ТРУДЫ
ГОСУДАРСТВЕННОГО
ОРДЕНА ЛЕНИНА
ИСТОРИЧЕСКОГО МУЗЕЯ
Археологические
исследования
на юге
Восточной Европы
М о с к в а

ISSN 0132-9898
ТРУДЫ
ГОСУДАРСТВЕННОГО
ОРДЕНА ЛЕНИНА
ИСТОРИЧЕСКОГО МУЗЕЯ
Выпуск № 70
Археологические
исследования
на юге
Восточной Европы
Ответственный редактор
кандидат исторических наук
Μ. П. АБРАМОВА
МОСКВА - 1989

Печатается по решению Ученого совета ГИМ
Сборник «Археологические исследования на юге Восточ¬
ной Европы» составлен сотрудниками отдела археологических
памятников Государственного Исторического музея и являет¬
ся третьей частью большой работы по изучению древней ис¬
тории населения Юга СССР последних веков до нашей эры —
первых веков нашей эры. Основа статей материалы, полу¬
ченные в результате полевых работ авторов, а также коллек¬
ции из собраний ГИМ, Государственного Эрмитажа и других
музеев страны. Научная интерпретация этого материала, вве¬
дение в научный оборот вновь открытого и находящегося в
фондах музея археологического материала, а также работы
исторического и методического характера — суть настоящего
издания.
Сборник предназначен для широкого круга специалистов,
занимающихся историей Северного Причерноморья и Кавка¬
за, а также для музейных работников.
Труды Государственного ордена Ленина Исторического музея
Выпуск № 70
АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
НА ЮГЕ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
Редактор Н. С. Макарова. Технический редактор А. П. Гусева
' Сдано в набор 10.11.88 г. Подписано в печать 25.04.89 г.
Формат 60х90Ѵіб· Бумага офсетная № 2. Гарнитура литературная.
Печать высокая. Уел. печ. л. 12. Уч. изд. л. 12,8. Уел. кр.-отт. 12.
Тираж 1000 экз. Заказ 6. Цена 1 р. 95 коп.
Государственный ордена Ленина Исторический музей
Типография УД МИД СССР
© Государственный ордена Ленина Исторический музей, 1989 г.

От редактора
Предлагаемый вниманию читателей сборник научных
трудов ГИМ «Археологические исследования на юге
Восточной Европы» содержит статьи, охватывающие ма¬
териалы от конца I тысячелетия до н. э. до второй по¬
ловины I тысячелетия н. э.
Статьи сборника освещают различные вопросы: в
нем дается публикация и интерпретация новых материа¬
лов, полученных в результате раскопок, проведенных
авторами статей, вводятся в научный оборот*старые,
ранее не публиковавшиеся коллекции, хранящиеся в
фондах ГИМ, решаются проблемы хронологии, рассмат¬
риваются вопросы методического и историографического
характера.
В статье Д. Л. Талиса «К анатомии некоторых клас¬
сификаций» на материалах крымских могильников
VI—IX вв. разбирается существующий метод классифи¬
кации древностей, который, по мнению автора, нуждает¬
ся в некоторых поправках и дополнениях. Подробно из¬
ложив свою методику, автор обращает особое внимание
на выделение и учет опосредованных связей, подкрепляя
свои выводы прилагаемыми таблицами.
Н. А. Богданова, много лет отдавшая исследованию
могильников Юго-Западного Крыма, обобщает в своей
статье «Могильник первых веков нашей эры у с. Завет¬
ное» результаты раскопок этого могильника. В статье
дана характеристика погребального обряда и инвента¬
ря, рассматриваются вопросы хронологии и этнической
истории населения Юго-Западного Крыма в первые века
нашей эры.
В статье И. И. Гущиной и И. П. Засецкой «Погре¬
бения зубовско-воздвиженского типа из раскопок
Н. И. Веселовского в Прикубанье (I в. до н. э. — начало
II в. н. э.)» публикуются материалы ГИМ и Государст¬
венного Эрмитажа из курганных могильников Закубанья
I в. до н.э. — II в. н.э., исследованных Н. И. Веселов¬
ским в конце XIX — начале XX в. В статье дается не
только полная публикация археологических и архивных
материалов, но и предлагается новая датировка этих
комплексов.
3

В статье Н. П. Сорокиной «Основные направления
изучения стекла первых веков н. э. Северного Причер¬
номорья (по материалам отечественной литературы)»
впервые дана полная историография по проблеме изуче¬
ния стеклоделия первых веков нашей эры. Проведенная
автором работа позволит исследователям культуры Се¬
верного Причерноморья полнее использовать результаты
изучения стекла, зафиксированные в советских изда¬
ниях.
М. П. Абрамова рассматривает в своей статье «По¬
гребальный обряд племен Центрального Предкавказья
в III—VI вв. н. э.» резкие изменения в погребальном об¬
ряде . населения Центрального Предкавказья в III—
IV вв. н. э., связывая их с массовым притоком алан и
перемещением местного оседлого населения в восточные
и южные районы Предкавказья.
Мы надеемся, что сборник представит интерес для
всех специалистов, занимающихся историей нашей
страны.
Во время подготовки этого сборника ушли из жизни
два его автора — Н. А. Богданова и Д. Л. Талис, долгие
годы проработавшие в археологическом отделе музея.
Коллектив авторов посвящает этот сборник светлой
памяти своих коллег и близких друзей.
М. П. Абрамова

М. П. Абрамова
Погребальный
Центрального
обряд племен
Предкавказья
вв. н. э.
в III —IV
Третий—четвертый вв. н. э. — наиболее интересный, но
малоизученный период в истории пламен Центрального Пред¬
кавказья. Важные политические и связанные с ними эконо¬
мические изменения, происходившие в это время на юге
Восточной Европы, затронули и население Центрального
Предкавказья, что, в частности, нашло свое отражение в рез¬
ком изменении погребального обряда у обитавшего здесь на¬
селения. И если конкретные причины этих изменений не до
конца еще ясны, то общий их характер при рассмотрении
материалов могильников выступает достаточно четко.
Изучение материалов грунтовых могильников предшест¬
вующего периода — III в. до н. э. — начало III в. н. э., — от¬
крытых в последние два десятилетия на территории Цент¬
рального Предкавказья (Нижне-Джулатского и Чегемского
в Кабардино-Балкарии, Ханкальского в Чечено-Ингушетии,
Подкумского, Клин-ярского, Железноводского в районе Пя-
тигорья), позволило выделить на этой территории две ло¬
кальные группы памятников — восточную (северные районы
Чечено-Ингушетии и Северной Осетии) и западную (Кабар-
дино-Пятигорье). Все отмеченные памятники расположены в
равнинной зоне Центрального Предкавказья и в начале пред¬
горий.
Наиболее существенные различия между памятниками
обоих вариантов прослеживаются на материалах погребаль¬
ного обряда: на территории восточной группы, как и в пред¬
шествующий период, господствующим типом погребального
сооружения были обычные грунтовые ямы, тогда как на
территории западной группы преобладали катакомбные по¬
гребения, которые сосуществовали с погребениями в грунто¬
вых ямах. Некоторые различия между памятниками обоих
вариантов прослеживаются и при изучении их инвентаря, в
первую очередь керамики.
Важно и то, что хронологические рамки этих памятни¬
ков— разные на территориях обеих групп. Так, на террито¬
рии восточной группы, где местные традиции предшествую¬
щего времени были более устойчивыми, нижняя дата извест¬
5

ных могильников, например, Ханкальского в Чечено-Ингуше¬
тии1, уходит в скифское время (не позднее IV в. до н. э.).
Что касается могильников Кабардино-Пятигорья, то наибо¬
лее восточные из них — Нижне-Джулатский и Чегемский2 —
возникли, по.-видимому, где-то на рубеже III—II вв. до н. э.
или во II в. до н. э., тогда ,как в районе Пятигорья основная
группа ранних погребений в исследованных могильниках сар¬
матского времени по имеющимся на сегодня данным прихо¬
дится на I в. н. э.3
Причины таких колебаний пока не ясны. Позже конца
II — начала III в. н. э. в исследуемой зоне Центрального
Предкавказья (равнинные районы и начало предгорий) грун¬
товые могильники оседлого населения нам пока неизвестны,
возможно, исключение составляет район Пятигорья, где ма¬
териалы III—V вв. довольно разрозненны, что не позволяет
составить четкого представления об этом периоде.
Период III—IV вв. характеризуется широким распростра¬
нением в этой зоне обширных курганных могильников. На¬
личие подкурганных погребений на этой территории было
засвидетельствовано и для периода III—I вв. до н. э., когда
в подавляющем большинстве все эти погребения были впуск¬
ными в курганы более раннего времени. С рубежа нашей эры
подкурганные погребения здесь исчезают, и вновь они рас¬
пространяются лишь около середины III в. н. э., а возможно,
и несколько раньше.
Распространившийся подкурганный обряд погребения
значительно отличался от обряда погребений III—I вв.
до н. э. — все поздние погребения были в курганах основны¬
ми. Подобные курганные могильники были распространены в
это время, по-видимому, по всей территории Центрального
Предкавказья — от Верхней Кубани до Грозного. Однако по
имеющимся данным основная их масса была сосредоточена
на территории восточного варианта, локализуясь на правом
берегу Терека, в среднем его течении (от г. Моздока до впа¬
дения Сунжи в Терек) 4 и по берегам Сунжи в нижнем ее
течении, локализуясь в окрестностях г. Грозного5. По всей
этой территории тянутся обширные могильники, зачастую
сливающиеся друг с другом. Курганы различаются по высоте
насыпи, причем небольшие курганы часто группируются во¬
круг крупных. Все открытые на этой территории курганы
имели однотипное устройство: каждый содержал по одной
катакомбе, камера которой была расположена перпендику¬
лярно к длинной оси входной ямы (табл. I, 3—6). Катаком¬
бы больших курганов выделяются своими размерами и тща¬
тельностью отделки. В небольших курганах открыты ката¬
комбы, сделанные небрежно. В ориентировке катакомб про¬
слеживается определенная устойчивость в пределах отдель-
6

Таблица I. Планы катакомбных погребений
/ — катакомба грунтового Нижне-Джулатского могильника; 2 — катакомба грунто¬
вого Подкумского могильника: 3—5 — подкурганные катакомбы могильника у хутора
Октябрьский; 6 — план подкурганной катакомбы могильника у с. Брут.
7

ных курганных групп и даже районов. Так, катакомбы Сред¬
него Притеречья имеют широтно расположенную входную
яму, тогда как камера была направлена по оси север—юг.
В районе г. Грозного катакомбы имеют иную ориентировку:
в могильнике у Алхан-Калы входные ямы катакомб имели
меридиональную направленность, а камеры широтную; в кур¬
ганах, открытых у г. Грозного и с. Алды, входные ямы ката¬
комб были направлены с северо-востока на юго-запад, а ка¬
меры— по линии северо-запад — юго-восток.
Для катакомб всех районов характерно наличие узкого,
длинного входного отверстия, которое закладывалось обычно
каменными плитами. При переходе в камеру имелась ступень
высотой 0,20—0,50 м и более.
Богатые курганные могильники, синхронные могильникам
Притеречья, известны и на территории западной группы.
Здесь они были, по-видимому, менее обширными, чем на вос¬
токе, однако нужно отметить и отрывочность наших сведений
о имеющихся здесь памятниках этого времени, что не позво¬
ляет получить ясного представления о происходивших здесь
в то время процессах.
В настоящее время на территории западного варианта
известны лишь три курганные группы, относящиеся к этому
периоду. Одна из них, расположенная у с. Кишпек в Баксан-
ском районе КБ АССР, раскапывалась в 1975 г. Р. Ж- Бет-
розовым. Было исследовано 14 курганов, каждый из которых
содержал по одному основному погребению. Все курганы
были ограблены, лишь в кургане № 13 удалось четко про¬
следить форму могильного сооружения. Это была большая
прямоугольная яма, содержавшая внутри деревянную конст¬
рукцию, разделенную перегородкой на две части: в одной из
них находился погребенный, в другой — его инвентарь6.
В кургане № 9 этого же могильника было открыто, по пред¬
положению исследователей, катакомбное погребение7. Оно
было сильно разрушено и форма его не восстановлена, поэто¬
му с уверенностью говорить о наличии здесь катакомб мы
пока не можем.
Известны еще две курганные группы этого времени, рас¬
положенные к западу от г. Кисловодска. Одна из них нахо¬
дится у аула Терезе, другая — между аулами Учкекен и Те¬
резе. Обе курганные группы были разрушены и в таком
виде доисследованы Е. П. Алексеевой, которая и опубликова¬
ла найденные в них материалы8. Основной формой могиль¬
ных сооружений были прямоугольные ямы с различной ориен¬
тировкой, стенки которых были часто обложены камнями.
Есть одно противоречие. При публикации материалов
Е. П. Алексеева отметила наличие в Терезинском могильни¬
8

ке подбоев, однако в ее отчете особо оговаривается, что под¬
боев не было.
Таким образом, говоря о курганных могильниках запад¬
ного варианта, мы можем констатировать наличие могил в
виде больших прямоугольных ям. Что касается катакомбных
погребений, то их распространение здесь остается пока про¬
блематичным. Поэтому, несмотря на то, что сам факт рас¬
пространения курганных могильников по всей территории
Центрального Предкавказья не вызывает сомнений, можно
сказать, что локальные отличия на территории и восточного
и западного вариантов продолжают сохраняться. Тем не ме¬
нее отметим ряд общих черт, присущих могильникам обоих
вариантов, — богатство открытых погребений, в большин¬
стве разграбленных, наличие в инвентаре оружия и большо¬
го числа предметов конского убора, а также захоронений ло¬
шадей, господство в курганах индивидуальных, реже парных
захоронений, сопровождавшихся разнообразным инвентарем,
в том числе керамикой довольно многочисленной (до 5—9 со¬
судов в одной могиле). К сожалению, подавляющее боль¬
шинство могил было разграблено и инвентарь (в том числе
и керамика) сохранился далеко не полностью, что не позво¬
ляет дать детальной его характеристики.
Среди керамических материалов большая часть происхо¬
дит из курганных могильников восточной группы.
Керамика рассматриваемого периода составляет доволь¬
но своеобразную группу, однако важно, что по набору сосу¬
дов (кувшины, кружки, миски, ритуальные сосуды и горшки)
керамика этого периода имеет прямые аналогии в керамике
предшествующего времени Центрального Предкавказья. На
связь с предшествующим периодом указывают и формы не¬
которых сосудов. Так, ведущей группой керамики в подкур¬
ганных катакомбах восточного варианта являются миски,
среди которых господствуют миски с загнутыми» внутрь края¬
ми (табл. II, 1—<§), получившие широкое распространение в
грунтовых могильниках Центрального Предкавказья пред¬
шествующего времени. На втором месте по распространенно¬
сти— кувшины. Они довольно разнообразны по форме
(табл. II, 10, 14—21). Некоторые из них находят аналогии
в керамике предшествующего времени, хотя и имеют ряд
признаков, характерных, по-видимому, для керамики III—
V вв. К числу таких признаков можно отнести форму ручек.
Ряд сосудов этого времени имеет зооморфные ручки, причем
у некоторых из них верхняя часть ручки, сделанная в виде
морды животного, поднята кверху и плотно примыкает к ту-
лову сосуда. Характерны для этого времени и ручки в виде
стилизованной фигуры животного, имеющие в верхней части
9

Таблица II. Керамика подкурганных катакомб
1—6, 8, 10—21 — керамика из катакомб у с. Алды; 7, 9 — керамика из катакомб
у г. Грозного.
10

отросток с плоским горизонтальным срезом, на котором
иногда резными линиями обозначены глаза и рот
(табл. II, 14). Ручки такой формы встречаются и на некото¬
рых кружках с цилиндрическим или подцилиндрическим ту-
ловом, что является привычной формой кружек для погребе¬
ний этого времени (табл. II, 13).
Для присунженских катакомб типичны высокогорлые кув¬
шины с довольно массивной коленчатой ручкой (табл. II,
10, 15, 17—20). Целая группа таких сосудов найдена в ката¬
комбах у с. Алды9. Представляет несомненный интерес то,
что серия подобных кувшинов происходит из Паласа-сырт-
ского могильника в Дагестане, в котором также доминируют
катакомбные погребения 10. Сходство с присунженскими мо¬
гильниками прослеживается и в самом характере Паласа-
сыртского могильника. Он также представляет собой огром¬
ный массив курганов, вплотную примыкающих друг к другу.
Учитывая это, а также хронологическую близость катакомб
Алды и Паласа-сырта (IV—V вв.), можно предположить не¬
которую общность групп населения, оставивших эти могиль¬
ники. Однако при этом нельзя не сказать и о своеобразии
Паласа-сыртского могильника (по сравнению с присунжен¬
скими), что проявляется не только в особенностях погребаль¬
ного обряда (наличие подбоев и грунтовых ям), но и в на¬
боре керамики, что весьма существенно, т. к. для Паласа-
сыртского могильника не характерны миски, кружки и ри¬
туальные сосуды, типичные для катакомбных могильников
Центрального Предкавказья, где они были генетически свя¬
заны с керамикой предшествующего времени. Это позволяет
предположить, что население, оставившее Паласа-сыртский
могильник, имело какую-то иную этническую основу.
Касаясь хронологических рамок рассматриваемых курган¬
ных могильников Центрального Предкавказья, нижней датой
их можно считать, по-видимому, середину III в. н.э., если
говорить о времени появления этого обряда в Центральном
Предкавказье. Ко второй половине III в. относятся могиль¬
ники у с. Братского в Чечено-Ингушетии11, Кишпека в Ка¬
бардино-Балкарии 12, а. Терезе в Карачаево-Черкесии. Опре¬
делить хронологические границы каждого могильника невоз¬
можно, поскольку в каждом из них раскопано лишь по не¬
сколько курганов, которые в подавляющем большинстве раз¬
граблены. Курганы, исследованные у х. Октябрьского и ст. Ви¬
ноградной на правобережье Среднего Терека, относятся к
IV в. Подкурганные и грунтовые катакомбы у с. Брут в
Северной Осетии датируются V в.13 Однако они расположе¬
ны значительно южнее всех остальных подобных могильни¬
ков Центрального Предкавказья. Материалы V в. есть, по-ви¬
димому, ц в Терезинском могильнике.
11

Таблица III. Фибулы, пряжки и привески из подкурганных катакомб
у г. Грозного и с. Алды.
Более сложной является датировка присунженских ката¬
комб, большая часть которых (у г. Грозного, с. Алды, с. Ал-
хан-Юрта) была раскопана А. А. Бобринским в конце XIX в.
Материалы этих раскопок хранятся в ГИМ. Имеются дневни¬
ки раскопок с описью находок, однако паспортизованы лишь
глиняные сосуды, остальной же инвентарь смешан. Однако
среди инвентаря, происходящего, с учетом данных музея,
из г. Грозного и с. Алды (где А. А. Бобринский раскапывал
12

подкурганные катакомбы), имеется несколько фибул III в. и
пряжек с признаками III и IV вв. (табл. III). Поэтому мож¬
но утверждать, что курганы с катакомбными погребениями
распространяются здесь уже с III в. н. э. Этим же временем
датируются ранние из алхан-калинских катакомб. Что каса¬
ется верхней даты этих могильников, то автор полностью раз¬
деляет мнение X. М. Мамаева о функционировании этих мо¬
гильников в гуннскую эпоху (IV—V вв.). Но возможность
отнесения верхнего рубежа к более позднему времени, допус¬
каемая X. М. Мамаевым14, представляется нам не совсем
аргументированной, хотя теоретически допустимой, т. к. кур¬
ганные могильники с катакомбным обрядом погребения су¬
ществовали на территории Северо-Восточного Кавказа (в Да¬
гестане и в восточных районах Чечено-Ингушетии) и после
гуннской эпохи. Однако именно те могильники, которые сло¬
жились в III—IV вв., не дали пока ни одного погребения,
четко датированного временем после V в. Только получение
нового материала снимет этот вопрос.
Таким образом, во второй половине III—IV в. н. э. в юж¬
ных районах равнинной зоны Центрального Предкавказья
распространяются обширные курганные могильники, наиболь¬
шее число которых было сосредоточено на территории вос¬
точной группы, где они имели свои локальные особенности.
Учитывая господство катакомбного обряда погребения у
оседлого населения Центрального Предкавказья (на грани¬
це равнин и предгорий) в I—III вв. н. э., а также то, что тип
катакомбы (с камерой, перпендикулярной к длинной оси
входной ямы) характерен для подкурганных катакомб и был
распространен и в грунтовых могильниках оседлого населе¬
ния, особенно на позднем этапе, во II—III вв. н. э. (табл. I,
1У 2) у можно предположить, что в составе населения, оста¬
вившего подкурганные катакомбы, могли быть и какие-то
группы оседлых племен, обитавших здесь ранее. Подтвер¬
ждает это отмеченная выше близость керамических наборов
и некоторых форм сосудов, происходящих из подкурганных
катакомб III—IV вв. и грунтовых могильников предшествую¬
щего времени. В качестве аргументов можно привести и не¬
которые косвенные свидетельства.
Курганные могильники с основными погребениями второй
половины III в. были распространены и в более северных
степных районах Предкавказья, в частности, на территории
Калмыкии, где обитали кочевые сарматские племена. Ши¬
рокое распространение этих могильников относится, по-види¬
мому, ко II в. н. э., причем они продолжали существовать
здесь и весь III в. н. э. (например, могильник «Три Брата»
и другие) 15. Господство подбойных погребений, наличие де¬
формированных черепов и т. д. свидетельствуют о том, что
13

могильники были оставлены племенами позднесарматской
культуры. Это и определяет их отличие от курганных могиль¬
ников Среднего Притеречья, свидетельствуя не только о
своеобразии последних, но и о наличии в составе оставивше¬
го их населения иных этнических компонентов.
Локализуясь в основном на правом берегу Среднего Те¬
река (на Левобережье Терека в районе Моздока известны
курганы с подбойными могилами, близкими к калмыцким) 16,
подкурганные катакомбы спорадически встречаются и в бо¬
лее северных районах Ставрополья и на юге Ростовской об¬
ласти, т. е. к западу от Калмыкии, что связывается многи¬
ми исследователями с влиянием кавказского погребального
обряда 17.
С другой стороны, мы располагаем данными об отступле¬
нии к горам части оседлого населения, оставившего грунто¬
вые могильники сарматского времени с катакомбными по¬
гребениями в III—II вв. до н. э. — начале III в. н.э. Об этом,
в частности, говорят некоторые разрозненные материалы с
территории восточной группы; отдельные погребения грун¬
товых катакомбных могильников найдены в предгорных рай¬
онах Чечено-Ингушетии и Северной Осетии. В их числе Ал-
Таблица IV. Керамика из катакомб грунтовых могильников
1—4 — керамика из катакомб у г. Орджоникидзе; 5—6 — керамика из катакомб
у г. Беслан; 7—9 — керамика из катакомб у с. Алхасте:
14

хастинская катакомба 18, которую можно отнести ко второй
половине III в. Близким временем датируются и материалы
из разрушенных катакомбных могильников в г. Орджоникид¬
зе и г. Беслане, опубликованные В. А. Кузнецовым 19. Среди
найденной здесь керамики имеются сосуды, однотипные сосу¬
дам подкурганных катакомб на Тереке (табл. IV, /, 2, 4—6,
8, 9).
Отступление населения в горы происходило и на терри¬
тории западной группы: часть населения, возможно, значи¬
тельная, обитавшая в районе Пятигорья в сарматскую эпоху,
на рубеже II—III вв. отходит к югу, о чем свидетельствуют
материалы Хумаринского могильника, в погребальном обря¬
де и инвентаре которого прослеживается сходство с могиль¬
никами Пятигорья, в частности, с Подкумским могильником,
расположенным близ г. Кисловодска 20. Отметим, что несмот¬
ря на то, что материалы рассматриваемого периода из района
Пятигорья довольно разрозненны, они позволяют утвер¬
ждать, что какая-то часть населения, придерживавшаяся
старых обрядов (сооружение грунтовых могильников с ка¬
такомбными погребениями), продолжала обитать здесь и в
III—V вв. н. э. Об этом свидетельствуют материалы могиль¬
ников у Буденновской слободы, Лермонтовской скалы и др.21
В этом и состоит главная особенность этого района.
1	Виноградов В. Б., Петренко В. А. Погребения сарматского времени
из Ханкальских могильников. Археолого-этнографические исследования
Северного Кавказа: Сб. Краснодар, 1984. С. 29.
2	Абрамова М. П. О хронологии ранней группы погребений Нижне-Джу-
латского могильника//КСИА. 1983. Вып. 176. С. 38,	39; Кере-
фов Б. М. Чегемский курган-кладбище. Археологические исследования
на новостройках Кабардино-Балкарии: Сб. Нальчик, 1985. С. 178—184.
3	Абрамова М. П. Предварительные итоги исследования Подкумского
могильника близ г. Кисловодска. История и культура сарматов: Сб.
Саратов, 1983. С. 61, сл.; Рунич А. П. Железноводский могильник I//
СА. 1983. № 4. С. 222.
4	Мунчаев Р. М. Новые сарматские памятники Чечено-Ингушетии // СА.
1965.	№ 2. С. 179, сл.; Абрамова М. П. Катакомбные погребения
IV—V вв. из Северной Осетии//СА. 1975. № 1. С. 213—226; Габу¬
ев Т. А. Аланские погребения IV в. из Северной Осетии//СА. 1985.
№ 2. С. 197—204.
5	Бобринский А. А. Журнал раскопок, произведенных в Керчи и на
Кавказе в 1888 г.// Архив ЛОИА. Дело Археологической комиссии
№ 64 за 1888 г.; Нечаева Л. Г. Могильник Алхан-Кала и катакомб¬
ные погребения сарматского времени на Северном Кавказе: Авторефе¬
рат канд. дис... Л., 1956.
6	Бетрозов Р. Ж. Захоронение вождя гуннского времени у селения
Кишпек в Кабардино-Балкарии. Северный Кавказ в древности и в
средние века: Сб. М., 1980. С. 113, сл.
7	Он же: Отчет о доисследовании Ш-й курганной группы у селения
Кишпек КБ АССР//Архив ИА АН СССР, д. 6201. С. 3.
15

8	Алексеева Е. П. Памятники меотской и сармато-аланской культуры
Карачаево-Черкесии//Труды КЧНИИ. Ставрополь, 1966. Вып. V (Се¬
рия историческая). С. 139—143, 164—167.
9	ГИМ, № 18930, 25155.
10	Гмыря Л. Б. Паласа-сыртский могильник (По материалам раскопок
1981—1983 гг.): Древние культуры Северо-Восточного Кавказа: Сб.
Махачкала, 1985. С. 147—166. Рис. 2, Гб; 3, Б2, ВЗ.
11	Мунчаев Р. М. Указ. соч. С. 179—183.
12	Амброз А. К. К итогам дискуссии по археологии гуннской эпохи в
степях Восточной Европы (1971—1984 гг.)//СА. 1985. № 3. С. 302.
13	Абрамова М. П. Катакомбные погребения... С. 231.
14	Мамаев X. М. Хронология катакомбных могильников Чечено-Ингуше¬
тии конца IV — первой половины VIII в. Проблемы хронологии по¬
гребальных памятников Чечено-Ингушетии:	Сб. Грозный, 1986.
С. 53—55.
15	Рыков П. С. Археологические раскопки курганов в урочище «Три Бра¬
та» в Калмыцкой обл., произведенные в 1933—1934 гг.//СА. 1936.
№ 1; Шнайдштейн Е. В. Раскопки курганной группы Купцын-Толга.
Археологические памятники Калмыкии эпохи бронзы и средневековья:
Сб. Элиста, 1981. С. 78—119; Синицын И. В., Эрдниев У. 3. Древности
Восточного Маныча. Древности Калмыкии: Сб. Элиста, 1985. С. 43—69.
16	Пиотровский Б. Б. Станция Моздок. Археологические исследования в
РСФСР в 1934—1936 гг.: Сб. М.; Л., 1941. С. 246.
17	Скрипкин А. С. К проблеме хронологии археологических памятников
Азиатской Сарматии ІІ—IV вв. Древние и средневековые культуры
Поволжья: Сб. Куйбышев, 1981. С. 85.
18	Крупнов Е. И. Археологические памятники Ассинского ущелья//Труды
ГИМ. М., 1941. Вып. XII. С. 183/
19	Кузнецов В. А. Археологические памятники на южной окраине г. Орд¬
жоникидзе. Вопросы осетинской археологии и этнографии: Сб. Орджо¬
никидзе, 1980. Вып. 1. С. 64—66; Он же. Зилгинское городище в Се¬
верной Осетии. Новые материалы по археологии Центрального Кавка¬
за: Сб. Орджоникидзе, 1986. С. 97—99.
20	Абрамова М. П. Новые материалы по раннеаланской культуре Север¬
ного Кавказа. Всесоюзная археологическая конференция «Достижения
советской археологии в XI пятилетке»: Тезисы докладов. Баку, 1985.
С. 35, 36.
21	Кузнецов В. А. Аланские племена Северного Кавказа // МИА. 1962.
№ 106. С. 16; Рунич А. П. Отчет о полевых исследованиях в районе
Кавминвод за 1973 г.//Архив ИА АН СССР, д. № 5009. С. 1—5.

Н. А. Богданова
Могильник первых веков нашей эры
у с. Заветное
На левом берегу реки Альмы, в ее среднем течении, в
13 км к северу от г. Бахчисарая, у с. Заветное расположен
археологический комплекс первых веков нашей эры — горо¬
дище, селища у его подножия, два могильника и укрепление
на одной из вершин второй гряды Крымских гор, доминирую¬
щее над местностью (гора Чабовского). Памятники сконцент¬
рированы на небольшой площади, и все в той или иной сте¬
пени подвергались археологическим исследованиям.
Городище Алма-Кермен (с 1941 г. — с. Заветное) извест¬
но с начала XIX в. Один из первых исследователей крымской
истории П. Кеппен видел на поверхности «...основания стен,
составивших крепосцу, которой следы татары называют
„кала”»1. Городище отмечено и на карте Главного штаба
западной части Российской империи начала XIX в. Осталь¬
ные памятники были открыты в 1953 г., и уже в следующем
году были проведены первые раскопки городища, могильни¬
ка и селищ. Работы по исследованию памятников продолжа¬
лись автором до 1981 г. (табл. I).
В первый же год раскопок на городище были обнаруже¬
ны остатки помещения — камни от фундамента, глинобитный
пол и кровельная черепица с клеймами ХІ-го Клавдиева ле¬
гиона. Дальнейшие раркопки подтвердили местонахождение
здесь лагеря римских легионеров2.
Небольшие раскопки были проведены и на горе Чабов¬
ского. Обнаружено укрепление с линией оборонительных
стен и следы поселения первых веков нашей эры3. На сели¬
ще вскрыт комплекс хозяйственных ям и глинобитные фун¬
даменты жилищ.
Могильник, принадлежавший городищу, расположен в
300 м к юго-западу от него на семи глинистых холмах, впа¬
дины между которыми под могильник не использовались, по-
видимому, из-за рыхлой структуры гумусной почвы. Извест¬
ковая глина на могильнике долгие годы бралась жителями
села для построек. В результате были уничтожены погребе¬
ния на ближайшем к городищу холме. Всего на исследован¬
ной площади в 4250 м2 обнаружено 297 погребений4.
17
2 Зак. 6.

Таблица I. План городища, могильника и селищ у с. Заветное
Погребальные сооружения и погребальный обряд
Классификация погребальных сооружений разработана
нами для восьми могильников Юго-Западного Крыма первых
веков нашей эры, где были выделены группы, типы и вари¬
анты5. Применив нашу классификацию, ограничимся их крат¬
ким описанием.
Группа I, тип 1 (табл. II, 1). Грунтовые ямы прямоуголь-
18

ѳ9
»
у
Л
'
~7
і
/(
‘ о,
Ш
% /
,)
13
/
—
'
©
9
Таблица II. Типы погребальных сооружений могильника
ных очертаний. Обычно они сооружались в материковой гли¬
не на глубине до 1,2 м, имели ширину 0,5—0,7 м, длину
1,7—2,2 м. Засыпь могил земляная, на поверхности они были
19

отмечены земляными холмиками, поэтому ни одна могила
не перекрывает другую.
Большинство погребений этого типа концентрировалось
на холме, расположенном близко к городищу. Они составля¬
ют 25% от всех типов погребальных сооружений могильника.
Могилы этого типа сооружались на всем протяжении сущест¬
вования могильника, от I до III в. н. э. включительно, но по
погребальному инвентарю 62% датируются I—II вв. н. э. Для
них характерна устойчивая юго-западная (с отклонениями)
ориентировка. Положение костяка отмечается значительным
разнообразием. Так, из 31 сохранившегося костяка в могилах
I—	II вв. н. э. 14 погребены в вытянутом положении на спине,
с вытянутыми вдоль туловища руками. В погребениях
II—	III вв. н. э. 19 вытянутых костяков из 35 сохранившихся.
Отмечены случаи положения рук на таз, 6 погребенных име¬
ли скрещенные ноги, 5 лежали на боку со слабо скорченны¬
ми конечностями. Вариантом этого типа могил являются че¬
тыре могилы с каменной крепидой у одной из длинных сте¬
нок могильной ямы (табл. II, 2).
Группа I, тип 2. Грунтовые прямоугольные ямы, забитые
камнями (табл. И, 3). Могилы этого типа имели форму
прямоугольника с округленными углами. Они были, как пра¬
вило, углублены в материковую глину. Длина могил от 2,2 м
до 3,0 м, ширина — от 0,9 м до 1,9 м, глубина от 0,6 м до
1,1 м. Вдоль западной стенки у дна могилы — земляная сту¬
пенька высотой 0,1—0,2 м, шириной 0,15—0,20 м. Бутовый
камень, заполнявший могилу вперемешку с перебитым су¬
глинком, выступал за ее борта. Над могилой обычно была
сделана прямоугольная вымостка из плоских, грубо обрабо¬
танных, каменных плит, лежавших или параллельными ря¬
дами, или хаотически. Обычно от погребенного бутовый за¬
клад в могиле был отделен прослойкой земли толщиной
0,1—0,2 м. Этот тип погребального сооружения, как нам
представляется, можно отнести к скифским традициям, по¬
скольку он был характерен для крымских скифов уже с
V—III вв. до н. э. Это мнение разделяют многие исследова¬
тели 6.
Следует отметить, что некоторые могильные ямы внутри
имели от трех до пяти каменных вымосток со следами кост¬
ра на них — земли, перемешанной с углем, и фрагментами
толстостенной лепной посуды (погр. №№ 152—155)
(табл. II, 4). Эти погребения находились на холме, где в
IV—III вв. до н. э. располагалось таврское селище: слой был
насыщен фрагментами чернолощеной лепной керамики ки-
зил-кобинского типа. Здесь обнаружена таврская хозяйствен¬
ная яма с керамикой, углем, костями животных7. Видимо,
20

следы огня на вымостках в могильных ямах были связаны
с представлением о его очистительной силе.
Могилы с каменной засыпкой составляли 24% —42 погре¬
бения датируются I—II в. и 38 погребений—II—III вв.
(табл. III, 2).
Ритуал погребений устойчив — ориентировка как в ран¬
них, так и в поздних погребениях юго-западная с небольши¬
ми отклонениями. Преобладает положение костяка на спине
с вытянутыми конечностями.
В могилах этого типа во всех погребениях I—II вв. и в
половине погребений II—III вв. найдены остатки кошмы.
Группа I, тип 3. Грунтовые могилы с земляными ступень-
ками-«заплечиками», перекрытые деревянными плахами
(табл. II, 5, б); к этому типу относятся 9 могил. Он появил¬
ся на могильнике одним из первых — все девять могил дати¬
руются I в. н. э. Аналогии этим погребальным устройствам
известны у сарматов Поволжья и Приуралья в IV—II вв.
до н. э.8
В погребениях с земляными ступеньками и деревянным
перекрытием ритуал захоронения однообразен: погребенный,
обернутый в кошму, лежал на спине. В засыпке могилы
обычно наблюдаются остатки тризны. В четырех могилах
обнаружен кремень, в одной — куски охры, лежавшие в ку¬
рильнице. Погребальный инвентарь многочисленный и разно¬
образный.
В этот тип входят и могилы с земляными ступеньками,
перекрытые каменными плитами (погр. №№ 75, 77, 91, 187,
188, 191, 263). Они датируются II — началом III в. Эти мо¬
гильные ямы и ступеньки в них делались чуть более широки¬
ми, чем в могилах с деревянными перекрытиями, для устой¬
чивости каменных плит и вымостки на них (табл. II, 7, S).
Могилы с каменным настилом, появляются в начале
II в. н. э. В них лишь в одном случае костяк ориентирован
на восток, в остальных — на юго-запад. Положение костяков
неустойчивое: три на спине с вытянутыми конечностями, у
одного — руки на тазе, у одного — ноги скрещены, в одной
могиле два костяка лежали рядом. Одно погребение разру¬
шено.
Обычай перекрывать земляную могилу каменными плита¬
ми был широко распространен на Боспоре, в Херсонесе9.
В Юго-Западном Крыму он встречен, кроме могильника у
с. Заветное, в могильнике у с. Скалистое III. Видимо, мате¬
риал перекрытия могилы определялся наличием строитель¬
ного материала — обилием камня и дефицитом дерева.
Группа I, тип 4. Могилы, укрепленные с боков и перекры¬
тые каменными плитами (табл. II, 9). Они составляют 24%
от всех типов погребальных устройств и датируются II—
21

Ill вв. н. э. (табл. III, 8). Сооружались они в два приема:
сначала выкапывалась прямоугольная яма длиной 2,2—2,5 м,
шириной 0,7—1,2 м, “а затем вплотную к ее боковым стенкам
ставились, как правило, по три с каждой стороны хорошо
отесанные плиты квадратной или прямоугольной формы. На
них укладывалось от двух до четырех плит перекрытия, за¬
сыпанного бутовым камнем в виде прямоугольной вымостки.
В перекрытиях встречаются плиты вторичного использова¬
ния:	в погр. № 269 — антропоморфное изваяние, в погр.
№ 274 — обломок виноградной давильни. Большинство пли-
товых могил ограблено.
Могилы этого типа отличаются рядом устойчивых приз¬
наков. Например, наличием в каждом непотревоженном по¬
гребении колоды. Видимо, ритуалом захоронения в узкой ко¬
лоде и объясняется положение обеих рук на тазовых костях.
Ряд могил этого типа был полностью ограблен. Тризна про¬
слежена в трех могилах. Особо нужно отметить ритуал триз¬
ны с остатками костей трех лошадей, положенных на плиты
могилы № 265.
Подобные плитовые сооружения, имеющие, как правило,
торцовые плиты, известны в некрополях боспорских городов
еще с середины I тысячелетия до н. э.10 Существовали они и
позднее. Это дало повод некоторым исследователям объяс¬
нять появление плитовых могил в памятниках Юго-Западно¬
го Крыма греческим влиянием11. Однако в плитовых моги¬
лах Заветнинского могильника торцовых плит нет, что, мо¬
жет быть, является важным фактором в определении их про¬
исхождения, по-видимому, идущего от могил с «заплечика¬
ми» с деревянными и каменными перекрытиями 12. Переход¬
ным звеном могут являться три могилы из могильника Ска¬
листое III, в которых земляные ступеньки в могильной яме
были укреплены небольшими каменными столбиками 13.
Группа II, тип 1 и 2. Подбойные могилы. Они составляют
25% от всех типов погребальных устройств, из них 12% име¬
ют земляные заполнения входной ямы (тип 1) и 13% с ка¬
менным заполнением (тип 2) (табл. II, 10—12).
Тип 1. Входная яма могилы, как правило, отмечена на
поверхности каменной кладкой. Размеры ямы: длина 1,6—
2,2 м, ширина 0,5—0,7 м, глубина 0,5—1,7 м. Обычно в вос¬
точной боковой стенке могилы вырубалась подбойная ниша
длиной 2,2—2,5 м, шириной до 1 м, высотой 0,4—0,9 м. Пол
подбоя находился ниже пола входной ямы на 0,1—0,2 м. Вход
закрывался плоскими каменными плитами, среди которых
встречены плиты вторичного использования (в погр. №№ 29,
39 — это части от виноградных давилен).
Вариантами этого типа являются упрощенная форма под¬
боя в виде небольшой ниши (10 погребений) и погребальные
22

сооружения с двойным подбоем (погр. №№ 116, 131, 202,
286). Могилы с небольшой нишей имели вид широкой прямо¬
угольной ямы, длиной 2,0—2,8 м, шириной 0,8—1,7 м, глуби¬
ной 0,6—1,4 м, у западной стенки которой была каменная
кладка из отесанных плит, поставленных на ребро в два ря¬
да (кладка или плотно примыкала к стене или находилась
в 0,2—0,3 м от нее). Обычно небольшая ниша подбоя обна¬
руживалась в восточной стенке. Погребальные сооружения по¬
добной конструкции были исследованы Д. Б. Шеловым в
Танаисе, которые он датировал II в. н. э. и связывал с мест¬
ными традициями 14.
Все погребения этого варианта имеют бедный инвентарь.
По-видимому, сооружение подбоев упрощенной формы объ¬
ясняется социальными причинами, т. к. сооружение их не
требовало больших средств.
У могил с двумя подбоями входная яма имела почти
квадратную форму. Обе подбойные камеры были закрыты
каменными плитами. По всей вероятности, в подобных соору¬
жениях хоронили родственников — мать с детьми (погр.
№ 116), мужа и жену (погр. № 206) (табл. II, 13).
В конце I—II в. появляются подбойные могилы, входная
яма которых была забита бутовым камнем. Иногда забутов¬
ка имела сложную систему (в погр. №№ 284, 286 бутовый ка¬
мень чередовался с плоскими каменными плитами, положен¬
ными горизонтально). На поверхности такие могилы обо¬
значались каменными вымостками прямоугольной формы.
Интересно, что погребения с богатым инвентарем и культо¬
выми предметами были отмечены на поверхности крестооб¬
разной кладкой (погр. №№ 215, 286, 294). В трех случаях
стелообразный камень стоял в северо-восточном конце мо¬
гильной ямы.
В засыпке могил часто встречаются остатки тризны:
уголь, лепная посуда, кости животных.
В могилах этой группы в погребальном обряде можно
проследить некоторые черты сарматской культуры — риту¬
альные кострища, подсыпку мела, колоды, кошму. Но засып¬
ка камнями входной ямы подбойной могилы не характерна
для сарматской культуры. Этот обычай появляется в крым¬
ских могильниках в первые века н. э., по-видимому, под влия¬
нием скифского обычая забутовки камнем входной ямы
могилы.
Кроме того, в могильнике обнаружен склеп, сооружен¬
ный в конце III—IV в. н. э., — овальная в плане камера с
полуциркульным сводом (длина 2 м, ширина 1,5 м, высота
1 м), в которую, наклонно углубляясь, вел узкий дромос
(длина 1 м и ширина 0,6 м) к круглой плите заклада. Склеп
23

содержал 4 погребения (мужчины, двух женщин и подрост¬
ка). Инвентарь беден — найдена одна железная пряжка.
На территории могильника обнаружено два детских захо¬
ронения в амфорах (погр. №№ 100, 201). В погребении № 100
амфора была огорожена мелкими плитами, в погребении
№ 201 большая амфора с узким горлом и небольшими руч¬
ками лежала на двух лепных горшках 15.
Способ захоронения детей в амфорах бытовал в гречес¬
ких городах Северного Причерноморья, начиная с эллини¬
стического времени. Известен он и у жителей городища Алма-
Кермен и у скифов на Каменском городище16. Видимо, здесь
мы встречаемся со случаем, в котором сочетаются местные
скифские традиции погребения детей на городище с гречес¬
ким ритуалом захоронения младенцев в амфорах.
В погребальном ритуале за три века существования мо¬
гильника можно отметить ряд изменений (табл. 1).
Таблица 1. Особенности погребального обряда
Детали
погребаль¬
ного
ритуала
Кол-во
погре¬
бений
I—II вв.
II—III вв.
Детали
погребаль¬
ного
ритуала
Кол-во
погре¬
бений
I—II вв.
II—III вв.
Колода
32
6
26
Кремень
7
6
1
Кошма
74
67
7
Охра
2
2
—
Тризна
25
21
4
Краска и
Уголь
11
7
4
реальгар
7
7
—
Мел
8
6
2
Так, например, наличие кошмы характерно для более
ранних могил, особенно часто этот ритуал наблюдается в
простых грунтовых ямах, могилах с «заплечиками» и подбой¬
ных погребениях. Колода в могилах I—II вв. — редкое явле¬
ние, зато в могилах II—III вв. она преобладает, чаще всего
в плитовых погребениях. Обычай захоронения погребенных в
колодах известен в сарматских погребениях с IV—III вв.
до н. э.17 Тризна — угольки и пепел, кости животных, фраг¬
менты лепной посуды — обнаружены в 9,2% могил I—II вв.
При раскопках могильника у с. Заветное кроме захоро¬
нений были исследованы и сооружения, связанные с ритуа¬
лом совершения тризны, — жертвенные ямы с остатками пе¬
режженных костей животных, фрагментами лепной посуды,
пеплом и угольками — и круглая площадка из материковой
глины высотой 0,1 м, на которой сохранились слой переж¬
женной глины, зола, угольки, круглые гальки и фрагменты
лепного горшка.
24

Хотя совершение тризны особенно характерно для погре¬
бений I—II вв. н. э., но наиболее интересная находка тризны
с жертвенными приношениями была отмечена в погребении
II—III вв. н. э., в могиле № 266. Как и многие погребения
плитовой конструкции, оно было ограблено: две плиты пере¬
крытия остались in situ и на них обнаружены остатки скеле¬
тов трех лошадей (черепа, ребра и длинные кости ног), пере¬
мешанные с золой и угольками.
Такие детали погребального обряда, как мел, охра, крас¬
ка, уголь и кремень, несомненно отождествляемые с очисти¬
тельной силой огня, широко известны в скифских и сармат¬
ских погребениях 18.
Погребальный инвентарь
В могилах в расположении некоторых групп вещевого ма¬
териала отмечена определенная закономерность: посуда ста¬
вилась у головы; зеркала-подвески — справа, у бедра погре¬
бенного; курильницы, бальзамарии, шкатулки и разломан¬
ные бронзовые зеркала — в ногах; пряслица — у левой руки;
мечи — у левого бедра. Для остального погребального инвен¬
таря определенное местонахождение не определено.
По суда
Краснолаковая керамика
Обряд погребения требовал помещать в могилу ритуаль¬
ную пищу в сосудах для жидкостей (169 кувшинов) или в
открытой посуде — тарелках, мисках, кубках (161 предмет).
Классификация краснолаковой керамики, главным образом
открытой посуды, и ее датировка разработаны для Ольвии и
городов Боспорского царства, частично для Херсонеса и не¬
которых могильников Юго-Западного Крыма 1Э.
В настоящей работе не представляется возможным дать
типологию всей краснолаковой керамики, которая заслужи¬
вает специальной разработки, поэтому мы ограничимся об¬
щей ее характеристикой по группам (табл. III):
I.	Кувшины одноручные, крынкообразные с округлым ту-
ловом, широким цилиндрическим горлом, венчик с валиком
отогнут, днище кольцевое. В I—II вв. бытуют четкие, сораз¬
мерные формы, во II—III вв. — тулово удлиняется, горло
расширяется и укорачивается, венчик, как правило, растру¬
бом (табл. Ill, 1, 2).
II.	Кувшины одноручные, с биконическим туловом, пле¬
чики переходят к нему под острым перегибом, венчик, в ос-
25

26
Таблица III. Краснолаковая керамика из могильника

27

новном, отогнут или имеет валик. Биконические формы вен¬
чика редки. С течением времени заметных изменений формы
не наблюдается, различие замечается в обмазке и глине, ко¬
торая со временем делается грубее, увеличивается количест¬
во примесей (табл. III, 3—7).
III.	Кувшины одноручные с яйцевидным туловом, с ци¬
линдрическим, расширяющимся к венчику горлом (табл. III,
8—12). Венчик имеет варианты: на кувшинах I—II вв. н. э.
он отогнут или скошен и нависает над бортиком; во II—
III вв. н. э. — прямой с валиком или раструбом.
IV.	Кувшины однорудные с шаровидным туловом и ко¬
ротким горлом. У ранних образцов (погр. № 14) встречается
венчик воронкообразной формы, ручка витая, глина и лак
светлые. В I—II вв. венчик обычно скошен и нависает над
бортиком. В более позднее время он прямой или в виде ва¬
лика над прямым краем горла (табл. III, 13—17).
V.	Кувшины одноручные с раздутым оплывшим туловом,
срезанным у днища, днище широкое, иногда без кольцевой
подставки, венчик прямой или отогнут (табл. III, 18—19).
•28

VI.	Кувшины одноручные с шаровидным туловом, тонким
горлом с валиком посередине. Сосуды такой формы бытова¬
ли довольно короткое время — в конце I—II вв. н. э. Вариан¬
ты отличаются большим размером и толщиной горла
(табл. III, 20—23).
VII.	Кувшины двуручные с яйцевидным, биконическим
или шаровидным туловом, горло с раструбом к венчику или
венчик нависает над горлом (табл. III, 24—29). Во II в. ту-
лово делается более раздутым.
VIII.	Кувшины — ойнохои, одноручные с приземистым
биконическим или оплывшим к кольцевой ножке туловом, да¬
тируются I—II вв. н. э. (табл. III, 30—31).
IX.	Кувшины кубкообразные, одноручные, горло корот¬
кое, венчик раструбом, лак красный, блестящий, с бурыми
пятнами. У более поздних сосудов тулово расширяется, пле¬
чики переходят в воронкообразный венчик (табл. III, 32—34).
X.	Кувшины одноручные с подцилиндрическим туловом,
коротким горлом и отогнутым венчиком. Плечики резко от¬
делены от тулова (табл. III, 35, 36).
XI.	Единичные экземпляры сосудов: сероглиняный сосуд
с бочкообразным туловом, без поддона, венчик со сливом
(табл. III, 39); красноглиняный сосуд с двумя ребрами на
тулове (табл. III, 38) и сосуд трехручный с шаровидным ту¬
ловом без поддона, глина черная с белыми вкраплениями,
поверхность чернолощеная (табл. III, 37).
Тарелки, миски, чашки, кубки — повседневная посуда жи¬
телей городища — являются постоянной принадлежностью
погребальных комплексов первых веков нашей эры.
I.	Большинство тарелок имеет прямой профилированный
бортик, стенки прямые или слегка вогнутые, ножка кольце¬
вая (табл. IV, 1—8). Внутри тарелки покрыты красной об¬
мазкой или лаком, не доходящим до днища. Многие тарелки
(55%) имеют на внутренней стороне клейма в виде ступни,
пальметки, розетки и т. д. (табл. V). Т. Н. Книпович датиру¬
ет ранние варианты I в. н. э.20
II.	Небольшие миски с округлыми стенками, прямым или
скошенным и нависающим над стенками бортиком, относят¬
ся к I—II вв. н. э. (табл. IV, 9—12).
III.	Конусовидные чашечки с вертикальным или скошен¬
ным краем, без подставки, датируются I—III вв. (табл. IV,
13—19).
IV.	Миски, обычно значительных размеров, со слегка вы¬
пуклыми стенками и вогнутым краем, подставка кольцевая,
относятся к II—III вв. (табл. IV, 20—24).
V.	Чашки, кубки, канфары.
Скифос (табл. IV, 25) повторяет форму эллинистических
сосудов с двумя ручками, тулово разделено ребром на две
29

части — нижняя с выпуклыми стенками, верхняя — скошена
к горизонтальному бортику. Подставка кольцевая, глина
светло-красная, лак темно-розовый, датируется I в. н. э.
Чашечки с сильно выпуклыми стенками, горизонтальным
бортиком, на которых сделаны налепы-скобочки (табл.
IV, 26), покрыты хорошим розовым лаком, внутри клеймо¬
розетка, малоазийского производства, датируются I в. н. э.
Двуручные сосуды: амфориск с шаровидным туловом и
вертикальным бортиком (табл. IV, 27) и канфары (табл. IV,
28—30). Один из них имеет на тулове орнамент в виде трех
вертикальных насечек, горло раструбом, тулово под острым
углом косо сужается к кольцевой подставке, относится к
концу I—II вв. н. э. (табл. IV, 28). У другого тулово косо
опускается к ребру и переходит в выпуклый поддон, днище
кольцевое (табл. IV, 29), датируется II—III вв. н. э.
Кубки одноручные херсонесского типа с шаровидным ту¬
ловом, отогнутым венчиком и кольцевой подставкой, датиру¬
ются II—III вв. н. э. (табл. IV, 31).
На некоторых сосудах Заветнинского могильника имеют¬
ся процарапанные буквы и знаки (в основном, на днище).
Надписи делались на готовой продукции. На тарелочке из
погребения № 54 на стенке граффити, в погребении № 162 на
днище тарелки лигатура, читающаяся, возможно, как «Гер¬
мес» (табл. V). В этом же погребении был найден перстень
с геммой, изображающей бога — покровителя торговли Гер¬
меса. На днище двух тарелок из погребений № 129 и № 157
имеются надписи из нескольких букв (табл. V). В погребе¬
нии № 157 на земляной полочке стояли две миниатюрные
чашечки, покрытые хорошим красным лаком, датируемые
I в. н. э. На днище одной из них двухстрочная надпись:
«приятного сна». Та же надпись была найдена на сосуде из
могильника Бельбек IV в погребении № 21.
Широкое использование краснолаковой керамики в быту
и в погребальном обряде говорит об интенсивных торговых
связях населения округи городища Алма-Кермен с Херсоне-
сом и городами Боспорского царства. В первые века нашей
эры в Херсонесе существовали немногочисленные мастерские
по изготовлению керамики. Херсонесская керамика, изготов¬
лявшаяся по образцам малоазийской, имеет глину красно-бу¬
рого цвета с вкраплением белых и черных точек, поверхность
сосудов шероховатая, со следами вращения на круге21. В За-
ветнинском могильнике херсонесские сосуды преобладают во
II—III вв. н. э., тогда как в более раннее время часто встре¬
чаются малоазийские образцы. Посуда поступала и из горо¬
дов Боспорского царства, но в незначительных количествах.
Глина этих сосудов серовато-розоватого цвета с большим ко¬
30

личеством слюды, мелкозернистая, пористая, лак интенсив¬
ного красного цвета с темными пятнами. Бесспорно боспор-
ские сосуды обнаружены в погребениях №№ 17, 18.
Амфоры. На могильнике обнаружено четыре амфоры, по¬
мещенные в подбоях у головы погребенного (погр. №№ 216,
267, 284, 287), две были использованы для детских погре¬
бений (№ 100 и № 201). Все они, кроме амфоры из погребе¬
ния № 201, однотипные: горло высокое, расширяющееся к ту-
лову, имеет нависающий над горлом венчик в виде полуова¬
ла, корпус в нижней части ребристый, поддон узкий, кольце¬
образный, ручки профилированы валиком, глина красная в
изломе, с включением марганца и извести. Поверхность по¬
крыта ангобом.
Такой тип амфор известен и в других могильниках Кры¬
ма. И. Б. Зеест датирует его II—III вв. н. э.22 Судя по глине,
заветнинские амфоры были изготовлены в Херсонесе по об¬
разцу боепорских.
Амфора из погребения № 201, высотой ПО см. с оваль¬
ным вытянутым рифленым корпусом и невысоким прямым
горлом, венчик полуваликом, ручки небольшие, профилиро¬
ванные, глина оранжевая, ножка конусовидная. Такой тип
амфор часто встречается на Боопоре, есть они в Неаполе
скифском. И. Б. Зеест называет его мирмекийским и датиру¬
ет II—III вв. н. э. Амфоры использовались и при тризне, их
фрагменты встречены в погребениях №№ 94, 122, 276, 286.
Лепная посуда. В* могильнике обнаружено десять лепных
сосудов, тогда как на городище — обилие фрагментов такой
посуды23. Применялась она во время тризны. В погребении
№ 30, датирующемся I—II вв. н. э., найдены два лепных
одноручных кувшина с высоким, несколько скошенным гор¬
лом, выпуклым туловом без подставки, глина крупнозернис¬
тая, темно-коричневая с известковыми вкраплениями (табл.
VI, 1). В погребении № 48 обнаружен лепной горшок, с ото¬
гнутым венчиком, слегка выпуклым туловом без подставки
(табл. VI, 5). Тут же был найден лепной одноручный гор¬
шочек типа крынки, со слегка выпуклым туловом и коротким
горлом, глина темно-серая с вкраплениями (табл. VI, 7).
В погребении № 121, у головы погребенного стоял неболь¬
шой лепной горшочек высотой 8,5 см, с прямыми, сужающи¬
мися к плоскому днищу стенками (табл. VI, 4). В погребе¬
нии № 123 справа от черепа находилась лепная тарелочка
из грубой, с примесью кварцита глины, с прямыми стенками
и плоским дном (диаметр 14 см, диаметр днища 11 см, высо¬
та 2,5 см) (табл. VI, 2).
В погребении № 108 обнаружен лепной одноручный сосуд
крынкообразной формы, с раздутым, несколько оплывшим к
днищу туловом и кольцевой ножкой, бурая поверхность но-
31

Таблица VI. Лепная посуда из могильника
сит следы лощения (высота 11 см, диаметр днища 5 см)
(табл. VI, 3). В погребении № 213 у головы погребенного
стояла лепная чашечка с прямыми скошенными к кольце¬
вому днищу стенками (табл. VI, 6). Одноручный сосуд из
погребения № 226 рассыпался при расчистке могилы и вос¬
становить его форму не удалось. Фрагменты большого лепно¬
го горшка баночной формы с плоским дном, сделанного из
темно-коричневой плохо обожженной глины с примесью
кварцита, обнаружены в яме над подбоем погребения № 286.
Горшок был заполнен золой и пережженными костями и ис¬
пользовался, по-видимому, при тризне. Лепные сосуды упо¬
треблялись во время тризны, их разбивали и бросали в мо¬
гилу при ее засыпке. Они обнаружены в засыпи 24 погребе¬
ний. Фрагменты лепной посуды заполняли вместе с пеплом
четыре жертвенные ямы, обнаруженные на территории мо¬
гильника.
Курильницы. В могильнике у с. Заветное обнаружено
семь курильниц. Все они лепные, из светлой или темной с
лощением глины, форма их различна:
I	тип — курильницы цилиндрической, иногда суживающей¬
ся к днищу формы, с выступающими горизонтальными бор¬
тиками по тулову и валиком у днища. Сделаны из тем¬
ной глины, поверхность покрыта черным лощением
(погр. №№ 1, 8) (табл. VII, 7, 2). Аналогичный тип куриль¬
ниц появился в IV в. до н. э. на территории обитания сармат¬
ских племен. К- Ф. Смирнов считает, что в дальнейшем эта
форма становится наиболее типичной для сарматов24. Подоб¬
32

ного типа курильницы встречены в Нижнем Поволжье, При¬
азовье, Подонье, на городище Золотая Балка. Иногда эти
курильницы находились вместе с курильницами-кубышками.
В могильнике Бельбек IV одна помещена внутри другой25.
II	тип — чашеобразные курильницы на высокой ножке,
расширяющейся книзу (погр. №№ 14, 294) (табл. VII, 3—5).
Аналогичные курильницы встречены на скифских нижне¬
днепровских городищах26.
III	тип — курильницы-кубышки со сквозными дырочками
по тулову (погр. №№ 7, 230) (табл. VII, 6, 7). Подобные
курильницы были обнаружены на могильнике Белъбек IV в
Крыму, в кургане близ Севастополя, в могильнике Золотая
Балка. М. И. Вязьмитина считает их произведениями мест¬
ных скифских мастеров27.
В погребении № 236 лепные необожженные курильницы
цилиндрической формы стояли на земляной полочке у черепа
погребенного, внутри курильниц была зола. Вероятно, они
были сделаны родственниками умершего в момент похорон.
Погребение сопровождалось бедным инвентарем.
Известные с эпохи бронзы, курильницы имели широкое
распространение и в последующее время. Они, видимо, свя¬
зывались с погребальным ритуалом — очищением могилы
огнем и дымом/ а также с возжиганием ароматических ве¬
ществ28. Существует предположение, что они ставились в
погребение при повторном захоронении29, однако во всех мо¬
гилах с курильницами повторного захоронения не наблюда¬
лось. Курильницы использовались не только при погребаль¬
ном ритуале, но и в домашних святилищах. Так, на горо¬
дище Золотая Балка их нашли вместе с ритуальными глиня¬
ными хлебцами и очажной подставкой в виде конской голо¬
вы30. Форма курильниц, видимо, строго определялась обря¬
дом: курильницы-кубышки и в Ольвии, и на городищах Ниж¬
него Днепра, и в крымских могильниках были одинаковыми.
То же характерно и для сарматских курильниц с горизон¬
тальными налепами. Обращает на себя внимание тот факт,
что курильницы обнаружены в немногих погребениях, и, как
правило, в могилах с богатым инвентарем. Видимо, ритуал
установки курильниц в могилу связан, помимо культовых, с
социальными аспектами.
Предметы одежды. Многочисленные предметы одежды,
обнаруженные в погребениях, позволяют восстановить жен¬
ский и мужской костюмы. По всей вероятности, существовал
специальный погребальный наряд: платье с длинными рука¬
вами и глухим воротом, часто украшенным мелким гагато¬
вым или стеклянным бисером. Им же были обшиты рукава и
подол. Иногда вышивка бисером украшала платье на груди
(погр. №№ 7, 8, 14). На платье надевалась накидка, скреп-
33
3 Зак. 6.

