Кронштадтское восстание.1921. Семнадцать дней свободы - Прайсман Л.

Автор: Прайсман Л.

Теги: всеобщая история период гражданской войны и империалистической интервенции (в 1918-1922 гг) история россии гражданская война гражданская война в россии кронштадтское восстание

ISBN: 978-5-4469-1902-4

Год: 2022

Похожие

Махно и его время. О Великой революции и Гражданской войне 1917—1922 гг. в России и на Украине

Анархистское движение в России в первой четверти XX века. Теория, организация, практика

Очерки истории Всероссийской чрезвычайной комиссии. 1917-1922

Лев Троцкий. Книга вторая. Большевик 1917-1923 гг

Текст

ЛЕОНИД ПРАЙСМАН

Нестор-История
Санкт-Петербург
2022

УДК 94(47) “1917-1920”
ББК 63.3(2)612
П68

Прайсман Л. Г.
П68 Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы. — СПб.:
Нестор-История, 2022. — 336 с., ил.
ISBN 978-5-4469-1902-4
Книга «Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы» рассказывает
об одном из самых интересных и загадочных событий Гражданской войны в России —
восстании кронштадтских матросов против большевистской диктатуры.
Чего хотели кронштадтские матросы? Почему они разочаровались в большевистском режиме? В чем причина страха большевистского руководства, которое испугалось
Кронштадтского восстания больше, чем всех походов белых генералов, и расправилось
с кронштадтцами с такой невероятной жестокостью? Почему они называли это восстание «третьей революцией»? В книге рассказывается о жизни в Кронштадте в недолгий
период свободы, об отношении к восстанию в русской эмиграции и в России, по-новому
освещается вопрос об оборонительной тактике восставших. В работе использованы
разнообразные источники, в том числе малоизвестные финские архивы.
Эта книга об интересной и малоизученной странице истории России является
продолжением работ автора «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая
революция 1918 года на Волге» и «1917–1920. Огненные годы Русского Севера».
УДК 94(47) “1917-1920”
ББК 63.3(2)612

ISBN 978-5-4469-1902-4

Введение
этом году мы отмечаем 100-летнюю годовщину Кронштадтского восстания. Одно из самых важных событий в истории России
XX века остается во многом неизвестным. Советские историки
придерживались принятой партийной схемы, продолжая в течение
десятилетий называть его белогвардейским мятежом. Участников
восстания называли полуграмотными крестьянами, призванными
на смену пролетариям, служившим во флоте до революции, а потом ушедшим на фронт защищать власть большевиков. Западные
историки, лишенные доступа к архивам Советского Союза, не могли дать адекватную оценку Кронштадтскому восстанию. В этой работе, используя архивные материалы России, Финляндии и США,
я попытаюсь восстановить полную картину тех дней.
Для того чтобы разобраться в событиях русской истории этого
периода, определивших судьбу страны на десятилетия вперед, надо
отчетливо понимать, что происходило в те дни в Кронштадте. Я показываю, что восстание было стихийным, никем не подготовленным событием.
В Кронштадте действовали три силы: Временный революционный комитет (ВРК) во главе с С. М. Петриченко, Штаб обороны
крепости и рядовые матросы и солдаты. Несмотря на стихийный
характер восстания, ВРК при каждом своем шаге взвешивал политические последствия, отказывался от любой помощи из-за границы, чтобы не быть заподозренным в связи с белогвардейцами. Запуганные террором революционных лет офицеры не играли никакой
роли в организации восстания. Будучи под еще большим контролем
восставших, чем красные командиры у комиссаров, они не верили
в успех восстания, боялись матросов и хотели только одного — уйти

Введение

в Финляндию. Матросы же, прекрасно усвоившие уроки революции и Гражданской войны и увидевшие, что вместо демократической советской власти установилась диктатура, невиданная даже
в русской истории, в которой диктаторов хватало с избытком, рвались в бой, понимая, что подавляющее большинство рабочих, крестьян и красноармейцев на их стороне.
Это восстание не было похожим на то, что происходило во время Гражданской войны в России, где все участники событий проливали потоки крови, а кронштадтцы не расстреляли даже лидеров
большевиков.
Восстание в Кронштадте было самым крупным из многих десятков других больших и малых восстаний, охвативших всю страну. Хотя программа НЭПа была принципиально принята еще
до восстания, массовые выступления показали Ленину необходимость введения НЭПа, с одной стороны, и установления жесточайшей диктатуры в партии и стране — с другой. Если раньше в партии до определенных границ допускалась свобода слова, то теперь
с этим было покончено. Сталинский режим был установлен Лениным в 1921 г.

Обзор источников и литературы
ри написании данной работы автор пользовался разнообразными источниками. Во многом книга основана на материалах двух
финских архивов в Хельсинки. В первую очередь это Национальный архив Финляндии (Suomen Kansallisarkisto) (далее — KA),
его составная часть — военный архив (Sota-arkisto) (далее — Sark),
в котором были проработаны все дела фонда «Комендантский отдел юго-восточной границы». В этом фонде отложилось много материалов, часть из которых автор впервые вводит в научный оборот. Переписка С. М. Петриченко с представителями финских
властей; жалоба губернатору Карелии на тяжелую эксплуатацию
кронштадтских беженцев; письмо отцу-эконому Валаамского монастыря; письма руководителей обороны Кронштадта: А. Н. Козловского, Б. А. Арканникова, Е. Н. Соловьянова представителям финских властей с рассказом о Кронштадтском восстании; заседания
ВРК за границей и многое другое. Очень интересные материалы
находятся в Архиве Министерства иностранных дел Финляндии
(Ulkoasiainministeriön arkisto) (далее — EHRI), в котором отложились документы Государственной полиции (Службы государственной безопасности Финляндии). Это переписка МИД Финляндии
с соответствующими ведомствами Польши, Литвы, Латвии и Эстонии о кронштадтских беженцах — выходцах из этих стран; переписка с советскими представителями об отправке беженцев, желающих
вернуться в Россию; переписка с кронштадтцами и т. д.
Автор использовал материалы Архива Гуверовского института, Стэнфордский университет, Стэнфорд, Калифорния (Hoover
Institution Archives, Stanford University, Stanford, California) (далее — HIA). Из российских архивов я хотел бы отметить Российский

Обзор источников и литературы

государственный архив Военно-Морского Флота (далее — РГА
ВМФ), находящийся в Санкт-Петербурге. Были обработаны фонды
штаба и политического управления Балтийского флота и информационного отдела Балтийского флота, линкоров «Петропавловск» и «Севастополь». Материалы дают достаточно полную картину событий
в Кронштадте, действий военного руководства по подавлению восстания, настроения войск, разведывательную информацию о Кронштадтском восстании. Автор пользовался материалами Государственного
архива Российской Федерации (далее — ГАРФ). В находящихся в нем
фондах Русского заграничного исторического архива в Праге был использован личный фонд В. М. Чернова, в котором находятся письма,
написанные им во время Кронштадтского восстания. Мы подробно
изучили фонд Г. Е. Зиновьева (Радомысльского), где находятся никогда ранее не использованные материалы о действиях Северного боевого участка 7-й армии. В книге приводятся документы и материалы,
находящиеся в Российском центре хранения и изучения документов
и материалов новейшей истории (далее — РЦХИДНИ), в т. ч.: материалы Х съезда РКП(б), листовки и воззвания партии социалистов-революционеров, материалы заграничных организаций ПСР, документы
ВЧК о Кронштадтском восстании, о положении в стране, оперативные сводки командования 7-й армии. Автор использовал документы
из Центрального государственного архива Санкт-Петербурга из фонда Петроградского губернского совета профсоюзов.
При написании книги мы хотели познакомиться с воспоминаниями и дневниками непосредственных участников событий.
К сожалению, известно очень мало воспоминаний восставших
кронштадтцев. В первую очередь это написанные вскоре после подавления восстания воспоминания председателя ревкома С. М. Петриченко, напечатанные в «Новой русской жизни» (мы использовали перепечатку в журнале «Континент», 1976 г., № 10); статьи
и интервью генерала А. Н. Козловского, воспоминания командира тяжелой артиллерии форта Риф Н. Ф. Макарова1, в которых он
описал ход восстания, отступление и уход в Финляндию. Из материалов, появившихся в распоряжении исследователей в последние
годы, очень интересным является публикация известного специалиста по истории Гражданской войны в России, д-ра исторических

Обзор источников и литературы

наук А. В. Гранина, опубликовавшего статью А. Б. Арканникова, начальника Штаба обороны Кронштадтской крепости во время восстания2.
Лучше известны (и их значительно больше) воспоминания
участников подавления Кронштадтского восстания: В. Громова,
М. Рафаила, С. Урицкого, А. Слепкова, М. Кузьмина, В. Путны,
П. Е. Дыбенко3. Через 70 лет после описываемых событий И. А. Ермолаев, член революционной тройки, вспоминал о восстании. Ценность этого труда как исторического источника ослаблена тем, что
по прошествии столь длительного срока автор многое забыл и иногда дает неверную информацию4.
В 1990-е гг. были опубликованы два очень ценных сборника документов. Первый из них «Кронштадт 1921» (Москва, 1997. Составители В. П. Наумов и А. А. Косаковский). В сборник вошли документы из семи российских архивов, в т. ч. двух недоступных для
автора книги: Центральный архив Федеральной службы безопасности РФ и Архив Президента Российской Федерации.
Очень ценной является публикация документов «Кронштадтская трагедия 1921 года. Документы в двух книгах» (Москва,
РОССПЭН, 1999 г.). В сборнике содержится более 800 документов
и еще несколько тысяч были использованы при составлении примечаний и именного указателя из 8 российских архивов. Составители
(отв. составитель И. И. Кудрявцев) проделали колоссальную работу и снабдили практически каждый документ ценными замечаниями. К сожалению, во вводной статье Ю. А. Щетинова повторяются
старые штампы советской историографии. Автор пытается доказать, что на смену матросам, участвующим в Кронштадтском перевороте, «приходила зеленая молодёжь, набранная по преимуществу
из сельских районов юга России»5. Не менее спорный и вывод о существовании в Кронштадте группы «кронштадтских нелегалов»,
связи которых «тянулись <…> в Финляндию»6. Несостоятельность
этих выводов была неоднократно доказана в т. ч. и документами, которые приводятся в этом сборнике. Об их несостоятельности рассказывается и в данной работе.
Одной из первых работ, написанных иностранцами о событиях Революции и Гражданской войны в России, стала брошюра

Обзор источников и литературы

известного американского анархиста Александра Беркмана «Кронштадтское восстание». Эта работа сыграла огромную роль в разоблачении мифа об Октябрьской революции, во многом благодаря
личности автора. А. Беркман — один из лидеров мирового анархистского движения, родившийся в Вильно, в богатой еврейской семье,
племянник М. Натансона, в 18 лет переехавший в США. В 1892 г.
он был приговорен к 22-летнему тюремному заключению за покушение на Г. К. Фрика, крупного предпринимателя, известного крайне жестоким отношением к рабочим. А. Беркман был освобожден
из тюрьмы в 1906 г. В дальнейшем вместе со своей близкой подругой, наиболее яркой фигурой в анархистском движении в Америке,
Эммой Гольдман неоднократно арестовывался. В декабре 1919 г.
Беркман и Эмма Гольдман в составе группы из 200 анархистов были
высланы в Советскую Россию.
Первые сообщения о большевистском перевороте вызвали
у Беркмана восторженную реакцию. Он даже утверждал, что большевики выражают самое фундаментальное желание человеческой
души. Эмма Гольдман написала хвалебный гимн: «Советская Россия! Священная земля великого народа! Ты стала символом надежды всего человечества, тебе одной ниспослано искупить его страдания, и я приехала, чтобы служить тебе, матушка»7.
Но через несколько месяцев пребывания в Советском Союзе,
несмотря на желание увидеть в новом режиме лишь положительные
стороны, от их энтузиазма не осталось и следа. «Я обращала внимание, как душат свободу слова на сессии Петросовета, на которой мы
побывали, — писала Эмма Гольдман, — я с удивлением обнаружила,
что в столовой Смольного членов партии кормят больше и лучше,
чем прочих. И вообще, не могла не заметить царившую всюду несправедливость»8.
Более трезвомыслящая Гольдман гораздо быстрее разобралась
в том, что творилось в России. Но восторженный Беркман, даже
наблюдая всевозможные недостатки, продолжал истово верить
в большевистскую революцию. Окончательно Беркман все понял
во время забастовок рабочих в феврале и марте 1921 г. в Петрограде
и восстания в Кронштадте. Узнав о характеристике восстания как
«эссеровски-черносотенной» под руководством белогвардейцев,

Обзор источников и литературы

Беркман пришел в ярость: «Это же просто бред: Ленина и Троцкого, наверное, кто-то ввел в заблуждение. Как они могли поверить,
что матросы повинны в контрреволюции? Команды “Петропавловска” и “Севастополя” первыми поддержали большевиков в октябре
и с тех пор ни разу не давали повода заподозрить их в отклонении
от этого пути»9. Кровавое подавление восстания сделало Беркмана непримиримым врагом большевистской диктатуры. Он писал,
что политика большевиков ставит страну на грань катастрофы.
Он приветствовал движение кронштадтцев и осуждал подавление
его «железной рукой». Беркман восторженно пишет о счастливой
жизни в Кронштадте во время восстания: «Кронштадт возродился к новой жизни. Революционный энтузиазм оказался на уровне
Октября. <…> Временный Комитет пользуется полным доверием
кронштадтцев. Он завоевал всеобщее уважение безоговорочным
следованием своему принципу “равные права для всех, никаких
привилегий”»10. Он иногда несколько отступает от истины, когда
описывает Кронштадт. Например, утверждая, что «Революционный Комитет был исключительно пролетарским»11. Он подчеркивает преданность Кронштадта советской демократии: «Кронштадт
был вдохновлен пламенной любовью к Советской России и безграничной верой в настоящие Советы»12. Отношение Беркмана порой
носит почти религиозный характер. В кронштадтцах он нашел свой
идеал: «Кронштадт жил сознанием служения своей миссии. С незыблемой верой в справедливость своей цели». Некоторые оценки
Беркмана явно преувеличены: «В глубине своей славянской души
они (матросы. — Л. П.) были глубоко уверены, что справедливость
цели и сила революционного духа должны победить»13. Интересно,
что Беркман сравнивает Кронштадт с Парижской коммуной, а руководителей большевиков с палачом коммуны — Тьером.
В конце концов, истовый анархист Беркман приходит к выводу:
«Опыт Кронштадта еще раз доказывает, что правительство, государство — как бы это ни называлось или в какую бы ни было обличено
форму — вечный, смертельный враг свободы и самоопределения»14.
Беркман лучше понял ужас большевистской диктатуры, чем любой
противник большевиков в левом лагере: «Он — “Кронштадт” продемонстрировал, что большевистский режим является абсолютной

Обзор источников и литературы

диктатурой и реакцией и что коммунистическое государство является самой мощной и опасной контрреволюцией»15.
Из зарубежных историков мы рассмотрим работу британского
историка и философа Г. М. Каткова. Он родился в 1903 г. в Москве,
в известной русской дворянской интеллигентной семье; внучатый
племянник выдающегося русского публициста и издателя правого направления М. Н. Каткова, сын профессора римского права
М. М. Каткова. В 1901 г. семья эмигрировала в Чехословакию. Катков учился в Праге одновременно в русском и немецком университетах. Изучал санскрит, индологию и философию. Но после бегства
в 1939 г. из оккупированной Германией Чехословакии в Британию
круг его научных интересов изменился. Он стал заниматься русской историей, в основном Революцией 1917 г. и Гражданской войной. Некоторые его работы переведены на русский язык. В 1959 г.
в престижном журнале Soviet Aﬀair была опубликована его статья
«Кронштадтское восстание»16.
Несмотря на то, что Катков не мог использовать при написании статьи советских архивов, он значительно лучше всех авторов,
писавших о Кронштадтском восстании, сумел разобраться в этой
сложной теме. Он четко определил роль балтийских матросов в Октябрьском перевороте и Гражданской войне: «Этот титул (краса
и гордость революции) был им дан не за приверженность марксистским догмам, а за безжалостное использование экстремистских революционных методов. Они пронесли эту репутацию через всю
гражданскую войну. Кронштадтский матрос стал знаковой и угрожающей фигурой, в какой бы роли он ни выступал, как комиссар,
глава местного совета или спецподразделения в армии, как агитатор
и организатор…»17.
Катков тонко определил, что в начале восстания кронштадтцы
считали себя группой политического давления, а не заговорщиками.
Он справедливо писал о сходстве взглядов восставших и рабочей
оппозиции: «Идеологически рабочая оппозиция была значительно
ближе к кронштадтским повстанцам, чем целому ряду групп, с которыми Ленин и последующие историки пытались ассоциировать
мятежников. Это сходство было подчеркнуто Лениным и поддерживающим его большинством, что больше всего напугало лидеров

Обзор источников и литературы

рабочей оппозиции, и они выступили против Кронштадта. Как все
другие делегаты съезда»18.
Катков прекрасно разобрался в идеологии восставших, он подчеркивал их преданность идее советской власти: «Они были и остались сторонниками советской власти. У них было классовое сознание, их либерализм не заходил так далеко, чтобы признать равные
права для представителей эксплуататорских классов»19. Автор
определил, в чем состоит различие между кронштадцами и основными социалистическими партиями: «Лозунг «Третья революция»
являлся важным стимулом Кронштадтского восстания <…>, кронштадтские матросы провели четкую линию между собой и теми, кто
хотел вернуться к принципам Февральской революции»20. Он стал
первым историком, который показал разницу между кронштадтскими повстанцами и участниками всех остальных движений, направленных на свержение большевистской диктатуры любой
идеологической направленности: «Очень важно открыть правду,
особенно потому, что она показывает существенную разницу между
антикоммунистической тактикой кронштадтских повстанцев и тактикой остальных антикоммунистических движений. Факт, что ни
один коммунист не был расстрелян, никого не судили военным судом и Временный Революционный комитет не собирался никому
мстить»21.
Достоинство этой статьи не снижают мелкие ошибки и неточности, допущенные автором. Например, он пишет, ссылаясь на слова Виктора Сержа, что некоторые офицеры, присланные с польского фронта в Ораниенбаум, собирались восстать и присоединиться
к кронштадтским матросам. Или его утверждение, что в первые дни
восстания части Красной армии, направленные против восставших,
были значительно больше и лучше вооружены.
Брошюра известного американского журналиста Эммануэля
Полака «Кронштадтское восстание (первый вооруженный мятеж
против Советов)»22 дает в целом верную картину восстания, разоблачает ложь большевистской пропаганды, многократно повторяемую советскими историками, но, к сожалению, содержит многочисленные ошибки. Они начинаются с названия брошюры. Это было
далеко не первое вооруженное восстание, и оно было направлено

Обзор источников и литературы

против диктатуры большевистской партии, а никак не против Советов, последовательными сторонниками которых были восставшие.
Так, автор утверждает, что «Кузьмин приказал вывезти из города все запасы пищи и военного снаряжения»23. Знаменитую фразу
«Вас перестреляют как куропаток» автор почему-то приписывает
Троцкому, хотя она принадлежала Зиновьеву. Он приводит фантастически преувеличенную цифру численности войск, штурмовавших Кронштадт: «60 тысяч отборных бойцов»24. Самое невероятное преувеличение, что во время штурма Кронштадта было убито
18 тыс. повстанцев, что превышает число защитников Кронштадта.
Работа написана после Венгерского восстания 1956 г., и в ней
проводятся параллели между двумя событиями, но в них не было
ничего общего. Эта работа типичный пример поверхностных, научно-популярных работ о русской истории.

Примечания
Петриченко С. М. Правда о кронштадтских событиях // Новая русская
жизнь. 21, 22, 24, 27 апреля 1921 г. №№ 90, 91, 93, 95; Козловский А. Н. Интервью // Новая русская жизнь. 1 апреля 1921 г. № 73; Правда о Кронштадте //
Новая русская жизнь. 5, 6 апреля 1921 г. №№ 76, 77; Причины падения Кронштадта // 8, 9 апреля 1921 г. №№ 79, 80; Макаров Н. Ф. Воспоминания. Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 336, 338.
2
Арканников Б. А. В штабе Кронштадтской крепости в дни восстания /
публ. А. В. Ганина // Эпоха Революции и Гражданской войны в России. Проблемы истории и историографии. СПб., 2019.
3
Громов В. Во время мятежа (из воспоминаний участника кронштадтских
событий 1921 года) // 1917–1920 годы в Кронштадте. Кронштадт. 1922; Рафаил М. Кронштадтский мятеж (из дневника политработника). Харьков, 1921;
Урицкий С. Красный Кронштадт во власти врагов революции // Гражданская
война 1918–1921. М., 1928; Слепков А. Кронштадтский мятеж (к седьмой годовщине). М. ; Л., 1928; Кузьмин М. Кронштадтский мятеж. Популярный очерк.
Л., 1931; Путна В. К. Кронштадт 16–18 марта 1921 г. // Этапы большого пути.
Воспоминания о гражданской войне. М., 1962; Дыбенко П. Е. Из недр царского
флота к Великому Октябрю. М., 2018.
4
Ермолаев И. «Власть Советам!..» : о событиях в Кронштадте 1–18 марта
1921 г. // Дружба народов. 1999. № 3. С. 182.
5
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 6.
6
Там же. С. 10.
1

Обзор источников и литературы
Гольдман Э. Проживая свою жизнь : автобиография. М., 2018. Ч. 3. С. 106.
Там же. С. 113.
9
Там же. С. 284, 285.
10
Berkman А. The Kronstadt Rebellion. Berlin, 1922. P. 20.
11
Ibid.
12
Ibid. P. 24.
13
Ibid. P. 39.
14
Ibid. P. 42.
15
Ibid. P. 29.
16
Katkov G. The Kronstadt Rising // Soviet Aﬀairs Number Two. London,
1959.
17
Ibid. P. 21.
18
Ibid. P. 36.
19
Ibid. P. 41.
20
Ibid. P. 42.
21
Ibid. P. 44.
22
Pollack E. The Kronstadt Rebellion (The First Armed Revolt against the
Soviets). N. Y., 1959.
23
Ibid. P. 16.
24
Ibid. P. 39.
7
8

Слова благодарности
анная работа является своеобразным продолжением моих предыдущих книг «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» и «1917–1920. Огненные годы Русского Севера». Книга «Кронштадтское восстание.
1921. Семнадцать дней свободы» рассказывает о самой крупной попытке осуществления Третьего пути после окончания основных событий Гражданской войны в 1921 г.
Мне хотелось бы выразить благодарность многим людям, оказавшим прямую или косвенную помощь в создании этой книги.
В первую очередь я глубоко благодарен моей жене Алле, моему преданному другу и помощнику на протяжении многих лет нашей совместной жизни, она оказывает мне колоссальную поддержку, всегда терпеливо и с пониманием относится к научным «штудиям»
своего мужа, является моим неоценимым помощником при создании этой и предыдущих книг. Во время нашей работы в архивах
России, Финляндии и США она помогла мне обработать и снять
копии со многих тысяч документов. В ее переводе в этой книге приводится работа американского анархиста Александра Беркмана
«Кронштадтский мятеж».
Очень большую помощь мне оказали работники архивов,
и в первую очередь Л. Г. Аронов, сотрудник ГАРФа, и А. В. Шмелев,
директор Архива Гуверовского института Стэндфордского университета. В работе в Национальном архиве Финляндии для меня
была путеводной звездой Марина Витухновская-Кауппала, доцент
Хельсинского университета, доктор философии. Особо хотелось бы
отметить благожелательное отношение работников Национального архива Финляндии и Архива МИДа Финляндии. В последнем,

Слова благодарности

несмотря на ремонт, нам предоставили для работы отдельную комнату. Также я хочу выразить благодарность библиотекарю Национальной библиотеки Финляндии Ирине Лукка, оказавшей мне
большую помощь в работе с коллекцией финских газет, в том числе
и на русском языке, и доктору исторических наук Г. Н. Ульяновой
за поддержку и практические советы.
На протяжении многих лет я обсуждаю все мои научные замыслы с моими близкими друзьями — профессором, доктором исторических наук К. Н. Морозовым и его женой, кандидатом исторических наук А. Ю. Морозовой. Я приношу благодарность кандидатам
исторических наук М. В. Соколову и Е. Н. Струковой, а также Н. Липилиной за предоставленную мне возможность участвовать в различных конференциях и дискуссиях, посвященных моей научной
тематике, что оказало мне определенную помощь при написании
этой книги.
Моя искренняя благодарность сотрудникам замечательного издательства «Нестор-История», которое прекрасно издало две мои
предыдущие книги и теперь издает третью: директору издательства,
доктору исторических наук С. Е. Эрлиху, заместителю директора
Е. Ф. Качановой и всех принимавшим участие в выпуске трех изданий.
Моя отдельная благодарность Е. И. Кондрахиной, предоставившей мне материалы из архива Петербургского НИЦ «Мемориала»*
и Ленинградского областного государственного архива в г. Выборге; доктору исторических наук А. В. Ганину, научные работы которого и публикации архивных документов помогли мне в написании
книги; профессорам Б. И. Колоницкому, Я. В Леонтьеву и кандидату исторических наук П. Гусеву, научные труды и общение с которыми также помогали мне в работе.

* Внесен в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функцию
иностранного агента.

Глава I
Балтийский флот в 1900–1920 гг.
1. Флот в революцию 1905–1907 гг.
ервую мировую войну Балтийский флот, как и вся русская
армия, встретил в разгар перевооружения. К началу войны
в состав Балтийского флота входили: 4 линкора, 6 броненосных и 4 легких крейсера, 13 эсминцев, 50 миноносцев, 6 минных
заградителей, 13 подводных и 6 канонерских лодок. Балтийский
флот был самым мощным в Российской империи. Из 14 крейсеров 10 входили в состав Балтийской эскадры. Самыми мощными
судами русского флота были линкоры «Петропавловск» и «Севастополь». К 1917 г. во флоте насчитывалось 137,2 тыс. нижних
чинов. Из них на Балтике служило 83,9 тыс. человек. Но, несмотря на наличие в Балтийском флоте эскадры из 4 новых линкоров, русский флот значительно уступал германскому. Командир
линкора «Петропавловск», контр-адмирал В. К. Пилкин писал:
«Силы наши были ничтожны, по сравнению с немцами. Но Балтийский флот держал нашего противника в напряжении, нанося
ему чувствительные удары, иногда у самых его берегов. <…> Немцы не хотели верить, что русские моряки, на старых колошах, —
судах, принимавших участие еще в Японской войне, современники которых у немцев давно уже стояли блокшивами в их портах,
если не были разобраны, осмеливались в зимние ночи, пробиваясь через лед, выходить в море и под самыми неприятельскими берегами, на немецких путях сообщения ставить мины, на которых
один за другим взрывались суда неприятеля»1. Флот под командованием талантливых полководцев — командующего флотом адмирала Н. О. фон Эссена и контр-адмирала А. В. Колчака проводил активные операции по постановке минных заграждений, резко
затруднявших действия немецких судов. В 1914–1917 гг. немцы

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

потеряли на Балтике 53 боевых и 49 вспомогательных судов; русские потери — 36 боевых кораблей.
Одной из главных проблем русского флота были напряженные
отношения между командами и офицерами. В других родах войск
в России не было таких классово-социальных противоречий между
рядовыми и командирами, как во флоте. По данным призывных комиссий, среди матросов, призванных в 1914–1916 гг., было 23,12 %
фабрично-заводских рабочих и 23,94 % полупролетариев. В армии среди призванных в 1914–1916 гг. около 85 % были крестьяне.
В морской кадетский корпус, с 1915 г. — Морское училище, учебное заведение, которое закончили практически все строевые офицеры Балтийского флота с 1894 г., принимали только потомственных
дворян и детей морских офицеров (также дворян). Из принятых
в корпус в 1910–1915 гг. 1128 человек 1033 человека (91,5 %) были
потомственными дворянами и 17 человек (1,6 %) личными дворянами2. Среди морских офицеров значительно выше, чем в армии, был
процент немцев, в основном представителей прибалтийского дворянства. Это усиливало напряжение между матросами и офицерами, особенно в условиях войны. Хотя подавляющее большинство
морских офицеров немецкого происхождения были русскими патриотами, но встречались и исключения. Пилкин описывал одного
из них: «Фон Рейер, 1-й Армин Карлович <…>, капитан 2-го ранга <…>. Дворянин, уроженец Лифляндской губ. <…> Это был типичный немец, не прибалтийского, а германского типа. Говорил
по-русски с акцентом, сильно ругался, и, самое неприятное, ужасно
бил матросов по морде; особенно часто он бил одного из горнистов.
Делал он это из презрения к русским мужикам. <…> Это прототип
германского фашиста. Кроме него я немцев-офицеров такого типа
на флоте не видел»3.
Если после революции 1905–1907 гг. физические наказания
фактически полностью исчезли из жизни русской армии, то во флоте они были распространенным явлением. Налагать наказания —
до 50 ударов линьками или розгами мог старший офицер или командир корабля. Во флоте к физическим наказаниям часто прибегали
даже выдающиеся российские флотоводцы. Пилкин, высоко оценивавший генерала А. В. Колчака, тем не менее вспоминал: «Молодым

Глава I

офицером, на “Аскольде”, Колчак действительно жестоко дрался,
и его принуждены были останавливать начальники и сослуживцы.
В баллотировочной комиссии ст. офицер “Аскольда” Л. К. Теше возражал против производства Колчака и положил ему черный шар,
ставя ему в вину жестокое обращение с командой»4.
Современники отмечали изменения в командах кораблей Балтийского флота: «Команды, которые прежде набирались с берегов
Белого моря, Волги и других больших рек, стали вербовать на фабриках, так как требовались техники, машинисты, кочегары и т. п.
Это были уже совсем другие матросы»5. Стремительный рост числа
новых матросов из рабочих, с одной стороны, и морских офицеров
из дворянских семей, с другой, способствовали обострению обстановки на кораблях и революционной радикализации команд. На это
влияло также общение матросов с рабочими, занятыми на строительстве кораблей, близость главной базы Балтийского флота
в Кронштадте к Петрограду.
Поражение России в Русско-японской войне 1904–1905 гг.,
уничтожение русского флота японцами в Цусимском сражении
14–15 мая 1905 г. также способствовали росту революционных настроений. Крупнейшие восстания в Вооруженных силах России
во время революции 1905–1907 гг. происходили во флоте: на Черноморском флоте 25 июня 1905 г. — на броненосце «Потемкин»,
11–16 ноября 1905 г. — восстание лейтенанта Шмидта; на Балтийском флоте: 15–18 июня 1905 г. — в Либаве, 17 июля 1906 г. —
в Свеаборге и Кронштадте. Более грозный характер носило восстание в Кронштадте в октябре 1905 г. Оно началось стихийно
26 октября после того, как 40 солдат 2-го Крепостного батальона были арестованы. Матросы попытались освободить их, но при
столкновении с конвоем двое из них были убиты. В ответ восстали 4-й и 7-й флотские экипажи, а также учебно-минный и учебно-артиллерийские отряды. К концу дня к восстанию присоединились матросы других флотских экипажей, а также солдаты,
минеры и артиллеристы (всего около 3000 матросов и 1500 тыс.
солдат). Кронштадт практически оказался в руках восставших.
Но стихийный характер восстания привлек к разгрому продовольственных и винных складов и магазинов и к убийствам офицеров.

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

27 октября прибывшие из Петербурга войска подавили восстание,
военный суд приговорил 9 участников к каторжным работам, 68 —
к различным срокам тюремного заключения6.
В отличие от Кронштадтского восстания 1905 г., восстание
в 1906 г. в Кронштадте и Свеаборге готовила подпольная военная организация, в которую входили социалисты-революционеры и социал-демократы. 18 июня, получив известия о начале восстания в Свеаборгской крепости, руководство военной организации в Кронштадте
приняло решение о немедленном выступлении. Вечером 19 июня
выступили матросы 1-й и 2-й флотских дивизий, минеры, солдаты
электронной минной роты и рабочие. Они захватили здание морского арсенала, но в нем не было оружия. Попытка использовать артиллерию батареи «Литке» и форта «Константин» не удалась. Команды
стоявших в гавани судов были изолированы и не могли поддержать
восставших. После обстрела артиллерией и прибытия войск из Петрограда восставшие сдались утром 20 июня. По приговору военных
полевых судов были расстреляны 36 участников восстания, а 228
отправлены на каторгу7. В результате восстания и ряда террористических актов, совершенных матросами, руководители страны стали
опасаться собственного флота. Военный министр в 1905–1907 гг.,
генерал А. Ф. Редигер прямо писал об этом: «Продолжающиеся
на флоте беспорядки делали из него элемент опасный для государства. <…> Состояние флота становилось все хуже, и он являлся несомненной опасностью для страны»8. Редигер был решительным
противником усиления флота. 21 ноября 1906 г. при докладе Николаю II он заявил: «…флот, раньше всего, надо сократить, чтобы привести его в порядок, а отнюдь не гоняться за его усилением, чтобы
не создавать “потемкинских дворцов”»9. Он писал о принятых мерах: «…сразу уволили два лишних срока службы. Если бы флот имел
какое-либо боевое значение, то можно было бы говорить о полном
расстройстве его состава и нарушении его обучения. Теперь же это
является лишь мерой, крайне полезной для сокращения состава бунтующих вооруженных команд»10.
Говорить о каких-то осмысленных революционных настроениях балтийских матросов не приходится. Матросы были возмущены
палочной дисциплиной, установленной офицерами, и давали выход

Глава I

своей ненависти в диких бунтах, чем-то напоминающих действия
толп Разина и Пугачева. В 1905 г. властям удалось направить гнев
матросов на другие цели. В конце ноября 1905 г. было принято решение о формировании нескольких батальонов из состава флотских экипажей. В батальонах было много участников недавних
волнений. Они предназначались для подавления революционных
выступлений в Прибалтике, где эстонские и латышские крестьяне
громили замки и усадьбы и убивали немецких помещиков и арендаторов. Вначале были сформированы два батальона под командованием морских офицеров — прибалтийских немцев. Было много
опасений в надежности матросов, вступивших в батальоны. Но уже
после начала их действий в конце декабря местные власти и немецкое население вздохнули спокойно. Начальники отмечали отличные действия матросов, только иногда упрекали их в излишней жестокости и в массовом потреблении алкоголя11. В полном восторге
от матросов был император. 29 декабря 1905 г., вскоре после прибытия матросских батальонов в Прибалтику, он писал матери, что они
«действуют отлично; много банд уничтожено, дома и их имущество
сжигаются. На террор нужно отвечать террором»12. «Очень был обрадован, — писал о действиях матросов командир 1-го матросского батальона, капитан 2-го ранга О. О. Рихтер, — что команда поняла, что имеет дело со зверским, мстительным народом, и, конечно,
не ждет, пока ее заденут, а стреляет во всякого». Матросы настолько
вошли во вкус кровавых расправ, что, как писал Рихтер, их «приходится удерживать»13.
Обрадованные «успешными» действиями матросов власти
сформировали еще три морских батальона. Местные жители — немцы послали благодарность морскому министру, подчеркивая, что
они чувствуют себя под защитой моряков как за каменной стеной14.
Революционная пропаганда на Балтийском флоте не прекращалась и после начала Первой мировой войны. 19 октября 1915 г.
на линкоре «Гангут» вспыхнули волнения. На сухопутном фронте шли тяжелые бои, и русская армия несла колоссальные потери.
В 1914–1917 гг. среди офицеров число убитых, раненых и пленных составило 712 983. Это число превышало количество офицеров
в начале войны. Для их замены в школах прапорщиков и военных

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

училищах организовали массовый выпуск офицеров. К середине 1917 г. 80 % всех произведенных в офицеры были выходцами
из крестьян и только 4 % из дворян. Социальный состав армейского
офицерства соответствовал социальному составу населения страны. Во флоте ничего подобного не происходило. Боевые действия
носили ограниченный характер, потери были сравнительно небольшие. За Первую мировую войну русский флот потерял до Февральской революции 140 человек офицерского и административно-хозяйственного состава15. К 1 января 1917 г. он насчитывал в своем
составе 6095 офицеров и адмиралов. В подавляющем большинстве
они служили во флоте до начала войны. С начала войны и до 1 января 1917 г. во флот было призвано из запаса и морского ополчения 578 офицеров16. Флотское офицерство оставалось в большинстве своем замкнутой дворянской кастой, которой противостояла
масса рядового состава с самой большой пролетарской прослойкой
в русской армии. Многие из матросов служили во флоте в довоенные времена, среди мобилизованных было много участников революции 1905–1907 гг. Поэтому революционные события в феврале
1917 г. носили во флоте, в первую очередь на Балтике, особенно
кровавый характер.

2. Кровавый март на Балтике.
Кронштадт — отдельное государство
Февральская революция, видимо, в шутку была названа мирной. Хотя по сравнению с тем, что происходило в стране с октября
1917 г., она была относительно мирной. Она стала тяжелым испытанием для русского офицерства. Но если на фронте и в тыловых
гарнизонах офицеры подвергались избиениям, издевательствам,
унижениям, но убивали их сравнительно редко, то на Балтийском
флоте убийства сразу приняли массовый характер.
После получения известий о событиях в Петрограде 2 марта 1917 г. толпа матросов вытащила из дома главного командира Кронштадтского порта и военного губернатора Кронштадта

Глава I

Р. Н. фон Вирена, известного своим жестоким отношением к матросам, сорвала погоны и, избивая по дороге, притащила на Якорную площадь, где его убили, а труп бросили в овраг. Вирен при прекрасных качествах флотоводца отличался большой жестокостью.
В письме адмиралу графу А. Ф. Гейдену 15 сентября 1916 г. он сообщает, как собирается бороться со все усиливающимися революционными настроениями во флоте: «Я не остановлюсь перед крайними мерами. Если потребуется, введу вместо розги — плеть, вместо
одиночного строгого заключения — голодный недельный арест»17.
Некоторых офицеров убивали прямо на кораблях. Старший лейтенант Н. Н. Ивков, командир учебного судна «Африка» и капитан
1-го ранга, начальник Водолазной школы, были убиты за отказ выдать оружие восставшим толпам. Если до 1 января 1917 г. Балтийский флот потерял убитыми 94 офицера, то во время мартовских
расправ, по подсчетам русского историка С. В. Волкова, Балтийский
флот потерял 120 офицеров, из них 24 были убиты в Кронштадте18.
Среди историков существуют различные мнения по поводу числа
погибших. М. А. Елизаров считает, что на Балтийском флоте погибло около 100 офицеров, из них в Кронштадте — около 4019.
Авторы из революционного лагеря любили рассказывать трогательные истории, как матросы заботились о «хороших» офицерах.
Ф. Ф. Раскольников писал: «Часами (матросы. — Л. П.) разыскивали своих офицеров по другим частям, требовали от арестовавшей
команды их освобождения под свое поручительство, уводили затем
в безопасное пристанище <…> и еще более, они одевали офицеров
в собственную форму и водили на свидание с семьями или с друзьями»20. Действительность была очень далека от этой радужной картины. Если такие случаи и были, то крайне редко. Обычно матросы
не препятствовали матросам с других судов расправляться со своими офицерами, в том числе и с теми, к которым они хорошо относились.
После Февральской революции вся страна представляла собой один бесконечный митинг. После многовековой неволи люди
спешили высказаться, чтобы потом замолчать до конца 1980-х гг.
Но Кронштадт выделялся даже на фоне этой нескончаемой говорильни. Митинги на Якорной площади собирали колоссальные

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

толпы матросов, солдат, рабочих, буквально яблоку негде было
упасть, хотя она вмещала до 30 тыс. человек. Речи ораторов все время нагнетали революционную истерию. Уже в конце марта наибольшим успехом стали пользоваться крайние партии — большевики,
руководителями которых в Кронштадте были мичман Ф. Ф. Раскольников — председатель горкома РСДРП(б) и недоучившийся
студент С. Г. Рошаль — заместитель председателя горкома, а также
анархисты различных течений, наиболее популярным из которых
был Е. З. Ярчук, портной по профессии, участник революционного
движения с 1903 г.
Первым органом новой власти в Кронштадте стал Комитет общественного движения, образованный 1 марта 1917 г. В выборах
участвовали солдаты, матросы и рабочие. Наибольшей популярностью в Кронштадте в начале революции пользовались эсеры, и их
представитель А. Ханох возглавил Комитет. Большевики вошли
в Комитет в незначительном числе — всего три человека. Так как
они не пользовались в Комитете особым влиянием, то этот орган
власти им не нравился. Раскольников презрительно охарактеризовал его как «чисто интеллигентскую организацию»21. 5 марта начал
работу Совет рабочих депутатов под председательством беспартийного студента А. Н. Ломанова, 6 марта — Совет военных депутатов
под председательством сухопутного офицера А. А. Красовского.
10 марта обе организации объединились в Совет рабочих и солдатских депутатов. Его председателем вскоре стал Ломанов.
Революционные настроения в Кронштадте росли. Кронштадтский гарнизон первым в России отменил погоны. Кронштадтский совет первым в стране в начале марта 1917 г. вступил
в конфликт с Временным правительством, назначившим комиссаром Кронштадта члена Государственной думы правого кадета
П. Н. Попеляева, который стал освобождать арестованных офицеров, требовать ареста матросов, убивавших офицеров, и роспуска Кронштадтского совета. Но в результате матросы арестовали
самого Попеляева и освобожденных им офицеров. Правительство
потребовало освободить арестованных и отправить их в Петроград, угрожая лишить Кронштадт денег и продовольствия. Под
давлением правительства и Петросовета Кронштадтский совет

Глава I

согласился освободить Попеляева и признал право правительства назначать в Кронштадт комиссара при условии его одобрения
Советом. Но матросы категорически отказывались освободить
арестованных офицеров и угрожали с ними расправиться. Только после ультиматума об освобождении арестованных в 24 часа,
а в случае отказа начала военных действий офицеры были выпущены из тюрьмы. Эти события ускорили радикализацию матросов, этому также способствовала успешная пропаганда большевиков и анархистов в Кронштадте, носившая все более антивоенный
и антиправительственный характер. Хотя настроение на других
базах Балтийского флота в Ревеле и Гельсингфорсе было более
умеренным, в целом Балтийский флот стал опорой большевиков
и анархистов. Но, несмотря на это, Временное правительство еще
продолжало пользоваться популярностью у моряков, особенно
министр юстиции А. Ф. Керенский. Его назначение 5 мая 1917 г.
военным и морским министром было восторженно встречено многими матросами. 7 мая была опубликована резолюция команды
линкора «Севастополь»: «Горячо приветствуем Вас с вступлением
на новый, весьма ответственный и трудный пост. И от души желаем Вам крепости сил и успехов. Мы гордимся, что ныне имеем
у руля управления такого кормчего, на которого обращены взоры
всего мира. Вы наш вождь. Мы Вам беззаветно верим. Ведите нас
на борьбу за братство, равенство и свободу не только России, но и
всех порабощенных народов» 22.
Под влиянием большевиков и анархистов Кронштадтский совет, несмотря на преобладание в нем весной 1917 г. умеренных социалистов, находился в открытой оппозиции к Временному правительству и Петроградскому совету. Раскольников писал об этом:
«К июню 1917 г. Кронштадт был прочно завоеван нашей партией. Правда, большинства мы там не имели даже в Совете, но фактическое, влияние большевиков было, по существу, неограниченным»23. Если бы автор написал «анархистов и большевиков», он бы
был совершенно прав. Летом влияние анархистов усилилось. Самое крайнее революционное течение пользовалось большим успехом, и большевики не успевали за стремительно радикализующейся матросской массой. 17 марта Кронштадтский совет принял

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

резолюцию: «Единственной властью в г. Кронштадте является Совет р. и с. д., который по делам государственного порядка входит
в непосредственные сношения с Петроградским Советом р. и с. д.»24.
Во Временном правительстве и Петроградском совете стали с ужасом говорить о «Кронштадтской республике». Под волной бешеной
критики центральное большевистское руководство растерялось.
Оно еще не понимало, что ни Петроградский совет, ни Временное
правительство реальной силой и властью не обладают. Раскольникова срочно вызвали на ковер к Ленину: «Закончив писать, он (Ленин. — Л. П.) положил ручку в сторону и бросил на меня сумрачный
взгляд исподлобья. — Что вы там наделали? Разве можно совершать
такие поступки, не посоветовавшись с ЦК? Это — нарушение элементарной партийной дисциплины. Вот за такие вещи мы будем
расстреливать…»25. 3 апреля посол Франции М. Палеолог писал:
«Милюков очень смущен тем, что происходит в Кронштадте <…>.
Город (около 55 000 жителей) не признает ни Временного правительства, ни Совета. Войска гарнизона, насчитывающие не менее
20 000 человек, находятся в состоянии открытого возмущения»26.
Лидеры умеренных социалистов, побывавшие в Кронштадте, были
поражены настроениями, господствующими в матросской среде.
В. С. Войтинский, меньшевик, член бюро исполкома Петроградского совета вспоминал свой первый визит в Кронштадт: «16 мая я поехал в Кронштадт. Огромная толпа — тысяч 10 человек, может быть
и больше. Преобладали матросы, но были и солдаты, и рабочие. Поблизости от раскрытой лестницы, служившей ораторской трибуной,
стояли тесной кучкой люди, явно поставившие себе задачей сорвать
доклад. Они поминутно перебивали меня враждебными возгласами
и хуже всего было то, что каждое их слово вызывало бурные выражения сочувствия со стороны толпы. Я боролся, как мог, с бившимися вокруг меня волнами недоверия и вражды. Но чувствовал, что
мои слова отскакивают от сознания толпы. После меня начинают
говорить “большевики” — так, по крайней мере, они сами называли себя. Я слушал их и ушам своим не верил: в одном из них можно
было сразу узнать перекрасившегося черносотенца, в речи другого
грубая демагогия настолько била в глаза, что казалось, будто он издевается над слушателями»27.

Глава I

Но по-настоящему ВЦИК Советов и Временное правительство
поняли размер угрозы, исходящей от балтийских матросов в начале июля 1917 г. во время июльского кризиса. Поводом к июльским событиям послужил выход четырех министров, членов ПНС,
из Временного правительства из-за отказа признать соглашение,
заключенное в Киеве представителями Временного правительства
и Центральной рады, предоставлявшее Украине автономию и разрешавшее создание украинских национальных частей. Большую
роль в кризисе сыграли начало наступления русской армии, первые
известия о неудачах на фронте, нежелание запасных частей петроградского гарнизона, в первую очередь 1-го Пулеметного полка, отправлять маршевые роты на фронт. Свою роль сыграл также отказ
министров буржуазных партий утвердить законопроект министра
земледелия В. М. Чернова о запрещении всех сделок по купле-продаже земли до принятия Учредительным собранием решения по земельному вопросу.

3. Флот углубляет революцию
Демагогия большевиков и анархистов все больше влияла на Петроградский гарнизон, части которого боялись отправки на фронт,
на пролетариат столицы, стремившийся как можно меньше работать
и как можно больше получать, и на кронштадтскую вольницу, пытавшуюся распространить кронштадтский пример на всю Россию.
Застрельщиками движения стали солдаты 1-го Пулеметного
полка, самого большого в русской армии, насчитывающего 19 тыс.
человек. Министр почт и телеграфа И. Г. Церетели объяснял это
странное положение так: «Еще при старом режиме 1-й Пулеметный
полк считался одним из самых разложившихся полков. <…> К этому
полку, который назначен был к отправке на фронт, военное начальство непрерывно присоединяло разложившиеся элементы из других полков с тем, чтобы на фронте распределить их небольшими
группами среди дисциплинированных частей»28. Держа в Ораниенбауме вблизи столицы неблагонадежные части, власти, казалось,

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

в первую очередь хотели ускорить революцию. После победы Февральской революции три из четырех батальонов полка передислоцировались в Петроград. Революционные заправилы полка решили
воспользоваться соглашением Петросовета с Временным правительством о невыводе из Петрограда войск, участвовавших в революции, хотя 1-й Пулеметный полк в Ораниенбауме не принимал
в ней никакого участия. Фронт решительно требовал присылки
новых пулеметных команд. Полковой комитет, находившийся под
сильным влиянием анархистов, объявивший 21 июня об отправке
на фронт 30 пулеметных команд, постановил: «…в дальнейшем мы
будем посылать команды на фронт только тогда, когда война будет
носить революционный характер, который возможен только при
устранении от власти капиталистов и переходе ее в руки демократии в лице Всероссийского совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов»29. 2 июля 1917 г. петроградские анархисты приняли решение о мобилизации всех сил для организации выступления
по свержению Временного правительства. Один из лидеров анархистов-коммунистов, член Петроградского и Кронштадтского советов И. С. Блейхман, переодевшись в солдатскую форму, повел агитацию за вооруженное выступление в казармах 1-го Пулеметного
полка. 3 июля в 16 часов полк в боевом порядке двинулся к Таврическому дворцу — месту заседания ВЦИК Советов и Петроградского совета. К пулеметчикам присоединились солдаты Гренадерского,
Московского и Павловского полков, а также рабочие, в большинстве путиловцы. Церетели, наблюдавший демонстрантов, писал:
«С самого начала демонстраций на улицах началась стрельба, в результате которой были убитые и раненые. Кто был инициатором
этой стрельбы? Провокаторы, затесавшиеся в ряды демонстрантов? Анархисты? Черносотенцы, стрелявшие в демонстрантов из-за
угла? Или же наиболее фанатически настроенные большевистские
демонстранты, горевшие желанием “пострелять в буржуев”? Если
перечитать мемуарную литературу, относящуюся к июльским дням,
станет ясно, что все эти факты, а также случаи простой панической
стрельбы одних групп демонстрантов по другим, были налицо»30.
Большевики во всем обвиняли своих противников. Н. И. Подвойский, глава военной организации при большевистском ЦК, говорил

Глава I

о стрельбе 3 июля: «Несмотря на провокационные выстрелы, войска, за исключением 1-го Пулеметного, не употребляли оружия»31.
Мы считаем, что неожиданно вспыхнувшее июльское наступление
исключало подготовку каких-либо засад. Большевистские авторы
обвиняют в открытии стрельбы казачьи части, но казаки, отказавшиеся 4 июля выступить на защиту не только Временного правительства, но даже ВЦИК Советов, если вместе с ними не выступят
пехотные полки, явно не могли пойти на самоубийственный обстрел Пулеметного полка. Весь вечер по городским улицам носились грузовики с вооруженными рабочими и солдатами, открывавшими беспорядочную стрельбу по окнам буржуазных домов.
3 июля в Кронштадт прибыла группа солдат-пулеметчиков
и анархистов. Интересно, что кронштадтские большевики и анархисты ничего не знали о событиях в столице. В это время в Сухопутном манеже Ярчук читал лекцию «О текущем моменте», когда
прибывшие из Питера пулеметчики, ворвавшись в зал, стали кричать: «Почему здесь занимаются теоретическими вопросами, когда
в Петрограде льется кровь?» Все бросились на митинг на Якорную
площадь. Если анархисты требовали немедленного выступления
кронштадтцев, то в речах большевиков чувствовалась растерянность, о чем Ярчук писал в воспоминаниях: «В то время, как большевик Рошаль говорил на митинге о вооруженной демонстрации
под лозунгом: “Вся власть Советам в центре и на местах”, другие
члены партии вместе с Раскольниковым дежурили у прямого провода, ожидая решения Ц. К. партии, заседавшего в Питере. На вопрос Раскольникова, заданный Рошалю: “А что, если партия решит не выступать?” — последний ответил: “Ничего, мы их отсюда
заставим”»32.
Руководство РСДРП(б) засомневалось. Ленину и его окружению очень хотелось взять власть, но если, с одной стороны, они видели полное бессилие Временного правительства, все возрастающую поддержку большевиков со стороны рабочих Петрограда,
столичного гарнизона и Кронштадта, то с другой, они понимали,
что в большинстве районов страны и на фронте их мало кто поддерживает. Хотя Ленин считал, что мирным путем Советы не могут взять власть в свои руки: «Власть не передают. <…> Ее берут

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

с оружием в руках <…>. Необходимо дать пролетариату указания,
что вся организация его силы, в конечном счете, имеет целью восстание, если не через дни, не в ближайшие недели, то, во всяком случае, в ближайшем будущем»33. Но ближайшее будущее можно понимать различно. Ленин считал, что большевики не готовы сейчас
выступать. Противоречивость в действиях большевистского руководства усиливалась еще и потому, что они остались без главного
руководителя. 29 июня Ленин уехал на дачу В. Д. Бонч-Бруевича
под Выборгом. Но выступление пулеметчиков, рабочих, сообщение
о желании матросов Кронштадта также принять участие в демонстрации вынудили большевистских лидеров возглавить демонстрацию. Поздно вечером 3 июля на 2-й общегородской конференции
РСДРП(б) было решено принять участие в демонстрации с тем,
чтобы придать ей мирный и организованный характер34. Но вождя пролетарской революции продолжали охватывать сомнения.
Утром 4 июля со свойственным ему неподражаемым цинизмом
Ильич заявил группе своих приближенных, среди которых находились Л. Д. Троцкий и Г. Е. Зиновьев: «А не попробовать ли нам
сейчас <…>. Нет, сейчас брать власть нельзя, потому что фронтовики все еще не наши. Сейчас обманутый либералами фронтовик
придет и перережет питерских рабочих»35. Церетели справедливо
сделал вывод: «…выступление, организованное низами партии под
видом чисто стихийного движения масс, “вынудило” руководящие
органы большевистской партии возглавить это движение, и с этого момента число демонстрантов увеличилось»36. Утром 4 июля
12 тыс. матросов Кронштадта на пассажирских и торговых судах
прибыли в Петроград. Боевых кораблей в Кронштадте не было, все
они находились в Гельсингфорсе и Ревеле. Прибытие массы матросов подняло шансы на успех переходящей в восстание демонстрации. Н. Н. Суханов вспоминал: «Кронштадтцы были, несомненно,
главной ставкой партии Ленина и главным, решающим фактором
в его глазах. <…> Высадившись на Николаевской набережной,
кронштадтцы выстроились в отряды и направились … к дому Кшесинской, к штабу большевиков»37. Подойдя к большевистской цитадели кронштадтцы стали требовать выступления вождя большевиков. Видимо, Ленин находился в мучительных сомнениях. 12 тыс.

Глава I

готовых на все вооруженных матросов только ждут его приказа,
его распоряжения ждут и 30 тыс. рабочих, а также тысячи солдат,
окружавших дворец Кшесинской. Временное правительство и Исполком Советов не могут рассчитывать ни на одну часть, в лучшем
случае, как это было с солдатами Семеновского и Преображенского
полков, было обещано соблюдение нейтралитета. Но Ильич медлит
и не хочет выступать. Раскольников свидетельствует: «…мы от имени кронштадтцев стали упрашивать его выйти на балкон и произнести хоть несколько слов. Ильич сперва отнекивался, ссылаясь
на нездоровье, но потом, когда наши просьбы были веско подкреплены требованием масс на улице, он уступил и согласился»38. Но матросы так и не дождались призыва к свержению Временного правительства. В своей короткой и бессвязной речи Ильич посетовал
на болезнь, приветствовал собравшихся и призвал их к «выдержке, стойкости и бдительности». Выслушав Ленина, матросы двинулись к Таврическому дворцу — в резиденцию СРСиКД. На всех
очевидцев, не являющихся большевиками и анархистами, демонстрация 4 июля производила угрожающее и в то же время противоречивое впечатление. Газета А. М. Горького «Новая жизнь» писала: «Эти бешеные, мчащиеся по городу автомобили, нагруженные
и перегруженные солдатами с винтовками, штыки которых взъерошенной щетиной направлены были на ничего не понимающих людей… Эти пулеметы (по 3, по 5, по 6 штук на автомобиле!), своими
дулами направленные на обалдевших обывателей… Эти дрожащие
пальцы на курках винтовок и затворах пулеметов, эти вытянутые
в пространство руки с револьверами… Этот бесшабашный и дикий
свист с автомобилей…»39. По пути к Таврическому дворцу военная
колонна кронштадтцев превратилась в плохо управляемую толпу.
Раскольников писал, как действовал на матросов сам вид обитателей Невского проспекта и других буржуазных кварталов: «…при одном виде наших классовых врагов в душе многих матросов клокотала безумная ненависть…»40. Очевидцы свидетельствовали: «А около
полудня в разных концах города началась стрельба. <…> Особенно на Невском — у Садовой и у Литейного. Как правило, начиналось со случайного выстрела; следовала паника; винтовки начинали
сами стрелять куда попало. Везде были раненые и убитые…» Вслед

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

за стрельбой стали громить богатые квартиры. Суханов рассказывал: «Начались небольшие, частичные погромы. Ввиду выстрелов
из домов под их предлогом начались повальные обыски, которые
производили матросы и солдаты. А под предлогом обысков начались грабежи. Пострадали многие магазины, преимущественно винные, гастрономические, табачные <…>. Разные группы стали арестовывать на улицах кого попало»41.
В 14:30 толпы матросов подошли к Таврическому дворцу.
На прилегавших к нему улицах все было заполнено демонстрантами. Царила жуткая толчея, так как одни колонны уходили, а новые
приходили, чтобы донести до исполкома совета свои требования,
главным из которых было: «Вся власть Советам!» Одному из руководителей ПНС И. В. Гессену больше всего запомнилась сцена,
которую он наблюдал у Таврического дворца: «Теперь перед Тавр.
Дворцом огромный рабочий, грозя кулаком вышедшему к толпе
представителю Совета р. и кр. депутатов, в настоящем бешенстве
кричал: “Принимай, сукин сын, власть, когда дают”»42.
Таврический дворец остался практически без охраны, ответственный за оборону дворца Войтинский при виде все новых и новых толп враждебно настроенных вооруженных людей обзванивал
полки Петроградского гарнизона с просьбой прислать солдат для
обороны, но ему всюду отказывали. В его распоряжении находились
14 солдат Павловского полка. Положение немного улучшилось после того, как к защитникам дворца присоединились несколько броневиков Броневого дивизиона, команда которых насчитывала всего
18 человек43. Особенно решительно были настроены матросы. Когда к ним вышел, чтобы их успокоить, министр земледелия Чернов,
они арестовали его и усадили в автомобиль, чтобы увезти. Церетели
описывал, как об этом узнали во дворце: «…члены Петроградского
Совета вбежали в комнату Исп. К-та с криком: “Матросы арестовали Чернова и хотят его увезти”. Эти крики вызвали среди присутствующих сенсацию и тревогу, причем наибольшую тревогу проявили находившиеся тут большевики и члены левой оппозиции»44.
Благодаря энергичному вмешательству Троцкого Чернов был освобожден. Большевики гораздо лучше понимали, что собой представляют матросы, и боялись, что с Черновым могли расправиться

Глава I

самосудом. Тогда это не входило в их планы. Матросы были настроены решительно, но Ленин к активным действиям был еще не готов.
Раскольников и Рошаль отправились на встречу с большевистскими лидерами. Размах демонстрации привел Ильича в радостное
настроение. Раскольников рассказал о своем присутствии на заседании небольшой группы партийных работников во главе с Троцким:
«Освещая вопрос с разных сторон, все приходят к одному выводу:
демонстрацию следует считать законченной, участников пригласить вернуться в казармы. Кронштадтцев решено временно, на всякий случай, оставить в Петрограде. Всеми единодушно признается, что, несмотря на успех сегодняшней демонстрации, условия для
вооруженного восстания и захвата власти в данный момент еще
не созрели»45. Матросов разместили на ночь во дворце Кшесинской
и в Петроградской крепости. Нерешительность большевиков дала
время Исполкому Совета изменить положение. В ночь с 3 на 4 июля
к Таврическому дворцу подошел в образцовом порядке 176-й запасной полк. Интересно, что часть была вызвана большевиками, но для
чего — солдаты не знали. Члены Исполкома Советов Ф. И. Дан
и Войтинский объяснили солдатам, что революция в опасности,
Исполком Советов нужно защищать. Не до конца понимавшие, что
происходит, солдаты обрадовались, получив четкое задание, и образовали надежную линию обороны дворца. Приход 176-го полка
и, главное, стремительно распространившиеся по Петрограду слухи, что с фронта движутся на защиту Исполкома Советов надежные
части, быстро привели в чувство солдат Петроградского гарнизона.
Во дворец стали звонить из частей и предлагать помощь. Несколько гвардейских полков в полном составе выступили на защиту Советов. Первые эшелоны с правительственными войсками прибыли
в Петроград с фронта в ночь на 6 июля. Правительство и Петроградский совет переходят в наступление. 1-й Пулеметный полк был направлен на фронт, пулеметчики не оказали никакого сопротивления. Матросы, размещенные во дворце Кшесинской, должны были
организовать оборону дворца. В газетах публиковались материалы о связи Ленина с немецким генштабом. По городу шли аресты
большевиков, Ленин находился в состоянии полной паники. Он
испуганно говорил Троцкому: «Теперь они нас перестреляют. <…>

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

Самый подходящий для них момент». Момент был действительно
подходящим, и вождь пролетарской революции непременно бы им
воспользовался, но Троцкий лучше знал своих противников: «…Ленин переоценил противника — не его злобу, а его решимость и его
способность к действию»46.
А что в это время делают «краса и гордость революции» — кронштадтские матросы? 5–6 июля на улицах города казаки и юнкера
арестовывали матросов. Раскольников возглавил делегацию, отправленную кронштадтцами к руководству ВЦИК Советов, где ей
был предъявлен ультиматум о немедленной сдаче оружия, и только
после этого им разрешат вернуться в Кронштадт. В воспоминаниях
Раскольникова мало говорится об охватившей их панике. Он явно
скрывает, что, бросив матросов во дворце Кшесинской и Петроградской крепости на произвол судьбы, бежал в Кронштадт. В конце
концов, матросы согласились сдать оружие, «но только Петроградскому совету и под расписку». Некоторые кронштадтские матросы
и их руководители, в том числе Рошаль, Раскольников, П. Е. Дыбенко, были арестованы.
Так называемый заговор Верховного главнокомандующего русской армией генерала Л. Г. Корнилова привел к резкой радикализации общественно-политической обстановки в стране, росту влияния большевиков и ускорил освобождение их лидеров из тюрем.
Он поднял значение балтийских матросов как основных защитников революции. Многие руководители ВЦИК Советов были готовы
даже вооружить и призвать матросов Кронштадта на защиту Петрограда, хотя иногда их охватывали сомнения. Председатель ВЦИК
Н. С. Чхеидзе на предложение ряда его членов передать охрану Таврического дворца кронштадтцам колебался, он боялся, что от кронштадтцев потом будет трудно избавиться. Но, в конце концов, он
подписал обращение к кронштадтским матросам и поручил им
охрану ВЦИК и Временного правительства. После подавления без
единого выстрела корниловского выступления кронштадтцы не захотели уходить из Питера и потребовали освобождения арестованных за участие в июльских событиях матросов и их лидеров, угрожая ВЦИК Советов освободить их силой. Только по настоянию
Кронштадтского совета моряки вернулись в Кронштадт.

Глава I

Хорошо понимая, что русская армия и флот почти полностью
утратили боеспособность, германское командование решило провести наступательную операцию, координируя действия сухопутных
сил и военно-морского флота. Целью операции «Альбион» являлось уничтожение русских морских сил в Рижском заливе, захват
Моонзундских островов с последующим прорывом на Петроград.
Для участия в операции германское командование сосредоточило
около 300 кораблей, в том числе 10 линкоров и десантный корпус
в 24 600 человек47. Русский флот значительно уступал немецкому.
Но его командование больше всего опасалось, что революционные
матросы не будут выполнять приказы и не станут сражаться, хотя
на вопрос командующего флотом Балтийского моря контр-адмирала А. В. Развозова, может ли он быть уверен, что за все время сражения его приказы будут выполняться беспрекословно, съезд моряков-балтийцев ответил: «Ваш приказ в бою — закон. Тот, кто
осмелится не исполнить боевого приказа, явится врагом революции и будет расстрелян». Радостная картина поведения матросов,
нарисованная советскими мемуаристами и историками, была далека от реальности48. Русские морские офицеры вспоминали, что
со стороны команд были «отдельные случаи подвигов и геройств»,
но больше было другого. Пилкин писал о корабле «Гром», «на котором из 60 человек погибших 40 человек выкинулись сами за борт,
когда лопнул буксир, поданный на “Гром”. <…> на ”Баяне”, офицеры с трудом заставляли команду тушить пожары»49.
Казалось, немецкое наступление развивается успешно. Несмотря на потерю 26 судов, в основном мелких, немецкий флот был
близок к выполнению поставленных перед ним задач. 3 октября
немцы захватили остров Эзель (Сааремаа). В этот же день немецкий флот зашел в Рижский пролив. 5–6 октября немцы захватили
ряд ключевых островов. Германская эскадра была близка к прорыву
в Финский залив. Но неожиданно для русского командования немцы прекратили наступление, а 7 октября отвели корабли. Э. Людендорф, первый генерал-квартирмейстер штаба Верховного командования, фактический руководитель действиями всех вооруженных
сил Германии, писал о состоянии немецкого флота: «Продолжительное бездействие обнаружило явления, которые подчеркивали

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

опасную для нас подпольную работу независимой социал-демократической партии в отдельных частях флота и отрицательно влияли
на моральное состояние германского народа, а следовательно, и на
нашу боеспособность. То, к чему стремилась лишь небольшая часть
всего народа, нашло отголосок во флоте. Внешняя обстановка, в которой жили матросы, и постоянное соприкосновение с родиной способствовали распространению революционных идей»50.
Хотя русский флот сохранял остатки боеспособности, боевой
дух армии был настолько утрачен, что на острове Даго русские солдаты пришли сдаваться немцам в плен, но немцы отправили их обратно, даже не обезоружив, а на острове Эзель два русских полка
сдались без выстрела нескольким мотоциклистам-разведчикам.
Флот все-таки продолжал сражаться, но совещание адмиралов Балтийского флота направило правительству докладную записку, где
утверждалось: «…при настоящей дезорганизации и деморализации
флота <…> любая операция немцев против флота для нас кончится
разгромом»51.
Дальнейшее наступление немцев привело бы к занятию Петрограда при очень небольших потерях. Но зачем войскам Тройственного соглашения углубляться в бескрайние русские просторы?
Большевики хорошо отрабатывали немецкие деньги и уже разложили практически всю русскую армию. Вот-вот получатели немецких денег должны прийти к власти в стране. Захват Петрограда
немцами помешал бы большевикам осуществить свои планы, разоблачил бы их перед сторонниками в России как германских агентов
и мог привести хотя бы к частичному восстановлению боеспособности русской армии. А приход к власти большевиков означал подписание крайне выгодного для Германии мирного договора с Россией и возможность переброски немецкой армии на Западный фронт,
что давало надежду добиться победы в войне до прибытия свежих
американских войск. По словам Людендорфа, «В ноябре большевистское разложение русской армии настолько продвинулось, что
верховное командование могло серьезно приступить к ослаблению
Восточного фронта с целью усиления войск на западе. <…> С конца ноября с востока на запад беспрерывно потянулись воинские
поезда. Дело заключалось уже не в обмене выдохшихся на западе

Глава I

дивизий на свежие с востока, а в действительном усилении численности Западного фронта»52. Казалось бы, Брестский мир полностью
соответствовал плану Верховного командования германской армии. Но большевики, развернув активную антивоенную пропаганду
в Германии, способствовали ее поражению в войне в большей степени, чем американские войска.

4. Моряки — ударная сила большевиков
Но вернемся к основной теме нашей книги — балтийским матросам. Руководители большевиков рассматривали их в качестве ударной силы в планируемом перевороте. Ленин, скрываясь от арестов
в Разливе, натолкнулся на упорное сопротивление в ЦК РСДРП(б)
своему предложению о начале восстания. Основные надежды он
возлагал на Балтийский флот: «Единственное, что мы можем вполне иметь в своих руках и играет серьезную военную роль, — это финляндские войска и Балтийский флот»53. Во второй половине октября
власть в Гельсингфорсе перешла в руки Центробалта, руководимого
большевиками и анархистами. 17 октября Центробалт принимает
две резолюции: об аресте комиссара Временного правительства «как
представителя Временного правительства, ведущего разлагающую
и провокационную во флоте агитацию…», и об образовании на всех
судах и в частях, «имеющих команды более 200 человек…», специальных боевых отрядов, подчиненных Центробалту54.
В Петрограде с июльских событий находился крейсер «Аврора».
Большевистская команда под разными предлогами отказывалась
выполнять распоряжения командования об отплытии в Гельсингфорс. В ночь на 25 октября «Аврора» встала у Никольского моста.
В это же время туда прибыли из Кронштадта линкор «Заря свободы» и минный заградитель «Амур». В два часа дня к ним начали подходить мелкие суда и перевозить матросов в город. 5 тыс. балтийских
матросов прибыли в Петроград. Троцкий с восторгом писал о них:
«В кронштадтском отряде сами собой отобрались наиболее решительные и смелые. Эти матросы в черных бушлатах, с винтовками

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

и патронными сумками, пойдут до конца»55. В Петрограде находились суда и флотские части, к этому времени полностью перешедшие
на сторону большевиков. Фактически все авторы воспоминаний писали, что главными действующими лицами Октябрьского переворота были моряки и красногвардейцы. Большинство частей гарнизона
держали нейтралитет, как утверждал Н. Н. Суханов: «Ждать боевого настроения и готовности к жертвам от нашего гарнизона не приходилось. <…> Из 200-тысячного гарнизона едва ли пошла в дело
десятая часть. Вероятно — гораздо меньше. При наличии матросов
и рабочих — можно было выводить из казарм только охотников»56.
25 октября матросы и красногвардейцы заняли несколько
учреждений столицы, практически не встречая сопротивления.
На стороне правительства остались, по словам Суханова, только
юнкера: «Группки юнкеров не могли и не думали сопротивляться.
В общем, военные операции были похожи скорее на смены караулов в политически важных центрах города»57. Газеты писали об активной роли матросов в этих событиях. «Дело народа» описывало
утро 25 октября: «Утром на Дворцовом мосту появилась группа матросов, которая приказала рабочим навести немедленно мост. Рабочие отказывались, но под угрозой применения оружия навели
мост»58. Перешедшие на сторону большевиков солдаты вели себя
крайне пассивно. Одной из причин затяжки начала штурма Зимнего дворца являлось нежелание солдат-артиллеристов дать сигнальный выстрел, по которому «Аврора» должна была сделать холостой
выстрел по дворцу, а штурмующие — начать наступление. Только
когда прибыло двое артиллеристов-матросов, орудие выстрелило.
Начался штурм дворца, который заключался в редких перестрелках
и постепенном проникновении во дворец групп солдат и матросов.
Кронштадтские моряки сыграли основную роль в занятии дворца.
Поручик А. Синегуб, командир сводного батальона школы прапорщиков инженерных войск — основной части, защищавшей Зимний
дворец, в решающий момент атаки отдал приказ юнкерам: «Целься в матросов. Первый ряд в ближайших, второй — в следующих»59.
Но столкновения не произошло. Чтобы избежать ненужных жертв
среди немногочисленных защитников, Временное правительство
капитулировало. Жертв при осаде дворца было немного.

Глава I

Кронштадтских матросов обвиняли в жестоком обращении
с пленными защитниками Зимнего дворца, особенно с ударницами.
М. Бочарникова, командир взвода женского батальона, защищавшего Зимний дворец, рассказывала, как после взятия дворца «на
лестнице между солдатами и матросами завязался горячий спор.
“Нет, мы их захватили; ведите в наши казармы!” — орали солдаты.
Какое счастье, что взяли перевес солдаты! Трудно передать с какой
жестокостью обращались матросы с пленными. Вряд ли кто-либо
из нас остался в живых»60. Пленных женщин отправили в казармы
Павловского полка. По дороге их подвергали оскорблениям и угрозам, но, в конце концов, их перевели в казармы Гренадерского полка, объявившего нейтралитет.
Все рассказы об убийствах и изнасилованиях при штурме Зимнего дворца оказались вымыслом. Но матросы действительно хотели расправиться с женщинами, освобожденными из казарм Гренадерского полка, которые в сопровождении охраны отправились
на Финляндский вокзал, чтобы доехать до своего лагеря в Левашове. Бочарникова продолжает: «До Левашова должны были следовать одни. Вдруг к поезду подошла большая группа вооруженных
с ног до головы матросов, едущих с этим же поездом. До нас донеслось: “А, керенское войско! Пусть едут, в Левашово мы с ними расправимся”. Услыхали это и наши конвоиры и уселись вместе с нами
в поезд. В Левашово вылезаем, и конвой нас окружает. Высыпавшие
матросы, видя, что нас охраняют, с бранью и проклятьями вернулись в поезд». На страницах воспоминаний Бочарникова рассказывает о многих доброволицах, подвергшихся пыткам, изнасилованиям и убийствам. Но она об этом знает от других, часто не очевидцев,
а слышавших подобные рассказы: «Группа доброволиц, сорок или
сорок два человека, поехали по домам. В Петрограде видели, как их
захватили матросы и увезли в Кронштадт. Они пропали бесследно.
Нами было получено письмо от родителей уехавшей с этой группой: справлялись о судьбе дочери»61. Видимо, отдельные случаи
зверских расправ и изнасилований имели место, но их сильно преувеличивали и придавали массовый характер.
25 октября Керенский отдал приказ о движении 3-го конного корпуса генерала П. Н. Краснова на Петроград. Несмотря на крайнюю

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

малочисленность наступающих — к вечеру 27 октября их насчитывалось всего 480 человек, поход развивался успешно из-за полного
отсутствия желания Петроградского гарнизона воевать за кого бы
то ни было. 28 октября, после незначительного сопротивления, казачьи части занимают Царское Село с многотысячным гарнизоном.
К вечеру 29 октября в отряде Краснова было 630 казаков, к которым
присоединились несколько сот офицеров, юнкеров и ударников.
Уверенные в успешном продвижении войск Краснова, противники большевиков, создав 25 октября Комитет спасения Родины
и Революции под председательством А. Р. Гоца, в ночь на 29 октября подняли восстание, в котором приняли участие только юнкера
нескольких петроградских военных училищ. Основные бои развернулись у телефонной станции, занятой ночью юнкерами, и у здания Владимирского училища. Матросы сыграли решающую роль
как в подавлении восстания, так и в расправах над пленными. В газетах сообщалось о массовых расправах над юнкерами. Несмотря
на многочисленные преувеличения, расправы действительно имели место. О них писал и восторженно относившийся к большевикам Джон Рид62. Продолжались убийства юнкеров-владимирцев,
доставленных в Петропавловскую крепость. Член Особого присутствия В. П. Рутенко, посетивший Петропавловскую крепость 30 октября, сообщил, что в ней содержались 129 юнкеров-владимирцев.
Но очевидцы рассказывали о расправах над юнкерами сразу по поступлении их в крепость. Могилы жертв этой бойни были найдены
в 2012 г.63 Некоторые арестованные юнкера, в основном из Николаевской инженерной академии, где находился штаб восстания, были
доставлены в Кронштадт. Мы ничего не знаем об их дальнейшей
судьбе.
Во время октябрьских событий в Петрограде мы столкнулись
с антисемитизмом со стороны матросов, который станет весьма
распространенным явлением во время Кронштадтского восстания.
27 октября делегация Петроградской городской думы, среди членов
которой был и Гоц, приехала на Балтийский вокзал для проверки
сообщений о тяжелых боях между частями Краснова и большевистскими силами. Но на вокзале делегатам не удалось получить состав
для поездки в Гатчину, и при выходе с вокзала они были арестованы

Глава I

группой матросов. Газета «Дело народа» рассказала о том, что произошло в дальнейшем: «Арест был совершен в крайне грубой форме, с направленными на арестованных винтовками и револьверами.
На наши головы сыпалась площадная брань, некоторые матросы
были пьяны и выражали негодование на шпионов и на то, что “Советы попали в руки жидов”. Гоца били прикладами, а один из матросов два раза выстрелил в него из ружья в упор, но ружье осеклось. Нас окружили и в течение нескольких минут кучка матросов
и солдат с направленными против нас в упор ружьями и револьверами держала нас в томительном ожидании, с поднятыми руками.
Только возглас одного из матросов “Не стреляй, ребята, можно ранить своих!” — остановил неминуемый расстрел»64. Интересно, что
антисемитизм матросов носил выборочный характер и на их любимцев и руководителей, как на большевика Рошаля или анархиста
Ярчука, не распространялся. 27–28 октября в Петроград прибыло
4500 матросов из Гельсингфорса, сразу брошенных против наступавших казаков, не рвавшихся в бой, но, не встречая сопротивления, продвигавшихся вперед. Положение изменилось после прибытия на 1-й фронт Гражданской войны матросов. 31 октября части
Краснова начали наступление на Пулковские высоты. Краснов описал этот бой так: «Все склоны Пулковской горы изрыты окопами
и черны от красной гвардии. Даже на глаз можно сказать, что там
не менее пяти-семи тысяч. Они то рассыпаются в цепи, то сбиваются в кучи. <…> В бинокль видно, что это не солдаты. <…> Другие,
одетые в черные, короткие бушлаты, наступают, соблюдая строгое
равнение, быстро залегают, примеряясь к местности — это матросы». После провала атаки Оренбургской казачьей сотни на позиции моряков, несмотря на то, что потери казаков были крайне незначительные (1 убит — командир сотни и 18 раненых), у казаков
пропало всякое желание воевать. Матросы перешли в наступление, казаки отступили в Гатчину. Казачьи представители прибыли
к Дыбенко, который вместе с ними отправился в Гатчину. Краснов
красочно описал это общение: «Матросы ругают Керенского, но и
Ленина не хвалят. — Нам что Ленин! Окажется Ленин плох, и его
вздернем. Ленин нам не указ. <…> До утра во дворце продолжался
шум и гам. <…> Матросы явно ухаживали за казаками и льстили

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

им. — В России только и есть войско, товарищи, что матросы да
казаки — остальное, дрянь одна. — Соединимся, товарищи, вместе
и Россия наша. Пойдем вместе. — На Ленина! — лукаво подмигивая, говорил казак. — А хоть бы и на Ленина. Ну его к бесу! На что
он нам сдался, шут гороховый… — Так чего же вы, товарищи, воевали? — говорили казаки. — А вы чего?»65. Казаки и матросы быстро
договорились между собой. Дыбенко, узнав о приближении ударных батальонов, решил пойти на уступки. В договоре между казаками и матросами был пункт об освобождении всех арестованных
юнкеров, а о большевистских руководителях сообщалось: «Ленин
и Троцкий выходят из Совета народных комиссаров и не будут участвовать в общественной деятельности, пока не оправдаются от тяготеющих на них обвинений». Главным для казаков был пункт, разрешавший им вернуться домой «…с оружием, боевым снаряжением
и прочим имуществом»66. В дальнейшем Совет народных комиссаров отказался утвердить договор, кроме этого пункта.
Если в Петрограде на стороне большевиков было подавляющее
превосходство, в первую очередь благодаря матросам, то в Москве
картина была иной. Большинство юнкерских училищ и школ прапорщиков приняли участие в боях против большевистского Военно-революционного комитета. Хотя красногвардейцы и солдаты
московского гарнизона имели значительное превосходство в силе
и постоянно получали подкрепление из ближайших городов, положение было неопределенное. Вечером 30 октября из Петрограда
в Москву прибыл ударный большевистский отряд — 500 матросов,
но лидеры большевиков продолжали волноваться. Утром 2 ноября Подвойский приказал Раскольникову: «…вам придется сегодня
принять командование над отрядом моряков и ехать на поддержку
московских товарищей. Там еще продолжаются бои и положение,
знаете, неважно»67. Хотя отряд Раскольникова прибыл в Москву
после окончания боев, он активно участвовал в обысках и арестах.
Матросы Балтийского флота сражались на стороне большевиков в различных районах страны: на Дону против донского атамана А. М. Каледина, в Казани и т. д. Одна из самых кровавых
сцен 1917 г., в которой матросы сыграли главную роль, произошла в Могилеве, в ставке Верховного командования. Верховный

Глава I

главнокомандующий, генерал Н. Н. Духонин не выполнил приказ
Совнаркома от 8 ноября о немедленном начале переговоров о перемирии с командованием противника и заявил по телефону Ленину,
что он не будет выполнять этот приказ, так как необходимый для
России мир может дать правительство, «поддерживаемое армией
и страной»68. После этого, 20 ноября, в ставку прибыл новый главнокомандующий, прапорщик Н. В. Крыленко с эшелоном матросов,
Духонин был арестован, доставлен в эшелон к Крыленко и на его
глазах зверски убит матросами.
В ноябре — декабре 1917 г. на фоне колеблющегося, все время
меняющегося отношения к большевикам Петроградского гарнизона моряки и красногвардейцы оставались единственной надежной
военно-полицейской силой в городе. Аресты, разгромы демократических учреждений осуществлялись ими. 20 ноября, исполняя декрет Совнаркома о роспуске Петроградской городской думы, матросы и красногвардейцы ворвались в здание Думы и, направив
винтовки на депутатов, заявили, что Дума распущена, потребовав
за пять минут очистить помещение. Некоторым матросам было немного не по себе от того, что они играют роль царских жандармов
и распускают избранную демократическим путем Думу. Газета писала: «Матросы, смущенные выпавшей на их долю ролью, отвечающие: “Нам приказано, не наше дело рассуждать”. Другие матросы,
стремившиеся унять тревогу, кричали: “Уходи! Стрелять будем”»69.
После Октябрьского переворота жителям России пришлось
столкнуться с чисто русским явлением, ни в одной стране не являющимся спутником социального бунта, — с пьяными погромами.
Установление Николаем II в 1914 г. сухого закона, который элита,
в том числе офицеры, постоянно нарушала, а низы, солдаты и матросы, должны были соблюдать, воспринималось как чудовищная
несправедливость. И вот народ победил! Одним из основных лозунгов победителей стало: «Допьем романовские остатки!» Пьяные погромы, во время которых громили погреба Зимнего дворца и винные склады в конце октября — начале ноября, прокатились по всему
городу. Многие допивались до смерти или тонули в винных лужах.
Отдельные матросы тоже принимали участие в этом празднике
жизни, но в целом они сохраняли дисциплину и сыграли основную

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

роль в охране, а затем в уничтожении винных складов и наведении
порядка в городе.
Матросы оставались основной опорой большевиков. Их отряды устанавливали большевистскую власть по всей стране. Новый
военно-морской министр, комиссар по военно-морским делам, Дыбенко, не обремененный излишним образованием, вспоминал, как
в ноябре 1917 г. председатель Центробалта Н. Ф. Измайлов умолял
его: «Я получил целый десяток нарядов для отправки матросских
отрядов на фронт. На кораблях и так команды недостает, а, кроме
того, выдергивание матросов ослабит флот и работу среди моряков. На кораблях мало остается активных работников». Но Дыбенко ему отказал: «Там, где матросы, мы имеем успех»70. Но, несмотря на это, Ленин со свойственной ему русофобией («мужик может
колебнуться в случае чего, тут нужна пролетарская решимость»)71
больше всего надеялся на латышских стрелков, и их части были
вызваны в столицу. Но латышские стрелки не оправдали надежд
Ленина.
На выборах в Учредительное собрание (УС) победу одержала
Партия социалистов-революционеров (ПСР), получившая 39,5 %
голосов избирателей. На 2-м месте большевики — 22,5 %, на 3-м —
ПНС. Увидев, что выборы не принесли им победу, большевики резко изменили отношение к Учредительному собранию. Они прошли
путь от полной его поддержки до заявления о его контрреволюционности и буржуазной сущности. Политика большевиков в отношении Учредительного собрания является замечательным примером
их демагогической эквилибристики. В первых обращениях нового
правительства 26 октября одной из главных целей переворота объявлялась немедленная передача всей власти Советам и созыв Учредительного собрания. После того, как стал известен результат выборов, Ленин заговорил другим языком: «Если брать Учредительное
собрание вне обстановки классовой борьбы, дошедшей до гражданской войны, то мы не знаем пока учреждения более совершенного для выяснения воли народа. Но нельзя витать в области фантазий. Учредительному собранию придется действовать в обстановке
гражданской войны. <…> Нет-с, извините! Его задумывали против
народа. Мы делали переворот для того, чтобы иметь гарантии, что

Глава I

Учредительное собрание не будет использовано против народа, чтобы гарантии эти были в руках правительства»72.
Становилось все более ясно, что большевики готовят разгон
УС. 23 ноября был образован Союз защиты УС во главе с эсером
В. Н. Филипповским, лейтенантом флота. В тот же день в газете
«Правда» Ленин писал: «Лозунг “Вся власть Учредительному собранию” не считающегося с советской властью <…>. Такой лозунг
стал на деле лозунгом кадетов и калединцев и их пособников. Для
всего народа становится ясно, что этот лозунг фактически означает борьбу за устранение советской власти»73. Временное правительство еще до свержения объявило, что Учредительное собрание
откроется 28 ноября. В ответ 26 ноября был опубликован декрет
Совнаркома, что УС может открыться только уполномоченным
правительства при наличии кворума в 400 депутатов. Хотя Дыбенко было приказано привести к 28 ноября дополнительно несколько тысяч матросов, охрана Таврического дворца от депутатов была
возложена на латышских стрелков. Депутат УС, эсер П. А. Сорокин описывал события этого дня: «Толпы людей <…> приветствуют высшую власть в стране, настоящий голос народов России <…>.
Но когда депутаты толкнулись в ворота дворца, они обнаружили их
запертыми и охраняемыми вооруженными до зубов латышскими
стрелками. Надо было что-то немедленно предпринимать. Вскарабкавшись на железную ограду дворца, я обратился к народу, а другие
депутаты в это время перелезали через ограду во двор. Им удалось
отпереть ворота, и толпа ворвалась во двор. Ошеломленные дерзостью маневра, латышские стрелки колебались, и в результате двери дворца открылись, и мы вошли внутрь, сопровождаемые множеством горожан»74.
Часто приходится слышать аргумент, что история не знает сослагательного наклонения. Я не буду оспаривать это банальное
утверждение. Но я глубоко уверен, что, если бы Таврический дворец охраняли матросы, они, не колеблясь ни секунды, открыли бы
огонь. А если бы 5 января 1918 г. на углу Литейного и Невского проспектов стояли бы не матросы, а латышские стрелки, то толпа бы
прорвалась к Таврическому дворцу, и латыши ни за что не выполнили бы не очень уверенное распоряжение Ленина (об этом ниже).

