Олег Хлобустов
Легенды ГРУ

© Хлобустов О. М., 2022
© Издательство «Эксмо», 2022
© Издательство «Яуза», 2022

***
Стопятилетию со дня образования Главного разведывательного управления
Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации посвящается…

Судьба генерала без биографии
Предисловие
Парадоксальным образом до самого недавнего времени не только история
отечественных спецслужб и органов безопасности, но и история нашей страны в

целом была в немалой степени «обезличена»: лишена имен и судеб ее
непосредственных творцов, организаторов и участников тех или иных
исторических, подчас – поистине эпохальных событий.
Но всегда ли оправдан подобный подход?
В силу целого ряда причин имя героя этой книги стало известно нашим
согражданам только в середине 90-х годов прошлого века. Хотя Петра
Ивановича Ивашутина с полным основанием можно назвать человекомлегендой.
21 июня 2017 г. одной из улиц Москвы было присвоено имя генерала
Ивашутина. Хотя оно вряд ли много что говорит нашим современникам.
В одном из немногих прижизненных упоминаний о нем, не без лукавства,
говорилось следующее:
«Ивашутин Петр Иванович (р. 1909) – генерал армии (1971), Герой Советского
Союза (1985). Член КПСС с 1930 г. В Советской армии с 1931 г. Участник
Советско-финской войны 1939–1940 гг. В Великой Отечественной войне
участвовал в боевых действиях на Закавказском, Кавказском, Крымском,
Северо-Кавказском, Юго-Западном и 3-м Украинском фронтах. После войны
работал в центральном аппарате МО СССР. С марта 1963 г. заместитель
начальника Генерального штаба ВС СССР. Депутат Верховного Совета СССР 3,
7–11-го созывов[1]».
Только общий календарный срок воинской службы Петра Ивановича составлял
шесть десятилетий. И то, что почти четверть века он возглавлял наиболее
секретную спецслужбу Советского Союза – Главное разведывательное
управление Генерального штаба (ГРУ ГШ) Вооруженных Сил СССР, говорит
само за себя. Ведь не случайно и сегодня ветераны ГРУ с уважением называют
его Петром Великим.
Первый председатель КГБ при СМ СССР Иван Александрович Серов в своих
вызвавших немалую дискуссию после их публикации воспоминаниях
ограничился лишь кратким замечанием:
«[По оперативной] работе взял заместителем Ивашутина, бывшего следователя
по особо опасным делам округа с неоконченным высшим образованием. В
оперативной работе не силен, в разведке совсем не кумекает»[2].
Насколько объективна эта характеристика Петра Ивановича, читателю
предстоит судить самостоятельно после знакомства с предлагаемой его
вниманию книгой.
Впервые фамилию ее героя я услышал где-то году в 1973-м. И первичная
информация была предельно краткой: бывший первый заместитель
председателя КГБ при СМ СССР Петр Иванович Ивашутин в 1963 г. возглавил
Главное разведывательное управление Генерального штаба Советской армии…
Как тогда говорили, «для усиления и активизации его работы».
Впоследствии меня заинтересовала его судьба, и мне посчастливилось многое
узнать об этом замечательном нашем современнике.

Петр Иванович Ивашутин, безусловно, был масштабной личностью,
выдающимся военным и государственным деятелем, избравшим своей
жизненной стезей беззаветное служение Родине, доставшейся нам от предков,
не единожды защищенной от вражеской агрессии «в боях и походах»…
Один из парадоксов нашего времени заключается в том, что, хотя спецслужбы и
действуют преимущественно конспиративно (тайно), тем не менее, в конечном
счете они получают гласную политическую оценку своей деятельности.
Должны ли мы, хотим ли мы, знать историческую правду? ПРАВДУ об истории
нашей страны? Вопрос этот, как представляется, вовсе не риторический.
…В суматохе повседневной текучки мы редко задумываемся над глубоким
смыслом с детства известной фразы: человек – хозяин своей судьбы!
Разумеется, если этот выбор жизненного пути включает целеустремленность,
волю, напряженный труд (и школьная учеба в этом плане не исключение!),
настойчивость в достижении поставленной цели, стремление к самовоспитанию
и самосовершенствованию в выбранной профессии.
Но только в том случае, если с детства, в семье и школе, общении с друзьями
усваивается и вторая, не менее важная составляющая этой максимы: береги
честь смолоду!
На этих постулатах была основана вся система обучения и воспитания
подрастающих поколений, сложившаяся в Советском Союзе с середины 20-х
годов прошлого века и оказавшая немалое влияние на жизненный путь героя
нашего повествования.
Эта книга – также о поколениях наших дедов и отцов, строивших, оборонявших,
восстанавливавших и защищавших нашу страну, Союз Советских
Социалистических Республик, превративших ее в одну из двух СВЕРХДЕРЖАВ
мира, о времени, в котором им довелось жить и трудиться.
Сегодня уже около 40 миллионов граждан только России, родившихся после
1980 г., не знают, не помнят Советского Союза, который представляет для них
целый неизвестный исторический континент, Terra Incognita[3].
И источником знаний об этом неведомом для них мире являются только
литература и кинематограф, не считая суррогатной информации «всемирной
паутины» Интернета. Преподаватели, писатели, историки-профессионалы,
общественные и политические деятели ведут нескончаемые споры об
объективности отражения и освещения событий той поры в кинофильмах и
книгах.
Мне же представляется достаточным отметить, что это противоречивое время,
как и все, без исключения, иные исторические эпохи, имело своих героев,
подлинных титанов, равно как и личностей серых, и даже явно преступных.
Надо ли знать и помнить об этом?
Убежден: надо! Необходимо!

Не столько во имя прошлого, сколько – во имя будущего нашей страны, нашего
народа.

Часть I. Есть такая профессия…
Не читайте историю, только биографии, ибо в них жизнь без теории.
Бенджамин Дизраэли, премьер-министр Великобритании в 1874–1880 гг.

Начало жизненного пути
Не знает человек пути, что суждено ему пройти…
Мог ли в далекие 30-е годы прошлого века сын простого железнодорожника не
то что думать, мечтать о том, что он станет, по сути, одним из руководителей
Советского государства?
Жизненный путь Петра Ивановича Ивашутина позволяет, на наш взгляд, не
только познакомиться с биографией одного из представителей поколения
строителей Советского Союза и победителей фашизма, но и со многими
неизвестными или полузабытыми страницами истории страны, которой он
преданно служил шесть десятилетий.
Петр Иванович Ивашутич – именно такова была фамилия его семьи, искаженная
в 1925 г. нерадивым кадровиком, родился 5 сентября 1909 г. в г. Брест-Литовске
в семье железнодорожного машиниста.
Он стал третьим сыном в этой семье, несмотря на все выпавшие ей нелегкие
испытания, воспитавшей достойных детей.
Старший брат Петра, Александр, несмотря на полученную в детстве тяжелую
травму, получил высшее образование, работал конструктором на одном из
предприятий владимирского Коврова.
Георгий Иванович пошел по стопам отца, всю жизнь проработал на железной
дороге, Великую Отечественную войну прошел рядовым.
Самый младший – Евгений Иванович, в годы войны командовал батареей 45-мм
орудий, затем окончил Военную академию тыла и транспорта, службу окончил
полковником, занимая немалый пост в одном из управлений Министерства
обороны.
«Империалистическая» война 1914–1918 гг. сорвала со своих мест, закрутила в
страшном черном смерче миллионы подданных Российской империи,
проживавших в Польше, Белоруссии, на Украине, в Латвии… Этот
человеческий водоворот подхватил и семью будущего генерала армии, потащил
ее за собой, подальше от линии фронта, подальше от оккупации войсками

противника. Так со временем она оказалась в старинном русском городе
Иваново.
Здесь в 17 лет Петр Ивашутин начал трудовую деятельность слесарем
прядильно-ткацкой фабрики. Подобно многим молодым людям той поры,
мечтая получить высшее образование (а ведь надо было еще и помогать семье!),
по вечерам учился на рабфаке.
Будучи призванным на действительную военную службу в РККА, по партийной
мобилизации в 1931 г. (членом Всесоюзной коммунистической партии
(большевиков) – ВКП (б) Петр Ивашутин стал годом ранее), он был направлен
на учебу в 7-ю Сталинградскую военно-авиационную школу. При отборе для
направления в школу учитывались состояние здоровья, уровень общего и
технического образования кандидатов.
С одной стороны, летная специальность отвечала юношескому увлечению
техникой, которой, наверное, Петр Иванович мог посвятить свою жизнь. С
другой – молодое поколение Страны Советов было воспитано в понимании
того, что есть и еще долго будет необходима такая профессия – Родину
защищать!
Отсюда – и романтика военной профессии, и явная забота Генерального
секретаря ЦК ВКП (б) И. В. Сталина о кадрах красных командиров
(«краскомов»), шефство над армией комсомола, почет, уважение и любовь,
которыми страна окружала по мере своих весьма ограниченных возможностей
своих будущих офицеров, своих защитников.
Писатель Константин Георгиевич Паустовский в «Повести о жизни» замечал:
«Есть люди, которые выбрали в жизни главное направление и заставляют себя
сознательно отбрасывать другие, как бы второстепенные.
Но это главное направление возникает сплошь и рядом из самой жизни или,
вернее, в естественном движении жизни того или иного человека и часто не
совпадает с тем, что он умозрительно себе представлял».
Наверное, именно вследствие такого сознательного жизненного выбора
преподаватели летной школы и увидели в невысоком, коренастом, уверенно и
смело смотревшем на мир серыми глазами курсанте необходимые не только для
красного военлета, но и для каждого мужчины личные качества. Такие, как
понимание долга, целеустремленность, воля к достижению поставленной цели,
ответственность, которые отличали Петра Ивановича на всем протяжении его
жизни.
Поэтому по окончании летной школы в 1933 г. Ивашутин был рекомендован
для ответственной работы по подготовке и повышению квалификации летных
кадров. Службу начал в должности летчика-инструктора 455-й авиационной
бригады Московского военного округа.
Как все «летуны», Петр Ивашутин был влюблен в бездонную глубину неба, не
мыслил себе жизни вне его безграничных просторов, стремился стать лучшим.
У Петра Ивановича, как и у подавляющего числа краскомов, были развиты
чувства высочайшей ответственности за подчиненных и порученное им дело,

долга и самодисциплины. Он понимал, что, только научившись образцово
выполнять задания и указания вышестоящего командира, он
обретет моральное право самому отдавать приказы, подчас опасные для жизни,
другим. И только командир, не делающий никаких поблажек для себя, имеет
полное право требовать того же от подчиненных, может являться для них
живым примером, образцом для подражания. Эти же качества он ценил и
стремился воспитывать в своих подчиненных.
Поэтому ему доверяли сначала освоение, а затем – и обучение других летать на
новых типах советских тяжелых бомбардировщиков: ТБ-1, ТБ-2, ТБ-3…
Дисциплинированность, собранность, усердие и упорство молодого военлета
отметило командование – он был назначен командиром экипажа тяжелого
бомбардировщика ТБ-3. Отныне Петр Иванович отвечал не только за
выполнение персонального задания, но и за каждого из семи членов экипажа
этой мощной машины.
Но, вопреки словам популярной песни, все летчики мечтают не только о высоте,
но и о крепком тыле на земле, о тепле родного очага, семье, ожидающей его
возвращения из каждого полета…
Одним осенним днем 1936 г. Петр Иванович встретил молодую выпускницу
Московского педагогического института Марию Иванову. Для продолжения
знакомства с заинтересовавшей его девушкой летчик предложил ей «красивую
легенду»: не могла бы она «подтянуть» его для сдачи вступительных экзаменов
в военную академию?
И какая девушка-комсомолка той поры могла бы устоять перед столь сильным
аргументом симпатичного старшего лейтенанта?
Однако молодые люди большую часть с трудом вырываемого времени
проводили не только за книгами, но и на особо полюбившемся им катке на
единственном Чистом пруду напротив тогдашнего кинотеатра «Колизей»[4].
Здесь звучала красивая музыка, по кругу пролетали пары, и мягкие и пушистые
хлопья снега неспешно опускались на землю…
В следующем году Петр Иванович получил право на поступление в военную
академию и, успешно сдав вступительные экзамены, был зачислен на
командный факультет Военно-воздушной академии им. Н. Е. Жуковского.
Подобно большинству офицеров, молодая семья поселилась в съемной комнате.
А 24 июля 1938 г. Мария Алексеевна подарила счастливому отцу
очаровательную пару – дочку Ирину и сына Юрия…
Однако в начале января 1939 г. судьба преподнесла Петру Ивановичу один из
своих неожиданных сюрпризов, и жизнь красного военлета заложила крутой
вираж.

Часть I. Есть такая профессия…
Не читайте историю, только биографии, ибо в них жизнь без теории.

Бенджамин Дизраэли, премьер-министр Великобритании в 1874–1880 гг.

Начало жизненного пути
Не знает человек пути, что суждено ему пройти…
Мог ли в далекие 30-е годы прошлого века сын простого железнодорожника не
то что думать, мечтать о том, что он станет, по сути, одним из руководителей
Советского государства?
Жизненный путь Петра Ивановича Ивашутина позволяет, на наш взгляд, не
только познакомиться с биографией одного из пред

Часть I. Есть такая профессия…
Не читайте историю, только биографии, ибо в них жизнь без теории.
Бенджамин Дизраэли, премьер-министр Великобритании в 1874–1880 гг.

Начало жизненного пути
Не знает человек пути, что суждено ему пройти…
Мог ли в далекие 30-е годы прошлого века сын простого железнодорожника не
то что думать, мечтать о том, что он станет, по сути, одним из руководителей
Советского государства?
Жизненный путь Петра Ивановича Ивашутина позволяет, на наш взгляд, не
только познакомиться с биографией одного из представителей поколения
строителей Советского Союза и победителей фашизма, но и со многими
неизвестными или полузабытыми страницами истории страны, которой он
преданно служил шесть десятилетий.
Петр Иванович Ивашутич – именно такова была фамилия его семьи, искаженная
в 1925 г. нерадивым кадровиком, родился 5 сентября 1909 г. в г. Брест-Литовске
в семье железнодорожного машиниста.
Он стал третьим сыном в этой семье, несмотря на все выпавшие ей нелегкие
испытания, воспитавшей достойных детей.
Старший брат Петра, Александр, несмотря на полученную в детстве тяжелую
травму, получил высшее образование, работал конструктором на одном из
предприятий владимирского Коврова.

Георгий Иванович пошел по стопам отца, всю жизнь проработал на железной
дороге, Великую Отечественную войну прошел рядовым.
Самый младший – Евгений Иванович, в годы войны командовал батареей 45-мм
орудий, затем окончил Военную академию тыла и транспорта, службу окончил
полковником, занимая немалый пост в одном из управлений Министерства
обороны.
«Империалистическая» война 1914–1918 гг. сорвала со своих мест, закрутила в
страшном черном смерче миллионы подданных Российской империи,
проживавших в Польше, Белоруссии, на Украине, в Латвии… Этот
человеческий водоворот подхватил и семью будущего генерала армии, потащил
ее за собой, подальше от линии фронта, подальше от оккупации войсками
противника. Так со временем она оказалась в старинном русском городе
Иваново.
Здесь в 17 лет Петр Ивашутин начал трудовую деятельность слесарем
прядильно-ткацкой фабрики. Подобно многим молодым людям той поры,
мечтая получить высшее образование (а ведь надо было еще и помогать семье!),
по вечерам учился на рабфаке.
Будучи призванным на действительную военную службу в РККА, по партийной
мобилизации в 1931 г. (членом Всесоюзной коммунистической партии
(большевиков) – ВКП (б) Петр Ивашутин стал годом ранее), он был направлен
на учебу в 7-ю Сталинградскую военно-авиационную школу. При отборе для
направления в школу учитывались состояние здоровья, уровень общего и
технического образования кандидатов.
С одной стороны, летная специальность отвечала юношескому увлечению
техникой, которой, наверное, Петр Иванович мог посвятить свою жизнь. С
другой – молодое поколение Страны Советов было воспитано в понимании
того, что есть и еще долго будет необходима такая профессия – Родину
защищать!
Отсюда – и романтика военной профессии, и явная забота Генерального
секретаря ЦК ВКП (б) И. В. Сталина о кадрах красных командиров
(«краскомов»), шефство над армией комсомола, почет, уважение и любовь,
которыми страна окружала по мере своих весьма ограниченных возможностей
своих будущих офицеров, своих защитников.
Писатель Константин Георгиевич Паустовский в «Повести о жизни» замечал:
«Есть люди, которые выбрали в жизни главное направление и заставляют себя
сознательно отбрасывать другие, как бы второстепенные.
Но это главное направление возникает сплошь и рядом из самой жизни или,
вернее, в естественном движении жизни того или иного человека и часто не
совпадает с тем, что он умозрительно себе представлял».
Наверное, именно вследствие такого сознательного жизненного выбора
преподаватели летной школы и увидели в невысоком, коренастом, уверенно и
смело смотревшем на мир серыми глазами курсанте необходимые не только для
красного военлета, но и для каждого мужчины личные качества. Такие, как

понимание долга, целеустремленность, воля к достижению поставленной цели,
ответственность, которые отличали Петра Ивановича на всем протяжении его
жизни.
Поэтому по окончании летной школы в 1933 г. Ивашутин был рекомендован
для ответственной работы по подготовке и повышению квалификации летных
кадров. Службу начал в должности летчика-инструктора 455-й авиационной
бригады Московского военного округа.
Как все «летуны», Петр Ивашутин был влюблен в бездонную глубину неба, не
мыслил себе жизни вне его безграничных просторов, стремился стать лучшим.
У Петра Ивановича, как и у подавляющего числа краскомов, были развиты
чувства высочайшей ответственности за подчиненных и порученное им дело,
долга и самодисциплины. Он понимал, что, только научившись образцово
выполнять задания и указания вышестоящего командира, он
обретет моральное право самому отдавать приказы, подчас опасные для жизни,
другим. И только командир, не делающий никаких поблажек для себя, имеет
полное право требовать того же от подчиненных, может являться для них
живым примером, образцом для подражания. Эти же качества он ценил и
стремился воспитывать в своих подчиненных.
Поэтому ему доверяли сначала освоение, а затем – и обучение других летать на
новых типах советских тяжелых бомбардировщиков: ТБ-1, ТБ-2, ТБ-3…
Дисциплинированность, собранность, усердие и упорство молодого военлета
отметило командование – он был назначен командиром экипажа тяжелого
бомбардировщика ТБ-3. Отныне Петр Иванович отвечал не только за
выполнение персонального задания, но и за каждого из семи членов экипажа
этой мощной машины.
Но, вопреки словам популярной песни, все летчики мечтают не только о высоте,
но и о крепком тыле на земле, о тепле родного очага, семье, ожидающей его
возвращения из каждого полета…
Одним осенним днем 1936 г. Петр Иванович встретил молодую выпускницу
Московского педагогического института Марию Иванову. Для продолжения
знакомства с заинтересовавшей его девушкой летчик предложил ей «красивую
легенду»: не могла бы она «подтянуть» его для сдачи вступительных экзаменов
в военную академию?
И какая девушка-комсомолка той поры могла бы устоять перед столь сильным
аргументом симпатичного старшего лейтенанта?
Однако молодые люди большую часть с трудом вырываемого времени
проводили не только за книгами, но и на особо полюбившемся им катке на
единственном Чистом пруду напротив тогдашнего кинотеатра «Колизей»[4].
Здесь звучала красивая музыка, по кругу пролетали пары, и мягкие и пушистые
хлопья снега неспешно опускались на землю…
В следующем году Петр Иванович получил право на поступление в военную
академию и, успешно сдав вступительные экзамены, был зачислен на
командный факультет Военно-воздушной академии им. Н. Е. Жуковского.

Подобно большинству офицеров, молодая семья поселилась в съемной комнате.
А 24 июля 1938 г. Мария Алексеевна подарила счастливому отцу
очаровательную пару – дочку Ирину и сына Юрия…
Однако в начале января 1939 г. судьба преподнесла Петру Ивановичу один из
своих неожиданных сюрпризов, и жизнь красного военлета заложила крутой
вираж.

Судьбоносный выбор
Будущему историку придется остановить свое внимание на одной из главных
сторон эпохи «вооруженного мира», эпохи, предшествовавшей из года в год
нынешним мировым событиям, – это шпионаж, который играл и играет
громадную роль в развернувшейся перед лицом современников великой
мировой войне…
«Современный шпионаж», бесплатное приложение к газете «Трудовая
копейка», 1915 г.

В начале января 1939 г. слушатель третьего семестра Военно-воздушной
академии им. Н. Е. Жуковского капитан Ивашутин Петр Иванович получил
неожиданное предложение: перейти на службу в органы военной контрразведки
Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) СССР.
Здесь следует пояснить два важных момента.
Прямое предложение о зачислении на службу в НКВД делалось работниками
кадровых аппаратов Наркомата внутренних дел только после предварительного
негласного изучения кандидата. И поскольку кадровики НКВД к моменту
выхода на беседу с кандидатом уже имели неплохое представление о нем,
отказов от столь почетного предложения практически не встречалось.
После непродолжительного размышления Петр Ивашутин ответил согласием, о
чем он никогда не сожалел в дальнейшем.
Народный комиссариат внутренних дел СССР был образован 10 июля 1934 г.
Как и остальные советские граждане, о грозной аббревиатуре НКВД Петр
Иванович мог знать следующее.
11 июля 1934 г. газета «Известия» опубликовала постановление ЦИК СССР, в
котором, в частности, говорилось:
«1. Образовать общесоюзный Народный комиссариат внутренних дел со
включением в его состав Объединенного государственного политического
управления (ОГПУ).
2. На Народный комиссариат внутренних дел возложить:
а) обеспечение революционного порядка и государственной безопасности;

б) охрану общественной (социалистической) собственности;
в) запись актов гражданского состояния (запись рождений, смертей,
бракосочетаний и разводов);
г) пограничную охрану.
3. В составе Народного комиссариата внутренних дел образовать следующие
управления:
а) Главное управление государственной безопасности;
б) Главное управление рабоче-крестьянской милиции;
в) Главное управление пограничной и внутренней охраны;
г) Главное управление исправительно-трудовых лагерей и трудовых поселений;
е) Отдел актов гражданского состояния;
ж) Административно-хозяйственное управление.
4. …В автономных республиках, краях и областях организовать управления
Народного комиссариата внутренних дел союзных республик…
6. Народному комиссариату внутренних дел Союза ССР и его местным органам
дела по расследуемым ими преступлениям по окончании следствия направлять
в судебные органы по подсудности в установленном законом порядке…
8. При Народном комиссаре внутренних дел Союза ССР организовать особое
совещание, которому на основе Положения о нем предоставить право
применять в административном порядке высылку, ссылку, заключение в
исправительно-трудовые лагеря на срок до пяти лет и высылку за пределы
Союза ССР…»
Обратим внимание на явное противоречие пунктов 6 и 8 данного
постановления.
Осуществление контрразведывательных и разведывательных функций в
структуре наркомата было возложено на Главное управление государственной
безопасности – ГУГБ НКВД СССР.
Первоначально в ГУГБ НКВД были сформированы отделы:
– Иностранный (ИНО. Он должен был заниматься организацией и ведением
разведывательной работы за рубежом; в штате отдела состоял 81 сотрудник, а
возглавил его опытный сотрудник ВЧК-ГПУ А. Х. Артузов[5]);
– Особый (255 сотрудников, М. И. Гай);
– Секретно-политический (СПО, 196 сотрудников, Г. А. Молчанов);
– Экономический (ЭКО, 225, Л. Г. Миронов);
– Оперативный (Оперод, в задачи которого, наряду с охраной высших
руководителей партии и государства, входили также осуществление наружного
наблюдения, производство арестов, обысков; 293 сотрудника, К. В. Паукер);

– Специальный (шифровальная работа, обеспечение режима секретности в
ведомствах, 100, Г. И. Бокий);
– Транспортный (ТО, 153, В. А. Кишкин);
– Учетно-статистический (107, Я. М. Генкин).
Всего при образовании НКВД СССР штат центрального аппарата ГУГБ
составлял 1410 сотрудников, не считая сотрудников подчиненных ему
территориальных органов: республиканских, краевых, областных управлений и
отделов, а возглавлял его первый заместитель наркома внутренних дел.
Следует особо подчеркнуть тот факт, что никакого Положения о НКВД СССР и
его органах на местах принято не было, в связи с чем в правовом отношении его
деятельность, а также деятельность подчиненных ему подразделений
госбезопасности не была урегулирована в правовом отношении должным
образом. А это создавало предпосылки для произвола, беззакония и
злоупотреблений властью, что крайне отрицательно сказалось на результатах их
деятельности, особенно в 1937–1938 гг.
Назначенный 25 ноября 1938 г. наркомом внутренних дел СССР Лаврентий
Павлович Берия должен был исправить наиболее вопиющие преступления и
ошибки своего предшественника (Н. И. Ежова). При Берии в 1939–1940 гг.
прошли первые реабилитации осужденных «по материалам органов
безопасности».
Но, разумеется, подобно подавляющему большинству наших сограждан, Петр
Иванович не мог знать как об этом, так и о совершенно секретном совместном
постановлении ЦК ВКП (б) и Совета Народных комиссаров СССР от 17 ноября
1938 г. «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», в котором
ставилась задача прекратить беззакония. В нем, в частности, подчеркивалось:
«работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу,
предпочитая действовать более упрощенным способом, путем практики
массовых арестов, не заботясь при этом о полноте и высоком качестве
расследования… отвыкли от кропотливой, систематической агентурноосведомительной работы…
Органы Прокуратуры со своей стороны не принимают необходимых мер к
устранению этих недостатков, сводя, как правило, свое участие в расследовании
к простой регистрации и штампованию следственных материалов… не только
не устраняют нарушений революционной законности, но фактически
узаконивают эти нарушения»[6].
Нарком внутренних дел СССР Л. П. Берия издал 26 ноября 1938 г. приказ
№ 00762 «О порядке осуществления постановления СНК СССР и ЦК ВКП (б) от
17 ноября 1938 г.», в котором от всех работников наркомата потребовал
«дружной, энергичной и самоотверженной работы» по «коренному
улучшению», «решительному исправлению и устранению имевших место в
работе НКВД ошибок и извращений»[7]. Этим же документом отменялись 18
приказов и указаний НКВД СССР, изданных с 25 июля 1938 г. По сути это

означало прекращение массовых репрессий и незаконного уголовного
преследования граждан.
Политбюро ЦК ВКП (б) согласилось также с предложением Берии призвать на
службу в органы НКВД хорошо зарекомендовавших себя коммунистов и
комсомольцев «для укрепления штатов». Это был «бериевский призыв»
в органы государственной безопасности, в который попал и Петр Иванович
Ивашутин. Именно он дал стране немало достойнейших разведчиков и
контрразведчиков, ставших впоследствии Героями Советского Союза[8] и
Российской Федерации[9], образцом мужества и исполнения гражданского и
воинского долга.
Приказ наркома НКВД № 00762 от 26 ноября 1938 г. станет одним из первых
нормативно-правовых документов, с которыми познакомится и которыми будет
руководствоваться в своей деятельности Петр Иванович.
На XVIII съезде ВКП (б) в марте 1939 г. массовые репрессии и разного рода
«чистки» в государственных органах были подвергнуты критике, что и привело
к окончательному развенчанию мифа о «железных Ежовых рукавицах»,
давивших «гадину контрреволюции». В решениях съезда был записан тезис о
том, что основные усилия социалистической разведки, как тогда именовали
органы госбезопасности, должны быть направлены не внутрь страны, а на
борьбу с иностранными спецслужбами.
Разумеется, как офицер, П. И. Ивашутин знал о существовании в частях и
соединениях Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Военно-Морского Флота
Особых отделов НКВД, призванных защищать их от разведывательноподрывных устремлений иностранных разведок и контрреволюционных
элементов.
На политзанятиях военнослужащим рассказывалось о разведывательных
устремлениях и ухищрениях иностранных разведок – и это соответствовало
действительности, ибо разведка, разведывательная деятельность, сопровождает
жизнь армий, военное дело и историю человечества с незапамятных времен.
Слушатель военной академии Ивашутин читал изданную в серии «Библиотека
командира» брошюру «Современный шпионаж и борьба с ним» (М., Воениздат,
1925). Несмотря на популярный стиль изложения, работа эта была написана с
хорошим знанием существа предмета.
В предисловии В. Латынин подчеркивал, что «в настоящее время шпионаж во
всех государствах развился необычайно. Опыт показал, что многие из нас не
имеют более или менее ясного представления о том, что такое современный
шпионаж, какие его задачи и стремления и в чем он выражается. Не имея
точного понятия о шпионаже, мы не в состоянии успешно бороться с ним, мало
того, зачастую своими ошибками облегчаем деятельность неприятельских
шпионов. Работа контрразведывательных органов может быть успешной в том
случае, если сами граждане, отдавая себе ясный отчет в том, что такое
шпионаж, умеют собственными средствами бороться с ним»[10].