ленная у левого плеча фибулой, а в богатых могилах — укра¬
шенная по подолу золотыми бляшками (погр. №№ 8, 9а).
Платье стягивалось кожаным или матерчатым поясом. Во¬
локна от кожаных поясов прослежены в погребениях №№ 7,
8, 150. Скреплялся пояс бронзовыми, редко железными пряж¬
ками. Ритуальный цвет ткани был, по-видимому, розовых то¬
нов. В погребении № 129 в области тазовых костей погребен¬
ной был обнаружен отпечаток ткани сетчатого плетения ро¬
зового цвета. В погребениях №№ 7, 14, 17, 42, 65, 150 на
костях ног находился очень тонкий слой розовой или крас¬
ной краски. У савроматов белый и красный цвета считались
священными.
Ритуал украшения бляшками одежды сарматских жен¬
щин известен с VI в. до н. э.31/Интересно отметить, что фор¬
ма бляшек, по-видимому, была канонизирована. Например,
четырехлепестковые бляшки с шишечкой в центре известны
не только в местах обитания сарматов в Поволжье и При-
уралье, но и в Средней Азии32. Б. Н. Граков полагает, что
украшалась бляшками одежда женщин-жриц33.
Мужской костюм восстановить сложнее. Наличие в погре¬
бениях фибул свидетельствует об использовании плащей. Ру¬
баха у ворота закреплялась бусами большого диаметра.
Отмечено наличие поясов с пряжками. На ногах детского кос¬
тяка из погребения № 43 сохранились волокна кожи с
бронзовыми умбоновидными бляшками, расположенными по
боковым швам кожаных штанов.
Мужскую одежду помогают восстановить изображения на
стелах. На стеле погребения № 218 изображен мужчина в
кафтане с длинными рукавами, сужающемся к талии и рас¬
ширяющемся к подолу. Кафтан доходит до колен, на ногах
узкие штаны и, очевидно, мягкая обувь. Остроугольный вы¬
рез отмечен четырьмя углубленными бороздками. Головной
остроконечный убор (колпак?) с валиком (опушкой?) по
краю и изображение гривны или ворота одежды имеются
на стеле, принадлежавшей, видимо, погребению № 263 34.
Пряжки. В могильнике обнаружено 16 пряжек: 11 брон¬
зовых и 5 железных. В погребении № 150 — круглая пряж¬
ка с подвижным язычком лежала в области пояса, другая
(меньших размеров) у костей ног. Большинство пряжек най¬
дено на костях таза. Наиболее распространенная форма —
круглорамчатые или овальнорамчатые пряжки без щитка
(табл. VIII, 1—4). У четырех пряжек имелся плоский щи¬
ток (табл. VIII, 5—7). У пряжки из погребения № 148 ажур¬
ный щиток — пластина с овальным вырезом в верхней части
и крестообразным украшением в нижней (табл. VIII, 8). Это
наиболее поздний тип пряжек, относящихся к II—III вв. Из
погребения № 252 происходит пряжка с овальной рамкой и
35

Таблица X. Браслеты из могильника
36

прямоугольным прорезным щитком (табл. VIII, 10). Анало¬
гичные пряжки имеются в Мавзолее Неаполя Скифского, где
они датируются I в. до н. э. — I в. н. э.35, поэтому этот тип
пряжки можно рассматривать как ранний. Среди материа¬
лов могильника есть прямоугольные пряжки, сделанные из
железа (погр. №№ 29, 107).
Фибулы. В 116 погребениях могильника обнаружено
160 целых бронзовых фибул, а также фрагменты фибул. Рас¬
положение их на костях погребенных, как правило, устой-'
чивое — в верхней части грудной клетки, что определено их
функциональным назначением скреплять одежду у ворота.
Как правило, в могиле было по одной фибуле, в 17 погре¬
бениях— по две, в погребениях №№ 116, 134, 183, 216 — по
три, в погребениях №№ 20, 43, 150 — по четыре. Типы их сле¬
дующие:
I.	Лучковые, подвязные. Свободный тонкий конец ножки
подогнут вниз и подвязан к дужке. Весь корпус изогнут ду¬
гой, дужка иногда с фигурной обмоткой (табл. IX, 1> 2). По
А. К- Амброзу — группа 15, вариант 3, табл. 9/8, 10—14, 16,
18, 20, с. 47—50, II в. н. э. 36
II.	Лучковые, подвязные, одночленные, спинка выпуклая,
ножка подогнута, пружина с передней тетивой (табл. IX,
3, 4). По А. К. Амброзу — группа 15, серия VI, вариант 2.
табл. 10/4—6, с. 55, I—II вв. н. э.
III.	Пружинные, с завитком на конце сплошного пластин¬
чатого приемника (табл. IX, 5). По А. К· Амброзу — груп¬
па 13/2, табл. 5/14, с. 45, I—II вв. н. э.
IV.	Пружинные, с кнопкой на конце пластинчатого при¬
емника (табл. IX, 6). По А. К- Амброзу — группа 12/6,
табл. 5/4, с. 44, I—II вв. н. э.
V.	Пружинные, спинка плоская или полусферическая, ма¬
ленькие спиральные завитки расположены в горизонтальной
плоскости (табл. IX, 7). Некоторые фибулы имеют четырех-
витковую пружину и треугольный приемник (табл. IX, 8).
По А. К- Амброзу — группа 13/4, табл. 5/14, 15, с. 45, I—
II вв. н. э.
VI.	Смычковые, проволочные, одночленные, с высоким при¬
емником, тетива нижняя (табл. IX, 9, 10). По А. К- Амбро-
зу — группа 14, табл. 6/11—14, I—III вв. н. э.
VII.	Фибулы-броши с шарниром из двух стоек, щиток
плоский, к нему прикрепляется игла и приемник (табл. IX,
11, 12). По А. К. Амброзу — группа 8/2, табл. 14/17, с. 31, 32,
I—II вв. н. э.
VIII.	Фибулы-броши геометрических форм (табл. IX,
13, 14). По А. К- Амброзу — группа 8/4, с. 34.
37

IX.	Фибулы-броши с эмалью, ромбической формы
(табл. IX, 15, 16). По А. К- Амброзу — группа 8/2, табл. 14/15,
I—II вв. н. э.
X.	Прогнутая подвязная фибула с дуговидной спинкой
(табл. IX, 17). По А. К- Амброзу — группа 16, серия II,
табл. 12/1, с. 67, II—III вв. н. э.
XI.	Сильно профилированные, одночленные, с длинной
пружиной и передней тетивой (табл. IX, 18). По А. К. Ам¬
брозу— группа II, серия II, табл. 8/9, II—III вв. н. э.
Украшения. В погребениях, преимущественно женских,
украшения являются многочисленной и разнообразной груп¬
пой инвентаря. Зачастую они исполняют двойную функцию —
эстетическую и культовую. Большинство украшений, ис¬
ключая бусы, изготовлялось из бронзы. В богатых погребе¬
ниях найдены предметы из золота: бляшки, серьги, фрагмен¬
ты диадемы, подвески. Реже встречаются предметы из се¬
ребра — в основном это височные кольца и перстни. Много
предметов поступало из Херсонеса и Боспора. Возможно,
через Херсонес шли украшения из восточноримских провин¬
ций, а через Боспор — предметы «варварского»,'в основном
сарматского, искусства. Простые предметы (бляшки, золо¬
тые лицевые пластины) могли изготовляться и на месте. На
городище Алма-Кермен был обнаружен слиток золота, при¬
надлежавший, вероятно, ювелиру37.
Браслеты. В Заветнинском могильнике найдено 75 наруч¬
ных бронзовых браслетов, обнаруженных в каждом пятом
погребении. Они сделаны из круглого, реже пластинчатого,
жгута проволоки, диаметром от 4,5 до 8 см, сечение проволо¬
ки от 0,3 до 0,7 см.
Выделяются шесть типов браслетов:
I.	Из тонкого жгута проволоки с концами в виде крю¬
чочков и петельки (погр. №№ 5, 42, 99, 145, 150, 165, 184,
192) (табл. X, 9).
II.	Из круглого жгута проволоки с перевитыми по ободу
концами (погр. №№ 43, 157, 184, 193, 210, 216, 281, 292)
(табл. X, 3, 4).
III.	Из плоской в- сечении проволоки с заходящими кон¬
цами (погр. №№ 23, 31, 148) (табл. X, 2).
IV.	Браслеты из круглого жгута проволоки с несомкнуты¬
ми концами, заканчивающимися шишечками (погр. №№ 16,
136, 138) (табл. X, 8).
V.	Браслеты из круглого жгута проволоки с несомкнуты¬
ми, иногда утолщенными концами (погр. №№ 36, 184)
(табл. X ,1, 7).
VI.	Браслеты из круглого жгута проволоки с несомкнуты¬
ми расплющенными концами, схематически изображающими
головку змеи (самый многочисленный тип) (табл. X, 5, 6).
38

Таблица XI. Орнамент на концах браслетов со змеиными головками
Поверхность этих браслетов нередко имеет орнамент, имити¬
рующий змеиную кожу. Большинство браслетов этого типа
датируется I—II вв. н. э. Все браслеты не составляют сплош¬
ного кольца.
Обычно в погребении обнаруживался один браслет (толь¬
ко в погр. № 15 найдено четыре браслета разной формы).
Нахождение в одном погребении разных браслетов свиде¬
тельствует об их одновременности.
Браслеты указанных типов широко бытовали по всему
Северному Причерноморью. Причем, определенный тип ха¬
рактерен для определенного могильника.
Браслеты I типа — явление редкое в крымских могильни¬
ках. В Заветнинском могильнике они обнаружены в погребе¬
ниях I—II вв. н. э.
Особый интерес представляют браслеты VI типа. Орна¬
мент, украшающий змеиную голову, чрезвычайно разнообра¬
зен. Он наносился и точками, и кружочками, и насечками
(табл. XI). Нередко орнаментирован и обод браслета. В по¬
гребениях № 99 и № 168 головы змеи выполнены объемно.
Диаметр браслетов 4,5—8 см, сечение проволоки 0,5—0,7 см.
Датировка таких браслетов довольно	четкая — I—
II	вв. н. э., только погребения №№ 23, 87, 228, 263, в которых
обнаружены браслеты, датируются II—III вв. н. э.
Об их происхождении нет единого мнения. Некоторые ис¬
следователи считают браслеты западными — дакофракийски-
ми. В Закавказье подобные браслеты известны с VIII—
VII вв. до н. э. и бытуют там до настоящего времени. В Хер-
сонесе обнаружена форма для отливки таких браслетов38.
39

Таблица XII. Золотые украшения из могильника.
40

Возможно, эти браслеты одновременно служили украше¬
нием и использовались в культовых целях. Культ змеи мест¬
ным населением мог быть заимствован у фракийских племен
через приднепровских скифов, где он был широко развит в
первые века н. э.39 Не исключено заимствование культа и из
Греции, где боги хтонического цикла — Геката, Деметра,
Эриний — сближались со змеями 40.
Серьги и височные кольца. У населения греческих городов
Северного Причерноморья серьги были одним из любимей-
ших украшений. Все они — золотые, встречаются только в
самых богатых погребениях. Серьги из погребения № 7 круг¬
лопроволочные, диаметром 2,5 см, один конец заострен, дру¬
гой представляет собой раструб с каналом, по ободу напаяны
украшения в виде зерни трапециевидной формы (табл. XII, 3).
В погребениях №№ 8, 14, 195 найдены серьги, дужка кольца
которых перевита плоской проволокой (табл. XII, 4). В по¬
гребении № 195 — серьги из золотой ложновитой проволоки
с насечками, один конец образует петлю, другой — крючочек
(табл. XII, 5).
Золотые серьги из погребения № 65 состоят из двух час¬
тей: нижней — шарообразной, с зернью в местах швов и ви¬
ноградной гроздью, и верхней — полуцилиндрической, к кото¬
рой припаяно проволочное кольцо. Обе части соединены
сканными тоненькими колечками (табл. XII, 2). Форма этих
серег устойчива, она известна и в славянских памятниках
VIII в. н. э.41
Височные кольца. Они были обнаружены в погребениях
№№ 53, 99, 112, 140, 166, 168, 174. Пара серебряных колец
(погр. № 53), остальные — бронзовые. Они сделаны из тон¬
кой круглой в сечении проволоки, с петелькой на одном кон¬
це и крючочком на другом. На концах кольца из погребения
№ 99, которое датируется по монетам I в. н. э., схематично
изображено длинноухое животное, возможно, собака. Подоб¬
ные изображения имеются на браслетах из некрополя Золо¬
тое42, аналогии им есть и в материалах Дакии и Паннонии43.
В погребении № 168 височное кольцо из серебряной проволо¬
ки имело на концах объемное изображение головки змеи.
Перстни. В могильнике у с. Заветное было обнаружено
до 80 перстней и их фрагментов. Перстни из тонкой бронзо¬
вой проволоки окислились и поэтому учтены не были. Боль¬
шинство перстней — из бронзы, со стеклянными вставками.
В погребении № 65 золотой перстень имел тонкую серебряную
прокладку и синюю стеклянную вставку. В погребениях
№№ 2, 18, 53, 99 перстни были серебряными, в погребении
№ 134— стеклянными. В двенадцати погребениях обнаруже¬
но по два перстня, в погребениях №№ 5, 9, ПО, 150, 221 —
по три, в погребении № 117 — четыре, в погребении № 99 все
41

пальцы рук погребенного были украшены перстнями. Перст¬
ни были найдены как в женских, так и в мужских погребе¬
ниях. По форме их можно разделить на шесть типов:
I — из бронзовой плоской в сечении проволоки с круглым
монолитным гнездом, в которое вставлено полусферическое
цветное стекло (табл. XIII, 1). Вставки из сердолика — плос¬
кие, овальной формы, зачастую украшены геммами. В погре¬
бениях №№ 58, 162 обнаружена гемма, изображающая Гер¬
меса; в погребении № 59 — Эрота, № 93 — орла, № 150 —
женский профиль (Афины?) в калафе. Кольца с геммами,
I
Е
ш
Ш
7
ш
J '"Sir
ц ч»г W
5
в
9
0	2см
1		I	I
Таблица XIII. Перстни из могильника
по верованию греков, являлись апотропеями, предохраняю¬
щими от злых сил, и, одновременно, печатками для скрепле¬
ния деловых бумаг44. В первые века нашей эры они широко
бытовали по всему Северному Причерноморью.
II	— перстни из круглой в сечении проволоки, с плоским
щитком из тонкой спирально свитой проволоки с перекручен¬
ными по ободу концами. Обнаружены в пяти погребениях
(табл. XIII, 2). Такая форма передней прослеживается в
скифских погребениях45. Ю. В. Кухаренко рассматривает ее
как латенскую46.
III	— из плоской в сечении проволоки, с раздвоенными и
загнутыми в виде бараньих рогов концами. Обнаружены в
пяти погребениях (табл. XIII, 3, 4). Их, как и перстни II ти¬
па, относят к псевдолатенским вещам, изготовленным на мес¬
те по латенским образцам. Подобная форма перстней часто
встречается в крымских могильниках первых веков нашей
эры.
IV	— перстни из плоской в сечении проволоки с круглым
или ромбовидным щитком, украшенным орнаментом из врез¬
ных линий (табл. XIII, 5—7). Подобный тип перстней имеет¬
ся в скифских памятниках Крыма середины I тыс. до н. э.,
известны они и в некрополе Неаполя Скифского47.
V—перстни из плоской в сечении проволоки, на концах —
украшения в виде змеиных головок (табл. XIII, 8).
42

VI — стеклянные перстни. Два перстня из разноцветных
перевитых нитей были обнаружены в погребении № 134
(табл. XIII, 9). Такие перстни известны в .материалах некро¬
полей античных городов Северного Причерноморья48.
Перстни были дешевым и массовым украшением, широко
распространенным как среди «варварского», так и греческого
населения Крыма. В Херсонесе обнаружены помещения с пла¬
вильными печами, тигли, литейные формы для перстней49.
К жителям, оставившим могильник у с. Заветное, попадали,
видимо, перстни херсонесского производства и других гречес¬
ких центров Северного Причерноморья.
Бусы. Они являлись самым многочисленным материалом
могильника, присутствовали в 80% мужских и женских по¬
гребений. Всего обнаружено до 5 тыс. бусин и 3 тыс. бисе¬
рин. Большинство бус входило в состав ожерелий. Применя¬
лись они и для украшения одежды, из бус делали браслеты
и застежки. Разнообразные по форме (18 разновидностей)
и материалу (11 видов) они были непременным украшением
как мужской, так и женской одежды.
Таблица 2. Бусы из могильника у с. Заветное
Форма бус
Материал
1
2'
3
4
5
6
7
8
9
10
и
I Округло-шаровидная
+
+
+
+
+
+
+
+
+
+
+
II Колесообразная
+
+
III Бочковидная
+
+
+
+
+
IV Плоско-овальная
+
+
н-
+
V Округло-ребристая
+
+
+
+
VI Усеченно-биконическая
+
+
+
+
+
VII Цилиндрическая
+
+
+
VIII Цилиндрическая короткая
+
+
IX Цилиндрическая шести¬
гранная
+
+
X Цилиндрическая с пере¬
тяжкой
+
+
+
+
XI Шаровидная спаянная
+
XII Рифленая сегментовидная
+
XIII Бочковидная с двумя пе¬
ретяжками
+
Ч-
-Ь
+
XIV Бугристая
+
+
XV Каплевидная
+
+
XVI Трапециевидная
+
XVII Усеченно-пирамидальная
+
XVIII Усеченно-коническая реб¬
ристая
+
Условные обозначения: 1 — стекло; 2 — сердолик; 3 — египетский фаянс;
4 — гагат; 5 — янтарь; 6 — хрусталь; 7 — халцедон; 8>—алебастр;
9 — бронза; 10 — глухое стекло; 11 — стекло с внутренней позолотой.
43

Как видим, бусы из стекла и гагата имели разнообразную
форму. Они были в ходу на протяжении всего существования
могильника. В погребениях I—II вв. часто встречаются оже¬
релья из полудрагоценных камней. В погребении № 5 обна¬
ружены: ожерелье из 33 хрустальных плоско-овальных бус
разных размеров (в длину до 2,5 см) и ожерелье из двад¬
цати четырех сердоликовых бусин. В погребениях №№ 7, 17,
54, 93, 134 найдены сердоликовые ожерелья; в №№ 95, 134,
148 — ожерелья из халцедоновых и хрустальных бусин.
Бусы и мелкий бисер использовались для украшения
одежды: в погребении № 14 на груди найдено 547 мелких
стеклянных бус с внутренней позолотой; в погребении № 32—
более 300 стеклянных бус. В погребениях №№ 57, 91, 151,
243, 280, 287 мелкий резаный бисер из глухого стекла и га¬
гата был нашит на подол одежды, а в погребениях №№ 99,
286 бусами были обшиты манжеты платья. В погребении
№ 245 низкой бус были связаны ноги погребенного. Мелкий
стеклянный бисер украшал пояс погребенного в моги¬
ле № 117. В погребениях №№ 9, 16, 36, 43, 58, 65, 93, 150,
182, 133 набор бус в ожерельях был разнообразен: из стек¬
ла, сердолика, халцедона, гагата, алебастра, янтаря. Бога¬
тый инвентарь говорит о том, что захоронения принадлежа¬
ли состоятельным людям.
Полихромные бусы из глухого стекла можно разделить
на три типа:
I.	Округло-шаровидные с пятнистым орнаментом — на
желтом фоне черные крапинки (погр. № 6), на черном фоне
желтые, красные и голубые крапинки (погр. №№ 116, 148).
E. М. Алексеева датирует их I—II вв .50
II.	Цилиндрические и бочковидные с геометрическим ор¬
наментом. Такие бусы бытуют продолжительное время. Они
использовались как застежки и как культовые предметы51.
Бусы цилиндрической и бочкообразной формы были сде¬
ланы из разноцветных спиральных нитей (погр. №№ 6, 40,
62, 99, 148). В мужском погребении № 146 найдены бусы с
рисунком в виде нитей серого цвета, соединенных в центре
веточкой, и бусы из желтых, зеленых и коричневых нитей.
Бусы такой техники изготовления появляются в Северном
Причерноморье на рубеже нашей эры52. Дольчатые бусы из
глухого стекла светло-зеленого цвета имели орнамент из
лучеобразных линий и восьмилучевых звезд белого цвета
(погр. №№ 16 и 116).
III.	Глазчатые бусы округлой или бочкообразной формы
двух разновидностей — с плоскими и выпуклыми глазками.
В погребение клалось по одной — две бусины. Всего в мо¬
гильнике найдено 20 глазчатых бусин. Наиболее распростра¬
ненными в I—II вв. н. э. были бусы зеленого цвета с опреде¬
44

ленным орнаментом — на белом диске выпуклые синие глаз¬
ки (погр. №№ 6, 16, 21, 37, 148) —или синего цвета с орна¬
ментом—на белом диске синие выпуклые или плоские глазки
(погр. №№ 7, 62, 101). В погребении № 124 обнаружены бу¬
сины с орнаментом — на синем фоне желтые глазки, в погре¬
бении №№ 124, 165—на черном фоне белые глазки на жел¬
том диске.
Вариантом глазчатых бус являются бусы, усложненные
дополнительным орнаментом из цветных нитей. В погребе¬
нии №100 найдены бусы с синими глазками на желтом диске,
окруженными ромбическими желтыми линиями. В погребе¬
нии № 108 — бусы с орнаментом: на черном фоне желтые
глазки и полосы. Они датируются I—II вв. н.э.53 Большин¬
ство исследователей предполагают, что глазчатые бусы слу¬
жили оберегами от сглаза54. Бусы и бисер из прозрачного
стекла — самый многочисленный материал из могильника.
Здесь найдено 1600 экз. бус и 300 экз. бисерин.
Бусы из полудрагоценных камней — сердолика, халцедо¬
на, горного хрусталя составляют ожерелья или находятся в
погребении в одном—двух экземплярах, иногда ожерелья со¬
ставлены из бус разного материала. Так, например, сердо¬
ликовые бусы часто сочетаются с гагатовыми. В могильнике
обнаружено около 600 сердоликовых бусин, они имеют шаро¬
видную или бочкобразную форму. В погребениях №№ 7, 8,
17, 37, 54, 93, 97, 134, 206, 213, 275 обнаружены ожерелья
из сердолика. Халцедоновых бус около 50 экземпляров. Они
были включены в ожерелья из другого материала или явля¬
лись пуговицами. Дисковидные халцедоновые бусы (диамет¬
ром 3 см) из погребений №№ 43, 182, возможно, использова¬
лись как пряслица. Хрустальные бусы очень редки, обычно в
могилах находят по одной — две бусины. Янтарных бус най¬
дено более 660 экземпляров, из них 380 мелкого резаного би¬
сера. Ожерелья из плоско-овальных и бочкообразных бусин
были в богатых погребениях (№№ 52, 55, 63, 65, 91, 115, 143,
217, 284), в рядовых погребениях находки их единичны.
Наиболее многочисленны и разнообразны по форме гага¬
товые бусы и бисер. Обнаружено 500 бусин и 650 бисерин,
которыми украшалась одежда, обшивались пояса. В погре¬
бениях №№ 9, 16, 30, 42, 51, 111, 155, 125, 146 из гагата были
составлены ожерелья. Нередко они входили в состав оже¬
релья из бус другого материала — янтаря, сердолика, стекла
с внутренней позолотой (погр. №№ 4, 8, 9, 16, 36, 42, 52, 137).
Все вышеописанные бусы были привозными. Но стеклян¬
ные изготавливались в Северном Причерноморье. В Танаисе
и Фанагории обнаружены отливки стеклянных бус55.
Отмечено, что бусы из полудрагоценных камней находи¬
лись в большинстве своем в погребениях I—II вв.; в более
45

позднее время превалировали бусы из прозрачного и глухого
стекла.
Бусы из египетского фаянса в могильнике встречаются
редко: в погребении № 15 был обнаружен набор украше¬
ний— скарабей, пять подвесок, изображающих фигурки ле¬
жащих львов на плакетке, и 16 каннелированных бусин.
В погребении № 16 найдены фаллические подвески, сдвоен¬
ные ведерки, львы на плакетках; в № 133 — лев; № 57 —
Медуза-Горгона; № 218 — виноградная гроздь. Подвески из
египетского фаянса находились в погребениях с богатым по¬
гребальным инвентарем. Рифленые бусы найдены в погребе¬
ниях №№ 16, 17, 50, 54, 123, 133, 148, 157, 165, 175, 192, 216.
Бронзовые каннелированные биконичеекие бусины были
найдены в 10 погребениях по два—четыре экземпляра, ре¬
же— по одной бусине (погр. №№ 11, 16, 55, 75, 108, 144, 154,
186, 243, 279). Видимо, они являлись не столько бусами,
сколько застежками.
Меловые бусы встречаются как единичные находки, так и
в составе ожерелий. Они имеют цилиндрическую, колесооб¬
разную и бочкообразную форму. В погребении № 294 найде¬
но ожерелье из меловых бус, в остальных — единичные бу¬
сины (№№ 5, 151, 174, 214, 175, 170, 182, 183).
Таким образом, бусы могильника являются датирующим
материалом, а также свидетельством торговых связей и куль¬
товых представлений населения рассматриваемого региона.
Они дают представление о моде украшать бусами подол и
манжеты женской одежды, делать из бус браслеты, что ха¬
рактерно для сарматской культуры первых веков нашей
эры 56.
Подвески. Они присутствовали в погребениях №№ 195,
216, 286. В погребении № 216 были обнаружены на грудных
костях и представляли собой гофрированные трубочки, к ко¬
торым были прикреплены листики из тонкого золота с края¬
ми, украшенными ложной зернью. Иногда к гофрированной
трубочке прикреплялась конусовидная четырехгранная при¬
веска из тонкой золотой пластины (погр. № 286). Аналогии
известны в Херсонесском некрополе и других центрах Север¬
ного Причерноморья57. Подвески из пластины подтреуголь¬
ной формы со штампованным изображением амфоры обна¬
ружены в погребении № 195. Чаще всего подвески находи¬
лись в области груди погребенного.
Диадемы. Фрагменты диадем найдены в погребениях
№№ 93, 195. В первом от диадемы сохранились две длинные
узкие золотые полоски с крючочками на суженных концах,
поверхность лент украшена прямыми пересекающимися врез¬
ными линиями (табл. XII, 6). Такие венчики широко бытова¬
ли в Херсонесе. В других причерноморских центрах они
46

встречаются редко. Н. В. Пятышева считает, что этот тип
венчиков был заимствован из Средиземноморья58. К полос¬
кам прикреплялись две овальные подвесочки: в золотую
оправу вставлены альмандин и стекло синего цвета. Диаде¬
мы с подобными украшениями встречены на Боспоре и в бо¬
лее раннее время, во II в. до н. э.59
Детали от головного убора были обнаружены в погребе¬
нии № 195. Видимо, он украшал голову вместе с погребаль¬
ным венком, сделанным из тонкого листового золота. На трех
сердоликовых овальных подвесках, вставленных в золотую,
также овальную, оправу, вырезаны геммы, изображающие
плящущего Сатира и руку, держащую мак и колос. Геммы
имеют аналоги среди материалов Северного Причерно¬
морья60. Одна подвеска без геммы была из стекловидной
массы.
Погребальный венок в виде листьев сельдерея находился
на черепе погребенного в могиле № 65 (табл. XII, 1). Погре¬
бальные венки характерны для Боспора и в меньшей степе¬
ни — для Херсонеса61.
Золотые медальоны. В мужском погребении № 254 на
грудных костях обнаружена круглая золотая дутая буси¬
на, украшенная орнаментом в виде сердечек, заполненных
белой пастой. К бусине прикреплен медальон из сердолика
дисковидной формы, оправленный в золотую кайму, орнамен¬
тированную так же, как и бусина. На лицевой стороне ме¬
дальона— четыре перекрещивающиеся сканные нити, в
местах скрещивания украшенные шишечкой. Медальон под¬
вешивался за две золотые петельки. У кисти правой руки по¬
гребенного лежала железная стрелка. Аналога нашему ме¬
дальону подыскать не удалось. Круглые золотые медальоны
были широко распространены в Северном Причерноморье в
первые века нашей эры. Нередко на них изображались со¬
лярные символы или бог Солнца Гелиос62. Форма и мате¬
риал заветнинского медальона заставляют предполагать, что
и он имел солярную символику. В погребении № 286 найден
медальон в виде лунницы, со стеклянной круглой вставкой
посередине и с зернью по краям, имеющий аналоги в крым¬
ских могильниках63. Такие медальоны — предметы лунного
культа.
В некоторых погребениях найдены мелкие нашивные зо¬
лотые штампованные бляшки разных форм и трубочки-про-
низки (табл. ХІІ, 7—5).
Подвески в виде сдвоенных ведерок из погребения № 93
имеют аналоги в причерноморском материале64. Они изготов¬
лялись из золота, бронзы, египетской пасты.
Ключи, шкатулки. Признаками социального неравенства,
углубления процесса личного обогащения являются находки
47

в погребениях ключей и запирающихся на замок шкатулок —
символов частной собственности. Они найдены в погребени¬
ях №№ 3, 33, 43, 99, 103, 151, 183, 194, 211, 225, 236, 254, 286,
294. По остаткам деревянной трухи, оклада из бронзовых
пластинок и скобочек для прикрепления крышки восстанав¬
ливаются размеры и форма шкатулок — 20X23,5 см
(табл. XIV, 1—2, 7—8). В погребении № 286 шкатулка нахо¬
дилась в подбойчике, слева от головы погребенного, в замоч¬
ную скважину был вставлен ключ. На деревянный короб
гвоздиками со сферической головкой прибивалась четырех¬
угольная пластина с прорезью в центре замка, а крышка
скреплялась петлями. Содержание шкатулок различно.
Это — пряслица (№№	216, 217), розовая краска, мел
(погр. №№ 183, 216, 217, 225, 286), створка устрицы (погр.
№ 183), бальзамарии (погр. №№ 216, 286), зеркала-привески
(погр. №№ 183, 225). В погребении № 99 в шкатулке, стояв¬
шей в ногах погребенного, находилось 8 монет: семь херсо-
несских оболов и один тетрассарий I в. н.э. В погребении
№ 43 шкатулка содержала флакончик-амфориск, три фибу¬
лы, скорлупу грецкого ореха, наперсток, шпильку и четыре
детских браслета. В погребении № 233 в шкатулке, стоявшей
у головы погребенного, находились две курильницы из не¬
обожженной глины.
Ключи от шкатулок представлены двумя типами: ключи с
колечком и небольшой бородкой с двумя пазами (табл. XIV,
3—4) и ключи-гермы со стилизованным изображением бога
торговли Гермеса (табл. XIV, 5—6), изготовленные способом
литья. Замки предназначались для небольших шкатулок, ши¬
роко бытовавших в рассматриваемое время как в греческих
городах, так и у жителей позднескифского государства65.
Все они были (помещены в погребения с богатым инвен¬
тарем.
Предметы культа. Среди погребального инвентаря Завет-
нинского могильника найдено большое количество амулетов
органического происхождения и специально изготовленных в
виде ритуальных подвесок. Гальки с отверстием были обна¬
ружены в погребениях №№ 34, 194, 236, 295. Круглые галь¬
ки-окатыши вместе с золой и обгорелыми костями лежали на
жертвеннике около погребения № 286. Аналогичные амулеты
бытовали у многих народов и в разное время. Просверлен¬
ная косточка человека была обнаружена в погребении № 194.
Примеры ношения человеческих костей как амулетов также
широко известны.
Интересный ритуал прослежен в погребении № 184. Здесь
череп погребенного был осыпан раковинами травяных ули¬
ток. Улитки были положены или как напутственная пища (на
городище они обнаружены в большом количестве) или как
48

Таблица XIV. Металлические детали от шкатулок и ключи
4 Зак. 6.
Таблица XV. Бронзовые подвески из могильника
'	49

ритуальные предметы — спираль панцыря улитки считалась
символом смерти и возрождения.
Во всех крымских могильниках, синхронных Заветнинско-
му, есть бронзовые литые подвески-амулеты в виде фигурок
людей, птичек, топориков. В качестве оберегов их носили и
при жизни, т. к. они иногда входили в ожерелья бус. Брон¬
зовые «человечки» найдены только в детских погребениях
(табл. XV, 4—6). Подвески-птички, вероятно, изображали
голубя; в греческой мифологии — символ Афродиты, связан¬
ный и с загробным культом (табл. XV, 1—<?). В погребениях
№№ 20, 93 обнаружены подвески-топорики, повторяющие
форму реальных инструментов. Культ топора известен в При¬
черноморье и Средиземноморье. Исследователи связывают
его с культом плодородия66. Подвески встречаются в сармат¬
ских погребениях Поднепровья и Прикубанья, в некрополях
античных центров и их округ. Такое широкое их распростра¬
нение в разноэтничных памятниках свидетельствует, по-види¬
мому, о сходных верованиях.
Амулеты из египетского фаянса обнаружены в погребе¬
ниях №№ И, 16, 15, 24, 50, 207. Это скарабеи, лев на пла¬
кетке, фаллические изображения, Горгона и сдвоенные ве¬
дерки. Могилы, в которых они были найдены, отличались
разнообразным инвентарем. В погребениях №№ 15, 16 был
целый набор таких привесок, встреченный в других синхрон¬
ных некрополях. В связи с этим высказывалось предполо¬
жение, что они клались в могилы тех людей, которые покло¬
нялись египетским божествам67. Вряд ли с этим можно со¬
гласиться. Видимо, местному населению было известно зна¬
чение египетских символов, отраженных в изображениях на
подвесках, и оно соответствовало их культовым представле¬
ниям.
Культ льва известен в Египте с глубокой древности. Ско¬
рее всего, его изображение клалось в погребение как оберег.
Скарабеи в египетской мифологии олицетворяли жизнь и ее
возрождение. У народов Средней Азии жук до недавнего
времени тоже наделялся сакральными свойствами и приме¬
нялся как талисман, способствующий деторождению68. Сим¬
волом плодородия является и изображение фалла. С хтони-
ческим культом связана Горгона-Медуза—богиня подземно¬
го мира69. Двойные ведерки мы с большой осторожностью
связываем с культом Диоскуров, символизирующих смену
Света и Тьмы, Жизни и Смерти70. Их почитали и в Неаполе
Скифском 71.
Колечки бронзовые с тройными шишечками или утолще¬
ниями-рубчиками по ободу и ажурные бронзовые привески
(табл. XVI, I, 4) бытовали не только в Северном Причерно¬
морье, но и далеко за его пределами. Северная граница их
50

Таблица XVI. Бронзовые предметы из погребения № 294
распространения — Смоленская и Рязанская области — бас¬
сейны реки Оки и верхней Волги72. В Крыму, в Прикубанье
и на Кавказе они встречены во многих погребениях первых
веков нашей эры. На территории обитания скифских племен
появились в V—IV вв. до н.э.73 Многие исследователи счи¬
тают их западным импортом и называют браслетами. Одна¬
ко латенские браслеты отличаются размером и формой:
вместо утолщений или круглых шишечек у них прямоуголь¬
ные зубцы или гофрированная поверхность. Сравнительно
много колечек с шишечками было обнаружено на могильнике
Молога II у Белгорода-Днестровского. Исследователи назы¬
вают их кольцами-амулетами. В одно колечко с шишечками
вставлена розетка, имеющая, вероятно, солярный символ74.
Такие колечки изготовлялись и на территории Северного
Причерноморья; формы для их отливки были найдены в
Херсонесе и Ольвии75.
В могильнике у с. Заветное в 24 погребениях обнаруже¬
но 33 колечка с шишечками, лежавших в разных местах мо¬
гил, что исключает их утилитарное применение. В могиле
обычно было по одному кольцу; в погребениях №№ 9, 10, 16,
43, 48, 182, 189 их найдено по два—три. Датировка могил,
51

в которых найдены колечки — I—II вв., только погребения
№№ 9, 208, 243 относятся к II—III вв.
В Заветнинском могильнике обнаружено три браслета
латенского облика (погр. №№ 189, 190, 294). В последнем
погребении браслет был положен в мешочек вместе с пред¬
метами ритуального назначения—зеркалом-подвеской, ажур¬
ной привеской и кольцом из круглого жгута проволоки
(табл. XVI, 1—5),
Кольца с шишечками, по-видимому, семантически связа¬
ны с ажурными бронзовыми литыми привесками с круглой
петелькой для подвешивания и каплевидным отростком на
противоположном конце (табл. XVI, 1). Подобные привески
встречались не только в могильниках, но и на городищах76.
Они найдены в погребениях №№ 75, 137, 294, I—II вв. н.э., и
№№ 210, 214, II—III вв. Независимо от количества состав¬
ляющих колец и шишечек на них все они имеют шаровидную
или яйцевидную форму.
Подобные предметы в форме додекаедра с шишечками по
углам были обнаружены в галынтадтских и кельтских мо¬
гильниках. Исследователи считают их магическими привеска¬
ми, связанными с изображением Вселенной, и называют
«карманным микрокосмосом»77. Нами высказывалось пред¬
положение, что и ажурные привески можно связать с аст¬
ральными культами78. Подтверждает это предположение
описанный выше инвентарь погребения № 294: все предметы,
найденные в мешочке у правой руки погребенной, были свя¬
заны с этими культами (табл. XVI, 1—5).
Колокольчики. Были найдены в десяти погребениях.
В погребениях №№ 148, 150, 210 обнаружено по три коло¬
кольчика, в остальных — по одному. Местоположение их не¬
устойчиво: в погребениях №№ 43, 148, 215 — у правой руки,
№ 294 — у левой, № 210 — в области грудных костей, № 135—
в глиняной чашечке у головы, № 150 — в ногах, № 135 — на
земляной полочке у южной стенки могильной ямы. Коло¬
кольчики, как правило, бронзовые, иногда с примесью сереб¬
ра, била — железные.
Форма колокольчиков трех типов:	колоколовидная с
отогнутым краем, полусферическая и пирамидальная с «нож¬
ками» по четырем углам (табл. XVII, 1—6).
О назначении колокольчиков в погребении нет единого
мнения. Предполагают, что они использовались в качестве
украшения79. Большинство исследователей склонны считать
их ритуальными предметами. Как апотропеи колокольчики
известны в Египте, Греции, Риме. Главная их цель — отвра¬
щать своим звоном враждебные погребенному силы. Маги¬
ческое значение имела, по-видимому, и форма колокольчи¬
ка80. Интересно отметить, что все колокольчики Заветнин-
52

I
Л
ш
0 Зсм
Таблица XVII. Колокольчики из могильника
ского могильника, как и других синхронных могильников
Крыма, были найдены в женских или детских погребениях.
Зеркала. Зеркала, положенные с погребенным, имели,
обычно, религиозно-магическое значение. Выделяются четы¬
ре типа:
I.	Зеркала диаметром 19—20 см с валиком по бортику и
шишечкой в центре (погр. №№ 8, 232).
II.	Зеркала с гладкой поверхностью и плоским диском.
Они клались в ноги погребенного разломанными — обычай,
наблюдаемый у сарматов (погр. №№ 32, 64, 65, 93, 104,
194) 81.
Таблица XVIII. Зеркала-подвески из могильника
53

III.	Зеркало из погребения № 93 из двух деталей — плос¬
кого диска, украшенного пятью концентрическими врезными
бороздками, и рельефной ручки в виде «палицы Геракла».
Аналогичные зеркала известны среди материалов могильни¬
ков Северного Причерноморья, Нижнего Поволжья и При-
донья. Центр изготовления — Южная Италия, датируются
они II в. н. э.82
IV.	Зеркала-подвески из светлого сплава или бронзы диа¬
метром 3,5—4,0 см с петелькой для подвешивания и рельеф¬
ным орнаментом на оборотной стороне (табл. XVIII, 1—//).
Им посвящена значительная часть специальной литературы83.
Они обычно находились с левой стороны у груди погребенно¬
го, орнаментом вверх, иногда были положены в шкатулку,
мешочек, лепную миску (погр.№№ 22, 213, 294). В погребени¬
ях №№ 108, 150 были обнаружены фрагменты зеркал. Изо¬
браженный на зеркалах орнамент делится на следующие
группы: 1—круг или концентрические круги; 2 — лучи, от¬
ходящие от центра; 3 — гаммированные знаки; 4 — «птичьи
лапки»; 5 — «птичьи лапки» с лучами; 6 — «птичьи лапки»
с гаммированными знаками; 7 — с утолщением в центре и
валиком по краю. Несомненно, нанесенный на зеркала орна¬
мент имел культовое значение. Три первые группы орнамен¬
та можно объединить по своему значению с чисто солярны¬
ми эмблемами84. Сложный орнамент четвертой — шестой
групп толкуется исследователями по-разному — как символы
воды, жизни и как фаллические символы85. Таким образом,
семантику орнамента на зеркалах можно трактовать одно¬
значно— как символ плодородия, жизненного начала. Инте¬
ресные аналогии орнаменту на зеркалах прослежены на гли¬
няных штампах, найденных в Танаисе, которые служили для
нанесения орнамента на ритуальные хлебцы86. Орнаменты,
названные Д. Б. Шеловым бессодержательными, имели, ви¬
димо, тот же смысл, что и орнаменты зеркал-подвесок, т. е.
являлись символами плодородия.
Зеркала-подвески с рельефным орнаментом встречаются
в пределах обитания сарматских племен, единичные находки
известны на Кавказе87. Они найдены в пантикапейском и
танаисском некрополях, в Херсонесе, в могильнике Неаполя
Скифского. Большое количество зеркал с одинаковым орна¬
ментом может свидетельствовать о наличии мастерских или
мастеров, изготовлявших такие зеркала88.
Стеклянная посуда. Тонкостенный цилиндрический стакан
из погребения № 284 сделан из прозрачного голубого стекла.
Высота тулова — 7,2 см. Стенки прямые, в нижней части ско¬
шенные под углом к кольцевой подставке. Редкие аналоги
имеются среди боспорского и ольвийского стекла. Стакан об¬
наружен с материалом II в. н.э. Найден канфар из зеленова¬
54

того толстого стекла с выпуклым туловом. Ножка кольце¬
вая, венчик отогнут, под ним валик, высота 9 см. Он обна¬
ружен в погребении № 216, II—III вв. н. э., вместе с бальза-
марием в ногах погребенного.
Бальзамарии. Бальзамарии с высоким цилиндрическим
горлом, слегка расширяющимся кверху, и коническим корпу¬
сом обнаружены в погребениях №№ 216, 286, 294 (табл. XIX,
1—4). Высота их от 9,0 до 11,5 см. Стекло голубоватое, тон¬
кое, прозрачное. Три бальзамария (табл. XIX, 1, 2, 4), по'
классификации Н. 3. Куниной, Н. ГТ. Сорокиной, относятся
к группе II, варианту Г и датируются I — началом II в.89
Возможно, они херсонесского происхождения. Один бальза-
марий относится этими же исследователями к группе II, ва¬
рианту Д и датируется II—III вв. н. э. (табл. XIX, 3). В погре¬
бении № 286 бальзамарий находился в тайнике, а в погре¬
бениях №№ 216 и 294 был положен в шкатулку. Считаем, что
бальзамарии имели как ритуальное, так и утилитарное зна¬
чение— в них хранились благовония. Они обнаружены толь¬
ко в богатых погребениях.
Флаконы. В могильнике найдено три флакона (погр.
№№ 20, 43, 99). Так же как и бальзамарии, они находились
в богатых погребениях. Флакон высотой 5 см из погребения
№ 20 с шаровидным туловом, цилиндрическим, довольно ко¬
ротким горлом (табл. XIX, 5). Стекло флакона тонкое, про¬
зрачное. Такие флаконы известны в материалах боспорских
некрополей и в Херсонесе, датируются они I—II вв. н. э.90
Флакон-амфориск (высотой 7 см) из розового стекла с руч¬
ками желтого цвета, многогранным туловом, украшенным
рельефным орнаментом (табл. XIX, 6), был обнаружен в по¬
гребении № 43. Он лежал в ногах погребенной. Подобные
сирийские флаконы обнаружены в некрополе Пантикапея9І.
Сирийский кувшинчик (высотой 8 см) из погребения № 99
лежал в ногах погребенного в шкатулке вместе с херсонес-
скими монетами I в. н.э. Он изготовлен из розового стекла,
одноручный, тулово яйцевидное, каннелированное, венчик
слегка отогнут (табл. XIX, 7).
Орудия труда. Пряслица обнаружены в 35 погребениях.
Как правило, они клались у кисти левой руки погребенной,
нередко правая рука при этом была несколько согнута в
локте и положена кистью на кости таза. Такое положение
пряслиц редко нарушалось: в погребениях №№ 2, 221 они
находились между бедренными костями, в погребениях
№№ 3, 31—справа от черепа, № 54 — слева. В погребении
№ 294 пряслице лежало в шкатулке у ног погребенной.
Большинство пряслиц изготовлено из темно-серой или темно-
коричневой глины, поверхность чернолощеная. Два пряслица
были халцедоновые и одно алебастровое. Диаметр пряслиц
55

/
Е
Ш
Ш
¥
ж
Ш
Усеченно—
биконические
. Усеченно -
биконические
сплюснутые
Усеченно-
биконические
вытянутые
Усеченно¬
конические
Дискобанные
Шаровидные
Усеченно-
шаровидные
бочкообразные
/
Ф
2 '
а
а^)
1 ■ . 31·
Таблица XX. Пряслица из могильника
56

от 3,5 см до 4,0 см, высота — от 1,5 до 2,0 см. Форма боль¬
шинства— усеченно-биконическая с некоторыми вариантами
(табл. XX, 1—4). Встречены дисковидные, шаровидные и
бочкообразные пряслица (табл. XX, 5—9). Стенки трех пряс¬
лиц украшены процарапанными рисунками (табл. XX,
10—12). На пряслице из погребения № 14 нанесен сложный
рисунок: на одной стороне — всадник, перед ним схематичес¬
кое изображение собаки, нападающей на животное. Резной
орнамент на другой стороне пряслица изображает, по-види-
мому, пейзаж: у отверстия видны ломаные линии (горы?).
Возможно, здесь изображен пейзаж, окружающий охотника,
жившего в округе городища Алма-Кермен. Пряслице из по¬
гребения № 53 было украшено фигурами двух оленей с вет¬
вистыми рогами. В погребении № 156 в нижней части бико-
нического пряслица изображены животные, по-видимому, ло¬
шади. Пряслица с рисунками известны и в других могильни¬
ках Юго-Западного Крыма.
Ножи. Лезвия железных ножей были найдены, в 94 погре¬
бениях. Они обычно клались в миску вместе с жертвенной
пищей, находившуюся чаще всего у головы погребенного.
Известны случаи, когда ножи лежали у кистей рук (погр.
№№ ИЗ, 146, 177), рядом с тазовыми костями (погр. №№ 106,
107), у костей ног (погр. №№ 180, 223, 284). Обычная форма
ножа — с прямым лезвием и прямой либо округлой спинкой
(табл. XXI, 1—3). На некоторых черенках сохранились следы
деревянной рукоятки. В одном случае подобный нож имел
кольцевую рукоять (табл. XXI, 4). Размеры лезвий — от 4
до 15 см. Изредка встречались ножи серповидной формы
(табл. XXI, 5, 6).
Оселки — редкая находка в погребениях Заветнинского
могильника (погр. №№ 53, 150, 177, 227, 285). Они удлинен¬
ной прямоугольной формы с дырочкой для подвешивания,
изготовлены из мелкозернистого песчаника серого цвета
(табл. XXI, 7—9).
Бронзовые иглы найдены в погребениях №№ 3, 15, 129,
148, 212, 216, 240, 259, 278. В погребениях №№ 3, 5 они лежа¬
ли в тайнике у головы погребенного, в погребении № 216 —
в шкатулке, стоявшей в ногах, в погребении №212 у кистей
рук, лежавших на лобковых костях. Бронзовые наперстки,
форма которых за тысячелетия не изменилась, были обнару¬
жены в погребениях №№ 43, 135.
Железное кресало было найдено только в погребении
№ 107.
Вооружение представлено мечами, кинжалами и наконеч¬
никами стрел. В могильнике обнаружено два коротких меча
с кольцевым навершием (погр. №№ 102, 227), три длинных
обоюдоострых без перекрестия и навершия (погр. №№ 146,
57