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

Так как в Таврическом дворце собралось всего 50 депутатов, то
было решено отложить официальное открытие УС. В указе ВЦИК
была названа новая дата его открытия — 5 января 1918 г.
Большевики, наученные горьким опытом 28 ноября, решили
сменить охрану Таврического дворца. Вместо латышских стрелков
охрана была возложена на балтийских матросов, готовых исполнить
любой, самый жестокий приказ. Руководитель Комитета по борьбе
с погромами, близкий друг Ленина, В. Д. Бонч-Бруевич собрал отряд из 200 матросов с крейсера «Аврора» и броненосца «Республика» во главе с анархо-коммунистом А. Г. Железняком (Железняковым). 1 января они сменили охрану дворца. Всего в Петроград было
стянуто около 5 тыс. балтийских матросов.
Большевики совершенно не скрывали своих намерений и планов в отношении УС. Основную деятельность по защите УС развернула военная комиссия ПСР. Если Союз защиты УС проводил открытые публичные мероприятия, на которых принимались гневные
резолюции против арестов депутатов УС и планов большевиков
по разгону собрания, то Военная комиссия вела подготовку к его
защите. Она смогла развернуть энергичную деятельность, установить тесные связи с Преображенским и Семеновским полками
и броневым дивизионом. Был организован приезд с фронта около
600 офицеров и солдат, преданных партии. Их направили в Семеновский и Преображенский полки. Членам военной комиссии удалось договориться с рядом частей гарнизона г. Луга о выступлении
с оружием в руках в защиту УС. Член комиссии, участник Кронштадтского восстания 1906 г., Ф. М. Онипко собрал группу эсеровских боевиков, в основном военных, которые были «…бесстрашные
и честные люди, принципиальные противники большевиков и стоявшие на той точке зрения, что в отношении большевиков все позволено». Предполагалось взять в качестве «заложников» Ленина
и Троцкого: «Мы не задумаемся и перед более решительным изъятием этих вредных лиц»75. Но все предложения Военной комиссией отвергались большинством фракции ПСР. Наверное, основная
причина столь сильного нежелания эсеровского руководства защищаться заключалась в их преувеличенно восторженном отношении к УС, которое разделяло большинство русской интеллигенции.

Глава I

Мысль о том, что большевики не посмеют, а если посмеют, народ
должен сам защитить УС — непонятно, как и в какой форме, разделяло большинство эсеров. Один из руководителей партийной военной комиссии, поручик, начальник санитарного поезда Б. Ф. Соколов пишет, что один из руководителей эсеровской фракции ответил
ему на вопрос о самозащите: «Защищать? Самозащищаться? Что
за нелепость. Понимаете ли Вы, что Вы говорите? Ведь мы народные избранники… Мы должны дать народу новую жизнь, новые законы, а защищать Учредительное Собрание — это дело народа, нас
избравшего»76. На нежелание «парламентариев» противопоставить
большевикам силу большое влияние оказал печальный опыт октября 1917 г., когда их попытка оказать сопротивление бесславно провалилась. Некоторые заявления эсеровских лидеров трудно комментировать. Чернов предлагал отказаться от вооруженной борьбы
с большевиками и поддерживать «…мирное изживание большевистских иллюзий в среде пролетариата и трудового крестьянства».
Он считал УС лучшим средством для этого и призывал: «Для Гражданской войны ни одного штыка, ни одного солдата»77. Военная
организация ПСР предлагала провести 5 января многотысячную
демонстрацию. В ней должны были принять участие лучшие полки Петроградского гарнизона — Семеновский и Преображенский
с оружием в руках и под защитой броневиков броневого дивизиона. Но 3 января военной секции было сообщено о решении ЦК, категорически запрещавшем вооруженное выступление «как несвоевременное и ненадежное деяние»78. Было решено провести мирную
демонстрацию с участием невооруженных солдат. Это решение вызвало взрыв возмущения в военной среде. Солдаты-семеновцы заявляли эсеровским агитаторам: «Что вы смеетесь над нами, товарищи? Вы приглашаете нас на демонстрацию, но велите не брать
с собой оружия. А большевики? Разве они малые дети? Ведь будут,
небось, непременно стрелять в безоружных людей. Что же мы, разинув рты, должны будем им подставлять наши головы, или же прикажете нам улепетывать тогда, как зайцам?»79
Утром 5 января в разных местах города стали собираться большие толпы. Среди участников демонстрации в защиту УС было
много рабочих. Самая большая колонна в несколько десятков тысяч

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

человек пыталась пройти по Литейному проспекту. Дорогу преграждал хорошо вооруженный отряд матросов во главе с Н. А. Ховриным. Сведения о демонстрациях беспокоили большевистское руководство. Дыбенко пересказывает свой разговор с Бонч-Бруевичем,
который все время подходил к нему и спрашивал: «Ну как? Все спокойно в городе? Демонстрантов много? Куда направляются? <…>
говорят, будто вместе с демонстрантами выступили петроградские
полки». Дыбенко пытался его успокоить: «…все это ерунда. <…>
Из них нет ни одного боеспособного»80. Но Бонч-Бруевич продолжал нервничать, ссылаясь на Ленина. Он описывал состояние вождя во время открытия УС: «Владимир Ильич <…>, волновался
и был мертвенно бледен, как никогда. В этой совершенной белой
бледности лица и шеи его голова казалась еще больше»81. Большевики оттягивали начало работы УС до того, как прояснится, кто победит в уличном столкновении. Бесстрашный вождь пролетарской
революции боялся зря. К трем часам дня демонстранты были в основном рассеяны. На Литейном проспекте и на Пантелеймоновской
улице (теперь ул. Пестеля) демонстрантов встретили отборные матросские отряды. После отказа остановиться балтийцы открыли
огонь. По информации различных источников, всего погибло 12 человек и не менее 20 раненых82. Если бы все 500 матросов, стоявших
на Литейном, дали хотя бы один залп в толпу, то жертв было бы
во много раз больше. Стреляя по толпе, промахнуться крайне тяжело. Дыбенко в основном был прав, когда писал, что «стреляли поверх толпы»83. Он просто «забыл» написать, что небольшое число
выстрелов было сделано в сторону толпы. Без сомнения, если бы
в колоннах были вооруженные солдаты и броневики, колонны бы
смогли прорваться к Таврическому дворцу.
Готовя разгон УС, большевики поступили как хорошие ученики
Макиавелли. Они учли, что больше всего ненавидят УС анархисты:
«…в их (анархистов) понимании чисто политического и буржуазного учреждения, никчемного и бесполезного»84. Анархисты — матросы, мало разбирающиеся в теории, относились к УС с ненавистью.
Железняк был взбешен, когда на втором съезде Балтфлота было
предложено выдвинуть его кандидатуру в УС. Именно поэтому его
назначили начальником охраны Таврического дворца. Дыбенко

Глава I

писал: «Теперь, гордо выступая с отрядом, он (Железняк. — Л. П.)
с лукавой улыбкой заявляет: “Почетное место займу”»85.
Большевикам было мало просто разогнать УС. Им хотелось унизить, опозорить его, превратить в пошлый фарс, и они основательно
к этому подготовились. Соответственно, была подобрана публика
на гостевые места. Билеты распределял аппарат уполномоченного
по созыву УС М. С. Урицкого. Соколов писал об этих гостях: «Вся
галерея полна “приглашенных”. <…> Все большевистское дно здесь
налицо. Рабочие, вооруженные кронштадтцы, вооруженные солдаты различных полков, с красными звездами и также вооруженные
красногвардейцы. Вся эта пестрая толпа шумит, грохочет, слоняясь
из буфета в буфет»86. Матросы, о которых писал Соколов, не входили в матросскую охрану собрания. Они должны были не разгонять,
а всячески мешать его работе. Ту же роль играли и служащие различных советских учреждений, размещенные в ложах. Протасов писал об одной из них, Е. П. Селюгиной: «…она вместе с другими служащими была вооружена трещотками, свистками. Расположившись
в дипломатической ложе, “гости” по команде укрывшегося за занавесью известного партработника С. И. Гусева поднимали шум и выкрикивали то, что он им подсказывал»87.
Бросалось в глаза большое число пьяных матросов. Соколов
описывал происходящее в буфете еще до начала собрания: «Отборнейшая ругань, площадная и совершенно нецензурная, висит
в воздухе. Добрая половина из гостей совершенно пьяна. Некоторых из них рвет тут же в буфете». Когда собрание было закрыто,
продолжал Соколов, «…под иронические возгласы пьяных матросов мы — народные избранники — слитной единой массой покидаем Белый Зал»88. Почему большинство пьяных в Таврическом дворце были именно матросы? Они сохраняли дисциплину и железной
рукой подавили пьяные погромы. Но накануне созыва УС им прозрачно намекнули, что в Таврическом дворце они могут пить сколько пожелают и всячески срывать собрание, пугая депутатов от всей
души. Секретарь УС М. В. Вишняк описывал, как толпа реагировала на выступление эсеровских и меньшевистских депутатов. Матросы все время вскидывали винтовки и брали депутатов на прицел.
У Чернова и Вишняка не было никаких средств, чтобы утихомирить

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

зрителей и депутатов. Специальные служащие приставы, которые в других парламентах наводили порядок, в УС отсутствовали,
и тщетно Чернов призывал аудиторию «уважать достоинство Собрания»; увещевал и просил «публику не вмешиваться в дела Собрания и соблюдать спокойствие», крик, брань и наведение винтовок были ему ответом89.
Ленин не выступал ни на первом, ни на последнем заседании УС.
Он развалился в кресле, показывая, что все, что происходит в зале,
ему неинтересно, а затем ушел с заседания. После ухода большевиков из зала, они собрались в Министерском павильоне и по предложению Ленина приняли решение не возвращаться, но и не распускать собрание до утра, а на следующий день никого не пропускать
в Таврический дворец. Но распоряжение Ленина было нарушено,
и по приказу Железняка УС было закрыто в 4:40 утра. Дыбенко писал о своих разногласиях с Лениным, о своем приказе «разогнать
УС после того, как из Таврического уйдут народные комиссары». Но Ленин потребовал этот приказ отменить. В конце концов,
на приказе Дыбенко Ленин приписал: «Т. Железняку. Учредительное собрание не разгонять до окончания сегодняшнего заседания».
Затем Ленин на автомобиле под охраной матросов уехал из дворца. Дыбенко, Железняк и матросы только этого и ждали. Железняк
спросил у Дыбенко: «Что мне будет, если я не выполню приказание товарища Ленина? — Учредилку разгоните, а завтра разберёмся»90. Решающую роль в исполнении большевистского плана сыграли кронштадтские матросы. Последним трагическим событием этих
страшных дней русской истории стало убийство в ночь на 7 января
двух депутатов УС, членов ПНС А. И. Шингарева и Ф. Ф. Кокошкина в Мариинской тюремной больнице, куда они были переведены
6 ноября из Петропавловской крепости. Ворвавшиеся в палату балтийские матросы набросились на спящих людей и убили их.
В первые месяцы после Октябрьского переворота большевики
чувствовали себя хозяевами страны. Они продолжали расправляться с теми, кого считали своими противниками, — с офицерами или
просто буржуями. Ряд матросских отрядов превратился в обычные
банды, в которые, прикрываясь громким званием матросов, проникли уголовники. На 2-м Всероссийском съезде Советов был объявлен

Глава I

состав Совнаркома, Дыбенко в него не вошел. Колоссальная популярность его среди матросов несколько настораживала Ленина,
тем более что Дыбенко считал себя основной фигурой революции.
Но большевики были вынуждены вскоре назначить его народным
комиссаром по морским делам. Дыбенко, настоящий морской атаман, часто спорил с Лениным, иногда позволяя себе прямое хамство. Назначение простого матроса красным наркомом вызвало
энтузиазм не только у русских матросов, но и среди моряков воюющих друг с другом держав. Особенно новый нарком потряс воображение британских моряков — простой матрос, как они сами, стал
первым лордом адмиралтейства. Естественно, руководить флотом
Дыбенко не мог, кроме решительности и краснобайства, другими
талантами он не обладал. Но нашлись морские офицеры, которые
стали служить под его началом, как вице-адмирал А. С. Максимов.
Если рядовые матросы всего мира приходили в восторг от братишки министра, то иностранные офицеры, которым довелось с ним общаться, были в шоке. Член немецкой делегации, прибывшей в январе 1918 г. в Петроград, после встречи с Дыбенко недоуменно
спрашивал: «Возможно ли, что этот человек — военно-морской министр? Он не может связать двух слов. Возможно, он храбрый человек, но видеть его в качестве министра — невероятно. Это же мощь
плебса. Такого просто не может быть»91.

5. Первые столкновения
Дыбенко был необходим Ленину для обуздания матросской
вольницы. Он играл большую роль в работе 1-го съезда делегатов военно-морского флота, на котором было принято решение
об упразднении матросских организаций, руководивших флотом, — Центрофлота и Центробалта. На все флоты, флотилии
и морские учреждения были направлены комиссары-большевики.
Была упразднена должность командующего флотом, а для руководства флотом была создана морская коллегия под председательством Дыбенко. Усиление противоречий между свободолюбивыми

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

матросами и укрепляющейся большевистской диктатурой привело
к победе анархистов на выборах в Центробалт 2 (15) января 1918 г.,
но 31 января (12 февраля) 1918 г. Центробалт был распущен, а флотом стал руководить Совет комиссаров Балтийского флота.
Разочарование большевистских руководителей в матросах как
в самых надежных защитниках своей власти, а в Дыбенко как в их
руководителе произошло после провала мирных переговоров в Бресте и начала немецкого наступления. Отряд балтийских матросов
(1,5 тыс. человек) во главе с Дыбенко был отправлен на Нарвский
участок фронта. Существует противоречивая информация о том,
как дальше развивались события. По одним сведениям, 3 марта матросский отряд сдерживал немецкое наступление и понес большие
потери. По другим сведениям, отряд с самого начала бежал с фронта.
Но, так или иначе, уже 3 марта отряд погрузился на поезд и бросил
фронт. При этом при бегстве матросы захватили с собой командующего участком фронта генерал-лейтенанта Д. П. Парского. Отряд
был остановлен только 6 марта в Гатчине, разоружен, а 16 марта
по решению 4-го съезда Советов Дыбенко был снят со всех своих
постов, арестован, но вскоре выпущен на поруки жены А. М. Коллонтай.
Недовольство матросов действиями большевиков обострилось
в связи с подписанием Брест-Литовского мирного договора. Кронштадтский совет проголосовал против заключения мирного договора, означавшего в их глазах капитуляцию. Моряки, матросы и офицеры выступали против демобилизации флота, опасаясь, что после
этого он будет уничтожен немцами. Видимо, в связи с этими событиями произошел инцидент на станции Малая Вишера во время переезда Совнаркома из Петрограда в Москву. Эшелон балтийских
матросов, возвращавшийся в Кронштадт с одного из фронтов начавшейся Гражданской войны, преградил путь трем составам с членами Совнаркома и их семьями. Состав находился под охраной
латышских стрелков. В конце концов, латышские стрелки под дулом винтовок загнали матросов обратно в их эшелон, и проезд был
освобожден. Мы не знаем, какую роль сыграл в этом инциденте Дыбенко, но 15 марта на заседании ЦК нарком военно-морских сил
был исключен из партии с туманной формулировкой: «заслушав

Глава I

сообщения о поведении Дыбенко под Нарвой, при проезде из Петрограда в Москву, пьянстве»92. Дыбенко был восстановлен в партии только в 1922 г. Для наведения порядка в Кронштадте большевики после разгрома анархистских организаций в Москве 12 апреля
1918 г. распустили Кронштадтский совет и заменили его новым, более послушным.
Угроза захвата немцами кораблей Балтийского флота стояла
необыкновенно остро. Выдающуюся роль в спасении флота сыграл
его новый командующий, капитан 1-го ранга А. М. Щастный. Еще
до назначения на этот пост он сумел организовать переход нескольких русских судов из Ревеля в Гельсингфорс. В марте — мае 1918 г.
он осуществил операцию по спасению большей части судов Балтийского флота. Он командовал флотом во время беспрецедентного,
не имевшего аналогов в мировой истории Ледового похода русского
флота в Кронштадт. В результате было спасено от захвата немцами
и финнами 236 русских кораблей и судов, включая 6 линкоров. Имя
Щастного стало необыкновенно популярно в стране и тем более
во флоте. Эта популярность раздражала большевистских руководителей, особенно Ленина и Троцкого. Выступая на 2-м съезде партии
левых социалистов-революционеров, представитель Кронштадта
А. М. Брушвит отмечал: «…в большевистских кругах Кронштадт попал под подозрение, они уже больше не хвалятся тем, что это краса
и гордость революции. Посмотрят на нас, и, может быть, скоро мы
попадем в разряд контрреволюционеров или еще куда-нибудь»93.
Как балтийские матросы, так и командование флотом во главе
с Щастным были обеспокоены тем, что финские войска под командованием немецких офицеров окружили форт Ино, заняв его, немцы
и финны представляли бы прямую угрозу Кронштадту. 24 апреля
финны потребовали капитуляции форта. Ленин и Троцкий считали, что нужно любой ценой избежать войны с Германией, и были
готовы отдать Ино. 6 мая собравшийся на экстренное заседание ЦК
РКП(б) по предложению Ленина принял резолюцию, в которой постановлялось «немецкому ультиматуму уступить»94. Троцкий, учитывая вероятность захвата Петрограда немцами, отдал Щастному
приказ готовить флот к уничтожению. Щастный, выполнив приказ, поставил об этом в известность судовые комитеты. Матросы

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

и офицеры были едины в требовании избежать потопления судов.
3-й съезд делегатов Балтийского флота (29 апреля — 24 мая 1918 г.),
несмотря на преобладание на нем делегатов-большевиков, отразил
растущее беспокойство матросов. Делегаты отказались послать
приветствие Троцкому и вместо этого потребовали от него прибыть на съезд и объяснить позицию большевистского руководства
в отношении Балтийского флота. В противовес этому съезд дружно приветствовал Щастного и устроил ему бурную овацию после
его заявления, что для центрального руководства страны настал момент подняться на борьбу с немцами.
Конфликт между Щастным и большевистским руководством
привел к тому, что Щастный 22 мая подал в отставку. В конце мая
он был вызван в Москву и сразу по прибытии по приказу Троцкого был арестован, предан суду, вынесшему ему смертный приговор. Впоследствии страна привыкнет к подобным методам, но тогда это был первый процесс подобного рода. Казнь Щастного
вызвала взрыв возмущения матросов. Среди судов, приплывших
из Гельсингфорса, была минная дивизия. В ее состав входило 25 судов, в том числе 17 эсминцев. В середине мая она встала на якорь
в центре Петрограда, напротив Обуховского завода. Среди матросов дивизии были широко распространены антибольшевистские
настроения. Эту дивизию военный штаб Союза возрождения России считал своей основной ударной силой. Информация о планах
Троцкого взорвать Балтийский флот вызвала негодование экипажей дивизии. На митинге 11 мая матросы и офицеры дивизии приняли резолюцию, которая из-за угрозы немецкого нашествия требовала: «1) Петроградскую коммуну, ввиду ее полной неспособности
и несостоятельности предпринять что-либо для спасения Родины
и Петрограда, распустить. 2) Всю власть по обороне и управлению Петроградским округом вручить морской диктатуре Балтийского флота. 3) Немедленно войти в тесную связь со всеми рабочими Петрограда и демобилизованными солдатами и офицерами
армии на предмет взаимной поддержки и организации реальной
силы для обороны Петрограда…»95. 12 мая на заседании корабельных комитетов лидеры минеров лейтенант Г. Н. Лисаневич и матрос
эсминца «Инженер-механик Зверев» эсер Ф. У. Засимук вступили

Глава I

в острое противостояние с выступавшими на митинге Раскольниковым и Луначарским. Под крики одобрения матросов они подвергли
резкой критике внутреннюю и внешнюю политику правительства.
На этом заседании резолюция минной дивизии была в основном
одобрена96. Но проходивший тогда же 3-й съезд Балтийского флота осудил антиправительственные выступления минеров и потребовал уволить из флота Лисаневича и Засимука. Однако экипажи
кораблей категорически отказались выдать своих лидеров. 25 мая
собрание представителей минной дивизии решило их защищать,
используя для этого «все доступные средства». При этом моряки
выразили поддержку советской власти как воплощения народовластия, но осудили существующее правительство как «контрреволюционное и несущее гибель отечеству»97.
Матросы минной дивизии, возмущенные уступками советского правительства Германии, фактическим уничтожением советской
демократии, нашли общий язык с рабочими Обуховского сталелитейного завода, возмущенными массовыми увольнениями, резким
сокращением дневной хлебной нормы до 1/8 фунта в день. Обуховцы быстро разочаровались в советском правительстве, участвовали
в демонстрациях в поддержку УС и движения рабочих-уполномоченных98. В апреле — мае на рабочих митингах выдвигались требования о немедленном созыве УС и окончании Гражданской войны.
16 июня митинг на Обуховском заводе принял решение использовать ближайшие выборы Советов для ведения активной агитации
за восстановление всеобщего избирательного права и созыва УС.
Рабочие обратились к Собранию уполномоченных с призывом начать борьбу за власть и к минной дивизии — принять участие в этой
борьбе. Это обращение пришло во время бурного недовольства Балтийского флота арестом и судом над Щастным. Совместное выступление моряков и рабочих могло иметь далекоидущие последствия.
Но столь любимое эсеровское оружие — террор — на этот раз спасло большевиков. 20 июня террорист из Центрального боевого отряда ПСР, рабочий Н. Сергеев, убил М. М. Володарского, комиссара
по делам печати, агитации и пропаганды Петроградской коммуны,
по дороге на митинг, недалеко от Обуховского завода. В результате немедленных поисков убийцы было арестовано 15 человек,

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

12 из которых после допроса были отпущены, кроме Г. Еремеева,
одного из самых популярных рабочих лидеров Обуховского завода,
и двух других обуховцев. Все трое — члены ПСР. Хотя арестованные не имели никакого отношения к убийству Володарского, большевики воспользовались ситуацией, чтобы оставить протестующих
без лидеров. На следующий день после ареста рабочие, прекратив
работу, изгнав заводское руководство, взяли завод под свой контроль. Они потребовали освобождения арестованных, послали
своих представителей на другие предприятия и на собрание рабочих-уполномоченных, от которого потребовали объявить 25 июня
общегородскую политическую забастовку в знак протеста против
репрессий в отношении рабочих. Матросы минной дивизии были
готовы поддержать рабочих с оружием в руках. Г. Н. Лисаневич, командир эсминца «Капитан Изыльметьев», для поддержки обуховцев пришвартовал свой корабль у завода.
Но убийство Володарского изменило настроение большинства
рабочих и матросов. Даже рабочие Путиловского завода, больше других поддержавшие обуховцев, были поражены террористическим
актом против видного члена социалистической партии. Поэтому они
отказались участвовать в забастовке. Отказались и рабочие других
заводов города. Большевиков поддержало и большинство матросовбалтийцев. Для подавления выступления минной дивизии власти
смогли привлечь около 500 матросов-кронштадтцев. Три канонерские лодки не дали возможности «Капитану Изыльметьеву» сняться
с якоря. После переговоров матросы эсминца согласились сдаться.
Несколько матросов и офицеров было арестовано, но Лисаневичу
удалось бежать. Еще несколько эсминцев были готовы начать бой,
но после переговоров они сдались. Главный комиссар Балтийского
флота И. П. Флеровский арестовал всех матросов и офицеров, имевших какое-либо отношение к антибольшевистским выступлениям99.
Июньские события 1918 г. в Петрограде напоминают кронштадтские события в марте 1921 г. И в том и в другом случае рабочие и моряки действовали совместно. Но в июне 1918 г. они еще
продолжали относиться к существующей власти как к своей, несмотря на то, что уже хорошо понимали многие присущие ей недостатки, а в 1921 г. у матросов и рабочих уже никаких иллюзий не было.

Глава I

Июньское выступление матросов против большевистских властей было не единственным. Следующий конфликт вспыхнул в сентябре 1918 г. В начале февраля 1918 г. Совнарком издал декреты
о демобилизации армии и флота. Многие военные моряки выступили против, но власти потребовали полного осуществления декрета, угрожая в противном случае прекратить снабжение Кронштадта
продовольствием. Кронштадт был вынужден подчиниться. Тысячи
матросов отправились по домам, прихватив с собой изрядное количество винтовок и пулеметов, заявляя, что оружие «может нам
еще понадобиться»100. Тысячи других остались служить, заключив
соглашение о добровольном вступлении во флот. Демобилизация
флота привела к тому, что многие суда стали небоеспособными из-за
нехватки матросов. Большинство экипажей превратились в охранные команды своих кораблей. В ходе начавшейся в июне 1918 г. мобилизации на военную службу были призваны тысячи бывших матросов. Черноморский флот был потоплен, чтобы не отдавать его
немцам, всех призванных отправляли в Петроград и Кронштадт.
Матросы были размещены в чудовищно переполненных казармах. Власти ожидали, что прибудут не более 5–6 тыс. человек, а прибыло 10 тыс. Особенно тяжелые условия проживания были в казарме 2-го балтийского экипажа, в которой было размещено несколько
тысяч человек. В отчете от 18 октября Чрезвычайной комиссии Петросовета, созданной для проверки состояния казарм, говорилось,
что казармы грязные и темные и переполнены сверх всякой меры,
двери без замков, окна разбиты, а уборные отвратительные. Помещение не убирается, по углам разлагаются кучи экскрементов. Матросы вынуждены спать на старых койках с железными пружинами,
часто сломанными. На большинстве коек нет ни матрасов, ни одеял,
ни подушек, вообще никакого постельного белья. Посуда отсутствует, а матросы едят из общих помойных ведер, но и тех не хватает.
Форменной одежды у них нет, а больше чем у половины нет обуви. Еще до отправки комиссии петроградские власти были хорошо
осведомлены, что творится в казармах. На заседании Петроградского комитета РКП(б) о состоянии матросских казарм было сказано:
«Жизнь в казармах. Невыносимые условия жизни этой»101. Вывод
можно было распространить на Петроград и всю страну, но условия

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

жизни в матросских казармах даже большевистскому руководству
казались чудовищными. Для улучшения положения ничего не было
сделано.
Между московскими и питерскими властями не было единства взглядов по вопросу, как использовать призванных матросов. Центр хотел всех их направить в Красную армию и послать
на фронт, комиссары Балтийского флота хотели заменить ими матросов, ушедших на фронт. В итоге матросы были пока в Петрограде, но предполагалось, что во флоте будут оставлены только
опытные специалисты, а из остальных будут сформированы подразделения для отправки на фронт.
Многие из призывников были антибольшевистски настроены,
они прибыли из деревень, где наблюдали террор продотрядов, или
из городов, где закрывались заводы и рабочим грозила голодная
смерть. Надежды большевистских властей на революционный дух
матросов не оправдались. Матросы были настроены революционно, но не в большевистском понимании этого слова. Тяжелое положение в оставленных деревнях и городах, страшные условия жизни
в Петрограде, конец всех надежд на подлинное народовластие в начале октября нашли свое выражение в митингах протеста. Установились тесные связи между матросами и Петроградским комитетом
партии левых социалистов-революционеров (ПЛСР). Первый митинг матросов прошел в Петрограде 4 октября 1918 г. Матросы потребовали значительного улучшения снабжения продовольствием
и решительных изменений условий жизни в казармах. На большевистские власти они перестали надеяться и требовали, чтобы это
было поручено матросскому выборному комитету. Имея все основания бояться большевистской расправы, матросы настаивали, чтобы
их немедленно вооружили. В числе требований было: замена добровольцев на флоте компетентными специалистами из них, освобождение из тюрем всех матросов, непонятно за что арестованных102.
Так как петроградские власти кроме призывов к революционной дисциплине не дали никакого ответа, матросы стали сами добывать оружие и вооружили револьверами часть мобилизованных.
Особое недовольство большевистской диктатурой выражали бывшие матросы Черноморского флота. Их лидером стал Я. Шашков,

Глава I

в прошлом черноморец, хороший оратор, чья популярность росла
от митинга к митингу. Попытка Флеровского и его заместителя
И. Фрунтова успокоить моряков ничего не дала. Им даже не дали
говорить, заглушив речи свистом и криками протеста, а Фрунтова
стащили с трибуны. На этом митинге были выбраны представители для поездки в Кронштадт. Они должны были уговорить кронштадтцев присоединиться к готовящемуся выступлению, но власти
не допустили их в город. Вечером того же дня Шашков выдвинул
ряд политических требований, в первую очередь восстановления
власти свободных демократических Советов. В принятой резолюции говорилось: «Мы требуем немедленного разрыва позорного для
революционного народа Брестского договора. Мы требуем отказа от уплаты миллиардных контрибуций… Мы, моряки, только что
вернувшиеся от плуга и станка, не можем умолчать о том, как стонет всюду трудовой народ от произвола и насилия наемных чиновников-комиссаров. Мы на себе испытали разгон съездов рабочих
и крестьянских Советов и аресты. <…> Мы требуем восстановления истинной власти Советов!»103
На следующий день состоялся новый митинг. Матросы были
полны решимости перейти к действиям. Они отвергли кандидатуру комиссара А. Кулберга, назначенного Флеровским, и на это место выбрали Г. Шанина. Новый комиссар издал «приказ № 1», отменявший все приказы большевистских комиссаров. Матросы, многие
с револьверами, направились на плац Первого морского берегового
экипажа и в сопровождении матросов этой части двинулись к Мариинскому театру, где провели еще один митинг, а затем группа матросов во главе с Шашковым ворвалась в театр во время представления
оперы Р. Вагнера «Валькирия». Опера была остановлена в середине
1-го акта, и матросы, вооружившись трубами и валторнами, двинулись к Невской пристани поднимать экипажи стоявших там судов,
но это им не удалось. Разочарованные, они вернулись в казармы104.
Петроградские власти во главе с Зиновьевым были прекрасно осведомлены о том, что происходило в городе. Но они выжидали открытого выступления волновавшихся матросов и связанных с ними
левых эсеров, чтобы нанести решительный удар. Как цинично писал
Флеровский, «для серьезных репрессий нужны серьезные поводы»105.

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

Теперь повод был налицо. Матросский лидер Шашков был арестован в Петрограде, куда он направился на грузовике в поисках
оружия. Казармы 2-го флотского экипажа были окружены войсками. 50 матросов были арестованы. Попытки левых эсеров организовать выступления против большевиков закончились провалом,
многих из них арестовали. Был разгромлен Петроградский комитет ПЛСР. Зиновьев, выступая 15 октября на экстренном заседании Петросовета, в присущем ему витиеватом стиле труса, избавившегося от угрожавшей ему опасности, заявил: «…петроградский
пролетариат должен, наконец, вколотить осиновый кол в могилу
белогвардейской партии Камкова». Мятеж был объявлен «жалкой копией с жалкого июльского мятежа левых эсеров»106. По постановлению Президиума Петроградской чрезвычайной комиссии
11 матросов были расстреляны. Организовывались массовые митинги матросов, на которых принимались резолюции с осуждением 2-го балтийского экипажа. Но когда стало известно о казни матросов, команда линкора «Петропавловск» выступила с протестом
против «зверской расправы» с «истинными пролетариями»107. Выступление 2-го балтийского экипажа было еще одной репетицией
Кронштадтского восстания.
Во время Гражданской войны Балтийский флот практически
не участвовал в боевых действиях, за исключением нескольких операций (см. выше), но моряки сражались на различных фронтах. Несмотря на наступившее у многих балтийских матросов разочарование в большевистской диктатуре, они были искренне преданы делу
революции и охотно отправлялись на фронт для борьбы с белогвардейцами. Из них формировались речные флотилии, принимавшие
участие в Гражданской войне от Северной Двины до сибирских рек,
команды бронепоездов и целые части Красной армии, считавшиеся
отборными. По окончании Гражданской войны многие моряки вернулись на флот, но и после их возвращения флот испытывал большую нехватку личного состава. С кораблей снимались не только
матросы, большое число орудий пошло на вооружение речных флотилий или использовались для обороны Петрограда. Сокращение
численности матросов, резкое падение уровня дисциплины привели к значительному ухудшению состояния судов. Из оставшихся

Глава I

боеспособными судов был создан Действующий отряд, базирующийся в Кронштадте. Многие уцелевшие от расправ морские офицеры принимали участие в Гражданской войне на стороне врагов
большевистского режима. У оставшихся во флоте жизнь на кораблях была крайне тяжелой из-за унижений и оскорблений со стороны матросов, угрозы ареста по малейшему подозрению или
быстрой матросской расправы. Мичман А. Гефтер описывал обстановку на крейсере «Память Азова» в первые дни после объявления
в начале сентября 1918 г. красного террора: «Шум голосов за стеной прервал поток воспоминаний. Зайдя туда, застал у командира несколько офицеров с соседних кораблей. Все держались сдержанно, но чувствовалось, что есть какая-то неприятная и большая
новость. — По кораблям, как выяснилось, ходили агенты ЧК и по
указанию команды выбирали офицеров, которых уводили на расстрел. Может быть, сейчас явятся на “Память Азова”. <…> Чьи-то
громкие голоса раздались за стенкой. Там остановились какие-то
люди и совещались. В каюте наступила тишина. Казалось, что
смерть тихонько остановилась у двери и ждет.
Потом голоса смолкли. Очевидно, ушли. Я вышел на верхнюю
палубу. На фоне ночной тишины отчетливо были слышны далекие
выстрелы. Каждый выстрел уносил жизнь! <…>
Когда утром, вставши пораньше, я поднялся на мостик — я увидел страшное зрелище. Откуда-то возвращалась толпа матросов,
несших предметы офицерской одежды и сапоги. Некоторые из них
были залиты кровью. Одежду расстрелянных в минувшую ночь
офицеров несли на продажу»108.
Балтийский флот сыграл важную роль во время обороны Петрограда от Северо-Западной армии генерала Н. Н. Юденича. Во время
ее первого наступления в мае — июне 1919 г. корабли обстреливали части противника и помогли подавить восстание, вспыхнувшее
на форте Красная Горка, к которому присоединились форты Обручев и Серая Лошадь. В подавлении восстания решающую роль
сыграл линкор «Петропавловск», тяжелые орудия которого выпустили по обстреливавшим Кронштадт фортам 568 двенадцатидюймовых снарядов. Во время осеннего наступления Северо-Западной
армии линкор «Севастополь» 20–21 октября обстреливал белые

Балтийский флот в 1900–1920 гг.

части, находившиеся в районе Красного Села из 305-миллиметровых орудий.
Далеко не все в политике большевистского руководства нравилось кронштадтским матросам, но пока угроза со стороны белых армий не была устранена, они продолжали героически сражаться с белогвардейцами на всех фронтах Гражданской войны.

Примечания
Пилкин В. К. В Белой борьбе на Северо-Западе. Дневник 1918–1920. М.,
2005. С. 494.
2
Волков С. В. Русский офицерский корпус. М., 1993. С. 140.
3
Пилкин В. К. Указ. соч. С. 579, 580.
4
Там же. С. 485.
5
Там же. С. 489.
6
Андреев В. И. Кронштадтское восстание и погром //Армия в первой революции. М. ; Пг., 1921. С. 18.
7
Крестьянинов В. А. Мятежный Кронштадт. 1905–1917–1921. М., 2017.
С. 107, 141.
8
Редигер А. Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра.
М., 1999. Т. 1. С. 502.
9
Редигер А. Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 116.
10
Там же. С. 39.
11
Пилкин В. К. Указ. соч. С. 396.
12
Цит. по: Пилкин В. К. Указ. соч. С. 396.
13
Там же.
14
Цит. по: Пилкин В. К. Указ. соч. С. 397.
15
Назаренко К. Б. Балтийский флот в революции 1917–1918 гг. М., 2017.
С. 180, 181.
16
Волков С. В. Трагедия русского офицерства. М., 1999. С. 310.
17
Известия Кронштадтского совета. 20 июля 1917 г.
18
Волков С. В. Трагедия русского офицерства. С. 11.
19
Елизаров М. А. «…здесь было много стихийного, много и страшного мщения» // Военно-исторический журнал. 2006. № 12. С. 46.
20
Раскольников Ф. Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. М., 1990. С. 38.
21
Там же. С. 52.
22
Дело народа. 5 мая 1917 г.
23
Раскольников Ф. Ф. Указ. соч. С. 93.
24
Кронштадтский совет в 1917 году. Протоколы и постановления. СПб.,
2017. Т. 1. С. 310.
1

Глава I
Раскольников Ф. Ф. Указ. соч. С. 83.
Палеолог Морис. Дневник посла. М., 2003. С. 782.
27
Войтинский В. С. 1917-й. Год побед и поражений. М., 1999. С. 127–128.
28
Церетели И. Г. Воспоминания о Февральской революции. Paris, 1963.
Т. 2. С. 270.
29
Войтинский В. С. Указ. соч. С. 162.
30
Церетели И. Г. Указ. соч. С. 278.
31
Вторая и третья Петроградские общегородские конференции большевиков в июле и октябре 1917 г. М., 1927. С. 58.
32
Ярчук Е. З. Кронштадт в Русской революции. Нью-Йорк, 1923. С. 11.
33
Цит. по: Помпеев Ю. Февральский вихрь. Эти великие полгода. Ленинград, 1987. С. 595.
34
В. И. Ленин. Полн. соб. соч. Т. 32. М., 1969. С. 517.
35
Цит. по: Церетели И. Г. Указ. соч. С. 301, 302.
36
Там же. С. 297.
37
Суханов Н. Н. Июльские дни // Д. Анин. Революция 1917 года глазами ее
руководителей. Roma, 1971. С. 311.
38
Раскольников Ф. Ф. Указ. соч. С. 133.
39
Цит. по: Церетели И. Г. Указ. соч. С. 288.
40
Раскольников Ф. Ф. Указ. соч. С. 135.
41
Суханов Н. Н. Указ. соч. С. 313–314.
42
Гессен И. В. В двух веках. Жизненный отчет // Архив русской революции. М., 1993. Т. 22. С. 369.
43
Войтинский В. С. Указ. соч. С. 173.
44
Церетели И. Г. Указ. соч. С. 307.
45
Раскольников Ф. Ф. Указ. соч. С. 140.
46
Троцкий Л. Д. Моя жизнь. М., 2006. С. 309.
47
Моонзундская операция // Военный энциклопедический словарь. М.,
2002. С. 937.
48
Дыбенко П. Е. Из недр царского флота к Великому Октябрю. М., 2018.
С. 120.
49
Пилкин В. К. Указ. соч. С. 492, 493.
50
Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг. М., 2014. С. 450.
51
Цит. по: Пилкин В. К. Указ. соч. С. 493.
52
Людендорф Э. Указ. соч. С. 453, 454.
53
Ленин В. И. Письмо председателю Областного комитета армии, флота
и рабочих Финляндии И. Т. Смигле. 27 сентября 1917 г. // ПСС. Т. 34. С. 264.
54
Цит. по: Дыбенко П. Е. Указ. соч. С. 142.
55
Троцкий Л. Д. История русской революции. М., 1997. Т. 2. С. 229.
56
Суханов Н. Н. Указ. соч. С. 396, 397.
57
Там же. С. 396.
58
Дело народа. 26 октября 1917 г. № 189.
25
26

Балтийский флот в 1900–1920 гг.
Синегуб А. Защита Зимнего дворца (25 октября — 7 ноября 1917 г.) //
Архив русской революции. Берлин, 1922. Т. 4. С. 186.
60
Бочарникова М. В женском батальоне смерти // Доброволицы : сборник
воспоминаний. М., 2001. С. 201.
61
Там же. С. 204, 215.
62
Рид Дж. Десять дней, которые потрясли мир. М., 1987. С. 292, 293.
63
Кильдюшевский В. И., Петрова Н. Е. Находки захоронений жертв красного террора Петропавловской крепости // Красный террор в Петрограде / под
ред. Волкова С. В. М., 2011. С. 477, 478.
64
Дело народа. 29 октября 1917 г. № 193.
65
Краснов П. Н. На внутреннем фронте // Архив русской революции. М.,
1991. Т. 1. С. 166, 177, 178.
66
Войтинский В. С. Указ. соч. С. 268, 269.
67
Раскольников Ф. Ф. Указ. соч. С. 256.
68
Цит. по: Фельштинский Ю. Крушение мировой революции. Очерк первый. Брестский мир. Октябрь 1917 — ноябрь 1918. Лондон, 1991. С. 41.
69
Дело народа. 21 ноября 1917 г. № 215.
70
Дыбенко П. Е. Указ. соч. С. 182.
71
Троцкий Л. Д. О Ленине. М., 2015. С. 122.
72
Ленин В. И. Заседание ВЦИК 1 (14) декабря 1917 г. Указ. соч. Т. 35.
С. 135.
73
Правда. 23 ноября 1917 г.
74
Сорокин П. А. Дальняя дорога. М., 1992. С. 101.
75
Соколов Б. Ф. Защита Всероссийского Учредительного Собрания // Архив русской революции. М., 1992. Т. 13. С. 46–47.
76
Там же. С. 31.
77
Чернов В. М. Учредительное собрание и Советы // Дело народа. № 238
(декабрь).
78
Соколов Б. Ф. Указ. соч. С. 60.
79
Цит. по: Соколов Б. Ф. Указ. соч. С. 61.
80
Дыбенко П. Е. Указ. соч. С. 190, 191.
81
Цит. по: Вишняк М. В. Дань прошлому. Нью-Йорк, 1954. С. 361.
82
Протасов Л. Г. Всероссийское Учредительное Собрание. История рождения и гибели. М., 1997. С. 300.
83
Дыбенко П. Е. Указ. соч. С. 190.
84
Цит. по: Вишняк М. В. Указ. соч. С. 354.
85
Дыбенко П. Е. Указ. соч. С. 189.
86
Соколов Б. Ф. Указ. соч. С. 66.
87
Протасов Л. Г. Указ. соч. С. 307.
88
Соколов Б. Ф. Указ. соч. С. 66, 68.
89
Вишняк М. В. Указ. соч. С. 366.
90
Дыбенко П. Е. Указ. соч. С. 192.
59

Глава I
Шигин В. В. Взлеты и падения Павла Ефимовича Дыбенко // Дыбенко
П. Е. Указ. соч. С. 279.
92
Цит. по: Назаренко К. Б. Указ. соч. С. 298.
93
Партия левых социалистов-революционеров : документы и материалы.
М., 2000. Т. 1. С. 261.
94
Известия ЦК КПСС. 1989. № 4. С. 141.
95
Питерские рабочие и «диктатура пролетариата». Октябрь 1917–1929 :
сборник документов. СПб., 2000. С. 115.
96
Рабинович А. Большевики у власти. Первый год советской эпохи в Петрограде. М., 2007. С. 361.
97
Балтийский флот в Октябрьской революции и Гражданской войне. Л.,
1932. С. 362.
98
Питерские рабочие и «диктатура пролетариата». Указ. соч. С. 114, 115.
99
Рабинович А. Указ. соч. С. 364, 365.
100
Волин В. М. Неизвестная революция 1917–1921. М., 2005. С. 13.
101
Петербургский комитет РКП(б). Протоколы и материалы заседаний.
СПб., 2013. С. 310.
102
Рабинович А. Указ. соч. С. 512.
103
Там же. С. 514.
104
Там же. С. 514, 515.
105
Там же. С. 513. Фраза напоминает слова английского реакционного деятеля 1-й половины XVII в., графа Страффорда, наместника Ирландии. Когда
ему указали, что его жестокая политика может привести к новому восстанию
в Ирландии, он ответил: «Чем больше мятежников, тем больше конфискаций».
106
Там же. С. 515.
107
Там же. С. 516.
108
Гефтер А. Воспоминание курьера // Архив русской революции. Берлин, 1923. Т. 10. С. 118, 119.
91

Глава II
Начало восстания
1. Положение в стране в конце 1920 — начале 1921 г.
«Петроградская волынка»
ноябре 1920 г., после эвакуации армии Врангеля из Крыма,
Гражданская война в основном была закончена. Большевистская партия — маленькая группа в революционном движении,
не пользовавшаяся во время Февральской революции популярностью, смогла победить в этой войне, несмотря на то, что против нее
воевали отборные офицерские дивизии, подразделения английских, американских и французских войск, Чехословацкий корпус
и польская армия. Но именно после победы большевики столкнулись с самым большим кризисом в своей недолгой истории пребывания у власти.
Первая мировая война, революция, Гражданская война, но
в первую очередь безумная политика большевиков ввергли страну в катастрофу. С 1913 по 1920 г. промышленное производство сократилось в 5 раз, выплавка чугуна — в 33 раза. Суммарный итог
потерь, понесенных страной за этот период, составил, по неполным
сведениям, 39 млрд золотых рублей (четверть всего довоенного достояния России)1. Не менее тяжелым было положение в сельском
хозяйстве. Первая мировая война, несмотря на мобилизацию в армию многих миллионов крестьян, не нанесла серьезного ущерба деревне. В 1917 г. на большей части территории России был собран
рекордный урожай. Но Гражданская война, политика военного коммунизма с продразверсткой и настоящий террор против крестьянства нанесли ей сокрушительный удар. Если в 1913 г. в Центральной России было собрано 78 млн т зерна, то в 1920 г. — только 48.
Особенно катастрофическим оказался 1921 г., когда в деревнях, пораженных неурожаем, ослабленных выкачиванием зерна государством, было собрано 2,9 млн т зерна — в 7 раз меньше, чем в 1916 г.2

Глава II

Катастрофа в промышленности и в сельском хозяйстве дополнялась катастрофой на железных дорогах.
Все это привело к колоссальным потерям населения. Если
во время Первой мировой войны Россия потеряла около 2 млн человек, то в 1917–1922 гг. население районов Российской империи,
вошедших в состав Советской России, сократилось, по мнению одних исследователей, на 13 млн, а по мнению других — на 16–18 млн
человек. Ученые считают, что 5–6 млн умерли от голода, около 3 —
от болезней, 3 млн погибли на полях Гражданской войны, 500 тыс.
были уничтожены в результате красного террора, 200 тыс. — в результате белого.
Последствия войны и кровавых большевистских экспериментов более всего ощущались в Петрограде. Большевистское руководство ненавидело город, где произошли Февральская революция и Октябрьский переворот, где проживал большой процент
интеллигенции и представителей бывших эксплуататорских классов, а рабочие искренне верили, что Советы являются высшей
формой демократии. Даже председатель Петроградского совета
и Совнаркома Петроградской трудовой коммуны Г. Е. Зиновьев —
одна из самых отвратительных фигур большевистской верхушки,
выступая на заседании Петросовета, заявил: «Ни на один город
не обрушилась с такой тяжестью эвакуация, как на Петроград. Ни
на один город не обрушился в такой мере ужас и тяжесть безработицы, как на Петроград, и ни один город в советской России, можно
сказать без преувеличения, не находится в таком тяжелом положении по продовольственному вопросу, как Петроград»3. Голод свирепствовал по всей красной России, но в Петрограде кровавая жатва собирала самый большой урожай. В 1919 г. годовая смертность
на 10 тыс. жителей Петрограда составляла 82 человека. В 1920 г.
она сократилась до 79, но в Москве в том же году на каждые 10 тыс.
человек умирало 404.
Массовые закрытия заводов и фабрик, мобилизация в Красную
армию, смерть от голода, холода и болезней, бегство в деревню в надежде найти пропитание привели к стремительному сокращению
численности петроградских рабочих. На 1 января 1917 г. их число составляло 379,2 тыс. человек, на 1 января 1919 г. — 124,6 тыс.,

Начало восстания

к сентябрю 1920 г. — 79,5 тыс. Особенно резко это ощущалось
в тяжелой промышленности — среди наиболее квалифицированной и образованной части рабочего класса: с 233,4 тыс. на 1 января 1917 г. до 25,1 тыс. на 1 января 1921 г.5 Один из лидеров «рабочей оппозиции» А. Г. Шляпников с полным основанием заявил
В. И. Ленину во время дискуссии о профсоюзах на 11-м съезде партии: «Поздравляю вас с тем, что вы являетесь авангардом несуществующего класса»6. Председатель Президиума ВСНХ сообщил
Ленину, что в бывшей типографии Левинсона «в течение 10 дней
умерло от голода 18 человек, причем некоторые падали и умирали
в самой типографии»7.
На фоне полной разрухи больше всего возмущало рабочих
привилегированное положение членов партии. Хлебный паек
с 3 января 1921 г. составлял: трудовая карточка литер Б — 200 г
(для большей части городского населения), литер А (для большинства рабочих) — 400 г, для рабочих ударных групп и горячих
цехов — 600 г.
Американские анархисты Эмма Гольдман и Александр Беркман
в начале 1920 г. приехали в Россию в надежде увидеть счастливую
жизнь трудящихся под властью революционеров. Очень быстро
они разобрались, что творится в стране, и всю последующую жизнь
не уставали обличать большевистскую диктатуру. Гольдман рассказывала о посещении Путиловского завода: «…власти утверждали, —
стала доказывать Гольдман рабочим, — что путиловцы работают
в важнейшей отрасли промышленности, и потому их пайки гораздо
лучше, чем у других трудящихся, — им выдают по два фунта хлеба
в день и другие продукты. В ответ люди посмотрели на меня с изумлением, и один из них, усмехнувшись, протянул мне свою краюху:
“На, кусай!” Попробовав ее на зуб и тут же поняв, что рискую попасть к дантисту, я вернула черствую горбушку владельцу, насмешив собравшихся вокруг работяг». Эмма Гольдман была поражена
тем, как при такой всеобщей нищете живет советская элита: «Существует 34 вида пайков — и это при декларируемом коммунизме! —
А магазины и лавки для привилегированных лиц наживались на перепродаже масла, яиц, сыра и мяса; при этом рабочие и их жены
часами стояли в очередях за мерзлой картошкой, червивой крупой

Глава II

и гнилой рыбой, а на барахолках женщины с печальными, опухшими лицами торговались с красноармейцами за свой жалкий скарб»8.
Нетрудовые элементы получали 50 г хлеба в день.
Голодали и в Красной армии. Если привилегированные части
Петроградского гарнизона — моряки, курсанты, бойцы отрядов
ВЧК — снабжались относительно хорошо, то положение рядовых
красноармейцев было ужасным. Они бродили по улицам города, выпрашивая кусочек хлеба. Меньшевистский лидер Ф. И. Дан писал,
вспоминая картины зимы в Петрограде в 1921 г.: «Рабочие голодали. Голодали и красноармейцы. Мне приходилось ходить на службу мимо казарм. И каждый раз на соседних улицах раз десять меня
останавливали красноармейцы, буквально вымаливая “корочку
хлебца”»9. Секретарь Петроградского губкома РКП(б) 11 февраля
1921 г. умолял заместителя председателя РВСР Э. М. Склянского
оказать помощь: «…продовольственное положение гарнизона критическое. Очень часто красноармейцы просят милости по домам.
Последние дни [в] частях округа констатируются большое количество обмороков. На почве истощения обмороки принимают массовый характер. Все это <…> заставляет обратиться к вам, чтобы вы
повлияли на улучшение снабжения военного округа»10.
Во время заседания Президиума Петроградского комитета
профсоюзов металлистов обсуждался вопрос о требованиях рабочих. Острое недовольство выражали рабочие Проволочного завода, бывшего ДЮМО. Рабочие негодовали: «На заводе Дюмо совершенно нет обуви ни в горячих, ни в кислотных цехах. На весь завод
выдали всего одну пару, когда на заводе 300 человек рабочих»11.
Но рабочих Петрограда волновали не только голод и холод. Они
требовали свободных выборов в Советы и профсоюзы, прекращения
арестов рабочих и свободы перехода с одного завода на другой. Для
того чтобы прикрепить рабочих к одному месту работы и добиться
прекращения забастовок, в октябре 1920 г. были введены трудовые
книжки, которые после записи об увольнении превращались в волчий билет. 7 июля 1920 г. собрание рабочих-металлистов Петрограда расценило введение трудовых книжек «как акт, прикрепляющий
нас, как рабов, к заводу и обрекающий нас на постоянное жительство в Петрограде, лишающий нас свободы передвижения и выбора

Начало восстания

как работы, так и места жительства, и отвергающий всякую свободу
личности»12.
Голод, холод, нищету, чудовищное неравенство, отсутствие любого подобия демократических свобод, диктатуру партии большевиков, полный контроль государства над профсоюзами рабочие Петрограда и других городов России с трудом, но в целом терпели во время
Гражданской войны, а после ее окончания терпению пришел конец,
тем более что положение становилось не лучше, а хуже. В Петрограде 22 января 1921 г. на треть сократили пайки и закрыли 45 металлообрабатывающих заводов, 25 текстильных фабрик и других
предприятий13. Это было сделано в результате топливного кризиса,
но выглядело так, как будто советское правительство и петроградские власти делали все, чтобы вывести питерских рабочих из себя.
В двухнедельной информационной сводке Петроградской губернской чрезвычайной комиссии за время с 1 по 15 февраля 1921 г. отмечалось: «Общее недовольство уменьшением хлебного пайка. Происходящие в феврале волнения на заводах рабочих также основаны
на продовольственном вопросе. <…> за первую половину февраля
(забастовки. — Л. П.) происходили на многих заводах и фабриках.
<…> В петроградском трамвайном парке рабочие бросили работу
9/2 и приступили к работе 10/2 после 12 часов дня. Бастовали все
рабочие в количестве 1037 человек. Причина — несвоевременная доставка хлеба. В Балтийском судостроительном заводе начали бастовать 9/2, кончили 11/2. Бастовали 3700 человек. Причина — уменьшение выдачи хлеба.
В Кабельном заводе, Первой государственной табачной фабрике, Гвоздильном заводе, Арсенале и др. происходили общие собрания, на которых в большинстве случаев выносились резолюции
с требованием свободной торговли, улучшения пайка, свободный
переход с завода на завод и т. д. и т. д.; на заводе Арсенал были произнесены речи в меньшевистском направлении, по-видимому, везде среди рабочих ведется агитация планомерного характера лиц
эс-эровского и меньшевистского течения, так как забастовки были
почти одновременные»14.
В беспорядках в первую очередь обвинялись меньшевики и эсеры. На многих заводах во время Гражданской войны сложилась

Глава II

обстановка ненависти к большевикам. Положение в Петрограде
и Москве было полностью противоположно тому, во что верили
и что пропагандировали большевики. Квалифицированные рабочие
предприятий тяжелой промышленности, основная надежда и опора большевиков, превратились в 1921 г. наряду с крестьянами в их
врагов. Большевики успокаивали себя тем, что во всем виноваты
меньшевики и эсеры, придумывали какую-то мифическую партию
капиталистов. О том, что через 4 года после Февральской революции полураздетые рабочие, превратившиеся в крепостных на заводах, умирали от голода и холода, большевистские комиссары скромно умалчивали, а тех, кто требовал самого элементарного, называли
«шкурниками».
Напряжение на заводах и фабриках Петрограда нарастало. Новая волна выступлений началась 23 февраля на Обуховском заводе
после того, как рабочие, придя на завод, обнаружили его закрытым.
Обуховцы остановили работу фабрики «Лаферм», Балтийского завода. Рабочие атаковали Дерябинские казармы и освободили арестованных матросов, содержавшихся на гауптвахте Петроградской морской базы, разоружив караул, не оказавший никакого сопротивления.
К рабочей демонстрации присоединились студенты Петроградского
университета и жители Выборгского района. В забастовках и демонстрациях принимали также участие рабочие бывшей фабрики Речкина, Невской бумагопрядильной фабрики и ряда других предприятий.
Во время выступлений в середине февраля наряду с экономическими
рабочие выдвигали политические требования. Вечером 25 февраля
петроградские чекисты сообщали в Москву: «Рабочие предъявляли
требования об улучшении экономического положения, в частности
снятия заградительных отрядов и свободной торговли, политические
требования на некоторых заводских собраниях, главным образом,
Васильевского острова: созыва Учредительного собрания. Почти что
на всех собраниях требуют или созыва беспартийной городской конференции, или перевыборов в Совет»15.
Особенно массовый характер носили демонстрации на Васильевском острове. На его улицах собирались большие толпы. Рабочие
шли рядом с красноармейцами и моряками со стоявших на Неве военных судов. Демонстранты начали собираться даже на Невском

Начало восстания

проспекте. Петроградские чекисты сообщали в Москву: «25 февраля был ряд столкновений рабочих с курсантами, конечно, без раненых. У одной роты курсантов были отняты винтовки. Согласно
сообщениям как со стороны демонстрантов, так и коммунистов,
курсанты стреляли в воздух»16. Случаи грубого насилия с их стороны, правда, не очень часто, но все-таки имелись.
Определенную роль в этих событиях петроградские меньшевики все-таки играли, но они были значительно ослаблены предыдущими арестами, а открытые выступления на улицах или заводах заканчивались немедленными арестами. Дан писал о том, что
было сделано в эти дни: «При содействии рабочих печатников нам
удалось напечатать 1000 экземпляров прокламаций и, кроме того,
500 экземпляров составленной нами газеты-однодневки, приуроченной к заранее назначенной на начало марта “неделе профессионального движения”». Но активно действовать меньшевикам
мешали не только репрессии большевиков, у них отсутствовала
вера в успех движения. Дан писал: «К самим волнениям организация относилась с самого начала довольно скептически и не ждала
от них больших результатов. Было очевидно, что забастовка сама
по себе весьма мало страшна для большевиков, раз фабрики и заводы все равно закрываются из-за отсутствия топлива и сырья. Она
представляла непосредственную опасность лишь тем, что разлагала советский аппарат и, в особенности, Красную армию…» Как Дан,
такой классический меньшевистский начетчик, не понимал, что
сильное рабочее движение в Москве и Петербурге в корне подрывает большевистскую демагогию о диктатуре пролетариата? Но больше всего Дан опасался победы контрреволюции на волне рабочего движения: «Приходилось опасаться обратного: как бы бурный
порыв рабочих масс, доведенных до отчаяния голодом и холодом,
не был политически использован силами контрреволюции»17. В начале февраля 1921 г., после окончания Гражданской войны, бояться
контрреволюции могли только люди абсолютно не понимавшие ситуацию в России и бывшие в плену социалистических иллюзий —
большевики какие-никакие, а все-таки свои, социалисты, а все их
противники от белогвардейских генералов до сторонников Учредительного собрания — контрреволюционеры.

Глава II

2. Матросы Кронштадта в первые месяцы 1921 г.
Причины, по которым «краса и гордость революции», преторианцы нового режима подняли восстание, которое могло закончиться свержением большевистской диктатуры18, были общими для всей
страны. Самой главной причиной была безумная аграрная политика
советской власти, проводимая в крайне жестокой форме продовольственной разверстки, выражавшейся в массовых расстрелах, порках, тотальных грабежах крестьян. В Гражданскую войну матросы,
находящиеся на кораблях или сражающихся в составе Красной армии, не представляли себе всего ужаса жизни деревенской России.
Отпуска домой были запрещены, большинство писем не пропускала цензура, а обрывки новостей, доходившие до матросов, парализовались потоками коммунистической пропаганды. Помимо этого,
матросы, как и большинство рабочих и крестьян, считали, что ради
победы над белыми армиями приходится мириться даже с продразверсткой. После окончания Гражданской войны матросы, не больше 10 %, смогли отправиться в отпуск. То, что увидели дома матросы, описал вождь кронштадтских мятежников С. М. Петриченко:
«А как живут крестьяне и что они получили? Они получили принудительные работы, не считаясь с возрастом, полом и семейным
положением, полное разграбление муки, зерна, всякого скота и крестьянского инвентаря, неисчислимые реквизиции и конфискации,
бесконечное число заградительных отрядов»19. С. С. Агранов, особоуполномоченный при Президиуме ВЧК, в докладе «О результатах расследования по делу мятежа в Кронштадте» также указывал
на тяжелое положение крестьянства как на главную причину восстания: «Опрос целого ряда участников восстания показал, что атмосфера недовольства в матросской и красноармейской массе, почти сплошь крестьянской, сгущалась и раздражение неудержимо
нарастало, главным образом благодаря тому, что вести из родной
деревни, с которой эта масса не порвала связей, постоянно приносили им сведения о кризисе сельского хозяйства, о злоупотреблениях
местных властей, о тяжести разверстки и пр.»20. Много общавшийся с бежавшими после подавления восстания в Финляндию кронштадтцами представитель Земгора Н. Ф. Новожилов писал: «Здесь,

Начало восстания

в лагерях кронштадтцев, начинаешь понимать, почему Кронштадт
восстал. Брожение началось еще с весны 1920 г., как раз после восстановления отпусков матросам и солдатам <…>. Не выдержали
крестьянские парни разорения деревенского уклада, не выдержали
той смертельной раны, что коммунизм нанес крестьянству. И крестьянские дети стихийно, без оглядки пошли против Коммунистической партии…»21 Участник Кронштадтского восстания, прошедший через финские лагеря и Соловки, последний из очевидцев
событий, доживший до конца XX в. И. А. Ермолаев, через 70 лет
после описываемых событий рассказывал о причинах восстания.
Матросы «…были связаны с деревней, знали о ее тяжелом положении — кто по коротким пребываниям в отпусках, кто по переписке.
Мы знали, что наши семьи задавлены продразверсткой, терроризированы, доведены до голода и впереди не видно никакого просвета,
никакой надежды на улучшение»22.
В восстании кронштадтских матросов за несколько недель
до того, как тронется лед, проявился их буйный вольный характер.
Американский историк Пол Эврич писал о кронштадтских матросах: «По темпераменту они напоминали отчаянных флибустьеров
прошлого, казаков и стрельцов XVI–XVIII веков, чьи гарнизоны
были очагами бунтов, стихийных восстаний»23. Отсутствие даже
тени любых политических свобод, преследование всех политических партий, установление жесткой дисциплины в армии вызывали у них острое недовольство, особенно теперь, когда Гражданская
война закончилась. Такой случай жесточайшего подавлении матросской вольности произошел на Северном фронте осенью 1918 г.
3-й Советский полк, только что прибывший на фронт, на который
командование 6-й советской армии особенно надеялось, так как он
был укомплектован сверхнадежным составом — балтийскими матросами, отказался выступить на фронт. Наведением порядка руководил член РВС 6-й армии Н. Н. Кузьмин — в декабре 1920 — мае
1921 г. помощник командира по политчасти Балтфлота. Сначала
по его приказу расстреляли наиболее активных участников мятежа, затем полк был выстроен и была проведена децимация (расстрел каждого десятого). На митинге 2 марта на Якорной площади
Кузмину припомнили его подвиги на Северном фронте (см. ниже).

Глава II

В Резолюции собрания команд 1-й и 2-й бригад кораблей от 1 марта 1921 г., так называемой Кронштадтской резолюции, из 15 пунктов 9 посвящены восстановлению демократических свобод и прекращению репрессий. Моряки, как красноармейцы и большинство
рабочих, были глубоко разочарованы в большевистской партии,
установлением невиданной в истории России диктатуры. В письме ряда видных партийных работников подчеркивается крайне тревожный для большевиков факт: «…положение внутри самой партии,
с особой яркостью выявившееся в последней дискуссии о профсоюзах, и небывалое еще понижение влияния ее на пролетариат, особенно за последнее время, благодаря систематическому сокрытию
от масс действительного состояния республики, требует самых
спешных и решительных мер по укреплению партии и приведению
ее в боевой и революционный порядок. В связи с этим следует отметить наблюдающееся крайне вредное направление партийной
мысли, особенно среди руководящих кругов партии, выражающееся в стремлении объяснить все наши неудачи и зачастую неспособность справляться с поставленными задачами исключительно объективными условиями»24.
В разгар Гражданской войны, во время партийной недели 1919 г.,
число коммунистов Кронштадта резко возросло. Но в 1920 г. многие
из них вышли из РКП(б) добровольно или были исключены во время партийных чисток. Эсеровский очевидец событий писал: «Началось повальное бегство из партии. Ряды ее таяли. Особенно много
уходило матросов. Настроение Кронштадта к осени 1920 г. изменилось: город перестал быть “мальчиком с факелом в руках”, как сказал однажды Луначарский»25. Но, несмотря на это, накануне восстания в Кронштадте в военной организации РКП(б) насчитывалось
1547 членов и 303 кандидата, а в гражданской — 830 членов и кандидатов. Всего число коммунистов Кронштадта составляло 2680
человек26. Самая большая партийная организация была на линкоре «Петропавловск». Не было ни одной части Красной армии с таким большим процентом коммунистов. Специальная комиссия
по перерегистрации членов и кандидатов РКП(б) установила, что
в период восстания из партии вышли 341 матрос, 255 красноармейцев, 178 рабочих и 71 служащий, всего 781 человек27. Составители

Начало восстания

сборника документов «Кронштадт 1921» оценивают число вышедших из партии — 900 человек. Полностью распалась 41 партийная
организация28. Почти в полном составе вышла из партии парторганизация линкора «Петропавловск». Если к этому числу добавить
коммунистов, ушедших в Финляндию после подавления восстания,
исключенных из РКП(б) специальной комиссией, то в Кронштадте
осталось немногим больше 900 коммунистов. Городская партийная
организация сократилась с начала января 1921 г. более чем на 60 %29.
Эти цифры лучше всех остальных свидетельствуют, что восстание
было всеобщим. В «Известиях Временного революционного комитета» публиковались заявления о выходе из РКП(б).
Несомненно, определенную роль в восстании сыграло недовольство матросов ухудшением снабжения и мерами по укреплению
дисциплины на флоте, принятыми уже после того, как в основном
закончилась Гражданская война. Летом 1920 г. балтийцы получали в день на человека: 1,5 фунта (600 г) хлеба, 0,2 фунта (80 г) крупы, 0,3 фунта (120 г) мяса, 0,1 фунта (40 г) рыбы, 0,1 фунта сахара,
0,7 фунта (280 г) масла. Морякам выдавали дефицитные в то время
папиросы, соль, спички, мыло. Не воюющий флот снабжался лучше
воюющей армии. Но в связи с острым транспортным кризисом продовольственные поставки в Кронштадт задерживались, и матросы
стали получать значительно меньше продуктов. В Кронштадте, как
и в Петрограде, был острый дровяной кризис. 7 декабря начальник
политотдела Кронштадтской крепости сообщал начальнику Политического управления Балтийского флота (Пубалту): «Доношу, что
продовольственный вопрос среди команд флота и крепости стоит
очень остро. На основании заявлений целого ряда комиссаров видно, что среди команд флота идет недовольство на почве продовольствия <…>. Принимая во внимание тяжелое положение Республики в этом вопросе, думаю, что тут еще кроется то, что лица, стоящие
во главе продовольственного аппарата во флоте, или совершенно
не проявляют инициативы, или не на своем месте»30. Не хватало обуви и обмундирования. В докладе о положении в Кронштадте в январе 1921 г. сообщалось: «В частях, несущих гарнизонную службу,
как в крепости, так и на фортах, чувствуется усталость. Снабжение
частей гарнизона обмундированием неудовлетворительное: почти

Глава II

во всех воинских частях наблюдается недополучение походного обмундирования и обуви на 30–50 %, гимнастерок же, теплого белья
(в особенности одеял) — превышает и эту норму»31.
Роскошная жизнь командования Балтийским флотом все больше возмущала верящих в социальную справедливость матросов.
14 июня 1920 г. командующим Балтийским флотом был назначен
Ф. Ф. Раскольников. Начальником Пубалта стал тесть Раскольникова М. А. Рейснер. Несколько должностей в штабе флота занимала
одна из первых красавиц Советской Республики, жена Раскольникова, поэтесса Лариса Рейснер. Н. Я. Мандельштам писала: «Осип
Мандельштам рассказывал, что Раскольников с Ларисой жили в голодной Москве по-настоящему роскошно — особняк, слуги, великолепно сервированный стол… Этим они отличались от большевиков старшего поколения, долго сохранявших скромные привычки.
Своему образу жизни Лариса с мужем нашли соответствующее
оправдание: “Мы строим новое государство, мы нужны, наша деятельность созидательная, потому было бы лицемерием отказывать
себе в том, что всегда достается людям, стоявшим у власти”. Лариса
опередила свое время и с самого начала научилась бороться с еще
не отмененной уравниловкой»32. В Кронштадте на глазах у голодающих матросов Раскольников и Лариса не изменили своим привычкам. Они поселились в роскошной квартире бывшего морского министра И. К. Григоровича. Поэт Всеволод Рождественский,
придя в гости к своему товарищу по перу Ларисе Рейснер, был поражен великолепием ее апартаментов: ковры, экзотические ткани,
картины известных художников, бронзовые будды, майоликовые
блюда и флакончики с французскими духами. Так же, как Раскольников и Рейснер, жила и другая блестящая пара советской элиты —
П. Е. Дыбенко и А. М. Коллонтай. Два лидера балтийских моряков
1917 г., матрос и гардемарин далеко отошли от идеалов равенства,
которое они проповедовали в 1917 г. Но если Дыбенко позволял
себе роскошествовать далеко от Балтики, в Харькове, то Раскольников это делал на глазах голодавших балтийцев.
Слухи о жизни Раскольникова широко распространились
во флоте. Само имя Раскольников стало вызывать ненависть. К нему
начали приходить угрожающие письма от матросов. Интересно, что

Начало восстания

Раскольников считал главным рассадником недовольства линкор
«Петропавловск». Ненависть моряков к Раскольникову усилилась
вследствие принятых им необходимых мер в отношении флота.
Дисциплина на кораблях была ниже всякой критики. Многие матросы предпочитали жить в квартирах в Петрограде и Кронштадте, а на кораблях появлялись только для получения пайков и жалования. Матросам нравилось, что их суда стоят в Петрограде, где
жизнь для них была вольготнее, чем в изолированном Кронштадте, и где они считались частью новой элиты. Сразу же после вступления в должность Раскольников распорядился, чтобы часть судов
из Петрограда была переведена в Кронштадт, в том числе линкоры
«Петропавловск» и «Севастополь».
28 июля 1920 г. новый командующий Балтийским флотом издал два приказа, вызвавших взрыв возмущения матросов: приказ
№ 557, отменивший все отпуска, и приказ № 581, отменивший право
отлучки с корабля на берег и ночевки вне корабля33. Приказ № 602
от 03.08.1920 постановил, что увольнение моряков в отпуск по болезни после определения военной комиссии должно быть утверждено в штабе флота. Роскошная жизнь Раскольникова с красавицей
женой только усиливала раздражение матросов непопулярными
решениями командования. Моряки говорили и на собраниях, что
во всех трудностях их положения виноват Раскольников, так как
самому и его штабу «можно жить, коли с ними жены и матери»34.
26 октября 1920 г. на эсминце «Капитан Изыльметьев» команда отказалась есть обед. На собрании экипажа матросы говорили: «В то
время как штаб ест обед из трех блюд, их моряков кормят воблой».
Повод к недовольству тот же, что и на броненосце «Потемкин» летом 1905 г. На собрании команды подчеркивалось, что «запахло
старым режимом»35. Особое недовольство вызвало предоставление
кают-компании офицерам, тогда как раньше ею пользовался весь
экипаж.
Советские авторы любили обвинять Раскольникова во многих
проблемах флота, который якобы совсем не занимался флотом, а по
выражению С. Н. Семанова, «...в тревожную зиму 1920–1921 гг.
занимался в основном фракционной деятельностью на стороне
Троцкого, активно выступал против ленинской линии в дискуссии

Глава II

о профсоюзах. <…> Это вносило дезорганизацию в работы командных инстанций Балтфлота и подрывало личный авторитет самого
командующего»36. Выше мы уже писали о том, какое большое внимание уделял Раскольников восстановлению дисциплины во флоте
и повышению его боеспособности. Именно эти меры вызывали широкое недовольство матросов, которое подогревалось партийным
руководством Петрограда, в первую очередь Зиновьевым. Во время
дискуссии о профсоюзах питерский диктатор полностью разделял
точку зрения Ленина. Эврич писал, что Зиновьев «пытался дискредитировать конкурента, выставив его “диктатором”, а себя поборником партийной демократии…»37 Зиновьев в качестве демократа
ничего, кроме улыбки, вызвать не может. Он пытался отстранить
Раскольникова и нового начальника Пубалта Э. И. Батиса, поддержавших Троцкого. В ноябре 1920 г. по указанию Зиновьева Петроградский комитет РКП(б) потребовал передать ему руководство
Пубалта. Но Раскольников и Батис смогли защитить Балтийский
флот от сторонников Зиновьева. Председатель революционно-военного трибунала Балтфлота И. А. Ассар писал: «Матросов Раскольников считал людьми второго сорта. Моряки голодали, а командующий Балтфлотом с женой жили в роскошном особняке, держали
прислугу, ели деликатесы и ни в чем себе не отказывали»38. В такой
обстановке Раскольников 23 января подал рапорт об освобождении
от занимаемой должности и 25-го был снят с поста командующего. Но, несмотря на отставку, нападки на Раскольникова усиливались. 15 февраля 1921 г. в Петрограде открылась конференция членов партии, моряков Балтийского флота, моряки — члены партии
разделяли общее недовольство Раскольниковым. Командующего
Балтфлотом даже не избрали в Президиум конференции. Председатель ревтрибунала Балтфлота распорядился провести обыск в квартире Раскольникова. Тесть Раскольникова Рейснер послал телефонограмму Троцкому: «Сегодня, 26 февраля в квартире, занимаемой
мною совместно с Раскольниковым по ордеру Ревтрибунала Балтфлота, произведен обыск для розыска ценных вещей, якобы находившихся в указанной квартире. Найдено: одна бутылка коньяку,
выписанного в свое время для больного малярией Раскольникова
и полбутылки шоколадного ликера. Больше, согласно акту, ничего

Начало восстания

обнаружено не было. Считаю долгом упомянуть, что, по моим сведениям, на партийной конференции моряков Балтфлота без возражения со стороны Президиума отдельными членами конференции
сделаны были крайне оскорбительные клеветнические выпады против Раскольникова и его семьи»39.
Советские авторы любили писать о качественных изменениях флота. И. М. Шишкина подчеркивала: «В Балтийском флоте, и в Кронштадте в частности, за 1918–1920 гг. значительно увеличилось число мелкобуржуазных элементов из городских слоев
населения. На флот пришли бывшие гимназисты, реалисты, деклассированные элементы, привлеченные сравнительно высоким
продовольственным пайком и другими материальными льготами,
которыми пользовались моряки военно-морского флота»40. Тот
же автор утверждает, что почти 80 % личного состава Балтийского
флота к началу 1921 г. были выходцами из крестьян. Попытаемся
разобраться в этой невероятной путанице.
Так кем же были моряки Кронштадта в 1921 г.?
Даже статистические данные некоторых советских историков
противоречат их собственным выводам. Семанов приводит данные
о матросах двух судов, которые начали восстание, «Севастополь»
и «Петропавловск». Он специально подчеркнул: «Командный и политический состав в этих данных не отражен» и делает вывод: «Итак,
79,2 % моряков двух сильнейших кораблей Балтфлота, то есть почти 4/5 обоих экипажей, начали службу на флоте до 1917 г.»41 Мы
приводим данные из списка «военных моряков командуемого состава линейного корабля “Петропавловск”, состоящих на службе
к 1 марта 1921». 79,23 % матросов были призваны на военную службу до 1917 г.42 Если мы рассмотрим, когда были приняты на службу матросы двух линкоров, служившие на них во время восстания,
то получим следующую картину на «Петропавловске»: по 1913 г. —
242 человека; в 1914–1916 гг. — 729; в 1917 г. — 182; 1918–1921 гг. —
93 человека. То есть на главном очаге мятежа только 7,5 % были
вновь призванными. Если мы рассмотрим младший командный состав, очень популярный в матросской среде, то из 24 боцманов нет
ни одного, призванного во флот в 1918–1921 гг.43 На линкоре «Севастополь» по 1913 г. было призвано 169 человек; в 1914–1916 гг. — 466;

Глава II

в 1917 г. — 107; в 1918–1921 гг. — 44. На «Севастополе» процент
призванных в 1918–1921 гг. был еще ниже, чем на «Петропавловске», — 5,5 %. Мобилизация матросов на фронт практически не затронула лучшие корабли Балтийского флота. Экипажи нужны были
в Кронштадте для отражения атак англичан, для борьбы с армией
Юденича, которая в октябре 1919 г. не взяла Петроград во многом
из-за обстрелов левого фланга Северо-Западной армии кораблями
Балтийского флота, в первую очередь «Петропавловском» и «Севастополем». Команды этих двух судов с большим количеством коммунистов считались самыми надежными частями Красной армии
в районе Петрограда.
Эти матросы сыграли основную роль в восстании, пользовались
большим авторитетом и вошли в высший руководящий орган восставших — Временный революционный комитет. Многие из тех,
кого называли крестьянами, были ими только по происхождению.
Они давно ушли из деревни, получили начальное техническое образование и к моменту призыва во флот были квалифицированными
рабочими. На кораблях требовались люди, которые умели обращаться с самой современной техникой того времени — военными судами. Поэтому власти были вынуждены призывать рабочих. Можно
сказать, что такое соотношение призванных во флот было обычным
для кораблей всего Балтийского флота. За исключением линкоров
«Петропавловск» и «Севастополь» в Военно-морском архиве по матросам других кораблей дают обобщенные данные за 1915–1917 гг.
Возьмем для примера следующий документ: «Статистическая анкета линейного корабля “Полтава” к 15 февраля 1921 года, командуемый состав». Матросы, призванные в 1899–1917 гг., до 1918 г.
составляют в нем 89,6 %44. Но это были в основном матросы, в большинстве успевшие принять участие в Октябрьском перевороте.
Если мы рассмотрим статистическую анкету минного тральщика
«Заградитель», приписанного к Кронштадтскому линейному крейсерскому отряду, но в начале марта 1917 г. стоящего в Петрограде, мы получим такую же картину: 80 % матросов были призваны
в 1901–1917 гг.45 Советские авторы любили подчеркивать, что лучшие матросы пошли в Красную армию, а то, с чем они сталкивались
в Красной армии, например, с децимацией, сыграло не последнюю

Начало восстания

роль в восстании в Кронштадте. Для укрепления влияния партии
23 октября 1920 г. Совет труда и обороны принял решение о возвращении на Балтийский флот более 700 моряков — латышей и эстонцев, в основном членов партии и сочувствующих. Но это ничего
не дало большевикам, так как большинство вернувшихся приняли
участие в восстании. На линкоре «Петропавловск» — главном центре восстания в конце 1920 г. насчитывались 51 эстонец и 31 латыш,
в большинстве классные специалисты.
Один из ключевых вопросов при изучении кронштадтского восстания — это вопрос о том, было ли оно заранее подготовлено группой матросов и командиров Кронштадта, имеющих определенный
план действий, или было стихийным бунтом? Попытаемся разобраться в этом важном вопросе. Советские авторы без устали разоблачали утверждения западных историков, что кронштадтское
восстание было стихийным ответом на действия советской власти.
Шишкина писала: «Большинство буржуазных историков пытаются представить Кронштадтский мятеж как стихийное движение, лишенное какой-либо организационной подготовки»46. В доказательство своей версии они приводят совершенно неоспоримый факт
о том, что 28 февраля на линкоре «Петропавловск» состоялось собрание представителей команд бригады линейных кораблей, на котором обсуждались основные пункты резолюции, принятой 1 марта на линкоре «Петропавловск». Почему, если восстание началось
28 февраля, оно было подготовленным, а если 1 марта — стихийным,
понять невозможно. Западные историки Р. Даниэльс, Е. Поллак
и другие определяли движение в Кронштадте стихийным, справедливо указывая, что «собрание 1 марта не имело помыслов о восстании»47. Этому не противоречит сообщение в иностранной печати о восстании в Кронштадте, появившееся задолго до его начала,
14 февраля, в газете «Эхо Парижа» от собственного стокгольмского
корреспондента: «Уже в течение некоторого времени циркулируют
слухи о тяжелых беспорядках, произошедших в Кронштадте. Согласно данным эстонской печати, Кронштадтский совет отказался
подчиниться центральной власти. Моряки, поддерживая свой совет, арестовали верховного комиссара Балтийского флота и стали
направлять орудия своих дредноутов на Петроград. <…> Не имея

Глава II

возможности ручаться за точность этого сообщения, я могу, однако, подтвердить, что в Кронштадте, действительно, громадное возбуждение среди большинства матросов, которые настроены против
идей коммунистов. Многие из них с негодованием покинули ряды
Коммунистической партии»48. Ленин и Троцкий всячески обыгрывали это и другие подобные сообщения парижской прессы, доказывая, что восстание готовилось заранее, а французская контрразведка прекрасно о нем знала. 2 марта они писали в правительственном
сообщении: «Французская контрразведка только несколько опередила события. Через несколько дней после указанного срока действительно начались события, ожидавшиеся и несомненно подготовлявшиеся французской контрразведкой»49. Троцкий больше
всех других большевистских вождей старался представить кронштадтское восстание заранее подготовленным. 8 марта он послал
возмущенную телеграмму Н. Н. Крестинскому, комиссару юстиции
Северной коммуны, и В. Р. Менжинскому, начальнику Особого отдела ВЧК, в связи с доносом, полученным им на т. Н. П. Комарова: «Председатель ПЧК т. Комаров рассматривает кронштадтские
события как стихийное движение и вполне согласен с Даном в отношении причин его вызвавших. При таком положении дел требование Москвы о непременном участвовании во вновь созданном
органе т. Комарова парализует в самом зародыше деятельность пятерки и сводит на нет все наши начинания»50.
Слухи о возможном восстании ходили в среде русской эмиграции, в первую очередь в Швеции и Финляндии, где лучше знали
о недовольстве, которое кипит в Кронштадте. Самым интересным
свидетельством об этом является письмо Главноуполномоченного
российского общества Красного Креста по Петрограду, Финляндии и Скандинавским странам Г. Ф. Цейдлера, написанное, видимо,
в начале 1921 г. В письме утверждается: «Среди матросов наблюдаются признаки недовольства существующим порядком. Матросы
единодушно присоединятся к мятежникам, как только небольшая
группа быстро и решительно захватит власть в Кронштадте. Такая
группа из матросов уже сформирована и способна предпринять самые решительные действия». Описав настроение в Кронштадте,
автор делает вывод: «Из сказанного выше ясно, что в Кронштадте

Начало восстания

сложилась исключительно благоприятная обстановка для успешного восстания: 1) существование тесно спаянной группы энергичных
организаторов восстания; 2) соответствующая склонность к бунту
среди матросов; 3) малая площадь действия, которая ограничивается территорией острова, что обеспечивает общий успех восстания;
4) возможность подготовки восстания в полном секрете, который
обеспечивается изолированностью Кронштадта от России, а также
однородностью и солидарностью среди матросов»51. Но автор записки считал, что восстание начнется после того, как в Финском заливе растает лед. Тогда кронштадтские матросы смогут легко захватить беззащитный большевистский Петроград.
То, что восстание началось за три недели — на месяц раньше
срока таяния льда, было лучшим свидетельством стихийности восстания. То, что восстание произошло не вовремя, понимали все очевидцы. Это поняли большевики, это прекрасно понимали военные
специалисты, которых ВРК привлек к руководству боевыми операциями52. Чернов считал, что преждевременность восстания сыграла основную роль в его провале: «Мы видели все слабые стороны Кронштадта. Восстав на месяц-полтора раньше, чем следует, он
не мог пустить в ход своей главной силы — кораблей. Скованные
льдом они превратились в простые форты»53.
Выставив довольно умеренные требования, матросы Кронштадта были уверены в мирном преодолении разногласий с большевиками. Дан утверждал, что восстание было неожиданно не только
для его партии, но и «для самих восставших»54. Слова Дана о полной неожиданности восстания относятся ко всем сторонам, участникам конфликта. Оно было неожиданностью для всех. Представитель Административного центра ПСР в Финляндии И. М. Брушвит
писал 18 марта 1921 г. о главных причинах поражения восстания:
«Движение вспыхнуло стихийно, неорганизованно, неожиданно.
Ведь через месяц Кронштадт был бы вообще недоступен для большевиков и в сто раз для них опаснее»55.
Коммунисты в своих рабочих документах, не предназначенных
для ознакомления даже для членов партии, откровенно признавали стихийный характер восстания. Агранов, руководивший следствием над кронштадтскими матросами, в докладе о результатах

Глава II

расследования откровенно признавал, что «движение <…> возникло стихийным путем <…>. Если бы мятеж был делом какой-либо
тайной организации, существовавшей до его возникновения, то эта
организация приурочила бы его, во всяком случае, не к тому времени, когда запасов топлива и продовольствия оставалось едва ли
не на 2 недели, а до вскрытия льда оставался слишком большой
срок»56.
Выше мы подробно писали о причинах недовольства кронштадтских матросов. Обстановка была взрывоопасной, и достаточно было небольшого толчка, чтобы привести матросскую «вольницу» к взрыву. Два события, совершенно не связанные между собой,
сыграли решающую роль в возникновении восстания. Основным
из них были рабочие волнения, так называемая волынка, на питерских заводах в феврале 1921 г., другим — жесткие меры Раскольникова по наведению порядка. Недовольство стало проявляться все
чаще, но пока в форме разговоров среди команды, на которые власти не обращали серьезного внимания, несмотря на наличие среди рядового состава флота большого числа осведомителей ВЧК —
176 человек (интересно, что среди офицерского состава не удалось
завербовать ни одного)57.

