ГОБРДНИЕ

СОЧИНЕНИЙ
в ЧЕТЫРНЛДЦ'^ТИ Т0Му4Х
0М*12
БИБЛИОТЕКА «ОГОНЕК»

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПРАВДА» * МОСКВА • 196»

Собрание сочинений

выходит под общей редакцией
Р. М. Самарина.

ХОШКА
эОЛЬШОГО
АОШ

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Он Проснулся В темноте; проснулся сразу, легко, не

сделав ни одного движения,—просто открыл глаза и уви¬

дел, что еще темно. Ему не нужно было, подобно боль**

шинству людей, сначала пошарить вокруг себя, прислу¬

шаться, ощутить внешний мир,— он сразу нашел свое

«я» в определенных условиях пространства и времени и

без усилий продолжал повесть своей жизни, прерван¬

ную сном. Он сразу осознал себя Диком Форрестом —

хозяином огромного поместья, который несколько часов

назад, уже в полузабытьи, заложил спичкой страницу

книги, выключил настольную лампу и уснул.
Где-то совсем рядом сочно плескался и лепетал фон¬

тан. Издалека донесся звук — такой слабый и смзггный,

что его могло уловить только очень чуткое ухо; однако

Дик Форрест услышал его и улыбнулся: он сразу узнал

глухой, хриплый рев Короля Поло, своего лучшего быка

из породы шортхорнов, трижды премированного на ка¬

лифорнийских выставках в Сакраменто. Улыбка долго не

сходила с лица Дика Форреста: он рисовал себе те новые

победы, которые готовил своему Королю Поло,— в этом

году он собирался отправить его на Восток. Он докажет,

что бык, рожденный и выращенный в Калифориин, впол¬

не может соперничать с лучшими, вскормленными куку¬

рузой, бьжами штата Айова и даже с привезенными из-

за моря, с их исконной родины, шортхорнами.
Улыбка погасла, Форрест потянулся в темноте к ряду

кнопок над изголовьем и нажал первую. Кнопки шли

в три ряда. Скрытый свет, лившийся сквозь стенки
5

большой чаши под лотолком, осветил спальню-веранду,

с труех сторон затянутую тонкой медной сеткой. Четвертой

стороной служила бетонная стена дома с высокими за-

стеклея-ными дверями.
Он надавил вторую кнопку в том же ряду, и яркий

свет озарил то место на стене, где висели часы, барометр

и два термометра — Фаренгейта и Цельсия. Скользнув

по ним взглядом, он сразу прочел их показания: время—

4.30, атмюсферное давление — 29,80, нормальное для дан¬

ной высоты над уровнем моря и для времени года; тем¬

пература — 36 ° по Фаренгейту. Другим движением) паль¬

ца он опять погрузил во мрак измерители времени и

температуры.
От нажима на третью кнопку вспыхнула его рабочая

лампа, поставленная так, чтобы свет падал сверху и сза¬

ди, не ослепляя глаз.
Первая кнопка погасила невидимую лампу под по¬

толком; Форрест достал с ночного столика пачку гранок,

закурил сигарету и, вооружившись карандашом, принял¬

ся их править.
Вся обстановка спальни говорила о том, что здесь жи¬

вет человек, привыкший работать. Каждая вещь в ней

была целесообразна, вместе с тем на всем лежал от¬

печаток отнюдь не спартанского комфорта. Серая эма¬

лированная кровать была под цвет серой стены. В ногах

кровати, вместо теплого пледа, лежал халат из волчьих

шкур с висячими хвостами. Ночные туфли стояли на пу¬

шистом ковре из меха горной козы.
На ночном столике высились аккуратные стопки книг,

журналы, блокноты и еще оставалось место для спнчек,

сигарет, пепельницы и термоса. На подвижной, прикреп¬

ленной к стене подставке стоял диктофон. Со стены,

под барометром и термометрами, из круглой деревянной

рамки смотрело смеющееся женское личико. И на той же

стене, между рядами электрических кнопок и распреде¬

лительным щитом, висела открытая кобура, из которой

торчала рукоятка автоматического кольта 44.
В шесть часов, минута в минуту, когда серый утрен¬

ний свет начал просачиваться сквозь проволочную сет¬

ку, Дик Форрест, не поднимая глаз от корректуры, про¬

тянул правую руку и нажал одну из кнопок во вторам

ряду. Пять минут спустя на веранду неслышно вошел
6

китаец в мягких туфлях. Он держал в руках начищен¬

ный медный подносик, на котором стояли чашка с блюд¬

цем, крошечный серебряный кофейник и такой же мо¬

лочник.
—	С добрым утром, 0-Дай,—^приветствовал его Дик

Форрест, улыбаясь не только губами, но и глазами.
—	С добрым утром, хозяин,— ответил О-Дай; он ос¬

вободил на столе место для подноса, налил в чашку ко¬

фе и сливки.
Увидев, что хозяин уже подносит одной рукой чашку

к губам, а другой продолжает делать пометки на коррек¬

туре, О-Дай поднял с пола обшитый кружевами воз¬

душный розовый чепчик и удалился. Он скрылся без¬

звучно, исчез, как тень, в открытую застеклеиную дверь.
В шесть тридцать, минута в минуту, он вернулся с

подносом побольше. Дик Форрест отложил гранки, достал

книгу, озаглавленную: «Промысловое разведение лягу¬

шек»,— и приготовился завтракать. Завтрак был про¬

стой, но сытный: снова кофе, полгрейпфрута, два яйца

всмятку, сбитых в стакане с кусочком масла и очень го¬

рячих, и ломтик в меру поджаренного бекона; он знал,

что это мясо от его свиньи, и притом домашнего копчения.
К этому времени лучи солнца уже хлынули через сет¬

ку и залили кровать. С наружной стороны сетки сидело

несколько первых весенних мух, ошалевших от ночного

холода. Завтракая, Форрест следил за тем, как на них

охотятся хищные желтобрюхие осы. Более выносливые

и менее чувствительные к заморозкам, чем пчелы, они ле¬

тали перед сеткой и накидывались на ошалевших мух.

Эти воздушные разбойники в желтых камзолах свирепо

жужжали и, действуя почти без промаха, схватывали

свою жертву и улетали с ней. Последняя муха исчезла

раньше, чем Форрест сделал последний глоток кофе и,

заложив спячкой книгу о лягут'ках, принялся опять за

корректуру.
Через некоторое врем»я он услышал прозрачную, неж¬

ную трель жаворонка — этого первого утреннего певца.

Форрест оторвался от работы и взглянул на часы: они

показывали семь. Он отложил гранки, взялся за телефон

и, нажимая привычной рукой кнопки на распределитель¬

ном щите, вступил в разговор с целым рядом лиц.
—	Алло, О-Пой,— обратился он к первому,— Что
7

мистер Тэйер, встал? Ладно. Не будите. Едва ли он бу¬

дет завтракать в постели, но вы все-таки справьтесь...

Хорошо, и покажите ему, как пускать горячую воду... Мо¬

жет быть, он не знает... Да, да, хорошо... И достаньте

как можно скорее еще одного боя. Как только наступает

весна, съезжаются гости... Конечно. Словом, на ваше ус¬

мотрение. До свидания.
—	Мистер Хэнли?.. Да,— начал он вторую беседу с

помощью второго контакта,—я думал насчет Бьюкэйской

плотины. Мне нужна смета на доставку грав'ия и кам¬

ней... Да, вот именно... Я считаю, что ярд гравия обойдет¬

ся примерно на шесть или десять центов дороже щебня.

Ужасно мешает подвозу этот последний крутой склон

холма... Разработайте смету... Нет, раньше, чем через две

недели, мы начать не сможем... да, да, если новые трак¬

торы подоспеют воврем)я, они освободят лошадей от па¬

хоты; но «е забудьте, что тракторы придется еще дать

на проверку... Нет. Об этом вам придется поговорить с

мистером Эверэном. До свидания.
Третья беседа началась так:
—	Мистер Досон?.. Ха! Ха!.. У меня на веранде сей¬

час тридцать шесть градусов. В низинах, наверно, все

бело от инея. Но это, пожалуй, последний утренник...

Да, поклялись, что тракторы будут доставлены еще два

дня назад... Позвоните железнодорожному агенту... Кста¬

ти, поговорите за меня и с М1ИСтером Хэнли. Я забыл ему

сказать, чтобы вместе со второй партией мухоловок он

пустил в дело и крысоловки. Да, сейчас же. Сегодня штук

двадцать мух грелись на моей сетке... Конечно. Прощайте.
Покончив с разговорами, Форрест быстро встал, су¬

нул ноги в туфли и, как был, в пижаме, вошел в дом че¬

рез открытую дверь, чтобы принять ванну, уже приготов¬

ленную для него китайцем О-Даем. Минут через десять

Форрест, вымытый и выбритый, снова лежал в постели,

погрузившись в книгу о лягушках, а пунктуальный

О-Дай, все исполнявший минута в минуту, массировал

ему ноги.
У Дика были сильн1э1е, красивые ноги, и сам он был

статный и стройный, рост — пять футов десять дюймов,

вес — сто восемьдесят фунтов. Эти ноги могли немало

порассказать о их владельце: левое бедро пересекал ру¬

бец дюймов в десять длиной; поперек левой лодыжки,
8.

от икры до пятки, также шло несколько шрамов величи¬

ной с монету. Когда О-Дай посильнее разминал левое

колено, Форрест невольно морщнлся. И на правой голе--

ни темнело несколько небольших шрамов, а глубокий ру¬

бец, как раз под коленом, доходил почти до кости. На

бедре виднелся след застарелого ранения шириной в три

дюйма, испещренный точками от снятых швов.
Внезапно со двора донеслось веселое ржание. Фор¬

рест поспешно заложил спичкой нужную страницу ля¬

гушачьей книги, перевернулся на бок и посмотрел в ту

сторону, откуда донеслось ржание, в то время как О-Дай

надевал хозяину носки и башмаки. Внизу на дороге,

феди лиловых кистей ранней сирени, появился живопис¬

ный ковбой верхом на крупном жеребце; в золотых ут¬

ренних лучах жеребец казался красновато-коричневым;
шел, роняя клочья белоснежной пены, гордо взма¬

хивая гривой, поводил вокруг блестящими глазами, и

трубный звук его любовного призыва разносился по зеле¬

неющей равнине.
Дика Форреста в то же мгновение охватила радость

и тревога: радость при виде этого великолепного живот¬

ного, выступавшего между кустами сирени,— и тревога,

как бы его ржание ме разбудило ту молодую женщину,

чье смеющееся личико глядело на него из деревянной

рамки на стене. Он бросил быстрый взгляд через двор

шириной в двести футов на выступавшее вперед крыло

дома, находившееся еще в тени. Шторы на окнах ее верая-

ды-спальни были спущены. Они не шевельнулись. Жере¬

бец снова заржал, но он спугнул только стайку диких

канареек,—они поднялись из цветущих кустов, которыми

был обсажен двор, точно брызнул вверх сноп золотисто¬

зеленых брызг, брошенный восходящим солнцем.
Следя за жер^цом. Дик Форрест рисовал себе его

прекрасное и сильное потомство, этих жеребят без ма¬

лейшего порока. А когда лошадь скрылась среди сире¬

ни, Дик, как обычно, сейчас же возвратился к окружав¬

шей его действительности и спросил слугу:
—	Ну, как новый бой, О-Дай? Привыкает?
—	Мне кажется, он хороший бой,— ответил кита¬

ец.— Совсем мальчишка. Все ему ново. Очень медлен¬

ный. Но ничего, толк выйдет.
—	Да? Почему ты так думаешь?
9

—	я бужу его третье или четвертое утро. Спит, как

маленький. Проснулся—улыбается. Совсем как вьь

Очень хорошо.
—	А разве я улыбаюсь, когда проснусь?—спросил

Форрест.
О-Дай усердно закивал.
—	Уж сколько раз, сколько лет я бужу вас. И все¬

гда, как глаза откроете, так они уже улыбаются, губы

улыбаются, лицо улыбается, весь вы улыбаетесь. Сразу.

Это очень хорошо. Если человек так просыпается, значит,

ума много. Я знаю. И новый бой — умный. Увидите,

скоро-скоро выйдет из него толк. Его зовут Чжоу Гэн.

Как вы будете называть его здесь?
—	А какие имена у нас уже есть? — спросил он.
—	О-Рай, Ой-Ой, Ой-Ли, потом я—О-Дай,—пере¬

числял китаец скороговоркой.— О-Рай говорит, надо на¬

звать нового боя...
Он смолк и лукаво посмотрел на своего хозяина.
Форрест кивнул.
—	О-Рай говорит, пусть новый бой будет О-Черт!
—	Охо! Здорово!—расхохотался Форрест.—Я вижу,

О-Рай шутник! Имя хорошее, только оно не подойдет.

А что скажет миссис? Надо придумать что-нибудь

Другое.
—	О-Хо тоже очень хорошее имя.
В ушах у Форреста все еще стояло его собственное

восклицание, и он понял, откуда китаец взял это имя.
—	Хорошо. Пусть называется О-Хо.
О-Дай наклонил голову, неслышно выскользнул в

дверь и тут же вернулся с остальной одеждой своего хо¬

зяина, помог ему надеть нижнюю и верхнюю сорочку,

набросил на шею галстук, который тот завязывал сам, и,

опустиБшись на колени, затянул краги и нацепил mtno-

ры; затем подал широкополую фетровую шляпу и хлыст.

Хлыст был особый, индейского плетения,—он состоял из

узких полосок сыромятной кожи, в его рукоятку было

вделано десять унций св'инца, и он висел на ременной

петле, которую Дик надел на руку.
Однако Форрест еще не мог уйти из своей комнаты:

О-Дай протянул ему несколько писем,— их привезли со

станции вчера вечером, когда хозяин уже лег. Надорвав

правую сторону конвертов, Форрест быстро просмотрел
10

письма и задержался только на одном. Он постоял, насу¬

пившись, потом быстро подошел к диктофону, отвел его

от стены, нажал кнопку, поворачивавшую цилиндр, и по¬

спешно начал диктовать, не делая никаких пауз, чтобы

подыскать нужное слово или точнее выразить свою

мысль:
«В ответ на ваше письмо от четырнадцатого мар¬

та тысяча девятьсот четырнадцатого года должен сооб¬

щить, что я весьма огорчен известием о разразившейся

у вас свиной холере. Огорчен я и тем, что вы сочли воз¬

можным возложить на меня ответственность за это. А

также тем что боров, которого мы прислали вам, околел.
Могу вас заверить, что холеры у нас здесь не наблю¬

дается, эта болезнь не появлялась уже в течение вось¬

ми лет, за исключением двух случаев, когда два года то¬

му назад ее завезли к нам с Востока; но, согласно наше¬

му правилу, заболевшие свиньи тут же были изолирова¬

ны и уничтожены раньше, чем зараза перекинулась на

наши стада.
Должен заявить вам, что ни в том, ни в другом слу¬

чае я не могу возложить на продавцов вину за присыл¬

ку мне больного скота. Как вам известно, инкубационный

период свиной холеры продолжается девять дней; про¬

верив дату их погрузки, я убедился в том, что при от¬

правке они были совершенно здоровы.
Разве вам никогда не приходило в голову, что

железные дороги чрезвычайно способствуют распростра¬

нению холеры? Слыхали вы когда-нибудь об окуривании

или дезинфекции вагона, в котором ехал больной скот?

Сопоставьте даты: во-первых, дату отправки борова

мной; во-вторых, время доставки борова вам; и, в-треть-

их. дату появления первых признаков болезни. Вы сооб¬

щаете, что по случаю весенних размывов боров был в

пути пять дней. Первые симптомы появились только на

седьмой день после его доставки вам. Следовательно,

прошло двенадцать дней после того, как он был мною

отправлен.
Нет. Я с вами не согласен: я не могу нести отве1х:т-

венность за бедствие, постигшее ваши стада. Кроме того,

можете справиться в ветеринарном управлении штата,

есть ли в моем имении холера.
С уважением...»
11

ГЛАВА ВТОРАЯ
Покинув СВОЮ спальню-веранду, Форрест прошел че¬

рез комфортабельную гардеробную с диванами в окон¬

ных нишах, большими ларями и огромным камином, воз¬

ле которого была дверь в ванную, и направился в комна¬

ту, служившую конторой и обставленную соответствую¬

щим образом: письменные столы, диктофоны, картоте¬

ки и книжные шкафы, а также полки, доходящие до са¬

мого потолка и разделенные на клетки и отделения.
Подойдя к книжным полкам, Форрест нажал кнопку;

несколько полок повернулось, и открылась узенькая вин¬

товая лестница; он стал осторожно спускаться, ста¬

раясь не зацепить шпорами за полки, автоматически воз¬

вращавшиеся на место позади него.
Под лестницей другая кнопка и поворот других по¬

лок открыли перед ним вход в длинную низкую комнату,

уставленную книгами от пола до потолка. Форрест пря¬

мо направился к одной из полок и сразу опустил руку на

корешок книги, которая ему понадобилась. Полистав

ее, он тут же отыскал нужное место, удовлетворенно кив¬

нул, как бы найдя то, что подтверждало его мысли, и

поставил книгу обратно.
Отсюда дверь вела в крытый ход из квадратных бе¬

тонных столбов, соединенных поперечными брусьями из

калифорнийской секвойи вперемежку с более тонкими

брусьями из того же дерева, покрьггыми шероховатой,

морщинистой корой, похожей на красно>ватый бархат.
Судя по тому, что он сделал несколько сот футов, оги¬

бая бесконечные стены огромного бетонного дома, было

ясно, что путь он выбрал не самый короткий. Под ста¬

рыми дубами, у длинной изглоданной коновязи, где вы¬

топтанный копытами гравий свидетельствовал о множест¬

ве побывавших здесь лош^адей, он увидел кобылу гнедой,

вернее, золотисто-коричневой масти. В косых лучах

солнца, падавших под навес из листьев, ее холеная шерсть

отливала атласным блеском. Все ее существо, казалось,

было полно огня и жизни. Сложением она нааюминд-

ла жеребца, а бежавшая вдоль спинного хребта узень¬

кая темная полоска говорила о многих поколениях му¬

стангов.
—	Ну, как сегодня настроение у Фурии? —спросил

Форрест, снимая с ее шеи уздечку.
12

Лошадь заложила назад свои ушки, самые малень¬

кие, какие только могут быть у лошади, показывавшие,

что она—дитя любви горячих чистокровных жеребцов и

диких горных кобылиц, и сердито оскалила зубы, свер¬

кая злыми глазами.
Когда Форрест вскочил в седло, она метнулась в сто¬

рону и попыталась сбросить седока, а потом заплясала

по усыпанной гравием дорожке. Вероятно, ей удалось бы

подняться на дыбы, если бы не мартингал,— этот ремекь

удерживал лошадь от слишком резких движений и вме¬

сте с тем предохранял нос седока от сердитых взмахов

ее головы.
Дик настолько привык к этой кобыле, что почти не за-

М)ечал ее выходок. То чуть прикасаясь поводьями к ее

выгнутой шее, то слегка щекоча ей бока шпорами или

нажимая шенкелем, он почти бессознательно заставлял

ее идти в нужном направлеяии. Один раз, когда она

опять завертелась .и заплясала, он на миг увидел Боль¬

шой дом. Да, дом был велик, но благодаря своей архитек¬

туре казался больше, чем на самом деле. Он вытянулся .

по фасаду на восемьдесят футов в длину, однако в нем

немало места занимали галереи с бетонными стенами и

черепичными крышами, соединявшие между собой от¬

дельные части здания. Там были внутренние дворики,

крытые ходы и переходы, и вся постройка, со своими сте¬

нами, прямоугольными выступами и нишами как бы вы¬

растала из гущи зелени и цветов.
Большой дом, несомненно, носил на себе отпечаток

испанского стиля, но не принадлежал к тому испано-ка-

лифорнийскому типу зданий, который был занесен сюда

через. Мексику лет сто тому назад и на основе которого

позднейшие архитекторы создали так называемый ис¬

пано-калифорнийский стиль. Архитектуру Большого

дома при всей ее разнородности скорее можно было

определить как испано-мавританскую, хотя находились

знатоки, горячо возражавшие и против такого опреде¬

ления.
Просторен, но не суров, краси©, но не претенциозен—

таково было общее впечатление, которое производил

Большой дом. Его длинные горизонтальные линии, пре*

рываемые лишь вертикальными линиями выступов и

ниш, всегда прямоугольных, придавали ему почти мона¬
13

стырскую простоту; и только ломаная линия крыши

оживляла некоторое его однообразие.
Однако эта низкая, словно расползшаяся постройка

не казалась приземистой: множество нагроможденных

друг на друга квадратных башен и баш^енок делали ее

в достаточной мере высокой, хотя и не устремленной

ввысь. Основной чертой Большого дома была прочность.

Его хозяева могли не бояться землетрясений. Казалось,

он должен выстоять тысячу лет. Добротный бетон его

стен был покрыт слоем не менее добротной штукатурки,

выкрашенной кремовой краской. Такое однообразие ок¬

раски могло быть утомительным для глаз, если бы оно не

нарушалось теплыми красными тонами плоских крыш яз

испанской черепицы.
В тот миг, когда горячая лошадь заплясала под ним

и Дик Форрест охватил одним взглядом весь Большой

дом, его глаза озабоченно задержались на длинном фли¬

геле по ту сторону двора в двести футов шириной; гро¬

моздившиеся друг над другом башенки флигеля каза-

-лись розовыми в лучах утреннего солнца, а спущенные

шторы на окнах спальии под ними показывали, что его

жена еще спит.
Вокруг усадьбы с трех сторон тянулись низкие, пока¬

тые, мягко очерченные холмы с короткой травой и огра¬

дами: там были пастбища. Холмы постепенно переходи¬

ли в более высокое предгорье с покрытыми лесом склона¬

ми, а за ним следовала еще более крутая гряда величест¬

венных гор. С четвертой стороны горизонт не заслоняли

ни горы, ни холмы. Там, в туманной дали, местность пе¬

реходила в необозримые низменности, конца краю кото¬

рым не было видно даже в этом прозрачном и мороз¬

ном утреннем воздухе.
Фурия под Форрестом захрапела. Он сжал ей шенке¬

лями бока и заставил отойти к самому краю дороги, так

как навстречу ему, топоча копытцами по гравию, текла

река серебристо поблескивающего шелка. Он сразу узнал

стадо своих премированных ангорских коз, у каждой из

которых была своя родословная и своя характеристика.

Их было около двухсот.
Благодаря тому, что этих породистых коз осенью не

стригли, их сверкающая шерсть, ниспадавшая волной

даже с самых молодых животных, была тоньше, чем во¬
14

лосы новорожденного дитяти, белее, чем волосы челове¬

ческого альбиноса, и длиннее обычных двенадцати дюй¬

мов, а шерсть лучших из них, доходившая до двадцати

дюймов, красилась в любые цвета и служила преиму¬

щественно для женских париков; за нее платили басно¬

словные деньги. Форреста пленяла красота идущего ему

навстречу стада. Дорога казалась лентой жидкого сереб¬

ра, и в нем драгоценными камнями блестели похожие

на глаза кошек желтые козьи глаза, следившие с бояз¬

ливым любопытством за ним и его нервной лошадью. Два

ластуха-баска шли за стадом. Это были коренастые, пле¬

чистые и смуглые люди с черными глазами и выразитель¬

ными лицами, на которых лежал отпечаток задумчивой

созерцательности. Увидев хозяина, пастухи сняли шап¬

ки и поклонились. Форрест поднял правую рз'ку, па кото¬

рой, покачиваясь, висел хлыст, и прикоснулся к краю

своей широкополой фетровой шляпы.
Лошадь опять заплясала и завертелась под ним; он

слегка натянул повод и тронул ее шпорами, все еще не

в силах оторвать взгляд от этих четвероногих клубков

шелка, заливавших дорогу серебристым потоком. Фор¬

рест знал, почему они появились возле усадьбы: насту¬

пало врем1я окота, когда их уводили с пастбищ и поме¬

щали в особые загоны, где их ждали обильный корм и

заботливый уход. Глядя на них. Дик представил себе

все лучшие турецкие и южноафриканские породы и на¬

шел, что его стадо вполне могло выдержать сравнение

с ними. Хорошее, отличное стадо!
Он поехал дальше. Со всех сторон раздавалось жуж¬

жание машин, разбрасывающих удобрение. Вдали, на

отлогих низких холмах, виднелось множество упряжек,

парных и троечных,— это его ширские кобылы пахали и

перепахивали плугами зеленый дерн горных склонов, об¬

нажая темно-коричневый, богатый перегноем, жирный

чернозем, настолько рыхлый и полный животворных сил,

что он как бы сам рассыпался на частицы мелкой, точно

просеянной земли, готовой принять в себя семена. Эта

земля была предназначена для посева кукурузы и сорго

на силос. На других склонах посеянный раньше ячмень

уже доходил до колен и виднелись дружные всходы кле¬

вера и канадского гороха.
Все эти поля, большие и малые, были обработаны
15

так тщательно и целесообразно, что порадовали бы серд¬

це самого придирчивого знатока. Ограды и заборы были

настолько плотны и высоки, что являлись надежной за¬

щитой и от свиней и от рогатого скота, а в их тени не

росло никаких сорных трав. Низины были засеяны люч

церной; на некоторых зеленели озими, другие, согласно

требованиям севооборота, готовились под яровые; а на

тех, которые лежали ближе к загонам для маток, пас¬

лись сытые шропширские и (;*ранцузские мериносы или

рылнсь в земле громадные белые племенные свиньи, при

«иде которых глаза Дика радостно блеснули.
Он проехал через некоторое подобие деревни, где не

было, однако, ни гостиниц, ни лавок. Домики типа бун¬

гало были изящной и прочной стройки и радовали глаз;

каждый стоял в саду, где уже цвели ранние цветы и

даже розы, презревшие опасность последних утренни¬

ков. Среди клуквб бегали и резвились уже проснувшиеся

дети, а иные, заслышав зов матерей, неохотно уходили

завтракать.
Огибая Большой дом на расстоянии полумили, Фор¬

рест проехал мимо вытянувшихся в ряд мастерских. Он

остановился возле первой и заглянул внутрь. Один из

кузнецов работал у горна. Другой, склонившись над

передней ногой уже немолодой кобылы, весившей тысячу

восемьсот фунтов, стачивал наружную сторону копыта,

чтобы лучше пригнать подкову. Форрест мельком взгля¬

нул на кузнеца и на его работу, поклонился и поехал

дальше. Проехав около ста футов, он остановил лошадь,

вытащил из заднего кармана записную книжку и что-

то в нее занес.
По пути он заглянул еще в несколько мастерских —

малярную, слесарную, столярную, в гараж. Когда он сто¬

ял возле столярной, мимо него промчалась необычная

автомашина — полугрузовик, полулегковая — и, свернув

на большую дорогу, понеслась к станции железной до¬

роги, находившейся в восьми милях от имения. Он узнал

грузовик, забиравший каждое утро с молочной фермы ее

продукцию.
Большой дом являлся как бы душой и центром всего

имения. На расстоянии полумили его окружало кольцо

хозяйственных построек. Не переставая раскланиваться

со своими служащими. Дик Форрест проехал галопом
16

мимо молочной фермы. Это был целый городок с силос¬

ными башнями и подвесной дорогой, по которой двига«

лось множество транспортеров, автоматически выгружав¬

ших удобрения на площадки машин. Некоторые служа,-

щие, ехавшие кто верхом, кто в повозках, останавливали

Форреста, желая посоветоваться с ним; по всему было

видно, что это сведущие, деловые люди. То были эконо¬

мы и управляющие отдельными отраслями хозяйства; го¬

воря с хозяином, они были так же немногоречивы, как и

он. Последнего из них, сидевшего на грациозной молодой

трехлетке — дикой и прекрасной, как может быть пре¬

красна еще не вполне объезженная лошадь арабской

крови,— и вознамерившегося ограничиться только по¬

клоном, Дик Форрест сам остановил.
—	С добрым утром, мистер Хеннесси,— сказал он.—

Скоро она будет готова для миссис Форрест?
—	Подождите еще недельку,— ответил Хеннесси.—г

Она теперь объезжена, и именно так, как этого хотелось

миссис Форрест; но лошадь утомлена и нервничает,—хо;

рошо бы дать ей несколько дней, чтобы совсем привык¬

нуть и успокоиться.
Форрест кивнул, и Хеннесси, его ветеринар, про¬

должал:
—	Кстати, у нас есть два возчика, они возят люцер¬

ну... Я полагаю, их следует рассчитать.
—	А что такое?
—	Один из них новый, Холкинс, демобилизованный

солдат; с мулами он, может быгь, и умеет обращаться,

но в рысаках ничегр не смыслит.
Форрест снова кивнул.
—	Другой служит у нас уже два года, но он стал

пить и похмелье свое вымещает на лошадях...
—	Ага, Смит — этакий американец старого типа,

бритый, левый глаз косит? — перебил его Форрест.
Ветеринар кивнул.	. .
—	Я наблюдал за ним..* Сначала он хорошо работал,

а теперь почему-то закуролесил... Конечно, пошлите его

к черту. И этого тоже, как его... Хопкинса, гоните вон-

Кстати, мистер Хеннесси,— Форрест вынул записную

к1ижку и, оторвав недавно исписанный листок, скомкал

его,— у вас там новый кузнец. Ну что, как он кует ло¬

шадей?
2.	Джек Лондон. Т. ХП.	17

—	Он у нас слишком недавно, я еще не успел к нему

присмотреться.
—	Так вот: гоните его вместе с теми двумя. Он нам

не подходит. Я только что видел, как он, чтобы получше

пригнать подкову старухе Бесси, соскоблил у нее чуть ли

не полдюйма с переднего копьгга.
—	Наш^л способ!
—	Так вот. Отправьте его ко всем чертям,—повторил

Форрест и, слегка тронув лошадь, пустил ее по дороге;

она с места взяла в карьер, закидывая голо<ву и пытаясь

сбросить его.
Многое из того, что Форрест видел, нравилось ему.

Глядя на жирные пласты земли, он даже пробормотал:

«Хороша землица, хороша!» Кое-что ему, однако, не по¬

нравилось, и он тотчас же сделал соответствующие по¬

метки в своей записной книжке.
Замыкая круг, центром которого был Большой дом,

Форрест проехал еще с полмили до группы стоящих от¬

дельно бараков и загонов. Это была больница для ско¬

та — цель его поездки. Здесь он нашел только двух те¬

лок с подозрением на туберкулез и великолепного джер-

сейского борова, чувствовавшего себя как нельзя лучше.

Боров весил шестьсот фунтов; ни блеск глаз, ни живость

движений, ни лоснящаяся щетина не давали оснований

предположить, что он болен. Боров недавно прибыл из

штата Айова и должен был, по установленным в име¬

нии правилам, выдержать определенный карантин. В

списках торгового товарищества он значился как Бургесс

Первый, двухлетка, и обошелся Форресту в пятьсот дол¬

ларов.
Отсюда Форрест свернул на одну из тех дорог, кото¬

рые расходились радиусами от Большого дома, догнал

Креллина, своего свиновода, дал ему в течение пятими¬

нутного разговора инструкции, как содержать в ближай-

ш‘ие месяцы Бургесса Первого, и узнал, что его велико¬

лепная первоклассная свиноматка Леди Айлтон, преми¬

рованная на всех выставках от Сиэтла до Сан-Диего и

удостоенная голубой ленты, благополучно разрешилась

одиннадцатью порюсятами. Креллин рассказал, что проси¬

дел возле нее чуть не всю ночь и едет теперь домой,

чтобы принять ванну и позавтракать.
—	Я слышал, что ваша старшая дочь окончила шко¬
18

лу и собирается поступить в Стэнфордский универси¬

тет?— спросил Форрест, сдержав лошадь, которую он

уже хотел пустить галопом.
Креллин, молодой человек лет тридцати пяти, рано

дозревший оттого, что давно стал отцом, и еще юный

благодаря честной жизни и свежему воздуху, был поль¬

щен вниманием хозяина; он слегка покраснел под зага¬

ром и кивнул.
—	Обдумайте это хорошенько,— продолжал Фор¬

рест.— Вспомните-ка всех известных вам девушек, окон¬

чивших колледж или учительский институт: многие ли

работают по своей специальности? А сколько в течение

ближайших же двух лет по окончании курса повыходили

замуж и обзавелись собственными младенцами?
—	Но Елена относится к учению очень серьезно,—

возразил Креллин.
—	А помните, когда мне удаляли аппендикс,— сно¬

ва заговорил Форрест,— за мной ухаживала одна уме¬

лая сиделка — самая прелестная девушка, какая когда-

либо ходила по земле на прелестных ножках. Она всего

за шесть месяцев до этого получила свидетельство квали¬

фицированной сиделки. И не прош!ло и четырех месяцев,

как мне пришлось послать ей свадебный подарок. Она

вышла замуж за агента автомобильной фирмы. С тех пор

она все время кочует по гостиницам и ни разу не имела

возможности применить свои знания, тем более что и

детей они не завели. Правда, теперь у нее опять появи¬

лись надежды... Но то ли это будет, то ли нет, а пока

она и так совершенно счастлива. К чему же все ее уче¬

ние?..
Как раз в это время мимо них прошел пустой удоб¬

ритель, и Креллину пришлось отступить, а Форресту

отъехать к самому краю дороги. Форрест с удовольстви¬

ем оглядел запряженную в удобритель рослую, удиви¬

тельно пропорционально сложенную кобылу, многочис¬

ленные премии которой, так же как и премии ее предков,

потребовали бы особого эксперта, чтобы их перечислить

и классифицировать.
—	Посмотрите на Принцессу Фозрингтонскую,— за¬

метил Форрест, указывая на лошадь, радовавшую его

взоры.— Вот настоящая производительница. Только слу¬

чайно, благодаря селекции во многих поколениях, стала
19

она животным, приспособленным для перевозки тяжестей.

Но не это в ней главное: главное то, что она произнодн-

тельница. И для наших женщин в большинстве случаев

самое главное — любовь к мужчине и материнство, к ко¬

торому они предназначены природой. В биологии нет ни¬

каких оснований для всей этой современной женской

кутерьмы из-за работы и политических прав.
—	Но есть основания экономические,— возразил

Креллин.
—	Несомненно,— согласился Форрест и продол¬

жал: — Наш промышленный строй не дает женщинам

возможности выйти замуж и заставляет их работать. Но

не забудьте, что промышленные системы приходят и

уходят, а законы биологии вечны.
—	В наше время одной семейной жизнью молодых

женщин не удовлетворишь,— продолжал настаивать

Креллин.
Дик Форрест недоверчиво засмеялся.
—	Ну, не знаю! — сказал он.— Возьмем хотя бы ва¬

шу жену: получила диплом, да еще университетский по

факультету древних языков! А зачем ей это нужно? У нее

два мальчика и три девочки, если не ошибаюсь. А вашей

невестой она стала — помните, вы говорили?—еще за

полгода до окончания курса...
—	Так-то так, но...—‘ настаивал Креллин, хотя в его

глазах мелькнуло что-то, показывавшее, что он согласен

со своим ХОЗЯИНОМ;— во-первых, это было пятнадцать лет

назад, а во-вторых, мы отчаянно влюбились друг в

друга. Чувство было сильнее нас. Тут, я не спорю, вы

правы. Она мечтала о великих деяниях, а я мог, в луч¬

шем случае, рассчитывать на деканство в сельскохозяй¬

ственном колледже. И все-таки чувство пересилило, и мы

поженились. Но ведь с тех пор прошло целых пятнадцать.

лет, а за эти годы в жнзни, в стремлениях, в идеалах

нашей женской мюлодежи изменилось очень многое.
—	Не верьте этому, мистер Креллин, не верьте! По¬

смотрите статистику. То, о чем вы говорите, случайно и

очень относительно. Каждая женщина была и останется

женщиной прежде всего. Пока наши девочки будут иг¬

рать в куклы и любоваться на себя в зеркало, женщина

будет тем, чем была всегда: во-первых, матерью, вэ- “

вторых, подругой мужчины, женой. Это, повторяю, под¬
20

тверждается статистикой. Я следил за судьбою женщин,

окончивших учительский институт. Не забудьте, что те

из них, кто выходит замуж до окончания курса, исклю¬

чаются из института. Но и те, кто успевает окончить

его, преподают в среднем не больше двух лет. А если

принять во внимание, что многие из кончающих некра¬

сивы или незадачливы и обречены судьбой оставаться

старыми девами и всю жизнь преподавать, то срок рабо¬

ты тех, кто выходит замуж, еще сократится.
—	И все-таки женщина, даже девочка, всегда сде^

лает все по-своему, наперекор мужчине,— пробормотал

Креллин, пасуя перед цифрами, приведенными Форре*»

стом, и решив на досуге изучить их.
—	Значит, ваша дочка поступит в университет,— рас¬

смеялся Форрест, готовясь пустить лошадь галопом,— а

вы, и я, и все мужчины до ско*нчания века будут позво**

лять женщинам делать все, что им вздумается?
Провожая взглядом быстро уменьшавшуюся фигуру

хозяина и его лошади, Креллин улыбнулся. Он подумал:

«А где же ваши собственные ребята, мистер Форрест?»—•

и решил за утренним кофе рассказать жене об этом раз¬

говоре.
Прежде чем вернуться к Большому дому, Дик Фор¬

рест остановился еще раз.
Человека, которого он окликнул, звали Менденхол¬

лом; это был управляющий конюшнями и специалист по

пастбищам. Про него говорили, что он знает в имении

не только каждую травинку с той минуты, как появился

pocTOKj но и высоту травинки.
По знаку Форреста Менденхолл остановил пару трех¬

леток, которых он объезжал в пароконной двуколке.
Окликнул же его Форрест после того, как вниматель¬

но вгляделся в северный конец долины Сакраменто: там

на много миль тянулась волнистая линия холмов, оза-«

ренных солнцем и уже покрытых яркой, свежей зеленью.
Происшедший затем разговор был краток и свелся

к немногосложным вопросам и ответам. Они давно на¬

учились понимать друг друга. Речь шла о травах, о зим¬

них дождях и возможности поздних весенних дождей.

Упоминались речки — Литтл Койот и Лос-Кватос, хол¬

мы Йоло и Миримар, а также Биг Бэзин, Раунд Вэллей и

горные кряжи Сан-Ансельмо и Лос-Банос. Обсуждалис^^ь
21

теперешние, прошлые и будущие передвижения стад и

гуртов, надежды на травы, посеянные на горных паст¬

бищах, производился приблизительный подсчет сена, ос^

тавшегося в отдаленных сараях, укрытых в горных до¬

линах, где скот зимовал и кормился.
Под дубами, у коновязи, Форресту не пришлось са¬

мому возиться с Фурией. Подбежавш’ий конюх принял

ее. Форрест на ходу бросил несколько слов относительно

Дадди, выездной лошади, и вскоре его шпоры зазвенели

на крыльце дома.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Открыв тяжелую тесовую дверь, обитую железными

гвоздями, Форрест вошел в один из флигелей Большого

дома. И дверь и помещение за ней, с бетонным полом и

многочисленными дверями, напоминали средневековую

тюремную башню. Одна из них распахнулась, на пороге

показался китаец в белом фартуке и крахмальном кол¬

паке, а за ним следом вырвался глухой гул динамома¬

шины. Этот гул и отвлек Форреста от его цели. Он

остановился и, придержав дверь, заглянул в освещенную

электрическими лампами прохладную бетонированную

комнату, где стоял длинный стеклянный холодильник со

стеклянными полками, соединенный с машиной для из¬

готовления искусственного льда и с динамо. На полу в

засаленном рабочем комбинезоне сидел на корточках

весь измазанный грязью человечек. Форрест кивнул ему.
—	Что-нибудь не ладится, Томсон?
—	Не ладилось,— последовал краткий исчерпываю¬

щий ответ.
Форрест закрыл дверь и пошел по длинному, словно

туннель, коридору. Узкие окна, похожие на бойницы сред¬

невекового замка, пропускали скудный свет. Другая дверь

привела его в длинную низкую комнату с бревенчатым

потолком; камин был так велик, что в нем можно было

бы зажарить целого быка. На рдеющих углях ярко пы¬

лал толстый пень. В комнате стояли два бильярда, не¬

сколько карточных столов, небольшая стойка с напитка¬

ми, а по углам — кресла и диваны. Два молодых чело¬

века, натиравшие мелом свои кии, ответили на приветст/

вне Форреста,
22

—	с добрым утром, мистер Нэйсмит,— весело обра¬

тился Форрест к одному из них.— Набрали еще мате¬

риал для «Газеты скотовода»?
Нэйсмит, молодой человек лет тридцати, в пенсне,

смущенно улыбнулся и, подмигнув, указал на своего то¬

варища.
—	Да вот Уэинрайт вызвал меня...
—	Другими словами, Льют и Эрнестина продолжают

сладко спать! — засмеялся Форрест.
Уэйнрайт хотел ответить на шутку хозяина, но не

успел: тот уже отошел от него, на ходу бросив Нэйсмиту

через плечо:
—	Хотите ехать со мной в половине двенадцатого?

Мы с Тэйером отправляемся в машине смотреть щроп-

широв. Ему нужны бараны, десять вагонов; и для вас,

наверно, найдется подходящий материал по части вывоза

скота в штат Айдахо. Захватите фотоаппарат. Вы с Тэй¬

ером нынче утром виделись?
—	Он шел завтракать, как раз когда мы уходили из

столовой,— вмешался Берт Уэйнрайт.
—	Если увидите его, скажите, чтобы он был готов к

половине двенадцатого. Тебя, Берт, я не приглашаю...

Ил сострадания: к тому времени девицы наверняка вста¬

нут.
—	Воз1ЬМ'И с собой хоть Риту! — жалобно попро¬

сил Берт.
—	Боюсь, что не смогу,— ответил Форрест уже в две¬

рях,— мы едем по делам. Да и Риту с Эрнестияой, как

тебе известно, водой не разольешь.
—	Вот мне и хотелось, чтобы это хоть раз случи¬

лось,— усмехнулся Берт.
—	Удивительно! Братья почему-то никогда не ценят

своих сестер,— заметил Форрест.— Мне всегда казалось,,

что Рита очень славная сестренка. Чем она тебе не уго¬

дила?
Не дожидаясь ответа, он за1крыл за собою дверь, и

звон его шпор донесся из коридора, а затем с витой лест¬

ницы. Поднимаясь по ее широким бетонным ступеням, он

услышал наверху звуки рояля и, привлеченный ритмом

веселого танца и взрывами смеха, заглянул в светлую

комнату, всю залитую солнцем. За роялем сидела моло¬

дая девушка в розовом кимоно и утреннем чепчике, а
23

две других, тоже в кимоно, иополняли какой-то фанта-

стич^кий танец: его не изучали ни в каких танцклассах^

и он отнюдь не предназначался для мужских глаз.
Девушка, сидевшая за роялем, сразу увидела Фор¬

реста, подмигнула ему и продолжала играть. Танцующие

заметили его лишь через несколько минут. Они взвизг¬

нули, смеясь, упали друг другу в объятия, и музыка обо¬

рвалась. Все трое были силыньге, молодые и здоровые, и

при виде их в глазах Форреста засветилось такое же удо¬

вольствие, какое светилось в них, когда он смотреЛ на

Принцессу Фозрингтонскую.
Начались взаимные насмешки и поддразнивания, как

бывает обычно, когда соберется молодежь.
—	Я здесь уже пять минут,— уверял их Дик Фор¬

рест.
Обе танцовщицы, желая скрыть свое смущение, за¬

явили, что сильно сомневаются в этом, и стали приво¬

дить примеры его будто бы общеизвестной лживости. Си-

девш*ая за роялем Эрнестина, сестра его жены, утвержда¬

ла, наоборот, что уста его, как всегда, глаголют истину,

что она видела его с первой же минуты, как он вошел, и

410, по ее расчетам, он смотрел на них гораздо дольше,

чем пять минут.
—	Ну, как бы там ни было,— прервал он их болтоп-

ню,— Берт, этот невинный младенец, даже не подозре¬

вает, что вы уже встали.
—	Встали, да... но не для него!—заявила одна из

танцевавших девушек, похожая на веселую юную Вене¬

ру.— И не для вас тоже! А потому убирайтесь-ка отсюда,

мой мальчик, марш!
—	Послушайте, Льют,— сурово начал Форрест.—

Хоть я и дряхлый старец, а вам только что исполни¬

лось восемнадцать лет — ровно восемнадцать — и вы

случайно приходитесь мне свояченицей, но из этого во¬

все не следует, что вам можно надо мной куражиться.^

Не забудьте, и я должен констатировать этот факт, как

сие ни лрискорбно для вас, исключительно в интересах

Риты,— не забудьте, что за истекшие десять лет мне

приходилось награждать вас шлепками гораздо чаще,

чем вам теперь хочется признать. Правда, я уже не

так молод, как был когда-то, но...— он пощупал мыш¬

цы на правой руке и сделал вид, что хочет засучить ру¬
24

кава,— но еще не совсем развалина; и если вы меня до¬

ведете...
—	Что будет, если доведу? — вызывающе подхватила

Льют.
—	Ехл'и вы меня доведете... — пробормютал он угро¬

жающе.— Если... Кстати, я должен, к моему прискорбию,

вам заметить, что у вас чепчик набок. Кроме того, он мне

кажется вообще не слишком удачным произведением ис¬

кусства. Я сшил бы вам чепчик гораздо больше к лицу,

даже зажмурившись, даже во сне и даже... если бы

у меня была морская болезнь.
Льют задорно качнула белокурой головкой, взглянула

на подруг, как бы прося поддержки, и заявила:
—	Сомневаюсь!.. Неужели вы воображаете, что мы

втроем не справимся с одним пожилым, не в меру тучным

и дерзким мужчиной? Как вы думаете, девочки? Давай-

те-ка возьмемся за него все вместе! Ведь ему не меньше

сорока лет, у него аневризм сердца, и — хотя не следует

выдавать семейных тайн — в доверш^ение всего менье-

рова болезнь.
Эрнестина, маленькая, но крегасая восемнадцатилет¬

няя блондинка, выскочила из-за рояля, и все три девуш¬

ки совершили набег на стоявший в амбразуре диван;

захватив каждая по диванной подушке и отойдя друг от

друга так, чтобы можно было хорошенько размахнуться,

они двинулнсь на врага.
Форрест приготовился, затем поднял руку для пере¬

говоров.
—	Трусишка!—насмешливо закричали они вразно¬

бой и повторили хором:—Трусишка!
Он упрямо покачал головой.
—	Вот за это и за прочие ваш»и дерзости вы все три

будете наказаны по заслугам. Сейчас передо мной с осле¬

пительной ясностью встают все нанесенные мне в жизни

обиды. Через минуту я начну действовать. Но сначала.

Льют, как сельский хозяин, со всем смирением, на какое

я способен, прошу вас: объясните, ради создателя, что

это за штука — меньерова болезнь. Овцы могут зара¬

зиться ею?
—	Меньерова болезнь — это,— начала Льют,— это..»

как. раз то, что у вас. И единственные живые существа,

которых постигает меньерова болезнь,— бараны.
25

Враги брсх:ились друг на дрзпга и вступили в ярост-

иую схватку. Форрест сразу атаковал противиика излюб¬

ленным в Калифорнии футбольным приемом, который

применялся еще до распространения регби; но девушкй,

пропустив его, ринулись на него с флангов и обстреляли

подушками. Он тут же обернулся, раскинул руки и, со¬

гнув пальцы, словно крючком, зацепил всех трех сразу.

Теперь это уже был смерч, в центре которого вертелся

человек со шпорами, а вокруг него крутились полы шел¬

ковых кимоно, летели во все стороны туфли, чепчики,

шпильки. Слышались глухие удары подушек, рычание

атакуемого, писк, визг и восклицания девушек, неудер¬

жимый хохот и треск рвущихся шелковых тканей.
Наконец Дик Форрест оказался лежащим на полу,

полузадушенный и оглушенный ударами подушек; в руке

он сжимал растерзанный голубой шелковый пояс, за¬

тканный красными розами.
На пороге одной из дверей стояла Рита, ее лицо пы¬

лало; она насторожилась, как лань, готовая бежать. В

другой — не менее разгоряченная Эрнестина застыла в

гордой позе матери Гракхов; она стыдливо завернулась

в остатки своего кимоно и целомудренно придерживала

его локтем. Спрятавшаяся было за роялем Льют пьгга-

лась бежать оттуда, но ей угрожал Форрест. Он стоял

на четвереньках, изо всей силы ударял ладонями о пар¬

кет и свирепо вертел головой, подражая реву разъярен¬

ного быка.
—	И люди все еще верят в доисторический миф, буд-

ю это жалкое подобие человека, распростертое здесь

во прахе, когда-то помогло команде Беркли побе¬

дить Стэнфорд! — торжественно провозгласила Эрнес¬

тина, которая находилась в большей безопасности, чем

остальные.
Она тяжело дышала, и Форрест с удовольствием за¬

метил трепет ее груди под легким блестящим вишневым

шелком. Когда он взглянул на других, то ув-идел, что и

они выбились из сил.
Рояль, за которым спряталась Льют, был небольшой,

ярко-белый, с золотом, в стиле этой светлой комнаты;

предназначенной для утренних часов; он стоял на неко¬

тором расстоянии от стены, и Льют могла бежать в обе^

стороны. Форрест вскочил на ноги и потянулся к ней че-"
26

рез широкую плоскую деку инструмента. Он сделал вид,

что хочет перепрыгнуть, и Льют воскликнула в ужасе:
—	Шпоры, Дик! Ведь на вас шпоры!
—	Тогда подождите, я их сниму,— отозвался он.
Только он наклонился, чтобы отстегнуть их, как Льют
сделала попытку бежать, но он расставил руки и опять

загнал ее за рояль.
—	Ну смотрите! —закричал он.— Все падет на вашу

голову! Если на крышке рояля будут царапины, я пожа¬

луюсь Паоле.
—	А у меня есть свидетельницы,— задыхаясь, крик¬

нула Льют, показывая смеющимися голубыми глазами

на подруг, стоявших в дверях.
—	Превосходно, милочка! — Форрест отступил назад

и вытянул руки.— Сейчас я доберусь до вас.
Он мгновенно выполнил свою угрозу: опершись рука¬

ми о крышку рояля, боком перекинул через «его свое те¬

ло, и страшные шпоры пролетели на высоте целого фута

над блестящей белой поверхностью. И так же мгновен¬

но Льют нырнула под рояль, намереваясь проползти под

ним на четвереньках, но стукнулась головой о его дно

и не успела еще опомниться от уш!иба, как Форрест ока¬

зался уже на той стороне и загнал ее обратно под рояль.
—	Вылезайте, вылезайте, нечего! — потребовал он.—

И получайте заслуженное возмездие.
—	Смилуйтесь, добрый рыцарь,— взмолилась

Льют.— Смилуйтесь во имя любви и всех угнетенных

прекрасных девушек на свете!
—	Я не рыцарь,— заяв-ил Форрест низким басом.—

Я людоед, свирепый, неисправимый людоед. Я родился

в болоте. Мой отец был людоедом, а мать моя — еще бо¬

лее страшной людоедкой. Я засыпал под вопли пожи¬

раемых детей. Я был проклят и обречен. Я питался толь-»

ко кровью девиц из Милльского пансиона. Охотнее всего

я ел на деревянном полу, моим любимым кушаньем был

бок М10ЛОДОЙ девицы, кровлей мне служил рояль. Мой

отец был не только людоедом, он занимался и конокрад-»

ством. А я еще свирепее отца, у меня больше зубов. По-»

мимо людоедства, моя мать была в Неваде агентом по

распространению книг и даже подписке на дамские жур¬

налы! Подумайте, какой позор! Но я еще хуже моей ма¬

тери: я торговал безопасными бритвами!
27

—	Неужели ничто не мажет смягчить и очаровать

ваше суровое сердце? — молила Льют, в то же время го¬

товясь при первой возможности к побегу.
—	«Только одно, несчастная! Только одно на небе,

на земле и в морской пучине».
Эрнестина прервала его легким возгласом негодова¬

ния — ведь это был плагиат.
—	Знаю, знаю,— продолжал Форрест.— Смотри

Эрнст Досон, страница двадцать седьмая, жиденькая

книжонка с жиденькими стихотворениями для девиц,

заключенных в Милльский пансион. Итак, я возвестил,

до того как меня прервали: единственное, что способно

смягчить и успокоить мое лютое сердце,— это «Молитва

девы». Слушайте, несчастные, пока я не отгрыз ваши

уши порознь и оптом! Слушайте и вы, глупая, толстая,

коротконогая и безобразная женщина — вы там, под ро¬

ялем! Можете вы исполнить «Молитву девы»?
Ответа не последовало. В это время из обеих дверей

раздались восторженные вопли, и Льют крикнула из-под

рояля входившему Берту Уэйнрайту:
—	На помощь, рыцарь, на помощь!
—	Отпусти деву сию! — приказал Берт.
—	А ты кто?—вопросил Форрест.
—	Я король Джордж, то есть святой Георгий.
—	Ну что ж! В таком случае я твой дракон,—с долж¬

ным смирением признал Форрест.— Но прошу тебя, по¬

щади эту древнюю, достойную и несравненную голову,

ибо другой у меня нет.
—	Отрубите ему голову! — скомандовали его три

врага.
—	Подождите, о девы, молю вас!— продолжал

Берт.— Хоть я и ничтожество, но мне страх неведом. Я

схвачу дракона за бороду и удушу его же бородой, а по¬

ка он будет медленно издыхать, проклиная мою жесто¬

кость и беспощадность, вы, прекрасные девы, бегите в

горы, чтобы долины не поднялись на вас. Йоло, Петалу¬

ме и Западному Сакраменто грозят океанские волны и

огромные рыбы.
—	Отрубите ему голову! — кричали девушки.— А по¬

том надо его заколоть и зажарить целиком.
—	Они не знают пощады. Горе м*не! — простонал Фор¬

рест.— Я погиб! Вот они, христианские чувства молодых
28

девиц тысяча девятьсот четырнадцатого года! А ведь они

в один прекрасный день буд)гг участвовать в голосо¬

вании, если еще подрастут и не повыскочат замуж за ино¬

странцев! Бери, святой Георгий, мою голову! Моя пе¬

сенка спета! Я умираю и останусь навсегда неведом по¬

томству!
Тут Форрест, громко стеная и всхлипывая, лег на пол,

начал весьма натурально корчиться и брыкаться, отчаян¬

но звеня шпорами, и наконец испустил дух.
Льют вылезла из-под рояля и исполнила вм1эсте с Ри¬

той и Эрнестиной импровизированный танец — это фу¬

рии плясали над телом убитого.
Но мертвец вдруг вскочил. Он сделал Льют тайный

знак и крикнул:
. — А герой-то! Героя забыли! Увенчайте его цветами!
И Берт был увенчан полуувядш'ими ранними тюльпа¬

нами, которые со вчерашнего дня стояли в вазах. Но ко¬

гда сильной рукой Льют пучок намокших стеблей был

засунут ему за ворот, Берт бежал. Шум погони гулко раз¬

несся по холлу и стал удаляться вииз по лестнице, в сто¬

рону бильярдной. А Форрест поднялся, привел себя, на¬

сколько мог, в порядок и, улыбаясь и поз<ванивая шпо¬

рами, продолжал свой путь по БЬл1?шому дому.
Он прошел по двум вымощенным кирпичом и крытым

испанской черепицей дворикам, которые утопали в ран¬

ней зелени цветущих кустарников, и, все еще тяжело ды¬

ша от веселой возни, вернулся в свой флигель, где его

поджидал секретарь.
—	С добрым утром, мистер Блэйк,— приветствовал

его Форрест.— Прюстите, что опоздал.— Он взглянул на

свои часы-браслет.— Впрочем, только на четыре мину¬

ты. Вырваться раньше я не мог.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
с девяти до десяти Форрест и его секретарь занима¬

лись перепиской со всякими учеными обществами, питом¬

никами и сельскохозяйственными организациями.
У рядового дельца, работающего без секретаря, это

отняло бы весь день. Но Дик Форрест поставил себя в

центре н^'коей созданной им системы, которой он втайне
29

очень гордился. Важные письма и бумаги он подписывал

собственноручно; на всем остальном мистер Блэйк ста¬

вил его штамп. В течение часа секретарь стенографиро¬

вал подробные ответы на одни письма и готовые форму-

л1гровки ответов на другие. Мистер Блэйк считал в душе,

что он работает гораздо больше своего хозяина и что по¬

следний просто феномен по части откапывания работы

для своих служащих.
Ровно в десять вошел Питтмен— консультант по вы¬

ставочному скоту, и Блэйк удалился в свою контору, уко^

ся лотки с письмами, пачки бумаг и валики от дикто¬

фонов.
С десяти до одиннадцати беспрерывно входили и вы¬

ходили управляющие и экономы. Все они были вышко¬

лены, умели говорить кратко и экономить время. Дик

Форрест приучил их к тому, что когда они являются с

докладом или предложением—колебаться и размышлять

уже поздно: надо думать раньше. В десять часов Блэйка

сменял помощник секретаря Бонбрайт, садился рядом с

хозяином, и его неутомимый карандаш*, летая по бумаге,

записывал быстрые, как беглый огонь, вопросы и отве¬

ты, отчеты, планы и предложения. Эти стенографические

записи, которые потом расшифровывались и переписыва¬

лись на машинке в двух экземплярах, были прямо кош¬

маром для управляющих и экономов, а иногда играли и

роль Немезиды. Форрест и сам обладал удивительной

памятью, однако он любил доказывать это, ссылаясь на

записи Бонбрайта.
Нередко после пяти- или десятиминутного разговора

с хозяином служащий выходил от него весь в поту, вымо¬

танный, разбитый, словно пропущенный через мясоруб¬

ку. В этот короткий, но чрезвычайно напряженный час

Форрест брался за каждого по-хозяйски, вникая во все

детали его особой, сложной области. Так, Томпсону, ме¬

ханику, о»н за четыре быстролетных минуты указал, по¬

чему динамо при холодильнике Большого дома работает

неправильно, подчеркнув, что виноват сам Томпсон; за¬

ставил Бонбрайта записать страницу и главу той книги

из библиотеки, которую должен был по этому случаю

прочесть Томпсон; сообщил ему, что Паркмен, управляю-

ш]ий М10ЛОЧНОЙ фермой, недоволен работой доильных ма¬

шин и что холодильник на бойне работает с перебояМи.
30

Каждый из его служащих был в своей области спе-

ц15алистом, но Форрест, по общему признанию, знал все.

Так,. Полсон — агроном, ответственный за пахоту, жало¬

вался Досону — агроному, ответственному за уборку

урожая:
—	Я служу здесь двенадцать лет и не замечал, чтобы

Форрест когда-нибудь прикоснулся к плугу, а вместе с

тем он, черт бы его побрал, на этом деле собаку съел!

Знаете, он просто гений! Вот такой случай: он был занят

чем-то другим я притом ему надо было следить, чтобы

Фурия не выкинула какое-нибудь опасное коленце, а на

следующий день он в разговоре заметил, будто мимохо¬

дом, что поле, мимо которого о« проезжал, вспахано на

глубину стольких-то дюймов — и притом с точностью до

полдюйма—и что пахали его плугом такой-то системы...

А возьмите запашку Поппи Мэдоу — знаете, над Литтл

Мэдоу, на Лос-Кватос... Я просто не знал, что с ней де¬

лать,— мне пришлось вывернуть и подзол. Ну, думаю,

как-'нибудь сойдет! Когда все было кончено, он проехал

мимо. Я глаз с него не опускал, а 01Н даже как будто и

не взглянул на поле, но на следующее утро я получил в

конторе такой нагоняй!.. Нет, мне не удалось провести

его. С тех пор я никогда и не пытаюсь...
Ровно в одиннадцать Уордмен, ученый овцевод, ушел

от Форреста, получив приказание отправиться к поло¬

вине двенадцатого в машине вместе с Тэйером, покупате¬

лем из Айдахо, смотреть шропширских овец; удалился и

Бонбрайт, чтобы разобраться в сделанных сегодня замет¬

ках. Форрест наконец остался один. Из проволочного

лотка, где хранились неоконченные дела,— таких лотков

было множество, и они были поставлены один на другой

по пять штук,— он извлек изданную в штате Айова бро-

ш’юру о свиной холере и стал ее просматривать.
В свои сорок лет Форрест выглядел весьма внуши¬

тельно. Высокий рост, большие серые глаза, темные рес¬

ницы и брови, прямой, не очень высокий лоб, светло-каш¬

тановые волосы, слегка выступающие скулы и под ними

обычные для такого строения черепа легкие впадины;

челюсти крепкие, но не массивные, тонкие ноздри, нос

прямой, не слишком крупный, подбородок не раз¬

двоенный, крутой, но без тяжести; губы почти женствен¬

ные и мягко очерченные, но чувствуется, что они могут
31

принимать очень твердое выражение. Кожа на лице

гладкая, покрытая загаром, и только над бровями—там,

куда падала тень широкополой шляпы,— лоб оставался

белым.
В уголках рта и глаз таился смех, и самые морщинки

вокруг губ казались следом только что исчезнувшей улыб¬

ки. Вместе с тем каждая черта в лице этого человека го¬

ворила о спокойной силе и уверенности. Да, Дик Фор¬

рест был уверен в себе: уверен, что когда он протянет ру¬

ку к столу за нужной вещью, то безошибочно и мгновен¬

но найдет эту вещь — ни на дюйм правее или левее, а

именно там; где ей быть надлежит; уверен, пробегая

брошюру о свиной холере, что его ясный и внимателыный

ум не пропустит ничего существенного; уверен в своем

сильном теле, когда, сидя перед письменным столом на

вращающемся кресле, он откидывался на его крепкую

спинку; уверен в своем сердце и уме, в своей жизни и ра¬

боте, в самом себе и во всем, что ему принадлежит.
И он имел право на такую уверенность: его тело,

мозг и жизненный путь выдержали немало испытаний.

Сын богатых родителей, он никогда не мотал отцовских

денег. Рожденный и воспитанный в городе, он вернулся к

земле и так преуспел, что где бы скотоводы ни встрети¬

лись, они непременно упоминали его имя. Огромное име¬

ние его было свободно от долгов и закладных. Он был

владельцем двухсот пятидесяти тысяч акров земли стои¬

мостью от тысячи до ста долларов за акр и от ста долла¬

ров до десяти центов, причем была даже такая земля,

которая не стоила и пенни. Местное сельское население

и не представляло себе, какие суммы он затрачивал на

обработку и улучшение этих угодий, на осушку лугов и

болот, прокладывание дорог и оросительных каналов, воз¬

ведение построек и содержание Большого дома.
В его хозяйстве все до последней мелочи было поста¬

влено на широкую ногу и вместе с тем вполне отвечало

последнему слову науки. Его управляющие пользовались

бесплатными квартирами в домах, стоивших от пяти до

десяти тысяч долларов, а жалованье они получали в за¬

висимости от своих качеств; это были лучш’ие специали¬

сты, собранные со всего материка, от Атлантического до

Ткхого океана. Если ему нужны были бензиновые трак¬

торы для вспашки низменностей, он покупал сразу боль¬
32

шую партию. А если он запруживал воду в горах, то

строил огромные плотины, создавал целые озера вме¬

стимостью чуть не в миллиард галлонов воды. Ехли Дик

осушал болота, то, вместо того чтобы поручать это спе¬

циальным предприятиям, он сам выписывал мощные

землечерпалки; когда же в его имении не было такой ра¬

боты, он брал подряды на осушение болотистых земель

у соседних крупных фермеров и заключал договоры с

земельными компаниями и корпорациями за сотни миль

от Большого дома, вверх и вниз по реке Сакраменто.
Он был достаточно умен и понимал, что без чужого

ума не обойдешься и что, покупая эти чужие умы, при¬

ходится платить самым способным значительно больше

эбычной рьгаочной цены,— достаточно умен, чтобы на¬

правлять эти купленные им умы на служение его инте¬

ресам.
И вот ему стукнуло сорок лет; его взгляд был ясен,

сердце билось ровно, он чувствовал себя здоровым и в

расцвете сил. Однако до тридцати он вел жизнь беспо¬

рядочную и сумасбродную. Тринадцати лет он убежал из

дс‘ма, оставленного ему отцом-миллионером; окончил уни¬

верситет, когда ему еще не было двадцати одного года,

а затем решил изведать соблазны всех сказочных гава¬

ней и сказочных морей. С трезвой головой и пылающ1Ш

сердцем шел он, смеясь, на любой риск, только бы полу¬

чить желанное, и окунулся в тот бурный мир приключе¬

ний, который буквально у него на глазах все же выну¬

жден был покориться закону и порядку.
В былые дни имя отца Форреста имело в Сан-Фра i-

циско магическую силу. Дом Форрестов на Ноб-Хилле,

где жили такие люди, как Флуды, Маккейи, Крокеры и

О’Брайены, был одним из первых воздвигнутых здесь

дворцов. Ричард Форрест, прозванный «Счастливчиком»,

отец Дика, прибыл сюда из Новой Англии через Панам¬

ский перешеек в поисках почвы для смелых торговых

предприятий; перед отъездом он интересовался быстро¬

ходными судами и строительством) быстроходных судов,

в Калифорнии же стал интересоваться земельными уча-

сткам)и в районе порта и речными пароходами, потом, ко¬

нечно, рудниками, а позднее — осушкой Комстока в Не¬

ваде и постройкой Южно-Тихоокеанской железной до¬

роги.
3.	Джек Лондон. Т. ХП.	33

Он делал только крупные ставки — крупно проигры¬

вал и крупно выигрывал; но выигрывал он всегда боль¬

ше, чем проигрывал,— ибо то, что он терял в одной игре,

в другой возвращалось ему сторицей. Деньги, нажитые

им на осушке Комстока, были спущены целиком в без¬

донные Даффодилские рудники в округе Эльдорадо. Все,

чтр ему удалось спасти от краха на Бениша-Лайн, он вло¬

жил в ртутные месторождения «Напа Консолидейтед»,

которые принесли ему пять тысяч процентов прибыли.

А потерянное в стоктонском буме он вернул с лихвой,

скупив земельные участки в Сакраменто и Окленде.
И когда в довершение всех авантюр «Счастливчик»

Форрест потерял после целого ряда неудач все свое со¬

стояние и дело дошило до того, что в Сан-Франциско уже

обсуждали, за какую цену дворец на Ноб-Хилле пойдет

с молотка, он снабдил некоего Дела Нелсона всем необ¬

ходимым! для экспедиции в Мексику. О результатах этой

экспедиции, даже по трезвым данным истории, известно,

что Дел Нелсон открыл такие богатейпгае месторожде¬

ния золота, как «Группа Харвест» с неистощимыми руд¬

никами Тэттлснейк, Войс, Сити, Дездемона, Буллфрог и

Йеллоу-Бой. Ошарашенный этим успехом, Дел Нелсон

спился в один год, поглотив целое море дешевого виски;

и так как наследства никто не оспаривал, ибо он был

совершенно одинок, то его долю в предприятии получил

«Счастливчик» — Ричард Форрест.
Дик Форрест был истинный сын своего отца — «Сча¬

стливчика» Ричарда, человека неутомимой энергии и

предприимчивости. Хотя отец был дважды женат и два¬

жды овдовел, бог не благословил его потомством. В тре¬

тий раз Ричард женился в 1872 году, когда ему было уже

пятьдесят восемь лет, а в 1874 году родился мальчик—

здоровяк и крикун, двенадцати фунтов весом,— правда,

он стоил жизни своей матери. Новорожденный поступил

на попечение десятка кормилиц и нянек, водворившихся

во дворце на Ноб-Хилле.
Маленький Дик развился рано. «Счастливчик» Ри¬

чард был демократом. Мальчику взяли учителя, и он за

год выучился всему тому, на что в школе потратил бы

три года, а освободившееся таким образом время посвя¬

щал играм на открьггом воздухе. Способности Дика и

демократизм его отца были причиной того, что старик
34

отдал сына в последний класс обычной народной шко¬

лы: пусть мальчик потрется там среди детей рабочих и

торговцев, доморощенных политиков и трактирщиков,
В школе он был просто учеником среди прочих учени-^

ков, и все миллионы отца не могли изменить того факта,

что не он, а сын подносчика кирпича Пэтси Хэллорэна

показал себя вундеркиндом в математике, а Мона Санг-

винетти, мать которой содержала зеленную, была рекордс¬

менкой по части правописания. Не помогли ему также

ни отцовские миллионы, ни дворец на Ноб-Хилле, когда

он, сбросив куртку, голыми кулаками, без всяких раун¬

дов и правил, дрался из последних сил то с Джимми

Батсом, то с Джаном Шоинским и другими мальчиками,

представителями того мужественного и крепкого поколе¬

ния, которое могло вырасти только в Сан-Франциско в

период его бурной и воинственной, мощной и здоровой

юности,—того поколения,, из которого вышло затем столь¬

ко боксеров, рассеявшихся по свету в поисках славы и

денег.
Самым умным, что «Счастливчик» Форрест мог сде¬

лать для сына, было дать ему эту демократическую за¬

кваску. В глубине души Дик никогда не забывал того,

что он живет во дворце с десятками слуг и что отец его—

могущественный и влиятельный миллионер, но вместе с

тем он научился уважать демократию и людей, которые

должны рассчитывать только на самих себя и на свои

руки. Он научился этому тогда, когда на классном со¬

стязании по орфографии победила Мона Сангвинетти,

а Берни Миллер обогнал его на состязаниях в беге.
И когда Тим Хэгэн в сотый раз разбил ему нос и гу¬

бы и после ряда ударов под ложечку повалил его, ослеп¬

ленного, задыхающегося, и Дик сопел и не мог пошеве¬

лить распухш^ими губами, то никакие дворцы и чековые

книжки не могли ему помочь. Он сам, своими кулаками,

должен был отстоять себя. Именно тут, весь в поту и в

крови. Дик научился упорной борьбе и умению не сда¬

ваться, даже когда битва проиграна. Удары, которые ему

наносил Тим, были ужасны, но Дик выдержал. Он кре¬

пился до тех пор, пока они не решили, что одному друго¬

го не побороть. Но к этому решению они пришли, только

когда оба в изнеможении лежали на земле, всхлипывая

от боли и тошноты, от бешенства и упрямства. После
35

этого они подружились и вместе верховодили на школь¬

ном дворе.
«Счастливчик» Ричард Форрест умер в том же ме¬

сяце, в каком Дик окончил школу. Дику исполнилось

тринадцать лет; у него было двадцать миллионов и ни

одного родственник^, который бы мог вмешиваться в

его жизнь. У него были, кроме того, дворцы, толпа слуг,

паровая яхта, конюшни и летняя вилла у моря, на юж¬

ном конце полуострова, в Мэнло, колонии набобов. Оди;1

только стеснительный придаток ко всему этому получил

он,— и это были его опекуны.
И вот в летний день в большой библиотеке Дик при¬

сутствовал на их первом совещании. Их было трое, все

пожилые, богатые, юристы и дельцы; все—бывшие ком¬

паньоны его отца. Когда они изложили Дику положение

дел, он почувствовал, что, несмотря на их самые бла¬

гие намерения, у него нет с ними решительно ни одной

точки соприкосновения. Ведь их юность была уже так

далека от них. Кроме того, ему стало совершенно яснэ,

что именно его, вот этого мальчика, судьбой которого они

так озабочены, эти пожилые мужчины совершенно не по¬

нимают. Поэтому Дик с присущей ему категоричностью

решил, что только он один в целом мире знает, что для

него самое лучшее.
Мистер Крокетт произнес длинную речь, и Дик вы¬

слушал ее с подобающим и настороженным вниманием,

кивая головой всякий раз, когда говоривший обращался

прямо к нему. Мистер Дэвидсон и мистер Слокум также

высказали свои соображения, и он отнесся к ним не ме¬

нее почтительно. Между прочим. Дик узнал из их слоя,

какой прекрасный и благородный человек был его отец,

а также, какую программу выработали его опекуны, что¬

бы сделать из него столь же прекрасного и благородно¬

го человека.
Когда они кончили свои объяснения, слово взял Дик.
—	Я все обдумал,— заявил он,— и прежде всего — я

отправлюсь путешествовать.
—	Путешествия — это потом, мой мальчик,— мягко

пояснил мистер Слокум.— Когда... ну... когда вы приго¬

товитесь в университет... вам будет очень полезно — да,

да, чрезвычайно полезно... провести годик за границей.
—	Разумеется,— торопливо вмешался мистер Дэвид¬
36

сон, заметив, что в глазах мальчика вспыхнуло недоволь¬

ство и он с бессознательным упорством сжал губы,—

разумеется, можно будет и до этого совершать небольшие

поездки, например, во время каникул... Мои коллеги, на^

верное, согласятся, что подобные поездки — разумеется,

при соответствующем руководстве и должном надзоре,—

что такие поездки во время каникул могут быть поучи¬

тельны и даже желательны.
—	А сколько, вы сказали, у меня денег?—спросил

Дик ни с того ни с сего.
—	Двадцать миллионов по самому скромному подсче¬

ту... да, примерно эта сумма,— не задумываясь, ответил

мистер Крокетт.
—	А если я скажу вам, что мне сейчас нужно сто

долларов? — продолжал Дик.
—	Но... это... гм...— и мистер Слокум вопросительно

посмотрел на своих коллег.
—	Мы были бы поставлены в необходимость спросить

вас, на что вам нужны эти деньги,— ответил мистер Кро¬

кетт.
—	А что, если я...— очень медленно проговорил Дик,

глядя в упор на мистера Крокетта,— если я отвечу вам,

что очень сожалею, но объяснять, зачем они мне нужны,

не хочу?
—	В таком случае вы бы их не получили,— ответил

мистер Крокетт весьма решительно, и в его ответе по¬

слышалось даже некоторое раздражение и досада.
Дик задумчиво кивнул головой, как бы стараясь за¬

помнить этот ответ.
—	Ну, конечно, мюй друг,— поспешно вмешался ми¬

стер Слокум,— вы же слишком молоды, чтобы распоря¬

жаться своими деньгам)и, сами понимаете. И пока м<ы

призваны это делать вместо вас.
—	Значит, я без вашего разрешения не могу взять

ни одного пенни?
—	Ни одного! — отрезал мистер Крокетт.
Дик снова задумчиво покачал головой и пробормо¬

тал:
—	О да, понимаю...
—	Конечно, вполне естественно и даже справедливо,

чтобы вы пол)гчали небольшие карманные деньги на ва¬

ши личные траты,—добавил мистер Дэвидсон.—Ну, ска¬
37

жем, доллар или два доллара в неделю. По мере того

как вы будете становиться старше, эту сумму можно бу¬

дет увеличивать. А когда вам минет двадцать один год,

вы, без сомнения, окажетесь в состоя1Нии управлять сво¬

ими делами самостоятельно; разумеется, и мы вам по¬

можем советами...
—	И хотя у меня двадцать миллионов, я до двадца¬

ти одного года не смогу взять даже сто долларо>в и истра¬

тить их как мне хочется?—спросил Дик очень сми¬

ренно.
Мистер Дэ^видсон решил было ответить утвердитель¬

но, но подбирал выражения помягче; однако Дик за¬

говорил снова:
—	Насколько я понимаю, мне можно тратить деньги

только после вашего общего решения?
Опекуны закивали.
—	И все то, на чем мы согласимся, будет иметь силу?
И опять опекуны кивнули.
—	Ну вот, я хотел бы сейчас же получить сто дол¬

ларов,— заявил Дик.
—	А для чего? — осведомился мистер Крокетт.
—	Пожалуй, я скажу вам,— ответил мальчик спокой¬

но и серьезно.— Я отправлюсь путешествовать.
—	Сегодня вы отправитесь в постель ровно в восемь

тридцать, и больше никуда,— резко отчеканил мистер

Крокетт.— Никаких ста долларов вы не получите. Дама,

о которой мы вам говорили, придет сюда к шести часам.

Вы будете ежедневно и ежечасно состоять на ее попече¬

нии, В шесть тридцать вы, как обычно, сядете с нею за

стол, и она позаботится о том, чтобы вы легли в надле¬

жащее время. Мы уже говорили вам, что она должна за¬

менить вам мать и смотреть за вами... Ну... чтобы вы

мыли шею и уши...
—	И чтобы я по субботам брал ванну,— с глубочай¬

шей кротостью докончил Дик.
—	Вот именно.
—	Сколько же вы... то есть я буду платить этой да¬

ме за ее услуги? — продолжал расспрашивать Дик с той

раздражающей непоследовательностью, которая уже

входила у него в привычку и выводила из себя учителей

и товарищей.
38

Впервые мистер Крокетт ответил не сразу и сначала

откашлялся.
—	Ведь это же я плачу ей, не правда ли? —настаи¬

вал Дик —Из моих двадцати миллионов? Верно?
«Вылитый отец»,— заметил про себя мистер Слокум.
—	Миссис Соммерстон — «эта дама», как вам угодно

было выразиться,— будет получать полтораста долларов

в месяц, что составит в год ровно тысячу восемьсот дол¬

ларов,— пояснил мистер Крокетт.
—	Выброшенные деньги,— заявил со вздохом Дик.—

Да еще считайте стол и квартиру!
Дик поднялся — тринадцатилетний аристократ не по

рождению, но потому, что он вырос во дворце на Ноб-

Хилле,— и стоял перед опекунами так гордо, что все трое

тоже невольно поднялись со своих кожаных кресел. Но

оя стоял перед ними не так, как стоял, быть может, не¬

когда маленький лорд Фаунтлерой, ибо в Дике жили две

стихии. Он знал, что человеческая жизнь многолика и

многогранна: недаром Мона Сангвинетти оказалась силь¬

нее его в орфографии и недаром он дрался с Тимом Хэгэ-

ном, а потом дружил с ним, деля власть над товарищами.
Он был сыном человека, пережившего золотую лихо¬

радку сорок девятого года. Дома он рос аристократом, а

школа воспитала в нем демократа. И его преждевремен¬

но развившийся, но еще незрелый ум уже улавливал раз¬

ницу между привилегированными сословиями и народ¬

ными массами. Помимо того, в нем жили твердая воля и

спокойная уверенность в себе, совершенно непонятная

тем трем пожилым джентльменам, в руки которых быда

отдана его судьба и которые взяли на себя обязанность

приумножать его миллионы и сделать из него человека

сообразно их собственному идеалу.
—	Благодарю вас за вашу любезность,— обратился

Дик ко всем трем.— Надеюсь, мы поладим. Конечно, эти

двадцать миллионов принадлежат мне, и, конечно, вы

должны сохранить их для меня, ведь я в делах ничего

не смыслю...
—	И поверьте, мой мальчик, что мы ваши миллионы

приумножим, бесспорно приумножим, и притом самыми

безопасными и испьгганными способами,— заявил мистер

Слокум.
—	Только, пожалуйста, без спекуляций,— предупре¬
39

дил их Дик.—Папе везло, но я часто слышал от него, что

теперь другие времена и уже нельзя рисковать так, как

прежде рисковали все.
На основании всего этого можно было, пожалуй, ре¬

шить, что у Дика мелочная и корыстная душонка. Нет!

Именно в-ЭТИ минуты он меньше всего думал о своих

двадцати миллионах. Его занимали мечты и планы, столь

далекие от всякой корысти и стяжательства, что они ско¬

рее роднили его с любым пьяным матросом, который рас¬

швыривает на берегу свое жалованье, заработанное за

три года.
—	Правда, я только мальчик,— продолжал Дик,— но

вы меня еще не очень хорошо знаете. Со временем мы

познакомимся ближе, а пока — еще раз спасибо...
Он смолк и отвесил легкий поклон, полный достоин¬

ства: к таким поклонам привыкают очень рано все лор¬

ды во всех дворцах на Ноб-Хилле. Его молчание говори¬

ло о том, что аудиенция кончена. Опекуны это поняли, и

они, товарищи его отца, с которыми тот вел крупнейшие

дела, удалились сконфуженные и озадаченные.
Спускаясь по ш‘ирокой каменной лестнице к ожидав¬

шему их экипажу, мистер Дэвидсон и Слокум были го¬

товы дать волю своему гневу, но Крокетт, только что воз¬

ражавший мальчику так сердито и резко, пробормотал

с восхищением:
—	Ах, стервец! Ну и стервец!
Экипаж отвез их в старый Тихоокеанский клуб, где

они еще с час озабоченно обсуждали будущность Дика

Форреста и жаловались на ту трудную задачу, которую

на них взвалил «Счастливчик» Ричард Форрест.
А в это время Дик торопливо спускался с горы по

слишком крутым для лошадей и экипажей, заросшим

травой мощеным улицам. Едва он оставил за собой жи¬

вописные холмы, виллы и пышные сады миллионеров и

спустился вниз, как тут же попал в узкие улички с дере¬

вянными лачугами, где жил рабочий люд. В 1887 году

Сан-Франциско еще представлял собой такую же беспо¬

рядочную смесь дворцов и трущоб, как и любой старый

европейский город; и Ноб.-Хилл, подобно средневековому

замку,^ вырастал из нищеты и грязи обыденной жизни,

которая ютилась у его подножия.
Дик наконец остановился на углу, возле бакалейной
40

лавки, над которой жил Тимюти Хэгэн-старший; Тимоти

мог. позволить себе эту роскошь — жить над головой

своих сограждан, содержавших семью на сорок — пять¬

десят долларов в месяц, так как служил в полиции и по¬

лучал сто.
Но тщетно Дик свистел под открытыми, не защищен¬

ными от солнца окнами: Тима Хэгэна-младшего не бы¬

ло дома. Наконец Дик смолк и принялся перебирать в

уме все те места неподалеку, где мог находиться его при¬

ятель; но в это время тот и сам появился из-за угла, бе¬

режно неся жестянку из-под лярда, полную пенящегося

пива. Он пробурчал какое-то приветствие, и Дик также

грубо буркнул ему что-то в ответ, точно всего час назад

не он так смело и надменно отпустил трех некоронован¬

ных королей огромного города. Он говорил, как обычный

мальчишка, и ничто в его тоне не показывало, что он—

будущий владелец двадцати миллионов, а со временем и

большего богатства.
—	Я не видел тебя после смерти твоего старика,— за¬

метил, поравнявшись с ним, Тим Хэгэн.
—	Зато видишь теперь. Верно? — отозвался Дик.—

Знаешь, Тим, я к тебе по делу.
—	Ладно, подожди, сначала отдам пиво моему стари¬

ку,— сказал Тим, следя опытным глазом за вздымающей¬

ся у краев жестянки пеной.— Раскричится, если подаигь

без пены.
—	А ты встряхни жестянку, вот и будет пена,— по¬

советовал .Дик.— Мне только на минутку. Дело в том,

что я нынче ночью удираю. Хочешь со мной?
Голубые ирландские глазки Тима загорелись любо¬

пытством.
—	А куда? — спросил он.
—	Не знаю. Так хочешь? Е1сли да, можно будет об¬

судить потом, когда будем уже в пути. Ты знаешь все

лучше меня. Ну как? Согласен?
—	Старик-то с меня шкуру спустит,— пробормотал

Тим.
—	Да ведь он колотил тебя и раньше, а твоя шкура,

кажется, еще цела,— последовал бессердечный ответ.—

Только скажи «да», и мы встретимся сегодня вечером в

девять часов у перевоза. Ну как? Идет? Словом, в де¬

вять я там буду.
41

—	А если я не явлюсь? — спросил Тил;.
—	Все равно, уеду один.— И Дик отвернулся, делая

вид, что собирается уходить; потом приостановился и

бросил небрежно:—Лучше, если бы вместе...
Тим встряхнул жестянку с пивом и отвечал так же не¬

брежно:
—	Да уж ладно. Приду.
Расставшись с Тимом, Дик принялся разыскивать не¬

коего Марковича, словенца, тоже бывшего школьного то¬

варища; его отец содержал дешевый ресторан, где мож¬

но было за двадцать центов получить очень приличный

обед. Молодой Маркович взял как-то у Дика в долг два

доллара, но Дик поладил с ним на одном долларе соро¬

ка центах, остальную же часть долга простил Марко¬

вичу.
Затем Дик не без робости и волнения прошелся по

Монтгомери-стрит, мимо украшавш^их эту оживленную

улицу многочисленных ломбардов и ссудных касс. С от¬

чаянной решимостью он наконец выбрал одну из них и

обменял там на восемь долларов и квитанцию часы, сто¬

ившие, как он знал, по меньшей мере пятьдесят.
Обед во дворце на Ноб-Хилле подавался в половине

седьмого. Дик явился домой без четверти семь и сразу

налетел на миссис Соммерстон. Это была полная пожи¬

лая дама, из некогда знаменитой, а теперь обедневшей

семьи Портер-Рингтон, финансовый крах которой потряс

в семидесятых годах все Тихоокеанское побережье. Не¬

смотря на свою полноту, она страдала, по ее словам,

«расстройством нервов».
—	Нет, нет, это невозможно, Ричард,— возмущенно

изрекла она.— Обед ждет уже целых четверть часа, а

вы еще не вымыли лицо и руки.
—	Простите, М1ИССИС Соммерстон,— извинился Дик.—

Я больше никогда не буду опаздывать. Да и вообще не

причиню вам впредь никакого беспокойства.
Они обедали вдвоем в огромной столовой, и Дик ста¬

рался занимать свою воспитательницу, ибо, хотя он и пла¬

тил ей жалованье, она все-таки была для него гостьей.
—	Когда вы устроитесь, вам будет здесь очень хоро¬

шо. Это уютный старый дом, да и слуги живут здесь уже

много лет.
—	Но, Ричард,— возразила она с улыбкой,— ведь
42

не от слуг зависит то, как я буду чувствовать себя здесь,

а от вас.
—	Я сделаю все, что могу,— любезно ответил он,— и

даже сверх того. Я очень сожалею, что сегодня опоздал.

Пройдут многие-многие годы, и я ни разу не опоздаю.

Я решил совсем не беспокоить вас. Вот увидите. Будет

так, словно меня и нет в доме.
Затем он пожелал ей спокойной ночи и, уходя, при¬

бавил, как бы что-то вспомнив:
—	Насчет одного я должен вас предупредить: это ка¬

сается повара, его зовут О-Чай. Он у нас в доме очень

давно, я даже не помню, сколько лет,— может быть, два¬

дцать пять, а то и тридцать; он готовил отцу, когда меня

еще не было на свете и когда не было этого дома. Он у

нас на особом положении и так привык все делать по-

своему, что вам придется с ним обращаться довольно

осторожно. Но если он вас полюбит^ то себя не пожа¬

леет, чтобы вам угодить. Меня он очень люб>ит. Сделай¬

те так, чтобы он и вас полюбил, и вам будет здесь очень

хорошо. А я, право же, не причиню вам больше никакого

беспокойства. Я сделаю так, будто меня нет в доме.
ГЛАВА ПЯТАЯ
в девять часов, минута в минуту, Дик, одетый в свое

самое старое платье, встретился с Тимом Хэгэном у пе¬

ревоза.
—	На север идти не стоит,— сказал Тим.— Скоро зи¬

ма, и спать будет холодно. Хочешь, пойдем на восток,

в сторону Невады и пустыни?
—	А еще куда можно?—спросил Дик.— Что, если

мы выберем юг и пойдем на Лос-Анжелос, Аризону, Но¬

вую Мексику и Техас? —предложил он.
—	Сколько ты раздобыл денег? —спросил Тим.
—	А тебе зачем? — возразил Дик.
—	Важно уйти из этих .мест как можно скорее, а что¬

бы двигаться быстро, надо платить. Мне-то напле«вать.

Вот ты — другое дело. Твои опекуны сейчас же поднимут

шум, наймут ораву сьициков; а те как пойдут по следу —

не отвяжешься. Надо скорее смьггься.
—	Ну что ж, раз иначе нельзя...— отозвался Дик.—

Несколько дней мы будем петлять, путать их, скрывать¬
43

ся и за все платить, пока не доберемся до Трэйси. А по¬

том платить перестанем и повернем на юг.
Вся эта программа была ими выполнена в точности.

Трэйси они проехали в качестве платных пассажиров;

через ш^ть часов после того, как местный шериф пере¬

стал обыскивать поезда, Дик из осторожности заплатил

еще до станции Модесто, а там платить перестал, и, сле¬

дуя советам Тима, мальчики продолжали путь «зайца¬

ми» в багажных и товарных вагонах, а также на тен¬

дерах. Дик покупал газеты и пугал Тима, читая ем1у тра¬

гические описания того, как был похищен юный наслед¬

ник форрестовских миллионов.
В Сан-Франциско опекуны дали объявление, что наг

шедшему и доставившему домой их подопечного будет

выплачена премия в тридцать тысяч долларов. Тим Хэ-

гэн, читавший эти сообщения, когда мальчики отдыхали

на траве у какой-нибудь водокачки, навсегда внушил

своему товарищу ту мысль, что честность и честь не яв¬

ляются достоянием какой-нибудь отдельной касты и мо¬

гут обитать не только во дворце на вершине горы, но и

в убогой квартирке над бакалейной лавкой.
—	Ах черт! — обратился Тим не столько к Дику,

сколько к лежавшему перед ними ландшафту.— Мой ста¬

рик не стал бы шуметь оттотю, что я удрал, если бы я вы¬

дал тебя за тридцать тысяч! Даже подумать страшни!
Раз Тим так открыто об этом заговорил, значит, с

этой стороны Дику опасаться нечего,— сын полисмена

не донесет на него.
Только шесть недель спустя, уже в Аризоне, Дик

опять коснулся этого вопроса.
—	Понимаешь ли, Тим,— сказал Дик,— я получил

кучу денег, и мой капитал все время растет, а я из него не

трачу ни одного цента, как ты видишь сам... хотя мис¬

сис О)ммерстон и выжимает из меня тысячу восемьсот

долларов в год, да кроме того,— стол, квартиру и эки¬

паж, а мы с тобой живем, как. бродяги, и рады подобрать

за каким-нибудь кочегаром его объедки. И все-таки мой

капитал растет! Сколько это выходит — десять процен¬

тов с двадцати миллионов долларов? Сосчитай!
Тим Хэгэн уставился на струи горячего воздуха, вол¬

новавшиеся над пустыней, и попытался реш‘ить предло¬

женную ему задачу.
44

—	Ну, сколько будет одна десятая от двадцати мил*

ЛИОНОВ? — нетерпеливо спросил Дик.
—	Сколько? Два миллиона, конечно.
—	А пять процентов — половина десяти. Сколько же

это составит в год, если считать двадцать миллионов из

пяти процентов?
Тим нерешительно молчал.
—	Да половину, половину двух миллионов! — крик¬

нул Дик.— Значит, я каждый год становлюсь на один

миллион богаче. Запомни это и слушай дальше. Когда я

соглашусь вернуться домой,— а это будет только через

много-много лет, мы с тобой решим когда,— я тебе ска¬

жу, и ты напишешь отцу. Он нагрянет в условленное ме¬

сто, заберет меня и доставит, куда следует. А потом по¬

лучит от опекунов обещанные тридцать тысяч, бросит

службу в полиции и откроет пивную.
—	Тридцать тысяч, это, знаешь, сколько денег? —

небрежно проговорил Тим, выразив таким образом свою

благодарность.
—	Только не для меня,— заявил Дик, стараясь ума¬

лить свою щедрюсть.— Тридцать тысяч в М1Иллионе со¬

держится тридцать три раза, а мои деньги за один год

приносят миллион.
Однако Тиму не суждено было дожить до тех вре¬

мен и увидеть, как его отец станет владельцем пивной.

Два дня спустя после этого разговора не в меру рети¬

вый кондуктор выставил мальчиков из пустого товарно¬

го вагона, когда поезд стоял на мосту, перекинутом че¬

рез высохший каменистый овраг. Дик взглянул вниз: дно

оврага лежало на глубине семидесяти футов,— и он не¬

вольно содрогнулся.
—	Место здесь есть,— сказал он,— но что, если по¬

езд тронется?
—	Не тронется. Удирайте, пока можно,— настаивал

кондуктор.— Паровоз на той стороне набирает воду.

Он тут всегда набирает.
Но именно в этот раз паровоз не стал брать воду.

Следствие потом выяснило, что воды в водокачке не ока¬

залось и машинист решил ехать дальше. Едва мальчики

успели соскочить наземь из боковой двери вагона и прой¬

ти несколько шагов по узкому пространству между рель¬

сами и обрывом, как поезд начал двигаться. Дик, всег¬
45

да быстро соображавший и действовавший, стал на чет<*

вереньки. Это дало ему возможность крепче уцепиться

за мост и удержаться, ибо выступавшие части вагона

проходили над его головой, не задевая его.
Но Тим, соображавший гораздо медленнее и еще осле¬

пленный чисто кельтским бешенством, вместо того чтобы

лечь на мост, продолжал стоять и крайне образно, в ду¬

хе своих родичей, выражаться по адресу кондуктора.
—	Ложись! Скорее! — крикнул ему Дик.
Но Тим уже пропустил удобную минуту: поезд шел

под уклон и быстро ускорял ход. Стоя лицом к бегущим

вагонам и чувствуя, что за спиной у него нет опоры, а

под ногами—пропасть, Тим наконец решил последо¬

вать примеру Дика. Но едва он повернулся, как ударил¬

ся плечом о бегущие вагоны и чуть не потерял равнове¬

сие. Каким-то чудом он все же удержался и продолжал

стоять. Поезд ш^л все быстрее. Лечь было уже нельзя.
Дик следил за всем этим, но не мог двинуться. Поезд

набирал скорость. Однако Тим не терял присутствия ду¬

ха: стоя спиной к пропасти, а лицом к бегущим вагонам

и упираясь ногами в узкие доски моста, он качался и ба¬

лансировал. Чем быстрее шел поезд, тем сильнее Тим

качался; наконец, сделав над собой усилие, он нашел

устойчивое положение и перестал раскачиваться.
Все могло бы еще окончиться благополучно, если бы

не последний вагон. Дик понял это и с ужасом следил

за его приближением. Это был «усовершенствованный

вагон для лошадей» — на шесть дюймов шире, чем все

остальные. Дик видел, что и Тим его заметил; видел, как

товарищ напряг все силы, чтобы удержаться на том

пространстве, которое теперь еще сократилось чуть не

на полфута; видел, как Тим откидывается назад все даль¬

ше, дальше, до последней возможности, и все же недо¬

статочно далеко. Катастрофа была неизбежна. Енсли бы

вагон оказался уже всего на один дюйм Тим устоял бы.

Один дюйм — и он упал бы на рельсы позади поезда, а

вагон прошел бы мимо. Но именно этот дюйм и погубил

его. Вагон толкнул Тима, мальчик несколько раз перевер¬

нулся в воздухе и рухнул головой на камни.
Там, внизу, он уже не шевелился. Упав с высоты се¬

мидесяти футов, он сломал себе шею и размозжил череп.
Тут Дик впервые познал смерть — не упорядоченную
46

и благопристойную смерть, какой она бывает среди ци¬

вилизованных людей, когда и врачи, и сиделки, и нар¬

котики облегчают человеку переход в вечную ночь, а его

близкие пытаются пышными обрядами, цветами и тор¬

жественными проводами скрасить его путешествие в

царство теней,— но смерть внезапную и простую, гру¬

бую и неприкраш^енную; смерть, подобную смерти быка

или жирной свиньи, убитых на бойне.
И еще многое открылось Дику: превратности жизни

и судьбы; враждебность вселенной к человеку; необхо¬

димость быстро соображать и действовать, бьггь реши¬

тельным и уверенным в себе, уметь мгновенно приспособ¬

ляться к неожиданным переменам в соотношении сил,

властвующих над всем живым. И, стоя над изуродован¬

ными останками того, кто всего несколько ми«ут назад

был его товарищем. Дик понял, что нельзя доверяться

иллюзиям — за них всегда приходится расплачиваться,

и что только действительность никогда не лжет.
В Новой Мексике Дик случайно попал на одно ранчэ

под названием Джингл-Боб, расположенное к северу

от Росуэлла, в долине Пикос. Дику еще не было четыр¬

надцати лет, но он скоро сделался всеобщим лк>бим1-

цем; это, однако, не помешало ему стать настоящим ков¬

боем, подобным тем, которые даже в официальных бу¬

магах именовали себя: «Дикий Конь», «Вилли-Олень»,

«Большой Карман» и^ли «Вырви глаз».
Здесь за полгода, проведенных на ранчо. Дик в со¬

вершенстве узнал лошадей и, будучи сильным и ловким,

сделался отличным наездником, а также узнал людей,

как они есть,— и это драгоценное знание сберег на всю

жизнь. Но он узиал и многое другое. Вот, например,

Джон Чайзом, владелец Джиягл-Боба, Bosque grande и

еще многих других скотоводческих ферм до самой Чер¬

ной речки и за ней; Джон Чайзом, «коровий король»,

предвидя возникновение мелких фермерских хозяйств,

скупил кругом все свободные участки, на которых име¬

лась вода, поставил ограды из колючей проволоки и стал

полновластным хозяином над миллионами акров приле¬

гавшей к ним земли, которая без орошения не имела ни¬

какой цены. А из бесед у ночного костра, сидя возле фур-
47

гона с продовольствием, среди ковбоев, получавших в ме*-

сяц не более сорока долларов (они не предусмотрели то¬

го, что предусмотрел их хозяин), Дик отчетливо понял,

почему Джон Чайзом сделался «коровьим королем!»,

а сотни его соседей нанимались к кещ в качестве сель¬

скохозяйственных рабочих.
Но у Дика был горячий нрав. Его кровь кипела.

В нем жила пылкая мужская гордость. Готовый иногда

разрыдаться после двадцати часов, проведенных в седле,

он сдерживал себя, научился презирать жестокую боль,

терзавшую его еще полудетское тело, и молча терпеть,

не мечтая о постели, пока закаленные гуртовщики не ля¬

гут первыми. С той же терпеливой выдержкой он са¬

дился на любую лошадь, какую ему давали, требовал,

чтобы и его посылали в ночное, и в развевающемся не¬

промокаемом плаще уверенно мчался наперерез разбе¬

гающемуся стаду. Он готов был подвергнуть себя лю¬

бому риску я любил рисковать, но даже в такие минуты

никогда не забывал о трезвой действительности. Дику

отлично было известно, что люди — существа весьма

хрупкие, они легко гибнут, разбиваясь о камни или за¬

топтанные лошадиными копытами. И если он иной раз

отказывался садиться на лошадь, у которой на галопе за¬

плетались ноги, то делал это не из страха^ а потом»у что,

как он заявил однажды caMOMiy Джону Чайзому, «если

уж падать, так хоть за хорошие деньги».
Только отсюда, из этого имения. Дик решил напи¬

сать своим опекунам. Но и тут был настолько осторожен,

что отдал письмо проезжему торговцу скотом из Чикаго

и адресовал, его на имя повара О-Чай. Хотя Дик и не

пользовался своими миллионами, однако всегда о них

помнил; опасаясь, как бы его состояние не досталось

каким-нибудь отдаленным родственникам, которые могли

найтись в Новой Англии, он известил своих опекунов о

том, что жив и здоров и через несколько лет непременно

вернется домой. Он приказал им также не отпускать мис¬

сис Соммерстон и аккуратно выплачивать ей жалованье.
Но ему не сиделось на месте. И наконец он решил,

что полгода на ранчо Джиягл-Боб — это больше чем до¬

статочно. Тогда Дик стал бродягой и исколесил всю тер¬

риторию Соединенных Штатов, причем ему дЬвелось по¬

знакомиться во время своих скитаний с мировыми судья¬
48

ми, палиц^йок'И'Ш чиновниками, закоиами о бродяжни¬

честве и даже тюрьмахм)и. И он уэнал настоящих бро¬

дяг, странствующих рабочих и мелких преступников.

Кроме того, он знакомился с фермами и фермерами и

изучал земледелие, а однажды в штате Нью-Йорк це¬

лую неделю работал по сбору ягод у одного фермера-дат¬

чанина, который производил эксперименты с первой .си¬

лосной установкой в Соединенных Штатах. Он учился

всему этому не потому, что ставил себе учение как целъ:

в нем жила огромная, чисто мальчишеская любознатель¬

ность и интерес решительно ко всему. Благодаря этому,

он приобрел много сведений о человеческой природе и

жизни общества. Эти знания, когда он их впоследствии

переварил и систематизировал при помощи книг, сослу¬

жили ему неоценимую службу.
Приключения не повредили Дику. Даже когда ему

приходилось встречаться с острожниками в их лесных

убежищах и узнавать их взгляды на жизнь и нрав¬

ственность, эти взгляды на него не действовали. Он был

точно путешественник среди туземных племен. Уверен¬

ный в том, что у него есть двадцать миллионов, он не ис¬

пытывал желания красть и грабить,— да в этом и не бы¬

ло необходимости. Все на свете интересовало его, но он ни

разу не попадал в такое положение или место, в котором

хотел бы остаться навсегда. В нем жила жажда видеть

все больше, без конца наблюдать действительность.
Прошло три года; ему минуло шестнадцать. Это был

крепкий и закаленный подросток, весивший сто тридцать

фунтов. Тогда Дик решил, что пора вернуться домой и

взяться за книги. Так он совершил свое первое большое

морское путешествие, поступив юнгой на судно, которое

Ш!ло из Делавэра в Сан-Франциско, огибая мыс Горн. Это

было трудное плавание, оно продолжалось сто восемьде¬

сят дней, но в результате Дик прибавил десять фунтов.
Когда в один прекрасный день он вошел в комнату

и направился к миссис Соммерстон, она вскрикнула и

послала за поваром 0-Чаем: пусть скажет — действи¬

тельно ли это Дик. Она вскрикнула во второй раз, когда

протянула ему руку и его огрубевшая от канатов мозо¬

листая ладонь сжала ее нежные пальцы. ,
Во время первой встречи с опекунами, которые спеш¬

но собрались, узнав о его приезде. Дик держался застен-
4.	Джек Лондон. Т. ХП.	49

чиво, почти конфузился. Но это не помешало ему вы-

сказат&ся вполне определенно.
—	Вот как обстоит дело,— начал он.— Я не дурак,

знаю, чего хочу; и как я захочу — так и будет. Я совсем

один на свете, не считая, конечно, таких добрых дру¬

зей, как вы; и у меня есть свои взгляды на жизнь и

на то, что я в ней намерен делать. Вернулся я домой во-^

все не из чувства долга перед кем-то, а потому что при¬

шло время; скорее — из чувства долга перед самим со¬

бой. Три года странствий принесли мне большую пользу,

и теперь я хочу продолжать образование — я разумею,

уже по книгам.
—	Белмюнтское уч-илище,— подсказал мистер Сло¬

кум.,— подготовит вас в университет.
Дик решительно покачал головой:
—	И отнимет у меня три года, как и любая средняя

школа. Нет, я намерен поступить в Калифорнийский уни¬

верситет не позднее, чем1 через год. Конечно, придется по¬

работать. Но мозг у меня вроде кислоты: так и въедает¬

ся в книги. Я возьму себе преподавателей — десяток пре¬

подавателей, если понадобится,— и начну готовиться. На¬

нимать их я буду сам и выгонять — тоже сам. А для это¬

го м>не понадобятся деньги.
—	Сто долларов в месяц достаточно? — спросил ми¬

стер Крокетт.
Дик покачал головой.
—	Я странствовал три года и не истратил ни rpouia

из своего капитала. Надеюсь, я сумею с толком распоря¬

диться его частью здесь, в Сан-Франциско. Я еще не бе¬

русь управлять своими делам1И, но хочу им1еть на руках

чековую книжку, и «а приличную сум1му. Деньги я буду

тратить на то, что сочту нужным и как сочту нуж¬

ным.
Опекуны в ужасе переглянулись.
—	Это нелепо, это невозмюжно,— начал мистер Кро¬

кетт возмущенно.— Вы такой же сорвиголова, как и до

вашего ухода.
—	Уж какой есть,— вздохнул Дик.— И та размолв¬

ка вышла у нас из-за денег. А ведь тогда я хотел полу¬

чить всего-навсего сто долларов.
—	Но войдите же в наше положение. Дик,—принял¬

ся его увещевать мистер Дэвидсон.— Ведь мы ваши опе¬
50

куны... Что скажут люди, если мы позволим вам, шест¬

надцатилетнему мальчику, свободно распоряжаться ва¬

шими дешьгам1И?
—	А что стоит теперь моя яхта «Фрида»? — неожи¬

данно спрюси'л Дик.
—	Думаю, за нее в любое врем1Я дадут тысяч два¬

дцать,— отрзвался мистер Крокетт.
—	Так продайте ее. Она для меня велика и вдобавок

с каждым ГОДОМ1 теряет в цене. Мне нужна небольшая ях-

точка, чтобы я мог сам управлять ею и плавать в нашей

бухте, и стоить она должна не больше тысячи. А эту про¬

дайте и положите деньги на мюе имя. Я знаю ведь, чего

вы, все трое, боитесь: что я растранжирю свои деньги на

кутежи да на лошадей и на певичек. Так я вот что вам

предложу: пусть на эти деньги будет иметь право каж¬

дый из нас четверых. И в ту минуту, когда кто-либо из

вас решит, что я трачу деньги зря, пусть он снимет со

счета всю сумму. Могу также вам сообщить, что наряду

с преподавателями, которые будут готовить меня в уни¬

верситет, я намерен пригласить специалиста из коммер¬

ческого колледжа: пусть научит меня тому, как дельцы

ведут дела, пусть вбивает мне в голову всю эту механику.
Дик не стал ждать их согласия и продолжал, как

будто это уже было решено:
—	А как с лошадьми в Манло? Впрочем, я посмотрю

их и тогда подумаю, что с ними делать. Миссис Соммер-

стон останется здесь и будет вести дом1 и хозяйство. Я и

без того буду слишком занят. Вы не раскаетесь, дав мне

полную волю в моих личных делах, обещаю. А теперь,

если* хотите послушать, как я жил эти три года, я вам,

пожалуй, расскажу.
Дик Форрест не ошибся, заявив своим опекунам, что

его мозг въедается в книги, точно кислота. Никогда еще,

кажется, ни один юнош'а не получал столь необычного

образования,— причем он руководил им сам, не отвергая

порой и чужих советов. Умению использовать чужие мюз-

ги он, видимо, научился у отца и у Джона Чайзома из

Джингл-Боба. Там, в степи, он привык подолгу сидеть

молча и размышлять, в то время как ковбои вели нето¬

ропливую беседу у костра и фургона с продовольствием.

Теперь благодаря своему имени и состоянию он легко
51

добивался знакомства и бесед с профессорами, дирек¬

торами школ, всевозможными специалистами и дельца¬

ми; он мог слушать их долгие часы, лишь изредка встав¬

ляя слово, почти не спрашивая, а только впитывая в се¬

бя то, что они ему рассказывали,— и был доволен, если

ему удавалось из этой многочасовой беседы извлечь хо¬

тя бы одну мысль, один факт, которые помогли бы ему

решить вопрос, какое именно образование ему нужно и

как его получить.
Затем он начал выбирать себе преподавателей; и уж

тут пошли такие приглашения и увольнения, такие вы¬

зовы и отказы, что все только диву давались. Молодой

Форрест не стеснялся. С одними Дик занимался месяц,

два или три, но с большинством расставался в первый

же день или в первую неделю; и неизменно платил в

таких случаях за целый месяц вперед, даже если их по¬

пытка чему-то научить его продолжалась не больше ча¬

са. Он всегда был в этих делах щедр и великодушен,—

оттого что имел возможность позволить себе щедрость и

великодушие.
Этот мальчик, который не раз подбирал объедки по¬

сле кочегаров, запивая их водой из колонки, узнал на

своей шкуре цену деньгам и что покупать самое лучшее в

конце концов выгоднее всего. Для поступления в универ¬

ситет надо было прослушать годичный курс физики и

химии. Покончив с алгеброй и геометрией, он обратился

к видным профессорам физики и химии при Калифорний¬

ском университете. Вначале профессор Кэйри рассмеял¬

ся ему в лицо.
—	Мой милый мальчик...— сказал он.
Дик терпеливо дал ему высказаться, затем спокойно

заявил:
—	Поверьте, профессор, что я не дурак. Ученики сред¬

ней школы и подготовительного училища — просто мла¬

денцы. Они жизни не знают. И еще не знают, чего хо¬

тят или почему хотят того, чем их напичкали. Я знаю

жизнь. Знаю, чего хочу и почему. Они занимаются фи¬

зикой два часа в неделю в течение двух полугодий, что

составляет вместе с каникулами целый год. Вы лучший

преподаватель физики на всем Тихоокеанском побере¬

жье. Учебный год как раз кончается. Если вы посвятите

мне всю первую неделю каникул, каждую минуту вашс-
52

го времени, я пройду этот годичный курс физики.. Во

сколько цените вы такую неделю?
—	Вы не купите ее и за тысячу долларов,—отозвался

профессор Кэйри и решил, что вопрос исчерпан.
—	Я знаю размеры вашего жалованья...— начал Дик.
—	Ну, и сколько же я, по-вашему, получаю? — резко

спросил профессор.
—	Во всяком случае, не тысячу долларов в неделю,—

так же резко возразил Дик,— и не пятьсот, и не двести

пятьдесят...— Он поднял руку, ибо профессор хотел пре¬

рвать его.— Вы сейчас сказали, что не можете продать

мне свою неделю и за тысячу долларов. А я и не соби¬

раюсь покупать ее за эту цену. Я вам предлагаю две ты¬

сячи. Господи! Ведь жить-то мне считанные годы!..-
—	А разве годы жизни можно купить? — насмешли¬

во спросил профессор.
—	Безусловно можно. Ради этого я здесь. Я покупаю

за год три года, и ваша неделя — часть этого года.
—	Но я же еще не дал согласия,— заметил профес¬

сор Кэйри.
—	Может быть, сумма вам кажется недостаточной?—

холодно настаивал Дик.— Скажите, какую вы считаете

справедливой? ,
И профессор Кэйри сдался. Так же сдался профессор

Барсдейл — самый видный химик в городе.
Своих преподавателей по алгебре и геометрии Дик

уже возил охотиться на болота Сакраменто и Сгн-Хоа-

кина и провел с ними там больше месяца. Покончив с

физикой и химией, он отправился с историком и препо¬

давателем литературы на охоту в округ Карри, в юго-

западной части Орегона. Он следовал примеру своего от¬

ца: уч!ился и развлекался, жил на свежем) воздухе — ив

результате прошел без особого напряжения обычный

трехлетний курс средней школы в один год. Он стрелял

дичь, ловил рыбу, плавал, тренировался и вместе с

тем готовился в университет. И он стоял на верном пу¬

ти. Он мог его избрать потому, что миллионы отца сде¬

лали его хозяином жизни. Деньги были для него всегда

только средством. Он не умалял, но и не преувеличивал

их значения. Он только покупал на них все, что е,му

было нужно.
—	Странная разновидность мотовства, я ничего па-
53

добного не встречал! — заметил мистер Крокетт, показы¬

вая остальным опекунам) представленный Диком годо¬

вой отчет.— Шестнадцать тысяч долларов ушло на уче¬

ние, причем он сюда включил все расходы: стоимость

железнодорожных билетов, чаевые, порох и патроны для

преподавателей.
—	Ну, экзамены он все-таки выдержал,— сказал ми¬

стер Слокум.
—	Да, и приготовился за один год,— проворчал ми¬

стер Дэвидсон.— А мой внук, в то время как Дик начал

готовиться, поступил в Белмонтское училище, и дай бог,

если ему через два года удастся добраться до универ¬

ситета.
—	Что ж, одно могу сказать,— заявил мистер Кро¬

кетт,— отныне, сколько бы мальчик ни потребовал на

свои расходы, ему можно доверить какую угодно сушщ.
—	Теперь я сделаю маленькую передышку,— заявил

Дик СВОИМ) опекунам.— Я опять иду голова в голову со

своими сверстниками, а уж насчет знания жизни — им

до меня далеко. Я встречал немало мужчин и женщин, я

узнал жизнь и видел так м1ного хорошего и дурного, вы¬

сокого и ничтожного, что сам иногда не верю — неужели

это правда? Но я все видел своими глазами.
Отныне я уже не буду спешить. Я догнал других и

пойду ровным шагом. Главное — не задерживаясь, пе¬

реходить с курса на курс. И когда я окончу университет,

мне будет всего двадцать один год. На учение денег те¬

перь пойдет гораздо меньше, репетиторы уже не понадо¬

бятся, и М)ожно будет тратить больше на развлечения.
Мистер Дэвидсон насторожился;
—	А что вы разумеете под словом «развлечения»?
—	О, разные там студенческие общества, футбол...

Не отставать же мне от других, сами понимаете. Кром)е

того, меня очен1ь интересуют моторы, работающие на

бензине. Я намерен построить первую в мире океанскую

яхту с бензиновым двигателем...
—	Еще взорветесь,— покачал головой мистер Кро¬

кетт.— Все это вздо]р, все теперь помешались на бензине.
—	Нет, не взорвусь, я приму меры,—ответил Дик,—

а для этого нужны эксперим)енты и деньги, и noTOMiy я

прошу выдать М1не новую чековую книжку, на тех же

правах, что и раньше.
54

ГЛАВА ШЕСТАЯ
В университете Дик Форрест ничем не выделялся,

разве только тем, что пропустил на первом курсе больше

лекций, чем другие студенты. Но лекции, которые он

пропускал, были ему не нужны, и он знал это. Препода¬

ватели, подготовляя его к вступительным экзаменам,

прошли с ним вперед также и большую часть первого

курса. Между прочим, он организовал футбольную

команду первокурсников, впрочем, такую слабую, что ее

побеждали все, кому не лень.
Все же Дик работал, хотя это и не было заметно. Он

много читал, и читал с толком; и когда летом он отпра¬

вился на своей океанской яхте в экскурсию, то пригла¬

сил с собой не компанию веселых сверстников, а профес¬

соров литературы, права, истории и философии с их се-

мьямя, в университете долго потом! вспоминали об этой

«ученой» поездке. Профессора, вернувшись, рассказы¬

вали, что провели время чрезвычайно приятно. Дик вы¬

нес из этого путешествия более широкое представление

о ряде научных дисциплин, чем1 если бы слушал из года

в год университетские курсы. А то, что он опять сэконо¬

мил на ЭТОМ) время, дало ему возможность по-прежнему

пропускать многие лекции и усиленно заниматься в ла¬

бораториях.
Не пренебрегал он и чисто студенческими развлече-

НИЯМ1И. Профессорские вдовы усиленно за ним ухажива¬

ли, профессорские дочки влюблялись в него; он был не¬

утомимым! танцором, не пропустил ни одного студенче¬

ского сборища, ни одной товарищеской пирушки, объехал

все побережье с клубом банджо и м)андолинистов.
И все-таки он не блистал никаким)и особыми талан¬

тами, ничем среди других не выделялся. Четыре-пять

товарищей играли на мандолине и на банджо искуснее

его и с десяток танцевали лучше. На втором курсе он

помог своей футбольной команде одержать победу, счи¬

тался хорошим, надежным игроком, но и только. Ему

ни разу не удавалось пройти с мячом всю длину поля,

хотя он видел, что голубые с золотом лезут из кожи и

трибуны неистовствуют. Победу ему удалось одержать

лишь в конце мучительно трудного матча, в грязи, под

дождем, когда кончался уже второй полутайм,— тогда
55

только голубые с золотом попросили Форреста бить в

центр, и бить крепко.
Да, он никогда и ни в чем не достигал совершенства.

Верзила Чарли Эверсон всегда мог перепить его. Гарри¬

сон Джексон кидал молот дальше его по меньшей мере

на двадцать футов. Каррузерс побеждал его в боксе. Эн-

сон Бардж клал его на обе лопатки два раза из трех —

правда, с большим трудом. В английском сочинении пя¬

тая часть курса была сильнее его. Эдлин, русский еврей,

победил его в диспуте на тему: «Собственность есть кра¬

жа». Шульц и Дебрэ опередили его и весь курс в выс¬

шей математике, а японец Отсуки несравненно лучше

усваивал химию.
Но если Дик Форрест ничем не выделялся, то он ни

в чем и не отставал от товарищей. Не обладая особой си¬

лой, он никогда не выказывал слабости или неуверенно¬

сти. Однажды Дик заявил своим опекунам, восхищен¬

ным его неизменным прилежанием и благонравием и

возмечтавшим, что его ждет великое будущее:
—	Ничего особенного я не достигну. Буду просто все¬

сторонне образованным человеком. Мне ведь и незачем

быть специалистом. Оставив мне деньги, отец освободил

меня от этой необходимости. Да я и не мог бы стать спе¬

циалистом, даже если бы захотел. Это не по мне!
Итак, строй его ума был столь ясен, что определял

весь строй его жизни. Он ничем чрезмерно не увлекался.

Это был редкий образец среднего, нормального, уравно¬

вешенного и всесторонне развитого человека.
Когда мистер Дэвидсон в присутствии своих коллег

высказал удовольствие по поводу того, что Дик, вернув¬

шись домой, больше не совершает никаких безрассудств,

Дик ответил:
—	О, я могу держать себя в руках, если захочу.
—	Да,— торжественно отозвался мистер Слокум.—

Это вышло очень удачно, что вы так рано перебесились

и умеете владеть собой.
Дик хитро посмотрел на него.
—	Ну,— сказал он,— это детское приключение не в

счет. Я еще и не начинал беситься. Вот увидите, что бу¬

дет, когда я начну! Знаете вы киплинговскую «Песнь

Днего Вальдеса»? Если позволите, я вам кое-что проци^

тирую из нее. Дело, в том, что Диего Вальдес получил,
56

как и я, большое наследство. Ему предстояло сделаться

верховным адмиралом Испании — и некогда было бе¬

ситься. Он был силен и молод, но слишком торопился

стать взрослым,— безумец воображал, что сила и моло¬

дость останутся при нем навсегда и что, лишь сделав¬

шись адмиралом, он получит право наслаждаться радо¬

стями жизни. И всегда он потом вспоминал:
На юге, на юге, за тысячи миль.
Друг с другом мы там побратались,
Мы жемчуг скупали у островитян.
Годами по морю шатались-
Каких тогда не было в мире чудес!
В какие мы плавали дали!
В те дни был неведом великий Вальдес,
Но все моряки меня знали.
Когда в тайниках попадалось вино.
Мы вместе вино это пили,
А если добыча в пути нас ждала.
Добычу по-братски делили.
Мы прятали меж островов корабли,
Уйдя от коварной погони.
На перекатах и мелях гребли,—
К веслу прикипали ладоии.
Мы днища смолили, костры разведя,
В огне обжигали мы кили,
На мачтах вздымали простреленный флаг

И снова в поход уходили.
Как в белые гребни бушующих вод

Врезается якорь с размаха.
Так мы, капитаны, вперед и вперед

Летели, не ведая страха!
О, где мы снимали и шпагу и шлем>
В каких пировали тавернах?
Где наших нежданных набегов гроза?
Удары клинков наших верных?
О, в знойной пустыне холодный родник!
О, хлеба последняя корка!
О, буйного ястреба яростный крик!
О, смерть, стерегущая зорко!
Как девушки грезят и ждут жениха.
Тоскуют по прошлому вдовы.
Как узник на синее небо в окно

Гляд«т, проклиная оковы,—
Так сетую я, поседевший моряк:
Все сиятся мне юг и лагуны.
Былые походы, простреленный флаг

И сам я — отважный и юный!
57

Вы, трое почтенных людей, поймите его, поймите так.

как понял я! Послушайте, что он говорит дал'ьше:
Я думал — и сила, и радость, и хмель

С гадами взыграют ®се краше.
Увы, я бесслав1Но весну упустил,
Я выплеснул брагу из чаши1
Увы, по решенью коварных не^с

Отмечен я жребием черным,—
Я, вольный бродяга Диего Вальдес,
Зовусь адмиралом верховным!
—	Слушайте, опекуны мои! — вскричал Дик, и лицо

его запылало.— Не забывайте ни на миг, что жажда моя

вовсе не утолена. Нет, я весь горю. Но я сдерживаюсь.

Не воображайте, что я ледышка, только потому, что веду

себя, как полагается пай-мальчику, пока он учится. Я мо¬

лод. Жизнь во мне кипит. Я полон непочатых сил. Но я не

повторю ошибки, которую делают другие. Я держу себя

в руках. Я не накинусь на первую попавшуюся приманку.

А пока я готовлюсь. Но своего не упущу. И не распле¬

скаю чаши, а выпью ее до дна. Я не собираюсь, как Дие¬

го Вальдес, оплакивать упущенную молодость:
О, если б по-прежнему ветер подул,
По-прежнему волны вскипели,
Смолили бы днища друзья вкруг костров

И песни разгульные пели!
О, знойной пустыне холодный родии-к!
О, хлеба последняя корка!
О, буйного ястреба яростный крик!
О, смерть, стерегущая зорко! *
Слушайте, опекуны мюи! Знаете вы, каково это — уда¬

рить врага, дать ему по челюсти и видеть, как он падает,

холодея? Вот каких чувств я хочу. И я хочу любить, и це¬

ловать, и безумствовать в избытке молодости и сил. Я хо¬

чу изведать счастье и разгул в молодые годы, но не те¬

перь,— я еще слишком юн. А пока я учусь и играю -в фут¬

бол, готовлюсь к той минуте, когда смогу дать себе во¬

лю,— и уж тут я возьму свое! И не промахнусь! О, по¬

верьте мне, я не всегда сплю спокойно по ночам!
—	То есть? — испуганно спросил мистер Крокетт.
—	Вот именно. Я как fwi3 об этом и говорю. Я еще
‘ Перевод Н. Банникова.
58

держу себя в узде, я еще не начал, но если начну, тогда

берегитесь...
—	А вы «начнете», когда окончите университет?
Странный юноша покачал головой.
—	После университета я поступлю по крайней мере

на год в сельскохозяйственный институт. У меня, видите

ли, появился конек — это сельское хозяйство. Мне хочет¬

ся... хочется что-«ибуд1ь создать. Мой отец наж^1вал, но

ничего не создал. И вы все тоже. Вы захватили новую

страну и только собирали денежки, как матросы вытря¬

хивают самюродки из мха, наткнувшись на девственную

россыпь...
—	Я, кажется, кое-что смыслю, дружок, в сельском

хозяйстве Калифорнии,— обиженным tohomi прервал его

М1истер Крокетт.
—	Наверное, смыслите, но вы ничего не создали,

вы — что поделаешь, факты остаются фактами,— вы...

скорее разрушали. Вы были удачливыми фермерами.

Ведь как вы действовали? Брали, например, в долине

реки Сакраменто сорок тысяч акров лучшей, роскошней¬

шей земли и сеяли на ней из года в год пшеницу. О мно¬

гопольной системе вы и понятия не имели. Вы понятия

не имели, что такое севооборот. Солому жгли. Чернозем

истощали. Вы вспахивали землю на глубину каких-ни-

будь четырех дюймов и оставляли нетронутым лежащий

под ними грунт, жесткий, как камень. Вы истощили этот

тонкий слой в четыре дюйма, а теперь не можете даже

собрать с него на семена.
Да, вы разрушали. Так делал мой отец, так делали

все. А я вот возьл^ отцовские деньги и буду на них сози¬

дать. Накуплю этой истощенной пшеницей земли,— ее

можно приобрести за бесценок,— всю переворошу и буду

в конце концов получать с нее больше, чем получали вы,

когда только что взялись за нее!
Приблизилось время окончания курса, и мистер Кро¬

кетт вспомнил об испугавшем опекунов намерении Ди¬

ка начать «беситься».
—	Теперь уже скоро,— последовал ответ,— вот толь¬

ко окончу сел(ьскохозяйственный институт; тогда я куп¬

лю землю, скот, инвентарь и создам пом)естье, настоя¬

щее поместье. А потом уеду. И уж тут держись!
59

	А какой величины имение хотите вы приобрести
для начала? — спросил мистер Дэвидсон.
—	Может быть, в пятьдесят тысяч акров, а может

быть, и в пятьсот тысяч, как выйдет. Я хочу добиться

максимальной выгоды. Калифорния — это, в сущности,

еще не заселенная страна. Земля, которая идет сейчас по

десять долларов за акр, будет стоить через пятнадцать

лет не меньше пятидесяти, а та, которую я куплю по

пятьдесят, будет стоить пятьсот, и я для этого пальцем

не пош-евельну.
—	Но ведь полмиллиона акров по десять долларов —

это пять миллионов,— с тревогой заметил MiHCTep Кро¬

кетт.
—	А по пятьдесят — так и все двадцать пять,— рас¬

смеялся Дик.
Опекуны в душе не верили в его обещанные безум¬

ства. Конечно, он может потерять часть своего состоянии,

вводя все эти сельскохозяйственные новшества, но чтобы

он мог закутить после стольких лет воздержания, ка¬

залось им просто невероятным».
Дик окончил курс без всякого блеска. Он был два¬

дцать восьмым и ничем не поразил университетский

мир. Его главной заслугой оказалась та стойкость, с ка¬

кой он выдерживал осаду очень многих милых девиц и

их мамаш, и та победа, которую он помог одержать фут¬

больной команде своего университета над стэнфордца-

мн,— впервые за пять лет. Это происходило в те вре¬

мена, когда о высокооплачиваемых инструкторах еще и

не слыхали и особенно ценились хорошие игроки. Но

для Дика на первом плане стояли интересы всей коман¬

ды, поэтому в Благодарственный день голубые с золотом

торжественно шествовали по всему Сан-Франциско,

празднуя свою славную победу над гораздо более силь¬

ными стэнфордцами.
В сельскохозяйственном институте Дик совсем не по¬

сещал лекций и весь отдался лабораторной работе. Он

приглашал преподавателей к себе и истратил пропасть

денег на них и на разъезды с ними по Калифорнии.
Жак Рибо, считавшийся одним! из мировых авторите¬

тов по агрономической химии и получавший во Франции

две тысячи долларов в год, перебрался в Калифорний¬

ский университет, прельстившись окладом» в шесть тысяч;
60

потом перешел на службу к владельцам сахарных план¬

таций на Гаванских островах на десять тысяч; и нако¬

нец соблазненный пятнадцатью тысячами, которые ему

предложил Дик Форрест, и перспективой жить в более

умеренном и приятном климате Калифорнии, заключил

с ним контракт на пять лет.
Господа Крокетт, Слокум и Дэвидсон в ужасе возде¬

ли руки, решив, что это и есть обещанное Диком! безрас¬

судство.
Но это было только своего рода повторение пройден¬

ного. Дик переманил к себе с помощью чудовищного окла¬

да лучшего специалиста по скотоводству, состоявшего

на службе у правительства, таким же предосудительным

способом отнял у университета штата Небраска прослав¬

ленного специалиста по молочному хозяйству и наконец

нанес удар декану сельскохозяйственного института при

Калифорнийском университете, отняв у него профессора

Нирденхаммера, Miara и волшебника в вопросах фермер¬

ского хозяйства.
—	Дешево, поверьте мне, дешево,— уверял Дик своих

опекунов.— Неужели вам было бы приятнее, если бы я

вместо профессоров покупал лошадей и актрис? Вся бе¬

да в том, что вы, господа, не понимаете, как это выгод¬

но — покупать чужие мозги. А я понимаю. Это мюя спе¬

циальность. И я буду на этом зарабатывать деньги, а

главное — у меня вырастет десять колосьев там, где у вас

и одного бы не выросло, ибо свою землю вы огра¬

били.
После этого опекунам, конечно, трудно было поверить,

что он пустится во всякие авантюры, будет «рисковать и

целовать», а мужчинам давать в зубы.
—	Еще год...— предупреждал он их, погруженный

в книги по агрономической химии, почвоведению и сель¬

скому хозяйству и занятый постоянными разъездами по

Калифорнии со всей своей свитой высокооплачиваемых

экспертов.
Опекуны боялись только, что, когда Дик достигнет со¬

вершеннолетия и сам1 будет распоряжаться своим состо¬

янием, отцовские миллионы быстро начнут таять, уходя

на всякие нелепые сельскохозяйственные затеи.
Как раз в день, .когда ему исполнился двадцать один

год, была совершена купчая на огромное ранчо; оно про¬
61

стиралось к западу от реки Сакраменто вплоть до вер-»

шин тянувшейся там горной цепи.
—	Невероятно дорюго,— сказал мистер Крокетт.
—	Нао^рот, невероятно дешево,— возразил Дик.—

Вы бы видели, какие я получил сведения о качестве поч¬

вы! И об источниках! Послушайте, опекуны мои, что я вам

спою! Я сам и песня и певец!
И он запел тем своеобразным вибрирующим фальце¬

том), каким) обычно поют североамериканские индейцы,

эскимосы и монголы:
Ху-тям йо-ким кой-о-ди!
Уи-хи йан-*ни>нг кой-о-ди!
Ло-хи йа«*^1шнг кой-о-ди!
Ио-хо най-ни, хал-ю-дом йо най, йо-хо, най-яим!
—	Ну, музыка мюего сочинения,— смущенно пробор¬

мотал он,— я пою так, как, мие кажется, эта песня дол¬

жна была звучать. Видите ли, нет ни одного человека, ко¬

торый бы слышал, как ее поют. Нишинамы получили ее

от майду, а те от канкау, которые и сочинили ее. Но все

эти племена вымерли. А угодья их остались. Вы истощи¬

ли эти земли, мистер Крокетт, вашей хищнической систе¬

мой земледелия. Песню эту я нашел в одном этнологи¬

ческом отчете, помещенном в третьем томе «Обзора гео¬

графии и геологии Тихоокеанского побережья Соединен¬

ных Штатов». Вождь по имени Багряное Облако, сошед¬

ший с неба в первое утро мира, спел эту песню звездам

и горным цветам. А теперь я спою ее вам по-английски.
Он опять запел фальцетом, подражая индейцам, и го¬

лос его был полон весеннего, ликующего торжества;

он хлопал себя по бедрам и притопывал в такт песне.

Дик пел:
Желуди падают с неба!
Я сажаю маленький желудь в долине!
Я сажаю большой желудь в долине!
Я расту, я — желудь темного дуба, я даю ростки!
Имя Дика Форреста все чаще упоминалось в газе¬

тах. Он сразу стал знаменит, ибо первый в Калифорнии

заплатил за одного производителя пять тысяч гиней. Его

специалист-скотовод, которого ему удалось сманить у пра¬

вительства, перебил у английских Ротшильдов и приоб¬

рел для фермы Форреста великолепное животное, вскоре^

ставшее известным под именем) Каприз Форреста.
62

—	Пусть смеются,— говорил Дик своим опекунад®.—

Я выписал сорок маток. В первый же год этот бык вернет

мне поло’вйну своей стоимости. Он станет отцом, дедом и

прадедом целого потомства, и калифорнийцы будут от¬

рывать у меня с руками его детей и внуков по три и даже

по пять тысяч долларов за голову.
В эти первые месяцы своего совершеннолетия Дик

Форрест натворил еще ряд таких же безрассудств. Но

самым непостижимым оказалось последнее, когда он, вло*-

жив столько миллионов в свои сельскохозяйственные

предприятия, вдруг передал все дело специалистам, по¬

ручив им вести и развивать его дальше по намечен¬

ному плану, установил между ними взаимный надзор,

чтобы они не слишком зарывались, а затем купил себе

билет на остров Таити и уехал, чтобы пожить как ему

вздумается.
Изредка до опекунов доходили вести о нем. Он вдруг

оказался владельцем и капитаном четырехмачтового

угольщика, который шел под английским флагом и вез

уголь из Ньюкасла. Они узнали об этом потому, что им

пришлось заплатить за покупку судна, а также потому,

что имя Форреста, хозяина судна, было упомянуто в га¬

зетах в связи с тем, что он спас жизнь пассажирам с

потерпевшего кораблекрушение «Ориона»; кроме то¬

го, они же получили страховку, когда судно Форреста по¬

гибло почти со всей командой во время свирепого урага¬

на у берегов островов Фиджи. В 1896 году он ^казался в

Клондайке. В 1897 году — на Камчатке, где заболел

цингой. Затем неожиданно появился под американским

флагом на Филиппинах. Однажды — они так и не узна¬

ли, как и почему,— он стал владельцем обветшавшего

пассажирского парохода, давно вычеркнутого из спис^

ков Ллойда и теперь плававшего под флагом Сиама.
Время от времени между ними и Форрестом завязы¬

валась деловая переписка,— он писал им из многих ска¬

зочных гаваней сказочных морей. Был и такой случай, ко¬

гда им пришлось ходатайствовать перед правительством

штата, чтобы оно оказало давление на Вашингто» и вы¬

зволило Дика из какой-то запутанной истории в Рос¬

сии; впрочем, о ней в печать не проникло ни одной строч¬

ки, но она вызвала злорадное ликование во всех европей¬

ских министерствах.
63

Потом они случайно узнали, что он лежит раненый в

Мэйфкинге; потом, что он перенес в Гваякиле желтую

лихорадку и что его судили в Нью-Йорке за безжало¬

стное обращение с матросами в открытом море. Газеты

трижды печатали извещение о его смерти: один раз он

будто бы умер, сражаясь в Мексике, и два раза — каз¬

нен в Венесуэле. После всех этих ложных слухов и тре¬

вог опекуны решили больше не волноваться; они уже спо¬

койно принимали вести и о том, что он будто бы пере¬

плыл Желтое мюре на сагаане, и что он умер от бери-бе-

ри, и что в числе русских военнопленных взят японцами

под Мукденом и теперь находится в японской военной

тюрьм1г...
Только раз еще вызвал он их волнение, когда, верный

своему обещанию, нагулявшись по свету, вернулся до¬

мой и привез с собой жену. Ему было тогда тридцать лег,

он женился на ней, по его словам», несколько лет назад

и, как ПОТОМ1 оказалось, все три опекуна знали ее рань¬

ше. Ее отец потерял все свое состояние после нашумев¬

шей катастрофы в рудниках Лос-Кокос в Чихуахуа, ко¬

гда правительство изъяло серебро из обращения. Ми¬

стер Слокум тоже потерял тогда восемьсот тысяч. Ми¬

стер Дэвидсон выкачал миллион из «Последней заяв¬

ки» — высохшего русла реки в Амадорском округе, а

отец ее — восемь миллионов. Мистер Крокетт еще юно¬

шей «выскребал» с ее отцом дно реки Мерсед, был его

шафером,^ когда он женился на ее матери, и в Грантс-

Пассе играл в покер с ним и с лейтенантом» Грантом!: за¬

пад знал тогда об этом) человеке лишь то, что он успеш¬

но сражается с индейцами и очень плохо играет в покер.
А теперь Дик Форрест женился на дочери Филиппа

Дестена! Тут нечего было желать ему счастья. Тут мож¬

но было, наоборот, только доказывать, что он еще не

понимает, какое счастье ему послала судьба. Опекуны

простили Дику все его грехи и безрассудства. Женился

он удачно и наконец-то постзотил вполне благоразумно.

Мало того, он поступил гениально. Паола Дестен! Дочь

Филиппа Дестена! Кров(ь Дестенов! Союз Дестенов и

Форрестов! Это искупало все! И престарелые товарищи

Форреста и Дестена, некогда пережившие с ними, те¬

перь уже ушедшими, золотые дни прошлого, заговори¬

ли с Диком даже сурово. Они напомнили ему о высокой
64

ценности доставшегося ему сокровища, об обязатель¬

ствах, которые на него накладывает такой брак, и обо

всех прекрасных традициях и добродетелях Дестенов и

Форрестов; они наговорили ему столько, что в конце

концов Дик рассмеялся и прервал их, заявив, что они

рассуждают, как коннозаводчики или чудаки, помешан¬

ные на евгенике. И это была чистейшая правда, хотя им

такое заявление и не доставило удовольствия.
Дрстаточно было того, что он женился на девушке из

рода Дестенов, и они одобрили и план Большого дома и

все связанные с этил® сметы. Благодаря Паоле Дестец

они на этот раз признали, что его траты благоразумны и

целесообразны. Что же до его сельскохозяйственных за¬

тей, то, поскольку рудники «Группы Харвест» процвета¬

ют,— пусть забавляется! Он имел полное пр^во разре¬

шить себе кое-какие причуды.
Все же мистер Слокум заявил:
—	Платить двадцать пять тысяч за рабочего жереб¬

ца — это безумие. Потом)у что рабочая лошад1ь — это ра¬

бочая лошадь. Я еще понимаю, если бы вы купили ска¬

кового жеребца...
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
в то время как Дик Форрест просматривал выпущен¬

ную штатом Айова брошюру о свиной холере, с дальнего

конца двора в открьггое окно стали доноситься звуки, го¬

ворившие о пробуждении той, которая смеялась в рамке

над его постелью и всего лишь несколько часов тому

назад оставила на полу его спальни свой розовый кру¬

жевной чепчик, подобранный заботливым! слугой.
Дик слышал ее голос, ибо просыпалась она с песней,

точно птичка. Она пела, и ее звонкие трели вырывались

то из одного, то из другого окна и звучали по всему ее

длинному флигелю. Он услышал затем ее голос в садике

посреди двора, но она вдруг прекратила пение, чтобы по¬

бранить своего щенка-колли, соблазнившегося мелькав¬

шими в бассейне фонтана японскими оранжево-^крас-

ньши веерохвостками с пестрыми плавниками.
Форрест обрадовался пробуждению жены; это удо¬

вольствие было для него всегда новым, и хотя он сам вста-

б. Джек Лондон. Т. ХП.	65

вал много раньше, Большой дом казался ему не совсем

проснувшимся, пока через двор не доносилась утренняя

necHib Паолы.
Но, испытав радость от ее пробуждения, Дик, как

обычно, тут же забыл о жене,— его поглотили дела. Он

снова погрузился в цифровые данные о вспышке свиной

холеры в Айове, и Паола исчезла из его сознаиия.
—	С добрым утром, веселый Дик! — приветствовал

его через некоторое врем)я всегда сладостный для его

слуха голос, и Паола впорхнула к HeMiy в легком утреннем!

кимоно, стройная и живая, обвила его шею рукой и усе¬

лась на услужливо подставленное им колено. Форрест

прижал ее к себе, показывая, что весьма дорожит ее

присутствием и близостью, хотя его взгляд еще с полми¬

нуты не отрывался от выводов, сделанных профессором

Кен'или относительно свиной холеры и опытов, произве¬

денных на ферме Саймона Джонса в Вашингтоне, штат

Айова.
—	Вот вы как! — возмутилась она.— Вам слишком

везет, сударь! Вы пресытились счастьем! К вам пришла

ваша жена, ваш мальчик, ваша «маленькая гордая луна»,

а вы ей даже не сказали: «С добрым утром, милый маль¬

чик, был ли ваш сон тих и сладок?»
Дик оторвался от цифр, приведенных профессором» Ке-

нили, крепко прижал к себе жену, поцеловал ее, но

указательным пальцем правой руки упорно придержи¬

вал нужное место в брошюре.
Однако после ее слов он уже не спросил, как хотел

раньше, хорошо ли она спала после того, как оставила

свой чепчик возле его постели. Он захлопнул брошюру,

продолжая придерживать пальцем страницу, и обеими

руками обнял Паолу.
—	О! О! Послушай! — закричала она вдруг.— Слы¬

шишь?
В открытые окна доносились певучие зовы перепелов.
Затрепетав, она прижалась к нему,— ее радовали эти

мелодичные звуки.
—	Начинается токование,— сказал он.
—	Значит, весна! — воскликнула Паола.
—	И знак, что будет хорошая погода.
—	И любовь!
66

—	Да, и птицы будут вить гнезда, нести яйца,— за¬

смеялся Дик.
—	Никогда я так не чувствовал плодородие мира, как

сегодня,— продолжал он.— Леди Айлтон принесла один-^

надцать поросят. Ангорских коз тоже сегодня пригна¬

ли с гор, им пора котиться. Ты бы видела их! И дикие

канарейки бог знает сколько времени обсуждают во

дворе свои брачные дела: можно подумать, что какой-

нибудь поклонник свободной любви пытается разру¬

шить их мирное единобрачие, проповедуя всякие мод¬

ные теории. Удивительно, как это их диспуты не меша¬

ли тебе спать. Вот они начали снова... Что они — выра¬

жают сочувствие или бунтуют?
Опять послышалось трепетное, тонкое щебетание ка¬

нареек, но взволнованное и переходящее в пронзитель¬

ный писк. Паола и Дик слушали их с восхищением, как

вдруг в этот хор крошечных золотистых любовников, с

внезапностью судьбы, мгновенно заглушив его и погло¬

тив, ворвался другой звук, не менее дикий, певучий и

страстный, но потрясающий своей мощью и широтой.
Мужчина и женщина тотчас устремили жадные взо¬

ры через застекленные двери на дорожку, обсаженную

сиренью, и, затаив дыхание, ждали, когда на ней по¬

явится огромный жеребец,— ибо это он трубил свой лю¬

бовный призыв. Все еще невидимый, он затрубил вто¬

рично, и Дик сказал:
—	Я спою тебе песню, моя гордая луна. Не я сложил

ее. Это песнь нашего Горца. Это он ее трубит. Слышишь,

опять! И вот что он поет: «Внемлите мне! Я — Эрос. Я

попираю холмы, моим голосом полны широкие долины.

Кобылицы на мирных пастбищах слышат меня и вздра¬

гивают, ибо они знают мой голос. Травы становятся все

пышнее и выше, земля жирна, и деревья полны соков.

Это весна. Весна — моя. Я царь в моем царстве весны.

Кобылицы помнят мой голос, ведь он жил до них в кро¬

ви их матерей. Внемлите мне! Я — Эрос. Я попираю

холмы; и, словно герольды, долины разносят мое

ржание, возвещая мой приход».
Паола теснее прижалась к мужу, и он крепче обнял

ее; она коснулась губами его лба. Оба смотрели на доро¬

гу, на которой вдруг, как величественное и прекрасное

видение, появился Горец. Сидевший на его спине че¬
67

ловек казался до смешного шленьким; глаза Горца^ по¬

дернутые, как обычно у породистых жеребцов, синева¬

тым блеском, горели страстью; он то опускал голову и,

роняя пену, терся вздрагивавшими от волнения губами о

шелковистые колени, то закидывал ее и, сотрясая воз¬

дух, бросал в небо свой властный призыв.
И, почти как эхо, издалека донеслось в ответ певу¬

чее, нежное ржание.
—	Это Принцесса,— прошептала Паола.
Снова Горец протрубил свой призыв, и Дик, вторя

ему, запел:
—	«Вн'емлите мне! Я—Эрос! Я попираю холмы...»
И вдруг Паола, сжатая кольцом его ласковых рук,

ощутила вспышку ревности к великолепному животному,

которым он так любовался. Но вспышка тут же погасла,

и, чувствуя себя виноватой, она весело воскликнула:
—	А теперь. Багряное Облако, спой про желудь!
Дик, уже снова увлеченный брошюрой, рассеянно по¬

смотрел на Паолу, затем опомнился и с тем же веселым

азартом! запел:
Желуди падают с неба!
Я сажаю маленький желудь в долине!
Я сажаю большой желудь в долине!
Я расту, я — желудь темного дуба,

я расту, расту!
Пока он пел, Паола сидела, крепко прижавшись к не¬

му, но когда он кончил, почувствовала нетерпеливое дви¬

жение его руки, все еще державшей брошюру о свин<ьях,

и заметила быстрый взгляд, невольно скользнувший по

циферблату часов на письменном столе: они показывали

11.25. И снова она попыгалась удержать его, и опять в

ее словах невольно прозвучал м)ягкий упрек.
—	Ты странное, удивительное создание. Багряное Об¬

лако,— медленно проговорила она.— Иногда мие кажет¬

ся, что ты в самом! деле Багряное Облако — сажаешь

свои желуди, а потом славишь первобьггную радость

труда. А иногда ты представляеывься мне ультрасозре-

м»гнным человеком, последним словом в царстве двуно¬

гих, мужчиной, для которого статистические таблицы —

это целая Троянская война, вооруженна*1И ’ пробирками и

шприцами, при п0М!0щи которых он, как гладиатор, бо¬

рется с разными таинственнымии микроорганизмами. Ми¬
68

нутами я готова даже признать, что тебе следовало бы

носить очки, обзавестись лысиной и что...
—	И что я при своей дряхлости уже не имею права

держать в объятиях женщину,— докончил он, обнимая

ее еще крепче.— И что я всего-навсего дурацкая ученая

обезьяна и не заслужил это «легкое облачко нежно-розо¬

вой пыльцы». Слушай, у меня есть план. Через не¬

сколько дней...
Но он так и не досказал, в чем состоит его план:

за их спиной раздалось сдержанное покашливание, и,

повернув одновременно головы, они увидели Бонбрай-

та, помощника секретаря, с пачкой желтых листков

в руке.
—	Четыре телеграммы,— сказал он смущенно.— И

мистер Блэйк находит, что две из них очень важные.

Одна по поводу отправки быков в Чили...
Паола медленно соскользнула с колен мужа и ста¬

ла на ноги: она почувствовала, что он опять уходит от

нее, возвращается к этим статистическим таблицам, на¬

кладным, секретарям и управляющим.
—	Эй, Паола,— крикнул Дик, когда она была уже в

дверях.— Я дал имя новому бою, он будет называться

0-Хо. Тебе нравится?
В ее ответе прозвучали нотки уныния, но она тут же

улыбнулась:
—	Вечно ты играешь именами наших боев... Если про¬

должать в этом духе, тебе скоро придется называть их:

«О-Кот», «0-Конь», «О-Бык».
—	Зато я никогда не позволю себе этого по отноше¬

нию к моему племенному скоту,— ответил он торжествен¬

но, хотя лукавый блеск его глаз говорил, что он шутит.
—	Я не то хотела сказать,— возразила она.— Но ведь

у языка ограниченные возможности. Зря у тебя все на¬

чинается с «О».
Они оба весело рассмеялись. Паола исчезла, а че¬

рез секунду Форрест, вскрыв телеграмму, погрузился в

подробности отправки на скотоводческое ранчо в Чили

трехсот годовалых племенных быков, по двести пятадесят

долларов каждый, франко-пароход; Все же пение Па-

олы, уходившей через двор в свой флигель, доставило

ему, как всегда, удовольствие,— оа и не заметил, что ее

голос чуть-чуть менее весел, чем обычно.
69

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Ровно через пять минут после того, как ушла Паола,

Дик покончил с телеграммами, вышел и сел в машину.
С ним вместе сели Тэйер, покупатель из Айдахо, и

Нэйсмит, корреспондент «Газеты скотовода». Уордмен,

заведующий овцеводством, присоединился к ним возле

большого загона, где было собрано несколько тысяч мо¬

лодых шропширских баранов, подлежащих осмотру.
Форрест молчал, считая, что разговаривать особенно

не о чем, и Тэйер был этим явно огорчен, так как ему

казалось, что о покупке десяти вагонов дорогого скота не

мешало бы и потолковать.
—	Да ведь они сами за себя говорят,— успокоил его

Дик и повернулся к Нэйсмиту, чтобы сообщить ему не¬

которые данные для его статьи о разведении шропшир¬

ской породы в Калифорнии и на северо-западе.
—	Я бы вам не советовал возиться с отбором,—обра¬

тился Дик через несколько минут к Тэйеру.— Они все

одинаково хороши, даже «самые лучшие». Вы можете

целую неделю отбирать свои десять вагонов, и они будут

такие же, как если бы вы брали подряд.
Спокойная уверенность Форреста в том, что сделка

уже состоялась, и совершенно очевидный для Тэйера

факт, что таких баранов он еще не видел, заставили его

решиться, и он вместо десяти вагонов заказал двадцать.
Когда они вернулись в дом, Тэйер, доигрывая с Нэй-

смитом партию на бильярде, прерванную осмотром бара¬

нов, сказал своему партнеру:
—	Я первый раз у Форреста. Он волшебник. Я много

раз покупал и ввозил скот из Восточных штатов, но эти

бараны пленили меня. Вы заметили, что я удвоил заказ?