Таблица XXI. Железные ножи и точильные камни из могильника
190,	287), два кинжала
с кольцевым навершием
(погр. №№ 146, 252). Мечи
с кольцевым навершием,
как правило, лежали у пра¬
вого бедра погребенных.
Общая длина мечей — 40—
49 см (табл. XXII, 1). На
рукоятке одного из них
имеются следы деревянной
обкладки; в нижней части
клинка две умбоновидные
бронзовые бляшки, очевид¬
но, заклепки от ножен. В
этом же погребении найде¬
ны две ромбовидные глаз¬
чатые бусины. Некоторые
исследователи считают, что
бусы, положенные рядом с
ожерельем, имели магичес¬
кое значение92. Мечи с
кольцевым навершием —
Таблица XXII.
Мечи и кинжалы из могильника
58

сарматское вооружение (были они обнаружены и на Бое-
поре), бытующее в Северном Причерноморье с I в до н.э.
по II в. н. э. Мечи в могиле лежали вплотную к правому бед¬
ру, что можно объяснить тем, что они клались прикреплен¬
ными к поясу или портупее, а при жизни обычно прикрепля¬
лись к ноге ремешком.
Кинжалы с кольцевым навершием размещались у левой
ноги погребенного (табл. XXII, 2). Длина лезвия— 19 и25см.>
Мечи без металлического навершия и перекрестия обнару¬
жены в трех погребениях (табл. XXII, 3, 4). В погребении
№ 146 три фрагмента широколезвийного обоюдоострого ме¬
ча (длина — 52 см), без перекрестия, с прямой рукояткой,
лежали наискосок между ног погребенного. На мече были
видны следы дерева от ножен и две медные заклепки; в мо¬
гиле он обнаружен вместе с кинжалом с кольцевым навер¬
шием. В'области пояса погребенного лежала четырехугольная
железная пряжка, видимо, с ее помощью прикреплялся меч.
В погребении № 196 найден железный двулезвийный меч без
перекрестия, длиной 50 см. Он лежал у левой руки погребен¬
ного. В погребении № 284 у левой бедренной кости — кинжал
или короткий меч с прямым штырем, без перекрестия, кли¬
нок двулезвийный, длина его 50 см. Между ног погребенного
находилась халцедоновая бусина.
Мечи и кинжалы без металлического навершия характер¬
ны для позднесарматских памятников. Они бытовали на об¬
ширной территории Восточной Европы и Средней Азии, ис¬
пользовались для конного боя и во II—III вв. господствовали
в сарматском вооружении, широко распространившись и в
Крыму93.
Стрелы. В могильнике обнаружено четыре железных че¬
решковых наконечника стрел — два лежали справа от меча
с кольцевым навершием в погребении № 102; в погребении
№ 261 такой же наконечник находился в черепе погребенно¬
го; в погребении № 150 — наконечник стрелы с ромбическими
лопастями лежал слева от бедренных костей погребенного.
Железные черешковые наконечники характерны для сармат¬
ского вооружения94.
Все типы оружия, обнаруженные в Заветнинском могиль¬
нике, характерны для сарматской культуры. С I в. до н. э.
сарматы расселяются на обширных территориях Евразий¬
ских степей, распространяя здесь и предметы вооружения.
В Крым сарматы проникают мирным путем. Мирное сосуще¬
ствование с греческими городами привело к снижению роли
воина как боевой единицы и привело к сокращению их чис¬
ленности. Этим и объясняется незначительное количество
оружия в погребениях, что характерно для всех могильников
Крыма, синхронных Заветнинскому могильнику.
59

Надмогильные памятники. В могильнике и вокруг него
было обнаружено 6 стел и 3 подставки для них. Заветнин-
ский могильник пока единственный в Юго-Западном Крыму,
где представлена такая большая коллекция разнообразных
надгробных памятников первых веков нашей эры, что хоро¬
шо видно из данных таблицы 3.
Таблица 3. Стелы Заветнинского могильника и городища Алма-Кермен
Си
Место находки, размер
погребения, м
Вооруже¬
ние
Детали
одежды
Культовые
предметы
Номе
стелы
1
2
3
4
5
6
7
8
9
1
Заветное, погр. № 146
1,11X0,26X0,18
+
н-
+
+
2
Заветное, в 120 м к югу
от могильника;
0,9X0,31X0,17
+
+
3
Заветное, погр. № 218
0,95X0,45X0,17
+
+
+
4
У Ю-В склона городища
Алма-Кермен;
0,75X0,43X0,13
+
+
+
+
5
Заветное, погр. № 263
0,68X0,45X0,1
+
6
Заветное, погр. № 265
0,61X0,3X0,13
+
Условные обозначения: 1 — копье; 2 — меч; 3 — щит; 4 — головной убор;
5 — ворот одежды; 6 — кафтан; 7 — гривна; 8 — ритон (правый, левый);
9 — сарматские знаки
Стелы обычно изображали мужчину с предметами воору¬
жения и культа (ритон, гривна). Большинство стел автор
считает изделиями сарматского монументального искусст¬
ва95. Мнение это разделяет и П. Н. Шульц, он пишет: «С об¬
ликом сарматов этого времени мы знакомимся по заветнин-
ским надгробным стелам»96.
Вопрос, кому воздвигались подобные памятники, ставился
в литературе. К. Ф. Смирнов считает, что стелы изображали
местные божества или родоначальников; П. Н. Шульц отно¬
сит их к изображениям племенных вождей; Б. Н. Граков и
Е. А. Попова считают изображениями героизированного
умершего97. К сожалению, скульптура ни в одном случае не
найдена in situ. Стела № 3 (см. табл. 3) была использована
как закладная плита могилы; стела № 5 — тоже вторичного
использования, она находилась в закладе подбойной моги¬
60

лы; стела № 4 найдена случайно на территории пашни, где *
были следы селища. Только стела № 1 обнаружена побли¬
зости от погребения № 146 и, видимо, ему принадлежала.
В могиле был найден костяк мужчины, захороненного с пред¬
метами вооружения — мечом с прямым перекрестием и но¬
жом-кинжалом с кольцевой рукояткой.
Сарматская скульптура могла развиваться под влиянием
скифской, но она имела свои оригинальные черты, что дало
возможность говорить об антропоморфизации религии и ис¬
кусства у сарматов, появлении у них монументальных скульп¬
турных форм98.
Все надгробные стелы хорошо известны исследователям.
Напомним их общие черты: им свойственны схематичность
исполнения, стилизация образов и изображенных предметов.
Но при стилевом единстве каждая стела имеет особенности—
стелы №№ 1, 4 Заветнинского могильника наиболее сходны
из-за изображенных на них ритонов, меча и копья (табл. 3).
Они, несомненно, изображают героизированного воина. Под¬
тверждают этот вывод сарматские знаки, высеченные на их
поверхности. Стела № 2, найденная на южной окраине мо¬
гильника, изображает обнаженного бородатого мужчину с
непропорционально большой головой; в его правой опущен¬
ной руке круглый предмет (щит?), в левой, поднятой над го¬
ловой, — копье. Можно предположить, что здесь объединены
два понятия — мужчины-воина и обожествленного героя, пра¬
родителя местного населения. Стела № 6 передает абстракт¬
ный образ умершего, без индивидуальной характеристики.
Стелы №№ 3, 5 не относятся к воинским монументам. На
них изображены ритуальные предметы: стела № 3 изображает
мужчину в длинном кафтане с треугольным вырезом на гру¬
ди, держащего в левой руке ритон. Редко встречаемая поза
позволяет предположить, что здесь сохранился лишь фраг¬
мент ритуальной сцены, остальные персонажи которой до нас
не дошли. Близкий описанному рельеф I—II вв. н.э. проис¬
ходит из Анапы, на нем изображена сцена побратимства.
Этот же мотив можно предположить и на нашем барельефе.
Стела № 5, схематически изображающая бородатого муж¬
чину в высоком колпаке с меховой опушкой и с гривной на
шее, относится к памятникам скифской скульптуры.
Определяя этнический состав населения позднескифского
государства в Крыму в первые века нашей эры, исследовате¬
ли в основном сходятся на том, что на скифское в своей
основе население оказывала влияние сарматская культура,
проникшая сюда и непосредственно с ее носителями, и в ре¬
зультате торговых и других контактов99. Сарматы в Крыму
впервые упоминаются на рубеже III—II вв. до н.э. в легенде
об Амаге и в декрете в честь Диофанта. В первые века нашей
61

эры сарматы, действуя как союзники то скифов, то Херсоне¬
са и Боспора, не только закрепляют свое политическое поло¬
жение, но, как нам представляется, становятся одной из ве¬
дущих этнических групп населения Юго-Западного Крыма.
Об этом свидетельствуют погребальный ритуал и инвентарь.
Судя по типам погребального сооружения, ритуалу погре¬
бения и погребальному инвентарю захоронения имели явные
черты сарматской культуры.
В последние века до нашей эры и в первые века нашей
эры по ритуалу захоронения и характеру погребальных со¬
оружений могильники Юго-Западного Крыма близки сармат¬
ским могильникам Поволжья — Саратовской и Волгоград¬
ской областей.
Основная масса заветнинских погребений имеет южную с
отклонениями ориентировку, характерную для сарматской
культуры прохоровского этапа.
Северная с отклонениями ориентировка господствует в
могильниках II—III вв. н.э. у с. Чернореченского под Сева¬
стополем, а в синхронном ему Скалистинском могильнике —
юго-западная.
По нашему мнению, на первом этапе проникновения сар¬
матов в Крым во II—I вв. до н.э. они принесли характерную
для них в то время южную ориентировку, которая и сохра¬
нилась в некоторых периферийных могильниках на протя¬
жении всего времени их существования, даже тогда, когда
вторая волна сарматского проникновения (первые века на¬
шей эры) принесла в Крым более позднюю северную с от¬
клонениями ориентировку, отразившуюся на погребальном
обряде некоторых крымских могильников. В III—IV вв. н.э.
такая ориентировка становится доминирующей. Возможно,
ориентировка погребенных в могильниках первых веков на¬
шей эры в сочетании с типами погребальных сооружений
свидетельствует о наличии сарматского населения в Юго-
Западном Крыму в первые века нашей» эры.
Об этом же говорят и особенности погребального обряда,
где сарматские черты преобладают над скифскими. В десяти
погребениях вместе с матерью был обнаружен младенец, в
трех случаях он лежал между ног матери, ориентированный
головой в противоположную сторону, — обычай, встречаю¬
щийся у сарматов прохоровского времени и в более поздних
сарматских захоронениях Нижнего Поволжья 10°.
В Заветнинском могильнике (погр. №№ 6, 7, 14, 63) об¬
наружены четыре женских погребения на правом боку с чуть
согнутыми ногами. Все они отличаются богатым набором
погребального инвентаря, среди которого есть предметы, ха¬
рактерные для сарматской культуры: зеркало прохоровского
типа, разломанное зеркало с тонким диском, сарматские ку¬
62

рильницы с валиками по тулову, известные в могильниках
Прикубанья, Поднепровья и Крыма 101. Известны в сармат¬
ских памятниках слабо скорченные костяки, причем хорони¬
ли таким образом только женщин 102. В Нижнем Поволжье
в первые века нашей эры 4% таких захоронений совершено
в прямоугольных удлиненных ямах 103. У сарматских племен
Северного Кавказа такое положение костяка бытует начиная
с савроматского времени 104. Исходя из изложенного, мы счи¬
таем, что указанные погребения начала I в. н.э. Заветнин-
ского могильника принадлежали знатным сарматским жен¬
щинам.
Одной из особенностей Заветнинского могильника являет¬
ся ритуал обертывания покойника в кошму — ритуал, харак¬
терный для могил I — начала II в. н.э., когда почти во всех
могилах отмечено ее присутствие. Всего же около 30% по¬
гребенных захоранивалось таким образом. В конце II в.
кошма сменяется колодой, которая характерна для плитовых
погребений могильника. И кошма, и колода характерны для
сарматских могильников Нижнего Поволжья и Орен¬
буржья 105.
Реже в качестве подстилок и подсыпок применялись дос¬
ки, зола, мел. Меловая подсыпка наблюдалась в семи погре¬
бениях, доски — в одном, зола —в двух, куски мела лежали
в пяти могилах, реальгар — в одной, сера — в трех, краска —
в восьми, кремень — в семи. Эти черты погребального обряда
не являются типично сарматскими: они были характерны и
для скифов, что объясняется, по-видимому, сходством рели¬
гиозных представлений, связанных с почитанием огня, кото¬
рый в погребальном ритуале имел значение очистительной
силы (об этом свидетельствуют письменные и археологичес¬
кие материалы106).
Показателями этнической принадлежности являются и
некоторые предметы погребального инвентаря, однако с уве¬
ренностью связать с той или иной этнической группировкой
можно лишь некоторые предметы, т. к. в начале нашей эры
культура населения позднескифского государства носила
смешанный характер и находилась под сильным влиянием
античной культуры, проникшей из греческих центров Север¬
ного Причерноморья.
Ярким этническим показателем является лепная керами¬
ка, которая в качестве погребального инвентаря применялась
редко. Большое количество ее фрагментов и целых горшков
было обнаружено на городище Алма-Кермен, которому при¬
надлежал могильник. Т. Н. Высотская выделяет ранние фор¬
мы керамики конца I в. до н.э. — I в. н.э. Керамика сохра¬
нила еще некоторые традиции скифской посуды: глину серо¬
го цвета, орнамент в виде треугольников. Посуда II—III вв.
63

близка по форме и обжигу к сарматской керамике: глина
коричневого или красного цвета, нередко имеет лощеную по¬
верхность. Лепная керамика изготовлялась на месте. Анали¬
зируя лепную керамику городища Алма-Кермен, Т. Н. Высот¬
ская приходит к выводу, что она значительно отличается от
керамики Неаполя Скифского и имеет много общих черт с
сарматской керамикой в районах их обитания, что говорит
о том, что в культурном отношении сарматский элемент играл
преобладающую роль 107.
В могильнике есть керамика типично сарматского облика,
но изготовленная на круге, — это сероглиняный сосуд из по¬
гребения № 8, в котором были и другие предметы сармат¬
ской культуры: зеркало с валиком прохоровского типа и ку¬
рильница с горизонтальными налепами. Сосуд имел шаро¬
видное тулово, венчик со сливом и небольшую петлевидную
ручку. Аналоги сосуду прослеживаются в Калиновском кур¬
ганном могильнике и в могильнике у с. Черебаевр, раскопан¬
ном И. В. Синицыным 108.
Сарматскими по происхождению можно считать и куриль¬
ницы. Форма их стандартна для территории Северного При¬
черноморья, Нижнего Поволжья, Прикубанья. Здесь встре¬
чены курильницы, аналогичные заветнинским. Помещение их
в могилы связывается с ритуалом очищения могилы огнем, а
также с возжиганием ароматических веществ 109.
В пределах обитания сарматских племен во II—III вв.
н. э. распространены так называемые сарматские зеркала с
ручкой-петелькой, бронзовые или из светлого сплава с симво¬
лическим солярным или тамгообразным орнаментом на обо¬
ротной стороне. Наиболее плотная их концентрация наблю¬
дается в Крыму, особенно в его юго-западной части — в мо¬
гильнике Неаполя Скифского (38 экз.), в Заветнинском мо¬
гильнике (26 экз.), в могильнике Бельбек IV (более 30 экз.).
Встречаются они в Пантикапейском и Танаисском некрополе,
в Ольвии найден штамп для их изготовления. Перечень и
подробное описание зеркал даны в книге В. С. Драчука110.
Исследователь акцентирует внимание на солярном значении
орнамента, трактуя зеркала как оберег. Сарматские же зна¬
ки на них — прямое свидетельство принадлежности этих
предметов сарматской культуре. Интересно отметить, что в
синхронных могильниках Восточного Крыма, оставленных
греками-боспорянами, сарматских зеркал с боковым ушком
не обнаружено. Единичны они и в Херсонесе П1.
В материалах Заветнинского могильника найдено еще два
типа зеркал, которые связываются исследователями с сар¬
матским этносом. Это зеркала прохоровского типа, обнару¬
женные в богатых погребениях №№ 8, 235. Погребальный
инвентарь их отличается большой пышностью, видимо, моги¬
64

лы принадлежали богатым сарматским женщинам. Другой
тип зеркал — с плоским тонким диском — возлагался обычно
в ноги погребенной в разломанном состоянии. Этот обычай
наблюдался у сарматов с прохоровского времени.
В первые века нашей эры на обширной территории рас¬
пространилось оружие сарматского типа. Мечи и кинжалы
вместе с сарматами проникли далеко на запад, с I в. до н.э.
они известны в Крыму.
Для определения того, является ли оружие сарматского
облика этническим признаком, или население, оставившее
Заветнинский могильник, заимствовало его у сарматов, рас¬
смотрим погребальные комплексы, в составе которых было
указанное вооружение.
Таблица 4. Погребальные комплексы с оружием из Заветнинского
могильника
Номер
погре¬
бения
Тип оружия
Дата
погре¬
бения
Тип
погребального
сооружения
Ориенти¬
ровка по¬
гребенного
Сопровождающий
материал
102
Меч с кольце¬
вым навершием
II—
III вв.
Не установлен
Ю-3
Бусы, ключ,
перстень, фибула
146
Меч с прямым
перекрестием
II в.
Подбой, по¬
вторное по¬
гребение
Ю-3
Перстень, бисер,
фибула, нож, же¬
лезная пряжка
150
Наконечник
дротика, стрела
II в.
Подбой, по¬
вторное по¬
гребение
Ю-3
Фибула, две
пряжки, оселок,
нож, три коло¬
кольчика, астра¬
галы
190
Меч с прямым
перекрестием
II в.
В засыпи
Ю-3
—
227
Меч с кольце¬
вым навершием
II в.
Подбой
Ю-3
Оселок, кресало,
«чертов палец»,
глазчатые бусы
252
Кинжал с
кольцевым на¬
вершием
II в.
Подбой
Ю-3
Фибула, кольцо
круглопроволоч¬
ное, амфора
261
Стрела
II в.
Подбой с ко¬
лодой в нем
Ю-3
Кубок в миске,
стрела в черепе
284
Кинжал
II в.
Подбой двой¬
ной с триз¬
ной, кошмой,
углем, крем¬
нем
Ю-3
Амфора, стакан
стеклянный, пряж¬
ка, бусы, нож
1
Меч с коль¬
цевым на¬
вершием
1 в.
Не установлен
Ю-3
Курильница с
тремя валиками
по тулову
5 Зак. 6.
65

Как видим из таблицы, погребальные конструкции и ри¬
туал погребения несут явные черты сарматской культуры.
Сарматский облик имеет и инвентарь этих погребений. Рядом
с погребением № 146 в гумусном слое была обнаружена сте¬
ла, которую можно отнести к скульптуре сарматского круга.
Таким образом, сарматское вооружение в Заветнинском
могильнике сочеталось с другими признаками сарматской
культуры, что дает нам право предположить, что носителями
сарматского вооружения здесь были сарматы.
Из шести заветнинских стел три по стилю и по изобра¬
женному на них вооружению и сарматским знакам можно
отнести к памятникам сарматской монументальной скульп¬
туры. То, что на двух из них были высечены сарматские зна¬
ки, свидетельствует о принадлежности погребенного к знат¬
ному сарматскому роду. Того же мнения придерживается
П. Н. Шульц, относя скульптуру к изображению племенных
вождей 112.
Итак, источники, приведенные в работе, свидетельствуют
о том, что в районе р. Альмы, где расположен Заветнинекий
могильник, одним из основных этнических компонентов были
сарматы, которые ассимилировали местное скифское насе¬
ление.
1	Kennen П. Крымский сборник. СПб. 1887. С. 347.
2	Высотская Т. Н. Городище Алма-Кермен в Крыму//Археологія, Киів,
1970. Т. XXIV. С. 179-193.
3	Она же. Поздние скифы в Юго-Западном Крыму. Киев, 1972. С. 31—32.
4	Богданова Н. А. Погребальный обряд сельского населения поздне¬
скифского государства в Крыму // Археологические исследования на
юге Восточной Европы: Сб. М., 1982. С. 31—38.
5	Она же. Указ. соч. С. 98. Схема 2.
6	Троицкая Т. Н. Скифские погребения в курганах Крыма: Автореф.
канд. дис... Симферополь, 1954. С. 7; Яковенко Э. В. Скіфи східного
Крыму в V—III ст. до н. е. Киів, 1974. С. 34; Ольховский В. С. По¬
гребальные обряды населения степной Скифии (VII—III вв. до н. э.):
Автореф. канд. дис... М., 1979. С. 12; Высотская Т. Н. Поздние ски¬
фы... С. 88.
7	Дашевская О. Д. О таврской керамике с гребенчатым орнаментом
// СА. 1963. № 4. С. 206. Рис. 1.
8	Смирнов К. Ф. Сарматы на Илеке. М., 1975, С. 159.
9	Шелов Д. Б. Некрополь Танаиса//МИА. 1961. № 98. С. 94. Табл.
XLIX; Корпусова В. Н. Некрополь Золотое. Киев, 1983. С. 17—18;
Зубарь В. М. Некрополь Херсонеса Таврического I—IV вв. н. э. Киев,
1982. С. 13.
10	Кастанаян Е. Г. Грунтовые некрополи боспорских городов VI—IV вв.
до н. э. и местные их особенности//МИА. 1959. Вып. 69. С. 286.
11	Высотская Т. Н. Поздние скифы... С. 90.
12	Богданова Н. А. Погребальный обряд... С. 33.
13	Богданова Н. А., Гущина И. И., Лобода И. И. Могильник Скалистое
III в Юго-Западном Крыму//СА. 1976. № 4. С. 128.
14	Шелов Д. Б. Указ. соч. С. 86—87.
66

15 Богданова Н. А., Гущина И. И. Раскопки могильников первых вв. н. э.
в Юго-Западном Крыму в 1960—1961 гг.//СА. 1964. № 1. С. 320.
Рис. 2, L
16	Шелов Д. Б. Указ. соч. С. 88; Высотская Т. Н. Поздние скифы... О. 38;
Граков Б. Н. Каменское городище на Днепре //МИА. 1954. №36. С. 56.
17	Мошкова AÍ. Г. Памятники прохоровской культуры // САИ. М., 1963.
Вып. Д1—10. С. 22.
18	Смирнов К. Ф. Указ. соч. С. 162; Он же. Савроматы. М., 1964. С. 96;
Паровин-Пешикан М. А. Некрополь Ольвии эллинистического времени.
Киев, 1974. С. 59; Вязьмитина М. И. Золотобалковский могильник.
Киев, 1972. С. 120.
19	Книпович Т. Н. Краснолаковая керамика первых веков н. э. из раско¬
пок Боспорской экспедиции 1935—1940 гг. // МИА. 1952.	№ 25.
С. 289—326; Кадеев В. И. Очерки истории экономики Херсонеса в
I—IV вв. н. э. Харьков, 1970. С. 77—79, 95; Высотская Т. Н. Указ.
соч. С. 120. Рис. 31, 32; Гущина И. И. О локальных особенностях куль¬
туры населения Бельбекской долины Крыма в первых вв. н. э.// Архео¬
логические исследования на юге Восточной Европы: Сб. /Труды ГИМ.
М., 1982. С. 21—22.
20	Книпович Т. Н. Указ. соч. С. 299.
21	Кадеев В. И. Указ. соч. С. 82.
22	Зеест И. Б. Керамическая тара Боспора//МИА. М., 1960. № 83. С. 118.
Табл.'XXXVIЛ. Рис. 94а.
23	Высотская Т. Н. Ліпная керамика городища Алма-Кермен//Археоло¬
гія, КиТв, 1964, № XX. С. 185—195.
24	Смирнов К. Ф. Савроматы. С. 171.
25	Гущина И. И. Указ. соч. С. 22. Рис. 12, 17, 30.
26	Погребова Н. Н. Позднескифские городища на Нижнем Днепре//МИА.
1958. № 64. С. 133. Рис. 16, 3; С. 170. Рис. 27, 8; С. 184. Рис. 34.
27	Вязьмитина М. И. Золотобалковский могильник. Киев, 1972. С. 150.
Рис. 71, 5.
28	Смирнов К. Ф. Сарматы — огнепоклонники // Археология Северной и
Центральной Азии: Сб. Новосибирск, 1975. С. 158.
29	Высотская Т. Н. Культы и обряды поздних скифов//В ДИ. 1978. № 3.
С. 68.
30	Вязьмитина М. И. Золотая Балка. Киев, 1962. С. 101.
31	Смирнов К. Ф. Савроматы... С. 139. Табл. 10.
32	Толстов С. П., Воробьева М. Г., Раппопорт Ю. А. Работы Хорезмской
археолого-этнографической экспедиции в 1957 г. //МХЭ. М.,	1960,
Вып. 4. С. 27. Рис. 18, 5.
33	Граков Б. Н. Пережитки матриархата у сарматов//ВДИ. 1947. № 3.
С. 111.
34	Богданова Н. А. Скифские и сарматские стелы Заветнинского могиль¬
ника//СА. 1965. № 3. С. 233—234. Рис. 1, 2.
35	Погребова Н. Н. Мавзолей Неаполя Скифского//МИА. 1961. № 96.
С. 127. Рис. 30, 4; 32, 6.
36	Амброз А. К. Фибулы юга Европейской части СССР//САИ. М., 1966.
Вып. Д1—30.
37	Высотская Т. Н. Поздние скифы... С. 61. Рис. 19.
38	ГХМ, инв. № 22548; ГЭ, инв. № X1910, 70.
39	Гочева 3. Боги фракийцев и скифов по сведениям Геродота//Фра¬
кийские культурные связи: Сб. София, 1975. С. 149—151.
40	Кагаров Е. А. Культ фетишей, растений и животных в Древней Гре¬
ции. СПб., 1913.
41	Брайчевский М. Ю. Пастерьский скарб//Археологія, Киі'в, 1952. Т. VII.
С. 102. Рис. 1.
42	Корпусова В. Н. Указ. соч. С. 57. Рис. 16.
43	Horedt К. Die daciskhen SilberfuJide// Dacia. 1972. N 9. Fig. XII. 7.
67

44	Максимова М. И. Резные камни // Античные города Северного При¬
черноморья: Сб. М.; Л., 1955. С. 438.
45 Петренко В. Г. Украшения Скифии VII—III вв. до н. э.//САИ. М.,
1978. Вып. Д4—5. Табл. 51, 23, 24.
46	Кухаренко Ю. В. Распространение латенских вещей на территории
Восточной Европы//СА. 1959. № 1. С. 36.
47	Петренко В. Г. Указ. соч. Табл. 52, 14—16; Бабенчиков В. П. Некро¬
поль Неаполя Скифского//И АД К. Киев. 1957. С. 121.
48	Корпусова В. Н. Указ. соч. С. 61. Рис. 17, 11—14.
49	Кадеев В. И. Указ. соч. С. 47. 49.
50	Алексеева Е. М. Классификация бус могильника у д. Ново-Отрадное //
Поселения и могильники Керченского полуострова начала нашей эры:
Сб. М., 1970. С. 167.
51	Борозна Н. Г. Некоторые материалы об амулетах-украшениях насе¬
ления Средней Азии // Домусульманские верования и обряды Средней
Азии: Сб. М., 1975. С. 289.
52	Алексеева Е. М. Указ. соч. С. 168.
53	Она же. Античные бусы Северного Причерноморья//САИ. М., 1978.
Вып. П—12. С. 57.
54	Она же. Классификация бус... С. 168.
55	Шелов Д. Б. Танаис и Нижний Дон в первые века нашей эры. М.,
1972. С. 107, 142.
56	Шилов В. П. Калиновский курганный могильник //МИА. 1959. № 60.
С. 446.
57	Пятышева Н. В. Ювелирные изделия Херсонеса. М., 1957. Табл. XII.
Рис. 8, 8а; Придик Е. М. Новые кавказские клады//МАР. 1914.
Вып. 34. С. ПО; Погребова Н. Н. Погребения в Мавзолее Неаполя
Скифского//МИА. 1961. № 96. С. 154. Рис. 28, 1.
58	Пятышева Н. В. Указ. соч. С. 66, 67.
59	Максимова М. И. Артюховский курган. Л., 1979. С. 29.
60	Кибальчич Т. В. Южнорусские геммы. Берлин, 1910. Табл. III, 81; IV.
61	Пятышева Н. В. Указ. соч. С. 67.
62	Там же. С. 59.
63	Бабенчиков В. П. Чорноріченський могильник//АП УРСР, Киів, 1963.
Вып. XIII. С. 95. Табл. VII, 4.
64	Богданова Н. А. Семантика и назначение некоторых амулетов из мо¬
гильников первых 'веков н. э. Юго-Западного Крыма // История и
культура Евразии по археологическим данным: Сб. М., 1980, С. 86.
65	Третеский Н. П. О древних херсонесских замках и ключах//ИАК.
1911. Вып. 42. С. 188. *
66	Кагаров Е. А. Указ. соч. С. 326; Абрамова М. П. О пережитках куль¬
та двойной секиры в раннесредневековом Дагестане//Труды ГИМ.
М., 1966. Вып. 40. С. 89—96; Зубарь В. М., Костромичева Т. И.
Склеп № 20 некрополя Херсонеса//Археологія. 1978. Т. 27. С. 58—61.
67	Коровина А. К. Фаянсовые привески из некрополя Тирамбы и Фана¬
гории //ВДИ. 1972. № 1. С. 111.
68	Борозна Н. Г. Указ. соч. С. 287.
69	Furtwängler А. Beschreibung der geschnittenen Steine im Antiquarium.
Berlin. 1897. S. 50.
70	Кагаров E. А. Указ. соч. С. 196.
71	Шульц П. Н. Бронзовые статуэтки Диоскуров из Неаполя Скифского
//СА. 1969. № 1. С. 129.
72	Кухаренко Ю. В. Указ. соч. С. 31—51.
73	Деген Б. Е. О загадочных предметах из скифских погребений //
КСИИМК. М., 1940. Вып. VII. С. 93; Петренко В. Г. Правобережье
Среднего Поднепровья ц V—III вв. до н. э. // САИ. М.,	1967.
Вып. Д1—4. Табл. 25, Ю, И.
68

74	Гудкова А. В., Фокеев М. М. Поселение и могильник римского вре¬
мени Молога II//Памятники римского и средневекового времени в
Северо-Западном Причерноморье: Сб. ст. Киев, 1982. С. 75. Рис. 11, 5.
75	Кадеев В. И. Указ. соч. С. 56; Фурманская А. И. О литейном ремесле
Ольвии//КСИА. Киев. 1953. № 2, С. 49.
76	Высотская Т. Н. Поздние скифы... С. 148. Рис. 46, Î, 2.
77	Dictionnaire des simboles. Paris. 1973. 111. P. 26.
78	Богданова H. A. Семантика и назначение некоторых амулетов... С. 84.
79	Арсеньева T. М. Могильник у деревни Ново-Отрадное // Поселения и
могильники Керченского полуострова начала нашей эры: Сб. М., 1970.
С 140.
80	Dictionnaire des simboles. P. 89.
81	Смирнов К. Ф. Сарматы на Илеке... С. 107.
82	Шилов В. П. Очерки по истории древних племен Нижнего Поволжья.
Л., 1975. С. 158, 159.
83	Хазанов А. М. Генезис сарматских бронзовых зеркал//СА. 1963. № 4.
С. 58—71; Он же. Религиозно-магическое понимание зеркал у сарма¬
тов//СЭ. 1964. № 3. С. 89—104; Литвинский Б. А. Зеркала в верова¬
ниях древних ферганцев//СЭ. 1964. № 3. С. 97—104; Драчук В. С.
Система знаков Северного Причерноморья. Киев, 1975. С. 80—83.
84	Андреенко В. П. Земледельческие культы племен лесостепной Ски¬
фии: Автореф. канд. дис... Харьков, 1975. С. 10—15; Амброз А. К.
Раннеземледельческие культовые символы//СА.	1965. № 3. С. 21;
Забелин И. Е. Русский народ, его обычаи, старинные предания, суеве¬
рия и поэзия. М., 1880. С. 270.
85	Бардавелидзе В. В. По этапам развития древнейших религиозных ве¬
рований и обрядовое графическое искусство грузинских племен. М.,
1957. С. 135. Табл. XVII. Рис. 1-а, 3.
486 Шелов Д. Б. Глиняные штампы Танаиса//МИА. 1965. № 130. С. 231.
Рис. 1, 1—7; 2, 1—5.
87	Абрамова М. П. Зеркала горных районов Кавказа в первые вв. н. э. //
История и культура Восточной Европы по археологическим данным:
Сб. М., 1971. С. 121—132.
88	Драчук В. С. Указ. соч. С. 58.
89	Кунина Н. 3., Сорокина Н. П. Стеклянные бальзамарии Боспора //
Труды ГЭ, 1972. Т. 13. С. 146.
90	Зубарь В. И. Некрополь Херсонеса Таврического I—IV вв. н. э. Киев,
1982. С. 87. Рис. 56. 3.
01 Кунина Н. 3. Сирийские выдутые в форме стеклянные сосуды из не¬
крополя Пантикапея//Памятники античного прикладного искусства:
Сб. Л., 1973. С. 101.
92	Werner J. Beiträge zur archäologie des Attila — Reiches. München, 1956.
S. 35.
93	Погребова H. H. Погребения в Мавзолее Неаполя Скифского // МИА.
1961. № 96. С. 114. Рис. 30, 1.
94	Хазанов А. М. Очерки военного дела сарматов. М., 1971. С. 15—27,
37—40.
95	Богданова Н. А. Две стелы из могильника у с. Заветное в Крыму//
С А. 1961. № 2. С. 249—252; Она же. Скифские и сарматские стелы
Заветнинского могильника//СА. 1965. № 3. С. 233—238.
96	Шульц П. Н. Позднескифская культура и ее варианты на Днепре и в
Крыму//Проблемы скифской археологии: Сб. М., 1970. С. 141.
97 Смирнов К. Ф. Савроматы... С. 172; Шульц П. Н. О скифской мону¬
ментальной скульптуре//Архив ЛОИА, д. 1933. С. 230; Граков Б. Н.
Скифы. М., 1970. С. 87; Попова Е. А. Об истоках традиций и эволю¬
ции форм скифской скульптуры // СА. 1976. № 1. С. 121.
69

98	Соломоник Э. И. Несколько памятников с сарматскими знаками//На
селение и культура Крыма в первые вв. н.э.: Сб. Киев, 1983. С. 85—87.
Рис. 3.
99	Висотьска М. И. Питания етнічного складу населения південно-західного
Криму початку н.е.//Археологія, Ки’ів, 1970. Т. XXIII. С. 108; Гущи¬
на И. И. О сарматах в Юго-Западном Крыму //СА. 1967. № 1. С. 49—
55; Раевский Д. С. Этнический и социальный состав населения Неа¬
поля Скифского (по материалам некрополя) / Автореф. канд. дис...
М., 1971.
100	Мошкова М. Г. Памятники прохоровской культуры//САИ. М., 1964.
Вып. Д1—10. С. 22; Синицын И. В. Памятники Нижнего Пополжья в
скифо-сарматское время //Труды СОМК, 1956. Вып. 1. Археологичес¬
кий сборник. С. 62—63. Рис. 58.
10: Вязьмитина М. И. Золотобалковский могильник. Киев, 1972. С. 150.
Рис. 71, 3.
102	Мошкова М. Г. Памятники прохоровской культуры...//САИ. М., 1964.
Вып. Д1 —10. С. 22.
103	Скрипкин А. С. Нижнее Поволжье в первые века нашей эры. Саратов,
1984. С. 74.
104	Смирнов К. Ф. Новые данные по сарматской культуре Северного Кав¬
каза // КСИИМК, М., 1950. Вып. 32. С. 121.
105	Мошкова М. Г. Памятники прохоровской культуры... С. 22.
106	Абаев В. И. Осетинский язык и фольклор. М.; Л., 1949. С. 70; Смир¬
нов К. Ф. Сарматы-огнепоклонники... С. 156—159.
107	Висотьска Т. М. Ліпна кераміка городища Алма-Кермен // Археологія,
Киі'в, 1966. Т. XX. С. 194, 195; Высотская Т. Н. Поздние скифы... С. 109.
108	Шилов В. П. Калиновский курганный могильник... С. 482. Рис. 55, 8;
Синицын И. В. Археологические исследования Заволжского отряда,
1951—1953 гг.//МИА. 1959. № 60. С. 41. Рис. 1, 15.
109	Смирнов К. Ф. Сарматы-огнепоклонники... С. 158
110	Драчук В. С. Указ. соч. С. 281.
111	Корпусова В. Н. Некрополь Золотое. С. 96; Драчук В. С. Указ. соч.
С. 145. Табл. XVI.
1,2 Шульц /7. Я. О скифской монументальной скульптуре... С. 280.

И. И. Гущина, И. П. Засецкая
Погребения зубовско-воздвиженского
типа из раскопок Н. И. Веселовского
в Прикубанье
(I в. до н. э. — начало II в. н. э.)
Исследование памятников зубовско-воздвиженского типа
в Среднем Прикубанье начал Н. И. Веселовский, в 1896 —
1899 гг. открывший богатые погребения у станиц Ярослав¬
ской, Воздвиженской и на участке Харина в ауле Хатажука-
евском. В 1899 г. у Зубовского хутора близ станицы Тенгин-
ской местным жителем Забродиным были раскопаны еще
два аналогичных по погребальному обряду и вещевому комп¬
лексу кургана. Место находки было доисследовано Н. И. Ве¬
селовским.
ѵ Впоследствии эти памятники стали доминирующими в
группе погребений зубовско-воздвиженского типа, названной
так по местонахождению наиболее ярких и близких между
собой комплексов.
К этой же группе из раскопок Н. И. Веселовского следует
отнести два погребения из курганов у г. Армавира (курган 1,
погр. № 5; курган «Большой»), раскопанные в 1902—1903 гг.,
и одно погребение из кургана 2 на Лысой горе близ г. Май¬
копа, найденное в 1913 г. (прил.).
Все перечисленные погребальные комплексы расположе¬
ны на левом берегу Кубани, но не представляют собой еди¬
ной курганной группы, а, напротив, происходят из разных,
достаточно удаленных друг от друга могильников. Некото¬
рые из них являются впускными захоронениями в более ран¬
ние курганы, другие совершены под индивидуальной насыпью
(прил.).
Для данного типа погребений характерны могилы в виде
широких прямоугольных ям, в которых погребенные покои¬
лись на спине в вытянутом положении, головой, как прави¬
ло, на запад. Некоторые могилы имели деревянные перекры¬
тия. В одном случае, в кургане «Большой», погребенная ле¬
жала в деревянном гробу с резьбой в виде завитков и рель¬
ефного геометрического орнамента. Почти во всех погребе¬
ниях отмечается ритуальный обряд в виде дара золотых ук¬
рашений, символов власти, деталей конского снаряжения,
71

обнаруженных в насыпи кургана или на древнем горизонте
вблизи могилы. Н. И. Веселовский рассматривал эти вещи
как особый род тризны, свершаемой родственниками1.
Как особенность погребального ритуала следует отметить
необычное положение стеклянных чаш на груди погребен¬
ных в курганах 1 и 2 Зубовского хутора. Кроме того, в жен¬
ском погребении кургана 2 найдены горизонтально стоявшие
две плиты и голыш (прил.).
Наряду с этой группой погребений Н. И. Веселовский в
1901—1906 гг. проводил систематические раскопки на мо¬
гильниках, расположенных вдоль правого берега Кубани в
пространстве между станицами Казанской и Усть-Лабинской,
которые известны под общим названием «Золотое кладбище».
В отличие от погребений зубовско-воздвиженского типа за¬
хоронения на «Золотом кладбище» были совершены не в пря¬
моугольных ямах, а в катакомбах.
Уже первые предварительные отчеты Н. И. Веселовского
по материалам раскопанных курганов на Среднем Прику¬
банье показали, сколько разнообразных и сложных проблем
выдвигают они перед исследователем. При этом Н. И. Ве¬
селовский рассматривал все погребения и в прямоуголь¬
ных ямах и в катакомбах как памятники единого куль¬
турно-исторического круга, датируя их, в основном, II в. н.э.
Однако он не исключал возможности, что какая-то часть
комплексов может относиться непосредственно к предшест¬
вующим и последующим векам. В этнокультурном отноше¬
нии Н. И. Веселовский рассматривал прикубанские древно¬
сти как памятники, оставленные «отуземившимися» римля¬
нами2.
Позднее М. И. Ростовцев, возражая Н. И. Веселовскому,
отождествил материалы из прикубанских погребений с куль¬
турой скифо-сарматского мира. Он же впервые выделил в
самостоятельную группу захоронения в прямоугольных ямах,
назвав ее «зубовской» и датировав I в. до н.э. — I в. н.э.3
Термин же «зубовско-воздвиженский тип» впервые был пред¬
ложен К- Ф. Смирновым, который отождествил этого рода
погребения с культурой сарматских племен сираков и дати
ровал их III—II вв. до н.э.—II в н.э.4 С этих пор вопросы
датировки и этнокультурной принадлежности данной группы
памятников постоянно дискутируются на страницах археоло¬
гической литературы5. Многие авторы, в целом, придержи¬
ваются мнения о сарматском и, в частности, сиракском про¬
исхождении погребений зубовско-воздвиженского типа и да¬
тируют их в пределах III в. до н.э. — I в. н.э.
В последние годы интерес к древностям Среднего Прику¬
банья, вызванный вновь развернувшимися археологическими
раскопками в Краснодарском крае, значительно возрос. В
72

этой связи большое значение приобретает введение в науч¬
ный оборот коллекций из раскопок Н. И. Веселовского.
Настоящая работа посвящена публикации и характери¬
стике материалов из памятников зубовско-воздвиженского
типа, хранящихся в Государственном Эрмитаже и Государ¬
ственном Историческом музее.
Публикуемые находки происходят из 11 погребальных
комплексов, в пяти погребениях которых, судя по набору
вещей, были захоронены мужчины, в трех—женщины. В трех
случаях пол погребенных неясен. Все погребения принадле¬
жали представителям племенной знати и сопровождались
богатым и разнообразным материалом — оружием, конской
упряжью, импортными изделиями, украшениями, ритуальны¬
ми и бытовыми предметами.
Во всех мужских погребениях присутствуют предметы
вооружения, представленные доспехами и наступательным
оружием. Судя по описанию Н. И. Веселовского и характеру
находок доспехи были комбинированными, т. е. состояли из
кольчуги и чешуйчатого панциря (табл. V, 44; X, ПО; XI,
112). Каким образом сочетались обе части, сказать трудно.
Как предполагал Н. И. Веселовский и другие исследователи,
доспех целиком состоял из кольчуги, а чешуйки, нашитые на
кожаную основу, защищали плечи и грудь6. Интересно отме¬
тить, что в погребениях у станицы Воздвиженской и Зубов¬
ского хутора панцири лежали отдельно, в одном случае за
головой, в другом — сбоку, слева от погребенного (прил.),
во впускном же погребении из кургана «Острый» у станицы
Ярославской панцири были надеты на погребенных. Из Воз¬
движенского и зубовского погребений происходят парные
фалары. Зубовские фалары сделаны из серебряной пласти¬
ны в технике тиснения, Воздвиженские той же техники изго¬
товлены из бронзы (табл. IV, 35; XI, 121). В зубовском погре¬
бении они лежали по бокам от умершего, а в Воздвижен¬
ском— в ногах, под пятками, изображением вниз. Скорее
всего они служили украшением панциря, играя роль обере¬
гов7. Кроме того, в Ярославском погребении справа от ко¬
стяков был обнаружен «громадный свернутый панцирь», как
отмечает Н. И. Веселовский, конский. В этом же погребении
Н. И. Веселовским на черепе одного из погребенных были
найдены остатки шлема, украшенного золотой гладкой пла¬
стиной. Однако из-за крайне плохой сохранности форма шле¬
ма не могла быть реконструирована.
Из наступательного оружия найдены два меча, один из
которых относится к обычному для среднесарматского пе¬
риода типу мечей с прямым перекрестием и кольцевым навер-
шием (табл. V, 41). Другой является оригинальным экземп¬
ляром короткого меча с прямым перекрестием и на’вершием
73

в виде плоского диска, украшенного орнаментом из золотой
полоски, аналоги нам неизвестны (табл. XI, 124).
В погребении из кургана у станицы Воздвиженской вмес¬
те с мечом с кольцевым навершием найдены трехлопастные
черешковые наконечники стрел с прямо срезанными жаль¬
цами. Они относятся к IV типу наконечников, по классифи¬
кации А. М. Хазанова, и датируются I в. до н.э. — II в. н.э.
(табл. V, 43). Наконечники стрел были найдены также в
мужском погребении у Зубовского хутора и в женском погре¬
бении из кургана «Большой» у г. Армавира (в настоящее
время и те и другие утрачены). В армавирском погребении
они лежали у левого бока и на груди погребенной (прил.)
Кроме того, в Воздвиженском погребении обнаружен нако¬
нечник дротика, относящийся к типу пехотных дротиков рим¬
ского воина I в. до н.э. — пилума (табл. V, 42) 8. Возможно,
железный копьевидный предмет листовидной формы с плос¬
ким черенком, обнаруженный в кургане 2 на Лысой горе,
является своеобразным наконечником копья или дротика
(табл. X, 109).
Вместе с оружием, как правило, находят и предметы кон¬
ского снаряжения — удила и псалии. Наиболее многочислен¬
ны находки из Воздвиженского погребения, где были найдены
три разновидности псалиев. Среди них — удила с колесовид¬
ными псалиями, характерными для памятников Северного
Кавказа, I в. до н.э. — II в. н.э. (табл. V, 47). Кроме того,
здесь же встречены два типа псалиев в виде стержней с дву¬
мя выступающими петлями в средней части и с фигурными
окончаниями. В одном случае концы псалия оформлены в
виде S-образной фигуры, в другом в виде трезубца (табл. V,
48, 49). Последние аналогичны псалиям из зубовского муж¬
ского погребения (табл. XI, 125). Еще одна пара псалиев
найдена в насыпи кургана «Большой», где обнаружено толь¬
ко одно погребение, принадлежавшее знатной женщине. Пса¬
лии, вероятно, были брошены в насыпь кургана в качестве
жертвоприношения. Это так называемые С-видные псалии,
двудырчатые с многогранными шишечками-выступами на
концах (табл. VIII, 107). Подобные псалии бытовали на Се¬
верном Кавказе в III—I вв. до н.э.
Значительную часть публикуемой коллекции составляют
украшения и амулеты. Среди золотых украшений найдены:
гривны, браслеты, серьги, медальоны, фибулы, поясные бля¬
хи и мелкие нашивные бляшки. Золотая массивная гривна
из круглого в сечении дрота со слегка расширяющимися кон¬
цами найдена в мужском погребении у станицы Воздвижен¬
ской (табл. IV, 31). Такие гривны известны в Северном При¬
черноморье еще со скифской эпохи V в. до н.э. и бытуют
вплоть до I в н. э.
74

Распространенным типом браслетов для погребений зубов-
ско-воздвиженской группы были спиральные в 2,5 или 3,5
оборота браслеты из сравнительно тонкой гладкой проволо¬
ки (табл. IV, 30; XIII, 138; XIV, 81).
Выделяется спиральный браслет, свитый из двух гладких
проволок с напаянными наконечниками в виде головок ло¬
шади, спаянных из двух полых половинок (табл. XIV, 81).
Браслеты с зооморфным оформлением концов характерны
для сарматского искусства I в. до н. э. — I в. н.э. От описан¬
ного выше браслета их отличает массивность проволоки и
техника изготовления фигур. Последние, как правило, испол¬
нены в технике литья. Большинство таких браслетов проис¬
ходит из богатых погребений Нижнего Поволжья и Подонья9.
Кроме спиральных браслетов в нашей коллекции имеются
экземпляры в виде обруча с несомкнутыми ровными концами
(табл. XIV, 21а; XII, 114а, б).
Серьги представлены одним типом — спиральными прово¬
лочными кольцами в 1,5 или 2 оборота (табл. III, 52; XIII,
137; XIV, 71). Они часто встречаются вместе со спиральны¬
ми проволочными браслетами. В этом отношении интересна
находка двух браслетов, соединенных двумя серьгами и зо¬
лотой фибулой, из кургана 1, погребения № 5 близ г. Арма¬
вира, положенных в качестве ритуального дара покойному
рядом с могилой (табл. XIV, 71). Здесь же был обнаружен
еще один золотой браслет, ныне утраченный, из массивного
дрота с концами в виде головок какого-то животного 10.
Фибула в виде стилизованной фигурки барана (табл. XIV,
72), которой были сколоты армавирские браслеты, принадле¬
жит к серии зооморфных фибул-застежек боспорского про¬
изводства, бытовавших в I — начале II в. н.э.11 От других
фибул нашей коллекции, сделанных в виде фигурок зайчика,
барана, лошади (табл. III, 53; XIII, 1366; XIV, 84), армавир¬
ская застежка отличается наличием цветных вставок из не¬
прозрачного стекла.
Вместе с зооморфной фибулой в виде лошадки в жен¬
ском погребении у Зубовского хутора найдена и другая фи¬
гурная застежка, воспроизводящая в примитивном, варвар¬
ском стиле известный античный сюжет — Гелиос на колес¬
нице (табл. XIII, 136а).
Из кургана «Большой» происходит золотая проволочная
фибула, исполненная в традициях среднелатенских образцов
с подогнутой ножкой (табл. X, 87). Наш экземпляр отлича¬
ется от последних тем, что загнутый конец ножки не является
непосредственным продолжением дужки, а припаян к ней.
А. К- Амброз считает ее близкой к среднелатенским типам,
сделанным на юге СССР по латенским образцам. Он выделя¬
ет их в «лебяжьинскую» серию и датирует I в. до н.э.12
75

В нашей коллекции представлены и так называемые фи¬
булы-броши. Один экземпляр происходит из Воздвиженского
погребения (табл. III, 27). Подобные броши-фибулы восходят
к образцам эллинистической эпохи, но отличаются от них
более грубой техникой декора. Как и миниатюрные зооморф¬
ные фибулы, Воздвиженские украшения, вероятно, являются
изделиями боспорского мастера 13.
В мужском захоронении Зубовского хутора найдена брон¬
зовая фибула типа «Алезия», характерная для одежды рим¬
ских воинов второй половины I в. до н.э. (табл. XI, 123).
Такие фибулы на западе появились перед 52 г. до н.э. и на¬
ходились в употреблении до 15 г. до н.э., постепенно транс¬
формируясь в фибулы типа «Ауциссы». Фибула из Прику¬
банья несколько отличается от типичных образцов фибул
«Алезия» отсутствием орнамента и тем, что шарнирная петля
образована путем загиба края головки не внутрь, а наружу
(наверх). Ближе всего наш экземпляр к фибулам, найден¬
ным в погребениях Карабудахкентского могильника, кото¬
рые К- Ф. Смирнов и А. К- Амброз датируют II—III вв. н.э.
Однако, если даже предположить (как это делают Е. Л. Го¬
роховский и М. Б. Щукин14), что кавказские экземпляры
являются имитацией провинциально-римских застежек, вряд
ли они так же датируются, как и их западные прототипы.
Дата их не должна выходить за пределы I в. н.э.
В богатых погребениях среднесарматского периода, осо¬
бенно I—II вв. н.э., почти всегда находят мелкие золотые
штампованные бляшки геометрического стиля. Бляшки наши¬
вались на одежду или погребальное покрывало при помощи
маленьких отверстий или проволочных петелек, припаянных
к оборотной стороне. Бляшки отличаются разнообразием
форм и сюжетов, представленных растительными, геометри¬
ческими и зооморфными мотивами, исполненными в услов¬
ной манере. В нашей коллекции подобного рода бляшки
встречены в курганах у станицы Воздвиженской (табл. III,
29), аула Хатажукаевского (табл. III, 51), Зубовского хутора
(табл. XIII, 135). Наибольшим разнообразием сюжетов ха¬
рактеризуются бляшки из кургана «Большой» близ г. Арма¬
вира (табл. X, 83).
Оригинальные образцы художественной работы сирийских
мастерских обнаружены в мужском захоронении Зубовского
хутора, представленные золотыми поясными бляхами со
вставками полихромного стекла (табл. XII, 113)15. Из этого
же погребения происходят и золотые бляхи с зооморфным
мотивом, украшенные вставками бирюзы, подчеркивающими
мышцы животных. Бляхи исполнены в «сарматском звери¬
ном стиле», получившим широкое распространение в южно-
русских степях в I—II вв. н.э. (табл. XI, 119).
76