Автор пророчески писал: «Современная война разыгрывается не только на
полях сражений, но в промышленно-экономической и политической области, и
такая война часто ведется задолго до объявления мобилизации».
На основе анализа Русско-японской, Первой мировой и Советско-польской войн
Латынин отмечал, что многие стороны в ходе военных действий ставят задачи
«создания в тылу противника условий, ослабляющих его оборонительную
силу», то есть саботажа. Кстати сказать, этот же вывод позже сделают и
зарубежные специалисты в области разведывательной и контрразведывательной
борьбы.
А в заключение вновь повторяет главный вывод: «Для успешной борьбы со
шпионажем необходимо содействие самых широких общественных кругов
нашим контрразведывательным органам».
Вернемся, однако, непосредственно к задачам военной контрразведки.
Объективное представление о них дает Постановление Политбюро ЦК ВКП (б)
«О работе Особых отделов НКВД СССР» от 11 января 1939 г.:
«1. На Особые отделы НКВД возлагаются специальные задачи по борьбе с
контрреволюцией, шпионажем, диверсией, вредительством и всякого рода
антисоветскими проявлениями в РККА… (дальнейшее содержание этого
Постановления приводится далее) …
9. Начальник Особого отдела НКВД СССР обязан своевременно и
исчерпывающе информировать Наркомат обороны СССР (Наркома, его
заместителей, а по отдельным вопросам, по указаниям Народного Комиссара
обороны – начальников центральных управлений НКО) обо всех недочетах в
состоянии частей РККА и обо всех проявлениях вражеской работы, а также о
всех имеющихся компрометирующих материалах и сведениях на
военнослужащих, особенно на начальствующий состав.
10. Начальники Особых отделов корпусов, дивизий и бригад входят в состав
военно-политических совещаний и информируют эти совещания о недочетах в
политико-моральном состоянии частей, их боевой подготовке и
снабжении…»[11]
Данное постановление доводилось до военного командования и военных
контрразведчиков совместным приказом наркома обороны К. Е. Ворошилова и
Л. П. Берии «О работе Особых отделов НКВД СССР» от 13 января 1939 г.
с грифом «Совершенно секретно. Хранить наравне с шифром».
Данный приказ гласил:
«1. На Особые отделы НКВД возлагаются специальные задачи по борьбе с
контрреволюцией, шпионажем, диверсией, вредительством и всякого рода
антисоветскими проявлениями в Рабоче-Крестьянской Красной Армии, ВоенноМорском Флоте и пограничных и внутренних войсках НКВД.
2. Особые отделы НКВД осуществляют эти задачи путем:
а) организации агентурно-осведомительного аппарата в армии, флоте и среди
гражданского населения, имеющего непосредственное соприкосновение с

войсковыми частями, учреждениями, снабженческим аппаратом и отдельными
военнослужащими;
б) ведения следствия по делам о контрреволюции, шпионаже, диверсии, измене
Родине, вредительстве в РККА и Военно-Морском Флоте, войсках НКВД и
среди указанного выше гражданского населения и путем производства в связи с
этим обысков, арестов и выемок.
3. Аресты рядового и младшего начальствующего состава РККА особые отделы
НКВД военных округов (армий) согласовывают с военными советами округов.
Аресты среднего, старшего и высшего командного и начальствующего состава
РККА согласуются Особым отделом НКВД СССР с народным комиссаром
обороны СССР…
5. В местах дислоцирования управлений военных округов, отдельных армий и
флотов создаются особые отделы НКВД округов, отдельных армий и флотов,
непосредственно подчиненные Особому отделу НКВД СССР.
6. При армейских группах, корпусах, флотилиях, дивизиях и бригадах,
укрепленных районах и крупных военных объектах (военные училища, склады
и т. д.) создаются особые отделы (отделения, группы, уполномоченные) НКВД,
подчиняющиеся во всех отношениях соответствующим особым отделам НКВД
военного округа, отдельной армии или флота.
7. Начальник Особого отдела НКВД СССР назначается Народным Комиссаром
внутренних дел Союза ССР по согласованию с Народным Комиссаром обороны
Союза ССР и подчиняется начальнику Главного управления государственной
безопасности.
Начальники особых отделов округов, армий, корпусов, дивизий и бригад
назначаются народным комиссаром внутренних дел по согласованию с
Народным Комиссаром обороны Союза ССР.
Назначение оперуполномоченных особого отдела при полках, военно-учебных
заведениях и складах согласовывается с военными советами округов (армий).
Назначение Наркомвнуделом СССР начальника Особого отдела НКВД СССР,
начальников особых отделов округов (армий) и начальников особых отделов
дивизий объявляется также приказом Народного Комиссара обороны Союза
ССР.
8. Особый отдел НКВД СССР выполняет специальные задания Народного
Комиссара обороны Союза ССР и Народного Комиссара Военно-Морского
Флота, а на местах – военных советов соответствующих округов, армий и
флотов.
9. …на местах особые отделы округов, армий и флотов информируют
соответствующие военные советы, особые отделения НКВД корпусов, дивизий,
бригад – командиров и комиссаров соответствующих войсковых соединений, а
оперуполномоченные при отдельных частях, учреждениях и заведениях РККА –
соответствующих командиров и комиссаров этих частей.

10. Начальники особых отделений НКВД корпусов, дивизий, бригад входят в
состав военно-политических совещаний и информируют эти совещания о
недочетах в политико-моральном состоянии частей, их боевой подготовке и
снабжении.
11. Коммунисты и комсомольцы, работающие в особых отделах, кроме
работающих в центре и в особых отделах НКВД военных округов (армий) и
флотов, состоят на партийном и комсомольском учете при соответствующих
политорганах»[12].
Обратим внимание читателей и на следующее немаловажное обстоятельство. В
середине 80-х годов прошлого века СМИ стали активно пропагандировать тезис
о том, что в предвоенные годы в СССР якобы искусственно раздувалась
шпиономания и насаждалась «психология осажденной крепости».
В этой связи целесообразно проанализировать вопрос о том, насколько
обоснованны эти суждения, насколько они реально отражали объективные
процессы, имевшие место на Европейском континенте в годы,
предшествовавшие началу Второй мировой войны.
Подчеркнем и тот факт, что как Первая, так и Вторая мировые войны начались
с, по сути дела, террористических актов, вызвавших «широкий международный
резонанс». В первом случае это было убийство наследника австрийского
престола в Сараево, во втором – провокационное нападение группы агентов
абвера на немецкий же городок Гляйвице.

Удостоверение сотрудника Особого отдела

В предисловии к опубликованной в Париже в мае 1938 г. книге Л. Ривьеры
«Центр германской секретной службы в Мадриде в 1914–1918 гг.» бывший в то
время вице-председателем Высшего военного совета Франции генерал
Максимилиан Вейган пророчески писал:
«Вероятно, никогда еще столько не говорили о войне, как теперь. В разговорах
все сходятся на том, что если бич войны снова поразит Европу, то на этот раз
война будет «всеобъемлющей» («тотальной»)[13]. Это значит, что в борьбе будут
участвовать не только люди, способные носить оружие, но будут мобилизованы
и все ресурсы нации, в то время как авиация поставит самые отдаленные районы
под угрозу разрушения и смерти».
Напомним, что писалось это еще за полтора года до начала реализации
гитлеровских планов по «расширению германского жизненного пространства»,
но когда уже понимание и предчувствие новой большой беды стало постепенно
овладевать сознанием политических и военных элит сопредельных Германии
государств.
«Наряду с открытым нападением на врага, – продолжал Вейган, – в широких
масштабах развернется и так называемая другая война – война секретная и
также «всеобъемлющая», в задачу которой войдут деморализация противника,
восстановление против него широкого общественного мнения (пропаганда),
стремление узнать его планы и намерения (шпионаж), препятствование
снабжению (диверсии в тылу)…»
Здесь следует отметить, что М. Вейган хорошо знал предмет, о котором он
говорил, поскольку до этого в течение 5 лет возглавлял французский
Генеральный штаб, которому подчинялось знаменитое «Второе бюро» –
военная разведка Франции. А в описываемый период он лично вел переговоры с
турецкими властями и представителями антисоветской кавказской
послереволюционной эмиграции об организации разведывательно-подрывной
работы на территории СССР.
Давая общую оценку работе Леона Ривьеры, Вейган достаточно прозорливо
отмечал, что «подобные книги, разъясняя факты минувшего, дают читателю
возможность до некоторой степени проникнуть в тайны будущего».
Уроки и итоги «другой», тайной мировой войны 1914–1918 гг. извлекались и
подводились со всех сторон фронтов – в Германии, Франции, Великобритании и
даже в США, позже других вступивших в войну, в немалой степени благодаря
успеху английской дешифровальной службы, Советском Союзе.
Разумеется, на восприятие угрозы шпионажа со стороны иностранных
спецслужб и предпринимавшиеся в этой связи меры по повышению
бдительности населения не могли не влиять политические выступления и
директивы И. В. Сталина. Особенно его заключительное слово на февральскомартовском Пленуме ЦК ВКП (б) 1937 г. Тогда вождь призывал «помнить и
никогда не забывать, что пока есть капиталистическое окружение, – будут и
вредители, диверсанты, шпионы, террористы, засылаемые в тыл Советского
Союза разведывательными органами иностранных государств, помнить об этом
и вести борьбу с теми товарищами, которые недооценивают значения факта

капиталистического окружения, которые недооценивают силы и значения
вредительства»[14].
Эта установка Верховного Главнокомандующего объясняет последовавшую
вскоре весьма широкую публикацию в СССР переводных работ иностранных
авторов о роли разведки в современной войне, а также их последующие
переиздания в 1942–1944 годах[15].
Однако подобное политико-конъюнктурное отношение к работам зарубежных
авторов отнюдь не умаляет значения содержащихся в них объективных выводов
и суждений о роли спецслужб в мирное и военное время. Тем более что многие
из них нашли свое подтверждение в совместной борьбе стран Антигитлеровской
коалиции с фашистской агрессией в годы Второй мировой войны.
После окончания специальных двухнедельных курсов по основам
контрразведывательной деятельности, 26 января 1939 г. П. И. Ивашутин, как
имеющий военное образование специалист, получил назначение на должность
начальника Особого отдела НКВД СССР стрелкового корпуса.
Любопытный факт: в тот же день в штаты НКВД был зачислен выпускник
Военной академии им. М. В. Фрунзе Иван Александрович Серов[16]. Их судьбы
окажутся тесно переплетенными на протяжении почти четверти века.

Боевое крещение
Первым назначением Петра Ивановича в военной контрразведке стала
должность начальника Особого отдела 23-го стрелкового корпуса, входившего в
состав Белорусского Особого военного округа (БОВО). Корпус представлял
собой оперативно-тактическое соединение, в состав которого входили 8, 136,
62-я и 97-я стрелковые дивизии РККА. Штаб корпуса дислоцировался в г.
Мозыре, куда и прибыл для дальнейшего прохождения службы капитан
госбезопасности Петр Ивашутин.
Здесь Петру Ивановичу пришлось на практике осваивать искусство
контрразведки, включая курирование – контроль за деятельностью и оказание
помощи, обучение оперативного состава, подчиненных ему особых отделов
дивизий, входивших в состав корпуса.
Главная задача военной контрразведки – оказание помощи командованию войск
в поддержании их высокой боеготовности, защите от действий агентов и
диверсантов противника. За этими набившими оскомину банальными фразами
стоят боль и тяжесть неоправданных утрат, горечь понесенных поражений.
Необходимо отметить, что, в отличие от оперативного состава, руководители
особых отделов часто общались с офицерами штабов и командирами
подразделений, тем самым формируя у них представление и лично о себе, и о
представляемой ими службе. Тем более что существовавшие до 9 февраля
1943 г. специальные звания сотрудников НКВД СССР с соответствующими
знаками отличия были на две ступени выше армейских[17]. Звание капитана

госбезопасности П. И. Ивашутина соответствовало званию армейского
полковника.
Деловой характер и культура общения, выдержка, хладнокровие, здравомыслие
и забота об интересах порученного дела, целеустремленность и настойчивость –
не только вызывали чувство симпатии к нему у окружающих, но и
способствовали установлению дружеских отношений. Высокомерная или
истеричная манера общения, пренебрежение к мнениям офицеров, самодурство
и чванливость – также порождали соответствующие ответные чувства, что
хорошо знал и о чем всегда помнил Петр Иванович Ивашутин и чему он учил
своих подчиненных.
Тревожной осенью 1939 г., венчавшей безуспешные попытки ведения
переговоров с делегациями Великобритании и Франции в Москве о принятии
мер для обеспечения коллективной безопасности в Европе, о гарантиях
безопасности для Польши, переговоры с Германией о мире и границах,
состоялось еще одно важное событие в истории не только СССР.
17 сентября 1939 г. Красная армия начала поход с целью освобождения
западных областей Украины и Белоруссии, отторгнутых у Советской России по
итогам Советско-польской войны 1920 г.
На командном пункте похода находился первый секретарь Центрального
Комитета Коммунистической партии (большевиков) Украины (ЦК КП (б) У)
Никита Сергеевич Хрущев[18] и назначенный только 2 сентября народный
комиссар внутренних дел Украинской Советской Социалистической
Республики Иван Александрович Серов, возглавивший оперативную группу «по
изъятию контрреволюционного элемента на освобождаемых территориях». Этот
опыт совместной работы во многом и определит в дальнейшем судьбу
И. А. Серова.
Сразу отметим, что важно в свете последующих событий, что по итогам этого
«освободительного похода» в состав Украинской ССР были включены 5
западных областей, ранее находившихся под властью Польши: Львовская,
Ивано-Франковская, Тернопольская, Волынская и Ровенская. Общая
численность населения этих областей составляла около 8 миллионов человек,
большинство из которых представляли «западенцы» – украинцы, традиционно
проживавшие в окружении представителей иных национальностей – поляков,
венгров, русинов, гуцулов, евреев и других. Именно поляки составляли вторую
по численности национальную группу среди жителей Западной Украины. И
именно здесь же, в силу сложившихся социально-исторических условий и
дискриминационной политики польских властей, проживало и подавляющее
большинство сочувствовавших идеологии и программе «национального
освобождения» Организации украинских националистов (ОУН), образованной в
1929 г. в Берлине покинувшими Украину в период Гражданской войны и
обосновавшимися в Европе ее жителями.
Красной армией также был занят Виленский край, включая его главный город
Вильно (ныне – Вильнюс), до 1918 г. являвшийся Виленской губернией
Российской империи. Но по Московскому договору 1920 г. Виленский край

отошел к Литве, однако тогда же он был отторгнут у нее польскими войсками. В
соответствии с Договором о взаимной помощи с Литовской Республикой от 10
октября 1939 г. Виленский край был передан Советским Союзом Литве и
советские войска оставили его.
Уже через 10 месяцев пребывания в новой для него должности начальника
особого отдела корпуса недавнему слушателю военной академии капитану
госбезопасности П. И. Ивашутину пришлось принять боевое крещение на
фронте Советско-финской войны.
Как известно, Советское правительство предложило Финляндии в октябре
1939 г. провести переговоры об аренде и обмене территориями. Однако
поддерживаемое правительствами Великобритании и Франции, а также – тайно
– Германии, не веря в возможность войны, финское правительство на
начавшихся 11 октября переговорах заняло максимально бескомпромиссную
позицию, объявив 13 октября всеобщую мобилизацию.
На этом фоне начавшиеся 30 ноября боевые действия между Финляндией и
СССР стали прелюдией Великой Отечественной войны.
В декабре 1940 г. – марте 1941 г., в боевых порядках Северо-Западного фронта,
развернутого из частей Ленинградского военного округа (ЛВО), «особисты»,
как называли в войсках военных контрразведчиков, непосредственно
нарабатывали опыт ведения оперативной работы в условиях новой боевой
обстановки.
В январе 1940 г. 23-му стрелковому корпусу пришлось принять боевое
крещение при штурме Линии Маннергейма, представлявшей собой систему
долговременных укреплений финской армии, считавшуюся неприступной.
Один эпизод, характеризующий деятельность начальника Особого отдела
П. И. Ивашутина: узнав, что корпусные разведчики, которым предстояло
действовать в тылу противника, не обеспечены необходимым теплым
обмундированием, маскировочными халатами, он оперативно, «через голову»
командования корпуса, довел эту информацию до члена Военного совета
фронта А. А. Жданова. Вследствие чего все необходимое было выделено и
оперативно доставлено в части, вызвав немалое удивление командиров и
уважение к начальнику особого отдела.
Как известно, после прорыва Линии Маннергейма финское правительство
предложило Советскому Союзу заключить перемирие, и договор о прекращении
военных действий и новой линии государственной границы с Финляндией был
подписан в Москве 12 марта 1940 г.
После окончания военных действий 23-й стрелковый корпус отбыл к месту
постоянной дислокации.
Начальник особого отдела Ленинградского военного округа А. М. Сиднев
докладывал в Особый отдел НКВД СССР об итогах работы армейских чекистов:
«Можно уверенно сказать, что задачи, возложенные партией и правительством
на органы НКВД Северо-Западного фронта, были выполнены.

За период войны с Финляндией оперативные работники особых отделов СевероЗападного фронта приобрели большой опыт ведения агентурно-оперативной
работы в боевых условиях.
Оперативные работники полков и отдельных батальонов, всех особорганов в
зависимости от обстановки находились в подразделениях с таким расчетом,
чтобы своевременно оказать необходимую помощь командованию в
выполнении боевой задачи. Факты исключительно честного, действительно
большевистского отношения к своим обязанностям проявило большинство
оперативного состава».
Значение, в прямом смысле слова, «потом и кровью» приобретенного боевого
опыта было столь велико, что 30 октября 1940 г. Особый отдел НКВД СССР
разослал в подчиненные особорганы обзор практики оперативной работы в
боевых условиях. В документе, в частности, раскрывались вопросы руководства
подчиненными органами военной контрразведки в боевой обстановке, места
оперуполномоченного особого отдела в бою, содержание и особенности работы
по борьбе с разведывательной и диверсионной деятельностью противника,
оказания помощи воинскому командованию в повышении боеспособности и
безопасности войск, по борьбе с дезертирством, контрразведывательной работы
на территориях, освобожденных от противника, работы с военнопленными.
Некоторые выводы в этот документ были вписаны и уроками деятельности
Петра Ивановича Ивашутина.
Всего в ходе финской кампании военными контрразведчиками только в полосе
боевых действий было обезврежено свыше 40 агентов финской, английской и
других разведок.
30 военных контрразведчиков фронта пали в боях, а 348 из них за
добросовестное и мужественное выполнение служебных заданий были
награждены орденами и медалями.
3 февраля 1941 г. Политбюро ЦК ВКП (б) приняло решение о реорганизации
органов государственной безопасности: оперативно-чекистские подразделения
были выделены из состава НКВД в самостоятельный наркомат государственной
безопасности СССР.
В совместном постановлении Политбюро ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 8
февраля 1941 г. это решение мотивировалось «необходимостью максимального
улучшения агентурно-оперативной работы органов государственной
безопасности и возросшим объемом работы, проводимой НКВД».
При этом на создаваемый наркомат государственной безопасности возлагались
следующие задачи:
– ведение разведывательной работы за границей;
– борьба с подрывной, шпионской, диверсионной, террористической
деятельностью иностранных разведок внутри СССР;
– оперативная разработка и ликвидация остатков всяких антисоветских партий и
контрреволюционных формирований среди различных слоев населения, в
системе промышленности, транспорта и сельского хозяйства;

– охрана руководителей партии и правительства.
Руководству НКВД и НКГБ предписывалось завершить разделение в месячный
срок (что не было выполнено в полном объеме) и разработать положения о
новых ведомствах.
Наркомат государственной безопасности возглавил В. Н. Меркулов[19], а его
заместителями стали И. А. Серов, Б. З. Кобулов, М. В. Грибов.
В структуре нового наркомата госбезопасности были образованы:
1-е управление (разведка за границей, возглавил его П. М. Фитин[20]);
2-е управление (контрразведывательное, П. В. Федотов);
3-е управление (секретно-политическое, С. Р. Мильштейн);
Следственная часть (Л. Е. Влодзимирский).
Одновременно (до 17 июля 1941 г.) военная контрразведка – особые отделы –
были переданы из ведения НКВД в народные комиссариаты обороны и военноморского флота. На базе Особого отдела НКВД СССР были образованы Третьи
управления Народного комиссариата обороны (НКО, его возглавил
А. Н. Михеев[21]), и Народного комиссариата военно-морского флота (НКВМФ,
А. И. Петров) СССР. В структуре НКГБ СССР для оперативного обслуживания
пограничных и других войск НКВД был образован 3-й отдел (А. М. Беляев).
Особые отделы военных округов стали третьими отделами их управлений.
19 апреля 1941 г. ЦК ВКП (б) и Совет Народных Комиссаров СССР приняли
дополнительное постановление о работе органов военной контрразведки,
гласившее:
«Ввести в штаты Третьих управлений НКО и НКВМФ (в центре, в округах,
армиях, корпусах, бригадах, укрепленных районах, гарнизонах, военных
академиях, училищах, флотах, флотилиях и военно-морских базах) должности
заместителей начальников Третьих управлений (отделов, отделений),
непосредственно подчинив их соответствующим НКГБ – УНКВД по
территориальности, с одновременным их подчинением начальникам Третьих
управлений (отделов, отделений)…»
Главной задачей этих заместителей являлась организация практического
оперативного взаимодействия между отделениями – отделами военной
контрразведки с территориальными органами НКВД-НКГБ. Одновременно
заместители начальников Третьих отделов управлений военных округов
входили в состав советов НКГБ-НКВД республик СССР, образуемых в целях
улучшения координации оперативной работы, выработки общих установок и
подходов к решению контрразведывательных задач. (Руководство указанными
Советами НКГБ-НКВД возлагалось на руководителей наркоматов союзных
республик СССР.)
В мае 1941 г. Петр Иванович получил новое назначение заместителем
начальника Третьего отдела Закавказского военного округа (ЗакВО),
управление которого дислоцировалось в г. Тбилиси. В состав округа входили
войска, дислоцировавшиеся на территории Армянской, Азербайджанской и

Грузинской Советских Социалистических Республик, задачей которых являлось
войсковое прикрытие государственной границы СССР с Турцией и Ираном, и
многокилометрового побережья Черного моря от Батуми на юге до Сочи на
севере от возможной вооруженной агрессии.
О задачах и содержании работы Петра Ивановича на новой должности можно
судить по целому ряду директивных документов.
При этом одной из главных задач военных контрразведчиков являлась борьба с
разведывательно-подрывной деятельностью иностранных разведок.
Вот как ориентировка Особого отдела НКВД СССР от 30 ноября 1940 г.,
освещала «некоторые моменты работы германской разведки», установленные в
процессе агентурной работы и следствия:
«…Наиболее заслуживающими внимания и характерными являются: установка
на разложение воинских частей Красной армии, попытки склонить
военнослужащих к измене Родины и использование самого различного элемента
из числа жителей западных областей Украины и Белоруссии…»
Это обстоятельство необходимо особо подчеркнуть потому, что как показывал
впоследствии Международному военному трибуналу для главных нацистских
преступников бывший начальник отдела «Абвер-1» (разведка) Ганс
Пиккенброк, «уже с августа-сентября 1940 г. со стороны Отдела иностранных
армий Генштаба значительно увеличились разведывательные задания абверу по
СССР… О более точных сроках нападения Германии на Советский Союз мне
стало известно в январе 1941 г.».
В директиве Третьего управления НКО СССР № 4/21789
от 18 апреля 1941 г. начальникам Третьих отделов военных округов
сообщалось:
«По данным, полученным из НКГБ СССР, за последнее время ряд иностранных
разведок активизировал разведывательную работу против СССР. При этом
главное внимание ими уделяется вопросам военного характера.
Особую активность проявляет немецкая разведка, которая около 70 % всех
заданий дает по Красной армии. В ряде случаев иноразведкам удается получать
довольно точные данные по интересующим их вопросам…»
Далее приводилось перечисление основных вопросов, интересовавших
иностранные разведки:
– дислокация воинских частей;
– техническое оснащение РККА;
– данные о военной авиации;
– средства передвижения РККА;
– оборонительные сооружения;
– противовоздушная оборона.

В отношении личного состава РККА агентуре иностранных разведок давались
задания на:
– изучение командного состава, выявление среди него недовольных, при этом в
отдельных случаях поручается вербовка из числа последних;
– обработка недовольных командиров Красной армии на измену Родине и
нелегальный уход за кордон;
– женской агентуре даются задания заводить знакомства среди летного состава,
обрабатывать его на перелет за кордон[22];
– разлагать и спаивать командный состав в целях использования его для
получения шпионских сведений;
– вербовка жен командного состава.
В данной директиве также подчеркивалось: «Помимо этого, отдельными
иноразведками даются специальные задания своей агентуре следующего
характера:
Немецкая разведка
1. Установить расположение зенитных батарей и выяснить дислокацию частей
Московского гарнизона.
2. На периферии, и в частности по пограничным округам, перед агентурой
ставятся вопросы сбора шпионских материалов военного характера…
Турецкая, румынская, иранская и афганская разведки
Основное внимание направляют на выявление наличия националов в воинских
частях, расположенных в приграничных районах Зак [авказского] ВО и С
[редне] А [зиатского] ВО…»
В связи с изложенным каждому Третьему отделу военных округов давались
конкретные задания. По Закавказского военному округу, например,
предписывалось особое внимание обратить на задания турецкой и иранской
разведок «и суммой принятых опер [ативных] мероприятий предотвратить
получение иноразведками данных по интересующим их вопросам.
Настоящую директиву проработать с оперативным составом.
Об исполнении и принятых мерах донести через 10 дней по получении
настоящей директивы»[23].
В дополнение к приведенной директиве, в ориентировке 3-го Управления НКО
СССР от 25 мая 1941 г. отмечалось, что «в результате разоблачения агентуры
германских разведывательных органов установлено, что органы гестапо и
военной разведки проявляют особый интерес к объектам военного характера,
главным образом к добыванию данных об авиации, артиллерии и танковых
частях…
Основным контингентом агентуры, используемой германскими
разведывательными органами, забрасываемой к нам через западную границу,
являются поляки – 52,4 %…

Второе место по численности среди агентуры занимают украинские
националисты, которые составляют около 30 % от общего числа разоблаченных
агентов.
Около 20 % агентуры составляют белорусы, литовцы, латыши, эстонцы, русские
белоэмигранты и незначительное количество евреев.
Среди агентуры – до 10 % женщин молодых, с красивой внешностью… Больше
половины всей агентуры, засылаемой на нашу территорию, имеет возраст до 25
лет, 3/4 всех агентов имеют возраст до 30 лет».
По замыслам германского верховного командования, агенты и диверсанты
абвера (военной разведки и контрразведки) должны были дезорганизовать
советскую оборону и ближайшие тылы Красной армии, парализовать ее
коммуникации, нарушить управление войсками, тем самым обеспечив победы
вермахта в приграничных сражениях.
В соответствии с этими стратегическими планами «блицкрига» («молниеносной
войны») массированный удар германской военной разведки направлялся на
передовые позиции советских войск и ближние тылы РККА.
Проводившаяся более 6 месяцев[24] целенаправленная подготовка германских
войск к нападению на СССР была не менее тщательно подготовлена и в
разведывательно-диверсионном плане.
Однако следует признать, что советской разведке не удалось в полном объеме
вскрыть как всю систему германских спецслужб, так и их подготовки для
нападения на СССР.
А тем не менее к 1939 г. у головного органа германской военной разведки –
Управления «Абвер-Заграница» Верховного командования вермахта, – имелся
богатый опыт работы с организациями выходцев из СССР – «белоэмигрантов»,
по терминологии тех дней, в различных европейских государствах. Наиболее
многочисленные колонии бывших подданных Российской империи находились
в Париже, Берлине, Праге, Белграде и Софии. Но органам ОГПУ-НКВД
удалось, по существу, свести на нет их организационные связи различных
антисоветских организаций, и «белая эмиграция», как единая сплоченная сила,
перестала реально угрожать безопасности Советского Союза. Что не исключало
сотрудничество эмигрантских организаций и стремление к такому
сотрудничеству со спецслужбами ведущих европейских держав – прежде всего
Франции (до ее капитуляции) и Германии. Спецслужбы Польши (до сентября
1939 г.) и, в меньшей степени, Великобритании, также стремились использовать
российскую эмиграцию в своих антисоветских целях.
В 1940–1941 гг. к числу сотрудничавших с абвером прибавились «национальноземляческие» объединения российских эмигрантов в Польше, Чехословакии,
Франции.
Часть российской военной эмиграции готова была поддержать агрессию
Германии против своей исторической Родины. «Хоть с чертом, но против
большевиков!» – как выразил это стремление бывший руководитель
РОВС[25] Е. К. Миллер.

Еще 21 мая 1941 г. глава Объединения русских воинских союзов (ОРВС) А.А.
фон Лампе просил Верховное командование вермахта (ОКВ) в случае войны
разрешить членам ОРВС принять участие в ней на стороне Германии.
В приказе по ОРВС № 46 от 17 августа 1941 г. фон Лампе сообщал о
направленном в ОКХ письме, в котором заявлял: «Мы твердо верим, что в этом
военном столкновении доблестная Германская армия будет бороться не с
Россией, а с овладевшей ею и губящей ее властью совнаркома… Я ставлю себя
и возглавляемое мною ОРВС в распоряжение Германского Верховного
Командования…»[26]
Своим ближайшим сотрудникам он заявлял: «Надеюсь, что немцам мы
понадобимся»![27]
Также весьма активно абвер работал и с эмигрантами из числа кавказских и
северокавказских народов. Уже в 1940 г. германским Управлением по делам
кавказской эмиграции («Kaukasische Vertaunsstelle»), фактически – абвером, был
образован Кавказский национальный комитет (КНК), рассматривавшийся в
качестве базы для формирования правительств «независимых» государств
Северного Кавказа и Закавказья.
Как стало известно впоследствии из захваченных официальных немецких
документов, уже в мае 1941 г. германским МИДом были намечены кандидатуры
«ответственных за работу» с различными народами СССР, в том числе
народами Закавказья, Средней Азии, крымскими татарами.
В 1941 г. КНК создал грузинскую, азербайджанскую, армянскую и
северокавказскую (в которую вошли эмигранты из числа адыгов, карачаевцев,
черкесов, чеченцев и представителей других горских национальностей) секции
будущего «кавказского правительства». Позднее появилась как крымскотатарская секция, так и секция «Идель-Урал» – именно отсюда это странное для
нашего уха словосочетание позднее перекочевало и в геополитические планы и
официальные документы американского правительства.
В 1940 г. абвером центром для «работы» с кавказской эмиграцией был избран
турецкий Стамбул, а ее ключевой фигурой стал туркофил, издатель газеты
«Кавказ» Гайдар (Хайдар) Баммат, кумык по национальности.
Сайт «Кумыкский мир» (kumukia.ru) сегодня позиционирует Г. Баммата как
«одного из главных руководителей национально-освободительной борьбы
горцев Северного Кавказа в первой половине XX века». О коллаборационизме
Баммата упоминается лишь вскользь, следующим образом: «В 1942 г. –
участвовал в работе конференции в отеле «Адлон» в Берлине, на которой
выступил с требованием признания властями Третьего рейха государственной
независимости Кавказа».
Столь серьезный подход германских властей к работе с антисоветской
эмиграцией объясняется их стремлением к максимально быстрому
установлению контроля над оккупированными территориями СССР и
включению их в хозяйственно-экономическую деятельность во имя интересов
«тысячелетнего Рейха».

