесение одной
из них к учению о веществе, другой—к
учению о свете осуществлялись с помощью
формально-логических приемов. Но
преодоление отмеченного разрыва
противоположностей и вытекающих из него огрублений
и известных искажений действительности
не могло быть успешно достигнуто с
помощью тех же приемов; для этого
требовалось на деле применить приемы
диалектической логики. Однако некоторые физики-
теоретики (Бор, Гейзенберг) сделали
попытку осуществить соединение
противоположностей прерывного и непрерывного,
корпускулярного и волнообразного при
помощи тех же самых формально-логических
приемов, какие необходимо применялись
при образовании абстрактных,
односторонних (или волновой, или корпускулярной)
физических концепций микропроцессов. Так
родился принцип дополнительности,
согласно которому одна односторонне
созданная картина должна дополняться другой
столь же односторонней картиной прямо
противоположного характера. В итоге
вместо раскрытия подлинного единства
противоположностей неизбежно
получилось эклектическое сложение, сочетание
двух прямо противоположных концепций
без выяснения их внутреннего
взаимоотношения. Тем, что одна односторонность
дополняется другой односторонностью,
достигается не взаимное погашение или
преодоление этих односторонностей, а
только их усиление (удвоение).
Аналогично обстояло дело и в области
биологии. В начале XIX века здесь
возникли две прямо противоположные концепции:
катастрофам Кювье и плоский эволюцио-

74
Б. М. КЕДРОВ
низм Ламарка. Живое единство
противоположностей — скачков и эволюционной
постепенности, качественных и
количественных изменений — было нарушено и в том и
другом случае, причем в итоге возникли
односторонние понятия: у Кювье —
«революция», катастрофа, которые совершенно
исключали какую-либо количественную
постепенность, эволгоционность развития; у
Ламарка — «чистая» эволюция, которая
исключала скачки, качественные изменения
и ограничивала процесс развития
количественной непрерывностью.
Как известно, Дарвин создал теорию
развития живой природы, на деле соединив
вместе оба понятия—качественного и
количественного изменения, скачка и
эволюционной постепенности, хотя слово «скачок»
он сам и не применял, так как считал, что
это слово может употребляться только в
смысле катастрофизма Кювье. Несмотря на
то, что в дарвиновской теории развития,
по существу, содержатся понятия скачка и
эволюционной постепенности, эту теорию
нельзя рассматривать на манер принципа
дополнительности, как сочетание
катастрофизма Кювье с плоским эволюционизмом
Ламарка, как их простое дополнение одно
другим. Понятие скачка в теории развития
и у Кювье чосит прямо противоположный
характер: в теории развития скачок
мыслится как подготовленный предшествующей
эволюцией и завершающий ее; Кювье же
под скачком понимал внезапный, ничем не
подготовленный и ничем не обусловленный
«взрыв». Точно так лее понятие
эволюционной постепенности в теории развития и у
Ламарка носит диаметрально
противоположный характер: в теории развития
эволюция (количественные изменения)
постепенно подготавливает скачок (качественное
изменение) и завершается им; Ламарк же
под эволюцией понимал только одно чисто
количественное изменение, не имеющее
якобы определенной направленности и не
влекущее за собой качественного изменения.
Короче говоря, в теории развития скачок
и эволюционная постепенность
взаимосвязаны между собой, взаимообусловливают и, по
сути дела, определяют друг друга (через
свою противоположность). Напротив, у
Кювье и у Ламарка при всем различии их
взглядов определения названных понятий
строятся на полном отбрасывании одной из
противоположностей, в результате чего оба
понятия метафизически искажаются и
перестают отражать объективную
действительность, природу. Вот почему истинную
теорию развития нельзя представить как
сумму или как дополнение двух
противоположных метафизических теорий.
Истинная теория возникает не путем
сложения двух противоположных, неполных,
односторонне искажающих природу теорий,
но путем отрицания обеих этих теорий при
удержании всего ценного, что в них
содержалось, и создания принципиально новой,
синтетической теории, которая совершенно
заново критически пересматривает весь
накопленный ранее материал под углом
зрения новой концепции развития, берущей обе
противоположности в их подлинном
внутреннем единстве и взаимообусловленности.
Речь идет, следовательно, о критической
переработке прежнего научного материала и
об извлечении из него в порядке
теоретического обобщения таких выводов, которые
могли бы служить адекватным отражением
самой действительности, природы, с
присущей ей внутренней противоречивостью. Тем
самым в корне преодолевается
эклектицизм, неизбежно возникающий в том
случае, когда решение подобной задачи
пытаются осуществлять с помощью приемов
одной только формальной логики.
В заключение можно сказать, что
формальная логика выступает как
логическая пропедевтика, то есть как
необходимое, но недостаточное условие для
достижения истинного знания природы и ее
законов. Истинное же естественнонаучное
знание раскрывается лишь тогда, когда
само знание достигается не как данное,
неподвижное, законченное, но как
изменчивое, развивающееся. Логикой и
методологией такого знания, адекватной
содержанию самой науки, оказывается
марксистская диалектическая логика. Поэтому
именно она составляет истинную логику
и методологию современного
естествознания, которое является
как бы вдвойне развивающимся: поскольку
оно, во-первых, отражает развитие
природы (объекта), а во-вторых, обобщает
историю своего собственного развития
(отражения объекта субъектом).
Это положение сформулировано в
«Философских тетрадях» В. И. Лениным: «Логика
есть учение не о внешних формах
мышления, а о законах развития... всего
конкретного содержания мира и познания его, т. е.
итог, сумма, вывод истории познания мира»
(Соч., т. 38, стр. 80—81). С этим связана
общая оценка диалектики как логики:
«Диалектика Гегеля есть, постольку, обобщение
истории мысли... В логике история мысли
должна, в общем и целом, совпадать с
законами мышления» (там же, стр. 314).
История естествознания, рассмотренная и
обобщенная с позиций диалектической логики,
служит блестящим подтверждением этих
ленинских положений.

О проникновении человека
в Космос
Г. И. ПОКРОВСКИЙ
I
Современные достижения в области
космонавтики не имеют аналогии в
истории человечества, и поэтому нельзя их
оценивать, исходя из обычных критериев
научных и технических успехов.
Последние два года Советский Союз прочно
удерживает ведущую позицию в изучении и
освоении космического пространства.
Советскими людьми за это время были
впервые решены задачи выхода за пределы
атмосферы и за пределы притяжения
Земли. В 1957 году были созданы
межконтинентальные ракеты и искусственные
спутники Земли, достигшие первой
космической скорости ' (8 километров в секунду)
и поднявшиеся более чем на тысячу кило-»
метров над поверхностью Земли. Меньше
чем через полтора года, в начале 1959
года, Советский Союз успешно направил в
Космос первую искусственную планету,
которая движется по орбите,
расположенной между орбитами Земли и Марса,
постепенно удаляясь в настоящее время от
Земли. Ее максимальное расстояние от
Земли достигнет в соответствующий момент
времени действительно космической
величины — порядка 400 миллионов
километров. Менее чем за полтора года оказалось
возможным повысить дальность
космического полета почти в полмиллиона раз:
самые блестящие рекорды авиации, которым
недавно рукоплескал весь мир, кажутся
детской игрой по сравнению с этими
достижениями. Замечательным успехом
советского социалистического общества
является запуск целой космической
лаборатории, осуществившей фотографирование
не видимой с Земли части лунной
поверхности.
Эти достиженил существенным образом
изменяют взаимоотношения человека и
природы и должны оказать большое
воздействие на отавы мышления
человечества. Особенно существенно должны
измениться взгляды на место человека во
Вселенной.
Примитивное самосознание
человечества, тесно связанное с древними
религиозными учениями, ставило Землю,
населенную людьми, в центр Вселенной.
В эпоху Возрождения возникает идея
о множественности населенных миров,
особенно ярко выраженная в блестящих
трудах Джордано Бруно. Эта идея не нашла до
сих пор конкретного экспериментального
подтверждения. Однако в принципе она не
вызывает возражений. Причем возможно
бесконечное множество форм бытия
высокоорганизованной материи. В силу этого
допускается существование в подходящих
неземных условиях живых существ,
подобных человеку, с общественным сознанием
и возможностью научного познания
окружающей их среды.
Характерным является то, что
космические полеты стали развиваться после
появления на Земле неантагонистического,
социалистического общества, ибо в успехах
советской космонавтики исключительно
ярко выражаются все великие
преимущества социалистического общественного
строя. Характерным является также и то,
что в основе советской космонавтики лежит
глубоко гуманная идея изучения и
освоения Вселенной на благо всем людям Земли.
Советские ученые стремятся сохранить
нетронутыми мир и жизнь на планетах, куда
они направляют наши первые земные
космические корабли. Очень ярким
проявлением этой тенденции является полная
стерилизация первой советской лунной ракеты,
осуществленная с большой тщательностью,
несмотря на то, что это мероприятие,
несомненно, существенно усложняло и без
того невероятно трудную задачу —
доставить вымпелы СССР на Луну и выполнить
при этом много научных исследований.
Современные средства автоматической
радиосвязи позволяют человечеству
познавать и даже в известной мере осваивать
безграничный Космос при помощи
автоматики и телемеханики. Автоматика и
телемеханика становятся сейчас основой
высокоразвитого способа производства. Имен-

7ö
Г И. ПОКРОЕСКИЙ
но поэтому они очень быстро и широко
развиваются, и это развитие позволяет
проникать ученым в Космос без
необходимости физически перемещать туда отдельных
людей. Границы, определяющие
человеческое «я», неумолимо и стремительно
расширяются. Человечество воздействует на
Космос пока еще не на основе космических
полетов человека, а в первую очередь в
результате продвижения в Космос средств
познания.
II
Прежде чем перейти к рассмотрению
воздействия космических полетов на
общественное сознание человечества, следует
подробнее остановиться на основных
результатах космических полетов за
истекшие два года. Но поводу этих космических
полетов было опубликовано чрезвычайно
много различных материалов, начиная с
отзывов к откликов, имеющих характер
экспромта, и кончая систематическими
научными отчетами. Казалось бы, что при
таком изобилии материала нет надобности
вновь возвращаться к изложению
фактических данных. Однако именно изобилие
материала требует выделения главного,
определяющего, необходимого для получения
обобщенных выводов. Главный
общественный итог новейших достижений
отечественной космонавтики — это убедительнейшее
доказательство великих преимуществ нашей
социально-экономической системы.
Подчеркнув это, мы остановимся на
некоторых технических итогах космических
полетов.
Эти технические итоги в принципе
можно подразделить на четыре части.
Во-первых, были созданы весьма
мощные и относительно легкие реактивные
двигатели, способные сообщить
космическому кораблю скорость, доходящую
примерно до 12 километров в секунду, что
превосходит скорость любого снаряда
недавнего прошлого на порядок величины.
Сюда же следует отнести достижения
строительной механики многоступенчатых
ракет, позволившие обеспечить прочность
огромных и тяжелых конструкций ракет
при значительных ускорениях,
создаваемых двигателями.
Во-вторых, была создана надежная и
точная система автоматического
управления, способная обеспечить с ничтожной
ошибкой пуск ракеты по заданному
направлению и с заданной скоростью.
В-третьих, была построена серия
приборов, помещаемых на космических
ракетах различных типов, предназначенных
для всестороннего изучения космического
пространства, и обеспечена автоматическая
передача информации на земные приемные
станции (что наиболее ярко проявилось в
факте фотографирования не видимой с
Земли части лунной поверхности). При этом
показания приборов записывались так, что
получалась точная и объективная
регистрация работы всех приборов. Эта
регистрация по своему качеству и полноте,
несомненно, превосходит все, что могли бы
осуществить при космическом полете
несколько самых опытных астронавтов,
которые летели бы в космическом корабле.
В-четвертых, сделаны первые шаги к
осуществлению в Космосе активных,
заранее намеченных действий при помощи
автоматики. Речь идет об организации
эксперимента, проводимого без
непосредственного присутствия познающего объекта.
К этому можно отнести, в частности,
создание искусственной кометы — огромного
светящегося натриевого облака, которое
было видно через телескопы с Земли на
расстояниях более 100 тысяч километров.
По каждому из этих направлений за
один — два года достигнуты рекордные
результаты, перекрывающие количественно
и качественно все созданное в этом плане
человечеством ранее.
Так, например, максимальная мощность
реактивных двигателей ракет во много раз
превосходит мощность самых крупных
гидростанций мира, в том числе самой
мощной в мире Куйбышевской гидростанции
имени Ленина, и гидростанций, строящихся
•на Ангаре и Енисее.
Характерным в этих достижениях
является то, что взаимодействие различных
факторов приводит к возможности
осуществления качественного скачка в развитии
каждого из них.
Например, подъем на значительную
высоту космической ракеты, возможный
вследствие большой мощности ее
двигателя, позволяет после преодоления
плотных слоев атмосферы развить в
разреженном космическом пространстве
максимальную для данного двигателя мощность
и сообщить ракете такую скорость,
которая была бы немыслимой вблизи
поверхности Земли вследствие гигантского
возрастания сопротивления воздуха с
увеличением скорости движения и чрезмерного
нагревания ракеты. Выход ракеты из плотных
слоев атмосферы исключает влияние на ее
полет неоднородностей воздуха,
переменного по силе и направлению ветра и
неправильностей в обтекании ракеты воздухом.
Это значительно повышает точность
движения ракеты и облегчает управление ею,
хотя вследствие увеличения расстояний
передача на ракету радиосигналов с Земли
существенно затрудняется.
Вместе с тем полет космической ракеты
всегда является таким, при котором
ракета находится в условиях прямой видимости

О ПРОНИКНОВЕНИИ ЧЕЛОВЕКА В КОСМОС
77
с той или и мой части земного шара.
Вследствие этого облегчается направленная
радиопередача, вход и выход радиоволн
через верхние слои атмосферы и
оказывается возможной не только односторонняя, но
и двухсторонняя радиосвязь
космического корабля. Последняя возможность пока
реализована еще не в полной мере, но
зато связь по направлению Космос — Земля
реализована на расстояниях, почти вдвое
превышающих расстояние Земля — Луна.
В связи с этим следует отметить, что
в последнее время ученые США уловили
отраженную радиоволну, идущую от
Венеры, установив таким образом
радиолокационную трассу Земля — Венера.
Успехи в области космонавтики,
достигнутые советскими людьми, несомненно,
будут в дальнейшем развиваться и
обогащаться очень высокими темпами. Однако,
несмотря на это, истекшие два года
представляют собой особый, неповторимый
и не имеющий аналогий в прошлом скачок
в развитии власти человека над силами
природы. Этот скачок в первую очередь
осуществлен в СССР потому, что для его
реализации необходимы далеко
нацеленное вперед научное предвидение,
социалистическое планирование огромных сил и
средств науки и промышленности и
творческий порыв большого человеческого
коллектива.
Для того, чтобы говорить о
качественном скачке столь большого исторического
масштаба, недостаточно, впрочем,
ограничиваться только общими соображениями
или оценкой общих физико-технических
предпосылок. Необходимо кратко
сформулировать и те конкретные достижения, без
которых общие возможности еще не
являются заслуживающими должного
внимания.
Эти итоги касаются двух разных
областей:
Во-первых, реализованы и освоены
средства и способы космических полетов:
1) геофизические ракеты, способные к
безопасному приземлению; 2)
искусственные спутники Земли; 3) искусственные
планеты с орбитами, находящимися в
пределах центральной части солнечной
системы, примерно внутри орбиты Марса;
4) лунные ракеты, обеспечивающие связь
Земля — Луна, то есть доставку на Луну
определенных предметов (например,
вымпелов); 5) лунные ракеты, обеспечивающие
облет Луны с возвращением в район Земли.
Во-вторых, при помощи автоматических
приборов, помещенных на космических
кораблях, выявлены существенно новые
научные факты: 1) обнаружены два пояса
частиц высоких энергий, захваченных
магнитным полем Земли и расположенных
симметрично плоскости магнитного
экватора Земли; 2) обнаружено отсутствие
заметного магнитного поля у Луны; 3)
обнаружены относительно высокая плотность
верхних слоев атмосферы и значительные
колебания этой* плотности в различные
периоды; 4) обнаружены мощные потоки
проникающего излучения, связанные со
взрывами на Солнце.
Сказанное не является исчерпывающим,
потому что отделить главное от
второстепенного можно только в известной мере
условно. Однако сказанного вполне
достаточно, чтобы утверждать, что, говоря об
успехах космонавтики, мы имеем в виду
не только общую научную перспективу, но
определенные объективные результаты,
которые вошли уже в фонд естествознания
и материалистического мировоззрения.
Перечисленные результаты получены
на основе очень обширных
организационных усилий. Осуществление космического
полета со сложными научными целями не
может быть обеспечено каким-либо
ограниченным кругом научных работников и
производственных организаций. Здесь
требуются строгое взаимодействие и взаимное
проникновение совершенно различных
направлений науки и техники, сложная
взаимная информация и взаимодействие на
всех этапах работы.
Нужно решить, например, сложнейшие
вопросы прочности корпусов
многоступенчатых ракет, изыскать материалы для их
изготовления, необходимые при этом
технологические приемы и вспомогательные
приспособления. Требуется провести
сложную работу по созданию двигателей, по
изготовлению соответствующего топлива.
Весьма важной задачей является создание
многообразной автоматической аппаратуры,
управляющей движением ракеты и
обеспечивающей научные наблюдения. Такая
аппаратура частично располагается на борту
ракеты, а частично на Земле. Сюда входят
мощные радиотелескопы и
быстродействующие электронные вычислительные
машины, производящие, в частности, расчет
траектории ракеты и определяющие
поправки, которые уточняют работу
двигателей и рулей ракеты для того, чтобы
дальнейшее движение протекало по заранее
установленной программе. Для
радиоаппаратуры необходимы легкие и
малогабаритные детали: кристаллические триоды,
конденсаторы, солнечные и химические
батареи.
Было бы нецелесообразно продолжать
здесь это перечисление. Во всяком случае,
ясно, что нет и не может существовать
отдельного человека, который мог бы в
своем сознании объединить всю совокупность
сведений, определяющих собой
космическую ракетную технику.

78
Г. И. ПОКРОВСКИЙ
Сложность и трудность организации
работ по развитию ракетной техники (так же
как и некоторых других областей
современной техники) состоят прежде всего в
необходимости именно коллективного
творчества.
Коллектив ученых — это
высокоорганизованное и гармоническое целое, и ни один
из членов этого коллектива не может
полностью исчерпать это целое в пределах
своих индивидуальных возможностей.
Очевидно, что при таких условиях
возникает необходимость в некоторой высшей
форме организации творческого труда,
когда происходит не только физическое
разделение труда, но и разделение
творчества на отдельные звенья, гармонически
сочетающиеся в единое целое.
Естественно, возникает вопрос о том, как
могут гармонически сочетаться отдельные
звенья творчества в единое целое, если
ни один из участников работы не может
охватить это целое во всей его полноте.
Ответ на этот вопрос сравнительно
прост. Дело сводится к тому, что единое
целое строится не произвольно, а на
основе объективных законов естествознания,
техники и эжюомики. Поэтому проблема
заключается в том, чтобы обеспечить
проявление перечисленных объективных
законов в такой полноте, при кото-рой каждый
участник творческой работы действует по
принципу «свобода — осознанная
необходимость».
Несмотря на принципиальную простоту
и ясность этого направления
коллективного творчества, практическая реализация
его связана с огромными трудностями.
Прежде всего необходимо t такое
развитие всех взаимодействующих'областей
знания, при котором не играли бы
существенной роли случайные, субъективные
гипотезы и домыслы. Нужно, чтобы путем
углубления научно-технической культуры
личный, индивидуальный опыт
превратился в фактор, входящий в коллективное
сознание соответствующего круга людей.
Но этога недостаточно для
практического решения задачи. Факты показывают, в
частности, что в высокоразвитых
капиталистических странах, несмотря на
значительный уровень развития науки,
техники и производства, опыты с космическими
ракетами развиваются значительно
медленнее, чем в Советском Союзе. Более
глубокий анализ этого явления
позволяет сделать бесспорное заключение о том,
что здесь решающую роль играет
социалистическая организация производства и
науки в условиях общества, где нет
антагонистических взаимоотношений между
людьми.
Социалистическое ^планирование и объ-,
ективно обоснованное научное
предвидение, основанные на диалектико-материали-
стическом миропонимании, являются
неисчерпаемой движущей силой, значение
которой %становится тем очевидней, чем
сложнее и многообразнее задачи, решаемые
людьми. Космические полеты и
исследование Космоса являются такой трудной и
сложной проблемой, при решении которой
с особенной яркостью выступает
прогрессивная роль социализма. Именно это
обстоятельство приводит к тому, что прогрессивно
настроенные люди всего мира с неослабным
вниманием и волнением следят за успехами
СССР в области космонавтики.
Можно предполагать, что при
дальнейшем развитии изучения Космоса в эту
работу будут включаться и другие
страны мира. Опыт международного
сотрудничества в течение Первого международного
геофизического года показал, какой
плодотворной может быть совместная работа
ученых всех стран, когда их объединяют общие
прогрессивные идеи.
Космические полеты и изучение
Космоса являются областью деятельности, в
которой усилия ученых разных стран мира
могут быть особенно плодотворными и
необходимыми. Развитие космонавтики
показывает всю важность и необходимость
мирного сосуществования. Солидарность
ученых разных стран является одним из
моментов, укрепляющих мир во всем мире.
Это всецело соответствует той мирной
политике, которую проводит Центральный
Комитет КПСС и Советское правительство,
находящей, понимание и горячую поддержку
всего советского народа и трудящихся масс
всего земного шара.
Таким образом, развитие ракетной
космонавтики есть органическая часть борьбы
Советского Союза за укрепление мира во
всем мире, органическая часть борьбы за
светлое будущее всего человечества —
коммунизм.
III
До последнего времени изучение Космоса
велось только при помощи автоматической
аппаратуры, без того, чтобы направлять
в Космос человека. Полученный при этом
опыт учит, что возможности
автоматической аппаратуры далеко еще не исчерпаны.
Наоборот, они только начали намечаться и
будут, несомненно, стремительно нарастать
в ближайшие годы, делая возможным не
только глубокое изучение Космоса, но и
получение о нем непосредственного
впечатления при помощи телевидения и
соответствующей передачи звука.
В этом плане весьма существенно
рассмотреть перспективу космического
полета человека.
Дело в том, что перспектива космиче-

О ПРОНИКНОВЕНИИ ЧЕЛОВЕКА В КОСМОС
79
ского полета человека — это не только
проблема, касающаяся способа получения
научных данных о Космосе, не только
вопрос о том, как получить максимум
информации о явлениях, которые можно
наблюдать вне земной среды.
Проникновение человека в Космос —
это проблема общечеловеческого
масштаба, имеющая огромное политическое и
мировоззренческое значение.
Прежде всего нужно учесть, что идея
космического полета приобрела огромный
интерес среди широких кругов народа.
Известно, что в Советском Союзе имеется
огромное число людей, которые
настоятельно просят предоставить им возможность
участвовать в первых космических полетах.
Это не просто увлечение молодости или
случайная и быстро преходящая мода.
В этом проявляется благородное и
бескорыстное стремление к героизму, к
подвигу на пользу передовой науке, на
пользу будущим поколениям. В этом
чувствуется страстное искание великого дела,
выполняя которое можно отдать свою жизнь
для великой, бессмертной цели.
Конечно, мораль социалистического
общества, идущего к коммунизму, не может
принять и одобрить бессмысленной
бравады и эффектных поз, хотя бы и связанных
с великим делом. Социалистическая
мораль, этика прославляют героизм, когда
этот героизм приносит пользу всему
обществу, направлен на достижение
благородных, гуманных целей.
Рассмотрим реальные возможности и
перспективы полета человека в
космическое пространство.
Остановимся прежде всего на оценке
опасностей, грозящих человеку при
космическом полете. Эти опасности многократно
рассматривались и в специальной научной
литературе- и в популярных книгах и
статьях. Здесь нет необходимости давать
полный обзор вопроса, и можно остановиться
только на основном.
Прежде всего нужно отметить, что
человек, поднимающийся на космической
ракете и возвращающийся потом обратно на
Землю, испытывает, как известно,
определенные перегрузки, проявляющиеся в
кажущемся увеличении веса человека под
действием инерции прироста и уменьшения
скорости ракеты.
Эти перегрузки имеют такую же
природу, как и перегрузки, испытываемые
человеком при полете на самолете, при
быстрой езде на автомашине и т. д. Отличие
состоит в основном только в несколько
более длительном действии перегрузок. На
основании многочисленных материалов
можно считать, что возможные при
космическом полете перегрузки особой опасности
не представляют. Такой вывод
подкрепляется также известными опытами по
подъему в космическое пространство
различных животных.
Сложнее и серьезнее вопрос о состоянии
невесомости, наступающем после
перегрузок при разгоне ракеты и длящемся в
течение всего основного времени космического
полета. Длительное пребывание человека в
состоянии невесомости пока не
осуществлялось. Кратковременное снижение весомости
или даже ее полное исчезновение возможно
при полетах на самолетах, при затяжных
парашютных прыжках и даже в самых
обычных бытовых условиях при качании на
качелях. Можно на основе многих данных
считать, что состояние невесомости само по
себе нельзя считать особенно опасным. Если
бы все же такое состояние было сочтено
неудобным, то его легко можно устранить,
создавая в космическом корабле постоянно
действующие центробежные силы путем
вращения корабля около одной из его осей.
Этот вопрос достаточно давно разработан и
едва ли может считаться неясным.
Существеннее опасность, обусловленная
действием на организм человека мощного
излучения в космическом пространстве.
Это действие может быть снижено до
уровня, при котором непосредственного
поражения (лучевой болезни) не наступает.
Однако полностью исключить длительно
остающиеся следы облучения имеющимися
сегодня средствами пока, по-видимому,
невозможно.
В результате этого возникает
повышенная вероятность появления неполноценного
потомства и некоторые другие нарушения.
Такого рода опасность существенно
возрастает, если полет проходит через зоны
частиц высоких энергий,
концентрирующихся, как известно, около плоскости земного
экватора. Кроме того, значительную
опасность представляют собой потоки
проникающего излучения, возникающие внезапно
при мощных ядерных взрывах,
происходящих временами на поверхности Солнца.
Опасность в этом случае усугубляется тем,
что пока не существует способов
достоверного прогноза таких взрывов.
Из сказанного следует, что хотя явного
вреда для здоровья человека можно в
Космосе избежать и, по-видимому, полностью
исключить болезненные, патологические
ощущения, но некоторый вред для здоровья
все же может быть нанесен. Во всяком
случае, этот вред сейчас полностью исключить
нельзя. По-видимому, патологические
последствия при этом могут проявиться
скорее всего в последующих поколениях.
Возможно, что опасность при этом не выше,
чем та, которая имеется при некоторых
видах экспериментов в области ядерной
физики и даже при работе в обычных
рентгеновских кабинетах. Во всяком случае, дан-

80
Г. И. ПОКРОВСКИЙ
ные современной науки позволяют сделать
обоснованное предположение, что в
недалеком будущем будут разработаны
эффективные средства защиты человека от
проникающих излучений и сохранения здоровья
будущих космонавтов.
Совсем иного рода опасности связаны с
возможностью катастроф при старте, при
приземлении и при посадке на Луне или
других планетах. Эти опасности в
значительной мере определяются отработкой
техники, степенью ее надежности, способами
контроля, наличием предварительного
опыта. Тут трудно сказать что-либо
окончательное. По аналогии с авиацией можно
предположить, что уровень опасности здесь не
превышает опасности, характерной для
работы рядового летчика-испытателя.
Перейдем теперь к вопросу о том, что
необходимо для обеспечения существования
человека в Космосе. Здесь прежде всего
следует отметить, что человеку для
нормального существования нужен некоторый объем
для перемещения. При этом чем
длительнее должен пребывать в заданном объеме
человек, тем больше должен быть этот
объем. Во всяком случае, этот объем должен
быть существенно больше, чем объем
самого тела человека. В этом объеме должен
находиться воздух с определенным
содержанием влаги и различных газов. Избыток
углекислоты и других газов, выделяемых
человеком, должен поглощаться особым
устройством. Наоборот, кислород,
потребляемый человеком, должен так или иначе
возобновляться. Необходимо также
обеспечить в объеме, предназначенном для
пребывания людей, соответствующую
температуру. Кроме того, необходимо обеспечить
соответствующий запас пищи и питья,
санитарные устройства, освещение и многое
другое. Все сказанное приводит к выводу,
что основной трудностью, связанной с
космическим полетом человека, является
необходимость вынести в Космос частицу той
жизненной среды, в которой возник и
развился человек. Необходимо как бы вырвать
из земной биосферы некоторый ее объем,
обеспечить сохранение свойств биосферы в
этом объеме и перенести этот объем в
заданное место в Космосе.
Если вместе с человеком переносятся в
Космос все средства, необходимые для его
существования, то это требует от ракетном
техники неизмеримо большего напряжения,
чем в том случае, когда в Космос
направляется только совокупность приборов, с
которыми все равно должен был бы работать
человек, даже перенесенный в Космос, в
непосредственную близость к изучаемым
объектам.
Отсюда можно сделать вывод, что
необходимо выделить в современной ракетной
технике по меньшей мере два направления.
Одно из них заключается во всемерном
сокращении числа, веса и объема приборов,
оснащающих ракету, обеспечивающих
необходимые условия для путешествия
человека.
Другое направление — использование
достигаемой грузоподъемности ракет для
оснащения их наиболее совершенной и
многообразной аппаратурой, работающей
без человека и предназначенной для
научных целей, для космической навигации,
для телевидения, телеслышания и
телеосязания, для радиорелейной связи и т. д.
В настоящее время второе из
рассмотренных направлений имеет несомненное
преимущество, поскольку оно является уже
реализованной возможностью. Это
направление необходимо всячески развивать
дальше, чтобы обеспечить методику и технику
непосредственной исследовательской '
деятельности человека в Космосе. Дело состоит
в том, что человек, даже проникший в
Космос и высадившийся на тех или иных
небесных телах, не сможет обойтись без
сложного скафандра, отграничивающего кусочек
жизненной земной среды, сохраненной для
человека и защищенной от необычного и
поэтому, как правило, враждебного
человеку воздействия космической среды.
Следовательно, человек в скафандре, в кабине, в
контейнере всегда будет так или иначе
отграничен от нового мира, куда его
перенесет космический корабль. Поэтому человек
будет взаимодействовать не
непосредственно с космической средой, а через те или
иные передатчики. В области передачи
воздействий, вызывающих восприятия, мы
имеем чрезвычайно богатые и плодотворные
перспективы. Упоминавшееся здесь
телевидение и передача слуховых и осязательных
восприятий по радиорелейной связи
находятся на пороге их использования в
космической технике.
Всем известны также способы
управления различными приборами и
инструментами, применяемые в так называемых
горячих лабораториях, где ведутся различные
работы с радиоактивными веществами.
Известны, например, «механические
руки», воспроизводящие действия рук
человека на известном расстоянии внутри
рабочей камеры.
Нет никаких принципиальных
препятствий к тому, чтобы при помощи
телеуправления и радиорелейной связи обеспечить
такую работу «механических рук» на очень
больших расстояниях, хотя бы даже на
Луне. Контроль результатов работы может
быть осуществлен при помощи телевидения.
Трудность будет в таком случае состоять в
том, что радиоволны идут к Луне и обратно
в течение примерно 2,5 секунды. Поэтому
любое действие будет восприниматься
человеком так, как будто оно запаздывает на за-

О ПРОНИКНОВЕНИИ ЧЕЛОВЕКА В КОСМОС
8]
метный промежуток времени в 2,5
секунды. Это будет, несомненно, вызывать
некоторую неудовлетворенность и потребует
соответствующей тренировки оператора.
Можно представить себе, что описанным
способом можно было бы обеспечить
управление каким-либо вездеходом, движущимся
по поверхности Луны. Однако такая езда
могла бы осуществляться только очень
медленно и осторожно. При перенесении
такого метода управления вездеходом на
Марс или Венеру трудности возросли бы
чрезвычайно потому, что радиоволны в
этом случае шли бы уже несколько минут
туда и обратно и все действия человека
казались бы невероятно замедленными.
Впрочем, все эти детали ни в какой мере
не снижают принципиальных достоинств
и богатства возможностей космического
телеуправления.
Можно сказать, что в современных
условиях геометрические границы
ощущающего человека, веками казавшиеся
незыблемыми, стремительно изменяются и теряют
элементарный геометрический смысл.
В этом плане целесообразно рассмотреть
весьма интересную гносеологическую
проблему о природе и особенностях
эксперимента, проходящего без непосредственного
присутствия познающего субъекта. Наука
и практика эксперимента уже решили
вопрос о вынесении в космическое
пространство приемников, непосредственно
передающих нашему сознанию воздействия
внешнего мира. Таким образом, человек при
помощи создаваемой им техники выносит
границу своего ощущающего, чувственного
аппарата далеко за пределы среды, в которой
он находится.
Выдающиеся достижения отечественной
космонавтики знаменуют новый,
революционный этап в развитии современного
естествознания.
Советская наука, обязанная всеми
своими достижениями великим преимуществам
социалистической общественной системы,
успешно решает проблемы проникновения
человека в Космос, опираясь на творческую
диалектико-материалистическую
методологию.

Логическая модель как средство
научного исследования
À. А. ЗИНОВЬЕВ, И. И. РЕВЗИН
В советской научной литературе
гносеологическая сущность метода
моделирования, взятого в общем виде, раскрыта
с достаточной ясностью. В основе этого
метода лежит единство законов
природы и исторически сложившаяся
познавательная способность абстрагировать
сходное в различных объектах и устанавливать
их соответствие. Благодаря этому
создается возможность исследовать объекты
косвенным путем, а именно путем изучения
других объектов, аналогичных им в
некотором строго определенном отношении.
Общепризнано, что добытые с помощью
этого метода знания имеют характер
относительных истин в силу неполноты
аналогий объектов. Однако целый ряд частных
вопросов моделирования до сих пор не
получил сколько-нибудь обстоятельного
освещения. В особенности это касается
знаковых (формальных, логических,
математических) моделей, имеющих распространение в
физике, лингвистике, физиологии, генетике
и других науках. В этой статье мы кратко
рассмотрим некоторые из вопросов такого
рода, делая по ходу изложения замечания
об употребляемой терминологии и о
содержании основных понятий. Поскольку
знаковая или логическая модель есть частная
форма модели, мы предварительно
остановимся на ряде понятий, относящихся к
моделям вообще.
I
Не претендуя на логическую строгость,
определим прежде всего само понятие
модели. Это определение мы не
рассматриваем как окончательное, завершенное и
единственно возможное. Наоборот, оно вводится
для того, чтобы в общей форме
охарактеризовать одно из возможных направлений
исследования моделей, которое, как нам
представляется, соответствует
фактическому положению в практике
конструирования моделей. Сказанное относится и к ряду
других понятий, рассматриваемых в статье.
Пусть X есть некоторое множество
суждений, описывающих (фиксирующих)
соотношения элементов некоторых сложных
объектов А и В. Под элементами сложных
объектов имеются в виду различные
структурные компоненты или свойства, их
отношения и связи, последовательные этапы
процесса и т. п. Суждения X могут быть
суждениями о тождестве математических
уравнений, описывающих объекты Л и В,
о соответствии их элементов, о
коэффициентах их подобия и т. п. Пусть, далее, У
есть некоторое множество суждений,
получаемых путем изучения А и отличных от
суждений X. Эти суждения могут быть
результатом наблюдения А, фиксированием
результатов экспериментирования с ним или
продуктом умозаключений. Пусть, наконец,
Z есть «некоторое множество суждений,
относящихся к В и также отличных от X.
Если Z выводится из конъюнкции X и У
по правилам логики, то А есть модель для
объекта В, а В есть оригинал модели А.
Выше говорилось, что объекты А и В
берутся как сложные системы отношений и
связей или сложные процессы (например,
корабль с его водной средой, крыло
самолета в воздушном потоке, языковая
система, система рефлексов, тепловой процесс,
электрическое устройство). Это замечание
существенно: если объекты берутся как
нечто элементарное, моделирование
лишается практического смысла. Метод моделей
был* выработан именно с целью решения
сложных задач, когда исследование
оригиналов по тем или иным причинам
затруднено, практически невозможно, связано с
непозволительной затратой времени,
неэкономично и т. п. Наличие суждений X с
учетом сложности объектов означает, далее, что
об оригинале и о модели уже имеются
определенные сведения, имеется
первоначальное их описание (например, известно их
строение, известны функции различных
элементов, составлены уравнения,
характеризующие протекающие в них процессы).
Моделью объекта В, по определению,
является именно объект А, а не отражение
его в сознании ученого в форме чувствен-

ЛОГИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ КАК СРЕДСТВО НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ 83
ных образов, понятий и суждений. Это не
исключает того, что объект А сам может
быть системой знаков и суждений, в
частности математических формул, а означает
лишь то, что в общем определении не
накладывается никаких ограничений <на
конкретную природу модели, что в качестве
модели объекта рассматривается любой
другой имитирующий его объект, служащий
своего рода заместителем его в процессе
исследования.
В философской литературе встречается
понимание моделей как образов объектов в
философском смысле слова «образ» и даже
как наглядных образов (см., например,
В. А. III т о ф ф «О роли моделей в
квантовой механике». Журнал «Вопросы
философии» № 12, 1958). Такое понимание вряд
ли можно считать удачным. Не говоря уж
о том, что оно неоправданно сужает класс
моделей, оно дает повод к смешению общих
понятий гносеологии и понятий,
специфических для моделирования. Конечно, при
построении моделей и в рассуждениях о них
употребляются термины «соответствие»,
«отображение», «образ» и т. п. Однако
смысл их здесь отличен от смысла
соответствующих понятий гносеологии. Приведем
один пример, который достаточно
красноречиво показывает, насколько курьезным
было бы понимание модели как образа
изучаемого объекта в философском смысле
слова «образ». Для доказательства
непротиворечивости гиперболической геометрии
Ф. Клейн использовал ее эвклидову модель.
При этом было установлено соответствие
эвклидовой и неэвклидовой аксиомы о
параллельных. Совершенно очевидно, что
одна из этих аксиом не соответствует
другой в философском смысле и не есть ее
образ, поскольку одна из них не есть
суждение о другой, а по содержанию они
исключают друг друга. Модель (в нашем
понимании) есть лишь средство получения
знаний (образов в философском смысле) об
объектах, но еще не сами эти знания. С
помощью модели можно развить теорию
некоторой области объектов, но сама модель
еще не есть теория, если даже она и
представляет собою математическое построение.
Модель наглядна в том смысле, что она
воспринимается как особый объект, в
частности воспринимаются и знаки в
математических выражениях, но она не есть
наглядный аналог объекта в философском
смысле этого слова.
Общеизвестно, что изучение модели
только в том случае дает возможность вывести
знания об оригинале, если между
оригиналом и моделью имеет место аналогия в
каком-то точно учитываемом и
существенном для целей исследования оригинала
отношении, что достигается специальным
подбором и конструированием модели.
Однако не всякая аналогия означает
моделирование. В процессе научного творчества
исследователям приходится пользоваться
аналогиями (например, проводить аналогию
тепловых процессов с электрическими,
изображать атом в виде планетарной системы,
представлять спин в виде волчка) для
самых разнообразных познавательных целей.
Но лишь в том случае, если на базе
установления аналогии различных объектов
один из них подвергается исследованию как
имитация другого и если получаемые при
этом знания об одном служат необходимыми
посылками вывода о другом, мы имеем дело
с моделированием. Так, мы будем иметь
дело с моделью атома лишь в том случае, если
его аналогия с планетарной системой
позволит развить математическое построение,
интерпретируемое как теоретическое
описание самого атома. Так что не всякое
употребление слова «модель»
расценивается с точки зрения принятого определения
как рассуждение о методе моделей.
II
В определении модели было указано, что
из суждений X и У должны выводиться
суждения Z, но не было определено,
какими должны быть суждения X, то есть какое
отношение должно быть установлено между
элементами оригинала и модели, чтобы этот
вывод стал возможен. Ставшие
традиционными в таких случаях ссылки на то, что
дополнительные ограничения на аналогию
делают ее доказательною (см., например,
А. И. У ем о в «Индукция и аналогия».
Иваново. 1956), не разъясняют, на наш
взгляд, существа дела. Это не означает, что
аналогия здесь ни при чем: аналогия
служит базой для конструирования моделей.
Просто ссылки на аналогию не
характеризуют сам логический переход от знаний
модели к знаниям оригинала. Ответ на вопрос
дается анализом понятий соответствия и
интерпретации. В данной статье не
представляется возможным дать сколько-нибудь
детальный и строгий анализ этих понятий
(тем более что понятие соответствия в
логике и математике принимается обычно
без определения, не определяется в
системе других, более фундаментальных с этой
точки зрения понятий). Ограничимся
пояснениями, достаточными для целей статьи.
Возьмем тривиальный пример. Входя в
зрительный зал кинотеатра, посетитель по
билету находит определенное место. Между
билетом (допустим, А) и местом в зале
(допустим, В) существует особого рода связь:
если из множества билетов на данный сеанс
посетителю достался билет А и если ему
приходится выбирать одно место из
множества всех мест в зале, то он выбирает
именно В. Чтобы осуществить это,
посетитель должен как-то отразить в сознании

84
А. А. ЗИНОВЬЕВ, И. И. РЕВЗИН
(в частности, воспринять зрительно) А и В
и на основе знания их некоторых свойств
(в данном случае совпадения цифр на
билете и номеров ряда и кресла) осуществить
Еыбор. Аналогичные связи устанавливаются
и в научном исследовании. Например,
различные состояния термодинамической
системы сопоставляются с определенными
точками диаграммы, а процесс перехода из
одного состояния системы в другое — с
линиями, соединяющими эти точки так, что,
выбрав (указав, назвав, выделив каким-то
образом) некоторую точку А на диаграмме
и имея задачей из ряда состояний системы
выбрать какое-то одно, исследователь
выбирает именно состояние В. И так для всех
точек и линий диаграммы.
Отвлекаясь от особенных свойств
различных случаев установления соответствий и
особенностей участвующих в этих связях
объектов и выделяя в абстракции только
то, что выбор одних объектов заставляет в
заданных условиях осуществлять выбор
других, мы и абстрагируем связи
соответствия в самом общем виде. Это абстракция
в том смысле, что связи соответствия не
существуют изолированно от других. Одно
то, что эти связи устанавливаются
человеком для определенных целей и в
определенных условиях, говорит о них как о стороне
более сложного комплекса связей, в том
числе причинных.
Для установления связей соответствия
объектов необходимо, таким образом,
отражение их в сознании человека,
устанавливающего соответствие. Так что если уж
ставить вопрос о соблюдении принципов
философской теории отражения, то это
следует усматривать в отношении объектов к
человеческому сознанию, а не в отношении
между объектами, которое хотя и было
установлено с участием человека, однако
может быть рассмотрено и само по себе.
Таким образом, объект В соответствует
объекту А, если выполняется следующее:
если мы выбрали объект А из некоторого
данного множества объектов и если затем,
вынужденные выбрать некоторый объект
из другого данного множества объектов, мы
выбираем именно объект В. Это общий
случай соответствия. Приведем примеры более
частных его видов: А соответствует В, но В
не соответствует А (одностороннее
соответствие); А соответствует В и В
соответствует А (соответствие взаимное); А
соответствует один и только один В (однозначное
соответствие); соответствие А и В взаимно
и однозначно в обе стороны
(взаимно-однозначное или одно-однозначное
соответствие); любой (только один, по крайней мере
один и т. д.) из объектов А, В, С, ...
соответствует объекту V, любому из А, В, С, D...
соответствует объект V (неоднозначные
соответствия) и т. п. Если объекты сами
суть сложные системы объектов, то есть
суть множества объектов, упорядоченные
различного рода отношениями и связями, и
соответствие их устанавливается с учетом
и сохранением этой упорядоченности, то
мы будем иметь сложные формы
соответствия, характеризуемые понятиями подобия,
изоморфизма, гомоморфизма и т. д.
Например, модель корабля сохраняет пропорции
и расположение частей самого корабля;
элементы гидравлической модели и их
отношения находятся в соответствии с
элементами теплового процесса и их
отношениями так, что описывающие их
уравнения оказываются тождественными с чисто
математической точки зрения (и в этих
рамках можно говорить об изоморфизме
модели и оригинала).
Одни из объектов, находящихся в
соответствии, часто называют образами других
и говорят об отображении одних множеств
на другие, в другие и т. д. Но даже
сказанного выше достаточно, чтобы увидеть,
что здесь речь идет о связях соответствия
объектов, а не об отношении их к
сознанию человека.
Соответствие устанавливается с
определенными целями. В применении к моделям
цель установления соответствия
заключается в том, чтобы обеспечить возможность
вывода знаний об оригинале путем
изучения имитирующей его модели. Здесь мы
подошли к вопросу об интерпретации
знаний, полученных при изучении модели, и
об оценке правил этой интерпретации как
особой формы соответствия объектов.
Возьмем простой пример. При решении
некоторой тепловой задачи (требуется, допустим,
выяснить количество тепла, проходящего
через стержень А за единицу времени)
используется электрическая цепь как
модель. Исследование последней дает,
допустим, следующее знание: «Количество
электричества, проходящего через участок
В цепи, равно п кулонов в 1 сек.».
Интерпретировать это знание как знание об А —
значит заменить в нем выражения
«электричество», «участок В цепи» и «кулон»
соответственно на выражения «тепло»,
«стержень А» и «калория». В итоге мы
получим знание: «Количество тепла,
проходящего через стержень А, равно п калорий
в 1 сек.».
Аналогичная подстановка
осуществляется и при пересчете показателей модели на
оригинал с учетом коэффициентов подобия.
Здесь правила перехода от знаний модели
к знаниям оригинала задаются в форме
равенств, тогда как в первом примере их
можно сформулировать в форме правил
замены выражений (подстановки), что по
существу есть лишь другая форма той же
операции. Правила интерпретации, таким
образом, подобны правилам перехода с од-

ЛОГИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ КАК СРЕДСТВО НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
85
ного языка (с языка модели) на другой
(язык оригинала). С логической точки
зрения они суть аксиомы, во всяком случае,
часть из них принимается аксиоматически.
И лишь благодаря этому выводы об
оригинале доказательны, что никак не отрицает
приближенного или одностороннего
характера этих выводов по отношению к
оригиналу.
Таким образом, надо разграничивать
доказательность полученных методом моделей
знаний с логической точки зрения и
условия их более точного и полного совпадения
с объектом. На второй вопрос ответ может
быть дан путем исследования условий
повышения познавательной ценности
аналогии, тогда как первый вопрос есть вопрос
о логической природе суждений,
описывающих соответствие модели и оригинала, о
логической природе правил перевода знаний
с языка модели на язык оригинала.
Ill
Модели можно разделить на две группы,
различие которых вполне очевидно. К
первой группе относятся модели,
представляющие собою объекты (пропорционально
уменьшенная плотина, электронное
устройство, система сообщающихся сосудов и
т. п.), именно физические свойства которых
позволяют использовать их в качестве
моделей. Например, гидравлический
интегратор лишь постольку может служить моделью
для некоторых тепловых процессов,
поскольку протекающие в нем процессы
описываются уравнениями, характеризующими
их физическую природу. Среди моделей
этого рода различают: 1) модели, сходные
с оригиналом по физической природе и
геометрической форме и отличающиеся от
него размерами, скоростью процессов и
другими точно учитываемыми
свойствами, и 2) модели, отличающиеся от
оригинала по физической природе или по
геометрической форме и сходные с ним в том,
что описываются теми же математическими
уравнениями. Первые из них называют
физическими, а вторые — математическими
моделями (А. Н. Колмогоров
«Моделирование» и Л. И. Гутенмахер
«Моделирование математическое», БСЭ, т. 28,
1954).
Модели этой группы достаточно ясно
и с множеством примеров описаны в
популярной литературе (см., например,
А. Д. Смирнов «Современные
математические машины», М., 1959; Т. Айволл
«Электронные математические машины»,
перевод с английского. М., 1959). Добавим
к их характеристике лишь следующее.
Возможны случаи (в теоретической физике это
является обычным делом), когда модель
такого рода является воображаемым объектом,
то есть имеющихся у исследователя
представлений и знаний достаточно, чтобы
развить некоторую систему суждений (в
частности, математическое построение),
каковую можно рассматривать как описание
предполагаемой модели.
Ко второй группе относятся модели,
конструируемые из знаков. Такого рода модели
называют формальными или
математическими (см., например, «Тезисы совещания
по математической лингвистике». Л., 1959,
стр. 43—46). Хотя знаки и являются
воспринимаемыми объектами и, следовательно,
обладают физическими свойствами, однако
их физическая природа не играет в таких
моделях существенной роли. В них важны
чисто логические и математические
(описываемые в понятиях логики и математики)
свойства, не определяемые тем фактом, что
знаки суть линии на бумаге, звуки и т. п.
Строятся эти модели как логические и
математические исчисления.
Таким образом, следует четко различать
математические построения как описания
некоторых моделей и знаковые построения
как модели, которые сами могут быть
описаны в некоторой системе суждений. Как
видим, термин «математическая модель»
неоднозначен. Нам представляется
целесообразным называть модели второй группы
логическими, так как это название более
соответствует их сущности.
В науке применение логических моделей
известно давно. Прекрасным примером
этого может служить применение
геометрического метода Гиббсом в термодинамике,
исследование геометрических образов как
моделей термодинамических систем (см. А. Б.
Млодзеевский «Геометрическая
термодинамика». М., 1956). Однако
философское рассмотрение их не выходило за рамки
оценки роли математических методов в
науке вообще и роли аналогии в научном
творчестве. В последние годы философский
интерес к ним как к особым средствам науки
заметно повысился. Среди причин,
обусловивших это, можно назвать следующие.
Во-первых, интенсивная математизация
различных областей опытных наук в
качестве одного из важнейших элементов
включает в себя построение логических
моделей объектов, так что интерес к
познавательным их свойствам вполне оправдан.
Во-вторых, обострение философской борьбы
вокруг основных вопросов физики
затронуло более тонкие и частные стороны
методологии науки, чем это было до сих пор,
в частности специфические
гносеологические проблемы, связанные с построением
и использованием такого рода моделей.
Наконец, разработка учения логики о
формальных системах и формализации теорий
в известной своей части непосредственно
перерастает в обобщенное исследование
логических моделей.