3. Кронштадтская резолюция
Петриченко писал, как подействовали на кронштадтских матросов первые сообщения о питерских событиях: «Команда, к общему
негодованию, узнав о Петроградских событиях на стихийных митингах, которые категорически комиссарами запрещались, потребовала от комиссаров своего беспартийного представительства,
которое бы в Петрограде познакомилось с действительностью, что
происходит в Петрограде с рабочими, так как комиссары <…> уговорили команду, что это кучка агентов и шпионов Антанты пытается в Петрограде сделать забастовку, но теперь все улажено, и заводы
работают. Одновременно с этим в Петрограде рабочим угрожали,
что если они не примутся за работу, то революционный Кронштадт

Начало восстания

заставит их работать силой»58. Эти угрозы коммунистов рабочим
вызвали еще большее возмущение среди матросов, которые, считая
себя авангардом революции, меньше всего хотели, чтобы из них делали пугало. Кронштадтские чекисты сообщали: «В связи с событиями в Петрограде настроение команд резко изменилось к худшему; началось брожение, принявшее характер волнения»59. Вечером
25 февраля команда линкора «Севастополь» потребовала устроить
собрание. На «Севастополь» срочно прибыл А. Г. Зосимов, комиссар
бригады линейных кораблей. Матросы предъявили ему ряд требований: «1) Собрать БРИГАДНОЕ СОБРАНИЕ 26 февраля в 1 час
дня на стенке против “Петропавловска”. 2) Не допустить ни одного
ареста в связи с выступлением в Петрограде рабочих Трубочного
завода как среди выступивших рабочих, так и среди воинских частей. 3) Обязательно выяснить требования, предъявленные выступившими рабочими. 4) Выяснить, какая флотская часть стреляла
по выступившим рабочим и по чьей инициативе. (Последнее требование объяснялось массовыми слухами, ходившими по Петрограду и Кронштадту, что при разгоне рабочих демонстраций войска
применяли оружие. На самом деле стреляли только курсанты в воздух. — Л. П.)». Учитывая настроение моряков, Зосимов стремился
успокоить собравшихся и дать ответ на все поставленные вопросы.
Масло в огонь подлило выступление прибывшего в середине собрания комиссара Кронштадтской крепости И. Г. Новикова. Не зная,
что происходит именно на этом собрании, но хорошо помня о недовольстве матросов нехваткой обмундирования и обуви, он решил их
успокоить: «Через несколько дней все матросы будут одеты и обуты». Его слова возмутили команду. Раздались возгласы: «Нас хотят
купить и скрывают то, что делается в Петрограде»60. Зосимов, чтобы
успокоить собравшихся, предложил избрать из своего состава делегацию (15 человек) для поездки в Петроград, чтобы разобраться
в том, что происходит на самом деле. В делегацию вошло пять человек, все матросы с «Севастополя». Большевистские власти в Кронштадте действовали крайне несогласованно и, когда делегаты с «Севастополя» прибыли на «Петропавловск», их на него не пустили.
Разгневанные матросы вернулись на «Севастополь» и дали сигнал
на общее построение. Они объявили команде, что их не пустили

Глава II

на «Петропавловск» и даже пытались арестовать. Чтобы успокоить команду, комиссар «Севастополя» Б. Чистяков заявил, что он
лично проведет делегатов на «Петропавловск». В результате совместная делегация матросов двух линкоров — «Петропавловска»
и «Севастополя» утром 26 февраля выехала в Петроград. Матросов
поразил внешний вид петроградских заводов и фабрик. Власти прибегали к всевозможным ухищрениям, чтобы не допустить матросов
на заводы, но это им не удалось. Матросы смогли добиться созыва рабочих собраний, «…но тут же присутствовали члены чрезвычайных комиссий, казенных коммунистических профсоюзов, районных советов и фабрично-заводских комитетов, которые из себя
представляли пугало для рабочих»61.
В конце концов, побывав на заводах и в воинских частях и заявив на собраниях, что матросы не дадут рабочих в обиду, делегация вместе с представителями петроградских рабочих возвратилась в Кронштадт. В обстановке стремительно развивавшихся
событий кронштадтские и питерские власти растерялись. Им было
трудно представить, что «цвет» большевистской гвардии может решительно выступить против советской власти. Ряд партработников предлагали создать в крепости и на кораблях чрезвычайные
тройки, но Новиков считал, «что в Кронштадте все находится в руках надежных, в том числе и особоважные форты…»62 После подавления восстания некоторые следователи Особого отдела хотели
привлечь к ответственности весь состав Кронштадтского партийного комитета.
Обстановка в Питере и Кронштадте накалялась с каждым часом.
27 февраля в связи с последними событиями был созван митинг
в Морском манеже Петрограда, на котором пытался выступить Зиновьев, но рабочие не дали ему говорить. Вечером 28 февраля было
созвано собрание на линкоре «Петропавловск», на котором выступали моряки, вернувшиеся из Петрограда и рассказавшие о своих
впечатлениях, затем слово взял председатель собрания Петриченко.
Он огласил основные требования кронштадтцев, одобренные собранием, получившие название «Кронштадтская резолюция»:
«1) Ввиду того, что настоящие советы не выражают волю рабочих и крестьян, немедленно сделать перевыборы в советы тайным

Начало восстания

голосованием, при сем перед выборами провести свободную предварительную агитацию для всех рабочих и крестьян.
2) Свободу слова и печати для рабочих и крестьян, анархистов
и других социалистических партий.
3) Свободу права для всех профессиональных союзов и крестьянских объединений.
4) Избрать не позднее 5 марта с. г. беспартийную конференцию
для всех рабочих, красноармейцев и моряков города Петрограда,
Кронштадта и всей Петроградской губернии.
5) Освободить всех политических заключенных социалистических партий, а также всех рабочих и крестьян, красноармейцев и матросов, заключенных в связи с рабочими и крестьянскими движениями.
6) Выбрать комиссию для пересмотра дел заключенных в тюрьмах и концентрационных лагерях.
7) Упразднить всякие политотделы, так как ни одна партия
не должна пользоваться привилегиями для пропаганды своих идей
и не получать от государства средства для этой цели, вместо них
должны быть учреждены выбранные культурно-просветительные
комиссии, для которых средства должно отпускать государство.
8) Немедленно снять все заградительные отряды.
9) Уравнять паек для всех трудящихся, за исключением вредных цехов.
10) Упразднить все коммунистические отряды во всех воинских
частях. А также на заводах и фабриках, и разные дежурства со стороны коммунистов.
11) Дать полное право действия крестьянам над своею землею
так, как им желательно, а также иметь скот, который содержать должен и управлять своими силами, т. е. не пользуясь наемным трудом.
12) Просим все военные части, а также товарищей курсантов
присоединиться к нашей резолюции.
13) Требуем, чтобы все резолюции были широко оглашены в печати.
14) Требуем, чтобы назначалось разъездное бюро.
15) Разрешить свободное кустарное производство собственным
трудом»63.

Глава II

Первое, что бросается в глаза при чтении этой резолюции, что
немногие экономические требования, приведенные в ней, носят
крайне робкий характер. По сравнению с тем, что требовали кронштадтские матросы, НЭП Ленина являлась торжеством экономической свободы. Кроме снятия заградительных отрядов и туманного
требования дать крестьянам «полное право действия на своей земле», в программе ничего нет — ни отмены продразверстки, ни отозвания продотрядов из деревень, ни роспуска совхозов, захвативших лучшие помещичьи земли.
В первую очередь кронштадтцев волновало отсутствие свобод.
В резолюции нет основного лозунга восставших: «Власть Советам,
а не партиям!», но идеей советской власти пронизана вся декларация. Несмотря на общее, буквально брезгливо-отрицательное отношение ко всем социалистическим партиям, а о других речь вообще не шла, матросы оставались революционерами-демократами
и требовали свобод для всех социалистических партий. Интересно,
что в целом матросская масса была более непримиримо настроена к правым эсерам и меньшевикам, чем руководители восстания.
И на следующий день, 1 марта, когда утром состоялось собрание
команд бригады линкоров, матросы встретили громкими криками
протеста пункт о свободе слова и печати для всех социалистов: «Эта
свобода правым эсерам и меньшевикам? — Нет, ни в коем случае!»
В окончательном варианте этот пункт выглядел следующим образом: «Свободу слова и печати для рабочих и крестьян, анархистов,
левых социалистических партий»64. Но коммунисты могли пользоваться всеми политическими правами, наравне с другими левыми
социалистическими партиями. Правые эсеры и меньшевики 1 марта еще оставались врагами для участников митинга, хотя все-таки
к ним относились лучше, чем к другим несоциалистическим партиям. Для всех арестованных социалистов требовали немедленного
освобождения, а в отношении представителей других партий требовали только пересмотра всех дел.
К сожалению, матросы Кронштадта и их руководители не понимали, что для большевиков главное — их диктаторская власть,
поэтому свободолюбивая резолюция Кронштадта была для руководства страны смертельно опасной. Свободные Советы, свободные

Начало восстания

конференции рабочих, солдат и матросов для них были неприемлемы. Как только о собрании стало известно в Петрограде, Зиновьев послал паническую телеграмму Ленину: «Москва. Кремль. Кронштадте два самых больших корабля Севастополь Петропавловск
приняли эсеровски черносотенные резолюции (Невероятно! Требование свободных выборов Советов — это, оказывается, требование
черной сотни. — Л. П.), предъявив ультиматум 24 часа. Среди рабочих Питера положение по-прежнему очень неустойчивое. Крупные
заводы не работают. Предполагаем со стороны эсеров решение форсировать события. ЗИНОВЬЕВ»65. Как требование свободных демократических выборов в Советы стало эсеровски черносотенным,
не могли объяснить даже лучшие партийные пропагандисты. Но отдавать власть большевики не собирались категорически.
В час дня 1 марта состоялся массовый митинг на центральной
площади города — Якорной площади (в то время — площадь Революции). Первоначально было решено, что митинг будет проведен
в закрытом помещении — Морском манеже, но он не вмещал всех
желающих принять в нем участие. Митинг состоялся с разрешения
властей, которые продолжали надеяться, что им удастся переломить настроение матросов в свою пользу. Для участия в нем прибыл председатель ВЦИК, старый большевик, бывший рабочий Путиловского завода М. И. Калинин, очень популярный в матросской
и красноармейской среде и встреченный с военными почестями.
В митинге участвовал также комиссар Балтийского флота (официальное название должности — помощник командира по политической части Балтфлота) Н. Н. Кузьмин. Комиссар штаба Балтфлота
Г. П. Галкин сообщал Г. А. Гайлису, комиссару морского Генштаба,
23 февраля «о невступлении Н. Н. Кузьмина в должность комиссара Балтфлота»66. Телеграмма подействовала, и 28 февраля Кузьмин
наконец прибыл в Кронштадт. Он понимал, что ситуация в этот день
была тревожная, но, познакомившись с текстом резолюции, решил:
«Ничего страшного не чувствовалось, чувствовалось некоторое резкое настроение». На площади собралось от 15 до 16 тыс. человек.
Коммунист Н. А. Михеев вспоминал: «Все и вся двигались по улицам к Якорной площади. Люди шли организовано, со знаменами.
Шли толпами и в одиночку. Шли матросы, красноармейцы, рабочие

Глава II

пароходного завода, электростанции, мастерских. Шли мужчины,
женщины и подростки…»67 Митинг начался под председательством
главы Кронштадтского совета П. Д. Васильева. Трибуна была окружена матросами с «Петропавловска» и «Севастополя», пришедшими на митинг строем, вооруженными и даже с оркестром. Несколько матросов поднялись на трибуну.
В воспоминаниях, документах, монографиях приводятся различные данные о порядке выступления, кто, когда говорил, в начале
или в конце митинга была принята резолюция линкора «Петропавловск». Первым взял слово Кузьмин. Назначенный на комиссарский пост только в декабре 1920 г., живущий постоянно в Петрограде, он был малоизвестен матросам, за исключением тех, кто
воевал под его командованием на Северном фронте в 1917–1920 гг.
Именно эта память сыграла свою роль в настроении собравшихся.
Он раздражал матросов с самого начала выступления. Участник
митинга Ю. Шпатель вспоминал: «Внешность его никак не соответствовала его должности: он был тучным холеным барином, лет
за сорок. На нем была зеленого цвета бекеша и каракулевая папаха
на голове». То, что он говорил, также не нравилось матросам. Он
повторял набившие у них оскомину слова о славных боевых традициях Балтийского флота и о кронштадтцах в Гражданской войне.
Этого ему говорить не следовало. Шпатель рассказывал, как один
из матросов закричал: «А ты забыл, как на Северном фронте каждого десятого расстреливал?!» Кузьмин вспыхнул: «Изменников делу
трудящихся расстреливали и будем расстреливать! Вы бы на моем
месте не десятого, а пятого расстреляли бы». На этом его выступление закончилось. Митинг возмущенно заголосил: «Довольно!
Хватит! Постреляли! Нечего нам грозить, не то видали! Гони, гони
его!»68 Теперь, 1 марта, эта давняя история аукнулась Кузьмину. Его
фактически прогнали с трибуны. Успокоить собравшихся пытался Калинин, но ничего не смог сделать. Как вспоминал потом один
из участников митинга, «...его тихий голос сносило ветром, он говорил о своих революционных заслугах и о том, что смерти не боится, а в ответ ему неслись крики, которые Калинину еще не приходилось слышать в последние годы — “Брось, Калиныч, тебе тепло. <…>
Ты сколько должностей занимаешь и поди везде получаешь! <…>

Начало восстания

Мы сами знаем, чего нам надо, а ты, старик, отправляйся к жене”»69.
На трибуну стали подниматься матросы и рассказывать об отсутствии элементарных свобод, о том, что они увидели в Петрограде
и что им пишут из деревень. Очень ярко и убедительно говорил Петриченко, великолепный оратор. Попытки Кузьмина и Калинина
переломить ход собрания ни к чему не привели, а некоторые слова только подливали масла в огонь, когда Кузьмин заявил: «Кронштадт — из себя не представляет целой России, и мы с ним считаться
не будем». Вся площадь всколыхнулась от волны протестов. «Зачем же вы нам раньше говорили, что Кронштадт — самый революционный центр и есть их оплот…»70 Принятая накануне резолюция
была утверждена подавляющим большинством голосов, в том числе
и присутствующими на митинге коммунистами. Против голосовали
только Кузьмин, Калинин и Васильев. Митинг также принял решение о созыве представителей кораблей, воинских частей и рабочих
коллективов для обсуждения вопроса о выборах в Кронштадтский
совет, срок действия которого истекал 1 марта.
А может быть, для матросов этот день был самым важным?
Они хотели провести демократические выборы в новый совет, как
только закончится срок действия нынешнего. Матросы действовали строго в рамках советской системы. Это было для них важнее,
чем какой-то, с их точки зрения, второстепенный практический
вопрос: не лучше ли подождать 3–4 недели, когда лед тронется,
и они смогут легко захватить Петроград? Странно, что такая простая мысль никем не высказывалась. Для противников советской
власти всех оттенков, от Чернова до офицеров флота, Советы были
большевистским инструментом власти, который нужно немедленно уничтожить, и чем скорее, тем лучше. Им в голову не приходила простая мысль, что для матросов конец срока действия совета
1 марта имеет принципиальное значение. Для советских историков кронштадтские матросы стали контрреволюционерами, некими «эсерами-черносотенцами», а их стремление к обновлению
Советов они воспринимали как тактический маневр. Но почему
на это не обратил внимание ни один из постсоветских или западных историков, писавших о Кронштадте, особенно анархист Пол
Эврич?

Глава II

Было принято решение об отправке в Петроград делегации в составе 30 человек для ознакомления властей, рабочих, матросов,
красноармейцев с принятой резолюцией. Они должны были попросить прислать в Кронштадт беспартийных представителей, чтобы
ознакомиться с положением на месте.
Яркими и запоминающимися являются письма матросов, перехваченные цензурой, их дневники и записные книжки. Это были
люди с различным уровнем образования, с разным пониманием
того, что происходит. Но их объединяла одна надежда, что власти,
в создании которой они сыграли такую роль, больше не будет. Матрос Н. Ф. Жуков в дневнике описал свои впечатления о событиях
1 марта: «Всё накипевшее за три года в груди всех этих голодных,
оборванных и озлобленных людей вылилось наружу в страстных
зажигательных речах на этом митинге. Никто ни о чем не думал,
а только высказывал, вернее, выворачивал наизнанку перед толпой
свою душу. И сколько горечи, злобы и безнадежности было в этих
простых, но проникающих в сердце словах, или, вернее, не безнадежности, но горячей веры в светлое будущее, которое придет,
но когда! И при этом полный порядок в действиях. Незаметно ни
переполоха, ни страха. Буквально все были объяты одной мыслью,
одним желанием сбросить с себя тяжелое ярмо власти коммунистов. Раздавались даже крики “Долой советскую власть!”, но были
заглушены другими: “Да здравствует советская власть, долой коммунистов!”»71
В некоторых письмах на фоне ненависти к коммунистам и отсутствия представления о форме будущей власти присутствует уверенность, что это будет своя, рабоче-крестьянская власть. М. Д. Рощин писал отцу в город Калядин: «Поздравляю вас с наступлением
новой власти крестьянской-рабочей-матросской-красноармейской
Учредительное собрание. <…> Дорогой папаша, говорите смело все
наболевшее в сердце и выпейте ту кровь из коммунистов, которую
они пили из нас. Долой коммунистическую банду, да здравствует
народ — свобода слова. Кричите смело “долой коммуну” — мы к вам
придем на помощь»72.
В некоторых письмах основной упор делается на вопросы, о которых на собрании не говорили ни слова, но волновали они многих.

Начало восстания

Д. В. Юрин писал домой в Херсонскую губернию, село Давыдов
Брод: «У нас в Кронштадте вынесли резолюцию, чтобы жидов всех
сослать на Палестину, чтобы не было у нас в России такой гадости,
все матросы кричат, долой жидов, они нам и так надоели за несколько годов и коммуна тоже надоела за четыре года»73. Антисемитские
разговоры широко велись между матросами. Но руководители движения не хотели давать никаких поводов для обвинения их в антисемитизме, который тогда воспринимался как синоним контрреволюции.
Хотя матросы продолжали считать, что еще осталась возможность решить противоречия с большевиками мирным путем, у основного выезда из города был поставлен караул матросов с «Петропавловска». На кораблях, в воинских частях и рабочих коллективах
происходили собрания по выбору делегатов на экстренное совещание. Оно должно было «образовать такой орган, с помощью которого можно было бы провести намечавшиеся резолюцией перевыборы в Совет на более справедливых основаниях»74. О том, какой
характер носили собрания в фортах, писал командир тяжелой артиллерии форта Риф Ю. Ф. Макаров: «…посланные с “Рифа” на митинг красноармейцы сильно возбужденные и долго потом, как можно было заметить, шушукались с товарищами. Вечером к комиссару
форта поступило заявление от группы красноармейцев об устройстве общего собрания. Комиссар колебался, но потом сдался, и собрание было созвано. В повестке дня стоял отчет делегатов об общегарнизонном митинге. Вначале все шло спокойно, хотя заметно
было, что масса сдержанно волновалась, но открыто выступить против власти еще боялась». Было решено избрать революционный комитет форта, но выборы проходили вяло, страх еще продолжал сковывать собравшихся. В конце концов, был избран Ревком из пяти
солдат, известных гарнизону, как противники большевизма. Ревком сразу стал действовать энергично. Был отдан приказ обезоружить всех коммунистов, издано распоряжение об усилении дозоров
и караульной службы. Настроение собравшихся изменилось. На собрание были приглашены офицеры, и они согласились действовать
вместе с солдатами и матросами против коммунистов: «Настроение у всех было очень воинственное, многие не ложились спать всю

Глава II

ночь. У каждого было какое-то пасхальное настроение, единодушие
было общее, всем как-то легче на душе, сбросив иго комиссародержавия. В каждом углу шел свободный разговор. Все, не стесняясь,
<…> ругали и проклинали коммуну и вспоминали различные обиды
и притеснения, творимые коммунистами как в армии, так и в деревне над стариками-родителями. Комсостав всю ночь провел в казармах вместе с солдатами. Подъем был необычайный...»75
Большевистское руководство в Кронштадте в первые часы растерялось. На совещании в исполкоме Совета комиссар крепости
Новиков и комендант настаивали на принятии решительных мер,
но Калинин считал, что ничего страшного нет. Видимо, настроение
председатели ВЦИК резко изменилось, после того как матросский
караул у Петроградских ворот отказался разрешить ему и сопровождающим лицам выехать из города. Он был вынужден вернуться
в исполком Совета. И только по настоянию Кузьмина с Петропавловска позвонили караулу и разрешили Калинину покинуть Кронштадт76. Он прибыл в Питер и вместе с Зиновьевым и М. М. Лашевичем отправил тревожную телеграмму Троцкому: «Мы теперь
убеждены, что события в Петрограде — есть начало восстания.
Предполагаем, что уже с утра события станут быстро развиваться,
нужна помощь от вас»77.
Несмотря на сопротивление комиссаров, впрочем, не очень
активное, на кораблях, в воинских частях и на заводах в ночь с 1
на 2 марта проходили выборы в делегатское собрание. 2 марта
в 2 часа дня в Доме просвещения (бывшее Инженерное училище)
собралось 250–300 человек. Среди делегатов были и коммунисты.
Сразу был избран Временный революционный комитет (Ревком)
под председательством С. М. Петриченко. В него вошли: Н. В. Архипов, матрос-машинист линкора «Петропавловск»; И. Е. Орешин,
заведующий 3-й трудовой школой; Г. П. Тукин, мастеровой Электромеханического завода, и В. П. Яковенко, телеграфист Кронштадтского района службы связи.
Давайте попробуем познакомиться поближе с одним из участников событий, которым посвящена эта книга. Одним из руководителей восстания был Гавриил Павлович Тукин, электромонтер электростанции Кронштадтского порта, член и секретарь ВРК

Начало восстания

со времени его образования. Он родился в местечке Давид-Городок
Мозырского уезда Минской губернии, в крестьянской семье. Как
многие из участников Кронштадтского восстания рабочих и матросов, он был крестьянином только по анкетным данным. Закончил
начальное техническое училище и давно проживал в Кронштадте.
Мы ничего не знаем о его политических взглядах. В ряде показаний
арестованных членов ВРК сообщается, что он был социал-демократом-меньшевиком. Об этом на допросе, хотя не слишком определенно, говорил меньшевик В. А. Вальк: «Член Ревкома Тукин был
один из наиболее сознательных, и по моему мнению был социалдемократ»78. Но Агранов в своем докладе о результатах расследования, несмотря на то, что он тщательно искал малейшие следы влияния политических партий на кронштадтских руководителей, ничего
не сообщил об этом. Как секретарь ВРК, Тукин вместе с Петриченко подписывал основные воззвания восставших. Видимо, он выполнял некоторые ответственные тайные задания. Мы знаем из журнала ВРК, что 4 марта был выдан «мандат тов. Тукину на право
следования в Петроград через форт “Тотлебен” для ведения переговоров и выяснения существующего положения»79. Но мы не знаем,
с кем он должен был вести переговоры и ездил ли он в Петроград
во время восстания. На заседании ВРК 4 марта Тукину было поручено заведование продовольственным отделом, одним из самых ответственных участков работы, учитывая отчаянную нехватку продуктов питания в Кронштадте.
Интересно, что до восстания органы власти никакой информации о нем не имели. Поэтому в обращении Комитета обороны
к кронштадтцам его фамилия названа неправильно: «…всех этих
Петриченок и Туриных»80, а зампред губчека Азолин называет его
«Тулкин, матрос с “Петропавловска”». У него были хорошие организационные способности, и на заседаниях ВРК он требовал навести порядок в работе. В «Протоколе заседания Кронштадтского
ВРК» от 10 марта сообщалось: «Тукин указывает на разбросанность
и предлагает разрешить вопрос о работе по инструкции. При выборе
члена Ревкома нужна инструкция, по которой он должен работать.
Предлагает выработать инструкции». На допросе П. М. Перепелкин
утверждал, что при обсуждении 16 марта предложения Шустова

Глава II

«о расстреле виднейших коммунистов» за него высказались только
Петриченко и Тукин81.
Во время восстания Тукин пережил личную драму. Его жена
Ольга Владимировна, 1880 г. рождения, работавшая продавцом, незадолго до описываемых событий подала на развод. После ареста
на допросе 22 марта 1921 г. она об этом сообщила, и, возможно, этот
факт смягчил ее наказание. Особая тройка приговорила ее к двухлетнему заключению в лагере, но, в конце концов, власти решили ее
судьбу иначе. Она была выслана из Кронштадта82.
Тукин вместе с большинством членов Ревкома бежал в Финляндию. Сначала находился в Терийоки а затем был переведен на остров Ино. После приезда в Финляндию он надеялся на продолжение
борьбы с большевистской диктатурой. 11 июня 1921 г. Тукин участвовал в заседании ВРК, на котором разбирался вопрос «Об избрании 2-х членов Комитета для ведения деловой работы и переговоров с разными лицами взамен выбывающих…» Вновь избранными
для этой работы стали Тукин и Байков83. Но через 10 дней, 21 июня,
комитет был распущен84. Тяжелая жизнь в Финляндии, подозрительное отношение финских властей к кронштадтцам и враждебность к русским со стороны широких слоев населения Финляндии,
сообщения кронштадтцев из России, находившихся под контролем
ГПУ, о том, что можно возвращаться, сыграли свою роль. Тукин
в составе группы активных участников Кронштадтского восстания
19 мая 1922 г. перешел границу и тут же был арестован. Он и другие
члены группы были помещены в Дом предварительного заключения в Петрограде. После года заключения они объявили голодовку
и были приговорены к трехлетнему заключению в Соловецком лагере. (О том, что происходило в лагере, см. гл. 5). Осенью 1924 г. Тукин вместе с другими членами был освобожден с лишением права
жительства в пяти городах.
Охрану собрания осуществляли матросы «Петропавловска».
Большинство собравшихся еще сохраняли иллюзии о возможности мирно договориться с большевистским руководством на основе
Кронштадтской резолюции. Первым на собрании выступал комиссар Балтфлота Кузьмин. «Но вместо того, чтобы успокоить собрание, он его разозлил». Кузьмин говорил в угрожающем тоне, обвинив

Начало восстания

матросов в том, что их поведение может сорвать подписание мирного договора с Польшей, уверял, что в Питере все спокойно и их никто
не поддерживает. Закончил выступление прямой угрозой, «что если
делегаты хотят вооруженной борьбы, то она и будет, — коммунисты
от власти добровольно не откажутся и будут бороться до последних
сил»85. Американский анархист А. Беркман точно определил впечатление, которое произвела речь Кузьмина на собравшихся: «Поднесла фитиль к пороховой бочке»86. Вслед за Кузьминым говорил
председатель Кронштадтского совета Васильев. Он был арестован
по дороге на собрание, доставлен туда под охраной, т. е. Васильев
выступал, будучи арестованным. Но ничего убедительного для матросов Васильев не сказал. В «Известиях Кронштадтского совета»
его выступление было охарактеризовано как «бесцельное, очень неопределенное по содержанию»87. Возмущенные матросы тут же после его выступления арестовали Кузьмина, вновь Васильева и Зосимова и отправили их в тюрьму на линкоре «Петропавловск».
Однако предложение нескольких делегатов арестовать всех коммунистов, присутствующих в зале, было отвергнуто большинством.
Собрание проходило в крайне тревожной обстановке. Было известно, что все сотрудники Особого отдела, партийной школы и других
учреждений вооружаются. Матросы опасались враждебных действий с их стороны. Поэтому сообщение одного из матросов о том,
что слушатели партийной школы с оружием в руках идут разгонять
собрание и арестовывать делегатов, и раздавшийся за этим крик матроса с «Севастополя», что около 2 тыс. буденовцев приближаются
к Дому просвещения, встревожили собравшихся. В такой обстановке Петриченко заявил, что собрание закрывается, а избранный Ревком переходит на «Петропавловск».
В своих воспоминаниях Петриченко утверждает, что эти «сообщения провокаторского характера» объясняются «по-видимому, желанием коммунистов сорвать собрание»88. Но в это довольно трудно поверить. Бывшие на собрании коммунисты, запуганные
всем происходящим, пораженные арестом своих лидеров, вряд ли
были способны на подобные поступки, а для руководителей собрания было очень важно запугать матросов коммунистической
угрозой, существовавшей в действительности, и перевести штаб

Глава II

восстания — Ревком в свою крепость на воде «Петропавловск» и оттуда начать вести активные действия. Прибыв в 5 часов дня на «Петропавловск» Ревком начинает наступление. Петриченко с гордостью писал: «Через час уже было около 800 человек, которым была
дана задача занять телефонные станции, чрезвычайки, арсенал, продовольственные склады, хлебопекарни, электрические станции, водокачки, штабы, воздухооборону, крепостную артиллерию и другие
учреждения. В 9 часов вечера город был без одного выстрела и капли крови занят. Все вооруженные коммунистами здания не оказывали сопротивления, так как рядовые партийные коммунисты отказывались от вооруженного столкновения»89. Вечером того же дня
в воззвании «Обращение Временного революционного комитета
к населению Кронштадта» гражданам сообщалось о захвате власти.
Воззвание призывало: «Не прерывайте работ. Рабочие, оставайтесь
у станков, моряки и красноармейцы в своих частях или на фортах.
Временный революционный комитет призывает все рабочие организации, все мастерские и все профессиональные союзы, все военные и морские части и отдельных граждан оказать ему всемерную
поддержку и помощь. Задача Временного революционного комитета дружными и общими усилиями организовать в городе и крепости
условия для правильных и справедливых выборов в новый Совет.
Итак, товарищи, к порядку, спокойствию, выдержке, к новому
честному социалистическому строительству на благо всех трудящихся»90.
Местные коммунисты были в полной растерянности. Половина
из них присоединилась к мятежникам, а руководители с небольшим
числом сторонников с оружием в руках отступили из Кронштадта.
Большевистские лидеры в Москве и Петрограде были полны решимости подавить восстание в крови без всяких колебаний. Мысли,
разделявшиеся всей большевистской верхушкой, четко выразил через несколько месяцев вождь партии Ленин: «Надо именно теперь
проучить эту публику, чтобы на несколько десятков лет ни о каком
сопротивлении они не смели и мечтать»91. Понимая, что лозунги
восставших выражают мысли и чувства широких слоев крестьян,
рабочих, красноармейцев и матросов, большевики сразу решили
объявить восстание белогвардейским. На роль его руководителя

Начало восстания

было решено назначить генерал-майора А. Н. Козловского, с декабря 1920 г. начальника артиллерии Кронштадта. Уже 2 марта
было опубликовано обращение Совета труда и обороны за подписью председателя совета В. И. Ленина и председателя Реввоенсовета Л. Д. Троцкого. О кронштадтских событиях говорилось, что они
подготовлены французской контрразведкой, а руководителем мятежа был объявлен генерал Козловский с несколькими офицерами,
«…фамилии коих еще не установлены. <…> Таким образом, смысл
последних событий объяснился вполне. За спиной эсеров и на этот
раз стоял царский генерал»92. Большевистские руководители сделали очередной беспроигрышный ход: или мы, или белогвардейские
генералы. У них не было ни малейших сомнений, что белогвардейцы не играли никакой роли ни в подготовке восстания, ни в самом
восстании. В докладе Агранов, пытаясь найти какие-нибудь, даже
мельчайшие сведения о руководстве восстанием со стороны белогвардейских офицеров, был вынужден признать: «...высшая власть
была сосредоточена в Ревкоме, всецело ведавшем политической
частью»93. Ленин в признании демократического характера власти в Кронштадте шел еще дальше. Выступая с отчетным докладом
на 10-м съезде РКП(б), он говорил о событиях в Кронштадте: «Переход политической власти от большевиков к какому-то неопределенному конгломерату или союзу разношерстных элементов, как
будто даже немножко только правее большевиков, а может быть
даже и “левее” большевиков, — настолько неопределенна та сумма
политических группировок, которая в Кронштадте пыталась взять
власть в свои руки. <…> Мы знаем не только из опыта Октябрьского переворота, мы знаем из опыта окраин, различных частей, входивших в состав прежней Российской империи, где на смену Советской власти приходили представители другой власти. <…> Все
они приходили с лозунгами равенства, свободы, учредилки, и они
не один раз, а много раз оказывались простой ступенькой, мостиком
для перехода к белогвардейской власти»94. Агранов, переходя от деловой части своего доклада к политическим выводам, сразу забывал
о том, что он утверждал за несколько строк до этого. Главное, подтвердить основное утверждение большевистской политики: «…с организацией Ревкома и главным образом благодаря сосредоточению

Глава II

оперативной работы в штабе крепости восстание приняло планомерный характер и руководилось опытной рукой старого генералитета»95. Любого бывшего офицера, который по какой-то причине
не устраивал большевистское руководство или просто какого-либо
большевика, сразу называли белогвардейцем.
Генерал Александр Николаевич Козловский, назначенный
большевиками на роль руководителя мятежа, являлся трагической
фигурой. Генерал-майор русской армии с 1912 г. командовал Симбирской артиллерийской бригадой, в 1918 г. он, как и трое его сыновей, вступил в Красную армию. Для него самым главным в жизни
была большая семья: жена Наталья, на 11 лет моложе мужа, четверо
сыновей, младшему из которых еще не исполнилось 18 лет, и дочь.
Семья находилась в Петрограде. Он при любой возможности рвался к ним и, по показаниям на следствии жены, раз в две недели приезжал домой и «жил два-три дня». Младшему сыну Павлу он сказал
во время разговора по телефону, что собирается приехать 2–3 марта96. По некоторым сведениям, он пытался выехать из Кронштадта
1 марта, после митинга на Якорной площади, но караул матросов
с «Петропавловска» его не пропустил. Козловский не участвовал
в первой встрече представителей ВРК с офицерами 2 марта. По сообщению Петриченко, он «явился лишь на другой день»97. Во время восстания он продолжал командовать артиллерией Кронштадта, но, по мнению настоящих руководителей обороны Кронштадта,
подполковника Генерального штаба Б. В. Арканникова, начальника
штаба обороны Кронштадтской крепости, и капитана Е. Н. Соловьянова, начальника обороны Кронштадтской крепости, со своими
обязанностями Козловский не справлялся98.
Семья была арестована, но сыновей не расстреляли. Сыновья
приняли революцию. Николай добровольцем вступил в Красную
армию вскоре после ее создания, 1 марта 1918 г., вместе с братом
Константином участвовал в боях с наступавшими на Петроград частями Юденича. Он в 1918 г. вступил в РКП(б), был на хорошем
счету у партийного руководства и с 18 сентября 1920 г. по 15 февраля 1921 г. являлся политическим инспектором при политотделе
округа. Третий брат, Дмитрий Козловский (18 лет), учился в Морском училище комсостава Красной армии. Все это не помешало

100

Начало восстания

арестовать всю семью. О тяжелых условиях заключения, особенно
матери и дочери, можно судить по письму Н. К. Козловской из заключения 11 апреля 1921 г. Она писала в Президиум следственной
комиссии: «...я и моя дочь совершенно потеряли здоровье после шестинедельного заключения. <…> Я и дочь дошли до последней степени малокровия и истощения…» Она просила всего-навсего «…перевести нас с дочерью в камеру № 37, которую теперь занимает мой
сын (в ней окно, и она немного шире)…» Некоторые ее просьбы поражают своей наивностью. На четвертый год большевистской диктатуры уже можно было разобраться, с кем ты имеешь дело. Она
просит «…получить обратно учебник истории, который у меня взяли в комендатуре. Ей необходимо подготовиться, т. к. она по этому
предмету отстает»99. Наверное, чекисты смеялись, читая ее письмо. Для них судьба Козловских была решена. 20 апреля 1921 г.
Президиум ПЧК вынес Н. К. Козловской приговор: «Приговорить
к принудительным работам сроком на пять лет с содержанием под
стражей». Так как кроме того, что она жена генерала Козловского,
обвинить Надежду Николаевну было не в чем, то ее обвинили в том,
что «при объявлении мужа вне закона оставила свою квартиру и ночевала у родных. <…> При допросе ответы давала не точные и с определенным нежеланием». Сыновья были приговорены к одному году
тюремного заключения с фантастическими по безграмотности и содержанию формулировками. Константин Козловский — за то, «что
видит в правительственных сообщениях дутую историю и иронически отвечает на задаваемые ему вопросы»; 18-летний Павел — за то,
что «скрывался на квартире у своего товарища». Хотя в приговоре
признается, что он «по делу ничего не знает». Текст приговора Николая напоминает текст приговора Константина. Он также содержит признание: «По делу отца ничего не знает». Сыновья генерала
Козловского мужественно вели себя в тюрьме. Двое старших сыновей объявили голодовку. Главное требование — «освобождение
матери и младшего брата»100. Но ничего не помогло. Они отсидели
положенный им год и были отправлены в ссылку в Череповец. Надежда Козловская в октябре 1922 г. отправила письмо с просьбой
о помощи Калинину: «В Холмогорском лагере принудработ работала сестрой на эпидемиях сыпняка и дизентерии (сама заболела

101

Глава II

сыпняком), 4 месяца стирала бельё на прачечной, 2 месяца работала
в портняжной. <…> Будучи плохого здоровья (сильные ревматизмы рук и ног, еще усилившиеся в прачечной, и застарелая женская
болезнь, мой пожилой возраст — мне 50 лет), я тяжело переношу заключение: у меня развилось сильное малокровие и неврастения»101.
Видимо, письмо подействовало, и она была сослана в Череповец,
где были ее сыновья.
Судьба детей генерала Козловского сложилась по-разному. Николай в 1927 г. покончил жизнь самоубийством. Константин был
расстрелян в ноябре 1937 г. Дочь Лиза через финского военного атташе в Советском Союзе смогла установить связь с отцом, в конце
1920-х гг. она выехала в Финляндию. В этом ей помог выдающийся советский врач, один из руководителей советской медицины,
а в прошлом член ЦК Партии народной свободы, депутат 1-й Государственной думы З. Г. Френкель. В Финляндии она вышла замуж
за финского офицера Арво Виитанена. В 1959 г. он был назначен
на должность военного атташе Финляндии в СССР. Лиза поехала
вместе с мужем и с согласия советских властей встретилась с братом Павлом, доцентом Тольяттинского политехнического института102. Генерал Козловский умер в Финляндии в 1940 г.

4. События в Ораниенбауме
О событиях в Кронштадте уже 2 марта стало известно в Ораниенбауме, Сестрорецке, Петергофе и Петрограде. В Ораниенбауме
ряд частей решил поддержать кронштадтцев. Осенью 1920 г. на заседании Комиссии по разработке методов обороны Краснофлотского
форта под председательством бывшего офицера Генерального штаба
Ю. Н. Плющевского-Плющика об Ораниенбауме говорилось: «Тяготеет непосредственно к Кронштадту»103. Матросы и солдаты в Ораниенбауме во всем разделяли взгляды и настроения кронштадтцев. Здесь
вечером 2 марта и утром 3-го происходили драматические события.
Начались волнения в рабоче-конвойном отряде. Вечером на собрании отряда обсуждалась Кронштадтская резолюция. Красноармейцы

102

Начало восстания

явно ее поддерживали. Собрание вел и активно настаивал на принятии резолюции политрук отряда, на нем был избран Ревком во главе
с участником митинга на Якорной площади Ф. Кожиным. Комиссар
отряда Лисовский, по некоторым сведениям, был арестован. Но арест
был довольно своеобразным, он сумел позвонить в политотдел. На собрание прибыли А. Зонов и комиссар политотдела Богданов. Хотя собравшиеся выставили караул и прибывших обезоружили, их пропустили в зал. Несмотря на протесты ряда матросов, Зонову разрешили
выступать. В громкой демагогической речи он объявил кронштадтцев
белогвардейскими мятежниками и грозил суровой расправой. Он добился, чего хотел. Резолюция не была принята104.
Наиболее опасный характер для власти большевиков носили события в 1-м Морском воздушном дивизионе. Он был основной воздушной частью Балтфлота, насчитывающей в своем составе 502 человека, из них 53 летчика. Дивизионный боцман Ф. П. Еременко,
крестьянин Воронежской губернии, кандидат в члены РКП(б) с двумя матросами отправился в Кронштадт за хлебом для дивизиона. Для
получения разрешения на вывоз хлеба пришел на делегатское собрание в Морское инженерное училище. Все происходившее ему очень
понравилось, и, помимо разрешения на вывоз хлеба, он получил два
экземпляра Кронштадтской резолюции. По возращении в Ораниенбаум он начал рассказывать военнослужащим и рабочим о событиях в Кронштадте и зачитывал текст резолюции. Летчики и матросы
дивизиона потребовали провести собрание для обсуждения резолюции. Председателем общего собрания дивизиона был избран его командир Н. А. Колесов, крестьянин по происхождению, офицер военного времени, бывший студент Московского технического училища.
Была зачитана Кронштадтская резолюция, Колесов и другие выступавшие призывали ее поддержать. Ерёменко рассказал об увиденном в Кронштадте105. Хотя в собрании участвовали коммунисты дивизиона и представители политотдела, Кронштадтская резолюция
была принята при двух голосовавших против и шести или восьми
воздержавшихся. Присутствующие коммунисты и представители
политотдела были отпущены. Колесов только попросил их «держать
язык за зубами» и не рассказывать о том, что произошло на собрании.
Это благодушное отношение моряков и летчиков к коммунистам как

103

Глава II

к своим и нежелание проливать кровь стоило им очень дорого. Собрание продолжилось в ангаре. Было решено послать в Кронштадт
трех делегатов и договориться о совместных действиях. На «Петропавловск» поехали временно исполняющий должность делопроизводителя 1-го Гидроотряда дивизиона Е. С. Балабанов, крестьянин
Ярославской губернии, телефонист П. М. Самсонов, крестьянин Самарской губернии, и моторист В. А. Невский, крестьянин Казанской
губернии. Бежавший в Кронштадт матрос дивизиона И. Д. Волков
писал о собрании в ангаре: «...было предложено т. секретарем Балабановым, чтобы всем морякам вооружаться, но некоторые товарищи
пошли, благодаря своей доброте к коммунистам, против вооружения
и пролития крови, но товарищи все поплатились за свою доверчивость и доброту к тов. коммунистам очень жестоко…»106
Еще до прибытия делегатов дивизиона на «Петропавловск»
Колесов по телефону связался с Ревкомом. Петриченко попросил
его занять мельницу в Ораниенбауме, тот согласился, но только
при условии прибытия из Кронштадта сильного отряда матросов.
Колесов принял ряд мер предосторожности, но они были явно недостаточны. Он распорядился увеличить караул с 14 до 25 человек, заменил дежурившего по дивизиону коммуниста А. А. Таскинена начальником 2-го Гидроотряда, бывшим лейтенантом флота
Г. Г. Карцовым и приказал готовить аэропланы и автомобили. Были
направлены представители с Кронштадтской резолюцией в другие
части гарнизона. Но матросы и летчики дивизиона были распущены по квартирам. Коммунисты действовали в Ораниенбауме гораздо решительней. Исполняющий обязанности начальника политотдела Южного укрепрайона И. С. Сергеев немедленно по получении
сообщения о событиях в дивизионе связался с Комитетом обороны Петрограда и потребовал как можно скорее прислать бронепоезд с отрядом курсантов, три батареи «полевых орудий и несколько кавалерийских эскадронов». Всем коммунистам города было
выдано оружие, а красноармейцам по два фунта хлеба и один фунт
мяса107. Местные чекисты смогли арестовать большинство матросов, направленных в другие части. Но главное, что успел сделать
Сергеев, это организовать оборону Ораниенбаума. Ревком решил
немедленно оказать помощь Морскому воздушному дивизиону.

104

Начало восстания

Петриченко вспоминал: «В 12 часов ночи 2 марта Ревкомом было
сделано распоряжение отряду в количестве 250 человек с шестью
делегатами переброситься на другой берег в город Ораниенбаум.
Отряд, пройдя больше 5 верст, не дойдя до берега 1 1/2 версты, был
встречен пулеметным огнем и вынужден был остановиться и выслать этих 6 делегатов, которые приблизились к берегу. Курсанты,
не вступая в переговоры, схватили троих, а остальные вернулись
к отряду, ускользнув от курсантов. Отряд попробовал в нескольких
местах вступить на Ораниенбаумский берег, но все попытки были
безрезультатны. На рассвете отряд вынужден был вернуться обратно, в Кронштадт»108. Некоторым посланным в другие части удалось
ускользнуть от чекистов, и они рассказали Колесову о происходящем. Волков вспоминал: «...на что начальник ответил, как человек
не знакомый со строевым военным делом, что пусть арестовывают,
мы не боимся и не можем сделать сопротивление, так как наших
моряков только 40 чел. в карауле (на самом деле не больше 35. —
Л. П.), и с тем пошел куда-то, но он упустил из виду, что дал слово
свое, что если будет опасность, то он сделает тревогу, т. е. соберет
остальных матросов и вооружит».
Утром прибыло подкрепление из Петрограда: бронепоезд и рота
курсантов. Здание воздушного дивизиона было окружено. Орудия
и пулеметы бронепоезда были готовы открыть огонь. Руководивший операцией бывший комиссар Особого отдела Н. Н. Дулькис
прицелился в Колесова и закричал: «Стой на месте, белогвардеец,
или застрелю». Никакого сопротивления оказано не было. Ревком
и личный состав дивизиона были обезоружены и арестованы. В отношении их дальнейшей судьбы существуют различные мнения.
Волков утверждал: «После допроса начальника 44 чел. воздушного
мор. дивизиона в 4 часа дня 3 марта повели за Мартышкино, в лес
роту курсантов на расстрел, так как через несколько времени слышались залпы ружейных выстрелов»109. Петриченко, видимо, со слов
Волкова также пишет о 44 жертвах, но добавляет к ним делегатов, отправленных в Кронштадт: «Когда эти делегаты возвратились в воздуходивизион, они тут же были схвачены и расстреляны…»110. Современный российский историк В. Я. Крестьянинов ничего не писал
о расстрелах 3 марта: «...арестовали Ревком <…>. 13 марта арестована

105

Глава II

команда дивизиона. Затем часть освобождена и участвовала в боевых вылетах. 18 марта все коммунисты дивизиона арестованы снова,
а сам 1-й гидродивизион расформирован 20 марта 1921 г.»111 В этом
тексте много неясностей. Из него следует, что до 13 марта, кроме ревкомовцев, никто арестован не был. Неизвестно, участвовали ли летчики в полетах на Кронштадт до ареста. Видимо, их сразу выпустили. В сборнике документов «Кронштадтская трагедия» приводится
протокол заседания Президиума ПЧК по делу о Кронштадтском восстании. Среди приговоренных к смертной казни 8 «активных участников восстания» из 1-го Морского воздушного дивизиона, в их числе Колесов, 3 делегата, отправленные в Кронштадт, флаг-секретарь
оперативной части дивизиона М. В. Сахарусов, Карцов и Балабанов112. Трудно предположить, что кто-то из команды дивизиона мог
быть расстрелян 3-го числа, так как в протоколе приведены выдержки из их показаний. Но, с другой стороны, зная нравы ВЧК, вполне
могло быть, что показания были сочинены чекистами уже после расстрела. Вполне возможно, что было расстреляно значительно большее число матросов и летчиков, но эти данные или не сохранились,
или до сих пор хранятся в засекреченных архивах.

5. Рабочие Петрограда во время восстания
Главным вопросом для кронштадтцев стал вопрос о том, поддержат
ли их рабочие и матросы Питера, крестьяне, рабочие и красноармейцы
всей страны. Они были абсолютно уверены и совершенно справедливо, что большинство населения России поддерживает их требования.
Петриченко вскоре после бегства в Финляндию говорил журналистам:
«Сейчас вся Россия кипит как в котле. Если бы можно было так устроить, чтобы послать по телефону приказ во все воинские части об аресте коммунистов, то этот приказ был бы выполнен повсюду. Нужно
только нажать кнопку, а ток уже замкнется. В этом можно быть уверенным»113. Но такой волшебной кнопки не было. Кронштадтцам пришлось в условиях блокады и полной изоляции от всей страны налаживать тесные контакты с матросами, солдатами и рабочими Петрограда.

106

Начало восстания

ВРК прилагал большие усилия, чтобы жители Петрограда узнали требования кронштадтцев и всю ложь большевистской пропаганды. «Известия Временного революционного комитета», различные воззвания направлялись с матросами, готовыми добровольно,
несмотря на смертельный риск, доставлять их на фабрики и заводы, в казармы и на суда. В одном из обращений («Воззвание к рабочим, красноармейцам и матросам») рассказывалось о том, что
произошло в Кронштадте на самом деле: «Мы, Кронштадтцы, еще
2 марта сбросили проклятое иго коммунистов и подняли красное
знамя Третьей революции. Красноармейцы, моряки, рабочие, к Вам
взывает революционный Кронштадт!»114 Самым важным для кронштадтцев было разоблачение большевистской лжи о белогвардейских лидерах революционного Кронштадта: «Мы знаем, что вас
вводят в заблуждение и не говорят правды о происходящем у нас,
где мы все готовы отдать свою жизнь за святое дело освобождения
рабочего и крестьянина. Вас хотят уверить, что у нас белые генералы и попы»115. ВРК прибегнул к простому способу разоблачения
лжи, опубликовав свой состав. Кронштадтцы противопоставляли
его офицерам высокого ранга, служащим у большевиков. Во лжи
обвинялись самые ненавистные лидеры коммунистов: «А жандармы Троцкий и Зиновьев скрывают от вас правду». Матросы обращались к широким народным массам: «Всмотритесь, что сделали
с вами, что делают с вашими женами, братьями и детьми. Неужели вы будете терпеть и гибнуть под гнетом насильников!»116 К красноармейцам: «Красноармейцы, вы видите, как дороги ваши жизни
коммунистам. Вас с голыми руками посылают через залив, брать
твердыню трудовой Революции — Красный Кронштадт!»117
В документе «Исходящий журнал Временного революционного комитета в городе Кронштадте», начатом 2 марта, отмечены матросы и красноармейцы, отправленные в Петроград, Ораниенбаум, Сестрорецк для агитации и пропаганды, установления связей,
выяснения положения на местах. Уже 3 марта в Петроград были
направлены 7 человек. В их мандатах была стандартная фраза:
«Командируемому в Петроград». С более важными заданиями отправлялись отборные военморы, в основном из команд «Севастополя» и «Петропавловска». 3 марта в Петроград был направлен

107

Глава II

матрос Уланов для исполнения поручений комитета в составе
группы матросов. 4 марта четверо из этой группы были арестованы в Петергофе, все — матросы «Севастополя». Чекисты нашли
у них «в общей сложности 3000 штук кронштадтских прокламаций». 20 апреля Президиум ПЧК в составе 3 человек приговорил
их к расстрелу. Всего на этом заседании тройки к расстрелу было
приговорено 40 человек, в их числе несколько членов ВРК. 4 марта матрос был отправлен в Питер на буэре118. 6 марта в Сестрорецк
был направлен Захар Плёнкин с типичной формулировкой: «Для
исполнения возложенных на него обязанностей». 7 марта, хорошо
понимая, что в ближайшее время начнется штурм Кронштадта, а о
волнениях в Питере ничего не слышно, большая группа кронштадтцев (13 человек) направлена в Петроград для агитации. Другие матросы посланы «для делегации за пределы Кронштадта для проведения собраний беспартийных»119.
Ревком предложил большевистскому руководству «прислать
к нам беспартийных делегатов петроградского пролетариата, чтобы
они увидели, что в Кронштадте идет борьба за власть Советов»120.
Им на встречу была послана делегация из 8 человек во главе с членом Ревкома, матросом-электриком с «Севастополя» С. С. Вершининым. Делегация в составе 8 человек ждала всю ночь у Петроградских ворот представителей питерского пролетариата, но так и не
дождалась. Утром 8 марта начался сильный артиллерийский обстрел
Кронштадта. На допросе в ПЧК Вершинин показал, что по приказанию Ревкома делегация должна была отправиться в Ораниенбаум,
но «при сильном обстреле Говоров (Моряк с «Севастополя». — Л. П.)
и другие не пошли тогда. Пошел один и на половине пути от Ораниенбаума был задержан и доставлен к Дыбенко»121. В воспоминаниях Петриченко арест Вершинина выглядит как большевистская
провокация: «Когда цепь со стороны Кронштадта стала подвергаться артиллерийскому обстрелу, то они выкинули белый флаг и стали флангом идти по направлению к Кронштадту. На встречу к ним
выехали два члена Ревкома Вершинин и Куполов А. А. и, на их глазах сняв с себя оружие, смело поехали к ним; но не успели несколько слов сказать, как Вершинина они схватили, а Куполову удалось
ускользнуть из их рук»122.

108

Начало восстания

Совершенно непонятно, зачем курсанты выкинули белый флаг
и двинулись к Кронштадту. Для провокации, чтобы кого-нибудь взять
в плен? А если бы к ним никто не выехал? Совершенно невероятная
история. Кроме Петриченко, никто не называет члена Ревкома, старшего лекарского помощника Куполова как входившего в состав делегации. Правда только то, что Вершинин вел себя с отчаянной храбростью
и в результате попал в плен. Хотя и возможно, что, когда он подходил
к наступающим, ему крикнули, что готовы вести переговоры.
Посылка агитаторов продолжалась вплоть до последнего штурма Кронштадта. ВРК, понимая, что подавляющее большинство агитаторов попадает в плен, а агитационные материалы не доходят
до рабочих и солдат Петрограда, решил отправлять в окружающие
районы партизанские отряды с агитационной целью. Трудно понять,
каким образом партизанский отряд мог вести более успешную пропаганду, чем одиночки, но в Кронштадте хватались за любую, даже
призрачную возможность воздействовать на рабочих, крестьян, матросов и солдат Петрограда и губернии. Первым партизанским отрядом руководил Волков, бывший военнослужащий 1-го Морского
воздушного дивизиона в Ораниенбауме, сумевший избежать ареста
и бежать в Кронштадт, видимо, имевший какие-то связи в Ораниенбауме. Ревтройка Сводного отряда судовых команд просила ВРК «…
зачислить на порцию представителей села Каталей Василия Сергеевича Леонова и Ивана Адамовича Тойко <...>, изъявивших желание
отправиться в партизанский отряд для агитационных работ в тылу
неприятеля»123. Но в связи с быстрым падением Кронштадта отряд
не успел приступить к выполнению своей миссии.
Прибывшие в Кронштадт представители Русского Красного
Креста в Финляндии передавали рассказы членов ВРК о том, как
трудно распространять правдивую информацию о событиях в Кронштадте за его пределами. Хотя в «Известиях Временного революционного комитета» от 6 марта была помещена фантастическая
информация о какой-то мифической кронштадтской делегации
в Петрограде: «Прибыл в Кронштадт специальный курьер из Петрограда с уведомлением, что отправленная делегация от Кронштадтских организаций прибыла туда благополучно. Делегация
информировала столичных рабочих и матросов о кронштадтских

109

Глава II

событиях, раздала выпущенные Вр. Рев. Ком. приказы и листовки и отбыла в известном ей направлении»124. Видимо, «в известном
ей направлении» — это не Кронштадт, куда она так и не прибыла.
Очевидно, в первые дни после взятия власти члены ВРК были убеждены, что помощь вот-вот придет, но даже 11 марта, уже после
первого штурма Кронштадта, когда стало ясно, что помощи ждать
неоткуда, «Известия» как заклятия повторяли: «Нами брошен
призыв всем трудящимся России бороться за свободно избранные
Советы. Наш клич услышан. Революционные матросы, красноармейцы и рабочие Петрограда уже идут нам на помощь»125. Постепенно в Кронштадте начинают понимать, что надеждам на восстание в Петрограде не суждено сбыться. По радио, единственному
средству массовой пропаганды, остававшемуся в Кронштадте, —
они взывали: «Всем-всем-всем. Товарищи рабочие, красноармейцы
и матросы! <…> Сейчас, когда пришел конец терпению трудящихся, вам хотят заткнуть рты подачками; распоряжением Зиновьева
в Петроградской губернии снимаются заградительные отряды, Москва ассигнует десять миллионов золотом на покупку за границей
продовольствия и предметов первой необходимости, но мы знаем,
что этими подачками не купить питерский пролетариат, и мы через
голову коммунистов протягиваем руку братской помощи из революционного Кронштадта»126.
В некоторых воззваниях из Кронштадта стало чувствоваться нарастающее отчаяние. В листовке, обращенной к железнодорожникам от 9 марта, содержалась мольба о помощи: «Пусть наша смерть
даст народу свободу. Мы решили умереть, но, братья-железнодорожники, если вы не поддержите нас, то наша кровь упадет на ваши
головы, а проклятия закабаленного русского народа будете слышать
до самой смерти. Умирая рабами, вы пожалеете о своей нерешительности. Поддержите нас. Только железнодорожники могут спасти
русский народ. <…> мы хотим, чтобы наши жертвы были не даром
принесены. Умираем ли мы в боях, или расстреливают нас чекисты
в подвалах, мы будем посылать вам проклятия, если вы не поможете нам»127. Кронштадтцы были до последней степени разочарованы
тем, что им казалось «изменой» со стороны питерских рабочих. Начиная восстание, они были уверены в обратном. Дан, переведенный

110

Начало восстания

2 апреля из Петропавловской крепости в Дом предварительного заключения и встретивший там кронштадтских матросов и рабочих,
вспоминал: «Другая группа — кронштадтцев — состояла из рабочих
и матросов. Матросы были очень озлоблены. Они негодовали на петроградских рабочих, которые “из-за фунта мяса” не поддержали
и “продали” их»128. Многие матросы, когда их вели расстреливать,
кричали, обращаясь к питерским рабочим: «Вы нас предали!»
Петроградские жители, не принадлежащие к рабочему классу,
с завистью писали о том, как пролетарии делили неожиданно свалившиеся им на голову, невиданные с 1917 г. богатства: не только
хлеб и мясо, но и деликатесы: красную икру, дорогие сыры, колбасу,
шоколад, папиросы.
На относительную пассивность петроградских рабочих, помимо
подачек, влияли и другие причины: аресты всех мало-мальски активных рабочих, членов социалистических партий, закрытие заводов на перерегистрацию с последующим приемом на работу только
тех, кто был лоялен к властям. Как справедливо писал бывший в это
время в Петрограде американский анархист А. Беркман, «…рабочие
Петрограда были терроризированы»129. Подействовала также усиленно распространяемая всеми средствами массовой пропаганды
ложь об «эсеровски черносотенном заговоре» во главе с генералом
Козловским. Но, несмотря на все это, рабочие ряда заводов и фабрик активно выражали солидарность с кронштадтцами.
Накануне восстания активизировалась деятельность «Собрания представителей фабрик и заводов Петрограда», в основном
под руководством меньшевиков. Оно не достигло такого размаха и влияния, как его предшественник — «Собрание уполномоченных фабрик и заводов г. Петрограда» в 1918 г., да и не могло
достигнуть в значительно поредевших рядах питерских рабочих
и при усилившихся органах политического сыска. Имена многих
членов Собрания до сих пор остаются неизвестными, за исключением В. К. Заустинского, заведующего транспортным отделом
фабрики «Гознак»; М. К. Названова, инженера-технолога, председателя технического совета «Главсахар», и Н. И. Ястребова, члена
РСДРП с 1905 г., служащего Мурманской железной дороги. С рядом предприятий у Собрания была тесная связь, в первую очередь

111

Глава II

с «Арсеналом», Путиловским заводом, Балтийским судостроительным заводом и другими. Рабочие этих предприятий выдвигали требования, созвучные с Кронштадтской резолюцией. Секретно-оперативное управление ВЧК сообщало: «7 марта не работали
Невский Судостроительный завод, Арсенал и часть Обуховского
завода. В Арсенале <…> выставлено требование в духе Кронштадтских мятежников»130. Рабочие Обуховского сталелитейного завода, несмотря на резкое сокращение числа рабочих, на многочисленные аресты, продолжали последовательно выступать против
большевистской диктатуры с весны 1918 г. В конце февраля — начале марта 1921 г. рабочие волнения усилились. Помимо экономических требований, они выдвигали и политические — о предоставлении свободы слова, свободы печати и собраний, о разрешении
свободной торговли и свободного проезда по железным дорогам,
а также снятия со всех мест вооруженной охраны. Чекисты докладывали: «На собрании рабочих “Арсенала” вынесена резолюция
о присоединении к Кронштадтскому восстанию. Собранием для
связи с Кронштадтом избрана делегация из 3 человек: одного большевика, 1 эсера и 1 анархиста. <…>. Губчека арестована избранная
для связи с Кронштадтом делегация на собрании рабочих “Арсенала”»131. Многие партийные руководители были поражены той
ненавистью, с которой к ним, как к представителям большевистской власти, относятся рабочие. Назначенный в феврале 1921 г. комиссаром Александровского (Пролетарского) главного механического завода Николаевской железной дороги М. Г. Федоров писал:
«Мне припоминается, когда вступил на Александровский завод,
что при посещении мастерских я чувствовал настолько сгущенную
атмосферу в среде рабочих, настроенных эсерами, меньшевиками
и партией капиталистов, даже порою не верилось, нахожусь ли я в
Советской Республике?» Только за пределами завода комиссар
чувствовал, «что вокруг та же Советская Республика»132. 4 марта
на заседании Петроградского совета выступал Зиновьев. Он говорил о Кронштадтском восстании и рабочих волнениях в Петрограде. Присутствовавшая на заседании американская анархистка Эмма
Гольдман писала о нем: «...Зиновьев, казалось, находился на грани
нервного срыва: он то поднимался, словно пытаясь что-то сказать,

112

Начало восстания

то вновь садился, так ничего и не сказав. Когда же он все-таки заговорил, то беспрестанно вертел головой, словно ожидая нападения,
а его дрожащий голос <…> был пронзителен и визглив…»133. Одним
из наиболее ярких проявлений недовольства рабочих большевистской властью и готовности поддержать Кронштадтское восстание
стало выступление на этом заседании представителя завода «Арсенал» Филиппова: «Значит, власть Советов — вот тот лозунг, который стал перед рабочими, но главное, что я должен тоже не упускать и заметить это, — долой диктатуру господствующей партии.
<…> большинство выражает мнение как раз именно недоверия
тому, что действительно моряки — гордость и слава наша, могли бы
действительно изменить долгу революции, <…> может быть, у них
тоже есть протест, каков был протест, может быть, не так ярко выраженный, среди большинства рабочих»134.
Видимо, 7 марта была выпущена листовка — обращение рабочих
«Арсенала»:
«Довольно молчать!
Мы должны сказать не только, когда нам голодно, но и когда решается судьба 25 тыс. моряков.
Нам власти говорят, что кронштадтцы возрождают прежних генералов — Клевета.
Революционные матросы подняли мятеж против новых генералов, так нечего говорить о прежних.
Им, как и нам, противны и гадки новые тираны, так нечего притворно врать. Кто враг самому себе.
Неужели мы совершим такую подлость своим братьям морякам,
которые были и будут всегда на защите интересов трудящихся.
Неужели мы будем спокойно работать.
Нет, этого преступления мы не сделаем.
И, если не можем сейчас выйти на улицу, так бросим работу
и этим покажем солидарность восставшим.
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЕДИНЕНИЕ МОРЯКОВ, РАБОЧИХ,
КРАСНОАРМЕЙЦЕВ.
ДОЛОЙ ВСЕХ ВЛАСТИТЕЛЕЙ И ТИРАНОВ!
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВЛАСТЬ СОВЕТОВ!
ДОЛОЙ ДИКТАТУРУ ПАРТИЙ!

113

Глава II

Дорогие товарищи.
Арсенальцы не работают и просим Вас поддержать кронштадтцев и выборгских рабочих или иначе предадим своих братьев своей
неотзывчивостью. Бросайте работать»135.
В тот же день, в 11 часов, прекратил работу Невский судостроительный завод. В заводских цехах появились листовки, призывавшие красноармейцев и курсантов присоединяться к рабочим.
Поддержать кронштадтцев в той или иной форме были готовы рабочие только нескольких заводов: «Арсенала», Путиловского завода,
Путиловской верфи (с 1912 г. самостоятельное предприятие), Обуховского завода, Балтийского судостроительного завода, фабрики
«Лаферм». Еще на ряде предприятий происходили забастовки, в основном экономические, часто выдвигались требования освободить
арестованных товарищей. Собрание представителей фабрик и заводов Петрограда пыталось поддержать Кронштадт. Намечалось массовое выступление рабочих 12 марта, которых должен был поднять
заводской гудок. Власти были обеспокоены намечавшимся выступлением рабочих и послали на заводы телеграмму: «Необходимо принять меры охраны сигналов и усилить надзор»136. Но в связи с невозможностью быстро организовать печать листовок дату выступления
отложили на 16 марта. На предприятиях распространялись листовки. В одной из них «Ко всем гражданам, рабочим, красноармейцам
и матросам» содержался призыв к свержению власти коммунистов.
В ней говорилось об артиллерийском обстреле Кронштадта, о восстаниях в Сибири, Поволжье, на Украине и в центральных губерниях:
«Кронштадт восстал на поддержку петроградских рабочих. Петроград обязан поддержать кронштадтцев. Он поддержит их единодушным дружным выступлением. Мы, представители заводов и фабрик,
зовем всех рабочих, граждан, всех военных к этому выступлению.
Зовем к общей забастовке. Пусть встанут фабрики и заводы! Пусть
служащие бросят занятия! Пусть в эти дни красноармейцы, матросы
и курсанты соединяются с народом! Мы знаем, один удар не решает
борьбы. Но первый удар должен быть нанесен. И чем скорее, тем лучше. <…> Лучше сегодня смерть в борьбе, чем завтра смерть от голода. Довольно быть голодными рабами! <…> Наш лозунг — вся власть
народу. Наш лозунг — всеобщее избирательное право. <…> Наш

114

Начало восстания

лозунг — немедленное освобождение арестованных. Долой кровавую
коммунистическую власть! Да здравствует общая забастовка!»137
Но в том состоянии, в котором находился питерский пролетариат, массовое выступление не могло состояться. На всякий случай
питерские чекисты вновь произвели массовые аресты меньшевиков
и эсеров, не делая никаких послаблений для рабочих, принадлежащих к этим партиям. Рабочие остались без своих лидеров. Питерский гарнизон ввиду его полной ненадежности был заперт в казармах, разоружен, а чтобы, не дай бог, не вышли без оружия, у солдат
была отобрана обувь (у тех, у которых она была). Матросов из Петрограда массово высылали на юг. Попытка выступления была предпринята на Путиловской верфи. Но при выходе с предприятия безоружные рабочие были задержаны вооруженными коммунистами.
Командующий 7-й армией М. Н. Тухачевский, наблюдая за тем,
что происходило в Петрограде во время Кронштадтского восстания,
с тревогой писал Ленину об опасности строения армии по милиционному принципу: «Если бы дело сводилось бы к одному восстанию матросов, то оно было бы проще, но ведь осложняется оно хуже всего тем,
что рабочие в Петрограде определенно не надежны. В Кронштадте рабочие присоединились к морякам. <…> И если провести милицию
в рабочем районе, даже таком, как Петроградский, то никто не может
гарантировать, что в тяжелую минуту рабочая милиция не выступит
против Советской Власти. По крайней мере, сейчас я не могу взять
из Петрограда бригады курсантов, так как иначе город с плохо настроенными рабочими было бы некому сдерживать»138. Это была та реальная помощь, которую рабочие Петрограда оказали Кронштадту.

6. Идеология восставших
Мы немного нарушили последовательность повествования
и отвлеклись от нашей главной темы. Как же развивались события
в Кронштадте, что хотели и о чем мечтали кронштадтцы? Первые
действия внушали надежду на успех выступления. Руководители
восстания и рядовые матросы надеялись в первые дни, что удастся

115

Глава II

договориться с большевиками на основании их требований. Эта политическая наивность им дорого обошлась в дальнейшем. В первом
обращении подчеркивался мирный характер действий матросов:
«Временный Революционный Комитет озабочен, чтобы не было
пролито ни одной капли крови». Им были приняты чрезвычайные
меры по организации в городе, крепости и на фортах революционного порядка. Главной целью объявлялись выборы в новый совет:
«Задача Временного Революционного Комитета дружными и общими усилиями организовать в городе и крепости условия для правильных и справедливых выборов в новый совет»139. Новые власти
стремились, чтобы в городе продолжалась спокойная мирная жизнь,
но уже на новых основаниях. Без арестов и чрезвычайных комиссий
в условиях свободы. Первый приказ ВРК гласил: «Временный Революционный Комитет Кронштадта приказывает всем учреждениям в городе и крепости неуклонно исполнять все распоряжения Комитета. Всем заведующим учреждений и их работникам оставаться
на местах и продолжать свою работу». Стали приниматься меры
по укреплению безопасности. Приказ № 2 ВРК «воспрещает выезд
из города» и приказывает «штабу флота в Кронштадте дать распоряжение о прекращении всяких отпусков».
Прекрасно зная, что происходит во время каждого перехода
власти в России в другие руки, ВРК для предотвращения грабежей
и обысков, часто прикрытых самодельными фальшивыми бумажками, запретил «всякие самочинные обыски в городе» и объявил, что
«удостоверение на право обыска дается за подписью председателя
и секретаря Временного Революционного Комитета и без печати
линкора “Петропавловск” недействительны». Приказ № 4 запрещал
«после 11 часов всякое хождение по городу без особых удостоверений, выданных Временным Революционным Комитетом»140.
Для объяснения цели выступления, для пропаганды своих взглядов, идей, для полемики с большевиками ВРК сумел 3 марта наладить
выпуск газеты «Известия Временного революционного комитета матросов, красноармейцев и рабочих гор. Кронштадт». Всего вышло
14 номеров газеты. Одним из руководителей издания был А. Н. Ломанов. Работник химической лаборатории Кронштадтского порта,
в прошлом студент Петроградского технологического института,

116

Начало восстания

по некоторым сведениям, член партии социалистов-революционеровмаксималистов, но, возможно, его членство в партии было придумано после подавления восстания чекистами, чтобы найти кого-нибудь,
кто был связан с социалистическими партиями. Ломанов был избран
в первый состав Кронштадтского совета в 1917 г. как представитель
фракции беспартийных. Он стал председателем Исполкома Кронштадтского совета. Хороший оратор, Ломанов пользовался большой
популярностью. Он был, видимо, первым в России общественно-политическим деятелем, призывавшим к созданию партии беспартийных. Раскольников писал о нем: «Большинство (в совете. — Л. П.)
составляло беспартийное “болото”, шедшее за своим вождем, законченным обывателем А. Н. Ломановым, который одно время носился
с несуразной идеей о создании “партии беспартийных”»141.
Большую часть материалов «Известий ВРК» составляли письма
коммунистов о выходе из партии. Иногда выходили все коммунисты
какой-либо части. 10 марта в газете была опубликована «Резолюция
военнослужащих артиллерийской службы связи морской крепости
Кронштадт, бывших членов РКП, принятая единогласно: “Мы, нижеподписавшиеся красноармейцы, <…> с верой в лучшее будущее
страны и народа вошли в члены партии РКП, но, убедившись, что
партия, оторвавшись от народа, явилась орудием пролития крови
рабочих и крестьян ради интереса верхов партии и ее самодержавия, выходим из нее одиннадцати чел. и всецело присоединяемся к резолюции, принятой на общем митинге 1 марта и клянемся
поддерживать Временный Революционный Комитет, борющийся
за правое дело трудового народа”»142. Такие заявления продолжали
поступать даже 17 марта, когда начался штурм крепости. Разумеется, не все были искренними. На кого-то влияли внешние обстоятельства, давление товарищей, боязнь ареста. В некоторых из заявлений коммунистов обвиняли в том, о чем ничего не говорилось ни
в официальных документах ВРК, ни в его информационных материалах. Командир отряда главного артиллериста Кронштадтского
порта Н. Ф. Листовский писал: «Прошу не числить меня членом
РКП, т. е. вернее сказать, прошу не числить меня больше жандармом, палачом и кровопивцем трудового народа: я вошел в коммунистическую партию с теми убеждениями и с той надеждой, что

117

Глава II

я найду там всю ту справедливость, которой жаждал каждый честный гражданин, но я жестоко ошибся в своих размышлениях, я не
понял этой шайки карьеристов и разбойников, которые старались
убеждать и замазывать глаза всем честным труженикам. <…> Я теперь ясно вижу жидовское коммунистическое самодержавие, которое истребляют всех рабочих и крестьян и их малолетних детишек,
жидовские изверги мстят трудовому народу. Поэтому я с сегодняшнего дня не считаю больше себя членом этой презренной жидовской партии коммунистов, а присоединяюсь всецело к резолюции,
вынесенной 1 марта на митинге всего гарнизона, и подчиняюсь временному Рев. Комитету, и иду рука об руку со всем трудовым народом, под лозунгом, жить или умереть»143.
Первоначально газета выходила на одном листе, потом на двух.
В программной статье «За что мы боремся?» основополагающая
идея — это стремление к свободе. А основное преступление — «созданная коммунистами нравственная кабала: они положили руку
и на внутренний мир трудящихся, принуждая их думать только
по-своему»144. Газета считала, что коммунистический режим гораздо страшнее царского: «Штыки, пули и грубый окрик опричников
из чека — вот, что после многочисленной борьбы и страданий приобрел труженик Советской России. <…> Власть полицейско-жандармского монархизма перешла в руки захватчиков-коммунистов,
которые трудящимся вместо свободы принесли ежеминутный страх
попасть в застенок чрезвычайки, во много раз своими ужасами превзошедшей жандармское управление царского режима»145. Восставшие были убеждены, что то, что они делали, является изменением
многовекового пути русской истории — освобождением от власти
диктатуры: «Здесь совершился новый великий революционный
сдвиг. Здесь поднято знамя восстания для освобождения от трехлетнего насилия и гнета владычества коммунистов, затмившего собой трехсотлетнее иго монархизма»146.
Кронштадтцы уже не хотят никаких переговоров. Они убеждены, что это Третья революция, которая освободит не только Россию, но и весь мир: «Здесь, в Кронштадте, положен первый камень третьей революции, сбивающей последние оковы с трудовых
масс и открывающей новый широкий путь для социалистического

118

Начало восстания

творчества. Эта новая революция всколыхнет трудовые массы Востока и Запада, являя пример нового, социалистического построения, противоположного казенному, коммунистическому творчеству, убеждая воочию зарубежные трудовые массы, что творившееся
до сего времени волею рабочих и крестьян не было социализмом»147.
Одной из главных задач новой революции являлась демократизация всей жизни страны снизу доверху в самых различных сферах. Наряду с созданием свободной советской власти необходимо было воссоздать свободные независимые профсоюзы.
«Известия» писали, что при господстве коммунистов «...работа
профсоюзов сводилась лишь к одной совершенно не нужной переписке по составлению сведений о числе членов того или иного производственного союза, специальности, партийности и т. д.»
В результате профсоюзы «превратились в коммунистическое жандармское ядро, сковывающее трудовые классы». Победа Третьей
революции должна преобразить профсоюзы: «...вновь переизбранные союзы и правления в профсоюзном движении должны выполнить великую боевую задачу по воспитанию масс в культурно-хозяйственном строительстве страны. Они должны <…> сделаться
выразителем народных интересов. Только тогда Советская Социалистическая республика может быть сильна, когда управление
ее будет принадлежать трудящимся классам в лице обновленных
профсоюзов»148. Газета точно и во всех деталях рассказывала о той
жизни, которую вело подавляющее большинство населения страны: «Вырастало новое коммунистическое крепостничество. Крестьянин превращался в Советских хозяйствах в батрака, рабочий
в наемника на казенной фабрике. Трудовая интеллигенция сводилась на нет. Пытавшихся протестовать истязали в чрезвычайках. С продолжавшими беспокоиться поступали короче... ставили
к стенке. Стало душно. Сов. Россия превратилась в всероссийскую
каторгу»149.
Перед глазами читателей воссоздавался быт Советской России:
«Все лучшие дома и квартиры взяты под отделы и подотделы, где
просторно, удобно и тепло устроились их бюрократы. Число жилых
квартир сократилось, а рабочие живут там же, где жили прежде,
но только скученнее и хуже.

119

Глава II

Дома приходят в старость, печи портятся; крыши ржавеют
и вот-вот потекут; заборы валяются, водопроводные трубы наполовину испорчены, уборные не действуют; заливают нечистотами квартиры; граждане отправляют свои потребности по чужим
дворам. Лестницы не освещены, грязны, дворы загажены, помойки и выгреба переполнены. Улицы грязны, тротуары не убраны,
скользки. Ходить опасно. <…> Еще хуже обстоит дело с питанием. Безответственные и неумелые работники сгубили сотни тысяч
продуктов. Картофель раздавали не иначе, как мороженный; мясо
весною и летом тухлое. Раньше свиньям не давали того, что получали граждане от устроителей “райской жизни”. Честная советская рыба (селедка) спасала положение, да и той в последнее время
не стало»150.
Написанные простым русским языком статьи были понятны
для широких слоев населения. Может быть, сами того не желая,
авторы «Известий» показывали страшное положение, до которого
большевики довели страну. По силе разоблачения большевистской
диктатуры лучшие русские писатели и публицисты из белого и демократического лагерей уступали авторам кронштадтских «Известий». Невольно приходит на ум фраза А. С. Пушкина о манифестах
Емельяна Пугачева. Великий поэт назвал их «удивительным образцом народного красноречия».
В последнем номере «Известий» Кронштадт, ведя последний
бой, вынес окончательный приговор страшному режиму, созданному коммунистами: «Началось вопреки рассудку и наперекор воле
трудящихся настойчивое строительство казенного социализма с его
рабами вместо свободного царства труда. <…> Из раба капиталиста
рабочий стал рабом казенных предприятий. <…> Все трудовое крестьянство было объявлено врагом народа, сопричислено к кулакам.
Предприимчивые коммунисты приступили к разорению и занялись
насаждением советских хозяйств, усадеб нового помещика — государства. Вот что при большевистском социализме получило крестьянство вместо свободного труда над освобожденной землицей.
Взамен почти начисто реквизированного хлеба, отобранных коров
и лошадей — наезды чрезвычаек, расстрелы. Хороший товарообмен
в трудовом государстве: вместо хлеба свинец и штык. <…> Вместо

120

Начало восстания

свободного развития личности, свободной трудовой жизни возникло необычайное, невиданное рабство»151.
Кронштадтцы объясняли на страницах газеты, что они остаются подлинными революционерами, разоблачая ложь коммунистов
о том, что «Кронштадт продался Финляндии» и белым генералам.
Они проводили четкое различие между тем, что хотят кронштадтцы, осуществлявшие Третью революцию, и контрреволюционеры
различных мастей: «Кронштадтские моряки и мозолистые руки рабочих вырвали руль из рук коммунистов и встали у штурвала. Бодро и уверенно поведут они корабль Советской власти в Петроград.
<…> Но <…> зорко охраняйте, товарищи, штурвальный мостик —
к нему уже подбираются враги. Одна ваша оплошность, и они вырвут у вас штурвал, и Советский корабль может пойти ко дну под
злорадный хохот царских лакеев и приспешников буржуазии»152.
Эти слова были не просто агитацией. 13 марта, когда стало совершенно очевидно, что восстания в Петрограде не будет и помощь может прийти только из-за границы, на заседании ЦК Петриченко сообщил о телеграмме Чернова. Чернов писал: «…Предлагаю помощь
людьми, посредничество для обеспечения снабжения при помощи
заграничного Центрального бюро Союза русских потребительских
обществ. Сообщите, сколько чего надо, шлите гонца, не поддавайтесь на удочку переговоров <…>. Готов прибыть лично отдать свои
силы, авторитет делу народной революции. Верю в победу, отовсюду вести: паника комиссаров, готовность народа восстать за Учредительное Собрание.
Слава поднявшим знамя народного освобождения, долой деспотию слева и справа, и да здравствует свобода, народовластие, Учредительное Собрание!»153
Главное, чем мог помочь Чернов, — это людьми. В письме
от 12 апреля 1921 г. он сообщал руководителям правых эсеров, что
можно было сделать: «Мы могли легко из с.-з-ков154 сформировать
три отряда, человек по триста каждый, и бросить их для короткого удара на Ямбург, Псков и Гдов. Во всех этих трех местах, овладев довольно большими запасами оружия, можно было вооружать
окрестное население и формировать силы <…>. Были все шансы,
что заворуха прокинется очень далеко на восток. А это означало

121

Глава II

бы разстройство большевистских коммуникаций, которое свело
бы на нет их ударную силу под Кронштадтом. Это значило бы, что
Кронштадту удалось бы продержаться до того времени, когда лед
перестал бы быть надежным. С Кронштадтом, все время, как Дамоклов меч повисшим над Питером, при общем настроении страны, в эту весну с большевизмом было бы все покончено»155.
Но для Петриченко, как и для большинства членов ВРК, это
предложение было неприемлемо. Для них УС было типичной
контрреволюцией справа. Из членов ВРК только один Вальк согласился на предложение Чернова.156 Чернову был послан вежливый
отказ со словами благодарности и с уверением, что «все будет принято к сведению».157
Кронштадтцы продолжали верить в народные идеалы правды
и справедливости, влиявшие на них гораздо больше, чем идеи всех
социалистических партий вместе взятых. 15 марта «Известия» подвергли резкой критике новую экономическую политику (НЭП):
«Славно поработал торговый дом Ленин, Троцкий и К0. В бездну
нищеты и разорения завела Советскую Россию преступная самодержавная политика правительственной коммунистической партии.
<…> В момент исторической борьбы, смело поднятой Революционным Кронштадтом за поруганные и попранные коммунистами права трудового народа, стая воронья слетелась на свой 10-й партийный съезд и договаривается о том, как хитрее и лучше продолжить
свое каиново дело. Их наглость дошла до совершенства. Об концессиях говорят совершенно спокойно»158.
Простые матросы это поняли гораздо лучше, чем тысячи образованных интеллектуалов, промышленников, русских государственных деятелей, продолжавших нести набивший оскомину бред
о каком-то термидорианском перерождении большевистского режима. Эти люди никак не могли отбросить ветхие одежды Великой
французской революции, забывая, что уже другой век и совсем другая страна. В этой статье интересна крайне редкая критика на страницах газеты и вообще в любой пропаганде кронштадтцев Ленина,
уважение к которому в отличие от других большевистских властителей сохранялось значительно дольше. Портреты Ленина висели
в кабинетах руководителей восстания. Это лишний раз показывает,

122

Начало восстания

насколько восстание в Кронштадте было народным движением, основанным на многовековой вере, что царь хороший, а бояре плохие и скрывают от батюшки-царя правду. В газете писали: «Можно
было ожидать, что в великий момент борьбы трудящихся за свои
права Ленин не будет лицемерить, скажет правду»159. Даже когда
Ленин повторял обычные большевистские штампы о восстании
Кронштадта, отношение к нему особенно не изменилось. Кронштадтцы видели в его словах «бесконечную растерянность». Он,
оказывается, хотел бежать, «но бежать ему не дадут его единомышленники. Он находится у них в плену и должен клеветать так же,
как и они»160. Страстная вера в доброго царя привела к тому, что
в представлении матросов всевластный диктатор России, обладающий большей властью, чем любой русский царь после Петра I, оказался пленником большевистской камарильи и в первую очередь
Троцкого.
Больше всех большевистских вождей кронштадтцы ненавидели Троцкого. На страницах «Известий» его фамилия встречается
чаще, чем фамилия любого другого большевистского руководителя. Кем его только ни называли, с кем только из самых страшных
персонажей российской истории, столь богатой злодеями у власти,
его ни сравнивали. В номере от 7 марта Троцкий — это «новоявленный Трепов», «кровожадный Троцкий»161. В номере от 9 марта,
вышедшем сразу после провала первого штурма Кронштадта, одна
из статей называется: «Слушай, Троцкий!» Он, как и другие советские руководители, «шулера, привыкшие играть краплеными картами». Троцкий приказывал «расстреливать невинных целыми пачками», и, в конце концов, народ узнает правду, «и тогда тебе и твоим
опричникам придется дать ответ»162. То есть Троцкого сравнивают
с самым кровавым персонажем русской истории Иваном Грозным,
который, правда, в отличие от Троцкого, остается популярным в современной России. Номер от 11 марта поднимет Троцкого на новую
высоту. Он «теперь кровожадный Троцкий, этот злой гений России
гонит на нас, наших детей, а ваших братьев, которые сотнями трупов покрывают лед у твердынь Кронштадта», а сам он «как коршун
вьется над нашим геройским городом, но ему не взять его. Руки коротки»163.

123

Глава II

Вторым «любимым» героем кронштадтцев был председатель
Петроградской трудовой коммуны, председатель Военного совета
(Комитета обороны) Петроградского укрепленного района Зиновьев. Но по «популярности» он значительно уступает Троцкому. Если
последнего ненавидели и боялись, то Зиновьева просто презирали.
Первый раз Зиновьева упоминают в номере от 11 марта: «Зиновьев в расширенном заседании Петросовета, сообщая о миллионах
золота, отпущенного для закупки продовольствия, рассчитал, что
на каждого рабочего придется по 50 рублей.
Если старый крепостник-помещик продавал своих рабов за тысячу ассигнаций, то Зиновьев хочет купить питерского рабочего
за 50 рублей»164.
В чем же причина такой ненависти к Троцкому? При всей его
жестокости, массе смертных приговоров по линии Реввоенсовета он
никак не выглядит более страшным злодеем, чем Дзержинский, Сталин или тот же Ленин. С нашей точки зрения, самый главный его порок — его национальность. Все былины русской истории о злом хазарине, о жиде-кровопийце ожили в представлении кронштадтских
матросов. Еврей в роли всевластного правителя России — с этим
они никак не могли смириться. Тухачевский, жестоко подавлявший Кронштадт, беспощадно расстреливавший пленных, отдающий
приказы о бомбардировке «Петропавловска» и «Севастополя» химическими снарядами, такой ненависти не вызывал. Все-таки свой
русский барин. К этому простые русские люди за свою историю
привыкли, а Троцкий — жид, и это совсем другое. Троцкий для всех
противников большевизма, от кронштадтских матросов до самых
реакционных белых генералов и политиков, превратился в символ
жидовского господства над Россией, и с этим никто из них смириться не мог.
Утром 4 марта для того, чтобы лучше руководить действиями восставших, осуществлять контроль за положением в городе и поддерживать связь с отдаленными фортами, ВРК перешел
с «Петропавловска» в город и разместился в Доме народа. В тот
же день, в 18 часов было созвано собрание в гарнизонном клубе
делегатов от воинских частей, кораблей и профсоюзов, выбранных
1 марта. Была утверждена следующая «Повестка дня: 1) текущий

124

Начало восстания

момент. 2) дальнейшие мероприятия. 3) дополнительные выборы
в революционный комитет». Собрание началось, по одним данным, в 16 часов, по другим — в 18. Его открыл председатель ВРК,
избранный также председателем собрания, Петриченко, заявивший, «что Временный Революционный Комитет переобременен
работой и необходимо влить в него новые силы». По словам Петриченко, в ВРК «требуется добавить, по меньшей мере, еще десять человек»165. Подавляющим большинством в состав ВРК были
избраны: три матроса «Севастополя» — П. М. Перепелкин, гальванер, С. С. Вершинин, электрик, Г. А. Ососов, машинист; один
с «Петропавловска» — Ф. А. Патрушев, гальванер; двое рабочих —
П. А. Павлов, рабочий минных мастерских, В. А. Вальк, мастер механического завода; трое служащих и представителей интеллигенции — В. Г. Байков, заведующий обозом Управления строительства
Кронштадтской крепости, Ф. В. Кильгаст, штурман дальнего плавания, И. Е. Орешин, заведующий 3-й трудовой школой. Поздно
вечером, в 23:40 началось заседание ВРК в уже расширенном составе. Председателем ВРК был вновь избран Петриченко, товарищами председателя — В. П. Яковенко, телефонист Кронштадтского
района службы связи, Н. В. Архипов, машинист линкора «Петропавловск». Все члены ВРК первого состава. Секретарем ВРК стал
Кильгаст, ему же было поручено ведение пропаганды, Вальк и Романенко должны были вести все гражданские дела, Павлов заведовал следственной частью, Тукин — отделом продовольствия166.
После выборов в ВРК собрание стало обсуждать вопрос о продовольствии, положение с которым в Кронштадте было отчаянное.
Как вспоминал в Финляндии генерал Козловский, «запасов муки
в городе почти не было»167. В Ораниенбауме на паровой мельнице
находилось около 60 тыс. пудов муки. 2 марта атака кронштадтцев
на Ораниенбаум была отбита прибывшими из Петрограда курсантами. Единственное, чем Кронштадт был снабжен с избытком, это
запасами мясных консервов, сохранившимися со времен Первой
мировой войны. В связи с этим со 2 по 7 марта продукты выдавались по следующим нормам в день: «...матросам, красноармейцам — полфунта хлеба-суррогата, полбанки мясных консервов
и четверть фунта мяса. На 2-ю неделю хлеба такое же количество,

125

Глава II

мясных консервов четверть банки и мяса 3/8 фунта. Прочему же
взрослому населению взамен хлеба фунт овса, остальные продукты в том же размере. Детям взамен хлеба пшеницы по полфунта,
прочие продукты в том же размере, а детям до одного года по банке
сгущенного молока в неделю. Все эти продукты выдавались в дополнении продуктов, выданных на месяц по раскладке, объявленной до 1 марта. Кроме того, детям и остальному населению было
выдано единовременно сахара по полфунта, масло по четверть
фунта и инжира по одному фунту и один с четвертью фунта сыра,
только детям до четверти фунта. Из этого можно вывести, что питание по числу калорий не стало ниже, но только хлеб-суррогат
был очень плох, и давали его в три раза меньше»168. По этому рациону продуктов должно было хватить до 1 апреля. Все надежды
на получение продуктов были связаны с Финляндией. Поэтому
уверенные обещания членов ВРК на собрании 4 апреля о том, что
«город и гарнизон вполне обеспечены как продовольствием, так
и топливом», были большим преувеличением169. С топливом дело
обстояло еще хуже. В Кронштадте практически не было ни дров,
ни угля. Все находилось на складе в Ораниенбауме. Провал наступления 2 марта на Ораниенбаум оставил Кронштадт без хлеба,
угля и дров.
На собрании царил подлинный энтузиазм. Было решено вооружить рабочих и поручить им внутреннюю охрану города. Руководители обороны, бежавшие в Финляндию, писали: «Все рабочие Кронштадта требовали своего вооружения, им были выданы берданки,
до полного израсходования всех ружей, имевшихся в крепости»170.
Рабочие с воодушевлением несли караульную службу. На собрании было решено в трехдневный срок переизбрать правление всех
профессиональных союзов, а также совет союзов, который должен
стать «руководящим органом рабочих и будет находиться в постоянном контакте с Временным Революционным Комитетом». На собрании выступило несколько матросов из Петрограда, Стрельны,
Петергофа и Ораниенбаума, «с большим риском пробравшихся
в Кронштадт». Они сообщили, что большевистским властям удается перекрыть все каналы поступления объективной информации из Кронштадта и держать население в полной неизвестности

126

Начало восстания

о происходящих в нем событиях. Они рассказывали: «Распускаются
провокационные слухи, что в Кронштадте орудует шайка каких-то
белогвардейцев и генералов. Последнее сообщение вызвало общий
смех рабочих и матросов собрания»171.
Но еще больше развеселило собрание чтение листовки, сброшенной с самолета на Кронштадт и названной кронштадтцами
«коммунистическим манифестом». Текст листовки не отличался
особой оригинальностью и повторял обычную ложь большевиков
о белогвардейских генералах, якобы стоявших во главе восстания.
Вообще, большевистские листовки служили для ВРК лучшим средством пропаганды, так как матросы, рабочие, красноармейцы знали, что вся полнота власти находится в их руках, и о том, что здесь
нет белогвардейских генералов. Эта пропаганда успешно работала в Питере, но Кронштадт прекрасно знал правду. Уже по первым
действиям большевистского руководства становилось ясно, что вооруженного столкновения избежать не удастся.
Что представляли собой Кронштадтская крепость и гарнизон
Кронштадта? Какие силы собирались бросить в атаку на революционный Кронштадт кремлевские диктаторы?