Следует отметить, что уничтожение в 1941 г., в связи с приближением вермахта,
архивных дел в ряде УНКВД-УНКГБ не позволяет в полной мере осветить
антисоветскую разведывательно-подрывную деятельность национальных
эмигрантских диаспор за пределами СССР.
В начале июня 1941 г., непосредственно перед нападением на СССР, для
координации всей разведывательно-подрывной деятельности на германосоветском фронте Управлением абвер – Заграница был создан специальный
координационный орган – «Штаб Валли», на первый отдел которого – «Валли1» возлагалось ведение военной и экономической разведки; на «Валли-2» –
проведение диверсионной и террористической деятельности в советских
фронтовых тылах; на «Валли-3» – координация контрразведывательной
деятельности на оккупированной территории. (В 1942 г. «Валли-3» был придан
«Зондерштаб-Р», призванный организовать борьбу с партизанским движением
на временно оккупированных советских территориях.)
Сухопутным войскам вермахта и флоту были приданы разведывательнодиверсионные части, сформированные абвером из лиц, владевших языками
народов СССР, нередко экипированные в форму военнослужащих РККА.
Так, 20 июня 1941 г. во исполнение указаний штаба сухопутных сил вермахта, II
отдел Управления «Абвер – Заграница» поручает штабу абвера «Румыния»
«создать организацию «Тамара», на которую возлагаются следующие задачи:
1. Подготовить силами грузин организацию восстания на территории Грузии.
2. Руководство организацией возложить на обер-лейтенанта доктора Крамера…
3. Организацию разделить на две оперативные группы:
а) «Тамара-1» состоит из 16 грузин, подготовленных для саботажа и
объединенных в ячейки…
б) «Тамара-2» представляет собой оперативную группу, состоящую из 80
грузин…»[28]
Определенные ставки делались и на помощь со стороны «пятой колонны»[29],
призванной начать военные действия против пограничников, гарнизонов и
частей РККА, органов Советской власти на территории западных областей
СССР – в Прибалтике, на Украине и в Белоруссии в первые часы начала
военных действий.
С известной немецкой обстоятельностью и пунктуальностью для
разведывательного обеспечения наступательных боевых действий вермахта
были сформированы абверкоманды и абвергруппы – фронтовые органы
германской военной разведки. Помимо этого, в германских тылах на временно
оккупированных советских территориях уже в 1941 г. были созданы головные
фронтовые органы военной разведки и контрразведки – абверштелле (АСТ) и
подчиненные им более мелкие подразделения – абвернебенштелле (АНСТ) и
мельдекопфы (передовые разведывательные пункты). Потребности военной
разведки в подготовленной агентуре обеспечивали более 30 разведшкол,
находившихся на территориях Германии, Австрии, Чехословакии, Генералгубернаторства (так стала в 1940 г. именоваться оккупированная Германией

Польша). В 1941–1942 гг. дополнительные разведшколы германской разведки
были созданы и на временно оккупированных советских территориях[30].
В начальный период Великой Отечественной войны именно перечисленные
органы германской разведки стали основным противником советских органов
государственной безопасности и военных контрразведчиков в том числе.
Не будем при этом забывать и о разведывательных подразделениях германских
армий, дивизий и полков, имевших общее условное наименование «1 Ц» («айн
цэ») и также занимавшихся засылкой, как правило, наспех подготовленной
агентуры из числа жителей оккупированных территорий в тылы Красной армии
с разведывательными заданиями.
Сегодняшним «любителям и ценителям баварского пива» следует напомнить,
что 20 июня 1941 г. «имперский уполномоченный по восточным территориям»
Альфред Розенберг заявлял своим подчиненным:
– Сегодня же мы ищем не «крестового похода» против большевизма только для
того, чтобы освободить «бедных русских» на все времена от этого большевизма,
а для того, чтобы проводить германскую мировую политику… Война с целью
образования неделимой России поэтому исключена… Задача нашей политики –
подхватить в умной и целеустремленной форме стремление к свободе всех этих
народов и придать им определенные государственные формы, то есть выкроить
из огромной территории Советского Союза государственные образования и
восстановить их против Москвы, освободив тем самым Германскую империю от
восточной угрозы.
Четыре больших блока должны будут оградить нас и одновременно продвинуть
на восток сущность Европы».
Сегодня, читая эти откровениями нацистского военного преступника –
А. Розенберг был казнен 16 октября 1946 г. в Нюрнберге по приговору
Международного военного трибунала, – понимаешь, чьими же планами и
схемами руководствовались сорок пять лет спустя разрушители Советского
Союза!
По мнению будущего имперского «министра восточных территорий»
Розенберга, названные блоки «санитарного кордона» должны были образовать:
1. Расширенная на восток Финляндия.
2. Прибалтийские республики.
3. Украина.
4. Кавказ, включая и Северный Кавказ, как федеративное государство под
германским протекторатом.
«Целью германской восточной политики по отношению к русским, – продолжал
витийствовать Розенберг, – является то, чтобы эту первобытную Московию
вернуть к старым границам и повернуть лицом снова на восток»[31].
К сожалению, страна, ее Вооруженные силы и органы государственной
безопасности СССР, находившиеся в стадии реформирования, не были

должным образом подготовлены к отражению гитлеровской агрессии, что
закономерно и сказалось на ходе летне-осенней кампании 1941 г.
Однако мужество и доблесть бойцов и командиров, военных контрразведчиков
РККА, всего населения Советского Союза сорвали стратегические расчеты
германского командования и, в конечном итоге, предопределили военный
разгром агрессора.
…в 3:15 утра 22 июня 1941 г. без объявления войны германская авиация начала
бомбардировки советских городов и портов, а сухопутные войска Германии
перешли государственную границу СССР на всем протяжении от Черного до
Балтийского моря.
И в первые часы агрессии, и много позже, не только как фронтовик, офицер, но
и как контрразведчик, Петр Иванович Ивашутин будет мучительно размышлять,
ища ответы на непростые вопросы: почему неожиданным и столь трагичным
оказалось нападение вермахта на Советский Союз? Почему агрессор не получил
изначально должного отпора и не был «разбит малой кровью на его собственной
территории», как об этом гласила советская военная доктрина?
Были ли предприняты руководством СССР все необходимые меры для
отражения агрессии вероятного противника?
Почему разведка не предупредила Сталина о «внезапном» нападении Германии?
Ведь задача и долг разведки: знать, предусмотреть и предвидеть, не
допустить!
И только впоследствии, на основании доступа к уникальным материалам
архивов НКВД СССР, Петр Иванович сможет получить исчерпывающие ответы
на эти непростые вопросы, мучительно терзавшие многих его современников.

Часть II. На дорогах Великой Отечественной
Провал стратегии «блицкрига»
В соответствии со стратегическим планом «Барбаросса» Гитлер и германский
генералитет рассчитывали, что стратегическая цель – оккупация европейской
части Советского Союза будет достигнута не позднее октября 1941 г.
О подлинных нацистских планах в отношении «большой России», каковой в
сознании многих воспринимался Советский Союз, свидетельствует запись
беседы главы абвера В. Канариса с министром оккупированных восточных
территорий А. Розенбергом 30 мая 1941 г.

Генерал-лейтенант П. И. Ивашутин

Розенберг, в частности, заявлял: «Надлежит использовать исторический момент
для того, чтобы путем расчленения русского пространства на четыре
государства раз и навсегда освободить Германию от кошмара возможной
угрозы с Востока. Эти четыре государства: расширенная на восток Финляндия,
Прибалтийские республики, Украина, Кавказ, включая и Северный Кавказ, как
федеративное государство под германским протекторатом».
Розенберг просил главу абвера выделить в его распоряжение проверенную
агентуру для организации «гражданского управления» на захваченных
территориях. «Я обещал рейхсляйтеру Розенбергу полное содействие в этом
деле», – записал Канарис[32].
Однако, несмотря на первоначальные военные успехи вермахта, уже к августу
месяцу становилось все более понятно, что наступление на фронте теряет темп
и уже вряд ли продолжение кампании будет идти по штабному «графику».
Не только пограничные войска НКВД СССР, но и все подразделения органов
безопасности СССР с первых часов войны вступили в бой с врагом.
Сразу оговоримся, что в связи с началом военных действий 20 июля 1941 г.
НКГБ и НКВД вновь были объединены в единый Народный комиссариат
внутренних дел СССР.
В его структуре важнейшими оперативно-чекистскими подразделениями стали:
1-е управление (разведка за границей, П. М. Фитин);
2-е управление (контрразведка, П. В. Федотов);
3-е управление (секретно-политическое, Н. Д. Горлинский);

4-е управление (с февраля 1942 г. – организация борьбы с захватчиками на
временно оккупированной советской территории, или, как тогда говорили –
«зафронтовая работа», П. А. Судоплатов);
Управление особых отделов (УОО, В. С. Абакумов);
Транспортное управление (Б. З. Кобулов);
Экономическое управление (П. Я. Мешик);
Следственная часть по особо важным делам (Л. Е. Влодзимирский).
Уже первая директива НКВД СССР, датированная 22 июня 1941 г., ставила
перед органами безопасности задачу предотвращения диверсий на объектах
промышленности и транспорта. В дальнейшем эта задача, с учетом получаемых
все новых данных о тактике действий противника, конкретизировалась в целом
ряде директив и приказов по территориальным органам безопасности и по
органам военной контрразведки.
Первым обстоятельным документом по линии военной контрразведки стала
директива 3-го управления НКО СССР № 35523 от 27 июня 1941 г. о работе в
военное время, подписанная майором госбезопасности А. Н. Михеевым. В ней
всем начальникам 3-х отделов военных округов, фронтов, армий, корпусов и
начальникам 3-х отделений дивизий предписывалось:
«В соответствии с требованиями, вызванными обстановкой военного времени,
задачи, определенные Постановлением правительства от 8 февраля 1941 г.
и положением о Третьем управлении НКО, требуют усиления агентурнооперативной работы органов Третьего управления и дополнительных
мероприятий, обеспечивающих охрану государственной безопасности и
боеспособность частей Красной армии.
Впредь до получения Положения о работе органов Третьего управления НКО
СССР в военное время руководствоваться следующим:
Функции органов Третьего управления НКО СССР в военное время должны
слагаться из:
1) агентурно-оперативной работы:
а) в частях Красной армии;
б) в тылах, обеспечивающих действующие на фронте части;
в) среди гражданского окружения;
2) борьбы с дезертирством;
3) работы на территории противника…
Оперативная деятельность органов Третьего управления
1. Органы Третьего управления проводят работу по недопуску в армию и
очистке армии от вражеского элемента.
2. По вскрытым фактам вражеских действий органы Третьего управления
принимают решительные меры пресечения, вплоть до ареста.

3. Органы Третьего управления организуют борьбу с диверсионными группами
и отдельными диверсантами противника, используя приданные им воинские
подразделения.
4. По всем выявленным недочетам оперативный состав немедленно должен
проинформировать командование и добиваться их устранения.
5. Органы Третьего управления срочно сообщают в вышестоящие органы
Управления по всем недочетам в боевом обеспечении и политическом
состоянии частей и о проявлениях вражеской деятельности и принятых мерах.
6. Органы Третьего управления производят дознание, расследование и
следствие по всем фактам и случаям преступной деятельности как
военнослужащих, так и лиц гражданского окружения по делам, связанным с
военнослужащими:
а) по всем пунктам ст. 58 УК РСФСР и соответствующим статьям УК
национальных республик;
б) по ст. 193, пп. 20, 21, 22, 23, 24, 25 и соответствующим статьям УК
национальных республик.
7. Начальники органов Третьего управления имеют право производить аресты
военнослужащих всех степеней за совершенные преступления по получении
соответствующей санкции вышестоящего начальника органов Третьего
управления и командования:
а) лиц рядового и младшего начсостава – с санкции командира дивизии,
корпуса;
б) лиц среднего начсостава – с санкции военного совета армии, фронта;
в) [лиц] старшего и высшего начсостава – с санкции народного комиссара
обороны.
8. Органы Третьего управления имеют право постановки вопроса перед
командованием о переводе военнослужащих рядового и младшего начсостава, а
в отдельных случаях – среднего начсостава из одной части в другую по
соображениям оперативного характера…»
Постановлением Государственного Комитета Обороны (ГКО) от 17 июля
1941 г. № 187 органы Третьего управления НКО вновь были преобразованы в
Особые отделы (отделения – в дивизиях) и подчинены созданному Управлению
особых отделов НКВД СССР. Оперативные уполномоченные особых отделов
НКВД в полках и дивизиях одновременно подчинялись соответствующим
комиссарам.
В этом постановлении также говорилось:
«3. Главной задачей особых отделов на период войны считать решительную
борьбу со шпионажем и предательством в частях Красной армии и ликвидацию
дезертирства непосредственно в прифронтовой полосе.
4. Дать особым отделам право ареста дезертиров, а в необходимых случаях и
расстрела их на месте.

5. Обязать НКВД дать в распоряжение особых отделов необходимые
вооруженные отряды из войск НКВД.
6. Обязать начальников охраны тыла иметь прямую связь с особыми отделами и
оказывать им всяческую поддержку.
Председатель Государственного Комитета Обороны И. Сталин».
19 июля начальником Управления особых отделов (УОО) НКВД СССР был
назначен В. С. Абакумов, сохранивший при этом занимаемый им с 25 февраля
1941 г. пост заместителя наркома внутренних дел.
Поскольку в дальнейшем нашем повествовании мы еще не раз вспомним эту
фамилию, представляется целесообразным подробнее познакомить читателя с
этим человеком.
Судьба генерал-полковника Абакумова во многом похожа на судьбы многих
чекистов, призванных в органы государственной безопасности Советского
Союза в 1930-е годы, переживших как головокружительные карьерные взлеты,
так и сокрушительные падения. Виктор Семенович Абакумов, безусловно, был
продуктом своего времени, в котором самым причудливым образом
переплетались героические и трагические события и страницы в истории
страны.

Генерал-полковник В. С. Абакумов

Он родился 24 апреля (н. стиля) 1908 г. в Москве в простой рабочей семье. Вот
что он писал в своей автобиографии 14 декабря 1939 г.: «…Отец мой до
революции был некоторое время рабочим Московской фармацевтической
фабрики, б. Келлер. После революции – уборщиком-истопником одной из
больниц гор. Москвы. Заработок отец получал очень низкий, семья из 5 человек
(брат, сестра и я) всегда находилась в нужде. Проработав в больнице много лет,
отец в 1922 году умер.
Мать до революции работала швеей по разным мастерским, и, кроме этого, ей
приходилось еще брать шитье на дом. После революции работала уборщицей в
той же больнице, где работал и отец. Проработав там лет 13, заболела, перешла
на пенсию.

Сам я проживал все время в Москве. До 1921 года учился в городском училище.
В конце 1921 года, еще мальчишкой, ушел добровольцем в РККА, где служил
во 2-й особого назначения Московской бригаде (ЧОН).
В конце 1923 года демобилизовался из армии. В связи с безработицей я весь
1924 год работал рабочим на разных временных работах.
В 1925–1927 годы работал упаковщиком Моспромсоюза в Москве.
В 1927 году перешел на работу в ВСНХ СССР, где служил стрелком первого
отряда военно-промышленной охраны. Там же в 1927 году я вступил в члены
ВЛКСМ.
В конце 1928 года поступил работать упаковщиком складов Центросоюза, где в
1930 году вступил в ВКП (б).
В этом же году, когда проходило выдвижение рабочих в советский аппарат,
меня через профсоюзы выдвинули в систему Наркомторга РСФСР, где я
работал зам. начальника административного отдела торгово-посылочной
конторы и одновременно был секретарем комсомольской организации.
Проработав всего лишь 8 месяцев, в сентябре 1930 года решением
Замоскворецкого райкома ВЛКСМ я был послан на руководящую
комсомольскую работу на штамповочный завод «Пресс». На этом заводе меня
избрали секретарем комсомольской организации.
В последующем на заводе «Пресс» меня избрали делегатом Замоскворецкой
конференции, а на конференции я был избран членом пленума и бюро
Замоскворецкого райкома ВЛКСМ. В связи с этим меня тогда же перевели на
работу в райком ВЛКСМ зав. военным отделом.
В тот же период я неоднократно поднимал вопрос о том, чтобы с
комсомольской работы меня отпустили на учебу, но вместо этого, в 1932 году,
Московским комитетом ВКП (б) я был мобилизован и послан на работу в
органы НКВД. Работая в органах НКВД (УНКВД МО, ЭКУ НКВД, 3-й отдел
ГУЛАГа, 2-й отдел ГУГБ), я все время был на низовой работе.
В 1939 году руководством НКВД СССР был выдвинут на руководящую
чекистскую работу – нач. УНКВД Ростовской области.
Работая начальником УНКВД Ростовской области, я был избран делегатом на
XVIII съезд ВКП (б).
Являюсь членом бюро и пленума Ростовского обкома ВКП (б) и членом
пленума горкома ВКП (б).
Жена – Смирнова Т. А., дочь сапожника. Дома учится».
В аттестации В. С. Абакумова 1933 г. отмечается: «К оперативной работе имеет
большое влечение. Порывист. Иногда мало обдумывает последствия
агентурного хода работы. В следственных делах участия не принимал.
Дисциплинирован».
Однако один из указанных недостатков – неучастие в следственных делах –
вскоре был ликвидирован. Причем статный молодой капитан госбезопасности

применял по отношению к подследственным и физическую силу (в частности,
он участвовал в следствии в отношении отозванного из-за границы резидента
ИНО НКВД Якова Исааковича Серебрянского).
Несмотря на ряд нареканий в его адрес, карьерный взлет В. С. Абакумова
начался в декабре 1938 г., когда новым наркомом внутренних дел СССР
Л. П. Берией он был назначен исполняющим обязанности начальника
Управления НКВД по Ростовской области (в должности начальника утвержден
27 апреля следующего года).
25 февраля 1941 г. последовала очередная ступень в карьере Абакумова – он
назначается заместителем наркома внутренних дел СССР Л. П. Берии.
После 22 июня В. С. Абакумов выполняет отдельные поручения наркома – от
курирования УНКВД по г. Москве и Московской области до курирования
эвакуации из Москвы архивов Совета народных комиссаров (СНК) и ЦК ВКП
(б), он был также включен в Совет по эвакуации.
В условиях стремительного наступления немецких войск, обусловленного, в
частности, и эффективной разведывательной деятельностью германской
военной разведки, противодействие ей советской военной контрразведки
приобретало первостепенное значение.
Всего же на советско-германском фронте действовало свыше 14 тысяч
сотрудников фашистских спецслужб.

Первейшей задачей Абакумова, как и всего личного состава органов
безопасности, в условиях войны являлось быстрое и точно выполнение
директив и указаний «Инстанции», то есть персонифицированной воли
Председателя ГКО, Председателя СНК и наркома обороны СССР И. В. Сталина.
Следует отметить, что первоначально деятельность абвера по заброске
разведывательной и диверсионной агентуры направлялась на передовые
позиции советских войск и ближние их тылы. По мере краха стратегии
«блицкрига», ставшего очевидным с началом затяжных позиционных боев на
московском направлении в октябре 1941 г., центр тяжести разведывательноподрывной деятельности германской разведки начал переноситься на тыловые
районы СССР.
Несмотря на крайне тяжелое положение на фронтах, военные контрразведчики
уже к осени 1941 г. накопили немало ценной информации о системе и тактике
действий германской разведки во фронтовой зоне и тылах советских войск, что
позволило более целенаправленно и организованно осуществлять оперативный
розыск и задержание вражеской агентуры.
Так, уже к концу 1941 г. органами НКВД, включая и особые отделы, было
арестовано около 5 тысяч германских агентов, более половины из которых были
обезврежены непосредственно в зоне боевых действий РККА.

Нельзя не подчеркнуть и того факта, что ожесточенность борьбы с агрессором
привела к изменениям уголовного законодательства с учетом условий военного
времени. Специальное постановление ГКО от 11 августа 1941 г. устанавливало
порядок ареста военнослужащих (рядового и младшего начальствующего
состава по согласованию с военными прокурорами дивизий, среднего
начсостава – по согласованию с командованием дивизии и дивизионным
прокурором, старшего начсостава – по согласованию с военным советом армии
или военного округа). Также в ноябре постановление ГКО расширило
полномочия Особого совещания НКВД, вплоть до высшей меры наказания
(расстрела), по делам о контрреволюционных и особо опасных преступлениях
против порядка управления.
Налаженный обмен информацией между контрразведкой НКВД, включая и
территориальные органы наркомата, и Управлением особых отделов не только
способствовал обогащению военных контрразведчиков знаниями и опытом
борьбы с противником, но и позволил перейти к началу проведения совместных
контрразведывательных операций, направленных на срыв замыслов противника.
Л. П. Берия был удовлетворен руководством особыми отделами
В. С. Абакумовым, и отражение результатов их работы составляло немалую
часть докладов И. В. Сталину и спецсообщений НКВД СССР в ГКО. В 1942–
1944 гг., с учетом специфики деятельности германских спецслужб,
совершенствовались формы и методы противодействия им военных
контрразведчиков, что позволило действовать более гибко, овладевать
инициативой, что в целом вело к росту оперативного мастерства.
Однако в борьбе с агрессором органы госбезопасности несли также
значительные потери. Так, по состоянию на 1 марта 1944 г., только в военной
контрразведке значились: убитыми – 3725 сотрудников, пропавшими без вести
– 3092 сотрудника, ранеными и выбывшими в госпитали – 3520 человек. В связи
с этим В. С. Абакумов уделял серьезное внимание подготовке пополнения
особых отделов: в них направлялись кадры, прошедшие специальную
подготовку, причем именно с учетом опыта войны, а на эту профессиональную
подготовку отбирались преимущественно офицеры РККА, уже имевшие боевой
опыт. 23 июля 1941 г. по инициативе Абакумова при Высшей школе НКВД
СССР были организованы специальные курсы по подготовке военных
контрразведчиков. К октябрю 1941 г. только Высшей школой НКВД в особые
отделы были направлены около 1200 выпускников курсов подготовки
оперативного состава.
Помимо этого, для восполнения потерь личного состава особых отделов на
службу призывались офицеры запаса госбезопасности, в особые отделы
направлялись сотрудники территориальных органов, выпускники ускоренных
курсов и школ НКВД, подбор которых, в частности, велся и среди
добровольцев, массово штурмовавших военкоматы с требованием отправить их
на фронт, а также среди воинов, проявивших мужество и героизм в боях, в
период их нахождения на излечении в госпиталях после полученных ранений…

Помимо выполнения собственно оперативно-чекистских функций, оперативный
состав особых отделов НКВД принимал участие в проведении операций по
борьбе с парашютными десантами противника, по розыску и задержанию
вражеских агентов, дезертиров, участников разного рода бандитскоповстанческих формирований.
Для решения этих задач в соответствии с приказом НКВД от 19 июля 1941 г.
при особых отделах дивизий и корпусов были сформированы отдельные
стрелковые взводы, при особых отделах армий – отдельные стрелковые роты,
при особых отделах фронтов – отдельные стрелковые батальоны.
С 22 июня войска Закавказского военного округа (23 августа 1941 г. он был
преобразован в Закавказский фронт), заместителем начальника Третьего отдела
которого продолжал службу Петр Иванович Ивашутин, выполняли задачи по
противодесантной обороне Черноморского побережья и прикрытия
государственной границы СССР от Черного до Каспийского моря.
При отбытии в штаб фронта, Петр Иванович оставил семью – жену, двойняшек
в Тбилиси, а позднее получил лишь известие, о том, что семья его отправлена в
эвакуацию, но адрес ее конечного пункта назначения так и не дошел до него.
Неизвестность, мысли о семье добавляли немало тревог Ивашутину в краткие
часы отдыха, когда позволяла обстановка.
При этом Петр Иванович большое внимание уделял обучению нового
пополнения личного состава особых отделов, подготовке его к выполнению
служебных обязанностей в специфических условиях военного времени, в чем
ему помогал полученный опыт ведения чекистской работы во время Советскофинской войны.
В связи с тем, что многие стратегические объекты на территории округа были
приняты под охрану войсками, Петр Иванович с коллегами из территориальных
органов госбезопасности («территориалами») налаживал меры оперативной
защиты охраняемых объектов от диверсантов противника и бандгрупп, систему
получения оперативной информации и разрабатывал планы оперативночекистского и войскового реагирования на выявленные угрозы (выброску групп
десанта противника, преследование и осуществление поиска нападавших на
объекты и т. д.).
Деятельность Ивашутина в Действующей армии – с сентября 1941 г. он
назначен заместителем начальника Особого отдела Крымского фронта, а после
его ликвидации – замначальника Особого отдела Черноморской группы войск
Закавказского (с сентября 1942 г. по февраль 1943 г.), затем – СевероКавказского фронта, – протекала в одном, знакомом ему по предыдущей
службе, географическом регионе.
Особым отделам фронтов обычно подчинялись, в зависимости от их состава, 5–
10 особых отделов армий и 30-40 особотделов частей и соединений (корпусов и
дивизий), в каждом полку, штрафных ротах и батальонах имелись
оперуполномоченные особых отделов. Эта категория военных
контрразведчиков в боевых условиях находилась непосредственно на
передовой, нередко вынужденно принимая на себя командование при гибели

иных командиров или офицеров, в связи с чем потери личного состава в ней
были особенно велики.
С первых дней Великой Отечественной войны обстановка на территории
Закавказского военного округа значительно обострилась. В некоторых районах
появлялись бандгруппы, стремившиеся установить связь как с активистами
бывших политический партий (меньшевиков, дашнаков, мусаватистов и т. д.),
так и с эмигрантскими организациями в Турции, Иране, Германии, Болгарии.
Последние повсеместно использовались германской разведкой в качестве
агентурного резерва для заброски в советский тыл и в том числе для попыток
инспирирования «повстанческого движения» в тылах советских войск.
Вот в связи с чем в указании НКВД СССР от 2 сентября 1941 г. о мерах по
пресечению разведывательно-подрывной деятельности с территории Турции
отмечалось, что «разрозненные отдельные группы… горской эмиграции теперь
сблокировались, их руководители связаны с представителями немецкого и
турецкого правительств, откуда и получают поддержку и указания по
развертыванию подрывной работы на Кавказе. Саид-Бек Шамиль (внук
Шамиля) связан с немцами и обратился к турецким властям за разрешением на
организацию вооруженных групп на турецко-советской границе…»[33]
На территориях сопредельных округу северокавказских республик: КабардиноБалкарии, Чечено-Ингушетии и других – начали действовать вооруженные
банды, терроризировавшие местное население и органы власти, к которым
значительный интерес проявляла военная разведка вермахта, а также Турции.
Появились и отдельные дезертиры из частей РККА. Некоторая часть мужского
населения республик, уклоняясь от призыва в армию, уходила в горы, создавая
новые бандгруппы, борьба с которыми возлагалась на органы НКВД и военную
контрразведку.
К концу 1941 г., по мере все более явственно вырисовывавшегося краха
стратегии «блицкрига», германские и турецкие спецслужбы начали вынашивать
идею подготовки массового националистического восстания на Кавказе.
Следует отметить, что несмотря на крайне неблагоприятный ход летней
кампании, к концу 1941 г. органы НКВД СССР приобрели немалый опыт
борьбы с разведывательно-подрывной деятельностью спецслужб вермахта и его
сателлитов на советско-германском фронте.
На основе централизованного накопления информации о местах дислокации
разведорганов противника, их личном составе, методах подбора и обучения
агентуры, характере заданий и способах действий против РККА, способах
переброски ее через линию фронта, НКВД приобрел способность активно
вскрывать его планы и противодействовать им.
В начале января 1942 г. НКВД информировал подчиненные органы, включая
особые отделы частей действующей армии и военных округов вне зоны боевых
действий, что противник активизирует заброску с самолетов в советские тылы
разведывательно-диверсионных групп и разведчиков-одиночек с заданиями:
– создания бандгрупп из числа дезертиров из РККА и антисоветских элементов;

– выяснения расположения штабов и частей Красной армии, аэродромов,
посадочных площадок, складов, совершения налетов на них;
– совершения налетов на штабы и склады РККА, на следующие к фронту обозы
с боеприпасами, горючим, продовольствием и снаряжением;
– распространения пораженческих провокационных слухов среди населения и
красноармейцев.
Уже к 1942 г. в результате целенаправленной работы советская контрразведка
располагала информацией о местах дислокации, направлениях деятельности и
личном составе 78 разведывательных школ абвера, в том числе Варшавской,
Смоленской, Борисовской, Полтавской, ряде абверкоманд и абвергрупп.
После провала плана «молниеносной войны» (август-сентябрь), а затем первого
поражения в ходе контрнаступления Красной армии в декабре 1941 г. под
Москвой, германские спецслужбы были вынуждены пересмотреть стратегию
действий на «восточном» (советско-германском) фронте. В этой связи еще
большее внимание было обращено на расширение разведывательно-подрывной
деятельности в тыловых районах СССР.
В целях наращивания усилий по подрыву обороноспособности страны и РККА
Главным управлением имперской безопасности (РСХА) Германии в марте
1942 г. была разработана стратегическая разведывательно-диверсионная
операции «Цеппелин», что являлось свидетельством признания как
окончательного провала стратегии «блицкрига», так и явной недостаточности
разведывательно-подрывных операций абвера, отсутствия у него реальных
возможностей по их расширению.
Основу операции «Унтернемен «Цеппелин» составлял разработанный
руководителем отдела VI (разведывательного) управления РСХА
оберштурмбаннфюрером СС Хайнцем Грефе «План действий по политическому
разложению Советского Союза» – заброска групп разведки, диверсии, а также
для антигосударственной пропаганды, подготовки вооруженных восстаний и
организации «повстанчества».
В плане РСХА прямо указывалось: «Нельзя ограничиваться десятками групп
для разложенческой деятельности, они для советского колосса являются только
булавочными уколами (что явно означало признание прежних стратегических
просчетов германского командования и разведки. – О.Х.). Нужно забрасывать
тысячи».
Для реализации замысла операции «Цеппелин» в VI управлении РСХА был
создан специальный отдел, которому были приданы четыре фронтовых
«зондеркоманды «Цеппелин» с новыми разведшколами для подготовки
высококвалифицированных агентов, организации массовой заброски в
советский тыл агентуры с разведывательными, диверсионными,
пропагандистскими и организационно-повстанческими заданиями для
инспирирования вооруженных антисоветских выступлений. При этом
зондеркоманды «Цеппелина» должны были также взаимодействовать с
фронтовыми абверкомандами и абвергруппами. В 1943 г. зондеркоманды были