86
А. А. ЗИНОВЬЕВ, И. И. РЕВЗИН
В логический и математической
литературе употребление термина «модель», надо
сказать, не всегда совпадает с принятым
в данной статье. Под моделью понимается
интерпретация формальной системы, ин%
терпретация дедуктивных теорий, всякая
система объектов, изоморфная данной
дедуктивной теории или удовлетворяющая ее
аксиомам (имеются и другие определения).
В качестве модели алгебры логики,
например, рассматриваются релейно-контактные
схемы (работы Шестакова, Гаврилова,
Поварова и др.). Такое словоупотребление
навеяно тем, что в логике и математике
сами дедуктивные построения подвергаются
исследованию. И в этом случае теория —
модель используется как средство
исследования теории — оригинала, что
соответствует принятому в статье пониманию (см.,
например, С. К. К лини «Введение в
метаматематику», перевод с английского. ML,
1957, § 14). Но поскольку моделированием
стали называть применение
логико-математических исчислений, приведение
иллюстраций и т. п., терминология утратила
однозначность. Надо думать, что здесь может
быть достигнута договоренность. Но если
модель расценивается как средство иеследо-.
вания объектов, то дедуктивные построения
имеет смысл рассматривать именно как
модели, поскольку интерпретация их дает
теоретическое описание этих объектов. С
этой точки зрения, например, алгебра
логики используется как модель при решении
технических задач, но не наоборот.
Впрочем, дискуссия здесь не имеет
принципиального значения.
Логические модели обладают рядом
особенностей сравнительно с моделями первой
группы. Прежде чем указать некоторые из
них в общей форме, обратимся к
конкретным примерам моделей в лингвистике. То,
что наш выбор остановился на лингвистике,
обусловлено следующими соображениями:
1) применение математических методов
здесь дело сравнительно новое и
малоизвестное, так что рассмотрение его само по
себе представляет интерес; 2) применение
моделей в лингвистике представлено
довольно широко и осуществляется с учетом
логико-математических идеалов, поэтому
здесь открываются возможности для
сравнительно многостороннего их охвата.
IV
Логические модели в лингвистике
появились в связи с потребностями практики
(машинный перевод, информационные
машины, передача информации по каналам
связи), когда возникла необходимость
пристального изучения формальных свойств
языков. С другой стороны, в самом
языкознании созрели предпосылки для
построения логических моделей в связи с
возникновением так называемой структурной
лингвистики (см. С. К. Шаумян «О
сущности структурной лингвистики»,
«Вопросы языкознания» № 5, 1956). Одним из
основных положений структурной
лингвистики является положение, выдвинутое де
Соссюром («Курс общей лингвистики»
(русский перевод). М., 1933, стр. 37—39),
о необходимости различать речь (parole) как
материальную последовательность сигналов
и язык (langue) как абстрактную систему
правил, систему соответствий между
обозначаемыми и обозначающими (сравни
различение между сообщением и кодом в
современной теории информации). При
исследовании языка точными методами и, в
частности, при моделировании лингвист или
логик, исследующий определенную
знаковую систему, может идти двумя путями:
1) он может идти от фактов речи как
исходного материала и воссоздавать по
данным речи систему языка и 2) он может
исходить из некоторой системы правил, из
некоторой грамматики и наблюдать, какие
последовательности сигналов порождаются
этими правилами.
Точные методы анализа фактов речи как
единственной объективной данности, с
которой имеет дело исследователь,
разработаны в так называемой структурной,
дескриптивной лингвистике (некоторое
представление об этом направлении дает переведенная
на русский язык книга Г. Глисона
«Введение в дескриптивную лингвистику».
М. 1959). Ученые этого направления
осознали, как много опасностей таит в себе
подход к языку с точки зрения значения,
где открыт простор для всяких
субъективных построений типа тех, которые создает
интроспекция в психологии. Задача
дескриптивной лингвистики состоит в том,
чтобы а) факты речи (слова, фразы)
описывались, исходя из формальных
особенностей, обнаруживаемых в ходе анализа, и
б) методы анализа языка обладали высокой
степенью общности, то есть были
применимы к как можно большему числу языков.
Наиболее общим формальным моментом,
который может быть использован при
анализе фактов любых языков, является анализ
распределения (distribution), то есть тех
окружений, тех речевых контекстов, в
которых выступает данный элемент, будь то
звук, морфема или слово. Как показано в
дескриптивной лингвистике, самое
определение этих элементов путем указания
способа выделения их в потоке речи
(«сегментация», вообще говоря, непрерывных
речевых последовательностей) также может
быть достигнуто путем анализа
распределения (см. Z. Harris «Methods in
structural linguistics». Chicago. 1951,
pp. 25—27, 156—195). В связи с этим
возникает понятие класса эквисалентных

ЛОГИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ КАК СРЕДСТВО НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
87
элементов или груш? элементов, а именно
элементов, встречающихся в более или
менее одинаковом окружении.
В терминах дистрибутивного анализа
могут быть описаны основные понятия
фонологии, морфологии и синтаксиса
отдельных языков. Однако, пытаясь найти
приемы, которые могли бы отразить всю
противоречивость и все многообразие фактов
реальной речи, дескриптивная лингвистика
построила слишком громоздкий, не всегда
свободный от противоречий аппарат, в-
котором многочисленные детали за-слоняют
основные идеи.
Поэтому при теоретическом обосновании
проблем машинного перевода возникла
необходимость в создании модели,
отражающей лишь основную идею анализа
распределения. Такая модель и была предложена
0. С. Кулагиной (см. ее статью «Об
одном способе определения грамматических
понятий на базе теории мноясеств» в
сборнике «Проблемы кибернетики», вып. I. M.
1958, стр. 203—214). Модель строится
строго дедуктивно. Четко определяется круг
исходных, заданных извне понятий, и все
остальные определения даются в этих
терминах, а любые утверждения об объектах
модели доказываются в виде теорем.
Считается заданным некоторое множество
элементов, задано также некоторое разбиение
этого множества на «окрестности» (при
содержательной интерпретации разбиение
на «окрестности» связано с семантикой
слов, но в самой модели это разбиение
просто рассматривается как заданное извне).
Любая последовательность A==XiX2...
доказывается фразой. Часть фраз считается
отмеченной (критерий отмеченности лежит вне
модели, при содержательной интерпретации
это могут быть «осмысленные», или
«истинные», или «правильно построенные», или
«фактически встречающиеся в данном
языке» фразы). Два элемента х и у считаются
эквивалентными, если для любых (в том
числе и пустых) фраз А, В, С, D из
отмеченности АхВ следует отмеченность АуВ
и из отмеченности Суд следует
отмеченность CxD. (В концепции 0. С. Кулагиной
все рассуждения ведутся не для отдельных
элементов, а для классов элементов при
разных разбиениях, но для нас это
несущественно.) Класс элементов,
эквивалентных в смысле предыдущего определения,
называется семейством.
В дальнейшем система развивается в
двух направлениях. С одной стороны,
рассматриваются взаимоотношения между
семейством и окрестностью данного
элемента х. По^ этому критерию выделяется
специальный тип языков, а именно так
называемые простые языки, в которых эти
взаимоотношения отличаются определенной
симметричностью. (Кстати, русский язык
не является простым, тем не менее
изучение данной модели помогает лучше
выяснить некоторые особенности этого языка.)
Развитие модели в этом направлении
помогает получить-аналог грамматического
понятия части речи (см. В. А. Успенский
«К определению части речи в теоретико-
множественной системе языка».
«Бюллетень объединения по проблемам машинного
перевода» № 5, М., 1957, стр. 22—26).
С другой стороны, рассматривается
группа элементов, встречающаяся в точно тех
же окружениях, что и некоторый элемент.
Такая группа элементов называется
конфигурацией (это аналог понятия «'синтагмы»,
играющего важную роль в лингвистике).
Заменяя в данной фразе конфигурации
отдельными элементами, мы приходим к
некоторой фразе (или последовательности
классов, если заменить элементы
соответствующими классами), которая уже не
может быть далее сокращена и которую
можно назвать базисом данной фразы. Можно
показать, что при некоторых вполне
оправдываемых условиях базис любой фразы
состоит ровно из двух элементов. (При
интерпретации базис соответствует паре:
подлежащее и сказуемое.)
Все определения данной модели имеют,
разумеется, смысл только в рамках этой
модели и применительно к ней, а не к
соответствующим понятиям в реальном
языке («слово», «синтагма», «предложение»)."
Но это, как мы увидим, свойственно всем
моделям. Особенность данной модели
состоит в том, что цель ее не в конкретном
анализе некоторой совокупности фраз, а в
выяснении основных понятий, поэтому она
носит неконструктивный характер. В ней,
в частности, допускается к рассмотрению
бесконечное множество фраз (что целиком
соответствует открытому характеру
реальных языков) и вследствие этого
существенную роль играет абстракция актуальной
бесконечности. Однако выяснение понятий
в терминах подобных моделей необходимо.
Как мы увидим, многие конструктивные
модели построены на теоретических
положениях, полученных в.данной модели.
Кроме того, можно придать данной модели
вполне конструктивный характер,
рассматривая конечное множество фраз или
видоизменяя некоторые понятия. В частности,
важные результаты можно получить,
комбинируя теоретико-множественные и
статистические методы. Интересным примером
подобной модели является модель, недавно
построенная Н. Д. Андреевым (см. его
статью «Моделирование языка на базе его
статистической и теоретико-множественной
структуры». «Тезисы совещания по
математической лингвистике». Л., стр. 15—22).
Модель 0. С. Кулагиной, как и любая
модель, носит односторонний характер. Она

88
А. А. ЗИНОВЬЕВ, И. И. РЕВЗИН
использует лишь некоторые черты
дескриптивной лингвистики, причем требует
соблюдения некоторых положений, не
выполнимых при анализе реального языка,
например, анализа всех возможных
окружений данного слова или словосочетания (в
дескриптивной лингвистике требуется лишь
более или менее одинаковое окружение).
Зато понятия этой модели отличаются
строгостью и простотой. Ясно, что для
приближения к реальному языку нужно строить
целый ряд моделей, причем по
возможности так, чтобы одна модель вкладывалась
в другую. В модели О. С. Кулагиной
рассматривается только разбиение на
непересекающиеся классы, между тем как реальные
грамматические категории суть множества,
вообще говоря, пересекающиеся. Р. Л. Доб-
рушин («Элементарная грамматическая
категория», «Бюллетень объединения по
проблемам машинного перевода» № 5, М.,
1957, стр. 20—21) показал, что может
быть построена модель, не использующая
других исходных понятий, чем те, которые
фигурируют в концепции 0. С. Кулагиной,
и учитывающая эту особенность реальных
языков. В свою очередь, 0. С. Кулагина
недавно обнаружила, что основные
определения и утверждения ее модели
действительны и для случая, рассматриваемого Р. Л.
Добрушиным.
Другая особенность модели — ее общий
характер. Ее интерпретация может быть
различной в зависимости от того, что брать
в качестве исходных, заданных элементов.
Если в качестве исходных элементов взять
звуки речи, а в качестве отмеченных
фраз — последовательности звуков,
которые могут идентифицироваться слушающим
как значимые, то есть как слова данного
языка, то наша модель поможет нам
получить понятие класса звуков с
определенной функциональной нагрузкой, близкое к
понятию фонемы. Таким образом,
различные интерпретации модели позволяют
наглядно продемонстрировать изоморфизм,
имеющийся между рядом фонологических и
грамматических явлений.
В свою очередь, модели, построенные в
области фонологии, могут быть применены
для анализа морфологии и семантики.
Основная модель, рассматриваемая
фонологией, сводится в содержательном
истолковании к следующему. Каждый звук
представлен как п-ка признаков.
Рассматриваются различные позиции п-ки в слове.
Если данный признак а в данной позиции
связан с наличием или отсутствием
некоторого другого признака ß в соседней п-ке,
то данная позиция называется позицией
нейтрализации этого признака. Если для
некоторого признака все позиции
являются позициями нейтрализации, то данный
признак называется нерелевантным.
Совокупность релевантных признаков
называется фонемой. Если только некоторые
позиции являются позициями нейтрализации,
то две фонемы, различающиеся лишь по
некоторому связанному в данной позиции
признаку, объединяются в один класс,
называемый архифонемой. В. В. Иванов
показал, что подобная модель имеет большое
значение для исследования морфологии и
лексики, в последней в качестве
элементарных признаков рассматриваются единицы
значения — «семы», так что каждое слово
предстает в виде п-ки отдельных «сем».
(В. В. И в а н о в «Понятие нейтрализации в
морфологии и лексике». «Бюллетень
объединения по проблемам машинного
перевода» Л? 5, М., 1957, стр. 55—57.)
До сих пор мы рассматривали модели,
построенные по принципу: от некоторой
совокупности фраз к системе правил.
Перейдем теперь к рассмотрению моделей
обратного процесса: от системы правил
к порождению некоторого множества фраз.
Наиболее простая модель этого типа
состоит в следующем (см. N. Chomsky
«Syntactic structures». 1957). Пусть у нас
имеется некоторое механическое
устройство, которое может принимать конечное
число состояний: Si, S2, ...Sn. Одно из
них является начальным, другое —
конечным. Пусть переход из Si в S « (где i
может быть равно к) сопровождается
выдачей некоторого слова. Цепочку слов,
полученную в результате этих операций,
назовем фразой. Каждый набор фраз,
произведенный некоторым устройством
описанного вида, назовем языком с конечным
числом состояний. Если при этом имеется
определенная вероятность Pik для каждого
перехода S -^S к, то мы будем иметь дело
с марковской моделью, широко
используемой в кибернетике (см. У. Росс Эшби
«Введение в кибернетику», перевод с
английского, М., 1959, стр. 320). Но мы будем
рассматривать для простоты лишь
множественную, а не вероятностную модель. Эта
модель имеет достоинства простоты и
общности, но можно показать, что она
не подходит для анализа целого класса
языков. В частности, если мы введем
некоторый формальный аналог того, что
называется рамочной конструкцией (ср.
«если..., то»), то, как показал Хомский,
язык, содержащий хотя бы одну фразу
с рамкой, не является языком с конечным
числом состояний,
Этот недостаток описанной модели
объясняется отчасти бедностью исходной
системы символов. Введя некоторые мета-
обозначения для классов слов (например,
заимствовав их из модели 0. С.
Кулагиной), можно построить гораздо более
сильный порождающий процесс. Его можно
описать следующим образом:

ЛОГИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ КАК СРЕДСТВО НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
89
Грамматика задается некоторой
совокупностью базисных структур Zi, Z2, ..., Z 1 и
некоторым набором правил вывода F,
которые имеют вид: Xi->yi,..., Хм->Уп,
причем в каждой операции только один
символ левой части заменяется некоторыми
символами правой части. Если в
результате применения ряда операций F
получается цепочка символов а\й2... ат, не
содержащая никаких метаобоэначений, то мы
называем ее фразой, выводимой в данной
системе. Каждая грамматика определяет
некоторую совокупность фраз, каковую
Хомский назвал терминативным (terminal)
языком.
Хомский доказал замечательную
теорему, гласящую, что каждый язык с
конечным числом состояний есть язык терми-
нативный, в то время как обратное
неверно, то есть не всякий терминативный язык
есть язык с конечным числом состояний
(см. N. Chomsky «Three models for the
Description of Language». IRE «Transactions
on information theory», vol. IT — 2, № 3,
Sept. 1956, pp. 118—119).
Оказывается, однако, что и вторая
модель порождения не отражает многих
существенных свойств реальных языков.
Вряд ли разумно считать, что, например,
фраза «Дом построен плотником» получена
из фразы «Дом построен» путем ее
распространения. Между тем только таким путем
данная фраза может быть порождена в
нашей модели.
Интуитивно можно сказать, что фраза
«Дом построен плотником» получена из
фразы «Плотник построил дом». Однако
требование замены только одного элемента
не дает возможности произвести эту фразу
в условиях второй модели. Кроме того, мы
до сих пор совершенно не пользовались
тем, что ряд слов с разными
синтаксическими свойствами (например, «плотник»
и «плотником») объединяется в один класс
с точки зрения семантической (в модели
О. С. Кулагиной — это «окрестно-сть»).
В связи с этим Хомский строит новую
модель, которая содержит в себе
предыдущую в виде частного случая.
Допускается, что наряду с определенным
количеством фраз, полученных по правилам
второй модели (их можно назвать ядром
языка), имеется еще некоторое множество
фраз, полученных из фраз ядра путем
применения трансформаций, а именно:
некоторая цепочка символов Х\ А'г... Хп
заменяется цепочкой символов Yi Уг.-.Упг где
для каждого символа У указывается, как
он связан с окрестностью Хц (связь может
быть, разумеется, нулевой).
Теория трансформаций имеет большое
значение для лингвистики. Если
предыдущая модель была основана на идее
грамматической инвариантности
(взаимозаменяемыми были группы слов с одинаковой
грамматической ролью), то в теории
трансформаций впервые в формальных
терминах излагается вопрос о семантических
инвариантах: две фразы имеют одно
значение, если одна из них путем регулярных
преобразований трансформируется в
другую.
Кроме того, как указал Бар-Хиллел,
теория трансформаций решает трудный
для лингвистики вопрос о так называемых
промежуточных категориях типа
причастий, инфинитивов или отглагольных
существительных. Было бы, однако, неверно
считать, что трансформационная модель
может полностью описать структуру
некоторого языка (см. J. Ва г-Н il lei «Decision
Procedures in natural languages». «Logique
et analyse», N. S. 2-е Année, № 5. Janvier
1959). Попытки некоторых лингвистов
найти в рамках этой модели средства для
решения разных конкретных проблем
языка, например, идиоматики (см. Fred W.
(Householder «On Linguistic Primes».
«Word» Vol. 15. № 2. 1959), следует
объяснить только непониманием того, что
такое модель и что от нее можно и чего
нельзя требовать.
В лингвистике, как и во всякой другой
теоретической науке, всегда будет
необходимость в двух разных методиках: одна
должна служить описанию конкретного
языкового материала во всей его
сложности и противоречивости, другая —
построению абстрактных моделей, помогающих
осмыслить структуру материала, выявить
наиболее важное, наиболее существенное.
Эти модели должны быть
непротиворечивыми и уже в силу этого односторонними;
они должны быть достаточно простыми и
абстрактными.
В наиболее развитой области изучения
языка, а именно в области исследования
звуковой формы языка этот факт привел
к созданию двух разных научных
дисциплин, а именно фонетики и фонологии.
Фонетика — практическая дисциплина, она
отправляется от многообразия конкретных
проявлений звуков речи. Фонология в том
виде, как она создана Н. С. Трубецким
(см. статьи С. К. Шаумяна «Проблема
фонемы» и «О некоторых вопросах
фонологии». «Известия АН СССР». Отделение
литературы и языка. 1952, вып. 4, и 1953,
выи. 6),— это абстрактная теоретическая
дисциплина. Явно или неявно опираясь на
опыт, она берет некоторые исходные
положения и старается построить систему,
извлекая логические следствия из взятых
посылок.
В сравнительно-историческом
языкознании также все яснее осознается
необходимость «установить абстрактную модель,
выступающую в качестве инварианта при

90
А. А. ЗИНОВЬЕВ, И. И. РЕВЗИН
преобразованиях» (В. В. Иванов
«Теория отношений между языковыми
системами и основания
сравнительно-исторического языкознания». «Тезисы совещания по
математической лингвистике», Л., 1959,
стр. 9). Возможно, что типология языков
выделится именно в качестве науки,
строящей абстрактные модели соответствий
между языками.
Подведем итог. Мы рассмотрели целый
ряд лингвистических моделей. Их можно
классифицировать по разным принципам:
а) по характеру исходных объектов.
Возможны модели, исходящие из некоторого
множества фраз (модели анализа), и
модели, порождающие некоторое множество
фраз (модели синтеза);
б) по возможности алгоритмизации.
Здесь возможны конструктивные и
неконструктивные модели. Важность
неконструктивных моделей в том, что они
помогают выяснить понятия, необходимые для
построения конструктивных моделей. Обе
классификации связаны по следующему
принципу: каждая модель порождения
есть модель конструктивная, но обратное
неверно, не всякая конструктивная
модель есть модель порождения некоторого
множества фраз;
в) по применяемому аппарату. Здесь
возможны множественные и
статистические модели, причем любая статистическая
модель основана на определенной
множественной .модели.
V
Как было показано выше, логические
модели различаются по способу их
построения, по типу решаемых с их помощью
задач и т. д. Однако независимо от этих
различий они имеют ряд особенностей
сравнительно с моделями первой группы.
Отметим некоторые из них, легко
обнаруживаемые на базе анализа приведенных
примеров.
В силу особенностей материала (а это
суть знаки), из которого конструируются
логические модели, описание модели и сама
модель неотделимы друг от друга. Возьмем,
например, такой фрагмент некоторого
описания модели: «Пусть а, в, с,... суть
элементы некоторого множества, a R есть
их отношение. Свойство R определяется
аксиомой: если aRe и eRc, то айс». Если
исключить все, что говорится о знаках
я, в, с, ...й, то получим просто набор
знаков, лишенных оперативного смысла. Дело
в том, что отношения и связи знаков, а
также правила оперирования ими могут
быть установлены и заданы лишь
посредством некоторой системы суждений в силу
самой природы знаков.
Разумеется, под описанием модели выше
имелось в виду описание ее структурных
элементов, их отношений, задание правил
оперирования ими и т. д., а отнюдь
не вообще любые рассуждения о модели.
В частности, доказательство
непротиворечивости системы аксиом формальной
системы, используемой как модель, есть
рассуждение о ней как о модели. Но это мы
здесь не включаем в ее описание, как
не включаем в описание моделей первой
группы рассуждения о их прочности,
размерах и т. п.,— все это предполагается
данным (в частности, логическое
совершенство модели есть непременное условие
ее функционирования).
Следствием рассмотренного выше
обстоятельства является то, что интерпретация
знаний, полученных при оперировании
логической моделью (например, выводов из
аксиом), выступает как интерпретация
знаков и последовательностей знаков самой
модели. Так, в каком бы предложении ни
фигурировала последовательность знаков
aRe из приведенного выше фрагмента,
интерпретация этих предложений включает
в себя подстановку на место а, в и R
терминов (знаков вообще), относящихся
к конкретной предметной области.
Если для получения новых знаний на
моделях первой группы требуется
наблюдение и фиксирование результатов
экспериментирования с ними (во всяком случае,
эти новые знания не выводимы из
первоначального описания модели), то в
логических моделях эти новые знания выводятся
по правилам логики из первоначального
описания модели. Последнее состоит из
перечня употребляемых знаков, принятых
относительно их определений и правил
оперирования с ними (в частности, из
некоторой системы аксиом). Если выводимые
следствия не удовлетворяют по каким-то
причинам решаемой проблеме, это может
заставить изменить модель, изменив ее
первоначальное описание, но не влияет на то,
что и в этом случае новые знания будут
выводиться из первоначального описания
модели без дополнительных сведений об
объекте. Например, построив
электрическую модель плотины, мы из
первоначального ее описания еще не можем логически
вывести знания, характеризующие ее
поведение при различных режимах
функционирования • электрической цепи,— модель,
собственно, и строится для того, чтобы
получить эти знания как наблюдение
результатов экспериментирования с ней, тогда
как в упоминавшихся выше моделях
Кулагиной, Хомского и других новые
утверждения выводятся как теоремы из
принятых предпосылок. Короче говоря, процессу
экспериментирования на моделях первой
группы соответствует процесс вывода в
моделях второй группы.

Процесс обнаружения
противоречия объекта
(на примере анализа К. Марксом товара)
Б. À. ГРУШИН
Научное исследование и воспроизведение противоречий объекта —
одна из важнейших и наиболее трудных проблем, преодоленных
диалектическим мышлением нового в-ремени. Классические образцы ее
решения мы находим у К. Маркса. В его «К критике политической
экономии» и «Капитале» содержится поистине изумительный по своей
тонкости анализ противоречий экономической системы капитализма и
прежде всего наиболее глубинного из них — товарного,
воспроизводится стройная и цельная картина переходов одного противоречия в
другое, процессов, в конце концов приводящих к гибели всей буржуазной
системы в целом.
С задачей анализа и научного воспроизведения противоречий
объекта сталкивается и неизменно будет сталкиваться всякий
исследователь, занимающийся изучением процессов развития каких-либо систем
или их отдельных составляющих. Именно поэтому все новое и новое
обращение к творческой лаборатории Маркса, проникновение в самые
сокровенные ее тайники, всестороннее изучение его метода
исследования остается важнейшей и актуальнейшей задачей науки о
мышлении.
Как правило, представители конкретных отраслей знания, ставя
перед собой задачу исследовать тот или иной объект, очень редко
фиксируют свое внимание на логической структуре и аппарате
собственного процесса мышления. Действуя орудиями исследования, они меньше
всего заняты исследованием орудий познания. Этим, между прочим,
объясняется факт традиционного разделения труда в сфере
теоретической деятельности, который «оправдывает» существование и
необходимость науки логики. Задача этой последней как раз состоит в том,
чтобы выделить в чистом виде «орудия» теоретического мышления —
логические приемы и способы исследования, с помощью которых наука
постигает закономерности объективного мира и воспроизводит их в
мышлении. Именно задача науки логики — отточить эти «орудия», придать
им форму всеобщности (разумеется, в известных границах), вооружить
ими исследователей в сфере конкретного знания.
Логика выполняет эту задачу, рассматривая процесс мышления в
том его виде, как он протекает в рамках того или иного конкретного
исследования. Анализируя результат процесса исследования
(полученную учеными картину объекта) и его исходные составляющие, логика
восстанавливает, реконструирует сам процесс, лежащий между началом
и результатом, воспроизводит закономерности процесса исследования,
те формы мышления, в которых осуществилось превращение исходных
знаний об объекте в знания-результат.
Таковы в общем и целом задачи ло-гики и при исследовании
мышления К. Маркса. Но тут есть одно существенное отличие. Мыслитель,

92
S. A. ГРУШИН
с чьим именем связано возникновение новых этапов в развитии
конкретных наук — политической экономии, истории общества, истории
науки,— был одновременно и гениальным создателем нового метода.
Во всех без исключения произведениях Маркса мы находим
свидетельства самого пристального внимания его к проблемам методологии,
логики. Многие страницы его работ содержат ценнейшие мысли и
указания о диалектическом методе, его характере, логическом механизме.
Все это, понятно, не может не иметь первостепенного значения для
анализа способа мышления создателя «Капитала».
Анализ товарного противоречия у Маркса, как, впрочем, и всякого
противоречия вообще, представляет собой многосторонний процесс,
включающий в себя решение по меньшей мере трех хотя и связанных
друг с другом, но вместе с тем весьма различных задач исследования.
Первая из этих задач: обнаружение противоречия.
О существовании таких сто-рон товара, как свойства быть
потребительной стоимостью и стоимостью, знали очень многие мыслители до
Маркса. Однако никто из них не рассмотрел эти стороны как
образующие внутреннее противоречие товара—такое непосредственное
единство его сторон, взаимная борьба которых привела к их внешнему
обособлению, то есть к образованию денег.
Вторая задача: раскрытие содержания противоречия.
Обнаружить внутреннее противоречие объекта еще не значит
понять, в чем состоит его сущность, каков источник его происхождения.
Поэтому К. Маркс проделывает сложнейший анализ противоречия
товара, показывая, что это противоречие является лишь формой, за
которой скрывается более глубинное противоречие в характере самого труда,
производящего товары. Маркс фиксирует важнейшие категории
«абстрактного» и «конкретного» труда. И только в результате этого
обнаружения за формой противоречия его существенного содержания и
объяснения формы этим содержанием противоречивая природа товара
впервые находит свое адекватное отражение в таких категориях, как
«стоимость», «потребительная стоимость», «форма выражения стоимости»
(взамен старых: «средство обмена», «средство потребления»).
Наконец, третья задача: воспроизведение механизма
процесса развития противоречия.
Уже обнаружение товарного противоречия и раскрытие его
содержания объясняют природу денег и отвечают на вопрос о сущности
процесса их возникновения. Но решение первых двух задач ничего не
говорит о конкретном механизме процесса. Последний должен быть
исследован самостоятельно, и Маркс делает это в своем знаменитом анализе
форм стоимости.
В одной статье проанализировать все стороны Марксова анализа
противоречия товара представляется невозможным. Поэтому мы
ограничимся рассмотрением лишь одной из них, именно первой. Речь будет
идти о тех сторонах и логических характеристиках процесса
исследования Маркса, которые позволяют понять его способ обнаружения,
раскрытия товарного противоречия *. Правда, в результате такого
изолированного рассмотрения только одной из сторон анализа Маркса
действительный логический процесс его исследования неизбежно предстанет в
огрубленном и упрощенном виде. Но мы вынуждены пойти на такое
огрубление: анализ целого на определенном этапе исследования должен быть
предварен анализом отдельных его составляющих.
1 Необходимо специально подчеркнуть, что речь идет не о структуре Марксова
изложения результатов анализа уже обнаруженного противоречия товара, а о
способах самого обнаружения этого противоречия. Разумеется, ход мысли
исследователя в первом случае будет существенно отличаться от хода его мысли во втором
случае.

ПРОЦЕСС ОБНАРУЖЕНИЯ ПРОТИВОРЕЧИЯ ОБЪЕКТА 93
* * *
Характеризуя структуру противоречия товара, Маркс
определяет ее как непосредственное единство противоречивых
сторон целого. «...Каждый товар,— говорит он,— представляется с
двоякой точки зрения: как потребительная стоимость и как меновая
стоимость» («К критике политической экономии». Госполитиздат. 1952,
стр. 11). Как товар он есть «непосредственное единство» этих сторон
(там же, стр. 28).
В процессе товарного отношения стороиы товара, находящиеся в
непосредственном единстве, не только предполагают, но и исключают
друг друга. В товарном отношении, подчеркивает Маркс, для товара
быть потребительной стоимостью (для своего невладельца) значит не
быть (для него) меновой стоимостью и, наоборот, быть меновой
стоимостью (для своего владельца) значит не быть (для него)
потребительной стоимостью. С другой стороны, в том же отношении товару, чтобы
стать потребительной стоимостью, нужно обладать уже о-пределенностью
средства обмена, и, наоборот, чтобы выступить в качестве средства
обмена, нуж1НО являться уже потребительной стоимостью (см. там же,
стр. 28—29). К. Маркс говорит по этому поводу: «...Здесь
представляется не только ложный круг проблем, поскольку разрешение одной из них
уже предполагает разрешение другой, но и совокупность
противоречивых требований, поскольку выполнение одного условия
непосредственно связано с выполнением другого, ему противоположного» (там же,
стр. 31).
Характеризуя форму развития противоречия товара, Маркс
определяет ее как процесс раздвоения, внешнего
обособления сторон единого целого. «Появляющаяся на известной
ступени развития процесса обмена необходимость полярного разделения
назначений меновой стоимости и потребительной стоимости между
товарами, так что один товар, например, фигурирует как средство обмена,
в то время как другой отчуждается как потребительная стоимость,—
эта необходимость,— говорит Маркс,— приводит к тому, что один или
даже несколько товаров, обладающих наиболее всеобщей
потребительной стоимостью... играют роль денег» (там же, стр. 37).
Для правильного понимания происходящего здесь процесса
развития очень важно подчеркнуть, что товар в акте Т — Т и товар в акте
Т — Д — это совершенно разные вещи, между которыми лежит большая
историческая полоса. Если в процессе меновой торговли каждый товар
выступает как непосредственное единство потребительной стоимости и
меновой стоимости, то в процессе товарного обращения он является
непосредственным носителем уже исключительно потребительной
стоимости; в качестве обособившейся второй стороны прежнего товара
фигурирует теперь особый товар — деньги, представляющие собой
воплощение меновой стоимости.
Иными словами, здесь мы имеем не простое превращение
товара в деньги, но раздвоение товара на две его противоположные
формы — товар и деньги (см. там же, стр. 119), или «раздвоение товара
на товар и золото» (там же, стр. 82). Маркс так и обозначает сущность
рассматриваемого процесса: «Исторический процесс расширения и
углубления обмена развивает дремлющую в товарной природе
противоположность между потребительной стоимостью и стоимостью.
Потребность дать для оборота внешнее выражение этой противоположности
ведет к возникновению самостоятельной формы товарной стоимости и
не дает покоя до тех пор, пока задача эта не решается окончательно
путем раздвоения товара на товар и деньги» («Капитал», т. I 1955,
стр.94).

94
S. A. ГРУШ И H
Таковы в самом сжатом виде выводы Маркса относительно
структуры и формы развития товарного противоречия.
Очевидно, что, приступая к логической характеристике процесса
обнаружения противоречия, мы должны прежде всего выяснить, когда,
в каких случаях, при решении каких конкретных вопросов исследования
своего объекта исследователь принимается за анализ его противоречия.
В частности, известно, что для Маркса анализ противоречия, равно как
и товарных отношений вообще, не является самоцелью.
Непосредственный предмет его исследования — экономическая система капитализма,
капиталистические производственные отношения, а они хотя и
вырастают на базе более широких товарных отношений, однако никоим
образом не сводятся к последним. Поэтому, чтобы понять, каким способом
Марксу удается прийти к выводу о самом существовании противоречия
товара, то есть обнаружить это противоречие, — для этого нужно знать,
что вообще заставляет его заняться анализом отношения Т—Т, в какой
связи в исследовании стоит у Маркса этот вопрос.
Первоначально ответ представляется весьма простым: Маркс
начинает с товара как с «клеточки» современного буржуазного общества,
то есть как с такого простейшего отношения системы, которое и
логически и исторически предшествует всем другим ее отношениям и
потому должно быть рассмотрено в первую очередь. Но подобное
соображение, будучи слишком общим, не дает еще ответа на поставленный
выше конкретный вопрос: каким образом Маркс «нападает на след»
товарного противоречия, в какой связи он приходит к его
обнаружению?
Ближайшим элементом системы, с точки зрения рассмотрения
которого Маркс приступает к анализу товара и ведет этот анализ, являются
деньги. Деньги — отношение также неспецифическое для
капиталистической экономической системы; они возникают и развиваются в
различных своих форма« задолго до становления капиталистических
производственных отношений. Но исследователя последних деньги
интересуют уже не просто как простейшее отношение системы, без понимания
которого невозможно дальнейшее исследование предмета. По меньшей
мере два пункта в исследовании капиталистической системы приводят
Маркса к необходимости всесторонне и в первую очередь
заняться анализом денег. Во-первых, понимание самой природы капитала,
раскрытие сущности прибавочной стоимости (Марксу важно было
показать, что среди прочих функций у денег как таковых нет функции
порождать прибавочную стоимость, быть капиталом, то есть что
капиталистическое отношение есть качественно новый тип отношений в
сравнении с простым отношением Т — Д) (см. об этом «Капитал», т. I,
стр. 176; т. II, стр. 27—28 и др.). Во-вторых, понимание всей
совокупности противоречий капиталистической системы, в частности создание
научной теории кризисов перепроизводства (занимаясь кризисами во
всех их внешних проявлениях, Маркс пришел к выводу, что глубинная
сущность и абстрактная возможность их заключаются уже в деньгах, в
элементарном акте Т — Д) (см. об этом «Теории прибавочной
стоимости», т. II, ч. 2-я. Партиздат, 1932, стр. 174, 180, 182—186).
Итак, Маркс обнаруживает внутреннее противоречие товара,
анализируя отношение Т—Т, а последнее интересует его ближайшим
образом лишь в плане анализа денег. Но что, в свою очередь, прежде всего
интересует Маркса в деньгах? Ведь очевидно, что их анализ можно
вести с каких угодно точек зрения.
Сам Маркс так отвечает на этот вопрос: «Главная трудность в
анализе денег преодолена с того момента, когда понято происхождение
их из самого товара» («К критике политической экономии», стр. 53).
Значит, перед Марксом, исследующим собственно капиталистическую
систему, в качестве первоочередной стояла задача проанализировать

ПРОЦЕСС ОБНАРУЖЕНИЯ ПРОТИВОРЕЧИЯ ОБЪЕКТА 95
деньги, различные, присущие им в чистом виде определенности и формы,
а это невозможно было сделать, не поняв самой природы денег,
тайны их происхождения, не раскрыв сущности а'кта Т — Д. Решением
этого вопроса Маркс занимается при анализе денег прежде всего.
И именно на этом пути, в ходе выяснения процесса образования денег,
он открывает скрытую от глаз исследователей за семью печатями тайну
товарного противоречия.
Из сказанного следуют два очень важных логических вывода.
Во-первых, раскрытие противоречия товара (как, впрочем, и любого
противоречия вообще) оказывается для Маркса не самостоятельной
задачей исследования, а частью другой задачи — анализа и
воспроизведения исторического процесса развития.
В этом факте, между прочим, находит свое конкретное логическое
выражение то принципиальнейшее положение марксистской диалектики,
которое объявляет противоречие способом осуществления процесса
развития. С одной стороны, объективно, единство и борьба противоречивых
сторон объекта составляют центр, ядро процесса его развития. С другой
стороны, субъективно, в процессе познания раскрытие и анализ
противоречия объекта всегда представляют собой сторону раскрытия и анализа
процесса его развития.
Во-вторых, то противоречие объекта, с которым мы сталкиваемся
в случае анализа товара, соответствует определенному виду
объективного процесса развития, именно процессу раздвоения и обособления
сторон единого целого. Значит, только имея дело с подобной формой
объективного процесса развития, только анализируя такого рода
процесс, исследователь может открыть противоречие объекта, аналогичное
товарному.
Для нас эти выводы оборачиваются изменением постановки задачи
исследования. Взявшись проанализировать приемы обнаружения
Марксом противоречия товара, мы должны теперь сформулировать
проблему по-иному: каковы те приемы исследования, с помощью
которых Маркс анализирует и воспроизводит процесс развития товара в
деньги, процесс образования денег, то есть тот конкретный
исторический процесс, который он сам называет процессом раздвоения и
обособления сторон целого?
* * *
Ставя перед собой задачу воспроизвести процесс образования
денег, Маркс начинает ее решение с анализа простейшего для
капиталистической системы денежного отношения Т—Д. Но сколько бы Маркс
ни вглядывался в одно только эго отношение, само по себе оно еще
ничего не говорит о процессе возникновения денег. Это и понятно.
Исследование всякого исторического процесса как совершающегося во
времени предполагает знание не только результата процесса, но и его
исходного пункта. При этом, если перед исследователем стоит задача
воспроизвести процесс возникновения какого-либо составляющего
системы (задан результат процесса), то он, естественно, для решения
задачи должен найти то составляющее, которое являлось исходным
пунктом этого процесса. Если, напротив, задача состоит в том, чтобы
воспроизвести собственно процесс развития какого-либо
составляющего системы (задан исходный пункт процесса), исследователь в
первую очередь должен отыскать то составляющее, которое является
результатом рассматриваемого процесса.
Конечно, окончательное, достоверное знание о генетической связи
развития двух (для элементарного случая) составляющих системы,
выступающих друг относительно друга как исходный пункт процесса и
результат процесса, будет получено лишь в результате всего исследо-

93
Б. А. ТРУШИН
вания. Первоначально исследователь может строить только разного
рода предположения, гипотезы о связи развития. Но построение такого
первоначального предположения является обязательным и важнейшим
этапом исследования, без которого невозможно воспроизведение
процесса развития объекта '. Насколько правильно к заданному
составляющему системы подбирается другое, необходимое для получения
«генетической пары» развития, показывает дальнейшее исследование.
Понятно, что процесс развития удается воспроизвести лишь в случае
правильности, истинности такого выбора.
Сегодня при чтении «Капитала» нам все представляется
удивительно простым. Есть результат процесса — деньги. Есть исходный пункт
процесса,— разумеется, товар. Но как Маркс пришел к выводу о Т—Т
как об исходном пункте процесса развития (образования денег)? Было
ли это таким уж элементарным решением вопроса? Логический анализ
«К критике политической экономии» и «Капитала» говорит о том, что
дело обстояло значительно сложнее.
Вообще построение первоначального предположения о процессе
развития, выбор недостающего для «пары» составляющего системы
оказываются на практике делом довольно трудным. Ошибки тут
подстерегают исследователя на каждом шагу. С одной стороны, генетически
связанные (процессом) составляющие системы могут настолько
различаться по своим морфологическим, субстанциальным и функциональным
характеристикам, что исследователю и в голову не приходит
предположить об их связи (просмотр связи). С другой стороны, в
действительности не связанные процессом развития составляющие системы
сплошь и рядом ставятся исследователем в такую связь (ошибочная
связь). Частным случаем просмотра связи является отождествление
составляющих системы, в действительности качественно различающихся
и отделенных друг от друга целой исторической полосой.
Так, в случае анализа товара и денег те самые стороны этих
элементов системы, которые у Маркса воспроизводятся с такой удивительной
четкостью и ясностью, для многих мыслителей до Маркса являлись
основой серьезнейших ошибок и извращений. Уже в последние
десятилетия XVII столетия, писал Маркс, «анализом денег было установлено,
что деньги суть товар». Но «это было лишь началом анализа. Трудность
состоит не в том, чтобы понять, что деньги — товар, а в том, чтобы
выяснить, как и почему товар становится деньгами» («Капитал», т. I,
стр. 99). Известно, что домарксова политэкономия не решила этой
задачи. Сводя деньги к товару, она, по сути, отождествляла их. В
результате товар лишался характеристики исходного пункта, начала процесса.
Проблема возникновения денег снималась как несуществующая. С
другой стороны, в той же буржуазной политэкономии (Грей) существовало
представление, согласно которому «каждый товар есть непосредственно
деньги» («К критике политической экономии», стр. 77). Такое
отождествление товара и денег приводило к непониманию денег как результата
процесса развития, то есть к тому же отрицанию (просмотру)
исторического процесса развития, к ликвидации проблемы возникновения
денег2.
1 Конечно, в процессе конкретного исследования формулирование
первоначального предположения может и не выступать в качестве самостоятельного этапа
исследования, может осуществляться в ходе решения других задач, например, задачи по
установлению самого факта процесса развития. Но решение проблемы первоначального
предположения требует специфических логических средств, и поэтому мы обязаны
рассмотреть ее самостоятельно.
2 Ср. также, например, анализ споры и клеточки пыльцы в истории биологии
Явное сходство этих форм приводило к двум прямо противоположным результатам
одни в спорах видели пыльцу (некоторые ботаники XVIII века), для других, напротив,
пыльца была только спорой (Шлейден). Но и те и другие не видели здесь никакого
исторического процесса

ПРОЦЕСС ОБНАРУЖЕНИЯ ПРОТИВОРЕЧИЯ ОБЪЕКТА
97
Просмотр связи развития между товаром и деньгами существовал
в домарксовой политэкономии и в другой форме. Деньги по своему
происхождению рассматривались как не находящиеся ни в какой
внутренней связи с товаром, как простое «орудие, введенное в обмен извне ради
технического удобства» (там же, стр. 46).
Таким образом, если Маркс, анализируя процесс образования денег,
принимает за исходный пункт процесса отношение Т—Т, он делает это
не в силу очевидности такого решения вопроса, не в силу прозрачности
генетических связей денег и товара, но в результате определенного
анализа лежащей перед ним системы.
Вообще говоря, при отыскании недостающего до «генетической
пары» составляющего системы исследователь может быть поставлен в
весьма разнообразные объективные условия. Для случая процесса
возникновения искомое исходное составляющее А объективно может
сохраниться в системе и быть дано исследователю синхронно с
составляющим-результатам процесса В, Тогда, очевидно, исследователь может
отыскать А в структуре данного ему состояния системы и, решив вопрос
о генетической последовательности его возникновения сравнительно с В,
рассмотреть его как исходное составляющее процесса. Составляющее А
может и не сохраниться в высшем состоянии системы,
характеризующемся В. Тогда исследователь или находит его в одном из предшествующих
состояний системы, или в случае отсутствия знания об этих состояниях
реконструирует его, исходя из высшего состояния системы. Наконец,
может статься, что составляющее А не сохранилось ни в высшем, ни в
одном из исторически предшествующих состояний системы и не может
быть реконструировано на базе высшею состояния. Тогда, очевидно,
процесс развития не может быть воспроизведен вовсе1.
В каком из этих положений оказался Маркс? Отношение Т—Т не
существует в структуре развитой капиталистической системы, поэтому
Маркс не мог просто отыскать его среди прочих данных ему
составляющих. Не мог его отыскать Маркс и в ряду предшествующих
исторических состояний. Известно, что он не располагал источниками,
относящимися к эпохе непосредственной меновой торговли. На это указывал
Энгельс, говоря, что положение Маркса о возникновении меновой торговли
на границах различных общин первоначально было только «взглядом»
Маркса, ставшим после обширных исследований первобытной общины
(Маурер, Морган) бесспорным фактом (см. «Капитал», т. III, стр. 184).
Исследование, которое пришлось проделать Марксу, состояло в
обнаружении простейшего абстрактного отношения Т — Т в более сложных
конкретных товарно-денежных отношениях, характерных для развитого
состояния капиталистической системы, прежде всего в отношении Т — Д.
Начиная анализ процесса возникновения денег с рассмотрения
развитого, непосредственно данного отношения Т—Д, Маркс вычленяет в нем
в качестве исторически предшествующего «простейшее стоимостное
отношение», которое «есть, очевидно, стоимостное отношение товара к
какому-нибудь одному товару другого рода — все равно, какого именно»
(«Капитал», т. I, стр. 54). Именно поэтому он говорит о ретроспективном
разрешении денежной формы стоимости во всеобщую форму стоимости,
всеобщей формы — в развернутую форму стоимости и этой последней —
в ее «конституирующий элемент» — простую товарную форму стоимости
(см. там же, стр. 77).
Важным условием такого вычленения Т—Т является знание
исторической последовательности элементов Т и Д, ныне связанных между
собой структурно. Дело, конечно, не в том, что Т—Т вообще не может быть
1 С подобными случаями иногда сталкиваются палеонтологи, геологи и др. (см.,
например, работу проф. А. Н. Мазароаича «Историческая геология*. М.-Л. 1938.
стр. 2S1—232).

98
Б. А. ГРУШИН
вычленено в Т—Д без знания исторической последовательности
возникновения товара и денег. Как известно, эта задача вполне могла быть
осуществлена и без такого знания (и, надо сказать, задолго до Маркса). Но
при этом Т—Т теряет свою историческую определенность как отношения,
исторически предшествующего Т—Д, вернее, эта определенность не
фиксируется в нем исследователями. «До сих пор господа экономисты,—
писал Маркс,— проглядели чрезвычайно простую вещь, а именно, что
форма: 20 аршин холста равны 1 сюртуку, есть лишь неразвитая основа
формы: 20 аршин холста равны 2 фунтам стерлингов; что, таким
образом, простейшая форма товара, в которой его стоимость выражена еще
не в виде отношения ко всем другим товарам, но лишь в виде отличия от
его собственной натуральной формы, заключает в себе всю тайну
денежной формы...» (К. Маркс и Ф. Энгельс «Письма о «Капитале». Гос-
политиздат. 1948, стр. 115). Именно проглядели.
Для вычленения Т—Т как не только простейшего, но и исторически
первичного по сравнению с Т—Д отношения необходим учет момента
исторической последовательности товара и денег. Учет этого момента
дает исследователю основание говорить о структурном отношении Т—Д
как об исторически позднейшем з сравнении с каким-то другим
структурным отношением, характеризующим процесс непосредственного
обмена товаров до возникновения денег (в данном случае Т—Т), то есть как
об исторически возникшем. Иными словами, знание исторической
последовательности структурных элементов системы, связанных отношением
в пределах этой системы (Т—Д), дает исследователю основание перейти
от этого отношения к какому-то более раннему отношению, из которого
это первое развилось.
Вычленение такого исторически предшествующего отношения Т—Т
как возможного исходного пункта в процессе образования денег
составляет основное содержание проблемы формулирования первоначального
предположения о процессе. Теперь гипотетическая пара генетически^свя-
занных между собой составляющих системы имеется. Отношение Т—Д
предполагается результатом в развитии Т—Т, деньги предполагаются
связанными в своем образовании с развитием товара.
Дальнейшее исследование отношений товара и денег должно
превратить это предположение в достоверный факт1«
Анализ и научное воспроизведение всякого процесса развития,
помимо формулирования первоначального предположения о процессе,
включают в себя ряд задач'исследования: выявление сущности процесса
(ответна вопрос: какой процесс имел место?), раскрытие механизма
процесса (ответ на вопрос: как протекал процесс, каковы его составляющие,
их взаимодействие?) и т. д. С точки зрения логического анализа процесса
исследования всем этим задачам предшествует еще одна: установление,
доказательство самого факта существования процесса
развития. Исследователь должен убедиться (и убедить других) в том, что
между выбранной им парой составляющих системы действительно есть
связь развития, то есть что выбранные составляющие системы в действи-
1 Необходимо специально подчеркнуть, что полученное знание о связи развития
товара и денег на данном этапе исследования не может быть большим, чем простое
предположение. Лишь дальнейший совместный анализ товара и денег способен
привести исследователя к достоверному выводу о деньгах как о результате развития
товара. Само же вычленение Т — Т в Т — Д еще ничего не говорит об этом. Ведь и в
катиталистическом отношении Д — Т — Д1 можно вычленить в качестве более простого
отношения Т — Д. Однако известно, что товарно-денежное отношение хотя и
предшествует капиталистическому, само по себе в него не развивается, и потому
предположение о связи развития Л—Т и Д — Т — Д1 будет ошибочным.

ПРОЦЕСС ОБНАРУЖЕНИЯ ПРОТИВОРЕЧИЯ ОБЪЕКТА
99
тельности являются генетически родственными. Связанная и по
существу, а часто и по времени решения с другими задачами исследования,
эта задача решается с помощью специфических логических средств..
Имея в виду эти средства, мы можем говорить об установлении
известного генетического тождества обоих составляющих системы
или о логическом процессе сведения одного из них (принимаемого
за результат процесса) к другому (принимаемому за начальный пункт
процесса).
Как конкретно идет процесс сведения .в случае анализа Марксом
возникновения денег?
Структурный анализ отношения Т—Д, взятого самого по себе, хотя
и позволяет Марксу заключить о некоторой общности в содержании
элементов Т и Д (иначе они не могли бы вступить в отношение), ничего
еще не говорит о самом возникновении денег именно из товара. Товар и
деньги воспринимаются в этом отношении как совершенно
самостоятельные элементы сложного целого: товар — как продукт, предназначенный
для удовлетворения потребностей человека, как средство потребления,
деньги — как вещь, предназначенная для удовлетворения нужд обмена,
как средство обмена. Выступая только в такой роли, деньги кажутся
чисто внешними по отношению к товару, имеющими в сравнении с ним
совершенно другую природу (определяемую искусственными
соображениями, вызванными затруднениями в развитии торговли). В истории
политической экономии такое понимание взаимоотношений товара и денег
составляет, как известно, целый этап (см. «К критике политической
экономии», стр. 39, 46 и др.).
Еще меньше о генетическом родстве товара и денег говорит
исследователю рассмотрение простейшего структурного отношения Т—Т,
взятого самого по себе. Оно вообще представляется отношением
совершенно одинаковых по своему содержанию вещей и не содержит даже
намека на деньги.
Но картина резко меняется, как только структурные анализы
отношений, принимаемых за исходный пункт и результат процесса,
проводимые порознь друг от друга, заменяются одновременным структурным
анализом и того и другого, дополненным историческим сопоставлением
этих отношений (учет момента исторического процесса развития одного
в другое). Зная о качественном тождестве обоих членов
отношения Т—Т и сопоставляя с этим отношением однородных элементов
непосредственно данное Т—Д (где члены отношения представляются
безусловно различными, даже чуждыми друг другу), исследователь
может уже не просто говорить о какой-то общности в элементах Т и Д,
но более точно определить ее характер. Деньги начинают
восприниматься им как тот же товар (хотя и особого рода). И хотя это не мешает
исследователю продолжать видеть тайну денег в особой природе того или
иного товара, выполняющего в процессе обмена эту роль, во всяком
случае, в результате такого исторического сопоставления (Т—Д и Т—Т)
деньги уже не могут рассматриваться как предметы чисто внешние по
отношению к товару. В истории политической экономии такое понимание
взаимоотношений товара и денег также составляет целый исторический
этап (см. «К критике политической экономии», стр. 41—42).
С другой стороны, и отношение Т—Т начинает играть в свете Т—Д
совершенно новыми красками. Зная о различной роли товара и
денег в отношении Т — Д и сопоставляя с этим отношением
разнородных элементов простейшее Т — Т, исследователь видит уже, что и в этом
простейшем отношении товары, стоящие по разные стороны от
обменивающихся лиц, играют для них (экономически) весьма различную роль:
один из товаров не является для своего владельца потребительной
стоимостью и потому выступает как средство обмена; другой, напротив, не
является для него средством обмена, но выступает как средство потребления.

100
Б. А. ГРУШИН
(Понятно, что если в простейшем отношении исследователю не удается
увидеть отражение высшего отношения, то это может говорить не только
о недостаточной проницательности исследователя, но и о ложности
первоначального предположения о процессе, то есть о неправильном выборе
простейшего отношения.)
Таким образом, если из структурного анализа Т—Д и исторического
сопоставления Т—Д с Т—Т все еще нельзя было сделать твердого
вывода о том, что деньги есть товар, то теперь, при дополнении этого
процесса исследования другим, структурным анализом Т—Т и историческим
сопоставлением Т—Т с Т—Д, такой вывод уже вытекает сам собой. С
одной стороны, деньги в отношении Т—Д воспринимаются уже как
определенный товар, а с другой — в отношении Т—Т в одном из его членов
обнаруживается свойство быть средством обмена, то есть деньгами.
Деньги оказываются сведенными к товару, сам факт возникновения их
именно из товара не может вызывать теперь никаких сомнений.
Механизм процесса сведения одного отношения к другому
отношению вполне понятен. В исторически предшествующем отношении
невозможно увидеть, так сказать, отблеска высшего отношения без
обращения к этому последнему. «...Намеки на высшее у низших видов
животных,— говорит Маркс,— могут быть поняты только в том случае, если
это высшее уже известно» (там же, стр. 219). Поэтому процесс сведения
предполагает исследование исторически позднейшего отношения, то есть
анализ отношения заведомо различающихся элементов и одновременно
выявление этих элементов в исторически предшествующем отношении
однородных элементов. Говоря об этой закономерности процесса
исследования, Маркс выражает ее классической формулой: «Анатомия
человека— ключ к анатомии обезьяны» (там же).
С другой стороны, само исторически последующее отношение не
может быть понято как отношение двух генетически родственных элементов
без обращения к простейшему, исходному отношению. «...Простейшая
форма товара...— говорит Маркс,— заключает в себе всю тайну
денежной формы» («Письма о «Капитале», стр. 115). Поэтому сведение
предполагает и процесс, противоположный по направлению: исследование
исторически предшествующего отношения, то есть анализ отношения
однородных элементов и одновременно выявление этих элементов в
исторически позднейшем отношении, где такой непосредственной
однородности этих элементов уже нет.
На первый взгляд может показаться, что все эти несколько сложные
рассуждения можно было бы заменить более простыми: противоречивые
стороны товара не могут быть обнаружены без обращения к уже
обособившимся в процессе развития его сторонам, а эти последние, наоборот,
не могут быть поняты как таковые, то есть именно как обособившиеся,
без обращения к элементу, представляющему собой непосредственное
единство этих сторон, и т. д. Однако на данной стадии исследования
категории «противоречие», «процесс развития», «обособившиеся стороны»
еще не существуют для исследователя, они появляются как раз после
завершения процесса сведения, на основе этого процесса.
С этой точки зрения становится еще более понятной ограниченность
процесса сведения денег к товару, имевшего место в домарксовой
политэкономии, хотя этот процесс и выливался в итоге в аналогичную
формулу: деньги есть товар. Принципиальное отличие этого сведения от Мар-
ксова состояло прежде всего в том, что в нем начисто отсутствовал
всякий исторический элемент. Сводя деньги к товару и просматривая при
этом огромную историческую полосу, лежащую между товаром и
деньгами, буржуазные экономисты даже не ставили вопроса о следующем
этапе исследования — воспроизведении процесса образования денег»
Понятно поэтому, что они не смогли ни проанализировать, ни даже
раскрыть противоречия товара.

ПРОЦЕСС ОБНАРУЖЕНИЯ ПРОТИВОРЕЧИЯ ОБЪЕКТА
101
Другое дело — анализ Маркса. У него сведение денег к товару уже
с самого начала, в соответствии с исходной установкой исследования,
имело целью воспроизведение процесса возникновения денег. Доказав,
что между товаром и деньгами есть связь развития, то есть что деньги
развились из товара, он сразу же переходит к ответу на следующий
вопрос: какова сущность этого процесса развития, с каким
объективным процессом развития мы имеем дело в случае образования денег?
* * *
Рассматривая в «Капитале» процесс образования машины, Маркс так
определял задачу своего исследования: «...Прежде всего необходимо
исследовать, каким образом средство труда из орудия превращается в
машину, или чем отличается машина от ремесленного инструмента» (т. I,
стр. 377. Разрядка моя.— Б. Г.). Отсюда видно, что для Маркса раскрыть
содержание исторического процесса — значит выявить специфику
исторически позднейшего составляющего системы (результата процесса).
Именно к выявлению исторической специфики денег в отличие от товара
сводится и анализ процесса образования денег (>мы будем говорить о
процессе выведения денег из товара).
Очевидно, процесс выведения не может заключаться в одном только
историческом сопоставлении денег с тем из элементов отношения Т—Т,
который играет в нем роль средства обмена (будем обозначать его Ti в
отличие от Т2 — того элемента простейшего отношения, который играет в
нем роль средства потребления). Проводимое уже после того, как в
товаре обнаружено указание на деньги и деньги поняты как товар, такое
историческое сопоставление не может обнаружить специфики денег в
их отличии от Ti. Более того, теперь у исследователя появляется
опасность полного отождествления этих элементов. Ti перестает казаться
товаром в его обычном представлении, выступает как деньги, хотя и в
другой вещной оболочке. На это указывает Маркс: «...Экономист
пытается разделаться с мистическим характером золота и серебра,
подсовывая на их место менее ослепительные товары и все с новым и новым
удовольствием перечисляя список той товарной черни, которая в свое
время играла роль товарного эквивалента» («Капитал», т. I, стр. 64).
В результате этого механизм возникновения денег из товара остается
все еще скрытым в тумане. И туман этот рассеивается только тогда, когда,
с одной стороны, историческое сопоставление Д с Ti дополняется
структурным анализом отношения Т—Д, то есть когда анализ исторически
предшествующего отношения Ti—Т2 продолжается далее обнаружения
простого различияв элементах, его составляющих, и когда, с другой
стороны, это историческое сопоставление Д с Ti дополняется структурным
анализом отношения Ti—Т2, то есть когда анализ исторически более
развитого отношения Т—Д продолжается далее простого обнаружения
качественной однородности элементов Т и Д.
Поясним это. Исторически сопоставляя Д с Ti и учитывая при этом
внешнюю разнородность Т и Д в отношении Т—Д, то есть привлекая к •
историческому сопоставлению с Т| и Т, исследователь в самом этом Ti
видит уже не только средство обмена (обнаружение в нем денег), но и в
качестве другой его стороны — потребительную стоимость. В результате Т i
воспринимается теперь как непосредственное единство таких двух
сторон, которые в отношении Т — Д находятся уже в обособлении, то есть
как вещь внутренне противоречивая.
Знать две стороны объекта еще не значит знать, что именно они
образуют его внутреннее противоречие, а обнаруженные до сих пор в
Ti стороны воспринимались нами просто как данные в ряду других его
сторон, следовательно, как данные наряду друг с другом — ни о каком
непосредственном единстве этих сторон в товаре как о его внутреннем
противоречии у исследователя не возникало даже и мысли.

102
Б. А. ГРУШ И H
Такая мысль появляется впервые только в процессе выведения,
именно лишь с учетом внешней обособленности элементов позднейшего
отношения, то есть лишь с учетом результата уже развившегося до внешнего
обособления сторон противоречия.
Но и этого недостаточно. Для совершенно строгого понимания
единства этих сторон как образующего противоречие товара необходим еще
структурный анализ отношения Ti—Т2. Хотя Ti для своего владельца
есть не потребительная стоимость, но средство обмена, тот же самый
Ti для своего невладельца является как раз потребительной стоимостью,
но не средством обмена (то же и Т2). А о чем это говорит? Во-'первых,
о том, что, взятый BiHe такого отношения, сам по себе товар может-
(и должен) рассматриваться как непосредственное единство обеих этих
сторон — как средство потребления, с одной стороны, и как средство
обмена—с другой. Во-вторых, это говорит о том, что, взятый в таком
отношении, как его элемент, товар является представителем только одной
своей стороны, то есть что выявленные стороны товара находятся не
только в непосредственном единстве, но и в отношении
противоположности.
Так Маркс приходит к обнаружению противоречия товара: от
отношения внешне различающихся элементов (Т—Д) к отношению
однородных элементов (Т—Т) и от этого последнего к элементу, его
составляющему (TETi-T2).
Но и теперь мы описали в Марксовом процессе выведения денег из
товара только одну сторону дела. Рассматривая товар как
противоречивый, мы исходили из отношения Т—Д и из его элементов как из уже
обособившихся в процессе развития сторон противоречия. Но откуда у
исследователя возникло такое знание? Оно, в свою очередь, получилось из
рассмотрения самого товара как внутренне противоречивого. Иными
словами, процесс обнаружения противоречия, идущий от Т—Д к Ti,
предполагает одновременно процесс обнаружения противоречия, идущий от
Т\—Т2 к Д, или понимание товара как противоречивого, предполагает
понимание денег как обособившейся стороны этого противоречия, и
наоборот, деньги могут быть поняты именно как обособившаяся в
процессе развития товара его сторона при условии знания о внутренней
противоречивости товарной природы.
Исторически сопоставляя Ti с Д и учитывая при этом качественную
однородность элементов в отношении Ti—Т2, то есть привлекая к
историческому сопоставлению с Д и Т2, исследователь видит уже в деньгах
.только одну сторону отношения Ti—Т2, именно ту, которая
представлена как средство^ обмена. Деньги воспринимаются теперь как одна из
обособившихся в процессе развития товара его сторон, которая в
отношении Ti—Т2 находится еще в непосредственном единстве с другой его
стороной.
На первый взгляд мы здесь также не сказали ничего нового. Ведь
о том, что деньги есть средство обмена, мы знали еще задолго до процесса
выведения. Но это свойство денег до сих пор не воспринималось и не
могло восприниматься исследователем как одна из сторон товара,
обособившаяся в процессе его развития. Для такого понимания денег необходимо
было историческое сопоставление Д с простейшим отношением, то есть
учет исходного пункта процесса развития, где обе стороны товара
находятся еще в непосредственном единстве.
Но этого мало. Необходим еще и структурный анализ отношения
Д — Т, позволяющий обнаружить, что в отличие от денег товар выполняет
здесь роль именно потребительной стоимости. Такой анализ говорит, во-
первых, о том, что каждый из членов отношения, взятый сам по себе,
такого единства уже не представляет, но является носителем только одной
из сторон этого единства, то есть что процесс развития противоречия, или
раздвоения и обособления сторон целого, уже совершился.

ПРОЦЕСС ОБНАРУЖЕНИЯ ПРОТИВОРЕЧИЯ ОБЪЕКТА
103
Так Маркс приходит к пониманию денег как обособившейся стороны
товара: от непосредственного единства двух сторон в элементе
(ТЕЕТ^Тг) к простейшему отношению Ti—Т2 как полярному
противопоставлению этих сторон с сохранением их непосредственного единства в
каждом элементе и от него к внешнему обособлению сторон в
различные элементы отношения Т—Д.
Таким образом, взятый как единство обоих рассмотренных
процессов, процесс выведения у Маркса представляет собой:
1) фиксирование противоречия товара в отношении Ti—Т2,
идущее одновременно с историческим соотнесением Ti с результатом
развития этого противоречия (Т—Д), то есть с отношением уже
обособившихся в процессе развития сторон товара, и вместе с тем
2) понимание в отношении Т—Д денег как результата
процесса раздвоения сторон товара, осуществляющееся
одновременно с историческим соотнесением Дс исходным пунктом процесса
развития (Ti—Т2), то есть с отношением товаров, представляющих собой
непосредственное единство раздвоившихся сторон.
В результате этого процесса исследования Маркс раскрывает природу
и тайну образования денег. Вместе с тем воспроизводится структура и
форма развития глубинного противоречия капиталистической системы —
противоречия товара.
* * *
Подведем краткие итоги. Анализ внутреннего противоречия объекта
всегда совпадает с анализом содержания процесса развития этого
объекта. Поэтому логически исследование противоречия, как и исследование
любого процесса развития вообще, начинается с построения
первоначального предположения о процессе. Имея дело с
результатом процесса (ставится задача исследовать процесс возникновения
объекта) или с исходным пунктом процесса (ставится задача исследовать
собственно процесс развития), исследователь прежде всего отыскивает
недостающее для «генетической пары» составляющее процесса. При этом
в исследовании содержания и развития противоречия типа товарного в
качестве таких составляющих выступают не разрозненные элементы
системы, но отношения элементов.
Следующая задача в исследовании процесса развития объекта —
проверка истинности первоначального предположения генетической связи двух
выбранных отношений системы. Сущность этой задачи состоит в
установлении генетического тождества рассматриваемых отношений. Она
решается с помощью сведения позднейшего отношения системы (результата
процесса) к исходному.
Являясь необходимым этапом в исследовании процесса развития,
сведение, однако, еще не позволяет обнаружить противоречие объекта. Эту
последнюю задачу решает логический процесс выведения,
раскрывающий историческую специфику позднейшего отношения системы в
отличие от отношения исходного. По своему механизму и процесс сведения
и процесс выведения включают в себя как структурный анализ
элементов обоих отношений, так и идущее одновременно генетическое
сопоставление этих элементов и отношений.