Примечания
Нарский И. В. Жизнь в катастрофе: будни населения Урала в 1917–
1922 гг. М., 2001. С. 81.
2
Там же. С. 93.
3
Питерские рабочие и «диктатура пролетариата». Октябрь 1917–1929 :
сборник документов. СПб., 2000. С. 10.
4
Там же. С. 15.
5
Там же.
6
Протоколы одиннадцатого съезда РКП(б). М., 1936. С. 109.
7
Питерские рабочие и «диктатура пролетариата». Октябрь 1917–1929.
С. 14.
8
Гольдман Э. Проживая свою жизнь. Автобиография. М., 2018. Ч. 3. С. 113,
182.
9
Дан Ф. И. Два года скитаний. Воспоминания лидера российского меньшевизма. 1919–1921. М., 2006. С. 92.
10
Кронштадт 1921. Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г. /
сост., введ. и примеч. В. П. Наумова, А. А. Косаковского. М., 1997. С. 24.
1

127

Глава II
11

Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб).
Ф. 6276. Оп. 6. Д. 218. Л. 63.
12
Питерские рабочие и «диктатура пролетариата». Указ. соч. С. 15.
13
Там же. С. 236.
14
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 25, 26.
15
Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории
(РЦХИДНИ). Ф. 17. Оп. 3. Д. 166. Л. 25 — 25 об.
16
РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 166. Л. 26.
17
Дан Ф. И. Указ. соч. С. 96, 98, 99.
18
Емельян Ярославский говорил, что восстание Кронштадта «чуть было
не погубило всю рабоче-крестьянскую Россию».
19
Петриченко С. М. Правда о Кронштадтских событиях // Континент.
1976. № 1. С. 207.
20
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 231.
21
Кронштадтская трагедия 1921 года. Документы. В 2 кн. М., 1999. Кн. 2.
С. 49.
22
Ермолаев И. Власть Советам!.. О событиях в Кронштадте 1–18 марта
1921 г. // Дружба народов. 1999. № 3. С. 182.
23
Эврич П. Восстание в Кронштадте. 1921. М., 2007. С. 58.
24
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 24–25.
25
РЦХИДНИ. Ф. 76. Оп. 3. Д. 166. Л. 51.
26
Там же. Ф. 34. Оп. 12. Д. 537. Л. 751.
27
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 160, 161, 162.
28
Кронштадт 1921. С. 10.
29
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 160, 161, 162.
30
Семанов С. Н. Кронштадтский мятеж. М., 2003. С. 35.
31
Там же. С. 36.
32
Мандельштам Н. Я. Воспоминания. М., 1989. С. 103,104.
33
Российский государственный архив Военно-Морского Флота
(РГАВМФ). Ф. Р-92. Оп. 22. Д. 86. Л. 9.
34
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 22. Д. 85. Л. 438, 443.
35
Кронштадтская трагедия. Указ. соч. Кн. 1. С. 49.
36
Семанов С. Н. Указ. соч. С. 42.
37
Эврич П. Указ. соч. С. 73.
38
Шигин В. Кровавый лед Кронштадта. 1921 год [Электронный ресурс].
URL: https://www.scribd.com/book/4938605354/ (дата обращения: 18.03.2021).
39
РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 230. Л. 12.
40
Шишкина И. М. Буржуазная историография Кронштадтского мятежа //
Вопросы истории. 1974. № 3. С. 88.
41
Семанов С. Н. Указ. соч. С. 40.
42
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 3. Д. 626. Л. 6–26.
43
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 3. Д. 626. Л. 17 об.

128

Начало восстания
44

РГА ВМФ. Ф. Р-34. Оп. 2. Д. 569. Л. 10.
РГА ВМФ. Ф. Р-34. Оп. 2. Д. 569. Л. 107.
46
Шишкина И. М. Указ. соч. С. 93.
47
Daniels R. V. The Kronstadt Revolt: a Study of the Dynamics of Revolution //
The American Slavic and East European Review. V. 10. 1951. № 4. Р. 246; Pollak E.
The Kronstadt Rebellion (The First Armed Revolt against the Soviets). N. Y.,
1959. P. 24.
48
Кронштадтская трагедия. Указ. соч. Кн. 1. С. 85.
49
Кронштадт 1921. С. 59.
50
РЦХИДНИ. Ф. 76. Оп. 3. Д. 167. Л. 10.
51
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 61.
52
Новая русская жизнь. 2 апреля 1921. № 74.
53
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-5893.
Оп. 1. Д. 130. Л. 20.
54
Дан Ф. И. Указ. соч. С. 131.
55
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 544.
56
Кронштадт 1921. С. 238.
57
Там же. С. 30, 31.
58
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 208, 209.
59
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 113.
60
Там же.
61
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 210.
62
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 149.
63
Кронштадт 1921. С. 50, 51.
64
Крестьянинов В. Я. Указ. соч. С. 236.
65
Кронштадт 1921. С. 47.
66
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 10. Л. 16, 17.
67
Цит. по: Крестьянинов В. Я. Указ. соч. С. 237.
68
Там же. С. 238.
69
Там же. С. 239.
70
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 211.
71
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 120.
72
Там же. С. 117–118.
73
Там же. С. 119.
74
Hoover Institution Archives (HIA), Stanford University (HIA) // Melgunov
S. P. Collection. Box. 4. Р. 6, 7.
75
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 336, 338.
76
Кронштадт 1921. С. 49.
77
РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 109. Д. 27. Л. 23.
78
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 516.
79
Там же. С. 213.
80
Там же. С. 215.
45

129

Глава II
81

Кронштадт 1921. С. 304.
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 615.
83
KA (Suomen Kansallisarkisto — Национальный архив Финляндии) EK —
VALPO I. XV. В. 3.
84
Ibid.
85
Известия ВРК. 3 марта 1921 г. № 1.
86
Berkman А. The Kronstadt Rebellion. Berlin, 1922. P. 12.
87
Известия ВРК. 3 марта 1921 г. № 1.
88
Петриченко С. М. С. 212.
89
Там же. С. 213.
90
HIA // Melgunov S. P. Collection. Box. 4. Р. 8. Обращение Временного Революционного Комитета к населению Кронштадта.
91
Ленин В. И. Письмо В. М. Молотову для членов политбюро ЦК РКПБ(б)
19 марта. 1922 // Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С. 191, 193.
92
Обращение Совета труда и обороны // Кронштадт 1921. С. 59–60.
93
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 237.
94
В. И. Ленин. Речь при открытии съезда 8 марта // Полное собрание сочинений. Х съезд РКП(б). М., 1970. Т. 43. С. 15.
95
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 238.
96
Там же. С. 97.
97
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 214.
98
Арканников Б. А. В штабе Кронштадтской крепости в дни восстания /
публ. А. В. Ганина // Эпоха Революции и Гражданской войны в России. Проблемы истории и историографии. СПб., 2019. С. 389, 390.
99
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 105–106.
100
Там же. С. 106, 109.
101
Там же. С. 112, 113.
102
Крестьянинов В. Я. Указ. соч. С. 482, 483.
103
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 3. Л. 47.
104
Зенов А. Г. Действовали решительно // Крах контрреволюционной
авантюры. Воспоминания участников подавления Кронштадтского мятежа
1921 г. Л., 1978. С. 177.
105
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 326, 327.
106
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 176.
107
HIA // Melgunov S. P. Collection. Box. 4. Р. 8.
108
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 213, 214.
109
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 177.
110
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 214.
111
Крестьянинов В. Я. Указ. соч. С. 253.
112
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 79, 82.
113
Новая Русская жизнь. 1 марта. 1921. № 73.
82

130

Начало восстания
HIA // Melgunov S. P. Collection. Box. 4. Воззвание к рабочим, красноармейцам и матросам. P. 54.
115
Ibid. Р. 55.
116
Ibid.
117
Ibid. Р. 63.
118
Буэр — легкая кабина или платформа с парусом, установленная на коньки.
119
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 140, 146.
120
Там же. С. 308.
121
Кронштадт 1921. С. 306.
122
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 221.
123
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 501.
124
Известия ВРК. 6 марта. 1921. № 4.
125
Известия ВРК. 11 марта. 1921. № 9.
126
HIA // Melgunov S. P. Collection. Box. 4. P. 65.
127
Кронштадт 1921. С. 136, 137.
128
Дан Ф. И. Указ. соч. С. 130.
129
Berkman А. Ibid. Р. 36.
130
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 81.
131
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 296.
132
Питерские рабочие и «диктатура пролетариата». Указ. соч. С. 226.
133
Гольдман Э. Указ. соч. С. 286.
134
Питерские рабочие и «диктатура пролетариата». Указ. соч. С. 258, 260.
135
Там же. С. 264, 265.
136
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 385.
137
Там же. С. 422.
138
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 165, 166.
139
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 135.
140
HIA // Melgunov S. P. Collection. Box. 4. P. 11–12.
141
Раскольников Ф. Ф. Указ. соч. С. 82.
142
Известия ВРК. 10 марта 1921. № 8.
143
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 360, 361.
144
Известия ВРК. 7 марта. 1921. № 5.
145
Там же.
146
Там же.
147
Там же.
148
Известия ВРК. 9 марта. 1921. № 7.
149
Известия ВРК. 12 марта. 1921. № 10.
150
Известия ВРК. 15 марта. 1921. № 13.
151
Известия ВРК. 16 марта. 1921. № 14.
152
Известия ВРК. 5 марта. 1921. № 3.
153
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 393, 394.
114

131

Глава II
154

Речь идет о Северо-Западной армии генерала Н. Н. Юденича, остатки которой отступили в Эстонию.
155
ГАРФ. Ф. Р-5893. Оп. 1. Д. 130. Л. 20, 20 об.
156
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 240.
157
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 403.
158
Известия ВРК. 15 марта. 1921. № 13.
159
Известия ВРК. 14 марта. 1921. № 12.
160
Там же.
161
Известия ВРК. 7 марта. 1921. № 5.
162
Известия ВРК. 9 марта. 1921. № 7.
163
Известия ВРК. 11 марта. 1921. № 9.
164
Там же.
165
HIA // Melgunov S. P. Collection. Box. 4. P. 13.
166
Ibid. Р. 15, 16.
167
Новая Русская жизнь. 8 апреля. 1921. № 79.
168
Там же.
169
HIA // Melgunov S. P. Collection. Box. 4. P. 13.
170
Новая Русская жизнь. 6 апреля. 1921. № 77.
171
HIA // Melgunov S. P. Collection. Box. 4. P. 14.

132

Глава III
Первый штурм
1. Флот, форты, матросы, солдаты и офицеры
Кронштадта
какими силами революционный Кронштадт пошел в атаку
на кремлевских диктаторов? Среди членов ВРК не было ни
одного военного специалиста. Остро чувствовалась необходимость привлечения офицеров для руководства боевыми действиями. На конец февраля в Кронштадте в сухопутных частях и во флоте насчитывалось 1143 как старых (до октября 1917 г.), так и новых
(красных) офицеров, из них 609 сухопутных офицеров и 534 морских1. Во флоте процент старых офицеров был значительно выше,
чем в армии. Комиссар Балтфлота Кузьмин писал: «Все они (старые офицеры. — Л. П.) были между собой спаяны, среди них была
своя дисциплина. Жили замкнуто. <…> В кают-компаниях они
были хозяевами. Коммунистических сил там не было»2. Офицерский состав линкоров «Петропавловск» и «Севастополь» вполне
отражал общую картину. На линкорах было 58 строевых офицеров, из них 40 (69 %) — бывшие офицеры и гардемарины. Во флоте
недостаток офицеров чувствовался гораздо сильнее, чем в армии.
По отношению к морским офицерам террор был во много раз сильнее уже в 1917 г. (см. выше). В дальнейшем в годы Гражданской
войны историкам не известны массовые расправы над офицерами в Красной армии. Во флоте, в том числе и на Балтийском, они
происходили часто (так называемые еремеевские ночи, см. выше).
По своим взглядам флотское офицерство, в значительной степени
принадлежавшее к дворянской знати, было более контрреволюционно настроено, чем армейское. Те из старых офицеров, которые
продолжали служить в Красной армии и в Красном флоте, в большинстве своем были призваны по мобилизации или пошли в Красную армию и флот, чтобы не дать умереть с голоду себе и своим

133

Глава III

семьям. Козловский говорил об офицерах, служивших в Кронштадте: «Все мы были людьми нейтральными и служившие большевикам только потому, что у всех у нас есть семьи и всем нужно
есть»3. Были и редкие исключения, в основном это были офицеры,
решившие в новых условиях сделать блестящую профессиональную карьеру. В армии классическим представителем этой группы
офицеров был Тухачевский, во флоте — контр-адмирал А. В. Немитц. Совсем мало было офицеров, которые разделяли революционные идеи. Типичным представителем этой группы офицеров был
подпоручик Н. А. Щорс. Новожилов очень верно охарактеризовал
офицеров, руководивших обороной Кронштадта: «К сожалению,
в крепости, по-видимому, не нашлось среди военных специалистов
с крупными военными дарованиями, не нашлось “характера”. Соловьянов, бывший офицер, из финляндских полков (наших русских), стоявших во главе обороны, не пользовался никогда славой
хорошего офицера, не овладел массами и играл тусклую незначительную роль “спеца”. Офицеры, отдавшие себя в распоряжение
ВРК, чувствовали себя неловко: отвыкли командовать, отвыкли
от людей»4. Люди, бывшие в Гражданскую войну только «спецами», всего боявшиеся в Красной армии, чувствуя над головой постоянно занесенный меч, в новых условиях не могли проявить инициативы и командовать теми, кто совсем недавно топил и убивал
их. К этому добавлялась тревога за семьи у большинства оставшихся в Петрограде, а у многих из них отсутствовала вера в успех восстания.
Существует несколько версий, когда впервые состоялась встреча военных руководителей Кронштадта с членами ВРК. Мы считаем, что наиболее близко к истине события изложены Арканниковым: «В 11 часов вечера (2 марта. — Л. П.) начальник штаба ввиду
бегства коменданта был вызван на “Петропавловск” во Временный
революционный комитет, где ему было сказано, что работа штаба
должна идти по-прежнему и что все указания будут теперь исходить из Революционного комитета»5. 3 марта около 12 часов дня
на «Петропавловске» встретились основные военные специалисты
и члены ВРК. На собрании присутствовал и Козловский, о котором Петриченко писал, что он не был на первой встрече, но, как мы

134

Первый штурм

знаем, ее не было. Или Петриченко подвела память, или ему было
просто очень обидно, что большевики сделали Козловского главным руководителем восстания. О том, что Козловский во время
восстания держал себя пассивно, рассказывали военные руководители восстания. Арканников вспоминал: «Начальник штаба, бывший подполковник Соловьянов, видя исчезновение всех представителей власти и догадываясь о бегстве коменданта крепости, тотчас
же решил снестись с начальником артиллерии крепости, бывшим
генерал-майором Козловским, дабы его уведомить о происшедшем
и предложить ему, как назначенному ранее приказом по крепости
заместителю коменданта, вступить немедленно в исправление означенной должности». Козловский долго не отвечал, а потом прислал
записку, где писал, «…что приказ, назначавший его заместителем
коменданта, был, по его мнению, действителен лишь при нормальной обстановке; при создавшемся же положении он вступить тотчас же временно исполняющим должность коменданта крепости
не считает возможным»6.
По воспоминаниям офицеров, присутствующих на этом собрании, в выступлениях членов ВРК господствовал оптимизм.
Петриченко обнадежил собравшихся: «…гидроавиационный отряд в Ораниенбауме на нашей стороне, население Ораниенбаума
с окрестностями, а также гарнизоном и население Петрограда также, по-видимому, на стороне Кронштадта». Петриченко уверял, что
ВРК «…приняты меры, чтобы Петроград знал правду о Кронштадте…» На офицеров его выступление произвело впечатление. Арканников продолжал: «...в общем, получалось впечатление, что Кронштадт не будет один и, подняв антибольшевистское восстание, будет
поддержан народными массами, в глубине коих политика большевиков уже потерпела поражение». На уверенность офицеров в широкой народной поддержке кронштадтцев повлияло присутствие
на собрании Я. И. Ильина, которого Арканников охарактеризовал
«одним из видных коммунистов Кронштадта»7.
Попытаемся разобраться в одном из ключевых вопросов Кронштадтского восстания — почему Кронштадт придерживался оборонительной тактики и дал возможность собрать против восставших
7-ю армию Тухачевского? В этом их обвиняли все современные

135

Глава III

наблюдатели и историки. Чернов писал после подавления восстания: «Без кораблей Кронштадт, уступивший с самого начала всю
инициативу противнику (под лозунгом “мы не хотим крови, пусть
нападают и несут ответственность за братоубийство большевики...”)»8. Но кто виноват в том, что кронштадтцы не предприняли
решительного наступления на Петроград: матросы, офицеры ВРК
или просто соотношение сил? Чернов обвинял восставших матросов. С этой точкой зрения согласен самый авторитетный западный
историк, писавший о кронштадтском восстании, Пол Эврич: «Моряки чувствовали себя в большей безопасности на укрепленном
острове, чем на материке, в непривычной для себя роли пехотинцев. Опасаясь, что их слишком мало, чтобы перейти в наступление,
они предпочитали укрытие в неприступной крепости и сидеть там
до тех пор, пока правительство не согласится с их требованиями»9.
Агранов в докладе о результатах расследования приводит различные версии. На одной странице он писал: «Штаб предполагал держаться наступательной тактики и в этом смысле собирался открыть
действия против Советских войск, но представители Ревкома, ввиду принятого Ревкомом решения ограничиться только обороной
крепости, высказались против агрессивных планов, предложение
последнего было отвергнуто». Но на следующей странице он утверждал: «На одном из таких собраний комсостава Петриченко заявил, что команды, особенно судовые, оказывают на Ревком давление в смысле побуждения его к предпринятию наступления или же
другим активным мероприятиям. На это Соловьянов сообщил ему,
что с теми силами, которыми располагает крепость, активных действий предпринимать нельзя и потому необходимо внушить командам, что они должны терпеливо выжидать и переносить лишения
осады»10. Арканников разъяснял: «Конечно, рационально было бы,
в особенности с политической точки зрения, кронштадтцам наступать самим на Ораниенбаум и далее двигаться, имея поддержку среди населения и красноармейцев, к Петрограду, дабы соединиться
с рабочими такового. <…> Но указанные меры совершенно не соответствовали военной силе Кронштадта: обученного, одетого (главное, обутого) и вооруженного гарнизона в самом Кронштадте было
мало; мало-мальски опытного командного состава почти не было»11.

136

Первый штурм

Петриченко, написавший брошюру о Кронштадтском восстании вскоре по приезде в Финляндию, стремился показать его мирный характер: «Революционный комитет был озабочен тем, чтобы
не пролить напрасно ни одной капли крови». Но, вынужден признать, что матросы были настроены более решительно: «Возмущаясь такой наглостью коммунистов, гарнизон рвался в бой и с кораблей хотели открыть огонь по Ораниенбауму»12. Арканников
подчеркивает, что вопрос о наступлении поднял военный совет, был
разработан план атаки, но большевики начали наступать раньше13.
Интересно, что в ряде совещаний военных специалистов в конце
1920 — начале 1921 г. участвовал Арканников. На одном из них обсуждался его доклад. Выводы свидетельствовали об очень низкой
готовности Кронштадта к длительной обороне из-за слабого вооружения, изношенности орудий, отсутствия запасов топлива14. Наиболее точно и ясно о том, кто хотел или не хотел наступать, высказался Козловский: «…Наступательный порыв командного состава,
а главное самих войск был постепенно погашен штабом обороны»15.
Мы считаем, что наступать не хотели ни штаб обороны, настроенный крайне пассивно, ни ВРК, думавший в первую очередь о политике и старающийся доказать России и всему миру, что первый
выстрел сделали коммунисты. Наступать хотели матросы, но два
руководящих органа восстания, ВРК и штаб обороны, всячески тормозили их инициативу.
Несмотря на явное нежелание военных руководителей Кронштадта, ВРК ввиду необходимости поддержать петроградский пролетариат, а также под воздействием матросов постановил перейти
в наступление. Штаб крепости подготовил подробный приказ о наступлении в северном направлении. Главный удар наносила:
«§2
а) Правая колонна (560 стрелковый Полк при 2-х орудиях),
т. Красников. Соблюдая возможную незаметность передвижения
сосредоточиться на северных батареях №№ 5, 6 и 7. В [...] час. сего
марта начать наступление на мыс ЛИСИЙ НОС. Ближайшей задачей является занять [...] ЛИСИЙ НОС, деревню Каупилево и станцию РАЗДЕЛЬНАЯ.

137

Глава III

б) Левая колонна (Рабочий Конвойный Отряд при 2-х полковых
орудиях). Сосредотачивается к [...] час. южнее форта “Тотлебен” начать наступление в направлении на [...] ДУБКИ. Занять СЕСТРОРЕЦК и ТАРАСОВКУ.
§3
Обеим колоннам поддерживать связь между собой быстро произвести захват залива. Сосредоточиваться к исходным пунктам (северные батареи и Ф[/орт]/ ТОТЛЕБЕН) незаметно небольшими
частями, соблюдая скрытность»16.
О дальнейших целях наступления в приказе ничего не говорится, но выдача пайка наступающим показывает, что они должны
были дойти до Петрограда. Но этот детальный план так и не был
осуществлен. Козловский считал это следствием прямого саботажа
штаба: «В последующие дни штаб обороны постепенно замазал этот
проект, выставив последовательно следующие мотивы: 1) не успели сорганизовать отряд. 2) Петроград желает вступить в переговоры, подождут результата. 3) по политическим соображениям нам
не следует первыми начинать военных действий. 4) посылку отряда для наступления заменить усиленной разведкой в направлении
на Большую Ижору с захватом штаба и попыткой привлечь на свою
сторону войска той стороны»17.
Несмотря на фактическое прекращение работ по усовершенствованию обороны Кронштадтской крепости, на разрушения, которые были вызваны мятежом 13 июня 1919 г. на фортах Черная
Лошадь и Красная Горка и атакой в октябре 1919 г. кораблей Британского флота, на снятие с кораблей и фортов большого числа орудий, которые были установлены на судах, отправлявшихся по рекам
на различные фронты Гражданской войны, Кронштадт представлял
собой могучую крепость, предназначенную для защиты Петрограда от вражеского флота. Основу обороны Кронштадтской крепости
составляли форты Краснофлотский, Передовой, Риф, Красноармейский (Обручев), Тотлебен, Кроншлот, Николай Шанц, Михаил,
Милютин, Константин, Александр Шанц и Шанц18. За исключением Краснофлотского, все остальные форты участвовали в восстании.
Крепость обороняли 40 батарей с орудиями различного калибра:
111 тяжелых, 84 легких, 33 зенитных; 97 бомбометов, 184 пулемета.

138

Первый штурм

Большинство орудий были крупного калибра — 12-, 10- и 6-дюймовые. Гарнизон крепости должен был составлять по штату 27 661 человек, фактически на август 1920 г. — 13 56619. Такое положение
было вызвано различными причинами: окончанием Гражданской
войны и начавшейся демобилизацией, дезертирством, принявшим
в конце Гражданской войны и сразу после ее окончания колоссальные размеры, многочисленными болезнями, которые буквально косили людей, ослабленных несколькими годами недоедания. Власти,
обеспокоенные такой значительной нехваткой солдат крепостного гарнизона в условиях, когда Гражданская война не закончилась
и могли повториться атаки со стороны Британского флота, приняли
меры к увеличению численности гарнизона.
После подавления восстания Козловский писал: «Командного состава было мало, и качество его было малоудовлетворительное. Офицеров, окончивших военные училища, имевших боевой
опыт, было всего несколько человек, остальной командный состав
был либо тыловой службой, либо т. н. красные командиры, кроме
того, на командных должностях состояло много солдат, выдвинутых на командные должности Октябрьской революцией. Среди командного состава было немало коммунистов, которых пришлось
снять с должности и заменить кем попало». Козловский критиковал военное руководство восставших, в первую очередь Соловьянова: «Капитан Соловьянов обычный пехотный офицер, окончивший
лишь юнкерское училище, но, главное, вялый, нерешительный и не
пользующийся в крепости авторитетом. С первых же шагов его деятельность вызывала неодобрение всей массы офицерства, и далее
это неодобрение все усиливалось, создало недоверчивую атмосферу
к высшему командованию и породило самостоятельные действия
отдельных начальников»20. Бежавшие в Финляндию офицеры также критиковали Соловьянова: «Как пехотный офицер, Соловьянов
в артиллерийском деле, конечно, ничего не понимает, между тем
артиллерийский бой имел решающее значение для обороны крепости»21. Недовольны они были и деятельностью ВРК, как писал
Козловский: «Первые сутки при возникновении Революционного
комитета последний в полном составе исключительно занимался
рассмотрением разных вопросов об арестах, допусках и пропусках,

139

Глава III

совсем забыв об обороне крепости и упуская из виду, что эту оборону нельзя организовать в короткий срок. Лишнее доказательство,
что во главе восстания стояли профаны в военном деле»22.
Недостатки командного состава восставших особенно бросались в глаза при сравнении с командным составом 7-й армии, штурмовавшей Кронштадт. Командующий армией М. Н. Тухачевский,
самый талантливый советский полководец; В. К. Путна, командир
дивизии, блестящий военный специалист; И. Ф. Федько, командир
187-й стрелковой бригады, были на голову выше нерешительного
Козловского или невзрачного пехотного капитана Соловьянова.
Большинство гарнизона составляли артиллеристы и ученики различных военных учреждений: рабоче-инженерного батальона, учебно-минного и учебно-артиллерийского отрядов, минных школ и обслуживающий персонал складов, доков и т. д. В Кронштадте была
только одна боевая сухопутная часть — 560-й стрелковый полк. Арканников писал: «…одна подготовленная и военно-организованная
воинская часть, — 560-й стрелковый полк, коему и дан был наиболее
ответственный участок (юго-восточная часть Кронштадта). Прочие
же части, состоящие из моряков, были почти не обучены стрелковому делу, плохо снабжены необходимым военным имуществом,
а главное организованы наспех и почти без командного состава»23.
А что же собой представляла основная сила Кронштадта —
флот? В Кронштадте в это время дислоцировались лучшие корабли
Балтийского флота: линкоры «Петропавловск», «Севастополь», построенные в 1914 г., водоизмещением 23 тыс. т. На вооружении каждого из линкоров состояли двенадцать 305-миллиметровых орудий;
шестнадцать 120-миллиметровых орудий и четыре 47-миллиметровых зенитных. Линкор «Андрей Первозванный» значительно
уступал по всем параметрам: водоизмещение 17 400 т, вооружение — четыре 305-миллиметровых орудия, четырнадцать — 120-миллиметровых и четыре 75-миллиметровых. Линкор был сильно поврежден торпедой, выпущенной из британского катера 18 августа
1919 г. во время атаки британских военных судов на Кронштадт.
Его начали готовить к консервации, и он был частично разоружен
(с него сняли шесть 120-миллиметровых орудий). В 1924 г. линкор
был исключен из списка и разобран на металл.

140

Первый штурм

По мнению советских историков, определенную роль в разжигании недовольства на Балтике играли матросы, призванные во флот
с территорий, которые в 1921 г. входили в состав вновь образованных государств — Эстонии и Латвии. По условиям мирных договоров, заключенных в конце 1920 г. с этими государствами, РСФСР
должна была отпустить на родину всех уроженцев этих территорий. Подавляющее большинство служивших на флоте уроженцев
Эстонии и Латвии хотели уехать туда, несмотря на то, что многие
из них были русскими, украинцами, белорусами и т. д. Существовал
целый ряд причин, по которым выезд на родину затягивался. С одной стороны, неповоротливый советский государственный аппарат
замедлял этот процесс, но еще больше мешало нежелание командования флота отпускать этих людей, общее число которых составляло более 700 человек, среди которых были ценные специалисты.
Они участвовали в восстании в Кронштадте, в большинстве ушли
в Финляндию и уже оттуда выехали в свои страны.
Власти догадывались о зреющем недовольстве на линкорах,
но преуменьшали его размеры. Какие-то меры, чтобы убрать с флота
наиболее недовольные элементы, все-таки предпринимались. Всего
на Балтийском флоте с 15 января по 28 февраля 1921 г. был демобилизован 601 моряк. Но только за один день 2 февраля с «Севастополя» были списаны 28 военморов по требованию Особого отдела
охраны финской границы24. Интересно, что на кораблях не хватало
всего, кроме культурных развлечений. В отчетной сводке политотдела 21 февраля (за месяц): «на Л. К. “Севастополь” и на фортах состоялось 4 киносеанса. Демонстрировались драмы, комедии и бытовые
картины. Смотрело 1185 человек»25. С развлечениями все было в порядке. Но в отправленной 19 февраля сводке политотдела сообщается об отсутствии на корабле «менее важных» средств для поддержания команды в нормальном состоянии: «Л. К. “Севастополь”.
Перерасходованы все медикаменты. Санитбалт обещал не ранее
6 марта»26. Это значит, что на протяжении всего восстания на «Севастополе» не было даже бинтов для перевязки, не говоря уже о серьезном медицинском оборудовании. В целом в Кронштадте положение
с лекарствами было лучше, чем на «Севастополе», но ненамного. Раненых во время восстания лечить в Кронштадте было практически

141

Глава III

нечем. Часть матросов списывали, других переводили на линкоры
с различных судов или взятых по призыву. В сводке политотдела
за 17 февраля говорилось: «Л. К. “Севастополь”. Прибыли на укомплектование 16 кочегаров, 10 машинистов трюмных, 9 комендоров,
3 строевых и один сигнальщик»27. Мы ничего не знаем о настроении
прибывших, о том, какую роль они играли в восстании, но, без сомнения, не успевшие к моменту восстания тесно сплотиться с коллективом, они являлись определенной помехой. А культурно-лекционная жизнь продолжала бить ключом: «Л. К. “Севастополь” прошла
лекция на тему: Политическая экономия»28. Может быть, наслушавшись марксистских политических теорий, матросы, вдохновленные
основоположником, решили восстать?
Политотдел регулярно сообщал о жалобах матросов на «невыносимую грязь на корабле», на нехватку продовольствия. Из-за довольно халатного отношения к выполнению служебных обязанностей со стороны экипажа на «Севастополе» регулярно происходили
пожары. Политотдел писал в донесении за 11 января: «Л. К. “Севастополь”. В 23 часу во 2-й и 3-й кочегарках возник пожар (причина
не указана), который в 3 часа ночи был ликвидирован. Один человек сгорел, несколько больных, к выяснению приняты меры»29. Недовольны были матросы и привилегированным положением офицеров и служащих Морского ведомства, как отмечали в политотделе:
«Л. К. “Севастополь”. Среди команды идет ропот, что семьи моряков, проживающие на городских квартирах, не получают от порта
дров, тогда как проживающие в домах Морского ведомства удовлетворяются всем необходимым»30.

2. Коммунисты
Одним из первых распоряжений ВРК был приказ, чтобы во всех
учреждениях, предприятиях, на кораблях и в воинских частях были
избраны тройки из беспартийных, коим перешла вся полнота власти. Арканников рассказывал, что в штабе, «как и во всех частях
и учреждениях крепости, как политический орган была образована

142

Первый штурм

тройка из беспартийных»31. Движение было настолько популярно
в Кронштадте, что его поддержало большинство коммунистов, затем героически сражавшихся с наступающими частями 7-й армии.
После сдачи крепости именно в отношении них победители были
особенно безжалостны. Но большинство видных советских партийных работников и чекистов бежали из крепости. Некоторые были
арестованы, как Кузьмин, Васильев, Батис, Зосимов. Часть оставшихся в Кронштадте партийных работников: Ильин, комиссар продовольствия при исполкоме Кронштадтского совета, Ф. Х. Первушин, председатель Союза рабочих металлистов, А. С. Кабанов,
председатель Союза кронштадтских профсоюзов, сохранившие
тесную связь с рабочими и матросами, но будучи коммунистами
по своим убеждениям, считали, что у них есть возможность служить посредниками в конфликте, помочь арестованным коммунистам и даже попытаться их освободить. Следователям, ведшим их
дела после занятия Кронштадта, они говорили, что их целью было
«...выиграть время для проведения в жизнь плана конспиративной
работы»32.
Видимо, некоторые из ответственных коммунистов, сотрудничавших с ВРК, на самом деле хотели помочь большевикам, как Ильин, передававший информацию командованию 7-й армии, который
был разоблачен, арестован и заключен в тюрьму. Уже 2 марта с разрешения ВРК было образовано Временное бюро кронштадтской
организации ВРК. Оно выпустило воззвание, призывавшее членов партии оставаться на своих местах, продолжать работать и не
поддаваться «ложным вздорным слухам, пускаемым явно провокаторскими элементами». Воззвание прославляло РКП(б), которая
«с оружием в руках защищала и будет защищать все завоевания рабочего класса против явных и тайных белогвардейцев, желающих
уничтожения власти рабочих и крестьян». Но в воззвании четко
заявлялось, что Временное бюро «...признает необходимость перевыборов советов и призывает членов РКП принять участие в этих
выборах <…>, не чинить никаких препятствий мероприятиям, проводимым Временным революционным комитетом»33.
Первоначально арестованные коммунисты находились в заключении на «Петропавловске», но вскоре, благодаря протестам

143

Глава III

Первушина, Ильина и других, все заключенные были отправлены
в Морскую следственную тюрьму и Гражданскую тюрьму. Основным местом заключения стала Морская следственная тюрьма. Комиссар минного отряда крепости А. Л. Титов вспоминал о днях заключения: «Комендантом Морской тюрьмы был назначен матрос
Тузов с линкора “Петропавловск”, называвший себя анархистом,
а прежний начальник тюрьмы был оставлен в должности помощника. Имея свободный доступ в камеры к арестованным, помощник коменданта информировал заключенных о положении в стране
и в Кронштадте, снабжал нас газетами, сумел даже заготовить и спрятать для нас, на всякий случай, оружие (винтовки с патронами)»34.
Позднее они были сняты со своих должностей, Тузов жил дома, а когда части 7-й армии ворвались в Кронштадт, прибыл в тюрьму, помог
заключенным освободиться и напасть на охрану. В отношении свободы передвижения эта тюрьма также не походила на другие тюрьмы. Заключенный Ф. М. Никитин вспоминал: «Отправили в одиночку, я был не очень хорошего мнения об одиночках, зная, что оттуда
не выйдешь. Но там двери были открыты и можно было общаться.
<…> Относительно сидения в тюрьме, я могу сказать, что там у нас
время проходило в общественно-политических спорах между отдельными руководящими работниками. Говорили и о том, кто больше виноват в происходящих событиях, кто больше помешал нормальной
работе, кто не принял своевременных мер против мятежников»35.
Больше всего поражал иностранных журналистов, представителей русского Красного Креста, всех, кто беседовал с кронштадтцами
в Финляндии, Кронштадте или петроградских тюрьмах, энтузиазм,
царивший в Кронштадте в короткие дни недолгой свободы от большевистской диктатуры. Финский журналист, посетивший остров в разгар восстания, был поражен и энтузиазмом жителей. Как
справедливо писал А. Беркман: «Кронштадт жил со знанием служения святой миссии, с незыблемой верой в справедливость своей
цели и ощущал себя настоящим защитником революции»36. Кронштадт хотел повернуть время вспять и вернуться к идеалам октября
1917 г., но без коммунистов.
Некоторые западные историки, в первую очередь Эврич, впадают в любимую иллюзию западных интеллектуалов об особом

144

Первый штурм

характере русского народа. Как метко отметил Вишняк, они судят
о России по «Толстоевскому». Эврич, автор лучшей в западной литературе книги о Кронштадте, утверждал, что «ненависть к правительству уходила корнями в русскую историю, во времена крестьянских восстаний XVII и XVIII веков. <…> Кронштадтские моряки
наследовали традиции стихийных крестьянских восстаний (бунтов). Они с той же готовностью бросились на борьбу с “комиссарами и бюрократами”, с какой Разин и Пугачев боролись с “боярами
и чиновниками”»37. Эврич не видит основного принципиального
отличия восставших кронштадтцев от казаков и крестьян Разина
и Пугачева — гуманного характера восстания. В то время как большевики проводили репрессии в отношении родственников и лиц,
выражавших симпатии к кронштадтцам, последние за все время
восстания не расстреляли ни одного коммуниста, а подавляющее их
большинство оставалось на свободе. Но, несмотря на большевистский террор, на то, что их руки были обагрены в прошлом кровью
офицеров, в конце концов, кровавое безумие большевистской власти вызвало у них ненависть к пролитию крови. Но эта мягкость
дорого обошлась восставшим. Представители делегации Русского
Красного Креста рассказывали о своих впечатлениях после возвращения из поездки в Кронштадт во время восстания: «По прибытии
на ф. “Обручев” (“Красноармейский”) представители Русского Кр.
Кр. были сердечно встречены всем гарнизоном форта; настроение
было радостное и возбужденное, видно было, что люди ожили, сбросив с себя иго большевизма, <…> особенно возбужденно повторялись слова “довольно крови”, говорились такие характерные фразы
“нас заставляют убивать их, а, вот при первой возможности они же
идут к нам с помощью и заботятся о нас”. Представители Русского
Кр. Кр. <…> чувствовали, что они находятся среди части выздоравливающего русского народа, сохранившего человеческую душу, заглушенную инстинктами пробужденного большевизмом зверя…»38
Если отбросить преувеличено восторженный тон этих фраз и уверения моряков в том, что «нас заставляли убивать», — во время
революции и Гражданской войны они это делали с большим удовольствием, но в 1921 г. они вылечились от этого безумия и осуществляли революцию с человеческим лицом.

145

Глава III

3. Большевистское руководство принимает меры
То, что в Кронштадте в любой момент может вспыхнуть восстание, лучше всех в большевистской верхушке понимал Троцкий.
28 февраля, еще до получения телеграммы Зиновьева Ленину с сообщением о принятии двумя линкорами «эсэровски черносотенной
резолюции» Троцкий тревожно спрашивал Батиса: «Верно ли, что
имели место явления недовольства? На какой почве? Какие причины? Материальные или идейные? Какие элементы состояли во главе недовольных? Почему до сих пор ничего не сообщили? Каково
положение сейчас?»39 1 марта положение прояснилось, и Троцкий
в ярости шлет телеграмму военному руководителю Петроградского округа Д. Н. Аврову, Кузьмину и Батису: «От вас не получено
никаких донесений по поводу последних происшествий в области
вверенных вам воинских частей. Ставя вам на вид недопустимость
такого рода служебной неисполнительности, предлагаю доносить
каждые двенадцать часов обо всех данных, достойных внимания,
и принятых мерах, а в случае необходимости и чаще»40. События
в Кронштадте стремительно развивались. Большевики не хотели
выполнять никаких, даже самых невинных политических требований кронштадтцев. Петроградский диктатор Зиновьев впадает
в столь привычное для него в трудные моменты состояние паники. Вечером 1 марта он с тревогой сообщает Ленину и Троцкому:
«В случае восстания Кронштадта питерские моряки ненадежны.
Наши верные силы — 3 тыс. курсантов и 2 тыс. коммунистов. Военный совет просит немедленно двинуть сюда 4 эскадрона московских и питерских курсантов и держать наготове курсантскую пехоту»41. 2 марта Ленин и Троцкий написали «Обращение Совета труда
и обороны», где все происходившее в Кронштадте было названо «белогвардейским заговором». В тот же день Петроградский военный
совет (Комитет обороны) объявил город «на осадном положении.
§4
Виновные в неисполнении означенного приказа подлежат ответственности по законам осадного положения.
В случае скопления на улицах войскам действовать оружием.
При сопротивлении — расстрел на месте.

146

Первый штурм

§5
Приказ вступает в силу с момента опубликования»42.
Виктор Серж описывал обстановку в Питере и настроение некоторых коммунистов после первых сообщений о начале мятежа:
«Меня разбудил телефонный звонок из соседнего номера “Астории”. Дрожащий голос произнес: “Кронштадт во власти белых. Мы
все мобилизованы”. Тот, кто сообщил мне эту грозную новость —
грозную, ибо она означала неминуемое падение Петрограда — был
шурин Зиновьева Илья Ионов.
— Какие белые? Откуда? Это невероятно!
— Генерал Козловский...
— А наши матросы? Совет? ЧК? Рабочие “Арсенала”?
— Я ничего больше не знаю.
<…> Я побежал в партком II района. Там меня встретили мрачные лица. “Непостижимо, но это так...”. <…> Стало известно, что
в предместьях к тому же поднимается волна забастовок. Впереди
белые, позади голод и стачки! Выйдя на заре, я увидел старушку
из обслуживающего персонала гостиницы, которая крадучись уходила с узелками в руках.
— Куда ты в такую рань, бабушка?
— В городе пахнет бедой. Погубят вас всех, бедные вы мои, все
разграбят-переграбят. Вот уношу свое добро.
Листовки, расклеенные на стенах еще пустынных улиц, извещали, что в результате заговора и измены контрреволюционный генерал Козловский захватил Кронштадт, и призывали пролетариат
к оружию. Но по пути в райком я встретил товарищей, вооруженных маузерами, которые сообщили, что все это — мерзкая ложь, что
восстали матросы, произошел мятеж на флоте под руководством
совета. Это было не легче. Худшим являлось то, что официальная
ложь парализовала нас. Еще никогда наша партия так не лгала нам.
<…> В тот же день мы с друзьями из франкоязычной коммунистической группы решили не брать в руки оружие и не сражаться ни
против голодных бастующих, ни против моряков, терпение которых
лопнуло…»43
В газетах печатались заявления Троцкого, Зиновьева, Военного совета, командования 7-й армии. Но кроме этих официальных

147

Глава III

документов газеты были полны различных материалов, призваны
доказать, что в Кронштадте всем заправляют царские офицеры и генерал Козловский, а ВРК является безгласным прикрытием. 9 марта была опубликована небольшая статья с характерным названием
«Царские офицеры — руководители мятежа». В ней говорилось:
«Прибывшие в Петроград перебежчики матросы передают характерные подробности о деятельности кронштадтской мятежной организации: всю организационную работу ведут исключительно офицеры. Они сами непосредственно получают донесения, сами отдают
распоряжения и вообще вся власть находится в их руках. Представители матросов в “комитете” мятежников держатся отдельно, и их
задачей является только прием представителей различных команд,
увещевание и уговоры колеблющихся»44. В газете «Труд» опубликована статья «Эсеры, меньшевики и генералы»: «Так всегда бывает
во всех белогвардейских заговорах. Сначала разговоры об учредительном собрании, революции, о свободе печати, требование перевыборов то тех, то других органов власти, потом попытка переворота. Эсеры и меньшевики, которые выбрасывают флаг борьбы
с Советской властью за “демократию”, становятся у власти.
А затем — затем вместо народолюбцев с.-д. и эсеров начинает
гарцевать бравый генерал, у которого про запас для рабочих и крестьян имеется и шашка, и нагайки, и виселицы. <…> и теперь эсеры
и меньшевики зубы матросам и рабочим заговаривают словами о засилье большевиков и усладах демократической учредилки, а в конце концов — диктатура-то в руках у генерала. Разница та, что на этот
раз очень уж быстро на смену эсерам и меньшевикам пришел генерал Козловский»45.
Многократно повторяемая ложь, умело поданная, идущая якобы от свидетелей матросов, сбежавших от генеральско-офицерской диктатуры. Четко разработанная схема, в начале меньшевики
и эсеры с разговорами о свободе и демократии, а затем «кровавый
оскал» генерала. Мы уже писали о том, что эта ложь наряду с террором и пряниками подействовала на рабочих. Только небольшое
количество старых рабочих не поверили ей, прекрасно понимая
на чьей стороне правда. На часть солдат и матросов эта пропаганда
тоже действовала. Информационный отдел Ревтройки Балтфлота

148

Первый штурм

докладывал об обстановке на судах 2 марта. Сообщалось об осуждении мятежников на многих судах, а на судне «Забияка» «На кронштадтцев смотрят почти как на предателей»46, но несколько судов
поддерживали кронштадтцев. На посыльном судне «Кречет» приняли резолюцию в духе Кронштадтской. В резолюции экипаж повторил часть требований кронштадтцев, в том числе их главное:
«Да здравствует только власть Советов». Постепенно, несмотря
на бешеную пропаганду большевиков и аресты всех, кто рассказывал правду о Кронштадте, число команд, выступающих в поддержку восставших, растет. В 7 часов вечера 3 марта Пубалт сообщает
Троцкому последние новости: «“Гарибальди” — ведется агитация
за Кронштадт...», но меры принимаются немедленно, и один из этих
матросов, Л. П. Лукин, арестован. В телеграмме сообщается: «“Победитель” — комсостав ненадежен. Настроение команды плохое,
в/м с “Трувора” Тан-Фабиан агитирует за Кронштадт»47. С ним
тоже быстро разобрались, его вскоре арестовали, и 20 апреля Президиумом Петроградской ЧК он был приговорен к смертной казни
вместе с большой группой восставших.
Несмотря на то, что по всем сообщениям большинство моряков
относилось отрицательно к мятежникам, большевистское руководство в Москве и Петрограде продолжало панически бояться матросов. По распоряжению Ленина начался массовый перевод матросов из Петрограда на корабли Черноморского и Азовского флотов.
В сводке секретно-оперативного управления ВЧК за 8 марта 1921 г.
сообщалось: «7 марта вечером началась отправка моряков частей
Петропавловской базы, откомандированных в Азовское и Черное
моря. Первый эшелон в составе 1195 чел. составлен из молодых моряков и комсостава. Настроение эшелона при отправлении из Петрограда в 19 час. было спокойное. 2-й эшелон в составе 520 чел. составлен из моряков минной дивизии и других береговых и судовых
команд. Отправлен тем же порядком в 1 час 15 мин. ночи»48. Даже
после высылки матросов, несмотря на то, что отправка прошла спокойно и только в одном из следующих эшелонов произошел митинг
протеста, во время которого один из сопровождавших эшелон чекистов был избит матросами, их продолжали бояться. Дзержинский
и Ленин находились в невероятном напряжении. Достаточно было

149

Глава III

любого, самого нелепого слуха, чтобы руководитель самой мощной
спецслужбы впадал в панику. 9 марта Дзержинский писал Менжинскому: «Необходимо срочно созвать Вами военно-морское совещание по поводу высылки из Питера в Одессу и Мариуполь тысяч моряков и принятия мер для их обезвреживания. Они находятся в пути.
Между тем сегодня перехвачена английская радиотелеграмма о восстании в Одессе. Значит, если нет, то будут попытки»49. Но Ленин
продолжал бояться матросов даже тогда, когда с момента восстания
прошло уже много времени, а моряки не проявляли никакого желания выступить против большевистской диктатуры. 19 апреля Дзержинский писал первому заместителю председателя ГПУ Г. Г. Ягоде:
«Владимир Ильич высказывал большие опасения по поводу расположения кронштадтских матросов в Крыму и на Кавказе. Полагает,
что надо бы их сосредоточить где-либо на Севере»50.
Матросов высылают, солдаты обезоружены и заперты в казармах, рабочие в большинстве запуганы. В Петроград со всей страны
перебрасываются батальоны курсантов, коммунистические и заградительные отряды. Зиновьев уже уверен в победе и от паники переходит в безудержной наглости. Коммунистический диктатор Петрограда вообразил себя русским барином-самодуром доброго старого
времени и обращается к матросам так, как, по его мнению, вели себя
господа со своими холопами. Бесподобно заглавие послания:
«Достукались. К обманутым кронштадтцам
Теперь вы видите, куда вели вас негодяи? Достукались! Из-за
спины эсеров и меньшевиков уже выглянули оскаленные зубы бывших царских генералов. Всех этих Петроченок и Туриных дергают, как плясунов за ниточку, царский генерал Козловский, капитан
Бурксер <…> и другие заведомые белогвардейцы. Вас обманывали!
Вам говорили, что вы боретесь“за демократию”. Не прошло и двух
дней — вы видите: на самом деле вы боретесь не за демократию, а за
царских генералов, вы посадили себе на шею нового Вирена. Вам
рассказывают сказки, будто за вас стоит Петроград, будто вас поддерживают Сибирь и Украина. Все это наглая ложь! <…>
Вы окружены со всех сторон. Пройдет еще несколько часов, и вы
вынуждены будете сдаваться. У Кронштадта нет хлеба, нет топлива.
Если вы будете упорствовать, вас перестреляют как куропаток»51.

150

Первый штурм

Это послание, немедленно перепечатанное в «Известиях Кронштадтского ВРК», сыграло важную роль в укреплении обороноспособности Кронштадта. Вчерашние «краса и гордость революции»,
матросы были взбешены наглым тоном и особенно «куропатками».
После отражения первого штурма матросы сообщали о своих успехах письмом: «Куропатки огрызаются».
В Петрограде у Зиновьева и его присных началась настоящая
паника. Петроградский диктатор, прекрасно зная, что думают красноармейцы, матросы и рабочие города, привыкшие видеть в кронштадтских матросах «красу и гордость революции», умолял Центр
прислать надежные части, в первую очередь курсантов. Троцкий
сразу понял всю опасность происходящего. Он — по линии Реввоенсовета, а Зиновьев — как глава Военного совета (Комитета обороны
Петроградского района) начали энергичные действия. Приступ паники у Зиновьева на этот раз быстро закончился. Началось стремительное сосредоточение войск вокруг восставшей крепости. Пока
части прибывали, формировались новые структуры командования
боевыми частями, действующими против Кронштадта:
«§ 1
Для определения оперативного управления создать на Южном
и Северном побережье Финского залива боевые участки Южного
и Северного побережья Финского залива.
§2
Штаб бригады 187-го и 1-го боевого отряда курсантов переименовать соответственно в штабы участков Южного побережья Финского залива и Северного побережья Финского залива.
§3
Штабу участка Южного побережья Финского залива оставаться в Ораниенбауме, штабу участка Северного побережья в Сестрорецке»52.
Начальником Южного участка был назначен инспектор Петроградского военного округа А. И. Седякин, а Северного участка — командир 1-го боевого отряда курсантов, выпускник Павловского военного училища, штабс-капитан Е. С. Казанский. Все
воинские части, находящиеся на территории участков, были подчинены начальникам участков. Для большего соблюдения принципа

151

Глава III

единоначалия командир крупнейшей воинской части, находившейся на берегу Финского залива в районе Кронштадта — 187-й бригады, был отозван в Петроград. Для подъема авторитета начальников
участков им были даны права начальников дивизий. Укреплялась
дисциплина в Балтийском флоте. Высшее руководство страны понимало, что моряки Балтики больше не являются преторианцами
режима. Совет труда и обороны издал приказ:
«1) Всем комиссарам судов, частей и учреждений Балтфлота
ввести революционную дисциплину во вверенных им частях.
2) Всякие собрания на кораблях, частях и учреждениях Балтфлота прекратить.
3) Никого из посторонних лиц на корабли, в части и учреждения без разрешения комиссара не допускать.
4) Всех замеченных в агитации против Советской власти немедленно арестовывать и препровождать в Штаб Революционной
Тройки Балтфлота (Главное Адмиралтейство).
5) В случае сопротивления при аресте означенных лиц применять вооруженную силу...»53
Со всей страны начинается переброска к Кронштадту подкреплений, в первую очередь «красных юнкеров» (курсантов), чекистов,
коммунистических отрядов и воинских подразделений. 2 и 3 марта
стали подходить первые подкрепления (о событиях в Ораниенбауме 2–3 марта см. предыдущую главу). 3 марта в Сестрорецк прибыла Смоленская школа курсантов и отборный морской коммунистический отряд (50 человек) во главе с Батисом. В тот же день
в Петроград прибыли курсантские училища из Москвы (300 человек), Торжка (237 человек), Твери (250 человек); 4 марта — 500 курсантов из Смоленска и 250 из Витебска. Понимая, что при штурме
первоклассной морской крепости основная роль принадлежит артиллерии, из Москвы в Петроград были направлены около 100 командиров-артиллеристов. Уже 2 марта из Москвы прислали слушателей Высшей партийной школы, а также отряд чекистов во главе
с председателем МЧК С. А. Мессингом. Петроградский гарнизон
считался ненадежным. Солдаты без обуви, верхней одежды и оружия были заперты в казармах под охраной курсантов. Воинские
части передвигались с границы Финляндии. 3 марта 91-й полк

152

Первый штурм

11-й дивизии занял Сестрорецк с приказом «никого не выпускать
из Кронштадта». Полк был усилен двумя ротами курсантов шестых
пехотных командных курсов.
В Петроград прибывали различные сборные части и воинские
подразделения. Но нужен был человек, способный объединить руководство армии и флотом, в кратчайший срок сформировать армию
и к 10 марта, ко дню открытия Х съезда РКП, взять Кронштадт. Сомнений ни у политического руководства в лице Ленина и Троцкого,
ни у военного в лице С. С. Каменева, ни у его заместителя генералмайора П. П. Лебедева не было. Было решено, что справиться с опасным мятежом в рекордно короткие сроки, то есть занять оборудованную по последнему слову тогдашней военной техники крепость,
может только один полководец, 28-летний Михаил Николаевич Тухачевский, бывший подпоручик лейб-гвардии Семеновского полка,
представитель древнейшего дворянского рода (первый известный
представитель рода, граф Идрис, в XII в. приехал на Русь из Германии), обедневшего к началу XX в. Тухачевский сыграл выдающуюся роль в разгроме войск Верховного правителя России, адмирала
А. В. Колчака и командующего Вооруженными силами юга России
А. И. Деникина. Все признавали его блестящие военные таланты, и он
пользовался полным доверием политического руководства. Видимо,
учитывалось и то, что Тухачевский горел желанием реабилитировать
себя за поражение под Варшавой в августе 1920 г., в котором, как он
был абсолютно уверен, не было его вины. Автор биографии Тухачевского Ю. З. Кантор, не ссылаясь на источники, утверждает, что Тухачевский считал свою миссию «пренеприятной»54, но действовал при
взятии Кронштадта с необычной даже для большевистского полководца жестокостью. 3 марта в 15:30 с Тухачевским связался по прямому проводу главком, заявивший: «...Вам придется отправиться
в Петроград». В это время Каменев был еще не до конца уверен, что
предстоят серьезные военные действия. Он продолжал: «Не исключена возможность, что там придется Вам вступить в командование
войсками, во всяком случае, эта командировка, безусловно, временная и, вероятно, краткосрочная. Выехать придется спешно, с таким
расчетом, чтобы застать там Льва Давыдовича Троцкого». Любопытно, что Каменев еще ничего не знал: «Все детали получите на месте».

153

Глава III

Тухачевский согласился выехать немедленно, но все же попросил:
«...не откажите обрисовать хотя бы кратко положение, если нельзя
по проводу, то шифром». Каменев ответил: «Непорядки в Балтфлоте. Главным образом на корабле “Петропавловск”, пока, по моему
ощущению, ничего из ряда вон выходящего, подробности не знаю,
сам выезжаю сегодня»55. Разговор оставляет противоречивое впечатление. Если «ничего из ряда вон выходящего», то зачем так срочно
вызывать лучшего полководца Республики, главкома и второго человека в стране? Интересно, что Ленин и Троцкий уже были полны
решимости подавить выступление силой, но главкому они как-то забыли об этом сообщить. Тухачевскому они доверяли значительно
больше, чем Каменеву. Тухачевский попросил направить на фронт
свою любимую 27-ю дивизию и «бронепоезд с 11-дюймовой морской
пушкой»56. На встрече Троцкого с Каменевым и Тухачевским принимается решение о воссоздании 7-й армии во главе с Тухачевским.
5 марта в 13:20 был отдан приказ РВСР о восстановлении 7-й армии
и подавлении восстания в Кронштадте. Тухачевскому предоставлялась диктаторская власть в Петроградском районе: «...3) вр. командарму 7 тов. Тухачевскому подчинить во всех отношениях все войска
Петроградского округа и командующего Балтфлотом; <…> 6) вр. командарма 7 тов. Тухачевского назначить членом Комитета обороны гор. Петрограда вместо тов. Аврова»57. Троцкий все схватывал
на лету. Он сразу понял, что общего единого командования не существует, бывший штабс-капитан Авров явно не способен подавить восстание в Кронштадте. Крестьянинов писал об этом: «Находившийся
во главе вооруженных сил командующий войсками т. Авров производил впечатление переутомленного человека, еще не вполне разобравшегося с обстановкой и не успевшего принять определенного
плана действий. Группировка имеющихся сил была далеко не закончена»58. Хотя он пользовался полным политическим доверием Зиновьева и высшего большевистского руководства, в связи с полным
отсутствием военных способностей, его в мае 1921 г. перевели на хозяйственную работу.
Видимо, во время беседы с Троцким Тухачевский гарантировал ему быстрый военный успех, а когда первый штурм закончился неудачей, Троцкий в разговоре по прямому проводу упрекнул

154

Первый штурм

командарма 7: «Михаил Николаевич, вы же гарантировали полный
успех, а исход получился паршивый. Как это понимать?» Но Тухачевский оправдываться не стал и бросил своему непосредственному
начальнику: «...я гарантировал вам не успех, а говорил, что надеюсь
на него»59. Но все это будет впереди, а пока Тухачевский и Троцкий
ровно через 40 минут после приказа о создании армии и назначения Тухачевского командармом посылают ультиматум Кронштадту. Хотя ультиматум подписан Троцким, Каменевым, Тухачевским
и Лебедевым, обращение от одного лица — Тухачевского: «Обращение РВСР и командарма 7 М. Н. Тухачевского к гарнизону и населению Кронштадта с требованием немедленного сложения оружия».
«Рабоче-крестьянское правительство постановило: вернуть незамедлительно Кронштадт и мятежные суда в распоряжение Советской Республики.
Посему приказываю:
Всем поднявшим руку против Социалистического Отечества
немедленно сложить оружие.
Упорствующих обезоружить и передать в руки советских властей.
Арестованных комиссаров и других представителей власти немедленно освободить.
Только безусловно сдавшиеся могут рассчитывать на милость
Советской Республики.
Одновременно мною отдается распоряжение подготовить все
для разгрома мятежа и мятежников вооруженной рукой. Ответственность за бедствия, которые при этом обрушатся на мирное население, ляжет целиком на головы белогвардейских мятежников»60.
Кронштадтское восстание вызвало крайнюю тревогу у партийного руководства. Оно явно не знало, кому можно доверять. На основании неподтвержденных слухов о готовящемся выступлении
рабочих пороховых заводов в Шлиссельбурге местное руководство
пришло в состояние паники. Оно боялось, что во время выступления будут разгромлены большие склады спирта. Была запрошена
помощь у командования флота в Петрограде, кому непосредственно подчинялись заводы. Там настолько испугались нового восстания, что послали лучшее, что у них было, — 200 курсантов. Но когда

155

Глава III

курсанты прибыли, выяснилось, что на заводах ничего не готовится. Местные руководители докладывали в Петроград: «Настроение
коллектива требует разъяснение о событиях, что произвожу. Говорил с некоторыми рабочими. Замечен интерес к кронштадтским
событиям». В Петроград сообщили: «...прибыл 2-й отряд (курсантов. — Л. П.) общим количеством 200 человек, а я просил о простом
пополнении батальона красноармейцами количеством около 600 человек для несения караульной службы, на которую у меня недостает людей, ввиду некомплекта батальона. Присланные вами реальные силы являются лишь временными». В Петрограде за введение
«в заблуждение, что на пороховых заводах неспокойно», местных
начальников выругали и предложили прислать на место курсантов
постоянно «600 военморов». От этого предложения в Шлиссельбурге поспешили отказаться: «...прошу выслать обыкновенных красноармейцев, только не военморов»61. Фраза «только не военморов»
звучит, как настоящий крик души. Если бы прислали на пополнение бывших белогвардейцев, то руководители Шлиссельбурга так
бы не испугались. В 1921 г. для большевистской власти матросы
Балтики и рабочие Петрограда стали ее основными врагами.
Кронштадтцы должны были в течение 24 часов сложить оружие,
но Тухачевский, хорошо понимая, что для атаки еще почти ничего
не готово, 6 марта продлил ультиматум на сутки. Он был абсолютно
уверен, что за фантастически короткий срок, не дождавшись тяжелой артиллерии и новых войск, он сможет захватить неприступную
крепость. Он полностью разделял мнение петроградского военного
и партийного руководства, что сопротивляться из большого гарнизона будут не более 3 тыс. человек. Тухачевский был искренне взбешен после провала первого штурма — еще одно поражение, второе
в его карьере. Впоследствии, в разговоре с главкомом он отзывался о матросах с высокомерным презрением, не принятом в большевистских кругах.
Стремительная переброска войск без амуниции и медикаментов
не вызывала особого желания у красноармейцев и даже курсантов
участвовать в штурме Кронштадта. Присланный для руководства
Краснофлотским фортом (бывшая Красная Горка) И. Д. Сладков,
который в июле 1919 г. после подавления мятежа на этом форте был

156

Первый штурм

назначен его командующим, 5 марта в разговоре по прямому проводу заявил: «Нужды “Краснофлотского” выражаются в следующем:
в медикаментах для 3 тыс. чел., в особенности перевязочного материала, <…> необходимо 400 м электрического кабеля с сечением
от 1 до 6 мм, 400 лампочек, <…>. Нужда в шинелях — необходимо
1 тыс. штук и одеял — 1,5 тыс. штук. <…> Есть жалобы на неполучение жалования, нужда в табаке и папиросах»62. Судя по количеству медикаментов, которое просил комиссар Краснофлотского, их
в форте не было вовсе. Половина гарнизона нуждалась в шинелях
и одеялах. В целом нужда в медицинском оборудовании была всеобщая и у противников, и у защитников Кронштадта, но это стало ощутимо во время боев, а есть нужно всем и каждый день. Ситуация с продовольствием, несмотря на все старания комиссаров,
была тяжелой. Вот одно из обычных сообщений 1-го Особого отделения о состоянии воинских частей Южной группы на 4–6 марта: «Хлеб получается с опозданием. Иногда красноармейцы сидят
без хлеба. Недовольство красноармейцев из-за плохого обмундирования и хлеба»63. Штурмовать Кронштадт придется «голодным
и холодным». В тыловых частях, расположенных ближе к базам,
снабжение было лучше, но хлеба там также не хватало. Инструкторорганизатор небольшой подобной части из 16 человек писал 4 марта
Угланову: «Настроение красноармейцев <…> среднее, что обуславливается доходящими до товарищей всякого рода слухами, а также
и недостаточным снабжением команды продовольствием (до сего
времени хлеб получается по 1-му фунту на день)»64. Даже отборные курсантские части, на которые командование возлагало особые
надежды, не получали продовольствия в достаточном количестве.
Комиссар Северного боевого участка сообщал накануне штурма:
«Заминка с продовольствием создает неодобрительное отношение
курсантов с комсоставом...»65 Тот же автор докладывал о тяжелом
положении с питанием в артиллерийских частях: «Продолжается
неудовлетворительное снабжение продовольствием: 8-я батарея
КАУ не получает фронтовой паёк. 3-я, 4-я гаубичные батареи совсем не получали сегодня хлеба». Батареи тяжелой артиллерии, которые должны сыграть главную роль при штурме Кронштадта, остались без хлеба. Накануне штурма командование Северного участка

157

Глава III

докладывало о том, что «продовольственное положение хромающее, бывают случаи, что артчасти не получали продукты два дня»66.
Политотдел Северного участка сообщал в 20 ч 6 марта: «В санроте
тяжелого артдивизиона плохо с бельем, обмундирования недостаточно. В Тяжартдиве (тяжелый артиллерийский дивизион. — Л. П.)
потребностей не успели удовлетворить в следующем: 81 пара обуви,
300 пар белья, 41 шинель, 137 гимнастерок. В частях сводного батальона полшколы (полковой школы. — Л. П.) 31-й бригады общий
недостаток обмундирования и обуви для артиллеристов. Необходимой дать полевые бинокли и военные карты»67. В целом в вопросах
снабжения части не были готовы к предстоящему штурму. Особенно
плохо обстояло дело с одеждой, обувью и продовольствием в артиллерийских частях. Состояние войск комиссары 7-й армии оценивали в целом как неудовлетворительное, при этом в своих донесениях
руководству Петрограда и Москвы они явно приукрашали картину:
«Обмундирование пехотных частей удовлетворительное», но «артчасти нуждаются в таковом, имеются части, находящиеся в лаптях
и без белья»68. Совершенно непонятно, почему артиллеристы снабжались хуже всех. Им ставилась необыкновенно сложная задача:
заставить, хотя бы частично, замолчать более мощную артиллерию
фортов и линкоров. Сделать это голодным, разутым и раздетым
абсолютно невозможно, тем более что у них практически не было
биноклей, карт и корректировщиков для стрельбы. Видимо, командование 7-й армии считало, как Авров и другие петроградские
командиры и партработники, что серьезного сопротивления не будет и что для занятия Кронштадта хватит одних пехотных частей.
В первую очередь именно их надо снабжать всем необходимым, так
как они должны наступать по льду, не имея никаких укрытий. У Тухачевского это пренебрежительное настроение усиливалось общим
презрением к матросской вольности, поэтому он всерьез не продумал план артиллерийского обстрела, не сосредоточил огонь на основных узлах обороны Кронштадта. После провала первого штурма
он с удивлением писал главкому: «...артиллерия их отвечает полностью»69. Создается впечатление, что красноармейское командование действовало по принципу Чингисхана: «Чем собаку меньше
кормить, тем она злее будет».

158

Первый штурм

Даже когда продовольствие отправлялось в срок и в нужном
количестве, оно застревало на железной дороге. Приходилось все
время посылать комиссаров «для проталкивания составов с продовольствием и фуражом». Утром 6 марта в рапорте политработников
Ф. И. Бессонова и Груздева, комиссаров Северного боевого участка, дана правдивая картина того, что творилось на железных дорогах: «Во время нашего вторичного обхода пути Приморской дороги,
т. е. в 3–4 часа ночи, мы случайно наткнулись на прибывшие нагруженные продовольствием и фуражом два грузовика, отправленных
Продкомом и предназначенных для погрузки в вагоны и отправления войскам 2-го легкого артдивизиона, 3-го легкого артдивизиона,
4-го легкого артдивизиона и 5-й гаубичной батареи. На заданный
нами вопрос сопровождающему грузов, когда должен быть погружен и отправится, то последний нам сказал, что вагоны для погрузки
и отправки грузов означенного продовольствия и фуража должны
давно быть поданы, а в действительности о них никто и не заботился, вагонов не было». После бесконечного метания комиссаров между дежурными, управляющими, начальниками различных станций
они поняли, что установить, кто виноват в задержке, не представляется возможным. Крайне энергичными мерами они отправили вагоны с продовольствием и фуражом сами: «Причем сообщаем, что
означенная отправка грузов не обошлась без определенного решительного нажима на железнодорожную администрацию обеих дорог.
Согласно вышеизложенному, ясно видно, что требуется немедленно
установить на обеих дорогах определенный орган, контролирующий
действия железнодорожников...»70 При такой чудовищной путанице
многих руководящих органов, дублирующих друг друга, удивительно, что вообще что-то доходило до войск.
Если мы сравним положение с продовольствием, одеждой, обувью, медикаментами и прочим, то можем сделать вывод, что наступающих кормили лучше обороняющихся, за исключением артиллерийских частей. Обуви не хватало и тем и другим. Козловский
вспоминал: «Особенно остро чувствовался недостаток обуви, так
как часть гарнизона была почти босая, часть имела только валенки и так как 1 марта происходило таяние снега, то эта часть людей,
безусловно способных принять участие в обороне, принуждена

159

Глава III

была сидеть в казармах»71. Одеты защитники крепости были значительно лучше, чем наступающие, которые должны были атаковать
под пронизывающим ветром на льду Финского залива. Преимуществом обороняющихся было также то, что небольшой полуголодный паек, который выдавался кронштадтцам, поступал к ним
регулярно, а у атакующих, несмотря на большее количество продовольствия, была чудовищно поставлена организация снабжения.
Медикаментами штурмующие были снабжены значительно лучше,
так как медикаментов в Кронштадте практически не было. Одно
из главных правил военной науки: наступающих должно быть значительно больше, чем обороняющихся. Как обстояло дело в Кронштадте? Гарнизон Кронштадта на 15 февраля 1921 г. насчитывал
16 446 человек. Временно исполняющий дела (ВРИД) начальника
штаба 7-й армии А. М. Перемытов значительно преуменьшал численность кронштадтского гарнизона. В плане оперативного управления штаба 7-й армии 6 марта говорилось: «Гарнизон Кронштадта
достигает 11 тыс. штыков»72. На основании каких данных Тухачевский и Перемытов делали такие выводы, не сообщается. Хотя в состав гарнизона входили многие тыловые и учебные части, служившие в них также участвовали в обороне, кроме того, тысячи рабочих
и их жен героически сражались, защищая родной город. 7-я армия
могла им противопоставить на Северном участке — 2633 штыка,
на Южном — 7440, т. е. всего — 10 073 штыка. Даже если считать,
что учитываются только пехотные части, защитники численно превосходили нападающих. Количество и качество кронштадтской артиллерии командование 7-й армии знало значительно лучше, как
и те проблемы, которые у нее были. «Петропавловск» и «Севастополь» были буквально прикованы друг к другу. Петриченко писал:
«Большое неудобство для ведения боя с кораблей представляла их
стоянка, т. к. они стояли борт о борт и могли стрелять только лишь
одним правым, другой левым бортом. Развести их было невозможно, т. к. на “Севастополе” угля не было совершенно, и он питался
электрической энергией от “Петропавловска”. Кроме того, не было
ледоколов, которые могли бы поломать лед для свободного прохода корабля»73. Атакующие значительно уступали защитникам
по количеству и калибру орудий. Против 24 12-дюймовых орудий

160

Первый штурм

линкоров они могли противопоставить только 8 орудий этого калибра; 11-дюймовых орудий у защитников было 22, а у наступающих
ни одного. 10-миллиметровых орудий у защитников — 6, не считая
орудий линкоров, а у штурмующих только 3. Вывод оперативного
управления, сделанный на основании этих цифр, явно им противоречит: «Таким образом, из сопоставления сил противника и наших
видно, что мы превосходим его в числе штыков и количестве легких
орудий, но уступаем в количестве тяжелых орудий…»74 Между тем
для осады и штурма такой мощной морской крепости необходимо
иметь превосходство не только в живой силе, но в первую очередь
в артиллерии, главным образом в тяжелой.
Единственное, чего хватало с избытком у наступающих, это материал для пропаганды. Все отчеты сообщают о распространении
в частях, готовящихся к штурму, газет, листовок и прочих коммунистических агиток. В политсводке Северного боевого участка от 6 марта говорилось: «Распределено 6900 газет во всех частях
и среди населения и 3000 листовок. <…> Приступлено к организации библиотек из литературы, полученной из Петрограда. <…>
Литературой снабжены достаточно»75. Но первый штурм показал,
что пропаганда и агитация особо не действовали даже на отборные
курсантские части. Сообщения политработников накануне штурма показывали, что у части курсантов не было никакого желания
штурмовать Кронштадт. 6 марта политотдел Северного участка докладывал о настроениях в Сводном курсантском полку: «2-й батальон. Настроение удовлетворительное, на лед не пойдут, плохое
настроение в 5-й роте (Московская). Меры приняты, посланы надежный коммунист и агитатор. <…> Комсостав удовлетворительный, но завлечь на лед не может»76. Непонятно, что значит — «удовлетворительные настроения», но «на лед не пойдут». Их привезли
для штурма, а они отказываются наступать. Тогда в чем «удовлетворительное»? В том, что курсанты не устроили восстание и не перерезали коммунистов, или в надежде, что они не перебегут к мятежникам? Очень характерное замечание: «завлечь на лед не может».
Но даже в 1-м батальоне, где настроение было лучше, готовности
наступать не было: «...часть курсантов в не боевом настроении
из-за боязни взрыва льда»77. Присланные агитаторы-коммунисты

161

Глава III

не смогли повлиять на курсантов. В политсводке Северного участка за 8 марта сообщалось: «2-й батальон курсантов — настроение
перед наступлением было плохое, не желали идти в наступление.
После ряда увещеваний из 3-й роты согласилось 90 человек идти
(в большинстве коммунисты) в наступление, это подбодрило других, из остальных рот присоединились еще 100 человек. Прибытие
саперной роты петроградских курсантов, настроенных по-боевому, подбодрило остальных, кроме 6-й роты и школы 92-го полка»,
но к началу штурма настроение ухудшилось: «…1-я и 2-я роты долго колебались, идти или не идти в наступление, <…> — требовали
более решительного артиллерийского огня, боялись льда и фортовых укреплений. После решительных мер со стороны командиров
и комиссара и присланных коммунистов роту удалось заставить
пойти в наступление»78. Но часть курсантов все-таки в наступление
не пошла, они настолько решительно поддерживали кронштадтцев,
что не только отказались штурмовать Кронштадт, но и заставили
36-ю батарею не открывать огня, заявив, что в этом случае «всех
артиллеристов заколют штыками». В сводках особого пункта № 6
г. Сестрорецка 11 марта сообщалось о принятых против них мерах:
«5-я и 6-я рота Петроградских курсов с Лисьего Носа сняты в тыл
для фильтрации и удаления лиц, не давших открыть огонь 35-й батареи по противнику»79. О том, как вели себя наступающие во время штурма, мы расскажем ниже. Приведем часть интервью одного из курсантов, перешедшего во время первого штурма на сторону
кронштадтцев и участвовавшего затем в боях на их стороне, а после
захвата Кронштадта ушедшего в Финляндию. Курсантов привезли
на Северный участок, пообещав «...хлеба хорошего дать и обедать.
Спрашивали: пойдете в атаку на Кронштадт? Мы говорили, — давайте обедать, а там посмотрим. Дали нам хороший обед, хлеба
по нескольку фунтов. Мы ели и говорили: не пойдем. Тогда прибавили по 6 политруков на каждую роту и стали нас уговаривать. Это
<…> 7 марта. Но дали нам опять хлеба, всего вышло по 5 фунтов,
опять уговаривают. Назначили атаку сначала на 10 ч. утра, потом
в 12 ч., потом — в 6 вечера. Мы все отказываемся. Пробовали нас обманывать. Две пошли, а вы не идете. Мы тогда выслали разведку, та
доносит, что и другие роты не идут. <…>

162

Первый штурм

8-го утром прибегает к нам матрос коммунист с бомбой и кричит: выходите, сукины дети, не то всех перебьем. — Но мы думаем,
делать нечего, — продолжает курсант. Пошли, говорим, в атаку»80.
Рассказ довольно своеобразный, но главное в нем то, что в атаку
даже курсантов приходилось посылать под угрозой немедленной
расправы.
Настроение обычных армейских частей было еще хуже. Даже
в тех немногих подразделениях, где красноармейцы полностью
осуждали кронштадтцев и считали, что ими командуют белогвардейцы, велись следующие разговоры: «Как же мы будем стрелять
в матросов? Ведь они обмануты. В генералов и белогвардейцев
мы стрелять согласны»81. Особенно тревожным было положение
на Южном участке 7-й армии, где находился 561-й стрелковый
полк, состоящий из кубанцев, как и 560-й, стоящий в Кронштадте
и активно участвующий в его обороне. Зная о настроениях в этой
части, командование 7-й армии решило прибегнуть к репрессиям.
6 марта на собрании команды пеших разведчиков полка красноармеец В. И. Егоровский зачитал составленную им резолюцию о присоединении к восставшим. Но коммунисты быстро закрыли собрание, а Егоровского арестовали и 7 марта приговорили к расстрелу:
«Настоящий приговор, ввиду сложившейся на фронте под городом
Кронштадтом боевой обстановки и в целях поднятия боеспособности воинских частей, привести в исполнение немедленно. Настоящий приговор окончательный. <…> Обжалованию не подлежит»82.
В сообщении 1-го Особого отделения 7 марта говорилось о «политическом и боевом состоянии воинских частей Южной группы, <…>
настроение кр-цев 561 стр. полка среднее. Боевой дух — желательный. В бой с матросами вступят охотно, если придется, но слабая
сторона в том, что парализован означенный полк, что в Кронштадте находится 560-й полк, где те же кубанцы, знакомые станичники,
близкие друзья и у некоторых братья и т. п., вообще люди связаны
любовью к друг другу. Отсюда вытекают две стороны; с одной стороны, негодование на взбунтовавшихся матросов, а с другой стороны, любовь к более близким их душе станичникам. Сравнивая эти
две стороны, мы можем ясно себе представить, насколько они могут пагубно отразиться на ходе военных действий»83. Председатель

163

Глава III

выездной сессии Ревтрибунала после вынесения смертного приговора Егоровскому сообщил командующему Южной группы и начальнику среднего участка Южной группы Дыбенко о ненадежности полка, отметив «...неудовлетворительное состояние полка
в боевом и политическом отношении»84. Его успокоили, сказав, что
полк будет играть второстепенную роль. Сразу же после провала наступления он сообщил об этом Тухачевскому. Но войск было мало,
и использовали каждую находящуюся под рукой воинскую часть.
Отдельный Кронштадтский полк, входивший в состав Южной группы, также был совершенно не готов к активным боевым действиям.
Зам. начальника 1-го Особого отделения И. Юдин 5 марта сообщал:
«Строевая подготовка Отдел. Кронштадтского полка слишком слабая, на что необходимо обратить серьезное внимание, ибо этот полк
был караульным и при формировании нагружался хозяйственными
работами, в силу чего кр-цы не смогли проходить строевой подготовки, на что, с другой стороны, и Штаб обратил халатное внимание. Особенно слабая единица в этом полку пулеметная к-да, где
50 % неподготовленного состава, а остальные мало умеют обращаться с пулеметами»85.

4. Атака
Основные силы для атаки были сосредоточены на Южном участке, в т. ч. 85 орудий, из них 8 — 12-дюймовых. Тухачевский приказывал: «Штурм крепости произвести с южной стороны ее, с одновременным овладением городом по следующим соображениям:
1. Южное направление наиболее короткое и, следовательно,
дающее возможность в кратчайший срок и с потерей меньших сил
достигнуть цели.
2. Наш южный участок более обильно снабжен артиллерией
и дает возможность сосредоточить больше живой силы.
3. Краснофлотский форт вооружен 12˝ орудиями, дающими
возможность бороться с таким же вооружением фортов крепости
и линкоров.

164

Первый штурм

4. Хотя овладение городом еще не знаменует овладение крепостью, но, имея в виду, что в городе сосредоточены семьи мятежников, они воздержатся от сильного обстрела города, овладение коим
произведет сильное моральное впечатление на защитников крепости и фортов»86.
Лучшей частью Южной группы был полк Особого назначения,
но он был ослаблен тем, что в него ввиду его малочисленности были
добавлены «военморы и 1-й отряд молодых моряков, последние
мало обучены и политически не развиты»87. Самое интересное, что
Тухачевский прекрасно понимал, что представляют собой его войска. Накануне начала штурма 6 марта он говорил Каменеву: «Вся
группа Седякина, собственно говоря, еще не группа, а так, сторожовка на берегу моря из полутора десятков отрядов и столь же
разрозненной артиллерии». Его надежда «…подтянуть 32 бригаду,
2 артдивизиона и в штадив 11 к Ораниенбауму и тогда начать атаку» в 12 часов 7 марта не оправдалась88.
В приказе о начале штурма объяснялось, почему атаковать нужно немедленно: «Предварительная подготовка штурма при наличии
недостаточных артиллерийских средств обречена на неуспех с потерей времени, живой силы и огнеприпасов, а тем временем наступит
оттепель, которая на продолжительное время задержит осуществление каких бы то ни было операций против крепости, а с открытием
навигации можно ожидать поддержки флотом со стороны Антанты
и вообще вмешательства других держав»89. Основная причина немедленного штурма одна — лед может тронуться, но какой же выход
находит Тухачевский: «...необходимо овладеть крепостью внезапным налетом, сосредоточив в момент штурма подавляющий огонь
на тех из фортов и батарей, кои могли бы помешать своим огнем
штурму»90. План представляет собой чистейшую авантюру. Можно надеяться лишь на любимое слово Бисмарка в русском языке —
«авось». Это уже не первый «авось» в военной биографии молодого
командарма. Классическим «авось» было наступление на Варшаву с усталыми солдатами, оторвавшись на огромное расстояние
от баз снабжения. Таким же «авось» была битва за Челябинск, отдавшая большевикам Урал и открывшая дорогу на Сибирь, только в ней Тухачевскому повезло — во главе штаба армии Колчака

165

Глава III

стоял бездарный генерал Д. А. Лебедев, который составил еще более
авантюрный план, а в Челябинске вспыхнуло восстание рабочих.
Во всех своих военных планах Тухачевский делал основной упор
на пропаганду, на разложение войск противника, на подъем у него
в тылу восстаний. Тухачевский был первым в Красной армии, кто
не только применял на практике эти методы, но и разрабатывал
теорию гражданской войны. В его статьях о гражданской войне говорилось об огромном значении в эпоху гражданской войны войн
психологических и агитационных, в которых с помощью листовок,
газет, митингов, пропаганды обрабатываются войска противника
и население, организуются восстания рабочих, крестьян и даже солдат вражеских армий91. Это блистательно удалось на Урале, в Сибири и даже на юге России, где казаки уже и без красной пропаганды были разочарованы в белом движении и не хотели больше
воевать. Но в Польше и в Кронштадте эти планы полностью провалились. У Тухачевского были определенные основания считать, что
в Кронштадте он встретит большое количество людей, готовых поддержать Красную армию. В донесениях чекистов и военной разведки говорилось о полном разложении в мятежном городе. В сообщении 4 марта: «Перебежчики говорят, что началась деморализация.
Предложили перейти в наступление, но ввиду деморализации оно
отложено»92. В другом сообщении: «В связи с выяснившейся 4 марта неосновательностью слухов о происходящих якобы восстаниях
в Петрограде и его окрестностях — Ораниенбауме среди населения
Кронштадта резко обозначился перелом в настроении населения,
главным образом среди рабочей массы»93. Информация была абсолютно недостоверной, но она ласкала слух коммунистов и убеждала честолюбивого командарма действовать быстро. Выдающийся
военный мыслитель А. А. Свечин писал о стратегии Тухачевского
во время наступления на Варшаву летом 1920 г.: «Стилем сокрушения была проникнута большая часть наступления Красной армии...
к Висле в 1920 году. <…> Наполеоновская оглобля, одним ударом
решавшая войну, как бы воскресла, окрасившись в красный цвет.
<…> Красные армии, как бы игнорируя материальные силы поляков на вооруженном фронте, вступили в бой с Версальским договором. Это уже мистика, в особенности в условиях сокрушения.