Предметом сарматского искусства в зверином стиле явля¬
ется также пряжка из Воздвиженского погребения (табл. III,
32). К сожалению, плохая сохранность пряжки не позволяет
определить сюжет изображения.
Штампованные фигурки лежащего оленя украшают золо¬
той наглазник из впускного погребения кургана «Острый» у
станицы Ярославской (табл. I, 20). В этом изображении
усматриваются традиции скифского образа оленя, обычно
представленного в позе сидящего или лежащего животного
с поджатыми ногами.
Из более раннего центрального погребения в кургане
«Острый» происходит золотая узкая пластина с изображе¬
нием шествия фантастических существ (табл. I, 1). Анало¬
гии ей неизвестны, однако близкое по сюжету и стилю изо¬
бражение фантастического существа имеется на золотой об¬
кладке, найденной в погребении I в. до н.э. из кургана, рас¬
положенного на территории ОПХ «Рассвет» близ г. Красно¬
дара 16.
Кроме того, из украшений публикуемая коллекция содер¬
жит золотую булавку (табл. III, 54), декоративные наконеч¬
ники поясных ремней (табл. III, 28; XII, 115), а также бусы
и различного рода пронизки и подвески, многие из которых
служили амулетами и талисманами.
Бусы составляют одну из многочисленных групп укра¬
шений. Они обнаружены в шести (из одиннадцати) погре¬
бениях и представлены изделиями из различных материа¬
лов— стекла, камня, минералов органического происхожде¬
ния и металла, в том числе золота. Золотые бусы найдены в
трех погребениях — это мелкие бочковидной формы бусинки,
спаянные из двух полых половинок, ажурные бусы
(табл. XIII, 139) и две крупные бусы-пронизки, также
спаянные из двух половинок и орнаментированные зернью
(табл. XIV, 2). 6 зубовском погребении кургана 2 в составе
ожерелья находились также пронизки-трубочки, свернутые
из золотой пластинки (табл. XIII, 140). Такие пронизки были
широко распространены в сарматскую эпоху и встречены во
многих богатых сарматских погребениях II в. до н.э.—II в.
н. э., открытых на обширной территории евразийских степей,
на Кавказе, в Закавказье и в Крыму. Золотые пронизки, со¬
ставленные из простейших пронизок-трубочек, также входили
в состав ожерелья погребенной в кургане у аула Хатажукаев-
ского (табл. III, 56). Подобные пронизки использовались и
для наборных браслетов, образцы которых нам известны из
раскопок Херсонесского некрополя I—III вв. н.э.17 Стеклян¬
ные бусы составляют наибольшую группу подобных украше¬
ний, при этом преобладают многоцветные бусины из непроз¬
рачного стекла со сложным орнаментом—поперечно-полоса-
77

тым, фестонообразным и мозаичным. Глазчатые бусы преиму¬
щественно украшены плоскими глазками, но встречаются
бусы и с выпуклыми глазками. Последние были характерны
для более раннего периода IV—III вв.дон.э., экземпляры их
встречены в центральном погребении кургана «Острый» близ
станицы Ярославской (табл. I, 5). Как мы уже отмечали,
данное погребение относится к эпохе эллинизма. Но наряду
с многоцветными бусами среди них были широко распрост¬
ранены и одноцветные бусины как из непрозрачного, так и
из прозрачного стекла. Иногда встречаются бусы с металли¬
ческой прокладкой, так называемые золотистые бусы. В по¬
гребениях из курганов «Большой» и в погребении № 2 Зубов¬
ского хутора найден стеклянный бисер голубоватого и би¬
рюзового цвета (табл. IX, 101; XIII, 141).
Бусы обычно носили как ожерелья, поэтому чаще всего
их находят на груди погребенных. Однако из бус могли со¬
ставлять браслеты, бусами обшивали ворот, рукава, пояс и
подол одежды, что также подтверждается их местоположе¬
нием в могилах. В качестве ожерелья следует рассматривать
бусы из женского погребения у аула Хатажукаевского
(табл. III, 55). Особенно богато был украшен бусами кос¬
тюм погребенной из кургана «Большой». Помимо ожерелья
(табл. IX, 96), бусами были расшиты пояс и подол одежды
(табл. IX, 97, 98, 99, 100), возможно, и сапожки (табл. IX,
101).
В состав ожерелья часто входили различные амулеты,
игравшие роль оберегов. Так, например, в ожерелье из Хата¬
жукаевского погребения входили:	стреловидная подвеска,
сделанная из камня (табл. III, 58), пронизка-скарабей
(табл. III, 57) и подвеска из раковины (табл. VII, 60). Наи¬
большее число амулетов происходит из женского погребения
в кургане «Большой» близ г. Армавира. Грудь погребенной
украшало красочное ожерелье, в центре которого находилась
янтарная подвеска в виде лежащего льва (табл. X, 886).
У пояса, справа, были подвешены золотая уховертка и сереб¬
ряная зубочистка (табл. X, 92, 93), а также подвеска из ге-
шира в виде головы кабана (табл. X, 88а) и бронзовое зер¬
кало (табл. VIII, 104). Обнаруженные под зеркалом амулеты,
возможно, также были подвешены к поясу или лежали от¬
дельной кучкой. Это медальон-подвеска из халцедона в зо¬
лотой оправе (табл. X, 85), три крупных янтарных пронизки
(табл. IX, 986, в), три пронизки из халцедона, в том числе
и пронизка-скарабей (табл. IX, 98а; X, 88ѳ), стеклянные бу¬
сы, вероятно, второе ожерелье, яйцеобразная глиняная по¬
гремушка (табл. X, 89ѳ). С левого бока находились две свин¬
цовые зооантропоморфорные фигурки (табл. X, 88г), подвес¬
ка из рога (табл. X, 896) и раковины (утрачены). По сере¬
78

дине пояса располагались два идентичных золотых колпач¬
ка— оправа какого-то деревянного предмета (табл. X, 91).
Интересно погребение воина в кургане «Острый». У право¬
го бока погребенного находились: 7 клыков кабана с про¬
сверленными отверстиями (табл. I, 10), бронзовый ажурный
колокольчик (табл. 1, 8), глиняный кружок (табл. I, 14),
костяная проколка-подвеска (табл. I, 15), сточенный зуб ло¬
шади. С левой стороны, у пояса лежали две серебряные руч¬
ки от канфара (табл. I, 7). Амулеты характерны для погре-’
бального инвентаря Прикубанья. Вероятно, в качестве аму¬
лета следует рассматривать и большой колоколец из жен¬
ского погребения в Хатажукаевском кургане (табл. VII, 59),
и рог оленя в центральном погребении кургана «Острый»,
и пронизку из мела из кургана «Большой» (табл. X, 89а).
Культово-магическими свойствами наделяли, вероятно, и
каменные точилки или оселки. Предположение это выдвинул
М. П. Грязнов, считая что многие из них, не имея следов
употребления, служили в качестве оберега только одному
лицу, которому они и были положены в погребение 18. Оселки
так же, как и другие амулеты, вероятно, были подвешены к
поясу, не случайно их находят в области поясничных позвон¬
ков, слева или справа. Так, например, в Воздвиженском по¬
гребении, из которого происходят два оселка, один лежал ѵ
правого плеча, другой—у пояса (табл. V, 46а, б). Иногда
оселки имели оправу из золота или серебра, что тоже может
указывать на особую роль этих предметов.
Культовое значение придавалось и зеркалам, хотя одно¬
временно они являлись и туалетными принадлежностями,
поэтому, наверное, зеркала чаще всего встречаются в жен¬
ских погребениях. Однако из публикуемых шести комплек¬
сов, в которых были найдены зеркала, два определенно при¬
надлежат мужским захоронениям. Обнаруженные в нашей
коллекции зеркала представлены разными типами. Наиболее
ранним образцом является зеркало из Хатажукаевского по¬
гребения с диском большого диаметра и валиком по краю
(табл. VII, 61), которое относится к типу поволжско-при¬
уральских зеркал раннесарматского времени, бытовавших в
III—I вв. до н.э.19 Оригинальный экземпляр представляет
собой большое дисковидное зеркало, имевшее либо крышку,
либо футляр, украшенный серебряной пластиной с изобра¬
жениями тритонов, исполненных в античном стиле раннерим¬
ской эпохи (табл. II, 6). Аналогов найти не удалось.
Три зеркала зубовского типа (табл. VIII, 75, 104; XIII,
143) относятся к одному из самых распространенных типов
зеркал среднесарматского периода — I—II вв. н.э. Находки
такого типа зеркал известны повсеместно — на Северном
Кавказе, в южнорусских степях, в Средней Азии20.
79

Единственным экземпляром зеркал VI типа, по класси¬
фикации А. М. Хазанова, бытовавших в I в. до н.э. — I в. н.э.,
является зеркало из Воздвиженского погребения (табл. IV,
34).
Большую группу находок составляет посуда, бытовая,
парадная и культовая, местного и иноземного производства.
К сосудам местного происхождения относятся глиняные кув¬
шины, миски, курильницы и бронзовые котлы. Две миски
происходят из погребения № 5 кургана 1 у г. Армавира и
относятся к типу мисок, сделанных на гончарном круге, с
чернолощеной поверхностью, желобчатым бортиком, без под¬
дона (табл. VIII, 76). Аналогичные миски были распростра¬
нены в памятниках I—III вв. н.э. в Прикубанье, на Кавказе,
в Нижнем Подонье и Поволжье. Наиболее древние центры
производства подобной керамики находились в Прикубанье.
Позднее миски этого типа начинают производить керамичес¬
кие мастерские Танаиса и поселений прилегающих районов
Нижнего Поволжья, возникшие в I в. н.э. Однако армавир¬
ские экземпляры скорее северокавказского происхождения.
Найденные в рассматриваемых памятниках глиняные кув¬
шины хотя и представляют собой индивидуальные образцы,
тем не менее относятся к одному кругу изделий (табл. IV,
36; VIII, 105; XI, 129). Все они сделаны на гончарном круге
и имеют серо- или чернолощенную поверхность. И хотя аб¬
солютные аналоги трудно найти, но по отдельным призна¬
кам, в частности, по орнаменту, их можно сравнить с кера¬
микой из нижневолжских сарматских погребений и прику-
банских грунтовых могильников.
Особый интерес представляют кувшины с зооморфными
ручками в виде фигурок барана, лошади, кабана, иногда
медведя и др. В некоторых же случаях фигуры животных на¬
столько схематичны, что определить вид животного не пред¬
ставляется возможным. Подобная керамика в первые века
нашей эры, особенно в I—II вв., имела широкое распростра¬
нение— от Северного Причерноморья, включая Прикубанье
и Кавказ, до Средней Азии, бытуя одновременно как у ко¬
чевых племен, так и в оседло-земледельческой среде. Многие
исследователи обращались к этой категории вещей, обсуждая
вопросы их происхождения, области бытования и назначе¬
ния21. Огромный территориальный диапазон зооморфной ке¬
рамики исключает происхождение ее из одного центра, тем
более что она имеет и свои локальные различия, выразившие¬
ся в стилистических и технологических особенностях. Бли¬
зость образов и их единое смысловое значение как оберегов,
скорее, можно объяснить одинаковыми идеологическими и ре¬
лигиозными представлениями различных в этническом отно¬
шении племен и народов. Однако в каких-то конкретных
80

случаях, особенно касающихся Северного Причерноморья и
Северного Кавказа, где взаимосвязи местных и пришлых,
оседлых и кочевых племен были достаточно тесными, куль¬
турные влияния также не исключены.
Кувшин с зооморфной стилизованной ручкой (вид живот¬
ного не определяется) найден в хатажукаевском погребении
(табл. VI, 69).
В Воздвиженском погребении найдена маленькая лепная
цилиндрической формы чашечка с отверстием в стенке
(табл. IV, 39). Это характерные для сарматской культуры
миниатюрные курильницы. Появившись в раннесарматский
период, они просуществовали вплоть до позднесарматского
времени, с III в. до н.э. по III в. н. э., видоизменяясь в те¬
чение этого длительного периода22. Подобные сосудики риту¬
ального назначения использовались при окуривании благо¬
вониями, смолами и травами. На некоторых экземплярах с
внутренней стороны стенок обнаружены следы копоти.
Для погребений зубовско-воздвиженского типа характер¬
но также наличие в погребальном инвентаре бронзовых ли¬
тых котлов местного производства. Иногда их было по! два
экземпляра (большой и маленький), как например, в Воздви¬
женском комплексе (табл. VI, 37, 38). Еще три бронзовых
котла обнаружены в женском погребений у аула Хатажука-
евского, в мужских захоронениях у Зубовского хутора и в
кургане «Острый» у станицы Ярославской (табл. И, 18; VI,
67; XI, 127). Все они относятся к разным вариантам, каждо¬
му экземпляру присущи специфические черты. Не случайно
в классификации Н. А. Боковенко они попали в разные под¬
группы, а некоторые из них представляют единственные в
своем роде образцы данной категории предметов. К таковым
относятся котлы из кургана «Острый» и аула Хатажукаев-
ского (табл. И, 18; VI, 67). Что же касается техники изго¬
товления котлов, то все они отлиты по восковой модели, при
этом тулово отливалось вместе с ручками, а ножка — от¬
дельно, и затем особым способом приклепывалась ко дну.
Подобные технические приемы являются специфическими
признаками сарматских котлов, отличающими их от анало¬
гичных изделий скифской эпохи23.
Как и в скифскую эпоху котлы являлись культовыми со¬
судами и использовались в ритуальных церемониях — во
время жертвоприношения богам в котлах варили мясо жерт¬
венных животных. Не случайно, что многие находки котлов
происходят не из погребений, а найдены в укромных, ничем
не приметных местах, некоторые котлы происходят из кла¬
дов, вещи которых рассматриваются исследователями как
предметы религиозно-поминального значения24. Следует так¬
же заметить, что бронзовые котлы, как правило, происхо-
81
6 Зак. 6.

дят из богатых захоронений племенной знати. Таким обра¬
зом, их культово-престижный характер представляется оче¬
видным. Наличие котлов в погребении свидетельствует о вы¬
соком социальном положении умершего в обществе. Об этом
же говорят золотые украшения, парадная одежда, богатое
оружие и конская сбруя, импортные изделия. В некоторых
погребениях, вероятно, знатных военачальников, встречаются
жезлы — символы власти. Например, в могиле воина из кур¬
гана «Острый», справа, вдоль костяка, помещался каменный
топор на длинной железной рукояти. Топор находился на
уровне плеч, а железный стержень доходил до пят погребен¬
ного (табл. II, 12). Каменный топор был найден также в
женском хатажукаевском погребении у пояса умершей, с
правой стороны. Вероятно, он был положен в могилу жен¬
щины, чтобы подчеркнуть ее высокое социальное положение
(табл. VII, 65). В ряде погребений степного Прикубанья
были обнаружены железные жезлы, подобные находке из
воинского погребения у Зубовского хутора (табл. XII, 134).
Как сообщает автор первой публикации этого комплекса,
жезл находился в западной полё кургана, в насыпи, и был
воткнут в землю вертикально. Аналогичный случай зафик¬
сирован в насыпи кургана № 1 на могильнике близ г. Кур-
чанинска Краснодарского края, раскопки В. Н. Каминского
и Н. Е. Берлиоза в 1986 г.* Здесь был найден жезл с навер-
шием и втоком. Аналогичный жезл происходит также из по¬
гребения I в. до н. э. у хутора Песчаного Краснодарского
края25 Еще один экземпляр, очевидно, такого же жезла был
найден в курганном погребении у станицы Новоджерелиев-
ской26. Погребение датирует сковородка типа «Айлесфорд»
южноиталийского производства первой половины I в. до
н. э.27
Как мы уже отмечали, для погребений племенной знати
характерно наличие импортных изделий и, главным образом,
посуды — металлической, стеклянной, глиняной. Почти в каж:
дом погребении, которое рассматривается в данной статье,
присутствует импортная металлическая посуда римского про¬
исхождения. В хатажукаевском комплексе, например, найде¬
на бронзовая ойнохоя, нижний конец ручки которой оформ¬
лен в виде рельефного изображения маски — головы Силена
(табл. VII, 68). По форме тулова данная ойнохоя относится к
типу 124, по Еггерсу, бытовавшему в пределах I в. н.э.28
Из впускного погребения кургана «Острый» происходят
фрагменты двух бронзовых сосудов — кувшина и патеры.
От кувшина сохранились горло, переходящее в плечики, и
два обломка — верхний и нижний концы ручки, а от патеры—
* Благодарим авторов раскопок за любезное сообщение.
82

венчик с частью стенок и ручка. Восстановить форму кувши¬
на не удалось. Судя по диаметру горла и плечиков, а также
по величине фрагментов ручки, кувшин был небольших раз¬
меров. Аналога ручки мы не знаем. Однако по наличию ок¬
руглого выступа и боковых отростков в верхней части, а
также декору атташа, исполненного в виде женской головки,
она может принадлежать одному из кувшинов, бытовавших
в I в. до н. э. — I в. н. э. Интересно отметить, что на круглом
выступе ручки (возможно, это фрагмент скульптурного изо¬
бражения человеческой головки) нацарапано вторичное изо¬
бражение — лицо (табл. II, 17). Место, на которое нанесен
рисунок, предварительно было заглажено. Очевидно, это
сделал последний владелец кувшина, происходивший из
местной варварской среды, и в значительно более поздний
период по сравнению со временем изготовления сосуда.
Редкой находкой является ярославская патера (табл. II,
16). В отличие от широко распространенного типа патер с
каннелированными ручками, заканчивающимися головой ба¬
рана или другого животного, ярославский образец представ¬
лен единичными экземплярами и только ручками. Одна из
таких ручек обнаружена в погребении у д. Саблы близ
г. Симферополя. От ярославской она отличается более грубо¬
ватым орнаментом на атташе. Однако по форме, конфигура¬
ции атташа они идентичны. При этом ручка из Саблы сохра¬
нилась значительно лучше, чем ярославская. Это позволило
определить мотив атташа на обоих экземплярах. На ручке
из Саблы ясно видно, что атташ моделирован в виде кисти
руки, оформленной по сторонам валютообразными завитка¬
ми29. Идентичная форма атташей встречена на целой серии
сосудов италийского производства30. По стилистическим осо¬
бенностям атташи на ручках патер ближе всего к изображе¬
нию на тазе первой половины I в. н.э. из Соколовского кур¬
гана на Дону31. Очевидно, этим же временем следует дати¬
ровать патеры с описанными ручками. Такое предположение
подтверждается датировкой комплекса из Саблы, в котором
найдены зеркальце-подвеска северокавказского типа 32 и про¬
волочная фибула с подвязным приемником. Оба предмета
бытовали в I—II вв. н.э. По происхождению патеры с таки¬
ми ручками и таз из Соколовского кургана являются про¬
дукцией италийских мастерских. Еще один экземпляр по¬
добной ручки хранится в Музее Локарно (Швейцария); место
находки неизвестно*.
Из ярославского же впускного погребения происходят
упомянутые выше две серебряные ручки от канфара, найден¬
ные на поясе погребенного. Они, вероятно, были подвешены
* Благодарим Б. А. Раева за любезно предоставленные нам сведения.
83

к поясу как амулеты-обереги (табл. I, 7). Погребение не¬
грабленое, но никаких следов самого сосуда в могиле не об¬
наружено.
Судя по размерам, пропорциям и конфигурации ручек,
они принадлежали канфару типа найденных в Ольвийской
гробнице в 1891 г. Это сосуды с низким чашеобразным осно¬
ванием на кольцевом поддоне и с высокими вогнутыми в
средней части стенками. По краю и у основания канфары —
орнамент. Они датируются концом I в. до н.э. — первой по¬
ловиной I в. н. э.33
Серебряный канфар происходит также из Воздвиженского
погребения; судя по форме ручек и сохранившейся верхней
части, канфар относится к типу «скифосов». К сожалению, он
сохранился во фрагментах и не полностью. Сосуд был орна¬
ментирован фигурами всадников и растительным узором из
листьев аканфа (табл. IV, 50). Последний был широко рас¬
пространен в эллинистическую эпоху. Аналогичными листья¬
ми украшен серебряный канфар из Артюховского кургана34.
Мы не можем точно датировать Воздвиженский сосуд, но, учи¬
тывая, что подобный аканфовый орнамент не встречается на
серебряной посуде римского времени первых веков нашей
эры, дату канфара из Воздвиженского кургана следует огра¬
ничить I в. до н. э.
Необычной является находка серебряной фиалы из зубов¬
ского погребения в кургане № 1 (табл. XII, 120). Фиала отно¬
сится к изделиям работы греческих мастеров V — начала
IV в. до н. э. Фиала имеет греческую надпись, гласящую, что
чаша принадлежит «Аполлону — Предводителю, что в Фаси-
де». Из этого можно заключить, что чаша являлась обетным
даром богу Аполлону и находилась в святилище или храме,
расположенном в Фасиде, лежавшем в устье реки с тем же
названием (ныне Рион). Вопрос, как попала она в погребе¬
ние сарматского знатного воина, требует специального ис¬
следования.
В этом же погребении обнаружена бронзовая кружка
италийского производства (табл. XII, 126). Подобные круж¬
ки, служившие сосудами для воина, бытовали в I в. до н. э.
Как указывает И. Вернер, они нередко встречаются с черпа¬
ками, ручки которых заканчиваются лебедиными или со¬
бачьими головками. По классификации Еггерса такие чер¬
паки относятся к стадии А — второй половине I в. до н. э.35
Упоминание о двух «медных тазах» имеется в описании
комплексов из станицы Воздвиженской и кургана № 2 у Зу¬
бовского хутора (прил.). Кроме металлической посуды в по¬
гребениях зубовско-воздвиженской группы достаточно часто
встречается импортная стеклянная посуда. Это в основном
канфары с фигурными ручками. Среди них различаются ски-
84

фосы — канфары на низком кольцевом поддоне (табл. II, 11,
24; IV, 33; XIII, 146) и кубки на высокой ножке (табл. IX, 73;
X, 112). Все они исполнены в технике литья в двусоставной
форме, под давлением. Ручки и поддон или ножка отливались
вместе с туловом. Отверстия в ручках получены при помощи
вкладыша — пуансона. Окончательное оформление ручки
производилось резцом и шлифовальными инструментами.
Форма отливки также подвергалась вторичной обработке на
токарном и шлифовальном станках.
Канфары привлекали внимание исследователей. Наиболее
значительными работами являются статья А. Оливера и спе¬
циальная глава в книге К- Ф. Смирнова «Северский кур¬
ган»36. По классификации, усовершенствованной И. П. За-
сецкой и И. И. Марченко, канфары делятся по морфологи¬
ческим признакам на отдельные типологические и хроноло¬
гические группы. К ранним образцам, дата которых ограни¬
чивается второй половиной I в. до н. э., в нашей коллекции
относятся скифосы из кургана № 2 у станицы Ярославской
(табл. II, 24) и Воздвиженского погребения (табл. IV, 33),
Скифосы же из впускного погребения кургана «Острый» у
станицы Ярославской и кургана № 2 у Зубовского хутора
относятся к первой половине I в. н. э. Для них характерны
прямые вертикальные стенки с резким изломом в нижней,
переходящей в поддон части тулова, более изящные ручки
с вогнутыми сторонами и дуговидным вырезом на конце верх¬
него «пальца». Подобной формы серебряные скифосы, богато
декорированные сценами из жизни римских императоров Ав¬
густа и Тиберия, мифологическими сюжетами, сценами охоты
и борьбы зверей, происходят из комплексов I — начала II в.
н. э. Они обнаружены также в Помпеях и Боскориале, погиб¬
ших от извержения Везувия в 79 г. н. э. Серебряные и стек¬
лянные канфары существовали одновременно, их формы, раз¬
виваясь параллельно, влияли друг на друга. Особенно ярко
это прослеживается на стеклянном кубке из армавирского
погребения (табл. IX, 73). Форма ножки, ручек с рельефным
декором в виде «усиков», охватывающих край сосуда, нахо¬
дится в прямой зависимости от аналогичных деталей на се¬
ребряных канфарах.
Из стеклянной посуды встречена чаша полусферической
формы, исполненная в технике литья (табл. XII, 128). По
форме чаша восходит к образцам эллинистической эпохи.
Подобные чаши из стекла, металла и глины появляются в
западных районах с середины II в. до н.э. и продолжают бы¬
товать в течение всего I в. до н.э.37 Зубовская чаша близка
серебряным чашам из Артюховского и Ахтанизовского кур¬
ганов второй половины II в. до н.э. Однако последние отли¬
чаются большей остродонностью по сравнению с округлодон¬
85

ной чашей из зубовского погребения. В этом отношении они
ближе к полусферическим чашам с каннелированной поверх¬
ностью первой половины I в. н.э., к таким как экземпляры из
погребений у станицы Даховской в Прикубанье и Калинов¬
ского могильника в Нижнем Поволжье38. Зубовская чаша
занимает как бы промежуточное положение между эллини¬
стическими образцами и изделиями римской эпохи. Возмож¬
но, дата ее определяется I в. до н. э.
Вместе с канфаром-скифосом раннего типа из Сусловско-
го кургана близ станицы Ярославской происходит амфориск
из синего непрозрачного стекла с пестрым орнаментом из
цветных нитей (табл. II, 25). Амфориски из полихромного
стекла, служившие для хранения душистых масел и благо¬
воний, были известны еще в VI в. до н. э. и существовали
вплоть до I в. до н. э., несколько видоизменяясь по форме и
декору. Центром производства такого рода туалетных фла¬
конов с давних пор были Египет и Сирия, изготовлялись они
также на островах Родос и Кипр39. Отсюда они распростра¬
нялись по всему Средиземноморью, проникая на Боспор и
варварскую периферию.
Ярославский амфориск относится к типу сосудов, бытовав¬
ших с I в. до н.э. до начала I в. н.э. Находки их на о. Само-
фракия позволили сузить дату их бытования, ограничив ее
временем правления Августа — 30-е гг. до н.э. — 14 г. н.э.40
Вероятно, восточного же происхождения и небольшой
флакончик в виде плоской фаянсовой фляги, покрытой голу¬
бой, плохо сохранившейся глазурью, с двумя боковыми руч¬
ками-петельками (табл. I, 19). Редкие аналоги известны в
Северной Пальмире.
Среди глиняной посуды также имеются экземпляры им¬
портного происхождения. Например, краснолаковая неглубо¬
кая миска (табл. VIII, 78) и бальзамарий (табл. IX, 79) ма-
лоазийского или боспорского производства I в. н.э.41
Кроме того, в Зубовском погребении из кургана № 2 про¬
исходят три туалетных алебастровых сосудика, наполненных
белилами (табл. XIII, 144а, б, в). Два из них имеют зоо¬
морфные ручки в виде хищника кошачьей породы. Найдены
два алебастровых туалетных сосудика без ручек, один — в
Воздвиженском погребении (табл. III, 40), другой — в погре¬
бении № 5 кургана № 1 близ г. Армавира (табл. VIII, 77).
Для хранения белил и румян использовались и неболь¬
шие цилиндрические коробочки с крышкой — пиксиды. Они
изготовлялись из кости, дерева и металла на токарном стан¬
ке, о чем свидетельствуют концентрические круги с точкой в
центре на крышках и донцах сосудиков42. Костяная пиксида
обнаружена в кургане «Острый» (табл. I, 9). Остатки дере¬
вянной пиксиды с серебряными накладками, на одной из ко¬
86

торых имеется рельефное изображение головы барана, а на
другой — четырехлепестковая розетка, происходят из жен¬
ского погребения в кургане «Большой» (табл. X, 956, в).
К туалетным сосудикам относится и миниатюрный геши-
ровый флакончик с крышкой (утрачена), с двумя круглыми
отверстиями — петельками для подвешивания. Флакончик
происходит из женского погребения у аула Хатажукаевского
и, вероятно, подобно аналогичным металлическим сосудикам
служил для хранения ароматических веществ, лекарств или
яда 43. Флакончики носились на цепочке или шнурке на гру¬
ди. В хатажукаевском погребении гешировый флакончик
также лежал на груди погребенной (табл. III, 66).
Следует упомянуть железную треногу от канделябра
(табл. VIII, 80) (канделябры были распространены на Кав¬
казе в первые века нашей эры, а, возможно, и ранее) и
ножи, отличающиеся своими размерами от обычных ножич¬
ков среднесарматского периода (табл. I, 13; V, 45; XIII, 147).
Отметим железную очажную цепь (табл. XIII, 148), замко¬
вую пластинку и декоративные детали в виде фигурных
гнезд и пастовых цветных вставок от шкатулок (табл. XII,
130). Вероятно, стенки и крышка шкатулки были украшены
мозаичным рисунком, исполненным в технике перегородча¬
той инкрустации.
Интересны бронзовые литые кольца, украшенные фигур¬
ками козлов и столбиками (табл. VII, 62). Подобные кольца
с изображениями животных или мужских голов происходят
из погребений второй половины I — II в. н. э., обнаруженных
в Прикубанье на «Золотом кладбище» и в Нижнем По¬
волжье44. К сожалению, назначение этих предметов неясно,
они встречаются как в мужских, так и в женских погребе¬
ниях.
Таким образом, анализ комплексов зубовско-воздвижен-
ского типа показал, насколько многообразны и многочислен¬
ны находки в данных погребениях, а также позволил опре¬
делить основные хронологические рамки их бытования в пре¬
делах I в. до н.э. — начала II в. н.э. Рассматриваемые комп¬
лексы неодновременны. Самым ранним комплексом, выходя¬
щим за рамки исследуемой группы, относящимся к эпохе эл¬
линизма (II—I вв. до н.э.), является центральное захо¬
ронение в кургане «Острый» у станицы Ярославской
(кат., № 1—5).
Второй половиной I в. до н.э., а возможно, серединой его,
датируется мужское погребение у Зубовского хутора, из ко¬
торого происходят импортные изделия, бытовавшие в пре¬
делах I в. до н.э. Это римского производства бронзовая круж¬
ка (кат., № 126) и фибула типа «Алезия» (кат., № 123) и,
вероятно, сирийского происхождения стеклянная чаша
87

(кат., № 128). К этому же времени относится и железный
жезл, увенчанный головами оленей (кат., № 134).
К зубовскому захоронению примыкает погребение из кур¬
гана у станицы Воздвиженской, в котором найдены вещи вто¬
рой половины I в. до н. э., серебряный и стеклянный канфа-
ры (кат., № 50, 33) и пилум (кат., № 42). Воздвиженское и
зубовское погребения сближает общий характер погребаль¬
ного комплекса — наличие комбинированного панциря, фа-
ларов, конской узды, в которой найден фрагмент псалия,
оканчивающийся тризубцем (кат., № 49), идентичный зу¬
бовским псалиям (кат., № 125). Близость погребений под¬
черкивают и находки бронзовых котлов, чернолощенных гли¬
няных кувшинов и импортной посуды. Однако в отличие от
зубовского комплекса, в котором мы не имеем предметов,
твердо датированных I в. н. э., среди Воздвиженских вещей
есть ряд изделий, бытовавших как в I в. до н. э., так и в
I в. н. э., — гривны, браслеты, зеркало, курильница, колесо¬
видные псалии, меч, наконечники стрел и др. Это обстоя¬
тельство не позволяет нам ограничить дату Воздвиженского
погребения только I в. до н. э. Скорее всего оно было совер¬
шено на рубеже нашей эры, в так называемое «августовское
время». Вероятно, рубежом н. э. датируется и погребение из
Сусловского кургана у станицы Ярославской.
Остальные комплексы относятся в основном к I в. н.э.
Первой половиной I в. н.э. датируются погребения из курга¬
на «Большой», впускное погребение в кургане «Острый», кур¬
ган № 2 у Зубовского хутора и погребение на 'Лысой горе.
К этому же времени, а возможно, к середине I в. н.э., с уче¬
том находки зооморфной фибулы полихромного стиля рим¬
ской эпохи (кат., № 72) и мисок с желобчатым бортиком
позднейших типов (кат., № 76), относится впускное погре¬
бение № 5 из кургана № 1 у г. Армавира. Определенно вто¬
рой половиной I в. н.э. и, может быть, началом II в. н.э. да¬
тируется погребальный комплекс у аула Хатажукаевского.
Несмотря на присутствие в нем зеркала раннесарматского
типа, такие изделия, как ожерелье из золотых пронизок, со¬
ставленных из свернутых трубочек (бытовавших в Херсонесе
во II в. н.э.), бронзовые кольца с фигурами козлов (извест¬
ные до сих пор в погребениях второй половины I—II вв. н.э.).
глиняный сосуд с условно зооморфной ручкой, указывают на
более позднюю дату комплекса в целом.
Хатажукаевское погребение синхронно катакомбным по¬
гребениям «Золотого кладбища», которое в своей основе су¬
ществовало достаточно короткий промежуток времени —
вторую половину I —II в. н.э. Однако несколько погребений
«Золотого кладбища» относятся к более раннему времени, в
том числе и захоронение в кургане № 43 из Усть-Лабинского
88

могильника45. По конструкции могилы (прямоугольная яма
с «заплечиками») и по составу вещевого комплекса (золо¬
тая гривна с головой пантеры на конце, серьги в 1,5 оборо¬
та, зеркало I в. до н.э. — I в. н.э., обломок литого стеклян¬
ного скифоса, ручка импортного таза второй половины I в.
до н.э., боевой каменный топор, возможно, навершие жезла)
усть-лабинское погребение явно относится к типу зубовско-
воздвиженских комплексов и, вероятно, было совершено на
данной территории до возникновения здесь катакомбного
могильника.
Определяя хронологию «Зологого кладбища», мы соста¬
вили корреляционную таблицу на часть погребений зубовско-
воздвиженского и катакомбного типов. В основу корреляции
положено 17 признаков, из которых первые шесть характери¬
зуют комплексы зубовско-воздвиженского типа (многовит-
ковые браслеты, спиральные серьги из проволоки, канфары
литого стекла, алебастровые туалетные сосудики, зеркала
ранних типов I в. до н.э. — I в. н.э., импортная металличес¬
кая посуда конца I в. до н.э. — начала I в. н.э.). Некоторые
из этих же признаков встречаются и в катакомбных погре¬
бениях «Золотого кладбища» (как, например, серьги и але¬
бастровые сосудики), однако они не являются ведущими. Де¬
тальное изложение результатов этого исследования мы дадим
в последующих специальных публикациях. В рамках данной
статьи отметим только один важный факт — комплекс вещей
зубовско-воздвиженских погребений предшествует погре¬
бальному комплексу «Золотого кладбища».
1	Веселовский Н. И. Курганы Кубанской области в период римского вла¬
дычества//Труды XII Археологического съезда в Харькове. Харьков,
1905. Т. 1. С. 370.
2	Там же. С. 341—373.
3	Ростовцев М. И. Скифия и Боспор. Л., 1925. С. 573.
4	Смирнов К. Ф. Основные пути развития меото-сарматской культуры
Среднего Прикубанья//КСИИМК. 1952. Вып. 46. С. 14.
5	Виноградов В. Б. Сиракский союз племен на Северном Кавказе//СА.
1965. № 1. С. 113; Каменецкий И. С. Ахардей и сираки// Материалы
сессии, посвященной итогам археологических и этнографических ис¬
следований 1964 г. в СССР. Баку, 1965. С. 99; Ждановский А. М.
История племен Среднего Прикубанья во II в. до н.э. — III в. н.э.:
Автореф. канд. дис. М., 1985. С. 13.
6 Веселовский Н. И. Указ. соч. С. 353; Хазанов А. М. Очерки военного
дела сарматов. М., 1971. С. 60; Ленц Э. Э. Описание оружия, найден¬
ного в 1901 г. в Кубанской области // ИАК. Вып. 4. С. 129.
7	Мацулевич Л. А. Бляхи-обереги сарматского панцыря//СГЭ, Л., 1947.
Вып. IV. С. 5—8.
8	Блаватский В. Д. Очерки военного дела в античных государствах Се¬
верного Причерноморья. М., 1954. С. 119.
9	Шилов В. П. Калиновский курганный могильник//МИА, 1959. Вып. 60.
С. 464; Он же. Погребение сарматской знати I в. до н. э. — I в. н. э. //
89

СГЭ. Л., 1956. Вып. IX. С. 44; Берхин И. П. Сарматское погребение у
с. Саламатино//СГЭ. Л., 1959. Вып. XV. С. 39.
10	См. ОАК за 1902 г. СПб., 1904. С. 87. Рис. 195.
11	Амброз А. К. Фибулы юга Европейской части СССР. II в. до и. э.—
IV в. н. э.//САИ. Д1—30. 1966. С. 34; Галанина Л. К. Впускное по¬
гребение I в. и. э. Курджипского кургана//С А. 1973. № 2. С. 56.
12	Амброз А. К. Указ. соч. С. 56.
13	Там же. С. 31.
14	Фибулам типа «Алезия» посвящена статья Е. Л. Гороховского и
М. Б. Щукина «Фибулы типа «Алезия» из Среднего Поднепровья и
некоторые проблемы римско-варварских контактов на рубеже н. э.».
Статья готовится к изданию в журнале «Советская археология».
15	Rostovtzeff М. Iranians and Greeks in South Russia. Oxford. 1922.
P. 189. Fig. 16, 4.
16	Волкодав H. В. Курган эпохи бронзы на территории ОПХ «Рассвет».
// Материалы к научно-практическому семинару археологов «Итоги по¬
левых исследований археологических памятников Краснодарского края
в 1982—1983 гг.». Краснодар, 1984. С. 6.
17	Пятышева Н. В. Ювелирные изделия Херсонеса. М., 1956. С. 54.
Табл. XII, 7.
18	Грязнов М. П. Так называемые оселки скифо-сарматского времени//
Исследования по археологии СССР. Л., 1961. С. 139—144.
19	Хазанов А. М. Генезис сарматских бронзовых зеркал //СА. 1963. № 4.
С. 62. Рис. 1, тип. IV.
20	Там же. С. 64, 65, тип. VIII.
21	Скалой К. М. Изображение животных на керамике сарматского перио¬
да //Труды ОИПК ГЭ. Л., 1941. Т. 1. С. 173: Виноградов В. Б. К воп¬
росу об изображении животных на сарматской керамике // Археологи¬
ческий сборник МГУ. М., 1961. С. 43; Абрамова М. П. О керамике с
зооморфными ручками//СА. 1969. С. 69.
22	Смирнов К. Ф. Курильницы и туалетные сосудики Азиатской Сарма-
тии//Кавказ и Восточная Европа в древности: Сб. М., 1974. С. 166.
23	Миносян Р. С. Литье бронзовых котлов у народов степей Евразии
(VII в. до н. э. — V в. н.э.) // АСГЭ, Л., 1986. С. 69.
24	Боковенко Н. А. Типология бронзовых котлов сарматского времени в
Восточной Европе //СА. 1977. № 4. С. 42.
25	Ждановский А. М. История племен Среднего Прикубанья во II в. до
н.э. — III в. н.э. М., 1985 (Альбом к кандидатской диссертации).
26	Анфимов Н. В. Курганный комплекс сарматского времени из бассейна
р. Кирпили //Новое в археологии Северного Кавказа: Сб. М., 1986.
С. 188. Рис. 3.
27	Марченко И. И. К вопросу о датировке элитного и новоджерелиевского
комплексов//Древности Кубани (Материалы семинара). Краснодар,
1987. С. 49.
28	Eggers /. Der römische import in Freien Germanien. Hamburg. 1951.
Taf II, 124.
29	OAK за 1891 г. СПб., 1903. С. 76. Рис. 55.
30	Раев Б. А. Бронзовый таз из 3-го Соколовского кургана//СА. 1974.
№ 3. С. 184. Рис. 4.
31	Там же. С. 183. Рис. 3.
32	Абрамова М. П. Памятники горных районов Центрального Кавказа
рубежа и первых веков нашей эры // Археологические исследования на
юге Восточной Европы: Сб. М., 1974. С. 125—126.
33 Oliver A. Silver from the Gods: 800 years of Greek and Roman Silver.
Catalog. Printed in USA by the Meriden Gravure Company, Meriden,
Connecticut. 1977—1978. P. 124, NN 78, 79; Strong D. E. Greek and Ro¬
man gold and silver plate Methuen’s Handbooks of Archeology. London.
1966. P. 134.
90

34	Максимова А. И. Артюховский курган. Л., 1979. С. 78—80. Рис. 24.
35	Eggers J. Ibid Taf. XII, N 130.
36	Смирнов К. Ф. Северский курган. М., 1953. С. 17—22; Oliver А. Late
hellenistic glass in the Metropoliten Museum// J. G. S. Vol. IX. 1967.
37	Максимова. А. И. Указ. соч. С. 80—81. Рис. 26; Oliver А. Ibid. Р. 85;
Strotig D. E. Ibid Fig. 24.
38	Шилов В. П. Калиновский курганный могильник//МИА. 1969. Вып. 60.
Рис. 57, 9.
39	Галанина JI. К. Курджипский курган. Л., 1980. С. 33.
40	Dusenbery E. Ancient Glass from the cemetries of Samothrace // J.G.S.
Vol. IX. P. 37—38. Fig. 6, 7; Кунина H. 3., Сорокина H. П. Стеклян¬
ные бальзамарии Боспора//Труды ГЭ. Л., 1972. Вып. XIII. С. 159.
Рис. 6, 4.
41	Кропоткин В. В. Римские импортные изделия в Восточной Европе II в.
до н.э. — V в. Н.Э.//САИ, Д1—27. М., 1970. С. 20.
42	Сокольский Н. И. Деревообрабатывающее ремесло в античных госу¬
дарствах Северного Причерноморья. М., 1971. С. 209.
43	Скалой К. М. О культурных связях Восточного Прикаспия в поздне¬
сарматское время//АСГЭ. Л., 1961. С. 138.
44	Максимов Е. К. Сарматское погребение из кургана у с. Большая Дмит¬
риевка Саратовской области//СА.	1979. № 4. С. 157. Рис. 3, 2;
Засецкая И. П. Савроматские и сарматские погребения Никольского
могильника в Нижнем Поволжье//Труды ГЭ, 1979. С. НО. Рис. 14;
ОАК за 1902 г. СПб., 1904. Рис. 176; ОАК за 1901 г. СПб., 1903.
Рис. 166.
45	ОАК за 1902 г. СПб., 1904. С. 84.
Каталог*
Курган «Острый» (центральное погребение). Станица Яро¬
славская. Раскопки 1896 г.
Литература: ОАК за 1896 г., СПб., 1898. С. 58, 59.
Рис. 281, 284—286. Архив ЛОНА, д. 52/1896.
1.	Накладка.
Золото. 22x2,4. ГЭ, № 2233/30. II—I вв. до н.э.
Узкая полоска вырезана из тонкой пластины и украшена
штампованным, дважды повторенным изображением шествия
фантастических зверей. В последней фигуре, слева, ясно про¬
ступает технический дефект — двойное, наплывающее друг на
друга изображение головы. На концах и в средней части пла¬
стины имеются миниатюрные парные отверстия, на оборот¬
ной стороне — следы окислов железа.
2.	Бусы-пронизи.
Золото. 3,3X2,5. ГЭ, № 2233/27, 28. II—I вв. до н.э.
* Все размеры предметов даны в сантиметрах. Номера предметов в ката¬
логе соответствуют номерам на таблицах-иллюстрациях.
91

Бусы (2 экз.) спаяны из двух полых половин и украшены
треугольниками и ромбами из зерни, а также ободками из
витой проволоки и зерни.
Аналогии: Анфимов, 1952. С. 82. Рис. 22, 3.
3.	Амулет
Золото. Длина 2,6. ГЭ, № 2233/31.
Цилиндрик, свернутый из пластинки, края припаяны,
украшен тремя филигранными поясками из витой и гладкой
проволоки, образующих узор «елочку».
4.	Амулет.
Рог оленя (2 экз.). Длина 22; 27, 5. ГЭ, № 2233/32, 33.
5.	Бусы.
Стекло. Диаметр 1,4; 1,6; 2,4. ГЭ, № 2233/29. IV—I в. до
н. э.
а) Бусина округлая, поперечно-сжатая, из прозрачного
зеленого стекла; б) бусина округлая, поперечно-сжатая, из
синего непрозрачного стекла с синими плоскими глазками,
обведенными белым кольцом; в) бусина крупная, цилиндри¬
ческая, из прозрачного зеленовато-голубого стекла с выпук¬
лыми глазками (по центру — крупные синие глазки, обведен¬
ные тремя чередующимися кольцами — белым, коричневатым
и снова белым, — по краям в шахматном порядке располо¬
жены более мелкие желтые и беловатые глазки); г) бусины
(2 экз.) бочковидные, поперечно-сжатые, из непрозрачного
коричневатого стекла с плоскими коричневатыми глазками,
обведенными белым кольцом; д) бусина шаровидная, из не¬
прозрачного зеленоватого стекла с широкой поперечной по¬
лосой, орнаментированной сетчатым узором из синих линий,
образующих ромбы и треугольники по краям полосы. Ромбы
заполнены желтым стеклом, а треугольники — красным.
Аналогии: а) Алексеева, 1978. С. 64. Табл. 33,1 (тип. 8)*;
б, г) 1975. С. 68. Табл. 15, 16 (тип. 84); в) 1978. С. 56.
Табл. 32, 71, 72 (типы 385, 386); д) 1982. С. 38. Табл. 48, 8
(тип. 402).
Курган «Острый» (впускное погребение). Станица Ярослав¬
ская. Раскопки 1896 г.
Литература: ОАК за 1896 г. СПб., 1898. С. 56—59.
Рис. 277—280, 282, 283. Архив ЛОНА, д. 52/1896.
* Все аналогии к бусам приведены по работе Е. М. Алексеевой «Антич¬
ные бусы Северного Причерноморья» (см.: САИ, 1975; 1978; 1982.
П —12).
92

6.	Зеркало.
Бронза, серебро. Диаметр 18,2. ГЭ. № 2233/3, 4.
Зеркало литое, дисковидное и два фрагмента серебряной
обкладки от футляра с рельефным оттиснутым изображением
тритонов.
7.	Ручки от сосуда.
Серебро. Длина 8,0. ГЭ, № 2233/8,9. Рубеж I в. до н. э.—
I в. н.э.
Ручки сосуда (пара) фигурные, раздвоенные вверху. Кон¬
цы развилки завершаются округлыми выступами. Нижний
конец ручки моделирован в виде плоского округлого расши¬
рения— атташа, при помощи которого ручки припаивались
к сосуду.
Аналогии: Штерн, 1907. С. 91. Табл. 1; ОАК за 1902 г.
С. 70. Рис. 113; Беспалый, 1985. С. 163—172. Рис. 5, 2, 3.
8.	Колокольчик.
Бронза. Высота 3,8. Диаметр 2,5. ГЭ,№ 2233/1.1—II в. н.э.
Колокольчик ажурный, литой, с круглой петлей и желез¬
ным язычком.
Аналогии: Анфимов, 1951, С. 201. Рис. 18, 29; Абрамова,
1972. Рис. 15, 62; Она же, 1974. С. 14. Рис. III, 8; Шелов,
1961. С. 30, 31. Табл. XXXVIII, 8.
9.	Пиксида.
Кость. Высота 3,8. Диаметр 3,7. ГЭ,№ 2233/16.1—II в. н.э.
Пиксида, точенная на токарном станке, поверхность по¬
лированная.
Аналогии: Сокольский, 1971. С. 203, 209.
10.	Амулеты.
Кость. Длина 13,0; 5,0. ГЭ, № 2233/2,20.
а)	Подвески (7 экз.) йз кабаньих клыков с просверлен¬
ными отверстиями (целые и в обломках); б) зуб лошади.
11.	Скифос.
Стекло. Высота 7,5. Диаметр 10,6. Ширина с ручками 16,0.
ГЭ, № 2237/7. Первая половина I в. н. э.
Скифос литой, с вертикальными стенками, на низком
кольцевом поддоне и с фигурными ручками. На дне, с внеш¬
ней стороны, рельефные концентрические линии. Ниже края,
с внутренней стороны резцом нанесена круговая линия. Цвет
стекла зеленоватый (тип Ша, вариант 3)*.
* Здесь и далее определение типов стеклянных канфаров дано по клас¬
сификации, разработанной И. П. Засецкой и И. И. Марченко. См.: За-
сецкая И. П., Марченко И. И. Литые стеклянные камфары из Прику¬
банья (классификация и хронология) //1 Кубанская Археологическая
конференция: Тезисы доклада. Краснодар. 1989. С. 72—73.
93

Аналогии: Смирнов, 1953. С. 17. Рис. 10; Гущина, 1962.
С. 206, 208. Рис. 2, 2; Oliver, 1967. Р. 27, 33; Анфимов И.,
1984. С. 89—90. Табл. VI. Рис. 11.
12.	Жезл — боевой топор.
Камень. Длина 14,2. Ширина 5,0. ГЭ, № 2233/5.
Топор обушной, с широким лезвием и круглым отверсти¬
ем для рукояти. В отверстии сохранились окислы от желез¬
ного стержня.
13.	Нож.
Железо. Длина 22,6. ГЭ, № 2233/19.
Нож длинный, узкий, однолезвийный, с прямой спинкой и
широким плоским черенком для насаживания рукоятки.
14.	Пряслице (?).
Глина. Диаметр 4,2. ГЭ, № 2233/18.
Плоский кружок, слегка вогнутый с одной стороны, с от¬
верстием в центре.
15.	Проколка.
Кость. Длина 9,6. ГЭ, № 2233/17.
Проколка с просверленным отверстием на широком кон¬
це, поверхность полированная.
Аналогии: Шилов, 1959. С. 366, 490. Рис. 581; Синицын,
1960. С. 21, 65. Рис. 5, 4а, б, в: Он же, 1959. С. 96. Рис. 28,
29, 1.
16.	Патера (фрагменты).
Бронза. Диаметр 18,5. Длина ручки 20,3. ГЭ,№ 2233/10, 14.
Первая половина I в. н.э.
Ручка и часть края патеры (форма не восстанавливается).
Край слегка отогнут, ниже края — две параллельные врез¬
ные линии. Ручка литая, цилиндрическая, с тремя рельефны¬
ми гладкими ободками. Атташ украшен трилистником и дву¬
мя симметрично расположенными валютами. Нижний край
его оформлен в виде пяти зубцов, имитирующих человечес¬
кие пальцы (один зубец обломан, остальные подточены). На
ручке видны следы древней починки — три грубые заклепки,
при помощи которых ручка прикреплялась к тулову патеры
(первоначально ручка была припаяна).
Аналогии: ОАК за 1891 г. С. 76. Рис. 55; Раев, 1974.
С. 184—189.
17.	Кувшин (фрагменты).
Бронза. Диаметр горла 3,5. Диаметр плечиков 11,0. Диа¬
метр венчика 8,5. Длина обломков ручки 4,5 и 6,0. ГЭ,
№ 2233/11, 12, 13. I в. до н.э. — первая половина I в. н.э.
94

Фрагменты верхней части сосуда и ручки от кувшина с
узким горлом, массивным, горизонтально отогнутым венчи¬
ком и покатыми плечиками, со слабо выраженным ребром
при переходе к нижней части тулова. Ручка, выступающая
над краем кувшина, сверху украшена скульптурной голов¬
кой с расходящимися в стороны дуговидными отростками,
обычно охватывающими край сосуда. Головка с одной сто¬
роны уплощена (вторичная обработка), и в этом месте на¬
царапано схематичное изображение лица. Атташ ручки так¬
же моделирован в виде головы, исполненной в низком релье¬
фе. Сильная стертость не позволяет точнее определить изоб¬
ражение. Ручка была отлита отдельно и затем припаяна.
18.	Котел.
Бронза. Высота 47,0. Диаметр 43,0. ГЭ, № 2233/15. I в. до
н. э. — I в. н. э.
Котел литой, полусферической формы, на воронкообраз¬
ной ножке. Дуговидные ручки с тремя кнопкообразными вы¬
ступами в виде усиков спускаются на тулово.
Аналогии: Боковенко, 1977. С. 228. Рис. 3, 19.
19.	Флакон.
Глина. Высота 9,6. Диаметр 7,5. ГЭ, № 2233/6. I в. до
н. э. — I в. н. э.
Флакон в виде плоской круглой фляжки с узким горлом
и двумя ручками (ручки отбиты). Одна сторона — выпук¬
лая с концентрическими резными линиями в центре. Поверх¬
ность покрыта глазурью коричневатого цвета (сохранилась
не полностью).
Аналогии: Cp. Soldern Axel, von. Glass von der Antike bis
zum Jugendstill Sammlung Hans Cohn. 1980—1982. S. 50, №43.
20.	Наглазник.
Золото. Длина 8,1. Диаметр 3,6. ГЭ, № 2233/23.
Наглазник в виде двух дисков, вырезанных из тонкой
пластины со штампованным изображением лежащего оленя
с подогнутыми ногами, окруженного ободком-«веревочкой».
С одной стороны на каждом диске прорезаны щелевидные
отверстия, сквозь которые продета узкая соединительная
пластинка. Концы пластинки загнуты с оборотной стороны
дисков.
Аналогии: Пятышева, 1956. С. 29—41; Погребова, 1957.
С. 150; Чернопицкий, 1985. С. 253. Рис. 2.
21.	Браслеты.
Золото, а) Диаметр 1,3; б) длина проволоки 20,5. ГЭ,
№ 2233/21, 22. I в. до н.э. — I в. н.э.
95

а) Браслет массивный, из круглой в сечении проволоки,
с несомкнутыми концами; б) браслет спиральный, в 3,5 обо¬
рота, из тонкой круглой в сечении проволоки.
22.	Накладка (фрагменты).
Золото. Размеры: 3,4x3,4; 9,3x2,5. ГЭ, № 2233/24, 25.
Обломки накладки из гладкой пластины от шлема.
23.	Навершие ножа.
Известняк. Диаметр 3,6. ГЭ, № 2233/26.
Плоский кружок с круглым отверстием в центре. На по¬
верхности следы окислов железа и бронзы.
Курган № 2 «Сусловский». Станица Ярославская, Краснодар¬
ский край. Раскопки 1896 г.
Литература: ОАК за 1896 г., СПб., 1898. С. 59. Рис. 287,
288. Архив ЛОИ А, д. 52/1896.
24.	Скифос,
Стекло. Высота 7,8. Диаметр края 11,2. ГЭ, № 2233/36.
I в. до н. э.
Скифос литой, на низком широком кольцевом поддоне,
с наклонными толстыми стенками и двумя ручками (обе руч¬
ки утрачены). Цвет темно-зеленый — бутылочный (тип I, ва¬
риант 2).
Аналогии: Boston Museum Bulletin, 64, 1966. Р. 8. Fig. 4;
Анфимов, 1952. С. 80. Рис. 21, 6.
25.	Амфориск.
Стекло. Высота 14,9. ГЭ, № 2233/37. Конец I в. до н.э.—
первая четверть I в. н.э.
Амфориск остродонный, финикийского стекла, с высоким
узким горлом и вертикальными ручками (одна ручка утра¬
чена). Сформирован по глиняно-песчаному ядру.
Аналогии: Кунина, Сорокина, 1972. С. 159. Рис. 6, 4;
Dusenbery Е. 1967. Р. 37, 38. Fig. 6, 7.
26.	Пластинки.
Золото. Длина 3,8; 4,1; 5,8. Ширина 3,5; 3,7; 2,8. ГЭ
№ 2233/34, 35.
Пластинки (3 экз.) овальной формы, со слегка выпуклой
поверхностью. Назначение неизвестно.
Курган. Станица Воздвиженская. Раскопки 1899 г.
Литература: ОАК за 1899 г., СПб., 1902. С. 44—45.
Рис. 65—81; Гущина, Попова, 1970. С 75—89. Рис. 16—20.
27.	Фибула-брошь.
Золото, сердолик. Размеры: 3,6x2,8. ГИМ, № 42418, 252/9.
I в. до н. э. — I в. н. э.
96

Фибула-брошь овальной формы, из золотой тонкой пла¬
стины. В центре напаяно гнездо из узкой полоски с зубчаты¬
ми краями, плотно прилегающими к сердоликовой вставке.
Вставка овальной формы, выпуклая с лицевой стороны и
плоская с оборотной, имеет сквозные отверстия, что свиде¬
тельствует о ее вторичном использовании. Первоначально
она представляла собой пронизь и, вероятно, входила в со¬
став ожерелья. По краю брошь украшена бордюром-«пле-
тенкой» и дугообразными ячейками, образованными напаян¬
ной витой проволокой. На оборотной стороне сохранилась
часть застежки в виде напаянных пластинок.
Аналогии: Смирнов, 1953. С. 29; Максимова, 1979. С. 69.
Рис. 83; Амброз, 1966. С. 31; Каминская и др., 1985. С. 228—
234. Рис.З.
28.	Наконечник.
Золото, стекло. Длина 3,5. Ширина 1,6—2,5. ГИМ,
№ 42418, 252/10.
Наконечник трапециевидной формы, свернут из тонкой
золотой пластинки. Лицевая сторона украшена продольными
рядами зерни и вертикально в два ряда расположенными
вставками голубого стекла, в круглых гнездах из напаян¬
ной витой проволоки. Широкий край наконечника с лицевой
стороны окаймлен бордюром-«елочкой». Верхний край обло¬
ман. С оборотной стороны наконечник имеет рифленую по¬
верхность.
29.	Бляшки нашивные, штампованные.
Золото. Длина 1,2; 1,8. ГИМ, № 42418, 252/3, 4. I в. до
н. э. — I в. н. э.
а) Бляшки (31 экз.) в виде стилизованной головы бара¬
на с поперечной перекладинкой и четырьмя отверстиями;
б)	бляшки (43 экз.) круглые, с выпуклостью в центре и дву¬
мя концентрическими рельефными ободками, с двумя от¬
верстиями.
30.	Браслет.
Золото. Диаметр 7,6. ГИМ, № 42418, 252/2. I в. до н.э.—
I в. н. э.
Браслет спиральный, в 2,5 оборота, из круглой в сечении
проволоки.
31.	Гривна.
Золото. Диаметр 14,5. ГИМ, № 42418, 252—1. I в. до н.э.—
I в. н. э.
Гривна — массивный шейный обруч из круглого в сече¬
нии дрота с расширяющимися несомкнутыми концами.
Аналогии: Шилов, 1959. С. 463. Рис. 51.
97
7 Зак. 6.