О материалистическом понимании
эмбриогенеза
л. н. плющ
Ленинский анализ идеологической
борьбы, развернувшейся в физике в начале
XX века, целиком и полностью относится и
к биологии. Как и в физике, в биологии
конца XIX — начала XX века были
открыты процессы, носившие ярко выраженный
диалектический характер, ломавшие
традиционные, механистические представления.
Эти открытия в биологии были связаны в
основном с экспериментальной
эмбриологией. На их извращении спекулировал
«неовитализм». Борьба между
представителями 'Неовитализма и биологами, желающими
оставаться на позициях материализма,
продолжается и в настоящее время. Анализ
этой борьбы показывает необходимость
применения метода диалектического
материализма на современном этапе развития
естествознания.
* * *
Одно из наиболее привычных на первый
взгляд явлений природы—развитие
растения или животного, формирование новой
живой особи — оказывается одним из
самых удивительных при попытках
осмыслить и истолковать его. Наблюдение
обнаруживает каждый раз, что, начиная от
семени, яйца, от первичных зачатков,
зародыш нового организма развивается
строго определенным путем морфогенеза,
органогенеза, формируя системы тканей,
органов, функций, причем итог развития в
главных чертах предопределен, может быть
известен и описан наперед. Можно указать
пути развития тех или иных зачатков в
составе эмбриона, в какие органы они в
дальнейшем разовьются. Удивительно не только
то, что эмбриогенез столь целесообразно
организован, но и то, что в ходе
эмбриогенеза идет усложнение, -новообразование,
качественные перестройки структур.
Биологи-преформисты в свое время считали, что
в яйце скрыт маленький организм со всеми
его особенностями. Однако в дальнейшем
было установлено, что первичные зачатки
органов, «зародышевые листки», ничего
общего с будущими органами, кроме
генетической связи, не имеют. В настоящее
время известно, что протоплазма клетки может
не иметь каких-либо существенных
морфологических структур, при наблюдении в
микроскоп представляется совершенно
однородной («оптически пустой»). То, что
пространственно-определенные
анатомические, морфологические структуры могут
быть несущественными, доказывается тем,
что протоплазма клетки допускает
перемешивание, переливание; при этом
способности к развитию, морфогенезу не изменяются.
Иначе говоря, в живой клетке наука
встречается со структурой совершенно особого
рода, структурой жидкой, текучей, для
которой существенно не пространственно-
определенное, механическое, анатомическое,
морфологическое строение, а прежде
всего ее биохимический состав. И, тем не
менее, в этой жидкой своеобразной структуре
заложены возможности морфогенеза,
развития пространственно-определенных форм
организма. Из полужидкого
микроскопического пузырька формируется нечто
совершенно «другое» — органы, функции,
формируются структуры не только гораздо более
сложные, качественно отличные, но в то
же время строго определенные; весь
процесс усложнений и новообразований
организован, целесообразен, необходимо дает в
итоге индивид с конкретной формой вида.
После того как описательная и
сравнительная эмбриология установила основную
картину развития эмбрионов, на рубеже
XIX—-XX столетий появляется эмбриология
экспериментальная, характеризующаяся
оперативным вмешательством
исследователя в процесс эмбриогенеза с целью
установления причинности. Основатель
экспериментальной эмбриологии Вильгельм Ру
первоначально назвал ее «механикой
развития», поскольку считал, что специфики
биологической причинности нет, а есть
лишь одна причинность — механическая.
Эту идею В. Ру заимствовал из философии
И. Канта. Первым поводом для Ру
послужили результаты его опытов с разрушением

О МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОМ ПОНИМАНИИ ЭМБРИОГЕНЕЗА
105
кл-етки делящегося яйца на двух- и чс-
тырехклеточной стадии, после чего
развивалась половина зародыша или зародыш
имел в соответствующем участке дефект.
На этом основании и был сделан вывод, что
делящаяся яйцеклетка, а затем зародыш
представляют собой системы, в которых
пространственно-определенным образом
распределены факторы, причинно
обусловливающие дальнейшее развитие,
формообразование, дифференциацию соответствующих
клеток и участков эмбриона. Идеи Ру
подхватил А. Вейеман, выдвинув теорию об
обусловленности дифференциации эмбриона
субмикроскопическими «детерминантами»,
содержащимися в ядрах клеток:
специализация клеток и частей зародыша
происходит якобы потому, что в ходе клеточных
делений в клетки попадают
соответствующие «детерминанты». Представления Ру —
Вейсмана получили название «мозаичной
теории развития». Она подтверждалась в
ряде опытов. С большим оптимизмом В. Ру
провозгласил «каузально-аналитический
метод» в исследовании эмбриогенеза.
Вычленяя одни факторы и вводя другие,
можно будет, считал он, установить полный
причинный механизм развития эмбриона.
Термин «механика развития»,
определяющий отрасль биологии, которая изучает
причинность (детерминизм) эмбриогенеза,
сохранился до настоящего времени, но от
преформизма ру-вейсмановской теории
пришлось вскоре отказаться, ввиду
открытия глубоко специфических,
диалектических, парадоксальных процессов. Это
открытие сделал Г. Дриш, ранее бывший
горячим сторонником «механической»
концепции. Он установил, что при делении
яйца морского ежа одна из клеток на четы-
рехклеточной стадии, будучи отделена,
развивается в целую личинку. Вскоре
аналогичные результаты были получены
другими исследователями на
разнообразных видах животных. Была опровергнута
и вейсмановская теория о распределении
«детерминант» по ядрам клеток. Г. Шпе-
ман перетягивал яйцо тритона волосяной
петлей на две части, одна из которых была
лишена ядра, а в другой ядро нормально
делилось. Затем перетяжка ослаблялась и
в безъядерную часть пропускалось одно из
16 новообразованных ядер. И все же эта
часть формировалась затем в целый
зародыш. Ф. Лилли особым приемом
приостанавливал деления яйца многощетинового
червя — все равно протоплазма проходила
обычные стадии дифференциации: бластула,
гаструла, личинка.
Г. Дриш, однако, не истолковал
содержание этих открытий как специфически
биологическую причинность, как
диалектику причинных связей в природе, как
необходимость расширения, изменения понятий
о причинности. Он истолковал их как. крах
причинности, крах материализма, как
доказательство правоты витализма. Дриш
выступил апостолом неовитализма, идеализма
«от биологии». Так в биологии произошло
то же, что произошло в физике в период ее
«крутой ломки» на рубеже XIX—XX веков.
Для идеалистов, виталистов Г. Дриш по
сей день является авторитетом. Но ничего
положительного его «неовитализм» не дал.
Биологи, работавшие в плане «механики
развития», накапливали
экспериментальный материал, пока школа Г. Шпемана не
сформулировала новую теорию причинной
обусловленности эмбриогенеза: теорию
«организаторов».
В теории «организаторов», как и в ряде
других научных теорий, следует различать
объективную и субъективную стороны.
Объективность этой теории заключается в
открытии в составе развивающегося
зародыша особых участков, определяющих на
соответствующих этапах характер
дифференциации, развития, формообразования
других участков. Так, «верхняя губа бла-
стопора» (участок гаструлы, находящийся
над ее отверстием) является
«организатором», обусловливающим формирование
прилегающей ткани в зачатки нервной
системы и осевых органов. Будучи
пересажен на брюшную сторону зародыша,
«организатор» вызывает там формирование
второго зачатка нервной системы. Открытие
«организаторов» является, таким образом,
важным шагом в исследовании причинности
эмбриогенеза. Субъективной стороной
теории «организаторов» является
преувеличение Шпеманом и его сторонниками ее
значимости и всеобщности. Представление об
односторонне активном, формирующем
действии «организатора», отсутствие данных
об обусловленности самого «организатора»
и о характере процессов взаимодействия —
все это сближает теорию «организаторов»
с витализмом, который, как известно, тоже
предлагает всякого рода сорганизующие
факторы».
Но, может быть, в «организаторах»
содержатся материальные, вещественные
причины, определяющие организацию,
дифференциацию? Именно к этому сводится
содержание «химической
эмбриологии».
Провозглашенный В. Ру метафизический
«каузально-аналитический метод» является
традиционным для старого естествознания
и продолжает владеть умами
естествоиспытателей, несмотря на то, что
естествознание, особенно биология, накопив огромный
фактический материал, требует
диалектического, синтетического обобщения.
Руководствуясь «каузально-аналитическим
методом», экспериментаторы-эмбриологи
стремились «вычленить» причину из многооб-

106
л. н. плющ
разия связей и изменений организма.
Естественной была тенденция довести это
вычленение до физико-химической
субстанции, до вещества. Экспериментальный
материал сначала как будто соответствовал
этой позиции. Шпеман установил, что
препарат мертвого «организатора» может
проявлять «организующее» действие. Веймер
и Фишер заявили, что «организующим
веществом» является гликоген. Уоддингтон и
Нидхем установили затем, что эти вещества
построены по типу фенантрена. Была
провозглашена «химическая эмбриология».
Дальнейший ход развития науки не
оправдал, однако, надежд этой теории.
Вещество может детерминировать другое
вещество, несколько веществ, но не сложную
организацию живого тела, которая
составляет совсем иной порядок отношений
(соотнесена со средой, функциональна, целостна,
исторически обусловлена и т. д.).
Вещество может стимулировать или тормозить,
включать или выключать, сигнализировать
определенный процесс, например, развитие
зачатка нервной системы в данном участке
зародышевой ткани. Но это вещество,
конечно, не может являться причиной этого
развития. Простая причина слишком
неадекватна сложному следствию. Можно,
конечно, предполагать, что эмбриогенез
определяется «сложной системой» веществ. Но
подобный аргумент совершенно
недостаточен для решения этого вопроса.
«Химический» подход в эмбриологии встречает
принципиальные трудности в силу
специфичности живых систем, о которой мы
говорили выше. Химические связи
предусматривают контактные взаимодействия, а
процессы эмбриогенеза, их целостность
указывают на наличие форм связей,
организующих, соподчиняющих клетки и части, не
находящиеся в контакте. Природа этих
связей, специфичных для организованных
живых тел, в настоящее время еще не
выяснена.
Осмыслить характер этих форм связей
пытается теория «биологического
поля». Бели отстоящие друг от друга
участки организма, клетки обнаруживают
согласованность, определенную ориентацию
в отношении целого, то, естественно,
напрашивается аналогия с соответствующим
известным в физике формирующим
фактором: полем. Из этого прежде всего исходят
эиологи, предлагающие теорию
биологического поля: А. Г. Гурвич, П. Вейс, Д. Гольт-
фретер и другие.
А. Г. Гурвич в специальных
исследованиях установил наличие отчетливой
согласованности в развитии клеток, ряд
пространственно-геометрических
закономерностей в последовательном формировании
живых тел. Но в своей книге он
(А. Г. Гурвич «Теория биологического
поля», 1944) в известной мере продолжает
идеи Дриша, делая упор на
принципиальную автономность поля, принципиальную
его независимость от химических факторов,
априорность его постулирования.
Столь же широкие возможности для
виталистического истолкования дает и теория
«морфогенетического поля» П. Вейса,
который считает управляемую полем ткань
пассивной, «нуллипотентной». Таким образом,
теории «биологического поля», собственно,
нет, а есть лишь постановка вопроса о
таком поле.
Недостатки теорий о «поле» в
значительной мере отсутствуют в оригинальной
теории Ч. Чайлда о
«физиологических градиентах».
Градиент — это тоже своего рода поле,
проходящее через организм и определяющее
характер развития отдельных участков, но
в то же время градиент, по Чайлду, имеет
вполне определенную материальную
природу, а именно: он представляет собой
степень интенсивности метаболических (или
иных) процессов, меняющуюся вдоль по
геометрическим осям организма.
Простейший случай градиента: падение
интенсивности метаболизма от головы к хвостовому
концу у примитивного животного — червя
планарии. Градиент и является
определителем направлений развития клеток,
регенерации и т. п. Если планарию разрезать, то
в участке с большим показателем
метаболизма будет регенерировать голова, а в
участке с меньшим показателем —
хвостовой конец. Градиенты бывают разные.
Например, при регенерации конечности
имеется градиент, падающий от тела к
концу конечности. В ходе развития градиенты
сменяют друг друга. Градиенты зависят от
условий среды, через них среда определяет
пути развития зародыша. Например, среда
через градиент силы тяжести
дифференцирует анимальный полюс яйца, где
развивается затем нервная система, и нижний,
вегетативный, брюшной полюс.
Надо отметить достоинства теории
физиологических градиентов, содержащиеся в ней
диалектико-материалистические моменты.
Это прежде всего материальные причины
первичной дифференциации — внешние
условия, обмен веществ; рассмотрение
развития от простого к сложному, эпигенез
без идеалистических примысливаний. Учет
взаимодействия частей и моментов
поляризации; переход количества в качество.
Слабой стороной теории Чайлда является ее
недостаточная конкретность. Градиент дает
лишь общий контур координации развития
организма по осям. Но о характере самого
развития, о формах связей частей между
собой и с градиентом мы по-прежнему не
знаем.
Как и другие теории, теория физиологи-

О МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОМ ПОНИМАНИИ ЭМБРИОГЕНЕЗА
107,
ческото градиента вскрывает лишь
одну из сторон причинности эмбриогенеза.
Нерешенность вопросов о причинности
эмбрионального развития сохраняет
известные гносеологические условия для
существования современного витализма. Он,
говоря словами В. И. Ленина (см. В. И. J e н и н
«Философские тетради», стр. 328), не
беспочвен, у него есть «гносеологические
корни», он «пустоцвет, растущий на живом
дереве» современной биологии.
Гносеологические корни современного витализма, как
и «неовитализма» Дриша, лежат в
неспособности применить диалектический
материализм для истолкования специфической
причинности, особенно ярко
обнаруживаемой экспериментальной эмбриологией.
Опыты трансплантации, пересадка
частей эмбриона в разные участки другого
эмбриона показывают, что пересаженная
часть может либо дифференцироваться в
ткань и орган по типу того участка, в
который она пересажена, либо клетки в месте
пересадки изменяют ход своего развития,
дифференцируются по типу пересаженной
части. Замечательны и результаты опытов
регенерации. Один из классических
объектов этих опытов — гидра — может быть
разрезан на разных уровнях самым
различным образом. Ход регенераций
соответственно будет различным, но 'направленным
к одному результату — восстановлению
целостного организма. Таким образом, живые
организмы обнаруживают специфический
характер изменения, движения, развития:
из части получается целое; в одной и той
же части заложены возможности для
формирования разных частей и органов
целого; в разных частях заложены одинаковые
потенции; при разных состояниях и
изменениях живой системы, при разных
условиях система разными путями идет к
одному результату — формированию
определенного целостного организма. Этот
характер, эта особенность живого организма,
столь ярко и непосредственно
обнаруживающаяся в опытах экспериментальной
эмбриологии, получила название «эквифи-
нальность», что -можно перевести как
«одинаковость результата (при разных
условиях)».
Специфические процессы морфогенети-
ческой регуляции не укладываются в те
представления о
пространственно-определенных структурах и их причинной
обусловленности, которые выработала наука
при изучении механических, физических и
химических систем. На этом основании
Г. Дриш и выдвинул свою концепцию
неовитализма: неприменимость к
организмам механистической причинности, заявил
он, целесообразность и другие
специфические особенности живых тел доказывают
наличие в организмах духовного
организующего начала — «энтелехии», или «психо-
ида».
Ход рассуждений современных
виталистов обычно в основном такой же, как и у
их духовного отца Дриша. Причинность
отождествляется с механической
причинностью, механицизм отождествляется с
материализмом. Затем приводятся
рассмотренные выше биологические явления,
указывающие на специфический характер
причинности: направленность, активность,
целесообразность, эквифиналыюсть и т. п.
Указывается на принципиальное различие
первого и второго ряда явлений и делается
вывод, что причинность и материализм
опровергнуты «данными новейшей
биологии» и доказано действие в биомире
сверхматериальных, психических, идеальных
сил. Манипуляции эти должны удаваться
тем в большей мере, чем менее знакома
аудитория с материалистической
диалектикой. Различия, которые тот или иной
виталист вносит в свои'построения, обычно не
столь существенны. Некоторые авторы,
как, например, Э. Рассел, выступают
против крайнего идеализма, но в конечных
выводах так или иначе допускают компромисс
с ним или становятся на телеологические,
психовиталистические позиции. Другие, как
Л. дю Нуи, открыто проповедуют идеализм.
А. Дальк в книге «Форма и причинность в
ранних стадиях развития» (A. D а 1 с q
«Form and causality in early development»,
1938) обосновывает в духе Аристотеля
активный характер формы в процессе
органического развития, считает, что форма
хоть и материальна, но в то же время в
высшей степени спиритуальна. Р. Лилли
усматривает в эмбриональном развитии и
других процессах организмов «от амебы
до человека» некоторый единый принцип
целесообразности, который не является
чисто физическим (то есть материальным),
а имеет психическую природу. «В
характерном устройстве организма действует
интегративный принцип или свойство,
которое в его существенной природе подобно
тому, которое мы сознаем в умственной
жизни» (R. Lillie «General Biology and
Phisiology of Organism», 1945, p. 201).
Лилли поддерживает Дриша, что
психический фактор регулирует физические (энзи-
матические и др.) процессы, включаясь в
них время от времени в нужных пунктах.
У. Эйгар объясняет эмбриогенез
интеллектом клеток, оперирует понятиями
психологии, считает, что общая целесообразность
развития эмбриона обусловлена
деятельностью отдельных его частей, которые
являются самостоятельными организмами,
движущимися к своим частным целям
(W. Agar «A Contribution to the Theory of
the Living Organism», 1952). Э. Рассел,
критикуя витализм, все же не может отка-

108
л. н. плющ
затьгя от психического элемента в
явлениях жизни. «Мы знаем,— пишет он,— что
мы сами являемся психо-физическими
единствами и, конечно, не чисто
физическими системами, и мы имеем полное право
распространить это понимание на организм
вообще» (Е. Russell «The «drive»
element in life». The British Journal for the
Philosophy of Science, 1950, Vol. 1, 2, p.
116.). По Э. Синноту, в морфогенетических
процессах проявляет себя
«Божественный Дух» (Е. S i n n o t «Matter, mind
and man. The biology of human nature»,
1957).
В последнее время широкое
распространение получил так называемый «о р га н и-
цизм». В концепции «органицизма»
заключена правильная идея: организм
необъясним механистически, в организме
действуют особые, специфически биологические
связи и взаимодействия частей друг с
другом и с целым. Однако современный «орга-
ницизм» весьма эклектичен. Неовиталисты
также причисляют себя к органицистам.
Э. Синнот причисляет к органицистам Дри-
ша, Омэтса и других явных неовиталистов.
Но к органицистам относятся и такие
биологи, как йидгем, Браше, Холден, Берта-
ланфи, которые отвергают витализм. О
неясности философских позиций, об
эклектике органицистов можно судить по взглядам,
например, Ж. Браше, который выступает
против витализма, но в то же время
понимает «жизнь» как нечто отличное от
«материи». Нельзя, тем не менее,
безоговорочно определять органицизм как неовитализм.
В этом отношении показательна позиция
видного биолога Л. фон Берталанфи, одного
из основателей «органицизма».
Придерживаясь в прошлом неовиталистических
взглядов, Берталанфи в последние годы
переходит на научную, материалистическую ло-
зицию в решении одного из коренных
вопросов биологии: вопроса о регуляции
морфогенеза, о движении разными путями к
одному результату — целому органу или
организму, то есть вопроса об эквифиналь-
ности, на которой прежде всего и
основывают свои выводы неовиталисты.
Берталанфи отмечает, что вопросом
фундаментального значения является следующий:
«Представляет ли эквифинальность
доказательство витализма?» — и отвечает: «Нет»
(L. von Bertalanffy «Theoretische
Biologie», Bd. 11, Bern 1951, S. 65). He
будучи пока в состоянии разобраться в
диалектике соотношения причинности и
закономерности неживого и живого, Берталанфи
и ряд других западных биологов, тем не
ме'не-е, как стихийные
естественнонаучные материалисты, отвергают
идеалистические, виталистические псевдотеории и ищут
положительных, научных решений
проблемы причинности эмбриогенеза.
* * *
Конкретные процессы и
закономерности, причинно обусловливающие
специфические, весьма своеобразные явления
эмбрионального развития, еще не выяснены
наукой. По признанию многих биологов,
в определении самих путей исследования
эмбриогенеза возникают сложные
методологические, философские вопросы.
Обращает на себя внимание тот факт, что
не только философы в своих работах
упоминают об исследованиях по эмбриогенезу,
но и биологи при рассмотрении общих
вопросов эмбрионального развития очень
часто обращаются к философии, ссылаются
на философские учения, в работы по
вопросам экспериментальной эмбриологии
включают философские разделы. Многие
экскурсы такого рода являются идеалистическими,
виталистическими, однако, как вынуждены
признавать сторонники идеализма,
витализма, большинство биологов на Западе
отворачиваются от витализма. Видные
биологи из числа исследователей эмбриогенеза,
такие, как Ж. Браше, К. Уоддингтон,
Л. Берталанфи, положительно отзываются
о диалектическом материализме. Надо
полагать, авторитет диалектического
материализма будет расти, особенно в
результате успехов советской науки.
Диалектический материализм прежде
всего в принципе отвергает идеалистические,
телеологические, «психические»
истолкования жизни вообще, эмбриогенеза в
частности. Какие бы «новые» и «новейшие»
теории такого рода ни появлялись, к каким
бы новым экспериментальным данным,
сколь угодно своеобразным,
целесообразным и противоречащим старым взглядам,
ни апеллировали эти теории, они ложны
и подлинному развитию науки
причиняют только вред. С точки зрения
диалектического материализма, жизнь есть особая
форма движения материи, исторически
развившаяся в ее современные,
высокоорганизованные формы, в частности в циклы
эмбриогенеза. Необходимо выяснить, и это
будет, несомненно, выяснено наукой,
материальную, «без всяких посторонних
прибавлений», причинную обусловленность
эмбриональных процессов, процессов
регуляции, «зквифинальности» и т. п.
То, что произошло в экспериментальной
эмбриологии, полностью подтверждает
ленинский анализ борьбы в физике, данный
в «Материализме и эмпириокритицизме».
Экспериментальные исследования
эмбриогенеза с очевидностью показали глубоко
своеобразные особенности этого процесса,
не укладывавшиеся в те представления
о причинности, которые были выработаны
при изучении механических, физических,
химических систем. Незнание либо созна-

О МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОМ ПОНИМАНИИ ЭМБРИОГЕНЕЗА
109
тельное отрицание диалектического
материализма вело к выводам о якобы
опровержении детерминизма и материализма в
сфере морфогенеза, эмбриогенеза, о
необходимости дополнить материализм
телеологией, теми или иными формами духа в
живой природе, к появлению
мертворожденных теорий «холизма», «телизма»,
«финалиама» и т. п. Опровержение
механистического материализма трактовалось как
опровержение материализма вообще. «Они
боролись с метафизическим...
материализмом, с его односторонней
«механичностью»,— и при этом выплескивали из
ванны вместе с водой и ребенка» (В. И. Л е-
нин. Соч., т. 14, стр. 249). На. самом же
деле именно диалектический материализм
дает подлинно научную критику
механицизма. Диалектический материализм
нетолько не отрицает своеобразия жизни,
несводимость ее к низшим формам движения
материи, но, напротив, настаивает на этом.
Вскрывая своеобразный, противоречивый,
диалектический характер эмбриогенеза,
экспериментальная эмбриология
подтверждает диалектический материализм.
* * *
В этом плане остановимся подробнее на
двух кардинальных вопросах эмбриогенеза',
проблемах целесообразности и эквифиналь-
ности.
Противоречие между детерминизмом и
телеологией, в котором вращаются многие
теории эмбриогенеза, обусловлено тем, что
хотя никаких «целей», сознательной
деятельности, «конечных причин» в
эмбриогенезе нет, но в то же время имеет место
совершенно очевидная направленность
развития к определенным результатам.
Процесс оказывается как бы определяемым
тем, чего еще нет, но что возникает из
этого же процесса. Например, эмбрион не
дышит атмосферным воздухом, а легкие
его формируются для выполнения в
будущем этой функции. Но хотя с внешней
стороны эмбриогенез выглядит как процесс,
обусловленный его конечной целью, на
самом деле никаких, несомненно, «конечных
причин», «целей» в эмбриональном
развитии нет. Диалектико-материалистическое
решение состоит в том, чтобы объяснить
направленность (целесообразность)
эмбриогенеза из реальных, материальных,
«действующих причин». Учение Дарвина
позволяет наметить такое решение.
Растение или животное данного вида не
представляет собой статическую форму.
Живой организм есть материальная форма
в состоянии развития; он есть онтогенез,
протекающий от зиготы (или другого
зачатка) до зрелой особи и произведения
потомства. То, что мы называем «видом»
растения или животного, есть вид онтогенеза и
вид эмбриогенеза, под которым
филогенетически лежит класс, тип онтогенеза,
эмбриогенеза. Эти типы, классы, виды онтогенеза
и эмбриогенеза созданы эволюцией,
отбором. Процесс эмбрионального развития
протекает по стадиям. Каждая стадия
причинно обусловливает становление следующей
стадии — без всякой телеологии, путем
«слепой необходимости». Эволюция, отбор
создали эту последовательность стадий в
эмбриональном цикле и причинную систему
каждой стадии, перехода от стадии к
стадии. Таким образом, нет логической
необходимости и фактических оснований
усматривать на той или иной стадии бластулы
зачатки и «цели» формирования
конечностей, легких, органов чувств и т. д.
«Действующие причины» стадии обусловливают
только следующую стадию — и
только ее. Лишь в ходе всей
последовательности стадий реализуются органы,
конечная форма. Реализуются не как неведомо
каким образом предшествующая «цель», а
как каузальный результат
непосредственно
предшествующей стадии, которая, понятно, уже
весьма сложна. При этом, поскольку на
стадиях идет новообразование,
качественные перестройки, рост и ассимиляция,
обмен веществ со средой, постольку
изменения среды могут изменить и ход стадийного
развития, а при соблюдении
соответствующих условий — изменить и ход
последующих онтогенезов, то есть наследственность.
На этой основе мичуринская биология и
вырабатывает свои методы вмешательства
в онтогенез и филогенез
(последовательность поколений-онтогенезов) с целью
направления в желательную сторону, причем
именно в период интенсивного
новообразования, в период эмбриогенеза.
Таким образом, «слепая необходимость»,
но исторически, эволюционно
обусловленная, определяет переход от стадии к стадии,
а в целом — картину направленности,
целесообразности эмбриогенеза. При этом
переход от стадии к стадии не носит характера
копирования, идет процесс действительного
развития — усложнение, новообразование,
качественные перестройки. Это
усложнение идет за счет ассимиляции, роста,
дифференциации, за счет раздвоения единого,
поляризации, взаимообусловленности
новообразований (типа действия
«организаторов», в частности), дающей дальнейшее
новое, и т. д. Новообразование,
дифференциация дают действительно новое,
качественно отличное, более сложное, но
определенное сложное и новое,
детерминированное в стадийном развитии.
Вопрос об эквифинальности, как уже
отмечалось, является, пожалуй, наиболее
трудным на современном этапе развития
биологии. Экспериментальные данные по-

по
л. н. плющ
истине удивительны. Можно, оказывается,
искромсать, перемешать зародыши — и все
же клетки обнаруживают активную
жизнедеятельность, направленную к
формированию целого. Вот что говорит по этому
поводу Д. Гольтфретер: «Вероятно, одной из
наиболее выразительных иллюстраций
поражающей сложности и в то же время
«осмысленности» процессов индивидуации
является следующий эксперимент.
Несколько губ бластопора из ранних гаструл
Amblystoma punctatum были вырезаны и
выдерживались около 10 минут в алкоголе,
что вызвало их дезинтеграцию в кучу
одиночных амебовидных клеток. Дезинтеграция
была продолжена перемешиванием этих
свободных клеток стеклянной иглой. Когда
полученная суспензия была потом
нейтрализована, клетки реаггрегировались в
сферические тела, клеточная структура
которых была, конечно, совершенно отличной от
той, какая первоначально имелась у гаст-
рулы. В течение последующих дней
происходила определенная реорганизация клеток,
из состояния беспорядочного расположения
они совершали направленные движения,
происходила сортировка и перегруппировка
клеток в два зародышевых листка; все
мезодермальные клетки уходили с
поверхности, проскальзывая во внутрь
сферических тел, в то время как эктодермальные
клетки, отделяясь от энтодермальных,
образовали сплошной поверхностный эпителий.
Внутренняя масса мезодермы разделилась
далее на отчетливо расчлененные ткани но-
тохорды, сомитов и почки. Последняя
формировала длинные завитки нефрических
трубочек с нефротомами и кровеносными
капиллярами. Клетки нотохорды хотя и не
были соединены в единую прямую струну,
в то же время и не были свободно
распределенными, но сформировались в сплошной,
слегка ветвящийся орган. Наконец, клетки
скелетных мышц были сгруппированы в
сомиты, хотя и не расположенные в
должном порядке» (J. Holtfreter. Growth
In relation to Differentiation and
Morphogenesis. Society for experimental Biology.
Simposia, 2, Cambridge, 1948, p. 21).
Эквифинальность, как мы уже говорили,
может быть определена как свойство
эмбрионов развиваться в определенном
направлении, несмотря на изменение
условий. Однако надо решительно возразить
/гротив абсолютизации эквифинальности.
Дриш и его последователи производят
именно такую абсолютизацию. На деле же
эквифинальность не абсолютна,
вовсе не все организмы
(эмбрионы) и не при любых («э к в и»)
условиях и нарушениях дают
восстановление целого.
Оперативно измененный организм осуществляет
регенерацию, но очень часто при этом
получаются нежизнеспособные формы. Экви-
финальность надо не абсолютизировать, а
изучать: выяснять степень и границы этой
способности у разных видов организмов,
на разных этапах и в разных условиях,
изучать различия механизмов регенерации
и морфогенеза, их становление в ходе
исторического развития. Именно такой курс был
принят школой советского эмбриолога
Д. П. Филатова (Д. П. Филатов
«Сравнительно-морфологическое
направление в механике развития, его объект, цели
и метод». М. 1939; его же «Об
историческом подходе к явлениям механики
развития и его значение». «Журнал общей
биологии», 1941, № 1).
Эквифинальность, в той мере и в тех
случаях, когда она наблюдается, есть весьма
сложная регуляция
(саморегуляция) морфогенеза целого
(организма, органа), оставляющая
пока далеко позади известные нам
саморегулирующиеся устройства, построенные
человеком. Однако развитие кибернетики,
теории и техники саморегулирующихся
устройств ставит законный вопрос о
моделировании живого и в принципе — о
воспроизведении когда-либо совершенных
форм саморегуляции типа эмбриональной.
Надо полагать, что такое воспроизведение
будет осуществлено, хотя сейчас еще эти
процессы далеко не раскрыты. Но одно
несомненно: в исследовании регуляции
следует отказаться от телеологического
представления о «цели» и «целостности» как
объясняющего принципа. Целесообразность
и целостность в эмбриогенезе сами должны
быть объяснены. Целесообразность,
целостность, эквифинальность не самостоятельно
действующие факторы (такое представление
является виталистическим), а результат
сплетенных причинных связей.
По-видимому, их следует выяснять одну за другой,
что и делала экспериментальная
эмбриология, открыв закономерности
«организаторов», «физиологического градиента» и т. д.
В последнее время проводится исследование
регуляции морфогенеза на основе
представления об обратных связях. Например,
опыты С. Роуза на турбелляриях (S. Rose
«Feedback in the Differetiation of Cells».
«Scientific American», Vol. 199, 1958,
№ 6.). Сложная целостная регуляция —
так называемый «гомеостазис» — в
настоящее время интерпретируется как
система взаимодействующих обратных связей.
Однако следует помнить разочарование,
которое принес «каузально-аналитический
метод» в экспериментальной эмбриологии,
ибо предмет исследования — эмбриогенез,
морфогенез — носит исключительно ярко
выраженный синтетический характер.
Организм не существует и не может быть
познан без его взаимообусловленности со

О МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОМ ПОНИМАНИИ ЭМБРИОГЕНЕЗА
111
средой. Это требует синтетического метода
в исследовании. Организм еще сильно
отличается от тех электрических или иных
систем, при помощи которых его моделируют.
Например, в эмбриогенезе мы сталкиваемся
с отсутствием четких границ между
«деталями» системы, с ярко выраженным
взаимопроникновением частей и процессов. Мы
сталкиваемся с тем, что эмбрион является
не только системой сложного устройства,
но системой самостроящейся,
саморазвивающейся, находящейся в состоянии
перестройки и новообразования. Иными словами, в
эмбриогенезе особенно ярко проявляется
диалектика природы.
В истории науки, в разных областях
познания и на разных этапах исследования
тех или иных процессов в большей или
меньшей степени выступает диалектика.
В механический период естествознания,
например, она была не ярко выражена.
В других областях и на других этапах
развития науки диалектический,
противоречивый характер явлений и закономерностей
является ярко выраженным, и обойти эту
диалектику ученым уже трудно,
невозможно.
Например, в экспериментальной
эмбриологии объекты демонстрируют непрерывное
сложное движение, развитие, разрушение,
новообразование.
В развивающемся эмбрионе части и
процессы влияют друг на друга, ограничивают
и направляют друг друга, но часто не
имеют четкой границы, органически
проникают друг в друга. Естественно, что это
требует совершенно иного подхода, чем
структура с определенными частями.
«Организм — это движение таких тел, в
которых одно от другого неотделимо» (Ф.
Энгельс «Диалектика природы», 1955, стр.
199). «Отдельные члены тела лишь в своей
связи суть то, что они суть» (В. И. Л е н и н,
Соч., т. 38, стр. 194).
Взаимопроникновение, взаимообусловленность частей и
процессов представляют собой единство и
взаимопроникновение противоположностей.
Участки эмбриона определяют характер и
пути развития друг друга. Это и есть
существование «в другом», «через другое»,
«для другого». Материалистическая
диалектика говорит о развитии путем
раздвоения единого. Это дает ключ к
пониманию дифференциации, усложнения,
развития, новообразования в эмбриогенезе.
Первоначально единое тело дифференцируется
на вегетативный и анимальный полюсы,
образует зародышевые листки и ткани
и т. д. Противоречивые отношения их
движут сам процесс развития, иначе пришлось
бы искать' какую-то особую движущую
«жизненную силу». Противоречивые
отношения полюсов в живом теле
обнаруживаются в экспериментах, когда прямое
хирургическое удаление одного из полюсов,
например головы у планарии, снимает
ограничение и обусловливает дифференциацию
участка тела в новую голову.
Экспериментальная эмбриология вынуждена
вырабатывать представление о системах, в которых
нет четко определенных и независимых
частей, представление о жидких,
допускающих перемешивание структурах, которые в
то же время сохраняют свои существенные
связи, выражающиеся, в частности, в
формировании вполне определенной
морфологии. Развитие эмбриона, количественный
процесс дробления, увеличение числа
клеток имеет характер перехода количества в
качество. Идет смена стадий гаструляции,
первоначально простые,
недифференцированные участки протоплазмы
превращаются в дифференцированные образования —
эктодерму, эндодерму и мезодерму, которые
далее развиваются в качественно особые
органы нервной системы, органы
пищеварения, мышцы, органы чувств и т. д. Закон
перехода количества в качество позволяет
материалистически решить вопрос о
новообразовании органов в ходе развития
эмбриона, отвергая как метафизический
преформизм, так и виталистический эпигенез.
Таким образом, подлинно научное,
материалистическое понимание эмбриогенеза
возможно только на основе диалектико-мате-
риалистического мировоззрения.
m

Фрейдизм и его современные
«реформаторы»
Гарри К. УЭЛЛС (США)
(Статья вторая)
Фромм, как и Хорни, выдвигает вместо фрейдовских инстинктов,
филогенетической памяти и врожденных психических факторов
социальные факторы. Однако в отличие от Хорни он не ограничивается только
общими рассуждениями насчет роли культуры и не рассматривает
общество как хаотическое переплетение интерперсональных связей.
Напротив, в своих книгах он отводит по крайней мере столько же места
трактовке экономических, социологических, политических и
идеологических вопросов, сколько и чистой психологии. При этом он открыто
пользуется многими из основных теоретических положений
исторического материализма и марксистской политической экономии, хотя и
интерпретирует их по-своему. В известном смысле можно сказать, что он
использует учение А^аркса, чтобы «реконструировать» систему Фрейда.
Из пяти написанных им книг три — «Escape from Freedom»
(«Бегство от свободы»), «Man for Himself» («Человек в собственном
представлении») и «The Sane Society» («Психически здоровое
общество»)—составляют трилогию, в которой он развивает свои основные теоретические
положения. Две другие его работы —«Psychoanalysis and Religion»
(«Психоанализ и религия») и «The Forgotten Language» («Забытый
язык»). Стержнем его теории является положение о «взаимодействии
между психологическими и социальными факторами». Поскольку это
понятие основополагающее, займемся прежде всего им. Однако мы сразу же
обнаруживаем, что у Фромма психология неразрывно связана с
социологией, что основные понятия психоанализа он выводит из психологических
последствий исторического развития капитализма.
«Социальный фактор» Фромма
Фромм решительно возражает против фрейдовского положения о
том, что общество имеет только функцию подавления, утверждая, что
«оно имеет также и созидательную функцию». «Характер человека, его
страсти и заботы,— говорит он,— являются продуктом культуры;
фактически сам человек — важнейшее создание и достижение непрерывных
человеческих усилий, повесть о которых мы называем историей» (Erich
Fromm «Escape from Freedom». N. Y. 1941, p. 13). Таким образом,
первый тезис Фромма гласит, что человека формируют не инстинкты и их
подавление, а история. Склад человеческого характера меняется в
зависимости от исторической эпохи, от экономической, социальной,
политической и идеологической систем. Поскольку Фромм интересуется в
первую очередь человеком середины двадцатого столетия, живущим в
Соединенных Штатах, то и главный вопрос стоит для него так: «Почему
склад характера человека, существующего в условиях
монополистического капитализма, отличается от характера человека, жившего в
девятнадцатом веке?» (там же). Чтобы ответить на этот вопрос, он об-

фрейдизм и его современные «реформаторы» 113
ращается в первую очередь к истории, политической экономии и к
учению Карла Маркса. Делая это, он открыто бросает вызов современной
антикоммунистической, антимарксистской истерии в Соединенных
Штатах, считая ее прискорбным явлением и решительно осуждая ее.
Фромм рисует сначала «средневековое общество» с его способом
производства и характерными для него условиями труда, уровнем
техники и классовой структурой. Он рассматривает «Средние века» как
противоречивую эпоху, когда, с одной стороны, массы находились в
эксплуатации у небольшой группы людей, не существовало никакой
свободы и всюду царили суеверия и невежество, с другой стороны,
экономическая жизнь была подчинена человеческим нуждам, отношения
между людьми носили прямой и конкретный характер, и каждый
человек занимал свое определенное место в органической социальной
структуре. «Личная, экономическая и социальная жизнь,— говорит он,— была
подчинена обязательным правилам, распространявшимся фактически
на все сферы деятельности без исключения». Психологические же
последствия базиса и надстройки феодального общества являются, по его
словам, отражением противоречивых сторо'н средневековой социальной
жизни. Средневековый человек не свободен, но вместе с тем он не
изолирован, не одинок, он чувствует себя в безопасности и не знает, что
такое забота. Короче, он не отчужден резко ни от вещей, ни от
людей. В нем сильно развито чувство общности с природой и солидарности
со своими собратьями, несмотря на наличие противоречий и вражды
между классами, между различными поместьями и княжествам«. В
средневековом обществе, говорит Фромм, «человек был еще связан с
внешним миром первичными узами» (там же, стр. 43). «Первичными
узами» он называет те природные и социальные связи, которые
существовали в первобытном обществе, в докапиталистических формациях и
в раннем детстве, «до того, как процесс индивидуализации закончился
полным формированием индивида» (там же, стр. 25).
К концу эпохи средневековья структура общества начинает, по
словам Фромма, меняться, и эти изменения приводят к новым
психологическим последствиям для человека. Органическое единство
средневекового общества постепенно подтачивается ростом капиталистических сил
и производственных отношений. С ростом капитализма и разрушением
старого общества появляется свободная личность, порвавилая наконец
первичные узы. Человек оказался наедине с собой, оторванным от
природы и отчужденным от своих собратьев. Психологические результаты
этой ранней стадии капитализма, по мнен-ию Фромма, двойственны и
противоречивы. С одной стороны, в новом человеке появляются
ощущения свободы, независимости и равенства, но с другой — в нем
развивается «глубокое чувство неуверенности, бессилия, сомнения, одиночества
и тревоги». «Потеряв отведенное ему место в его прежнем узко'м
мирке,— пишет Фромм,— человек потерял ответ на вопрос о смысле жизни;
в результате его стали одолевать сомнения и насчет его самого и насчет
цели жизни. Ему стали угрожать могущественные сверхчеловеческие
силы — капитал и рынок. Его отношения с другими людьми, каждый из
которых превратился для него в потенциального конкурента, сделались
холодными и враждебными. Человек оказался свободным — это значит,
что он стал одиноким, изолированным, чувствующим кругом себя одни
опасности. ...Рай был потерян навсегда, человек остался в одиночестве
перед всем миром» (там же, стр. 62—63). Эта негативная свобода, или
свобода от органического единства и первичных уз средневекового
общества, заставила человека «почувствовать себя одиноким и
изолированным» и «преисполнила его сомнениями и тревогой».
Обращаясь к девятнадцатому веку, Фромм пишет, что развитие
капитализма привело лишь к обострению «диалектического противоречия»
между возрастающими достатком, силой, властью над природой, неза-

114
Гарри К. УЭЛЛС
висимостыо и свободой, с одной стороны, и изоляцией, конкуренцией,
враждебностью и неуверенностью в безопасности — с другой. «Судьба
человека теперь,—-пишет Фромм,— служение росту и развитию
капиталистической экономики, накоплению капитала, но не ради своего
собственного счастья или спасения, а просто ради самой этой цели. Человек
становится винтиком большой машины — важным, если он обладает
значительным капиталом, пустяковым, если у него вообще его нет,— но
непременно винтиком, служащим совершенно посторонней для него
цели». Психологическим результатом этого исключительного стремления
к «накоплению капитала» является «чувство собственного ничтожества
и бессилия» (там же, стр. ПО). Фромм утверждает, что этот
психологический эффект одинаково испытывают на себе и рабочий класс, и
класс капиталистов, и средние слои. Правда, внимание Фромма во всех
его произведениях сосредоточено на среднем классе, но он склонен
распространять свои выводы, хотя и с некоторыми оговорками, на два
главных антагонистических класса капиталистического общества. Фромм
допускает, что поскольку все рабочие подвергаются эксплуатации и
борются против нее с помощью своих профсоюзов, то это объединяет их,
в результате чего вместо чувства одиночества и бессилия у них может
возникать чувство силы и солидарности. Тем не менее он утверждает,
что и рабочий находится во власти чувства одиночества и тревоги; при
этом Фромм апеллирует к известному положению исторического
материализма о том, что господствующими идеями всякого общества
являются в целом идеи господствующего класса этого общества. Он
попросту переносит это положение, касающееся области идей, на
область чувств и таким образом' приходит к выводу, что если
господствующими чувствами капиталистического и среднего классов являются
одиночество и тревога, то они должны быть господствующими чувствами
и пролетариата (см. там же, стр. 112—ИЗ).
Фромм указывает на растущее противоречие между общественным
характером производительных сил и частной собственностью на средства
производства, на противоречие между рациональным планированием в
рамках какого-нибудь одного предприятия или корпорации и
иррациональным, анархическим характером рынка. Результатом этого, говорит он,
являются «экономические кризисы, безработица и войны». Но больше
всего Фромм уделяет внимание понятию «отчуждение». Он подчеркивает,
что Гегель и Маркс дали основу для понимания -проблемы отчуждения,
каковой (основой) являются, в частности, марксовы понятия «товарного
фетишизма» и «отчуждения труда» (см. там же, стр. 119). Под
отчуждением Фромм понимает отрыв человека от орудий и природного сырья,
от своих собратьев -и, наконец, от самого себя. Все это, говорит он,
превратилось в товары. «Не только экономические, но и личные
взаимоотношения между людьми приобрели этот отчужденный характер; раньше это
были отношения между человеческими существами, теперь они стали
носить характер отношений между вещами» (там же).
Индивид, по словам Фромма, «становится еще более одиноким и
изолированным, он становится орудием в руках внешних сил, намного
превосходящих его собственные; он становится «индивидом», но
индивидом, приведенным в замешательство и не уверенным в своей
безопасности» (там же, стр. 120). Отмечая в первую очередь (рост негативной
свободы, Фромм упоминает также и о прогрессе, достигнутом в
девятнадцатом веке позитивной свободой, «свободой на». Человек приобрел
большую власть над силами природы, рационалистическое познание им
внешнего мира стало гораздо шире. Выражениями этого явились
оптимизм и свобода личной инициативы. В психологическом плане рост
позитивной свободы обусловил развитие чувства силы, просвещенности и
разума. Эти чувства, говорит Фромм, частично ослабили психологический
эффект негативной -свободы — «неуверенность и тревогу».

ФРЕЙДИЗМ И ЕГО СОВРЕМЕННЫЕ «РЕФОРМАТОРЫ» 115
В девятнадцатом веке, как утверждает Фромм, существовало
некоторое равновесие между ростом негативной и позитивной свобод, но с
наступлением «монополистической стадии капитализма»,
приблизительно в начале нашего столетия, это равновесие было нарушено, и
негативная свобода решительно возобладала над позитивной свободой. По
словам Фромма, в эпоху монополистического капитализма концентрация
капитала ограничила возможности успеха личной инициативы, смелости
и ума, и в людях вместо этих качеств появились «чувства бессилия и
безнадежности».
Монополистический капитализм предстает в виде колоссального
чудовища — Франкенштейна американских кинофильмов, перед лицом
которого все элементы, не принадлежащие к монополиям, чувствуют себя
приниженными, запуганными, низведенными до полного ничтожества,
до простого средства извлечения сверхприбылей.
Фромм рассматривает этот результат отдельно для каждого класса
и каждой стадии монополистического капитализма, имея в виду
главным образом капитализм Соединенных Штатов. Он приходит к выводу,
что огромная мощь монополистического капитала одинаково угрожает
и мелким и средним бизнесменам. Если раньше им приходилось вести
конкурентную борьбу с примерно равными им по силам соперниками,
то теперь, когда они сталкиваются с монополиями, они выглядят как
пигмеи, вышедшие на борьбу против гигантов. Положение
промышленного рабочего также изменилось по сравнению с положением его в
девятнадцатом веке, когда он боролся против эксплуатации,
олицетворенной в хозяине, боссе,— живом человеке, которого рабочий знал в лицо
и часто видел. «На заводе, где насчитываются тысячи рабочих, человек
оказывается в другом положении,— пишет Фромм.— Босс для такого
рабочего стал абстрактной фигурой, он никогда его не видит;
«администрация»— это безликая власть, с которой он не имеет прямых
отношений и для которой он, как отдельная человеческая личность, не
представляет почти никакого значения» (там же, стр. 126). Профсоюзы,
по словам Фромма, несколько выровняли положение, внушив рабочему
чувство своей силы и значимости перед гигантскими корпорациями,
«однако и здесь (в профсоюзе) рабочий только маленький винтик
большой машины».
Таким образом, несмотря на существование профсоюзов, рабочие
испытывают, по крайней мере отчасти, чувства беспомощности,
безнадежности и беспокойства, свойственные и другим классам эпохи
монополистического капитализма.
Когда человек выступает в роли потребителя, он также чувствует
себя крайне незначительным существом, хотя как потенциальный
покупатель он имеет абстрактную значимость. Широко поставленная,
приобретшая способность «гипнотического внушения» реклама, в свою
очередь, обостряет в нем чувства собственного ничтожества и бессилия,
притупляя его способность к здравому, рациональному мышлению и
оскорбляя его человеческую личность галиматьей о разном мыле и
дезодораторах. Не в лучшем положении, говорит Фромм, оказывается
человек и в роли избирателя на сцене политической демократии. Он «стоит
лицом к лицу с партиями-мастодонтами», и «партийные машины
предлагают ему выбор между двумя или тремя кандидатами; но этих
последних выбрал не он сам; он и эти кандидаты не много знают друг
о друге, и отношения между ними так же абстрактны, как и всякие
другие взаимоотношения между людьми» (там же, стр. 129).
Политическая пропаганда и употребляемая для «улавливания голосов» тактика
прессы, подобно рекламе, притупляют в человеке способность здраво и
критически мыслить и усиливают в нем чувства собственной малозначи-
мости, бессилия и тревоги. Они льстят ему, изображая его значительной
фигурой и как бы апеллируя к его критическому суждению, «однако по-

116
Гарри К. УЭЛЛС
добные претензии являются просто способом заглушить в человеке
подозрения и помочь ему обмануть самого себя в отношении якобы
самостоятельного характера его решения» (там же, стр. 130).
Наконец, Фромм ссылается на мировые войны («угроза войны
стала кошмаром, постоянно преследующим человека»), кризисы,
хроническую безработицу («страх перед ней терзает людей всю жизнь»),
опасность оказаться «слишком молодым» или «слишком старым». Все это,
вместе взятое, было и остается отличительными чертами эпохи
монополистического капитализма. Эти черты монополистического капитализма
плюс еще политическая демократия в том виде, как она осуществляется
под его контролем, приводят в итоге к одному общему психологическому
последствию: в человеке рождаются чувства бессилия, страха,
озабоченности, безнадежности, одиночества и беспомощности.
Таким образом, капитализм, по мнению Фромма, с одной стороны,
освободил человека от всех первичных уз, в результате чего возникли
чувства бессилия и одиночества; человек становится свободным, но в
негативном смысле. С другой стороны, капитализм как общественная
формация добился большой власти над природой благодаря огромному
росту средств производства в сельском хозяйстве и промышленности и
тем самым создал условия для перехода к позитивной свободе. Если
рационализировать общество так,'чтобы производство могло служить
для пользы и развития человека, а не для извлечения прибыли и
накопления капитала, то человек сможет преодолеть свои чувства
изолированности и беспомощности и реализовать свою потенциальную
способность к зрелой любви и творческому труду. Стало быть,
противоречие капиталистического общества заключается в следующем:
человек при капитализме свободен, но это свобода с петлей на шее; правда,
уже созрело время снять с него эту петлю и сделать его наконец
действительно свободным, могущим жить полной, радостной, счастливой
жизнью. Позитивная и негативная свободы являются, по Фромму,
психологическим выражением позитивной и негативной сторон капитализма.
Негативные черты капитализма — эксплуатация, войны, кризисы,
безработица, отчуждение, замена человеческих отношений товарными и т. п.—
дают человеку свободу, но оставляют его в одиночестве и страхе.
Положительные черты капитализма — развитие производства, науки, техники
и т. п.— создают условия для будущего и вселяют в людей надежду на
лучшую жизнь в лучше устроенном обществе.
Фромм использует в своих теориях обе стороны этого противоречия.
Анализ негативных сторон капитализма и их психологических последствий
послужил ему для «реконструкции» основ фрейдовского психоанализа.
А положительные черты капитализма он использовал для «прогноза»
создания в будущем рационального общества, которое он называет
«социализмом». Такое общество даст людям позитивную свободу и тем
самым устранит необходимость в психоанализе и его конструкциях. Мы
проследим за аргументацией Фромма в обоих случаях; начнем с его
«реконструкции» психоанализа на базе анализа негативных черт капитализма
и их всеобщего психологического последствия — негативной свободы.
«Реконструированный психоанализ» Фромма
«Реконструкция» психоанализа служит Фромму для того, чтобы
«освободить от лишних одежд» основную гипотезу фрейдовского
учения, очистить ее от всего, кроме самого главного постулата. Этот
главный постулат Фрейда, без которого не может 'быть психоанализа,
сводится к утверждению, что человеком движут бессознательные влечения
и что мотивация его поведения является, следовательно, компульсив-
ной, а не реактивной, иррациональной, а не рациональной; что эта
мотивация идет из внутрипсихической области, а не определяется взаи-

ФРЕЙДИЗМ И ЕГО СОВРЕМЕННЫЕ «РЕФОРМАТОРЫ» 117
модействием человека и внешней среды. Мысли, чувства, поведение
индивида должны рассматриваться не как реакции на внешние условия,
говорит Фромм, а как «дремлющие тенденции в человеческой психике,
которые, так сказать, ждут только случая для своего выражения»
(там же, стр. 180). Но в то время как Фрейд считал эти внутрипсихи-
ческие, компульсивно-иррациональные механизмы инстинктивными
и изначала врожденными психическими влечениями, Фромм
характеризует их как психологические последствия капиталистического
устройства общества. Как бы они ни рассматривались, главное заключается
в том, что компульсивная, иррациональная мотивация всегда и везде
есть 51пе яиа поп психоанализа. Стоит только принять этот постулат,
как все фрейдовские понятия и технические приемы: подавление,
бессознательное сопротивление, оборона «я», окольные пути для
проникновения в замаскированном виде подавленного материала в сознание,
толкование сновидений, свободные ассоциации, перенесение и т. п.—
вытекают из него как логические заключения. Человек боится и ненавидит
потому, что его заставляют бояться и ненавидеть заложенные в нем
внутрипсихические механизмы, социальные же истины делают для него
невозможным признать этот факт, и он снова компульсивно стремится
подавить свои действительные мотивы, не сознавать их. Отсюда следует,
что он будет ожесточенно сопротивляться всякой попытке заставить его
осознать эти подавленные, бессознательные, компульсивные,
иррациональные мотивы. А чтобы помочь себе в этом сопротивлении, он
использует весь свой разум и воображение для конструирования
оборонительных средств и «рационализации», которые преградили бы ком-
пульсивным побуждениям доступ в сознание. Поскольку мысли, чувства
и поведение человека определяются бессознательными, компульсивными
побуждениями, постольку последние обладают исключительной силой,
то есть заряжены большой энергией, и нельзя поэтому совершенно
преградить им доступ в сознание. Они ищут для этого окольные и замаски-
. рованные пути и проникают в сознание в символической форме
сновидений, нечаянных поступков, бессознательных ассоциаций и эмоций,
переносимых данным субъектом на других лиц, особенно на
психоаналитика. Отсюда задача психоаналитика — брать из сновидений,
ассоциаций, симптоматических актов и перенесенных эмоций и отношений все,
что можно принять за символическую маскировку, и истолковывать ее
значение. Таким образом, аналитик может добраться до этих
гипотетических компульсивных иррациональных побуждений индивида, то есть
«воссоздать» их.
Каким же именно образом Фромм подводит под главную посылку
фрейдовского учения новую базу — свой анализ капитализма и его
психологических последствий?
Фромм характеризует современного человека, живущего в условиях
монополистического капитализма, независимо от его классовой
принадлежности как такого индивида, который свободен от всякой связи с
природой и от всяких уз солидарности со своими собратьями. Этот
индивид окружен океаном эксплуатации, войн, безработицы, экономических
кризисов и банкротств и беспомощно, в полном одиночестве
барахтается в его волнах, будучи абсолютно не в силах что-либо предпринять
против всего этого. Психологическими следствиями такого положения
являются чувства бессилия и одиночества, беспомощности и собственного
ничтожества, разочарования и тревоги. Человек не знает, кто он и зачем
он родился на свет. Его терзают сомнения, угнетает сознание полнейшей
бесполезности всего существующего и происходящего. Жизнь для него
теряет всякий смысл.
В подтверждение своих выводов Фромм ссылается на высказывания
датского мистика Киркегора, цитирует Ницше, Франца Кафку и
Джулиана Грина. Все они изображали человека «беспомощным существом, кото-

118
Гарри К. УЭЛЛС
рого раздирают и мучат сомнения, чувства своего полного одиночества
и ничтожества». Фромм приводит, например, слова Грина: «Мы смотрим
вниз, в зияющую под нами огромную черную пропасть. И нам страшно»
(там же, стр. 133). Эти психологические последствия капитализма
Фромм называет «бременем свободы». Это крест, который должны нести
свободные индивиды при монополистическом капитализме. Негативная
свобода, «свобода от», невыносима, говорит Фромм. Итак, сцена готова,
и фрейдовская драма может начаться.
Прилагательные «невыносимый», «нестерпимый» приобретают
центральное значение. Психологические последствия капитализма с его
«свободой от» настолько невыносимы, нестерпимы, что индивид просто не
может позволить себе осознать их. «И вот человек старается отгородиться
от них рутиной своих повседневных занятий; чтобы уйти от них, он ищет
поддержки и одобрения в своих личных и общественных отношениях,
добивается успеха в делах, старается по-всякому развлекаться,
«веселиться», «завязывает знакомства», ««посещает разные места». Но сколько ни
свисти в темноте, свет от этого не появится. Одиночество, страх и
растерянность остаются. Но люди не могут выносить их вечно. Бремя «свободы
от» становится невыносимым» (там же, стр. 134). Из этого положения
Фромм видит два возможных выхода: людям надо либо «попробовать
бежать от всякой свободы», либо «подняться от негативной к позитивной
свободе» (там же). Последняя возможность редко предоставляется
индивиду в капиталистическом обществе, поэтому наиболее
распространенным «выходом» являются поиски различных способов бегства от
негативной свободы. Эти «психологические механизмы для бегства» Фромм и
кладет в основу своей «реконструкции» главного постулата фрейдизма—
постулата о компульсивных, иррациональных, бессознательных
побуждениях.
Утверждение, что индивидом в капиталистическом обществе
руководят бессознательные, компульсивные побуждения, включает в себя
несколько гипотез. Как и большинство авторов спекулятивных теорий,
Фромм начинает с само собой очевидного факта и затем
старается дать ему свое объяснение. Он берет тот же факт, который послужил
отправной точкой и Фрейду: «Очень миого на первый взгляд
неразрешимых проблем перестанет быть для нас загадками, как только мы
решим отказаться от того мнения, будто побуждения, которые сами люди
считают определяющим началом своего поведения, суть обязательно те
самые побуждения, которые действительно толкают их поступать,
чувствовать и думать так, как они это делают» (там же, стр. 137). С этим
нельзя не согласиться. В самом деле, никто не может считать себя
полностью осведомленным в том, какие силы определяют его чувства,
действия и мысли: всем людям дано это знать лишь в относительной мере.
Мы оспариваем лишь фрейдовскую теорию о способе определения чувств,
мыслей и поступков человека. А Фромм, отвечая на этот кардинальный
вопрос, следует именно Фрейду (альтернативную теорию предложил
американский психолог Джозеф Фурст1).
В поисках решения проблемы — какие силы, кроме сознательных
побуждений, детерминируют поведение человека, его чувства и мысли —
Фромм, как и Фрейд, исходит из предположения, что этими силами
являются внутрипсихические, но бессознательные побуждения. Опять-таки, как
и Фрейд, он предполагает, что бессознательные побуждения идентичны
по характеру тем, которые психиатры наблюдают у лиц, страдающих
некоторыми видами функциональна^ психических заболеваний, например,
истерией. В общем, Фромм выдвигает гипотезу о том, что
бессознательные побуждения являются компульсившыми. В психиатрии термин «ком-
пульсивный» означает «непреодолимо влекомый к совершению какого-
1 См. его книгу «Невротик», изданную в 1957 году на русском языке.