166

Первый штурм

Сокрушение складывается не только из быстроты и прямолинейности, но и из массивности; красные армии при подходе к Висле настолько ослабли численно и настолько оторвались от своих
источников снабжения, что являлись скорее призраками, чем действительностью»94.
Тухачевский был одним из главных разработчиков применения
вульгарного марксизма в решении стратегических вопросов. Это
все проявилось и при штурме Кронштадта. Попытка штурма неприступной крепости, небольшой, практически безоружной армии (почти полное отсутствие тяжелой артиллерии) была тем самым ударом «оглобли», игнорирующим реальные силы Кронштадта.
До штурма Кронштадта было предпринято несколько попыток
захватить ряд ключевых фортов путем переговоров, которые сопровождались продвижением и попыткой захвата фортов небольшими
курсантскими отрядами. Подобная попытка была предпринята в отношении северного форта Тотлебен. 3 марта в Тотлебен, где была
сильная коммунистическая организация (48 человек), отправилась
делегация из четырех представителей во главе с Батисом. Но провокация не удалась. Член делегации, политработник С. Ф. Фоменко
писал 24 марта о дальнейшем: «Захватив с собой белый флаг и оставив оружие в штабе полка, мы направились на 2 лошадях по дороге
на форт. Не доезжая до форта шагов 200, навстречу нам вышло несколько армейцев, как видно, из числа последнего комплектования
из Украины. Мы были препровождены для ведения переговоров
к выбранной Тройке, которая накануне была только выбрана <…>.
Когда мы объяснили, зачем мы пришли, и при этом выразили желание переговорить с гарнизоном форта, нам в этом было категорически отказано»95. Батис и Фоменко были арестованы. Попытка Батиса угрожать: «Отряд, идущий на форт курсантов, при их согласии
подчинится и не откроет огонь» не произвела никакого впечатления. Ему спокойно ответили: «Вы можете наступать, но тогда по наступающим будет открыт огонь»96.
После возвращения остальных членов делегации было решено
отправить вторую делегацию из десяти курсантов, а за ней послать
сильный курсантский отряд. Курсанты из этого отряда по возвращении показывали на допросе в ЧК: «Отправившись к форту и не

167

Глава III

дойдя до такового шагов на 100, мы вдруг увидели перед собой несколько человек, ринувшихся открывать чехлы с орудий и подавать
щиты на пулеметы, а номера стали на места, по направлению же
к нам был отдан приказ “ни с места”, что и было нами выполнено.
После этого человек около 30 перешло к нам поближе с вопросами:
“в чем дело”, и после этого поодиночке, имея дистанцию 10 шагов
друг от друга, мы гуськом пошли через проволочные заграждения,
где команда приняла нас радушно...» Под прикрытием этой беседы
отряд курсантов приближался к форту Тотлебен. Курсанты рассказывали о дальнейших событиях: «В это время к собравшимся подскочил один военный моряк старообразного типа, срока службы,
наверное, 10-го года, который грубо крикнул на нас и собравшуюся
вокруг нас команду “что вы с ними разговариваете? вы не видите,
кто они такие” <…>. В это время команда курсантов пошла по направлению к форту, что было замечено означенным военным моряком, который немедля побежал к орудию с намерением открыть
огонь, но был нами остановлен под давлением массы. Один из делегатов был срочно послан навстречу курсантам, чтобы приостановить таковых. Мы же были отпущены обратно и вслед за нами было
сказано, что в случае, если отряд так сделает вперед, на форт, то таковой откроет перекрестный огонь соответствующих батарей и взорвет гальванической минивировкой»97.
Но петроградское руководство, не считаясь с реальной опасностью, отдает приказ взять форт. Штурм был назначен на 3 часа
ночи, но подкрепления опоздали. Когда же был отдан приказ перейти в наступление, то части, прекрасно зная, насколько сильно
укреплен этот форт, в первую очередь моряки, в наступление идти
отказались. 3 марта неудачи большевиков под Кронштадтом продолжились. Из 50 солдат 561-го стрелкового полка, отправленных
на разведку к южным номерным фортам, 23 сдались в плен. Зиновьеву и военным специалистам становилось все более и более ясно,
что без прибытия сильных подкреплений захватить Кронштадт невозможно. В ночь на 4 марта Комитет обороны издал приказ: «Всем
войскам, действующим на побережье Финского залива от Сестрорецка до форта “Передовой”, ставится общая задача: всякую попытку вступить на берег отразить»98.

168

Первый штурм

7 марта 7-я армия начала артиллерийский обстрел Кронштадта. Несмотря на то, что Тухачевский приказал открыть огонь
в 18 часов, плохая погода в сочетании с полной неподготовленностью артиллерии не дали возможность точно выполнить приказ
командарма 7. Поэтому сведения о начале открытия огня крайне противоречивы. Хотя командующий Северной группы войск
Казанский доложил, что свирепствующая метель затрудняет открытие огня, Северная группа войск, согласно донесению Перемытова, выполняя приказ командования, открыла огонь первой
в 18 часов «по фортам №№ 4, 6 и “Тотлебену”». Но кронштадтцы
утверждали, что обстрел начался в 18:45. В отношении начала обстрела Южной группой Перемытов использует необычную в армейских сообщениях формулу «около 18 часов»99. 8 марта «Известия ВРК» сообщали: «Форты приняли вызов и быстро заставили
батареи замолчать. Вслед за этим открыла огонь “Красная Горка”,
которая получила достойный ответ с линкора “Севастополь”»100.
Это бравурно радостное сообщение мало соответствует действительности, ответ был дан далеко не сразу. Крепость и суда открыли ответный огонь с опозданием. Есть много свидетельств того,
что первые часы обстрела с той и другой стороны были абсолютно не эффективными. Артиллерист, служивший в отряде Финских командных курсов, вспоминал об огне артиллерии Северной
группы: «Мы били осколочными снарядами по номерным северным фортам — от седьмого до четвертого. Поначалу наши осколочные трехдюймовые снаряды досаждали фортам не больше, чем
укус комара»101.
У Кронштадта была более мощная артиллерия, но многие орудия находились в плохом состоянии, а часть направлена в сторону
Финского залива и не участвовала в артиллерийской перестрелке 7–8 марта. Через несколько часов артиллерия фортов и линкоров наладила стрельбу. Вечером 8 марта Казанский жаловался Тухачевскому: «Что же касается Тотлебена, то его железобетонные
сооружения абсолютно, ох абсолютно не позволяют нанести ему
ущерб батареями наших калибров». В отношении номерных фортов артиллерия также ничего не могла сделать. Казанский продолжал: «На форт № 4 менее, ибо его отдаление дает возможность нам

169

Глава III

иметь по нему действительный огонь метко из 42 линейных пушек.
Остальные батареи имеют этот форт на излете»102. Летчик из 1-го
Воздушного дивизиона Балтийского моря, летавший над Кронштадтом, докладывал командованию: «В городе тихо, заметно много наших недолетов, попаданий в лед». Он сделал вывод: «С увеличением прицела наших орудий на Лисьем Носу попадания будут
в Петропавловск»103. В ночь на 8 августа Перемытов докладывал
Б. М. Шапошникову: «Обстреливаем 12-дюймовыми орудиями
с Краснофлотского форта дредноуты “Севастополь” и “Петропавловск”, противник тоже отвечал, причем Краснофлотский форт обстреливал калибром 12-ти дюймовым, сначала снаряды делали перелет — ложились западнее форта. По донесению от 23 час. были
попадания в форт, есть контуженные, в районе юга от Ораниенбаума противник обстреливал из 120-миллиметровых орудий, наша артиллерия вела стрельбу по карте»104. Это доказывает, что стрельба
не могла быть точной, даже если бы были более тяжелые оружия,
вести стрельбу без точного расположения цели, без корректировки
невозможно.
Кронштадтцы стреляли более метко. Петроградские чекисты
с тревогой сообщали Дзержинскому: «В форте Сестрорецк горят
деревянные здания, которые загорелись от огня противника»105.
Тухачевский докладывал главкому о прямом попадании по форту Красногорский, он говорил о трех убитых и трех раненых106. Вечером 8 марта, выступая на заседании Исполкома Петроградского
губернского совета, Зиновьев имел уже более подробную информацию о Красногорском форте: «…есть значительное количество
раненых, по-видимому, будут и другие жертвы»107. Вечером 8 марта
петроградские чекисты докладывали в Москву: «…“Тотлебен” начал
сильный обстрел Сестрорецка, в результате чего возникло несколько пожаров. Поздно ночью получено донесение о разрыве одного
из наших орудий в Сестрорецком районе. Пострадавших нет, но тем
не менее взрыв вызвал панику»108. Штаб 7-й армии, получив сообщение от командования Южной группы поздно вечером 8 марта,
сделал вывод, что одной из главных причин неудачи наступления
была «неточность с нашей стороны тяжелой артиллерии, превосходство артогня противника»109.

170

Первый штурм

В результате артиллерийских обстрелов в Сестрорецке и на
Лисьем острове началась настоящая паника. 11 марта помощник военного комиссара Северной группы Угланов сообщил об эвакуации
и стихийном бегстве населения. 9 марта по завершении неудачного
штурма Угланов и Казанский докладывают Тухачевскому о главных причинах неудач: «Я (Угланов. — Л. П.) считаю необходимым
заявить, что сейчас считаю абсолютно невозможным бросить войска на новый штурм фортов. <…> наше вчерашнее артиллерийское
состязание привело к тому, что мы принуждены были сократить
огонь, а в отдельных пунктах и прекратить. Для того чтобы начать
новую операцию, необходимо максимальное усиление нас артиллерией, которая если бы не давала бы нам перевеса над противником,
так, во всяком случае, было бы равным»110. Кронштадт от обстрелов и ежедневных бомбардировок с воздуха практически не пострадал. По словам Петриченко, в результате авиационных налетов был
только один легко раненный тринадцатилетний подросток. Для более меткой стрельбы красное командование решило использовать
аэростаты. Неясно, почему их не использовали при первом штурме. 9 марта на форте Краснофлотском была получена телеграмма:
«Комфлота приказал передать, что было бы крайне желательно при
всякой возможности производить корректировку стрельбы со змейкового аэростата»111. В результате артобстрелов 7–8 марта в Кронштадте было только двое раненых. 7 марта в 4 часа 5 минут утра
Тухачевский отдал приказ: «Приказываю взять штурмом взбунтовавшуюся крепость». Войскам Северной группы было приказано
наступать «в направлении форт 4 — Кронштадт», войскам Южной
группы — «в направлении Ораниенбаум — Кронштадт». Так же, как
и при прежних выступлениях, он больше всего надеялся на удачу,
т. е. на авось: «Приступ вести решительно и смело, подготовить его
ураганным артиллерийским огнем»112. В этих условиях штурм являлся авантюрой.
Первой начала наступление Северная группа. Солдаты и курсанты были одеты в белые маскировочные халаты, двигаясь без
шума и пользуясь беспечностью восставших, на рассвете вышли
к выдвинутому вперед форту № 7. Атака началась в 4:30 утра. Наступали отборные части — Петроградские командные курсы.

171

Глава III

Советские авторы сильно преувеличивали подвиги красных курсантов. Артиллерист М. М. Петров вспоминал: «Тяжелой неудачей
закончилась смелая атака курсантов. <…> В рост, ровными цепями
курсанты шли в атаку. <…> Курсантам не удалось преодолеть кинжального огня множества пулеметов и пушек врага»113. По сообщениям командования Северной группы, реальная картина полностью
отличалась от созданной через несколько лет легенды.
Угланов докладывал Тухачевскому: «Форт № 7 был взят только потому, что все комиссары <…> шли первые, увлекая за собой
одну сотню человек»114. На форте не было кронштадтского гарнизона, поэтому никакого кинжального огня быть не могло. Попытка
наступать на укрепленные форты № 6 и № 4 была встречена сильным ружейно-пулеметным огнем с фортов и мощным заградительным огнем с линкоров. Атака курсантов захлебнулась. Восставшие
перешли в контрнаступление и начали окружать форт № 7. Угланов продолжал: «Форт № 7 был оставлен нами в 22 часа под сильным ружейным и пулеметным огнем противника, имевшего желание окружить этот форт…»115 Но на самом деле форт оставили
по другой причине. «Было одно событие, о котором я передам вам
шифром»116, — сообщает Казанский Тухачевскому. Тухачевский
объяснил главкому на следующий день: «На форте № 7 чуть было
не случился эпизод, подобный батальону 561-го полка»117. Как мы
уже писали, этот батальон перешел на сторону кронштадтцев. При
этой атаке общие потери Северной группы убитыми и ранеными составили 70 человек.
Южная группа, значительно более многочисленная, чем Северная, насчитывала 7440 штыков. Атаку группы поддерживали самые
сильные артиллерийские части 7-й армии, в первую очередь тяжелые орудия форта Краснофлотского. Основная слабость группы заключалась в сочувствии солдат 561-го стрелкового полка восставшему Кронштадту и в небоевом характере Отдельного стрелкового
Кронштадтского полка, предназначенного для ведения охранной
службы. Вместо того, чтобы все боевые подразделения группы атаковали Кронштадт с юга, Тухачевский поставил перед группой совершенно невыполнимое задание. Лучшей боевой части группы — полку особого назначения, состоящему из московских и петроградских

172

Первый штурм

курсантов и слушателей Кронштадтской партийной школы, поручалось под покровом ночи обогнуть остров Котлин с востока и атаковать Кронштадт с севера, имея в тылу северные номерные форты
восставших. Действия полка особого назначения не были согласованы с действиями Северной группы. Самое удивительное в этой полубезумной атаке то, что курсанты дошли до Петроградских ворот
никем не замеченные, караулы восставших мирно спали. Командир
1-го батальона, шедшего впереди остальных частей полка, комиссар кронштадтской артиллерии В. П. Громов писал о ночном марше полка: «Мы вышли на лед. Чтобы не попасться преждевременно на глаза мятежников, шли целиной. Начинало уже светать, а мы
в количестве двух батальонов были еще против Петроградских ворот. Заходить с севера значило быть обнаруженными еще на льду
и попасть в плен или быть на льду расстрелянными. Возвращаться
обратно как-то было не в нашем курсантском духе. Мятежный город в утренней морозной дымке дремал. Спали и караулы мятежников, расположенные в пятистах шагах от города от передовых постов
противника. Беглым шагом бросились к городу. Ни звука кругом.
Отрядил один взвод в помещение, стоявшее одиноко, как островок
на заливе. Находясь на левом фланге цепи, одним из первых выскочил на сестрорецкую часть Петроградской пристани <…>, цепь подходила к батареям. С первой позиции мятежники были сбиты. В наших руках было десять пулеметов и большая площадь пространства.
Выйдя с пристани на берег, мы не дали выпустить ни одного снаряда
из 3˝ и 6˝ батарей. Но в это время обстановка для нас ухудшилась.
На выстрелы из города прибывали новые группы мятежников, которые начинали полукольцом справа и слева охватывать нас. Наши
резервы были верстах в четырех на льду и естественно не могли поспеть на помощь. Перестрелка то разгоралась, то утихала. Стало очевидным, что силы были неравны и наше дело проиграно. Часть бойцов стала переходить к мятежникам. Все пропало»118. Громов писал
не о взятии в плен, а о переходе на сторону противника. О том, что
произошло, когда эта отборная часть ворвалась в Кронштадт, говорится в особом приказе «...о запрещении ведения переговоров с мятежниками во время наступления и штурма, задержки провокаторов
и агитаторов и расстреле на месте сопротивляющихся.

173

Глава III

Во время наступления на Кронштадт в ночь с 7 на 8 марта с. г. батальон Московских курсантов, ворвавшись в крепость вместо того,
чтобы силой оружия действовать против мятежников, пытался воздействовать на них словами, убеждением и тем самым дал возможность окружить и разоружить себя, сопротивляющимся угрожал
расстрел на месте. Прорвавшаяся из окружения часть курсантов
преследовалась артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем.
ПРИКАЗЫВАЮ: 1. Всем командирам, комиссарам и коммунистам в будущем во время наступлений и штурма крепости не допускать никаких разговоров или переговоров с мятежниками, неподчиняющихся подчинять силой оружия.
2. Всех агитаторов и провокаторов задерживать и препровождать в Штаюжгруппы, при малейшей попытке бежать или сопротивляться мятежников расстреливать на месте.
Начюжгруппы А. Седякин. Военком Синегуб.
Наштюжгруппы Малиновский»119.
Козловский по прибытии в Финляндию в письме коменданту
Карельского военного сектора писал о взятых в плен курсантах:
«...группа курсантов (юнкеров), захваченная нами в бою в количестве 250 человек, узнав истинную причину нашего восстания,
согласилась с правильностью наших действий, а многие даже
предложили действовать заодно с нами, но из осторожности это
предложение было отклонено»120. Опираясь на свидетельства с той
и другой стороны, мы можем сделать однозначный вывод, что курсанты просто перешли на сторону восставших. В сводке штаба
7-й армии сообщается о потерях Сводного полка: «Наши потери —
убиты — 4, ранены — 3 и контужены — 4»121. О переходе 250 человек на сторону противника ничего не сообщается. Эти данные
свидетельствуют, что никакого упорного боя не было, при первой
же возможности курсанты перешли на сторону кронштадтцев. Видимо, сыграло свою роль и то, что курсанты хорошо знали о стоявших сзади заградительных отрядах с пулеметами. Кронштадцы, бежавшие в Финляндию, рассказывали: «Масса войск на их стороне
втайне сочувствовала кронштадтцам и шла в бой лишь по принуждению, подгоняемая сзади пулеметами, за которыми действовали
коммунисты»122.

174

Первый штурм

На южные форты наступали другие части Южной группы:
561-й полк, несмотря на все сообщения о сочувствии красноармейцев полка Кронштадту, и Отдельный кронштадтский стрелковый
полк, совершенно не готовый к боевым действиям. 8 марта, уже
в 6:44 утра 1-й особый отдел сообщал: «...561-й полк, пройдя полторы версты, на Кронштадт дальше идти в наступление отказался.
Причина неизвестна. Тов. Дыбенко приказал развернуть вторую
цепь и стрелять по возвращающимся. Комполка 561-го принимает
репрессивные меры против своих красноармейцев, дабы дальше заставить идти в наступление»123. Источник сообщает, что из состава полка 500 человек перешли на сторону противника. Командование 7-й армии считало главной причиной неудачи Южной группы
крайнюю нерешительность действий 561-го полка и переход одного
батальона этого полка на сторону противника. Если обороняющиеся не понесли особых потерь (не более 3 легкораненых), то потери наступающих были серьезными. Петриченко вспоминал: «Наступления противника причинили ему большие потери убитыми,
ранеными, утонувшими и пленными (800 человек)»124. Но Петриченко определяет число пленных — 700 человек. Трудно поверить,
что в таком бою, когда небольшая Северная группа потеряла 70 человек, по явно заниженным сведениям Угланова, при тяжелом артиллерийском и ружейно-пулеметном огне с близкого расстояния,
при действиях заградотрядов Дыбенко были столь маленькие потери. Невозможно теперь точно подсчитать потери наступающих, но,
видимо, убитыми, ранеными и пленными 7-я армия потеряла никак
не меньше 1000 человек.
Хотя никаких упорных боев не было, все части 7-й армии и даже
отборные курсантские полки не желали воевать с «красой и гордостью революции». Какие же выводы сделало командование 7-й армии и в первую очередь ее командарм?
Тухачевский был взбешен и напуган второй неудачей подряд.
Его звезда лучшего полководца Республики начала закатываться.
Но если под Варшавой его разбила польская армия, руководимая
победителями в Первой мировой войне — французскими офицерами, то теперь его победила презираемая им «матросня». В разговоре с главкомом Каменевым он несколько раз просил «вывести всех

175

Глава III

матросов из Петрограда». Он стал бояться матросской вольности,
несмотря на то, что держал в городе на случай матросского выступления свой основной резерв — бригаду курсантов. Помимо этого, он
просил у Каменева тяжелую артиллерию: «...для серьезного штурма нужно нас усилить боеспособными ТАОНами и бронепоездами
с 10-дюймовыми орудиями»125. В разговоре с Казанским и Углановым командарм успокаивал их и делал характерное признание:
«...ведь первая атака была произведена в расчете на представляющуюся неподготовленность бунтовщиков. Сейчас дело иное, артиллерия непрерывно подходит»126. Тухачевский решил по-новому
организовать артиллерийский огонь. Помимо артиллерии, командарм подчеркивал, что необходимо прислать надежные пехотные части и средства связи. Он настаивал перед Каменевым на отправке
в 7-ю армию своей любимой 27-й дивизии в полном составе. Неудача
наступления крайне отрицательно подействовала на войска. Все комиссары и командиры частей сообщали о том, что будет невозможно
поднять их в атаку. Это относилось не только к таким ненадежным
и слабым частям, как 561-й стрелковый полк или Отдельный кронштадтский полк, но и к отборным курсантским частям. Угланов прямо заявил Тухачевскому: «...сейчас состояние сил делает абсолютно
невозможным бросить войска на новый штурм фортов»127.
Помимо резкого усиления 7-й армии пехотой, артиллерией,
средствами связи Реввоенсовет и политическое руководство в центре с одной стороны, а комиссары на местах — с другой считали, что
необходимо послать в войска как можно больше самых надежных
комиссаров и коммунистов. Не только поддержка большинством
коммунистов Кронштадта восставших, но и недостаточная активность, а временами просто трусость многих коммунистов привели
к требованию прислать в 7-ю армию абсолютно преданных военкомов. Тысячи политработников были направлены в части, в т. ч. и депутаты Х съезда РКП(б). Казанский и Угланов требовали от Тухачевского: «Необходимо во все батареи прислать стойких военкомов,
которых в настоящее время заменяют политруки, не справляющиеся в своей задаче»128. От них требовалась не только агитация и пропаганда, не только смелость и желание увлечь своим примером колеблющихся солдат и курсантов. Комиссар Южной группы И. И. Лепсе

176

Первый штурм

откровенно написал Аврову, какими качествами должны обладать
эти комиссары: «Получили 77 чел. коммунистов, из них надежных
10, а остальные мальчишки, нужны головорезы на Кронштадтскую
публику…»129 Яснее не скажешь — нужны в первую очередь палачи.
Несмотря на все многочисленные просчеты оборонявшихся,
на неприспособленность морской крепости к сухопутным атакам,
она отчаянно сопротивлялась, вызывая изумление у своих противников. Большинство населения Кронштадта и его гарнизона стремилось в упорной борьбе освободиться от страшного режима и за
это они готовы были героически сражаться, а у атакующих, даже
иногда у отборных курсантских частей, часто не было никакого желания воевать за большевистскую диктатуру. Они шли в бой под
угрозой расстрела, имея за собой заградительные отряды с пулеметами, сдавались в плен и переходили на сторону восставших при
любой возможности. Козловский вспоминал: «Нас спасало лишь то,
что большая часть войск была явно на нашей стороне (штурмующих. — Л. П.), в бой шла неохотно, подгоняемая сзади пулеметами
коммунистических отрядов, и легко сдавалась в плен. Из части этих
пленных под конец обороны был сформирован отряд, который действовал бок о бок с нами и, в конце концов, интернировался в Финляндию»130. Предпринимались определенные меры, необходимые
для обороны: вооружение рабочих, образование матросских сухопутных отрядов. Арканников вспоминал: «Для усиления обороны
начали производиться некоторые инженерные работы, приводятся
в боевое состояние устарелого типа батареи (орудия образца 1876
и 1877 гг. крупных калибров), кои доселе по своей малой дальности и непригодности для морского боя не состояли на вооружении,
но которые теперь, безусловно, годились для обстрела ораниенбаумского берега»131. Козловский писал об увеличении числа артиллеристов на основных батареях, о формировании «4-х орудийной
3-х дюймовой батареи, которая имела подвижной характер, — пушки и снаряды перевозились на санях транспортного обоза». Рабочие в первые дни обороны выпускали по 50 снарядов в день для пушек Канэ, «…в дальнейшем можно было повысить их производство
до 100 штук в день»132. Оборону крепости облегчало наличие очень
большого количества снарядов. Офицеры утверждали, что при

177

Глава III

таком количестве снарядов можно было вести огонь из всех орудий
крепости и на кораблях в течение полугода, не останавливаясь ни
на минуту.
Удачное отражение первого штурма укрепило уверенность защитников Кронштадта в победе. Большевистское руководство стало
принимать экстренные меры для овладения непокорной крепостью.

Примечания
1

Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 31.
Цит. по: Семанов С. Н. Указ. соч. С. 35.
3
Новая русская жизнь. 1 апреля 1921 г. № 73.
4
Кронштадтская трагедия. Кн. 1. С. 543, 544.
5
Арканников Б. А. Указ. соч. С. 390.
6
Там же. С. 389, 390.
7
Там же. С. 391.
8
ГАРФ. Ф. Р-5893. Оп. 1. Д. 130. Л. 20.
9
Эврич П. Указ. соч. С. 139.
10
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 236, 237.
11
Арканников Б. А. Указ. соч. С. 391, 392.
12
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 216, 217.
13
Арканников Б. А. Указ. соч. С. 394, 395.
14
Российский государственный архив Военно-Морского Флота (РГА
ВМФ). Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 3. Л. 206, 207.
15
Новая русская жизнь. 9 апреля 1921 г. № 80.
16
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 123, 124.
17
Новая русская жизнь. 9 апреля 1921 г. № 80.
18
Раздолгин А. А., Скориков Ю. А. Кронштадтская крепость. Л., 1988. С. 393.
19
Там же.
20
Новая русская жизнь. 8 апреля 1921 г. № 79.
21
Новая русская жизнь. 3 апреля 1921 г. № 75.
22
Новая русская жизнь. 6 апреля 1921 г. № 77.
23
Арканников Б. А. Указ. соч. С. 392.
24
РГА ВМФ. Ф. Р-34. Оп. 2. Д. 537. Л. 806.
25
РГА ВМФ. Ф. Р-34. Оп. 2. Д. 540. Л. 257.
26
РГА ВМФ. Ф. Р-34. Оп. 2. Д. 540. Л. 237.
27
РГА ВМФ. Ф. Р-34. Оп. 2. Д. 540. Л. 285.
28
РГА ВМФ. Ф. Р-34. Оп. 2. Д. 540. Л. 248.
29
РГА ВМФ. Ф. Р-34. Оп. 2. Д. 540. Л. 320.
30
РГА ВМФ. Ф. Р-34. Оп. 2. Д. 540. Л. 370.
2

178

Первый штурм
Арканников Б. А. Указ. соч. С. 390.
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 342.
33
Известия ВРК. 4 марта 1921 г. № 2.
34
Титов А. Л. В морской следственной тюрьме // Крах контрреволюционной авантюры. Воспоминания участников подавления Кронштадтского мятежа 1921 г. Л., 1978. С. 84.
35
Никитин Ф. М. В мятежном Кронштадте // Кронштадтский мятеж :
сборник статей, воспоминаний и документов / под ред. Н. А. Корнатовского.
Л., 1931. С. 87, 88.
36
Berkman A. Op. cit. P. 29.
37
Эврич П. Указ. соч. С. 171, 172.
38
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 105.
39
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 47.
40
Там же. С. 48.
41
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 110.
42
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 61.
43
Серж В. От революции к тоталитаризму: воспоминания революционера.
Оренбург, 2001. С. 152, 153.
44
Труд. 9 марта 1921 г. № 16.
45
Труд. 6 марта 1921 г. № 14.
46
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 128.
47
Там же. С. 155.
48
Там же. С. 296.
49
Там же. С. 333.
50
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 69.
51
Известия ВРК. 6 марта 1921. № 4.
52
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 160.
53
Там же. С. 162.
54
Кантор Ю. З. Тухачевский. М., 2014. С. 178.
55
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 156.
56
Там же. С. 157.
57
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 69.
58
Крестьянинов В. Я. Указ. соч. С. 290.
59
Цит. по: Кантор Ю. З. Указ. соч. С. 180.
60
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 70.
61
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 496. Л. 35, 39.
62
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 236.
63
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 276, 277.
64
ГАРФ. Ф. Р-9462. Оп. 1. Д. 83. Л. 8.
65
ГАРФ. Ф. Р-9462. Оп. 1. Д. 83. Л. 10.
66
ГАРФ. Ф. Р-9462. Оп. 1. Д. 83. Л. 10 об.
67
ГАРФ. Ф. Р-9462. Оп. 1. Д. 83. Л. 10.
31
32

179

Глава III
68

Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 267, 268.
Там же. С. 287.
70
ГАРФ. Ф. Р-9462. Оп. 1. Д. 83. Л. 9 — 9 об.
71
Новая русская жизнь. 8 апреля 1921 г. № 79.
72
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 258.
73
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 230.
74
Там же. С. 259.
75
ГАРФ. Ф. Р-9462. Оп. 1. Д. 83. Л. 10.
76
Там же.
77
Там же. Л. 11.
78
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 75, 76.
79
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 366.
80
Новая русская жизнь. 3 апреля 1921 г. № 75.
81
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 246, 247.
82
Там же. С. 280.
83
Там же. С. 277.
84
Там же. С. 237.
85
Там же.
86
Там же. С. 259.
87
Там же. С. 277.
88
Там же. С. 255.
89
Там же. С. 259.
90
Там же.
91
Тухачевский М. Н. Избранные произведения. В 2 томах. М., 1964.
92
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 65.
93
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 218.
94
Никифоров Н. И. Свечин — Тухачевский: к истории противостояния //
Новый часовой. СПб., 2000. № 10. С. 114.
95
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 614.
96
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 66.
97
Там же. С. 66, 67.
98
Цит. по: Пухов А. С. Кронштадтский мятеж в 1921 г. Гражданская война
в очерках. Л., 1931. С. 137.
99
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 283.
100
Известия ВРК. 8 марта 1921 г. № 6.
101
Петров И. М. (Тойво Вяхя). Плечом к плечу // Крах контрреволюционной авантюры: воспоминания участников подавления кронштадтского мятежа
(1921 г.). Л., 1978. С. 99.
102
ГАРФ. Ф. Р-9462. Оп. 1. Д. 83. Л. 1.
103
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 496. Л. 223.
104
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 283.
105
Там же. С. 286.
69

180

Первый штурм
106

Там же. С. 287.
Там же. С. 291.
108
Там же. С. 296.
109
Там же. С. 297.
110
ГАРФ. Ф. Р-9462. Оп. 1. Д. 83. Л. 4 об.
111
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 496. Л. 13.
112
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 263, 264.
113
Петров И. М. (Тойво Вяхя). Плечом к плечу. Указ. соч. С. 99.
114
ГАРФ. Ф. Р-9462. Оп. 1. Д. 83. Л. 5.
115
ГАРФ. Ф. Р-9462. Оп. 1. Д. 83. Л. 1.
116
ГАРФ. Ф. Р-9462. Оп. 1. Д. 83. Л. 3.
117
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 330.
118
Громов В. Первое наступление на Кронштадт // Кронштадтский мятеж :
сб. статей, воспоминаний и документов / под ред. Н. Корнатовского. С. 68, 69.
119
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 331.
120
KA. EK — VALPO I. XV — B3 — XV C1.
121
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 297.
122
Новая русская жизнь. 6 апреля 1921 г. № 77.
123
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 285.
124
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 221.
125
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 287.
126
ГАРФ. Ф. Р-9462. Оп. 1. Д. 83. Л. 4.
127
ГАРФ. Ф. Р-9462. Оп. 1. Д. 83. Л. 4 об.
128
ГАРФ. Ф. Р-9462. Оп. 1. Д. 83. Л. 3.
129
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 342.
130
Новая русская жизнь. 6 апреля 1921 г. № 77.
131
Арканников Б. А. Указ. соч. С. 393.
132
Новая русская жизнь. 8 апреля 1921 г. № 79.
107

181

Глава IV
Подготовка второго штурма
и падение Кронштадта
1. Коммунисты, чекисты, заградители
так, первый штурм Кронштадта закончился полным провалом
и переходом сотен не только красноармейцев, но даже курсантов
на сторону восставшей крепости. Советское руководство не сомневалось в успехе. Поражение вызвало настоящий шок. Командарм 7 Тухачевский бесится на «матросню» и позволяет себе хамить Троцкому. Лучшему полководцу молодой Республики все
прощается даже после двух поражений. В Москве тянут с открытием Х съезда партии, а сообщения о взятии Кронштадта нет и нет.
В конце концов, Ленин вышел на трибуну. В его словах чувствуется
страх и растерянность. Он вынужден признать, говоря о Кронштадте и о выступлениях рабочих Москвы и Петрограда: «Это мелкобуржуазная контрреволюция, несомненно, более опасна, чем Деникин,
Юденич и Колчак вместе взятые...»1
Наряду с Лениным Троцкий лучше всех членов партийного
руководства понимал размер опасности, но если Ленин оценивал
ее с политической стороны, то Троцкий, хорошо зная настроения
в Красной армии, оценивал опасность с военной. 10 марта он сообщал в Политбюро: «Нужно во что бы то ни стало ликвидировать
Кронштадт в течение ближайших дней. Это может быть достигнуто только путем мобилизации значительного числа боевых коммунистов и ответственных работников в Петроград. Нужны исключительные меры. Опасаюсь, что ни партия, ни члены ЦК не отдают
себе достаточного отчета в чрезвычайной остроте кронштадтского
вопроса»2. В таком тревожном состоянии Троцкий не был даже в самые тяжелые моменты Гражданской войны.
Лидеры большевиков боялись не только восставших кронштадтских матросов или рабочих и матросов Петербурга и Москвы.

182

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

Без всяких на то оснований им мерещилось активное вмешательство Антанты на стороне восставших. 11 марта Перемытов приказал
командующему Северной группы: «По имеющимся сведениям, Антантой направляется в Кронштадт корабль типа “Ермак”. В случае
действительного появления указанного корабля командарм приказал УНИЧТОЖИТЬ его огнем фортов группы»3.
10 марта было принято решение о направлении части делегатов
съезда в 7-ю армию. В источниках называются разные цифры, но,
видимо, делегатов и гостей съезда, выехавших в 7-ю армию, а также
делегатов от Балтийского флота и Петрограда, которые не смогли
приехать на съезд, было примерно около 320 человек. 2/5 посланных на кронштадтский лед были военными, в т. ч. многие командиры Красной армии: Я. Ф. Фабрициус, И. Ф. Федько, награжденные
за взятие Кронштадта орденами Красного Знамени, К. Е. Ворошилов, И. С. Конев и другие. Среди посланных были известные партийные деятели — А. С. Бубнов, Г. Л. Пятаков, Ф. А. Артем, В. П. Затонский, М. Л. Рухмилович. Тухачевский следил за тем, чтобы все
прибывшие военные специалисты использовались строго по назначению. В приказе Ворошилова Южной группе говорилось: «Всем
начподивам и комиссарам частей Южгруппы срочно проверить самым строгим образом использование лиц с командным стажем, так
как замечаются случаи использования комсостава рядовыми красноармейцами и канцеляристами»4.
Многие делегаты были назначены на ответственные военные,
политические и хозяйственные должности. Неопределенными,
но очень широкими правами были наделены особоуполномоченные: «Из состава делегатов Партсъезда назначаются особоуполномоченные в воинские части и учреждения исключительно для
усиления военно-административной и политической работы. Комиссары и начальники должны видеть в уполномоченном старшего
товарища, который поможет им и руководством, и делом». И хотя
«приказы и приказания отдаются начальниками и комиссарами
в порядке общего положения», абсолютно не понятно, как складываются непосредственно отношения уполномоченных с командирами и комиссарами. Видимо, к их критике внимательно прислушивались, особенно командиры, среди которых были бывшие офицеры,

183

Глава IV

не смевшие им противоречить. В Южной группе насчитывалось
15 особоуполномоченных5.
Наряду с делегатами съезда в 7-ю армию прибывали коммунисты и комсомольцы из европейской части страны, как по партийной
и комсомольской мобилизации, так и добровольно. Вечером 15 марта петроградский чекист Н. Н. Мещеряков в разговоре по телефону
с секретарем Дзержинского В. Л. Герсоном требовал: «Нужно прислать <…> коммунистов для укрепления частей и обработки их ввиду разлагающей обстановки»6. Всего в 7-ю армию были направлены
2758 коммунистов и комсомольцев. Их основные задачи — агитация
и пропаганда. Многие из них становились рядовыми красноармейцами и на любом митинге, в любом разговоре, имея даже минимальную подготовку, побеждали своих полуграмотных противников, несмотря на то, что солдаты и матросы говорили очевидную правду,
а коммунисты изощренно лгали, как, например, о том, что Кронштадтом руководят бывшие белые офицеры.
Особая надежность курсантских частей во многом определялась
наличием в них значительного числа коммунистов. Красные курсанты были более преданны большевистской власти, чем юнкера
Временному правительству в 1917 г. Но колебания и даже переходы на сторону противника, в том числе и при штурмах Кронштадта, бывали и в этих частях, но гораздо реже, чем в красноармейских.
В донесении начальника политотдела Северной группы сообщалось
«О состоянии партийных сил в красноармейских и курсантских
частях (красноармейские части — артиллерия. — Л. П.). 1) пехота
(курсанты. — Л. П.) от 50 % до 60 % в отдельных частях (коммунисты
19–20 гг.); 2) от 10 % до 20 % в отдельных частях (коммунисты 19–
20 гг.). Командный состав в пехоте и артиллерии в настроении удовлетворителен и политически надежен. От 25 % до 40 % в отдельных частях — коммунисты. Слабее в артиллерии — от 10 % до 20 %
коммунисты». В донесении приводятся интересные данные о коммунистах, прибывших в войска: «Пополнение мобилизованными
коммунистами из Петрограда и Москвы выразилось до 13/III в количестве 160. чел., которые распределены Политотделом по боевым
частям в зависимости от их способностей. Боеспособность мобилизованных коммунистов выражается в 25 % боевой пригодности

184

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

(причины слабой боеспособности: молодость и старость мобилизованных коммунистов и незнание военной службы). 50 делегатов
Х съезда, прибывших для пополнения распределены: 1) рядовыми
бойцами — 22 чел., 2) комиссары боевых частей и тыловых — 10 чел.,
3) комсоставом, как военспецов — 6 чел., остальные 12 в количестве
инструкторов, в запасе и больные. Состояние духа делегатов удовлетворительное»7.
Уполномоченные давали руководящие указания всем службам
7-й армии, в т. ч. Особому отделу, требуя ужесточения репрессивных мер. Особоуполномоченный Южной группы Бубнов писал:
«Указать Особотделу на необходимость срочных изъятий зловредных шептунов и крикунов»8. Нельзя не только громко критиковать
большевистскую власть, но даже шепотом выражать свое недовольство. Полицейская служба Российской империи до этого не доходила. Да и терминов, подходящих для этой «категории виновных»,
не было. Но чекистская служба развивалась в Стране Советов более
стремительно, чем любая другая.
Многим присланным коммунистам было дано задание — тщательно скрывать свою принадлежность к РКП(б). Их использовали
в качестве доносчиков. Мы приведем интересный документ — телеграмму особого отдела охраны финляндской границы Республики начальнику особого отделения в Ораниенбауме: «“Деловой”.
В ваше распоряжение Политуправление направляет до сорока коммунистов. Фильтруйте и под маркой беспартийных отправляйте
в части, как осведомителей. Для тех же целей широко используйте
и имеющихся в частях коммунистов. Политуправлением дано распоряжение: с агитпунктов в эшелоны направлять своих людей, которые должны характеризовать вам состояние эшелонов»9. Создавались специальные коммунистические части, которые смело вели
себя во время штурма.
Одной из главных задач спецслужбы было запугивание красноармейцев и командиров. Нужно было заставить их больше бояться беспощадной расправы со стороны своих, чем льда Финского залива и грозных кронштадтских орудий. Этим должны были
в основном заниматься чекисты. Троцкий считал, что местные чекисты не справились со своей задачей и допустили прямо у себя

185

Глава IV

под носом подготовку к восстанию. Задачи чекистов и особистов
при штурме Кронштадта были широки и разнообразны. В первую очередь они должны были внимательно следить за настроением в войсках, за командирами, особенно за бывшими офицерами
русской армии, сообщать о малейших проявлениях недовольства
и немедленно арестовывать всех подозрительных. Мещеряков требовал от В. Л. Герсона установить строгое взаимодействие между
особыми органами пребывающих частей и местными особистами:
«Части, которые будут сюда направлены, должны сопровождаться своим Особотделом или отделением и по прибытии немедленно связываться с местным Особотделом и сообщать о настроении
прибывших частей, чтобы избежать неожиданности». Чекисты
требовали от командования беспрекословного выполнения всех
указаний: «Необходимо приказом РВСР указать командованию
сообщать Особотделам об исправлении указанных Особотделом
недостатков в частях, что устранит волокиту и предотвратит нежелательные явления»10.
Особисты сразу после прибытия на фронт 79-й бригады 27-й дивизии (самой любимой части Тухачевского) считали, что ее нужно
удалить из района боевых действий. 14 марта начальник общей части ОО Охранфиграна Республики А. П. Николаев сообщал: «...полки 79 бригады 235 Невельский, 236 Оршанский, 237 Минский положительно и неудержимо разлагаются. Бригада бою неспособна.
Примите решительные меры недопуску таких дивизий»11. По мнению чекистов, настроение в пути во многом изменилось из-за общения с местным населением. Выступление 79-й бригады было жестоко подавлено (см. ниже). После этого новые группы чекистов
были посланы во все части 7-й армии. Особое внимание обращалось
на артиллерию, в первую очередь на офицерский состав. 15 марта
чекисты из Сестрорецка сообщали о настроениях в частях тяжелой
артиллерии: «Что же касается комсостава <…>, то, за исключением
коммунистов, можно подразделить на три категории: к первой категории принадлежат явные контрреволюционеры, которые открыто проявляют себя против Советской Власти, ко второй категории
относятся лица, относящиеся отрицательно к Советской Власти,
но не проявляющие себя открыто, вполне соответствующие своему

186

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

назначению, как спецы, и к третьей категории принадлежат те лица,
находящиеся вне политики и даже надежные в боевом отношении».
В списке перечислено шесть командиров, но меры требуют принять
только против двух: «Комбаты 1-й и 2-й батарей, 4-го гаубдива Баннер и Павлов как ненадежные элементы подлежат изъятию. Следует заметить, что лица, указанные в первой категории, незаменимы как спецы»12. Все-таки чекисты в 1921 г. были еще другие. Если
признавали, что контрреволюционеры незаменимые специалисты,
честно писали об этом и рекомендовали арестовать только выборочно. Пройдет несколько лет, и уже никого не будет интересовать, является ли подозреваемый заменяемым или незаменяемым специалистом, — арестовывать будут всех.
Особисты позволяли себе критиковать оперативные действия
командования 7-й армии, требовать изменения тактики ведения
боевых действий. Николаев писал: «Наступала группа 10 человек (видимо, 100. — Составитель), подойдя к батареям на 100 шагов, были обстреляны ураганным пулеметным, орудийным огнем.
<…> Подобные наступления командованием объясняются необходимостью держать неприятеля в напряженном состоянии. Сообщаю командованию, что подобная тактика губительно отражается на частях, у которых складывается впечатление, что Кронштадт
непреступный и его не взять. Выбывают из строя, частью деморализуются самые храбрые коммунары. Настаиваю на распоряжении отменить губительную тактику, в противном случае настроение частей осложняется»13. Нужно отдать должное чекистам — они
были просто неистощимы в изобретении всевозможных провокаций с целью поднять настроение красноармейцев и вызвать у них
ненависть к кронштадтским повстанцам. Некоторые их действия
являлись настоящими театральными постановками. Вот спектакль, организованный уполномоченным Охранфинграна Шальновым для солдат 561-го полка: «...я, сговорившись с политруками
2-го батальона, который уже по подготовленной почве меня привел в казармы, занимаемые 2-м батальоном, под видом пойманного
перебежчика из Кронштадта с целью того, чтобы вызвать ревностные взгляды красноармейцев по отношению к мятежникам в Кронштадте и не было массовых переходов в Кронштадт с целью найти

187

Глава IV

там спасение наступающих малодушных красноармейцев, боясь
тех ужасов, которые якобы наблюдаются в Кронштадте. Во время допросов меня, как перебежчика из Кронштадта Комиссаром
2-го батальона в это время окружавшая масса красноармейцев с нетерпеливостью, “наперебой”, пыталась задавать мне вопросы о положении в Кронштадте, на которые я отвечал только с худшей стороны, дабы разжечь ненависть к мятежникам и отнять желание
у мечтающих о добровольном переходе в Кронштадт, после чего
был под конвоем отправлен в Штаб полка»14. Это была не единственная театрализованная провокация, устроенная чекистами.
Спектакли с переодеванием им понравились. Обычно действовали значительно проще, чем Шальнов. Коммунисты и особисты переодевались в офицерскую форму, прикрепляли настоящие погоны и аксельбанты и переодетых показывали частям, говоря: «Этот
золотопогонник из Кронштадта попал в плен. Вот против кого вы
идете сражаться!» Иногда наряжались в финскую военную форму
и опять устраивали спектакли, показывая якобы финских солдат
и офицеров.
Питерские чекисты воспользовались кронштадтским восстанием для расширения своих полномочий и получения новых средств.
Мещеряков настаивал: «Необходимо выделение частей для охраны границ и отпуска Особотделом средств для зарубежной агентуры...»15 В 1921 г. не все требования руководителей ВЧК удовлетворялись. Чекисты хотели немедленно снять с должности и арестовать
командира бригады на Южном участке, бывшего поручика русской
армии В. Р. Розе, обвинив его в провале штурма Кронштадта. Сводка ВЧК, где обвинялся Розе, была отправлена Ленину и Сталину16.
Но это никак не отразилось на комбриге Розе и не помешало ему
быть награжденным Почетным революционным оружием за штурм
Кронштадта. В годы большого террора Розе был расстрелян, как подавляющее большинство красных командиров высокого ранга, как,
впрочем, и большинство чекистов, осуществлявших жесткий контроль над частями 7-й армии. Высшие власти, напуганные волной
восстаний, в первую очередь кронштадтским, рассылали во все концы страны телеграммы об усилении власти чекистских органов. Калинин 17 марта в телеграмме «Всем губкомам и губисполкомам»

188

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

писал: «В связи с усилением новой волны контрреволюционного
движения <…>, устанавливается порядок взаимной информации
мест и центра через органы Всероссийской чрезвычайной Комиссии»17. Т. е. все общение центра и местных органов проходило через
ВЧК, через единственный орган власти в Стране Советов, которому высшее руководство полностью доверяло. 1-й особый отдел требовал, чтобы все население городов и деревень вокруг Кронштадта
сообщало ему любую информацию о мятежниках: «...все лица, замеченные в шпионаже, выведывании расположения и численности
воинских частей, все, сеющие ложные слухи и панику, все шептуны, все ведущие контрреволюционную агитацию, — будут наказаны по всей строгости революционных законов». Было сказано, что
к ним будет применена «самая суровая мера», т. е. смертная казнь18.
Чекистам, вводимым в армейские части под видом политработников, давались особые полномочия. Они были подчинены только своим начальникам по чекистской линии. Инструкция предписывала:
«Товарищи, входящие в состав групп, подчиняются безусловно своему начальнику и несут осведомительную работу в дивизионе, принимая своевременно меры по устранению тех или иных дефектов
в преступной деятельности комсостава и кра-цев дивизиона, путем
немедленного доведения через начальника группы <…> на предмет
принятия срочных мер»19.
За атакующими колоннами шли заградительные отряды с пулеметами. Они должны были заставить красноармейцев наступать,
не оставив им выхода. Интересно, что в приказе о втором штурме
указывалось, что войска «должны двигаться колоннами», хотя совершенно ясно, что при наступлении колоннами потери от огня артиллерии и пулеметов будут во много раз больше, чем при наступлении рассыпным строем. Но в приказе прямо говорилось, что без
этого «часть нельзя взять в руки»20. Она могла просто разбежаться в разные стороны, и помешать этому не смогут даже пулеметы
заградителей. А при наступлении колоннами ее было легко контролировать особистам, командирам и заградителям. Никто в командовании Красной армии не подумал о том, что при наступлении колоннами защитникам Кронштадта будет гораздо легче вести
огонь, а потери могут быть колоссальными. Нужно было как можно

189

Глава IV

скорее взять Кронштадт любой ценой. Бежавшие руководители
обороны Кронштадта также указывали на заградотряды как на один
из основных факторов победы большевиков.
Приказы начальникам заградотрядов предписывали принимать
крайне жестокие меры как к пленным, так и к солдатам 7-й армии.
13 марта начальнику заградительного отряда командованием Северного участка был отдан жестокий приказ:
«Инструкция по чистке фортов от мятежников
…2. Всех дезертиров и паникеров расстреливать на месте. За допустительность дезертирства, паническую провокацию отвечает
начзаградотряда.
3. Часть отряда, предназначенную для очистки фортов, <…>
бросить на форт НР и 4, где расстреливать всех мятежников. Пленных быть не должно»21.
Заградительные отряды были довольно многочисленными.
В Южной группе они насчитывали 700 человек и сводный батальон особого назначения, также исполнявший эти функции, — 291.
На вооружении отрядов находились винтовки, гранаты и 9 пулеметов. Начальник заградотрядов Южной группы войск Б. А. Кишкин писал о своих действиях во время второго штурма Кронштадта:
«В ночь, согласно приказу, я <…> занял линию, выдвинув ее на две
версты, причем линия эта <…> прикрывала всю линию нашего наступления на Кронштадт. Длина линии была 9 верст, глубина на лед
2 версты. Задача, когда последние штурмующие колонны сойдут
на лед, стать незаметно и не дать ни одному красноармейцу, кроме
раненых, уйти с поля сражения»22. Он не указывает, сколько было
расстреляно на месте и был ли использован пулеметный огонь против своих.
Попробуем ответить на вопрос, из кого формировались заградительные отряды. Использование этих отрядов стало обычной практикой в Красной армии. Часть заградителей прибыла из Западного
округа. Приказ о переброске отрядов подписали Троцкий и Каменев. Бывший царский офицер учился воевать по-новому. Во многом заградотряды формировались из милиционеров. Интересно,
что эти отряды не понесли особых потерь. В них было всего несколько раненых, видимо, они находились вне огня кронштадтских

190

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

пушек и пулеметов. Роль заградителей во взятии Кронштадта была
велика, но, очевидно, не настолько, как казалось самим кронштадтцам. Судя по всему, пулеметный огонь по отступающим открывали
в крайних случаях.

2. Пехота, артиллерия, авиация
Командарм 7 в каждом разговоре с главкомом просил присылать войска и тяжелую артиллерию. Срочная помощь начала поступать уже во время первого штурма. 8 марта в Петроград
прибыли два бронепоезда. 5–7 марта были погружены в эшелоны и отправлены в 7-ю армию части 27-й дивизии, а также гаубичная и тяжелая батареи. Переброска шла с Западного фронта.
Несмотря на то, что большевистское руководство продолжало верить в угрозу со стороны Финляндии, Тухачевский распорядился снять все батареи тяжелой артиллерии с Карельского участка
советско-финской границы и установить их напротив Кронштадта. В справке штаба Красной армии докладывалось, что началась
переброска трех тяжелых артиллерийских дивизионов, а также:
«…3 бронепоезда с тяжелыми орудиями — 1 бронепоезд с 10 дюймов. из Туапсе, 1 бронепоезд с 6 дюймов. пушкой Канэ со ст. Ирпень, 1 бронепоезд с 8 дюймов. орудиями из района Екатеринодар». Срочно перебрасывалась авиация, в справке сообщалось:
«4 авиационных отряда с Запфронта уже прибыли в Петроград»23.
К Кронштадту перебрасывались военные специалисты, в первую
очередь коммунисты.
Только что образованный штаб 7-й армии не успевал разобраться со всеми прибывшими войсками, отправить каждую пехотную часть, каждую батарею туда, где они нужнее, распределить
тысячи коммунистов и комсомольцев. Особисты сообщали 11 марта: «Связь плоха и запутана. Штаб участка передвинулся <…>. Работа штаба из рук вон плоха. Приказы медленно исполняются, части перебрасывают из района в район. Никакой дислокации штаб
дать не может, так как сам не знает, где стоят некоторые части. <…>

191

Глава IV

Артиллерийские части перебрасываются штабом участка, вследствие чего штаб артиллерии не знает расположения батарей»24.
11 марта Тухачевский докладывал Каменеву: «ТАОНы сегодня
занимают позиции, и завтра днем будет закончена пристрелка»25.
В этот же день в район Сестрорецка прибыл 1-й тяжелый дивизион и 3-й гаубичный артдивизион карельского артиллерийского участка. 14 марта штаб РККА сообщал о движении войск и артиллерии к Кронштадту. Наступающие части старались снабдить
большим количеством оружия. Пытались в советских бюрократических условиях удовлетворить все запросы фронта. Командование гарнизона форта Красноармейского сообщало о нехватке
снарядов для тяжелой 12-дюймовой артиллерии. Быстро был дан
ответ: «Все распоряжения по высылке 12-дюйм. тотчас сделаны»26.
Тяжелый во всех армиях мира вопрос о взаимодействии флота
и сухопутных сил в Советской Республике решался просто: все вооруженные силы подчинялись председателю Реввоенсовета Троцкому, а в Петроградском районе — Тухачевскому. 9 марта морское
командование сообщало им: «Сего числа 11 ч. 30 мин. отправлено
с Балтийского вокзала на форт Краснофлотский 4 лучших артспецов комсостава, ударная ремонтная партия из высококвалифицированных рабочих спецов в количестве 21 человека...»27
Тухачевский развил энергичную деятельность по снабжению
7-й армии артиллерией. Для доставки тяжелых орудий он решил
привлечь петроградские заводы, волнения на которых в подавляющем большинстве случаев закончились. 15 марта он подписал
приказ: «Для усиления позиции на Южном берегу Финского залива приступить немедленно к постановке 3-х 12-дюймовых орудий
(гаубиц образца 1915 г.), для чего: а) <…> Обуховскому заводу провести погрузку на железно-дорожные платформы двух комплексов
означенных орудий со станками и всеми установленными частями.
<…> На Управление Обуховского завода возлагается выделение
для работ по установке орудий кадров специалистов рабочих с необходимыми и вспомогательными приспособлениями <…>. в) Начальнику Инженеров Южной Боевой группы немедленно приступить к срочной заготовке брусьев, досок и проч. для двух орудийных
оснований, к доставке этих материалов к местам установки орудий

192

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

по указанию Начальника Артиллерии южгруппы, а также к разработке и постройке подъездных путей к ним для подвозки орудий»28.
Несмотря на все трудности, к решающему штурму с 16 на 17 марта артиллерия 7-й армии была усилена. Перед первым штурмом артиллерия Южного и Северного участков, включая Краснофлотский
и Передовой форты , состояла из 129 орудий, в подавляющем большинстве легких. Ко второму штурму число орудий было увеличено до 159, все прибывшие артиллерийские подразделения были вооружены тяжелыми орудиями. Но по мощи артиллерийского огня
7-я армия была значительно слабее Кронштадта, на вооружении
которого находилось 210 орудий, в т. ч. 134 тяжелых. Если в артиллерии линкоров и кронштадтских фортов преобладали тяжелые
орудия, то в 7-й армии — легкие, снаряды которых ничего не могли сделать с одной из лучших морских крепостей в мире. Генерал
Козловский в интервью корреспонденту газеты «Новое русское
слово» привел фантастические данные о соотношении артиллерии
Кронштадта и 7-й армии: «По сведениям из очень осведомленных
источников и по нашим наблюдениям, против нас действовала артиллерия, превосходящей силы нашей артиллерии не менее, чем
в полтора раза»29. В действительности все было наоборот.
К Кронштадту перебрасывались новые пехотные части. Недостаток тяжелых орудий Троцкий и Тухачевский хотели восполнить
многочисленными потерями, штурмуя мощную морскую крепость
по льду, где каждый угол освещался прожекторами. 9–10 марта
79-я бригада 27-й дивизии в составе 3 полков — 235-го Невельского,
236-го Оршанского и 237-го Минского — прибыла в Лигово. Бригада насчитывала 8 тыс. штыков. Настроение бригады было абсолютно небоевым. Тухачевский явно не знал, что собой представляют его
любимцы. Одной из главных причин такого настроения было очень
плохое обмундирование бригады.
Путна объяснял неготовность бригады к боям и негативное отношение к советской власти трудностями в пути: «Отправились
части, казалось, в благоприятном настроении, но из-за невероятно
тяжелых условий переброски (чрезмерная плотность размещения
в вагонах, антисанитарное состояние их, плохое обеспечение продовольствием и горячей пищей за недостатком походных кухонь),

193

Глава IV

влиянием той контрреволюционной агитации, которой подвергались части на станциях в пути, ставшей исключительно интенсивной на самом побережье Финского залива…»30 Эти причины
сыграли, конечно, свою отрицательную роль, но не были основными. Подобное положение было практически во всех армейских частях, перебрасываемых в 7-ю армию. Казалось бы, что 79-я бригада,
сохранившая свой основной костяк — более 40 % красноармейцев
участвовали в Гражданской войне, — является надежной частью.
Поэтому объяснения политруков и советских историков, писавших
о большом числе дезертиров, направленных на доукомплектование
бригады, неверны. В большинстве частей Красной армии бывших
дезертиров было значительно больше. Солдатам прославленной
дивизии так же, как и большинству красноармейцев, не нравилось
то, что происходит в стране. Их тревожили тяжелые вести, получаемые из дома, а окончательно раскрыло им глаза положение в Гомеле и деревнях, где они стояли на квартирах. Особист, встретивший части 12 марта в Лигове, писал: «…эти части считаются вполне
благонадежными и боевыми, в свое время отличившимися при взятии Омска. Я пошел на митинг 234-го Оршанского полка, где установил прямо противоположное настроение, резко антисемитское,
с отказом идти на фронт. На призыв агитатора <…> раздались возгласы: “бей жидов”, “на фронт не пойдем”, “довольно войны — давай хлеба”». Видимо, долгое пребывание в Белоруссии, где в советских органах власти и среди комиссаров было много евреев, а также
имена Троцкого и Зиновьева вызвали подобную реакцию. Некоторые выводы особиста ничего, кроме улыбки, вызвать не могут,
например, как красноармейцы «…отказались принять резолюцию
и покинули митинг, с руганью разойдясь по городу с буржуйскими
песнями»31. По прибытии в Ораниенбаум антибольшевистские настроения в бригаде усилились. Солдаты прямо говорили, что не будут наступать на Кронштадт и сражаться против матросов: «...у нас
много братьев и против них мы не пойдем, а если 27-я дивизия
не пойдет, то не пойдет никто». Они явно ощущали себя лучшей
частью Красной армии. 14 марта в 2 часа дня перед выстроенными
полками пытались выступить Седякин и Дыбенко. Большинство
красноармейцев не ответили на приветствие высоких начальников

194

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

и не дали им говорить, выкрикивая: «…довольно, мы наслушались
ваших речей»32.
В дальнейшем события развивались стремительно. Приказ командарма о выходе на боевые позиции исполнил только 236-й Оршанский полк. 237-й Минский и 235-й Невельский вышли из казарм
с оружием в руках, несмотря на попытки политруков и командиров
их удержать. Выйдя из казарм, они устроили митинг. Тухачевский
говорил об этом Каменеву: «...они двинулись к артиллерии для прекращения огня. Часть хотела идти к 80-й бригаде, часть — к 236-му
полку, часть на Петроград. Это остановило их в версте от Ораниенбаума, где они снова начали митинговать, но были скоро окружены
курсантами <…> и арестованы»33. Вместо того, чтобы действовать
решительно, восставшие устраивали митинг за митингом, что дало
возможность командованию бросить на митингующие полки всего один батальон надежных курсантов. Но этого оказалось вполне
достаточно. 235-й и 237-й полки были разоружены без всякого сопротивления. Напуганные солдаты выдали так называемых зачинщиков беспорядков. В восставших полках было арестовано около
100 человек. Суд, состоявшийся в этот же день, был скорый и беспощадный. Если, конечно, можно назвать судом короткое заседание Чрезвычайной революционной тройки 1-го особого отделения
охраны Финляндской границы Республики во главе с начальником 2-го отделения особого отдела Николаевым. 41 красноармеец
237-го полка и 33 — 235-го были приговорены к расстрелу. Приговор гласил: «Принимая во внимание, что мятеж был совершен вблизи фронта, на который обращены взоры рабочих и крестьян России
и всего мира, что мятежники хотели предать рабоче-крестьянское
дело, сыграв на руку засевшим в Кронштадте генералу Козловскому, его приспешникам, финским белогвардейцам и французской
бирже, Особое Отделение постановило: арестованных шкурников и провокаторов — р а с с т р е л я т ь»34. Приговор был приведен
в исполнение немедленно, о чем были широко оповещены все части 7-й армии. Красноармейцы 79-й бригады хорошо усвоили урок
и поняли, что любимого командарма надо бояться больше наступления по льду под огнем артиллерии и пулеметов. Тухачевскому было
совсем не жалко своих любимцев, ничего страшного не произошло,

195

Глава IV

сообщал он Каменеву: «Есть основания полагать, что эта встряска
переродит бригаду и задержка получится лишь на одни сутки. Сейчас действует трибунал и особый отдел, чистка и расправа будет жестокая»35. 15 марта по 7-й армии был издан приказ Тухачевского:
«Тяжелое впечатление произвело на меня вчерашнее преступное
митингование Славных и Победоносных Минского и Невельского
полков». Приказ напоминает по тону обращение помещика к крепостным крестьянам. Вслед за этими словами следует напоминание
о расправе, а потом барская милость: «Теперь, когда обманутые ими
герои просят дать им возможность взятием Кронштадта искупить
свою вину перед рабочими и крестьянами Советской России, приказываю: Возвратить Минскому и Невельскому полкам их оружие
и Революционные Знамена»36.
Но и другие красноармейские и даже курсантские части не горели желанием наступать на Кронштадт. Из армейских частей меньше всего доставляла хлопот командованию 32-я бригада, входившая
в состав Сводной стрелковой дивизии и прибывшая, как и 27-я дивизия, из Западного военного округа. Начальник политотдела Южной группы писал о хорошем настроении и боеспособности одного
из ее полков. Но положение в других полках было иным. Особисты
доносили 14 марта: «96-й полк 32-й бригады — настроение удовлетворительное, но красноармейцы идти в наступление боятся, опасаясь, что на открытом льду их всех перебьют»37. Еще хуже были настроены красноармейцы Отдельного сводного полка 32-й бригады.
Положение в других частях Сводной стрелковой дивизии было
значительно хуже. Из Великих Лук в нее прибыла 167-я бригада
56-й дивизии, состоящая из двух полков: 499-го и 501-го Ряжского, тыловая дивизия неполного состава. Ряжский полк насчитывал
636 красноармейцев и 16 командиров. Николаев после первого знакомства с бригадой писал: «Политическое настроение ниже удовлетворительного». Полк, по его утверждению, был абсолютно не надежен и приводил слова прибывшего в полк делегата Х съезда, «что
подобные настроения он видит в Красной армии в первый раз»38.
В. Г. Джикия, помощник командующего войсками по политической
части, считал, что в первую очередь надо «усилить политработу,
для чего командировать в полк толковых, деятельных и энергичных

196

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

политсотрудников. <…> Характеристика полка следующая: 1. Коммунистов всего 51 чел., из коих 18 комсостава, 10 политработников
и остальные — писаря, сотрудники хозяйственных частей и штабов.
Красноармейцев коммунистов нет ни одного». Большинство красноармейцев «незнакомы даже с винтовкой», не говоря уже про технику ведения боя и полевую службу. Комиссар убедился, что политический настрой полка еще хуже, чем умение владеть оружием.
Хотя красноармейцев стали хорошо кормить, одели и даже обули,
но ни хорошее питание, ни новая форма не повысили боевой дух
солдат. Они говорили: «…уже поздно, надо было раньше об этом заботиться». Комиссар сообщал, что солдаты массово дезертировали. Вывод Джикия делал неутешительный: «...полк не боеспособен,
это минимум. Вернее, он опасен, ибо, конечно, даже красноармейцы, если бы и удалось их двинуть в бой, при первом же выстреле
шарахнули назад, создадут панику и тем разложат и более крепкие,
чем они, части». Комиссар настаивал: «...вся 167-я бригада должна
быть немедленно, во имя пользы дела, выведена из района боевых
действий и отправлена в тыл для обработки»39. Особисты сообщали, что 13 марта в учебной школе 16 человек от имени всего полка
отказались идти в наступление. При попытке комиссара и представителя командования убедить бойцов подчиниться приказу раздались крики: «Поднять на штыки комиссара и командира» и «Долой
коммунистов!». Особисты были так поражены этим выступлением, что нашли единственный способ заставить солдат наступать
на Кронштадт: «Приняты все меры для пополнения штата осведомителей»40. Коммунистам и командирам удалось успокоить красноармейцев и отвести их в казарму, вскоре семеро из них были арестованы, это подействовало, и выступления прекратились41.
Курсантские части, не участвовавшие в первом штурме Кронштадта, были настроены значительно более по-боевому, чем участники. Особисты отмечали 11 марта: «Настроение Смоленского полка курсантов, прибывших 10 марта с. г., боевое. Имеют желание
пойти в наступление»42. Но настроение переброшенных в 7-ю армию
курсантских частей отличалось от настроения курсантов, участников первого штурма. Чекисты сообщали, что, хотя эти части вполне надежны в политическом отношении, но в атаку идти не хотели,

197

Глава IV

считая ее безумием. Две роты петроградских курсантов были отведены в тыл. Проводилась чистка курсантских частей. Многие
из курсантов были расстреляны, в т. ч. те, которые во время первого
штурма Кронштадта угрожали заколоть штыками артиллеристов,
если они откроют огонь по Кронштадту. Курсантов стали расстреливать за уход с поля боя. 13 марта на открытом судебном заседании
рассматривалось дело по обвинению семи курсантов 9-й Петроградской пехотной школы им. тов. Троцкого в том, что во время наступления 8 марта на Кронштадт, когда с фортов по наступающим был
открыт артиллерийский огонь, «…курсанты <…> стали отставать
от наступавшей части, когда последняя от них удалилась, и ушли
в ближайший лес…» Двое были приговорены к расстрелу, пятеро —
на три года в штрафной батальон, но было решено их от наказания
«условно освободить и направить на передовые позиции»43.
Для борьбы с неприступными фортами и с вооруженными
дальнобойными орудиями линкорами Тухачевский решил использовать новую тактику артиллерийского боя. Первым об этом заговорил Каменев: «Мне рисуется некоторая разброска у нас артогня.
Не лучше ли решать задачи последовательно, например, подавить
“Петропавловск”, а затем уже следующую задачу, если наш огонь
еще не нанес никакого эффекта, то вряд ли мы морально можем
подействовать на восставших. Вот почему надо добиться разрешения хотя бы одной задачи и затем уже ставить другую задачу».
Одной из главных надежд красного командования, понимавшего,
что со слабой артиллерией 7-я армия не сможет причинить Кронштадту значительного ущерба, было вызвать подрыв боевого духа
восставших матросов непрерывными артобстрелами. На это больше всего надеялся Тухачевский, верный своим теориям о психологической войне: «В связи с обстановкой буду действовать так:
артогонь будет поддерживаться непрерывно день и ночь, причем,
чтобы внести разложение, придется стрелять по казармам в городе и по городу. Если только хлеб у них на исходе, то это произведет хорошее впечатление»44. Главными целями атаки красный
полководец сделал «Петропавловск» и «Севастополь». Всего Тухачевский наметил для обстрела, помимо линкоров, северные форты
№ 4 и № 6 и южный форт Константин. Он писал: «По разрушении

198

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

одной цели переходить к следующей <…>. Командюжгруппы держать г. Кронштадт под обстрелом и день и ночь»45. Помимо артиллерии, Тухачевский планировал широкое использование авиации. Подходили дивизионы ТАОНов и бронепоезда. Было решено
по-новому организовать управление огнем и всю тяжелую артиллерию объединить под командованием одного начальника. После
первого штурма Тухачевский хорошо понял, что он имеет дело
с серьезным противником, и буквально в каждом разговоре с главкомом повторял: «…залог успеха в превосходстве количества и по
возможности калибров в артиллерии, чем я и занят сейчас усиленно»46. Но, как мы знаем, к началу второго штурма этого не удалось
добиться. Командующий 27-й Омской дивизией В. К. Путна выступил против предварительной артиллерийской подготовки штурма.
Он считал: «Было ясно, что наша артиллерия разрушения крепости и фортов осуществить не сможет, как равно не сможет устранить и иные препятствия на пути пехоты. Производить артиллерийский обстрел крепости ради морального эффекта на гарнизон
крепости также не было смысла, так как в случае ответа крепости
после артиллерийской дуэли могло оказаться, что благодаря силе
и меткости стрельбы крепости может последовать как раз моральное потрясение наших войск». Подавляющее большинство участников совещания, созванного командующего группой Седякиным
накануне штурма, так же как и Путна, высказались против предварительного артиллерийского обстрела Кронштадта. Но командование 7-й армии решило по-другому47.
Каменева больше всего волнует наступление весны и неизбежное таяние льда: «Самое скверное — это начало оттепели и необходимость ускорить события, так как потом не доберешься никак
до Кронштадта». Поэтому Каменев, Троцкий, т. е. все высшее военное и политическое руководство, требуют скорейшего начала нового штурма Кронштадта, а командарм 7, наученный опытом первого
штурма, не может допустить нового поражения и хочет действовать
наверняка. Он отвечает Каменеву: «...усиленно готовимся и организуем штурм, который я считаю делом серьезным. <…> Хоть и меня
пугает оттепель, и торопят политические персоны, все же таки
не хочется атаковать до прибытия 80-й бригады»48. По-настоящему

199

Глава IV

эффективный огонь по Кронштадту наладить не удалось. Умный
особист Николаев писал 12 марта: «С нашей стороны редкий ответ
полевой мелкого калибра артиллерии, расположенной по берегу,
и тяжелой форта “Краснофлотского”. Наши снаряды не долетают.
Общее наступление до подвоза крупной артиллерии немыслимо...»49
Накануне штурма с прибытием новых ТАОНов, с пристрелкой артиллерии, с жестким чекистским контролем за красноармейцами
и командирами (особое внимание было приказано уделять наводчикам) точность стрельбы возросла. Николаев улучшил свое отношение к артиллерийской стрельбе: «16 марта. Наша артиллерия стреляла сравнительно ничего. Завтра надеемся быть в Кронштадте»50.
Беженцы из Кронштадта вспоминали в Финляндии, что обстрелы
не нанесли существенных потерь, не вызвали падения боевого духа
ни у защитников крепости, ни у жителей города. Но определенные
потери были: «...за 9 и 10 марта нами потеряно 14 убитых и раненых». С 15 марта обстрелы усилились. 15 марта снаряд с форта Краснофлотского попал на палубу «Севастополя». Было убито 14 человек и ранено 36. Тем не менее Петриченко подчеркивал 15 марта:
«В городе спокойно, настроение прекрасное»51. Только мощный обстрел Кронштадта 16 марта накануне штурма подействовал на защитников крепости. Арканников признавал, что «...бомбардировка
приносит существенный вред, <…> действуя угнетающе на защитников основных фортов и батарей, находящихся среди моря, весьма
близко к противнику и с малочисленным гарнизоном»52.
Удары по Кронштадту наносила и авиация. Начальник Главного управления Воздушного флота А. В. Сергеев в отчете главкому сообщал о главных трудностях: «Работа летчиков чрезвычайно затруднена: неблагоприятной мартовской погодой (туман, снег,
дождь, ветер <…>, таянием аэродрома)»53. Поэтому были дни, когда полеты не проводились. Сергеев докладывал: «Сводка за 9 марта. Вследствие сильного тумана и снега полеты не производились»54. К началу марта авиация Петроградского военного округа
насчитывала 5 отрядов. Но одна из лучших авиачастей — 1-й морской гидродивизион — после принятия Кронштадтской резолюции
была сильно ослаблена: многие военнослужащие были арестованы,
все подозрительные летчики отстранены от полетов. В 7-ю армию

200

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

перебрасывались новые авиационные части: с Западного округа
3-й авиаотряд, из Москвы 5 самолетов, из Твери — 4. Самолеты перебрасывались вместе с экипажами. Сергеев объяснял, что должна
была делать авиация: «1) разбрасывать агитлитературу и прессу
над Кронштадтом и мятежными фортами, 2) разведка (сношение
с финнами, жизнь в городе и на фортах), 3) корректирование артогня, 4) бомбометание по казармам, линкорам “Севастополь” и “Петропавловск”, заградителям с минами “Нарва”, “Волга”, наведение
паники в городе, 5) аэрофотосъемка для получения последних изменений в дислокации». Тухачевский, ставя эти задачи, оставался
верен себе. Главным для него было ведение идеологической, психологической войны. И, хотя, по сообщению Сергеева, «сброшено
60 000 экземпляров и 100 фунтов агитлитературы и приказов»55,
это оказывало прямо противоположное воздействие на гарнизон
и население, чем то, на которое рассчитывал основоположник новой теории классовой войны. О действиях авиации можно судить
по отчетам летчиков и командиров воздушных частей. Приведем
один из них: «Бывший все утро густой туман к 14 часам рассеялся
и позволил произвести полеты с целью бомбометания Кронштадта.
Бомбы были сброшены над восточной частью Котлина, в 5-й форт,
Северные форты, Петропавловск и Севастополь, военную гавань,
Пороховой завод, казармы. Петропавловск стрелял одной башней.
Трубы Петропавловска и Севастополя дымят. Над городом расстилается дым от пожара. Большого движения в городе и на фортах незаметно. <…> в 18 час. 30 мин. замечено по дороге от Юрьева к Котлину 4–6 подвод, 40–60 человек, одетых в черное сопровождающих.
<…> Часть Кронштадта сфотографировано. <…> Всего всеми воздушными частями было сделано (за этот день 21 полет продолжительностью 25 час. 10 мин. и сброшено 40 бомб весом 950 фунтов.
За день 3 аппарата потерпели аварию)»56.
Полетам мешало также состояние самолетов, которые были старыми и изношенными, и сильный заградительный огонь зенитной
артиллерии Кронштадта. Поэтому летчики часто не справлялись
с заданием. Летчик Федоров писал в отчете о полете 13 марта: «Из-за
сильного обстрела и плохой работы мотора не долетел до Кронштадта. <…> В моторе лопнул распределитель первого цилиндра»57.

201

Глава IV

Подобных отчетов было много. Даже если самолетом удавалось
сбросить бомбы, то, как правило, бомбы в цель не попадали. Командование авиацией требовало прекратить одиночные полеты и летать
группами. Первый такой полет был осуществлен 14 марта. Вылетели две группы, одна за другой, с интервалом в полчаса. Всего 9 самолетов. Сергеев сообщал Тухачевскому: «Бомбометание было сосредоточено линкорам и заградителям Нарва и Волга. Замечено одно
попадание в баржу близ дока, которая задымилась. Аппараты обстреливались сильным артиллерийским огнем...»58 17 марта Кронштадт
подвергся самому массированному воздушному налету. Некоторые
бомбы попали в цель. Летчик М. Е. Линдель сообщал: «Все четыре бомбы сброшены в дредноуты. Одна из бомб вызвала огромный
взрыв и большое облако белого дыма и пламени. Аппарат обстрелу
не подвергался. Стреляют только дредноуты. Видимость плохая»59.
Сразу же после падения Кронштадта командование потребовало отчета о состоянии крепости и фортов. Воображению рисовалась мрачная картина. Был задан вопрос: «Первое — ходят слухи,
что перед сдачей “Петропавловск” и “Севастополь” были подорваны командами. Верно ли это? Второе — то же самое относительно артиллерии крепости, целы ли орудия на фортах; третье — какие суда повреждены или выведены из строя. Четвертое — какие
здания и учреждения максимально разрушены». Ответ успокоил
центр. В нем сообщалось, что суда никто не взрывал. А в отношении линкоров в ответе говорилось: «Повреждений нет, кроме одного 12-дюймового попадания в верхнюю палубу Севастополя»60.
Несмотря на то, что во время обстрела и бомбардировок Кронштадта основной целью были линкоры, прямое попадание было только
одно. Видимо, стрельба была организована и с той, и с другой стороны не самым лучшим образом. 22 марта по приказанию Тухачевского специальная комиссия осмотрела форты Обручев и Тотлебен.
Из повреждений было отмечено: большое количество выбитых стекол, отколотые куски бетона, воронки и прочие мелкие повреждения. При осмотре других фортов и батарей также серьезных разрушений не было обнаружено. Такое же заключение было сделано
в отношении форта Константин. Задача авиации состояла в основном в корректировке артиллерийского огня и в разведке.

202

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

В предыдущей главе мы говорили о том, что во время первого
штурма красноармейцы шли в бой часто в рваной одежде и полуголодные. Изменилось ли положение со снабжением ко второму
штурму?
Командование 7-й армией и Комитет обороны предпринимали большие усилия для размещения красноармейцев и снабжения
их всем необходимым. Но централизация, бюрократизм, расстройство всей хозяйственной жизни страны и наплевательское отношение к рядовым красноармейцам привели к тому, что нормальное снабжение до начала второго штурма так и не было налажено,
хотя самые вопиющие недостатки были устранены. Особенно много проблем было в прибывающих частях и в частях, перемещенных
с одного боевого участка на другой. 10 марта особист А. А. Игнатьев встретил в деревне Малая Ижора 6-ю роту 561-го стрелкового
полка, прибывшую с Ольгинского завода. Он писал: «Ввиду того,
что рота собралась в поход неожиданно, то все постельные принадлежности остались в главном цейхгаузе роты в Кавашевских
бараках, и в настоящее время кр-цы спят прямо на полу в полной
боевой готовности в шинелях. <…> В роте скверно обстоит дело
с продовольствием, во-первых, потому, что продукты выдаются
в сухом виде и, во-вторых, что они выдаются на 3 дня и конечно
съедаются за один [день]. <…> Кр-цы заявили, что желательно бы
было получать ежедневно горячую пищу, а не сухими продуктами»61. О тяжелом положении в прибывающих частях чекисты докладывали Ленину и Сталину: «11 марта в Ораниенбаум прибыл
94 полк 32 бригады. Полк расквартирован совершенно неудовлетворительно, в казармах грязно и холодно. Из-за недостатка дров
нет кипятку. Сильная нужда в обмундировании и обуви. Настроение хорошее. <…> Прочие все прибывающие части терпят большие лишения благодаря необорудованности и антисанитарному
состоянию казарм, а также получения продуктов на руки в сухом
виде»62. Чекисты не могли понять причину такой неорганизованности. Естественно, они тут же начинали искать белогвардейских
врагов народа: «Нижеприведенные факты заставляют подозревать участие неизвестных организаций, нам активно вредящих:
10 марта из 12 запасного полка, расположенного в “Стрелке”,

203

Глава IV

в Ораниенбаум отправлена команда в 70 человек в лаптях, в то
время как в полку имелись сапоги»63.
Как и перед первым штурмом, снабжение артиллерийских батарей было налажено гораздо хуже, чем пехотных частей. Про
4-ю группу тяжелой артиллерии в отчетах сообщалось: «Обмундирования — не хватает 40 %. Недостает также лошадей, обозного имущества и медикаментов». В сводном артиллерийском парке
11-й дивизии у только что поступивших пополнений положение
было также тяжелое. Им не хватало «75 % всего положенного».
По-прежнему не хватало обуви. Об инженерном батальоне 11-й дивизии сообщалось: «Недостает обуви 40 %»64.
Только 16 марта, к началу штурма положение стало лучше. Тухачевский считал, что его части готовы к штурму. Хорошо накормленные, в подавляющем большинстве в соответствующей обуви
и обмундировании, снабженные маскировочными халатами, делавшими их невидимыми на льду, прекрасно вооруженные, за исключением недостатка тяжелой артиллерии, запуганные чекистским
террором и под пулеметами заградительных отрядов, обработанные
тысячами коммунистов-пропагандистов, находившихся в частях,
и тоннами агитационной литературы, они шли в атаку, несмотря
на то, что многие из них, даже в отборных курсантских частях понимали, что правда на стороне защитников крепости.

3. Кронштадт укрепляет оборону
Успешное отражение штурма с крайне незначительными потерями, надежда, что после этой победы к восстанию присоединятся матросы и рабочие Петрограда, переход многих красноармейцев
и даже курсантов к восставшим значительно улучшили настроение
защитников и жителей Кронштадта. Один из руководителей обороны, с 11 марта начальник оперативного отдела штаба Арканников писал: «Поведение войск противника и опрос многочисленных
пленных и перебежчиков дали штабу кой-какие сведения о войсках
противника; видно было, что войска идут под угрозой расстрелов,

204

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

кои весьма практикуются, выяснено, какие части противника имелись к началу атаки»65. Мы хотим привести имена первых жертв
среди солдат Третьей революции в Кронштадте. Этот кровавый
список потом во много раз увеличится, в подавляющем большинстве за счет массовых расстрелов кронштадтцев:
«1. Александров Михаил из Переходных команд, убит в бою
8 марта.
2. Данилов Александр из отряда Больших кораблей, убит в бою
8 марта.
3. Клименков Захар с учебного судна “Петр Великий”, убит
в бою 8 марта.
4. Мищенко Степан красноармеец 183-й стрелковой бригады,
убит в бою 8 марта.
5. 1 моряк, 1 рабочий и 4 красноармейца неизвестного звания,
убиты в бою 8 марта.
6. Поспелов Александр командир заградителя “Волга”, умер
от ран 8 марта.
7. Пахтанов Иван красноармеец ф. з. Северной батареи, умер
от ран 8 марта.
8. Ковшин Степан красноармеец 560-го стрелкового полка, умер
от ран 8 марта.
9. Шапошников Фома красноармеец 6-й Северной батареи, умер
от ран 10 марта»66.
После отражения штурма штаб обороны и ВРК начали устранять проявившиеся недостатки. Одним из них был огонь из тяжелых орудий по любому поводу, что утомляло ослабленный полуголодным пайком гарнизон и вело к порче артиллерийских орудий.
Козловский говорил об этом в Финляндии: «Распоряжения об открытии огня давались штабом днем и ночью по самым ничтожным
группам противника, когда он находился от атакованного пункта
на расстоянии 5–6 верст. Часто такая стрельба производилась
из орудий тяжелого калибра, была мало результативна, вела большой расход снарядов и ускоряла выбытие орудий из строя, а главное, в решительный момент силы артиллерии были подорваны,
как в смысле количества снарядов, так и количества исправно действующих орудий»67. 10 марта была предпринята попытка навести

205

Глава IV

мало-мальский порядок. Штаб приказал начальникам артиллерии
«...сделать распоряжение, чтобы зенитные батареи, находящиеся
на фортах, подчинялись бы только начальнику воздухообороны
и не стреляли по дальним земным целям», так как «стрельба по земным целям допустима лишь при появлении противника в непосредственной близости к форту, причем командирам фортов прибегать
к этому лишь в крайности, имея в виду, что наземная стрельба сильно портит зенитные орудия»68.
Одной из главных трудностей обороны Кронштадта было крайне незначительное число офицеров вообще и почти полное отсутствие опытных офицеров. Арканников объяснял, что для изменения принципов организации обороны не хватало офицеров:
«В отношении оперативно-штабной работы неблагоприятным обстоятельством было то, что полный недостаток командного состава
и соответствующих начальников не давал возможности объединить
группы фортов, как бы в виде секторов обороны, т. к. форты в артиллерийском отношении были подчинены начальнику артиллерии;
по другим же вопросам форты и батареи <…> обращались самостоятельно в штаб. <…> Если бы в распоряжении командования крепостью было бы хотя бы 4 человека свободных от прочих обязанностей, которые по своим личным данным могли бы быть назначены
начальниками групп, несомненно, начальник обороны и начальник
штаба были бы разгружены от многих, подчас и мелких, но срочных
вопросов, имея дело с 5–6 соединениями, не почти с 20-ю, как то
было на практике»69.
Штаб и ВРК пытались укрепить оборону Котлина. Были установлены проволочные заграждения в местах, «которые легко доступны с моря». 11 марта было издано несколько приказов об улучшении организации обороны. Приказы выглядели несколько
странно, учитывая их количество. В одном из них предписывалось
всем частям «исполнять приказания и распоряжения начальника
обороны крепости т. Соловьянова»70. Этот же приказ сообщал о назначении Арканникова начальником штаба обороны. Другой приказ предписывал создание 4 боевых участков обороны. Командовать
ключевым 3-м участком «от Петроградских ворот включительно
до форта “Петр”» был назначен командир 561-го полка Красников.