32.	Пряжка.
Железо, золото. Длина 4,5. ГИМ, № 42418, 252/25. I в.
до н. э. — I в н. э.
Обломок поясной пряжки, прямоугольной формы, из же¬
лезной пластины, покрытой сверху золотым листом. По
краю — бордюр из вставок бирюзы в углубленных миндале¬
видной формы гнездах. В центре — неясное изображение
«звериного стиля». На сохранившемся конце имеется про¬
резь для ремня и выступ-крючок.
Аналогии: Засецкая, 1979. С. 111. Рис. 22.
33.	Скифос.
Стекло. Высота 7,3. Диаметр края 10,2. Ширина вместе с
ручками 17,6. ГИМ, № 42418, 252/19. Вторая половина I в.
до н. э. — рубеж н. э.
Скифос литой, с вертикальными стенками, на низком
кольцевом поддоне, с фигурными ручками. На дне, с внеш¬
ней стороны, рельефные концентрические линии. В основании
верхней части ручек — сегментовидные выемки (тип. Illa,
вариант 2).
Аналогии: То же, что кат., № 11; Сысоев, 1897. С. 33—49.
Табл. 3. Рис. 1.
34.	Зеркало.
Бронза. Диаметр 10,5. ГИМ, № 43418, 252/14. I в. до
н. э. — I в н. э.
Зеркало круглое, из тонкой пластины, по краю — резная
линия (неполное, в обломках).
Аналогии: Хазанов, 1963. С. 62 (тип. VI).
35.	Фалары.
Бронза. Диаметр 13,3. ГИМ, № 42418, 252/11, 12. .
Фалары (пара) круглые, с рельефным изображением сце¬
ны терзания — пантера нападает на козла. Изображение об¬
рамлено широким пояском-«плетенкой». По краю — бордюр
в виде двух параллельных ободков, имитирующих рубчатую
проволоку, и расположенного между ними «жемчужного»
ряда. Фалары сделаны из кованого листа, орнамент выпол¬
нен в технике тиснения. По краям имеются четыре отверстия
с остатками бронзовых штифтов.
Аналогии: Смирнов, 1953. С. 32—37; Тревер, 1940. С. 45—
57. Табл. I, II.
36.	Кувшин.
Глина. Высота 30,0. Диаметр устья 13,0. Диаметр дна
10,5. ГИМ, № 42418, 252/22. I в. до н. э. — I в. н. э.
98

Кувшин гончарный, серолощеный, с узким высоким гор¬
лом со сливом, с округлым туловом и маленьким плоским
дном. Ручка круглая в сечении. У основания горла — три
рельефных концентрических валика.
Аналогии: Анфимов, 1951. С. 195. Рис. 16,1; Анфимов И. Н.,
1984. С. 85.
37.	Котел.
Бронза. Высота 14,0. Диаметр устья 11,0. ГИМ,
№ 42511, 252/27. I в. до н. э. — I в. н. э.
Котел литой, с округлым туловом, с резко отогнутым вен¬
чиком, на высокой рюмкообразной ножке, с двумя дуговид¬
ными ручками, тремя выступами и одним петлеобразным уш¬
ком. Концы ручек спускаются на тулово в виде усиков. С од¬
ной стороны имеется носик для слива.
Аналогии: Боковенко, 1977. С. 231. Рис. 3, 17, 18.
38.	Котел.
Бронза. Высота 41,0. Диаметр 36,0. ГИМ, № 42510, 252/26.
I в. до н. э. — I в. н. э.
Котел литой, с округлым туловом, со слегка отогнутым
венчиком, на высокой рюмкообразной ножке. Ручки дуговид¬
ные, с тремя выступами-кнопками и спускающимися на ту¬
лово валиками-усиками. Под венчиком — два петлеобразных
ушка. Вокруг тулова — рельефный поясок-«веревочка». Нож¬
ка прикреплена ко дну тремя заклепками (древняя починка).
На тулове — две большие вмятины и одна пробоина, возмож¬
но, следы намеренного повреждения.
Аналогии: Боковенко, 1977. С. 231. Рис. 3, 16.
39.	Курильница.
Глина. Высота 3,5. Ширина 4,5. ГИМ, № 42418, 252/17.
I в. до н. э. — I в. н. э.
Курильница лепная, цилиндрическая, с плоским дном, с
двумя округлыми отверстиями, расположенными напротив
друг друга.
Аналогии: Смирнов, 1974. Рис. 1, тип. Іа4; Засецкая, 1979.
С. 107. Рис. 18.
40.	Сосудик.
Алебастр. Высота 3,0. Диаметр устья 2,2. Диаметр дна 1,8.
ГИМ, № 42418, 252/15. I в. н.э.
Сосудик шаровидной формы, с невысоким слегка расши¬
ряющимся горлом и округлым дном.
Аналогии: Смирнов, 1974. С. 174, тип X а3; в статье Гущи¬
ной, Поповой (1965. С. 78. Рис. 16, 3) ошибочно опубликован
алебастровый сосудик из другого комплекса.
99

41.	Кинжал.
Железо. Длина 50,0. Ширина 4,0. Длина рукояти 13,0.
ГИМ, № 42418, 252/16. I в. до н. э. — II в. н. э.
Кинжал двухлезвийный, с кольцевым навершием и пря¬
мым перекрестием.
Аналогии: Хазанов, 1971. С. 10, 139.
42.	Наконечник дротика (пилум).
Железо. Длина 85,0. ГИМ, № 42418, 252/21. I в. до н. э.
Наконечник дротика в виде длинного стержня, с пирами¬
дальным острием на одном конце и воронкообразной втул¬
кой на другом, внутри втулки сохранились остатки дерева от
древка.
43.	Наконечники стрел.
Железо. Длина 1,8—3,0. ГИМ, № 42418, 252/7. I в. до
н. э. — II в. н. э.
Наконечники стрел (10 экз.) трехлопастные, черешковые,
с прямо срезанными жальцами.
Аналогии: Хазанов, 1971. С. 37—38..Тип. 4. Табл. IX, 22;
Анфимов, 1951. С. 197—198; Абрамова, 1972. С. 23.
44.	Панцирь.
Железо. Бронза. Длина чешуек 3,0—3,2. ГИМ № 42418,
252/5,6. I в. до н. э. — II в. н. э.
Панцирь комбинированный, состоящий из железных и
бронзовых чешуек и железной кольчуги. Чешуйки прямо¬
угольные, с одной округлой стороной, продольным ребром по
центру и четырьмя отверстиями в верхней части, сгруппиро¬
ванными попарно.
Аналогии: Хазанов, 1971. С. 59—62; Засецкая, 1979. С. 103.
Рис. 13, 3, 4.
45.	Ножи.
Железо. Длина 38,0. ГИМ, № 42418, 252/8.
Ножи (2 экз.) длинные, однолезвийные, со слегка выгну¬
той спинкой и вогнутым лезвием, с коротким овальным в се¬
чении черенком.
46.	Точильные камни.
Известняк. Длина 11,0. ГИМ, № 42418, 252/20.
а)	Точильный брусок сигарообразной формы, круглый в
сечении, с просверленным отверстием в широкой части;
б) точильный камень в виде широкого плоского бруска, с про-
сверленным отверстием.
100

47.	Удила и псалии.
Железо. Длина одного звена 10,1. Диаметр псалия 8,0.
ГИМ, № 42418, 252/23. I в. до н. э. — II в. н. э.
Удила кольчатые, из круглого в сечении дрота, с колесо¬
видными псалиями (две.пары).
Аналогии: Анфимов, 1951. С. 185. Рис. 12, 9; Абрамова,
1974. С. 6. Рис. III, 29; Ждановский, 1984. С. 80. Рис. 1, 47.
48.	Удила и псалии.
Железо. Длина псалия 14,5. ГИМ* № 42418, 252/23.
Удила кольчатые, из круглого в сечении дрота (облома¬
ны), с фигурными четырехгранными в сечении псалиями, с
двумя выступающими петлями в средней части, украшенны¬
ми золотыми накладками (сохранились не полностью).
49.	Псалий (обломок).
Железо. Длина 8,2. ГИМ, № 42418, 252/23. I в. до н.э.
Обломок стержневого псалия, заканчивающегося трезуб¬
цем (прикипел к колесовидному псалию). (См. кат., № 47).
50.	Канфар (в обломках).
Серебро. Диаметр края 9,6. ГИМ, № 42418, 252/24.
Фрагменты канфара типа скифоса, на кольцевом поддоне,
с фигурными ручками. Поверхность украшена фигурами
всадников и растительным орнаментом.
Курган. Участок И. Г. Харина. Аул Хатажукаевский. Станица
Воздвиженская. Раскопки 1899 г.
Литература:	ОАК за 1899 г., СПб, 1902. С. 47—50.
Рис. 82—97.
51.	Бляшки нашивные, штампованные.
Золото. Диаметр 0,8. ГИМ, № 42418, 252/31. I в. н.э.
Бляшки (39 экз.) в виде колечка, с двумя округлыми вы¬
ступами и одним отверстием.
52.	Серьги.
Золото. Диаметр 2,1. ГИМ, № 42418, 252/29—30. I в. до
н. э. — I в. н. э.
Серьги (пара) в виде спиральных колец в 1,5 оборота,
из круглой в сечении проволоки.
Аналогии: Анфимов, 1951. С. 186. Рис. 14, 2; Галанина,
1980. С. 45, 90. Кат., № 38; Гущина, 1982. С. 23. Рис. 2, 33,
40; 8, 40.
53.	Фибула.
Золото. 0,8x1,5. ГИМ, № 42418, 252/34. I в. до н.э. — I в.
н.э.
101

Фибула-зайчик спаяна из двух половин, полая внутри, с
двумя кубическими подвесками на цепочках. Подвески со¬
гнуты из золотой полоски, сверху и снизу отверстия закрыты
напаянными квадратными пластинками. Фигурка украшена
зернью, имитирующей глаза и шерсть животного, пластин¬
чатые уши которого припаяны. На оборотной стороне — за¬
стежка.
Аналогии: Галанина, 1973. С. 49, 56—57. Рис. 1, 11, 12;
Анфимов И., 1984. Табл. VI, 18.
54.	Булавка.
Золото. Длина 7,8. ГИМ, № 42418, 252/28.
Булавка с полусферической полой головкой, с тремя при¬
паянными проволочными петельками, сквозь которые проде¬
ты три цепочки с круглыми пластинчатыми подвесками, чет¬
вертая цепочка с подвеской продета сквозь петельку, напа¬
янную на иглу. Снизу к головке припаяна круглая пластинка
с отверстием в центре, в которое вставлена игла. Головка
украшена крупной зернью.
55.	Бусы.
Гешир, стекло, сердолик. Диаметр 0,6; 1,2; 1,4; 2,2. Длина
0,7; 1,3; 2,0; 2,5. ГИМ, № 42418, 252/32—33. II в. до н.э.—
II	в. н. э.
а) Бусина округлая, гешировая; б) бусы (9 экз.) бочко¬
видные, гешировые; в) бусина овальная, зеленого стекла с
белыми полосками; г) бусины-подвески (2 экз.) из синего
стекла с белыми прожилками; д) фигурные подвески (3 экз.)
из зеленоватого прозрачного стекла; е) бусина округлая, из
зеленого прозрачного стекла; ж) бусина кольцевидная, реб¬
ристая, из зеленого прозрачного стекла; з) бусина попереч¬
но-сжатая, из сердолика; и) бусина округлая, предельно вы¬
тянутая, сердоликовая; к) бусина округлая, ребристая из
сердолика.
Аналогии: а) Алексеева, 1978. С. 10. Табл. 20, 1 (тип 26);
б)	1978. С. 17. Табл. 20, 41, 41а (тип 65); в) 1978. С. 42.
Табл. 27, 54 (тип 179); г) 1978. С. 43. Табл. 27, 60-^65
(тип 193); д) 1978. С. 74. Табл. 34, 39 (тип 193); е) 1978.
С. 64. Табл. 33, 1 (тип И); ж) 1978. С. 71. Табл. 33, 47
(тип 152); з) 1982. С. 26. Табл. 38, 32 (тип 4); и) 1982. С. 15.
Табл. 38, 15 (тип Іа); к) 1982. С. 17. Табл. 38, 44 (тип 10).
56.	Пронизки or ожерелья.
Золото. Размеры 1,5X1,5. ГИМ, № 42418, 252/35. I—
III	вв. н. э.
Пронизки (14 экз.) ромбовидной формы, состоят из на¬
паянных друг на друга семи трубочек разной величины, свер¬
102

нутых из рубчатой пластины. К верхним и нижним трубоч¬
кам припаяно по одной пластинчатой петельке.
Аналогии: Пятышева, 1956. С. 54. Табл. XII, 5, 7.
57.	Амулет.
Египетский фаянс. Длина 1,3. ГИМ, № 48418, 252/32—33.
Вторая половина I — первая половина II в. н.э.
Пронизка белого цвета, в виде фигурки скарабея, на низ¬
кой овальной подставке.
Аналогии: Алексеева, 1978. С. 73. Табл. 34, 18 (тип. 183).
58.	Амулет.
Камень. Длина 6,5. ГИМ, № 48418, 252/32—33.
Подвеска литая, стреловидной формы, с плоской петлей.
В нижней части с четырех сторон — продольные углубления,
верхняя часть покрыта желобками, имитирующими обмотку.
59.	Колокол.
Бронза. Диаметр 11,0. ГИМ, № 42418, 252/39.
Колокол массивный, литой, с прямоугольным ушком, со
следами преднамеренного повреждения.
60.	Амулет.
Раковина. Размеры 3,8x3,6. ГИМ, № 48418, 252/44.
Подвеска неправильной формы, с просверленным отвер¬
стием (неполная).
Аналогии: Алексеева, 1982. С. 27, 28. Табл. 43, 16—26;
Вязьмитина, 1972. С. 151; Зубарь, Мещеряков, 1983. С. 97;
Мцхета. Т. I—III, 1980. С. 141, 146.
61.	Зеркало.
Бронза. Диаметр 16,5. ГИМ № 42418, 252/41. III—I в.
до н. э.
Зеркало круглое, с узким выпуклым валиком по краю и
подтреугольным штырем для насаживания ручки (неполное).
Аналогии: Хазанов, 1963. С. 62—63. Рис. 1 (тип IV).
62.	Кольца.
Бронза. Диаметр 6,0. ГИМ, № 42418, 252/46, 47, 48, 49.
Вторая половина I — начало II в. н.э.
Кольца (3 экз.) литые, из круглого в сечении дрота. На
каждом — по три скульптурных головки мулов.
Аналогии: Максимов, 1957. С. 157—161. Рис. 3, 2; Засец-
кая, 1979. С. ПО. Рис. 14.
63.	Кольцо.
Бронза. Диаметр 6,0. ГИМ, № 42418, 252/49. Вторая поло¬
вина I — начала II в. н. э.
103

Кольцо литое, из круглого в сечении дрота, с четырьмя
столбиками, сгруппированными попарно. Около каждой пары
видны следы еще одного столбика.
64.	Пряслице.
Глина. Диаметр 3,0; 3,5. ГИМ № 42418, 252/42.
а) Пряслице в виде плоского кружка с отверстием в цент¬
ре; б) пряслице округлое, с одной выпуклой стороной, дру¬
гой— уплощенной, с отверстием в центре.
65.	Боевой топор.
Камень. Длина 13,0. Ширина 4,5. ГИМ, № 42418, 252/38.
Топор обушной, с широким лезвием и круглым отверстием
для рукояти.
66.	Сосудик.
Гешир.. Диаметр 2,7. Высота 2,5. ГИМ, № 42418, 252/37.
Ритуальный сосудик с округлым дном и двумя боковыми
круглыми отверстиями у края. Сосудик имел крышку (утра¬
чена).
67.	Котел.
Бронза. Высота 36,5. Диаметр 43,0. ГИМ № 42512, 252/50.
I в. до н. э. — I в. н. э.
Котел литой, на высокой ножке, с двумя вертикально рас¬
положенными дуговидными ручками, с тремя выступами и
одной петлеобразной ручкой на тулове. От ручек спускаются
рельефные валютообразные усики. На одной стороне тулова
расположен рельефный тамгообразный знак.
68.	Ойнохоя.
Бронза. Диаметр устья 10. Диаметр тулова 13,0. Высота
17,0. Диаметр дна 9,0. ГИМ, № 42428, 252/40. Первая полови¬
на I в. н. э. Италийское производство.
Ойнохоя литая, с узким невысоким горлом, с отогнутым
краем и округлым дном,на кольцевом поддоне. Ручка свер¬
ху моделирована в виде трилистника, атташ—в виде головы
Диониса (отлита отдельно и затем припаяна).
Аналогии: Кропоткин, 1970. С. 88—89. Рис. 40, 1; 67, /.
69.	Кувшин.
Глина. Высота 30,0. Диаметр горла 13,0. Диаметр дна 11,0.
ГИМ, № 42418, 252/45. I—II вв. н.э.
Кувшин гончарный, серого цвета, с высоким горлом, со
сливом и плоским дном, с одной вертикальной витой ручкой
и двумя зооморфными ручками, расположенными на тулове.
104

В основании горла и на тулове — по три концентрических
желобка.
Аналогии: Анфимов, 1951. С. 195. Рис. 16, 4; Скалой,
1941. С. 173; Лавпаче, 1981. Табл. 14, 5.
70.	Нити спиральные (обрывки).
Золото. Длина 6 — 9,5. ГИМ, № 42418, 252/31.
Курган № 1 (впускное погребение № 5) г. Армавир. Рас¬
копки 1902 г.
Литература: ОАК за 1902 г., СПб., 1904. С. 86—87.
Рис. 194—196; Архив ЛОНА, д. 93/1902.
71.	Браслеты.
Золото. Диаметр 7,2. ГЭ, № 2240/1. I в. до н. э.—I в. н. э.
Браслеты (пара) проволочные, спиральные, в 2,5 оборо¬
та, соединенные друг с другом при помощи двух спиральных
колечек-серег и фибулы в виде фигурки барашка (см. кат.,
№72).
72.	Фибула-застежка.
Золото, бронза, паста. Длина 3,8. Высота 2,7. ГЭ,
№ 2240/2. I в. н. э.
Фибула в виде стилизованной фигурки лежащего бара¬
на. Фигурка полая, спаяна из двух половин, украшена фили¬
гранным орнаментом из витой проволоки и зерни и вставка¬
ми из цветной пасты в напаянных гнездах из узкой полоски.
С оборотной стороны к основанию припаяна гладкая пла¬
стинка, к которой припаяны бронзовая однорядная пружина
с иглой и приемником.
Аналогии: см. кат., № 53.
73.	Канфар.
Стекло. Высота 10,0. Диаметр края 8,3. Ширина с ручками
15,0. ГЭ, № 2240/5. Первая половина I в. н.э.
Канфар литой, яйцевидной формы, на высокой рюмкооб¬
разной ножке, с двумя фигурными ручками с декоративными
«усиками», охватывающими край сосуда. Цвет стекла зеле¬
новатый (тип III, вид 2, вариант 3).
Аналогии: Искусство древней Греции и Рима. Альбом./
Сост. К- С. Горбунова, И. И. Саверкина. Л., 1975. С. 23.
№ ПО; Oliver, 1967. Р. 31, № 21, 29; Анфимов И., 1984.
С. 89—90. Табл. XIII, 7.
74.	Бусы.
Стекло, гешир, янтарь. Диаметр 0,6; 0,8; 1,2. ГЭ, №2240/3.
I — II вв. н. э.
105

а) Бусина (1 экз.) округлая, поперечно-сжатая, из геши-
ра; б) бусины (5 экз.) кольцевидные, из гешира; в) бусина
полусферическая, с одной выпуклой и другой плоской сторо¬
нами; г) бусина округлая, из светлого полупрозрачного стек¬
ла, с внутренней позолотой; д) бусины (2 экз.) бочковидные,
из глухого стекла оранжевого цвета; е) бусина округлая,
поперечно-сжатая, из янтаря.
Аналогии: а) Алексеева, 1978. С. 12. Табл. 20, 12 (тип. 9а);
б) 1978. С. 12. Табл. 20, 14 (тип. 9а); г) 1978. С. 29.
Табл. 26, 4 (тип 16); д) 1978. С. 65. Табл. 33, 6 (тип 24);
е) 1978. С. 30—31. Табл. 24, 36 (тип 44).
75.	Зеркало.
Бронза. Диаметр 12,7. ГЭ, № 2240/4. I в. н. э.
Зеркало литое, круглое, с подтреугольным выступом для
насаживания ручки. По краю — невысокий валик, отделен¬
ный резной линией, с фасетками-полулунками. В центре —
небольшая коническая выпуклость.
Аналогии: Хазанов, 1963. С. 64—65. Рис. 3, 5 (тип. VIII).
76.	Миски.
Глина. Высота 9,5; 10,0; Диаметр по краю 25,0. Диаметр
дна 10,5. ГЭ, № 2240/10, 11. I —III вв. н.э.
Миски (2 экз.) сделаны на гончарном круге, серолощеные
с профилированным желобчатым бортиком.
Аналогии: Анфимов, 1951. С. 195. Рис. 16, 5, 6; Абрамова,
1972. Рис. 14, 49; Керефов, 1985. Рис. 19, 1; 23, 2; Анфи¬
мов И., 1984. Табл. 1, 15; 2, 25; 6, 1; 10, 2.
77.	Сосуд.
Алебастр. Высота 6,3. ГЭ, № 2240/8. I в. н.э.
Сосуд туалетный, с округлым расширяющимся к упло¬
щенному дну туловом и слегка отогнутым венчиком.
Аналогии: Смирнов, 1974. С. 174. Тип. X г1.
78.	Тарелка.
Глина. Диаметр края 17,5. Диаметр дна 7,0. Высота 4,0.
ГЭ, № 2240/6. Первая половина I в. н. э.
Тарелка гончарная, краснолаковая, на кольцевом поддо¬
не, с загнутым внутрь краем. На дне, с внутренней сторо¬
ны, видны четыре концентрические линии.
Аналогии: Книпович, 1952. С. 315. Рис. И, 3; Гущина,
1982. С. 22.
79.	Балъзамарий.
Глина. Высота 15,8. Диаметр тулова 6,0. Диаметр
края 3,5. ГЭ, № 2240/7. Первая половина I в. н.э.
106

Бальзамарий сделан на гончарном круге, светлоглиняный,
с плоским дном, высоким узким горлом, с валикообразным
бортиком по краю.
Аналогии: Максимова, 1979. С. 135. Рис. 63.
80.	Канделябр.
Железо. Высота 17,5. Ширина 19,5. ГЭ, № 2240/9. I—пер¬
вая половина II в. н.э.
Нижняя часть канделябра — тренога в виде стержня, пе¬
реходящего в три изогнутые ножки, расширяющиеся в осно¬
вании.
Аналогии: Анфимов, 1960. С. 158. Рис. И; Ждановский,
1984. С. 79. Рис. 1, 3, 8; 2, 63; Каминская, Каминский, Пьян-
ков, 1985. С. 228—234. Рис. 4, 5; Мцхета, I, 1958. С. 257.
Табл. XXV, 1.
Курган № 4 (впускное погребение № 1), г. Армавир. Раскоп¬
ки 1902 г.
Литература: ОАК за 1902 г., СПб., 1904. С. 88. Рис. 197;
Архив ЛОИА, д. 93/1902.
81.	Браслет.
Золото. Диаметр 7,5. ГЭ, № 2240/13. Первая половина
I в. н. э.
Браслет спиральный, в два оборота, свитый из двух глад¬
ких круглых в сечении проволок, с наконечником в виде го¬
ловы лошади. Наконечник полый, спаян из двух половин, шов
закрыт филигранным ободком из рубчатой проволоки.
Аналогии: Манцевич, 1976. Рис. 1; 8, 1, 2; Смирнов, 1976.
Рис. 7, 5, 6.
82.	Обломок стержня.
Бронза. Длина 8,5. ГЭ, № 2240/12.
Обломок изогнутого стержня, круглого в сечении.
Курган «Большой» (впускное погребение), г. Армавир. Рас¬
копки 1902—1903 гг.
Литература:	ОАК за 1903 г., СПб., 1906. С. 61—64.
Рис. 96—113; Архив ЛОИА, д. 14/1903.
83.	Бляшки нашивные, штампованные.
Золото. Размеры 0,4—0,9. 1,2—1,6. ГЭ, № 2242/4—14, 41.
I — первая половина II в. н.э.
а) Бляшки (93 экз.) в виде стилизованной головы лоша¬
ди, с четырьмя отверстиями; б) бляшки (47 экз.) в виде
соединенных двух конских голов, обращенных в противопо¬
ложные стороны, с четырьмя отверстиями; в) бляшки
107

(38 экз.) в виде равноконечного креста с четырьмя отвер¬
стиями; г) бляшки (49 экз.) в виде лотоса, с перекладиной
в основании; д) бляшки (184 экз.) полусферической формы,
с двумя отверстиями; е) бляшки (43 экз.) круглые, с выпук¬
лой серединой и рельефным гладким бортиком, с двумя от¬
верстиями; ж) бляшки (26 экз.) умбонообразной формы, с
рубчатым бортиком и двумя отверстиями; з) бляшки (12 экз.)
умбонообразной формы, с гладким рельефным бортиком, на
оборотной стороне припаяна пластинчатая петелька.
Аналогии: Засецкая, 1986. С. 128—134. Рис. 3, 4, 5.
84.	Фибула-застежка.
Золото. Длина 2,5. Высота 1,8. ГЭ, № 2242/2. I в. н.э.
Фибула в виде стилизованной фигурки лежащего барана.
Фигурка полая, спаяна из двух половин; рога из двойной
рубчатой проволоки и пластинчатые уши сделаны отдельно и
затем припаяны; глаза переданы крупными зернинками,
шерсть — мелкой зернью. С оборотной стороны отверстие за¬
крыто гладкой пластинкой, к которой припаяны петля с иг¬
лой и приемником.
Аналогии: см. кат., № 53.
85.	Подвеска.
Золото, халцедон. Размеры 4,1X3,2. ГЭ, № 2242/34.
I в. н. э.
Подвеска-медальон из овального халцедона, с одной вы¬
пуклой стороной, в золотой оправе. Оправа, в виде узкой
пластинки, плотно охватывает края камня с обеих сторон.
С оборотной стороны она несколько шире и имеет зубчатые
края. Подвеска украшена филигранным пояском-«елочкой»,
по краю и с лицевой стороны — двумя пересекающимися уз¬
кими полосками, орнаментированными волнистой линией из
напаянной пластинчатой проволоки. С одной стороны, к оп¬
раве, припаяны два ушка из гладкой пластинки.
86.	Бусы.
Золото. Длина 1,2. ГЭ, № 2242/15. I—II вв. н.э.
Бусы (16 экз.) бочковидной формы, спаяны из двух по¬
лых половин.
87.	Фибула-застежка.
Золото. Длина 5,5. ГЭ, № 2242/3. Рубеж I в. до н. э. —
I в. н. э.
Фибула круглопроволочная, с многовитковой пружиной,
дужка украшена напаянными пирамидками из крупной зер¬
ни, ножка загнута кверху и припаяна к спинке.
Аналогии: Амброз, 1966. С. 56.
108

88.	Амулеты.
Лигнит, янтарь, халцедон, свинец. Длина 3,2; 4,2; 3,1;
2,5; 4,1. ГЭ, № 2242/29, 36—39. I — первая половина II в. н.э.
а) Подвеска лигнитовая, в виде скульптурной головы ка¬
бана; б) подвеска янтарная, в виде скульптурки лежащего
льва; в) пронизка халцедоновая, в виде скарабея, на оваль¬
ной низкой подставке; г) подвески (2 экз.) из свинца, в виде
сидящей зооантропоморфной фигурки.
89.	Амулеты.
Мел, рог, глина. Длина 3,2; 4,6; 6,8. ГЭ, № 2242/33, 35,
48.
а) Пронизка из мела, неправильной формы, с круглым от¬
верстием в центре; б) подвеска из рога, плоская, неправиль¬
ной овальной формы, с просверленными отверстиями; в) по¬
гремушка глиняная, яйцевидной формы, с «шумом» внутри.
90.	Бусина.
Египетский фаянс. Диаметр 3,5. ГЭ, № 2242/47. I в. н.э.
Бусина бирюзового цвета, с одной уплощенной стороной.
Поверхность украшена вертикальными рядами квадратных
выступов.
Аналогии: Анфимов, 1951. С. 187. Рис. 14, 25; Алексеева,
1975. С. 35. Табл. 5, 45—52 (тип 19).
91.	Наѳериіия.
Золото. Высота 2,2. Диаметр 3,5. ГЭ, № 2242/42.
Навершия-колпачки (2 экз.) штампованные, полые, полу¬
сферической формы. Поверхность украшена округлыми бу¬
горками.
92.	Уховертка.
Золото. Длина 11,0. ГЭ, № 2242/43. I — II вв. н.э.
Уховертка из крученого стержня, один конец расплющен
в виде ложечки, другой раздвоен и образует петлю.
93.	Зубочистка.
Серебро. Длина 5,6. ГЭ, № 2242/49. I — II вв. н. э.
Обломок зубочистки, из круглого в сечении стержня, с
заостренным концом, другой конец обломан.
94.	Спираль.
Золото. Длина 6,5. ГЭ, № 2242/44.
Спираль (обрывки) из узкой пластинки.
95.	Пиксиды.
Дерево, серебро. Диаметр 2,0—3,0. ГЭ, № 2242/51, 52, 53.
I—II вв. н. э.
109

а) Обломки от двух деревянных пиксид, в их числе дно
или крышка; б) серебряная накладка от крышки, с рельеф¬
ным тисненым изображением головы барана; в) серебряная
накладка из тонкой пластинки, со штампованным изображе¬
нием четырехлепестковой геометризированной розетки.
Аналогии: см. кат., № 9.
96.	Бусы.
Стекло, сердолик, гагат, халцедон. Диаметр 1,0—1,4. ГЭ,
№ 2242/19, 20. (Найдены на груди погребенного). I—II вв. н.э.
а) Бусы (2 экз.) округлые, сердоликовые; б) бусина округ¬
лая, стеклянная, с золотой прокладкой; в) бусины (4 экз.) из
зубов ископаемой рыбы, полусферические, в виде чашечки;
г) бусины (5 экз.) гагатовые, кольцевидной формы; д) буси¬
на из глухого стекла, серого цвета, с синими глазками, обве¬
денными светло-желтыми и белыми кольцами; е) бусины
(2 экз.) из халцедона, неправильной формы: ж) бусины
(2 экз.) из халцедона, кольцевидные, у отверстия — две бо¬
роздки.
Аналогии: а) Алексеева, 1982. С. 15. Табл. 38,18 (тип 2а);
б) 1978. С. 29. Табл. 26, 3 (тип Іа); г. 1978. С. 12. Табл. 20,
14 (тип 9а); д) 1975. С. 67. Табл. 14, 23; е) 1982. С. И.
Табл. 37, 3, 4 (тип 2а); ж) Ср.: Алексеева, 1982. С. 14.
Табл. 38, 7 (астрагал) (тип 26).
97.	Бусы.
Стекло, халцедон, гагат. Диаметр 0,6—0,9;	1,9. ГЭ,
№ 2242/16, 17, 18, 22. (Найдены на поясе погребенного).
I—II вв. н. э.
а) Бусы (39 экз.) из гагата, кольцевидной формы; б) бу¬
сина крупная, из гагата, дольчатая; в) бусы ( 3 экз.) из хал¬
цедона, округлые, поперечно-сжатые, молочно-голубоватого
цвета; г) бусы (2 экз.) из зубов ископаемой рыбы, полусфери¬
ческие, в виде чашечки; д) бусина округлая, глухого стекла,
темно-серая, с гладкими синими глазками, обведенными тре¬
мя кольцами — белым, синим и снова широким белым; е) бу¬
сина округлой формы, из глухого стекла желтого цвета, с
плоскими синими глазками, обведенными белым и синим
кольцами; ж) бусины (2 экз.) цилиндрической формы, из
белого глухого стекла, с синими выпуклыми глазками, обве¬
денными в одном случае желтым ободком, в другом — двой¬
ным ободком из белого и синего колец. По одному краю и в
центре бусины идут рельефные ободки в виде разноцветной
«веревочки» из желтых, синих и голубых полос.
Аналогии: а) Алексеева, 1978. С. 12. Табл. 20, 14 (тип. 9а);
б) 1978. С. 18. Табл. 20, 45 (тип 74); в) 1982. С. 11. Табл. 37,
34 (тип 2а); г) 1975. С. 59. Табл. 14, 52 (тип 25); д) 1975.
ПО

С. 63—64. Табл. 16, 59 (тип 43); е) 1978. С. 54. Табл. 32, 15
(тип 362).
98.	Пронизи.
Халцедон, янтарь. Длина 2,7; 3,3; 4,2. ГЭ, № 2242/28, 30,
31, 40. (Найдены на поясе погребенного). I—II вв. н.э.
а) Пронизи (2 экз.) из халцедона, овальной формы, с од¬
ной выпуклой стороной и выступающими торцами; б) про¬
низи (3 экз.) из янтаря, овальной формы: одна двояковы¬
пуклая, другая — с одной плоской стороной; в) крупная про¬
низь из янтаря, овальной формы, с одной выпуклой сторо¬
ной и срезанным концом.
Аналогии: а) Алексеева, 1982. С. 21. Табл. 39, 35 (тип 2) —
яшма, пронизка с выступающими торцами; б, в) 1978. С. 25.
Табл. 24, 35, 38, 40 (тип 44).
99.	Бусы.
Стекло, сердолик, янтарь, лигнит. Диаметр 1,1; 1,4; 1,6;
2,3. ГЭ, № 2242/21. (Найдены на груди или у пояса).
а) Бусина цилиндрическая, из непрозрачного стекла си¬
него цвета, с выпуклыми синими глазками, обведенными жел¬
тым кольцом, поперек бусины в средней части — белая поло¬
са; б) бусина плоская, из глухого желтого стекла, со слабо
выраженными двумя дольками; в) бусина округлая, из глу¬
хого красного стекла, с гладкими темно-синими глазками,
обведенными тремя кольцами — желтым, черным и белым;
г) бусина из дымчатого халцедона, округлая; д) бусы из ян¬
таря (4 экз.), две крупные и две мелкие, с ребристой поверх¬
ностью; е) бусина сердоликовая, биконической формы;
ж)	бусина округлая, из непрозрачного синего стекла, с си¬
ними гладкими глазками в белом и синем ободках; з) бусы
(3 экз.) из гагата, округлые, с ребристой поверхностью;
и) бусы (4 экз.) из янтаря, две округлые и две кольцевид¬
ные; к) бусина округлая, из полупрозрачного стекла, с зо¬
лотой прокладкой, с гладкими синими глазками, обведенны¬
ми двумя ободками — белым и синим; л) буса округлая, из
глухого белого стекла, с гладкими синими глазками в белом
и желтом ободках.
Аналогии: а) Алексеева, 1978. С. 54. Табл. 32, 69 (тип 356)·
в)	1975. С. 66. Табл. 14, 84—87 (тип 60); г) 1982. С. 11.
Табл. 37, 4 (тип 2а); д) 1978. С. 25. Табл. 25, 25 (тип 19);
з)	1978. С. 18. Табл. 20, 45 (тип 74); и) 1978. С. 23. Табл. 23,
12, 13 (тип 2); к) 1987. С.30. Табл. 26, 11 (тип 2) (без глаз¬
ков).
100.	Бусы.
Стекло, халцедон, лигнит. Диаметр 0,6; 0,5; 1,8. ГЭ,
2242/25. (Найдены в ногах погребенного).
Ill

а) Бусы (2 экз.) лигнитовые, кольцевидной формы; б) бу¬
сина в виде усеченного конуса, из глухого красного стекла,
с синими глазками, обведенными тремя кольцами — белым,
синим и снова белым; в) бусина округлая, поперечно-сжатая,
из халцедона; г) бусина сердцевидная, из прозрачного зеле¬
новатого стекла; д) бусина из зубов ископаемой рыбы, в ви¬
де чашечки.
Аналогии: а) Алексеева. 1978. С. 12. Табл. 20, 14 (тип 9а);
б) Ср.: 1975. С. 69. Табл. 14, 96 (тип 876); в) 1982. С. 11—12.
Табл. 37, 3 (тип 2а, 4а, 5а); г) 1978. С. 73. Табл. 33, 72
(тип 167).
101.	Бисер.
Фаянс, стекло. Длина нитки 2,27 м. ГЭ, № 2242/26, 27.
(Найден в ногах погребенного). I в. до н.э.—II в. н.э.
Бисер из фаянса бирюзового цвета, рубленый и бисер из
стекла, с золотой подкладкой, округлой формы и в виде
сдвоенных цилиндрических трубочек.
Аналогии: Алексеева, 1975. С. 32. Табл. 5, 19 (тип 9);
1978. С. 29, 30, 31. Табл. 26, 2, 18, 37, 38 (тип Іа, 5, 7).
102.	Пронизи.
Стекло. Длина 4,0. ГЭ, № 2242/32. (Найдены на шее по¬
гребенного) .
Пронизи (2 экз.) цилиндрической формы, многогранные
в сечении, из голубого глухого стекла.
Аналогии: Алексеева, 1978. С. 71. Табл. 33, 55 (тип 151).
103.	Бусы.
Стекло, глина, халцедон, камень. Диаметр 1,4; 2,1; 3,3.
ГЭ, № 2242/23, 24, 49. (Точное место находки не известно).
а) Бусина крупная, глиняная, округлой формы, из чере¬
дующихся полос светлой и темной глины; б) бусина халце¬
доновая, округлая, поперечно-сжатая; в) бусы (3 экз.) из зу¬
бов ископаемой рыбы, полусферические, с одной выпуклой и
другой вогнутой сторонами, две из них прикипели к желез¬
ной пластине; г) бусина биконическая, каменная, с попереч¬
ными полосами светло- и темно-серого цвета; д) бусины
(2 экз.) из глухого белого стекла, с ребристой поверхностью;
е) пронизка плоская, овальной формы, из полупрозрачного
слоистого стекла.
104.	Зеркало.
Бронза. Диаметр 11,3. ГЭ, № 2242/46. I в. н.э.
Зеркало литое, дисковидное, с высоким широким валиком
по краю и конусовидной выпуклостью в центре. Ручка в виде
штыря, припаяна.
Аналогии: см. кат., № 75.
112

105.	Кувшин.
Глина. Высота 11,2 Диаметр тулова 11,8. ГЭ, № 2242/54.
I—II вв. н. э.
Кувшин гончарный, с биконическим туловом, низким во¬
ронкообразным горлом и плоским дном. Ручка петлеобраз¬
ная, ленточная. Поверхность желтоватая, лощеная. Под гор¬
лом идут четыре концентрические полосы, нанесенные лоще¬
нием.
Аналогии: Анфимов И., 1984. С. 86, 106. Рис. IV, 1.
106.	Флакон.
Глина. Высота 5,7. Диаметр тулова 4,6. Диаметр края 2,0.
ГЭ, № 2242/53.
Флакон в виде миниатюрного кувшинчика, сделан на гон¬
чарном круге из розовато-желтой глины. Тулово грушевидной
формы, с плоским широким дном и узким воронкообразным
горлом. Ручка отбита.
107.	Псалии.
Железо. Длина 12, 2; 13, 1. ГЭ, № 2242/1.
Псалии (пара)С-видной формы, двудырчатые, с расшире¬
нием в средней части, на концах — многогранные шишечки.
Аналогии: Анфимов, 1951. С. 184. Рис. 12, 8.
Курган № 2. Лысая гора около г. Майкопа. Раскопки 1914 г.
Литература: ОАК за 1914 г., СПб., 1918. С. 158.
108.	Низка бус.
Глухое стекло. ГЭ, № 2248/26. I—II вв. н.э.
а) Бусы (9 экз.) округлой и удлиненной формы, мрамо¬
ровидные, зеленого фона, с красными, желтыми и серыми
квадратами, диаметр 1,4; б) бусы (2 экз.) цилиндрические,
серые, с белыми волнообразными полосами, длина 1,5; 2,2;
в)	бусы (6 экз.) округлой и яйцевидной формы, с орнамен¬
том в виде трехлепестковой розетки, диаметр 1,6; г) бусы
(2 экз.) округлые, глазчатые (глазки окружены квадратом),
диаметр 1,6.
Аналогии: а) Алексеева, 1982. С. 38. Табл. 48, 7 (тип 401);
б) 1978. С. 48. Табл. 30, 41 (тип 275а); в) 1982. С. 38.
Табл. 48, 6 (тип 405); г) 1978. С. 56. Табл. 32, 53 (тип 391).
109.	Наконечник копья (?).
Железо. Длина 9,5. ГЭ, № 2248/27.
Наконечник копья листовидной формы, с плоским черен¬
ком.
ПО. Обломки панциря.
Железо, бронза. Длина 11,0. ГЭ, № 2248/28, 29, 30. I в. до
н.э. — первая половина II в: н.э.
113
8 Зак. 6.

Обломки комбинированного панциря, состоявшего из
пластинчатых железных и бронзовых чешуек, и кольчуги из
мелких проволочных колец.
Аналогии: См. кат., № 44.
111.	Гвоздь.
Железо. Длина 4,3. ГЭ, № 2248/32.
Гвоздь кованый, с круглой выпуклой шляпкой, конец
загнут.
112.	Канфар.
Стекло. Высота 9,1. Диаметр 7,2. ГЭ, № 2248/31. Первая
половина I в. н.э.
Канфар-кубок литой, яйцевидной формы, на высокой
рюмкообразной ножке, с двумя фигурными ручками (тип III,
вариант 2, вид 2).
Аналогии: См. кат., № 73.
Курган № 1, Зубовский хутор, станица Тангинская. Раскоп¬
ки Забродина, 1899 г. Доисследован Н. И. Веселовским.
Литература:	ИАК, СПб., 1901. Вып. 1. С. 94—100.
Рис. 1—18.
113.	Бляхи от пояса.
Золото, стекло. Длина 5,6. Диаметр 4,5. ГЭ, № 2234/1—2.
I в. до н. э. — I в. н. э.
Бляхи (6 экз.) круглые; одна овальная, со вставкой поли-
хромного стекла в центре. Бордюр украшен мелкими встав¬
ками глухого стекла в напаянных из узких полос гнездах и
филигранным орнаментом в виде валют и сердечек. На обо¬
ротной стороне припаяна пластинчатая петля.
114.	Браслеты.
Золото. Диаметр а) 8,7; б) 6,7. ГЭ, № 2234/3,4.
а) Браслет из толстой, круглой в сечении проволоки, с
несомкнутыми ровными концами; б) браслет подковообраз¬
ной формы, из круглой в сечении толстой проволоки с рас¬
плющенными концами. На концах — небольшие круглые от¬
верстия.
115.	Наконечники на ремень.
Золото, стекло. Длина 4,5. ГЭ, № 2234/5.
Наконечники (2 экз.) свернуты в трубочку из тонкой пла¬
стины, нижний конец —в виде диска, украшенного вставка¬
ми цветного глухого стекла и филигранным узором.
116.	Наконечники на ремень.
Золото. Размеры 1,3X1,3. ГЭ, № 2234/6.
Наконечники (3 экз.) квадратной формы, полые, с'огну-
114

тые из пластины. Нижний конец закрыт тонким листком, за¬
крепленным путем загиба краев стенок наконечника. В от¬
крытый конец вставлялся ремешок, который соединялся с на¬
конечником при помощи одного штифта (?), о чем свиде¬
тельствует сквозное отверстие в верхней части стенок нако¬
нечника.
117.	Кольцо.
Золото. Диаметр 2,6. ГЭ, № 2234/7.
Кольцо из узкой пластинки, с заходящими припаянными
концами.
118.	Пуговка.
Золото, бронза. Диаметр 1,1. ГЭ, № 2234/9.
Пуговка золотая, пластинчатая, полусферическая, с ос¬
татками бронзового штифта на оборотной стороне.
119.	Бляхи от пояса или конской сбруи (?).
Золото, серебро, бирюза. Диаметр 2,9. Высота 1,7. ГЭ,
№ 2234/25. I в. до н. э. — 1 в. н. э.
Бляхи (4 экз.) полусферические, полые, с рельефным изо¬
бражением сцены нападения грифона на быка, со вставками
бирюзы в углубленных гнездах, подчеркивающих мышцы жи¬
вотных. На оборотной стороне к краям бляхи припаяна плас¬
тинчатая серебряная петля.
120.	Фиала.
Серебро. Диаметр 21. ГЭ, № 2234/18. V—IV вв. до н.э.
Фиала — плоская чаша с округлым выступом в центре,
украшенным изображением змеи. Вокруг выступа идет деко¬
ративный ободок, по краю — тринадцать штампованных го¬
ловок оленя анфас. На наружной стороне — греческая над¬
пись: «Я принадлежу Аполлону — Предводителю, что в Фа-
сиде».
Аналогии: ОАК за 1876. С. 154. IV. Рис. 9, 10; ОАК за
1874 г. С. 90.
121.	Фалары.
Серебро. Диаметр 10. Высота 1,3, 1,9. ГЭ, № 2234/15—16.
I в. до н. э. — I в. н. э.
Фалары выпуклые, круглые, с плоским бортиком. В цент¬
ре сделан полусферический выступ, украшенный кружочками
из вдавленных точек, вокруг выступа идет ободок из таких
же точек и прослеживается рельефное оттиснутое изображе¬
ние четырех крестообразно расположенных фигур птицы или
рыбы, обращенных головами к центру. Бортик орнаментиро¬
ван поясками в виде рядов арок, точек, кружков и тонких
линий, разделяющих ряды. Орнамент сделан чеканом, таким
же способом обведены контуры фигур. На лицевой стороне
115

видны следы позолоты и шляпки от гвоздей, посредством ко¬
торых фалары крепились к ремням или к предмету, который
они украшали. Гвозди расположены попарно, в определен¬
ном порядке, возможно, с их помощью к фаларам крепились
петли. В таком случае петель должно было быть по три на
каждом фаларе.
Аналогии: См. кат., № 35.
122.	Панцирь.
Железо, бронза, кожа, а) Размеры 2,9X1,8; б) длина 9,5.
ГЭ, № 2234/12—14. I в. до н. э. — первая половина II в. н.э.
а) Остатки панциря — бронзовые и железные чешуйки,
прямоугольной формы, с одним закругленным концом и не¬
большими боковыми отверстиями для пришивания к основе,
в частности, кожаной; б) вероятно, к панцирю относятся и
две крупные бронзовые овальные бляхи, прибитые гвоздика¬
ми к бронзовой пластине.
Аналогии: См. кат., № 44.
123.	Фибула.
Бронза. Длина 5,2. ГЭ, № 2234/22. Вторая половина I в.
до н.э.
Фибула литая, пластинчатая, край головки раздвоен и
загнут наружу, образуя петли, сквозь которые продет же¬
лезный стержень.
Аналогии: Амброз, 1966. С 27. Табл. 4, 22, 23.
124.	Меч.
Железо, золото, серебро. Длина сохранившейся части 28,5,
ширина перекрестия 6,5. ГЭ, № 2234/17.
Меч короткий, двухлезвийный (сохранился не полностью),
с прямым перекрестием и навершием в виде круглого диска.
Перекрестие и навершие украшены накладным узорным ор¬
наментом из узкой золотой полоски, исполненным в технике
«насечки» (?). Узор на навершии, вероятно, воспроизводит
рога оленя. На рукояти — три серебряных штифта с круглой
шляпкой.
125.	Удила и псалии.
Железо, золото. Длина 17,2. ГЭ, № 2234/24. I в. до н.э.
Удила в виде двух соединенных стержней, с загнутыми в
петли концами. Псалии стержневые, заканчивающиеся фи¬
гурами в виде трезубца, в средней части — две выступаю¬
щие петли. На концах псалий сохранились остатки покрытия
тонким золотым листком.
126.	Кружка.
Бронза. Высота 10,8. Диаметр 10,6. ГЭ, № 2234/21. I в. до
н.э.
116

Кружка литая, цилиндрическая, с вогнутыми в средней
части стенками, с плоским дном и крышкой. Ручка в виде
дужки, с листовидным атташем и округлым выступом, с рас¬
ходящимися в стороны «усиками», охватывающими край
сосуда; отлита отдельно и затем припаяна. На дне и на
крышке — концентрические круги от токарного станка.
Аналогии: Werner. 1954. S. 43—73.
127.	Котел.
Бронза. Высота 42,0. Диаметр края 43,5. ГЭ, № 2234/23.
I в. до н. э. — I в. н. э.
Котел литой, полусферический, на воронкообразной нож¬
ке. Имеет две дуговидные ручки с кнопкообразными выступа¬
ми. Под ручками, на тулове идут рельефные крюковидные
знаки. Вокруг тулова — поясок-«веревочка».
Аналогии: См. кат., № 38.
128.	Чаша.
Стекло. Высота 9,8. Диаметр 14,8. ГЭ, № 2234/19. Сере¬
дина II—I в. до н. э.
Чаша литая, полусферическая, с ровным краем, ниже ко¬
торого с внутренней стороны идут две углубленные концен¬
трические линии.
Аналогии: Шилов, 1959. С. 487—488. Рис. 57, 9\ Кропот¬
кин, 1970. С. 101. Рис. 73, 4; 74, 7.
129.	Кувшин.
Глина. Высота 38,0. Диаметр тулова 27,0. ГЭ, № 2234/20.
I в. до н. э. — I в. н. э.
Кувшин с округлым туловом, узким желобчатым горлом,
с отогнутым венчиком и фигурным сливом. Ручка круглая в
сечении, дно плоское. По плечикам идет углубленный линей¬
ный орнамент. Сосуд сделан на гончарном круге, поверхность
чернолощеная.
Аналогии: Синицын, 1959. С. 41—44. Рис. 1, 15, 18, 9 (по
орнаменту и технике); Шилов, 1959. С. 402—404. Рис. 55, 6;
Ловпаче 1981. Табл. 13 (по орнаменту).
130.	Шкатулка — металлические и декоративные детали.
Бронза, паста, а) Длина 11,2; ширина 3,3; б) размеры от
0,9 до 5,0. ГЭ, № 2234/26, 29. I в. до н. э.
а) Замковая пластинка, прямоугольной формы с отвер¬
стием для ключа; б) фигурные бронзовые перегородки, обра¬
зующие гнезда-ячейки, заполненные плоскими вставками
цветной пасты.
Аналогии: идентичный мозаичный рисунок встречен на зо¬
лотых браслетах из могилы близ Ольвии. Орешников, 1894.
С. 1 — 13. Табл. 1, 2.
117

131.	Обойма от ремня.
Бронза, кожа. Длина 4,7. Ширина 3,3. ГЭ, № 2243/27.
Пластина прямоугольной формы, с двумя припаянными
петлями, сквозь которые продет кожаный ремешок.
132.	Пластинка (обломок) от неизвестного предмету.
Бронза. Длина 4,5. ГЭ, № 2234/30.
Бесформенный фрагмент пластинки с одним зазубренным
краем.
133.	Наконечник ремня.
Бронза. Длина 4,1. ГЭ, № 2234/28.
Наконечник пластинчатый, с прямоугольным верхним кон¬
цом и округлым нижним. На верхнем конце — прорезь.
134.	Жезл — навершие и ѳток.
Железо, а) Длина 7,8—13,6; б) длина 25,0. ГЭ,
№ 2234/31, 32. I в. до н.э.
а) Навершие (в трех фрагментах) из четырехгранного в
сечении стержня, увенчанного головой оленя с ветвистыми
рогами; свободный конец раскован; б) вток в виде остроко¬
нечника, четырехгранного в сечении, с цилиндрической втул¬
кой и боковым вы<*тупом-упором.
Аналогии: Ждановский, 1985. Рис. 43, 3; Анфимов Н. В.,
1986. С. 188—189. Рис. 3.
Курган № 2, Зубовский хутор, станица Тагинская. Раскопки
Забродина, 1899 г. Доисследован Н. И. Веселовским.
Литература: ИАК, СПб., 1901. Вып. 1. С. 94—106.
135.	Бляшки нашивные, штампованные.
Золото. Размеры: 1,5x1,5; 1,2x0,9. ГЭ, № 2234/33—34.
I в. н. э.
а) Бляшки (47 экз.) в виде равноконечного креста, с че¬
тырьмя отверстиями для пришивания; б) бляшки . (23 экз.)
Т-образной формы, с тремя отверстиями для пришивания.
136.	Фибулы.
Золото. Размеры: а) 3,0X1,5; б) 1,4x1,0. ГЭ, № 2234/35—
36. I в. н. э.
а) Миниатюрная фибула, прямоугольная в основании, с
головками лошадок, повернутыми в противоположные сторо¬
ны, и головой человека между ними — условное изображение
греческого сюжета — Гелиос на колеснице. Фибула полая
внутри, спаяна из двух половин, украшена зернью и подвес¬
ками в виде биконических полых бусин на цепочках (с ниж¬
ней стороны к фибуле припаяна пластинка, с напаянными на
нее петлей и крючком); б) миниатюрная фибула в виде фи¬
гурки лошади, с двумя подвесками на цепочках, фигурки
118