преобразованы в «главные фронтовые команды «Цеппелин». В полосе действий
Северо-Кавказского – Юго-Западного фронта действовала «главная команда
«Цеппелина» «Руссланд – Зюйд» («Россия – Юг»).
Однако деятельность «Цеппелина» и абвера не осталась незамеченной для
советской контрразведки. И уже 25 апреля 1942 г. НКВД СССР докладывал
Государственному комитету обороны, что только в марте-апреле были
задержаны 76 агентов противника, у которых была изъята 21 радиостанция,
переброшенных как в одиночном порядке, так и в составе разведывательнодиверсионных групп в города Вологду, Ярославль, Иваново, Пензу, Молотов,
Тамбов, Куйбышев, Сталинград, Казань, Горький.
В целях ограничения активности германской разведки в указанных городах и
создания видимости «успешной» работы заброшенной агентуры по 12
радиостанциям была установлена радиосвязь и начаты оперативные радиоигры
с абверкомандами 102,103 и 104, абвергруппами 104 и 111, а также
зондерштабом «Р» абвера.
В одном из чекистских справочников, посвященных гитлеровским
спецслужбам, действовавшим на советско-германском фронте, об особом штабе
«Россия» (зондерштаб «Р») приводились следующие данные: этот
разведывательно-подрывной орган был образован в 1942 г., и, помимо
первоначально решавшихся им задач по борьбе с деятельностью советской
разведки на временно оккупированных территориях партизанами и
разведывательно-оперативными группами, очень скоро на него были возложены
и задачи по ведению подрывной работы в советском тылу. Руководящий состав
«Зондерштаба «Р» состоял главным образом из белоэмигрантов (членов
НТСНП[34]) и изменников Родины, перешедших на сторону оккупантов.
Впоследствии «Зондерштаб «Р» принимал активное участие в создании
диверсионно-разведывательной сети на оставляемых вермахтом советских
территориях.
Ввиду того обстоятельства, что документы, опубликованные в многотомном
сборнике «Органы государственной безопасности СССР в Великой
Отечественной войне. 1941–1945 годы», раскрывают систему и методы
деятельности гитлеровской разведки на советско-германском фронте, лишь
кратко остановимся на некоторых моментах этой неизвестной войны.
Складывавшаяся на фронтах в начале 1942 г. обстановка диктовала
необходимость уточнения задач военной контрразведки, которые были
сформулированы следующим образом:
– розыск шпионов, диверсантов и террористов, забрасываемых вражескими
спецслужбами в расположение войск Действующей армии в прифронтовую
полосу;
– оказание помощи военному командованию и политорганам РККА в
укреплении боеспособности частей и подразделений, сохранении секретов;
– борьба с изменой Родине в виде перехода на сторону врага, дезертирством и
членовредительством, распространением панических и пораженческих слухов;

– информирование высшего политического руководства СССР и военного
командования о реальном положении в действующей армии и о проблемах,
негативно влияющих на ее боеспособность.
К осени 1941 г. на германо-советском фронте имелись уже 10 фронтовых
абверкоманд и 45 подчиненных им абвергрупп, насчитывавших свыше 5 тысяч
кадровых разведчиков[35]. Помимо этого, в административных центрах временно
оккупированных советских территорий был создан еще ряд крупных тыловых
подразделений – абверштелле «Остланд» (г. Рига), «Крым» (Симферополь) и
абвернебенштелле «Ревал» (Таллин), «Ковно», «Минск», «Киев», «Юг
Украины» (Симферополь).
Против войск Северо-Кавказского фронта с территории Крыма действовала
также и специальная группа военно-морской разведки – «Нахрихтенбеобахтер»
(НБО) «Черное море» (90 сотрудников, две подчиненные разведывательные
команды).
После провала стратегии «блицкрига» германское Верховное командование на
южном фланге «восточного фронта» в качестве важнейшей стратегической
операции для кампании 1942 г. разработало «План «Эдельвейс» по захвату
Кавказа и Закавказья. Полагая, что здесь, относительно быстро и с малыми
потерями, оно сможет как добиться военного успеха, так и существенно
восполнить изрядно сократившийся военно-стратегический потенциал
Германии.
Ведь на долю Северного Кавказа (районы Майкопа, Адыгеи и Грозного, ЧеченоИнгушской АССР) и Закавказья (Баку) приходилось 86,5 % общесоюзной
добычи нефти, 65 % добычи природного газа, 56,5 % добычи марганцевой руды.
Причем по добыче нефти Кавказ в то время являлся третьим нефтедобывающим
мировым центром – после Северной и Латинской Америки, но опережал даже
Ближний Восток – Иран, Ирак и Саудовскую Аравию вместе взятые.
21 ноября 1941 г. Гитлер отдал приказ начать подготовку наступления на Кавказ
с целью овладения нефтепромыслами. 23 июня 1942 г. он вновь подчеркивал
необходимость скорейшего захвата Кавказа, поскольку если «не получит нефть
Майкопа и Грозного, то должен будет покончить с войной».
Осуществление планов захвата Кавказа было возложено на группу армий
«Юг» – оперативно-стратегическое объединение вермахта, аналогичное фронту
в РККА, – в составе 6, 11 и 17-й мотопехотных и 1-й танковой армии вермахта и
3-й (Петре Думитреску) и 4-й (Николае Чуперка) румынских армий.
Вдоль черноморского побережья наступление вела 17-я армия генералполковника Руоффа. Здесь же действовали абвергруппы 101 и 102,
зондеркоманда абвера «Дромедар» под руководством бывшего командующего
дашнакской армией Дро Канаяна (псевдоним в абвере – «Каляев»)[36],
осуществлявшие заброски в советский тыл агентов-разведчиков и диверсантов.
С начала 1942 г. все силы абвера на южном участке советско-германского
фронта вели изучение Северного Кавказа и Закавказья, «чтобы использовать

антисоветские элементы и тюркских националистов-эмигрантов для борьбы с
Советским Союзом».
Особенно активность заброски агентов-одиночек и разведгрупп абвера возросла
в мае-июне 1942 г. в преддверии начала героической битвы Красной армии за
Кавказ (25 июля – 31 декабря 1942 г.).
Ставка при этом делалась и на существовавшее еще кое-где антисоветское
подполье, рассчитывая развернуть на его базе «повстанческое движение», для
инспирирования которого сюда стали направляться многочисленные
агентурные группы, в частности из батальона специального назначения абвера
«Бергман» («Горец»).
Уже с конца 1941 г. эмиссары ранее названного Кавказского национального
комитета (КНК) начинают активно привлекаться абвером для ведения
вербовочной работы в лагерях советских военнопленных. С августа 1941 г.
были созданы даже специальные лагеря для «лиц кавказской национальности»,
в которых при участии белоэмигрантов проводилась их усиленная
идеологическая обработка с целью склонения их к сотрудничеству с
оккупантами. Позднее, с декабря 1941 г. из числа согласившихся на
сотрудничество с оккупантами военнопленных начинают формироваться
«национальные легионы» – «грузинский», «армянский», «северокавказский» и
«туркестанский».
Эти «легионы» – пик их формирования приходится на 1942–1943 гг. – могли
насчитывать от 3 до 12 батальонов. Всего же абвером за годы войны были
сформированы 90 подобных «национальных» батальонов из уроженцев Кавказа,
Средней Азии и Поволжья, и еще около 20 «русских», украинские и
белорусские батальоны, казачья карательная дивизия (5 полков)[37].
Военнослужащие этих легионов нередко являлись кадровым резервом для
формирования диверсионно-разведывательных групп, забрасывавшихся
абвером в советский тыл.
В 1942 г. руководством «Цеппелина» было решено шире использовать «СевероКавказский национальный комитет» (СКНК, он же – Северо-Кавказский
комитет горских национальностей), к которому примкнул и бежавший из Чечни
Абдурахман Авторханов, ставший главным редактором газеты СКНК «Газават»,
выходившей под лозунгом «Аллах над нами – Гитлер с нами!». В 1942–1943 гг.
вояжи по оккупированным территориям совершал «член национального
Комитета» князь Султан-Гирей Клыч.
Несколько нарушая здесь хронологическую последовательность, отметим, что в
марте-апреле 1944 гг. главы «национальных кавказских комитетов» стали
искать (и нашли!) контакты с Управлением стратегических служб (УСС) США.
Такова краткая предыстория начала одной из стратегических оборонительных
операций Великой Отечественной, получившей наименование Битвы за Кавказ.
И немалый вклад в одержанную в ходе нее победу внесли военные
контрразведчики, в том числе и действовавшие под руководством Петра

Ивановича Ивашутина, срывавшие планы абвера по развертыванию
«повстанческой деятельности» в советском тылу.
Всего органами НКВД СССР к августу 1942 г. были арестованы 11 765 агентов
противника, причем на 7 месяцев этого года приходилось 7755 арестованных.
На этой основе были созданы системы местного и всесоюзного розыска
забрасывавшихся вражеских агентов, изменников Родине и других опасных
преступников, высокоэффективные технологии их поиска и пресечения
преступных замыслов.
Только в сентябре-октябре 1942 г. чекистами были задержаны 169 немецких
агентов, заброшенных в Грузию, Азербайджан, Дагестан, ЧеченоИнгушетию[38]. На Северном Кавказе за 1941–1942 гг. были ликвидированы 963
банд-группы общей численностью 17 563 участника, что примерно составляло
почти две дивизии по штатам военного времени[39].
Во второй половине августа 1942 г. германские войска при участии 3-й
румынской армии (командующий Петре Думитреску) начали наступательные
действия с целью захвата Грузии, Азербайджана и Армении и выхода на
черноморское побережье. Для немедленного начала эксплуатации нефтяных
месторождений Майкопа, Грозного и Баку группе армий «А» была придана
пятнадцатитысячная «армия нефтяников», т. е. специалистов в области
нефтедобычи.
В районах вероятной выброски воздушных десантов и диверсионноразведывательных групп (ДРГ) противника устанавливалось круглосуточное
наблюдение за воздухом, засады, усиливалась охрана стратегических объектов.
Только в августе-сентябре в Шатойском и Введенском районах Чечни были
десантированы две группы агентов, общей численностью 69 человек под
командованием обер-лейтенанта Г. Ланге (25 августа, около 30 человек) и
унтер-офицера Реккерта.
Все же, несмотря на сопротивление частей Красной армии, к осени 1942 г. часть
территории Северного Кавказа была захвачена вермахтом. Бургомистрами,
атаманами и старостами, сотрудниками комендатур оккупанты назначали своих
агентов а также «политически близких» лиц из числа бывших помещиков,
кулаков, князей и уголовных элементов. Эти коллаборационисты помогали
оккупантам поддерживать жесточайший оккупационный режим, подавлявший
всякое сочувствие к своей стране, Советскому Союзу.
Потерпев очередное поражение, в том числе и в ходе начавшейся
Сталинградской битвы, вермахт начал оставлять захваченные территории.
Тем не менее к началу 1943 г. на кавказском театре военных действий (ТВД)
разведывательно-подрывную работу против переходивших в наступление
частей РККА продолжали вести семь разведывательно-диверсионных команд
абвера с приданными им частями спецназначения, а также «главная команда
«Цеппелина» «Руссланд – Зюйд» («Россия – Юг»).
Деятельность военных контрразведчиков на фронтах и в тыловых районах
протекала не в вакууме, о результатах ее не только информировалось

командование фронтов, корпусов и дивизий, но и многое знали о ней, видели и
понимали и других офицеры частей Действующей армии.
Вот что, например, писал 24 июля 1942 г. жене об увиденном на освобождаемых
территориях начальник штаба 48-й армии генерал С. С. Бирюзов[40]:
«Враг коварен, подлый и ненасытный. Я свидетель десятков сожженных и
стертых с лица земли сел, поселков и многих городов. Я видел обездоленных,
приниженных и несчастных русских людей. Я видел, как люди впрягались в
плуга и сохи, пахали на себе. Я видел людей, которые похожи скорее на
зверенышей, живущих в ямах, раздетых, почти что голых и голодных. Я видел
десятки малышей, которые везли повозки самодельные, а на этих повозках
лежал их скарб. Посмотришь на все это, и становится больно. Больно! В каждом
ребенке видишь свою Ольгу, Валентину, а в каждой женщине – тебя. И во всех
них видишь наших родных, близких нам русских людей и людей других наций,
но Советских. А сколько сволочей, сколько шпионов образовалось из советской
молодежи, из трактористов, колхозников и даже рабочих, которые немцами
засылаются к нам. Диву даешься и не понимаешь, неужели мы не сумели в
таких людях воспитать коллективное начало и чувство патриотизма своей
страны? Слишком широко развиты были свободные и подчас эгоистичные
интересы каждой в отдельности индивидуальной личности. И тем не менее при
этих отрицательных порочных явлениях победа нашего народа должна быть и
будет обеспечена. И эта война научит нас многому. Эта суровая
действительность является выявлением наших ошибок и их исправлением»[41].
О размахе и масштабах реальной разведывательно-подрывной деятельности
вражеских спецслужб на советско-германском фронте свидетельствует тот факт,
что только в период наступательных операций Сталинградского, Донского и
Юго-Западного фронтов осенью-зимой 1942 г. из общего числа 1369
арестованных особыми отделами подозрительных лиц были выявлены и
разоблачены 144 неприятельских агента и 688 пособников оккупантов:
полицейских, старост и т. д.
Всего же, как отмечалось в записке НКВД СССР в Государственный Комитет
Обороны (ГКО), на 10 марта 1943 г. на освобожденных от противника советских
территориях органами НКВД были арестованы 30 750 пособников оккупантов,
агентов германских спецслужб и прочего антисоветского элемента[42].
3 марта 1943 г. Петр Иванович получил назначение начальником Особого
отдела 47-й армии, ведшей наступательные бои в районе Новороссийска.
Однако в середине марта командованием фронта принимается решение о
передаче ее частей и соединений в соседние 18-ю и 56-ю армии и выводе
управления армии для переформирования в резерв.
В эти дни Петр Иванович получает внезапное указание прибыть в Москву к
начальнику Управления Особых отделов НКВД СССР.
Это была первая встреча Ивашутина с Абакумовым. Петра Ивановича встретил
статный, подтянутый генерал-лейтенант, сосредоточенный, и в то же время
умевший располагать к себе людей, постоянно демонстрировавший заботу о них
и участие к их судьбе (именно такие воспоминания о нем сохранились в памяти

многих его подчиненных). Этой встречей Абакумов хотел лично проверить
сложившееся у него по документам впечатление о Петре Ивановиче как
человеке и начальнике. И был полностью удовлетворен ее результатами.
После доклада Ивашутина Абакумов, известный своей неизменно
демонстрировавшейся заботой о подчиненных, поинтересовался у Ивашутина
его семьей. Петр Иванович честно ответил, что сведений о семье, с которой
расстался еще осенью 1941 г., не имеет.
Абакумов обещал навести справки и, пригласив на следующий день в свой
кабинет, сообщил обрадованному Петру Ивановичу, что его семья находится в
Ташкенте, и предоставил краткосрочный отпуск для свидания с ней, причем
отправил он Ивашутина на военно-транспортном самолете.
Наверное, невозможно передать радость, пусть и краткой, встречи фронтовика с
детьми и женой, хотя условия их проживания ничем не отличались от
положения иных эвакуированных. Правда, помогли местные чекисты и его
домочадцы перебрались из землянки в комнату в деревянном доме барачного
типа.
Понятно, с каким чувством Петр Иванович был готов благодарить Абакумова за
предоставленную возможность повидаться с семьей. Однако в кабинете
Абакумова Ивашутина ждало еще одно неожиданное известие.
Выслушав доклад, Абакумов поднялся из-за стола, подошел к Ивашутину,
крепко пожал ему руку и торжественно произнес:
– Полковник Ивашутин! Приказом Верховного Главнокомандующего товарища
Сталина вы назначаетесь начальником управления военной контрразведки ЮгоЗападного фронта! Поздравляю!
– Служу Советскому Союзу! – по-уставному ответил Петр Иванович, пообещав
приложить все силы, чтобы оправдать высокое доверие, оказанное ему партией
и Советским правительством.
У нас есть все основания полагать, что Петр Иванович произвел крайне
благоприятное впечатление на Абакумова. Однако вероятным будет и иное
предположение: в Абакумове Ивашутин увидел очень толкового, грамотного
руководителя.

Начальник управления контрразведки фронта
18 апреля 1943 г. командующим войсками фронтов была направлена следующая
совершенно секретная шифртелеграмма начальника Генерального штаба РККА
А. М. Василевского:
«Совет Народных Комиссаров СССР. Постановление:
1. Управление Особых отделов НКВД СССР изъять из ведения Народного
комиссариата внутренних дел СССР и передать в Народный комиссариат
обороны, реорганизовав его в Главное управление контрразведки НКО
«Смерш» («Смерть шпионам»), поставив перед ним следующие задачи:

А) борьба со шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной
деятельностью иностранных разведок в частях и учреждениях Красной армии;
Б) борьба с антисоветскими элементами, проникшими в части и учреждения
РККА;
В) принятие необходимых агентурно-оперативных и иных (через командование)
мер к созданию на фронтах условий, исключающих возможность
безнаказанного прохода агентуры противника через линию фронта с тем, чтобы
сделать линию фронта непроницаемой для шпионских и антисоветских
элементов;
Г) борьба с предательством и изменой Родине в частях и учреждениях Красной
армии (переход на сторону противника, укрывательство шпионов и вообще
содействие работе последних);
Д) борьба с дезертирством и членовредительством на фронтах;
Е) проверка военнослужащих и других лиц, бывших в плену и окружении
противника;
Ж) выполнение специальных заданий Народного Комиссара Обороны.
2. Установить, что органы «Смерш» освобождаются от проведения всякой
другой работы, не связанной непосредственно с задачами, изложенными в
пункте 1 настоящего Постановления.
3. Назначить тов. Абакумова Виктора Семеновича заместителем Народного
Комиссара Обороны и начальником Главного управления контрразведки НКО
«Смерш», освободив его от работы заместителя Народного комиссара
внутренних дел СССР, заместителями начальника Главного управления
контрразведки НКО «Смерш» [назначить] тов. Мешика Павла Яковлевича,
освободив его от работы в НКВД СССР, тов. Селивановского Николая
Николаевича, освободив его от работы начальника О [особого] О [тдела] НКВД
Южного фронта и тов. Бабича Исая Яковлевича, освободив его от работы
начальника ОО НКВД Северо-Западного фронта.
Председатель Совета Народных Комиссаров СССР И. Сталин».
Эти же задачи военной контрразведки содержались и в утвержденном
И. В. Сталиным 19 апреля 1943 г. Положении о ГУКР НКО «Смерш»
(объявлено Постановлением ГКО СССР от 21 апреля 1943 г. № 3222 сс/ов).
Государственный комитет обороны обязал управления и отделы контрразведки
«Смерш» информировать Военные советы и командование соответствующих
частей, соединений и учреждений РККА о результатах борьбы с агентурой
противника, дезертирством, изменой Родине, об антисоветских и других
негативных проявлениях в армии. Помимо этого, начальники УКР «Смерш»
фронтов, армий и военных округов имели право присутствовать на заседаниях
Военных советов.

Центральный аппарат ГУКР «Смерш» НКО насчитывал 646 штатных единиц, и
располагался он вместе с НКВД и НКГБ СССР в доме № 2 на площади
Дзержинского на четвертом и седьмом этажах.
Нельзя не сказать о том, что Виктор Семенович Абакумов показал себя
талантливым организатором и руководителем военной контрразведки.
К числу его достижений следует, в первую очередь, отнести разработку в
кратчайшие сроки ряда инструктивно-методических документов для
оптимизации действий оперативного состава подчиненных органов:
Инструкции по организации ведения радиоигр с противником (объявлена
директивой ГУКР «Смерш» НКО № 38288 от 16 июля 1943 г.) и Инструкции по
организации розыска агентуры разведки противника (директива ГУКР «Смерш»
НКО № 49519 от 9 сентября 1943 г.). Данные документы, на основе
приобретенного за годы войны опыта, рационализировали работу военных
контрразведчиков, способствовали повышению ее эффективности и
результативности.
К числу важных информационно-аналитических документов, подготовленных в
кратчайшие сроки ГУКР «Смерш» НКО, следует также отнести и сборники
справочных материалов «Органы германской разведки, действующие на
советско-германском фронте» (август 1943 г.) и аналогичный справочник об
органах финской разведки (март 1944 г.), которые также широко
использовались в работе НКВД и НКГБ СССР.
Накопленный военными контрразведчиками опыт позволял им заводить
оперативные разработки конкретных разведывательных,
контрразведывательных и карательных органов противника, действовавших на
временно оккупированной советской территории в зоне ответственности
управлений военной контрразведки (УВКР) соответствующих фронтов,
организовывать против них оперативные игры в целях парализации и снижения
эффективности их действий.
Это позволяло не только вести с противником радиоигры и осуществлять в
отношении него дезинформационные мероприятия, но и проводить операции по
агентурному проникновению, обеспечивавшие выявление официального
состава и агентуры этих органов, готовить и проводить мероприятия по их
ликвидации, а также захвату личного состава, агентуры, зданий и документов.
Непосредственно в центральном аппарате ГУКР «Смерш» работу по выявлению
и розыску агентуры противника и заведению радиоигр с его разведцентрами
осуществлял 3-й отдел (его возглавлял полковник Г. В. Утехин, затем –
Д. П. Тарасов), а ведением контрразведывательной деятельности на временно
оккупированных территориях (зафронтовая работа) занимался 4-й отдел
(полковник П. П. Тимофеев, Г. В. Утехин).
В управлениях контрразведки «Смерш» фронтов 1-е отделы занимались
контрразведывательным обеспечением безопасности функционирования
управлений и штабов фронтов, командования армий и корпусов; 2-е отделы –
осуществляли мероприятия по борьбе с агентурой противника, вели разведку за
линией фронта, контрразведывательную работу среди военнопленных и

осуществляли «фильтрацию» (совокупность проверочных мероприятий)
вышедших из окружения военнослужащих, 3-и отделы – курировали работу
подчиненных органов, а 4-е отделы были следственными.
Штаты управлений «Смерш» в Действующей армии были определены:
– для фронтов, имеющих в своем составе более 5 армий, – 130 человек;
– для фронтов, имеющих менее 5 армий, – 112 человек.
Численность отделов УКР «Смерш» армий была установлена в 57 человек, а
численность отделов «Смерш» военных округов – от 102 до 193 человек.
Вследствие отмеченных обстоятельств с середины 1943 г. ГУКР «Смерш» НКО
стал основным поставщиком контрразведывательных сведений для
Государственного Комитета Обороны, что, безусловно, не могло не сказываться
на авторитете его руководителей, и прежде всего В. С. Абакумова.
Объяснялось это еще и особенностями работы фронтовых органов
контрразведки. Тем обстоятельством, что после освобождения Красной армией
временно оккупированных советских территорий, работу по выявлению и
осмотру мест дислокации штабов, карательных, диверсионно-разведывательных
органов и административных учреждений оккупантов, розыску оставленных на
«оседание» агентов абвера и полиции безопасности СД, ГФП[43], диверсантов и
террористов начинали подвижные оперативные группы военной контрразведки
«Смерш» соответствующих фронтов. Обо всех полученных в результате
проведения этих мероприятий сведениях, включая сообщения зафронтовой
агентуры, а также о результатах допросов подозреваемых и свидетелей
информировалось ГУКР «Смерш» НКО СССР.
Затем на смену военным контрразведчикам прибывали оперативные группы
республиканских или областных управлений НКВД-НКГБ, из числа
сотрудников которых формировались новые территориальные органы
госбезопасности, продолжавшие работу по розыску агентуры противника,
фашистских карателей, коллаборационистов и иных пособников оккупантов,
вскрытию и документированию карательных акций и иных преступлений
оккупационных властей против гражданского населения.
Но на освобождаемой от германской оккупации территории европейских
государств весь круг контрразведывательных задач возлагался на органы
военной контрразведки «Смерш». Понятно, что объем и специфика решаемых
на этом этапе задач во многом определялись как географическими, демографосоциальными, так и историческими особенностями конкретных регионов.
ГУКР «Смерш» НКО также оказывало существенную помощь территориальным
органам НКГБ СССР путем систематического направления им «ориентировок
по розыску выявленных агентов противника», содержавших установочные
данные и приметы, иные сведения, необходимые для организации оперативного
поиска конкретных подозреваемых. Такое повседневное практическое
взаимодействие в целом значительно повышало эффективность деятельности
органов контрразведки страны в целом.

Прибыв 29 апреля на командный пункт Юго-Западного – 20 октября 1943 г. он
будет переименован в 3-й Украинский – фронта, полковник
Ивашутин[44] представился командующему фронтом генералу армии Родиону
Яковлевичу Малиновскому. А тот ввел Петра Ивановича в обстановку, задачи,
решаемые войсками, познакомил с командным составом управления и штаба
фронта.
Севернее Юго-Западного фронта боевые действия вел Степной (с 20 октября
1943 г. – 2-й Украинский) фронт, южнее – войска Южного (с 20 октября – 4-й
Украинский) фронта. Соответственно, оперативными «соседями»
П. И. Ивашутина оказались – на севере начальник УВКР Степного фронта
Н. А. Королев[45], на юге – Н. К. Ковальчук[46].
В состав Юго-Западного фронта входили 8 армий:
5 ударная, 6, 12, 46, 57-я, 8-я гвардейская, 3-я танковая и 2-я воздушная.
Штат Управления контрразведки «Смерш» фронта насчитывал 130
сотрудников, а с учетом подчиненных отделов контрразведки «Смерш» армий,
под руководством Петра Ивановича находились более 700 военных
контрразведчиков, не считая военнослужащих, приданных УВКР и ОВКР
«Смерш» фронта отдельных батальона, рот и взводов. Заместителями
начальника УВКР фронта последовательно были полковники В. И. Козлов,
М. И. Проскуряков, А. М. Вул[47].
Приняв дела у своего предшественника генерал-майора П. В. Зеленина[48],
Ивашутин докладывал Военному совету, что только в апреле 1943 г. военными
контрразведчиками Юго-Западного фронта были выявлены 63 германских
агента из числа гражданских лиц. В этой связи Р. Я. Малиновский согласился с
предложением нового начальника управления контрразведки «Смерш» фронта
об усилении режима прифронтовой полосы, отдав соответствующие
распоряжения по войскам[49].
Благодаря принципиальности и честности у Петра Ивановича сложились
хорошие не только деловые, служебные, но и человеческие отношения с
офицерами управления и штаба фронта, с которыми ему предстояло пройти по
пути к Победе долгие 25 месяцев. Что, безусловно, способствовало слаженности
в их совместной работе. Это касается как Родиона Яковлевича Малиновского,
так и начальника штаба фронта Сергея Семеновича Бирюзова (с октября
1944 г. – Семена Павловича Иванова), начальника разведывательного отдела
штаба фронта Александра Семеновича Рогова[50], с которым Ивашутину
приходилось взаимодействовать по многим вопросам.
Как подчеркивали авторы новой многотомной истории Великой Отечественной
войны, командующий Р. Я. Малиновский и член Военного совета фронта
генерал-полковник А. С. Желтов давали в подавляющем большинстве случаев
положительную оценку результатам деятельности фронтовых чекистов,
безотлагательно принимали меры к устранению в войсках вскрытых военными
контрразведчиками недостатков и предпосылок к чрезвычайным
происшествиям[51].

Особенностью оперативной обстановки для действий УВКР Юго-Западного,
затем – 3-го Украинского фронта являлось то обстоятельство, что в полосе его
действий, помимо частей вермахта, действовали также итальянские, венгерские
и румынские части и, соответственно, их разведывательные и
контрразведывательные органы. Причем румынские войска не только
принимали участие в боевых действиях с 22 июня 1941 г., но и устанавливали
свой оккупационный режим в ряде регионов Молдавии и Украины, включая
Одесскую область, якобы обещанную Румынии Гитлером «в благодарность и
знак признательности» за участие в агрессии против Советского Союза.
Летом 1943 г. войска фронта вели ряд наступательных операций на территории
Украины: Изюм-Барвенковскую (17–27 июля), Донбасскую (13 августа – 22
сентября), Запорожскую (10–14 октября), в октябре-ноябре, форсировав Днепр,
освободили города Днепропетровск и Днепродзержинск (оба – 25 октября).
Развивая наступление в юго-западном направлении, в 1944 г. войска 3-го
Украинского фронта освободили города Николаев (28 марта), а 10 апреля, при
содействии сил Черноморского флота, – Одессу.
В Одессе контрразведчики фронта приняли две группы агентов 4-го управления
НКВД УССР – «Черноморцы» (в составе А. Т. Красноперова («Милан») и
Н. С. Шульгиной («Екатерина»), и «Золотникова» (Н. А. Гефт и В. Э. Бурзи)). А
дальнейшую судьбу этих самоотверженных людей вновь будет решать НКВД
УССР[52].
В первой половине 1944 г., в условиях практически непрерывных
наступательных действий, П. И. Ивашутиным только Военному совету фронта
были направлены 217 спецсообщений о проблемах войск, требующих реакции
командования. Они касались борьбы с разведывательно-подрывной
деятельностью разведок противоборствующей стороны, с изменой Родине и
антисоветскими действиями, дезертирством и членовредительством, фактов
неисполнения приказов, очковтирательства, а также о действии в полосе фронта
членов банд ОУН и «Украинской повстанческой армии»[53].
Однако не следует полагать, что наступление войск фронта не вызывало
отчаянного сопротивления со стороны захватчиков, а при приближении
советских войск к границам их собственных государств – Венгрии и Румынии –
степень его ожесточенности даже возрастала. В том числе – и за счет перехода к
методам повстанческих и диверсионно-террористических действий в тылу
наступавших советских войск.
Военные контрразведчики УВКР «Смерш» 3-го Украинского фронта
действовали в первых эшелонах наступающих частей, а порой были вынуждены
и принимать командование на себя.
Так, 10–12 мая 1944 г., когда под напором врага без приказа начали отступать
части ряда дивизий 8-й гвардейской и 57-й армий, что создало угрозу потери
важного плацдарма на правом берегу Днестра северо-западнее Бендер,
контрразведчики остановили и заставили обороняться более 4 тысяч
военнослужащих. Чем стабилизировали положение на этом участке фронта[54].