Мои клиенты в Айдахо прямо с ума сойдут от них. Мне

было поручено закупить, говоря по совести, только шесть

вагонов и прибавить еще два — по моему усмотрению.

Но если каждый покупатель не удвоит своего заказа,

увидев этих баранов, и если за оставшихся не поднимет¬

ся форменная драка, то я в скоте ничего не понимаю.

Они превосходны. И если эти бараны не вызовут пере¬

ворота в Айдахо, значит, я не купец, а Форрест не ско¬

товод.
Когда, призывая к завтраку, зазвонил большой брон-

^ зовый гонг, купленный Форрестом* в Корее (в него били,
70

только если было известно, что Паола не спит), Дик вы¬

шел в большой внутренний двор и присоединился к мо¬

лодежи, собравшейся около фонтана с золотыми рыбка¬

ми. Берт Уэйнрайт, покорно следуя указаниям своей се¬

стры Риты, а также Паолы и ее сестер. Льют и Эрне-

стины, пытался выловить сачком из бассейна необыкно¬

венно красивую рыбку, похожую на золотистый цветок;

ее размеры и цвет, а также плавники и хвост пленили

Паолу, и она решила отсадить ее в особый бассейн в

своем собственном внутреннем) дворике.
Под оживленный смех, визг и опоры редкостная рыба

была наконец изловлена, посажена в банку и отдана

итальянцу садовнику, который ее и унес.
—	Ну, что ты можешь сказать в свое оправдание? —

задорно спросила Эрнестина, когда Дик подошел к ним.
—	Ничего,— ответил он уныло.— Имение пустеет.

Завтра триста восхитительных молодых бычков отбы¬

вают в Южную Америку, а Тэйер — вы видели его вче¬

ра вечером — увозит с собой двадцать вагонов баранов.

Одно могу сказать: я поздравляю Айдахо и Чили с та¬

ким приобретением.
—	Сажай побольше желудей,— рассмеялась Паола;

она стояла, обняв своих двух сестер, и все три каза¬

лись улыбающимися грациями.
—	О Дик, опой твою песню про желудь,— попросила

Льют.
Он покачал головой:
—	Я знаю теперь песню, которая еще лучше. Но толь¬

ко она в божественном плане. Что в сравнении с ней и

Багряное Облако и его песня! Слушайте! Маленькая

девочка на беднейших кварталов Нью-^Йорка первый раз

попадает за город вместе со своей воскресной школой.

Она совсем маленькая. Обратите особое внимание на то^

как она картав-ит:
В плуду иглак)т ;жолоты€ лыбки,
И воло^й чиликает на ветке.
Кто научил их плавать я чиликать?
Кто птичкам ллзукласил глудь?
Господь, господь — он это сделал!
—	Украдено,— заявила Эрнестина, когда смех нако¬

нец умолк.
—	Конечно,— согласился Дик.— Я нашел ее в «Фер¬

мере и скотоводе», а эта газета перепечатала песенку из
71

«Журнала свиновода», который. ваял ее у «3]аяадаего

юриста», а «Западный курист» взял ее «з «Голоса обще¬

ства», «Голос общества», бесспорно, получил ее от са¬

мой девочки или, вернее, от учителя воскресной школы.

А поэтому, мне кажется, она должна была быть впервые

напечатана в журнале «Наши бессловесные животные».
Звуки гонга раздались вторично, и ПаОла, обняв од¬

ной рукой Риту, другой Форреста, направилась в дбм, а

Берт, шедший позади с Льют и Эрнестиной, показывал

им на ходу новые па танго.
—	Еще одно, Тэйер,—сказал Дик вполголоса, осво¬

бодившись от дам, которые, встретив на лестнице в сто¬

ловую уже поджидавших их Тэйера и Нэйсмита, поспе¬

шили вниз.— Прежде чем уехать, взгляните на мерино¬

сов. Я действительно м>огу похвастаться ими, и нашим

американским овцеводам придется с ними ознакомить¬

ся. Начал я, конечно, с привозным скотом, но теперь до¬

бился особого калифорнийского вида.‘Французы прямо с

ума сойдут. Возьмите-ка пяток в свой товарный поезд, и

пусть ваши скотоводы полюбуются.
Они сели за стол, который, видимо, можно было раз¬

двигать до бесконечности. Длинная и низкая столовая

была точной копией со столовых мексиканских земельных

королей старой Калифорнии. Пол состоял из больших ко¬

ричневых плит, балки потолка и стены были выбеле¬

ны, а огромный камин без всяких украшений мог слу¬

жить образцом массивности и простоты. В окна с

глубокими амбразурами видны были деревья и цветы,

и вся комната производила впечатление строгости, чи¬

стоты и свежести.
Стены украшало несколько картин, писанных масля-

ньп^ красками; на почетном месте висела работа Кса¬

вье Мартинеса, в печальных, сумеречных тонах: на ней

был изображен пеон, проводивший борозду по бесконеч¬

ной и унылой мексиканской равнине с помощью перво¬

бытной деревянной сохи и запряженных в нее двух во¬

лов. Здесь же висели и более красочные полотна из

прежней мексикано-калифорнийской жизни: пастель Рей-

мерса, с тонущими в сумерках эвкалиптами и* далекой,

тронутой закатом вершиной, пейзаж «При лунном свете»

Петерса и «Летний день» Гриффина, где на первом пла¬

не желтело жнивье, а вдали тянулись мягкие, туманные
72

очертания Калифорнийских гор с коричневатыми леси¬

стыми ущельями, подернутыми лиловой дымкой.
—	Знаете, что,—вполголоса обратился Тэйер к сидев¬

шему рядом с ним Нэйсмиту, в то время как Дик острил

и шутил с девицами,— вот вам1 богатый материал, если

вы будете писать о Большом доме. Я видел столовую

для прислуги. Там за стол садятся, считая садовников,

шоферов и поденщиков, не меньше сорока человек. Насто¬

ящая гостиница. Чтобы все это наладить, нужна система,

нужна голова. Поверьте мне, этот их китаец 0-Пой —

прямо маг и волшебник; он не то дворецкий, не то домо¬

правитель. И вся жизнь в этом заведении — уж не. знаю,

как и назвать его,— идет без сучка, без задоринки.
-т- Маг и волшебник сам Форрест,— сказал Нэй-

смит.— Он умеет В1]»1бирать людей, у него светлая голова.

Он мог бы командовать целой армией, править государ-

ством и даже... заведовать цирком с тремя аренами.
—	Вот это действительно комплимент! — рассмеялся

Тэйер.
—	Знаешь, Паола,— обратился Дик через стол к же¬

не,— я сейчас получил известие, что завтра утром здесь

будет Грэхем. Скажи О-Пою, пусть поместит его в сто¬

рожевой башне. Там просторно, и, может быть, Грэхем

выполнит свою угрозу и начнет работать над книгой.
~ Грэхем... Грэхем...— стала припоминать Паола.—

Я его знаю или нет?
—	Ты встретилась с ним раз, два года назад, в Сант-

Яго, в кафе «Венера». Он тогда обедал с нами.
—	А-а, один из этих морских офицеров!
Дик покачал головой.
—	Штатский. Неужели ты не помнишь? Такой высо¬

кий блондин... Вы еще с ним полчаса говорили о музы¬

ке, а нам капитан Джойс изо всех сил доказывал, что

Соединенные Штаты должны бронированным кулаком

расправиться с Мексикой.
—г Теперь, кажется, вспоминаю,—проговорила неуве¬

ренно Паода.— Ты с ним познакомился где-то в Южной

Африке? Или на Филиппинских островах?..
—	Вот, вот! В Южной Африке. Ивэн Грэхем. Вторая

наша встреча произошла в Желтом море, на специаль¬

ном судне «Таймса». А потом раз десять наши пути пе¬
73

ресекались, но нам все как-то не удавалось встретить¬

ся,— до того вечера в кафе «Венера».
Помню, он отплыл из Бора-Бора на восток за два дня

до того, как я там бросил якорь по пз^ги на Самоа. Потом

я покинул Апию с письмами для него от американского

консула, а он явился туда через день. Затем мы размину¬

лись на три дня в Левуке,— я плавал тогда на «Дикой

утке», а он выехал из Сувы в качестве гостя на британ¬

ском крейсере. Верховный британский комиссар Океании,

сэр Эверард Им Тури, дал мне еще несколько писем для

Грэхема. Я прозевал его в Порт Резолюшен и в Виле,

на Новых Гебридах; они совершали на крейсере увесе¬

лительную поездку. Мы с ним все время играли в прятки

в архипелаге Санта-Крус. То же самое повторилось на

Соломоновых островах. Однажды вечером крейсер об¬

стрелял несколько туземных деревень возле Ланга-Лан¬

га, а утром отплыл. Я же прибыл туда после обеда. Так

я тех писем ему из рук в руки и не передал и увиделся

с ним вторично только два года тому назад, в кафе.
—	Но кто он такой и что это за книга, которую он пи¬

шет? — спросила Паола.
—	Ну, если начать с конца, то прежде всего он разо¬

рен,— то есть относительно: он получает несколько ты¬

сяч годового дохода, но все, что оставил ему отец, пошло

прахом. Нет, не думай, не спустил: к сожалению, он

влип во время этой «тихой паники», которая стольких

погубила несколько лет тому назад. И потерял все. Нэ

ничего, не жалуется.
Грэхем хорошего старинного рода, чистокровный аме¬

риканец, окончил Йэльский университет. А книга?.. Он

думает, что она будет иметь успех. Он описывает в ней

свое прошлогоднее путешествие через Южную Америку*

от западного побережья к восточному. Это в значитель-*

ной мере неизведанный край. Бразильское правительство

по собственной инициативе предложило ему гонорар в де¬

сять тысяч долларов за доставленные им сведения о не-«

исследованных областях страны. О, Грэхем — это чело¬

век. Настоящий мужчина. На него можно положиться.

Знаешь этот тип: великодушный, сильный, простой, чи-«

стый сердцем; везде побывал, все видел, изведал мно«<

гое — и вместе с тем такой искренйий, смотрит прямо

в глаза. Ну — мужчина в лучш<ем смысле слова!
74

Эрнестнна захлопала в ладоши и, бросив дразнящий,

вызывающий и победоносный взгляд на Берта Уэйнрай-

та, воскликнула:
—	И он завтра приезжает?
Дик с упреком покачал головой.
—	О нет, Эрнестина, тут ничего не выйдет. Многие

милые девушки вроде тебя пытались поймать Ивэна Грэ-

xeMia в свои сети. И — мюжду нами — я их вполне пони¬

маю. Но у него отличные легкие и длинные ноги, и нико¬

му еще не удавалось загнать его в угол, где бы он, оша¬

лев и обессилев, наконец машинально пробормотал ро¬

ковое «да» и опомнился бы только уже в плену, связан¬

ный по рукам и ногам, заклейменный и женатый. Забудь

о своих намерениях, Эрнестина! Останься верна золотой

молодости, срывай ее золотые яблоки, делая при этом
вид,	что они тебя нисколько не интересуют. А Грэхема

оставь. Он почти одних лет со мной, он, как и я, бро¬

дил нехожеными дорогами и видал виды. И он умеет

вовремя удрать. Он прошел огонь, и воду, и медные тру¬

бы. Он кроток, но неуловим. К тому же молодые девушки

его не интересуют. Конечно, вы можете заподозрить его

в моральной трусости, но я заверяю вас, что он просто

закален жизнью, стар и очень мудр.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
—	Где же мой мальчик?—кричал Дик, топая и

звеня шпорами по всему Большому дому в поисках его

маленькой хозяйки.
Наконец он дошел до двери, которая вела во фли¬

гель Паолы.
Это была тяжелая, крытая панелью дверь в такой же

крытой панелью стене. У нее не было ручки, но Дик, знав¬

ший секрет, нажал пружинку, и дверь распахнулась.
—	Где мой мальчик? — крикнул он опять и затопал

по длинному коридору.
Он заглянул в ванную с вделанным в пол римским

бассейном и мраморными ступеньками, затем в гарде¬

робную и в будуар — но все напрасно. По широким

ступеням он поднялся к любимому дивану Паолы в окон¬

ной амбразуре ее спальни, прозванной ею «Башней

Джульетты», и улыбнулся при виде изящных и воздуш-
75

яых кружевных принадлежностей дамского туалета, ко¬

торые она, по обыкновению, тут разбросала, ибо их со¬

зерцание доставляло ей особое, чувственное удовольст¬
вие.	На миг он остановился перед мольбертом и по- •

смотрел на этюд. Готовый сорваться с его губ возглас

недоумения сменился довольной усмешкой, когда он

узнал в беглом наброске очертания неуклюжего голе¬

настого жеребенка, с отчаянием призывающего мать.
—	Да где же мой мальчик? — крикнул он уже у две¬

рей спальной веранды; там оказалась только китаянка,

скромная женщина лет тридцати, которая, приподняв

брови, смущенно и растерянно ему улыбнулась.
Это была горничная Паолы, Ой-Ли, названная так

Диком много лет назад, потому что она постоянно подни¬

мала тонкие брови и лицо ее всегда казалось удивлен¬

ным, точно она восклицала: «Ой ли?» Дик взял ее к

Паоле почти девочкой из рыбачьей деревушки на бере¬

гу Желтого моря, где ее мать, потеряв мужа, едва пере¬

бивалась тем, что плела сети для рыбаков и зарабаты¬

вала, когда год был удачный, до четырех долларов. Ой-

Ли поступила к Паоле, когда та плавала на трехмачто¬

вой шхуне «Все забудь», а О-Пой, еще служивший

юнгой, стал выказывать ту сообразительность, благода¬

ря которой сделался через несколько лет дворецким

Большого дома.
—	Где ваша госпожа, Ой-Ли?
Ой-Ли испуганно отпрянула, охваченная неодолимой

застенчивостью.
Дик подождал.
—	Может быть, она с молодыми барышнями? Я не*

знаю,— пролепетала служанка.
Дик из жалости отвернулся и пошел к двери.
—	Где мой мальчик?—кричал он, проходя под во¬

ротами как раз в ту минуту, когда, огибая^ кусты сире¬

ни, подъехал лимузин.
—	Черт меня побери, если я знаю,— ответил сидев¬

ший в машине высокий белокурый человек в светлом, лет¬

нем костюме; и через мгновение Дик Форрест и Ивэн

Грэхем пожимали друг другу руки.
О-Дай и О-Хо внесли ручной багаж, и Дик проводил

своего гостя в приготовленное для него помещение в так

называемой «Башне».
76

—	Вам придется еще попривыкнуть к нашим поряд¬

кам, дружище,— говорил Дик.— Жизнь у нас здесь идет

по часам, и прислуга образцовая; но себе мы разрешаем

всякие вольности. Если бы вы приехали на две минуты

позже, вас встретили бы только наши китайские слуги:

я намеревался выехать верхом, а Паола — миссис Фор¬

рест— уже куда-то исчезла.
Грэхем был почти одного роста с Форрестом, может

быть, выше на какой-нибудь дюйм, но зато уже в плечах

и груди и волосы светлее; глаза у обоих были почти оди¬

наковые— серые, с голубоватым белком, и лица их по¬

крывал одинаковый здоровый бронзовый загар. Черты

лица у Грэхема казались несколько крупнее, чем у Форре¬

ста, разрез глаз чуть удлиненнее, что, однако, скрады¬

валось более тяжелыми веками. И нос его был как будто

прямее и крупнее, чем у Дика, и губы алее и точно слег¬

ка припухли.
Волосы Форреста были ровного светло-каштанового

оттенка, а волосы Грэхема, без сомнения, отливали бы

золотом, если бы они так не выгорели на солнце, что ка¬

зались песочного цвета. Скулы у обоих слегка выступали,

но впадины на щеках у Форреста обозначались резче;

иосы были с ш*ирокими нервными ноздрями, рты круп¬

ные, по-женски красивые и чисто очерченные; вместе с

тем в них чувствовались затаенная сила воли и суро¬

вость, так же как и в крепких, крутых подбородках.
Но чуть более высокий рост и менее широкая грудь

и плечи придавали фигуре и движениям Грэхема ту

стройность и гибкость, которых не хватало Дику Форре¬

сту. Благодаря особенностям своей внешности каждый

только выигрывал от присутствия другого. Грэхем бы\

светел и легок, в нем таилось неуловимое обаяние, что-то

от сказочного принца. Форрест производил впечатление

более сильного и сурового человека, чем Грэхем, более

опасного для других, более крепкой хватки.
Взгляд Форреста бегло скользнул по цифербла-

ly часов на руке. Этот взгляд как бы на лету отметил

время.
—	Одиннадцать тридцать,— сказал Дик.— Поедем¬

те сейчас со мной, Грэхем, мы ведь завтракаем не рань¬

ше половины первого! Я отправляю партию быков, це¬

лых триста голов, и, должен сознаться, очень горжусь
77

ими. Вы непременно должны взглянуть на них. Это ни¬

чего, что вы не одеты для верховой езды. О-Хо, прине¬

си-ка пару моих краг; а ты, О-Пой, прикажи оседлать

Альтадену. Какое седло вы предпочитаете, Грэхем?
—	Все равно, дружище!
—	Английское? Австралийское? Мексиканское?

Шотландское? — настаивал Дик.
—	Тогда шотландское, если это не сложно,— сказал

Г рэхем.
Они стали со своими лошадьми на краю дороги, про¬

пуская мимо себя все стадо, начинавшее далекое путеше¬

ствие в Чили, и следили за быками, пока те не скрылись

за поворотом дороги.
—	Я теперь вижу, насколько замечательно то, что вы

делаете! — воскликнул Грэхем, и глаза его блеснули.—

В молодости я и сам, когда был в Аргентине, увлекался

скотоводством. Если бы я начал дело с быками таких

кровей, я, может бьггь, и не прогорел бы.
—	Но тогда ведь еще не было ни люцерны, ни арте¬

зианских колодцев,— сказал Дик, стараясь его ' уте¬

шить.— Шортхорны там не выжили бы. Засуху выдер¬

живает только мелкий скот. Он обладает достаточной

силой, но легок на вес. Пароходов с холодильниками

тоже еще не существовало. А это изобретение, конеч¬

но, вызвало в скотоводстве целую революцию.
—	Кроме того, я был еще очень молод,— добавил

Грэхем.— Хотя это, конечно, не всегда имеет значение.

Одновременно со мной начал дело некий молодой немец,

и притом имея приблизительно одну десятую моего ка¬

питала. Он выдержал и годы засухи и все неудачи. Те¬

перь он миллионер, его состояние выражается в семи¬

значных числах.
Они повернули к Большому дому, и Дик снова взгля¬

нул на часы.
—	Времени еще пропасть,— сказал он.— Я рад, что

вы видели моих годовалых бычков. А знаете, почему

этот немчик выдержал: у него не было другого выхода.

А вас ожидали отцовские деньги, и хотелось пошляться

по свету, причем ваш главный минус заключается в том,^

что у вас были средства, чтобы этот зуд унять...
78

—	Вон там,— Дик кивнул вправо, указывая рукой

на что-то, еще скрытое зарослями сирени,— там рыбные

пруды, и вы можете наловить сколько угодно форели,

морских окуней и даже морских котов. У каждой поро¬

ды свои садки. Видите, какой я скопидом: люблю, что¬

бы все работало. Пусть вводят восьмичасовой рабочий

день, мюжет быть, это и правильно, но вода у меня рабо¬

тает двадцать четыре часа. Вода начинает свою работу

уже в горах. Сначала она орошает горные луга, потом

сбегает в долину и, пройдя несколько миль, очищается

до кристальной чистоты; водопад же, образующийся при

ее падении с гор, дает половину всей энергии, нужной

для имения, и полностью обеспечивает нас светом. Затем

вода разделяется, течет по каналам в пруды и, выте¬

кая оттуда, орошает площадь в несколько миль, засеян¬

ную люцерной. И поверьте, если бы она потом не разли¬

валась по долине реки Сакраменто, я бы опять восполь¬

зовался ею для орошения.
—	Ах, голубчик, голубчик,—смеясь, сказал Грэхем,—

да вы могли бы написать целую поэму о чудесах, кото¬

рые соверш^ает вода. Я встречал огнепоклонников, но те¬

перь я впервые вижу водопоклонника. И живете вы не

на песках, а на водах,— простите мне неудачный ка¬

ламбур...
Грэхему не пришлось досказать свою мысль до кон¬

ца. Справа, неподалеку от них, раздался звонкий стук

копыт, затем оглушительный всплеск воды, возгласы и

взрыв женского смеха. Однако смех быстро оборвался,

раздались тревожные крики, сопровождаемые таким

фырканьем и барахтаньем, точно тонуло какое-то чудо¬

вище. Дик наклонил голову и заставил лошадь проско¬

чить сквозь заросли сирени, Грэхем на своей Альтадене

последовал за ним. Они выехали на залитую ярким солн¬

цем лужайку* и Грэхему открылось необыкновенное

зрелище.
Середину обсаженной деревьями лужайки занимал

большой квадратный бетонированный бассейн. Один его

крнец, служивший водосливом, был широк и отлог, и на

нем, мягко поблескивая, плескалась струя. Боковые сте*

ны были отвесны. Другой конец был тоже пологий к

слегка рифленый для упора. И тут, охваченный ужасом,

то приседая, то выпрямляясь, стоял ковбой в кожаных
79

штанах и растерянно восклицал с мольбой и отчаянием:

«Господи! Господи!»
Против него, на дальнем конце бассейна, сидели, све¬

сив ноги, три испуганные нимфы в купальных костюмах.
В самом бассейне, как раз посередаше, огромный гне¬

дой жеребец, мокрый и блестящий, взвидаись на дыбы,

бил над водой копытами, и мокрая сталь подков блесте¬

ла в солнечных лучах. А на его хребте, соскальзывая й

едва держась, белела фигура, которую Грэхем в первую,

минуту принял за прекрасного юношу. И только когда

жеребец, вдруг опустившийся в воду, снова вынырнул

благодаря мощным ударам своих копыт, Грэхем понял,

что на нем сидит женщина в белом шелковом купальном

костюме, облегавшем ее так плотно, что она казалась из-

вгянной из мрамора. Мраморной казалась ее спина, и

только тонкие крепкие мышцы, натягивая шелк, извива¬

лись и двигались при ее усилиях держать голову над

водой. Ее стройные руки зарылись в длинные пряди на¬

мокшей лошадиной гривы, белые округлые колени сколь¬

зили по атласному мокрому крупу, а пальцами белых ног

она сжимала мягкие бока животного, тщетно стараясь

опереться на его ребра.
В одно мгновение — нет, в полмгновения — Грэхем

охватил взглядом представившееся его глазам зрели¬

ще; понял, что сказочное существо — женщина, и уди¬

вился миниатюрности и нежности всей ее фигурки, де¬

лавшей столь героические усилия. Она напомнила ему

статуэтку дрезденского фарфора, легкую и хрупкую, по¬

павшую в силу какой-то нелепой случайности на спину

тонущего чудовища; в сравнении с огромным жеребцом

она казалась крошеч!НЫм созданием, маленькой феей из

волшебной сказки.
Когда она, чтобы не сползти со спины жеребца, при¬

жалась щекой к его выгнутой шее, ее распустившиеся

мокрые золотисто-каштановые волосы переплелись и сме¬

шались с его черной гривой. Но больше всего поразило

Грэхема ее лицо: это было лицо мальчика-подростка —

и лицо женщины, серьезное и вместе с тем возбужден¬

ное и довольное игрой с опасностью; это было лицо бе¬

лой женщины, прнтом очень современной, и все же оно

показалось Грэхему языческим. Такие женщины, да и та¬

кие положения едва ли встречаются в двадцатом веке.
80

Сцена была словно выхвачена из жизни Древней Гре¬

ции — и вместе с тем напоминала иллюстрации к сказ<*

кам «Тысячи и одной ночи». Казалось, вот-вот из взбала¬

мученных глубин вынырнут джины или с голубых небес

спустятся на крылатых драконах сказочные^принцы, что¬

бы спасти смелую всадницу,.
Жеребец снова поднялся над поверхностью опять

погрузился в воду, едва не перевернувшись на спину.-Чу¬

десное животное и чудесная всадница исчезли под во¬

дой и через секунду вынырнули опять, жеребец вновь

забил в воздухе копьггами величиной с тарелку, а всад¬

ница все еще сидела на нем, прильнув к гладкой муску¬

листой спине животного. У Грэхема замерло сердце, ко¬

гда он на миг представил себе, что случилось бы, если

бы жеребец перевернулся. Случайным ударом одного из

своих могучих копыг он мог навеки погасить огонь жиз¬

ни, сверкавший в „этой великолепной и легкой, ослепи¬

тельно белой женщине.
—	Пересядь к нему на шею! —крикнул Дик.— Схва¬

ти его за холку и сядь на шею, пока он не выплывет!
Она послушалась: упершись пальцами ног в усколь¬

зающие мышцы его шеи, она мгновенным усилием под¬

бросила свое тело, вцепилась одной рукой в гриву, про¬

тянула другую между ушами лошади, схватилась за хол¬

ку и опустилась-на его шею; а когда жеребец при .пере¬

мещении тяжести выпрямился в воде и опустил копы¬

та, она заняла прежнее положение. Все еще держась

одной рукой за гриву, она подняла другую и, помахав ею,

послала Форресту приветственную улыбку. Эта женщи¬

на, как отметил про себя Грэхем, несмотря на грозившую

ей опасность, настолько сохраняла хладнокровие, что

успела заметить и гостя, чья лошадь стояла рядом с ло¬

шадью Форреста. Крюме того, Грэхем почувствовал, что

в повороте ее головы и простертой вперед руке, кото¬

рой она помахивала, было не только бравирование, опас¬

ностью; чутье художницы подсказало ей, что эта поза и

жест — необходимая часть всей картины, а главное, что

они — выражение той жизнерадостности и отваги, кото¬

рые пронизывали все ее существо.
—	Немногие женщины способны на такую продел¬

ку,— спокойно заметил Дик, следя взглядом за Горцем,

который, сохраняя горизонтальное положение, теперь лег*
6.	Джек Лондон. Т. ХП.	81

ко подплыл к Оолее низкому краю бассейна и вскараб¬

кался по его рифленой поверхности навстречу растеряв¬

шемуся ковбою.
Тот быстро надел на Горца мундштук, но Пасла, все .

еще сидевшая на лошади, властно взяла из рук ковбоя

уздечку, круто повернула Горца к Форресту и приветст¬

вовала его.
—	А теперь вам придется уехать,— крикнула она.—

Посторонней публике здесь не место! Остаются одни

женщины!
Дик засмеялся, поклонился и опять через заросли си¬

рени выбрался вместе с Грэхемом на дорогу.
—	Кто... кто это?—спросил Грэхем.
—	Паола, миссис Форрест, женщина-мальчик, вечное

дитя и вместе с тем очаровательная женщина, своеволь-»

ное облачко розовой пыльцы...
—	У меня даже дух захватило,— сказал Грэхема—

Здесь часто дают такие представления?
—	Эту штуку она затеяла впервые,— отозвался Фор¬

рест.— Она сидела на Горце и съехала на нем, как на

санках, по спуску в бассейн, но санки-то весят две тыся¬

чи двести сорок фунтов.
—	Рисковала и себе и ему сломать шею,— заметил

Г рэхем.
—	Да, его игея оценена в тридцать тысяч долла¬

ров,—улыбнулся Дик.— Эту сумму мне предлагал в про-*

шлом году некий союз коннозаводчиков, после того как

Горец взял на побережье Тихого океана все призы за

резвость и красоту. А Паола каждый день рискует сло-<

мать себе шею; и если бы это стоило каждый раз три¬

дцать тысяч, она разорила бы меня,— но с ней никогда

ничего не случается.
—	Однако сейчас опасность была очень велика: ведь

жеребец мог опрокинуться на спину.
—	А вот все-таки не опрокинулся,— возразил Дик

спокойно.— Паоле всегда везет. Она точно заговоренная.

Однагкды она угодила со мной под артиллерийский об¬

стрел — и была потом разочарована, что ни один сна¬

ряд в нее не попал, не убил и даже не ранил. Четыре

батареи на расстоянии мили открыли по нас огонь, нам

предстояло пройти полмили по гребню холма до ближай¬

шего укрытия. Я даже рассердился, что она, будто нароч¬
82

но, задерживает шаг. И она созналась, что, пожалуй,

да — чуточку. Мы женаты уже десять — двенадцать лет,

но, как ни странно, мне и теперь кажется, что я совсем

ее не знаю, и никто ее не знает, да и она сама себя не

знает,— так иногда смютришь на себя в зеркало и ду¬

маешь: что за черт, кто это смотрит на тебя? У нас с

Паолой есть такая магическая формула: «Не стой за це¬

ной, коли вещь тебе нравится». И все равно, чем пла¬

тить—долларами или собственной шкурой. Так мы и жи¬

вем, это наше правило. И знаете: судьба еще ни разу

нас не надула.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
в столовой собрались одни мужчины. Дамы, по сло¬

вам Форреста, решили завтракать у себя.
—	Думаю, что вы не увидите никого из них до че¬

тырех часов,— сказал Дик,— а в четыре Эрнестина, од¬

на из сестер моей жены, постарается обыграть меня в

теннис; так она по крайней мере мне заявила.
Во время завтрака, на котором присутствовали одни

мужчины, Грэхем, участвуя в разговоре о скоте и ското¬

водстве, узнал много нового, да и сам поделился части¬

цей своего опыга, но никак не мог отогнать неотразимое

видение прелестной белой фигурки, прильнувшей к тем¬

ной мокрой спине плывущего жеребца. И все последую¬

щие часы, когда он осматривал премированных мерино¬

сов и беркширских поросят, этот образ неотступно про¬

должал жечь ему веки. Даже когда в четыре часа начал¬

ся теннис и Грэхем играл против Эрнестины, он мазал

не раз, так как летящий мяч вдруг заслоняла все та

же картина: белая женская фигура на. спине великолеп¬

ной лошади.
Хотя Грэхем родился не в Калифорнии, он отлич¬

но знал ее обычаи, ибо сроднился с ней,— и потому ни¬

сколько не удивился, когда за обедом женщины, кото¬

рых он видел в купальных костюмах, оказались в вечер¬

них туалетах, а мужчины—^^в своем более или менее обыч¬

ном виде; он и сам предусмотрительно последовал их
83

пр7!меру и, невзирая на роскошь и элегантность жизни

в Большом доме, оделся скромно и просто.
Между первым и вторым зовом гонга все гости перс-

ш’ли в длинную столовую. Сейчас же после второго

явился Форрест и потребовал коктейли. Грэхем с нетер¬

пением ожидал появления той, чей образ стоял перед

ним с утра. Вместе с тем он приготовился и к возможным

разочарованиям: слишком часто видел он, как много

теряют атлеты и борцы, скованные обычным платьем; и

теперь, когда сказочное существо, пленившее его в белом

шелковом трико, должно было появиться в модном туа¬

лете современной женщины, он не ждал от этого зре¬

лища ничего особенного.
Но она вошла, и у Грэхема захватило дух. На миг

она остановилась под аркой двери, выделяясь на чер¬

ном фоне^ озаренная падавшим на нее спереди мягким

CBeTO>M. От удивления Грэхем невольно раскрыл рот,

ошеломленный ее красотой, пораженный превращением

этого эльфа, этой маленькой феи в прелестную женщину^

Перед ним была теперь не фея, не ребенок и не мальчик

верхом на лошади, а светская женщина с той благород¬

ной осанкой, какую нередко умеют придать себе имен-

но маленькие женщины.
Она была несколько выше ростом, чем показалась ему

в воде, но и в вечернем туалете поражала той же строй¬

ностью и пропорциональностью сложения. Он отметил

золотисто-каштановый цвет ее высоко зачесанных волос,

здоровую белизну упругой чистой кожи, как бы создан¬

ную для пения лебединую шею, переходившую в краси¬

вую грудь, и наконец ее платье жемчужно-голубого цве¬

та и какого-то средневекового покроя,— оно обтягивало

ее стан, широкие рукава спадали свободными складка¬

ми, отделкой служила кайма из золотой вышивки с дра¬

гоценными камнями.
Паола улыбнулась гостям в ответ на их приветствия,

и Грэхему эта улыбка напомнила ту, которую он видел на

ее лице утром, когда она сидела верхом на жеребце.

Она подошла к столу, и он не мог не восхититься той не¬

подражаемой грацией, с какой ее стройные колени при¬

поднимали тяжелые складки платья,— те самые округ¬

лые колени, которыми она отчаянно сжимала мускули¬

стые бока Горца. Грэхем заметил, что на ней нет кор¬
84

сета,— да она и не нуждалась в нем. И в то время как

она шла через всю комнату к столу, он видел перед собой

двух женщин: одну — светскую даму и хозяйку Большо-*

го дома, другую — восхитительную статуэтку всадницы,

хоть и скрытую под этим голубоватым с золотом пла¬

тьем, но забыть которую не могли его заставить ника¬

кие одежды и покровы.
И вот она была здесь, среди своих домашних и го¬

стей; ее рука на мгновение коснулась его руки, когда

Форрест представил его, и она сказала-ему свое «добро

пожаловать» таким певучим голосом, который мог ро¬

диться только в недрах этого горла и этой высокой, не¬

смотря на общую миниатюрность, груди.
Сидя за столом наискось от нее, Грэхем невольно

втойне наблюдал за ней. Хотя он участвовал в общем

шутливом и веселом разговоре, но его взоры и его мысли

были заняты только хозяйкой.
Не часто приходилось Грэхему сидеть за столом! в та¬

кой странной и пестрой компании. Покупатель овец и

корреспондент «Газеты скотовода» все еще находились

здесь. Перед самым обедом на трех машинах приехала

компания мужчин, дам и девиц—^всего четырнадцать че¬

ловек: они предполагали пробыть до вечера, чтобы воз¬

вращаться верхом при луне.
Их имен Грэхем не запомнил, но понял из разговора,

что они прикатили за тридцать миль, из городка Уикен-

берга, расположенного в долине,— по-видимому, какие-

то местные банковские служащие, врачи и богатые фер¬

меры. Гости были чрезвычайно веселы, жизнерадостны

и сыпали шутками и новейшими анекдотами на самом

модном жаргоне.
—	В одном я убедился,— сказал Грэхем, обращаясь

к Паоле,— если ваш дом всегда служит караван-сараем,

то мне и пытаться нечего запомнить имена и лица всех,

с кем я знакомлюсь.
—	Я вас понимаю,— засмеялась она в ответ.— Но

ведь это соседи. Они могут заехать в любое время. Вон

та дама, рядом с Диком, миссис Уатсон, принадлежит к

старой местной аристократии. Ее дед Уикен перешел че¬

рез Сьерру в тысяча восемьсот сорок шестом году, и

Уикенберг назван по его имени. А хорошенькая черно¬

глазая девушка — ее дочь...
85

Паола давала ему краткие характеристики гостей, но

Грэхем, неотступно занятый тем, чтобы разгадать это

обаятельное существо, не слышал и половины того, что

она говорила. Сначала он подумал, что основная ее чер- .

та — естественность; через минуту решил, что жизке-

радостность. Но ни то, ни другое определение не удовлет¬

ворило его,— нет, не в этом дело! И вдруг его осенило:

гордость! Основное в ней—гордость. Гордость была в ее

глазах, в посадке головы, в нежных завитках волос,

в трепете тонко очерченных ноздрей, в подвижных губах,

в форме круглого подбородка, в маленьких сильных ру¬

ках с голубыми жилками, в которых можно было сразу

узнать руки пианистки, проводящей много часов за роя¬

лем. Да, гордость! В каждой мышце, в каждой линии, в

каждом жесте — непоколебимая, настороженная, жгу¬

чая гордость.
Паола могла бьггь радостной и непринужденной, жен¬

ственно-нежной и мальчишески-задорной, готовой на вся¬

кую шалость; но гордость жила в ней всегда — трепет¬

ная, неистребимая, неискоренимая гордость, она как бы

лежала в основе всего ее существа. Паола была демо¬

краткой, открытой, искренней и честной женщиной, пря-

М10Й, без предрассудков; и ни в каком случае не без¬

вольной игрушкой. Минутами в ней точно вспыхивало

что-то подобное блеску стали — драгоценной, чудесной

стали. Она производила впечатление силы, но в ее самых

изощренных и сдержанных формах! И он связывал

образ Паолы с представлением о серебряной струне, о

тонкой дорогой коже, о шелковистой сетке из девичьих

волос, какие плетут на Маркизских островах, о перла-

м>тровой раковине или наконечнике из слоновой косги

на дротиках эскимосов.
—	Хорошо, Аарон,— донесся сквозь общий говор го¬

лос Дика с другого конца стола.— Вот кое-что специаль¬

но для вас, поразмыслите-ка. Филипп Брукс говорит:

«Истинно великий человек всегда в какой-то мере чув¬

ствует, что его жизнь принадлежит его народу и что

все данное ему богом дано не только ему, но через него

всему человечеству».
—	С каких это пор вы верите в бога? — отозвался с

добродушной насмешкой тот, кого Форрест назвал Ааро¬

ном. Это был стройный, узколицый, смуглый человек с
86

блестящими глазами и черной, как уголь, длинной бо¬

родой.
—	Не знаю, хоть убейте,— отозвался Дик.— Все •

равно, берите мои слова иносказательно, называйте это,

как хотите,— Моралью, Добром, Эволюцией.
—	Чтобы быть великим, вовсе не нужно мыслить по

законам логики,— вмешался в разговор тихий длинно¬

лицый ирландец с потертыми рукавами,—наоборот, очень

многие люди, мыслившие весьма логично о жизни и о

вселенной, так и не стали великими.
—	Браво, Терренс! — похлопал ему Дик.
—	Все дело в том, какой смысл мы вкладываем в это

понятие,— медленно проговорил еще один из гостей, не¬

сомненно индус, крошивший хлеб маленькими, необычай¬

но изящными руками,—что мы разумеем под словом «ве¬

ликий»?
—	Не сказать ли вместо «бога» «красота»? — нервно

и застенчиво спросил юноша с трагическим выражени¬

ем лица и растрепанной шевелюрой.
Вдруг Эрнестина поднялась со своего места, опер¬

лась руками о стол и, приняв позу оратора, наклони¬

лась вперед и с притворной горячностью воскликнула:
—	Ну вот, опять! Опять в тысячный раз вывернут

вселенную наизнанку! Теодор,— обратилась она к юнэ-

му поэту,— что же вы, язык проглотили? Примите уча¬

стие в споре. Оседлайте своего конька Эона, может

быть, он довезет вас скорее других.
Раздался взрыв смеха, и бедный, смущенный поэт

стушевался и спрятался в свою раковину.
Эрнестина повернулась к чернобородому.
—	Нет, Аарон, сегодня он не в форме. Начните вы.

Вы уж знаете, что надо. «Как остроумно выразился

Бергсон, с присущей ему точностью и меткостью фило¬

софских определений, соединенных с обширным интел¬

лектуальным кругозором...»
Раздался новый взрыв смеха, заглушивший и конец

речи Эрнестины и шутливый ответ чернобородого.
—	Нашим философам сегодня не удастся сразить*^

ся,— сказала вполголоса Паола Грэхему.
—	Философам? — удивился он.— Разве они не из.

уикенбергской компании? Кто же и что они? Я ничего не.

понимаю.
87

* — Они...— начала Паола нерешительно.— Они здесь

живут и называют себя «лесными птицами». В несколь¬

ких милях отсюда у них в лесу свой лагерь, там они

только и делают, что читают и спорят. Держу пари, что .

вы найдете у них щтук пятьдесят книг из библиотеки

Дика, которые еще не. успели попасть в каталог. Они

ведают нашей библиотекой и снуют туда и сюда днем

и ночью с охапками книг, а также с последними номера¬

ми журналов. Дик уверяет, что благодаря им у него те¬

перь самое полное собрание современной философской

литературы на Тихоокеанском побережье. Они как-бы

переваривают для него весь этот материал... Это очень

его занимает, да и время ему экономит. Он ведь, знаете,

ужасно много работает...
—	Насколько я понимаю, они... то есть Дик содер¬

жит их?—спросил Грэхем, с тайным удовольствием

глядя прямо в эти голубые глаза, с такой прямотой смот¬

ревшие ему в глаза.
Слушая ее ответы, он заметил легчайший бронзовый

отблеск (может быть, игра света) на ее длинных тем¬

ных ресницах. Затем невольно перевел взгляд на брови,

тоже темные, точно нарисованные; оказалось, что и в

них есть бронзовые отливы. А в ее высоко зачесанных

золотисто-каштановых волосах бронза поблескивала уже

совершенно явственно. Каждый раз, когда милая улыб¬

ка оживляла ее лицо и вспыхивали глаза и зубы, они

ослепляли его, рождая особое волнение. Это не была та

сдержанная и загадочная усмешка, которую он ви¬

дел у стольких женщин. Когда улыбалась Паола, то

улыбалась совершенно свободно, щедро, радостно, вкла¬

дывая в эту улыбку все богатство своей натуры и все те

мысли, которые жили в ее хорошенькой головке.
—	Да,— продолжала она.— Пока они здесь, им не¬

чего заботиться о куске хлеба. Дик очень великодушен;

это почти безнравственно — поощрять праздность тако¬

го рода людей. Если вы не разберетесь во всем и до

конца не поймете нас, вам многое будет казаться здесь

очень чудным. А они... они вроде придатка какого-то

и уж, конечно, останутся с нами, пока мы их не похоро¬

ним или они нас. Время от времени один из них исче¬

зает. Как кошки, знаете. И Дику стоит иногда больших

денег и трудов разыскать беглеца и вернуть его. Вот, на¬
88

пример, Терренс -Мак-Фейн^ ^он анархясг-ахшкуреец, г ес¬

ли вы знаете, что это такое. Он мутей не убъет. У него

есть кошка — я ему подарила — чистейшей персидской

породы, совсем голубая, и он старательно вылавливает

у нее блох, но так, чтобы, боже сохрани, не причинить

им вреда^ потом сажает их в склянку и вьшускает в лесу

во время своих долгих прогулок, когда он устает от лю¬

дей и уходит общаться с природой.
В прошлом году у него вдруг появился пунктик:

происхождение азбуки. И он отправился в Египет,

конечно, без гроша в кармане, чтобы докопаться до

истоков алфавита на самой его родине и таким обра¬

зом найти формулу, объясняющую космос. Добрал¬

ся пешком до Денвера, вмешался в уличную демонст¬

рацию ИРМ, требовавшую свободы слова или чего-то

в этом роде, и попал в тюрьму. Дику пришлось на¬

нимать адвоката, платить всякие штрафы — словом,

приложить очень много усилий, чтобы вызволить его и

вернуть домой.
А бородатый—это Аарон Хэнкок. Как и Терренс, он

ни за что не станет работать. Он южанин и говорит, что

у них в роду никто не работал, а на свете всегда найдет¬

ся достаточно крестьян и дураков, которых от работы

не оторвешь. Поэтому он и бороду носит. Бриться, по

его мнению, совершенно лишнее занятие, а значит — и

безнравственное. Помню, как он свалился на нас с Ди¬

ком в Мельбурне... какой-то неистовый бронзовый чело¬

век прямо из австралийских зарослей. Он будто бы про¬

изводил там какие«^о самостоятельные исследования не

то по антропологии, не то по фольклору. Дик знавал

Аарона в Париже и заверил его, что, если он вернется в

Америку, пища и кров будут ему обеспечены. И вот он

здесь.
—	А поэт? — спросил Грэхем, радуясь возможности

продолжить с ней разговор и следить за играющей на ее

лице улыбкой.
—	А-а... Тео, или Теодор Мэлкен, хотя мы все зовем

его AeOi Он тоже отрицает труд. Он из старинной ка¬

лифорнийской семьи, его родные страшно богаты; но

они отреклись от него, а он от них, когда ему было лет

пятнадцать. Они считают его сумасшедшим, он же уве¬

ряет, что они могут свести с ума кого угодно. Он и в са-
89

MOM деле пишет замечательные стихи — когда пишет; но

он предпочитает мечтать и жить в лесу с Терренсом и

Аарояом!. Он давал уроки приезжим евреям в Сан-^Фран-

циско, откуда Терренс и Аарон и вызволили его, ил» за¬

брали в плен,— уж не знаю, что вернее. Он у нас два

года и, как ни странно, очень поправился за это время.

Дик щедр до нелепости и посылает им много припасов;

однако они предпочитают разговаривать, читать или гре¬

зить, чем стряпать. Они только и обедают по-настояще¬

му, когда сваливаются на нас, как сегодня.
—	А тот индус кто?
—	Это Дар-Хиал, их гость. Они пригласили его, так

же как вначале Аарон пригласил Терренса, а потом! оба

пригласили Лео. Дик рассчитывает на то, что со време¬

нем должны появиться еще трое, и тогда у него будут

свои «семь мудрецов» из «Мадроньевой рощи». Дело в

том, что их лагерь расположен в роще земляничных де¬

ревьев. Это очень красивое место — каньон, где множест¬

во родников... Да, я ведь вам начала рассказывать про

индуса. Он своего рода революционер. Учился и в на¬

ших университетах, и в Швейцарии, Италии, Франции;

был в Индии политическим деятелем и бежал оттуда, а

теперь у него два пунктика: первый*—новая синтетиче¬

ская философия, второй — освобождение Индии от ти¬

рании англичан. Он проповедует индивидуальный тер¬

рор и восстание масс. Вот почему здесь, в Калифорнии,

запретили его газету «Кадар», или «Бадар», не знаю, и

чуть не выслали его из штата; и вот почему он сейчас

посвятил себя целиком философии и ищет формулиро¬

вок для своей системы.
Они с Аароном отчаянно спорят,— впрочем, только

на философские темы. Ну вот,— Паола вздохнула и

тотчас улыбнулась своей прелестной улыбкой,— те¬

перь я вам, кажется, все рассказала, и вы со всеми зна¬

комы. Да, на случай, если вы сойдетесь поближе с на¬

шими «мудрецами», особенно если встретитесь с ними в

их холостой компании, имейте в виду, что Дар-Хиал —

абсолютный трезвенник; Теодор Мэлкен иногда в поэ¬

тическом экстазе напивается, причем пьянеет от одного

коктейля; Аарон Хэнкок — большой знаток по части

спиртного, а Терренс Мак-Фейн, наоборот, в винах ни¬

чего не смыслит, но в тех случаях, когда девяносто де¬
90

вять мужчин из ста свалятся под стол, он будет все так

же ясно и последовательно излагать свой эпикурейский

анархизм.
В течение обеда Грэхем» заметил, что «мудрецы» на¬

зывают хозяина по имени, Паолу же неизменно «миссис

Форрест», хотя она и звала их по именам. И это казалось

вполне естественным. Эти люди, почитавшие в мире

весьма немногое — они не уважали даже труд,— бессо¬

знательно чувствовали в жене Форреста какое-то пре¬

восходство, и называть ее просто по имени было

для них невозможно.^ Грэхем вскоре убедился, что

у Паолы действительно особая манера держаться

и что самый непринужденный демократизм сочетается

в ней с не менее естественной недосягаемостью прин¬

цессы.
То же он заметил и после обеда, когда общество со¬

шлось в большой комнате, заменявшей гостиную. Паола

позволяла себе смелые выходки, и никто не удивлялся,

словно так и быть должно. Пока общество размещалось

и усаживалось, ей сразу удалось всех оживить и прев¬

зойти своей веселостью. То здесь, то там звенел ее cMiex.

И этот сМех очаровывал Грэхема. В нем) была особая

трепетная певучесть, которая отличала его от смеха

всех других женщин, он никогда такого не слышал. Из-

за этого смеха он вдруг потерял нить разговора с мюло-

дым мистером Уомболдом, утверждавшим, что Калифор¬

ния нуждается не в законе об изгнании японцев, а в за¬

коне о ввозе по крайней мере двухсот тысяч японских

кули и в отмене восьмичасового рабочего дня для сель¬

скохозяйственных рабочих. Молодой Уомболд был, на¬

сколько понял Грэхем, потомственным крупным земле¬

владельцем в Уикенбергском округе и хвастался тем,

что он не поддается духу времени и не превращается в

помещика только по названию. Возле рояля, вокруг

Эдди Мэзон, столпилась молодежь, оттуда доносилась

синкопированная музыка и обрывки модных песенок.

Терренс Мак-Фейн и Аарон Хэнкок завели яростный

спор о футуристической музыке. Грэхема избавил от

японского вопроса Дар-Хиал, провозгласивший, что

«Азия для азиатов, а Калифорния для калифорнийцев».
Вдруг Паола, шаловливо подобрав юбки, пробежала

по комнате, спасаясь от Дика, и была настигнута им в
91

ту минуту, когда пыталась спрятаться за группу гостей,

собравшихся вокруг Уомболда.
—	Вот злюка! — упрекнул ее Дик с притворным гне¬

вом; а через минуту уже вместе с ней упрашивал индуса,

чтобы тот протанцевал танго.
И Дар-Хиал наконец уступил, забыв Азию и азиа¬

тов, и исполнил, вывертывая руки и ноги, пародию на тан¬

го,- назвав эту импровизацию «циническим апофеозом

современных танцев».
—	А теперь, Багряное Облако, спой мистеру Грэхе¬

му свою песенку про желудь,— приказала Паола.
Форрест, все еще обнимавший Паолу за талию, что¬

бы предупредить наказание, которое ему угрожало, мрач¬

но покачал головой
—	Песнь о желуде! — крикнула Эрнестина из-за ро¬

яля; и ее требование подхватили Эдди Мэзон и осталь¬

ные девушки.
—	Ну, пожалуйста. Дик, спой,— настаивала Пао¬

ла,— мистер Грэхем ведь еще не слышал ее.
Дик опять покачал головой.
—	Тогда спой ему песню о золотой рыбке.
—	Я спою ему песнь нашего Горца,— упрямо заявил

Дик, и в глазах его блеснуло лукавство; он затопал но¬

гами, сделал вид, что встает на дыбы, заржал, довольно

удачно подражая жеребцу, потряс воображаемой гри¬

вой и начал: — «Внемлите! Я — Эрос! Я попираю

холмы!..»
—	Нет. Песнь о желуде! —тут же спокойно прерва¬

ла его Паола, причем в звуке ее голоса чуть зазвенела

сталь.
Дик послушно прекратил песнь Горца, но все же за¬

мотал головой, как упрямый ребенок.
—	Ну хорошо, я знаю новую песню,— заявил он тор¬

жественно.— Она о нас с тобой, Паола. Меня научили

ей нишинамы.
—	Нишинамы— это вымершие первобытные племена

Калифорнии,— быстро проговорила, обернувшись к Грэ¬

хему, Паола.
Дик сделал несколько па, не сгибая колен, как тан¬

цуют индейцы, хлопнул себя ладонями по бедрам и, не

отпуская жену, начал новую песню.
—	«Я — Ай-Кут, первый человек из племени ниши-
92

намов. Ай-Кут — сокращенное Адам. Отцом мне был

койот, матерью — луна. А это Йо-то-то-ви, моя жена,

первая женщина из племени нишинамов. Отцом ей был

кузнечик, а матерью — мексиканская дикая кошка. Пос¬

ле моих они были самыми лучшими родителями. Койот

очень мудр, а луна очень стара: но никто не слышал ни¬

чего хорошего про куз«нечика и дикую кошку. Нишина-

мы правы всегда. Должно быть, матерью всех женщин

была дикая кошка — маленькая, м«удрая, грустная.и хит¬

рая кошка с полосатым хвостом».	. .
На этом песня о первых мужчине и женщине пре¬

рвалась, так как женщины возмутились, а мужчины шуш-

но выpaзJИ[ли свое одобрение.
—	«Йо-то-то-ви — сокращенное Ева,— задел Дик.

опять,^грубо прижав к себе.Паолу и изображая дика¬

ря.— Йо-то-то-ви у меня невелика. Но не браните ее

за это. Виноваты кузнечик и дикая кошка. Я — Ай-Кут,

первый человек, не браните меня за мой дурной вкус.

Я был первым м:ужчиной и увидел ее — первую женщи¬

ну. Когда выбора нет, берешь то, что есть. Так было с

Адамом,— он выбрал.Еву! Йо-то-то-ви была для^меня

единственной женщиной на свете,— и я выбрал Йо-то-

то-ви».
Иван Грэхем, прислушиваясь к этой песне и не сводя

глаз с руки Форреста, властно обнимавшей Паолу, по¬

чувствовал какую-то боль и, обиду; у него даже мельк¬

нула мысль, которую он тотчас с негодованием подавил:

«Дику Форресту везет, слишком везет».
—	«Я — Ай-Кут,— распевал Дик.— Это моя же¬

на, моя росинка, моя медвяная роса. Я вам солгал. Ее

отец и мать не кузнечик и не кошка. Это были заря

Сьерры и летний восточный ветер с гор. Они любили

друг друга и пили всю сладость земли и воздуха, пока

из мглы, в которой они любили, на листья вечнозеле¬

ного кустарника и мансаниты не упали капли медвяной

росы.
Йо-то-то-ви — моя медвяная роса. Внем»лите М1не1 Я—

Ай-Кут. Йо-то-то-ви — МОЯ жена, моя перепелка, моя

лан1Ь, пьяиая теплым дождем и соками плодоносной земи

ли. Она родилась из нежного света звезд и первых лу¬

чей зари».
И вот,—г добавил Форрест, заканчивая свою импро-
93

визацию и возвращаясь к обычному тону,— если вы еще

воображаете, что старый, милый, синеокий Соломон

лучше меня сочинил «Песнь Песней», подпишитесь не¬

медленно на издание моей.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Миссис Мэзон одна из первых попросила Паолу сы¬

грать. Тогда Терренс Мак-Фейн и Аарон Хэнкок разо¬

гнали веселую группу у рояля, а смущенный Теодор

Мэлкен был послан пригласить Паолу.
—	Прошу вас сыграть для просвещения этого языч¬

ника «Разм1ышления на воде»,— услышал Грэхем! голос

Терренса.
—	А потом, пожалуйста, «Девушку с льняными ко¬

сами»,— попросил Хэнкок, которого назвали язычни¬

ком.— Сейчас моя точка зрения блестяще подтвердит¬

ся. Этот дикий кельт проповедует идиотскую теорию

музыки пещерного человека и настолько туп, что еще

считает себя сверхсовременным.
—	А-а, Дебюсси!—засмеялась Паола.— Все еще

спорите о нем? Да? Хорошо, я доберусь и до него, толь¬

ко не знаю, с чего начать.
Дар-Хиал присоединился к трем мудрецам, усажи¬

вавшим Паолу за большой концертный рояль, не казав¬

шийся, впрочем, СЛИШКОМ) большим в этой огромной

комиате. Но едва она уселась, как три мудреца скольз¬

нули прочь и заняли, видимо, свои любимые места. Мо¬

лодой поэт растянулся на пушистой медвежьей шкуре,

шагах в сорока от рояля, и запустил обе руки в волосы.

Терренс и Аарон уютно устроились на подушках широ¬

кого дивана под окном, впрочем, так, чтобы иметь воз¬

можность подталкивать друг друга локтем, когда тот

или другой находил в исполнении Паолы оттенки, под¬

тверждавшие именно его понимание.
Девушки расположились живописными группами, по

две и по три, на широких диванах и в глубоких креслах

из дерева коа, кое-кто даже на ручках.
Ивэн Грэхем хотел было подойти к роялю, чтобы

иметь честь перевертывать Паоле ноты, но вовремя за¬

метил, что Дар-Хиал предупредил его. Неторопливо и с

любопытством) окинул он ВЗГЛЯДОМ) ком)нату. Концерт¬
94

ный рояль стоял на возвышении в самом дальнем ее кон¬

це; низкая арка придавала ему вид сцены. Шутки я смех

сразу прекратились: видимю, маленькая хозяйка Боль¬

шого дома требовала, чтобы к ней относились, как к на¬

стоящей, серьезной пианистке. Грэхем решил заранее,

что ничего исключительного не услышит.
Эрнестина, сидевшая рядом, наклонилась к нему и

прошептала:
—	Когда она хочет, она может всего добиться. А ведь

она почти не работает... Вы знаете, она училась у Леше-

ти-цкого и у мадам Карреиьо, и у нее до сих пор остался

их стиль игры. И она играет совсем не по-женски. Вот

послушайте!
Грэхем продолжал относиться скептически к ее иг¬

ре, даже когда уверенные руки Паолы забегали по кла¬

вишам» и зазвучали пассажи и аккорды, против чистоты

которых он ничего не мог возразить; как часто слышал

он их у пианистов, обладавших блестящей техникой и

совершенно лишешу>1х м)узыкальной выразительности! Он

ждал услышать от нее все что угодно, но не мужествен¬

ную прелюдию Рахманинова, которую, по мнению Грэ¬

хема, М10Г хорошо исполнять только мужчина.
С первых же двух тактов Паола уверенно, по-мужски,

овладела роялем>; она слов-но поднимала его клавиатуру

и поющие струны обеими руками, вкладывая в свою

игру зрелую силу и твердость. А затем, как это

делали только мужчины, соскользнула, или перекину¬

лась— он не мог найти более точного определения для

этого перехода — в уверенно-чистое, несказанно неж¬

ное анданте.
Она продолжала играть со спокойствием и силой,

которых меньше всего можно было ожидать от такой ма¬

ленькой, хрупкой женщины; и он с удивлением! смютрел

сквозь полузакрьггые веки на нее и на огромный рояль,

которым она владела так же, как владела собой и замыс¬

лом ком1позитора. Прислушиваясь к замирающим аккор¬

дам прелюдии, в которых еще жила, как далекое эхо,

только что прозвучавшая мющь, Грэхем вынужден был

признать, что удар у Паолы точен, чист и тверд.
В то время как Терренс и Аарон взволнованно спо¬

рили шепотом на своем подоконнике, а Дар-Хиал искал

для Паолы ноты, она взглянула на Дика, и он начал
95

один за Другим гасить свет в матовых шарах под потол¬

ком^ так что в конце концов одна Паола осталась как бы

среди оазиса мягкого света, в котором особенно замет¬

но поблескивало золото ее волос и золотое шитье на.

платье.
Грэхем наблюдал, «как высокая комната Становится

от набегающих теней* как будто еще выше. Она была

длиной в восемьдесят футов и высотой в два с полови¬

ной этажа. Точно хоры под потолком была переки-нута

галерея, с которой свешивались шкуры диких зверей,

домотканые покрывала, привезенные из Окасаки и

Эквадора, циновки с острова Океании, сплетенные жен¬

щинами и выкрашенные растительными красками. И

Грэхем понял, что напоминает ему эта комната: празд¬

ничный зал в средневековом замке; и он вдруг пожалел,

что в ней нет длинного стола с оловянной посудой, солью

в серебряной солонке и огромных собак, дерущихся тут

же из-за брошенных им костей.
Позднее, когда Паола сыграла Дебюсси^ чтобы дать

Терренсу и Аарону материал для новых споров, Грэ¬

хему удалось в течение нескольких волнующих минут

поговорить с ней о музыке. И она обнаружила такое

понимание философии музыки, что Г рэхем, сам

того не замечая, принялся излагать ей свою любимую

теорию.
—	Итак,— закончил он,— понадобилось почти три

тысячи лет, чтобы музыка оказала свое истинное воздей¬

ствие на душу западного человека. Дебюсси больше

чем кто-либо из его предшественников достиг той высо¬

кой созерцательной ясности, порождающей великие

идеи, которая предощущалась, скажем, во времена Пи¬

фагора...
Тут Паола прервала его, подозвав сражавшихся у

окна Терренса и Аарона.
—	Ну и что же?—продолжал Терренс, когда оба

подошли.— Попробуйте, Аарон, попробуйте найти у Берг¬

сона суждение о музыке более ясное, чем в его «Фило¬

софии смеха», которая тоже, как известно, ясностью не

отличается.
—	О, послушайте! — воскликнула Паола, й глаза ее

заблестели.— У нас появился новый пророк — мистер

Грэхем. Он стоит вашей шпаги, обеих ваших шпаг. О»
96

согласен с вами, что музыка — это отдых от железа, кро-

(ви и будничной прозы. Что слабые, чувствительные и

возвышенные души бегут от тяжелой и грубой земной

жизни в сверхчувственный мир ритмов и звучаний...
—	Атавизм!—фыркнул Аарон Хэнкок.— Пещерные

люди, полуобезьяны и все гнусные предки Терренса де¬

лали то же самое.
—	Позвольте,— остановила его Паола.— Но ведь к

ЭТИМ1 выводам мистер Грэхем! пришел на осно*вании собст¬

венных переживаний и умозаключений. А кроме того, он

коренным образомг расходится с вашей точкой зрения,

Аарон. Он опирается на положение Патера: «Все искус¬

ства тяготеют к музыке...»
—	Все это относится к предыстории, к химии микро¬

организма,— опять вмешался Ааро«н.— Все эти народные

песни и синкопированные ритмы — простое реагирова¬

ние клетки на световые волны солнечного луча. Терренс

попадает в заколдованный круг и сам сводит на нет

свои заумные рассуждения. А теперь послушайте, что

я вам скажу...
—	Да подождите же! — остановила его Паола.— Ми¬

стер Грэхем говорит, что английский пуританизм! сковал

музыку — настоящую музыку — на многие века...
—	Верно...— согласился Терренс.
—	И что Англия вернулась к эстетическому на¬

слаждению музыкой только через ритмы Мильто¬

на и Шелли...
—	Который был метафизиком!,— прервал ее Аарон.
—	Лирическим . метафизиком,— тотчас же ввернул

Терренс.— Это-то уж вы должны признать, Аарон.
—	А Суикберн? — опросил Аарон, очевидно, возвра¬

щаясь еще к одной теме их давнишних споров.
—	Аарон уверяет, что Оффенбах — предшественник

Артура СюллиЕона,— вызывающе воскликнула Паола,—

и что Обер — предшественник Оффенбаха. А относи¬

тельно Вагнера... Нет, спросите-ка его, спросите, что он

думает о Вагнере...
Она ускользнула, предоставив Грэхема его судьбе. А

он не спускал с нее глаз, любуясь пластичными движе¬

ниями ее стройных колен, приподнимавших тяжелые

складки платья, когда она шла через всю комнату к мис¬

сис Мэзон, чтобы устроить для нее партию в бридж;
7.	Джек Лондон. Т. XII.	97

он едва мог заставить себя вслушаться в то, что опять

бубнил Тер|>енс.
—	Установлено, что все искусства Греции родились

из духа музыки...
Много позднее, когда оба мудреца самозабвенно

углубились в жаркий спор о том, кто выказал в своих

произведениях более возвышенный интеллект — Берлиоз

или Бетховен, Грэхему удалось улизнуть. Ему опять хо¬

телось побеседовать с хозяйкой. Но она подсела к двум

девушкам, забравшимся в большое кресло, и шаловливо

шепталась с ними; большая часть гостей была погруже¬

на в бридж, и Грэхем попал в группу, состоявшую из

Дика Форреста, мистера Уомболда, Дар-Хиала и кор¬

респондента «Газеты скотовода».
—	Жаль, что вы не можете съездить туда со мной,—

говорил Дик корреспонденту.— Это задержало бы вас

только на один день. Я завтра же и повез бы вас.
—	Очень сожалею,— ответил тот.— Но я должен

быть в Санта-Роса. Бербанк обещал посвятить мне целое

утро, а вы понимаете, что это значит. С другой стороны,

для нашей газеты было бы очень важно получить ма¬

териал о вашем опьгге. Вы не могли бы изложить его...

кратко... ну совсем кратко? Вот и мистера Грэхема, я

дум)аю, это заинтересует.
—	Опять что-то по части орошения? — осведом1ился

Г рэхем1
—	Нет, нелепая попьггка превратить безнадежно бед¬

ных ферм1еров в богатых,— отвечал Уомболд за Форре¬

ста.— А я утверждаю, что если фермеру не хватает зем¬

ли, то это доказывает, что он плохой фермер.
—	Наоборот,— возразил Дар-Хиал, взмахнув для

большей убедительности своими прекрасными азиатски¬

ми руками.— Как раз наоборот. Времена изменились. Ус¬

пех больше не зависит от капитала. Попытка Дика —

замечательная, героическая попытка. И вы увидите, что

она удастся.
—	А в чем дело. Дик? — спросил Г рэхем.— Расска¬

жите нам.
—	Да ничего особенного. Так, одна затейка,— отве¬

тил Дик небрежно.— Может бьггь, из этого ничего и не

выйдет, хотя я все же надеюсь...
—	Затейка! — воскликнул Уомболд.— Пять тысяч
98

акров лучшей земли в плодороднейшей долине! И он

хочет посадить на нее кучу неудачников — пожалуйста,

хозяйничайте! — платить им да еще питать.
—	Только тем) хлебом, который вырастет на этой же

земле,— поправил его Форрест.— Придется объяснить

вам всем, в чем дело. Я выделил пять тысяч акров меж¬

ду усадьбой и долиной реки Сакраменто...
—	Подумайте, сколько там мюжет вырасти люцерны,

которая вам так нужна...— прервал его опять Уомболд.
—	Мои машины осушили в прошлом году вдвое боль¬

шую площадь,— продолжал Дик.— Я, видите ли, убеж¬

ден, что наш Запад, да и весь мир, должен стать на путь

интенсивного хозяйства, и я хочу быть одним из первых,

прокладывающих дорогу. Я разделил эти пять тысяч

акров на участки по двадцати акров и считаю, что каж¬

дый такой участок может не только свободно прокормить

одно семейство, но и приносить по меньшей мере шесть

процентов чистого дохода.
—	Это значит,—высчитывал корреспондент,—что, ко¬

гда участки будут розданы, зем>лю получат двести

пятьдесят семейств, или, считая в среднем, по пять че¬

ловек на семью, тысяча двести пятьдесят душ.
—	Не совсем так,— возразил Дик.— Все участки уже

заняты, а у нас только около тысячи ста человек. Но на¬

дежды на будущее... надежды на будущее большие,—доб¬

родушно улыбнулся он.— Несколько урожайных лет — и

в каждой семье окажется в среднем по шесть человек.
—	А кто это «мы»? Почему «у нас»?—спросил

Г рэхем.
—	У меня есть комитет, состоящий из сельскохозяй¬

ственных экспертов,— все свои же служащие, кроме про¬

фессора Либа, которого мне уступило на время федераль¬

ное правительство. Дело в том), что фермеры будут

хозяйничать на свой страх и риск, пользуясь передовыми

методами, рекомендованньши в наших инструкциях. Зем¬

ля на всех участках совершенно одинаковая. Эти участ¬

ки, как горошины в стручке, один к одному. И плоды ра¬

боты на каждом участке через некоторое время должны

сказаться. А когда мы сравним между собой результа¬

ты, полученные на двухстах пятидесяти участках, то

фермер, отстающий от среднего уровня из-за тупости

или лени, должен будет уйти.
99

Условия созданы вполне благоприятные. Фермер,

взяв такой участок, ничем не рискует. Кроме того, что он

соберет со своей земли и что пойдет на пищу ему и его

семье, он получит еще тысячу долларов в год деньгами;

поэтому все равно — умен он или глуп, урожайный год

или неурожайный — около ста долларов в М1бсяц ем»у

обеспечено. Лентяи и глупцы будут естественным) обра¬

зом вытеснены теми, кто умен и трудолюбив. Вот и все.

И это послужит особенно очевидным доказательством

всех преимуществ интенсивного хозяйства. Впрочем, этим

людям обеспечено не только жалованье. После его вы¬

платы мне как владельцу должно очиститься еще шесть

процентов. А если доход окажется больше, то фермеру

поступает и весь излишек.
—	И поэтому,— сказал корреспондент,— каждый

сколько-нибудь дельный фермер будет работать демь и

ночь — это понятно. Сто долларов на улице не валяются.

В Соединенных Штатах средний фермер на собственной

земле яе вырабатывает и пятидесяти, в особенности ес¬

ли вычесть плату за надзор и за его личный труд. Ко¬

нечно, способные люди уцепятся руками и ногам1И за та¬

кое предложение и постараются, чтобы так же поступили

и члены их сем!ьи.
—	У меня есть возражение,— заявил Терренс Мак-

Фейн, подходя к ним.— Везде и всюду только и слы¬

шишь: работа, труд... А меня просто зло берет, когда я

представлю себе, что каждый такой фермер на своих

двадцати акрах весь день с утра до вечера будет гнуть

спину, и ради чего? Неужели кусок хлеба да мяса и,

может быть, немного джема — это и есть смысл жизни,

цель нашего существования? Ведь человек этот все рав¬

но умрет, как рабочая кляча, которая только и знала,

что трудиться! Что же сделано таким человеком? Он

обеспечил себя хлебом и мясом? Чтобы брюхо было сы¬

то и крыша была над головой? А потом его тело будет

гнить в темной, сырой могиле!
—	Но ведь и вы, Терренс, ум1рете,— зам1етил Дик.
—	Зато я живу волшебной жизнью бродяги,— после¬

довал быстрый ответ.— Эти часы наедине со звездами и

цветами, под сенью деревьев, с легким ветром и шорохом

трав! А мои книги! Мои любимые философы и их думы!

А красота, .музыка, радости всех искусств! Когда я сойду
100

в могилу, я буду знать по крайней мере, что пожил и взял

от жизни все, что она могла м«е дать. А эти ваши двуно¬

гие вьюч'ные животные на своих двадцати акрах так и

будут ковырять весь день зем(лю, пока рубашка на спи¬

не не взмокнет от пота, а потом присохнет коркой,— ра¬

ди одного сознания, что живот набит хлебом и мясом! и

крыша не протекает; народят выводок сыновей, которые

тоже будут жить, как рабочий скот, набивать желудок

хлебом и мясом, гнуть спины в заскорузлых от пота ру¬

башках — и наконец уйдут в небытие, только и получив

от жизни, что хлеб да мясо и, может бьггь, немного

джема!..
—	Но ведь кто-то должен же работать, чтобы вы

могли лодырничать?—с негодованием возразил Уом-

болд.
—	Да, это верно. Печально, но верно,— М1рачно со¬

гласился Терренс; затем! его лицо вдруг просияло.— И я

благодарю господа за то, что есть на свете рабочий

скот,— одни таскают плуг по полям, другие — незримые

кроты — проводят жизнь в шахтах, добывая уголь и зо¬

лото; благодарю за то, что есть дураки крестьяне,— ина¬

че разве у меня были бы такие м>ягкие руки; и за то, что

такой славный парень, как Дик, улыбается м»не и делит¬

ся со мной своим добром, покупает мне новые книги и

дает местечко у своего стола, заставленного пищей, до¬

бытой двуногим рабочим скотом, и у своего очага, по¬

строенного тем же рабочим скотом, и хижину в лесу под

земляничными деревьями, куда труд не смеет сунуть

свое чудовищное рыло...
Ивэн Грэхем долго не ложился в тот вечер. Большой

дом и его маленькая хозяйка невольно взволновали его.

Сидя на краю кровати, полураздетый, и куря трубку, он

видел в своем воображении Паолу в разных обличьях и

настроениях — такой, какой она прошла перед ним в те¬

чение этого первого дня. То она говорила с ним о музы¬

ке и восхищала его своим исполнением, чтобы затем, втя¬

нув в спор «мудрецов», ускользнуть и заняться устрой¬

ством бриджа; то сидела, свернувшись калачиком, в крес¬

ле, такая же юная и шаловливая, как примостившиеся

рядом! с нею девушки; то со стальными нотками в голосе
101

укрощала мужа, когда он непременно хотел спеть песнь

Горца, или бесстрашно правила тонущим жеребцом,—

а несколько часов спустя выходила в столовую, к гостям

своего мужа, напоминая платьем и осанкой принцессу из.

сказки.
Паола Форрест за-ним1ала его воображение не меньше,

чем Большой дом со всеми его чудесами и диковинками.

Все вновь и вновь мелькали перед Грэхемом выразитель¬

ные руки Дар-Хиала, черные бакенбарды Аарона Хэн¬

кока, вещавшего об откровениях Бергсона, потертая

куртка Терренса Мак-Фейна, благодарившего бога за

то, что двуногий рабочий скот дает ему возможность

бездельничать, сидеть за столом у Дика Форреста и

мечтать под его земляничными деревьями.
Грэхем наконец вытряхнул трубку, еще раз окинул

взглядом эту странную комнату, обставленную со всем

возмюжным комфортом, погасил свет и вытянулся между

прохладными простынями. Однако сон не приходил к не¬

му. Опять он слышал смех Паолы; опять у него возника¬

ло впечатление серебра, стали и силы; опять он видел

в темноте, как ее стройное колено неподражаемю пластич¬

ным движением! приподним^ает тяжелые складки платья.

От этого образа Грэхем никак не мог отделаться: он

преследовал его неотступно, точно наваждение. Образ

этот, сотканный из света и красок, как бы горел перед

ним, неизменно возвращаясь, и хотя Грэхем сознавал

его иллюзорность, видение все вновь и вновь вставало

перед ним в своей обманчивой реальности.
И опять видел он коня и всадницу, которые то по¬

гружались в воду, то снова выплывали на поверхность;

видел мелькающие среди пены копыта лошади; видел

лицо женщины: она смеялась, а пряди ее золотистых во¬

лос переплетались с темной гривой животного.
Снова слышал он первые аккорды прелюдии, и те же

руки, которые правили жеребцом, теперь извлекали из

инструмента всю полноту хрустальных и блистательных

рахманиновских гармоний.
Когда он наконец стал засыпать, его последняя

мысль была о том, каковы те чудесные и загадочные за¬

коны развития, которые могли из первоначального ила и

праха создать на вершине эволюции сияющее и торже¬

ствующее женское тело и женскую душу.
102

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
На следующее утро Грэхем продолжал знакомиться

с порядками Большого дома. О^Дай многое сообщил ему

еще накануне и узнал от гостя, что тот, выпив при про¬

буждении чашку кофе, предпочитает завтракать не в по¬

стели, а за общим столом. О-Дай предупредил Грэхе¬

ма, что для этой трапезы нет установленного времени и

что завтракают от семи до десяти, кто когда желает; а

если ему понадобится лошадь, или автомобиль, или он

захочет купаться, то достаточно сказать об этом.
Войдя в столовую в половине восьмого, Грэхем за¬

стал там корреспондента и покупателя из Айдахо, кото¬

рые только что позавтракали и спешили поймать здеш¬

нюю машину, чтобы попасть в Эльдорадо к утреннему

поезду в Сан-Франциско. Грэхем» простился с ними и

сел за стол один. Безукоризненно вежливый слуга-китаец

предложил ему заказать завтрак по своему вкусу и тот¬

час исполнил его желание, подав ледяной грейпфрут в

хересе, причем с гордостью пояснил, что это «свой», из

«имения». Отклонив предложенные ему различные блю¬

да — каши и о'вощи, Грэхем попросил дать ему яйца

всмятку и ветчину; и только что принялся за еду, как во¬

шел Берт Уэйнрайт с рассеянным видом, который, одна¬

ко, не обманул Грэхема. И действительно, не прошло и

пяти минут, как появилась Эрнестина Дестен в оча¬

ровательном халатике и утреннем чепчике и очень

удивилась, найдя в столовой столько любителей

раннего вставания.
Позднее, когда все трое уже поднимались из-за стола,

пришли Льют Дестен и Рита Уэйнрайт. За бильярдом

Г рэхем» узнал от Берта, что Дик Форрест никогда не зав¬

тракает со всем)и, а просыпается чуть свет, работает в

постели, пьет в шесть часов кофе и только в исключитель¬

ных случаях появляется среди гостей раньше второго

завтрака, который бывает в половине первого.
Что касается Паолы, продолжал Берт, то спит она

плохо, встает поздно, а живет в той части дома, куда ве¬

дет дверь без ручки; это огромный флигель с собствен¬

ным внутренним двориком, в котором» даже он был всего

только раз; она тоже приходит лишь ко второму завтра¬

ку, да и то не всегда.
103

—	Паола на редкость здоровая и сильная женщина,

сказал он,— но бессонница у нее врожденная. Ей всегда

не спалось, даже когда она была совсем маленькая. И

это ей не во вред, так как у нее большая сила воли и

она изумительно владеет собой. У нее нервы всегда на¬

пряжены, но, вместо того чтобы приходить в отчаяние и

метаться, когда сон не идет к ней, она приказывает себе

отдыхать — и отдыхает. Она называет это своими «белы¬

ми ночами». Иногда она засыпает только на заре или

даже в девять-десять часов утра, и тогда спит чуть не

двенадцать часов подряд и выходит к обеду свежая и

бодрая.
—	Должно быть, это действительно врожденное,—

заметил Грэхед§.
Берт кивнул.
—	Из ста девяносто девять женщин совсем бы рас¬

кисли, а она держит себя в руках. Если ей не спится

ночью, она спит днем и наверстывает потерянное.
Еще миого рассказывал Берт о хозяйке доМ)а, и Грэ¬

хем скоро догадался, что молодой человек, несмотря на

долгое знакомство, все же ее побаивается.
—	Она с кем угодно справится, стоит ей только захо¬

теть,— заметил Берт.— Мужчина, женщина, слуга — все

равно, какого бы возраста, пола и положения они ни

были,— стоит ей только заговорить своим повелитель¬

ным тоном, и результат всегда один. Я не понимаю,

чем она этого достигает. Может быть, в глазах ее вспы¬

хивает что-то, может быть, губы складываются как-то

по-особенному, не знаю, но только все ее слушаются

и ей подчиняются.
—	Да,— согласился Грэхем,— в ней есть что-то осо¬

бенное.
—	Бот именно! — обрадовался Берт.— Что-то осо¬

бенное! Достаточно ей захотеть! Даже почему-то жутко

становится. Может быть, она так научилась владеть со¬

бой во время бессонных ночей, когда она постоянно на¬

прягает волю, чтобы оставаться спокойной и бодрой. Вот

и сегодня — она, верно, глаз не сомкнула после всех вче¬

рашних событий: понимаете — волнение, люди, тонущая

лошадь и все прочее. Хотя Дик говорит, что то, от чего

другие женщины потеряли бы сон, действует на нее со¬

всем наоборот: она может спать, как младенец, в городе,
104

который боАсбардируют, или на тонущем корабле. Не¬

сомненно, она — чудо. Поиграйте-ка с ней на бильярде,

тогда увидите.
Немного позднее Грэхем и Берт встретились с девуш¬

ками в той комнате, где те обычно проводили утро, но,

несмотря на пение модных песенок, танцы и болтовню,

Грэхема все врем»я не покидало чувство одиночества, ка-

кая-то тоска и томительное желание, чтобы к ним во¬

шла Паола в каком-нибудь новом, неожиданном обличье

и настроении.
Затем Грэхем на Альтадене и Берт на великолепной

чистокровной кобыле Молли два часа разъезжали по

имению, осм)атривали мюлочное хозяйство и едва поспели

вовремя на теннисную площадку, где их поджидала

Эрнестина.
Грэхем»у не терпелось пойти завтракать — конечно, не

только из-за вызванного прогулкой аппетита,— но его по¬

стигло большое разочарование: Паола не явилась.
—	Опять «белая ночь»,— сказал Дик, обращаясь к

другу, и прибавил несколько слов к тому, что расска¬

зывал Берт относительно неспособности Паолы спать

нормально.— Представьте, мы были женаты уже несколь¬

ко лет, когда я впервые увидел ее спящей. Я знал, что в

какие-то часы она спит, но никогда не видел. Однажды

она, к моему ужасу, трое суток провела без сна, притом

все время оставалась ласковой и веселой, и уснула на¬

конец от изнеможения. Это случилось, когда наша яхта

стала на мель возле Каролинских островов и все насе¬

ление помогало нам спихнуть ее. Дело было не в опас¬

ности— никакая опасность нам не угрожала,— а в не¬

прерывном шуме, возбуждении. Паола переживала это

приключение слишком непосредственно. А когда все кон¬

чилось, она впервые у меня на глазах заснула.
Утром приехал новый гость, некто Доналд Уэйр. Грэ¬

хем встретился с ним за завтраком. Уэйр был, видимо,

хорошо знаком со всеми и часто посещал Большой дом;

Грэхем понял также из разговоров, что, несмотря на

крайнюю молодость, это скрипач, известный по всему

побережью.
—	Он до безумия влюблен в Паолу,— сообщила Эр¬

нестина Грэхему, когда они выходили из столовой.
Грэхем удивленно поднял брови.
105

—	Да, но она не обращает на него внимания,— рас¬

смеялась Эряестина.— Это случается с каждьш мужчи¬

ной, который приезжает сюда. Она привыкла. У нее

ужасно милая манера не замечать их страсти; она с удо¬

вольствием проводит врем1я в обществе этих людей, а

потом смеется над ними. Дика это забавляет. Не прой¬

дет и недели, как с вами случится то же самое. А нет, так

все будут очень удивлены. Да и Дик еще, пожалуй, оби¬

дится. Он считает, что это неизбежно. Если любящий

муж гордится своей женой и привык к тому, что в нее

влюбляются, он может прямо оскорбиться и решить,

что его жену не оценили.
—	Ну что ж,— вздохнул Грэхем,— если у вас так

принято, придется, видно, и мне влюбиться. Правда,

ужасно не хочется вести себя, как все,— именно пото¬

му, что это все; но раз таков обычай, ничего не поде¬

лаешь. Хотя это чертовски трудно, когда кругом так мно¬

го милых девушек.
В его удлиненных серых глазах блеснуло лукавство, и

этот взгляд так подействовал на Эрнестину, что она уди¬

вленно уставилась на него и, только поймав себя на

этом, опустила взор и вспыхнула.
—	Знаете, маленький Лео — молодой поэт, которого

вы видели вчера вечером,— затараторила она, пьггаясь

скрыгь свое смущение,— он тоже до безумия влюблен в

Паолу. Я слышала, как Аарон Хэнкок дразнил его по

поводу какого-то цикла сонетов, и, конечно, нетрудно до¬

гадаться, кто его вдохновил. Терренс, ирландец, тоже

влюблен в нее, хоть и не так отчаянно. Они ничего не

могут поделать с собой, вот и все. Разве их можно винить

за это?
—	Конечно, она вполне заслуживает поклонения,—

пробормотал Грэхем, втайне задетый тем, что ирлан¬

дец, этот пустоголовый, одержимый алфавитом маньяк,

этот анархист-эпикуреец, хвастающий тем, что он ло¬

дырь и приживальщик, осмелился влюбиться — хоть и

не так отчаянно — в маленькую хозяйку.
—	Она ведь моя сводная сестра,— сообщила Эрне-

стина,— но никто бы не сказал, что в нас есть хоть од¬

на капля той же крови. Паола совсем другая. Она непо¬

хожа ни на кого из Дестенов, да и вообще ни на кого

из моих подруг, ни на одну девушку, которую я знала.
106

Хотя она гораздо старше моих подруг, ведь ей уже три¬

дцать восемь...
—	Ах, кис-кис!—прошептал Грэхем.
Хорошенькая блондинка оторопело взглянула на него,
удивленная его, казалось бы, необъяснимым восклица**

нием.
—	Кошечка,— повторил он с насмешливым упреком.
—	01 — воскликнула она.— Я сказала совсем не о

том смысле... Мы здесь привыкли ничего не скрывать.

Все отлично знают, сколько Паоле лет. Она и сама го¬

ворит. А мне восемнадцать. Вот. Теперь скажите-ка, в

наказание за вашу подозрительность, сколько вам лет?
—	Столько же, сколько и Дику,— ответил Грэхем без

запинки.
—	А ему сорок,— торжествующе рассмеялась она.—

Вы будете купаться? Вода, наверное, ужасно холодная.
Г рэхем покачал головой:
—	Я поеду с Диком верхом.
Эрнестина огорчилась со всей непосредственностью

своих восемнадцати лет.
—	Ну, конечно! Опять он будет показывать свои веч¬

нозеленые пастбища, или пашни на горных склонах, или

какие-нибудь оросительные фокусы...
—	Он говорил что-то относительно купания в пять.
Ее лицо просияло.
—	Ну хорошо, тогда встретимся у бассейна. Наверно,

они условились. Паола тоже хотела идти купаться в

пять.
Они расстались под аркадой. Грэхем отправился бы¬

ло к себе в башню, чтобы переодеться для верховой ез¬

ды, но Эрнестина вдруг окликнула его:
—	Мистер Грэхем!
Он послушно обернулся.
—	Знаете, вы вовсе не обязаны влюбляться в Пао-

лу, это я только так сказала.
—	Я буду очень, очень остерегаться этого,— вполне

серьезно ответил он, хотя глаза его насмеш‘ливо блес¬

нули.
Однако, идя в свою комнату, он не мог не признаться,

что очарование Паолы Форрест, словно волшебные щу¬

пальца, уже коснулось его и обвивалось вокруг сердца.
107

и ан знал, ч*1'о с гораздо большим удовольствием поехал

оы кататься с ней, чем со своим давним другом Форре¬

стом.
Направляясь к длинной коновязи под старыми дуба¬

ми, он жадным взором искал Паолу, но здесь были

только Дик и конюх; однако несколько стоявших в тени

оседланных лошадей вернули ему надежду. Все же они

уехали с Диком одни. Дик только показал ему лошадь

жены,— это был резвый и породистый гнедой жеребец

под небольшим австралийским седлом со стальными стре¬

менами, с двойной уздечкой и мундштуком.
—	Я не знаю ее планов,— сказал Дик.— Она еще не

выходила, но купаться, во всяком случае, будет. Тогда и

встретимся.
Грэхему поездка доставила большое удовольствие, хо¬

тя он не раз ловил себя на том, что поглядывает на часы-

браслет — долго ли еще до пяти.
Приближалось время окота. Дик и Грэхем проезжали

луг за лугом, где паслись овцы; то один, то другой сле¬

зал с лошади, чтобы поставить на ноги великолепную

овцу из породы шропширов или мериносов-рамбулье: по¬

валившись на широкие спины и подняв к небу все четы¬

ре ноги, эти бедные жертвы отбора были уже не в силах

подняться без посторонней помощи.
—	Да, я действительно потрудился над тем, чтобы

создать американских мериносов,— говорил Дик.— У

этой породы теперь сильные ноги, широкая спина, креп¬

кие ребра и большая выносливость. Вывезенным из

Европы породам не хватает выносливости: они слишком

холеные и изнеженные.
—	О, вы делаете большое дело, большое дело,— за¬

явил Грэхем.— Подумайте, вы же отправляете баранов

в Айдахо! Это говорит само за себя.
Глаза Дика заблестели, когда он ответил:
—	Не только в Айдахо! Хотя это и кажется неверо¬

ятным, теперешние огромные стада Мичигана и Огайо

являются — простите за хвастовство — потомками моих

калифорнийских рамбулье. А возьмите .Австралию! Две¬

надцать лет назад я продал одному тамошнему поселен¬

цу трех баранов по триста долларов за голову. Когда

он их туда привез и показал, то сейчас же перепродал,
108

взяв по три тысячи за каждого, и заказал мне целый

транспорт. И я, кажется, принес Австралии не вред, а

пользу. Там говорят, что благодаря люцерне, артезиан¬

ским колодцам, судам-холодильникам и баранам Фор¬

реста овцеводство и добывание шерютн увеличились

втрое.
Возвращаясь, они встретили Менденхолла, заведую¬

щего конным заводом, и тот потащил их куда-то в сто¬

рону, на обширный выгон с лесистыми оврагами и груп¬

пами дубов, чтобы показать табун жеребят-однолеток

широкой породы, которых отправляли на следующий

день на горные пастбища Миримар-Хиллс. Их было

около двухсот — ширококостные, мохнатые и очень круп¬

ные для своего возраста; они начинали линять.
—	Мы не то что откармливаем их,— пояснил Фор¬

рест,— но мистер Менденхолл следит за тем, чтобы они

(Получали питательный корм. Там, в горах, куда они пой¬

дут, им будут давать, кроме трав, еще зерно; это заста¬

вит их каждый вечер собираться для кормежки, и, та¬

ким образом, можно будет делать поверку без особого

труда. За последние пять лет я ежегодно отправляю в

один только Орегон до пятидесяти жеребцов-двухлеток.

Они все более или менее стандартны. Их покупают не

глядя, потому что знают мой товар.
—	У вас, должно быть, строгий отбор?—спросил

Г рэхем.
—	Да. Бракованных вы можете увидеть на улицах

Сан-Франциско,— ответил Дик,— это ломовые лошади.
—	И на улицах Денвера тоже,— добавил Менден¬

холл,— и на улицах Лос-Анжелоса; а два года тому на¬

зад, во время падежа лошадей, мы отправили двадцать

вагонов четырехлетних меринов даже в Чикаго и полу¬

чили в среднем по тысяче семьсот долларов за каждого.

За тех, что помельче, мы брали по тысяче шестьсот, но

были и по тысяче девятьсот. Боже мой, какие цены на

лошадей стояли в тот год!
Едва Менденхолл отъехал, как показался всадник вер¬

хом на стройной, взмахивавшей гривой Паломине. Дик

представил его Грэхему как мистера Хеннесси, ветери¬

нара.
—	Я услыш^ал, что миссис Форрест осматривает же¬

ребят,— пояснил он Дику,— и приехал, чтобы показать
109

ей Лань: не пройдет и недели, как она будет ходить

под седлом. А какую лошадь миссис Форрест взяла се¬

годня?
—	Да Франта,— ответил Дик; и было ясно, что он

предвидел, как Хеннесси отнесется к этому известию: ве¬

теринар неодобрительно покачал головой.
—	Никто не убедит меня, что женщинам следует ез¬

дить на жеребцах,— пробормотал он.— И потом. Франт

опасен. Больше того — при всем уважении к его

резвости, должен сказать, что он хитер и коварен. Мис¬

сис Форрест следовало бы ездить на нем не иначе, как

надев на него намордник; но он любит и брыкаться, а

к его копытам ведь не привяжешь подушек...
—	Пустяки,—ответил Дик,—он на мундштуке, да еще

на каком мундштуке; и она умеет обращаться с ним.
—	Да, если он в один прекрасный день не подомнет

ее под себя,— проворчал Хеннесси.— Во всяком случае,

я бы вздохнул спокойнее, если бы. ей понравилась Лань.

Вот это настоящая дамская лошадь! Сколько огня, и ни¬

какого коварства. Чудесная кобылка, чудесная! А что

шалунья — это не беда, угомонится! Но она всегда оста¬

нется веселой и капризной, не превратится в манежную

клячу.
—	Поедем смотреть жеребят,— предложил Дик.—

Паоле придется помучиться с Франтом, если она въедет

на нем в кучу молодежи. Ведь это ее царство,— повер¬

нулся он к Грэхему.— Все выездные и верховые лошади

в ее ведении. И она достигает замечательных результа¬

тов. Как она добивается их, я и сам не понимаю. Будто

маленькая девочка забралась в лабораторию взрывча¬

тых веществ, начала наугад смешивать их — и получила

гораздо более мощные соединения, чем те, которые со¬

ставлялись седобородыми химиками.
Они свернули с главной дороги на боковую, проеха¬

ли полмили, обогнули лесок в ущелье, по которому бе¬

жал, подскакивая, ручей, и выехали на покатый склон,

где зеленело широкое пастбище. Первое, что увидел Грэ¬

хем вдали,— это множество однолеток и двухлеток, с лю¬

бопытством столпившихся вокруг золотисто-коричневого

чистокровного жеребца Франта, который, поднявшись на

дыбы, бил в воздухе копытами и пронзительно ржал.
110

Всадники остановили своих лошадей и ждали, что бу¬

дет дальше.
—	Он еще сбросит ее,— сердито пробормотал ветери¬

нар.— Разве на него можно положиться!
Но в эту минуту Паола, не замечая подъехавших зри¬

телей, резко и повелительно выкрикнула какой-то при¬

каз, с уверенностью настоящего кавалериста всадила

шпоры в шелковистые бока Франта, и тот опустил пе¬

редние ноги и беспокойно заплясал на месте.
—	Стоит ли так рисковать? — мягко упрекнул Фор¬

рест жену, подъезжая к ней со своими спутниками.
—	О, я умею справляться с ним...—пробормотала она

сквозь стиснутые зубы, в то время как Франт, прижав

уши и злобно сверкая глазами, оскалился и, наверное,

укусил бы Грэхема за ногу, если бы Паола вовремя не

дернула за повод, опять вонзив ему шпоры в бока.
Франт вздрогнул, визгливо заржал и на минуту сми¬

рился.
—	Старая игра — игра белого человека! — засмеялся

Дик.— Она не боится жеребца, и он это знает; он хит¬

рит, неистовствует, она — вдвое; он беснуется, а она ему

показывает, что такое настоящая свирепость.
Три раза, пока они были здесь, готовые в любую ми¬

нуту повернуть своих лошадей и броситься на помощь,

если Паола потеряет власть над жеребцом, Франт пы¬

тался встать на дыбы, и каждый раз Паола решительно,

осторожно и твердо удерживала его с помощью мунд¬

штука и шпор,— и он наконец замер на месте, укрощен¬

ный и трепещущий, весь в поту и мыле.
—	Так белые поступали всегда,— продолжал Дик, в

то время как Грэхем весь отдался волнующему до жути

восхищению перед маленькой укротительницей.— Белый,

борясь с дикарем, превосходил его своей свирепостью.

Он превзошел его в упорстве, в разбоях, в скальпирова¬

нии, в пьггках, в людоедстве. В сущности, белые съели го¬

раздо больше людей, чем людоеды.
—	Добрый день,— приветствовала Паола гостя, мужа

и ветеринара*— Франт, кажется, наконец усмирен. Да¬

вайте взглянем на жеребят. Остерегайтесь, мистер Грэ¬

хем, его зубов: он ужасный кусака. Держитесь от него

подальше: ваши ноги вам еще пригодятся.
Когда представление с Франтом кончилось, жеребя¬
111

та мгновенно разбежались, словно чем-то напуганные, и,

резвясь, понеслись галопом по зеленому лугу; но скорэ,,

привлеченные неудержимым любопытством, вернулись и,

столпившись возле всадников, внимательно разглядыза-»

ли их; под предводительством одной, особенно шаловли¬

вой гнедой кобылки они образовали полукруг и насторо¬

жили ушки.
Вначале Грэхем едва ли видел жеребят: он смотрел

только на хозяйку в ее новой роли. «Неужели ее изменчи¬

вости нет пределов?» — спрашивал он себя, глядя на ве¬

ликолепное, потное, покоренное ею животное. Даже Го¬

рец, несмотря на свою массивность, казался кротким и

ручным рядом с Франтом, который то и дело становился

на дыбы и кусался, силясь сбросить всадницу с прису¬

щим ему утонченным коварством норовистого жеребца

чистых кровей.
—	Взгляни на нее,— прошептала Паола Дику, чтобы

не спугнуть кобылки.— Какая прелесть! Вот чего я доби¬

валась.— Затем она обернулась к Ивану.— Всегда в них

найдется какой-нибудь недостаток, порок, совершенство

почти невозможно. Но она — совершенство. Посмотрите

на нее. Лучшего мне едва ли удастся добиться. Ее отец—

Великий Вождь, если вы знаете наших призовых рыса¬

ков. Его продали за шестьдесят тысяч, когда он был

уже стариком. Мы получили его на время. Она — един¬

ственный его приплод за сезон. Но посмотрите! У нее его

грудь и легкие! У меня был богатый выбор кобыл, под-

ходив«ших по всем статьям, а матка как будто не подхо¬

дила, но я взяла ее. Упрямая старая дева. Но она бы¬

ла прямо создана для него. Это ее первый жеребенок;

ей было восемнадцать лет, когда он родился. Я знала,

что будет хорош^о. Достаточно было взглянуть на обо¬

их— прямо как по заказу!
—	Матка была только полукровкой,— пояснил Дик.
—	Зато у нее было много предков морганов,— тот¬

час же пояснила Паола,— и у нее полоса вдоль спины,

как у мустангов. Эту мы назовем «Нимфой», хоть она и

не войдет в племенные книги. Это будет моя первая бе¬

зупречная верховая лошадь, я уверена; и моя мечта на¬

конец осуществится.
—	У этой мечты четыре ноги,— глубокомысленно за¬

метил Хеннесси.
112

—	и от пяти до семи разных аллюров,— весело под¬

хватил Г рэхем.
—	А все же не нравятся мне эти кентуккийские. ло¬

шади с их разнообразными аллюрами,— быстро возра¬

зила Паола,— они годятся только для ровной местно¬

сти. Для Калифорнии, с ее ужасными дорогами, гор¬

ными тропками и всем прочим, мне нужна только бы¬

страя рысь, короткая или длинная, смотря по харак¬

теру почвы, и сокращенный галоп. Я даже не скажу, что

это особый аллюр, а просто легкий, спокойный скок, но

только в условиях трудной дороги.
—	Красавица! — восхищался Дик, следя блестящи¬

ми глазами за гнедой кобылкой, которая, осмелев, подо¬

шла совсем близко к укрощенному Франту и обнюхива¬

ла его морду с трепещущими и раздувающимися нозд¬

рями.
—	Я предпочитаю, чтобы мои лошади были почти

чистокровками, а не вполне,— горячо заявила Паола.—

Беговая лошадь хороша на ипподроме, но для наших

ежедневных нужд она слишком специализирована.
—	Вот результат удачной комбинации,— заметил

Хеннесси, указывая на Нимфу.— Корпус достаточно

короток для рыси и достаточно длинен для крупного

шага. Должен сознаться, я не верил в это сочетание,

но вам все-таки удалось получить замечательный

экземпляр.
—	Когда я была молодой девушкой, у меня не было

лошадей,— обратилась Паола к Грэхему,— а теперь я

могу не только иметь их сколько угодно, но и скрещи¬

вать их и создавать по своему желанию новые типы.

Это так хорошо, что иногда мне не верится; и я скачу

сюда, чтобы посмотреть на них и убедиться, что

это не сон.
Она повернулась к Форресту и бросила ему благодар¬

ный взгляд. Грэхем видел, как они долго, не отрываясь,

смотрели друг другу в глаза. Ему стало ясно, какую ра¬

дость доставляет Дику радость жены, ее юношеский эн¬

тузиазм и горячность. «Вот счастливец!..» — подумал

Грэхем, но не потому, что у Дика было богатое имение и

то дела его шли успешно, а потому, что Форресту при¬

надлежала эта чудесная женщина, которая, не таясь,

смотрит на него сейчас таким открытым и благодарным
8.	Джек Лондон. Т. ХП,	113

взглядом, и он с недоверием вспомнил заявление Эр-

нествд|>1, будто Паоле тридцать восемь лет.
—	Посмотри на его круп, Дик,— сказала она, кон¬

цом хлыста показывая на какого-то черного жеребенка,

жевавшего весеннюю траву.— Посмотри на его ноги и

бабки.— И, обращаясь к Грэхему, добавила:—У Ним¬

фы стати совсем другие и бабки гораздо длиннее, но я

такого жеребенка и добивалась.— Она с легкой досадой

усмехнулась.— Мать его необычной светло-гнедой масти,

прямо новенькая двадцатидолларовая монета, и мне

очень хотелось иметь лошадь ей в пару для моего выезда.

Не скажу, чтобы результат оказался такой, какого я хо¬

тела, хоть и получился превосходный рысак. Зато вон

моя награда, видите — вороной; когда мы подъедем к

маткам, я покажу вам его родного брата, но он не воро¬

ной, а караковый. Я ужасно огорчена.
Затем она указала на двух караковых жеребят, пас¬

шихся рядом.
—	Эти двое от Гью-Диллона, знаете,— брата Лоу-

Диллона. Они от разных маток и чуть-чуть разные по

цвету, но, правда, великолепная пара? У них та же

рубашка, что и у отца.
Она повернула свою укрощенную лошадь и стала ти¬

хонько объезжать табун, чтобы не распугать жеребят;

часть все же бросилась врассыпную.
—	Посмотрите на них! — воскликнула она.— Пятеро

совсем непородистые. Видите, как они поднимают перед¬

ние ноги на бегу.
—	Я совершенно убежден, что ты сделаешь из них

призовых рысаков,— сказал Дик и снова заслужил бла¬

годарный взгляд, опять задевший Грэхема.
—	Двое от более крупных маток,— вот тот в середи¬

не и затем крайний слева; а те трое — от средних, да

одного можно подобрать из остальных. Один отец, пять

разных матерей — и оттенки гнедой масти немного раз¬

ные. Но в общем из пяти получится недурная четверка,

и притом все того же года. Правда, удачно?
—	Я уже сейчас вижу среди двухлеток отличных ло¬

шадок, которых мы сможем продать для игры в поло.

Намечайте,— обратилась она к Хеннесси.
—	Если мистер Менденхолл не получит за чалого

полторы тысячи, то лишь потому, что поло выходит из мо¬
114

ды1 — с увлечением воскликнул Хеннесси.— Я следил

за этими жеребятами... А вот взгляните к& того светло¬

гнедого. Ведь какой был плохонький! Дайте ему еще го¬

дик — и посмотрите, что из него выйдет! Похож на ко¬

рову? Ничуть! А что за родители! Еще годик, и

можно прямо на выставку — настоящий серебряный

доллар. Помните, с первой же минуты я поверил в

него. Он, несомненно, затмит всякую эту бэрлингейм-

скую дрянь. Когда он подрастет, отправляйте его сразу

же на Восток.
Паола кивала, внимательно слушая Хеннесси, в tt

устремленном на него взгляде светилась нежность, вы¬

званная созерцанием этих молодых животных и всей пол¬

ноты играющей в них жизни, за которую она была от¬

ветственна.
—	Ужасно грустно,— призналась она Грэхему,— ко¬

гда продаешъ таких красавцев и знаешь, что их сейчас

же заставят работать.
Ее внимание было целиком поглощено животными,

она говорила совершенно просто, без всякой рисовки и

аффектации. Дик не удержался, чтобы не похвалить ее

Ивану.
—	Я могу перерыть целую библиотеку по коннозавод¬

ству и до одурения изучать менделистские законы — и

все-таки я остаюсь идиотом, а она понимает все сразу.

Ей незачем вникать во всякие руководства. Она обходит¬

ся и без них, и действует по какой-то интуиции, точно

она колдунья. Ей достаточно взглянуть на табун маток,

немного освоиться с ними — и она уже знает, что им

нужно. Паоле почти всегда удается получить тот ре¬

зультат, к которому она стремится... Кроме цвета,—

правда, Поли?—поддразнил он ее.
Она тоже засмеялась, и зубы ее блеснули. Хеннесси

присоединился к их смеху, и Дик продолжал:
—	Посмотрите на того жеребенка! Мы все знаем,

что Паола ошиблась; но посмотрите на него! Она скре¬

стила старую чистокровную кобылу, которую мы считали

уже ни на что не годной, с призовым жеребцом — полу¬

чила жеребенка. Опять скрестила с чистокровкой; его

дочь скрестила с тем же призовым жеребцом, опроки¬

нула все наши теорий и получила,— нет, вы взгляните
115

на него,-т-замечательного пони для поло. В одном при¬

ходится перед ней преклониться: она не вносит в этэ

никаких бабьих сентиментов. О, она весьма решитело-

на! С твердостью мужчины, без всяких угрызений, она

отбрасывает все неполноценное и отбирает то, что ей

нужно. Но вот тайной масти она еще не овладела. Здесь

гений ей изменяет. Верно, Поли? Ты еще немало пово¬

зишься, пока получишь свою выездную пару, а тем вре¬

менем придется тебе удовольствоваться Дадди и Фадди.

Кстати, как теперь Дадди?
—	Поправляется, благодаря заботам мистера Хен¬

несси»— отвечала Паола.
—	Ничего серьезного,— заметил ветеринар.— Одно

время дело с питанием разладилось. А новый коиюх

перепугался и поднял шум
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
В течение всего пути от пастбища и до бассейна Грэ-

хем беседовал с маленькой хозяйкой и держался на¬

столько близко к ней, насколько позволяло коварство

Франта. Дик и Хеннесси, ехавшие впереди, были погру¬

жены в деловые разговоры.
—	Бессонница мучила меня всю жизнь,— говорила

Паола, слегка щекоча шпорой Франта, чтобы предупре¬

дить новое поползновение к бунту.— Но я рано научи¬

лась не давать ей влиять на мои нервы и на мое настрое¬

ние. Я еще в ранней молодости научилась извлекать из

нее пользу и даже развлечение. Это было единствен¬

ным средством преодолеть врага, который, я знала, бу¬

дет преследовать меня в>сю жизнь. Вам, наверное, при¬

ходилось одолевать высокую волну, ныряя под нее?
—	Да, не борясь и отдаваясь в ее власть,— ответил

Грэхем, глядя на ее порозовевшее лицо и выступившие

на нем от неустанной борьбы с беспокойной лошадью

мелкие, как бисер, капельки пота. Тридцать восемь? Не¬

ужели Эрнестина соврала? Паоле Форрест нельзя бы¬

ло дать и двадцати восьми. Кожа у нее была, как у со¬

всем юной девушки,— такая же гладкая, упругая и про¬

зрачная.
116

—	Вот именно,— продолжала она,— не борясь. Опу¬

скаешься и поднимаешься, точно поплавок, следуя

ритму волны, чтобы опять набрать воздуху. Дик

показал мне, как это делается. Так же и с бессонницей.

Если я не могу заснуть оттого, что возбуждена какими-

то недавно пережитыми событиями, я отдаюсь этим

впечатлениям и тогда скорее выплываю из их бур¬

ного потока, и мною овладевает забытье. Я застав¬

ляю себя переживать все вновь и вновь, с разных сто¬

рон, волнующие меня картины, которые не дают мне

забыться.
Например, вчерашняя история с Горцем. Я ночью пе¬

режила ее сызнова — как действующее лицо; затем — как

пссторонний зритель: как девушки, вы, ковбой, а глав¬

ное — мой муж. Потом я как бы написала с нее карти¬

ну, много картин, со всяких точек зрения, и развесила

их, а потом принялась рассматривать, точно увидела

впервые. И я ставила себя на место разных зрителей: то

старой девы, то педанта, то маленькой школьницы, то

греческого юноши, жившего несколько тысяч лет назад.

Затем я положила ее на музыку, сыграла на рояле и

представила себе, как она должна звучать в большом

оркестре или на духовых инструментах. Я спела ее, про¬

декламировала как балладу, элегию, сатиру и среди

всего этого наконец заснула. Я поняла, что спала, толь¬

ко проснувшись сегодня в полдень. В последний раз я

слышала, как часы били шесть. Шесть часов непрерыв¬

ного сна — это для меня большая удача.
Когда она кончила свой рассказ, Хеннесси свернул на

боковую дорогу, а Форрест подождал жену и поехал ря¬

дом с ней с другой стороны.
—	Хотите держать пари, Ивэн? —спросил он
—	На что, хотел бы я знать прежде всего,— отозвал¬

ся тот.
—	На сигары... а пари, что вам не догнать Паолы в

бассейне в течение десяти минут,— впрочем, нет — пяти;

вы, насколько я помню, прекрасный пловец.
—	О, дай ему. Дик, больше шансов для победы!—ве¬

ликодушно отозвалась Паола.— Десять минут — это мно¬

го, он устанет.
—	Но ведь ты не знаешь его как пловца,— возразил

Дик.— И ни во что не ставишь мои сигары. Он замеча-
117

тел&но плавает. Он побеждал канаков, а ты понимаешь,

что это значит!
—	Ну что ж, может быть, я еще и передумаю с ним

состязаться. А вдруг он сразит меня, прежде чем я успею

опомниться? Расскажи мне о нем и о его победах.
—	Я тебе расскажу только одну историю. О ней до

сих пор еще вспоминают на Маркизских островах. Это

было в памятный ураган тысяча восемьсот девяносто

второго года. Ивэч проплыл сорок миль за сорок пять ча¬

сов; и только он да еще один человек добрались до бе¬

рега. Остальные были канаки, он один белый среди них,—

однако он продержался дольше них, они все утонули...
—	Но ведь ты как будто сказал, что спасся еще кто-

то?— прервала его Паола.
—	Это была женщина,— отвечал Дик.— Канаки уто¬

нули.
—	Значит, женщина была белая?—настаивала

Паола.
Грэхем бросил на нее быстрый взгляд. Хотя Паола

обратила свой вопрос к мужу, она повернула голову в его

сторону, и ее вопрошающие глаза, смотревшие прямо,

в упор, встретились с его глазами.
Грэхем выдержал ее взгляд и так же прямо и твердо

ответил:
—	Она была канака.
—	Да еще королева, не угодно ли! — добавил Дик.—

Королева из древнейшего рода туземных вождей. Коро¬

лева острова Хуахоа.
—	Что же, королевская кровь помогла ей не утонуть,

когда все канаки утонули, или вы?—спросила Паола.
—	Я думаю, что Mibi оба помогали друг другу, особен¬

но в конце,— отозвался Грэхем.— Мы временами уже те¬

ряли сознание — то она, то я. Только на закате мы до¬

брались до земли, вернее, до неприступной стены, о

которую разбивались гигантские волны прибоя. Она схва¬

тила меня в воде и стала трясти, чтобы как-нибудь об¬

разумить. Дело в том, что я намеревался здесь вылезть, а

это означало конец.
Она дала мне понять, что знает, где мы находимся,

что течение идет вдоль берега в западном направлении,

и часа через два оно прибьет нас к тому месту, где мюж-

но будет выбраться на берег. Клянусь, я в течение этих
118

двух часов или спал, или был без памяти. А когда я вре-

меналФи приходил в себя и не слышал больше ревущего

прибоя, я видел, что она в таком» же состоянии, в каком

был сам перед тем, И тогда я, в свою очередь, начинал

трясти ее и тормошить, чтобы привести в чувство. Про¬

шло еще три часа, пока мы наконец очутились на пес¬

ке. Мы заснули там же, где вышли из воды. На другое

утро нас разбудили жгучие лучи солнца; мы уползли

под дикие бананы, росшие невдалеке, нашли там- прес¬

ную воду, напились и опять заснули. Когда я проснул'

ся во второй раз, была ночь. Я снова напился воды, уснул

и проспал до утра. Она все еще спала, когда нас нашла

партия канаков, охотившихся в соседней долине на ди¬

ких коз.
—	Держу пари, что если уж утонула целая куча ка¬

наков, то скорее вы ей помогали, а не она вам,— заметил

Дик.
—	Она должна быть вам навеки благодарна,— ска¬

зала Паола, с вызовом глядя на Грэхема,— и не уверяй¬

те меня, что она не была молода и красива, вероятно, на¬

стоящая золотисто-смуглая богиня.
—	Ее мать была королевой Хуахоа,— отвечал Грэ-

хсм.— А отец — англичанин, из хорошей семьи, ученый

эллинист. К тому времени они уже умерли, и Номаре

стала королевой. Она действительно была молода

и красива, красивее всех женщин на свете. Благода¬

ря отцу цвет ее тела был не золотисто-коричневый,

а бледно-золотой. Но вы, наверное, слышали уже эту

историю...
Он вопросительно посмотрел на Дика, но тот покачал

головой.
Из-за группы деревьев донеслись крики, смех и

плеск,— они приближались к бассейну.
—	Вы должны как-нибудь досказать ее,— заявила

Паола.
—	Дик ее отлично знает. Не понимаю, почему он

скрыл ее от вас.
Она пожала плечами:
—	Может быть, ему было некогда или не представля¬

лось случая.
—	Увы, эта история получила широкую огласку,— за¬

смеялся Грэхем!.— Ибо,— да будет вам1 известно,— я был
119

одно время морганатическим — или как это называется—

королем каннибальских островов, во всяком случае, одно¬

го райски прекрасного полинезийского острова, «где под

шепот тропических рощ лиловый прибой набегал на опа¬

ловый берег»,— замурлыкал он небрежно и соскочил с

лошади.
—	«И ночной мотылек трепетал на лозе, « пчела опу¬

скалась на клевер...» — подхватила Паола и внезапно

всадила шпоры в бока Франта, который чуть не вонзил

зубы ей в ногу. Затем она повернулась к Форресту, про¬

ся, чтобы он помог ей слезть и привязать лошадь.
—	Сигары?! Я тоже участвую!.. Вам ее не поймать!—

крикнул Берт Уэйнрайт с вышки в сорок футов.— Подо¬

ждите минутку! Я иду к вам!
И он действительно присоединился к ним, прыгнув

в воду ласточкой с почти профессиональной ловкостью и

вызвав rpoMiKHe рукоплескания девиц.
—	Отличный прыжок! Мастерский! — похвалил его

Грэхем, когда Берт вылез из бассейна.
Берт, сделав вид, что равнодушен к этой похвале, сра¬

зу же заговорил о пари.
—	Я не знаю, какой вы пловец, Г рэхем,— сказал

он,— но я вм1&сте с Диком! держу пари на сигары.
—	И я, и я тоже,— закричали хором Эрнестина,

Льют и Рита.
—	На конфеты, перчатки—словом, на все, чем вы го¬

товы рискнуть,— добавила Эрнестина.
—	Но ведь я тоже не значю, рекордов миссис Фор¬

рест,— возразил Г рэхем, записывая пари.— Однако если

в течение пяти минут...
—	Десяти,— поправила его Паола,— и стартовать от

противоположных концов бассейна. Идет? Если вы толь¬

ко коснетесь меня, значит, поймали.
Грэхем с тайным восхищением оглядел Паолу. Она

была не в белом шелковом) трико, которое, видимо, на¬

девала только в женском обществе, а в кокетливом, мод¬

ном купальном костюме из переливчатого синевато-зеле-

ного шелка — под цвет воды в бассейне; короткая юбка

не доходила до колен, нежную округлость которых он

тотчас же узнал. На ногах ее были длинные чулки того
120

ж-е цвета и маленькие туфельки, привязанные перекре¬

щивающимися ленточками. На голове — задорная ку¬

пальная шапочка: такая же задорная, как и сама Пас¬

ла, когда она назначала десять минут вместо пяти.
Рита Уэйнрайт взяла в руки часы, а Грэхем напра¬

вился к дальнему концу обширного бассейна в сто пять¬

десят футов длиной.
—	Смотри, Паола,— предупредил ее Дик,— действуй

только наверняка, не то он тебя поймает. Ивэн Грэхем

не человек, а рыба.
—	А я уверен, что Паола возьмет верх,— заявил пре¬

данный Берт.— Я убежден, что и ныряет она лучше.
—	Напрасно ты так думаешь,— ответил Дик.— Я ви¬

дел скалу, с которой Ивэн прыгал в Хуахоа. Это было

уже после того, как он там жил, и после смерти короле¬

вы Номаре. Ему было всего двадцать два года, совсем

мальчик,— и он не мог уклониться от этого прыжка с вер¬

шины Пау-Ви Рок высотой в сто двадцать восемь футов.

К тому же нельзя было прыгать по всем правилам, так

как под ним находилось еще два выступа. Верхний вы¬

ступ и был пределом для самых ловких канаков, а с бо¬

лее высокого места никто из них не прыгал с тех пор,

как они себя помнили. Ну что ж, он прыгнул. И поставил

новый рекорд. Память об этом рекорде будет жить, по¬

ка на Хуахоа останется хоть один канак... Приготовься,

Рита! Как только кончится эта минута...
—	А по-моему, стыдно пускаться на хитрость с таким

пловцом,— заявила Паола, глядя на гостя, стоявшего

на том конце бассейна в ожидании сигнала.
—	Как бы он не поймал тебя раньше, чем ты зале¬

зешь в трубу,— сказал Дик и затем с легкой тревогой в

голосе обратился к Берту: — Что, там все в порядке? Ес¬

ли нет, Паоле придется пережить несколько неприятных

секунд, пока она оттуда выберется.
—	Все в порядке,—заверил его Берт.—Я сам все про¬

верил. Труба прекрасно работает и полна воздуха.
—	Готово! — закричала Рита.— Начали!
Грэхем стремглав бросился к вышке, на которую

вбегала Паола. Она была уже наверху, а он еще на

нижних ступеньках. Когда он достиг половины лестни¬

цы, она пригрозила, что сейчас же прыгнет, и пред¬

ложила ему не лезть дальше, а выйти на площадку на
121

высоте двадцати футов и бросаться в воду оттуда.

Потом рассмеялась, глядя на него сверху, но все еще

не прыгая.
—	«Врем1Я бежит, драгоценные миги уходят»,— про¬

декламировала Эрнестина.
Когда он полез дальше, Паола опять предложила

ем>у ограничиться нижней площадкой и сделала вид, что

намерена прыгнуть. Но Грэхем не терял времени. Он

уже поднимался на следующую площадку, а Паола, за¬

няв позицию, не мюгла больше оглядываться. Он быстро

поднялся, надеясь достигнуть следующей площадки

раньше, чем она нырнет, а она знала, что ей уже мед«^

лить нельзя, и прыгнула, откинув голову, согнув локти,

прижав руки к груди, вытянув и сжав ноги, причем тело

ее, падая вперед и вниз, приняло горизонтальное поло¬

жение.
—	Ну прямо Аннетта Келлерман! — раздался вос¬

торженный возглас Берта Уэйнрайта.
Грэхем на мгновение остановился, чтобы полюбовать¬

ся прыжком Паолы, и увидел, как в нескольких футах от

воды она наклонила голову, вытянула руки, затем со¬

мкнула их над головой и, изменив положение тела, погру¬

зилась под обычным) углом.
В ту минуту, когда она скрылась под водой, он взбе¬

жал на площадку в тридцать футов и стал ждать. От¬

сюда он ясно видел ее тело, быстро плывущее под водой

прямо к противоположному концу бассейна. Тогда прыг¬

нул и он. Грэхем был уверен, что нагонит Паолу, и его

энергичный прыжок вдаль позволил ему погрузиться в

воду футов на двадцать впереди того м»еста, куда прыг¬

нула она.
Но в то мгновение, когда он коснулся воды, Дик опу¬

стил в воду два плоских камня и стукнул их друг о друга.

По этому сигналу Паола должна была повернуть. Г рэхем

услышал стук и удивился. Он вынырнул на поверхность

и поплыл кролем к отдаленному концу бассейна, разви¬

вая бешеную скорость. Доплыв, он высунулся из воды

и огляделся. Взрыв рукоплесканий с той стороны, где

сидели девицы, заставил его взглянуть на другой конец

бассейна, где Паола благополучно выходила из воды.
Он снова обогнул бегом бассейн, и снова она подня¬

лась на вышку. Но теперь он, благодаря выносливости
122

и тренированному дыханию, опередил ее и заставил ны¬

рять с двадцатифутовой площадки. Не задерживаясь

ни на секунду, чтобы принять исходное положение и

нырнуть ласточкой, она прыгнула и поплыла к запад¬

ной стороне бассейна. Оба повисли в воздухе почти од-

новремгнно. И на поверхности и под водой он чувство¬

вал, что Паола плывет где-то рядом, но она погрузилась

в глубокую тень, ибо солнце уже стояло низко и вода

была так темна, что в ней трудно было что-нибудь раз¬

глядеть.
Коснувшись стены бассейна, он поднялся. Паолы ни¬

где не было видно. Он вылез, задыхаясь, готовый ныр¬

нуть опять, как только она покажется. Но ее и след про¬

стыл.
—	Семь минут! — крикнула Рита.— С половиной!..

Восемь!.. С половиной!
Паола «е появлялась на поверхности. Грэхем! подавил

тревогу, ибо не замечал на лицах зрителей никакого вол¬

нения.
—	Я проигрываю,—заявил он Рите в ответ на ее воз¬

глас: «Девять минут!» — Паола под водой уже больше

двух минут, но вы слишком спокойны, чтоб я стал тре¬

вожиться. Впрочем, у меня есть еще минута, может быть,

я и не проиграю...— быстро добавил он и на этот раз

просто вошел в бассейн.
Опустившись довольно глубоко, он перевернулся на

спину и стал ощупывать руками стену бассейна. И вот

на сам)ой середине, футах в десяти от поверхности воды,

его руки натолкнулись на отверстие в стене. Он ощупал

его края и, убедившись, что оно не закрыто сеткой, сме¬

ло поплыл в него и тотчас же почувствовал, что можно

подняться; но он поднимался М1едленно и, вынырнув в не¬

проглядном мраке, стал шарить вокруг себя руками, из¬

бегая малейшего плеска.
Вдруг его рука коснулась чьей-то прохладной нежной

руки, рука вздрогнула, и ее обладательница испуганно

вскрикнула. Он крепко сжал эту руку и рассМ1еялся^ Пао¬

ла тоже засмеялась. А в его сознании вспыхнули слова:

«Услыхав ее смех во М)раке, я горячо полюбил ее».
—	Как вы м)еня испугали,— сказала она.— Вы под¬

плыли так бесшумно, а я была за тысячу миль отсюда и

грезила...
123

—	о чем? — спросил Грэхем.
—	Говоря по правде, мне пришел в голову фасон од¬

ного платья — такой мягкий шелковистый бархат вин¬

ного цвета, строгие прямые линии, золотая кайма, шнур

и все такое. И к нему одна-единственная драгоцен-

йость — кольцо с огромным кровавым рубином; Дик мне

иодарил его много лет назад, когда мы плыли на его ях¬

те «Все забудь».
—	Есть что-нибудь на свете, чего бы вы не умели? —

спросил он смеясь.
Она тоже засмеялась, и этот смех родил странные от¬

звуки в окружающем их гулком и пустом мраке.
—	Кто вам сказал про трубу? — спросила она немно¬

го спустя.
—	Никто. Но когда прошло две минуты и вы не по¬

казывались, я догадался, что тут какой-то фокус, и стал

искать.
—	Это Дик придумал, он уже потом вмонтировал

трубу в бассейн. Он так любит всякие проделки. Ему

страшно нравилось доводить старых дам до истерики:

отправится с их сыновьями или внуками купаться — и

спрячется с ними здесь. Но после того как одна или две

чуть не умерли от испуга, он решил, поручая это дело

мне, выбирать для надувательства более крепких лю¬

дей, ну вот как, например, сегодня вас... С ним случилась

еще вот какая история: к нам приехала подруга Эрнести-

ны, мисс Коглан, студентка. Он ухитрился поставить ее

у выхода из трубы, а сам прыгнул с вышки и при¬

плыл сюда от того конца трубы. Через несколько ми¬

нут, когда она была чуть не в обмороке, уверенная,

что он утонул, он заговорил с ней в трубу ужасным,

замогильным голосом. Тут она в самом деле потеряла

сознание.
—	Должно быть, слабонервная девица,— заметил

Грэхем, борясь с неудержимым желанием посостязать¬

ся с Паолой, чтобы видеть, как она выбивается из сил,

стараясь не отстать.
—	Ну, ее особенно винить нельзя,— возразила Пао-

ла.— Совсем девочка — восемнадцать лет, не больше,—

и, как водится, влюбилась в Дика. Все они так. Ведь

знаете, когда Дик разойдется, он становится прямо маль¬

чишкой, и им не верится, что перед ними многоопытный,
124

зрелый, много поработавший пожилой джентльмен. Са¬

мое неловкое было то, что, когда бедную девочку привели

в чувство, она, не успев еще опомниться, сразу выдала

тайну своего сердца. У Дика сделалось такое лицо, когда

она пролепетала...
—	Вы что там, ночевать собираетесь? — раздался в

трубу голос Берта, причем казалось, что он кричит в ме¬

гафон.
—	Господи! — воскликнул Грэхем, успокаиваясь и

выпуская руку Паолы, которую он в первую минуту не¬

вольно схватил.— Теперь и я испугался. Ваша девочка

отомщена: досталось и мне от вашей трубы.
—	А нам пора вернуться в мир,— заметила Паола.—

Нельзя сказать, что это самюе уютное местечко для бол¬

товни. Кому отправляться первым? Мне?
—	Разумеется, а я поплыву за вам»и: очень жаль,

что вода не фосфоресцирует. Тогда я мог бы следо¬

вать за вашей ступней, как тот малый,— помните, у Бай¬

рона?
Он услышал в темноте ее одобрительный смешок и

затем слова:
—	Ну, я поплыла.
Хотя вокруг Не было ни м«алейшего проблеска света,

Грэхем! догадался по легкому плеску, что Паола нырну¬

ла головой вниз, он почти видел внутренним взором, как

красиво она это сделала, хотя обычно плавающие жен¬

щины очень неграциозны.
—	Кто-нибудь вам проболтался,— заявил Берт, как

только Грэхем появился на поверхности и вылез из бас¬

сейна.
—	А вы тот разбойник, который стучал камнями

под водой?—упрекнул его, в свою очередь, Грэхем.—Ес¬

ли бы я проиграл, я опротестовал бы пари. Это была

нечистая игра, заговор, и эксперты, наверное, признали

бы ее шулерством. Я мог бы предъявить иск...
—	Но ведь вы же выиграли! — воскликнула Эрне-

стина.
—	Бесспорно, и потому я не подам в суд ни на вас,

ни на вашу баиду жуликов, если вы расплатитесь немед¬

ленно. Постойте, вы должны мне ящик сигар...
—	Одну сигару, сэр!
—	Нет, ящик! Ящик!
125

—	в пятнашки! Давайте играть в пятнашки! — крик¬

нула Пасла.— В пятнашки! Я вас запятнала!
Немедленно перейдя от слов к делу, она хлопнула

Грэхема по плечу и нырнула в воду. Не успел он кинуть¬

ся за ней, как Берт обхватил его и стал вертеть, был

запятнан сам и запятнал Дика, не дав^ ему удрать. Дик

погнался через весь бассейн за женой, Берт и Грэхем»

пытались плыть ему наперерез, а девушки взбежали на

вышку и выстроились там пленительным отрядом.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Доналд Уэйр, весьма посредственный пловец, не при¬

нимал участия в этом состязании, но зато после обеда

он, к досаде Грэхема, завладел хозяйкой и не отпускал

ее от рояля. Как это бывало обычно в Большом) доме, не¬

жданно нагрянули новые гости: адвокат Адольф Вейл,

которому надо было переговорить с Диком об одном) круп¬

ном иске относительно прав на воду; Джереми Брэкстон,

только что приехавший из Мексики старший директор

принадлежащих Дику золотых рудников «Группа Хар-

вест», которые, как уверял Брэкстон, были по-прежне¬

му неистощимы; Эдвин О’Хей — рыжеволосый ирлан¬

дец, музыкальный и театральный критик, и Чонси Би¬

шоп— издатель и владелец газеты «Новости Сан-Фран-

циско», университетский товарищ Дика, как узнал потом

Г рэхем.
Дик засадил часть гостей за игру в карты, которую он

называл «Роковой пятеркой»; игроками овладел страш¬

ный азарт, хотя их высший проигрыш был не выше де¬

сяти центов, а банкомет мог в крайнем случае за десять

минут проиграть или выиграть девяносто центов. Игра¬

ли за большим столом в дальнем конце комнаты, и от¬

туда то и дело доносились шумные возгласы: одни про¬

сили одолжить им мелких денег, другие — разменять

крупные.
В игре участвовало девять человек, и за столом было

тесно, поэтому Грэхем не столько играл сам, сколько ста¬

вил на карты Эрнестины, все время поглядывая в дру¬

гой конец длинной комматы, где Паола Форрест и скри¬

пач занялись сонатами Бетховена и балетами Делиба.
i26

Брэкстон просил повысить максимальный выигрыш до

двадцати центов, а Дик, которому отчаянно не везло,—

он уверял, что ухитрился проиграть целых четыре дол¬

лара шестьдесят центов,— жалобно молил кого-нибудь

сорвать банк, чтобы было чем заплатить завтра утром за

освещение и уборку комнаты. Грэхем, проиграв с глубо¬

ким вздохом свою последнюю М1елочь, заявил Эрнестине,

что пройдется по ком*нате «для перемены счастья».
—	Я же вам предсказывала...— вполголоса заметила

Эрнестина.
—	Что?—спросил он.
Она бросила мжогозначительный взгляд в сторону

Паолы.
—	В таком случае я тем более пойду туда,— отве¬

тил он.
—	Не можете отказаться от вызова?—подтруни¬

ла она.
—	Если бы это был вызов, я бы не посмел при¬

нять его.
—	В таком случае считайте это вызовом! — заяви¬

ла она.
Он покачал головой.
—	Я еще раньше решил пойти туда и столкнуть его

с беговой дорожки. Ваш вызов уже не может удержать

меня. Кроме того, мистер О’Хэй ждет вашей ставки.
Эрнестина спешно поставила десять центов и даже

не заметила, проиграла она или выиграла, с таким вол¬

нением следила она за Грэхемом, когда он шел в другой

конец комнаты, хотя отлично видела, что Берт Уэйнрайт

перехватил ее взгляд и, в свою очередь, следит за ней.

Однако ни она, ни Берт, да и никто из играющих не за¬

метил, что и от Дика, который, весело блестя глазами,

нес всякий вздор и вызывал непрерывный смех гостей, не

укрылась ни одна деталь этой сцены.
Эрнестина, чуть выше ростом, чем) Паола, но обещав¬

шая в будущем располнеть, была цветущей светлой блон¬

динкой с тонкой кожей, окрашенной нежным румянцем,

какой бывает только у восемйадцатилетних девушек.

Бледно-розовая кожа на пальцах, ладонях, запястьях, па

шее и щеках казалась прозрачной. И Дик не мог не за¬

метить, что, когда девушка смотрела на пробиравшего¬

ся в конец комнаты Грэхема, она вдруг залилась жарким
127

румянцем. Дик заметил, что в ней словно вспыхнула ка-,

кая-то мечта, но какая именно, он догадаться не мог.
А Эрнестина, глядя на то, как этот высокий, строй¬

ный человек с гордо откинутой головой и небрежно за-,

чесанными, выжженными солнцем золотисто-песочными

волосами идет по комнате, как ей казалось, поступью

принца,— впервые почувствовала нестерпимое до боли

желание ласкать шелковистые пряди его волос.
Но и Паола, спорившая со скрипачом! и упорно воз¬

ражавшая против недавно появившейся в печати оценки

Гарольда Бауэра, не спускала глаз с идущего к ней Грэ¬

хема. Она тоже с радостью отметила особое изящество

его движений, гордую посадку головы, волнистые волосы,

нежный бронзовый загар щек, великолепный лоб и

удлиненные серые глаза, чуть прикрытые веками и по-

мальчишески сердитые, причем это выражение тут же

растаяло, когда он, улыбаясь, приветствовал ее. С тех.

пор как они встретились, она не раз замечала эту улыбку:

в ней было какое-то неотразимое очарование,— друже¬

ская, приветливая, она отражалась особым блеском в его

глазах, а в уголках рта появлялись веселые добрые мор¬

щинки. На эту улыбку нельзя было не ответить, и Паола

молча улыбнулась ему, продолжая излагать Уэйру-свои

возражения против слишком! снисходительной рецензии

О’Хэя на М1узьжу Бауэра. Затем, исполняя, по-видимо¬

му, просьбу Уэйра, она заиграла венгерские танцы, сно¬

ва вызвав восхищение Грэхема, усевшегося с папиросой

в амбразуре окна.
Он дивился ее многоликости, восхищался этими тон¬

кими пальчиками, которые то укрощали Франта, то рас¬

секали подводные глубины, то летели по воздуху, как ле¬

беди, с сорокаметровой высоты, смыкаясь уже у самой

водной поверхности над головой купальщицы, чтобы за¬

щитить ее от удара о воду.
Из приличия он только несколько минут посидел

около Паолы, затем возвратился к гостям и вызвал

их шумный восторг, непрерывно проигрывая пятаки

счастливому и гордому директору из Мексики, пре¬

восходно при этом имитируя жадность и отчаяние скря-.

ги-еврея.
Позднее, когда игра кончилась, Берт и Льют испор-.

тили Паоле адажио из «Патетической сонаты» Бетхове-.
128

на, иллюстрируя его каким-то гротескным фокстротом!,

который Дик тут же назвал «Любовь на буксире», и до¬

вели Паолу до того, что и она наконец расхохоталась и

бросила играть.
Составились новые группы, Вейл, Рита, Бишоп и Дик

засели за бридж. Доналду Уэйру пришлось уступить

свою монополию на Паолу молодежи, явившейся к ней

под предводительством Джереми Брэкстона. Грэхем и

О'Хэй уселись в оконной нише и затеяли разговор о кри¬

тике.
Молодежь хором спела гавайские песни под аккомпа¬

немент Паолы, потом стала петь Паола, под собствен¬

ный аккомпанемент. Она исполнила несколько немецких

романсов. Пела она, видимю, Т0Л1ЬК0 для окружавшей

ее молодежи, а не для всего общества, и Грэхем! почти с

радостью решил, что, кажется, наконец-то отыскал в ней

несовершенство: пусть она замечательная пианистка, пре¬

красная наездница, отлично ныряет и плавает, но, невзи¬

рая на свою лебединую шею, она не бог весть какая пе¬

вица. Однако еМ1у скоро пришлось изменить свое мнение.

Она все-таки оказалась певицей, настоящей певицей.

Правда, в голосе у нее не было мощи и блеска, но он был

нежен и гибок, с тем же теплым трепетом, который пле¬

нял и в ее cMiexe. И если eMiy не хватало силы, то это иску¬

палось точностью звука, выразительностью и понимани¬

ем, художественным мастерством.
Да, голос небольшой. А вот прелестью тембра он за¬

хватывает, тут ничего не скажешь. Это был голос настоя¬

щей женщины, он звучал всей полнотой страсти, всед®

зноем пылкого теМ1перамента, хотя и укрощенного непре¬

клонной волей. Восхитило его также умение певицы, хо¬

рошо понимающей особенности своего голоса, искусно

пользоваться им, не напрягая его,— тут она выказала

настоящее М1астерство.
И в то врем1Я как Грэхем рассеянно кивал О’Хэю, чи¬

тавшему целую лекцию о состоянии современной оперы,

он спрашивал себя: владеет ли Паола и в сфере более глу¬

боких чувств и страстей своим темшераментом с таким

же совершенством, как в искусстве? Этот вопрос занимал

его «из любопытства», как он твердил себе,— но здесь

говорило не одно любопытство: в Грэхеме было затро¬

нуто нечто большее, чем1 любопытство, нечто более сти-
9.	Джек Лондон. Т. XII.	-|29

хинное, заложенное с незапамятных времен в существе

мужчины.
Внезапное желание получить ответ на свой вопрос

заставило его задуматься и окинуть взглядом эту длин¬

ную комнату с высоким потолком из огромных балок,

висячую галерею, украшенную трофеями, собранными

со всех концов света, и наконец самого Дика Форреста —

хозяина всех этих материальных благ, мужа этой жен¬

щины, который сейчас играл так же, как он работал,—

от всего сердца, и весело смюялся над Ритой, пойманной

в плутовстве: она не сдала карту в масть,— ведь Грэ¬

хем никогда не закрывал глаза на суровую правду. А за

всеми этими вопросами и абстрактными рассужде¬

ниями стояла живая женщина — Паола Форрест, бле¬

стящая, прелестная, необыкновенная, воплощение под¬

линной женственности. С той минуты, когда он увидел

Паолу впервые и был поражен образом всадницы на то¬

нущем! жеребце, она словно заворожила его мужское во¬

ображение. Ведь он меньше всего был новичком в отно¬

шении женщин и обычно держал себя, как человек,

утомленный их убогим однообразием. Встретить неза¬

урядную женщину было все равно, что найти великолеп¬

ную жемчужину в лагуне, опустошенной многим1и поко-

лениям1и искателей жемчуга.
—	Рада видеть, что вы еще живы,— засмеялась Па¬

ола, через некоторое время обратившись к нему.
Она и Льют уходили спать. Между тем составился

новый бридж: Эрнестина, Берт, Джереми Брэкстон и

Грэхем, а О'Хэй и Бишоп уже склонились над шашками.
—	Наш ирландец в самом деле очарователен, только

ему нельзя садиться на своего коиька,— продолжала

Паола.
—	А конек, видимо, музыка?—спросил Грэхем.
—	Когда дело касается М1узыки, он становится неснос¬

ным,— заметила Льют.— Это единственное, в чем он дей¬

ствительно ничего не понимает. Он мюжет прямо с ума

свести...
—	Успокойся,—засмеялась Паола грудным смехом,—

вы все будете отомщены. Дик сейчас шепнул мне, что¬

бы я на завтрашний вечер позвала философов. А вы

знаете, как они любят поговорить о музыке! Музьпсаль-

ный критик — это их законная добыча.
130

—	Терренс сказал как-то, что на эту дичь охота раз¬

решена в любое время года,— добавила Льют.
—	Терренс и Аарон доведут его до того, что он за¬

пьет,— смеясь, продолжала Паола,— не говоря уже о

Дар-Хиале с его цинической теорией искусства, котгорую

он, конечно, в опровержение всего, что будет сказано,

ухитрится применить к музыке. Сам-то он не верит ни

на грош в свою циническую теорию и относится к ней

так же несерьезно, как — помните? — к своему танцу.

Просто это его манера веселиться. Он такой глубоко¬

мысленный философ, что надо же ему когда-нибудь и

пошутить.
—	Но если 0*Хэй опять сцепится с Терренсом,— зло¬

вещим) тоном провозгласила Льют,— я уже заранее вижу,

как Терренс берет его под руку, спускается с ним в биль¬

ярдную и там подкрепляет свои аргументы самой нево¬

образимой смесью напитков.
—	В результате чего 0*Хэй будет на другой день со¬

всем болен,— подхватила, посмеиваясь, Паола.
—	Я ему непременно скажу, чтобы он так и сделал!

воскликнула Льют.
—	Вы не думайте, шл вовсе не такие дурные,— обра¬

тилась Паола к Грэхему.— Просто у нас в доме уж та¬

кой дух. Дику шалости нравятся, он сам постоянно при¬

думывает всякие шутки. Это его способ отдыхать. Имен¬

но он шепнул Льют насчет того, чтобы Терренс потащил

О'Хэя в бар, я уверена.
—	Что ж, я скрывать не буду,— ответила Льют

глубокомысленно.— Да, идея принадлежит не мне

одной.
В эту минуту к ним подошла Эрнестина и сказала

Г рэхему:
—	Мы все ждем) вас. Карты уже сняли, вы мой парт¬

нер. Да и Паола собирается спать. Пожелайте ей спо¬

койной н'очи, и пусть уходит.
Паола удалилась в десять часов. Бридж кончился в

час. Дик, по-братски обняв Эрнестину, дошел с Грэхе¬

мом до поворота в его сторожевую башню и, пожелав

ему спокойной ночи, решил проводить свою юную се¬

стренку.
—	Минутку, Эрнестина,— сказал он при прощания,

открыто и ласково глядя на нее смеющимися серыми
131

глазами; но голос его звучал серьезно и предостере¬

гающе.
	Ну, что я еще натворила? — шутливо проворчала
она.
—	Ничего... пока. Но лучше и -не начинай, иначе твое

сердечко будет разбито. Ведь ты еще девоч»ка — что та¬

кое восемнадцать лет!.. Милая, прелестная девочка, на

которую всякий мужчина обратит вним1ание. Но Ивэ-н

Грэхем!—не «всякий».
—	О, пожалуйста... Нечего меня опекать, я не малень¬

кая! — вспых7нув, возразила она.
—	А все-так'И выслушай меня. В жизни каждой мю-

лодой девушки наступает такое время, когда пчела люб¬

ви начинает очень громко жужжать в ее хорошенькой

головке. Тут-то и нужно удержаться от ошибки и не по¬

любить кого не следует. Пока ты в Ивэна Грэхема еще

не влюблена, твоя единственная задача — не влюбиться

и в дальнейшем. Он тебе не пара, да и вообще не пара

молоденькой девушке. Грэхем» уже не юноша, он много

пережил и, конечно, давно и думать забыл о романтиче¬

ской любви и о юных птенчиках,— тебе и за десять жиз¬

ней не узнать того, что для него уже давно не новость.

И если он опять когда-нибудь женится...
—	Опять? — прервала его Эрнестина.
—	Он, милая, больше пятнадцати лет как овдовел.
—	Ну так что же? — задорно спросила она.
—	А то,— спокойно продолжал Дик,— что он уже

пережил свой юношеский роман, и какой волшебный ро¬

ман!.. И раз он за эти пятнадцать лет не женился вто¬

рично, значит...
—	Он не может забыть своей утраты? — снова пре¬

рвала его Эрнестина.— Но это еще не доказывает...
—	Значит, он пережил юношеский период увлече¬

ний,— настойчиво продолжал Дик.— Вглядись в него по¬

пристальнее, и ты поймешь, что у него, конечно, не было

недостатка в подходящих случаях и что, наверное, не

раз по-настоящему обаятельные, ум1ные и опытные жен¬

щины пьггались вскружить ему голову и сломить его упор¬

ство. Но до сих пор «и одна не поймала его. Что же ка¬

сается молоденьких девушек, то ты сама знаешь: за

таким человеком они гоняются целыми стаями. Обдумай

все это и побереги себя. Если ты не дашь своему сердцу
132

воспламениться, ты спасешь его в будущем от ощущений

мучительного холода.
Он взял ее руку, обнял за плечи и ласково привлек

к себе.
Наступило молчание; Дик старался угадать, о чем

думает Эрнестина.
—	Знаешь, мы искушенные, многоопытные стар¬

цы...— начал он шутливым и виноватым тоном.
Но она резко передернула плечами и воскликнула:
—	Только такие и стоят внимания! Молодые люди,

наши сверстники,— просто мальчишки и ничуть не инте¬

ресны. Они вроде жеребят: только бы им» скакать, шу¬

меть, веселиться. В них нет ни капли серьезности, среди

них не встретишь сложных натур... они... в них девушки

не чувствуют ни умудренности, ни силы...— словом^ на¬

стоящей мужественности.
—	Это-то я понимаю,— пробормотал Дик.— Но не

забудь, пожалуйста, взглянуть на дело и с другой сто¬

роны: ведь и вы, пылкие молодые создания, должны

производить на м)ужчин нашего возраста такое же впе¬

чатление. Они видят в таких, как вы, игрушку, развле¬

чение, прелестного мотылька, с которым можно М1Ило

резвиться, но не подругу, не равную себе, с кем можно

делить и радость и горе. Жизнь надо узнать. И зрелые

женщины ее узнали... некоторые, во всяком случае.

Но такой птенец, как ты, Эрнестина,— что ты успела

узнать?
—	Слушай,— вдруг остановила она Дика нетерпели¬

во, почти мрачно,— расскажи мме про этот его стран¬

ный юношеский роман,— тогда, пятнадцать лет назад.
—	Пятнадцать? — быстро ответил Дик, что-то сооб¬

ражая.— Нет, не пятнадцать,— восемиадцать. Пожени¬

лись они за три года до ее смерти. Они были обвенчаны

аиглийскихм пастором и стали уже супругами, когда ты,

плача, еще только вступила в этот мир. Вот и считай...
—	Да, да... ну, а потом?—нервно торопила она его.—

Какая она была?
—	Ослепительная красавица, золотисто-смуглая,

или матово-золотая, полинезийская королева смешанной

крови. Ее мать царствовала до нее, а отец был англий¬

ский джентльмен и настоящий ученый, получивший обра¬

зование в Оксфорде. Звали ее Номаре; она была коро¬
133

левой острова Хуахоа, дикарка. А Грэхем был настолько

молод, что ему ничего не стоило обратиться в такого же

дикаря, как и она, если не в большего. Но в их браке

не было ничего низменного. Ведь Г рэхем не какой-нибудь

голодранец, авантюрист. Она принесла ему в пргаданое

свой остров и сорок тысяч подданных. А он принес

ей свое весьма значительное состояние и построил дворец,

какого никогда не было и не будет на островах Южных

морей. Настоящая туземная постройка из цельных, слег¬

ка обтесанных стволов, связанных канатами из кокосо¬

вого волокна, с травяной кровлей и всем прочим в том

же роде. Казалось, будто дворец вырос, как деревья, из

той же земли, что он пустил в нее корни, что он неотдели¬

мая часть этого острова, хотя его и создал архитектор

Хопкинс, которого Грэхем выписал из Нью-Йорка.
А как они жили! У них была собственная королев¬

ская яхта, дача в горах, плавучая дача—тоже целый дво¬

рец. Я был в нем. Там устраивались роскошные пиры..»

впрочем, уже позднее. Номаре умерла, Грэхем исчез не¬

ведомо куда, и островком правил родственник Номаре по

боковой линии.
Я говорил тебе, что Г рэхем сделался еще большим ди¬

карем, чем она. Они ели на золоте... Да разве все пере¬

скажешь! Он был тогда совсем мальчик. Она — тоже

дитя, наполовину англичанка, наполовину полинезийка—

и настоящая королева. Два прекрасных цветка двух на¬

родов, двое чудесных детей из волш’ебной сказки... И...

видишь ли, Эрнестина, годы-то ведь прошли, и для Ивэ-

на Грэхема царство молодости давно осталось позади...