украшены зернью (фибула спаяна из двух полых половин,
снизу припаяна пластинка с напаянными на нее петлей и
крючком).
Аналогии: См. кат., № 53.
137.	Серьги.
Золото. Диаметр 1,6. ГЭ, № 2234/38. I в. до н. э. — I в. н.э.
Серьги (пара) в виде спиральных колец в 1,5 оборота, из
круглой в сечении гладкой проволоки.
Аналогии: См. кат., № 52.
138.	Браслет.
Золото. Длина проволоки 61. ГЭ, № 2234/37. I в. до н.э.—
I	в. н. э.
Браслет спиральный, в два оборота, из гладкой тонкой
проволоки.
139.	Бусы.
Золото. Диаметр 1,1. ГЭ, № 2234/39.
Бусы (11 экз.) круглые, ажурные, спаяны из двух полых
половин.
140.	Пронизки.
Золото. Длина 0,7—0,9. ГЭ, № 2234/40. I в. до н. э. —
II	в. н. э.
Пронизки-трубочки (50 экз.) свернуты из гладкой тонкой
пластинки.
Аналогии: Пятышева, 1956. С. 54; Книпович, 1949. С. 65;
Шелов, 1961. С. 30. Табл. XXXVI, 3; Синицын, 1960. С. 57—59.
Рис. 21, 3; Ковпаненко, 1980. С. 168; Вани. Т. VI, 1981.
Рис. 54—55.
141.	Бусы и бисер.
Сердолик, халцедон, гагат, стекло, янтарь, фаянс. Диа¬
метр 0,7—2,1. ГЭ, № 2234/41—44. I—II вв. н.э.
а) Бусы (8 экз.) халцедоновые, шаровидной формы, глад¬
кие и с ребристой поверхностью, одна удлиненной формы и
одна поперечно-сжатая; б) бусы (19 экз.) сердоликовые, боч¬
ковидной формы, одна биконическая удлиненная; в) бусы
(7 экз.) янтарные, короткоцилиндрические, с выступающими
торцами и одна кольцевидная; г) бусы (8 экз.) округлые,
поперечно-сжатые, из бесцветного прозрачного стекла; д) бу¬
сы (7 экз.) округлые, с закраинками из бесцветного прозрач¬
ного стекла, на серебряной подкладке; е) бусина ромбовид¬
ная, из прозрачного стекла, желто-медового цвета; ж) буси¬
ны (34 экз.) в виде узких цилиндрических трубочек, из га¬
гата; з) бусы (43 экз.) бочковидные, темно-лиловые, с белы¬
ми продольными полосками; и) бусы (18 экз.) мелкие, округ¬
лые, поперечно-сжатые, большинство с закраинками, на зо¬
119

лотистой подкладке; к; л) бусы (4 экз.) бочковидные и
округлые, с закраинками, на золотистой подкладке;
м) бусы (13 экз.) бочковидные, из прозрачного желтого
стекла; н) мелкие бусы из зеленого, желтого, голубого
и синего прозрачного и непрозрачного стекла, коль¬
цевидной, округлой и короткоцилиндрической формы; о) бу¬
сы (19 экз.) округлые, с закраинками, синего прозрач¬
ного стекла; п) бусы (22 экз.) бочковидные и одна округ¬
лая, из гагата; р) бусина округлая, из глухого голубого
стекла; т) бисер из бирюзового фаянса (золотистого стек¬
ла) и глухого зеленого стекла.
Аналогии: Алексеева, 1982. С. 11 —13. Табл. 37, 3—5, 17,
23, 25 (типы 2а, За, 4а, 9, 21 аб); б) 1982. С. 15—16. Табл. 38,
15, 16, 29, 30 (типы 1, 36); в) 1978. С. 24. Табл. 23, 8, 24, 21—
23 (тип 11); г) 1978. С. 65. Табл. 33, 1 (тип 17); д) 1978.
С. 65. Табл. 33, 2, 3 (тип 17); е) 1978. С. 73. Табл. 33, 77
(тип 171); ж) 1978. С. 13—14. Табл. 20, 39 (тип 26); з) 1978.
С. 43. Табл. 27, 85—87 (тип 1906); и, к, л) 1978. С. 29.
Табл. 26, 2, 3, 4, 5 (тип Іа, б); м) 1978. С. 73. Табл. 33, 78
(тип 171); н) 1978. С. 63—65. Табл. 33, 1 (типы 4, 5, 8, 9, 15);
о) 1978. С. 64—65. Табл. 33/ 2, 3 (тип 15); п) 1978. С. 11 — 12.
Табл. 20, 12, 20 (типы 8а, 96); с) 1978. С. 30—31. Табл. 19,
26, 37 (типы 5, 7).
142.	Пряжки.
Железо, а) Длина 4,1; б) диаметр 3,6; в) ширина 4,0. ГЭ,
№ 2234/45, 46, 47. I в. н. э.
а) Пряжка с квадратной рамкой, из четырехгранного в
сечении дрота, с подвижным язычком; б) пряжка овально-
рамчатая, с одной выпуклой и другой плоской сторонами, с
подвижным язычком; в) часть пряжки с прямоугольной рам¬
кой, с подвижным язычком.
143.	Зеркало.
Бронза. Диаметр 10,3. ГЭ, № 2234/48. I в. н.э.
Зеркало литое, круглое, с прямоугольным выступом для
насаживания ручки; по краю идет широкий валик, в центре
коническая выпуклость.
Аналогии: См. кат., № 75.
144.	Туалетные сосудики.
Алебастр. Высота: а) 4; б) 5, 5; в) 6, 7. ГЭ, № 2234/49, 50,
51. I в. до н. э. — I в. н. э.
а) Миниатюрный сосудик грушевидной формы, на коль¬
цевом поддоне, с зооморфной ручкой; б) сосудик шаровид¬
ный, на кольцевом поддоне, с зооморфной ручкой (хищник
кошачьей породы); в) сосудик грушевидной формы, с округ¬
лым, без поддона дном и без ручки. Сосудики а и б имеют
120

светло-кремовую поверхность, а сосудик в — розоватую. Все
сосудики заполнены белой порошковой массой — белилами.
Аналогии: Смирнов, 1974. С. 174. Рис. 2 (тип IX, X).
145.	Кувшин.
Глина. Высота 35,8. Диаметр тулова 24. ГЭ, № 2234/53.
I в. н. э.
Кувшин с округлым туловом, плоским дном и узким гор¬
лом со сливом. Ручка вертикальная, круглая в сечении. Ту-
лово орнаментировано врезными вертикальными линиями.
146.	Скифос.
Стекло. Высота 9,4. Диаметр края 12,8. ГЭ, № 2234/52.
I в. н. э.
Скифос литой, с вертикально расположенными стенками,
на низком кольцевом поддоне, с фигурными ручками. На дне,
с внешней стороны прослеживаются рельефные концентричес¬
кие линии. Цвет стекла зеленоватый (тип III, вариант 2).
Аналогии: См. кат., № 11.
147.	Нож.
Железо. Длина 17,9. ГЭ, № 2234/55.
Нож узкий, длинный, с прямой спинкой и черенком для
насаживания рукояти.
148.	Цепь.
Железо. Длина звена 5. ГЭ, № 2234/54.
Фрагмент цепи, состоящей из звеньев восьмеркообразной
формы.
Аналогии: Каминская, Каминский, Пьянов, 1985. С. 232.
Рис. 4, 4.
Литература к каталогу
Абрамова М. П. Нижне-Джулатский могильник. Нальчик, 1972.
Она же. Памятники горных районов Центрального Кавказа рубежа и
первых веков нашей эры // Археологические исследования на юге Вос¬
точной Европы: Сб. М., 1974.
Алексеева Е. М. Античные бусы Северного Причерноморья//САИ, 1975.
1978; 1982; П—12.
Амброз А. К. Фибулы юга Европейской части СССР. II в. до н. э.—IV в.
н. Э.//САИ. 1966. Д1— 30.
Анфимов Н. В. Мсото-сарматский могильник у станицы Усть-Лабинской //
МИК. М.; Л., 1951. № 23; Он же. Новые материалы по меото-сарматской
культуре Прикубанья//КСИИМК. М.; 1952. Вып. XVI.
Он же. Меотский могильник на западной окраине Краснодара//Наш край
(материалы по изучению Краснодарского края): Сб. Краснодар, 1960.
Он же. Об этнических процессах на Средней Кубани в I в. до н. э. —
III в. н. э.//Историческая этнография. Л., 1985. Вып. III.
Анфимов И. Н. Меотский могильник I—II в. н. э. близ станицы Елизаве¬
тинской//Вопросы археологии Адыгеи: Сб. Майкоп, 1984.
Беспалый Е. И. Курган I в. н. э. у г. Азова//СА. 1985. № 4.
Боковенко Н. А. Бронзовые котлы эпохи ранних кочевников в азиатских
121

степях//Проблемы западносибирской археологии: Сб. Новосибирск, 1981.
Она же. Типология бронзовых котлов сарматского времени в Восточной
Европе//СА. 1977. № 4.
Вани II Археологические раскопки: Сб. Т. VI. Тбилиси, 1981.
Виноградов В. Б. Об интерпретации сарматских погребальных памятни¬
ков Предкавказья III в. до н. э.—I в. н. э.//СА. 1968. № 1.
Вязьмитина М. И. Золото-балковский могильник. Киев, 1972.
Гайдукевич В. Ф. Раскопки Мирмекия в 1935—1938 гг.//МИА, М.; Л.,
1952. № 25.
Галанина Л. К. Впускное погребение I в. н. э. Курджипского кургана //
С А. 1973. № 2. Она же. Курджипский курган. Л., 1980.
Гущина И. И. Находки из Краснодарского края // С А. 1962. № 2.
Она же. О локальных особенностях культуры населения Бельбекской до¬
лины Крыма в первые века н. э.// Труды ГИМ. М., 1982. Вып. 54.
Гущина И. И., Попова Т. Б. Воздвиженский курган, памятник III тыся¬
челетия — I в. до н. э.//Ежегодник ГИМ за 1965—1966 гг. М., 1970.
Ждановский А. М. Появление алан в Прикубанье//Проблемы хронологии
археологических памятников степной зоны Северного Кавказа: Сб. Рос¬
тов, 1983. Он же. Подкурганные катакомбы Среднего Прикубанья пер¬
вых веков н. э. // Археолого-этнографические исследования Северного Кав¬
каза: Сб. Краснодар, 1984.
Он же. История племен Среднего Прикубанья во II в. до н. э.—III в.
н. э. // Автореф. канд. дис... М., 1985.
Засецкая И. П. Зооморфные мотивы в сарматских геометрических бляш¬
ках. М., 1986.
Она же. Савроматские и сарматские погребения Никольского могильника
в Нижнем Поволжье//Труды ГЭ. Л., 1979. Вып. XX.
Зубарь В. М., Мещеряков В. Ф. Некоторые данные о верованиях насе¬
ления Херсонеса//Население и культура Крыма в первые в. н. э.: Сб.
Киев, 1983.
Каминская И. В., Каминский В. Н., Пьянков А. В. Сарматское погребение
у станицы Михайловской (Закубанье) //СА. 1985. № 4.
Керефов Б. М. Чегемский курган — кладбище сарматского времени // Ар¬
хеологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии: Сб.
Нальчик, 1985.
Книпович Т, Н. Танаис. Л., 1949.
Она же. Краснолаковая керамика первых веков нашей эры из раскопок
Боспорской экспедиции//МИА. М.; Л., 1952. Вып. 25.
Ковпаненко Г. Т. Сарматское погребение в Соколовой могиле (предвари¬
тельная публикация) // Скифия и Кавказ: Сб. Киев, 1980.
Кропоткин В. В. Римские импортные изделия в Восточной Европе II в.
до н.э. —V в. Н.Э.//САИ. М., 1970. Д1—27.
Кунина Н. 3., Сорокина Н. П. Стеклянные бальзамарии Боспора//Труды
ГЭ, 1972. Вып. XIII.
Ловпаче Н. Г. Эволюция форм и художественных средств в меотской
керамике//Вопросы археологии Адыгеи: Сб. Майкоп, 1981.
Максимов Е. К. Сарматское погребение из кургана у с. Большая Дмит¬
риевка Саратовской облати // СА. 1957. № 4.
Максимова М. И. Артюховский курган. Л., 1979.
Манцевич А. П. Находка в Запорожском кургане (к вопросу о сибирской
коллекции Петра) // Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве наро¬
дов Евразии: Сб. М., 1976.
Мцхета. Тбилиси, 1958. Т. I.
Мцхета. Тбилиси, 1980. Т. I—III.
Орешников А. В. Несколько замечаний о древностях, найденных в
с. Парутино в 1891 г.//Древности. 1894. XV, 2.
Погребова Н. Н. Позднескифские городища на нижнем Днепре //МИА,
1957. № 64.
122

Пятышева Н. В. Ювелирные изделия Херсонеса. М., 1956.
Раев Б. А. Бронзовый таз из 3-го Соколовского кургана//СА. 1974. №3.
Он же. Археологические исследования заволжского отряда//МИА. 1959.
№ 60.
Синицын И. В. Археологические исследования Заволжского отряда //МИА.
1959. № 60.
Он же. Древние памятники в низовьях Еруслана // МИА. 1960, № 78.
Скалой К. М. Изображение животных на керамике сарматского периода
//Труды ОИПК. Л., 1941. Т. I.
Смирнов К. Ф. Савромато-сарматский звериный стиль // Скифо-сибирский
звериный стиль в искусстве народов Евразии: Сб. М., 1976.
Он же. Северский курган. М., 1953.
Он же. Курильницы и туалетные сосудики Азиатской Сарматии//Кавказ
и Восточная Европа в древности: Сб. М., 1974.
Сокольский Н. И. Деревообрабатывающее ремесло в античных государ¬
ствах Северного Причерноморья. М., 1971.
Сысоев В. Габукойский курган//Сборник материалов для описания мест¬
ностей и племен Кавказа. Тифлис, 1897. Вып. 22.
Толстой И., Кондаков Н. Русские древности в памятниках искусства. СПб.,
1890. Вып. 3.
Тревер К. В. Памятники греко-бактрийского искусства. М., 1940.
Хазанов А. М. Генезис сарматских бронзовых зеркал // СА. 1963. № 4.
Он же. Очерки военного дела сарматов. М., 1971.
¡Белов Д. Б. Некрополь Танаиса //МИА. 1961.. Вып. 98.
Шилов В. П. Калиновский курганный могильник//МИА. 1959. Вып. 60.
Штерн Э., фон. Могильная находка в Ольвии в 1891 г.//ЗООИД. Одесса,
1907. Т. XXVII.
Чернопицкий М. Курган с погребением жрицы на Кубани // СА. 1985. № 3.
Dusenbery E. Ancient Glass from the cemetries of Samothrace // JGS. Vol. IX.
1967.
Eggers J. Der römische import in Freien Germanien. Hamburg. 1951.
Oliver A. Late hellenistic glass in the Metropoliten Museum //JGS. Vol. IX.
1967.
Oliver A. Silver from the Gods:8oo years of Greek and Roman Silver: Cata-
l°g//Printed in USA by the Meriden Gravüre Company, Meriden, Connecti¬
cut. 1977—1978.
Werner J. Die bronse Kanne von Kelheim. Bäurische Vorgeschichf Blätter
Heff 20. München. 1954. S. 54—56. Abb. 5, 1, 24.
Приложение
Описание курганов
по архивным документам и отчетам
Археологической комиссии
Станица Ярославская расположена на левом берегу реки Кубани.
В 1896 г. Н. И. Веселовский раскопал здесь два кургана.
Курган «Острый» насыпан на возвышении, вокруг насыпи четко про¬
слеживался ров. В центре кургана находились две могилы, представляв¬
шие собой обычные земляные ямы прямоугольной формы. Размеры не
указаны.
Впускное погребение находилось на глубине 1 м (точка отсчета не
указана). В могиле обнаружены два костяка, которые лежали вытянуто на
спине, головой на запад. Погребенные были одеты в панцири. В головах у
первого (северный костяк) стоял бронзовый котел (кат., № 18) и медный
ковш (кат., № 16), распавшийся на части. Справа у плеча — стеклянный
123

скифос (кат., № И) и миниатюрная фляжка (флакон) из фаянса (кат.,
№ 19). Поверх панциря лежал железный нож (кат., .№ 13). Справа у пле-
ча — каменный топор (кат., № 12) на длинной железной рукояти, дохо¬
дившей до пят погребенного. У правого бока — клыки дикого кабана
(кат., № 10 (а), бронзовый ажурный колокольчик (кат., № 8), глиняный кру¬
жок (кат., № 14), костяная проколка (кат., № 15), сточенный зуб лошади
(кат., № 10(6). Справа же лежал громадных размеров свернутый панцирь,
возможно, конский. На левой стороне груди — большое бронзовое зеркало
в серебряной тонкой оправе (кат., № 6). У пояса слева — ручки серебря¬
ного сосуда (кат., № 7), а у колен слева — костяная пиксида (кат., № 9).
В ногах — бронзовый кувшин с ручкой (кат., № 17). У второго (южного)
костяка на голове — железный шлем в обломках, украшенный гладкой
золотой пластинкой, и особо свернутая золотая пластинка (кат., N° 22).
На груди — железный панцирь, поверх него с левой стороны — каменная
бусина (кат., N° 23). На правой руке — спиральный золотой браслет
(кат., N° 216), на левой — золотой массивный браслет (кат., N° 21а), бли¬
же к ногам лежал наглазник (кат., N° 20), возможно, как отмечает
Н. И. Веселовский, сдвинутый во время работы.
Основное погребение. В могиле был один погребенный, также ориен¬
тированный головой на запад. При нем найдены золотая пластина с изо¬
бражением чудовищ (кат., N° 1), которая лежала в области поясничных
позвонков, близ тазовых костей. Тут же находилась золотая бусина (кат.,
N° 2). На шее — б бусин (кат., N° 5), золотой цилиндрик (кат., N° 3). За
головой — рог оленя (кат., N° 4). Еще одна золотая бусина, аналогичная
бусине из основного погребения, найдена в грабительской яме, которая,
как отмечает Н. И. Веселовский, шла к южному костяку впускного погре¬
бения (кат., N° 2). Однако, судя по описанию, впускное погребение не было
затронуто грабителями. Основное же захоронение, напротив, не произво¬
дит впечатление памятника, сохранившегося в первоначальном виде. Най¬
денная в грабительской яме бусина, вероятнее всего, происходит из основ¬
ного захоронения. К сожалению, никаких других сведений в архивных до¬
кументах и отчетах нет, так же как отсутствуют и какие-либо чертежные
материалы по данному кургану.
Курган М 2 известен под названием «Сусловский», по имени арендато¬
ра участка. Курган разграблен и не докопан. Наверху, в насыпи, найден
стеклянный скифос (кат., N° 24) и в нем три золотые пластины (кат.,
N° 26). Обнаружена стеклянная амфорка финикийскогоо стекла (кат.,
N° 25). Кроме того, в отчете упоминается глиняный горшок грубой рабо¬
ты, в котором находились кусочки красной краски.
Станица Воздвиженская расположена на левом берегу р. Кубани.
В 1899 г. Н. И. Веселовский раскопал близ станицы, с восточной стороны,
курган высотой около 13 м. Курган раскопан глухой траншеей, проведен¬
ной с юга, длиной 25 м, шириной 13 м (ОАК за 1899 г. С. 44. Табл. 2).
В верхней, центральной части насыпи кургана обнаружена канавка, в ко¬
торой находились золотые вещи — гривна и браслет (кат., N° 30, 31). На
глубине 2,85 м от вершины кургана найдена впускная могила прямоуголь¬
ной формы. Длина 2,18 м, ширина 1,42 м. Могила была перекрыта дере¬
вянным настилом, покоящимся на четырех столбах, вкопанных по углам
могилы. Погребенный лежал вытянуто, на спине, головой на запад, с не¬
большим отклонением к северу. Покойник, вероятно, был покрыт покрыва¬
лом или пологом, так как по всему дну могилы попадались в довольно
правильном порядке, как отмечает Н. И. Веселовский, нашивные штампо¬
ванные бляшки (кат., N° 29а, б). Выше головы, слева, лежал железный
кольчатый панцирь (кат., N° 44) с украшением из железных и бронзовых
чешуек и железные наконечники стрел (кат., № 43). У головы, справа, на¬
ходились два железных ножа (кат., № 45), у плеча — каменный оселок
(кат., N° 46). На груди — золотая брошь (кат., № 27), на тазовых кос¬
тях— золотой наконечник от пояса (кат., N° 28). У правого локтя — зер¬
124

кало (кат., № 34), алебастровый туалетный сосудик (кат., № 40), у поя¬
са— кинжал (кат., № 41), на котором отпечаталась часть золотой мишуры,
густо лежавшей около колен костяка. Н. И. Веселовский предполагает, что
это была бахрома от какого-то одеяния. Ниже кинжала лежала маленькая
плошка, напоминающая отбитое донышко от сосуда (утрачена). По левую
сторону покойника, у локтя, находился серебряный сосуд (распавшийся) с
рельефным орнаментом (кат., № 50), у пояса — стеклянный канфар (кат.,
№ 33) и еще один точильный брусок (кат., № 46), ближе к стене лежал
железный дротик, длиной 83 см, острием к ногам (кат., № 42). У левого
колена стоял глиняный кувшин (кат., № 36). Ближе к ногам лежали две
пары железных удил (кат., №№ 47, 48, 49) и железная пряжка с золотой
накладкой (кат., № 32). Под пятками находились два фалара, изображе¬
нием вниз (кат., № 35). Вдоль восточной стенки стояли три медных сосу¬
да: с северной стороны — большой бронзовый котел (кат., № 37), лежав¬
ший вверх дном, посередине — малый бронзовый котелок (кат., № 38), а к
югу от него — «медный вызолоченный таз с медными ручками и медным
круглым дном» (утрачен).
Хатажукаевский аул. Курган на участке И. П. Харина, расположен
на левом берегу р. Кубань, на ровной местности. Курган имел очень ост¬
рую вершину и крутые бока. Высота насыпи 13 м. Раскоп подведен с за¬
падной стороны. В кургане эпохи бронзы было обнаружено одно впускное
погребение сарматского периода. Могила имела прямоугольную форму
(размеры не указаны). Костяк женщины лежал головой на запад. У го¬
ловы найдены золотая булавка (кат., № 54) и две золотые серьги (кат.,
№ 52), на шее — ожерелье из золотых пронизок-трубочек, стеклянных и лиг-
нитовых бусин (кат., № 55), скарабея (кат., № 57), каменной подвески
(кат., № 58). Здесь же была найдена маленькая золотая фибула в виде
фигурки зайчика (кат., № 53). На груди находились мелкие золотые бляш¬
ки (кат., № 51), золотые нити (кат., № 70) и сосудиклподвеска из гешира
(кат., № 66). У пояса, с правой стороны, найден полированный молоток
(кат., № 65), в ногах — две железные чашкообразные бляхи, обтянутые зо¬
лотом (утрачены), большой бронзовый колокол (кат., № 59). У головы
найдены бронзовая ойнохоя (кат., № 68), бронзовое зеркало (кат., № 61),
глиняный кувшин (кат., № 69), четыре бронзовых кольца — три с голов¬
ками животных и одно со столбиками-выступами (кат. №№ 62, 63). У за¬
падной стенки могилы стоял бронзовый котел со знаком в виде тамги
(кат., № 67) и лежал большой каменный брусок, вероятно, точильный ка¬
мень (утрачен).
Около г. Армавира (левый берег р. Кубани) в 3 км на запад, был за¬
фиксирован курганный могильник, протянувшийся вдоль железнодорожно¬
го полотна с северной стороны. Роскопки могильника были предприняты
Н. И. Веселовским в 1902 г. и продолжены им же в 1903 г. В результате
исследовано 6 курганов, в том числе и самый высокий круган в этой груп¬
пе, получивший название «Большой». Курганы в основе своей относились
к эпохе бронзы. Однако в ряде случаев были обнаружены впускные погре¬
бения сарматского времени. В нашем каталоге представлены материалы из
трех курганов — ,№№ 1, 4 и «Большой».
Курган № 1 расположен на небольшой возвышенности. Высота насы¬
пи 4,26 м. Раскоп произведен с юга глухой траншеей, шириною 6,72 м, дли¬
ною 20,25 м. На расстоянии 10,65 м от полы кургана, внутри насыпи была
обнаружена каменная кладка из «голышей», в виде вала, шедшего кругом.
В кургане найдено четыре погребения эпохи бронзы и пятое, впускное по¬
гребение, сарматского времени. Погребение было произведено в прямо¬
угольной могиле длиной 2,40 м, шириной 1,50 м, ориентированной по линии
север—юг. Могила не доходила до материка на 0,71 м и была ограблена
с боку раскопа. Костяк лежал на спине, головой на север. Над головой по¬
гребенного стоял железный светильник (кат., № 80), справа у головы —
красноглиняная тарелка (кат., № 78), у правой руки — стеклянный канфар
125

(кат.* № 73), у колен лежали глиняный бальзамарий (кат., № 79) и але¬
бастровый сосудик (кат., № 77). В ногах стояли две глиняные миски (кат.,
№ 76). Слева, напротив пальцев левой руки, лежало бронзовое зеркало
(кат., № 75). По всей могиле были разбросаны бусы (кат., № 74). К этому
же погребению относятся два золотых соединенных спиральными кольцами
и брошью браслета (кат., №№ 71, 72) и еще один массивный браслет с
головами какого-то животного (в настоящее время утрачен). (См.: ОАК за
1902 г. СПб., 1904. С. 87. Рис. 195). Эти золотые предметы были обнару¬
жены восточнее могилы и являются погребальным жертвоприношением по¬
койному.
Курган № 4. Высота насыпи 6,39 м. Раскопан траншеей с юга, дли¬
ной 32 м. В восточной части кургана обнаружена впускная могила, нахо¬
дившаяся выше материка на 2,13 м. Костяк лежал головой на север —
сероглиняная миска и большой красноглиняный сосуд. Отдельно от могилы
был найден спиральный золотой браслет (кат., № 81) —жертвоприношение
умершему.
Курган «Большой». Раскоп заложен с юга широкой траншеей 19,15 м.
В самом начале работ найдены железные удила с псалиями (кат., № 107).
С левой стороны раскопа, в 4,25 м от центра обнаружилась впускная моги¬
ла на глубине 5,38 м от поверхности. Длина 2,13 м, ширина 1,60 м. В мо¬
гиле оказалось женское погребение в деревянном гробу с резьбой в виде
завитков и рельефного геометрического орнамента. Костяк лежал на спине
головой на юг. У головы погребенной находились следующие предметы: зо¬
лотая фибула (кат., № 87), золотая брошь — фигурка барашка (кат.,
№ 84), у шеи — две золотые серьги с разноцветной эмалью (утрачены),
мелкие золотые бляшки разного вида, такие же бляшки были обнаружены
и в ногах (кат., № 83). Они служили украшением одежды или погребаль¬
ного покрывала. У головы также найдено много различных бус из золота
и другого материала (кат., №№ 86, 102). На груди лежала янтарная фи¬
гурка льва (кат., № 88(6), мелкие нашивные золотые бляшки и бусы
(кат., №№ 83, 100, 103). Справа у пояса — золотая уховертка (кат., № 92)
и серебряная зубочистка (кат., № 93), подвеска в виде головы кабана (?)
из гешира (кат., № 88а), бронзовое зеркало (кат., № 104). В середине
пояса — два золотых колпачка с деревом внутри (кат., № 91). Под зер¬
калом — три халцедоновые пронизки, в том числе скарабей (кат., № 88в,
98а), одна халцедоновая подвеска в золотой оправе (кат., № 85), три
янтарные пронизи (кат., № 986, в), стеклянные и пастовые бусы (кат.,
№№ 97, 99), тут же находилась яйцеобразная погремушка (кат., № 89в),
две серебряные вызолоченные пиксиды (кат., № 95). Далее к ногам опять
пошли нашивные бляшки, куски железа. У правого колена стояла деревян¬
ная коробочка. В ногах — спиральные золотые пластинки (кат., № 94),
мелкие бусы, бисер (кат., № 101). У правой пятки — глиняный кувшин
(кат., № 105). С левого бока, у груди — железные наконечники стрел
(утрачены). У левой, пятки — маленький глиняный кувшинчик (кат.,
№ 106). С левого бока — две свинцовые антропоморфные фигурки (кат.,
№ 88г), подвеска из рога (кат., 896). В гробу, в ногах — вещество кирпич¬
ного цвета (охра?) и у головы — мел (ГЭ, № 2242/55), а также комки
железа (пряжки), бусы, раковины (утрачены). Покойница, вероятно, была
покрыта парчовым покрывалом, так как, по словам Н. И. Веселовского, к
крышке гроба, упавшей внутрь, «пристало много золотой мишуры, мелких
золотых кнопок-пуговок и довольно крупных бляшек». В левом углу рас¬
копа был обнаружен вырытый в насыпи коридор с двумя уступами по
направлению к могиле. Очевидно, это был грабительский лаз в гробницу,
сделанный в восточной части кургана.
Лысая гора близ г. Майкопа, левый берег р. Кубани. В 1913 г.
Н. И. Веселовский раскопал здесь два кургана. Один из них относится ко
времени распространения погребений зубовско-воздвиженского типа.
126

Курган № 2 расположен в лесу, небольшого размера. Костяк лежал
в небольшой яме, на спине, головой ориентирован на запад. На шее по¬
гребенного были найдены бусы (кат., № 108), у головы стоял стеклянный
сосуд в виде і£убка (кат., № 112). Кроме того, в этом погребении по ин¬
вентарной книге Государственного Эрмитажа числятся наконечник копья
(кат., Ns 109), обломки панциря (кат., № 110) и гвоздь (кат., № 111).
Зубовский хутор близ станицы Тенгинской Краснодарского края.
В 1899 г. местный житель мещанин Забродин раскопал здесь четыре кур¬
гана. Наибольший интерес представляют два из них, расположенные на се¬
верном обрыве р. Зеленчук. Место раскопок было доисследовано Н. И. Ве¬
селовским.
Курган № 1 раскопан широким колодцем, глубиною более сажени
(2,13 м). В восточной части колодца (в насыпи кургана) найдено бронзо¬
вое копье (ошибочно за копье был принят вток жезла (кат., № 134), в за¬
падной— жезл длиной 1,77 м, заканчивающийся головкой оленя с ветвис¬
тыми рогами (кат., № 134). Жезл был воткнут в землю вертикально. Опи¬
сание могилы и положения погребенного отсутствует. При костяке в об¬
ласти пояса найдены семь золотых блях со вставками полихромного
стекла (кат., № ИЗ)*, пять золотых блях с изображением животных (кат.,
№ 119)**, два наконечника (кат., № 115) и четыре мелких наконечника
(кат., № 116)*1. Тут же лежали золотые круглые пуговки (кат., N° 118) и
колечко (кат., N° 117), две большие стеклянные бусины (утрачены). На ру¬
ках— два золотых браслета (кат., N° 114), на груди — стеклянная чаша
(кат., N° 128), в ногах —мелкие стеклянные и другие бусы (утрачены),
бронзовый котел (кат., N° 127) и декоративные детали шкатулки (кат.,
№ 130). У головы стояла бронзовая кружка (кат., N° 126). Вдоль костяка
лежал железный меч с золотой отделкой на рукояти (кат., N° 124). По
бокам костяка найдены два серебряных фалара (кат., № 121). С левой сторо¬
ны обнаружен железный кольчатый, отделанный медными чешуйками пан¬
цирь (кат., N° 122), обломки из красной меди, железные удила с псалия-
ми (кат., N° 125), большая каменная точилка (утрачена), разные мелкие
предметы, глиняный кувшин (кат., N° 129) и железные наконечники стрел
(утрачены). В середине могилы лежала серебряная фиала (кат., N° 120).
К этому же погребению относится каменный оселок сигаровидной формы
в золотой оправе (табл. XI, 7)*2.
Курган № 2. В кургане обнаружена могила, крытая деревом. При
костяке найдены следующие предметы: у головы —пара серег (кат.,
№ 137), золотые миниатюрные фибулы (кат., N° 136), на руке — спираль¬
ный золотой браслет (кат., N° 138), на груди золотые ажурные бусы (кат.,
№ 139), бусы из стекла и других материалов, а также голубой бисер
(кат., N2 141). На груди лежал стеклянный канфар (кат., № 146). Возле
костяка — маленькое копье (вероятно, имелся в виду железный нож)
(кат., N2 147; табл. XIII), бронзовое зеркало (кат., N° 143), туалетные
алебастровые’сосудики (кат., N2 144). Тут же стояли две плиты и голыш.
В ногах были найдены 52 бусины (кат., N° 141), куски цепи (кат., N° 148),
слегка позолоченный медный таз с круглыми заплатами (утрачен). По все¬
му дну могилы лежали нашивные бляшки (кат., N° 135). Отдельно стоял
глиняный кувшин (кат., N2 145).
* В коллекции Эрмитажа — шесть блях, седьмая была приобретена част¬
ным лицом —Ф. С. Романовичем. (См.: ИАК, 1901. Вып. 1. С. 94).
** В коллекции Эрмитажа — четыре бляхи, пятая приобретена Ф. С. Рома¬
новичем (См.: ИАК, 1901, Вып. 1. С. 95).
** В коллекции Эрмитажа — три экземпляра.
*2 Оселок был приобретен Ф. С. Романовичем. (См.: ИАК, 1901. Вып. 1.
С. 103. Рис. 31).
127

Таблица I. Находки из кургана «Острый» у станицы Ярославской
128

Таблица II. Находки из курганов «Острый» и «Сусловский» у станицы
Ярославской
9 Зак. 6.
129

Таблица III. Находки из курганов у станицы Воздвиженской и аула
Хатажукаевского
130

Таблица V. Находки из впускного погребения в кургане у станицы
Воздвиженской
132

Таблица VI. Находки из курганов у станицы Воздвиженской и аула
Хатажукаевского
133

Таблица VIII. Находки из курганов у г. Армавира
I	.·
135

Таблица IX. Находки из курганов у г. Армавира и на Лысой горе
136

Таблица X. Находки из курганов у г. Армавира и на Лысой горе
137

Таблица XI. Находки из кургана № 1 у Зубовского хутора
138

Таблица XII. Находки из кургана № 1 у Зубовского хутора
139

Таблица XIII. Находки из кургана № 2 у Зубовского хутора
140

Таблица XIV. Находки из курганов у станицы Ярославской и г. Армавира
141

Н. П. Сорокина
Основные направления изучения
стекла первых веков н. э.
Северного Причерноморья
(по материалам отечественной литературы)
В первых веках нашей эры стеклоделие охватило весь ан¬
тичный мир. Особенно большое распространение оно получило
на обширных территориях западных и восточных провинций
Римской империи. Интерес к античному стеклу, к другим па¬
мятникам культуры и искусства Греции и Рима, а вслед за
ним их коллекционирование возникли в эпоху Возрождения.
Собрания античного стекла описаны в каталогах больших
частных собраний, которые издавались на протяжении XIX в.
•Богатство форм, разнообразие орнаментов, различная техника
исполнения сосудов, опубликованных в каталогах, — все это
привлекало внимание многих исследователей, круг которых
к концу XIX в. значительно расширился, а параллельно ему
нарастал поток научной литературы о стекле античного мира.
К середине XX в. научная значимость исследований не только
повысилась, но стала приобретать черты специализации, на¬
чали разрабатываться разные периоды истории античного и
древневосточного стекла.
К середине XX в. в науке выделилось особое направление —
стекловедение, со своим печатным органом — «Journal of
Glass Studies» (издается с 1952 г.) —и Международной Ассо¬
циацией по изучению истории стекла, которая проводит в раз¬
ных странах конгрессы каждые три года, публикуя доклады.
Историография зарубежной литературы, создававшаяся
длительный период не одним поколением исследователей,
представляет собой большую и самостоятельную тему, связан¬
ную со стеклоделием только Римской империи. Несмотря на
то, что стеклянные сосуды первых веков н. э. были известны
также и в государствах Северного Причерноморья и Закав¬
казья, они не получили отражения в западных исследованиях.
Их изучение является достоянием отечественной науки. Исто¬
риография данного направления выглядит следующим обра¬
зом.
Наиболее ранние упоминания о находках стеклянной посу¬
ды в Пантикапее содержатся в книгах А. Б. Ашика и П. Дюб-
142

рюкса (середина XIX в.) 1_2. Они не имеют исследователь¬
ского характера, но ценны сведениями о начале накопления
памятников. Сосуды из стекла из некрополя Пантикапея, опу¬
бликованные в «Древностях Боспора Киммерийского», имеют
большее значение благодаря сведениям о составе погребаль¬
ных комплексов, в которые они входили. Дореволюционная
литература с анализом памятников крайне малочисленна.
Внимание Н. П. Кондакова и Д. В. Айналова привлекли неь
сколько позднеантичных сосудов с христианской символикой,
найденные в Керчи в конце XIX в.3 Оба автора посвятили им
небольшие публикации, дав атрибуции памятников, которые в
целом сохраняют свое значение и в настоящее время. Работы
М. И. Ростовцева о росписных сосудах I в. н. э. из Пантика¬
пея и Ольвии, видевшего в них изделия александрийских мас¬
терских, опубликованные в начале XX в., — более широкого
плана4. Такая интерпретация сосудов прочно вошла и в совет¬
ские исследования, хотя и может быть оспорена в связи с но¬
выми материалами.
В начале XX в. были изданы два каталога частных собра¬
ний античных стеклянных сосудов. Одно, составленное А. Фо¬
гелем, другое — Б. Н. и В. И. Ханенко5. Эти каталоги имеют
только публикационный характер, но они важны и для учета
распространения типов сосудов. Близки им по значению лито¬
графии отдельных сосудов из Керчи в книгах Д. Макферсона
(Лондон, 1857) и в «Древностях Боспора Киммерийского»,
переизданных С. Рейнаком (Париж, 1892). В отличие от лито¬
графий, фотографии некоторых сосудов, помещенные в «Отче¬
тах» и «Известиях» Археологической комиссии, ценны тем, что
указывают на связь сосудов с погребальными комплексами,
раскопанными в XIX в. и в начале XX в. А. А. Бобринским,
К- Е. Думбергом, Ю. А. Кулаковским, В. В. Шкорпилом в
Пантикапее, Б. В. Фармаковским в Ольвии и К. К. Косцюш-
ко-Валюжиничем в Херсонесе.
Подъем интереса к стеклянным сосудам как памятникам
материальной культуры, а следовательно, и источникам по
истории античных государств Северного Причерноморья начи¬
нается с 60-х годов нашего столетия. Исследования советских
ученых посвящены в основном изучению стекла первых ве¬
ков н. э. Стекло же VI—II вв. до н. э., изготовленное в техни¬
ке «стержня с сердечником», остается, за редким исключени¬
ем, неразработанным6. Стекло времени до VI в. в Северном
Причерноморье в силу объективных исторических причин не
представлено совсем.
Советские исследователи стекла первых веков н. э., усту¬
пающие по численности зарубежным, проделали немалую ра¬
боту. Ими дана общая оценка северопричерноморскому стек¬
лу7, изучено стекло из культурных слоев ряда городов8, опуб¬
143

ликованы статьи, посвященные анализу отдельных сосудов, их
группам, а также другим изделиям из стекла9, разработана
хронология и типология некоторых форм сосудов на основа¬
нии комплексов инвентарей некрополей 10. Предпринята рабо¬
та по аналитическому исследованию состава стекла из Танаи-
са, Пантикапея, Гермонассы и других мест находок11. Уста¬
новлено, что стеклянные сосуды государств Северного При¬
черноморья были предметом экспорта центров Римской импе¬
рии 12. Остро стоит вопрос о выяснении наличия сырьевой ба¬
зы и развития стеклоделия в прибрежных городах Понта и
периферии 13.
Помимо специальных исследований по перечисленным
проблемам следует упомянуть работы, в которых приводятся
стеклянные сосуды наряду с наиболее важными находками из
раскопок некрополей14. Они свидетельствуют о возросшей
значимости для науки этих памятников материальной культу¬
ры. Такие публикации сосудов хотя и не содержали специаль¬
ного исследования, тем не менее способствовали наиболее
полному учету распространения стекла в целом и разных ти¬
пов сосудов в частности, а также позволяли разрабатывать
хронологию.
Немало сделано и для выяснения употребления стеклянной
посуды населением Прикубанья, Таврики, Поднепровья, При¬
днестровья, Поволжья, составляющих периферию прибрежных
античных государств. Памятники этих территорий получили
освещение в специальных исследованиях стеклянных изде¬
лий 15 и, главным образом, рассматривались в публикациях
наряду с другими археологическими материалами поселений,
из могильников сарматской и Черняховской культур 16.
За последние десятилетия значительно активизировалось
изучение стекла из центров Восточного Причерноморья17 и
Закавказья. Большая заслуга в этом принадлежит ученым
Армении, Грузии и Азербайджана18. Ими впервые широко
введены в научную литературу памятники стеклоделия антич¬
ности. Особенно важно отметить постановку вопроса о разви¬
тии местного стеклоделия уже в конце I в. н. э. в Армении,
Иберии и в III в. в Албании, подкрепленную убедительными
фактами.
Многочисленные работы разного направления, казалось
бы, позволяют утверждать о разработанности истории стекла
первых веков н. э. юга нашей страны. Однако все данные
нуждаются в переосмыслении, систематике и более углублен¬
ном анализе памятников. В ряде случаев требуются новые
публикации. Кроме того, должны быть учтены современные
точки зрения зарубежных исследователей в вопросах стекло¬
делия Римской империи. Это позволит рассматривать стекло
государств Северного и Восточного побережий Понта, Закав¬
144

казья и их округ полнее и разностороннее. Только тогда изде¬
лия стеклодельческого ремесла приобретут полноценное зна¬
чение исторического источника, который наряду с другими
можно будет использовать для углубленного освещения по¬
литико-экономических и культурных проблем не только рабо¬
владельческих обществ юга нашей страны, но и античного ми¬
ра первых веков- н. э.19
1	Ашик А. Б. Боспорскоё царство с его палеографическими и надгробными
памятниками, расписными вазами, планами, картами, вещами. Одесса,
1849. Ч. 3. С. 48—49.
2	Дюбрюкс П. Описание развалин и следов древних городов и укрепле¬
ний, некогда существовавших на европейском берегу Боспора Киммерий¬
ского//ЗООИД. 1858. T. IV. С. 28.
3	Древности Боспора Киммерийского. СПб., 1854. Табл. LXXVII, LXXVIII;
Кондаков Н. П. Древнехристианская патера из Керченских ката¬
комб//ЗООИД. Одесса. 1879. T. XI. С. 68—73; Айналов Д. В. Три древ¬
нехристианских сосуда из Керчи//ЗРАО, СПб., 1892. T. V. С. 201—214.
4	Ростовцев М. И. Стеклянные расписные вазы позднеэллинистического
времени и история декоративной живописи//ИАК. СПб., 1914. С. 1—26;
119—120.
5	Boehlau /. Griechische altertümer Südrussischen Fundorts aus dem Besitz
des Herren A. Vogell. Karlsruhe, Cassel, 1908, 102s, Taf. X—XIII; Ханен-
Ko Б. H., Ханенко В. И. Древности Приднепровья. Киев, 1907. Вып. VI.
№№ 604—720. Табл. XI, XII.
6	Сорокина Н. П. Новые находки стеклянных сосудов V века н. э. на
Таманском полуострове//История и культура Восточной Европы по ар¬
хеологическим данным: Сб. М., 1971. С. 76—88; Voscinina А. I. Frühan¬
tike Glasgefäße in der Ermitage (Gruppe der Salbgefäße in der Sand¬
kern— Technik).— In: Wissensahaftlische Zeitschrift der Universität Ros-
tok, 1967, Hf. 7/8. S. 555—560.
7	Sorokina N. Das Antike Glas der Nordschwarzmeerküste. — Annales du 4
Congrès... Ravenne-Venise, 1967, Liège. P. 67—79; Сорокина H. П. Стек¬
лянная посуда // Археология античных государств Северного Причерно¬
морья: Сб. М., 1984. С. 233—236.
8	Сорокина Н. П. Стекло из раскопок Пантикапея в 1945—1959 гг.//МИА.
1962. № 103. С. 210—236; Она же. Стеклянные сосуды из Тананса//МИА.
1965. № 127. С. 202—248; Она же. Позднеантичное и раннесредневеко¬
вое стекло с Таманского городища//Керамика и стекло Тмутаракани:
Сб. М., 1963. С. 134—174; Она же. Позднеантичное стекло Ольвии //
Художественная культура и археология античного мира: Сб. М., 1976.
С. 199—209.
9	Беляев С. А. К вопросу о применении оконного стекла в Херсоыесе//Те¬
зисы докладов юбилейной научной сессии ГЭ: Сб. Л., 1964. С. 37—38;
Он же. Обломок стеклянного сосуда из Херсонеса//СА. 1966. № 3.
С. 233—235; Blavatskaya T. La coupe de verre à inscription greque trovée
à Loo. — In: Helikon, 1964, Anno IV, № 1—4. P. 355—360; Зубарь В. M.
Некрополь Херсонеса Таврического I—IV веков н. э. Киев, 1982, 141 с.;
Козуб Ю. М. Стеклянный ритон из Ольвии // История и культура антич¬
ного мира: Сб. М., 1977. С. 69—73; Кунина Н. 3. О группе стеклянных
сосудов с греческими надписями//Тезисы докладов научной сессии, по¬
священной итогам работы ГЭ за 1965 г.; Сб. М.; Л., 1966. С. 29; Она же.
Группа полихромных стеклянных сосудов из некрополя Пантикапея//СА.
1970. № 3. С. 224—228; Она же. Сирийские выдутые в форме стеклян¬
ные сосуды из некрополя Пантикапея//Памятники античного приклад-
145
10 Зак. 6

ного искусства: Сб. Л., 1973. С. 101—150; Скалой К. М. О некоторых
формах стеклянной посуды позднеантичного и раннесредневекового
Боспора // СГЭ. Л., 1973. Вып. XXXVII. С. 50—53; Она же. Стеклянные
сосуды из Боспорского некрополя//СГЭ. Л., 1974. Вып. XXXVIII.
С. 44—48; Сорокина Н. П. Три стеклянных сосуда IV в. н. э. с рельеф¬
ными изображениями из Северного Причерноморья//Материалы по ар¬
хеологии Северного Причерноморья: Сб. Одесса, 1960. Вып. 3. С. 228—
233; Она же. Сирийский стеклянный сосуд из собрания Одесского госу¬
дарственного археологического музея // Краткие сообщения о полевых
археологических исследованиях Одесского государственного археологи¬
ческого музея за 1963 г.: Сб. Одесса, 1965. С. 185—189; Она же. Стек¬
лянные перстни Прикубанья в собрании ГИМ//Археологический сбор¬
ник//Труды ГИМ. М., 1966. Вып. 40. С. 71—73; Она же. Стеклянный
фигурный сосуд из Кеп//СА. 1968. № 4. С. 181—189; Она же. Антио¬
хийский расписной сосуд из Танаиса // КСИА. М., 1975. № 143. С. 93—95;
Она же. Стеклянный бокал с именем Ифигении из Пантикапея // Вопросы
древнней и средневековой археологии Восточной Европы: Сб. М., 1978,
С. 17—25; Sorokina N. Facettenschliffgläser der 2 und 3 Jhd.u. z. aus dem
Schwarzmeergeb it.— In: Annales du 7 Congrès... Berlin-Leipzig, 1977, Liè¬
ge, 1978. S. 111—122.
10 Кунина H. 3., Сорокина H. П. Стеклянные бальзамарии Боспора//Тру¬
ды ГЭ. Л., 1973. Вып. XIII. С. 146—177; Козуб Ю. И. Стеклянные баль¬
замарии из некрополя Ольвии//Античная культура Северного Причер¬
номорья в первые века н. э.: Сб. Киев, 1986. С. 41—Ъ2.3асецкая И. П.
О хронологии погребений эпохи переселения народов Нижнего По¬
волжья // СА. 1968. № 2. С. 52—62; Сорокина Н. П. Стеклянные сосуды
IV—V вв. н. э. и хронология Цебельдинских могильников//КСИА. 1979.
№ 158. С. 57—66; Она же. О стеклянных сосудах с каплями синего
стекла из Причерноморья // СА. 1971. № 4. С. 85—101; Она же. Антич¬
ные стеклянные сосуды из раскопок некрополя боспорского города Ке-
пы на Таманском полуострове // Античный мир и археология: Сб. Сара¬
тов, 1977. С. 115—143.
11	Щапова Ю. Л. Результаты спектрального анализа стеклянного кубка из
.собрания ГИМ//КСИА. 1962. Вып. 89. С. 106; Она же. Результаты
спектрального анализа стеклянных изделий из Пантикапея // МИА. 1962.
№ 103. С. 237—240 Она же. Результаты спектрального анализа стекла
из Танаиса//МИА. 1965. № 127. С. 249—255; Она же. Спектральный
анализ стеклянных сосудов из античных слоев Таманского городи¬
ща //Керамика и стекло Тмутаракани: Сб. М., 1963. С. 171—174.
12	Gajdukevic V. F. Das Bosporonische Reich. Berlin, 1971. S. 423—426;
Кадеев В. И. Очерки истории экономики Херсонеса Таврического в I—
IV вв. н. э. Харьков, 1970. С. 164; Кропоткин В. В. Экономические связи
Восточной Европы в I тысячелетии нашей эры. М., 1967. С. 83—91,
108—114; Он же. Римские импортные изделия в Восточной Европе (II в.
до н. э. — V в. н. э.)//САИ. 1970. Вып. Д1-27, 227 с.; Кунина Н. 3.
Стеклянный сосуд галльского мастера из Ольвии //СГЭ. Л., 1981.
Вып. XLVI. С. 44—45; Она же: К вопросу о западном импорте стекла
на Боспор (по материалам некрополя Пантикапея из собрания отдела
античного мира Государственного Эрмитажа) //Труды ГЭ. Л., 1984.
Вып. XXIV. С. 147—164; Сорокина Н. П. К вопросу об экономических
связях государств Северного Причерноморья в I в. н. э.//МИА. 1969.
№ 169. С. 217—221; Она же. Стеклянная посуда как источник по исто¬
рии экономических связей Причерноморья и локального стеклоделия
первых веков н. э.//Археологические исследования на юго-восточной
части Европы: Сб. М., 1982. С. 40—42; Шелов Д. Б. Италийские и за¬
падноримские изделия в торговле Танаиса//Acta Archaeologica Hunga-
гіса: Сб. 1965. V. 17. S. 251—274; Он же. Танаис и Нижний Дон в пер¬
вые века н. э. М., 1972. С. 140—142.
146

13	Алексеева E. М., Арсеньева Т. М. Стеклоделие Танаиса//СА. 1966. № 2.
С. 176—188; Белов Г. Д. Стеклоделие в Херсонесе//СА. 1965. № 3.
С. 237—239; Он же. Стеклодельческая мастерская в Херсонесе // КСИА.
1969. Вып. 116. С. 80—84; Блаватский В. Д. Строительное дело Пантика-
' пея // МИА. 1957. № 56. С. 77; Висотська Т. М. Про выробництво скла в
пізньоантичном Криму//Археологія, Киів. 1964. Т. XVI. С. 7; Кобыли¬
на М. М. Фанагория // МИА. 1956. № 57. С. 91—92; Николаева Э. Я.
Боспор после гуннского нашествия / Автореф.. канд. дис. // ИА АН
СССР. М., 1984. С. 8—9; Скалон К. М. О некоторых формах стеклянной
посуды... С. 51; Смииіко М. Ю. Поселение III—IV вв. н. э. со следами
стеклодельческого производства у с. Комарове Черновицкой обла¬
сти // Материалы и исследования по археологии Прикарпатья и Волыни:
Сб. Киев, 1964. Вып. 5. С. 67—79 (на украинском языке); Сороки¬
на Н. П. Стеклянная посуда как источник... С. 40—42; Она же. Стеклян¬
ные сосуды из Танаиса... С. 217—219; Она же. О стеклянных сосудах
с каплями синего стекла... С. 100; Она же. Античное стекло в собрании
Одесского археологическогоо музея... С. 274; Щапова Ю. Л. Мастерская
по производству стекла у с. Комарово//СА. 1978. № 3. С. 230—242;
Островерхое А. С. О возникновении стеклоделия в Ольвии //Проблемы
исследования Ольвии: Тезисы докладов и сообщений семинара. Парути-
но—Киев, 1985. С. 61—62; Он же. К вопросу о сырьевой базе ремеслен¬
ного производства в районе Днепровского и Бугского лиманов (по ма¬
териалам Ягорлыцкого поселения)//ВДИ. 1979. № 3. С. 115—126; Ща¬
пова Ю. Л. Очерки истории древнего стеклоделия. М., 1983. С. 139—165.
14	Азарова В. П. Один из участков Пантикапейского некрополя // АИБ.
Симферополь. 1962. С. 321—327; Алексеева E. М. Юго-восточная часть
некрополя Горгиппии. Краснодар, 1982. (Горгиппия II). С. 5—116;
Арсеньева Т. М. Могильник у деревни Ново-Отрадное // Поселения и мо¬
гильники Керченского полуострова начала нашей эры: Сб. М., 1970.
С. 138; Она же. Некрополь Танаиса. М., 1977. С. 132; Белов Г. Д. Рим¬
ские приставные склепы 1013 и 1014//Херсонесский сборник. Севасто¬
поль, 1927. Вып. И. С. 107—144; Бич О. И. Первые раскопки некрополя
Пантикапея. Дневник раскопок П. Дюбрюкса в 1816—1817 гг.//МИА.
1959. № 69. С. 296—321; Блаватский В. Д. Отчет о раскопках в Фанаго¬
рии в 1936—1937 гг.//Работы археологических экспедиций: Сб. //Труды
ГИМ. М., 1941. Вып. XVI. С. 41—74; Гайдукевич В. Ф. Некрополи неко¬
торых боспорских городов//МИА. 1959. № 69. С. 154—238; Книпо-
вич Т. Н. Танаис. М.; Л., 1949. С. 80, 146; Кобылина М. М. Раскопки
некрополя Тиритаки в 1934 г.//МИА. 1941. № 4. С. 75—84; Корпусо¬
ва В. Н. Некрополь Золотое. Киев, 1983. С. 53; Коровина А. К. Раскоп¬
ки городища и некрополя Тирамбы за последние десятилетия//Acta
Conventus: Сб. Warszawa, 1971. S. 467—475; Лепер Р. X. Дневник рас¬
копок Херсонесского некрополя // Херсонесский сборник. Севастополь,
1927; Вып. 11. С. 189—256; Репников И. И. Дневник раскопок Херсонес¬
ского некрополя в 1908 г.//Там же. С. 149—186; Сорокина Н. П. Туз-
линский некрополь//Памятники культуры:	Сб. /Труды ГИМ. 1957.
Вып. XXVI. С. 42.
15	Галанина Л. К. Стеклянные сосуды из Курджипского кургана // Архео¬
логический сборник. Л., 1970. № 12. С. 35—44; Смирнов К. Ф. Север¬
ский курган//Памятники культуры: Сб.//Труды ГИМ. М., 1953. Вып. XI.
С. 17—22; Айбабин А. Стеклянные рюмки из раннесредневековых мо¬
гильников юго-западного Крыма //СГЭ. Л., 1976. С. 27—30; Сороки¬
на Н. П., Гущина И. И. Стеклянные изделия из могильников первых ве¬
ков н. э. юго-западного Крыма // История и культура Евразии по архео¬
логическим данным: Сб. М., 1980. С. 99—100; Гущина И. И., Сороки¬
на Н. П. Новые находки стеклянных сосудов в могильнике Бельбек в
юго-западном Крыму//Древности Евразии в скифосарматское время:
Сб. М., 1984. С. 43—54; Сорокина Н. П. Стеклянные сосуды из могиль-
147