Ситуация расценивалась командующим настолько серьезной, что, по
сообщению начальника УВКР «Смерш» фронта, Р. Я. Малиновский лично
выехал на Командный пункт 8-й Гвардейской армии к генерал-полковнику
В. И. Чуйкову, чтобы помочь ему восстановить управление войсками (понятно,
что данные события не нашли своего отражения в мемуарах маршала
Советского Союза Чуйкова «От Сталинграда до Берлина»)[55].
При приближении войск к линии Государственной границы СССР с Румынией
ГУКР «Смерш» НКО дало указание УВКР «Смерш» 2-го и 3-го Украинских
фронтов обеспечить выявление и арест официальных сотрудников и агентов
германских и румынских спецслужб, участников белогвардейских эмигрантских
организаций (РОВС, НТСНП, БРП[56] и других), участников карательных акций
на освобожденной территории, изменников Родины и т. п.
Прибывший к П. И. Ивашутину для координации действий с УВКР «Смерш» 2го Украинского фронта заместитель начальника ГУКР НКО генерал-лейтенант
Н. Н. Селивановский[57] докладывал 27 мая 1944 г. В. С. Абакумову, что уже
выявлены и взяты под контроль 1255 сотрудников и агентов румынской
разведки («Специальной службы информации»), службы безопасности
(«сигуранцы») и полиции, а также 189 «железногвардейцев».
Всего же к августу 1944 г. военными чекистами, помимо противостоящей
группировки войск противника, были выявлены деятельность и дислокация
абвергрупп 101, 102, 106, 201, 203, 204 и румынских разведывательнодиверсионных органов.
Хорошее знание военно-политической обстановки в Румынии позволило, в
частности, военным контрразведчикам 3-го Украинского приобрести ценную
агентуру из числа румынских военнопленных, использовавшуюся в проведении
зафронтовых разведывательных операций.
О той роли, которая отводилась Румынии в послевоенной Европе,
свидетельствует тот факт, что Управление стратегических служб (УСС)[58] США
в июне 1944 г. дало указание своему резиденту в Южной Европе Фрэнку
Визнеру[59] перебраться из Анкары в Бухарест.
Следует, однако, отметить, что Петр Иванович Ивашутин, получая
разведывательные данные от действующих за линией фронта групп военной
контрразведки, докладывая ее Военному совету фронта, принимал самое
непосредственное участие в разработке планов наступательных операций
фронта.
Как писал об этом в своих мемуарах «Штаб армейский, штаб фронтовой» (М.,
1990) генерал армии С. П. Иванов, «Петр Иванович принимал непосредственное
участие в подготовке и проведении наступательных операций 3-го Украинского
фронта. Особенно много сил и энергии он вложил в подготовку и
осуществление Ясско-Кишиневской, Будапештской, Венской операций,
обеспечение действий войск фронта по освобождению Румынии, Болгарии,
Югославии, Венгрии».

За что впоследствии, по представлению командующего войсками 3-го
Украинского фронта Ф. И. Толбухина (с 15 мая 1944 г.), П. И. Ивашутин будет
награжден полководческими орденами Богдана Хмельницкого I степени и
Кутузова II степени.
Подготовка летнего наступления 3-го Украинского фронта началась с середины
июля, а 2 августа Ставка Верховного Главнокомандования отдала директиву
командующим 2-го и 3-го Украинских фронтов о проведении наступательной
Ясско-Кишиневской операции с целью уничтожения германской группы армий
«Южная Украина», находившейся на территории Молдавии и Румынии.
В ходе начавшегося 20 августа наступления советских войск к 22 августа было
завершено тактическое окружение основных румыно-германских сил.
Петр Иванович докладывал военному совету фронта, что антифашистские силы
достигли договоренности с номинально правящим в Румынии королем
Михаем I (ему было 23 года) об отстранении от власти фактического диктатора
Иона Антонеску и готовности капитулировать перед советскими войсками.
Однако прибывший из Москвы в качестве представителя Ставки Верховного
Главнокомандования маршал Советского Союза Г. К. Жуков требовал
продолжать наступление на отчаянно сопротивлявшиеся окруженные части
неприятеля. Положение спас начальник ГУКР «Смерш» В. С. Абакумов,
доложивший полученные от П. И. Ивашутина сведения о готовности Румынии
выйти из войны Верховному Главнокомандующему. И. В. Сталин дал
телеграмму Ф. И. Толбухину «действовать, исходя из обстановки».
Бессмысленное наступление на окруженные части неприятеля не состоялось,
что спасло десятки, если не сотни тысяч жизней бойцов и командиров РККА, и,
как показали последующие события, было абсолютно оправданным: 23 августа
в Бухаресте во дворце короля Михая был арестован кондукэтор («дуче») Ион
Антонеску, а 24 августа Румыния объявила войну Германии, румынские части
по всей линии фронта прекратили сопротивление Красной армии. Группа армий
вермахта «Южная Украина» также прекратила существование.
29 августа, накануне вступления войск 2-го Украинского фронта в Бухарест,
Ставка Верховного Главнокомандования дала директиву Ф. И. Толбухину
развернуть войска 3-го Украинского фронта на румыно-болгарской границе и
быть готовым к началу освобождения Болгарии.
Также следует сразу оговориться, что поскольку войска 2-го Украинского
фронта выдвинулись к границам Венгрии и Югославии, то в дальнейшем
ведение контрразведки в Румынии возлагалось на УВКР «Смерш» 3-го
Украинского и опергруппу ГУКР «Смерш» НКО СССР.
Понятно, что далеко не все офицеры румынской армии, члены весьма
многочисленной ультраправой организации «Железной гвардии» (они еще
именовали себя «легионерами»), были согласны с прекращением боевых
действий против РККА и объявлением войны Германии.
Под руководством абверляйтштелле «Вена» (руководящего органа военной
разведки на юге Германии), отвечавшего за ведение разведки в сопредельных

Венгрии, Румынии и других балканских странах, а с 1944 г. – занимавшегося
еще и насаждением агентурной сети «сопротивления» на территориях,
оставляемых вермахтом, было сформировано «румынское правительство в
эмиграции» во главе с лидером «Железной гвардии» Хорией Симой, занявшееся
подготовкой профашистского переворота.
По результатам проведенных силами УВКР «Смерш» разведывательных
мероприятий, допросов арестованных, ведения радиоигры «Приятели»
с военным отделом РСХА, П. И. Ивашутин информировал ГУКР «Смерш»
НКО, что Хорией Симой, в сотрудничестве с гитлеровскими спецслужбами,
готовятся кадры для диверсионно-террористических действий в Румынии
против войск фронта.
Уже к октябрю 1944 г. германской разведкой были созданы специальные
разведшколы для обучения агентов-румын, которые были заброшены на
территорию Румынии, включая 80 агентов-радистов. Последняя переброска по
воздуху в Румынию агентов, включая 2 опытных радистов и 6 радиостанций,
для поддержки «сил сопротивления» была осуществлена 27 марта 1945 г.
Однако все эти попытки пресекались работой военных контрразведчиков 3-го
Украинского фронта.
Нарушая хронологическую последовательность событий, здесь уместно
подчеркнуть, что позднее В. С. Абакумов информировал И. В. Сталина о том,
что на 15 ноября 1944 г. органами военной контрразведки на территории
Румынии арестованы 794 человека, в том числе: сотрудники германской и
румынской разведок – 47; их резиденты – 12; агенты разведок: германской –
180, румынской – 546 и венгерской – 6. А также о том, что «следствием
установлено, что германская и румынская разведки активно использовали для
шпионской работы против Красной армии белогвардейцев и участников
различных зарубежных антисоветских организаций. Органами «Смерш»
арестовано 99 участников этих организаций, которые признались в шпионской
деятельности…»[60]
В декабре 1944 г. – феврале 1945 г. в результате операций военных
контрразведчиков, проводимых в ходе радиоигры «Приятели», были арестованы
179 хортистских агентов, готовивших диверсии к планируемому
контрнаступлению вермахта в Трансильвании, 43 руководителя подполья,
причем был захвачен германский самолет с эмиссарами[61].
Свою специфику имела и военно-политическая обстановка в Болгарии. Не
находясь в состоянии войны с СССР, Болгария тем не менее была союзницей
Германии по Антикоминтерновскому пакту и предоставляла VI
(разведывательному) управлению РСХА полную свободу действий на своей
территории. В частности, в Софии с мая 1943 г. дислоцировалась морская
разведывательная команда Черного моря («НБО»), абвергруппа 114
(«Дромедар»), ранее действовавшая в Крыму. Однако Германия, недовольная
объявленной 26 августа 1944 г. политикой «полного нейтралитета» Болгарии,
начала готовить в этой стране профашистский государственный переворот.

Резидентура разведки НКВД-НКГБ СССР в Софии в 1941–1944 гг. не только
отслеживала деятельность германских спецслужб в Болгарии, но и имела
надежные источники информации как в ее государственных органах, вплоть до
Генерального штаба, так и в многочисленных белоэмигрантских организациях,
что существенно облегчило их быстрый разгром в дальнейшем.
5 сентября 1944 г. Советский Союз объявил войну Болгарии, и уже через три
дня войска 3-го Украинского фронта пересекли румыно-болгарскую границу.
Со стороны болгарской армии, в отличие от частей вермахта, войска 3-го
Украинского фронта и десанты Черноморского флота не встречали никакого
сопротивления. Чему в немалой степени способствовала зафронтовая работа
контрразведчиков УКР «Смерш» 3-го Украинского фронта.
В ночь на 9 сентября в результате народного восстания в Софии монархофашистский режим был свергнут и власть перешла в руки народнодемократического правительства Отечественного фронта, которое объявило
войну Германии и ее последнему союзнику Венгрии.
Уже 15 сентября советские воины вступили в Софию, где они были радостно
встречены населением как освободители. А 20 сентября П. И. Ивашутин
информировал Абакумова, что в Болгарии арестованы 111 агентов германских
спецслужб. Около двух десятков из них являлись бывшими подданными
Российской империи, членами РОВС, НТС, Кригсорганизацион «Болгария».
(Кригсорганизацион, КО – полулегальные подразделения абвера,
действовавшие в союзных Германии странах). В их числе был и дашнакский
генерал Тер-Арутюнян (Нжде). Допросы арестованных позволили выявить
несколько десятков агентов, оставленных германской разведкой «на оседание»
при оставлении вермахтом временно оккупированной советской территории
(все эти агенты вскоре были арестованы органами НКВД).
О масштабах этой работы свидетельствует тот факт, что только в сентябреноябре 1944 г. на территории Румынии, Венгрии и Болгарии военными
контрразведчиками было арестовано свыше 1100 агентов и диверсантов
противника (речь при этом идет также о результатах деятельности УВКР
«Смерш» 2-го и 4-го Украинских фронтов).
Впоследствии П. И. Ивашутин вспоминал: «За годы войны управления
«Смерш» фронтов из чисто контрразведывательного органа превратились в
мощную разведывательно-контрразведывательную службу, занимавшуюся не
только розыском вражеской агентуры, но и агентурной разведкой во фронтовом
тылу врага». Обратим внимание на этот факт, который получил дальнейшее
развитие в деятельности Петра Ивановича.
В конце сентября 1944 г. В. С. Абакумов, с согласия И. В. Сталина, представил
для присвоения звания генерал-лейтенантов – на ступень выше, чем
предусматривалось занимаемыми должностями, – 9 руководителей УВКР
«Смерш» фронтов, в числе которых был и Петр Иванович Ивашутин. Согласие
с представлением начальника ГУКР «Смерш» НКО свидетельствует как о
существенном вкладе руководимых им аппаратов в обеспечение успешного

проведения стратегических и фронтовых наступательных операций РККА, так и
о признании данного факта Верховным Главнокомандующим И. В. Сталиным.
23 сентября 1944 г. войска 3-го Украинского фронта, совместно с частями
болгарской, румынской и национально-освободительной армии Югославии и 2го Украинского фронта, начали наступательные операции на юго-западных
границах Венгрии. Венгерская армия, совместно с оккупировавшим страну 15
марта 1944 г. вермахтом, оказывали отчаянное сопротивление, стоившее жизни
многим нашим воинам.
Причем здесь, в отличие от Болгарии, Румынии и Югославии, широко
применялись диверсионные действия против частей РККА, непосредственно их
организовывали абвергруппа-204 и венгерская диверсионная организация
«Ковач Бела». Всего только в Будапеште на пяти специально созданных курсах
было подготовлено свыше 300 диверсантов из числа членов профашистской
молодежной организации «Леванта» и фашистской партии «Нилош керестеш»
(«Скрещенные стрелы»).
Отметим, что в советской историографии, в силу ложного понимания
«пролетарского интернационализма», об активном участии солдат и спецслужб
Венгрии и Румынии в разведывательно-подрывной и карательной деятельности
на германо-советском фронте упоминать было не принято. А между тем именно
многие вернувшиеся из советского плена венгры стали самыми активными
участниками вооруженного мятежа в Будапеште в октябре 1956 г.
Но подлинное стремление к познанию истории и «стиранию ее белых пятен»
предполагает объективное и обстоятельное изложение фактов, не подверженное
«идеологической» корректировке.
По договоренности с Национальным комитетом освобождения Югославии
(НКОЮ) 22 сентября 1944 г. войска 3-го Украинского фронта вступили в эту
страну для совместного с народно-освободительной армией разгрома
находившейся здесь группировки вермахта. (Строго в соответствии с
достигнутым соглашением части РККА находились в Югославии до 15 мая
1945 г.)
А 27 сентября войска 3-го Украинского начали наступательную Белградскую
операцию, в ходе которой 20 октября была освобождена столица Сербии и
Югославии Белград.
О деятельности военных контрразведчиков фронта ГУКР «Смерш» НКО СССР
докладывал в Государственный Комитет Обороны, что к 20-м числам ноября в
Югославии были арестованы более 80 руководителей и активных участников
белоэмигрантских антисоветских организаций, 28 из которых также являлись
фашистскими агентами.
В частности, генеральный секретарь НТСНП М. Георгиевский показал, что с
1932 г. он лично поддерживал связи с разведорганами Германии, Финляндии,
Румынии и Польши. В 1941 г. направил на обучение в разведывательные школы
абвера более 50 членов организации. НТС и в последующие годы пополнял

кадрами действовавшие на германо-советском фронте разведорганы «Валли-1»,
«Зондерштаб-Р» и другие.
Также были получены данные о работе эмиссаров-пропагандистов НТС в
лагерях советских военнопленных, их активном участии в вербовке агентуры
для германской разведки и контрразведки. За это НТС получил право ведения
пропагандистской работы через своих эмиссаров, занявших должности в
администрации на оккупированных советских территориях[62].
В конце октября Ф. И. Толбухин получил директиву Ставки повернуть войска
на север для поддержки 2-го Украинского фронта в ходе Будапештской
операции.
А в конце декабря 1944 г. начальник контрразведки фронта П. И. Ивашутин
информировал военный совет 3-го Украинского фронта:
«За время боевых действий войск 3-го Украинского фронта на территории
Югославии органами контрразведки «Смерш» и через местные органы власти
задержано 68 активных участников белоэмигрантских организаций, которые на
протяжении длительного времени проводили контрреволюционную работу
против Советского государства…
В процессе допросов задержанных белоэмигрантов выявлено значительное
количество новых активных участников белогвардейских формирований,
проводивших антисоветскую работу, в отношении которых проводятся меры
проверки их конкретной деятельности против Советского государства»[63]. В
числе арестованных были и руководитель «закрытой линии» (разведки) НТС
Е. И. Дивнич, и В. В. Шульгин[64].
В числе других неназванных белоэмигрантских организаций были «Российский
общевоинский союз» (РОВС) и «Союз русских офицеров» (задержан 41 их
участник), «Народно-трудовой союз» (задержаны 9 участников), «Русский
охранный корпус», Организация украинских националистов (ОУН).
А всего, как сообщал ГУКР «Смерш» в НКВД СССР в марте 1945 г., к этому
времени на территории Болгарии, Румынии и Югославии было арестовано уже
169 руководителей и активных участников белогвардейских организаций.
В результате проведенной комбинации в Болгарии, под гарантию сохранения
жизни, в январе 1945 г. П. И. Ивашутину удалось склонить к явке с повинной
германского резидента Александра Браунера, являвшегося как начальником
отделения в болгарской тайной полиции, так и начальником контрразведки
РОВС. Понятно, что чистосердечные показания бывшего врангелевского
полковника, почти четверть века участвовавшего в подрывной деятельности
против СССР, имели особую ценность.
18 февраля 1945 г. П. И. Ивашутин информировал военный совет фронта, что
только за предыдущий месяц подчиненными органами военной контрразведки
были задержаны и разоблачены 267 агентов вражеских спецслужб. В их число
входили 34 агента-диверсанта немецкой и венгерской разведок, сброшенных в
тылы фронта на парашютах, 164 агента, переброшенных пешим порядком через

передний край фронта, и 67 агентов, оставленных на освобождаемой
территории при отступлении германских войск.
В марте войска фронта получили новую директиву Ставки Верховного
Главнокомандования: совместно со 2-м Украинским фронтом начать
наступление на столицу Австрии Вену, что должно было стать одной из
заключительных операций Великой Отечественной войны.
В результате этого наступления 13 апреля войска 3-го Украинского фронта
полностью очистили от неприятеля Вену.
Начальник ГУКР «Смерш» В. С. Абакумов докладывал в Государственный
Комитет Обороны 11 мая 1945 г., что органами контрразведки 3-го Украинского
фронта в Вене арестованы 858 сотрудников и агентов германской разведки, а
также руководителей и активных участников белогвардейских организаций. В
их числе был и заместитель начальника абверляйтштелле «Вена» В. Рихтер.
Кроме того, в здании имперского управления безопасности в Вене был изъят
архив со списками агентуры, отчетами гестапо, досье на политических деятелей
балканских государств, справками о политическом положении в этих
государствах, – понятно, какую ценность для советских органов
госбезопасности представляли эти документы, затребованные ГУКР «Смерш»
НКО в Москву.
В апреле 1945 г., в радостном предвкушении неминуемого скорого разгрома
ненавистного врага, ни Петр Иванович, ни его фронтовые коллеги, не могли
знать, что в это же самое время в Лондоне… приступили к разработке плана
возможного нападения сил антигитлеровской коалиции на позиции Красной
армии в Европе!
Ведь именно в эти дни британский премьер Уинстон Черчилль дал указание
Имперскому Генеральному штабу подготовить данные для возможного начала –
ориентировочно 1 июля 1945 г.! – масштабных боевых действий против РККА
на линии соприкосновения союзных войск в Германии с общим направлением
через Польшу – на Белоруссию, Прибалтику, Украину…
По-видимому, в Генеральном штабе Великобритании также были немало
обескуражены подобной директивой и, после некоторого размышления, назвали
свою работу подготовкой «Операции «Немыслимое», тем самым еще раз
подчеркивая полнейшую изначальную абсурдность данного замысла[65].
22 мая 1945 г., то есть на 14-й день после капитуляции Германии, Штаб
объединенного планирования представил британскому премьер-министру
доклад о проделанной работе, в котором подчеркивал:
«Общеполитическая цель – навязать русским волю Соединенных Штатов и
Британской империи»! Как говорится, – умри, но откровеннее о замыслах
Черчилля не скажешь…
Далее британские штабные аналитики подчеркивали:
«Быстрый [военный] успех может побудить русских хотя бы временно
подчиниться нашей воле, но может и не побудить. Если они хотят тотальной

войны, то они ее получат… вывести русских из игры можно только в
результате:
а) оккупации столь [обширной] территории собственно России, чтобы свести
военный потенциал страны до уровня, при котором дальнейшее сопротивление
становится невозможным;
б) нанесения русским войскам на поле сражения такого поражения, которое бы
сделало невозможным продолжение Советским Союзом войны…»
Однако далее профессиональные штабисты вынуждены были охладить пыл
опьяненного недавней общей победой союзников по антигитлеровской
коалиции над фашизмом Черчилля: на европейском театре военных действий 47
(14 из них бронетанковых) британским и их союзников – от США, польских и
до немецких дивизиям[66], противостоят 170 дивизий Красной армии, в том
числе 30 – танковых.
А в целом безрадостный для Черчилля общий вывод разработчиков «Операции
«Немыслимое» гласил:
«Численный перевес русских на суше делает крайне сомнительной возможность
достижения ограниченного и быстрого успеха, даже если, сообразно
политическим взглядам, это будет соответствовать достижению наших
политических целей…»[67]
…пройдет не одно десятилетие, прежде чем Петр Иванович узнает не только об
этом сверхциничном, безумном военном плане, но и о том, что о его замысле
советское командование было информировано своими агентурными
источниками в Великобритании, неспособными ни понять, ни принять
подобную человеконенавистническую логику мышления и политическую
перспективу.
А пока генерал-лейтенант П. И. Ивашутин информировал ГУКР «Смерш», что с
1 февраля по 4 мая 1945 г. на десяти сборно-пересыльных пунктах, призванных
заниматься проверкой («фильтрацией») граждан, желавших вернуться в СССР,
была проведены проверка 58 тысяч 686 человек. Из них 16 456 – бывшие
военнослужащие РККА и 12 160 лиц призывного возраста, насильственно
угнанных на работу в Германию; все они по результатам проверки были
призваны в РККА полевыми военкоматами. Не подлежавшие призыву 17 361
человек были направлены в СССР, а 1117 граждан других государств были
репатриированы на родину. Из числа проверенных лиц были задержаны по
подозрению в принадлежности к агентуре вражеских спецслужб, в
пособничестве оккупантам, совершении воинских преступлений, службе в
РОА… 378 человек[68].
Представляется необходимым отметить, что из более чем пяти с половиной
миллионов «перемещенных лиц», прошедших фильтрацию органов военной
контрразведки в 1945–1947 гг., по подозрению в совершении различных
преступлений были арестованы… около 58 тысяч человек. Эти пропорции –
задержанных для дальнейшей проверки и арестованных за различные
преступления, и характеризуют в целом результаты этого необходимого и

неизбежного в условиях войны направления деятельности органов
контрразведки.
Однако не из этой ли цифры – «пять с половиной миллионов перемещенных
лиц», – родились до сих пор тиражируемые мифы о «десятках миллионов
советских военнопленных, «сменивших немецкие лагеря на сталинские»? Как мы
видим, распространители подобных мифов отнюдь не утруждают себя
проверкой и приведением фактов.
…Пройдя с войсками фронта по дорогам войны Украину, Молдавию, Румынию,
Болгарию и Югославию, День Победы 9 мая 1945 г. генерал-лейтенант
П. И. Ивашутин встречал в Вене.
Несмотря на то что к июню 1945 г. войсками НКВД по охране тыла 3-го
Украинского фронта на территории Румынии были арестованы 1484 немецких
солдата и офицера, 168 участников немецко-железногвардейского подполья
«сопротивления», 25 парашютистов абверкоманды 206, отдельные
профашистские группы румынских националистов еще сохранились в городах
Брашове, Тимишоаре и других.
15 июня на основании директивы Ставки Верховного Главнокомандования 3-й
Украинский фронт был расформирован, а его полевое управление
переформировано в Управление Южной группы советских войск (ЮГВ). Части
фронта, находившиеся на территории Румынии и Болгарии на момент издания
приказа о формировании ЮГВ, вошли в ее состав.
Отметим и еще одно малоизвестное обстоятельство. В конце мая без объяснения
причин начальники УВКР фронтов были вызваны в Москву, где перед ними
была поставлена задача: обеспечить безопасность проведения на Красной
площади Москвы военного парада в ознаменование Победы советского народа в
Великой Отечественной войне.
И 24 июня в составе 9 сводных полков фронтов, внесших решающий вклад в
разгром фашистских агрессоров, в Параде Победы принимали участие
начальники фронтовых управлений «Смерш»: А. А. Вадис (1-й Белорусский
фронт), Я. А. Едунов (2-й Белорусский), П. В. Зеленин (3-й Белорусский),
Н. А. Осетров (1-й Украинский), Н. А. Королев (2-й Украинский),
П. И. Ивашутин (3-й Украинский), Н. К. Ковальчук (4-й Украинский),
Н. Г. Ханников (1-й Прибалтийский), И. И. Головлев (Отдел «Смерш»
Беломорского военного округа).
А 27 июня 1945 г. приказом ГУКР «Смерш» НКО СССР управления «Смерш»
фронтов были переименованы в управления контрразведки групп советских
войск за рубежом.

Часть III. Бои после Победы

Новые противники, новые задачи
За краткой, закрытой анкетной формулировкой послужного формуляра генераллейтенанта Петра Ивановича Ивашутина – «начальник УКР Южной группы
войск» – скрывается напряженная работа руководителя Управления военной
контрразведки Группы советских войск в Румынии и Болгарии.
Официально, после переименования фронтов в Группы войск за рубежами
СССР, на должность начальника Управления военной контрразведки ЮГВ
П. И. Ивашутин был назначен в начале июля 1945 г.
Сразу необходимо оговориться, что при образовании Министерства
государственной безопасности (МГБ) СССР, 4 мая 1946 г., в его структуру в
качестве 3-го Главного управления были возвращены органы военной
контрразведки (управления и отделы контрразведки групп войск, военных
округов, флотов, армий, корпусов и дивизий). Начальником 3-го Главного
управления МГБ стал генерал-лейтенант Н. Н. Селивановский.
В тот же день министром государственной безопасности СССР был назначен
Виктор Семенович Абакумов.
По поводу этого назначения Петр Иванович впоследствии вспоминал:
«Принижать заслуги Абакумова в успешной работе ГУКР «Смерш» несерьезно.
Думаю, что этого не позволит себе ни один контрразведчик военного времени.
Практические результаты деятельности «Смерша» оценивались выше, чем у
НКГБ, что и стало причиной выдвижения Абакумова».
В апреле 1943 г. Абакумов был креатурой Берии и прекрасно понимал, что ему
необходимо заслужить доверие и авторитет в глазах Сталина. С чем он, если
судить по полученным им в 1944–1945 гг. орденах и званиях, выдвижению на
пост министра, безусловно, справился. Теперь же ему объективно надо было
закрепить мнение о себе как о честном, надежном, дисциплинированном,
креативном и незаменимом исполнителе поручений «партии и правительства»,
персонифицированных в воле и указаниях И. В. Сталина. Наглядные примеры
его предшественников на посту наркома Ягоды и Ежова, осужденных за
«контрреволюционные преступления», должны были научить его
осторожности, сдержанности и осмотрительности.
Первым шагом Абакумова на пути завоевания доверия Сталина стала ревизия
дел МГБ: вместо 10 дней, определенных Политбюро ЦК ВКП (б) 5 мая 1946 г.
для составления акта сдачи-приема министерства, эта работа растянулась до 18
июля. В направлявшихся до этой даты Сталину спецсообщениях Абакумов
стремился во всех недостатках и провалах в деятельности органов
госбезопасности и нарушениях законности обвинить лично В. Н. Меркулова.
Следует отметить, что члены «комиссии по сдаче дел» Л. П. Берия,
Н. Н. Селивановский и другие соглашались с наличием недостатков в
деятельности МГБ. (В частности, комиссия указала на серьезные проблемы и
объективные трудности в разведывательной работе, за шесть месяцев указав на
опасности провалов, один из которых произошел в США в ноябре 1946 г.
в результате предательства агента «Мирна».)

В постановлении Политбюро ЦК ВКП (б) от 20 августа отмечалось, что «…
чекистская работа в МГБ находится в запущенном состоянии». Вполне
вероятно, что данные события стали следствием начинавшейся подковерной
борьбы разных группировок в политической элите страны.
Теперь объективно власть Абакумова простиралась не только на территорию
СССР, но и на территории государств, в которых дислоцировались группы
советских войск (Германии, Австрии, Болгарии, Венгрии, Польши и
Чехословакии). Разумеется, новый министр направлял на важнейшие посты
хорошо известных, преимущественно по работе в «Смерше», сотрудников,
пользующихся его полным доверием. Что, впрочем, сыграло роковую роль в
дальнейшей судьбе многих из них.
Основными направлениями работы Министерства госбезопасности были
определены:
– разведка за рубежом (1-е Главное управление, до 30 мая 1947 г., когда
внешняя разведка была передана из МГБ в Комитет информации (КИ) при СМ
СССР);
– контрразведка (2-е Главное управление) и военная контрразведка (3-е Главное
управление);
– розыск агентов иностранных спецслужб (4-е управление);
– охрана руководителей партии и правительства (Главное управление охраны);
– Следственная часть по особо важным делам (на правах управления).
Еще одно важнейшее подразделение – Особое совещание при министре (для
вынесения внесудебных решений по следственным делам по
«контрреволюционным преступлениям»).
Следует отметить, что в 1946–1948 гг. одним из приоритетных направлений
деятельности МГБ СССР был розыск агентуры бывших германских спецслужб
и иных пособников оккупантов. В оперативный розыск объявлялись также
установленные активные члены различных зарубежных антисоветских
организаций – от «Антибольшевистского блока народов» (АНБ), «Комитета
освобождения народов России» (КОНР), «Народно-трудового союза» (НТС) до
«Организации украинских националистов» (ОУН) и тому подобных.
В отдельных из циркулярно рассылавшихся в подразделения министерства
ориентировках по розыску подозреваемых содержались сведения от нескольких
десятков до сотен лиц. Основаниями для прекращения розыска могли быть:
установление фактов смерти разыскиваемых лиц, отсутствие в их действиях
состава преступлений (например, сотрудничество с советским подпольем или
партизанскими формированиями, выполнение заданий советской разведки),
установление их пребывания за границей. Вот пример шифртелеграммы МГБ
СССР от 28 ноября 1946 г.: «… прекратить розыск Таганц… Т.И., 1913 г. р.,
уроженца …, так как принадлежность последнего к германской разведке не
подтвердилась (Алфавитный список № 2 ГУКР «СМЕРШ», ст. 623)».