206

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

Командующий артиллерией недолгий период А. С. Бурксер выпустил приказ о правильном и экономном расходовании снарядов при
стрельбе: «Замечено, что командиры батарей при выполнении возложенных на них боевых задач не считаются с родом службы в зависимости от цели, обстреливая зачастую цель фугасными снарядами.
Предписываю всем комфортами обратить на это самое серьезное
внимание. На фугасный снаряд следует смотреть, как исключительно разрушительный, и такими снарядами не стрелять по цели без
рассудка, в таких случаях необходимо расходовать шрапнель или
сегментный снаряд. Вообще же считаю долгом предупредить как
форт, так и батареи, что необходимо расходовать снаряды возможно экономней, дабы ни одного снаряда не пропадало. В будущем
предписываю всем командирам фортов к 9 час. утра доносить мне
телефонограммой о количестве и роде выпущенных снарядов»71.
Перебежавший к красным К. П. Муран рассказывал на допросе
об обороне Кронштадта: «На летней пристани установлено 4 орудия <…>, расположенных друг от друга на 35 шагов и дулами направленных к Лисьему Носу. У крепостного вала, приблизительно
около Морского госпиталя, возможно, имеются легкие орудия <…>.
От Летней пристани, где имеется садик, срублены некоторые деревья, и по этим деревьям натянута проволока в ширину приблизительно около полутора сажени; там же поставлены рогатки»72. Одной из главных проблем обороняющихся была малочисленность
пехотных частей. Основной сухопутной частью являлся 561-й пехотный полк, насчитывающий 3600 человек. Были собраны сводные отряды из моряков. Интересно, что кронштадтские сухопутные
офицеры были довольно низкого мнения о морских сухопутных
отрядах в то время, как командиры и комиссары 7-й армии, познакомившиеся с балтийскими матросами на многочисленных фронтах Гражданской войны, были противоположного мнения, считая,
что в рукопашном бою, особенно в хорошо им знакомом Кронштадте, они являются грозным противником. Большую роль в обороне
Кронштадта играли рабочие (см. выше).
Некоторые виды оружия не были использованы, например, динамит и другие взрывчатые материалы. Офицеры, ушедшие в Финляндию, были убеждены, что «...не все необходимое для обороны

207

Глава IV

было сделано. В Кронштадте имелось, например, до 700 пудов пироксилина. Можно было взорвать весь лед»73. Несмотря на принятое
ВРК решение, взрыв льда осуществлен не был. Крестьянинов писал:
«В организации обороны восставших имели место серьезные проблемы, мешающие организовать действенную оборону. В первую
очередь недостаточная сплоченность, “рыхлость” власти Ревкома,
определившие нерешительность восставших. Так, Минный отряд
крепости во главе с А. Н. Никитиным (на самом деле Н. А. Никитин — начальник инженерной обороны крепости. — Л. П.) отказался
закладывать подледные минные заграждения на подступах к Кронштадту»74.
Одним из источников пополнения гарнизона Кронштадта оказалась 7-я армия (см. гл. 3). Козловский вспоминал в Финляндии:
«Из части этих пленных под конец обороны был сформирован отряд, который действовал бок о бок с нами и, в конце концов, интернировался в Финляндию»75. 15 марта «Известия ВРК» сообщили
о собрании 240 пленных, в основном курсантов: «Нами Московскими и Петергофскими курсантами комсоставом и красноармейцами
8 сего марта был получен приказ идти в наступление на г. Кронштадт. Нам сказали, что в Кронштадте белогвардейский мятеж. Когда мы без выстрела подошли к берегу г. Кронштадта и, встретив
передовые части матросов и рабочих, убедились, что в Кронштадте
никакого белогвардейского мятежа нет, а наоборот, рабочие и матросы свергли власть комиссародержавия, тут же мы добровольно
перешли на сторону восставших и теперь просим Ревком г. Кронштадта влить нас в красноармейские части, так как мы желаем стать
защитниками рабочих и крестьян не только Кронштадта, но и всей
России. Считаем, что Ревком г. Кронштадта действительно встал
на истинный путь в деле освобождения всех трудящихся. И только
с этим лозунгом “Вся власть советам, а не партиям” можем довести
начатое дело до конца. А о всех замеченных в пропаганде против
действий и распоряжений ВРК Кронштадта обещаем ставить в известность и сообщать в Р. К.»76
Организации действенного отпора частям Тухачевского мешало слишком либеральное отношение со стороны ВРК и матросской
массы к коммунистам, к своим товарищам, со многими из которых

208

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

они вместе служили и воевали в Гражданскую войну. Мы уже писали выше, что многие видные коммунисты были арестованы в первые дни восстания, другие бежали из Кронштадта. Но значительно большее их число оставалось на свободе. Большинство из них
искренне ненавидели большевиков и до конца сражались с ними,
а после падения Кронштадта ушли в Финляндию. Но было немало коммунистов, которые передавали информацию, подавали сигналы командованию 7-й армии, а когда большевистские части ворвались в Кронштадт, сделали все для поражения восставших.
На вопрос журналиста газеты «Новая русская жизнь» «Почему
кронштадтские коммунисты не оказали вам сопротивления?» офицеры ответили: «Большевики давно уже раскололись по всей России на больших и маленьких. Маленькие коммунисты отказались
идти за большевиками...»77
Чернов считал одной из главных причин падения Кронштадта измену78. У ВРК было много информации о том, что некоторые
коммунисты делают все возможное для ослабления обороны и оказания помощи 7-й армии. Какое-то время после ареста членов Временного бюро РКП(б) ВРК практически не принимал никаких мер
против коммунистов, оставшихся на свободе. Дело не только в световых сигналах и передаче информации командованию 7-й армии. Это
покажется незначительной мелочью по сравнению с тем, чем занимались оставшиеся на свободе коммунисты. Мы приведем отрывки
из очень интересного документа «Докладная записка военморов линкора “Севастополь”...». В ней перечисляются конкретные действия
ряда матросов корабля против восставших: «Петров Иван, командир
9-й роты, был под сильным надзором у фельдфебеля 9-й роты Кузнецова и во время пребывания в 5-м плутонге79 вывел таковой из строя,
1-е орудие — испортил стреляющее приспособление, 8 орудий сорвал
с цапф и приводил стреляющее приспособление в недействие, а также вывел из строя 11-й плутонг и 5-е орудие 7-го плутонга, а также
портил все время элеваторы, чем способствовал задержке стрельбы...» 17 марта он многое сделал для того, чтобы большая часть матросов «Севастополя» осталась на корабле. Если даже десятая часть, напечатанная в этом документе, правда, то Петров сделал для падения
Кронштадта больше, чем какая-нибудь бригада 7-й армии. Но Петров

209

Глава IV

был далеко не единственным. Пять матросов «Севастополя» во главе
со старшиной Петром Яновским «работали при 2-й башне, которую
все время портили и выводили из строя. Порча была такова: вывели
из строя гальваническую цепь, заклинивали поворот башни, вывели
из строя левый храп, диски были отданы, и снаряды не подавались».
Мы привели лишь небольшую часть этого документа. В команде корабля было еще много подобных матросов. Петра Соколова хотели
арестовать за то, что «все время пребывания на корабле Корабельного революционного комитета вел агитацию против белогвардейских авантюр», но так и не арестовали. В документе очень туманно
объясняется, что «ввиду разложения роты не представилось возможным»80. Видимо, благодаря столь «блистательной» стрельбе с линкоров они проиграли дуэль с фортом Красная Горка, хотя в июле
1919 г., во время восстания гарнизона этого форта линкоры «Петропавловск» и «Андрей Первозванный», значительно уступающий вооружением «Севастополю», после трехдневной артиллерийской дуэли заставили мятежников отступить из форта.
ВРК начал понимать, что к оставшимся на свободе коммунистам нужно принимать более жесткие меры. 10 марта комендант
Кронштадта Е. Я. Земсков издал приказ, предписывающий всем
коммунистам в течение двух суток: «...сдать все имеющееся у них
оружие, как-то: револьверы, патроны к ним, также шашки, кортики и аккумуляторы, и электрические фонари». Не сдавших оружие
приказ предупреждал, что они «будут привлекаться к тяжелой ответственности»81. 13 марта ВРК издал новый приказ: «Коммунисты,
оставшиеся на свободе, злоупотребляют доверием, оказанным им
Врем. Рев. Комитетом. Обнаружены попытки их подавать световые
сигналы неприятелю. <…> Предатели и шпионы предупреждаются, что расправа с ними будет производиться на месте, без всякого
суда, по законам, диктуемым переживаемым моментом»82. Но грозные приказы, не подкрепленные делами, никого не пугали. Революционные власти Кронштадта были вынуждены вновь начать аресты
коммунистов. 14 марта в морскую следственную тюрьму были посажены четыре моряка-коммуниста.
Всего в четырех кронштадтских тюрьмах содержалось 424 человека, из них: в Морской следственной тюрьме — 161 человек; при

210

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

отдельной штрафной роте Кронштадтской крепости — 104 человека, при 2-м особоотделении — 53 человека; в 1-м Кронштадтском
исправительном доме — 107 человек. Большинство из них составляли коммунисты. Помимо них в тюрьмах было заключено некоторое количество военнопленных, которые вызывали недоверие
кронштадтских властей, несколько морских офицеров, отказавшихся присоединиться к восставшим, несколько уголовников и небольшое количество матросов, совершивших какие-либо проступки.
13 марта ВРК издал приказ о мерах воздействия на заключенных коммунистов, находящихся в Морской следственной тюрьме,
где были наиболее мягкие условия заключения для самых влиятельных коммунистов: «1) Вменить в обязанность коменданта тюрьмы
зорко следить за поведением заключенных, предоставить ему право
в случае явного неповиновения и упорного стремления нарушить
порядок — принять самые решительные меры пресечения и наказания виновников нарушения. 2) Отнять у арестованных карандаши,
бумагу и проч., запретив им заниматься изданием рукописного журнала, явно вызывающего характера. 3) Усилить караулы и бдительность»83. Для осуществления этого приказа комендантом Морской
следственной тюрьмы был назначен искренне ненавидевший большевиков матрос «Петропавловска» анархист С. К. Шустов, но и при
нем режим не изменился.
Сидевшие в кронштадтских тюрьмах коммунисты любили после освобождения жаловаться на тяжелые условия заключения,
прежде всего на проблемы с питанием. Жалобы могли бы казаться обоснованными, если бы мы не знали обычного рациона защитников крепости и жителей Кронштадта в эти дни. Рационы заключенных и всех остальных были совершенно одинаковы. Несколько
ухудшилось питание в последние дни перед падением крепости.
Единственная жесткая мера, которая была осуществлена в отношении заключенных, состояла в изъятии у них обуви. Но защитникам Кронштадта обуви катастрофически не хватало. Сообщение
об этом было опубликовано в «Известиях»: «Ввиду того, что временно арестованные коммунисты сейчас в обуви не нуждаются, таковая от всех их отобрана в количестве 280 пар и передана частям
войск, защищающим подступы к Кронштадту. Для распределения

211

Глава IV

коммунистам выданы взамен лапти. Так и должно быть»84. Бывшие заключенные вспоминали: «...по инициативе “Красного баяна”
Л. Филиппова был организован в нашей камере выпуск газеты, ибо
по случайным обстоятельствам “Красному баяну” удалось сохранить сумку (висела на ремне) под одеждой, в которой находилась
бумага и разноцветные карандаши. Выпустили около 3-х номеров,
по прочтении каждого номера передавали в другие камеры во время
хождения за кипятком или обедом»85.
Так как до конца обороны в Кронштадте оставались коммунисты, сотрудничавшие с командованием 7-й армией, то следственная
часть ВРК под руководством молодого рабочего Павлова в дополнение к 150 коммунистам, арестованным в начале восстания, добавила еще 150 человек.
В целом для отражения штурма в Кронштадте оружия хватало с избытком, в первую очередь это относится к тяжелой артиллерии. Одним из самых крупных недостатков в деле организации
обороны было небольшое число прожекторов. Они были явно испорчены коммунистами даже на «Петропавловске». После подавления выступления 1-го ораниенбаумского воздушного дивизиона
восставшие остались без авиации. По некоторым данным, они смогли отремонтировать два из трех находившихся в Кронштадте самолетов и совершить налет на Северный боевой участок. Не хватало
ружей для вооружения всех рабочих. Офицеры, ушедшие в Финляндию, подчеркивали, что патронов для пулеметов было не так
уж много86. Одним из главных препятствий к успешной обороне
Кронштадта было то, что крепость предназначалась для отражения штурма с моря, а не для атак с тыла. Козловский рассказывал
о трудностях артиллерийской обороны: «Весь Кронштадт обращен
фронтом на запад, а нападения неприятеля производились с востока, юга и северо-востока и реже с юга и с севера. Благодаря этому,
действия нашей артиллерии производились не по привычному для
нее направлению, установочные данные приходилось вырабатывать
вновь, а по некоторым направлениям артиллерия и совсем не могла
действовать. От неприятельского артиллерийского огня с флангов,
а чаще с тыла, артиллерийская прислуга не имела укрытия»87. Морская крепость никогда не ожидала атаки со стороны Петрограда.

212

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

Кронштадт — морская крепость, и единственной крупной сухопутной частью был 560-й стрелковый полк. Подразделения этого полка, сборные морские команды, даже отряды вооруженных рабочих
не могли сосредоточить внушительные силы вдоль всей линии обороны. Козловский считал, что «на каждого пехотинца <…> приходилось 5 сажень»88. Отсюда ясно, что не все участки обороны Кронштадта
были заняты пехотой, «а имелся небольшой резерв, приблизительно
в две роты, который перебрасывался в угрожающие места на автомобилях»89. Нападающие находились в более выгодном положении. Они
могли сосредоточить на заранее выбранных для атаки участках силы,
значительно превосходящие защитников. Разведка в 7-й армии была
поставлена на должную высоту. Почти ежедневно в воздух поднималось большое количество самолетов, наблюдавших за Кронштадтом,
приходящие из Кронштадта каждый день перебежчики, сигналы, подаваемые еще оставшимися на свободе коммунистами, давали возможность избрать для атаки наименее защищенные участки обороны.
О нехватке обуви мы писали выше. К этому нужно добавить, что гарнизон сидел на полуголодном пайке, в то время как красноармейцев
и курсантов в подавляющем большинстве кормили нормально. Положение с медикаментами в крепости не изменилось со времени первого
штурма, их практически не было. Финские власти почему-то не разрешали поставлять в Кронштадт лекарства из Финляндии. Голодные,
плохо обутые, измученные постоянными артиллерийским обстрелами, атаками с разных направлений, тревогами, поднимаемыми штабом
по любому, даже самому ничтожному поводу, потерявшие надежду
на помощь из Питера, защитники Кронштадта ждали нового штурма.
«Ещё немного...
Мы у порога
Без бурных дней
В кровавом хмеле
Идем мы к цели
Маяк видней
Оковы сняты
Надеты латы
Растоплен лёд.

213

Глава IV

Рокочет буря
И стяг пурпуря —
Восстал народ.
Из мрака склепа
Где гнили слепо
До этих дней
Мы вышли к свету,
Зажгли ракету —
Мятеж огней.
Ещё немного...
Мы у порога.
Без бурных дней
Минуя мели
Идем мы к цели —
Маяк видней»90.

4. Второй штурм и падение Кронштадта
Мы уже писали о планах юного красного полководца непрерывно стрелять день и ночь по городу и фортам, но основной огонь сосредоточить по линкорам и двум фортам. Провал первого штурма
заставил командование 7-й армии перейти от шапкозакидательного настроения в отношении «матросни» к преувеличенным страхам.
Боялись перехода кронштадтцев в наступление. Планы этого наступления у ВРК и штаба обороны существовали до первого штурма Кронштадта, но по мере пополнения 7-й армии новыми частями,
значительного усиления артиллерии и авиации Кронштадт решил
дождаться таяния льда. Два-три дня после первого штурма еще существовали какие-то надежды на восстание в Петрограде, на Балтийский флот, но они быстро исчезали. По мере усиления 7-й армии
настроение Тухачевского улучшалось. 11 марта он сообщал Каменеву: «Продолжается сосредоточение. 79-я бригада прибыла и завтра
с рассветом выступит в исходное положение. ТАОН-ы сегодня занимают позиции, и завтра днем будет закончена пристрелка. Сейчас

214

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

в воздухе 29 аэропланов вылетели на Кронштадт. <…> Налегаю вовсю на организацию огня; весь Кронштадт как на ладони, и, по-моему, при хорошем огне мы его разобьем, тем более что ясно видны
тыльные части фортов без прикрытий»91.
Форты и линкоры ответили на обстрелы батарей 7-й армии. Постепенно огонь с обеих сторон возрастал. Николаев 12 марта дает
подробную картину разрушений: «В 5 часов дня открыт частый
огонь по Ораниенбауму, в частности, спасательной станции, разбито депо, разорвана связь, разбит дом бригады. Снарядов 15 упало
в центре города, 7 снарядов упало вблизи дома Особотдела, попадания меткие. <…> Часть штабов эвакуируется в окрестные деревни,
боясь ураганного огня по городу»92. Если у защитников Кронштадта
не было заметно упадка духа, несмотря на штурм, частые артобстрелы и бомбежки, то на бойцов 7-й армии огонь с мятежных фортов
и линкоров действовал удручающе. В сводке политотдела 11 марта
сообщалось: «1-я батарея артдивизии, 187-я бригада. <…> настроение команды ухудшается вследствие сильной бомбардировки мятежниками г. Ораниенбаума и окрестностей и нашего неудачного
наступления»93.
Несмотря на то, что интенсивность обстрелов Кронштадта возрастала, мощный огонь фортов и линкоров приводил командование
7-й армии к неутешительным выводам. Вечером 13 марта Николаев
докладывал: «Сообщаю, что день 12 и до половины 13 марта прошел
под обычным периодическим и частым обстрелом неприятельского огня, редким ответом с нашей стороны. <…> Наступление отложено в силу медленного подвоза артиллерии ТАОН. Наступление
предполагается на 14–15 марта. На артиллерию мы рассчитывать
не можем. Она может служить для подъема духа наступающим колоннам — не больше. Дредноуты заставить замолчать мы не можем
береговой артиллерией, форт “Краснофлотский” не достает. Немедленно неприятель против нас имеет 114 орудий, из них в наш боевой участок могут стрелять 94»94.
14, 15, 16 марта артиллерийский огонь 7-й армии усилился,
мощь и точность его возросли. Особенно активно заработали батареи 16 марта, накануне штурма. Тухачевский был вынужден отложить штурм на один день из-за восстания в его любимой части,

215

Глава IV

в 79-й бригаде (см. выше). После более чем жестокого наказания
восставших он решил, что 7-я армия готова к штурму, несмотря
на то, что еще не получил всю движущуюся ему на помощь артиллерию. Из-за страха перед таянием льда и из-за усиливающегося давления Троцкого, Зиновьева и других высших руководителей Тухачевский отдает приказ о начале штурма крепости в ночь на 17 марта:
«В ночь с 16 на 17 марта стремительным штурмом овладеть крепостью Кронштадт». Приказ предписывал: «Группам ограничится
занятием лишь наиболее препятствующих движению фортов. Соблюсти полную точность и стремительность движения колонн»95.
Арканников был вынужден признать, что от такой плохой организации обороны «...начали сдавать кой-какие орудия, войска переутомлены тяжелой службой в постоянном напряжении»96.
Но, помимо усиливающегося давления политического и военного руководства Советской Республики, у Тухачевского была и более
веская причина захватить Кронштадт как можно скорее — метеорологические условия. Лед мог тронуться в любой момент, и тогда
Кронштадт становится неприступен; Петроград, несмотря на высылку тысяч матросов, на усмирение рабочих, с одной стороны,
и подкупа их качественным продовольствием, с другой, возможно,
сдался бы флоту без особого сопротивления. 13 марта Тухачевский
обратился с запросом в штаб Балтфлота: «...срочно донести по опыту прежних лет, когда возможно ожидать вскрытия льда Финзалива или приведение в состояние, исключающее возможность сообщения по нему с Кронштадтом»97. Ответ он получил незамедлительно:
«...за последние 30 лет самое раннее вскрытие льда в районе Кронштадта было 28 февраля, а самое позднее 14 мая. Среднее нужно считать в 25-х числах апреля. Нынче нужно ожидать вскрытие близко
к среднему, если будет теплая погода, так как средняя толщина льда
обыкновенно бывала 11 дюймов, но зато имеется толстый снежный
покров, который мешает льду таять»98. Вопрос о состоянии льда становился важнейшим вопросом битвы за Кронштадт. В Кронштадте
молились верующие и неверующие, чтобы лед тронулся как можно скорее. Командование штурмующих не могло открыто молиться,
но, наверно, про себя обращалось к отвергнутому Богу, молясь, чтобы лед не тронулся, а также к новым богам — Марксу и Энгельсу,

216

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

Ленину и Троцкому с такой же просьбой. Тухачевский 9 марта говорил по телефону Каменеву, что, хотя у штурма был «исход паршивый», он получил удовольствие от того, что «Севгруппа сумела
пройти по льду, чего отчаянно боялась»99. Но с каждым днем воспоминания о проходе по льду забывались, а начавшаяся оттепель
была перед глазами. Николаев сообщал вечером 13 марта о настроении частей Южной группы: «Вера в успех, при наличии частей в настоящее время и их качества, чрезвычайно шатки, ибо еще есть естественное препятствие. При наступлении тепла лед покрылся водой
местами до колен и выше, что больше всего страшит сухопутную
армию. Они никак не верят, что лед крепкий, и вода эта временно,
до трещин льда, и она вся уйдет под лед, и что вообще провалиться нельзя. Надо сказать, что это имеет наиболее серьезное значение
при штурме»100. Войска были охвачены новой психической болезнью — ледобоязнью. 14 марта произошли волнения в 501-м полку
Сводной стрелковой дивизии. Политотдел Южной группы докладывал: «Красноармейцы, <…>, собравшись, заявили, что не желают
идти в наступление на Кронштадт, мотивируя это нежеланием вести бой на льду, но не отказываются обороняться на суше»101. Несмотря на все уверения командования, что лед прочен и надежен,
тревога нарастала. В 24 часа 15 марта разведка 7-й армии докладывала: «Войсковой разведкой отмечается сильное таяние снега и появление воды над льдом в Финзаливе»102.
Части Северной группы начали наступление в 2:45, на 15 минут раньше, чем предписывал приказ Тухачевского. Данные о начале выступления Южной группы находятся в приказе Тухачевского. Она должна была вступить на кронштадтский лед в 4 часа утра
17 марта. Но в приказе командования Южной группы — в 3 часа.
По воспоминаниям командира Сводной дивизии Дыбенко, передовые части выступили в 1:30, а «в 2 ч. 15 мин. на лед вступили последние резервные полки»103. Южная группа состояла из 27-й дивизии
под командованием Путны и Сводной дивизии под командованием
Дыбенко, в которой бойцов было в четыре раза больше, чем в Северной группе. Но в Северной группе под командованием Казанского были сосредоточены курсантские части: 8-е Петроградские
командные курсы, 1-я Петроградская школа, Смоленские курсы,

217

Глава IV

1-я Петроградская военно-топографическая школа, Высшая автомобильная школа, а также отборные подразделения 11-й Петроградской стрелковой дивизии. В обстановке мертвой тишины, боясь себя преждевременно обнаружить, части начали наступление
на Кронштадт. Лучшими частями Южной группы были Петергофские командные курсы и полк Особого назначения. 561-й Стрелковый полк и 79-я бригада считались ненадежными. Начальник главного штаба Красной армии П. П. Лебедев четко охарактеризовал
различное настроение перед атакой в Северной и Южной группах:
«Настроение частей Северной группы воинственное. Южной группы — устойчивое»104. Впереди колонн шли проводники-разведчики, за ними штурмовые группы. Один из участников штурма, петергофский курсант Н. А. Степанов описывал их: «При головных
полках были организованы ударные группы, в частности ударная
группа полка Особого назначения была накануне снабжена ножницами для резки проволочного заграждения, перекидными лестницами на случай, если лед перерезан или разбит, и осветительными
ракетами. Одета ударная группа была в белые халаты с головными
капюшонами, каждому ударнику было выдано по два индивидуальных пакетика, чтобы сразу каждый на случай ранения мог сделать себе перевязку. Было выдано достаточное количество гранат
и по 200 патронов каждому. <…> Пулемёты везлись группой на саночках, как и запасные орудийные замки»105. Дыбенко вспоминал
об обстановке наступления: «Одетые в белые халаты движутся разведчики и дозорные впереди своих полков. Кругом мертвая тишина. Лишь изредка — негромкая отрывистая команда. Поскрипывает
под тысячами ног снег. За колонной непрерывной змейкой тянутся
телефонные линии. Во мраке ночи на льду и белом снегу чернеют
точки: это контрольные посты с присосавшимися ко льду телефонистами, ежеминутно проверяющими исправность связи. Пронизывающий и особенно ощутительный на льду ночной холод заставляет
их свертываться в клубочки и еще плотнее прижиматься к аппаратам, стоящим на льду»106.
Больше всего наступающие боялись, что их могут обнаружить
при помощи мощных прожекторов, но этого не произошло. Курсант
И. И. Ющук из Северной группы вспоминал: «Молча продвигаемся

218

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

к берегу Финского залива. Как только несколько бойцов вышли
на опушку кустарника, скользнул луч неприятельского прожектора. Все затихли. Сразу у всех возникло опасение: неужели заметили.
Но луч, не остановившись на определенном месте, пошел дальше.
Двинулись по льду при помощи досок, но это весьма задерживало
движение. Бойцы стремились вперед и, несмотря на провалы по колено в воду, от досок отказались. <…> Нормальное движение колонн
то и дело нарушали лучи неприятельских прожекторов. С приближением луча прожектора вся масса бойцов ложилась в большинстве случаев прямо в воду в ожидании, когда луч отойдет в сторону.
Такая картина повторялась очень часто, и курсанты основательно
промокли. Это очень раздражало нас, и все стремились вперед, как
можно вперед, чтобы скорее покончить с противником»107. Утомленный гарнизон явно ослабил бдительность, поэтому подразделения
79-й бригады были замечены только в 5 часов утра, уже на линии
Первого южного форта. После нескольких винтовочных выстрелов
огонь открыли пушки и пулеметы фортов и линкоров, вскоре им
ответила артиллерия 7-й армии. В это же время, в 5 часов, правый
сосед 79-й бригады, полк Особого назначения вышел к Петроградским воротам и только возле них был обнаружен кронштадтцами.
В организации обороны Кронштадта были очевидны чудовищные
провалы. Участник штурма Степанов вспоминал: «Имевшиеся
у нас данные говорили о том, что на пятой версте имеется застава
противника, которую надлежало группе бесшумно снять. Подошли
к пятой версте, где должна быть застава, но она до нашего подхода ушла. Это способствовало группе, не будучи обнаруженной, продвигаться дальше»108.
Ударная часть 187-й бригады И. Ф. Федько — полк Особого назначения, развернувшись в цепи, бросился в атаку. Петроградских
ворот давно уже не существовало. От них остались только развалины. Штаб обороны, учитывая это обстоятельство, установил напротив так называемый ворот, 4-орудийную батарею 3-дюймовых
орудий и большое число пулеметов. Перед воротами на льду были
оборудованы проволочные заграждения, а через них пущен ток высокого напряжения. Но в результате артиллерийских обстрелов
проволочные заграждения были сильно повреждены и остались

219

Глава IV

без тока. Степанов описывал штурм Петроградских ворот: «Впереди шел взвод гренадеров, из них часть с осветительными ракетами.
При обнаружении раздались отдельные выстрелы, ракеты с их стороны перелетали через отдельных курсантов 1-го взвода. Со стороны Петроградских ворот открылся пулеметный огонь, а потом и артиллерийский. Подаю команду “Осветить Кронштадт”. <…> Это
свидетельствовало о том, что ударная группа соприкоснулась с противником и идет в наступление на Петроградскую пристань, и что
артиллерийского огня с нашей стороны по окраинам Петроградской
пристани не открывать. <…> Перед этим, когда шли, тишина была
полная. <…> И в этот момент при такой тишине внезапно раздался
ураганный артиллерийский огонь, <…>. Все это, конечно, заставило
некоторые части, идущие позади нас, лечь на лед. Нужно сказать,
к чести полка особого назначения, что весь командный состав полка во главе с командиром полка т. Бурковским и комиссаром полка т. Н. Богдановым (был ранен в ногу) участвовал в атаке. Даже
комендантская команда под командой т. Гольдберга, приняла участие в наступлении…» Курсантский полк столкнулся с бешеным сопротивлением. Степанов продолжал: «Мятежники открыли по нас
огонь на картечь, и лишь благодаря так называемому мертвому пространству головной взвод не сложил полностью свои головы. Группа частью ворвалась в Кронштадт. Спустя некоторое время пускаю
остальные взводы и прошу командира полка, чтобы дал поддержку
и одновременно нажал на 79-ю и 32-ю бригады, для ускорения их
наступления, ибо часть ворвавшихся в Кронштадт ударников была
взята в плен. Около 30 петергофцев были раздеты, разуты и отведены в сарай, где им угрожал расстрел»109. Отметим, что ни один
пленный, а их за два штурма крепости набралось несколько тысяч,
не был расстрелян кронштадтцами, их даже кормили так же, как
бойцов кронштадтского гарнизона.
На помощь при штурме ключевого пункта обороны Кронштадта
подошла 32-я бригада М. Рейтера. Но лобовая атака вновь не принесла успеха. Дыбенко вспоминал о колоссальных потерях, понесенных бригадой: «Потери в полках доходят до 30 процентов. Потери среди командного состава до 40 процентов. Полк Тюленева
геройски, в неравном бою дравшийся в течение часа, понес потери

220

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

до 60 процентов»110. Дыбенко не пишет, что уцелевших бойцов даже
угрозой немедленного расстрела нельзя было поднять в атаку. Полк
был отведен в тыл, очищен от всех «ненадежных» элементов, накормлен и снова брошен в бой на другом участке. По свидетельству
Лебедева, «...в 6 час. 10 мин. части 32-й и 187-й бригад ворвались
в город, где завязался бой с противником, засевшим и обстреливающим ружейным и пулеметным огнем из всех домов и окон»111.
У восставших не хватало пехотинцев, но даже тех, которые были
в наличии, нельзя было использовать из-за отсутствия обуви. Из-за
нехватки людей и тяжелых обстрелов некоторые форты пришлось
оставить, и их защитники отступили на основные форты. На Северном участке был оставлен ближайший к берегу форт № 7. В 2 часа
взвод курсантов двинулся к форту № 7 и в 3:30 занял его. Гарнизона
в нем не было, основные курсантские части были брошены в атаку
на северный форт № 6.
В атаке на форт № 6 участвовал не только 3-й курсантский полк,
но и батальон 2-го сводного курсантского полка, попавший туда
по ошибке. Он должен был наступать на форт № 5, но ночью в тумане потерял направление и вышел на форт № 6. За полкилометра
до форта колонны перестроились в цепи, но встретили отчаянное сопротивление, легкие 3-дюймовые орудия расстреливали их в упор,
а тяжелые начинали уничтожать резервы атакующих. Курсанты
стали отступать, но командирам удалось поднять их вновь в атаку.
Тогда восставшие взорвали три фугаса, установленные подо льдом.
Но, несмотря на это, батальон смоленских курсов ворвался в форт
с севера. Следующим в крепость ворвался передовой отряд 3-го курсантского полка. Ющук писал: «Мы с криком бросились на вал форта № 6. Противник дрогнул и побежал, бросая пулеметы и винтовки
в разные стороны. Большая группа мятежников укрылась в каземате форта. <…> Моментально восстанавливается живая связь с цепочкой. Ободренные успехом, бежим добивать врага, скрывшегося
в казематах». Там их глазам предстала страшная картина: «Вбегаем
в каземат, видим сплошную массу матросов, стоящих с поднятыми
вверх руками. Натыкаемся при входе на груду лежащих тел противника. Спрашиваем: — почему их здесь так много. Один курсант говорит: “Да вот этот товарищ пошутил немного, насилу удержали”.

221

Глава IV

Я увидел плечистого матроса выше среднего роста, сбоку у него висел маузер. Черные его глаза, налитые кровью, сверкали, он молчал.
Присмотревшись, я узнал его, это был наш начальник разведывательного отряда имени Троцкого. Он со своей командой разведчиков перенес большую тяжесть борьбы с мятежниками. Его психологическое состояние было вполне понятно»112. Но нас, казалось
бы, эта страшная картина не должна удивлять. Мы уже приводили приказы Тухачевского и политического руководства 7-й армии.
В них подчеркивалась одна простая и страшная мысль: «Пленных
не брать», однако незадолго до второго штурма содержание приказов изменилось на 180 градусов. Первое упоминание о том, что было
решено изменить отношение к пленным, содержалось в выступлении в ПК РКП(б) комиссара Северного участка Угланова на заседании исполкома Петроградского Губсовета: «Но элемент разложения у них налицо, это несомненно. <…> мне передавали, что
многие боятся сюда бежать обратно только потому, что боятся, что
будут расстреляны. <…> Мы завтра, если будет благоприятная погода, пошлем туда листовки, мы думаем на аэропланах ссыпать их
в Кронштадт…»113 Решение о взятии в плен было продиктовано тем,
что напуганные первым штурмом комиссары не хотели ставить матросов в безвыходное положение, которое заставило бы их драться
до конца. Стало понятно, что взять Кронштадт будет необыкновенно трудно, а мятежников можно будет расстрелять в дальнейшем.
Изменившееся отношение к пленным отразилось в новом приказе
Тухачевского и Зиновьева по 7-й армии 15 марта: «По достоверным
сведениям, кронштадтские красноармейцы и моряки, обманутые
и поднятые на мятеж заговорщиками-белогвардейцами, начинают
понимать свое жестокое заблуждение и свою вину перед рабочекрестьянской Россией. <…> Приказываем: не причинять никаких
оскорблений и насилий всем добровольно переходящим на нашу
сторону, ибо всем искренне раскаявшимся рабоче-крестьянская
власть сохранит жизнь и свободу»114. Комиссары усиленно внушали новую установку бойцам.
Ворвавшиеся в город курсанты спешили к находящейся недалеко от Петроградских ворот Морской следственной тюрьме.
Ющук писал: «Все смолкло, только из-за стены послышался голос:

222

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

«Скорей, товарищи, к тюрьме, освобождайте арестованных, а то
их там расстреляют»115. На рассвете заключенные услышали приближающийся шум, отряд курсантов подходил к тюрьме. Его вел
бывший комендант А. Д. Тузов, которого, видимо, заранее обо всем
предупредили. Заключенный Н. М. Тарасов вспоминал: «…послышался звон разбитых стекол в нашей камере. Через несколько минут все заключённые были на ногах, и, толкаясь друг о друга, каждый хотел узнать, что случилось». Курсанты сняли часового, «…но
в тюрьму через ворота им попасть не удалось ввиду усиленной
охраны. Поэтому они решили разбить стекла и передать в камеру
оружие (около 8 винтовок с патронами и несколько гранат), чтобы
заключенные сами открыли двери и напали бы с тыла на стражу,
охранявшую главные ворота». Получив оружие, после короткого
обсуждения заключенные решили действовать. «Взяли две длинные скамьи и стали выбивать двери наружу <…>, несколько человек решили выйти из тюрьмы и сделать нападение на три пункта,
т. е. на часовых, стоящих у главных ворот, на караульное помещение и на канцелярию. Намеченная операция без единой жертвы
в несколько минут была выполнена с большим успехом, и во двор
тюрьмы вошло около 10 человек красных, ведущих наступление
из Ораниенбаума. За короткий промежуток времени все захваченные нами (стража тюрьмы и охрана) были раздеты, особенно быстро сняли сапоги и верхнюю одежду. Несколько человек, самых
разнузданных бандитов было расстреляно»116. Отрывок вызывает
ряд вопросов. Что такое «самые разнузданные бандиты»? Заключенных не били, не пытали, кого автор имеет в виду? Сколько было
расстреляно? Может быть, все работники тюрьмы и вся охрана?
О том, что в тюрьме не был расстрелян ни один заключенный, автор не упоминает. Интересна судьба Тузова, бывшего коменданта
тюрьмы, мастерового «Петра Первого», сыгравшего основную роль
в захвате тюрьмы. Но он вышел из партии, а за это строго наказывали. Тузову зачли его роль в освобождении заключенных и вместо расстрела отправили в концлагерь. Благодарность по-большевистски! Последний комендант тюрьмы Шустов и его помощник
забаррикадировались на крыше и бросали в наступающих ручные
гранаты, но были убиты в ходе боя. Освобожденные, хорошо зная

223

Глава IV

Кронштадт, пошли в наступление вместе с курсантами и активно
участвовали в боях.
Войска 7-й армии понесли тяжелые потери при штурме фортов и прорыве в город. Некоторые части были настолько обескровлены, что не были в состоянии продолжать бой в городе. Военный
комиссар 79-й бригады М. Белогуров сообщал о потерях бригады
и причинах ее отступления из Кронштадта: «Доношу, что полки
79-й бригады во время наступления 17/III проявили выдающийся героизм. Бригада понесла большие потери. В строю осталось 1/2
состава штыков. Выбыло 4/5 комсостава, 2/3 комиссарского состава. Ранены: командир Невельского полка, военком и замвоенком
Минского полка, военком Невельского полка, 7 комбатов, 22 комроты, 20 начальников пулькоманд. Из 26 делегатов Х съезда насчитывается в настоящий момент 9 чел.»117 О тяжелых потерях Северной
группы Тухачевский докладывал Каменеву утром 17 марта: «Севгруппа после упорных боев и потеряв большую часть состава, <…>
вступил в северо-западную часть Кронштадта. Значительная часть
курсантов, говорят, погибла на фугасах 6-го форта»118. Наступление
сопровождалось усиленным артиллерийским обстрелом батарей
7-й армии, артиллерия которой усилилась после занятия ряда фортов. В ряду наступающих шли артиллеристы, которые сразу использовали захваченные орудия.
В атаке принимала активное участие авиация. Несмотря на тяжелые погодные условия, она весь день наносила удары по крепости
и линкорам. Из-за плохой погоды эффект был в основном психологический, но иногда удавалось наносить тяжелые потери. Летчик
Линдель докладывал: «Все четыре бомбы сброшены в дредноуты.
Одна из бомб вызвала огромный взрыв и большое облако белого
дыма, и пламя»119.
Частям 7-й армии, утром ворвавшимся в город, пришлось вести отчаянные бои с красноармейцами, матросами и рабочими,
защищавшими родной Кронштадт. Особенно упорно сражались
рабочие части, в боях участвовали целые семьи. Прекрасно зная
каждый проходной двор родного города, рабочие заходили наступающим с тыла, нанося неожиданные удары. Это замедляло темпы
наступления 7-й армии. Тяжелый бой с колоссальными потерями

224

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

привел к резкому увеличению потока дезертиров, особенно в совсем недавно бунтовавших частях. Начальник заградотрядов Южной группы войск Б. А. Кишкин докладывал 17 марта: «На левом
фланге, т. е. около Ольгинского завода, дрогнувшие части, а именно Невельский и Минский полки и часть Ольшанского полка, стали уходить, но были встречены сначала нашими уговорами, а затем прикладами, причем наиболее строптивых арестовывали»120.
У нас нет сведений о том, что заградительные отряды открывали
огонь, как поступал Дыбенко во время первого штурма. Действовали ударами прикладов и угрозой оружия. Петриченко также писал
о том, что самый тяжелый бой разгорелся у Цитадельских ворот:
«Потери противника на этом участке были огромны. Бой здесь отличался особенным упорством и ожесточением с той и другой стороны. Кроме Кронштадтского гарнизона в нем принимали участие
рабочие, женщины и даже подростки, и к 2 часам дня удалось противника выбить из этого участка. Взято более 1200 человек в плен,
а часть противника отступила до южных фортов. С двух часов дня
начала производиться очистка и восточной части города, были
освобождены мясные склады, арестантский лазарет и часть Песочной улицы, причем на площади у собора взято было в плен более
2200 человек»121. Красные части отходили к пристани. Тухачевский
в беседе с Каменевым был вынужден признать, что наступление застопорилось. Он заявил Каменеву: «Бои в городе носят чрезвычайно ожесточенный характер и идут с раннего утра». Он объясняет,
что резервов практически не осталось, и решает использовать последние: «Сейчас посылаю последний курсантский полк на Лысую
гору и кавполк 22 — в Ораниенбаум». Он понимает, что положение
угрожающее, и хочет лично руководить действиями Южной группы: «Сейчас выезжаю в Южгруппу». Каменев возражает: «Не опасаетесь ли Вы, что Ваш отъезд нарушит стройность в управлении
и Вы своевременно не получите нужных сведений?» Но Тухачевский уверен в необходимости поездки: «…мне важно уловить дух
Южгруппы. <…> Настроение ворвавшихся мне точно неизвестно,
но, вероятно, придется их подтолкнуть». Он перебрасывает в Южную группу все, чем располагал: «Высылаю два броневика и бомбометы»122.

225

Глава IV

Козловский и многие офицеры, бежавшие в Финляндию, заявляли, что штаб обороны во многом виноват в быстром падении
крепости. В этом были уверены все офицеры. Морские офицеры
утверждали: «Революционный комитет не проявил должной распорядительности. И в последний день осады растерялся»123. Сухопутные офицеры были с ними согласны: «С утра 17 в штабе была полная растерянность и командиры перестали получать указания»124.
Козловский также неоднократно упрекал штаб вообще и Соловьянова в частности, что «в последний день обороны управление боем
окончательно выпало из рук молчавшего начальника обороны»125.
После поражения всегда ищут виновников. В действительности,
штаб делал все, что было в его силах, в условиях, когда превосходящие силы противника ворвались в Кронштадт, а большая часть
фортов пала. Штаб обороны сумел быстро перебросить к тем участкам, где положение было наиболее опасным, свои немногочисленные резервы. Арканников писал: «По получении донесений об этих
прорывах штабом тотчас были посланы к занятым пунктам резервы на грузовиках; эту задачу выполнить было нелегко, т. к. все телефонные линии были кем-то перерезаны. Усилием гарнизона и даже
граждан противник был вскоре выбит из Цитадельских ворот, причем нами было взято в плен до 2000 человек»126.
Такое большое число пленных показывает крайнее нежелание
красноармейцев 7-й армии вести упорный бой. Но с подходом подкреплений: кавалерийского полка, 80-й бригады, отрядов коммунистов из Петрограда и двух броневиков, а также с переброской
к Кронштадту заградительных отрядов и давлением Тухачевского
частям 7-й армии удалось оттеснить восставших от пристани и исправить положение. Но, несмотря на все новые и новые подкрепления, восставшие стояли насмерть. Петриченко писал о вечерних
боях: «Около 5 часов вечера противник, получив подкрепление, повел новое наступление на Цитадельские ворота и, заняв их, стал распространяться к лаборатории, но подошли наши резервы, и он был
снова выбит. Тогда же коммунистами были заняты 1-й и 2-й южные
форты. К этому времени замечено усиление противника со стороны Ораниенбаума. Навстречу ему был выдвинут резерв на восточную часть Котлина. Подтягивались резервы все время со стороны

226

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

северного берега на форты №№ 6 и 7, наблюдалось значительное
движение резервов в районе Ораниенбаума и движение колонны
конницы со стороны Петрограда. Город, форты и гавань обстреливались усиленным артиллерийским огнем с северного и южного берега и с бронепоездов. <…> Наша артиллерия с “Петропавловска”
и “Севастополя”, а также с фортов била исключительно по наступающему противнику и, делая пробоины во льду, топила наступающих. Несмотря на это, цепи рассыпались реже и лезли, как мурашки по льду»127. Хотя артиллерии в Кронштадте было достаточно,
у защитников крепости не хватало шрапнельных снарядов, а тяжелые снаряды часто просто пробивали лед и, взрываясь, наносили
меньше потерь наступающим, чем шрапнель. Артиллерию «Петропавловска» и «Севастополя» нельзя было полностью использовать
(см. гл. 3). К 6 часам вечера большинство фортов были захвачены
наступающими красноармейцами. Петриченко писал, что к 6 часам
«оставались в нашем распоряжении следующие форты: “Константин”, “Риф”, “Тотлебен”, “Морской” и “Красноармейский”, причем
некоторые из этих фортов были по своему устройству приспособлены только к обороне со стороны моря и не могли вести оборону
вкруговую. Имелись еще форты “Шанц” и “Милютин”, которым
значения как боевым единицам уже не придавалось…» В штаб обороны и ВРК сплошным потоком поступали заявления: «…с форта
“Тотлебен”: “дайте подкрепление 200 человек при 5 пулеметах, т. к.
остается в действии только одна пушка”, с форта Риф “требуют подкрепления в 100 человек при 2-х пулеметах, так как материальная
часть орудий с каждым выстрелом отказывается работать”; на форт
Константин требуют подкрепления в 150 человек при пулеметах,
“в противном случае натиск противника не выдержим и вынуждены
будем оставить форт”, везде требуются взамен выбывших из строя:
командиры, артиллеристы и пулеметчики; с “Севастополя” заявили, что имеются лишь только три 12˝ снаряда и больше стрелять
нечем…» Петриченко и начальник обороны, обсудив положение, решили «с наступлением темноты отойти на форты: “Красноармейский”, “Риф” и “Тотлебен”, где попытаться задержаться»128. В воспоминаниях Петриченко не указывается время, когда было принято
это решение. Арканников писал: «…Революционным комитетом

227

Глава IV

совместно с начальником обороны в 6 часов вечера решено, чтобы
войска с наступлением темноты в порядке отходили на форт Обручев (Красноармейский. — Л. П.), к северу от Котлина и затем к финляндской границе». В отличие от Петриченко, он утверждает, что
было решено оставить Кронштадт и отойти в Финляндию, а Петриченко пытается представить, что намеревались продолжить сопротивление в последних фортах. «Приказание об отходе на форт
Обручев, — продолжал Арканников, — было передано начальником
штаба на все форты, батареи и участки. После того как распоряжения были сделаны и войска приступили к отходу, штаб также присоединился к колонне, которая в полном порядке, освещаемая луной,
тянулась к финляндскому берегу…»129 Об отступлении в полном
порядке писал и Петриченко. Но все исполнители этих приказов
в один голос утверждали обратное.
Попытаемся разобраться. К этому времени большая часть фортов попала в руки солдат 7-й армии, и они вели огонь по Кронштадту. Все резервы были израсходованы. Петриченко указывал, что для
согласования плана отхода из всех частей были приглашены ревтройки, «…которым было дано распоряжение с наступлением темноты в боевом порядке отводить из города части на форты “Красноармейский”, “Тотлебен” и “Риф”, причем приказывалось не создавать
паники, так как в противном случае может погибнуть напрасно весь
гарнизон и все части. Где была связь прервана, туда приказание
передавалось живой связью»130. Мы считаем, что штаб и ВРК пытались сделать все от них зависящее, чтобы как можно больше защитников Кронштадта смогло уйти в Финляндию, но из-за потери
телефонной станции, боев в городе часть отрядов не получила своевременно приказа об отходе. Для руководства отступлением штаб
был разделен на две части. Соловьянов, Арканников, Петриченко
руководили отходом первой колонны. Остальная часть штаба оставалась для руководства контратакой, прикрывавшей отход уходящих войск.
В штабе 7-й армии нервничали, так как, несмотря на захват фортов
и части Кронштадта, бои могли принять затяжной характер, поэтому
в 21:50 17 марта Тухачевский отдает один из самых страшных приказов за всю историю Гражданской войны: «Приказываю решительно

228

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

развить первоначальный успех штурма, для чего: первое, командсевгруппы временно ограничиться пассивным действием против Тотлебен и Красноармейский, а главный удар нанести по Северо-Западной
части города Кронштадта, содействуя Южгруппе. Второе. Командюжгруппе сегодня же окончательно завладеть городом и ввести в нем
железный порядок. <…> При содействии в городе широко применять артиллерию в уличном бою. Четвертое. Инспектарму артиллерии не позже завтрашнего дня атаковать линкоры “Петропавловск”
и “Севастополь” удушливыми газами и ядовитыми снарядами»131.
Использование удушливого газа и ядовитых снарядов против
экипажей линкоров русского военно-морского флота являлось
преступлением, которое еще не знала история. В Первую мировую
войну удушливый газ применялся только на сухопутных фронтах.
Линкоры сдались, и командарму 7 не пришлось воспользоваться
этим оружием. Но он использовал его против крестьян, восставших
в Тамбовской губернии (восстание Антонова). Судьба Тухачевского и многих других погибших в 1930-е гг. военных, чекистов, партийных и государственных руководителей представляет из себя
кровавую усмешку истории. Они, без сомнения, должны были понести наказания за преступления против человечества, но их наказал тот самый режим, которому они так верно и преданно служили.
На отдачу этого приказа повлияла оперативная сводка штаба
Южной группы, полученная Тухачевским 17 марта в 21:30: «Части
в беспрерывных боях понесли тяжелые потери и крайне утомлены.
Около 21 часа противник перешел в контратаку и теснит наши части». Следующая оперативная сводка Южной группы носила более
оптимистический характер. Это было связано с тем, что части, прикрывавшие отступление, снимались с позиций и отступали на северные, еще не захваченные красными форты. Дрались уже только рабочие, но наступление частей 7-й армии шло очень медленно. В сводке,
полученной в 23 часа 58 минут, говорилось: «Наши части в 22 часа
вновь перешли в наступление и продвигаются по Петроградской
улице»132. Петриченко в воспоминаниях дал картину отступления
и состояния оставляемых фортов: «По дороге двигались некоторые воинские части по направлению к фортам. Не доезжая до форта “Красноармейский” двух верст, мы заметили движение больших

229

Глава IV

кучек людей у самого форта. Снаряды рвутся, делая недолёты, и были
замечены попадания. Форт молчал. Подъезжая ближе и въехав, наконец, на самый форт, мы увидели, что электрическая станция разрушена, порвана телефонная связь и шестидюймовые орудия приведены
в негодность, а орудия большого калибра не вращаются и направлены в море. <…> Движение из Кронштадта по направлению к форту
было полное, и выход был один — двигаться по направлению к финляндской границе. <…> Вторая часть штаба покинула Кронштадт
в 10 час. 30 минут вечера и прибыла также в Финляндию»133.
Отступление было хорошо организовано. В оперативной сводке Южной группы, полученной 18 марта в 11 часов утра, говорилось: «Севгруппа. В 1 час 45 мин. нами без боя занят форт “Тотлебен”. В 4 часа 30 мин. нашей разведкой занят ф. “Красноармейский”,
оставленный противником. В настоящее время выясняется состояние фортов “Тотлебен” и “Красноармейский”, производится наблюдение за путями, ведущими в Финляндию. Южгруппа. Весь город
занят нашими частями. Команды линкоров выслали нам парламентеров с предложением сдачи, ведутся переговоры, ревком бежал
в Финляндию.
По дополнительным донесениям, разведка, <…> подойдя
к ф. “Рифу” и маяку “Толбухину”, была встречена сильным ружпульогнем противника и, потеряв 13 чел. пленными, отошла. От “Рифа”
до “Толбухина” залегла цепь моряков, 160–180 чел., во всех окнах
“маяка” вставлены пулеметы»134.
Победители долго не могли поверить в победу, в то время как
часть команды «Севастополя» вечером 17 марта отказалась покинуть корабль и уходить в Финляндию, освободила заключенного на корабле бывшего комиссара «Севастополя» Р. И. Турка,
арестовала всех офицеров и членов революционной тройки на корабле. Командир Южной группы Седякин не верил, что все уже закончилось, и готов был продолжать воевать непонятно с кем. Его
следующий приказ гласил: «3. Приказываю: т. Дыбенко с приходом 79-й бригады перейти в решительное наступление и к рассвету 18 марта очистить город, добровольно сдавшимся и положившим оружие несознательным мятежникам гарантировать жизнь.
4. По занятии города и обеспечении его со стороны линкоров, если

230

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

последние не сдадутся, развивать удар на запад, стремясь овладеть
всеми фортами. <…> 6. При действии в городе широко применять
артиллерию в уличном бою»135. Поразительный приказ. Кроме отдельных матросов, не успевших уйти и не знавших, кому бы сдаться, в городе больше не было восставших, и вот, против мифического
противника Тухачевский и Седякин хотят применить артиллерию
в условиях плотной городской застройки. Последний подобный
приказ был отдан 18.03 в 4 часа утра.
Политическое и военное руководство панически боялось идей
Кронштадта. Уже утром 18 марта был отдан приказ о занятии помещения газеты «Кронштадтские известия». Туда послали коммунистов, которые конфисковали все имеющиеся экземпляры газет и листовок. Большое число убитых и раненых среди делегатов Х съезда
и прибывших коммунистов связано с тем, что многие из них никогда не были на фронте, не знали, как вести себя в бою, и из-за отсутствия опыта несли большие потери.
Первое четкое заявление о победе и захвате Кронштадта было
сделано в письме делегатов Х съезда РКП(б) Ворошилова, Затонского, Бубнова в ЦК 18 марта в 13 часов: «Выдержка и спайка
коммунистов еще раз победила. Кронштадт снова в наших руках.
Операция представляла громадные, казалось, непреодолимые трудности. Кронштадт был сильно укреплен. Его гарнизон, дравшийся
с мужеством отчаяния, находился в руках опытного командования,
в то время как в некоторой части советского аппарата имел место
явный саботаж, в воинских частях наблюдались неустойчивость,
колебания. <…> Боязнь вступить на лед довела до открытых отказов от выполнения приказов со стороны ряда полков. Благодаря
энергии коммунистов, как прибывших с Х съезда, так и командированных разными организациями, <…> все трудности были преодолены и части, накануне разоруженные, пошли на лед. Несмотря
на колебания некоторых полков, в общем, части вели себя геройски
и, не обращая внимания на тяжелые потери от сосредоточенного пулеметного и артиллерийского огня, ворвались на рассвете 17 марта
в Кронштадт. После первых минут растерянности противник решил
дать бой в городе. На всех углах появились сотни матросов, началось братание, вначале сбившее с толку наши части. Тем временем

231

Глава IV

мятежники расставляли пулеметы по чердакам и окнам, так что,
когда усилиями командного и комиссарского состава приступлено
было к разоружению вертевшихся вокруг матросов, втянувшиеся
в город красноармейские части были засыпаны со всех сторон пулями. Создалось чрезвычайно тяжелое положение. Усталые части
растерялись и дрогнули. Здесь в уличных боях мы понесли жертв
больше, чем на подступах к крепости, причем выбывал преимущественно наиболее стойкий элемент — комсостав и коммунисты. Понадобилось невероятное напряжение, чтобы удержаться хотя бы
на юго-восточной окраине города»136. Документ уникальный. Это
яркое свидетельство того, что мятежники были едины в своем желании бороться до конца, а в советских частях была сильна симпатия к кронштадтцам. Даже руководители обороны никогда не сообщали, что во время уличных боев в Кронштадте они были очень
близки к победе, а у коммунистов все висело на волоске, и, чтобы
удержаться на клочке кронштадтской земли, им потребовалось «невероятное напряжение». Описание попытки братания со стороны
защитников Кронштадта с атакующими также представляет большой интерес. Кронштадтские матросы и рабочие хорошо понимали, что именно они выражают волю и желание всей страны и что
красноармейцы и часть курсантов хотят перейти на их сторону. Командиры и комиссары могли предотвратить это только одним способом — открыть огонь по братающимся. На фоне этого признания
собственных ошибок заявление Тухачевского о победе поражает
какой-то мальчишеской, совершенно неуместной бравадой: «Наши
части прямо приводят в недоумение своим нахальством и смелостью — вся атака была очень трудна — форты отвесные и пространство по льду совершенно открытое»137. Каменеву он таким образом
охарактеризовал свое участие в штурме Кронштадта: «В общем, полагаю, что наша гастроль здесь окончилась»138. Для него величайшая трагедия, гибель многих людей — это просто выступление хорошо оплачиваемого профессионала. Троцкий, которому Каменев
сообщил об этой беседе, был вначале удивлен словами своего любимца, но быстро все понял: «Интересное сравнение, но для Тухачевского вполне объяснимое, он же увлекается игрой на скрипке,
а в Кронштадте первая скрипка принадлежала ему»139.

232

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

Красная армия победила. Сколько же красноармейцев, курсантов, матросов потеряла она в этих тяжелых боях? Вопрос очень
сложный и запутанный. Мы неоднократно писали, что во время
боев, чтобы оправдать отсутствие успеха, отступление, красные
командиры ссылались на колоссальные потери в частях, особенно среди комиссаров, коммунистов и командиров. Но по прошествии короткого времени после взятия Кронштадта число потерь
стало стремительно сокращаться. Историк А. С. Пухов в 1931 г.
назвал точное число погибших — 523140. В Советской энциклопедии в 1983 г. названа другая цифра — 527. Эта же цифра приводится в энциклопедии «Санкт-Петербург»141. Мы считаем, что, если
красные командиры и комиссары в отчетах после боя завышали
цифры потерь, то советские и российские историки их занижали.
Советские историки — с целью показать, что непобедимая Красная армия легко одержала убедительную победу, а российские —
просто приводят цифры из советских энциклопедий, считая их
образцами точности, что в целом справедливо, но только не тогда,
когда на первый план выступают какие-либо скрытые или явные
идеологические причины. В 1920-х — начале 1930-х гг. еще можно
было выражать некоторое сомнение в количестве потерь, как, например, Н. А. Степанов в 1931 г.: «Если верить архивным данным,
то наши потери при взятии Кронштадта составляли с нашей стороны убитыми и пропавшими без вести около 700 человек, ранеными
и контуженными 2500 чел. Из этого количества на потери со стороны войск Сестрорецкой (Северной. — Л. П.) группы, по тем же
данным, падает: 309 раненых и 128 контуженных. Я охотно верю
всем штабным цифрам, но мне думается, что потерь с нашей стороны больше и значительно больше. Об этом можно судить по потерям у форта № 6»142. Офицеры, бежавшие в Финляндию, считали, что Кронштадт достался коммунистам ценой колоссальных
потерь. Некоторые из них приводили совершенно фантастические
цифры. Отвечая на вопросы журналиста о потерях в 7-й армии,
они утверждали: «Трудно определить число убитых, так как люди
тонули в воде. Убитых, во всяком случае, не менее 20 000 человек — коммунистов и курсантов. Много убитых — очень много»143.
Козловский был более осторожен в оценке потерь Красной армии.

233

Глава IV

Наверное, сейчас невозможно определить точное число потерь
7-й армии во время штурмов Кронштадта. Видимо, наиболее близок
к истине Крестьянинов: «…если принять, что пропавшие без вести
утонули, то общая цифра погибших при подавлении кронштадтского восстания составит 70 красных командиров и 1315 красноармейцев. Всего 1385 человек. Однако это сведения только по 7-й армии. Сюда, вероятно, не входят потери сотрудников ВЧК, военных
моряков, милиционеров, бойцов рабочих отрядов, коммунистов,
прибывших из Москвы и других городов, возчиков мобилизованных саней. Кроме того, некоторые скончались в госпиталях
от ран»144. С некоторыми данными, приводимыми Крестьяниновым, трудно согласиться. Например, что погибло только 70 красных командиров, так как во всех отчетах и свидетельствах есть сведения о колоссальных потерях комсостава. Мы считаем, что общее
число потерь составляло никак не менее 3000 человек.
Так почему же восстание потерпело поражение при том, что
большинство населения страны разделяло идеи восставших? Главной причиной поражения восстания был его стихийный характер.
Стоило кронштадтцам подождать две-три недели, лед тронулся бы,
и Кронштадт был бы неприступен. Одной из важнейших причин поражения был локальный характер Кронштадтского восстания. Оно
не было поддержано массовыми выступлениями рабочих, солдат, матросов в Москве, Петербурге и других крупнейших центрах страны.
Свою роль в поражении сыграла оборонительная тактика, которой
придерживались восставшие. Один из крупнейших специалистов
в истории человечества по организации вооруженных восстаний
В. И. Ленин справедливо писал: «Оборона есть смерть вооруженного восстания»145. Способствовало поражению необыкновенно мягкое отношение восставших к коммунистам, в которых они видели
друзей и братьев, сражавшихся вместе с ними бок о бок не один год,
и появившееся у моряков отвращение к пролитию крови, наступившее у них после четырех лет кровавого безумия. Повлияло и то, что
крепость должна была защищать Кронштадт с моря, а тыл был совершенно беззащитен. Кронштадту не была оказана помощь русской
эмиграцией, которая не смогла забыть старые споры, быстро сорганизоваться и попытаться нанести удар по большевистской власти

234

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

из-за границы. Чернов негодовал по этому поводу: «При таких условиях нам было ясно, что первейшая наша обязанность — немедленно
нанести большевикам со стороны удар, который бы отвлек на себя
часть сосредоточенных большевиками сил. Было необходимо, чтобы
этот удар увенчался конечным успехом. При серьезной фланговой
опасности большевики ни за что не смогли бы форсировать Кронштадта штурмом»146. Незначительное число опытных военных специалистов и практически полное отсутствие инициативы среди них
также повлияло на исход восстания.
Более 8000 человек ушли в Финляндию. После подавления восстания большевики продолжили и усилили политику массового
террора, которую они проводили во время восстания. Один отдельный город было решено подвергнуть социальному геноциду.
17 дней
Героям Кронштадта
Зажженный гневом всенародным
Ты поднял стяг борьбы, как встарь,
Ты был семнадцать дней свободным,
Кронштадт, неистовый бунтарь.
Коммунистического гнета
Не вынес дух мятежный твой,
И пушки крепости и флота
Метнули вызов огневой.
Врагам народа, чью природу
Ты лишь недавно разгадал,
И за погибшую свободу
Ты снова пламенно возстал.
Стальной огонь твоих линкоров
Коммуну тяжко поразил,
И лик кровавый темной своры
Смертельный ужас исказил.

235

Глава IV

Пусть твой порыв подавлен снова,
Пусть мрак сгущается сильней,
Но ярче Солнца золотого
Горят твои семнадцать дней147.

Примечания
Ленин В. И. Указ. соч. Т. 43. С. 24.
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 349.
3
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 496. Л. 154.
4
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 176.
5
Там же.
6
Там же. С. 203.
7
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 399.
8
Там же. С. 412.
9
Там же. С. 441.
10
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 203.
11
Там же. С. 190.
12
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 441, 442.
13
Там же. С. 347.
14
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 213.
15
Там же. С. 203.
16
Там же. С. 168.
17
Там же. С. 215.
18
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 321.
19
Там же. С. 410.
20
Там же. С. 462.
21
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 395.
22
Там же. С. 556.
23
Там же. С. 351.
24
Там же. С. 366.
25
Там же. С. 368.
26
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 496. Л. 145.
27
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 496. Л. 140.
28
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 496. Л. 176.
29
Новая русская жизнь. 6 апреля 1921 г. № 77.
30
Путна В. К. Кронштадт 16–18 марта 1921 г. // Этапы большого пути.
Воспоминания о гражданской войне / cост. В. Д. Поликарпов. М., 1962. С. 364.
31
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 175.
32
Кронштадт 1921. С. 188.
1
2

236

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74

Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 427.
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 193.
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 427.
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 201.
Там же. С. 187.
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 414.
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 208, 210.
Там же. С. 212.
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 429.
Там же. С. 366.
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 178, 179.
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 287, 288.
Там же. С. 289.
Там же. С. 330.
Путна В. К. Указ. соч. С. 370–372.
Там же. С. 368.
Там же. С. 380.
Там же. С. 465.
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 223, 224.
Арканников Б. А. Указ. соч. С. 397.
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 470.
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 496. Л. 229.
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 470.
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 496. Л. 237.
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 496. Л. 246.
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 496. Л. 262.
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 496. Л. 277.
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 499. Л. 14, 16.
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 357.
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 187.
Там же.
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 426.
Арканников Б. А. Указ. соч. С. 395.
KA. EK — VALPO I. XV — B3 — XV C1.
Новая русская жизнь. 9 апреля 1921 г. № 80.
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 358.
Арканников Б. А. Указ. соч. С. 396.
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 372.
Там же. С. 405, 406.
Там же. С. 445.
Новая русская жизнь. 3 апреля 1921 г. № 75.
Крестьянинов В. Я. Указ. соч. С. 342.

237

Глава IV
75

Новая русская жизнь. 6 апреля 1921 г. № 77.
Известия ВРК. 15 марта 1921 г. № 13.
77
Новая русская жизнь. 2 апреля 1921 г. № 74.
78
ГАРФ. Ф. Р — 5893. Оп. 1. Д. 130. Л. 20.
79
Плутонг — несколько обособленных корабельных артиллерийских
орудий одной разновидности, компактное размещение которых допускало управление их огнем одним голосом, в т. ч. при одновременной стрельбе
по одной цели.
80
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 494, 496.
81
Там же. С. 358.
82
Там же. С. 403, 404.
83
Там же. С. 419.
84
Известия ВРК. 11 марта 1921 г. № 9.
85
Тарасов Н. М. В плену у мятежников // Кронштадтский мятеж : сборник статей, воспоминаний и документов / под ред. Н. А. Корнатовского.
С. 76, 77.
86
Новая русская жизнь. 2 апреля 1921 г. № 74.
87
Новая русская жизнь. 8 апреля 1921 г. № 79.
88
Сажень — единица длины, равная 2,1336 метра.
89
Новая русская жизнь. 8 апреля 1921 г. № 79.
90
Известия ВРК. 14 марта 1921 г. № 12.
91
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 368.
92
Там же. С. 380.
93
Там же. С. 381.
94
Там же. С. 396.
95
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 436, 437.
96
Арканников Б. А. Указ. соч. С. 396.
97
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 496. Л. 159.
98
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 496. Л. 161.
99
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 330.
100
Там же. С. 396.
101
Там же. С. 429.
102
Там же. С. 436.
103
Дыбенко П. Е. Указ. соч. С. 196.
104
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 199.
105
Степанов Н. А. Курсанты под Кронштадтом // Кронштадтский мятеж :
сборник статей, воспоминаний и документов / под ред. Н. А. Корнатовского.
С. 101, 102.
106
Дыбенко П. Е. Указ. соч. С. 195.
107
Ющук И. И. Штурм форта № 6 // Кронштадтский мятеж : сборник статей, воспоминаний и документов / под ред. Н. А. Корнатовского. С. 90.
108
Степанов Н. А. Указ. соч. С. 103.
76

238

Подготовка второго штурма и падение Кронштадта
109

Там же. С. 104, 105.
Дыбенко П. Е. Указ. соч. С. 196, 197.
111
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 199.
112
Там же. С. 91.
113
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 432.
114
Там же. С. 438, 439.
115
Ющук И. И. Указ. соч. С. 92.
116
Тарасов Н. М. В плену у мятежников // Кронштадтский мятеж... С. 78.
117
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 489.
118
Там же. С. 480.
119
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. Д. 496. Л. 277.
120
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 556, 557.
121
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 228.
122
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 480.
123
Новая русская жизнь. 2 апреля 1921 г. № 74.
124
Новая русская жизнь. 3 апреля 1921 г. № 75.
125
Новая русская жизнь. 8 апреля 1921 г. № 79.
126
Арканников Б. А. Указ. соч. С. 397.
127
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 228, 229.
128
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 229, 230, 231.
129
Арканников Б. А. Указ. соч. С. 398.
130
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 231.
131
Кронштадт 1921. Указ. соч. С. 217.
132
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 485.
133
Петриченко С. М. Указ. соч. С. 231, 232.
134
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 499.
135
Там же. С. 498.
136
Там же. С. 500, 501.
137
Там же. С. 571.
138
Там же. С. 502.
139
Цит. по: Кантор Ю. З. Указ. соч. С. 184.
140
Пухов А. С. Указ. соч. С. 168.
141
Кронштадтское восстание // Санкт-Петербург : энциклопедия. СПб. ;
М., 2004. С. 421.
142
Степанов Н. А. Указ. соч. С. 107.
143
Новая русская жизнь. 3 апреля 1921 г. № 75.
144
Крестьянинов В. Я. Указ. соч. С. 436.
145
Ленин В. И. Советы постороннего // Правда. 7 ноября 1920 г. № 250.
146
ГАРФ. Ф. Р-5893. Оп. 1. Д. 130. Л. 20.
147
Башкиров-Верин Б. 17 дней // Новая русская жизнь. 23 марта 1921 г.
№ 67.
110

239

Глава V
Кронштадтцы после падения Кронштадта
ронштадт пал. Его защитников ждала тяжелая судьба. Оставшихся — расстрел на месте или впоследствии, по приговору
так называемого суда. Ушедших — финские лагеря, созданные
в спешке для кронштадтских беженцев, а затем тяжелая работа
по осушению болот, на лесозаготовках, плохое питание и тяжелые
условия. Вернувшихся в Россию — для большинства лагеря, затем
освобождение по амнистии, для тех, кого называли руководителями
восстания, — смертные приговоры.

1. Жизнь в Финляндии
Данные об общем количестве ушедших из Кронштадта в Финляндию расходятся. Современный историк Юлия Мошник пишет
о 6300–6400 человек, Пол Эврич — о 10 000, в сборнике документов
«Кронштадт. 1921» говорится о 8000. В предисловии к сборнику документов «Кронштадтская трагедия» называется следующее число —
ок. 70001. Видимо, их было около 7 тыс. человек. Кронштадцы уходили в неизвестность. Они не знали, примут ли их финны. В Финляндии
были распространены антирусские настроения. Во многом они были
вызваны гражданской войной в Финляндии 1918 г., когда многие
русские солдаты и даже некоторые офицеры сражались на стороне
красных финнов, что приводило к кровавым расправам с русскими,
в большинстве своем радостно приветствующими белую финскую
армию генерала Маннергейма (см. выше). Командир тяжелой артиллерии форта Риф Ю. Ф. Макаров описал отступление кронштадтцев

240

Кронштадтцы после падения Кронштадта

в Финляндию: «Наши солдаты были так утомлены боями последних дней, что еле двигались по льду, падая от усталости и истощения, и единственное желание было у каждого увидеть поскорей берега
Финляндии, и только вступив на ее территорию мы вздохнули свободно, увидев то радушие и гостеприимство финского народа, с которым он нас принял, накормил, обогрел и обсушил»2. Профессор Цейдлер также нарисовал картину теплого приема со стороны всех слоев
финского общества, немного преувеличивая ее, видимо, в расчете, что
теперь отношение народа и правительства Финляндии к русским, находящимся на ее территории, изменится. «Но наибольший энтузиазм, — отмечал он, — проявляли русские, живущие в Финляндии»3.
Большинство кронштадтцев было помещено в лагерь в форте
Ино, где их число «достигает 3597 чел., из коих 10 женщин и 3 детей».
В лагере в Терийоки «число беженцев достигает 537 человек, из коих
5 женщин и 1 ребенок». Кроме них, в Терийоки «находится 11 членов Временного революционного комитета Кронштадта, 9 членов
Кронштадтского штаба, а равно 31 женщина и 29 детей». На небольшом острове Туркинсаари (около Выборга) было размещено около
1700 человек4. 20 марта 1921 г. Петриченко, Соловьянов и Арканников послали рапорт коменданту Карельского укрепленного сектора:
«Интернированный гарнизон кронштадтской крепости в лице своих
представителей просит Вас, господин Комендант, принять нашу искреннюю благодарность за Ваши заботы и доброе и отзывчивое отношение к нам и нашим семьям»5. В апреле 470 кронштадтцев из Терийоки были переведены в лагерь Туукала под Миккели.
Но благожелательное отношение длилось недолго. Старые антирусские предрассудки, напряженные переговоры с советским правительством о выполнении условий мирного договора, память о том,
что кронштадтцы были в прошлом опорой большевиков, и опасения,
не являются ли многие из прибывших большевиками, что, казалось
бы, подтверждалось первыми попытками побега в Россию, привели к резкому изменению отношения к беженцам. Финская газета
писала: «…не следует забывать, что интернированные русские являются очень беспокойным элементом — это правоверные большевики, недовольные некоторыми мероприятиями советской власти.
Беженцы, конечно, мало склонны начать какую-нибудь регулярную

241

Глава V

работу — они еще не отвыкли от политиканства и их трудно приучить к постоянным занятиям. Факт бегства из концентрационных
лагерей “Ино” и “Тууккала” показывает, что матросы соскучились
в заключении. Беженцы, видимо, не представляют себе, что оказанное гостеприимство налагает на них обязанность строго соблюдать
предписания властей. Нам кажется неосновательным ставить препятствия тем из кронштадтских революционеров, которые пожелали бы вернуться в Совдепию. Они знают, чем они рискуют, но это
касается их, а не нас. Нужно предоставить интернированным на выбор — вернуться в царство Ленина или всецело подчиниться предписаниям финляндских властей»6.
Отношение к беженцам как к большевикам, не желающим работать, привело к идее использовать их на самых тяжелых работах.
Группы беженцев, в большинстве офицеры и представители интеллигенции, ответили на несправедливое обвинение: «Мы энергично
протестуем против такого огульного обобщения. Несомненно, среди беженцев есть беспокойный элемент и, может быть, даже правоверные большевики, но таких немного, да и те уже выделены и предназначены к отправке в Россию; остальная масса, не говоря уже
о бывших царских офицерах, инженерах, учителях и чиновниках,
настроена крайне враждебно к коммунистам и восстала против них
не потому, что недовольна была лишь некоторыми их мероприятиями, а потому, что относилась отрицательно ко всему их строительству
и желала установления новой подлинно народной власти. Что же касается склонности к политиканству и неспособности к регулярной
работе, то по отношению к громадному большинству беженцев это
несправедливо; наоборот, все изнывают от отсутствия работы и ждут
с величайшим нетерпением возможности приступить к ней»7. В мае
желание беженцев было удовлетворено. Они в большинстве были направлены на самые тяжелые работы по осушке болот и рубке лесов.
Благодаря помощи Американского Красного Креста кронштадтцев в апреле прилично кормили. Основными просьбами беженцев были: «…получать побольше чая, очень просят черного хлеба и кислой капусты»8. В начале мая, когда деятельность Красного
Креста в Финляндии была прекращена, Петриченко и Соловьянов
от имени всех кронштадтцев выразили благодарность американцам:

242

Кронштадтцы после падения Кронштадта

«Будучи приняты финляндским правительством они в лице Американского Красного Креста получили возможность не считать себя
брошенными на произвол судьбы. Благодаря такой мощной и руководящейся в своей деятельности принципами гуманности организации, как Ваш Красный Крест, мы, кронштадтцы, получаем
до сих пор хлеб и другие продукты, дающие нам возможность быть
сытыми и иметь необходимое бельё. Видя в этом полный глубокого смысла знак внимания к нам со стороны Вашего дружественного России народа, мы просим Вас принять нашу глубокую благодарность, просим Вас верить, что проявленная по отношению к нам
Ваша гуманность оставит в сердцах наших неизгладимый след признательности, которая еще больше — позвольте выразить эту надежду — свяжет два Великих народа»9. В настоящее время эти слова
звучат горькой иронией, но советские и российско-американские
отношения в XX — начале XXI в. выходят за рамки нашей книги.
Если с продовольствием все было нормально, то в целом условия
содержания в лагерях были тяжелыми. Н. Ф. Новожилов описывал
состояние бараков в Ино: «Барак сильно пострадал от взрыва форта
в 1918 г.: уцелело очень мало рам и стекол. Окна позабиты старым
листовым железом, и поэтому постоянно в бараке полумрак. Нары
в большинстве бараков очень неудовлетворительны, очень низко
от пола. С грязью борются, но она все-таки царит: появились вши.
<…> Главный недостаток — отсутствие проведенной воды»10. Хотя
внутри лагеря бараки были открыты и можно было свободно передвигаться по территории лагеря, выходить за его пределы было запрещено. Лагерь находился под контролем многочисленной вооруженной охраны. Корреспонденты русских эмигрантских изданий
попадали в лагерь с большим трудом после многочисленных ходатайств. Все время предоставленные сами себе, без каких-либо занятий, с неопределенными перспективами на будущее, заключенные
изнывали от тоски. Корреспондент газеты «Воля России» писал:
«Кронштадтцам не хватает табаку, белья, одежды, обуви, зубных щеток, газет, книг и работы. Запрос на книги очень большой. Меня просили прислать всяких книг: классиков, беллетристику, учебных пособий, книг по общественным вопросам и т. д.»11 Русская эмиграция
стремилась помочь кронштадтцам. В газетах печатались следующие

243

Глава V

объявления: «Кронштадтцы не имеют духовной пищи; нет книг,
учебников, пособий, в равной степени они испытывают большое лишение от отсутствия табака и любимого привычного напитка — чая.
Русские люди! Сделайте им праздничный подарок с светлому Христову Воскресению и пошлите книги, учебники, табак и чай»12.
В конце апреля 1921 г. Американский Красный Крест сообщил
о том, что прекращает свою деятельность в Финляндии, но оставляет запасы продовольствия. Тогда же комендант Карельского района распорядился о конфискации всех денежных средств у беженцев.
Финские газеты писали о конфискации многих миллионов советских рублей. Видимо, это делалось для устрашения местных обывателей. На самом деле, при чудовищной инфляции в Советской России на эти деньги в Финляндии почти ничего нельзя было купить.
Несмотря на то, что Американский Красный Крест передал финским
властям все запасы продовольствия и выделил на содержание беженцев 418 тыс. финских марок, с переходом лагеря под контроль финнов питание заключенных стало хуже. Ю. Мошник писала: «Помимо
голода, серьезной проблемой в лагере были болезни. На территории
острова имелся лазарет, в котором лечили не только содержащихся
в лагере беженцев, но и тех, кто был выпущен на работы в главном
лесном управлении или в частных хозяйствах, заболел и нуждался
во врачебном уходе. В августе 1922 года из губернии Турку и Порив в лагерь Туркинсаари были отправлены кронштадтцы Михаил
Сальников и Владимир Юдин, у которых был диагностирован туберкулез. Заболевшего плевритом Михаила Логвиненко из той же
губернии этапировали сначала в Выборгскую губернскую тюрьму,
а затем в лазарет лагеря Тейкарсаари. Отправка в лагерный лазарет не гарантировала лечения. Кронштадтский беженец Илларион
Лешко, проработавший два года в сельской полицейской конторе,
описывал свои мытарства в прошении губернатору: “Заболел надо
было уезжать лечиться. Я приехал в Выборг в полицейское правление. А комендант мне посоветовал поезжать на остров Туркинсаари.
Я пробыл месяц. А комендант меня непускал в город. Я его несколько раз спрашивался. Лед замерз, и я без разрешения ушол в Выборг.
Одно мое малосознательство”. Не дождавшись лечения в лагерном
лазарете, кронштадтец в итоге оказался в тюрьме»13.

244

Кронштадтцы после падения Кронштадта

Вопрос о судьбе кронштадтцев для маленькой Финляндии осложнялся из-за непрекращающегося давления советского правительства.
28 марта 1921 г. глава советской миссии в Финляндии Я. А. Берзин
потребовал от финляндского правительства: «1) полного разоружения кронштадтских беженцев, 2) возвращения советским властям
казенного имущества, захваченного беженцами, и 3) размещения беженцев вдалеке от советской границы. Финляндское правительство
находит, что первое и третье требования уже исполнены; что же касается казенного имущества и оружия, то таковое будет удержано
Финляндией как обеспечение расходов, вызываемых содержанием
беженцев»14. Финское общественное мнение с тревогой реагировало
на советскую миссию в Финляндии. Газеты обращали внимание на ее
слишком большой состав — 40 человек, отмечая, что шведская и германская миссии всего по 15 человек, и подчеркивали, что основное занятие сотрудников советской миссии — это ведение большевистской
пропаганды. Некоторые финские газеты писали, что «правительство
Финляндии не считает целесообразным пользование трудом кронштадтских беженцев по осушению болот и при колонизационных работах»15. В статьях проводилась идея об опасности со стороны Советской России и поэтому «Финляндии приходится держать более
мощную военную силу, чем это позволяют ее ресурсы. Тем самым
Финляндия выполняет сторожевую службу на пользу всего международного человечества». Финляндия надеялась получить помощь
от цивилизованного мира: «…самое их количество причиняет властям большие затруднения при их интернировании. <…> нужно теперь же подумать, что едва ли справедливо, <…> чтобы охрана и забота об этих беженцах пали бы исключительно на одну Финляндию,
хотя бы и при поддержке с чьей-либо стороны»16.
Из беженцев были сформированы два полка: пехотный и морской. Проводились строевые занятия. Но финские власти все настойчивее стремились использовать кронщтадтцев на тяжелых работах.
21 апреля командир морского полка докладывал, что из 1224 общего числа имеющихся в полку — 554 человека специалисты, а остальные — чернорабочие и крестьяне. Полк был разбит на роты. 12 мая
1921 г. 1-я рота насчитывала 70 человек17. Отсутствие какой-либо
надежды на изменение положения, ужесточение лагерного режима,

245

Глава V

тяжелое экономическое положение Финляндии, безработица, большевистская пропаганда, надежда на гуманное отношение советских
властей вызывали у многих кронштадтцев желание вернуться в Советскую Россию. Один из них писал 16 мая 1921 г.: «Я думаю ехать
домой, т. е. в Россию, потому, что более выхода никакого нет. В Финляндии жить плохо и работы никому не дают, даже интеллигенции —
офицеры и генералы — и те с нами вместе сидят за проволочными
заграждениями. Только одно и развлечение, что пройдешь от одного проволочного заграждения к другому. А финское правительство
нас всех считает коммунистами, несмотря на то, что мы все как один
восстали против коммунизма, даже много наших есть расстрелянных
финскими солдатами, за то, что через проволочное заграждение убегали в деревню за хлебом и папиросами, вот какая нас кронштадтцев
постигла участь. <…> Я тоже один раз убегал в Россию, и меня с товарищами поймали на границе и вернули обратно в лагерь»18. Были ли
расстрелы за побеги на самом деле, мы не знаем. Автор пишет об этом
утвердительно, но сам ни о каких наказаниях, которым он и его товарищ по побегу были подвергнуты, не сообщает. На допросах в ВЧК
вернувшиеся кронштадтцы красочно описывали те ужасы, которые
якобы с ними происходили в лагерях. Они утверждали, что в лагерях
было расстреляно около 30 человек. Как писал Крестьянинов, «…никаких документальных свидетельств об этом не опубликовано, ни фамилий, ни обстоятельств расстрела»19. Но посетивший лагерь в форте
Ино 26–27 апреля Новожилов рассказывал: «Были случаи побегов,
окончившиеся очень печально — четыре человека убиты стражей.
В день моего приезда схоронили двоих»20. С нашей точки зрения, это
документальное подтверждение того, что расстрелы имели место, но,
по-видимому, это происходило крайне редко и число 30 человек является преувеличением.
В письме полицмейстеру города Выборга Петриченко подчеркивал разницу между обещанными и реальными условиями работы:
«…были отправлены в разные места Финляндии для исполнения
лесных и гидрологических работ беженцы в количестве 496 человек. Перед отправкой беженцев на вышеуказанные работы с представителями Лесного ведомства были переговоры об условиях работ. <…> Предстоящие работы сезонные и будут исполняться лишь

246

Кронштадтцы после падения Кронштадта

только до 1 октября 1921 г. <…> работающие будут получать разнообразную усиленную пищу, одежду, обувь, от 3-х до 5-ти марок
в день, плату плюс табак и помещение для жилья». Но условия выполнены не были: «За этот период работы беженцы не получали
плату совершенно. Очень немногие имели счастье получить сапоги
или ремонт обуви от Лесного ведомства. Совершенно не получали
белья, верхней одежды. Жили в помещениях, не приспособленных
для жилья, например в банях, сараях и в лучших случаях в самодельных землянках. Были случаи ненормальной выдачи продовольствия. Ко мне стали поступать письма от всех партий с жалобой, что
при таких условиях в холодное время такая работа невозможна»21.
Петриченко просил выполнения условий соглашения, но в 1921 г.
положение так и не изменилось. Он продолжал: «За работу совершенно не производилась плата до 15 февраля 1922 г., и лишь после
этого числа в некоторых местах стали производить плату по одной
марке в день на человека, а в некоторых так и не платят». Петриченко жаловался на чудовищное отношение со стороны представителей администрации: «Со всяким заявлением, просьбой или протестом как старшины офицера, так и отдельных беженцев совершенно
перестали считаться и в ответ получали побои, угрозы револьверами и, наконец, были случаи выстрела над головой беженца. <…>
Но больше всего и чаще пользуются сильной боязнью беженца возвращения в Россию — Совдепию. И потому малейшее слово или
возражение сейчас наказуется высылкой в Совдепию и в лучшем
случае угрозой высылки». В первой половине ноября 1921 г. в городе Форса — одном из мест работы беженцев среди них начались
волнения, которые представителям ВРК удалось погасить. В марте 1922 г. члены этой группы беженцев оказались в разных местах.
Петриченко продолжал: «Одна часть насильно направлена в Совдепию, другая часть прибыла в лагерь как тяжело больные. Болезнь
у возвращающихся в большинстве запущенная от причин, указанных мною. Например, ревматизм, бронхит, плеврит, цинга, водянка
и т. д. И третья часть продолжает еще работать…»22
Мошник в статье утверждала, что кронштадтцам, которые работали у русских владельцев промышленных предприятий или в Валаамском монастыре, относительно повезло, к ним относились лучше, чем

247

Глава V

в других местах23. Но реальная картина была иной. В Финском национальном архиве мы нашли любопытный документ, письмо Петриченко отцу-эконому Валаамского монастыря. Петриченко писал о том,
что ожидали кронштадтцы, отправляясь в монастырь. Матросы «рассчитывали найти в монастыре посильный труд, удовлетворительное
питание, одежду, небольшое вознаграждение и, главное, моральную
поддержку и отдых от всего пережитого за последние годы». Но их
надежды были обмануты: «В действительности же, в монастыре их
встретил непривычный для солдата необыкновенно тяжелый труд,
скудная жизнь, суровый монастырский режим»24. Но и это не было самым тяжелым из того, с чем им пришлось столкнуться на Валааме. Радикально настроенные революционеры были подвергнуты обработке
в монархически-религиозном духе. Петриченко продолжал: «Проповедовали о монархе Николае II, что он мученик, что его мощи скоро
откроются. В России обязательно должен быть монарх из рода Романовых». На матросов эти слова, которые они слышали каждый день
от монахов, действовали крайне тяжело. Но еще тяжелее действовало
стремление монастырского начальства превратить их не только в верующих христиан, а в монастырских послушников. Петриченко с возмущением писал главе монастыря: «…если кронштадтские беженцы
взяты из лагеря как временная рабочая сила, они этим не отдают себя
в воспитание духовное и обязательное лишь для лиц, отдающих себя
исключительно монастырской жизни. В монастыре заметно и воспитание политическое в определенном направлении, и если такому воспитанию беженцы противятся, то чинятся всевозможные давления,
которые беженцы беспрекословно должны переносить».
В конце концов, кронштадтцы не выдержали ни монастырской
жизни, ни монархически-религиозной пропаганды, ни тяжелой физической работы, от которой кронштадтцы за годы после свержения
самодержавия успели отвыкнуть. Из 30 находящихся в монастыре беженцев 16 самовольно ушли из него и вернулись в лагерь Туркинсаари. Отец-эконом пожаловался выборгскому губернатору на нарушение порядка, и губернатор отдал приказ о принудительной отправке
всех ушедших из монастыря в Советскую Россию. Но как раз эти беженцы возвращаться туда не хотели. Только после беседы Петриченко с губернатором им было разрешено остаться в лагере25. Эта история

248

Кронштадтцы после падения Кронштадта

крайне показательна. Многие из кронштадтцев сталкивались в Финляндии с такой реальностью, что даже жизнь в Советской России
в тюремных условиях казалась им все-таки лучше пребывания в Валаамском монастыре. А многие русские эмигранты, с которыми они
встречались в Финляндии, были для них еще более чужими, чем ненавидящее кронштадтцев большинство финнов, так что не приходится
удивляться их желанию вернуться в Советскую Россию.
К концу 1921 г. количество русских беженцев в Финляндии резко
сократилось. К этому времени большинство кронштадтцев, более двух
тысяч, находились в лагере на острове Туркинсаари. Одних финские
власти высылали в Советскую Россию, другие легально или нелегально сами возвращались туда, сразу попадая в «теплые» чекистские
объятия. Большинство этих людей были отправлены в концентрационные лагеря. Но после того, как 2 ноября 1922 г. ВЦИК предоставил
амнистию рядовым кронштадтцам, число возвращающихся увеличилось. Многим из них пришлось пройти через тюрьмы и фильтрационные лагеря, для некоторых это продолжалось много месяцев.
Одним кроншадтцам предстояло заниматься тяжелыми работами в Финляндии, а затем вести обычную эмигрантскую жизнь
в бедной стране, другим — вернуться в Советскую Россию, где их
ждали новые испытания, эстонцам, латышам, литовцам, полякам
представлялась возможность вернуться в свои, ставшие независимыми, страны, финнам, ингерманландцам — остаться в Финляндии
с финским гражданством. В отдельных случаях беженцам разрешали выехать и в другие страны. В лагерях составлялись списки.
23 мая 1921 г. был составлен «Список беженцев лагеря № 1 эстонского происхождения, отправляемых в Эстонию» на 10 человек26.
В списке встречаются и русские фамилии, лиц, проживавших
на территориях, вошедших в состав Эстонии. В другом списке насчитывалось 13 эстонцев27. В списке латышей, эстонцев, финнов
и поляков сводного отряда Кронштадтского гарнизона в Райволе
насчитывается 7 эстонцев — 6 из них с русскими фамилиями. Всего
44 человека получили возможность репатриироваться в Эстонию.
В «Список лиц латышского происхождения в лагере № 1 (нижнем «Ино»)» вошло 30 человек, в основном с русскими фамилиями. Всего 34 кронштадтца вернулись в Латвию28. Список литовских

249

Глава V

беженцев содержал 7 фамилий. Был даже составлен список украинских беженцев, содержащий 27 фамилий, хотя украинцев среди беженцев было значительно больше29. Совершенно не понятно, зачем
он был составлен, может, в Финляндии надеялись на новый поход
украинских войск при поддержке поляков на Украину?
7 мая 1921 г. командир 1-го Кронштадтского артиллерийского
полка составил список лиц польского происхождения на 54 человека, в подавляющем большинстве русских и украинцев. В список
вошел и один еврей Янкель Юзефович, семья которого проживала
в Вильно30. Если правительства Эстонии, Латвии и Литвы охотно
принимали всех беженцев, не обращая внимания на их национальность, то в МИД Польши решили по-другому. 25 июля из Варшавы
был отправлен ответ: «Согласно ноте, полученной 25 июня 1921 г.,
Министерство иностранных дел имеет честь сообщить, что Польское правительство решило разрешить приезд польских беженцев
только после проверки их польского подданства. В списке беженцев
мы видим большое число русских имен, что указывает на их русское
подданство»31. Письмо не нуждается в комментариях. Посольства
ряда государств, получив извещения, что среди беженцев находятся
люди, считающие, что они имеют право въезда в эти страны, начали переписку с МИД Финляндии. Болгарское посольство просило
правительство Финляндии как можно скорее отпустить из концентрационного лагеря Туркинсаари болгарского подданного, уроженца Екатеринослава Ф. П. Шейко. Такая же переписка велась с представителями МИД Германии и Румынии32.
В это время между финской и русской стороной шли интенсивные переговоры. Темой этих переговоров и заседаний являлся животрепещущий вопрос: кто будет убирать трупы?
«Протокол № 1 общего заседания представителей РСФСР
и Финляндской Республики на ст. Раяйоки 29 марта 1921, по вопросу об уборке трупов кронштадтцев, находящихся на льду Финского
залива. <…> По вопросу об очистке Финского залива от трупов, постановили уборку трупов произвести на территории Финского залива, от пункта выхода Российско-Финляндской сухопутной границы к Финскому заливу до меридиана Ино-Краснофлотский…,
так как за пределами этой зоны не предполагается наличия трупов.