ника Харакс//Кавказ и Восточная Европа в древности: Сб. М., 1973.
С. 183—189; Симонович Э. А. Стеклянная посуда середины I тысячеле¬
тия нашей эры с Нижнего Днепра//КСИИМК. 1957. Вып. 69. С. 22—30;
Он же. Стеклянные кубки из Журавки//КСИА. 1964. Вып. 102. С. 8—
12; Он же. Стеклянный кубок из-под Одессы // ВДИ. 1966. № 1. С. 105—
109; Он же. Стеклянная посуда из Приднепровско-Причерноморских па¬
мятников Черняховской культуры // СА. 1977. № 1. С. 176—186.
Кропоткин В. В. Римские импортные изделия... С. 277; Анфимов Н. В.
Меото-сарматский могильник у станицы Усть-Лабинской//МИА. 1951.
С. 154—207; Анфимов Н. В. Зихские памятники Черноморского побе¬
режья Кавказа//Северный Кавказ в древности и средние века: Сб. М.,
1980. С. 92—113; Гущина И. И. Находки из Краснодарского края//СА.
1962. N° 2. С. 206—210; Дмитриев А. В. Средневековые фибулы из мо¬
гильников у р. Дюрсо// Древности Великого переселения народов: Сб.
М., 1982. С. 69—107; Лунин Б. В. Серебряная чаша с рельефным изо¬
бражением и греческой надписью и стеклянная чашка из находок у ста¬
ницы Даховской И Известия Ростовского областного музея краеведе¬
ния: Сб. Ростов-на-Дону, 1940. Вып. 2. С. 38, 39, 48, 49; Минаева Т. М.
Археологические памятники на р. Гиляч в верховьях Кубани//МИА.
1951. № 23. С. 273—301; Она же. Поселение в устье р. Узун-Кол//СА.
1960. № 2. С. 193—207; Мелентьева Г. М. Курган позднесарматского
времени на Нижнем Дону //КСИА. 1973. Вып. 133. С. 124—128; Каме¬
нецкий И. С., Кропоткин В. В. Погребение гуннского времени близ Та-
наиса // СА. 1962. N° 3. С. 235—240; Казакова Л. М., Каменецкий И. С.
Курганы Танаиса//КСИА. 1970. Вып. 124. С. 86; Raev В. A. Roman im¬
port in the Lower Don Basin. BAR International Series 278, 1986, 135 p.;
Бабенчиков В. П. Чернореченский могильник//Археологические памят¬
ники УССР: Сб. Киев, 1963. Т. XIII. С. 90—123 (на украинском языке);
Богданова Н. А., Гущина И. И., Лабода И. И. Могильник Скалистое III
в Юго-Западном Крыму (I—III вв. н. э.) //СА. 1976. N° 4. С. 121—152;
Высотская Т. Н. Поздние скифы в Юго-Западном Крыму. Киев, 1972.
С. 136—145; Веймарн Е. В. Археологические работы в районе Инкерма¬
на//Археологические памятники УССР: Сб. Киев, 1963. Т. XIII. С. 15—
42 (на украинском языке) ; Мосберг Г. И. К изучению могильников рим¬
ского времени Юго-Западного Крыма //СА. 1946. № VIII. С. ИЗ—119;
Симонович Э. А. Фибулы Неаполя Скифского//СА. 1963. N° 4. С. ,139—
151; Гудкова А. В., Фокеев М. М. Земледельцы и кочевники в низовьях
Дуная. Киев, 1984. С. 117; Рикман Э. А., Рафалович И. А. К вопросу
о соотношении Черняховской и раннеславянской культур в Днестровско-
Дунайском междуречье//КСИА. 1965. Вып. 105. С. 48; Рикман Э. А.,
Хынку И. Г. Погребение II в. у с. Первомайск (Молдавия) // Древние
славяне и их соседи: Сб. М., 1970. С. 35—37; Шилов В. П. Калиновский
курганный могильник//МИА. 1959. N° 60. С. 478; Он же. Очерки по
истории древних племен Нижнего Поволжья. Л., 1975. С. 145; Федо¬
ров Г. Б. Население Пруто-Днестровского междуречья // МИА. 1960.
N° 89, 389 с.; Островерхое А. С., Охотников С. Б. Стеклянные изделия
в античных памятниках Нижнего Поднестровья // Памятники Древней
истории Северо-Западного Причерноморья: Сб. Киев, 1985. С. 27—33.
Воронов Ю. Н. Археологическая карта Абхазии. Сухуми. 1969. 92 с.;
Иванова М. И., Голубцов П. М. Находки в Лоо//СА. 1961. N° 3.
С. 284—290; Шамба Г. К. Ахаччарху — древний могильник нагорной
Абхазии. Сухуми, 1970. 80 с.; Он лее. Стеклянная посуда позднеантичной
эпохи из раскопок в районе Цебельды 1962 г.//Тезисы докладов и сооб¬
щений научной сессии Абхазского государственного музея, посвященной
50-летию основания музея: Сб. Сухуми, 1965. С. 31—32.
Аракелян Б. Н. Очерки истории искусства древней Армении. Ереван,
1976. С. 76—77; Он же. Арташат I. Ереван, 1982. 68 с.; Хачатрян Ж- Д.
Стекольное дело в древней Армении // Вестник общественных наук: С б.
148

Ереван, 1967. № 1. С. 83—98; Он же. Античный некрополь Гарни V. Ре¬
зультаты раскопок. Ереван, 1972. 134 с.; Хачатрян Ж· Д., Торосян Р. М.
Материалы из северо-восточного некрополя Вагаршапата // Вестник об¬
щественных наук Арм. ССР. Ереван, 1976. № 5. С. 99—111; Хачат¬
рян Ж- Д. Ардашат II. Античные некрополи (раскопки 1971—1977 гг.).
Ереван, 1981. 200 с.; Он же. Армения и Сирия — центры стеклоделия
(производственные общности) // Вестник общественных наук АН АрмССР.
Ереван. 1983. № 7. С. 59—66; Бибилури Т. И. Плинфовые погребения на
территории Грузии позднеантичной эпохи / Автореф. канд. дис. //ЦАИ
ИИАЭ АН ГССР. Тбилиси, 1983. 24 с.; Леквинадзе В. А. Богатое
погребение конца V в. н. э. из Уреки (Грузия) // СА. 1975. № 5. С. 193—
208; Сагинашвили М. Н. Стеклянные сосуды из Тбилиси // КСИА. 1977.
Вып. 151. С. 126—130; Она же. Случайно найденные стеклянные сосу¬
ды из Урбниси//Вестник Государственного музея Грузии. Тбилиси, 1982.
Вып. ХХХѴІ-В. С. 154—169; Угрелидзе Н. Н. Стекло древней Грузии.
Тбилиси, 1961. 14 с.; Она же. К истории производства стекла в ранне¬
средневековой Картли. Тбилиси, 1967. 158 с.; Алиев И. А., Алиев В. Г.
О сармато-аланских памятниках на территории Нахичеванской АССР//
СА. 1976. С. 178—186; Ваидов Р. М. Мингечаур в III—VIII вв. н. э. (по
материалам археологических раскопок) / Автореф. канд. дис. // ИИ АН
АзССР. Баку, 1960. 22 с.; Нуриев А. Б. Стеклянные изделия и их про¬
изводство в Кавказской Албании / Автореф. канд. дис... // ИИ АН АзССР.
Баку, 1966. 16 с.; Сагинашвили М. Н. Стеклянные сосуды Урбниского
могильника: Каталог. Тбилиси, 1970, 195 с.; Угрелидзе Н. Н. Стеклян¬
ный сосуд из Самтавро с изображением павлина // Михомхивели. Тбили¬
си, 1951 (на грузинском языке); Нуриев А. Б. Из истории ремесленного
производства Кавказской Албании. Баку, 1986. С. 37—42; Рзаев Н. И.
Искусство Кавказской Албании. IV в. до н. э. — VI в. н. э. Баку, 1976.
С. 147—160.
19 Сорокина Н. П. Стеклоделие античного мира первых веков н. э. (основ¬
ные проблемы) / Автореф. док. дис...//ИА АН СССР. М., 1988, 42 с.

Д. Л. Талис
К анатомии
некоторых классификаций*
После выхода в свет в 1971 г. работы А. К. Амброза, по¬
священной хронологии восточноевропейских древностей ранне¬
средневекового времени1, вокруг этой проблемы развернулась
дискуссия, завершение которой едва ли можно ожидать в
близком будущем. Однако, как бы ни относиться к концепции
А. К- Амброза, стало ясным, что традиционная хронология
рассмотренных им древностей, по меньшей мере, не бесспорна
и датировка этих древностей без учета его возражений — не¬
возможна.
Поэтому, оценивая возможности совершенствования хро¬
нологических изысканий, есть смысл обратиться к некоторым
результатам обсуждения точки зрения А. К. Амброза, обозна¬
чающим определенный уровень достижений науки, как к от¬
правному пункту для дальнейшего движения. Обсуждение по¬
строений А. К. Амброза осуществлялось по двум направлени¬
ям. Первое, основное, — с использованием традиционных мето¬
дов критики, где атрибуциям противопоставляются атрибуции,
аналогиям — аналогии, датировкам — датировки. Это направ¬
ление рассматриваться в данной статье не будет. Второе на¬
правление представлено, если не считать отдельных замеча¬
ний и пассажей, одной работой, точнее, разделом этой рабо¬
ты2 и оно заслуживает специального рассмотрения. В нем
описываются некоторые формализованные методы, которые,
по мнению их авторов, дают возможность оценить классифи¬
кацию А. К- Амброза или любую другую в целом, либо в су¬
щественных чертах, что значительно расширяет область при¬
менения методов формализованного подхода, которые упо¬
треблялись в археологии, по преимуществу, лишь как инст¬
румент статистического анализа и его производных. Между
тем использование этих методов и во многих других качествах
оказывается эффективным, прежде всего при изучении логи¬
ческих основ конструируемых систем. Очевидно, что наличие
логических несоответствий, даже единичных, может оказаться
для любой классификации «сокрушительнее», чем длинный
ряд противоречащих ей фактов. Добавим к этому, что приме¬
нение формализованных методов сулит немалую экономию
* Статья подготовлена к печати А. П. Мошинским.
150

времени: ведь подготовленные с помощью этих методов дан¬
ные источников можно подвергать машинной обработке.
Авторы формализованного метода проверки предложенной
А. К. Амброзом хронологии — И. С. Каменецкий, Б. И. Мар¬
шак, Я. А. Шер* — в качестве фактической основы своих по¬
строений используют-таблицу встречаемости вещей в могиль¬
никах Юго-Западного Крыма, составленную А. К- Амброзом3,
на которой он базирует свои выводы о хронологических эта¬
пах эволюции данных памятников. Это обстоятельство созда¬
ет не частую в археологической науке возможность своего ро¬
да экспериментальной проверки; сопоставляются выводы, по¬
лученные совершенно различными методами, но на одной и
той же источниковедческой базе.
Итак, цель эксперимента — выяснение эффективности не¬
которых методов формализованного подхода в связи с крити¬
кой формализованными методами концепции А. К. Амброза.
Однако любой эксперимент следует по возможности осуществ¬
лять в чистом виде. Поэтому для соблюдения условия чисто¬
ты наше сопоставление выводов обеих методик мы будем про¬
водить на той же фактологической базе, что и их авторы,.т. е.
таблице встречаемости вещей из могильников Юго-Западного
Крыма, составленной А. К. Амброзом.
В связи со сказанным необходима одна оговорка. Все суж¬
дения о соотношениях объектов и их атрибуций в средневе¬
ковых крымских могильниках, о которых идет речь в настоя¬
щей статье, независимо от того, кому эти суждения принад¬
лежат, опираются на таблицу А. К- Амброза. Естественно
поэтому, что самый способ составления таблиц, их адекват¬
ность проверке не подвергались, ибо цель нашего рассмотре¬
ния— формальные методы, т. е. законосообразность операций,
независимо от объектов, над которыми эти операции произво¬
дятся. Стало быть, таблица А. К. Амброза является при та¬
кой постановке вопроса «таблицей истинности», как это при¬
нято называть в логике, или, если угодно, «черным ящиком»,
по заимствованному из физики обозначению. Внутреннее со¬
стояние элементов ящика нам неизвестно или неважно: рас¬
сматриваются лишь состояния на входе и выходе. Иначе го¬
воря, мы не исследуем причины — это была бы уже совсем
другая работа, — по которым А. К. Амброз какие-то объекты
(погребения) внес в свои таблицы, а какие-то — нет.
При том, что таблицы А. К- Амброза считаются в опера¬
циональном смысле «таблицами истинности», они отнюдь не
рассматриваются как таблицы истины в обычном смысле это¬
* Далее они именуются — авторы. При ссылке на их книгу «Анализ ар¬
хеологических источников» (Л., 1975) не упоминаются авторы и назва¬
ние книги, а лишь указывается страница.
151

го слова. Поэтому логически ошибочные заключения об отно¬
шениях между объектами, видимые по состоянию «на входе и
выходе», т. е. непосредственно на таблице, — фиксируются.
Цель настоящей статьи — оценка не результатов, а мето¬
дов— определяет характер изложения. При всем том, что не¬
обходимы довольно развернутые ссылки на самые методы, чи¬
тателям, которые захотят составить собственное мнение о
справедливости наших оценок, придется все же во время чте¬
ния держать перед глазами раздел работы, содержащий опи¬
сание алгоритма, предложенного названными авторами для
проверки хронологии А. К. Амброза. Это обусловлено абст¬
рактным предметом рассмотрения — в центре внимания не са¬
ми объекты, а отношения между ними.
Авторы формализованного метода проверки хронологии
А. К- Амброза использовали разработанный ими алгоритм
сопоставления атрибуций по объектам, т. е. в данном слу¬
чае— взаимно однозначного попарного сопоставления призна¬
ков (вещей и некоторых особенностей обряда) применительно
к объектам (погребениям), которым эти признаки присущи.
В результате выявляются группы объектов, связанных по оп¬
ределенным признакам. Сопоставляя объекты, входящие в
данные группы, со всеми остальными объектами системы, мы
получаем меньшие по количеству объектов группы, являю¬
щиеся частью или подгруппами данных групп и объединяю¬
щих объекты, связанные большим количеством общих призна¬
ков. Такое сопоставление следует продолжить до полного пе¬
ребора всех сочетаний признаков, т. е. всех объектов, обла¬
дающих этими сочетаниями признаков. В итоге работы опре¬
делятся группы объектов, расположенных по иерархическо¬
му принципу. Именно: группы объектов, содержащие мень¬
шие по количеству подгруппы, которые, в свою очередь, со¬
держат еще меньшие и т. д. При этом чем меньше количество
объектов в подгруппе, тем больше общих признаков их объе¬
диняет. Этим самым определяются группы объектов, все тес¬
нее и теснее связанных между собой. Детальное описание ал¬
горитма с поясняющими примерами и чертежами сделано са¬
мими авторами на более чем 20 страницах текста, и за исчер¬
пывающими разъяснениями отсылаем к их книге (с. 122—
145).
Независимо от того, насколько алгоритм соответствует ле¬
жащим в его основе принципам — к этому еще придется вер¬
нуться,— идея авторов, несомненно, привлекательна. Речь
идет ведь не просто о сопоставлении признаков — в этом осо¬
бой новизны нет, — а о поисках таких сопоставлений, в ре¬
зультате которых выявляются иерархические группы объек¬
тов по связывающим их признакам; группы, свободные от
опосредствованных связей (о них — далее) и полученные при
152

этом без утомительных и трудоемких вычислений. Но по¬
скольку речь идет о формализованном подходе, формальная
сторона и является сущностью построенной системы*. Этим
самым определяются по меньшей мере два необходимых усло¬
вия справедливости идеи, на которую опирается алгоритм:
жесткость и однозначность формальных критериев, а, стало
быть, свобода от суждений, основанных на интуитивном под¬
ходе**, во-первых; и отсутствие селективности (выборочно-
сти) применительно к объектам или операциям одного уров¬
ня (структурно-иерархического или логического), во-вторых.
Компактным отображением результатов применения алго¬
ритма к оценке хронологии А. К. Амброза является граф, при¬
ложенный авторами к описанию алгоритма. Этот граф должен
показать, по их мнению, как интерпретируется алгоритм, а
также как с помощью графа и алгоритма оценивается кон¬
кретный материал. Сосредоточившись поэтому на анализе гра¬
фа, можно составить представление о принципах построения
данного алгоритма и результатах его использования.
Основой построения алгоритма является полный исходный
список объектов, которым авторы обозначают совокупность
максимальных подгрупп объектов данной системы по всем
возможным наборам признаков. В свою очередь, максималь¬
ной подгруппой объектов называется множество всех объек¬
тов, обладающих данным набором признаков. Полный исход¬
ный список получают, комбинируя объекты по всем наборам
признаков в таблице типа «турнирной». И так как каждая
вершина графа образуется в результате комбинирования не
менее двух признаков, то она является «точкой», соответст¬
вующей сочетанию не менее двух признаков. Но в представ¬
ленном графе это не так. Вершины, обозначенные (в экспли¬
кации и на самом графе) номерами 5, 7, 8, 27, 31, 35, 39, 56,
являются «точками», отображающими сочетания объектов
только по одному признаку.
Связи объектов по одному признаку в других случаях,
однако, не выделяются и «точками» (вершинами) не обозна¬
чаются. Необходимость такого распределения вершин из
принципов, на которых основан алгоритм, не вытекает и пра-
* Система — непустое множество объектов, между которыми установлены
некоторые отношения, позволяющие рассматривать это множество в оп¬
ределенном смысле как единое целое.
** Интуитивный подход, т. е. применение интуитивных методов, которые
отнюдь не обязательно опираются только или по преимуществу на ин¬
туицию. Они могут включать и формально-логические соображения и
даже всякого рода количественные выкладки. Основное (и решающее)
отличие интуитивного подхода от формализованного заключается в том,
что определяемые последним выводы образуют логическую цепь, все
звенья которой казуально (причинно) связаны, т. е. в цепи рассуждений
отсутствуют немотивированные, интуитивные «скачки».
153

вилами построения алгоритма не предусмотрена, т. е. это не
операциональное распределение. Оно обусловлено лишь же¬
ланием объединить в группы объекты, связанные даже и по
одному признаку, если только этих объектов относительно
много. Не случайно, что такие «незаконные» (операционально
не обусловленные) группы образованы объектами, объединяе¬
мыми признаком 29 (присущим 12 объектам), признаком 32
(присущим 16 объектам), признаком 44 (присущим 17 объек¬
там), признаком 47 (присущим 10 объектам), т. е. признака¬
ми, которые встречаются относительно чаще, чем остальные.
Кроме того, имеется еще несколько групп, составленных из
меньшего количества объектов, также объединяемых одним
признаком: по признаку 23 — три объекта, по признакам 10,
14, 19 — шесть объектов по каждому, по признаку 17 — восемь
объектов. Однако по меньшему количеству объектов наряду
с «незаконными» группами имеются и «законные», образован¬
ные в результате предусмотренного правилами сопоставления
различных признаков.
Таким образом, в графе имеются группы, обязанные своим
происхождением селективному подходу к объектам, опреде¬
ляемому лишь интуитивными соображениями. Как можно по¬
нять, это произошло по двум причинам. Во-первых, потому,
что авторы не хотели опускать связи, объединяющие сразу
много объектов, даже если это связи по одному признаку.
Это, в свою очередь, было вызвано опасением упустить какие-
либо существенные звенья хронологической или логической
цепи между этапами. Вторая причина более формального
свойства, но, вероятно, тем существеннее для оценки алгорит¬
ма, заключается в изначально нечетком определении основ¬
ного при построении алгоритма понятия «исходный список».
Авторы, как отмечено, называют исходным списком макси¬
мальные подгруппы объектов данной системы по всем воз¬
можным наборам признаков. В соответствии с их рекоменда¬
цией список получают, комбинируя объекты по всем наборам
признаков. Описанию того, как это делается, в книге уделяет¬
ся достаточно внимания и останавливаться на этом нет нуж¬
ды. Однако при описании не предусматривается — и это ре¬
шающим образом сказывается на результатах — как посту¬
пать с объектами, связанными по одному признаку: образу¬
ют ли они по данному признаку максимальные подгруппы.
С одной стороны, вроде бы образуют, точнее, должны обра¬
зовать. Ведь определение — «сочетания объектов по всем воз¬
можным наборам признаков» — включает и сочетания объек¬
тов по одному признаку. Но, с другой стороны, вроде бы и не
образуют. Это явствует из замечания авторов (с. 140, прим. 1)
о возможности искать подгруппы не только в исходном спис¬
ке, но и в клетках соответствующим образом составленной
154

«турнирной» таблицы. Но в клетках таблицы могут появить¬
ся объекты только в результате сопоставления двух и более
признаков. А значит, сочетания объектов по одному признаку
в расчет не принимаются. Выявленная нечеткость в определе¬
нии основного понятия является отнюдь не терминологиче¬
ской, а отражает суть дела, именно: отсутствие достаточной
ясности в оценке условий функционирования алгоритма и его
возможностей.
Это обстоятельство сказалось на предложенной авторами
процедуре поисков опосредствованных связей, что, по их мне¬
нию, является одной из важных задач построенного алгорит¬
ма. Опосредствованные связи, т. е. связи неполные, промежу¬
точные, существующие параллельно другим, основным, опре¬
деляются следующим образом (табл. 1).
Таблица 1
а
б
в
А
+
+
Б
+
+
+
В
+
+
Пусть три объекта А, Б, В имеют один общий признак
«б», но, кроме того, объектам А и Б присущ еще один общий
признак — «а», объектам Б и В — общий признак «в». Объек¬
ты же А и В никаких других общих признаков, кроме «б», не
имеют. В этом случае связь между А и В называется опосред¬
ствованной. Авторы вполне убедительно обосновали необхо¬
димость констатации и соответствующего отбрасывания таких
связей (с. 125), которые представляются излишними и с точки
зрения обычного здравого смысла, без всякой формализации.
Авторы, однако, не приводят конкретных способов выявле¬
ния опосредствованных связей между объектами, рассчитывая
на то, что при сопоставлении признаков по всем возможным
наборам устранение опосредствованных связей происходит,
так сказать, автоматически — они не фиксируются. Это дейст¬
вительно так, но здесь же коренится и источник ошибки —
ведь при сопоставлении признаков не фиксируются также и
связи, которых попросту не существует. И поскольку, как мы
увидим, представляется важным отличать объекты, соединен¬
155

ные опосредствованными связями, от объектов, которые вооб¬
ще не связаны между собой, то предложенная авторами реко¬
мендация выявления опосредствованных связей путем сопо¬
ставления признаков «не работает». В результате этой опе¬
рации опосредствованные связи устраняются, но информация
о том, между какими именно объектами, — не выявляется.
А это нужно знать. К обоснованию необходимости такой ин¬
формации придется еще вернуться. В работе мы предлагаем
наш алгоритм поиска объектов, соединенных опосредствован¬
ными связями, который будет описан ниже. На основании это¬
го алгоритма выявлены следующие объекты, представленные
в таблице 2 *.
Таблица 2
д
№№ объектов,
объединяемых опо¬
средствованными
связями с объектами
в колонке 3
2
№№ признаков,
ііо которым уста¬
новлены опосред¬
ствованные связи
3
№№ объектов, имеющих
опосредствованные связи
8
8
1, 2, 6, 9, 10, 11, 15
3
: 9
6, 7, 10, 11, 15
15
14
17
30
¡17
32, 33
30
25
34
60
28
32, 33, 34
40
32
63, 65
46
32
61, 64, 65
44
35
46, 56, 63, 66
56
33
61, 64, 65, 67, 70
34
28
32, 33
41
32
55, 61, 64, 65, 66, 68
42
32
55, 61, 64, 65, 66, 68
56
38
69
	1
Значительная часть выявленных нашим алгоритмом опо¬
средствованных связей фигурирует в экспликации, приложен¬
ной авторами к их графу, а стало быть, не все опосредство-
* Нумерация признаков здесь и далее повторяет нумерацию таблицы
А. К. Амброза (I, с. 112—113); нумерация объектов дается в порядке их
расположения в этой же таблице.
156

ванные связи обнаруживаются предложенной авторами про¬
цедурой поисков. Причина заключается в том, что, допуская
сочетания объектов по одному признаку и фиксируя такие со¬
четания в соответствующих вершинах графа, авторы оставля¬
ют тем самым и опосредствованные связи. На приведенной
выше поясняющей ,схеме опосредствованных связей (табл. 1)
видно, что, обозначая все связи объектов по одному призна¬
ку— «б», мы тем самым оставляем и связь между объектами
А и В, которую как раз оставлять не надо: она опосредство¬
вана. Ошибки методики и обусловили ошибочную констата¬
цию связей.
Вершина 7 графа авторов, перечисляющая все объекты,
связанные по одному признаку;—32, указывает тем самым и
на наличие связей между объектами С131 и Э46, С131, и Э51,
равно как и на связи между объектами У62 и Э658, У62 и Э50.
У62 и Э51. Но поскольку между объектами С131 и двумя дру¬
гими (Э46, Э51), а также между объектами У62 и тремя дру¬
гими (Э658, Э50, Э51) —связи опосредствованные, то фикса¬
ция этих связей противоречит цели алгоритма — их устранить.
Столь же противоречивым образом, в результате перечисле¬
ния всех объектов, объединяемых признаком 14, в вершине 56
констатируется связь между объектами С67 и С198, которые
связаны опосредствованно, а потому эту связь как раз и не
нужно фиксировать.
При этом не имеет особого значения, что опосредствован¬
ные связи появляются лишь в результате перечисления объек¬
тов в соответствующих вершинах, т. е. в экспликации, а на
самом графе связи между этими объектами не показаны. Де¬
ло ведь в том, что не показаны связи, как это и должно быть,
и между теми объектами, которые и в самом деле не связаны.
Таким образом, читатель, который решил бы составить себе
представление о связях между объектами, не прибегая к таб¬
лицам, т. е. не повторяя пути исследователя, а ограничившись
одним графом — готовым результатом, — не может этого сде¬
лать. А если к этому добавить немотивированную селектив¬
ность объектов, связи между которыми по одному признаку
иногда обозначаются, а иногда — нет, то будет вполне зако¬
номерен вывод о неадекватности отображения объектов с
опосредствованными связями, обусловленной применением
рассмотренной методики и графа.
Следующая разновидность ошибок, определяемая этой же
методикой, выражается в графическом изображении групп,
реально не существующих. Наличие этих ошибок является
прямым следствием и одновременно указанием на неправо¬
мерность алгоритмической операции объединения в группы
объектов, выделяемых в остаток, если эти объекты связаны
157

единственным признаком *. Но именно этот результат, т. е.
объединение в группы объектов, связанных единственным
признаком, и является окончательным итогом, во всяком слу¬
чае, теоретически, обработки множеств объектов, называемых
авторами исходными подгруппами, как бы этот термин ни по¬
нимать. Шаги алгоритма (иначе говоря, команды) ведут в на¬
правлении последовательного «вычерпывания» из множества
объектов таких, которые объединены связями по каким-либо
признакам. Работа алгоритма прекращается тогда, когда пос¬
ле выполнения очередной команды обрабатываемое множест¬
во объектов разделено на два основных подмножества. Первое
содержит объекты, связанные по двум и более признакам (это
подмножество может еще подразделяться на несколько дру¬
гих, в зависимости от количества признаков, объединяющих
объекты). Второе подмножество состоит из объектов, связан¬
ных одним признаком, присущим и всем другим объектам об¬
рабатываемого множества. Это последнее подмножество — на¬
зовем его окончательным остатком — ни на какие другие не
подразделяется, поскольку содержит объекты, связанные лишь
одним признаком. Объекты, составляющие окончательный
остаток, авторы алгоритма называют и изображают на графе
в виде группы, что вносит существенные искажения в анализ
отношений между объектами исследуемой совокупности.
Как это понятно, связь по одному признаку или по не¬
скольким— неравноценна. Хотя понятие «несколько» — это, в
сущности, вопрос соглашения, но, во всяком случае, любая
система становится более доступной для изучения, если между
ее отдельными частями можно установить какую-либо сопод¬
чиненность, то есть на множестве составляющих систему эле¬
ментов ввести отношение порядка. В системе объектов, рас¬
сматриваемой с точки зрения связывающих эти объекты при¬
знаков, логичнее всего отношение порядка усматривать в ко¬
личестве этих признаков. При этом следует договориться о
* Ввиду той значимости, какая придается операции выделения в остаток,
обращаем внимание на ее интерпретацию авторами алгоритма. По их
определению, остаток — это группа объектов, не включенных на данном
шаге алгоритма ни в какие скобки (с. 142, прим. 2). Скобками отделя¬
ются объекты, у которых на данном шаге алгоритма обнаруживается
более тесная связь между собой, чем с каким-либо объектом, оставшим¬
ся вне скобок. Иначе говоря, объекты внутри скобок связаны между со¬
бой по большему количеству признаков, чем с объектами вне скобок,
т. е. не меньше чем двумя признаками. Количество объектов внутри ско¬
бок на каждом шаге алгоритма может только увеличиваться за счет
перемещения сюда объектов, стоявших ранее (на предшествующем шаге)
вне скобок, но связанных с каким-либо объектом внутри скобок не ме¬
нее чем двумя признаками. Так будет продолжаться, пока на каком-то
шаге алгоритма вне скобок останутся объекты, связанные между собой
и с любым объектом внутри скобок лишь одним признаком. Совокуп¬
ность этих объектов составляет окончательный остаток.
158

том, какое минимальное количество общих признаков позво¬
ляет отнести объекты в одну группу. Наиболее естественным
кажется наличие двух признаков *. В совпадениях, сочетани¬
ях, совмещениях самое меньшее двух событий здравый смысл
и человеческий опыт усматривают возможность повторяемо¬
сти, а стало быть, применимости вероятностных соображений
в отличие от заведомой случайности единичного факта. Явно
или неявно такого рода представления всегда присутствуют в
оценках и рассуждениях на интуитивном уровне, но тем более
их нельзя игнорировать при формализованном подходе, для
чего в алгоритмические построения вводятся соответствующие
критерии или попросту оговариваются пороговые значения.
Скажем, в нашем случае — «не менее двух признаков». В про¬
тивном случае, как это и произошло у авторов, алгоритм, ра¬
ботая автоматически «до упора», выдает в конечный резуль¬
тат объекты, связанные одним признаком, представляя их в
качестве групп. А затем в графе эти «группы» изображаются
при помощи тех же кодовых обозначений, что и группы, вклю¬
чающие объекты, связанные по двум и более признакам.
В итоге создается путаная картина отношений, а именно: семь
объединений из двух объектов (№№ по экспликации — 32, 38,
41, 43, 44, 48, 57), три объединения из шести объектов
(№№ по экспликации — 39, 49, 56), по одному объединению из
трех, восьми, десяти, двенадцати, семнадцати объектов
(№№ по экспликации, соответственно, 21, 35, 8, 27, 5), — все
это «группы», хотя включенные в них объекты связаны толь¬
ко по одному признаку.
Дело здесь, однако, не только в одинаковом отображении
заведомо неэквивалентных связей. Ведь немедленно возника¬
ет вопрос: почему другие объекты, также объединяемые од¬
ним признаком, не изображаются в виде соответствующих
групп. Несомненное проявление в данном случае селективности
является вместе с тем отражением и того обстоятельства, что
как отсутствие, так и наличие групп, состоящих из объектов,
объединяемых одним общим признаком, операционально не
обусловлено. А это приводит к тому, что ошибки в отображе¬
нии таких связей алгоритмически, т. е. в результате последо¬
вательного выполнения заранее предусмотренных действий,
не выявляются, их надо искать. Между тем такого рода поис¬
ки с точки зрения затрат времени очень неэффективны, а,
* Речь идет именно о том, чтобы договориться, поскольку количество свя¬
зей между объектами в интересующих нас совокупностях является ве¬
личиной случайной, к тому же с заведомо неопределяемой и всегда не¬
известной представительной выборкой. Поэтому предложение считать
минимальным группообразующим количеством два признака доказать
невозможно — это соглашение. Однако опыт и практика указывают на
справедливость — скажем, в общем и целом, — такого подхода.
159

кроме того, они как бы подразумевают наличие заведомых
ошибок и неточностей, требующих выявления. Без такой
«презумпции» сложно решиться на трудную и неблагодарную
работу, которая, однако, необходима, иначе граф рисует кар¬
тину, не соответствующую действительным отношениям.
В обсуждаемом графе игнорируются следующие связи по
единственному признаку: погребение С131 и погребения С166,
С199 (по признаку 1), погребение С166 и погребения С56, Сд2
(по признаку 6), погребение Сг14 и погребения Э55Н, Э67 (по
признаку 33), погребение С47 и погребения Уб 1, У62, Э46,
Э52 (по признаку 34), погребение С60 и погребения У62, Э52
(по признаку 39), погребения С86, С55, С131 (по призна¬
ку 25), погребения С28 и Чк98 (по признаку 25), погребения
К и С55 (по признаку 28), погребения С131, С191, С40 (по
признаку 32), погребения С37 и Э65Н (по признаку 47).
Операция выделения в остаток — важнейшая в алгорит¬
ме— оказалась, пожалуй, и самой «коварной», породившей,
кроме упоминавшихся, еще одну довольно многочисленную
категорию ошибок группировки. На графе и экспликации под
№№ 11, 13, 19, 22, 29, 36, 47, 52, 57, 10, 21, 54, 16, 26, 30, 34,
37, 2 кодовыми обозначениями групп показаны объединения
объектов, которые группами не являются и являться не могут
ни при каких сопоставлениях признаков *. Откуда же они по¬
явились? Большей частью в результате «вычитания» из сово¬
купности объектов, связанных одним признаком, тех объектов,
которые составляют группы, т. е. кроме данного признака
имеют и другие общие признаки. Такое «вычитание» — резуль¬
тат некорректно определенной операции выделения в оста¬
ток— приводит к появлению сочетаний объектов, запрещен¬
ных правилами алгоритма. А запрещены они потому, что не
являются максимальными подмножествами — совокупностями
всех объектов, объединяемых каким-либо признаком или на¬
бором признаков.
Рассмотрим для примера несколько «запрещенных» соче¬
таний, номера которых по экспликации уже приведены выше:
№ И—объекты 55 и 68 (погребения Ба-307 и Э55В). Связа¬
ны по признакам 32, 33, 38. Каждым из указанных трех при¬
знаков— кроме этих двух объектов — обладают еще, соответ¬
ственно, 14, 12 и 7 объектов. Сочетаниями признаков—(32,
* Напомню, что называть группой можно лишь совокупность таких объек¬
тов, которые по какому-либо набору признаков образуют максимальное
подмножество. Это значит, что никаких других объектов, обладающих
данным набором признаков, в рассматриваемой системе не существует.
Если же совокупность объектов ни по какому набору признаков не яв¬
ляется максимальной (всегда имеются какие-либо другие объекты, в со¬
вокупность не входящие, но обладающие тем же набором признаков), то
такие объекты, по самому смыслу определения, группы составить не мо¬
гут.
160

33), (32, 38), (33, 38), (32,33,38) —кроме этих двух объектов,
т. е. 55 и 68, — обладают еще, соответственно, 7, 5, 4, 3 объек¬
та. Таким образом, каждый из трех признаков или любое их
сочетание свойственны, наряду с выделенными объектами,
еще и другим, а стало быть, эти два объекта не образуют
максимального подмножества. Еще один пример — объекты 16
и 19 (погребения С169 и С153) —номер по экспликации 57 —
связаны единственным признаком 10, по которому они макси¬
мальное подмножество не образуют, ибо этим признаком
объединяются еще погребения 093, С90, С144, 092. Анало¬
гично объекты 60, 62, 65 (погребения Э65Н, Э41, Э51) —№ 21
по экспликации — связаны единственным признаком 46, кото¬
рым обладает еще один объект — 59 (С151), так что эти три
объекта не являются максимальным подмножеством. Не со¬
ставляет труда убедиться —я уже этого делать не буду ради
экономии места — в ошибочности и других названных выше
кодовых обозначений.
Авторы алгоритма, разумеется, видят, что «остаток» не яв¬
ляется максимальной подгруппой (с. 128), но это обстоятель¬
ство, как им кажется, не служит препятствием для выделе¬
ния «остатка» в качестве составного объекта, т. е. для кодо¬
вого обозначения на графе входящих в «остаток» объектов в
виде группы. Правомерность этой операции усматривается в
том, что объекты, объединяемые опосредствованными связя¬
ми, в «остаток» не попадут, а потому введения опосредство¬
ванных связей не произойдет. Это справедливо, конечно. Од¬
нако возникает другая, возможно, более неприятная ситуация.
Объекты, объединяемые в группы, но не являющиеся при этом
максимальными подмножествами, могут быть связаны по та¬
кому же количеству признаков, как и содержащий данную
группу составной объект. Приведу несколько примеров. Груп¬
пу, отмеченную на экспликации и графе номером 11, составля¬
ют объекты 55 и 68 (погребения Ба-307, Э55В), объединяемые
тремя признаками. А один из составных объектов, частью ко¬
торого является эта группа: 49—55—63—66—68 (погребения
Сг14—Ба-307—Э46—352—Э55В), включает объекты, связан¬
ные также тремя признаками. Группа, отмеченная на экспли¬
кации и графе № 13, состоит из объектов 61, 64 (погребения
Э65В, Э50), связанных тремя признаками, а составной объ¬
ект, куда эта группа входит, включает объекты 60—61—63—
64—65—66 (погребения Э65Н—Э65В—Э46—Э50—Э51—Э52),
объединяемые также тремя признаками. Под номером 36 на
экспликации и графе значится группа из объектов 33, 40 (по¬
гребения С154, 031), связанных двумя признаками, а в со¬
ставном объекте, содержащем данную группу — 32—33—40
(погребения К, С154, С131), также объединяются объекты,
161
11 Зак. 6.

имеющие два общих признака. Названными примерами мож¬
но ограничиться.
Не трудно убедиться в том, что аналогичные соотношения
существуют во всех случаях объединения в группы объектов,
не являющихся максимальными подмножествами. Наличие
этих соотношений сигнализирует о принципиальном несоответ¬
ствии между программой алгоритма и ее реализацией. Одна
из сформулированных авторами программных установок ут¬
верждает, что меньшие подгруппы всегда выделяются из боль¬
ших подгрупп по большему набору признаков (с. 126). Иначе
говоря: связи внутри составных объектов, включающих в се¬
бя меньшие составные объекты, выявляются по максималь¬
ным подгруппам из еще меньшего числа единичных объектов,
чем те подгруппы, которые послужили для выделения самих
составных объектов (с. 128—129). Эти положения лежат в ос¬
нове построения алгоритма, и нарушение их, фиксируемое
графом, явно свидетельствует о проникновении в конечные
результаты, выдаваемые алгоритмом, интенсивного шума.
Отмеченные ошибки алгоритма и графа можно назвать
ошибками с этиологией: у них есть причины. Имеются, одна¬
ко, погрешности, не поддающиеся объяснению. Нельзя привес¬
ти каких-либо разумных оснований для объединения в группы
объектов, обозначенных на экспликации и графе №№ 31 (объ¬
екты 27, 28, 38), 37 (объекты 30, 33, 34, 40), 43 (объекты 20,
21), 44 (объекты 13, 22), 54 (объекты 2, 16, 28).
Выявленные несоответствия графа, таким образом, обус¬
ловлены (исключая необъяснимые ошибки, являющиеся, оче¬
видно, недоразумениями) двумя причинами: несовершенством
программы алгоритма и недостатками ее реализации. Несоот¬
ветствий этих, в том числе и принципиального характера, до¬
статочно много: из 59 вершин, обозначенных на графе, и, со¬
ответственно, экспликации, 32 вершины содержат объекты,
объединенные в группы ошибочно. Это обстоятельство указы¬
вает на то, что помехи, сопровождающие информацию, сооб¬
щаемую графом, сравнимы по количеству с этой информаци¬
ей. Это, в свою очередь, дает основание усомниться в адекват¬
ности результатов и, соответственно, в опирающихся на граф
выводах содержательного характера.
Было бы, однако, неправильным ограничиться лишь конс¬
татацией несовершенств рассмотренного алгоритма. В архео¬
логии, как и в других общественных науках, существует на¬
стоятельная необходимость в поисках и разработке формали¬
зованных путей решений частных и общих проблем,
выдвигаемых наукой. Без этого невозможно, в частности, эф¬
фективное внедрение машинной техники. В этих условиях про¬
стое «снятие с повестки дня» одного из предлагаемых методов
162

формализации ошибочно и не служит интересам дела. К тому
же использованная авторами идея, являющаяся основой алго¬
ритма,— сопоставление признаков по объектам — плодотвор¬
на и конструктивна. Речь, стало быть, должна идти не об от¬
казе от предложенного метода, а о внесении изменений и до¬
полнений, устраняющих негативные моменты.
Основной «корень зла» — нечеткость в определении и ото¬
бражении связей объектов, имеющих лишь один общий признак.
Строгая формализация появится здесь, если договориться о
том, что исходную максимальную подгруппу образуют объек¬
ты, связанные по двум и более признакам. Но это означает,
что подгруппы (в дальнейшем ради общности будем называть
их группами) образуются лишь в результате сопоставления не
менее чем двух признаков, а стало быть, вершины графа не
могут содержать объекты, связанные лишь одним признаком.
Поэтому, к примеру, исправленный граф не будет содержать
вершин, обозначенных на обсуждаемом графе и экспликации
№№ 39, 49, 56, 35, 8, 27, 5, 7, в каждой из которых (вершин)
помещены объекты, связанные одним лишь признаком, соот¬
ветственно: 19, 10, 14, 17, 47, 29, 32, 44. При таком подходе
уже с самого начала в клетках исходной таблицы будут со¬
держаться объекты, связанные по двум и более признакам, а
стало быть, любой «остаток» также будет содержать объекты,
связанные не менее чем по двум признакам. Тем самым уст¬
раняется возможность появления ошибок, обусловленных
объединением в группы объектов, связанных одним призна¬
ком: неоднозначность, селективность, наличие лишних связей
и групп. Так, в рассмотренном графе лишних групп—И, а
максимальное количество объектов в группе — 9, а не 17.
Если, однако, попросту игнорировать связи по одному при¬
знаку, то в том случае, если между объектами, принадлежа¬
щими к разным группам, существуют только такие связи и
никаких других — мы искусственно разорвем связи между
группами, а значит, не сумеем установить упорядоченные со¬
отношения между ними и, в итоге, получим искаженную кар¬
тину последовательности развития. Противоречие между необ¬
ходимостью отбросить связи по одному признаку и неизбеж¬
ностью ошибок при таком отбрасывании разрешается просто:
ведь по условию вершины графа содержат объекты, связан¬
ные не менее чем по двум признакам. Объекты, связанные по
одному признаку, «сами собой» не появятся. Чтобы они по¬
явились, нужно ввести какое-то дополнительное условие и, со¬
ответственно, операцию в алгоритм. Условие, ограждающее от
ошибок, — несложно, а именно:	алгоритмическая операция
введения в граф объектов, связанных одним признаком, долж¬
на производиться после выявления всех связей между объек¬
тами, объединяемыми не менее чем двумя признаками. А само
163

«введение» заключается в том, что объекты, связанные одним
и только одним признаком, — назовем их односвязными,—
изображаются на графе соединенными напрямую между со¬
бой. Если данный признак присущ и объектам, объединяемым
не менее чем двумя признаками, то есть групповым, или мно¬
госвязным, то цепочка односвязных объектов напрямую сое¬
диняется с одним из них (безразлично с каким) либо, в слу¬
чае составного объекта, — с кодовым обозначением такого
объекта. Если же рассматриваемый признак свойствен только
односвязным объектам, то цепочка этих объектов будет под¬
соединена к многосвязному объекту (либо составному) по ка¬
кому-то другому признаку. Может случиться, конечно, что
признак присущ только односвязным объектам, которые име¬
ют и другие признаки, также распределенные только по одно¬
связным объектам. В этом случае цепочка из односвязных
объектов, обладающих данным признаком, останется изоли¬
рованной. Вероятность таких случаев невелика, но ничего не¬
обыкновенного в них нет. В рассмотренном графе с такой си¬
туацией сталкиваться не придется. Связи между односвязны¬
ми объектами необходимо как-то выделять, чтобы подчерк¬
нуть их единичный и, стало быть, по преимуществу, случай¬
ный характер. Наглядность обозначений помогает и в интер¬
претации графа. Все сказанное станет более очевидным, ког¬
да будет представлен граф, построенный с учетом предложен¬
ных изменений. Сейчас ограничусь двумя примерами.
Признаком 1 обладают три объекта: 21, 26, 40, причем
первые два односвязны, т. е. не входят ни в какие группы и,
значит, на графе «автоматически» не появятся. Объект 40 —
многосвязный и потому «автоматически» окажется на графе.
Цепочка из объектов 21, 26 изображается на графе и присое¬
диняется к объекту 40. Признаком 21 обладают четыре объ¬
екта: 13, 20, 21, 22 — все односвязные, а потому, в отличие от
прежнего примера, в границах данного признака объектам
не к чему присоединяться, ибо ни один из них «автоматиче
ски» не появится на графе. Находим какой-либо признак —
безразлично какой, — которым обладает хотя бы один из этих
четырех объектов, и какой-нибудь многосвязный объект —
скажем, признак 7. Им обладает один из четырех объектов —
20 и многосвязный объект 2. Всю цепочку объектов: 13, 20, 21,
22 — присоединяем к объекту 2. Это мог бы быть и признак
17 — им обладают односвязный объект 13 и многосвязные
объекты 10, 30, 32. Вполне понятно, что, помещая односвяз¬
ные объекты на граф, мы обозначаем и все связи — кроме
опосредствованных, — которыми они обладают. Этим опреде¬
ляется однозначность отображения связей этих объектов, не¬
зависимо от того, по какому признаку и к каким объектам
присоединить цепочку односвязных объектов. Как уже ясно,
164

внесение этих объектов на стадии, следующей за всеми опе¬
рациями алгоритма, никаких искажений в эти операции при¬
внести не может и в то же время восстанавливает не учиты¬
ваемые связи по одному признаку.
Информация о связях по одному признаку может, однако,
сопровождаться шумом, появление которого обусловлено опо¬
средствованными связями. Суть дела в следующем. Соблю¬
дая оговоренные выше условия, необходимо отображатьг на
графе связи объектов и по одному признаку, исключая, разу¬
меется, опосредствованные связи. Но как решить, существует
ли между данными объектами опосредствованная связь? Ко¬
нечно, при сопоставлении объектов по всем возможным набо¬
рам признаков опосредствованные связи устраняются, так
сказать, «сами собой», по определению их свойств. Но такое
же сопоставление покажет отсутствие связей и тогда, когда
связей попросту нет, т. е. объекты не имеют никаких общих
признаков. Таким образом, результат один, а отображение
должно быть разным, точнее, противоположным. Если объек¬
ты связаны одним и только одним признаком, то на графе эта
связь отображается. Если же между объектами, объединяе¬
мыми одним признаком, существует опосредствованная связь,
то на графе ее показывать не нужно. Следовательно, чтобы
правильно отображать связи между объектами, объединяе¬
мыми только одним признаком, необходимо распознавать опо¬
средствованные связи между ними. Значит, должны сущест¬
вовать операции, которые не только фиксируют наличие или
отсутствие связей между объектами — подобно сопоставлению
признаков, но и указывают, между какими объектами сущест¬
вуют опосредствованные связи. Операции эти хотя и не слож¬
ны, но в определенной мере громоздки. Обойтись без них
нельзя, иначе связи объектов по одному признаку могут изо¬
бражаться неправильно.
Оценив опасность «подводных камней» при восстановлении
связей между объектами по одному признаку, сформулируем
дополнительные правила, которые «узаконивают» действия,
устраняющие эту опасность, а также придают большую чет¬
кость определению исходной группы. Шаг первый алгоритма
формулируется с поправками следующим образом: «Выписы¬
ваем максимальные подгруппы объектов по всем возможным
наборам признаков, где количество признаков в наборе
/? = 2, 3— общее количество признаков». Далее — как в
тексте авторов (с. 139). Ограничение на количество признаков
в наборе — не менее двух — снимает неоднозначность, так как
объекты, связанные по одному признаку, сами уже не появят¬
ся. Их следует вводить, соблюдая, как уже ясно, определен¬
ные предосторожности. Сделаем это после шестого шага алго¬
ритма, сформулировав следующий, седьмой шаг таким обра¬
165

зом: «Последовательно, одно за другим рассматриваем все со¬
четания объектов по каждому из имеющихся п признаков.
В каждом сочетании оставляем только односвязные объекты,
между которыми нет опосредствованных связей. Опосредст¬
вованные связи между односвязными объектами находим по
вспомогательному алгоритму».
Далее переходим к следующему шагу алгоритма, который
именуется теперь не седьмым, а восьмым и формулируется
так: «Строим граф по данным списка результатов, учитывая
все выявленные связи между единичными и составными объ¬
ектами и восстанавливая связи односвязных объектов между
собой и многосвязными. Для обозначения связей между объ¬
ектами по данным списка результатов используется следую¬
щий код...», — далее, как в тексте, до конца описания этого
шага (с. 141). Затем (т. е. после слов «в списке результатов»
на той же с. 141) добавляем: «Фиксируем связи между одно¬
связными объектами, оставшимися после выполнения 7 шага,
и между этими объектами и многосвязными (включая состав¬
ные) по общим признакам. Выделяем эти связи на графе,
обозначая их, к примеру, линиями не сплошными (пунктир¬
ными, штрихпунктирными и т. д.) либо другого цвета».
Опираясь на предлагаемую авторами методику сопостав¬
лений признаков и учитывая внесенные в настоящей работе
изменения и дополнения, можно построить граф, отображаю¬
щий, однако, распределение объектов, не во всем совпадаю¬
щее как с классификацией А. К. Амброза, так и с распределе¬
нием, которое отстаивают авторы.
Граф, наглядно выражая итоги работы алгоритма, пока¬
зывает, что разбивка исследуемого множества объектов на
6 классификационных единиц не вытекает автоматически из
введенного формализма, т. е. совокупности определений и пра¬
вил, обусловивших операции над объектами и их конечные ре¬
зультаты.
Таким образом, классификации изучаемой совокупности
объектов отличаются от распределения тех же объектов, осу¬
ществляемого алгоритма, наличием в основании классифика¬
ций внесистемных, интуитивных соображений. Отсюда следу¬
ет, что распределение объектов в этих классификациях, с од¬
ной стороны, и осуществляемое алгоритмом, с другой, обус¬
ловлены несовпадающими критериями. В самом деле, в ре¬
зультате работы алгоритма образуются, как указывалось,
только многосвязные группы. Но в классификациях, а также
на графе должны быть учтены все объекты множества, в том
числе и односвязные. Эти последние приходится присоединять
к соответствующим алгоритмическим группам «вручную», со¬
образуясь с положениями пусть даже формально-логического
166

характера, но не являющимися итогом выполнения алгорит¬
мических операций, а стало быть, внешними по отношению к
данной системе, т. е. в конечном счете, интуитивными.
Чтобы получить возможность точно оценивать несовпаде¬
ние критериев в распределении объектов, осуществляемом ал¬
горитмом, с одной стороны, и различными классификациями,
с другой, вводим меру, называя ее мерой недостоверности,
численно выражающую различия между указанными крите¬
риями. Эта мера может быть определена как отношение од¬
носвязных объектов ко всему количеству объектов, образую¬
щих классификационное объединение, в рассматриваемом
случае — хронологический этап. Удобнее, однако, иметь дело
с величиной противоположного смысла. Недостоверности про¬
тивопоставляется понятие надежности. Мера надежности рав¬
на разности между единицей и этим отношением, т. е. разно¬
сти между единицей и мерой недостоверности.
Фиксируя односвязные объекты по их обозначениям на
графе (связи этих объектов показаны пунктирными линиями)
и учитывая их принадлежность к хронологическим этапам, по¬
лучаем следующее распределение (табл. 3).
Таблица 3
Этапы
Всего объектов
Односвязных
По Амброзу
По авторам
По Амброзу
По авторам
I
6
6
2
2
II
2
14
—
7
III
14
15
7
8
IV
18
5
13
4
V
17
19
9
5
VI
19
17
8
13
В итоге получаем меры надежности (табл. 4).
Таблица 4
Этапы
По Амброзу
По авторам
Этапы
По Амброзу
По авторам
I
7з
7з
IV
7.8
'Л
II
1
Ѵ2
V
V17
'7.9
III
‘/2
7.5
VI
'7.9
Ѵ.7
167