Чтобы теперь покорить его, нужна совершенно особен¬

ная женщина. Кроме того, он в сущности разорен, хотя и

не промотал свое состояние. Такая уж у него несчаст¬

ная судьба.
—	Паола больше в его духе,— задумчиво проговорила

Эрнестина.
—	Да, конечно,— согласился Дик.— Паола или дру¬

гая женщина вроде нее для него в тысячу раз привлека¬

тельнее, чем все прелестные молодые девушки, вместе

взятые. У нас, старшего поколения, знаешь ли, свои

идеалы.
—	А мне что ж, прикажешь довольствоваться юнца¬

ми? — вздохнула Эрнестина.
134

—	Пака да,—усмехнулся он.— Но не забывай, что и

ты со временем вырастешь и можешь стать замечательной

зрелой женщиной, способной побед'ить в любовном со¬

стязании даже такого человека, как Ивэн.
—	Но ведь я тогда давно буду замужем,— огорченно

протянула она.
—	И это будет для тебя очень хорошо, дорогая. А те¬

перь— спокойной ночи. И не сердись на меня. Ладно?
Она улыбнулась жалкой улыбкой, покачала головой,

протя-нула ему губы для поцелуя. На прощанье она ска¬

зала:
—	Я не буду сердиться, но при условии, чтобы ты по¬

казал мне дорогу, по которой я когда-нибудь смогу до¬

браться до сердца таких стариков, как ты и Грэхем.
Дик, гася на пути электричество, направился в би¬

блиотеку и, отбирая справочники по механике и физике,

улыбнулся довольной улыбкой, вспоминая свой разговор

со свояченицей. Он был уверен, что предупредил ее от¬

носительно Грэхема как раз вовремя. Но, поднимаясь, по

скрытой за книгами потайной лестнице в свой рабочий

кабинет, он вдруг вспомнил одно замечание Эрнестины и

сразу остановился, прислонившись плечом к стене. «Пао-

ла больше в его духе...»
—	Осел! — рассмеялся он вслух и пошел дальш'е.—

А еще двенадцать лет женат!
Он не вспоминал о словах Эрнестины до той минуты,

пока не лег в постель и, прежде чем заняться интересо¬

вавшим его вопросом о практическом применении электри¬

чества, не посмотрел на барометр и термометры. Затем

он устремил взгляд на темный флигель по ту сторону

двора, чтобы узнать, спит ли Паола, и ему опять вспом¬

нилось восклицание Эрнестины. Он еще раз назвал себя

ослом и стал, как обычно, пробегать оглавления отобран¬

ных им книг, закладывая нужные страницы спичками.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Десять часов давно пробило, когда Грэхем, скитаясь

по дому и гадая о том, бывает ли, что Паола выходит из

своего флигеля раньше середины дня, забрел в музыкаль¬

ную комнату. Хотя он жил у Форрестов уже несколько
135

дкей, но дом был так огромен, что сюда Грэхем, оказы¬

вается, еще не заглядывал. Это был чудесный зал, три¬

дцать пять на шестьдесят футов, с высоким потолком,

между балками которого были вставлены желтые стекла,

благодаря чему комната была залита мягким золотистым

светом. В окраске стен и мебели было много красных то-

нсв, и всюду, казалось, жили сладостные отзвуки музыки.
Грэхем рассеянно смотрел на картину Кейта с обыч¬

ными для этого художника контрастами пронизанного

солнцем воздуха и тонущих в сумеречной тени овец, как

вдруг уголком глаза заметил, что в дальнюю дверь вошла

Паола. И опять при виде нее у него слегка захватило ды¬

хание. Она была вся в белом и казалась совсем юной и

даже выше ростом благодаря свободным складкам хо-

локу — этой изысканно-простой и как будто бесформен¬

ной одежды. Грэхем видел холоку на ее родине, Гавачях,

где она придавала прелесть даже некрасивым женщинам,

а красивых делала вдвое пленительнее.
Они улыбнулись друг другу через всю комнату, и он

отметил в движениях ее тела, в повороте головы, в от¬

крытом, приветливом взгляде что-то товарищеское, дру¬

желюбное, словно она хотела сказать: «Мы друзья». Так

по крайней мере казалось Грэхему, когда она подходила

к нему.
—	У этой комнаты есть один недостаток,— серьезно

сказал он.
—	Ну что вы! Какой же?
—	Ей следовало быть гораздо длиннее^ в два раза

длиннее.
—	Почему?—спросила она, недоуменно покачивая го¬

ловой, а он любовался нежным девическим румянцем ее

щек, который никак не вязался с ее тридцатью восемью

года<ми.
—	А потому,— отвечал он,— что вам тогда пришлось

бы пройти вдвое больше и я бы мог дольше вами лю¬

боваться. Я всегда говорил, что холоку — самая пре¬

лестная одежда, когда-либо изобретенная для женщин.
—	Значит, дело не во мне, а в моем холоку,— отозва¬

лась она.— Я вижу, вы совсем как Дик: у вас компли¬

менты всегда на веревочке,— едва мы, бедняжки, им по¬

верим, как вы потянете за веревочку — и нет комплимен¬

та. А теперь давайте я покажу вам комнату,— быстро
136

продолжала она, словно желая предупредить его возра<*

жения.— Дик ее отдал мне. И здесь все по моему выбору,

даже пропорции.
—	А картины?
—	Я их выбрала сама, все до единой, и каждую из

них люблю, хотя Дик и спорил со мной относительно Ве¬

рещагина. Он очень одобрил обоих Милле, вон того Ко¬

ро, а также Изабе; он допускает, что в м^узыкальной ком¬

нате может висеть какое-нибудь полотно Верещагина, но

только не это. Он предпочитает местных художников ино¬

странцам!,—хочет, чтобы наших висело больше, чем чу¬

жих, и чтобы мы научились ценить своих мастеров.
—	Я недостаточно знаю художников Тихоокеанского

побереж)ья,— сказал Грэхема—Мне хотелось бы услы¬

шать о них... Покажите мне... Да, несомненно, там висит

Кейт... А кто рядом с ним? Чудесная вещь.
—	Некто Мак-Комас,— отозвалась Паола.
Грэхем только что собрался провести полчасика в
приятной беседе о живописи, как в комнату вошел До¬

налд Уэйр; на лице его было написано беспокойство, но

при виде маленькой хозяйки глаза радостно заблестели.
Держа под мышкой скрипку, он с деловитым видом

направился прямо к роялю и начал расставлять ноты.
—	Мы будем до завтрака работать,— обернулась

Паола к Грэхему.— Доналд уверяет, что я ужасно отста¬

ла, и, думаю, он отчасти прав. Увидимся за завтраком.

Ехли хотите, можете, конечно, здесь остаться, но пре¬

дупреждаю, это будет настоящая работа. А перед ве¬

чером пойдем купаться. Дик назначил встречу возле бас¬

сейну в четыре. Он говорит, у него есть новая песня и он

непременно ее исполнит... Который час, мистер Уэйр?
—	без десяти одиннадцать,— ответил скрипач с неко¬

торым раздражением.
—	Вы пришли слишком рано: мы условились на один¬

надцать. Поэтому, сударь, вам придется подождать до

одиннадцати. Я должна сначала поздороваться с Диком.

Я с НИМ) еще не виделась сегодня.
Паола знала точно, как распределено время мужа. По¬

следний листок ее записной книжки, всегда лежавший

на ночном столике, был исчерчен какими-то иероглифа¬
137

ми, напоАвинавшими ей о там, что в шесть тридцать он

пьет кофе; что если он не поехал верхом, его можно ино¬

гда застать до восьми сорока пяти в постели за просмот¬

ром книг или корректур; от девяти до десяти к нему

нельзя, ибо он диктует письма Блэйку; от десяти до один¬

надцати к нему тоже нельзя — он совещается со своими

экономами и управляющим)и, в то вреМ'Я как Бонбрайт,

секретарь, с быстротой репортера записывает эти молние¬

носные интервью.
В одиннадцать, если не было срочных телеграмм или

неотложных дел, она могла застать мужа одного, хотя и

тут он всегда был чеминибудь занят. Проходя мимю кон¬

торы, она услышала стук пишущей машинки и поняла,

что Дик уже один. В библиотеке она встретила Бонбрай-

та, искавшего какую-то книгу для Мэйсона, скотовода,

ведающего шортхорнами,— это означало, что Дик покон¬

чил и с делами по имению.
Она нажала кнопку, и ряд полок с книгам1и повернул¬

ся перед ней, открыв витую стальную лесенку, которая ве¬

ла в рабочий кабинет Дика. Наверху, послушные скры¬

той пружине, полки опять повернулись, и она бесшумно

вошла.
Но тут она услышала голос Джереми Брэкстона, и по

ее лицу пробежала тень досады. Еще никого не видя и

сама никем! не замеченная', Паола в нерешительности оста¬

новилась.
—	Затопить так затопить,— говорил директор рудни¬

ков Харвест.— Конечно, воду можно будет потом выка¬

чать, хотя для этого потребуется целое состояние, да и

как-то стыдно затоплять старые рудники.
—	Но вед)Ь отчеты за последний год показали, что

мы работаем) положительно себе в убыток,— услышала

Паола голос Дика.— Нас грабят все: любой головорез из

банды Уэрты, любой пеон-конокрад. А тут еще чрезвы¬

чайные налоги, бандиты, повстанцы, федералисты. Мож¬

но было бы уж как-нибудь потерпеть, если бы предвидел¬

ся всему этому конец, но у нас нет никаких гарантий, что

беспорядки не продлятся еще десять — двадцать лет.
—	И все-таки — подумайте! Топить жалко!—опять

возразил управляющий.
—	А вы не забывайте о Вилье,— возразил, в свою

очередь, Дик с язвительным смехом, горечь которого не
133

ускользнула от Паолы.— Он ведь заявил, что если побе¬

дит, то раздаст всю землю пеонам; следующий неизбеж¬

ный шаг — рудники. Как вы думаете, сколько мы пере¬

платили за минувший год конституционалистам?
—	Свыше ста двадцати тысяч,—быстро ответил Брэ-

стон,— не считая пятидесяти тысяч золотыми слитками,

данных Торенасу перед его отступлением. Он бросил

свою армию в Гваимасе да и махнул с добычей в Евро¬

пу... Я вам обо всем писал...
—	А если мы будем продолжать работы, Джереми,

они будут доить нас, доить без конца. Нет, хватит! По-

м»оему, все-таки лучше затопить... Ехли мы умеем созда¬

вать богатства успешнее, чем эти бездельники, то пока¬

жем им, что мы умеем так же легко и разрушать их.
—	Это самое я им и говорю. А они только ухмыляют¬

ся и по«вторяют, что ввиду крайней необходимости такие-

то и такие-то добровольные пожертвования были бы весь¬

ма приятны вождям повстанцев — то есть им самим). Их

главные вожди, конечно, не возьмут себе ни одного пе¬

со. Господи, боже мой1 Я им напомнил все, что М1Ы сде¬

лали: дали постоянную работу пяти тысячам пеонов; по¬

высили жалованье с десяти до ста десяти сентаво в день.

Я показал им пеонов, которые получали, когда мь1 их на¬

няли, десять сентаво, а теперь они получают пять песо.

Куда там! Только улыбаются и заняты одним: как бы

выжать добровольное пожертвование на святое дело рево¬

люции. Ей-богу, старик Диас хоть был и разбойник, но

приличный разбойник. Я сказал этому Аррансо: «Если

мы свернем работу, пять тысяч м(ексиканцев окажутся на

улице. Куда вы их денете?» Аррансо усмехнулся и гово¬

рит: «Куда денем!? Что ж, дадим им ружья и поведем их

на Мехико».
Паола ясно представила себе, как Дик презрительно

пожимает плечам1и, отвечая своему собеседнику:
—	Беда в том, что там еще есть золото и мы одни мо¬

жем его извлечь. У мексиканцев на это мозгов не хва¬

тит. Они умеют только палить из ружей, а уж из нас

выкачивают все до последнего. Остается одно, Джереми:

позабыть прим1ерно на год о всякой прибыли, распустить

рабочих, оставив только техников, и выкачивать воду.
—	Я все это старался внушить Аррансо,— проба¬

сил Джереми Брэкстон.—А что он мне ответил? Если-
139

де мы распустим рабочих, они заставят уйти техников —

и пусть нашу шахту эатопят ко всем чертям. Нет, послед¬

него он, впрочем, не говорил, но так улыбался, что все

было ясно. Я бы с удовольствием! свернул ему его жел¬

тую шею, но ведь я знаю, что на следующий день явится

другой и будет требовать еще больше. Так вот, Арран-

со получил, что хотел, но в довершение всего он, прежде

чем присоединиться к своим повстанцам под Хуаресом,

приказал угнать триста наших мулов. Это убыток в три¬

дцать тысяч долларов, и главное — после того, как я его

подм)азал1 Вот желтая каналья!
—	Кто сейчас вождь повстанцев на приисках? —ус¬

лышала затем Паола вопрос Дика, причем в его тоне бы¬

ла та отрывистость и резкость, которые, как она зна¬

ла, показывали, что он, собрав воедино все нити какого-

нибудь запутанного дела, решил действовать.
—	Рауль Бена.
—	Чин?
—	Полковник. Под его началом около семидесяти че¬

ловек всяких оборванцев.
—	Чем занимался раньше?
—	Пас овец.
—	Отлично,— продолжал Дик все так же отрыви¬

сто и твердо.— Вам придется разыграть роль: изобразите

из себя патриота. Возвращайтесь на место как можно

скорее. Ублажайте этого Рауля Бена. Вашу игру он раску¬

сит, или он не мексиканец. А вы все-таки его ублажайте

и посулите, что сделаете его генералом, вторым Вильей.
—	Господи, ну как, как я это сделаю?
—	Поставьте его во главе армии в пять тысяч человек.

Наших людей распустите,—пусть он создаст из них вой¬

ско волонтеров. Так как у Уэрты дела плохи, то нам) ни¬

чего не грозит. Заверьте его, что вы истинный патриот.

Дайте людям винтовки. Мы раскошелимся в последний

раз, и вы докажете ему ваш патриотизм. Обещайте каж¬

дому, что он после войны вернется на прежнюю работу.

Пусть, с вашего благословения, уходят с этим) Раулем.

Оставьте людей столько, сколько нужно, чтобы выкачи¬

вать воду. И если мы на год или на два откажемся от

прибылей, то не потерпим и убытков. А может быть, и

затоплять не придется.
Тихонько возвращаясь по винтовой лестнице в музы-
140

кальную комнату, Паола про себя улыбалась: как Дик

все это ловко придумал! Она была, огорчена не положе¬

нием дел в ком<пани>и Харвест,— с тех пор, как она

стала женою Дика, в полученных ею от отца рудниках

постоянно происходили беспорядки,— она была огорчена

тем, что не состоялось их утреннее свидание. Но когда

она опять встретилась с Грэхемом, который задержался у

рояля и, увидев ее, хотел удалиться, ее дурное настрое¬

ние рассеялось.
—	Не убегайте,— остановила она его.— Останьтесь и

посмотрите, как люди работают; может быть, это вас на¬

конец заставит приняться за вашу книгу, Дик говорил

мне о ней.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Во время завтрака на лице Дика не было и следа оза¬

боченности, как будто Брэ^кстон привез ему весть о том,

что рудники «Группа Харвест» неизменно процветают.

Вейл уже уехал с утренним поездом! — он, видимо, успел

обсудить с Диком свое дело в какие-то сверхранние часы,

ко Грэхем увидел за столом еще более многочисленное

общество, чем обычно. KpoMie некоей миссис Тюлли, по¬

жилой полной светской дамы в очках,— Грэхему не ска¬

зали, кто она, — он увидел трех новых гостей: м)истера

Гэлхасса — правительственного ветеринара, мистера Ди¬

кона— довольно известного на побережье портретиста

и Лестера — капитана тихоокеанского парохода, служив¬

шего лет двадцать назад шкипером на яхте Дика и обу¬

чавшего его искусству навигации.
Завтрак уже кончался, и Брэкстон начал посматривать

на часы, когда Дик, обращаясь к нему, сказал:
—	Джереми, я хочу вам кое-что показать. Мы сейчас

же и отправимся. Вы успеете к поезду.
—	Да, да, поедемте и мы всей компанией,— предло¬

жила Паола.— Я сама сгораю от любопытства, noTOMiy

что Дик держал это в секрете.
Дик кивнул, и она распорядилась, чтобы поскорее по¬

дали автомобили и седлали лошадей.
—	Что это такое? — спросил Грэхем, когда она отда¬

ла все нужные распоряжения.
—	Ах, один из коньков Дика. Он ведь всегда чем-
141

нибудь увлекается. Одно изобретение. Он клянется, что

оно вызовет целую революцию в земледелии, особенно в

мелких хозяйствах. Я знаю, в чем основная идея, однако

еще не видела ее осуществленной. Все было готово уже

неделю назад, задержка произошла из-за какого-то тро¬

са или чего-то в этом роде.
—	Мое изобретение может дать биллионы, если дело

пойдет на лад,— улыбнулся Дик, сидевший по другую

сторону стола.— Биллионы для фермеро-в всего М1ира и

кое-какой процент для меня... если, повторяю, дело нала¬

дится.
—	Но что же это? —спросил 0*Хэй.— Музыка в ко¬

ровьих хлевах, чтобы коровы охотнее давали молоко?
—	Каждому фермеру останется только спокойно по¬

сиживать на своем крылечке,— пояснил Дик.— Добыва¬

ние сельскохозяйственных продуктов будет требовать не

больше труда, чем лабораторное изготовление пищи.

Впрочем, подождите — сами увидите. Если дело удастся,

вся моя работа по коневодству полетит к чертям, ибо эта

изобретение заменит работу одной лошади в любом деся-

тиакро'вом хозяйстве.
Вся ком1пания, кто в машине, кто верхом, отъехала на

милю от Большого дом>а и остановилась возле огорожен¬

ного поля, в котором), по словам) Дика, было ровно десять

акров.
—	Вот эта ферма,— сказал Дик,— здеоь только один

человек, он сидит на своем крыльце, и у него нет лошади.

Пожалуйста, представьте себе и его и крыльцо.
Посреди поля возвышалась массивная стальная мач¬

та футов двадцать в вышину, укрепленная оттяжками над

самой землей. От барабана на верхушке шеста к само¬

му краю поля тянулся тонкий трос, прикрепленный к ру¬

левому механизму маленького бензинового трактора. Воз¬

ле трактора суетились два механика. По знаку Форреста

они включили мотор.
—	Вот здесь крылечко,— сказал Дик.— Представьте

себе, что мы — тот будущий ферМ1ер, который сидит в те¬

ни и читает газету, а плуг работает себе и работает и не

нуждается ни в лошади, ни в человеке.
Барабан сам), без управления, начал накручивать ка¬

бель; машина, описывая окружность, или, вернее, спи¬

раль, радиусом которой являлась длина троса, соединяв¬
142

шего ее с барабаном на стальной мачте, пошла, оставляя

за собой глзгбокую борозду.
—	Как видите, не нужно ничего — ни лошади, ни ку¬

чера, ни пахаря: просто фермер заводит трактор и пу¬

скает его в ход,— снова начал Дик, в то время как маши¬

на продолжала перевертывать пласты коричневой земли,

описывая все М1еньшие окружности.— Можно пахать, бо¬

ронить, сеять, удобрять, жать, сидя на пороге своего до¬

ма. А там, где ток будет давать электростанция, фермеру

или его жене останется только нажать кнопку, и он может

вернуться к своей газете, а она к своим пирогам.
—	Вам надо теперь сделать окно, чтобы его оконча¬

тельно усовершенство-вать,— сказал Грэхем,— это пре¬

вратит окружность, которую он описывает, в квадрат.
—	Да,— согласился Гэлхасс,— при такой системе

^асть земли на квадратном поле пропадает.
Грэхем, видимо, производил в уме какие-то вычисле¬

ния, потом сказал:
—	Теряется примерно три акра на каждые десять.
—	Не меньше,— согласился Дик.— Но ведь у фер¬

мера должно же быть где-нибудь на этих десяти акрах

его крылечко — то есть дом, сарай, птичник и все хозяй¬

ственные постройки. Так вот, чем1 действовать по старин¬

ке, ставить все это непременно где-нибудь посередине

своих десяти акров, пусть разместит постройки на остав¬

шихся трех акрах. Пусть сажает по краям поля плодовые

деревья и ягодные кусты. Е1сли подумать, то старый обы¬

чай ставить свой дом посреди поля имеет большие мину¬

сы: пахать приходится на площади, представляющей со¬

бой ряд неправильных прямоугольников.
Мистер Гэлхасс усердно закивал;
—	Бесспорно. Да считайте дорогу от дом1а до шоссе.

А если еще есть и проезжая дорога — тоже часть земли

пропадает... Все это дробит поле на ряд небольших пря¬

моугольников и очень невыгодно.
—	Вот если бы навигация могла быть такой же авто-

М1атической,— заметил капитан Лестер.
—	Или писание портретов,— засм1еялась Рита Уэйн-

райт, бросив на Дикона лукавый взгляд.
—	Или музыкальная критика,— добавила Льют, ни

на кого не глядя.
А О’Хэй тут же добавил:
-143

—	Или искусство быть очаровательной женщиной.
—	Сколько стоит сделать такую машину? — спросил

Джереми Брэкстон.
—	Сейчас она нам1 обходится—и с выгодой для нас—

в пятьсот долларов. А если бы она вошла в употребле¬

ние и началось ее серийное производство, то мюжно счи¬

тать — триста. Но допустим даже, что пятьсот. При пят¬

надцати процентах погашения она обходилась бы фер¬

меру семьдесят долларов в год. А какой же фермер, имея

десять акров двухсотдолларовой земли, может на сем«ьде-

сят долларов в год содержать лошадь? Кроме того, трак¬

тор сберегает ему труд, свой или наемный; даже по самой

нищенской оплате это все-таки дает двести долларов

в год.
—	Но что же направляет его? — спросила Рита.
—	А вот этот сам1ЫЙ барабан на мачте. Мехаиизм ба¬

рабана рассчитан на все изменения радиуса. Представ¬

ляете себе, какие тут понадобились сложные вычисле¬

ния? Он вращается вокруг своей оси, трос накручивается

на барабан и подтягивает трактор к центру.
—	Даже мелкие фермеры приводят множество возра¬

жений против того, чтобы был введен такой плуг,— ска¬

зал Г элхасс.
Дик. кивнул.
—	Я записал до сорока таких возражений и распре¬

делил их по рубрикам». Столько же высказано по адресу

самой машины. Если это даже и удачное изобретение, то

понадобится еще долгое время, чтобы усовершенствовать

его и ввести в общее употребление.
Внимание Грэхема раздваивалось: он то смотрел ча

работающий трактор, то украдкой поглядывал на Паолу,

которая вместе со своей лошадью являла собой прелест¬

ную картину. Она впервые села на Лань, которую для

нее объездил Хеннесси. Грэхем улыбался, втайне одоб¬

ряя тонкость ее женского чутья: заранее ли Паола при¬

готовила себе костюм, подходивший именно для этой ло¬

шади, или она надела просто наиболее соответствующий

из имевшихся под рукой, но результат получился бле¬

стящий.
День стоял жаркий, и на ней вместо обычной амазон¬

ки была рыжевато-красная блуза с белым отложным во¬

ротничком. Короткая, удобная для верховой езды юбка
144

доходила до колен, от колен же до маленьких светлых са¬

пожков со шпорами ноги ее были обтянуты рейтузами.

Юбка и рейтузы были из золотисто-рыжего бархата. Мяг¬

кие белые перчатки спорили с белизной воротничка. Пао-

ла была без шляпы, волосы зачесаны на уши и собра¬

ны на затылке в пышный узел.
—	Я не понимаю, как вы ухитряетесь сохранять бе¬

лизну кожи при таком палящем солнце,— отважился за-

ме*! ить Грэхем.
—	А я и не подставляю ее солнцу,— улыбнулась Пао-

ла, блеснув зубами.— Только несколько раз в году. Мне

очень нравится, когда волосы слегка выгорают, они ста¬

новятся золотьши, но сильного загара я опасаюсь.
Лошадь зашалила; легким порывом ветра отнесло в

сторону юбку Паолы, и открылось круглое колено, туго

обтянутое узкими рейтузами. Глядя на это колено, ко¬

торое крепко прижалось к новому английскому седлу из

светлой свиной кожи, под цвет лошади и костюма всад¬

ницы, Г рэхем опять увидел в своем воображении, как бе¬

лое круглое колено прижимается к шелковистому боку то¬

нущего Горца.
^да магнето трактора стало работать с перебоями и

механики опять засуетились посреди полу вспаханного по¬

ля, вся компания, оставив Дика с его изобретением, реши¬

ла по пути к бассейну осмотреть под предводительством

Паолы скотные дворы. Креллин, свиновод, продемонстри¬

ровал им Леди Айлтон и ее одиннадцать невообра¬

зимо жирных поросят, вызвавших горячие похвалы,

причем сам он с умилением повторял: «И ведь все как

один! Все!»
После этого они осмотрели еще множество великолеп¬

ных свиноматок самых лучших пород — беркширов и дю-

рок-джерсеев, пока у них в глазах не зарябило, а также

новорожденных козлят и толстеньких ярок. Паола зара¬

нее предупредила скотоводов по телефону. Мистер Мэнсо

наконец мог похвастаться знаменитым быком Королем

Поло; гости полюбовались также его короткорогим, ши¬

рокобоким гаремом и гаремами других быков, лишь в

немногом уступавших Королю Поло. Паркмен и его по¬

мощники, ведавшие джерсейским скотом, показали Дра¬

кона, Золотого Джолли, Версаля, Оксфордца — все это

были основатели и потомки премированных родов,— а
10.	Джек Лондон Т. XII.	145

также их подруг: Королеву роз, Матрону, Подругу

Джолли, Гордость Ольги и Герти из Мейтлендса. Затем

коневод повел их смотреть табун великолепных жереб¬

цов во главе с Горцем и множество кобыл во главе с

Принцессой Фозрингтонской, которая особенно выделя¬

лась своим серебристым ржанием. Была выведена даже

старушка Бесси — ее мать,— которую брали теперь толь¬

ко для легких работ,— чтобы гости могли оценить столь

знатную особу, как Принцесса.
Около четырех часов Доналд Уэйр, не интересовав¬

шийся купанием, вернулся с одной из машин в усадьбу,

а Гэлхасс остался с Менденхоллом — потолковать о раз¬

личных породах лошадей. Дик ждал всех у бассейна, и

девицы немедленно потребовали, чтобы он исполнил но¬

вую песню.
—	Это не совсем новая песнь,— пояснил Дик, и его

серые глаза лукаво блеснули,—и уж никак не моя. Ее пе¬

ли в Японии, когда меня еще не было на свете, и, бес¬

спорно, задолго до открытия Америки. Это дуэт, а кро¬

ме того, игра в фанты. Паоле придется петь со мной.

Я сейчас вас всех научу. Ты садись здесь, вот так. А вы

все образуйте круг и тоже садитесь.
Паола, как была, в своем костюме для верховой езды,

села против Дика, в центре круга. По его указанию она,

подражая его движениям, сперва хлопнула себя ладоня¬

ми по коленям!, потом ладонь о ладонь, потом ладонями о

его ладони, как в детской игре. Тогда он запел песню,

очень коротенькую, и Паола тотчас подхватила и про¬

должала петь с ним вместе, хлопая в такт в ладоши. Мо¬

тив песни звучал по-восточному — тягучий и мюнотонный,

но что-то было в нем зажигательное, невольно увлекав¬

шее слушателей:
Чонг-Кина, Чонг-Кина,
Чонг-Чонг, Кина-Кина,

йо-ко^ам-а, Наг-а-оак-и,
Ко-бе-мар-о — Хой!!
Последний слог—«Хой» — Форрест выкрикивал вне¬

запно на целую октаву выше, и одновременно с этим вос¬

клицанием Паола и Дик должны были выбросить друг

другу навстречу руки, сжатые в кулак или раскрьггые.

С>ть игры заключалась в том, чтобы руки Паолы мгно¬

венно повторяли жест Дика; в первый раз это ей уда-
146

лссь, и руки обоих оказались сжатыми в кулак; Дик снял

шляпу и бросил ее на колени к Льют.
—	Мой фант,— объяснил он.— Давай, Поли, попро¬

буем еще раз.
И опять они запели, хлопая в ладоши.
Чонг-Кина, Чонг-Кина,
Чонг-Чонг, Кина-Кина,
Йо-ко-гам-а* Наг-а-сак-и,
Ко-бе-мар-о — ХойИ
На этот раз, однако, при восклицании «Хой» ее ру¬

ки оказались сжатыми в кулак, а его — раскрытыми.
—	Фант! Фант! — закричали девицы.
Паола смущенно окинула взглядом свой костюм.
—	Что же мне дать?
—	Шпильку,— посоветовал Дик; и на колени к Льют

полетела черепаховая шпилька.
—	Вот досада! — воскликнула Паола, проиграв седь-

мюй раз и бросая Льют последнюю шпильку.— Не пони¬

маю, почему я такая неловкая и глупая. А, ты, Дик,

слишком уж хитер. Я никак не могу угадать, что ты хо¬

чешь сделать.
И опять они запели. Она снова проиграла и в ответ

на укоризненный возглас миссис Тюлли: «Паола!» — от¬

дала одну шпору и обещала снять сапог, если проиграет

вторую. Дик проиграл три раза подряд и отдал свои

часы и шпоры. Затем и Паола проиграла свои часы и

вторую шпору.
—	Чонг-Кина, Чонг-Кина...— начали они опять, не¬

смотря на увещевания миссиа Тюлли.
—	Довольно, Паола, брось это! А вам. Дик, как не

стыдно!
Но Дик, издав торжествующее «Хой!», снова выиг¬

рал и при общем смехе снял с Паолы один из ее сапожков

и бросил в общую кучу вещей, лежавших на коленях у

Льют.
—	Все в порядке, тетя Марта,— успокаивала Паола

миссис Тюлли.— Мистера Уэйра здесь нет, а он — един¬

ственный, кого это могло бы шокировать. Ну, давай.

Дик! Не можешь же ты вечно выигрывать!
—	Чонг-Кина, Чонг-Кина,— запела она, вторя мужу.
Начав медленно, они стремительно ускоряли темп и
под конец бормотали слова с такой быстротой, что по¬
147

чти захлебывались, а хлопанье в ладоши казалось непре¬

рывным. От солнца, движения и азарта смеющееся лицо

Паолы было залито розовым рум)янцем.
Ибэ<н Грэхем, молча созерцавший все это, был возму¬

щен и задет. Он видел в былые годы, как играют в эту

игру гейши в чайных домиках Ниппона, и, хотя в Боль¬

шом доме не знали предрассудков, его коробило, что Пао-

ла принимает участие в такой игре. Ему не приходило в

голову, что если бы на ее месте оказались Льют, Рита

или Эрнестина, он только бы следил с любопытством, до

чего может дойти азарт играющих. Лишь позднее Грэхем

понял, что был возл^щен именно потому, что в игре при¬

нимала участие Паола и что она, видимо, занимает боль¬

ше места в его душе, чем он допускал.
А тем временем к куче фантов приба^вились портсигар

и спичечница Дика, а также другой сапожок Паолы, пояс,

булавка и обручальное кольцо. Лицо миссис Тюлли вы¬

ражало стоическую покорность, она мюлчала.
—	Чонг-Кина, Чонг-Кина,— весело продолжала петь

Паола.
И Г рэхем слышал, как Эрнестана, фыркнув, шепнула

Берту:
—	Не представляю, что еще она мюжет отдать.
—	Ну, вы же знаете ее,— услышал он ответ Берта.—

Она на все сцособна, если разойдется, а сейчас она, как

видно, разошлась.
—	Хой! — крикнули вместе Дик и Паола, выбрасы¬

вая руки.
.Но руки Дика были сжаты, а ее — раскрыты. Грэхем

видел, что Паола оглядывается, тщетно ища, что бы еще

отдать как фант.
—	Ну, леди Годива? — властно заявил Дик.— По¬

пели, поплясали, а теперь расплачивайтесь.
«Что он, спятил? — подумал Грэхем.— Как это мож¬

но, да еще с такой женой?»
—	Что ж,—вздохнула Паола, перебирая пальцами пу¬

говицы блузки,— надо, так надо.
Едва сдерживая бешенство, Грэхем отвернулся, ста¬

раясь не смотреть. Наступило мюлчание: видимю, каждый

гадал, что же будет дальше. Вдруг Эрнестина фыркнула,

раздался общий взрыв хохота и восклицание Берта: «Вы

сговорились!» Все это заставило Грэхема наконец обер¬
148

нуться. Он бросил быстрый взгляд на Паолу. Блузки на

ней уже не было, ню под ней оказался купальный костюм.

Она, без соМ1нения, надела его под платье, перед тем как

ехать верхом.
—	Теперь твоя очередь, Льют, иди,— заявил Дик.
Но Льют, не приготовившаяся к игре «Чонг-Кина»,

смутилась и увела девиц в кабину.
Грэхем опять с восхищением следил за тем, как Пао*

ла, поднявшись на площадку в сорок футов высотой, с

неподражаемым изяществом и мастерством нырнула лас*-

точкой; опять услышал восторженное восклицание Берта:

«Ну прямо Аннетта Келлерман!» — и, все еще рассержен¬

ный сыгранной с ним шуткой, снова задумался о м»алень-

кой хозяйке Большого дома, об этой удивительной жен¬

щине и о том, почему она такая удивительная! И когда

о-н, не закрывая глаз, медленно поплыл под водой ка

ту сторону бассейна, ему пришло в голову, что он, в сущ¬

ности, ничего о ней не знает. Жена Дика Форреста, вот

и все, что ему известно. Где она родилась, как жила, ка¬

ково было ее прошлое — обо всем этом- он мог только

гадать. Эрнестина сказала ему, что она и Льют — свод¬

ные сестры Паолы; это, конечно, кое-что.
Заметив, что дно стало светлеть — знак того, что он

приближается к краю бассейна,— Грэхем увидел сплетен¬

ные ноги Дика и Берта, которые боролись в воде, по¬

вернул обратно и проплыл еще несколько футов, не под¬

нимаясь на поверхность.
И тут он стал думать об этой миссис Тюлли, которую

Паола зовет тетя Марта. Действительно ли она ей тет¬

ка или Паола зовет ее так только из вежливости? Быть

может, она сестра матери Льют и Эрнестины?
Он вьшырнул на поверхность, и его сейчас же позвали

играть в КОШКИ-М1ЫШКИ. Во врем1Я этой оживленной иг¬

ры, продолжавшейся около получаса, он не раз имел слу¬

чай восхищаться той легкостью, ловкостью и сообрази¬

тельностью, которую выказывала Паола. Наконец круг

играющих распался, они, запыхавшись, переплыли бас¬

сейн, вылезли на берег и уселись на солнце возле миссис

Тюлли.
Вскоре опять на'чались шутки и шалости. Паола упря¬

мо заспорила с миссис Тюлли, утверждая я>вные неле¬

пости. .
149

—	Нет, тетя Марта, вы говорите это только потому,

что не умеете плавать. А я настоящий пловец, и уверяю

вас, что вот — хотите? — нырну в бассейн и пробуду под

водой десять минут.
—	Глупости, дитя мюе,— возразила миссис Тюлли.—

Твой отец, когда он был молод — гораздо моложе, чем

ты теперь,— мог пробьггь под водой дольше любого

пловца, и все-таки его рекорд был, насколько мне извест¬

но, три М1инуты сорок секунд; я знаю это очень хорошо,

так как сама следила по часам, когда он держал пари с

Гарри Селби и выиграл.
—	О, я знаю, что за человек был мой отец,— отозва¬

лась Паола,— но времена изменились. Если бы милый па¬

почка был сейчас в расцвете своих юношеских сил и по¬

пытался пробьггь под водой столько же времени, сколь¬

ко я, он не выдержал бы. Десять минут? Конечно, я мо¬

гу пробьггь десялъ минут. И пробуду. А вы, тетя Мар¬

та, возьм1нте часы и следите. Это так же легко, как...
—	Ловить рыбу в садке,— подсказал Дик.
Паола взобралась на самую вышку.
—	Заметь время, когда я прыгну,— сказала она.
—	Сделай полтора оборота,— крикнул ей Дик.
Она кивнула, улыбнулась и притворялась, что изо

всех сил набирает в легкие воздух. Грэхем следил за ней

с восторгом. Он сам был великолепным пловцом, но ем1у

редко приходилось видеть, чтобы женщина, не професси¬

оналка, решилась на полтора оборота. Намокший зеле¬

новато-голубой шелковый костюм плотно обтягивал ее

тело, подчеркивая все его стройные линии и безупреч¬

ное сложение. Сделав вид, что она до последнего куби¬

ческого дюйма наполнила свои легкие воздухом, Паола

ринулась вниз. Сжав ноги и выпрямившись, она оттолк¬

нулась от самого края трамплина, уже в воздухе собрала

тело в комок, перевернулась, затем снова выгянулась и,

приняв прежнее идеально правильное положение, почти

беззвучно врезалась в воду. «Стальной клинок вошел бы

с большим шумом»,— подумал Грэхем.
—	Если бы я ум)ела так нырять! — пробормотала со

вздохом Эрнестина.— Но этого никогда не будет. Дик го¬

ворит, что тут дело в ритме, в согласованности всех дви¬

жений, вот почему Паола ныряет так замечательно. Она

удивительно ритмична...
150

—	Дело Н€ только в ритме, айв свободной отдаче се¬

бя движению,— сказал Грэхем.
—	В сознательной отдаче,— заметил Дик.
—	Ив умении расслаблять мышцы,— добавил Грэ¬

хем).— Я не видел, чтобы даже профессиональный пловец

так вьшолнял полтора оборота.
—	А я горжусь этим больше, чем) она сама,— заявил

Дик.— Дело в том, что я ее учил нырять, хотя, должен

сознаться, она очень способная ученица. У нее замеча¬

тельная координация двил:ений. И это в соединении с

волей и чувством времени... одним словом, ее первая же

попытка оказалась более чем удачной.
—	Паола — молодчина,—сказала с гордостью миссис

Тюлли, переводя глаза с секундной стрелки часов на спо¬

койную поверхность бассейна.—Женщины плавают обыч¬

но хуже мужчин. Паола исключение... Три минуты со¬

рок секунд... Она превзошла своего отца.
—	Но пяти минут она не выдержит, а тем более де¬

сяти...— мрачно заявил Дик.— Она задохнется.
Когда прошло четыре минуты, миссис Тюлли, види¬

мо, начала тревожиться, и взоры ее озабоченно скользи¬

ли по лицам присутствующих. Капитан Лестер, не посвя¬

щенный в тайну бассейна, с проклятием вскочил на ноги

и нырнул в воду.
—	Что-то с ней случилось,— сказала миссис Тюлли с

деланным спокойствием.— Может быть, она ушиблась,

ныряя? Ищите ее — вы мужчины...
Г рэхем, Берт и Дик, встретившись под водой, засмея¬

лись и пожали друг другу руки. Дик сделал им) знак и

поплыл в затененную часть бассейна, к нише, где они на¬

шли Паолу, стоявшую в воде; некоторое время все чет¬

веро перешептывались и посм)еивались.
—	Мы хотели убедиться, что с тобой ничего не случи¬

лось,— пояснил Дик.— А теперь пора назад... Сначала

вы, Берт, а я за Ивэном.
Один за другим они нырнули в темную воду и пока¬

зались на поверхности бассейна.
Миссис Тюлли была уже на ногах и стояла на краю

бассейна.
—	Если это опять одна из ваших шуток, Дик...— на¬

чала она.
Но Дик, не обращая никакого внимания на ее слова«
151

заговорил неестественно спокойным тоном и достаточно

гроАлко, чтобы она слышала.
' — Мы должны это сделать обстоятельно, друзья,—

обратился он к своим спутникам.— Вы, Берт, и вы, Ивэн,

следите за мной. Начнем с этого конца бассейна, поплы¬

вем все вместе, на расстоянии пяти футов друг от друга,

и будем обследовать дно. А потом повернем обратно и

Повторим то же самое еще раз.
—	Не утруждайте себя, джентльмены,— крикнула им

миссис Тюлли, вдруг рассмеявшись.— А вы, Дик, выле¬

зайте-ка. Я надеру вам уши.
—	Займ1итесь ею, девочки, — закричал Дик,— у нее

истерика.
—	Пока еще нет, но будет,— продолжала она, смеясь.
—	Черт побери, сударыня, тут не над чем смеяться!—

Калитан Лестер вынырнул, задыхаясь, он намеревался

опять нырнуть, чтобы продолжать поиски.
—	Вы знаете, в чем дело, тетя Марта? Знаете? —

спросил Дик, когда храбрый капитан скрылся под водой.
Миссис Тюлли кивнула.
—	Только молчите. Дик. Одного мы все-таки провели.

Я-то знаю об этом от матери Элси Коглан; мы с нгю

встретились на Гонолулу в прошлом году.
Лишь по истечении одиннадцати минут улыбающееся

лицо Паолы показалось на поверхности. Делая вид, буд¬

то она совсем! выбилась из сил, она с трудом выползла

на берег и в изнем^эжении опустилась возле тетки. Ка¬

питан Лестер, действительно измученный бесплодными

поисками, в«имател1ь«о посмотрел на Паолу, потом по¬

дошел к соседнему столбу и три раза стукнулся об не¬

го головой.
—	Боюсь, что десяти минут еще не прошло,— сказала

Паола.— Но ведь я пробыла под водой приблизительно

это время? Правда, тетя Марта?
—	Ну, ты под водой почти и не была,— последовал

ответ,— если хочешь знать мюе мнение! Я даже удивле¬

на, что ты мокрая.. Да, да, дыши естественно, дитя мое.

Нечего разыгрывать комедию. Помню, когда я была мо¬

лодой девушкой и путешествовала по Индии, я виде¬

ла там факиров особой секты, они ныряли на дно глу¬

боких колодцев и оставались там гораздо дольше, чем

ты, право же, гораздо дольше.
152

—	Вы знали! — воскликнула Паола.
—	Но ты не знала, что я знаю,— возразила тетка.—

И твое поведение прямю-таки преступно при ьюем воз¬

расте и моелг сердце.
—	И при вашем удивительном простодушии и недо¬

гадливости. Не правда ли? —добавила Паола.
—	Честное слово, мне хочется выдрать тебя за уши.
—	А мне обнять вас, хоть я и мокрая,— засмеялась

Паола в ответ.— Во всяком случае, мы надули капитана

Лестера... Ведь правда, капитан?
—	Не обращайтесь ко мне,— угрюмо пробормотал до¬

блестный моряк.— Я занят, я должен обдумать свою

MiecTb... Что касается вас, мистер Форрест, то я еще не

знаю, на чем остановиться: взорвать ваш скотный двор

или подрезать поджилки у вашего Горца. Может бьггь,

я сделаю и то и другое. А пока я пойду и лягну ту ко¬

былу, на которой вы приехали.
Дик на Капризнице и Паола на Лани ехали домой

бок о бок.
—	Ну, как тебе нравится Грэхем? —спросил он.
—	Он великолепен,— отвечала Паола.— Это человек

твоего типа. Дик. Он так же универсален, как ты, на нем

печать тех же скитаний по всем морям, та же любовь к

книгам и все прочее! Кроме того, он художник, да и

вообще все в нем хорошо. Славный малый, любит шутку.

А ты заметил его улыбку? Она обаятельна. Хочется

улыбнуться ему в ответ.
—	Да, но есть у него и глубокие шрам)ы и морщи¬

ны...— заметил Дик.
—	Особенно в уголках глаз, когда он улыбается. Это

следы, оставленные не то чтобы усталостью, а скорее

вечно неразрешимыми вопросами: «Почему? Зачем?

Стоит ли? Ради чего все это?»
Эрнестина и Грэхем, замыкавшие кавалькаду, тоже

беседовали.
—	Дик вовсе не прост,— говорила она.— Вы плохо

знаете его. Он очень не прост. Я немного знаю его. Паола»

то знает его хорошо. Но в душу к нему могут пооникнуть
153

немногие. Он истинный философ и владеет собой, как

стоик или англичанин. А уж такой актер, что может весь

свет обмануть.
У длинной коновязи под дубами, где, сойдя с лоша>-

дей, собралось все общество, Паола хохотала до слез.
—	Ну, ну, продолжай,—поощряла ока Дика,—еще,

еще!..
—	Она уверяет, что скоро у меня не хватит слов^ если

я буду и впредь давать имена слугам по мюей систе-

м»е,— пояснил он.
—	А он за полторы минуты предложил сорок имен...

Ну, еще, Дик, еще!..
—	Итак,— продолжал Дик нараспев,— у нас может

быть О-Плюнь и О-Дунь, О-Пей, О-Лей и О-Вей, О-Кис

и О-Брысь, 0-Пи«г и 0-Понг, О-Да и 0-Нет...
И Дик направился к дому, все еще варьируя на все

лады эти странные словосочетания.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Всю следующую неделю Грэхем был всем недоволен

и не находил себе места. Его раздирали самые проти¬

воречивые чувства: с одной стороны, он сознавал, что не¬

обходимо покинуть Большой дом, уехать первым поездом,

с другой стороны, ему хотелось видеть Паолу все ча¬

ще и быть с ней все больше. А между тем он не уезжал

и в обществе ее бывал куда реже, чем в первое время по¬

сле приезда.
Начать с того, что все пять дней своего пребы¬

вания в имении молодой скрипач не отходил от нее.

Грэхем нередко посещал музыкальную комнату и мрач¬

но просиживал там целых полчаса, слушая, как они «ра¬

ботают».
Они забывали о его присутствии, поглощенные и за¬

хваченные своей страстью к М)узыке, а в краткие минуты

отдыха, вытирая потные лбы, болтали и смеялись, как

добрые товарищи. Молодой музыкант любил Паолу с

пооти болезненной пылкостью, Грэхему это было ясно,—

но его больно задевали взгляды, полные почти благого¬

вейного восторга, которые Паола иногда дарила Уэйру

после особенно удачного исполнения какой-нибудь пьесы.

Напрасно Грэхем убеждал себя, что с ее стороны все
154

это чисто умственное увлечение — просто она восхищает¬

ся мастерством молодого музыканта. Грэхем был истин¬

ным мужчиной, и их дружба причиняла ему до того силь¬

ную боль, что в конце концов он вынужден был уходить

из М1узыкальной комнаты.
Но вот он наконец застал Паолу одну. Они на про¬

щание исполнили песню Шумана, и скрипач уехал. Пао-

ла сидела у рояля, на лице ее было отсутствующее, Mie-

чтательное выражение. Она посмотрела на Грэхема, слов¬

но не узнавая, потом машинально овладела собой, рас¬

сеянно пробормотала несколько ничего не значащих слов

и удалилась. Несмотря на обиду и боль, Грэхем старал¬

ся приписать ее настроение влиянию м»узыки, отклики ко¬

торой еще жили в ее душе. Правда, женщины — стран¬

ные создания, рассуждал он, и способны на сам1ые не¬

ожиданные и необъяснимые увлечения. Разве не могло

случиться, что этот юноша именно своей музыкой и увлек

ее как женщину ?
С отъездом Уэйра Паола замкнулась в своем флиге¬

ле, за дверью без ручки, и почти не выходила оттуда.

Но «икто в доме не удивлялся, и Грэхем! понял, что

в этом нет ничего необычного.
—	На Паолу иногда находит, она чувствует себя пре¬

красно и в одиночестве,— пояснила Эрнестина,— у нее

бывают довольно часто периоды затворничества, и тогда

с «ей видится только Дик.
—	Что не очен1Ь лестно для остальной компании,—

улыбаясь, зам1етил Грэхеми
—	Но тем она приятнее в обществе, когда возвра¬

щается,— заметила Эрнестина.
Прилив гостей в Большой дом шел на убыль. Правда,

еще кое-кто приезжал просто повидаться или по делу, но

в общем народу становилось все меньше. Благодаря О-

Пою и его китайской команде жизнь в доме была нала¬

жена безукоризненно, во всем царил порядок, и хозяе¬

вам не приходилось тратить много вымени на то, чтобы

развлекать гостей. Гости по большей части сами занима¬

ли себя и друг друга. До завтрака Дик почти не появлял¬

ся, а Паола, выполняя свой обет затворничества, выходи¬

ла только к обеду.
—	Лечение отдыхом!,— с]у®еясь, сказал однажды Дик,
155

предлагая Грэхему бокс, поединок на палках или ра¬

пирах.
—	А теперь самое время приняться за вашу книгу,—

заявил он во врем1Я передышки между раундами.—Я

один из м-ногих, кто с нетерпением ждет ее, и я твердо

надеюсь, что она появится. Вчера я получил письмо от

Хэвли: он спрашивает, много ли вы уже написали.
И вот Грэхем засел у себя в башне, разобрал свои

заметки и снимки, составил план и погрузился в работу

над первыми главами. Это настолько захватило его,

что, быль может, увлечение Паолой и угасло бы, если бы

он не встречался с ней каждый вечер за обедом. Кроме

того, пока Эрнестина и Льют не уехали в Санта-Барба-

ра, продолжались совместные купания, поездки верхом и

в автомобилях на горные миримарские пастбища и к

вершинам Ансельмю. Предпринимались и другие прогул¬

ки, иногда с участием Дика. Ездили смотреть работы по

осушению земель, производившиеся им в долине реки

Сакраменто, постройку плотин на Литтл Койот и в ущель¬

ях Лос-Кватос, основанную им колонию фермеров на

участках в двадцать акров, где Дик пытался дать двум¬

стам пятидесяти фермерам с семьями возможность обос¬

новаться.
Грэхем знал, что Паола часто совершает в одиноче¬

стве долгие прогулки верхом», и однажды застал ее у

коновязи: она только что спешилась.
—	Вы не думаете, что ваша Лань совсем, отвыкнет от

поездок в компании? — спросил он, улыбаясь.
Паола рассмеялась и покачала головой.
—	Ну, тогда просто разрешите как-нибудь сопрово¬

ждать вас, мне очень хочется,— честно признался он.
—	Но ведь есть Эрнестина, Льют, Берт, да мало ли

кто.
—	Мне эти места незнакомы,— продолжал он на¬

стаивать.— Лучше всего узнаешь край через тех, кто его

сам хорошо знает. Я уже видел его глазами Льют, Эр-

нестины и всех остальных; но есть еще многое, чего я не

видел и могу увидеть только вашими глазам1и.
—	Занятная теория,— уклончиво ответила она.— Не¬

что вроде географического вампиризма...
—	Но без зловредных последствий вампиризма,—

торопливо возразил он.
156

Она ответила не сразу, при этом прямо и честно по¬

смотрела ему в глаза; и он понял, что она взвешивает к

обдумяявает каждое слово.
—	Это еще вопрос! — произнесла она наконец; и его

в-оображение вцепилось в эти три слова, стараясь раз¬

гадать их скрьггое значение.
—	Есть очень многое, что мы могли бы сказать друг

другу,— продолжал он настаивать.— Многое, что... мы

должны были бы сказать...
—	Я понимаю,—ответила она спокойно и опять взгля¬

нула на него своим» прямым, открьггьш взглядом.
«Понимает?» — подумал он; и эта М1ысль обожгла его

огнем. Он не нашелся, что ответить, и не смог предотвра¬

тить холодный, вызывающий смешок, с которым она от¬

вернулась и ушла в дом.
Большой дом» продолжал пустеть. Тетка Паолы, м)ис-

Сис Тюлли, к досаде Грэхема (он надеялся узнать от нее

м*ногое о Паоле), уехала, погостив всего несколько дней.

Говорили, что она, может бьггь, приедет опять, на более

продолжительное время. Но она только что вернулась из

Европы, и ей, по ее словам, необходимо было сделать

сначала множество обязательных визитов, а затем уже

дум)ать о собственных удоволлствиях.
Критик 0*Хэй намеревался пробьггь еще с неделю,

чтобы оправиться от поражения, нанесенного ем»у во вре¬

мя атаки философов. Вся эта история была задумана и

подстроена Диком. Битва началась ранним вечером: как

будто случайное замечание Эрнестины дало повод Ааро¬

ну Хэнкоку бросить первую бомбу в чащу глубочайших

убеждений О’Хэя. Дар-Х»ал, его горячий и нетерпели¬

вый союзник, обошел его с фланга своей цинической тео¬

рией музыки и открыл по критику огонь с тыла. Бой про¬

должался до тех пор, пока вспыльчивый ирландец, вне се¬

бя от наносимых ему искусными спорщиками словесных

ударов, не принял, облегченно вздохнув, предложение

Терренса Мак-Фейна отдохнуть и спуститься с ним в

бильярдную — тихий приют, где они могли бы вдали от

этих варваров подкрепить себя смесью соответствующих

напитков и в самом деле поговорить по душам о музыке.

В два часа утра неуязвимый для вина и все еще шествую¬

щий твердой поступью Терренс уложил совершенно пья'*

ного и осовевшего О'Хэя в постель.
157

—	Ничего,— сказала на другой день Эрнестина

О'Хэю с задорным блеском в глазах, выдававшим ее уча¬

стие в заговоре.— Этого следовало ожидать: от наших го¬

ре-философов и святой запьет!
—	Я думал, что с Терренсом вы в полной безопас¬

ности,— насмешливо добавил Дик.— Вы же оба ирланд¬

цы. Я и забыл, что Терренса ничем не проймешь. Знае¬

те, простившись с вами, он еще забрел ко мне поболтать.

И — ни в одном глазу. TaiK, мимоходом, он упомянул

о том, что вы оба опрокинули по стаканчику. И я... мне

в голову не могло прийти... что он... так вас подвел...
Когда Льют и Эрнестина уехали в Санта-Барбара,

Берт и Рита тоже вспом1Нили свой давно забытый очаг в

Сакраменто. Правда, в тот же день прибыло несколько

художников, которым! покровительствовала Паола. Но их

почти не было видно, ибо они проводили целые дни в го¬

рах, разъезжая в маленьком экипаже с кучером, или ку¬

рили длинные трубки в бильярдной.
Жизнь в Большом доме, чуждая условностям, текла

своим чередом. Дик работал. Грэхем работал. Паола про¬

должала уединяться в своем флигеле. Мудрецы из «Мад-

роньевой рощи» приходили пообедать и поговорить и,

если Паола не играла, порой разглагольствовали целый

вечер. По-прежнему сваливались как снег на голову гости

из Сакраменто, Уикенберга и других городов, располо¬

женных в долине, но 0-Чай и остальные слуги не теря¬

лись, и Грэхем был не раз свидетелем того, как целую

толпу нежданных гостей через двадцать минут после их

приезда уже угощали превосходным обедом. Все же слу¬

чалось — правда, редко,— что за стол садились только

Дик с Паолой и Грэхем; и когда после обеда мужчины

болтали часок перед ранним отходом ко сну, она игра¬

ла для себя мягкую и тихую музыку и исчезала раньше,

чем они.
Но однажды в лунный вечер неожиданно нагрянули

и Уатсоны, и Мэзоны, и Уомболды, и составилось не¬

сколько партий в бридж: Г рэхем как-то не попал ни в одну.

Паола сидела у рояля. Когда он приблизился к ней, то

уловил в ее глазах мгновенно вспыхнувшее выражение

радости, но оно так же быстро исчезло. Она сделала лег¬

кое движение, точно желая встать ему навстречу,— это

гакже не ускользнуло от него, как и мгновенное усилие
158

воли, которым она заставила себя спокойно остаться на

месте.
И вот она опять татсая же, какой он привык ее ви¬

деть. «Хотя, в сущности, много ли я ее видел?» — думал

Грэхем, болтая всякий вздор и роясь вместе с ней в

куче нот. Он пробовал с ней то один, то другой романс,

и его высокий баритон сливался с ее мягким сопрано, и

притом так удачно, что игравшие в бридж не раз крича¬

ли им «бис».
—	Да,— сказала она в перерыве между двумя роман¬

сами,—меня прямо тоска берет, так мне хочется опять по¬

бродить с Диком по свету. Если б можно было уехать зав¬

тра же! Но Дику пока нельзя. Он слишком связан свои¬

ми опытами и изобретениям)и. Как вы дум1аете, чем он

занят теперь? Ему мало всех этих затей. Он еще намерен

совершись переворот в торговле —по крайней мере здесь,

в Калифорнии и на Тихоокеанском побережье — и за¬

ставить закупщиков приезжать к нему в имение.
—	Они уже и так приезжают,— сказал Грэхем.—

Первый, кого я здесь встретил, был покупатель из

Айдахо.
—	Да, но Дик хочет, чтобы это вошло в обычай: пусть

покупатели являются сюда скопом, в определенное вре¬

мя, и пусть это будут не просто торги—хотя для возбуж¬

дения интереса он устроит и торги,— а настоящая

ежегодная ярмарка, которая должна продолжаться три

дня и на которой будут продаваться только его товары.

Он теперь чуть не все утра просиживает с мистером Эге¬

ром и мистером Питтсом). Это его торговый агент и агент

по выставкам скота.
Паола вздохнула, и ее пальцы пробежали по клави¬

шам).
—	Ах, если бы только можно было уехать — в Тим¬

букту, Мокпхо, на край света!
—	Не уверяйте меня, что вы побывали в Мокпхо,—

смеясь, заметил Грэхем.
Она кивнула головой.
—	Честное слово, были. Провалиться мне на этом! са¬

мом месте! С Диком, на его яхте, давным-давно. Мы,

можно сказать, провели в Мокпхо наш медовый месяц.
Грэхем, беседуя с нею о Мокпхо, старался отгадать:

умышленно она то и дело упоминает о муже или нет?
159

—	Мне казалось, что вы считаете эту усадьбу прямо

раем.
—	Конечно, конечно!—поспешила она его заверить.—

Но не знаю, что на меня нашло за последнее время. Я

чувствую, что мне почему-то непременно надо уехать.

Может быть, весна действует... Колдуют боги красноко¬

жих... Если бы только Дик не работал до потери сознания

и не связывался с этими проектами! Знаете, за все время,

что мы женаты, моей единственной серьезной соперницей

была земля, сельское хозяйство. Дик очень постоянен, а

имение действительно его первая любовь. Он все здесь

создал и наладил задолго до того, как мы встретились,

когда он и не подозревал о моем существовании.
—	Давайте попробуем) этот дуэт,— вдруг сказал Грэ-

хем), ставя перед ней на пюпитр какие-то ноты.
—	О нет,— запротестовала она,— ведь эта песня на¬

зывается «Тропою цыган», она меня еще больше рас¬

строит.— И Паола стала напевать первую строфу:
За паттераном цыгаи плывем.
Где зари гаснут—туда...
Пусть ветер шумиг, пусть джонка летит —
Не все ли равно к>да?
—	Кстати, что такое цыганский паттеран? — спроси¬

ла она, вдруг оборвав песню.— Я всегда думала, что это

особое наречие, цыганское наречие — ну, вроде француз¬

ского patoi*; и мне казалось нелепым, как можно сле¬

довать по миру за наречием, точно это филологическая

экскурсия.
—	В известном смысле паттеран и есть наречие,— от¬

ветил он.— Но оно значит всегда одно и то же: «Я здесь

проходил». Паттеран — это два прутика, перекрещенные

особым образом и оставленные на дороге; но оба прути¬

ка непременно должны быть взяты у деревьев или кустар¬

ников разной породы. Здесь, в имении, паттеран можно

было бы сделать из веток мансаниты и мадроньо, дуба

и сосны, бука и ольхи, лавра и ели, черники и сирени.

Это знак, который цыгане оставляют друг другу: това¬

рищ—товарищу, возлюбленный—возлюбленной.— И он,

в свою очередь, стал напевать:
’ П а т у а — местное наречие, говор (франц.),
160

и опять, опять дорогой морей,
Знакомой тропой плывем —
Тропою цыган, за тобой, паттерая.
Весь шар земной обойдем.
Паола качала в такт головой, потом ее затушненный

взгляд скользнул по комнате и задержался на играющих;

но она сейчас же стряхнула с себя мечтательную рас¬

сеянность и поспешно сказала:
—	Одному богу известно, сколько в иных из нас этой

цыганской стихии. Во мне ее хоть отбавляй. Несмотря на

свои буколические наклонности, Дик — прирожденный

цыган. Судя по тому, что он мне о вас рассказывал, и

в вас это сидит очень крепко.
—	В сущности,— заметил Грэхем!,— настоящий цы¬

ган— именно белый человек; он, так сказать, цыган¬

ский король. Он был всегда гораздо более отважным и

неугомонным кочевником, и снаряжение у него было

хуже, чем у любого цыгана. Цыгане шли по его следам, а

не он по их. Давайте попробуем спеть...
И в то время как они пели смелые слова беззаботно¬

веселой песенки, Г рэхем смотрел на Паолу и дивился —

дивился и ей и себе. Разве ему место здесь, подле этой

женщины, под крышей ее М!ужа? И все-таки он здесь, хо¬

тя должен был бы уже давно уехать. После стольких лет

он, оказывается, не знал себя. Это какое-то наважде¬

ние, безумие. Нужно немедленно вырваться отсюда. Он

и раньше испьггывал такие состояния, словно он околдо¬

ван, обезумел, и всегда ему удавалось вырваться на сво¬

боду. «Неужели я с годами размяк?» — спрашивал себя

Г рэхем. Или это безумие сильнее и глубже всего, что бы¬

ло до сих пор? Ведь это же посягательство на его святы¬

ни, столь дорогие ему, столь ревниво и благоговейно

оберегаемые в тайниках души: он еще ни разу не изме-

нял им.
Однако он не вырвался из плена. Он стоял рядом с

ней и смотрел на венец ее каштановых волос, где вспы¬

хивали золотисто-бронзовые искры, на прелестные завит¬

ки возле ушей. Пел вместе с нею песню, воспламеняющую

его и, наверное, ее,— иначе и быть не могло при ее на¬

туре и тех проблесках чувства, которое она нечая>нно и

невольно ему выдала.
«Она — чародейка, и голос — одно из ее очарова-

11. Джек Лондон. Т. XII.	161

«ИЙ»,— думал он, слушая, как этот голос, такой женствен¬

ный и выразитель>ный и такой непохожий на голоса всех

других женщин на свете, льется ему в душу. Да, он чув¬

ствовал, он был глубоко уверен, что частица его безумия

передалась и ей; что они оба испытывают одно и то же;

что это — встреча мужчины и женщины.
Не только он, оба они пели с тайньш волнением —да,

несомненно; и эта мысль еще сильнее опьяняла его. А ко¬

гда они дошли до последних строк и их голоса, сливаясь,

затрепетали, в его голосе прозвучало особое тепло и

страсть:
Дикому соколу — ветер да небо.
Чащи оленю даны,
А сердце мужчины — женскому сердцу,
Как в стародавйие дни.
А сердце мужчины — женскому сердцу...
В шатрах моих свет nojrac,—
Но у края земли занимается утро,
И весь мир ожидает нас! ^
Когда замер последний звук, Грэхем посмотрел на

Паолу, ища ее взгляда, но она сидела несколько мгно¬

вений неподвижно, опустив глаза на клавиши, и когда

затем повернула к нему голову, он увидел обычное лицо

маленькой хозяйки Большого дома, шаловливое и улы¬

бающееся, с лукавым взором. И она сказала:
—	Пойдем подразним Дика, он проигрывает. Я нико¬

гда не вндела, чтобы за картами он выходил из себя,

но он ужасно нелепо скисает, если ему долго не везет. А

Играть любит,— продолжала она, идя впереди Грэхема

к карточным столам.— Это один из его способов отды-

xiaTb. И он отдыхает. Раз или два в год он садится за

покер и может играть всю ночь напролет и доиграться до

чертиков.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
После того дня, когда они спели вместе цыганскую пе¬

сню, Паола вышла из своего затворничества, и Грэхему

стало нелегко сидеть в башне и выполнять намечен¬

ную работу. В течение всего утра до него дочйосились то

обрывки песен и оперных арий, которые она распевала
* Песня «Тро-пою цыгай» дана в переводе В. О. Станевич.
т

в своем флигеле, то ее смех и воэня с собаками на боль¬

шом дворе, то приглушенные звуки рояля в музыкальной

комнате, где Паола теперь проводила долгие часы. Од¬

нако Грэхем, по примеру Дика, посвящал утренние часы

работе и редко встречался с Паолой рамьше второго завт¬

рака.
Она заявила, что период бессонницы у нее прошел

и она готова на все развлечения и прогулки, какие толь¬

ко Дик может предложить ей, пригрозив, что, если он

не будет сам участвовать в этих развлечениях, она созо¬

вет кучу гостей и покажет ему, как надо веселиться. В это

время в Большой дом возвратилась на несколько дней

тетя Марта, иначе говоря — миссис Тюлли, и Паола сно¬

ва принялась объезжать Дадди и Фадди в своей высокой

двуколке. Лошадки эти были довольно капризного нра¬

ва, но миссис Тюлли, несмотря на свой возраст и туч¬

ность, не боялась ездить на них, если правила Паола.
—	Такого доверия я не оказываю ни одной женщи¬

не,— объяснила она Грэхему.— Паола — единственная, с

кем я могу ездить: она замечательно умеет обходиться с

лошадьми. Когда Паола была ребенком, она прямо обо¬

жала лошадей. Удивительно, как это она еще не стала

цирковой наездницей I
И еще многое, многое узнал Грэхем о Паоле, болтая

с ее теткой. О Филиппе Дестене, своем брате и отце Па-

олы, миссис Тюлли могла рассказывать без конца. Он

был гораздо старше ее и представлялся ей в детстве ка-

KHMI-TO сказочным принцем. Филипп обладал благород¬

ной и широкой натурой, его поступки и. образ жизни ка¬

зались заурядным людям не совсем нормальными. Он на

каждом шагу совершал безрассудства и немало делал лю¬

дям добра. Благодаря этим чертам характера Филипп не

раз наживал целые состояния и так же легко терял их,

особенно в эпоху знаменитой золотой горячки сорок девя¬

того года. Сам он был из семьи первых колонистов Но¬

вой Англии, однако прадед его был француз, подобран¬

ный у Мейнского побережья после кораблекрушения; тут

он и поселился среди матросов-фермеров.
—	Раз, только раз, в каждом поколении возрождает¬

ся в каком-нибудь из своих потомков француз Де¬

стен,— убежденно говорила Грэхему миссис Тюлли.—

Филипп был именно этим единственным в своем поколе-
163

НИИ, а в следун!)щем — Паола. Она унаследовала всю его

самобытность. Хотя Эрнестина и Льют приходятся ей

сводными сестрами» трудно поверить, что в них есть хотя

бы капля той же крови. Вот почему ПаоЛа не поступила в

цирк и ее неудержимо потянуло во Францию: кровоь njpa-

деда звала ее туда.
О жизни Паолы во Франции Грэхем также узнал не¬

мало. Филипп Дестен умер как раз вовремя, ибо колесо

его счастья повернулось. Эрнестину и Льют, тогда еще

крошек, взяли тетки; они не доставляли им особых хло¬

пот. А вот с Паолой, попавшей к тете Марте, было не¬

легко,— и все из-за того француза.
—	О, она настоящая дочь Новой Англии,— уверяла

миссис Тюлли,— во всем, что касается чести, прямоты,

надежности, верности. Еще девочкой она позволяла себе

солгать только в тех случаях, когда надо было выручить

других; тогда все ее новоанглийские предки смолкали и

она лгала так же блестяще, вдохновенно, как ее отец.

У него была та же обаятельность, та же смелость, зара¬

зительный смех, живость. Но, помимю веселости и задо¬

ра, он умел быть еще каким-то особенно снисходитель¬

ным. Никто не мог оставаться к нему равнодушным. Или

люди становились его преданнейшими друзьями, или на¬

чинали его ненавидеть. Общение с ним всегда вызывало

любовяь или ненависть. В этом отношении Паола на него

не похожа, вероятно, потому, что она женщина' и

не имеет склонности, подобно мужчинам, сражаться с

ветряными мельницами. Я не знаю, есть ли у нее на све¬

те хоть один враг. Все любят ее; разве только какие-ни¬

будь женщины-хищницы завидуют, что у нее такой хоро¬

ший муж.
В это время в открьггое окно донесся голос Паолы,

распевавшей под аркадами, и Грэхему слышался в нем

тот теплый трепет, которого он уже не мог забыть. За¬

тем Паола рассмеялась, миссис Тюлли тоже улыбнулась

и закивала головой.
—	Смеется в точности, как Филипп Дестен,— про¬

бормотала она,— и как бабки и прабабки того францу¬

за, которого после крушения привезли в Пенобскот,

одели в домотканое платье и отправили на молитвен¬

ное собрание. Вы заметили, что, когда Паола смеет¬

ся, каждому хочется взглянуть на нее и тоже улыбнуть¬
164

ся? Смех Филиппа производил на людей такое же впе¬

чатление.
Паола всегда горячо любила музыку, живопись, рисо¬

вание. Когда она была маленькой, она повсюду оставля¬

ла всякие рисунки и фигурки. Рисовала на бумаге, ^на

земле, на досках, а фигурки лепила из чего придется*—

из глины, из песка.
Она любила все и вся, и все ее любили,— продол¬

жала миссис Тюлли.— Она никогда не боялась животных

и относилась к ним даже с какимнто благоговением; это

у нее врожденное — все прекрасное вызывает в ней бла¬

гоговение. Она всегда была склонна возводить людей на

пьедестал, приписывать им необычайную красоту или мо¬

ральные достоинства. Во всем, что она видит, она прежде

всего ценит красоту — чудесный ли это рояль, замеча¬

тельная картина, породистая лошадь или чарующий пей¬

заж.
Ей хотелось и самой творить, создавать прекрасное.

Но она все никак не могла решить, что выбрать— Miyзы¬

ку или живопись. В самом разгаре занятий музыкой в Бо¬

стоне — Паола училась у лучших преподавателей — она

вдруг вернулась к живописи. А от мольберта ее тянуло к

глине.
И вот, чувствуя в себе эту любовь ко всему прекрас¬

ному, она металась, не зная, в какой области она больше

одарена, да и есть ли у нее к чему-нибудь настоящее при¬

звание. Тогда я настояла на полном отдыхе от всякой

работы и увезла ее на год за границу. Тут у нее. откры¬

лись необычайные способности к танцам. Но все-таки она

постоянно возвращалась к музыке и живописи. Нет, это

не легкомыслие. Вся беда в том, что она слишком ода¬

рена...
—	Слишком разносторонне одарена,— добавил Грэ¬

хем.
—	Да, пожалуй,— согласилась миссис Тюлли.— Но

ведь от одаренности до настоящего таланта еще очень

далеко. И я все еще, хоть убей, не знаю, есть ли у нее

к чему-нибудь призвание. Она ведь не создала ничего

крупного ни в одной области.
—	Она создала себя,— заметил Грэхем.
—	Да, она сама — поистине прекрасное произведение

искусства,— с восхищением отозвалась миссис Тюлли,—
165

Она замечательная, необыкновенная женщина, и притом

совершенно неиспорченная, естественная. В конце концов

к чему оно ей, это творчество! Мне какая-нибудь ее сума¬

сшедшая проделка*..— о да, я слышала об этой историй

с купанием верхом...— гораздо дороже, чем все ее карти?

ны, как бы удачны они ни были. Признаться, я^ долго не

могла понять Паолу. Дик называет ее «вечной девчон¬

кой». Но боже мой, когда надо, какой она умеет быть ве¬

личавой! Я, наоборот, называю ее взрослым ребенком.

Встреча с Диком была для нее счастьем. Казалось, она

тогда действительно нашла себя. Вот как это случилось...
В тот год они, по словам миссис Тюлли, путешество¬

вали по Европе. Паола занималась в Париже живописью

и в конце концов пришла к выводу, что успех достигает¬

ся только борьбой и что деньги тетки мешают ей.
—	И она настояла на своем,— вздохнула миссис

Тюлли.— Она... ну, она просто выставила меня, отправи¬

ла домой. Содержание она согласилась получать только

самое ничтожное и поселилась совершенно самюстоятель-

ио в Латинском квартале с двумя американскими девуш¬

ками. Тут-то она и встретилась с Диком... Таких, как

он, ведь тоже поискать надо. Вы ни за что не угадаете,

чем он тогда занимался. Он содержал кабачок,— не та¬

кой, как эти модные кабачки, а настоящий, студенче¬

ский. В своем роде это был даже изысканный кабачок.

Там собирались всякие чудаки. Дик только что вернулся

после своих сумасбродств и приключений на краю света,

и, как он тогда выражался, ему хотелось некоторое время

не столько жить, сколько рассуждать о жизни.
Паола однажды повела меня в этот кабачок. Не по¬

думайте чего-нибудь: они стали накануне женихом и не¬

вестой, и он сделал мне визит,— словом, все, как пола¬

гается. Я знавала отца Дика, «Счастливчика» Форреста,

слышала многое и о сыне. Лучшей партии Паола и сде¬

лать не могла. Кроме того, это был настоящий роман.

Паола впервые увидела его во главе команды Калифор¬

нийского университета, когда та победила команду

Стэнфорда. А в следующий раз она с ним встретилась

в студии, которую снимала с двумя американками. Она

не знала, миллионер ли Дик или содержит кабачок пото¬

му, что его дела плохи; да ее это и не интересовало. Она

всегда подчинялась только велениям своего сердца. Пред¬
166

ставьте себе положение: Дика никто не мог поймать в

свои сети, а Паола никогда не флиртовала. ДолжнЬ быть,

они сразу же бросились в объятия друг другу, ибо через

неделю все было уже решено. Но Дик все-таки спросил

у меня согласия на брак, как будто мое слово могло тут

иметь какой-нибудь вес.
Так вот, возвращаюсь к его кабачку. Это был каба¬

чок философов, маленькая комнатка с одним столом в

каком-то подвале, в самом сердце Латинского квартала.

Представляете себе, что это было за учреждение! А стол!

Большой круглый дощатый стол, даже без клеенки, весь

покрытый бесчисленными винными пятнами, так как фи¬

лософы стучали по нему стаканами и проливали вино.

За него свободно усаживалось тридцать человек. Жен¬

щины не допускались. Для меня и для Паолы сделали

исключение. Вы видели здесь Аарона Хэнкока? Он был

в числе тех самых философов и до сих пор хвастается,

что остался Дику должен по счету больше остальных

завсегдатаев. В кабачке они обыкновенно и встречались,

эти шалые молодые умники, стучали по столу и говорили

о философии на всех европейских языках. У Дика всегда

была склонность к философии.
Но Паола испортила им все удовольствие. Как толь¬

ко они поженились. Дик снарядил свою шхуну «Все за¬

будь», и эта милая парочка отплыла на ней, решив про¬

вести свой медовый месяц между Бордо и Гонконгом.
—	А кабачок закрылся, и философы остались без

пристанища и диспутов...— заметил Грэхем.
Миссис Тюлли добродушно рассмеялась и покачала

головой.
—	Да нет... Дик обеспечил существование кабачка,—

сказала она, стараясь отдышаться и прижимая руку к

сердцу.— Навсегда или на время — не скажу вам. Но че¬

рез месяц полиция его закрыла, заподозрив, что там на

самом деле клуб анархистов.
Хоть Грэхем и знал, как разносторонни интересы и

дарования Паолы, он все же удивился, найдя ее однажды

одиноко сидящей на диване в оконной нише и поглощен¬

ной какиК1-то вышиванием.
—	Я очень это люблю,— пояснила она.— И не срав-
167

ИЮ никакие дорогие вышивки из магазинов с моими соб¬

ственными работами по моим собственным рисункам.

Дика одно время возмущало, что я вышиваю. Ведь он

требует, чтобы во всем была целесообразность, чтобы

люди не тратили понапрасну свои силы. Он считал, что

мне браться за иглу — пустая трата времени: крестьян¬

ки отлично могут за гроши делать то же самое. Но мне

наконец удалось убедить его, что я права.
Это все равно, что игра на рояле. Конечно, я могу ку¬

пить музыку лучше моей, но сесть самой за инструмент

и самой исполнить вещь — какое это наслаждение! Со¬

ревнуешься ли с другим, принимая его толкование, или

вкладываешь что-то свое — неважно: и то и другое дает

душе творческую радость.
Возьмите хотя бы эту узенькую кайму из лилий на

оборке — второй такой вы не найдете нигде. Здесь все

мое: и идея, и исполнение, и удовольствие от того, что

я даю этой идее форму и жизнь. Конечно, бывают в ма¬

газинах замыслы интереснее и мастерство выше, но это

не то. Здесь все мое. Я увидела узор в своем воображе-*

НИИ и воспроизвела его. Кто посмеет утверждать после

этого, что вышивание не искусство?
Она умолкла, глядя на него смеющимися глазами.
—	Не говоря уже о том, что украшение прекрасной

женщины — самое достойное и вместе с тем самое увле¬

кательное искусство,— подхватил Грэхем.
—	Я отношусь с большим уважением к хорошей мо¬

дистке или портнихе,— серьезно ответила Паола.— Это

настоящие художницы. Дик сказал бы, что они занима-'

ют чрезвычайно важное место в мировой экономике.
В другой раз, отыскивая в библиотеке какие-то

справки об Андах, Грэхем натолкнулся на Паолу, гра¬

циозно склонившуюся над листом плотной бумаги, при¬

крепленной кнопками-к столу; вокруг были разложены

огромные папки, набитые архитектурными проектами: она

чертила план деревянного бунгало для мудрецов из

« Ма дроньевой рощи ».
—	Очень трудно,— вздохнула она.— Дик уверяет,

что если уж строить, так надо строить на семерых. Пока

у нас четверо, но ему хочется, чтобы непременно было

семь. Он говорит, что нечего заботитьс? о душах, ваннах

и других удобствах,— разве философы купаются? И он
168

пресерьезно настаивает на том, чтобы поставить семь

плит и сделать семь кухонь: будто бы именно из-за столь

низменных предметов они вечно ссорятся.
—	Кажется, Вольтер ссорился с королем из-за свеч¬

ных огарков? — спросил Грэхем, любуясь ее грациозной

и непринужденной позой. Тридцать восемь лет? Неве¬

роятно! Она казалась просто школьницей, раскраснев¬

шейся над трудной задачей. Затем ему вспомнилось за¬

мечание миссис Тюлли о том, что Паола—взрослое дитя.
И он изумлялся: неужели это она тогда, у коновязи

под дубами, показала двумя фразами, что отлично пони¬

мает, насколько грозно создавшееся положение? «Я по¬

нимаю»,— сказал она. Что она понимала? Может быть,

она сказала это случайно, не придавая своим словам осо¬

бого значения? Но ведь она же вся трепетала и тянулась

к нему, когда они пели вместе цыганскую песню. Уж

это-то он знал наверняка. А с другой стороны, разве он

не видел, с каким увлечением она слушала игру Доналда

Уэйра? Однако сердце тут же подсказало ему, что со

скрипачом было совсем другое. При этой мысли он не¬

вольно улыбнулся.
—	Чему вы смеетесь?—спросила Паола.— Конеч¬

но, я знаю, что я не архитектор! Но хотела бы я ви¬

деть, как вы построите дом для семи философов и вы¬

полните все нелепые требования Дика!
Вернувшись в свою башню и положив перед собой,

не раскрывая их, кииги об Андах, Г рэхем, покусывая

= губы, предался размышлениям. Нет, это не женщина, это

все-таки дитя... Или... она притворяется наивной? По¬

нимает ли она действительно, в чем дело? Должна бы

поним1ать. Как же иначе? Ведь она знает людей, знает

жизнь. И она очень мудра. Каждый взгляд ее серых глаз

говорит о самообладании и силе. Вот именно — о внут¬

ренней силе! Он вспомнил первый вечер, когда в ней

врем)я от времени словно вспыхивали отблески стали,

драгоценной, чудесной стали. И он вспомнил, как срав-

нивал^тогда ее силу со слоновой костью, резной перламу¬

тровой раковиной, с плетеной сеткой из девичьих волос...
А ■^ерь, после короткого разговора у коновязи и цы¬

ганской песни, всякий раз, как их взоры встречаются,

оба они читают в глазах друг друга невысказанную

.. тайну.
.169

Тщетно перелистывал он лежавшие перед «им книги

в поисках нужных ему сведений, потом сделал попытку

продолжать без них, но не мог написать ни слова...

Нестерпимюе беспокойство овладело им. Грэхем схва¬

тил расписание, ища подходящий поезд, отшвырнул его,

схватил трубку внутреннего телефона и позвонил в ко¬

нюшни, прося оседлать Альтадену.
Стояло чудесное утрю; калифорнийское лето только

начиналось. Над дремлющими полями не проносилось

ни дуновения; раздавались лишь крики перепелов и

звонкие трели жаворонков. Воздух был напоен благоуха¬

нием! сирени, и когда Грэхем проезжал сквозь ее души¬

стые заросли, он услышал гортанный призыв Горца и

ответное серебристое ржание Принцессы Фозрингтон-

ской.
Почему он здесь и под ним лошадь Дика Форреста,

спрашивал себя Грэхем, почему он все еще не едет на

станцию, чтобы сесть в первый же поезд, найденный им

сегодня в расписании? И он ответил себе с горечью, что

эти колебания, эта странная нерешительность в мыслях

и поступках — для него новость. А впрочем,— и тут он

весь как бы загорелся,— ем>у дана одна только жизнь, и

есть одна только такая женщина на свете!
Он отъехал в сторону, чтобы пропустить стадо ангор¬

ских коз. Здесь были самки, несколько сот; пастухи-бас-

ки медленно гнали их перед собой и часто давали им от¬

дыхать, ибо рядом с каждой самкой бежал козленок. За

оградой загона он увидел маток с новорожденными же¬

ребятами, а услышав предостерегающий возглас, мгно¬

венно свернул на боковую дорожку, чтобы не столкнуть¬

ся с табуном из тридцати годовалых жеребят, которых

куда-то перегоняли. Их возбуждением заразились все

обитатели этой части имения, воздух наполнился прон¬

зительным ржанием, призывным и ответным. Взбешен-*

ный присутствием и голосами стольких соперников. Го¬

рец носился взад и вперед по загону и все вновь издавал

свой трубный призыв, словно желая всех убедить, что он

самый сильный и замечательный жеребец, когда-либо

существовавший на земле.
К Грэхему неожидаино подъехал Дик Форрест на Ка¬

признице. Он сиял от восторга, что среди подвласт*-

ных ему созданий разыгралась такая буря.
170

—	Природа зовег! Природа! — проговорил он нара¬

спев, здороваясь с Грэхемо«м, и остановил свою лошадь,

хотя это едва ли можно было назвать остановкой: зо-

лотисто-рыжая красавица кобыла, не переставая, пля¬

сала под ним, тянулась зубами то к его ноге, то к но¬

ге Грэхема и, разгневанная неудачей, бешено рыла ко¬

пытом землю и брыкалась — раз, два раза, десять раз.
—	Эта молодежь, конечно, ужасно злит Горца,—

сказал Дик, смеясь.— Вы знаете его песню? «Внемлите

мне! Я — Эрос. Я попираю холмы. Моим зовом полны

Широкие долины. Кобылицы слышат меня на мирных

пастбищах и вздрагивают; ибо они знают м>еня. Земля

жирна, и соков полны деревья. Это весна. Весна — моя.

Я царь в моем царстве весны. Кобылицы помнят мой. го¬

лос,— он жил в крови их матерей. Внемлите! Я — Эрос.

Я попираю холмы, и, слов«но герольды, долины разносят

ЛФэй голос, возвещая о м)оем приближении».
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
После отъезда тетки Паола исполнила свою угрозу, и

дом наводнили гости. Казалось, она вспомнила обо всех,

кто дав<но ожидал приглашения, и лимуэин, встречавший

гостей на станции за восемь миль от усадьбы, редко

возвращался пустым. Среди приехавших были певцы,

музыканты и всякая артистическая публика, а также

стайка молодых девушек с неизбежной свитой молодых

людей; все ком>наты и коридоры Большого дома были

набиты мамашами, тетками и пожилыми родственника¬

ми, а на прогулках они занимали несколько машин.
Грэхем спрашивал себя: не нарочно ли Паола окру¬

жает себя всей этой толпой? Сам он окончательно за¬

бросил свою книгу, кутался с самыми ретивыми купаль¬

щиками перед завтраком, принимал участие в прогул¬

ках верхом по окрестностям и во всех прочих развлече¬

ниях, которые затевались и в доме и вне дома.
Вставали рано и ложились поздно. Дик, который

обычно не изменял своему правилу появляться среди

гостей не раньше полудня, просидел однажды целую

ночь напролет за покером в бильярдной* Грэхем тоже

участвовал в игре и был вознагражден за бессонную
171

мочь, когда «а рассвете к ним неожиданно вошла Пасла—

тоже после «белой ночи», как она выраэилась, хотя бес¬

сонница ничуть не повлияла ни на ее цвет лица, ни на

самочувствие. И Грэхем^г приходилось держать себя в

руках, чтобы не смотреть на нее слишком часто, когда

она составляла золотистые шипучие смеси для подкреп¬

ления усталых игроков с ввалившимися, посоловелыми

глазами. Она заставляла их бросать карты и посылала

выкупаться перед работой или новыми развлечениями.
Никогда теперь Паола не бывала одна, и Грэхему

оставалосоь только примкнуть к окружавшей ее компании.

Хотя в Большом доме беспрестанно танцевали танго и

фокстрот, она танцевала редко и всегда с молодежью.

Впрочем, один раз она пригласила Грэхема на старомод¬

ный вальс, причем насмешливо объявила расступив¬

шимся перед ними молодым» людям:
—	Смотрите, вот ваши предки исполняют допотоп^-

ный танец.
После первого же тура они вполне приноровились

друг к другу. Паола, с той особой чуткостью, которая

делала из нее такую исключительную аккомпаниаторшу

и наездницу, подчинялась властным движениям своего

кавалера, и скоро зрителям стало казаться, что оба они

только части единого слаженного механизма. Через не¬

сколько туров, когда Грэхем почувствовал, что Паола

вся отдается танцу и их ритмы в совершенстве согла¬

сованы, он решил испробовать разные фигуры и ритми¬

ческие паузы. Хотя их ноги не отрывались от пола, эта

вальсирующая пара казалась парящей. Дик воскликнул:
—	Смотрите! Плывут! Летят!
Они танцевали под «Вальс Саломеи» и вместе с мед¬

ленно затихающими звуками наконец замерли.
Слова были излишни. Молча, не глядя друг «а дру-

ш, вернулись они к остальным и услышали, как Дик

зая*вил:
—	Эй вы, желторотые юнцы, цыплята и всякая ме¬

люзга!! Видели, как мы, старики, танцуем? Я не возра¬

жаю против новых танцев, имейте это в виду,— они кра¬

сивы и изящны; но я думаю, что вам не вредно было

бы научиться и вал(ьсировать. А то когда вы начинаете,

получается один позор. Мы, старики, тоже кое-что умеем,

что и вам бы уметь не мешало.
172

—	Например? — спросила одна из деви«.
—	Хорошо, я сейчас скажу. Пусть от молодого поко¬

ления иесет бензи-HOMi, это еще ничего...
Взрыв протеста на миг заглушил голос Дика.
—	Я знаю, что и от меня несет,— продолжал он.—

Но вы все изменили добрым старым способам передви¬

жения. Среди вас нет ни одной девицы, которая могла

бы состязаться с Паолой в ходьбе, а мы с Грэхемом так

загоняем любого юношу, что он без ног останется. О, я

знаю, вы мастера управлять всякими машинами, но сре¬

ди вас нет ни одного, кто умел бы сидеть как следует на

настоящей лошади. А править парой настоящих рыса¬

ков — куда уж вам! Да и многие ли из вас, столь успеш¬

но М1аневрирующих на ваших моторных лодках в укрьггой

бухте, сумели бы взяться за руль старомодной шхуны

или шлюпа и благополучно вывести судно в открытое

море?
—	А все-таки мы попадаем, куда нам1 надо,— возра¬

зила та же девица.
—	Не отрицаю,— отвечал Дик.— Но вы не всегда де¬

лаете это красиво. А вот вам ситуация, которая для

вас совершенно недоступна: представьте себе Паолу, ко¬

торая правит четверкой взмыленных коней и, держа ногу

на тормозе, несется по горной дороге.
В одно жаркое утро под прохладными аркадами боль¬

шого двора, возле Грэхема, читавшего журнал, собралось

несколько человек; среди них была и Паола. Поговорив

с ними, он через некоторое врем»я снова взялся за чте¬

ние и так увлекся, что совсем забыл об окружающих, по¬

ка у него не возникло ощущение наступившей вокруг ти¬

шины. Он поднял глаза. Осталась только Паола. Все

остальные разбрелись, он слышал их смех, доносивший¬

ся с той стороны двора. Но что с Паолой? Его поразило

выражение ее лица и глаз. Она смотрела на него не отры¬

ваясь; в ее взгляде было сомнение, раздумье, почти страх;

и все же в этот краткий миг он успел заметить, что ее

глубокий взор как бы вопрошал о чем-то,— так вопро¬

шал бы взор человека открывшуюся перед ним книгу

судьбы. Затем ее ресницы дрогнули и опустились, а ще¬

ки порозовели,—в этом не могло быть сомнения. Дважды

ее губы дрогнули, она как бы силилась что-то сказать,

но, застигнутая врасплох, не могла собрать свои мысли.
173

Грэх€м вывел ее из этого тягостного состояния, спо¬

койно заметив:
—	А знаете, я только что читал де Вр<ие, как о« пре¬

возносит Лютера Бербанка за его работы; и мне кажет¬

ся, что Дик в мире дом1ашних животных играет такую

же роль, ка<к Бербанк в растительном мире. Вы тут пря-

мю творите жизнь, создавая из живого вещества новые,

полезные и прекрасные формы.
Паола, успевшая тем временем овладеть собой, рас-

см)еялась, с удовольствием принимая эту похвалу.
—	И когда я смотрю на все, что здесь вами достиг¬

нуто,— продолжал Грэхем с мягкой сер(ьезностью,—мне

остается пожалеть о даром истра/ченной юности. Почему

я так ничего и не создал в жизни? Я ужасно завидую

ва<М1 обош!.
—	Мы действительно ответственны за поя^вление на

свет множества существ,— сказала Паола,— сердце зами¬

рает, когда подумаьешь об этой ответственности.
—	Да, у вас тут положительно царство плодородия,—

улыбнулся Грэхем),— цветение я плодоношение жизни ни¬

когда еще так не поражали меня. Здесь все благоден¬

ствует и множится.
—	Знаете,— прервг^ла его Паола, увлеченная вдруг

блеснувшей мыслью,— я вам покажу моих золотых ры¬

бок. Я развожу их, и представьте — с коммерческой

целью. Снабжаю торговцев в Сан-Франциско сам1ыми

редкими породами и даже отправляю их в Нью-Йорк.

Главное — это дает мне доход, как видно по книгам Ди-

ка^ а он очень строгий счетовод. В доме нет ни одного

молотка, который бы не был внесен в инвентарь, ни од¬

ного гвоздя, которого бы он не учел. Вот почему у него

такая куча бухгалтеров и счетоводов. Он дошел до того,

что при расчетах принимает во внимание даже легкое

недомогание или хромоту у лошади. Таким образом, на

основе устрашающего ряда цифр он вывел стоимость

рабочего часа ломовой лошади с точностью до одной

ть^ся!ЧНой цента.
—	Да, ну, а ваши золотые рыбки? — напомнил Грэ-

хем, раздраженный этими постоянными напоминаниями

о муже.
—	Так вот, Дик заставляет своих бухгалтеров с та¬

кой же точностью учитывать и моих золотых рыбок. На
174

каждый рабочий час, который загграчи-ва-ется «а них у

нас в доме или в имении, составля-ется счет по всей фор-

Mie, включая расходы на почтовые марки и письменные

принадлежности. Я плачу проценты за помещение и ин¬

вентарь. Дик даже за воду берет с меня, точно я домо¬

владелец, а он водопроводная компания. И все-таки мне

остается десять процентов прибыли, а иногда и три¬

дцать. Но он смеется надо мною и уверяет, что если

вычесть содержание управляющего, то есть мое, то ока¬

жется, что я зарабатываю очень мало, а мюжет быть, да¬

же ра/ботаю себе в убыток, потому что мне на мой до¬

ход не нанять такого хорошего управляющего. Вот поче¬

му Дику удаются все его предприятия! Опыты, конечно,

не в счет, но обычно он никогда ничего не предпринимает,

пока не уяснит себе совершенно точно, до мельчайших

подробностей, во что это ему обойдется.
—	Дик очень в себе уверен,— заметил Грэхем.
—	Я не видела человека, до такой степени в себе

уверенного,— горячо подхватила Паола.— Но и не ви¬

дела никого, кто бы и*мел на это больше прав, чем Дик.

Я ведь знаю его. Он гений, хоть и не в обычном смысле

этого слова, потому что такая уравновешенность, бли¬

зость к норме, как у него, ни с какой гениальностью не¬

совместимы. Подобные люди встречаются реже, чем на¬

стоящие гении, и они выше. Таким же был, по-моему,

Авраам Линкольн.
—	Должен признаться, я не совсем вас понимаю,—

заметил Грэхем).
—	О, я вовсе не хочу сказать, что Дик так же велик,

как Линкольн,— поспешно возразила она.— Разве тут

может быть сравнение! Дик молодчина, но это, конечно,

не то. Я хочу сказать, что их роднит исключительная

уравновешенность и близость к HopMie. Вот я, с позволе¬

ния сказать,— гений, потому что делаю все, не зная, как

я это делаю. Просто делаю. Так же вот я добиваюсь ка¬

ких-то результатов и в музыке. Хоть убейте меня, а я

вам не смогу объяснить, почему все это у меня выходит,—

как я ныряю, или црыгаю в воду, или делаю полтора

оборота.
Дик же, напротив, ничего не начнет, пока не уяснит

себе, как он это будет делать. Он все делает обдуманно

и хладнокровно. Он весь, во всех отношениях — чудо, хо¬
175

тя ни в какой отдельной области ничего чудесного не со¬

вершил. О, я знаю его. Никогда не был он чемпионом ка-

кого-либо атлетического спорта, никаких рекордов не ста¬

вил; но и посредственяостмо не был. Он таков в любой

области — интеллектуальной и духовной. Он — как цепь

с совершенно одинаковыми звеньями: нет ни одного

слишком тяжелого или слишком легкого.
—	Боюсь, что я скорее похож на вас,— отозвался

Грэхем,— я тоже принадлежу к более обычной и непол¬

ноценной категории гениев. Я тоже загораюсь, совершаю

самые неожиданные поступки и готов иной раз скло¬

ниться перед тайной.
—	А Дик ненайидит все таинственное или по край¬

ней мере делает вид, что ненавидит. И ему недостаточно

знать — как, он всегда доискивается еще и почему имен¬

но так, а не иначе. Загадки раздражают его. Они дейст¬

вуют на него, как красный лоскут на быка. Ему хочет¬

ся сорвать покров с неведомого, обнажить самое сердце

тайны, узнать — как и почему, и чтобы тайна была уже

не тайной, а фактом, который мюжно обобщить и объяс¬

нить научно.
Положение трех основных действующих лиц станови¬

лось все сложнее, но М!Ногое было еще скрыто от каж¬

дого из них. Грэхем не знал, какие отчаянные усилия

делала Паола, чтобы сохранить близость с мужем, а тот,

со своей стороны, занятый по горло бесчисленньши опы¬

тами и проектами, бывал все реже ср!еди гостей. Он не-

изм1енно появлялся за вторым завтраком, но очень редко

участвовал в прогулках. Паола догадывалась по множе<^

ству приходивших из Мексики шифрованных телеграмм,

что дело с рудниками «Группа Харвест» осложнилось.

Она видела также, что к Дику спешно приезжают, и

притом в самое неожиданное время, агенты и предста¬

вители иностранного капитала в Мексике, чтобы с ним

посовещаться. Он жаловался, что они ему дохнуть не

дают, но ни разу ни словом не обмолвился о причинах

этих приездов.
—	Неужели ты не можешь вьгкроить себе хоть чу¬

точку свободного времени?—вздохнув, сказала Паола

как-то утром, когда ей наконец удалось застать Дика

в одиннадцать часов одного. Она сидела у него на коле¬

нях и ласково прижималась к нему.
176

правда, он диктовал в диктофон какое-то письмо и

она помешала ему своим приходом!; вздохнула же она

потому, что услышала деликатное покашливание Бонг

брайта, который вошел с пачками последних телеграмма
—	Хочешь, я покатаю тебя сегодня на Дадди и Фад-

ди? Поедем вдвоем, толдуко ты да я,— продолжала она

просящим тоном.
Дик покачал головой и улыбнулся.
—	Ты увидишь за завтраком! прелюбопытное сбори¬

ще,— заявил он.— Другим этого знать незачем, но тебе

я скажу.— Он понизил голос, а Бонбрайт скромио по¬

тупился и занялся картотекой.— Будет прежде всего мно¬

го народу с нефтяных промыслов «Тэмпико»; директор

«Насиско» Сэмиюэл собственной персоной; потом Уиша-

ар — душа Пирсон-Брукской компании, — помнишь, тот

малый, который организовал покупку железных дорог на

Восточном) побережье и Тиуаяа-Сентрал, когда они пы¬

тались бороться с «Насиско»; будет и Матьюссон, «Ве¬

ликий вождь)>, главный представитель интересов Пал¬

мерстона по эту сторону Атлантического океана,— зна¬

ешь, той английской фирмы, которая так свирепо боро¬

лась с «Насиско» и Пирсон-Бруксами; ну и еще кое-кто.

Отсюда ты должна понять, насколько в Мексике небла¬

гополучно, если все эти господа готовы забыгь о своей

грызне и совещаются друг с другом.
У них, видишь ли, нефть, а я тоже кой-что значу, по¬

этому они хотят, чтобы я сочетал свои интересы с их ин¬

тересами — рудники с нефтью. Да, чувствуется, что на¬

зревают какие-то события, и нам) действительно надо

объединиться и что-то предпринять или убираться из

Мексики. Признаюсь, после того как они три года назад,

во время той передряги, подвели меня, я наплевал на

них и засел у себя; быть может, они поэтому теперь сами

ко мне и явились.
Дик был нежен с Паолой и называл ее своей люби¬

мой, но она все же перехватила нетерпеливый взгляд,

который он бросил на диктофон с неоконченным письмом.
—	Итак,— закончил он, прижимая ее к себе и как

бы давая этим» понять, что время истекло и ей пора ухо¬

дить,— днем я буду занят с ним!и. Но обедать никто не

останется, все уедут раньше.
Паола соскользнула с его колен и высвободилась из,

12. Джек Лондон. Т. ХП.	177

его объятий с необычайной резкостью; она встала перед

ним, выпрямивпгась; ее глаза сверкали, лицо побледнело,

и у нее было такое выражение, словно она вот-вот сорвет¬

ся и скажет ему что-то очень важное. Но раздался мяг¬

кий звон, и он потянулся к телефону. Паола опустила

голову, неслышно вздохнула и, выходя из комнаты, ус¬

лышала, как Бонбрайт торопливо подошел к столу с те¬

леграммами в руках, а Дик заговорил по телефону:
—	Нет! Это невозможно! Пус-иь все вьшолнит, иначе

ему не поздоровится. Все эти джентльменские устные со¬

глашения— вздор. Будь только такой устный договор,

не пришлось бы и спорить. Но у меня есть весьма инте¬

ресная переписка, о которой он, видимо, забыл... да, да..«

любой суд признает. Я вам пришлю всю пачку сегодня

же около пяти. И скажите ему, что если он вздумает вы¬

творять всякие фокусы, так я его в бараний рог согну,

сам заделаюсь судовладельцем, стану его конкурентом,

и через год его пароходы будут в руках судебного ис¬

полнителя... Алло! Вы слушаете?.. И особенно обратите

внимание на тот пункт, о котором! я вам говорил... Я уве¬

рен, что в Междуштатном торговом) комитете на него

уже имеются два дела...
Ни Грэхем, ни даже Паола не предполагали, что

Дик, с его умом и наблюдательностью, а также особым

даром) угадывать будущее по едва уловимым признакам

и нам)екам и на их основании строить догадки я гипотезы,

которые потом нередко оправдывались,— что Дик

уже почуял то, чего еще не случилось, но что могло слу¬

читься. Он не слышал кратких и знаменательных слов

Паолы под дубами у коновязи, не видел ее вопрошающе¬

го взора, устремленного на Грэхема, когда они встрети¬

лись под аркадами,— Дик ничего не слышал, видел

очень немногое, но многое чувствовал; и даже то, что пе¬

реживала Паола, он смутно уловил раньше, чем она сама.
Единственное, что могло встревожить его, был тот ве¬

чер, когда он, хотя и поглощенный бриджем, все же за¬

метил, как поспешно они отошли от рояля после своего

дуэта. Дику почудилось что-то необычное в задорном и

веселом лице Паолы, когда она, улы'баясь, принялась

дразнить , его тем, что он проиграл, Отвечая ей в том
-178

же веселом тоне, он смеющимися глазами скользнул по

лицу Грэхема, стоявшего рядом с Паолой, и заметил

у него тоже какое-то странное выражение. «Он очень

взволнован,— подумал Дик в ту минуту.— Но почему?

Есть ли какая-нибудь связь между его волнением и

тем, что Паола внезапно отошла от рояля?» Эти во¬

просы неотступно вертелись у него в мозгу, но он смеял¬

ся шуткам гостей, тасовал и сдавал карты и даже выиг¬

рал партию.
Однако ои продолжал убеждать себя в нелепости и

несообразности того, что ему почудилось. Вздорное пред¬

положение, шальная, ни на чем не основанная мысль,

говорил он себе. Просто и его жена и его друг — обая¬

тельные люди. Все же он не мог запретить этим мыслям

в иные минуты всплывать в его сознании. Почему они

все-таки в тот вечер так внезапно оборвали пение? И от¬

чего ему почудилось, что произошло нечто необычайное?

Отчего Грэхем был взволнован?
Не догадался и Бонбрайт, записывая как-то утром

текст телеграммы, что его хозяин не случайно то и дело

подходил к окну при каждом стуке копьгг на дороге.

Уже не первое утро за эти дни подбегал он к окну и бро¬

сал внешне рассеянный взгляд на кавалькаду, подъез¬

жавшую к коновязи. И сегодня он опять говорил себе; что

знает наперед, кого сейчас увидит.
—	«Брэкстон в полной безопасности,—продолжал он

диктовать, с теми же спокобнымоя интонациями, глядя

туда, где должны были появиться всадники,— если что-

ни-^дь произойдет, он мюжет перебраться через горы

в Аризону, Нем1едленно повидайте Коннорса. Брэкстон

оставил ему все инструкции. Коннорс будет завтра в Ва¬

шингтоне. Узнайте и сообщите мне подробности обо всех

событиях. Подпись».
На дороге показались Лаяь и Альтадена. Они скака¬

ли голова в голову. Дик не ошибся: он увидел именно то,

что ожидал. Донесшиеся до него веселые восклицания,

смех и топот копыт показывали, что за двумя первыми

всадниками непосредственно следует вся остальная ком^

пания.
—	Вторую телеграмму, мистер Бонбрайт, составьте,

пожалуйста, нашим кодом,— спокойно продолжал Дик,

глядя в то же врем1я в окно и размышляя о том«, что Грэ¬
179

хем ездит верхом неплохо, йо отнюдь не блестяще и что

ек^ нужно будет дать лошадь потяжелее.— Отпраяьте

эту телеграмму Джереми Брэкстону. Отправьте ее сра¬

зу по обеим линиям. Хотя бы по одной» может быть»

дойдет..,
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Опять гости схлынули, и завтракать и обедать зача¬

стую садились только втроем — хозяева и Грэхем. Но в

те вечера, когда мужчинам еще хотелось поболтать часок

перед сном, Паола уже не играла мягкую и задумчивую

м>узыку, а подсаживалась к ним с каким-нибудь изыскан¬

ным вышиванием и слушала их беседу.
У обоих друзей было м)ного общего — и молодость они

провели во многом одинаково и на жизнь у них были

сходные взгляды; их жизненная философия скорее отли¬

чалась суровостью, чем сентиментальноспью, они были

реалистами.
—	Ну, конечно,— смеясь, говорила Паола обоим.— Я

понимаю, почему вы такие. Вы оба удались — физически

удались, хочу я сказать. Здоровы. Выносливы. Выжили

там, где более слабые погибли. Даже африканской ли¬

хорадке не удалось вас сломить, а товарищей вы хоро»*

НИЛИ. Этот бедняга на Криппл-Крике схватил воспале¬

ние легких и умер так быстро, что вы не успели даже

спустить его в долину. Почему же вы не заболели? От¬

того, что были лучше? Или вели более воздержанную

жизнь? Или соблюдали осторожность и меньше риско¬

вали? — Она покачала головой.— Нет. Не поэтому. А по¬

тому, что вам больше везло: везло и в смысле среды, в

которой вы родились, и в смысле здоровья, сопротивля-

-емости организма и всего прочего. Почему Дик похоро¬

нил в Гваякиле трех штурманов и двух машинистов? Их

погубила желтая лихорадка. А почему желтая лихорад¬

ка не распространилась дальше и не погубила Дика?

То же самое можно сказать и относительно вас, широ*

коплечий и крепкогрудый мистер Грэхем. Ведь во время

вашей последней поездки утонули в болоте не вы, а ваш

фотограф? Почему же? Говорите! Признавайтесь! Сколь¬

ко он весил? Какой ширины были у него плечи? Какие

легкие? Какие ноздри? Какая сила?
180

—	Он весил сто тридцать пять фунтов,— жалобно

отвечал Грэхем,— но казался очень здоровым и крепким.

Я, вероятно, удивился больше него, когда он утонул.—

Грэхем покачал головой.— И он утонул вовсе не потому,,

что был мал и хил. Маленькие люди всегда гораздо вы¬

носливее при прочих равных условиях. Но вы все же

верно указали главную причину: у него не было выдерж¬

ки, не было сопротивляемости. Понимаете, Дик, что я

под этим разумею?
—	Это какое-то особое свойство мышц и сердца, даю¬

щее, например, иным боксерам возможность выдержиг

вать подряд двадцать, тридцать, сорок раундов,— за¬

метил Дик.— Как раз сейчас в Сан-Франциско несколько

сот юношей мечтают о победах на ринге. Я следил за тем,

как они испытывали свои силы. Все они были прекрасно

сложены, молоды, здоровы, все упорно стрем1ились к по¬

беде — и почти никто не мог выдержать десяти раун¬

дов. Не то чтобы они были побиты, но они просто не мог¬

ли выдержать. Видимо, их мышцы и сердце сделаны не

из первосортного материала и при таких стремительных

и напряженных движениях их не хватает на десять ра¬

ундов. Многие выдыхались на четвертом или пятом

раунде. И НИ один из сорока не выстоял двадца-ль раун¬

дов, принимая и возвращая удары в течение часа, при

одной минуте отдыха и трех минутах борьбы. Парень, спо-

собный выдержать сорок раундов, такой, как, например,

Нелсон, Ганс и Волгаст, едва ли найдется один на

десять тысяч.
—	Ты понимаешь, что я хочу сказать?—продолжа¬

ла Паола.— Вот вас здесь двое. Вам обоим за сорок. Оба

вы неисправимые грешники. Оба прошли огонь и воду.

Рядом с вами другие падали и гибли,— вы же поброди¬

ли по свету, пожили в свое удовольствие...
—	Было дело...— рассмеялся Грэхем.
—	И здорово пьянствовали,— добавила Паола.— Но

даже алкоголь не сжег вас! Такие уж вы крепыши! Дру¬

гие валились под стол, кончали больницей или мертвец¬

кой» а вы, напевая, продолжали свой путь, свой славный

путь; вы оставались целы и невредимы, и даже голова

с похмелья у вас не болела! Такие уж вы удались! Ваши

мыш*цы — это мышцы, богатые кровью, и ваше сердце

и легкие — тоже. Оттого у вас и философия «пблнокров-
181

»ая», и стальная хватка, и вы проповедуете реализм —

практический реализм, и идете по головам более слабых

и менее удачливых, которые не. смеют дать сдачи и па¬

дают в первой схватке, как те молодые люди, о которых

говорил Дик: они не выстояли бы и одного раунда, если

бы померились с вами силами.
Дик насмешливо свистнул.
—	Вот почему вы проповедуете евангелие сильных,—

продолжала Паола.— Будь вы слабы, вы бы проповедо¬

вали евангелие слабых и по»дставляли бы другую щеку.

Но вы оба — оилачи-великаны, и если вас ударят, другой

щеки вы не подставите...
—	Нет,— спокойно прервал ее Дик.—Мы немедленно

заревем: «Отрубить ему голову!» — и отрубим. Ока здо¬

рово нас поймала, Иван. Философия человека, как и его

религия,— это сам) человек, он создает ее по своему об¬

разу и подобию.
Мужчины продолжали беседовать, а Паола — выши¬

вать, но перед ней неотступно стояли образы этих двух

рослых мужчин; она восхищалась ими, дивилась им, но

не находила в себе их самоуверенности и чувствовала, как

их взгляды и убеждения, с которыми она так долго согла¬

шалась, что они стали как бы ее собственными,— вдруг

точно меркнут, теряют свою убедительность.
Через несколько дней, однажды вечером, она выска¬

зала свои сомнения.
—	Самое странное во всем этом то,— сказала она

в ответ на только что сделанное Диком замечание,— что

чем больше люди философствуют о жизни, тем меньше

они достигают. Постоянное философствование сбивает

их с толку, особенно женщин, если они постоянно нахо¬

дятся в этой атмосфере. Когда слышишь очень Minoro
. рассуждений, то начинаешь во всем сомневаться. Взять,

например, жену Менденхолла: она лютеранка, и у нее

нет никаких сомнений. Для нее все ясно, все стоит на

своих местах, все нерушимо. Она ничего не знает ни о

звездных дождях, ни^о ледниковых периодах, а если бы

и знала — это ни на йоту не изменило бы ее точки зре¬

ния на то, как должны себя вести мужчины и женщи^

ны — и на этом свете и на том!
А у нас здесь вы проповедуете свой трезвый реализм,

Терренс исполняет какой-то анархо-эпикурейский танец
182

в античном духе, Хэнкок помахивает мерцающими вуа¬

лями бергсоновской метафизики, Лео молится перед ал¬

тарем Красоты, а Дар-Хиал без конца жонглирует свои¬

ми парадоксами, и вы его одобряете. Разве вы не видите,

что в результате не остается ни одного суждения, на ко¬

торое можно было бы опереться? Нет ничего правильно¬

го, все ложно. Чувствуешь, что плывешь по морю идей

без руля, без паруса, без карты. Как поступить? Удер¬

жаться или дать себе волю? Хорошо это или плохо? У

миссис Менденхолл есть на все готовые ответы. Ну, а у

философов? — Паола покачала головой.— А у них нет.

Все, что у них есть,— это идеи. И прежде всего начина¬

ют говорить о них, говорить, говорить и, несмотря на

всю свою эрудицию, никогда не приходят ни к каким

выводам. И я такая же. Я слушаю, слушаю и говорю, го¬

ворю без конца, как, например, сейчас, а убеждений

у меня все-таки нет никаких. И нет никакого мерила...
—	Неправда, мерило есть,— возразил Дик.— Ста¬

рое, вечное мерило: истинно то, что оправдывает себя

в жизни.
—	Ну, теперь ты опять начнешь развивать свои люби¬

мые теории насчет фактов,—улыбнулась Паола.— А Дар-

Хиал с помощью нескольких жестов и словесных вывер¬

тов докажет тебе, что всякий факт — иллюзия; а Тер¬

ренс — что целесообразность есть нечто. лишнее, несу¬

щественное и непонятное; а Хэнкок — что пресловутое

небо Бергсона вы-мющено тем же булыжником целесооб¬

разности, но он гораздо совершеннее, чем у тебя; а Лео—

что в мире существует только одно — Красота, и вовсе

это не булыжник, а золото...
—	Поедем сегодня верхом. Багряное Облако,— обра¬

тилась Паола к мужу.— Выбрось из головы свои забо¬

ты, забудь о юристах, рудниках и овцах!
—	Мне тоже очень хочется, Поли,— ответил он.—

Но я не Miory. Нужно мчаться в Бьюкэй. Уорд приехал

перед сам1ым завтраком. У них что-то там> стряслось с

плотиной: наверное, переложили динамиту, и нижний

слой дал трещину. А какой толк от плотины, если дно

резервуара «е будет держать воду?
Когда Дик три часа спустя возвращался из Бьюкэя,
т

он увидел, что Грэхем и Паола в первый раз поехали

«ататься вдвоем.
Уэй'нрайты и Коглан'Ы решили отправиться в двух ма¬

шинах к берегам Рашен-Ривер и пожить там с недель¬

ку. По пути они остановились на дешь в Большом доме.

Паола, не долго думая, посадила всю компанию в коляс¬

ку, запряженную четверкой, и повезла, ее в горы Лос-

Банос. Так как они выехали утром, то Дик не мог от¬

правиться с ними, хотя и оторвался от работы с Блэйком,

чтобы выйти их проводить. Он проверил упряжку и эки¬

паж, нашел все в полном порядке, но пересадил всех

по-своему, настаивая, чтобы Грэхем занял место на коз¬

лах рядом с Паолой.
—	Пусть у нее будет про запас мужская сила,— по¬

яснил он.— Мне не раз приходилось видеть, как тормоз

портится на самой середине спуска, и это доставляет пас¬

сажирам немало неприятностей. Бывают и жертвы. А те¬

перь для вашего успокоения, чтобы вы знали, что такое

Паола, я спою вам песенку.
Наша д€вочка-пл}гтоБка

Правит парой очень ловко,
Но она себя прославит

Тем, что и четверкой правит»
Все рассмеялись. Паола сделала конюхам знак, чтобы

они отпустили лошадей, и покрепче забрала в руки и

выровняла вожжи.
Среди смеха и шуток отъезжающие простились с Ди¬

ком, и никто из них не заметил ничего, кроме ясного ут¬

ра, обещавшего не мгнее чудесный день, и приветливого

хозяина, желавшего им счастливого пути. Но Паола, вме¬

сто радостного возбуждения, которое охватило бы ее в

другое время оттого, что она правит.четверкой таких ло¬

шадей, почувствовала смутную печаль,— и одной из при¬

чин было то, что Дик с ними не едет. А Грэхему при

виде улыбающегося Дика стало стыдно: вместо того,

чтобы сидеть рядом с этой несравненной женщиной, ему

следовало бы сейчас мчаться в поезде или на пароходе

на край света.
Но веселое выражение исчезло с лица Дика, как толь¬
184

ко он повернулся и направился к дом1у. Было самое на¬

чало одиннадцатого, когда он кончил диктовать и Блэнк

встал, намереваясь уйти. Однако он не ушел, а, замяв¬

шись, пробормотал слегка виноватым тоном:
—	Вы меня просили, М1истер Форрест, натюмнить от¬

носительно корректуры вашей книги о шортхорнах. Вче¬

ра от издателей пришла вторая телеграмма: они просят

вас скорее вернуть ее.
—	Я сам уже не успею,— ответил Дик.— Будьте доб¬

ры, выправьте типографские ошибки, а затем дайте ми¬

стеру Мэйсону для фактических поправок,— пусть осо¬

бенно тщательно проверит родословную Короля Дэво-

на,— и пошлите.
До одиннадцати Дик приним)ал управляющих и эко¬

номов. Только в четверть двенадцатого ему удалось от¬

делаться от организатора выставок, М1истера Питтса, по¬

казывавшего ему макет каталога для впервые органи¬

зуемой в его имении годичной распродажи скота его

собственных заводов. А тут появился Бонбрайт, принес

телеграммы для хозяина, и они не успели еще покон¬

чить со всеми делами, как подоспело время завтрака.
Оставшись наконец один,— в первый раз после то¬

го, как он проводил гостей,— Дик удалился на свою

спальню-веранду и подошел к висевшим на стене тер¬

мометрам! и барометру. Но смотрел он не на них, а на

смеющееся женское личико в круглой деревянной рамке.
—	Пасла, Паола,— проговорил он вслух.— Неужели

ты через столько лет удивишь и себя и меня? Неужели

ты потеряешь голову — ты, скромная и уже немолодая

женщина?
Он надел краги и шпоры для поездки верхом после

завтрака и опять задумчиво обратился к портрету.
—	Что ж, я за честную игру,— пробормотал он; и

после паузы, уже повернувшись, чтобы уходить, доба¬

вил: — В открыгом поле... и на равных условиях... на

равных условиях...
—	Знаете, если я скоро не уеду отсюда,— шутливо

сказал Грэхем Дику в тот же день,— придется мне стать

вашим пансионером и присоединиться к философам из

«Мадроньевой рощи».
185

Они пили втроем коктейли перед обедом: никто из

возвратившихся с прогулки гостей еще не показывался.
—	Если бы «аши философы написали все вместе

хоть одну книгу! — вздохнул Дик.— Боже мой, голубчик,

но должны же вы кончить здесь свою работу! Я вас за¬

ставил начать ее, и я должен позаботиться о том, чтобы

вы ее завершили.
Стереотипные вежливо-равнодушные фразы, которы¬

ми Паола уговаривала Грэхема остаться, показались Ди¬

ку сладостной музыкой. Его сердце дрогнуло от радости:

может быть, он, несмотря на все, ошибся? Неужели два

таких человека, как Грэхем и Паола, зрелых, умных и

уже немолодых, способны так нелепо и легкомысленно

потерять голову?
—	За книгу! — поднял Дик свой бокал; и затем до¬

бавил, обернувшись к Паоле: — Прекрасный коктейль,

Поли! Ты превзошла себя в этом искусстве, а О-Чая все

не можешь научить,— его коктейли всегда хуже твоих.

Да, еще коктейль, пожалуйста...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Грэхем ехал по лесистым ущельям среди гор, окру¬

жавших имение, и знаком1ился со своей новой верховой

лошадью Селимом — рослым, массивным вороным ме¬

рином, которого Дик дал ему вместо более легкой Аль-

тадены. Изучая характер коня, добродушного, смирного

и все же лукавого, Грэхем мурльисал слова цьп'анской

песни, которую пел с Паолой, и отдавался своим мыс¬

лям). Вспомнив о буколических любовниках, вы[>езавших

свои инициалы на деревьях в лесу, он небрежно, скорее

ради шутки, отломил ветку лавра и ветку сосны, затем,

привстав на . стременах, наклонился, сорвал длинный

стебель папоротника с пятипальчатым листком и на¬

крест связал им ветки. Когда паттеран был готов, он

бросил его впереди себя на дорогу и заметил, что Селим

переступил через него, не задев. Уже отъехав, Грэхем

обернулся и упорно старался не терять из виду свой пат¬

теран. до следующего поворота дороги. «Лошадь на него

не наступила: хорошее предзнаменование»,— подумал он.
186

Вокруг него повсюду рос папоротник, ветки лавров и

сосен задевали его по лицу, как бы приглашая продол¬

жать начатую забаву. И он связывал паттераны и

один за другим бросал их на дорогу.
Спустя час он доехал до поворота, откуда, как ему

было известно, начиналась дорога через перевал, кру¬

тая и трудная,— и Грэхем повернул обратно.
Селим тихонько заржал. Совсем близко раздалось от¬

ветное ржание. Тропа в этом месте была удобной и ши¬

рокой, Грэхем пустил Селима рысью и, описав широкую

дугу, нагнал Паолу, ехавшую на Лани.
—	Алло! — закричал он.— Алло! Алло!
Она придержала лошадь, и он поравнялся с ней.
—	Я только что повернула обратно,— сказала она.—

А вы почему повернули? Я думала, вы едете через пере¬

вал в Литтл Гризли.
—	А вы знали, что я еду впереди вас? — спросил он,

любуясь мал1ьчи'шески-прямым и правдивым взглядом,

каким) она смотрела ему прямо в глаза.
—	Как же не знать? После второго паттерана я уже

не сомне!валась.
—	О, я и забыл про них,— вино'вато засмеялся он.—

Но почему вы повернули обратно?
Она подождала, чтобы Лань и Селим переступили

через лежавпхую поперек дороги ольху, взглянула ему в

глаза и отгоетила:
—	Потому что не хотела ехать по вашему следу; да

и ни по чьим следам,— быстро поправилась она.— И вот

после второго паттерана я повернула обратно.
Он сразу не нашелся, что ответить, и наступило не¬

ловкое молчание; оба ощущали эту неловкость, вызван¬

ную тем, что оба они знали и о чем говорить не могли.
—	А вы имеете обыкновение бросать паттераны? —

спросила Паола.
—	Это первый раз в мюей жизни,— покачал он го¬

ловой.— Но кругом такая пропасть подходящего М1атери-

ала, что трудно было удержаться, да и цыганская пес¬

ня преследовала меня.
—	Меня она преследовала сегодня с утра, как только

я проснулась,— сказала Паола, откинув голову, чтобы

ветка дикого винограда не задела ее щеку.
А Грэхем, глядя на ее профиль, на венец ее золотн-
187

сто-каштановых волос, на ее прекрасную шею, снова

ощутил знакомую том»ительяую боль и желаине. Ее бли¬

зость дразнила его. Золотистая атзонка Паолы вызы¬

вала в нем мгучительные видения ее тела, когда она сиде¬

ла на тонущем Горце, когда прыгала в воду с высоты со¬

рока футов или шла по KOMinaTe в своем жемчужно-голу¬

бом платье средневекового покроя и сводившим его с ума

стройным движением колена приподнимала тяжелые

складки.
—	Все это вздор,— заметила она, отрывая Грэхема

от этих в)идений.
Он быстро ответил:
—	Слава богу, что вы ни разу не вспомнили про

Дика.
—	Вы разве его не любите?
—	будьте честны,— твердо и почти сурово заявил

он.— Все дело именно в том», что я люблю его. Иначе...
—	Что? — спросила она.
Голос ее звучал решительно, но она смотрела не на

него, а прямо перед собой, на острые ушки Лани.
—	Не понимаю, отчего я все еще здесь\. Мне следо¬

вало давным-да1вн0 уехать.
—	Почему? — спросила она, не сводя глаз с ушей

Лани.
—	Говорю вам, будьте честны,— повторил он предо¬

стерегающим тоном.— Я думаю, мы и без слов понимаем

Друг друга.
Щеки Паолы вспыхнули, она вдруг повернулась к не¬

му и мюлча посмотрела на него в упор, затем быстро

пбдняла руку, державшую хлыст, словно желая прижать

ее к своей груди, но рука нерешительно замерла в воз¬

духе и опять опустилась. Все же он видел, что глаза ее

сияют радостным испугом. Да, ошибки быть не могло: в

них были испуг и радость. И он, следуя особому чутью,

которьш одарены некоторые мужчины, переложил повод

в другую руку, подъехал к ней вплотную, обнял ее и,

прижавшись коленом к ее колену, привлек к себе так

близко, что лошади покачнулись, и поцеловал ее в губы со

всей силой своего желания. Ошибки быть не могло.

В этом жарком объятии, когда их дыхание смешалось,

он с невыразимым волнением почувствовал на своих гу¬

бах ответный трепет ее губ.
188

Но через миг она вырвалась. Краска сбежала с ее

щек. Глаза оверкал-и. Она подняла хлыст как бы для

того, чтобы ударить, но опустила его на удивленную Лань

и тут же так неожиданно и стремительно вонзила шпо¬

ры в бока лошади, что та застонала и шарахнулась в

сторону.
Он прислушивался к замиравшему на лесной доро¬

ге стуку копыт, чувствуя, что голова у него кружится и

кровь стучит в висках. Когда замолкли последние отзву¬

ки дальнего топота, он не то соскользнул, не то упал с

седла и сел на мшистый кам)ен1ь. Грэхем был глубоко по¬

трясен — гораздо сильнее, чем считал это возможным до

той минуты, когда она очутилась в его объятиях. Что же!

Жребий брошен! Он вскочил и выпрямился так порыви¬

сто, что Селим в испуге отпрянул от него и, натянув

повод, громко захрапел.
То, что произошло, произошло совершенно неожидан¬

но. Но это было неизбежно. Это не \югло не случиться.

Грэхем действовал не по заранее обдуманному плану,

хоть теперь и понимал, что при своей пассивности и

промедлениях с отъездом должен был все это предви¬

деть. А теперь отъезд уже не поможет. Теперь все его

терзания, его безумие и счастье состояли в том., что со¬

мнений уже быть не могло. Зачем слова, когда его губы

еще дрожали от воспоминания о том, что она сказала

ему прикосновением своих губ? Он вновь и вновь возвра¬

щался к ЭТОМ1У поцелую, на который она ответила, и то¬

нул в море блаженных воспом1инаний.
Он бережно тронул свое колено, которого коснулось

ее колено, преисполненный смиренной благодарности, по¬

нятной лишь тому, кто истинно любит. Чудесным каза¬

лось ему, что такая удивительная женщина могла его

полюбить. Это ведь не девчонка. Это зрелая женщина,

опытная и отдающая себе отчет в своих желаниях. И

ее дыхание прерывалось, когда она была в его объятиях,

и^ее уста ожили для его уст. Он получил от нее то, что

ей отдал,— а ем/у даже не снилось, чтобы он после столь¬

ких лет мог дать так много.
Грэхем встал, сделал было движение, чтобы сесть на

Селима, который обнюхивал его плечо, но остановился,

задумавшись.
Теперь дело уже не в отъезде. Относительно этого
189

вопрос ясен. Правда, у Дика свои права. Но права есть

и у Паолы. Да и смеет ли он уехать после того, что про¬

изошло? Разве только если она.,, уедет вместе с ним.

Уехать теперь—это все раэно, что поцеловать тайком

и убежать. Если уж так вышло, что двое мужчин любят

одну и ту же женщину,— а в такой треугольник неизбеж¬

но закрадывается предательство,— то, конечно, предать

женщину постыднее, чем предать мужчину.
«Мы живем в реальном мире,— говорил он себе, мед¬

ленно направляя лошадь к дому,— и Паола, и Дик, и

я — живые люди; и мы реалисты — мы привыкли прямо

смотреть в лицо жизненным фактам. Ни церковь, ни за¬

коны, никакие мудрствования и установления здесь ни

при чем. Мы трое должны все решить сами. Конечно,

кому-нибудь будет больно. Но вся жизнь — страдание.

Умение жить состоит в том, чтобы свести страдание до

минимума. К счастью, Дик и сам держится таких же

взглядов. Ничто не ново под луной. Бесчисленные тре¬

угольники бесчисленных поколений всегда как-то разре¬

шались, значит, будет разрешен и этот. Все человеческие

дела в конце концов как-нибудь да разрешаются...»
Он отбросил трезвые мысли и опять отдался блажен¬

ству воспоминаний, снова прикоснулся рукой к колену и

ощутил на губах дыхание Паолы. Он даже остановил Се¬

лима, чтобы посмотреть на сгиб своего локтя, о кото¬

рый опирался ее стан.
Грэхем увидел Паолу только за обедом, и она была

такой же, как всегда. Даже его жадный взор не мог оты¬

скать в ней никаких следов сегодняшнего великого собы¬

тия , и того гнева, от которого побледнело ее лицо и

загорелись глаза, когда она подняла хлыст, чтобы уда¬

рить его. Она была та же, что и всегда,— маленькая

хозяйка Большого дома. Даже когда их взоры случайно

встретились, ее глаза были ясны, спокойны, без тени сму¬

щения, без всякого намека на тайну. Положение еще об¬

легчалось тем, что приехали новые гости, приятельницы

ее и Дика, которые должны были остаться на несколько

дней.
На другое утро он встретился с ними и Паолой в му¬

зыкальной комнате у рояля.
190

—	А вы, мистер Грэхем, не поете? — спросила некая

миссис Гофман.
Как узнал Г рэхем, она была редактором одного жен¬

ского журнала в Сан-Франциско.
—	О, восхитительно! — шутливо отозвался он.—

Верно, миссис Форрест?
—	Совершенно верно,— улыбнулась Паола.— Хотя

бы уже потому, что великодушно сдерживаете свой голос,

чпюбы окончательно не заглушить мой.
—	Вам ничего больше не остается, как доказать ис¬

тинность ваших слов,— заявил он.— На днях мы пели

один дуэт,— он вопросительно взглянул на улыбавшую¬

ся Паолу,— который мне особенно по голосу.— Грэхем

опять взглянул на нее вскользь, но не получил никакого

ответа: хочет она петь или нет.— Я сейчас пойду при¬

несу ноты, они в другой комнате.
—	Эта песня называется «Тропою цыган»,— услы¬

шал он голос Паолы, когда выходил.— Очень яркая,

увлекательная вещь.
Они пели гораздо сдержаннее, чем в первый раз, и

голоса их звучали далеко не с тем жаром и трепетом; но

они спели дуэт звучнее и ш^ире, больше в духе самого

композитора и меньше давая места личному толкованию.

Грэхем во время пения думал об одном и был уверен,

что о том же думает и Паола: их сердца поют другой

дуэт, о котором даже не подозревают эти аплодирующие

дамы.
—	Держу пари, что вы никогда лучше не пели,— ска¬

зал он Паоле.
В ее голосе он услышал новые нотки,— он зо^чал те¬

перь полнее, щедрее, с той именно богатой звучностью,

какой можно было ожидать от прекрасных форм ее шеи.
—	А теперь, так как вы наверняка не знаете, что

такое паттеран, я вам расскажу...— начала она.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
^— Дик, дорогой юноша, вы же сто-ите прямо на кар-

лейлевских позициях,— говорил Терренс Мак-Фейн оте¬

ческим тоном.
В этот день в Большом доме обедали только мудрецы
191.

из «Мадроньевой рощи», и вместе с Паолой, Диком и

Грэхемом за столом сидело всего семь человек.
—	Определить чью-нибудь позицию — еще не значит

опровергнуть ее,— возразил Дик.— Я знаю, что моя точ¬

ка зрения совпадает с Карлейлем, но это ничего не дока¬

зывает. Культ героев — прекрасная вещь. Я говорю

не как сухой схоластик, а как скотовод-практик, кото¬

рому постоянно приходится иметь дело с методами

Менделя.
—	Ия должен, по-вашему, согласиться с тем, что

готтентот ничуть не хуже белого! — вмешался Хэнкок.
—	Ну, это в вас говорит Юг, Аарон,— заметил Дик,

улыбаясь.— Эти предрассудки — я имею в виду не

врожденные, но привитые еще в раннем детстве окру¬

жающей средой — слишгком сильны; и сколько бы вы ни

философствовали, вам с ними не справиться. Они так же

неискоренимы, как влияние манчестерской школы на

Спенсера.
—	Что же, вы Спенсера ставите на одну доску с гот¬

тентотами?
Дик покачал головой.
—	Дайте мне сказать, Хиал. Кажется, я могу объяс¬

нить свою мысль. Средний готтентот или средний мела¬

незиец, в сущности, мало чем отличается от среднего бе¬

лого. Разница в том, что таких готтентотов и негров го¬

раздо больше, чем белых, среди которых есть значитель¬

ный процент людей, превосходящих обычный средний

уровень. Я их называю первой шеренгой, они увлекают

за собой своих соотечественников, средних людей. За¬

метьте, что первая шеренга не меняет самой природы

средне^ человека и не развивает его интеллекта, но

она лучше оснащает его для жизненной борьбы, откры¬

вает перед ним больше возможностей, облегчает дви¬

жение вперед всей массе.
Дайте индейцу вместо лука и стрел современную вин¬

товку, и он будет добывать гораздо больше дичи. По

своей сути индейский охотник нисколько не изменился.

Но его раса породила так мало людей, превышающих

средний уровень, что все они за десять тысяч поколений

не могли дать ему в руки винтовку.
—	Ну-ну, Дик, развивайте вашу идею,— поощрял его

Терренс.— Я, кажется, по<иимаю, куда вы клоните, и вы
192

скоро припрете Аарона к стене с его расовыми предрас¬

судками и дурацкой уверенностью в превосходстве од¬

них народов перед другими.
—	Люди, стоящие выше среднего уровня,— продол¬

жал Дик,— те, кто составляет первую шеренгу,— изоб¬

ретатели, исследователи, конструкторы,— это носители

так называемых доминирующих признаков.^ Расу, в кото¬

рой таких людей немного, называют низшей, неполноцен¬

ной. Она все еще пользуется луком и стрелами. Она не

вооружена для жизни. Возьмем среднего человека белой

расы. Он совершенно так же туп, жаден, инертен, он та¬

кой же косный и отсталый, как и средний дикарь. Но

средний белый движется быстрее, потому что большее

число выдающихся людей вооружает его для жизни, даег

ему организацию и закон.
Какого великого человека, какого героя — героя в том

смысле, в каком я только что говорил,— породили, на¬

пример, готтентоты? У гавайцев был только один: Каме-

хамеха. У американских негров только два — Букер

Вашингтон и Дюбуа, да и те с примесью белой

крови...
Паола делала вид, что живо интересуется разгово¬

ром и ей ничуть не скучно. Но Грэхему, сочувственно сле¬

дившему за ней, стало ясно, что она вся как-то внутренне

поникла. Под шум спора, завязавшегося между Террен¬

сом и Хэнкоком, она сказала Г рэхему вполголоса:
—	Слова, слова, слова! Так много, так бесконечно

много слов! Вероятно, Дик прав,— он почти всегда бы¬

вает прав; но я, признаюсь, никогда не умела и не умею

применять все эти слова, все эти потоки слов к жизни, к

моей собственной жизни, чтобы понять, как мне надо

жить, что я должна и чего не должна делать.— Она, не

отрываясь, смотрела ему в глаза, и у него не могло быть

никакого сомнения относительно скрытого смысла ее

слов.— Я не вижу, какое отношение теория о доминирую¬

щих признаках и о первой шеренге может иметь к моей

жизни,— продолжала она.— Все это нисколько не уяс¬

няет мне, что хорошч) и что дурно и по кг^кой дороге надо

идти. А они опять начали и теперь проговорят весь

вечер...
—	Нет, я понимаю, в чем их спор...— поспешно доба¬

вила Паола,— но для меня все это звук пустой. Слова,
13.	Джек Лондон. Т. ХП	193

слова, слова! А я хочу знать, что мне делать с собой,

как мне быть с вами, с Диком...
Но Диком овладел в этот вечер демон красноречия;

и не успел Грэхем ответить Паоле, как Дик потребова\

у него каких-то данных относительно южноамериканских

племен, с которыми он некогда встречался во время сво¬

их путешествий. Слушая Дика и глядя на него, всякий

решил бы, что это счастливый, беззаботный человек и

притом всецело поглощенный спором. Ни Грэхем, ни да¬

же Паола, прожившая с ним двенадцать лет, не повери¬

ли бы, что от его небрежных и как бы случайных взгля¬

дов не ускользнуло ни одно движение руки, ни одна пере^

мена позы, ни один оттенок в выражении их лиц.
«Что бы это значило? — спрашивал себя Дик.— Пао¬

ла сама не своя. Она явно нервничает, ее, видимо, раз¬

дражает этот спор. Грэхем бледен. У него какая-то рас¬

терянность в мыслях. Он думает не о том, о чем говорит.

О чем он думает?»
А демон красноречия, помогавший ему скрывать свои

мысли, увлекал его все дальше и дальше по пути ученой

невнятицы.
—	В первый раз я, кажется, готова возненавидеть

наших мудрецов,— вполголоса сказала Паола, когда

Грэхем смолк, сообщив Дику нужные сведения.
Дик хладнокровно продолжал развивать свои тезисы.

Поглощенный как будто темой разговора, он все же за¬

метил, как Паола что-то шепнула Грэхему, и хотя не рас¬

слышал ни одного слова, но уловил ее все растущую тре¬

вогу и безмолвное сочувствие Грэхема и старался уга¬

дать: что же такое она могла ему шепнуть? Вместе с тем,

обращаясь к сидящим за столом, он говорил:
—	...И Фишер и Шпейзер — оба согласны в том, что

в сравнении с передовыми расами, например, с францу¬

зами, англичанами, немцами, у низш^их рас можно встре¬

тить чрезвычайно мало выдающихся особей.
Никто из гостей не заметил, что Дик нарочно перевел

спор в другое русло. Не догадался об этом и Лео; и

когда поэт спросил, какое место в этой первой шеренге

занимают женщины, и тем дал беседе новое направле¬

ние, он и не подозревал, что это не его вопрос, а что он ис-

кусно подсказан ему Диком.
—	Лео, мой мальчик, женщины не являются носнте-
J94

лями доминирующих признаков,— ответил ему Терренс,

подмигнув соседям.— Женщийы консервативны. Они со¬

храняют устойчивость типа. Закрепив его, они воспроиз¬

водят его дальше,— поэтому они главный тормоз про¬

гресса. Если бы не женщины, каждый из нас стал бы

носителем доминирующих признаков.. Я сошлюсь на на¬

шего славного менделиста, опытнейшего скотовода,— он

сегодня с нами и может подтвердить мои легковесные

замечания.
—	Прежде всего,— подхватил Дик,—давайте вер¬

немся к основному и выяс1(им, о чем, собственно, мы спо¬

рим. Что такое женщина? — спросил он с напускной

серьезностью.
—	Древние греки считали,—заметил Дар-Хиал, и

легкая сардоническая улыбка изогнула его насмешли¬

вые губы,— что женщина — это иеудавшийся мужнина.
Лео был оскорблен. Его лицо вспыхнуло. В глазах по¬

явилось выражение боли, губы задрожали. Он взглянул

на Дика, ища поддержки.
—	Да, она — ни то ни се,— вмешался Хэнкок.— Точ¬

но господь бог, создавая женщину, прервал свою работу,

не докончив ее, и женщина так и осталась с половинкой

души, с недозревшей душой.
—	Нет! Нет! — воскликнул юноша.— Вы не смеете

так говорить! Дик, вы же знаете! Скажите им, скажите!
—	К сожалению, не могу,— ответил Дик.— Этот спор

о дуигах столь же туманен, как и сами души. Кто же не

знает, что мы часто блуждаем и теряемся в потемках,

особенно когда мним, будто нам известно, кто мы и что

нас окружает. А что такое сумасшедший? Он только на¬

много или намного безумнее нас. Что такое слабоум¬

ный? Идиот? Дефективный ребенок? Лошадь? Собака?

Комар? Жаба? Древоточец? Улитка? И что такое ваша

тобственная личность, Лео, когда вы, например, спите?

Когда у вас морская болезнь? Когда вы пьяны? Влюб¬

лены? Когда у вас живот болит? Судорога в ноге? Ко-

гда вами вдруг овладевает страх смерти? Когда вы,в гне¬

ве? Или когда переживаете восторг перед красотой мира

и думаете, что вы думаете о несказанных, невыразимых

вещах?
Я говорю; думаете, что вы думаете,— нарочно. Если

бы вы думали на самом деле, то красота мира не каза¬
195

лась бы вам несказанной и невоплотимой в словах. Вы

бы видели ее ясно, четко и определенно и нашли бы для

нее слова. И ваша личность была бы такой же ясной, чет¬

кой и определенной, как ваши мысли и слова. Итак, ко¬

гда вы воображаете, Лео, что стоите на вершинах бытия,

вы на самом деле отдаетесь оргии ваших ощущений,

следуете их буйной пляске, их трепету и вибрациям, не

понимая ни одного движения в этой пляске и не догады¬

ваясь о смысле этой оргии. Вы сами себя не знаете. В

такие минуты ваша душа, ваша личность—это нечто

смутное, неуловимое. Может быть, у какого-нибудь жа¬

бы-самца, который вылез на берег пруда и посылает в

темноту хриплое кваканье, призывая свою бородаэча-

тую самку,— может быть, в эту минуту в нем тоже про¬

сыпается что-то вроде личности? Нет, Лео, личность, ду¬

ша — это слишком неопределенные понятия, и не нашим

«личностям» их уловить. Есть люди, имеющие облик

мужчины, но с женской душой. Иногда в одном человеке

живет как бы несколько душ. И есть такие двуногие, о

которых хочется сказать: ни рыба ни мясо. Мы — как

личности, как души — подобны плывущим клочьям ту¬

мана или отдаленным вспышкам в ночном мраке. Все

здесь туман и мгла, и мы словно бродим ощупью впо¬

тьмах, когда хотим разгадать эту мистику.
—	Может быть, это мистификация, а не мистика;

придуманная человеком мистификация,— сказала Паола,
—	И это говорит истинная женщина, а еще Лео уве¬

ряет, что у нее полноценная душа,— заметил Дик.— Суть

в том, Лео, что душа и пол тесно сплетены друг с другом,

и мы очень мало знаем о том и о другОхМ...
—	Но женщины прекрасны,— пробормотал юноша.
—	Ого,— вмешался Хэнкок, и его черные глаза ко¬

варно блеснули.— Значит, вы, Лео, отождествляете жен¬

щину и кр>асоту?
Губы молодого поэта шевельнулись, но он только

кивнул.
—	Отлично, давайте посмотрим, что говорит живо¬

пись за последнюю тысячу лет, рассматривая ее как от¬

ражение экономических условий и политических институ¬

тов, и тогда мы увидим, как мужчина воплощал в образе

женщины свои идеалы и как женщина разреш<ала ему...
—	Перестаньте изводить Лео,— вмешалась Паола,—
196

будьте все правдивы, говорите только о том, что вы зна¬

ете или во что верите.
—	О, женщины — это священная тема! — торжест¬

венно возгласил Дар-Хиал.
—	Вот, например, мадонна,— вмешался Грэхем, что¬

бы поддержать Паолу.
—	Или синий чулок,— добавил Терренс,
Дар-Хиал одобрительно кивнул ему.
—	Не все сразу,— предложил Хэнкок.— Прежде все¬

го рассмотрим, что такое поклонение мадонне в отличие

от современного поклонения всякой женщине, под кото¬

рым готов подписаться и Лео. Мужчина — ленивый и

грубый дикарь. Он не любит, чтобы ему надоедали. Он

любит покой и отдых. И с тех пор как существует челове¬

ческий род, он видит, что связан с беспокойным, нервным,

раздражительным и истерическим спутником; имя это¬

му спутнику — женщина. У нее всякие там настроения,

слезы, обиды, тщеславные желания и полная нравст¬

венная безответственность. Но он не мог ее уничтожить,

она была ему необходима, хоть и отравляла ему жизнь.

Что же ему оставалось?
—	Ему оставалось одно: хитро и ловко ее обмануть,—

вмешался Терренс.
—	И он создал ее небесный образ,— продолжал Хэн¬

кок.— Он идеализировал ее положительные стороны и

этим отодвинул от себя отрицательные, „чтобы они не

могли действовать ему на нервы, мешать мирно и лениво

курить трубку и созерцать звезды. А когда обыкновен¬

ная женщина пыгадась надоедать ему, он изгонял ее из

своих мыслей и обращался к . образу небесной и совер¬

шенной женщины, носительницы жизни и хранительни¬

цы бессмертия. Но тут пришла Реформация, и поклоне¬

ние мадонне прекратилось. Однако мужчина по-прежне-

му был связан с нарушительницей его покоя. Что же он

сделал тогда?
—	Ах, мошенник! — фыркнул Терренс.
—	Он сказал: «Я превращу тебя в сон, в иллю¬

зию»— и превратил. Мадонна была для него небесной

женщиной, высшей концепцией женщины вообще. И вот

он перенес все ее идеальные черты на земную женщину

и так себе заморочил голову, что поверил в их реаль¬

ность, и притом до такой степени... как... ну, как Лео.
197

—	Для холостяка вы удивительно рсведомлены обо

всех зловредных свойствах женщины,— заметил Дик.—

Или это все одни теории?
Терренс рассмеялся.
—	Дик, милый, да ведь Аарон только что прочел Лау¬

ру Мархольм. Он может процитировать главу и страни¬

цу, где об этом говорится.
—	И все-таки, сколько бы мы здесь ни спорили о

женщине, мы не коснулись, в сущности, и края ее одеж¬

ды,— вмешался Грэхем и получил от Паолы и Лео бла¬

годарный взгляд.
—	Ведь есть еще любовь,— порывисто заявил Лео,—

о любви никто не сказал ни слова.
—	И о брачных законах, о разводе, полигамии, моно¬

гамии и о свободной любви,— бойко продолжал Хэнкок.
—	А скажите, Лео, почему в любви всегда охотится и

преследует женщина?—спросил Дар-Хиал.
—	Да ничего подобного,— уверенно отозвался юно¬

ша.— ^о еще одна из глупостей вашего Бернарда Шоу*
—	Браво, Лео! — одобрила его Паола.
—	Значит, Уайльд отгибался, говоря, что нападение

женщины состоит в неожиданных и непонятных уступ¬

ках? — спросил Дар-Хиал.
—	Послушать вас, так женщина — это какое-то чудо¬

вище, хищница! — запротестовал Лео, повертываясь к

Дику и бросая на Паолу быстрый взгляд, в котором све¬

тилась вся глубина его любви.— Она вот разве хищни¬

ца, Дик?
—	Нет,—задумчиво ответил Дик, покачав головой, и,

щадя то, что увидел в глазах юноши, мягко продол<*

жал: — Я не скажу, что женщина — хищница или что

она добыча лля хйщника,. Не скажу также, что она не-

иссякающи1й источник радости для мужчины. Она созда¬

ние, дающее мужчине много радости...
—	Но и заставляющее его делать много глупостей,—

добавил Хэнкок.
—	Я хочу задать Лео один вопрос,— заявил Дар-

Хиал.—Скажите, Лео, почему женщина любит того муж¬

чину, к<т)рый ее бьет?
—	И не любит того, кто ее не бьет, вы тай полагае¬

те? — язв1Стельно спросил Лео.
—	Вот именно.
198

—	Что ж, Дар, отчасти вы правы, но в гораздо боль¬

шей мере не правы. Я у вас, господа, немало наслушался

насчет точности определений. Так вот, вы очень ловко

обошли ее в этих ваших двух положениях. Давайте я

сделаю это за вас. Итак, мужчина, способный бить лю¬

бимую женщину,— это мужчина низшего типа. И жен¬

щина, любящая такого мужчину,— тоже существо низ¬

шего типа. Никогда мужчина высшего типа не будет бить

женщину, котирую он любит. И ни одна женщина выс¬

шего типа,— при этом глаза Лео невольно обратились в

сторону Паолы,— не могла бы любить человека, который

ес бьет.
—	Нет, Лео, уверяю вас, я никогда, никогда не бил

Паолу,— сказал Дик.
—	Видите, Дар,— продолжал Лео, густо покраснев,—

вот вы и ошиблись: Пасла любит Дика, а он ее не бьет.
Дик повернул явно смеющееся и довольное лицо к

Паоле, как бы ожидая найти в ней безмолвное подтвер¬

ждение словам юноши; на самом деле он хотел увидеть,

какое они произвели на нее впечатление при том ее ду-

ш^евном состоянии, о котором он догадывался. В ее гла¬

зах действительно мелькнуло что-то неуловимое; что —

он не понял. Лицо Грэхема оставалось неизменным, на

нем было только выражение интереса, с которым он все

время прислушивался к спору.
—	Сегодня женщина, безусловно, нашла своего ры¬

царя, своего святого Георгия,— обратился Грэхем к

Лео.— Вы меня пристыдили, Лео. Я здесь сижу преспо¬

койно, а вы сражаетесь с тремя драконами.
—	И какими!—^вмешалась Паола.—Ехли они довели

О’Хэя до запоя, то что они сделак>т с вами, Лео?
—	Истинного рыцаря любви не устрашат никакие

драконы в мире,— сказал Дик.— А лучше всего то, что

в данном случае драконы более правы, чем вы думаете,

и все-таки вы, Лео, еще более правы, чем они.
—	Здесь есть и добрый дракон, милый Лео,— начал

Терренс.— Дракон этот готов отступиться от своих недо¬

стойных товарищей, перейти на вашу сторону и стать свя¬

тым Теренцием. И вот святой Теренций хотел бы за¬

дать вам один преинтересный вопрос.
—	Дайте сперва прорычать еще одному дракону,—

перебил его Хэнкок.— Лео, ради всего, что есть в любви
199

нежного и прекрасного, прошу вас, скажите: почему

мужчина так часто убивает из ревности женщину, ко¬

торую любит?
—	Потом)у что ем1у больно, потому что он с ума схо¬

дит,— последовал ответ,— потому что он им1ел несчастье

полюбить женщину столь низм)енного типа, что она мог¬

ла датф повод к ревности.
—	Однако, Лео,— отвечал Дик,— любви свойствен¬

но заблуждаться. Дайте более исчерпывающий ответ.
—	Дик прав,— поддержал его Терренс.— В любви

ошибаются и люди самого высшего типа, и тогда появ¬

ляется на сцене «чудовище с зелеными глазами». Пред¬

ставьте себе, что самая совершенная женщина, какую

только может нарисовать вам ваше воображение, пере¬

стает любить того, кто ее не бьет, и начинает любить

другого, который ее тоже не бьет. Что тогда? И не за¬

бывайте, что все трое принадлежат к высшему типу. Ну-

ка, берите меч и разите дракона.
—	Первый ее не убьет и ничем не обидит,— реши¬

тельно заявил Лео.— Иначе он не был бы тем человеком,

каким вы его изображаете. Он принадлежал бы не к

высшему, а к низменному типу.
—	Вы хотите сказать, что он должен устраниться? —

спросил Дик, закуривая сигару и ни на кого не глядя.
Лео с серьезным видом кивнул.
—	Он не только устранится, но облегчит ей ее поло¬

жение и будет с ней очень нежен и бережен.
—	Давайте говорить конкретнее,— предложил Хэ^н-

кок.— Допустим, что вы влюбились в миссис Форрест, и

она влюбилась в вас, и вы оба удираете в большом

лимузине...
—	О, я никогда бы этого не сделал! — воскликнул

юноша; щеки его пылали.
—	Ну, знаете, Лео, это не очень лестно для меня,—

поддразнила его Паола.
—	Да ведь это только предположение, Лео,— успоко¬

ил его Хэнкок.
На юношу было жалко смотреть, голос его дрожал;

одна>ко он смело повернулся к Дику и заявил:
—	На это должен ответить Дик.
—	Я и отвечу,— сказал Дик.— Паолу я бы не убил.