ФРЕЙДИЗМ И ЕГО СОВРЕМЕННЫЕ «РЕФОРМАТОРЫ» П9
нибудь иррационального действия». А под «компульсией» в
патологической физиологии и психиатрии принято понимать результат повреждения
или функционального расстройства мозга. Согласно этому взгляду, обе
стороны компульсии — влечение и иррациональное выражение в форме
определенных чувств, актов или мыслей — являются продуктами
патологических мозговых механизмов. Из этого следует, что существует
качественная разница между нормальным и патологическим
функционированием, и поэтому характерные черты первого нельзя вскрыть путем
исследования второго. Вопреки этой общепринятой теории Фромм, идя по
стопам Фрейда, делает предположение, что компульсия представляет
собой не патологическое невролого-физиологическое явление, а скорее
чисто психологический феномен, что компульсивно-иррациональные
чувства, действия и мысли детерминируются «психологическими
механизмами». Тем самым явление компульсии изымается (теоретически)
из области патоневрологии, патофизиологии и психиатрии. Как и Фрейд,
Фромм стирает качественную разницу между больной и здоровой
психикой, сводя все к чисто количественной разнице. Компульсив^ные
механизмы невротика рассматриваются просто как доведенные до крайнего
напряжения механизмы, определяющие психическую жизнь нормальных
людей. Фромм считал, что такое невротическое напряжение компульсив-
ных психических механизмов оказывает помощь в деле «раскрытия»
самих этих механизмов, их структуры и функций. Невротические аномалии
просто делают эти механизмы более доступными и для сознания и для
психоанализа. «Явления, которые мы наблюдаем в невротиках, — пишет
Фромм, — принципиально не отличаются от явлений, которые мы находим
у психически нормальных людей. Они лишь более резко очерчены, более
ясно выражены и зачастую более доступны...» (там же, стр. 138).
Формула о чисто количественном различии позволяет Фромму наделить
своими чисто психологическими компульсивными механизмами всех
людей, всех членов общества. Таким образом, он превращает психоанализ
из теории неврозов в общую теорию психологии.
На таком фундаменте Фромм и строит свое собственное толкование
бессознательных, компульсивных побуждений индивида в
капиталистическом обществе, рождающих иррациональные комлульсивные чувства, акты
и мысли. Человек не может выносить чувств бессилия и одиночества,
которые порождает капиталистическое общество, особенно
монополистический капитализм. Он должен подавить в себе эти чувства, приносящие
ему мучительную боль; он должен вытолкнуть их за порог сознания и в
то же время создать замену им и оборону против них. Таким образом,
первые компульсивно мотивированные акты сводятся к подавлению
порождаемых капитализмом невыносимых чувств. За этим идет
«построение» заменителей и оборонительных средств. Эти заменители и защитные
средства, другими словами, психологические механизмы для бегства от
нестерпимой негативной (буржуазной) свободы, формируются, по
словам Фромма, в каждом индивиде; и нет двух людей, у которых они были
бы одинаковы. Однако все эти психологические механизмы можно разбить
на несколько общих типов, поскольку все люди подвергаются
воздействию одинаковых экономических, социальных, политических и
идеологических факторов. Фромм говорит, что существует много типов таких
компульсивных механизмов, но подробно разбирает только три из них:
мазохизм-садизм, стремление к разрушению и конформизм автомата.
Прежде чем приступить к рассмотрению деталей этих
психологических механизмов компульсивной мотивации, Фромм заявляет, что он
постиг их характер и функции с помощью «психоаналитической процедуры»,
то есть путем использования «классических» технических приемов
Фрейда: свободной ассоциации, толкования сновидений и интерпретации таких
явлений, как перенесение и нечаянные поступки, обмолвки и т. п. Фромм
тут же, как бы извиняясь за свою попытку оправдать психоаналитическую

120
Гарри К. УЭЛЛС
практику, пишет: «Хотя психоанализ не отвечает тому идеалу, к
которому вох Уже в течение многих лет стремится академическая психология,
то есть приближению к экспериментальным методам естественных наук,
он, тем не менее, тоже является целиком эмпирическим методом,
основанным на тщательном наблюдении миновавших цензуру мыслей,
сновидений и фантазий индивида» (там же, стр. 136). Если чувства, действия
и мысли нельзя принимать за «чистую монету», то есть верить тому, чем
они кажутся внешне, если они в действительности компульсивно
детерминируются психологическими механизмам«, которые, в свою очередь,
вызваны к жизни подавленными, нестерпимыми чувствами, то отсюда
следует, что необходимо применять какой-то метод наблюдения, который
позволял бы «захватывать врасплох» подавления, защитные средства и
заменители и потом истолковывать этот составленный из сновидений и
фантазий материал так, чтобы докапываться до действительной компуль-
сивной мотивации, которая стоит за открытыми, непосредственно
воспринимаемыми чувствами, действиями и мыслями и вызывает их. Это
искусство толкования фрагментов бессознательного включает в себя как
главный элемент искусство «перевода» символики бессознательного, то есть
обычную процедуру психоанализа. На ее основе Фромм и создает свое
учение о психологически бессознательных, иррационально-компульсивных
механизмах бегства от свободы.
Под компульсивным воздействием мазохистского механизма
находящийся во власти страха индивид ищет кого-нибудь или что-нибудь, с кем
или с чем он мог бы связать свое «я». Его индивидуальная личность, его
«я», становится для него невыносимой, и он, по словам Фромма, отчаянно
стремится вновь обрести чувство безопасности путем избавления себя от
этого бремени своей собственной измученной, одинокой и бессильной
личности. Чтобы освободиться от креста негативной свободы, он хочет
потеряться. Человек, в котором сформировался такой механизм, чувствует в
себе непреоборимое стремление покориться более сильному человеку, делу
или движению. Извращенной формой мазохистского механизма является
отдача человеком своего тела или духа на страдания и муки, которые
могут причиняться либо им же самим, либо другим лицом. Но более
распространенная, неизвращенная форма заключается просто в утрате
индивидом своего «я», с одной стороны, и в отождествлении себя с другим
лицом или предметом, с другой стороны. Беда в том, говорит Фромм, что
мазохистский механизм ничего не решает, не дает никакого реального
выхода. Он может облегчать некоторые страдания, но оставляет человека,
действующего компульсивно, со всеми его первоначальными сомнениями
и страхами. Мазохистская компульсия является, следовательно,
иррациональным решением, ибо она не устраняет причину страданий, а только
прикрывает ее. Это «страусова политика». Фактически мазохизм, как его
описывает Фромм, является одной из наиболее распространенных форм
психологических механизмов, порождаемых капиталистическим обществом
и его негативной свободой. Таким образом, характеристика мазохизма,
как это подтверждает сам Фромм, относится не к случайным
невротическим индивидам, а к широкому слою населения, живущего в
капиталистическом обществе эпохи господства монополий.
Садистский компульсивный механизм, по Фромму, есть
непреодолимое стремление человека к бегству от своих чувств, одиночества и
бессилия путем приобретения полного господства над другим лицом,
стремление сделать его пассивным орудием своей воли, стать абсолютным
владыкой над ним, сделаться для него богом. В извращенной форме этот
компульсивный механизм проявляется в стремлении унизить эту
подчиненную личность, поработить ее и заставить страдать, мучить ее в
уверенности, что она останется покорной и безответной. Садистский механизм
также является не только компульсивным, но и иррациональным, так как
он не устраняет и даже не уменьшает страданий садистской личности, а

ФРЕЙДИЗМ И ЕГО СОВРЕМЕННЫЕ «РЕФОРМАТОРЫ» 121
просто прикрывает их, ведя в то же время к еще более сильным
страданиям. «Стремление к власти,— говорит Фромм,— есть самое
типичное выражение садизма» (оперируя понятиями о садо-мазохистских
механизмах, Фромм «реконструирует» и Эдипов комплекс).
Вместе взятые, мазохистский и садистский механизмы компульсивно-
иррациональной мотивации определяют формирование в людях либо
садо-мазохистского, либо авторитарного характера; для первого
главным является самозабвенное подчинение власти, для второго —
стремление добиться абсолютной власти над другими людьми.
В этом нельзя не видеть «реконструкции» Фроммом фрейдовских
понятий анального и орального строений характера. Сущность компульсив-
ных механизмов у обоих одна и та же, только Фромм заменил
выдвинутую Фрейдом теорию их биологического, генитального происхождения
теорией социального генезиса. Под «характером» Фромм понимает комплекс
бессознательно-компульсивных механизмов, детерминирующих чувства,
действия и мысли данного индивида. Если большая группа людей —
класс, нация — обнаруживает какие-нибудь общие компульсивные
механизмы, он называет это «строем социального характера». Дальше мы
покажем, как Фромм использует понятие ярко выраженной авторитарной,
или садо-мазохистской, структуры характера для объяснения такого,
например, явления, как фашизм в Германии.
Второй компульсивный психологический механизм, описываемый
Фроммом,— это непреоборимое влечение к разрушению. Стремление
разрушать также является попыткой убежать от невыносимых чувств
бессилия и одиночества. Но результат, как и в первом случае, сводится лишь
к еще большему обострению чувств безнадежности и одиночества.
Стремление к разрушению рождается от сложения действий компульсивных
механизмов враждебности и агрессивности. Это «иррациональная
разрушительность», потому что речь идет не о реакции на все то, что заслуживает
разрушения, а о внутренней потребности к разрушению, вражде и
агрессии, которые и находят свое выражение при всяком возможном поводе.
Фромм говорит о «резерве разрушительности» в психике каждого
человека. Компульсивно-иррациональный механизм разрушительности
представляет собой фроммовскую реконструкцию фрейдовского инстинкта
смерти с его влечениями к агрессии и вражде. В этом реформированном
варианте механизм компульсивной разрушительности, стремление
убивать и уничтожать, рассматривается не как инстинкт, а как
детерминированный капитализмом механизм бегства от невыносимой буржуазной
негативной свободы. Чем больше, говорит Фромм, ущемлена при
капитализме положительная свобода, свобода каждого жить полной жизнью и
развивать свои дарования, тем больше жизненная энергия человека
«подвергается процессу распада и превращается в энергию,
направленную к разрушению». И дальше он подчеркивает, что «социальные
условия, которые подавляют жизнь, порождают страсть к разрушению...»
(там же, стр. 184). Разрушительно-агрессивно-враждебный механизм
компульсивной мотивации был, по мнению Фромма, дополнительным
фактором, обусловившим возникновение нацизма.
Свой третий важный психологический механизм Фромм называет
«автоматическим конформизмом». Это также компульсивный способ
бегства от свободы, от чувств собственного бессилия и ничтожества, которые
рождает в человеке капиталистическое общество. Этот механизм состоит,
во-первых, в том, что индивид перестает быть самим собой, и, во-вторых,
в том, что ок полностью воспринимает, усваивает тот характер личности
какой предлагается ему обществом, в котором он живет. Он становится
точно таким же, как все другие, тонет в общей массе как существо,
неотличимое от остальных, делается тем, кем, как «они» считают, он
должен быть. Фромм уподобляет этот механизм защитной окраске,
выработанной некоторыми животными. Можно подумать, что, отказываясь от

122
Гарри К. УЭЛЛС
своего «я» и становясь личностью определенного, требуемого данной
культурой образца, индивид избавляется от своих чувств одиночества и
тревоги. На самом деле этим он только обостряет в себе чувства
изолированности и совершенной иезначимости, так как он утрачивает овое «я», а это
есть самое болезненное, самое мучительное состояние. Таким образом,
механизм автоматического конформизма является таким же
иррациональным, как и садо-мазохистский и разрушительный компульоивные
механизмы. Он не является реакцией на окружающие условия и, следовательно,
сколько-нибудь эффективным в смысле устранения причин боли и тревоги.
Это скорее внутрипсихичеекое стремление потеряться в массе и развить
«конформистскую» личность.
Индивид, развивший в себе компульсивный конформистский
механизм, не обязательно сознает факт своего отчуждения от
собственного «я» и ложный характер своих чувств, действий и мыслей. Он подавил
в себе свое настоящее «я» и отождествил себя с вновь воспринятым «я»
«конформиста-автомата». Он принимает свои псевдомысли, чувства и
поступки за свои собственные, настоящие мысли, чувства и поступки.
Псевдомышление, чувствование и действие бессознательно пришли в нем на
смену их подлинникам. Единственным способом обнаружить подлинные
мысли, акты и чувства является, согласно учению Фромма, применение
психоаналитической техники, включая толкование сновидений, свободную
ассоциацию и анализ явлений перенесения. Таким образом, компульсивный
механизм автоматического конформизма может быть «обойден с фланга»,
и аналитик, проникнув через системы обороны и сопротивления, может
раскрыть подлинное «я» индивида, захороненное в его бессознательной
психике.
Об этом компульсивном автоматическом конформизме Фромм
говорит следующее: «Этот вид психологического механизма является тем
выходом, к которому прибегает большинство людей в современном
обществе» (там же, стр. 185). Это, по его словам, самое распространенное
компульсивное влечение в капиталистическом буржуазно-демократическом
обществе и особенно в Соединенных Штатах. Но оно также является
ингредиентом фашизма, поскольку утрата индивидом своего «я» и замена
его «псевдо-я» ведут к тому, что человеком овладевает состояние особенно
сильной тревоги, близкое к панике, и он чувствует себя особенно
беспомощным и подверженным опасностям. «Поэтому,— пишет Фромм,— он
готов подчиниться новой власти, которая сулит ему безопасность и
разрешение всех его сомнений» (там же, стр. 206).
Первопричиной этого и других психологических механизмов бегства
Фромм считает, как мы уже говорили, капитализм и особенно
монополистический капитализм. Главная его идея заключается в том, что
капитализм рождает не рационально-реактивные методы, такие, как
использование знаний, истины и основанных на них эффективных средств, а ир-
рационально-компульсивные механизмы, качественно нисколько не
отличающиеся от невротических явлений. Фромм, по существу, приходит к
выводу, что капитализм почти в универсальном масштабе несет с собой не
психическое здоровье, а психические болезни. Конечным продуктом
капитализма (поскольку речь идет об индивиде) являются иеврозы. А так как
Фромм утверждает, что общество — это только индивиды, в нем живущие,
он приходит к заключению, что современное общество, общество эпохи
капиталистических монополий, является психически больным,
невротическим обществом. Поэтому свою систему психоанализа он называет
«диагнозом болезни, которой страдает современная западная культура»
(Е. Fromm «The Sane Society», p. 209). «Западное общество,— говорит
Фромм,— больное, а огромное большинство, если не все живущие в нем
люди, в большей или меньшей степени психопаты. Так получилось
потому, что разум, знания, истину, или, другими словами, рациональную
деятельность, сменила компульсивная, иррациональная мотивация, И все

фрейдизм и его современные «реформаторы» 12Л
это сделала невыносимая негативная свобода, которую принес с собой
капитализм.
Для Фромма главный факт заключается в том, что невротическая
деятельность есть «нормальная» (в смысле ее преобладающего
распространения) деятельность. Капитализм порождает невротическую,
иррациональную, компульсивную деятельность. Она направлена лишь к
фиктивному бегству от последствий капитализма, а не к изменению этих
условий. С другой стороны, здоровая, рационально-реактивная
деятельность была бы натравлена не к бегству от капитализма, а к его
переделке в общество, в котором все рациональные потребности и
стремления человека получили бы удовлетворение. Такаю рациональная
деятельность имела бы целью превращение капитализма в социализм. То,
что Фромм действительно выдвигал такую перспективу, мы увидим
дальше. А пока остановимся коротко на его анализе фашизма и
политической демократии, чтобы показать, как он представляет себе взаимосвязь
между психологическими (точнее, психоаналитическими) и социальными
факторами.
Взаимосвязь психологических (психоаналитических) и социальных
факторов у Фромма
Фромм считает, что с самого начала, то есть с тех пор, когда
капитализм еще только зарождался в недрах средневекового общества, люди,
втянутые в водоворот капиталистических экономических отношений, уже
испытывали чувства одиночества и бессилия. Даже тех, кто жил в раннюю
буржуазную эпоху, эти невыносимые ощущения компульсивно
принуждали развивать в себе различные «механизмы для бегства», такие, как
садомазохистское, разрушительное и автоматическо-конформистское
иррациональные стремления. Фромм утверждает, что развитие этих компульсивно-
невротических механизмов было абсолютно необходимым для
дальнейшего расцвета капитализма и столь же важным, как рост промышленности
и торговли, для которого они фактически были необходимым условием,
являясь в то же время его продуктом. Капитализм, говорит он, развивает
компульсивную мотивацию, но последняя в то же время сама является
условием sine qua non развития и роста капитализма. Так, например,
капиталисты развили в себе садистские компульсивные механизмы,
иррациональную жажду власти, собственности, прибылей, страсть к
непрерывному накоплению капитала, удовлетворяемую целиком за счет
эксплуатации и страданий народных масс, которые вынуждены беспрекословно
повиноваться их воле. С другой стороны, рабочие развивают в себе
преимущественно мазохистские компульсивные механизмы, позволяющие им
отказываться от своих «я» и покоряться всесильной власти капиталистов.
Таким образом, и капиталисты и рабочие стараются «бежать» от
нестерпимых чувств одиночества и бессилия, компульсивно пряча свое «я»,
первые — в погоне за властью, вторые — в покорности ей. Эти непреодолимые
иррациональные стремления были и являются, по Фромму, важнейшим
стимулом роста и развития капитализма, основанного на свободной
конкуренции. Они же явились необходимым условием превращения этого
последнего в монополистический капитализм. А монополистический
капитализм сразу же вызвал к жизни в качестве обязательного
условия большое усиление компульоивных влечений капиталистов к власти,
рабочих — к подчинению ей. Он же обусловил развитие механизма
подчинения в широких слоях самой буржуазии, а именно у тех мелких и
средних капиталистов, которых проглатывали и подчиняли гигантские
монополии.
В условиях буржуазно-демократического общественного строя ком-
пульсивный механизм автоматического конформизма является, по
Фромму, совершенно обязательным требованием и ингредиентом. Так, в Со-

124
Гарри К. УЭЛЛС
единенных Штатах, где существует двухпартийная система, причем обе
партии выражают преимущественно интересы капиталистического
класса, и где народ в действительности не имеет ни голоса, ни права
выбора между различными кандидатами и политическими курсами,
только компульсивный механизм автоматического конформизма позволяет
избирателю обманывать себя. Его псевдомысль воспринимает идеи
и принципы партийной пропаганды, убеждает его в важности собственной
особы, заставляет верить, что он действительно имеет и право голоса
и право выбора. Монополистический капитализм и его политическая
демократия ведут к компульсивному конформизму, к формированию
в индивидах компульсивно-автоматического «я», чьи псевдомысли н
убеждения являются на самом деле мыслями и убеждениями, необходимыми
для сохранения существующего строя. Это мысли и убеждения
монополистов, говорит Фромм, но мы компульсивно думаем, что это наши
собственные мысли и убеждения, наши собственные кандидаты и
политические программы, наша экономическая система, наш политический строй.
Таким образом, компульсивный, иррациональный, невротический механизм
автоматического конформизма является продуктом капитализма и его
политической структуры и в то же время первым условием их
существования и сохранения. Поэтому, по словам Фромма, психоаналитический
фактор неразрывно связан с социальным фактором, а компульсивные
иррациональные стремления — с капитализмом и политической
демократией. Так первоначальный фрейдовский принцип приобрел, после того
как его «реконструировал» Фромм, форму утверждения, что
бессознательная, ком.пульсивно-'невротичеакая психодинамика играет решающую
роль в историческом развитии.
Фрейд ставил на первое место инстинкты и говорил об их
подавлении обществом; он считал их движущей силой исторического развития.
Фромм отвел психоаналитическому фактору место, по крайней мере
равное по значению социологическому, то есть экономическому,
социальному и политическому факторам, и пришел к выводу о неразрывной связи
этих двух факторов как одинаково важных условий и движущих сил
исторического процесса.
Каким именно образом Фромм устанавливает взаимосвязь между
обоими факторами, мы можем увидеть на примере анализа 'им
германского нацизма. Социальным фактором, обусловившим появление
нацизма, был, как указывает Фромм, реакционный союз финансового
капитала и юнкерства. Эта группировка под влиянием мирового
экономического кризиса и поражения Германии в войне 1914—1918 годов требовала
военно-империалистического курса политики с целью передела мировых
экономических ресурсов и колоний. С другой стороны, эта малочисленная,
но в финансовом отношении могущественная группа не могла, по словам
Фромма, приступить к проведению в жизнь своей экспансионистской
политики, не добившись нейтрализации рабочего класса, тяготевшего к
социализму, и решительной поддержки среднего класса. Германский рабочий
класс, утверждает Фромм, был нейтрализован путем усиления в нем того
невротического, компульсивного механизма, который является, по его
мнению, главной чертой его характера, а именно механизма
автоматического конформизма. Это компульсивное стремление было усилено
путем свирепых расправ с неконформистами, с помощью пыток и
концентрационных лагерей. Средний класс Германии, особенно низший его слой,
империалисты завоевали на свою сторону, предоставив полную свободу
выражения его невротическому, компульсивному механизму —
садо-мазохистским стремлениям, как наиболее типичным, по словам Фромма, для
авторитарного строения характера. Этот низший слой среднего класса с
характерным для него компульсивным механизмом стал вследствие этого
массовой базой нацизма, источником расизма, газовых камер, пыток и
прочих зверств.

ФРЕЙДИЗМ И ЕГО СОВРЕМЕННЫЕ «РЕФОРМАТОРЫ» 125
Таким образом, эти невротические, ир рацион ал ыше, кометулъсив-
ные механизмы бегства от невыносимой негативной свободы явились,
по утверждению Фромма, тем психологическим фактором, который
имел историческое значение, равное значению социального
фактора — образованию империалистической группировки, объединившей
германский финансовый капитал и юнкерский класс. Фромм изображает
нацизм как результат переплетения этих двух факторов.
Современная история, говорит далее Фромм, будет чередованием
садо-мазохистской и автоматно-конформистской общественных систем до
тех пор, пока человеческой психикой будут управлять невротические, ком-
пульсивные механизмы. А эти иррациональные компульсивные
стремления будут управлять людьми все время, пока существует капитализм с его
эксплуатацией, кризисами, безработицей и войнами. То обстоятельство,
что два главных типа психических механизмов — садо-мазохистский и
автоматно-конформистский — обладают примерно равной силой, является
в конечном счете основной причиной циклического чередования
политической демократии и фашизма. Разгром фашизма не снимает угрозы его
возрождения, ибо этим не искореняются ни компульсивные механизмы,
ни капиталистические условия, их порождающие.
Единственный выход из этой дилеммы заключается, по словам
Фромма, в построении на базе положительных сторон капитализма
социалистического общества, которое восстановит первоначальные узы человеческой
солидарности и воплотит в жизнь мечту о создании счастья,
материального и культурного изобилия для всех людей. Фромм называет этот
социалистический мир «психически здоровым обществом». Какими же
средствами можно, по его мнению, достичь этого? Обратимся к его
«стратегическому плану».
«Психически здоровое общество» Фромма
«Социализм — это единственное конструктивное решение»,— прямо
заявляет Фромм (Е. F г о m m «The Sane Society», р. 277). Он
утверждает, что только при социализме можно будет покончить с отчуждением
людей и вещей, эксплуатацией, кризисами и войнами и их
психологическими последствиями. Социализм будет означать приход на смену
капиталистическому обществу и иррациональной психической структуре
рационального общества и рациональной психической структуры.
Социализм, говорит он, потому является единственным правильным решением,
что он осуществляет «коренную реорганизацию нашей экономической и
социальной системы с целью освобождения человека от эксплуатации в
совершенно чуждых для него интересах и создания социального порядка,
при котором человеческая солидарность, разум и созидательный гений
получат стимул для своего дальнейшего развития, вместо того, чтобы
подвергаться разрушению, как это имеет место при капитализме» (там
же). Необходимость социалистического общества очевидна сама собой,
говорит он. Однако весь вопрос в том, как найти правильный путь к
построению такого «психически здорового общества». И Фромм заявляет,
что первый шаг, который надо сделать в поисках этого пути,— это
признать «трагическую ошибку» Маркса.
«Трагическая ошибка» Маркса заключалась, по словам Фромма, в
том, что Маркс считал человека разумным существом. Он не знал
«великой истины», открытой Фрейдом, а именно того, что человек — это
неразумное животное, что им управляют компульсивные
невротические стремления, детерминирующие все его мысли, чувства и действия,
и что его хваленый разум есть не что иное, как слуга его в основном
иррациональных, бессознательных импульсов, что его рациональные мысли
по большей мере являются только рационализациями. Если бы Маркс
знал это, он не стал бы настаивать на обобществлении средств про-

126
Гарри К. УЭЛЛС
изводства как на первом условии превращения капитализма в социализм,
так же как не пришел бы к выводу о том, что главной движущей силой
социалистической революции является современный рабочий класс.
«Маркс,— пишет Фромм,— недооценил сложности мира человеческих
страстей... Он не видел отчетливо всех тех страстей и стремлений, которые
коренятся в природе человека и в условиях его существования и
которые сами по себе являются самой могущественной движущей силой
человеческого развития... Он не замечал иррациональных сил в человеке,
заставляющих его бояться свободы и рождающих в нем жажду
властвовать и разрушать» (там же, стр. 263—264). На рабочий класс,
продолжает Фромм, нельзя полагаться, потому что рабочие, как и все
остальные люди, живущие при капитализме, думают, действуют и чувствуют
под давлением невротической, иррациональной, компульсивной силы
психологических механизмов бегства, таких, как садо-мазохизм,
автоматический конформизм и стремление к разрушению. Обобществление
средств производства приведет лишь к замене одного класса с
компульсивной мотивацией поведения другим: класса капиталистов —
рабочим классом; общество же по-прежнему останется иррациональным, а
индивид — невротиком. В общем, Маркс «не понял того, что лучшее
общество не может быть создано людьми без внутреннего морального
перерождения их самих» (там же, стр. 264). Переход к социализму
наступит не раньше, чем люди излечатся от невротической, компульсивной,
психической болезни. Маркс, будучи далек от признания этого «факта»,
имел дело с «чересчур упрощенной, чересчур оптимистической
рационалистической картиной человека» (там же, стр.265).
В противоположность Марксу, который считал человека
рациональным и психически здоровым существом, Фромм утверждает, что люди,
живущие в капиталистическом обществе,— это иррациональные существа
и невротики, то есть больные психически. Поскольку общество, по
Фромму, есть лишь механическое сложение индивидов, постольку он говорит об
иррациональном, невротическом обществе. Это общество надо лечить
теми же терапевтическими средствами, которые употребляют
психоаналитики для лечения индивидов. Эта терапевтика требует, во-первых,
чтобы бессознательные, подавленные, иррациональные, компульсивные
стремления индивида были доведены до его сознаиия; во-вторых,
чтобы его истинное «я», включающее бессознательное, подавленное
стремление к позитивной свободе производительного труда и любви, было
также доведено до его сознания и, в-третьих, чтобы он с помощью
психоаналитика научился выражать это стремление в своей жизненной
практике. Лечение индивидуальной болезни есть в то же время
«лечение социальной болезни» (там же, стр. 274). Поэтому главный
двигатель социальных преобразований — это не рабочий класс и его
союзники, а то, что Фромм называет «гуманистическим психоанализом»
(там же, стр. 273). Главный, кто может раскрыть бессознательное
как в его патологических, так и в подавленных здоровых стремлениях,—
это «гуманистичный» психоаналитик его, Фромма, школы. Он скорее,
чем кто-либо, может способствовать моральному перерождению людей,
революционной переделке индивидуальной психики, в результате
которой на смену патологическим, компульсивНым, иррациональным
стремлениям придет здоровая, реактивная, рациональная, сознательная
мотивация. Такие перерожденные индивиды начнут создавать маленькие
социалистические общины или ячейки внутри капиталистического общества,
которые в конечном счете, по мере того как психоанализ будет спасать
все большее число людей, распространятся по всему миру и охватят все
человечество, что и будет означать достижение социализма.
Ища «интеллектуальную поддержку», Фромм апеллирует к
социалистам-утопистам девятнадцатого века, к Фурье, Роберту Оуэну, Пру-
дону, к анархистам, анархо-синдикалистам, гильдейским социалистам.

ФРЕЙДИЗМ И ЕГО СОВРЕМЕННЫЕ «РЕФОРМАТОРЫ»
127-
«Они,— пишет Фромм,— обращали главное внимание на организацию
труда и социальные взаимоотношения между людьми, а не на вопрос
о собственности» (там ж е, стр. 284). Следуя по их стопам, он подробно
описывает различные опыты организации промышленных
земледельческих и торговых предприятий по принципу «деления прибылей»,
проводившиеся в Соединенных Штатах, в Европе, в Израиле, и заканчивает
утверждением, что главным «является не собственность на средства
производства, а участие в управлении (предприятиями) и принятии
решений» (там же, стр. 323). Если этот принцип будет признан, то
собственники, директора и рабочие станут одной «бригадой», работающей
вместе с другими «бригадами» для пользы всего человечества, а не
только ради прибыли (см. там же, стр. 225—226). Фромм называет такое
течение «гуманистичным коммунитармым социализмом» (т а м же,
стр. 363). Он говорит, что это движение было когда-то очень сильным,
особенно «среди испанских и французских анархистов и синдикалистов и
среди русских социалистов-революционеров». Потом, однако, вплоть до
послелнего времени, оно все больше стало уступать место марксистско-
ленинскому течению. Теперь, утверждает Фромм, наступило его
возрождение, но «меньше в идеологической, догматической и, следовательно,
больше в реальной и конкретной» форме, то есть в той форме, какую ему
придал «гуманистичный психоанализ» с его теориями невротического,
иррационального, компульсивного строения характера современного
человека.
Хотя Фромм начал с того, что осудил цинизм и пессимизм Фрейда
в отношении будущего развития человека и общества (Фрейд считал,
что результатом этого развития будут еще более тяжелые неврозы и еще
более разрушительные войны), заканчивает он тоже выражением
отчаяния. Он утверждает, что американский капитализм и советский
социализм становятся все более идентичными, а небольшие гуманистичные
коммунитарные единицы почти все до одной сокрушены и уничтожены
двумя гигантами. «Какие же перспективы сулит нам будущее?» —
спрашивает он. И отвечает: «Первой и, возможно, самой близкой
вероятностью является атомная война». Но, если даже войны и удастся
избежать,' в будущем человечество ждет еще большая степень «автомато-
роботизма», поскольку и индивид и общество оба больны
«невротическими компульсиями». «Что нам угрожает,— добавляет он,— это война
и ро'ботизм». И хотя некоторая надежда еще и осталась, ©се же «тени
сгущаются и голоса безумия становятся громче».
Поскольку, согласно «диагнозу» Фромма, психически больными при
капитализме являются все люди, единственная надежда, по его мнению,
заключается лишь в индивидуальном лечении членов общества; а так как
психоаналитиков и тем более «гуманистичных аналитиков» нового толка
явно недостаточно для выполнения этой задачи, то он не может не
прийти в итоге к отчаянию и безнадежности. Войны и
самоуничтожение почти неизбежны, утверждает Фромм, снова возводя, таким
образом, на пьедестал фрейдовский «инстинкт смерти». Таким образом,
любая «школа», берущаяся ревизовать или реформировать
психоаналитическое учение, сохраняя главные посылки фрейдизма, никуда не может
уйти и от его выводов. До тех пор, пока все и всякие психоаналитики
утверждают, что детерминирующим фактором человеческой психики
являются невротические компульсивные стремления, их неизбежно будет
ждать в конце мрак и отчаяние. И они всегда будут приходить к
выводу о невозможности успешного сопротивления войне, о невозможности
эффективной социальной революции. Так же обстоит дело и с учением
Фромма: несмотря на как будто бы прогрессивные идеи, оно в конечном
итоге объективно оказывается попыткой оправдать существующие
капиталистические порядки под предлогом «невозможности»
социалистического преобразования общества.

128
Гарри К. УЭЛЛС
* Ф *
Рассматривая учения двух ведущих «реформаторов» психоанализа,
Хорни и Фромма, мы находим в них одно вопиющее противоречие. С
одной стороны, они решительно критикуют Фрейда за то, что он придавал
значение только инстинктивным факторам, и ставят на место
фрейдовского врожденного психического аппарата среду, то есть культурные
и социальные факторы. Эта сторона противоречия является
прогрессивной, она заключает в себе перспективу будущего. Эту сторону их
учений надо приветствовать, поддерживать как нечто новое, толкающее
психологию на правильный путь развития. Если говорить более
конкретно, эта сторона может явиться той базой-минимумом, на основе которо-
рой многие американские психологи могут развернуть совместную
борьбу против «худших элементов» как ортодоксального, так и
«ревизованного» фрейдизма, вроде теории о предопределенных в человеке с детства
сексуальных стремлениях, таких, как орально-каннибалистское, анально-
садистское и Эдипов комплекс. Но каждый раз, когда мы даем такую
оценку, мы должны хорошо помнить о другой стороне противоречия,
характерного для «реформаторов» психоанализа, а именно о принятии ими
в «реконструированном» виде основного постулата Фрейда, его других
концепций и психоаналитической техники. Мы уже видели, что эта
«реконструкция» заключается в ином формулировании главного постулата
всякого психоанализа. Этим главным постулатом является утверждение,
что патологические компульсивные побуждения — основная и
определяющая черта нормальной психической жизни. Фрейд выводил этот главный
постулат из гипотезы о непреодолимых врожденных инстинктах,
которые, тем не менее, подавляются обществом и изгоняются индивидом.
Хорни и Фромм, отвергнув теорию о решающей роли инстинктов,
построили тот же постулат об универсальных компульсивных побуждениях на
гипотезе о психологических последствиях социальной жизни. Хотя они
делают акцент на разные вещи, они оба согласны в том, что жизнь в
современном обществе, то есть при капитализме, порождает невыносимые
чувства бессилия, одиночества и тревоги. Чтобы защитить себя, свое «я»
от этих чувств или чтобы бежать от них, индивид бессознательно
вырабатывает в себе особые психические механизмы. Эти механизмы, несмотря
на их детально разработанное устройство, характеризуются как чисто
психоневротические, иррациональные, бессознательные, компульсивные
стремления или побуждения. Эти-то компульсивные механизмы и
руководят всеми мыслями, действиями и чувствами индивида. Таким образом,
у реформаторов типа Фромма главная посылка психоанализа стала
выглядеть как теория об универсальной компульсивной мотивации
психической жизни. А с этой теорией в руках им легко было прийти к признанию
и подтверждению всех других основных понятий, впервые
сформулированных Фрейдом, таких, как подавление, окольные пути и маскировочная
символика, сопротивление, толкование сновидений, свободные
ассоциации, перенесение и все прочее.
Вторая сторона противоречия находится в прямом конфликте с
первой, и наоборот. Чем больше значения придается среде, тем
бессмысленней выглядят попытки сводить всю психическую жизнь к
раболепству перед невротическими компульсивными стремлениями. Тот, кто
подчеркивает значение среды, казалось бы, должен идти к признанию
того, что человеческая психика реагирует на находящиеся вовне
объективные предметы, события и их сенсорные стимулы и отражает их. Но как
раз это реагирование и это отражение, представляющие собой основу
здоровой психики и разума, и игнорируют реформаторы психоанализа типа
Фромма, выдвигая вместо них внутреннюю, чисто психическую компуль-
сивную мотивацию. Среде же оставляется роль фактора, порождающего
компульсивные психологические механизмы,— функция, пожалуй, не
более важная, чем функция подавления инстинктов, которой наделял об-

ФРЕЙДИЗМ И ЕГО СОВРЕМЕННЫЕ «РЕФОРМАТОРЫ» 129
щество Фрейд. Положение о том, что среда лишь порождает компульсив-
ные стремления,— небольшой прогресс по сравнению с утверждением,
что она их подавляет.
Сам факт, что отмеченное противоречие, которое мы находим в
особенности у Эриха Фромма, носит столь вопиющий характер, указывает,
по какому пути должна следовать психология в Соединенных Штатах.
Это противоречие должно убедить наших психологов в необходимости,
во-первых, отвергнуть теории о том, будто в основе здоровой
психической жизни лежит компульсивная деятельность, и, во-вторых, признать,
что человеческая психика является отражением объективной
действительности. Но признать это — значит признать правильность тех
общественных наук, которые в совокупности называются марксизмом. Именно
эти науки — диалектический материализм, исторический материализм и
марксистская политическая экономия — являются единственной базой
для научной психологии.
Американская психологическая наука уже делает некоторые шаги к
признанию того факта, что только марксистская наука об обществе может
быть основой для разработки подлинно научной психологии. Джозеф
Фурст в своей книге «Невротик» выступил как ведущий представитель
этого направления. Применив марксизм к области психологии, Фурст по-
новому осветил все проблемы, стоящие перед этой наукой. Но он
оставил в стороне другое важнейшее основание научной психологии—
мозговую деятельность, являющуюся материальной базой психической
деятельности, иначе говоря, павловское учение о высшей нервной
деятельности. А это учение, признание которого является вторым
важнейшим условием создания научной психологии, также начинает
завоевывать все больший авторитет в кругах американских ученых-психологов.
Профессор Гант, читающий лекции в университете Джона Гопкинса,
основал Павловское общество и вместе с вошедшими в него молодыми
учеными и врачами, число которых все растет, активно работает сейчас как
по линии широкой популяризации учения о высшей нервной
деятельности, так и в области самостоятельных лабораторных исследований.
Главная беда обоих этих передовых направлений в американской
психологии заключается в том, что они существуют независимо, в отрыве
одно от другого. Ясно, что им надо теперь объединиться, чтобы
соединить в одно два главных условия, «предъявляемых научной психологии,—
признание марксистской общественной науки и учения Павлове о высшей
нервной деятельности — и вывести американскую психологию на путь
превращения ее в действительно объективную, материалистическую науку.
Только тогда можно будет раз и навсегда побороть еще и поныие
господствующее в США влияние фрейдизма и фрейдистов — «ортодоксов» и
«реформаторов».

Натурфилософия XVI—начала
XVII века как предыстория
материализма нового времени
в. в. соколов
Интересную и малоисследованную страницу истории философии
нового времени представляет развитие натурфилософских концепций в XVI—■
начале XVII века.
Буржуазные историки философии во многих трудах последних
десятилетий стремятся стереть грань между эпохой средневековья, которое
они оказывают все больше внимания, и эпохой Возрождения,
представляющей переход к экономически и социально новым, капиталистическим.,
отношениям. Известно, что в эпоху Возрождения в борьбе против
теологической культуры феодального общества была создана богатая и
многогранная светская культура, буржуазная по своей сути. Одной из
составных частей этой новой духовной культуры стали многочисленные
натурфилософские концепции, острие которых было направлено против
еще господствовавшей в тот период — по крайней мере в официальной,
государственно признанной идеологии — схоластической философии,
формально опиравшейся на принципы аристотелизма.
Расцвет натурфилософских систем относится ко второй половине
XVI — началу XVII века и особенно характерен для итальянской и
немецкой философской мысли этого периода. Он связан прежде всего с
именами Агриллы из Неттесгейма (1486—1535), Парацельса (1493—
1541), Кардано (1501 — 1576), Патриции (1529—1597), Джамбатиста
Порты (1541 — 1615), Бруно (1548—1600), Кампанеллы (1568—1639),
Баптиста ВанТельмонта (1577—1644); глубокие натурфилософские
идеи содержатся и в произведениях известного немецкого мистика
и теософа Я. Бёме (1575—1624). Рассматривая наиболее существенные
принципы интерпретации природы и человека натурфилософами, нельзя
пройти также мимо философского творчества Николая Кузанского
(1401 — 1464), идеи которого целесообразно рассматривать как исходный
пункт развития натурфилософии (как, впрочем, в значительной мере и
всего естественнонаучного направления) эпохи Возрождения.
Натурфилософские и гносеологические идеи, развивавшиеся
названными мыслителями, по своему характеру явились переходом от
идеалистических философских построений эпохи средневековья к
материалистическим философским учениям XVII века. Основная материалистическая
тенденция, присущая натурфилософским учениям эпохи Возрождения
и все усиливавшаяся по мере их развития, причудливо переплетается в
них с отсталыми античными и средневековыми идеями и вообще
ненаучными представлениями. Современные буржуазные историки
философии зачастую видят в этих концепциях только идеалистические и
мистические пережитки, отказываются признать содержащиеся в них
материалистические положения и нередко пренебрежительно ставят
натурфилософские концепции ниже средневековых схоластических философских
учений. Именно такое отношение к итальянским натурфилософским
учениям XVI века характерно для известного, чрезвычайно богатого

НАТУРФИЛОСОФИЯ XVI — НАЧАЛА XVII ВЕКА 131
фактическим материалом исследования немецкого ученого Л. Ольшки
«История научной литературы на новых языках» (см. т. II, М.-Л. 1934,
стр. 3—18 и др.)- Б. Рассел .в своей «Истории западной фллософ'ии»
(М. 1959) пишет, что в'Эпоху Возрождения «в области философии не
было создано ничего значительного» (стр. 511), и даже не упо'М!и»нает.Н|И
одного натурфилософа. Попытку представить Бруно и других итальянских
натурфилософов как мыслителей, не выходивших за пределы
средневекового философствования, делает швейцарский ученый Хёнигсвальд в
своей книге «Мыслители итальянского Возрождения» (см. R. Hönigs-
wald «Denker der italienischen Renaissanse». Basel. 1938, S. 169). Среди
современных буржуазных историков философии очень распространено
стремление усматривать в деятельности и взглядах натурфилософов, как
и других передовых мыслителей эпохи Возрождения, поиски «более
глубокой религиозности». Такая интерпретация дается во ©тором томе
«Истории мысли» французского историка философии Жака Шевалье
(см. Chevalier Jacques «Histoire de la pensée», t. H, «La pensée
chrétienne». Paris. 1956, pp. 641—647, 572 и др.).
Аналогичные трактовки натурфилософии можно найти и в других
трудах буржуазных историков философии, особенно в вышедших за
последние десятилетия. Примером может служить широко
распространенный на Западе многотомный очерк истории философии Ибервега-
Гейнце (ом. «Ueberwegs Grundriss der GeschCichte der Philosophie».
3 Teil, 14 Auflage. Basel-Stuttgart. 1957, SS. 35—59, 118—153).
Не приукрашивая воззрений натурфилософов XVI века и отмечая
многие их слабости, мы постараемся показать, что самые ценные
достижения натурфилософских учений рассматриваемой эпохи носили
материалистический характер и что в развитии материалистического
мировоззрения в новое время им принадлежит значительная заслуга.
Возникновение натурфилософии
Возникновение натурфилософии, то есть философии природы,
свободной от непосредственного подчинения теологическим умозрениям,
представляет одно из главных завоеваний передовой мысли эпохи
Возрождения. Появление натурфилософии было обусловлено рядом факторов,
порожденных практическими запросами эпохи, гуманистической культурой
и предшествующим идейным развитием.
Натурфилософские концепции Возрождения явились выражением
страстного стремления передовых людей эпохи к пониманию и
покорению природы, к усилению могущества человека. В возникновении их
следует видеть также один из результатов широкого возрождения в эту
эпоху неаристотелевских античных философских учений, и прежде всего
более ранних, материалистических, в которых, как известно,
натурфилософские представления играли определяющую роль. Появление
натурфилософии в эпоху Возрождения было одним из следствий
развивавшейся в течение последних веков средневековья теории двойственной истины,
стремившейся отделить философию от теологии. Отныне философия
была призвана развиваться лишь вместе с прогрессом науки.
Средневековая схоластическая мысль почти не знала
натурфилософских концепций. С точки зрения церкви и проповедовавшейся ею
аскетической морали, все помыслы людей должны были сосредото'чиваться на
боге, природа же представлялась запретным плодом, недоступным
человеческому пониманию и бесполезным для человека. Конечно, церковь и
служащая ей схоластическая философия не могли полностью обойтись
без каких-либо элементов философского понимания природы. В самой
универсальной и влиятельной системе схоластической философии,
разработанной Фомой Аквинским, для этой цели, как известно,
приспособлена натурфилософия Аристотеля, сочетаемая с воззрениями Псевдо-

132
В. В. СОКОЛОВ
Дионисия Ареопагита, который расоматривал всю действительность как
иерархическую систему постепенной деградации божества. С точки
зрения системы Аквината, природа представляет собой закостеневшую
иерархию форм, некогда созданных богом и остающихся с тех пор
неизменными вплоть до «скончания веков», до дня «страшного суда».
С этой метафизической точки зрения такие «царства» природы, ка-к
минералы, растения, животные и человек, совершенно изолированы, не
связаны друг с другом. Над человеческим миром возвышается мир
бесплотных ангелов, а на самой вершине вселенской пирамиды в
ослепительном сиянии пребывает вечный и неизменный бог — creator et dator
formarum (творец и податель форм).
Пантеизм как методологическая основа натурфилософских концепций
Но и в условиях средневековья теплился интерес к исследованию
природы. Одним из философских отражений этого интереса были
пантеистические концепции. Характерная особенность этих концепций
состояла в том, что это были, как правило, варианты неоплатонизма —
самого влиятельного наряду с аристотелизмом философского учения в
эпоху средневековья. Неоплатонизм воспринимался как
господствующими, официально признанными схоластическими учениями —
Псевдо-Дионисия Ареопагита, Фомы Аквинского и некоторыми другими, так и
оппозиционными учениями, не раз отвергавшимися и запрещавшимися
церковью. Последние особенно широко использовали неоплатоновскую
концепцию эманации, истечения божества, посредством которого якобы
образуется духовный и материальный мир. Принятие этой концепции Эри-
угеной уже в IX веке привело этого крупнейшего мыслителя раннего
средневековья к замене основного догмата монотеистических
религиозных учений—о творении богом мира «из ничего» посредством акта
своей ничем не ограниченной воли — концепцией порождения богом
природы и человека. Пантеистическая концепция Эриугены означала
известное устранение дуализма бога и мира, противопоставления бога
природе как главного представления всех монотеистических религий.
Благодаря этому бот и мир сливались в некое живое, одухотворенное
единство и природа приобретала более или менее самодовлеющую
ценность. Именно эти пантеистические возможности неоплатонизма
объясняют, между прочим, многочисленные примеры неоплатоновской
«ревизии» аристотелевского понимания мира, особенно частые на Востоке
(например, в философии Ибн-Сины).
Если принять во внимание вышесказанное, станет понятным, почему
натурфилософские концепции эпохи Возрождения все без исключения
были концепциями пантеистическими. Как в области натурфилософии,
так и в сфере религиозной борьбы, игравшей в общественной жизни XVI
века громадную роль, пантеизм становится главной теоретической
почвой, на которой возникают оппозиционные учения, выступающие не
только против схоластической философии, но и против католической,
лютеранской и кальвинистской религий. Пантеизм составлял одну из
теоретических основ учения идеолога народных низов Томаса Мюнцера
(1490—1525), близкого ему по своим идейным устремлениям Себастьяна
Франка (1499—1542), а также учений всех натурфилософов, которые
объективно выступали как идеологи буржуазии в борьбе против
феодализма и феодальной идеологии.
Одна из материалистических тенденций пантеизма, не приемлемая
как для католического, так и для протестантского вероучений, состояла в
дезантропоморфизации натуралистически понимаемого бога, то
есть в лишении бога человеческих черт. С этой «ересью» вели
ожесточенную борьбу как католики, так и протестанты. Одной из жертв этой
борьбы стал видный испанский гуманист, ученый и философ Мигель Сервет

НАТУРФИЛОСОФИЯ XVI — НАЧАЛА XVII ВЕКА
133
(1511 —1553), сожженный кальвинистами в Женеве. Сервет — известный
теоретик так называемых антитринитариев, не признававших основного
в христианстве догмата троицы, на котором основываются христианские
монотеистические представления о внеприродном боге как о личности.
В обвинительном акте женевского суда, предъявленном Сервету, в числе
других положений ему ставилось в вину отождествление бога со всем
существующим, и эта пантеистическая точка зрения расценивалась как
атеистическая. Аналогичное обвинение было предъявлено венецианской,
а затем и римской инквизицией Джордано Бруно.
Большинство натурфилософов в силу указанных выше причин
сознательно стремилось опереться на традиции неоплатонизма, особенно в
более ранний период, когда еще мало были известны доаристотелевские
натурфилософские учения античности.
Первым натурфилософом, развивавшим еще в XV веке традиции
неоплатонизма и пантеизма, был Николай Кузанский. Одна из главных
проблем его философии — проблема отношения бога и природы.
Пантеизм еще не проводится Кузанским прямо и неуклонно, в духе
последовательного отождествления бога и природы, бога и м»и«ра. Мы встречаемся
в его произведениях с традиционной христианской точкой зрения отно-
ситель'ню дуализма бога и мира. «Если рассматривать вещи без него
(без бота.— В. С),— говорится в трактате Кузанского «Об ученом
незнании» («De docta ignoranttia». 1440),— они — иичто, как число без
единства. Если рассматривать бога без вещей, то он существует, а вещи
не существуют» (Николай Куза«некий. Избранные философские
сочинения. Соц'экгиз. М. 1937, стр. 68—69). Однако эта ортодоксально-
теологическая точка зрения не является у Николая Кузанского— по
крайней мере в его философских трудах—ведущей и определяющей.
Гораздо более характерно, что он все смелее шел в направлении
последовательного пантеизма и неразрывно с ним связанного натурализма,
особенно в своих более поздних произведениях («Об уме», «О венном»,
«О 6ЫТИИ-<Ё03М0Ж'Н0СТИ»).
В натурфилософских концепциях XVI века точка зрения пантеизма
выражена еще более последовательно, чем у Кузанского. Хотя божество
и наличествует у всех натурфилософов в качестве таинственного начала,
направляющего жизнь природы и человека, однако мыслится при этом в
более или менее тесном единстве с ними. Завершением этого процесса
отождествления бога и мира в пределах рассматриваемых учений можно
считать натурфилософские воззрения великого Бруно. У Ноланца бог
окончательно «переселяется» в природу, которая, по его известному
определению, есть не что иное, как «бог в вещах». Из всех натурфилософоз
Возрождения Бруно наиболее последователен в растворении бога в
природе. «Природа либо есть сам бог, либо божественная сила, открытая в
самих вещах»,— говорится в его произведении «Свод метафизических
терминов» (см. сб. «Вопросы истории религии и атеизма». М. 1950,
стр. 396). Бог выступает у Бруно то как природа, то как вселенная, то как
материя. Именно в этом смысле он часто называет природу божественной.
«До конца эпохи Возрождения,— говорит Пальмиро Тольятти,—
Италия находилась в авангарде европейской мысли. В эту эпоху она дала
самых оригинальных, самых мужественных и смелых мыслителей. Они
решительно выступили против старого образа мышления, на котором
католическая религия основала свое учение и свою проповедь, по-новому
обратились к изучению чувственной и духовной деятельности человека,
рассматривая природу как великую книгу, в которую нужно почаще
заглядывать, чтобы «прозреть». Они заложили основы нового могучего
и дерзновенного мировоззрения, в центре которого стоят природа и
человек. Отвергая религиозную трансцендентность и утверждая
имманентность божественного в действительности, они открыли таким образом,
хотя еще и в далеко не совершенной форме, путь к последующим натура-

134
в, в. соколов
листическим « материалистическим концепциям» (»Пальмиро Тольятти
«Развитие и кризис итальянской -мысли в XIX веке», «Вопросы
философии» № 5 за 1955 год, стр. 58).
Учение о бесконечности вселенной
Круггнейшим завоеванием передовой натурфилософской мысли
рассматриваемой эпохи, развивавшей традиции пантеизма, следует считать
учение о бесконечности вселенной и о бесчисленности составляющих ее
миров.
Одним из основных устоев теологическо-схоластического
мировоззрения средневековья было убеждение в конечности мироздания в
пространстве, так как только при этой предпосылке можно было вообразить
творение мира богом, а следовательно, и конечность мира во времени. Как
известно, еще в античности Демокритом впервые было выдвинуто
положение о бесконечности вселенной и о бесчисленности составляющих ее
миров, вытекавшее из его представления о беспредельной пустоте и
бесчисленности двигающихся в ней атомов. Однако эта идея не была
воспринята последующей античной научно-философской мыслью, которая
в лице Платона и в особенности Аристотеля сформулировала взгляд на
вселенную как на ограниченное в пространстве мировое целое,
замыкающееся последней сферой неподвижных звезд, за которой расположен
божественный перводвитателъ. Это воззрение оказалось определяющим
для философско-космологических представлений как античности, так
и всего средневековья. Оно было положено, в частности, в основу птоле-
меевской геоцентрической системы мира, столь гармонировавшей со всем
строем средневекового теологического и телеологического
миропонимания и с библейско-христианской мифологией.
И все же проблема бесконечности получила в эпоху средневековья
известное «осмысление», правда, в форме теологических спекуляций.
Бесконечность «приписывал« не миру, не природе, а богу. Ярче всего это
выступало в так называемой «отрицательной теологии», связанной опять-
таки прежде всего с философской концепцией неоплатонизма (теология
этого типа была издавна известна также в индийской философии).
Согласно этой концепции, непознаваемость, непостижимость
сверхприродного бога выражается в том, что относительно него можно утверждать
любые предикаты («положительная теология»), а еще лучше отрицать
их, так как бог не похож ни на что наблюдаемое в этом мире. Нельзя
сказать, какие качества принадлежат богу; легче сказать, какие не
принадлежат ему. Поскольку относительно бога можно отрицать бесконечное
количество предикатов, его бытие оказывается бесконечным, но
одновременно и отделенным от мира, от окружающей человека природы.
Исходя из этих идей «положительной» и в особенности
«отрицательной» теологии, почерпнутых из произведений неоплатоников, Николай
Кузанский первым в рассматриваемую эпоху сформулировал идею
бесконечности вселенной, знаменовавшую собой переход от мировоззрения
средневековья к мировоззрению нового времени. Божество он
обычно именует в своих произведениях (см. «Об ученом незнании», кн. 1,
гл. II, IV и др.) «абсолютным максимумом», подчеркивая тем самым
актуальную бесконечность его природы, то есть бесконечность во всех
отношениях, бесконечность вневременную. По сравнению с так понимаемым
богом природа представлялась ему «ограниченным максимумом»,
«ограниченной бесконечностью» (см. там же, кн. II, гл. IV и др.). Иными
словами, природа должна быть истолкована как потенциальная
бесконечность, предполагающая любую, наперед заданную границу.
Бесконечен, таким образом, по его мысли, не только бог, но и мир, как отблеск
божества, ««ельзя сч«тать его конечным потому, что он не имеет
границ, между которыми заключен» (Избранные философские сочинения,

НАТУРФИЛОСОФИЯ XVI — НАЧАЛА XVII ВЕКА
135
стр. 97). Поскольку пантеистически понимаемый бог находится «везде
и нигде» (там же, стр. 100), во вселенной не может быть ни центра,
каковым в течение многих веков считали Землю, ни замыкающей ее
сферы, какой в «представлении современников Николая Кузанского была
сфера неподвижных звезд.
Мысль о бесконечности природы-вселенной высказывалась и
некоторыми натурфилософами XVI века (например, Патрицци «Nova de uni-
versis philosophia. Pancosmia», VIII, p. 82), однако скорее как смутная
догадка, чем как четко и ясно формулируемая идея. Этому
препятствовало не только отсутствие новых фактов (теория Коперника не
получила еще сколько-нибудь широкого признания), но и опасность
возможных атеистических выводов в условиях все усиливавшейся в XVI веке
религиозной реакции. Как справедливо заметил известный французский
социолог и политик того времени Жан Бодэн (1530—1596),
«бесконечность уничтожает бога» («Methodus ad facilem Historiarum cognitionem».
Lyon. 1683, p. 322). А этого церковь, разумеется, допустить никак не
могла.
Тем величественнее предстает бессмертный подвиг Джордано Бруно,
четко и глубоко сформулировавшего -идею бесконечности
природы-вселенной и отдавшего за нее свою жизнь. Итальянский мыслитель развивал
здесь взгляды Николая Кузанского. Однако если у последнего идея
бесконечности природы формулировалась еще в лолутеологической форме,
то Бруно развивал ее как учение вполне натуралистическое, как учение
о природе. Как и подавляющее большинство других натурфилософов той
эпохи, Бруно испытал значительное влияние идей неоплатонизма (с этого
началось его философское развитие). Это влияние дало развитию его
взглядов первоначальный толчок. Однако необходимо подчеркнуть, что в
своем утверждении бесконечности вселенной Бруно исходил не только
из неоплатоновских идей «отрицательного богословия», но и из
материалистического учения о бесконечности пространства и бесчисленности
находящихся в нем миров, развивавшегося в древности Демокритом,
Эпикуром и Лукрецием. При этом актуальную бесконечность Бруно был
склонен истолковать как абсолютную бесконечность пространства, а
потенциальную — как бесчисленность находящихся в нем миров. «Есть
двоякого рода бесконечность, — говорил мыслитель на допросе в
венецианской инквизиции, — бесконечная величина вселенной и бесконечное
множество находящихся в ней миров, и отсюда косвенным образом
вытекает отрицание истины, основанной на вере» (В. С. Рожицын
«Джордано Бруно и инквизиция». АН СССР. М. 1955, стр. 301).
Бруно не просто воскресил чрезвычайно важное и в эпоху
средневековья забытое материалистическое учение древних атомистов о
бесчисленности миров, но и развил это учение дальше, сделав его одним из
главных устоев нового, материалистического, антитеологического и
антисхоластического мировоззрения. Именно на этом пути Бруно и
обратился к теории Копермика и -первый открыто заявил об истинности ее
основного гелиоцентрического принципа. Итальянский мыслитель освободил
при этом теорию Коперника от некоторых существенных недостатков
(традиционное представление о конечности мироздания, замкнутого
сферой неподвижных звезд, представление об абсолютном центре
вселенной), выявив тем самым ее материалистический и
революционизирующий смысл.
Учение о бесконечности природы, таким образом, не было у Бруно
только умозрительным положением, каким оно, в сущности, оставалось
у Николая Кузанского, а получало определенную естественнонаучную
(физическую и астрономическую) конкретизацию. Космологическое
учение Бруно, разбившее хрустальную твердь ограничивавшей мир сферы
и вновь утвердившее истину о бесчисленности миров, аналогичных
нашему солнечному миру, являет собой один из примеров плодотворности