Рис. 1. Граф взаимосвязи погребальных комплексов
Меры надежности указывают на то, что отношения между
объектами, входящими в 1, 2 и 6 хронологические этапы по
Амброзу и 1 и 5 по авторам установлены с надежностью
больше половины, остальные же с надежностью меньшей или
равной половине. Большая точность нам сейчас не нужна.
Полученная достаточна, чтобы объяснить, почему совокуп¬
ность объектов с трудом поддается классификации.
Критерий надежности определяет эвристическую ценность
представленного графа. Коль скоро распределение объектов
на хронологические этапы, как было показано, не отобража¬
ется графом, возникает вопрос, в чем же его смысл?
На графе (рис. 1) четко обозначаются два множества
объектов, соединенных внутри каждого множества, по пре¬
имуществу, сплошными линиями, и эти множества разделены
третьим, объекты которого соединены, в основном, пунктир¬
ными линиями. Сплошными линиями обозначены связи меж-
168

ду многосвязными объектами, пунктирными — между одно¬
связными.
Это все, что умеет делать граф, отображая предложенный
алгоритм. Все остальное — «от лукавого», все остальные вы¬
воды не операциональны и опираются на соображения, быть
может, логически безупречные, но внешние по отношению к
введенному формализму, т. е., в конечном счете, интуитивные.
Было бы, однако, заблуждением недооценивать значение
графа в различении множеств соответственно надежности
связей между объектами, принадлежащими каждому мно¬
жеству. В результате формальных действий, фиксируемых
заранее оговоренными кодовыми обозначениями, от одно¬
169

связных объектов исходят только пунктирные линии, кото¬
рыми эти объекты выявляются сразу. Между тем определять
односвязность объектов по первоначальной таблице распреде¬
ления признаков — задача достаточно трудоемкая, в особен¬
ности, если объектов и признаков много. Впрочем, в случае
необходимости выявить односвязность объектов, не прибе¬
гая к графу, скажем, еще до его построения, это можно
сделать *.
Суждение о надежности связей между объектами опира¬
ется на их связность (одно- или многосвязность), которая
выявляется при сопоставлении присущих объектам призна¬
ков. Эта операция является ключевой при установлении ана¬
логий между объектами, независимо от каких бы то ни было
формальных систем, в рамках которых проводится изучение
объектов. Но понятие аналогии лежит практически в основе
всех классификаций, используют ли их авторы в большей или
меньшей мере формализованные методы, в явном или неяв¬
ном виде. Отсюда следует, что ни в какой классификации
суждения о связях между односвязными объектами не ста¬
нут более надежными. Иначе говоря, нет смысла предпочи¬
тать одну систему объектов другой, если эти объекты и в той
и в другой системе односвязные. Возможность предпочтения
появляется лишь в результате погружения объектов в иную
информационную среду, где они становятся многосвязными.
В противном случае возникает ситуация, аналогичная той,
какая сложилась в связи с обсуждением хронологии ранне¬
средневековых крымских могильников. Не входя ни в какое
рассмотрение этого вопроса на содержательном уровне —
передо мной стояла другая задача,— отмечу некоторые за¬
служивающие внимания факты. В развернувшейся дискус¬
сии о, так сказать, традиционной или измененной хронологии
аргументация «за» и «против» зачастую равносильна. Поня¬
тие о надежности связей, численно характеризующейся коэф¬
* Для этого можно предложить два способа, в равной мере, к со¬
жалению, громоздких, т. к. и тот, и другой неизбежно должны опираться
на сопоставление объектов по всем признакам. Первый способ заключа¬
ется в том, что выписываются все объекты, обладающие теми же призна¬
ками, что и данный. Если среди выписанных объектов нет повторяющих¬
ся, то данный объект — односвязный.
Второй способ — графический. На прозрачную полоску, равную по
длине и ширине графе таблицы, обозначающей классифицируемый объект,
наносятся какие-либо условные отметки, соответствующие по расположе¬
нию условным знакам, указывающим на таблице наличие признаков,
присущих данному объекту (среди этих условных знаков получили рас¬
пространение, например, +, т. е. «плюсы»). Эта полоска передвигается по
всем графам таблицы так, чтобы ни один классифицируемый объект не
был пропущен. Если ни в одном случае не происходит совпадения двух
и более знаков на передвигаемой полоске и сопоставляемой графе табли¬
цы, то объект — односвязный.
170

фициентами надежности, выявляет причины или часть при¬
чин амбивалентности этой аргументации. Они заключаются,
если исходить из системы разработанной и предложенной
А. К- Амброзом, в наличии значительного количества одно¬
связных объектов, что отчетливо демонстрируется прила¬
гаемым графом. В противоположность объектам, объединяе¬
мым опосредствованными связями, односвязные объекты не
могут быть просто устранены из системы, так как это грози?
разрывом связей между объектами (если эти объекты вхо¬
дят в цепь, соединяющую как односвязные, так и многосвяз¬
ные объекты). Вместе с тем односвязные объекты, будучи
объединяемы с другими объектами только единичными, а сле¬
довательно, только случайными связями, являются источни¬
ком информационного шума, и притом тем более сильного,
чем этих объектов в системе больше.
Итак, с одной стороны, односвязные объекты не могут
быть исключены из системы, а с другой,— они уменьшают
надежность сообщаемой системой информации. Где же вы¬
ход? Очевидно, в том, чтобы погрузить эти объекты в такую
информационную среду или, говоря иначе, строить такие си¬
стемы, в которых эти объекты не были бы односвязными.
Следует, однако, отдавать себе отчет в том, что эту рекомен¬
дацию легче высказать, чем выполнить. Во-первых, потому,
что количество и многообразие (так сказать, «качество»)
объектов, с которыми имеет дело археолог, в значительной
мере, определяются не им и, чаще всего, являются потому
величинами случайными. А стало быть, нередки ситуации,
ставящие перед выбором: отсутствие всякой связи или еди¬
ничная связь. Выбор, естественно, предрешен, хотя возмож¬
ность появления искажений при единичных связях очевидна.
Второе обстоятельство заключается в том, что изъятие из
конструируемой системы одних объектов или замещение их
другими чревато появлением новых односвязных объектов
или превращением ранее многосвязных объектов в односвяз¬
ные (из-за устранения объектов, с которыми могла сущест¬
вовать связь). Таким образом, практическое значение реко¬
мендации о необходимости стремиться к преобладанию мно¬
госвязных объектов применительно к построению систем не¬
велико. Рекомендация представляет, быть может, определен¬
ный интерес при создании систем из относительно большого
числа объектов, обладающих преимущественно групповыми
признаками.
Другое дело — оценка сведений о связях между объекта¬
ми, принадлежащих некоторому множеству. Здесь понятие
о надежности, основывающееся на различении односвязных
и многосвязных объектов, оказывается эффективным и «ра¬
ботающим». Выше были приведены коэффициенты надежно¬
171

сти для шести хронологических этапов эволюции могильни¬
ков Юго-Западного Крыма, предложенной А. К. Амброзом
и разделяемой (что касается количества этапов) авторами
рассмотренного алгоритма. Не возвращаясь к вопросу о спра¬
ведливости членения множества объектов на шесть эта¬
пов, оценим надежность системы в целом. Она мала, коэф¬
фициент надежности Д =0,49, т. е. больше половины (39 из
76) объектов односвязные.
Применение коэффициентов надежности не приносит но¬
вой информации содержательного уровня, но позволяет оце¬
нить меру случайности в наших представлениях о связях
объектов, составляющих систему, а стало быть, определяет
меру случайности принадлежности к совокупности систем,
образующих источниковедческую базу. Эта информация явля¬
ется существенной. Знание того, что инструмент исследова¬
ния может и чего не может, избавляет от ошибок и неоправ¬
данных ожиданий и, главное, заставляет искать другие ме¬
тоды изучения. Применительно к занимавшим нас вопросам
одним из таких методов, более мощным и гибким, является
информационно-энтропийный анализ.
Алгоритм выявления опосредствованных связей. Если из
трех объектов А, Б, В, объединяемых одним общим призна¬
ком, объект А связан еще любым количеством попарных свя¬
зей с объектами Б и В, а объекты Б и В никаких других свя¬
зей между собой не имеют, то между объектами Б и В сле¬
дует констатировать опосредствованную, т. е. промежуточ¬
ную, связь. Обосновав целесообразность и необходимость
констатации таких связей (с. 122—126), авторы, однако, не
объяснили, как их искать, ограничившись указанием, впол¬
не, впрочем, справедливым, на то, что при сопоставлении
признаков по объектам эти связи не вводятся. Но задача со¬
стоит именно в том, как показано ранее, чтобы выявить объ¬
екты, между которыми имеются эти связи. И поскольку речь
идет о системах, в которых могут быть десятки, сотни объек¬
тов и признаков, то желательны, конечно, более или менее
«механические» (формализованные) методы поиска.
Будем исходить из определения. Три объекта А, Б, В об¬
ладают общим признаком — к; (А, Б, В)—к (табл. 5).
Из этих трех объектов два, кроме общего признака — к,
имеют еще какие-то другие: (А, Б)—к, л, м. Из этих же
трех объектов, другая пара объектов А и В, кроме общего
признака — к, также имеет другие: (А, В) —к, н. И, наконец,
объекты Б и В из названных трех объектов обладают един¬
ственным общим признаком — к; (Б, В) —к. Эти соотношения
между объектами показаны на таблице 5. Воспользуемся
сопоставительной, так называемой турнирной таблицей, де¬
тальное описание которой приводится авторами (с. 139—140).
172

Таблица 5
к
Л
м
н
т
...
А
+
+
+
+
' +
Б
+
+
+
В
+
+
+
п
•
Таблица эта необходима для получения полного исходного
списка объектов; поэтому в любом случае она должна быть
налицо. В клетках таблицы, поскольку производится сопо¬
ставление признаков, оказываются объекты, объединяемые
двумя или более признаками. Если в клетке таблицы ока¬
жется только один объект, то, значит, объекту присущи два
или более признаков. В соответствии с предложенным ранее
уточнением правил алгоритма в клетках таблицы не могут
оказаться объект или объекты, обладающие меньше чем дву¬
мя признаками, а если объект не один — то меньше чем дву¬
мя несовпадающими признаками. Исходя из этих соображе¬
ний и опираясь на определение опосредствованных связей,
констатируем следующее. Ни при каких сочетаниях призна¬
ков три объекта А, Б, В, относительно которых определяется
опосредствованная связь, не могут попасть в одну и ту же
клетку таблицы. Столь же очевидно, что в одну клетку таб¬
лицы не могут по определению попасть два объекта, связан¬
ных опосредствованной связью.
Поскольку на сопоставительной («турнирной») таблице
каждый объект определяется сочетанием двух признаков, то
отношение трех объектов определяется сочетаниями, соответ¬
ственно, трех пар признаков. Но так как отношения между
объектами симметричны (из того, что А связан с Б п связя-
173

ми следует, что Б связан с А таким же количеством связей),
эти отношения определяются тремя симметрично расположен¬
ными признаками, каждый из которых входит в соотношение
дважды. Высказанных соображений достаточно для выявле¬
ния всех опосредствованных связей, поиск которых осущест¬
вляется практически на основе следующего определения.
При наличии опосредствованной связи между двумя объ¬
ектами А и Б в сопоставительной таблице имеются три сим¬
метрично расположенные клетки, содержание один и тот же,
отличный как от А, так и от Б, объект или одну и ту же
группу объектов, не включающую ни А, ни Б. Кроме того в
одной из названных трех клеток должен содержаться объект
А, в другой — объект Б. В остальном же клетки могут содер¬
жать какие угодно не совпадающие объекты. Итак, пусть
имеются объекты А, Б, В, ..., и между объектами А и Б су¬
ществует опосредствованная связь. Тогда, в сопоставительной
(«турнирной») таблице всегда можно найти такие три сим¬
метрично расположенные клетки, в которых содержатся сле¬
дующие объекты: в одной — А, В; в другой — Б, В; в треть¬
ей— В. В остальном клетки могут содержать какие угодно
наборы неповторяющихся объектов. Скажем, в первой клет¬
ке— Гі, Г2, ... Гр; во второй клетке — Дь Д2, ... Дк; в третьей
клетке — Еі, Е2, ... Ет ¡содержимое клеток имеет, таким обра¬
зом, следующий вид. Первая клетка — А, В, Гь Г2, ... Гр; вто¬
рая клетка — Б, В, Ді, Д2, ... Дк; третья клетка — В, Еь Е2,
... Ет · При этом опосредствованная связь фиксируется не
только между А и Б, но и попарно, между любыми неповто¬
ряющимися (исключая объект В) объектами, находящимися
в различных клетках, например: А, Дк; А, Еі; Гь Д2; Дк, Е
и т. д.
Может статься и так, что в указанных трех клетках по¬
вторяющимся элементом, указывающим на опосредствован¬
ную связь между объектами А и Б, будет не один объект В,
а целая совокупность таких объектов, которую мы обозначим
Ві, В2, ... Вп. В этом случае содержимое трех клеток имеет
следующий вид: первая клетка—(Вь В2, ... Вп), А, Гь Г2,
... Гр; вторая клетка—(Вь В2, ... Вп), Б, Дь Д2, ... Дк;
третья клетка—(Вь В2, ... Вп), Еь Е2, Ет .Опосредство¬
ванная связь существует как между А и Б, так и попарно,
между любыми неповторяющимися (не входящими в совокуп¬
ность Ві, В2, ... Вп) объектами, расположенными в разных
клетках, например: А, Ді; А, Ет ;Гі, Дк; Гр, Еі; Ді, Еі; Дк,
Ет и т. д. Третьим объектом, относительно которого опреде¬
лена опосредствованная связь (ведь опосредствованная связь
определяется относительно трех объектов, из которых один
связан единственным признаком с двумя остальными), явля¬
ется любой объект повторяющейся во всех трех клетках об¬
174

щей совокупности. Схематически можно представить три
объекта, относительно которых определена опосредствован¬
ная связь, следующим образом: Вь А, Б; Ві, Гь Дь В2, А,
Ді; Вп, Гр, Дк; Вп, Б, Ет и т. д.
Практически поиск трех нужных клеток, а стало быть
трех признаков, на пересечении которых эти клетки находят¬
ся, опирается на то обстоятельство, что признаки входят в
соотношения симметрично, т. е. каждый повторяется дважды.
Присвоив признакам номера, скажем, К, Р, Т,— для выра¬
жения опосредствованных связей получим соотношение строк
и столбцов в сопоставительной таблице со следующими но¬
мерами: К — Р, К — Т, Р — Т. Сжато схематически на табли¬
це (если всего признаков п) это будет выглядеть, как на
таблице 6. Искомые клетки будут расположены так, что две
Таблица 6
1
2
3
к
Р
Т
п
1
2
3
К
4-
4
Р
4
Т
п
из них лежат на одном столбце, а две — на одной строке,
с учетом, конечно, что одна из трех клеток — в данном слу¬
чае КТ — засчитывается дважды.
Практическая реализация всех рекомендаций много коро¬
че и проще, как обычно бывает, приведенных описаний. На¬
175

чинать нужно с нижнего правого угла (или, соответственно,
нижнего левого при сдвиге нумерации строк, а не столбцов)
сопоставительной таблицы, рассматривая одну за другой,
снизу вверх, заполненные клетки. Предположим, что первая
из заполненных клеток находится на пересечении строки с
номером Р и столбца с номером Т. Проверяем весь столбец,
на котором находится эта клетка. Встретив в этом столбце
клетку, полностью или частично повторяющую содержание
первой — хотя бы одним объектом, остальные могут быть
какие угодно: пусть это будет клетка с номером строки К,—
определяем клетку, находящуюся на пересечении строки, со¬
держащей вторук) клетку, т. е. строки с номером К и столб¬
ца с номером Р — столбца, имеющего тот же номер, что и
строка первой клетки. Этим самым мы нашли три клетки, объ¬
екты в которых определяются следующим сопоставлением
столбцов и строк (т. е. признаков) — Р—Т, К—Т, К—Р. Да¬
лее выясняем, соответствует ли содержание объектов в этих
трех клетках установленному выше необходимому правилу
соотношения опосредствованных объектов. Если содержание
клеток соответствует правилу, то, руководствуясь этим же
правилом, отмечаем пары объектов, между которыми воз¬
можно существование опосредствованной связи. Для оконча¬
тельной фиксации действительного наличия таких связей
нужен еще один, последний шаг: проверка, не входят ли от¬
меченные пары объектов совместно в какую-либо группу,
т. е. не связаны ли они больше чем одним признаком. Этот
шаг можно сделать двояким образом. Во-первых, по списку
результатов, составление которого предусматривается шестым
шагом основного алгоритма на основании предыдущих ша¬
гов. Стало быть, списком результатов, в котором перечисля¬
ются все имеющиеся группы, мы располагаем, независимо от
поисков опосредствованных связей. Поэтому сопоставление с
надлежаще расположенными (для ускорения этого сопостав¬
ления) группами списка интересующих нас двучленных пар
не представляет какой-либо сложности.
Второй способ проверки заключается в том, что рассмат¬
риваются строки и столбцы, на которых расположен каждый
из двух объектов с предполагаемой опосредствованной
связью. Если между объектами имеется связь больше, чем
по одному признаку, т. е. они составляют группу, то одна
или несколько клеток этих столбцов и строк будут содержать
оба объекта вместе (возможно, наряду с какими-либл други¬
ми). В таком случае опосредствованной связи между объек¬
тами нет. Обоснование такого способа легко получить из то¬
го простого факта, что клетки одной строки или столбца
таблицы содержат все объекты, полученные в результате
сопоставления данного признака со всеми остальными. А это
176

и значит, что какая-нибудь клетка или клетки будут обяза¬
тельно содержать объекты, если они вообще имеются, обла¬
дающие данным признаком и каким-то другим. Отсутствие
таких клеток в строках и столбцах, соответствующих иссле¬
дуемым трем признакам, доказывает, что между рассматрш
ваемыми объектами следует констатировать опосредствован¬
ную связь. На этом алгоритм завершается *.
Ранее были приведены два распределения объектов си¬
стемы, построенной А. К. Амброзом, опирающихся на состав¬
ленную им таблицу взаимовстречаемости объектов (погребе¬
ний) и признаков (вещей в них) из раннесредневековых мо¬
гильников Юго-Западного Крыма. Одно из распределений
принадлежит А. К· Амброзу и является собственно класси¬
фикацией: исходя из анализа конкретного материала и свя¬
занных с этим анализом более общих соображений, автор
расчленяет все множество погребений на шесть подмножеств,
каждое из которых составляет хронологический этап (пе¬
риод). Другое распределение предлагает иное размещение
части объектов системы, но между теми же шестью подмно¬
жествами. Однако шестичленная группировка всего множест¬
ва примененным алгоритмом необусловлена и, стало быть, не
мотивирована — она просто перенесена из классификации
А. К. Амброза. Отсюда ясно, что это распределение нельзя
назвать классификацией, так как произведенная им разбив¬
ка основного множества на шесть подмножеств не является
логическим следствием составляющих алгоритм правил про¬
цедуры. А это означает, что в рассмотренном алгоритме не
определена завершающая и в каком-то смысле основная опе¬
рация — устанавливающая классификационные соотношения
между группами объектов системы. Иначе говоря, эта ста¬
дия работы не формализована, а потому разбивка всего мно¬
жества на составляющие подмножества, т. е. выявление
классификационной основы системы, вопреки декларируемым
намерениям, опирается на интуитивные соображения.
Наши возможности, однако, существенно расширились бы,
если бы классификация исследуемого множества объектов
осуществлялась алгоритмически как формально-логическое
следствие предыдущих операций. Для этого введем некото¬
* Необходимость проверки обусловлена тем, что предложенный при-
знак наличия опосредствованных связей опирается на условие необходи¬
мости, а не необходимости и достаточности. Следовательно, существуют
групповые, многосвязные объекты, соответствующие по расположению и
сочетаниям в клетках таблицы односвязным. Отсечь такие объекты и
должна проверка. Применение условия необходимости и достаточности
сделало бы ненужной проверку, но неоправданно высокой ценой: значи¬
тельного усложнения алгоритма.
12 Зак. 6.
177

рые определения. Условимся называть наилучшим (идеаль¬
ным) распределением такое, при котором все множество объ¬
ектов системы разбито на эквивалентные классы *. Но так
как каждый объект рассматриваемых множеств определяется
приписываемыми ему свойствами, т. е. перечисляемыми при¬
знаками, и ничем иным, то условие эквивалентности на мно¬
жестве объектов тождественно условию эквивалентности на
множестве признаков. Иначе говоря, если множество объек¬
тов разбито на эквивалентные, т. е. непересекающиеся клас¬
сы, то и множество признаков разбито на эквивалентные, не¬
пересекающиеся классы, а сами эти множества, разумеется,
изоморфны: между ними установлено взаимно однозначное
соответствие.
Этим самым вводится основное определение. Наилучшим
(идеальным) распределением называется такое, при котором
все объекты и все признаки разделены на эквивалентные
классы таким образом, что каждый объект может обладать
признаками одного и только одного класса признаков, а каж¬
дый признак может быть присущ объектам одного и только
одного класса объектов. Исходя из общепринятого правила,
наличие у объекта одного из перечисляемых признаков, т. е.
значащее пересечение строки и столбца таблицы распределе¬
ния (если строки соответствуют объектам, а столбцы призна¬
кам, или наоборот), обозначается каким-либо символом, на¬
пример, знаком «плюс» и именуется элементом. При идеаль¬
ном распределении соответствующая ему таблица после при¬
ведения (перестановки строк-объектов и столбцов-признаков
таким образом, что объекты и признаки, образующие один
эквивалентный класс, располагаются рядом) имеет диаго¬
нально-блоковую форму. Только такое распределение призна¬
ков по объектам, иначе говоря, только такое расположение
элементов таблицы отвечает требованию, предъявляемому
идеальному распределению всего множества на непересекаю¬
щиеся классы объектов и, соответственно, признаков.
Вторым определением вводится понятие связности между
множествами объектов, связанных по двум или более призна¬
кам. Если множества объектов не имеют ни одного общего
признака, то будем называть связность между ними равной
нулю (или попросту нулевой). При наличии одного общего
признака понятие связности считаем неопределенным, нуж¬
дающимся в доопределении при помощи каких-то уточняю¬
* В этом условии нет произвола, т. к. смысл,— осознаваемый или
нет, безразлично,— любых группообразующих процедур, являются ли они
таксономизацией, классификацией, типологизацией или еще чем-нибудь,
заключается в разбивке исследуемого множества на непересекающиеся
классы.
178

щих соображений*. Таким образом, при идеальном распре¬
делении связность элементов, входящих в один блок, может
быть различной, но связность между блоками должна быть
нулевой, так как ни одного общего признака у объектов,
представленных элементами из разных блоков,— нет.
Распределения, называемые наилучшими или идеальными,
обозначают лишь теоретически мыслимые, предельные слу¬
чаи реальных распределений, но в действительности, они не
встречаются, что и подчеркивается термином «идеальные».
Осуществимость идеального распределения означала бы, что
система состоит из подмножеств, ничем между собой не свя¬
занных. Это противоречит определению системы как такого
множества объектов, которые в каком-то смысле составляют
единое целое. Условие единства является фундаментальным
свойством любого множества, рассматриваемого как система,
в том числе множества объектов, объединяемых с целью
классификации, ибо в основу объединения положено какое-то
правило или закон. Поскольку объекты, составляющие нашу
систему, атрибуируются только различными наборами при¬
знаков из единого для всех списка и ничем более, то отсутст¬
вие общих признаков и есть отсутствие связи. Стало быть,
множества, образуемые нашими объектами, могут рассмат¬
риваться как единая система множеств лишь в том случае,
если они обладают пересекающимися признаками, которыми
обозначается существование чего-то общего, а значит, при¬
надлежность объектов или множеств объектов одной системе.
Но, с другой стороны, наличие пересекающихся признаков
равнозначно отсутствию идеального распределения. Существо¬
вание последнего явилось бы указанием на полную независи¬
мость множеств объектов, всех или некоторых, предназначен¬
ных для классификации, а следовательно, невозможность
классификации в рамках одной системы. Таким образом, по¬
нятие «идеальное распределение» обозначает лишь предел, в
экстремальном значении которого все подлежащие классифи¬
кации объекты были лишены общих признаков, не взаимосвя¬
заны, а следовательно, не классифицируемы. Этому экстре¬
мальному случаю распределения соответствовало бы на таб¬
лице расположение элементов только по диагонали, в то
время как все остальные клетки были бы пусты.
Введенные представления о наилучших распределениях
и связности множеств объектов открывают возможность фор¬
мализации классификационных построений, осуществленных
без привлечения интуитивных, внесистемных соображений та¬
* Это определение опирается на объясненные ранее естественные
представления о том, что лишь наличие, по крайней мере, двух общих
признаков может указывать на какую-то устойчивость и взаимообуслов¬
ленность связей между множествами.
179

кой разбивки исследуемого множества на подмножества, при
которой элементы подмножества более близки в определен¬
ном смысле один к другому, чем к любому элементу, не при¬
надлежащему данному подмножеству. Для построения рабо¬
тающей модели (или, что одно и то же, алгоритма) необхо¬
димо еще конкретизировать два вопроса: как именно разби¬
вать исследуемые множества на подмножества и как оцени¬
вается большая (соответственно — меньшая) близость эле¬
ментов. В свете всего изложенного ответы очевидны.
Выше было показано, что наилучшая классификация со¬
ответствовала бы наилучшему распределению, а стало быть,
процедура разбивки исследуемой системы на подмножества
должна быть такова, чтобы в результате было получено рас¬
пределение реальных объектов, как можно меньше отличаю¬
щееся от идеального. На отображающей это распределение
таблице ее элементы, т. е. символы, обозначающие наличие
у объекта определенного признака, будут располагаться, по
преимуществу, вдоль диагонали более или менее концентри¬
рованными «скоплениями», в то время как остальные клетки
таблицы окажутся, в основном, пусты. Вот эти «скопления»
и представляют искомые объекты, образующие классифика¬
ционные группы.
В более строгом изложении, без привлечения наглядных
табличных представлений условия максимального приближе¬
ния реальных распределений к идеальным формулируются
следующим образом. Основными группообразующими крите¬
риями являются отображения признаков в пространство объ¬
ектов и отображения объектов в пространство признаков,
рассматриваемые в совокупности. При таких отображениях
выделенным (в математической литературе чаще применяет¬
ся термин «отмеченным») по каким-либо параметрам мно¬
жествам признаков соответствуют выделенные множества
объектов, и наоборот.
Единственным выделяющим параметром в развиваемых
представлениях' является «связность» между объектами и
признаками в том смысле, в каком этот термин введен пред¬
ложенным определением. Понятие связности конкретизирует
«близость» элементов, сама же связность между объектами и
признаками выявляется по их принадлежности к одной алго¬
ритмической группе, члены которой, как отмечалось, имеют
не менее двух общих признаков. При наличии только одного
общего признака между объектами системы связность не
определена, и для доопределения необходима дополнитель¬
ная информация, а при отсутствии общих признаков связ¬
ность равна нулю.
В результате совместного рассмотрения объектов и при¬
знаков по указанным двум критериям (распределение приз¬
180

наков по объектам и объектов по признакам), исходя из
связности между ними, элементы исследуемой системы груп¬
пируются в некоторые подмножества. Однако для того, что¬
бы понятие близости сохранило смысл применительно к под¬
множествам в целом, необходимо ввести еще один крите¬
рий — наличие несовпадающих* признаков у объектов, при¬
надлежащих различным подмножествам. Не желая исполь¬
зовать, по принципиальным соображениям, в наших класси¬
фикационных построениях в сколько-нибудь развернутом
виде количественные соотношения, этот критерий предлага¬
ется учитывать лишь как показатель уровня. Это значит, что
относительно подмножеств системы, исходя из ее конкретных
особенностей, оговаривается одно или несколько количест¬
венных значений несовпадений признаков, которые (значе¬
ния) и указывают на градации в близости подмножеств
между собой в целом *. При этом следует договориться о
том, какое минимальное значение несовпадений признаков
позволяет считать подмножества различными. Очевидно, сле¬
дует руководствоваться тем же правилом, которое лежит в
основе различения связности. Именно: подмножества счита¬
ются различными, если общее количество несовпадающих
признаков, присущих их элементам, составляет не менее
двух. В противном случае сравниваемые подмножества счи¬
таются совпадающими. Два несовпадения — это лишь ниж¬
няя граница, которую при рассмотрении конкретных подмно¬
жеств желательно поднять, т. е. различать подмножества при
возможно большем количестве несовпадений признаков. Это
обусловлено тем, что чем больше несовпадающих признаков
у подмножеств, тем больше распределение признаков между
ними приближается к «идеальному», т. е. тем более явствен¬
но и четко обозначаются классифицируемые группы.
В указанных условиях элементы, относимые к одному
подмножеству, более близки один к другому, чем к любому
элементу другого подмножества. Этот факт, в частности, пря¬
мо вытекает из того, что в определении «близости» между
элементами различных подмножеств учитывается несовпаде¬
ние признаков, в то время как в определении «близости»
элементов, присущих одному подмножеству, этот критерий
не учитывается, а имеет значение лишь наличие связности
между элементами.
Изложенные соображения окончательно формулируются
следующим образом. В результате совместного рассмотрения
объектов и признаков по двум группообразующим крите¬
риям— распределение признаков по объектам и объектов по
* Понятие «расстояния» между множествами не используется, т. к.
оно имеет количественный смысл.
181

признакам—на основе понятия связности, внутри исследуе¬
мой системы обозначаются подмножества типа кластера, т. е.
подмножества элементов, которые в определенном смысле —
выше оговорено, в каком именно,— более близки один к дру¬
гому, чем к любому элементу системы, не принадлежащему
данному подмножеству. Кластерные группы, изображаемые
на таблице распределений «скоплениями» элементов, будем
называть таксонами, которые являются основными класси¬
фикационными единицами и построение которых образует
цель классификации. Отличие реальных таксонов от подмно¬
жеств идеального распределения заключается в том, что в
реальных пространствах объектов-признаков отображения
множеств не изоморфны. Применительно к действительно су¬
ществующим распределениям нельзя утверждать, что имеется
строго однозначное (-одно однозначное) соответствие между
эквивалентными классами объектов и признаков. В реальных
распределениях объекты, принадлежащие одному классу объ¬
ектов, могут иметь признаки, распределенные по разным
классам признаков, и наоборот, признаки, составляющие
один класс признаков, могут быть присущи объектам, при¬
надлежащим различным классам объектов. В результате на
таблице распределений после соответствующих операций
вдоль одной из диагоналей располагаются «скопления» эле¬
ментов, т. е. таксоны, соответствующие блокам «идеального»
распределения, но в отличие от последних содержащие объ¬
екты, часть признаков которых присуща и объектам других
таксонов. Вместе с тем имеются элементы, расположенные
вообще вне таксонов, что также обозначает неоднозначность
отображений.
Существенные отличия таблицы реальных распределений
от «идеальных» могут рассматриваться как характеристики,
так сказать, несовершенства классификации: чем больше
элементов, в расположении которых выявляется неоднознач¬
ность отображений, тем больше неопределенности в отнесе¬
нии объекта или признака, представленного данным элемен¬
том или их совокупностью, к определенной классификацион¬
ной единице. Указанными отличиями реальных распределе¬
ний от «идеальных» определяются критерии построения так¬
сонов, которое мы продолжим в реальных пространствах объ¬
ектов-признаков, упорядоченных последовательным примене¬
нием формальных операций.
Итак, дальнейшее изложение ведется применительно к
конкретной системе объектов-признаков, отображаемой таб¬
лицей встречаемости, предложенной А. К. Амброзом, а необ¬
ходимые формальные соотношения выявляются при помощи
основного алгоритма. При этом преследуется цель описать
последовательность формально-логических операций, из ко¬
182

торых выводится классификация элементов системы, и при¬
вести некоторые дополнительные соображения к разъясне¬
нию сформулированных ранее общих положений, нуждаю¬
щихся, возможно, в конкретизации.
Для практической реализации основных исходных поло¬
жений— каждый элемент рассматривается одновременно в
'пространствах объектов и признаков, а связность элементов
зависит от их принадлежности к группам основного алгорит¬
ма— требуется расположить объекты (им соответствуют
строки таблицы) и признаки (столбцы) в таком порядке,
чтобы стоящие в их (столбцов и строк) пересечении элемен¬
ты заполнили, по преимуществу, клетки таблицы вдоль одной
из главных диагоналей. В этом случае расположение эле¬
ментов будет менее всего отличаться от расположения эле¬
ментов «идеального» распределения. Осуществимость этих
операций обусловлена тем, что последовательность располо¬
жения строк и столбцов, т. е. объектов и признаков, соотне¬
сена с алгоритмическими группами в каждом из пространств.
Руководствуясь как основным критерием при определении
связности между объектами и, соответственно, признаками,
их принадлежностью к алгоритмической группе и учитывая
необходимость размещения «элементов», т. е. значащего пе¬
ресечения строк и столбцов поближе к диагонали, распола¬
гаем объекты и признаки в указанном на таблице порядке
(рис. 2).
Для разъяснения таблицы понадобится последовательное
описание операций, включающих некоторые приемы построе¬
ния таксонов, диктуемые логикой отношений между объекта¬
ми (или признаками).
Итак, объекты 1—2—6—7—9—10—11 —15 входят в одну
восьмичленную группу, а кроме того некоторые из этих объ¬
ектов объединяются в двух- и трехчленные группы с какими-
либо другими объектами, не принадлежащими восьмичлен¬
ной: 1—2—3; 7—8; 14—15; 15—18; 17—18. Поэтому все эти
объекты, т. е. соответствующие им строки таблицы, и распо¬
ложены в определенной последовательности один за другим.
Объект, который должен стоять первым, выбирается эмпири¬
чески. Так как, с учетом предшествующих классификаций,
наиболее ранними объектами считаются 1, 2 и 6, выбор де¬
лается из их числа. Предпочтителен объект 2 как имеющий
наименьшее количество признаков. Далее объекты выстраи¬
ваются в порядке сходства между ними: т. е. за объектом 2
следует объект 1 (имеет со вторым три общих признака). За
объектом 1 — объект 6 (имеет два общих признака с объ¬
ектом 2 — не меньше чем последующие, и четыре общих
признака с объектом 1). Далее идут объекты, входящие с
объектом 2 в алгоритмическую группу по двум признакам
183

*
$
$
дьг,«^
Г^Дк. К. *0·^ №ч^к.'	& к. ^к. г .Сл
+
+
+
+
+
+
+
« +
<\і	+
*! +
"Ч +
^ +
*ч
V.	+	+
Рис. 2. Корреляционная таблица
184

(3, 7, 9, 10, 11, 15), в последовательности, определяющейся
введением в таблицу новых признаков-столбцов. Эта после¬
довательность определяется алгоритмическими связями меж¬
ду признаками. На первое место должен быть поставлен
признак, наиболее характерный для данного множества объ¬
ектов. Таких признаков два: 8 и 9. Предпочтительнее при¬
знак 9, т. к. он встречается у условно наиболее ранних объ¬
ектов 1, 2 и 6 и у входящего с объектами 1 и 2 в одну алго¬
ритмическую группу объекта 3. На втором месте после при¬
знака 9 будет стоять признак 8, составляющий с признаком
9 алгоритмическую группу по 8 объектам. Затем 4 — состав¬
ляет алгоритмическую группу с признаком 9 по трем объек¬
там. Затем 5 и 6 — по двум объектам с 9 и 8. Затем 17 —
входит в группы по двум объектам с признаками 9 и 8. Со¬
ответственно вместе с этим признаком вводятся объекты 10
и 11. Затем вводится признак 14, входящий в алгоритмиче¬
скую группу по двум объектам с признаками 9 и 8. Соответ¬
ственно вводится объект 15. Объекты 14, 17, 18, несмотря на
наличие у них признака 14, пока не вводятся, т. к. они не
входят в вышеупомянутую алгоритмическую группу объектов:
1—2—6—7—9—10—11 —15. Признак 17 размещается ранее
признака 14, т. к. при прочих равных он присущ двум объек¬
там, входящим в эту алгоритмическую группу, признак же
14 — только одному из них.
Затем вводится признак 10, входящий в алгоритмическую
группу по двум объектам с признаком 9. С признаком 10 вво¬
дятся объект 9, входящий в группу 1—2—6—7—9—10—И—
15, и объект 3, входящий в группу по двум признакам с объ¬
ектами 1 и 2. Затем вводится объект 7, последний из указан¬
ной выше группы, и вместе с ним признак 13. Признак 12 не
вводится, т. к. он отсутствует у остальных объектов данного
множества. Затем — объект 18, последний объект, для кото¬
рого присущ признак 9 и вместе с ним признак 15. Затем
вводятся объекты 14 и 8, которым присущ признак 8. По¬
следовательность ввода обусловлена тем, что объект 14 вхо¬
дит в алгоритмическую группу с объектом 15, который распо¬
ложен выше объекта 7, в алгоритмическую группу с которым
входит объект 8. И, наконец, последним в данном множестве
объектов стоит объект 17, входящий в алгоритмическую груп¬
пу с объектом 18.
После объекта 17 должны идти объекты 12, 13, 30, 32, 33,
40, т. к. они обладают признаком 17, который является пер¬
вым по порядку среди встречающихся далее признаков. Пер¬
вым из вновь введенных признаков будет признак 25, входя¬
щий в алгоритмическую группу с признаком 17 по трем объ¬
ектам (он предпочтительнее признака 28, т. к. при прочих
равных представлен большим количеством элементов). Исхо¬
185

дя из этого, первым в ряду объектов 12, 13, 30, 32, 33, 40
должен быть помещен объект 30, обладающий и признаком
25, и признаком 28. Затем объект 40, обладающий, кроме
признаков 17, 25, 28, признаком 1. Затем вводится объект 32,
не обладающий признаком 25, но обладающий признаком 28.
Затем объект 12, у которого нет ни признака 25, ни призна¬
ка 28, но благодаря которому вводится только один при¬
знак— 18. И, наконец, объект 13, с которым вводятся при¬
знаки 19 и 21.
Следующим объектом является 19, которому присущи
признаки 14 и 10, следующие за 17. Затем объект 22 с при¬
знаками 14 и 22. Важно отметить, что признак 22 распола¬
гается между 28 и 1, т. к. он входит в алгоритмическую
группу с признаком 10, признак же 1 в алгоритмические груп¬
пы не входит.
Ввиду полной стандартности последующих действий, оче¬
видно, нет необходимости в их дальнейшем описании. Сле¬
дует лишь помнить, что размещение элементов таблицы
должно быть алгоритмически правильным.
Последнее замечание по поводу упорядочения располо¬
жения объектов и признаков относится к определению место¬
положения изолятов, т. е. объектов и признаков, представ¬
ленных в строках или столбцах лишь однократно. Речь идет,
таким образом, об объектах, обладающих одним-единствен-
иым признаком, либо о признаках, встреченных только у од¬
ного объекта. В соответствии с изложенными ранее пред¬
ставлениями об единичных элементах изоляты выделены из
общего массива элементов в связи с возможностью появления
создаваемого ими информационного шума. Выделение дости¬
гается простым размещением строк или столбцов, соответст¬
вующих изолятам, вне основного массива элементов, на са¬
мых последних или первых местах. В нашей таблице это бу¬
дут строки 4, 5 и столбцы 2, 3, 12, 16, 20, 27, 30, 31.
Результатом описанных операций, проводившихся по фор¬
мальным, и только по формальным, соображениям, является
группировка элементов системы в пять скоплений, что ото¬
бражается достаточно явственно на таблице. Эти скопления
и являются кластерами. Но для того, чтобы кластеры отож¬
дествить с таксонами, т. е. классификационными единицами,
без привлечения каких-либо интуитивных соображений, не¬
обходим еще один формальный критерий, который определял
бы принадлежность расположенных в соседних клетках эле¬
ментов к различным таксонам, иначе говоря, границы между
таксонами. Хотя интуитивно, «на глаз», местоположение так¬
сонов в таблице часто определяется без труда (там, где
скопление элементов, там и таксон), однако границы между
таксонами не всегда легко распознаваемы.
186

Для решения задачи на формальной основе будем исхо¬
дить из предельного случая, т. е. уже не раз привлекавшего¬
ся «идеального» распределения, в котором каждой паре, со¬
ставленной из объекта и признака, соответствует один, и
только один, таксон, и никакой таксон не содержит элемента
(признака или объекта), общего с другим таксоном. На
таблице это выражается в том, что все ее клетки вне границ
таксонов — пусты. Этой предельной ситуацией и будем руко¬
водствоваться, т. е. границы между элементами, очерчиваю¬
щие таксоны, должны проводиться таким образом, чтобы вне
этих границ строки и столбцы, на которых расположены эле¬
менты таксона, были бы, по возможности, пусты.
Учитывая высказанные соображения, очерчиваем сплош¬
ной линией границы между таксонами. Несколько дополни¬
тельных замечаний будут, вероятно, здесь не лишни. Хотя
в результате введенных операций, таксоны, т. е. основные
классификационные единицы, выявляются, так сказать, «са¬
ми собой» в виде скоплений элементов, проведение границ
между таксонами все же не может считаться полностью фор¬
мализованным, здесь не исключена интуитивная «приблизи¬
тельность». Это объясняется тем, что в отнесении «перифе¬
рийных» элементов скопления к соседним таксонам возмож¬
на некоторая неопределенность. Во избежание произвола в
классификации этих объектов следует иметь в виду, что
главнейшим из сформулированных выше условий построения
таксонов является принадлежность объектов к алгоритмиче¬
ским группам, что и позволяет достаточно точно находить
границы между таксонами.
Надо отметить, что объекты, связанные с множеством объ¬
ектов, входящих в таксон, только одним признаком, не могут
считаться входящими в данный таксон за недостатком ин¬
формации. Так, объект 29 обладает двумя признаками—13
и 25, эти признаки встречены в разных таксонах. Признак
13 — два раза в первом и не встречается во втором, признак
25 — шесть раз во втором и не встречается в первом. Таким
образом, мы не можем относить объект 29 ни к первому, ни
ко второму таксону. Оставляя его на своем месте в таблице,
мы выделяем чужеродный элемент внутри таксона кружком.
Объект 39 представлен признаком 29, равно присущим вто¬
рому и третьему таксонам. Объекту 39 кроме этого присущ
признак-изолят 27. Этот объект также, оставаясь на своем
месте, не входит ни в один таксон. Аналогичная ситуация с
объектами 43, 76.
Таким образом, граница, разделяющая первый и второй
таксоны, определена тем, что объектом 17 завершается мно¬
жество объектов, объединенных алгоритмическими связями.
Начиная с объекта 30 никакие другие объекты в эту группу
187

не входят. Нижняя граница второго таксона определена тем,
что ниже объекта 37, идентичного объекту 36 и связанного
с другими объектами второго таксона двумя элементами,
расположен объект 39, не входящий в систему таксонов, а
затем объект 50, начинающий следующее множество объек¬
тов, с которым он связан по двум признакам,— третий так¬
сон. Третий таксон завершается объектом 54.
Надо отметить, что внутри третьего таксона выделяется
четкое ядро, объединенное алгоритмическими связями (с 41
по 62 объекты). Выделено пунктиром.
Далее после не входящего в систему таксонов объекта
76 следуют четвертый и пятый таксоны, включающие в себя
соответственно объекты 73—75 и 71—72.
Таблицу замыкает не входящий в систему таксонов
объект 43.
Вертикальные границы таксонов, т. е. границы между
признаками, следует обозначать, придерживаясь изложенных
принципов. Это значит, что если при очерчивании скопления
элементов возникает сомнение в таксономической принадлеж¬
ности соседних признаков, то необходимо руководствоваться
принадлежностью этих признаков к алгоритмическим
группам.
Надежность связей объектов внутри выделенных таксо¬
нов можно проверить, используя описаный выше критерий —
меру надежности:	Дні = 1;	Дн2=1 —12/23=11/23; Дн3 =
= 1 —10/29 = 19/29; Дн4 = 1; Дн5=1. Мы можем видеть, что
отношения между объектами, входящими в 1, 4 и 5 таксоны,
установлены с абсолютной (для установленной здесь точно¬
сти) надежностью. Для второго таксона количество одно¬
связных объектов практически равно количеству объектов,
обладающих связями неслучайными, т. е. таксон объединяет
объекты, связанные между собой в значительной мере еди¬
ничными связями.
Для объективной оценки «качества» таксона можно ввести
критерий, исходящий из определения этого понятия как не¬
которого соответствия (или, что одно и то же, несоответст¬
вия) между реально существовавшими отношениями объек¬
тов и отображающей их моделью. Если первый критерий —
связность,— характеризовал исследуемое множество с точки
зрения достоверности фиксируемых связей между объектами,
то второй критерий— (используем язык оптики) —оценивает
«разрешающую способность» примененной группировки, ина¬
че говоря, насколько эффективны — т. е. четки, определен¬
ны— различия между образованными группировкой таксона¬
ми. Эта эффективность различения обусловлена, в свою оче¬
редь, тем, насколько признаки, присущие объектам одного
188

подмножества, более тесно связаны между собой, нежели £
признаками, свойственными объектам, входящим в другое
подмножество.
Предлагаемым критерием — обозначим его «критерий тес¬
ноты признаков» — будет определяться мера несоответствия
между эквивалентными классами, которые «в идеале» долж¬
ны порождаться применяемой группировкой, и реальными
подмножествами, образующимися в результате группировки
данного исследуемого множества. Это несоответствие возни¬
кает потому, что объекты, из которых мог бы быть составлен
«идеальный» таксон, не имели бы «лишних» признаков, т. е.
признаков, характерных для другого таксона. В действитель¬
ности же полученные в результате группировки подмножест¬
ва содержат объекты с пересекающимися признаками и, к
тому же, характерными для другого подмножества. Чем та¬
ких объектов больше, тем группировка «хуже». Ведь цель
любой группировки — разбивка исследуемого множества на
эквивалентные, т. е. непересекающиеся, подмножества. Объ¬
екты, составляющие данное подмножество, выделяются по
характерным для них признакам, и чем больше признаков,
общих объектам разных классов, тем более неопределенны¬
ми, «размытыми» являются границы между подмножествами
и, соответственно, возможности различения последних.
Вводимый критерий опирается на пороговую величину, за¬
висящую от количественного отношения между признаками,
присущими данному таксону, но распределенными и среди
элементов других таксонов, с одной стороны, и общим коли¬
чеством признаков, которыми характеризуется рассматри¬
ваемый таксон, с другой. Принцип, напоминаю, заключался
в том, что значимый характер приписывается не меньше чем
двум событиям, а стало быть, двум распределениям. Единич¬
ный факт — наличие признака только у одного объекта вне
данного таксона — рассматривается как случайность и в рас¬
чет не принимается.
Пороговая величина является результатом соглашения.
Можно договориться о пороге, равном, скажем, 0,5. Это зна¬
чит, что не более половины всех признаков, присущих объек¬
там данного таксона, могут встречаться у объектов другого.
А если это все же происходит, то нужно полагать, что фик¬
сируемое различие между рассматриваемыми таксонами при
установленной пороговой величине опирается на недостаточ¬
но надежную базу.
В итоге подсчетов получаем, что критерии тесноты связей
для 1 и 2 таксонов равны 0,3, для третьего таксона — 0,2,
для 4 и 5—0,5. Таким образом, критерии трех таксонов ниже
пороговой величины, и, следовательно, фиксируемые группи¬
ровкой различия между данными подмножествами достаточ¬
189

но надежны, четвертый и пятый таксоны надежными быть
признаны не могут.
Интерпретация результатов на содержательном уровне
выходит за пределы стоявших перед автором задач, но даже
в рамках чисто формального толкования полученной табли¬
цы выявляются некоторые интересные соотношения в распре¬
делении признаков.
В возможности хорошей обозримости и оценки результа¬
тов и состоит одно из важных достоинств формализованного
языка описания, а рассматриваемая таблица (рис. 2) явля¬
ется не чем иным, как одним из средств выражения этого
языка. С такой точки зрения существенным выводом, воз¬
можно, важнейшим из формулируемых на основе получен¬
ной таблицы, является разбивка объектов, вошедших в так¬
соны, на три группы. В первую группу входят объекты, эле¬
менты которых составляют 1 и 2 таксоны, связанные между
собой тремя признаками.
Вторая группа представлена объектами, содержащими
элементы третьего таксона (той его части, которая объеди¬
нена алгоритмическими связями с 41 по 62 объект). Третья
группа — остальные объекты, принадлежащие третьему так¬
сону (кроме 50), а также объекты четвертого и пятого так¬
сонов. Для всей этой группы характерен признак 44.
При анализе таблицы бросается в глаза, что из 36 объек¬
тов, входящих в первую группу, 29 — погребения могильника
Суук-Су и только 7 — из других памятников. Причем, в 1 так¬
соне из 13 объектов только 1 не принадлежит Суук-Су (впро¬
чем, этот объект вообще не принадлежит к крымским могиль¬
никам— это Садовец (Болгария)). Во второй группе, напро¬
тив, из 19 объектов только 3—погребения Суук-Су. Третья
же группа представлена только одним Суук-Су. Вследствие
этого встает вопрос об адекватности групп хронологическим
периодам. Наиболее вероятным было бы предположение о
наличии только двух четко выделяемых на этом материале
временных отрезках. Первому соответствует первая группа,
в которую входят практически полностью первые четыре
группы А. К. Амброза, кроме не вошедших в таксоны объек¬
тов 4, 5, 29, 39. Второму хронологическому периоду соответ¬
ствуют объекты, входящие во вторую и третью группы, раз¬
личие между которыми, вероятно, только локальное. Кстати,
при такой интерпретации объясняется противоречие, отме¬
ченное авторами (с. 149), о вхождении салтовских бус (не
присущих Салтовскому могильнику) и других салтовских
элементов в разные группы погребений. Авторы предположи¬
ли несовпадение их во времени, но если принять нашу гипо¬
тезу, то выходит, что они одновременны, но присущи разным
локальным группам.
190

Само собой разумеется, что предложенный формализо¬
ванный метод построения классификации, т. е. прежде всего
нахождения групповых связей между элементами некоторого
множества, работает лишь в том случае, если такие связи
между элементами данного множества действительно сущест¬
вуют. Отсюда следует, что разработанный метод приложим
лишь к системам, большая часть элементов которых связана
по двум или более признакам. При преобладании единичных
связей метод работать не будет. Впрочем, невозможность по¬
строения классификации с учетом лишь единичных связей
очевидна и без применения какой-либо формализованной ме¬
тодики.
В настоящее время разработано немало методов группи¬
ровки объектов, опирающихся на значительно более мощные
критерии, чем те, которые лежат в основе предложенных ал¬
горитмов. Однако большая мощность и гибкость методов до¬
стигается за счет возрастания трудности (и трудоемкости)
соответствующих процедур подготовки и обработки материа¬
ла и усложнения, порой весьма значительного, языка описа¬
ния и используемых алгоритмов. Все это ужесточает требо¬
вания к объему и глубине математических знаний специали-
стов-археологов и обусловливает необходимость существен¬
ного расширения представляемого в их распоряжение парка
ЭВМ.
Предлагаемый алгоритм, уступая в мощности и гибкости
методам, осуществляемым в метрических пространствах, оп¬
ределяемых понятием «расстояния», выигрывает в просто¬
те— его применение не требует большой вычислительной ра¬
боты,— по все же приводит к достаточно надежной и работо¬
способной систематизации изучаемых объектов, на которую
можно опираться в дальнейших построениях.
1	Амброз Л. К. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной
Европы//СА. 1971. Ш2, 3.
2	Каменецкий И. С., Маршак Б. И., Шер Я. А. Анализ археологических
источников. М., 1975. (См. раздел: «Приложение. Модель В. Хронология
крымских могильников VI—IX вв. и модель В». С. 122—151).
» Амброз Л. К. Указ. соч.//СА. 1971. № 2. С. 112—113. Табл. II.

Принятые сокращения
АИБ
АСГЭ
ВДИ
ГИМ
гхм
гэ
жмнп
зооид
ЗРАО
ИА АН
СССР
И АД К
ИАК
ИТОЭ
КБН
КСИА
КСИИМК
ЛОИА
МАК ,
МАР
МАСП
МИА
мхэ
ОАК
оипк гэ
СА
САИ
СГЭ
СЭ
СХМ
Труды
кчнии
Труды.
сомк
—	Археология и история Боспора
—	Археологические сообщения Государственного Эрмитажа
—	Вестник древней истории
—	Государственный Исторический музей
—	Государственный Херсонесский музей
—	Государственный Эрмитаж
—	Журнал Министерства народного просвещения
—	Записки Одесского общества истории и древностей
—	Записки Российского археологического общества
—	Институт археологии АН СССР
—	История и археология древнего Крыма
—	Известия Археологической комиссии
—	Известия Таврического общества истории и этнографии
—	Корпус боспорских надписей
—	Краткие сообщения Института археологии АН СССР
—	Краткие сообщения Института истории материальной
культуры АН СССР
—	Ленинградское отделение Института археологии АН СССР
—	Материалы по археологии Кавказа
—	Материалы по археологии России
—	Материалы по археологии Северного Причерноморья
—	Материалы и исследования по археологии СССР
—	Материалы Хорезмской экспедиции
—	Отчеты Археологической комиссии
—	Отдел истории первобытной культуры ГЭ
—	Советская археология
—	Свод археологических источников
—	Сообщения Государственного Эрмитажа
—	Советская этнография
—	Сообщения Херсонесского музея	;
—	Труды Карачаево-Черкесского научно-исследовательского
института
—	Труды Саратовского областного музея краеведения

Содержание
От редактора
3
Абрамова М. П.
Погребальный обряд племен
Центрального Предкавказья
в III—IV вв. н. э.
5
Погллнона Н. А.
Могильник первых веков нашей эры
у с. Заветное
17
Гущина II. II., Зассцкая И. П.
Погребения
эубовско-во.ідвиженского типа
и;і раскопок II. И. Веселовского в Прикубанье
(I в. до н. э,—
начало II в. и. э.)
71
Сорокина Н. П.
Основные направления
изучений стекла первых веков н. 9.
Северного Причерноморья
(но материалам
отечественной литературы)
142
Талис Д. Л.
К анатомии некоторых классификаций
150
Принятые сокращения
192