И вас тоже, Лео. Это было бы нечестной игрой. Как бы
200

мне ни было бол1ЬЯо, я бы сказал: «Благословляю вас,

дети мои!» Но все же...— Он остановился, смех, заиграв¬

ший в уголках его губ, предвещал какую-то шутку.— Я

бы все же подумал про себя, что Лео совершает серьез¬

ную ошибку: дело в том, что он Паолы совсем не знает.
—	Она бы помешала ему созерцать звезды,— улыб¬

нулся Терренс.
—	Нет, нет, Лео! Никогда, обещаю вам|! — восклик¬

нула Паола.
—	Ну, вы сами себя обманываете, миссис Форрест,—

заявил Терренс.— Во-первых, вы не мюгли бы от этого

удержаться; кроме того, это была бы ваша прямая обя¬

занность. А в заключение разрешите мие сказать вот

что — я имею на это некоторое право,— когда я был мо¬

лод, безумен и влюблен и мое сердце тянулось к жен¬

щине, а глаза к звездам, для меня было самым большим

счастьем, если возлюбленная моего сердца своею лю¬

бовью отрывала меня от звезд.
—	Терренс, не говорите таких восхитительных вещей,

иначе я удеру в лимузине и с Лео и с вами! — воскликну¬

ла Паола.
—	Назначьте день,— галантно ответил Терренс.—

Только оставьте среди ваших тряпок место для несколь¬

ких книг о звездах, чтобы м)Ы могли вместе с Лео изучать

их в свободные минуты.
Завязавшийся вокруг Лео спор постепенно затих, и

Дар-Хиал с Аароном атаковали Дика.
—	Что вы имели в виду, сказав: «Это было бы нече¬

стной игрой»?—спросил Дар-Хиал.
—	Вот именно то, что сказал и Лео,— ответил Дик;

он почувствовал, что тревога и беспокойство Паолы ис¬

чезли и она с жадным любопытством прислушивается к

их разговору.— При моих взглядах и моем характере,—

продолжал он,— я не мог бы целовать женщину, которая

бы только терпела мои поцелуи,— это было бы для мтя

самой бол1Ьшой душевной мукой.
—	А допустите, что она притворялась бы — ради

прошлого или из жалости к вам, из боязни огорчить

вас?—настаивал Хэнкок.
—	Я счел бы такое притворство непростительным гре¬

хом с ее стороны,— возразил Дик.— Тут нечестную игру

вела бы она. Нечестно и несправедливо удерживать воз¬
2*01

ле себя любимую женщину хоть на минуту дольше, чем1

ей хочется. К тому же это не доставило бы мие ни

малейшей радости. Лео прав. Какому^^нибудь пьяному

ремесленнику, может быть, и удастся пробудить и удер¬

жать с помощью кулаков привязанность своей глупой

подруги, но мужчины с более утонченной природой и

хотя бы Hai^KOM на интеллект и духовность не могут

прикасаться к любви грубьши руками. Я, как и Лео, вся¬

чески облегчил бы женщине ее положение и обращал¬

ся бы с ней очень бережно.
—	Куда же денется тогда инстинкт единобрачия, ко¬

торым так гордится западная цивилизация?—спросил

Дар-Хиал.
А Хэнкок добавил:
—	Вы, значит, защищаете свободную любовь?
—	Я могу, к сожалению, ответить только избитой

формулой: несвободной любви бьггь не может. Прошу

вас при этом им1еть в ви1ду, что мы все время разумеем

людей высшего тина. И пусть это послужит вам ответом,

Дар. Огромное большинство, должно бьггь в интересах

законности и труда, связано институтом единобрачия

или какой-нибудь иной суровой и негибкой формой брака.

Оно не дозрело ни до свободы в браке, ни до свободной

любви. Для него свобода в любви стала бы просто рас¬

пущенностью. Только те нации не погибли и достигли

высокого уровня развития, где религия и государство

обуздывали и сдерживали инстинкты народа.
—	Значит, для себя самюго вы брачных законов не

признаете? — спросил Дар-Хиал.— Вы их допускаете

только для других?
—	Я признаю их для всех. Дети, сем1ья, карьера, об¬

щество, государство — все это делает брак — законный

брак — необходимым. Но потому же я признаю и раз¬

вод. Мужчины — решительно все — и женщины тоже спо¬

собны любить в своей жизни больше одного раза; в каж¬

дом старая любовь мюжет умереть и новая родиться. Го¬

сударство не властно над любовью так же, как не власт¬

ны над ней ни мужчина, ни женщина. Если человек влю¬

бился, он знает только, что влюбился, и больше ничего:

вот она — трепетная, вздыхающая, поющая, взволнован¬

ная любовь! Но с расяущенностью государство бороть¬

ся может.
202

—	Ну, вы защищаете весьма сложную свободную

любовь,— покачал головой Хэнкок.
—	Верно. Но ведь и жив-ущий в обществе человек —

существо в высшей степени сложное.
—	Однако есть же мужчины, есть любовники, кото¬

рые умерли бы, потеряв свою возлюбленную,— заявил

Лео с неожиданной смелостью.— Они умерли бы, если

бы ее не стало, и... тем более... если бы она осталась жить,

но полюбила другого.
—	Что ж, пусть такие и умирают, как умирали все¬

гда,— хмуро ответил Дик.— Винить в их смерти никого

не приходится. Уж так М1Ы созданы, что наши сердца

иной раз сбиваются с пути.
—	Мое сердце никогда бы не сбилось,— заявил Лео

с гордостью, не подозревая, что его тайна известна ре¬

шительно каждому из сидевших за столом.— Я знаю

твердо, что дважды полюбить бы не мюг.
—	Верю, мой мальчик,— мягко отвечал Терренс.—

Вашим голосом говорят все истинно любящие. Радость

любви именно в ее абсолютности... Как это у Шелли...

или у Китса: «Вся — чудо и беспредельное счастье». Ка^

КИМ жалким, флегматичным любовником оказался бы

тот, кто мог бы допустить, что на свете есть женщина,

хоть на одну сотую доли такая же сладостная, восхити¬

тельная, блестящая и чудесная, как его дама сердца, и

что он может когда-нибудь полюбить другую!
Выходя из столовой и продолжая разговор с Дар-

Хиалом, Дик старался угадать: поцелует его Паола на

сон грядущий или, кончив играть на рояле, тихонько ус¬

кользнет к себе? А Паола, беседуя с Лео по поводу его

последнего сонета, который он ей показал, спрашивала

себя: поцеловать ли ей Дика? И вдруг, неведомо почему,

ей страшно захотелось это сделать.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
В тот вечер было мало разговоров. Паола пела, сидя

за роялем), а Терренс вдруг прервал на полуслове свои

рассуждения о любви и стал прислушиваться к ее голо-
203

су, в котором звучало что-то новое; затем тихошько про¬

брался на другой конец комнаты и растянулся на мед¬

вежьей шкуре, рядом с Лео. Дар-Хиал и Хэнкок также

перестали спорить, и каждый уселся в глубокое кресло,

Грэхем, видимо, менее заинтересованный, погрузился в

последний номер какого-то журнала; но Дик заметил, что

он так и не перевернул ни одной страницы. Уловил Дик

и новую глубину в голосе жены и стал искать ей объ¬

яснение.
Когда она кончила, все три мудреца устремились к

ней и заявили, что наконец-то она отдалась пению всем

своим существом и пела как никогда; они были уверены,

что рано или поздно такая минута настанет. Лео лежал

мюлча и неподвижно, подперев голову ладоням^и. Лицо

его преобразилось.
—	Это все наделали ваши разговоры,— отозвалась,

смеясь, Паола,— и те зам1ечательные мысли о любви, ко¬

торые мне внушили Лео, Терренс и... Дик.
Терренс потряс своей сильно поседевшей львиной

гривой.
—	Это не мысли, а скорее чувства,— поправил он

ее.— Сегодня вашим голосом пела сама любовь. И впер¬

вые, сударыня, я слышал всю его силу. Никогда впредь

не жалуйтесь, что у вас маленький голос. Нет, он густой

и округлый, ка>к канат, большой золотой канат, которым

крепят корабли аргонавтов в гаванях блаженных ост¬

ровов.
—	За это я вам сейчас спою «Хвалу»,— ответила Па¬

ола,— отпразднуем смерть дракона, убитого святым

Львом, святым Теренцием... и, конечно, святым Ричар¬

дом.
Дик, не пропустивший ни одного слова из этого раз¬

говора, отошел, не желая в нем1 участвовать, к стенному

шкафу и налил себе шотландского виски с содовой.
Пока Паола пела «Хвалу», он сидел на одном из ди-

ва;нов, потягивал виски и вспоминал. Два раза она пела

так, как сегодня; один раз в Париже, во время его крат¬

кого жениховства, и затем на яхте — тут же после свадь¬

бы, во время медового месяца.
Немного погодя он предложил выпить и Грэхему, на¬

лил виски ему и себе; а когда Паола кончила, потребовал,

чтобы они вдвоем спели «Тропой цыган».
204

Она покачала головой и запела «Траву забвенья».
—	Разве это женщина? — воскликнул Лео, когда она

смолкла.— Это ужасная женщина! А он настоящий

любовник. Она разбила ещ сердце, а он продолжал ее

любить. И он не в силах полюбить вновь, оттого что не

мюжет забьггь свою лк>бовь к ней.
—	А теперь. Багряное Облако, «Песню о желуде»,—

сказала Паола, с улыбкой обращаясь к мужу.— Поставь

свой стакан, будь милым и спой свою песню о желуде.
Дик лениво поднялся с дивана, потряс головой, точ¬

но взмахивая гривой, и затопал ногами, подражая

Горцу.
—	Пусть Лео знает, что не он один здесь рыцарь

любви и поэт. Послушайте вы, Терренс, и прочие песню

Горца, полную буйного ликования. Горец не вздыхает о

любимой — отнюдь нет. Он воплощение любви. Слу¬

шайте его.
И Дик, топая ногами и словно взмахивая гривой, на

всю комнату заржал радостно, буйно.
—	«Я — Эрос. Я попираю холмы. Моим зовом пол¬

ны широкие долины. Кобылицы на мирных пастбищах

слышат мюй зов и вздрагивают — они знают меня. Земн

ля полна сил и деревья —соков. Это весна. Весна —мюя.

Я царь в M06MI весеннем царстве. Кобылицы помнят мой

голос, ведь он жил в крови их матерей. Внемлите! Я —

Эрос! Я попираю холмы, и, словно герольды, долины раз¬

носят мой голос, возвещая о моем приближении».
Мудрецы в первый раз слышали эту песню Дика и

громко зааплодировали. Хэнкок решил, что это пре¬

красный повод для нового спора, и уже хотел было раз¬

вить, опираясь на Бергсона, новую биологическую тео¬

рию любви, но его остановил Терренс, заметив, как по

лицу Лео пробежало выражение ^ли.
—	Продолжайте, пожалуйста, сударыня,— попросил

Терренс,— и пойте о лк>бви, только о любви; вы пред¬

ставить себе не можете, как звуки женского голоса по¬

могают нам размышлять о звездах.
Немного спустя в комнату вошел О-Пой и, подождав,

пока Паола кончит петь, неслышно приблизился к Грэ¬

хему и подал ему телеграмму. Дик недовольно покосил¬

ся на слугу.
—	Кажется, очень важная,— пояснил китаец. •
205

—	Кто принял ее? —спросил Дик.
—	Я принял,— ответил слута.— Дежурный позвонил

из Эльдорадо по телефону. Смазал — очень важная. Я

принял.
—	Да, важная,— повторил за ним Грэхем, складывая

телеграмму.— Скажите, Дик, сегоднй есть еще поезд на

Сан-Франциско?
—	0-Пой, вернись на минутку,— позвал Дик слугу,

взглянув на часы.— Какой ближайший поезд на Сан-

Франциско останавливается в Эль^дорадо?
—	В одиннадцать десятть,— тут же последовал от¬

вет.— Времени достаточно. Но и не так много. Позвать

шофера?
Дик кивнул.
—	Вам. действительно нужно мчаться непременно се¬

годня?— спросил он Грэхема.
—	Действительно. Очень нужно. Успею я уложиться?
—	Как раз успеете сунуть в чемодан самое необхо-

димюе.— Он обернулся к О-Пою: — О-Дай еще не лег?
—	Нет, сэр.
—	Пошли его, он поможет мистеру Грэхему. И

уведомьте меня, как только будет готова машина. Пусть

Сондерс возьмет гоночную.
—	Какой чудесный малый... статный, сильный,—

вполголоса заметил Терренс, когда Грэхем вышел.
Все оставшиеся собрались вокруг Дика. Только Па¬

сла продолжала сидеть у рояля и слушать.
—	Один из тех немногих, с кем я бы отправился к

черту на рога, рискнул бы на самое безнадежное дело,—

сказал Дик.— Он был на судне «Недермэре», когда оно

село на мель у Панго во время урагана девяносто седь¬

мого года. Панго — это просто необитаемый песчаный

остров; он поднят футов на двенадцать над уровнем» мю-

ря, и там увидишь только заросли кокосовых пальм. Сре¬

ди пассажиров находилось сорок женщин, главным об¬

разом жены английскиос офицеров. А у Грэхема болела

рука, раздулась толщиной с ногу: змея укусила.
Море безумствовало, лодки не могли бьггь спущены.

Две уже разбились в щепки, их команды погибли. Четы¬

ре матроса вызвались донести конец линя до берега, и

каждого из них мертвьш втащили обратно на судно. Ко¬

гда отвязали последнего, Грэхем, несмотря на опухшую
206

руку, разделся и взялся за канат. И ведь добрался до

берега, хотя волна его так швырнула, что он в доверше¬

ние всего сломал себе боль-ную руку и три ребра, но все

же успел прикрепить линь, прежде чем потерял созна¬

ние. Еще шестеро, держась за линь, потащили трос. Чет¬

веро достигли берега, и из всех сорока женщин умерла

только одна, и то от испуга. У нее сердце не выдержало.
Я как-то стал расспрашивать его об этом1 случае. Но

он мюлчал с упрямством чистопробного англичанина.

Все, чего я от него добился,—это, что он быстро поправ¬

ляется и нет никаких осложнений. Он полагал, что необ¬

ходимость усиленно двигаться и перелом кости послужи¬

ли хорошим противоядием.
В эту минуту в комнату с двух сторон вошли О-Пой и

Грэхем. И Дик увидел, что Грэхем прежде всего бросил

Паоле вопрошающий взгляд.
—	Все готово, сэр,— долож1Ил О-Пой.
Дик намерен был проводить гостя до машины, Паола

же, видимо, решила остаться в доме.
Грэхем подошел к ней и пробормотал несколько ба¬

нальных слов прощания и сожаления.
А она, еще согретая всем, что Дик только что про

него рассказывал, залюбовалась им: легкой, гордой по¬

становкой головы, небрежно откинутыми золотистыми

волосами, всей его фигурой — стройной, гибкой, юно¬

шеской, несмютря на рост и ширину плеч. Когда он к ней

подошел, ее взгляд уже не отрывался от его удлиненных

серых глаз с несколько тяжелыми веками, придававшими

лицу мальчишески-упрямое выражение. И она ждала,

чтобы это выражение исчезло, уступив место улыбке, ко¬

торую она так хорошо знала.
Он простился с нею обыденными словами. Она

так же высказала общепринятые сожаления. Но в его

глазах, когда он держал ее руку, было то особенное,

чего она бессознательно ждала и на что ответила

взглядом.
Она почувствовала это и в быстром пожатии его руки.

И невольно ответила таким же пожатием. Да, он прав,

между ними слова не нужны.
В то мгновение, когда их руки расстались, она украд¬

кой посмотрела на Дика, потому что за двенадцать лет

их супружеской жизни убедилась в том, что у него бы¬
207

вают вспышки молниеносной проницательности и какой-

то почти пугающей сверхъестественной способности отга¬

дывать факты на основании едва уловимых признаков и

делать выводы, нередко поражавшие ее своей меткостью

и прозорливостью. Но Дйк стоял к ней боком и смеялся

какому-то замечанию Хэнкока; он обратил к жене свой

смеющийся взор, только когда собрался проводить

Г рэхема.
Нет, подумала она, наверно, Дик не заметил того, что

они сейчас сказали друг другу без слов. Ведь это про¬

должалось одну секунду, это была только искра, вспых¬

нувшая в их глазах, мгновенный трепет их пальцев...

Как мог Дик его почувствовать или увидеть? Нет, он не

мюг вйдеть ни их глаз, ни рук, ведь Грэхем стоял к Дику

спиной и заслонял Паолу.
И все-таки она пожалела, что бросила на Дика этот

взгляд. Когда они уходили — оба рослые, белокурые,— в

ней возникло смутное чувство вины. «Но в чем) же я ви¬

новата?— спрашивала она себя.— Отчего М1не надо что-

то скрывать?» — И все же Паола была слишком чест¬

на, чтобы бояться правды, и тут же призналась себе без

всяких отговорок: да, у нее есть что скрывать. Она

густо покраснела при мысли, что невольно дошла до об¬

мана.
—	Я пробуду там дня два-л’ри...—= говорил между тем

Грэхем, стоя у дверцы машины и прощаясь с Диком^
Дик видел устремленный на него прямой и честный

взгляд Ивэна и ощутил сердечность его пожатия*

Грэхем хотел еще что-то прибавить, но удержался (Дик

ВТО почувствовал) и сказал тихо:
—	Когда я вернусь, мне, вероятно, надо будет уже

по-настоящему собираться в путь-дорогу.
—	А как же книга? — отозвался Дик, виутреине про¬

клиная себя за ту вспышку радости, которую в нем вы-

зшли слова Г рэхема.
—	Вот именно из-за нее,—ответил Грэхем).—Должен

же я ее кончить. Я, видно, не способен работать так, как

вы. У вас тут слишком хорошо. Сижу над ней, сижу, а в

ушах звенят эти злодеи жаворонки, я вижу поля, леси¬

стые ущелья. Селима... Просижу так без толку час — и

ввоню, чтобы седлали. А если не это, так есть тысяча

других соблазнов.— Он поставил ногу на подножку пых¬
208

тящей машины и сказал: — Ну, пока, до свидания, дру¬

жище.
—	Возвращайтесь и возьмите себя в руки,— отозвал¬

ся Дик.— Раз иначе нельзя, мы составим твердое распи¬

сание, и я буду с утра запирать вас, пока вы не отра¬

ботаете свою порцию. И если за весь день ничего не сде¬

лаете, просидите весь день взаперти. Я вас заставлю ра¬

ботать. Сигареты есть? А спички?
—	Все в порядке.
—	Ну, поехали, Сондерс,— приказал Дик шоферу.
И машина из-под ярко освещенных ворот нырнула
в темноту.
Когда Дик вернулся, Паола играла для мудрецов.

Дик лег на кушетку и снова начал гадать: поцелует она

его или нет, когда будет прощаться на ночь? Не то, что¬

бы у них вошло в обыкновение целоваться на ночь, во¬

все нет. Очень и очень часто он виделся с ней только

днем и в присутствии посторонних. Очень и очень часто

она раньше других уходила к себе,, никого не беслокоя и

не прощаясь с мужем, ибо это могло бы показаться го¬

стям намеком, что пора расходиться и иш
Нет, решил Дик, поцелует она его или нет нынче ве¬

чером, это не имеет решительно никакого значения. И все-

таки он ждал.
Она продолжала то петь, то играть, пока он наконец

не заснул. Когда Дик проснулся, он был в комнате

один. Паола и мудрецы тихонько ушли. Дик взглянул

на часы: они показывали час. Она просидела за роялем

очень долго. Он знал, он чувствовал, что она ушла только

сейчас. Именно то, что музыка прекратилась и в комна¬

те стало тихо, и разбудило его.
И все-таки он продолжал удивляться. Дику случа¬

лось и раньше задремывать под ее музыку, и всегда,

кончив играть, она будила его поцелуем и отправляла

в постель. Сегодня она этого не сделала. Может быть,

она еще вернется? Он опять лег и, подремывая, стал

ждать. Когда он снова взглянул на часы, было два. Она

не вернулась.
По пути к себе в спальню он всюду гасил электриче¬

ство, а в голове его тысячи пустяков и мелочей свяаываг

лись между собой и будили сомнения, наталкивая на не¬

вольные выводы. ,
14.	Джек Лондон. Т. XII.	209

Придя к себе на вераиду, он остановился перед сте¬

ной с барометром и термометрами, и портрет Паолы в

круглой paiMoce приковал к себе его взоры. Он даже на¬

клонился к нему и долго изучал ее лицо.
—	Ну что ж...— Дик накрылся одеялом, заложил

за спину подушки и протянул руку к пачке корректур.—

Что бы ни было, придется все принять,— пробормотал

он и покосился на портрет.
—	А все-таки, маленькая женщина, лучше не надо,—

вздохнул он на прощание.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Как нарочно, за исключением нескольких случайных

гостей, приезжавших « завтраку или к обеду, в Большом

доме никого из чужих не было. Но напрасно в первый и

второй день Дик старался так распределить свою рабо¬

ту, чтобы быть свободным на случай, если Паола пред¬

ложит купание или прогулку.
Он заметил, что оиа теперь всячески избегает поце¬

луя. Она посылает ему обычное «спокойной ночи»,, со сво¬

ей спальн>и-^веранды через широкий двор. В первый день

утром! он приготовился к ее одиаднадцатичасовому визиту.

Мистера Эгера и мистера Питтса, которые явились к нему

с очень важными и еще не выясненными вопросами от¬

носительно предстоящей ярмарки, он проводил ровно в

одиннадцать. Паола уже встала, он слышал ее пение.

И вот Дик сидел за cbohmi столом, ждал и ничего не де-^

лал, хотя перед ним стоял поднос с грудой писем, кото¬

рые надо было подписать. Ему вспомнилось, что утрен¬

ние посещения ввела она и упорно соблюдала этот ^ы-

чай. Какими чарующими казались ему теперь ее возглас

«С добрьш утром!, веселый Дик» и ее фигурка в кимоно,

когда оиа усаживалась к нему на колени.
Ему вспомнилооь, что он часто сокращал этот и без

того короткий визит, давая ей понять даже в минуту

ласки, что он очень занят; тогда на ее лицо набегала

тень печали и она ускользала из комнаты.
Было уже четверть двенадцатого, а она не приходила..
210

Он снял трубку телефона и, соединившись с молоч-

,ной фермюй, услышал гул женских голосов, в котором

разли'чил и голос Паолы, говорившей:
—	...да бросьте вы вашего мистера Уэйда; берите ре¬

бят и приезжайте хоть на несколько дней...
Такое приглашение со стороны Паолы показалось ему

очень странным. Она всегда так радовалась отсутствию

гостей и возможности побыть хоть день или два с ним

вдвоем. А теперь она уговаривает миссис Уэйд приехать

сюда из Сакраменто. Можно подумать, что она не хочет

оставаться с ним1 наедине и ради этого окружает себя

гостями.
Он улыбнулся при М1ЫСЛИ, что именно теперь, когда

она уже не дарит ему утреннего поцелуя, этот поцелуй

стал ем1у особенно желанен. Дику пришло в голову, что

хорошо бы увезти ее в какое-нибудь интересное путеше¬

ствие. Может быгь, это помогло бы разрешить трудный

вопрос: они будут все время вместе, что очень сблизит

йх. Почему бы не отправиться на Аляску поохотиться?

Ей давно хочется туда поехать. Или в Южные мюря, как

в те дни, когда они плавали на своей яхте? Пароходы

курсируют между Сан-Франциско и Таити. Через двена¬

дцать дней они бы высадились в Папеэте. Интересно, все

еще держит ли Лавиния свой пансион? И мгновенно

он представил себе Паолу и самого себя завтракаю¬

щими на веранде этого пансиона, под тенью манговых

деревьев.
Дик стукнул кулаком по столу. Нет, черт возьми, не

будет он, как трус, убегать с женой от другого мужчи¬

ны! Да и благородно ли увозить ее от того, к кому, быть

может, ее влечет? Правда, он еще не знает, действитель¬

но ли ее влечет к Грэхему и как далеко они зашли в сво¬

ем увлечении. Может быть, это только весенний хмель,

который исчезнет вместе с весной? Правда, за все две¬

надцать лет их брака он ни разу не замечал в ней ника¬

ких хмельных весенних настроений. Она никогда не да¬

вала поводов в ней со-мневаться. Паола очень нравилась

мужчинам, встречалась с очень многими, принимала их

поклонение и даже ухаживание, но всегда оставалась

спокойной и верной себе: женой Дика Форреста...
—	С добрым утром, веселый Дик!
Она выглянула из-за двери в холл, непринужденно и
211

весело улыбаясь ему глазами и губами, и послала кончи¬

ками пальцев воздушный поцелуй.
И он отозвался так же непринужденно:
—	С добрым утром, моя гордая луна!
Вот она сейчас войдет, подумал он, и он сожмет ее

в своих объятиях и подвергнет ее испытанию поцелуем.
Он простер к ней руки, но она не вошла. Вместо этого

она зажала на груди кимоно, подобрала юбку, словно со¬

бираясь бежать, и тревожно посмотрела в глубину хол¬

ла. Однако его ухо не уловило никаких звуков. Она же

снова улыбнулась ему, послала еще один поцелуй и ис¬

чезла. Когда через десять минут вошел Бонбрайт с те¬

леграммами, Дик не слышал, что говорит ему секретарь,

он все еще сидел неподвижно за своим столом, как си¬

дел десять минут назад...
Но Паола, видимо, чувствовала себя счастливой. И

Дик, слишком хорошо знавший и жену и ее способы вы¬

ражать свои душевные состояния, не мог не понимать.,

почему ее пение раздается по всему дому, и под аркада¬

ми, и во дворе. До завтрака он не выходил из своего раг«

бочего кабинета, а она не зашла за ним, как заходила

иногда по пути в столовую.
Когда раздался звук гонга. Дик услышал через двор

ее голос, что-то напевавший; голос удалялся по направ¬

лению к столовой.
За завтраком был случайный гость, некий Гаррисон

Стоддард, полковник Национальной гвардии, удаливший¬

ся от дел коммерсант, помешанный на вопросе о рабо¬

чих беспорядках и соотнощении сил в промышленности

и сельском хозяйстве. Однако Паола выбрала минутку

и сообщила Дику, что собирается под вечер проехаться в

Уикенберг — навестить Мэзонов.
' — Я, конечно, не мюгу сказать, когда вернусь. Ты

ведь знаешь Мэзонов. Не решаюсь звать тебя, хотя мне

очень хотелось бы, чтобы и ты поехал.
Дик покачал головой.
—	Итак,— продолжала она,— если тебе Сондерс не

нужен...
Дик кивнул.
—	Я возьму сегодня Каллахана,— сказал он, тут же

составляя свой план на день, независимо от Паолы, раз

она уезжала.— Никак не пойму, Поли, почему ты пред¬
212

почитаешь Сондерса? Каллахан искуснее и, уж конеч^*

но, надежнее,
—	Может быть, именно поэтому,— сказала она,

улыбнувшись.— Чем тише, тем безопаснее.
—	Все же на гонках я бы держал за Каллахана про-

ти!в Оундерса,— заявил Дик.
—	А ты куда поедешь? —спросила она.
—	Я хочу показать полковнику Стоддарду мою об¬

разцовую ферму с одним работником и без единой ло¬

шади и мюй фокус с автоматической запашкой участка в

десять акров. У нас много усовершенствований, я вот

уже целую неделю собираюсь снова испробовать это

изобретение, но все не было времени. А потом я хочу

свозить Стоддарда в колонию. Как ты думаешь? За по¬

следние дни там прибавилось пятеро.
—	А я думала, что комплект уже заполнен,— сказа¬

ла Паола.
—	Так оно и есть,— ответил Дик с сияющим ли¬

цом.— Это новорожденные. У самого безнадежного се¬

мейства родилась сразу двойня.
—	Многие маловеры качают головой по поводу ва¬

шего опыта, и я, признаюсь, пока воздерживаюсь от вся¬

кого суждения. Вы должны доказать мне все это по ва¬

шим счетным книгам!,— отозвался полковник Стоддард,

весьма довол1ьный предложением хозяина.
Но Дик едва слушал его, поглощенный потоком на¬

хлынувших мыслей. Паола ничего не сказала ему, при¬

едет ли миссис Уэйд с детьми, или нет, не сообщила

даже, что она ее пригласила. Но он успокаивал себя

тем, что и ей и ему нередко случалось принимать гостей,

о приезде которых хозяева узнавали, только увидев их.
Было, впрочем, ясно, что сегодня миссис Уэйд не при¬

едет, иначе Паола не бежала бы за тридцать мйль. Да,

она хотела бежать, этого не скроешь, бежать именно от

него. Она боялась остаться с ним с глазу на глаз, бо¬

ялась опасностей, к которым ведет интимная близость;

и то обстоятельство, что это казалось ей опасностью, под¬

тверждало самые мрачные предположения Дика. Кроме

того, она подумала и о вечере. К обеду она вернуться не

успеет и вскоре после обеда тоже, разве только если

привезет с собой всю уикенбергскую компанию. Она вер¬

нется с таким расчетом, чтобы застать его уже в посте¬
213

ли. «Ыу, что поделаешь, пусть»,— угрюмо решил он про

себя, а в то же время говорил полковнику Стоддарду:
—	На бумаге этот опыт обещает прекрасные резуль¬

таты, причем сделана достаточная скидка и на чело¬

веческие слабости. Тут-то, в человеческих слабостях, и

кроются возможные опасности, они-то и вызывают со¬

мнения. Единственно правильный путь — испробовать

на практике, рискнуть, что я и делаю.
—	А Дик не в первый раз рискует,— заметила Паола*
—	Но ведь здесь на карту поставлены пять тысяч ак¬

ров, весь подъемный капитал для двухсот пятидесяти

фермеров и жалованье каждому по тысяче долларов в

год,— возразил полковник Стоддард.— Несколько таких

неудач — и это вьггянет все соки из рудников Харвест.
—	Осушка им как раз не помешает,— шутливо ото¬

звался Дик.
Полковник Стоддард был ошеломлен.
—	Ну да,— продолжал Дик.— Нужен дренаж. Руд¬

ники затоплены из-за политической ситуации в Мексике.
Утром, на второй день после отъезда Грэхема, то есть

в день его предполагаемого возвращения. Дик в один¬

надцать часов уехал верхом на прогулку, чтобы избежать

утреннего приветствия Паолы: «Доброе утро, веселый

Дик»,— брошенного с порога.
Возвращаясь к себе, он встретил в холле А-Ха с це¬

лым снопом только что срезанной сирени.
—	Куда это ты несешь? —спросил Дик.
—	В комнату мистера Грэхема, он нынче возвра¬

щается.
«Интересно, кто это придумал?—размышлял Дик,—

А-Ха, 0-Пой или Паола?» Он вспомнил, как Грэхем не

раз говорил, что ему особенно нравится их сирень.
Дик не пошел в библиотеку, как намеревался, а свер¬

нул во двор и направился к кустам сирени, росшим во¬

круг башни. Из комнаты Грэхема он услышал в откры¬

тое окно голос Паолы, что-то радостно напевавшей. Дик

до боли прикусил губу и двинулся дальше.
Сколько в этой комнате перебывало замечательных

мужчин и женщин! Но ни для одного из гостей Паола

не украшала ее цветами, думал Дик. Этим обыкновен"»
214

но занимался 0-Пой, большой мастер по части букетов,

он расставлял их сам или поручал это им же обучен¬

ным китайским слугам.
Среди телеграмм, принесенных Бонбрайтом, была я

телеграмма от Грэхема. Дик прочел ее дважды, хотя

Грэхем в ней просто извещал о том, что его возвращение

откладывается.
Против обыкновения. Дик не стал ждать второго

звонка к завтраку, а при первом же отправился в столо¬

вую: он испытывал сильную потребность в одном из тех

коктейлей, которые столь мастерски приготовлял 0-Пой;

ему нужно было чем-нибудь подбодрить себя, прежде чем

встретиться с Паолой после истории с сиренью. Но она

его опередила: он вошел в ту минуту, когда она, пившая

так редко и никогда не пившая в одиночестве, ставила

обратно на поднос пустой бокал.
«Значит, ей тоже нелегко приходится»,— подумал

Дик и сделал О-Пою знак, подняв указательный палец.
—	Вот я и поймал тебя на месте преступления,— ве¬

село упрекнул он Паолу.— Пьянствуешь тайком? Пло¬

хой признак. Не думал я в тот день, когда с тобою по¬

венчался, что женюсь на безнадежной алкоголичке.
Она не успела ответить, так как в комнату поспешно

вошел молодой человек, которого хозяин назвал Уинтер¬

сом. Дик предложил Уинтерсу коктейль. Нет, это ему

только показалось, что Паола при виде гостя испьггала

чувство облегчения. Никогда еще не приветствовала она

его с таким радушием, хотя он бывал у них довольно ча¬

сто. Во всяком случае, обедать они будут втроем.
Уинтерс окончил сельскохозяйственный колледж и со¬

стоял сотрудником «Тихоокеанской сельской прессы», где

писал статьи по своей специальности. Он приехал, чтобы

собрать здесь материал для очерков о калифорнийских

рыбных прудах, и Дик, слегка покровительствовавший

ему, мысленно уже составил для него программу дня.
—	Получил телеграмму от Ивэна,— сказал он Пао-

ле.— Вернется только послезавтра с четырехчасовым.
—	И это после всех моих трудов!—воскликнула

она.— Теперь вся сирень завянет!
Дик почувствовал, как в нем поднялась теплая вол¬

на радости. Он узнал в этом свою прямодушную, чест¬

ную Паолу. Чего бы игра ни стоила и чем бы она ни кон¬
215

чилась, он был уверен, что Паола будет вести ее в откры¬

тую, без низких уловок. Она всегда была такая: слишком

прозрачная и чистая, чтобы прибегать к обману.
Все же он хорошо играл свою роль и бросил ей до¬

вольно равнодушный вопрошающий взгляд.
—	Да я про комнату Грэхема,— пояснила она.— Я

велела принести туда целую охапку сирени и сама рас¬

ставила. Он ведь так ее любит.
До конца завтрака она ни словом не обмолвилась о

миссис Уэйд, и Дик уже решил, что та сегодня, видимо,

не приедет, но Паола вдруг спросила, будто невзначай:
—	Ты ждешь кого-нибудь?
Он отрицательно покачал головой и спросил в ответ:
—	А у тебя есть какие-нибудь планы на сегодня?
—	Пока никаких... А на тебя мне нечего и рассчиты¬

вать: ты же будешь выкладывать мистеру Уинтерсу все

свои познания о рыбах.
—	Нет,— возразил Дик,— я его подброшу мистеру

Хэнли, он сосчитал каждую форель и каждую икринку

в запруде и зовет по имени каждого окуня. Послушай...—

Он остановился как бы в раздумье; вдруг лицо его про¬

сияло, словно от внезапной мысли: — День сегодня та¬

кой, что располагает к безделью. Давай возьмем ружья

и поедем стрелять белок. Я заметил на днях, что их

очень много развелось на холмах над Литтл Мэдоу.
Он успел заметить быстро промелькнувшую тень ис¬

пуга в ее глазах; но тень так же быстро исчезла, Паола

захлопала в ладоши и совершенно естественным тоном

сказала:
—	Только для меня ружья не бери...
—	Если тебе не хочется ехать...— осторожно на¬

чал он.
—	О нет, я хочу ехать, но не стрелять. Я возьму но¬

вую книжку Ле Галльена — мы только что получили

ее — и буду читать тебе вслух. Помнишь, когда мы в по¬

следний раз ездили охотиться на белок, я читала тебе

его «Золотокудрую деву».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Паола на Лани и Дик на Капризнице выехали из

ворот Большого дома; лошади шли настолько близко
216

друг к другу, насколько это допускало злобное лукавст¬

во Капризницы. Коварная кобыла давала возможность

беседовать лишь урывками. Прижав маленькие уши и

оскалив зубы, она ежеминутно делала попытки взбунто¬

ваться, не слушалась и все норовила укусить ногу Паолы

или атласный круп Лани; но так как это ей не удавалось»

то глаза ее мгновенно наливались кровью, и она то встря¬

хивала гривой и старалась встать на дыбы (чему препят¬

ствовал мартингал), то начинала вертеться, шла боком,

плясала на месте.
—	Последний год держу ее,— сказал Дик.— Она не¬

укротима. Два года я возился с ней без всякого резуль¬

тата. Она знает меня, знает мои привычки, знает, что

должна подчиняться,— и все-таки бунтует. Она упорно

надеется, что настанет минута, когда я зазеваюсь; и из

боязни пропустить эту минуту кобыла всегда начеку.
—	Как бы она и в самом деле не захватила тебя

врасплох,— сказала Паола.
—	Вот потому-то я и решил,расстаться с ней. Не ска¬

жу, чтобы она утомляла меня, но по теории вероятности

рано или поздно она меня все-таки сбросит. Пусть на это

один шанс из миллиона, но бог знает, когда и при каких

обстоятельствах мне может выпасть роковой номер...
—	Ты удивительный человек, Багряное Облако,—

улыбнулась Паола.
—	Почему?
—	Ты мыслишь статистическими данными и процен -

тами, средними и приближенными числами. Когда мы с

тобой встретились впервые,— интересно, под какую фор¬

мулу ты подвел меня?
—	Об этом я тогда, черт побери, не думал,— рассме¬

ялся он в ответ.—Ты ни под какую статистическую руб¬

рику не подходила. Tyi всякие цифры спасовалц бы.

.Я просто сказал себе, что встретил удивительнейшее

двуногое создание женского пола и что хочу завладеть

им так, как никогда ничего не хотел в жизни...
—	И завладел,— докончила за него Паола.— Но с

тех пор. Багряное Облако, с тех пор ты, наверно, немало

построил на мне статистических выкладок?
—	Кое-что — да...— признался он.— Но надеюсь ни¬

когда не дойти до последней...
Он остановился на полуслове, услышав характерное
217

ржание Горца. Показался жеребец, на нем сидел ков¬

бой, и Дик на миг залюбовался безупречной крупной и

свободной рысью великолепного 2кивотного.
—	Ну, надо удирать,— сказал он, ибо Горец, зави¬

дев их, перешел на галоп.
Они одновременно пришпорили кобыл и поскакали

прочь, слыша за собой успокаивающие восклицания ков¬

боя, стук тяжелых копыт по дороге и веселое властное

ржание. Капризница на него тотчас откликнулась, ее

примеру последовала и Лань. Смятение лошадей показы¬

вало, что Горец начинает горячиться.
Они свернули на боковой проселок и, проскакав по

нему метров пятьсот, остановились в ожидании, пока

опасность минует.
—	От него еще никто серьезно не пострадал,—ска¬

зала Паола, когда они возвращались на дорогу,
—	Кроме того раза, когда он наступил Каули на ногу.'

Помнишь, Каули лежал потом целый месяц в постели,—

ответил Дик, выравнивая ход снова зашалившей Каприз¬

ницы. Покосившись на Паолу, он увидел, что она смот¬

рит на него странным взглядом.
В этом взгляде он прочел и вопрос, и любовь, и

страх — да, страх или граничащую со страхом тревогу,

а главное — вопрос, что-то ищущее, испытующее. «Долж¬

но быть, она неспроста сказала, что я мыслю статистиче¬

скими данными»,— подумал Дик.
Но он притворился, что ничего не заметил, достал

блокнот и, взглянув с интересом на водосток, мимо кото¬

рого они проезжали, что-то записал.
—	Наверно, забыли,— сказал он.— Ремонт следова-*

ло сделать еще месяц назад.
—	А какая судьба постигла всех этих невадских мус¬

тангов? — спросила Паола.
Речь шла о транспорте мустангов, которые были куп¬

лены Диком за гроши, когда на пастбищах Невады не

уродились травы и это грозило лошадям голодной смер¬

тью. Он отослал табун на запад, где на высокогорных

пастбищах были хорошие корма.
—	Их пора объезжать,— ответил он.— Я думаю ус¬

троить на следующей неделе состязание ковбоев, как в

старину. Что ты скажешь на это? Подадим жареную
218

свиную тушу и все, что полагается, и созовем окрестных

жителей.
—	А потом сам не явишься,— возразила Паола.
—	Я на день отложу дела. Идет?
Она кивнула, и они отъехали к обочине дороги, чтобы

пропустить три трактора с дисковыми культиваторами.
—	Переправляем их в Роллинг Мэдоус,— пояснил

Дик.— На соответствующей почве они гораздо выгоднее

лошадей.
Паола и Дик выехали из долины, где стоял Большой

дом, пересекли засеянные поля и рощицы и стали подни¬

маться по дороге, по которой множество повозок возили

булыжник для мостовой; издали доносились грохот и

скрип дробильной машины.
—	Ее нужно больше утомлять,—заметил Дик, вздер¬

гивая голову своей лошади — ее оскаленные зубы оказа¬

лись в угрожающей близости от крупа Лани.
—	Я прямо-таки постыдно обращалась с Дадди и

Фадди,— сказала Паола.— Очень плохо кормила их, а

они все такие же беспокойные.
Дик не придал значения этим словам, но не далее как

через сорок восемь часов ему пришлось с болью вспом¬

нить их.
Скоро скрежет дробилки затих. Они продолжали под¬

ниматься, въехали в лесистую полосу, перебрались через

невысокий перевал. Росшие здесь мансаниты казались

пурпурными в лучах заката, а мадроньо — розовыми. Че¬

рез насаждения молодых эвкалиптов всадники спусти¬

лись на дорогу к Литтл Мэдоу, но не доехав, спеши¬

лись и привязали лошадей. Дик вынул из чехла автома¬

тическое ружье; они тихонько подошли к рощице секвой

на краю лужайки и расположились в тени деревьев, ус¬

тремив взгляд на крутой склон холма, который подни¬

мался в каких-нибудь ста пятидесяти футах от них, по

ту сторону лужайки.
—	Смотри, вон они... три... четыре...— прошептала

Паола; ее дальнозоркие глаза обнаружили в зеленях

несколько белок.
Это были умудренные жизнью старики, научившиеся

особой осторожности, отлично умевшие распознавать

отравленное зерно и избегать капканов, которые Дик ста¬

вил вредителям. Они пережили многих, менее осторож¬
219

ных родичеи и могли заселить эти горные склоны новы¬

ми поколениями.
Дик зарядил ружье самыми мелкими патронами,

осмотрел глушитель, лег, вытянувшись во весь рост, опер¬

ся на локти и прицелился. Шума от выстрела не после¬

довало, только щелкнул механизм, когда вылетела пуля,

затем выпал пустой патрон, в обойму скользнул но¬

вый, и автоматически взвелся курок. Большая бурая бел¬

ка подпрыгнула, перевернулась в воздухе и исчезла в

xjNe6ax. Дик ждал; его взгляд скользнул вдоль дула, к

нескольким норам, вокруг которых голая земля говори¬

ла о том, что зерно здесь съедено. Снова показалась ра¬

неная белка, она ползла по голой земле, стараясь уйти

в нору. Ружье опять щелкнуло, белка повалилась набок

и осталась лежать неподвижно.
При первом же звуке все белки, кроме подстреленной,

попрятались в свои норы. Оставалось только ждать, по¬

ка их любопытство пересилит страх. На эту передышку

Дик и рассчитывал. Лежа на земле и следя за тем, не

появятся ли опять на склоне любопытные мордочки, он

спрашивал себя, скажет ему Паола что-нибудь или не

скажет. В ней чувствуется какая-то тревога, но захочет

ли она с ним поделиться? Раньше она всегда ему все

говорила. Рано или поздно она неизменно делилась с

ним всем, что ее угнетало. Правда, размышлял он даль¬

ше, у нее никогда не бывало горестей такого рода. И то,

что ее смущает теперь, она меньше всего могла бы обсу¬

ждать с ним. С другой стороны, в ней есть врожденная и

неизменная прямота. Все годы их совместной жизни он

восхищался этой чертой ее характера. Неужели Паола

на этот раз изменит ей?
Так размышлял он, лежа в траве. Паола молчала.

Она не шевелилась, он не слышал ни малейшего шоро¬

ха. Когда он взглянул в ее сторону, то увидел, что она

лежит на спине, закрыв глаза и раскинув руки, словно

от усталости.
Наконец малеяькая головка цвета сухой земли выгля¬

нула из норки. Прошли долгие минуты, и обладательни¬

ца серой головки, убедившись, что ей не грозит никакая

опасность, села на задние лапки и стала оглядывать¬

ся, ища причины поразившего ее щелканья. Опять по¬

следовал выстрел.
220

—	Попал? — спросила Паола, не открывая глаз.
—	Да, и какая жирная,— ответил Дик.— Я пресек в

корне жизнь целого поколения.
Прошел час. Солнце пекло, но в тени было прохладно.

Время от времени легкий ветерок лениво пробегал по

молодым хлебам и чуть покачивал над ними ветви

деревьев. Дик подстрелил третью белку. Книга Па-

олы лежала рядом с ней, но она не предложила ему

почитать.
—	Тебе нездоровится?—решился он наконец спро¬

сить.
—	Нет, ничего; просто болит голова, отчаянная не¬

вралгическая боль возле глаз, вот и все.
—	Наверное, слишком много вышивала,— пошу¬

тил он.
—	Нет. В этом не грешна...—: последовал ответ.
Все это казалось совершенно естественным, но Дик,

наблюдая за вылезшей из норы особенно крупной бел¬

кой и давая ей прокрасться по открытому месту в сторо¬

ну хлебов, говорил себе: <^Нет, видно, сегодня никакого

разговора не выйдет. И мы не будем, как раньше, цело¬

вать и ласкать друг друга, лежа в траве».
В это время намеченная им жертва оказалась уже у

края поля. Он спустил курок. Зверек упал, но, полежав

с минуту, вскочил, неловко переваливаясь, торопливо

побежал к норе. Щелк, щелк,— продолжал трещать меха¬

низм, поднимая облачка пыли рядом с бегущей белкой и

показывая, как близко попадал Дик. Он стрелял так бы¬

стро, что его палец едва успевал спускать курок, и каза¬

лось, из дула льется непрерывная струя свинца.
Он израсходовал почти все патроны, когда Паола

сказала:
—	Господи! Какая пальба... точно целая армия. По¬

пал?
—	Да, это настоящий патриарх среди белок, пожира¬

тель корма, предназначенного для молодых телят. Но

тратить девять бездымных патронов на одну, даже та¬

кую, белку — невыгодно. Надо взять себя в руки.
Солнце садилось. Ветерок стих. Дик подстрелил еще

одну белку и уныло следил за склоном холма. Он сделал

все, чтобы вызвать Паолу на откровенность, выбрал для

этого и время и необходимую обстановку. Видимо, по¬
221

ложение было именно таким, как он опасался. Может

быть, даже хуже, ибо он чувствовал, что привычный мир

вокруг него рушится. Он сбился с пути, растерян, потря¬

сен. Будь это другая женщина... но Паола! Он был в ней

так уверен! Двенадцать лет совместной жизни укрепили

в нем эту уверенность...
—	Пять часов, солнце пошло вниз,—сказал он, под-^

нявш^ись с земли и собираясь помочь ей встать.
—	Я так довольна, что мне удалось отдохнуть,— ска¬

зала она, когда они направились к лошадям.— И гла¬

зам гораздо лучше. Хорошо, что я не пыталась читать

тебе вслух.
—	Не будь свинкой и дальше,— с шутливой легко¬

стью, словно между ними ничего не было, заметил

Дик.— Не смей даже уголком глаза заглянуть в Ле Гал-

льена. Мы его позднее прочтем вместе. Давай руку!.*

Честное слово? Да, Поли?..
—	Честное слово,— сказала она послушно.
—	Или пусть ослы пляшут на могиле твоей бабушки...
—	Или пусть ослы пляшут на могиле моей бабуш¬

ки,— повторила она торжественно.
На третье утро после отъезда Грэхема Дик позабо¬

тился о том, чтобы, когда Паола нанесет ему в одинна¬

дцать часов свой обычный визит и бросит с порога свое

«Доброе утро, веселый Дик», он уже сидел с управляю¬

щим молочной фермой. Затем приехала в нескольких ма¬

шинах семья Мэзонов со всей своей шумливой моло¬

дежью, и Паола была занята весь день. Дик заметил,

что она подумала и о вечере, удержав гостей на бридж

и танцы.
Однако на четвертый день, когда должен был вернуть¬

ся Грэхем, Дик был в одиннадцать часов один. Скло¬

нившись над столом и подписывая письма, он услышал,

как Паола на цьшочках вош^ла в комнату. Он не поднял

головы, но, продолжая писать, взволнованно прислуши¬

вался к шелковистому шуршанию ее кимоно. Он почув¬

ствовал, что она склонилась над ним, и затаил дыхание.

Но когда она тихонько поцеловала его волосы, сказав

свое обычное «Доброе утро, веселый Дик», и он жадно

хотел обнять ее, она уклонилась от его рук и, смеясь, вы¬
222

бежала из комнатьь Выражение счастья, которое он под-

MetHA на ее лице, поразило его не меньше, чем только

что испытанное разочарование. Она не умела скрывать

своих чувств, и теперь ее глаза сияли радостно и жадно,

как у ребенка. И так как именно сегодня вечером дол¬

жен был вернуться Грэхем, Дик не мог не объяснить

именно этим ее радость.
Во время завтрака, за которым присутствовали трое

студентов из сельскохозяйственного колледжа в Дэвисе,

Дик не стал проверять, поставила ли она свежую сирень

в башне, или нет. Он экспромтом придумал себе ряд не¬

отложных дел, так как Паола заявила, что хочет сама

поехать за Грэхемом на станцию.
—	На чем? — спросил Дик.
—	На Дадди и Фадди,— ответила она.— Они совсем

застоялись, им, да и мне, необходимо промяться. Ко¬

нечно, если и ты не прочь прокатиться, мы поедем, куда

ты захочешь, а за Грэхемом пошлем машину.
Дик постарался не заметить того беспокойства, с ка¬

ким она ждала, примет он ее предложение или нет.
—	Бедняжкам Дадди и Фадди, пожалуй, не поздо¬

ровилось бы, если бы они пробежали столько, сколько

мне надо сегодня проехать,— сказал он, смеясь, и тут же

сообщил придуманный им план: — До обеда мне предсто¬

ит отмахать около ста двадцати миль. Я возьму гоночную

машину и, наверное, буду весь в пыли и грязи, так как

придется проезжать через болото. Да и трясти будет от¬

чаянно. Нет, я не решаюсь звать тебя с собой. А ты по¬

езжай на Дадди и Фадди.
Паола вздохнула. Но она была плохой актрисой: не¬

смотря на ее желание выразить этим вздохом сожаление,

Дик почувствовал, что ей стало легко на душе.
—	А ты далеко едешь? — спросила она весело; и он

опять не мог не заметить, что ее щеки пылают румянцем

и глаза блестят от счастья.
—	Я помчусь к низовьям реки, где мы ведем осуши¬

тельные работы — Карлсон требует от меня указаний,—

а затем в Сакраменто и через Тил-Слоу, чтобы пови¬

даться с Уинг-Фо-Уонгом.
—	Это еще что за Уинг-Фо-Уонг? — спросила она,

улыбаясь.— И почему ты ради него должен мчаться в

такую даль?
223

—Весьма важная особа, он стоит два миллиона, ко¬

торые нажил на картошке и спарже, огородничая в ни¬

зинах дельты. Я отдаю ему в аренду триста акров в Тил-

Слоу.— Затем, обратившись к студентам-сельскохозяйст-

венникам, Дик пояснил: — Эта местность лежит немно¬

го в сторону от Сакраменто, на западном берегу реки.

Вот вам хороший пример того, что скоро не будет хва¬

тать земли. Когда я купил там было сплошное бо¬

лото, и все старожилы надо мной потешались. И еще при¬

шлось выкупить с десяток охотничьих заповедников. Зем¬

ля обошлась мне в среднем по восемнадцать долларов

за акр, и,притом не так давно.	,
. Вы знаете эти болота, они только и годятся для раз¬

ведения уток да под заливные луга. Привести их в по¬

рядок стоило мне, если принять во внимание осушку и

устройство плотин, больше, чем по триста долларов за

акр. А как вы думаете, по какой цене я сдаю ее на десять

лет в аренду старому Уинг-Фо-Уонгу? По две тысячи за

акр. Я бы не выручил больше, если бы сам ее эксплуати¬

ровал. Эти китайцы по части огородничества — прямо

волшебники, а как до работы жадны!.. Тут уж не вось¬

мичасовой рабочий день, а восемнадцатичасовой. Дело

в том, что у них самый последний кули имеет хотя бы ми¬

кроскопическую долю в предприятии,— вот каким обра¬

зом Уинг-Фо-Уонгу удается обойти закон о восьмичасо¬

вом рабочем дне.
Два раза в течение дня Дика задерживали за превы¬

шение скорости, а в третий раз даже записали. Он был

в машине один и, хотя ехал очень быстро, сохранял пол¬

ное спокойствие. Возможности несчастья по собственной

вине Дик не допускал, и с ним никогда не бывало несча¬

стий. С той же уверенностью и точностью, с какой Дик

брался за ручку двери или за карандаш, выполнял он

и более сложные действия,— в данном случае, напри¬

мер, правил машиной с чрезвычайно сильным мотором,

причем машина эта шла на большой скорости по ожив¬

ленным сельским дорогам.
Но как он ни гнал машину и с какой сосредоточен¬

ностью ни вел переговоры с Карлсоном и Уинг-Фо-Уон-

гом, в его сознании, не угасая, жила мысль о том, что
224

Паола, вопреки всем своим обычаям, поехала встречать

Грэхема и будет с ним вдвоем всю дорогу от Эльдорадо

до имения, все эти долгие мили,
—	Ну я ну...— пробормотал Дик, ускоряя ход маши¬

ны с сорока пяти до семидесяти миль в час и, уже ни

о чем не думая, обогнул с левой стороны ехавший в одном

с ним направлении легкий одноконный экипаж и ловко

повернул снова на правую сторону дороги, под самым

носом у маленькой машины, несшейся ему навстречу; за^

тем убавил ход до пятидесяти миль и вернулся к пре¬

рванным мыслям:
«Ну и ну! Воображаю, что бы подумала моя малень¬

кая Паола, если бы я вздумал прокатиться вдвоем с ка-

кой-нибудь прелестной девицей!»
Он невольно рассмеялся, представив себе эту картину,

ибо в первые годы их супружества не раз имел случай

убедиться, что Паола молча ревнует его. Сцен она ему

никогда не делала, не позволяла себе ни замечаний, ни

намеков, ни вопросов, но едва он начинал уделять вни¬

мание другой женщине, недвусмысленно давала ему

понять, что она обижена.
Усмехаясь, вспомнил он миссис Дехэм»е1га, хорошень¬

кую вдову-брюнетку, приятельницу Паолы, как-то гос¬

тившую в Большом доме. Однажды Паола заявила, что

она верхом не поедет, но усльшала за завтраком^ как оя

и миссис Дехэмени сговариваются отправиться вдвоем

в лесистые ущелья, лежащие за рощей философов. И что

же — не успели они выехать из имения, как Паола до¬

гнала их и всю прогулку ни на минуту не оставляла

наедине. Он тогда улыбался про себя, ибо эта ревность

была ему, в сущности, приятна: ведь ни самой миссис

Дехэмени, ни их прогулке он не придавал значения.
Зная эту черту Паолы, он с самого начала их сов¬

местной жизни старался не оказывать посторонним) жен¬

щинам) СЛИШКОМ) большого внимания и был в этом смысле

гораздо осмотрительнее Паолы. Напротив, ей он предо¬

ставлял полную свободу и даже поощрял ее поклон¬

ников, гордился, что она привлекает к себе незаурядных

людей, и радовался, что она находит удовольствие в бе¬

седах с ними и их ухаживаниях. И правильно делал: ведь

он был так спокоен, так уверен в ней; гораздо больше,

чем она в нем),Дик не мог этого не признать. Двена-
15.	Джек Лондон. Т. ХП. 225

дцать лет брака настолько укрепили его уверенность,

что он столь же мало сомневался в супружеских добро¬

детелях Паолы, как в ежедневном! BpaiUieHHiH земли во¬

круг своей оси. «И вдруг оказывается, что на вращение

земли не очень-то можно полагаться,— подумал он, в ду¬

ше подсмеиваясь над собой,— и, может бьггь, земля вдруг

окажется плоской, как представляли себе древние».
Он отвернул перчатку и взглянул на часы. Через пять

Mt»Hyr Грэхем сойдет с поезда в Эльдорадо. Дик мгаал-

ся теперь домой со стороны Сакраменто, и дорога горе¬

ла под ним. Через четверть часа он увидел вдали поезд,

с которым должен был приехать Грэхем. Дик нагнал

Дадди и Фадди, уже миновав Эльдорадо. Грэхем сидел

рядом с Паолой, которая правила.
Проезжая мимю них. Дик замедлил ход, приветство¬

вал Грэхема и, опять пустив машину на полную ско¬

рость, весело крикнул ему:
—	Простите, Ивэн, что заставляю вас глотать пыль.

Я хочу еще до обеда обыграть вас на бильярде, если вы

когда-нибудь доплететесь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
—	Так не может больше продолжаться. Мы должны

что-то предпринять немедленно.
Они были в музьжальной комнате. Паола сидела за

роялем, подняв лицо к Грэхему, склонившемуся над ней.
—	Вы должны решить,— настаивал Грэхем.
Теперь, когда они обсуждали, как им бьггь, на их
лицах не было выражения счастья по случаю великого

чувства, посланного им судьбой.
—	Но я не хочу, чтобы вы уезжали,— говорила

Паола.— Я сама не знаю, чего я хочу. Не сердитесь на

меня. Я думаю не о себе. Я последнее дело. Но я

должна думать о Дике и должна думать о вас. Я... я так

не привыкла бьггь в подобном положении,— доба1Вила она

с вымученной улыбкой.
—	Это положение нужно выяснить, любовь моя. Дик

ведь не слепой.
—	А что он мог увидеть? Разве было что-нибудь? —
226

спросила она.— Ничего, кром-е того единственного поце¬

луя в ущелье, а этого он видеть не мюг. Ну, припомните

еще что-нибудь!
—	Очень хотел бы, но... увы!..— отвечал он, подхва¬

тывая ее шутливый тон, и затем1, сразу сдержавшись, про¬

должал: — Я с ума схожу от любви к вам. Вот и все. И

я не знаю, насколько вы сходите с ума, да и сходите ли...
При этом он как бы случайно опустил руку на ее

пальцы, лежавшие на клавишах, но она тихонько потя¬

нула руку.
—	Вот видите,— сказал он жалобно,— а хотели, что¬

бы я вернулся.
—	Да, хотела, чтобы вы вернулись,— произнесла о«а,

глядя ему прямо в глаза своим открытым! взглядом.
—	Да, я хотела, чтобы вы вернулись,— повторила

она тише, точно говоря сама с собой.
—	Но я вовсе не уверен, —воскликнул он нетерпе¬

ливо,— что вы любите меня!
—	Да, я люблю вас, Ивэн, но...— Она смолкла, как

бы обдумывая то, что хотела сказать.
—	Что «но»?—настойчиво допрашивал он.— Гово¬

рите же!
—	Но я люблю и Дика. Правда, нелепо?
Он не ответил на ее улыбку, и она залюбовалась

вспыхнувшим в его глазах мальчишеским упрямством.

Слова так и просились с его языка, но он промолчал, а

она старалась угадать их и огорчилась, что он их не

сказал.
—	Как-нибудь все уладится,— убежденно заяви¬

ла она.— Должно уладиться. Дик говорит, что все в

конце концов улаживается. Все меняется. То, что стоит

на месте, мертво, а ведь никто из нас еще не мертв.

Верно?
—	Я не упрекаю вас за то, что вы любите... про¬

должаете любить Дика,— нетерпеливо ответил Ивэн.—

Я вообще не понимаю, что вы могли найти во мне

по сравнению с ним. Я говорю это совершенно искрен¬

не. По-моему, он замечательный человек. Большое

сердце...
Она вознаградила его улыбкой и кивком!.
—	Но если вы продолжаете любить Дика, при чем

же тут я?
227

~ Так вас я ведь тоже люблю!
—	Этого не может быть! — воскликнул он, быстро

отошел от рояля и, сделав несколько шагов по комнате,

остановился перед картииой Кейта на противоположной

стене, как будто никогда ее не видел.
Она ждала, спокойно улыбаясь и с радостью наблю¬

дая его волнение.
—	Вы не можете любить двух мужчин одновремен¬

но,— бросил он ей с другого конца комнаты.
—	А все-такя это так, Ив*э«н. Вот я и стараюсь во всем

этом разобраться. Я только не мюгу понять, кого люблю

больше. Дика я знаю давно, а вы... вы...
—	А я — случайный знакомый,— гневно прервал он

ее, возвращаясь к ней тем1 же быстрым шагом.
—	Нет, нет, Ивэн, совсем не то! Вы мне открыли

меня самое. Я люблю вас не меньше Дика. Я люблю вас

сильнее. Я... я не знаю...
Она опустила голову и закрыла лицо руками. Он с

нежностью коснулся ее плеча. Она не противилась.
—	Видите, мне очень нелегко,— продолжала она.—

Тут так все переплетено, так переплетено, что я ничего не

понимаю. Вы говорите, что вы теряетесь. Но подумайте

обо мне! Я совсем запуталась и не знаю, что делать. Вы...

да что говорить! Вы мужчина, с мужским жизненным

опьггом и мужским характером^. Для вас все это очень

просто: она любит меня... она не любит меня. А я запу¬

талась и никак не разберусь. Я, конечно, тоже не девоч¬

ка, но у меня нет никакого опыта во всех этих сложно¬

стях Л1^ви. У меня никогда не было романов. Я любила

в жизни Т0Л1ЬК0 одного человека, а теперь вот... вас...

Вы и эта любовь к вам нарушили идеальный брак,

Ивэн...
—	Я знаю...— сказал он.
—	А вот я ничего не знаю,— продолжала она.— И

нужно время, чтобы во всем разобраться, или ждать, ко¬

гда все само собой уладится. Если бы только не Дик...—

Ее голос задрожал и оборвался.
Ивэн невольно прижал ее к себе.
—	Нет, нет, не теперь,— мягко сказала она, снимая

его руку и на минуту ласково задерживая ее в своей.—

Когда вы ко М1не прикасаетесь, я не могу думать... Ну —

не могу...
228

—	в такам случае я должен уехать,— произнес он с

угрозой, хотя вовсе не хотел угрожать ей.
Она сделала протестующий жест.
—	Такое положение, как сейчас, невозможно, недопу¬

стимо. Я чувствую себя подлецом, а вместе с тем знаю,

что я не подлец. Я ненавижу обман. Я мюгу лгать лжецу,

но не такому человеку, как Дик. Обманывать Большое

сердце! Я гораздо охотнее пошел бы прямо к нему и ска¬

зал: «Дик, я люблю вашу жену, она любит меня. Что вы

дум1аете делать?»
—	Ну что ж, идите! — вдруг загорелась Паола.
Грэхем выпрямился решительным движением*.
—	Я пойду. И сейчас же.
—	Нет, нет! — воскликнула она, охваченная внезап¬

ным ужасом.— Вы должны уехать.— Затем ее голос

опять упал.— Но я не могу вас отпустить...
Е1сли Дик до сих пор еще сомневался в чувствах

Паолы к Грэхему, то теперь все его сомнения исчезли.

Он не нуждался больше ни в каких до<казательствах, до¬

статочно было взглянуть на Паолу. Она была в припод¬

нятом настроении, она расцвела, как пышная весна во¬

круг нее,.ее смех звучал счастливее, голос богаче, и выра¬

зительнее, в ней била горячим ключом неутомимая энер¬

гия и жажда деятельности. Она вставала рано и ложи¬

лась поздно. Казалось, она решила бол1ьше себя не ща¬

дить и с упоением пила искристое вино своих чувств.

И Дик иногда недоумевал: мюжет быть, она нарочно от¬

дается этому хмелю,— оттого,.что у нее нет мужества за¬

думаться о том, что с ней происходит?
Паола явно худела, и он должен был признать, что

она становилась от этого еще. красивее, ибо нежные и яр¬

кие краски ее лица приобрели какую-то прозрачность

и одухотворенность.
А в Большом доме жизнь текла по-прежнему — нала-

женно, весело и беспечно. Дик иногда спрашивал себя:

долго ли это может продолжаться? И пугался, представ¬

ляя себе, что будет, когда все изменится. Он был уве¬

рен, что никто, KpoMie него, ни о чем не догадывается.

Сколько же еще это может тянуться? Недолго, конеч¬

но. Паола слишком неумелая актриса. И если бы даже она
229

ухитрялась скрывать какие-то пошлые и низменные де¬

тали, то такой расцвет новых чувств не в силах скрыть

ни одна женщина.
Он знал, как проницательны его азиатские слуги; про-

Ш1цатель(ны и тактичны,— должен был он признать. Но

дамы!.. Эти коварные кошки! Самая лучшая из них бу¬

дет в восторге, узнав, что блистательная, безупречная

Паола — такая же дочь Евы, как и все они. Любая жен¬

щина, попавшая в дом на один день, на один вечер, мо¬

жет cj>a3y догадаться.о переживаниях Паолы. Разгадать

Грэхема труднее. Но уж женщина женщину всегда рас¬

кусит.
Однако Паола и в этом другая, чем все. Он никогда

не замечал в ней чисто женского коварства, желацня под¬

стеречь других женщин, вывести их на чистую воду, за

исключением тех случаев, когда это касалось его. Дика..

И он опять усмехнулся, вспоминая «роман» с мгиссис

Дехэмени, который был «романом» только в вообра¬

жении Паолы.
Разм1ышляя обо всем этом. Дик спрашивал себя:

знает ли Паола, что он догадался?
А Паола спрашивала себя, догадался ля Дик, и дол¬

го не могла решить. Она не замечала никакой переме¬

ны ни в нем, ни в его обычном отношении к ней. Он, как

всегда, невероятно много работал, шутил, пел свои песни,

у него был все тот же вид счастливого и веселого малого.

Ей даже чудилось порою, что он стал с нею нежнее, но

она уверяла себя, что это только плод ее воображения.

Однако скоро неопределенность кончилась. Иногда в тол¬

пе гостей за столом« или вечером в гостиной за картами

она наблюдала за «им из-под полуопущенных ресниц, ко¬

гда он этого не подозревал, и. наконец, по его глазам и

лицу поняла, что он знает. Грэхему она даже не намек¬

нула на свое открытие. Кому от этого станет легче? Он

может немедленно уехать, а она — Паола честно при¬

знавалась себе в этом—меньше всего хотела его отъезда.
Но, придя к убеждению, что Дик знает или догады¬

вается, она словно ожесточилась и стала нарочно играть

с огнем. Если Дик знает, рассуждала она,— а он знает,—

то почему же он молчит? Он, такой прямой и искрен¬

ний! Она и желала объяснения — и боялась; но потом

страх исчез, и осталось только желание, чтобы он нако-
230

Н€Ц заговорил. Дик был человеком действия и поступал

решительно, чем бы это ни грозило. Она всегда предо¬

ставляла инициативу ему. Грэхем назвал создавшееся по¬

ложение треугольником. Пусть Дик и разрешит эту за¬

дачу. Он мю'жет разрешить любую задачу. Почему же он

медлит?
Вместе с тем она продолжала жить не оглядываясь,

стараясь заглушить голос совести*, обвинявшей ее в дву¬

личии, не желая слишком углубляться во все это. Ей чу¬

дилось, что она поднялась на вершину своей жизни и

пьет эту жизнь жадными глотками.
Временами она просто ни о чем1 не думала и только с

гордостью говорила себе, что у ее ног лежат такие два

человека. Гордость в ней всегда была преобладающей

чертой: она гордилась своими разнообразными талан¬

тами, своей в>нешностью, мастерством в м>узьже и плава¬

нии. Все возвышало ее над другими: восхитительно ли

она танцевала, носила ли с непередаваемым изяществом

красивую и изысканную одежду, или плавала грациозно

н смело—редкая женщина будет так отважно нырять,—

или, сидя на спине мощного жеребца, спускалась по

скату в бассейн и уверенно его переплывала.
Она испытывала чувство гордости, когда видела их

вместе, этих сероглазых белокурых великанов, ибо она

была той же породы. Паолу не оставляло лихорадочное

возбуждение, однако дело было тут не в нервах. Она да¬

же ловила себя на том, что с холодным любопытством

сравнивает обоих, сама не зная, для которого из них она

старается быть как можно красивее и обаятельнее. Грэ¬

хема она уже держала в руках, а Дика не хотела выпус¬

кать.
Была даже какая-то жестокость в горделивом соз*на-

нии, что из-за нее и ради нее страдают два таких не¬

заурядных человека; она нисколько от себя не скрывала,

что если Дик знает,— вернее, с тех пор, как он знает,—

он тоже должен страдать. Паола уверяла себя, что она

женщина с воображением, искушенная в любовных делах,

и что главная причина ее любви к Г’рэхему вовсе не

в новизне и свежести, не в том, что он другой, чем Дик.

Она не хотела признаться себе, какую решающую роль

здесь играет страсть.
Где-то в самой глубине души она не могла не по-
231

инмать, что &ТО безрассудство, безумие: ведь все могло

кончиться очень страшно для одного из них, а мюжет

быть, и для всех. Но ей нравилось порхать над пропа¬

стью, уверяя себя, что никакой пропасти нет. Когда она

оставалась одна, то не раз, глядя в зеркало, с насмешли¬

вым укором покачивала головой и восклицала: «Эх ты,

хищница, хищница!» А когда она позволяла себе раз¬

мышлять об этом более серьезно, то готова была согла¬

ситься с тем, что Шоу и мудрецы из «Мадроньевой ро¬

щи» правы, обличая хищные инстинкты женщин.
Она, конечно, не могла согласиться с Дар-Хиалом,

будто женщина— это неудавшийся мужчина; но все

вновь вспоминались ей слова Уайльда: «Женщина побеж¬

дает, неожиданно сдаваясь». Не этим ли она покорила

Грэхема, спрашивала себя Паола. Как это ни странно, но

на уступки она уже пошла. Пойдет ли на дальнейшие?..

Он хотел уехать. С ней или без нее — все равно уехать.

Но она удерживала его. Какими способами? Давала ли

она ему молчаливые обещания, что уступит окончатель¬

но? Паола со смехом отгоняла всякие предположения от¬

носительно будущего, довольствуясь мимолетными радо¬

стями настоящего, стараясь сделать свое тело еще пре¬

краснее, свое обаяние, еще неотразимее, излучать сияние

счастья,— и ощущала при этом такую полноту и трепет-

ti6cTb жизни, какие ей были еще неведомы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Но когда мужчина и женщина влюблены и живут так

близко друг от друга, им не дано сохранить расстояние

между собой неизменным. Паола и Грэхем незаметно

сближались. От долгих взглядов и прикосновений руки

к руке они постепенно перешли к другим дозволенным

ласкам, и кончилось тем», что однажды она опять очути¬

лась у него в объятиях и их губы снова слились в про¬

должительном поцелуе.
На этот раз Паола не вспыхнула гневом, а только

(властно заявила:
—	Я вас не отпущу.
—	Я не могу остаться,— повторил Грэхем) в сотый
232

раз.— Мне, конечно, приходилось не раз и целоваться

за дверью и делать всякие глупости,— продолжал он

пренебрежительно,— но тут другое — тут вы и Дик.
—	Уверяю вас, Ивэн, все как-нибудь уладится.
.— Тогда уезжайте со мной, и м»ы сами все уладим.

Поедем!
Она отступила.
—	Вспомните,— настаивал Грэхем,—что заявил. Дик

в тот вечер, когда Лео сражался с драконами. Он заявил:

если бы даже Паола, его жена, от него с кем-нибудь сбе¬

жала, он сказал бы: <сБлагословляю вас, дети мои».
—	Да, потому-то так и трудно, Ивэн. Он действитель¬

но Большое сердце. Вы удачно выразились. Слушайте!

Понаблюдайте за ним! Он особенно мягок и бережен, как

и обещал в тот вечер>— мягок со мной, я хочу сказать. А

кроме того... Вы не заметили...
—	Он знает?.. Он вам что-нибудь говорил? — пре¬

рвал ее Грэхем.
—	Ничего не говорил, но я уверена, что он знает

кли, во всяком случае, догадывается. Понаблюдайте за

ним. Он не хочет соперничать с вами...
—	Соперничать?
—	Ну да. Не хочет. Вспомните вчерашиий день. Ко¬

гда наша компания приехала, он объезжал мустангов, но,

увидев вас, больше не сел в седло. Он превосходный

объездчик. Вы тоже попробовали. У вас выходило, прав¬

да, недурно, хотя, конечно, до него далеко. Но он не же¬

лал показывать свое превосходство. Одно это убедило

меня, что он догадывается.
И еще: вы не обратили внимания на то, что он теперь

никогда не расспрашивает вас, что вы делаете, где про¬

водите время, как он расспрашивает любого гостя? Он

играет с вами на бильярде, потому что вы играете луч¬

ше него, да еще бьется на рапирах и палках — тут вы

тоже равны. Но он не вызывает вас ни на бокс, ни на

борьбу.
—	Да, в этом он действительно может победить АФе-

ня,— пробормютал Грэхем).
—	Понаблюдайте и вы увидите, что я права. А ко

мне он относится, как к норовистому жеребенку,—пусть,

дескать, куролесит сколько душе угодно. Ни за что на

свете не вмешается он в мои дела. О, поверьте, я его
233

знаю. Он живет по своим собственным правилам и мог

бы научить философов тому, что такое практическая фи¬

лософия.
—	Нет, нет, слушайте! — торопливо продолжала она,

видя, что Грэхем хочет ее прервать.— Я окажу вам боль¬

ше. Из библиотеки в рабочую комнату Дика ведет потай¬

ная лестница, ею пользуются только я, он да его секре¬

тарь. Когда вы поднимаетесь по этой лестнице, то попа¬

даете прямо в его комнату и оказываетесь среди книж¬

ных шкафов и полок. Я сейчас оттуда. Я шла к нему, но

услышала голоса и решила, что, как обычно, идет раз¬

говор о делах имения и что он скоро освободится. Поэ¬

тому я осталась ждать. Это были действительно разго¬

воры о делах, но такие интересные, такие, как сказал

бы Хэнкок, «проливающие свет», что я не могла не под¬

слушать. Эти разговоры «проливали свет» на характер

самого Дика, хочу я сказать.
Он беседовал с женой одного из рабочих. Она пришла

с жалобой... Такие вещи не [>едкост1ь в рабочих посел¬

ках. Если бы я эту женщину встретила, я бы ее не узна¬

ла и не вспом1Нила бы даже ее имени. Она все жаловалась,

но Дик остановил ее. «Это не важно,— сказал он,— мне

важно знать, сами-то вы поощряли Смита или нет?»
Его зовут не Смитом — я не помню как, но это не

имеет значения,— он служит у нас вот уже восемь лет,

работает мастером».
«О нет, сэр,— услышала я ее ответ.— Он все время

мне проходу не давал. Я, конечно, старалась избегать

его. Да и у моего мужа характер бешеный, а я больше

всего боюсь, как бы он не потерял место. Он почти год

служит здесь и, кажется, ни в чем не замечен. Правда?

До этого у него бывали только случайные заработки, и

нам приходилось очень туго. Не его это вина, он не пьет,

и всегда...»
«Ладно,— перебил ее Ди«к.— Ни его работа, ни его

поведение тут ни при чем. Значит, вы утверждаете, что

никогда не давали См1иту никаких осно1ваний для ухажи¬

вания?»
Нет, она на этом настаивала и целых десять минут

подробно рассказывала о его приставаниях. У нее очень

приятный голосок — знаете, бывают такие ро5ки*е и мяг¬

кие женские голоса; и, наверно, она очень мила.
234

я едва удержалась, чтобы не заглянуть в кабинет.

Мне тал Х<)Телось посмотреть на нее.
«Зна(Чйт, это произошло вчера утром? — спросил

Дик.— А другие слышали? Я хочу сказать: KpoMie вас,

м)истера Смита и вашего м^гжа,— ну хотя бы соседи зна¬

ли об этом?»
«Да, сэр. Видите ли, он не имел никакого права вхо¬

дить ко мие в кухню. Мой муж не его подчиненный. Он

обнял меня и старался поцеловать, а тут как раз вошел

мой муж. Хоть он и с характером!, но не так чтобы очень

силен. Смит вдвое выше. Муж вытащил нож, а мистер

Смит схватил его за обе руки, они сцепились и стали

кататься по всей кухне. Я испугалась, как бы до смерто¬

убийства не дошло, выбежала и начала звать на по¬

мощь. Но соседи уже услышали, что у нас скандал.

Муж и Смит в драке разбили окно, своротили печку,

вся кухня была полна дыма и золы, их насилу растащи¬

ли. А меня опозорили. За что? Вы же знаете, сэр, как

теперь все бабы будут трепать языком...»
Дик снова остановил ее, но еще минут пять никак не

мог от нее отделаться. Больше всего она боялась, как

бы ее муж не лишился места. Я ждала, что Дик ей ска¬

жет; но он, видимо, не принял еще никакого определен¬

ного решения, и я была уверена, что он теперь вызовет

мастера. И тот действительно явился. Я миогое дала бы,

чтобы его увидеть, но я слышала только разговор.
Дик сразу перешел к делу, описал весь скандал и дра¬

ку,— и Смит признался, что действительно шум полу¬

чился основательный.
«Она говорит, что никогда и ничем не поощряла ва¬

ших ухаживаний»,— заявил Дик.
«Ну, это она врет,— ответил Смит.— Она так погля¬

дывает на вас, будто сама приглашает поухаживать... Она

с первого же дня так на меня смотрела. А зашел я к

ней вчера на кухню потому, что она же меня и зазвала.

Мы не ждали, что муж придет так скоро. Но когда она

его увидела, то давай бороться и вырываться. А если она

врет, будто не заманивала меня...»
«Бросьте,— остановил его Дик,— все это пустяки, де¬

ло не в ЭТОМ!».
«Как же пустяки, мистер Форрест, должен же я

оправдаться»,— настаивал Смит.
235

«Нет^ это несущественно, для того, в чем вы оправ¬

даться не можете»,— ответил Ди*к, и я услышала в его

голосе знакомые мне жесткие, холодные и решительные

нотки. Смит все еще не понимал. Тогда Дик объяснил

ему свою точку зрения: «Вы виноваты, мистер Смит, в

том, что произошел скандал, безобразие и бесчинство, в

том, что вы дали пищу бабьим языкам, в том, что вы на¬

рушили порядок и дисциплину,— а это все ведет к одно¬

му очень важному обстоятельству: вы внесли дезоргани¬

зацию в нашу работу».
Но Сшгг все еще не понимал. Он решил, что его об¬

виняют в нарушении общественной нравственности, так

как он преследовал замужнюю женщину, и всячески ста¬

рался ум-илостивить Дика ссылками на то, что ведь она с

ним заигрывала, и просьбами о снисхождении. <сВ конце

концов,— сказал он,— мужчина, мистер Форрест, это

мужчипа; согласен, она зал1орочила мне голову, и я вел

себя, как дурак».
«Мистер Смит,— сказал Дик,— вы у меня работаете

восемь лет, из «их шесть в качестве мастера. На вашу

работу я пожаловаться не могу. Работать вы, конечно,

умеете. До вашей нравственности мне дела нет. Будьте

хоть мормоном или турком. Ваша частная жизнь меня не

касается, пока огна не мешает вашей работе в имении. Лю¬

бой из моих возчиков может напиваться по субботам до

потери сознания, хоть каждую субботу,— это его дело.

Но если в понедельник вдруг окажется, что он еще не

протрезвился и это отзывается на моих лошадях — он

груб с ними, бьет их и может повредить им, или если это

хоть сколько-нибудь снижает качество или количество

его понедельничной работы,— с этой минуты его пьян¬

ство становится уже моим делом, и возчик может отправ¬

ляться ко всем чертям».
«Вы... вы же не хотите оказать, мистер Форрест,—

заикаясь, пробормотал Смит,— что... что я тоже могу

отправляться ко всем чертям?»
«Именно это я и хочу сказать, мистер Смит. И я не

потому рассчитываю вас, что вы посягнули на чужую соб¬

ственность— это дело ваше и ее мужа,— а потому, что

вы оказались причиной беспорядка в моем имении».
—	И знаете, Ивэн,— сказала Паола, прерывая свой

рассказ,— по голым цифровым данным Дик угадывает
236

<•
гораздо больше жизненных драм, чем любой писа¬

тель, погрузившись в водоворот большого города.

Возьмите хотя бы отчеты молочных ферм — ведомости

каждого доильщика в отдельности: столько-то литров

молока утром и вечером от такой-то коровы и столько-

то от такой-то. Дику не нужно знать человека. Но вот

удой понизился. «Мистер Паркмен,— спрашивает он

управляющего молочной фермой,—что, Барчи Ператта

женат?» — «Да, сэр^>.— «У них что, с женой нелады?»—

Да, сэр».
Или: «Мистер Паркмея, Симпкинс был очень долго

нашим лучшим доильщиком, а теперь отстает от других.

В чем) дело?» Паркмен не знает. «Разузнайте,— говорит

Дик.— Что-то у него есть на душе. Потолкуйте-ка с ним

по-отечески и спросите. Надо снять с него то, что его гне¬

тет». И мистер Паркмен дознается, в чем дело. Оказы¬

вается, сын Симпкинса, студент Стэнфордского универ¬

ситета, вдруг бросил учение, начал кутить и теперь сидит

в тюрьме и ждет суда за подлог. Дик передал дело своим

адвокатам, они замяли эту историю, добились того, что

юношу выпустили на поруки,— и ведомости Симпкинса

стали прежними. А лучше всего то, что юноша исправил¬

ся — Дик взял его под наблюдение,— окончил инженер¬

ное училище и телерь служит у нас, работает на осушке

болот, и получает полтораста долларов в MecHij, женил¬

ся, и его будущность обеспечена, а отец продолжает

доить коров.
—	Вы правы,— задумчиво и сочувственно пробор¬

мотал Грэхем,— недаром) я назвал Дика Большим серд¬

цем.
—	Я называю его моей нерушимой скалой,— сказала

Паола с чувством).— Он такой надежный. Нет, вы еще не

знаете его. Никакая буря его не сломит. Ничто не со¬

гнет. Он ни разу не споткнулся. Точно бог улыбается

ему, всегда улыбается. Никогда жизнь не ставила его wa

колени... пока. И... я... я... не хотела бы быть свидетель¬

ницей этого. Это разбило бы м«е сердце.— Рука Паолы

потянулась к его руке, в легком прикосновении были и

просьба и ласка.— Я теперь боюсь за него. Вот почему

я не знаю, как мне поступить. Ведь не ради себя же я

лоедлю, колеблюсь... Если бы я могла упрекнуть его в тре¬

бовательности, ограниченности, слабости или малейшей
237

пошлости, если бы жизнь била его и раньше, я бы дав¬

ным-давно уехала с вами, мой милый, милый...
Ее глаза внезапно стали влажными. Она успокоила

Грэхема пожатием руки и, чтобы овладеть собой, верну¬

лась к своему рассказу:
—	«Ее супруг, мистер Смит, вашего мизинца не

стоит,— продолжал Дик.— Ну что о нем) можно сказать?

Усерден, старается угодить, но не умен, не силен, в луч¬

шем случае — работник из средних. А все-таки прихо¬

дится рассчитывать вас, а не его; и я об этом очень,

очень сожалею».
Конечно, он говорил и многое другое, но я рассказала

вам самое существенное. Отсюда вы мюжете судить о его

правилах. А он всегда следует им. Дик предоставляет

личности полную свободу. Что бы человек ни делал,

пока он не нарушает интересов той группы людей, в ко¬

торой живет, это никого не касается. По мнению Дика,

Смит вправе любить женщину и быть любимым ею, раз

уж так случилось. Он всегда говорил, что любовь не

навяжешь и не удержишь насильно. Ехли бы я на самюм

деле ушла с вами, он сказал бы: «Благословляю вас, де¬

ти мои». Чего бы это ему ни стоило, он так оказал бы,

ибо считает, что былую любовь не воротишь. Каждый

час любви, говорит он, окупается полностью, обе сторо¬

ны получают свое. В этом деле не может быть ни предъ¬

явления счетов, ни претензий: требовать любви просто

см1ешно.
—	Я с ним совершенно согласен,— сказал Грэхем».—

«Ты обещал, или обещала, любить меня до конца жиз¬

ни»,— заявляет обиженная сторона, словно это вексель

на столько-то долларов и его можно предъявить ко взы¬

сканию. Доллары остаются долларам-и, а любовь жива

или умирает. А если она умерла, то откуда ее взять?

В этом вопросе мы все сходимся, и все ясно. Мы любим,

друг друга, и довольно. Зачем же ждать хотя бы одну

лишнюю м)инуту?
Его рука скользнула В|Доль ее пальцев, лежавших на

клавишах, он наклонился к Паоле, сначала поцеловал ее

волосы, потом медленно повернул к себе ее лицо и по¬

целовал в раскрытые покорные губы.
—	Дик любит меня не так, как вы,— сказала она,—

не так безумно, хочу я сказать. Я ведь с ним давно — и
238

стала для него чем-то вроде привычки. До того как я

встретилась с вами, я часто-часто думала об этом и ста¬

ралась отгадать: что он любит больше — меня или свое

имение?..
—	Но ведь все это так просто,— сказал Грэхем.—

Надо только быть честными! Уедем!
Он поднял ее и поставил на ноги, как бы собираясь

тотчас же увезти. Но она вдруг отстранилась от него,

села и опйть закрыла руками вспыхнувшее лицо.
—	Вы не понимаете, Ивэн... Я люблю Дика. Я буду

всегда любить его.
—	А меня? — ревниво спросил Грэхем!.
—	Конечно,— улыбнулась она.— Вы единственный,

крюме Дика, кто меня так... целовал и кого я так цело¬

вала. Но я ни на что не мюгу решиться. Треуголыгак, как

вы называете наши отношения, должен быть разрешен

не мной. Сама я не в силах. Я все сравниваю вас обоих,

оцениваю, взвешиваю. Мне представляются все годы,

прожитые с Диком. И потом я спрашиваю свое сердце...

И я не знаю. Не знаю... Вы большой человек и любите

меня большой любовью. Но Дик больше вас. Вы ближе

к земле, вы...— как бы это выразиться? — вы человеч¬

нее, что ли. И вот почему я люблю вас сильнее... или по

крайней мере мне кажется, что сильнее.
Подождите,— продолжала она, удерживая его

жадно тянувшиеся к ней руки,— я еще не все сказала!.

Я вспом»инаю все наше прошлое с Диком», представляю

себе, какой он сегодня и какой будет завтра... И я не могу

вынести мысли, что кто-то пожалеет мюего мужа... что вы

пожалеете его,— а вы не можете не жалеть его, когда я

говорю вам, что люблю вас больше. Вот почему я ни в

чем не уверена, вот почему я так быстро беру назад все,

что скажу... и ничего не знаю...
Я бы умерла со стыда, если бы из-за М1е»я кто-нибудь

стал жалеть Дика! Честное слово! Я не могу представить

себе ничего ужаснее! Это унизит его. Никто никогда не

жалел его. Он всегда был наверху, веселый, радостный,

уверенный, непобедимый. Больше того: он и не заслу¬

живал, чтобы его жалели. И вот по моей и... вашей вине,

Ивэн...
Она резко оттолкнула руку Ивэна.
—	...Все, что мы делаем, каждое ваше прикоснове¬
239

ние — уже повод для жалости. Неужели вы не понимае¬

те, насколько я во всем этом запуталась? А потом... ведь

у меня естть гордость. Вы видите, что я поступаю нечест¬

но по отношению к нему... даже в таких мелочах,— она

опять поймала его руку и стала ласкать ее легкими каса-

Ш1ЯМ1И пальцев,— и это оскорбляет мою любовь к вам»,

унижает, не может не унижать меня в ваших глазах. Я

содрогаюсь при мысли, что вот хотя бы это,— она прило¬

жила его руку к своей щеке,— дает вам право жалеть его,

а меня осуждать.
Она сдерживала нетерпение этой лежавшей на ее щеке

руки, потом почти М)ашинально перевернула се, долго раз¬

глядывала и медленно поцеловала в ладонь. Через мгно¬

вение он рванул ее к себе, и она была в его объятиях.
—	Ну, вот... — укоризненно сказала она, высвобож¬

даясь.
—	Почему вы мие все это про Дика рассказываете?—

опросил ее Грэхем» в другой раз, во время прогулки, ко¬

гда их лошади шли рядом.— Чтобы держать меня на

расстоянии? Чтобы защититься от М1еня?
Паола кивнула, потом сказала:
—	Нет, не совсем так. Вы же знаете, что я

не хочу держать вас на расстоянии... слишком дале¬

ком. Я говорю об этом потому, что Дик постоянно за¬

нимает мои мысли. Ведь двенадцать лет он один зани¬

мал их. А еще потому, вероятно, что я думаю о нем.

Вы поймите, какое создалось положение! Вы разруши¬

ли идеальное супружество!
—	Знаю,— отозвался он.— Моя роль разрушителя

мне со»всем» не по душе. Это вы заставляете меня играть

ее, вместо того чтобы со мной уйти. Что же мне делать?

Я всячески стараюсь забыться, не думать о вас. Сегодня

утром я написал полглавы, но знаю, что ничего не вышло,

придется все переделывать,— потому что я не мюгу не

думать о вас. Что такое Южная Америка и ее этнография

в сравнении с вам>и? А когда я подле вас — мои руки об¬

нимают вас, прежде чем я успеваю отдать себе отчет в

том, что делаю. И, видит бог, вы хотите этого, вы тоже

хотите этого, не отрицайте!
Паола собрала поводья, намереваясь пустить лошадь

галопом, но прежде с лукавой улыбкой произнесла:
—	Да, я хочу этого, милый разрушитель.
240

Она и сдавалась и боролась.
—	Я люблю мужа, не забывайте этого,— предупреж¬

дала она Грэхема, а через ми»уту он уже сжишл ее в

объятиях.
—	Слава богу, мы сегодня только втроем! — восклик¬

нула однажды Пасла и, схватив за руки Дика и Грэхема,

потащила их к любимому дивану Дика в большой комна¬

те.—Давайте сядем и будем рассказывать друг другу пе¬

чальные истории о смерти королей. Идите сюда, милорды

и знатные джентльмены, поговорим об Армагеддоновой^

битве, когда закатится солнце последнего дня.
Она была очень весела, и Дик с изумлением

увидел, что она закурила сигарету. За все двенадцать

лет их брака он мог сосчитать по пальцам, сколько си¬

гарет она выкурила,— и то она делала это только из

вежливости, чтобы составить компанию какой-нибудь

курящей гостье. Позднее, когда Дик налил себе и Грэ-

хему виски с содовой, она удивила его своей просьбой

дать и ей стаканчик.
—	Смотри, это с шотландским виски,— предупре¬

дил он.
—	Ничего, совсем малюсенький,— настаивала она,—

и тогда мы будем как три старых добрых товарища и по¬

говорим обо всем на свете. А когда наговоримся, я спою

вам «Песнь Валькирии».
Она говорила больше, чем обычно, и всячески ста¬

ралась заставить мужа показать себя во всем блеске.

Дик это заметил, но решил исполнить ее желание и

выступил с импровизацией на тему о белокурых солнеч¬

ных героях.
«Она хочет, чтобы Дик показал себя»,— подумал

Г рэхем.
Но едва ли Паола могла сейчас желать, чтобы они

состязались,— она просто с восхищением смотрела на

этих двух представителей человеческой породы: они бы¬

ли прекрасны и оба принадлежали ей.
«Они говорят об охоте на крупную дичь,— подумала

она,—но разве когда-нибудь маленькой женщине удава¬

лось поймать такую дичь, как эти двое?»
Паола сидела на диване, поджав ноги, и .ей был ви-
16.	Джек Лондон. Т. ХП. 241

ден то Грэхем, удобно расположившийся в глубоком крес¬

ле, то Дик: опираясь на локоть, он лежал подле нее

среди подушек. Она переводила взгляд с одного на дру¬

гого, и когда мужчины заговорили о жизненных схватаах

и борьбе — как реалисты, трезво и холодно,— ее мысли

устремились по тому же руслу, и 01на уже могла хладно¬

кровно смотреть на Дика, без той мучительной жалости,

которая все эти дни сжимала ей сердце.
Она гордилась им,—да и какая женщина не стала

бы гордиться таким статным!, красивым мужчиной,— но

она его уже не жалела. Они правы. Жизнь — игра. В

ней побеждают самые ловкие, самые сильные. Разве они

оба много раз не участвовали в такой борьбе, в таких со¬

стязаниях? Почему же нельзя и ей? И по мере того как

оиа смотрела на них и слушала их, этот вопрос вставал

перед ней все с большей настойчивостью.
Они отнюдь не были анахоретами, эти двое, и, на¬

верное, разрешали себе MiHoroe в том* прошлому из кото¬

рого, как загадки, вошли в ее жизнь. Они знавали такие

дни и такие ночи, в которых женщинам — по крайней Mie-

ре женщинам, подобным Паоле,— отказано. Что касается

Дика, то в его скитаниях по свету он, бесспорно,—она са¬

ма слышала всякие разговоры на этот счет,—сближался

со многими женщинами. Мужчина всегда остается мужчи¬

ной, особенно такие, как эти двое! И ее обожгла ревность

к их случайным, неведомым подругам, и ее сердце оже¬

сточилось. «Они пожили всласть и ни в чем не знали от¬

каза»,— вспомнилась ей строчка из Киплинга.
Жалость? А почему она должна жалеть их больше,

чем» они жалеют ее? Все это слишком! огромно, слишком

стихийно, здесь нет места жалости. Втроем они участву¬

ют в крупной игре, и кто-нибудь должен проиграть.

Увлекшись своими мыслями, она уже рисовала себе воз¬

можный исход игры. Обычно она боялась таких размыш¬

лений, но стаканчик виски придал ей смелости. И вдруг

ей представилось, что конец будет страшен; она видела

его как бы сквозь мглу, но он был страшен.
Ее привел в себя Дик, он водил рукой перед ее гла¬

зами, как бы отстраняя какое-то видение.
—	Померещилось что-нибудь? — поддразнил он

ее, стараясь поймать ее взгляд.
Его глаза смеялись, но она уловила в них что-то, за¬
242

ставившее ее невольно опустить длинные ресницы. Он

знал. В этом уже нельзя было сомневаться. Он знал.

Именно это она прочла в его взгляде и потому опустила

глаза.
—	«Цинтия, Цинтия, мне показалось!..» — весело

стала она напевать; и когда он опять заговорил,

она потянулась к его недопитому стакану и сделала

глоток.
Пусть будет что будет, сказала она себе, а игру она

доиграет. Хоть это и безумие, но это жизнь, она

живет. Так полно она еще никогда не жила. И эта

игра стоила свеч, какова бы ни была потом распла¬

та. Любовь? Разве она когда-нибудь по-настоящему

любила Дика той любовью, на какую была способна те¬

перь? Не принимала ли она все эти годы нежность и

привычку за любовь? Ее взор потеплел, когда она взгля¬

нула на Грэхема: да, вот Грэхем захватил ее, как нико¬

гда не захватывал Дик.
Она не привьикла к столь крепким напиткам, ее сердце

учащенно билось, и Дик, как бы случайно на нее посмат¬

ривая, отлично понимал, почему так ярко блестят ее

глаза и пылают щеки и губы.
Он говорил все М1еньше, и беседа, точно по общему

уговору, затихла.
Наконец он взглянул на часы, встал, зевнул, потя¬

нулся и зая<вил:
—	Пора и на боковую. Белому человеку осталось ма¬

ло спать. Выпьем, что ли, на ночь, Ивэн?
Грэхем) кивнул; оба чу^вствовали потребность подкре¬

питься.
•— А ты? —спросил Дик жену.
Но Паола покачала головой, подошла к роялю и при¬

нялась убирать ноты; мужчины приготовили себе на¬

питки.
Грэхем опустил крышку рояля, а Дик ждал уже в

дверях, и когда все они вышли из комнаты, он оказался

на несколько шагов впереди. Паола попросила Грэхема

тушить свет во всех комнатах, через которые они прохо¬

дили.
В том месте, где Грэхему надо было сворачивать к се¬

бе в башню. Дик остановился.
Грэхем погасил последнюю лампочку.
243

—	Да не эту... глупый,— услышал Дик голос Пао

лы.— Эта горит всю ночь.
Дик не слышал больше ничего, но кровь бросилась

ему в голову. Он проклинал себя, он вспомнил, что ко¬

гда-то сам целовался, пользуясь темнотой. И теперь он

совершенно точно представлял себе, что произошло в

этой темноте, длившейся мгновение, пока лампочка не

вспыхнула снова.
У него не хватило духа взглянуть им в лицо, когда

они нагнали его. Не желал он также видеть, как честные

глаза Паолы спрячутся за опущенными ресницами; он

медлил и мял сигару, тщетно подыскивая слова для не¬

принужденного прощания.
—	Как идет ваша книга? Какую главу вы пишете?—

наконец крикнул он вслед удалявшемуся Грэхему и по¬

чувствовал, что Паола коснулась его руки.
Держась за его руку, она раскачивала ее и шла рядом

с ним, болтая и подпрыгивая, славно расшалившаяся де¬

вочка. Он же печально размышлял о том, какую еще она

изобретет х-итрость, чтобы и сегодня уклониться от обыч¬

ного поцелуя на ночь, от которого уже так давно укло¬

нялась.
Видимо, она так и не успела ничего придумать; а они

уже дошли до того М1гста, где им надо было разойтись

в разные стороны. Поэтому, все еще раскачивая его ру¬

ку и оживленно болтая всякий вздор, она проводила Дика

до его рабочего кабинета. И тут он сдался. У него не хва¬

тило ни сил, ни упорства, чтобы ждать новой уловки.

Сделав вид, будто вспомнил что-то, он довел ее до сво¬

его письменного стола и взял с него случайно попавшее

под руку письмо.
—	Я дал себе слово отправить завтра утром ответ с

первой же машиной,— сказал он, нажим'ая кнопку дикто¬

фона, и принялся диктовать.
Она еще с минуту не выпускала его руки. Затем он

почувствовал прощальное пожатие ее пальцев, и она про¬

шептала:
—	Спокойной ночи1
—	Спокойной ночи, детка,— ответил он машинально,

продолжая диктовать и как бы не замечая ее ухода.
И продолжал до тех пор, пока ее шаги не стихли в

отдалении.
244

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
На следующей утро. Дик, диктуя Блэйку ответы на

письма, не раз готов был все это бросить.
—	Позвоните Хеннесси и Менденхоллу,— сказал 6я,

когда Блэйк собрал свои бумаги и поднялся, чтобы уй¬

ти.— Поймайте их в конюшнях для молодняка и скажи¬

те: пусть сегодня не приходят, лучше завтра утром1,
Но тут появился Болбрайт и приготовился, как обыч¬

но, стенографировать в течение часа разговоры Дика с

его управляющими.
—	И вот еще что,— крикнул Дик вслед Блэйку,—

спросите Хеннесси, как чувствует себя старуха Бесси.

Она была вчера вечером очень плрха,— пояснил он

Бонбрайту.
—	Мистеру Хэнли нужно переговорить с вами не¬

медленно, мистер Форрест,— сказал Бонбрайт и приба¬

вил, увидев, как его патрон с досадой и удивлениел» под¬

нял брови.— Это насчет Бьюкэйской плотины. Что-то

там не выходит по плану... допущена, видимо, крупная

ошибка...
Дик уступил и целый час совещался со своими управ¬

ляющими.
Во время жаркого спора с Уордменом о дезинфекци-

онноц состаре для купания овец он встал из-за стола и

подошел к окну, привлеченный голосами, топотом! лоша¬

дей н смехом) Паолы.
—	Воспользуйтесь отчетом Монтаны, я вам сего¬

дня же пришлю с него копию,— продолжал он, глядя в

окно.-г-Там выяснили, что это средство не годится.

Оно действует скорее успокаивающе, но не убивает па¬

разитов. Оно недостаточно эффективно.
Мимо окна проскакала кавалькада из четырех чело¬

век. Паола ехала между двумя друзьями Форреста, ху¬

дожником Мартинесом и скульптором Фрейлигом, только

что прибывшими с утренним поездом. Она оживленно

беседовала с обоими. Четвертым) был Грэхем на Селим1е:

ои отстал от них, но было совершенно ясно, что очень

скоро эти четверо всадников разделятся на две пары.
Едва пробило одиннадцать, как Дик, не находивший

себе места, нахм1урясь, вышел с папиросой на большой

двор; угадав по многим признакам, что Паола совсем за-
245

бросила ОБОИХ золотых рыбок, Дик горько усмгхнулся.

Глядя на них, он вспомнил о ее собственном внутреннем

дворике, где тож^ был бассейн,— она держала в нем са¬

мые редкие и красивые экземпляры. Он решил заглянуть

туда и пустился в путь, открывая своим ключом! двери

без ручек и выбирая ходы и переходы, известные, кроме

него, только Паоле да слугам!.
Внутренний дворик Паолы был одним из сам!ых заме¬

чательных подарков, сделанных Диком своей молодой же¬

не. Эта затея, подсказанная щедростью любящего, могла

бьггь осуществлена только при таких королевских дохо¬

дах. Он предоставил Паоле полную возможность

устроить дворик по своему вкусу и настаивал на том, что¬

бы она не останавливалась перед самыми сумасбродными

тратами. Ему доставляло особенное удовольствие драз¬

нить своих бывших опекунов сногсшибательными сумма¬

ми в ее чековой книжке. Дворик никак не был связан с

общим планом Большого дома. Глубоко скрытый в нед¬

рах этой огромной постройки, он не мог нарушить его

очертаний и красот. И редко кто видел этот прелестней¬

ший уголок. Кроме сестер Паолы да какого-нибудь при¬

езжего художника, туда никто не допускался, и никто не

мог им полюбоваться. Грэхем слышал о существовании

дворика, но даже ему не предложили посмотреть его.
Дворик был круглый и настолько маленький, что в

нем не чувствовался холод пустого пространства, как в

большинстве дворов. Дом был построен из бетона, здесь

же глаз отдыхал на мраморе удивительно мягких тонов.

Окружающие дворик аркады были из резного белого

мрамора с чуть зеленоватым оттенком, смягчавшим

ослепительные отблески полуденного солнца. Бледно-

алые розы обвивались вокруг стройных колонн и пере¬

кидывались на плоскую низкую крышу, украшенную не

уродливыми химерами, а смеющимися шаловливыми

младенцами. Дик брел неторопливо по розовому мрамор¬

ному полу под аркадами, и в его душу постепенно прони¬

кала красота этого дворика, смягчая и успокаивая его.
Сердцем и центром дворика был фонтан: он состоял

из трех сообщающихся между собой, расположенных на

разной высоте бассейнов из белого мрамюра, прозрачного,

как раковины. Вокруг бассейна резвились дети, из<

ваянные из розового мрамора, в натуральную величину.
246

Некоторые из них заглядывали, перегну»вшись через борт,

в нижние бассейны; один жадно тянулся ручонками к зо¬

лотым рыбкам; другой, лежа на спине, улыбался небу;

еще один малыш, широко расставив толстенькие ножки,

потягивался; иные стояли в воде, иные играли среди бе¬

лых и красных роз,— но все были так или иначе свя¬

заны с фонтаном и в какой-нибудь точке с ним сопри¬

касались. Мрамор был выбран так удачно и скульпту¬

ра так хороша, что возникала полная иллюзия жизни.

Это были не херувимы, а живые, теплые человеческие

детеныши.
Дик с улыбкой смотрел на их веселую компанию. Он

докурил папиросу и все еще стоял перед ними, держа в

руках окурок. «Вот что ей нужно было,— думал он,—

ребята, малыши. Она же страстно любит их! И если б у

нее были дети...» Он вздохнул и, пораженный новой

мыслью, посмотрел на любимое местечко Паолы, зная за¬

ранее, что не увидит брошенного там в красивом беспо¬

рядке начатого ею шитья: все эти дни она не шила.
Он не зашел и в маленькую галерею за аркадами, где

были собраны картины и гравюры, а также мраморные

и бронзовые копии с ее любимейших скульптур, находя¬

щихся в музеях Европы. Он поднялся по лестнице, про¬

шел мимо великолепной Ники, стоявшей на площадке в

том месте, где лестница разделялась, и еще выше — в жи¬

лые комнаты, зани'мавшие весь верхний этаж флигеля.

Но возле Ники он на миг остановился и посмотрел вниз,

на дворик. Сверху он был похож на прекрасную драго¬

ценную гемму, совершенную по форме и по краскам.

И Дик должен был сознаться, что хотя средства для

воплощения этого замысла предоставил он, но замысел

целиком! принадлежал Паоле,— эта красота была ее со¬

зданием. Паола долго мечтала о таком дворике, и Дик

дал ей возможность осуществить свою мечту. А теперь,

размышлял он, она забыла и о дворике. Паола не была

своекорыстной,— он отлично знал это,— и если он, сам

по себе, не в силах удержать ее, то всем этим; игрушкам

никогда не заглушить зов ее сердца.
Дик бесцельно бродил по ее комнатам, почти не видя

отдельных обступивших его предметов, но все охватывая

любящим взглядом. Каждая вещь здесь красноречиво го¬

ворила о своеобразии хозяйки. Но когда он заглянул в
247

ванную с ее низким римским бассейном, он все-таки не

мог не заметить, что кран чуточку подтекает, и решил се¬

годня же сказать об этом водопроводчику.
Взглянул Дик, конечно, и на ее мольберт, отнюдь не

ожидая увидеть новую работу, но обманулся — перед ним

стоял его собственный портрет. Он знал ее прием —

брать позу и основные контуры с фотографии, а затем

дополнять этот контур по воспоминаниям. В данном

случае она воспользовалась очень удачным моменталь¬

ным снимком, когда он сидел в седле. Один-единствен-

ный раз и на один миг Дику удалось заставить Каприз¬

ницу стоять смирно; он был изображен с шляпой в ру¬

ке, волосы в живописном беспорядке, выражение лица

естественное — он не знал, что его снимают, глаза

прямо смотрят в камеру. Никакой фотограф не мог

бы лучше уловить сходство. Паола отдала увеличить

снимок и писала теперь с него. Но портрет уже пере¬

стал быть фотографией. Дик узнавал характерную для

Паолы манеру.
Вдруг он вздрогнул и вгляделся пристальнее. Разве

это его выражение глаз, да и всего лица? Опять он по¬

смотрел на фотографию,— там этого не было. Он подо¬

шел к одному из зеркал и, придав себе равнодушный

вид, начал думать о Паоле и Грэхеме. И постепенно на

его лице и в глазах появилось то самое выражение. Не

удовольствовавшись этим, он вернулся к мольберту и

еще раз взглянул на портрет, чтобы проверить свое впе¬

чатление. Паола знала! Паола знала, что он знает! Она

:зырвала у него тайну, подстерегла в одну из тех минут,

когда новое выражение без его ведома проступило у

него на лице, и перенесла на холст.
Из гардеробной появилась горничная Паолы, кита¬

янка Ой-Ли; она не заметила Дика и шла к нему на¬

встречу 3 глубокой задумчивости, опустив глаза. Ли¬

цо ее было печально, и она уже не поднимала брови —

привычка, послужившая поводом для ее прозвища. На

лице не было обычного удивления, китаянка казалась

подавленной.
«Кажется, все наши лица начали выдавать свои тай¬

ны»,— подумал он.
—	С добрым утром, Ой-Ли,— окликнул ее Дик.
Она ответила на его приветствие; в ее глазах он про¬
248

чел сострадание. Ой-Ли знает — первая из посторонних.

Что ж, на то она и женщина! Впрочем, служанка так мно¬

го бывала с Паолой, когда та сидела у себя, что, конеч¬

но, не могла не разгадать тайну своей хозяйки.
Вдруг её губы задрожали, она стиснула руки и пьгга-

лась заговорить.
—	Мистер Форрест,— начала она, задыхаясь.— Мо¬

жет быть, вы подумаете, я с ума сошла, но я хочу кое-что

сказать вам. Вы очень добрый хозяин. Вы очень добры к

моей старой матери. Вы всегда, всегда былн добры ко

мне..;
Она запнулась, облизнула пересохшие губы, потом за¬

ставила себя поднять на него глаза и продолжала:
—	Миссис Форрест, мне кажется, она... она...
Но лицо Дика стало вдруг таким строгим, что она

смутилась, умолкла и покраснела; и Дик подумал: она

стыдится того, что собиралась сказать.
—	Хорошую картину пишет миссис Форрест, прав¬

да? — заметил он, чтобы дать ей прийти в себя.
Китаянка вздохнула и, когда обратила взор на порт¬

рет Дика, в ее глазах опять мелькнуло сострадание.
Она снова вздохнула, но он не мог не заметить вне¬

запной холодности ее тона, когда она ответила:
—	Да, миссис Форрест рисует очень хорошую кар¬

тину.
Она вдруг взглянула на него проницательным и при¬

стальным взглядом, как бы изучая его лицо, затем опять

повернулась к портрету и, показывая на его глаза, ска¬

зала:
—	Нехорошо.
Ее голос звучал резко и сердито.
—	Нехорошо,— бросила она опять через плечо, еще

громче, еще резче, и скрылась в спальне Паолы.
Дик невольно вьшрямился, как бы готовясь мужест¬

венно встретить то, что должно было скоро обрушить¬

ся «а него. Что ж, это начало конца. Ой-Ли знает. Ско¬

ро узнают и другие, узнают все. В известном смысле он

был даже рад этому,— рад, что мука ожидания продлит¬

ся теперь недолго.
Все же, уходя из комнаты, он уже насвистывал ве¬

селый мотив, давая понять китаянке, что с его точки

зрения все пока обстоит благополучно.
249

в тот же день, пользуясь тем, что Дик уехал на про¬

гулку с Фрейлигом, Мартинесом и Грэхемом, Паола,

в свою очередь, предприняла тайное паломничество на

половину мужа. Выйдя «а веранду, служившую Дику

спальней, она окинула взглядом кнопки, телефон над

постелью, соединявший Дика с его служащими и почти

со всей Калифорнией, диктофон на вращающейся под¬

ставке, аккуратно разложенные книги, журналы и сель¬

скохозяйственные бюллетени, ожидавшие просмотра,

пепельницу, папиросы, блокноты, термос.
Внимание Паолы привлекла ее собственная фотогра¬

фия — единственное украшение этой комнаты. Фотогра¬

фия висела над барометром и термометрами, которые, как

она знала, всего чаще привлекали взор Дика. По какой-

то странной фантазии она перевернула смеющийся пор¬

трет лицом к стене, увидела пустой прямоугольник рам¬

ки, перевела взгляд на постель и снова на стену — и

вдруг, точно испугавшись, торопливо повесила смеющий¬

ся портрет опять лицом к комнате. «Да, он тут на ме¬

сте,— подумала Паола.— На месте».
Потом ее глаза остановились на большом автоматиче¬

ском револьвере в кобуре, висевшем так близко от по¬

стели Дика, что достаточно было протянуть руку, чтобы

вытащить его. Она взялась за рукоятку. Да, как и сле¬

довало ожидать, курок не на предохранителе, таков уж

у Дика обычай: как бы долго револьвер ни оставался без

употребления, он не дает ему залеживаться в кобуре.
Вернувш’ись в рабочий кабинет, Паола медленно обо¬

шла его, задумчиво разглядывая огромные картотеки,

шкафы с картами и чертежами на синьке, вращающиеся

полки со справочниками и длинные ряды тщательно пе¬

реплетенных племенных реестров. В конце концов она

дошла и до библиотеки,— там было множество бро¬

шюр, переплетенных журнальных статей и с десяток ка¬

ких-то толстых научных книг. Она добросовестно прочла

заглавия: «Кукуруза в Калифорнии», «Силосование кор¬

мов», «Организация фермы», «Курс сельскохозяйствен¬

ного счетоводства», «Ширы в Америке», «Истощение

чернозема», «Люцерна в Калифорнии», «Почвообразова¬

ние», «Высокие урожаи в Калифорнии», «Американские

шортхорны». Прочтя последнее название, она ласково

улыбнулась, вспомнив ту оживленную полемику, кото¬
250

рую Дик вел, отстаивая необходимость делать различие

между дойной коровой и убойной, против тех, кто дока¬

зывал, что надо выращивать коров, отвечающих одно¬

временно обоим назначениям.
Она погладила ладонью корешки книг, прижалась к

ним щекой и закрыла глаза. О Дик! Какая-^о мысль за¬

родилась в ней и тут же угасла, оставив в сердце смут¬

ную печаль, ибо Паола не решилась додумать ее до конца.
Как этот письменный стол типичен для Дика! Ника¬

кого беспорядка, никаких следов неоконченной работы.

Только проволочный лоток с отстуканными на пишущей

машинке, ожидающими его подписи письмами да непри¬

вычно большая стопка желтых телеграмм, принятых по

телефону из Эльдорадо и перепечатанных секретарями

на бланки. Она рассеянно скользнула взглядом по пер¬

вым строкам лежавшей сверху телеграммы и наткнулась

на чрезвычайно заинтересовавшее ее сообщение. Паола,

сдвинув брови, вчиталась в него, затем начала рыться в

куче телеграмм, пока не нашила подтверждения поразив¬

шего ее известия. Погиб Джереми Брэкстон — этот рос¬

лый, веселый и добрый человек. Шайка пьяных мек¬

сиканских пеонов убила его в горах, когда он хотел

бежать с рудников Харвест в Аризону. Телеграмма при¬

шла два дня тому назад, и Дик знал об этом уже в тече¬

ние двух дней, но не говорил, чтобы ее не расстраивать.

Был в этом и другой смысл: смерть Брэкстона знамено¬

вала большие денежные потери; дела на рудниках Хар¬

вест идут, видимо, все хуже. Да, таков Дик!
Итак, Брэкстон погиб. Ей показалось, что в комнате

вдруг стало холоднее. Она почувствовала озноб. Та¬

кова жизнь — в конце пути каждого из нас ждет смерть.

И опять ее охватил тот же смутный страх и ужас. Впе¬

реди ей рисовалась гибель. Но чья? Она не искала раз¬

гадки. Достаточно того, что это была гибель. Ужас при¬

давил ей душу, и самый воздух в этой спокойной комна¬

те показался ей гнетущим. Она медленно вышла.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
—	Наша маленькая хозяйка чувствительна, как. птич¬

ка,— говорил Терренс, беря с подноса коктейли, кото¬

рым А-Ха обносил присутствующих.
251

Время было предобеденное, и Грэхем, Лео и Терренс

Мак-Фейн случайно сошлись в бильярдной.
—	Нет, Лео,—остановил ирландец молодого поэта.—

Хватит с вас одного. У вас и так горят щеки. Еще кок¬

тейль—и вас совсем развезет. В вашей к>ной голове идеи

о красоте не должны затуманиваться винными парами.

Пусть пьют старшие. Чтобы пить, требуется особый та¬

лант. У вас его нет. Что же касается меня...
Он опорожнил свой стакан и замолчал, смакуя кок¬

тейль.
—	Бабье питье,— презрительно покачал он голо¬

вой.—Не нравится. Не жжет. И букета никакого. Ни чер¬

та. А-Ха, мой друг,— подозвал он китайца,— устрой-

ка мне смесь из виски с содовой в таком длинном-длин-

ном бокале и, знаешь, настоящую — вот столько.— Он

вытянул горизонтально четыре пальца, показывая, сколь¬

ко ему надо налить виски; и, когда А-Ха спросил, какого

виски он желает, Терренс ответил:—Шотландского или

ирландского, бурбонского или ржаного — все равно, ка¬

кой под руку попадется.
Грэхем только кив-нул китайцу и, смеясь, обратился

к ирландцу:
—	Меня, Терренс, вам ни за что не напоить. Я не

забыл, каких хлопот вы наделали О’Хэю.
—	Ну что вы! Что вы! Это была чистейшая случай¬

ность,— ответил тот.— Говорят, что если у человека

скверно на душе, так его может свалить с ног одна капля.
—	Ас вами это бывает? — спросил Грэхем.
—	Никогда этого со мной не случалось. Мой жиз¬

ненный опыт весьма ограничен.
—	Вы начали, Терренс, насчет... миссис Форрест,—

просящим тоном напомнил Лео.— И как будто хотели

сказать что-то очень хорошее...
—	Разве о ней можно сказать что-нибудь другое,—

возразил Терренс.— Я сказал, что у нее чувствительность

птички, но не чувствительность трясогузки или томно

воркующей горлицы, а как у веселых птиц, например,

у диких канареек, которые купаются в здешних фонтанах,

разбрасывая солнечные брызги, всегда поют и щебечут,

и их сердечко точно пылает на золотой грудке. Вот и ма¬

ленькая хозяйка такая же. Я много за ней наблюдал.
Все, что на земле, под землей и на небе, радует ее
252

и украшает ее жизнь: цветок ли мирта, который не по

праву нарядился в пурпур, когда ему нельзя быть кра¬

сочнее бледной лаванды; или яркая роз?1 — знаете, эта¬

кая роскошная роза «Дюшес»: ее чуть покачивает ветер,

а она только что распустилась под жаркими лучами солн¬

ца.. I Про такую розу Паола мне сказала однажды: «У нее

цвет зари, Терренс, и форма поцелуя». Для маленькой

хозяйки все радость: серебристое ржание Принцессы,

звон колокольчиков в морозное утро, прелестные шелко¬

вистые ангорские козы, которые бродят живописными

группами по горным склонам, багряные лупины вдоль из¬

городей, высокая жаркая трава на склонах и вдоль доро¬

ги или выжженные летним зноем бурые горы, похожие

на львов, приготовившихся к прыжку. А с каким почти

чувственным наслаждением она подставляет шею и руки

лучам благодатного солнца!
—	Она душа красоты,— пролепетал Лео.— За такую

женщину можно умереть; я это вполне понимаю.
—	Но можно и жить для них и любить эти восхи¬

тительные создания,— добавил Терренс.— Послушайте-

ка, мистер Грэхем, я открою вам один секрет. Мы, фило¬

софы из «Мадроньевой рощи», люди, потерпевшие кру¬

шение в житейском море, заброшенные сюда, в эту тихую

заводь, где мы живем щедротами Дика, мы составляем

братство влюбленных. И у всех у нас одна дама сердца—

маленькая хозяйка. Мы беспечно теряем дни в мечтах и

беседах, мы не признаем ни бога, ни черта, ни родины,

но мы все — рыцари маленькой хозяйки и дали обет вер¬

ности ей.
—	Мы готовы умереть за нее,— подтвердил Лео,

медленно склоняя голову.
—	Нет, мальчик, мы готовы жить для нее и сражать¬

ся за нее. Умереть — дело несложное.
Грэхем не пропустил ни слова из этого разговора.

Юноша, конечно, ничего не понимал, но по глазам кель-

га, пристально смотревшим на Грэхема из-под копны се¬

дых волос, он понял, что тот все знает.
На лестнице раздались мужские голоса и шаги; в ту

минуту, как входили Мартинес и Дар-Хиал, Терренс

сказал:
—	Говорят, что в Каталине отличная погода и ту¬

нец ловится превосходно.
253

А-Ха опять принес коктейли; у него было много дела,

так как в это время подошли и Хэнкок с Фрейлйгом.
Терренс пил смеси, которые китаец с неподвижным

лицом подавал ему по своему выбору, пил и в то же

время распространялся о вреде и мерзости пьянства, убе¬

ждая Лео не пить.
Вошел 0-Дай, держа в руках записку и озираясь, ко¬

му бы ее отдать.
—	Сюда, крылатый сьш неба,— поманил его к себе

Терренс.
—	Это просьба, адресованная нам и составлен¬

ная в подобающих случаю выражениях,— провозгласил

он, заглянув в записку.— Дело в том, что приехали

Льют и Эрнестина, и вот о чем они просят. Слушай¬

те!— И он прочел:—«О благородные и славные оле¬

ни! Две бедных, смиренных и кротких лани одиноко

блуждают в лесу и просят разрешения на самое корот¬

кое время посетить перед обедом стадо оленей на их

пастбище».
—	Метафоры допущены здесь самые разнородные,—

сказал Терренс,— но все же девицы поступили совершен¬

но правильно. Они знают закон Дика — и это хороший

закон,—что никакие юбки в бильярдную не допускаются,

разве только с единодушного согласия мужчин. Ну что ж,

как думает ответить стадо оленей? Все, кто согласен,

пусть скажут «да». Кто против? Принято. Беги, быстро¬

ногий 0-Дай, и веди сюда этих дам.
—	«В сандальях коронованных царей...»,— начал Лео,

выговаривая слова с благоговением и любовной береж¬

ностью.
—	«Он будет попирать их ночи алтари»,— подхва¬

тил Терренс.— Человек, написавший эти строки,— ве¬

ликий человек. Он друг Лео и друг Дика, я горжусь

тем, что он и мой друг.
—	А как хорош вот этот стих,— продолжал Лео, об¬

ращаясь к Грэхему,— из того же сонета! Послушайте,

как это звучит: «Внемлите песне утренней звезды...»

И дальше.— Голосом, замирающим от любви к прекрас¬

ному слову, юноша прочел:—«С умершей красотою ка

руках как он мечты грядущему вернет?»
Он смолк, ибо в комнату входили сестры Паолы, и

робко поднялся, чтобы с ними поздороваться.
254

Обед в тот день прошел так же, как все обеды, на ко¬

торых присутствовали мудрецы. Дик, по своему обычаю,

яростно спорил, сцепившись с Аароном Хэнкоком из-за

Бергсона, нападая на его метафизику с меткостью и бес¬

пощадностью реалиста.
—	Ваш* Бергсон не философ, а шарлатан, Аарон,—

заключил Дик.— У него за спиной все тот же старый

мешок колдуна, набитый всякими метафизическими

штучками, только разукрашены они оборочками из но¬

вейших научных данных.
—	Это верно,— согласился Терренс.— Бергсон —

шарлатан мысли. Вот почему он так популярен...
—	Я отрицаю...— прервал его Хэнкок.
—	Подождите минутку, Аарон. У меня мелькнула

одна мысль. Дайте мне ее удержать, пока она, подобно

бабочке, не улетела в голубое небо. Дик поймал Бергсо¬

на с поличным, этот философ украл немало сокровищ из

хранилища науки. Даже свою здоровую уверенность он

стащил у Дарвина — из его учения о том, что выживают

самые приспособленные. А что он из этого сделал? Слег¬

ка обновил эту теорию прагматизмом Джемса, подсла¬

стил негаснущей в сердце человека надеждой на то, что

всякому суждено жить снова, и разукрасил идеей Ниц¬

ше о том, что чаще всего к успеху ведет чрезмерность...
—	Идеей Уайльда, хотите вы сказать,— поправи¬

ла его Эрнестина.
—	Видит бог, я выдал бы ее за свою, если бы не

ваше присутствие,— вздохнул Терренс с поклоном в ее

сторону.— Когда-нибудь антиквары мысли точно устано¬

вят автора. Я лично нахожу, что эта идея отдает Мафу¬

саилом. Но до того, как меня любезно прервали, я го¬

ворил.,.
—	А кто грешит более задорной самоуверенностью,

чем Дик? — вопрошал Аарон несколько позже; Паола

кинула Грэхему многозначительный взгляд.
—	Я только вчера смотрел табун годовалых жере¬

бят; у меня и сейчас перед глазами эта прекрасная кар¬

тина. И вот я спрашиваю: а кто делает настоящее дело?
—	Возражение Хэнкока вполне основательно,— нере¬

шительно заметил Мартинес.— Без элемента тайны мир

был бы плоским и неинтересным. А Дик не признает

никаких тайн.
255

—	Ну уж нет,— возразил Терренс, заступаясь за

Дика.— Я хорошо его знаю. Дик признает, что в мире

есть тайны, но не такие, какими пугают детей. Для него

не существует ни страшных бук, ни всей этой фантасма¬

гории, с которой обычно носитесь вы, романтики.
“ — Терренс понимает меня,— подтвердил Дик.—

Мир всегда останется загадкой. Для меня человеческая

совесть не большая загадка, чем химическая реакция,

благодаря которой возникает обыкновенная йода. Согла¬

ситесь, что это тайна, и тогда все более сложные явле¬

ния природы потеряют свою таинственность. Эта про¬

стая химическая реакция — вроде тех основных аксиом,

на которых строится все здание геометрии. Материя и

сила — вот вечные загадки вселенной, и они проявляют

себя в загадке пространства н времени. Проявления

не загадка; загадочны только их основы — материя

и сила, да еще арена этих проявлений — пространство

и время.
Дик замолчал и рассеянно посмотрел на бесстрастные

лица А-Ха и О-Дая, стоявших с блюдами в руках как

раз против него. «Их лица совершенно бесстрастны,—

подумал он,— хотя я готов держать пари, что и они осве¬

домлены о том, что так потрясло Ой-Ли».
—	Вот видите,— торжествующе закончил Терренс.—=•

Самое лучшее — то, что он никогда не становится вверх

тормашками и не теряет равновесия. Он твердо стоит на

крепкой земле, опираясь на законы и факты, и защищен

от всяких заоблачных фантазий и нелепых бредней..^
Никому в тот вечер — и за обедом и после — не при¬

шло бы в голову, что Дик чем-то расстроен. Казалось,

ему непременно хочется отпраздновать приезд Льют и

Эрнестины; он не поддерживал тяжеловесного спора фи¬

лософов и изощрялся во всевозможных каверзах и шут¬

ках. Паола заразилась его настроением и всячески помо¬

гала ему в его проделках.
Самой интересной оказалась игра в приветственный

поцелуй^ Все мужчины должны были подвергнуться ему.

Грэхему была оказана честь — пройти испытание перво¬

му, и он мог потом наблюдать злоключения всех осталь¬

ных, которых Дик по одному вводид со двора.
256

Хэнкок — Дик держал его за руку — дошел до сере¬

дины комнаты, где Паола и ее две сестры стояли на стуль¬

ях, подозрительно оглядел их и заявил, что хочет обой¬

ти стулья кругом. Однако он не заметил ничего осо¬

бенного, кроме того, что на каждой была мужская фетро¬

вая шляпа.
—	Ну что ж, по-моему, ничего,— заявил Хэнкок,

остановившись перед ними и рассматривая их.
—	Конечно, ничего,—уверил его Дик.— Так как эти

женщины воплощают все самое прекрасное в нашем име¬

нии, то и должны подарить вам приветственный поце¬

луй. Выбирайте, Аарон.
Аарон, сделав крутой поворот, словно чуя какую-то

каверзу за спиной, спросил:
—	Все три должны поцеловать меня?
—	Нет, вам полагается выбрать ту, которая вас по¬

целует.
—	А те две, которых я не выберу, не сочтут это дис¬

криминацией? — допыгывался Аарон.
—	И усы не послужат препятствием? — был его сле¬

дующий вопрос.
—	Нисколько,— заверила его Льют.— Мне по край¬

ней мере всегда хотелось знать, какое ощущение испы¬

тываешь, целуя черные усы.
—	Спеш*ите, спешите, сегодня здесь целуют филосо¬

фов,— заявила Эрнестина,— но только, пожалуйста, по¬

торопитесь, остальные ждут. Меня тоже должно сегодня

поцеловать целое поле усатых колосьев.
—	Ну, кого же вы выбираете? — настаивал Дик.
—	Какой же может быть выбор! — бойко отозвался

Хэнкок.—Конечно, я поцелую свою даму сердца, малень¬

кую хозяйку.
Он поднял голову и вытянул губы, она* наклонилась,

и в тот же миг с полей ее шляпы хлынула ему в лицо

ловко направленная струя воды.
Когда очередь дошла до Лео, он храбро выбрал Пао-

лу и чуть не испортил игру, благоговейно преклонив ко¬

лено и поцеловав край ее платья.
—	Это не годится,— заявила Эрнестина.— Поцелуй

должен бьггь самый настоящий. Поднимите голову, что¬

бы вас могли поцеловать.
—	Пусть последняя будет первой, поцелуйте меня,
17.	Джек Лондрн. Т. ХП.	257

Лео,— попросила Льют, чтобы помочь ему в его замеша¬

тельстве.
Он с благодарностью взглянул на нее и потянулся к

ней, но недостаточно откинул голову, и струя воды поли¬

лась ему за воротник.
—	А меня пусть поцелуют все три,— заявил Тер¬

ренс; ему казалось, что он нашел выход из затрудни¬

тельного положения.— И я трижды вкушу райское бла¬

женство.
В благодарность за его любезность он получил на го¬

лову три струи воды.
Азарт и веселость Дика все возрастали. Всякий, гля¬

дя на то, как он ставит к створке двери Фрейлига и Мар¬

тинеса, чтобы измерить их рост и разрешить спор о том,

кто выше, сказал бы, что нет сейчас на свете человека

беззаботнее и спокойнее его.
—	Колени вместе! Ноги прямо! Головы назад!—ко¬

мандовал он.
Когда их головы коснулись двери, с другой стороны

р<»здался громовой удар, от которого они вздрогнули.

Дверь распахнулась, и появилась Эрнестина, вооружен¬

ная палкой, которой бьют в гонг.
Затем Дик, держа в руке атласную туфельку на вы¬

соком каблуке и накрывшись с Терренсом простыней,

учил его, к бурному восторгу остальных, игре в «Братца

Боба». В это время появились еще Мэзоны и Уатсоны со

всей своей уикенбергской свитой.
Дик немедленно потребовал, чтобы все вновь прибыв¬

шие молодые люди тоже получили приветственный поце¬

луй. Несмотря на восклицания и шум, который подняли

полтора десятка здоробаЮщихся людей, он ясно расслы¬

шал слова Лотти Мэзон: «О мистер Грэхем! А я ду¬

мала, вы давно уехали».
И Дик, среди суеты, неизбежной при появлении та¬

кого множества гостей, продолжая изображать из себя

человека, которому ужасно весело, зорко ловил те насто¬

роженные взгляды, какими женщины смотрят только на

женщин. Спустя несколько минут он увидел, как Лотти

Мэзон бросила украдкой именно такой вопрошающий

взгляд на Паолу в ту минуту, когда та, стоя перед Грэ-

хемом, что-то говорила ему.
«Нет еще,— решил Дик,— Лотти пока не знает. Но
258

подозрение уже зародилось; и ничто, конечно, так не по¬

радует ее женскую душу, как открытие, что безупреч¬

ная, гордая Паола — такая же, как и все другие женщи¬

ны, и у нее те же слабости».
Лотти Мэзон была высокая эффектная брюнетка лет

двадцати пяти, бесспорно, красивая и, как Дику при¬

шлось убедиться, бесспорно, очень смелая. В недалеком

прошлом Дик, увлеченный и, надо признаться, ловко по¬

ощряемый ею, затеял с ней легкий флирт, в котором,

впрочем, не зашел так далеко, как ей того хотелось. С его

стороны ничего серьезного не было. Не дал он развиться

и в ней серьезному чувству. Но, памятуя этот флирт. Дик

был настороже, предполагая, что именно Лотти будет осо--

бенно следить за Паолой и что именно у нее, скорее чем у

других дам, могут возникнуть кое-какие подозрения.
—	О да, Грэхем превосходно танцует,— услышал

Дик спустя полчаса голос Лотти Мэзон, говорившей с

маленькой мисс Максуэлл.— Верно, Дик? — обратилась

она к нему, глядя на него по-детски невинными глазами,

но — он чувствовал это — в то же время внимательно

наблюдая за ним.
—	Кто? Грэхем? Ну еще бы1 — ответил Дик спокой¬

но и открыто.— Да, превосходно. А как вы, думаете, не

устроить ли нам танцы? Тогда мисс Максуэлл убедится

на деле. Хотя здесь есть только одна дама ему под пару,

с ней он может показать свое мастерство.
—	Это, конечно, Паола?—сказала Лотти.
—	Конечно, Паола. Ведь вы, молодежь, не умеете

вальсировать. Да вам и научиться негде было.
Лотти вздернула хорошенький носик.
—	Впрочем, может быть, вы и учились чуть-чуть,

еще до того, как вошли в моду новые танцы,—извинился

он.— Давайте я уговорю Ивэна и Паолу, а мы пойдем

с вами, и я ручаюсь, что других пар не будет.
Вальсируя, он вдруг остановился и сказал:
—	Пусть они танцуют одни. На них стоит полюбо¬

ваться.
Сияя от удовольствия, смотрел он, как Грэхем и его

жена заканчивают танец, и чувствовал, что Лотти погля¬

дывает на него сбоку и что ее подозрения рассеиваются.
Танцевать захотелось всем, и так как вечер был очень

теплый. Дик приказал открыть настежь большие двери
259

во двор. То одна, то другая пара, танцуя, выплывала из

комнаты, и танец продолжался под залитыми лунным

светом аркадами; под конец туда перешли все пары.
—	Он еще совсем мальчишка,— говорила Паола Грэ-

хему, слушая, как Дик расхваливает всем и каждому до¬

стоинства своего нового фотоаппарата, снимающего при

ночном освещении.— Аарон во время обеда укорял его за

самоуверенность, и Терренс встал на его защиту. Дик

за всю свою жизнь не пережил ни одной, трагедии.

Он ни разу не был в положении побежденного. Его

самоуверенность всегда была оправдана. Как сказал

7'ерренс, он всегда делал настоящее дело. Ведь он

знает, бесспорно, знает — и все-таки совершенно уве¬

рен и в себе и во мне.
Кргда Грэхем пошел танцевать с мисс Максуэлл, Пао¬

ла продолжала размышлять о том же. В конце концов

Дик не так уж страдает. Да этого и следовало ожидать.

Ведь у него трезвый ум, он философ. Потеряв ее, он отнес¬

ся бы к этому так же безучастно, как к потере Горца,

к смерти Джереми Брэкстона или к затоплению рудни¬

ков. «Довольно трудно,— говорила она себе с улыбкой,—

испытывать горячее влечение к Грэхему и быть замужем

за таким философом, который палец о палец не ударит,

чтобы, удержать тебя». И она снова должна была при¬

знать, что Грэхем тем и обаятелен, что он так пылок,

так человечен. Это сближало их. Даже в расцвете их ро¬

мана с Диком в Париже он не вызывал в ней такого пла¬

менного чувства. Правда, он был замечательным воз¬

любленным— с его даром находить для любви особые

слова, с его любовными песнями, приводившими ее в та¬

кое восхищение,— но это было все же не то, что она те¬

перь испытывала к Грэхему и что Грэхем, наверное, ис¬

пытывал к ней. Кроме того, в те давние времена, когда

Дик так внезапно завладел ее сердцем, она была еще

молода и неопытна в вопросах любви.
От этих мыслей все более ожесточалось ее сердце по

отнош‘ению к мужу и разгоралась страсть к Грэхему. Тол¬

па гостей, веселье, возбуждение, близость и нежные ка-

с»\ния при танцах, теплота летнего вечера, лунный свет

и запах ночных цветов волновали ^ все глубже и силь¬

нее, и она жаждала протанцевать хотя бы еще один та¬

нец с Грэхемом.
260

—	Нет, магний не нужен,— говорил Дик.— Это —

немецкое изобретение. Достаточно выдержки в полмину¬

ты при обычном освещении. Самое удобное то, что мож¬

но сейчас же проявить пластинку. А недостаток тот, что

нельзя печатать прямо с пластинки.
—	Но если снимок удачен, можно с этой пластинки

переснять ча обычную и с нее печатать,— заметила Эр-

нестина.
Она уже видела эту свернувшуюся в камере ог¬

ромную змею в двадцать футов, которая при нажиме

на баллончик тотчас выскакивала, словно чертик

из ящика. Многие из присутствующих тоже видели

аппарат и просили Дика сходить за ним и сделать

опыт.
Он отсутствовал дольше, чем предполагал, так как

Бонбрайт оставил на его столе несколько телеграмм, ка^

сающихся положения в Мексике, и на них нужно было

немедленно ответить. Наконец, взяв аппарат, Дик вернул¬

ся к ГОСТЯМ! кратчайшей дорогой, через дом и двор.

Танцующие под аркадами пары постепенно скрывались

в зале, и, прислонившись к одной из колонн. Дик смот¬

рел, как они проходят мимю него. Последними были Пао-

ла и Ивэн, они прошли так близко, что он мог бы, про¬

тянув руку, до них дотронуться. Но, хотя свет месяца и

падал прямо на него, они его не видели. Они не отрываясь

смотрели друг на друга.
Предпоследняя пара была уже в доме, и музыка смол¬

кла. Паола и Грэхем остановились, и он только хотел

предложить ей руку и тоже отвести в комнаты, как она

вдруг прижалась к нему в неудержимом порыве. Из чи¬

сто мужской осторожности он сначала слегка отклонял¬

ся, но она обхватила его шею рукой и притянула к себе

для поцелуя. Это была внезапная и неудержимая вспыш¬

ка страсти. Через мгновение Паола, взяв его под руку,

уже входила в дом, и до Дика донесся ее веселый и не¬

принужденный смех.
Дик ухватился за колонну, держась за нее, скользнул

вниз и сел на каменные плиты. Он задыхался. Сердце

стучало, словно хотело выскочить из груди, он ловил гу¬

бами воздух. А проклятое сердце металось, билось в

горле, душило его. Ему казалось, что оно уже во рту, он

жует его и глотает вместе с освежающим воздухом.
261

Вдруг он почувствовал озноб, а затем весь покрылся

потом.
—	Слыхано ли, чтобы у кого-нибудь из Форрестов

были болезни сердца? — пробормотал он, все еще сидя

на земле, прислонясь к колонне и вытирая мокрое от по¬

та лицо. Его рука дрожала, болезненный трепет сердца

вызывал легкую тошноту.
Если бы Грэхем поцеловал ее, это еще куда ни шло,

размышлял он. Но Паола сама поцеловала Грэхема. Зна¬

чит — любовь, страсть. Он сам) теперь убедился; и когда

эта картина вновь встала перед его глазами, сердце опять

сжалось и удушье подступило к горлу. Сделав огромное

усилие, он наконец овладел собой и встал на ноги.
«Честное слово, оно было у меня во рту, и я жевал

его,— подум1ал он о своем сердце.— Да, жевал».
Возвращаясь в обход через двор, он с веселым ли¬

цом — так ему казалось — вошел в ярко освещенную

комнату, держа в руках аппарат, и был очень удивлен

тем, как его встретили.
—	Что с вами? Вас напугало привидение? —спроси¬

ла Льют.
—	Вы больны? Что случилось? — засыпали его во¬

просами остальные.
—	Да в чем дело? — удивился он, в свою очередь.
—- Ваше лицо... на вас лица нет! — воскликнула Эр-
нестина.— Что случилось?
Озираясь с удивлением!, он тут же заметил, что Лотти

Мэзон бросила быстрый взгляд на Грэхема и Паолу и что

Эрнестина перехватила этот взгляд и, последовав за

ним, сама украдкой посмотрела на обоих.
—	Да,— солгал он.— Я получил тяжелую весть.

Только что. Джереми Брэкстон умер. Убит. Мексиканцы

поймали его, когда он хотел бежать в Аризону.
—	Старик Джереми! Царство ему небесное! Какой

был хороший человек! —сказал Терренс, взяв Дика под

руку.— Пойдемте, дружок, вам необходимо подкрепить¬

ся, я вас провожу.
—	Да нет, теперь все прошло,— улыбнулся Дик,

тряхнув плечами, и решительно выпрямился.— В пер¬

вую минуту это меня действительно сразило. Я не со¬

мневался, что Джереми так или иначе выпутается из

всей этой истории. Но пеоны поймали его и двух инже-»
262

неров. Они оказали отчаянное сопротивление. Засели под

скалой и целые сутки отстреливались от отряда в пять¬

сот человек. Тогда мексиканцы забросали их сверху ди¬

намитными шашками. Да, всякая плоть — только трава,

и прошлогодняя трава не оживает. Ваше предложение,

Терренс, мудрое предложение. Ведите меня.
Сделав несколько шагов, он обернулся и сказал че¬

рез плечо:
—	Пусть это не расстраивает веселья. Я сейчас вер¬

нусь и сниму всю группу. А ты, Эрнестина, пока расса¬

ди их и дай самый сильный свет.
На другом конце комнаты Терренс открыл вделанный

в стену поставец и вынул стаканы. Дик зажег стенную

лампочку и принялся рассматривать свое лицо в зер¬

кальце, вделанное в одну из дверок поставца.
—	По-моему, теперь ничего,— сказал он.— Все в по¬

рядке. Лицо как лицо.
—	Это только так, мимолетная тень набежала,— со¬

гласился с ним Терренс, наливая виски в стаканы.— Име¬

ет же человек право расстроиться, потеряв старого друга.
Они чокнулись и выпили в молчании.
—	Еще,— сказал Дик, протягивая стакан.
—	Скажите, когда хватит.— И ирландец стал спокой¬

но следить, как поднимается в стакане уровень жидкости.
Дик ждал, пока она дойдет до половины.
Они снова чокнулись и снова вьгаили, глядя друг дру¬

гу в глаза, и Дик почувствовал горячую благодарность

к Терренсу за ту безза)ветную преданность, которую про¬

чел в его взгляде.
А в это время посреди холла Эрнестина рассаживала

группу для съемки и старалась угадать по лицам Паолы,

Грэхема и Лотти хоть что-нибудь из того, что она бес¬

сознательно чуяла. «Почему Лотти так пристально по¬

смотрела на Паолу и Грэхема?—спрашивала себя Эрне¬

стина.— Да и с Паолой происходит что-то необычное.

Она, видимо, расстроена, встревожена, но весть о смер¬

ти Брэкстона тут как будто ни при чем».
По лицу Грэхема нельзя было ничего узнать. Он дер¬

жался как всегда и ужасно смешил мисс Максуэлл и мис¬

сис Уатсон.
Да, Паола была расстроена: что случилось? Почему

Дик солгал? Он же знал о смерти Джереми Брэкстона
263

•еще два дня назад. И никогда известие о чьей-либо смер¬

ти так не потрясало его! Уж не выпил ли он лишнее?

За время их супружества она несколько раз видела его

пьяным. Но алкоголь на него не действовал; вино только

придавало блеск его глазам, развязывало язык, он с

увлечением придумывал всякие проказы и импровизи¬

ровал песни. Может быть, он успел напиться с этим не¬

сокрушимым Терренсом в бильярдной? Она заста¬

ла их там всех перед обедом. Истинная причина его вол¬

нения не приходила ей в голову просто потому, что вся¬

кое шпионство было ему чуждо.
Дик вернулся. Смеясь от души какой-то шутке Тер¬

ренса, он подозвал Грэхема и заставил «мудреца» по¬

вторить ее. Когда все трое всласть посмеялись. Дик при¬

готовился снимать группу. Камера, раздвигаясь, точно

выстрелила, женщины испуганно вскрикнули, и все это

окончательно рассеяло остатки мрачного настроения,

особенно когда хозяин дома предложил игру в земля¬

ные орехи. Игра состояла в том, кто за пять минут на

конце столового ножа, от стула к столу, поставленных на

расстоянии двенадцати ярдов> перенесет больше земля¬

ных орехов. Показав, как это делается. Дик выбрал своим

партнером Паолу и вызвал на состязание решитель¬

но всех, не исключая уикенбержцев и обитателей

«Мадроньевой рощи». Много коробок конфет было

выиграно и проиграно! В конце концов Дик и Паола

взяли верх над Грэхемом и Эрнестиной — парой, за¬

нявшей второе место. От Дика стали требовать, что¬

бы он произнес речь; нет, лучше пусть споет песню о

земляном орехе. Дик тут же стал импровизировать

в чисто индейской манере, при этом он отбивал такт,

подпрыгивая на несгибающихся ногах и хлопая себя по

бедрам.
—	Я — Дик Форрест, сын «Счастливчика» Ричар¬

да, сына Джонатана Пуританина, сына Джона, моряка-

скитальца, каким был и его отец Альберт, сын Мортиме¬

ра, пирата и кандальника, умершего без отпущения

грехов.
Я последний из рода Форрестов и первый из носящих

земляные орехи. Немврод и Сэндау предо мной ничто.