Позднее в территориальные органы МГБ стали также направляться
ориентировки по розыску агентов английской и американской разведок
готовившихся к заброске или заброшенных в Советский Союз, – первая
подобная ориентировка датирована 28 сентября 1946 г., и в ней указывалось: «В
результате фильтрации и агентурно-следственной работы органами МГБ был
выявлен ряд английских агентов…»
В связи с активизацией разведывательно-подрывной деятельности против СССР
спецслужб Великобритании и США борьбе со шпионажем придается все
возрастающее значение. Основополагающим документом в этом плане стал
приказ МГБ СССР от 2 февраля 1947 г. «Об усилении борьбы с агентурой
американской и английской разведок». Хотя, исторической справедливости
ради, следует подчеркнуть, что до начала 1950-х годов американская разведка –
с октября 1947 г. Центральное разведывательное управление (ЦРУ США) –
пребывала в положении «младшего партнера» более опытной британской
«Сикрет интеллидженс сервис» (СИС, или Ми-6).
Следует отметить, что в 1946–1951 гг. органами МГБ было арестовано
несколько десятков иностранных агентов, заброшенных в СССР с
разведывательными заданиями, в том числе на территорию Украинской ССР,
республик Прибалтики, были привлечены к уголовной ответственности тысячи
фашистских пособников, виновных в арестах, истязаниях и смерти советских
патриотов, подпольщиков и партизан, гражданского населения.
В то же время, будучи безгласным исполнителем указаний Сталина, Абакумов,
конечно, не мог не понимать, что отдельные «особые поручения», например
содержащиеся в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля
1948 г. «О направлении особо опасных государственных преступников по
отбытии наказания в ссылку на поселение в отдаленные местности СССР»,
являлись прямым нарушением принципов советского законодательства.
Таковым же являлись и отдельные устные указания и приказы самого министра.
Положение министра также осложнялось отсутствием как закона, так даже и
Положения о МГБ, в которых бы четко регламентировались его задачи,
функции и полномочия, права министра и иных руководителей.
Фактически еще во время последних военных операций, а также сразу же после
победоносного завершения Великой Отечественной войны и Второй мировой
войны на европейском театре военных действий советским контрразведчикам
пришлось столкнуться с новым противником: разведки Великобритании, США
и Франции занялись активным разведывательным изучением обстановки и
советских воинских группировок в оккупационных зонах Германии и Австрии,
а также на территории других стран.
Наркомат госбезопасности СССР уже в январе 1945 г. располагал данными о
том, что глава британской «Сикрет интеллидженс сервис» Стюарт Мензис дал
указание резидентурам СИС в Европе «активно (хотя и осторожно!) вести
разработку советских представительств в Польше, Румынии, Болгарии,
Венгрии, Северном Иране»[69].

Тщательно отобранные кандидатуры агентов для внедрения в советские
загранучреждения и воинские части требовалось представлять на утверждение в
Лондон. Близ английской столицы были созданы три разведшколы для обучения
агентов из числа бывших военнопленных РККА, белоэмигрантов, а также
граждан СССР, вывезенных в период оккупации в Германию.
В 1945 г. Генеральный штаб Великобритании представил премьер-министру
доклад «Безопасность британской империи», в котором обосновывал политику
Лондона в отношении Советского Союза. В частности, в нем рекомендовалось
развивать отношения с США в целях создания системы военно-политических
блоков, направленных против СССР, окружить его сетью военных баз,
изолировать от главных международных процессов, поскольку и Черчилль, и
Трумэн могли реально убедиться в притягательности социалистических идей в
мире как социально-политической альтернативы капитализму. Именно эти
соображения являлись доминантой внешнеполитического курса, принятого
Лондоном и Вашингтоном.
С началом «холодной войны», обычно датируемым известной «фултоновской»
речью британского экс-премьера Уинстона Черчилля 5 марта 1946 г., еще более
активизируется разведывательная работа спецслужб бывших союзников по
антигитлеровской коалиции против СССР и советских учреждений за рубежом.
В сентябре 1946 г. специальный помощник Клиффорд по указанию Трумэна
провел совещание, на котором рассматривалась политика США в отношении
СССР. На нем Клиффорд заявил: «Если это произойдет, война против СССР
будет тотальной. К генеральной цели – уничтожению или фатальному
ослаблению СССР ведут два пути: война или подрывная работа…»[70]
Понятно, что руководство США прагматично выбрало второй путь, о чем
сегодня не желают и слышать наши соотечественники, безапелляционно
обвиняя СССР в «возведении железного занавеса» против остального мира.
Петр Иванович Ивашутин докладывал в Москву в сентябре-октябре 1945 г., что
в Румынии американская и британская разведки, работая в тесном контакте,
действуют под прикрытием военных отделов и отделов информации союзных
военных миссий в Бухаресте. При этом они также широко использовали
возможности разведки Турции, действовавшей с позиций посольства, аппарата
военного атташе и консульств в Констанце, Плоэшти и Браиле. Турецкая
разведка также активно использовала для разведывательной работы
мусульманские общины Румынии и Болгарии из числа татар, турок, армян и
мусульманское духовенство. Было выявлено, что мечети нередко
использовались турецкими разведчиками для проведения встреч со своей
агентурой.
Помимо этого, разведывательную деятельность в Румынии также вели миссии
Швеции и Швейцарии.
Конкретно иностранные спецслужбы интересовали сведения о частях РККА, их
составе, дислокации, вооружении, боевом потенциале, планах советского
руководства относительно Балкан.

Помимо этого, политическую разведку, и прежде всего Великобритании,
интересовали: советская секция Союзной Контрольной Комиссии, советские
представители в Румынии, положение в компартии этой страны, Общество
культурных связей с СССР, политика правительства Румынии.
Также в пределах оперативной ответственности управления контрразведки
ЮГВ активно действовали разного рода антисоветские организации: от
Народно-трудового союза (НТС) и Организации украинских националистов
(ОУН) до спешно организованных германской разведкой в 1944 г. в попытке
противостоять натиску Красной армии Антибольшевистского блока народов
(АБН) и Комитета освобождения народов России (КОНР)[71]. Их члены активно
искали контактов с британской разведкой.
Так, Буковинский провод (отдел) ОУН в Бухаресте, установивший связи с
британской миссией, пытался руководить деятельностью оуновцев в соседней
Черниговской области Украины, а также организовать через них ведение
разведки на территории других республик СССР.
О результатах работы управления военной контрразведки Южной группы
советских войск за 1946 г. П. И. Ивашутин докладывал в Москву, что были
арестованы 20 агентов спецслужб иностранных государств, 4 из которых
проходили по объявленному МГБ СССР списку всесоюзного розыска
иностранных агентов. Из числа арестованных 12 человек подозревались в
работе на германские и румынские спецслужбы, 5 человек являлись
германскими агентами и 3 – румынскими. Помимо этого, были выявлены и
объявлены в розыск еще 13 агентов иностранных разведок.
В 1947 г. контрразведчиками Южной группы войск были арестованы 19
американских и 9 английских агентов. Для сравнения отметим, что военными
контрразведчиками в советской зоне оккупации Германии в том же году были
арестованы 91 американский и 56 английских агентов.
Однако работа контрразведки не всегда завершается громкими сенсациями и
«показательными» судебными процессами, поскольку изначально ее главная
задача состоит в предотвращении нанесения ущерба охраняемым интересам
государства и конкретным объектам, недопущении реализации преступных
замыслов, срыве их планов на стадиях подготовки и реализации. Помимо этого,
контрразведке необходима и информация о замыслах, планах и конкретных
исполнителях, действиях спецслужб противника, что требует организации
оперативных игр с ними. Хотя эта кропотливая, филигранная «рутинная»,
повседневная работа контрразведчиков, как правило, и остается неизвестной
«широким слоям миролюбивой общественности», как об этом писали еще лет
тридцать тому назад.
В связи с возвращением войск Южной группы в СССР, 10 ноября 1947 г. Петр
Иванович Ивашутин получает новое назначение начальником Управления
контрразведки МГБ по Группе советских оккупационных войск в Германии
(ГСОВГ). Это было исключительно ответственное назначение, поскольку
ГСОВГ считалась передовым рубежом защиты безопасности Советского Союза,
«передним краем» необъявленной «холодной войны» Запада против СССР.

Решение об оккупационных зонах Германии было принято на Тегеранской (28
ноября – 1 декабря 1943 г.) конференции глав СССР, США и Великобритании и
уточнено на Ялтинской конференции (4–11 февраля 1945 г.) глав государств
Антигитлеровской коалиции. Германия была разделена на советскую,
французскую, американскую и английскую оккупационные зоны. Восточная
часть Берлина, равно как и другие 6 восточных земель – административнотерриториальных единиц бывшего «тысячелетнего германского рейха», стали
советской оккупационной зоной (СОЗ), управлявшейся Советской военной
администрацией (СВАГ) вместе с создававшимися немецкими муниципальными
органами управления. Ее площадь составляла 107 500 квадратных километров с
населением 18 миллионов 559 тысяч человек. (СОЗ была ликвидирована в
ноябре 1949 г. после образования Германской Демократической Республики.)
Группа Советских оккупационных войск в Германии была образована в
соответствии с директивой Верховного Главнокомандования № 11095 от 29 мая
1945 г. в составе войск бывших 1-го и 2-го Белорусского и 1-го Украинского
фронтов. Их численность, с учетом послевоенной демобилизации, к 1949 г.
составляла около 2 миллионов 900 тысяч человек. Штаб ГСОВГ под
командованием маршала Г. К. Жукова (с марта 1946 г. – маршала
В. Д. Соколовского) располагался в пригороде Берлина Вюнсдорфе.
В подчинении Петра Ивановича отныне находились особые отделы МГБ в
частях и соединениях советских войск в Германии.
Следует подчеркнуть, что стоящие перед особыми отделами ГСОВГ задачи
существенно отличались от типичных задач военной контрразведки на
территории Советского Союза. В процессе своей деятельности по защите войск,
являвшихся первоочередным объектом разведывательных и иных подрывных
устремлений иностранных спецслужб, включая и информационнопсихологические акции и операции противника, особым отделам приходилось
взаимодействовать как с оперативными секторами МГБ СССР в Германии, так и
с представительством советской разведки – Комитетом информации при Совете
Министров СССР (с 30 мая 1947 г. КИ объединял внешнюю разведку МГБ и
ГРУ Генерального штаба); не только осуществляя с ними обмен полученной
информацией, но и проводя совместные операции.
К моменту прибытия Петра Ивановича к новому месту службы, штаб
Управления военной контрразведки (УВКР) МГБ в Германии дислоцировался в
берлинском пригороде Карлсхорсте (где он и продолжал дислоцироваться до
вывода из ФРГ в августе 1994 г. Западной группы войск, теперь уже Российской
Федерации). Здесь же находилось и представительство МГБ СССР,
руководившее деятельностью 5 оперативных секторов в границах бывших
земель (административно-территориальных единиц) Германии; имелся и
особый берлинский оперативный сектор, в зону ответственности которого
входили также и «западные» – американский, английский и французский
оккупационные зоны Берлина. Возглавлял этот весьма многочисленный аппарат
представитель МГБ СССР – в 1946–1949 гг. это был генерал-лейтенант
Н. К. Ковальчук в ранге заместителя министра госбезопасности СССР.

Оперативные сектора МГБ на территории Германии являлись оперативными
подразделениями, с учетом специфики пребывания в оккупационной зоне
решавшими весь комплекс задач, возложенных на территориальные управления
МГБ в СССР. В их структуре имелись разведывательные (первые) отделения,
вторые (контрразведывательные) отделы, причем они осуществляли также
оперативные мероприятия в отношении выявленных сотрудников спецслужб
иных государств в западных зонах оккупации и в «западных» секторах Берлина.
Третьи отделы оперсекторов вели контрразведывательную работу среди
немецкого населения, в том числе в органах народной полиции
(фольксполицай), администрации, политических партиях, профсоюзах,
церковных и культурных организациях. Помимо этого, оперативные сектора
МГБ имели в своей структуре разыскные, транспортные и следственные отделы,
а особенностью их являлось также наличие отделов по советской колонии.
А что же за силы противостояли Советскому Союзу на этом театре незримой
«тайной войны»?
Еще 4 июля 1945 г. в берлинском пригороде Далем в особняке, где до апреля
размещался штаб фельдмаршала Кейтеля, обосновалась команда сотрудников
Управления стратегических служб (УСС) США во главе с его главным
европейским резидентом Алленом Даллесом. Именно он, будущий директор
ЦРУ США в 1953–1961 гг., создавал американскую невоенную разведку в
Германии. Однако уже 1 октября 1945 г. эта опергруппа была переподчинена
Департаменту стратегической службы (ДСС, военной разведке) военного
министерства США и стала официально именоваться Берлинской оперативной
базой (БОБ). После образования в октябре 1947 г. Центрального
разведывательного управления (ЦРУ) Берлинская оперативная база была
передана новому разведывательному ведомству США.
Как отмечал впоследствии один из ветеранов ЦРУ Дэвид Мерфи, работавший в
Берлине с 1946 г., германская линия в УСС после окончания войны в Европе
была самой представительной, а БОБ являлась его самым большим зарубежным
подразделением. Небезынтересна и оценка Д. Мерфи, данная им советским
органам госбезопасности: «Лишь немногие (американские. – О.Х.)
контрразведчики в Германии были знакомы с советской разведкой и службой
безопасности, которые были гораздо лучше подготовлены и гораздо
дисциплинированнее, чем любая из германских разведок во время войны…
Советские разведчики старательно обходили ловушки американцев, и
последние наконец-то поняли, сколь высок их уровень профессионализма во
всех разведывательных хитростях: подготовке явок, кличек, «уток», а также
снабжении агента минимальной информацией, то есть нулевой, о себе, своих
коллегах и своем штабе»[72].
Помимо военной информации, БОБ было поручено добывать информацию о
Советском Союзе в области экономики, политики и науки.
Но и помимо БОБ на территории как Западного Берлина, так и западных
оккупационных зон Германии действовали еще и другие многочисленные
подразделения американской военной разведки и контрразведки.

Разведывательные органы действовали также при штабах оккупационных войск
Британской империи (английских, канадских, австралийских, парашютной
бригады еврейской общины Палестины, где, помимо британских разведчиков,
действовала и нелегальная разведывательная резидентура «Хаганы»[73]) и
Франции.
Еще одной активно действовавшей разведывательной службой на
оккупированной западными союзниками территории являлась группа бывших
немецких военных разведчиков, известная также как «Организация Гелена»
(ОГ). Она была образована военной разведкой США в июле 1946 г. на основе
соглашения о ведении совместной разведывательной работы в советской
оккупационной зоне с генерал-лейтенантом вермахта Рейнхардом Геленом, с
апреля 1942 г. по май 1945 г. возглавлявшим Управление «Иностранные армии
Востока» Генерального штаба.
Первым американским «куратором» ОГ в Берлине был Фрэнк Г. Визнер, заочно
познакомиться с которым Петру Ивановичу пришлось еще в 1944 г. в Бухаресте.
С 1 июня 1949 г. руководство «ОГ», чья штаб-квартира находилась в Пуллахе, в
5 км к югу от Мюнхена в бывшем поместье Рудольфа Гусса, перешло к ЦРУ. 12
сентября того же года, после провозглашения Федеративной Республики
Германии (ФРГ), «Организация Гелена» была официально признана
правительством ФРГ. Хотя официальное решение о преобразовании
«Организации Гелена» в государственную разведывательную службу –
Бундеснахрихтендинст (Bundesnachrichtendienst, БНД) было принято канцлером
ФРГ только 1 апреля 1956 г.
Как подчеркивали немецкие историки М. Уль и А. Вагнер[74], изучавшие в
государственном архиве ФРГ в Кобленце рассекреченные фонды БНД о ее
разведывательной деятельности в советской оккупационной зоне, приоритетом
разведывательной деятельности американских, британских и французских
спецслужб в ФРГ, равно как и «Организации Гелена», являлось выявление
боевого потенциала советских войск, расквартированных на востоке страны.
Причем разведывательные акции ОГ распространялись также на территорию
Австрии, Чехословакии, Болгарии и даже некоторых военных округов СССР.
Только на территории Западного Берлина МГБ СССР в 1947 г. были определены
в качестве объектов оперативной разработки 8 подразделений
разведывательных служб США, включая и американскую армейскую
радиостанцию RIAS, активное участие в изучении которых принимали и
военные контрразведчики.
В мае 1949 г. начальник представительства МГБ СССР в Германии
Н. К. Ковальчук информировал министра В. С. Абакумова, что с 1 января по 1
апреля было «вскрыто и ликвидировано 40 вражеских организаций и групп с
арестом 291 их участника, а всего за это время было арестовано 1060 немцев».
Из них за шпионаж – 440 человек, диверсантов, террористов и за саботаж – 73
человека, за проведение антисоветской работы – 141, военных преступников –
200, за незаконное хранение оружия – 102, за другие преступления – 104
человека.

С приведенными нами выше особенностями оперативной обстановки в
Германии, задачами по новому месту службы, а также правилами и
рекомендациями по взаимоотношениям с немецкими властями и населением
П. И. Ивашутин был ознакомлен в Москве, в период подготовки к новой
заграничной командировке.
И немалый вклад в борьбу с разведывательно-подрывной деятельностью
западных спецслужб вносили военные контрразведчики под руководством
П. И. Ивашутина.
Впоследствии Петр Иванович так вспоминал об этих годах:
– Используя агентуру из числа местных жителей, американская, английская и
французская разведки пытаются изучать отдельных наших военнослужащих и
выявлять их слабые стороны, которые можно было бы использовать для
получения от этих людей информации о советских воинских частях за границей,
их вербовки с целью оседания на территории СССР после их откомандирования
или увольнения в запас… Иностранные разведки и зарубежные антисоветские
центры предпринимали активные попытки использовать для вербовки агентуры
и заброски ее в нашу страну вывод советских войск из Австрии.
Немецкие историки А. Вагнер и М. Уль подтверждают, что эта деятельность
велась исключительно активно: агентурное наблюдение велось за 169
советскими гарнизонами, и уже в 50-е годы БНД имела на территории ГДР до 4
тысяч информаторов.
Следует также подчеркнуть, что на период руководства П. И. Ивашутиным УКР
ГСОВГ (ноябрь 1947 – ноябрь 1949 г.) приходятся коренные изменения в
стратегии и организации разведывательно-подрывной деятельности западных
стран против СССР и, по американской терминологии, его «сателлитов» – стран
народной демократии. О чем очень скоро добыли разведывательную
информацию органы МГБ СССР.
Прежде всего это касалось образования 6 октября 1947 г. Центрального
разведывательного управления (ЦРУ) США. Следует подчеркнуть, что до этого
момента американская разведка была достаточно слаба, малоопытна и
фактически пребывала в статусе «младшего партнера» британской «Сикрет
Интеллидженс сервис» (СИС. Известна также как MI-6). Паритет в отношениях
ЦРУ с СИС был достигнут только в начале 50-х годов, вследствие чего США и
были определены советским руководством в 1951 г. в качестве «главного
противника», могущего превратиться из потенциального в реального вследствие
своих глобальных планов по установлению «нового мирового порядка».
А всего в американской и британской оккупационных зонах Германии в 1946–
1947 гг. имелись 6 разведшкол и 33 учебных пункта, где обучалась агентура из
числа граждан СССР. В Порти-Кирхене дислоцировалась также
разведывательная школа Си-Ай-Си (Контрразведывательный корпус армии
США. За пределами США Си-Ай-Си выполняла также и разведывательные
функции), позднее передислоцировавшаяся в Регенбург.

В Биемфельде СИС был создан так называемый «Институт изучения народов
СССР» (Восточный институт), где также готовилась высококвалифицированная
агентура из числа «перемещенных лиц» для разведывательной работы против
Советского Союза.
А всего в первые послевоенные годы в СССР было выявлено 69 английских,
американских, шведских, турецких и итальянских агентов, 67 из которых были
арестованы.
Исполнительным декретом президента США Г. Трумэна уже в декабре 1947 г.
ЦРУ было предоставлено право на проведение «тайных операций», хотя эта
задача и не ставилась перед ним законом «О национальной безопасности». И с
этого момента расширение масштабов тайных операций стало одним из главных
направлений американской внешней политики.
Директива Совета Национальной безопасности США № 10/2 «Об отделе
специальных проектов» от 18 июня 1948 г. так раскрывала содержание этого
термина: «тайные операции» это – «все действия, которые проводятся или
организуются нашим правительством против враждебных государств или групп
или в поддержку дружественных иностранных государств или групп, но
которые планируются и проводятся так, чтобы какая-либо ответственность за
них правительства США была неочевидна для неуполномоченных лиц, а в
случае раскрытия правительство США могло бы правдоподобно отказаться от
какой-либо ответственности за них. В частности, такие операции включают
любые тайные действия, связанные с пропагандой, экономической войной,
превентивными активными действиями, включая мероприятия по саботажу,
антисаботажу, уничтожению и эвакуации, подрывной деятельности против
враждебных государств, включая помощь нелегальным движениям
сопротивления, партизанам и освободительным группам в изгнании и
поддержку местных антикоммунистических элементов в находящихся под
угрозой странах свободного мира. К таким действиям не относятся
вооруженный конфликт опознаваемыми военными силами, а также прикрытие и
дезинформация для военных операций»[75].
Напомним, что все изложенное нарушало обязательства, добровольно принятые
США при подписании 26 июня 1945 г. Устава (статья 2) Организации
Объединенных Наций (ООН).
При этом объектами подрывного воздействия спецслужб западных государств в
советской зоне оккупации Германии были определены как формирующиеся
здесь немецкие органы власти и управления, так и советские учреждения, части
ГСОВ. Эта стратегическая установка активно поддерживалась помощником
госсекретаря США по оккупированным территориям Фрэнком Г. Визнером.
В директиве СНБ 20/1 «Цели США в отношении России», утвержденной 18
августа 1948 г., недвусмысленно разъяснялось:
«Наши основные цели в отношении России, в сущности, сводятся всего к двум:
а) Свести до минимума мощь и влияние Москвы;

б) Провести коренные изменения в теории и практике внешней политики,
которых придерживается правительство, стоящее у власти в России»
(дальнейшее содержание этого предельно откровенного стратегического плана
см.: Главный противник: Документы американской внешней политики и
стратегии 1945–1950 гг. М., 2006, с. 175–210).
Для непосредственного осуществления этой масштабной программы еще 1
сентября 1948 г. в ЦРУ был сформирован специальный Отдел координации
политики (ОКП), руководителем которого вскоре был назначен Фрэнк
Г. Визнер.
Перед отделом «координации политики» непосредственно ставились задачи:
– поддержки «оппозиционных движений» в «недружественных» США странах –
восточноевропейских государствах;
– осуществления акций «экономической» войны;
– создания и поддержки антикоммунистических групп и «фронтов», а также
«резервных» агентурных сетей на случай будущей войны.
К октябрю 1948 г. Визнер разработал пакет проектов, включавших элементы
«экономической войны», официальную (СМИ) и подрывную пропаганду
(радиостанций «Свободная Европа», вещавшей на восточноевропейские страны,
«Освобождение» – с мая 1959 г. она стала называться «Свобода»[76], вещавшей
на СССР на языках населяющих его народов первоначально свыше 20 часов в
сутки), проведение «тайных операций», в том числе с использованием
эмигрантских организаций, создание «оппозиционных» и «повстанческих»
организаций на случай возникновения в будущем военного конфликта на
европейском театре военных действий. Именно представительство ОКП в
Германии ведало операциями по созданию радиостанций «Свободная Европа» и
«Свобода», которые должны были стать важным элементом «психологической
войны» против «советского блока».
Сразу поясним, что на Западе под психологической войной понималось
запланированное применение пропагандистских и иных информационных мер,
предназначенных для воздействия на мнения, чувства, поведение противника
или других групп иностранных граждан, которое обеспечит проведение нужной
политики, достижение запланированных целей или проведение военной
операции[77].
Помимо ОКП нечто подобное в рамках единой стратегии противоборства с
СССР и странами народной демократии проводил и отдел специальных
операций (ОСО) ЦРУ, штаб-квартира которого в Германии размещалась в
городке Карлсруэ. В начале 50-х гг. Отдел спецопераций ЦРУ разработал
масштабную «международную программу «стимулирования дезертирства», то
есть поощрения бегства на Запад граждан социалистических государств. Эта
программа включала в себя проведение целого ряда спецопераций в различных
странах и против различных объектов – от населения ГДР и военнослужащих
ГСВГ, других групп советских войск за границей до сотрудников советских

посольств и даже резидентур советской разведки, иных специалистов,
работающих за рубежом.
Проводившиеся БОБ ЦРУ оперативные мероприятия в рамках этой программы
получили название операции «Рэдкэп». Особый упор делался на осуществление
конспиративных вербовочных контактов с советскими военнослужащими,
сотрудниками СВАГ и спецслужб СССР, других государственных ведомств.
Одна из особенностей операции ЦРУ «Рэдкэп» – массовое использование
агентов-женщин в качестве «приманки» для избранного объекта.
ЦРУ небезосновательно полагало, что наилучшими возможностями для
налаживания контактов с советскими гражданами обладают лица различных
национальностей, владеющие русским языком, знакомые с привычками,
укладом жизни и менталитетом советских людей. Для того чтобы скрыть их
связи с правительственными органами США, ЦРУ как активно использовало
эмигрантские антисоветские организации НТС («Народно-трудовой союз»),
СБОРН («Союз борьбы за освобождение народов России»[78]), так и создавало
новые «организации прикрытия» – Конгресс свободной культуры[79], Группу
борьбы против бесчеловечности (1950–1959 гг.), Комитет свободных юристов
(1952–1958 гг.). Две последние были ликвидированы их руководством во второй
половине 50-х годов после разоблачения СМИ их связей с американской
разведкой.
По прошествии более 60 лет с момента описываемых событий можно сказать
правду о том, что советское руководство, благодаря действиям разведки, имело
немало достоверной информации о конкретных разведывательно-подрывных
замыслах, планах, стратегии и тактике действий спецслужб западных
государств против СССР.
Из рассекреченных в начале 1990-х годов документов МГБ СССР следует, что
только в первой половине 1948 г. на территории Германии за шпионаж были
арестованы 549 человек, из них 341 американский агент, 121 – британский, 31 –
французский, 6 – агентов других западных спецслужб.
Например, оперативным сектором МГБ в Тюрингии 20 июня 1948 г. по
оперативному делу «Нить» были арестованы 88 агентов (в документах МГБ они
именовались «американскими шпионами»). Однако позднее, в начале 90-х годов
сличением советских и американских архивных источников было установлено,
что в действительности эта агентурная сеть принадлежала «Организации
Гелена», и лишь опосредованно «работала» на американскую разведку. Что,
впрочем, не меняет существа их преступной деятельности.
Между тем жизнь не стояла на месте, и не только оперативная, но и
политическая обстановка в Германии стремительно менялась. 15 сентября
1949 г. Конрад Аденауэр стал первым канцлером (премьер-министром)
Федеративной Республики Германии, образованной на территории трех
западных оккупационных зон, столицей которой был избран город Бонн.
С полного согласия и одобрения новых западногерманских властей, ЦРУ в
Германии, и прежде всего БОБ, активизировали разведывательные операции
против «советской оккупационной зоны».

В ответ на одностороннее решение об образовании ФРГ 7 октября 1949 г.
в Берлине было провозглашено образование Германской Демократической
Республики (ГДР), хотя до подписания в 1955 г. мирного послевоенного
договора оба германских государства на первых порах обладали ограниченным
суверенитетом.
Директива СНБ 58 «Политика США в отношении советских сателлитов в
Восточной Европе» от 14 сентября 1949 г. ставила перед ЦРУ задачу «найти
способы ослабления и последующего прекращения господства СССР над
Албанией, Болгарией, Чехословакией, Венгрией, Польшей и Румынией». Она
включала программу последовательных действий США в целях «подрыва и
развала «советского блока»:
«(1) Наша основная задача в отношении государств-сателлитов – это
планомерное ослабление и последующее прекращение влияния СССР в
Восточной Европе мирными средствами.
(2) Мы должны пытаться добиться поставленной задачи путем усиления
разногласий в рядах коммунистов, в частности в государствах-сателлитах,
стимулировать появление несталинских режимов в качестве временных, даже
если они и будут коммунистическими по своей сути.
(3) Однако нашей основной целью должно быть установление нетоталитарных
режимов, готовых стать участниками свободного мирового сообщества,
основываясь на принципах доверия.
(4) Более того, принимая во внимание все то, что сказано в данном документе,
мы должны:
а) Пытаться добиться вывода советских войск на территорию СССР.
б) Стремиться выдворить сталинистов из партий и из общественных
организаций государств-сателлитов, что приведет к их ослаблению.
в) Подвергать сомнению сталинскую догму о зависимости государствсателлитов от СССР и способствовать развитию чувства национального
достоинства.
г) Использовать в отношениях с сателлитами всевозможные средства
экономического давления.
(5) Правительственные структуры должны начать тактическое планирование и
осуществление вышеуказанных планов в соответствии со стратегической
концепцией, намеченной в данном документе»[80].
Как нетрудно заметить, данный план геополитической борьбы во имя
устранения конкурента, и даже политической альтернативы на международной
арене, с самого начала был основан на грубом и прямом вмешательстве во
внутренние дела других государств, что противоречило подписанному США 26
июня 1945 г. Уставу Организации Объединенных Наций (ООН). Но и в
дальнейшем, уже в начале XXI века, некоторые американские президенты
отнюдь не далеко ушли от трубадура «холодной войны» Г. Трумэна, почти
дословно и без стеснения повторяя его директивы.