250

Кронштадтцы после падения Кронштадта

С русской стороны уборка трупов проводится в пределах своей
морской границы, начиная с 30 марта по 2 апреля включительно.
Ежедневно с 10 утра до 8 вечера. С финской стороны уборка трупов
проводится в пределах своей морской границы в течение 4–5 апреля в те же часы.
Для решения вопроса, действительно ли убраны трупы с вышеуказанной территории, постановили собраться 6 апреля…»
Заседание 6 апреля 1921 г. подвело окончательные итоги: «…На
основании указанных заявлений постановили считать Финский залив свободным от трупов.
Ввиду того, что лед во многих местах растаял и поэтому не доступен для хождения, фактическую проверку решили не проводить.
Финская делегация заявила, что ею в пределах своей морской границы трупов на льду Финского залива не обнаружено. Русская делегация сообщает, что все трупы на русской территории ею убраны <…>.
Протоколы составлены в двух экземплярах на русском и финском языках.
Настоящее заседание решили считать последним и вопрос исчерпанным»33.
Раскол эмиграции, стремление уговорить как можно больше
участников различных антибольшевистских движений и солдат белых армий вернуться в Советскую Россию были одной из важнейших целей как пропагандистского аппарата, так и спецслужб молодой Советской Республики. В письмах из России, часто от близких
людей, кронштадтцам внушали, что на родине все изменилось, жизнь
восстановилась и рядовым участникам мятежа не будет предъявлено
никаких претензий. Эти письма составлялись под давлением чекистов. Многие возвращались, часто их ждала смертная казнь, в частности офицеров и казаков, или в лучшем случае заключение в концлагерь. Но судьба рядовых кронштадтцев, вернувшихся в Советскую
Россию по амнистии 1922 г., была иной. После длительной проверки их в большинстве случаев отпускали на свободу, но селиться
в Кронштадте и Петрограде им было запрещено. В решении Президиума ВЦИК об амнистии подчеркивалось социальное происхождение амнистированных: «Многие участники кронштадтского мятежа
из рабочих и крестьян, которые могли бы принести пользу в дело

251

Глава V

восстановления нашего народного хозяйства, оказались за пределами Советской Республики, выброшенные из своих сел и деревень.
Разбросанные по разным странам, они подвергаются эксплуатации,
как дешевая рабочая сила, той же буржуазией, которая в свое время вовлекла их в борьбу против власти трудящихся. <…> Объявить
полную амнистию всем рядовым участникам кронштадтского мятежа безотносительно к тому, находились ли они на военной службе
или нет, за исключением главарей, руководителей и командного состава. <…> Считать конечным сроком подачи заявлений о желании
воспользоваться амнистией 1 мая 1923 г.»34 Возвращение принимало лавинообразный характер; в связи с тем, что многие не успели подать заявление до назначенного срока, она была продлена. В списке
лиц, зарегистрированных в советском представительстве для урегулирования вопроса о гражданстве, насчитывалось 1498 человек35.
Советские представители сообщали каждому беженцу, когда
и как будет проходить его отъезд. Вот одно из таких писем: «Гражданину Федорову Андрею. Прилагаю при сем удостоверение на проезд
в Россию, сообщаю, что партия кронштадтцев, в которую Вы зачислены, будет отправлена в Россию из Лаппеенранты в понедельник
23 января сего года поездом в пять часов 30 минут утра. Билеты Вам
брать не надо, ибо поедете за казенный счет. Разрешение на переход
границы у Вас имеется и находится у Вашего уполномоченного, который будет сопровождать от города Лаппеенранты кронштадтцев
в Россию. Вы можете свободно взять свои вещи, деньги и продукты
на дорогу; много продуктов не берите, ибо в России они есть и стоят
дешевле. Финский паспорт надо сдать»36. В коротком письме, кроме
необходимой каждому репатрианту информации, успевают сообщить
о преимуществах жизни в Советской России перед Финляндией.
22 ноября 1923 г. Петриченко получил письмо от рядового
участника Кронштадтского восстания:
«Добрый день.
Премногоуважаемый товарищ Петриченко! Узнал нечаянно
от одного матроса Ваш адрес. Спешу послать Вам свой сердечный
привет и горячих наилучших пожеланий, а также привет и почтение
Вашей супруге. Товарищ Петриченко, не знаю, напишите ли Вы мне
или нет, но я Вам пишу и надеюсь получить от Вас ответ. Товарищ

252

Кронштадтцы после падения Кронштадта

Петриченко! Месяца два тому назад я получил письмо, где сообщали, что Вы и Ваша супруга приговорены Московским трибуналом
к смертной казни и приговор приведен в исполнение. Вы расстреляны, а ваша супруга повешена, что очень меня огорчило, и как раз
тогда мне пришли бумаги на выезд в Россию, но, боясь, чтобы не постигла меня такая же участь, каковую приписали Вам Шведские газеты, я не поехал в Россию и поклялся отомстить за смерть Вашу.
Но тогда как матрос, который видел Вас на ярмарке в Улеаборге,
рассказал мне о Вас и сообщил мне Ваш адрес, я очень обрадовался и решил написать Вам. Товарищ Петриченко, нас здесь раньше
было 26–27 человек, а теперь остались 2: я и один “Пидвели”»37.
Ирония судьбы. Можно считать, что счастливая. От возвращения
на родину автора спасло только ложное сообщение шведской газеты.
Всего в 1917–1922 гг. в Финляндию бежало 42 000 бывших граждан Российской империи: 25 тыс. из них составляли родственные
финнам национальные группы — ингерманландцы и восточные карелы. Остальные беженцы из России в подавляющем большинстве
не имели финского гражданства. Работу им найти было практически невозможно. Генерал Козловский, закончивший с отличием
Михайловскую артиллерийскую академию, перебивался случайными заработками. За годы жизни в Финляндии он был и дорожным
рабочим, и механиком в гараже, и мастером на механическом заводе.
Лучшая его работа — школьный учитель физики и естествознания.
Для пожилого человека многие работы были слишком тяжелыми.
В конце концов, он решил обратиться за помощью к генералу Маннергейму, с которым он был знаком, но получил красноречивый ответ: «Для красного генерала у меня нет работы». Парадокс: Троцкий
и Ленин называли его белогвардейским генералом, для Маннергейма и многих русских эмигрантов он красный генерал. Мы не знаем
подробно его политические взгляды, но, сам не подозревая об этом,
он стал типичным примером третьего пути и его трагедии. Таких
людей презирали и ненавидели обе основные стороны, участвующие в Гражданской войне, — белые и красные. Какова бы ни была
разница между Черновым и Петриченко, между солдатами Народной армии и кронштадтскими матросами, все они искали для своей
родины другой путь и не хотели возвращаться ни в царскую Россию,

253

Глава V

пусть даже превращенную в конституционную монархию, ни в новую деспотию — ленинско-сталинскую большевистскую диктатуру,
превратившую в крепостных все население страны.
По прибытии в Финляндию Петриченко и ВРК, несмотря на суровые условия заключения и трудности связи между группами,
оказавшимися в разных лагерях, кронштадтцы были полны решимости продолжать борьбу за освобождение своей родины, сохраняя верность идее «Власть Советам, а не партиям». Не желая вступать ни в какую партийную структуру, они хотели равноправного
союза с другими антибольшевистскими силами, чтобы после свержения диктатуры русский народ сам определил свой новый общественный строй. В письме В. Л. Бурцеву в августе 1921 г. Петриченко писал: «Наконец, стали проникать в лагерь представители
всех политических оттенков, интересоваться нашей политической
окраской. Узнав о нашей беспартийности и нашем желании вести
борьбу с коммунизмом, стали предлагать войти в их партию, после
чего ими будет по возможности оказываться всякая помощь. В общем, нужно обязательно продаться им. На это я им отвечал и впредь
отвечаю, что сейчас Россия, наша Родина в партиях не нуждается,
а в спасении, живом деле, в усиленной работе, направленной к спасению. <…> Поэтому мы говорим: или со всеми против коммунистов, или останемся одними и будем не покладая рук вести борьбу и впредь, считаю преступлением входить в какую-либо партию,
замыкаться в узкую партийную структуру, быть партийным буквоедом, особенно тогда, когда Родина гибнет»38. В письме в Русский
национальный комитет в Париже — РНК Петриченко объясняет,
почему кронштадтцы лучше других знают, что происходит в России: «Лишились родины одни из последних и потому пережили
коммунистический произвол больше, чем кто-либо другой и вернее
могут отразить настроения и чаяния народа российского». Он объясняет провал всех белогвардейских генералов тем, что генералы
были еще дальше от народа, чем коммунисты, и опять делает свой
основной вывод: «Советы в России популярны, но только не коммунистические, а всенародные, так как власть должна быть выбрана
всем народом, а не какой-либо партией». Петриченко красочно описывает, что «в борьбе с коммунистами нужно пользоваться их же

254

Кронштадтцы после падения Кронштадта

приемами. Всякие договоры, попытки соглашения с коммунистами
ни к чему не приведут. Никакая помощь голодающим при коммунистах невозможна, мы это говорим и опыт подтверждает». Явно недооценивая силы Красной армии, ЧК, большевистской диктатуры,
автор пишет о задачах народного движения под его руководством,
которое выглядит маниловскими мечтаниями: «1) Продолжать революционную работу в Петрограде среди крестьян, рабочих матросов и солдат. 2) Связаться с Мурманским краем для работ как в Петрограде, так и вне его. 3) Формирование из кронштадтцев отрядов
для переброски в Олонецкую губернию и постараться восстановить
Северный фронт. 4) Одновременно формирование повстанческих
отрядов на территории между Эстляндией и Петроградом, дабы
имелась возможность нарушить правильную доставку продовольствия с запада в Петроград. 5) Главная точка удара — захват Шлиссельбурга и оттуда можно будет нанести удар Петрограду. 6) В Петрограде организована террористическая группа»39. Это письмо
интересно не только своим содержанием, но и датой, когда оно было
отправлено, — 5 октября 1921 г. В это время в распоряжении Петриченко было значительно меньше людей. Многие вернулись в Советскую Россию, а из тех, кто оставался, большинство мечтало или туда
вернуться, или устроить свою судьбу в Финляндии и других странах. За Петриченко даже не стоял его авторитет главы ВРК, и свое
письмо он вынужден был подписать «Бывший председатель Кронштадтского ВРК», так как на заседании ВРК 21 июня 1921 г. было
принято решение о его роспуске: «Ввиду нецелесообразности дальнейшей работы Комитета в настоящее время Комитет распустить,
предоставить каждому члену в дальнейшем свободу политической
и общественной работы на свой страх и риск»40. Свой план действий
он выдвигал и после того, как в июне 1921 г. в Петрограде была разгромлена Петроградская боевая организация (ПБО) профессора
В. Н. Таганцева. По делу ПБО было арестовано около 900 человек,
в т. ч. группа посланных финской разведкой и Петриченко кронштадтских матросов. Некоторые из них были расстреляны в августе
и октябре 1921 г. вместе с другими членами ПБО. Уверять в октябре 1921 г., что в Петрограде ведется подпольная работа и действует
террористическая группа, было абсолютной ложью c целью придать

255

Глава V

себе больший вес и получить деньги. Петриченко, теряя поддержку,
стал типичным авантюристом.
Петриченко все больше и больше оставался в одиночестве. Он
разочаровался в эмиграции из-за ее постоянных дрязг и невозможности получить от нее реальную помощь. Хорошее отношение с Бурцевым и возглавляемым им ПНК ему ничем помочь не могло. Даже те
небольшие суммы, которые Бурцев пытался ему перевести, до него
не доходили. Представитель Петриченко в Париже сообщал ему, что
у Бурцева очень тяжелое положение и нет денег даже на издаваемую
им газету «Общее дело», которая стала выходить два раза в неделю.
Какие-то надежды на более активную деятельность у Петриченко
возродились после заключения соглашения между ним и резидентом Савинкова в Прибалтике, штабс-капитаном Г. Е. Эльвенгреном
об образовании Комитета северных боевых организаций для борьбы
с «коммунистической опасностью». Соглашение начиналось с громких слов, совершенно не отражающих реальное положение дел:
«Принимая во внимание, что единственно реальными силами на севере являются бывший гарнизон восставшего Кронштадта и активные организации, руководимые генералом (штабс-ротмистром. —
Л. П.) Г. Е. Эльвенгреном, которые способны вести активную борьбу
против коммунистов…»41 Никакими реальными силами Эльвенгрен
не располагал, и все его надежды были основаны на кронштадтцах.
Но он общался только с Петриченко, Яковенко и еще двумя-тремя
лицами из окружения бывшего главы ВРК. Из этого общения штабскапитан сделал ошибочный вывод: «Кронштадтцы по-прежнему
настроены очень активно…»42 Так что реальными силами стороны
не обладали. Петриченко и Эльвенгрен были очень заинтересованы
в денежных средствах. В соглашении говорилось: «Обе договаривающиеся стороны обязуются материально и политически поддерживать
друг друга и предоставлять имеющиеся и могущие быть привлечены
из-за границы средства для общей работы Комитета. Все денежные
средства должны поступать непосредственно в Комитет или через
представителя его из-за границы, минуя всех агентов и учреждений, т. к. Комитет может считать себя единственным активным реальным центром, вокруг которого должно происходить объединение
всех сил, борющихся против большевиков в направлении Петрограда

256

Кронштадтцы после падения Кронштадта

и на Севере»43. Но Петриченко, несмотря на все его старания и многочисленные данные ему обещания, денег практически не получал.
Эльвенгрен сообщал Савинкову, что он не только не может помочь
деньгами в данный момент, но и гарантировать деньги в будущем.
Соглашение осталось на бумаге.
Поддержки не было никакой, кронштадтцы возвращались на родину, и Петриченко стал подумывать о возвращении в Советскую
Россию. Возможно, это его желание усилилось, когда после разговора с бывшими членами Ревкома, один из них тут же донес об этом
полицмейстеру Выборга. 22 мая 1922 г. Петриченко был арестован
и помещен в Выборгскую следственную тюрьму, где просидел около двух месяцев. О намерениях Петриченко стало известно советскому консулу в Финляндии А. С. Черных, и 16 сентября 1922 г. он
сообщил об этом ответственному чиновнику МИД РСФСР Я. С. Ганецкому. Петриченко было передано, что он должен прояснить свою
политическую позицию. Петриченко отправил письмо в советское
консульство, в котором писал: «События в Кронштадте в марте месяце 1921 г. произошли на почве всеобщего недовольства железной
диктатурой Коммунистической партии, а отсюда и всеми ее последствиями. Как бы ни кончилась вооруженная борьба, которая произошла против воли кронштадтцев, все же основные требования кронштадтцев проводятся в жизнь Советским Правительством. В связи
с переменой тактики Советским Правительством мои политические убеждения принуждают меня запросить Консульство РСФСР,
возможно ли мое возвращение в Советскую Россию?»44 Советским
дипломатам письмо не понравилось, им нужна была полная капитуляция. Черных писал в МИД РСФСР: «Очевидно, Петриченко
“еще не дошел”. Постараюсь заставить Петриченко более подробно “изъясниться” и дам ему понять, что переговоры могут начаться только на основе полного и открытого отказа от “Кронштадта”»45.
Но пойти на такое в то время Петриченко был не готов. К нему смогла приехать жена. Мы не знаем, каким путем ей удалось выбраться
из России. Он переехал в небольшой финский городок Партаниеми в 1924 г., а в 1927 г. вместе с семьей уехал в Латвию. В Финляндии он отказался от всякой политической деятельности, но в Латвии
у него вновь установился контакт с советскими представителями.

257

Глава V

Он написал заявление с просьбой о возвращении, где осудил свою
роль не только в Кронштадтском восстании, но и дальнейшую деятельность в Финляндии по подготовке нового выступления против Советской России. Он назвал эту деятельность «еще большим
и тягчайшим преступлением»46. Он не ограничился одними заявлениями и составил подробный доклад о Кронштадтском восстании.
Крестьянинов утверждает, что вопросом о том, что делать с Петриченко, занимался Сталин: «Председатель ОГПУ Г. Г. Ягода доложил
об этом И. В. Сталину, который ответил, что родине можно полезно служить, даже находясь за ее рубежами»47. С 1927 г. Петриченко стал работать на советскую разведку. В этом он повторил судьбу
многих деятелей русской эмиграции, таких как последний командир
Корниловской дивизии Н. Н. Скоблин или один из командующих
войсками КОМУЧа Ф. Е. Махин. После выполнения ряда заданий
советской разведки в Латвии, в т. ч. и вступления в Российский общевоинский союз и подробное освещение его деятельности, Петриченко, побывав в СССР, был отправлен в Финляндию. Он продолжал поставлять ценную информацию советской разведке. В 1937 г.,
по свидетельству резидента советской разведки З. И. Рыбкиной, он
был взбешен московскими процессами и заявил ей, «…что в Москве
судят не врагов народа, а истинных борцов за его собственные идеалы, травят людей, которые делали революцию и остались верны ей.
“В любом случае, — заявил он, — я отказываюсь с вами работать!”
С превеликим трудом удалось мне тогда успокоить Петриченко
и убедить его продолжать сотрудничать с советской разведкой», —
докладывала в Центр Рыбкина48. Зимой — весной 1941 г. он сообщал ценную информацию о военных приготовлениях в Финляндии,
о прибытии в страну немецких войск, о концентрации большого числа германских дивизий в Польше. Финская контрразведка считала
Петриченко очень опасным, 21 июня 1941 г. он был арестован и отправлен в концентрационный лагерь. 23 сентября 1944 г. его освободили на основании соглашения о перемирии между Советским Союзом и Финляндией. Но самые страшные тюрьмы ждали его впереди.
Глава союзной контрольной комиссии по Финляндии А. А. Жданов
подписал список, состоящий из 22 русских эмигрантов, которых
финские органы безопасности должны были арестовать и передать

258

Кронштадтцы после падения Кронштадта

советским коллегам. В этом списке было и имя Петриченко. В ночь
на 21 апреля 1945 г. он был арестован и отправлен в Москву. Опубликованы некоторые протоколы его допросов, но, с нашей точки зрения, они не представляют никакого интереса. Что от него хотели, то
он и говорил. 17 ноября 1945 г. особое совещание при наркоме внутренних дел СССР приговорило его «за участие в контрреволюционной террористической организации и принадлежность к финской
разведке» к 10 годам исправительно-трудовых лагерей49. Он был отправлен в Соликамский лагерь в Пермской области, а в июне 1947 г.
во время этапирования во Владимирскую тюрьму скончался.
Яркая фигура вождя и авантюриста, народного трибуна и тщеславного самоуверенного человека, в судьбе которого отразилась трагедия русского народа. Тысячам других кронштадтцев, в т. ч. и ряду
членов ВРК, повезло больше. Они навсегда остались в Финляндии.

2. Расправа
Какой бы тяжелой ни была жизнь кронштадтцев в эмиграции,
у оставшихся в России судьба была еще горше. Несмотря на то, что
накануне штурма в ряде приказов говорилось о необходимости хорошо обращаться со сдавшимися в плен, в предыдущих прямо указывалось, что пленных быть не должно. Часто их убивали прямо на месте
(см. гл. 4). Сразу после взятия Кронштадта расстрелы проводились
без суда и следствия. Особенно жестоко расправлялись с матросами.
Местные жители рассказывали, что ночью 18 марта пленные были построены на Усть-Рогатке, рассчитаны на 1-й — 2-й, и каждый второй
был расстрелян. Всего в эту ночь было расстреляно около 400 человек.
Маховик репрессий стремительно закрутился. В рапорте председателя двух троек при 1-м и 2-м отделении Особого отдела охранфингран Николаева говорилось: «Таким образом, активных участников мятежа было арестовано со 2 марта по 15 апреля три тысячи
человек, из них 40 % (1200. — Л. П.) приговорены к высшей мере наказания. 25 % — к пяти годам принудительных работ и 35 % — освобождены, часть из них — очень небольшая — приговорена к одному

259

Глава V

году общественных работ условно». Пропустить через судебную мясорубку такое большое количество людей смогли две тройки. Наиболее виновными считались команды «Севастополя» и «Петропавловска», командный состав мятежников, члены революционных троек
и ВРК. Особое внимание было обращено на коммунистов, вышедших
из партии. Николаев докладывал: «Всего изменников партии за время существования Тройки допрошено 800 человек. При рассмотрении дел и определении наказания над изменниками партии разбили преступников на четыре категории: 1-ая категория — вышедшие
из партии, но активно действовавшие против и задержанные с оружием в руках комиссары, командиры, вышедшие из партии, а равно
и организаторы коллективов, лица, подавшие злостные заявления,
окрылявшие надежды мятежного ревкома и поднимающие его авторитет»50. Все они приговаривались к расстрелу. Такие факты, как передача информации командованию 7-й армии, в расчет не принимались. Руководители Временного бюро — Я. И. Ильин, А. С. Кабанов
и Ф. Х. Петрушин были расстреляны.
Несмотря на то, что судебно-карательные органы работали без
перерыва и количество казненных участников восстания уже составляло тысячи человек, центральные органы власти требовали ужесточения репрессий в Кронштадте. 28 марта 1921 г. начальник штаба
Балтфлота Л. М. Галлер и Г. П. Галкин требовали от коменданта Кронштадта: «Комфлота приказал теперь же из судовых команд и береговых частей флота изъять весь элемент, который по Вашему мнению
необходимо изъять как неблагонадежный»51. Требования строгой
проверки росли как снежный ком. Отделение учета личного состава штаба Балтфлота 29 марта 1921 г. потребовало от командования
Кронштадтской крепости: «На основании распоряжения по флоту
для точной проверки личного состава морских команд в Кронштадте отделение просит в недельный срок представить именные списки
военных моряков, вверенных Вам командного состава и отдельно командуемого состава с указанием имени, отчества и фамилии; кроме
того, указать в списках командного состава подлинный чин или звание, занимаемую должность и специальность, а командуемого состава — год рождения. Срок службы, звание и занимаемую должность,
а также указать, где, в каких списках находится в настоящее время

260

Кронштадтцы после падения Кронштадта

каждый моряк, т. е. в команде налицо или же отсутствует, в последнем случае, где именно и по какой причине.
Если же имеются моряки, зачисленные в кадровый состав командуемых с 1–18 сего марта месяца, то, кроме вышеизложенного
указать, из каких команд, когда и каким распоряжением они переведены»52.
Как свидетельствует статистическая сводка охранфинграна и чрезвычайных революционных троек по ликвидации Кронштадтского мятежа, к 1 мая 1921 г. было расстреляно 2168 человек.
Из них — 4 женщины. 22 кронштадтца были расстреляны условно,
т. е. они не попали в руки чекистских палачей. Всего было арестовано 6528 человек, к принудительным работам от 6 месяцев до 5 лет
было приговорено 1955 кронштадтцев, из них к 5-летнему сроку заключения — 1513, остальные были освобождены53.
Приговоренные к тюремному заключению в большинстве были
отправлены в Архангельскую губернию: в Архангельский лагерь
принудительных работ № 1; в Архангельский лагерь принудительных работ № 2; в Пертоминский лагерь; во второй Петроградский
лагерь принудительных работ особого назначения; в лагерь в городе Череповец Вологодской губернии и лагерь на станции Паша
в Мурманской губернии54. Был создан Холмогорский лагерь — первый в мировой истории лагерь смерти. Полпред ВЧК по Северному краю З. Б. Кацнельсон сообщал управляющему делами ВЧК
Г. Г. Ягоде: «…мне известно, Холмогорский лагерь был организован Кедровым, <…> секретно исключительно для массовой ликвидации белого офицерства, подчинен был ему, а после его отъезда
предархчека Смирнову. Заключенных там не было, и привозились
лишь для ликвидации и никуда оттуда не распределялись, кроме
тех, кто был освобожден работавшей фильтркомиссией»55.
В «Мемориале» в Петербурге имеется 13 карточек из Архангельских лагерей принудительных работ. Все упоминаемые в них кронштадтцы были приговорены к заключению: 5 человек сроком на 1 год,
8 человек сроком на 5 лет. Из них 7 человек (53,9 %) умерли в 1921 г.
Это были молодые, физически крепкие и здоровые люди. Про одного
из них было указано, что он умер от сыпного тифа. У двоих совпадает дата смерти — 2 ноября 1921 г., еще один также умер в ноябре. Мы

261

Глава V

хорошо понимаем, что делать какую-либо серьезную выборку на основании столь скудных данных нельзя. Мы можем только сделать
вывод об очень тяжелых условиях заключения и о необыкновенно
высокой смертности всего за несколько месяцев. Оставшиеся в живых были освобождены, в большинстве своем по амнистии «в честь
4-й годовщины ВОР», в декабре 1921 — январе 1922 г.56
Несмотря на то, что лагеря предназначались в первую очередь для содержания и расправы с офицерами белых армий, после подавления Кронштадтского восстания в них были направлены тысячи матросов. Во время восстания лагерное начальство
проявляло большую нервозность, опасаясь выступления матросов
Северного флота и архангельских рабочих. С другой стороны, чекисты надеялись, пользуясь восстанием в Кронштадте как предлогом, получить разрешение для новых массовых расстрелов офицеров. Это разрешение им было дано Дзержинским57. О массовых
расстрелах матросов в Холмогорском лагере существуют только
косвенные данные.
Петербургский историк Е. И. Кондрахина выступила на дискуссии о Кронштадтском восстании на Портале публичной истории
29 марта 2021 г. с интересным сообщением о группе кронштадтцев
в 19 человек, в которую входили члены ВРК: Н. В. Архипов, матрос
с Петропавловска; Г. П. Тукин, секретарь Кронштадтского ВРК,
электромонтер в Кронштадтском порту; Л. И. Белов, сотрудник
газеты «Известия Кронштадтского ВРК»; члены революционных
троек. В Финляндии они содержались в лагере Туркинсаари и использовались на тяжелых работах. Весной и летом 1922 г. они стали возвращаться в Советскую Россию еще до объявления амнистии
2 ноября 1922 г., под которую они не попадали. Их арестовали и посадили в Дом предварительного заключения. После года следствия
кронштадтцы, требуя его окончания, объявили голодовку. В конце
концов они все были приговорены к 3-летнему заключению и были
направлены в Соловецкий лагерь58.
В это время в тюрьмах и лагерях существовал режим особого
содержания политических заключенных, принадлежащих к социалистическим партиям и членам различных анархистских групп.
Остальные политзаключенные считались контрреволюционерами,

262

Кронштадтцы после падения Кронштадта

и на них условия этого режима не распространялись59. Несмотря
на то, что в эту группу кронштадтцев входили 4 анархиста, 2 социалиста-революционера и 1 социал-демократ, они настаивали на том,
чтобы вся группа называлась беспартийной, но пользовалась политрежимом. На этом основании они отказались выходить на общие работы, одновременно они послали декларацию в ЦК РКП(б)
с признанием советской власти и с просьбой о смягчении наказания.
Забаррикадировавшись в бараках, они отказались из них выходить.
В конце концов, один из главных руководителей Соловецкого лагеря
Ф. И. Эйхманс сообщил им, что они будут перевезены в политскит.
Их перевезли на остров Большая Муксалма, где к этому времени уже
находились анархисты и социалисты. Они жили как политзаключенные в политските и через избранного старосту общались с представителями администрации. Это происходило осенью 1923 г. В это
время лагерная администрация начала ужесточать условия содержания политзаключенных. 19 декабря 1923 г. в результате провокации,
устроенной руководством лагеря, охрана открыла огонь по заключенным Савватиевского скита. В результате 6 человек были убиты
и 2 ранены. В ответ начались бурные собрания политзаключенных
с обсуждением дальнейших мер борьбы против произвола.60 В них
участвовали и кронштадтцы. Во время этих обсуждений в феврале
1924 г. стало известно об обращении кронштадтской группы в ЦК
РКП(б) с признанием советской власти. Это вызвало негодование
всех остальных политзаключенных, и по требованию правых эсеров
лагерная администрация удалила их из политскита. Кронштадтцы
объявили голодовку и держали ее 9 дней. Но после обещания лагерного начальства, что вскоре должна приехать комиссия ВЦИК и их
освободят, они согласились поселиться в Соловецком Кремле, но их
стали выводить на общелагерные работы, т. е. они были лишены статуса политзаключенных. В конце весны 1924 г. приехала комиссия
ВЦИК и объявила, что они будут свободны. Они продолжали работать на общих работах, но провокации администрации не прекращались. Летом 1924 г. трое кронштадтцев были заключены в карцер, где
они объявили голодовку, к которой присоединилась и часть группы, остававшейся в Кремле. Один из участников голодовки В. Юдин
в финском лагере заболел туберкулезом и очень тяжело переносил

263

Глава V

голодовку. На 14-й день голодовки заключенные были освобождены
из карцера. Осенью 1924 г. кронштадтцы были освобождены с лишением права проживания в шести городах, в т. ч. Кронштадте, Ленинграде, Москве61.
В этой истории самое интересное то, что и через несколько лет после восстания кронштадтцы оставались верны своим лозунгам о власти Советов и, несмотря на компромиссы с правящей большевистской партией, были готовы к совместным действиям с социалистами
и анархистами, добиваясь соблюдения прав политзаключенных.
С делами арестованных разбирались стремительными темпами. Достаточно сказать, что первое заседание чрезвычайной тройки
состоялось 20 марта. В этот же день прошли два заседания выездной сессии Окружного Реввоентрибунала Петроградского военного
округа. Они были открытыми. На одном приговорили к смертной
казни 13 командиров и членов судового комитета линкора «Петропавловск». Приговор сразу после суда был приведен в исполнение.
В приговоре указывалась причина такой спешки: «Настоящий приговор в силу создавшейся в Крепости Кронштадт боевой обстановки и для поддержания боевой способности воинских частей и судов
и восстановления революционного порядка привести в исполнение
немедленно»62. На другом перед чрезвычайной тройкой предстало
167 матросов с «Петропавловска». Поскольку всех матросов мятежного линкора считали белогвардейцами, они были приговорены
к расстрелу63. 21 марта тройка приговорила к смертной казни 53 матроса с линкора «Севастополь», 33 — из машинной школы. 22 марта
только по двум протоколам были приговорены к смерти 334 человека. Сколько всего в этот день было вынесено смертных приговоров, мы не знаем. 20 апреля Президиум Петроградской ЧК вынес
приговор ряду членов ВРК, членам судовых комитетов, работникам редакции «Известия ВРК», командирам, рядовым восставшим,
членам комитетов действия на ледоколах «Огонь» и «Трувор», распространителям прокламаций, командирам и красноармейцам 1-го
Морского воздушного дивизиона. Всего по этому делу проходило
82 человека, 41 из них был приговорен к расстрелу64.
Обоснования ряда приговоров поражают своей нелогичностью
и полным отсутствием каких-либо доказательств вины. Например,

264

Кронштадтцы после падения Кронштадта

в приговоре Я. И. Белецкого, командира линкора «Севастополь»,
сказано: «Как только услышал, что в связи с волынкой в Петрограде
в Кронштадте тоже поднялась буза, уехал 26-го февраля в Петроград
якобы в отпуск по 3 марта, на самом же деле приехал в Петроград
в день ареста, т. е. 2-го марта, и не к себе на квартиру, а к знакомым,
где и был арестован»65. В мятеже он не участвовал. При первых признаках волнения уехал из Кронштадта. Кроме того, что бывший капитан 2-го ранга дворянин, то есть человек неправильного происхождения, иной вины за ним не было, а его приговорили к расстрелу.
И. М. Бурлаков, до мятежа командир форта № 6, арестованный восставшими, после освобождения из-под ареста сыграл видную роль
в штурме Кронштадта, что было признано в обвинительном заключении. Но он тем не менее был приговорен «к 1 году принуд. работ
с содерж. под стражей», хотя по тому, как действовали так называемые суды над кронштадтцами, такой приговор был довольно мягким.
Н. А. Устинов, по происхождению из мещан, красный командир, член
РКП, командир батареи, был помещен восставшими под домашний
арест, но «был оставлен на своем посту, по его показанию, поступал
согласно советам бывшего командира форта Бурлакова, стараясь
своими действиями не причинить вреда Красным Войскам. Других
обвинительных материалов не имеется». На такой шаткой обвинительной базе Устинов, действовавший согласованно с Бурлаковым,
был абсолютно ни за что приговорен к расстрелу66. Таких приговоров, где наказания не подтверждались обвинительным материалом,
в судах над кронштадтцами было очень много. Технический редактор «Известий ВРК» В. Ю. Владимиров был приговорен к расстрелу
только за то, что находился на этом посту. Для суда этого было вполне достаточно. Смертные приговоры выносились и в дальнейшем.
К. И. Жудра, боцман на крейсере «Громобой», во время восстания —
командир полуроты в сводно-судовом отряде, «активный участник
мятежа», был арестован 21 апреля при переходе границы и приговорен 26 июля 1921 г. к смертной казни. Расстреливали кронштадтцев,
которых финская разведка и Петриченко послали в Петроград для
борьбы против большевистской диктатуры под руководством Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева. В Петрограде они сразу же попадали под контроль Петроградской ЧК.

265

Глава V

Волна репрессий шла все дальше и дальше, захватывая уже и членов военного и политического руководства Балтфлота и Кронштадта перед мятежом. Расследовать причины неготовности руководства Кронштадта к восстанию, деятельность помощника командира
по политической части Балтфлота Кузьмина и начальника политотдела Балтфлота Батиса требовал Троцкий, предписавший 20 марта
командующему Балтфлота Кожанову отстранить их от вступления
«в исполнение своих обязанностей». Троцкий уже в начале восстания возмущался плохой работой ВЧК по сбору информации и считал, что «военный округ и флот необходимо реорганизовать, установив военный режим и строгое централизированное подчинение»67.
С другой стороны, на отдаче под суд ряда руководящих работников Балтфлота и Кронштадта настаивал Особый отдел Петроградской ЧК (ПЧК). Уполномоченный по следственным делам Особого
отдела П. А. Карусь, допросив Н. Н. Кузьмина, комиссара бригады
линейных кораблей А. Г. Зосимова, председателя Кронштадтского совета П. Д. Васильева, начальника Особого отдела Кронштадта
А. И. Грибова и рассмотрев рапорт комиссара штаба Кронштадской
крепости Новикова, предложил привлечь к ответственности всех
указанных лиц, а также комиссара линкора «Севастополь» Ф. Н. Чистякова. Он писал в заключении: «В Кронштадте перед восстанием
не было принято решительно никаких мер к организации обороны
на случай выступления. Причина этому было отчасти отсутствие
в Кронштадте единого партийного органа (существовали партком
и политотдел, вполне самостоятельно), но, главным образом, нераспорядительность местных высших властей. Видя в высшей степени
тревожное настроение частей, ждали, что вот кто-то приедет, за них
что-то сделает. Такие надежды они возлагали на прибытие т. Кузьмина, последний же приехал уже слишком поздно, когда сопротивления организовать было невозможно, да т. Кузьмин и не пытался
организовать сопротивление…»68 Но осуществлять репрессии против партийных руководителей высокого ранга весной 1921 г. Политбюро было не готово. Никто из перечисленных руководителей
не пострадал. Они были переведены из Балтфлота на другие должности. Батис был назначен в апреле 1921 г. начальником политотдела Северного флота, а в ноябре — помощником начальника морских

266

Кронштадтцы после падения Кронштадта

сил Дальнего Востока; Кузьмин — членом Реввоенсовета Туркестанского фронта, а в 1922 г. был награжден орденом Красного Знамени за участие в подавлении Кронштадтского мятежа!
Но кого-то из ответственных коммунистов надо было для примера наказать. Им стал бывший комиссар линкора «Севастополь»
Ф. Н. Чистяков. Ему ставили в вину действия в начальный период
мятежа. Именно по его предложению на общем собрании команды
линкора «Севастополь» было принято решение послать делегацию
в Петроград для выяснения причин рабочих волнений. Когда представителей «Севастополя» не пустили на «Петропавловск», Чистяков взялся сам сопроводить делегацию и добился того, что она могла
подняться на борт линкора. Вскоре он был снят с поста комиссара
и с 1 марта комиссаром «Севастополя» стал Р. И. Турк, арестованный восставшей командой 2 марта. Чистяков 1 марта смог выбраться
из Кронштадта, хотя патруль матросов с «Петропавловска» не хотел
его выпускать. Но с дисциплиной у матросов были большие проблемы, и Чистякову удалось на подводе артельщика с продуктами выехать из Кронштадта и добраться до Петрограда, где он был направлен на службу в дивизию тральщиков в качестве рядового матроса.
3 сентября партийно-следственные органы заинтересовались Чистяковым. В Пубалт была направлена телеграмма: «Инспекторскоиформационный отдел ПУРа по постановлению конфликткомиссии
просит прислать все имеющиеся материалы об исключении кронштадтской организацией из членов РКП военмора Чистякова»69.
В результате Чистяков отделался исключением из партии и кратковременным арестом, о его дальнейшей судьбе мы ничего не знаем.
Расстрелы проводились в 1921–1922 гг. Расстреливали кронштадтских повстанцев, которых находили в Кронштадте благодаря
тщательной работе особых органов и волне доносов, захватившей запуганный террором город. Расстреливали некоторых вернувшихся
кронштадтских матросов и тех, которые были посланы Петриченко
в Петроград. Видимо, отдельные расстрелы имели место и в дальнейшем. Мы считаем, что расстреляно было не менее 3 тыс. человек. Но настоящего их числа мы теперь, видимо, никогда не узнаем.
Хотя, может быть, в архивах ФСБ исследователю в будущем удастся
найти документы, дающие более точный ответ на этот вопрос.

267

Глава V

Высшее партийное руководство, в первую очередь Троцкий, понимало, что восставшие в Кронштадте выражали взгляды большинства матросов Балтфлота. Жестокая расправа с восставшими, высылка тысяч матросов Балтфлота из Петрограда и перевод на другие
флоты, демобилизация старших возрастов не могли в корне изменить положение дел. Власти решили действовать методом кнута
и пряника. Материальное снабжение матросов и комсостава флота
стало значительно лучше, но наряду с этим Реввоенсовет Республики распорядился провести в месячный срок фильтрацию всех флотов, в первую очередь Балтийского, с целью удалить всех неблагонадежных. На каждом флоте и флотилии создавались местные
партийные и флотские комиссии под председательством или комиссара, или члена РВС флота. В циркуляре И. Д. Сладкова, комиссара
при коморси, указывалось: «В комиссию должны войти представители: начальник политотдела, начальник особого отдела, представители от центральных коллективов или парткомов, а также старые моряки — члены партии по роду основных специальностей во флоте».
Сладков делает особый упор на социальное происхождение моряков, но в первую очередь командного состава: «Учебные классы как
командного, а также некомандного состава должны комплектоваться исключительно здоровым пролетарским, рабочим элементом…»70
В циркуляре Сладкова предполагалось закончить фильтрацию, т. е.
чистку всех флотов Республики, к 1 июня. Но для осуществления
тотальной проверки каждого моряка и офицера времени было недостаточно, несмотря на то, что на Балтике действовала центральная
фильтрационная комиссия, а также семь местных комиссий с числом членов от 4 до 15 человек. Естественно, фильтрационные комиссии не успели закончить работу до 1 июня. После раскрытия так
называемого заговора Таганцева комиссиям было предписано обратить самое серьезное внимание на сомнительные элементы.
В результате «напряженной» работы чекистов и фильтрационных комиссий 24 августа в 2 часа ночи в обстановке полной секретности началась операция по массовым арестам командиров
Балтийского флота. Всего было арестовано или, как говорилось
в партийно-чекистском отчете, изъято «…284 чел. бывших морских офицеров, принадлежащих к бывшему привилегированному

268

Кронштадтцы после падения Кронштадта

составу, главным образом к дворянству». В Кронштадте было
арестовано 63 офицера. Предполагалось арестовать в Балтийском флоте 384 человека, «…но остальные в данное время находятся в отпуску, командировках и на излечении в госпиталях»,
т. е. арест этих людей был на некоторое время отложен. Сладков
с гордостью докладывал в Москву: «Командного состава из числа
бывших офицеров в Балтийском флоте и Моркоме после изъятия
осталось незначительное количество». Сладков признавал, что
столь значительная чистка командного состава флота отрицательно отразится на его боеспособности и предупреждал центральные
органы власти: «Дальнейшее массовое изъятие безусловно может
сильно отразиться на деле…» Матросы, обработанные пропагандистами и всегда отрицательно относившиеся к командному составу, отнеслись к репрессиям против него с явным сочувствием. Немногие оставшиеся командиры жили в постоянном страхе,
но власти это не волновало. Главный вывод гласил: «В заключение комиссия находит политическое состояние Кронштадтской
крепости, гарнизона и флота в ближайшее время в общем и целом
устойчивым и не вызывающим тревоги»71. Судьба арестованных
командиров сложилась по-разному. В списке арестованных ВЧК,
отправленном Троцкому 22 сентября 1921 г., насчитывался 321 человек. Из них освободили из-под ареста и направили во флоты как
незаменимых специалистов 56 человек: в Балтийский флот — 7,
в Черноморский — 32, в Каспийский — 17. В отношении 14 человек указаний по их назначению от комиссара морских сил получено не было. Были уволены с флота ввиду политической неблагонадежности 190 человек. В сопроводительном документе ВЧК
сообщалось о том, что 60 человек из них находятся под следствием
и не подлежат освобождению из-под ареста.
В письме Сладков давал указания комиссии не только по работе
с офицерами, но и с рядовыми матросами: «Моряки, признанные центральной комиссией пригодными к флоту, <…> должны быть, в первую голову посланы на суда, предназначенные для плавания. Моряки
из трудового рабочего элемента, но требующие обучения, посылаются
в соответствующие классы флота как на высшие, так и на низшие специальности, сообразуясь с их политическим стажем и образовательным

269

Глава V

цензом. Моряки, не пригодные для флота, списываются в Красную Армию или же в морской торговый транспорт, как до некоторой степени знакомые с морем, элемент подозрительного характера передается
в распоряжение особых отделов для фильтрации»72.
Активная роль многих коммунистов в Кронштадтском восстании показывала их ненадежность. Для оздоровления флотских
партийных организаций специальные комиссии по приему в члены
партии должны были: «Обратить серьезное внимание на вступивших в партию после партийных недель и в особенности на интеллигенцию». Предполагалось очистить как можно в большем объеме
партийные организации от представителей интеллигенции. Даже
наиболее надежных членов партии интеллигентов предлагалось
перевести в кандидаты, «а наиболее слабых исключить совершенно
из партии». В комиссии должны были входить только старые члены партии. Бросалось в глаза стремление очистить прежде всего
Балтийский флот от любого ненадежного элемента: «По мере возможности производить замену моряков, перебрасывая их из одного моря в другие через соответствующие органы Моркома»73.
На 13 июня 1921 г. через фильтрационные комиссии на Балтийском флоте было пропущено 24 650 человек. Комиссии решили изъять «всех без исключения» лиц 1900–1901 гг. для передачи
их на пополнение строевых частей Красной армии. В Кронштадте с 3 по 15 июня была осуществлена фильтрация 75 судов, проверено 7889 человек. Многие матросы были демобилизованы,
переведены на другие флоты и флотилии или арестованы. Кронштадт испытывал особую нужду в рядовых матросах и командирах.
«Петропавловск», переименованный после подавления восстания
в «Парижскую коммуну», после того как на него были направлены надежные, с точки зрения властей, моряки, насчитывал 824 человека74. А накануне восстания экипаж «Севастополя» составлял
1216 человек, а «Петропавловска» — 1379 человек. Комиссар Оперативного управления морских сил Республики П. Б. Бойков описывал в докладе Сладкову обстановку террора и страха, царившую
на линкорах: «До последнего момента продолжались ежедневно аресты команды. В результате этих арестов и вообще событий команды совершенно деморализованы и представляют собою

270

Кронштадтцы после падения Кронштадта

совершенно безвольный и апатичный элемент». Еще хуже было положение с командным составом. «Командный состав совершенно
отсутствует, если не считать второстепенных, и то одиночек комсостава…» Оказавшись в отчаянном положении, ежедневно ожидая ареста, матросы пытались найти какой-то способ спасти свободу и жизнь. Это привело к парадоксальному явлению. Бойков
продолжал: «Насколько отразились на них все события и повлияли на них, можно судить по тому, что со стороны команды поступают к комиссарам масса заявлений о желании вступить в партию.
Конечно, это не есть плод сознательного и осмысленного размышления, в результате которого команды пришли к заключению необходимости вступления в партию, это есть ловкий ход, в результате коего можно скорее избавиться от арестов и вообще от всяких
подозрений. Мне кажется, что к этому нужно относиться с особой
осторожностью…»75 Мы позволим себе привести любопытный документ об одном из матросов, изгнанных из флота. С нашей точки
зрения, этот документ не нуждается в комментариях.
«Секретно
Комиссару штаба Коморси тов. Автулову.
Постановлением комиссии по фильтрации <…> военный моряк Зонн Яков Моисеевич должен быть уволен из флота. Посему
и получил знак Д. Но распоряжением Центральной Фильтрационной Комиссии почему-то оставлен на службе (приказ от 10 июня
№ 497).
Зонн является бывшим миллионером, имевшим свои театры,
трактиры и собственный дом в Петрограде, кроме того он какими-то
путями пролез в РКП, но во время Кронсобытий выброшен из партии, потому он должен быть изъят вовсе из флота, как вредный элемент»76.
Власти хотели полностью очистить Кронштадт не только
от тех, кто участвовал в восстании, но и жил в это время в городе. 21 апреля 1921 г. комендант Кронштадта Седякин отправил
рапорт командующему Балтийским флотом о необходимости выселить из крепости лиц, не занятых «производительным трудом
и не входящих в состав семей старшего командного и административно-технического состава специалистов и рабочих». Предлагая

271

Глава V

выселить 9 тыс. человек, он объяснял: «Почти невозможно взять
их под контроль ни под политический, ни под военный; здесь легче
всего найдут себе приют военные шпионы как иностранных государств, так и контрреволюционных организаций»77. Первоначально этот план был отложен в сторону, но в 1922 г. решение о высылке было принято. В документах руководства говорилось, что
в первую очередь «выселению из Кронштадта подлежат все семьи
кронмятежников и амнистированных без различия их классового происхождения и материального состояния». Оставлять кого-либо было разрешено в исключительных случаях. Во-первых,
должны быть в наличии соответствующие поручители: «партийный комитет в целом, а не единичные личности, хотя бы члены
партии», во-вторых, высококвалифицированные рабочие специалисты. Поступали предложения о более широкой чистке населения Кронштадта. Начальник 5-го УЧПО Т. М. Смирнов предлагал
выселить всех «безработных и совершенно праздношатающихся,
округляя цифру, около 800 семей». В это число входили беженцы
из разных губерний, неквалифицированные рабочие, семьи «интеллигенции и мещанства», в которых «ни один член нигде не работает». Смирнов утверждал, что в списке безработных насчитывается «220 одиноких бессемейных девиц, особенно характерно
все 15, 16 и 17-летнего возраста, пишутся по профессии ученицами. Вся эта цифра неизбежно составляет из себя форменную проституцию…»78
Если использовать ненаучный термин, вишенкой на торте является следующее предложение Смирнова о том, что «также важно в категорию выселяемых включить граждан противовраждебных
нам наций, которых насчитывается, подразделяя по национальностям: поляков — 446 чел., финнов — 120 чел., эстонцев — 325 чел.
и проч. национальностей — 562 чел., из коих мусульман — 18 %, евреев 113/4 %, латышей — 5 %, литовцев — 31/3 %, немцев — 1/3 %»79.
Сколько приходилось читать в трудах эмигрантов, современных российских историков или слушать мнения многочисленных
обывателей, что революцию в России совершили евреи и латыши, но только не несчастный русский народ. Авторы этой бредовой идеи не понимают простой вещи, что более, чем антисемитской

272

Кронштадтцы после падения Кронштадта

и антилатышской, эта идея является русофобской, превращая великий народ из субъекта истории в ее объект. А чекист считал представителей перечисленных народов врагами власти большевиков.
Всего в 1922 г. было выслано 1153 человека80. Разрешено остаться
187, в основном рабочим и специалистам высокой квалификации.
После амнистии 2 ноября 1922 г. амнистированным было запрещено селиться в Кронштадте.
После подавления мятежа у некоторых жителей Кронштадта,
боявшихся за свою жизнь, с одной стороны, и желающих сделать
карьеру, с другой, началась настоящая эпидемия доносов. Мы приведем пример доноса на крупнейшего врача в городе: «Обращаю
особое внимание комиссии на доктора Полилова и, в случае оставления, прошу пересмотреть это решение. Со своей стороны я, как
сотрудник и вообще, как коммунист, определенно и категорически
указываю, что таких типов, как Полилов, несмотря на то, что может быть он и хороший специалист, нужно выселять в первую очередь. Полилов — дворянин, пропитан до мозга костей ненавистью
не только к коммунистам, но и ко всяким лояльным советской власти. О его политической ненависти даже в госпитале очень многие говорят, и даже с врачами и то проявляет свою физиономию,
но делает все умело и тонко. <…> Как доктор понимает, но мародер, готов содрать последнее, груб, кичлив и вся его семья чисто
белогвардейская, буржуазная, спекулянтская. В силу изложенного
<…> прошу настоятельно комиссию обратить внимание на данное
мое заявление, несмотря на недостаток врачей и на рекомендации,
которые он, может быть, постарается получить от коллектива». Резолюция Центральной фильтрационной комиссии гласила: «Выяснить и представить к выселению и весьма желательно поменьше
таких господ в Кронштадте»81. Кроме того, что А. М. Полилов —
дворянин и уже в силу этого враг советской власти, ему нечего поставить в вину. Даже в доносе три раза упоминается, что он хороший специалист. Полилов был выслан, несмотря на ходатайство
руководства госпиталя, в котором он работал с 1899 г., и на то, что
он был единственным специалистом по инфекционным болезням
в городе и не принимал участия в Кронштадтском восстании. Полилов и его жена были высланы из Кронштадта, несмотря на такой

273

Глава V

для комиссии «маловажный факт», что у Полилова в последнее
время две дочери умерли от тифа, а жена еще до конца не выздоровела от этой болезни82.
Заканчивая книгу о Кронштадтском восстании, хотелось бы
отметить, что это выдающееся событие Гражданской войны показало, что процесс выздоровления широких масс населения страны
от увлечения большевистской кровавой утопией стал носить массовый характер. Миллионы крестьян, рабочих, солдат и матросов хотели найти новый социальный строй, равно далекий как от царской
России прошлого, так и от коммунистического настоящего. Но третий путь был подавлен в крови Красной армией, созданной большевистскими организаторами и возглавляемой русскими офицерами.

Примечания
Мошник Ю. Восстание в Кронштадте. Финский эпилог // Звезда. Март
2021 г. № 3. С. 172; Эврич П. Указ. соч. С. 205; Кронштадт 1921. С. 14; Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 25.
2
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 339.
3
Там же. С. 110.
4
Новая русская жизнь. 27 марта 1921 г. № 70.
5
KA. EK — VALPO I. XV — B3 — XV C1.
6
Новая русская жизнь. 29 апреля 1921 г. № 97.
7
Новая русская жизнь. 24 мая 1921 г. № 114.
8
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 102.
9
Новая русская жизнь. 13 мая 1921 г. № 106.
10
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 118.
11
Там же. С. 142.
12
Новая русская жизнь. 17 апреля 1921 г. № 87.
13
Мошник Ю. Указ. соч. С. 179.
14
Новая русская жизнь. 18 мая 1921 г. № 109.
15
Новая русская жизнь. 4 мая 1921 г. № 99.
16
Новая русская жизнь. 23 марта 1921 г. № 67.
17
KA. SArk. 2285/73.
18
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 145.
19
Крестьянинов В. Я. Указ. соч. С. 424.
20
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 119.
21
KA. EK — VALPO I. XV — B3 — XV C1. Письмо Петриченко Полицмейстеру города Выборга.
1

274

Кронштадтцы после падения Кронштадта
22

KA. EK — VALPO I. XV — B3 — XV C1. Ibid.
Мошник Ю. Указ. соч. С. 184.
24
KA. EK — VALPO I. XV — B3 — XV C1. Письмо Петриченко Отцу-настоятелю Валаамского монастыря.
25
KA. EK — VALPO I. XV — B3 — XV C1.
26
Ibid.
27
KA. SArk. 2285/73.
28
Ibid.
29
Ibid.
30
Ibid.
31
Ibid.
32
EHRI (Архив Министерства иностранных дел Финляндии). R. 12. O. L.
33
EHRI. R. 12. O. L.
34
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 297, 298.
35
EHRI. R. 12. O. L.
36
KA. SArk. 2285/73.
37
KA. SArk. 2285/73.
38
KA. EK — VALPO I. XV — B3 — XV C1.
39
KA. EK — VALPO I. XV — B3 — XV C1.
40
KA. EK — VALPO I. XV — B3 — XV C1.
41
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 200.
42
Там же. С. 206.
43
Там же. С. 200.
44
Там же. С. 289.
45
Там же.
46
Цит. по: Крестьянинов В. Я. Указ. соч. С. 490.
47
Там же.
48
Там же. С. 491.
49
Там же. С. 492.
50
Кронштадт 1921. С. 351, 352.
51
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 3. Д. 627. Л. 29 — 29 об.
52
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 3. Д. 651. Л. 186.
53
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 123.
54
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 211.
55
Кубасов А. А. Концентрационные лагеря на севере России во время
Гражданской войны // Новый исторический вестник. Журнал РГГУ. 2009.
№ 2 (20). С. 3, 4.
56
Архив Национального исторического центра «Мемориал». СПб.
57
Куратов А. А. Архангельский лагерь принудительных работ // Поморская энциклопедия. История Архангельского Севера. Архангельск. 2001. Т. 1.
С. 4.
23

275

Глава V
Кондрахина Е. И. Выступление. Дискуссия к 100-летию восстания
в Кронштадте [Электронный ресурс] // Нестор-история. Авторский клуб.
Заседание 1. 2021. URL: https://youtu.be/e-eVTyoMXx_Y (дата обращения:
31.05.2021).
59
Об особом политрежиме см.: В борьбе за политрежим // Звенья. Исторический альманах. М., 1991. Вып. 1. С. 239, 302.
60
Мельник А., Сошина А. Заявление политзаключенных Пертоминска
и Соловков 1923–1924 гг. // Звенья. Исторический альманах. М., 1991. Вып. 1.
С. 248, 251.
61
Архив Национального исторического центра «Мемориал». СПб.
62
Кронштадт 1921. С. 295.
63
Там же. С. 14.
64
Там же. С. 307–330.
65
Там же. С. 310.
66
Там же. С. 311, 312.
67
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 1. С. 234.
68
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 165.
69
РГА ВМФ. Ф. Р-34. Оп. 2. Д. 80. Л. 30.
70
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 113, 114.
71
Там же. С. 190–192.
72
Там же. С. 114.
73
Там же. С. 452.
74
РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 3. Д. 625. Л. 57 — 62 об.
75
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 30.
76
РГА ВМФ. Ф. Р-34. Оп. 2. Д. 537. Л. 278.
77
Кронштадтская трагедия 1921 года. Кн. 2. С. 97, 98.
78
Там же. С. 270
79
Там же. С. 271.
80
Там же. С. 288.
81
Там же. С. 273.
82
Там же. С. 469.
58

276

Приложение
Александр Беркман
Кронштадтский мятеж
1922*
I. Рабочие беспорядки в Петрограде
начале 1921 г. в результате революции и Гражданской войны Россия была резко ослаблена, а ее население находилось на грани отчаяния. Но наступил момент, когда Гражданская война подошла
к концу. Были ликвидированы многочисленные фронты, и Врангель — последняя надежда Антанты и контрреволюционной России — был побежден, и военные действия внутри России закончены.
Люди с надеждой ожидали смягчения жестокого режима большевиков, надеясь, что с окончанием Гражданской войны коммунисты
снимут ограничения, упразднят запреты военного времени, разрешат
элементарные свободы и возьмутся за организацию нормальной жизни. Большевистское правительство не пользовалось особой популярностью среди рабочих, но в связи с его планами заняться экономической реконструкцией страны, как только будут прекращены военные
действия, рабочие его поддерживали. Люди стремились к сотрудничеству, хотели отдать все свои созидательные силы и инициативу для
того, чтобы восстановить разрушенную страну.
К сожалению, их надежды были обречены на провал. Коммунистическое государство не собиралось ослабить ярмо. Продолжалась
та же политика, милитаризация труда все больше закрепощала людей, озлобляя их в результате дополнительных репрессий и тирании и в то же время парализуя любые попытки индустриального
возрождения. Последние надежды пролетариата были уничтожены:
росло убеждение, что Коммунистическая партия в первую очередь
заинтересована в захвате политической власти, а не в спасении революции.

* Berkman А. The Kronstadt Rebellion. Berlin, 1922 / пер. Аллы Прайсман.

277

Приложение

Самые революционные элементы России — рабочие Петрограда
были первыми, кто заговорил об этом во весь голос. Они обвинили
большевиков в том, что, помимо всего прочего, большевистская политика централизации, бюрократия и угнетение крестьян и рабочих
являются главными причинами страданий и несчастья людей. В Петрограде были закрыты большинство фабрик и заводов, что практически привело к голоду среди населения. Люди стали выходить
на митинги. Митинги подавлялись правительством. Петроградский
пролетариат, который поднялся на революционную борьбу, героизм и жертвы которого спасли город от Юденича, был возмущен
действиями правительства. Это возмущение возрастало. Митинги становились все более многочисленными, но результат оставался прежним. Коммунисты не делали поблажек пролетариату, идя
в то же время на компромисс с капиталистами Европы и Америки. Рабочие негодовали, в их среде начались волнения. Чтобы заставить правительство прислушаться к требованиям пролетариата,
были объявлены забастовки на Патронном заводе, Трубочном заводе, Балтийском заводе и на фабрике «Лаферм». Вместо того чтобы обсудить проблемы с недовольными рабочими, «рабоче-крестьянское» правительство создало военный Комитет обороны во главе
с Зиновьевым — самым ненавистным человеком в Петрограде. Его
основной задачей являлось подавление стачечного движения.
24 февраля было объявлено о начале забастовок. В тот же день
большевики послали курсантов — студентов-коммунистов из военных училищ (готовящих офицеров для армии и флота) для разгрома рабочих, собравшихся на Васильевском острове, в рабочем
районе Петрограда. На следующий день, 25 февраля, возмущенные
забастовщики Васильевского острова пришли в адмиралтейские
мастерские и галерные доки с призывом к тамошним рабочим присоединиться к их протесту против деспотизма правительства. Уличные демонстрации были разогнаны вооруженными солдатами.
26 февраля Петроградский совет созвал сессию, на которой
известный коммунист Лашкевич, член Комитета обороны и Реввоенсовета Республики, обрушился на забастовочное движение
в самой грубой форме. Он обвинил рабочих Трубочного завода в подстрекательстве к недовольству, назвав их «шкурниками

278

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

и контрреволюционерами», и предложил Трубочный завод закрыть. Исполнительный комитет Петроградского совета (председатель Зиновьев) предложение принял. Трубочный завод был заблокирован, и рабочие автоматически лишились пайка.
Эти методы большевистского правительства еще больше озлобляли и настраивали против него рабочих.
На улицах Петрограда стали появляться листовки бастующих.
Некоторые из них несли явный политический характер, самые значительные 27 февраля были развешаны на стенах городских домов,
в них говорилось следующее:
«Необходимо коренное изменение всей политики власти, и,
в первую очередь, рабочим и крестьянам нужна свобода. Они не желают жить по большевистской указке, они хотят сами решать свою
судьбу.
Товарищи, поддерживайте революционный порядок.
Организованно и настойчиво требуйте:
Освобождения всех арестованных социалистов и беспартийных
рабочих.
Отмены военного положения, свободы слова, печати и собраний
для всех трудящихся.
Свободных выборов завкомов, профсоюзов и советов»1.
Правительство ответило на требование забастовщиков бесчисленными арестами и подавлением деятельности рабочих организаций. В результате этих действий антибольшевистские настроения все усиливались, стали раздаваться реакционные лозунги. Так,
например, 28 февраля появилась прокламация «Социалистические рабочие Невского района», которая заканчивалась призывом
к Учредительному собранию: «Мы знаем кто боится Учредительного собрания. Это те, кто не сможет больше грабить народ. Напротив,
им придется отвечать перед народными представителями за свой
обман, грабежи и преступления.
Долой ненавистных коммунистов!
Долой Советское правительство!
Да здравствует Учредительное собрание!»
Между тем большевики сконцентрировали в Петрограде большие военные силы из провинции, а также стянули к городу наиболее

279

Приложение

верные им вооруженные отряды с фронта. Петроград был объявлен
«на особом военном положении». Рабочие уступили, и беспорядки
были подавлены железной рукой.

II. Кронштадтское движение
Кронштадтские матросы были глубоко обеспокоены тем, что
происходило в Петрограде. Им вовсе не нравилось то, как правительство обходилось с забастовщиками. Они знали, что пришлось
перенести пролетариату столицы в первой фазе революции, как героически они сражались с Юденичем, как стоически они переносили лишения и нищету. Но Кронштадт вовсе не поддерживал Учредительное собрание и требования свободной торговли, которые
раздавались из Петрограда. Моряки до конца были преданы духу
и букве революции. Они являлись ярыми сторонниками советской
системы, но противниками диктата любой политической партии.
Первоначально восставших рабочих Петрограда поддержали
моряки военных кораблей «Петропавловск» и «Севастополь» —
кораблей, которые оказали основную поддержку большевикам
в 1917 г. Это движение в дальнейшем распространилось на весь
Кронштадтский флот и на военные подразделения, расположенные
в Кронштадте. 28 февраля моряки «Петропавловска» вынесли резолюцию, которая была поддержана моряками крейсера «Севастополь». Среди прочего резолюция требовала свободные перевыборы
Кронштадтского совета, срок действия которого подходил к концу.
С другой стороны, в Петроград была послана делегация моряков
для выяснения обстановки.
1 марта на Якорной площади Кронштадта состоялся массовый
митинг, который официально был созван командами 1-й и 2-й бригад
линейных кораблей Балтийского флота. На митинге присутствовали 16 тыс. моряков, бойцы Красной армии и рабочие. Председательствовал на нем глава Исполнительного комитета Кронштадтского
совета коммунист Васильев. Председатель ВЦИК Калинин и комиссар Кузьмин разгромили резолюцию и угрожали петроградским

280

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

забастовщикам и кронштадтским матросам. Но их угрозы не подействовали на собравшихся, и резолюция была принята единогласно.
Исторический документ гласил:
«Резолюция всеобщего собрания команд 1-й и 2-й эскадрильи
Балтийского флота, состоявшегося 1 марта 1921 г.
Заслушав отчет представителей, посланных всеобщим собранием команд кораблей в Петроград для выяснения ситуации, собрание
постановило:
1) Ввиду того, что настоящие советы не выражают волю рабочих
и крестьян, немедленно сделать перевыборы советов тайным голосованием, причем перед выборами провести свободную предварительную агитацию всех рабочих и крестьян.
2) Свободу слова и печати для рабочих и крестьян, анархистов,
левых социалистических партий.
3) Свободу собраний и профессиональных профсоюзов и крестьянских объединений.
4) Собрать не позднее 4 марта 1921 г. беспартийную конференцию рабочих, красноармейцев и матросов гор. Петрограда, Кронштадта и Петроградской губернии.
5) Освободить всех политических заключенных социалистических партий, а также всех рабочих и крестьян, красноармейцев и матросов, заключенных в связи с рабочими и крестьянскими движениями.
6) Выбрать комиссию для пересмотра дел заключенных в тюрьмах и концентрационных лагерях.
7) Упразднить всякие политотделы, так как ни одна партия
не может пользоваться привилегиями для пропаганды своих идей
и получать от государства средства для этой цели.
8) Немедленно снять все заградительные отряды2.
9) Уравнять паек для всех трудящихся, за исключением вредных цехов.
10) Упразднить все коммунистические боевые отряды во всех
воинских частях, а также на фабриках и заводах разные дежурства
со стороны коммунистов. А если таковые дежурства или отряды понадобятся, то можно назначить в воинских частях с рот, а на фабриках и заводах по усмотрению рабочих.

281

Приложение

11) Дать полное право действия крестьянам над своею землею
так, как им желательно. А также иметь скот, который содержать должен и управлять своими силами, т. е. не пользуясь наемным трудом.
12) Просим все воинские части, а также товарищей военных
курсантов присоединиться к нашей резолюции.
13) Требуем, чтобы все резолюции были широко оглашены печатью.
14) Назначить разъездное бюро для контроля.
15) Разрешить свободное кустарное производство собственным
трудом.
Резолюция принята бригадным собранием единогласно при
2 воздержавшихся.
Петриченко
Председатель Бригадного собрания
Перепелкин
Секретарь
Резолюция принята подавляющим большинством Кронштадтского гарнизона.
Васильев
Председатель».
Вместе с товарищем Калининым Васильев голосует против резолюции.
Эта резолюция была принята, несмотря на решительные протесты, как мы уже упоминали, со стороны Калинина и Кузьмина. После митинга Калинину было разрешено беспрепятственно выехать
в Петроград. На бригадном собрании было решено послать делегацию представителей в Петроград для того, чтобы объяснить рабочим
и местному гарнизону, в чем состоят требования Кронштадта и попросить направить в Кронштадт представителей беспартийных рабочих, чтобы те, в свою очередь, разобрались, как на самом деле обстоят
дела и в чем заключаются требования моряков. Этот комитет, состоящий из 30 человек, по прибытии в Петроград большевики тут же арестовали. Это был первый удар, нанесенный Кронштадту коммунистическим правительством. Судьба делегации осталась неизвестной.
В свете того, что срок действия Кронштадтского совета подходил
к концу, бригадное собрание решило созвать 2 марта конференцию

282

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

делегатов для обсуждения формы проведения новых выборов.
На ней должны были присутствовать представители кораблей, гарнизона, различных советских учреждений, профессиональных рабочих союзов и представители заводов и фабрик — по два представителя от каждой организации. Конференция состоялась 2 марта
в Доме просвещения (бывшая Кронштадтская инженерная школа),
на ней присутствовало свыше 300 делегатов, среди которых были
и коммунисты. Собрание открыл матрос Петриченко, а также был
избран всеобщим голосованием Президиум (Исполнительный комитет) из 5 членов. Основной задачей, стоявшей на повестке дня,
было проведение новых выборов в Кронштадтский совет на базе
всеобщего свободного голосования, в отличие от выборов в предыдущие Советы. Собрание должно было воплотить в жизнь резолюцию 1 марта и обсудить пути и способы выхода страны из отчаянной ситуации, к которой привели голод и недостаток топлива.
Дух собрания был строго советским. Кронштадт требовал освободить Советы от вмешательства любой политической партии, Советы должны были быть беспартийными и по-настоящему отражать нужды и выражать волю рабочих и крестьян. Выражая резко
отрицательное отношение к бесконтрольному вмешательству комиссаров-бюрократов, делегаты были доброжелательно настроены
к Коммунистической партии. Они являлись верными приверженцами советской системы и искренне искали мирных путей для решения насущных проблем.
Кузьмин, комиссар Балтийского флота, был первым, кто обратился к конференции. Человек больше энергичный, чем рассудительный, он абсолютно не осознавал колоссальное значение момента. Он
не был в состоянии постичь ситуацию; не смог найти подход к сердцам и умам этих простых людей, солдат и матросов, которые стольким
пожертвовали ради революции, а теперь были доведены до отчаяния.
Делегаты собрались, чтобы посоветоваться с представителями власти. Вместо этого речь Кузьмина фактически поднесла фитиль к пороховой бочке. Кузьмин поразил слушателей своим высокомерием
и наглостью. Он отрицал нарушения трудовых отношений, волнения рабочих в Петрограде, заявляя, что город спокоен и рабочие всем
довольны. Он восхвалял работу комиссаров, подвергал сомнению

283

Приложение

революционные мотивы кронштадтцев и предупреждал об опасности,
исходящей от Польши. Он клеймил подстрекателей и грозил возмездием: «Если вы хотите вооруженной открытой борьбы, — закончил
свое выступление Кузьмин, — то, она и будет, — коммунисты от власти добровольно не откажутся и будут бороться до последних сил».
Эта безответственная и провокативная речь комиссара Балтийского флота оскорбила и разозлила членов собрания. Обращение
председателя Кронштадтского совета, коммуниста Васильева, который говорил следующим, не произвела на слушателей никакого
впечатления, его речь была бледна и невыразительна. Чем дольше
длилось заседание, тем настроение аудитории приобретало все более антибольшевистский характер. И все же делегаты надеялись
прийти к мирному компромиссу с представителями правительства.
«…но с достаточной со всех очевидностью обнаружилось, — говорилось в отчете3, — что доверять товарищам Кузьмину и Васильеву
нельзя, что их временно необходимо задержать ввиду того, что распоряжения об отобрании оружия от коммунистов не было сделано,
что телефонами пользоваться нельзя, что красноармейцы, как это
подтвердилось оглашенным на собрании письмом, запуганы, что
комиссары не разрешают собраний в частях и т. п.».
В результате Кузьмин и Васильев были выведены из Президиума и взяты под стражу. Надо отдать должное собранию — предложение задержать остальных коммунистов, присутствовавших на собрании, было отклонено большинством голосов. Делегаты были
сторонниками того, чтобы коммунисты обладали одинаковыми
правами с представителями других левых партий. Кронштадт все
еще искал общую платформу для взаимодействия с Коммунистической партией и большевистским правительством.
Резолюция 1 марта была прочитана и встречена с энтузиазмом.
В этот момент сообщение одного из делегатов вызвало у собрания
большое волнение — о том, что большевики собираются арестовать собравшихся и по направлению к зданию собрания движется
15 подвод с солдатами и коммунистами, вооруженными винтовками и пулеметами, что полк курсантов во главе с пресловутым чекистом Дулькисом направляется в сторону форта Красная Горка. «Эта
информация, — сообщалось в “Известиях” — вызвала страстное

284

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

негодование среди делегатов». Но это сообщение, совершенно неожиданное для собрания, в дальнейшем не подтвердилось.
В свете новых событий, помня угрозы Кузьмина и Калинина, собрание подняло вопрос об организации защиты Кронштадта
от большевистской атаки. В связи со срочной необходимостью было
решено переименовать Президиум съезда во Временный революционный комитет, который должен был сохранять порядок и безопасность города. Этот же Комитет должен был провести необходимую
подготовку для новых выборов в Кронштадтский совет.

III. Большевистский поход на Кронштадт
Петроград лихорадило. Вспыхивали все новые и новые стачки, постоянно курсировали слухи о рабочих беспорядках в Москве,
крестьянских восстаниях на востоке и в Сибири. При отсутствии
объективной прессы люди верили самым невероятным и ложным
слухам. Все внимание было направлено на Кронштадт, откуда жители ожидали важных событий.
Большевики не теряли времени, готовясь к штурму Кронштадта.
Уже 2 марта правительство издало приказ, подписанный Лениным
и Троцким, в котором кронштадтское движение обвинялось в подстрекательстве к бунту против советской власти. В этом документе
матросы назывались пособниками «бывших царских генералов, которые совместно с предателями социал-революционерами организовали контрреволюционный заговор против Республики пролетариата».
Кронштадтское движение за свободные Советы характеризовалось
Лениным и Троцким как «действия интервентов Антанты и французских шпионов». «28 февраля, — говорилось в приказе, — на “Петропавловске” была принята черносотенно-эсеровская резолюция
<…> на сцене появилась группа бывшего генерала Козловского (начальника артиллерии). Бывший генерал Козловский с тремя офицерами, фамилии коих еще не установлены, открыто выступили в роли
мятежников. <…> Таким образом, смысл последних событий объяснился вполне. За спиной эсеров и на этот раз стоял царский генерал.

285

Приложение

Ввиду всего этого Совет Труда и Обороны постановляет:
1. Бывшего генерала Козловского и его сподвижников объявить
вне закона.
2. Город Петроград и Петроградскую губернию объявить
на осадном положении.
3. Всю полноту власти в Петроградском укрепленном районе передать комитету обороны г. Петрограда».
В Кронштадте на самом деле был бывший генерал Козловский.
Именно Троцкий назначил его туда как специалиста по артиллерии.
Он не играл никакой роли в кронштадтских событиях, но большевики явно использовали его имя, чтобы объявить матросов врагами
Советской Республики и контрреволюционерами. В большевистской прессе началась кампания клеветы и поклепа на Кронштадт
как на колыбель «белого заговора, возглавляемого генералом Козловским». Коммунистические агитаторы были разосланы по всем
заводам и фабрикам Москвы и Петербурга с призывом к пролетариату «сплотиться для поддержки и защиты власти рабочих и крестьян против контрреволюционного восстания в Кронштадте».
Не желая иметь ничего общего с генералами и контрреволюционерами, кронштадтские матросы отказывались принять помощь
даже от Партии социалистов-революционеров. Лидер этой партии
Виктор Чернов, находящийся в это время в Ревеле, попытался расположить матросов к своей партии и к ее целям, но не получил никакой поддержки от Временного революционного комитета. Чернов послал кронштадтцам следующее радиообращение4:
«Председатель Учредительного Собрания, Виктор Чернов, шлет
привет героическим товарищам матросам, красноармейцам, рабочим
Кронштадта, третий раз с 1905 года свергающим гнет тирании. Предлагаю помощь людьми, посредничество для обеспечения снабжения
при помощи заграничного Центрального бюро Союза Русских потребительских обществ. Сообщите, сколько чего <…> Готов прибыть
лично отдать свои силы, авторитет делу народной революции. Верю
в окончательную победу трудящихся. <…> Слава поднявшим знамя
народного освобождения! долой деспотию слева и справа!»
В это же время Партия социалистов-революционеров послала
в Кронштадт следующее сообщение:

286

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

«Делегация социалистов-революционеров за рубежом <…>
теперь, когда чаша народного гнева переполнена, предлагает все
имеющиеся в ее распоряжении силы в борьбе за свободу и народное
правительство. Сообщите, в какой форме нужна помощь. Да здравствует народная революция! Да здравствуют свободные Советы
и Учредительное собрание!»
Кронштадтский революционный комитет отказался от предложений социалистов-революционеров. Он послал Виктору Чернову ответ:
«Получив приветствие из г. Ревеля от т. В. Чернова, Временный
Революционный Комитет выражает глубокую благодарность всем
братьям нашим, находящимся за границей. Принять предложение
т. Чернова о поддержке Врем. Рев. Комитет считает своим долгом
благодарить, но воздержаться от таковой временно, т. е. до выяснения (положения), или вернее, как развернутся дальнейшие события, а пока все будет принято к сведению.
Председ. Врем. Рев. Ком. Петриченко».
Однако Москва продолжала свою политику дезинформации. 3 марта радиостанция большевиков обратилась к миру со следующим заявлением (часть его была неразборчива из-за помех в эфире): «…мятеж
бывшего генерала Козловского и корабля “Петропавловск” подготовлялся шпионами Антанты, как и многие другие предыдущие белогвардейские восстания, видно из сообщения буржуазной французской газеты Matin, которая двумя неделями раньше начала мятежа Козловского
поместила телеграмму из Гельсингфорса следующего содержания: “Из
Петрограда сообщают вследствие недавнего бунта в Кронштадте военные и власти приняли целый ряд мер, чтобы изолировать Кронштадт
и не допустить проникновения солдат и матросов Кронштадта в Петроград”. <…> Ясно, мятеж в Кронштадте направлялся Парижем <…>, что
тут замешана французская контрразведка: повторилась та же история.
Эсеры, руководимые из того же Парижа, готовили почву для восстания
против Советской власти, и как только они ее подготовили, сейчас за их
спиной показался настоящий хозяин — царский генерал».
О характере других бесчисленных сообщений, передаваемых
Москвой по радио, можно судить по следующему сообщению:
«В Петрограде полное спокойствие, и даже те немногие заводы, где прежде происходили собрания с нападением отдельных лиц

287

Приложение

на Советскую власть, как оказалось, увидели провокацию и поняли,
куда их толкают агенты Антанты и контрреволюции.
<…> Как раз в данный момент, когда в Америке вступает
в управление новое Республиканское правительство, обнаруживается склонность вступить с Советской Россией в торговые соглашения, распространение провокационных слухов и инсценировка
беспорядков в Кронштадте явно клонятся к тому, чтобы повлиять
на нового американского президента и воспрепятствовать изменению американской политики относительно России. В это же время
заседает Лондонская конференция, и те же провокационные слухи
должны подействовать на турецкую делегацию, чтобы сделать ее более послушной требованиям Антанты. Выступление, произошедшее
на “Петропавловске”, является несомненно, лишь составной частью
грандиозного провокационного плана, который кроме создания для
Советской России внутренних затруднений, должен расшатать ее
международное положение. <…> В России же главной фигурой, проводящей эту политику, является царский генерал и бывшие офицеры, деятельность которых поддерживают меньшевиков и эсеры».
Петроградский комитет обороны, возглавляемый Зиновьевым,
полностью контролировал Петроград и его окрестности. Весь Северный округ был объявлен на военном положении, и все митинги
были запрещены. Чрезвычайные меры были приняты для защиты
государственных учреждений. «Астория» — отель, где разместился
Зиновьев и другие большевистские функционеры, был окружен пулеметами. Предписания, расклеенные на стенах, требовали немедленного прекращения всех стачек и запрещали уличные собрания.
«В случаях сборищ, — гласили они, — войска прибегнут к оружию,
а в случае сопротивления им дан приказ стрелять на поражение».
Комитет обороны начал систематическую «очистку города».
Огромное количество рабочих, солдат и матросов, подозреваемых
в симпатиях к Кронштадту, были арестованы. Все матросы Петрограда и несколько военных подразделений, заподозренные в «политической неблагонадежности», были отправлены в отдаленные пункты,
а семьи кронштадтских матросов, живущих в Петрограде, были задержаны в качестве заложников. Комитет обороны уведомил Кронштадт
об этих мерах, разбросав из аэроплана над городом 4 марта листовки,

288

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

в которых говорилось: «Комитет обороны объявляет этих арестованных, заложниками за тех товарищей, которые задержаны мятежниками в Кронштадте в особенности за комиссара Балтфлота Н. Н. Кузьмина, за председателя Кронштадтского Совета т. Васильева и других
коммунистов. Если хоть один волос упадет с головы задержанных товарищей, за это ответят головой названные заложники».
«Не верьте вздорным слухам, распускаемым явно провокаторским элементом, желающим вызвать кровопролитие, что якобы ответственные коммунисты расстреливаются. Это ложь и вздор», —
таков был ответ кронштадтцев.

IV. Цели Кронштадта
Кронштадт возродился к новой жизни. Революционный энтузиазм оказался на уровне Октября, когда героизм и преданность матросов сыграла такую позитивную роль. Теперь же, впервые с тех
пор, как Коммунистическая партия взяла под тотальный контроль
революцию и судьбу России, Кронштадт ощутил себя свободным.
Новый дух солидарности и братства сплотил матросов, солдат гарнизона, фабричных рабочих и беспартийных в совместном усилии
достичь общей цели. Даже коммунисты оказались под влиянием
братания всего города и присоединились к подготовке приближающихся выборов в Кронштадтский совет.
Среди первых шагов, предпринятых Временным революционным комитетом, было сохранение революционного порядка в Кронштадте и создание официального печатного органа Комитета,
ежедневных «Известий». В первом обращении к населению Кронштадта (№ 1, 3 марта, 1921 г.) было дано подробное описание позиции матросов: «Временный комитет, — говорится в нем, — озабочен,
чтобы не было пролито ни одной капли крови. Им приняты чрезвычайные меры по организации в городе и крепости, и на фортах
Революционного порядка. Не прерывайте работ. Рабочие, оставайтесь у станков, моряки и красноармейцы — в своих частях и на фортах. Всем советским работникам и учреждениям продолжать свою

289

Приложение

работу. Временный Революционный комитет призывает все рабочие организации, все морские и все профессиональные союзы, все
морские и военные части и отдельных граждан оказать ему всемирную поддержку и помощь. Задача Временного Революционного комитета — дружными и общими усилиями организовать в крепости
условия для правильных и справедливых выборов в новый Совет».
Страницы «Известий» свидетельствовали о глубокой вере Революционного комитета в население Кронштадта и их вере в свободные Советы как в единственный путь освобождения от гнета
коммунистической бюрократии. На страницах этого ежедневного
печатного органа и в радиосводках Революционный комитет с возмущением развенчивал разнузданный большевистский поклеп и неустанно обращался к пролетариату России и всего мира с призывом
к пониманию, поддержке и помощи. 6 марта по радио было передано обращение Кронштадта, в котором прозвучала его главная цель:
«Дело наше правое: мы стоим за власть Советов, а не партий,
за свободно избранное представительство трудящихся. Подтасованные, захваченные Коммунистической партией Советы всегда
были глухи ко всем нашим требованиям и нуждам, и мы в ответ получаем лишь расстрелы. <…> Товарищи! Вас не только обманывают, но умышленно затемняют правду, прибегая к подлинной клевете. <…> В Кронштадте вся полнота власти находится в руках только
революционных матросов, красноармейцев и рабочих, а не белогвардейцев с каким-то генералом Козловским во главе, как уверяет
вас клеветническое радио из Москвы. Не медлите, товарищи, присоединяйтесь, вступите в прочную связь с нами, требуйте пропуска
в Кронштадт ваших беспартийных представителей, только они скажут вам всю правду и рассеют провокационные слухи о финляндском хлебе и происках Антанты.
Да здравствует власть свободно избранных Советов!
Да здравствует революционный пролетариат и крестьянство!»
Штаб Временного революционного комитета первоначально располагался на флагмане «Петропавловск», но через несколько дней переместился в Народный дом, расположенный в центре
Кронштадта, «чтобы создать более тесный контакт с населением,
чем на корабле» («Известия»).

290

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

Несмотря на то, что коммунистическая пресса лихорадочно продолжала свои открытые обвинения в «контрреволюционном перевороте под руководством Козловского», правда заключалась в том,
что Революционный комитет был исключительно пролетарским,
состоявшим в основном из рабочих с известным революционным
прошлым. Комитет состоял из 15 членов:
1) Петриченко — старший писарь линкора «Петропавловск»;
2) Яковенко — телефонист Кронштадтского района службы связи;
3) Ососов — машинист линкора «Севастополь»;
4) Архипов — машинный старшина;
5) Перепелкин — гальванер линкора «Севастополь»;
6) Патрушев — старший гальванер, «Петропавловск»;
7) Куполов — лекарский помощник;
8) Вершинин — строевой, «Севастополь»;
9) Тукин — мастеровой электромеханического завода;
10) Романенко — содержатель аварийных доков;
11) Орешин — заведующий Третьей трудовой школой;
12) Вальк — мастер лесопильного завода;
13) Павлов — рабочий минных мастерских;
14) Байков — заведующий обозом управления строительства крепости;
15) Кильгаст — штурман дальнего плавания.
Комментируя этот список, кронштадтские «Известия» не без
юмора отмечали: «Вот наши генералы: Брусиловы, Каменевы и пр.
А жандармы Троцкий и Зиновьев скрывают от вас правду».
Временный революционный комитет пользовался полным доверием кронштадтцев. Он завоевал всеобщее уважение безоговорочным следованием своему принципу: «Равные права для всех,
никаких привилегий». Паек был одинаков для всех. Матросы, получавшие при большевиках значительно больше рабочих, согласились
уравнять свои пайки с рабочими и другими гражданами. Усиленное,
особое питание предназначалось лишь для больниц и детских домов.
Справедливое и великодушное отношение Революционного комитета к кронштадтцам — членам Коммунистической партии, лишь
немногие из которых были арестованы, несмотря на большевистские
репрессии по отношению к членам семей матросов, задержанных

291

Приложение

в качестве заложников, вызывало уважение даже у коммунистов.
На страницах «Известий» публикуются многочисленные обращения
коммунистов из различных коммунистических организаций Кронштадта, осуждающие поведение центрального правительства и одобряющие позицию и меры, предпринимаемые Временным революционным комитетом. Многие кронштадтские коммунисты публично
заявляли о своем выходе из партии в знак протеста против деспотизма и бюрократической коррупции. В различных номерах «Известий»
опубликованы сотни имен коммунистов, чья совесть больше не позволяла «оставаться членами партии палача Троцкого», по выражению
многих из них. Выход из Коммунистической партии стал настолько
массовым, что уже напоминал повальное бегство5. Вот несколько писем, выбранных наугад из большого количества присланных в редакцию, вполне отражающих чувства кронштадтских коммунистов:
«Я пришел к заключению, что политика Коммунистической
партии привела страну в тупик, из которого нет выхода. Партия стала бюрократической, ничему не научилась и не хочет учиться. Она
не хочет прислушиваться к голосу стопятнадцатимиллионного крестьянства, она не хочет согласиться с тем, что только свобода слова
и возможность участия в реконструкции нашей страны путем изменения формы голосования может вывести нашу страну из застоя.
Отныне я отказываюсь быть членом Русской Коммунистической партии. Я полностью поддерживаю резолюцию, принятую
на общегородском собрании 1 марта и, таким образом, отдам всю
свою энергию и способности в распоряжение Временного Революционного Комитета.
ГЕРМАН КАНЕВ
КРАСНЫЙ КОМАНДИР
Политический ссыльный по делу 193»6.
«Известия» № 3, 5 марта, 1921 г.
«ТОВАРИЩИ УЧЕНИКИ МОИ ТРУДОВЫХ, КРАСНОАРМЕЙСКИХ ШКОЛ!
Тридцать почти лет я жила глубокою любовью к народу, несла свет и знание как умела всюду, где его ждали и где было нужно
до настоящей минуты.