Я ношу земляные орехи на, конце ножа, серебряного но¬

жа. В земляных орехах сидит сам дьявол. Я ношу орехи
.264

легко и грациозно. Я ношу их очень много. Еще не вы-

рос тот орех, который бы победил меня.
Орехи катятся. Орехи катятся. Но я, как Атлас, под¬

держивающий мир, не даю им упасть. Не каждый может

носить земляные орехи. У меня талант от бога. Это боль¬

шое искусство. Орехи катятся. Орехи катятся, и я вечно

буду носить их.
Аарон — философ, где ему носить орехи! Эрнести-

на — блондинка. Блондинки не могут носить земляные

орехи. Ивэн — спортсмен. Он их роняет. Паола — мой

партнер, она их не может удержать. Только я, я один,

милостью божьей и силой собственной мудрости, могу

носить земляные орехи.
Если кому надоела моя песнь, бросьте в меня тяжелым

предметом. Я горд. Я неутомим. Я могу петь До сконча¬

ния века. И я буду петь до скончания века.
Здесь начинается вторая песнь: если я умру, похоро¬

ните меня в куче земляных орехов. Но пока я жив...
На Дика, как и следовало ожидать, обруш?илась гру¬

да диванных подушек и прервала его песнь, но не укро¬

тила его буйной веселости; минуту спустя он уже шеп*

тался в углу с Лотти Мэзон и Паолой, затевая с ними

тайный заговор против Терренса.
Так, среди танцев, смеха и шуток, проходил этот ве¬

чер. В полночь подали ужин, и уикенбергские гости на¬

чали прощаться только около двух часов утра. Пока они

собирались, Паола предложила совершить на следующий

день поездку к реке Сакраменто, чтобы осмотреть посад-

1СИ риса на опытном поле Дика.
—	Я имел в виду другое,— сказал Дик.— Ты знаешь

горные пастбища над Сайкамор-Крик? За последние де¬

сять дней там зарезаны три ярки.
—	Пумы? — воскликнула Паола.
—	Их по меньшей мере две... Наверное, забрели с се¬

вера,— обратился он к Грэхему.— С ними это иногда

бывает. Мы трех убили лет пять тому назад. Мосс и

Хартли будут ждать нас там с собаками. Они высле¬

дили двух. Что вы скажете, если отправиться туда всем

вместе? Выедем сейчас же после завтрака.
—	Можно мне взять Молли? — спросила Льют.
—	А ты возьмёшь Альтадену,— сказала Паола Эр-

нестине.
265

Лошади были быстро распределены. Фрейлиг и Мар¬

тинес также согласились принять участие в охоте, зая¬

вив, впрочем, что ездят верхом они очень плохо и еще

хуже стреляют.
Все вышли проводить уикенбержцев и, когда маши¬

ны укатили, постояли немного на дворе, сговариваясь

относительно завтрашней охоты.
—	Ну, спокойной ночи,— сказал Дик, когда все

вошли в дом.— Прежде чем ложиться, я пойду еще взгля¬

ну на старуху Бесси. Хеннесси сидит при ней. Помните

же, девочки: являться к завтраку в амазонках и ни в

коем случае не опаздывать.
Престарелая мать Принцессы была очень плоха, но в

другое время Дик, конечно, не пошел бы навещать ее

в столь поздний час,— ему хотелось побыть одному, и он

боялся остаться с глазу на глаз с Паолой после того,

чему он так недавно был свидетелем.
Легкие шаги по гравию заставили его обернуться. Эр-

нестина догнала его и взяла под руку.
—	Бедная старушка Бесси,— сказала она.— Мне то¬

же хотелось бы проведать ее.
Дик, продолжая взятую на себя роль, начал припо¬

минать всякие смешные случаи, происходившие в тот ве¬

чер, смеялся, шутил и казался очень веселым.
—	Дик,— сказала Эрнестина, когда он наконец за¬

молчал.— У вас какое-то горе.— Она почувствовала, что

он вдруг замкнулся, и торопливо продолжала:—Я очень

хочу вам помочь! Вы же знаете, что можете на меня по¬

ложиться. Скажите мне.
—	Да, я скажу,— отвечал он.— Но скажу только од¬

но.— Она благодарно сжала его локоть.— Завтра вы по¬

лучите телеграмму, срочную; ничего слишком серьезно¬

го. Но ты и Льют соберетесь и укатите как можно скорее.
—	И все?—спросила она разочарованно.
—	Вы мне сделаете этим большое одолжение.
—	Вы даже поговорить со мной не хотите? — возму¬

тилась она, огорченная его отказом.
—	Телеграмма придет в такое время, что застанет

вас еще в постели. А теперь нечего тебе ходить к Бесси.

Беги домой. Спокойной ночи.
Он поцело-вал ее, ласково толкнул в сторону дома и

пошел своей дорогой.
266

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Возвращаясь от больной кобылы, Дик остановился п

прислушался: в конюшне для жеребцов беспокойно пе¬

реступали с ноги на ногу Горец и другие лошади. Среди

тишины откуда-то с гор, где пасся скот, донеслось оди¬

нокое позванивание колокольчика. Легкий ветеррк вне¬

запно дохнул Дику в лицо струей благовонного тепла.

Ночь была напоена легким душистым запахом зреющих

хлебов и сена. Жеребцы опять затопали, и Дик, глубоко

вздохнув, почувствовал, что никогда, кажется, еще так

не любил всего этого; он поднял глаза и обвел взором

весь звездный горизонт, местами заслоненный горными

вершинами.
—	Нет, Катон,—произнес он вслух.—С тобой нельзя

согласиться. Человек не уходит из жизни, как из хар¬

чевни. Он уходит из нее, как из своего дома — единствен¬

ного, который ему принадлежит. Он уходит... в никуда.

Спокойной ночи! Перед ним бесшумно встает Безносая—

и все.
Он хотел идти дальше, но снова топотание жеребцов

задержало его, а в горах опять зазвенел колокольчик.

Расширив ноздри, Дик глубоко вдохнул душистый воз¬

дух и почувствовал, что любит и этот воздух, и усадьбу, и

пашни, ибо все это создание его рук.
—	«Я смотрел в глубину времен и там себя не нахо¬

дил,— процитировал он и затем, улыбнувшись, доба¬

вил: — Она мне подарила девять сыновей, а остальные

девять были дочери».
Подойдя к дому, он постоял с минуту, любуясь его

широкими, смелыми очертаниями. Войдя, Дик тоже не

сразу отправился на свою половину,— вместо этого он

пошел бродить по пустым тихим комнатам, дворам и

длинным, чуть освещенным галереям. Дик чувствовал се¬

бя, как человек, отправляющийся в дальнее путешест¬

вие. Он зажег свет в волшебном дворике Паолы, усел¬

ся в римское мраморное кресло и, обдумывая свои пла-*

ны, вьжурил сигарету.
О, он сделает все очень ловко. На охоте может про¬

изойти такой «несчастный случай», который обманет ре-»

шительно всех. Уж он не промахнется, нет! Пусть это

произойдет завтра в лесах над Сайкамор-Крик. Дедуш^
267

ка Джонатан Форрест, суровый пуританин, погаб же на

охоте от несчастного случая... Впервые на Дика нашло

сомнение. Но, если это не было случайностью, старик,

надо отдать ему справедливость, подстроил все очень

ловко. В семье никогда даже и разговора не было о том,

что здесь могло .быть нечто большее, чем несчастный

случай*
Коснувшись пальцем выключателя. Дик помедлил еще

с минуту, чтобы в последний раз взглянуть на мрамор¬

ных младенцев, игравших в воде фонтана и среди роз.
—	Вы, вечно юные, прощайте,— тихо сказал он, об¬

ращаясь к ним.— Только вас я и породил.
Со своей спальной веранды он посмотрел на спальню

Паолы, по ту сторону широкого двора. Там было темно.

Может быгь, она спала.
Он опомнился от своих мыслей и увидел себя сидя¬

щим на краю кровати в одном расшнурованном ботинке;

улыбнувшись своей рассеянности, он опять зашнуровал

его. Зачем ему ложиться спать? Уже четыре часа утра.

По крайней мере он в последний раз полюбуется сол¬

нечным восходом. Теперь многое будет у него в послед¬

ний раз. Вот он и оделся в последний раз. И вчерашняя

утренняя ванна была последней. Разве чистая вода мо-

HteT остановить посмертное тление? Но побриться все-

таки придется. Последняя дань земной суетности. Ведь

после смерти волосы продолжают некоторое время расти.
Он вынул из вделанного в стену несгораемого шка¬

фа свое завещание, положил перед собой на стол и

внимательно прочел. Ему пришли в голову разные

мелкие дополнения, и он вписал их от руки, предусмот¬

рите \ьно поставив дату на полгода раньше. Последняя

приписка обеспечивала общину мудрецов в составе се¬

ми человек.
Он просмотрел свои страховые полисы и в каждом с

особым вниманием прочел параграфы о дозволенном са-

мсубийстве. Подписал письма, ожидавшие его с про¬

шлого утра, и продиктовал в диктофон письмо своему

издателю. Очистив стол, он наскоро подсчитал актив и

пассив, сбросив с актива затопленные рудники; этот

баланс он тут же заменил другим, максимально уве¬

личив расходы и до смешного сократив доходы. Все же

результат получился удовлетворительный.
268

Затем он разорвал исписанные цифрами листки и на¬

бросал план того, какую следует, по его мнению, вести

линию в отношении мексиканских рудников. Он набро¬

сал этот план небрежно, в общих чертах, чтобы, когда

записку найдут среди бумаг, она не возбудила подо¬

зрений. Таким же образом он составил на несколько лет

вперед программу улучшения породы широв, а также

внутрипородного скрещивания для Горца, Принцессы и

лучших экземпляров их потомства.
Когда в шесть часов О-Дай принес кофе, Дик излагал

последний пункт своего проекта рисовых плантаций:
«Хотя итальянский рис и вырастает скорее и поэтому

особенно подходит для опытов,— писал он,— я буду не¬

которое время засевать поля в одинаковых пропорциях

сортами моти, йоко и уотерибюн; ввиду того, что они со¬

зревают в разное время, это даст возможность при тех

же рабочих, машинах и тех же накладных расходах об¬

рабатывать большую площадь, чем при посадке одного

сорта».
О-Дай поставил кофе на стол, ничем не выразив сво¬

его удивления — даже после того, как взглянул на явно

нетронутую постель. И Дик не мог не восхититься его

выдержкой.
В шесть тридцать зазвонил телефон, и он услышал

утомленный голос Хеннесси, говорившего:
—	Я знаю, что вы уже встали, и хочу сообщить вам

радостную весть: старуха Бесси выживет. Хотя ей было

здорово плохо. Пойду теперь соону.
Побрившись, Дик постоял перед душем, и лицо его

омрачилось: «На кой черт, все равно только потеря време¬

ни!» Однако он переобулся, надев более тяжелые ботинки

с высокой шнуровкой,— они были удобнее для охоты.
Он опять сидел за столом и просматривал свои за¬

метки в блокнотах, готовясь к утренней работе, когда ус¬

лышал шаги Паолы. Она не приветствовала его обычным:

«С добрым утром, веселый Дик», но подошла совсем

близко и мягко проговорила:
—	Сеятель желудей! Всегда неутомимое, всегда бод¬

рое Багряное Облако!
Вставая и стараясь к ней не прикоснуться, он заме¬

тил темные тени у нее под глазами. Она тоже избегала

прикосновений.
269

—	Опять «белая ночь»?—спросил он, придвигая ей

стул.
—	Да, «белая ночь»,— отоз-валась Паола.— Ни одной

минуты сна; а уж как я старалась!
Обоям было трудно говорить, и вместе с тем они не

могли отвести глаз друг от друга.
—	Ты... выглядишь неважно.
—	Да, лицо у меня не того...— кивнул он.— Я смот¬

рел на себя, когда брился, это вчерашнее выражение с

него не сходит.
—	Что-то с тобой вчера вечером случилось,— робко

сказала она, и Дик ясно прочел в ее глазах то же стра¬

дание, какое он видел в глазах Ой-Ли.— Все обратили

внимание на твое лицо. Что с тобой?
Он пожал плечами.
—	Это выражение появилось уже с некоторых пор,—

уклонился он от ответа, вспоминая, что первый намек

он заметил на портрете, который писала Паола.— Ты

тоже заметила?—спросил он.
Она кивнула. Вдруг ей пришла в голову новая мысль.

Он прочел эту мысль на ее лице, прежде чем Паола

успела выговорить ее вслух:
—	Дик, может быть, ты влюбился?
Это был бы выход, ^о разрешило бы все недоразу¬

мения. На лице ее отразилась надежда.
Он медленно покачал головой и улыбнулся: он видел»

как она разочарована.
—	Впрочем, да,— сказал он.— Да! Влюбился!
—	Влюбился?—Паола обрадовалась, когда он от¬

ветил: «Влюбился».
Она не ожидала того, что за этим последует. Он встал,

резким дв-ижением пододвинул к ней свой стул — так

близко, что коснулся коленями ее колен, и, наклонившись

к ней, быстро, но бережно взял ее руки в свои.
—	Не пугайся, моя птичка,— ответил он.— Я не буду

тебя целовать. Я уже давно тебя не целовал. Я просто

хочу рассказать тебе об этой влюбленности. Но раньше я

хочу сказать, как я горд, как я горжусь собой. Горжусь

тем, что я влюблен. В мои годы — и влюблен! Это неве¬

роятно, удивительно. И как люблю! Какой я странный,

необыкновенный и вместе с тем замечательный любов¬

ник! Я живое опровержение всех книг и всех биологиче¬
270

ских теорий. Оказывается, я однолюб. И я люблю одну-

единственную женщину. После двенадцати лет облада¬

ния — люблю ее безумно, нежно и безумно!
Руки Паолы невольно выразили ее разочарование,

она сделала легкое движение, чтобы освободить их; но

он сжал их еще крепче.
—	Я знаю все ее слабости — и люблю ее всю, со все¬

ми слабостями и совершенствами, люблю так же безум¬

но, как в первые дни» как в те сумасшедшие мгновения,

когда впервые держал ее в своих объятиях.
Ее руки все настойчивее старались вырваться из пле¬

на, она бессознательно тянула их к себе и выдергивала,

чтобы наконец освободить. В ее взоре появился страх.

Он знал ее щепетильность и догадывался, что после

того, как к ее губам так недавно прижимались губы дру¬

гого, она не могла не бояться с его стороны еще более

пылких проявлений любви.
—	Пожалуйста, прошу тебя, не пугайся, робкая, пре¬

лестная, гордая птичка. Смотри — я отпускаю, тебя на

волю. Знай, что я горячо люблю тебя и что все это вре¬

мя считаюсь с тобой не меньше, чем с собой, и даже

гораздо больше.
Он отодвинул свой стул, откинулся на его спинку й

увидел, что ее взгляд стал доверчивее.
—	Я открою тебе все мое сердце,— продолжал он,—

и хочу, чтобы и ты открыла мне свое.
—	Эта любовь ко мне что-то совсем новое? — спро¬

сила она.— Рецидив?
.— И так и не так!
—	Я думала, что давно уж стала для тебя только

привычкой...
—	Я любил тебя все время.
—	Но не безумно.
—	Нет,— сознался он,— но с уверенностью. Я был

так уверен в тебе, в себе. Это было для меня нечто по¬

стоянное и раз навсегда решенное. И тут я виноват. Но

когда уверенность пошатнулась, вся моя любовь к тебе

вспыхнула сызнова. Она жила в течение всего нашего

брака, но это было ровное, постоянное пламя.
—	А как же я?—спросила она.
—	Сейчас дойдем и до тебя. Я знаю, что тебя тре¬

вожит и сейчас и несколько минут назад. Ты глубоко
271

правдива и честна, и одна мысль о том, чтобы делить

себя между двумя мужчинами, для тебя ужасна. Я по¬

нял тебя. Ты уже давно не позволяешь мне ни одного

любовного прикосновения.— Он пожал плечами.— И я

с того времени не стремился к ним.
—	Значит, ты все-таки знал? С первой минуты? —

поспешно спросила она.
Дик кивнул.
—	Может быть,— произнес он, словно взвешивая

свои слова,— может быть, я уже ощущал то, что надви¬

галось, даже раньше, чем ты сама поняла. Но не будем

вдаваться в это...
—	И ты видел...— решилась она спросить и смолкла

от стыда при мысли, что муж мог быть св-идетелем их

ласк.
—	Не будем унижать себя подробностями, Паола.

Кроме того, ничего дурного в этом не было и нет. Да

мне и видеть было незачем. Я сам помню поцелуи, укра¬

денные тайком в короткие миги темноты, помимо про¬

щаний на глазах у всех. Когда все признаки созревшего

чувства налицо, нежные оттенки и любовные нотки в го¬

лосе не могут бьггь скрыты, так же как бессознательная

ласка встретившихся взглядов, непроизвольная мягкость

интонаций, перехваченное волнением дыхание... и тогда

совершенно не нужно видеть поцелуй перед прощанием

но ночь. Он неизбежен. И помни на будущее, моя лю¬

бимая, что я тебя во всем оправдываю.
—	Но... но ведь было... все-таки очень немногое,—

пробормотала она.
—	Я крайне удивился бы, если бы было больше. Ты

не такая. Я удивляюсь и немногому. После двенадцати

лет... разве можно было ожидать...
—	Дик,— прервала его Паола, наклонясь к нему и

пытливо глядя на него. Она приостановилась, ища слов,

затем решительно продолжала: — Скажи, неужели за

эти двенадцать лет у тебя не было большего?
—	Я уже сказал тебе, что во всем тебя оправды¬

ваю,— уклонился он от прямого ответа.
—	Но ты не ответил на мой вопрос,— настаивала

она.— О, я имею в виду не мимолетный флирт или лег¬

кое ухаживание. Я имею в виду неверность в самом точ¬

ном смысле слова. Ведь это в прошлом было?
272

—	в прошлом — было, но очень редко и очень-очень

давно.
—	Я много раз думала об этом,— заметила она.
—	Я же сказал тебе, что во всем тебя оправдываю,—

повторил Дик.— И теперь ты знаешь, почему.
—	Значит, и я имела право на то же... Впрочем, нет,

нет. Дик, не имела,— поспешно добавила она.— Во вся¬

ком случае, ты всегда проповедовал равенство мужчины

и женщины.
—	Увы, больше не проповедую,— улыбнулся он.—

Воображение человека — это такая сила! И я за послед¬

нее время принужден был изменить свои взгляды.
—	Значит, ты хочешь, чтобы я была тебе верна?
Он кивнул и сказал:
—	Пока ты живешь со мной.
—	Но где же тут равенство?
—	Никакого равенства нет,— покачал он головой.—

О, да, про меня можно сказать, что я сам не знаю, чего

хочу. Но только теперь — увы, слишком поздно — я от¬

крыл ту древнюю истину, что женщины — иные, чем мы,

мужчины. Все, чему меня научили книги и теории, рас¬

сыпается в прах перед тем вечным фактом, что женщи¬

на— мать наших детей... Я... я, видишь ли, до сих пор

надеялся, что у нас с тобой будут дети... Но теперь, ко¬

нечно, не о чем и говорить. Вопрос теперь в том, каковы

твои чувства. Свое сердце я открыл тебе. А потом уж бу¬

дем решать, что нам делать.
—	О Дик,— едва проговорила она, когда молчание

стало слишком тягостным.— Но я же люблю тебя, я все¬

гда буду любить тебя. Ты мое Багряное Облако. Знаешь,

еще вчера я была на твоей веранде и повернула свою

карточку лицом к стене. Это было ужасно. И что-то

в этом было недоброе. И я опять скорей-скорей перевер¬

нула ее.
Он закурил сигарету и ждал.
—	Но ты не открыла мне свое сердце, ты не все ска¬

зала,— заметил он наконец с мягким упреком.
—	Я люблю тебя,— повторила она.
—	А Ивэна?
—	Это совсем другое. Ужасно, что приходится так €

тобой говорить. Кроме того, я даже не знаю! Я никак

не могу понять своих чувств...
18.	Джек Лондон. Т. XII.	273

—	Что же это — любовь? Или только любовный эпи¬

зод? Одно из двух.
Паола покачала головой.
—	Пойми же,— продолжала она,— что я сама себя

не понимаю! Видишь ли, я женщина. Мне не при¬

шлось «перебеситься», как вы, мужчины, выражаетесь.

А теперь, когда это случилось, я не знаю, что мне де¬

лать. Должно быть. Шоу и другие правы! Женщина —

хищница. А вы оба — крупная дичь. Я ничего не мог¬

ла с собой поделать. Во мне проснулся какой-то за¬

дор. Я сама для себя загадка. То, что со мной произо¬

шло, не вяжется с моими взглядами и убеждениями.

Мне нужен ты и нужен Ивэн — нужны вы оба. О, по¬

верь мне, это не любовный эпизод. А если даже так,

то я этого не сознаю! Нет, нет, это не то! Я знаю, что

не то.
—	Значит, любовь?
—	Но я люблю тебя. Багряное Облако! Тебя!
—	А говоришь, что любишь его. Ты не можешь лю¬

бить нас обоих.
—	Оказывается, могу. И люблю. Я люблю вас обоих.

Ведь я говорю с тобой по-честному и хочу, чтобы все бы¬

ло ясно. Нужно найти выход... я надеялась, ты помо¬

жешь мне. Ради этого я к тебе и пришла. Должен же

быть какой-то выход...
Она посмотрела на него умоляюще. Он сказал:
—	Одно из двух — или он, или я. Другого вьпсода я

не вижу.
—	И он то же самое говорит. А я не могу согласить¬

ся. Он хотел непременно идти сразу к тебе, но я ему не

позволила. Он хотел уехать, а я все удерживала его

здесь, как ни тяжело это для вас обоих: я хотела видеть

вас вместе, хотела сравнить й оценить вас в своем серд¬

це. Это ни к чему не привело. Вы мне нужны оба. Я не

могу отказаться ни от тебя, ни от него.
—	К сожалению, как ты сама видишь,— начал Дик,

и в глазах его невольно блеснула усмешка,— если у те¬

бя, может быть, и есть склонность к многомужеству, то

мы, глупые мужчины, не можем примириться с таким

решением.
—	Не будь жестоким. Дик,— запротестовала она.
—	Прости. Я не хотел этого. Просто мне очень боль¬
274

но, и это своего рода неудачная попытка нести свое го¬

ре с философским мужеством.
—	Я говорила ему, что из всех мужчин, каких я

встречала, он один равен моему мужу, но мой муж все же

больше его.
—	Что ж, ты хотела бьггь лояльной по отношению

ко мне и к себе самой,— сказал Дик.— Ты была моей до

той минуты, как я перестал бьггь для тебя самым заме¬

чательным человеком на свете. Тогда он стал самым за¬

мечательным.
Она покачала головой.
—	Хочешь, я помогу тебе все это распутать! — про¬

должал он.— Ты не знаешь ни себя, ни своих желаний?

И ты не можешь выбрать между нами, потому что тебе

нужны оба?
—	Да,— прошептала она.— Но вы нужны мне по-

разному.
—	В таком случае, все ясно,— отрезал он.
—	Что ты хочешь сказать?
—	А вот что, Паола. Я проиграл, Грэхем выиграл.

Разве ты не видишь? Ты сама говоришь, что наши шан¬

сы равны, равны и не больше, хотя у меня, казалось

бы, есть преимущество перед ним, это преимущество —

двенадцать лет нашей любви, наши узы, наши чувства

и воспоминания. Боже мой! Е1сли бы все это положить

на его чашу весов, разве ты сомневалась бы хоть минуту!

Первый раз в жизни любовь тебя так захватила, и про¬

изошло это довольно поздно, вот почему тебе трудно

разобраться.
—	Но, Дик, ведь и чувство к тебе захватило меня.
Он покачал головой.
—	Мне всегда хотелось так думать, иногда я даже

этому верил, но никогда не верил вполне. Со мной ты

никогда не теряла голову, даже вначале, когда нас обо¬

их крутил какой-то вихрь. Может бьггь, ты и была оча¬

рована, но разве ты безумствовала, как я, разве пыла¬

ла страстью? Я первый полюбил тебя...
—	И как ты умел любить меня...
—	Я полюбил тебя, Паола; и хотя ты отвечала мне,

твое чувство было иным, чем мое: ты никогда не теряла

голову. А с Ивэном, видно, теряешь.
—	Как мне хотелось бы знать наверное,— задумчиво
275

проговорила она.— Иногда мне кажется, что так оно и

есть, а потом я опять сомневаюсь. То и другое несовме¬

стимо. Может быть, ни один мужчина не способен пол¬

ностью захватить меня... А ты ни чуточки не хочешь мне

помочь!
—	Только ты, ты одна можешь ^е разрешить, Па-

ола,— сказал он строго.
—	Но помоги мне, ну хоть немного! Ты даже не ста¬

раешься удержать меня! — настаивала она.
—	Я бессилен. У меня руки связаны. Я не могу сде¬

лать ни одного движения, чтобы удержать тебя. Ты не

можешь делить себя между двоими. Ты была в его объ¬

ятиях...— Он движением руки остановил ее возраже¬

ния.— Пожалуйста, прошу тебя, любимая, не надо... Ты

была в его объятиях — и ты трепещешь, как испуганная

птичка, при одной мысли, что я могу приласкать тебя.

Разве ты не видишь? Твои поступки решают вопрос не

в мою пользу. Тело твое избрало другого. Его объятия ты

переносишь. А одна мысль о моих тебя отталкивает.
Она медленно, но убежденно покачала головой.
—	И все-таки я не знаю, не могу решить,— настаи¬

вала она.
—	Но ты должна! Создавшееся положение нестер^

пимо,^ и надо что-то предпринять, потому что Ивану по¬

ра ехать. Понимаешь? Или уезжай ты. Вы оба здесь

оставаться не можете. Не спеши. Обдумай все. Отошли

Ивана. Или поезжай, скажем, на некоторое время пого¬

стить к тете Марте. Вдали от нас обоих тебе, может

быть, все станет яснее. Не отменить ли сегодняшнюю

охоту? Я отправлюсь один, а ты оставайся и поговори с

Иваном. Или поезжай и переговори с ним по дороге. Так

или иначе — я вернусь домой очень поздно. Может быть,

я переночую в хижине у одного из гуртовщиков. Но ко¬

гда я вернусь, пусть Ивана уже здесь не будет. Уедешь

ты с ним или нет—ато тоже должно быть решено к моему

возвращению.
—	А если бы я уехала? — спросила она.
Он пожал плечами, встал и посмотрел на свои часы.
—	Я послал сказать Блайку, чтобы он сегодня явил¬

ся! пораньше,— пояснил Дик, делая шаг к двери и как

бы приглашая ее удалиться.
На пороге она остановилась и прижалась к нему.
276

—	Поцелуй меня, Дик,— сказала она и добавила: —

Это не то, не любовный поцелуй...— Ее голос вдруг

упал.— На случай, если бы я... решила уехать...
Секретарь уже шел по коридору, но Паола медлила.
—	С добрым утром, мистер Блэйк,— приветствовал

его Дик.— Очень жалею, что пришлось вас потревожить

так рано. Прежде всего, будьте добры, протелефонируй¬

те мистеру Эгеру и мистеру Питтсу: я не могу повидато-

ся с ними сегодня утром. И всех остальных перенесите

на завтра. Мистеру Хэнли скажите, что я вполне одоб¬

ряю его план относительно Бьюкэйской плотины,— пусть

действует решительно. С мистером Менденхоллом и ми¬

стером Мэйсоном я все-таки повидаюсь сегодня. Скажи¬

те, что я жду их в девять тридцать.
—	Еще одно. Дик...— прервала его Паола.— Не за¬

будь, что это я заставила его остаться. Он остался не по

своей вине, не по своей воле. Это я его не отпускала.
—	Ивэн действительно потерял голову,— улыбнулся

Дик.— Судя по тому, что я о нем знаю, трудно было по¬

нять, как это он тут же не уехал при подобных обстоя¬

тельствах. Но раз ты не отпускала его, а он потерял го¬

лову, как только может потерять голову человек от такой

женщины, как ты, то мне все понятно. Он больше, чем

просто порядочный человек. Таких не часто встретишь.

И он даст тебе счастье...
Она подняла руку, как бы желая остановить его.
—	Не знаю, могу ли я еще бьггь счастлива в жизни,

Багряное Облако. Когда я вижу, какое у тебя стало ли¬

цо... И потом — ведь я же была счастлива и довольйа

все эти двенадцать лет... Этого мне никогда не забыть.

Вот почему я не в состоянии сдёлать выбор. Но ты прав.

Настало время, когда мне пора разрешить этот...— она

запнулась, он угадывал, что она не может заставить се¬

бя произнести слово «треугольник»,— распутать этот

узел,— докончила она, и голос ее дрогнул.— Мы все по¬

едем на охоту. А дорогой я поговорю с ним и попрошу

его уехать, независимо от того, как сама поступлю потом.
—	Я бы на твоем месте не торопился с решением,—

сказал Дик.— Ты знаешь, я равнодушен к морали и при¬

знаю ее, только когда она полезна. Но в данном случае

она может быть очень полезна. У вас могут быть де¬

ти... Нет, нет, пожалуйста, не возражай,— остановил он
277

ее.— А в таких случаях всякие пересуды, даже о про¬

шлом, едва ли желательны. Развод в обычном порядке—

слишком большая канитель. Я все так устрою, чтобы

дать тебе свободу на вполне законном основании, и ты

сбережешь по крайней мере год.
—	Ехли я на это решусь,— заметила она с бледной

улыбкой.
Он кивнул.
—	Но ведь я могу решить и иначе. Я еще сама не

знаю. Может быгь, все это только сон, и я скоро про¬

снусь, и войдет Ой-Ли и скажет мне, что я спала долго

и крепко...
Она неохотно отошла, но, сделав несколько шагов,

вдруг опять остановилась.
—	Дик,— окликнула она его,— ты мне раскрыл свое

сердце, но не сказал, что у тебя на уме. Не делай ника¬

ких глупостей. Вспомни Дэнни Хольбрука! Смотри, что¬

бы на охоте не было никаких несчастных случаев!
Он покачал головой и насмешливо прищурился, де¬

лая вид, что находит такое подозрение очень забав¬

ным, в то же время удивляясь, как верно она отгадала

его намерения.
—	И бросить все это на произвол судьбы? —солгал

он, делая широкий жест, которым он точно хотел охва¬

тить и имение и все свои планы.— И мою книгу о вну-

трипородном скрещивании? И мою первую распродажу

на месте?
—	Конечно, это было бы глупо,— согласилась она с

посветлевшим лицом.— Но, Дик, будь уверен — пожа¬

луйста, прошу тебя,— что моя нерешительность никак

не связана с...— Она запнулась, подыскивая слово, за¬

тем, повторив его жест, тоже показала вокруг себя, как

бы охватывая весь Большой дом со всеми его сокровища¬

ми.— Все это не играет никакой роли. Правда.
—	Как будто я не знаю,— успокоил он ее.— Из всех

бескорыстных женщин ты самая...
—	И знаешь, Дик,— прервала она его под влиянием,

новой мысли,— если бы я так уж безумно любила Ивэ-

на, мне было бы все равно, и я в конце концов прими¬

рилась бы даже с «несчастным случаем», раз уж нет

иного выхода... Но видишь — для меня это невозможно.

Вот тебе трудная задача. Реши-ка ее.
278

Она неохотно сделала еще несколько шагов, затем, по¬

вернув голову, сказала полушепотом:
—	Багряное Облако, мне ужасно, ужасно жаль, и..«

я так рада, что ты меня еще любишь...
До возвращения Блэйка Дик успел рассмотреть в зер¬

кало- свое лицо: выражение, столь поразившее накануне

его гостей, словно запечатлелось навек. Его уже не со¬

трешь ничем. «Ну что ж,— сказал себе Дик,— нельзя

жевать собственное сердце и думать, что не останется ни¬

какого следа!»
Он вышел на свою веранду и посмотрел на фотогра¬

фию Паолы под барометром. Повернул ее лицом к стене

и, сев на кровать, некоторое время смотрел на пустой

прямоугольник рамки. Затем опять повернул лицом.
—	Бедная девочка! — прошептал он.— Нелегко про¬

снуться так поздно!
Но когда он смотрел на ее карточку, перед ним вдруг

встала картина: Паола, залитая лунным светом, при¬

жимается к Грэхему и тянется к его губам.
Дик быстро вскочил и тряхнул головой, чтобы ото¬

гнать мучительное виденне.
В половине десятого он покончил с письмами и при¬

брал стол, на котором оставил только материалы для бе¬

седы со своими управляющими о шортхорнах и ширах.
Он стоял у окна и, прощаясь, махал рукой Льют и

Эрнестине, которые садились в лимузин, когда вошел

Менденхолл, а за ним вскоре и Мэнсон; Дик в кратком

разговоре ухитрился сообщить ям, как бы мимоходом,

самые основы своих планов на будущее.
—	Мы должны очень внимательно следить за муж¬

ским потомством Короля Поло,— сказал он Мансону.—

Все говорит за то, что, если взять Красотку, или Деву

Альберту, или Нелли Сигнэл, мы получим от него еще

лучшие экземпляры. Мы не сделали этого нынче, но я

думаю, что на будущий год или самое позднее через год

Король Поло станет отцом какого-нибудь выдающегося

быка-п роизвод ителя.
В дальнейшей беседе как с Мэйсоном, так и с Мен¬

денхоллом Дику удалось незаметно подсказать им те

практические формы, в которых должно проходить в его

имении создание новых пород.
Когда они ушли, Дик позвал О-Поя по внутреннему
279

телефону и отдал приказ проводить Грэхема в кабинет—

пусть выберет себе винтовку и все что полагается.
Пробило одиннадцать. Он не знал, что Паола подня¬

лась из библиотеки по скрытой в стене лестнице и теперь,

стоя за книжными полками, прислушивается. Она хоте¬

ла войти, но ее удержал его голос. Она сльппала, как он

беседует по телефону с Хэнли относительно водосливов

Бьюкэйской плотины.
—	Кстати,— говорил Дик,— вы ознакомились с до¬

несениями о Большом Мирамаре?.. Очень хорошо... Не

верьте им. Я с ними в корне не согласен. Вода есть. Я не

сомневаюсь, что там много подпочвенных вод. Пошлите

туда бурильные машины, пусть продолжают разведку.

Земля там невероятно плодородна; и если мы за пять

ближайших лет не повысим в десять раз доходность этой

пустоши...
Паола вздохнула и опять спустилась по лестнице в

библиотеку.
«Багряное Облако неисправим — он все сажает свои

желуди! Его любовь рушится, а он спокойно толкует о

плотинах и колодцах, чтобы можно было в будущем

посадить побольше желудей!»
• Дик так и не узнал, что Паола приходила к нему со

своей тоской и неслышно удалилась. Он опять вышел на

веранду, но не бесцельно, а чтобы в последний раз про¬

смотреть записную книжку, лежавшую на столике возле

кровати. Теперь в его доме порядок. Осталось только

подписать то, что он утром продиктовал, и ответить на

несколько телеграмм; потом будет завтрак, потом охота

на Сайкаморских холмах... О, он сделает это чисто. Ви¬

новницей окажется Капризница. У него будет даже сви¬

детель — Фрейлиг или Мартинес. Но не оба. Одного

вполне достаточно, чтобы увидеть, как лопнет мартин¬

гал, а кобыла взовьется на дыбы и повалится на бок сре¬

ди кустов, подмяв его под себя. И тогда из чащи раз¬

дастся выстрел, который мгновенно превратит несчастье

в катастрофу.
Мартинес впечатлительнее скульптора, он более под¬

ходящий свидетель, подумал Дик. Надо сделать так,

чтобы именно Мартинес оказался рядом, когда Дик свер¬

нет на узкую дорогу, где Капризница должна его сбро-

С1ггь. Мартинес ничего в лошадях не понимает. Тем луч-
280

ше. Хорошо было бы, подумал Дик, минуты за* две до

катастрофы за-ставить Капризницу хорошенько взбесить¬

ся. Это придаст дальнейшему больше правдоподобия.

Кроме того, это взволнует лошадь Мартинеса, а также

и самого Мартинеса, и он ничего не успеет как следует

разглядеть.
Вдруг Дик стиснул руки, охваченный внезапной

болью. Маленькая хозяйка, наверное, с ума сошла,—ина¬

че разве можно было совершить такую жестокость, ду¬

мал он, слушая, как в открытое окно музыкальной ком¬

наты льются голоса Паолы и Грэхема, поющих пес¬

ню «Тропою цыган».
Пока они пели, он не разжимал стиснутых рук. А

они допели всю эту удалую, беспечную песню до ее бес¬

шабашного конца. Дик все еще стоял, погруженный в

свои мысли,— а Паола беспечно смеялась, уходя от Грд-

хема, смеялась на широком дворе, смеялась на своей по¬

ловине, упрекая О-Дая за какие-то провинности.
Затем издали донесся едва различимый, но характер¬

ный зов Горца. Властно заревел Король Поло. Им отве¬

тили гаремы кобыл и коров. Дик прислушался к этому

любовному реву, ржанью, мычанью и, вздохнув, сказал:
—	Ну, как бы там ни было, а стране я принес пользу.

С этой мыслью можно спокойно уснуть.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Раздавш’ийся над его кроватью телефонный звонок

заставил Дика подняться и взять трубку. Слушая, он

смотрел через двор на флигель Паолы. Бонбрайт сооб¬

щил ему, что с ним хотел бы повидаться Чонси Бишоп,

он приехал на автомашине в Эльдорадо. Бишоп был вла¬

дельцем и редактором газеты «Новости Сан-Франциско»

и старинным другом Дика.
—	Вы поспеете прямо к завтраку,— говорил Дик Би¬

шопу.— И знаете — почему бы вам у нас не переноче¬

вать?.. Бог с ними, с вашими специальными корреспон¬

дентами! Мы едем сегодня охотиться на пум, и добыча

будет наверняка... Уже выслежены! Корреспондентка? О

чем ей писать?.. Пусть ,погуляет по усадьбе и наберет

материал на десяток столбцов, а корреспондент доедет с
281

нами и может описать окоту. Ну, еще бы, конечно... Я

яссажу его на самую смирную лошадь, с ней справится и

ребенок.
«Чем больше будет народу, тем занятнее, особенно

если поедут эти газетчики,— ухмыльнулся Дик про

себя.— Сам дедушка Джонатан Форрест не сумел бы так

инсценировать свой финал!»
«Как у Паолы могло хватить жестокости спеть «Тро¬

пою цыган» тут же после нашего разговора?» — спра¬

шивал себя Дик; он не клал трубки и слышал далекий

голос Бишопа, убеждавшего своего корреспондента еха'гь

на охоту.
—	Отлично. Но поторопитесь,— оказал Дик, закан¬

чивая свой разговор с БишШом.— Я сейчас велю седлать

лошадей, и вы получите того же гнедого, на котором ез¬

дили в прошлый раз.
Едва он успел повесить трубку, как телефон зазво¬

нил опять. Теперь это была Паола.
—	Багряное Облако, милое Багряное Облако,— ска¬

зала она.— Все твои рассуждения — ошибка. По-моему,

я тебя люблю больше. Я вот сейчас решаю вопрос — и,

кажется, в твою пользу. А чтобы мне помочь, чтобы я

еще раз могла проверить себя... повтори то, что говорил

сегодня... ну знаешь... «Я люблю одну, одну-единствен-

ную женщину... После двенадцати лет обладания я

люблю ее безумно, нежно и безумно...» Повтори мне это

еще раз. Багряное Облако.
—	Я действительно люблю одну, одну-единственную

женщину,— начал Дик.— После двенадцати лет облада¬

ния я люблю ее безумно, нежно и безумно...
Когда ои кончил, наступила пауза, и он, ожидая от¬

вета, боялся нарушить ее.
—	И еще я вот что хотела оказать тебе,— начала она

очень тихо, очень мягко и очень внятно.— Я люблю тебя.

Никогда я так сильно не любила тебя, как вот в эти

минуты. После двенадцати лет я наконец теряю голо¬

ву. И так было с первой же минуты, только я не пони¬

мала этого. Сейчас я решила, раз и навсегда.
Она резко повесила трубку.
А Дик сказал себе, что теперь он знает, как чувст¬

вует себя человек, получивший помилование за час до

казни. Он сел и долго сидел задумавшись, держа в руке
282

трубку, и пришел в себя, только когда из конторы вышел

Бонбрайт.
—	Сейчас звонил мистер Бишоп,— доложил Бон-

брайт.— У его машины ось лопнула. Я взял на себя сме¬

лость послать ему одну из наш^их машин.
—	Пусть наши люди исправят поломку,— сказал

Дик.
Оставшись опять один, он встал, потянулся и зашагал

по комнате.
—	Ну, Мартинес, дружище,— проговорил он вслух,—

вы никогда не узнаете, при какой замечательиой драма¬

тической инсценировке вы могли бы сегодня присутст¬

вовать.
Он позвонил Паоле.
Ответила Ой-Ли и тотчас же позвала свою госпожу.
—	У меня есть песенка, которую я хотел бы тебе

спеть, Поли.— И Дик запел старинную духовную песнь

негров:
За себя, за себя,
За себя, за себя,
Каждая душа яесег ответ.
За себя...
Я хочу, чтобы ты повторила мне те слова, которые

только что сказала — от себя, от себя...
Она рассмеялась таким воркующим смехом, что его

сердце дрогнуло от радости.
—	Багряное Облако, я тебя люблю. Я решила: у ме¬

ня никогда не будет никого на свете, кроме тебя. А те¬

перь, милый, дай мне одеться. И так уже пора бежать

завтракать.
—	Можно мне прийти к тебе?.. На минутку? — по¬

просил он.
—	Не сейчас еще, нетерпеливый. Через десять мииут.

Дай мне сначала покончить с Ой-Ли. Тогда я буду го¬

това ехать на охоту. Я надену свой охотничий костюм:

знаешь, зеленый с рыжими обшлагами и длинным пе¬

ром.-. как у Робин Гуда. И я возьму с собой мое ружье

тридцать-тридцать. Оно достаточно тяжелое для пум.
—	Ты подарила мне большое счастье,— сказал Дик<
—	А я из-за тебя опаздываю. Повесь трубку. Ба¬

гряное Облако, в эту минуту я люблю тебя больше...
Он слышал, как она повесила трубку, и, к своему
283

удивлению, заметил, что почему-то не чувствует того

счастья, которое должен был бы испытывать. Казалось,

она и Грэхем все еще самозабвенно поют страстную цы¬

ганскую песню.
Неужели она играла Иваном? Или играла им. Ди¬

ком? Нет, это было бы с ее стороны просто невозможно,

непостижимо. Размышляя об этом, он снова увидел ее

в лунном свете: она прижимается к Грэхему, ее губы

ищут его губ...
Дик в недоумении покачал головой и взглянул на

часы. Во всяком случае, через десять минут — нет, мень¬

ше, чем через десять...— он будет держать ее в своих объ¬

ятиях и тогда узнает наверное...
Таким долгим показался ему этот краткий срок, что

он, не ожидая, медленно пошел к Паоле, остановился,

чтобы закурить сигарету, бросил ее после первой затяж¬

ки и опять остановился, прислуш1и>ваясь к стуку маши¬

нок в конторе.
Ему оставалось еще две минуты, но, зная, что доста¬

точно и одной, чтобы дойти до заветной двери без руч¬

ки. он постоял еще во дворе, любуясь на диких канареек,

купавшихся в бассейне.
В тот миг, когда птички испугаино вспорхнули трепет¬

ным золотисто-алмазным облачком, Дик вздрогнул: на

половине Паолы раздался выстрел, и он узнал по звуку,

что выстрелило ее ружье 30-30. Он бросился туда через

двор... «Она опередила меня»,— тут же подумал он.

И то, что за минуту перед тем казалось ему непонятным,

стало беспощадно ясным, как этот выстрел.
И пока он бежал через двор и по лестницам, остав¬

ляя за собой распахнутые двери, в его мозгу стучало:

«Она опередила меня. Она опередила меня».
Паола лежала, скорчившись и вздрагивая, в полном

охотничьем костюме, кроме маленьких бронзовых шпор,

которые держала в руках перепзгганная, растерявшаяся

китаянка.
Дик мгновенно осмотрел Паолу: она дышала, хотя

была без сознания. Пуля прошла насквозь с левой сто¬

роны. Он бросился к телефону. Ожидая, пока домашняя

станция соединит его с кем нужно, он молил прови¬

дение о том, чтобы Хеннесси оказался в конюшнях.

К телефону подошел конюх, и пока он бегал за ветерина¬
284

ром, Дик приказал О-Пою не отходить от коммутатора

и сейчас же послать к нему О-Дая.
Уголком глаза он видел Грэхема: гот ворвался в ком¬

нату и бросился к Паоле.
—	Хеннесси,— распоряжался Дик,— я жду, вас как

можно скорее. Захватите все для оказания первой по¬

мощи. Ружье миссис Паолы выстрелило... пуля прошла

через сердце или через легкое, а может быть, через то и

другое. Идите прямо в спальню миссис Форрест. Только

скорее!
—	Не прикасайтесь к ней,— резко бросил он Грэ¬

хему.— Это может повредить ей... вызвать сильное кро¬

воизлияние.
Затем он опять кинулся к О-Пою;
—	Отправьте Каллахана на гоночной машине в Эль¬

дорадо. Скажите ему, что он встретит по пути доктора

Робинсона, пусть посадит его и как можно скорей доста¬

вит сюда. Пусть едет как дьявол. Скажите, что миссис

Форрест ранена и от него может зависеть ее жизнь.
Не кладя трубки, он повернулся, чтобы взглянуть

на Паолу.
Грэхем стоял, склонившись над ней, но не прикасаясь;

взгляды их встретились.
—	Форрест,— начал он,— если это вы...
Но Дик остановил его, показав глазами на китаянку,

все еще растерянно и безмолвно державшую в руках

бронзовые шпоры.
—	Об этом поговорим потом,— отрезал он и снова

поднес трубку к губам:—Доктор Робинсон?.. У миссис

Форрест прострелено легкое или сердце, может быть, то

и другое. Каллахан выехал на гоночной машине. Поез¬

жайте ему навстречу, гоните во весь дух!
Когда Дик, опустившись на колени, опять склонился

над Паолой и принялся ее осматривать, Грэхем отошел.
Осмотр был очень короток. Дик взглянул на Грэхема

и покачал головой:
—	Трогать ее слишком рискованно.
Затем обратился к китаянке:
—	Положите куда-нибудь эти шпоры и принесите по¬

душки. А вы, Ивэн, помогите с другой стороны. При¬

поднимайте ее понемногу, не торопясь. Ой-Ли, подсунь¬

те подушку... осторожнее... осторожнее...
285

Подняв глаза, он увидел 0-Дая, безмолвно ожидав¬

шего приказаний.
—	Попросите мистера Бонбрайта сменить О-Поя у

коммутатора, а О-Пой пусть стоит тут и все исполняет

немедленно. И пусть 0-Пой соберет всех слуг, они мо¬

гут в любую минуту понадобиться. Как только Сондерс

возвратится с мистером Бишопом и остальными, пусть

сейчас же едет в Эльдорадо навстречу Каллахану, на

тот случай, если машина поломается. Скажите О-Пою,

чтобы он разыскал мистера Мэйсона, и мистера Питтса,

и всех управляющих, у кого есть машина, пусть они все

приедут сюда и ждут здесь вместе с машинами. И пусть

О-Пой примет и устроит Бишопа и его спутников как

полагается. А вы возвращайтесь сюда, чтобы в любую

минуту быть под рукой.
Дик опять повернулся к горничной:
—	А теперь расскажите, как это случилось.
Ой-Ли качала головой и ломала руки.
—	Где вы были, когда ружье выстрелило?
Китаянка проглотила слезы и указала на дверь гар¬

деробной.
—	Ну, говорите же! — приказал Дик.
—	Миссис Форрест велела мне приготовить шпоры...

Я про них забыла... Я скорей пошла. Слышу выстрел.

Я иду скорей назад, бегу... и...
—	Но что было с ружьем?
—	Непорядок. Может, сломалось. Четыре минуты не

стреляло... пять минут... Миссис Форрест старалась,

чтобы стреляло.
—	Она уже начала возиться с ружьем, когда вы по¬

шли за шпорами?
Ой-Ли кивнула.
—	Я перед тем ей сказала: «Может, О-Пой испра¬

вит?» Миссис Форрест сказала: «Не стоит». Она ска¬

зала, вы исправите. Положила ружье вот так. Опять взя¬

лась чинить. Потом послала за шпорами. А потом...

ружье и выстрелило.
Приезд Хеннесси прервал этот разговор. Он осмат¬

ривал Паолу немногим дольше Дика, затем поднялся.

Лицо его было мрачно.
—	Я не решаюсь тревожить ее, мистер Форрест. На¬
286

ружное кровоизлияние прекратилось, но кровь, видимо,

скопляется внутри. Вы послали за врачом?
—	За Робинсоном. К счастью, успел захватить, ко¬

гда он только что начал прием. Хороший молодой хи¬

рург,— обратился Дик к Грэхему,— с выдержкой и сме¬

лый. Я верю ему больше, чем многим прославленным ста¬

рым врачам. Как вы думаете, мистер Хеннесси? Есть на¬

дежда?
—	По-моему, дело плохо, хоть я тут и не судья,—

ведь я только коновал. Pd6hhcoih разберется. А пока ос¬

тается только ждать...
Дик кивнул и вышел на веранду Паолы, чтобы по¬

слушать, не приближается ли гоночная машина, на ко¬

торой ехал Каллахан. Мягко подош*ел и ушел лимузин.

Грэхем тоже появился на веранде.
—	Форрест, я прошу вас меня простить,— сказал

Грэхем.—Я просто себя не помнил в первую минуту. Ув^1-

дел вас здесь и решил, что это при вас случилось. Долж¬

но быть, несчастный случай...
—	Да, бедная ^ детка...— подтвердил Дик.— А она

еще хвасталась, что всегда очень осторожна с огнестрель¬

ным оружием.
—	Я осмотрел ружье,— сказал Г рэхем,— и ничего

не нашел, все в порядке.
—	Потому-то беда и случилась: непорядок Паола ис¬

правила, но ружье при этом выстрелило.
И пока Дик говорил, придумывая объяснение, кото¬

рое могло бы обмануть даже Грэхема, он мысленно

удивлялся, как искусно Паола все это разыграла. По¬

следний дуэт с Грэхемом был прощанием — и вместе

с тем средством отвести подозрение. Так же Паола

поступила с ним. Диком. Она простилась и с ним, и

последние сказанные ею по телефону слова были обе¬

щанием, что никогда не будет у нее другого мужчины,

кроме Дика.
Он отошел от Грэхема на дальний конец веранды.
—	И у нее хватило сил, хватило сил! — бормотал он

про себя дрожащими губами.— Бедная детка! Она так

и не могла выбрать между нами двумя — и вот как

разрешила вопрос.
Шум подъехавшей машины заста<вил его и Грэхема

подойти друг к другу, и они вместе вернулись в ком¬
287

нату Паолы, чтобы встретить врача. Грэхем волновался,

он не мог уйти — и чувствовал, что должен уйти.
—	Прошу вас, Ивэн, останьтесь,— обратился к нему

Дик.— Она очень хорошо к вам относилась и если от¬

кроет глаза, то будет рада вас увидеть.
В то время как Робинсон осматривал Паолу, оба ото¬

шли в сторону. Когда врач с решительным видом под¬

нялся, Дик вопросительно взглянул на него. Робинсон

покачал головой.
—	Ничего не поделаешь,— сказал он.— Это вопрос

нескольких часов, может быть, даже минут...—Он помол¬

чал, вглядываясь в лицо Дика, затем добавил:—Мож¬

но облегчить конец, если вы согласны. А то очнется и

еще некоторое время будет мучиться...
Дик прошелся взад и вперед по комнате, а когда за¬

говорил, то обратился к Грэхему:
—	Почему бы не дать ей пожить хотя бы самый ко¬

роткий срок? Боль — это ведь не существенно. Успокое¬

ние наступит скоро и неизбежно. И я желал бы этого,

да и вы, наверное, тоже. Она так любила жизнь, каждый

ее миг... Зачем нам лиш^ать ее тех немногих минут, ко¬

торые ей остались?
Грэхем кивнул, соглашаясь, и Дик повернулся к

врачу:
—	Вы можете дать ей возбуждающее и привести в

сознание? Ну так сделайте это. А если она будет очень

страдать, вы поможете ей успокоиться.
Когда Паола открыла трепетные веки. Дик кивнул

Грэхему, чтобы тот стал рядом с ним. Сначала на лице ее

была только растерянность, затем взгляд остановился

сначала на Дике, потом на Грэхеме, и жалкая улыбка

тронула губы.
—	Я... я думала, что уже умерла,— сказала она.
Но тут ею овладела другая мысль, и Дик угадал эту

мысль, когда ее глаза испытующе устремились на него:

Паола как бы спрашивала, догадывается ли он, что это

Н2 просто «несчастный случай»? Но он ничем себя не

выдал. Она хотела его обмануть,— пусть умрет, думая,

что он ей поверил.
—	Как... как... это я... ухитрилась...— сказала она.—
288

«МАЛЕНЬКАЯ хозяйка БОЛЬШОГО ДОМА».

«МАЛЕНЬКАЯ хозяйка БОЛЬШОГО ДОМА».

Паола говорила вполголоса, медленно, видимо, собираясь

с силами после каждого слова.— Я всегда была так осто¬

рожна... и совершенно уверена, что... со мной никогда...

ничего... не случится. А вот что натворила!
—	Да, да, прямо стыдно,— сочувственно поддержал

ес Дик.— А что там было? Заело спуск?
Она кивнула и опять улыбнулась жалкой улыбкой,

которой тщетно старалась придать себе бодрость.
—	О Дик, пойди позови соседей, пусть посмотрят, что

натворила маленькая Паола!.. А это серьезно? —про¬

должала она.— Будь честен, Багряное Облако, скажи

правду... ты же знаешь меня,— добавила она нетерпели¬

во, так как Дик ничего не ответил.
Он опустил голову.
—	А долго это будет тянуться?
—	Нет, недолго,— наконец проговорил он.— Это мо¬

жет случиться... в любую минуту.
—	То есть?.. — Она вопросительно посмотрела на

врача, затем на Дика. Дик кивнул.
—	Я ничего другого от тебя и не ожидала, Багряное

Облако,— прошептала она благодарно.— А доктор Ро¬

бинсон согласен?
Доктор подошел ближе, чтобы она видела его, и на¬

клонил голову.
—	Спасибо, доктор. И помните, я сама скажу когда.
—	Тебе очень больно?—спросил Дик.
Глаза Паолы расширились, она хотела храбро пере¬

силить себя, но в них появилось выражение страха, ко¬

гда она ответила задрожавшими губами:
—	Не очень, а все-таки — ужасно, ужасно! Я не хочу

долго мучиться. Я скажу когда.
Опять на ее губах появилась слабая улыбка.
—	Странная вещь жизнь, очень странная, правда?

И, знаете, мне бы хотелось уйти под звуки песен о люб¬

ви. Сначала вы, Ивэн, спойте «Тропою цыган»! Подумай¬

те! Часу не прошло, как мы с вами ее пели! Помните?

Пожалуйста, Ивэн, прошу вас!
Грэхем посмотрел на Дика, спрашивая взглядом раз¬

решения, и Дик молчаливо дал его.
—	И спойте ее смело, радостно, с упоением, как спел

6ь1 настоящий влюбленный цыган,— настаивала она^—

Отойдите вон туда, я хочу вас видеть...
19 Джек Лондон Т. XII.	289

и Грэхем пропел всю песню, вакоя^шв словами:
А сердцу мужчины — женское сердце..^
Пусть в шдтрах моих свет погас,—
Но у «.рая земли занимается ут,ро,
И весь мир — ожидает нас.
В дверях, ожидая приказаний, неподвижный, как

статуя, замер О-Дай. Ой-Ли, пораженная скорбью, стоя¬

ла у изголовья своей хозяйки; она уже не ломала рук,

но так стиснула их, что концы пальцев и ногти побе¬

лели. Позади, у туалетного столика Паолы, доктор Ро¬

бинсон бесшумно распускал в стакане таблетки наркоти¬

ка и набирал шприцем раствор.
Когда Грэхем умолк, Паола взглядом поблагодарила

его, закрыла глаза и полежала некоторое время не дви¬

гаясь.
—	А теперь. Багряное Облако,— сказала она, снова

открывая глаза,— твоя очередь спеть мне про Ай-Кута,

и женщину-росинку, и женщину-хмель. Стань там, где

стоял И®э«, я хочу тебя видеть.
—	«Я — Ай-Кут, первый человек из племени ниши-

намов. Ай-Кут—сокращенное Адам. Отцом мне был

койот, матерью — луна. А это Йо-то^о-ви, моя жена,

Йо-то-то-вн: это сокращенное Ева. Она первая женщина

из племени нишинамов.
Я — Ай-Кут. Это моя жена, моя росинка, моя

медвяная роса. Ее мать — заря Невады, а отец — горя¬

чий летний восточный ветер с гор. Они любили друг дру¬

га и пили всю сладость земли и воздуха, пока из мглы,

в которой они любили, на листья вечнозеленого кустар¬

ника и маясаниты не упали капли медвяной росы.
Я — Ай-Кут. Йо-то-то-ви — моя жена, моя перепелка,

мой хмель, моя лань, пьяная теплым дождем и соками

плодоносной земли. Она родилась из нежного света звезд

и первых проблесков зари в первое утро мира,— и она

моя жена, одна-единственная для меня женщина на

свете».
Паола опять закрыла глаза и лежала молча. Она по¬

пыталась сделать более глубокий вздох и слегка закаш¬

лялась.
—	Старайся не кашлять,— сказал Дик.
В горле у нее першило, и она сдвинула брови,, силясь

удержать приступ кашля, который мог ускорить конец.
290

—	Ой-Ли, подойди сюда и стань так, чтобы я могла

тебя видеть,— сказала она, открыв гл^за.
Китаянка повиновалась. Она двигалась, точно слепая.

До-ктор Робинсон положил ей руку на плечо и поста¬

вил так, как хотела Паола.
—	Прощай, Ой-Ли. Ты всегда была ко мне очень

добра. А я, может бьггь, не всегда. Прости меня. Пом¬

ни, что М!истер Форрест будет тебе отцом и матерью...

И возьми себе все мои украшения из агата...
Она закрыла глаза — в знак того, что ее прощание

с китаяикой окончено.
Опять ее стал беспокоить кашель, все более мучитель¬

ный и настойчивый.
—	Пора, Дик, — сказала она едва слышно, не от¬

крывая глаз.— Я хочу, чтобы меня убаюкали. Что, док-

трр„ готово? Подойди, поближе. Держи мою руку» как

тогда... Помнишь? Во время... моей малой смерти.
Она устремила взгляд на Грэхема, и Дик отвернулся:

он зяал, что этот последний взгляд будет полон люб¬

ви, как будет полон любви и тот, которым она скажет

ему последнее прости.
—	Однажды,— пояснила она Грэхему,— мне при¬

шлось лечь на операцию, и я заставила Дика пойти со

мной в операционную и держать мою руку все время, по¬

ка не начал действовать наркоз и я уснула. Ты помнишь,

Хэнли назвал тогда эту полную потерю сознания «ма¬

лой смертью»? А мне было очень хорошо.
Она долго и молча смотрела на Грэхема, потом по¬

вернулась лицом к Дику, который стоял возле нее на ко¬

ленях и держал ее руку.
—	Багряное Облако,— прошептала она.— Я люблю

тебя больше. И я горда тем, что была твоей так долго,

долго.— Она сжала его руку и притянула его к себе еще

ближе.— Мне очень жалко, что у нас не было детей. Ба¬

гряное Облако...
Потом разжала руку и слегка отстранила его от себя,

Ч1'обы видеть обоих.
—	Оба хорош’ие, оба хорошие... Прощайте, мои хоро¬

шие. Прощай, Багряное Облако.
Они молча ждали, пока доктор подготовлял ее руку

для уколг^.
291

—	Спать, спать,— тихо щебетала она, как засыпаю¬

щая птичка.— Я готова, доктор. Но сначала хорошенько

натяните кожу. Вы знаете, я не люблю, чтобы мне дела¬

ли больно. Держи меня крепче, Дик!
Робинсон, подчиняясь взгляду Дика, легко и быстро

вонзил иглу в туго натянутую кожу, твердой рукой нажал

на поршень, тихонько растер пальцем уколотое место,

чтобы морфий скорее всосался.
—	Спать, спать, хочу спать...— опять, словно задре¬

мывая, прошептала она.
В полусознан'ия она повернулась на бок, положила го¬

лову на с^огнутую руку и свернулась клубочком в той

позе, в которой. Дик знал, она любила засыпать.
Прошло немало времени, пока она еще раз чуть вздох.<<

нз^ла... и отошла так легко, что они даже не заметили,

как ее не стало.
Царившее в комнате молчание нарушалось только ще¬

бетом купавшихся в воде фонтана диких канареек; изда¬

лека доносился, подобный трубному звуку, призыв Гор¬

ца, и Принцесса отвечала ему серебристым ржанием.

L
ЖИ
жтт

КЛЯНУСЬ ЧЕРЕПАХАМИ ТАСМАНА

I
На лице Фредерика Траверса лежала печать поря¬

дочности, аккуратности и сдержанности* Это было рез¬

ко о<черченное, волевое лицо человека, привыкшего к

власти и пользовавшегося ею мудро и осторожно. Мор¬

щины на его чистой и здоровой коже не были следами

порока. Они свидетельствовали о честно прожитой жиз¬

ни, о напряженном, самоотверженном труде, и только.

Ясные голубые глаза, густые, тронутые сединой, кашта¬

новые волосы, разделенные аккуратным пробором и за¬

чесанные вбок над высоким выпуклым лбом,— весь

внешний облик этого человека говорил о том же. Он

был подтянут и тщательно одет; легкий, практичный

костюм как нельзя лучше шел этому человеку, находив¬

шемуся в расцвете сил, но в то же время не был крикли¬

вым, не подчеркивал, что его обладатель является вла¬

дельцем многих миллионов долларов и огромного иму¬

щества.
Фредерик Трэверс ненавидел все показное. Машина,

ожидавш’ая его у подъезда, была скромного черного цве¬

та. Это была самая дорогая машина в округе, но он от¬

нюдь не был склонен хвастаться ее ценой или мощностью

мотора и пускать пыль в глаза всему краю, который

почти весь, от песчаных дюн и неумолчного тихооке¬

анского прибоя, тучных долин и нагорных пастбищ до

далеких вершин, поросших ценными породами дерева,

окутанных туманом и облаками, тоже принадлежал ему»
295

Шорох юбок заставил его резко обернуться. Чувство¬

валось, что он немного раздражен. Но поводом к эт^му

было вовсе не появление дочери. Что бы там ни было, но,

казалось, источник раздражения лежал на столе, за ко¬

торым он сидел.
—	Повтори, пожалуйста, это странное имя,— попро¬

сила дочь.— Никак не могу его запомнить. Видишь, я

принесла блокнот, чтобы записать...
Она была высокой, хорошо сложенной, белокожей

молодой женщиной. В ее низком, бесстрастном голосе, в

спокойной манере держаться чувствовалась та же при¬

вычка к порядку и сдержанности.
Фредерик Траверс стал разглядывать подпись на од¬

ном из двух писем, лежавших на столе.
—	Бронислава Пласковейцкая-Трэверс,— прочел он,

потом по буквам продиктовал первую, трудную часть

фамилии.
—	Так вот, Мэри,— добавил он,— помни, что Том

всегда был легкомысленным человеком, и ты не должна

подходить к его дочери с обычной меркой. Уже одно имя

ее... э... как бы это сказать... приводит в замешательст¬

во*. Я не видел Тома много лет, а что касается ее...
Он пожал плечами и больше уже не говорил о сво¬

их сомнениях. Потом он улыбнулся и попытался обра¬

тить все в шутку.
—	Но так или иначе, они тебе родственники, как и

мне. Раз он мой брат, значит, тебе он приходится дядей.

И если она моя племянница, то вы кузины.
Мэри кивнула.
—	Не беспокойся, папа. Я буду ласкова с ней, бед-

няжечкой. Какой национальности была ее мать? Дать

Дочери такое ужасное имя!
—	Не знаю. Русская, или полька, или испанка, или

что-то в этом роде. В этом весь Том... Она была актри¬

сой или певичкой... Не помню точно. Они познакомились

в Буэнос-Айресе и тайно бежали. Ее муж...
—	Так она была замужем!
Удивление и испуг, прозвучавшие й голосе Мэри, бы¬

ли такими неподдельными и неожиданньши, что раз¬

дражение^ которое испьггывал ее отец, стало более за¬

метным. Он вовсе не хотел пугать ее. Просто сорвалось

с языка.
296

—» Конечно, потом она получила развод. Мне не из-

эестаы подробности. Ее-мать умерла в Китае... Хотя нет^

9а Тасмании. А вот в Китае Трм-..
Он так быстро закрыл рот> что губы издали не^о

вроде щелчка. Нет, больше он не проговорится. Мэри

помедлила немного и пошла к двери. Здесь она задер'

жалась.
—	Я велела приготов-ить для нее комнаты над цвет¬

ником, где розы...— сказала она.— Пойду еще раз погля¬

жу, все ли в порядке.
Фредерик Траверс снова повернулся к столу, чтобы

убрать письма, но потом передумал и внимательно пере¬

читал их.
«Дорогой Фред!
Давно уже я не был так близко от родных мест, и

мне вдруг захотелось заглянуть домой. К сожалению,

мой юкатанский «прожект» прого'рел (кажется, я тебе о

нем писал), и я, по обыкновению, остался без гроша за

душой. Не можешь ли ты подбросить мне что-нибудь на

дорогу? Хотелось бы приехать в первом классе. Да, кста¬

ти, Полли со мной. Интересно, как вы с ней поладите?
Том.
р. S. Е1сл'И это тебя не затруднит, пришли деньги со

следующей почтой».
Другое письмо, как ему показалось, было написано

странным, неанглийским почерком, но явно женской

рукой.
«Дорогой дядя Фред!
Папа не знает, что я пишу вам. Он рассказал мне,

о чем написал. Это неправда. Он хочет вернуться, что¬

бы умереть дома. Он не знает об этом, но я говорила с

врачами. И ему приходится ехать домой, потому что у

нас (нет денег. Мы живем в душных меблированных ком¬

натушках, и здесь не место для, папы. Всю жизнь он по¬

могал другим, и теперь пора прмочь сему. Его юкатанский

«прожект» не прогорел.- Он вложил в это дело, все, что

имел, но его попросту рграбили. Он не мог действовать

теми -же средствами, что дельцы из Нью-Йорка. Этим

объясняется все, и я горжусь им.
.297

Он все смеется надо мной и говорит, что я никогда

не смогу поладить с вами. Но я не согласна с ним. И по¬

том, я никогда в жизни не видела ни одного настояще¬

го кровного родственника, а ведь у вас есть дочь. По¬

думать только! Настоящая живая кузина!
В ожидании встречи
Ваша племянница,

Бронислава Пласковейцкая-Трэверс.
Р. S. Деньги лучше выслать телеграфом, а то вы

можете совсем не увидеть папы. Он даже не подозре¬

вает, насколько серьезно болен, и если встретит старых

друзей, то опять затеет какое-нибудь сумасшедшее пред¬

приятие. Он уже начинает поговаривать об Аляске. Го¬

ворит, что она вышибет из него все болячки. Вы изви¬

ните меня, но я вынуждена сообщить вам, что нам пред¬

стоит заплатить за пансион, иначе мы приедем без

багажа.
Б. П.-Т.).
Фредерик Трэверс открыл дверцу большого, встроен¬

ного в стену сейфа* и аккуратно сложил письма в от¬

деление под таблй^жой «Томас Трэверс».
—	Бедный Том! Бедный Том!—сказал он со вздохом.
II
Большой автомобиль стоял у вокзала, и Фредерик

Трэверс был взволнован, как это случалось с ним вся¬

кий раз, когда он слышал далекий гудок паровоза, спус¬

кавшегося в долину Айзек Трэверс-ривер. Айзек Трэ¬

верс первым из всех направлявшихся на запад белых лю¬

дей увидел эту великолепную долину, ее богатые рыбой

воды, ее плодородные долы и покрытые девственным ле¬

сом склоны. А увидев, он вцепился в нее и уже не вы¬

пускал из рук,
«Бедолага»,— говорили 6 нем, когда время массового

заселения новых земель еще не пришло. Это было в те

времена, когда здесь поистощилось золотишко, но еще

не было ни дорог, ни буксиров, чтобы перетаскивать су¬

да через опасное мелководье, и его одинокая мельница

молола пшеницу под охраной вооруженных стражей, от¬

ражавших разбойные наскоки индейцев-кламатов.
298

Каков отец, таков и сын, и то, что Айзек Трэверс

захватил, Фредерик Трэверс удержал. У него была та

«се цепкая хватка. И оба они были прозорливы. Оба

предвидели преображение Крайнего Запада, строитель¬

ство железной дороги и нового города на тихоокеанском

побережье.
Паровозный гудок взволновал Фредерика Траверса

еще и потому, что эта железная дорога была делом его

рук. Отец его до самой смерти страстно мечтал о том,

чтобы проложить дорогу через горы, но строительство

каждой мили такой дороги стоило не менее сотни ты¬

сяч долларов. Он, Фредерик, осуществил мечту отца. Ра¬

ди железной дороги он работал ночами, подкупал га¬

зеты, ввязывался в политические интриги, субсидировал

партийные машины и не раз на свой страх и риск ездил

обивать пороги у железнодорожных магнатов Востока.

Весь округ знал, сколько миль его земли попало в поло¬

су отчуждения железной дороги, но никому в округе и

во сне не могло присниться, как много долларов было

истрачено на поручительства и приобретение железно¬

дорожных бумаг. Он немало сделал для своего округа,

и железная дорога была его последним и самым боль¬

шим достижением, венцом его деятельностей, важным и

удивительным делом, завершенным чуть ли не вчера.

Железная дорога работала каких-нибудь два года, но

дивиденды уже были не за горами, а это являлось выс¬

шим доказательством его дальновидности и рассуди¬

тельности. Не за горами была и более высокая награда.

Поговаривали, что имя следующего губернатора Кали¬

форнии будет «Фредерик А. Трэверс».
Двадцать лет прошло с тех пор, как он в последний

раз видел своего старшего брата, да и то после десяти¬

летнего перерыва. Он хорошо помнил ту ночь. Только

Том мог рискнуть войти ночью в мелководное устье ре¬

ки, и в тот раз, подгоняемый крепчавшим зюйд-остом,

после заката солнца он провел свою шхуну через мелко¬

водье и еще до рассвета ушел обратно. И никакого пре¬

дупреждения о своем приезде: в полночь стук копыт,

взмыленная лош‘адь на конюшне, и Том явился, по сло¬

вам матери, не стерев с лица брызг соленой морской

воды. Он пробыл дома только час и умчался на све¬

жей лошади. Порывисто хлестал по стеклам ливень,, в
299

ветвях секвой стонал крепкий ветер, да и самый приезд

его остался в памяти, как внезапный и сильный шкБаЛ,

налетевший из диких просторов.
Неделей позже, пробившись сквозь бурю и мели,

прибыло сторожевое таможенное судно «Медведь», а в

местной газете появилась заметка, и в ней были выска¬

заны предположения относительно выгрузки большой

партии опиума и о тщетных поисках таинственной шхуны

«Зимородок». Только Фред, егс мать да кое-кто из мест¬

ных индейцев знали о спрятанной в конюшне лошади,

которую потом тайком, окольным путем отвели назад в

рыбачью деревушку на побережье.
Несмотря на то, что прошло двадцать лет, из пуль¬

мановского спального вагона вышел все тот же Том.

Брату показалось, что он не был больным. Постарел, ко¬

нечно. Из-под панамы выбивались седые волосы, и, не¬

смотря на еле уловимую старческую сутулость, могучие

плечи его были все еще широки и прямы. При виде же

молодой женщины, приехавшей с братом, Фредерика

Траверса вдруг охватило чувство неприязни. Оно было

смутным, но довольно ощутимым. Смепйно и нелепо, но

виной тому было ее отлично сшитое полотняное платье

заграничного покроя, вызывающе яркая полосатая блуз¬

ка, черные" непокорные волосы и щегольской пучок

маков на соломенной широкополой шляпе. Возможно, его

смутила ее броская, яркая внешность: черные глаза и

брови, пламенный румянец на щеках, ослепительный

блеск ровных зубов, которые она показывала слишком

охотно. «Избалованный ребенок»,— едва успел подумать

он, но брат уже держал его за руку и знакомил с пле¬

мянницей.
Первое неприятное впечатление подтвердилось. У нее

была броская манера говорить, и она жестикулирова¬

ла. Он не мог не отметить, что у нее очень маленькие ру¬

ки, Они до смешного малы. Опустив глаза, он увидел

такие же маленькие ноги. Не обращая внимания на

толпу любопытных, собравшихся на станционной плат¬

форме, она останоэила Фредерика Траверса, направин-

шегося было к своему автомобилю, и попросила брать¬

ев стать рядом. Улыбавшийся Том подчинился с шутли¬

вой покорностью, но его младший брат под взглядами

своих сограждан чувство1зал себя чрезвычайно неловко.
- 300

Он ^ приэнасал только привышую пуританскую манеру

поведения. Изъявление родственных чувств быдо част¬

ным семейным делом, а не публичным зрелищем. Хоро¬

шо, что она не вздумала поцеловать его. Странно, что она

не сделала этого. От нее можно ожидать чего угодно.
Она обняла братьев, заглянула к ним в души сияю¬

щим взглядом и словно увидела все, что было у них

скрытого, спрятанного, не лежащего на виду.
—	А вы действительно братья! — воскликнула она,

всплеснув руками.— Это всякий скажет. И все-таки есть

различие... Я не знаю только в чем... Это трудно объяс¬

нить.
По правде говоря, воздержавш1ись от объяснения, она

проявила такт, до которого было далеко привычно-сни¬

сходительной сдержанности Фредерика Траверса. С зор¬

костью, присущей художникам, она сразу заметила суще¬

ственное различие. Внешне они были похожи, черты их

лиц безошибочно говорили о том, что они из одного ро¬

да, одной семьи, и на этом сходство кончалось. Том был

выше дюйма на три, и у него были совершенно седые

длинные, как у викинга, усы. Нос орлиный, как и у брата,

но покрупнее, а глаза определенно орлиные. Морщины

на лице глубже, скулы покруче, щеки более впалые, за¬

гар потемнее. Это было лицо очень энергичного человека.

И в преклонные годы оно оставалось живым и подвиж¬

ным. Только у уголков глаз было больше морщинок, а в

самих глазах читался характер более твердый, чем у

младшего брата. По манере держать себя Фредерик был

буржуа, а в непринужденной осанке Тома ощущалось

что-то яркое, оригинальное. В них обоих текла одна и та

же кровь пионера Айзека Траверса, только перегнали ее

в различных ретортах. Фредерик был таким, каким и

следовало быть потомку Айзека, в Томе же чувствова¬

лось что-то необъятное, неуловимое, что-то не присущее

роду Трэверсов. И это заметила и поняла в один миг

черноглазая девушка. Все, что было непонятного в этих

двух людях и их взаимоотношениях, прояснилось в то

мгновение, когда она увидела их рядом друг с другом.
—	Как во сне,— говорил Том.— Не верится, что я

приехал на поезде. А сколько народу! Тридцать лет
му назад здесь жило всего четыре тысячи человек.
301

—	А теперь шестьдесят тысяч,— ответил брат.— И с

каждым днем становится все больше. Не хотите ли

посмотреть город? У нас много времени.
Пока они ехали по широким, хорошо мощенным ули¬

цам, Том все разыгрывал из себя Рипа Ван Винкля,

очнувшегося после многолетнего сна. Увидев порт, он

поразился. Там, где когда-то якорь его шлюпа ушел фу¬

тов на десять в воду, он нашел твердую землю й желез¬

нодорожные пути, а причалы и верфи выдвинулись еще

дальше в море.
—	Погодите! Остановитесь! — воскликнул он, про¬

ехав несколько кварталов и увидев массивные здания.—•

Где мы, Фред?
—	Четвертый квартал, разве ты забыл?
Том встал и оглядел все кругом, пытаясь распознать

очертания местности под нагромождением зданий.
—	Я... мне кажется...— начал он неуверенно.— Нет,

я уверен в этом. Здесь мы обычно охотились на кроли¬

ков и стреляли в зарослях серых дроздов. А там, где

сейчас стоит здание банка, был пруд.— Он обернулся к

Полли.— Там я построил свой первый плот и впервые

хлебнул водички.
—	Один бог ведает, сколько ты ее потом нахлебал¬

ся,— сказал, засмеявшись, Фредерик и кивнул шоферу.—

Пожалуй, не меньше бо;чки.
—	Куда там! Больше! — кричала Полли, хлопая в

ладоши.
—	А там парк,— сказал немного погодя Фредерик,

показывая на лесной массив, раскинувшийся на ближ¬

нем склоне одного из больших холмов.
—	Однажды отец застрелил там трех гризли,— за¬

метил Том.
—	Я подарил городу сорок акров этой земли,— про¬

должал Фредерик.— Отец купил этот участок у Лероя

по доллару за акр.
Том кивнул. Как и у дочери, глаза у него загоре¬

лись — подобного огня в глазах его брата не появлялось

никогда.
—	Да,— подтвердил он,—у негра Лероя, что был же-

H^iT на индианке. Я помню, как он тащил нас с тобой на

своем горбу в деревню к дружественному племени в ту
302

ночь, когда индейцы содегли ранчо, а отец остался и от¬

стреливался.
—	Но ему не удалось спасти мельницу. Это сильно

подорвало его дела.
—	И все же четырех индейцев он уложил,
В глазах у Полли появился тот же огонек.
—	Он сражался с индейцами! — воскликнула она.—

Расскажите мне о нем.
—	Расскажи ей о Переправе Трэверса,— попросил

Том._
—	Это была переправа через реку Кламат на пути

в Орлеанз Бар и Сискию. В то время там велись боль¬

шие разработки, и отец, кроме всего прочего, обосновал¬

ся в тех местах. К тому же на речных террасах была

очень плодородная земля. Он построил подвесной мост,

доставил с побережья строительные материалы и мат¬

росов, и они сплели канаты на месте. Это обошлось

ему в двадцать тысяч долларов. В первый же день по

мосту прошло восемьсот мулов, отец получил по доллару

с головы, кроме того, он брал деньги с каждого всадни¬

ка и пешехода. Но в ту же ночь река выигла из берегов.

Мост был футов на сто сорок выше нормального уровня

реки. И все же в паводок вода поднялась еще выше и

смыла мост. А то бы отец сразу разбогател.
—	Да я совсем не об этом,—нетерпеливо заговорил

Том.— Именно там, на Переправе Траверса, на отца и

старого Джейкоба Ванса напала шайка индейцев с Бе¬

шеной Речки. Они убили старого Джейкоба как раз у са¬

мой бревенчатой хижины. Отец втащил тело внутрь и

отстреливался от индейцев целую неделю. Отец был не¬

плохим стрелком. Он похоронил Джейкоба под полом хи¬

жины.
—	Я до СИХ пор еще держу переправу,— продолжал

Фредерик,— хотя теперь там не так оживленно, как в

старые времена. Я отправляю грузы в фургонах до Ре¬

зервации, потом на мулах вверх по Кламату, вплоть до

притоков Малого Лосося. По дороге на Резервацию

у меня теперь двенадцать подстав, а там у меня гости¬

ница. Обслуживание туристов начинает приносить доход.
И девушка с любопытством и задумчиво глядела то

на одного, то на другого, пока братья так по-разному

говорили о себе и о жизни.
303

^ Да, от€ц был настоящий человек,— пробормотал

Том.
Он сказал это таким вялым тоном, что дочь бросила

на него быстрый взгляд, полный беспокойства* Машина

повернула к кладбищу и остановилась у массивного скле-.

па на вершине холма.
—	Я думал, тебе захочется побьгоать здесь,— сказал

Фредерик.— Мне пришлось построить большую часть

этаго мавзолея собственными руками. Мать хотела, что¬

бы отца похоронили достойно, а имущество было страшно

обременено долгами. Я торговался с подрядчиками, но

они запросили за постройку не менее одиннадцати тысяч.

А мне о« обошелся в восемь тысяч с небольшим.
—	Ты, должно бьггь, работал по ночам,— восхищен¬

но пробормотал Том. Голос у него был совсем сонный.
—	Работал, Том, и не одну ночь. При свете фонаря.

А дел было по горло. Я тогда реконструировал водоснаб¬

жение (с артезианскими колодцами ничего не вышло),

и мать, мучилась с глазами.. Помнишь, я писал тебе, у

нее была катаракта. Она была так слаба, что не могла

поехать к врачам, и я вызвал специалистов из самого

Сан-Франциско. Да, работы было по горло. Я как раз

ликвидировал убыгочную пароходную линию до Сан-

Франциско, которую основал отец, и мне приходилось

выплачивать проценты по закладной на сумму сто во¬

семьдесят тысяч долларов.
Он замолчал, услышав тихий храп. Том спал, опу¬

стив голову на грудь. Полли многозначительно посмот¬

рела на дядю. Потом отец ее беспокойно заворочался

и поднял отяжелевшие веки.
—	Чертовски жаркий день,— сказал он с виноватой

улыбкой.— Я, кажется, заснул. Нам еще далеко?
Фредерик кивнул шоферу, и машина тронулась.
III
Дом, который Фредерик Трэверс построил, став со¬

стоятельным человеком, был большим и дорогим, ком>^

фортабельным и удобным, лучшим загородным домом

во всем округе. И порядки в нем вполне соответствовали

характеру хозяев. Но после приезда брата все в доме
304

переме»илось. Спокойному и размеренному образу жиз¬

ни пришел конец. Фредерик чувствовал себя не в сво¬

ей тарелке. Началась непривычная суматошная жизнь,

заведенный порядок и традиции были нарушены. Са¬

дились за стол, когда хотели. Иногда среди ночи разо¬

гревали ужин, в самые неподходящие часы суток вдруг

раздавались взрывы смеха.
Фредерик был воздержанным человеком. Самое боль¬

шое^ безрассудство, которое он Мог позволить себе,— это

стакан вина за обедом. Он выкуривал три сигары в день

и делал это либо на широкой веранде, либо в куритель¬

ной комнате. Для чего Ае еще существует курительная

комната? Сигареты вызывали у него отвращение. А брат

его то и дело сворачивал тонкие сигареты и курил их,

где придется. Большое удобное кресло, в котором он

любил сидеть, и подушки диванов были усыпаны табач¬

ной крошкой. И потом эти коктейли! Воспитанный в

строгом духе Айзеком и Элизой Траверс, Фредерик

считал употребление спиртных" напитков в доме просто

неприличным. Именно за это господь покарал древние

города. А Том перед ленчем и обедом неизменно смеши¬

вал бесчисленное множество разных коктейлей, причем

с помощью Полли, которая поощряла его возлияния.

Она поистине была знатоком приготовления этих сног¬

сшибательных смесей, рецепты которых она изучи \а бог

знает где. Временами Фредерику казалось, что его бу¬

фетная и столовая превратились в бары. Когда он вро¬

де бы в шутку сказал об этом Тому, тот заявил, что

если бы ему удалось сколотить состояние, он завел бы

по винному погребку в каждой комнате дома.
В доме стало бывать гораздо больше молодых людей,

чем раньше, и они помогали разделываться с коктейля¬

ми. Фредерик рад был бы объяснить их посещение имен¬

но этим о^тоятельством, но он знал истинную причину.

Брат и его дочь сделали то, что не могли сделать ни он

сам, ни Мэри. Они притягивали людей, словно магниты.

Вокруг них всегда были юность, радость, смех. Дом за¬

полнила молодежь. В любое время дня и ночи на усыпан¬

ных гравием подъездных аллеях гудели автомобили. В

теплые летние дни устраивались пикники и экскурсии,

в лунные ночи катание на яхтах по заливу, иногда все

уходили перед рассветом и возвращались за полночь, и
20. Джек Лондон. Т. ХП.	305

часто в доме ночевало столько народу, как никогда раяь^-

ше. Тому надо было посетить все места, где он бродя¬

жил мальчишкой, поймать форель в Булл-Крике, под¬

стрелить перепелку в прерии Уолкотта, добьггь оленя

на горе Раунд. Когда Фредерик думал об этом , олене,

ему было стыдно и больно. А что, если сезон кончился?

Торжествующий Том привез оленя домой и нарек его

сухопутным лососем, когда его подали к столу Фредерика.
Они устраивали пикники на морском берегу у самой

пены ревущего прибоя, варили различные кушанья из

мидий и других моллкюков. Однажды Том без всякого

зазрения совести стал рассказывать о «Зимородке», о

контрабанде и вдруг при всех спросил Фредерика, как

ему удалось провести к рыбакам их лошадь и не засы¬

паться.
Все молодые люди словно сговорились с Полли и ба¬

ловали Тома, исполняя любую его прихоть. Они рассказа¬

ли Фредерику, как действительно был убит олень, как они

купили его в переполненном заповеднике Золотых Ворот,

как доставили его в клетке сначала на поезде, а потом .

на лошадях и мулах в девственные леса горы Раунд,

как Том уснул в засаде у оленьей тропы, когда первый

раз выпустили оленя, как молодые люди, загоняя ло¬

шадей, пробираясь сквозь заросли и падая, настигли и

связали оленя в Бэрнт Рэнч Клиэринг и наконец как

все ликовали, когда выпустили оленя во второй раз и

Том свалил его с расстояния ярдов в пятьдесят. От все¬

го этого на душе Фредерика было нехорошо. Разве ему

когда-нибудь оказывали подобное внимание?
Бывали дни, когда Том не мог выходить на улицу и

эскапады на вольном воздухе откладывались. Но и то¬

гда он оставался в центре внимания. Том дремал в боль¬

шом кресле. Изредка пробуждаясь, он непринужденно

шутил, скручивал сигарету и просил принести укулеле —

что-то вроде миниатюрной гитары, изоб]ретенной порту¬

гальцами. Потом небрежно положив зажженную сигаре¬

ту прямо на полированную поверхность стола, он, брен¬

ча и постукивая, начинал напевать своим сочным бари¬

тоном хулы южных морей и веселые французские или

испанские песенки.
Одна из них поначалу особенно нравилась Фреде¬

рику. Том объяснил, что это любимая песня таитянского
306

короля—последнего из Помаре, который сам сочинил ее

и имел обыкновение часами лежать на циновках и на¬

певать. Она состояла из нескольких повторявшихся сло¬

гов: «Э меу ру ру а вау»,— но они звучали величествен¬

но, протяжно, каждый раз по-новому, под аккомпанемент

торжественных звуков, извлекаемых из укулеле.
Полли с великой радостью научила той песенке дядю,

но когда он сам попытался блеснуть в общем веселье и

запел ее, то заметил, что некоторые слушатели сначала

прятали улыбки, а потом стали хихикать и наконец раз¬

разились смехом. К своему ужасу, он узнал, что повторяв

ющаяся вновь и вновь простенькая фраза означала не

что иное, как «Я так пьян». Из него сделали посмешище.

Вновь и вновь, торжественно и горделиво он, Фредерик

Траверс, возглашал, как он пьян. И потом всякий раз,

когда ее запевали, он незаметно выходил из комнаты.

И даже когда Полли объяснила ему, что последнее слово

означает «счастлив», а не «пьян», он все равно не мог

успокоиться, потому что ей пришлось признать, что ста¬

рый король и в самом деле был пьяницей и распевал

эту песенку, когда был навеселе.
Фредерика все время угнетало чувство, будто он

чужой в своем собственном доме. Он был общитель¬

ный человек и любил развлечения, но, разумеется, более

здоровые и достойные, чем те, которым предавался его

брат. Он не мог понять, почему прежде молодые люди

считали его дом скучным и никогда не посещали его, за

исключением тех случаев, когда здесь устрайвались ка-

кие-либо торжества или официальные приемы, теперь

же они все бывали в его доме, но приходили они не к не¬

му, а к брату. Не мог он примириться и с тем, что мо¬

лодые женщины вели себя с братом весьма непринуж¬

денно и звали его запросто — Томом. Невыносимо было

глядеть, как они, притворно сердясь, крутили и дерга¬

ли его пиратские усы, когда до них доходил смь^сл его

иногда слишком рискованных, хотя и добродушных

шуток.
Такое поведение оскверняло память Айзека и Элизы

Трэверс. К тому же в доме слишком часто пировали.

Стол никогда не сдвигался, а на кухню пришлось взять

еще одну кухарку. Завтрак, затягивающийся до один-

йгдцати, ужины ночью, налеты на буфетную, жалобы
307

слуг — все это раздражало Фре^^е^)ика. Будто ресторан

или гостиница, с горькой усмешкой говорил он себе и

временами испьггывал жгучее желание топнуть ногой и

эозродить старые порядки. Но он как-то все не мог вый¬

ти из-под- власти чар своего обаятельного брата; ино¬

гда он взирал на него почти с чувством благоговейного

трепета. Фредерик старался познать секрет очарова¬

ние, и его приводили в смятение и блеск глаз брата

и его мудррсть, почерпнутая в скитаниях по дальним

странам в бурные ночи и дни, оставившие свой след

на его лице.
Что же это такое? Какие чудесные видения являлись

ему, беспечному? Фредерик вспомнил строчку из старин¬

ной песни: «Он идет сияющей дорогой». Почехму, думая

о брате, он вспомнил эту строчку? А вдруг и вправду он,

который в детстве просто не знал никаких законов, а ко¬

гда подрос, наплевал на них, нашел эту сияющую до¬

рогу?
Такая несправедливость угнетала Фредерика, пока

он не нашел утешения в мысли, что жизнь Тому в

общем-то не удалась. И в такие дни он несколько успо¬

каивался. и тешил свое тщеславие тем, что показывал

Тому свои владения.
—	Ты неплохо поработал, Фред,— говаривал Том.—

Ты хорошо поработал.
Он говорил это часто и часто засыпал в большой,

плавно идущей машине,
—	Кругом порядок и стерильная чистота, все новень¬

кое, как с иголочки. Каждая травинка на своем месте,—

заметила Полли.— Как вам это удается? Не хотела бы

я быть травинкой на ваш^й земле,— заключила она, ед¬

ва заметно передернув плечами.
—	Тебе немало пришлось поработать,— сказг^л Том.
—. Да, поработал я немало,—согласился Фредерик.—
Но дело стоило того!
Он собирался сказать что-то еще, но^ заметив стран¬

ное выражение глаз девушки, почувствовал себя нелов¬

ко и промолчал. Он чувствовал, что она оценивает его,

бросает ему вызов. Впервые его почетная работа по со¬

зданию благосостояния округа была поставлена под сом¬

нение и кем — какой-то девчонкой, дочерью расточите¬

ля, ветреным созданием ин0стр§1нн0г0 происхождения.
308

Конфликт между ними был неизбежен. Он невзлюби \

ее с первого взгляда. Да!Же если она молч^ала, уже caNfo

ее присутствие стесняло его. Он постоянно чувствовал ее

мЬлчаЛивое неодобрение, но иногда она не ограничива¬

лась этим. И говорила без обиняков. Она высказывалась

откровенно, по-мужски, хотя ни один мужчина не осме¬

ливался говорить с ним в таком тоне.
—	Интересно знать,' вы' когда-нибудь сожалели о

том, что прошло мимо вас?—говорила она ему.—Вы хоть

раз в жизни давали волю своим чувствам? Совершили

хоть один опрометчивый поступок? Вы хоть раз напились

допьяна? Или накурились до одурения? Или отплясы¬

вали на десяти заповедях? Или становились На задние

лалы и подмигивали богу, как дс^рому приятелк)?
—	Ну, не хороша ли! — рокотал Том.— Вся в мать.
Внешне Фредерик был спокоен и даже улыбался, но
сердце его сжималось от ужаса. Все это было слишком

неправдоподобным.
—	Кажётся, у англичан,— продолжала она,— есть

поговорка, что тот еще не Мужчина, кто не поцеловал

любимую женщину и не ударил врага. Сомневаюсь —

ну, признайтЬсь же,— что вы ударили хоть одного чело¬

века.
—	А вы? — спросил он, в свою очередь.
Она вспомнила что-то, глаза ее стали злыми. Она

кивнула и ждала, что скажет он.
—	Нет, я никогда не имел удовольствия,— медленно

проговорил он.— Я рано научился владеть собой.
Позже, выслушав его рассказ о том, как он скупг1л

рыбу у индейцев, развел устриц в заливе и установив

выгодную монополию на их добычу, как после много¬

летней борьбы, вконец измотанный тяжбой, он прибрал

к рукам район порта, а сЛёДо1зательно, и торговлю ле¬

сом, она, раздраженная еГо самодовольством, снова пе¬

решла в атаку.
—	Вы, к1ажется, расцениваете жизнь'только с точки

зрения прибылей й убыткбв,— сказала oRa.— Ийтерсс-

но, любили вы Когда-нибудь?
Стрела попала в цель. Он никогда не целовал люби¬

мой женщины. Его женетьба была сделкой: В те дни, ко¬

гда он терпел поражение за поражением, пытаясь от¬

стоять обши]рные владения, которые были захвачены з'а-
j09

гребущими руками Айзека Трэверса, женитьба попра¬

вила его дела. Эта девчонка — ведьма. Так разбередить

старую рану! Но ему некогда было любить. Он много ра¬

ботал. Он был председателем торговой палаты, мэром

города, сенатором штата, но он не знал любви. Иногда

он видел, как Полли открыто, без малейшего стеснения

льнет к отцу, и замечал, с какой теплотой и нежностью

они смотрят друг на друга. Экстравагантное зрелище,

ничего подобного он и Мэри не допускали даже наедине.

И он снова чувствовал, что любовь прошла мимо. Обык*

новенная, суховатая и бесцветная, Мэри была именно

тем отпрыском, который и следовало ожидать от брака

без любви. Он даже не мог сказать наверняка, является

ли то чувство, которое он к ней испьггывал, любовью. И

любят ли его самого?
После тех слов Полли он почувствовал большую ду¬

шевную пустоту. У него было такое ощущение, словно он

оказался на пепелище. Тут он увидел сквозь открытую

дверь Тома, спавшего в большом кресле, седого, старо¬

го и усталого. И вспомнил все, что было сделано, все,

чем владел. А чем владел Том? Что сделал Том? Риско¬

вал жизнью и прожигал ее, пока не осталась только эта

тускло мерцающая искорка в ум-ирающем теле.
Странная вещь, Полли отталкивала и в то же время

привлекала Фредерика. Его собственная дочь никогда i?e

вызывала у него таких эмоций. Мэри шла проторенным

путем, и предвидеть ее действия было очень просто. Но

Полли! Сколько настроений, какой переменчивый харак¬

тер! Никогда не догадаешься, какую штуку она может

выкинуть.
—	Твердый орешек, а? — посмеивался Том.
Она была неотразима. Она вела себя с Фредериком

настолько своевольно, что будь на ее месте Мэри, такое

поведение было бы просто немыслимым. Она позволя¬

ла себе вольности, подшучивала над ним, задевала за

больные места, и он не мог не думать о ней.
Однажды после одной стычки она поддразнивала его,

играя на пианино какую-то неистовую, бравурную вещь,

которая волновала и раздражала, заставляя бешено

биться пульс, а его дисциплинированный мозг — рож¬

дать фантастические образы. Но хуже всего было то, что

она видела и знала, что делает. Она поняла его настрое¬
310

ние раньше, чем он сам, и это было видно по ее лицу,

обращенному к нему, по задумчивой и почти снисхо¬

дительной усмешке. Именно это заставило его болез¬

ненно осознать, что творилось в его распаленном вообра¬

жении.
На стене, у которой стояло пианино, висели портреты

Айзека и Элизы Трэверс. Они с чопорным видом уко¬

ризненно взирали на все происходивш^ее. Фредерик ра¬

зозлился и вышел из комнаты. Он не представлял себе,

что в музыке может таиться такая сила. А потом он со

стыдом вспоминал, что тотчас же украдкой вернулся

и стал слушать игру Полли из другой комнаты, а она

знала это и вновь принималась дразнить его.
Когда Мэри спросила его, что он думает об игре Пол¬

ли, в голову пришло невольное сравнение. Музыка Мэри

чем-то напоминала ему церковь. Она была холодна и

проста, как молитвенный дом методистов. А музыка Пол¬

ли была похожа на неистовый, необузданный обряд,

совершаемый в каком-нибудь языческом храме, где ку¬

рится фимиам и извиваются танцовщицы.
—	Она играет, как иностранка,— сказал он, доволь¬

ный тем, что так удачно уклонился от прямого ответа.
—	Она настоящая артистка,— серьезно сказала Мэ¬

ри.— Она гениальна. А ведь она никогда не упражияет-

ся. Никогда. Ты знаешь, как много работаю я. Мое са¬

мое лучшее исполнение — упражнение для пяти пальцев

ПС сравнению с любым пустячком, который она наигры¬

вает на пианино. Ее музыка рассказывает мне о чем-то

невыразимо чудесном. Моя говорит мне «раз-два-три»,

«раз-два-три». Можно сойти с ума. Я работаю, работаю

и не могу ничего добиться. Это несправедливо. Почему

она родилась такой, а не я?^
«Любовь» — была первой тайной мыслью Фредери¬

ка, но не успел он обдумать свою догадку, как случи¬

лось нечто совсем уж немыслимое прежде: Мэри разры¬

далась. Ему захотелось утешить ее, как это делал Том,

но он почувствовал, что не умеет. Он попытался обнять

Мэри и обнаружил, что она так же непривычна к ла¬

ске, как и он. И оба они не ощутили ничего, кроме

неловкости.
Неизбежно напрашивалось сравнение двух девушек.

Каков отец, такова и дочь. Мэри была всего лишь нев¬
ЗИ

зрачным штатским в свите блистательного властного ге^

нерала. Бережливость Фредерика научила его весьма

тонко разбираться в вопросах одежды. Он знал, какие

дорогие туалеты носит. Мэри^ и. в то же время не мог

не заметить, что привезенные Полли из дальних стран¬

ствий дешевые и приобретенные по случаю вещи всегда

превосходно сидели на ней и имели куда больший успех

у окружающих. У нее был 6e3om*H6o4Hbm вкус. Она не¬

подражаемо носила шаль, .а с обыкновенным шарфом

творила чудеса.
-гг- Она надевает что попало,— жаловалась Мэри.-г-

Даже не примеряет ц может одеться за пятнадцать

минут. А когда она идет купаться, то все молодые люди

высыпают из раздевалрк, чтобы полюбоваться ею.
Мэри откровенно восхищалась Полли, что было сов¬

сем не в ее характере.
—	Не могу понять, как у нее получается это. Ник го

бы не осмелился носить такие цвета, а ей они к лицу.
—	Она все время грозилась заняться шитьем дам¬

ских туалетов и содержать нас обоих, когда я оконча¬

тельно . разорюсь,— вставил Том.,
Как-то Фредерик, наблюдая поверх газеты, стал сви¬

детелем сцены, которая, объяснила ему многое; он-то на¬

верняка знал, что Мэри провела у зеркала не менее .часа

перед тем, как появиться.
—	Как мило! — откровенно восхитилась Полли. Она

всплеснула руками и вся засияла от удовольствия.— Но

цочему бы не приколоть этот бант сюда, вот так?..
Несколько прикосновений, и даже Фредерик заметил

чудесную перемену в туалете»
Полли, как и ее отец, до нелепости щедро раздари¬

вала свои скудные пожитки. Мэри пришла в восхище¬

ние от веера — ценной мексиканской безделушки, некогда

принадлежавшей одной из фрейлин двора императора

Максимилиана» Полли вся так и засветилась -от удоволь¬

ствия. Мэри немедленно стала обладательницей веера,

и. к тому же ее почти убедили, , что перед ней останутся

в неоплатном долгу, если она примет этот подарок. Толь¬

ко иностранка могла позволить себе нечто подобное, , а

Полли была повинна в том. что делала такие же-подар¬

ки всем молодым -женщинам. Такова уж была она. Ино¬

гда это был кружевной платочек, розовая жемчужина х
312

Шумоту или черепаховый гребень. Казалось, - все вещи

для нее имели одинаковую^ ценность. На чем бы ни оста^

навливались восхищенные взгляды женщин, они тотчас

же получали понравившийся предмет. И женщины, как

и мужчины, не чаяли в ней души.
—	Я теперь боюсь чем-нибудь восхищаться,—сетова¬

ла Мэри.— Она сразу же делает мне подарок.
Фредерик даже не представлял себе, что может су¬

ществовать подобное создание. Среди женщин его кру¬

га нельзя было встретить такую. Что бы она ни делала—

дарила ли вещи, горячо радовалась или злилась, ласка¬

лась ли, как кошечка,^ все это было невероятно искрен¬

ним. Ее экстравагантные порывы шокировали и в то же

время пленяли Фредерика. Ее живой голосок был зер¬

калом ее души. Она не могла говорить спокойным тоном

и постоянно жестикулировала. И все же в устах ее анг¬

лийский язык становился каким-то новым, красивым

й кристально чистым. Она говорила так броско и выра¬

зительно, а ее речь передавала все оттенки и нюансы

йвлений с такой точностью и непосредственностью,

какую трудно было ожидать от этого полуребенка. Он

просыпался по ночам, и на темном фоне закрытых век

всплывало ее повернутое к нему оживленное, веселое

личико.
IV
Какова дочь, таков и отец. Том тоже был неотразим.

Его не забывали, и время от времени со всех концов све¬

та к нему прибывали какие-то удивительные вестники.

В доме Трэверсов сроду не бывало таких гостей. У иных

походка напоминала о морской качке, некоторые выгля¬

дели отъявленными головорезами, другие были изнуре¬

ны лихорадкой и прочими болезнями^ и у всех был ка-

кой-то странный, диковинный вид. И говорили они. на

каком-то диковинном жаргоне о таких вещах, которые

Фредерику и не снились, и он не ошибался, принимая

этих людей за вольных птиц, искателей приключений и

авантюристов. Не могло не броситься в глаза, с какой

любовью и уважением они относятся к своему вожаку.

Они называли его по-разному: Черным Томом, Блонди¬

ном, Крепышом Трэверсом, Мэйльмьютом-Томом, То-
313

MOM — Быстрой Водой, но для большинства из них он

был просто Капитан Том,
Их планы и предложения были тоже разными. Тор¬

говец с Южного моря предлагал отправиться на откры¬

тый им остров, богатый гуано; латиноамериканец при¬

зывал принять участие в назревавшей революции. Тома

звали искать золото в Сибири и в верховьях Кускокви-

ма, ему предлагали даже заняться такими темными дс*^

лишками, о которых говорили только шепотом.
Но Капитан Том с сожалением ссылался на времен^

нее недомогание, которое мешало ему немедленно отпра^

виться с ними в пу'гь, и продолжал дремать в своем

большом кресле, с которого он поднимался теперь пей

реже и реже. А Полли с фамильярностью, коробившей

ее дядю, отводила этих людей в сторону и обиняками

давала понять, что Капитан Том уже больше никогда

не ступит на сияющую дорогу.
Но не все они приходили с планами. Многие из них

приезжали лишь для того, чтобы отдать долг любви и

уважения тому, кто когда-то, в незабываемые дни, был

их вожаком, и Фредерик, становясь иногда свидетелем

их встреч, удивлялся вновь и вновь тому загадочному

обаянию, которое привлекало людей к его брату.
—	Клянусь черепахам)и Тасмана! — восклицал один

из них.— Когда я услышал, что вы в Калифорнии, Ка^-

питан Том, я тотчас решил ехать, чтобы пожать вам

руку. Я думаю, вы не забыли Тасмана, а? ПоМ)НИте, как

он дрался на острове Четверга? И подумайте... старый

Тасман убит своими неграми в прошлом! году, когда шел

в немецкую Новую Гвинею. Помните его кока? Нганиг

Нгани? Тасман доверял как себе, а этот негодяй

зарезал его.
—	Познакомься с капитаном Карлсеном, Фред,—

представлял Том другого посетителя.— Он меня выру¬

чил из одной переделки на Западном Берегу. Не окажись

вы поблизости, Карлсен, мне была бы крышка.
Капитан был неуклюжим гигантом с пронзительным

взглядом бледно-голубых глаз, с большим шрамом от

сабел1ЬНого удара поперек рта, которого не могла скрыть

даже густая ярко-рыжая борода. Он так крепко стио-

нул руку Фредерика, что лицо того перекосилось от бол».
Несколько минут спустя Том отвел брата в сторону.
314

—	Послушай, Фред, тебе не трудно будет дать мне

в долг тысчонку?
—	Конечно, нет,— торжественно сказал Фредерик.—

Ты. же знаешь, половина всего, что я имею, принадле¬

жит тебе, Том.
И когда капитан Карлсен отбыл, Фредерик не сомне¬

вался, что тысяча долларе® отбыла вместе с ним.
Не удивительно, что Тому не повезло в жизни и...

он приехал домой умирать. Фредерик сидел за своим

опрятным письменным столом и думал о том, какие они

с братом разные. Да, но если бы «е он, Фредерик, то не

было бы дома и Тому некуда было бы приезжать

умирать.
Фредерик погрузился в воспоминания: он искал уте¬

шения в истории их взаимоотношений. Это он, Фреде-

Р'ик, всегда был надежной опорой семьи. А Том еще в

детстве был весельчаком и сорви-головой, он пропускал

занятия в школе и не слушался Айзека. Он шатался по

горам, пропадал на море, вечно у него были неприятно¬

сти с соседями и городскими властями — словом, он по¬

спевал повсюду, но только не туда, где требовалось

вьгаолнять тяжелую, нудную работу. А в те дни, ко¬

гда эд^ь была лесная глушь, работы было по горло и

эту работу делал он, Фредерик. Он трудился от зари

до зари. Он хорошо помнит то лето, когда провалилось

очередное грандиозное предприятие Айзека, когда вла¬

дельцу сотни тысяч акров земли почтт! нечего было есть,

когда не было денег, чтобы нанять людей косить сено,

и когда Айзек все же не вьшустил из рук ни единого

акра. Айзек сам косил сено и сгребал, а он, Фредерик,

копнил его. Том в это время валялся в постели со сло¬

манной ногой и наращивал счет от доктора. Он упал с

крыши амбара — места самого неподходящего для убор¬

ки сена. Том, как казалось Фредерику, только тем и зани¬

мался, что снабжал семью олениной и медвежатиной,

объезжал молодых лошадей да с шумом гонялся за

дичью по пастбищам и поросшим лесом каньонам со сво¬

ими собаками, натасканными «а медведя.
Том был старшим, но если бы он, Фредерик, после

смерти Айзека не впрягся в работу и не взвалил на се¬

бя все бремя забот, имение, у которого были такие боль¬

шие перспективы, пошло бы с молотка. Работа! Он по-
315

Мнит расширенное городского водного хозяйства. Как он

лавировал и выкручивался из финансовых затруднений,

беря небольшие займы под разорительные проценты, как

он укладывал и свш1чивдл трубы при свете фонаря/ пока

рабочие спали, а потоли вставал раньше них и ломал

голову, где бы достать денег, чтобы выплатить им сле¬

дующую получку! Он поступал так, как поступал бы ста¬

рый Айзек. Он не мог позволить, чтобы все пошло пра¬

хом. Будущее оправдывало все труды.
А Том в это время со сворой псов рыскал по горал»

и неделями не ночевал дома. Фредерик помнил послед¬

ний разговор на кухне, который вели Том, он и Элиз^

Трэверс, все еще сама готовившая и мывшая грязную

посуду, хотя их имущество,-судя по. закладным, оценива¬

лось в сто восемьдесят тысяч долларов.
—	Не надо делиться,—-умюляла Элиза Трэверс, да¬

вая отдых своим изъеденным мылом и распаренным ру¬

кам.— Айзек был прав. Земля будет стоить миллионы.

Край расцветает. Нам нужно держаться вместе.
—	Мне ничего не надо,— горячился Том.— Пусть все

достается Фредерику. Я хочу лишь...
Он не закончил фразы, глаза его сияли, словно он

уже видел перед собой весь мир.
—	Я не могу ждать,— продолжал он.— Ты можешь

взять себе миллионы, когда они появятся. А пока дай

мне десять тысяч. Я подпишу бумагу, в которой отка¬

жусь от всего имущества. И дай мне старую шхуну.

Когда-нибудь я вернусь с кучей денег и помогу тебе.
Фредерик вспоминал, как в тот далекий день сам он

в ужасе воздевал руки и кричал:
—	Десять тысяч! Сейчас, когда я разрываюсь на ча¬

сти, чтобы достать деньги и выплатить процент по за¬

кладным.
—	За зданием окружного управления естть участок

3CMuvH,— настаивал Том.— Я знаю, что банк купит его за

десять тысяч долларов.
—	Но через десять лет за него дадут сто тысяч,—

возразил Фредерик.
^— Пусть будет так. Считай, что я отказываюсь от

всего за сто тысяч. Продай участок за десять и дай мне

их. Это все, что мне надо,> но я хочу иметь деньги сейчас.

Можешь взять себе остальное.
316

и.Том, как обычно, настоял на своем (причем-уча¬

сток ^ыл заложен, а не продан) и. уплыл на старой шху¬

не, благословляемйэш городом, потому что забрал с собой

в качестве команды полов>ину портового отребья.
Обломжи шхуны были найдены на побережье Явы.

Это случилось тогда, когда Элизе Трэверс делали

глазную операцию, и Фредерик не говорил ей ничего,

пока не получил несомненных доказательств того, что

Том жив.
Фредерик полез в свой архив и выдвинул ящик с на¬

клейкой «Томас Трэверс». В нем лежали аккуратно сло¬

женные конверты. Он стал просматривать письма. . Они

были-отовсюду: из Китая, Рангуна, Австралии, Южной

Африки, Золотого Берега, Патагонии, Армении, Аляски.

Том писал скупо и нерегулярно, и письма олицетворяли

собой его кочевую жизнь. Фредерик припомнил наибо¬

лее выдающиеся события из жизни брата. Том) сражал¬

ся во время каких-то волнений в Армении, потом был

офицером в китайской арм1ии, а позже вел в Китайском

море какие-то дела, явно незаконные. Его поймали, ко¬

гда он доставлял оружие на Кубу. Кажется, он всегда

доставлял куда-то что^о такое, чего не следовало до¬

ставлять. И он так и не отказался от этой дурной при¬

вычки. В одном письме, написанном на смятом клоч¬

ке папиросной бумаги, говорилось, что во врюмя русско-

японской войны его поймали, когда он доставлял уголь

в Порт-Артур, и отправили в Сасебо, где призовой суд

1?онфисковал- его пароход и присудил к тюремному за¬

ключению до конца войны.
Фредерик улыбался, читая такие строки: «Как идут

твои дела? Дай мне знать в любое время, выручат ли те¬

бя несколько тысяч?» Фредерик взглянул на дату: «18

апреля 1883 года». Потом он раскрыл другой конверт. «5

мая 1883 года» было написано на листке, который он

вынул из конверта. «Пять тысяч дадут М1не возможность

снова встать на ноги. Есая ты можешь это сделать и если

ты любишь меня, пришли их пронто — по-испански это

значит «срочно».
Фредерик снова посмотрел на даты. Было очевидно,

что где-то между 18 апреля и 5 мая Том потерпел крах.

Горько усмехнувшись, .Фредерик пробежал еще одно

письмо: «У острова Мидуэй произошло кораблекруше¬
317

ние. Затонуло целое богатство, а ты знаешь, что за спа^

сенне имущества полагается вознаграждение. Аукцион

через два дня. Вышли телеграфом четыре тысячи».
В последнем письме, которое прочел Фредерик, гово¬

рилось: «Я мог бы успешно провернуть одно дело, имея

небол(ьшую cyMLMy наличными. Уверяю тебя, дело боль¬

шое. Такое большое, что я даже не решаюсь сказать,

тебе, какое». Фредерик помнил это дело — революцию

в одной из стран Латинской Америки. Он тогда послал

наличные, и Том успешно употребил их на то, чтобы по-*

пасть в тюремную камеру и заработать смертный при¬

говор.
У Тома всегда были добрые намерения, этого отри¬

цать нельзя. И он всегда со скрупулезной точностью

присылал свои расписки. Фредерик прикинул на руке,

сколько весит пачка расписок, словно хотел определить,

нет ли какой-либо зависимости между весом бумаги и

сум)мами, которые на ней написаны.
Он поставил ящик на место и вышел из кабинета-

Он увидел большое кресло и Полли, выходившую на цы¬

почках из комнаты. Голова Тома запрокинулась, дыха<4

ние было слабым и частым, на обмякшем лице явствен¬

но проступили следы болезни.
V
—	Я много работал,— оправдывался Фредерик в тот

же вечер, когда он»и с Полли сидели на веранде, и невдоч

мек ему было, что если человек начинает оправдывать¬

ся, то это признак того, что он теряет уверенность в сво¬

ей правоте.— Я сделал все, что было в моих силах. Хо¬

рошо ли, пусть скажут другие. Свое я получил сполна.

Я позаботился о других, ну, и о себе тоже. Доктора го¬

ворят, что никогда не видели такого здорового челове¬

ка моих лет. Я прожил всего полжизни, у нас, Трэвер-

сов, долголетие в роду. Я берег себя, и вот, как видите,

результат. Я не прожигал жизни. Я берег свое сердце и

кровеносные сосуды, а много ли найдется людей, кото¬

рые могли бы похвастаться тем, что сделали больше ме¬

ня? Поглядите на эту руку. Крепкая, а? Она будет та¬

кой же крепкой и через двадцать лет. Нельзя безответ¬

ственно относиться к своему здоровью.
318

и Полли сразу поняла, какое обидное сравнение

кроется за его словами.
—	Вы получили право писать перед своим им1енем

слово «почтенный»,— гордо сказала она, покраснев от яе-

(годования.— А м»ой отец был великий человек. Он жил

настоящей жизнью. А вы жили? Чем вы можете похва¬

статься? Акциями и бонами, домами и слугами... Фу!

Здоровым сердцем, отличными сосудами, крепкой ру¬

кой... и это все? А вы жили просто так, ради самой жиз¬

ни? Знали страх смерти? Да я лучше пущусь во все

Тяжкие и пропаду ни за грош, чем жить тысячу лет, по¬

стоянно заботясь о своем пищеварении и боясь промо¬

чить ноги. От вас останется пыль, а от моего отца — пе¬

пел. В этом разница.
—	Но, мое дорогое дитя...— начал было он.
—	Чем вы можете похвастаться? — горячо продол¬

жала Полли.— Послушайте!
Со двора через открытое окно доносилось бренчание

укулеле и веселый голос Тома, напевавший хулу. Она

кончалась страстным любовным призывом, словно донес-

Ш1ИМСЯ из чувственной тропической ночи. Послышался

хор молодых голосов, просивших спеть что-нибудь еще.

Фредерик молчал. Он смутно осознавал, что в этом дей¬

ствительно было что-то значительное.
Обернувшись, он взглянул в окно на Тома, гордого

и величественного, окруженного молодыми людьми и

женщинами; из-под его висячих усов торчала сигарета,

которую он прикуривал от спички, зажженной одной из

девушек. Фредерик почему-то подумал, что сам он ни¬

когда н-е прикуривал сигару от спички, которую держала

рука женщины.
—	Доктор Тайлер говорит, что ему не следует ку¬

рить... это очень вредно в его состоянии,— сказал он, и

это было все, что он мог сказать.
С осени того же года дом стали часто посещать лю¬

ди нового типа. Они гордо называли себя «старожила¬

ми» на Аляске, с золотых приисков которой они прибы¬

вали в Сан-Франциско отдохнуть на зиму. Их прибыва¬

ло все большие и больше,, и они завладели большей ча¬

стью номеров одной из гостиниц в центре города. Ка¬

питан Том слабел на глазах и почти не покидал большо¬

го кресла. Он спал все чаще и продолжительней, но ко¬
319

гда бы он ни просыпался, его тотчас окружала свита

молодых людей, или подсаживался какой-нибудь прия**

тель и начинался разговор о прежних золотых денеч¬

ках, или строились планы на будущие золотые денечки.
ToMi (Крепыш Трэверс, как звали его юконцы) нико¬

гда не душл о приближавшейся кон<чине. Он называл

свою болезнь временным недомоганием, вполне естест¬

венным после пр0Д0лжител1ЬН0Г0 приступа лихорадки,

которую он подцепил на Юкатане. Весной все как рукой

снимет. Морозец — вот что ему нужно. Просто кровь на

солнце перегрелась. А пока к этому надо относиться спо¬

койно и хорошенько отдохнуть.
И никто не выводил его из этого заблуждения — да¬

же юконцы, которые непринужденно курили трубки и

дрянные сигары и жевали та<бак на широких верандах

Фредерика, тогда как сам он чувствовал себя незваным

гостем в собственном доме. С ними у него не было ничего

общего. Они считали его чужаком, присутствие которого

надо терпеть. Они приходили к Тому. И их отношение

к нему вызывало у Фредерика чувство беззлобной зави¬

сти. День за днем он наблюдал за ними. Он видел, как

юконцы встречались, когда один из них бывало вы¬

ходил из комнаты больного, а другой собирался войти.

За дверью они молча и серьезно обменивались рукопо¬

жатием. В глазах вновь пришедшего читался немой во¬

прос, а вышедший от больного сокрушенно покачивал

головой. И не раз Фредерик видел, как глаза обоих на¬

полнялись слезами. Потом вновь прибывший входил, по¬

додвигал стул к креслу Тома и бодрым голосом присту¬

пал к обсуждению плана экспедиции к верховьям Кус-

коквима, потому что именно туда по весне собирался

отправиться Том. Собак можно достать в Лараби, при¬

чем чистокровных, в жилах которых не текло ни капли

крови изнеженных южных пород. Говорили, что сторона

та очень суровая, но уж если старожилы не смогут до¬

браться туда от Лараби за сорок дней, интересно по¬

смотреть, как чечако, новички, справятся с этим за шесть¬

десят.
Так проходили дни. Фредерик мучительно думал,

найдется ли хоть один человек в его округе, не говоря

уже о соседнем, который будет сидеть у его постели, ко¬

гда придет время умирать ему самому.
320

«ПЕРВОБЫТНЫЙ ПОЭТ».

'
<.FIN1S*.

. Фредерик сидел в своем кабинете, в открытые окна

вплывали клубы крепкого табачного дыма, и он не мог

не слышать обрывки разговоров, которые вели между со¬

бой юконцы.
—	Помните золотую лихорадку на Койокуке в начале

девяностых годов? — говорил один из них.— Ну так вот,

мы с ним были тогда партнерами. Торговали и еще кое-

чем занимались. У нас был шикарный маленький па¬

роходик, назывался он «Рябой». Так Трэверс окрестил

его, название и пристало. Он человек со странностями.

Вот М1Ы, как я уже говорил, битком) набили свой паро-

ходишко всяким грузом и отправились вверх по Койо-

куку. Я работал за кочегара и машиниста, он стоял у

руля, и оба мы были за палубных матросов. Время от

времени мы приставали к берегу и заготавливали дро¬

ва. Была осень, на реке уже появилось сало, вот-вот

должен был начаться ледостав. А мы, понимаете ли, бы¬

ли аж за Полярным кругом и шли все дальше к северу.

Там) было двести человек золотоискателей, и если бы о»и

остались на зимовку, им) нечего было бы жрать, а мы

как раз везли им) припасы.
И вот, значит, довольно скоро они стали проплывать

мимо нас вниз по реке на лодках и плотах. Они пода¬

лись назад. Мы считали их. Когда проплыло сто де¬

вяносто четыре человека, мы решили, что дальше идти

не стоит, развернулись и пошли вниз. Вдруг похолода¬

ло, вода стала быстро спадать, и мы, черт побери, сели

на мель. Как шли вниз по течению, так и врезались.

«Рябой» завяз накрепко. Никак не могли мы его сдви¬

нуть с места. «Это позор — оставлять неизвестно кому

столько жратвы»,— сказал я, когда м«ы сели в лодку,

чтобы плыть дальше. «Давай останемся и съедим ее»,—

cjoaзaл он. И черт меня побери, если мы так и не сдела¬

ли. Мы зазимовали прямо на «Рябом», охотились, тор*

говали с индейцами, и, когда следующей весной реку

вскрыло, мы привезли с собой одних шкур на восемь

тысяч долларов. Провести вдвоем, с глазу на глаз, всю

зиму — это не шутка. И, представьте, ни разу не пору¬

гались. Мне в жизни никогда не попадался партнер с

таким хорошим характером. Но когда дело доходит до

Драки...
—	Точно! — послышался другой голос.— Я помню ту
21.	Джек Лондон. Т. ХП.	321

зиму, когда 2Ъирный Джонс хвалился, что выкинет нас

с О>роковой Мили. Только не пришлось ему... Не успел

он вякнуть второй раз, как нарвался на Крепыша Тра¬

верса. Это было в Белом Олене. «Я волк!» — вопит

Джонс. Ты помнишь его: за поясом пистолет, мокасины

с бахромой и длинные волосы до пояса. «Я волк,— во¬

пит он,— и выть здесь разрешается только мне. Ты слы¬

шишь меня, тощая подделка под человека?» И это он..«

Трэверсу.
—	Ну?—спросил другой голос.
—	Секунды через полторы Жирный Джонс уже ле¬

жит на полу, а Крепыш сидит на нем и вежливо просит,

чтобы кто-нйбудь подал ему нож. Но он только начисто

отрезал длинные волосы Жирного Джонса. «Теперь вой,

черт тебя побери, вой!» — сказал Крепыш и встал.
—	Горячий-то он горячий, а когда надо, откуда толь¬

ко выдержка берется,— снова сказал первый голос.—

Я видел, как он в «Маленькой Росомахе» проиграл в ру¬

летку девять тысяч за два часа, а потом занял немного

денег, тут же отыграл их назад, потом заказал всем вы¬

пивку и расплатился наличными — и все это было, чер-г

меня побери, за каких-нибудь пятнадцать минут.
Однажды вечером Том был в особенно приподнятом

настроении, и Фредерик, присоединившийся к кружку

восхищенных молодых слушателей, сидел и внимал по-

лусерьёзному-полушутливому повествованию брата о ноч¬

ном кораблекрушении у острова Блэнг, о том, как Тому

пришлось добираться вплавь до берега и как акулы сло¬

пали половину команды, о большой жемчужине, которую

Десай успел прихватить с собой, об украшенном отруб¬

ленными головами частоколе, окружавшем соломенный

дворец, в котором жила королева-малайка вместе со сво¬

им супругом, спасшимся после кораблекрушения китай¬

цем, о борьбе за обладание жемчужиной Десая, о неисто¬

вых оргиях и плясках под покровом первобытной ночи, о

неожиданных опасностях и смерти, о любви королевы к

Десаю и о любви Десая к дочери королевы, о том, как

Десая с перебитыми ногами и руками, но еще живого,

бросили на рифы во время отлива и потом его сожрали

акулы^ о разразившейся эпидемии чумы, о гуле тамтамов

и заклинаниях шаманов, о побеге кабаньими трбйашу,

где на каждом шагу человека подстерегали волчьи ямы,
322

через горную страну обитателей зарослей и наконец о

том, как ему на выручку пришел Тасман, тот самый Та¬

сман, которого зарезали лишь в прош^лом году и чья го¬

лова покоится в каком-то недоступном меланезийском

уголке. В рассказе Тома все было овеяно страстностью,

отрешенностью и дикостью далеких островов, раскинув¬

шихся под палящим тропическим солнцем.
Рассказ невольно захватил Фредерика, и, когда Том

кончил говорить, в душе его появилось какое-то стран¬

ное чувство опустошенности. Фредерик вспомнил свое

детство, когда он сосредоточенно рассматривал иллю¬

страции в стареньком учебнике географии. Он тоже меч¬

тал об удивительных приключениях в дальних краях

и хотел бродить сияющими дорогами. И он собирал¬

ся уехать куда-нибудь, но на долю его достались только

работа и выполнение долга. Быть может, в этом и была

разница между ним и Томом. Быть может, в этом и за¬

ключался секрет нездешней мудрости, светившейся в

глазах брата. На какое-то мгновение, смутное и мимолет¬

ное, он взглянул на мир глазами брата. Он вспомнил

резкую реплику Полли: «Вы проглядели романтику. Вы

променяли ее на дивиденды)>. Да, она права, но неспра-

ведлива к нему. Ему тоже хотелось романтики, но под

рукой всегда была неотложная работа. Он трудился,

как вол, не знал покоя ни днем, ни ночью, и его нико¬

гда не покидало чувство ответственности. Но он не зна\

любви, не бродил по свету, а именно этим была напол¬

нена жизнь его брата. А что сделал Том, чтобы заслу¬

жить это? Мот и бездельник, распевающий пустяковые

песенки.
А он видный человек. Он собирается выдвинуть свою

кандидатуру на пост губернатора Калифорнии. Да, но

кто придет к нему и из любви будет придумывать успо¬

коительную ложь?
Мысль о собственном благосостоянии, казалось, вы¬

зывала теперь только сухость и неприятный вкус во рту.

Собственность! Теперь он уже видел все по-другому: од¬

на тысяча долларов была, как две капли воды, похожа

на любую другую, и каждый день, прожитый им, похож

на любой другой день. Он так и не увидел стран, изобра¬

женных на картинках в учебнике географии. Он так и

не ударил своего врага, не прикурил сигары от спички,
323

зажженной рукой ^кенщины. «Человек не может спать

сразу в двух кроватях»,— сказал как-то. Том. Фредер><к

поежился, попытавшись сосчитать свои кровати и одея¬

ла Но сколько бы их ни было у него, ни один человек

не приедет издалека, с конца света, чтобы пожать ему

руку и воскликнуть: «Клянусь черепахами Тасмана!»
Что-то в этом роде Фредерик и сказал Полли. В сло¬

вах -его можно было уловить жалобу на несправедли¬

вость существующего порядка вещей. И она ответила ему:
—	Иначе и бьггь не могло. Отец заслужил это. Он

никогда не торговался. Он прожил великолепную жизнь

и щедро расплачивался за все. А вы поскупились. Bj>i

б<;регли свои сосуды и деньги, вы ни разу не промочили

ног.
VI
Однажды поздней осенью все собрались у большо¬

го кр!&сла, в котором лежал Капитан Том. Сам того

не ведая, он продремал весь день и, едва проснувшись,

потребовал свое укулеле и прикурил сигарету от спички,

которую зажгла ему Полли. Но он не притронулся к

струнам, он ежился и говорил, что ему холодно, хотя в

огромном камине весело потрескивали сосновые дрова.
—	Это хороший признак,— сказал он, не заметив,

как склонились к нему присутствовавшие, чтобы услы¬

шать его слабеющий голос.— Холодок расшевелит меня.

Нелегко выгнать из крови тропический жар. Я уже по¬

думываю, что можно отправляться на Кускоквим. Весной,

Полли, мы отправимся в путь на собаках, и ты уви¬

дишь полуночное солнце. Твоей матери понравилось бы

такое путешествие. Она была легка на подъем. Сорок

ночевок, и мы будем вьггряхивать из мха золотые само¬

родки. У Лараби есть превосходные собаки. Я знаю эту

породу. Настоящие лесные волки, большие серые лесные

волки, правда, в каждом помете непременно есть один

рыжий щенок. Верно, Беннингтон?
—	Да, почти в каждом помете,—быстро ответил юко¬

нец Беннингтон, но голос его был неузнаваемо хриплым.
—	И с ними никогда не следует ездить одному,—

продолжал Капитан Том,— стоит упасть, как они кида¬

ются на тебя. Эти звери уважают только того человека,
324

который стоит на ногах. Упав, он превращается в мясо.

Помню, мы шли через перевал из Танана в Сёркл. Это

было еще до того, как открыли Клондайк. В девяносто

четвертом... нет, в девяносто пятом году, когда замерзла

ртуть в термометре. В нашей компании был один молодой

канадец. Звали его... имя у него было какое-то особен¬

ное... погодите минуту... я сейчас вспомню...
У него вдруг пропал голос, хотя губы еще шевелились.

На лице его появилось выражение величайшего удивле¬

ния. За1*ем его всего передернуло. И в этот момент он

внезапно увидел лик Смерти. Взор его был чистым и

твердым, словно он о чем-то глубоко задумался. Потом

он повернулся к Полли и, слабо шевеля рукой, пытался

ьзять ее за руку, и когда нашел руку Полли, пальцы его

уже не слушались. Он глядел на Полли с ласковой улыб¬

кой, которая постепенно угасала. Он умер, глаза его

закрылись, но лицо было по-прежнему умиротворен¬

ным и спокойным. Укулеле со стуком упало на пол. Один

за другим все тихо вышли из комнаты, оставив Полли

одну.
Стоя на веранде, Фредерик увидел, как по парковой

аллее шагал какой-то чёловек. По морской, враскачку, по¬

ходке Фредерик догадался, к кому пришел этот йезна-

комец. Лицо его было бронзовым от загара и испещрен¬

ным старческими морщинами, которьхе так не вязались

с живостью движений и настороженностью зорких чер¬

ных глаз. В мочку каждого уха было вдето по тонкой зо¬

лотой серьге.
—	Здравствуйте,— сказал человек, и было очевидно,

что английский не был его родным языком.— Как

поживает Капитан Том? В городе мне сказали, чтр. он

болен.
—	Мой брат умер,— ответил Фредерик.
Незнакомец отвернулся и взглянул поверх парковых
растений на поросшие лесом далекие вершины, и Фреде>

рик заметил, как он с трудом проглотил подкативший к

горлу ком.
, — Клянусь черепахами Тасмана, он был настоящим

человеком! — сказал он низким, изменившимся голосом.
—	Клянусь черепахами Тасмана, он был настоящим

человеком! — не задумываясь, повторил Фредерик не¬

привычную клятву.
3Z5

НЕИЗМЕННОСТЬ ФОРМ
Смерть оборвала загадочную жизнь мистера Седли Крейдена,

владельца усадьбы Крейден Хилл. Мягкий и безобидный, он стал

жертвой непонятной мании. В течение последних двух лет он ни

ночью, ни днем покидал своего кресла. Таинственн!!ая смерть

нли^ вернее, исчезновение его старшего брата Джеймса Крейдена

повлияло, очевидно, на его рассудок, потому что признаки этой

мании стали обнаруживаться именно после этого события.
Мистер Крейден никогда не давал объяснений относительно

причин своего странного поведения. Физически он был совершен*

но здоров, и в умственном отношении врачи также находили его

нормальным, если не считать повышенной возбудимости. Его по*

стоянное пребывание в кресле было актом вполне сознательным и

добровольным. И теперь, когда он умер, тайна по-прежнему ос¬

тается неразгаданной.
(Из газеты «Ньютон Курьер Таймс»)
«Я был камердинером и доверенным слугой мистера

Седли Крейдена последние восемь месяцеэ его жизни.

В течение всего этого времени он много писал, причем

всегда держал рукопись при себе; даже перед тем, как

задремать или уснуть, он неизменно запирал ее в ящик

стола, находившийся у него под рукой
Меня всегда интересовало, что пишет этот джентль¬

мен, но он был очень осторожен и хитер. Мне ни разу

не удалось даже взглянуть на рукопись. Если мне слу¬

чалось прислуживать ему, когда он писал, он тут же

закрывал верхнюю страницу огромным листом промока¬

тельной бумаги. Я был первым, кто обнаружил его в

кресле мертвым, и мне уже ничто не мешало завладеть
326

рукописью. Жгучее любопытство было единственной

причиной, заставившей меня похитить ее.
Несколько лет я хранил рукопись в тайне, но, убе¬

дившись, что после мистера Крейдена не осталось наслед¬

ников, я решился опубликовать ее. Рукопись очень боль¬

шая, и я позволил себе в значительной степени сокра¬

тить ее, оставив наиболее понятные и яркие места. Они

сохранили отпечаток его расстроенной психики и постоян¬

но повторяющихся навязчивых идей, настолько смутных

и бессвязных, что они с трудом поддаются пониманию.

Тем не менее, прочитав рукопись, я осмеливаюсь утвер¬

ждать, что, если в подвале дома произвести раскопки,

где-нибудь около главной трубы будут обнаружены

останки, сильно напоминающие то, что некогда было

бренной плотью Джеймса Крейдена».
[Показание Рудольфа Хеклера.]
Далее следуют выдержки из рукописи, системати¬

зированные и подготовленные к печати Рудольфом Хек-

лером:
«Я не убивал моего брата. Пусть это будет моим пер¬

вым и последним словом. Зачем мне было убивать его?

Двадцать лет мы жили в полном согласии. Мы были уже

немолоды, огонь и пыл юности давно погасли в наших

сердцах. У нас не было разногласий даже по пустякам.

Вряд ли когда-либо существовала такая дружба, как

наша. Ведь мы были философами. Нам не было дела до

внешнего мчра. Книги и общество друг друга — вот все,

что нам было нужно. Часто мы просиживали до поздней

ночи, беседуя, обмениваясь мнениями, вспоминая суж¬

дения авторитетов — короче говоря, мы жили в атмосфе¬

ре возвышенных духовных интересов.
Он исчез. Это потрясло меня. Почему он исчез? Ку¬

да он мог уйти? Известие об этом оглушило меня. Го¬

ворят, после этого я серьезно заболел воспалением моз¬

га. Причина тому — его необъяснимое исчезновение.

Случившееся совпало с началом моих переживаний, о

которых я хочу здесь рассказать.
Что я только не делал, чтобы отыскать его! Я не

слишком богат, и тем не менее я непрерывно увели¬
327

чивал сумму предлагаемого мною вознаграждения. Я

поместил объявления во всех газетах, обращался во

все сыскные бюро. В настоящий момент сумма возна¬

граждения составляет уже более пятидесяти тысяч

долларов.
Говорят, он убит. Утверждают также, что убийство

рано или поздно будет раскрыто. Так почему,же до сих

пор не раскрыто его убийство? Почему? Где он? Где

Джим? Где мой ДЖИМ?
Мы были счастливы вместе. Он обладал исключи¬

тельным умом, широким кругозором, большой эруди¬

цией, неумолимой логикой,— не удивительно, что меж¬

ду нами царило полное согласие. Размолвки были не-

зйакомы нам. Джим был самым правдивым человеком

из тех, кого я когда-либо знал. И это тоже сближало

нас. Мы никогда не поступались истиной, чтобы выйти

из спора победителем. Впрочем, у нас и не было причин

для споров — настолько едины были наши взгляды. Не¬

лепо думать, будто в этом мире мог бы найтись повод

для наших разногласий.
Я хочу, чтобы он вернулся. Почему он ушел? Может

ли кто-нибудь объяснить это? Я очень одинок. Меня одо¬

левают дурные предчувствия, а созданные моим Сообра¬

жением страхи отрицают все, что ранее постиг мой ум.

Форма многообразна и изменчива. Это—последнее слово

позитивной науки. Мертвые не возвращаются. Это бес¬

спорно. Мертвые мертвы. И все же... то, что произошло

здесь, здесь, в этой комнате, за этим самым столом...

Однако подождите... Позвольте мне написать об этом

черным по белому словами простыми и точными. Но

прежде всегб я хочу поставить несколько вопросов. Ктб

перекладывает с места на место мою ручку? Кто так бы¬

стро исписывает мои чернила? Только не я. А между

тем чернила Исчезают.
Ответ на эти вопросы разрешил бы все загадки все¬

ленной. Я знаю ответ. Я не сумасшедший. И как-нибудь,

когда мои мучения станут нестертамы, я сам отвечу на

них. Я назову имя того, кто перекладывает мою ручку и

пользуется моими чернилами. Глупо предположить, что
328

я мог исписать , такое- количество чернил. Слуга лжет,

я знаю.
Я обзазелся авторучкой. Мне никогда не нравилось

это изобретение, но от старого пера пришлось отказать¬

ся. Я сжег его в камине. Чернила я теперь держу под

замком. Я дам достойную отповедь той лжи, что пишет¬

ся обо мне. Есть у меня и другие намерения. Нет, я не

отступил. Я все так же верю, что живу в материальном

мире. И ничто, даже его злобные измышления, которые

я прочитал из-за его плеча, не убедят , меня в обратном.

Он считает меня дураком. Он полагает, что я поверю в

его реальность. Какая чушь! Я отлично знаю, что он

лиш]ь плод моего воображения.
Существуют же галлюцинации. Даже когда я читал

написанное им, я знал, что это не что иное, , как г.аллю-

цинация. Будь я здоров, это было бы даже интересно.

Мне всегда хотелось разобраться в этом необычном явле¬

нии. И теперь, когда я столкнулся с ним, я исследую

его до конца. Что такое воображение? Это нечто, что

может создать что-то из ничего. Как может что-то быть

чем-то, где нет ричего? Как может что-то бьггь чем-то и

ничем в одно и то же время? Пусть метафизики ломают

себе голову. Схоластика не для меня. Я смотрю в суть

вещей. Вркруг реальный мир, и все в нем реально. Все,

что не реально, не существует. Поэтому он тоже не су¬

ществует, И тем не менее он все еще пытае7ся убедить

]у1еня в своей реальности, в то время как я ни на минуту

не сомневаюсь, что он существует лишь в клетках моего

мозга.
Сегодня я видел, как оц сидел за столом и писал.

Меня это совершенно потрясло. Я думал, что он больше

не появится. Но, приглядевшись внимательнее, я понял,

что это обычная игра воображения,— слишком много я

размышляю о случившемся. Я становлюсь болезненно

впечатлительным, а мое, хродическое несварени,е все

больше и больше беспокоит меня. Попробую отвлечься.

Каждый день буду гулять,по два часа.
• • • •• ••
Невероятно. Я не могу гулять. Ка;ждый раз, когда я

возвращаюсь с прогулки, он сидит за столом в моем

кресле. И все труднее становится прогнать его. Это мое
329

кресло. Он сидел в нем прежде, но теперь он мертв, и

кресло больше не принадлежит ему. Какую, однако,

злую шутку может сыграть собственное воображение!

В том,^ что я вижу, нет ничего реального. Я знаю это^

В этом меня убеждают исследования, что я вел на про¬

тяжении пятидесяти лет. Мертвые, не возвращаются.
Но как объяснить следующее: сегодня, перед тем как

отправиться на прогулку, я положил ручку в карман. Я

отчетливо помню это. Я как раз взглянул на часы. Бы¬

ло двадцать минут одиннадцатого. Когда же я вернулся,

ручка лежала на столе. Кто-то писал ею. Чернила были

на исходе. Зачем он так много пишет? Я совершенно

обескуражен.
Существовал лишь один вопрос, в котором я и Джим

не были полностью согласны. Он верил, что формы ве¬

щей вечны. Отсюда, естественно, вытекала вера в бес¬

смертие и прочие идеи философов-метафизиков. Дол¬

жен признаться, в этом вопросе я не отличался большой

терпимостью. Тщетно пытался я вскрыть истоки его за¬

блуждений, показывая ему, что они сложились под влия¬

нием его чрезмерного увлечения в молодости логикой и

математикой. Вполне естественно, что, будучи воспитан¬

ным на искаженных представлениях и абстракциях, лег¬

ко поверить в неизменность форм.
Я смеялся над его рассуждениями о существовании

незримого мира. Лишь материальное реально, утверж¬

дал я, а все, что не поддается чувственному восприятию,

не существует и не может существовать. Я верил в ма¬

териальность мира. Химия и физика способны объяс¬

нить все. Он спрашивал в ответ: «Разве не существует

нематериальное?» Я отвечал, что этод* вопрос представ¬

ляет собой главную посылку ложного силлогизма хри¬

стианской пауки. Поверьте, я тоже владею логикой. Но

он упрямился. А я всегда был нетерпим к идеалистам.
Однажды я изложил ему основы своего мировоззре¬

ния. Они были краткими, ясными, неоспоримыми. Даже

сейчас, когда я пишу это, я уверен в их правильности!

Вот что я сказал: «Вслед за Гоббсом я утверждаю, что

невозможно отделить мысль от мыслящей материи.
330

Вслед за Бэконом и Локком я утверждаю, что все че¬

ловеческие знания и идеи являются результатом чув¬

ственного восприятия мира. Вслед за Кантом я утвер¬

ждаю механическое происхождение мира и то, что его

сотворение является естественным историческим процес¬

сом. Как и Лаплас, я утверждаю, что нет необходимости

в гипотезе о творце. И наконец подводя итог сказанно¬

му, я утверждаю, что формы изменчивы и преходящи.

Поэтому преходящи и мы сами.
Я повторяю, все это звучало достаточно убедительно.

И, однако, он ответил мне пресловутым софизмом Палея

относительно часов. Кроме того, он заявил, что послед¬

ние лабораторные исследования радия почти подорвали

самое представление о существовании материи. Это зву¬

чало по-д«тски. Я даже не предполагал, что у него могут

быть такие незрелые суждения.
Как спорить с таким человеком? Я сослался на целе¬

сообразность всего сущего. Он согласился со мной, за

одним исключением. При этом он как-то особенно по¬

смотрел на меня, что мне тут же стал ясен смысл его

взгляда. Вывод напрашивался сам собой. Меня ошело¬

мило, что в самый разгар серьезного спора он оказался

способным на такую дешевую колкость.
Неизменность форм. Это смехотворно. И все же

странное очарование заключено в этих словах. Если это

верно, то он не перестал существовать. Значит^ он суще¬

ствует. Нет, это невозможно!
•	•	••	«•••	«	т 0 щ
Я прекратил прогулки. Дело в том, что, пока я в

комнате, меня не тревожат никакие видения. Но, воз¬

вращаясь к себе после какой-нибудь отлучки, я всегда

застаю его: он сидит за столом и что-то пишет, Я не

решаюсь обратиться к врачу. Я должен побороть это

сам.
, Он становится все более настойчивым. Сегодня, по¬

дойдя к полке за нужной книгой, я обернулся: он снопа

сидит в кресле! Впервые он посмел сделать это в моем

присутствии. Но, посмотрев на него несколько минут

спокойно и твердо, я заставил его исчезнуть. Это дока¬
331

зывает мою правоту. Он не существует. Если бы он су¬

ществовал, я не смог бы избавиться от него лишь уси¬

лием собственной воли.
Ужасно! Сегодня я целый час пристально смотрел на

него, прежде чем заставил его исчезнуть. И вместе с

тем это так легко объяснить. Мне просто видятся карти¬

ны, ранее запечатлевшиеся в моей памяти. Каждый день,

в течение двадцати лет, я видел его за этим столом. На¬

блюдаемое мною явление — повторение этих картин, ко¬

торые бессчетное число раз откладывались в моем со-

внании.
Сегодня я сдался. Я совершенно обессилел^ а он не

уходил. Я сидел и наблюдал за ним несколько часов.

Он продолжал писать, не обращая на меня ни малейше¬

го внимания. Я знаю, что он пишет, потому что читаю

из-за его плеча. Все ъто ложь. Он пользуется своим пре¬

имуществом.
. .. . .»•
Вопрос: он продукт моего сознания, следовательнр,

сознание может создавать нечто материальное?
Мы не ссорились. До сих пор не понимаю, как это

Случилось. Позвольте мне рассказать обо всем по поряд¬

ку. И судите сами. В ту незабываемую, последнюю ночь

его существования мы засиделись допоздна. Вспыхнул

старый спор—-вечность и неизменность форм. Сколько

часов, сколько ночей было отдано ему!
Той ночью он особенно раздражал меня, и нервы мои

были напряжены до предела. Он продолжал утверждать,

что человеческая душа сама по себе является вечной фор¬

мой и что светильник его мысли будет гореть всегда и

вечно. Я взял в руки кочергу:
—	«Предположим, я убью тебя этой штукой?»
—	аЯ буду продолжать существовать»,— последо¬

вал ответ.
—	«Как сознательное существо?» — настаивал я.
—	«Да, как сознательное существо. Я буду перехо¬

дить из одной сферы бытия в другую, более высокую, и
332

помнить свою з:емную жизнь, тебя, наш спор и. продол*

жать, да, да — продолжать спорить с тобой».
Кочерга была лишь доводом Клянусь, я взял ее

лишь в качестве довода. Я не поднимал на него руку.

Как я мог?! Он был моим братом, моим старшим бра¬

том.
Я ничего не помню. Я был вне себя. Он всегда был

нестерпимо упрям, когда отстаивал свой метафизический

бред. Когда я очнулся, он лежал у камина. Лилась кровь.

Это было ужасное зрелище! Он был нем и неподвижен.

С ним, должно бьггь, случился припадок, и он ударился

головой. Я заметил на кочерге кровь. Падая, он, очевид¬

но, ударился об нее. До сих пор не могу понять, как

все случилось, потому что я ни на секунду не выпускал

кочерги из рук. Я держал ее в руке и в ужасе смотрел

на случившееся.
Это галлюцинации. Вот что подсказывает здравый

смысл. Я наблюдал за этим явлением. Сначала я видел

его сидящим в кресле лишь при самом слабом свете. Но

со временем, повторяясь, галлюцинации усиливались, и

он стал появляться в кресле даже при самом ярком осве¬

щении. Вот и все объяснение. И оно достаточно убеди¬

тельно.
Никогда не забуду, как я увидел его в первый раз. Я

не пью вина, поэтому случившееся не было результатом

опьянения. Я пообедал внизу в одиночестве. Спускались

сумерки, кofдa я вернулся в кабинет. Я взглянул

из стол. Там сидел он. Все это выглядело настолько

естественным, что я невольно крикнул: «Джим!» Затем

я все вспомнил. Конечно, это была галлюцинация. Я

убежден в этом. Я взял кочергу и подошел к креслу. Он

не пошевелился, не исчез. Кочерга разрезала пустоту и

ударилась о спинку кресла. Плод воображения — вот

что это такое. Там, где кочерга ударилась о кресло, и

сейчас виден след. Я на минуту перестаю писать, пово¬

рачиваюсь и разглядываю вмятину, надавливая на нее

кончиками пальцев.
* На полях выразительный комментарий Рудольфа Хеклера:

«Ха1 XaU
333

Он и в самом деле продолжает спор. Сегодня я под¬

крался сзади и посмотрел, что он пишет. То была исто¬

рия нашего спора. Он нес все тот же вздор относитель¬

но вечности форм. Читаю дальше, и что же — он опи¬

сывает мой практический опыт с кочергой. Это—бесчест¬

ное и лживое утверждение. Никакого опыта не было.

Падая, он сам ударился головой о кочергу.
• • • • • ••

Впоследствии кто-нибудь найдет его записи. Это бу¬

дет ужасно. Я уже подозреваю слугу: он все время вер¬

тится около меня, стараясь подглядеть, что я пишу.

Сколько я ни менял слуг, все одинаково любопытны.
Плод воображения — и ничего больше. Никакого

Джима в кресле нет. Я знаю это наверное. Вчера ночью,

когда все уснули, я спустился в подвал и внимательно

осмотрел пол вокруг трубы. Земля не тронута. Мертвые

не встают из могил.
•	. . ..•«.«•••«*«« « « * в

Вчера утром, когда я вошел в кабинет, он сидел в кре¬

сле. Усилием ВОЛ1И отогнав его, я сам опустился в кресло

и просидел весь день. Я не вставал даже, чтобы поесгь:

обед и ужин мне принесли в кабинет. Так в течение не¬

скольких часов мне удалось избежать его присутствия,

потому что он появляется только в кресле. Я смертельно

устал, но продолжал сидеть, пока не пробило одинна¬

дцать. Пора было идти спать. Я встал и обернулся — он

был уже там! Он плод моего воображения, и весь день

не выходил у mishh из головы. Но как только он перестал

занимать м»ои мысли, он тут же занял свое место в кре¬

сле. Неужели это и есть его высшие сферы существова¬

ния, которьши он хвастал,— мой мозг и кресло? А мо¬

жет быть, он все-таки прав? Что, если еро вечная форма

настолько бесплотна, что принимает вид галлюцинации?