В этой связи, нам кажется, трудно не согласиться с выводом заместителя
директора ЦРУ США по разведке (1962–1966 гг.) Реем Клайном, писавшим:
«Ученым известно, что судьбы народов формируются комплексом трудно
улавливаемых социальных, психологических и бюрократических сил. Обычные
люди, чья жизнь – к худу ли, к добру ли – зависит от игры этих сил, редко
понимают это, разве что смутно и весьма поверхностно. Одной из таких сил с
начала 40-х годов стала разведка»[81].
И хотя приводимые нами далее доктринальные установки США по ведению
«тайной войны» против СССР выходят за хронологические рамки пребывания
П. И. Ивашутина во главе военной контрразведки в ГДР, тем не менее они
характеризуют те внешние факторы оперативной обстановки, что объективно
предопределяли задачи деятельности советских органов государственной
безопасности и с чем приходилось непосредственно сталкиваться Петру
Ивановичу на всех занимавшихся им постах.
30 сентября 1950 г. президент Г. Трумэн утвердил новую секретную директиву
СНБ 68 «Задачи и программы национальной безопасности США», призванную
«усилить многократно военные приготовления» и «сеять семена разрушения
внутри советской системы».
В ней прямо заявлялось о решимости США на ведение «открытой
психологической войны, направленной на поощрение массового отказа
населения от соблюдения верности Советам и подрыв планов Кремля
всяческими способами».
Для достижения данного результата предусматривалось «усиление активных и
своевременных мер и операции тайными средствами в области экономической,
политической и психологической войны с целью разжигания и поддержания
недовольства и бунтарских настроений в отдельных стратегически важных
государствах-сателлитах», а также «усовершенствование и повышение
активности действий разведки»[82].
10 апреля 1951 г. президенту США был представлен меморандум
«Психологическое наступление против СССР. Цели и задачи», основной целью
которого провозглашалось «расширить разрыв, существующий между
советским народом и его правителями»[83].
А 20 июня 1952 г. появился новый закон, разрешавший ЦРУ и иным
спецслужбам США использовать для финансирования подрывных акций против
стран народной демократии «любые дополнительные суммы за счет средств,
отпущенных на мероприятия Североатлантического альянса», то есть НАТО.
Примечателен и тот факт, что администрация США прагматически подводила
солидный финансовый и организационный фундамент под «тайную войну»
против СССР и других европейских социалистических государств.
3 марта 1953 г. новый президент США Дуайт Эйзенхауэр провел через
сенатскую комиссию по иностранным делам резолюцию, утверждавшую, что
СССР несет главную ответственность за напряженность в мире, так как
«извращенно трактуя» Ялтинские (февраль 1945 г.) и Потсдамские (август

1945 г.) соглашения, нарушает их, «что и привело к покорению народов
Восточной Европы».
В конце 1954 г. появилась директива СНБ 5201, которая рекомендовала
администрации США «побуждать восточноевропейские режимы к
самостоятельному выходу из «силового поля» советского доминирования».
В ее развитие 5 апреля 1955 г. президентом США Д. Эйзенхауэром был
утвержден «Новый план нанесения поражения коммунизму», активную роль в
обсуждении и корректировке которого играли государственный секретарь и
директор ЦРУ братья Джон Фостер и Аллен Даллесы.
В нем «Руководящие установки для политического наступления» были
сформулированы следующим образом:
«1. Поддерживать во всей советской империи дух сопротивления и всемерно
подогревать надежду на освобождение и обретение суверенитета…
2. Рассеивать горькое чувство изолированности, какое испытывают все
внутренние враги Кремля, путем доведения до их сознания того факта, что,
подобно революционерам в царское время, они тоже имеют преданных друзей и
сильных союзников за пределами их родины…
3. Усиливать всеми возможными путями и средствами неуверенность советских
властей в преданности своего народа…
4. Обеспечивать как моральную, так и материальную поддержку (в том числе
квалифицированным руководством всех оппозиционных и подпольных
движений в странах-сателлитах, а также в Китае и в самой России…»
В данном «Новом плане нанесения поражения коммунизму» подчеркивалось,
что «организационная структура ведения «холодной войны» уже существует и
что «она должна быть только усилена и приспособлена к расширяющимся
масштабам нынешней деятельности».
После двух лет руководства военной контрразведкой ГСОВГ Петр Иванович
возвращается в Советский Союз. Генерал-лейтенант П. И. Ивашутин
последовательно занимал должности начальника Управления военной
контрразведки МГБ СССР по Ленинградскому военному округу (18 ноября
1949 г. – 25 декабря 1951 г.), заместителя начальника 3-го Главного управления
(декабрь 1951 г. – сентября 1952 г.), министра государственной безопасности
Украинской ССР (сентябрь 1952 г. – март 1953 г.) …
По линии военной контрразведки П. И. Ивашутину довелось служить под
началом руководителей 3-го главного управления Н. Н. Селивановского,
Н. А. Королева, Я. А. Едунова, С. А. Гоглидзе[84], Д. С. Леонова совместно с их
заместителями И. Я. Бабичем, В. И. Бударевым, Н. Р. Мироновым.
Скажем честно: как в управлениях военной контрразведки «Смерш»
существовали подразделения (первые отделы), занимавшиеся
контрразведывательным обеспечением безопасности функционирования
управлений и штабов фронтов, командования армий и корпусов, так и в
структуре 3-го Главного управления МГБ СССР 1-й и 2-й отделы занимались

контрразведывательным обеспечением Генерального штаба и Министерства
обороны СССР[85].
А между тем и в самом Министерстве госбезопасности происходили процессы,
оказавшие самое непосредственное влияние на формирование гражданской,
партийной и профессиональной позиций будущего начальника ГРУ.
12 июля 1951 г. был арестован министр государственной безопасности СССР
В. С. Абакумов. И здесь представляется необходимым последний раз
обратиться к судьбе этого сталинского министра.
Достижение МГБ отдельных действительно положительных результатов в
борьбе с разведывательно-подрывной деятельностью спецслужб иностранных
государств, наверное, породило у Абакумова чувство чрезмерной
самоуверенности, вызвав своеобразное, так хорошо знакомое Сталину,
«головокружение от успехов».
Причиной падения казавшегося всемогущим министра стал банальный донос на
него одного из подчиненных, полковника М. Д. Рюмина[86], писавшего в ЦК
ВКП (б) 2 июля 1951 г.: «Тов. Абакумов, по моим наблюдениям, имеет
наклонности обманывать правительственные органы путем замалчивания
серьезных недочетов в работе органов МГБ».
Уместно, однако, подчеркнуть, что по своему служебному положению Рюмин
не располагал доступом к документам, которые могли бы дать основания для
подобных выводов. Согласно указаниям некоторых историков, письмо о
«неправильном поведении» Абакумова было написано Рюминым
непосредственно в кабинете секретаря ЦК ВКП (б) Георгия Максимилиановича
Маленкова, «курировавшего руководящие кадры» госслужбы.
Для рассмотрения заявления М. Д. Рюмина Политбюро ЦК ВКП (б) 4 июля
1951 г. назначило специальную комиссию в составе Г. М. Маленкова,
Л. П. Берии, М. Ф. Шкирятова и С. Д. Игнатьева[87] (заведующий отделом
партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП (б). Именно он
станет министром госбезопасности, а также непосредственным «куратором»
первого этапа следствия по делу Абакумова). В этот же день Абакумов был
отстранен от исполнения обязанностей министра.
Обвинения Абакумову были аналогичны обвинениям, предъявлявшимся
шестью годами ранее им самим Меркулову.
По итогам «проверки» заявления Рюмина 11 июля Политбюро ЦК ВКП (б)
приняло решение «О неблагополучном положении в МГБ», в котором
Абакумову инкриминировались «обман партии», затягивание следственных дел,
злоупотребления властью. Этим же постановлением исполняющим обязанности
министра был назначен С. Д. Игнатьев, 9 августа 1951 г. утвержденный в этой
должности.
12 июля Абакумов был арестован. За этим ожидаемо последовали также аресты
ряда «выдвиженцев» опального министра. Позднее к обвинениям в адрес
бывшего министра присоединилось еще и «участие в сионистском заговоре в

МГБ», что вызвало новые аресты действующих и бывших сотрудников органов
госбезопасности.
Однако данные новости, даже руководящим составом министерства, не
обсуждались, и не только по этическим соображениям.
Следует подчеркнуть, что, несмотря на применявшиеся к нему жесткие и
изощренные способы «выбивания» нужных показаний – была арестована жена и
их трехмесячный сын Игорь, применение недопустимых методов ведения
следствия (многодневный холодный карцер, длительное заковывание в
кандалы), Виктор Семенович не оговорил на допросах никого из своих
арестованных подчиненных – не будет преувеличением сказать, что своим
мужественным поведением он сохранил им не только свободу, но и жизнь
(почти все из них были освобождены, со снятием обвинений, в марте-апреле
1953 г.).
Несмотря на серьезные изменения политических условий в стране,
В. С. Абакумов находился под следствием 41 месяц, и за это время сменилось 4
министра-«куратора» его дела – С. Д. Игнатьев, Л. П. Берия, С. Н. Круглов,
И. А. Серов, что уже само по себе наводит на мысль о его политическом
«заказе».
19 декабря 1954 г. в Ленинградском окружном доме офицеров на выездном
заседании Военной коллегией Верховного суда СССР В. С. Абакумов был
осужден к высшей мере наказания[88].
На наш взгляд, следует подчеркнуть, что в декабре 1997 г. Главной военной
прокуратурой Российской Федерации Абакумов был реабилитирован по части
инкриминировавшихся ему деяний: измена Родине, участие «в сионистском
заговоре», затягивание следственных дел. Но в то же время он не был
реабилитирован по обвинениям в нарушениях социалистической законности, в
частности – фальсификации так называемых дел «авиаторов» (1946),
«Еврейского антифашистского комитета» (1948), «Ленинградского дела» (1949).
Однако большинство современных исследователей придерживаются мнения о
том, что инициатива появления этих «дел» принадлежала «Инстанции», то есть
высшему советскому руководству, в руках которого Абакумов оказался и
послушным исполнителем, и заложником своего положения одновременно.
Бывший руководитель Департамента военной контрразведки ФСБ России
А. Г. Безверхний, говоря об Абакумове, отмечал, что было бы неправильным
писать его портрет только одной краской, белой или черной. Это сложная,
противоречивая личность, которую невозможно оценить одномерно.
За годы службы в органах безопасности В. С. Абакумов был награжден тремя
орденами Красного Знамени (1940, 1944, 1948), орденом Суворова I степени
(1944), орденом Кутузова I степени (1945), орденом Суворова II степени (1944),
орденом Красной Звезды (1944), медалями «За оборону Москвы», «За оборону
Сталинграда», «За оборону Кавказа», «За победу над Германией в Великой
Отечественной войне 1941–1945 гг.», нагрудным знаком «Почетный работник
ВЧК – ОГПУ (XV)» (1938). Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14

ноября 1955 г. он был лишен воинского звания генерал-полковника и указанных
правительственных наград.
В постановлении Президиума Верховного суда Российской Федерации от 17
декабря 1997 г., еще раз рассмотревшего вопрос квалификации
инкриминировавшихся Абакумову деяний, отмечалось: «Как видно из
материалов уголовного дела, Абакумов, Леонов, Лихачев, Комаров и Броверман
признаны виновными в том, что, будучи ответственными должностными
лицами Министерства государственной безопасности СССР, в течение
длительного времени систематически злоупотребляли властью, что выразилось
в фальсификации уголовных дел и применении незаконных мер физического
воздействия при производстве предварительного следствия. Указанные
нарушения повлекли за собой особо тяжкие последствия – привлечение к
уголовной ответственности многих невиновных граждан. В частности,
Абакумов, находясь на руководящей работе в органах государственной
безопасности, выискивал малозначительные материалы на отдельных
ответственных работников партийного и советского аппарата, арестовывал их, а
затем применял недопустимые и строжайше запрещенные действующим
законодательством методы следствия, вместе со своими подчиненными
добивался от арестованных вымышленных показаний о якобы совершенных
ими особо опасных контрреволюционных преступлениях».
Необходимо подчеркнуть, что и от министра Игнатьева «инстанциями» также
требовалось добиваться «полного раскаяния» обвиняемых, в связи с чем
практика нарушения социалистической законности, применения недопустимых
методов ведения следствия не была преодолена полностью. Несмотря на то, что
Игнатьев не привлекался к партийной или дисциплинарной ответственности, в
официальном некрологе в связи с его кончиной, опубликованном в «Правде»,
отмечалось: «В эти годы в практике деятельности МГБ продолжалась
фальсификация уголовных дел, наиболее известным из которых являлось «дело
врачей»…
В подготовленной для И. В. Сталина в ноябре 1952 г. заместителем министра
госбезопасности С. А. Гоглидзе докладной записке «О положении дел в МГБ»
подчеркивалось: «Требуемого улучшения работы органов государственной
безопасности не произошло», и подчеркивалась необходимость «коренной
перестройки агентурно-оперативной работы». При этом Гоглидзе
информировал Сталина, что с 1 июля 1951 г. по 1 июля 1952 г. были
освобождены от занимаемых должностей «как не справлявшиеся с работой»
1583 сотрудника, а также уволены из органов МГБ «за нарушение
дисциплины», «советской законности», «злоупотребление служебным
положением» и «морально-бытовое разложение» еще свыше 3 тысяч человек, в
том числе 500 сотрудников центрального аппарата министерства[89].
Вопрос «о положении дел в МГБ СССР» рассматривался на заседании
Президиума ЦК Коммунистической партии Советского Союза[90] 1 декабря
1952 г., и в качестве «важнейшей и неотложной задачи» было сформулировано
требование об усилении контроля республиканских, краевых и областных
партийных комитетов за работой органов госбезопасности.

В направленном в республиканские, краевые и областные партийные комитеты
КПСС совершенно секретном Постановлении ЦК «О положении в МГБ» от 4
декабря 1952 г. подчеркивалось:
«…Считать важнейшей и неотложной задачей партии, руководящих партийных
органов, партийных организаций осуществление контроля за работой органов
министерства государственной безопасности. Необходимо решительно
покончить с бесконтрольностью в деятельности органов МГБ и поставить их
работу в центре и на местах под систематический и постоянный контроль
партии, ее руководящих партийных органов, партийных организаций…» В нем
также подчеркивалось, что «первые секретари обкомов, крайкомов партии и ЦК
компартий союзных республик обязаны интересоваться агентурной работой
органов МГБ…», а Бюро Президиума ЦК поручалось «провести мероприятия по
обеспечению постоянного контроля со стороны ЦК КПСС за работой
Министерства государственной безопасности СССР и по значительному
укреплению [его] центрального аппарата»[91].

Министр государственной безопасности Украины
В один из дней начала сентября 1952 г. заместителя начальника Управления
военной контрразведки генерал-лейтенанта Ивашутина срочно вызвали в
Кремль. Здесь его принял заместитель Председателя Правительства СССР
В. М. Молотов (И. В. Сталин был болен). Отметив чрезвычайно важное
значение в составе Советского Союза разоренной войной крупнейшей союзной
республики, Вячеслав Михайлович торжественно объявил:
– Центральный Комитет Всесоюзной коммунистической партии большевиков и
Советское правительство оказало вам высокое доверие, Петр Иванович,
назначив на ответственный пост министра государственной безопасности
Украинской Советской Социалистической Республики!
Затем Молотов передал слова Сталина о том, что он очень надеется, что
товарищ Ивашутин оправдает высокое доверие советского народа, покончит
наконец с бесчинствами банд украинских националистов, которые мешают
мирному труду граждан республики. При этом Молотов добавил, что такой
результат достоин звания Героя Советского Союза.
При знакомстве с биографией Петра Ивановича Ивашутина у автора не раз
невольно возникала мысль о том, что судьба, как будто специально готовя его к
стезе высокого государственного служения, предусмотрительно предоставляла
ему возможность расширения оперативного опыта и кругозора, знакомя с
различными направлениями деятельности по обеспечению безопасности
страны, не только военной контрразведки, но и территориальных органов
госбезопасности, даже еще на примере крупнейшей республики Союза ССР, с
характером и спецификой угроз и особенностями решаемых органами
госбезопасности задач.

Начальник Первого главного управления КГБ СССР Владимир Крючков (слева)
и Петр Ивашутин (справа)

Украина была не только второй по площади и численности населения
республикой Советского Союза, но и по восстанавливавшемуся
экономическому потенциалу. Здесь имелась разветвленная транспортная
инфраструктура, включая порты черноморского побережья, учреждения науки,
культуры и высшего образования. На территории республики дислоцировались
войска Прикарпатского, Одесского, Киевского и Харьковского военных
округов. Все эти обстоятельства и определяли особенности оперативной
обстановки и разведывательно-подрывных устремлений иностранных
спецслужб. Еще одной отличительной чертой Украины являлось сохранение
здесь к началу 1950-х годов остатков разветвленного украинского
националистического подполья.
Именно борьба за ликвидацию нацподполья и стала первоочередной задачей
нового министра госбезопасности Украины.
Министерство государственной безопасности, а впоследствии и КГБ
Украинской ССР, а ныне – Служба безопасности Украины, располагалось в
пятиэтажном здании 1914 г. постройки по Владимирской улице, 33. Петр
Иванович принимал здесь дела у Николая Кузьмича Ковальчука, которого знал
и как начальника УКР «Смерш» 4-го Украинского фронта, и как
уполномоченного МГБ СССР в Германии.
Уже 6 сентября 1952 г. Петр Иванович представился Первому секретарю ЦК
Коммунистической партии (большевиков) Украины Леониду Георгиевичу
Мельникову, в тесном взаимодействии с которым ему предстояло работать.

Знакомясь с оперативными материалами, изучая оперативную обстановку,
новый министр госбезопасности П. И. Ивашутин погрузился в изучение истории
борьбы народа Украины против националистов и фашистских
коллаборационистов.
Сегодня этот вопрос актуален еще и потому, что 30 апреля 2015 г. президент
Украины П. А. Порошенко подписал закон «О правовом статусе и чествовании
памяти участников борьбы за независимость Украины в XX веке»,
предоставляющий ряд льгот участникам ОУН-УПА как «борцам за свободу».
А ведь еще в 1922 г. бывший полковник австро-венгерской армии Евген
Коновалец познакомился с Адольфом Гитлером. И между ними возникло
взаимопонимание на почве амбициозных планов и общей нелюбви к России.
Это Коновалец основал в 1929 г. в Берлине Организацию Украинских
националистов (ОУН), провозглашавшую своей целью борьбу за
«освобождение братьев-украинцев», проживающих на землях бывшей АвстроВенгрии, отошедших к Польше и… Советской России.
С начала 30-х годов на территории Польши были созданы и подпольно
действовали краевые (районные) «проводы» (ячейки) ОУН, наиболее
многочисленными из которых являлись Краковский и Львовский.
Следует подчеркнуть, что в процессе подготовки нападения на восточного
соседа антипольски настроенные украинские националисты закономерно
рассматривались абвером как «пятая колонна», призванная дезорганизовать
тылы подвергшейся агрессии страны. Руководители же ОУН искренне
рассчитывали на «ответную благодарность», наивно полагая, что им будет
дозволено захватчиками «создать украинскую Державу».
К сентябрю 1939 г. вооруженные формирования ОУН имели свыше 7 тысяч
«бойцов», которые с начала агрессии против Польши принимали активное
участие в диверсионно-разведывательной деятельности.
С сентября 1939 г. ближайший к Западной Украине зарубежный центр ОУН
оказался на территории «генерал-губернаторства» в Кракове. Здесь же был
образован главный передовой разведывательный орган военной разведки
Германии «Абверштелле «Краков». Понятно, что в условиях германской
оккупации, быстро и жестоко подавлявшей любые проявления национального
самосознания, украинские организации в Польше могли действовать только с
непосредственного разрешения и под контролем оккупационных властей, что и
объясняет тесное сотрудничество их руководителей с абвером,
заинтересованным в развертывании «национальной» работы на сопредельной
территории Советского Союза.
Вышедший из подполья «Краковский провод ОУН», также именовавшийся
«Краевой экзекутивой», имел в своем составе отделы: воинский (его возглавлял
С. А. Бандера[92], тот самый, который 20 января 2010 г. указом президента
Украины В. А. Ющенко был отмечен званием «Героя Украины»), пропаганды
(М. Лебедь[93], псевдоним «Максим Рубан»), культурно-просветительский, а
также бюро регистрации, бюро помощи беженцам и другие подразделения.

Помимо этого, в Кракове действовали – исключительно с разрешения и под
контролем абвера, – три «украинские военные школы» – курсы по подготовке
младшего, среднего и старшего «офицерского состава» «украинской
национальной армии». Их выпускники направлялись на комплектование
диверсионно-разведывательных батальонов «Нахтигаль» и «Ролланд»,
снискавших печальную известность проведением массовых карательных акций,
в том числе после захвата Львова.
Непосредственно деятельность краковской «краевой экзекутивы» направлялась
и контролировалась агентами абвера «Консул-1» (А. А. Мельник, до апреля
1940 г. возглавлял Центральный «провод» ОУН), а также С. А. Бандерой
(поддерживал связь с руководителем 2-го отдела абвера Э. Штольце через
связника «Консул-2» (Р. Ярый))[94].
Руководитель мобилизационного отдела краковской «экзекутивы» А. А. Луцкий
на допросах в августе 1945 г. показал, что 1 сентября 1939 г. в первом эшелоне
агрессора на территорию Польши вступил сформированный ОУН «легион»,
члены которого впоследствии были направлены в различные немецкие
разведшколы. Также он свидетельствовал: «Работая до марта 1940 г. в военной
референтуре Центрального провода ОУН, я знал, что военный референт
«Провода» полковник Сушко Роман все сведения о Советском Союзе,
получаемые от ОУН Западной Украины, за денежное вознаграждение передавал
немцам… О сотрудничестве ОУН с немцами говорилось открыто, все
националистические кадры ориентировались на то, что при помощи немцев мы
разобьем СССР и создадим т. н. «Самостийную Украину». … мне известно, что
немцы использовали украинских националистов для шпионской и
диверсионной деятельности на советской территории, снабжали их оружием,
подготавляли оуновские организации для выступления против Советского
Союза в момент нападения Германии.
Весной 1941 г. по договоренности «Главного провода» с немцами в Германии из
участников ОУН был сформирован легион имени Евгена Коновальца, который
вместе с немецкой армией принял активное участие в боях против Красной
армии, а впоследствии, под руководством немецких карательных органов, вел
борьбу с советскими партизанами… Формирование легиона им. Коновальца
началось во 2-й половине марта 1941 г., сразу же после 2-го конгресса ОУН».
(Поясним, что здесь имеются в виду батальоны спецназначения абвера
«Нахтигаль» и «Ролланд», входившие в состав разведывательно-диверсионного
полка «Бранденбург-800».)
Архивные оперативные и следственные материалы рассказали Петру
Ивановичу, что еще 10 марта 1940 г. краковский «Провод ОУН» образовал
«повстанческий штаб» для подготовки вооруженного восстания на Украине и
приступил к активной работе на территории республики. Тогда же был
разработан и «Единый генеральный план повстанческого штаба ОУН». Но уже в
сентябре 1940 г. его содержание стало известно украинским чекистам – копия
плана была изъята у арестованного во Львове курьера краковской «Краевой
экзекутивы» Т. Мельника.

Руководитель Тарнопольской областной организации ОУН К. Вальчик на
допросе в НКВД УССР показал, что директивы по выполнению «плана
подготовки восстания» получил уже в июне 1940 г.
Вот в соответствии с какими планами украинских националистов в указании
наркома внутренних дел УССР И. А. Серова руководителям областных
управлений от 29 мая 1940 г. подчеркивалось:
«Имеющиеся в нашем распоряжении материалы свидетельствуют о том, что
закордонное оуновское руководство проводит на нашей территории большую
работу по восстановлению организаций ОУН, по превращению таковых в
террористические группы, широко использует кадры ОУН, временно
отошедшие от работы за последние годы».
6 августа 1940 г. И. А. Серов информировал НКВД СССР: «Основной задачей
Краковского центра ОУН в настоящее время является накопление оуновских
кадров, путем проведения широкой вербовочной работы на территории СССР.
Руководство оуновскими комитетами на территории западных областей
Украины осуществляется из-за кордона через эмиссаров и курьеров,
перебрасываемых проводом ОУН со специальными инструкциями и
заданиями… Все украинское население на территории Германии проходит
регистрацию… В формируемую т. н. «украинскую армию» объявлен прием в
возрасте от 16 лет до 42. Части «украинской армии» расположены в городах
Балыгород, Санок, Затрое, Яслове, Красное, Руманив, Иваниче, Пшеварске,
Лежайске и др., носят военную форму, вооружены карабинами и револьверами.
Кроме украинских воинских частей, из украинского населения формируется
также полиция. Полицию возглавляет активный украинский националист,
петлюровский офицер Охримович».
В тот же день, 6 августа, Серов направил Л. П. Берии еще одно сообщение о
том, что в Станиславской области по агентурному делу «Террористы»
арестованы 23 участника местной ячейки и что «основной задачей организации
ОУН ставила свержение Советской власти путем вооруженного восстания и
создания так называемой «Самостийной Украины».
Практически контрреволюционная работа была направлена на:
а) создание новых контрреволюционных оуновских групп в селах;
б) совершение террористических актов над местным сельским активом;
в) распространение листовок контрреволюционного националистического
характера;
г) противодействие проводимым мероприятиям Советской власти на селе.
Организация в своем составе имела боевую террористическую группу, которая
совершала теракты над местным сельским активом…»
По мере оперативной разработки НКВД Украины выявленных оуновских явок и
групп, перед чекистами все более полно и четко раскрывалась картина
обширной деятельности националистического подполья.

11 августа 1940 г. в Москву был направлен обстоятельный, на 17
машинописных листах «Доклад о деятельности ОУН в Германии».
Президентам Украины В. Ющенко, П. Порошенко, В. Зеленскому и их
единомышленникам, включая и европейских политиков, не мешало бы и
сегодня знать и помнить, что «руководство ОУН, при непосредственном
участии и помощи немецкого командования, формирует из украинской
националистически настроенной молодежи военизированные отряды и части
т. н. «Украинской армии», «Украинских легионов» и «Сичевых стрельцов»,
вербуя молодежь в «Украинские таборы» – школы, дружины и курсы, где под
руководством немецких офицеров проводится усиленная военная подготовка».
Специальный раздел доклада именовался «Связь ОУН с разведорганами
Германии и их деятельность» (в связи с объемностью этого документа приведем
только несколько выдержек из него):
«ОУН представляла и представляет собой в настоящее время, прежде всего,
агентуру немецких разведывательных органов.
В целях лучшей постановки этой работы и предостережения от проникновения в
ОУН советской агентуры в каждом комитете ОУН имеются офицеры гестапо,
которые активно проводят фильтрацию каждого вновь прибывшего украинца с
территории быв. [шей] Западной Украины.
В настоящее время шпионско-террористическая и диверсионно-повстанческая
работа ОУН приняла особо широкие размеры. Агенты, эмиссары, курьеры и
бандиты, перебрасываемые на советскую сторону, как правило, получают
задания по сбору шпионских сведений, интересующих немецкую разведку.
В последнее время ОУН в Германии по заданию немецких разведывательных
органов контактирует свою деятельность против СССР с другими украинскими
и русскими белогвардейскими организациями. В частности, такой контакт ОУН
налаживает в Берлине с руководителем «РНК» (Русский национальный
комитет) …
Основную социальную базу ОУН в настоящее время за кордоном составляют
мелкобуржуазные элементы из среды украинского населения, как то: кулаки,
торговцы, церковники и интеллигенция. Людская база (так в подлиннике. –
О.Х.) ОУН на территории Германии значительно пополнилась за счет кадров
разваливающихся различных украинских националистических партий и
организаций.
Основной костяк ОУН, особенно руководящий, как и раньше, составляют
активные участники «УГА» (Украинской Галицийской армии), «УСС»
(Украинских Сичевых Стрельцов), петлюровские офицеры и петлюровская
эмиграция…
«Краковская экзекутива» систематически формирует и перебрасывает в СССР
вооруженные бандгруппы для повстанческой, террористической и шпионской
работы. Пунктами их формирования являются гг. Краков и Белзе, где
организованы специальные школы по подготовке этих кадров как из мужчин,
так и женского состава…

Контингенты указанных кадров подбираются из числа беглецов из Западной
Украины, которые получают задание осесть на длительное время в целях
организации всей работы ОУН, поддерживая связь с руководством через
курьеров. Для этого контингента по заданию немецкой разведки создан
специальный аппарат эмиссаров и курьеров.
Наиболее активные из них и зарекомендовавшие себя направляются в
офицерскую школу ОУН, где готовятся руководители вооруженных банд.
Немецкие разведорганы, помимо использования в целях разведки оуновских
кадров через соответствующие руководящие центры ОУН, привлекают и
непосредственно оуновцев для разведработы на сов. стороне… Разработку
деятельности ОУН продолжаем…»[95]
В сентябре 1940 г. органами НКВД УССР во Львове была ликвидирована
нелегальная «краевая экзекутива» ОУН, являвшаяся одним из центров по
организации проведения националистической работы в новых областях
Советской Украины.
13 декабря 1940 г. перед судом по делу «львовской краевой экзекутивы»
предстали 59 обвиняемых. Главный обвиняемый – Иван Максимов, 1913 г. р., до
сентября 1939 г. – руководитель молодежных организаций «Львовской
экзекутивы». В ноябре нелегально направлялся в Краков, откуда вернулся 6
января 1940 г. с заданием «Краковского провода» ОУН по подготовке
вооруженного восстания. После ареста в марте 1940 г. членов «Львовской
экзекутивы» перешел на нелегальное положение под фамилией Бард Б. А.,
руководил работой областных и окружных комитетов ОУН. На допросах и в
собственноручных показаниях следствию осветил план подготовки восстания,
готовившегося на сентябрь 1940 г.[96].
Другим обвиняемым по этому делу был 28-летний Дмитрий Клячкивский,
ставший с мая 1943 г. «командующим «Украинской повстанческой армией»
(УПА)[97]. 19 января 1941 г. обвиняемые по делу «Львовской экзекутивы»
Львовским областным судом были приговорены к расстрелу. Правда, позднее
он был заменен на 10 лет лишения свободы.
На основании данных, подтвержденных материалами следствия в отношении
арестованных членов «Львовской краевой экзекутивы», сотрудниками НКВД
Украины 21 декабря 1940 г. была проведена вторая операция по аресту
активных членов ОУН. Всего в ходе нее были арестованы 576 человек (86 из
них – во Львове и 285 человек во Львовской области, 68 – в Станиславской, 53 –
в Тернопольской, 47 – в Дрогобычской и 37 – в Волынской областях). В ходе
этой операции были убиты 3 оуновца, 2 сотрудника НКВД, 2 чекиста тяжело
ранены.
В директиве наркома госбезопасности УССР П. Я. Мешика[98] от 10 апреля
1941 г. № А-1282/cп начальникам УНКГБ западных областей Украины
предписывалось «усилить работу» по оуновскому подполью в связи с
активизацией им «подготовки к вооруженному восстанию против Советской
власти… намеченному на период между 20 апреля и 1 мая с. г.».