292

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

Революция 1917 г., давшая простор моей работе, увеличила мои
силы, и я с большой энергией продолжала служить своему идеалу.
Коммунистическое учение с его девизом: “Все для народа” захватило меня своею чистотою и красотою, и в феврале 1920 г. я вступила кандидатом в Р. К. П., но при первом выстреле по мирному населению, по моим горячо любимым детям, коих в Кронштадте около 6
или 7 тысяч, я содрогнулась от мысли, что я могу считаться соучастницею в проливаемой крови невинных жертв; я почувствовала, что
верить и исповедовать то, что опозорило себя зверским поступком,
я не в силах, а потому с этим первым выстрелом я перестала считать
себя кандидаткою Р. К. П.
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ШАТЕЛЬ
(учительница)».
«Известия» № 6, 8 марта, 1921 г.
Подобные публикации присутствуют практически в каждом номере «Известий». Наиболее значительной публикацией можно считать воззвание Временного бюро Кронштадтской организации РКП
к членам партии, которое было опубликовано в «Известиях» № 2
от 4 марта:
«…Пусть каждый товарищ нашей партии проникнется сознанием переживаемого момента.
Не верьте вздорным слухам, пускаемым явно провокаторским
элементом, желающим вызвать кровопролитие, что якобы ответственные коммунисты расстреливаются и что коммунисты готовятся к вооруженному выступлению в Кронштадте.
Мы открыто заявляем, что наша партия с оружием в руках защищала и будет защищать все завоевания рабочего класса против
явных и тайных белогвардейцев, желающих уничтожения власти
Советов рабочих и крестьян.
Временное бюро РКП признает необходимость перевыборов
Совета и призывает членов РКП принять участие в этих перевыборах.
Временное бюро РКП призывает всех членов партии быть
на своих местах и не чинить никаких препятствий мероприятиям,
проводимым Временным Революционным Комитетом.

293

Приложение

Да здравствует власть Советов!
Да здравствует Всемирное объединение трудящихся!
Временное бюро Кронштадтской Организации РКП:
Я. Ильин, Ф. Первушин, А. Кабанов».
Подобным образом и другие организации, гражданские и военные, выразили свое оппозиционное отношение к московскому режиму и полное согласие с требованиями кронштадтских матросов.
Много резолюций подобного содержания были переданы и от военных подразделений Красной армии, размещенных в Кронштадте
и фортах. Вот одна из них, полностью отражающая настроения и намерения остальных:
«Мы красноармейцы форта “Красноармеец”, целиком и полностью поддерживаем Временный Революционный Комитет и до последнего вздоха будем защищать Революционный комитет, рабочих
и крестьян.
<…> Не верьте той лжи, которую напевают вам коммунисты.
У нас нет ни одного генерала, ни помещиков, о которых так много и шумно говорят прокламации, сброшенные с аэроплана. Кронштадт всегда был городом рабочих и крестьян, и он им останется.
Генералы на службе у коммунистов.
<…> В тот момент, когда решается судьба страны, мы, взявшие
власть в свои руки, доверили Революционному комитету вести нас
в бой — мы заявляем всему гарнизону и рабочим, что готовы умереть за свободу народа. Освободившись от трехлетнего коммунистического ига, мы лучше умрем, чем отступим хотя бы на шаг.
Да здравствует свободная Россия трудового народа!
КОМАНДА ФОРТА “КРАСНОАРМЕЕЦ”».
«Известия» № 5, 7 марта, 1921 г.
Кронштадт был вдохновлен пламенной любовью к свободной
России и безграничной верой в истинные Советы, в поддержку России, и прежде всего Петрограда, которая в итоге приведет к полному освобождению всей страны. Кронштадтские «Известия» поддерживали эти настроения, а также надежду и стремление заложить
фундамент новой свободной жизни для себя и для всей России.

294

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

Это великое стремление, чистота его мотивов и пылкая надежда
на освобождение отчетливо прослеживались на страницах официального печатного органа кронштадтского Временного революционного комитета и выражали настрой солдат, матросов и рабочих.
На постыдную ложь, транслируемую московским радио, на злобные нападки большевистской прессы, обвиняющие Кронштадт
в контрреволюции и белом заговоре, Революционный комитет отвечал очень достойно. Он часто публиковал в печати содержание
московских листовок, чтобы показать кронштадтцам, до какой низости пали большевики. Иногда эти публикации сопровождались
возмущенными комментариями, как в номере от 8 марта под заголовком «Мы и они».
«Не зная, как удержать выпадающую из рук власть — коммунисты прибегают к самым гнусным провокационным приемам, а их
подлые газеты мобилизовала все силы, чтобы разжечь народные
массы и придать кронштадтскому движению значение белогвардейского движения. Теперь шайка “патентованных” негодяев бросила
лозунг — “Кронштадт продался Финляндии”; их беззастенчивая печать газеты уже брызжет ядовитой слюной, и после того, как не удалось убедить пролетариат, что в Кронштадте работают белогвардейцы, — они пытаются сыграть на чувствах национальных.
Весь мир уже знает из наших радио, за что борется кронштадтский гарнизон и рабочие, но коммунисты пытаются извратить
смысл событий перед Питерскими братьями.
Коммунистическая опричнина окружила питерцев тесным
кольцом штыков курсантов и партийной “гвардии”, и Малюта Скуратов — Троцкий — не допускает в Кронштадт делегатов
от беспартийных рабочих и красноармейцев из опасения, что они
узнают здесь всю правду, эта правда в один миг сметет коммунистов, и прозревший трудовой народ возьмет власть в свои мозолистые руки.
Вот почему Петросовет и не ответил на нашу радио-телеграмму, с просьбой прислать в Кронштадт действительно беспартийных
товарищей. Опасаясь за свои шкуры, вожди коммунистов прячут
правду и распускают слухи, что в Кронштадте орудуют белогвардейцы, что Кронштадтский пролетариат запродался Финляндии

295

Приложение

и французским шпионам, что финны уже организовали армию, чтобы вместе с Кронштадтскими мятежниками занять Петроград и т. д.
На все это мы можем ответить только одно: вся власть Советам! Прочь руки от этой власти, руки, обагренные в крови погибших за дело свободы, за борьбу с белогвардейщиной, помещиками
и буржуазией!»
В простой и дружественной речи Кронштадт искал способ выразить волю людей, жаждущих свободы и возможности самим решать
свою судьбу. Он ощущал себя передовым авангардом, призывающим пролетариат России подняться на защиту великих стремлений,
за которые боролись и страдали во время Октябрьской революции.
Вера Кронштадта в советскую систему была глубока и непоколебима. Она полностью выражалась в лозунге «Вся власть Советам, а не
партиям!» В этом заключалась его программа, у него не было времени развить ее в теорию. Он пытался вызволить людей из коммунистического ига. Ига, которое терпеть было уже невозможно. Нужна
была новая революция, Третья революция. Дорога к свободе и миру
лежала через свободно выбранные Советы — «краеугольный камень
новой революции». На страницах «Известий» собралось большое
количество свидетельств непоколебимости и целеустремленности
кронштадтских матросов и рабочих, и их трогательной веры в свою
миссию вдохновителей Третьей революции. Их чаяния и надежды
ясно выражены в № 6 «Известий» от 8 марта в центральной редакционной статье «За что мы боремся?».
«Совершая Октябрьскую революцию, рабочий класс надеялся достичь своего раскрепощения. В результате же создалось еще
большее порабощение личности человека.
Власть полицейско-жандармского монархизма перешла в руки
захватчиков-коммунистов, которые трудящимся вместо свободы принесли ежеминутный страх попасть в застенок чрезвычайки,
во много раз своими ужасами превзошедшей жандармское управление царского режима. <…> Но что гнуснее и преступнее всего,
так это созданная коммунистами нравственная кабала: они положили руку и на внутренний мир трудящихся, принуждая их думать
только по-своему. <…> Трудовая Россия, первая поднявшая красное знамя освобождения труда, сплошь залита кровью замученных

296

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

во славу господства коммунистов. В этом море крови коммунисты
топят все великие и светлые задачи и лозунги трудовой революции.
Все резче и резче вырисовывалось, а теперь стало очевидным, что
Р. К. П. не является защитницей трудящихся, каковой она себя выставляла, ей чужды интересы трудового народа, добравшись до власти,
она боится лишь потерять ее, а потому дозволены все средства: клевета, насилие, обман, убийство, месть семьям восставших. Долготерпению трудящихся пришел конец. Здесь и там заревом восстания озарилась страна в борьбе с гнетом и насилием. Вспыхивали стачки рабочих,
но большевистские охранники не спали и принимали все меры для
предупреждения и подавления неминуемой третьей революции.
Она все же пришла и совершается руками трудящихся. Генералы от коммунизма ясно видят, что поднялся народ, убежденный
в их измене идеям социализма. Но, дрожа за свою шкуру, зная, что
от гнева тружеников им некуда спрятаться, они все же при помощи
своих опричников пытаются запугать восставших тюрьмами, расстрелами и прочими зверствами. Но сама жизнь под игом диктатуры коммунистов стала страшнее смерти. <…>
Нет, середины не может быть. Победить или умереть! Этому подает пример Красный Кронштадт, гроза контр-революционеров справа и слева. Здесь совершился новый великий революционный сдвиг.
Здесь поднято знамя восстания для освобождения от трехлетнего насилия и гнета владычества коммунистов, затмившее собой трехсотлетнее иго монархизма. Здесь, в Кронштадте, положен первый камень
третьей революции, сбивающей последние оковы с трудовых масс и открывающей новый широкий путь для социалистического творчества.
Эта новая революция всколыхнет и трудовые массы Востока и Запада, являя пример нового социалистического построения, противоположного казенному коммунистическому “творчеству”, убеждая воочию зарубежные трудовые массы, что все, творившееся у нас до сего
времени волею рабочих и крестьян, не было социализмом. Без единого выстрела, без капли крови совершен первый шаг. Трудящимся
не нужна кровь. Они прольют ее только в момент самозащиты. <…>
Рабочие и крестьяне неудержимо идут вперед, оставляя за собою учредилку с ее буржуазным строем и диктатуру партии коммунистов с ее чрезвычайками и государственным капитализмом,

297

Приложение

мертвой петлей, охватившей шею трудовых масс и грозящей окончательно их задушить.
Настоящий переворот дает трудящимся возможность иметь, наконец, свои свободно-избранные Советы, работающие без всякого
насильственного партийного давления, пересоздать казенные профессиональные союзы в вольные объединения рабочих, крестьян
и трудовой интеллигенции. Наконец-то сломана полицейская палка коммунистического самодержавия».
Такова была программа, таковы были незамедлительные требования, из-за которых большевистское правительство начало штурм
Кронштадта в 6:45 вечера 7 марта 1921 г.

V. Большевистский ультиматум Кронштадту
Кронштадт был великодушен. Не было пролито ни капли крови
коммунистов, несмотря на провокации, блокаду города и репрессии
со стороны большевистского правительства. Кронштадтцы с презрением относились к возможности тем же ответить большевикам,
даже предупреждали кронштадтское население города против актов
мести членам Коммунистической партии. Временный революционный комитет опубликовал призыв к терпимости даже после того,
как большевистское правительство проигнорировало требование
матросов освободить заложников в Петрограде. Это требование, переданное по радио, было адресовано Петроградскому совету, и в тот
же день, 7 марта, был опубликован манифест Революционного комитета:
«От имени Кронштадтского гарнизона Временный Революционный Комитет Кронштадта требует освободить в 24 часа все семьи
рабочих, красноармейцев и матросов, которые Петросоветом заключены как заложники. Кронштадтский гарнизон говорит, что в Кронштадте коммунисты пользуются полнейшей свободой, а их семьи
абсолютной неприкосновенностью, и брать пример у Петросовета
не желает, так как считает, что такой прием, хотя бы и в отчаянной

298

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

злобе, — самый позорный и подлый во всех отношениях. Таких
приемов история еще не видела.
Председатель ВРК, моряк Петриченко
Секретарь Кильгаст».
В то же время в обращении к жителям Кронштадта, в частности,
говорилось:
«Длительный гнет диктатуры коммунистов над трудящимися вызвал вполне естественное негодование масс. Результатом этого к родственникам коммунистов в некоторых местах применяется бойкот
или удаление со службы. Этого не должно быть. Мы не мстим, а защищаем свои трудовые интересы. Надо действовать с выдержкой и удалять только тех, кто саботажем или ведением клеветнической агитации стремится мешать восстановлению власти и прав трудящихся».
Кронштадт жил с сознанием служения святой миссии, с незыблемой верой в справедливость своей цели и чувствовал себя истинным
защитником революции. С таким настроением матросы не верили,
что правительство предпримет вооруженное нападение. В подсознании этих простых детей земли и моря зрела вера в то, что не только насилием можно прийти к победе. В глубине своей славянской
души они были глубоко уверены, что справедливость цели и сила революционного духа должны победить. В любом случае Кронштадт
не предпринимал никакой попытки наступления. Революционный
комитет не хотел прислушиваться к настойчивому совету военных
специалистов немедленно высадиться в Ораниенбауме — форте,
имеющем огромное стратегическое значение. Кронштадтские матросы и солдаты намеривались создать свободные Советы и право
на защиту в случае нападения, но они не хотели быть агрессорами.
В Петрограде ходили усиленные слухи, что правительство готовит военную операцию против Кронштадта, но население этим слухам не верило, они казались настолько невероятными, что считались абсурдом. Как уже говорилось, Комитет обороны (официально
известный как Комитет труда и обороны) объявил столицу в «чрезвычайно осадном положении». Были запрещены собрания и скопления народа на улицах. До рабочих Петрограда доходили лишь
крупицы сведений, просачивавшихся из Кронштадта. Единственной доступной информацией была лишь коммунистическая пресса

299

Приложение

и листовки, сообщающие о том, что «царский генерал Козловский
организовал контрреволюционное восстание в Кронштадте». Люди
с волнением ждали заседания сессии Петроградского совета, на которой, как было заявлено заранее, будут обсуждаться меры по решению кронштадтской проблемы.
Заседание Петроградского Совета открылось 4 марта, на него
пускали по пропускам, которые, как известно, раздавались только
коммунистам. Присутствовал писатель, бывший в дружеских отношениях с большевиками, особенно с Зиновьевым. Председатель Петроградского совета Зиновьев объявил заседание открытым и произнес длинную речь о положении в Кронштадте.
Признаюсь, я пришел на заседание, готовый скорее принять
сторону Зиновьева. Я был встревожен вероятностью контрреволюционного влияния в Кронштадте. Но речь Зиновьева показала,
что обвинения матросов коммунистами были чистым вымыслом,
без единой крупицы правды. Я и раньше слышал выступления Зиновьева на разные другие темы. Обычно его речи звучали убедительно, если только аудитория принимала его позицию, но на этот
раз все его отношение, аргументация, его тон и его манеры — все
выдавало лживость его слов. Я чувствовал, что он говорил скрепя
сердце. Единственным «свидетельством», предоставленным против Кронштадта, была знаменитая резолюция 1 марта, требования
которой были обоснованными и даже умеренными. Именно этот
документ, сопровождавшийся неистовыми, почти истерическими
обвинениями матросов Калининым, привели к роковым последствиям. Антикронштадтская резолюция, написанная заранее, зачитанная зычным голосом Евдокимова, правой рукой Зиновьева,
была принята делегатами в обстановке непримиримости и кровожадной жестокости — принята, несмотря на горячие протесты
некоторых делегатов петроградских заводов и матросских представителей. Резолюция возлагала на Кронштадт вину в контрреволюционном мятеже и требовала его немедленной капитуляции.
Это было объявлением войны. Даже многие коммунисты
не могли поверить, что такое решение будет приведено в исполнение. Послать войска против «гордости и славы Революции», как
назвал кронштадтских матросов Троцкий, казалось чудовищным.

300

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

В узком кругу много здравомыслящих коммунистов угрожали выйти из партии, если такой кровавый акт будет осуществлен.
Все ждали речи Троцкого, но, поскольку он не появился, часть
делегатов решила, что серьезность ситуации несколько преувеличена. Однако ночью Троцкий прибыл в Петроград и на следующее
утро, 5 марта, предъявил Кронштадту ультиматум:
«Рабоче-крестьянское правительство постановило:
Вернуть незамедлительно Кронштадт и мятежные суда в распоряжение Советской Республики. Посему приказываю:
Всем, поднявшим руку против Социалистического Отечества
немедленно сложить оружие.
Упорствующих обезоружить и передать в руки советских властей.
Арестованных комиссаров и других представителей власти немедленно освободить.
Только безусловно сдавшиеся могут рассчитывать на милость
Советской Республики.
Одновременно мною отдается распоряжение подготовить все
для разгрома мятежа и мятежников вооруженной рукой. Ответственность за бедствия, которые при этом обрушатся на мирное население, ляжет целиком на головы белогвардейских мятежников.
Настоящее предупреждение является последним.
Троцкий.
Председатель Революционного Военного совета Республики
Каменев
Главком».
Ситуация становилась угрожающей. Крупные военные силы
подтягивались к Петрограду и окрестностям. За ультиматумом
Троцкого последовал исторический приказ с угрозой: «Я перестреляю вас как куропаток»7. Группа анархистов в Петрограде сделала последнюю попытку побудить большевиков пересмотреть решение об атаке на Кронштадт. Они считали, что обязаны
сделать все, что в их силах, даже если это окажется бесполезным,
для предотвращения неминуемого уничтожения цвета русской революции — рабочих и матросов Кронштадта. 5 марта они послали протест в Комитет обороны, указывая на мирные намерения

301

Приложение

и справедливые требования кронштадтцев, напоминали коммунистам о революционной роли матросов и предлагали начать с обсуждения, как принято у товарищей по борьбе и у революционеров.
В документе говорилось:
«В Комитет Труда и Обороны Петрограда.
Председателю Зиновьеву.
Сейчас хранить молчание невозможно и даже преступно. Произошедшие недавно события вынуждают нас, как анархистов, высказываться откровенно и определить четкую линию поведения перед
лицом сложившейся ситуации. Недовольство и обеспокоенность рабочих и матросов являются результатом фактов, требующих самого серьезного внимания. Недовольство породили голод и холод; отсутствие малейшей возможности спорить и критиковать вынуждают
матросов и рабочих формально выдвинуть свои требования.
Белогвардейские банды захотят и смогут использовать это недовольство в своих собственных классовых интересах. Прячась
за спинами матросов, они потребуют созыва Учредительного Собрания, свободной торговли и других подобного рода уступок.
Мы, анархисты, уже давно разоблачили лживую сущность таких требований и во всеуслышание заявляем, что будем бороться
с оружием в руках против любых происков контрреволюции вместе со всеми друзьями Социальной Революции, на стороне большевиков.
В том же, что касается конфликта советского правительства
с рабочими и матросами, наше мнение таково: конфликт этот следовало бы разрешить не силой оружия, а путем заключения товарищеского революционного соглашения. Кровопролитие со стороны советского правительства в нынешней ситуации не только не запугает
и не успокоит рабочих, но и, напротив, послужит лишь углублению
кризиса и сыграет на руку Антанте и контрреволюции. И, что самое
важное, использование силы рабоче-крестьянским правительством
против рабочих и крестьян вызовет пагубный резонанс в международном революционном движении. Это нанесет неисчислимый
ущерб Социальной Революции.
Товарищи большевики, задумайтесь, пока не поздно! Вам предстоит сделать решающий шаг.

302

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

Мы предлагаем вам следующее: избрать комиссию из пяти человек, включающую анархистов. Эта комиссия отправится в Кронштадт, чтобы разрешить конфликт мирными средствами. В сложившейся ситуации такой шаг является наиболее радикальным. Он
будет иметь международное революционное значение.
Петроград.
Март 5, 1921.
Александр Беркман
Эмма Гольдман
Перкус
Петровский».
Зиновьев сообщил, что документ, связанный с событиями
в Кронштадте, должен был быть передан в Комитет обороны, и он
послал туда своего личного представителя. Автору неизвестно, обсуждалось ли письмо в этой организации, во всяком случае, никаких действий предпринято не было.

VI. Первый выстрел
Героический, великодушный Кронштадт мечтал, что Третья революция, инициатором которой он с гордостью называл себя, освободит Россию. Он не сформулировал никакой определенной программы, свобода и всеобщее братство — вот были его лозунги. Он
воспринимал Третью революцию как постепенный процесс освобождения, и первым шагом в этом направлении должны были стать
свободные выборы независимых Советов, не контролируемые никакой партией и выражавшие волю народа. Искренние, простодушные
матросы провозглашали рабочим всего мира свой главный идеал
и призывали пролетариат объединить усилия в общей борьбе, будучи уверенными, что он будет встречен с энтузиазмом и что рабочие
Петрограда поспешат осуществить эту задачу в первую очередь.
В это же время Троцкий собирал силы. Наиболее верные части
с фронтов — полки курсантов, отряды Чека и боевые подразделения,

303

Приложение

состоявшие исключительно из коммунистов, собирались в фортах
Сестрорецк, Лисий Нос, Красная Горка и соседних фортификациях. Лучшие русские военные специалисты были собраны в спешном порядке для разработки планов блокады и штурма Кронштадта, а пресловутый Тухачевский был назначен главнокомандующим.
7 марта в 6:45 вечера коммунистические батареи дали первые
залпы по Кронштадту. Это произошло в День работниц (8 марта. —
Прим. пер.). Осажденный, подвергнувшийся вооруженному нападению Кронштадт не забыл о большом празднике. Мужественные матросы под огнем многочисленных батарей послали поздравительную
радиограмму работницам всего мира. Этот акт лучше всего характеризует психологию мятежного города. В сообщении говорилось:
«Освобожденный Кронштадт — работницам мира.
Сегодня всемирный праздник — день работниц. Мы, Кронштадтцы, под гром орудий, под звуки рвущихся снарядов <…> шлем свой
братский привет вам, работницы мира. <…> Желаем вам скорее завоевать освобождение от всякого гнета и насилия. Да здравствуют
свободные революционные работницы! Да здравствует Всемирная
Социальная Революция!»
Не менее характерным было разрывающее сердце воззвание
Кронштадта: «Пусть знает весь мир», опубликованное после первого выстрела в «Известиях» № 6, 8 марта:
«Итак, грянул первый выстрел… Стоя по пояс в братской крови
трудящихся, кровавый фельдмаршал Троцкий первым открыл огонь
по Революционному Кронштадту, восставшему против владычества
коммунистов для восстановления подлинной власти Советов.
Без единого выстрела, без капли крови мы, красноармейцы, матросы и рабочие Кронштадта, свергли владычество коммунистов
и даже пощадили их жизнь. Под угрозой орудий они снова хотят
навязать нам свою власть.
Не желая кровопролития, мы предложили прислать к нам беспартийных делегатов Петроградского пролетариата, чтобы они увидели, что в Кронштадте идет борьба за власть Советов. Но коммунисты скрыли это от рабочих Петрограда и открыли огонь — обычный
ответ мнимого рабоче-крестьянского правительства трудовому народу на его требования.

304

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

Пусть знает весь мир трудящихся, что мы, защитники власти
Советов, стоим на страже завоеваний Социальной Революции.
Мы победим или погибнем под развалинами Кронштадта, борясь за правое дело трудового народа.
Трудящиеся всего мира нас рассудят, а кровь невинных падет
на головы опьяненных властью изуверов-коммунистов.
Да здравствует власть Советов!»

VII. Поражение Кронштадта
За орудийным обстрелом Кронштадта последовала попытка
взять форты штурмом. Атака была осуществлена колоннами коммунистов с севера и юга, одетыми в белые маскхалаты, которые сливались с плотным покровом снега на замерзшем Финском заливе.
С глубокой горечью встретили матросы эти чудовищные самоубийственные атаки, предпринятые их братьями по оружию, одураченными тем, что в Кронштадте контрреволюционеры. 8 марта «Известия» Кронштадта писали:
«Мы не хотели проливать братской крови и не дали ни одного
выстрела, пока нас к тому не заставили. Мы были вынуждены защищать правое дело трудового народа и стрелять. Стрелять по своим
же братьям, посылаемым на верную смерть отъевшимися за счет народа коммунистами.
<…> На горе ваше поднялась метель. Наступила непроглядная
ночь, и тем не менее. Не считаясь ни с чем, палачи-коммунисты погнали вас по льду, подгоняя сзади отрядами коммунистов с пулеметами.
Много вас в эту ночь погибло на огромном ледяном пространстве Финского залива, а на рассвете, когда утихла метель, к нам, еле
передвигая ноги, добрались жалкие остатки голодных и утомленных, одетых в белые саваны.
Уже рано утром набралось вас около тысячи, а днем без счета.
Дорого заплатили вы своей кровью и страданиями за эту авантюру, а после вашей неудачи Троцкий покатил обратно в Петроград,

305

Приложение

чтобы снова гнать на убой новых страдальцев, благо дешево достается ему наша рабоче-крестьянская кровь!..»
Кронштадт жил в глубокой уверенности, что пролетариат Петрограда придет ему на помощь. Но рабочие Петрограда были терроризированы, Кронштадт был полностью блокирован и изолирован, поэтому в действительности никакой помощи ниоткуда ждать
было нельзя.
Гарнизон Кронштадта состоял из менее чем 14 тыс. человек,
10 тыс. из них были матросы. Фронт, который должен был охранять гарнизон, был сильно растянут, много фортов и батарей были
разбросаны по обширной площади берегов залива. Повторяющиеся атаки большевиков, которые постоянно пополнялись из центра
новыми силами, дефицит питания в осажденном городе, длинные
бессонные холодные ночи, проведенные на страже, — все это подрывало жизнеспособность Кронштадта. Однако защитники держались мужественно, полные уверенности в том, что их героическому
стремлению к свободе последует вся страна и это принесет им помощь и облегчение.
В призыве «К товарищам рабочим и крестьянам» Временного
революционного комитета говорится («Известия» № 9, 11 марта):
«…Товарищи рабочие! Кронштадт борется за вас, голодных, холодных, раздетых.
<…> Товарищи, кронштадтцы подняли знамя восстания и уверены, что десятки миллионов рабочих и крестьян откликнутся
на их призыв. Не может быть, чтобы заря, которая занялась у нас,
не стала ясным днем для России. Не может быть, чтобы кронштадтский взрыв не заставил вздрогнуть и поднять всю Россию и прежде
всего Петроград».
Но помощь не приходила, и с каждым последующим днем Кронштадт все больше изнемогал. Большевики продолжали посылать
новые и новые части на осажденные форты и ослабляли их бесконечными атаками. Более того, все преимущество было на стороне
коммунистов, включая численность и снабжение. Кроме того, Кронштадт был не готов к нападениям с тыла. Слухи, которые распространяли большевики о том, что матросы намеревались обстреливать Петроград, являлись беззастенчивой ложью. Знаменитые форты были

306

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

построены с единственной целью — защищать Кронштадт против
внешних врагов, нападавших со стороны моря. Кроме того, в случае,
если Кронштадт попадет в руки врага, прибрежные батареи и форты
Красной Горки были рассчитаны на то, чтобы обстреливать Кронштадт. Учитывая такую возможность, строители даже не планировали укреплять тыл Кронштадта. Обстрелы большевиков велись
практически каждую ночь. 10 марта коммунистическая артиллерия
вела беспрерывный огонь с южных и северных берегов. В ночь с 12
на 13 марта большевики атаковали с юга, снова в белых комбинезонах и снова принеся в жертву много сотен курсантов. Кронштадт
отчаянно сопротивлялся, несмотря на множество бессонных ночей
и недостаток питания и людей. Кронштадтцы героически отражали
многочисленные атаки с севера, юга и востока, в то время как кронштадтские батареи были способны защищать форты только с западной стороны. У матросов не было в наличии даже ледокола, чтобы
не позволить коммунистам подойти ближе.
16 марта большевики предприняли штурм одновременно с трех
сторон — с северной, южной и восточной. «План атаки, — как позднее писал Дыбенко, народный комиссар по морским делам, а впоследствии диктатор побежденного Кронштадта, — был разработан
в мельчайших деталях штабом Южной армии по указанию главнокомандующего Тухачевского. <…> Атака началась в сумерках. Белые маскхалаты и доблесть курсантов дали возможность передвигаться колоннами».
Утром 17 марта часть фортов была захвачена. Через самое уязвимое место Кронштадта — Петроградские ворота — большевики
ворвались в город, и началась жестокая резня. Коммунисты, которых пощадили матросы, теперь предали их, ударив в тыл. Комиссар Балтийского флота Кузьмин и глава Кронштадтского совета Васильев, освобожденные коммунистами из тюрьмы, вступили
на улицах в рукопашный бой, участвуя в братоубийственном кровопролитии. До поздней ночи продолжали свою отчаянную борьбу с превосходящими силами противника кронштадтские матросы
и солдаты. Город, в котором на протяжении 15 дней не пострадал ни
один коммунист, теперь был залит кровью кронштадтских мужчин,
женщин и даже детей.

307

Приложение

Дыбенко, назначенный комиссаром Кронштадта, был наделен
абсолютными полномочиями для «очистки мятежного города». Началась вакханалия убийств. Многочисленные жертвы поставлялись
в Чека для ночных массовых расстрелов.
18 марта большевистское правительство и Коммунистическая
партия России всенародно почтили память Парижской коммуны,
залитой Тьером и Галифе в 1871 г. кровью французских рабочих.
В это же время они праздновали «победу» над Кронштадтом.
В течение нескольких недель тюрьмы Петрограда были забиты сотнями кронштадтских узников. Каждую ночь по приказу
Чека уводили небольшие группы, которые впоследствии исчезали, — их уже не было среди живых. Одним из последних был расстрелян Перепелкин — член Временного революционного комитета. В тюрьмах и концентрационных лагерях Архангельска, а также
в подземельях далекого Туркестана постепенно погибает население Кронштадта, восставшее против большевистской бюрократии
и поднявшее в марте лозунг Октябрьской революции 1917 г. «Вся
власть Советам!»

Послесловие автора
Уроки и значение Кронштадта
Кронштадтское движение было спонтанным, неподготовленным и мирным. То, что это превратилось в вооруженный конфликт,
закончившийся кровавой трагедией, всецело является виной татарского деспотизма коммунистической диктатуры.
Понимая общий характер большевиков, Кронштадт все же верил в мирное разрешение конфликта. Он верил, что коммунистическое правительство способно прислушаться к голосу разума, свободы и справедливости.
Опыт Кронштадта еще раз доказывает, что правительство, государство — как бы это ни называлось или в какую бы ни было обличено форму — вечный, смертельный враг свободы и самоопределения. У государства нет ни души, ни принципов. У него существует

308

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

единственная цель — добиться власти и удержать ее любой ценой.
Вот политический урок, преподнесенный Кронштадтом.
Есть еще один стратегический урок, который нужно учитывать при любом мятеже. Успех любого восстания зависит от его
решительности, энергии и агрессивности. На стороне восставших — симпатия масс. Это чувство крепнет с нарастающей волной восстания. Ему нельзя дать утихнуть, потухнуть в серости
каждодневной жизни. С другой стороны, любое восстание сталкивается с мощным государственным механизмом. Правительство способно сконцентрировать в своих руках источники снабжения и коммуникации. Нельзя дать возможность власти этим
воспользоваться. Мятеж должен быть стремительным, неожиданным и целенаправленным. Он не должен быть локализованным,
это приведет к стагнации. Он должен расширяться и разворачиваться. Мятеж, который себя локализует, выбирает выжидательную позицию или предпочитает защищаться, неизбежно обречен
на поражение.
В этом случае Кронштадт повторил фатальные ошибки Парижской коммуны, последние не последовали советам тех, кто стоял
за немедленный поход на Версаль, когда правительство Тьера было
еще дезорганизовано. Они не распространили революцию на всю
страну. Ни парижские рабочие в 1871 г., ни кронштадтские моряки
не намеривались свергнуть правительство. Коммунары просто хотели определенных республиканских свобод, а когда правительство
пыталось их разоружить, они выкинули министерства Тьера из Парижа, создали управление на основе либеральных ценностей и приготовились их защищать, ничего более. Так же и Кронштадт требовал только свободных выборов в Советы. Арестовав нескольких
комиссаров, солдаты приготовились отражать нападение. Кронштадт отказался немедленно захватить Ораниенбаум, как советовали ему военные эксперты. Это было абсолютно необходимо с военной точки зрения, так как там находилось 50 000 пудов8 зерна,
принадлежащего Кронштадту. Высадка в Ораниенбауме была вполне выполнима, захватила бы большевиков врасплох и не позволила бы им подтянуть подкрепление. Но солдаты не хотели переходить в наступление, и момент был упущен. Через несколько дней,

309

Приложение

когда заявления и действия большевистского правительства убедили кронштадтцев, что они должны бороться за существование, исправлять ошибки было уже слишком поздно9.
То же самое произошло и с Парижской коммуной. Когда коммунары вынуждены были вступить в борьбу и стало ясно, что необходимо уничтожить режим Тьера не только в их родном городе, но и
по всей стране, было уже поздно. И в Парижской коммуне, и при
восстании Кронштадта тенденция проводить оборонительную
и пассивную тактику оказалась фатальной.
Кронштадт пал. Кронштадтское движение за свободные Советы было утоплено в крови, а в то же самое время большевистское
правительство шло на компромиссы с капиталистами, подписывая
Рижский мирный договор с Польшей, в результате которого население в 12 млн человек было отдано на милость Польши и помогло
турецким империалистам подавить республики Кавказа.
Но «триумфальная победа» большевиков над Кронштадтом заключала в себе их поражение. Она показала настоящее лицо коммунистической диктатуры. Коммунисты доказали, что готовы
пожертвовать коммунизмом, пойти практически на любой компромисс с международным капитализмом, при этом игнорируя
справедливые требования своего собственного народа — требования, которые большевики сами использовали в своих лозунгах: Советы, выбранные прямым и тайным голосованием в соответствии
с конституцией РСФСР; свобода слова и печати для революционных партий. Х Всероссийский съезд Коммунистической партии
проходил в Москве, во время восстания в Кронштадте. На этом
съезде в результате событий в Кронштадте и других подобных
грозных событий в различных частях России и Сибири вся экономическая политика большевиков претерпела изменения. Большевики были вынуждены пересмотреть основы своей политики,
отменить продразверстку (насильственные реквизиции), ввести
свободную торговлю, дать капиталистам концессии и отказаться
от коммунизма как такового — коммунизма, ради которого сражалась Октябрьская революция, было пролито море крови, и Россия
оказалась в руинах безысходности — только бы не разрешить свободно выбранные Советы.

310

Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922

Остались ли еще у кого-либо вопросы, какой была настоящая
цель большевиков? Стремились ли они к коммунистическим идеалам или государственной власти?
Кронштадт имеет великое историческое значение. Он стал погребальным звоном большевизму с его партийной диктатурой, чудовищной централизацией, террором Чека и бюрократическими
кастами. Он ударил в самое сердце коммунистической автократии.
В то же время он заставил интеллигентные и честные умы Европы и Америки подвергнуть критическому анализу большевистскую
теорию и практику. Он развенчал большевистский миф о том, что
коммунистическое государство — это государство «рабочих и крестьян». Он доказал то, что диктатура Коммунистической партии
и Русская революция — это противоположности, противоречивые
и взаимно исключающие друг друга. Он продемонстрировал, что
большевистский режим является абсолютной тиранией и реакцией
и что коммунистическое государство само является самой мощной
и опасной контрреволюцией.
Кронштадт пал, но он победил своим идеализмом и моральной чистотой, своим великодушием и высоким гуманизмом. Кронштадт был благороден. Он справедливо возвеличил себя, не пролив
кровь своих врагов — находившихся там коммунистов. Он не казнил. Необученные, наивные, простодушные, неотесанные матросы с грубой речью и манерами были слишком благородны, чтобы
следовать большевистской жажде мести: они не расстреляли ненавистных им комиссаров. Кронштадт представлял собой широкую,
всепрощающую славянскую душу и вековое освободительное движение России.
Кронштадт являлся первой народной и полностью независимой попыткой освободиться из-под ига социалистического государства — попыткой, совершенной непосредственно самим народом — рабочими, солдатами и матросами. Это был первый шаг
к Третьей революции, которая является неотвратимой и, будем
надеяться, принесет многострадальной России вечный мир и свободу.
Александр Беркман

311

Приложение

Примечания
1

Здесь и далее в документах, которые приводит Беркман, восстановлен их
оригинальный текст. — Прим. переводчика.
2
Вооруженные отряды, организованные большевиками с целью препятствовать провозу и конфисковать продукты и другие товары. Об их самоуправстве
и безнаказанности говорила вся страна. В Петроградской области отряды были
упразднены в свете событий в Кронштадте — в качестве уступки петроградскому
пролетариату.
3
«Известия Временного революционного комитета Кронштадта» № 9, 11 марта, 1921 г.
4
Опубликовано в «Революционной России» (газета социал-революционеров)
№ 8, май 1921 г. См. также «Московские Известия» («Коммунист») № 154, 13 июля,
1922 г.
5
Исполнительный комитет Российской коммунистической партии считал его
отделение в Кронштадте настолько «деморализованным», что после победы над
Кронштадтом был издан приказ о полной его реорганизации.
6
Знаменитый «процесс ста девяносто трех» — период начального этапа русского революционного движения. Он начался во второй половине 1877 г. и закончился в первые месяцы 1878. — А. Б.
7
Беркман ошибается. Фраза «Вас перестреляют как куропаток» принадлежит
Зиновьеву. — Прим. переводчика.
8
Пуд соответствует 40 русским и около 36 английским фунтам.
9
Провал попытки Кронштадта захватить Ораниенбаум дал возможность правительству разместить в крепости верные ему подразделения, ликвидировать «зараженные» части гарнизона, казнить лидеров воздушного дивизиона, который
собирался присоединиться к восставшему Кронштадту. Позже большевики использовали Ораниенбаум как удобную базу для штурма Кронштадта. Среди казненных
в Ораниенбауме были: Колосов — начальник 1-го Ораниенбаумского морского воздушного дивизиона и глава только что созданного в Ораниенбауме Временного революционного комитета Ораниенбаума, Балашов — секретарь Комитета и члены
Комитета Романов, Владимиров и др.

312

Список использованных источников
и литературы
Литература
1.
2.
3.

4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.

12.
13.
14.

Амирханов Л. И., Ткаченко В. Ф. Форт «Константин». СПб., 2014.
Андреев В. И. Революционное движение в войсках северо-западных
округов // Армия в первой революции. М. ; Пг., 1921. С. 1–120.
Арканников Б. А. В штабе Кронштадтской крепости в дни восстания /
публ. А. В. Ганина // Эпоха Революции и Гражданской войны в России. Проблемы истории и историографии. СПб., 2019. С. 386–398.
Балтийские моряки в борьбе за власть Советов (ноябрь 1917 — декабрь 1918). Л., 1968.
Балтийские моряки в борьбе за власть Советов в 1919 г. Л., 1974.
Балтийские моряки в подготовке и проведении Великой Октябрьской
социалистической революции. М. ; Л., 1957.
Балтийский флот в Октябрьской революции и Гражданской войне. Л.,
1932.
Березовский Н. Ю., Брежной С. С., Николаева З. В. Боевая летопись военно-морского флота. 1917–1941. М., 1992.
Боброва В., Кодомцева Н. Боевые действия войск Северной группы 17–
18 марта 1921 г. // Военно-исторический журнал. 1981. № 3. С. 42–57.
Бочарникова М. В женском батальоне смерти // Доброволицы : сборник воспоминаний. М., 2001. С. 173–236.
Ваксер А. З., Скляров Л. Ф. Против извращения классовой борьбы
в СССР при переходе к НЭПу // Критика новейшей буржуазной историографии. М. ; Л., 1961. С. 83–112.
Васецкий Н. Кронштадтский мятеж: взгляд сквозь годы // Морской
сборник. 1991. № 3. С. 79–94.
В борьбе за политрежим // Звенья. Исторический альманах / Ред.сост. Н. Г. Охотин, А. Б. Рогинский. М., 1991. Вып. 1. С. 239–298.
Виноградов С. Балтийцы в революционном движении // Красный
флот. 1924. № 10.

313

Список использованных источников и литературы

15. Вишняк М. В. Дань прошлому. Нью-Йорк,1954.
16. Военные восстания в Балтике в 1905–1906 гг. М., 1933.
17. Военные моряки в период первой русской революции 1905–1907 гг.
М., 1955.
18. Войнов В. Кронштадт: мятеж или восстание // Наука и жизнь. 1991.
№ 6. С. 38–42.
19. Войтинский В. С. 1917-й. Год побед и поражений. М., 1999.
20. Волин В. М. Неизвестная революция 1917–1921. М., 2005.
21. Волков С. В. Русский офицерский корпус. М., 1993.
22. Волков С. В. Трагедия русского офицерства. М., 1999.
23. Ворошилов К. Е. Из истории подавления Кронштадтского мятежа //
Военно-исторический журнал. 1961. № 3. С.15–35.
24. Ворошилов К. Е. Разгром мятежников: к 40-летию ликвидации Кронштадтского мятежа // Октябрь. 1961. № 3. С. 142–156.
25. Восстания в Балтийском флоте в 1905–1906 гг. : сб. статей, воспоминаний, материалов и документов. Л., 1926.
26. Всеподданейший отчет по морскому ведомству за 1906–1909. СПб.,
1911.
27. Вторая и третья Петроградские общегородские конференции большевиков в июле и октябре 1917 г. М., 1927.
28. Гербановский С. Штурм мятежных фортов // Военно-исторический
журнал. 1980. № 3. С. 46–51.
29. Гессен И. В. В двух веках. Жизненный отчет // Архив русской революции. М., 1993. Т. 22. С. 3–414.
30. Гефтер А. Воспоминание курьера // Архив русской революции. М.,
1991. Т. 10. С. 114–174.
31. Гольдман Э. Проживая свою жизнь : автобиография. М., 2018. Ч. 3.
32. Гордиенко И. В Кронштадте в 1917 г. (из первого периода Февральской революции) // Красная летопись. 1926. № 1. С. 44–57.
33. Граф Г. На «Новике» (Балтийский флот в войну и революцию). Мюнхен, 1922.
34. Громов В. Первое наступление на Кронштадт // Кронштадтский мятеж : сб. статей, воспоминаний и документов / под ред. Н. Корнатовского. Л., 1931. С. 64–70.
35. Гусев К. В. Кронштадт. 1921 // Вопросы истории. 1998. № 10. С. 158.
36. Дан Ф. И. Два года скитаний. Воспоминания лидера российского меньшевизма. 1919–1921. М., 2006.
37. Дайнес В. О. Подавление Кронштадтского антисоветского мятежа //
Военно-исторический журнал 1988. № 3. С. 86–90.
38. Драбкина Е. Я. Зимний перевал. М. 1990.

314

Список использованных источников и литературы

39. Дыбенко П. Е. Из недр царского флота к Великому Октябрю. М., 2018.
40. Дыбенко П. Е. Штурм мятежного Кронштадта // Этапы большого пути.
Воспоминания о гражданской войне. М., 1962. С. 512–517.
41. Егоров Н. Кронштадтское восстание: Рассказ участника // Былое.
1917. № 4. С. 90–99.
42. Елизаров М. А. «…здесь было много стихийного, много и страшного
мщения» // Военно-исторический журнал. 2006. № 12. С. 46-50.
43. Елизаров М. А. Еще раз о причинах Кронштадтского восстания
1921 г. // Отечественная история. 2004. № 1. С. 165–174.
44. Ермолаев И. «Власть Советам!..» : о событиях в Кронштадте 1–18 марта 1921 г. // Дружба народов. 1990. № 3. С.182–189.
45. Жаковщиков К. Разгром Кронштадтского контрреволюционного мятежа в 1921 г. Л., 1941.
46. Жарновецкий Е. Кронштадтское восстание 1905–1906 гг. Л., 1926.
47. Жизнь и смерть адмирала Вирена. Воспоминания вдовы // Кортик.
2006. Вып. 4.
48. Зенов А. Г. Действовали решительно // Крах контрреволюционной
авантюры. Воспоминания участников подавления Кронштадтского
мятежа (1921 г.). Л., 1978. С. 175–180.
49. Звягинцев В. Е. Мятежная Балтика // Военно-исторический журнал.
1994. № 3. С. 61–65.
50. Зонин С. Выбор адмирала Вирена // Нева. 1994. № 11. С. 245–258.
51. Зоф В. Из истории флота прошлого и настоящего. Л., 1924.
52. Иванов С. В Кронштадте, в Архангельске, в Либаве. Из воспоминаний
о работе рабочих и военных организаций РСДРП 1904–1907 гг. //
Красная летопись. 1923. № 5. С. 317–328.
53. Иванов С. Кронштадтское подполье (1905–1906 гг.) // Пролетарская
революция. 1924. № 12. С. 138–144.
54. Из справки РККА о ликвидации Кронштадтского мятежа 1921 г. //
Военно-исторический журнал. 1971. № 3. С. 88–93.
55. Каль Е. Восстание 26–27 октября 1905 г. в Кронштадте // Красный
балтиец. 1920. № 1. С. 35–40.
56. Кантор Ю. З. Тухачевский. М., 2014.
57. Кильдюшевский В. И., Петрова Н. Е. Находки захоронений жертв красного террора Петропавловской крепости // Красный террор в Петрограде / под ред. С. В. Волкова. М., 2011. C. 477–503.
58. Кораблев Ю. И. Революционные восстания на Балтике в 1905–1906 гг.
Л., 1956.
59. Кораблев Ю. И. Восстания в Свеаборге и Кронштадте в июле 1906 г. //
Военно-исторический журнал. 1976. № 7. С. 86–90.

315

Список использованных источников и литературы

60. Краснов П. Н. На внутреннем фронте // Архив русской революции. М.,
1991. Т. 1. С. 97–190.
61. Крах контрреволюционной авантюры. Воспоминания участников
Кронштадтского мятежа 1921 г. Л., 1978.
62. Крестьянинов В. А. Мятежный Кронштадт. 1905 — 1917 — 1921. М.,
2017.
63. Кронштадт 1921. Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г. /
сост., введ. и примеч. В. П. Наумова, А. А. Косаковского. М., 1997.
64. Кронштадтское восстание // Санкт-Петербург. Энциклопедия. СПб. ;
М., 2004. С. 421.
65. Кронштадтский совет в 1917 году. Протоколы и постановления. СПб.,
2017.
66. Кронштадтская трагедия 1921 года // Вопросы истории. 1994. № 4.
С. 3–21.
67. Кронштадтская трагедия 1921 года. Документы. В 2 кн. М., 1999.
68. Кубасов А. А. Концентрационные лагеря на севере России во время
Гражданской войны // Новый исторический вестник. Журнал РГГУ.
2009. № 2 (20). С. 58–65.
69. Кузнецов В. Из воспоминаний политработника. М. ; Л., 1930.
70. Кузнецов М. Н. За что был расстрелян Кронштадт. СПб., 2001.
71. Кузьмин М. Кронштадтский мятеж. Популярный очерк. Л., 1931.
72. Куратов А. А. Архангельский лагерь принудительных работ // Поморская энциклопедия. История Архангельского Севера. Архангельск,
2001. С. 52.
73. Лашков А. Ю. Применение авиации в ходе подавления Кронштадтского мятежа (1921 г.) // Военно-исторический журнал. 2011. № 2. С. 3–8.
74. Лебедев Д. Н. Пройденное. Воспоминания. Л., 1980.
75. Ленин В. И. Письмо В. М. Молотову для членов Политбюро ЦК
РКПБ(б) 19 марта 1922 г. // Известия ЦК КПСС. 1990. № 4.
76. Ленин В. И. Полн. соб. соч. М., 1969. Т. 32, 34, 35, 43.
77. Ленин В. И. Советы постороннего // Правда. 7 ноября 1920 г. № 250.
78. Леонидов О. Ликвидация Кронштадтского мятежа. (Март 1921 г.) М.,
1930.
79. Лукашевич С. Казнь 19 кронштадтских матросов в 1906 г. // Красный
флот. 1923. № 3. С. 120–121.
80. Лурье М. Л. Кронштадтский мятеж в советской и белой литературе
и печати // Красная летопись. 1931. № 2. С. 225–240.
81. Лурье М. Л. Оценка Кронштадтского мятежа в произведениях В. И.
Ленина // Красная летопись. 1931. № 2. С. 167–175.
82. Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг. М., 2014.

316

Список использованных источников и литературы

83. Мельник А., Сошина А. Заявление политзаключенных Пертоминска
и Соловков 1923–1924 гг. // Звенья. Исторический альманах. М.,
1991. Вып. 1. С. 245–251.
84. Моонзундская операция // Военный энциклопедический словарь. М.,
2002. С. 937–938.
85. Мордвинов Р. Н. Курсом «Авроры». Формирование советского Военно-морского флота и начало его боевой деятельности (ноябрь 1917 —
март 1919). М., 1962.
86. Моряки в Гражданской войне. М., 2000.
87. Мошник Ю. Восстание в Кронштадте. Финский эпилог // Звезда.
Март 2021 г. № 3. С. 172–186.
88. Назаренко К. Б. Балтийский флот в революции 1917–1918 гг. М., 2017.
89. Найда С. Ф. Революционное движение в царском флоте. 1825–1917.
М. ; Л., 1948.
90. Нарский И. В. Жизнь в катастрофе: будни населения Урала в 1917–
1922 гг. М., 2001.
91. Неволайнен П. Изгои: российские беженцы в Финляндии (1917–1939).
СПб., 2003.
92. Никитин Ф. М. В мятежном Кронштадте // Кронштадтский мятеж :
сборник статей, воспоминаний и документов / под ред. Н. А. Корнатовского. Л., 1931. С. 86–88.
93. Никифоров Н. И. Свечин-Тухачевский: к истории противостояния //
Новый часовой. СПб., 2000. № 10. С. 110–121.
94. Ольшанский Л. Кронштадтское восстание в 1905 г. // Красная летопись. 1923. № 5. С. 182–217.
95. Палеолог М. Дневник посла. М., 2003.
96. Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. М., 2000.Т. 1. С. 260–265.
97. Парчевский Т. Записки губернатора Кронштадта. СПб., 2009.
98. Петербургский комитет РКП(б). Протоколы и материалы заседаний.
СПб., 2013.
99. Петриченко С. М. О причинах Кронштадтского восстания // Знамя
борьбы. Декабрь 1925 — январь 1926. С. 6–7.
100. Петриченко С. М. Правда о кронштадтских событиях // Континент.
1976. № 1. С. 203–233.
101. Петров Г. Ф. Кронштадт. Л., 1971.
102. Петров И. М. (Тойво Вяхя). Плечом к плечу // Крах контрреволюционной авантюры: воспоминания участников подавления кронштадтского мятежа (1921 г.). Л., 1978. С. 97–101.

317

Список использованных источников и литературы

103. Пилкин В. К. В Белой борьбе на Северо-Западе : дневник 1918–1920.
М., 2005.
104. Пискарев А. Кронштадтское восстание 20 июля 1906 г. // Красный
балтиец. 1920. № 4. С. 37–40.
105. Питерские рабочие и «диктатура пролетариата». Октябрь 1917–1929.
Сборник документов. СПб., 2000.
106. Полянский Н. Н. Царские военные суды в борьбе с революцией 1905–
1907 гг. М., 1958.
107. Помпеев Ю. Февральский вихрь. Эти великие полгода. Л., 1987.
108. Попов А. Е. Листовки над мятежным Кронштадтом // Вопросы истории. 1986 № 10. С. 176–178.
109. Прайсман Л. Г. 1917–1920. Огненные годы Русского Севера. СПб., 2019.
110. Прайсман Л. Г. Кронштадт. Март 1921 года // Звезда. 2021. № 3.
С. 147–171.
111. Прайсман Л. Г. Третий путь в Гражданской войне. Демократическая
революция 1918 г. на Волге. СПб., 2015.
112. Протоколы одиннадцатого съезда РКП(б). М., 1936.
113. Путна В. К. Кронштадт 16–18 марта 1921 г. // Этапы большого пути.
Воспоминания о гражданской войне. М., 1962. С. 359–385.
114. Пухов А. С. Кронштадт во власти врагов революции // Красная летопись. 1931. № 1. С. 5–80.
115. Пухов А. С. Кронштадт и Балтийский флот // Красная летопись. 1930.
№ 6. С. 149–212.
116. Пухов А. С. Кронштадтский мятеж в 1921 г. Л., 1931.
117. Рабинович А. Большевики у власти. Первый год советской эпохи в Петрограде. М., 2007.
118. Рабинович С. Е. Делегаты Х съезда под Кронштадтом в 1921 г. // Красная летопись. 1931. № 2. С. 22–55.
119. Раздолгин А. А., Скориков Ю. А. Кронштадтская крепость. Л., 1988.
120. Рафаил М. Кронштадтский мятеж (из дневника политработника).
Харьков, 1921.
121. Революционное движение в армии в годы первой русской революции
: сб. статей. М., 1955.
122. Революционный Кронштадт : сб. воспоминаний о Великой Октябрьской революции и периоде Гражданской войны в Кронштадте. Кронштадт, 1957.
123. Редигер А. Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра. М., 1999.
124. Рейнгард Ф. Из воспоминаний. 1917–1918 // Знамя. 2008. № 7. С. 140–
162.

318

Список использованных источников и литературы

125. Раскольников Ф. Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. М., 1990.
126. Рид Дж. Десять дней, которые потрясли мир. М., 1987.
127. Сафонов В. Н. Кто спровоцировал Кронштадтский мятеж // Военноисторический журнал. 1991. № 7. С. 52–54.
128. Семанов С. Н. Ликвидация антисоветского Кронштадтского мятежа.
М., 1973.
129. Семанов С. Н. Кронштадтский мятеж. М., 2003.
130. Сенчакова Л. Т. Революционное движение в русской армии и флоте
в конце XIX — начале ХХ в. (1879–1904 гг.). М. 1972.
131. Серж В. От революции к тоталитаризму: воспоминания революционера. Оренбург, 2001.
132. Сивков П. Моряки Балтийского флота в борьбе за власть Советов
в 1917 году. М., 1946.
133. Синегуб А. Защита Зимнего Дворца (25 октября — 7 ноября 1917 г.) //
Архив русской революции. Берлин, 1922. Т. 4. С. 121–197.
134. Слепков А. Кронштадтский мятеж (к седьмой годовщине). М. ; Л., 1928.
135. Сорокин П. А. Дальняя дорога. М., 1992.
136. Соколов Б. Ф. Защита Всероссийского Учредительного Собрания //
Архив русской революции. М., 1992. Т. 13. С. 5–70.
137. Соколов В. Н. Свеаборг и Кронштадт, военные восстания в 1906 г. М.,
1934.
138. Степанов Н. А. Курсанты под Кронштадтом // Кронштадтский мятеж
: сборник статей, воспоминаний и документов / под ред. Н. А. Корнатовского. Л., 1931. С. 93–107.
139. Столярский С. Роль воздушного флота в операции ликвидации восстания в Кронштадте // Вестник воздушного флота. 1922. № 14.
140. Суханов Н. Н. Июльские дни // Анин Д. Революция 1917 года глазами
ее руководителей. Roma, 1971. С. 310–324.
141. Тарасов Н. М. В плену у мятежников // Кронштадтский мятеж : сборник статей, воспоминаний и документов / под ред. Н. А. Корнатовского. Л., 1931. С. 71–79.
142. Тарпан Г. Кронштадт и Свеаборг (1905–1906 гг.) : исторический очерк.
М., 1930.
143. Титов А. Л. В морской следственной тюрьме // Крах контрреволюционной авантюры. Воспоминания участников подавления Кронштадтского мятежа 1921 г. Л., 1978. С. 83–84.
144. Трифонов И., Сувениров О. Разгром Кронштадтского контрреволюционного мятежа 1921 года // Военно-исторический журнал. 1971. № 3.
С. 88–94.
145. Троцкий Л. Д. История русской революции. М., 1997.

319

Список использованных источников и литературы

146. Троцкий Л. Д. О Ленине. М., 2015.
147. Тухачевский М. Н. Избранные произведения. В 2 томах. М., 1964.
148. Урицкий С. Красный Кронштадт во власти врагов революции // Гражданская война 1918–1921. М., 1928. С. 358–374.
149. Фельштинский Ю. Крушение мировой революции. Очерк первый.
Брестский мир. Октябрь 1917 — ноябрь 1918. Лондон, 1991.
150. Флеровский И. П. Большевистский Кронштадт в 1917 году. Л., 1957.
151. Фролова Е. И. Административный центр эмигрантского Внепартийного объединения и Кронштадтское восстание 1921 г. // Вопросы истории. 2007. № 9. С. 33–49.
152. Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. М., 1971.
153. Христофоров В. Лидер Кронштадтского восстания // Морской сборник. 2014. № 9. С. 79–85.
154. Царизм в борьбе с революцией 1905–1907 гг. : сб. документов / под редакцией А. К. Дрездена. М., 1936.
155. Церетели И. Г. Воспоминания о Февральской революции. Париж,
1963.
156. Чернов В. М. Учредительное собрание и Советы // Дело народа. 1917.
№ 238.
157. Шигин В. Кровавый лед Кронштадта. 1921 год [Электронный ресурс].
URL: https://www.scribd.com/book/4938605354 (дата обращения:
15.10.2020).
158. Шишкина И. М. Буржуазная историография Кронштадтского мятежа // Вопросы истории. Март 1974. № 3. С. 85–97.
159. Щетинов Ю. А. Мелкобуржуазные партии в Кронштадтском мятеже
1921 г. // Вестник Московского университета. Сер. 9: История. 1974.
№ 3. С. 15–33.
160. Щетинов Ю. А. За кулисами Кронштадтского восстания // Вестник
Московского университета. Сер. 8: История. 1995. № 2. С. 3–15.
161. Щетинов Ю. А. Крушение мелкобуржуазной контрреволюции в советской России (конец 1920 — 1921 г.). М., 1984.
162. Щетинов Ю. А. Сорванный заговор. М., 1978.
163. Эврич П. Восстание в Кронштадте. 1921. М., 2007.
164. Ющук И. И. Штурм форта № 6 // Кронштадтский мятеж : сборник статей, воспоминаний и документов / под ред. Н. А. Корнатовского. Л.,
1931. С. 89–92.
165. Ярчук Е. З. Кронштадт в Русской революции. Нью-Йорк, 1923.
166. Berkman A. The Kronstadt Rebellion. Berlin, 1922.
167. Carr E. H. The Bolshevik Revolution. 1917–1923. Vol. II. London, 1952.
168. Ciliga A. The Kronstadt Revolt. London, 1949.

320

Список использованных источников и литературы

169. Daniels R. V. The Conscience of Revolution. Communist Opposition in
Soviet Russia. Cambridge, 1965.
170. Daniels R. V. The Kronstadt Revolt: a Study of the Dynamics of
Revolution // The American Slavic and East European Review. V. 10.
1951. № 4. Р. 241–254.
171. Katkov G. The Kronstadt Rising // St. Antony’s Papers № 6. Soviet Aﬀairs.
London, 1959. Р. 11–174.
172. Mett I. Commune de Kronstadt. Crépuscule sanglant des Soviets. Paris,
1949.
173. Pollack E. The Kronstadt Rebellion (The First Armed Revolt Against the
Soviets). New York, 1959.

Архивные материалы
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ)
Ф. Р-9462. Фонд Г. Е. Зиновьева.
Ф. Р-5893. Личный фонд В. М. Чернова.
Российский центр хранения и изучения документов и материалов новейшей истории (РЦХИДНИ)
Ф. 2. Ленин В. И.
Ф. 5. Секретариат В. И. Ленина.
Ф. 17. Центральный Комитет РКП(б) — ВКП(б) — КПСС.
Ф. 19. Совнарком РСФСР.
Ф. 45. Десятый съезд РКП(б) (1921).
Ф. 76. Дзержинский Ф. Э.
Ф. 78. Калинин Михаил Иванович (1875–1946).
Российский государственный архив Военно-Морского Флота (РГА ВМФ)
Ф. Р-34. Политуправление (политотдел) Балтийского флота.
Ф. Р-92. Штаб Балтийского флота.
Ф. Р-5959. Фонды штаба и политотдела Балтфлота, линкоров «Петропавловск» и «Севастополь».
Ф. Р-93. Походный штаб флота Балтийского моря. 1921 г.
Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб)
Ф. 6276. Петроградский губернский совет профсоюзов.
Hoover Institution Archives (HIA), Standford University
Melgunov S. P. Collection.

321

Список использованных источников и литературы

Suomen Kansallisarkisto (KA) — Национальный архив Финляндии
SArk — Военный архив. Комендантский отдел юго-восточной границы.
EK — Valpo I — Центральная сыскная полиция. Государственная полиция
(служба государственной безопасности Финляндии).
Ulkoasiainministrriön arkisto (EHRI) — Архив Министерства иностранных дел Финляндии
Venäjä 1922–24 (Россия 1922–1924).
Архив НИЦ «Мемориал» Петербурга

Периодическая печать
Вестник Московского университета.
Военно-исторический журнал.
Вопросы истории.
Дело народа.
Известия Временного революционного комитета матросов, красноармейцев и рабочих гор. Кронштадта.
Известия Кронштадтского совета.
Известия ЦК КПСС.
Каторга и ссылка.
Красный архив.
Красный балтиец.
Красный Балтийский флот.
Красный Кронштадт.
Красная летопись.
Нева.
Новая русская жизнь.
Новый часовой.
Общее дело.
Отечественная история.
Петроградская правда.
Последние новости.
Правда.
Пролетарская революция.
Путь.
Свобода.

322

Список использованных источников и литературы

Социалистический вестник.
Труд.
The American Slavic and East European Review.
St. Antony’s Papers.

323

Именной указатель
Авров Д. Н. 146, 154, 158, 177
Агранов А. С. 72, 83, 95, 99, 136
Арканников Б. В. 134–137, 140,
142, 177
Артем Ф. А. 183
Архипов Н. В. 94, 125, 262, 291
Ассар И. А. 78
Байков В. Г. 96, 125, 291
Балабанов Е. С. 104, 106
Батис Э. И. 78, 143, 146, 152, 167, 266
Белогуров М. 224
Берзин Я. А. 245
Беркман А. 8, 9, 14, 67, 97, 111, 144,
277, 303, 311, 312
Бессонов Ф. И. 159
Блейхман И. С. 27
Богданов Н. 103, 220
Бонч-Бруевич В. Д. 29, 45, 47
Бочарникова М. 38, 63, 313
Брушвит А. М. 52
Брушвит И. М. 83
Бубнов А. С. 183, 185, 231
Бурксер А. С. 150, 207
Бурцев В. Л. 254, 256
Вальк В. А. 95, 122, 125, 291
Васильев П. Д. 90, 91, 97, 143, 266,
280, 282, 284, 289, 307

Вершинин С. С. 108, 109, 125, 291
Вирен Р. Н. фон 22, 150, 315
Вишняк М. В. 48, 63, 145, 314
Войтинский В. С. 25, 31, 32, 62, 63,
314
Волков И. Д. 104, 105, 109
Волков С. В. 22, 61, 63, 314, 315
Володарский М. М. 54, 55
Ворошилов К. Е. 183, 231, 314
Гайлис Г. А. 89
Галкин Г. П. 89, 260
Галлер Л. М. 260
Ганецкий Я. С. 257
Гейден А. Ф. 22
Герсон В. Л. 184, 186
Гессен И. В. 31, 62, 314
Гефтер А. 60, 64, 314
Гольдман Э. 8, 13, 67, 112, 127, 131,
303, 314
Горький А. М. 30
Гоц А. Р. 39, 40
Громов В. П. 7, 12, 173, 181, 314
Гусев С. И. 48
Даниэльс Р. 81
Дан Ф. И. 32, 68, 71, 82, 83, 110,
127–129, 131, 314
Деникин А. И. 153, 182

324

Именной указатель

Джикия В. Г. 196, 197
Дулькис К. К. 105, 284
Духонин Н. Н. 42
Дыбенко П. Е. 7, 12, 33, 40, 41, 43,
44, 47, 49–52, 62–64, 76, 108,
164, 175, 194, 217, 218, 220, 221,
225, 230, 238, 239, 307, 308, 315
Егоровский В. И. 163, 164
Елизаров М. А. 22, 61, 315
Еремеев Г. 55
Еременко Ф. П. 103
Ермолаев И. А. 7, 12, 73, 128, 315
Жданов А. А. 258
Железняков А. Г. 45, 47–49
Жуков Н. Ф. 92
Засимук Ф. У. 53, 54
Затонский В. П. 183, 231
Заустинский В. К. 111
Зиновьев Г. Е. 6, 12, 29, 58, 59, 66,
78, 86, 89, 94, 107, 110, 112, 124,
146, 147, 150, 151, 154, 168, 170,
194, 216, 222, 278, 279, 288, 291,
300–303, 312, 321
Зонов А. 103
Зосимов А. Г. 85, 97, 143, 266
Ивков Н. Н. 22
Игнатьев А. А. 203
Измайлов Н. Ф. 43
Ильин Я. И. 135, 143, 144, 260, 294
Ионов И. 147
Кабанов А. С. 143, 260, 294
Казанский Е. С. 151, 169, 171, 172,
176, 217
Калинин М. И. 89–91, 94, 101, 188,
280, 282, 285, 300, 321

Каменев С. С. 153–155, 165, 175,
176, 190, 192, 195, 196, 198, 199,
214, 217, 224, 225, 232, 291, 301
Камков Б. Д. 59
Кантор Ю. З. 153, 179, 239, 315
Карцов Г. Г. 104, 106
Керенский А. Ф. 24, 38, 40
Кильгаст Ф. В. 125, 291, 299
Кишкин Б. А. 190, 225
Кожин Ф. 103
Козловская Н. К. 100, 101
Козловский А. Н. 5, 6, 12, 99–102,
111, 125, 134, 135, 137–140, 147,
148, 150, 159, 174, 177, 193, 195,
205, 208, 212, 213, 226, 233, 253,
285–287, 290, 291, 300
Козловский Д. А. 100
Козловский К. А. 100–102
Козловский П. А. 101, 102
Кокошкин Ф. Ф. 49
Колесов Н. А. 103–106
Коллонтай А. М. 51, 76
Колчак А. В. 16–18, 153, 165, 182
Комаров Н. П. 82
Конев И. С. 183
Корнилов Л. Г. 33
Краснов П. Н. 38–40, 63, 316
Красовский А. А. 23
Крестинский Н. Н. 82
Крестьянинов В. Я. 61, 105, 129,
130, 154, 179, 208, 234, 237, 239,
246, 258, 274, 275, 316
Крыленко Н. В. 42
Кузьмин Н. Н. 7, 12, 73, 89–91, 94,
96, 97, 133, 143, 146, 266, 267,
280, 282–285, 289, 307, 316
Кулберг А. 58
Куполов А. А. 108, 109, 291
Лашевич М. М. 94

325

Именной указатель

Лебедев Д. А. 166, 316
Лебедев П. П. 153, 155, 218, 221
Ленин В. И. 4, 9, 10, 25, 28–30, 32, 33,
36, 40–45, 47, 49, 50, 52, 62, 63, 67,
78, 82, 88, 89, 98, 99, 115, 122–
124, 130, 146, 149, 150, 153, 154,
182, 188, 203, 217, 234, 236, 239,
242, 253, 264, 285, 316, 320, 321
Лепсе И. И. 176
Линдель М. Е. 202, 224
Лисаневич Г. Н. 53–55
Ломанов А. Н. 23, 116, 117
Лукин Л. П. 149
Людендорф Э. 34, 35, 62, 316
Макаров Ю. Ф. 6, 12, 93, 240
Максимов А. С. 50
Малиновский М. И. 174
Махин Ф. Е. 258
Менжинский В. Р. 82, 150
Мессинг С. А. 152
Мещеряков Н. Н. 184, 186, 188
Михеев Н. А. 89
Муран К. П. 207
Названов М. К. 111
Невский В. А. 104
Немитц А. В. 134
Никитин Н. А. 208
Никитин Ф. М. 144, 179, 317
Николаев А. П. 186, 187, 195, 196,
200, 215, 217, 259, 260
Новиков И. Г. 85, 86, 94, 266
Новожилов Н. Ф. 72, 134, 243, 246
Онипко Ф. М. 45
Орешин И. Е. 94, 125, 291
Ососов Г. А 125, 291
Павлов П. А. 125, 187, 212, 291

Палеолог М. 25, 62, 317
Парский Д. П. 51
Патрушев Ф. А. 125, 291
Первушин Ф. Х. 143, 144, 294
Перемытов А. М. 160, 169, 170, 183
Перепелкин П. М. 95, 125, 282, 291,
308
Петриченко С. М. 3, 5, 6, 12, 72,
84, 86, 91, 94–98, 100, 104–106,
108, 109, 121, 122, 125, 128–131,
134–137, 160, 171, 175, 178, 180,
181, 200, 225–229, 237, 239, 241,
242, 246–248, 252–259, 265,
267, 274, 275, 282, 283, 287, 291,
299, 317
Петров М. М. 172
Пилкин В. К. 16, 17, 34, 61, 62, 318
Плёнкин З. 108
Плющевский-Плющик Ю. Н. 102
Подвойский Н. И. 27, 41
Поллак Е. 81
Попеляев П. Н. 23, 24
Пугачев Е. 20, 120, 145
Путна В. К. 7, 12, 140, 193, 199, 217,
236, 237, 318
Пухов А. С. 180, 233, 239, 318
Пятаков Г. Л. 183
Развозов А. В. 34
Раздолгин А. А. 178, 318
Разин С. Т. 20, 145
Раскольников Ф. Ф. 22–25, 28, 30,
32, 33, 41, 54, 61–63, 76–79, 84,
117, 131, 319
Редигер А. Ф. 19, 61, 318
Рейер фон, 1-й Армин Карлович 17
Рейснер Л. 76
Рейснер М. А. 76, 78
Рейтер М. 220
Рид Дж. 39, 63, 319

326

Именной указатель

Рихтер О. О. 20
Розе В. Р. 188
Рошаль С. Г. 23, 28, 32, 33, 40
Рощин М. Д. 92
Рутенко В. П. 39
Рухмилович М. Л. 183
Рыбкина З. И. 258
Савинков Б. В. 256, 257
Самсонов П. М. 104
Сахарусов М. В. 106
Седякин А. И. 151, 165, 174, 194,
199, 230, 231, 271
Селюгина Е. П. 48
Семанов С. Н. 77, 79, 128, 178, 319
Сергеев А. В. 200–202
Сергеев И. С. 104
Сергеев Н. 54
Серж В. 11, 147, 179, 319
Синегуб А. 37, 63, 174, 319
Склянский Э. М. 68
Скоблин Н. Н. 258
Скориков Ю. А. 178, 318
Сладков И. Д. 156, 268–270
Соколов Б. Ф. 46, 48, 63, 319
Соловьянов Е. Н. 5, 100, 134–136,
139, 140, 206, 226, 228, 241, 242
Сорокин П. А. 44, 63, 319
Степанов Н. А. 218–220, 233, 238,
239, 319
Суханов Н. Н. 29, 31, 37, 62, 319
Тан-Фабиан Г. Ф. 149
Тарасов Н. М. 223, 238, 239, 319
Таскинен А. А. 104
Теше Л. К. 18
Титов А. Л. 144, 179, 319
Троцкий Л. Д. 9, 12, 29, 31–33, 36,
41, 45, 52, 53, 62, 63, 77, 78, 82,
94, 99, 107, 122–124, 146, 147,

149, 151, 153–155, 182, 185, 190,
192–194, 198, 199, 216, 217, 222,
232, 253, 266, 268, 269, 285, 286,
291, 292, 295, 300, 301, 303–305,
319, 320
Тузов А. Д. 144, 223
Тукин Г. П. 94–96, 125, 262, 291
Турк Р. И. 230, 267
Тухачевский М. Н. 115, 124, 134,
135, 140, 153–156, 158, 160,
164–167, 169–172, 175, 176, 179,
180, 182, 183, 186, 191–193, 195,
196, 198, 199, 201, 202, 204, 208,
214–217, 222, 224–226, 228, 229,
231, 232, 304, 307, 315, 317, 320
Урицкий М. С. 7, 12, 48, 320
Фабрициус Я. Ф. 183
Федько И. Ф. 140, 183, 219
Филипповский В. Н. 44
Флеровский И. П. 55, 58, 320
Фоменко С. Ф. 167
Фрунтов И. 58
Ханох А. 23
Ховрин Н. А. 47
Цейдлер Г. Ф. 82, 241
Церетели И. Г. 26, 27, 29, 31, 62, 320
Чернов В. М. 6, 26, 31, 46, 48, 49,
63, 83, 91, 121, 122, 136, 209,
235, 253, 286, 287, 320, 321
Черных А. С. 257
Чистяков Ф. Н. 266, 267
Чхеидзе Н. С. 33
Шапошников Б. М. 170
Шашков Я. 57, 58, 59

Именной указатель

Шингарев А. И. 49
Шишкина И. М. 79, 81, 128, 129,
320
Шляпников А. Г. 67
Шпатель Ю. 90
Шустов С. К. 95, 211, 223
Щастный А. М. 52, 53, 54
Щорс Н. А. 134
Эврич П. 73, 78, 91, 128, 136, 144,
145, 178, 179, 240, 274, 320
Эльвенгрен Г. Е. 256, 257
Эссен Н. О. фон 16

Юденич Н. Н. 60, 80, 100, 132, 182,
278, 280
Юдин И. 164, 244, 263
Юрин Д. В. 93
Ющук И. И. 218, 221, 222, 238, 239,
320
Ягода Г. Г. 150, 258, 261
Яковенко В. П. 94, 125, 256, 291
Яновский П. И. 210
Ярчук Е. З. 23, 28, 40, 62, 320
Ястребов Н. И. 111

328

Список основных сокращений
Артюжгруппа — артиллерия Южной группы.
Балмортранс — балтийский морской транспорт.
Балтфлот — Балтийский флот.
Военком — военный комиссар.
Военмор — военный моряк.
Воздуходивизион — воздушный дивизион.
ВРК — Временный революционный комитет.
ВЦИК — Всероссийский центральный исполнительный комитет.
ВСНХ — Высший совет народного хозяйства.
ВЧК — Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем.
Гаубдив, гаубдивизион — гаубичный дивизион.
Главком — главнокомандующий.
ГПУ — Государственное политическое управление.
Губком — губернский комитет.
Губсовет — губернский совет.
Губчека — губернская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем.
Замвоенком — заместитель военного комиссара.
Заградотряд — заградительный отряд.
Земгор — земский городской союз.
Кавполк — кавалерийский полк.
Командарм — командующий армией.
Коморси — командующий Морскими силами Республики.
Комуч — Комитет членов Учредительного собрания.
Комфлота — командующий флотом.
Комфорт — комитет форта.

329

Список основных сокращений

Кронпорт — кронштадтский порт.
Кронмятежник — кронштадтский мятежник.
Морком — морской комиссар.
МИД — Министерство иностранных дел.
МЧК — Московская чрезвычайная комиссия.
Начюжгруппы — начальник Южной группы.
Наштюжгруппы — начальник штаба Южной группы.
Начподив — начальник политического отдела дивизии.
ОГПУ — Объединенное государственное политическое управление.
Особотдел — особый отдел.
Охранфингран — Особый отдел охраны финляндской границы.
ПБО — Петроградский боевой округ.
ПГЧК — Петроградская губернская чрезвычайная комиссия
по борьбе с контрреволюцией и саботажем.
Петросовет — Петроградский совет.
ПК РКП(б) — Петроградский комитет Российской коммунистической партии (большевиков).
ПЛСР — Петроградский комитет Партии левых социалистов-революционеров.
ПНК — Парижский национальный комитет.
ПНС — Партия народной свободы.
Пубалт — Политическое управление Балтийского флота.
Политрук — политический руководитель.
Политскит — политический скит.
ПСР — Партия социалистов-революционеров.
Пулькоманда — пулеметная команда.
ПУР — Политическое управление Реввоенсовета.
ПЧК — Петроградская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем.
РВС, РВСР, Реввоенсовет — Революционный военный совет Республики.
Реввоентрибунал, Ревтрибунал — Революционный военный трибунал Республики.
РККА — Рабоче-крестьянская Красная армия.
РКП(б) — Российская коммунистическая партия (большевиков).

330

Список основных сокращений

РСДРП(б) — Российская социал-демократическая рабочая партия
(большевиков).
РСФСР — Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика.
РНК — Русский национальный комитет.
Совет р. и с. д. — Совет рабочих и солдатских депутатов.
Совнарком — Совет народных комиссаров.
СРСиКД — Совет рабочих солдатских и крестьянских депутатов.
ТАОНы — тяжелая артиллерия особого назначения.
Укрепрайон — укрепленный район.
УС — Учредительное собрание.
ФСБ — Федеративная служба безопасности.
Центрофлот — Центральный исполнительный комитет военного
флота.
Центробалт — Центральный комитет Балтийского флота.
ЦК — Центральный комитет.
ЧК — Чрезвычайная комиссия.
Штаюжгруппы — Штаб Южной группы.

331

Участники восстания под руководством лейтенанта Шмидта

Адмирал А. В. Колчак

Адмирал Р. Н. Вирен

«Смерть буржуям»

Ф. Ф. Раскольников и Лариса Рейснер

Линкор «Петропавловск». Башня главного калибра

Линкор «Севастополь»

Якорная площадь. Современный вид

Митинг на Якорной площади. Март 1917 г.

С. М. Петриченко
во внутренней тюрьме
МГБ. 1945 г.

С. М. Петриченко (второй слева) вскоре после
бегства в Финляндию

Матросы Кронштадта

Кронштадтская резолюция

Воззвание восставших
кронштадтцев

Форт Константин

Генерал А. Н. Козловский

Командующий 7-й армией М. Н. Тухачевский

305-мм артиллерийская установка форта Ино.
Аналогичные орудия, установленные на форте Красная Горка,
вели огонь по восставшему Кронштадту

П. Е. Дыбенко (третий справа) во время планирования первого штурма
Кронштадта

Артиллерийский обстрел фортов Кронштадта

Штурм Кронштадта

Пробоина от авиабомбы в палубе линкора «Петропавловск»

Террор после подавления восстания

Группа кронштадтцев в одном из финских лагерей

Учетные карточки участников Кронштадтского восстания, содержавшихся
в северных лагерях: А. В. Воронин, М. И. Михайлов, А. С. Никитин, И. П. Яковлев

Памятник на Якорной площади
Кронштадта, установленный
на братской могиле, где покоятся
участники первой русской революции,
расстрелянные в Кронштадте,
участники подавления мятежа на
форте Красная Горка в июне 1919 г.
и жертвы Кронштадтского мятежа
в марте 1921 г.

15 марта 2021 г.
в Кронштадте был
установлен закладной
камень на месте
будущего памятника
всем жертвам
Кронштадтского
восстания

Оглавление
Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3
Обзор источников и литературы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5
Слова благодарности . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 14
Глава I. Балтийский флот в 1900–1920 гг. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 16
1. Флот в революцию 1905–1907 гг. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 16
2. Кровавый март на Балтике. Кронштадт — отдельное государство. . . . 21
3. Флот углубляет революцию . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 26
4. Моряки — ударная сила большевиков . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 36
5. Первые столкновения . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 50
Глава II. Начало восстания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 65
1. Положение в стране в конце 1920 — начале 1921 г.
«Петроградская волынка» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 65
2. Матросы Кронштадта в первые месяцы 1921 г.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 72
3. Кронштадтская резолюция. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 84
4. События в Ораниенбауме . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 102
5. Рабочие Петрограда во время восстания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 106
6. Идеология восставших . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 115
Глава III. Первый штурм . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 133
1. Флот, форты, матросы, солдаты и офицеры Кронштадта . . . . . . . . . 133
2. Коммунисты . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 142
3. Большевистское руководство принимает меры . . . . . . . . . . . . . . . . . . 146
4. Атака . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 164
Глава IV. Подготовка второго штурма и падение Кронштадта . . . . . . . . . . 182
1. Коммунисты, чекисты, заградители . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 182
2. Пехота, артиллерия, авиация . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 191
3. Кронштадт укрепляет оборону . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 204
4. Второй штурм и падение Кронштадта . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 214
Глава V. Кронштадтцы после падения Кронштадта . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 240
1. Жизнь в Финляндии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 240
2. Расправа . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 259
Приложение. Александр Беркман. Кронштадтский мятеж 1922. . . . . . . . . 277
Список использованных источников и литературы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 313
Именной указатель . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 324
Список основных сокращений . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 329

Научное издание

Леонид Григорьевич Прайсман
КРОНШТАДТСКОЕ ВОССТАНИЕ. 1921
Семнадцать дней свободы
Корректор Е. А. Волнобаева
Оригинал-макет Л. Е. Голод
Дизайн обложки И. А. Тимофеев
Подписано в печать 16.11.2021. Формат 60×90 1/16.
Бумага офсетная. Печать офсетная.
Усл.-печ. л. 21. Тираж 500 экз. Заказ № 2471
Издательство «Нестор-История»
197110 СПб., Петрозаводская ул., д. 7
Тел. (812)235-15-86
e-mail: nestor_historia@list.ru
www.nestorbook.ru
Отпечатано в типографии издательства «Нестор-История»
Тел. (812)235-15-86

По вопросам приобретения книг
издательства «Нестор-История»
звоните по тел. +7 960 243 32 82

КНИГИ ИЗДАТЕЛЬСТВА «НЕСТОР-ИСТОРИЯ»
МОЖНО ПРИОБРЕСТИ БЕЗ НАЦЕНКИ
В ОФИСАХ ИЗДАТЕЛЬСТВА

На нашем сайте Вы можете оплатить книги и получить их в наших пунктах
самовывоза в Москве и Санкт-Петербурге (по будням с 10 до 18)
В другие города мы доставляем книги «Почтой России»
по предоплате и наложенным платежом
Электронные книги (в формате pdf) можно оплатить на сайте
и скачать из личного кабинета или получить по электронной почте
По всем вопросам, связанным с заказами через сайт,
обращайтесь по телефону +7 (965)048-04-28
или пишите на e-mail: booknestor@gmail.com

Заказать на сайте магазина с доставкой на дом
Заказать на сайте магазина и забрать из пункта самовывоза
Не хотите ждать доставку? Отложите книгу в любом удобном
для ас магазине: рядом с домом, работой или учебой.
Ваш резерв будет ждать ас!
Не нашли книгу в любимом магазине? Оставьте заявку,
и мы доставим туда книги!
МЫ СОТРУДНИЧАЕМ С ВЕДУЩИМИ КНИЖНЫМИ
МАГАЗИНАМИ МОСКВЫ И САНКТ-ПЕТЕРБУРГА
Интернет-магазин
«Лабиринт»
Интернет-магазин
«Озон»
Интернет-магазин
«Москва»
Интернет-магазин
Books.ru
Интернет-магазин
Esterum

«Читай-город»
«Библио-глобус»
«Буквоед»
Московский
Дом книги
«Подписные издания на Литейном»
«Книжная лавка
писателя»
Дом книги в СПб

«Русское зарубежье»
«Книжная лавка
историка»
«У Кентавра» (РГГУ)
«Циолковский»
«Фаланстер»
РОСФОТО
«Свои книги»
«Дом университетской книги»

А. Л. НОСОВИЧ
БЕЛЫЙ АГЕНТ
В КРАСНОЙ АРМИИ
Воспоминания,
документы, статьи

А. Л. Носович
Белый агент в Красной армии : Воспоминания, документы, статьи. — СПб.: Нестор-История, 2021.
Публикуемые впервые воспоминания белого агента в Красной армии генерал-майора Анатолия Леонидовича Носовича (1878–1968),
наряду с его документами и публицистикой, представляют ценнейший материал для изучения истории Гражданской войны на Юге
России. Генерал А. Л. Носович весной 1918 г. был внедрен в Красную армию по заданию московского антибольшевистского подполья и французской военной миссии в России. В мае 1918 г. он занял
ответственный пост начальника штаба Северо-Кавказского военного округа в Царицыне. Носович, по его свидетельствам, вел активную подрывную работу в Красной армии, которая была прервана
в августе 1918 г. арестом по решению члена Военного совета округа
И. В. Сталина. В дальнейшем Носовичу удалось освободиться и продолжить свою подпольную деятельность на должности помощника
командующего советским Южным фронтом П. П. Сытина. Исчерпав
возможности для такой работы, он перешел на сторону боровшихся с красными донских казаков. Белые не поверили перебежчику
и арестовали его. Позднее он был освобожден и реабилитирован,
однако важные данные, добытые Носовичем, к тому времени устарели. Воспоминания публикуются по рукописи, хранящейся в Библиотеке современной международной документации в Нантере
(Франция). Издание снабжено биографией автора, археографическим предисловием и комментариями. Книга предназначена для
широкого круга читателей, интересующихся историей нашей страны в переломное время.

ГОТОВИТСЯ К ПЕЧАТИ

К.Н. МОРОЗОВ
БОРИС САВИНКОВ
Опыт научной
биографии

К.Н. Морозов
Борис Савинков: Опыт научной биографии. — М.; СПб.: НесторИстория, 2021.
Книга посвящена Борису Викторовичу Савинкову, талантливому писателю, волею судьбы ставшему революционером, террористом,
политиком, управляющим военного министерства и товарищем
военного министра Временного правительства, видным деятелем
антибольшевистского сопротивления. Он закончил жизнь человеком, хотя и признавшим Советскую власть, но не захотевшим жить
по предложенным правилам и покончившим с собой.
Без личности Б. В. Савинкова трудно себе представить, с одной стороны, революционное движение в России начала ХХ века и события
1917 года и Гражданской войны, а с другой — литературу Серебряного века, место Б. В. Савинкова (лит. псевдоним В. Ропшин) в которой значительно серьезнее, чем были готовы признать в советское
время.
Вопреки традиционным взглядам на Савинкова, автор увидел очень
искреннего и запутавшегося человека, отразившего в своей «мозаичной» и противоречивой натуре некоторые черты российской интеллигенции рубежа веков — стремление к свободе, борьбу за индивидуальность, рефлексию. Борис Савинков хотя и отталкивает
своим недемократизмом, индивидуализмом, себялюбием и склонностью к «вождизму», продолжает и сегодня привлекать и волновать своим неистовым стремлением к свободе, совершенным неприятием рабства и деспотии и борьбой с ним.