Имеют ли галлюцинации материальную оболочку? А

почему бы и нет? Здесь есть над чем подумать. Придет

время, и я разберусь в этом.
•	.
Сегодня он был очень обеспокоен. Я велел слуге уне¬

сти из комнаты ручку, и он не мог писать. Но ведь и я

не мог писать.
Слуга поче\ру-то не видит его. Странно. Неужели у
334

меня развилось более острое зрение на нев-идимюе. Или

это доказывает, что наблюдаемое мною явление — лишь

результат Mioero болезненного воо<бр1ажения?
Он снова стащил мою ручку. Призраки не крадут ру¬

чек. Уму непостижимо! Не могу же я вечно держать руч¬

ку не в комнате. Мне самюму необходимо писать.
С тех пор, как это несчастье свалилось на мою голо¬

ву, я сменил трех слуг, и ни один не видел его. Не яв¬

ляется ли это доказательством) того, что они здоровы, а

я болен? Но как же так — чернила исчезают слишком

быстро! Мне приходится наполнять ручку чаще, чем это

необходимю. Кроме того, только сегодня я обнаружил, что

перо испорчено. Я не мог сломать его.
Несколько раз я заговаривал с ним, но он не отве¬

чает. Все утро сегодня я сидел и наблюдал за ним.

Изредка он поглядывал на меня, и было ясно, что он

узнал меня.
, Е1сли я с силой ударю себя по голове ребром ладони,

то видение исчезает. Тогда я могу сесть в кресло; прав¬

да, нужно двигаться очень быстро, чтобы опередить его.

Часто он дурачит меня, возвращаясь в кресло до того,

как я успеваю сесть.
Он становится невыносим. Хлопается в кресло, точно

попрыгунчик,^выскакивающий из ящика. Да, да, именно

выскакивает, иначе не скажешь. Я не могу больше смот¬

реть на него. Это прямой путь к сумасшествию, потому

что я начинаю верить в реальность того, кто^ как мне до¬

подлинно известно, не существует. KpOMie того, призракц

не выскакивают, как попрыгунчики.
Слава богу, он появляется только в кресле. Пока я.

нахожусь в нем, он не беспокоит меня.
Мой способ гнать его из кресла, колотя себя по го¬

лове, больше не действует. Приходится бить посильнее

обычного, но мои старания увенчиваются успехом край-
335

не редко — раз из двенадцати^ От многократных ударов

трещит голова. Нужно попробовать колотить другой

рукой.
Брат был прав. Невидимый мир все-таки сущест¬

вует. Разве я не вижу его? Разве не лежит на мне это

проклятие — способность все время видеть этот мир?

Назовите это как угодно: мыслью, воображением,

фантазией,— этот мир существует, и от него никуда

не деться.
Мысль материальна. Мы творим с каждым актом

мышления. Я создаю призрака, который сидит в моем

кресле и пользуется моими чернилами. То, что он создан

мною, не умаляет его реальности. Он — творение моей

М1ЫСЛИ, нечто существующее. Вывод: мысль создает не¬

что существующее, а все существующее реально.
Вопрос: если человек, сам являющийся продуктом) эво¬

люции, может создать нечто существующее, нечто реаль¬

ное, то, может быть, гипотеза о творце состоятельна?

Ехли может создавать живая материя, вполне естествен¬

но допустить существование Его, создавшего материю

Ж1ИЗНИ. Разница лишь в степени. Я пока не сотворил го¬

ру или солнечную систему, но уже создал нечто, сидя¬

щей в Афоем кресле. Почему бы не предположить, что ко¬

гда-нибудь я создам гору или солнечную систему?
•	,«•••••••••••• • • • • ••
На протяжении всей истории человечество жило как

в тумане, оно не знало света истины. Я убежден, что я

подхожу к истине, но не так, как мой брат,ощупью и

спотыкаясь, а сознательно и целеустремленно.
Мой брат мертв. Он перестал существовать. Это не

подлежит сомнению, потому что я еще раз спускался в

подвал. Земля не тронута. Я сам разворошил ее, и то,

что я увидел, окончательно убедило меня. Мой брат

перестал существовать, и тем не менее я воссоздал его

силой собственной мысли. Это не мой прежний* брат, и

все же это нечто напоминающее его настолько, насколько

мне удалось придать ещ сходство с братом. Я не похож

на других людей. Я бог. Я создатель.
336

Каждый раз, отправляясь спать, я оглядываюсь — он

неизменно сидит в кресле. Я не могу спать, так как все

время думаю о том, что он сидит там долгие ночные ча¬

сы. А утром, открывая дверь, я вижу его на том же

месте и знаю, что он просидел здесь всю ночь напролет.
Я пр«ихожу в отчаяние от недосыпания. Как бы м|не

хотелось посоветоваться с врачом!
О благословенный сон1 Наконец-*то мне удалось

уснуть спокойно! Позвольте рассказать об этом. Про¬

шлой ночью я так утомился, что задремал в кресле. По-

юм позвонил слуге и приказал принести плед. Я уснул.

Он был изгнан из моих мыслей, как и из кресла, на всю

ночь. Я провел в кресле весь день. Чудесное облегчение!
Как неудобно спать в кресле! Но хуже час за часом

лежать в постели, не смыкая глаз, и знать, что там,

в холодной TbMie, сидит он.
Мне ничто не поможет. Я не смогу больше спать в

кровати. Я попробовал это, но каждая такая ночь пре¬

вращалась в ад. Если бы я только мог убедить его лечь

спать. Но нет! Он сидит там и только там, и мысль эта

не покидает меня ни на минуту, и я лежу, уставившись

в темноту, и думаю, думаю, без конца думаю о нем.

И зачем только я узнал о неизменности форм!
Слуги считают мюня сумасшедшим. Этого следовало

ожидать, потому я и не обращаюсь к психиатру.
Решено. С сегодняшнего дня галлюцинации прекра¬

тятся. Отныне я навсегда останусь в кресле, не покину

его ни на минуту. Я буду сидеть в кресле, дне^ ночью,

всегда.
Какая удача! Уже две недели я не видел его. И не

увижу никогда. Наконец я добился душевного равно-
22.	Джек Лондон. Т. XII	337

весия, необходимого для философских размышлений. Се¬

годня я написал целую главу.
Утомительно сидеть в кресле. Проходят дни, недели,

приходят и уходят месяцы, меняются слуги; а я все си¬

жу и сижу и не вижу этому конца. Странная жизнь, за¬

то наконец я обрел долгожданный покой.
Он не появляется больше. Формы конечны. Я дока¬

зал это. Вот уже два года я не встаю из кресла и с тех

пор ни разу не видел его. Правда, иногда я чувствую себя

совершенно разбитым». Но теперь мне совершенно ясно,

что прежние видения были просто-напросто галлюци¬

нациями. Его не было и нет. Но я не покидаю кресла,

Я боюсь».

ИСТОРИЯ, РАССКАЗАННАЯ В ПАЛАТЕ

ДЛЯ СЛАБОУМНЫХ
Я? Нет, я не сумасшедший. Я здесь за ассистента.

Просто не знаю, что делали бы без меня мисс Келси и

мисс Джонс. В этой палате двадцать пять слабоумных,

самых тяжелых, какие только могут быть. Кто бы их всех

корм1Ил, если бы не я? Мне нравится кормить слабо¬

умных. Они не доставляют никаких хлопот. Да они и

не Mioryr. У всех у них что-нибудь не в порядке с руками

или ногами, и они не умеют говорить. Они очень плохи.

А я могу ходить, разговаривать и делать все, что угодно.

Со слабоумными надо обращаться очень осторожно и не

следует кормить их слишком быстро. А не то они пода¬

вятся. Мисс Джонс говорит, что я в этом большой зна¬

ток. Каждый раз, когда в приют приходит новая няня,

я учу ее, как это делать. Вот уж смеху-то бывает, когда

новенькая начинает их кормить! Она кормит их так М1ед-

ленно и осторожно, что, пока успевает запихнуть им в

рот завтрак, подходит время ужина. Тогда я начинаю

учить ее, ведь я большой знаток. Доктор Далримпл то¬

же подтверждает это, а уж ему ли не знать. Слабоум¬

ный может есть вдвое быстрее, если умеют к нему по¬

дойти.
М-еня зовут Том. Мне двадцать восемь лет. В нашем

заведении меня все знают. Ведь это специальное заве¬

дение. Оно находится в штате Калифорния, и им заправ¬

ляют местные политиканы. Да, да, я знаю. Я живу тут

уже очень давно. Мне все доверяют. Мне то и дело дают
339

какие-нибудь поручения, и я бегаю по всему дому, если,

конечно, не занят со слабоумными. Я их очень люблю.

Когда я с ними, то лишний раз убеждаюсь в том, какое

счастье, что сам1 я не сла6оум!Ный.
Мне нравится здесь, в нашем доме. А за его стенами

не нравится. Я уже побывал там однажды и вернулся,

и меня взяли обратно. Я люблю жить дома, а лучшего

дома, чем этот, не сыщешь. И на слабоумного я не похож,

ведй> правда? Это же видно с первого взгляда. Я ассис¬

тент. А для тронутого это что-нибудь да значит. Что та¬

кое тронутый? Да ведь это же ненормальный! Я думал,

вы знаете. Мы все здесь тронутые.
Но я тронутый высшего разряда. Доктор Далримпл

даже говорит, что я слишком умен для нашего заведе¬

ния, но я никому не рассказываю об этом. По-моему, у

нас здесь совсем неплохо. И со мной никогда не бывает

припадков, не то что с другими тронутыми. Видите вон

тот дом, за деревьями? В нем живут припадочные выс¬

шего разряда. Они ужасные задавалы, потому что они

не простые тронутые. Они называют свой дом клубом и

уверяют, что они ничуть не хуже тех, что живут на во¬

ле, разве что немного нездоровы. Я не очень их люблю.

Всегда насмехаются надо мной, если только не корчатся

в припадке. Но мне наплевать. Уж я-то не хлопнусь в

припадок и не буду биться головой об стенку. А иногда

они вдруг начинают носиться, как сумасшедшие, по ком¬

нате, словно ищут, где бы присесть. Но не садятся. При¬

падочные низшего разряда отвратительны, а припадоч¬

ные высшего разряда вечно задирают нос. Я рад, что я

не припадочный. Ничего в них нет особенного. Только

и делают, что болтают.
Мисс Келси утверждает, что я тоже М!Ного болтаю. Но

я говорю разумные вещи, а ни один тронутый, на это не

способен. Доктор Далримотл говорит, что у меня дар кра¬

сноречия. Да я и сам это знаю. Вы бы только послуша¬

ли, как я разговариваю сам1 с собой или со слабоумны¬

ми. Иногда мне приходит в голову, что неплохо бы стать

политическим деятелем, да только очень уж это хлопот¬

ное занятие. Все они большие говоруны, на том и дер¬

жатся.
Сумасшедших в нашем заведении нет. Все просто не¬

много не в своем yMie. Презабавные сценки иногда на¬
340

блюдаешь. Вот послушайте. У нас здесь есть деви¬

цы — человек девять — двенадцать, и все из высшего

разряда,— им поручено накрывать столы к обеду. Ино¬

гда, управившись до времени, они усаживаются в кру¬

жок и принимаются болтать. А я тихонько подкрадусь к

двери и слушаю. Вот потеха-то, помереть можно со сме¬

ху. Хотите знать, о чем они говорят? Сначала онй дол-

to-долго сидят и молчат. Потом одна произносит: ^<Сла-

ва богу, что я в своем уме». А остальные одобрительно

кивают головами. И снова молчат. Через некоторое вре¬

мя другая девица говорит: «Слава богу, что я в своем

уме»,— и опять все кивают головами. Так они и по¬

вторяют по очереди одно и то же. Ну, не тронутые? Ре¬

шайте сами! Я тоже тронутый, но, славу богу, не такой,

как они.
А иногда мне кажется, что я. вовсе не тронутый. Я

играю <в оркестре и умею читать нотьь Считается, что

все в оркестре тронутые, кроме дирижера. Он настоящий

сумасшедший. Мы так думаем, но никогда не говорим об

этом, разве только между собой. Веда> его работа тесно

связана с политикой, а мы не хотим, чтобы он ее лишил¬

ся; Я играю на барабане. Без меня в нашем заведении

ле обойтись. Это я уж точно знаю. Однажды я заболел.

Просто диву даешься, как у них ,все не пошло вверх тор-

м1ашкам1и, пока я лежал в лазарете.
Я в любое время мюгу уйти отсюда, стоит мне только

захотеть. Не так уж я слаб умощ как могут подумать.

Но я об этом помалкиваю. Мне и тут неплохо живется.

Кроме того, без меня все здесь пойдет кувырком. Боюсь

только, что когда-нибудь они поймут, что никакой я не

слабоумный, и тогда меня выгонят отсюда в большой

мир, и придется мне самюму о себе заботиться. А я знаю,

что такое большой мир, не люблю я его. Мне хорошо

здесь, и больше мне ничего не надо.
Вы иногда видите на моем лице, ухмылку. Я ничего

не могу с ЭТИМ) поделать. Но иногда я ухмыляюсь нароч¬

но. Однако я совсем не урод. Я часто смютрю на себя в

зеркало. У меня смешной рот, и rv6i^ отвисают, и зубы

гнилые. Слабоум'ного за версту узнаешь, стоит только

поглядеть на его рот и зубы. Но это еще не доказывает,

что я слабоумный. Просто мне повезло, что я так на них

похож.
341

Чего я только не знаю! Вы бы поразились, если б

я выложил все, что знаю. Но если я что-нибудь не хочу

понилшть «ли мгня заставляют что-нибудь делатъ, а мне

это не по душе, я немедля распускаю губы, ухмыляюсь

и М1ычу, Я не раз видел, как мычат сла'боумиые низшего

разряда, и мне ничего не стоит провести кого угодно. Я

М1эгу мычать на все лады. Мисс Келси на днях обозва¬

ла м!еня идиотом. Мне удалось обмануть ее, притворив¬

шись слабоумным, и она очень рассердилась.
Однажды мисс Келси спросила меня: «Почему бы те¬

бе не написать книгу о тронутых?» В ту минуту я сове¬

товал ей, как ходить за маленьким Альбертом. Малень¬

кий Альберт слабоумный, и я всегда понимаю, что он хо*

чет по тому, как у него подергивается левый глаз. Я и

объяснил это мисс Келси, а она вышла из себя: сама-то

она этого не знала. Но когда-нибудь я, может, н напишу

эту книгу. Только писать ее—хлопот не оберешься. Раз¬

говаривать куда как легче.
Вам приходилось видеть микроцефала? Это ребенок

с малюсенькой головкой, не больше кулака. Они, как

правило, все слабоумные, но живут очень долго. Гидро¬

цефалы не обязательно слабоумные. У них огромная го¬

лова, и они более толковые. Но они никогда не выживают.

Всегда умирают. Смотришь на такого и думаешь:

«Долго он не протянете. Иногда, когда на меня нападает

лень или нянька начинает ворчать, я жалею, что я не

слабоумный: глядишь, не заставляли бы работать да

кормили бы с ложечки. Но, пожалуй, все же лучше

остаться таким, как я есть, и болтать сколько душе

угодно.
А вчера доктор Далримпл сказал мие: «Том,— гово¬

рит,— что бы я без тебя делал?» А уж он-то знает, что

говорит — шутка сказать, вот уже два года на его pyica^t

тысяча тронутых! До него здесь был доктор VoTKOMi

Их ведь сюда назначают. Это все политика. Сколько

я их перевидал на своем! веку! Я-то появился в прию¬

те, когда их и в пом-ине не было. Я в этом заведенйи уже

двадцать пять лет. Нет, не^ подумайте, что я жалуюсь.

Луч1шего зайведения, пожалуй, не «айти.
Быть тронутым — плевое дело. А возьмите доктора

Далримпла. Вот уж кому нелегко приходится! Его поло¬

жение целиком зависит от политических интриг. Можете
342

не сомневаться, что мы разговариваем о политике. Мы

про нее все знаем, и это плохо. Таким заведением, как на¬

ше, не должна управлять политика. Посмотрите на док¬

тора Далримпла. Он здесь уже два года и многому на¬

учился. Но в один прекрасный день в результате каких-

нибудь политических махинаций его выгонят, и на его ме¬

сто пришлют нового доктора, который ничего не смыс¬

лит в нашем деле.
А сколько нянек сменилось, пока я здесь! Некото<рые

из них совсем- не дурны. Но они приходят и уходят.

Многие обзаводятся мужьями. Иногда я думаю, что и

мне неплохо бы жениться. Как-то я заговорил об этом

с доктором Уоткомом, но он сказал, что, к его сожале¬

нию, тронутым не разрешают жениться. Однажды я

влюбился. Она была няней. Мне не хочется называть

вам ее имя. У нее были голубые глаза, светлые волосы,

нежный голос, и я ей нравился. Она сама сказала мне

об этом. Она всегда уговаривала меня быть хорошим

и послушным. И я слушался ее, до того самого

момента... Тогда я убежал. Понимаете, она бросила

нас и вышла замуж. И не сказала мне об этом ни

слова.
Я считаю, женитьба не такая приятная штука, как

кажемся. Доктор Энглин и его жена часто дерутся. Сам

видел. А однажды я слышал, как она обозвала его су¬

масшедшим. Но ведь никто не имеет права обзывать че¬

ловека сумасшедшим, если он вовсе не сумасшедший.

Вот уж доктор Энглин разбушевался! Но он недолго

здесь продержался. Снова какие-то политические махи¬

нации — и его убрали. На его место пришел доктор Ман-

девилл. У него не было жены. Я слышал, как он однаж¬

ды разговаривал с инженером. Инженер с женой жили

как кошка с собакой. Доктор Мандевилл сказал ин¬

женеру: «Я счастлив, что не привязан к юбке». Юб¬

ка — это женская одежда. Я знаю, что он имел в виду,

хоть я малость и тронутый. Но я помалкиваю. Когда

держишь язык за зубами, слышишь массу интерес¬

ного.
Я миого повидал в жизни. Как-то раз меня взяли к се¬

бе некие 'Бошхы, и я уехал к ним за сорок миль по же¬

лезной дороге. У них была ферма. Доктор Энглин сказал

им, что я сильный и смышленый, и я подтвердил это —
343

я хотел, чтобы меня взяли на воспитание. Питер Болп

обещал, что мне будет у «их хорюшо^ и юристы оформи^

ли все бумаги.
Но очень скоро я понял, что ферма совсем не то место,

какое мне нужно. Миссис Бопп почему-то до смерти бо¬

ялась меня и не разрешала спать в доме. Они приспосо¬

били для меня дровяной сарай и заставляли спать там.

Я должен был вставать в четыре утра, кормить лошадей,

доить коров и развозить молоко соседям. Считалось, что

это так, пустое дело, а на поверку выходило, что я гнул

спину с утра до вечера. Я колол дрова, чистил курятник,

пропалывал огород, и чего только я не делал! Ни развле¬

чений, ни свободного времени.
Послушайте, что я вам скажу. По мне лучше кормить

молочной кашей слабоумных, чем холодными утрами

доить коров. Миссис Бопп не хотела, чтобы я играл* с ее

детьми, боялась. Да я и сам боялся. Когда никто

не видел, они корчили мне рожи и дразнили луна¬

тиком. Все звали меня Том-Лунатик. А соседские

мальчишки бросали в меня камнями. Здесь, в нашем

доме, такого никогда не бывает. Слабоумные куда лучше

воспитаны.
Миссис Бопп щипала меня и таскала за волосы, ко¬

гда ей казалось, что я отлыниваю от работы, а я в ответ

только глупо хихикал. Она не раз говорила, что когда-

нибудь я ее в гроб вгоню. Однажды я забыл закрыть

крышку колодца на выгоне, туда свалился теленок и уто¬

нул. Питер Бопп пообещал отколотить меня. И он сдер¬

жал свое обещание. Он взял вожжи и пошел на уеня.

Это было ужасно. Меня никогда не били. Чтобы у нас

здесь кого-нибудь били — такого не случалось. Почему я

и говорю, что это заведение — самое подходящее для

меня место.
Я разбираюсь в законах и знаю, что он не имел ни¬

какого права меня бить. Это жестоко, а в бумагах опе¬

кунского совета сказано, что со мной нельзя обращаться

жестоко. Но тогда я ему ничего не сказал. Я просто вы¬

жидал, и уже из одного этого видно^ тронутый я или нет.

Я ждал долго, и нарочно работал медленно, и все чаще

глупо хихикал и мычал. Но он не отсылал меня домой, на

что я так надеялся. Однажды.— это случилось в нача¬

ле месяца — миссис Браун дала мне три доллара в упла¬
344

ту за молоко, которое она покупала у Питера Боппа.

Это было утром. А вечером я привез ей молоко и дол¬

жен был передать ей расписку от Питера Боппа в полу¬

чении денег. Но я этого не сделал. Я отправился на же¬

лезнодорожную станцию, купил билет, как всякий дру¬

гой, и поехал обратно к себе домой. Вот какой я трону¬

тый!
Доктор Энглин к тому времени уже ушел из приюта,

и вместо него назначили доктора Мандевилла. Я на¬

правился прямю к нему в кабинет. Он не знал меня.

«Здравствуйте,— сказал он.— Сегодня не приемный

день». «А я вовсе не на прием»,— говорю.— Меня зовут

Том. Я здешний». Он присвистнул, не скрывая своего

удивления. Я сообщил ему обо всем и показал следы от

вожжей, а он рассердился и заявил, что займется этим

делом.
Видали б вы, как обрадовались слабоумные мюемг/

возвращению!
Я отправился прямо к ним в палату. Маленького

Альберта кормила новая няня. «Постойте,— говорю я

ей.— Так у вас ничего не получится. Разве вы не видите,

как у него дергается левый глаз? Давайте покажу,

как надо его кормить». Должно быть, она решила, что

я новый доктор, и безропотно отдала мне ложку. Мне

думается, что со дня моего отъезда маленький Альберт

ни разу не ел с таким аппетитом. Со слабоумными не

так уж трудно, если уметь к ним подойти. Однажды

я слышал, как мисс Джонс сказала мисс Келси,

что у меня прямо-таки особый дар в обращении

с ними.
Когда-нибудь я поговорю с доктором Далримплом

и потребую у него справку, что я не тронутый. То¬

гда я попрошу его назначить меня настоящим ассистен¬

том в палату слабоумных с окладом в сорок долла¬

ров и со столом. А^ потом женюсь на мисс Джонс, и

мы заживем припеваючи. А если она мне откажет,

я женюсь на мисс Келси или на какой-нибудь другой

сестре. Многие из них хотят выйти замуж. И мне на¬

плевать, если моя жена когда-нибудь вспылит и на¬

зовет меня сумасшедшим. Подумаешь! Когда привык

иметь дело с ненормальными, то с женой управиться со¬

всем не трудно.
345

я еще не рассказал вам, как однажды убежал отсю¬

да. Я бы и не П0М1ЫШЛЯЛ о побеге, если б Чарли и Джо

не втравили меня в это дело. Оба они эпилептики. В тот

день я зашел в каб|инет к доктору Уилсону с какимнто

поручением и уже возвращался обратно в палату, как

вдруг заметил Чарли и Джо. Они спрятались за углом

гимнастического зала и подавали мне какие-то знаки.

Я подошел к ним.
—	Привет! — сказал Джо.— Как поживают твои

слабоумные?
—	Прекрасно,— ответил я.— А что нового у припа¬

дочных?
Они распсиховались, а я преспокойно отправился

дальше. И вдруг слышу:
—	Том, мы решили бежать. Хочешь с нами?
—	Зачем?—спрашиваю.
—	Мы хотим добраться до вершины горы,— говорит

Джо.
—	и найти золотую жилу,—добавляет Чарли.— И

никакие М1Ы не припадочные. Мы уже выздоровели.
—	Хорошо,— говорю.
Мы прошмыгнули мимо гимнастического зала и вы¬

брались во двор. Не прошли мы и десяти минут, как я

остановился.
—	В чем дело? — спрашивает Джо.
—	Подождите,— говорю я,— мне надо вернуться.
—	Зачем? — спрашивает Джо.
—	За маленьким Альбертом!.
Они разозлились и сказали, чтоб я не смёл возвра¬

щаться. Но я и ухом! не повел. Я знал, что они все равно

будут меня ждать. Дело в том, что я живу здесь уже два¬

дцать пять лет и знаю все тропки в горах как свои пять

пальцев. А Чарли и Джо не знают этих тропок. Вот по¬

чему я им1 и понадобился.
Я вернулся за маленьким Альбертом. Он не мог ни

ходить, ни говорить и только мычал. Я взял его на руки

и понес. Мы миновали самый дальний луг — дальше не¬

го я никогда не забирался. Вскоре лес и кустарник стали

такие густые, что я потерял тропинку, и мы свернули на

дорогу, по которой коров гоняют к ручью на водопой, а

ПОТОМ1 перелезли через забор и очутились за пределами

нашего приюта.
346

Перейдя ручей, мы стали карабкаться на высокий

холм. Склоны его поросли боль'шими деревьями, так что

не надо было продираться через кустарник. Но подъем

был очень крутой, ноги скользили по опавшим листьям,

и мы с трудом продвигались вперед. Чем дальше — тем

хуже. Дорога пошла по самому краю обрыва, и нам

предстояло пройти футов сорок по страшной крутизне.

Поскользнешься — полетишь вниз с высоты в тысячу

футов, а может, и в сто. Упасть — не упадешь, только

скатишься вниз. Я пошел первый, с Альбертом на руках.

За мной следовал Джо. Но Чарли дошел до середины и

испугалсй.
—	Сейчас у меня начнется припадок,— заявил он и

уселся на зем)лю.
—	Ничего подобного,— сказал Джо.— Ты бы не

стал тогда садиться. Ты всегда стоишь во время при¬

падков.
—	Припадок припадку рознь,— оказал Чарли я за¬

хныкал.
Он стал усиленно трястись и дергаться всем те¬

лом j но именно потому, что он очень старался, ему не

удалось выжать из себя даже самого слабенького при¬

падка.
Джо при>шел в ярость и с бранью обрушился на Чар¬

ли. Но это не помогло. Тогда я стал мягко и ласково

уговаривать Чарли. Ненормальных можно взять толь¬

ко лаской. Стоит выйти из себя — и пиши пропало.

Ведь и со мной так случалось. Вот почему я чуть не во¬

гнал в гроб миссис Бопп. Она только и знала, что выхо¬

дить из себя...
День приближался к концу, и я понимал, что нам на¬

до продолжать путь. Поэтому я сказал Джо:
—	Подержи Альберта и не бранись. Я пойду приведу

его.
И я пошел. Но от страха у Чарли так дрожали ноги

я кружилась голова, что он мог передвигаться только на

четвереньках, а я шел рядом и поддерживал его. Когда

я переправил его таким образом на другую сторону я

снова взял на руки Альберта, я услышал чей-то смех

и посмютрел вниз. Я увидел мужчину и женщину верхом

на лошадях. У мужчины к седлу было приторочено

ружье; женщина громко смеялась.
347

—	Какого черта их сюда принесло? — испуганно вос¬

кликнул Джо.“ Уж не погоня ли за нами?
—	Хватит ругаться,— сказал я.— Это хозяин ранчо,

он пишет книги. Как поживаете, мистер Эндикотт? —

крикнул я вниз.
—	Хэлло! — ответил о-н.—^ Что бы здесь делаете?
—	Мы убежали из приюта.
—	Желаю удачи,— сказал он.— Но постарайтесь

вернуться засветло.
—	Но ведь мы взаправду сбежали,— ответил я.
Тут они оба рассмеялись.
—	Ну что ж, прекрасно! Все равно, желаю удачи!

Только смотрите, чтобы вас не съели пумы и медведи,

когда стемнеет.
И они со смехом ускакали прючь. «Напрасно он ска¬

зал про медведей и пум»,— подумал я.
Как только мы миновали опасное место, я тотчас ра¬

зыскал тропинку, и Шу1 пошли гораздо быстрей. Чарли

раздумал устраивать припадок, он смеялся и без умол¬

ку болтал о золотой жиле. Труднее всего приходилось

теперь с маленьким Альбертом. Ведь он был чуть не с

меня ростом. Я привык звать его маленьким, а он уже

давным-давно вырос. Он был до того тяжелый, что я с

трудом поспевал за Джо и Чарли. Я изнемогал от уста¬

лости и предложил нести его по очереди, но они отказа¬

лись. Тогда я сказал, что брошу их, они заблудятся и

их съедят пумы и медведи. Чарли задрожал, словно со¬

бирался забиться в припадке, а Джо сказал: «Давай его

мне». После этого мы несли маленького Альберта по

очереди.
Мы продолжали карабкаться на гору. Я не ду¬

маю, чтобы там была золотая жила, но мы все равно

могли бы напасть на нее, если бы не сбились с пути,

если бы не стемнело и если бы мы не выбились из

сил, потому что тащили Альберта. Многие припадоч¬

ные боятся темноты, и Джо заявил, что у него сйю же

минуту начнется припадок. Но припадок не начался.

Никогда не встречал такого невезучего парня: толь¬

ко он вздумает устроить припадок, и пиши пропало —

ничего не получится. А другим закатить припадок —

раз плюнуть.
Мало-помалу стемнело, нам захотелось есть, а костра
348

развести мы не могли. Дело в tomi, что тронутым не. даюгг

в руки спичек, и нам ничего не оставалось, как дрожать

от холода. Кто бы мог подумать, что М1Ы захотим есть?

Ведь тронутые живут «а всем готовом. Вот почему куда

как лучш€ быть троиутым!, чем самк>м1у зарабатывать се¬

бе на пропитание.
Тишина! Вот что было самое страшное. Страшнее ноч¬

ной тишины разве только ночные шорохи. Они были по¬

всюду — шорохи и снова тишина, тишина и сно1ва шоро¬

хи. Должно быть, то были кролики, но они шуршали в

кустах, словно дикие звери — эдак, знаете: пш-пш, тум-

бум, крэк-крэк. Сперва начался .припадок у Чарли — на

этот раз настоящий. Потом) забился Джо. Я не прютив

припадков, если только они случаются в приюте, когда

кругом полным-полно народу. Но в лесу, когда тем>но,

хоть глаз выколи,— это совсем другое. Послушайтесь

моего совета: никогда не пускайтесь на поиски золотой

жилы в компании эпилептиков, даже если они эпилепти¬

ки высшего разряда.
То была ужасная ночь. В короткие промежутки, ко¬

гда Чарли и Джо не бились в припадке, они притворя¬

лись, будто он вот-вот начнется; они дрожали от холода,

а в темноте я принимал эту дрожь за новый приступ.

У меня тоже зуб на зуб не попадал, и мне казалось, что

я сам с минуты на минуту забьюсь в припадке. Малень¬

кий Альберт до того проголодался, что только жалобно

мычал. Ни разу не видел я его в таком! плохом состоянии.

Левый глаз его дергался так сильно, что я опасался, как

бы он вовсе не выскочил. В тем1ноте я не мюг этого раз¬

глядеть, но по тому, как Альберт ерзал и мычал, дога¬

дывался, что это так. Джо валялся под кустом и непре¬

рывно ругался, а Чарли хныкал и просился обратно

в приют.
Мы все же не умерли в ту ночь, и как только за¬

брезжило утро, отправились прямехонько домой. Ма¬

ленький Альберт стгш еще тяжелее. Видели бы вы, как

разбушевался доктор Уилсон! Он сказал, что я самый

скверный и непослушный парень в приюте. Да и Чарли

с Джо, по его словам, недалеко от меня ушли. Но м!исс

Страйкер, тогдашняя няня в палате слабоумияых, об¬

няла меня и заплакала от радости, что я вернулся. Я по¬

думал, что, может быть, женюсь на ней. Но не прошло
349

и М1бсяца, как она выскоч<ила замуж за водопроводчшса,

который приехал из города устанавливать трубы в на¬

шем новом лазарете. А маленький Альберт до того из-

мзгчился, что у него целых два дня не дергался левый

глаз.
Когда я убегу в следующий раз, то отправлюсь пря¬

миком на эту гору. Но чт^ы взять с собой эпилептиков—

ни за что. Они никогда не излечиваются, и если испу¬

гаются чего-нибудь или придут в возбуждение, то сразу

закатывают припадок. Однако маленького Альберта я

возьму. Я не могу его бросить. А вообще-то говоря,

я не собираюсь отсюда бежать. Зачем мне золотая жи¬

ла, если мне и здесь хорошо! И я слышал, что должна

приехать новая няня. К тому же маленький Альберт

уже перерос меня, и я не смогу перенести его через

гору. А он все растет — не по дням, а по часам. Просто

удивительно!

БРОДЯГА И ФЕЯ
Он лежал навзничь. Его свалил такой крепкий сой,

что ни Tonot лошадей, ни крики возчиков, доносившиеся

с перекинутого через речку моста, не разбудили его. Те¬

леги, доверху нагруженные виноградом, бесконечной ве¬

реницей тянулись по мюсту, направляясь к долине, в ви¬

нодельню, и каждая телега, проезжая, словно взрывом

сотрясала дремотную тишину послеполуденных часов.
Но человек не просьгпался. Голова его давно скати¬

лась с газеты, заменявшей ему подушку, и в нечесаные,

всклокоченные волосы набились колючки и стебельки су¬

хого пырея и репья. Вид у него был далеко не привлека¬

тельный. Он спал с открытым ртом, и в верхней че¬

люсти вместо передних зубов, которые ему когда-то вы¬

шибли, зияла пустота. Человек дышал хрипло, с при¬

свистом, временами мьгчал, стонал, словно что-то мучило

его во сне. Он метался, раскидывал руки, судорожно

вздр^ивал и ерзал головой по колючкам. Что его мучи¬

ло? Это могли быть и душевная тревога, и солнце, бив¬

шее ему в лицо,- и мухи, которые с жужжанием садились

на него, ползая по носу, по щекам и векам. Да им больше

и негде было ползать, потому что остальную часть лица

закрывала густая, свалявшаяся в войлок борода, слегка

уже тронутая сединой, выцветшая от непогоды, грязная.
На скулах спящего багровели пятна от застоя кро¬

ви— последствие пьянства. Да и сейчас он, должно

быть, спал с похмелья. Назойливые мухи, привлеченные

запахом винного перегара, роем вились вокруг его рта.

Человек этот, широкоплечий, с воловьей шеей и жили-*
351

стыми, изувеченными тяжелой работой руками, выгля¬

дел. богатырем. Но следы увечий были давнего проис¬

хождения, так же как и мозоли, проступавшие сквозь

грязь на повернутой наружу ладони. Время от времени

рука эта угрожающе сжималась в кулак — огромный и.

костистый.
Человек лежал в сухой колкой траве на узкой поляне,

спускавшейся к окайм|ленной деревьями речке. Вдолвь

прогалины тянулась изгородь, какие в старину возводи¬

лись для скачек с препятствиями. Правда, ее почти не

видно было за густо разросшимися кустами дикой еже¬

вики, низкорослыми дубками и молоденькими земля¬

ничными деревцами. В другом конце лужайки, в низ¬

кой ограде, открывалась калитка: она вела к уютному,

приземистому домшсу, построенному в испаио-калифор-

нийском вкусе. Он так чудесно гармонировал с окружаю¬

щим пейзажем, как будто возник вместе с ним и состав¬

лял его неотъемлемую часть. Изящный по стилю и про¬

порциям, изысканный и в то же время простои и скром¬

ный, он дышал уютом, с уверенным спокойствием расска¬

зывая о ком-то, кто знал, чего ищет, кто искал и нашел.
-	Из калитки на поляну вышла девочка, прелестная,

как на картинке, нарисованной для того, чтобы показать,

как прелестны могут быть маленькие девочки. Было ей,

вероятно, лет восемь, а может быть, чуточку больше или

меньше. По тоненькой фигурке и худеньким, в черг

ных чулочках ножкам! видно было, какая она хрупкая

и нежная. Но хрупкой она была только по сложению;

В ее свежем, розовом личике, в быстрой, легкой походке

не было.и намека на болезненность или слабость. Это

было просто очень миниатюрное, очаровательное, бело¬

курое создание. Ее волосы казались сотканными из зо¬

лотой паутинки; из-под длинных полуопущенных ресниц

глядели большие синие глаза. Лицо ее сияло добротой

и счастьем. Впрочем, иным оно и не могло быть у суще¬

ства, обитавшего под крышей такого домика.
-	Девочка держала маленький детский зонтик и, на¬

клоняясь за цветами дикого мака, бережно отводила

его в сторону, чтобы не порвать о низкие ветки деревьев

или кусты ежевики. Это были поздние маки, они цвели в

этом году уже третий раз, не в силах противиться зову

жаркого октябрьского солнца.
352

Оборвав их вдоль одной стороны изгороди, девочка

двинулась к другой и, дойдя до середины поляны, наткну¬

лась на бродягу. Она вздрогнула, но не от страха, от

неожиданности. Остановилась и долго, пытливо смотре¬

ла на это отталкивающее зрелище и собралась было уже

повернуть обратно, когда спящий беспокойно заворо¬

чался и задвигал руками, натыкаясь на колючки. Она

увидела солнце на его лице и жужжащих мух. Глаза ее

приняли озабоченное выражение, и с минуту она стояла,

раздумывая. Потом на цыпочках подошла к нему сбо¬

ку, заслонила зонтиком от солнца и принялась отгонять

мух. Немного погодя она для большего удобства уселась

рядом.
Так прошел час. Когда рука у нее уставала, она пе¬

рекладывала зонтик в другую руку. Сначала спящий все

так же метался, потом, защищенный от солнца и мух,

стал дышать ровнее и успокоился. Несколько раз, однако,

он серьезно испугал ее. В первый раз это показалось

всего страшнее, потому что было неожиданно. «Господи

Исусе! Дна не достать! Дна не достать!» — прошептал

человек из каких-то глубин сна. Зонтик колыхнулся, но

девочка сразу овладела собой и продолжала выполнять

добровольно взятый на себя подвиг милосердия.
В другой раз он, словно от нестерпимой боли, за¬

скрежетал зубам'И. Зубы скрипели так страшно, что ей

показалось, будто они сейчас раскрошатся в кусочки. По¬

том он вдруг вытянулся во всю длину и застыл. Руки

сжались в кулаки, и на лице появилась отчаянная реиш-

мость, вызванная каким-то сном. Вероятно, ему приви¬

делось что-то ужасное: веки дрогнули, как от удара, и

казалось, вот-вот откроются. Но они не открылись. Вме¬

сто того губы забормотали: «Нет! Клянусь богом, нет

и еще раз нет! Я не доносчик!» Губы сомкнулись, потом

опять забормотали: «Хоть вяжи меня, сторож, хоть на

куски режь, ничего ты из меня не выжмешь, разве толь¬

ко кровь мою. Мало ли вы ее пили здесь, в вашей про¬

клятой дыре!»
После этого взрыва человек продолжал спокойно

спать, между тем1 как девочка, высоко держа над ним зон¬

тик, с великим удивлением смотрела на это грязное, лох¬

матое существо, пытаясь найти какую-то связь между

ним и тем маленьким кусочком М'ира, который она знала.
23.	Джек Лондон. Т. ХП.	353

До ее ушей доносились с моста крики возчиков, стук ко¬

пыт, пронзительный скрип и шум тяжело нагруженных

телег.
Стоял удушливый день калифорнийского бабьего ле¬

та. В лазурном небе плыли легкие, кудрявые облачка,

•но на западе сгустились тучи^ предвещая дождь. С леии-

вьш жужжанием пролетела пчела. Из далеких заро¬

слей кустарника доносился зов перепела, а с полей —

пение жаворонка. Но, не чуя всего этого, Росс Шенклин

спал — Росс Шенклин, бродяга, отверженный, бывший

каторжник № 4379, ожесточенный, неисправимый, непо-

корившийся, которого не слом)или никакие зверства.
Россу Шенклину, уроженцу Техаса, потомку первых

•поселенцев — породы, всегда отличавшейся непокор¬

ностью и упрямством, не повезло в жизни. Ему не было

еще семнадцати, когда его арестовали за конокрадство,—

суд признал его виновным в краже семи лошадей, кото¬

рых он не крал, и приговорил к четырнадцати годам тю-

реммого заключения; Жестокое наказание, и тем более

жестокое, что он судился впервые. Даже те, кто верил в

его виновность, считали, что два года заключения — до¬

статочное наказание для такого юнца. Но окружной про¬

курор рассудил иначе. Ведь за каждый обвинительный

приговор, которого ему удавалось добиться, он получал

особую плату. Обвинив Росса Шенклина в семи отдель¬

ных преступлениях, он и плату получил в семикратном

размере. Из чего видно, что для окружного прокурора

эти несколько долларов представляли куда большую

ценность, чем двенадцать лет жизни какого-то Росса

Шенклина.
И юный Росс Шенклин познал, что такое жестокий

труд в аду. Он не раз бежал, его ловили и отправляли

работать в другой ад; на каторге их было м«ого — и са-

М1ЫХ разнообразных. Его подвешивали, пороли плеть-

М!И до потери сознания, обливали водой и опять пороли.

Его держали в тем)Ном каземате по девяносто суток кряду.

Он изведал ужас смирительной рубашки. Узнал пытку,

после которой кажется, будто в голове звенит птица-

муха. Государство сдавало его внаем подрядчикам-строи-

телям, как рабочий скот. За ним охотились по болотам

с собаками-ищейками. Дважды в него стреляли и тя¬

жело ранили. Последние шесть лет ему приходилось изо
354

дня в день рубить по полтора корда дров в каторжном

лесном лагере. Живой или лиертвый, он обязан был иа-

руб^ить эти полтора корда под страхом наказания плетью,

завязанной узлами и вымоченной в соленом растворе.
И Росс Шенклин не стал ангелом от такого обраще¬

ния. Он отвечал на него язвительным смехом и вызываю¬

щим поведением. Он видел, как заключенные, над кото¬

рыми издевались сторожа, становились калеками на всю

жизнь или навсегда теряли рассудок. Случалось, что сто¬

рожа, доведя каторжников до исступления, толкали их

на убийство — так было с его товарищами по камере,— и

Tfe шли на виселицу, проклиная бога. Он участвовал в по¬

пытке к бегству, когда одиннадцать таких, как он, бы¬

ли застрелены. Участвовал в мятеже, когда триста аре¬

стантов взбунтовались в острожном дворе и были рас¬

сеяны пулеметами, после чего здоровенные сторожа из¬

бивали их рукоятками мотыг.
Он изведал силу человеческой жестокости и, пройдя

через все испьггания, ни разу не дрогнул. С неугасимой

злобой боролся он до последнего дня, пока его, ожесто¬

ченного, озверевшего, наконец не выпустили. Ему выда¬

ли пять долларов в уплату за все годы труда и загублен¬

ную молодость. Зато в последующие годы он почти не

работал. Он презирал и ненавидел труд. Он бродяжни¬

чал, ^нищенствовал, воровал, обманывал или запугивал —

в зависимости от обстоятельств — и при первом удоб¬

ном случае напивался до бесчувствия.
Когда он проснулся, девочка все еще смотрела на

него. Как у дикого зверя, все в нем проснулось, едва он

открыл глаза. Первое, что он увидел, был неизвестно от¬

куда взявшийся^ зонтик, который заслонял от него не¬

бо. Он не вскочил, даже не шевельнулся, только весь

подобрался. Г лаза его медленно скользнули от ручки зон¬

тика к крепко стиснувшим ее пальчикам, потом по руке

все выше и выше, пока не остановились на детском лице.

Прямо и не мигая смотрел он з глаза девочки, и та от¬

ветила ему таким же взглядом, до дрожи испугавшись

его горящих и в то же время холодных, угрюмых, нали¬

тых кровью глаз. В них не было и следа той теплой

человечности, какую она привыкла видеть в глазах лю¬

дей. Это были настоящие глаза каторжника, который

научился мало говорить и почти разучился разговаривать.
355

—	Алло! — произнес он наконец, даже не переменив

позы.— Что за игру ты тут затеяла?
Голос у него был хриплый и грубый, вначале серди¬

тый, но потом он как-то смягчился от слабой попытки

придать ему давно забытую ласковость.
—	Здравствуйте,— сказала она.— Я не играю. Вам в

лицо светило солнце, а мама говорит, что спать на солнце

вредно.
Свежесть и чистота ее голоса приятно поразили его

слух, и он удивился, почему раньше не замечал этого в

детских голосах. Глядя на нее в упор, он медленно при¬

поднялся и сел. Он чувствовал, что ему следует что-то

сказать, но говорить он не любил и не умел.
—	Надеюсь, вы хорошо выспались? — серьезно спро¬

сила девочка.
—	Здорово выспался,— ответил он, все еще не от¬

рывая от нее глаз, изумленный ее красотой и граци¬

озностью.— И долго ты продержала надо мной эту шту¬

ковину?
—	Ох, долго, долго! — протянула она, словно разго¬

варивая сама с собой.— Я думала, вы никогда не

проснетесь.
—	А я, как увидел тебя, подумал, что ты фея.
Росс Шенклин почувствовал гордость, оттого что так

удачно ответил.
—	Нет, я не фея,— улыбнулась она.
Он с немым восхищением смотрел на ее белые, ма¬

ленькие и ровные зубы.
•	Я просто добрый самаритянин,— добавила она.
—	Понятия не имею, что это за личность.
Он ломал голову, что бы еще такое сказать. Ему было

очень трудно поддерживать этот, разговор, ибо с той по¬

ры, как он стал взрослым, ему не приходилось иметь дело

с детьми.
—	Странно! Вы не знаете, кто такой был добрый са¬

маритянин? Неужели вы не помните? Некий человек

отправился в Иерихой. ‘ ‘
—	Бывал я там. Я еще и почище места видал,
—	Я так и знала, что вы путешественник! — восклик¬

нула она, захлопав в ладош*и.— Может бьггь, вы видели

это самое место?
—	Какое?
356

—	Ну, то самое место, где он случайно попал к раз¬

бойникам и они бросили его полумертвого. И вот пришел

добрый самаритянин и перевязал ему раны, возливая

масло и вино. Как вы думаете, это оливковое масло?
Он медленно покачал головой.
—	Ты что-то меня с толку сбила. Оливковое масло—

это то масло, на котором даго готовят. Сроду не слыхал,

чтобы им смазывали расшибленные головы.
Она подумала над его словами.
—	Как же так? Мы ведь тоже готовим на оливковом

масле, значит, мы даго. А я и не знала, что это такое.

Думала, это так ругаются.
—	И, подошедши, перевязал ему раны...— тихо по¬

вторил бродяга, припоминая.—Помню, помню, священ.-

ник действительно что-то такое болтал об этом старика¬

не. С тех пор я всю жизнь искал его и ничего даже похо¬

жего не нашел. Видно, самаритяне давно перевелись

на белом свете.
—	А я? Разве я не добрый самаритянин? — жизб

спросила девочка.
Он впился в нее взглядом, полным удивления и лю¬

бопытства. От легкого движения головы ее ушко, поверну¬

тое к солнцу, стало совсем прозрачным. Сквозь него по¬

чти можно было видеть. Его изумляла нежность ее

красок: синева глаз, золото волос, ослепительно сверкав¬

шее сейчас на солнце. Особенно поражала его ее хруп¬

кость. «Того и гляди сломаешь»,— подумал он и быстро

перевел глаза со своей громадной, искривленной лапы на

ее ручку, такую маленькую и нежную, что, казалось, вид¬

но, как кровь бежит по жилкам. Он знал колоссальную

Ыку своих мускулов, знал всё уловки и приемы, к ка¬

ким люди прибегают, чтобы причинить другим увечье.

По правде сказать, он почти ничего, кроме этого, не знал,

и мысль его работала сейчас в привычном направлении.

Такое сравнение его силы с ее хрупкостью служило ему

мерилом необычайности ее красоты. Он подумал, что

стоит ему чуть покрепче сжать ее пальчики, и они пре¬

вратятся во что-то бесформенное. Он вспомнил, как бил

людей по голове и как его били: даже самый легкий из

этих ударов разнес бы ее головку, как яичную скорлу¬

пу. Глядя на ее плечики и тоненькую талию, он нисколь-

кэ не сомневался, что мог бы сломать ее пополам.
357

—	А я? Разве я не добрый самаритянин? —настой¬

чиво переспросила она.
Слова эти будто толчком привели его в себя, вернее,

увели от себя. Ему не хотелось, чтобы разговор их кон¬

чился.
—	Что? — спросил он.— Ах да, конечно, ты сама¬

ритянин, хотя и без оливкового масла.— Потом вспом¬

нил, о чем только что думал, и спросил:— А ты не бо¬

ишься?
Она посмотрела на него с недоумением.
—	Me... меня? — запнувшись, добавил он.
Она весело рассмеялась.
—	Мама говорит, что никогда и ничего не надо бо¬

яться. Она говорит, если ты хорошая и думаешь, что все

люди хорош^ие, они и будут хорошие.
—	Значит, ты думала, что я хороший, когда заслони¬

ла меня от солнца? — поразился он.
—	Но только очень трудно считать хорошими всяких

гадких насекомых и червяков,— призналась она.
—	ElcTb люди, которые во сто раз хуже всяких пол-

з>чих гадов,— заспорил он.
—	А мама говорит, что это неправда. Она говорит, в

каждом есть что-то хорошее.
—	Ручаюсь, что она все же крепко запирает дом на

ночь,— торжествующе заявил он.
—	А вот и нет! Мама никого не боится. Потому она

и позволяет мне играть здесь одной, когда мне взду¬

мается. Это что! Один раз к нам залез грабитель. Мама

случайно встала и увидела его. И что же вы думаете!

Это оказался просто бедный, голодный человек. Ма¬

ма хорошенько накормила его, а потом нашла ему ра¬

боту.
Росс Шенклин был ошеломлен. Такой взгляд на че¬

ловеческую природу показался ему немыслимым. Ему

выпало на долю жить в мире подозрения и ненависти,

дурных мыслей и дурных поступков. Сколько раз детиш¬

ки в деревне, завидев, как он в сумерки понуро бредет по

улице, с визгом бросались-к матерям. Даже взрослые

женщины шарахались от него, когда он проходил по тро-»

туару.
От этих мыслей его отвлекла девочка, громко вос¬

кликнув;
358

—	я знаю, кто вы такой! Вы человек, который обо¬

жает свежий воздух. Вот почему вы спали на траве.
Росс Шенклин почувствовал мрачное желание расхо¬

хотаться, но подавил его.
—	Я все думала, откуда берутся бродяги. Оказывает¬

ся, это люди, которым нужен свежий воздух. Мама счи¬

тает, что ничего не может быть полезнее свежего возду¬

ха. Ночью я сплю на веранде. Мама тоже. Это наш уча¬

сток. Вы, должно быть, перебрались сюда через забор.

Мама не запрещает мне лазить, только велит надевать

штаны от спортивного костюма. Но мне нужно вам что-

то сказать. Человек не знает, что он храпит во сне. Но

вы скрипите зубами, это еще хуже. Это очень плохо.

Всякий раз, как вы ложитесь спать, говорите себе: не бу¬

ду скрипеть зубами! Не буду скрипеть зубами! Повто¬

ряйте это по нескольку раз вот этими самыми словами,

и постепенно вы отучитесь от этой привычки.
Все дурное входит в привычку. И все хорошее тоже.

И это от нас зависит, к чему мы будем привыкать. Я

раньше все морщила лоб, поднимала брови — вот так, и

мама сказала, что надо оставить эту привычку. Она ска¬

зала, что когда у меня наморщен лоб — значит, и мозг

сморщен. Она разгладила мой лоб и сказала: ты всегда

должна думать: гладко, гладко снаружи, гладко и вну¬

три. И знаете, это было совсем нетрудно. Теперь я уже

давно перестала морщить лоб. Говорят, что даже боль¬

ной зуб можно лечить мыслями и не надо никакой плом¬

бы. Но я этому не верю. И мама не верит.
Слегка задохнувшись, она замолчала. Молчал и он.

Этот поток слов оглушил его. К тому же, пьяный, он спал

с рткрытым ртом, и теперь ему очень хотелось пить. Но

Росс Шенклин готов был терпеть мучительную жажду,

от которой у него жгло во рту и горле, ради каждой

драгоценной минуты этого разговора. Он облизал пере¬

сохшие губы, пьггаясь заговорить.
—	Как тебя звать?—удалось ему наконец выжать

из себя.
—	Джин.
Бродяга прочел в ее глазах тот же вопрос.
—	А меня Росс Шенклин,— охотно ответил он, впер¬

вые за эти долгие годы назвавшись своим настоящим

именем.
359

—	Вы, наверное, много путешествовали?
—	Много, а все-таки не так много, как мне хоте¬

лось бы.
—	Папе тоже очень хотелось бы путешествовать, но

он слишком занят делами. У него никогда нет свободного

времени. Они с мамой ездили вместе в Европу. Но это

было давно, когда я еще не родилась. Путешествия —

дорогое удовольствие.
Росс Шенклин не знал, соглашаться ему с таким

утверждением или нет.
—	Но бродягам они обходятся гораздо дешевле,—

подхватила она его мысль.— Оттого, должно быть, вы и

бродяжничаете.
Он кивнул и опять облизал губы.
—	Мама говорит, как это плохо, что людям приходит¬

ся бродить по свету, чтобы найти работу. Но в наших

местах сейчас сколько угодно работы. Все фермеры в до¬

лине нуждаются в рабочих руках; А вы работали?
Он покачал головой, досадуя на себя, что ему стыдно

признаться, тогда как исступленный разум говорил ему,

что он прав, презирая труд. Но следом пришла другая

мысль: кто-то ведь приходится отцом этому чудесному

ребенку, а такое дитя — одна из наград за труд.
—	Как бы мне хотелось иметь такую девочку, как

ты! — нечаянно вырвалось у него под впечатлением вдруг

пробудившейся жажды отцовства.— Я бы работал не

покладая рук... все бы стал делать...
Девочка отнеслась к его заявлению с подобающей

серьезностью.
—	Значит, вы не женаты?
—	Какая женщина пошла бы за меня?
—	Пошла бы, если б...
Она не повела брезгливо носиком, но наградила его

грязь и лохмотья неодобрительным взглядом, в значении

которого он не мог ошибиться.
—	Продолжай! — почти крикнул он.— Валяй, не

стесняйся. Если б я был чисто умыт, если б на мне была

хорошая одежа... если б я был порядочным человеком...

если б я работал... если б у меня была постоянная рабо¬

та... если б я не был тем, чГо я есть...
Каждую его фразу она подтверждала кивком го¬

ловы.
360

—	Что делать, я не такого сорта человек. Во мне нет

ни настолько вот хорошего,—неистовствовал он.—Я бро¬

дяга и не хочу работать. Не хочу, вот и все. И грязь мне

по нутру.
Взгляд ее выразил явный упрек, когда она сказала:
—	Значит, вы меня обманули и вам вовсе не хочется

иметь такую девочку, как я?
Он растерялся от этих слов, ибо вся сила впервые

пробудившегося отцовского инстинкта говорила ему, что

он хочет именно этого.
Заметив его смущение, девочка с присущим ей тактом

постаралась переменить тему разговора.
—	А что вы думаете о боге? — спросила она.
—	Никогда с ним не знался. А ты что о нем дума¬

ешь?
В ответе его чувствовалась явная злоба, и она отозва¬

лась на нее откровенным неодобрением.
—	Странный вы человек. Чуть что, и уже разозли¬

лись. Никогда еще не видела, чтобы кто-нибудь злился

на бога, на работу или на то, что нужно умываться, а

не ходить грязным.
—	Он никогда ничего для меня не делал! —сердито

пробормотал Росс Шенклин. В памяти его быстро про¬

неслись долгие годы подневольной работы в лагерях и

рудниках.— И работа мне тоже никогда ничего не да¬

вала.
Наступило тягостное молчание.
Он смотрел на девочку, томимый впервые пробудив¬

шимся в нем отцовским чувством. Он жалел, что у него

такой скверный характер, и мучительно думал, что бы ей

ск|1зать. Она отвернулась от него и стала глядеть на об¬

лака, а он пожирал ее глазами. Протянув грязную руку

и касаясь украдкой самого края ее платьица, он думал

о том, что нет на земле более чудесного существа, чем

она. Из далеких зарослей все еще слышался зов перепе¬

ла, и шум работ на виноградниках показался ему вдруг

очень громким. Чувство беспредельного одиночества да¬

вило его.
—	Я... Никудышный я человек! — вырвалось у него

хрипло, отчаянно.
Девочка взглянула «а него своими синими глазами и

снова будто перестала замечать его. Росс Шенклия чув¬
361

ствовал, что отдал бы все на свете, лишь бы коснуться

губами краешка ее платья, которого касалась его рука.

Но он боялся испугать ее.
Поминутно облизывая языком пересохшие губы, он

силился выговорить что-нибудь связное, все равно что,

только бы прервать молчание.
—	Это не долина Сономы! — выпалил он наконец.—

Это волшебная страна, а ты фея. Может, я сплю и это

мне снится,'не знаю. Мы с тобой не умеем столковаться

друг с другом, потому что, видишь ли, ты фея и знаешь

только хорошее, а я человек из скверного, грешного

мира.
Благополучно справившись с длинной фразой, он

остановился в поисках мыслей, судорожно ловя воздух,

как выброшенная на берег рыба.
—	Так вы мне сейчас расскажете про этот сквер¬

ный, грешный мир. Мне так хочется узнать, какой он.
Он с ужасом посмотрел на нее, вспомнив о распут¬

ных женщинах, о том отребье, с которым он сталкивался

на извилистых дорогах жизни. Значит, она не фея, а на¬

стоящее земное существо, и, может быть, семена порока

заложены в ней, как были заложены в нем, когда он еще

лежал у материнской груди. Недаром ей не терпится все

знать.
—	Э, нет! — улыбнулся он.— Человек из скверного,

грешного мира не станет тебе рассказывать ничего дур¬

ного. Наоборот, он расскажет тебе про то, что есть в этом

мире хорошего. Расскажет, как он любил лошадей, ко¬

гда был мальчишкой, и о первой лошади, на которую

сел верхом, и о первой собственной лошади. Лошадь не

то, что человек. Она лучше. Она чистая, вся как есть чи¬

стая. Эх, маленькая фея, хочется мне рассказать тебе од¬

ну вещь, с которой, кажется, ничто на свете не сравнит¬

ся: это когда я, бывало, сяду к концу долгого дня на'

усталую лошадь и только скажу ей словечко, как эта на¬

маявшаяся за день животина послушно взовьется подо

мной и помчит меня далеко, далеко. Лошади! Это моя

давнишняя страсть. Я помешан на лошадях! Да! Ведь я

был когда-то ковбоем.
Она так радостно захлопала в ладоши, что звук этот

блаженно рванул его за сердце, й глаза ее загорелись,

когда’ она вскрикнула:
362

—	Техасским ковбоем! Мне всегда ужасно хотелось

увидеть ковбоя. Папа говорил, что у всех у них ноги ду¬

гой. А у вас?
—	Я действительно был техасским ковбоем. И, ясное

дело, ноги у меня дугой. Сама подумай, как тут ногам

немножко не согнуться, когда ты, совсем мальчонкой с

еще мягкими косточками, только и знаешь, что мчаться

верхом. А ведь мне было всего три годочка, когда я начал

ездить. Лошадка моя тоже была трехлетка, только что

объезженная. Я подвел ее к забору, влез на верхнюю

перекладину и махнул оттуда вниз прямо ей на спину.

Это была мексиканская лошадка, сущий дьяволенок по

части ляганья, но я мог с ней делать все, что хотел. Мне

сдается, она понимала, что я только малый ребе¬

нок. Многие лошади понимают куда больше, чем мы

думаем.
В течение получаса Росс Шенклин изливал свои вос¬

поминания о лошадях, перескакивая с одного на дру¬

гое, ни на мгновение, однако, не забывая о величайшей

радости, наполнявшей его оттого, что его рука касалась

края ее платья. Солнце медленно садилось в гряду об¬

лаков, перепелиный зов становился все настойчивее, и

телеги, теперь уже порожняком, одна за другой с грохо¬

том катились назад по мосту. В это время послышался

женский, голос:
—	Джин! Джин! Где ты, маленькая!
Девочка отозвалась, и Росс Шенклин увидел женщи¬

ну, которая, выйдя из домика, показалась в калитке.

Одетая в мягко облегающее фигуру платье, она была так

стройна и грациозна, что его очарованному взгляду пред¬

ставилось, будто она плывет, а не ступает по земле, как

обыкновенный человек.
—	Что ты делала после обеда? — спросила женщина,

подойдя к ним.
—	Разговаривала, мама,— ответила девочка.— Мне

было очень весело.
Росс Шенклин с трудом поднялся на ноги и стоял не¬

уклюжий, настороживш*ийся. Девочка взяла мать за ру¬

ку, и та, так же как дочь, открыто и приветливо на него

взглянула. Росс Шенклин почувствовал, что она призна¬

ла в нем человека, и это было для него новостью. В го¬

лове его пронеслась мысль: «Женщина, которая не боит¬
363

ся». Он не заметил в ней и следа того страха, какой

привык видеть в глазах женщин. И никогда еще он с та-*

кой ясностью не представлял себе своей отталкивающей

внешности, своих тусклых, слезящихся глаз.
—	Здравствуйте,— просто и ласково поздоровалась

она с ним.
—	Здравствуйте, мэм,— ответил он и устыдился сво¬

его хриплого, грубого голоса.
—	А вам тоже было весело? — улыбнулась она.
—	Да, мэм, очень. Я только что рассказывал вашей

дочурке о лошадях.
—	Он был когда-то ковбоем, мама!—воскликнула де¬

вочка.
Взглянув на нее с нежностью, мать благодарно улыб¬

нулась Россу. А тот подумал! каким бы это было пре¬

ступлением, если б кто-нибудь обидел одну из них. И ему

захотелось, чтобы им сейчас угрожала какая-нибудь

страшная опасность, тогда б он кинулся за них в драку—

а драться он умел! — и защищал бы их, не жалея сил

и жизни.
—	Пора домой, маленькая. Уже поздно,— сказала

мать, потом нерешительно взглянула на Росса Шенк-

лина.
—	Не хотите ли закусить?
—	Нет, мэм, сердечно вам благодарен. Я... я не го¬

лоден.
—	Тогда попрощайся. Джин,— напомнила мать.
—	Прощайте.— Девочка протянула ему руку, и глаза

ее лукаво засветились.— Прощайте, Человек из сквер¬

ного, грешного мира!
Для него прикосновение ее руки, когда он взял ее в

свою, было венцом этого чудесного приключения.
—	Прощай, маленькая фея,— глухо произнес он.—

Кажется, и мне пора двигаться.
Но он не двинулся с места и долго глядел вслед этому

видению, пока оно не исчезло за калиткой. День, показа¬

лось ему, разом померк. Он нерешительно огляделся, пе¬

ремахнул через изгородь, миновал мост и понуро побрел

дальше.^ Он шел как во сне, не замечая, как и куда не-

с}^ его ноги, временами спотыкаясь на пыльной ухабл-

стой дороге.
Пройдя с милю, он очнулся на перекрестке. Прямо на¬
364

против виднелся трактир. Он остановился и, облизывая

губы, долго смотрел на него. Потом полез рукой в карман

планов и нащупал единственную десятицентовую монету.

«Боже!—тихо пожаловался он.— Боже!» Ноги, отказы¬

вавшиеся сдвинуться с места, оторвались и опять потащи¬

ли его вперед.
Он доплелся до крупной фермы. Что она, должно

быть, крупная, он понял по размеру дома и по количест¬

ву больших амбаров и надворных служб. На крылечке,

без пиджака, покуривая сигару, стоял фермер, человек

средних лет, с острыми глазами.
—	Как насчет работы? —спросил Росс Шенклин.
Острые глаза скользнули по нему.
—	Доллар в день и харчи,— последовал ответ.
Росс Шенклин судорожно глотнул слюну и набрался

духу.
—	Я отлично соберу вам виноград или другое, что

придется. Но нет ли у вас постоянной работы? Я вижу,

это большое ранчо. Я родился на таком же. Умею пра¬

вить лошадьми, ездить верхом, пахать, бороновать—сло¬

вом, делать всякую работу с лошадьми или при лошадях.
Фермер окинул его с ног до головы оценивающим, не¬

доверчивым взглядом.
—	Что-то не похоже,— вывел он свое заключение.
—	Знаю, что не похоже. Дайте мне возможность вам

это^ доказать. Большего я не прошу.
Озабоченно поглядывая на сгустившиеся тучи, фермер

задумался.
—	Мне нужен возчик, и я дам вам возможность по¬

казать себя. Ступайте и садитесь ужинать с рабочими.
У	Росса Шенклина перехватило горло, и он еле выго¬

ворил:
—	Ладно. Я докажу вам. Где у вас тут можно испить

воды и умыться?

БЛУДНЫЙ ОТЕЦ

I
Джозия Чайлдс был обыкновенным процветающим

дельцом с самой заурядной внешностью. Он носил шеста-

десятидолларовый практичный костюм, приличные,

удобные ботинки по мод«, его галстук, воротнички и

манжеты были именно такими, какие носят все процве¬

тающие деловые люди. Единственной экстравагантной

деталью его костюма был котелок. Город Окленд (Кали¬

форния) не какой-нибудь сонный провинциальный горо^

дишко, и Джозия Чайлдс, один из самых крупных бака¬

лейщиков этого бурно растущего западного города с

населением в триста тысяч человек, жил, действовал и

одевался соответственно своему положению.
Но в это утро его появление в магазине незадолго до

наплыва покупателей, если и не вызвало нарушения за¬

веденного порядка, то уж, во всяком случае, самым зна¬

чительным образом снизило работоспособность служа¬

щих на целых полчаса. Он приветливо кивнул двум воз¬

чикам, грузившим свои фургоны товаром для того, чтобы

с утра пораньше доставить его покупателям, и по при¬

вычке бросил довольный взгляд на вывеску, прибитую

на фронтоне здания,— «Чайлдс. Бакалейные товары».

Буквы были не слишком большие, но с достоинством вы-

рисанные золотом на черном фоне, что наводило на мыс¬

ли о благородных специях, аристократических припра¬

вах и превосходном качестве товаров (за что, разумеет¬

ся, здесь брали на десять процентов больше, чем в
366

любой другой бакалейной города). И так как Джозия

Чайлдс повернулся спиной к возчикам и вошел в здание,

ему не довелось увидеть, как эти два достопочтенных че¬

ловека, буквально изнемогая от удивления, повисли на

шее друг у друга. Стоять на ногах без опоры они уже

не могли.
—	Ты заметил, какие у него штиблеты, Билл?—про¬

стонал один из них.
—	А чепчик? — простонал Билл в ответ.
—	Собрался, видно, на маскарад...
—	Или на собрание «Диких всадников»..г
—	Или охотиться на медведей...
—	Или представлять сведения о своих доходах...
—	А не ехать на этот несчастный Восток. Монктон

говорит, что он собирается в Бостон...
Возчики отстранились на вытянутую руку и потом

снова упали в объятия друг друга.
Экипировка Джозии Чайлдса вполне объясняла лх

поведение. На нем была желтовато-коричневая стетсонов-

ская шляпа с жесткими полями, схваченная лентой из

тисненой мексиканской кожи. Поверх голубой фланеле¬

вой рубашки, украшенной длинным виндзорским галсту¬

ком, была надета вельветовая куртка. Штаны, сшитые

из того же материала, были заправлены в ботинки с вы¬

сокой шнуровкой, какие обычно носят землемеры, путе¬

шественники и путевые сторожа.
Клерк, сидевший за конторкой, буквально оцепенел,

увидев эксцентричный наряд своего хозяина. Монктон,

недавно произведенный в ранг заведующего, открыл рот

от изумления, потом судорожно сглотнул и снова принял

свой невозмутимо-внимательный вид. Конторщица, при¬

мостившаяся в стеклянном насесте, оборудованном на

внутреннем балкончике, взглянув на хозяина, прыснула

и уткнулась в бухгалтерскую книгу. Все это не укры¬

лось от Джозии, но ему было все нипочем. Он уезжал

в отпуск, и весь окунулся в планы, предвкушая самую

авантюрную поездку за последние десять лет. Ему видел¬

ся городок Ист-Фоллз в Коннектикуте, где он родился и

вырос. Окленд, несомненно, представлялся ему более со¬

временным городом, чем Ист-Фоллз, и переполох, вы¬

званный его появлением в необыкновенном одеянии, был

вполне закономерным. Не обращая внимания на потря¬
367

сенных служащих, Джозия Чайлдс в сопровождении

заведующего обходил магазин, делая замечания, отда¬

вая последние распоряжения и излучая нежные, про¬

щальные взгляды на свое дело, созданное им буквально

из ничего.
Он имел право гордиться своим магазином. Двена¬

дцать лет тому назад он сошел с поезда на землю Ок¬

ленда, имея в кармане четырнадцать долларов и сорок

три цента. На Крайнем Западе центы не имели хожде¬

ния, и потому, израсходовав четырнадцать долларов, он

довольно долго еще носил в кармане три монетки. Поз¬

же, когда Джозия Чайлдс устроился приказчиком в ба¬

калейную лавку за одиннадцать долларов в неделю и стал

ежемесячно посылать небольшие денежные переводы не¬

кой Агате Чайлдс в Ист-Фоллз, штат Коннектикут, он

вложил свои медяки в почтовые марки. Дядя Сэм не мог

отвергнуть законного платежного средства.
Прожив всю жизнь в перенаселенной Новой

Англии, где изворотливость и хитрость оттачиваются до

бритвенной остроты на шершавом камне малых возмож¬

ностей, он вдруг оказался на лишенном предрассудков

Западе, где люди мыслят тысячедолларовыми категория¬

ми, а мальчишки-газетчики падают замертво при виде

медных центов. Джозия Чайлдс буквально вгрызался в

дела. Он был сообразителен. Он увидел так много спосо¬

бов добывания денег, что сначала глаза у него разбе¬

жались.
В то же врем>я, будучи человеком здравомыслящим и

консервативным, он решительно избегал спекулятивных

махинаций. Его влекло нечто существенное и солидное.

Работая конторщиком за одиннадцать долларов в неде¬

лю, он подмечал, какие возможности упускал его хозя¬

ин, в какие выгодные сделки можно было бы вступить

и как тот допускал бесчисленные ненужные расходы. И

если, несмотря на все это, хозяин неплохо зарабатывал,

то что бы мог сделать он, Джозия Чайлдс, имея за пле¬

чами коннектикутскую выучку? Прибыв на бурлящий,

щедрый Запад после тридцати пяти лет пребывания в

Ист-Фоллз, из которых пятнадцать он прослужил в скуч¬

ной должности приказчика в скучном истфоллзском! уни¬

версальном магазине, Джозия Чайлдс чувствовал се¬

бя иссохшим от жажды отшельником, вдруг выпившим
368

бутылку вина. Голова у него шла кругом от представив¬

шихся ему возможностей легко разбогатеть. Но он. не те¬

рял головы. И ничего не упустил. Он проводил свои сво¬

бодные часы, изучая Окленд и его жителей, присматри¬

ваясь, как они зарабатывают деньги, почему и где их

тратят. Он бродил по центральным улицам, наблюдая

за потоком покупателей и даже подсчитывая их и за¬

нося результаты этих статистических подсчетов в много¬

численные записные книжки. Он изучал общую кредит¬

ную систему торговли и кредитные системы различных

районов города. Он досконально знал среднюю заработ¬

ную плату или жалованье обитателей любого околотка

и тщательно изучал все районы города — от портовых

трущоб до аристократических кварталов у озера Мер¬

ритт и на Пьемонтских холмах, от Западного Окленда,

где Ж)или железнодорожные служащие, до фермеров

Фрютвейла на противоположной стороне города.
И он решил, что в конце концов обоснуется на Брод¬

вее — на главной улице, в самом центре торгового рай¬

она, где ни один здравомыслящий бакалейщик даже и не

мечтал открыть свое заведение. На это требовались день¬

ги, и ему приходилось начинать с малого.
Первая лавка его находилась в Нижнем Филберте,

где жили рабочие с гвоздильной фабрики. Спустя пол¬

года три бакалейные лавчонки, находившиеся в этом рай¬

оне, не выдержали конкуренции и закрылись, а ему при¬

шлось нанять более просторное помещение. Он усвоил

принцип массовой торговли с небольшой прибылью,

принцип честной торговли товарам1и хорошего качества.

Он также разгадал секрет рекламы. Каждую неделю он

продавал какой-нибудь вид товара с убытком. И то бы¬

ли не как'ие-^нибудь грошовые реклам1ные издержки, это

был настоящий убыток. Его единственный приказчик

предсказывал неминуемое банкротство, когда масло, ко¬

торое обошлось Чайлдсу в тридцать центов, продава¬

лось по двадцать пять, а двадцатидвухцентовый кофе

вьисладывался на прилавок по восемнадцать. На эти рас¬

продажи собирались женщины со всей округи и заодно

закупали другие продукты, продававшиеся с прибылью^!

Вся округа вскоре узнала Джозию Чайлдса, и посто:

янная толпа покупателей в его лавке служила хо¬

рошим средством» привлечения все новых клиентов.
24.	Джек Лондон. Т. ХП.	369

Но Джозия Чайлдс Н€ зарывался. Он знал, на чем

зиждется его процветание. Он изучал гвоздильную фаб¬

рику до тех пор, пока не узнал производство так, как не

знали даже управляющие. При первом же тревожном

признаке он продал свою лавку и с не1большой суммюй

наличных денег отправился на по-иски нового района.

Шесть месяцев спустя гвоздильная фабрика закрылась,

•и закрылась навсегда.
Потом он открыл магазин на Аделин-стрит, где оби¬

тали обеспеченные служащие. Здесь на полках были вы¬

ставлены уже более высококачественные и разнообраз¬

ные товары. Испытанным способом он привлек покупате-^

лей. Он завел у себя гастрономический отдел. Он им)ел

дело непосредственно с фермерами, и поэтому его масло

я яйца были не только всегда свежими, но даже чуть

лучше, чем в дорогих бакалейных города. Только в его

магазине можно было купить бостонские печеные бобы,

и они стали настолько популярными, что пекарня «Туин

Кэбин» перекупила дело за более чем приличную цену.

Он не жалел времени на изучение фермерских хозяйств

и сортов яблок, которые там выращивались, а некото¬

рых ферм1еров научил, как правильно делать сидр. По¬

бочное дело поначалу, его новоанглийский яблочный

сидр им1ел такой успех, что вскоре, мюнополизировав тор¬

говлю сидром в Сан-Франциско, Беркли и Аламеде,

Джозия Чайлдс превратил ее в самостоятельную отрасль-

. Но он не оставлял своей мечты о Бродвее. Он открыл

еще всего лишь одну новую лавку, обосновавшись как

можно ближе к Эшлэнд Парк Тракт, где каждый поку¬

патель земельного участка должен был взять обязатель¬

ство построить дом стоимостью не менее четырех тысяч

долларов. Потом он переехал на Бродвей.
Жители Бродвея вели себя странно. Они постепенно

переселялись на Вашингтон-стрит, где цены на дома

взлетели вверх, на Бродвее же цены пали. По мере того,

как истекали сроки арендных договоров, владельцы ма¬

газинов перебирались на Вашиигтон-стрит.
«Они еще вернутся обратно»,—сказал Джозия

Чайлдс, но сказал он это про себя. Он знал людей. Ок--

ленд рос, и Джозия Чайлдс знал, почему он рос. Вашинг-

тон-стрит становилась слишком узка для интенсивного

уличного движения. А по широкому Бродвею, по логике
370

вещей, будет ходить все большее количество трамваев.

Агенты по продаже недвижимюго имущества говорили,

что население Бродвея никогда уже не увеличится, а ве¬

дущие ком-мерсанты переселялись туда, где росло насе¬

ление. И вот по cMiexoTBopHO низкой цене Джозия Чайлдс

заключил долгосрочное соглашение на аренду современ¬

ного первоклассного здания на Бродвее и внес задаток

на его покупку по твердой цене. Это начало конца Брод¬

вея, говорили торговцы недвижимым имуществом, раз

уж бакалею открывают в центральном квартале, прежде

неприкосновенном для подобных заведений. Позже, ко¬

гда Бродвей снова стал главной улицей, они говорили,

что Джоз'ия Чайлдс родился в рубашке. Ходили также

слухи, что в результате этой сделки он сэкономил по

крайней мере тысяч пятьдесят.
Магазин этот в корне отличался от его прежних ла¬

вок. Больше не устраивались дешевые распродажи. Все

было самого лучшего качества, и на все были самые

высокие цены. Он поставлял розничным торговцам са-

М!ые дорогие товары в городе. Только те, кто мог, не за¬

думываясь, позволить себе . платить на десять процен¬

тов больше, чем в любом другом месте, были его поку¬

пателями, и обслуживание было настолько хорошим», что

они не могли позволить себе покупать продукты в дру¬

гом месте. Его лошади и доставочные фургоны были до¬

роже и лучше, чем у кого бы то ни было в городе. Он

платил своим возчикам, продавцам и конторщикам та¬

кое жалованье, о котором и не мечтали в других мага¬

зинах. В результате этого он заполучил более квалифи¬

цированных служащих, услуги которых удовлетворяли

как хозяина, так и его клиентов. Короче говоря, если че¬

ловек покупал у Чайлдса, то это было верным призна¬

ком того, что оп имеет в обществе большой вес.
В довершение всего в Сан-Франциско случилось боль-

шое землетрясение и пожар, после чего сразу сто

тысяч человек пересекли залив и поселились в Окленде.

И Джозия Чайлдс оказался не последним среди тех, кто

заработал на этом необычном буме. И теперь, прожив

двенадцать лет на Западе, он собирался посетить Ист-

Фоллз в штате Коннектикут. За двенадцать лет он не

получил ни одного письма от Агаты и ни разу не видел

фотографии своего сына.
371

с Агатой они никогда не ладили. Агата была деспо¬

тична и сварлива. В ней крепко сидела закваска ста¬

ромодной морали. Строгие правила, которых она неук¬

лонно придерживалась, вызывали неприязнь. Джозия

никак не мюг разобраться, каким образом он оказался

женатым на ней. Она была года на два старше его и

давно уже ходила в старых девах. Она преподавала в

школе, и молодое поколение знало ее как строгую блю¬

стительницу дисциплины. Поддерживать во всем поря¬

док вошло у нее в привычку, и, выйдя замуж, она просто

получила под надзор вместо десятков учеников одного.

На долю Джозии достались все придирки и угрозы, ко¬

торые прежде распределялись между многими. О том,

как стряслась эта женитьба, довольно точно выразил*

ся однажды его дядя Айзек:
—Джозия, когда Агата выходила за тебя замуж, на¬

верно, не обошлось без борьбы. Бьюсь об заклад, что она

положила тебя на обе лопатки. Ты, наверно, сломал йен

гу и не мюг убежать от нее.
—	Дядя Айзек,— ответил Джозия,— я не ломал но¬

ги. Я бежал, что было сил, но задохнулся, и она догнала
М)Г?НЯ.
—	у нее хорошо поставлено дыхание, а? — хихикнул

дядя Айзек.
—	Мы уже пять лет, как женаты,— согласился Джо¬

зия,— и еще не было случая, чтобы она запыхалась.
. — И не будет,— добавил дядя Айзек.
Разговор этот происходил в последние дни пребы¬

вания Джозии в семье, ибо жить, имея такую мрачную

перспективу, оказалось выше его сил. Джозия Чайлдс

кротко переносил строгий воспитательный режим, уста¬

новленный Агатой, но он был здоровяком и у него недо¬

стало бы терпения прожить долгую жизнь с такой су¬

пругой. Ему было всего лишь тридцать три, и родители

его обладали завидным долголетием. Прожить еще три¬

дцать три года с Агатой и подвергаться ее придиркам —

страшно подумать! И вот однажды ночью Джозия

Чайлдс исчез из Ист-Фоллз. И с того времени, за все

двенадцать лет, он не получил от нее ни одного письма.

Но это не ее вина. Он тщательно скрывал от нее свое

местонахождение. Свои первые почтовые переводы он от¬

правлял из Окленда, но потом приспособился посылать
372

их так, чтобы на них были различные марки большин¬

ства штатов к западу от Скалистых гор.
Но двенадцать лет и самонадеянность, порожденная

заслуженным успехом, несколько приглушили тягостные

воспоминания. В конце концов, она была матерью его

сына. И она, разумеется, вовсе не желала ему плохого.

Кроме того, теперь ему уже не приходилось работать

так М1НОГО, и у него оставалось время, чтобы подумать о

чем-то, что не относилось к деловой сфере. Ему хотелось

увидеть мальчика, которого он никогда не видел; тому

исполнилось уже три года, когда он впервые узнал, что

является отцом. И потом» в душу его стала закрадывать¬

ся тоска по родине. Двенадцать лет он не видел снега, и

ему почему-то казалось, что плоды и ягоды Новой Анг¬

лии имеют иной вкус, чем те, что произрастают в Кали¬

форнии. Он весьма туманно представлял себе Новую

Англию и хотел воочию увидеть ее снова хотя бы еще

раз в жизни.
И наконец поехать обязывал долг. Агата — его же¬

на. Он возьмет ее с собой на Запад. Он знал, что может

справиться с ней. Он стал настоящим мужчиной здесь,

в этом MiHpe м|ужчин. И уже руководи1ли не им, а он сам

руководил, и Агата не замедлит уразуметь это. Тем не

менее он хотел, чтобы Агата приехала к нему ради него

самого. Вот почему он вырядился в д<кпехи покорите<^

ля Запада. Он притворится блудным отцом, вернувшим¬

ся таким же бедняком, каким уехал, и все будет зависеть

от того, заколет ли она для него упитанного тельца. Он

прикинется, что у него нет за душой ни гроша, и спра¬

вится, не может ли он снова устроиться на работу в уни¬

версальный магазин. Как развернутся события дальше,

это будет зависеть от Агаты.
Когда он попрощался со cbohmih служащими и вышел

на улицу, у магазина стояло под погрузкой еще пять

фургонов. Он с гордостью оглядел их, бросил послед¬

ний влюбленный взгляд на черно-золотую вывеску и сел

в трамвай на углу.
II
В Нью-Йорке Джозия Чайлдс пересел на поезд, иду¬

щий через Ист-Фоллз. В пульмановском вагоне для ку¬

рящих он познакомился с несколькими бизнесменами.
373

Зашел разговор о Западе, и он вскоре завладел внима¬

нием присутствовавших. Джоэия Чайлдс был президен¬

том оклендской Торговой палаты, и голос его звучал

авторитетно. Слова его были весом1ы, и он с одинаковым

знанием дела высказывался о торговле с Азией, о Па¬

намском канале или о проблеме японских кули. По¬

ощряемый почтительным! вниманием этих процветающих

дельцов с Востока, он весьма оживился и не заметил,

как подъехал к Ист-Фоллз.
Кромг него, никто не сошел на этой пустынной стан¬

ции. Никто никого не встречал. Спускались долгие ян¬

варские сумерки, и его сразу пробрал крепкий морозец.

На свежем воздухе вдруг он почувствовал, что его оде*-

жда пропиталась запахом табачного дыма. Он невольно

вздрогнул. Агата не выносила курения. Он хотел было

отшвырнуть только что зажженную сигару, но потом, со¬

образив, что на него действует атмосфера Ист-Фоллз,

решительно сунул сигару в рот и стиснул ее зубаМ)И со

всей твердостью, какую он приобрел за двенадцать лет

жизни на Западе.
Пройдя несколько шагов, он вышел на маленькую

главную улицу городка. Его поразил ее холодный, чо¬

порный вид. Казалось, все замерзло и сжалось, как и

морозный кусачий воздух, который так контрастировал

с теплым и мягким воздухом Калифорнии. На улице

ем)у попалось всего несколько незнакомых ему людей,

равнодушно взглянувших на него. Взгляды их были не¬

проницаемыми, холодными, недружелюбными, И он вдруг

удивился тому, что удивляется. Во вреМ1я двенадцати

бурных лет жизни на Западе он постоянно вспоминал об

Ист-Фоллз как о чем-то весьма несущественном, но то,

что он увидел, было уже вообще ниже всякой критики.

Он и не представлял себе, что все это настолько нич¬

тожно. А вид универсального магазина бз^квально оше¬

ломил его. Миллионы раз он мысленно сравнивал с ним

свой просторный храм торговли, и теперь понял, что эта

лавочка не стоила даже сравнения. Он был уверен, что

не разместил бы в ней даже двух гастрономических при¬

лавков, что она затерялась бы в любом! из его складских

помещений.
Он повернул направо на знакомом углу в конце ули¬

цы и, с трудом шагая по скользкому тротуару, решил,
374

что в первую очередь нужно купить котиковую шапку и

перчатки. При лиысли о катании на санках он даже раз¬

веселился, пока н€ выш€л на окраину городка, где его

смутила явно антисанитарная близость жилых помеще¬

ний и коровников. Кое-где они даже составляли единое

целое. Неприятные воспоминания о работе по хозяйству,

о потрескавшихся и обмороженных руках расстроили

его. Сердце его сжалось при виде двойных рам, которые,

как он знал, были заделаны намертво, а при взгляде на

маленькие, не больше дамского платка, форточки у

него появилось ощущение удушья.
«Агате понравится Калифорния»,— думал он, и пе¬

ред его глазами вставали розы, залитые ослепительным

солнцем, и великое множество цветов, распускавшихся

круглый год.
Но тут вопреки всякой логике годы, проведенные в

Калифорнии, вьгаали из его памяти, а действительность

Ист-Фоллз свинцовой тяжестью легла на сердце, обсту¬

пила, словно сырой морской туман. Он отгонял ее, от¬

махивался от нее с помощью сентиментальных мысли¬

шек о «добром снеге», «прекрасных вязах», «здоровом

духе Новой Англии» и «счастливом возвращении домой».

Но, увидев дом Агаты, он сяик. Внезапно вновь появи¬

лось ощущение вины, он невольно отбросил недокурен-

ную сигару и умерил шаг, пока не стал вяло волочить

ноги, как в дни своей жизни в Ист-Фоллз. Он старался

внушить себе, что является владельцем крупнейшего ма¬

газина, человеком, привыкшим командовать, что к словам

его прислушиваются в Ассоциации предпринимате¬

лей и что он председательствует на собраниях Торговой

палаты. Он попытался воскресить в памяти золотые бук¬

вы на черном фоне, ряды фургонов у тротуара. Но от но¬

воанглийского духа, едкого, как мороз, не спасали ни

толстые стены дома, в котором жила Агата, ни сотни

ярдов, отделявшие его от нее.
Потом он понял, что машинально бросил сигару. Пе¬

ред ним возникло страшное видение. Вот он выходит на

мороз, чтобы покурить в дровяном сарае. И он почувст¬

вовал, что теперь, когда между ним и Агатой не лежало

расстояние в три тысячи миль, годы разлуки уж не мог¬

ли приглушить тягостные воспоминания о ней. Нет,

ВТО немыслимо. Он не может сделать этого. Он слишком
375

стар, слишком привык курить всюду, где ему заблаго¬

рассудится, и не в силах совершить подвиг—курить в

дровяном сарае. Все будет зависеть от того, как он по¬

ставит себя с самого начала. Он настоит на своем. Он

закурит в доме сегодня же вечером... в кухне. Нет, черт

побери, он закурит теперь же! Он войдет с сигарой в

зубах. Проклиная холод, он вынул из карманов руки и

зажег новую сигару. Крохотное пламя спички, казалось,

распалило его мужество. Он покажет ей, кто хозяин! Он

с самого начала покажет ей!
Джозия Чайлдс родился в этом! доме. А отец постро¬

ил дом задолго до его рождения. Поверх низкого камен¬

ного забора Джозия видел веранду, дверь в кухню, при¬

мыкающий к дому дровяной сарай и поодаль дворовые

службы. Он только что приехал с Запада, где все было,

как с иголочки, все постоянно обновлялось, и его порази¬

ло отсутствие перемен. Все было таким, как прежде. Он

даже видел себя мальчуганом, помогающим по хозяйству.

Сколько дров напилено и нарублено там, в дровяном са¬

рае! Слава богу, все это в прошлом.
Дорожку к кухне, видно, недавно расчистили от сне¬

га. Это тоже входило в его обязанности. Интересно

знать, кто делает это теперь, и тут Джозия вспомнил,

что его сыну должно уже исполниться двенадцать. Он

собирался было постучаться в кухонную дверь, как

услышал визг пилы, заставивший его сделать шаг назад.

Он заглянул в сарай и увидел поглощенного рабо¬

той мальчугана. Наверно, это был его сын. Под влия¬

нием нахлынувшего теплого чувства Джозия чуть бы¬

ло не бросился к пареньку. Он с трудом взял себя

в руки.
—	Отец доМ)а? — коротко спросил он, внимательно

рассматривая мальчика из-под твердых полей своей стет-

соновской шляпы.
«Рослый для своего возраста,— подумал он.— Худо-

ват немного, это, наверно, от быстрого роста. Но чер¬

ты лица волевые и приятные, а глаза, как у дяди Айзе¬

ка. Что говорить, хороший парень!»
—	Нет, сэр,— ответил мальчик, опираясь на пилу.
—	А где он?
—	В плавании.
Джозия Чайлдс испытал что-то вроде облегчения, и
376

внутри все затрепетало от радости. Агата снова вышла

замуж... по^вид'имому, за моряка. Потом в голову ещ

пришла зло-вещая мысль, бросившая его в дрожь. Ага¬

та совершила преступлеиие — она стала двумужницей.

Он вспомиил «Эпоха Ардена», которого учитель читал

классу вслух в старой школе, и вообразил себя героем.

Он совершит героический поступок. Да, черт побери, оч

сделает это! Он потихоньку уйдет и первым же поездом

уедет в Калифорнию. И она ничего не узнает.
Но куда же девалась новоанглийская мораль Ага¬

ты, ее новоанглийская порядочность? Она регулярно

получала переводы. Она знала, что он жив. Не может

быть, чтобы она так поступила. Он мучительно разду¬

мывал. Наверно, она продала старый дом и этот маль-»

чик чужой.
—	Как тебя зовут? — спросил Джозия.
—	Джонни,— был ответ.
—	А фамилия?
—	Чайлдс, Джонни Чайлдс.
—	А как зовут твоего отца?
—	Джозия Чайлдс.
—	Ты говоришь, что он в плавании?
—	Да, сэр.
Джозия снова удивился.
—	Что он за человек?
—	Он у нас замечательный. Мама говорит, что он хо¬

рошо зарабатывает. Это точно. Он всегда посылает день¬

ги домой и много трудится, чтобы заработать их. Мама

говорит, что он много работает и, что он самый лучший

из всех людей, каких она знает. Он не курит, не пьет, не

ругается, не делает ничего недозволенного. Мама говорит,

он всегда был таким, она знает его с детства. Он очень

добрый человек, никого не обижает. Мама говорит, что

он самый деликатный человек на свете.
Сердце Джозии упало. Агата все-таки совершила пре¬

ступление — она вышла замуж во второй раз, зная, что

первый ее муж жив. Запад научил его широкому взгля¬

ду на вещи, и он может быть М1илосердным. Он тихо

удалится. Никто ничего не узнает. Он вдруг подумал,

как низко с ее стороны получать его переводы, имея та¬

кого образцового, трудолюбивого мужа — моряка, кото¬

рый посылает свой заработок домой. Он ломал голову,
377

пытаясь припомнить, кто же из его истфоллзских зна¬

комых мюг быть ее м)ужем.
—	А как он выглядит?
• — Не знаю. Я никогда не видел его. Он все время

в плавании. Но я знаю, что он высокий. Мама говорит,

что я, когда вырасту, буду еще выше, чем он. В нем

пять футов одиннадцать дюймов. У нас в альбоме есть

его фотография. У него худое лицо, и он носит бакен¬

барды.
И тут Джозию осенило. Пять футов одиннадцать дюй-

мюв — это же его собственный рост. Это он носил бакен¬

барды и был худощав в то время. К тому же Джонни

сказал, что его отца звали Джозия Чайлдс. Это он,

Джозия, образцовый муж, который не курит, не ругает¬

ся, не пьет! Это он моряк, о котором никогда не забывали

благодаря великодушной выдумке Агаты. Джозия ис¬

полнился доброго чувства к жене. Она, должно быть,

сильно переменилась с тех пор, как он уехал. Его охвати¬

ло раскаяние. Но потом он испугался: ведь ему придется

заслужить ту репутацию, которую Агата создала ему*

Этот мальчик с доверчивыми голубыми глазами знает

его именно таким». Что ж, ему придется стать безупреч¬

ным. Агата поступила великодушно. Он не знал за ней

такого.
Но решению, которое он тут же приготовился при¬

нять, не суждено было осуществиться: он услышал, как

открылась кухонная дверь и послышался ворчливый, раз¬

драженный женский голос:
—	Джонни, как тебе не стыдно!
Как часто он слыш-ал в прежние времена: «Джозия,

как тебе не стыдно!» Он вздрогнул и невольно по-маль¬

чишески спрятал за спину руку с сигарой. Ему показа¬

лось, что он весь сжался и стал незаметным, когда она

вышла на крыльцо. Жена не изменилась: то же кислое

выражение лица, те же скорбные складки, так же опуще¬

ны вниз уголки тонкогубого рта. Но выражение лица ста¬

ло еще более кислым, уголки рта опустились еще ниже,

губы стали тоньше, складки глубже. Она смерила Джо¬

зию враждебным и тусклым взглядом.
—	Ты дум1аешь, твой отец бросает работу, чтобы бол-,

тать с бродягами! — обрушилась она на мальчика, ко¬

торый так же струсил, как и Джозия.
378

—	Дядя просто спросил о папе,— пытался оправ¬

даться Джонни, в голосе его было и упрямство и безыс¬

ходность.
—	И ты, конечно, все выложил,— придралась она.—

А ты не спросил, чего он тут высматривает? Нет, еды я

ему не дам. А ну принимайся за дело! Я тебе покажу,

как отлынивать от работы! Твой отец никогда бы так

не поступил. Неужели ты никогда не станешь таким,

как он?
Джонни склонился над бревном, и пила снова про¬

тестующе завизжала. Агата с кислым видом оглядела

Джозию. Очевидно, она не узнала его.
—	А ты убирайся! — грубо скомандовала она.—

Нечего совать нос в чужие дела!
Джозия потерял дар речи. Он облизал губы, попы¬

тался сказать что-то и не мог.
—	Убирайся, я говорю,— завопила она пронзитель¬

ным голосом,— а не то я позову полицейского!
Джозия послушно пошел прочь. Он услышал, как по¬

зади хлопнула дверь. Словно в кошмарном сне, он открыл

калитку, которую открывал десятки тысяч раз, и вышел

ла улицу. Он был ошеломлен. Конечно, это был сон. Сей¬

час он проснется и вздохнет с облегчением. Он потер лоб

и нерешительно потоптался на месте. Послышался моно¬

тонный, жалобный визг пилы. Если в этом! мальчишке

есть хоть что-то от Чайлдсов, рано или поздно он сбе¬

жит. Выносить Агату — это уже сверх человеческих сил.

Если она и изменилась, то только к худшему, если это

вообще возможно. Мальчик, несомненно, сбежит и, на¬

верно, скоро. Может быть, сейчас.
Джозия Чайлдс выпрямился и выпятил грудь. В нем1

прюснулся дерзкий дух Запада, появилось то небреже¬

ние к последствиям, когда на пзпги встают трудные пре¬

пятствия. Он взглянул на часы, припомнил расписание

поездов и сказал торжественно, вслух, словно для укреп¬

ления веры в свою правоту:
—	Плевать я хотел на закон! Я не дам мучить маль¬

чика! Я буду посылать ей в два, в четыре раза больше,

сколько ей будет угодно, но он уедет со мной. Она мо¬

жет поехать с нами в Калифорнию, если пожелает, но

я составлю соглашение, что к чему, и она подпишет его

и будет жить, как положено, черт возьми, если захочет
379

остаться! И она останется,— добавил он зловеще,— надо

же ей кого-нибудь пилить!
Он вернулся, отворил калитку и зашагал в сарай.

Джонни поднял голову, но продолжал пилить.
—	Что бы тебе хотелось больше всего на свете? —

спросил Джозия взволнованным низким голосом.
Джонни колебался и перестал было пилить. Джозия

знаками показал ему, что надо продолжать.
—	Уйти в плавание,— ответил Джонни,— вместе с

отцом.
Джозия задрожал.
—	Правда? — спросил он нетерпеливо.
—	Правда!
Все решило радостное выражение лица Джонни.
—	Тогда иди сюда^ Слушай. Я твой отец. Джозия

Чайлдс. Тебе когда-нибудь хотелось убежать из дому?
Джонни выразительно кивнул.
—	А я это сделал,— продолжал Джозия.—Я убе¬

жал.— Он судорожно схватился за цепочку от часов.—

Сейчас самое время бежать, чтобы поспеть на по¬

езд в Калифорнию. Я теперь там живу. Агата, твоя мать,

быть мюжет, приедет к нам после. Я расскажу тебе обо

всем в поезде. Пошли.
Он обнял немного испуганного, но доверчиво при¬

жавшегося к нему мальчика, потом, взявшись за руки,

они побежали через двор, в калитку и дальше по улице.

Кухонная дверь отворилась, и они услышали в послед¬

ний раз:
—	Джонни, как тебе не стыдно! Почему ты бросил

пилить? Вот я тебе сейчас задам|!

ПЕРВОБЫТНЫЙ ПОЭТ
Летняя равнина, ограниченная с востока известняковыми хол¬

мами, покрытыми травой, а с запада лесом. Ближний холм закан*чи<*

вается скалой, в которой почти на уровне земли вырублены четы¬

ре пещеры с низкими и тесными отверстиями. Перед пещерами, в

сотне футов, большой, плоский валун со следами крови; на нем

острые кремни. Между валуном и пещерами на груде камней вос¬

седает мускулистый волосатый человек. На коленях у него толстая

дубинка, сзади прижалась к земле женщина. Справа и слева от не¬

го двое таких же мужчин с дубинками в руках. Поодаль, ближе к

валуну, с полсотни пещерных жителей; сидя на корточках, они

громко переговариваются между собой. Спускается вечер. Того,

кто восседает на груде камней, зовут Ак, имя его подруги — Ала.

тех, что по бокам,— Ок и Ан.
А к:
Помолчите, вы! (Полуобернувшись к женщине.) По¬

смотри, чтобы они молчали. Ему все время ночью кажет¬

ся, что подползает змея. Никто, кроме меня, не сможет

урезонить такого, разве только обезьяний вождь... На

кого ты так пристально смютришь? На Оуна? Оун, по-

дойди-ка сюда!
Оун:
Я твой слуга.
А к:
Ты глупец, Оун!
Ок и Ан (в один голос):
Хо-хо! Оун — глупец!
381

Все племя:
Хо-хо I Оун — глупец I
Оун:
Почему я глупец?
А к:
Разве ты не бубнишь нараспев какие-то непонятные

слова? Ночью я слышал, как ты пел у пещеры стран¬

ную песнь.
Оун:
Да, я пел. То были волшебные слова, они родились

во мне ночью.
А к:
Разве мужчина может родить? Почему ты не спишь,

когда темно?
Оун:
Я плохо спал, я видел сны.
А к:
Откуда у тебя сны? Ты же съел только свою долю

мяса. Или ты убил в лесу оленя, но не принес его к свя-

щенном1у камню?
П л е м»я:
Слушайте, слушайте! Он убил в лесу оленя, но не

принес М)ЯСО к священному камню.
А к:
Помолчите, вы! (Обращаясь к Але.) Последи за тем,

чтобы они молчали... Оуч, ты убил оленя, а м>ясо при¬

прятал?
Оун:
Нет. Ты знаешь, я не умею охотиться. Мне скучно

торчать целый день на дереве с камнем и ждать, пока по

тропе пройдет зверь. Те волшебные слова проснулись

во мне, когда ночью не пришел покой.
А к:
А почему к тебе не -пришел покой?
Оун:
Потому что ты бил свою женщину, и она плакала.
382

А к:
Да, она громко плакала. Раз ты все равно не спишь,

отныне будешь ночью охранятть пещеры. И вот, когда

придет тигр Гарр и ты услышишь, как он рыщет среди

камней, ты высечешь из кремня огонь, которого он боит'»

ся. Гарр приходит к пещерам каждую ночь.
К т о-т о из плеКиени:
Гарр обнюхивает кам1енъ!
А к:
Помолчи. (Але,) Если он не угомонится, Ок и Ан

изобьют его дубинками... Оун, ну-ка расскажи, что это

были за слова, которые родились в тебе нбчью, когда

плакала Ала?
Оун (встает):
Это были чудесные слова. Вот они:
Светлый день уходит куда-то...
А К.
Ты не только глупец, ты лжец: смотри, день пока ни¬

куда не уходит.
Оун:
Но день уже ушел, когда во мне рождалась песня.

А к:
Значит, ты должен петь эту песню только ночью, а

не днем). Но берегись, не разбуди меня! А то я тебя так

стукну, что из глаз посыплются звезды —• и прямо

пасть Гарру!
Оун:
В мюей песне есть и о звездах.
А к:
Твой отец, Ан, до того, как я убил его большими кам¬

нями, очень любил за|бираться на верхушки высоких де¬

ревьев и тянуть руку кверху, пытаясь схватить звезду.

Я сказал ему: «А что, если это колючки от каштанов?»

Все племя хохотало над ним». Он тоже быд глупец. ТаКч

что же ты поешь о звездах?
383

о у н:
Я начну сначала:
Светлый день уходит куда-то.
Становится грустно, грустно, грустно...
А к:
Вот опять врешь: надо говорить «становится грустно»,

а не «грустно, грустно, грустно». Когда я говорю Але:

«Набери сухих листьев»,— я ни за что не скажу: «На¬

бери сухих листьев, листьев, листьев». Ты самый настоя¬

щий глупец!
Ок и Ан:
Ты самый настоящий глупец!
Племя:
Ты самый настоящий глупец!
А к:
Да, он глупец. Однако продолжай, Оун, расскажи

нам о колючках от каштана.
Оун:
Я начну снова:
Светлый день уходит куда-то...
А к:
Смотри, не скажи «куда-то, куда-то, куда-то»!
Оун:
Я твой слуга. Позволь мне продолжать, и племя

пусть порадуется.
А к:
Говори!
Оун:
Я начну еще раз:
Светлый день уходит куда-то.
Становится грустно, грустно...
А к:
Я же приказал, чтобы слово «грустно» ты говорил

только один раз. Неужели ты хочешь, чтобы Ок и Ан

избили тебя своими дубинкам1и?
384

о у н:
Но если я так слышу эту песнь — «грустно, грустно...»
А к:
Если ты еще раз понапрасну повторишь «грустно»,

я прикажу отвести тебя к священному камню.
Оу н:
Нет, нет! Я твой слуга. Только послушай меня:
Светлый день уходит куда-то.
Становится грустно...
Ох! От этого мне еще более грустно, чем в ту ночь. Ведь

песнь эта...
А к:
Эй, Ок! Ан! Возьмите-ка свои дубинки!
О у н (торопливо):
Нет, нет, смилуйся! Я начну снова:
Светлый день уходит куда-то,
Становится грустно.
И... и...
А к:
Глупец, ты все забыл! Ала, смотри, какой он глупец.

Ок и Ан:
Он глупец!
Племя:
Он глупец!
, Оу н:
Нет, я не глупец! Вы же никогда не слышали такой

песни. Люди, ведь раньше, когда вам хотелось петь, вы

толауко скакали вокруг священного кам/ня, били себя в

грудь и кричали: «Хэй, хэй, хэй!» Когда была большая

луна, вы тоже кричали: «Хэй, хэй хэй!» А моя песня из

слов, из тех самых, как^ими вы говорите. Это же чудо!

Можно сесть у пещеры и, глядя, как уходит с неба свет,

снова и снова напевать ее!
К т о-т о из племени:
Он так и делает: сидит у пещеры и поет, а М1Ы ди-

в>им1ся, особенно женщины.
25.	Джек Лондон. Т. XII.	385

А к:
Молчать!.. Когда я хочу, чтобы женщина удивилась,

я показываю ей, как мюгу размозжить волку голову,

или бросить большой камень, или крепко схватить ее ру¬

ками, или принести домой много м>яса. Что же еще де¬

лать мужчине? Я не потерплю тут каких-то песен.
Оу н:
И вое же позволь мне спеть племени песню. Такую,

какую никто не слышал. И тогда они будут восхвалять

тебя, ибо тот, кто создал эту песнь,— твой слуга.
А к:
Ну что ж, М1Ы согласны послушать песню.
О у н (обращаясь лицом к людям):
Светлый день уходит куда-то.
Становится грустно...
Но шепчут мне белые звезды,
Что он непременно вернется.
О звезды — осколки дня!
А к:
Он с ума сошел. Где ты слышал, чтобы звезды шеп¬

тали? Разве Ал, твой отец, слышал, как шепчут звезды,

когда лазал на деревья? Ты это от него‘знаешь? И что

из того, что звезда — осколок дня? Ведь свет звезды

бесполезен. Ты глупец!
О к и А н:
Ты глупец!
П л е м я:
Ты глупец!
Оу н:
Но именно эти слова родились во м«е. Тогда м>не ка¬

залось, что я вот-вот заплачу, хотя меня никто не уда¬

рил. И я -был так счастлив, хотя никто не подарил мне

мяса.
А к:
Ты сошел с yMia. Какая нам польза от звезд? Разве

он'И показывают нам дорогу к берлоге медведя или туда,

где ходят стада оленей? Или они разламывают кости

2>верей, чтобы м»ы могли высосать мюзг? Разве они гово-
386

рят нам что-нибудь? Вот подождем ночи, и люди заля¬

гут между камнями и станут слушать и узнают, что звез¬

ды не мюгут шептать... Однако, мож-ет быть, они и в са¬

мом! деле осколки дня? Это очень серьезный вопрос.
Оу н:
Звезды — это осколки луньь

А к:
Что ты еще болтаешь? Как могут быть они осколками

двух разных вещей? Кроме того, о луне ничего не гово¬

рится в твоей песне.
Оу н:
Я сложу новую песню. Мы научились делать разные

вещи из дерева и камня, но песня делается из ничего.

Эй, вы! Я могу делать вещи из ничего! И еще я знаю,

что утром звезды падают и превращаются в росу.
А к:
Довольно о звездах! Может быть, песня — хорошая

вещь, если бы в ней говорилось о том», что все знают. Вот

если бы ты пел о моей дубинке, или медведе, что я убил,

или о крови на священном камне, или о пещере, устлан¬

ной сухими листьями,— тогда иное дело.
О у н:
Я сложу песню об Але!
Ак Гв ярости):
Только посмей! Ты сложишь песню об оленьей пе¬

ченке! Той самюй печенке, которую я дал тебе за то, что

ты принес мне рака.
Оу н:
Ты прав, я съел оленью печенку, но петь об э т о м...

А к:
Тебе не составило труда петь о звездах. А посмотри

на наши дубинки и камни, которыми мы убиваем зверей,

чтобы есть! Посмотри на пещеры, где м.ы живем), и на

наш священный камень, где мы приносим жертры! Ты

что, отказываешься петь об этом?
Оун:
Может быть, когда-нибудь я буду петь и о таких ве¬

щах. Но вот я попытался сейчас петь об оленьей печенке,
387

HO не смог выжать ни слова. Песня не рождается во мне.

Единственное, что получилось,— «О печенка! О густо¬

красная печенка!»
А к:
Отличная песня! Каждый видит, что печенка красная.

Красная, как кровь.
Оу нг
Но я не люблю печенку, я ее ем.
А к:
И все-таки песня отличная. Когда будет полная лу¬

на, м>ы будем петь ее у священного камня. Мы будем

колотить себя в грудь и петь: «О печенка!- О густо-крас-

ная печенка!» И женщины в пещерах перепугаются на¬

смерть.
Оу н:
Я не хочу, чтобы эту песню считали моей! Пусть она

принадлежит Оку. Чтобы в плем1ени говорили: «Это Ок

сложил песню!»
О к:
Я и сам1 стану великим! певцом. Я буду петь о волчьем

сердце, вот так: «Смютрите, оно красное!»
А к:
Ты глупец. Ок. Ты единственно сможешь горланить:

«хэй, хэй»,— как и твой отец до тебя. Нет, Оун сложит

мйе песню, песню о мюей дубинке, ибо только его песни

слушают женщины.
Оун:
Нет, я не буду слагать песни ни о твоей дубинке, ни

о пещере, ни о паршивой печенке! Не буду! И пусть ты

не дашь мне мяса —я буду жить один в лесу и питаться

кореньям1И и кроликами — их легко поймать. А спать я

буду на вершине деревьев и каждую ночь петь:
Светлый деяь уходит куда-то,
Сталовится грустно, грустно, грустно, грустно, грустно...
А к:
Ок, Ан, убейте его!
(Оки Ан кидаются на Одна, но тот быстро нагибает->

ся и хватает с земли два камня. Одним он ударяет Ока

по голове, другим — Ана по руке, и тот роняет дубин¬

ку. Поднимается Ак.) '
388

А к:
Смотрите! Идет Гарр! Он вышел из леса!
(Все, в том числе Оун и Ала, бросаются к пещерам.

Оун бежит мимо Ака; тот припускается за ним и сзади

обрушивает ему на голову свою дубинку,)
А к;
Эй, люди! Люди с сердцем гиен! Никакого Гарра нет!

Я обманул вас, чтобы мне было легче убить этого быст¬

роногого певца. Идите сюда, я буду держать мудрую

речь... У нас не должно быть песен, кроме тех, которые

пели наши отцы и деды, или тех, где говорится о том,

что понятно всем. Если человек поет об олене, то пусть

он пойдет и убоьет оленя, а то и лося. Если он поет о ками

нях, то пусть научится еще лучше кидать их. Если он за¬

хочет петь о пещере, то пусть храбро защищает ее, когда

между камням1и крадется Гарр. Но бесполезно слагать

песни о звездах, которые словно насмехаются даже на¬

до мной, или о дне, который уходит и не хочет оста¬

ваться, даже если мы закалываем в жертву девочку. Я не

потерплю таких песен! Посудите сами: если я вдруг за¬

пою в совете, как м«е тогда собраться с мыслями? А ес¬

ли я во время охоты подумаю о песне и она сорвется с

моих губ, то ведь зверь услышит и скроется. И перед тем,

как садиться за еду, я должен думать только об охоте.

Е1сл'И же петь за едой, то что же тебе достанется? А поев,

мы тут же укладываемся спать. У нас просто-напросто

нет времени для песен. Впрочем, кто как хочет, но я этих

песенок о звездах не потерплю!
И пусть знают женщины: если они вспоМ)Нят те бе¬

зумные слова Оуна и станут петь их или учить им1 детей,

то я прикажу избить их прутьями ежевики.
А теперь приказываю, чтобы жена Ока перестала ску¬

лить и принес/а сюда мясо убитых вчера лошадей. Я бу¬

ду делить его. Будь у Оуна хоть капля ума, он славно бы

поел сейчас, а то и пировал бы несколько дней, попади

к нам в яму мамонт. Но Оун был глупец! •
Ан:
Оун был глупец!
Племя:
Оун был глупец!
389

FINIS*
Моргансон съел последний кусок бекона. Никогда в

жиэни он не баловал желудок. Желудок — это было не¬

что, мало принимавшееся в расчет и мало его беспоко¬

ившее, и еще М1ен1ьш€ он сам беспо-коился о нем. Но сей¬

час, после долгих лишений, кусочек бекона, вкусный, под¬

соленный, приятно утолял острую тоску желудка по

вкусному.
Тоскливое голодное выражение не сходило с ли¬

ца Моргансона, щеки у него втянулись, скулы торча¬

ли и казались слишком туго обтянутыми кожей. Блед--

но-голубые глаза смотрели беспокойно; в них засты\

страх перед неизбежным. Дурные предчувствия,

сомнение, тревога читались в его взгляде. Тонкие о г

природы губы стали еще тоньше; они то и дело подер-«

гивались, словно вожделея к начисто выскобленной ско¬

вородке.
Моргансон сел, вынул трубку, тщательно ее обследо¬

вал и постучал о ладонь, хотя табака в ней не было; по¬

том вывернул наизнанку кисет из тюленьей кожи, смах¬

нул все с подкладки, бережно подбирая каждую пылин¬

ку и крупицу табака,— но собрал не больше наперстка;

обшарил карманы и двумя пальцами вытащил крошеч¬

ную щепотку мусора. Среди этого мусора ^попадались

крупинки табака. Он выбрал их все, не упуская самюй

крошечной, и присоединил к ним даже посторонние час¬

тицы— несколько маленьких свалявшихся шерстинок от
*	Конец (лат.),
390

подкладки его меховой куртки, которые долгие лиесяцы

пролежали в глубине карманов.
Наконец минут через пятнадцать ему удалось на¬

бить трубку до половины. Он зажег ее от костра, сел

на одеяла и, согревая у огня обутые в мокасины ноги,

стал курить, смакуя каждый глоток дыма. Выкурив

трубку, он продолжал задумчиво глядеть в угасаю¬

щее пламя костра. И мало-помалу беспокойство исче¬

зло из его глаз и сменилось решимостью. Он нашел

наконец выход из обрушившихся на него бедствий.

Но выход этот был не из приятных. Лицо Моргансона

стало суровым и хищным, а тонкие губы сжались еще

плотнее.
За решением последовало действие. Моргансон с

трудом встал и начал свертывать палатку; уложил на

нарты скатанные одеяла, сковородку, ружье и топор

и обвязал все веревкой; потом погрел у огня руки и

натянул рукавицы. У него болели ноги, и, когда он

пошел к передку нарт, хромота сразу стала заметной.

Он накинул на плечо лямку, налег на нее всей своей

тяжестью, чтобы сдвинуть нарты с места, и невольно

сморщился от боли: лямка за долгий путь натерла ему

плечи.
Дорога шла по замерзшему руслу Юкона. Через че¬

тыре часа Моргансон добрался до излучины, обогнул ее

и вошел в Минто. Селение, прилепившееся к вершине

холма среди вырубки, состояло из одного крытого

тростником дома, одного трактира и нескольких хи¬

жин. Моргансон оставил нарты у дверей и вошел в

трактир.
—	На стаканчик хватит? — спросил он, положив на

стойку мешок из-под золотого песка, на вид совсем) пу¬

стой.
Трактирщик пристально взглянул на него, потом на

мешок и поставил на стойку бутылку и стакан.
—	Ладно, и так обойдемся,— сказал он.
—	Нет, в'Озьм1и,— настаивал Моргансон.
Трактирщик поднял мешок над весами и встряхнул
его; оттуда выпало несколько песчинок золота. Морган¬

сон взял у него мешок, вывернул наизнанку и бережно

стряхнул на весы золотую пыль.
—	Я думал, с полдолла(рг юаберется,— сказал он.
391

—	Немного не дотянуло,— ответил трактирщик.—

Ничего! Доберу на ком-нибудь другом.
Моргансон смущенно налил в стакан немного виски.
—	Наливай, наливай так, чтобы почувствовать.—

подбодрил его трактирщик.
Моргансон нагнул бутылку и наполнил стакан до кра¬

ев. Он пил медленно, с наслаждением ощущая, как

виски обжигает язык, горячо ласкает горло и приятной

теплотой разливаетч:я по желудку.
—	Цинга? — спросил трактирщик.
—	Да, немножко есть,— ответил Моргансон.— Но я

еще не отекаю. Вот доберусь до Дайи, там1 свежие ово¬

щи, тогда поправлюсь.
—	Положеньице,— усмехнулся трактирщик добро¬

душно,— ни собак, ни денег и к тому же цинга. На твоем

месте я бы попробовал хвойный настой.
Через полчаса Моргансон распрощался с трактир¬

щиком) и вышел на дорогу. Он накинул лямку на стертое

плечо и пошел к югу по санному следу, проложенному

по руслу реки. Час спустя он остановился. Справа к ре¬

ке примыкала под углом узкая лощинка. Моргансон ос¬

тавил нарты и, прихрамывая, прошел по ней с П0лм1или.

Отсюда до реки было ярдов триста. Плоская низина по¬

росла тополями. Он прошел ею к Юкону. Дорога

тянулась у самого берега, но он на нее не спустился.

К югу, по направлению к Селкерку, проложенный в

снегу, укатанный нартами путь расширялся и был ви¬

ден на целую милю. Но на север, к Минто, на расстоя¬

нии примерно четверти мили, дорогу заслонял порос¬

ший лесом берег.
Довольный результатами осмотра, Моргансон той-же

кружной дорогой вернулся к нартам. Накинув лямку

на плечо, он потащил нарты лощиной. Снег был рыхлый,

неслежавшийся, и тащить было тяжело. Полозья обли¬

пали снегом, нарты застревали, и, не пройдя и полмйли,

Моргансон совсем запыхался. Едва успел он раскинуть

свою небольшую палатку, установить железную печурку

и нарубить немного хвороста, как уже наступила ночь.

Свечи у него не было, и, удовольствовавшись кружкой

чая, он забрался под одеяла.
Утром Моргансон натянул рукавицы, спустил науш¬

ники и прошел поросшей тополями низиной к Юкону.
392

Ружье он взял с собой, но, как и вчера, вниз не спустил¬

ся. Целый час он наблюдал за пустынной дорогой, бил

в ладоши и топал ногами, стараясь согреться, потом

вернулся в палатку завтракать. В жестянке оставалось

очень мало чая, заварок на пять, не больше, но он по¬

ложил в котелок такую крошечную щепотку, словно дал

обет растягивать чай до бесконечности. Весь его запас

продовольствия состоял из полмешка муки и начатой ко¬

робки пекарного порошка. Он испек лепешки и не спе¬

ша принялся за них, с бесконечным наслаждением пере¬

жевывая каждый кусок. Съев третью, он подумал немно¬

го, протянул руку за четвертой и заколебался; потом по¬

смотрел на мешок с мукой, приподнял его и прикинул

на вес.
—	Недели на две хватит,— сказал он вслух и, ото¬

двинув от себя лепешки, добавил: — А может, и на три.
Затем он опять натянул рукавицы, опустил наушни¬

ки, взял ружье и пошел к своему посту над берегом.

Притаившись в снегу, никому не видимый, он стал на¬

блюдать. Так он просидел несколько минут совсем непо¬

движно, пока его не начал пробирать мороз; тогда, по¬

ложив ружье на колени, он принялся хлопать в ладо¬

ши. Колющая боль в ногах стала нестерпимой, и он ото¬

шел немного от берега и начал шагать взад и вперед

между деревьями. Но такие прогулки были непродол¬

жительны. Через каждые пять — десять минут Морган-

сон подходил к краю берега и так пристально смотрел

на дорогу, словно одного его желания было достаточно,

чтобы на ней появилась человеческая фигура. Однако

короткое утро быстро миновало, хотя ему оно и показа¬

лось вечностью,— а, дорога по-прежнему оставалась пу¬

стынной.
Днем караулить стало легче. Температура поднялась,

пошел снег. Ветра не было, и сухие мелкие звездочки

спокойно и тихо ложились на землю. Моргансон закрыл

глаза, уткнул голову в колени и слушал, что происходит

на дороге. Но ни визг собак, ни скрип нарт, ни крик

погонщиков не нарушали тишины. В сумерки Морган¬

сон вернулся в палатку, нарубил хвороста, съел две ле¬

пешки и забрался под одеяла. Спал он беспокойно, сто¬

нал и метался во сне, а в полночь встал и съел еще одну

лепешку.
393

с каждым днем становилось холоднее. Четырьмя

лепешками невозможно было поддержать жизнь в те¬

ле, несмотря на то, что Моргансон пил много горячего

хвойного настоя; пришлось увеличить порцию до шести

лепешек—три утром и три вечером. Днем он не ел ни¬

чего, довольствуясь лишь несколькими чашками очень

жидкого, но зато настоящего чая. Так шло день за днем:

утром три лепешки, в полдень настоящий чай и вечером

снова три лепешки. В промежутках Моргансон пил хвой¬

ный настой —как лекарство от цинги. Он поймал себя на

том, что старается делать лепешки побольше, и после

жестокой борьбы с самим собой вернулся к прежним

порциям.
На пятый день дорога ожила. На юге показалась

темная точка,— она стала увеличиваться. Моргансон на¬

сторожился. Он привел в готовность ружье, выбросил

патрон из ствола, заменил его новым, а выброшенный

вернул в магазинную коробку; потом поставил курок

на предохранитель и натянул рукавицу, чтобы правая

рука не закоченела. Когда темная точка приблизилась,,

он различил, что это человек, который идет налегке,

без собак и без нарт. Моргансон засуетился, взвел

курок, потом снова поставил его на предохранителъ.

Человек оказался индейцем, и Моргансон, разочарован¬

но вздохнув, опустил ружье на колени. Индеец про¬

шел мимо и исчез за лесистым* выступом по направле¬

нию к Минто.
Моргансона осенила новая мысль. Он перешел на

другое место, где ветви тополей низко нависали над

землей. На ветвях он сделал топором две глубокие заруб¬

ки для упора. Потом положил ствол на один упор и на¬

вел ружье на дорогу. Часть дороги полностью была у

него под прицелом. Моргансон переложил ружье на дру¬

гой упор и опять навел его; с этой позиции он держал

под прицелом другую часть дороги, вплоть до лесистого

выстзша, за которым она исчезала. .
Вниз Моргансон не сходил. Человек, идущий по до¬

роге, не мог бы догадаться, что кто-то прячется навер¬

ху над берегом. Снежная пелена была нетронута. След

нарт нигде не сворачивал с дороги.
Ночи становились длиннее, и дневные дежурства Мор¬

гансона все сокращались. Однажды в темноте по до-
394

роге проехали нарты со звоном колокольчиков, и Мор-

гансон в угрюмой досаде жевал лепешки, прислушиваясь

к этим звукам. Все было против него. Десять дней он

упорно следил за дорогой^ терпя адские муки холода, и

ничего не дождался. Прошел только один индеец налег¬

ке. А теперь, ночью, когда сторожить было ни к чему,

ПС дороге двигались люди, собаки и нарты с грузом

жизни, направляясь к югу, к морю,^ к солнцу, к циви¬

лизации.
Так думал он теперь о нартах, которые подсте]регал.

В нартах была жизнь,^ его жизнь. В нем жизнь затуха¬

ла, слабела; он боролся со смертью в этой палатке,

занесенной снегом. От недоедания он терял силы и не

мог продолжать путь. А нарты, которых он дожидал¬

ся, везли собаки,— там была еда, которая раздует пла¬

мя его жизни, там были деньги, и они обещали ему мо¬

ре, солнце, цивилизацию. Море, солнце, цивилизация —

все это стало для него равнозначно жизни, его жизни,

и все это было на тех нартах, которые он ждал. Эта

мысль завладела им, и постепенно он стал думать о се¬

бе как о законном владельце нарт, груженных жизнью,

как о законном владельце, у которого отняли его собст¬

венность.
Мука подходила к концу, и Моргансон вернулся к

прежней норме — две лепешки утром и две вечером. Но

тогда увеличилась слабость и мороз стал щипать еще

крепче, однако Моргансон по-прежнему день за днем

сторожил дорогу» которая, словно назло ему, оставалась

мертвой и не хотела ожить. Скорю цинга перешла в сле¬

дующую стадию: кожа потеряла способность выводить

из крови продукты распада, и тело стало отекать. Осо¬

бенно отекали ступни и так ныли, что ночью Моргансон

подолгу не мог заснуть. Потом отеки распространились

до колен, и боль усилилась.
Наступило резкое похолодание. Температура все па¬

дала— сорок, пятьдесят, шестьдесят градусов ниже ну¬

ля. Термометра у Моргансона не было, но как все, кто

жил в этой стране, он определял температуру по ряду

признаков — по шипению воды, когда ее выплескиваешь

на снег, по острым укусам мороза, по тому, с какой быст¬

ротой замерзает пар от дыхания и слоем инея оседает на

парусиновых стенах и на потолке палатки. Тщетно он
395

боролся с холодом, стараясь продолжать свои дежур¬

ства на берегу. Он очень ослабел, и мороз легко одоле¬

вал его, запуская зубы глубоко в его тело, пока он не

спасался в палатку, чтобы погреться у огня. Нос и щеки

у него были уже обморожены и почернели, а большой

палец левой руки он ухитрился отморозить, даже не

снимая рукавицы. Моргансон примирился с мыслью, что

первым суставом придется пожертвовать.
И вот именно тогда, когда мороз загнал егб^ в па¬

латку, дорога, как бы в насмешку над ним, вдруг

ожила. В первый день проехало трое нарт, во вто¬

рой— двое. Оба эти дня он выходил на берег, но,

сраженный холодом, спасался бегством,— и каждый

раз, через полчаса после его ухода, по дороге проезжа¬

ли нарты.
Затем мороз спал. Теперь Моргансон опять мог си¬

деть на берегу, но дорога снова замерла. Целую неде¬

лю он сторожил, прячась среди ветвей, но на реке яе

было и признака жизни, ни одна живая душа не прошла

ни в ту, ни в другую сторону. Моргансон еще сократил

свою дневную порцию — до одной лепешки вечером и

одной утром — и как-то даже не очень это почувство¬

вал. Иногда он сам удивлялся, что еще жив. Он никогда

не представлял себе, что можно выдержать столько му¬

чений.
Когда на дороге вновь появилась жизнь, завладеть

этой жизнью ему было не под силу. Отряд северо-за¬

падной полиции проехал мимо — двадцать человек на

нартах и с собаками. Моргансон сидел, скорчившись, на

берегу, и они даже не почувствовали смертельной угро¬

зы, которая в образе уми]рающего человека притаилась

у края дороги.
Отмороженный палец очень беспокоил Моргансона.

У него вошло в привычку снимать рукавицу и прятать

руку под мышку, чтобы палец отходил в тепле. На доро¬

ге появился почтальон. Моргансон пропустил его: поч¬

тальон — фигура заметная, его хватятся сразу.
В тот день, когда у него кончилась мука, пошел снег.

Когда падает снег, всегда становится теплее, и Моргап-

сон, не шелохнувшись, высидел на берегу все восемь ча¬

сов, ужасающе голодный и полный ужасающего терпе¬

ния,— словно чудовищный паук, стерегущий добычу. Но
396

добъхча не появилась, и в темноте он кое-как добрался

до палатки, выпил несколько кружек хвойного настоя

и горячей воды и завалился спать.
На следующее утро судьба сжалилась над ним. Вы¬

ходя из палатки, он увидел громадного лося, который

пересекал лощину ярдов за четыреста от него. Морган-

сон почувствовал, как кровь бурно заходила у него в

жилах, а потом его охватила неизъяснимая слабость, к

горлу подступила тошнота, и ему пришлось на секунду

опуститься на снег, чтобы прийти в себя. Затем он взял

ружье и тщательно прицелился. Первый заряд попал в

цель, он был уверен в этом, но лось повернул и бро¬

сился вверх по лесному склону. Моргансон яростно по¬

сылал выстрел за выстрелом вдогонку мелькающему меж¬

ду деревьями и кустами зверю, пока не сообразил, что

попусту растрачивает заряды, нужные ему для нарт с

грузом жизни, которые он караулил.
Он перестал стрелять и начал присматриваться;

установил направление бега лося и высоко на холме

между деревьями заметил прогалину, а на ней — ствол

упавшей сосны. Продолжив мысленно линию бега, Мор¬

гансон решил, что лось должен пробежать мимо этой

сосны,— еще одним патроном можно пожертвовать; и

он нацелился в пустоту над упавшим стволом, крепче

сжав ружье в дрожащих руках. Лось появился в поле

его зрения с поднятыми в прыжке передними ногами.

Моргансон спустил курок. Раздался выстрел. Лось, ка¬

залось, перекувырнулся в воздухе и рухнул на снег, под¬

няв вихрь снежной пыли.
Моргансон бросился вверх по склону, вернее, хотел

броситься. Очнувшись, он понял, что у него был обморок,

с трудом встал на ноги и пошел медленно, время от вре¬

мени останавливаясь, чтобы перевести дух и понемногу

прийти в себя. Наконец он дотащился до поваленного

ствола. Лось лежал перед ним. Моргансон грузно сел

на тушу и засмеялся, потом закрыл лицо руками в ру¬

но вицах и снова засмеялся.
ПоборОБ истерический смех, он вынул охотничий нож

и насколько мог быстро принялся за дело, преодолевая

боль в руке и общую слабость. Он не стал свежевать

лося, а разрезал его на четыре части, прямо со шкурой.

Это был целый Клондайк мяса.
397

Закончив разделку туши, он выбрал кусок фунтов в

сто весом и поволок его к палатке. Но снег был рыхлый,

и такая ноша оказалась Моргансону не под силу. То¬

гда он взял другой кусок, фунтов в двадцать, и, беспре¬

станно останавливаясь и отдыхая, дотащил его до па¬

латки. Он поджарил небольшой кусок и больше есть не

стал, потом машинально побрел к своему посту. На сне¬

гу был свежий след: нарты с грузом жизни прошли мимо,

пока он разрезал лося.
Но это не огорчило его. Он был рад, что нарты не

прошли до появления лося: лось изменил его планьь

Мясо стоило пятьдесят центов фунт, а до Минто было

немногим дальше трех миль. Больше не нужно ждать

нарт с грузом жизни: лось заменил их. Он продаст

его, купит в Минто пару собак, еду и курево, и собаки

повезут его по дороге на юг — к морю, к солнцу, к циви¬

лизации.
Ему захотелось есть. Глухой сосущий голод превра-^

тился в острую, невыносимую тягу к еде. Он добрался

до палатки и поджарил кусок мяса, потом выкурил две

полных трубки высушенного спитого чая и опять поджа¬

рил кусок мяса. После этого он почувствовал необыкно¬

венный прилив сил, вышел и нарубил хвороста. За этим

последовал еще кусок мяса. Пища раздразнила аппетит,

и теперь его нельзя было утолить. Моргансон не мог

удержаться — он то и дело должен был поджаривать

мясо. Он попробовал отрезать кусочки поменьше, но тут

же заметил, что стал есть чаще.
Днем ему вдруг пришло в голову, что звери могут со¬

жрать его запасы, и, захватив с собой топор, лямку и

веревку от нарт, он снова побрел вверх по склону. Он

был очень слаб, и, чтобы сделать хранилище и зало¬

жить туда мясо, понадобился целый день. Он срубял

несколько молодых деревцев, очистил их от веток и, свя¬

зав вместе, соорудил из них высокий помост. Получилось

не такое надежное хранилище, как ему хотелось, но

сделать лучше он не мог. Поднять мясо наверх стоило

мучительных усилий. Не справившись с большими кус¬

ками, Моргансон пустился на хитрость: перекинул верев¬

ку через ветку высокого дерева и, привязав к одному

концу кусок мяса, подтянул его кверху, ловиснув всей

своей тяжестью на другом конце.
3Q8

Вернувшись в палатку, Моргансон продолжал свое

одинокое пиршество. У него не было нужды в сотрапез¬

никах: он и желудок — вот и вся компания. Он жарил

мясо кусок за куском. Он съедал его фунтами. Заварил

крепкий, настоящий чай. Это была последняя заварка.

Неважно, завтра он купит чаю в Минто. Пресытившись,

он закурил; выкурил весь свой запас высушенного спи¬

того чая. Не беда! Завтра у него будет настоящий та¬

бак. Он выбил трубку, зажарил напоследок еще один

кусок и лег спать. Он столько съел, что боялся лопнуть,

и все же вскоре выбрался из-под одеяла и поел еще не¬

много мяса.
Утром Моргансон проснулся с трудом; сон его был

глубок, подобен смерти. Ему слышались непонятные зву¬

ки. Он не мог понять, где он, и тупо оглядывался кругом,

пока не заметил сковородки с последним, уже надку¬

шенным ломтиком мяса. Тогда он все вспомнил и

вздрогнул, услышав непонятные звуки; потом с руга¬

тельством выскочил из-под одеял. Слабые от цинги но¬

ги подкосились, Моргансон скорчился от боли и, ста¬

раясь не делать резких движений, обулся и вышел из

палатки.
С холма, там, где у него хранилось мясо, доносились

звуки грызни, прерываемые временами коротким звонким

тявканьем. Не обращая внимания на боль, Моргансон

ускорил шаги и громко, угрожающе закричал. Волки бро¬

сились в кусты, их было много,— помост лежал на снегу.

Звери уже нажрались досьгга и рады были улизнуть, ос¬

тавив ему одни огрызки.
Моргансон догадался, как произошло несчастье.

Волки учуяли мясо, и одному из них удалось перепрыг-

н>ть со ствола упавшего дерева на помост,— Моргансон

различил волчьи следы на снегу, покрывавшем ствол.

Он никак не думал, что волк может так высоко прыгнуть.

За первым волком последовал второй, потом третий и

четвертый — и непрочный помост рухнул под их тяже¬

стью.
Когда Моргансон прикинул размеры катастрофы,

взгляд его стал на мгновение жестким и злобным; по¬

том злоба уступила место прежнему терпеливому выра¬

жению. Моргансон стал собирать в кучу гладко обгло¬

данные и изгрызанные кости: в них есть мозг. Обшаряв
399

снег, он обнаружил, кроме того, клочья мяса, которыми

пренебрегли насытившиеся звери.
Все утро ушло на перетаскивание остатков туши вниз.

В палатке оставалось еще не меньше десяти фунтов от

того куска, который он принес накануне.
Оглядев свои запасы, Моргансон заключил: «На

несколько недель хватит».
Qh научился жить, находясь на краю голодной смер¬

ти. Прочистив ружье, он подсчитал оставшиеся патро¬

ны,— их было семь,— зарядил ружье и побрел к своему

посту над берегом. Весь день он караулил пустынную

дорогу. Он караулил всю неделю. Но на дороге не по¬

являлось никаких признаков жизни.
Мясо подкрепило его, но цинга мучила все больше,

ноги болели все сильнее. Теперь он жил на одном супз:

варил жидкий бульон из костей и пил его котелок за

котелком. Бульон становился все жиже, потому, что Мор¬

гансон дробил кости и варил их снова и снова. Но го¬

рячая вода с мясным наваром пошла ему впрок, и он

заметно окреп, с тех пор, как подстрелил лося.
На следующей неделе в жизни Моргансона появи¬

лась новая забота: ему захотелось вспомнить, какое

сегодня число. Это стало у него навязчивой идеей. Он

раздумывал, высчитывал, но результаты каждый раз по¬

лучались разные. С этой мыслью он просыпался утром,

думал об этом весь день, наблюдая за дорогой, и с той

же мыслью засыпал вечером. Ночью он часами лежал

без сна, думая все о том же. Никакого практическо¬

го значения это не имело — узнать, какое сегодня

число, но его беспокойство все увеличивалось, пока не

стало таким же сильным, как голод, как желание жить.

В конце концов оно победило, и Моргансон решил пой¬

ти в город.
Когда он пришел в Минто, уже стемнело. Но это бы¬

ло ему на руку: никто его не заметит. А на обратном

пути будет светить луна. Он поднялся на холм и от¬

крыл дверь трактира. Свет ослепил его. В трактире

горело всего несколько свечей, но Моргансон слишком

долго прожил в темной палатке. Когда его глаза

привыкли к свету, он увидел троих мужчин, сидев¬

ших вокруг печки, и сейчас же заключил: путешеству¬

ют на нартах, мимо него не проезжали — значит, при¬
.400

были с другой стороны. Завтра утром проедут мимо

его палатки.
Удивленный трактирщик протяжно свистнул.
—	Я думал, ты умер,— сказал он.
—	Почему? — запинаясь, спросил Моргансон.
Он отвык говорить и не узнал собственного голоса,

показавшегося ему чужим и хриплым.
—	Больше двух .месяцев о тебе не было слышно,—

пояснил трактирщик.— Ты отправился отсюда к югу, а

до Селкерка не дошел. Где же ты был?
—	Рубил дрова для пароходной компании,— неуве¬

ренно солгал Моргансон.
Ему все еще не удавалось совладать со своим голо¬

сом. Он подошел к стойке и облокотился о нее. Он по¬

нимал, что лгать надо обдуманно; внешне он держался

небрежно и равнодушно, но сердце его колотилось бур¬

но, с перебоями, и он не мог удержаться, чтобы не бро¬

сить голодного взгляда на троих мужчин у печки. Они

были обладателями жизни — его жизни.
—	Где же, черт побери, ты скрывался все это вре¬

мя? — продолжал допытываться трактирщик.
—	На том берегу,— ответил Моргансон.— Нарубил

целый штабель дров.
Трактирщик понимающе кивнул и заулыбался.
—	То-то я слышал, что там рубят,— сказал он.—

Значит, это был ты? Ну, выпьешь?
Моргансон обеими руками вцепился в стойку. Вы¬

пить! Он готов был целовать ноги этому человеку. Тщет¬

но пытался он вымолвить хоть слово, но трактирщик,

не дожидаясь его согласия, уже протягивал ему бу-*

тылку.
—	А что ты там ел? —спросил он.— По-моему, тебе

не под силу и хвороста нарубить. У тебя ужасный вид,

приятель.
Моргансон жадно потянулся к долгожданной бутыл¬

ке и проглотил слюну.
—	Я рубил еще до того, как меня разобрала цин¬

га,— сказал он.— Кроме того, подстрелил лося. Да нет,

жилось ничего; вот только цинга подвела.— Он напол¬

нил стакан и прибавил: — Я пью хвойный настой, это

помогает.
—	Еще наливай,— предложил трактирщик.
2в Джек Лондон. Т. XTI	401

Два стакана виски на голодный желудок оказали

немедленное действие на ослабевший организм Морган-

сона. Очнувшись, он увидел, что сидит на ящике у печ¬

ки. Казалось, прошла целая вечность. Высокий, черно¬

усый, широкоплечий человек расплачивался с трактир¬

щиком. У Моргансона плыл туман перед глазами, но он

увидел, как человек отделил бумажку от толстой пачки

банкнотов, И туман мгновенно рассеялся: это были

банкноты в сто долларов. Жизнь! Его жизнь! Он почув¬

ствовал непреодолимое желание схватить деньги и бро¬

ситься вон, в темноту.
Черноусый встал; за ним поднялся один из его то¬

варищей.
—	Пойдем, Ольсон,— сказал черноусый третьему

спутнику, здоровенному краснолицему блондину.
Ольсон тоже встал, зевая и потягиваясь.
—	Как! Уже спать? — огорчился трактирщик.—Ведь

рано еще.
—	Завтра надо быть в Селкерке,— отвечал черно¬

усый.
—	В первый день рождества! — воскликнул трак¬

тирщик.
—	Чем лучш^ день, тем лучше для дела,— засмеял¬

ся тот.
Все трое вышли, и тут только их слова дошли до

сознания Моргансона. Вот, значит, какое сегодня чис¬

ло — канун рождества! Ведь для того, чтобы узнать это,

он и пришел в Минто. Но теперь для него все заслонили

три фигуры и толстая пачка стодолларовых банкнотов.
Дверь хлопнула.
—	Это Джон Томсон,— сказал трактирщик.— Он на¬

рыл на два миллиона золота на Серном ручье и на

Бонанзе. Денежки к нему так и плывут. Ну, пойду спать.

Может, выпьешь еще?
Моргансон колебался.
—	Ради праздника,— настаивал трактирщик.— Не

беспокойся. Заплатишь сразу, когда продашь дрова.
У Моргансона хватило сил выпить, попрощаться и

выйти на дорогу, не подав виду, что он уже пьян. Ярко

светила луча, и он медленно шел в ясной серебристой

тишине, унося с собой видение жизни, обернувшейся

для «его пачкой стодолларовых банкнотов.
402

Моргансон проснулся. Было темно. Он лежал, заку¬

тавшись в одеяла, так и не сняв мокасин и рукавиц, в

шапке со спущенными наушниками. Он встал быстро,

насколько позволяли силы, разжег огонь, вскипятил во¬

ду. Засыпав в котелок сосновых иголок, он заметил пер¬

вые бледные проблески утра и, схватив ружье, поспе¬

шил к берегу. Притаившись на снегу в своей засаде, он

вспомнил, что так и не выпил хвойного настоя. И еще

ему пришло в голову, что Джон Томсон может переду¬

мать и, чего доброго, не захочет ехать в первый день

рождества.
Рассвело, наступил день. Было холодно и ясно. Мор¬

гансон определил, что мороз не М1еньше шестидесяти гра¬

дусов. Ни малейшее дуновение ветра не нарушало мо-

рюзной полярной тишины. Вдруг Моргансон выпрямил¬

ся, и напряжение мышц сразу растравило боль в отечных

ногах. До него донеслись отдаленные звуки чьих-то

голосов и слабое повизгивание собак. Он начал коло¬

тить руками по бедрам. Снять рукавицу при шести¬

десяти градусах ниже нуля, чтобы нажать на спуско¬

вой крючок, не так-то просто, и надо было к тому

времени заставить тело дать все тепло, какое еще в

нем оставалось.
Они поя1В«лись из-за лесного выступа. Впереди шел

тот, третий, имени которого Моргансон не знал. За ним

бежали восемь собак в упряжке. Джон Томсон шагал

РЯДОМ! с нартами, направляя их бег поворотным шестом1

Шествие замыкал швед Ольсон. «Красавец»,— подумал

Моргансон, глядя на этого великана в парке из беличь¬

их шкурок. Силуэты людей и собак четко вырисовыва¬

лись на белом фоне. Они казались плоскими, словно кар¬

тонные фигурки, и двигались, как заведенные.
Моргансон взвел курок, положил ружье на упор и

тут же почувствовал, что пальцы у него застыли. Пра¬

вая рука была голая: он и не заметил, как снял рукави¬

цу. Он поспешно натянул ее снова. Люди и собаки по¬

дошли ближе, и он уже различал в мюрозном! воздухе

клубы пара от их дыхания. Когда тот, что шел впере¬

ди, приблизился на пятьдесят ярдов, Моргансон опять

стянул рукавицу с правой руки, положил указательный
403

палец на спуск и прицелился. Раздался выстрел; шед¬

ший впереди повернулся и рухнул на дорогу.
Моргансон второпях прицелился в Джона Томсона,

но взял слишком низко,— тот зашатался и сел на нарты.

Моргансон прицелился выше и снова выстрелил. Джон

Томсон повалился на нарты навзничь.
Моргансон устремил все свое внимание на Ольсона:

Он увидел, что тот бросился бежать по направлению к

Минто, а собаки, дойдя до лежащего поперек дороги те¬

ла, остановились. Моргансон выстрелил в Ольсона и про¬

махнулся; Ольсон вильнул в сторону, он бежал, кидаясь

то вправо, то влево. Моргансон выпустил по нему еще

два заряда, один за другим, и не попал. Он уже хотел

снова нажать на спуск, но взял себя в руки. Шесть пат¬

ронов истрачено, оставался только один, и он был в пат¬

роннике. На этот раз надо бить наверняка.
Моргансон заставил себя не стрелять и с отчаяни¬

ем в душе напряженно присматривался, как бежит Оль-

сон: кидаясь, как безумный, из стороны в сторону, вели**

кан зигзагами мчался по дороге; полы его парки разве¬

вались сзади. Моргансон повел ружье, следуя прихотли¬

вым скачкам Ольсона. Палец у него начал неметь. Он

почти не чувствовал спускового крючка.
—	Господи, помоги! — вырвалось у него, и он на¬

жал на спуск.
Ольсон упал с разбега ничком, тело его подскочило,

ударившись о накатанную дорогу, и несколько раз пе¬

ревернулось. Мгновение он бил руками о снег, потом за¬

мер.
Моргансон бросил ружье (ненужное теперь, когда по¬

следний патрон был истрачен) и соскользнул вниз по

мягкому снегу. Дело сделано, и прятаться больше не¬

зачем. Он заковылял к нартам, хищно сжимая пальцы в

рукавицах.
Рычание собак остановило его. Вожак, громадный

пес, помесь водолаза и канадской лайки, ощетинившись,

оскал'ив на Моргансона клыки, стоял над телом, лежа-

щ*им поперек дороги. Остальные семь собак тоже ощети¬

нились и зарычали. Моргансон попробовал сделать еще

шаг к на»ртам, и вся упряжка рванулась ему навстречу.

Он снова остановился, то угрозой, то лаской пробуя ус¬

покоить собак. Между лапами вожака он увидел
404

побелевшее лицо убитого и удивился тому, как быстро

жизшэ уступила мюрозу. Джон Томсон лежал на нар¬

тах поверх поклажи; голова его завалилась между дву¬

мя мешками, и Моргансон видел только черную бороду,

торчащую вверх.
Убедившись, что собаки не подпустят его, Моргансон

сошел с дороги и, утопая в глубоком снегу, стал обхо¬

дить нарты. Вожак кинулся к нему, и вся упряжка, пу¬

таясь в постромках, повернула следом за вожаком. Боль¬

ные ноги не позволяли Моргансону быстро двигаться.

Он увидел, что собаки окружают его, хотел отступить, но

вожак в один прыжок очутился рядом с ним и впился

зубами ему в ногу. Икра была прокушена насквозь, но

все же Моргансону удалось вырваться.
Он осыпал собак ругательствами, но усмирить их не

мог. Вся упряжка рычала, ощетинившись, и рвала по¬

стромки, стар«1ясь добраться до него. Моргансон вспом¬

нил об Ольсоне, повернулся и пошел по дороге. Он не

обращал внимания на свою прокушенную ногу. Из раны

хлестала кровь,— была повреждена артерия, но Мор¬

гансон не знал этого.
Больше всего поразила Моргансона бледность, раз¬

лившаяся по лицу шведа, еще вчера такому румяному.

Сейчас оно было белое, как мрамор. Светлые волосы и

ресницы еще больше придавали ему сходство с мрамюр-

иым изваянием, и невозможно было представить себе,

что несколько минут тому назад этот человек был жив.

Моргансон стянул рукавицы и обыскал тело. Пояса с

деньгами под одеждой не было, не нашлось и мешочка

с золотом. В нагрудном кармане парки Моргансон наша¬

рил небольшой бумажник. Коченеющими пальцами он

перерыл все, что в нем было,— письма с иностранными

штемпелями и марками, несколько квитанций, какие-то

счета и записки, аккредитив на восемьсот долларов...