136
в. в. соколов
влияния философии на естествознание. Некоторые идеи, высказанные
Бруно (например, мысль о том, что спутники имеются не только у
Солнца, но и у других звезд, являющихся солнцами далеких миров), нашли
свое научное подтверждение в астрономии XX века.
Антисхоластическое понимание материи
Немаловажная заслуга натурфилософии XVI века в развитии
материалистического мировоззрения состоит также в борьбе против
схоластического понимания материи.
Для последнего были характерны три догмы. Первая. В соответствии
с основным догматом христианского (так же, как магометанского и
иудейского) вероучения о творении богом мира «из ничего» утверждалось,
что материя была некогда создана богом. Следующие две были
почерпнуты схоластиками у Аристотеля: материя (у Аристотеля «первая
материя») представляет собой нечто совершенно бесформенное и пассивное;
активным, творческим началом выступает только форма, воздействие
которой на материю (что в схоластике тоже связывалось с деятельностью
бога) приводит к возникновению конкретных вещей, к превращении)
только потенциального, возможного бытия в бытие актуальное,
действительное.
Великая историческая заслуга мусульманских философов
средневековья, и прежде всего Ибн-Сины и Ибн-Рошда, состоит в том, что они
отбросили первую из этих догм, вернувшись к воззрениям Аристотеля и
даже несколько развив их в материалистическом направлении.
Мыслители средневекового Востока учил>и, что материя — не менее объективная
и самостоятельная сущность, чем бог, что материя сама обладает вели-
кой производительной силой. Аналогичные взгляды развивал в Западной
Европе мыслитель-пантеист конца XII — начала XIII века Давид из Ди-
нанта, учивший, что материя, разум и бог — одно, и то же.
Процесс «реабилитации» материи как сущности, не зависимой от бота
и по своему значению вполне ему равной, в свободной от теологических
рамок форме еще более энергично развивался в произведениях
рассматриваемых натурфилософов. Пантеистически отождествляя бога и природу,
натурфилософы уравнивали материю с богом, по существу, объявляя ее
единственной творческой сущностью. При этом происходило
материалистическое переосмысление неоплатоновской концепции эманации природы
из божества. Если в неоплатонизме природа и материя рассматривались
как последнее порождение сверхъестественной божественной эманации,
как результат полного угасания божественного света, как нечто
совершенно неразумное и абсолютно злое, то, например, у Патрицци, этого
представителя новой буржуазной идеологии жизнерадостного
Ренессанса, в его произведении «Новая философия вселенной» (1591) они
выступают как полное и наиболее совершенное выражение божества. А
Бруно уже не только провозглашает несотворенность и извечность материи,
не только решительно утверждает в противоположность схоластике
неразрывность формы и материи, но и доказывает, что в этом обязательном
единстве материи и формы ведущая роль принадлежит материи, которая
«творит все из своего собственного лона» (ом. сб. «Вопросы религии и
атеизма» № 1. М. 1950, стр. 395).
Материалистические устремления натурфилософов XVI века,
пришедших к пониманию материи как самостоятельной творческой силы,
прекрасно выражены в названии основного труда Бернардино Телезио —
«О природе вещей сообразно их собственным принципам» («De natura
rerum juxta propria prinrcipia», 1565—1586). В этом названии удачно
сформулирована суть всякого материализма, состоящая в стремлении
объяснять мир только из него самого, не прибегая ни к каким внеприрод-
ным, сверхъестественным силам. Аналогичным образом Кампанелла одно

НАТУРФИЛОСОФИЯ XVI — НАЧАЛА XVII BLKA
137
из своих сочинений называет «Медицина соответственно ее собственным
принципам» («Medicinalia juxta propria printeipia», 1635). Однако в ту
эпоху трагедия натурфилософии состояла в том, что ее
материалистические устремления не могли опираться на солидный фундамент фактов и
законов, установленных естествознанием, только начинавшим тогда свое
триумфальное шествие. В этом одна из причин нередкого сочетания
передовых и отсталых тенденций и идей в мировоззрении одних и тех же
мыслителей.
Роль мистики в натурфилософских концепциях
Одно из наиболее ярких проявлений противоречивого сочетания
передового и отсталого в мировоззрении натурфилософов — наличие в нем
более или менее ярко выраженных элементов мистики. Как и в период
средневековья, в эпоху Возрождения мистика играла своеобразную роль,
иногда оказывавшуюся прогрессивной, на что прямо указывает Энгельс
в «Крестьянской войне в Германии», подчеркивая, в частности,
зависимость от мистики мировоззрения таких революционных идеологов, как
Томас Мюнцер (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 361).
Конечно, большинство натурфилософов не принадлежало к числу
революционных идеологов. Прогрессивное значение мистики в их мировоззрении
проявлялось в другом — в разрушении ортодоксально-схоластической
картины мира и схоластических методов мышления.
При этом нужно иметь в виду, что официальная схоластическо-тео-
логическая картина мира, основывавшаяся на догмате творения мира
богом «из ничего» и других сверхъестественных «истинах», в сущности,
была более мистической, чем пантеистические концепции природы,
воспринявшие неоплатоновскую идею эманации божества. Кроме того,
следует помнить и о том, что схоластика, используя рационально-логическую
технику, созданную Аристотелем, для доказательства всякого рода
иррациональных богословских «истин» завела аристотелевскую логику в
тупик, превратив ее в средство, малопригодное для познания природы и
человека. Всем этим можно объяснить широкую популярность мистики в
рассматриваемую эпоху. Даже передовые и прогрессивные мыслители,
осознавшие бесплодность схоластической методологии, обращались к
иным способам познания природы, нередко сугубо мистическим.
Прогрессивная роль мистики в рассматриваемую эпоху, таким
образом, сводилась к подчеркиванию бесплодности схоластической
методологии. Другой роли мистика и не может играть, ибо по природе своей она
враждебна человеческому разуму как единственному средству
познания мира. Однако следует иметь в виду, что у ряда мыслителей
рассматриваемой эпохи, увлекавшихся различными мистическими системами и
положениями (неоплатонизмом, пифагореизмом, каббалой и другими),
отказ от схоластической методологии сопровождался иногда глубокими
поисками иных научных и даже диалектических способов познания.
К числу таких мыслителей принадлежали Николай Кузанский, Бруно и
некоторые другие натурфилософы.
Гилозоизм и натурализм в воззрениях натурфилософов
Еще более характерная черта, присущая воззрениям всех без
исключения натурфилософов, состоит в гилозоизме, в убеждении во
всеобщей одушевленности природы. Обычно натурфилософы исходили при
этом из платоновско-неоплатоновской идеи существования «мировой
души» как всеоживляющего и одухотворяющего принципа. Но если в
неоплатонизме «мировая душа», составляющая третью ступень
эманации божественного пер-воединства, оставалась принципом внеприродным,
порождавшим из себя посредством различных идей отдельные вещи и
тем самым природу, то у натурфилософов (в особенности у Бруно) она

138
В. В. СОКОЛОВ
становится принципом вполне природным, неотделимым от материи,
ка.к неотделима от материи форма в любом конкретном предмете.
По мере ознакомления натурфилософов Возрождения с античными
натурфилософскими учениями (в которых гилозоизм составлял одну из
определяющих черт) их гилозоистический взгляд на природу получал
новую теоретическую опору, а вместе с тем и более материалистическую
трактовку, поскольку одушевленность стала рассматриваться не как
следствие особого духовного принципа, а как результат известного
сочетания природных элементов. Например, Телезио, возвращаясь к
воззрениям Анаксимена и стоиков, считал, что активным, одушевляющим
материю началом следует признать сочетание сухого и теплого, смесь воздуха
и огня. К 'подобным же взглядам склонялся и Бруно в последний период
своей литературной деятельности (особенно в латинских сочинениях
«О монаде, числе и фигуре» и «О безмерном и бесчисленном»). Он
приближался «к точке зрения, согласно которой носителем психических
функций является универсальная мировая сущность, называемая эфиром.
Следует отметить в этой связи важный шаг, сделанный
натурфилософами XVI века в борьбе против схоластическо-перипатетических
представлений о вселенной. Схоластика, как известно, утверждала, будто
существует принципиальная противоположность между веществом Земли,
состоящим из традиционных элементов — земли, воды, воздуха и огня,—
и веществом неба, планет и звезд, состоящим из нетленного эфира.
Бруно же, пришедший к убеждению о бесконечности вселенной, утверждал
и физическую однородность всех составляющих ее миров. Он, как,
впрочем, и большинство других натурфилософов эпохи, считал, что все тела
вселенной состоят из этих пяти элементов и, таким образом, нет разницы
между небом и Землей. Роль же эфира состоит лишь в том, что он служит
связующей средой между планетами и вообще всеми мирами, исключая
тем самым пустоту. Последнее воззрение разделялось и другими
натурфилософами. Одновременно эфир наделялся Бруно и психическими
функциями.
Несостоятельность гилозоизма состоит прежде всего в свойственном
этому учению стирании реальных граней между различными областями
природы — неорганическим миром, растительным миром и миром
животных. Особенно же неприемлемо устранение гилозоистами еще более
важной грани — между физическим и психическим.
Однако при историческом подходе к гилозоизму эпохи Возрождения
нельзя не признать за натурфилософами крупной исторической заслуги в
развитии материалистического мировоззрения. Она состоит прежде всего
в возвращении к взгляду античных материалистов на человека как на
часть природы и в развитии этого взгляда. Если в господствовавшей
схоластической философии человек «как образ и подобие божье»
изымался из п-рироды и противопоставлялся ей, то все без исключения
натурфилософы рассматривали человека как «микрокосм», «малый мир»,
стягивающий, концентрирующий в своем существе всю природу,
отражающий «макрокосм», «большой мир».
Одно из важных следствий, к которому пришли натурфилософы,
руководствуясь идеей о человеке как части природы, состоит в попытках
натурализации всей его деятельности. Большой интерес
представляют в этой связи взгляды Телезио, развитые им в девятой (последней)
части его труда «О природе вещей». Он доказывает здесь, что человек,
подобно всем предметам природы и подобно самой материи, постоянно
стремится к самосохранению, ощущение которого и порождает в нем
радость. Любовь рождается тем, что способствует самосохранению,
ненависть — тем, что его нарушает. В этой связи Телезио развил свою теорию
человеческих аффектов, определил главные из присущих человеку
добродетелей и'пороков. В XVII веке эти воззрения найдут свое развитие
в произведениях Декарта, Спинозы и других мыслителей.

НАТУРФИЛОСОФИЯ XVI — НАЧАЛА XVII ВЕКА
139
Понимание человека как части природы в условиях еще довольно
слабого знания ее подлинных элементов и законов приводило
натурфилософов к широкому использованию методов простой аналогии между
человеком и природой и тем самым к антропоморфизации природы, что
было также свойственно и античным натурфилософским учениям.
Отсюда значительное количество фантастических элементов в
натурфилософских концепциях той эпохи. Кардано говорил о симпатии и антипатий
как об объективных свойствах всех предметов природы. Парацельс
проводил аналогию между человеческими органами и планетами. Телезио
рассматривал «борьбу» тепла и холода за материю как борьбу двух
мужчин за женщину. Бёме видел в голоде космическую силу, которой
охвачена вся природа. И т. п.
Подобно античным натурфилософским учениям, натурфилософские
концепции рассматриваемой эпохи характеризуются элементами
диалектики. Они состоят как в подчеркивании всеобщей связанности и
движения вещей и явлений природы, так и в утверждении борьбы
противоположных начал в качестве одной из существенных черт, присущих этому
движению. У Кардано такими началами являлись симпатия и
антипатия, у Телезио — тепло и холод, у Патрицци — свет и тьма, у Патрицци
и Кампанеллы — бытие и небытие, у Бёме — голод и насыщение и т. п.
Однако поскольку подлинные связи природы были изучены еще
недостаточно, понимание всеобщей связи и взаимозависимости в природе
носило еще в значительной степени фантастический характер.
Красноречивым подтверждением этого является засилье
астрологических суеверий, разделявшихся в ту эпоху не только «простыми
смертными», но и значительным большинством передовых мыслителей (в том
числе даже Коперником, Тихо де Браге, Кеплером) и всеми
натурфилософами. Последние исходили при этом из мысли о возможности
непосредственного воздействия небесных светил на жизнь природы и
человека. Это воздействие понималось то как физическое воздействие
небесных предметов на земные (постановка вопроса, вообще говоря,
вполне допустимая), то как таинственное мистическое воздействие, как ток
«сверху вниз» — из небесного мира в мир земной. Заметим, что первая
постановка вопроса преследовалась церковью как порывающая с
догматом о сверхъестественности бога.
Страстное стремление передовых людей той эпохи к овладению
силами природы в условиях первоначально складывавшегося научного
понимания природы и при отсутствии достаточно эффективных средств
для ее подчинения человеку было одной из причин увлечения
натурфилософов магией, «тайным искусством» воздействия на природу,
включавшим в себя занятия алхимией, каббалистическую и пифагорейскую
игру в цифры и т. п. Первый из натурфилософов XVI -века, А грипп а из
Неттесгейма, автор произведения «О тайной философии» («De occulta
philosophia», 1510), считал магию искусством, дающим человеку
возможность использовать высшие тайные и явные силы для достижения
чудесных действий. Он писал о божественной магии как об искусстве творить
чудеса при помощи божественных сил (включающих в себя и силу
молитв). Однако для Агриппы более характерны мечты о небесной магии,
которая посредством математических знаков и астрономических
познаний позволит человеку производить чудеса, а также о естественной
магии, позволяющей достигать чудес чисто земными средствами.
«Магия» последнего рода есть не что иное, как наука, ничего чудесного и
сверхъестественного в себе не заключающая. В процессе развития
натурфилософии изменяется и понимание магии. Магия в качестве
таинственного «искусства», полного фантастических суеверий, к концу XVI —
началу XVII века вытесняется «естественной магией» — искусством
воздействовать на природу в интересах человека на основе познания
свойств и законов самой же природы. Характерно в этом отношении

140
В. В. СОКОЛОВ
само название книги итальянского натурфилософа Джамбатиста Порта,
«Естественная магия» («Magia naturalis», 1589), представляющей собой
собрание исследований (точнее, наблюдений) по вопросам оптики,
механики, химии. При этом познание природы и подчинение ее человеку
Порта связывал с проблемами технического развития. Порта выступал
как один из предшественников Френсиса Бэкона, у которого мы также
еще встречаемся с термином «естественная магия» («De Dignitata et aug-
mentis scientiarum», III, 5).
Гносеологические идеи натурфилософов
В деятельности натурфилософов, таким образом, важны не
астрологические, магические, алхимические и прочие суеверия, а те новые
научные результаты, к которым они нередко приходили вопреки своим
фантастическим установкам и которые в конечном итоге подрывали и разрушали
эти установки. Особенно же важно иметь в виду, что натурфилософы
резко отрицательно относились к схоластическо-аристотелевской
интерпретации природы, призывали к ее активному опытному познанию, и
многие из них своей деятельностью весьма способствовали этому.
Например, Парацельс выступил против схоластической медицины, слепо
опиравшейся на авторитет Гиппократа, Галена и Авиценны, за медицину,
основывающуюся на непосредственном опыте врача у постели больного
и являющуюся не чем иным, как большой и добросовестной опытностью.
Такие натурфилософы, как Телезио и Кампанелла, стремились к
систематической разработке сенсуалистической теории познания,
которую следует рассматривать как главное методологическое выражение
складывавшегося в эту эпоху опытного естествознания. Телезио учил,
что все наше знание основывается на чувствах. «Мышление
значительно менее совершенно, чем чувство» (см. «Ueberwegs Grundriss der
Geschichte der Philosophie». 3 Teil, 14 Auflage. 1957, S. 43), только в
опыте заключается критерий истины. Рассудок лишь обобщает то, что
дают ему чувства. Даже геометрия зависит исключительно от опыта, так
как ее положения основьиваются на внешней форме предметов и на
заключениях по аналогии. Сенсуалистические воззрения Телезио развивал
Кампанелла, стремившийся свести в своем труде «Об ощущении вещей
и о магии» («De sensu rerum et magia», 1620) все познание к ощущению.
С другой стороны, успехи объясняющего теоретического мышления,
опиравшегося на развитие таких наук, как математика и астрономия,
и поднимавшего значение человеческого разума, который схоластика
стремилась обуздать верой, привели к созданию преимущественно р а-
ционалистического взгляда на познание. Наиболее полное
выражение этот взгляд получил в произведениях Николая Кузанского и
Джордано Бруно. По их мнению, чувственное восприятие —
малонадежный источник познания. Горизонт чувств ограничен: они неспособны,
например, оценить громадных расстояний вселенной. Словом, чувства
пригодны лишь для того, чтобы «возбуждать разум; они могут обвинять,
доносить, а отчасти и свидетельствовать перед ним, но они не могут быть
полноценными свидетелями, а тем более не могут судить или выносить
окончательное решение. Ибо чувства, какими бы совершенными они «и
были, не бывают без некоторой мутной примеси. Вот почему истина
происходит от чувств только в малой части, как от слабого начала, но
она не заключается в них» (Бруно «Диалоги», стр. 304—305). Чувства,
например, обманывают нас относительно неподвижности Земли и
движения Солнца. Последнее суждение здесь, как и во множестве других
случаев, принадлежит разуму.
Особенно глубоким и плодотворным явилось произведенное
Николаем Кузанским, а вслед за ним и Бруно членение разума на рассудок
(ratio) и разум в собственном смысле, или интеллект (intellectus) (см.

НАТУРФИЛОСОФИЯ XVI — НАЧАЛА XVII ВЕКА
141
«Об ученом незнании», кн. 1, гл. XXIV; «Об уме», гл. V). Рассудок
наряду с чувством фигурировал и в схоластических теориях познания,
которые обычно резко разграничивали их согласно следующему принципу:
единичное воспринимается чувством, а общее мыслится рассудком. Кузанец
же, во-первых, учил, что высшая ступень познания, в данном случае
рассудок, присутствует в низшей, то есть в ощущении, как деятельность
внимания и различения. Во-вторых, опираясь на некоторые
гносеологические идеи, высказанные Платоном, Аристотелем и неоплатониками,
он установил существование более глубокой, чем рассудок,
познавательной способности — разума. Для уяснения функций последнего следует
иметь в виду, что уже Николай Кузанский сформулировал отмеченную
нами выше диалектическую истину, согласно которой «все вещи состоят
из противоположностей в различных степенях». Рассудок мыслит
противоположности по принципу противоречия, противопоставляя их друг
другу. Другой подход к противоположностям обнаруживает разум.
Подход этот вытекает из тех онтологических предпосылок, какие были
введены Николаем Кузанским и в особенности Бруно, исходя из принципа
бесконечности природы. Если для конечного мира, известного
схоластике, был достаточен рассудок, то для бесконечного необходим разум.
Важнейшая особенность разума и состоит в способности мыслить
бесконечное, что, согласно Бруно, совершенно недоступно низшим формам
познания (см. «Диалоги», стр. 304).
В трактате «Об ученом незнании» Николай Кузанский пишет:
«...Бесконечность заставляет нас полностью преодолевать всякую
противоположность» (Избранные философские сочинения, стр. 31). На этом пути
он и развивает свое знаменитое диалектическое положение о «совпадении
противоположностей» («coincidentia oppositorum»), черпая примеры
такого совпадения прежде всего из области математики. На первый
взгляд нет ничего более противоположного, чем круг и прямая линия.
Однако по мере увеличения радиуса окружность все больше и больше
совпадает с касательной к ней. Аналогичным образом сливается с
прямой и треугольник, если беспредельно увеличивать угол,
противолежащий его основанию, и т. п.
Бруно воспринял и развил эти идеи. Причем если у Николая
Казанского идея совпадения противоположностей составляла в значительной
степени часть его учения о боге, то у Бруно оно натуралистично и
составляет один из наиболее существенных моментов его понимания изменений
в природе. «Кто хочет познать наибольшие тайны природы,— писал он
в своем произведении «О причине, начале и едином»,— пусть
рассматривает и наблюдает минимумы и максимумы противоречий и
противоположностей» («Диалоги», стр. 291). Примеры совпадения
противоположностей Бруно заимствовал уже не только из математики, но и из
других областей природы и человеческой деятельности.
Следует заметить, что учение Николая Кузанского и Бруно о
«совпадении противоположностей» было в конце XVIII — начале XIX века
воспринято немецкими- диалектиками-идеалистами Шеллингом и
Гегелем.
Краткие итоги
Подводя итоги всему изложенному, следует признать вопреки
мнению буржуазных историков философии, что натурфилософские
построения XVI — начала XVII века представляли собой существенный этап
в развитии материалистического мировоззрения нового времени. Они
послужили посредствующим звеном между античными
материалистическими системами, возродившимися в эту эпоху, и механистическо-мета-
физическим материализмом XVII—XVIII веков. Нам представляется,
что натурфилософские учения XVI века, по крайней мере таких
наиболее замечательных мыслителей этого периода, какими были Бруно и

142
в. в. соколов
Телезио, можно определить как материализм, облаченный в форму
гилозоизма и пантеизма. Историческая роль материализма этой эпохи
состояла в борьбе со схоластическими системами и в известном расчище-
нии почвы для механистического материализма.
Отличие механистического материализма от материализма в форме
пантеизма состоит прежде всего в следующем. Если для
натурфилософских концепций рассматриваемой эпохи характерен органический
взгляд на мир, понимание природы как живой и одушевленной и в
целом и в частях, то для материализма XVII—XVIII веков свойствен
механико-физический взгляд на нее, понимание последних
элементов природы не только как неодушевленных, но и как абсолютно
бесконечных. Характерно в этой связи отношение натурфилософии к атомизму
Демокрита — Эпикура — Лукреция. Принципы атомистического учения
были известны ряду натурфилософов. Бруно, например, многое
заимствовал из него. Однако, если говорить об определяющих
принципах натурфилософии, то здесь атомизм не играл ведущей роли. Такую
роль он стал играть лишь в конце рассматриваемой эпохи, начиная с
Галилея и в особенности с Гассенди, когда развитие механистического
материализма находит в атомизме свою адекватную базу. Основной же
поток материалистической мысли в XVI веке шел в русле органическо-пан-
теистического осмысления мира.
В последующем развитии материализма отношение бога к миру,
поскольку бог сохраняется в ряде материалистических систем XVII—
XVIII веков, становится преимущественно деистическим. Бог
оттесняется на самую крайнюю периферию бесконечной вселенной, а не
растворяется в ней, как это было в пантеистических учениях
натурфилософов рассматриваемой эпохи. Впрочем, у Спинозы и его
последователей сохраняется пантеистический по своей форме взгляд на природу.
Ряд завоеваний передовой натурфилософской мысли сохраняется
и развивается в материализме XVII—XVIII веков. Это: 1) понимание
природы как объективной, не зависящей от бога реальности; 2) взгляд
на природу-вселенную как на бесконечную; 3) рассмотрение человека
как части природы; 4) некоторые гносеологические идеи (сенсуализм и
рационализм).

НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ
И ПУБЛИКАЦИИ
Изучение сектантства в Тамбовской
области
(По материалам экспедиции АН СССР)*
Л. Н. МИТРОХИН
Одним из наиболее важных и
сложных участков научно-атеистической
пропаганды является борьба с религиозным
сектантством. Сектанты отличаются особой
приверженностью к своему учению;
религия в их жизни играет большую роль, чем,
скажем, у людей православного
вероисповедания. Специфическая для сектантства
организация — замкнутая община — в
значительной мере затрудняет воздействие
на сознание верующих, которые, как
правило, не участвуют в культурно-массовых
мероприятиях, не читают атеистической
литературы. Сильно осложняет работу и
многообразие сект, имеющих различные
вероучения и обряды и требующих,
естественно, дифференцированного,
целенаправленного подхода. Вместе с тем существуют
трудности и, так сказать, «субъективного»
порядка.
Научно-атеистическая пропаганда может
быть успешной лишь в том случае, если она
опирается на глубокое изучение
современной религии, на всесторонние научные
исследования истории и сущности
сектантства. Однако проблемы сектантства
являются, пожалуй, наименее разработанными
по сравнению с другими разделами
научного атеизма. Кроме известных исследований
В. Д. Бонч-Бруевича, относящихся
преимущественно к 1900—1904 годам, и
обстоятельной книги Ф. М. Путинцева
«Политическая роль и тактика сект» (1935 г.), во
многом уже устаревшей, потому что
сектантство видоизменяет формы и методы
своей деятельности, у нас нет ни одного
капитального труда, где освещались бы
особенности нынешнего сектантства. Поэтому
многие важные и принципиальные вопросы,
возникающие перед исследователями и
пропагандистами, пока остаются без ответа.
Особенно тормозит дело отсутствие
систематических социологических исследо-ваний
на местах, которые только и могут дать
* Сообщение об итогах Тамбовской
экспедиции, сделанное на секторе атеизма
Института философии АН СССР.
фактический материал, конкретно
характеризующий состояние религиозных течений,
и послужить базой для глубокого научного
анализа.
Учитывая это обстоятельство, Президиум
Академии наук СССР и Координационный
совет по атеизму решили широко
развернуть исследования современного состояния
религиозных течений и сектантства в
особенности. Первым опытом подобного рода и
стала экспедиция Института истории
Академии наук СССР под руководством
А. И. Клибанова, которая летом 1959 года
работала в Тамбовской области. Место
работы экспедиции было выбрано не
случайно: именно на Тамбовщине возникли
основные формы русского религиозного
сектантства: духоборы, молокане, хлысты,
скопцы. Немалое распространение здесь в
дооктябрьский период получил также
«заморский» баптизм. Идея проследить
судьбы сектантства в Тамбовской области
представлялась поэтому многообещающей
и плодотворной.
Работа экспедиции велась тремя
группами в районах наибольшей активности
религиозных течений: 1) Ламском, Дегтянском и
Сосновском районах; 2) в гор. Рассказове и
Рассказовском районе; 3) в гор. Мичуринске
и Мичуринском районе. Методом изучения
послужили систематические беседы с
верующими и проповедниками религиозных
общин, посещения молитвенных
собраний, а также изучение разнообразных
архивных материалов, периодической
печати, собирание рукописей религиозных
документов: песен, молитв, акафистов и т. п.
Большую помощь экспедиции оказали
местные партийные и советские работники.
Участники экспедиции собрали богатый
и интересный материал. В частности,
впервые в истории изучения сектантства
удалось сделать магнитофонные записи
религиозных песен хлыстов.
На основе анализа итогов работы
экспедиции можно сделать определенные выводы
относительно характера религиозных
течений Тамбовщины, состава сектантских об-

144
НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
щин, особенностей современной религиозной
идеологии. После тщательной обработки
собранных материалов предполагается
выпустить специальный сборник трудов
экспедиции. В данной статье сообщаются лишь
некоторые предварительные выводы. Они,
естественно, имеют немалое значение для
понимания и характеристики аналогичных
явлений в других местностях. Однако
следует подчеркнуть, что приводимые здесь
выводы и характеристики имеют строго
локальное значение и было бы ошибкой
распространять их без предварительного
анализа на другие области: не исключена
возможность, что там мы увидим другую
картину, иной состав общин и иную динамику
изменения их численности, а может быть,
даже оживление деятельности сектантских
проповедников. В данном же случае речь
идет о Тамбовской области.
1. Состояние сектантства
В настоящее время на территории
Тамбовской области существуют и ведут
проповедническую деятельность секты
евангельских христиан-баптистов, молокан,
хлыстов, субботников и «адвентистов 7-го
дня». Все они (за исключением адвентистов)
специально изучались экспедицией, на
основе чего и дается характеристика
современного сектантства Тамбовщины.
Изменение численности
религиозных общин. Материалы
экспедиции позволяют сделать важный
вывод о том, что за минувшие сорок лет
сектантство на Тамбовщине не только не
выросло, но все более быстрыми темпами
вырождается и разлагается. В нашем
распоряжении имеются данные о численности
сектантов на 1915 год, составленные
Тамбовским жандармским управлением. Общая
картина изменения численности
религиозных общин, полученная в результате
сопоставления этих данных с фактическим
положением дела в настоящее время,
полностью подтверждается сведениями об
изменении численности общин, относящимися
y>iv*e к советскому периоду. Приведем
некоторые цифры.
По данным Тамбовского жандармского
управления, в селе Рассказове и
Рассказовской волости в 1915 году имелось
4 673 молокан и субботников. По
архивным данным, к 1924—1926 годам число
это сократилось до 1 тысячи человек. В
настоящее время в гор. Рассказове и
Рассказовском районе имеется лишь около 100
молокан и субботников. В гор. Козлове (ныне
гор. Мичуринск) в 1915 году молоканская
секта состояла из 600 членов. В настоящее
время община молокан гор. Мичуринска
насчитывает немногим более 30 человек.
В селе Кирсанове и Кирсановском уезде в
1915 году имелось молокан 716,
баптистов — 67, хлыстов — 316, адвентистов —
19, старообрядцев — 163. В настоящее
время в гор. Кирсанове и Кирсановском
районе имеется лишь 40 баптистов, а
молокан, хлыстов, старообрядцев, адвентистов
нет совсем. Аналогичные цифры можно
привести и по другим районам. Чтобы
правильно оценить эти данные, нужно учесть, что
население указанных районов значительно
возросло.
В Тамбовской области наблюдается
неуклонное сокращение численности и тех сект,
которые в других районах страны ведут
активную проповедническую деятельность и
в ряде мест даже выросли по сравнению
с дооктябрьским периодом. В первую
очередь к ним относятся баптисты. По данным
жандармского управления, в пределах
современной Там&овщины в 1915 году
насчитывалось 2 500 баптистов. В настоящее
время на территории Тамбовской области
имеется около 700 баптистов. Роста
баптизма не наблюдается. Например, в гор.
Рассказове община уже в течение ряда лет
насчитывает 60 человек, но молитвенные
собрания в среднем посещают не более
25—30 человек. Община состоит в
основном из женщин преклонного возраста,
мужчин всего лишь 4 человека.
Состав общин. Как бы
красноречивы ни были приведенные цифры, полное
представление о разложении сектантства на
Тамбовщине может быть получено лишь в
результате анализа состава общин.
Средний возраст сектантов неизменно
увеличивается, число молодежи из года в
год сокращается, и в настоящее время
сектанты моложе 40 лет — явление крайне
редкое. Так, по данным, относящимся к
1924—1926 годам, среди субботников го'р.
Рассказова лица моложе 30 лет составляли
41 процент (327 человек), от 30 до
50 лет — 36 процентов (290 человек),
пожилого и преклонного возраста — 23
процента (184 человека). К 1955 году общая
численность субботников уменьшилась до
30 человек, и среди них нет ни одного
верующего моложе 60 лет.
Старение состава сект происходит
буквально на глазах. В 1949 году среди
рассказовских молокан лица пожилого и
преклонного возраста составляли 50
процентов, среднего — около 30 процентов и
молодежь— 15 процентов. Всего община
насчитывала 157 человек. Только за 10 лет
численность ее сократилась до 46 человек,
из которых лица пожилого и
преклонного возраста составляют ныне 85
процентов, среднего — 15 процентов, а
молодежи совсем нет.
В 1922 году в гор. Мичуринске и
прилегающих селах баптистская община
насчитывала свыше 350 человек, в 1937 году —
свыше 250 человек.
В настоящее время единая община еван-

НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
145
гельских христиан-баптистов гор.
Мичуринска, села Турмасово и Кочетовки
насчитывает около 100 человек. По
собранным данным (на 90 человек),
возрастной состав баптистов таков: старше
60 лет — 60 человек, от 40 до 60 лет —
28 человек и моложе 40 лет — лишь 2
человека. Община имеет только двух — трех
«приближенных членов» из числа
молодежи, но собрания общины они посещают
крайне нерегулярно. Старухи составляют
подавляющее большинство и в группе
«пятидесятников». В ней сейчас около 30
человек. Аналогичная картина наблюдается в
общине молокан гор. Мичуринска, где лишь
2 человека моложе 40 лет.
Можно сделать достаточно точное
обобщение и относительно социального состава
изучаемых сект. Религиозные общины на
Тамбовщине состоят преимущественно из
людей, не занятых общественно
производительным трудом. Например, в гор. Расска-
зове, одном из центров хлыстовщины,
имеется около 100 хлыстов. Все они
добывают средства к существованию продажей
овощей, зерна, плодов. Интересен такой
факт. Почти все приусадебные участки
хлыстов заняты под картофелем. Но, как
известно, сами хлысты картофель в пищу не
употребляют, считая его «чертовым
яблоком», следовательно, выращивают его
исключительно для продажи. Среди сектантов
крайне редки рабочие и служащие, к тому
же процент их постоянно снижается. Если
в 1924—1926 годах среди рассказовских
субботников имелось 179 рабочих, то
теперь не осталось ни одного. В 1949 году
среди молокан было 27 рабочих, теперь —
лишь пять.
Большинство сектантов—женщины. Так,
у баптистов гор. Мичуринска имеется
такое соотношение: мужчин—27
процентов, женщин — 73 процента. Еще выше
процент женщин в других общинах.
Приведенные данные имеют важное
значение. Они показывают, что секты
•на Тамбовщине ныне представляют
собой замкнутые и постоянно
уменьшающиеся коллективы, состоящие
преимущественно из людей, не связанных с
социалистическим трудом: кустарей,
единоличников, неработающих домовладельцев.
Сколько-нибудь значительного распространения
среди рабочих, служащих, колхозников
сектантская идеология не имеет. Судьба
многих сектантских общин Тамбовской области
зависит от престарелых членов, число
которых непрерывно уменьшается: «смены»
v них нет. В ближайшие 10—15 лет мы,
по-видимому, будем свидетелями
исчезновения общин хлыстов, субботников, молокан,
которые неуклонно приближаются к тому
состоянию, в каком ныне находится секта
когда-то многочисленных субботников гор.
Мичуринска: их осталось около 15 человек,
но они разрознены и уже не собираются на
молитвенные собрания.
Окончательная победа социализма в
городе и деревне, реорганизация сельского
хозяйства на социалистических началах,
неуклонный рост культуры и
сознательности масс — все это в корне подорвало
основу сектантского движения, которое стало
и в идейном и в организационном
отношении пережитком прошлого.
Характер сектантской
идеологии. При анализе вероучений сект
уделялось внимание тем пунктам, которые
могут расцениваться как новые для обычной
и известной сектантской идеологии.
Собранные материалы говорят о том, что
вероучение сектантства в основном застыло в
своих традиционных идеях и никакого
сектантского «творчества» не наблюдается.
При изучении баптизма вставал,
например, вопрос о том, насколько содержание
проповедей, с которыми пресвитеры и
проповедники выступают в местных общинах,
соответствует официальным материалам
«церкви евангельских христиан-баптистов».
Мы пришли к выводу, что между ними
имеется принципиальное сходство. Однако,
принимая общие догматы
христианской религии, проповедники каждой
секты сосредоточивают свое внимание
на некоторых пунктах религиозного
мировоззрения, образующих тот «особый
талисман» (Маркс), который составляет
специфику данной секты. Так, например,
баптистские проповедники на первый план
выдвигают идеи евангельской любви, мира,
«небесной отчизны» и «труда для бога».
Несколько неожиданным для нас был тот факт,
что в проповедях местных баптистов
встречаются идеи «скорого пришествия Христа»
(adventus) и «страшного суда», которые для
баптизма, вообще говоря, не характерны.
Большинство сектантских проповедников
основной упор делают на проблемы
морали, претендуя на монопольное обладание
высшими человеческими добродетелями.
Религиозные поучения о нравственности
являются наиболее притягательной силой и
для рядовых членов общин. «Мир погряз
в грехе,— говорили обычно верующие,
защищая свои взгляды,— лишь у нас
осуществляется нравственная жизнь». При этом
часто сектантская вера
противопоставлялась церковной идеологии, «мертвой»,
«лицемерной», распространяемой
«обманщиками-попами».
В этом отношении интересно состояние
взглядов сектантов-молокан, которые
всегда отличались предельно «духовным»
толкованием христианских догматов. Все
попытки уточнить некоторые вопросы
молоканского вероучения, узнать, например,
как сектанты понимают христианские дог-

146
НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
маты о троичности бога, каково их
представление об аде и рае, о сотворении мира
и человека, не давали результатов. Порой
вопросы относительно христианских догм
ставили в тушщ даже признанных
молоканских авторитетов.
Очевидно, этим проблемам они не
придают особого значения, а сокровенный
смысл и содержание их веры
исчерпываются нравственными принципами любви,
кротости, всепрощения, о которых говорили все
сектанты. При этом именно со стороны
молокан наиболее часто раздавались голоса
о том, что сектантская мораль не
отличается якобы от норм коммунистической
морали, а теперь, мол, наступает предвещанное
их учением время, когда на земле -будут
господствовать евангельские заветы любви и
братства. Рассуждения на этот счет нередки
и у баитистов. Здесь нет необходимости
подробно доказывать, что эти идеи не имеют
под собой никакой почвы:
коммунистическая мораль решительно отвергает
проповедь бессилия человека, поиски «небесной
родины», «труда для бога» и т. п. Но тот
факт, что подобные представления нередко
разделяются верующими, говорит о
необходимости обратить серьезное внимание на
их критику.
Примечательной особенностью сектантов,
за исключением баптистов, у которых
весьма строго соблюдается религиозная
дисциплина, является и тот факт, что
традиционные нормы поведения (а сектанты ими
весьма дорожат и охотно о них
рассказывают) выполняются далеко не всегда.
«Пропылились мы»,— говорила одна молоканка.
В качестве примера можно указать на
случая браков молокан с инаковерующиш,
нарушение традиционного завета
«трезвенности», запрещения употреблять в пищу
свинину и т. п.
Перед нами прошло много верующих со
своими неповторимыми судьбами,
своеобразными чувствами, индивидуальными
радостями и заботами. Членов экспедиции,
естественно, интересовал вопрос о тех
конкретных причинах, которые привели их в
общину, о тех сектантских идеях, которые им
дороги. Многие сектанты восприняли веру как
наследие семьи, ее традицию. Пути к
сектантству людей, обратившихся в веру за
последнее десятилетие, оказались весьма
сходными. Обычно реальным поводом служило
то или иное горе или несчастье,
случившееся с человеком. И если в такой тяжелый
для человека момент сектантским
«утешителям» удавалось убедить человека в том,
что лишь в вере найдет он врачевание
душевных недугов, и направить переживания
человека по религиозному руслу, то он
обычно вступал в секту. «Все горести от
бога,— слышали мы от многих
верующих,— и господь воздаст нам за наши
скорби». На примере этих рассуждений можно
было видеть вредный, антигуманистический
характер « религиозного утешительства »,
смысл которого сводится к тому, чтобы
призывать верующих «хвалиться скорбями»,
считать «полезными» душевные и
физические недуги, внушать людям, что состояние
тоски есть нормальное, больше того,
«благостное» состояние.
Именно поиски сострадания и
милосердия, вера в высший моральный авторитет
религии и удерживают большинство людей,
с которыми приходилось беседовать, в
рамках общины. Вопросы же догматики,
рассуждения о тайнах мироздания и прочее
волнуют их мало.
2. Другие религиозные группы
Кроме сектантских течений, члены
экспедиции знакомились с состоянием
современного православия.
Что касается православной церкви,
подчиняющейся патриарху, то, как показывают
факты, она еще сохраняет свое влияние.
Так, например, в прошлые годы внимание
верующих гор. Мичуринска привлекал
церковный праздник крещения, во время
которого на реке Воронеж собиралось
несколько сотен человек и некоторые из них
совершали купание в ледяной воде. В 1959 году
число богомольцев, идущих на крещение к
водоемам, значительно сократилось.
Религиозность населения проявляется главным
образом во время так называемых
«двунадесятых» церковных праздников. В
обычные, даже воскресные дни церковь
посещают 100—150 человек. Большинство из
них — лица преклонного возраста,
преимущественно женщины.
В последнее время <в нашей печати
появилось много материалов о религиозных
группах, последователи которых называют
себя «истинно православными
христианами» (ИПХ) и «истинно православной
церковью» (ИПЦ). Участники экспедиции
имели возможность познакомиться с
верующими, собрали немало рукописных
религиозных документов, изучали историю этих
групп.
В недалеком прошлом приверженцы
групп ИПЦ и так назьгоаемых ИПХ вели
проповедническую деятельность среди
населения Тамбовской области.
Наибольшая активность их приходится на 1948—
1950 годы, когда, используя тяжелые
последствия войны, трудности
восстановительного периода, недостатки в работе колхозов,
руководители этих групп стремились
привить верующим людям антиобщественные
взгляды, вели работу по вовлечению новых
членов.
Иное положение в настоящее время. Ныне
эти группы как организованные
коллективы фактически не существуют, многие, в

НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
147
том числе вожаки, отошли от своих
прежних взглядов и прежней деятельности.
Антиобщественные требования, с которыми
когда-то религиозные фанатики обращались
к верующим,— отказ от работы в колхозах,
от участия в выборах и т. п.— теперь
повсеместно встречают отпор.
Особенно ярко процесс разложения этих
групп виден на судьбах молодежи. По
внушениям руководителей так называемые
ИПХ не имеют права сочетаться браком и
иметь детей. Отдельные представители
молодежи, которые прежде строго выполняли
подобные требования, сейчас, кате правило,
работают на предприятиях, заводах, в
колхозах. Многие юноши и девушки обзавелись
семьями, имеют детей. Процесс изживания
былых религиозных взглядов можно
наглядно проследить на примерах семей Ум-
рихиных, Титовых, Труновых и других,
которые когда-то играли центральную роль в
этих группах.
Аналогичная судьба постигла и группу,
известную под названием «истинно
православная церковь». В настоящее
время члены ее никакой активной
проповеднической деятельностью не занимаются.
Сохранилось лишь весьма незначительное
число религиозных фанатиков — осколков
реакционного духовенства,— которые ведут
замкнутый образ жизни.
Каковы же причины подобных
изменений? Главная из них заключается в том,
что за последние годы произошли
значительные сдвиги в культурном росте наших
людей, в развитии и укреплении колхозного
строя.
Значительно возрос материальный
уровень жизни населения. Достаточно
указать, например, что основные
средства колхозов Рассказовского района за
пять лет увеличились cil 907 тысяч
рублей до 34 322 тысяч рублей, неделимые
фонды — с 9 030 тысяч рублей до 24
миллионов рублей. Эти сдвиги оказали
благотворное влияние на жизнь каждой семьи,
на отношение колхозников к работе, на рост
их материальной заинтересованности.
Поэтому антиобщественные взгляды, которые
выдавались за «истинную веру», не
пользуются успехом. Именно о богатой,
зажиточной жизни говорили прежде всего бывшие
сторонники этих групп, отвечая на вопрос
о причинах своего отхода от прежнего
вероучения. Громадную роль в этом сыграл и
политический рост населения, расширение
сети клубов, библиотек, школ, активная
воспитательная работа, проводимая
местными организациями.
Однако до сих пор имеются факты, когда
религиозным фанатикам удается «уловить
души» людей. Так, например, Лидия
Туровская из Глазокского района, которая только
в прошлом году окончила школу, в начале
этого года подпала под влияние так
называемых ИПХ. Став религиозной фанатичкой,
она отказалась работать в колхозе.
Подобные факты, а также то
обстоятельство, что отдельные последователи таког
го рода религиозных групп сохранились в
ряде других областей, требуют
внимательного изучения этих явлений.
История вопроса. Вопреки
существующему в печати мнению материалы
экспедиции позволяют сделать вывод о том,
что эти группы не связаны с
традиционным сектантством, а идеология их является
модификацией взглядов тех церковных
монархистов, которые отделились от
патриаршей церкви в тот период, когда она
выступила за лояльное отношение к Советской
власти. Собственно говоря, основные
догматы этих групп
традиционно-православные. Приверженцы их не признают
действующих церквей, а церковнослужителей
объявляют «слугами антихриста».
Известно, что церковная контрреволюция,
активно выступавшая под руководством
патриарха Тихона в период гражданской
войны, не прекратила своей деятельности и
после того, как большинство
церковнослужителей высказалось за лояльное
отношение к Советской власти.
Однако упоминавшиеся религиозные
группы не являются прямыми
преемниками тихоновщины, хотя некоторые
верующие, отвечая нам, прямо говорили,
что они придерживаются тихоновского
направления и следуют его «духовному
наследству». Свое происхождение они ведут
от различных кулацко-монархических
групп, которые возникли и действовали в
период коллективизации.
Что же касается верующих, называющих
себя «истинно православными
христианами», то их взгляды и религиозное
вероучение сформировались под непосредственным
влиянием деятельности последышей церков-
но-монархических толков.
Вероучение и обрядность.
Вообще говоря, и догматика и культ
последователей ИПЦ православные. Но акцент в
них резко смещен в сторону пророчества
скорой гибели мира и «страшного суда»
над людьми. Ссылаясь на библейские
тексты (пророчество Даниила, Исайи и т. п.),
ИПЦ расценивают наше время как
непосредственное преддверие конца света, когла
в мире «царствует антихрист». Для того,
чтобы «прельстить» людей, он, мол,
«расставил свои сети», которых они
насчитывают до 77. Верующий должен тщательно
избегать их и поэтому не должен работать
в колхозе (таково непременное условие для
вступления в ИПЦ и ИПХ), принимать
участия в выборах и общественной работе,
подписываться на заем, служить в
Советской Армии, учить детей.

148
НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
Таким образом, специфика «учений»
сторонников рассматриваемых групп
заключается в том, что в них чисто религиозные
моменты тесно сплетаются с враждебными
политическими мотивами, а специфически
религиозные средства воздействия на
верующих (например, идея о «страшном
суде») имеют политически вредную окраску.
Роль «святых источников».
Особую роль в деятельности
рассматриваемых религиозных групп играют так
называемые «святые источники», которых до
недавнего времени было немало на Тамбов-
щине. Ими служили обычно родники и
озера, где по большим церковным праздникам
собирались толпы верующих. Поскольку
приверженцы указанных групп не признают
действующих православных «храмов», то
«святые источники» служили для них
местом отправления религиозного культа, где
происходило общение единоверцев
различных районов. С раннего утра до темноты
богомольцы пели песни, молились, а многие
купались в «источнике», не стесняясь
присутствия посторонних.
Характерно, что на «святых источниках»
встречалось много всякого рода
«юродивых», «странников», «калик». Это не
случайно. В деятельности названных выше
религиозных групп особенно активную роль
играют шарлатаны и проходимцы из числа
«бывших людей», которые выдают себя за
«пророков», бывших церковных
руководителей, «пострадавших за веру», и даже за
уцелевших членов царской фамилии
(например, за «великого князя Михаила»). На
самом же деле эти «святые» — просто-
напросто ловкие жулики и тунеядцы,
которые зачастую в прошлом совершали
серьезные преступления перед обществом. Дурача
и обманывая верующих, они жили за их
счет, превращая спекуляцию на
религиозных чувствах людей в доходный промысел.
Следует отметить, что в последнее
время подобных явлений на территории
области почти не наблюдается.
3. Некоторые вопросы научно-атеистической
работы
Борьба против религиозных
предрассудков и суеверий является важнейшей
задачей коммунистического воспитания
трудящихся. Успех этой борьбы во многом
зависит от действенности и целенаправленности
научио-атеистическон пропаганды.
Сектантские проповедники главный упор
сейчас делают на проблемы
нравственности, в особенности на «религиозное утеши-
тельство». Именно эти вопросы интересуют
верующих и тех людей, которые
обращаются в веру. Поэтому особое
внимание при проведении борьбы с сектантством
следует обратить на критику религиозной
морали. Весьма актуальными, например,
являются такие темы, как «Религия и труд»,
«Коммунизм и религия о счастье», «Учит
ли религия доб-ру» и т. п. Следует обратить
внимание и на умелое разоблачение
идей об «антихристе», «страшном суде»,
«видениях» и т. п., а поэтому чаще
выступать с лекциями и беседами на темы
«Научные предвидения и религиозные
«пророчества», «Было ли начало и будет ли конец
мира», «О «чудесах» и суевериях» и т. д.
Однако одними массовыми
мероприятиями нельзя ограничиться, так как они
обычно не оказывают непосредственного
воздействия на сектантов. Устойчивый успех
научно-атеистической пропаганды среди
верующих-сектантов может быть достигнут
лишь в результате индивидуальной работы
с каждым человеком. Желательно при этом,
чтобы подобную работу вели лица, хорошо
знающие психологию людей, их жизнь и
трудности. А это значит, что в борьбу
против сектантства должны включиться
широкие круги советской интеллигенции, наши
общественные организации.
Там, где с сектантами ведется вдумчивая,
кропотливая, каждодневная работа,
неизбежно достигаются хорошие результаты.
В качестве примера можно сослаться на
жизнь В. С. Щербакова, в прошлом одного
из наиболее влиятельных молодых
сектантов гор. Мичуринска. Десять лет он искал
«истину» в религии, побывал и у
«свидетелей Иеговы», и у молокан, и у баптистов,
кончив свой религиозный путь у
«пятидесятников». В результате умелой
воспитательной и разъяснительной работы он
пришел к выводу, что в религии — только
ложь, а настоящее счастье можно найти
лишь в общественном труде, в знании и
передовой культуре. О своем отказе от
сектантства он написал в газету «Мичуринская
правда», и его статья произвела большое
впечатление на верующих города и района.
Письмо В. С. Щербакова было
перепечатано многими местными газетами.
Однако нередки случаи, когда тот или
иной верующий уже не разделяет
антиобщественных установок бывших своих
руководителей, однако еще сохраняет веру в бога.
«Что-то есть»,— ответил один из бывших
ИПХ гор. Мичуринска на наш
вопрос о его отношении к вере. Но с
такими людьми не всегда ведется
воспитательная работа, нередко они оказываются не
вовлеченными в общественно полезный
труд, живут замкнуто, целиком погружены
в семейные заботы. На этих людей нужно
обратить особое внимание и добиться того,
чтобы каждый из них стал сознательным
атеистом.
Подводя итоги экспедиции, можно с
уверенностью сказать, что опыт ее проведения
целиком оправдал себя. Собраны важные
данные, опробованы различные методы
работы.

НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
149
О противоречиях обмена веществ
живой природы
П. В. АФАНАСЬЕВ
На современном этапе развития
биологической науки особую актуальность
приобретает проблема обмена веществ,
представляющего собою в свете диалектико-
материалистичеС'Кого мировоззрения
основу жизни и всех ее проявлений. У Ф.
Энгельса мы находим фундаментальное для
биологии указание: «'Из обмена веществ
посредством питания и выделения,—
обмена, составляющего существенную функцию
белка,— и из свойственной белку
пластичности вытекают все прочие простейшие
факторы жизни...» (Ф. Энгельс «Анти-
Дюринг», 1957, стр. 78).
В современной литературе еще
недостаточно раскрыта сущность
противоречий обмена веществ как источника
развития живой природы, как фактора,
определяющего ряд общих
фундаментальных свойств органического мира. С
биохимической стороны роль обмена веществ
в развитии организмов основательно
рассмотрена в монографии Н. М. Сисакяна
(см. H. M. Сисакян «Биохимия
обмена веществ». М. АН СССР. 1954), а
также в его статье, опубликованной в
журнале «Вопросы философии» (см. Н. М. С и-
с а к я н «Некоторые философские
вопросы биохимии». «Вопросы философии»
№ 2 за 1959 год). В этих работах
показана тесная связь между развитием
организмов и изменениями в обмене веществ.
Нам представляется необходимым и
интересным попытаться найти конкретное
содержание противоречивости обмена
веществ живой природы, для того чтобы на
основе этого выявить основные движущие
силы развития живых систем, живых
организмов.
Прежде чем приступить к изложении-
развиваемых нами представлении,
необходимо остановиться на некоторых
результатах, достигнутых современной биологией.
Исследования Шонхеймера (S с h о е п-
h e i m е г R. «The dynamik state of body
constituents». Harward Univ. Press. 1942)
показали, что живая система представляет
собой один обширный цикл тесно
связанных между собой химических реакций.
Дальнейшее развитие исследований в этом
направлении полностью подтвердило
следующее положение Ф. Энгельса: «...всякое
органическое существо в каждое данное
мгновение является тем же самым и не тем
же самым; в каждое мгновение оно
перерабатывает получаемые им извне вещества
и выделяет из себя другие вещества, одни
клетки его организма отмирают, другие
нарождаются, так что спустя известный
период времени вещество данного
организма вполне обновляется, заменяется другим
составом атомов» (Ф. Энгельс «Анти-
Дюринг», 1957, стр. 22). В современной
биологии выкристаллизовалось
представление о едином метаболическом «котле» в
организме и показана значительная делока-
лизация метаболитов и биогенных
элементов в живом организме. В сравнительно
короткие промежутки времени любая
молекула метаболита либо атом биогенного
элемента существенно перемещаются в
пределах организма.
Другим чрезвычайно важным
результатом является установление способности
живых систем к быстрому передвижению
метаболитов в пределах организма.
Наблюдаемые скорости передвижения совершенно
несоизмеримы со скоростями диффузии
в неживой природе, и часто передвижение
происходит против градиента
концентрации. Убедительно показано А. Л. Курсано-
вым с сотрудниками (см. А. Л. Курса-
н о в «Ботанический журнал» 37, 585,
1952), что передвижение веществ в
растении непосредственно связано и
обусловлено обменом веществ. Передвижение
веществ основано на ассимиляции и
диссимиляции в частях живой системы.
Рассмотрение этого явления с позиций
биохимической кинетики приводит к выводу об
обменном механизме процесса
передвижения веществ в живой системе (см.
П. В. Афанасьев «Успехи
современной биологии» 44, 328. 1952).
Необходимо также уточнить
представления об основных элементах обмена
веществ живой природы: ассимиляции и
диссимиляции. Ассимиляция легко
понимаема. В общем смысле это процесс
образования живого из неживого. Это
соответствует одному из фундаментальных
положений диалектического материализма
о всеобщей связи и взаимозависимости
вещей и явлений. Диссимиляция, как
процесс превращения живого в неживое, еще
недостаточно исследована. Обычно под
диссимиляцией представляют процесс
превращения в неживое устаревших,
изношенных, отживших частей живой
системы. Это аналогично воззрению, согласно
которому распаду нативных белков
предшествует их денатурация. Укажем, кета-

150
НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
ти, что при этом не дается определения
понятиям «устаревшее», «изношенное»,
«отжившее» и т. д. Таким образом,
получается, что одно непонятное явление
объясняется другим, также непонятным.
Если принять такую концепцию, то
всякую живую систему надо представлять как
систему, сочетающую процессы поглощения
веществ и энергии из внешней среды и
выделения веществ и энергии во внешнюю
среду. Это соответствует так называемым
открытым системам. При уравнивании
процессов поглощения с процессами
выделения образуется так называемая
стационарная открытая система. Открытая
система, находящаяся в стационарном
состоянии, остается неизменной любое время
при неизменных условиях. Любая живая
система и в постоянных условиях всегда
развивается, изменяется.
Таким образом, живую систему
недостаточно рассматривать только как
стационарную открытую систему, так как она
изменяется даже при постоянных внешних
условиях. В силу этого в качестве
источника движения, развития живой системы
следует рассматривать внутренние
причины, внутренние противоречия. Это, как
известно, является основным положением
диалектического материализма.
Если полагать, что живую систему
можно обобщенно количественно xapaKTepH30j
вать ее массой, а это допустимо с позиций
единого метаболического «котла» делокали-
зации и обменной подвижности
метаболитов в пространстве, то, согласно Хиншель-
вуду (см. Hin s h el wood С. N. «The
chemical kinetics of the bacterial cell». Oxford.
1947), кинетику ассимиляции живой
системы можно приближенно выразить
уравнением: ( ~^~) = KiPB,
где В — биомасса живой системы, Р —
концентрация питательных веществ, t —
время и Ki — константа. Значок а
обозначает ассимиляцию.
Если диссимиляция понимается как
распад устаревшего, отжившего,
изношенного и т. д., то кинетику диссимиляции
живой системы нужно представить в виде:
(ÏX--1*
где К2 — константа, пропорциональная
доле отжившей, устаревшей и т. д. живой
системы. Значок d обозначает
диссимиляцию. Очевидно, что количество
устаревшего, изношенного и т. д. нужно считать
пропорциональным массе живой системы. Так
как мы должны полагать, что реальное
развитие живой системы происходит в
результате сочетания процессов
ассимиляции и диссимиляции, то это необходимо
вьпшить следующим уравнением:
—=К!РВ - К2В = (KjP - К2) В.
Интегрирование этого уравнения дает
выражение:
В = В01^Р-к2^
где Во — первоначальная биомасса. Таким
образом, в этом случае развитие (рост)
живой системы должно быть
беспредельным при KiP > Кг.
Аналогичные результаты получаются,
если обмен веществ рассматривать
состоящим из двух частей: 1) ассимилятивно-
ростового процесса и 2) процесса
поддержания жизнедеятельности помимо роста,
то есть так называемого «основного
обмена» (см. Н. Д. Иерусалимский
«Труды Института микробиологии» 5, 63,1958).
Зависимость скорости обмена веществ
в этом случае для обеих частей надо
полагать также прямо пропорциональной
биомассе живой системы. Следовательно,
кинетические уравнения и в данном
случае должны быть аналогичны предыдущим.
Но мы знаем, что это совершенно не
соответствует действительности. Это, однако,
и не удивительно, ибо в таком понимании
диссимиляция не является
противоположностью ассимиляции. Между ними нет
борьбы.» По этому поводу А. В. Нагорный
в 1940 году писал: «Если бы живой
организм представлял собой совершенно
открытую систему, то есть систему, которая
обладала бы свойством полного
«самообновления», то он, вовлекая в себя
материю и энергию из окружающей среды,
мог бы развиваться прогрессивно
неограниченно долго, то есть неограниченно
долго мог бы увеличивать свою массу, свои
разности потенциалов, свою
энергетическую и вещественную ценность... В
действительности мы наблюдаем другое:
индивидуальная эволюция ограничена во
времени, и жизненный процесс после
определенного периода обнаруживает постепенное
затухание, уменьшение интенсивности,
то есть явления, характерные для
замкнутых систем, в которых совершение работы
сопровождается непрерывным
уменьшением разностей потенциалов и, в конце
концов, полным их выравниванием. На
основании этого необходимо признать...
метаболизм — характернейшее качество
жизни— в пределах индивида отрицает
самого себя. Каким образом это происходит,
исчерпывающего ответа не представляется
возможным дать...» (А. В. Нагорный
«Проблема старения и долголетия».
Харьков. 1940). Следовательно, надо найти
такое содержание диссимиляции, чтобы она
противоречила ассимиляции и находилась
в борьбе с ней, чтобы она уничтожала то,
что создается ассимиляцией, то есть она
должна являться самоассимиляцией. В этом

НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
151
случае мы будем иметь борьбу
противоположностей, противоречие. Как
подчеркивал В. И. Ленин, «борьба
взаимоисключающих противоположностей абсолютна, как
абсолютно развитие, движение».
Как же количественно можно описать
такую роль диссимиляции? Мы уже
указывали на полную и совершенную
взаимосвязанность частей живой системы,
обусловленной единым метаболическим
«котлом», делокализацией метаболитов и
быстрым их передвижением в пределах
системы. Следовательно, мы должны полагать,
что каждая частица живой системы
связана и взаимодействует метаболически со
всей остальной массой живой системы. Это
весьма существенная особенность живых
систем, отличающая их от неживых.
Количественно это обменное
взаимодействие можно выразить уравнением:
(f)0—к/>в—w
Значок о обозначает обменное
взаимодействие. Полный баланс скорости
превращения биомассы живой системы должен
выражаться суммой скоростей
ассимиляции и диссимиляции:
dB /dB\ /dB\
Как видно, в этом случае нет
необходимости применять неопределенные понятия
«устаревшее», «изношенное»,
«самоотравление продуктами обмена» и т. д.
Необходимо только принять, что каждая часть
живой системы растет и существует
(живет) не только за счет пищи, поступающей
извне, но и за счет других частей системы.
Это довольно тривиально, требуется
только количественно это сформулировать.
Можно видеть, что dt = ° не только
при В=0, то есть когда нет живой
системы и, следовательно, нет биологическо-
го развития, но и при D ~~ jç3.
Это указывает на то, что развитие
отдельной живой системы не может быть
беспредельным, оно ограничено предельными
размерами и временем. Развитие живой
системы, таким образом, является
самотормозящимся процессом, первоначально
бурное развитие (рост) переходит в
стационарное состояние (рост прекращается),
наступает старость. Это известный S-образ-
ный закон роста живого мира.
Самоторможение в развитии живой
системы приводит ее к пределу развития,
тупику, выход из которого имеется только
один — через отрицание, то есть через
дробление, деление. В результате деления
старая живая система распадается —
исчезает, отрицается — на части, которые,
становясь автономными, оказываются уже
молодыми и начинают развиваться в
направлении достижения стационарного
состояния. Это размножение может
повторяться беспредельно. Размножение, таким
образом, представляется как повторяемость
и является выражением диалектического
закона отрицания отрицания. Таким
образом, самотормозящаяся природа живых
систем неумолимо ограничивает их размеры
и толкает на путь деления.
Изложенное в данной работе показывает,
что даже наиболее элементарные
соображения о противоречиях обмена веществ
живой природы позволяют представить
коренные отличия живой природы от неживой и
вывести наиболее простые и общие
кинетические свойства живой природы,
закономерности ее развития во времени, ее
дискретную форму существования,
размножение.
Проведенный анализ показывает
необходимость выяснения внутренних
диалектических противоречий обмена веществ для
познания закономерностей биологического
развития.

НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Японское общество по изучению материализма
ОТ РЕДАКЦИИ:
Такаси ИДЭ — известный японский философ, доктор филологических наук, автор
таких трудов, как «Предпосылки философии», «Философия и политика», многих работ
по древнегреческой философии и других исследований. В прошлом Такаси Идэ
придерживался идеалистических воззрений Нисида, но после второй мировой войны, глубоко
поняв теоретическую несостоятельность и реакционность идеализма, Идэ стал
сознательным сторонником диалектического материализма и вступил в Коммунистическую
партию Японии, за что был уволен из Токийского университета. В настоящее время он
является председателем Японского общества по изучению материализма.
Ниже мы публикуем полученное редакцией письмо Такаси Идэ о возникновении
и задачах этого общества.
В июне 1959 года в Японии было создано Общество по изучению материализма.
О характере и масштабах деятельности этого общества можно судить на основании
соответствующих положений его устава. Так, статья вторая устава гласит: «Данное
Общество представляет собой координационный орган, осуществляющий связь между
организациями по изучению материализма, находящимися в различных районах
страны». В третьей статье устава говорится о том, что общество ставит перед собой
задачу «поддерживать связь как с отдельными учеными-материалистами, так и с
организациями исследователей материализма всех стран мира».
Из существующих в настоящее время в Японии прогрессивных культурных
организаций, особенно общенационального характера, наше общество является
единственной организацией, которая открыто заявляет о своей партийно«:!и, то есть
приверженности к диалектическому материализму в области культуры и науки, и старается в
своей деятельности строго следовать этому принципу. Общество объединяет шесть
организаций по изучению материализма, созданных еще до его оформления в различных
городах Японии: в Токио, Саппоро, Нагоя, Осака, Симоносэки и Мацуяма.
Ниже мы попытаемся дать краткое изложение истории создания Общества по
изучению материализма и охарактеризовать его значение.
Идеологические основы для возрождения в Японии материализма в послевоенный
период были заложены существовавшими еще до второй мировой войны Институтом
пролетарской науки (1929—1932 годы) и в особенности Обществом по изучению мате-
риализма (1932—1938 годы).
В первый год после окончания войны (то есть в 1946 году) прогрессивные ученые
Японии создали Лигу демократических ученых, которая не только положила начало
движению в защиту и за расширение демократических прав японских ученых, но и
сыграла огромную роль в деле изучения и распространения марксистской науки. Среди
ее организаторов было несколько членов существовавшего ранее Общества по
изучению материализма. Внутри Лиги демократических ученых была создана секция
философии, основной состав которой образовали члены бывшего Общества по изучению
материализма Кроме того, в 1947 году члены бывшего Общества по изучению
материализма отдельно от Лиги демократических ученых создали Институт материализма и
стали издавать журнал «Изучение материализма». До 1950 года институт выпустил
семь номеров этого журнала. Таким образом, говоря об изучении и распространении
материализма в послевоенной Японии, мы не можем не касаться идейных традиций
существовавшего ранее Общества по изучению материализма.
В послевоенный период в Японии изучение и распространение материализма, и
особенно диалектического материализма, осуществлялось главным образом двумя
организациями: Лигой демократических ученых и Институтом материализма. Идейные
позиции членов Лиги демократических ученых были весьма различными, и в
соответствии с этим она осуществляла широкую демократическую общественную деятельность
Вторая организация, напротив, старалась не допускать дублирования деятельности
первой и основное внимание уделяла теоретическому изучению материализма и рас-

НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
153
пространеиию результатов этого изучения. Однако Институт материализма вскоре
(через четыре года после образования) прекратил свое существование.
Причины этого, по-видимому, заключаются в следующем.
Во-первых, институт фактически не пошел по пути решения тех задач, которые
не успело разрешить Общество по изучению материализма, несмотря на то, что сам по
себе институт был создан на основе традиций этого общества.
Во-вторых, институт, так же как и Лига демократических ученых, поставил всю
свою деятельность (и в особенности издание своего журнала) в зависимость от бур*
жуазных издательств и в результате роста трудностей в распространении так назьь
ваемых «левых изданий» вынужден был прекратить свою деятельность.
По сравнению с Институтом материализма Лига демократических ученых
представляла собой организацию более крупных масштабов, а состав ее в научном
отношении был довольно разнообразен. Она объединяла не только марксистов и вообще
материалистов, но и широкие слои демократических ученых, занимающихся
исследованием во всех областях социальных и естественных наук. Соответственно своим
специальностям эти ученые создали различные секции и занимались научными
исследованиями и распространением научных знаний. Был период, когда эта организация
насчитывала около двух тысяч членов, причем ей удалось создать по всей стране свои
филиалы и вести деятельность в широких масштабах. Как орган общественного
движения прогрессивных ученых эта лига была очень широкой организацией. Однако и она
не могла продолжать напряженную деятельность в течение длительного периода и в
1955 году, потерпев финансовый крах, фактически распалась.
Почти все материалисты и ученые-марксисты входили в эту организацию.
Философы-материалисты создали внутри лиги секцию философии и, составив ядро этой
секции, организовали издание журнала «Теория». Этот журнал выходил ежемесячно с
1946 по 1950 год.
Прежде чем создать Японское общество по изучению материализма, мы
исследовали причины прекращения выпуска журнала «Теория», а также деятельности Лиги
демократических ученых. В своей работе общество учло результаты этого изучения.
Основные мнения о причинах прекращения деятельности Лиги демократических ученых
сводятся к следующему:
1) Поскольку в определении «демократический ученый» в термин
«демократический» вкладывалось различное содержание понятия «демократия» — буржуазная
демократия, пролетарская демократия и т. д.,— деятельность демократических ученых,
создавших эту лигу, с самого начала характеризовалась неопределенностью и
неустойчивостью.
2) Эта неопределенность и неустойчивость, с одной стороны, мешала
объединению в данной организации всех честных ученых, которые хотя и не принимали
марксистского учения, но участвовали в прогрессивном общественном движении, а с другой
стороны, препятствовала углублению и развитию принципов диалектического
материализма и марксизма, а также соблюдению принципа партийности. В результате такое
положение порождало у некоторых членов этой организации склонность к эклектизму.
3) Поскольку лига в вопросах публикации и распространения результатов
исследований целиком зависела от журналистского предпринимательства, постольку
малейшие колебания конъюнктуры в издательском деле непосредственно сказывались на
исследовательской работе организации.
Несмотря на то, что Лига демократических ученых и Институт материализма
прекратили свою деятельность, начатое ими дело изучения материализма в различных
формах продолжалось во всех районах Японии.
Постараемся обрисовать процесс формирования и нынешнее положение районных
организаций по изучению материализма, которые объединились во главе с нашим
координационным органом.
Общество по изучению материализма в городе Саппоро. В 1952 году, когда
деятельность Лиги демократических ученых пошла на убыль, несколько философов,
социологов и специалистов-естественников при университете Хоккайдо (г. Саппоро)
отделились от филиала Лиги демократических ученых и создали Группу материализма,
которая переименовалась впоследствии в Общество по изданию журнала «Материализм».
Этот журнал представляет собой нерегулярное издание. Вплоть до настоящего времени
вышло всего лишь семь номеров журнала. В 1958 году философы Хоккайдоского
университета создали «Союз философов-материалистов» в целях изучения и
распространения материалистической философии. В результате слияния этого Союза с упомяну-
* тым Обществом по изданию журнала «Материализм» в 1959 году образовалось
Общество по изучению материализма города Саппоро. Основная деятельность этого
Общества заключается в издании журнала «Материализм», изучении диалектики природы
и исторического материализма.
Токийское общество по изучению материализма возникло в 1959 году. Эта
организация отличается от Общества по изучению материализма города Саппоро тем, что
она создавалась на базе критического пересмотра деятельности бывшей Лиги
демократических ученых, в частности секции философии Токийского филиала этой лиги.
Ученые, принимавшие участие в создании Токийского общества по изучению
материализма, в большинстве своем были в прошлом членами руководящих органов или
философской секции Лиги демократичгских ученых. Унаследовав прогрессивные методы изу-

15*
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
чения материализма, применявшиеся в лиге в послевоенный период, эти ученые в
1957 году решили создать такую организацию, которая объединила бы в своих рядах не
только специалистов-философов, но и исследователей в области естественных и
социальных наук и поставила бы основной задачей изучение материализма. Члены этой
организации решили, что общими усилиями они будут изучать, углублять и распространять
основные теоретические положения материализма. Они создали в 1958 году
Подготовительный комитет по организации Японского общества по изучению материализма и
обратились с призывом ко всем организациям страны, изучающим материализм.
Кроме того, в самом Токио весной 1959 года было создано Токийское общество по
изучению материализма. В настоящее время оно объединяет 120 человек. Разделившись на
секции (логики и теории познания, теории социальных форм, науки и техники, истории
японского материализма, искусства и морали), Токийское общество постепенно
развертывает свою деятельность. В настоящее время оно готовится к изданию своего
печатного органа.
Общество по изучению современной философии в городе Нагоя было создано
в 1958 году по инициативе кабинета философии литературного факультета
университета. Это общество провозгласило своей непосредственной задачей изучение и
распространение материализма. Оно объединяет большое число материалистов и лиц,
проявляющих серьезный интерес к материализму. Общество выпускает журнал
«Современная философия». Журнал выходит нерегулярно: к лету 1959 года вышло всего лишь
четыре номера.
Общество по изучению материализма в городе Осака, После того как Лига
демократических ученых прекратила свою деятельность, перестали функционировать почти
все ее секции. Но Осакский филиал Лиги демократических ученых продолжает
существовать вплоть до настоящего времени. Базой для создания Осакского общества по
изучению материализма послужили секции философии и образования Осакского
филиала Лиги демократических ученых. Но как самостоятельная организация это
общество оф01р!милось в 1957 году. Учитывая тот факт, что Лига демократических ученых
представляла собой организацию, созданную в целях образования единого фронта всех
прогрессивных ученых и мыслителей, организаторы Осакского общества по изучению
материализма пришли к выводу о необходимости создания, кроме лиги, организации,
где велось бы самостоятельное изучение материализма. Созданная организация имела
вначале две секции: философии и образования; в 1959 году была создана третья
секция — политики и экономики. В организацию в настоящее время входит 40 человек.
Общество по изучению материализма в городе Симоносэки представляет собой
небольшую группу биологов, экономистов и математиков, возглавляемую
философом-материалистом. Эта группа организована несколько лет тому назад. В 1959 году, в
период создания Японского общества по изучению материализма, она приняла свой устав
и окончательно оформилась как самостоятельная организация.
Общество по изучению материализма в городе Мацуяма объединяет в своих рядах
главным образом преподавателей университета префектуры Эхимэ. Это представители
самых разнообразных специальностей: философы, социологи, психологи,
литературоведы, историки, экономисты и т. п. Наряду с изучением основных проблем материализма
они исследуют самые разнообразные проблемы современного общества и политики, ата
организация окончательно оформилась в 1959 году. В городе Мацуяма в 1953 году, е
тот период, когда деятельность Лиги демократических ученых стала ослабевать, было
создано отдельно от лиги Общество демократических интеллигентов, объединившее
главным образом преподавателей университета. Оно сыграло важную роль в деле
защиты прав интеллигенции. На его основе и возникло в этом городе Общество по
изучению материализма.
Как видно из вышеизложенного, районные организации по изучению
материализма критически отнеслись к формам изучения материализма в послевоенный период ь
Японии и постепенно создали свои собственные формы. Все они остро ощущали
необходимость в координации своей деятельности и поэтому с радостью приняли участие
в подготовке общенационального координационного органа. В результате объединения
этих шести организаций и было создано Японское общество по изучению
материализма.
Это общество рассчитывает на качественный и количественный рост входящих в
него организаций.
Мы надеемся, что Японское общество по изучению материализма будет
содействовать дальнейшему укреплению связей с Институтом философии АН СССР, как и
с другими научными учреждениями философов-материалистов различных стран.
Такаси ИДЭ (Япония)

НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
155
Симпозиум о социологических проблемах сельского
хозяйства в Чехословакии
ОТ РЕДАКЦИИ. Ниже мы публикуем несколько сокращенный текст
Постановления второго симпозиума Центральной комиссии по социальным и культурным вопросам
сельского хозяйства Чехословацкой академии сельскохозяйственных наук в Праге
«О расширении и углублении социалистических отношений в сельском хозяйстве ПО'
средством идеологической, культурной и иной общественной деятельности»,
состоявшегося 3—5 сентября 1959 года в Смоленице (Словакия) при участии работников
Чехословацкой академии сельскохозяйственных наук и работников общественных наук
Чехословацкой Академии наук, Словацкой Академии наук, Карлова университета и других
высших учебных заведений, просветительных и здравоохранительных учреждений и т. д.
В симпозиуме приняла также участие делегация Германской академии
сельскохозяйственных наук в Берлине.
Участники симпозиума.
исходят из принципа, что
социалистическую перестройку можно завершить лишь
на основе активной и сознательной
деятельности самых широких масс трудящихся, что
предполагает дальнейшее развитие
политической, культурной и просветительной
работы, систематическое повышение
образования работников сельского хозяйства и
систематическое внедрение результатов
научной работы в самую широкую
сельскохозяйственную практику;
исходят из убеждения, что теоретическим
исходным пунктом исследования
общественных отношений в деревне являются
исторический материализм и научный коммунизм;
основой научного исследования деревни
должен быть марксистский метод классово-
политического анализа конкретных
общественных явлений;
считают организованное и планомерное
исследование социальных проблем деревни
составной частью исследования общества;
это исследование, как основа для научного
руководства обществом, проводится
партийными и государственными органами и
некоторыми научными (особенно
экономическими) учреждениями.
В ближайшем будущем общественные
организации в гораздо большей мере, чем до
сих пор, будут принимать участие в
руководстве взаимоотношениями между
гражданами и в распространении образования и
просвещения. В деревне имеются
многочисленные общественные организации, которые
иногда проводят незначительную или чисто
формальную работу. Задача работников
общественных наук — изучать работу и
деятельность общественных организаций,
вносить предложения по улучшению их
текущей деятельности и предлагать
перспективные формы их деятельности с тем, чтобы
общественные организации готовились к той
важной роли, которую они будут играть в
коммунистическом обществе.
Первоочередной проблемой
социалистической деревни является плановое
распределение сельскохозяйственных рабочих
поселков с производственной, общественной и
культурной точек зрения. Необходимо
ускорить посвяшенные этому вопросу научные
работы, имеющие большое значение для
составления перспективных планов развития
таких поселков и кооперативов и для
правильного размещения капиталовложений.
Необходимо продолжать изучение
проблемы молодежи и женщин, занятых в
сельском хозяйстве, научно решить связанные
с этим вопросы производства и
общественных отношений в деревне. Симпозиум с
интересом выслушал сообщение о том, что
Кабинет по изучению экономического и
социального развития сельского хозяйства
ЧСАСХН занимается исследованием
пережитков аграрной идеологии. Важно также
и далее систематически изучать эти
вопросы.
Общественные науки и философия
должны интенсивно заниматься изучением
социалистического образа жизни в связи с
проблемами социалистической морали. Эти
проблемы имеют непосредственное значение
для социалистической деревни, в которой
весьма часто обнаруживается противоречие
между быстрым ростом материального
жизненного уровня и замедленным развитием
культурной жизни.
Важную роль в укреплении
социалистических отношений играет внутрикоопера-
тивная демократия. Необходимо развивать
все возможности по использованию
таланта, знаний, усердия и инициативы членов
кооперации на пользу коллектива.
Марксистские общественные науки должны
более интенсивно заниматься этой
проблематикой и вместе с работниками
социалистических сельскохозяйственных предприятий
предлагать самые совершенные формы
коллективного труда в кооперативных и
других социалистических сельскохозяйственных
предприятиях.
Механизация и организация работ в
социалистических сельскохозяйственных
предприятиях не только повышает
производительность труда, но и дает возможность
сельскохозяйственным работникам
посвящать свободное время образованию и
культурному отдыху. Надо изучать проблему
свободного времени в сельском хозяйстве в
связи с развитием культурной жизни,
повышением квалификации, развитием
спортивной деятельности и самых разнообраэ-

156
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
ных форм самодеятельности, особенно с
развитием технических интересов у
молодежи.
Симпозиум положительно расценивает
развитие в деревне и в социалистических
сельскохозяйственных предприятиях всех
мероприятий, которые укрепляют
коллективные взаимоотношения и коммунистическое
мировоззрение. Необходимо более
интенсивно создавать социальные и культурные
учреждения, библиотеки, детские сады и
ясли и особое внимание уделить организации
общественного питания в трудовых
сельскохозяйственных кооперативах, где этот
вопрос еще не решен удовлетворительно, хотя
как раз в деревне имеются все предпосылки
для достижения высокого уровня и
широкого развития общественного питания.
Симпозиум обстоятельно занимается
проблемами школьного дела в сельской
местности и считает его дальнейшее
усовершенствование основным условием укрепления и
углубления социалистических отношений в
сельском хозяйстве и развития
социалистического сельскохозяйственного
производства. Он приветствует решения партии и
правительства по вопросам школьного
образования.
Участники симпозиума считают, в
частности, что неотъемлемой частью
воспитательного процесса в сельскохозяйственной
школе, помимо прохождения учебной
программы, является организация времени учеников,
проводимого ими в интернате, по пути на
место работы и т. д. Необходимо, чтобы
план обучения по количеству часов в
неделю давал возможность целесообразно
организовать время ученика, проводимое вне
школы, с тем, чтобы удовлетворить его
запросы как в отношении учебы, так и
культуры вообще. ,
Большое значение для прогресса в
области сельского хозяйства имеют библиотеки,
печать, радиовещание, телевидение и
кинофильмы. Научное исследование
общественных отношений должно уделять внимание
изучению эффективности этих средств.
Особенно подчеркивается значение
сельскохозяйственных фильмов, до сих пор
используемых в недостаточной степени.
Социальные и культурные вопросы
сельского хозяйства необходимо изучать в
тесной связи с экономическими процессами,
которые происходят в современном
сельскохозяйственном производстве, с учетом их
исторического и современного развития, в том
числе и в других странах, особенно в тех,
которые являются образцами наиболее
мощного развития, как, например, СССР. На
основании изучения прошлого и настоящего,
перспективных тенденций и прогрессивных
направлений у нас и за границей
необходимо создать картину будущего развития
нашего сельскохозяйственного производства.
Симпозиум приветствует углубление
научно-исследовательского контакта Кабинета
по изучению экономического и социального
развития сельского хозяйства ЧСАСХН с
Институтом философии АН СССР и
Институтом экономики сельского хозяйства
ВАСХНИЛ и считает весьма успешным
тесное сотрудничество с вновь организованной
Центральной комиссией по социальным и
культурным вопросам сельского хозяйства
при Германской академии
сельскохозяйственных наук. Рекомендуется и
дальнейшее расширение сотрудничества с
аналогичными учреждениями дружественных стран.
Симпозиум считает целесообразным
научное сотрудничество с общественными и
научными учреждениями других стран,
поскольку оно укрепляет мирное
сотрудничество народов и расширяет источники
нашего познания.
Рекомендуется, чтобы работа следующих
симпозиумов была направлена на самые
актуальные социальные темы и проблемы
культуры в деревне и организовывалась
при участии представителей других
социалистических стран.

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Антология прогрессивной польской философской
и политической мысли
Избранные произведения прогрессивных польских мыслителей. В трех томах. Т. I —
784 стр.; т. II—884 стр.; т. III —1156 стр. Госполитиздат. 1956—1958. Подбор и
редакция текстов, вступительные статьи и примечания И. С. Миллера и И. С. Нарского.
Нет нужды доказывать, какое большое
значение для дела сближения и дружбы
между народами имеет взаимное
ознакомление не только с текущими событиями и
актуальными проблемами, но и с
историческими достижениями каждого из них. В
народной Польше многое сделано для
ознакомления читателей с русской философской
мыслью (русская класоическая
художественная литература известна и оценена
уже давно): изданы труды Ломоносова,
Радищева, Белинского, Добролюбова,
Чернышевского и др., готовятся к изданию
труды Герцена и антология русской
философии. Нас радует, что в СССР также
проводится работа в области популяризации
истории польской философской и
общественной мысли. Подготовленная И. С Миллером
и И. С Нареким обширная трехтомная
антология, пожалуй, ярче всего
свидетельствует об объеме и содержательности этой
работы. Сто с лишним печатных листов
удачно отобранных и переведенных текстов,
снабженных вступительными статьями и
примечаниями,— это немалый труд, тем
более, что составителям и редакторам, не
располагавшим соответствующими избранными
произведениями на польском языке, а
зачастую и удовлетворительными
монографиями, пришлось провести во многих
отношениях исследовательскую работу. Нужно
подчеркнуть, что на польском языке нет ни
одного издания такого типа.
Составители «Избранных произведений...»
имели намерения почти энциклопедические
Читатель найдет в трехтомнике, кроме
работ строго философского характера,
философскую публицистику, философско-истори-
ческие очерки, политические статьи,
программы объединений и организаций и т. п.
Это одновременно и достоинство и
недостаток данного издания. Достоинство потому,
что польская прогрессивная мысль XVIII и
XIX веков представлена весьма
всесторонне. Недостаток же потому, что в потоке
самых разнородных документов теряются
иногда материалы, заслуживающие в силу их
теоретической важности или новаторского
характера быть выдвинутыми на первый
план. Ввиду этого, возможно, следовало бы
изъять из антологии часть текстов
исключительно политически-организационного
характера, а часть их поместить в
приложениях. Это помогло бы читателю проследить
линии развития социально-философской
мысли.
Рецензенты не уверены в том,
правомерно ли ограничиваться публикацией лишь
прогрессивных мыслителей. В некоторых
случаях целесообразно было бы отступить
от этого принципа. Например, в польской
культуре XIX века большую роль сыграл
мессианизм. Указанный факт должен был
бы найти какое-то отражение в так широко
задуманной антологии, хотя идеи эти
далеко не всегда были прогрессивными.
Следовало бы также осветить в какой-то мере
«философию действия» А. Цешковского как
с точки зрения ее влияния на польских
философов (Э. Дембовский), так и с точки
зрения той роли, которую она, бесспорно,
сыграла в развитии младогегельянской
левой в Германии. Оба эти предложения,
разумеется, весьма дискуссионны, тем не менее
представляется совершенно бесспорным, что
нельзя во всей полноте отобразить
динамику развития прогрессивного течения без
широкого идеологического фона, без
конкретного показа конфликтов и полемик данной
эпохи.
Составители антологии руководствовались
иной концепцией при отборе текстов.
Нужно сказать, что в рамках этой концепции им
удалось проделать большую и довольно
плодотворную работу, заслуживающую
полного признания.
Первый том «Избранных произведений...»
охватывает тексты начиная с середины
XVIII века до 30-х годов XIX века. Широко
представлены разнородные источники
(труды философские, социологические,
философская публицистика, речи, мемуары,
документы и т. п.), что дает интересную картину
больших достижений этой эпохи, так много
значащей для Польши и чреватой
большими начинаниями. Редакция правильно
поступила, что не придерживалась
хронологических рамок XVIII века, включая в первый
том тех мыслителей, творчество которых
хотя и приходится фактически на XIX век, но
представляет собой непосредственное
продолжение идеологии Просвещения. «Торчин-
ский манифест» 1767 года, которым
открывается антология, вводит читателя в
атмосферу напряженных конфликтов
феодального общества, отражая растущий
протест крестьянских масс против крепостного
гнета.

158
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Почти половину первого тома занимают
работы Гуго Коллонтая и Станислава Ста-
шица, что является вполне обоснованным
как ввиду той роли, какую эти два
писателя играли в идеологической борьбе своей
эпохи, так и ввиду ценности вклада, какой
они внесли в социальную философию.
Избранные произведения дают довольно
полное представление об этом: приведены
образцы различных видов творчества этих
мыслителей, даны фрагменты
фундаментального теоретического труда Сташица
«Человеческий род» и более
актуально-политических «Размышлений над жизнью
Яна Замойского», а также
«Предостережений Польше» и даже фрагменты его работы
«О происхождении Карпат», благодаря чему
создается достаточно ясное представление
о круге интересов Сташица и
разносторонности его научных устремлений. То же
можно сказать и о представленных
произведениях Коллонтая. Известным пробелом
является лишь то, что не показан последний
период жизни Сташица (после 1807 года),
когда его взгляды, по мнению некоторых
интерпретаторов, подверглись эволюции,
началом которой явилось признание в труде
«О статистике Польши», что феодализм в
этой стране уже закончился. Заслуживает
также внимания «Контракт
сельскохозяйственного Грубешовского общества»
(например, ст. ст. 1, 8, 14, 46, 72), являющийся
интересной попыткой реализации
утопических принципов социального
преобразования и человеческого общежития.
Замечательным довершением характеристики
польской мысли периода Четырехлетнего сейма
служит блестящая публицистика
Франтишека Салезия Езерского, прекрасно
переданная в переводе А. И. Рубина. Том содержит
также документы периода восстания Ко-
стюшхи. Помещение среди произведений
теоретиков и философов высказываний Ко-
стюшки, Гожковского и других
общественных деятелей дает более полное
представление о размерах того явления, которое
принято называть польским Просвещением.
Опубликованные в томе работы Яна Сня-
децкого знакомят читателя с его
важнейшими взглядами на математику, астрономию,
философию и просвещение, а Енджея Сня-
децкого — на биологию, химию и
философию. Оба они представляют в известной
мере материалистическую мысль своего
времени, доходят нередко до самостоятельных
научных решений. Опубликованные
материалы свидетельствуют о том, что
интересы передовых польских
мыслителей не ограничивались лишь
социально-политическими и -историческими вопросами.
Том завершается работами известного
борца против обскурантизма, памфлетиста
Станислава Костхи Потоцкого, а также
интересного мечтателя, представителя
утопического коммунизма Войцеха Гутковского,
чье произведение «Путешествие в Калапею»
было найдено лишь несколько лет тому
назад.
Второй том избранных произведений
охватывает документы
общественно-политического движения 20-х годов, а
следовательно, произведения, созданные в кругу Панта
Коины, Союза свободных поляков,
Патриотического общества, филоматов, а также
работы Мавриция Мохнацкого, Яна Людвика
Жуковского и публицистов Ноябрьского
восстания. Кроме того, в этом томе
широко представлены труды Иоахима Лелевеля,
Адама Мицкевича, Шимона Конарского,
ряд идеологических документов Польского
демократического общества и громад
«Люда польского». В том входят также тексты
Тадеуша Кремповицкого и Генрика
Каменского.
Отбор материалов для этого тома, будучи
обоснованным в своих общих чертах,
вызывает, однако, некоторые сомнения.
Первое из них касается места, отведенного Ле-
левелю. В отношении ко всей антологии в
целом оно, бесспорно, слишком
незначительно, и у читателя может создаться
впечатление, что Лелевель — это один из
многих мыслителей того времени. Между тем
значение этого писателя в польской мысли
XIX века является чем-то беспрецедентным.
Хотя многие писатели были более
радикальными в своих социально-политических
воззрениях, тем не менее в теоретическом
отношении все учились и заимствовали у
него. А включенные во второй том труды
Лелевеля не дают должного представления
даже о таких капитальных проблемах его
творчества, как соотношение истории
народа и всеобщей истории, народа и
человечества, или же, например, проблема польского
народного характера (мысль о его
демократизме, впервые высказанная Лелевелем,
встречается затем неоднократно в
творчестве многих прогрессивных писателей и
программах многих организаций). Здесь
желательны были бы. некоторые
дополнения, разумеется, не за счет увеличения н
так огромного размера антологии, а за счет
сокращения текстов писателей меньшего
значения или же документов, не имеющих
большого теоретического значения.
Недостает в томе также «Ответа на псалмы
будущего» Словацкого, представляющего
собою, правда, поэтическое произведение,
но тесно связанного с идеологической
полемикой того времени. Спорным является то
обстоятельство, что в этом томе не
представлено творчество Кароля Либельта,
автора четырехтомной «Философии и критики»,
работа которого «О любви к родине»
сыграла такую большую роль в формировании
польского народного сознания в XIX веке.
Нам представляется, что следовало бы
посвятить особый небольшой раздел и Ворце-
лю (как это сделано в отношении
Кремповицкого), который был не только
выдающимся политическим деятелем, но и одним
из талантливых мыслителей и теоретиков
демократического лагеря. В избранных
произведениях труды Ворцеля
распределены между вторым и третьим томами,
вследствие чего он исчезает как
индивидуальность и выпадает из поля зрения менее
внимательного читателя.
Что касается частностей, то следует
заметить, что помещение какой-либо работы
более общего, мировоззренческого характера,
вроде «Теории действия» С. Козакавича,
дало бы лучшее_представление_о филоматах.

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
159
В третьем томе помещены произведения
представителей революционной демократии
Польши 40-х годов: Петра Сцегенного,
Эдварда Дембовского (очень широко
представлен— см. стр. 84—303!), Ю. Госляра,—
документы революционного движения
1846 года и работы, написанные в
эмиграции в период по 1848 год,— Подолецкого,
Лелевеля, Каменского, Польского
демократического общества и громады «Лондон»
«Люда Польского».
Особый раздел составляют материалы,
связанные с восстанием 1863 года,
специальный раздел посвящен также поелеянварекой
эмиграции (Ю. Гауке-Босак, Я. Домбров-
ский, В. Врубелевский, Ю. Токажевич и др.).
Следует заметить, что материалы
последних -разделов третьего тома, важные с
точки зрения политической истории, в
теоретическом отношении ничего оригинального
не представляют в сравнении с работами
30-х и 40-х годов.
И в этом томе в общем плане подбор
материалов представляется нам обоснованным
и в целом дающим известную ориентацию
в сложной картине актуальных проблем и
споров того времени. Однако и в данном
случае хочется высказать некоторые
критические замечания. Очень убого
представлена социалистически-утопическая мысль,
особенно чувствуется недостаток хотя бы
нескольких фрагментов из произведений Яна
Минского, одного из деятелей фурьерист-
ского движения (например, «Письмо к
издателю «Христовой Польши», в котором
Минский приспосабливает концепцию Фурье
к польским потребностям и условиям), или
Круликовского, близкого сподвижника Ца-
бета, издателя и автора «Христовой
Польши» и «Побратимства» — произведений,
шокировавших современников радикализмом
социальной концепции. В то же время
творчество Дембовского представлено слишком
широко для антологии этого типа (в
наибольшей степени это замечание относится
к материалам 1863—1870 годов).
Совершенно излишним кажется нам помещение в
«Избранных произведениях...» таких статей,
как «Дагерротипия в темноте» или «Новое
открытие в области естествознания», не
представляющих большого интереса для
истории философии Польши и не очень
характерных для этого философа, который
интересовался главным образом
социальными проблемами и вопросами истории
общества.
Однако, повторяем еще раз, в целом
подбор произведений удачен, поражает
огромный объем работы, проделанной
издателями, ибо известно, как трудно создать
удовлетворительную во всех отношениях
антологию, имея перед собой массу разнородных
материалов, далеких еще от окончательной
обработки и интерпретации.
Богатое содержание «Избранных
произведений...» добросовестно подготовлено к
печати редакторами. В примечаниях
сообщаются библиографические данные и
источники к каждому тексту, иногда
указывается дополнительная литература и
даются ссылки на монографические
исследования, удачно рассеиваются сомнения,
связанные с пониманием текстов, приводимых
во фрагментах или изложенных несколько
устаревшим языком. Антология снабжена
именным указателем, дающим
энциклопедические сведения об авторах,
представленных в ней. Заслуживает похвалы
прекрасный в общем перевод помещенных текстов,
а также тот факт, что большей частью даны
законченные фрагменты, а в ряде случаев
цельные или почти цельные тексты.
Вступительные статьи, предваряющие отдельные
разделы, выполняют в принципе свою роль,
информируя сжато о ситуации, к которой
относились отдельные высказывания, а
также о писателе (либо писателях),
являющемся автором их.
Однако этим статьям присущи также
известные недостатки, связанные обычно с
чрезмерной краткостью изложения,
недостаточной точностью терминологии и
элементами схематизма в интерпретации
идеологических явлений.
К недоразумениям может привести в
особенности неточность в терминологии. Такие
понятия, как «представители буржуазной
интеллигенции», «дворянская
революционность», «буржуазно-интеллигентский облик»
(т. II, стр. 8), «буржуазно-демократическое
направление» (т. II, стр. 130) или
«буржуазно-демократическая школа» (т. II, стр. 132),
употребляются без надлежащих
комментариев, и нередко создается впечатление, что
это различные названия для одних и тех
же или весьма сходных явлений. Кроме
того, вступительные статьи концентрируют
слишком большое внимание на
политической проблематике, вследствие чего
значительная часть теоретических проблем,
поставленных в общем введении (к нему мы
вернемся в конце рецензии), не получает
развития и повисает в воздухе, не
рассматривается конкретно. Часто авторы
оперируют общими формулами, иногда даже
вполне правильными, но не много дающими
для понимания текстов. Так, например,
характеризуя деятельность Сташица в период
Четырехлетнего сейма, они подчеркивают,
что Сташиц «был далек от идеи
уничтожения феодальных отношений, от
революционного пути преобразования Польши» (т. I,
стр. 94), «выдвигал ограниченную и
компромиссную программу... в отношении
крепостного крестьянства» (там же). Это верно, но
эти черты были характерны не для одного
лишь Сташица — никто в Польше не
призывал тогда к социальной революции и
уничтожению основ феодализма. А раз так, то
зачем подчеркивать их при рассмотрении
данного автора вместо того, чтобы показать
его действительные исторические заслуги в
деле формирования антифеодальной
идеологии в Польше? Такие общие формулировка
применяются не только при оценке
политических взглядов. Подобным же образом
характеризуется иногда и философия.
Говорится, например, что и Сташиц «в зрелые
годы выступает как представитель
метафизического материализма, хотя он делает
деистические оговорки» (т. I, стр. 95),
«материализм Сташица в целом носил
метафизический характер, но работы этого мыслителя
содержат значительные элементы диалекти-

160
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
ки» (там же). Сказанное выше верно, но
если читатель ограничится лишь инфар.ма-
циями и характеристиками такого типа, то
они будут способствовать лишь затемнению
образа писателя, ибо из поля зрейия
исчезает та своеобразная целостность, какую
составляют взгляды каждого мыслителя,
исчезает внутренняя логика системы и
остается формула, с одной стороны —
верная, а с другой — с таким же успехом
применимая к десятку других писателей. Часто
внимание комментаторов сосредоточено не
на том, что сделал этот мыслитель, а на том,
чего он не сделал: «не смог подняться до
понимания факта...», «и не поднялся...»
и т. п. (см. г. III, стр. 13). Хотя это и
правильно, но такие характеристики не
способствуют пониманию динамики развития
идеологии, устанавливая сразу некие
идеальные эталоны, которые легко найти
современному историку, но для выработки
которых надо было много потрудиться.
Хочется сказать здесь авторам: побольше
конкретно-исторического анализа
своеобразных черт данной эпохи и данного писателя
и поменьше общих формул.
В заключение рассмотрим общее
введение к антологии. Помещенная в начале
первого тома вступительная статья Нарско-
го и Миллера представляет собой попытку
дать марксистский синтез знания об
истории польской философии той эпохи. Ее
аргументированная оценка потребовала бы
специальной обширной статьи, и поэтому мы
не намерены здесь это делать. Нужно,
однако, признать попытку эту неудачной. Это
не означает, что в 1954 или 1955 году
можно было написать статью лучше. В свое
время мы обсуждали ее у себя и, надо
сознаться, очень мало сумели помочь
авторам, потому что осуществлять синтез
просто было еще рано. И сегодня еще в нашем
знании по истории польской мысли
существуют пробелы, которые не сразу могут
быть восполнены. Однако некоторые
основные проблемы сегодня могут уже стать
предметом дискуссии, ведущей к разумным
выводам, а ошибочность некоторых наших
прежних воззрений уже кажется не
подлежащей сомнению. Поэтому-то некоторые
положения, содержащиеся в общей
вступительной статье Нарского и Миллера,
вызывают принципиальные возражения.
Прежде всего вызывает возражение
попытка представить историю польской
философии в основном как борьбу вокруг
онтологической и гносеологической
проблематики, которая занимает в ней относительно
небольшое место. Узловыми проблемами
польской философии этого периода
являлись проблемы социальные и историософи-
ческие. Представляя историю польской
философии как борьбу по основным
онтологическим и гносеологическим проблемам,
авторы вынуждены подгонять конкретный
исторический процесс под априори принятые
формулы, и из их поля зрения исчезают те
проблемы, которые действительно
находились в центре теоретических споров эпохи,
поскольку интересы польских мыслителей
сосредоточивались на философии и истории
общества и важнейшие теоретические слоры
велись вокруг таких проблем, как
историзм и естественное право,
характер и движущие силы общественного
развития, особенности истории народа и общие
закономерности человеческого прогресса
и т. п. Очевидно, эта проблематика была не
менее важной, но она требовала иного
подхода и иных общих положений, чем та,
которая доминировала в странах, где
внимание философов было приковано в большей
степени к онтологии, гносеологии или
методологии наук. При этом часто бывало так,
что самые ценные достижения в области
социальной философии не были связаны с
философским материализмом (примером
может служить Лелевель). Более того, иногда
крайний идеализм сочетался с весьма
смелыми и новаторскими
социально-политическими воззрениями. Польская
социально-философская мысль XVIII и XIX веков
достигла в ряде случаев высокооригинальных
взглядов и решений в области социологии
и истории, но путь к ним лежал не от
философии, а от политики, историографии или
историософии. Поэтому надо искать такую
систему общих понятий, которая позволила
бы описать именно этот своеобразный путь
развития. Принятие в качестве исходного
пункта общей методологической схемы
привело к сужению проблематики, к
стиранию специфических черт истории польской
мысли.
С этим непосредственно связан вопрос о
последовательности развития польской
прогрессивной философской и социальной
мысли. Авторы вступительной статьи
представляют его слишком упрощенно, указывая, по
сути дела, одну восходящую линию от
Возрождения через Просвещение и шляхетский
революционизм к революционному
демократизму. Фактом, однако, является то, что «по
пути» мы встречаемся часто с
принципиальными противоречиями и конфликтами, что
процесс развития общественной мысли не
совершается по прямой. Известно, что
одним из важнейших аспектов польской шля-
хетско-революционной мысли является
острая критика представителей польского
Просвещения. Например, Дембовский
относился к нему весьма сдержанно. Можно ли
в связи с этим наметить линию развития
польского материализма от Снядецких,
например, до Дембовского? На этот вопрос,
очевидно, следует ответить отрицательно.
Эти вопросы требуют специального
обсуждения, в котором мы охотно примем
участие.
Из сказанного видно, что большая часть
указанных нами недостатков
рецензируемого издания связана с тем, что по многим
вопросам еще нет полной ясности, они
нуждаются в углубленной разработке и
дискуссии. Однако все наши сомнения
отступают на второй план перед тем
достижением, каким является издание такой
богатой, обширной и всесторонней антологии,
дающей читателю хорошо обработанные
тексты с хорошими в общем
комментариями.
Адам СИКОРА, Ежи ШАЦКИЙ,
Янина ВОЙНАР-СУЕЦКАЯ (Варшавский
университет)

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
161
Философские проблемы строительства социализма
на страницах болгарских журналов
Обзор журналов «Ново време» и «Философска мисъл» (январь 1958—август
1959 года).
За последние годы на страницах
болгарских журналов значительно усилилась
разработка философских проблем
строительства социализма. Огромный прилив
творческой энергии вызвали у болгарских
философов XXI съезд КПСС и решения VII съезда
БКП — съезда победившего социализма,
нацелившего народ на новый скачок в
развитии страны. Шире стал круг
рассматриваемых проблем, теснее связь с практикой, с
еще большей силой развернулась борьба
против ревизионизма и догматизма.
В борьбе против ревизионизма
теоретические органы болгарских марксистов
оказались в передовых рядах международной
коммунистической и рабочей печати. И это
был не только их интернациональный долг,
но и важная национальная задача. «Даже
в Болгарии,— указывает Н. Ирибаджаков
в статье «Современный ревизионизм —
буржуазная реакция на исторические успехи
марксизма-ленинизма»,— где
Коммунистическая партия имеет большие
революционные традиции и где в прошлом ревизионизм
был так решительно разгромлен, как ни
в какой другой стране, за исключением
Советского Союза, ревизионизм пытался
поднять голову» («Ново време», 1958, № 2.
стр. 13).
В статье Н. Ирибаджакова вскрываются
философские основы современного
ревизионизма— субъективный идеализм и
агностицизм.
Ревизионисты утверждают, будто
многие основные понятия марксистской теории
неясны, неоднозначны для всех
марксистов и потому, дескать, нельзя провести
точную границу между марксизмом и
буржуазной идеологией, между современным
капитализмом и социализмом.
Подобная позиция, указывает
Ирибаджаков, нужна ревизионистам для обоснования
своего ликвидаторства и в области теории и
в практике социалистического строительства.
Сущность методологии ревизионистов
раскрывается также з статье Ст.
Михайлова «Относительно
субъективно-софистического метода югославских
ревизионистов» («Философска мисъл», 1958, № 4).
Существенную черту метода ревизионистов
автор видит в отказе от диалектико-мате-
риалистического анализа общественных
явлений, в субъективизме. Субъективизм
неизбежно порождает односторонность в
рассмотрении философских проблем
строительства социализма: фиксирование
внешнего и забвение внутреннего, акцент на
явлениях и игнорирование сущности.
Именно в этом и заключаются философские
основы отрицания ревизионистами общих
закономерностей построения социализма.
Критике ревизионизма посвящены также
опубликованные в 1958 году в «Ново
време» статьи В. Добриянова «Учение Маркса
о диктатуре пролетариата и судьбы
ревизионизма» (№ 4), Г. Гиргинова
«Национальное и интернациональное в борьбе
рабочего класса» (N? 5), Д. Фыртунова «Об
общих закономерностях и конкретных
особенностях в построении социалистической
экономики в переходный период от
капитализма к социализму» (№ 7), Т. Вылова
«Роль субъективного фактора в
социалистическом переустройстве и программа СКЮ»
(№ 8).
В последние годы болгарские марксисты
усилили борьбу не только против
ревизионизма, но и против догматизма. В
частности, статьей академика Тодора Павлова
«К вопросу о характере болгарской
народно-демократической революции»
(«Вопросы философии», 1956» № 6) было начато
развенчивание получившей довольно
широкое распространение догматической схемы
двухэтапного развития
народно-демократической революции. Ив. Кирилов в статье
«Вклад Георгия Димитрова в развитие
марксизма-ленинизма и в наше
социалистическое строительство» («Философска
мисъл», 1959, № 4) справедливо отмечает,
что уже в трудах Г. Димитрова была дана
правильная оценка восстания Девятого
сентября как начала социалистической
революции, которое, несмотря на
своеобразие, однотипно с Октябрьским восстанием
1917 года в России. Однако впоследствии
многие исследователи отошли от этой
тонки зрения, восприняв догматическую
схему. Применительно к болгарской
революции критика догматизма в этом вопросе
получила свое законченное выражение в
докладе товарища Тодора Живкова на
VII съезде партии (см. «Ново време», 1958,
№ 6), где указывалось, что своеобразие и
особенности развития революции в
Болгарии были присущи «именно
социалистической, а не какой-то другой революции,
которая уже потом переросла в
социалистическую... В связи с этим неправильны
утверждения о наличии двух этапов в
развитии классового характера и задач нашей
народной власти» (стр. 98).
Одним из вопросов теории и
практической деятельности
коммунистических партий в социалистических странах
является вопрос о противоречиях в
развитии социалистического общества и
специфике их разрешения. В докладе товарища
Живкова на VII съезде БКП было
подчеркнуто, что перед болгарской
философской и экономической наукой стоит
ответственная задача — выявлять конкретные
формы проявления и разрешения неаятаго-

162
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
нистических противоречий в дальнейшем
социалистическом строительстве.
Проблеме преодоления
неантагонистических противоречий в ходе развития
социалистической деревни посвящены
опубликованные в журнале «Философска мисъл»
статьи П. Велчева «О характере и
преодолении противоречия между рабочим
классом и трудовым крестьянством у нас»
(1958, № 5), К. Цветкова «Единство и
борьба противоположностей в продукции
ТКЗХ» (там же), Н. Стефанова «Развитие
и совершенствование социалистических
производственных отношений в нашей
деревне» (1959, № 2), Н. Яхиела «Класс
кооперированных крестьян — единый класс
тружеников социализма» (1959, № 3).
Такое внимание проблемам развития
современной деревни отнюдь не случайно.
Академик Т. Павлов в статье «Победа
творческого марксизма» (1959, № 4)
указывает, что решение вопроса о формах
социалистических преобразований сельского
хозяйства без первоначальной
национализации земли явилось огромным
теоретическим, стратегическим и тактическим
достижением болгарских марксистов. В связи с
этим анализ специфических противоречий в
развитии социалистических
сельскохозяйственных предприятий типа болгарских
ТКЗХ приобретает особое значение.
Ряд ценных работ по проблеме
противоречий при социализме появился в
болгарской печати после VII съезда БКП.
Профессор А. Попов в статье «О характере
противоречий в развитии нашего
социалистического общества» («Философска
мисъл», 1959, № 1) указывает, что
«различные противоречия при социализме...
возникают на общей основе — социалистическом
способе производства. Поэтому единство
противоположностей при социализме имеет
новый характер: противоположные стороны
в развитии не являются враждебно
противоположными» (стр. 28). Эго обусловило и
новые формы взаимопроникновения и вза-
Аяоотрицания противоположных сторон,
моментов и тенденций. В условиях
переходного периода от капитализма к
социализму и при социализме имеются «такие
противоречия,— подчеркивает автор,— про
которые мы не можем сказать, что одна
противоположная сторона только
прогрессивна, а другая только регрессивна»
(стр. 29). Обе стороны противоречия в
этих случаях не только борются, но и
взаимно содействуют развитию своих
прогрессивных тенденций. Эти противоречия
преодолеваются на основе общности интересов
обеих борющихся сторон.
Признавая интересной книгу советского
философа В. П. Черткова
«Неантагонистические противоречия при социализме»,
профессор Попов критикует автора книги
за то, что последний сводит
неантагонистические противоречия только к борьбе
между передовыми и отсталыми элементами
в двух сторонах противоречия и не
останавливается ка характере отношений
между самими противоречивыми сторонами:
рабочим классом и крестьянством,
умственным и физическим трудом и т. д. (стр. 29).
Ст. Михайлов в статье «О базисе и
надстройке на сегодняшнем этапе у нас»
(«Философска мисъл», 1959, № 4) дает
конкретный анализ последних изменений в
надстройке — новых форм государственного и
хозяйственного руководства. В частности,
автор подробно рассматривает принцип
демократического централизма в
руководстве народным хозяйством как
диалектическое единство двух сторон — централизма и
демократизма. Партия, проводя изменения
в надстройке, определяет новую форму
связи между централизмом и демократизмом,
которая на данной ступени экономического
и политического развития наиболее
соответствует потребностям общества.
Большое внимание болгарские журналы
уделяют проблеме скачков в развитии. Как
отмечает Ст. Ангелов в статье «О
характере скачков в развитии нашего
социалистического общества» («Ново време», 1959,
№ 4), интерес к исследованию данной
проблемы обусловлен прежде всего
революционно-преобразовательной деятельностью
народных масс, которые под руководством
Коммунистической партии ускоряют
общественное развитие.
Подразделяя формы скачков на
«постепенные» и «взрывные», Ст. Ангелов
подвергает критике мнение ревизионистов о
возможности перехода от капитализма к
социализму без скачка, путем накопления
одних количественных изменений.
Затем автор анализирует качественные
изменения характера скачков в условиях
социализма: «В условиях
социалистического общества нет и не может быть скачков
со взрывом, социально-политических
катаклизмов, ибо создана объективная
возможность своевременного и постепенного
разрешения возникающих противоречий путем
постепенных качественных переходов»
(стр. 32).
Ангелов выступает против тех, кто
пытается доказать, будто при социализме
вообще невозможны скачки в развитии
экономики, так как всякий скачок предполагает
качественные изменения, а
социалистическая собственность не может превратиться
в нечто качественно другое. Автор отмечает,
что качественные изменения имеют место
не только тогда, когда данный предмет
возникает или умирает, но и в период его
существования. «Как система капитализма
претерпела ряд качественных изменений...
так и социализм развивается и
усовершенствуется качественно» (стр. 37). Автор
показывает, что укрупнение трудовых
земледельческих кооперативов, перестройка
руководства хозяйством и другие
мероприятия, осуществленные за последнее время в
Болгарии, представляют собой не просто
количественные, но и качественные
изменения в развитии социалистических
производственных отношений.
Образцом правильного подхода к
проблеме скачков являются одобренные
Январским пленумом ЦК БКП (1959 год)
тезисы доклада товарища Тодора Живкова
«За ускорение развития народного
хозяйства, улучшение материального и
культурного положения народа и переустройство
государственного и хозяйственного руковод-

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
163
ства». В передовой статье «Философской
мысли» (1958, № 6) «За большой скачок в
нашем социалистическом развитии»,
посвященной тезисам доклада Т. Живкова,
наряду с другими вопросами анализируется роль
субъективного фактора в ускорении скачков
при социализме. Темпы скачков,
указывается в передовой, обусловлены объективно,
но в то же время нельзя забывать, что
подготовка и совершение скачка органически
связаны с действием субъективного
фактора — с практической деятельностью
трудящихся масс, с организующей ролью
Коммунистической партии. Этому же вопросу
посвящена статья проф. Р. Караколова «Ру
ководящая роль Болгарской
коммунистической партии в строительстве социализма в
Народной Республике Болгарии» («Фило-
софска мисъл», 1959, № 4). Важную
сторону деятельности марксистских партий,
стоящих у власти, исследует Н. Трендафилов в
статье «Роль Советского Союза в нашем
социалистическом развитии» («Философска
мисъл», 1959, № 4). Автор отмечает, что
отношения одной социалистической страны к
другой объективно определяются
господствующими социалистическими
производственными отношениями. Социалистические
производственные отношения представляют
материальную основу взаимоотношений
между странами мировой системы
социализма. Познавая закономерности,
складывающиеся на этой основе, коммунистические
партии и правительства стран социализма
направляют развитие этих стран по пути
взаимной дружбы и помощи.
На страницах болгарских журналов
находят широкое отражение также вопросы
теории социалистического государства. В № 3
«Философской мысли» за 1958 год
опубликована статья П. Славова «Превращение
действий по защите социалистической
собственности в отдельную и основную функцию
нашего народно-демократического
государства». Представляя несомненный интерес,
статья в то же время, на наш взгляд,
спорна, проблематична по самой постановке
вопроса в целом.
Прежде всего вряд ли правомерно
разграничение мероприятий, связанных с защитой
социалистической собственности, на
«действия» (когда речь идет о переходном
периоде от капитализма к социализму) и на
«отдельную функцию» (в период
победившего социализма). Если имеются те или
иные действия государства, то налицо и
функция, ибо функция как раз и
выражается в совокупности определенных действий.
Автор пишет, что «не может
существовать и развиваться данное общество, если
оно не защищает и не укрепляет свою
экономическую базу, если оно не защищает и
не укрепляет форму собственности, которая
лежит в основе этого общества» (стр. 99).
В то же время он считает, что в переходный
период от капитализма к социализму
борьба против попыток реставрации
капитализма и охрана социалистической
собственности от расхитителей народного достояния
представляли единую функцию, а с победой
социализма они обособились в отдельные.
П. Славов объясняет это тем, что в
переходный период попытки реставрации
капитализма и посягательства на общественную
собственность исходили почти от одних и
тех же социальных элементов
(представителей свергнутых эксплуататорских классов)
и преследовали общую цель — ослабление и
ликвидацию пролетарской диктатуры. На
втором же этапе в корне меняется
социальный состав правонарушителей.
Эта попытка автора исходить из разного
социального состава правонарушителей на
первом и втором этапах нас не совсем
убеждает. Во-первых, изменение
социального состава правонарушителей ведет не к
появлению или исчезновению функции, а к
изменению в методах ее осуществления. Во-
вторых, хищения общественной
собственности и в переходный период совершались не
только классовыми врагами, но и
носителями капиталистических пережитков из числа
неэксплуататорских элементов.
В статье академика Л. Василева «К
вопросу о внешних функциях
социалистических государств» («Философска мисъл»,
1958, № 2) подробно рассмотрены как
взаимосвязи, существующие между внешними
и внутренними функциями, так и
взаимосвязи самих внешних функций между собой.
Автор показывает, в частности, что развитие
функции укрепления дружбы и
сотрудничества внутри мировой системы социализма
способствует успешному осуществлению
других внешнеполитических функций —
обороны социалистических стран и борьбы за
мирное сосуществование двух систем.
* # #
Состоявшееся в мае 1959 года в ЦК
Болгарской коммунистической партии
совещание наметило задачи, стоящие перед
работниками теоретического фронта в свете
решений XXI съезда КПСС и Январского
пленума ЦК БКП. Партия призывает
болгарских философов плечом к плечу с учеными
других социалистических стран всесторонне
изучить актуальнейший вопрос о более или
менее одновременном переходе
социалистических стран к коммунизму, проследить
действие закона планомерного
(пропорционального) развития в масштабе мировой
системы социализма, показать специфические
особенности перерастания кооперативной
собственности в общенародную в условиях
Болгарии и т. д. Свидетельством серьезного
поворота болгарских философов к
актуальным проблемам социалистического
строительства является четвертый номер журнала
«Философска мисъл» за 1959 год,
посвященный пятнадцатой годовщине
социалистической революции в Болгарии.
Опубликованные в этом номере статьи академика Т.
Павлова «Победа творческого марксизма»,
академика С. Гановского «Культурная
революция в Болгарии», профессора Р. Караколова
«Руководящая роль Болгарской
коммунистической партии в построении социализма»,
Н. Трендафилова «Роль Советского Союза
в нашем социалистическом развитии»,
И. Кирилова «Вклад Георгия Димитрова в
развитие марксизма-ленинизма и в наше
социалистическое строительство», Ст.
Михайлова «О базисе и надстройке на сего-

164
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
дняшнем этапе у нас», В. Иванова «Новый
облик болгарского рабочего класса» и
другие подводят своего рода итог
многолетнего коллективного труда болгарских
философов и намечают пути их дальнейшей
активной помощи делу социалистического
строительства.
Сборник «Современные румынские
философы», вышедший в конце 1958 года в
Румынии на французском языке, объединяет ряд
интересных статей по основным вопросам
марксистско-ленинской теории: по вопросам
диалектического и исторического
материализма, теории познания, диалектической и
формальной логики, истории философии,
а также психологии, эстетики и критики
современной идеалистической философии.
Широкий круг проблем, представленный в
сборнике, свидетельствует о большом размахе
научно-исследовательской работы в области
философии в Румынской Народной
Республике.
Следует отметить, что авторы статей не
ограничиваются позитивным изложением
затронутых вопросов, а сочетают это
изложение с рассмотрением спорных точек
зрения и с критикой современной буржуазной
философии. Они обнаруживают широкое
знакомство с современной философской
литературой, подвергают критике
идеалистические течения с позиций диалектического
материализма и активно участвуют в
теоретических дискуссиях, развертывающихся
в странах социалистического лагеря.
Румынские философы уделяют большое
внимание важнейшим проблемам
диалектического материализма, диалектической
логики.
В сборнике помещены статьи академика
А. Жожа «Марксистско-ленинская
диалектика как основа методологии наук» и «О
некоторых аспектах диалектической логики»,
статья Г. В а льда «Онтология,
гносеология и логика диалектического
материализма» и другие.
В первой статье акад. А. Жожа
разъясняет, почему марксистская
диалектика лежит в основе методов всех наук о
природе и обществе:
«Соответствуя наиболее общим законам
объективного мира и воспроизводя его
структуру в целом в ее чистой сущности,
диалектика есть в то же время научный
метод, теория познания и логика — одним
словом, философия» (стр. 49). Как философия,
она является наукой о наиболее общих
законах развития природы, общества и
мышления, но в то же время она есть
мировоззрение, концепция Вселенной,
раскрывающая не внешние формы, а самое глубокое
содержание (сущность) явлений.
Вопросы метода глубоко волнуют савре-
Идя по этому пути, наши болгарские
друзья, несомненно, порадуют своих
отечественных и зарубежных читателей новыми
интересными философскими
произведениями.
С. Э. КРАПИВЕНСКИЙ (Арзамас)
менных ученых: передовые, прогрессивные
ученые в своих поисках «нового органона»
все больше приближаются к
диалектическому материализму; буржуазные ученые,
стоящие на позициях субъективного
идеализма, пытаются сами «изобрести» этот
метод, опираясь на произвольно созданные
концепции, лишенные какого бы то ни было
научного обоснования. Другие
ученые-идеалисты пытаются найти этот всеобщий метод
путем развития математической логики.
Не отрицая значения ни формальной, ни
математической логики, А. Жожа
показывает, что ни та, ни другая не может
претендовать на то. чтобы стать
универсальным методом современной науки. Все
развитие современней науки свидетельствует о
том, что единственным подлинно научным
методом, методологией всех наук является
марксистская диалектика. Вот почему так
важно для ученых овладение марксистско-
ленинским диалектическим методом,
глубокое знание марксистской философии.
Диалектическая логика, пишет А. Жожа,
совпадает с теорией познания.
Субстанциональное тождество гносеологии и логики
включает их функциональное различие.
Теория познания рассматривает законы
соотношения объекта и субъекта в акте
познания, логика изучает законы мысли в их
универсальном значении и в соотношении
с категориями объективного мира.
В статье «О некоторых аспектах
диалектической логики» А. Жожа рассматривает
два вопроса: 1) о конкретном характере
диалектической логики и 2) о ее законах,
В рамках формальной логики, как
показывает А. Жожа, отразить объективную
реальность в ее конкретности, в ее
органической целостности, во всем богатстве
многообразных оттенков невозможно.
Формальная логика не отражает гибкости понятий,
их взаимопереходов, их взаимозависимости.
Формальнологическая классификация
суждений, будучи необходимой,
рассматривает логические формы как рядоположен-
ные, а не выводит их одну из другой.
Взаимоотношения между понятием, суждением
и умозаключением рассматриваются в
формальной логике в аспекте
анатомическом, тогда как в логике диалектической
они раскрываются в их взаимозависимости,
в субординации, в их развитии, движении —
словом, в их органической взаимосвязи, в
аспекте, так сказать, физиологическом.
Современные румынские философы
Philosophes roumains contemporains. Éditions de l'Académie de la République Populaire
Roumaine. Bucarest, 1958, 308 p.