И все. Денег не оказалось.
Моргансон хотел было повернуть обратно к нартам

и не смог сдвинуться с места: его нога примерзла

к дороге. Он глянул вниз и увидел, что стоит в замёрз¬

шей красной луже; на разорванной штанине и на мока¬

синах нарос красный лед. Резким движением он раз¬

бил эти кровавые ледяные оковы и заковылял по до¬

роге к нартам. Огромный вожак, укусивший его, за¬
405

рычал, рванулся вперед, и вся упряжка последовала

его примеру.
Моргансон беспомощно заплакал, пошатываясь на

стороны в сторону, потом смахнул заледеневшие на рес-*

иицах слезы. Это было похоже на шутку. Злой рок на¬

смехается над ним. Даже Джон Томсон смеется над ним,

задрав бороду к н-ебу.
Обезумев, Моргансон бродил вокруг нарт. То бес¬

сильно ругаясь, то рыдая, он вымаливал у собак жизнь,

что была там, на нартах. Потом» успокоился. Какая глу¬

пость! Надо пойти к палатке, взять топор, вернуться и

размозжить собакам головы. Теперь он им покажет!
Чтобы пройти к палатке, надо было далеко обогнуть

нарты и разъяренных собак. Моргансон сошел с дороги

в рыхлый снег и вдруг почувствовал головокружение и

остановился. Он боялся, что упадет, если сделает хоть

шаг, и долго стоял, покачиваясь на дрожащих от сла¬

бости ногах, потом посмотрел вниз и увидел, что снег

под ногами опять стал красный. Из раны продолжала

бить кровь. Кто мог думать, что укус так глубок!
Моргансон поборол головокружение и нагнулся, что¬

бы осмотреть рану. Ему показалось, что снег ринулся

к нему навстречу, и он отпрянул, словно от удара. Его

охватил панический страх — как бы не упасть! —и, сде¬

лав огромное усилие, он ухитрился кое-как выпрямиться.

Он боялся этого снега, который мог снова ринуться ему

навстречу.
Потом белый мерцающий снег вокруг внезапно стал

черным. Когда Моргансон пришел в себя, он лежал на

снегу. Головокружение прошло. Туман в глазах рассе¬

ялся. Но встать он не мог: не хватало сил. Тело было

как мертвое. С огромным усилием он перевернулся на

бок и увидел нарты и черную бороду Джона Томсона,

торчащую вверх. Увидел также, что вожак лижет лицо

человека, лежавшего поперек дороги. Моргансон с любо¬

пытством наблюдал за ним. Вожак волновался и выра¬

жал нетерпение. По временам он отрывисто и звонко ла-»

ял, словно желая разбудить человека, и смотрел на него,

насторожив уши и махая хвостом); потом! сел, поднял

кверху морду и завыл. Следом за ним завыла и вся

упряжка.
Лежа на снегу, Моргансон больше ничего не боялся.
406

Ему представилось, как найдут его мертвое тело, и он

заплакал от жалости к самому себе. Но ему не было

страшно. Борьба кончена. Он хотел открыть глаза, но не

мог разлепить смерзшиеся ресницы. Он не сделал попыт¬

ки протереть глаза. Все равно теперь. Он и не думал,

что умирать так легко. Он даже рассердился на себя, что-

провел столько томительных недель в борьбе и страда¬

ниях. Его обманули,- его запугали смертью. Оказывает¬

ся, умирать не больно. Все м)учения, которые он испытал,

принесла жизнь. Жизнь оклеветала смерть. Как это же¬

стоко!
А потом злоба прошла. Теперь, когда он узнал исти¬

ну,— ложь и вероломство жизни не имели значения.

Дремота охватила его, сладкий сон наплывал, успокаи¬

вая обещанием отдыха и свободы. Он слышал отдален¬

ный вой собак. Промелькнула мысль, что мороз, завла¬

дев его телом, уже не причиняет боли. Потом мысль

померкла, а за ней померк и свет, проникавший сквозь

веки, на которых жемчужинами замерзли слезы, и с ус¬

талым вздохом облегчения он погрузился в сон.

КОНЕЦ СКАЗКИ
I
Стол был из строганных вручную еловых досок, и

людям, игравшим в вист, часто стоило усилий придви¬

гать к себе взятки по его неровной поверхности. Они си¬

дели в одних рубахах, и пот градом катился по их лицам,

тогда как ноги, обутые в толстые мокасины и шерстяные

чулки, зудели, пощипываем1ые морозом. Такова была

разница температур в этой маленькой хижине. Желез¬

ная юконская печка гудела, раскаленная докрасна, а

в восьми шагах от нее, на полке, прибитой низко и бли¬

же к двери, куски оленины и бекона совершенно замерз¬

ли. Снизу дверь на добрую треть была покрыта

толстым слоем льда, да и в щелях между бревнами,

за нарами, сверкал белый иней. Свет проникал в окош¬

ко, затянутое промасленной бумагой. Нижняя ее часть

с внутренней стороны была тоже покрыта инеем в

дюйм толщиной,— это замерзала влага от человеческого

дыхания.
Роббер был решающим: проигравшей паре предстоя¬

ло сделать прорубь для рыбной ловли в семифутовой

толще льда и снега, покрывавших Юкон.
—	Такая вспышка мороза в марте — это ред¬

кость!—заметил человек, тасовавший карты.—Сколько,

по-вашему, градусов, Боб?
—	Пожалуй, будет пятьдесят пять, а то и шестьдесят

ниже нуля 1. Как думаете, док?
*	Температура дана по Фаренгейту.
408

Доктор повернул голову и посмотрел на дверь, слов¬

но измеряя взглядом толщину покрывавшего ее льда.
—	Никак не больше пятидесяти. Или, может, даже

поменьше — скажем, сорок девять. Посмотрите, лед на

двери чуточку повыше отметки «пятьдесят», но верхний

край его неровный. Когда мороз доходил до семидеся¬

ти, лед поднимался на целых четыре дюйма выше.
Он снова взял в руки карты и, тасуя их, крикнул в

ответ на раздавшийся стук в дверь:
—	Войдите!
Вошедший был рослый, плечистый швед. Впрочем,

угадать его национальность стало возможным только то¬

гда, когда он снял меховую ушанку и дал оттаять льду

на бороде и усах, который мешал рассмотреть лицо.

Тем временем люди за столом успели доиграть один

круг.
—	Я слышал, у вас здесь на стоянке доктор появил¬

ся,— вопросителйьным тоном сказал швед, тревожно об¬

водя всех глазами. Его измученное лицо говорило о пе¬

ренесенных им долгих и тяжких испытаниях.— Я при¬

ехал издалека. С северной развилины Вайо.
—	Я доктор. А что?
Вместо ответа человек выставил вперед левую руку

с чудовищно распухшим указательным пальцем» и стал

отрывисто и бессвязно рассказывать, как стряслась с

ним эта беда.
—	Дайте погляжу,— нетерпеливо прервал его док¬

тор.— Положите руку на стол. Сюда, вот так!
Швед осторожно, словно на пальце у него был боль¬

шой нарыв, сделал то, что ему велели.
—	Гм,— буркнул доктор,— растяжение сухожилия.

Из-за этого вы тащились сюда за сто мняль! Да ведь

вправить его — дело одной секунды. Следите за мной —

в другой раз вы сумеете проделать это сами.
Подняв вертикально ладонь, доктор, без предупреж¬

дения, со всего размаху и точно опустил ребро ладони на

распухший, скрюченный палец. Человек взревел от ужа¬

са и боли. Крик был какой-то звериный, да и лицо

у него было, как у дикого зверя; казалось, он сей¬

час бросится на доктора, сыгравшего с ним такую

штуку.
4Q9

—	Тише! Все в порядке! — резко и властно остано¬

вил его доктор.— Ну как? Полегчало, правда? В следую¬

щий раз вы сами это проделайте. Строзере, вам сдавать!

Кажется, мы вас обставили.
На туповатом, бычьем лице шведа выражалось об¬

легчение и работа М1ЫСЛИ. Острая боль прошла, и он с

любопытством и удивлением рассматривал свой палец,

осторожно сгибая и разгибая его. Потом полез в карман

и достал мешочек с золотом.
—	Сколько?
Доктор нетерпеливо мютнул головой.
—	Ничего. Я не практикую. Ваш ход, Боб.^
Швед тяжело потоптался на месте, снова осмотрел

палец и с восхищением взглянул на доктора.
—	Вы хороший человек. Звать-то вас как?
—	Линдей, доктор Линдей,— поторопился ответить

за доктора Строзере, словно боясь, как бы тот не рас¬

сердился.
—	День кончается,— сказал Линдей шведу, тасуя

карты для нового круга.— Оставайтесь-ка лучше ноче¬

вать. Куда вы поедете в такой мороз? У нас есть свобод¬

ная койка.
Доктор Линдей был статный и сильный на вид муж-*

чина, брюнет с впалыми щеками и тонкими губами. Его

гладко выбритое лицо было бледно, но в этой бледно¬

сти не было ничего болезненного. Все движения докто¬

ра были быстры и точны. Он делал ходы, не раздумывая

долго, как другие. Его черные глаза смотрели прямо и

пристально,— казалось, они видели человека насквозь.

Руки, изящные, нервные, были как бы созданы для тон¬

кой работы, и с первого же взгляда в них угадывалась

сила.
—	Опять наша! — объявил он, забирая последнюю

взятку.— Теперь только доиграть роббер, и посмотрим,

кому придется делать прорубь!
Снова раздался стук в дверь, и доктор опять крик¬

нул:
—	Войдите!
—	Кажется, нам так и не дадут докончить

этот роббер,— проворчал он, когда дверь отворилась.—

А с вами что случилось? — Это относилось уже к во¬

шедшему.
410

Новый пришелец тщетно пытался пошевелить губа¬

ми, которые, как и щеки, были словно скованы льдом.

Видимо, он пробыл в дороге много дней. Кожа на скулах,

должно быть, не раз была обморожена и даже почерне¬

ла. От носа до подбородка сплошной лед — в нем вид¬

нелось лишь небольшое отверстие, которое человек

растопил дыханием. В это отверстие он сплевывал

табачный сок, который, стекая, замерз янтарной

сосулькой, заостренной книзу, как ван-дейковская бо¬

родка.
Он молча кивнул головой, улыбаясь глазами, и по¬

дошел к печке, чтобы поскорее растаял лед, мешавший

ему говорить. Он пальцам1и отдирал куски его, которые

трещали и шипели, падая на печку.
—	Со мной-то все в порядке,— произнес он нако¬

нец.— Но если есть в вашей ком>пании доктор, так он до

крайности нужен. На Литтл Пеко человек схватился с

пантерой, и она его черт знает как изувечила.
—	А далеко это? — осведомился доктор Линдей.
—	Миль сто будет.
—	И давно это с ним случилось?
—	Я три дня сюда добирался.
—	Плох?
—	Плечо вывихнуто. Несколько ребер, наверное, сло¬

мано. Все тело изорвано до костей, только лицо цело.

Две-три самые большие раны мы временно зашили, а

жилы перетянули бечевками.
—	Удружили человеку! —усмехнулся доктор.— А на

каких местах эти раны?
—	На животе.
—	Ну, так теперь ему конец.
—	Вовсе нет! Мы их сперва начисто промыли той

жидкостью, которой мы насекомых травим, и только по¬

том» зашили — на время, конечно. Надергали ниток из

белья — другого ничего не нашлось, но мы их тоже

промыли.
—	Можете уже считать его мертвецом,— дал окон¬

чательное заключение доктор, сердито перебирая

карты.
—	Ну, нет, он не умрет! Не такой человек! Он знает,

что я поехал за врачом, и сумеет продержаться до вашего

приезда. Смерть его не одолеет. Я его знаю.
411

—	Христианское учение как способ лечить гангре¬

ну? — фыркнул доктор.— Впрочем, какое мне дело.

Я ведь не практикую. И не подум1аю ради покойника

ехать за сто миль в пятидесятиградусный мороз.
—	А я уверен, что поедете! Говорю вам, он не соби¬

рается пом)ирать!
Линдей покачал головой.
—	Жаль, что вы напрасно ехали такую даль. Зано-

чуйте-ка лучше здесь.
—	Никак нельзя! Мы двинем1ся отсюда через десять

минут.
—	Почему вы так в этом уверены?—запальчиво

спросил доктор.
Тут Том Доу разразился самой длинной речью в

своей жизни.
—	А потому, что он непременно дотянет до вашего

приезда, хотя бы вы раздумывали целую неделю, прежде

чем двинуться в путь. И к том|у же при нем жена. Она—

молодчина, не проронила ни слезинки и поможет ему

продержаться до вашего приезда. Они друг в друге ду¬

ши не чают, и воля у нее сильная, как у него. Если он

сдаст, она поддержит в нем дух и заставит жить. Да

только он не сдаст, головой ручаюсь. Ставлю три унции

золота против одной, что он будет живехонек, когда вы

приедете. У меня на берегу стоит наготове собачья уп¬

ряжка. Согласитесь только выехать через десять минут,

и мы доберемся туда меньше чем в три дня, потому что

поедем по проложенному следу. Ну, пойду к собакам и

жду вас через десять минут.
Доу опустил наушники, надел рукавицы и вышел.
—	Черт его побери!—крикнул Линдей, возмущенно

глядя на захлопнувшуюся дверь.
II
В ту же ночь, когда было пройдено двадцать пять

миль и давно наступила темнота, Линдей и Том Доу

сделали остановку и разбили лагерь. Дело было нехитрое,

хорошо им знакомое: развести костер на снегу, а рядом,

настлав еловых веток и, покрыв их меховыми одеялами,

устроить общую постель и протянуть по другую ее сто¬

рону брезент, чтобы сохранить тепло. Доу покормил со¬
412

бак, нарубил льда и веток для костра. Линдей, у которо¬

го щеки были словно обожжены морозом, подсел к огню

и занялся стряпней. Они плотно поели, выкурили по

трубке, пока сушились у костра мюкасины, hotomi, за¬

вернувшись в одеяла, уснули мертвьш сном здоровых и

усталых людей.
Небывалый в это время мороз к утру сдал. Тем¬

пература, по расчетам Линдея, была примерно пятна¬

дцать ниже нуля, но уже начинала подниматься. Доу

забеспокоился и объяснил доктору, что, если днем нач¬

нется весеннее таяние, каньон, через который лежит их

путь, будет затоплен водой. А склоны у него высотой

где в несколько сот футов, а где и в несколько тысяч.

Подняться по ним можно, но это отнимет много времени.
В тот вечер, удобно расположившись в темном,

мрачном ущелье и покуривая трубки, они уже

жаловались на жару. Оба были того мнения, что темпе¬

ратура впервые за полгода поднялась, должно быть, вы¬

ше нуля.
—	Ни один человек здесь, на дальнем севере, и не

слыхивал про пантер,— говорил Доу.— Рокки называет

ее «кугуар». Но я много их убил у нас в Керри, в штате

Орегон,— я ведь тамошний уроженец,— и там их на¬

зывают пантерами. Как там ни называй, пантера или

кугуар, а другой такой громадной кошки я сроду не ви¬

дывал. Настоящее страшилище! И как ее занесло в та¬

кие дальние м)еста, ума не приложу.
Линдей не поддерживал разговора, он уже клевал но¬

сом. От его мокасин, сушившихся на палках у огня, валил

пар, но он этого не замечал и не переворачивал их. Со¬

баки, свернувшись пушистыми клубками, спали на снегу.

Потрескивали изредка догорающие уголья, и эти звуки

словно подчеркивали глубокую тишину.
Линдей вдруг очнулся и посмотрел на Доу, который,

встретившись с ним взглядом, кивнул в ответ. Оба при¬

слушались. Откуда-то издалека доносился неясный, тре¬

вожащий гул, который скоро перешел в зловещий рев и

грохот. Он приближался, все набирая силы, несся через

вершины гор, через глубины ущелий, склоняя перед

собой лес, пригибая к земле тонкие сосны в рассели¬

нах каменных склонов, и путники уже понимали, что

это за шум. Ветер бурный, но теплый, уже насыщен¬
413

ный запахами весны, промчался мимо» взметнув из

костра целый дождь искр. Проснувшиеся собаки сели

и, подняв кверху унылые морды, завыли по-волчьи,

долго, протяжно.
—	Это Чинук,— сказал Доу.
—	Значит, двинемся по реке?
—	Конечно. Десять миль пройдешь легче, чем одну

по верхней дороге.— Доу долго и внимательно всматри¬

вался в Линдея.— А ведь М1Ы уже идем» пятнадцать ча¬

сов! — крикнул он сквозь ветер, как бы испытывая Лин¬

дея, и опять помолчал.— Док,— сказал он наконец,— вы

не из трусливых?
Вместо ответа Лиддей выбил трубку и стал натяги¬

вать сырые мокасины. Не прошло и нескольких минут,

как собаки, борясь с ветром!, стояли уже в упряжке, вся

утварь и меховые одеяла, которыми им так и не пришлось

воспользоваться, лежали на нартах. Они снялись с лаге¬

ря и в темноте дв-инулись по следу, проложенному Доу

почти неделю тому назад. Всю ночь ревел Чинук, а они

шли и шли, понукая измученных собак^ напрягая осла¬

бевшие м)ускулы. Так шли они еще двенадцать часов и

остановились позавтракать после этого двадцатисемича¬

сового пути.
—	Часок можно соснуть,— сказал Доу после того,

как они с волчьей жадностью проглотили несколько фун¬

тов оленьей строганины, поджаренной с беконом».
Доу дал своему спутнику поспать не один, а два часа,

но самане решился глаз сомкнуть. Он занялся тем, что

делал отметки на мягком, оседающем снегу. Снег

оседал на глазах: за два часа его уровень понизился

на три дюйма. Отовсюду доносилось заглушаемое веш¬

ним ветром, но близкое журчание невидимых вод.

Литтл Пеко, приняв в себя бесчисленные ручейки,

рвалась из зимнего плена, с грохотом и треском ломая

ледяные оковы.
Доу тронул Линдея за плечо раз, другой, потом энер¬

гично растолкал его.
—	Ну и спите же вы! — восхищенно шепнул он.—

И можете проспать еще сколько угодно!
Усталые черные глаза под тяжелыми веками выра¬

зили благодарность за комплимент.
—	Но спать больше никак нельзя. Рокки безобразно
414

искалечен. Я вам уже говорил, что сам помогал заши¬

вать ему нутро. Док! — снова встряхнул он Линдея, у ко-

юрого смыкались глаза.— Послушайте, док! Я спраши¬

ваю — можете вы двинуться дальше? Вы слышите? Я го¬

ворю, М!0жете вы пройти еще немного?
Усталые собаки огрызались и скулили, когда их толч¬

ками подняли со сна. Шли медленно, делая не больше

двух миль в час, и животные пользовались каждой воз¬

можностью залечь в мокрый снег.
—	Еще миль двадцать, и мы выберемся из ущелья,—

подбодрял спутника ■ Доу.— А там пусть этот лед хоть

провалится — нам все равно: мы двинемся берегом.

И всего-то нам останется пройти миль десять до стоян¬

ки. В самом деле, док, нам теперь, можно сказать, рукой

подать. А когда вы почините Рокки, вы сможете уже за

один день доплыть на лодке к себе.
Но лед под ними становился все ненадежнее, отходя

от берега и неустанно, дюйм за дюймом, громоздясь все

выше. В тех местах, где он еще держался у берега, его

захлестывало водой, и путники с трудом продвигались,

шлепая по жиже талого снега и льда. Литтл Пеко сер¬

дито урчала. На каждом шагу, по мере того как они про¬

бивались вперед, отвоевывая милю за милей, из которых

каждая стоила десяти, пройденных верхней дорогой, по¬

являлись все новые трещины и полыньи.
—	Садитесь на нарты, док, и вздремните немного,—

предложил Доу.
Черные глаза глянули на него так грозно, что Доу

не решился повторить свое предложение.
Уже в полдень выяснилось, что идти дальше невоз¬

можно. Льдины, увлекаемые быстрым течением вниз,

ударялись о неподвижные еще участки льда. Собаки бес¬

покойно визжали и рвались к берегу.
—	Значит, выше река вскрылась,— объяснил Доу.—

Скоро где-нибудь образуется затор, и вода станет с ка¬

ждой минутой г^одниматься на фут. Придется нам, вид¬

но, идти верхней дорогой, если только сможем взобрать¬

ся. Ну, пошали, док! Гоните собак во всю мочь. И поду¬

мать только, что на Юконе лед простоит еще не . одну

неделю!
Высокие стены каньона, очень узкого в этом месте,

были слишком круты, чтобы подняться по ним. Линдею
415

и Доу оставалось только идти вперед. И они шли, пока

не случилось несчастье: словно взорвавшись, лед с гро¬

хотом раскололся пополам под самой упряжкой. Две

средние в упряжке собаки провалились в полынью и, под¬

хваченные течением, потащили за собой в воду перед¬

нюю. Эти три собаки, уносимые течением под лед, тяну¬

ли за собой к краю льда визжавших остальных собак.

Люди яростно боролись, стараясь задержать нарты, но

нарты медленно тащили их вперед. Все кончилось в не¬

сколько секунд. Доу об1резал охотничьим ножом постром¬

ки коренника, и тот, слетев в полынью, сразу скрылся

под водой. Путники стояли теперь на качавшейся под но¬

гами льдине, которая, ударяясь то и дело о прибрежный

лед и скалы, давала трещины. Едва только успели они вы¬

тащить нарты на берег, как льдина перевернулась и ушла

под воду.
Мясо и меховые одеяла они сложили в тюки, а нар¬

ты бросили. Линдея возмутило, что Доу берет на плечи

более тяжелый тюк, но тот настоял на своем.
—	Вам хватит работы, когда прибудем на место.

Пошли!
Был уже час дня, когда они начали карабкаться по

склону. В восемь часов вечера они перевалили через

верхний край каньона и целых полчаса лежали там, где

свалились. Затем разложили костер, сварили полный ко¬

телок кофе и поджарили огромную порцию оленьего мя¬

са. Сначала, однако, Линдей прикинул в руках оба тюка

и убедился, что его ноша вдвое легче.
—	Железный вы человек, Доу! — восхитился он.
—	Кто? Я? Полноте! Посмотрели бы вы на Рокки!

Вот это молодец! Он словно вылит из платины, из

стали, из чистого золота, из самого что ни на есть креп¬

кого материала. Я горец, но куда мне до него! Дома, в

Керри, я, бывало, чуть не до смерти загонял всех наших

ребят, когда мы охотились на медведя. И вот, когда со¬

шлись мы с Рокки на первой охоте, я, грешным делом,

думал утереть ему нос. Спустил собак со сворки и сам от

них не отстаю, а за мной по пятам идет Рокки. Я знал,

что долго ему не выдержать, и как приналег, как

дал ходу! А он к концу второго часа все так же не

спеша спокойно шагает за мной по пятам! Меня

даже обида взяла. «Может, говорю, тебе хочется прой-
416

«КОНЕЦ СКАЗКИ».

.-e.-
..t#
■-%r
' %
^ ?:
--:r
-#
«КРИС ФАРРИНГТОН — настоящий моряк«>.

ти вперед и показать мне, как ходят?» — «Ясно!» —

говорит. И ведь показал! Я не отстал, но, по совести ска¬

зать, совсем замучился к тому времени, как мы загнали

медведя.
Этот человек ни в чем удержу не знает! Никакой

страх его не берет. Прошлой осенью, перед самыми замо¬

розками, шли мы, он и я, к стоянке. Уже смеркалось. Я

расстрелял все патроны на белых куропаток, а у Рокки

еще оставался один. Тут вдруг собаки загнали на дерево

медведицу гризли. Небольшую—фунтов на триста, но вы

знаете, что такое гризли! «Не делай этого!—говорю

я Рокки, когда он вскинул ружье.— У тебя единственный

патрон; а темень такая — не видать, в кого целишься».
«Полезай,— говорит,— на дерево». На дерево я не

полез, но когда медведица скатилась вниз, взбешенная

и только задетая выстрелом,— скажу честно, пожалел я,

что его не послушался. Ну, и попали в переделку! Даль¬

ше пошло и совсем худо. Медведица прыгнула в яму под

здоровый пень, фута в четыре высотой. С одного краю

собакам до нее никак не добраться, а с другого — крутая

песчаная насыпь; собаки, ясное дело, и соскользнули

вниз, прямо на медведицу. Назад им не выпрыгнуть, и

медведица их того и гляди в куски растерзает. Кругом

кусты, почти стемнело, а у нас ни единого патрона!
Что же делает Рокки? Ложится на пень, свешивает

вниз руку с ножом и давай колоть зверя. Только дальше

медвежьего зада ему не достать, а собакам вот-вот ко¬

нец всем троим. Рокки в отчаянии: жалко ему своих со¬

бак. Вскочил на пень, ухватил медведя за огузок и вы¬

тащил его наверх. Тут как понесется вся честная ком¬

пания— медведь, собаки и Рокки! Промчались двадцать

футов, покатились вниз, рыча, ругаясь, царапаясь, и бул¬

тых в реку на десять футов в глубину, на самое дно. Все

выплыли, кто как умел. Ну, медведя Рокки не достал, за¬

то собак спас. Вот каков Рокки! Уж если он на что ре¬

шился, ничто его не остановит.
На следующем привале Линдей услышал от Тома

‘Доу, как с Рокки случилось несчастье.
—	Пошел я вверх по реке, за милю от дома, искать

подходящую березку для топорища. Возвращаюсь на¬

зад— слыш'у, кто-то отчаянно возится в том месте, где

мы поставили медвежий капкан. Какой-то охотник бро-
27. Джек Лондон. Т. ХП.	417

сил его за ненадобностью в старой яме для провианта,

а Рокки опять наладил. «Кто же это,— думаю,— возит¬

ся?» Оказывается, Рокки с братом своим, Гарри. То

один горланит и смеется, то другой, словно шла у них

там какая-то игра. И надо же было придумать такую ду¬

рацкую забаву! Видал я у себя в Керри немало смелых

парней, но эти всех перещеголяли. Попала к ним в кап^

кан здоровенная пантера, и они по очереди стукали ее

по носу палочкой. Выхожу я из-за куста, вижу, Гарри

ударяет ее; потом отрубил конец у палочки, дюймов

шесть, и передал палочку Рокки. Так постепенно палоч¬

ка становилась все короче. Игра, выходит, была не так

безопасна, как вы, может быть, думаете. Пантера пяти¬

лась, выгнув спину горбом, и так проворно увертывалась

от палочки, словно в ней пружина какая-то сидела. Кап¬

кан защемил ей заднюю лапу, но она каждую минуту

могла прыгнуть.
Люди, можно сказать, играли со смертью. Палочка

становилась все короче да короче, а пантера все беше¬

нее. Скоро от палочки почти ничего не осталось; дюйма

четыре, не больше. Очередь была за Рокки. «Давай луч¬

ше бросим»,— говорит Гарри. «Это почему?» — спраши¬

вает Рокки. «Да ведь если ты ударишь, для меня и па¬

лочки не останется,— говорит Гарри. «Тогда ты выйдешь

из игры, а я выиграю!» — со смехом отвечает Рокки и

подходит к пантере.	^
Не хотел бы я опять увидеть такое! Кошка пода¬

лась назад, съежилась, словно вобрала в себя все

шесть футов своей длины. А палочка-то у Рокки все¬

го в четыре дюйма! Кошка и сгребла его. Схватились

они — не видать, где он, где она! Стрелять нельзя! Хо¬

рошо, что Гарри изловчился и в конце концов всадил ей

нож в горло.
—	Знал бы я все это раньше, ни за что бы не по¬

ехал! — сказал Линдей.
Доу кивнул в знак согласия.
—	Она так и говорила. И просила меня, чтоб я вам

и словом не обмолвился насчет того, как это приключи¬

лось.
—	Он что, сумасшедший? — сердито спросил Линде^^
—	Оба они шальные какие-то — и он и брат его,—

все время подбивают друг друга на всякие сумасбродства.
418

Видал я, как они прошлой осенью переплывали пороги.

Вода ледяяая, дух захватывает, а по реке уже сало по¬

шло. Это они об заклад бились. Что бы ни взбрело в го-^

лову, за все берутся! И жена у Рокки почти такая же.

Нйчего не боится. Только позволь ей Рокки—на все пой¬

дет! Но он очень бережет ее. Обращается, как с короле¬

вой, никакой тяжелой работы делать не велит. Для того

и наняли меня и еще одного человека за хорошее жа¬

лованье. Денег у них уйма. А уж любят друг друга, как

сумасшедшие!
«Похоже, здесь будет недурная охота»,— сказал Рок¬

ки, когда они той осенью набрели на это место. «Ну

что ж, давай здесь и устроимся»,— говорит Гарри. Я-то

все время думал, что они золото ищут, а они за всю

зиму и таза песку не промыли на пробу.
Раздражение Линдея еще усилилось.
—	Терпеть не могу сумасбродов! Я, кажется, спосо¬

бен повернуть обратно!
—	Нет, этого вы не сделаете! — уверенно возразил

Доу.— И еды не хватит на обратный путь. А завтра мы

будем уже на месте. Осталось только перевалить через

последний водораздел и спуститься вниз, к хижине. А

главное — вы слишком далеко от дома, а я, будьте уве¬

рены, не дам вам повернуть назад!
Как ни был Линдей измучен, огонь сверкнул в.его чер-'

ных глазах, и Доу почувствовал, что переоценивает свою

силу. Он протянул руку.
—	Заврался. Извините, док. Я немного расстроен

тем, что пропали мои собаки.
III
Не день, а три дня спустя, после того как на верши¬

не их едва не замело снежной метелью, Линдей и Том

Доу добрели наконец до хижины в плодородной доли¬

не, на берегу бурной Литтл Пеко. Войдя и очутившись

в полутьме после яркого солнечного света, Линдей спер¬

ва не разглядел как следует обитателей хижины. Он толь¬

ко заметил, что их было трое — двое мужчин и женщина.

Но они его не интересовали, и он прошел прямо к койке,

на которой лежал раненый. Лежал он на спине, закрыв

глаза, и Линдей заметил, что у него красиво очерченные
419

брови и кудрявые каштановые волосы. Исхудавшее и

бледное лицо казалось слишком маленьким для муску-*

листой шеи, но тонкие черты этого лица, при всей его

изможденности, были словно изваяны резцом.
—	Чем промывали?—спросил Линдей у женщины-
—	Сулемюй, обычным раствором.
Линдей быстро взглянул на женщину, бросил еще бо¬

лее быстрый взгляд на лицо больного и встал, резко вы¬

прямившись. А женщина шумно и прерывисто задышала,

усилием воли стараясь скрыть это. Линдей повернулся

к м1ужчинам.
—	Уходите отсюда! Займитесь колкой дров, чем угод¬

но, только отсюда уходите!
Один из них стоял в нерешимости.
—	Случай очень серьезный. Мне надо поговорить с

его женой,— продолжал Линдей.
—	Но я его брат,— возразил тот.
Женщина умоляюще взглянула на него. Он .нехотя

направился к двери.
—	И мне вон идти? — спросил Доу, сидевший на

скаш>е, на которую плюхнулся, как только вошел.
—	И вам.
Линдей принялся осматривать больного, дожидаясь,

когда хижина опустеет.
—	Так это и есть твой Рекс Стрэнг?
Женщина бросила взгляд на лежавшего, словно хо¬

тела удостовериться, ^то это в самом деле он, потом

молча посмотрела в глаза Линдею.
—	Что же ты молчишь?
Она пожала плечами.
—	К чему говорить? Ты ведь знаешь, что это Рекс

Стрэнг.
—	Благодарю. Хотя я мог бы тебе напомнить, что

вижу его впервые. Садись.— Доктор указал ей на табу¬

рет, а сам сел на скамью.— Я отчаянно устал. Шоссей¬

ной дороги от Юкона сюда пока еще не провели.
Он вынул из кармана перочинный нож и стал выта¬

скивать занозу из своего большого пальца.
—	Что ты думаешь делать? — спросила она, подо¬

ждав минуту.
—	Поесть и отдохнуть, прежде чем пущусь в обрат¬

ный путь.
420

—	я спрашиваю, что ты сделаешь, чтобы ему по¬

мочь? — Женщина движением головы указала на чело¬

века, лежавшего без сознания.
—	Ничего.
Женщина подошла к койке, легко провела пальцами

по тугим завиткам волос.
—	Ты хочешь сказать, 4to убьешь его? — медленно

проговорила она,— Дашь ему умереть без помощи? А

ведь если ты захочешь, ты можешь спасти его.
—	Понимай, как знаешь.— Линдей подумал и сказал

с хриплым смешком:—С незапамятных времен в этом

дряхлом мире именно таким способом частенько избав¬

ляются от похитителей чужих жен.
—	Ты несправедлив, Грант, —возразила она тихо.—-

Ты забываешь, что то была моя воля, что я сама этого

захотела. Рекс не увел меня. Это ты сам меня потерял.

Я ушла с ним добровольно, с радостью. С таким» же пра¬

вом ты мог бы обвинить меня, что я его увела. Мы ушли

вместе.
—	Удобная точка зрения! — сказал Линдей.— Я ви-

жу» ум У тебя так же остер, как был. Стрэнга это, долж¬

но быть, утомляло?
—	Мыслящий человек способен и сильно любить...
—	И в то же время действовать разумно,— вставил

Линдей.
—	Значит, ты признаешь, что я поступила разумно?
Он поднял руки к небу.
—	Черт возьми, вот что значит говорить с умной жен¬

щиной! Мужчина всегда это забывает и попадает в ло¬

вушку. Я не удивился бы, узнав, что ты покорила его

как'иминибудь силлогизмом».
Ответом была тень улыбки в пристальном! взгляде си¬

них глаз. Все ее существо словно излучало женскую гор¬

дость.
—	Нет, нет, беру свои слова обратно. Будь ты даже

безмозглой дурой, все равно ты пленила бы его и кого

угодно — лицом, фигурой, всем!.. Кому, как не мне,

знать это! Черт возьми, я все еще не покончил с, этим.
Он говорил быстро, нервно, раздраженно и, как все¬

гда (Медж это знала) искренне. Она ответила только на

его последние слова:. . .
~ Ты еще помнишь Женевское озеро?
421

—	Еще бы I Я был там до нелепости счастлив.
Она кивнула головой, и глаза ее засветились.
—	От прошлого не уйдешь. Прошу тебя, Грант,

вспомни... на одну только минуту... вспомни, чем мы бы¬

ли друг для друга... И тогда...
—	Вот чем1 ты хочешь меня подкупить,— улыбнулся

он и снова принялся за свой палец. Он вынул занозу, вни-

м)ательно рассмотрел ее, затем оказал:— Нет, благода*?

рю. Я не гожусь для роли доброго самаритянина.
—	Но ведь ты прошел такой трудный путь ради не¬

знакомого человека,— настаивала она.
Линдея наконец прорвало:
—	Неужели ты думаешь, что я сделал бы хоть один

шаг, если бы знал, что это любовник моей жены?
—	Но ты уже здесь... Посмотри, в каком! он состоя¬

нии! Что ты сделаешь?
—	Ничего. С какой стати? Он ограбил меня.
Она хотела что-то еще сказать, но в дверь постучали.
—	Убирайтесь вон! — закричал Линдей.
—	Может, вам нужно помочь?
—	Уходите, говорю! Принесите только ведро воды

и поставьте его у двери.
—	Ты хочешь...— начала она, вся дрожа.
—	Умыться.
Она отшатнулась, пораженная такой бесчеловечно¬

стью, и губы ее плотно сжались.
—	Слушай^ Г рант,—сказала она твердо.— Я все рас¬

скажу его брату. Я знаю Стрэнгов. Если ты способен за¬

быт старую дружбу, я тоже ее забуду. Ехли ты ниче¬

го не сделаешь, Гарри убьет тебя. Да что! Даже Том Доу

сделает это, если я попрошу.
—	Мало же ты меня знаешь, если угрожаешь мне!—

серьезно упрекнул он ее, потом с усм>ешкой добавил:—

К тому же не понимаю, чем, собственно, моя смерть по¬

может TBoeMiy Рексу Стрэнгу?
Она судорожно вздохнула, но тут же крепко стисну¬

ла губы, зам1гтив, что от его зорких глаз не укрылся бив¬

ший ее озноб.
—	Это не истерика, Г рант! — торопливо воскликнула

она, стуча зубам1И.— Ты знаешь, что никогда со мной

не бывает истерик. Не знаю, что со мной, но я справлюсь

с этим. Просто меня одолело все сразу: и гнев на тебя
422

и страх за него. Я не хочу потерять его. Я его люблю,

Грант! И я провела у его изголовья столько ужасных

дней и ночей! О Грант, умоляю... умоляю тебя!;.
—	Просто нервы! — сухо заметил Линдей.— Пере¬

стань! Ты можешь взять себя в руки. Если бы ты была

М1УЖЧИН0Й, я рекомендовал бы тебе покурить.
Она, шатаясь, подошла к табурету и, сев, наблюдала

за ним, силясь овладеть собой. За грубо сложенным оча¬

гом затрещал сверчок. За дверью грызлись две овчарки.

Видно было, как грудь больного поднимается и опу¬

скается под меховыми одеялами. Губы Линдея сложи¬

лись в улыбку, не предвещавшую ничего хорошего.
—	Ты сильно его любишь? —спросил он.
Грудь ее бурно вздымалась, глаза ярко блестели.

Она глядела на него гордо, не тая страсти. Линдей кив¬

нул в знак того, что ответ ему ясен.
—	Давай потолкуем еще немного.— Он помолчал,

словно обдумывая, с чего начать.— Мне вспомнилась од¬

на прочитанная мною сказка. Написал ее, кажется, Гер¬

берт Шоу. Я хочу ее тебе рассказать... Жила-была од¬

на женщина, мюлодая, прекрасная. И мужчина, заме-*

чательный человек, влюбленный в красоту. Он любил

странствовать. Не знаю, насколько он был похож на тво¬

его Рекса Стрэнга, но, кажется, сходство есть. Человек

этот был художник, по натуре цыган, бродяга. Он цело¬

вал ее, целовал часто и горячо в течение нескольких не¬

дель. Потом ушел от нее. Она любила его так, как ты,

мне кажется, любила меня... там, на Женевском озере.

Десять лет она плакала от тоски по нем, и в слезах истая¬

ла ее красота. Некоторые женщины, видишь ли, желте¬

ют от горя: оно нарушает обмен веществ.
Потом случилось так, что человек этот ослеп и через

десять лет, приведенный за руку, как ребенок, вернулся

опята к ней. У него ничего не осталось в жизни. Он не

м)ог больше писать. А она была счастлива. И радовалась,

что он не может видеть ее лица. Вспомни, он поклонялся

красоте. Он снова держал ее в объятиях^ целовал и ве¬

рил, что она прекрасна. Он сохранил живое воспомина¬

ние о ее красоте и не переставал говорить о ней и го¬

ревать, что не видит ее.
Однажды он рассказал ей о пяти больших картинах,

которые ему хотелось бы написать. Если бы к нему вер¬
423

нулось зрение, он, написав их, мог бы сказать: «Ко¬

нец!»— и успаконт1Ься... И вот каким-то образом в руки

&ТОЙ женщины попадает волшебный эликсир: стоит ей

только смочить ИМ' глаза возлюбленному, и зрение вер¬

нется к нему полностью.
Линдей передернул плечами.
—	Ты понимаешь, какую душевную борьбу она пе¬

реживала? Прозрев, он напишет пять картин, но ее он

тогда покинет: ведь красота — его религия. Он не в си¬

лах будет смотреть на ее обезображенное лицо. Пять

дней она боролась с собой, потом смочила ему глаза этим

эликсиром...
Линдей замолчал и пытливо посмотрел на женщину.

Какие-то огоньки зажглись в блестящей черноте его зрач¬

ков.
—	Вопрос в том, любишь ли ты Рекса Стрэнга так

же сильно?
—	А если да?
—	Действительно любишь?
—	Да.
—	И ты способна ради него на жертву? Можешь от

него отказаться?
Медленно, с усилием» она ответила:
—	Да.
—	И ты уйдешь со мной?
На этот раз голос ее перешел в едва слышный шепот:
—	Когда он поправится, да.
—	Пойми, то, что было на Женевском озере, должно

повториться. Ты станешь опять моей женой.
Она вся съежилась и поникла, но утвердительно кив¬

нула головой.
—	Очень хорошо! — Линдей быстро встал, подошел

к своей сумке и стал расстегивать ремни.
—	Мне понадобится помющь. Зови сюда его брата.

Зови всех. Нужен будет кипяток, как можно больше ки¬

пятку. Бинты я привез, но покажи, какой еще перевязоч¬

ный материал у вас имеется? Эй, Доу, разведите огонь

и принимайтесь кипятить воду — всю, сколько ее есть

под рукой. А вы,— обратился он к Гарри,— вынесите стол

из хижийы вот туда, под окно. Чистите, скребите, шпарь¬

те его кипятком. Чистите, чистите, как никогда не чи¬

стили ни одной вещ11! Вы, миссис Стрэнг, будете мне по¬
424

могать. Простынь, вероятно, нет? Ничего, как-нибудь

обойдемся. Вы его брат, сэр? Я дам ему наркоз, а вам

придется затем давать еще по мере надобности. Теперь

слушайте: я научу вас, что надо делать. Прежде всего —

умеете вы следить за пульсом?
IV
Линдей славился как смелый и способный хирург, а

в последующие дни и недели он превзошел самого себя.
Потому ли, что Стрэнг был страшно изувечен, или

потому, что помощь сильно запоздала, только Линдей

впервые столкнулся с таким трудным случаем. Хотя ни¬

когда еще ему не приходилось иметь дело с более здо¬

ровым образчиком человеческой породы, но он потерпел

бы неудачу, если бы не кошачья живучесть больного,

его почти сверхъестественная физическая и душевная

исизнестой-кость.
Были дни очень высокой температуры и бреда; дни

полного упадка сердечной деятельности, когда пульс у

Стрэнга бился едва слышно; дни, когда он был в созна¬

нии, лежал с открытыми глазами, усталыми и глубоко

запавшими, весь в поту от боли. Линдей был неутомим,

энергичен и беспощадно требователен, смел до дерзости

и добивался удачных результатов, рискуя раз за разом

и выигрывая. Ему м«ало было того, что его пациент оста¬

нется жив. Он поставил себе сложную и рискованную

задачу: сделать его таким же сильньш и здоровым», как

прежде.
—	Он останется калекой? —спрашивала Медж.
—	Он сможет не только ходить и говорить, будет не

только жалким подобием прежнего Стрэнга — нет, он

будет бегатть, прыгать, переплывать пороги, кататься вер¬

хом» на медведях, бороться с пантерами — словом, удов¬

летворять свои самые безумные прихоти. И предупреж¬

даю: он станет по-прежнему кумиром всех женщин. Как

ты на это смотришь? Довольна? Не забывай: ты-то не

будешь с ним.
—	Продолжай, продолжай свое дело,— отвечала она

беззвучно.— Верни ему здоров1ье. Сделай его опять та¬

ким», каким он был.
Не раз, когда состояние больного позволяло, Линдей
425

усыплял его и проделывал салюые рискованные и трудные

операции: он резал, сшивал, связывал воедино части

разрушенного организма. Как-то он заметил, что у боль¬

ного плохо действует левая рука: Стрэнг мог поднимать

ее только до определенной высоты, не дальше. Линдей

стал доискиваться причины.
Оказалось, что в этом виноваты несколько скрючен¬

ных и разорванных связок. Он снова принялся резать,

расправлять,, вытягивать и распутывать. Спасали Стрэн-

га только его поразительная живучесть и здоровый от

природы организм.
—	Вы убьете его1 — запротестовал Гарри.—

Оставьте его в покое! Ради бога, оставьте его в покое!

Лучше живой калека, чем полностью починенный труп.
Линдей вспыхнул от гнева*
—	Убирайтесь вон! Вон из хижины, пока вы, поду¬

мав, не признаете, что я ему возвращаю этим жизнь!

Следовало бы поддерживать меня, а не ворчать.

Жизнь вашего брата все еще висит на волоске. Понятно?

Дуньте — и она может оборваться. Теперь ступайте

отсюда и возвращайтесь спокойным и бодрым и во¬

преки всему уверенным, что он будет жить к станет

опять таким, каким был, пока вам обоим не вздумалось

свалять дурака.
Гарри с угрожающим видом, сжав кулаки, оглянулся

на Медж, как бы спрашивая совета.
—	Уйди, пожалуйста, уйди! — взмолилась она.—

Доктор прав. Я знаю, что он прав.
В другой раз, когда состояние Стрэнга не внушало

уже тревоги, брат его сказал:
—	Док, вы чудодей! А я за все время не подумал да¬

же спросить, как ваша фамилия.
—	Не ваше дело! Уходите, не мешайте!
Процесс заживления истерзанной правой руки не¬

ожиданно приостановился: страшная рана опять вскры¬

лась.
—	Некроз,— сказал Линдей.
—	Теперь ему конец! — простонал брат.
—	Замолчите! — прикрикнул на него Линдей.— Сту¬

пайте вместе с Доу, Билла тоже возьмите и добудьте

мне зайцев... живых и здоровых! Наловите их силками»

Повсюду расставьте силки.
426

—	Сколько штук вам надо?
—	Сорок... четыре тысячи... сорок тысяч... сколько

сможете добыть! А вы, миссис Стрэнг, будете мне помо¬

гать. Я хочу покопаться в этой руке, посмотреть, в чем де¬

ло. А вы, ребята, ступайте за зайцами.
Оп глубоко вскрыл рану, быстро и умело отскоблил

разлагающуюся кость и определил, насколько далеко

прошло загнивание.
—	Этого, конечно, никогда не случилось бы,— объяс¬

нил он Медж,— если бы у него не оказалось такого мно¬

жества других поражений, которые требовали в первую

очередь всех его жизненных сил. Даже такому жизне¬

способному организму, как у него, трудно ч:правиться

со всем. Я это видел, но мне ничего другого не остава¬

лось, как ждать и рисковать. Вот этот кусок кости при¬

дется удалить... Обойдется без него. Я заменю его за¬

ячьей косточкой, которая сделает руку такой, какой она

была.
Из сотен принесенных зайцев Линдей отобрал не¬

сколько, испытал их пригодность, потом сделал оконча¬

тельный выбор. Усыпив Стрэнга остатками хлорофор¬

ма, он произвел пересадку, привив живую кость зайца к

живой кости человека, чтобы общий отныне физиологи¬

ческий процесс в них помог сделать руку вполне здоро¬

вой.
И все это трудное время, особенно когда Стрэнг начал

поправляться, между Линдеем и Медж изредка возни¬

кали короткие разговоры. Доктор не смягчался, она не

проявляла строптивости.
—	Это хлопотливое дело! — говорил он.— Но закон

есть закон, и тебе придется взять развод, чтобы мы могли

опять пожениться. Что ты на это скажешь? Поедем на

Женевское озеро?
—	Как хочешь! — отвечала она.
А в другой раз он сказал:
—	Ну, что ты, черт возьми, нашла в нем? У него бы¬

ло много денег, знаю. Но ведь и мы с тобой жили, можно

сказа*ль, с комфортом. Практика давала мне в среднем

тысяч сорок в год, я проверял потом по приходной книге.

В сущности, тебе не хватало разве только собственных

яхт и дворцов.
—	А знаешь, я, кажется, сейчас поняла, в чем дело.
427

Все, вероятно, произошло потому, что ты был слишком

дднят своей практикой и мало думал обо мне.
—	Вот как! — насмешливо буркнул Линдей.— А мо¬

жет, твой Рекс тоже слишком поглощен пантерами и

короткими палочкам1и ?
Он беспрестанно добивался от нее объяснения, чем

Стрэнг так ее пленил.
—	Этого не объяснишь,— всегда говорила она.
И наконец однажды ответ ее прозвучал резко:
—	Никто не может объяснить, что такое любовь, и

я — меньше всякого ’ другого. Я узнала любовь, боже¬

ственную, непреодолимую,— вот и все. В Форте Ванку¬

вер какой-то магнат из Компании Гудзонова залива был

недоволен местным священником англиканской церкви.

Последний в письмах домой, в Англию, жаловался, что

служащие Компании, начиная с главного уполномочен¬

ного, грешат с индианками. «Почему вы умолчали о

смягчающих обстоятельствах?» — спросил у него маг-*

нат. Священник ответил: «Хвост у коровы растет книзу.

Я не могу объяснить, почему коровий хвост растет кни¬

зу. Я только констатирую факт».
—	К черту умных женщин! — закричал Линдей.

Г лаза его. сверкали гневом.
—	Что тебя привело на Клондайк? — спросила од¬

нажды Медж.
—	У меня было слишком много денег и не было же¬

ны, чтобы их тратить. Захотелось отдохнуть, должно

быть, переутомился. Я сначала уехал в Колорадо. Но па¬

циенты забросали меня телеграммами, а некоторые яви¬

лись в Колорадо. Я переехал в Сиэтл — та же история:

Рейсом отправил специальным поездом ко мне свою боль¬

ную жену. Отвертеться было невозможно. Операция уда¬

лась. Местные газеты пронюхали об этом. Остальное ты

сама можешь себе представить! Я хотел от всех скрыть¬

ся, удрал на Клондайк. И вот когда я спокойно играл в

вист в юконской хижине, меня и тут разыскал* Том
Доу.
Настал день, когда постель Стрэнга уже вынесли на

воздух.
—	Разреши мне теперь сказать ему,— попросила

Медж.
—	Нет, подожди еще,— ответил Линдей.
428

Скоро Стронг мюг уи^е сидеть, спустив ноги с койки,

потом сделал первые несколько неверных шагов, поддер-*

живаемый с обеих сторон.
—	Пора сказать ему,— твердила Медж.
—	Нет. Я хочу прежде довести работу до конца.

Чтобы не было никаких недоделок! Левая рука еще

плоховато действует. Это мелочь, но я хочу воссоз¬

дать его таким, каким его сотворил бог. Завтра опять

вскрою руку и устраню дефект. Придется Стрэнгу

опять дня два лежать на спине. Жаль, что хлороформ

весь вышел. Ну, да ничего, стиснет зубы и вытерпит.

Он сумеет это сделать. Выдержки у него хватит на де¬

сятерых.
Пришло лето. Снег растаял и лежал еще только на

дальних вершинах Скалистых Гор, на востоке. Дни ста-

новилис1ь все длиннее, и уже совсем больше не темнело,

только в полночь солнце, склонясь к северу, скрывалось

на несколько минут за горизонтом.
Линдей не отходил от Стрэнга. Он изучал его по¬

ходку, движения тела, снова и снова раздевая его

догола и заставляя в тысячный раз сгибать все муску¬

лы. Массаж ему делали без конца, пока Линдей не

объявил, что Том Доу, Билл и Гарри здорово натрени¬

ровались и могли бы стать массажистами в турецких

банях или клинике костных болезней. Однако док¬

тор все еще не был удовлетворен. Он заставил Стрэн¬

га проделать целый комплекс физических упражнений,

все опасаясь каких-нибудь скрытых изъянов. Он опять

уложил его в постель на целую неделю, проделал

несколько ловких операций над мелкими венами, скоб¬

лил на кости какое-то местечко величиной с кофейное

зернышко до тех пор, пока не. показалась здоровая,

розовая поверхность, к которой он подсадил живую

ткань.
—	Позволь мне наконец сказать ему,— умоляла

Медж.
—	Еще не время,— был ответ.— Скажешь ему, когда

лечеви-е будет закончено.
Прошел июль, близился к концу август. Линдей ве¬

лел Стрэнгу идти на охоту за оленем. Сам он шел за

ним по пятам и наблюдал. Стрэнг снова обрел чисто

кошачью гибкость — такой походки, как у него, Лин-
429

дей не видел ни у одного человека. Стрэнг двигался

без малейших усилий — казалось, он может поднимать

ноги чуть не вровень с плечами так легко и грациозно,

что быстрота его шага на первый взгляд была неза¬

метна. Это был тот убийственно скорый шаг, на ко¬

торый жаловался Том Доу. Линдей с трудом поспе¬

вал за своим пациентом и время от времени, где позво¬

ляла дорога, даже бежал, чтобы не отстать от него.

Пройдя так миль десять, он остановился и растянулся

на мху.
—	Хватит! — крикнул он Стрэнгу.— Не мюгу угнать¬

ся за вами!
Он утирал разгоряченное лицо, а Стрэнг уселся на

еловый пень, улыбаясь доктору, глядя вокруг с тем ра¬

достным чувством близости к природе, которое знакомо

лишь пантеистам.
—	Нигде не колет, не режет, не больно? Ни намека

«а боль?—спросил Линдей.
Стрэнг отрицательно покачал головой и блаженно по¬

тянулся всем своим гибким телом.
—	Ну, значит, все в порядке, Стрэнг. Зиму-другую

холод и сырость будут еще отзываться болью в старых

ранах. Но это пройдет. А может быть, этого и вовсе не

будет.
—	Боже мой, доктор, вы совершили чудо! Не знаю,

как вас и благодарить... Я даже до сих пор не знаю ва¬

шего им»ени!
—	Это неважно. Помог вам выпутаться — вот что

главное.
—	Но ваше ИМ1Я, должно быть, известно многим! —

настаивал Стрэнг.— Держу пари, что оно и мне окажет¬

ся знакомым, если вы его назовете.
—	Думаю, что да. Но это ни к чему. Теперь еще одно

последнее испытание — и я вас оставлю в покое. За во¬

доразделом, у самого своего истока, эта речка имеет при¬

ток Биг Винди. Доу мне рассказывал, что в прошлом го¬

ду вы за три дня дошли до средней развилины и верну¬

лись обратно. Он говорил, что вы его чуть не уморили..

Так вот, заночуйте, а я пришлю вам Доу со всем, что

нужно в дорогу. Вам дается задание: дойти до средней

развилины и вернуться обратно за такой же срок, как в

прошлом году.
430

V
—	Ну,— сказал Ляндей, обращаясь к Медж,— даю

тебе час времени на сборы, а я иду за лодкой. Билл

отправился на охоту за оленем и не вернется дотемна. Мы

еще сегодня будем в моей хижине, а через неделю — в

Доусоне.
—	А я надеялась...— Медж из гордости не дого¬

ворила.
—	Что я откажусь от платы?
—	Нет, договор есть договор, но тебе не следовало

быть таким жестоким»: зачем ты услал его на три дня, не

дав мне проститься с ним? Это нечестно!
—	Оставь ему письмо.
—	Да, я все ему напишу.
—	Утаить что-либо было бы несправедливо по отно¬

шению ко всем троим,— сказал Линдей.
Когда он вернулся с лодкой, вещи Медж были уже

сложены, письмо написано.
—	Если ты не возражаешь, я прочту его.
После минутного колебания она протянула ему

письмо.
—	Достаточно прямо и откровенно,— сказал Линдей,

прочтя его.— Ну, ты готова?
Он отнес ее вещи на берег и, став на колени, одной ру¬

кой удерживал челнок на месте, другую протянул Медж,

чтобы помочь ей войти. Он внимательно следил за ней,

но Медж, не дрогнув, протянула ему руку, готовясь пере¬

ступить через борт.
—	Постой,— сказал он.— Одну минуту! Ты помнишь

сказку о волшебном эликсире, которую я рассказывал

тебе? Я ведь ее тогда не досказал. Слушай! Смочив ему

глаза и готовясь уйти, та женщина случайно взглянула

в зеркало и увидела, что красота вернулась к ней. А ху¬

дожник, прозрев, вскрикнул от радости, увидев, как она

прекрасна, и сжал ее в объятиях.
Медж ждала, стараясь не выдать своих чувств. Ли¬

цо ее вдруг выразило легкое недоумение.
—	Ты очень красива, Медж...— Линдей сделал

паузу, потом сухо добавил:—Остальное ясно. Думаю,

что объятия Стрэнга недолго останутся пустыми.

Прощай.
431

—	Грант! — промолвила она почти шепотод®, и голос

ее сказал ему все то, что было понятно и без слов.
Линдей рассмеялся коротким, неприятным смехом.
—	Я только хотел доказать тебе, что я не так уж

плох,— как видишь, плачу добром за зло.
—	Грант!
—	Прощай! — Он вошел в лодку и протянул Медж

свою гибкую, нервную руку.
Медж сжала ее в своих.
—	Дорогая, мужественная рука! — прошептала она и,

наклонившись, поцеловала ее.
Линдей резко выдернул руку, оттолкнул лодку от бе¬

рега и направил ее туда, где зеркальная вода уже вски¬

пала белой клокочущей пеной.

галллилсш
АО БЛ ЕСТЬ
>к
28.	Джек Лондон. Т. XIL

«ГОЛЛАНДСКАЯ ДОБЛЕСТЬ»
—	Эх, и везет же нали!
Гэс Лафи вытер руки и со злостью швырнул поло¬

тенце на ками'и. По'Всдение его свидетельствовало о глубо¬

ком разочаровании. Ему казалось, что день стал серым

и тусклым», а золотое солнце пом1еркло. Прозрачный гор¬

ный воздух не приносил больше облегчения, и раннее ут¬

ро утратило свою обычную прелесть.
—	Эх, и везет же нам! —повторил Гэс, на этот раз

явно для сведения своего товарища, другого юноши, де¬

ловито окунавшего голову в воды озера.
—	Чего это ты так разворчался, между прочим? —

И Хэзэрд Ван-Дорн вопросительно повернул к нему на¬

мыленное лицо. Глаза его были зажмурены.— В чем

это нам не везет?
—	А ты погляди вон туда! — Гэс бросил мрачный

взгляд на небо.— Какой-то пролаза нас опередил! Мы с

тобой в дураках остались, вот в чем дело.
Хэзэрд на секунду приоткрыл глаза и увидел белый

флаг, дерзко реявший на краю скалы, которая возвыша¬

лась почти на целую милю. Тут глаза его закрылись, а

лицо скривилось в ужасающую гримасу. Гэс бросил ему

полотенце и, не испытывая к Хэзэрду ни малейшего со¬

чувствия, стал наблюдать за тем, как он стирает едкое

мыло. Он был слишком расстроен, чтобы обращать вни¬

мание на подобные мелочи.
Хэзэрд застонал.
—. Что, очень больно? —осведомился Гэс холодно и

с таким видом полнейшего безразличия, будто в его
435

повседневные обязанности входило осведомляться о со¬

стоянии товарища.
—	Еще бы! — ответил страдалец.
—	А мыло-то и впрямь едкое. Я и сам это заметил.
—	Мыло тут ни при чем. Вот в чем дело.— Хэзэрд

открыл покрасневшие глаза и показал на невинный бе¬

лый флажок.— Вот отчего больно.
Гэс Лафи не ответил. Отвернувшись, он стал разжи¬

гать костер и готовить завтрак. Его разочарование и до¬

сада были настолько глубоки, что он не мюг заставить

себя произнести ни Слова, и Хэзэрд, испытывавший те

же чувства, ни разу не раскрыл рта, пока кормил

лошадей, ни разу не потерся щекой об их выгну¬

тые шеи, не погладил их гривы. Юноши были слепы

к многообразным красотам Зеркального озера, раски¬

нувшегося у их ног. А ведь стоило им пройти всего ка¬

кие-нибудь сто ярдов вдоль берега, как они бы увидели

восход солнца, повторенный девять раз; девять раз из-

за девяти стоящих одна за другой вершин поднимался

пылающий круг светила, и девять раз, стоило лишь за¬

глянуть в воды озера, они увидели бы там> точное и яр¬

кое отражение этого чуда природы. Но они были слепы к

титаническому великолепию этого зрелища. Их ограбили,

отняв у них главную приманку путешествия в Йоземит-

скую долину. Издавна лелеемый план восхождения на По-

лукупол рухнул, и поэтому они были слепы и нечувстви¬

тельны ко всем красотам и чудесам здешней местности.
Полукупол вздымает свою заснеженную глазу на пять

тысяч футов над уровнем Йоземитской долины. В на¬

звании этой гигантской скалы заключено ее точное и

полное описание. Этот полукруглый купол, возвести кото¬

рый могли бы лишь циклопы, рассечен пополам с такой

же четкостью, с какой режется обычное яблоко. Вряд ли

стоит упоминать о том, что от Купола осталась одна по¬

ловина— отсюда, собственно, и произошло его назва¬

ние,— другая половина была снесена гигантским ледни¬

ком в бурный ледниковый период. В те далекие времена

одна из холодных рек прорыла широкий канал в толще

скалы. Из этого канала и образовалась Йоземитская до¬

лина. Но вернемся к Полукуполу. По его северо-восточ¬

ному склону, если карабкаться очень упорно и выбирать

кружные тропы, можно добраться до Седла. Седло при¬
436

слонено к склону Купола, как гигантская плита, от верх¬

него края которого вздымается крутая дуга в тысячу фу¬

тов длиной, ведущая к вершине Купола. Дуга эта,

слишком крутая для обычного восхождения, уже в тече¬

ние многих лет бросает вызо-в всем! искателям приключе¬

ний, когда-либо кидавшим жадные взоры на вершину

Купола.
Однажды два сообразительных альпиниста догада¬

лись просверлить в скале на расстоянии в несколько

футов друг от друга отверстия и потом вколотили в них

железные крюки. Но когда они поднялись на три сотни

футов над Седлом и повисли, прильнув, как мухи, к не¬

надежной стене, по обе стороны которой зияла пропасть,

нервы их не выдержали, и они отказались от своей по¬

пытки. И лишь некоему неукротимому шотландцу по

имени Джордж Андерсон удалось совершить этот под¬

виг. Начав работу там, где кончили его предшественники,

он принялся сверлить отверстия в скале. Он сверлил и

карабкался целую неделю, пока наконец не ступил на

грозную вершину и смог поглядеть вниз, туда, где в глу¬

бине ущелья, почти в миле от него, раскинулось Зеркаль¬

ное озеро.
Многие потом пользовались оставленной им веревоч-*

ной лестницей, но в одну снежную зиму и лестница, и

веревки, и прочие приспособления были снесены обва¬

лом. Большинство крюков, правда, сильно покаре-

женных и искривленных, все же устояло. Однако с тех

пор лишь немногие храбрецы отваживались на это ри¬

скованное предприятие. Не одному из них суждено было

расстаться с жизнью на этой предательской вершине,

но ни одному не удалось ее покорить. Тем не менее Гэс

Лафи и Хэзэрд Ван-Дорн покинули приветливые рав¬

нины Калифорнии и приехали в гористую Сиерру с твер¬

дым намерением испытать настоящие приключения. Вот

почему они были так разочарованы и раздосадованы, ко¬

гда, пробудившись утром ото сна, увидели белый фла¬

жок, извещавший о том, что их опередили.
—	Раскинул лагерь у подножия Седла прошлой ночью

и взобрался ту'да с первым проблеском дня,—решился

наконец прервать молчание Хэзэрд уже после того, как

они в полном молчании съели завтрак и помыли посуду.
; Гэс кивнул. Юношам несвойственно так долго преда¬
437

ваться унынию, и поэтому язык у него начал постепенно

развязываться.
—	Небось, теперь уже спустился, валяется в лагере

и чувствует себя, что твой Александр Македонский,—

продолжал Хэзэрд.— Да и кто может его за это упрек¬

нуть? Только хотелось бы мне, чтобы это были мы.
—	Он наверняка спустился,— заговорил наконец

Гэс.— На этой скале должно быть чертовски жарко, тем

более что солнце в это врем1я года палит нещадно. Ведь

и мы — помнишь? — собирались начать восхождение как

можно раньше и cпyctитьcя тоже пораньше. Да и у лю¬

бого, у кого достало ума доб[>аться до вершины, должно

хватить здравого смысла спуститься прежде, чем скала

накалится, а руки и ноги станут потньши.
—	Да уж башмаков он с собой не брал, это точно.—

Хэзэрд перевернулся на спину и принялся лениво рас¬

сматривать белое пятнышко флага, бодро развевающего¬

ся на краю пропасти.
—	Погоди-ка!—Он резко поднялся.— Что бы это

могло означать?
С вершины Полукупола сверкнул луч света, отбро¬

шенный металлическим предметом, за ним последовал

второй, потом третий. Юноши пришли в неописуемое

возбуждение и, откинув головы назад, старались получ¬

ше разглядеть сигналы.
—	Ну и олух! — завопил Гэс.— И чего он не спустил¬

ся. пока было прохладно?
Хэзэрд медленно покачал головой в знак того, что

вопрос слишком сложен, чтобы ответить на него сразу, и

что с суждениями по этому поводу лучше повременить.
Вспышки продолжались. Юноши вскоре заметили, что

они следуют через разные промежутки времени, а вре-

менам1и совсем пропадают. Вспышки были то долгими,

то короткими, они мгновенно появлялись и так же мгно¬

венно исчезали, иногда они прекращались на несколь¬

ко секунд кряду.
—	Догадался! — По лицу Хэзэрда было видно, что

его осенила какая-то идея.— Догадался! Этот парень,

там, наверху, пытается нам что-то сообщить. Он посы¬

лает сигналы карманным зеркальцем: точка, тире, точка,

тире,— понимаешь?
438

Гзс тоже начал догадываться.
—	Знаю, знаю. Так в войну сигналили. Это называет¬

ся гелиограф, правильно? То же, что телеграф, только

беспроволочный» И сигналят так же: точка, тире.
—	Ну да, азбукой Морзе пользуются. Хотелось бы

мне ее знать.
—	Да, это азбука Морзе. Этому парню наверняка

что-то нужно нам» сообщить, иначе чего ради он стал бы

эту возню затевать.
Сигналы вспыхивали и исчезали с неослабевающим

упорством до тех пор, пока Гэс не закричал:
—	Этот парень попал в беду, вот в чем1 дело! Скорее

всего, он расшибся или с ним1 что-нибудь произошло!
—	Еще чего придумаешь? — насмешливо спросил Хэ-

зэрд.
Гэс достал ружье и три раза подряд разрядил оба

ствола. И не успели замолкнуть раскаты эха, как им от¬

ветила целая вереница вспышек. Смысл сигналов был

настолько очевиден, что даже недоверчивый Хэзэрд

убедился: опередившему их человеку грозит серьезная

опасность.
—	Быстрей, быстрей, Гэс,— закричал он,— давай со¬

бираться! Я займусь лошадьм1и! -Наше путешествие в кон¬

це концов оказалось не таким уж бесполезным! Нам

придется взобраться на Полу купол хотя бы для того,

чтобы выручить этого парня! Где карта? Как нам до¬

браться до Седла?
—	«Выбрав конскую тропу, что идет ниже Верналь-

ских водопадов,— читал Гэс путеводитель,— турист,

энергичным шагом преодолев милю пути, подъедет к зна¬

менитому Невадскому водопаду. Неподалеку от него,

возвышаясь во всей своей красе и величии, стоит на

страже Чаша Свободы».
—	Пропусти эту чепуху,— нетерпеливо прервал его

Хэзэрд.— Тропа — вот что нас сейчас интересует.
—	Ага, вот оно где! «Следуя по тропе, идущей вдоль

водопада, вы подъедете к развилке. Левая дорога ведет

к Малой йоземитской долине. Гнезду облаков и про¬

чим достопримечательностям».
—	Стоп! Это нам подходит. Я нашел этот маршрут по

карте,— снова прервал его Хэзэрд.— От Гнезда облакр.в

отходит пунктирная линия к Полукуполу. Значит, тропин¬
439

ка заброшенна. Придется изрядно потрудиться, чтобы ее

разыскать. На все это нам понадобится день пути.
—	Подумать только, что нам придется проделать

весь этот путь, когда мы сейчас у самого подножия Ку¬

пола!— жалобно сказал Гэс, в раздумье глядя на вер¬

шину — цель их путешествия.
—	Не забывай, мы в йоземитской долине, так что у

нас все основания торопиться. А теперь собирайся да

поживее!
В силу давней привычки к походной жизни юношам

понадобилось всего несколько минут, чтобы погрузить

свои пожитки на спины вьючных лошадей и самим вско¬

чить в седла.
И только вечером, когда сгустились сумерки, они

стреножили лошадей на маленькой горной лужайке у

подножия Седла и принялись стряпать ужин, состояв¬

ший из кофе и грудинки. Перед тем как, завернувшись в

одеяла, отойти ко сну, они разыскали неподалеку от сво¬

ей стоянки лагерь злополучного незнакомца, обреченного

провести эту ночь на крыше Купола.
Рассвет уже уступил MiecTo дню, когда запыхавшиеся

юноши тяжело опустились на землю у вершины Седла

и принялись с'гаскивать башмаки. Они взглянули вниз, и

им показалось, что они находятся на крыше мира: да¬

же снежные короны пиков Сиерры оказались где-то да¬

леко под ними. По одну сторону — всего в полумиле от

них — раскинулась Малая Йоземитская долина, по дру¬

гую — в миле — Большая Йоземитская. Лучи солнца на¬

чинали припекать двух искателей приключений, но ноч¬

ная тьма все еще окутывала своим покровом пропасть.

А над ними, купаясь в свете дня, вздымалась величест¬

венная окружность Купола.
—	А это что? Для чего она тебе понадобилась? —

спросил Гэс, указывая на фляжку в кожаном чехле,

которую Хэзэрд старательно засовывал в нагрудный

карман.
—	Это «Голландская доблесть». Для храбрости,

ра^зумеется,— был ответ.— Нам в этом деле потребуется

все наше мужество и еще немного сверх того. А это

вот,— тут он многозначительно постучал по фляжке,—

и обеспечит нам сверх того.
—	Неплохая мысль,— заметил Гэс.
440

Трудно сказать, каким образом ИМ1 пришла в голову

эта ошибочная мысль, но они были молоды» и в книге

жизни для них оставалось еще много неразрезанных

страниц, К тому же они верили, что виски помогает от

змеиных укусов, и взяли с собой изрядный запас этого

целебного напитка. Правда, пока они еще не прикаса¬

лись к нему.
—	Хлебнем немного перед стартом,—предложил Хэ-

зэрд.
Гэс заглянул в пропасть и покачал головой:
—	Лучше подождать, пока мы взберемся повыше и

карабкаться станет труднее.
Над ними на высоте семидесяти футов торчал первый

крюк. Зима была снежная, и поэтому наросты льда по¬

корежили и согнули его так, что теперь он выступал все¬

го лишь на полтора дюйма над Скалой. Забросить на

него лассо с такого расстояния было невероятно труд¬

но. Снова и снова свертывал Хэзэрд свое лассо на ма¬

нер настоящих ковбоев, делал бросок, и снова и сно¬

ва неуловимый крюк ускользал. Гэсу тоже не везло. Ис¬

пользуя малейшие неровности в поверхности скалы, они

вскарабкались еще на двадцать футов к Куполу; там

они смогли отдохнуть в неглубокой расщелине. Отвесный

склон Купола был так близко, что, когда из своей рас¬

щелины они заглянули через край скалы, их взглядам

открылась гладкая стена, круто сбегавшая внйз

на целых две тысячи футов. Дальше взгляд не прони¬

кал: основание Полу купола еще окутывала тьма.
Теперь кркж был всего в пятидесяти футах, но скала

в этом месте становилась совершенно ровной, и склон

сбегал под утлом в пятьдесят градусов. На этом пром>е-

жутке невозможно было найти ни одного места для от¬

дыха. Путешественник должен был или взбираться

вверх, или соскальзывать вниз. Остановиться было не¬

возможно. Но в этом и заключалась опасность. Купол

имел сферическую форму, и если путешественник начи¬

нал соскальзывать вниз, его относило не к отправной

точке, где его могло задержать Седло, а южнее, прямо

к Малой Йоземитской долине, что влекло за собой па¬

дение с высоты в полмили.
—	Я попытаюсь,— просто сказал Гэс.
Они связали вместе два лассо, так что у них теперь
441

была веревка в сто футов длиной, и затем каждый из

них обвязал конец вокруг пояса.
—	Если я начну падать,— предупредил Гэс,— под-^

хватывай ослабевающую веревку и старайся получше

удержаться на месте. Если ты этого не сделаешь, то по¬

катишься за мной, и делу конец.
—	Ладно, ладно,— прозвучал самонадеянный от¬

вет.— Лучше хлебни-ка, перед тем как двинуться в путь^
Гэс посмотрел на флягу. Он хорошо знал себя и хвои
В03М10ЖНОСТИ.
—	Подождем, пока я не доберусь до крюка и ты ко

мне не пр'исоединипвься. Готов?
—	Да1
Он быстро, как кошка, пополз вверх на четверенмсах^

цепко хватаясь за почву. По мере того, как Гэс продви-^

гался вперед, Хэзэрд осторожно отпускал веревку.

Сначала Гэс двигался довольно быстро, но постепенно

стал выдыхаться. Ему оставалось пятнадцать футов до

крюка, потом — десять, потом — восемь, но теперь он

двигался медленно — ужасно медленно! Хэзэрд, следив¬

ший за ним из расщелины, испытывал разочарование и

презрение к нему. Ведь дело-то было проще простого!

Теперь Гэс был в пяти футах от крюка, еще одно мучи¬

тельное усилие, и он уже в четырех футах. Но когда

промежуток сократился до трех футов, он застыл на месте.

Нет, даже не застыл, а, подобно белке в колесе, удержи¬

вался на месте, лишь отчаянно цепляясь за скалу.
Попытка не удалась. Это было очевидно. Теперь ему

оставалось одно — спасаться. Он с ловкостью кошки

мгновенно перевернулся на спину, уперся пяткой в кро¬

шечное овальное углубление и сел. И тут мужество

оставило его. Лучи солнца проникли наконец в долину,

и Гэса потрясла ужасающая глубина бездны.
—	Лезь вперед, хватайся за крюк! — приказал ему

Хэзэрд, но Гэс лишь покачал головой.— Раз так, тогда

спускайся.
И снова Гэс покачал головой.
На его долю выпало тяжкое испытание — сидеть на

краю пропасти, рискуя свалиться каждую минуту. Но

и Хэзэрду, который сейчас лежал в полной безопасности

в расщелине, тоже предстояло выдержать испытание,

хотя и несколько другого рода. Когда Гэс начнет спол¬
442

зать — а он вот-вот начнет — и, падая в пропасть, ста¬

нет натягивать веревку, сможет ли он, Хэзэрд, выбрать

ослабевший конец и удержаться на месте? Вряд ли. И

он лежал, казалось бы, в полной безопасности, но в то

же время обреченный на смерть. И тут началось иску¬

шение. Почему бы ему не отвязать веревку? Тогда он

в любом случае будет спасен. Это был самый простой

выход из положения. Кому нужно, чтобы погибли два

человека вместо одного? Но национальная гордость,

честь и чувство собственного достоинства помогли ему

преодолеть искушение. Веревка осталась вокруг его

пояса.
—	Спускайся!—приказал он, но Гэс словно окаме¬

нел.— Спускайся, а не то я стащу тебя вниз,— пригро¬

зил он и подергал веревку, чтобы показать, что он не

шутит.
—	Не смей! — прошипел Гэс сквозь стиснутые зубы.
—	Еще как посмею, если не спустишься!—И он

снова потянул за веревку.
Всхлипнув в отчаяния, Гэс начал спускаться, стараясь

изо всех сил держаться подальше от пропасти. Хэзэрд—

постоянно настороже — ловко и споро выбирал ослабев¬

ший конец, испытывая наслаждение от своего хладнокро¬

вия. Когда веревка стала натягиваться, он постарался

закрепиться на месте. Рывок наполовину вытащил его

из расщелины, но он все же удержался на месте и очу¬

тился в центре круга, который описал Гэс, с веревкой в

качестве радиуса. Гэс приземлился на самом краю

южного выступа Седла. Через несколько секунд Хэзэрд

протягивал ему флягу.
—	Глотни сначала сам,— сказал Гэс.
—	Нет, ты. Я уже не хочу.
—	Да и я уже не хочу.— Было видно, что Гэс не

очень-то верит в магические свойства бутылки.
Хэзэрд спрятал бутылку в карман.
—	Ты продолжаешь игру,— спросил он,— или сда¬

ешься?
—	Ни за что,— запротестовал Гэс,— я лродолжаю!

В роду Лафи трусов не было. И если я и сплоховал там,

наверху, так только на секунду: на меня что-то вроде

морской болезни нашло. А теперь я в норме и лезу на

самую вершину.
443

—	Ладно,— сказал Хэзэрд,— Только теперь ты ле¬

жи в расщелине, а я тебе покажу, как это делается.
Но Гэс отказался. Он придерживался того мнения, что

гораздо легче и безопаснее ему с его ста шестнадцатью

фунтами веса карабкаться по ровной скале, чем1 Хэзэр-

ду, который весил сто шестьдесят пять, и что легче че-

ловеку весом в сто шестьдесят пять фунтов приостано¬

вить падение человека в сто шестнадцать фунтов, чем

наоборот. Да и помимо всего прочего, ведь у него уже

был кое-какой опыт. Хэзэрд понял всю справедливость

его доводов,, хотя и поддался уговорам с большой не¬

охотой.
Успех второй попытки оправдал уверенность Гэса в

себе. Один момент, правда, казалось, что он может по¬

вторить свою первую неудачу, но он сделал последнее,

окончательное усилие и ухватился за крюк, к которому

так долго стремился. Хэзэрд по веревке быстро присо¬

единился к нему. Следующий крюк был на расстоянии

шестидесяти футов, но почти половину этого расстоя¬

ния занимала неглубокая борозда, прорытая ледником

еще в незапамятные времена. Воспользовавшись ею, Гэс

без труда закинул лассо на крюк. Теперь им казалось,—

да так оно и было на самом деле,— что самая трудная

часть пути осталась позади. Правда, склон в этом месте

становился еще круче и вздымался под углом в шесть¬

десят градусов, зато почти все крюки тут были целы;

они располагались на расстоянии шести футов друг от

друга, как будто были вбиты специально для юношей и

только их и ждали. Даже лассо не понадобилось. Те^

перь им казалось детской забавой, стоя на одном крю¬

ке, забрасывать петлю на другой и потом! подтягиваться

к нему на веревке.
Бородатый, бронзовый от загара человек встретил их

на вершине и крепко, по-дружески пожал им руки.
—	И еще восхваляют разные там Монбланы! — вос¬

кликнул он, прервав свою речь, чтобы еще раз полюбо¬

ваться величественной панорамой.— А только ведь нет

ничего ни на земле, ни под землей, что могло бы срав¬

ниться с этим зрелищем.
Тут он опомнился и стал благодарить их за то, что они

пришли ему на помощь. Нет, нет, он не расшибся и не

был ранен. Просто, едва взобравшись на вершину, он по
444

беспечности вьшустил из рук веревку. Разумеется, он нс

мог спуститься без нее. Они поняли его сигналы? Нет?

Вот это странно! Тогда как же они...
—	Мы поняли, что произошла беда,— прервал его

Гэс,— по .тому, как отчаянно вы стали сигналить, когда

М1Ы выстрелили из ружья.
—	Вы, должно быть, промерзли здесь ночью без

одеял? — осведомился Хэзэрд.
—	Еще бы! Я и до сих пор не оттаял.
—	Отхлебните немного.— Гэс сунул ему фляжку.
Незнакомец с минуту смотрел на него внимательно,
потом сказал:
Видите этот ряд крюков, мой милый юноша? И

так как я сам1ым1 серьезным образом намереваюсь как

можно скорее спуститься по ним, я вынужден откло¬

нить ваше предложение. Нет, нет, очень вам за него

благодарен, но принять никак не могу.
Хэзэрд взглянул на Гэса и засунул фляжку обратно

в карман. Но когда они пропустили сложенную вдвое ве¬

ревку через последний крюк и ступили на Седло, он сно¬

ва вытащил фляжку.
—	Ну, а теперь, раз уж мы спустились, она нам боль¬

ше не понадобится,— произнес он решительно.— Да и

вообще я пришел к выводу, что в этой «Голландской

доблести», которую пьют для храбрости, мало толку.—

И он взглянул на величественную дугу Купола.— По¬

смотрите, чего мы добились без помощи бутылки.
Через несколько секунд группа туристов, гулявших

по берегу Зеркального озера, была потрясена неожидан¬

ным феноменом в виде фляжки виски, свалившейся на

них прямо с ясного неба. Обратно по дороге к отелю

они только и разговаривали, что о чудесах природы, в

особенности о метеоритах.

ТАЙФУН У БЕРЕГОВ ЯПОНИИ
(Первый рассказ Джека Лондона, опубликованный им

в семнадиать лет)
На утренней вахте пробили четыре склянки. Мы толь¬

ко что кончили завтракапь, когда на бак поступило

приказание вахтенным привести судно к ветру и лечь в

дрейф, а всей остальной команде приготовиться к спу¬

ску шлюпок.
—	Лево руля! Лево на борт! — крикнул пггурман.—

Марселя на гитовы! Бом1-кливер долой! Вынести кливер

на ветер и спустить фок!
И вот наша шхуна «Софи Сазерленд» 10 апреля 1893

года легла в дрейф у берегов Японии, вблизи мыса

Эримю.
Потом наступили минуты спешки и суматохи. На

шесть шлюпок пришлось восемнадцать человек. Одни

взялись за лопари талей, другие отдавали найтовы; по¬

явились рулевые со шлюпочными компасами и анкерка-

ми с водой и гребцы с запасами провизии. Охотники,

пошатываясь, волокли на себе по два-три дробовика,

винтовку и тяжелый ящик с боеприпасами. Все это вме¬

сте с дождев-иками и рукавицами вскоре было погруже¬

но в шлюпки.
Штурман отдал последние приказания, и мы на трех

парах весел рванулись вперед занять предназначенное

нам MiecTo. Мы находились в наветренной шлюпке, поэто¬

му и гребки должны были делать длиннее, чем на осталь¬

ных шлюпках. На первой, второй и третьей подветрен¬

ных шлюпках вскоре поставили паруса, и они, пользуясь
446

боковым ветром, пошли к югу и к западу. Шхуна про¬

должала идти, держась с подветренной стороны от шлю¬

пок, чтобы в случае нужды м*ы могли бы располагать

попутным ветром для возвращения на судно.
Утро было великолепным, но наш рулевой, взгля¬

нув на восходящее солнце, опасливо покачал головой и

многозначительно пробормотал: «Красно солнце поут¬

ру моряку не по нутру». И правда, солнце выглядело та¬

ким зловещим, что несколько резвившихся в небе лег¬

ких кудрявых облаков, словно испугавшись его, куда-то

поспешно скрылись.
На севере, подобно огромному чудовищу, вздымающе¬

муся из пучины мюрской, высилась грозная черная вер¬

шина мыса Эримо. Зимний снег, еще не совсем рас¬

таявший под лучами весеннего солнца, покрывал ее

большими блестящими заплатами, над которыми по пу¬

ти к морю проносился легкий ветер. Трепеща крыльями,

медленно взмывали вверх навстречу легкому бризу

огромные чайки, но им нелегко было оторваться от во¬

ды, и еще с полмили касались поверхности волн их пе¬

репончатые лапы. Едва смолк вдали их гомон, как над

водой появилась стая морских перепелов. Со свистом

рассекая крыльями воздух, они полетели туда, где раз¬

влекалась стая китов, тяжелое дыхание которых напо¬

минало выхлоп парового двигателя. Хриплые, неприят¬

ные для слуха крики морского попугая встревожили не¬

скольких котиков из той маленькой стаи, что шла впе¬

реди нас. Они умчались вдаль, делая по дороге такие

прыжки и кульбиты, что почти целиком оказывались

над водой. Медленно взмахивая крыльями, величествен¬

но парила над нами морская чайка, а на полубак, слов¬

но напоминая нам о родине, нахально уселся маленький

английский воробей и, склонив набок* голову, весело за¬

чирикал. Шлюпки вскоре ворвались в самую гущу стаи

котиков, и со всех сторон послышались выстрелы.
Ветер понемногу крепчал, и в три часа, когда, под¬

няв на борт уже с десяток котиков, м>ы раздум>ывали над

тем, прюдолжать ли охоту или идти обратно, на би-

зань-мачте шхуны подняли сигнал к возвращению. Это

был верный признак того, что с усилением ветра на¬

чал падать баром)2тр и что наш штурман тревожится за

судьбу шлюпок.
447

Мы пошли на фордевинд, взяв на нашем парусе один

риф. Стиснув зубы, сидел наш рулевой, крепко сжимая

в руках кормовое весло, и попеременно бросал беспо*кой-

ный взгляд то на шхуну, когда мы поднимались на гре¬

бень волны, то на грота-шкот, а то и ча корму, где взды¬

маемая ветром темная рябь возвещала о приближении

ижвала или увенчанной шапкой пены целой лавины

воды, которая грозила сокрушить нас. Веселым хорово¬

дом неслись в бешеной пляске высокие волны, выделы¬

вая самые причудливые фигуры и ожесточенно пресле¬

дуя нас со всех сторон, пока какой-нибудь громадный

вал ярко-зеленого цвета с молочно-белым гребнем не

поднимался с трепещущей груди океана и не прогонял

их прочь. Но через секунду они вновь появлялись, вы¬

тягиваясь и приседая по-новому. Они метались на сол¬

нечной дорожке, где волны, большие и малые, капли и

брызги походили на расплавленное серебро, а вода те¬

ряла свой темно-зеленый цвет и превращалась в свер¬

кающий поток только для того, чтобы тотчас же исчез¬

нуть в бесконечном просторе угрюмой, непокорной сти¬

хии, грозные, темные волны которой вздымались вверх,

разбивались и снова катились вдаль. Однако все это

движение, сверкание и серебряный блеск вскоре исчез¬

ли вместе с солнцем, которое скрылось за тучами, мчав¬

шимися по небу от вест-норд-веста — предвестниками

грядущего тайфуна.
Мы быстро добрались до шхуны, но на борт нас при¬

няли последними. Через несколько. М1инут с котиков были

сняты шкуры, шлюпки и палубы вымыты, и, мы, умыв¬

шись и переодевшись в сухое платье, сидели внизу в

теплом кубрике, где нас ждал обильный горячий ужин.

На шхуне поставили все паруса, так как нам предстояло

пройти до утра семьдесят пять миль к югу, чтобы вновь

очутиться возле лежбища котиков, от которых мы отста¬

ли за последние два дня.
Мы несли первую вахту с восьми вечера до полуночи.

Ветер вскоре почти достиг силы шторма, и наш штур¬

ман, по-видимому, вовсе не собирался спать этой ночью,

так как непрестанно ходил взад и вперед по палубе. Че¬

рез некоторое время марсели были взяты на гитовы и

закреплены, а затем спущен и свернут и бом-кливер.

Волнение на море стало нешуточным: волны перехле-
448

«АБОРДАЖ ОТБИТ^.

«в БУХТЕ ИЕДДО>.

стывали через палубу, заливали ее и угрожали смыть

шлюпки. Когда пробили шесть склянок, нам было при¬

казано перевернуть шлюпки и наложить на них штормо¬

вые найтовы. Этим мы занимались, пока не пробили

восемь склянок — нас сменила ночная вахта. Я сошел

вниз последним и видел, как вахтенные на палубе нача¬

ли крепить бизань. В кубрике все уже спали, за исклю¬

чением нашего новичка — «каменщика», погибавшего от

чахотки. Бешено раскачивающийся фонарь освещал куб¬

рик бледным, дрожащим светом, превращая в золоти¬

стый мед капли воды на желтых дождевиках. Во всех

углах, казалось, появлялись и исчезали черные тени,

тогда как наверху, в самой носовой оконечности судна,

позади оснований битенгов, спускавшихся от верхней

палубы до нижней, где эти тени таились в аасаде, подоб¬

но сказочному дракону у входа в пещеру, было черно,

как в преисподней. Время от времени, когда шхуну ка¬

чало сильнее обычного, свет, казалось, на мгновение про¬

никал туда, чтобы тотчас же исчезнуть, и на носу ста¬

новилось еще темнее и чернее, чем прежде. Рев ветра в

снастях доносился до слуха приглушенно, как отдален¬

ный грохот пересекающего эстакаду поезда или рокот

набегающего на гальку прибоя. Зато волны с такой си¬

лой били в наветренный борт судна, что, казалось, раз¬

рывали бимсы и обшивку в клочья. Скрип и стоны

шпангоутов, пиллерсов и переборок — такое напряжение

испытывало судно — заглушали стоны умирающего, тре¬

вожно метавшегося на своей койке. Попытки фок-мачты

вырваться из тисков палубных бимсов вызывали ливень

водяной пыли, а вздохи ее пропадали в неистовстве

шторма. Небольшие каскады воды струились по основа¬

ниям битенгов и, мешаясь с ручьями, стекавшими с

мокрых дождевиков, бежали по нижней палубе, исчезая

в главном трюме.
Когда пробили две склянки ночной вахты — или, если

говорить так, как говорят на суше, пробил час ночи,

на баке загремела команда: «Все наверх! Убавить

парусов!»
Соскочив с коек, сонные матросы кое-как напялили

одежду, дождевики и морские сапоги и выскочили на

палубу. Обычно, когда такое приказание приходится

выполнять в холодную штормовую ночь, «Джек»
29.	Джек Лондон. Т. XII.	449

угрюмо ворчит: «Кто не хотел бы продать ферму и уйти

в море?»
Только на палубе, особенно после того как пришлось

покинуть душный кубрик, по-настоящему чувствова¬

лась сила ветра. Он, казалось, стоял стеной, не позволяя

ни двигаться по уходящей из-под ног палубе, ни даже,

когда налетали особенно свирепые порывы, дышать.

Шхуна шла под кливером, .фоком и гротом. Мы быстро

спустили фок. Ночь была темной, и это порядком за¬

трудняло нашу работу. Тем не менее, хотя свет луны

и звезд не мог проникнуть сквозь толщу гонимых вет¬

ром штормовых облаков, природа отчасти сама помо¬

гала нам. Мягкий блеск исходил от поверхности океана.

Каждый могучий вал, весь фосфоресцирующий и пы¬

лающий крошечными огоньками мириадов микроскопи¬

ческих животных, грозил обрушить на нас ливень огня.

Все выше и выше, все тоньше и тоньше становился гре¬

бень волны по мере того, как она начинала изгибаться,

готовясь к прыжку, а потом с грохотом обрушивалась че¬

рез фальшборт массой мягкого сияния и тонн воды,

которые сбивали матросов с ног, разбрасывая их в сто¬

роны, и оставляли в каждой щели, в каждой трещине

дрожащие пятнышки огня, горящие до тех пор, пока их

не смывала очередная волна, оставляя на их месте но¬

вые. Иногда несколько валов, один за другим, с лихора¬

дочной поспешностью обрушивались на палубу, запол¬

няя ее водой по самый фальшборт и тотчас исчезая че¬

рез подветренные шпигаты.
Чтобы зарифить грот, мы были вынуждены спустить¬

ся под ветер и идти с попутным штормом под одним за^

рифленным кливером. К тому времени, когда этот маневр

был завершен, ветер усилился настолько, что судно не мог-*

ло лечь в дрейф. И м»ы полетели на крыльях шторма

сквозь тьму и водяную пыль. Ветер заходил то с право¬

го, то с левого борта, а один раз огромиый вал ударил

в корму шхуны, чуть не развернув ее к ветру. Когда на¬

ступил рассвет, мы убрали кливер, не оставив таким об¬

разом на судне ни одного поднятого паруса. Поскольку

мы шли с попутным ветром, шхун<а перестала принимать

на себя воду носом, однако в средней части судна вол¬

ны чередовались с лихорадочной поспешностью. Это был

шторм без дождя, но сильный ветер наполнял воздух
450

водяной пылью, которая поднишлась на высоту са¬

линга и резала лицо, словно ножом, сокращая види¬

мость до сотни ярдов. Море стало темно-свинцовым; оно

медленно перекатывалось длинными величественными

валами, вершины которых ветер обращал в горы пены.

Рыскание шхуны под порывами ветра увеличилось. Она

то почти останавливалась, будто ей предстоял подъем

на гору, то, поднявшись на гребень волны, кренилась

вправо и влево, а потом выпрямлялась и замирала, слов*

но испугавшись открывшейся перед ней зияющей безд¬

ны. Подобно лавине, устремлялась она вперед, когда мо-

ре с кормы обрушивалось на нее силой тысячи стенобит¬

ных орудий, зарываясь носом по кат-балки в молочную

пену, которая лезла на палубу со всех сторон: с носа,

с кормы, через якорные клюзы и через поручни.
Наконец ветер начал падать, и к десяти часам мы за¬

говорили о том, чтобы привести судно к ветру. Мы ми¬

новали один большой парусник, две шхуны и четырехма¬

чтовую баркентину и в одиннадцать часов, поставив

спенкер и кливер, легли в дрейф, а еще через час М(Ы

снова лавировали против волны под всеми парусами,

возвращаясь на запад, к тому месту, где находились ко¬

тики.
Внизу двое матросов зашивали в парусину тело «ка¬

менщика», готовясь похоронить его по морскому обычаю.

Так, вместе со штормом ушел из жизни «каменщик».

ИСЧЕЗНУВШИЙ БРАКОНЬЕР
—	Они и слушать нас не будут. Нарушили грани^

цу — и все. Заберут нас и отправят на соляные копи.

А дядя Сэм — как он об этом узнает? До Штатов ничего

не дойдет. В газетах напишут: «Мэри Томас» исчезла со

всем ее экипажем. Вероятно, попала в тайфун в Япон¬

ском море». Вот что скажут газеты и люди. А нас от**

правят в Сибирь, на соляные копи. И хотя бы мы про*

жили еще пятьдесят лет, для всего мира, для родных и

знакомых мы будем похоронены.
Так расценивал положение Джон Льюис, по прозви¬

щу «Морской законник».
В кубрике «Мэри Томас» обсуждался важный вопрос.

Разговор начали подвахтенные. Матросы, несшие вахту,

спустились к ним с палубы. В такую безветренную погоду

всем, кроме разве рулевого — да и того удерживала на

месте только дисциплина,— делать было нечего. Даже

юнга, «Малыш» Рассел, пробрался вперед послушать, о

чем идет речь.
Судя по мрачным лицам моряков, положение было

серьезным. Три месяца зверобойная шхуна «Мэри То¬

мас» охотилась на котиков вдоль берегов Японии и се¬

вернее, в Беринговом мюре. Однако у азиатских берегов

она вынуждена была прекратить охоту; здесь, в запрет¬

ных водах, патрулировали русские крейсера, и котики

могли спокойно выводить своих детенышей.
Неделю назад начался штиль; шхуна попала в поло¬

су густого тумана, который никак не рассеивался. Ве¬

тер был такой слабый, что едва поднимал легкую рябь
452

на воде. Это само по себе было не так плохо, потому

что эверобойные шхуны никогда не спешат, пока кругом

котики; но беда заключалась в том, что проходившее в

этом MiecTe сильное течение относило «Мэри Томас» к се¬

веру. Таким! образом, она пересекла границу и с каждым

часом все дальше и дальше проникала в опасные воды,

охраняемые русским медведем.
Никто не знал, как далеко отнесло шхуну, В тече¬

ние всей недели не было видно ни солнца, ни звезд, и

капитан не имел возможности провести необходимые

наблюдения, чтобы определить местонахождение и1хуны.

В любой момент мог нагрянуть крейсер, и тогда команде

не спастись от Сибири. Матросам «Мэри Томас» была

хорошо известна судьба многих браконьеров, и их лица

были мрачными не без причины.
—	Ну, Фройнде \— громко сказал немец, рулевой

одной из шлюпок,— швах дело. У нас такой улов, и все

добыто честно, и на тебе: теперь на нас нападают рус¬

ские, забирают наши шкуры и шхуну, а нас отправляют

в Сибирь цу ден анархистен Хорошенькое дельце!
—	Да, не повезло,— продолжал Законник.— Полто¬

ры тысячи шкур, добытых честно и благородно, всем нам

причитается по круглой сумме — и вместо этого попасть

в плен, и все потерять! Другое дело, если бы М!Ы были

браконьеры, а то ведь это все честная работа в откры¬

том море.
—	Но раз мы ни в чем не виноваты, они нам не мо¬

гут ничего сделать, правда?—осведомился юнга.
—	По-моему, такому мальцу, как ты, совсем) не след

толкаться там, где разговаривают старшие,— оборвал

его со своей койки матрос-англичанин.
—	Не трогай Малыша, Джек,— заметил Закон¬

ник.— Это и его касается. Разве его жалованье не про-*

горит так же, как наше?
—	За это жалованье я теперь и гроша ломаного не

дам! — фыркнул Джек.
Он рассчитывал после получки поехать домой, в Чел¬

си, повидаться с семьей, и ему станов-илось he по себе

при мысли о том, что он можёт лишиться не только за¬

работанных денег, но и свободы.
*	Друзья (нем.).
*	К анархистам (нем,).
453

—	А как они узнают? — переспросил Законник, от¬

вечая на вопрос Малыша.— Мы находимся в запретных

водах. Откуда им знать, что мы прибыли сюда не по своей

воле? Мы здесь, в трюме у нас полторы тысячи шкур.

Им ведь неизвестно, где мы их добыли: в открытом

мюре или в территориальных водах! Видишь, Малыш,

все факты против нас. Скажем, поймаешь ты парня с

полными карманами яблок — точь-в-точь таких, что ра¬

стут на твоей яблоне, да еще поймаешь его на этой са¬

мой яблоне, и пусть этот малый тебе скажет, что, мол,

он попал туда не нарочно, что сам не знает, как его туда

занесло, и уж, во всяком случае, эти яблоки попали к

нему с другого дерева, что ты тогда подумаешь, а?
После такого объяснения Малышу стало все ясно, и он

уныло покачал головой.
—	Уж лучше умереть, чем попасть в Сибирь,— ска¬

зал один из гребцов.— Повезут тебя на соляные копи

и будешь там работать до тех пор, пока не подохнешь. И

никогда не увидишь дневного света! Рассказывают, как

одного парня приковали к напарнику, а тот взял да умер.

А они ведь были наглухо прикованы друг к другу! А кого

пошлют на ртутные копи, тот изойдет слюной. Пусть луч¬

ше повесят, только бы не изойти слюной.
—	А отчего это идет слюна?—спросил Джек, кото¬

рый, услышав о новой опасности, приподнялся со своей

койки.
—	Да оттого, что ртуть попадает в кровь, вроде так.

Десны распухают, как от цинги, только еще хуже, и зу¬

бы начинают шататься. А потом человек покрывается

страшными язвами и умирает ужасной смертью. Лю¬

бой силач недолго протянет в ртутных рудниках.
—	Швах дело,— печально прозвучали в наступившей

тишине слова рулевого,— дело швах. Вот бы попасть

в Иокогаму. А? Что это такое?
Шхуна внезапно накренилась. По палубе со стуком и

грохотом покатилась оловянная кружка. Наверху за¬

хлопали паруса и резко защелкала задняя шкаторина

слабо натянутого фока. До матросов донесся голос

старшего помощника капитана:
—	Все наверх, паруса ставить!
Никогда подобное приказание не исполнялось с боль-»

шим энтузиазмом, чем сейчас. Штиль кончился, подул
454

ветер. Уж он-то отнесет их на юг, в безопасное место.

С радостными возгласами все выскочили на палубу. По¬

ка они работали, туман рассеялся, и взорам открылся

темный небосвод, усыпанный знакомыми звездами. Ко¬

гда все было в полном порядке, «Мэри Томас», повер¬

нувшись боком к ветру, устремилась вперед, на юг.
—	Впереди, слева по носу огни парохода, сэр! —

взволнованно закричал вахтенный со своего поста на

баке.
Капитан послал Малыша вниз за ночным биноклем!.

Все столпились у подветренного борта, чтобы рассмот¬

реть подозрител|ЬНое судно, очертания которого уже на¬

чали смо^тно вырисовываться. Лишь один шанс из ты¬

сячи был за то, что они встретят в этих пустынных во¬

дах какое-нибудь другое судно, кроме русского патруля.

‘Капитан все еще с беспокойством смотрел в бинокль, ко¬

гда на неизвестном судне показалась вспышка, за кото¬

рой последовал громкий звук пушечного выстрела. Самые

худшие опасения подтвердились. Это было патрульное

судно, выстрелившее по направлению носовой части «Мэ¬

ри Томас», очевидно, чтобы заставить ее остановиться.
—	Руль под ветер,— приказал капитан рулевому

упавшим голосом.— Раздернуть фока- и кливер-шко¬

ты!— скомандовал он.— Спустить бом-кливер! Взять на

гитовы фортопсель! А теперь на корму, налегай на гро-

та-шкот!
«Мэри Томас» пошла прямо против ветра, сбавила

скорость и остановилась, тяжело покачиваясь на боль¬

ших волнах, катившихся с запада.
Крейсер подошел немного ближе. Молча, с зами¬

ранием сердца смютрели на него моряки. Они видели,

как травили тали, спуская на воду большую белую

шлюпку, в которую затем спрыгнули матросы. До них

доносились скрип шлюпбалок и распоряжения офице¬

ров. Рывок весел — шлюпка отвалила и направилась к

шхуне. Ветер все крепчал, море было неспокойно, и

хрупкое суденышко никак не могло лечь борт о борт

с подбрасываемой на волнах шхуной; выждав момент,

офицер и два матроса поднялись на судно при помощи

брошенных им концов. Шлюпка отошла на безопасное

расстояние, и матросы под командованием сидевшего на

корме у румпеля молодого гардемарина осушили веслас
455

Офицер — судя по мундиру, это был лейтенант рус¬

ского флота — зашел с капитаном «Мэри Томас» в каю--

ту проверить судовые документы. Через несколько ми¬

нут, когда он вышел, его матросы подняли крышку

люка, и он спустился с фонарем в трюм осмотреть груз.

Его взорам предстала груда в тысячу пятьсот велико¬

лепных свежих шкур — добыча целого сезона; при дан¬

ных обстоятельствах офицер мог прийти только к одно¬

му выводу.
Поднявшись на палубу, он обратился на ломанокФ ан¬

глийском языке к капитану «Мэри Томас»:
—	Прошу меня извинить, но я обязан именем его

величества задержать ваше судно, как браконьера,

захваченного со свежими шкурами в наших террито¬

риальных водах. Вам, по-видимому, известно, что за

это полагается конфискация груза и тюремное заклю-»*

чение.
Капитан с напускным равнодушием пожал плечами

и отвернулся. Даже сильным людям — пусть внешне

они держатся спокойно — порой хочется плакать от не¬

заслуженных ударов судьбы. Ясно представив себе свой

маленький дом в Калифорнии, жену и двух рыжеволо¬

сых мальчуганов, он почувствовал, что его горло как-то

странно сжимается, и не стал говорить, боясь разры¬

даться.
Кроме того, у него был долг перед матросами. Он не

имел права выказывать слабость в их присутствии, по¬

тому что должен был являться для них опорой в беде.

Он уже объяснился с лейтенантом и знал всю безнадеж¬

ность положения. Как сказал Законник, все факты бы^

ли против него. Поэтому он повернулся и стал шагать

взад и вперед по корме судна, на котором он больше не

был командиром.
Теперь шхуной командовал русский офицер. Он велел

еще нескольким из своих матросов подняться на судно,

спустить все паруса и аккуратно их свернуть и закре¬

пить. Пока выполнялись эти приказания, шлюпка, кур¬

сировавшая между двумя судами, подвезла тяжелый

трос, который закрепили за большие буксирные кнехты

на носовой части шхуны. Моряки шхуны стояли вокруг

с мрачным видом. Только сумасшедший стал бы думать

о сопротивлении, когда до пушек военного корабля было
456

рукой подать; но они не хотели и помогать русским мат¬

росам и только угрюмо смютрели.
Сделав свое дело, лейтенант оставил четырех матро¬

сов «а шхуне, а всем остальным велел вернуться в шлюп¬

ку. Теперь на борт поднялся гардемарин, юноша лет

шестнадцати, казавшийся взрослым и величественным в

своем мундире с кортиком; он принял командование за¬

хваченной шхуной. Лейтенант уже приготовился опу¬

скаться, как вдруг его взгляд случайно остановился на

Малыше. Без всякого, предупреждения он схватил его

за плечо и велел спрыгнуть в ожидавшую шлюпку, а

затем, сделав прощальный знак рукой, сам последовал

за мальчиком.
. Не удивительно, что Малыш испугался. Все рассказы,

Кото|5ые он слышал о русских, вызывали в нем страх,

и в эту минуту они ярко всплыли в его памяти. Попасть

им в лапы было ужасно само по себе, но теперь они

увозили его от товарищей; такой участи он никак не

ожидал.
—	Веди себя хорошо. Малыш,— крикнул ему капи¬

тан, когда шлюпка отвалила от борта «Мэри Томас»,—

и говори правду!
—	Да, да, сэр!—ответил он с бравым видом. Он

ощущал какую-то расовую гордость и стыдился проя¬

вить трусость перед этими враждебными чужаками, эти¬

ми дикими русскими медведями.
—	И будь вежлив!—добавил немец-рулевой, и его

низкий голос прозвучал над водой, как звук туманного

горна.
Малыш помахал на прощание рукой, а его това¬

рищи столпились у борта, подбадривая юнгу криками.

Малыш уселся на корме и стал рассматривать лейтенан¬

та. В конце концов лейтенант не похож на дикаря или

на медведя, решил Малыш, он такой же, как другие лю¬

ди, и матросы такие же, как все матросы военных ко¬

раблей, которых он когда-либо знал.
И все же, как только его нога коснулась стальной

палубы крейсера, ему показалось, будто он вошел в во¬

рота тюрьмы. Несколько минут на него никто не обра¬

щал внимания. Моряки подняли шлюпку и оставили ее

висеть на шлюпбалках. Потом из труб повалили огром¬

ные облака черного дыма, и корабль двинулся — Малыш
457

не мог не думать о там, что он плывет прямиком в Си¬

бирь. Он видел, как «Мэри Томас» внезапно качнулась,

став в кильватер к крейсеру, трос натянулся, шхуна по-^

шла на буксире; ее бортовые огни, красный и зеленый,

то поднимались, то опускались.
При ЭТОМ1 печальном зрелище взгляд Малыша зату-

М1анился, но так как в это врем1Я пришел лейтенант, что¬

бы отвести его вниз к командиру, юнга выпрямился и

сжал губы, как будто это было для него самым обыч¬

ным делом и его каждый день отправляли в Сибирь.
Каюта, в которой сидел командир, была дворцом по

сравнению со скромной обстановкой «Мэри Томас»,

и сам командир, важный, с золотыми галунами, был

весьма величественной персоной, совсем не похожим

на простого человека, который командовал зверобойной

шхуной.
Скоро Малыш понял, почеМ1у его взяли на борт, и во

время продолжительного допроса говорил только чистую

правду. Правда была безопасна; его положению мюгла

повредить только ложь. Он не знал ничего, кроме того,

что шхуна охотилась на котиков далеко на юге, в откры¬

том море, а когда наступил штиль и спустился туман»

она оказалась поблизости от границы, и их отнесло в рус¬

ские воды. Малыш все врем»я настаивал на том, что , в

течение недели, пока их носило по запретным водам, они

не спускали шлюпок и не убили ни одного котика. Но

командир предпочитал считать все его объяснения лжи¬

выми россказнями и говорил с ним весьма строгим) тоном,

стараяоь запугать мальчика. Но как он ни угрожал, как

ни льстил, ему не удалось найти ни малейшего про-»

тиворечия в заявлениях Малыша, и наконец он прика¬

зал ему убираться с глаз долой.
По оплошности за Малышом не установили при¬

смотра, и он без всякого надзора бродил по палубе. Ино¬

гда матросы, проходя мимо, бросали на него любопыт¬

ные взгляды, но в остальное время он был совершенно

один и не привлекал к себе внимания, потому что был

мал, а ночь стояла темная, и вахтенные на палубе зани¬

мались овоим-и делами. Спотыкаясь среди незнакомых

предметов, он пробрался на корму, откуда были видны

бортовые огни «Мэри Томас», неуклонно следовавшей

за крейсером!.
458

Он долго смотрел на нее, а потом улегся на палубе,

поближе к тому месту, где проходил буксирный трос. По-»

дошел офицер, чтобы посмотреть, не трется ли обо что-

нибудь натянутый трос. Но Малыш, сжавшись, отполз

в тень и остался незамеченным. Однако это происшест¬

вие подало ем1у идею, как спасти жизнь двадцати двух

человек, дать им свободу, избавить от тяжелого горя мно¬

гие семьи за тысячи миль отсюда.
Он начал свои рассуждения с того, что команда не

виновна ни в каком преступлении и все же ее безжа¬

лостно увозят в заключение в Сибирь, где, по слухам,

которым он безоговорочно верил, люди заживо гниют.

Он думал о том^ что сам он в плену и что нет ника¬

кой надежды спастись. Но можно было устроить побег

двадцати двух человек на «Мэри ToMiac». Их удерживал

только четырехдюймовый трос. Они не осмелятся об¬

резать его на своем конце, потому что русские, захва¬

тившие их в плен, постоянно за ними наблюдают; но

«а этом конце — да, на этом конце...
Малыш не стал тратить времени на дальнейшие рас¬

суждения. Пробравшись к самому тросу, он открыл боль¬

шой складной нож и принялся за работу. Лезвие было

не очень острым, и ему пришлось перепиливать волок¬

но за волокном; с каждым движением ножа перед ним

все ярче вставала страшная картина одинокой сибир¬

ской ссылки. Такую ссылку трудно было бы переноси! ь

даже вместе с Т0варища(ми, но жить в Сибири одному

казалось ужасным». И кроме того, за тот самый по¬

ступок, который он совершает теперь, он наверняка полу¬

чит еще большее наказание.*
Его мрачные размышления были прерваны звуком

•приближающихся шагов. Малыш отполз в тень. Рядом

с ним остановился офицер; он нагнулся было, чтобы

посмотреть на трос, но раздумал и выпрямился. Несколь¬

ко минут он стоял, пристально глядя на огни захвачен¬

ной шхуны, и снова пошел дальше.
Теперь наступило самое время действовать. Малыш

снова подполз к тросу и принялся пилить. Две пряди

были уже перерезаны. Потом три. Оставалась только од¬

на. Она была так сильно натянута, что подалась очень

быстро. Раздался всплеск. Свободный конец троса упал

за борт. Малыш лежал тихо, с замирающим сердцем при¬
459

слушиваясь к каждому звуку. Никто на крейсере не

слышал всплеска.
Он видел, как красный и зелёный огни «Мэри То-*

мае» становились все более и более тусклыми. Затем со

шхуны донесся приглушенный окрик русской стороже¬

вой команды. На крейсере никто ничего не слышал.

Дым по-прежнему вырывался из труб корабля, и его ма-»

шины работали так же мощно, как и раньше.
Что происходило на «Мэри Томас»? Об этом) Малыш

мог только догадываться, но в одном! он был уверен: его

товарищи сумеют постоять за себя и одолеют четырех

матросов и гардемарина. Через несколько минут он уви¬

дел легкую вспышку, и его напряженный слух уловил

очень слабый звук пистолетного выстрела. Потом — о ра¬

дость! — оба огня, красный и зеленый, вдруг исчезли.

«Мэри Томас» обрела свободу!
Какой-то офицер прошел на корму. Малыш прополз

вперед и спрятался в шлюпке. Едва он успел это сделать,

как на корабле забили тревогу. Раздались громкие при¬

казания. Крейсер изменил направление. Электрический

прожектор своими белыми лучами прорезал море во всех

направлениях, но яркий сноп его света не обнаружил

носившейся по волнам шхуны.
Вскоре Малыш уснул и проснулся только на рассве-.

le. Машины монотонно стучали, и по шумным всплескам

воды он догадался, что моют палубы. Один быстрый

взгляд — и он убедился в том, что они одни среди бес¬

крайнего океана. «Мэри Томас» исчезла. Когда он под¬

нял голову, раздался взрыв смеха матросов. Даже офи¬

цер, который тут же приказал ему отправляться вниз и

запер его там, не мог скрыть улыбки. Позже Малыш ча¬

сто думал о том, что они не очень рассердились на него.
Он был недалек от истины. В глубине души каждо¬

го человека живет какое-то врожденное благородство,

которое заставляет его восхищаться смелым поступком,

если даже этот поступок совершил враг. И русские в

этом отношений нисколько не отличались от других лю¬

дей. Правда, мальчик провел их; но они не могли его

порицать и мучительно ломали себе голову, не зная, что

с ниАв делать. Нельзя же было держать в плену оДного

мальчугана: он все равно не мог заменить всех тех, кто

остался на исчезнувшем браконьере.
. 460

Поэтому спустя две недели русский крейсер попросил

остановиться военный корабль Соединенных Штатов, ко¬

торый шел из русского порта Владивосток. От одного ко¬

рабля к другому прошла шлюпка, и маленький мальчик

перебрался через планшир на палубу американского суд¬

на. Неделей позже его высадили в Хакодате и после

обмена телеграммами дали ему денег на проезд по же*

лезной дороге до Иокогамы.
С железнодорожной станции он поспешил по причуд¬

ливым японским улицам в гавань и попросил владельца

сампана перевезти его на борт судна, оснастка которо¬

го сразу показалась ему знакомой. Сезни этого суд¬

на были отданы, паруса поставлены; оно вот-вот долж¬

но было отправиться обратно в Соединенные Штаты^

Когда он подплыл ближе, на бак высыпала группа мат¬

росов, рычаги брашпиля стали подниматься и опускать¬

ся, и якор* оторвался от илистого дна.
—	«Вниз плывут лихие янки!» — прокатился голрс

Законника, затянувшего якорную песню.
—	«Эй, ребята, налегай!» — подхватил знакомый

хор, и тела людей наклонялись и выпрямлялись в такт

песне.
Малыш Рассел расплатился с лодочником и ступил

йа палубу. О якоре забыли. Раздалось громкое «ура», и

не успел он перевести дыхание, как оказался на плечах

капитана в окружении своих товарищей. Ему задавали

по двадцать вопросов в секунду, и он едва успевал на

них отвечать.
На следующий день шхуна, подошедшая к японско-

М)у ры6ачьем1у поселку, высадила на берег четырех мат¬

росов и маленького гардемарина и ушла прочь. Эти

люди не говорили по-английски, но у них были деньги,

и они быстро добрались до Иокогамы, С того дня жи¬

тели японского поселка никогда больше ничего не слы¬

шали о них, и об этой загадке все еще ходит много тол¬

ков. Поскольку русское правительство ни разу не упоми¬

нало об этом инциденте. Соединенные Штаты до сих

1юр официально ничего не знают об исчезнувшем» бра-

кон1ьере и не слышали о том, каким образом! несколько их

граждан похитили пятть подданных царя. Иногда даже

у наций бывают свои тайны.

НА БЕРЕГАХ САКРАМЕНТО
Ветер мчится — хо-хо-хью! —«
Прямо в Каляфарнию.
Сакраменто — край богатый:
Золото гребут лопатой!
Худенький мальчик тонким пронзительным голосом

распевал эту морскую песню, которую во всех частях

света горланят матросы, выбирая якорь, чтобы двинуть¬

ся в порт Фриско. Это был обыкновенный мальчуган,

он никогда и моря-то в глаза не видел, но всего в двух¬

стах футах от него — только спуститься с утеса — бур¬

лила река Сакраменто. Малыш Джерри — так звали

его, потому что был еще старый. Джерри, его отец; от

него-то и слышал Малыш эту песню и от него же унасле¬

довал ярко-рыжие вихры, задорные голубые глаза и

очень белую, усыпанную веснушками кожу.
Старый Джерри был мюряк, он добрую половину сво¬

ей жизни плавал по мюрям, а песня матросу сама про¬

сится на язык. Но однажды в каком-то азиатском пор¬

ту, когда он BMiecTe с двадцатью другими матросами пел,

выбиваясь из сил над проклятым якорем, слова этой

песни впервые заставили его призадуматься всерьез*

Очутившись в Сая-Францяоко, он распрощался со сво¬

им судном и с морем и отправился поглядеть собствен¬

ными. глазами на берега Сакраменто.
Тут-то он и увидел золото. Он нанялся работать на

рудник «Золотая Греза» и оказался в высшей степени
462

полезным человеком при устройстве подвесной дороги

на высоте двухсот футов над рекой.
Затем эта дорога осталась под его надзором. Он сле¬

дил за тросам1и, держал их в исправности, любил их и

вскоре стал незаменимым работником на руднике «Зо¬

лотая Греза». А потом он полюбил хорошенькую Мар¬

гарет Келли, но она очень скоро покинула его и малютку

Джерри, который только-только начинал ходить, и усну¬

ла непробудным сном на маленьком кладбище среди

больших, суровых сосен.
Старый Джерри так и не вернулся на морскую служ¬

бу. Он жил возле своей подвесной дороги и всю любовь,

на какую способна была его душа, отдал толстым сталь-

>цым тросам и малышу Джерри. Для рудника «Золотая

Греза» наступили черные дни, но и тогда старик ос¬

тался на службе у Компании сторожить заброшенное

предприятие.
Однако сегодня утром его что-то не было видно. Один

только малыш Джерри сидел на крылечке и распевал

старую матросскую песню. Он сам приготовил себе за¬

втрак и уже успел управиться с ним, а теперь вы¬

шел поглядеть на белый свет. Неподалеку, шагах в два¬

дцати от него, возвышался громадный, стальной бара¬

бан, на который наматывался бесконечный металличе¬

ский трос. Рядом с барабаном стояла тщательно за¬

крепленная вагонетка для руды. Проследив взглядом

головокружительный полет стальных тросов, перекину¬

тых высоко над рекой, малыш Джерри различил

далеко на том берегу другой барабан и другую ваго¬

нетку.
Сооружение это приводилось в действие просто си¬

лой тяжести: вагонетка двигалась, увлекаемая собствен¬

ным весом, а в это время с противоположного берега

двигалась пустая вагонетка. Когда нагруженную ваго¬

нетку опорожняли, а пустую нагружали рудой, все по¬

вторялось снова, повторялось много-много сотен и тысяч

раз, с тех пор как старый Джерри стал смотрителем под¬

весной дороги.
Малыш Джерри перестал петь, услышав приближа¬

ющиеся шаги. Высокий человек в синей рубахе, с вин¬

товкой на плече вышел из соснового леса. Это был Холл,

сторож на рудиике «Желтый Дракон», расположенном^
463

npHMiepHO в миле отсюда вверх по течению Сакраменто,

где тоже была перекинута дорога на тот берег.
—	Здорово, Малыш!—крикнул он.— Что ты тут

делаешь один-одинешенек?
—	А я здесь теперь за хозяина,— ответил Малыш

Джерри как нельзя более небрежным! тоном^ словно

ему не впервой было оставаться одному.— Отец, знае¬

те, уехал.
—	Куда уехал?—спросил Холл.
—	В Сан-Франциско. Он еще вчера вечером уехал.

Брат у него умер, где-то в Старом Свете. Вот он и

поехал с адвокатом потолковать. Завтра вечером вер¬

нется.
Все это Джерри выложил с гордым сознанием», что

на него возложена большая ответственность — самолич¬

но сторожить рудник «Золотая Греза». Видно было в то

же время, что он страшно рад замечательному приклю¬

чению — возможности пожить совсем одном1у на этом

утесе над рекой и самюму готовить себе завтрак, обед и

ужин.
—	Ну, смотри будь поосторожней,— посоветовал ему

Холл,— не вздумай баловать с тросами. А я вот иду по¬

смотреть, не удастся ли подстрелить оленя в каньоне

«Колченогой Коровы».
—	Как бы дождя не было,— степенно промолвил

Джерри.
—	А мне что! Промокнуть, что ли, страшно? — за¬

смеялся Холл и, повернувшиаь, скрылся между дерев(ь-
ЯМ)И.
Предсказание Джерри насчет дождя сбылось. Ча¬

сам к десяти сосны заскрипели, закачались, застонали,

стекла в окнах задребезжали, дождь захлестал длин¬

ными косыми струями. В половине двенадцатого Джер¬

ри развел огонь в очаге и, едва пробило двенадцать,

уселся обедать.
«Сегодня уж, конечно, гулять не придется»,— решил

он, тщательно вымыв и убрав посуду после еды. И еще

подумал: «Как, доли^но быть, вымюк Холл! И удалось ли

ему подстрелить олеия?»
Около'часу дня постучали в дверь, и, когда Джерри

открыл', в комбату стремительно ворвались мужчина и

женщина, слов>но их силком впихнул ветер. Это были
464

мистер и миссис Спиллен, фермеры, жившие в уединен¬

ной долине, милях в двенадцати от реки.
—	А где Холл?—запыхавшись, отрывисто спросил

Спиллен.
Джерри заметил, что фермер чем-то взволнован и

куда-то торопится, а миссис Спиллен, по-видимому, очень

расстроена.
Это была худая, совсем уже поблекшая женщина,

много поработавшая на своем! веку; унылый, беспросвет¬

ный труд наложил на ее лицо тяжелую печать. Та же

тяжкая жизнь согнула спину ее мужа, искорежила его

руки и покрыла волосы сухим! пеплом ранней седины. .
—	Он на охоту пошел, в каньон «Колченогой Коро¬

вы». А вам что, на ту сторону, что ли, надо?
Женщина стала тихонько всхлипывать; а у Спиллена

вырвался возглас, выражавший крайнюю досаду. Он по¬

дошел к окну. Джерри стал с ним» рядом и тоже погля¬

дел в окно, в сторону подвесной дороги; тросов почти не

было видно за густой пеленой дождя.
Обычно жители окрестных селений переправлялись

через Сакраменто по канатной дороге «Желтого Драко¬

на». За переправу полагалась небольшая плата, из ко¬

торой Компания «Желтого Дракона» платила жалованье

Холлу.
—	Нам надо на тот берег, Джерри,— сказал Спил¬

лен.— Отца у нее,— он ткнул пальцем в сторону плачу¬

щей жены^— задавило на руднике, в шахте «Клеверного

.Листа». Там1 взрыв был. Говорят, не выживет. А нам

только что дали знать.
Джерри почувствовал, как у него екнуло сердце. Он

понял, что Спиллен хочет переправиться по тросам! «Зо¬

лотой Грезы», но без старого Джерри он не мог ре¬

шиться на такой шаг, потому что по их дороге не возили

пассажиров, и она уже давно находилась в бездейст¬

вии.
—	Может быть. Холл скоро придет,— промолвил

мальчик.
Спиллен покачал головой.,
—	А отец где?—спросил он.
—	В Сан-Франциско,— коротко ответил Джерри.
, С хриплым стоном Спиллен яростно хлопнул кула¬

ком по ладони. Жена его всхлипывала все громче» и
30.	Джек Лондон. Т. ХП,	465

Джерри слышал, как она причитала: «Ах, не поспеем,

не поспеем, умрет...»
Мальчик чувствовал, что и сам1 вот-вот заплачет; он

стоял в нерешительности, не зная, что предпринять. Но

Спиллен решил за него.
—	Послушай, Малыш,— сказал он тоном, не допу¬

скающим возражений,— нам с женой надо переправипь-

ся во что бы то ни стало по твоей дороге. Можешь ты

нам помочь в этом деле — запустить эту штуку?
Джерри невольно попятился, точно ему предложили

коснуться чего-то недозволенного.
—	Я лучше пойду посмотрю, не вернулся ли Холл,—

робко сказал он.
—	А если нет?
Джерри снова замялся.
—	Если случится что, я за все отвечаю. Видишь ли,

Малыш, нам до зарезу надо на ту сторону.— Джерри

нерешительно кивнул.— А дожидаться Холла нет ника¬

кого смысла,— продолжал Спиллен,— ты сам понима¬

ешь, что из каньона «Колченогой Коровы» он не скоро

вернется. Так что идем-ка, запусти барабан.
«Не удивительно, что у М1иссис Спиллен был такой

испуганный вид, когда мы помогали ей забираться в ва¬

гонетку»,— невольно подумал Джерри, глянув вниз,

в пропасть, которая сейчас казалась совсем бездонной.

Дальнего берега, находившегося на расстоянии семисот

футов, вовсе не было видно сквозь ливень, клубящиеся

в вихре клочья облаков, яростную..пену и брызги. А утес,

на котором) они стояли, уходил отвесной стеной прямо в

бурлящую мглу, и казалось, что от стальных тросов ту-

да, вниз, не двести футов, а по крайней мере м)иля.
—	Ну, готово? —спросил Джерри.
—	Давай! — во всю глотку заорал Спиллен, чтобы

перекричать вой ветра.
Он уселся в вагонетку рядом с женой и взял ее за

руку.
Джерри это не понравилось.
—	Вам придется держаться обеими руками: ветер

сильно швыряет! — крикнул он.
Муж с женой тотчас же розняли руки и крепко ухва¬

тились за края вагонетки, а Джерри осторожно отпустил

тормозной рычаг. Барабан «не спеша завертелся, беско¬
466

нечный трос стал разматываться, и вагонетка медленно

двинулась в воздушную пропасть, цепляясь ходовыми

колесиками за неподвижный рельсовый трос, протяну¬

тый вверху.	1
Джерри уже не в первый р,аз пускал в ход вагонетку.

Но до сих пор ему приходилось это делать только под

наблюдением отца. Он осторожно регулировал скорость

движения при помощи тормозного рычага. Тормозить

было необходимо, потому что от бешеных порывов вет-

jpa вагонетка сильно раскачивалась, а перед тем, как со¬

всем скрыться за стеной дождя, она так накренилась,

что чуть не вывернула в пропасть свой живой груз.
После этого Джерри мог судить о движении вагонет¬

ки только по движению троса. Он очень внимательно

следил, как трос разматывается с барабана.
—	Триста футов...— шептал он, по Miepe того как про¬

ходили отметки на кабеле,— триста пятьдесят... четыре¬

ста... четыреста....
Трос остановился. Джерри дернул рычаг тормоза, но

трос не двигался. Мальчик обеим1И руками схватился за

трос и потянул его на себя, стараясь сдвинуть его с ме¬

ста. Нет! Где-то явно застопорило* Но где именно, он не

М1ЭГ догадаться, и вагонетки не было видно. Он поднял

глаза вверх и с трудом различил в воздухе пустую ва¬

гонетку, которая должна была двигаться к нему с та¬

кой же скоростью, с какой вагонетка с грузом удалялась.

Она была от него примерно в двухстах пятидесяти футах.

Это означало, что где-то в серой мгле на высоте двухсот

футов над кипящей рекой и на расстоянии двухсот пяти¬

десяти футов от другого берега висят в воздухе застр^яв-

шие в пути Спиллен с женой.
Три раза Джерри окликал их во всю силу своих

легких, но голос его тонул в неистовом! реве непогоды. В

то врем1Я как он лихорадочно перебирал в уме, что бы

такое сделать, быстро бегущие облака над рекой вдруг,

поредели и разорвались, и он на мгновение увидел

вздувшуюся Сакраменто внизу и висящую в воздухе ва¬

гонетку с людьми. Затем облака снова сошлись, и над

рекой стало еще темнее, чем раньше.
Мальчик тщательно осмотрел барабан, но не обнару¬

жил в нем! никаких неполадок. По^идимому, что-то не-

исправ-но в барабгцне на том» берегу. Страшно было пред-
467

стааить себе, как эти двое висят над пропастью среди

ревущей бури, раскачиваясь в утлой вагонетке, и не

знают, почему она вдруг остановилась. И подумать толь¬

ко, что им придется так и висеть до тех пор, пока он

не переправится на тот берег по тросам «Желтого Дра¬

кона» и не доберется до злополучного барабана, из-за

которого все это стряслось!
Но тут Джерри вспомнил, что в чулане, где хра¬

нятся инструменты, есть блок и веревки, и со всех ног

бросился за ними. Он быстро прикрепил блок к тросу и

стал тянуть — тянул изо всех сил, так что руки прямо

отрывались от плеч, а мускулы, казалось, вот-вот лоп¬

нут. Однако трос не сдвинулся с места. Теперь уж ни¬

чего другого не оставалось, как перебраться на тот берег.
Джерри уже успел промокнуть до костей, так что те¬

перь СЛ0М1Я голову бежал к «Желтому Дракону», даже не

замечая дождя. Ветер подгонял его, и бежать было лег¬

ко, хоть и беспокоила мысль, что придется обойтись без

помощи Холла и некому будет тормюзить вагонетку. Он

сам соорудил себе тормюз из крепкой веревки, которую

накинул петлей на неподвижный трос.
Ветер с бешеной силой налетел на него, засвистел,

заревел ему в уши, раскачивая и подбрасывая вагонет¬

ку, и малыш Джерри еще яснее представил себе, каково

сейчас тем двоим — Спиллену й его жене. Это придало

ещ м|ужества. Благополучно переправившись, он вска-

.рабкался по откосу и, с трудом удерживаясь на ногах

от порывов ветра, но все же пытаясь бежать, направил¬

ся к барабану «Золотой Грезы».
Осмотрев его. Малыш с ужасом обнаружил, что ба¬

рабан в полном порядке. И на этом и на другом конце

Bice в исправности. Где же в таком случае застопорило?

Не иначе как посредине!
Вагонетка с четой Спилленов находилась от него все¬

го на расстоянии двухсот пятидесяти футов. Сквозь дви¬

жущуюся дождевую завесу Джерри мог различить муж¬

чину и женщину, скорчившихся на дне вагонетки и слов¬

но отданных на растерзание разъяренным стихиям. В

промежутке между двумя шквалами он крикнул Спил¬

лену, чтобы тот проверил, в порядке ли ходовые коле¬

сики.
Спиллен, по-видимому, услыхал его, потому что Джер¬
468

ри видел, как он, осторожно приподнявшись на колени,

ощупал оба колесика вагонетки, затем повернулся лицом

к берегу.
—	Здесь все в порядке, Малыш!
Джерри едва расслышал эти слова, но смысл их до>*

шел до него. Так что же все-таки случилось? Теперь уже

можно было не сомневаться, что все дело в пустой ваго¬

нетке; ее не было видно отсюда, но он знал, что она висит

там, в этой ужасной бездне, за двести футов от вагонет¬

ки Спиллена.
Он, не задумываясь, решил, что надо делать. Ему бы¬

ло всего четырнадцать лет, этому худощавому, подвиж¬

ному мальчугану, но он вырос в горах, отец посвятил его

в разные тайны матросского искусства, и он совсем не

боялся высоты.
В ящике с инструментами около барабана он разы¬

скал старый гаечный ключ, небольшой железный прут

и целую связку почти нового манильского троса. Он

безуспешно пытался найти какую-нибудь дощечку, что¬

бы смастерить себе некое подобие матросской люльки,

но под рукой не оказалось ничего, кроме громадных те¬

син; распилить их было нечем, и он вынужден был обой¬

тись без удобного седла.
Седло, которое Джерри себе устроил, было проще про¬

стого: он перекинул канат через неподвижный трос, на

котором висела пустая вагонетка, и, затянув его узлом,

сделал большую петлю; сидя в этой петле, он без тру¬

да мог достать руками до троса и держаться за него.

А вверху, где петля должна была тереться о металличе¬

ский трос, он подложил свою куртку, потому что как ни

искал, нигде не мог найти тряпки или старого мешка.
Наскоро закончив все эти приготовления, Джерри по¬

вис в своей петле и двинулся прямо в бездну, перебирая

руками трос. Он взял с собой гаечный ключ, небольшой

железный прут и несколько футов веревки. Путь его ле¬

жал не горизонтально, а несколько вверх, но не подъем

затруднял его, а страшный ветер. Когда бешеные цоры-

вы ветра швыряли Джерри то туда, то сюда и чуть не

переворачивали кругом, он чувствовал, что сердце у не¬

го замирает от страха. Ведь трос совсем старый... а вдруг

он не выдержит его тяжести и этих бешеных натисков

ветра — не выдержит и оборвется?
469

Это был самый откровенный страх. Джерри чувство¬

вал, как у него сосет под ложечкой, а колени дрожат

мелкой дрожью, которую он не в силах был сдержать.
Но Малыш мужественно продолжал свой Трос

был ветхий, раздерганный, острые концы оборванных

проволок, торчавшие во все стороны, в кровь раздирали

руки. Джерри зам1етил это, только когда решил сделать

первую остановку и попытался докричаться до Спилле-

нов. Их вагонетка висела теперь прямо под ним, на рас¬

стоянии всего нескольких футов, так что он уже мог объ*^

яснить им, что случилось и зачем он пустился в это пу¬

тешествие.
—	Рад бы помочь тебе,— крикнул Спиллен,— да же¬

на у меня совсем не в себе! Смотри, Малыш, будь осто¬

рожнее! Сам я напросился на это, но теперь, кром)е тебя,

нас некому вызволить.
—	Да уж так я вас не оставлю! — крикнул ему в от¬

вет Джерри.— Скажите миссис Спиллен, что не прой¬

дет и минуты, как она будет на той стороне.
Под слепящим проливным дождем*, болтаясь из сто¬

роны в сторону, как соскочивший маятник, чувствуя не¬

стерпимую боль в изодранных ладонях, задыхаясь от

усилий и от врывавшейся в легкие стремительной мас¬

сы воздуха, Джерри наконец добрался до пустой ва¬

гонетки.
С первого же взгляда М1альчик убедился, что не на¬

прасно совершил это страшное путешествие. Вагонетка

висела на двух колесиках; одно из них сильно поистер¬

лось за время долгой службы и соскочило с троса, кото¬

рый был теперь намертво зажат между самим колеси¬

ком и его обоймой.
Ясно было, что прежде всего надо освободить коле¬

сико из обоймы, а на время этой работы вагонетку необ¬

ходимо крепко привязать веревкой к неподв-ижному

тросу.
Через четверть часа Джерри наконец удалось привя¬

зать вагонетку,— это было все, чего он добился. Чека,

державшая колесико на оси, совсем заржавела и стала

Ha*MepTBo. Джерри изо всей силы колотил по ней о^ной

рукой, а другой держался, как мог, но ветер непрерывно

налетал и раскачивал его, и он очень часто промахивал¬

ся и не попадал по чеке. Девять десятых всех его усилий
470

уходило на то, чтобы удержаться на месте; опасаясь

уронить ключ, он привязал его к руке носовым платком.
Прошло уже полчаса. Джерри сдвинул чеку с места,

но вытащить ее ему не удалось. Десятки раз он готов был

отчаяться, все казалось напрасным — и опасность, ко¬

торой он себя подвергал, и все его старания. Но внезая-

но его словно осенило. С лихорадочной поспешностью он

стал рыться в карманах. И нашел то, что ему было нуж¬

но,— длинный толстый гвоздь.
Если бы не этот гвоздь, который неведомо когда и

как попал к нему в карман, Джерри пришлось бы сно¬

ва возвращаться на берег. Продев гвоздь в отверстие

чеки, он наконец ухватил ее, и через минуту чека выско¬

чила из оси.
Затем началась возня с железным прутом, которым

он старался освободить колесико, застрявшее между тро¬

сом и обоймой. Когда это было сделано, Джерри по¬

ставил колесико на старое место и, с помощью веревки

подтянув вагонетку, посадил наконец колесико на ме¬

таллический трос.
Однако на все это потребовалось немало времени. Ча¬

са полтора прошло с тех пор, как Джерри сюда добрал¬

ся. И вот теперь он наконец решился вылезти из своего

<^седла» и прыгнуть в вагонетку. Он отвязал веревку, ко¬

торая ее держала, и колесики медленно заскользили по

тросу. Вагонетка двинулась. И мальчик знал, что где-то

там, внизу — хотя ему это и не было видно =— вагонетка

со Спилленами тоже двинулась, только в обратном на¬

правлении.
Теперь ему уже не нужен был тормоз, потому что вес

его тела достаточно уравновешивал тяжесть другой ва¬

гонетки. И скоро из мглы облаков показался высокий

утес и старый, знакомый, уверенно вращавшийся барабан.
Джерри соскочил на землю и закрепил свою вагонет¬

ку. Он проделал это спокойно и тщательно. А потом

вдруг — совсем уже не по-геройски — бросился ка земк

лю у самого барабана, невзирая на бурю и ливень, и

громко зарыдал.
Причин для этого было немало: нестерпимая боль в

изодранных руках, страшная усталость и сознание, что

он наконец освободился от ужасного нервного напря¬

жения, не отпускавшего его несколько часов, и еще — го¬
471

рячее, захватывающее чувство радости оттого, что Спил-

лен с женой теперь в безопасности.
Они были далеко и, понятно, не могли его поблаго¬

дарить, но он знал, что где-то там, за разъяренной, бес¬

нующейся рекой, они сейчас спешат по тропинке к шах¬

те «Клеверного Листа».
Джерри, пошатываясь, побрел к дому. Белая ручка

двери окрасилась кровью, когда он взялся за нее, но он

даже не заметил этого.
Мальчик был горд и доволен собой, потому что он

твердо знал, что поступил правильно; а так как он еще

не умел хитрить, то не боялся признаться самому себе,

что сделал хорошее дело. Одно только маленькое сожа¬

ление копошилось у него в сердце: ах, если бы отец был

здесь и видел его!

КРИС ФАРРИНГТОН-НАСТОЯЩИЙ МОРЯК
—	На европейском! судне такой юнец, как ты, мюг

бы быть только юнгой и прислуживать настоящим мо¬

рякам. Тал®, если бы моряк крикнул: «Юнга, кувшин во¬

ды!»— ты бы пулей пом1чался за водой. А если бы он

крикнул: «Юнга, мои сапоги!» — ты бы принес и сапо¬

ги, и был бы вежлив, и отвечал: «Да, сэр», «Нет, сэр».

Но ты на американском судне и воображаешь, будто ты

настоящий моряк. Крис, мой мальчик, я плаваю уже

двадцать два года, так неужели ты думаешь, что мо¬

жешь сравниться со мной? Я стал моряком задолго до

того, как ты родился. Я вязал узлы, брал рифы и сра¬

щивал тросы, когда ты еще крутил волчок и запускал

змеев.
—	Ты несправедлив, Эмиль! — воскликнул Крис

Фаррингтон, и его живое лицо, вспыхнув, приняло оби¬

женное выражение. Это был стройный, но крепко скроен¬

ный сем1надцатилетний паренек, настоящий янки.
—	Опять за свое! — взорвался швед.— Меня зовут

мистер Йохансен, и такой щенок, как ты, не смеет на¬

зывать меня «Эмиль»! Подобное издевательство сходит

с рук только на американскрм судне!
—	Но ты же называешь меня Крисом! — запротесто¬

вал юноша.
—	Ты еще мальчишка.
—	Который выполняет мужскую работу,— отпариро¬

вал Крис.— А раз я работаю, как настоящий мужчина, я

имею такое же право называть тебя по имени, как и ты

меня. Здесь, на баке, М1ы все равны, и ты это отлично
473

знаешь. Когда в Сан-Франциско мы нанимались в пла¬

вание, нас взяли на «Софи Сазерленд» простыми Mia-

тросами, и между нами не делалось никакого различия.

Разве я не справляюсь со своей работой? Или когда-

нибудь отлынивал? Разве тебе или кому-либо приходи¬

лось стоять вместо м)еня у штурвала, нести вахту или

быть впередсмотрящим?
—	Крис прав,— вмешался молодой матрос-англи^

чанин.— Никому из нас не приходилось помогать ему в

работе. Он нанялся, как любой из нас, и показал себя

не хуже...
—	Лучше! — вставил матрос из Новой Шотландии.—

Лучше, чем кое-кто из нас. Когда м»ы наткнулись на

лежбище котиков, он оказался одним из лучших руле¬

вых. Только француз Луи, который уже MiHoro лет сидит

за рулем, смог обойти его. Я простой гребец, но и

ты, Эмиль Йохансен, тоже всего лишь гребец, хоть пла¬

ваешь двадцать два года. Почему бы тебе не стать

рулевым?
—	Слишком) он медлителен и неповоротлив,— засме¬

ялся англичанин.
—	Все это чепуха,— пришел на помощь своему скан¬

динавскому собрату датчанин Юргенсен.— Эмиль —

взрослый человек и настоящий моряк, мальчишка же

пока еще ничто.
Так с переменным успехом! продолжался спор между

Ш!ведами, норвежцам1И, датчанами, из солидарности

вставшими на сторону своего соотечественника, и англи¬

чанами, канадцами, ам»ериканцами, поддерживавшими

Криса. Е1сли судить беспристрастно, то прав был Крис.

Он в самом деле работал не хуже других. Но скандина¬

вы были слишком предубеждены, и поэтому спор пере¬

рос £ длительную ссору, разделившую бак на два ла^

геря.
«Софи Сазерленд» была приписанной к Сан-Фран-

цисскому порту зверобойной шхуной, охотившейся на

морского пушного зверя вдоль берегов Японии в направ¬

лении к Берингову морю. Другие суда были двухмачто¬

вые, но «Софи Сазерленд», самая большая в этой фло¬

тилии, несла три мачты. Это была совсем новая шхуна

с полной оснасткой.
Хотя Крис и был уверен в своей правоте, часто втай¬
474

не он мечтал о каколс-нибудь непредвиденном событии,

благодаря которому ему удалось бы доказать, что он

тоже настоящий моряк.
Но однажды ночью во время шторма случайно, не по

его вине, при осмотре якорной цепи ему сильно помяло

пальцы на левой руке. И надежды его рухнули, потому

что он больше не мог охотиться на шлюпке и вынужден

был без дела слоняться по шхуне, пока не заживут паль¬

цы. Все еще не оставляя своей мечты, он и не подозре¬

вал, что именно этот случай даст ему долгожданную

возможность показать себя.
Однажды в конце мая «Софи Сазерленд» покачи¬

валась в послеполуденном» мертвом штиле. Котики были

в изобилии, охота велась отлично, и шлюпки были да¬

леко в море. На них ушла вся команда. На шхуне, кро¬

ме Криса, остались лишь капитан, штурман и кок-ки¬

таец.
Капитан назывался капитаном! только из вежливо¬

сти. Старику перевалило за восемьдесят, и он пребывал

в блаженном неведении относительно всего, что касалось

моря и его обычаев; но он был хозяином шхуны, что и

дало ел^ право на этот почетный титул. На деле же ка¬

питаном был штурман, опытный моряк. Помощник ка¬

питана, который должен был оставаться на шхуне, ушел

со шлюпками, временно заменив у руля Криса.
Когда хорошая погода и удачная охота приходили

вместе, шлюпки уходили далеко в море, часто возвра¬

щаясь на шхуну за полночь. И хотя охота в этот день

шла особенно удачно, Крис заметил растущее беспокой¬

ство пггурмаяа. Он нервно шагал по палубе, все время

посматривая на горизонт в морской бинокль. Ни одной

шлюпки не было видно. Перед заходом солнца он даже

послал Криса на топ мачты, но безрезультатно. Шлюп¬

ки едва ли могли вернуться раньше полуночи.
После полудня барометр начал падать с невероят¬

ной быстротой. Все свидетельствовало о приближении

шторм)а, силу которюго не мог предвидеть даже сам

штурман. Он и Крис начали готовитться к шторму. Они

наложили штормовые сезни на свернутые марсели, спу¬

стили и убрали фок, спенкер и два стакселя. На остав¬

шихся кливере и гроте они взяли по рифу.
Ночь наступила до того, как они успели кончить свою
475

работу, и вместе с темнотой пришел шторм. Глухой стон

пронёсся над морем, и удар ветра почти положил «Софи

Сазерленд» на бок. Но она быстро выпрямилась и благо-»

даря усилиям стоявшего на руле штурмана поверну-'

лась носом на пять румбов от ветра. Действуя с ловко-^

стью, какую допускала забинтованная рука, Крис бросил-»

ся вперед и с помощью кока, правда, весьма незначитель¬

ной, вынес кливер на наветренную сторону. С кливе¬

ром и гротом на вантах шхуна легла в дрейф.
—	Да помюжет бог нашим шлюпкам! Это не шторм!

Это тайфун!—прокричал штурман в одиннадцать ча¬

сов.— Слишком много парусов! Придется взять еще два

рифа на гроте, и сделать это нужно немедленно.— Он

взглянул на полумертвого от страха капитана, который

стоял у нактоуза и дрожал, закутавшись в дождевик.—

Нас только двое, Крис, ты да я, от кока мало толку.
Чтобы взять риф, необходимо было спустить грот,

но так, чтобы в результате давления ветра на кливер

шхуна не увалилась под ветер.
—	Встань к штурвалу! — приказал штурман.— И по

мюему сигналу поверни его на наветренный борт. А когда

она встанет против ветра, закрепи штурвал. Так и дер¬

жи. Мы снова ляжем в дрейф, как только я возьму риф.
Крепко сжимая вырывавшийся из рук штурвал, Крис

наблюдал, как штурман и по-прежнему не проявляющий

энтузиазма кок скрылись в ревущей тьме. «Софи Сазер¬

ленд», отчаянно сопротивляясь, ныряла в огромные

встречные валы, и туго натянутые снасти гудели на вет¬

ру, как струны арфы. Сдавленный крик донесся до Кри¬

са, и он почувствовал, что нос шхуны, не повинуясь

управлению, уваливается под ветер. Грот был спущен.
Крис круто повернул штурвал и по тому, как дрейфо¬

вало судно, уловил тревожный сигнал изменившегося

направления ветра. Это был критический момент. Вы¬

полняя маневр, шхуна должна была стать всем! бортом

к волне, чтобы повернуться прямо против ветра. Ветер

дул справа, когда Крис почувствовал, что «Софи Сазер¬

ленд» накренилась и начала подыматься куда-то бес¬

конечно вверх, казалось, прямо в небо. Неужели она

проскочит гребень этой гигантской волны?
Вокруг ничего не было видно, почти инстинктивно

Крйс понял, что стёна воды вздымается и изгибается
476

высоко над ним вдоль наветренной стороны. Выросшая

стена на мгновение загородила шхуну от ветра. Это было

минутное затишье. Шхуна выпрям1илас1Ь, на секунду, ка¬

залось, замерла в абсолютном покое и затем) качнулась

навстречу обрушившейся стремнине.
Крис крикнул капитану держаться крепче и сам при¬

готовился к удару. Но не было человека, который мог бы

выдержать его. Океан воды с силой ударил Криса в

сггину, и его руки, отчаянно вцепившиеся в штурвал,

вдруг ослабели, как у ребенка. Оглушенного, обессилев¬

шего, его, словно соломинку на поверхности бурлящего

потока, понесло куда-то вперед. За углом каюты его

швырнуло, пронесло футов сто от кормы и с силой удари¬

ло об основание фок-мачты. Вторая волна, обрушившая¬

ся на палубу, отнесла его тем же путем обратно и оста¬

вила полузахлебнувшегося там, где должен был быть

кормовой трап.
Весь в синяках и кровоподтеках, с трудом соображая,

что делает, он нащупал поручни и тяжело поднялся на

ноги. Он понимал, что, если ничего не предпримет, на¬

ступит конец. Он повернулся к корм1е и чуть не задохнул¬

ся от дующего в лицо ветра. Это сразу привело его в

себя. Ветер дул прямо в корму. Шхуна вырвалась из

ложбины между валами. Но удары воды могли снова

столкнуть ее обратно. Ползком передвигаясь по прохо¬

ду, он добрался до штурвала как раз вовремя,' чтобы

успеть предотвратить катастрофу. Огонь на нактоузе

еще горел. Они были спасены.
Собственно, спасены были только он и шхуна, судьба

его трех товарищей была ему неизвестна. Но он не мог

оставить штурвал, чтобы разыскать их, потому что, да¬

бы удержать шхуну на курсе, нельзя было ни на секунду

ослаблять внимания. Малейшая неосторожность — и на¬

пор воды за кормой мог развернуть шхуну бортом к

волне. Так он, мальчишка весом всего в сто сорок фун¬

тов, взвалил на себя геркулесову задачу вести судно во¬

доизмещением в две сотни тонн среди хаоса разбуше¬

вавшейся стихии.
Полчаса спустя, охая и всхлипывая, к ногам Криса

подйолз капитан. Все пропало, хньжал он, изм1ятый до

полусмерти. Камбуз, грот, бегучий такелаж —все было

смыто за борт.
477

—	Где штурман? — крикнул Крис, передохнув пос¬

ле того, как ему удалосъ сдержать очередной резкий

крен шхуны. Вести в тайфун судно под единственным! ри¬

фом на кливере — далеко не детская игра.
—	На носу,— ответил старик.— Его придавило на

полубаке, но он еще дышит. Он говорит, что у него слома¬

ны обе руки и неизвестно, сколько ребер. Ему здорово

досталось.
—	Он захлебнется там, вон как хлещет вода .через

клюзы. Отправляйтесь туда! — приказал Крис, взяв на

себя командование как нечто само собой разумеющее¬

ся.— Скажите ему, пусть не беспокоится: я у штурва¬

ла. Помогите ему чем можете и заставьте его...— Он

остановился и круто повернул штурвал вправо как раз

в тот момент, когда громадная волна поднялась под

кормой и положила шхуну на левый борт.— Заставьте его

потом самюго заботиться о себе. Откройте люк на баке

и уложите его на койку. Не забудьте задраить люк суд¬

на снова.
Капитан повернул сморщенное лицо в сторону бака

и задрожал от страха. Шкафут судна был заполнен

водой до фальшборта. Он только что проделал этот путь

и знал, что смерть подстерегает его на каждом! шагу.
—	Отправляйтесь!—свирепо заорал Крис, а когда

перепуганный старик двинулся вперед, добавил: — И

отыщите кока!
Два часа спустя полумертвый от перенесенных стра¬

даний капитан вернулся. Он выполнил приказ. Беспо¬

мощный штурман был уже в безопасности, кок исчез.