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
165
Логика диалектическая имеет
многочисленные аспекты, которые в своей
совокупности образуют «новый диалектический
органон».
Во второй части статьи дается
характеристика основных законов диалектической
логики.
А. Жожа так формулирует два закона
диалектической логики, противостоящих
законам логики формальной: закон
конкретного тождества и закон сложной,
противоречивой предикации. Что же касается закона
исключенного третьего, пишет Жожа, то у
нас нет возможности противопоставить ему
симметрически закон диалектической
логики. Он полностью сохраняет свое значение
и в логике диалектической, как закон,
помогающий отличать истинное от ложного.
Логика диалектическая лишь предостерегает
нас от метафизического истолкования этого
закона.
А. Жожа не только характеризует законы
логики, но и показывает, как их трактуют
различные мыслители прошлого и
современные философы различных школ и
направлений. Он обращается к истории и
характеризует позиции в этом вопросе
аристотелевской школы, школы Хризиппа, позицию
Гегеля, а затем дает краткий обзор
взглядов современных философов различных
направлений. Он показывает заслуги Гёделя
в разработке этой проблемы и выдающегося
представителя современной математической
логики советского ученого А. Н.
Колмогорова и знакомит также читателей со
взглядами представителей комбинаторной логики.
В заключение А. Жожа приводит мысли
В. И. Ленина по данному вопросу (из
«Философских тетрадей»). Диалектическая
мысль остается цельной и единой,
охватывая все богатство содержания объективной
реальности, внутреннюю противоречивость
предметов и явлений, которая является
источником самодвижения (см. «Философские
тетради», стр. 114).
В статье Г. В а л ь д а «Онтология,
гносеология и логика в диалектическом
материализме» ставится! вопрос, существует ли
диалектическая логика как относительно
независимая ветвь философской науки и чем
отличается предмет этой науки от
предмета формальной логики. Не ограничиваясь
характеристикой взглядов советских
философов на этот вопрос, автор приводит
также взгляды современных зарубежных
философов: Рассела, Башеляра, Гароди, Леноб-
ля, Гольдмана, Рольбецкого, Айдукевича
и Шаффа. .
Сам Г. Вальд считает, что, с точки зрения
диалектического материализма, законы
диалектической логики опираются на законы
элементарной логики, но не включают их.
Логика диалектическая имеет собственный
предмет исследования: логические законы,
на основании которых образуются
диалектические понятия, суждения и умозаключения,
а также логическая структура этих форм.
Материалистическая диалектическая логика
есть концентрированное выражение всей
истории логики.
Диалектическая логика — это логика
правильного отражения самодвижения вещей,
их становления, бесконечных процессов, в
которых образуются и переходят одна в
другую противоположности !.
К статьям, посвященным проблемам
диалектической логики, близко примыкают по
своей проблематике статьи И. Бану
«Единство логического и исторического в истории
философии», Дана Бэдэрэу «Двойное
отрицание и живая речь» и Д. Д. Рошка
«Понятие у Гегеля».
И. Б а н у в своей статье исходит из того,
что при исследовании единства
логического и исторического в истории философии
необходимо учитывать три плана:
а) план исторического процесса развития
социальной практики человечества;
б) план исторического развития мысли,
человеческого познания;
в) план современной системы законов и
категорий логики в их историческом
развитии.
Существенно важно подчеркивать
определяющее значение исторического по
отношению к логическому, но единство
исторического и логического не проявляется во всей
своей конкретной реальности, если не
учитывать обратного влияния логического на
историческое. Отсюда следует практический
вывод, что историку нельзя рассматривать
политическую борьбу в отрыве от борьбы
идеологической и даже собственно
теоретической, то есть философской.
Первый аспект, в котором автор видит
установление связи между историческим и
логическим в исследовании истории
философии и истории науки, заключается в том,
что исследование развития понятий и
категорий должно вестись с позиций
диалектического материализма.
Второй аспект заключается в
рассмотрении философских концепций и положений с
точки зрения их соотношения с
определенной исторической эпохой.
Третий аспект — это рассмотрение
определенных философских положений в
соответствии с тем местом, которое оно
занимает в философской системе каждого
мыслителя.
В статье «Понятие у Гегеля» Д. Д. Р о ш-
к а рассматривает вопросы о различии
между рассудком и разумом, которое
красной нитью проходит в «Науке логики», о
значении категории «становление» в
диалектической логике Гегеля, вопрос о
структуре логических понятий и характеризует
взгляды Гегеля по этим вопросам,
высказанные в его «Феноменологии» и
лекциях по эстетике.
В статье Д. Бэдэрэу обстоятельно
рассмотрена проблема двойного
отрицания. Автор анализирует различные виды
двойного отрицания и приходит к выводу,
что принцип, который обычно
рассматривается как аксиома, согласно которому
двойное отрицание равняется утвержде-
1 Более подробно свои взгляды на
предмет диалектической логики Г. Вальд
излагает в своей книге «Введение в
диалектическую логику» (Henri Wald «Introducere in
logica dialectica». Bucuresti. 1959. 230 p.).

166
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
нию, не всегда оправдывается. Автор
рассматривает также вопрос, как изменяется
смысл суждения в различных случаях:
когда отрицание относится к субъекту,
связке или предикату.
Ф. Цуцуган в статье «О
существовании некоторых ценных модусов
силлогизма, не учитываемых в логике
классической» пишет о том, что, подобно
арифметике и элементарной геометрии,
классическая логика долгое время
рассматривалась как наука, в основном
законченная, в которой не может быть никаких
существенных изменений. Но это далеко не
так. Так, например, классическая логика
утверждала, будто из двух отрицательных
посылок нельзя извлечь никакого вывода.
Однако это положение требует
доказательств. Его нельзя рассматривать как
аксиому. Автор показывает также, что
правило, согласно которому tpeAHHfi термин
должен быть распределен по меньшей
мере в одной из посылок, также не является
строгим.
В статье приведена таблица, которая
свидетельствует о том, что из отрицательных
суждений можно построить модусы
силлогизма, ценность которых, по мнению автора,
является очевидной. Автор далее посвящает
специальный параграф разъяснению
практической ценности рассмотренных в статье
модусов силлогизма.
В статье М. Флориана «Мизология,
или «философия абсурда» разоблачается
реакционная сущность современного
иррационализма, вскрываются его корни. Автор
показывает, что иррационализм вытекает из
неправомерного противопоставления
объективного мира, жизяи — разуму, мысли,
сознанию, духу.
Противопоставление объекта и субъекта,
объективной действительности и
человеческого сознания предстает в
иррационализме в двух планах: 1) действительность
рациональна, мысль иррациональна,
объект рационален, субъект иррационален;
2) действительность иррациональна, мысль
рациональна, объект иррационален,
субъект рационален.
Автор дает краткий исторический очерк
развития этих двух концепций и показывает
полную несостоятельность иррационализма.
М. Флориан говорит о том, что при
противопоставлении иррационализма и
рационализма надо учитывать историческую
ограниченность домарксовского рационализма,
который нередко вел к схематизму. На его
слабостях и спекулировал иррационализм.
Только диалектический материализм,
воспринявший все положительные черты
рационализма, его лучшие традиции, может
вскрыть до конца полную
несостоятельность современного иррационализма.
Акад. К. И. Гулиан в статье «Проблема
объективации в «Феноменологии духа»
показывает, как современные философы-
идеалисты (Мерло-Понтк, Кожев, Ипполит,
Жан Валь и др.) фальсифицируют Гегеля,
пытаясь истолковать его «Феноменологию
духа» в плане субъективного идеализма,
мистики, иррационализма.
Гегель исключительно тонко анализирует
диалектику становления моральных норм,
пишет К. Й. Гулиан (см. стр. 132). Ценность
гегелевского анализа состоит не только в
том, что он развивает идеи просветителей
и демократов о необходимости подчинения
индивидуального этоса этосу общему, но
также и в том, что проблема «этической
объективации» предстает у него как
ключевая этическая проблема.
Гегель питает иллюзию, что в
этическом плане индивидуум может слиться с
коллективом в рамках общества,
разделенного на классы. Как идеалист, он считает,
что этический план можно отделить от
плана экономического и
социально-политического. Он не понимает, что «духовный
сплав» между индивидуумом и
коллективом невозможно осуществить, если не
будут упразднены отношения эксплуатации,
угнетения, неравенства.
Акад. Гулиан разъясняет, что хотя
решение этических проблем Гегелем нельзя
признать правильным, поскольку оно
составляет часть его идеалистической
системы, тем не менее оно имеет известную
методологическую ценность, поскольку
Гегель в какой-то мере предвидел в
дальнейшем возможность слияния интересов
индивидуума и общества. Но, как идеолог
буржуазии, он не мог открыть конкретную
форму этого слияния. Имеет также
известную ценность гегелевская критика
этического и гносеологического формализма, в
которой Гегель, однако, также не мог_выйти за
пределы мировоззрения своего класса.
В плане этическом Гегель
противопоставлял абстрактной христианской любви
«разумное всеобщее действие государства»,
и не следует забывать, что в эпоху, когда
Гегель писал ' «Феноменологию духа», он
имел еще перед глазами демократическое
государство Франции, выражавшее в ту
эпоху интересы не только буржуазии, но
и народа.
Но, утверждая превосходство диалектики
над метафизикой, Гегель не смог раскрыть
реальные, практические противоречия в
социальной жизни, порожденное господством
частной собственности.
Вопросы теории и истории культуры все
еще недостаточно разрабатываются в
марксистской литературе. Между тем эти
проблемы приобретают все большее значение
в связи с задачами усиления
коммунистического воспитания и повышения уровня
культуры широких трудящихся масс в
период развернутого коммунистического
строительства, а также в связи с усилением
культурных связей между странами
социалистического лагеря и международных
культурных связей социалистической
интеллигенции с прогрессивными деятелями культуры
капиталистических стран.
Огромное значение имеет также
проблема культурной революции в странах
народной демократии, которая включает в целом
широкий круг вопросов, от начального
образования до самых сложных проблем
созидания новой культуры,
социалистической по содержанию, национальной по
форме.
Марксистская разработка проблем исто-

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
167
рии и теории культуры имеет в наши дни
особое значение еще и потому, что именно
на этих проблемах чаще всего
спекулируют идеологи буржуазии и ревизионисты в
своих нападках на марксизм.
Вот почему большой интерес
представляет статья акад. К. И. Гулиана
«Марксизм и идеализм в истории и теории
культуры».
В статье показано, что в области теории
и истории культуры усиливается борьба
буржуазных идеологов против марксизма
Они выдают себя за единственных
защитников принципов гуманизма и культуры и
клевещут на марксизм, утверждая, что он
якобы является врагом человечности и
культуры. Именно в этом плане идут и
клеветнические нападки ревизионистов на
марксизм-ленинизм.
С конца XIX века до наших дней, пишет
акад. Гулиак, главные идеалистические
теории по вопросам культуры — от Риккер-
та до Тойнби — характеризуются тем, что
определяют исторические явления как
уникальные и как абсолютные, определяемые
абстрактной категорией ценности (см
стр. 115). Идеалисты отрицают
обусловленность общественного развития
материальными причинами и закономерный характер
развития культуры.
Затушевывая классовую борьбу,
буржуазные философы у]верждают, что история
культуры должна рассматриваться
исключительно в плане становления категории
ценности.
Рассматривая эту категорию вне связи
с категорией исторической необходимости,
идеалисты выступают против марксистской
теории о классовом характере культурных
ценностей Они не связывают борьбу за
развитие культуры, за культурные
ценности с классовой борьбой эксплуатируемых
масс против эксплуататоров.
Марксизм разбил стену, которая
отделяла область духовной жизни, субъективный
мир от сферы социальной жизни. Марксизм
рассматривает культурные ценности в их
исторической эволюции. Маркс открыл
происхождение и социальную функцию
идеологии. Человек — творец культуры, и на нем
лежит историческая ответственность за
развитие культуры.
Диалектическая мысль, пишет акад. Гу-
лиан, вскрывает тесную связь и
взаимозависимость между потребностями
материальными и духовными, и задача философов
состоит в том, чтобы установить
взаимопроникновение и теснейшую
взаимообусловленность цивилизации -и культуры,
необходимости и ценности в развитии общества и
культуры (см. стр. 122).
Марксизм учит, что в конечном счете
культурные ценности обусловлены не
субъективными, а объективными социальными,
историческими факторами. В области
теории и истории культуры, пишет акад. Гу-
лиан, нас прежде всего интересует, могут
ли социологи уяснить истоки и социальную
обусловленность искусства, теоретической
мысли, религии, морали и т. п.; могут ли
они открыть причинную связь между
общественным строем и культурой,
проникающей в индивидуальное сознание,
показать зависимость культуры от структуры
общества.
В исследовании духовного творчества
марксисты исходят из признания
классового характера культуры. Но при этом надо
избегать вульгаризации, пишет К. И. Гу-
лиан. Анализ духовного творчества
раскрывает сложный процесс его обусловленности
объективными и субъективными
факторами. Художественное творчество и
эстетические переживания тесно связаны со
сферой моральной, а эстетические идеалы с
этическими. Этические ценности, в свою
очередь, неразрывно связаны с политической
необходимостью, которая определяет их
содержание.
История и теория культуры должны
исследоваться как целое. Но для понимания
культуры в единстве ее материальных и
духовных ценностей важно уяснить
взаимосвязь между производственными
отношениями и уровнем и характером культуры.
Необходимо учитывать, что между этими
двумя сферами существует этический план,
который и помогает раскрыть диалектику
взаимосвязи между духовным и
материальным, индивидуальным и социальным.
Таковы оснозные идеи в статье акад. Гулиана.
В статье «Идея научная и идея
художественная» М. Б р я з у ставит своей
задачей определить различия,
существующие между идеей художественной и
научно-теоретической, и показать таким путем,
что нет произведений искусства, которые
не несли бы в себе определенной идеи.
При посредстве эстетической функции
искусства реализуется слияние между
ощущениями, чувствами, разумом. Никакие
комбинации форм и красок, если они не
одушевлены и не объединены идеей, не
могут дать художественного образа.
Сопоставление идей художественных и
научно-теоретических требует выяснения не
только различий, но и того общего, что у
них имеется.
Истина, правда — вот что объединяет
подлинно научную и подлинно
художественную идею
Идея художественная есть результат
творческой фантазии, и она предстает в
искусстве во всем богатстве, многообразии
оттенков. В искусстве, пишет М. Брязу, как
в капле росы, должна отражаться
Вселенная. Художественная идея носит
синтетический характер. Абстрактное,
формалистическое искусство бесплодно, так как не
передает правды жизни во всем ее
неповторимом многообразии и диалектической
противоречивости.
Для научной мысли характерен прежде
всего анализ, абстракция, хотя этот вывод
нельзя абсолютизировать Наряду с
анализом в науке необходимы синтез и
обобщение.
Соотношение между научной и
художественной идеей — одна из центральных
проблем эстетики, пишет автор. С этим нельзя
не согласиться.
Очень важно, что автор говорит в своей
статье об ответственности художника и
ученого перед обществом. Ученые не имеют

168
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
права относиться безразлично к тому, как и
в каких целях будут использованы их
открытия. В художественном творчестве
существует еще более тесная связь между
эстетическим и этическим. Художник не может
быть безразличен к судьбам людски, он не
может быть беспартийным. Отсюда и
вытекает эмоциональная нагрузка
художественного произведения Чем лучше
художник разбирается в жизненных
противоречиях, чем больше отдает себе отчет в своей
ответственности перед обществом, тем
сильнее воздействие его творчества. Вот
почему партийность художника есть
неотъемлемая черта метода социалистического
реализма.
Ал. Т э н а с е в статье «Свобода и
познание» рассматривает одну из
центральных проблем диалектического и
исторического материализма. Он показывает, что
марксистская философия в противовес
гегелевской рассматривает логические
категории не в абстрактной статической системе,
а в их жизненной динамике, в их развитии
в реальном историческом
процессе.
Автор рассматривает проблему свободы
и необходимости в связи с проблемой
необходимости и случайности. Отрицание
случайности, как показывает автор, ведет к
фатализму, к отрицанию возможности для
людей избирать лучшие пути для
осуществления своих целей. Иногда усилия людей не
приводят к реализации поставленных целей.
Но это бывает в том случае, если цели,
поставленные людьми, не соответствуют
логике истории или же средства, избранные ими
для осуществления этих целей,
неудовлетворительны.
Только пролетариат — класс, который
осуществляет новый способ производства,
реализует историческую необходимость,
ликвидируя капитализм и устанавливая
социализм. Благодаря сознательной
активности пролетариата, который, познавая
законы исторического развития, осуществляет
свои цели, человечество обретает свободу.
Рецензируемая книга посвящена
обобщению материалистической интерпретации
квантовой механики с позиций
диалектического материализма и критике
идеалистических ошибок и извращений в ее
истолковании.
Во введении к первой главе — «Общие
основы интерпретации физических
теорий» — автор выясняет, в чем состоит
задача истолкования физической теории
вообще и раскрывает значение философского
мировоззрения для интерпретации физиче-
Как известно, в Румынской Народной
Республике успешно разрабатываются
вопросы психологии. Об этом
свидетельствуют статьи M. P а л я «Вклад в
изучение влияния историко-социального фактора
на ощущения» и «Отсрочка —
специфическое условие человеческой психологии».
В статьях подчеркивается значение
русской физиологической школы Сеченова-
Павлова для развития психологии. В
первой статье автор разъясняет, что изучение
ощущений, восприятий, памяти, внимания,
мысли должно проводиться в двух
аспектах: биолого-физиологическом и историко-
социальном. Автор использует в своей
статье не только работы Сеченова и Павлова,
но и работы советских психологов Крав-
кова, Теплова и др.
В статье ставится ряд вопросов,
требующих дальнейшего исследования.
Во второй статье рассматривается вопрос
об отличии психики человека от психики
животных. Психика человека состоит не
из двух ступеней, как у животных, а из
трех. Третий момент, внедряющийся
между восприятием и действием, есть
отсрочка, играющая роль тормоза. Эта
задержка действия дает возможность
человеку судить, как он должен поступить. Эти
положения автора не вызывают возражений.
Однако с выводом автора, что «воля есть
высшая функция человеческой психики»,
согласиться нельзя. Неправомерно отрывать
одну сторону человеческой психики и
противопоставлять другим. Все функции
человеческой психики качественно отличны
от психики животных.
* * *
Сборник «Современные румынские
философы» охватывает много интересных
проблем, которые излагаются в статьях живо и
популярно, что делает сборник доступным
для шиюокого круга читателей.
Н. В. ЗАВАДСКАЯ
ской теории. В первом параграфе этой
главы («Решение основного вопроса
философии — исходный пункт истолкования
физической теории») Ю В. Сачков сопоставляет
две противоположные точки зрения на
смысл научной теории:
материалистическую, рассматривающую научную теорию
как отражение свойств и законов
движения материи, объективной
реальности, и идеалистическую,
отрицающую объективное содержание
физических теорий (см. стр. 9—11). Автор дает со-
Новая книга о материалистическом истолковании
квантовой механики
Ю. САЧКОВ. О материалистическом истолковании квантовой механики. Под
редакцией И. В. Кузнецова. Государственное издательство политической литературы.
М. 1959. 173 стр.

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
169
держательную критику взглядов
современного позитивизма на содержание и
значение научных теорий.
Ю. В. Сачков подвергает специальному
критическому рассмотрению так
называемый «принцип наблюдаемости» (точнее,
«начало принципиальной наблюдаемости»),
который выдвигается позитивистами как
.якобы исключительно важный теоретико-
познавательный принцип современной
физики.
Во втором параграфе, «Относительный
характер физических теорий и
преемственность знаний в их развитии», Ю. В. Сачков
рассматривает з свете диалектико-материа-
листического понимания соотношение
абсолютной и относительной истины, вопрос о
многостепенности сущности, вопрос о
связи старых (классических) и современных
физических теорий и т. д. Нельзя не
согласиться с автором книги в том, что в
каждой физической теории, в ее законах и
понятиях отражаются существенные свойства
некоторого класса материальных систем в
определенном кругу взаимодействий, и
поэтому каждая физическая теория обладает
таким содержанием, которое не может
быть отброшено в последующем развитии
физической науки (см. стр. 19—20). По этой
причине новые физические теории,
возникая тогда, когда физика переходит к
изучению новых материальных объектов, к
изучению новых структурных образований,
новых «уровней» в строении материи
(см. стр. 20), и, будучи результатом
обобщения новых опытных данных, опираются и на
понятия и идеи старых теорий, синтезируют
и углубляют их в свете новых фактов.
Поэтому физические теории нельзя
рассматривать изолированно друг от друга
(см. стр. 23—25). Положение о взаимосвязи
старых и новых теорий иллюстрируется в
книге на примере взаимосвязи теории
относительности и классической физики, а
также на примере связи математического
аппарата квантовой механики с понятиями
классической механики (см. стр. 24—25).
Вместе с тем, как показано в книге,
новые теории обладают присущими им и
только им внутренними специфическими
особенностями. Поэтому представления, законы и
понятия новой теории не могут быть
сведены к представлениям, законам и понятиям
других, ранее созданных теорий. В этой
связи автор подвергает критическому
рассмотрению проявления механицизма в
физике, выражающиеся, между прочим, и в
попытках свести содержание новых
физических теорий целиком и полностью к
содержанию исторически предшествующих
теорий, рассматриваемых как основные,
фундаментальные (см. стр. 22—23).
В третьем параграфе, «Математика и
истолкование физических теорий», автор
раскрывает место и значение математики в
современной физике. Он специально
отмечает особенность математического
аппарата физических теорий, которая состоит в
том, что хотя уравнения физической теории
основываются на определенных физических
и философских предпосылках, тем не менее
последние не всегда однозначным образом
связываются с математическим аппаратом
этой теории. «Напротив, история науки
показывает, что эти представления могут
меняться, совершенствоваться, в то время как
математическое выражение этих
представлений, понятий, законов остается тем же
самым» (стр. 32). Однако в изложении
Ю. В. Сачкова отсутствует объяснение
этого факта с точки зрения диалектико-мате-
риалистического взгляда на математику.
А дело заключается в том, что математика
в своих понятиях и уравнениях дает
абстрактное выражение чрезвычайно общих
типов количественных соотношений,
встречающихся в различных сферах
материальной действительности. В силу этого одним
и тем же уравнениям могут даваться
различные истолкования. Физическое
истолкование математических уравнений
физических теорий изменяется, совершенствуется
после получения основных уравнений
теории, в соответствии с накоплением новых
фактов. Недостаточно раскрыт в
изложении Ю. В. Сачкова и важный вопрос об
эвристической роли математики в
развитии современной физики, когда
сложившийся в результате внутреннего
развития математики готовый математический
аппарат помогает «угадывать» в
математической форме закономерности новой области
физических явлений.
Во . втором параграфе главы второй,
«Экспериментальные основы квантовой
механики», Ю. В. Сачков перечисляет
основные группы опытных фактов, сыгравшие
фундаментальную роль в интерпретации
квантовой механики, и уделяет главное
внимание рассмотрению принципиальной
схемы опытов по дифракции микрочастиц.
В третьем параграфе, «Единство
волновых и корпускулярных свойств
микрообъектов. «Дополнительность», рассматривается
вытекающая из основополагающих для
квантовой механики опытов по дифракции
частиц идея о единстве, неразрывной связи
корпускулярных и волновых свойств у
микрочастиц и подвергаются критике
позитивистские взгляды на взаимоотношение
корпускулярных и волновых свойств у
представителей копенгагенской школы.
В классической физике, отмечает Ю. В.
Сачков, понятия волны и корпускулы
связывались с совершенно различными
физическими системами и отражали
несовместимые друг с другом свойства материальных
объектов (см стр. 49). Ю. В. Сачков
отмечает далее, что в опытах по дифракции
частиц обнаруживаются одновременно как
корпускулярные, так и волновые свойства:
с одной стороны, после прохождения
электронов через дифракционную решетку на
экране можно фиксировать отдельные
электроны, причем каждый электрон дает
«след» в малой области (корпускулярное
свойство электрона); с другой стороны,
закономерность расположения электронов иа
экране после прохождения через решетку
большого числа независимых друг от друга
электронов свидетельствует о том, что
каждый электрон взаимодействует со многими
слоями решетки (волновые свойства).
Опираясь на работы физиков-материалистов

170
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
П. Ланжевена, С. И. Вавилова, Луи де
Бройля, Д. И. Блохинцева и других,
Ю. В. Сачков справедливо заключает, что
«каждый реальный квантовый процесс не
может быть истолкован в рамках только
корпускулярной или же в рамках только
волновой теории, ибо в каждом из них
одновременно проявляются и волновые и
корпускулярные свойства... Это находит
свое прямое отражение и в самой теории..
Как смысл постоянной Планка, так и вес
остальное теоретическое содержание самой
квантовой механики говорят о том, чте
микрообъекты одновременно
обладают волновыми и корпускулярными
свойствами» (стр. 53—54). Эти выводы
Ю. В Сачков направляет против
ошибочных высказываний П. Иордана, Г. Рейхен-
баха, отрицающих внутреннюю связь
корпускулярных и волновых свойств (см. стр.
50—51). Ю. В. Сачков правильно связывает
эти ошибочные утверждения с общим
позитивистским подходом к науке, подвергает
обстоятельной критике принцип
дополнительности копенгагенской школы (стр. 54—
67).
В четвертом параграфе, «Статистический
характер квантовой механики. Квантовые
ансамбли», рассматривается широкий круг
вопросов, связанных со статистическим
характером законов квантовой механики.
Этот параграф является одним из
наиболее интересных в книге в смысле
постановки и попыток решения актуальных
теоретических проблем. Ю. В. Сачков правильно
подчеркивает, что «нельзя дать глубокого
адекватного истолкования статистических
закономерностей в физике в отрыве от
зопросов обоснования теории вероятностей,
поскольку последняя является
математическим аппаратом статистических теорий...»
(стр. 69). Он подробно останавливается
далее на смысле понятия вероятности в
статистических проблемах, на частотной интер-
третации вероятности, предложенной
впервые Р. Мизесом, рассматривает работы
советских ученых А. Н. Колмогорова и
А. Я. Хинчина, вскрывает методологические
пороки мизесовского определения
вероятности, указанные советскими учеными,
выясняет связь понятия вероятности с
реальными совокупностями явлений,
статистическими ансамблями (стр. 70—76). Критикуя
противников частотного подхода к понятию
вероятности, Ю. В. Сачков совершенно
справедливо подчеркивает, что «только
через частоты событий
вероятность может быть соотнесена с
действительностью, и,
следовательно, на основе этих частот необходимо
искать ее объективное содержание» (стр. 73).
Рассматривая вопрос об обосновании
вероятности, Ю. В. Сачков останавливается
на возможности теоретического анализа
понятия вероятности. Он резко критикует
методологическую позицию Мизеса в
теории вероятностей, которая «отказ ы-
вается от анализа
объективных причин устойчивости и
возможности вычислений
количественных значений частот»
(стр. 78), показывает, что в связи с
позитивистскими взглядами Мизеса на общие
вопросы науки статистические ансамбли в
концепции Мизеса «рассматриваются
только как ансамбли наблюдения, ансамбли
результатов опыта» (там же). «С точки
зрения материалистической философии,—
пишет Ю. В. Сачков,— наблюдаемые в опытах
вероятностные ансамбли говорят о наличии
определенных закономерностей в движении
самих объектов, составляющих ансамбль-
Материалистический подход к трактовке
теории вероятностей и поставил задачи
объяснения причин устойчивости и
количественного прогноза частот событий,
исходя из свойств и закономерностей самих
исследуемых процессов» (стр. 79). Эти
положения автора, бесспорно, правильны и
представляют большую научную ценность.
Они вскрывают несостоятельность
распространенного еще среди не только
зарубежных, но и советских физиков взгляда на
вероятность как на некоторое «первичное
понятие», не поддающееся теоретическому
анализу и расчету. Такая точка зрения,
указывает Ю. В. Сачков, логически
открывает путь к отождествлению статистических
закономерностей с индетерминизмом, ибо,
rçax отметил Луи де Бройль, «вероятность в
таком случае нельзя объяснить «как
результат причинной эволюции на более
глубоко лежащем уровне физического мира»
(стр. 80).
Далее Ю. В. Сачков рассматривает
важный вопрос о специфике статистических
закономерностей и о соотношении
динамических и статистических закономерностей
(стр. 82—89). Приходится отметить, что
автор не дает четких определений
динамической и статистической закономерностей,
хотя все время оперирует этими понятиями,
противопоставляет одно из них другому.
Из высказываний на стр. 83—84
следует, что Ю. В. Сачков отождествляет
понятие динамической закономерности с
понятием причинной обусловленности
отдельного явления, не учитывая
переплетения в физических процессах разнотипных,
объективно неравноценных связей,
диалектику необходимости и случайности,
возможности и действительности;
Мы полагаем, что понятие динамической
закономерности не сводится к понятию
причинной обусловленности отдельного
процесса, хотя и предполагает таковую;
понятие динамической закономерности отражает
такую форму причинной обусловленности
явлений, при которой устойчивые,
необходимые связи объекта с его'
материальным окружением совместно с начальным
состоянием детерминируют всю
последовательность состояний, а случайные связи
играют при этом лишь роль «малых
возмущений». Иначе говоря, при динамической
закономерности внутренние свойства
объектов и их необходимые связи при заданном
начальном состоянии допускают одну-
единственную возможность течения
процесса, которая с необходимостью
реализуется в действительность. Статистическая
же закономерность представляет другой
тип причинной обусловленности явлений,
при которой внутренние особенности объек-

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
171
та и его устойчивые, необходимые
связи с материальным окружением не
детерминируют однозначно каждый
отдельный процесс, они определяют лишь
объективные возможности течения процесса и
количественную сторону этих объективных
возможностей, их меру, вероятность,
в форме устойчивости относительной
частоты процессов каждого возможного типа.
Нельзя в этой связи согласиться и с
доводами Ю. В. Сачкова, приведенными им
для обоснования положения о несводимости
статистических закономерностей к
динамическим. Конечно, статистические
закономерности, как это следует из приведенных
выше их определений, не сводятся к
динамическим, но объяснение этому надо дать
другое, а не то, которое дает Ю. В.
Сачков. Он пишет: «В основе статистических
законов лежат некоторые ансамбли.
Вероятность есть свойство этих ансамблей,
отражающее наличие в них определенных
регулярностей... Динамическая же
закономерность индивидуального объекта
отражает его поведение вне ансамбля и независимо
от него. Следовательно, статистическая и
динамическая закономерности в своей
основе отражают свойства различных
материальных систем» (стр. 85).
(Разрядка наша.— В. В., Н. П.). Ю. В.
Сачков видит, таким образом, основу
возникновения статистических закономерностей
в существовании ансамблей; при этом
можно полагать, что он трактует теперь
ансамбль уже как целостную материальную
систему. Однако о каких же целостных
материальных системах может идти,
например, речь в случае ансамбля бросаний
игральной кости или ансамбля
артиллерийских выстрелов? Трактовка Ю. Сачковым
ансамблей на стр. 85 противоречит его же
собственному положению на стр. 74, в
котором подчеркивалась взаимная
независимость членов статистического ансамбля,
позволяющая связать вероятность с
относительной частотой явлений.
В действительности в ряде случаев
статистические ансамбли могут представлять в
то же время целостные материальные
системы (в физике примером может служить
разреженный газ как статистическая
совокупность молекул). Но суть того, что
объединяет объекты, процессы в
статистический ансамбль, вообще говоря, состоит не
в принадлежности их к целостной
материальной системе, а в общности
структуры этих объектов и их
необходимых связей со своим
материальным окружением. В частности, в квантово-
механических проблемах вероятностные
характеристики сопоставляются таким
ансамблям микрочастиц, для которых
отсутствует всякое физическое взаимодействие
их членов.
Интересна постановка Ю. В. Сачковым
вопроса о причинах вхождения статистики
в квантовую механику. Ю. В. Сачков
подвергает справедливой критике
проводившуюся теоретиками копенгагенской
школы идею о принципиальной
неконтролируемости воздействия макрообъекта
(прибора) на микрообъект как о единственной
причине появления статистических
закономерностей в квантовой механике (см.
стр. 89—92). Он противопоставляет этой
антинаучной точке зрения взгляды ученых,
которые считали и считают, что вхождение
статистики в квантово-механические
процессы исключает какие бы то ни было
представления об индетерминизме
индивидуальных квантовых процессов (А.
Эйнштейн, С. И. Вавилов, представители
концепции «квантовых ансамблей», авторы
так называемой «причинной
интерпретации» квантовой механики). Переходя к
анализу происхождения квантово-механи-
ческой статистики и отмечая, что в опытах
по дифракции частиц статистика
обнаруживается после взаимодействия частиц
с прибором — дифракционной решеткой,
Ю. В. Сачков перечисляет четыре
логически мыслимых способа происхождения
этой статистики: «1) ...Статистика была в
первоначальном состоянии микрочастиц, но
была... в скрытом от нас виде; прибор
выявил ее, сделал для нас явной. 2) Она
обусловлена одновременно и первоначальным
состоянием микрочастиц и некоторой
статистикой в приборе. 3) Появление этой
статистики обусловлено исключительно
некоторой статистикой в приборе, в
дифракционной решетке. 4) Статистика
«родилась» в акте взаимодействия частиц и
дифракционной решетки без всяких
признаков, намеков таковой в исходных
состояниях частиц и прибора» (стр. 95).
Ю. В. Сачков правильно отвергает
последнюю возможность, так как она
равносильна индетерминизму, но он отвергает
также путем малоубедительных, на наш
взгляд, рассуждений и вторую и третью
возможности (стр. 96—97), категорически
утверждая, что «остается первое
предположение, а именно статистика... присуща
самим первоначальным состояниям
микрообъектов в опытах по их дифракции...
Первоначальная статистика в состояниях
микрообъектов связана со статистикой в
их волновых свойствах, со статистикой
волнового аспекта в строении микрочастиц»
(стр. 97). Нам представляется
необоснованным то, что Ю. В. Сачков
принципиально отвергает роль случайных факторов в
самой дифракционной решетке в
происхождении квантово-механической статистики
(стр. 96—97). Он не учитывает и такого
важного факта, что в процессе всего
движения от источника до регистрирующего
устройства частицы подвергаются
случайным воздействиям со стороны «вакуума»,
которые могут быть ответственны за
квантово-механические статистические
закономерности (см. статью А. А. Соколова
«К теории движения электрона с учетом
вакуумных флуктуации», «Философские
науки», 1958, № 1; аналогичные идеи выдвигал
Д. И. Блохинцев в своей статье,
опубликованной в сборнике «Философские
вопросы современной физики», М., 1952).
Наконец, Ю. В. Сачков игнорирует тот факт,
что регистрирующее устройство (экран,
фотопластинка и т. п.) представляет
физическую систему, с которой частица
испытывает после дифракции сильное (неупру-

172
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
гое) взаимодействие (в противоположность
упругому взаимодействию с решеткой), и
не исключена возможность, что именно в
условиях этого взаимодействия и
«рождается» квантово-механическая статистика.
Большой интерес представляет в
теоретическом отношении второй параграф главы
третьей — «О квантовой системе и ее
состоянии». Здесь Ю. В. Сачков обсуждает
вопрос о физическом смысле Ч'-функции —
основной характеристики состояния
микрообъектов в квантовой механике, об
отношении ее к действительности. Ю. В. Сачков
правильно указывает, что «наличие
различных представлений ^-функции связано с
основной специфической чертой квантовых
процессов — с наличием у микрообъектов и
волновых и корпускулярных свойств»
(стр. 122).
Различные представления некоторой
заданной волновой функции, пишет далее
Ю. В. Сачков, характеризуют собой одно
и то же состояние соответствующей
физической системы (см. стр. 127, 129). Это
положение Ю. В. Сачкова в общем
правильно, однако otHO нуждается в уточнении.
Дело в том, что все представления волновой
функции относятся к одному и тому же
начальному состоянию микрочастиц
определенного вида, находящихся в общих
устойчивых внешних условиях. Но суть
принципа суперпозиции состояний
квантовой механики (который и выражают
различные представления волновой функции)
состоит в том, что он устанавливает
существование у квантовой системы
объективных возможностей перехода из данного,
начального состояния в различные другие
состояния при соответствующих новых
условиях. Каждое представление ^-функции
и определяет вероятности перехода
квантовой системы из начального состояния, к
которому относится данная ^-функция, в
новые состояния: или в состояния с
определенным значением координат
(координатное представление), или в состояния с
определенным значением импульса
(импульсное представление), или в состояния
с определенным значением энергии
(энергетическое представление) и т. д. (см.
В. А. Фок «Об интерпретации квантовой
механики», УФН, т. 62, вып. 4, стр. 468—
469).
В третьем параграфе, «Соотношения
неопределенностей», рассматривается
физический смысл и место в логической системе
квантовой механики соотношений
неопределенностей. Основываясь на работах
Д. И. Блохияцева, К. В. Никольского и
других, Ю. В. Сачков правильно
подчеркивает то положение, что соотношения
неопределенностей являются следствием
математического аппарата квантовой
механики, что они отражают собой
специфические черты квантовых систем —
двойственный корпускулярно-волновой их характер
и статистику (стр. 132, 134). Поэтому,
отмечает Ю. В. Сачков, лишено всякого
основания проводимое копенгагенской
школой распространение соотношений
неопределенностей на отдельный индивидуальный
квантовый процесс, забвение их
статистического характера. Другая,
не менее серьезная ошибка
представителей копенгагенской школы состоит в том,
что соотношения неопределенностей
рассматриваются ими в качестве основные
соотношений квантовой механики, исходя
из которых только и можно понять
сущность этой теории (стр. 137—138). «В
копенгагенской школе,— пишет Ю. В.
Сачков,— истинное положение дел
перевернуто...» (стр. 138). Рассматривая методы
получения соотношений неопределенностей,
Ю. В. Сачков правильно подчеркивает, что
строгий вывод соотношений
неопределенностей можно получить лишь на основе
привлечения представления о волновой
функции (стр. 139). Но он допускает
уступку копенгагенской школе, когда признает
смысл в выводе соотношений
неопределенностей на основе «мысленных
экспериментов» (стр. 140). В действительности этот
«вывод», основанный на эклектическом
сочетании чисто классических
корпускулярных и волновых представлений, связан с
большой физической и математической
неряшливостью, что было отмечено в свое
время акад. Л. И. Мандельштамом
(см. Л. И. Мандельштам. Поли. собр.
трудов, т. V, Изд-во АН СССР, 1950,
стр. 16—17, 47—48, 50—51, 396—397).
В четвертом параграфе, «Вопрос о
причинности в квантовой механике», Ю. В.
Сачков излагает основные положения
диалектического материализма по вопросу о
причинности и раскрывает полную
несостоятельность доводов современного
«физического» идеализма о крахе причинности в
квантовой физике.
Последняя глава книги, «К динамической
теории индивидуального квантового
процесса», обсуждает пути дальнейшего
развития теории микропроцессов, выходящие за
рамки квантовой механики. В первом
параграфе, «Два направления в понимании
возможности построения теории
индивидуального процесса», отмечается, что
материалистическая интерпретация квантовой
механики, основывающаяся на признании
объективного характера квантовых
процессов, их причинной обусловленности, их
«неисчерпаемости», считает правомерным
дальнейшее углубление теории
микропроцессов, в частности разработку
динамических теорий индивидуального
микропроцесса, вводящих в рассмотрение такие «скрытые
параметры», которые отражают причинные
связи на более глубоком уровне
материального мира, чем тот, который отражен
квантовой механикой. Эта точка зрения
последовательно проводится представителями
концепции «квантовых ансамблей», в
частности Д. И. Блохинцевым (см. стр. 150,
166), и нельзя не согласиться с Ю. В. Сач-
ковым, что в этом состоит большая заслуга
представителей концепции «квантовых
ансамблей» (стр. 151). Другая точка зрения
по этому вопросу, связанная с
позитивистским истолкованием квантовой механики,
рассматривает квантовую механику как
исчерпывающее описание элементарных
(индивидуальных) явлений в квантовой
области, «потолок» в развитии теории ми-

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
173
кропроцессов и, в сущности, тормозит
развитие этой теории.
Во втором параграфе, «Возникновение
«причинной интерпретации» квантовой
теории», автор дает краткий, но
содержательный очерк идей одного современного
направления в дальнейшем развитии теории
микропроцессов, связанного с именами
Луи де Бройля, Д. Бома, Ж. Вижье,
и других. Однако Ю. В. Сачков у
нужно было не ограничиваться
изложением лишь этого направления в
дальнейшем развитии теории микропроцессов, а
дать также очерк и философскую оценку
идей квантово-полевой теории материи,
высказанных Д. И. Блохинцевым, Я- И.
Френкелем, М. А. Марковым и другими и
разрабатываемых в настоящее время рядом
советских и зарубежных ученых.
В «Заключении» дается краткий
обзор основных этапов борьбы материализма
и идеализма в квантовой теории.
Характерной особенностью нашего
времени является активное и все возрастающее
участие науки в различных сторонах
общественной жизни. Не говоря уже о странах
социалистической системы, где
общественное развитие базируется на строго
научных принципах и где перед наукой
открыты безграничные возможности, наука
играет большую роль и в странах
современного капиталистического мира. Последнее
обстоятельство объясняется прежде всего
тем, что капиталистическое производство не
может обойтись без применения новейших
достижений науки и техники. В настоящее
время наука прочно вошла не только в
производство и общественную жизнь, но и
в быт людей.
Естественно, что в связи с новой
обстановкой существенно изменилась и та
позиция, которую занимают богословы в
отношении науки. Выяснению и показу того,
какими аргументами пользуются сейчас
богословы для защиты религии от натиска
науки, посвящена изданная
Государственным издательством политической
литературы книга И. А. Крывелева «Современное
богословие и наука». Автор рецензируемой
работы ставит своей задачей показать, как
действуют богословы в исключительно
сложной для них современной ситуации, как
реагируют они на колоссальные достижения
современной науки и каковы те средства,
которыми они стремятся ограничить
«чрезмерные претензии» науки с тем, чтобы
сохранить религию.
Необходимо отметить, что до сих пор в
нашей литературе отсутствовали
монографические работы, в которых данная
проблема рассматривалась бы обстоятельно.
Книга И. А. Крывелева представляет зна-
Таким образом, в книге Ю. В. Сачкова
рассмотрен широкий круг философских
вопросов квантовой механики. Несмотря на
отдельные недостатки и спорный характер
ряда теоретических положений автора,
книга ценна своей принципиальной диалектико-
материалистической направленностью,
критикой идеалистических и метафизических
извращений в истолковании квантовой
механики, острой постановкой имеющих
первостепенное значение философских проблем
квантовой физики и попытками
творческого разрешении некоторых поставленных
автором дискуссионных вопросов. К числу
бесспорных достоинств книги следует
отнести простой, доходчивый ее язык,
делающий книгу доступной широким слоям
читателей.
В. Я. БЛЮМБЕРГ,
Н. В. ПИЛИПЕНКО (Ярославль).
чительный интерес в этом отношении. На
наш взгляд, автор успешно справился со
овоей задачей. При всей обширности темы
он правильно выделил круг основных
вопросов и подверг их серьезному исследованию.
И. А. Крывелев сознательно ограничил свою
задачу: не будучи специалистом в вопросах
религий Востока, он не касался отношений
к науке этих религий, в частности ислама
и буддизма; кроме того, авгор акцентировал
свое внимание на отношении современного
богословия главным образом к
естествознанию, считая, что вопрос о взаимоотношении
теологии и общественных наук составляет
особый предмет исследования.
Отношение богословия к современному
естествознанию рассматривается в книге на
обширном круге источников, главным
образом иностранных, но автор не оставляет
без внимания также и взгляды,
высказываемые русскими православными богословами,
а также идеологами сектантства.
В книге показано, что среди богословов
еще и в наши дни встречаются такие,
которые проявляют к науке поистине
средневековую враждебность. К их числу
относится, например, итальянский епископ
Франческо Ольджатти, предающий
анафеме современную науку. Однако не это
типично для богословия нашего времени. На
большом количестве фактов в книге
показано, что преобладающее число деятелей
христианской церкви занимает теперь иную
позицию. Они вынуждены маневрировать,
стремясь «примирить» науку и религию.
Основной расчет этих теологов строится на
том, чтобы, уклоняясь от открытых
столкновений с выводами науки, лишить их того
материалистического и атеистического
смысла, который в них содержится. В книге
Современное богословие и наука
И. А. КРЫВЕЛЕВ. Современное богословие и наука. М. Госполитиздат. 1959.
206 стр.

174
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
подробно разбираются взгляды
церковников, стоящих на этой позиции, которые
играют главенствующую роль в современной
теологии.
Из тактических приемов, используемых
ныне защитниками религиозного
мировоззрения, И. А. Крывелев особо отмечает
следующие:
1) Фальсификация истории
взаимоотношений религии и науки.
2) Религиозно-идеалистическая
интерпретация достижений современного
естествознания.
3) Пропаганда субъективного идеализма
и агностицизма в вопросе о сущности
истины.
4) Казуистическое маневрирование в
истолковании смысла религиозных учений и
самого понятия религии.
Стремясь оправдать прошлое, теологи
пытаются в выгодном для себя свете
представить общеизвестные факты,
свидетельствующие о непримиримости науки и религии.
Церковники идут даже на то, чтобы
пожертвовать репутацией отдельных своих
деятелей, лишь бы доказать, что столкновения
науки и религии являются случайными, что
их легко можно было бы избежать. Факты,
приведенные в книге И. А. Крывелева,
полностью опровергают эти лживые
утверждения церковников. Автор доказывает, что
преследование науки и ученых церковью—
это ее политика, которая последовательно
проводилась на протяжении многих веков
Ее нельзя свести к отдельным случаям.
Не более удачны и те попытки, которые
предпринимаются богословами с целью
примирить современную науку с религией. В
рецензируемой книге дается подробная
характеристика подобных попыток.
В последние десятилетия апологеты
религии широко пропагандируют концепцию,
которая сводится к тому, что если раньше
наука и приводила к атеистическим
выводам, то новейшие научные достижения
якобы не противоречат религии, а полностью
соответствуют ей. Теологи утверждают, что
основанная на современной науке картина
мира будто бы опровергает материализм и
атеизм. При этом все их доводы направлены
против механистического материализма,
тогда как в действительности теоретической
основой научного атеизма современности
является диалектический материализм.
Некоторые богословы пытаются
непосредственно использовать данные современной
науки для пропаганды религии.
Сторонники фидеизма широко спекулируют на не
решенных еще проблемах науки,
выдвинутых ее же развитием. При этом они, с
одной стороны, подчеркивают воображаемое
бессилие науки, делая вывод, что лишь
религия может дать человеку полную истину.
С другой стороны, они пытаются
утверждать, что наука в данном случае
подтверждает то или иное положение теологии.
Если тот или иной вопрос еще не решен
наукой, богословы истолковывают его в
нужном им направлении. В настоящее время
богословы широко используют
фальсификацию вопроса о так называемом красном
смещении, В книге И. А. Крывелева
убедительно показана вся реакционность и
безнадежность подобных попыток фидеизма
представить достижения современного
естествознания в кривом зеркале.
Автор показывает, что многие богословы
понимают безнадежность своих стремлений
убедить современного человека в том, что
естествознание подтверждает религиозные
догматы. Поэтому в современном
богословии получила широкое распространение
теория двойственной истины, опираясь на
которую теологи пытаются доказать, что
наука не в состоянии опровергнуть
религию, ибо наука и религия принципиально
различны и находятся как бы в различных
плоскостях. Опираясь на теорию
двойственной истины, теологи стремятся доказать,
что религия не зависит от науки и не
контролируется ею, что она якобы выше
научного знания, так как она устанавливает
истину там, где наука проявляет свое
бессилие. Теория двойственной истины в
настоящее время, по существу, служит для
теологии средством маскировки ее
стремлений ограничить значение науки.
Католическая церковь до сих пор
оставляет за собой право признать ложной
любую научную теорию, если она, по мнению
церкви, противоречит «откровению». Автор
показывает, что, по существу, на той же
позиции стоит и протестантизм, несмотря на
свою либеральную фразеологию.
Интересной и важной для научно-атеистической
пропаганды представляется мысль автора
о том, что в отношении к науке баптистские
руководители обнаруживают в настоящее
время наибольшую нетерпимость. Однако
точка зрения протестантской церкви по
данному вопросу не охарактеризована в
достаточной мере. В книге дана
аргументированная критика различных высказываний
протестантских теологов, но официальная
позиция протестантизма не подвергнута
рассмотрению и критике.
В книге И. А. Крывелева показано, к
какому сложному маневрированию
приходится прибегать богословам как в
толковании содержания религиозных догматов, так
и в трактовке самого понятия религии.
В настоящее время христианские
богословы для того, чтобы в какой-то мере
согласовать учение религии с
естествознанием, вынуждены в широких масштабах
использовать аллегорическое истолкование
библейских мифов. Совершенно очевидно,
однако, сколь уязвима подобная точка
зрения. Возникает вопрос: если возможно
аллегорическое толкование библейских мифов,
то на каком основании христианские
богословы отказывают в такой трактовке мифам
остальных религий? Опасность для религии
представляет и то, что в данном случае
предоставляется широкий простор
произвольному толкованию . библии, которое
может иметь для церкви весьма неприятные
последствия. Тем не менее аллегорическое
истолкование библейских текстов,
являющееся как бы спасательным кругом для
церковной догматики, активно используется
всеми направлениями христианства.
Правда, подобная концепция предназначена
церковниками прежде всего для интелли-

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
175
генции, в частности для ученых кругов. Что
же касается основной массы верующих, то
для них сохраняется в полной
неприкосновенности понятие «богодухновенности»
священного писания, содержание которого
преподносится как высшая истина в последней
инстанции.
Другой метод примирения науки и
религии сводится к тому, что «богодухновенны-
ми» считаются только идеи библии, само
же их выражение в библейских текстах при
знается делом рук человека. Примечательно,
что подобной позиции придерживаются
многие католические богословы. Это говорит о
том, что католицизму в настоящее время
приходится идти на такие уступки, которые
в прежнее время рассматривались бы
церковью как ересь.
Наряду с изменениями религиозных
учений осуществляется также пересмотр и
самого понятия религии. Некоторые
богословы (Р. Брейтвейт, Г. Ричарде и др.)
сводят религию к этике. И. А. Крывелев
справедливо подчеркивает, что^в фактах
подобного рода находит яркое выражение
банкротство религиозных догм.
Однако столь радикальный отказ от
религиозной догматики пока еще не является
характерным для церкви. Автор указывает,
что основной путь изменения
религиозных догматов, по которому идут богословы
различных вероисповеданий, сводится в
основном к мистической интерпретации
религиозных понятий.
В настоящее время произошли
существенные перемены в тех отношениях, которые
сложились между мистическим и так
называемым «рационалистическим»
богословием— двумя основными направлениями в
христианской теологии. Прогресс науки
делает все более невозможной защиту
религиозной догматики методами логического
рассуждения. Поэтому общей тенденцией
современного богословия является его
движение от «рационализма» к мистике.
Весьма характерно, что подобную эволюцию
проделывает в настоящее время и
католицизм с его официальной
«рационалистической» теологией томизма, пытавшейся
обосновать свое вероучение средствами разума.
На этом пути католицизм ищет сближения
с протестантизмом.
Для укрепления религии ее апологеты
спекулируют также на высказываниях
некоторых ученых, которые не полностью
порвали с религиозным мировоззрением или
с религиозной терминологией. И. А.
Крывелев рассматривает подобные взгляды
естествоиспытателей на примере М. Планка
и А. Эйнштейна.
Характеризуя взгляды М. Планка, автор
подчеркивает, что его высказывания по
религиозным вопросам не опираются на его
собственные или вообще на чьи бы то ни
было физические исследования. В этих
высказываниях он выступает лишь как
посредственный богословствующий философ,
использующий не научные данные, а
обычные приемы богословских спекуляций. Что
же касается такого гиганта науки, как
А. Эйнштейн, то И. А. Крывелев
показывает, что Эйнштейн не являлся религиозным
человеком и называл себя таковым лишь
потому, что неправильно толковал понятие
религии, считая, что религия — это
благоговейное отношение к природе.
И. А. Крывелев указывает те основные
причины, которые толкают ученых
буржуазного общества к религии. Это
сохраняющиеся в условиях капитализма
социальные и гносеологические корни религии, а
также характерная для буржуазных ученых
замкнутость з узкой области специальных
вопросов. Недостатком этого раздела книги
И. А. Крывелева является то, что автор не
указывает таких факторов формирования
религиозного мировоззрения буржуазной
научной интеллигенции, как характер
воспитания, с детских лет прививающего
религиозные взгляды, роль радио, прессы,
кино, широко пропагандирующих религию,
незнание буржуазными учеными философии
диалектического материализма,
являющейся теоретической основой научного атеизма.
В рецензируемой книге показано, что
было бы неправильно считать всех
церковников и богословов сторонниками
политической реакции. Некоторые из них, такие, как
Карл Барт, Хьюлетт Джонсон, Николай
митрополит Крутицкий и другие, активно
участвуя в борьбе за мир и дружественное
сотрудничество между народами, как
общественные деятели стоят на прогрессивных
позициях. Но это не снимает
принципиальных разногласий, которые существуют
между наукой и религиозным мировоззрением
в любой форме его проявления. Эта
противоположность науки и религии
убедительно обосновывается всем ходом изложения
рецензируемой книги.
Книга И. А. Крывелева отличается
аргументированной критикой современных
религиозно-идеалистических построений,
пытающихся примирить науку и религию, ей
свойствен наступательный дух, характерный
для воинствующего материализма. В книге
подробно рассмотрена та новая тактика,
которой пользуется современное богословие
в его отношении к науке. Нельзя не
отметить литературные достоинства,
свойственные рецензируемой книге.
Как уже отмечалось, автор в основном
правильно определил круг вопросов,
подлежащих рассмотрению. Все же
представляется, что этот круг вопросов мог быть
расширен. Известно, что в настоящее время
католическая теология утверждает, будто
естествознание не только не противоречит
религии, но даже подтверждает бытие бога.
В связи с этим католицизм, обращается к
причинному (или космологическому) и
телеологическому (или
физико-теологическому) доказательствам бытия бога. Эти
доказательства в той или иной мере
используются богословами и других христианских
вероисповеданий. В нашей литературе, в том
числе и в рецензируемой книге, критике
богословия по этой линии не уделяется
должного внимания.
Нам представляется, что в рецензируемой
книге можно было бы шире показать ту
борьбу, которая ведется в наши дни между
наукой и богословием вокруг некоторых

176
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
конкретных научных и теологических
вопросов (о происхождении жизни и человека,
о бессмертии души, вере в чудеса,
загробной жизни).
Можно было бы также шире показать тот
арсенал средств, которые применяются
церковью для борьбы против свободы научного
творчества (индексы запрещенных книг,
практикуемые вплоть до настоящего време-
Russian thought and politics. Cambridge.
Вопросы русской истории привлекает все
большее внимание за рубежом. В этом
выражается стремление лучше понять страну,
которая первой в мире осуществила
социалистическую революцию, построила
социализм и уверенно движется к коммунизму
Однако среди работ, появившихся за
последнее время в капиталистических
странах, немало таких, которые, спекулируя на
интересе к России, дают искаженное
представление о ее историческом прошлом. К их
числу относится и книга «Русская мысль и
политика», представляющая собой
четвертый том серии «Гарвардские труды по
славяноведению». Это коллективная работа.
В ее составлении приняли участие
профессора ряда американских университетов и
колледжей. Выход в свет этой книги
рассматривается в Америке как крупное
событие. Влиятельные американские
журналы встретили ее хвалебными рецензиями.
«Журнал новой истории» утверждает, что
«Русская мысль и политика» является
«ценным вкладом в лучшее понимание
современной России».
Авторы пользуются большим влиянием в
американской науке. По свидетельству того
же «Журнала новой истории», они «почти
монополизировали преподавание русской
истории в американских университетах и
колледжах». Поэтому высказываемые ими
взгляды могут рассматриваться как
выражение официальной точки зрения
американской науки. Небезынтересно отметить, что
все 26 авторов являются учениками
Михаила Карповича. Историк по образованию,
М. Карпович приехал в США в 1917 году в
составе посольства Временного
правительства; после Великой Октябрьской
социалистической революции он стал эмигрантом и
играл активную роль в жизни белой
эмиграции в США. С 1927 года М. Карпович
преподавал pyccKjio историю в Гарвардском
университете. «Русская мысль и
политика» — это «дань», которую отдали ученики
М. Карповича в связи с его уходом в
отставку. Духовное воздействие
белоэмигранта М. Карповича объясняет многое во
взглядах американских исследователей.
Предметом их внимания является
история русской политической мысли XVIII—
XX веков (политические взгляды Фонвизи-
ни, и церковное книжное законодательство
вообще}.
Несмотря на отмеченные недостатки,
которые имеют частный характер, книга
представляет большой интерес как для научных
работников в области атеизма и
пропагандистов, так и для широких кругов
читателей.
А. Д. СУХОВ
Mass. Harvard university press. 1957. 513 p.
на, Новикова, Радищева, Карамзина,
декабристов, Погодина, Шевырева, Писарева,
Михайловского и других либеральных
народников, экономистов, эсеров и т. д.; ряд аз-
торов анализирует политические воззрения
Ленина). Несмотря на внешнюю
солидность, книга, в сущности, удивительно
поверхностна и легковесна. Работа ученого
может быть вкладом в науку в том случае,
если в ней приводятся новые, ранее
неизвестные факты или дается новое, более
соответствующее действительности
объяснение известных фактов. Четвертый том
«Гарвардских трудов по славяноведению» не
удовлетворяет ни одному из этих условий. Аз-
горы не вводят в научный обиход
каких-либо существенных новых фактов; далеко не
достаточно использованы ими даже
общеизвестные факты. Что касается
интерпретации фактов, то здесь у авторов имеется
новизна, но это новизна такого рода,
которая, по существу, является
фальсификацией действительной истории. Рассмотрим
некоторые выводы, к которым приходят
американские исследователи.
Известно, что важнейшей особенностью
русской прогрессивной мысли является
неразрывное единство демократизма и
революционности.' Самыми яркими демократами
в России были именно революционеры:
Радищев, Белинский, Герцен, Чернышевский,
Добролюбов и их соратники; с
возникновением российской социал-демократии,
боровшейся за ликвидацию
буржуазно-помещичьего строя и за социализм, роль
передового борца за демократию перешла к ней.
Усилия авторов книги направлены на
отрицание этого неоспоримого факта. Они
стремятся представить дело таким образом,
будто бы русские демократы враждебно
относились к революции, а русские
революционеры не были демократами. Чтобы
обосновать это совершенно вздорное положение,
авторы используют следующий прием. В
качестве образца демократии они выдвигают
так называемую западную
конституционную демократию, которая служит у них
синонимом буржуазного либерализма,
враждебного народным массам и их
революционным действиям. Жонглируя таким
эталоном «демократии», они уже без труда
«доказывают» свой тезис. Извращение дей-
Фальсификация истории
русской революционной мысли

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
17?
ствительного смысла демократизма,
возвеличение буржуазного либерализма под
флагом демократии широко используется на
протяжении всей книги. По-разному
фальсифицируют взгляды русских революционных
демократов американские профессора:
одних (Радищев, Герцен) они причесывают
под буржуазных либералов и поют им
лицемерные дифирамбы; других, к которым
чрезвычайно трудно применить подобный
прием (Чернышевский, Добролюбов), они
изображают чуждыми демократическому
духу и осуждают за «крайности».
Примером использования первого приема
может служить статья Родерика Пейджа
Талера (Епископальный университет)
«Радищев, Англия и Америка». Она начинается
словами: «Радищев, в сущности, был
либеральным реформатором... Он предостерегал
русское правительство и земельное
дворянство, что может произойти революция,
гораздо более жестокая и радикальная, чем
недавний пугачевский бунт, если они не
проведут целую серию либеральных реформ
и не сделают этого немедленно. Он
надеялся, что революции можно избежать, и она
станет ненужной в результате
своевременных великодушных реформ. Он в равной
степени осуждал монархическую тиранию,
аристократическое угнетение и
революционное насилие» (стр. 59) *.
Это категорическое утверждение Талер не
находит нужным даже обосновывать. Для
него оно имеет характер очевидности.
Нетрудно видеть источник этого: писания
русских либеральных историков и
белоэмигрантов, наставления М. Карповича, в котором
либеральный историк и белоэмигрант
слились в одно лицо. Между тем
общеизвестные факты жизни и творчества Радищева
решительно опровергают подобную точку
зрения. «Путешествие из Петербурга в
Москву», как это твердо установлено советской
наукой, было призывом к ликвидации
самодержавно-крепостнического строя путем
революции, а не средством предупреждения
революции либеральными реформами.
Радищев не уповал на «философа на троне»,
а разоблачал иллюзорность надежд на
«великодушные реформы» сверху. Он ясно
видел, что выдвинутая им программа
коренного преобразования социально-политических
порядков может быть осуществлена только
в ходе народной, крестьянской революции.
У Талера же деятель, заложивший в
России основы революционно-демократической
идеологии, человек, преемственную связь с
которым сознавали все последующие рус-
1 Подобные же взгляды развивает
Талер в предисловии к американскому
изданию книги А. Н. Радищева «Путешествие
из Петербурга в Москву» (А. N. Radishahev
«A journey from St. Petersbourg to
Moscow». Harvard University press,
Cambridge. Mass. 1958). Он пишет, например;
«Радищев в раиной мере осуждал
деспотизм царя, тиранию помещиков и насилия
крестьян. Он хотел сделать революцию
ненужной. Он желал реформ и хотел, чтобы
они были проведены своевременно»
(стр. VII).
ские революционеры и которого
справедливо считают первым русским
революционером, изображен в виде заурядного
либерала, врага революции. Любой
сколько-нибудь серьезный исследователь не может
игнорировать взгляды, противоречащие его
собственной точке зрения. Он выступает
с их критикой. Талер обходит их
молчанием. Он или незнаком с работами
советских ученых, или сознательно старается
не замечать их и не вступать с ними в
полемику. Ни то, ни другое не поднимает, его
научной репутации и не усиливает
доказательности его суждений.
Тот же метод, что и Талер, использует
Баргхорн (Иельский университет):
противопоставляя Чернышевскому Герцена, он
изображает последнего «истинным либералом»
(стр. 225). Несомненно, что у Герцена были
колебания между либерализмом и
революционностью. Баргхорн же расписывает
только отступления Герцена в сторону
либерализма и замалчивает его революционность.
А именно она имела определяющее
значение в эволюции взглядов Герцена. Как
показал В. И. Ленин, «при всех колебаниях
Герцена между демократизмом и
либерализмом, демократ все же брал в нем верх»
(Соч., т. 18. стр. 12). Примечательно, что в
этой ленинской характеристике демократизм
противопоставляется как раз либерализму.
А современные фальсификаторы пытаются
отождествить демократизм с либерализмом.
Конечно, противникам революции лестно
заполучить в свои ряды таких людей, как
Радищев и Герцен. Но от желания до
действительности дистанция огромного
размера.
Признавая Радищева демократом, Талер
выхолащивает революционное содержание
его демократизма. Но искажение
исторической правды Талером этим не
ограничивается. Ставя перед собой задачу
определить источник демократизма Радищева,
Талер изображает его как результат
англосаксонского влияния. В своей статье
американский исследователь занимается главным
образом тем, что сопоставляет политические
идеи Радищева с высказываниями
английских и американских мыслителей, поэтов,
писателей — от Шекспира и Мильтона до
Бентама и Франклина. При этом он
обнаруживает определенное родство идей,
которое отказывается объяснить тем, что
названные мыслители разрешали сходные
задачи— задачи демократизации жизни.
Талер ищет другого объяснения. По его
мнению, ключом к пониманию политических
воззрений Радищева является его...
англофильство: «Радищев желал упорядоченного
правления, основанного на законах,
равенства перед законом, свободы личности,
свободы слова, свободы критики и смены
правительства, когда необходимость такой
смены станет очевидной. Короче: Радищев
был англофилом» (стр. 59).
Доказательства: «Радищев был удивительно хорошо
осведомлен как об Англии, так и
об Америке» (там же), и он с
уважением отзывался о демократических
деятелях этих стран. Следует напомнить,
что Радищев был хорошо знаком не только
12. «Вопросы философии» № 1.

17&
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
с жизнью Англии и Америки, но и с жизнью
Франции (нельзя в связи с этим не
вспомнить о безуспешных попытках изобразить
его галломаном!), Германии и других стран.
Будучи широко образованным человеком,
Радищев был знаком со всеми
достижениями мировой культуры и высоко их ценил.
Однако он был врагом рабского
преклонения перед всем иностранным и ориентации
за западную культуру, будь то
англосаксонская или французская культура. Да и
самому Талеру известны критические
замечания Радищева об Англии и Америке, но,
несмотря на это, он упорно придерживается
своего тезиса. Есть внутренняя связь между
отрицанием революционности Радищева и
изображением его демократизма как
продукта зарубежного влияния. ДемократиЗхМ
и революционность Радищева вырастали на
одной основе — на основе любви к своей
родине, к своему народу. А защита
интересов русского народа была возможна только
на пути революционной борьбы с
существующими в стране порядками. Отрицать
революционный характер взглядов
Радищева значит давать искаженное
представление о его демократизме, значит
рассматривать его демократизм в отрыве от
условий русской действительности.
Ссылки на пресловутое «западное
влияние» делаются и другими авторами.
Характеризуется, например, движение
декабристов, и Мартин Малия (Гарвардский
университет) объясняет его французским
влиянием. Он же отводит неправомерно большое
место Шиллеру в формировании «ранней
русской левой» (Белинский, Герцен,
Огарев и др.).
Существование идейных связей и
влияний различных культур — это объективный
факт в истории развития человеческого
общества. Известно немало случаев, когда
идеи, выработанные в одной стране,
оказывали значительное воздействие на идейную
жизнь других народов. Важно дать научное
объяснение данному факту. Для ряда
буржуазных ученых идейное влияние
представляется в виде некоего механического
акта, когда один мыслитель заимствует
взгляды другого; знакомство одного
мыслителя с взглядами другого полностью
объясняет для них направление мысли первого.
При таком подходе совершенно неясным
остается, однако, почему данный мыслитель
усваивает именно эти, а не иные из
известных ему идей. Марксизм учит, что в
обществе получают распространение те идеи, к
восприятию которых оно подготовлено
ходом своего внутреннего развития; что
использование данным обществом идей,
проникших в него извне, всегда приобретает
характер их творческой переработки и
приспособления к данным конкретным
условиям. Характер идей данного общества в
конечном счете определяется его внутренним
развитием. Без анализа конкретных
исторических условий жизни данного общества
невозможно научное понимание его
идеологии. Порочность методологических
установок многих авторов «Русской мысли и
политики» в том и состоит, что, раздувая роль
реальных (и мнимых) идейных влияний
при рассмотрении истории русской
общественно-политической мысли, они, как
правило, не анализируют внутренних условий
жизни России.
Фальсификация истории русской
политической мысли, проводимая авторами книги,
не академическое занятие. Работа,
претендующая на исследование истории русской
политической мысли XVIII—XX веков,
в сущности, вся обращена к настоящему.
Разные авторы принимали участие в ее
составлении, разные вопросы разбираются
в ней, но книга в целом пронизана единой
идеей — идеей борьбы против Советского
Союза, против марксизма-ленинизма. В ней
немало отдельных высказываний и целых
статей, открыто враждебных СССР.
И в борьбе против марксизма-ленинизма,
как и в борьбе против революционного
демократизма, авторы широко используют
свой эталон «истинной демократии», за
которую выдается типичный буржуазный
либерализм. Любой политический противник
большевиков зачисляется ими в демократы.
Так, Роберт Пауль Браудер -
(Колорадский университет) требует пересмотра
взгляда на Керенского и снятия с него
обвинения в политической несостоятельности.
Он считает Керенского, этого душителя
революции, «лучшим политиком в рамках
демократического действия» (стр. 429).
Прислужничество Керенского перед
буржуазией изображается как мудрая готовность
идти на компромиссы, якобы свойственная
демократической традиции. Все несчастья
Керенского Браудер объясняет тем, что он,
«будучи демократом», был «вынужден
действовать в ненормальных условиях
революции» (стр. 433).
В своем усердии опорочить коммунизм и
обелить его противников авторы идут на
чудовищные извращения. Дональд Трид-
голд (Вашингтонский университет)
изображает демократами... белых генералов. Он
возмущен тем, что в Советском Союзе
Деникина, Врангеля, Колчака и других
белогвардейцев считают врагами народа,
отъявленными реакционерами. По словам Трид-
голда, белые генералы были далеки от
политики, желали блага народу и хотели
предоставить ему свободно решать свою
судьбу,— правда, оговаривается он, после
победы над большевизмом. Как будто народы
России уже не сделали своего выбора,
пойдя за большевиками как лучшими
выразителями своих жизненных интересов. И как
будто белые генералы не прославились
зверскими расправами над революционными
рабочими и крестьянами, стремясь навязать
им свергнутую власть помещиков и
капиталистов.
Взгляды Браудера и Тридголда
встретили отпор даже в некоторой части
американской печати: настолько не в ладу они с
фактами. Натан Смит из Вашингтонского
колледжа, в целом положительно
оценивший книгу, дипломатично выговаривает
своим коллегам: «Те, кто пытается
представить Керенского и Врангеля в более
благоприятном свете, приводят мало новых
материалов и не вполне убеждают» («и^ог!с1 аГ-
Ыгэ аиаг!ег1у», уо1. 29, № 6, р. 406).

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
179
В истории русской политической мысли
авторы стараются найти какие-то новые
аргументы против большевизма.
Откровеннее всего эта линия раскрывается в статье
Роберта Даниельса (Вермонтский
университет) «Ленин и русская революционная
традиция». Понимание Советской России,
пишет автор, зависит от решения проблемы, в
какой мере большевики усвоили учение
Маркса и в какой они являются продуктом
русской истории. Связь российской социал-
демократии с предшествующей русской
революционной традицией, о чем с гордостью
говорил сам Ленин, Даниельс
истолковывает таким образом, будто бы она означала
отказ от основных положений марксизма и
восприятие немарксистского содержания
идей русских революционеров до Ленина:
«Ленин был душой и телом русский
революционер, хотя на языке V него марксизм»
(стр. 350).
Уже упоминавшийся Натан Смит снова
деликатно охлаждает рвение своего
коллеги: «Тезис о том, что Ленин не был
марксистом, а верил, что историю творят
волевые действия просвещенных индивидов,
является спорным» («Шог1с1 агЫгз яиаг!ег1у»,
уо1. 29, № 6, р. 406).
Любопытно, что если Талер и другие все
сводят к внешним «влияниям», то Даниельс
использует в целях фальсификации другой
прием. Он утверждает, что в каждой стране
содержание ее идеологии определяется
извечным, неизменным комплексом идей,
идущих из далекого прошлого. Порочность
этого принципа, выдвинутого еще Гизо, Тох-
вилем и Тэном, давно доказана наукой.
В полном противоречии с фактами этот
принцип отрицает возможность появления в
жизни общества действительно нового; в
ходе истории меняется якобы лишь форма
жизни данного народа, а содержание
остается неизменным в течение веков. Эти
воззрения, широко-распространенные в
настоящее время среди буржуазных ученых,
имеют ярко выраженную реакционную
направленность.
Попытки объяснить возникновение
ленинизма с точки зрения «влияний» или с
точки зрения сохранения «исконно русских
начал» одинаково несостоятельны, так как в
них метафизически разрываются те
явления, которые неразрывно связаны в
действительном процессе развития. Ленинизм
возник в результате творческого применения
передовой, единственно правильной
революционной теории к русскому и мировому
революционному движению и дальнейшего
развития этой теории в условиях
империализма. «Марксизм,— писал В. И. Ленин,—
как единственно правильную
революционную теорию, Россия поистине выстрадала
полувековой историей неслыханных мук и
жертв, невиданного революционного
героизма, невероятной энергии и беззаветности
исканий, обучения, испытания на практике,
разочарований, проверки, сопоставления
опыта Европы» (Соч., т. 31, стр. 9).
Извращая проблему, Даниельс пытается
все содержание ленинизма вывести из им
же искаженной русской революционной
традиции, оставляя на долю марксизма
только терминологию. По мнению автора,
Ленин боролся против капиталистической
эксплуатации только потому, что русские
революционеры всегда отрицательно
относились к капитализму и мечтали о
непосредственном переходе к социализму. Даниельс
утверждает, что в ленинизме идея
революции носит якобы бакунистский характер,
что для Ленина все дело решалось
захватом политической власти, а это, с ученым
видом заявляет американский
исследователь, «совершенно чуждо Марксу».
Даниельс при этом игнорирует тот факт, что,
во-первых, для Ленина (как й для Маркса)
завоевание политической власти было не
завершением революции, а началом ряда
революционных преобразований,
приводящих в конечном итоге к построению
коммунистического общества; во-вторых, что для
Ленина (как и для Маркса) завоевание
политической власти в ходе революции
возможно только тогда, когда для этого
существуют объективные условия.
По словам Даниельса, Ленин, как и все
русские революционеры, якобы безотчетно
верил в революцию, не задаваясь даже
вопросом, для чего она нужна, а заботясь
только о том, как ее практически
осуществить, для, Даниельса Ленин только практик
революции. И опять-таки это утверждение
не выдерживает критики. Известно, что
Ленин на основе анализа современной ему
исторической обстановки дал гениальное
теоретическое обоснование неизбежности
социалистической революции, характеризуя
империализм как высшую и последнюю
стадию капитализма. Ленинская теория
империализма и социалистической
революции явилась величайшим вкладом в
сокровищницу марксистской теории.
Даниельс искажает также ленинское
положение о необходимости монолитной
революционной партии и обоснование
Лениным тезиса о социал-демократии как
соединении социализма с рабочим движением.
Все это он считает отступлением от
марксизма. Подытоживая свой «анализ»,
Даниельс пишет, что Ленин, читая Маркса,
заменил «общее, естественное, экономическое,
массовое — индивидуальным, моральным,
политическим и волевым» (стр. 346). По
словам Даниельса, у Ленина массовые
движения перестают играть решающую роль и
революция вытекает просто из воли к
власти. При чтении подобных «смелых»
выводов напрашивается вопрос: а знаком ли
вообще Даниельс с работами Ленина?
Даниельс приписывает Ленину как.раз
противоположное тому, что Ленин защищал.
Ленин не раз критиковал старую,
домарксистскую социологию за то, что она не
учитывала двух важнейших вещей: объективных
оснований, определяющих сознательные и
волевые действия, и того, что в истории
решающее значение имеют действия не
отдельных личностей, а масс. Вся практическая
деятельность руководимой Лениным
Коммунистической партии строилась на основе
изучения и учета объективных
закономерностей общественного развития, строилась с
учетом действий масс в революции. Нужно
совершенно не знать работ Ленина или же

180
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
злостно искажать факты, чтобы выступать
с такими утверждениями, как Даниельс.
Даниельс постоянно «уличает» Ленина в
отступлениях от марксизма. Спрашивается,
откуда у буржуазного идеолога такая
забота о чистоте марксистского учения? Ответ
на это прост: Даниельс во что бы то ни
стало хочет изобразить ленинизм
исключительно русским учением. Во-первых,
русским по происхождению. Он пишет:
«Основные утверждения, сделанные
революционерами до Ленина, были также и его
утверждениями. Они могут быть с большой
точностью подытожены следующим образом:
историю творят идеи, моральные идеи. Они
эффективны и ставят себе на службу
волевое действие просвещенных индивидов.
Главное значение имеет моральное решение
и готовность к борьбе. Моральной целью
является исторический Армагеддон,
революция, когда силы Добра направят свои ряды
против сил Зла в решительной битве, в
борьбе за обладание правительственной
властью. После этого наступит безмятежный
мир социализма» (стр. 350—351).
Нарисовав эту произвольную схему, где
искажена как политическая идеология
ленинизма, так и политические взгляды
русских революционеров до Ленина, Даниельс
переходит к ее «истолкованию». Почему,
спрашивает он, в России была популярна
индетерминистская философия (навязанная
Даниельсом вопреки истине всем русским
революционерам)? И отвечает: «Русские
мыслители XIX столетия, очевидно, строили
свои обобщения, исходя из общества, в
котором они жили. В России идеи, вожди,
воля, сила, власть имели решающее
значение, или, во всяком случае, имели гораздо
большее значение в совокупности
социальных сил, чем в сложных обществах
Западной Европы» (стр. 351).
Открытие за открытием... Сначала
Даниельс утверждал, что в России все
мыслители имели индетерминистские воззрения, а
теперь оказывается, что вся жизнь в
России была не детерминирована. Развивая
свои идеи, Даниельс создает свою
«философию истории». По его мнению,
общественные явления в одних случаях могут быть
детерминированы, а в других
детерминированность может отсутствовать. От чего это
зависит? У Даниельса есть ответ и на это.
Чем более децентрализованной и
индивидуалистской является социальная система
(Даниельс называет это ее сложностью), тем
менее развитие целого зависит от
индивидуальных воль и страстей и тем в большей
мере проявляется детерминизм; к такого
рода сложным социальным системам автор
относит общества Западной Европы и
Америки, в которых существует система
буржуазной демократии. Напротив, чем больше
политическая власть контролирует
общественную жизнь, чем «менее сложным»
является общество (именно таким считает
Даниельс русское общество), тем в
большей мере индивидуальные воли и решения
влияют на ход событий. Философия
русского субъективизма (якобы свойственная всей
русской революционной традиции), делает
вывод Даниельс, была точным отражением
порядка вещей, имевшего место в России.
Верно, что взгляды общества отражают
общественное бфтие. Но общественное
бытие Даниельс понимает совершенно
ненаучно. Приписывая всем русским
революционерам волюнтаризм и субъективизм, Даниельс
в действительности сам стоит на этих
позициях. Он защищает идеалистическую точку
зрения, считая, что политическая власть
имеет решающее значение в формировании
структуры общественной жизни.
Детерминированность общественных явлений
выступает у него как функция политической
власти. Вопреки рассуждениям Даниельса, в
России, как и в любой другой стране,
«вожди, воля, сила, власть» никогда не имели и
не могли иметь решающего значения в
жизни общества, а детерминированность
общественных явлений, как и всех явлений
материального мира, была объективным
законом.
Выдуманное Даниельсом коренное
различие в общественной структуре и характере
исторического процесса в России, с одной
стороны, и странах Западной Европы и
Америки — с другой, служит совершенно
определенной политической цели: попытке
доказать, что ленинизм неприменим за
пределами России. Страны Запада не пойдут
по пути России, заявляет Даниельс.
Собственно, в этом заявлении, проникнутом
страхом перед социализмом, и заключается
главная идея не только статьи Даниельса,
но и всей книги. Ее обоснованию подчинена
фальсификация истории русской
политической мысли, искажение исторической
правды о русской революционной традиции и
клевета на ленинизм.
Нарисованная авторами картина не имеет
ничего общего с подлинной историей
революционной мысли в России, высшим
выражением которой явился ленинизм. И какие
бы приемы фальсификации истины ни
изобретали идеологи империализма,
непреложным останется образование и рост мировой
социалистической системы, неуклонно
растущий авторитет всепобеждающего учения
марксизма-ленинизма во всем мире.
В. Н. КУЗНЕЦОВ

BRIEF SUMMARIES OF MAIN ARTICLES
P. I. CHAYKIN. The Decisions of the Plenary Session of the Central Committee of the
Communist Party of the Soviet Union Are an Inspiring Programme of Action!
The article is devoted to the results of the Plenary Session of the Central
Committee of the Communist Party of the Soviet Union that took place in December
1959 and that deals with problems relating to the further development of agriculture.
An important item in the Plenary Session proceedings was the problem of
further developing the productive forces and of perfecting the relations of production
in Socialist agriculture, and of improving cultural facilities and public amenities in
the collective-farm village.
N. D. KOLESOV, K. Y. KOLESOVA. The Development and Approximation of the
two Forms of Socialist Property
The article reveals the socially common nature of the two forms of socialist
property, and the difference that exists between them. To ignore or to minimise the
fact that they constitute one type and that they differ is untenable in theory. In this
connection a criticism is given of the views of certain philosophers and economists
who minimise the specific features of cooperative-collective farm property.
The authors describe the main lines, along which is raised the level of the
socialisation of kolkhoz (collective-farm) production and of the approximation of
kolkhoz property to the property of the entire people (public property). They are as
follows: l.The kolkhoz non-divisible funds increase, and their public functions grow;
2. The part played by the personal husbandry of the collective farmers declines, and
the level of the socialisation of production rises; 3. Inter-kolkhoz production ties
develop; 4. Electrification, all-round mechanisation and automation of production,
and the transformation of agricultural labour into a variety of industrial labour
develop. All these basic lines along which the level of the socialisation of kolkhoz
production is enhanced, are indissolubly interconnected and characterise the
development of kolkhoz property from various angles.
The development of public socialist property proceeds along different lines as
compared to that of cooperative-kolkhoz property. Whereas in the former case what
takes place is the development of one and the same order of phenomenon, the
development of cooperative-kolkhoz property is the transition from a phenomenon of one
order to a phenomenon of another order.
While the public ownership of the means of production is one and the same as
to type, there can and do exist different forms of economic organisation and of ties
between individuals, units, and establishments. In the measure that the productive
forces grow, the development and the perfection of these economic relations are
required.
The authors examine the development of economic ties between the collective
farms themselves and with state enterprises, and draw the conclusion that the
unification of the functions of state and of cooperative-kolkhoz property in the particular
district or region will be the most likely path along which the two forms of socialist
property will draw closer and closer together. The organisation of Economic Councils
and the development of inter-kolkhoz production ties and ties with the undertakings
of the £iven economic region create the material basis for such unification.

182
SUMMARIES
G. L. SMIRNOV, N. P. FILLIMONOV, A. F. YUDENKOV. Marxism-Leninism as a
Single and Integral Doctrine
The article acquaints readers with the principal contents of the new monumental
work "Principles of Marxism-Leninism", prepared by a group of authors under the
guidance of O. V. Kuusinen. For the first time the sum-total of the basic tenets of
Marxism-Leninism as a single Integral world-outlook is set forth in a single work.
The introduction to the text-book contains a definition of the Marxist-Leninist world
outlook. The first two sections of the book deal with the basic propositions of the
Marxist-Leninist philosophy, and the third section gives a concise statement of the
political economy of capitalism. The fourth section describes the theory and tactics
of the international communist movement mainly under capitalist conditions.
The fifth section is devoted to the theory of the building of socialism and communism.
The authors show that this way of arranging the book has a scientific basis. They
devote their chief attention to examining the new ideas and propositions that are
developed and are substantiated in this new collective work. The new text-book will
undoubtedly play an important part in the mastery of the theoretical principles of
Marxism-Leninism, and will assist in intensifying the communist education of the
Soviet people. Readers abroad will also greet with interest the appearance of this
book.
I. G. KURAKOV. New Problems of the Organization of Socialist Production
In this article, new problems relating to the building of the material and
technical basis of Communism are put forward for discussion. The author analyses the
content of the new trend in the work of the Economic Councils and of Soviet
enterprises, regarding it as a process of perfecting the relations of production under
Socialism.
The author considers that in perfecting the system of material incentives for the
working people, the principal index for allocating awards should be economy of
working time in the output of the given product, the objective social law of economy
of working time being employed.
Inasmuch as the pace at which the national income grows depends on the
country's scientific, technical and designing organizations, and on their efficiency,
the author considers that by increasing the capacity of these organizations and
raising their efficiency it is possible not only to retain, but even to accelerate the
high tempos of increase in our country's national income.
The selection of new equipment for introduction into production is acquiring
great importance for the economy of socialist society. In the period of the
implementation of the USSR's principal economic task, the economic indices of output of the
given product achieved in the principal capitalist countries should serve as the basis
for the selection of new equipment to be put into service.
V. S. BUSHIN. A. S. Makarenko on the Relation between Ethics and Aesthetics
The aesthetic views of A. S. Makarenko, pedagogue, writer and thinker, have
to this day not been examined in philosophical literature. Yet they are of undoubted
interest primarily in their consistent application of the principle of the
link between aesthetics and ethics.
In his works on pedagogics, as in his artistic work, Makarenko was a bold
and real innovator in the way he extended the sphere of the application of aesthetics
and ethics. He assigned to aesthetical and moral categories the actions and
phenomena, concepts and qualities that in the old aesthetics and ethics stood beyond the
bounds of these sciences (for example, labour, discipline, etc).
A central place in Makarenko's aesthetics was occupied by man — the active
member of the creative and fighting collective body. This also predetermined the
solution of other important problems of ethics, for example, man and nature, human
beauty, etc. For Makarenko the principal and leading point was man's inner,
spiritual beauty. Makarenko upheld the principle of the intelligibility of beauty,
considering it to be an instrument in the battle to rear the new man.
Characteristic of Makarenko's aesthetic views are the creative spirit, force-
fulness, and energetic activity. He was passionate in combating the canons of
idealistic aesthetics.
Makarenko's aesthetical views were based on an openly expressed concern for
the well-being of the working people and defence of their interests. That was the

SUMMARIES
183
Leninist, Party approach consistently upheld and practiced by Makarenko in all his
creative work.
B. GRUSHIN. The Process of Discovering the Contradictions of the Object
(Using the example of K. Marx's analysis of the commodity)
The investigator who deals with the processes of development of systems or of
their separate components is confronted with the task of investigating the
contradictions of the object. The article treats of the first stage of such investigation,
namely, the process of discovering the contradiction.
The investigation of the contradiction, like the investigation of any process of
development at all, begins with the construction of the original assumption
regarding the process. Having to do with the result of the process (the task is set of
investigating the actual process of development), the investigator first of all seeks
that component of the system which the "genetic pair" lacks. And it is not the
isolated elements of the system, but the relations between the elements, that
function as such components when an investigation is made of the content and
development of the contradiction. The next task is to check how far the original assumption
regarding the genetic tie between the two selected relations of the system is a true
one. The essence of this task is to establish the genetic identity of the relations under
review. This is done by reducing the latest relation of the system (the result of the
process) to the one that constituted the starting point.
Reduction, while being a necessary stage in the investigation of the process
of development, does not, however, tell us anything about the essence of the process
under examination, and consequently, does not enable us to discover the
contradiction of the object. This latter task is settled by the logical process of disclosure,
which reveals the specific historical features of the latest relation of the system as
distinct from the initial relation. As to their mechanism, both the process of reduction
and the process of disclosure constitute a complicated dependence of research, which
includes both a structural analysis of the elements of the two relations, and the
genetic comparison of the elements and relations that goes on simultaneously.
V. V. SOKOLOV. Sixteenth- and Early Seventeenth-Century Natural Philosophy as
the Pre-History of Modern Materialism
Despite the views of many bourgeois historians of philosophy, the
natural-philosophic constructions of the sixteenth and early seventeenth centuries constituted a
substantial stage in preparing the modern materialistic world outlook. They served
as an intermediary link between the materialist systems of ancient times, which
were revived at that period, and the mechanistic-metaphysical materialism of the
17th and 18th centuries. What brings together the natural philosophical conceptions
of the period under review with the natural philosophical constructions of ancient
times is the organic view of the world and the dynamic-dialectical conception of
nature that follows from it. It is expressed in the fact that nature is regarded as a
coherent single whole, all whose parts and particles are in everlasting motion, that
the struggle between opposites is recognised as a substantial element of this
process. The level of development of the natural sciences on which the natural
philosophers could base their views was not sufficiently high, and the period in which
they lived was transitional from feudalism to capitalism. And these factors were
responsible for the fact that their constructions contained a number of speculatively
fantastic and anthropomorphic elements (particularly mysticism, astrology, magic,
and alchemy). The most important achievement of natural-philosophic thought of
the Renaissance period, an achievement closely connected with its inherent organi-
cism, is that it revived the ancient materialists' idea of man as part of Nature, and
understood the whole of human activity in naturalistic fashion.
For the overhelming majority of the natural philosophers of that period,
Pantheism, which made it possible to comprehend the world naturalistically, became the
most extensively employed philosophical basis for organic examinations of tbe world.
On the basis of their pantheistic principles the natural philosophers restored the
theory of the infinity of the universe. At bottom, this theory contains the negation of
the organic-teleological conception of the world which is characteristic of the natural
philosophy of the Renaissance period, and the replacement of that conception by the
causal-determinist view characteristic of the mechanical-physical view of the world
which triumphed in the 17th century. Seventeenth and eighteenth-century
mechanical-metaphysical materialism also inherited some gnoceological ideas (sensualism and
rationalism, etc.) from sixteenth century natural philosophy.

184
SUMMARIES
В. M. KEDROV. Dialectical Logic and Natural Science
1. In contradistinction to formal logic, which is the logic of ready given, fixed
Knowledge, Marxist dialectical logic is the logic of developing knowledge. Hence,
the categories and logical methods which it investigates constitute definite levels
of knowledge in its advance to the truth and to its practical test. The reflection
of various aspects of objective reality in diverse categories is effected in a
definite historical and logical consecutiveness, viz: — Knowledge of the external
precedes knowledge of the internal, and prepares the latter; knowledge of phenomena
precedes knowledge of their essence; analysis precedes synthesis, etc. Thus, the
logical is the generalisation of the historical.
2. This is confirmed by the history of natural science and of the latter's
contemporary theories, particularly the theory of the substance. Corresponding to
the general development of scientific knowledge, which proceeds from the direct
observation of the object of investigation through its analysis to its synthetic
recreation in it? original integrality and concreteness, is the movement of thought,
which at first reveals the qualities of the substance, then its composition, and finally
its inner structure. The history of the science of the substance, of its different types
and discrete forms has seen the successive rise and solution of the problems:
property-composition, composition-structure, structure-property. Here, one aspect of the
substance, revealed in the preceding stage of scientific development, has acquired
explanation on the basis of another of its aspects, which is revealed at a later
period. As a result, on each occasion a relatively closed circle of scientific
development is achieved, where the properties of the given type of substance have been
explained on the basis not only of its composition, but also of its structure.
3. The categories of the singular, the particular and the universal are alsc
of importance for understanding and summarising the history of scientific
knowledge and technical invenion. However, the succession: the singular, the particular
and the universal, is not the only one. When account is taken not only of the results
of the development of scieritific thought, but also of the concrete paths of its motion
at different stages of the approach to disclosing the truth, a different succession is
revealed in the motion of the categories mentioned; the universal may precede the
disclosure of the particular and the singular, and direct thought along the lines of
seeking out these latter (in the course of scientific foresight, when employing
scientific hypotheses, etc.). This is shown by the history of the theory of the
substance and of all atomistics, which also shows that scientific thought proceeds
from phenomena to essence (of the first orderj, then again to phenomena, but now
of a less complicated character, and then to the disclosure of their essence (of the
second order) etc., thereby pursuing its development in a spiral, according to "the
negation of the negation".
I. S. PLYUSCH. Regarding the Materialist Conception of Embryogenesis
The situation in experimental embryology is analogous to that which developed
in connection with the "Crisis in physics". In embryogenesis, regeneration
experiments have resulted in the discovery of processes which do not fit in with traditional
mechanistic notions. That has been interpreted as favouring "neovitalism". The new
discoveries require the employment of materialist dialectics as the general
theoretical basis. Otherwise biologists take the mechanistic standpoint, or supplement
it with vitalism of one kind or another. The basic problems of embryology are the
following: expediency and "equifinality". The dialectics of embryogenesis consists
in its being expedient, but at the same time impelled by blind material necessity.
That which is called the "variety" of an organism is the cycle of ontogenesis, of
embryogenesis developed by evolution. Each stage in this cycle on the basis of
"operating causes" only creates the next stage and only as a result of all the
stages is the final form realised. As to equifinality, it is not absolute, nor it is a self-
acting factor, but is the result of a specific system of causal connections, which in
the main bear the character of "feedback ties". Embryonal and morphogenetical
regulation is fundamentally different from the self-regulating system known hitherto.
Its peculiarity is of a clearly expressed dialectical character. As a result, the
materialist conception and investigation of embryogenesis require such
categories as inter-penetration, the unity and struggle of opposites, possibility and reality,
the part and the whole, and other categories of dialectical materialism.
G. I. POKROVSKY. About Man's Penetration into the Cosmos
An examination is made of the conditions of man's knowledge of the Cosmos
as a result of the latest achievements in rocketry technique. The principal
achievements in the field of cosmic flights during the last two years are briefly enumerated,

SUMMARIES
185
and the chief results of the flights of the artificial sputniks and cosmic rockets are
indicated. An analysis is made of the objective laws governing scientific and
technical development in the socialist state, which have led to the Soviet Union undoubtedly
occupying a leading position in the study of the Cosmos for peaceful and progressive
purposes.
Two main lines along which the further development of cosmic flights shall
proceed are revealed. First man's flight into cosmic space. Second, the further
development of telemechanics and automatics so as to enable man to acquire
knowledge of the cosmos, while physically remaining on Earth.
Note is made of the fact that the means of observance from a distance (in
particular, television and tele-direction) advance the boundaries of man's own
subjectively sensed "I" far beyond the bounds of his body. This is made the basis for the
conclusion that under contemporary conditions, social man is changing from an
earthly to a cosmic being, not only because of man's ability to undertake cosmic
flights, but primarily because the contemporary technique of measurement,
observation and direction introduces receivers of human perceptions into infinite cosmic
space beyond the bounds of man's physical body and beyond the bounds of the
Earth's biosphere.
A. A. ZINOVYEV, I. I. REVZIN. The Logical Model as a Means of Scientific
Research
The concept of the model in general is introduced in this item, and the
principal types of models are examined. By model we understand every object that
imitates another object in such a way that the examination of the first renders it
possible to acquire knowledge of the second. The condition for modelling is the
analogy between the model and the original in the exactly considered relation,
while the transition from the knowledge of the model to knowledge of the original
is based on their correspondence and on the rules of interpreting knowledge of the
model.
Particular attention is devoted in the article to logical models, i. e. to models
constructed out of signs. An examination is made of the principal features of logical
models: they are constructed according to the rules of logic, their description is
inseparable from them themselves and the interpretation of the knowledge
regarding such models appears as the interpretation of the models themselves.
The qualities and types of logical models are examined on the basis of the material
relating to the construction of such models in linguistics. The use of illustrations
drawn from the sphere of linguistics is also of independent interest, in as much
as the employment of models in this connection is a relatively new thing.
L. N. MITROKHIN. Studies in Sectarianism in the Tambov Province
In the summer of 1959, an expedition of the USSR Academy of Sciences made
a study of the religious adherence of the people, mainly contemporary sectarianism,
in the territory of Tambov Province, the historical citadel of most of the forms of
Russian sectarianism in prerevolutionary Russia.
A comparison of the figures of the number of religious communities in 1915
and their composition to day shows that there has been a tenfold decline in the
number of Sabbatarians and Molokans and a considerable drop in the number of
baptists, Khlysts, and Seventh Day Adventists. The once numerous religious
communities have disappeared in many towns and villages. There is a steady increase
in the average age of sectarians, who are rarely encountered under forty years
of age. The communities examined are made up in the main of persons not
engaged in socially useful labour, namely, individual peasants, housewives, old-age
pensioners. The percentage of industrial and office workers among sectarians is a
very low one, and is steadily on the decline.
The ideology of contemporary sectarianism has become fixed in its traditional
forms, no creative religious activity being observed. The main emphasis is now laid
by sectarian preachers on problems relating to religious morals.
The preliminary conclusions drawn of the expedition's work indicate that,
under the influence of the socialist transformations in town and country, the growth
of the popular well-being, and the successes of socialist science and culture, sects
and religious groups in the Tambov area are disintegrating at ever growing speed.
P. V. AFANASYEV. About the Contradictions of Metabolism
An investigation has been made, from the dialectical materialist standpoint,
aimed at revealing the contradictions of metabolism in animate nature as a source
of development and a factor determining the general features of the organic world.

186
SUMMARIES
A more precise idea of the nature of assimilation and dissimilation has been
secured. Assimilation is the process of the formation of the animate from the inani:
mate. Dissimilation is the process of the destruction of the animate on the basis of
self-assimilation. In this case, what takes place is a struggle of opposltes, the
contradiction of metabolism.
Assuming that each particle of an animate system interacts metabolically with
all the rest of the mass of the animate system, the equation of dissimilation is the
/db\ b
following: — = — С bdb = — C3b2. Applying Haldane's equation for assimila-
V at /о °
/ db \
tion -- = Cipb, where b is the biomass of the animate system, t is the time,
v at /a
p is the food concentrate and C, Ci, C2 are the constants, we get the equation for
dD
the general change in the biomass of the system: -— = Qpb — С&Ь2. It is assumed
dt
that each part of the animate system grows and exists only on account of food, and
e b
not of other part of the system. It can be seen that — =0 not only when b = О but
ut
Cjp
also when b = —. The development of the animate system is a self-inhibiting pro-
cess and is confined within definite bounds, which is overcome by division.
Developed understanding of the contradictions of the metabolism of animate
nature enables us to deduce the simple and general kinetic attributes of animate
nature, the laws governing its development in time, its discretal form of existence
and of multiplication.
The Brief Summaries of Main Articles given in English in issue No. 11 (1959)
of our magazine contain an unfortunate printer's error, as follows: the last paragraph
of the summary of O. G. Yourovitsky's article should conclude the summary of
M. T. Iovchuk's article, and vice versa.
The editors request readers to take note of this, and tend their apologies.

CONTENTS
187
CONTENTS
P. I. Chaykin —The Decisions of the Plenary Session of the
Central Committee of the Communist Party of the
Soviet Union Are an Inspiring Programme of Action! . 3
N. D. Kolesov, K. I. Kolesova—The Development and
Approximation of the Two Forms of Socialist Property. . . 11
I. G. Kurakov—New Problems of the Organization of
Socialist Production 24
G. L. Smirnov, N. P. Fillimonov, A. F. Yudenkov—Marxism-
Leninism as a Single and Integral Doctrine. ... 38
V. S. Bushin—A. S. Makarenko on the Relation Between
Ethics and Aesthetics 52
B. M. Kedrov—Dialectical Logic and Natural Science. ... 61
G. I. Pokrovsky—About Man's Penetration into the
Cosmos 75
A. A. Zinovyev, I. I. Revzin—The Logical Model as a Means
of Scientific Research 82
B. A. Grushin—The Process of Discovering the Contradictions
of the Object 91
I. A. Plyusch—Regarding the Materialist Conception of
Embryogenesis 104
Harry K. Wells (USA)—Freudianism and Its Contemporary
"Reformers" (second article) 112
V. V. Sokolov—Sixteenth- and Early Seventeenth-Century
Natural Philosophy as the Pre-History of Modern
Materialism. 130
SCIENTIFIC REPORTS AND PUBLICATIONS
L. N. Mitrokhin—Studies in Sectarianism in the Tambov
Province. P. V. Afanasyev—About the Contradictions
of Metabolism , . 143
SCIENTIFIC ACTIVITY
Takasi IDE—Japanese Society for Studies in Materialism.
Symposium on the Sociological Problems of
Agriculture in Czechoslovakia. 152
REVIEWS AND BIBLIOGRAPHY
Adam Sikora, Jerzy Szatsky, Yanina Wojnar-Suyecka
(Poland)—Anthology of Progressive Polish Philosophy and
Political Thought. S. E. Krapivensky
(Arsamas)—Philosophical Problems of Socialist Construction in the
Columns of Bulgarian Magazines. N. V. Zavadskaya—
Contemporary Rumanian Philosophers. V. Y. Blum-
berg, N. V. Pilipenko (Yaroslavl)—A New Work on
the Materialist Interpretation of Quantum Mechanics.
A. D. Sukhov—Contemporary Theology and Science.
V. N. Kuznetsov—Falsifiers of the History of Russian
Revolutionary Thought 157
Brief Summaries of the Main Articles, in English ... 181

188
SOMMAIRE
SOMMAIRE
P. I. Tchaïkine. — Résolution de l'assemblée plénière du C.C.
du Parti Communiste de l'Union Soviétique est un
programme de combat de l'action 3
N. D. Kolessov, K. I. Kolessova.—Evolution et
rapprochement des deux formes de la propriété socialiste. . . 11
I. G. Kourakov. — Nouveaux problèmes d'organisation de la
production socialiste 24
G. L. Smirnov, N. P. Philimonov, A. F. Udenkov. — Marxisme-
léninisme comme une doctrine intègre 38
V. S. Bouchine. — A. S. Makarenko des rapports entre
l'éthique et l'esthétique 52
B. M. Kedrov. — Sur les études dialectiques et logiques de
l'histoire des sciences naturelles 61
B. A. Grouchine.—Processus de découverte de la
contradiction de l'objet 91
I. A. Pluchtch. — Sur la conception matérialiste de
l'embryogénie. : : 104
Harry К. Wells (U.S.A.)—Le freudisme et ses
«réformateurs» actuels (deuxième article) 112
V. V. Sokolov. — La philosophie de la nature au XVIe et au
début du XVIIe siècle en tant que préhistoire du
matérialisme des temps modernes 130
G. I. Pokrovski. — La pénétration de l'homme dans le Cosmos. 75
A. A. Zinoviev, I. I. Revzine. — Le modèle logique en tant
qu'instrument de la recherche scientifique 82
COMMUNICATIONS ET PUBLICATIONS SCIENTIFIQUES
. N. Mitrochine — Sectarisme dans région de Tambov
(étude). P. V. Afanasslev — Les contradictions du
métabolisme : 143
LA VIE SCIENTIFIQUE
Takassi IDE — La société japonaise pour l'étude du marxisme.
Colloquium sur les problèmes sociologiques de
l'agriculture en Tchécoslovaquie 152
CRITIQUE ET BIBLIOGRAPHIE
Adam Sikora, Jerzi Szacki, Janina Wolnar-Sujecka
(Pologne) — Anthologie de la pensée philosophique et
politique progressive en Pologne. S. E. Krapivenski —
Les problèmes philosophiques de l'édification du
socialisme tels qu'ils sont traités dans les revues bulgares.
N. V. Zavadskaïa — Les philosophes de la Roumanie
contemporaine. V. I. Blumberg, N. V. Pilipenko (Iaro-
slavl)—Un nouvel ouvrage sur l'interprétation
matérialiste de la mécanique quantique. A. D. Soukhov —
La théologie contemporaine et la science. V. N. Kouz-
netzov. — Les falsificateurs de l'histoire de la pensée
russe révolutionnaire 157
Résumé des articles principaux en Anglais 181

INHALTSVERZEICHNIS
139
INHALTSVERZEICHNIS
P. I. Tschaikin. — Die Beschlüsse des Plenums des ZK der
KPdSU sind das kämpferische Programm der Handlung. 3
N. D. Kolessow, K. I. Kolessowa — Entwicklung und
gegenseitige Annäherung der zwei Formen des Sozialistischen
Eigentums . 11
I. G. Kurakow — Neue Fragen der Organisation der
sozialistischen Produktion 24
G. L. Smirnow, N. P. Filimonow, A. F. Judenkow. —
Marxismus-Leninismus als die einheitliche und ungeteilte
Lehre 38
W. S. Buschin — A. S. Makarenko über das Verhältnis
zwischen Ethik und Ästhetik 52
B. M. Kedrow — Über die dialektisch-logische Erforschung
der Geschichte der Naturwissenschaft 61
G. I. Pokrowski. — Über den Vorstoß des Menschen in den
Weltraum 75
A. A. Sinowjew, I. I. Rewsin. — Das logische Modell als
Mittel wissenschaftlicher Forschung 82
B. A. Gruschin. — Über den Verlauf der Aufdeckung eines
dem Objekt anhaftenden Widerspruchs 91
L. N. Pluschtsch. — Über die materialistische Deutung der
Embriogenese 104
Harry K. Wells (USA) —Der Freudismus und seine heutigen
„Reformatoren" (der zweite Artikel) 112
W. W. Sokolow. — Die Naturphilosophie des XVI. und der
ersten Hälfte des XVII. Jahrhunderts als Vorgeschichte
des Materialismus der neuen Zeit 130
WISSENSCHAFTLICHE BERICHTE UND PUBLIKATIONEN
L. N. Mitrochin. — Die Forschung des Sektenwesens im Tam-
bower Gebiet. P. W. Afanasjew. — Über Widersprüche
des Stoffwechsels der organischen Welt 143
WISSENSCHAFTLICHES LEBEN
Takasy IDE. — Japanische Gesellschaft für die
Materialismusforschung. Bericht über das den soziologischen
Problemen der Landwirtschaft gewidmete Symposium
in der Tschechoslowakei 152
KRITIK UND BIBLIOGRAPHIE
Adam Sikora, Jerzi Szacki, Janina Wojnar-Sujecka
(Polen) — Antologie fortschrittlicher polnischer
philosophischer und politischer Schriften. S. E. Krapiwenski (Arsa-
mas) — Betrachtung philosophischer Probleme des
Aufbaus des Sozialismus in den Zeitschriften Bulgariens.
N. W. Sawadskaja — Zeitgenössische rumänische
Philosophen. W. J. Blumberg, N. W. Pilipenko (Jaroslawl) —
Neuer Beitrag zur materialistischen Deutung der
Quantenmechanik. A. D. Suchow — Die Theologie unserer Zeit
und die Wissenschaft. W. N. Kusnezow — Die
Verfälscher der Geschichte der russischen revolutionären Ideen. 157
Rebumee der hauptsächlichen Artikel auf Englisch . . . .181

190
CONTENIDO
CONTENIDO
P. I. Chaikin. — Las resoluciones del C.C. del P.C. de la US —
un programa combativo de acción 3
N. D. Kolesov, K. I. Kolesova. — Desarrollo y aproximación
de la dos formas de propiedad socialista 11
I. G. Kurakov. — Aspectos nuevos en la organización de la
producción socialista 24
G. L. Smirnov, N. P. Filimonov, A. F. Judenkov. — El
marxismo-leninismo — una teoría íntegra y unida. ... 38
V. S. Buschin. — A. S. Makarenko acerca de los vínculos entre
la ética y la estética. 52
B. M. Kedrov. — Sobre la investigación lógico-dialéctica de
la historia de las ciencias naturales 61
G. I. Pokrovski. — La penetración del hombre en el espacio
cósmico 75
A. A. Zinoviev, I. I. Revzin. — El modelo lógico como medio
de investigación científica 82
B. A. Grushin. — El proceso de caaptación de las
contradicciones en el objeto del conocimiento 91
L. N. Plutch — Sobre la interpretación materialista de la
embriogénesis. . . . 104
Harry К. Wells (USA) — El freudismo y sus actuales
«reformadores»'(artículo segundo) 112
V. V. Sokolov. — La Filosofía natural del siglo XVI y
comienzo del siglo XVII como prehistoria del
materialismo moderno ж ..... 130
INFORMACIÓN CIENTÍFICA Y PUBLICACIONES
L. N. Mitrojin — Estudio del sectarismo en la región de
Tambov. P. V. Afanasiev — Las contradicciones del
proceso metabólico. . 143
VIDA CIENTÍFICA
Tacasi IDE. — Una asociación Japonesa para el estudio del
materialismo. Simposium en Checoslovaquia sobre los
problemas sociológicos en la agricultura 152
CRITICA Y BIBLIOGRAFÍA
Adam Sikora, Jerzy Szacki, Janina Wojnar-Sujecka
(Polonia) — Antología del pensamiento progresivo filosófico
y político polaco. S. E. Krapivenski (Arsamas) —
Problemas filosóficos de la construcción del socialismo a través
de las páginas de las revistas búlgaras. N. V. Zavad-
skaia—Filósofos rumanos contemporáneos. V. J. Blum-
berg, N. V. Pilipenko (Yaroslavl) — Un libro nuevo sobre
la interpretación materialista de la mecánica cuántica.
A. D. Sujov. — La teología contemporánea y la ciencia.
V. N. Kuznezov — Falsificadores de la historia del
pensamiento ruso revolucionario 157
Resumen en inglés de los artículos fundamentales. ... 181

СОД ЕРЖАНИЕ
П. И. Чайкин — Решения Пленума ЦК КПСС — боевая
программа действия! 3
Н. Д. Колесов, К. И. Колесова — О развитии и
сближении двух форм социалистической собственности . . 11
И. Г. Кураков — Новые вопросы организации
социалистического производства 24
Г. Л. Смирнов, Н. П. Филимонов, А. Ф. Юденков —
Марксизм-ленинизм как единое и целостное учение ... 38
В. С. Бушин — А. С. Макаренко о связи этики и эстетики 52
Б. М. Кедров — О диалектико-логическом обобщении
истории естествознания 61
Г. И. Покровский — О проникновении человека в Космос 75
A. А. Зиновьев, И. И. Ревзин — Логическая модель как
средство научного исследования 82
Б. А. Грушин — Процесс обнаружения противоречия
объекта 91
Л. Н. Плющ — О материалистическом понимании
эмбриогенеза 104
Гарри К. Уэллс (США) — Фрейдизм и его современные
«реформаторы» 112
B. В. Соколов — Натурфилософия XVI — начала XVII
века как предыстория материализма нового времени . . 130
НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
Л. Н. Митрохин — Изучение сектантства в Тамбовской
области 143
П. В. Афанасьев — О противоречиях обмена веществ
живой природы 149
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Такаси Идэ (Япония) — Японское общество по изучению
материализма 152
Симпозиум о социологических проблемах сельского
хозяйства в Чехословакии 155

195
СОДЕРЖАНИЕ
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Адам Сикора, Ежи Шацкий, Янина Войнар-Суецкая
(Польша) — Антология прогрессивной польской
философской и политической мысли 157
С. Э. Крапивенский (Арзамас) — Философские проблемы
строительства социализма на страницах болгарских
журналов . 161
Н. В. Завадская — Современные румынские философы . 164
В. Я. Блюмберг, Н. В. Пилипенко (Ярославль) — Новая
книга о материалистическом истолковании
квантовой механики 168
A. Д. Сухов — Современное богословие и наука .... 173
B. Н. Кузнецов — Фальсификация истории русской
революционной мысли 176
Резюме на английском языке 181
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
А. Ф. ОКУЛОВ (главный редактор), Ю. А. Замошкин, М. Д. Каммари,
Б. М. Кедров, И. Е. Кравцов, И. В. Кузнецов, Ю. К. Мельвель, В. С.
Молодцов, М. Ф. Овсянников, В. И. Свидерский, Ц. А. Степанян, Б. С.
Украинцев (зам. главного редактора), К. М. Фролов, А. Ф. Шишкин.
Адрес редакции
А 00207.
Изд. №
142.
: Москва, Г-19,
Заказ
Волхонка,
14, комн. 418. Телефоны:
ИЗДАТЕЛЬСТВО
Подписано к печати 12/1
№ 3132. Формат бумаги
«ПРАВД А»
Б 8-76-32, Д 3-35-40.
1960 г.
78X108Vi6. 6 бум.
Тираж
л.—16,44
26 700.
печ. л.
Ордена Ленина типография газеты «Правда» имени И. В. Сталина. Могква, ул. «Правды» 24.