Крис отправил капитана в каюту переодеться.
В напряженном! труде шли бесконечные часы, пока

наконец не забрезжил серый холодный рассвет. Крис

осмотрелся. Подгоняемая тайфуном, «Софи Сазерленд»

неслась вперед, словно одержимая. Дождь перестал,

но ветер поднимал морские брызги на высоту мачты, ос¬

тавляя в поле зрения только то, что находилось в не¬

посредственной близости.
Одновременно Крис мюг видеть лишь две волны: од¬

ну впереди, другую сзади. Какой маленькой и жалкой

вьп’лядела шхуна среди длинных тихоокеанских валов!

Взлетев на умопомрачительную высоту, она, подобно

скорлупке, замирала на этой неустойчивой вершине, без¬
478

дыханная и колеблющаяся, с тем, чтобы тотчас вновь,

совершив головокружительный прыжок, погрузиться в зи¬

яющую бездну, зарываясь в облако пены на дне ее. А

потом все сначала: новая гора воды, новый захватываю¬

щий дыхание полет вверх, новая остановка и стреми¬

тельное падение. Впереди, спр^ьва по борту, словно тень

бушующего шторма, Крис видел летящего рядом со шху¬

ной кока. Очевидно, после того как его см»ыло за борт,

он ухватился за свисающий фал и запутался в нем.
Еще три часа один на один с этим ужасным компань¬

оном Крис вел «Софи Сазерленд», борясь с ветром и

океаном. Он уже давно забыл о своих искалеченных

пальцах. Повязки были сорваны, и холодная морская

пыль въедалась в полузалеченные раны до тех пор, пока

они не онемели и не перестали болеть. Ему не было хо¬

лодно. Нечеловеческое напряжение выжимало пот из

каждой его поры. Он пребывал в полуобморочном со¬

стоянии, ослабев от голода и истощения, и поэтому с

восторгом встретил появление на палубе капитана, ко¬

торый накормил его целым фунтом шоколада. Это сра¬

зу восстановило его силы.
Он приказал капитану обрубить фал с телом кока, а

потом пройти вперед и освободиться от кливер-фала и

шкота. Когда капитан выполнил приказание, кливер еще

несколько мгновений трепетал на ветру, как носовой пла¬

ток, а затем сорвался с ликтроса и исчез. «Софи Са¬

зерленд» неслась вперед без парусов.
К полудню шторм выдохся, а к вечеру волны улег¬

лись настолько, что Крис смог оставить штурвал. Нечего

было мечтать о tomi, что маленькие шлюпки сумели спра¬

виться с тайфуном), но нельзя терять надежды, когда

речь идет о спасении человеческой жизни, и Крис сра¬

зу же решил лечь на обратный курс. Ему удалось взять

риф на одном из нижних кливеров и двойной риф на би¬

зани, а затем с помощью талей поднять их, несмотря на

все еще сильный ветер. И всю ночь напролет, лавируя

вперед и назад, он шел обратным курсом, прибавляя па¬

русов, как только позволял ветер.
Искалеченный штурман начал бредить, и Крис за¬

нимал капитана то заботой о штурмане, то помощью по

управлению судном. «Он научил меня морскому делу

больше, чем выучился я сам за всю мою жизнь»,—
479

вспоминал потом капитан. Но на рассвете его слабые

силы сдали, и он забылся в тяжелом сне на полуюте.
Крис, который теперь уже мог оставить штурвал, при¬

крыл старика принесенными снизу одеялам» и отправил**

ся в кладовую в поисках пищн. Но на следующий день

он почувствовал, что сдает, временами впадая в полу-»

забытье и приходя в себя, только чтобы осмотреться.
К полудню третьего дня он наткнулся на шхуну, ко¬

торая была порядком потрепана и без мачт. Приведя

судно в самый крутой бейдевинд и приблизившись к ней,

он увидел, что палуба ее заполнена необычайно большой

командой, а подойдя еще ближе, узнал в этих людях

своих пропавших товарищей. Он пришел как раз вовре¬

мя, потому что они вели безнадежную борьбу у помп^

Час спустя вместе с командой тонущего судна они были

на борту «Софи Сазерленд».
Далеко уйдя на шлюпках от своей шхуны, перед на¬

чалом шторма команда «Софи Сазерленд» нашла убе¬

жище на скандинавском судне, для которого этот рейс

был первым* и, как оказалось, последниш
Капитану «Софи Сазерленд» было о чем порасска¬

зать, и, по-видимому, история его звучала настолько

убедительно, что, когда все матросы собрались на палу¬

бе во время полувахты, Эмиль Йохансен подошел к

Крису и крепко пожал ему руку.
—	Крис,— сказал он так громко, чтобы все могли

слышать,— Крис, я сдаюсь. Ты оказался таким же хо¬

рошим матросом, как и я. Ты крепкий парень и настоя¬

щий моряк, и я горжусь тобой!
И еще, Крис,— он отвернулся, как будто забыл о

чем-то, и затем добавил:—С этого времени всегда на¬

зывай меня просто Эм1иль.

АБОРДАЖ ОТБИТ
—	Нет, кроме шуток, Боб, я опоздал родиться. Два¬

дцатый век не для меня. Будь моя воля...
—	Ты бы родился в шестнадцатом, вместе с Дрейком!,

Хокингом, Рейлеем и прочими викингами,— перебил я

со смехом.
—	Верно! — подтвердил Поль. Он повернулся на

спину на небольшой кормовой палубе и тяжело

вздохнул.
Было уже за полночь и, пользуясь почти попутным

ветром, мы шли Нижней Сан-Францисской бухтой к бух¬

те Фарм Айленда. С Полем Фейрфексом мы учились в

одной школе, жили по соседству и были друзьям!и. Эко¬

номя карманные деньги, подрабатывая, где можно, от¬

казавшись от велосипедов на день рождения, мы ско¬

пили вполне достаточную сумму, чтобы стать хозяева-

ьт «Тумана» — вместительного шлюпа двадцати восьмой

футов в длину, со скошенной мачтой, небольшим топсе-

ледА и выдвижным килем. Отец Поля сам был яхтсменом

и помог нам совершить эту покупку: заглядывал во все

уголки, высматривая пороки, тыкал перочинньш ножом

в шпангоуты и заботливо проверял обшивку. Собственно,

на его шхуне «Каприз» мы с Полем и научились немного

управляться с парусами, а теперь, когда у нас был «Ту¬

ман». усердно пополняли свои знания.
Благодаря широкой палубе на «Тумане» было про¬

сторно и удобно. В каюте можно было стоять во весь

рост, притом имелись и печка, и кухонная утварь, и кой¬

ки, так что мы вполне мюгли совершать даже недельные
31.	Джек Лондон. Т. ХП.	481

переходы. Мы как раз и пустились в первое такое

плавание да к тому же впервые шли под парусами

ночью. Ранним вечером, лавируя против течения, мы

вышли из Окленда и сейчас уже оставили позади

устье Аламеда Крик, большой реки, впадающей в бух¬

ту Сан-Леандро.
—	Вот тогда была жизнь,— сказал Поль так нео¬

жиданно, что я вздрогнул.— Я про викингов,— пояс¬

нил он.
—	Угу!—сочувственно сказал я и начал насвисты¬

вать песенку про капитана Кидда.
—	У М1еня, знаепль, свое миение на этот счет,— про¬

должал Поль.— Вот болтают: романтика, мол, приклю-*

чения и все такое, а по-моему, и романтика и приклю-»

чения уже отжили свое. Мы слишком цивилизованны.

Какие уж там приключения в двадцатом веке! В цирке

разве...
—	Но...— попробовал я перебить его, однако он не

слушал.
—	Посуди сам, Боб,— сказал он.— Ну, какие у нас

с тобой были приключения за все время, что мы

дружим? Правда, один раз мы удрали в горы и

проболтались там до поздней ночи, ну, устали, ну,

проголодались, но ведь даже не заблудились. Мы все

время знали, где находимся. Это же просто небольшая

прогулка. То есть, я хочу сказать, нам ни разу непри-»

шлось бороться за свою жизнь. Понимаешь? В нас

никогда не стреляли из пистолета или там из пушки, и

меч не свистел над головой, или еще чего-нибудь

такое...
—	Потрави-ка лучше шкот фута на три,— прибавил

он тоскливо, словно ему все опостылело.— Ветер еще ме¬

няется.
—	В старину в море всегда случались разные слав¬

ные приключения,— продолжал он.— Какой-нибудь

мальчишка бросал школу и поступал в юнга, а неделя

через три, смотрийшь, он уже гонится за испанскими га¬

леонами или сцепляется ноками рей с французским ка¬

пером, да мало ли чего еще.
—	И сейчас бывают приклкучения,— возразил я.
Но Поль не обратил на мои слова никакого вни-»

мания.
482

—	А сейчас мы из начальной школы идем в среднюю,

оттуда в колледж, а потом поступаем на службу или

становимюя докторам1И, или еще кем-, а о приключениях

только и знаем, что из книжек. Вот, случись настоящее

приключение, мы и знать не будем, что делать, прова¬

литься мне на ЭТОМ) месте. Скажешь, нет?
—	Ну, не знаю,— ответил я уклончиво.
—	Но ведь ты не струсишь, верно? — наседал Поль.
Я ответил, что, уж конечно, не струшу.
—	Не обязательно ведь быть трусом, можно просто

растеряться, правда?
Я признал, что и храбрые люди иногда волнуются.
—	Значит, и с приключением у нас ничего не полу¬

чится, это уж как пить дать,— с досадой сказал он.—

Позор, да и только.
—	Приключения-то еще никакого нету,— ответил я,

не понимая, чего он разахался из-за ерунды. За Полем,

знаете ли, водились некоторые странности, я-то хорошо

его изучил. Он очень много читал, любил пофантазиро¬

вать, и, случалось, на него «накатывало», вроде как

в этот раз. Поэтому я сказал: — Что толку бес¬

покоиться— получится или не получится, ведь при¬

ключением еще и не пахнет. Глядишь, все обернется в

лучшем виде.
Некоторое время Поль молчал, и я думал, что

с него слетело его настроение, как вдруг он опять

заговорил:
—	Представь себе. Боб Келлог: М1Ы плывем куда-то,

ну, вот как сейчас, и ничего не подозреваем, и вдруг —

какой-нибудь корабль, а на нем вооруженные люди, и

они бросаются на абордаж. Что бы ты стал делать? Су¬

мел бы отбить их?
—	А ты что стал бы делать? — вывернулся я.— У

нас ведь ружья и того нет на борту.
—	Значит, ты бы сдался в плен, да? — серди¬

то допрашивал он.— А если бы они захотели тебя

убить?
—	Я не про себя говорю,— ответил я, тоже начиная

злиться.— Я спрашиваю: что бы ты сам1 сделал, раз у

нас нет никакого оружия?
—	Уж я бы что-нибудь да нашел,— сказал он до¬

вольно резко.
483

Мне стало смешно.
—	Уж ты бы в грязь лицом не ударил, да? Ну и

хвастун же ты!
Поль чиркнул спичкой, взглянул на свои часы и ска¬

зал, что скоро уже час ночи. Он всегда прибегал к этому

способу, когда спор оборачивался не в его пользу. Кро¬

ме того, мы еще никогда не были так близки к ссоре,

как сейчас, хотя небольшие размюлвки случались и преж¬

де. Тут я заметил впереди какой-то слабый белый огонек,

и в ту же минуту Поль сказал:
—	Якорный огонь. Чудаки, нашли место для стоянки.

Может, это шаланда со шлюпкой на буксире, держи-ка

лучше подальше.
Я отвернул шлюп на несколько рум>бов, паруса на¬

дулись, и М1Ы пом'чалиоь вперед, оставляя огонь далеко

в стороне, так что даже не удалось разглядеть, какое

это было судно. И вдруг наш «Туман» стал терять ско¬

рость все больше и больше, словно увязал в жидкой

грязи. Мы оба испугались. Ветер крепчал, а мы, несмот¬

ря на это, почти стояли на месте.
—	Илистая отмель? Здесь? Первый раз слышу!
Недоверчиво фыркнув, Поль схватил весло и сунул
его за борт. Он опускал весло все глубже, и наконец ру¬

ка его ушла в воду. Дна не было! Это ошеломило нас.

Ветер так и свистел, а «Туман» двигался вперед чере¬

пашьим шагом. Казалось, жизнь ушла из него, и ничего

нельзя было сделать, я только повернул его против вет-^

ра, чтобы уберечься от качки.
—	Слушай!—тронул я Поля за плечо.
До нас донесся скрип уключин, и мы увидели, что

белый огонек, прыгающий вверх и вниз, теперь совсем

близко от нас.
—	Вот он, твой вооруженный корабль,-— шутки ради

прошептал я.— Вели свистать всех наверх и отбивай

абордаж!
Мы расхохотались и все еще продолжали ск^еяться,

когда в темноте вдруг раздался яростный вопль и о на¬

шу корму стукнулась лодка. При свете висевшего в ней

фонаря ьш ясно увидели двух гребцов. Бронзовые от за¬

гара лица и вязаные шотландские береты, лихо, сдви¬

нутые набекрень, делали их похожими на чужезем1цев.

Оба они были подпоясаны яркими шерстяньши кушака¬
484

ми, на ногах высокие матросские сапоги. Я и по сеи

день помню, как у меня мороз пробежал по коже,

когда в ушах у одного я заметил маленькие зо¬

лотые сережки. Прямо пираты какие-то из романа. Ис¬

каженные гневом лица и длинные ножи, которыми

оба размахивали, довершали сходство. Они о чем-то

вйзгливо кричали не по-нашему, так что мы ничего

не могли понять.
Один из них, тот, что был ниже ростом! и злее с виду,

схватился за поручни нашего шлюпа и начал карабкать¬

ся на борт. В мгновенье ока Поль уперся концом весла

ему в грудь и столкнул обратно. Незнакомец мешком

свалился на дно лодки, однако же сразу вскочил на но¬

ги и, размахивая ножом, завизжал:
—	Ты сломал моя сеть! Ты сломал моя сеть!
И снова залопотал по-своему, его товарищ тоже; было

видно, что они вот-вот бросятся на нас.
—	Это же итальянские рыбаки! — закричал я, сооб¬

разив наконец, в чем дело.— Мы наскочили на их сеть,

она прошла под килем и зацепилась за руль. Она-то

«ас и держит.
—	Да, натворили дел, а эти парни вон какие сви¬

репые,— отозвался Поль, тыкая в них веслом» и не под¬

пуская к борту.— Эй, вы! — крикнул он им1.— Оставьте

нас в покое и тогда получите свое добро назад. Мы же

не знали, что вы там сетей понаставили. Что мы, нароч¬

но, что ли!
—	Вы ничего не потеряете! — прибавил я.— Мы вам1

заплатим.
Но они ничего не понимали. Или просто не хотели

пониматть.
—	Ты сломал моя сеть! Ты сломал моя сеть! — яро¬

стно размахивая руками, визжал в ответ коротышка с

серьгами.— Я тебя покажу! Я из тебя душа выну, так

и знай!
На этот раз, когда Поль сталкивал его с борта, он

ухватился за весло, а его товарищ прыгнул на палубу.

Я прислонился спиной к румпелю и, пока он, стоя на

краю палубы, пытался удержать равновесие, встретил

его другим веслом. Он тяжело рухнул в лодку. Дело

принимало серьезный оборот, а когда он, вскочив, вце¬

пился в мое весло и я ощутил его силу, признаюсь, я по¬
485

рядком струхнул. Он был много сильнее и мог бы легко

стащить меня с палубы, но вместо этого почему-то про¬

сто подтянул лодку вплотную к нашему борту, и, когда

я опять толкнул его, лодка немного отошла. Кроме того,

нож, который он все еще держал в правой руке, очень

мешал ему, и это до некоторой степени уравнивало наши

силы. Поль тоже пока не уступал своему коротышке, но

долго так продолжа-пься не могло. Несколько раз я при¬

нимался кричать, что мы не отказываемся заплатить за

испорченную сеть, но все было напрасно.
Затем мой противник, перебирая руками весло, начал

медленно, но упорно, подвигаться ко м«е. Коротышка

точно так же понемногу отбирал весло у Поля. Расстоя¬

ние между нам)и все сокращалось, и мы понимали, что

развязка — лишь вопрос времени.
—	Руль под ветер. Боб! — тихо окликнул меняПоль«
Я быстро взглянул на него и успел заметить очень
бледное лицо и крепко сжатые зубы.
—	Эй, Боб,— настойчиво повторял Поль,— руль под

ветер! Держи под ветер. Боб!
И вдруг я понял. Не выпуская из рук вес-»

ла, я спиной подтолкнул румпель и весь изогнулся, чго-

бы удержать его в новом положении. Как я уже говорил,

шлюп, поставленный против ветра, почти не двигался*

И теперь мой маневр должен был развернуть его так,

чтобы грот перекинулся с одной стороны на другую. Я

всем телом почувствовал, что парус уже потерял ветер,

и наш гик начал поворачиваться. Противник Поля в это

время опять занес ногу на палубу, а мой как раз ка¬

рабкался наверх.
—	Берегись! — крикнул я Полю.— Пошел!
Мы разом отпустили весла и спрыгнули в кубрик.

В тот же миг толстый гик и тяжелые блоки талей про¬

неслись над нашими головами, следом, как отром^

ная извивающаяся змея, хлестнул грота-шкот, и «Ту¬

ман», резко дернувшись, перевалился на другой бок.

Оба рыбака успели соскочить с палубы, но низенько-*

му каким-то образом прищемило руку, или он, па¬

дая, напоролся на нож, только, когда мы выглянули,

он стоял в лодке, зажав окровавленные пальцы между

колен, и лицо его перекосилось от боли и бессильной

ярости.
486

—	Ну, теперь не зевай!—прошептал Поль.— За

борт скорей!
Мы скользнули в воду по обе стороны руля и потя¬

нули сеть ногами, сталкивая ее вниз, еще и еще, и вот

резкий толчок — руль свободен! Миг — и мы снова были

на палубе, Поль кинулся к шкоту, я к штурвалу, и наш

«Туман», освободившись от пут, стремглав полетел впе¬

ред, а белый огонек за кормой становился все меньше и

меньше.
—	Ну, вот тебе и приключение, теперь успокоил¬

ся?— помнится, спросил я, когда мы переоделись в су¬

хое и, довольные, опять сидели в кубрике.
—	Знаешь, теперь всю неделю меня будут мучить

кошмары, это уж верно.— Поль помолчал, задумчиво

сдвинув брови.— Разве что я вообще спать не буду.

ПРИКЛЮЧЕНИЕ В ВОЗДУШНОМ ОКЕАНЕ
Я отставной капитан верхнего мюря. Иначе говоря, в

молодости (а это -было не так уж давно) я был воздухо¬

плавателем и странствовал по воздушному океану, что

простирается над нами и вокруг нас. Понятно, профес¬

сия эта опасная, и, понятно, я пережил немало волную¬

щих приключений; но самым волнующим и уж, конечно,

самым тяжким испытанием было то, о котором я хочу

рассказать.
Случилось это еще до того, как я стал летать на во*»

дородных аэростатах с двойной оболочкой из покрытого

лаком шелка на подкладке — такие аэростаты держат¬

ся в воздухе не часами, а целыми днями. В ту пору я

поднимался на «Маленьком Нассау» (названном так в

честь «Великого Нассау», который бороздил воздушный

океан за много лет до него). «Маленький Нассау» был

солидных размеров, с однослойной оболочкой; наполнен¬

ный нагретым воздухом, он поднимался вверх на милю

и даже больше, и на нем можно было летать чуть не це¬

лый час. Меня это вполне устраивало: я тогда совершал

с высоты в полмили прыжки с парашютом над общест¬

венными парками и сельским1и ярмарками. У меня был

подписан на все лето контракт с трамвайной компанией

города Окленда (штат Калифорния). Этой компании

принадлежал большой загородный парк, и, естествен¬

но, ей выгодно было устраивать всякие развлечения, ра¬

ди которых горожане трамваем отправлялись на лоно

природы подышать воздухом. По условиям контракта, я

поднимался на своем аэростате дважды в неделю, и
488

мой HOMiep программы был самым заманчивым: в эти дни

в парк стекалось больше всего народу.
Чтобы вы мюгли понять, что произошло, сперва объ¬

ясню вкратце, что за штука этот самый наполняемый

нагретым воздухом аэростат, с которого совершаются па¬

рашютные прыжки. Если вы хоть раз видели такой пры¬

жок, вы помните, что, едва парашют отделился, аэро¬

стат переворачивается вверх дном, горячий воздух и дым

выходят из него — и пустая плоская оболочка падает на

землю. Таким образом, не приходится рыскать по всей

округе, догоняя покинутый воздушный шар, и тра¬

тить на его розыски много времени и сил. Достигает¬

ся это так: к вершине воздушного шара прикрепляется

на длинном канате груз. Воздухоплаватель с парашю¬

том и трапецией висит внизу, под шаром^ и своим

весом удерживает его в нужном положении. Но как

только он отделяется, груз тотчас заставляет шар пере¬

вернуться— и нагретый воздух выходит из его устья.

На «Маленьком Нассау» грузом служил небольшой ме¬

шок с песком.
В тот день, о котором я хочу рассказать, публики со¬

бралось больше обычного, и полиция из сил выбивалась,

осаживая толпу. Мужчины, женщины и дети толкались

и напирали, стараясь подойти поближе, и канаты, ко¬

торыми была огорожена площадка с аэростатом, чуть

не лопались. Когда я, переодевшись для полета, вы¬

шел из своей будки, я заметил у самого каната двух де¬

вочек лет четырнадцати и шестнадцати, а по эту сто¬

рону каната — мальчонку лет восьми. Девочки удер¬

живали его за руки, а он, хоть и со смехом, отчаян¬

но вырывался. В ту минуту я почти не обратил на

них внимания: дети разыгрались, не велика важность.

Но после случилось такое, что эта сценка сразу ожила

у меня в памяти.
—	Никого не подпускай близко, Джордж! — велел я

своему помощнику.— А то как бы кого не зацепило.
—	Ладно,— отозвался он.— Не беспокойся, Чарли, я

уж пригляжу.
Джордж Г аппи десятки раз помогал мне поднимать¬

ся в воздух, и, зная, что он человек хладнокровный, рас¬

судительный и надежный, я привык спокойно вверять

ему свою жизнь. Джордж всегда наполнял аэростат го-
489

рячим воздухом и заботился о том, чтобы парашют ра¬

ботал безотказно.
«Маленький Нассау», уже надутый, туго натяги¬

вал удерживавшие его веревки. Парашют был акку»

ратно разложен на земле перед трапецией. Я сбро¬

сил пальто, занял свое место и дал знак пускать.

Как вы знаете, в первую секунду аэростат взлетает

очень резко, рывком, а на этот раз, подхваченный вет¬

ром, он сильно накренился и потом выпрямился не

так быстро, как всегда. Я глянул вниз, мне давно зна¬

ком был вид убегающей из-под ног земли. Как все¬

гда, подо мною были тысячи зрителей, тысячи за¬

прокинутых лиц, но все молчали. Их молчание пора¬

зило меня: ведь прошло уже несколько секунд, обыч¬

но за это время толпа успевала перевести дух и раз¬

ражалась бурей приветственных криков. А тут ни¬

кто не хлопал в ладоши, не свистел, не кричал «ура»,

стояла мертвая тишина. И в тишине, громкий, как ко-

ло*кол, отчетливо и спокойно прозвучал в рупор голос

Джорджа:
—	Посади его, Чар-ли! Посади шар наземь!
Что случилось? Я помахал рукой в знак, что слышал,

и стал раскидывать мозгами. Может, что-нибудь нелад¬

но с парашютом? Чего ради сажать аэростат, когда тыся¬

чи людей собрались поглядеть, как я прыгну? Что такое

стряслось? Я терялся в догадках, и вдруг новая неожи¬

данность. Земля осталась далеко внизу, и, однако, я

услышал, как где-то, кажется, совсем рядом, негромко

плачет ребенок. И хотя «Маленький Нассау», словно

шутиха, стремительно уносился в небо, плач не стихал,

не замирал вдали. Невольно я поднял глаза, погля¬

дел в ту сторону и, признаться, чуть не ошалел

от страха: на мешке с грузом, который должен был

опустить «Маленького Нассау» на землю, сидел вер¬

хом мальчуган, тот самый, что раньше вырывался из

рук двух девочек,— как я потом узнал, это были его

сестры.
Он сидел верхом) на мешке, изо всех сил вцепившись

обеими руками в канат. Порыв ветра слегка накренил

аэростат, непрошеного пассажира отнесло футов на две¬

надцать в сторону и опять прибило к туго натянутой

оболочке, о которую он ударился с такой силой, что и
490

меня порядком тряхнуло, а я находился на добрых три¬

дцать футов ниже. Я думал, он сорвется, но м)альчишкэ

хоть и захныкал, а каната не выпустил. После мне

рассказали, что в ту самую минуту, когда аэростат

освобождали от привязи, малыш вырвался из рук се¬

стер, нырнул под канат и оседлал мешок с песком.

Ума не приложу, как он не свалился от толчка при

взлете.
Так вот, увидел я его, и тошно мне стало, и я понял,

почему на этот раз аэростат так долго не вьшрямлялся

и почему Джордж кричал, чтобы я садился. Ведь прыг¬

ни я с парашютом, шар тотчас перевернется, горячий

воздух выйдет и пустая оболочка быстро упадет на зем¬

лю. Остается одна надежда, что я сумею посадить его,

а мальчуган не выпустит каната. Добраться до него не¬

возможно. Ни один человек не мог бы вскарабкаться по

TOHKOMiy сложенному парашюту; а если бы это if уда¬

лось, если бы и подтянуться к отверстию внизу аэроста¬

та, что дальше? Мальчишка на своем ненадежном на¬

сесте мютается в пятнадцати футах от устья аэростата,

и эти пятнадцать футов пустоты никакими силами не

одолеешь.
Мысль моя работала куда быстрей, чем я сейчас все

это рассказываю, и я мигом понял, что надо отвлечь маль¬

чика от грозящей ему опасности. Призвав на помощь

все свое самообладание и стараясь казаться спокойным!,

я окликнул весело:
—	Эй, на мешке, ты кто такой?
Он поглядел на меня сверху вниз, проглотил слезы,

оживился, но тут аэростат попал во встречный воздупг-

ный поток, завертелся и почти лег набок. Мальчишка

на своем канате закачался, как маятник, потом снова

ударился о туго натянутую ткань. И опять заплакал.
—	Здорово, а?—сказал я весело, точно лучшего

удовольствия и придумать нельзя было. И, не дожидаясь

ответа, продолжал: — А тебя как звать?
—	Томми Дирмот,— отозвался мальчик.
—	Рад с тобой познакомиться, Tomjmh Дирмот,— ока¬

зал я.— А интересно знать, кто тебе позволил со мной

лететь?
Он засм>еялся и сказал, что решил полететь просто
491

так, для забавы. И мы продолжали беседовать, причем

я до смерти боялся за мальчишку и ломал себе голову, р

чем бы еще поговорить. Я знал, что больше ничего сде¬

лать не могу — только бы не давать ему думать об опас¬

ности, от этого зависит его жизнь. Я показывал ему, ка¬

кой великолепный вид простирается в четырех тысячах

футов под нами до самого горизонта. Вон раскинулась

бухта Сан-Франциско, точно безмятежное озеро, вон

и самый город, окутанный дымным маревом, а там

Золотые ворота, и за ними, в тумане, океан, и над всем,

четко вырезанная в небе, высится гора Тэмелпайс.

Прямо под нами виднелся кабриолет; казалось, он пол¬

зет, как черепаха, но я по опыту знал, что седоки,

несясь за нами вдогонку,' изо всех сил нахлестывают

лошадей;
Но скоро Том)ми устал любоваться окрестностями, и

я видел, что ему станов*ится страшно.
—	Может, пойдешь ко мне в компаньоны? —предло¬

жил я.
Он сразу оживился и спросил:
—	А вы хорошо зарабатываете?
Но теперь «Маленький Нассау», постепенно остывая,

начал спускаться, встречные воздушные потоки то и де¬

ло немилосердно встряхивали его. Беднягу Tomimih рас¬

качивало из СТОРЮНЫ в сторону, и один раз он СИЛ(ЬНО

ударился О стенку аэростата. Губы его задрожали, и он

опять заплакал. Я пробовал шутить, смеяться, но. все

понапрасну. Мужество покидало мальчика, и я с мину¬

ты на минуту ждал, что руки его разожмутся и он. рух¬

нет вниз.
Меня взяло отчаяние. И вдруг я вспомнил, что иной

раз страх страхом вышибают. Я сурово сдвинул брови

и крикнул:
—	А ну, цепляйся покрепче за канат! Не то, когда

спустимся, я тебя так отлуплю — своих не узнаешь! По¬

нятно?
—	Д-да-а, сэр,— прохньжал Томми, и я понял, что

хитрость удалась. Я был к нему ближе, чем земля, и

меня он боялся больше, чем падения.
—	Тебе хорошо сидеть там, на мягком мешке,— бол¬

тал я, не давая ему опомниться.— Не то что мне на этой

жесткой перекладине.
492

Тут ему пришла в голову такая мысль, что он даже

забыл, как у него ноют пальцы.
—	А когда вы будете прыгать?—спросил он.—Я хо¬

чу посмотреть, как вы прыгаете.
Пришлось мне его разочаровать: прыгать я не соби¬

рался.
—	А в газете написано, что вы прыгнете! — заспо¬

рил Томми.
—	Мало ли что,— сказал я.— Меня нынче лень одо¬

лела, посажу ш*ар на землю — и ладно. Это мой шар,

что хочу, то с ним и делаю. Да и все равно мы уже почти

спустились.
И правда, мы были уже низко и быстро спускались.

И тут мальчишка стал на меня наседать: мол, нехо¬

рошо обманывать людей, все ждут, чтоб я прыгнул,

значит, надо прыгать. А я, в душе радуясь такому

обороту дела, гнул свое и на все лады доказывал

ему, будто имею полное право не прыгать; но вот мы

пролетели над эвкалиптовой рощей и спустились к самой

земле.
—	Цепляйся крепче! — крикнул я и повис на руках

на трапеции, чтоб спружинить ногами.
Мы пронеслись над сараем, едва не задели ве¬

ревку, на которой сушилось белье, распугали кур на

каком-то дворе, перемахнули через стог сена — все

куда быстрей, чем я сейчас рассказываю. Наконец

мы опустились в чей-то фруктовый сад, ноги мои кос¬

нулись земли, и, несколько раз обернув трапецию

вокруг ствола ближайшей яблони, я остановил аэро¬

стат.
Однажды мой аэростат загорелся в воздухе, в дру¬

гой раз я зацепился и повис на карнизе десятиэтажного

дома, случилось мне камнем падать шестьсот футов, ко¬

гда не раскрылся вовремя парашют; но никогда еще я

не чувствовал такой слабости, никогда у меня так не кру¬

жилась голова и не подкашивались ноги, как в минуту,

когда я, шатаясь, подошел к этому мальчишке, целому и

невредимому, без единой царапинки, и схватил его за

плечо.
—	Томми Дирмот,— сказал я, кое-как совладав с со¬

бой.— Томми Дирмот, сейчас я тебя разложу й задам
493

тебе такую трепку, какой еще никогда с сотворения мира

ни одному мальчишке не задавали!
—	Нет, не зададите,— сказал он, вырываясь у ме¬

ня из рук.— Вы говорили, что не станете меня бить*

если я буду крепко цепляться.
—	Верно, говорил. Но все равно я тебя отлуплю. На

воздушных шарах летает народ самый что ни на есть

дрянной и непутевый, и ты заруби себе на носу: от та¬

ких надо держаться подальше и от воздушных шаров

тоже.
И я действительно выдрал его на совесть. Не знаю,

как другим мальчишкам, а ему уж, наверно, сроду так не

доставалось.
А у меня после этого случая всякое мужество пропа^

ло. Я расторг контракт с Оклендской трамвайной компа-»

нией и потом стал летать на водородных аэростатах. Это

все-таки спокойнее.

ПЛЕШИВЫЙ
—	Так вот, значит, о медведях...
Король Клондайка помолчал немного в раздумье, «

все сидевшие на веранде отеля пододвинули свои стулья

пс^ближе.
—	Коли уж зашла о них речь,— продолжал он,— то

на Аляске, я вам скажу, медведи водятся разные. Вот

на Литл Пелли, к примеру, они летом кормятся

лососем, так столько их там собирается, что ни белый,

ни индеец и близко яе подойдут к этому месту. А в Рам-

партских горах водится удивительный медведь по про¬

званию «кособокий гризли». Прозвали его кособоким

за то, что он с самого потопа ходит по косогорам, и

от этого лапы у него с одного боку стали вдвое ко¬

роче, чем с другого. Такому и кролика не догнать, лети

он хоть на всех парах. Опасный? Сцапает? Ну, где ему.

Тут, главное дело, не теряйся, заворачивай вниз по

склону и беги в обратную сторону. Понимаете, он, бед¬

няга, сразу окажется длинными лапами кверху, а ко¬

роткими вниз. Да, чудная тварь, но разговор не про

него.
На Юконе водится еще один медведь, и уж у это-

го-то лапы в полном порядке. Большущий зверь и злоб¬

ный, а прозвали его «плешивый гризли». Охотиться на

него придет в голову разве только белым. Индейцы не

такие дураки. К тому же медведь этот с норовом, да

не все о нем знают: он никому никогда не уступает до¬

роги. Коли приведется сойтись с ним на тропе и вам до-
495

рога ваша шкура, лучше посторонитесь. Не то быть беде.

Да повстречайся плешивому сам господь бог, он и ему

не уступил бы ни дюйма. Гордый, бродяга, верьте слову.

Мне ведь самому приш^лось все это испытать. До приез-*

да сюда я и думать не думал о медведях, хотя мальчиш¬

кой видел немало бурых да и черных тоже, малорослых^

Но их бояться было нечего.
Так вот, когда мы поселились на своем участке, по¬

шел я на гору поискать подходящую березку на топо¬

рище. Но прямое деревцо все не попадалось, и я шагал

и . шагал, верно, часа два. Да я и .не торопился с выбо¬

ром, потому что заодно хотел заглянуть на Развилок к

старому Джо Лошадке и одолжить у него рубанок.

В кармане у меня на случай, если проголодаюсь, лежали

пара сухарей да ломоть свиного сала. И, верьте слову,

этот завтрак пригодился мне раньше, чем я успел, его

съесть.
Наконец среди сосен набрел я на очень подходя¬

щую березку. Я уж было взмахнул топором, да тут

Случайно поглядел под гору. И вижу — прямо на

меня шагает вперевалку громадный медведище. Это

был плешивый, но тогда я еще ничего не смыслил в этой

породе.
«Погляжу, как ты будешь улепетывать»,— сказал

я про себя и спрятался за деревьями.
Подождал, пока он подойдет шагов на сто, да как

выскочу на прогалину, да как заору на весь лес! «Ну,—

думаю,— сейчас он от меня задаст стрекача».
Не тут-то было! Башкой только дернул и прет дальше,

на меня.
Я заорал еще громче. Но он будто и не слышал.
—	Ах ты, подлая душа,— разозлился я.— Все-таки

я заставлю тебя свернуть с дороги.
Сорвал я с головы шапку, замахал ею и бегу навстре*^

чу, а сам ору во все горло. А поперек тропы лежала тол¬

стая калифорнийская сосна, видать, бурей свалило — как

раз по грудь мне. Я добежал до нее и остановился, по¬

тому что плешивый упрямец все шел и шел прямо нга

меня. Вот когда меня взял страх. Плешивый под¬

нялся на дыбы и полез через эту самую сосну — и тут я

завопил, точно дикий индеец, да как запущу шапкой ему

в морду. И бежать...
496

Слушайте дальше. Обогнул я поваленное дерево и

что есть духу помчался с горы вниз, а плешивый с каж¬

дым прыжком настигал меня. Под горой была откры¬

тая, вся в кочках низина шириной в четверть мили, за

ней лес. Я знал, стоит мне поскользнуться, и я — конче¬

ный человек, но я выбирал места посуше и летел, как

ветер. А плешивый дьявол хрипел у меня за спиной. На

полпути он совсем догнал меня и уже задел разок лапой

за пятку мокасина. Тут, скажу я вам, приш!лось поше¬

велить мозгами. Понял я: не убежать мне от него, до¬

гонит, а спрятаться и вовсе некуда. И вот достал я

на бегу из кармана свой немудрящий завтрак и бро¬

сил ему.
Оглянулся я только, когда добрался до леса. Плеши¬

вый в это время уплетал мои сухари, меня прямо мороз

по коже продрал: ведь он чуть было не сцапал меня!

Ходу я не сбавлял ни на минуту. Нет, дудки! Бежал, что

было сил. А тут как раз поворот, вы^гаю и вижу — хо¬

тите верьте, хотите нет — навстречу топает еще один

плешивый!
Заметил он меня, фыркнул — и рысью ко мне!
Я мигом повернулся и еще быстрей припустил обрат¬

но. Плешивый следом, да так, что я про первого-то мед¬

ведя сразу забыл. А он тут как тут — несется во всю

прьггь, верно, думает, куда это я девался и такой ли я

вкусный, как мой завтрак. Увидел он меня — и морда у

него прямо расплылась от удовольствия. Кинулся он ко

мне да как рявкнет! А позади меня другой тоже как

рявкнет!
Прыгнул я с тропы в сторону, нырнул в кусты

и стал, как бешеный, продираться сквозь них. Я сов¬

сем ошалел, мне везде чудились медведи. И вдруг —

бац! — в самой гуще черной смородины я наскочил

на что-то живое. А оно как даст мне, сбило с ног, на¬

валилось на меня. Еще медведь! Ну, думаю, все, те-

перь-то мне крышка! А сам не сдаюсь, бью его, что

есть силы, сцепились мы, катаемся по земле. Вдруг

слышу:
—	Господи, помоги! Женушка моя милая!
Глянул получше, оказалось — человек, а ведь я чуть

не убил его.
—	Я думал, вы медведь,— говорю ему.
32.	Джек Лондон. Т. XII.	497

Он даже всхлипнул от неожиданности и уставился

на меня.
—	Ия тоже,— говорит.
За ним, как и за мной, тоже гнался плешивый, а он

от него спрятался в кусты. Вот мы и приняли друг друга

за медведей.
На тропе тем временем поднялся жуткий рев, но мы

и не подумали узнавать, в чем там дело. К полудню мы

уже были у Джо Лошадки, взяли ружья, зарядили их на

медведя и отправились обратно. Может, вы мне не

поверите, но только, когда мы пришли на то место,

оба плешивых лежали мертвые. Понимаете, когда

я отскочил в сторону, они й сошлись нос к носу, и ни

один не захотел уступить дорогу. Ну, и пошла драка

насмерть.
Так вот я и говорю. Ежели рассказывать про мед-*

ведей...

в БУХТЕ ЙЕДДО
Кошелек пропал у него где-то на Театральной. Он

вспомнил, как на мосту через один из каналов, пересе¬

кавших эту оживленную улицу, его совсем затолкали в

толпе. Возможно, какой-нибудь ловкий воришка именно

тогда и выудил у него из кармана пятьдесят с лишним

иен вместе с кошельком. А может быть, он сам по¬

терял его, просто обронил по неосторожности.
Напрасно уже в который раз обшаривал он карманы

в поисках пропажи. Кошелька не было. Рука его задер¬

жалась в пустом кармане брюк, и он горестно посмотрел

на горластого хозяина ресторана, который кричал, как

сумасшедший:
—	Двадцать пять сен! Давай плати! Двадцать пять

сен!
—	Да ведь кошелька-то нет!—сказал парнишка.—

Говорят вам, я его где-то потерял.
В ответ на это хозяин ресторана воздел руки к не¬

бесам и завопил:
—	Двадцать пять сен! Двадцать пять сен! Плати да¬

вай!
Вокруг них уже толпились любопытные, и Элфу Дэ¬

вису становилось не по себе.
«До чего все это нелепо и мелочно,— думал Элф.—

Поднять такой шум из-за пустяка! Нет, надо что-то

делать».
Он уже собрался было удрать как-нибудь — про¬

шмыгнуть сквозь этот лес ног или пробиться силой, но,

словно разгадав его намерения, один из официантов, ко-
499

ренастыи малый, единственный глаз которого горел зло¬

бой, схватил его за руку.
—	Плати давай! Плати! Двадцать пять сен! — орал

охрипший от злости хозяин.
Элф даже побагровел от унижения, однако упорно

продолжал поиски. Он уже не думал о кошельке: не за¬

валялось ли у него где-нибудь хоть немного денег — вот

на что он надеялся. В кармане блузы он обнаружил мо¬

нету в десять сен и пять сен медяшками; потом, вспом¬

нив, что недавно у него куда-то затерялись десять сен, он

распорол карман й нашел их в самой глубине подклад¬

ки. Теперь у него было двадцать пять сен — ровно столь¬

ко, сколько требовалось заплатить за съеденный ужин.

Он протянул деньги хозяину, тот пересчитал их, сразу

же успокоился и низко поклонился, и все собравшиеся

вокруг тоже подобострастно поклонились и разошлись.
Элфу Дэвису едва исполнилось шестнадцать, он слу¬

жил матросом на американской парусной шхуне «Энни

Майн», которая пришла в Иокогаму за очередной пар¬

тией кож для Лондона. На берегу он был уже второй

раз, и тут ему впервые мимолетно приоткрылись и оза¬

дачили его некоторые черты восточного характера. Когда

поклоны и приседания кончились, он рассмеялся и вы¬

шел; ему предстояло решить еще одну задачу. Как те¬

перь попасть на плхуну? Уже одиннадцать часов вече¬

ра, и судовых шлюпок, конечно, у берега нет, а нанимать

местного лодочника, не имея в кармане ни гроша, сов¬

сем не весело.
Внимательно глядя по сторонам в поисках товари¬

щей по плаванию, он зашагал к пристани. В Иокогаме

нет сплошной линии причалов. Суда отдают якорь на

рейде, благодаря чему сотни малорослых, коротконо¬

гих японцев имеют возможность заработать на хлеб,

перевозя пассажиров на берег и обратно.
Десятка полтора лодочников, мужчин и подростков,

окликнули Элфа и предложили свои услуги. Он выбрал

наиболее подходящего с виду — благообразного старика

с сухой ногой. Элф шагнул в сампан и сел. В темноте

он не мог видеть, чем занят старик, ясно было только,

что тот не торопится в путь. Наконец лодочник подко¬

вылял ближе и заглянул Элфу в лицо.
—	Десять сен,— сказал он.
500

—, Да, я знаю, десять сен,—.небрежно подтвердил

Элф.— Однако поторопись. На американскую шхуну.
—	Десять сен. Давай плати,— настаивал старик.
Элфа бросило в жар от этого ненавистного «давай
плат^».
—	Свези меня на американскую шхуну, тогда и за¬

плачу,— сказал он.
Но лодочник терпеливо стоял перед ним с протяну¬

той рукой и твердил свое:
—	Десять сен. Давай плати.
Элф попробовал объясниться. У него нет денег., Он

потерял кошелек. Но он обязательно заплатит. Как толь¬

ко по;падет на шхуну, сразу же и заплатит. Нет, он да¬

же не станет подниматься на борт. Он крикнет товари¬

щам, и они сначала отдадут лодочнику эти десять сен. А

уж потом он поднимется на корабль. Так что все будет

в порядке, пусть лодочник не беспокоится.
Однако благообразный старец в ответ только повто¬

рил: .
—	Давай плати. Десять сен.
Хуже всего, что остальные лодочники сидели на сту¬

пенях причала и слушали.
Раздосадованный и сердитый Элф поднялся и уже

хртел выйти из лодки, но старик ухватил его за рукав.
—	Давай блузу. Я везу тебя мериканская шхуна,—

предложил он.
И тут все, что было в Элфе от американской незави¬

симости, вспыхнуло в его груди. Англосакс вообще тер¬

петь не может, когда его обманывают, здесь же, как по¬

казалось Элфу, был явный грабеж. Десять сен — это

шесть американских центов, а ведь блуза, очень хорошая

и совсем еще новая, обош*лась ему в два доллара.
. Ни слова не говоря, он повернулся спиной к старику

и пошел в конец пристани, а по пятам за ним двигалась

смачно хохотавшая толпа лодочников. Большинство —

плотные, мускулистые парни, почти совсем голые, так как

июльская ночь была изнуряюще жаркой. Прибрежные

жители в любой стране — народ буйный, грубый, и Элф

подумал, что оказаться глухой порой на краю пристани

с целой оравой таких людей, да еще в большом япон¬

ском городе небезопасно.
К нему подошел рослый малый с копной черных волос
501

на голове и свирепым взглядом. Остальные сгрудились

за ним, готовые принять участие в переговорах.
—	Давай башмаки,— сказал парень.— Давай, ну1 Я

свезу тебя на мериканскую шхуну.
Элф покачал головой, а толпа загалдела, требуя, что¬

бы ой ёогАашался. Но англосакс так уж устроен: на испуг

его не возьмешь. Он скорее пойдет на риск, чем позвол1гг

командовать собой. И попыгка лодочников нажать на

Элфа лишь пробудила в нем все неистребимое упрямство

его расы. Им двигало то же чувство, к^кое бывает у сол¬

дат, обреченных почти на верную гибель и все же не

теряющих мужества; и там, под звездами, на пусты№

ном причале, взятый в кольцо этой бандой, он р^шил

лучше умереть, чем унизиться и отдать им хоть

единую тряпку. Дело не в цене — на карту поставлена

его честь.
Кто-то грубо толкнул его в спину. Сверкнув глазами,

он быстро обернулся, и круг невольно раздался. Но гал¬

деж все усиливался. Каждому хотелось урвать что-либо

из его одежды, и они, перебивая друг друга, во всю силу

здоровенных глоток выкрикивали свои требования.
Элф уже давно не произносил ни слова, однако ви¬

дел, что положение становится опасным — нужно ухо*»

дйть. Челюсти его были упрямо сжаты, в глазах — сталь¬

ной (5леск, тело — как пружина, готовая развернуться.

В нем чувствовалась такая решймость, что, когда он дви¬

нулся к берегу, лодочники расступились и пропустили

его. Крича и смеясь громче прежнего, они пошли за ним,

одни сзади, другие сбоку. Какой-то нахальный парнишка

ростом с Элфа сорвал с него кепи и хотел было напялить

на себя, но не успел: Элф сильным ударом сбил его с ног,

и тот растянулся на камнях.
Падая, парнишка выронил кепи, и оно исчезло под

ногами лодочников. Элф торопливо соображал— матрос¬

ская гордость не позволяла ему оставить им кепи. Он

бросился вслед и вскоре нашел кепи — здоровенный бо¬

сой верзила стоял на нем столбом и явно не желал сдви¬

нуться с места. Элф попытался выдернуть кепи, но без¬

успешно. Он попробовал спихнуть ногу в сторону, но

верзила только мычал в ответ. Это был прямой вызов, и

Элф принял его. С быстротой молнии он подставил пар¬

ню сзади подножку, а плечом сильно толкнул его в
502

грудь. Тот не ожидал такого жестокого приема и

грохнулся навзничь.
Миг — и кепи уже у Элфа на голове, а кулаки его

готовы к бою. Затем он резко обернулся, чтобы преду¬

предить нападение сзади, и все бросились врассыпную.

Этого он и хотел. Между ним и берегом никого не оста¬

лось. Пристань была узкой. Повернувшись лицом к про¬

тивнику и угрожая кулаками тем, кто пытался обойти

его с тыла, он продолжал отступление. Пятиться так,

сдерживая наседавшую ораву, было делом не легким.

Но люди с темной кожей во всем мире хорошо знают ку¬

лак белого человека, и своей победой Элф был обязан

не столько собственной воинственности, сколько бесчи¬

сленным потасовкам, в которых когда-либо участвовали

матросы.
На берегу, у самой пристани, находился полицей¬

ский участок, и Элф, пятясь, ввалился в ярко освещен¬

ную комнату на потеху щегольски одетому лейтенанту.

Лодочники сразу умолкли, присмирели и, как мухи, об¬

лепили открытую дверь, сквозь которую им было видно

и слышно все, что делается внутри.
В нескольких словах Элф рассказал о своих злоклю¬

чениях и потребовал, чтобы из уважения к правам ино¬

странца его доставили на шхуну в полицейской шлюпке.

В ответ лейтенант, знавший назубок все «правила и

предписания», разъяснил ему, что портовые полицейские

не перевозчики, а полицейские ш’люпки предназначены

вовсе не для того, чтобы развозить на суда запоздавших

и безденежных матросов.
—	Конечно,— прибавил он,— здешние лодочники —

прирожденные грабители, но пока они грабят в рамках

закона, я бессилен. Требовать плату вперед — их пра¬

во, и не в моей власти заставить их брать плату за проезд

в конце пути.
Элф согласился с его доводами, однако намекнул, что

если уж он не может приказать, то мог бы уговорить.

Что ж, лейтенант готов сделать одолжение: он подошел

к двери и произнес перед лодочниками речь. Но они то¬

же знали свои права, и не успел лейтенант закрыть рот,

как они хором завели свое отвратительное: «Десять сен1

Давай плати!»
—	Как видите, я ничего не могу сделать,—сказал лей-
503

теяант, кстати, безупречно говоривший по-английски.—

Но я предупредил, чтобы они не причиняли вам вреда

и не приставали, так что вы, по крайней мере, будете

в безопасности. Ночь теплая, да и до утра уже неда¬

леко. Ложитесь где-нибудь и спите. Я бы позволил вам

спать здесь, в участке, но это против правил и предпи¬

саний.
Элф поблагодарил полицейского за доброту и учти¬

вость, но лодочники разбудили в нем всю его националь¬

ную гордость и упрямство, и такое решение вопроса его

не устраивало. Провести ночь на камнях пристани зна¬

чило признать себя побежденным.
—	Лодочники отказываются переправить меня на

шхуну?
Лейтенант кивнул.
—	Вы тоже отказываетесь?
Последовал еще один кивок
—	Ну, а как там, по вашим правилам и предписани¬

ям, вы будете против, если я переправлюсь сам?
Лейтенант был озадачен.
—	Лодки-то у вас нету,— сказал он.
—	Дело не в лодке,— горячился Элф.— Е1сли я сам

переправлюсь, никто ведь от этого не пострадает?
—	Так-то оно так,— упорствовал в недоумении лей¬

тенант,— но вы же не сможете переправиться.
—	А вот увидим.
Элф швырнул на пол кепи. Следом в разные сторо¬

ны полетели туфли. За ними блуза и брюки.
—	Запомните,— сказал он зазвеневшим голосом,— я,

гражданин Соединенных Штатов, возлагаю на вас от¬

ветственность за эту одежду. На вас, на город Иокогаму

и на японское правительство. Спокойной ночи!
Он бросился к двери, растолкал изумленных лодоч¬

ников и выскочил на пристань. Но они тотчас опомни¬

лись и кинулись за ним, восторженными воплями привет¬

ствуя этот новый поворот событий. Лодочники и рыбаки

Иокогамы долго еще вспоминали эту ночь. Элф добежал

до причала и с ходу ловко нырнул. Он поплыл размаши¬

стыми саженками, потом любопытство взяло верх, и оя

на минуту задержался. Из темноты, с пристани, ему что-

то кричали.
Он перевернулся на спину, замер и прислушался;
504

. — Ладно! Твоя, взяла! — разобрал он отдельные го¬

лоса.— Заплатишь после! Вернись! Пльгвн сюда! Плата

потом!	_ .
, — Нет уж, спасибо,—: откликнулся он.— Обойдет¬

ся без платы. Спокойной ночи.
Он огляделся кругом, высматривая «Энни Майн». Она

стояла в доброй миле от берега, и отыскать ее в темноте

оказалось не просто. Сначала в глаза ему бросилась це¬

лая россыпь огней — так сверкать мог только военный

корабль. Очевидно, это был американский крейсер «Лан¬

кастер». Где-то левее и дальше должна быть «Энни

Майн». Но левее горели три близко стоящих друг к другу

огня. Это не могла быть шхуна. На секунду Элф расте¬

рялся. Он лег на спину, закрыл глаза и попьпался пред¬

ставить себе гавань, какою он видел ее днем. Потом удоз-

летворенно фыркнул и снова перевернулся. Три огня, ви¬

димо, принадлежат большому английскому грузовому па¬

роходу. Значит, шхуна находится где-то между этими

тремя огнями и «Ланкастером». Он долго и пристально

вглядывался, и вот, совсем низко над водой, но как раз

там, где он и ожидал, тускло засветился одинокий фо¬

нарь — якорный огонь «Энни Майн».
А плыть ночью под звездами было одно удовольст¬

вие. Воздух был теплый, как вода, а вода — как парное

молоко. На губах чувствовался приятный вкус соли, руки

и ноги слегка покалывало, а сильные и ровные удары

сердца наполняли его ощущением радости жизни.
Да, это было чудесно, и доплыл он без всяких при¬

ключений. Справа остался ярко освещенный «Ланка¬

стер», слева — английский грузовой пароход, . а вскоре

над головой выросла громада «Энни Майн». Элф схва¬

тился за шторм-трап , и бесшумно поднялся на палубу.

Здесь не было ни души. В камбузе он заметил свет и по¬

нял, что это сын капитана варит кофе, коротая скучную

стояиочную вахту. Элф проскользнул дальше, на полу¬

бак. Матросы храпели на своих койках, и духота тесного

помещения показалась ему невыносимой. Он надел тон¬

кую бумажную рубэху, парусиновые брюки, сгреб в

охапку одеяло с подушкой и, поднявшись наверх, забрал¬

ся на палубу полубака.
Едва он успел задремать, как его разбудил плеск

подходившей к борту лодки и оклик вахтенного. Лодка
505

оказалась полицейской, а подслушанный Элфом взвол¬

нованный разговор доставил ему немалое удовольствие.

Да, конечно, сын капитана узнает эту одежду. Она при¬

надлежит Элфу Дэвису, их матросу. А что случилось?

Нет, Элф Дэвис не возвращался на шхуну. Он на бе-*

регу. Его нет на берегу? Ну, тогда, значит, он утонул.

Тут лейтенант и сын капитана заговорили оба разом, и

Элф ничего не мог больше разобрать. Потом он услышал,

как они пошли и подняли на ноги команду. Матросы раз¬

ворчались спросонок и сказали, что Элфа Дэвиса среди

них нет, после чего сын капитана с яростью обрушился наг

иокогамскую полицию и ее порядки, а лейтенант оправ¬

дывался, ссылаясь на правила и предписания, и его анг¬

лийский язык на этот раз оставлял желать лучшего.
Элф подошел к ним и протянул руку.
—	Одежду я, пожалуй, за^ру,— сказал он.— Спа¬

сибо, что быстро ^доставили.
—	Не понимаю, почему он не мог тебя самого доста¬

вить,— отозвался сын капитана.
Полицейский лейтенант промолчал и не без сму¬

щения передал одежду ее законному владельцу.
На другой день, когда Элф собрался в город, его

окружила толпа лодочников, они кричали и размахивали

руками, но были вполне почтительны, каждый хотел

непременно сам перевезти его на берег. Он выбрал од¬

ного и, войдя в лодку, на сей раз не услышал: «Давай

плати». Перед тем как шагнуть на причал, Элф протянул

лодочнику обычные десять сен. Но тот выпрямился и за¬

тряс головой.
—	Ты молодец,— сказал он.— Не надо платить. Ни¬

когда не надо. Ты смелый, хороший парень.
И все время, пока «Энни Майн» оставалась в порту,

лодочники отказьгеались брать деньги с Элфа Дэвиса.

Восхищенные его отвагой и независимостью, они пере¬

возили его даром.

их ДЕЛО —жить
Стэнтон Дэвис и Джим Уэмпл замолчали и насто¬

рожились: шум на улице все усиливался. Град камней с

грохотом обрушился на проволочные противомоскитные

сетки на окнах. Вечер был жаркий, и пот заливал лица.

Оба прислушивались; сквозь нарастающий гомон тол¬

пы прорывались отдельные злобные выкрики на испано¬

мексиканском наречии. И самыми безобидными из этих

чудовищных угроз были: «Смерть гринго!», «Бей амери¬

канских собак!)>, «Утопить их в море!».
Недоуменно пожав плечами, Стэнтон Дэвис и Джим

Уэмпл вернулись к прерванному разговору,— пришлось

повысить голос, чтобы рев толпы не мешал им слышать

Друг друга.
—	Весь вопрос в том, как туда добраться,— сказал

Уэмпл.— До Пануко по реке сорок семь миль...
—	А посуху никак нельзя,— подхватил Дэвис,—

всюду разбойничают шайки Вильи и Сарагосы, а мо¬

жет, они уже и об-ьединились.
Уэмпл кивнул.
—	А она на востоке Магнолии,—продолжал он,—это

еще две мили от побережья, если только она не верну¬

лась в охотничий домик. Мы должны найти ее...
—	Мы с вами вели честную игру, Уэмпл, и теперь мо¬

жем говорить прямо. Вы любите ее. Я тоже люблю.
Уэмпл закурил сигарету и снова кивнул.
—	Но теперь нам надо сделать вид, что мы равно¬

душны к ней и хотим только одного—уберечь ее от опас¬

ности и доставить сюда.
507

—	и заключим перемирие на то время, пока будем

спасать ее — что ж, я согласен,— сказал Уэмпл.
—	Перемирие, пока не привезем ее живой и невре¬

димой сюда, в Тэмпико, или на борт линкора. А по¬

том...
Они вздохнули, посмотрели друг на друга с улыб¬

кой и скрепили свой уговор рукопожатием.
Камни снова забарабанили по проволочным сеткам

на окнах, пронзительный мальчишеский голос взлетел над

криками, требуя смерти гринго; в парадную дверь на¬

чали бить каким-то тараном, и весь дом загудел от тя¬

желых ударов. Схватив винтовки, Дэвис и Уэмпл выбе¬

жали на площадку лестницы: отсюда можно было в

крайнем случае держать вход под огнем.
—	Если они дверь вышибут, придется задать им

взбучку,— сказал Уэмпл.
Дэвис молча кивнул, затем неожиданно разразил¬

ся страшными проклятиями.
—	Подумать только! — пояснил он свою вспышку.—

Каждый третий из этих собак работал у меня или у

вас, — тощие, босые, оборванные, они рады были бы

и десяти сентаво в день, лишь бы получить работу. А

мы дали им постоянную работу и сто пятьдесят сента¬

во в день, и вот теперь они готовы перегрызть

нам глотку.
—	Не все, только метисы,— поправил Уэмпл.
—	Вы знаете, о чем я говорю,— ответил Дэвис.—

Мы не досчитались только тех пеонов, которых застави¬

ли уйти или пристрелили.
В дверь никто больше не ломился, и они опять подня¬

лись наверх. Несколько разрозненных выстрелов вдоль

улицы, откуда-то издалека, казалось, вымели всех, и во¬

круг дома стало сравнительно тихо.
Через открытые окна до них долетел свист, и муж¬

ской голос позвал:
—	Уэмпл! Отоприте! Это я, Хэберт! Мне нужно с

вами поговорить!
Уэмпл сошел вниз и скоро вернулся с довольно

полным, крепким седеющим американцем лет пятиде¬

сяти; тот поздоровался с Дэвисом и, тяжело дыша, плюх¬

нулся в кресло. Он так и не выпустил из рук самозаряд¬

ный кольт 44-го калибра и сразу же принялся вытаски¬
508

вать из кармана своего парусинового пиджака обойму с

патронами. Прибежал он без шляпы, запыхавшийся,

одна щека рассечена камнем и вся в крови. Вложив в пи¬

столет обойму, он вскочил на ноги и в порыве гнева

тоже начал изощренно ругаться.
—	Они сорвали американский флаг, затоптали его

в грязь и плюют на него. И меня заставляли плевать.
Уэмпл и Дэвис промолчали и только вопросительно

смотрели на него.
—	О, я понимаю, что вас интересует,— вспыхнул Хэ-

берт.— Плюнул я или нет, спасая свою жизнь? Вот что

вас заело. Отвечу. Без всяких уверток, прямо: если дру¬

гого выхода не будет — плюну. И не ваше дело, нечего

на меня глаза таращить.
Он замолчал, с вызывающим видом взял сигару из

ящика на столе и решительно раскурил ее.
—	Черт возьми! Я полагаю, в этих местах знают Эн¬

тони Хэберта, и уж будьте уверены, знают не как труса.

Не отрицаю, в трудную минуту я плюну на флаг. А за

каким дьяволом, по-ваш^му, я мотаюсь по улицам в та¬

кую ночь? Разве не сбежал я полчаса назад из Южной

Гостиницы, где засели сорок здоровенных американцев,

не считая женщин, и все с оружием? Там-то было без¬

опасно. Для чего, по-вашему, я приперся сюда? Вас,

что ли, спасать?
От негодования у него перехватило горло, и он весь

затрясся,— казалось, его вот-вот хватит удар.
—	Выкладывайте,— сухо приказал Дэвис.
—	И скажу! — вскричал Хэберт.— Все дело в моем

Билли. Он застрял в самой глуши, за пятьдесят миль от

побережья, и между ним и мною двадцать тысяч голо¬

ворезов федералистов и мятежников. Знаете, что сде¬

лал бы мой мальчик, будь он здесь, в Тэмпико, а я в

пятидесяти милях, где-то у Пану ко? Я-то знаю. Вот

я и сделаю то же самое — поеду и разыщу его.
—	Мы как раз собираемся туда,— заверил его Уэмпл.
—	Потому-то я к вам и пришел. Вы, конечно, за

мисс Дрэксел?
ДэБис и Уэмпл улыбнулись: верно, мол, угадал. В та¬

кое время люди отваживаются говорить о вещах, кото¬

рые прежде были под запретом.
—	Тогда — в путь!—воскликнул Хэберт, взглянув
509

на часы.— Сейчас полночь. Нужно добраться до реки и

разыскать лодку...
В ответ под окном раздались крики возвратившее

ся толпы.
Дэвис хотел было что-то сказать, но тут зазвонил те¬

лефон, и Уэмпл бросился к аппарату.
—	Это Карсон,— объяснил он, прикрыв трубку ру¬

кой.— Значит, провода через реку еще целы. Алло, Кар¬

сон, связь не обрывалась? Молодец... Да, мулов пере¬

правьте к возчику за Тэмкочин... Кто у резервуара? Вы

еще можете ему позвонить?.. Скажите ему, чтобы он

наполнил баки и выключил магистраль на Арико. Пусть

держится до последней возможности и чтобы лошадь

был^1 у него наготове, если придется удирать. Не забыл

бы он перед уходом оборвать телефонный провод... Да,

да, да. Безусловно. Никаких метисов. Оставьте все на по¬

печение чистокровных индейцев. Габриель — человек

надежный... Бог знает, когда мы вернемся, если нас вы¬

гонят отсюда... Нельзя держать Харамильо на голодном

пайке, им нужно две с половиной тысячи баррелей —

самое малое. У нас есть запас на десять дней. Пусть Габ¬

риель им распорядится. Продолжайте добычу, даже «с-<

ли нам придется спустить все в реку...
—	Спросите, нет ли у него катера,— вмешался Хэ-

берт.
—	Нету,— ответил Уэмпл.— В полдень федералисты

забрали последний.
—	Послушайте, Карсон, а сами-то вы каким образом

думаете удрать?—спросил Уэмпл.
Человек, с которым он говорил, находился на другом,

южном, берегу Пануко, на нефтехранилище.
—	Говорит, убежать нельзя,— отрывисто повторил

Уэмпл его слова.— Федералисты повсюду. Удивляется,

что его еще не схватили... Кто? Кампос? Вот негодяй!..1г

Ладно... Не беспокойтесь, если от меня не будет вестей*

Я отправляюсь вверх по реке с Дэвисом и Хэбертом...

Будьте осторожны, но если представится случай при¬

стрелить Кампоса, не зевайте... О, здесь-то у нас жарко.

Они вышибают сейчас двери. Да, во что бы то ни ста¬

ло... Прощайте, старина.
Уэмпл закурил сигарету и вытер лоб.
—	Вы ведь знаете Кампоса, Хосе Кампоса,— загово**
510

рил он.— Этот грязный пес потребовал у Карсона два¬

дцать тысяч песо. Нам пришлось заплатить, иначе он

забрал бы половину наших пеонов в свою армию или

поджег бы скважины. Вам-то известно, Дэвис, что мы

сделали для него за последние годы. Благодарности за¬

хотели? Или простой порядочности? Черта с два!..
День двадцать первого апреля был на исходе. Утром

этого дня американская морская пехота и матросы воен¬

ных кораблей высадились в Вера-Крус и захвати¬

ли таможню и город. Сразу же, как только те¬

леграф разнес эту весть, на улицы Тэмпико хлынули

разъяренные толпы мексиканцев; выражая свое возму¬

щение действиями Соединенных Штатов, они сорвали

американские флаги и грозили расправой самим

американцам.
Лишь собственная нерешительность помешала толпе

довести дело до конца. Взломай она двери в Южной или

в какой-нибудь другой гостинице или, например, в доме

Уэмпла, началась бы драка, и тысячи федералистских

солдат в Тэмпико помогли бы гражданскому населению

в его благом намерении — уменьшить число гринго в

этой части Мексики. Сдерживать наиболее ретивых мог¬

ли бы американские военные корабли, но по каким-то

непонятным соображениям — сверхделикатности или

стратегии, или уж бог знает чего — Соединенные Штаты,

приказав захватить Вера-Крус, заботливо вывели свои

военные корабли из Тэмпико в открытое море, на две¬

надцать миль от берега. Приказ этот адмирал Мэйо

получил по беспроволочному телеграфу из Вашингтона и

трижды просил повторить его, прежде чем со слезами на

глазах покинул своих соотечественников и соотечествен¬

ниц и ушел в море.
—	Это же свинство — бросить нас в беде в такое вре¬

мя! — негодовал Хэберт на правителей своей страны.—

Мэйо никогда бы этого не сделал. Помяните мое слово,

ему пришлось действовать по приказу Вашингтона.

И вот — мы здесь, а наши близкие где-то у черта на ку¬

личках, за пятьдесят миль... Поймите, если я потеряю

Билли, я просто не посмею вернуться домой, не смогу

посмотреть в глаза жене... Поторапливайтесь. Отправим¬

ся втроем. Мы сумеем нагнать страху божьего на любую

банду на улице.
511

—	Идите-ка сюда, посмотрите,— сказал Дэвис. Он

стоял немного поодаль от окна и заглядывал вниз, на

улицу.
Там было полно мятежников; они кричали, руга¬

лись, грозили и подстрекали друг друга взломать дверь,

но за дверью их ждала смерть, они знали это, и начи¬

нать никому не хотелось.
—	Сквозь такое скопище нам не пробиться, Хэ-

берт,— заметил Дэвис.
—	Если они выпустят нам кишки, пользы о г

этого для вашего Билли или кого-нибудь еще в вер-*

ховьях Пануко будет ' немного,— добавил Уэмпл.—•

А если...
Он не договорил: в толпе началось какое-то непонят¬

ное движение. Она расступалась перед отрядом мерно и

молчаливо шагавших людей в белой форме.
—	Матросы Мэйо все-таки вернулись за нами,— про¬

бормотал Хэберт.
—	В таком случае мы сумеем достать военный ка¬

тер,— сказал Дэвис.	^
Галдеж на улице прекратился. В наступившей ти¬

шине матросы дошли до парадной двери и постучали*

Все трое бросились отпирать, и тут выяснилось, что при*'

шли не американцы, а немцы: два лейтенанта и шесте¬

ро солдат морской пехоты. При виде американцев тол¬

па снова забурлила, но солдаты стукнули прикладами

о землю, и гнев ее сразу улегся.
—	Нет, благодарю вас,— отклонил старший лейте¬

нант приглашение войти, он сносно говорил по-английг

ски. В те минуты, когда голос его терялся в шуме, он

беспечно попыхивал сигарой.— Мы возвращаемся на ко^

рабль. Наш командир совещался с английским и голг*

ландским командирами, но они отказались действовать

заодно, и наш командир взял на себя полную ответствен-»

ность. Мы обошли гостиницы. Им нужно продержаться

до рассвета, утром мы их выручим. Мы оставили им ра¬

кеты, вот такие. Возьмите и вы. Если к вам ворвутся,

держитесь во что бы то ни стало и пустите с крыши ра¬

кету. Мы сможем быть здесь через сорок пять минуг.

Наши катера в полной готовности: .пары подняты^ эки*^

пажи и морская пехота на местах,— мы двинемся по пер^

вой же ракете. .	.	>
512

—	Раз вы идете сейчас на корабль, нам хотелось бы

пойти с вами,— сказал Дэвис, поблагодарив, как по¬

лагается.
Лица обоих лейтенантов вытянулись от неприкрыто¬

го брезгливого удивления.
—	Нет, нет,— рассмеялся Дэвис.— Мы не собираем¬

ся прятаться. В пятидесяти милях вверх по реке оста¬

лись наши друзья, и нам нужно добраться до берега,

чтобы поехать за ними.
Офицеры сразу повеселели, переглянулись и без слов

поняли друг друга.
—	Если наш командир взял на себя серьезную от¬

ветственность в такую ночь, неужели мы не возьмем

на себя ответственность гораздо меньшую?—спросил

старший.
Младший охотно согласился.
Мигом взлетев по лестнице, трое американцев захва¬

тили еще патронов и запасные пистолеты, набили кар¬

маны сигаретами, сигарами и спичками и сбежали вниз,

готовые двинуться в путь. Уэмпл прокричал наверх по¬

следние наставления — пусть осаждающие думают, буд¬

то в доме кто-то остается,— проверил замок и захлопнул

дверь.
Офицеры шли впереди, за ними — американцы, с ты¬

ла их прикрывали шестеро матросов; толпа выла и пле¬

валась, уступая дорогу, но ни один камень не просвистел

в воздухе.
Подходя к трапу крейсера, они увидели катера и бар¬

касы, полные матросов—тут только и ждали сигнала ра¬

кет из осажденных гостиниц. Неподалеку, вверх по ре¬

ке, бухнуло орудие, за ним еще несколько, и торопливо

защелкали винтовочные выстрелы.
—	По кому это лупит «Топилья»?—проворчал Хэ-

берт, потом присоединился к другим и тоже стал смот¬

реть.
Луч прожектора, очевидно, с мексиканской канонерки,

пронзил темноту на середине реки и заиграл на воде. И

вдруг в этом месте, в самом центре движущегося свет¬

лого пятна, мелькнул длинный, с низкими бортами, бы¬

строходный катер. Футах в ста позади него в воздухе

разорвался снаряд. Другие снаряды рвались в воде, где-

то сбоку, за чертой света: видно было, как волны от
33.	Джек Лондон. Т. ХП.	513

взрывов подбрасывают катер. О свисте пуль оставалось

только догадываться.
Однако это длилось всего несколько минут. Мекс^1-

канская канонерка вынуждена была прекратить огонь, ка¬

тер мчался так быстро, что сумел укрыться за немецким

крейсером. Тут он замедлил ход, накренился, сделал

широкий круг и встал рядом с паровым катером у

трапа.
При свете огней на трапе все увидели лишь одного

человека — светловолосого, взъерошенного паренька лет

двадцати, с перепачканным лицом, очень худого, очень

спокойного н очень довольного собой.
—	Да ведь это Питер Тонсбург! — воскликнул Хэ-

берт, протягивая ему руку.— Здорово, Питер, здорово.

Куда это тебя черти несут, как оглашенного, и чего ты

раздразнил «Топилью» ?
Питер родился в Техасе, в семье шведов-переселен-

цев, и старые техасские обычаи крепко въелись в него:

он небрежно сунул замасленную руку Дэвису, затем

Уэмплу, и «здорово», которое он так же небрежно бро¬

сал каждому, звучало у него истинно по-техасски.
—	Я самый и есть,— ответил он Хэберту.— И нику¬

да меня черти не несут, просто я удирал из-под обстрела*

Она хитрая, эта «Топилья». Ну, да я ее обставил. Я да*»

вал верных двадцать пять узлов. Эти мазилы и стре-

лять-то не умеют толком, все шпарили мимо.
—	Это «Холод»? —спросил Уэмпл.
—	«Холод-два»,— ответил Питер.—Все, что оста-*

лось.
Сегодня в полдень этот проходимец Кампос — да вы

его знаете — забрал «Холод-один». А на закате они сца¬

пали меня, когда я угонял «Холод-три». Взяли на муш¬

ку, заставили подойти к базе на восточном берегу, а по-'

том выгнали в шею. Как раз перед вечером хозяин пе¬

реправился на этом катере в Тэмпико, а минут десять

назад, не больше, смотрю, на нем уже целая орава феде^

ралистов причаливает к восточному берегу — ну, я, по^

нятно, дал нм выгрузиться, прыгнул к рулю — и ходу!

А где хозяин? Надеюсь, он цел? Я ведь за ним пришел.
—	Нет, Питер, это ни к чему,— сказал Дэвис.— Ми¬

стер Фрисби в Южной гостинице, он цел и невредим,

ему только ободрали кирпичом голову, ссадина дюймов
514

пять» голова трещит отчаянно, и он лежит в постели. Он

в безопасности, а ты поедешъ с нами, отвезешь нас вверх

по реке, чуть дальше Пануко.
—	Ха! Это еще надо подумать,— возразил Питер,

вытирая свой и без того грязный нос куском замаслен¬

ной ветоши.— Я немного простыл. Да и цвет лица у

меня портится от этих ночных прогулок.
—	Там остался мой сын,— сказал Хэберт.
—	Ну, он постарше меня, может и сам о себе поза¬

ботиться.
—	Там еще женщина, мисс Дрэксел,— тихо сказал

Дэвис.
—	Кто? Мисс Дрэксел? Что же вы мне раньше-то

не сказали? — обиделся Питер. И, вздохнув, приба¬

вил: — Ну, влезайте, что ли, да и тронемся. Вот угово¬

рили бы своих немецких друзей, пускай пожертвуют мне

галлонов двадцать бензина, а то нам не добраться.
—	Прятаться теперь толку нет,— заметил Питер

Тонсбург, когда они полным ходом мчались вверх по реке

и «Топилья» настигла их своим прожектором.— Видно

тебя или нет^ коли уж влепит снаряд поблизости, так по¬

минай как звали Г
И в ту же минуту канонерка открыла огонь. В реве

мотора грохот пушек был едва слышен, но разрывы

снарядов то и дело встряхивали и раскачивали легкое

суденышко. А когда редкие пули защелкали по обшив¬

ке и засвистели над головой^ никто — даже и сам Пи¬

тер — не вспомнил его уверений, что прятаться беспо¬

лезно, все четверо скорчились на дне катера: каждому

казалось, будто все пули и осколки летят именно в него,

и он невольно съеживался и втягивал голову в плечи.
Канонерская лодка «Топилья» принадлежала феде¬

ралистам. А с северного берега по катеру открыли огонь

из винтовок и пулемета осаждавшие Тэмпико сторонни¬

ки конституции, и положение стало еще более опасным.
—	Слава богу, что это мексиканцы, а не наши,—

сказал Хэберт, когда после пятиминутного бешеного об¬

стрела они все еще оставались целы.— Мексиканец

родится с ружьем в руках, но стрелять из него так и не

умеет до самой смерти.
515

Обогнув наконец излучину реки, которая укрыла их

от прожектора, они еще раз убедились, что никто не по¬

лучил ни царапины и катер тоже невредим. ,
—	И трех часов не пройдет, как доставлю вас в Па-

нуко... только бы не напороться на бревно! — откинув¬

шись назад, прокричал Питер в самое ухо Уэмплу.— А

если врежемся в какую-нибудь корягу, тогда еще раньше

доставлю — прямо в омут.
Катер мчался сквозь тьму, управляемый светловоло¬

сым парниш*кой, который знал каждый фут этой реки и

находил фарватер лишь по очертаниям берегов, чуть вид¬

ных в призрачном свете звезд. Резкий ветер развел на

широких плесах мелкую злую волну и хлестал водяной

пылью и брызгами. И, несмотря на тепло тропической

ночи, встречный поток воздуха, насквозь пронизывая их

мокрую одежду, заставлял вздрагивать от холода.
—	Теперь-то я знаю, почему эту посудину окрестили

«Холодом»,— силясь не стучать зубами, сказал Хэберт.
Но ему никто не ответил, и почти все три часа этой

гонки в темноте они провели молча. Один раз мимо

них, вниз по течению, промчался неосвещенный катер,

они заметили его по искрам, вылетавшим из трубы.

В другой раз, когда проходили мимо промыслов То¬

рено, большое зарево невдалеке, на южном берегу, вызва¬

ло недолгий спор о том, что могло так ярко гореть: То-

рёнские скважины или бунгало на банановой плантации

Меррика.	'
На исходе первого часа пути Питер замедлил ход и

направился к берегу.
—	У меня тут бензин припрятан, десять галлонов,—

пояснил он.— Надо бы проверить, цел ли: сгодится на

обратный путь. — Не вылезая из катера, он сунул руку

в кусты и объявил:—Все в лучшем виде.—Потом принял¬

ся смазывать мотор.— Ха1 Вот вчера вечером прочитал

я в журнале один рассказ,— заговорил он, стараясь раз¬

влечь своих пассажиров.— Называется «Их дело —

умирать». А я скажу — черта с два! Человек должен

жить — вот его дело! Может, по-вашему, мы должны бы¬

ли думать о смерти, когда «Топилья» задавала нам пер¬

цу? Ошибаетесь. Мы живы, верно? Мы удрали от неё,

В этом вся штука. Никто не должен умирать. Вот я, к

примеру, хотел бы жить вечно, если уж на то пошло.
516

Он крутанул рукоятку газа, мотор взревел и поло¬

жил конец его рассуждениям.
Ни Давис, ни Уампл не возвращались больше к раз¬

говору о своем заветном — все, что нужно, было уже

сказано. На некоторое время они порешили затаить свои

чувства, и уговор этот был свят и нерушим»: соперни¬

ки уважали друг друга, и каждый верил, что другой ни

на волос не отступит от данного слова. Что будет по¬

том — вопрос иной. А сейчас они оба хотели только одно¬

го: укрыть^Бет Дрэксел от опасности в М1Ятежй0М Там¬

пико или па военном корабле.
В четыре часа они миновали городок Пануко. По кри¬

кам и песням молшо было догадаться, что располо¬

жившийся здесь отряд федералистов выражает свое

возмущение высадкой американских моряков в Вера-

Крус. Часовые с берега окликнули катер и выстрелили

наугад в темноту, откуда доносился треск мотора.
В миле от города, у северного берега, где стоял под

парам1И освещенный речной пароход, они причалили к

Асфодельскому промыслу. Пароход был невелик, и сотчи

две американцев — мужчин, женщин и детей — с трудом

разместились на нем». Мужчины в знак приветствия об¬

менялись добродушной бранью, в которой сквозила не¬

поддельная радость от встречи, и тут Хэберт выяснил,

что на пароходе ждут его сына: Билли объезжает отда¬

ленные буровые бригады, где еще не знают, что Соеди¬

ненные Штаты захватили Вера-Крус и что вся Мексика

клокочет яростью.
Хэберт решил дождаться сына и потом вернуться па¬

роходом, а трое остальных, услыхав, что мисс Дрэксел нет

среди беженцев, направились к южному берегу, на

промысел голландской ком»пании. Здесь была богатая

скважина, она могла давать до ста восьмидесяти пяти

тысяч баррелей нефти в сутки, но добычу пришлось

уменьшить, поскольку компания не справлялась с таким

количеством. Между Мексикой и Голландией не сущест¬

вовало никаких раздоров, поэтому управляющий был со¬

вершенно спокоен, хоть и не мог спать: вместе с ночны¬

ми сторожами он следил, как бы пьяные солдаты не

устроили пожара — на промысле скопились целые озе¬

ра нефти. Да, мисс Дрэксел вместе со сво-им братом

вернулась в охотничий домик, а больше ему о ней ниче¬
517

го не известно. Нет, он не посылал никаких предупреж¬

дений и сомневается, чтобы это сделал кто-нибудь дру¬

гой. О высадке в Вера-Крус он узнал вчера, часов в де¬

сять вечера. Мексиканцы, как только услыхали об этом,

сразу остервенели, убили Майлса Формена с Имяерско-

го промысла, разогнали его рабочих и разграбили дом».

Лошади? Нет, у него здесь нет ни лошадей,^ ни мулов.^

Федералисты давным-давно реквизировали и тех и дру¬

гих. Однако в охотничьем домике, насколько он помнит,

сохранились две лошади, но это уж такие кляч», что их

даже мексиканцы не взяли.
—	Придется пешком!,— весело сказал Дэвис.
—	Всего шесть миль,— так же весело отозвался

Уэмпл.— Не будем мешкать.
С реки вдруг донесся выстрел, и они бегом! бросились

на берег, туда, где оставался Питер. Вслед за первым

выстрелом грохнуло еще несколько, похоже было, что

стреляли из двух винтовок. Пока управляющий на ло¬

маном испанском языке кричал в коварно притаившую¬

ся темиоту что-то о голландском нейтралитете, они до¬

бежали до катера и обнаружили на планшире безжиз¬

ненное тело светловолосого паренька, который собирал¬

ся жить вечно.
Пробираясь в темноте по невообразимо скверной до¬

роге, ведущей сквозь джунгли к домику, Дэвис и Уэмшл

сначала почти не разговаривали.Только заметив на во¬

стоке, вдоль южного берега Пануко, зарево пожаров, они

перекинулись нескольким1и словам1И и от души понадея-

лиоь, что горят жилища, а не скважины.
—	Здесь на одном лишь промысле Эбаньо нефти

на два миллиарда долларов,— проворчал Дэвис.
—	И какой-нибудь пьяный мексиканец, который вме¬

сте со всеми своим)и потрюхами и бессмертной душой не

стоит и десяти песо, может запалить все это куском про-

м)асленной ветоши,— поддержал Уэмпл.— А если уж на¬

чнется^ пожар, огонь опустошит весь промысел до по¬

следней капли.
В пять часов наконец рассвело, и они зашагали бы¬

стрее, а в шесть уже помогали обитателям домика со¬

бираться в путь.
518

—	Одевайтесь попроще, дорога нелегкая, и не теряй¬

те времени на разные бантики,— взывал Уэмпл из-за уг¬

ла веранды, где находилась отгороженная ширмами

спальня мисс Дрэксел.
—	Обойдетесь без умывания, некогда,— неумолимо

прибавил Д&в'ис, здороваясь за руку с Чарли Дрэкселом,

который, зевая, приплелся к ним в пижаме и шлепанцах.—

Чарли, а где лошади? Они еще живы?
Уэмпл велел заспанным пеонам остаться на м«есте,

смотреть за домом и на досуге припрятать наиболее цен¬

ные вещи, и теперь все так же из-за угла выкрикивал

мисс Дрэксел новости о захвате Вера-Крус; тут вернул¬

ся Дэвис и сообщил, что лошади оказались просто жал¬

кими развалинами: они наверняка свалятся и сдохнут, не

пройдя и полмили.
Из-за ширм вышла Бет Дрэксел и первым делом за¬

явила, что ни в коем случае не позволит себе сесть вер¬

хом) на какую-то клячу, потом поздоровалась со своими

спасителями; ее смуглая кожа и темные глаза все еще

излучали сонное тепло.
—	Не мешало бы вам умыться, Стэнтон,— замети¬

ла она Дэвису и, обернувшись к Уэмплу, добавила:—

И вы тоже хороши, Джим). Вы оба ужасно чумазые.
—	Погодите, пока доберемся до Тэмпико, и вы буде¬

те не чище. Готовы?
—	Сейчас Хуанита уложит мой чемоданчик.
—	Ради бога. Бет, не теряйте времени! — воскликнул

Уэмпл.— Бегите и хватайте самое необходимое.
—	Пора, пора в дорогу! — пропел Дэвис.— Быстро!

Быстро! Чарли, выбирайте ружье, какое вам) по душе.

Захватите и для нас парочку.
—	Дело настолько серьезно? — спросила мисс Дрэк¬

сел.
Оба кивнули.
—	Мексиканцы сорвались с цепи,— объяснил Дэ¬

вис.— Почему они сюда не заглянули, ума не приложу.
Какое-то движение в соседней комнате насторожило
его.
—	Кто там? —крикнул он
—	Да это же миссис Морган,— ответила Бет.
—	О боже! Уэмпл, я ведь про нее совсем забыл,—

простонал Дэвис.— Что же нам) с ней-то делать?
519

.. —» Бет пусть идет nemKON^, а клячи по очереди пота¬

щат эту даму.
—	В ней сто восемьдесят фунтов,— рассмеялась mihcc

Дрэксел.— Ау, Марта, пС>торопитес1ь! Мы вас ждем, пора

отправляться! — Из-за перегородки донеслось приглу¬

шенное бормотание, затем выкатилась очень, низенькая,

тучная и суетливая женщина средних лет.
—	Я совсем не Miory ходить пешком,— пожаловалась

она.— Уж вы, мальчики, меня и не просите, все равно

толку не будет. Мне и полмиля не пройти, даже под

страхом смерти, а до реки целых шесть по дрянной до¬

роге.
Они в отчаянии смотрели на нее.
—	Тогда вы поедете верхом,— сказал Дэвис.— Идем»-

те, Чарли. Оседлаем обеих лошадей.
По дороге сквозь тропические заросли впереди шли

мисс Дрэксел и её горничная, индианка Хуанита; Чарли,

с тремя винтовками на плечах, замыкал шествие, а в се-

ре/^ине Дэвис и Уэмпл маялись с миссис Морган и двумя

облезлыми одрами. Один из них, чубарый, принимался

хрипеть всякий раз, как на него сажали миссис Морган,

и хрипел до тех пор, пока его не освобождали от этого

солидного груза. Другой одер, покрытый коростой гне¬

дой, когда приходила его очередь везти миссис Морган,

неизменно ложился, пройдя четверть мили.
Мисс Дрэксел смеялась, шутила и подзадоривала

других, а Уэмпл чуть не силой заставлял миссис Морган

идти пешком каждую третью четверть мили. В конце пер^

вого часа пути гнедой упал и больше не поднялся, при-

шлось его бросить. Теперь М1иссис Морган четверть мили

ехала на лошади, и потом столько же шла пешком, вер¬

нее, не шла, а, поддерживаем1ая с обеих сторон, кое-

как ковыляла на своих до смешного маленьких ножках,
В м)иле от реки дорога стала получше, она проходила

здесь вдоль банановой плантации, раскинувшейся на

тысячу акров.
—	Участок Парслоу,— сказал Чарли Дрэксел.— Те¬

перь он потеряет весь урожай из-за этой неразберихи.
—	Ой, посмотрите, что тут такое! — крикнула им

мисс. Дрэксел.
Они догнали ее я увидели на дороге отпечатки авто-

мюбяльных шин.
520.

—	Первая машина в этих местах,— уверенно заявил

Чарли.
	Да вы обратите внимание на след,— не унималась
его сестра.— Наверное, машина выехала прямо из бана-

иозой рощи и взобралась на откос.
—	Чудо, а не машина, если она сумела вскарабкаться

на такой откос! — иронически заметил Дэвис.— На са-

мом-то деле она съехала с него. Слетайте-ка на раз¬

ведку, Чарли, пока м«ы сгружаем» миссис Морган с ее

«норовистого рысака. В этих бананах ни одна м)ашина

далеко не уйдет.
Чубарый держался мужественно все время, пока его

освобождали от груза, потом глубоко вздохнул и рухнул

наземь. Миссис Морган тоже вздохнула, села прямо на

дорогу и горестно посмотрела на свои крохотные

ножки.
—	Не ждите меня, мальчики,— сказала она.— Может

быть, у реки вы найдете какую-нибудь повозку и при¬

шлете за мной.
Но не успели они и рта раскрыть, чтобы с негодова¬

нием отвергнуть этот план, как вдруг внизу, среди зе¬

леного моря бананов, раздалось фырканье мотора. По

треску выхлопной трубы они поняли, что на ней нет глу¬

шителя. Огромные листья бананов тряслись, будто по

стволам колотил Невидим1ый гигант. Слышно было, как

переключались передачи и машина подавалась то впе¬

ред, то назад; наконец, минут пять спустя, из стены

зелени вырвался длинный и приземистый черный авто-

м1обиль и с ходу взлетел было на песчаный откос, одна¬

ко грунт оказался слишком сыпучий, и; сделав всего две

трети подъема, смущенный Чарли Дрэксел вынужден

был затормозить, но земля поползла из-под колес, и

машина по своим же следам покатилась вниз и опять по¬

чти наполовину скрылась в зарослях.
—	Расчудесная машина! — пропела мисс Дрэксел,

вспомнив популярную песенку, и захлопала в ладоши.—

Ну, Марта, В1аши мучения кончились.
—	Шестицилиндровый и, похоже, совсем новень¬

кий — чтоб мне никогда больше не сесть в м)ашину, если

я не прав! — сказал Уэмпл и обернулся к Дэвису за под¬

тверждением.
Дэвис кивнул.
521^

—	Это машина Элисона,— пояснил он.— Кампюс стал

требовать у него денег взаймы, ну и... Вы л^е знаете

Элисона: он выгнал Кампоса вон. А тот в отместку рек¬

визировал его новый автомобиль. Это случилось позавче¬

ра, еще до того, как мы ударили по Вера-Крус. Вчера

Элисон говорил мне, что, по самым последним сведе¬

ниям, машину погрузили на пароход, направлявшийся

вверх по реке. И вот видите, куда ее засадили. Но давай¬

те все-таки попробуем ее вытащить.
Трижды Чарли Дрэксел пытался выехать наверх — и

все неудачно: грунт был очень мягкий, а подъем слиш¬

ком крутой.
—	Силы у нее хоть отбавляй,— уверял Чарли.— Да

вот колеса буксуют в этой каше.
Они уже разостлали на земле найденные в машине

плащи. Теперь мужчины сбросили пиджаки, а Уэмпл,

кроме того, расседлал чубарого и, чтобы колеса меньше

скользили, разложил в образовавшиеся колеи потник,

уздечку, подпруги и ремни от стремян. Автомобиль рыв¬

ком взлетел на предательский склон, забуксовавшие бы¬

ло колеса впились в набросанную одежду и сбрую, и,

чуть помедлив, словно в нерешительности, машина пере¬

валила через гребень откоса и выехала на дорогу.
—	Вот это машина, я понимаю! — ликовал Дрэк¬

сел.— Да она, чертовка, и на стену вскарабкается, толь¬

ко бы ей за что-нибудь зацепиться!
—	Надо поставить на место глушитель, если не хо¬

тите играть в пятнашки с каждым солдатом в округе,—

распорядился Уэмпл, вместе с остальными водворяя в ав¬

томобиль миссис Морган.
Дорога на голландский промысел вела через окраину

города Пануко. Женщины — индианки и метиски — бес¬

страстно глядели на невиданную повозку, дети возве¬

щали о ее продвижении восторженными криками, соба¬

ки — отчаянным лаем. В одном месте, когда они проез¬

жали мимо длинного ряда привязанных федералистских

лошадей, их окликнул часовой, но Уэмпл только бросил:

«Прибавь газу!» — и машина понеслась по разбитой до¬

роге со скоростью пятидесяти миль в час. Вслед им хлест¬

нул выстрел. Но вскрикнула миссис Морган совсем! не по¬

этому. Вырытые свиньями на дороге глубокие ямы были

до краев наполнены грязью и потому почти незаметны.
522

Не успел Дрэксел затормозить, как сильный толчок ед¬

ва не выбил рул1Ь у него из рук.
—	Удивительно, как еще ось выдержала,— буркнул

Дэвис.— Поезжайте дальше, Чарли, да не гоните так.

Нам ничего больше не грозит.
Они подкатили к домикам голландского промысла, и

тут-то начались настоящие неприятности. Парохода с бе¬

женцами у Асфодельской пристани уже не было. Ка¬

тер исчез вместе с телом Питера Тонсбурга, а куда и ка¬

ким образом,— этого управляющий промыслом не знал,

и ему явно хотелось от них избавиться.
—	Я вынужден считаться с владельцами,— сказал

он.— Наша скважина — самая крупная в Мексике, вы

сами знаете: она может давать ежедневно сто восемь¬

десят пять тысяч баррелей нефти. Я не ишю права ею

рисковать. Мы с мексиканцами не ссорились. Это все

вы, американцы. Если вы останетесь здесь, М1не придет¬

ся вас защищать. И все равно я ничего сделать не смо¬

гу. Они перебьют нас всех и вдобавок уничтожат скважи¬

ну. А если они подожгут ее, запылает весь промысел

Эбаньо. Пласт слишком разрушен. Мы сейчас получаем

только двадцать тысяч баррелей, и сокращать добычу

больше нельзя. И так нефть уже просачивается наверх

рядом с трубой. Мы не можем* ввязываться в драку. Мы

должны продолжать работу.
Дэвис и Уэмпл кивнули. Спорить было нечего: этот

человек рассуждал бессердечно, но он был по-своему

прав.
Когда управляющий понял, что они и не собирают¬

ся настаивать, хмурое, испуганное лицо его про¬

светлело.
—	Машина у вас хорошая,— продолжал он.— Через

Пануко вы переправитесь, там есть паром, а на север¬

ном берегу М1Ятежников не так уж много. Да вы буде¬

те в Тэмлико еще раньше парохода. Дождя давно не бы¬

ло. Дорога, наверно, совсем не плоха.
—	Все это хорошо,— заметил Давне, когда они подъ¬

езжали к Пануко,— только вот беда: дорога на том бе¬

регу не рассчитана на автомобили, и тем более такие

длинные, как наш. Лучше бы он был четырех, а не ше-

стицилиндро-вый.
—	На четырехцилиндровом не просто было бы одо¬
. 523

леть тот подъем у Алисо^ где дорога петляет над самой

рекой,— возразил Уэмпл.
—	А М1Ы его одолеем на шестицилиндровом) или уж за-*

губим машину, а она совсем недурна,— со смехом сказала

Бет Дрэксел.
Они влетели в Пануко на всей скорости, какую мож¬

но было развить на изрезанной колеями дороге, и, обо¬

гнув стороной кавалерийские казарм«ы, помчались по го¬

роду, делая голово»кружительные повороты под неисто¬

вое кудахтанье кур и собачий лай. На пути к парому им

пришлось проехать краем большой рыночной площади в

самом центре города. Солдаты, которые дремали,

греясь на солнце, или толпились вокруг войсковых лавчо¬

нок, осоловело вытаращили глаза на проносившуккя ми¬

мо машину. Какой-то пьяный майор заорал из дверей

трактира, спрашивая пароль, и начал крикливо командо¬

вать, и, когда площадь уже осталась позади, до них

долетел хорошо знакомый многоголосый клич: «Смерть

гринго!»
—	Если поднимется стрельба, женщинам лечь на

дно!—приказал Дэвис.— А вот и паром. Осторожнее,

Чарли.
По выемке, такой крутой, что она больше походила

на обрыв, машина скатилась прямо к воде, сильно удари¬

лась о сходни, подпрыгнула и очутилась на пароме. Он

был только чуть длиннее автомобиля, и Дрэксел, замет¬

но взволнованный (еще бы немного — и поминай, как

звали!), сумел остановиться лишъ у самого бортика.
Паром ходил по канату и приводился в движение

бензиновым мотором, и, пока Уэмпл отдавал чалку, Дэ¬

вис быстро осмотрел двигатель. Мотор завелся с третье¬

го оборота. Дэвис включил лебедку, и она начала вы¬

бирать со дна трос.
Они были уже на середине реки, когда на берег, толь¬

ко что оставленный ими, вылетели десятка два всадни¬

ков и оттсрыли беспорядочную стрельбу. Все укрылись за

машиной и слушали, как изредка взвизгивали рикошетом

ударявшиеся о паром пули. В машину попало лишь

один раз.
—	Эй, вы что это задумали? —спросил вдруг Уэмпл

Дрэксела, который приподнялся, вытаскивая из машины

винтовку.
524

—	Хочу показать этим негодяям, как надо стре¬

лять,— ответил тот.
—	Нет уж, не надо,— сказал Уэмпл.— Мы здесь не

для драки, с нами женщины, нужно доставить их в Тэм*

пико.— Он вспомнил слова Питера Тонсбурга.— Кому-

кому, а нам сейчас надо жить, Чарли, такое наше дело.

Погибнуть может каждый. А в такое время —тем более.
Все еще под огнем они причалили к северному берегу;

и после того, как Дэвис забросил в воду запальную свечу

с паромного мотора и реквизировал остатки бензина —

десять галлонов, одним махом взлетели на крутой пес¬

чаный откос.
—	Вы только посмотрите, как она лезет в гору! — ли¬

ковал Дрэксел.— Что нам теперь этот подъем у Алисо!

Мы и ему бока наломаем.
—	Дело не в подъеме, а в крутых поворотах,— отве¬

тил Дэвис.— Там есть один такой — как бы у нас самих

бока не затрещали. Эта дорога не для автомобилей, и ни

разу еще ни одна машина здесь не проходила. Нашу ведь

завезли сюда пароходом.
Но неприятности начались еще раньше, чем они до¬

брались до Алисо. Дорогу вдруг пересекла небольшая

ложбина с крутыми склонами, по другую сторону кото¬

рой сразу начиналась полоса сыпучего песка в сто яр¬

дов длиной. Без разгона автомобиль неминуемо увяз бы

в песке, поэтому Дрэкселу ничего не оставалось, как

проскочить ложбину, не замедляя хода. Уэмпл успел

подхватить мисс Дрэксел, которая едва не вылетела из

машины. Миссис Морган, слишком тяжеловесная для та¬

ких полетов, вскрикнула, больно ударившись обо что-

то, и даже невозмутимая Хуанита начала быстро-бы¬

стро креститься и бормотать молитвы.
Выбравшись из ложбины, автомобиль врезался в пе¬

сок и, ерзая и виляя из стороны в сторону, двигался все

медленнее и медленнее. Мужчины спрыгнули и приня¬

лись ему помогать. Мисс Дрэксел вытолкнула Хуаниту и

сама соскочила следом, но машина застряла окончатель¬

но. Чарли Дрэксел оглянулся и показал назад. Там, в

четверти мили от них, скакал верхом на лошади солдат-

конституционалист, а ближе, йа склоне ложбины, кото¬

рый они только что миновали, дорога в одном месте об*

валилась. Похоже, они попали в западню.
525

—	Чтобы одолеть этот песок, нужно снова разо¬

гнать машину, а назад перебраться — свалишься в яму,—

сказал Дрэксел.
Огромная, двадцати футов глубиной, яма с какой-то

слизью на дне была похожа на естественный грязевой

отстойник.
Дэвис и Уэмпл бросились к рулю, чтобы сменить

Дрэксела.
—	И у вас ничего не получится,— настаивал тот.—

Если задние колеса пройдут мимо ямы, тогда переднее

сорвется с кромки вон на том закруглении. А если на¬

править переднее дальше от края,— заднее угодит

в яму.
Они тщательно прикинули все, потом взглянули друг

на друга.
—	Надо суметь,— сказал Дэвис.
—	Что ж, попробуем.— Уэмпл дружески оттолкнул

соперника и без колебаний сел за руль.— Машину мы ве¬

дем одинаково, Дэвис. А вот стреляете вы лучше. Вы

нас прикроете с тыла: не подпускайте близко этих раз*

бойников, палите, как только они появятся.
Дэвис взял винтовку и двинулся назад с таким зло¬

вещим видом, что одинокий кавалерист дал коню шпоры

и ускакал. Миссис Морган, которой помогли вылезти из

машины и велели идти вперед, беспомощно заковыляла

туда, где кончался песок. Мисс Дрэксел и Хуанита вме¬

сте с Чарли разостлали на песке плащи и пиджаки, а за-*

тем принялись обламывать чахлые придорожные кустики

и раскладывать на дороге пучки прутьев, ветки и охап-»

ки хвороста. Но лишь только Уэмпл тронул машину, все

трое бросили свое дело и стали смотреть, как он, пятясь,

скатился в ложбину и начал взбираться по противопо-»

ложному склону. Автомобиль задрал кверху сперва нос,

потом зад, качнулся, словно пьяный, и чуть не опроки¬

нулся в яму, когда правое переднее колесо повисло в

воздухе. Но задние колеса уже нашли опору, и машина

выползла наверх.
И тотчас Уэмпл помчался вниз, набирая скорость на

опасном склоне, вылетел из ложбины и проехал по пе¬

ску на пятьдесят футов дальше, чем в первый раз.

Почва в ложбине была наносной, и теперь дорога об¬

валилась еще больше, но Уэмпл снова пересек ложбину
526

задним ходом, как и раньше, пронеся переднее колесо

по воздуху, и снова помчался обратно, на песок. Четыре

раза повторил он этот маневр, с каждым броском проез-

й:ая дальше вперед, но и яма после каждой попытки

делалась все шире, а дорога все сужалась, так что мисс

Дрэксел наконец не выдержала и стала умолять Уэмпла

не рисковать больше.
Он показал на группу всадников, летевших во весь

опор в миле позади них, и еще раз перебрался задним

ходом через опасное место.
—	Эх, если бы нам еще тряпья какого-нибудь! —по¬

жаловался Чарли сестре, кидая на дорогу тощую, с тру¬

дом собранную охапку сухих веток.
И тут машина взревела и опять стремительно рину¬

лась вниз. На какую-то долю секунды показалось, что

огромный автомобиль опрокинется в яму, но миг — и яма

позади. Машина с разгона сильно ударилась о дно лож¬

бины, отскочила и пробкой вылетела наверх. И тут мисс

Дрэксел охватило то ли вдохновение, то \и отчаяние —

она сорвала с себя плисовую дорожную юбку и, гиб¬

кая и стройная, как мальчишка, в одних шелковых изящ¬

ных штанишках, побежала к машине и бросила юбку

под медленно вращавшиеся на песке колеса. Автомобиль

почти совсем уже остановился, затем, обретя опору, сно¬

ва двинулся вперед и, подталкиваемый бегущими рядом

людьми, выехал на твердую дорогу.
Едва они успели подобрать плащи, пиджаки и юбку

и втащить в машину миссис Морган, как их нагнал

Дэвис.
—	Ложитесь на дно! Все ложитесь!—закричал он,

вскочил на подножку, и машина понеслась.
Сзади раздались беспорядочные выстрелы.
—	Кому жизнь дорога—пригнись! — гаркнул Дэвис

в ухо Уэмплу и для убедительности с маху хлопнул его

по плечу.
—	Сам поберегись,— проворчал Уэмпл, однако по¬

слушно пригнулся.—Ниже голову! Не торчите на виду.
Погоня продолжалась недолго, вдали треснул еще

один выстрел, для острастки, и все стихло.
—	Отвязались,— сказал Дэвис.— Этим дурням

и невдомек, что они еще могли бы сцапать нас на горе

Алисо.
' 527

—	Нет, здесь не проехать,— с юношеской скоропали-=

тельностью решил Чарли; они остановили машину на за*

тяжном подъеме у Алисо и осматривали крутой поворот.

Внизу под обрывом неслась река.
—	Вылезайте все!—приказал Уэмпл.— Идит€ в

гору пешком, если не хотите, чтобы машина опрокинулась

на вас. Будете, где нужно, подкладывать тряпки под

колеса.
—	Двигайтесь вперед или назад, только не стойте на

месте,— тихо сказал ему Дэвис, который стоял у самой

кромки обрыва.— Зем1ля так и ползет из-под колес.
—	Отойдите подальше! Не свалиться бы мне вам на

макушку,— предупредил Уэмял, отъехав на несколько яр-

до-в.
Но едва машина на минуту задержалась, как рыхлая,

сухая земля начала рассыпаться под ее тяжестью и кро¬

хотными лавинами скатываться по круче в воду. Уэмпл

вынужден был спуститься задним ходом вниз по узко-

Miy карнизу на целых пятьдесят ярдов и только здесь

смог без риска остановить машину. Затем он прошел впе¬

ред и еще раз внимательно осмотрел поворот, где дорога

изламывалась под острым углом. Вместе с Дэвисом они

наметили план действий.
—	Действуйте быстро,— напутствовал его Дэвис.—

Если остановитесь где-нибудь больше чем на две-три се¬

кунды,— дело дрянь, купание будет не из приятных.
—	Машина боевая, она-то не подведет. Видите вон

там, на внутренней стороне дороги, твердый пласт?

Лучшей отметки не придумаешь. Если я не загоню ма¬

шину задним ходом хотя бы до середины этого пласта,

значит, в следующий миг мы полетим вниз.
—	Машина сильная,— успокоил Дэвис.—Я знаю эту

MiapKy. Если уж ей что не по зубам, так вообще никакой

автомобиль на это не способен. Верно, Бет?
—	Да, машина — молодец, храбрая чертовка, и вы

оба тоже... м-м, то есть, конечно, в мужском роде!со

смехом подтвердила мисс Дрэксел.
Никогда еще она не казалась им такой очарователь¬

ной, как теперь: взволнованная, она забыла, что не

совсем одета, ее каштановые волосы развевались, глаза

блестели, на губах играла улыбка. После мииутного за¬

мешательства они вдруг поймали себя на том, что оба
528

любуются €Ю, вздохнули украдкой, обменялись взглядом

и, поняв друг друга, поспешили каждый к своему

делу.
Уамял сел за руль и, как всегда, стремительно по-

гнал машину в гору, но теперь и стремительность его бы¬

ла точно рассчитана; Дэвис, пренебрегая опасностью,

вскочил на подножку со стороны обрыва, чтобы своим

весом увеличить немного сцепление широких колес с не¬

надежной почвой. Если бы кромка дороги обвалилась,

опрокинувшийся автомобиль, падая в реку, раздашл

бы его.
Вперед — назад, вперед — назад, и лишь мгновенные

остановки, чтобы переключить скорость. Уэмпл, дав зад¬

ний ход, взбирался до примеченного им твердого пла¬

ста на откосе так, что машина, казалось, делала стой¬

ку, потом гнал ее вперед, пока земля под передни-

М1И колесами не начинала отваливаться и шлепаться в во¬

ду. Дэвис спрыгивал с подножки и снова оказывался

на ней, когда было нужно, ни на шаг не отставая от ма¬

шины в ее странном, скачкообразном движении вперед,

подбрасывал под колеса плащи и пиджаки, успевал от¬

давать приказания Чарли, занятому той же работой с

другой стороны машины, и время от времени покри(кивал

на мисс Дрэксел, чтобы держалась подальше.
—	Расчудесная машина, расчудесная машина, расчу¬

десная моя! — невнятно, как заклинание, бормотал

Уэмпл, борясь с машиной на узко mi карнизе; иногда он

выигрывал несколько дюймов при маневрировании, под¬

нимаясь задним ходом точно до отметки, достигнутой им

ранее, а один раз, когда он забрался выше полотна до¬

роги, автомобиль сполз боком вниз, и целых два фута

было потеряно.
Лишь после того как Бет захлопала в ладоши, до соз¬

нания Дэвиса наконец дошло: подвиг совершен; повер¬

нувшись на подножке, он увидел, что автомобиль зад¬

ним ходом выбирается уже на прямую дорогу за пово¬

ротом; а Уэмпл все так же исступленно продолжал

напевать: «Расчудесная машина, расчудесная машина!»
Между ними и Тэмпико не оставалось больше ни тя¬

желых подъемов, ни слишком крутых поворотов, но древ¬

няя дорога была настолько узка, что, прежде чем они

смогли развернуться, им пришлось пятиться еще две ми-
34.	Джек Лондон. Т. ХП.	529

ли. Но препятствие на пути в Тэмпико все же было и не¬

шуточное — войска конституционалистов, осаждавших

город. Однако в полдень им посчастливилось встретить

трех американских солдат-пулеметчиков, которые служи¬

ли наемниками в войсках, сражавшихся против Вильи, и

воевали с самого начала наступления от Техасской гра¬

ницы. Под белым флагом! Уэмпл провел маши«у через ни¬

чейную полосу в расположение федералистов, и тут им

опять повезло: они встретили того же самюго вездесу¬

щего немецкого морского офицера.
—	По-моему, вы сейчас едва ли не единственные аме-'

риканцы в Тэмпико,— сказал он им.— Остальные почти

все перебрались на различные корабли, только в Южной

гостинице еще живут несколько человек. Но страсти как

будто уже начинают остывать.
Они остановились у Южной гостиницы. Дэвис вышел

и положил руку на калот машины.
—	Молодец, старушка! — тихо сказал он.
Уэмпл последовал его примеру. Оба они посмотрели

на мисс Дрэксел, которая хотела было что-то сказать, но

глаза ее вдруг наполнились слезами, и, отвернувшись,

она ласково погладила машину и тоже повторила:
—	Молодец, старушка!

ПРИМЕЧАНИЯ
МАЛЕНЬКАЯ ХОЗЯЙКА БОЛЬШОГО ДОМА
Роман «Маленькая хозяйка большого дома» впервые напечатан

в журнале «Космополитен мэгэзин» в апреле 1915 — январе 1916

года и в 1916 году вышел отдельным изданием (Нью-Йорк, изд.

Макмиллан).
Стр. 25. Меньерова болезнь — состоит в припадках головокру¬

жения и глухоты вследствие изменений в лабиринте уха.
Стр. 26. .„застыла в гордой позе матери Гракхов.— Гракхи —

два брата, знаменитые римские политические деятели. Своим вос¬

питанием и высокими стремлениями Гракхи обязаны своей мате¬

ри — Корнелии, дочери Сципиона Африканского, женщине благо¬

родной и образованной.
Стр. 30. Немезида — в греч. мифологии дочь богини Ночи; пер¬

воначально — богиня возмездия, карающая надменность и высоко¬

мерие людей, которые слишком возвеличились, нарушив этим уста¬

новленный богами порядок на Земле.
Стр. 39. Лорд Фаунтлерой — герой популярной повести амери¬

канской писательницы Элизы Бернетт (1849—1924) «Маленький

лорд Фаунтлерой».
Стр. 56. «Песнь Диего Вальдеса» — одно из самых характерных

стихотворений английского поэта Редьярда Киплинга (1865—

1936).
Стр. 60. Благодарственный день — национальный праздник в

США; празднуется в последний четверг ноября.
Стр. 64. Грант, Улисс (1822—1885) — главнокомандующий се¬

верян во время Гражданской войны 1861—1865 годов; после

успешного окончания войны был избран президентом США
(1869-1877).
Стр. 74. Йэльский университет — одно из крупнейших высших

учебных заведений США; находится в городе Нью-Хэвене, в шта¬

те Коннектикут; основам в начале XVIII века; назван в честь бо¬
531

гатого купца Элии Йэля, одного из директоров Ост-Индской ком¬

пании; Иэль пожертвовал университету крупные суммы из средств,

награбленных им в Индии.
Ctp. 89. ИРМ (Индустриальные Рабочие Мира) — профсоюз¬

ная организация американского рабочего класса, основанная в 1905

году и одно время выступавшая с революционными лозунгами.
Стр. 96. Бергсон, Анри (1859—1941) — французский философ-

идеалист, создатель ряда реакциолных теорий в области истории,

психологии и эстетики. Книга «Философия смеха» — наиболее из¬

вестная работа Бергсона, затрагивающая проблемы эстетики^
Стр. 97. Патер, Вальтер (1839—1894) — английский писатель,

известный своими эстетскими настроениями; творчество Патера

связывало деятельность, т. н. прерафаэлитов — группы писате¬

лей, поэтов и художников середины XIX века — с английскими

декадентами конца века.
Мильтон, Джон (1608—1674) — великий английский поэт и пу¬

блицист, участник английской буржуазной революции XVII века.

Лучшие произведения Мильтона — поэмы «Потерянный Рай»

(1667) и «Возвращенный Рай» (1671).
Шелли, Перси Бишн (1792—1822) — великий английский поэт-

романтик. Стихам Шелли свойственна особая музыкальность.
Суинберн, Алджернон Чарлз (1837—1909) — английский поэт,

продолжавший традиции романтиков; автор драматической трило¬

гии в стихах о Марии Стюарт, поэм, баллад и пр.
Сюлливэн, Аргур (1842—1900)—известный английский ком¬

позитор, популярный в США в начале XX века.
Стр. 118. Канак — гаваец или полинезиец.
Стр. 137. Оба Милле.— Имеются в виду французский худож¬

ник Милле, Жан Франсуа (1814—1875), создатель картин из на¬

родного быта, и фламандский художник Милле, Жан Франсуа

(1642—1679), мастер пейзажа.
Верещагин, Василий Васильевич 0842—1904) — русский

художник, на рубеже XIX—XX веков пользовавшийся мировой

известностью. Называя себя «военным художником», Верещагин

писал свои батальные полотна по эскизам, сделанным на поле боя.

Верещагин был на Кубе во время испано-американской войны

1889 года и создал ряд картин и рисунков, часть которых осталась

в США. Выставка картин Верещагина в США прошла с огромным

успехом. Материально нуждавшийся художник вынужден был про¬

дать в США много своих работ.
Стр. 138. Нас грабят есе: любой головорез из банды Уэрты.^

Здесь и дальше Лондон говорит о событиях, разыгрывающихся в

1913 году в Мексике. Лондон не понял сущности мексиканской

революции 1911—1912 годов и последовавших за нею бурных

лет гражданской войны в Мексике.
В 1911 году в Мексике победила буржуазно-демократическая

революция. Диктаторский режим Порфирио Диаса был свергнут.

Однако в феврале 1913 года (то есть накануне событий, происхо¬

дящих в романе) генерал Викториано Уэрта (1854—1916) поднял

мятеж против республиканского правительства Мадера, сменивше¬

го диктатуру Диаса. Сторонники Уэрты называли себя «федерали¬

стами».
532

Против диктаторского режима Уэрты выступил участник рево¬

люции 1911 года Венустиано Карранса (у Лондона — Арраюса),

сумевший на время сплотить вокруг себя значительные силы.

К Каррансе примкнул со своими партизанскими отрядами и Фран¬

сиско Вилья (1877—1923)—вожак крестьянского революционного

движения, отличившийся в войне против Диаса. Сторонники Кар¬

рансы — конституционалисты. В дальнейшем Карранса при помо¬

щи Вильи разгромил Уэрту. Затем Вилья отошел от Каррансы,

убедившись в том, что его буржуазно-либеральная программа не

удовлетворяет восставшие крес1ьянские массы.
В ходе революции и гражданской войны в Мексике проникнове¬

ние американского капитала в страну было приостановлено, так как

значительная часть американских концессий была национализиро¬

вана.
Стр. 140. Волонтеры — лица, добровольно вступившие на воен¬

ную службу. В Великобритании до конца XIX века система во¬

лонтерства — добровольчества — до введения всеобщей воинской

повинности бы\а основным способом комплектования армий.
Стр. 148. Леди Годива — героиня английской средневековой ле¬

генды. По приказу своего мужа, владетельного графа, она нагая

проехала по городу верхом на лошади. Только такой ценой он со¬

гласился снизить непосильное для народа бремя налогов. На этот

сюжет написана Теннисоном поэма, которую на русский язык пе¬

ревел Ив. Бунин.
Стр. 164. Новая Англия — группа штатов северо-восточной ча¬

сти США. Новую Англию стали называть «страной пуритан», так

как здесь поселилось множество приехавших из Англии буржуа-

пуритан.
Стр. 174. Бербанк, Лютер (1849—1926)—американский селек¬

ционер-дарвинист. Скрещиванием различных растений добился вы¬

ведения новых сортов плодовых и декоративных растений.
Стр. 175. Линкольн, Авраам (1809—1865)—выдающийся

американский государственный деятель, президент США в 1861—

1865 годах; ненавидел рабство и являлся сторонником освобожде¬

ния негров.
Стр. 192. Готтентот (буквально «заика») у- название, данное

голландскими колонистами Южной Африки (так называемыми «бу¬

рами») африканским народностям, с которыми они столкнулись на

захваченной ими земле и языка которых они не понимали.
Стр. 193. Камехамеха,— Лондон имеет в виду так называемого

Камехамеха 1, вождя племен, населявших Гавайские острова (цар«

ствовал с 1789 по 1819 год), Камехамеха добился объединения

всех Гавайских островов под своей властью и провозгласил себя

королем.
Букер, Вашингтон (1856—1915) — выдающийся деятель негри¬

тянского освободительного движения в США; уделял большое вни¬

мание экономической самостоятельности негров.
Дюбуа, Уильям (род. 1868) — выдающийся американский уче¬

ный, негр, деятельный участник борьбы негритянского народа в

США, в 1906 году Дюбуа, боровшийся против ограниченно-эко-

номических целей движения, возглавленного Букером, провозгла¬

сил: «Мы не з’довлетворимся ничем, кроме полного равноправ^ия...
' 533

Мы ведем бой не только за себя, но и за всех американцев» (см.

У. Фостер. Негритянский народ в истории Америки, стр. 541).

Ныйе Дюбуа — член Всемирного Совета Мира.
Стр. 197 ...пришла Реформация, и поклонение мадонне прекра¬

тилось...— Лондон имеет в виду религиозно-политическое движение

в странах Европы в XV—XVI веках, направленное против римско-

католической церкви. Сторонники реформированной церкви среди

других догматов католицизма отвергали культ матери Иисуса, ко¬

торая в странах романских языков называлась мадонной (букваль¬

но «госпожа»).
Стр. ^98. Моногамия — единобрачие; полигамия — многожен¬

ство; у многих народностей Океании в те годы сохранялись раз¬

личные формы полигамии.
Шоу, Бернард (1856—1950) — выдающийся английский драмам

тург-реалист; возможно, Лондон имел в виду его комедии «сПигма-

лион» или «Профессия миссис Уоррен». В его комедиях часто

встречается образ энергичной, умной женщины, подчиняющей свое¬

му влиянию мужчину.
Уайльд, Оскар (1856—1900) — английский поэт, писатель и

драматург, мастер парадокса, один из лидеров английского модер¬

низма в конце XIX века. В комедиях Уайльда из жизни англий¬

ского общества конца XIX века большую роль играет образ ум¬

ной, целеустремленной женщины, охотно ведущей сложную психо¬

логическую интригу.
Стр. 203. Ките, Джон (1795—1821) — аяглийский поэт^роман-

тик. Подобно Шелли и Байрону, критически относился к буржуаз¬

ному обществу. Идеал общественного устройства видел в античной

Греции. Лирика Китса — одно из сокровищ английской националь¬

ной поэзии.
Стр. 241. Армагеддонова битва,—По библейской легенде, бит¬

ва между богом и его силами небесными и сатаной; после победы

бога наступает день Страшного суда и конец мира.
Стр. 247. Ника.—Лондон имеет в виду один из величайших па¬

мятников античного искусства, статую Ники Самофракийской (бо¬

гини победы).
Стр. 255. Дик... спорил из-за Бергсона...— Это место романа

важно как доказательство в известной мере критического отноше¬

ния Лондона к Дику Форресту. Лондон указывает на эклектич¬

ность воззрений Форреста; Форрест, видимо, заимствовал у фран¬

цузского реакционного философа Анри Бергсона (см. примеч. к

стр. 96) теорию «жизненного усилия», философское оправдание

крайнего субъективизма; у Чарлза Дарвина (1809—1882)—вели¬

кого английского ученого — идею естественного отбора, согласно

которой в мире выживали только самые сильные породы живот¬

ных, лучше других приспособленные для борьбы за средства су¬

ществования. Прагматизм Уильяма Джемса (1842—1910) — типич¬

но американская философия, всесторонне оправдывающая капита¬

листическую конкуренцию и идеализирующая капиталистический

строй, тоже является важной стороной жизненной философии Фор¬

реста, как и реакционные теории немецкого мысл^ителя и писателя

Фридриха Ницше (1844—1900), создавшего культ сильной лич¬

ности, которая подчиняет себе общество; Любопытно, что, по мне¬
534

нию Терренса, философия Форреста «отдает Мафусаилом», то

есть весьма, весьма устарела.
Стр. 267. Нет, Катон».,— Форрест называет одного из своих

«мудрецов» именем Катона — римского философа и общественного

деятеля.
ЧЕРЕПАХИ ТАСМАНА
Сборник рассказов «Черепахи Тасмана» впервые вышел в 1916

году (Нью-Йорк, изд. Макмиллан).
Рассказ «Клянусь черепахами Тасмана» впервые опубликован в

журнале «Мансли мэгэзин» в ноябре 1911 года.
«Неизменность форм» — в журнале «Ред бук» в марте 1911

года.
«История, рассказанная в палате для слабоумных»в журна¬

ле «Букмен» в июне 1914 года.
«Бродяга и фея» — в периодическом издании «Сатэрдзй ивнинг

пост» 11 февраля 1911 года.
«Блудный отец»— в журнале «Вуменс уорлд» в мае 1911 года.
«Первобытный поэт» — в журнале «Сэнчури мэгэзин» в июне

1911 года.
«Finis» — в журнале «Сэксес мэгэзин» в мае 1907 года.
«Конец сказки» — в журнале «Вуменс уорлд» в ноябре

1911 года.
Стр. 302. Рип Ван Винкль — персонаж из сказки американско**

го писателя-романтика Вашингтона Ирвинга (1783—1859). Усып¬

ленный волшебным питьем, Рип проспал 20 лет. Проснувшись, он

видит мир неузнаваемо изменившимся.
Стр. 330—331. Рассказ «Неизменность форм» связан с увле¬

чением Лондона различными мистическими теориями, которые бы¬

ли модными в американском буржуазном обществе на рубеже

XIX—XX веков. Они сказались сильнее всего в романе Лондона

«Звездный скиталец», но отозвались и в рядб рассказов. Седли

Крейден пытается объединить материализм и идеализм, создать

некую эклектическую философию. Он объявляет себя сторонником

великих английских материалистов Френсиса Бэкона (1561—1626)

и Томаса Гоббса (1588—1679). Вместе с тем он согласен с тео¬

риями немецкого философа-идеалиста Иммануила Канта (1724—

1804), английского философа Джона Локка (1632—1704), в уче¬

нии которого сказался отход от материалистических позиций Бэ¬

кона и Гоббса. Эта попытка объединить самые различные фило-

соф<и<ие взгляды в одной теории, которая, впрочем, так и не раз¬

вита 'Э полной мере,— характерные для позднего Лондона фило¬

софские искания, остро противоречивые по своей сущности.
Лаплас, Пьер Симон (1749—1827)-ь выдающийся французский

астроном.
Стр. 356. Я просто добрый салсаригянин.—Имеется в виду

притча о добром самаригянине — одно из библейских лреданиЙ! ге¬
'535

рой которого — великодушный и человечный житель города Сама¬

рии, расположенного в Древней Палестине.
Стр. 357. Даго — в США презрительное название итальянцев,

испанцев и латиноамериканцев испано-португальского происхожде¬

ния.
Стр. 423. Шоу, Герберт (1818—1885) — американский писа¬

тель-юморист, более известный под псевдонимом Днюш Биллингс.
Стр. 430. Пантеист — сторонник мировоззрения, согласно кото¬

рому природа является воплощением ^жественного начала.
«ГОЛЛАНДСКАЯ ДОБЛЕСТЬ»
Сборник рассказов «Голландская доблесть» впервые вышел в

1923 году (Лондон, изд. Милз энд Бун).
Рассказ «Голландская доблесть» впервые опубликован в перио¬

дическом издании «Юс компэнион» 29 ноября 1900 года.
«Тайфун у берегов Японии» — в газете «Сан-Франциско колл»

12 ноября 1893 года.
«Исчезнувший браконьер» — в периодическом издании «Юс

компэнион» 14 марта 1901 года.
«На берегах Сакраменто» — в периодическом издании «Юс ком -

пэнион» 17 марта 1904 года.
«Крис Фаррингтон — настоящий моряк» — в периодическом из¬

дании «Юс компэнион» 23 мая 1901 года.
«Абордаж отбит»—в журна\е «Сент Николас мэгэзин» в июне

1902 года.
«Приключение в воздушном океане» — в периодическом издании

«Нью-Йорк индепендент» 29 мая 1902 года.
«Плешивый» — в журнале «Ньюс» в декабре 1900 года.
«В бухте Йеддо» — в журнале «Сент Николас мэгэзин» в фев¬

рале 1903 года.
В первом американском издании сборника «Голландская доб¬

лесть» было напечатано предисловие Чармиан Лондон, которое при¬

водится ниже:
«Я не написал и не напишу строчки, которую стыдился бы

прочесть моим дочерям».
Так говорил Джек Лондон всю свою жизнь. И действительно,

почти любая книга его приключенческих рассказов интересна чита¬

телям как старшего, так и младшего поколения. Просмотрев руко¬

писи немногих рассказов, еще не вошедших ни в один сборник—^

большая часть из них была написана в основном для детей,— я без

колебаний включаю в этот сборяик и такой рассказ, как «Их де¬

ло — жить».
«Тайфун у берегов Японии», также вошедший в этот сборник,—

первый рассказ, написанный Джеком Лондоном для печати. Семна¬

дцати лет он вернулся из дальнего плавания на зверобойной шхуне

«Софи Сазерленд» и поступил на джутовую фабрику в Окленде

(штат Калифорния), где работал по тринадцати часов в день за

сорок долларов в месяц. В это время газета «Сан-Франциско

колл» объявила конкурс на лучший очерк, обещая победителю пре¬

мию в двадцать пять долларов. Мать Джека, Флора Лондон,
536

вспомнив, как блестяще ему удавались школьные сочинения, угово¬

рила сына принять участие в конкурсе и описать какой-нибудь слу¬

чай из его плаваний. Образование Джека ограничивалось непол¬

ной средней школой, которую он закончил ва несколько лет до

этого. Но он был очень начитан, успел много повидать, обладал

острой наблюдательностью и умением видеть связь событий, что и

дало ему возможность завоевать первый приз. Примечательно, что

вторая и третья премии достались студентам Калифорнийского и

Стэнфордского университетов.
Джек никогда не давал себе труда разыскать номер газеты

«Сан-Франциско колл» за 12 ноября 1893 года, но я, начиная пи¬

сать его биографию — «Книгу о Джеке Лондоне»,— нашла эту

газету; рассказ был опубликован в первоначальном виде в моем ан¬

глийском издании 1921 года. Теперь же, собирая материалы для

прследнего собрания сочинений Джека Лондона, я полагаю, что

первый опубликованный им рассказ будет весьма интересен для чи¬

тателей всех возрастов.
Неожиданный успех первого литературного опыта юного Джека

побудил его к дальнейшим попыткам в этом направлении. Действи¬

тельно, это был самый приятный способ, которым он когда-либо

заработал сразу столько денег, хотя тут не было особой удали,

риска и опасностей, которыми изобиловали незабываемые дни, про¬

веденные с «устричными пиратами» и в «рыбачьем патруле». Едва

отоспавшись после бессонных ночей, проведенных над очерком

«Тайфун у берегов Японии», Джек взялся за новый рассказ. Он

был совсем иной — явный вымысел вместо чистейшего реализма

«правдивого рассказа», принесшего ему премию. О своей второй по>

пытке он впоследствии говорил: «Я распустил нюни». Рассказ был

сразу же отвергнут редактором «Колл». Не имея опыта в таких

делах, Джек не мог понять, почему рассказ забраковали, и не до¬

гадался послать рукопись в другое место. Е1го пыл остыл; он пе¬

рестал писать и по-прежнему работал на джутовой фабрике, про¬

водя. свободное время в компании с^Луи Шеттуком и его друзья¬

ми, заменившими буйных товарищей Джека по приключениям в

бухте и на море. Этот период его жизни после выхода очерка

«Тайфун у берегов Японии» яашел отражение в книге «Джон —

Ячменное зерно».
Насколько известно, следующую попытку писать Джек пред¬

принял в 1894 году во время своей бродяжнической жизни. Тогда

он показал несколько рассказов своей тетке, миссис Эверхард, в

Сент Джозефе (штат Мичиган). В том же году она получила от

него по почте еще несколько романтических историй, которые он

отправлял, шагая на восток то один, то вместе с «промышленной

армией Келли». Он еще не осознал тогда, что успех в литературе

принесет ему не по возрасту глубокое знание жизни, и писал о во¬

ображаемых событиях и лицах, лордах и леди, о рыцарских вре¬

менах — о чем угодно, только не о своих бесценных личных впечат¬

лениях. Впрочем^ он вел короткие записи, которые потом, когда он

уже нашел свое призвание, помогли ему восстановить в памяти

прошлую бродячую жизнь и изобразить ее в сборнике «Дорога».
Единственным произведением Джека Лондона, написанным це¬

ликом для юношества (из числа опубликованных до его смерти),
^37

бьио «Путешествие на «Ослепительном», которое вышло в 1902 го¬

ду. В этом интересном, правдивом описании моря немало по-на¬

стоящему захватывающих моментов. Вторая книга для мальчи¬

ков — это «Рассказы рыбачьего патруля», но приключения, о ко-

тррых там рассказывается, достаточно серьезны, чтобы вызвать ин¬

терес и у читателей старшего возраста.
Меня часто спрашивают, какая из книг Лондона наиболее при¬

влекательна для юношества. По-моему, это зависит от типа чита¬

теля. Приведу лежащее передо мной письмо приятельницы: «Руфь

(ей одиннадцать лет) читает все книги вашего супруга, которые

удается достать. Она просто помешана на его рассказах. Я купила

их почти все, но не могла найти «Сын волка», «Луннолицый» и

«Майкл, брат Джерри». Не скажете ли вы мне, как их выписать?»

Я еще не знаю самых любимых произведений Руфи, но улыбаюсь

при мысли о том, сколько ей придется перечитывать, когда она

подрастет.
Юношам всех стран, читающим Джека Лондона, естественно,

больше всего нравятся его приключенческие рассказы,, особенно та¬

кие, как «Зов предков» и связанные с ними «Белый клык», «Мор¬

ской волк», «Путешествие на «Снарке» (а также и мои дневники:

«Плавание в диких морях», «Женщина среди охотников за голо¬

вами», и «Джек Лондон на Гавайях»); кроме того, «Смок Беллью»,

«Приключение», «Мятеж на «Эльсиноре» и «До Адама», «Игра»,

«Лютый зверь», «Дорога», «Джерри-островитянин» и его про¬

должение «Майкл, брат Джерри». Под влиянием последней книги

молодежь многих стран вступает в знаменитый клуб Джека Лондо¬

на ^ созданный по инициативе доктора Френсиса X. Роула, пред¬

седателя Массачусетского общества по борьбе против жестокого

обращения с животными. Клуб не собирает членских взносов. Чле¬

ном его становится всякий, кто дает обещание уйти с любого зре¬

лища, в котором участвуют животные. Подобный протест, несом¬

ненно, в короткое время устранит жестокость при дрессировке жи¬

вотных. Роман «Майкл, брат Джерри» продиктован Джеку Лондо¬

ну всем его любящим сердцем, пониманием и сочувствием к живот¬

ным; ему много помогло также то, что он в течение года изучал

специфическую обстановку, которую описывал. Между прочим, эта

книга представляет собой один из когда-либо созданных нм наибо¬

лее чарующих образцов морской романтики Южных морей.
Во время мировой войны упомянутые романы пользовались ши¬

роким спросом у солдат, говорящих по-английски; романы эти да¬

же окрестили «джеклондонами». Живой интерес вызывали также

«Время-не-ждет», «Алая чума», «Смирительная рубашка», «Ма¬

ленькая хозяйка большого дома», «Лунная долина» и — за ее про¬

роческий дух — «Железная пята». Пользовались успехом и сборни¬

ки рассказов, такие, как «Бог его отцов», «Дети мороза», «Муж¬

ская верность», «Любовь к жизни», «Потерявший лицо», «Когда

боги смеются», и поздние сборники: «Рассказы Южного моря».
* Английский филиал этого клуба создан Королевским обще¬

ством по борьбе против жестокого обращения с животными. Под¬

робные данные имеются у главного секретаря, 105, Джермин стрит,
538

«Сын солнца», «Рожденная в ночи», «Храм гордыни» и многие

другие.
Но для серьезной молодежи Америки, Великобритании и всех

стран, где переводились произведения Джека Лондона, для целе¬

устремленной молодежи маяком в жизни служит «Мартин Иден».

С каждым годом все увеличивается количество писем, поступаю¬

щих ко мне отовсюду и свидетельствующих о том, какую ценность

представляет для мыслящих юношей и девушек, молодых мужчин

и женщин история борьбы писателя в жизни, литературе и фор¬

мирование его личности, частично показанная в «Мартине Идене».
Настоящий сборник рассказов для юношества написан Джеком

Лондоном во время последнего периода его борьбы за признание; я

собрала их в одну книгу в соответствии с его собственным наме¬

рением, высказанным незадолго до его смерти, последовавшей

22 ноября 1916 года.
Чармиан Лондон,
Ранчо Джека Лондона,
Глен Эллен, округ Сонома, Калифорния,
1	августа 1922 года».
Стр. 446. Бак — носовая часть верхней палубы, под которой

или на которой в прежние времена обычно располагались жилые

помещения для ыатросов. В последнем случае бак прикрывался

сверху более короткой палубой, образующей в носовой части суд¬

на возвьнпенный уступ — полубак.
На борт (руль) — повернуть руль до отказа.
Марсели — вторые снизу прямые паруса, здесь на мачте со

смешанным, то есть и косым и прямым парусным вооружением.
Гитовы — снасти для подтягивания нижней кромки паруса к

верхней, с помощью которых можно бькэтгро умеяьшить его пло¬

щадь.
Бом-кливер — передний из косых треугольных парусов, подни¬

маемых над носом ^ су дна.
Кливер — второй спереди косой треугольный парус, поднимае¬

мый над носом судна. Вынести кливер на ветер — оттянуть его зад¬

ний угол навстречу ветру так, чтобы он надул кливер в обратную

сторону.
Фок—'НИЖНИЙ, самый большой, здесь косой парус на передней

мачте.
Тали — приспособление для получения выигрд>1ша в силе, со¬

стоящее из двух ^блоков: подвижного и неподвижного,—• соединен¬

ных между собой тросом. Лопари талей — свободные концы тро¬

сов, за которые тянут при работе с талями.
Найтовы — тросовые или цепные крепления.
Лнкерки —небольшие бочонки для хранения пресной воды.
Стр. 447. Бизань-мачта — самая задняя мачта на трех- и более

мачтовом судне.
Стр. 448. Фордевинд — здесь курс, при котором ветер совер¬

шенно попутный, то есть дует прямо в корму судна. Словом фор¬

девинд называют также поворот, при котором парусное судно пе¬

реходит линию ветра кормой.
539

Рифы — здесь расиоложейные в несколько рядов завязки на

парусах, с помощью которых при необходимости уменьшают их

площадь. Взять рифы — уменьшить площадь парусов с помощью

рифов. Взять один риф — взять один ряд рифов.
. Шкоты — снасти для управления нижними свободньнми углами

парусов. Название шкота зависит от названия паруса, для управ>

ления которым он служит, например, фока-шкот, кливер-шкот

и т. п. Г рота-шкот — здесь, то есть на шлюпке, снасть для управ¬

ления нижним задним углом основного паруса — грота.
Стр. 449. Бизань — главный, здесь косой, парус на задней

мачте.
Битенги — одиночные деревянные или металлические тумбы для

крепления троса. Для большей прочности пропускаются через па¬

лубу и крепятся основаниями к палубе, расположенной ниже.
Бимсы — поперечные связи судна, на которые сверху насти¬

лается палуба.
Шпангоуты — поперечные ребра корабельного скелета-набора.
Пиллерсы — вертикальные стойки, поддерживающие палубу

снизу.
Фо/с-лачга-—передняя мачта на двух- и более мачтовом судяе.

Основание этой и других мачт пропускается через палубу между

бимсами и крепится к килю.
Стр. 450. Фальшборт — продолжение борта, возвышающееся

по краям открытых палуб для защиты от воды и предохранемия

людей от падения в трюм.
Шпигаты — отверстия в фальшборте или палубном настиле для

стока за борт воды, попавшей на палубу.
Стр. 451. Кат-балки — поворотные балки, установленные на

носу судна и служащие кранами для-подъема якорей на палубу.
Якорные клюзы — отверстия в обшивке судна, снабженные ме¬

таллической оправой, или трубы, пропущенные насквозь от па¬

лубы до наружного борта в носовой части судна для прохожде¬

ния через них якорных цепей (канатов).
Баркентина — трех- и более мачтовое судно с прямым парус¬

ным вооружением на передней мачте и косым вооружением на

остальных мачтах.
Спенкер (контр-бизань) — четырехугольный косой парус, под¬

нимаемый на задней мачте судна с полным прямым парусным во¬

оружением.
Стр. 452. Подвахтенные — сменившиеся с вахты.
Стр. 454. Шкаторина — кромка паруса, обшитая специальным

мягким тросом.
Стр. 455. Раздернуть — совсем отпустить шкоты, чтобы паруса

(здесь передние) свободно заполоскали и не мешали повороту суд¬

на в ту сторону, откуда дует ветер.
Стр. 456. Кнехты — парные металлические тумбы, прикреплен¬

ные к палубе и служащие для крепления за них троса путем заво¬

рачивания его восьмерками.
Стр. 457. Туманный горн — рожок для подачи в тумане уста¬

новленных сигналов парусными судами. Издает низкий и далеко

слышный звук. '
Стр. 461. Планшир (планширь) — брус скругленного сечения^
540

окаймляющий на мелких беспалубных судах борт судна, а на более

крупных судах верхнее продолжение борта — фальшборт, или ме¬

таллические трубчатые поручни.
Сампан —тип плоскодо]|1ного деревянного парусного судна, рас¬

пространенный на Дальнем Востоке, и в частности в Китае.
Сезни — здесь куски троса, служащие для привязывания свер¬

нутого паруса при его уборке на положенном месте.
Брашпиль — специальная, здесь ручная, лебедка с горизонталь¬

ной осью вращения, установленная на носу судна и служащая для

подъема якоря.
Стр. 475. Топ — верхушка, топ мачты — верхушка мачты.
Стр. 476. Нактоуз — привинченная к палубе тумба с надетым

сверху колпаком, под которым устанавливается компас. Снабжает¬

ся приспособлением для освещения компаса.
Стр. 478. Шкафут — средняя часть верхней палубы.
Стр. 479. Фал — снасть для подъема и удержания паруса в

требуемом положении. Концы фалов обычно проводятся вдоль мач¬

ты и крепятся у ее основания. Кливер-фал — фал паруса кливера.
Ликтрос — мягкий трос, которым обшивают кромки парусов.
Стр. 480. Полуют — возвышенный уступ (надстройка) в кор¬

мовой части судна. Под полуютом обычно располагались каюты

капитана и его помощников.
Бейдевинд — курс судна, при котором ветер дует ему несколько

спереди. Различают полный бейдевинд» когда ветер почти боковой,

и крутой бейдевинд, когда судно идет под более острым (порядка

45®) углом к линии ветра.
Стр. 481. Дрейк, Хокинс, Рейлей — английские мореплаватели

XVI—XVII веков, прославившие себя в войнах против испан¬

цев. Рейлей, кроме того, высокообразованный писатель-гуманист,

поэт; был казнен королем Яковом I. Многие военные операции,

осуществленные этими английскими флотоводцами, проходили в

прибрежных водах Америки и на побережье Южной и Централь¬

ной Америки, которые тогда принадлежали испанцам. «Викинга¬

ми» Лондон называет их. сравнивая со средневековыми сканди¬

навскими мореплавателями.
Топсель — треугольный или четырехугольный дополнительный

косой парус, поднимаемый выше основного четырехугольного косо¬

го паруса.
Выдвижной киль (шверт) — вертикальный плавиик, выдвигае¬

мый в воду через прорезь в днище, огражденную специальным

ящиком — колодцем, и служащий для уменьшения бокового ско¬

са — дрейфа под действием ветра.
Стр. 482. Капитан Кидд — полулегендарный английский кор¬

сар XVII века, с именем которого связаны предания о кладах —

его добыче, якобы зарытой на островах Карибского моря. Кидд —

герой старинного английского и американского фольклора.
Галмокы —тип большого парусного судна, распространенного в

Испании и служившего главным образом для перевозки из Мек¬

сики и Перу в Европу полезных ископаемых.
Реи— длинные горизонтальные поперечины, подвешенные за

середину к мачтам и служащие для крепления прямых трапециевид¬

ных парусов,
541

IIOKU (реев) — концы реев.
/Саперы — здесь каперские суда, то есть вооруженные частные

корабли, занимающиеся с разрешения своего правительства за»

держанием и захватом в море неприятельских судов.
Стр. 484. Якорный огонь — белый огонь, поднимаемый над но*

сом (а на больших судах — и над кормой) при стоянке судна на

якоре.
Стр. 485. Pi/лтель — рычаг, насаженный на верхнюю часть

(голову) руля, с помощью которого его поворачивают.
Стр. 486. Гик — горизонтальное или слегка наклоненное брев¬

но, шарнирно укрепленное передним концом — пяткой к нижней

части мачты и служащее для растягивания нижней кромки —

шкаторины косого паруса.
Стр. 505. Шторм-трап — веревочная лестница.
Стр. 507. Шайки Вильи и Сарагосы.— Так Лондон называл

партизанские войска Франсиско Вильи (см. примеч. к стр. 138),

не понимая революционного характера борьбы, которую они вели.

Под Сарагосой Лондон, видимо, подразумевал одну из партизан¬

ских бригад — Сарагосскую.
События, описанные в рассказе «Их дело — жить», относятся

к весне 1914 года. В апреле 1914 года американские империали¬

сты, обеспокоенные размахом революционного движения в Ме^<«

сике и недовольные позицией реакционного правительства генера-

ла В. Уэрты (см. примеч. к стр. 138), который ориентировался на

поддержку английского империализма, захватили порт и город

Вера-Крус, обороняемый войсками Уэрты (федералистами) от ре«

волюционной армии Каррансы (конституционалистов).
Правительства Уэрты, ненавидимое народом, не могло обеспе**

чить национального суверенитета Мексики. Пользуясь его сла«<

бостью, империалистические державы (США, Англия, Германия»

Голландия) держали на рейде Вера-Крус значительные военно-

морские силы и ждали случая, чтобы вмешаться в гражданскую

войну в Мексике.
Хотя Карранса вел борьбу против Уэрты, он усмотрел в за-»

хвате Вера-Крус угрозу мексиканской независимости и резко про<*

тестовал против вмешательства США во внутренние дела страны^

Волна возмущения против американской политики прокатилась по

всей Мексике, как на территории, где еще держались федерали¬

сты (это изображено в рассказе), так и в штатах, где уже побе¬

дили конституционалисты. Позже под давлением всенародного

возмущения (ЗША были вынуждены оставить Вера-Крус.
Стр. 510. Баррель — мера объема, принятая сейчас только в

Англии я США. Различают обычный баррель, равный 119,24 лит¬

ра, нефтяной баррель, равный 158,76 литра, и английский бар¬

рель, ра&ный 16^65 литра.
Стр. 515. Галлон — английская мера жидких и сыпучих грузов,

равная 4,54 литра.

СОДЕРЖАНИЕ
МАЛЕНЬКАЯ ХОЗЯЙКА БОЛЬШОГО ДОМА. Перевод

В, Станевич			5
ЧЕРЕПАХИ ТАСМАНА
Клянусь черепахами Тасмана. Перевод Д. Жукова « « < «	295
Неизменность форм. Перевод М, Поповой	326
История, рассказанная в палате для слабоумных. Перевод
И, Дынник и 3. Раузиной	339
Бродяга и фея. Перевод Н. Аверьяновой . 		351
Блудный отец. Перевод Д. Жукова	366
Первобытный поэт. Перевод Г. Злобина	381
Finis. Перевод Ю. Соловьевой	390
Конец сказки. Перевод Н, Аверьяновой	408
кГОЛЛАНДСКАЯ ДОБЛЕСТЬ»
«Голландская доблестью. Перевод Л, Беспаловой ^ f i

Тайфун у берегов Японии. Перевод Н. Емельяниковой .

Исчезнувший браконьер. Перевод Н, Старостиной , . .

На берегах Сакраменто. Перевод М. Богословской . . .

Крис Фаррингтон — настоящий моряк. Перевод М, Поповой
Абордаж отбит. Перевод И, Воскресенского
Приключение в воздушном океане. Перевод Н, Галь . .
Плешивый. Перевод И, Воскресенского
В бухте Йеддо. Перевод И, Воскресенского
Их дело — жить. Перевод И, Воскресенского
435
446
452
462
473
481
488
493
499
507

ДЖЕК ЛОНДОН

Собрание сочинений

в 14 томах. Том XII.
Редакторы

Г. Злобин иН. Емельяникова.
Иллюстрации художника

Л. X а й л о в а.
Оформление художника

Б. Маркевича.
Технический редактор

А. Шагарина.
Подп. к печ. 22/VIII 1961 г. Тираж

350 000 экз. Изд. № 1433. Заказ 1612.

Формат бум. 84Х1087з2- Бум. л. 8,5,

Печ. л. 27,88+4 вклейки (0,41 печ. л.)-

Уч.-изд. л. 29,15. Цена 90 коп.
Ордена Ленина типография газеты

«Правда» имени И. В. Сталина.

Москва, улица «Правды». 24.