В этом документе указывалось: «Ведя подготовку к вооруженному
выступлению, ОУН мобилизует все враждебные нам силы, устанавливает
контакт с другими контрреволюционными украинскими и польскими
националистическими организациями и остатками антисоветских политпартий.
Исходя из этого, основная задача УНКГБ состоит сейчас в том, чтобы
использовать все средства и возможности по вскрытию и ликвидации
оуновского подполья с тем расчетом, чтобы предотвратить попытку
вооруженного выступления со стороны ОУН, прекратить ее террористическую
деятельность и максимально усилить агентурно-оперативную работу по
разложению организации, —

ПРЕДЛАГАЮ:
1. Усилить работу по выявлению членов ОУН, находящихся на нелегальном
положении, используя для этого агентурные и официальные возможности
(агентуру, показания арестованных, свидетелей, аппарат розыска и т. д.).
2. Для упорядочения оперативного учета по нелегалам и действенной работе по
поимке их, – все материалы по этому вопросу сосредоточить в СПО УНКГБ. На
каждого нелегала завести дело, в котором сгруппировать материалы,
необходимые для успешного розыска: установочные данные, сведения о
родственных и организационных связях, местах возможного нахождения,
районах действия, фотокарточки и т. п.
3. Розыск и изъятие нелегалов возложить на отделения СПО по борьбе с
политбандитизмом. Для этой же работы использовать оперативные бригады
НКГБ УССР, командированные мною в УНКГБ.
4. Подготовить имеющиеся агентурные разработки по ОУН к оперативной
ликвидации, с расчетом проведения операции в период с 15 по 20 апреля.
5. Операции по нелегалам и ликвидации агентурных разработок обязательно
использовать для приобретения ценной агентуры.
6. Аресты руководящего состава ОУН использовать для внедрения и
продвижения в руководство организации нашей проверенной агентуры.
7. Имеющиеся материалы, свидетельствующие о складах оружия ОУН, в
ближайшее время реализовать, оружие изъять…
О выполнении данных указаний, поступающих сигналах о подготовке восстания
и Ваших мероприятиях, ежедневно доносите специальными записками»[99].
В докладной записке с предложениями по ликвидации базы ОУН в западных
областях Украины секретарю ЦК КП (б) У Н. С. Хрущеву в середине апреля
1941 г. нарком госбезопасности П. Я. Мешик подчеркивал:

«Известно, что при ведении войны немцы практикуют предательский маневр:
взрыв в тылу воюющей стороны («пятая колонна» в Испании, измена хорватов в
Югославии).
Материалы, добытые в процессе агентурной разработки и следствия по делам
участников ОУН, в том числе воззвания и листовки организации,
свидетельствуют о том, что во время войны Германии с СССР роль «пятой
колонны» немцев будет выполнять ОУН.
Эта «пятая колонна» может представить собой серьезную силу, так как она
хорошо вооружена и пополняет свои склады путем переброски оружия из
Германии. Так называемый «революционный провод» ОУН, руководимый
Степаном Бандерой, не дожидаясь войны, уже сейчас организовывает активное
противодействие мероприятиям советской власти и всячески терроризирует
население западных областей Украины…
Изложенное выше вынуждает, наряду с проводимой операцией по изъятию
нелегалов и актива ОУН, поставить вопрос о ликвидации базы ОУН – семей
нелегалов, кулачества и семей репрессированных.
Считал бы целесообразным возбудить перед ЦК ВКП (б) и СНК СССР
ходатайство о применении к перечисленным категориям лиц следующих
санкций…»[100].
Решение по этому вопросу в форме Постановления ЦК ВКП (б) и СНК СССР
«Об изъятии контрреволюционных организаций в западных областях УССР»
№ 1299–52бсс было принято 14 мая 1941 г.[101].
В обзоре 3-го управления НКГБ СССР об антисоветских проявлениях и
важнейших происшествиях в СССР в апреле 1941 г. отмечалось:
«В апреле было зарегистрировано: террористических актов – 47; бандитских
проявлений оуновцев-нелегалов – 21; выпуск анонимных антисоветских
документов – 417.
Преобладающее большинство активных антисоветских проявлений, как и в
марте, имело место в западных областях УССР. Усиление активности оуновцевнелегалов и их бандитских формирований в апреле выразилось в совершении 38
террористических актов против советского актива, 3 поджогов, 7 налетов на
кооперативы и сельсоветы с целью ограбления. При этом было убито:
8 председателей сельсоветов, 7 председателей правлений колхозов, 3
комсомольских работника, 5 работников районного совпартаппарата, 1
учительница, 1 директор школы и 16 колхозников-активистов. Ранено:
5 работников районного совпартаппарата, 2 комсомольских работника, 1
председатель кооператива и 11 колхозников-активистов.
Основные очаги террористических и бандитских проявлений украинских
националистов находятся в Тарнопольской области, на территории которой в
апреле имели место 22 террористических акта и 16 случаев бандитских
проявлений».
В следующем обзоре за май 1941 г. аналитики 6-го отдела 3-го управления
НКГБ СССР отмечали: «…наибольшую активность продолжают проявлять

антисоветские организации украинских националистов на территории западных
областей УССР.
Открытая антисоветская деятельность ОУН выразилась в совершении ряда
террористических актов и других форм расправы над низовым советским,
колхозным и сельским активом. Всего за май по западным областям Украины
учтено 58 случаев террористических актов, в результате которых убито 57
человек и ранено 27»[102].
Вот на фоне каких событий 18 июня 1941 г. П. Я. Мешик информировал
секретаря ЦК КП (б) У Н. С. Хрущева, что в результате проводившейся
органами НКГБ-НКВД с 4 июня операции в западных областях арестованы 2215
членов ОУН, в том числе 757 «нелегалов».
Вечером 30 июня 1941 г., после оккупации Львова немецкими войсками при
участии оуновских «походных групп» и диверсионного батальона абвера
«Нахтигаль», представитель «Центрального Провода ОУН» Я. Стецко
поторопился провозгласить «восстановление Украинской державы».
Сегодняшние апологеты ОУН и УПА на Украине не знают (?), что прибывший
из Берлина заместитель Бандеры по «Центральному Проводу», руководитель
политической референтуры ОУН Ярослав Стецко при этом заявил:
«Нововозникающая Украинская Держава будет тесно сотрудничать с националсоциалистической Великой Германией, которая под водительством своего
фюрера Адольфа Гитлера творит новый порядок в Европе и во всем мире»…
Однако, даже несмотря на такие заверения «в беззаветной преданности»,
оккупационные власти немедленно арестовали членов «правительства
Украинской державы», направив их в концентрационные лагеря на территории
Германии.
Таковы основные вехи предвоенного периода борьбы украинского народа и
органов госбезопасности Украины с националистическими пособниками
фашистских агрессоров.
В условиях оккупации на Украине, с разрешения германской военной
администрации для обеспечения ее поддержки со стороны местного населения,
разрешалось восстановление ранее существовавших националистических
организаций, создавались полицейские части для охраны тюрем, лагерей для
военнопленных и концентрационных лагерей, еврейских гетто.
Часть сотрудничавших с оккупантами националистов вступала в создаваемые
ими воинские части (полицейские и охранные батальоны), в том числе
«национальные» части войск СС[103]. Так, в апреле 1943 г. во Львове под
командованием германских офицеров была сформирована дивизия СС
«Галичина» (14-я добровольческая дивизия СС «Галичина»).
Попутно отметим, что дивизии СС были сформированы также в Латвии (в марте
1943 г. – 15-я дивизия ваффен СС (1-я латышская)), а осенью – 19-я дивизия СС
(2-я латышская) и Эстонии (в феврале 1944 г. – 20-я дивизия СС). Эти
формирования преимущественно принимали участие в карательных операциях,
борьбе с партизанами. Однако с конца 90-х годов на Украине, в Латвии и

Эстонии начали проходить ежегодные демонстрации, посвященные
«годовщинам» образования этих карательных фашистских частей, что вызывает
законное и обоснованное возмущение как граждан этих государств, так и
европейского общественного мнения, выживших жертв карателей.
При отступлении вермахта часть сотрудничавших с оккупантами
коллаборационистов бежали вместе с ним, часть из них были завербованы
германскими спецслужбами и оставлялись для проведения разведывательноподрывной работы в тылах наступающей Красной армии, некоторые по
собственной инициативе создавали «подпольные организации сопротивления».
Впоследствии последних стали называть «третьей силой», якобы боровшейся
как с фашистскими оккупантами, так и против Красной армии.
Вот как об этом говорится в недавно рассекреченной Службой безопасности
Украины (СБУ) ориентировке наркома госбезопасности Украинской ССР
С. Р. Савченко № 683/с от 23 апреля 1944 г. начальникам областных управлений
наркомата «О связях ОУН-бандеровцев и УПА с немцами»[104].
«Общеизвестно, что украинские националисты всех течений до войны возлагали
большие надежды при помощи Германии создать «Самостийную Украину».
Известно также, что немцы всячески поддерживали украинских националистов
в этом, однако, когда в первые дни войны Германии с СССР наиболее активная
часть ОУН, возглавляемая Бандерой, попыталась создать без разрешения
немцев правительство «Самостийной Украины», немцы, несмотря на свои
прежние обещания, бесцеремонно разогнали это правительство, арестовали
Бандеру и расстреляли ряд видных главарей бандеровского течения.
После этого сохранившиеся приверженцы Бандеры… перешли на нелегальное
положение и объявили «войну» немцам, создав для борьбы с ними, а равно для
борьбы с советским элементом, сначала «боевки», а затем т. н. «Украинскую
повстанческую армию» – УПА. ОУН сумела под лозунгом борьбы с немцами, а
равно путем террора, втянуть в ряды УПА значительную часть населения из
социально близких нам слоев.
Боевые действия УПА против немцев сводились к антинемецкой агитации и
мелким стычкам с отдельными малочисленными гарнизонами и отрядами
оккупантов и обороне от периодически наряжаемых немцами карательных
экспедиций в места расположения банд УПА.
Такое положение продолжалось до 1944 г. …когда Красная армия в результате
успешного наступления освободила большую часть Украины и подошла к
западным областям, где ОУН и УПА имели наибольшее распространение и
влияние среди местного населения, главари ОУН бандеровского направления,
сначала осторожно, по секрету от своих низовых организаций, перешли вновь
на службу к немцам, а в последнее время стали совершенно открыто
сотрудничать с ними.
В процессе агентурно-оперативной работы по очистке освобожденной
территории западных областей Украины нами собраны бесспорные факты и
документы, наглядно подтверждающие связь ОУН бандеровского направления

и УПА с немцами и руководство последними практической деятельностью ОУН
и УПА в настоящее время.
Показаниями арестованного УНКГБ по Волынской области члена районного
«провода» ОУН Сирика установлено, что в первых числах января 1944 г. в селе
Комарово …Волынской области состоялись переговоры между командующим
УПА «Климом Савур»[105] и командованием венгерских частей,
использовавшихся немцами для охраны тыла.
Выпущенное в том же январе 1944 г. обращение УПА к венгерским солдатам, в
котором они восхваляются за «рыцарство и честь» и призываются к совместной
борьбе против большевиков, за создание «самостийных» Украины и Венгрии,
свидетельствует о достигнутом в результате переговоров соглашении между
«Климом Савур» и венгерскими оккупантами.
Такие же переговоры бандеровцы вели и с немцами, в результате которых было
достигнуто соглашение между ними и немецким командованием о совместных
действиях против Красной армии.
Как выясняется, переговоры были начаты в начале 1944 г., еще до
освобождения нами территории наибольшей концентрации банд УПА…
12.2.44 г. разведотделом боевой группы Прюцмана был издан приказ, в котором
указывалось, что в результате начатых в районе Деражно и успешно
законченных в районе Верба (Ровенская область) переговоров немецкого
командования с руководителями УПА достигнута договоренность о взаимном
ненападении и помощи в вооруженной борьбе с Красной армией. Силы УПА,
согласно этому договору, используются также для ведения разведки в пользу
немецкого командования. Для опознания банд УПА немецкими частями введена
специальная условность. (Копия приказа прилагается.)
Заключение такого соглашения изменило характер бандеровской пропаганды,
исключающей теперь антинемецкие выпады и обращающей все свое острие
против нас.
Обнаруженная нами в Красноармейском районе Ровенской области свежая
листовка с подписью «Главная команда Украинской Повстанческой армии» на
русском языке, призывая солдат и офицеров Красной армии переходить в УПА,
содержит восхваления по адресу фашистской Германии, которая якобы ведет
войну «… за Новый мир, построенный на принципе равноправия каждого
народа, со свободным правлением на своей территории, справедливым
правительством, которое не допускает эксплуатации одного человека другим»…
Действие этого договора ОУН и УПА с немецкими оккупантами видно также на
ряде фактов, установленных в процессе ликвидации бандформирований УПА и
вражеской агентуры, засылаемой в наш тыл.
Противник в последнее время стал направлять в банды УПА своих офицеров и
солдат для руководства их боевыми операциями и перебрасывать банды УПА
под командованием немецких офицеров через линию фронта в наш тыл…
В Ракитновском районе Ровенской области УНКГБ по Ровенской области
задержана группа парашютистов, снабженная немецкой портативной

радиостанцией, оружием, большим количеством денег, всевозможными
документами и формой военнослужащих Красной армии…
Ориентируя об изложенном, предлагаю:
1. В агентурной и следственной работе добиваться вскрытия способов связи
ОУН с немецкой разведкой и подробного выяснения задач, ставящихся
немецкой разведкой перед ОУН.
2. Принять меры к перехвату каналов связи немецкой разведки с оуновским
подпольем, существующим на освобожденной территории.
3. О каждом случае вскрытия связи ОУН с немецкой разведкой немедленно
сообщать в НКГБ УССР…»
Об упомянутом соглашении полиции безопасности Германии с УПА ГУКР
«Смерш» НКО информировал Государственный Комитет Обороны 31 марта
1944 г. за № 422/А «О захвате советскими войсками документа, указывающего
на наличие соглашения между руководством УПА и немецким
командованием»[106].
По имеющимся архивным данным, с августа 1943 г. по сентябрь 1944 г. вермахт
передал УПА 700 орудий и минометов, около 10 000 пулеметов, 26 000
автоматов, 72 тысячи винтовок, 22 000 пистолетов[107].
Для ликвидации и разгрома «Центрального провода ОУН» и командования
УПА 11 ноября 1944 г. 5-м отделом 2-го управления НКГБ УССР было заведено
централизованное дело групповой оперативной разработки «Берлога», к
осуществлению оперативно-разыскных мероприятий по которому привлекались
все территориальные органы госбезопасности и военной контрразведки на
Украине. В результате проделанной работы уже к началу декабря были
установлены все 12 руководителей ЦП ОУН, получены личные
характеризующие данные на каждого из них, а также информация как об их
участии в конкретных преступных акциях, так и об их участии в переговорах с
оккупационными войсками на территории Украины[108].
На допросе 6 августа 1945 г. член «Главного провода ОУН (б)» А. А. Луцкий
показал, что на заседании в декабре 1943 г. во Львове руководитель «краевого
провода» «Схид» («Восток») и командующий группой УПА-Схид
«Лемиш»[109] заявил, что «на освобожденной от немцев территории вся работа
ОУН находится в пассивном состоянии. Это он объяснил тем, что население
восточных областей Украины за ОУН не пошло и с большим энтузиазмом
встречает приход советской власти. «Лемиш» предлагал все созданные
вооруженные отряды перебросить на север в леса, сеть ОУН сократить до
минимума и ее еще больше законспирировать».
Для того чтобы повысить свою привлекательность и авторитет в глазах
населения, в июне 1944 г. «представительное собрание» представителей
различных националистических организаций приняло единую «политическую
платформу», в которой говорилось, что Советский Союз будто бы выйдет из
войны ослабленным, вследствие чего создастся благоприятная обстановка для
борьбы за образование «украинского самостоятельного соборного государства».

Прежде всего, указывалось в названной «платформе», необходимо организовать
«единый всеукраинский национальный фронт», получивший название
Украинской головной вызволийной рады (УГВР, Украинский высший
освободительный совет). Задачами УГВР были определены:
1) руководить борьбой всех украинских националистов против советской власти
за «самостийность» Украины;
2) представлять украинских националистов за границей;
3) образовать «первое украинское правительство» и собрать «первое украинское
всенародное представительство».
В «платформе» также декларировалось, что объединение различных групп и
организаций произошло на основе их общего стремления к вооруженной борьбе
против советской власти, и подчеркивалось, что в борьбе за «самостийность»
Украины УГВР будет стремиться к союзу с националистами всех стран Европы
и Азии.
Однако в связи со стремительным продвижением Красной армии на запад
главари УГВР не успели развернуть активной деятельности: уже в конце июля
1944 г. ее «президиум» принял решение оставить на освобождаемой территории
Украины «президента» К. Осьмака, «вице-президента» И. Вовка, члена
«президиума» М. Дюжего и «главу правительства» и командующего УПА
Р. Шухевича, а остальных «руководителей» и авторитетных «представителей»
переправить за границу, чтобы там они добивались поддержки
заинтересованными силами «освободительной борьбы за самостийность»,
против «советской оккупации».
Политическая переориентация украинских националистов на Великобританию
не осталась незамеченной для советских органов безопасности. В датированной
еще 5 декабря 1944 г. справке Главного управления по борьбе с бандитизмом
НКВД СССР «О связях ОУН с англичанами» говорилось следующее:
«После освобождения территории Украины от немецких захватчиков Красной
армией, успешного продвижения ее на Запад и значительного разгрома
органами НКВД украинского националистического подполья руководство ОУН
в целях укрепления пошатнувшихся позиций среди членов организаций –
участников УПА и националистически настроенной части населения западных
областей Украины и дачи «перспективы» в борьбе с советской властью после
потери надежды на Германию, стало распространять слухи о связях ОУН с
руководящими центрами Англии и Америки.
В оуновских кругах стали появляться заявления о том, что Англия и Америка
заинтересованы не в победе СССР над Германией, а их взаимном ослаблении,
после чего Англия вторгнется в пределы Советского Союза и создаст
«Самостоятельное Украинское государство».
Неизбежность вооруженного столкновения с СССР аргументируется
утверждением невозможности мирного разрешения вопроса о послевоенной
границе Польши, ее государственном устройстве, а также нежелательностью
существования на континенте Европы сильного Советского государства.

Также приводились следующие подробности по этому вопросу. Арестованный
референт ОУН по Ровенской области Ткачук показывал на допросах: «В 1943–
1944 гг. в руководящих украинских националистических кругах поговаривали о
переориентации ОУН. Высказывались пожелания, чтобы националистическое
движение нашло своих сторонников среди реакционных английских деятелей».
Член ЦП ОУН Ординец показал, что ему лично рассказывал Р. Шухевич, что он
«ведет переговоры о заключении соглашения с немцами и одновременно с
представителями английской разведки».
Арестованный член ЦП ОУН Стэпаняк М. Д. показал: «Для налаживания связей
с Англией провод послал ряд лиц в нейтральные страны. В Швецию через
Финляндию был назначен для поездки доктор теологии Гриньох… В
Швейцарию также был назначен представитель ОУН… Их задачей было
информировать политические закордонные круги о деятельности ОУН и в
первую очередь через эти или непосредственно связаться с англичанами и
попытаться найти общий язык…»
Инструктор боевой подготовки окружного провода ОУН по Львовской области
Дьячишин П. М. показал: «Если раньше у националистов имелась надежда на
то, что немцы смогут разгромить Красную армию, а сами в этой жестокой
борьбе значительно ослабнут, и создастся перспектива установления
«самостийной Украины», то теперь националисты о немцах уже не вспоминают,
а надеются на новых союзников – англичан. В настоящее время среди
националистов стали усиленно муссировать слухи о том, что после разгрома
Германии, несомненно, возникнет война между Советским Союзом и
союзниками в лице Англии и Америки и тогда наступит канун национальных
революций в Европе, в процессе которых украинские националисты при
поддержке англичан и американцев могут добиться «самостийности» Украины,
которая станет буфером между Россией и «демократической Европой». В
начале сентября 1944 г. на состоявшемся совещании командиров сотен УПА
представитель от областного и краевого провода ОУН заявил о неизбежности
войны между СССР и союзниками, говоря о задачах УПА в процессе этой
войны и несомненной поддержке оуновцев англичанами и американцами
против Советского Союза».
Арестованный командир куреня УПА Власюк П. П. показал: «Пошатнувшееся
доверие к ОУН и УПА в глазах крестьянства и участников организации
руководство ОУН и УПА пытается поддержать агитацией о том, что якобы
Англия и Америка, закончив войну с Германией, будут воевать с Советским
Союзом и помогут ОУН «освободить Украину»[110].
Что касается роли США в эскалации «холодной войны» против СССР, то в
статье «Начало холодной войны в советской западной Украине в 1944–1949
годах» профессор Северо-восточного университета Джеффри Бурдс с опорой на
многочисленные факты, приходит к выводу о том, что именно поддержка
американскими спецслужбами вооруженных формирований УПА «стала одной
из причин эскалации холодной войны с обеих сторон при плачевных
результатах»[111].

В феврале 1945 г. совещание Центрального провода ОУН (Б) в Вене
постановляет: «Не порывая окончательно связи с немцами, войти в контакт с
англо-американскими заинтересованными органами». Что и было сделано тем
же летом в Риме: руководителя разведки «Зарубежных частей ОУН» (ЗЧ ОУН)
Б. Пидгайного «аккредитуют» при британской СИС. В том же 1945 г. свои
услуги американским оккупационным властям предложил выпускник
спецшколы абвера 1940 г. в Закопане М. Лебедь. Вместе с ним контакты с
представителями западных спецслужб установили бывший капеллан батальона
«Нахтигаль» И. Гриньох и руководитель службы пропаганды ОУН (б)
М. Прокоп. Именно они и возглавили созданное в 1944 г. «Заграничное
представительство» УГВР – Лебедь в этой структуре занимал пост
«генерального секретаря закордонных дел», а Гриньох – «вице-президента». С
осени 1946 г. начинается тесное сотрудничество ЗП УГВР с американской
разведкой. Причем это «распределение ролей» сохранится на долгие годы, хотя
работа с ОУН/УПА осуществлялась СИС и ЦРУ совместно.
Через названные эмигрантские организации ЦРУ, помимо прочего, надеялось
установить действенный контроль за более чем двумястами пятьюдесятью
тысячами беженцев с Украины, оказавшимися к 1948 г. в «лагерях
перемещенных» лиц, рассматривавшимися западными разведками в качестве
«вербовочной базы» для борьбы против СССР.
Оба названных украинских центра имели собственные службы безопасности,
разведки и связи с Украиной, что должно было повысить их репутацию и
авторитет в глазах западных «союзников» и партнеров. «Политическую
информационную службу» ЗП УГВР возглавил Василий Охримович (чуть позже
он был завербован ЦРУ под псевдонимом «Эвальд»), а «службу безпеки» ЗЧ
ОУН в 1947 г. возглавил Мирон Матвиейко (в 1941–1944 гг. служил в отделе
абвер-3 во Львове). Несмотря на декларируемое «полное сотрудничество»,
между этими спецслужбами, так же как и между ОУН и УГВР, существовало
все обостряющееся соперничество на почве конкуренции за субсидии западных
разведок.
Причем ни британцев, ни американцев нимало не смущал тот факт, что многие
их контакты являлись военными преступниками и имели перспективы оказаться
на скамье подсудимых именно в этом качестве[112].
4 октября 1949 года М. Лебедь вместе с семьей (дочь и жена) с оформленными
ЦРУ эмиграционными документами прибыл в США, чтобы стать основным
контактным лицом в операции «Аэродинамик». Он поселился в Нью-Йорке, ему
был предоставлен постоянный вид на жительство, а затем американское
гражданство. Это обеспечило ему безопасность от покушений и возможность
возвращаться в США после служебных поездок в Европу, а также позволило
вести переговоры с украинскими эмигрантскими кругами. То, что среди
украинцев в Нью-Йорке он считался ответственным за «массовые убийства
украинцев, поляков и евреев»[113], при этом не обсуждалось. Непосредственно
оплачиваемыми агентами ЦРУ стали 6 занимавших руководящие посты членов
Заграничного руководства ОУН (б) /УГВР.

На этот же период времени приходится начало одной из первых масштабных
операций ЦРУ – «Икона», целью которой явилось выявление организаций,
способных стать американскими «союзниками» в тайной войне против
СССР, – было принято решение «работать» примерно с 30 эмигрантскими
организациями. Так, «работа» с украинской диаспорой, а точнее –
использование оказавшихся на Западе этнических украинцев в целях борьбы
против СССР, первоначально получила название операции «Картель», а годом
позже она была переименована в «Аэродинамик». (Сразу отметим, что
фактически она завершилась только в 1990 г., когда ЦРУ пришлось выплатить
серьезные «выходные пособия» в сумме 1,75 миллиона долларов своим
многолетним агентам.) А в 1948 г. ЦРУ решило «плотно работать» с ЗП УГВР
М. Лебедя, а с ЗЧ ОУН С. Бандеры – сотрудничать совместно с СИС.
В рамках «операции «Аэродинамик» ЦРУ брало на себя финансовую,
материальную поддержку «беженцев», а также осуществляло подготовку из
их числа агентов для дальнейшей их переброски на территорию СССР. К
операции подключилась также британская MI 6, работавшая напрямую с
С. Бандерой, имевшим к тому времени с «группой Лебедя» довольно
напряженные отношения.
Отметим, однако, что помимо названной операции «Картель» на Украине ЦРУ
одновременно проводило еще целый ряд тайных программ и операций,
направленных на подрыв экономического, военного и морально-политического
потенциалов, ослабление СССР:
– 1949–1954 гг. REDSKIN – программа массовой засылки агентуры из числа
«перемещенных лиц» (В связи с полученными МГБ СССР сведениями о начале
реализации программы REDSKIN в марте 1951 г. для розыска перебрасываемых
агентов была образована специальная оперативная группа под руководством
полковника О. М. Грибанова. Всего до 1959 г. ЦРУ предприняло более 150
попыток по заброске в СССР агентов-нелегалов ЦРУ, подавляющее
большинство которых было арестовано в течение нескольких дней. В этой
связи, вследствие эффективной работы советской контрразведки, эта программа
в 1954 г. была признана неэффективной и прекращена);
– 1949–1955 гг. – программа SPAIN – создание конспиративных сетей для
ведения разведывательно-подрывной работы против групп советских войск за
границей;
– 1952–1964 гг. – программа AEACRE (как составная часть REDSOX) –
планирование и вербовка, обучение, инструктаж агентов на оперативных базах
ЦРУ в Европе и Азии, их засылка в СССР, последующие анализ и оценка
поступающей от них информации;
– программа AEASTER – вербовки, подготовки и заброски агентов из числа
граждан национальных меньшинств, проживающих в РСФСР;
– 1954–1960-е гг. – REDSOX – программа использования краткосрочных
легальных поездок иностранцев в СССР;

– 1950–1960-е гг. – программа поддержки националистических движений в
Прибалтике AEFREEMAN, включавшая подпрограммы AEFLAG – работа
против Латвийской ССР, AEPOLE и AEBASIN – против Литовской и Эстонской
ССР. В 1962 г. они были заменены программой AEBALCONY – использованием
для проведения разведывательных акций проживающих за рубежом этнических
выходцев из этих республик, бегло владеющих национальными языками;
– 1949–1960-е гг. программы AEROSOL (затем – AESAURUS, с 1958 г. –
AENOBLE) – операции по использованию в СССР и в европейских странах
агентов из числа членов НТС. Считалась еще одной приоритетной программой в
области тайного проникновения в СССР[114].
На первом этапе операции «Аэродинамик» ЦРУ ставило задачу получить от
заброшенных на Украину агентов информацию о реальной обстановке в
республике, «силах национального сопротивления», изучить его возможности и
определить пути его использования в случае возникновения военного
конфликта между западными союзниками и СССР.
В конце 1947 г. на Украину был направлен эмиссар ОУН с долгожданными
инструкциями от американской разведки по реорганизации действий
ОУН/УПА. Кроме инструкций он должен был передать Р. Шухевичу
конфиденциальное послание, в котором обсуждались перспективы выступления
ОУН/УПА в случае войны западных стран против СССР.
Полученная по каналам УГВР и ОУН информация, несмотря на ее весьма
относительное соответствие действительности, весьма обнадеживала
руководство ЦРУ: оно пришло к выводу, что на Украине
существует «организованное и хорошо законспирированное подпольное
движение», которое «даже крупнее и лучше развито, чем предполагалось в
более ранних докладах». Особое удовлетворение вызывал «высокий уровень
выучки в УПА, ее способность к дальнейшим акциям и новости о том, что…
активное сопротивление советскому режиму неуклонно распространяется на
восток, за пределы бывшей польской греко-католической провинции»[115].
В 1950 г. ЦРУ решило расширить свои операции поддержки и использования
украинских националистов в целях дестабилизации обстановки для срыва
весьма беспокоивших Запад «планов Кремля» и разведки. «Ввиду
распространения и активности движения сопротивления на Украине, – писал
помощник по координации политики директора ЦРУ уже известный нам Фрэнк
Визнер, – мы считали этот проект высокоприоритетным»[116].
По данным ЦРУ, УПА, фактически ликвидированная к 1949 г., «действовала во
многих районах Украины, пользовалась популярностью среди украинцев и была
способна выставить до 100 тысяч бойцов в случае войны». Фрэнка Визнера
особо впечатлял тот факт, что «с конца Второй мировой войны до 1951 года
ОУН/УПА удалось устранить около 35 тысяч советских войск и членов
компартии». Что, без сомнения, многое говорит о «морали» американских
«рыцарей плаща и кинжала», располагавших информацией о том, что
приведенная цифра означала около 14,5 тысячи вооруженных вылазок
националистов, в том числе 4912 террористических актов, 195 диверсий на

различных объектах, в том числе гражданских объектах жизнеобеспечения,
457 нападений на военнослужащих и сотрудников правоохранительных органов.
Следует, однако, подчеркнуть, что планы американской разведки отнюдь не
являлись секретами для московских и украинских чекистов. Так, уже в конце
1946 г. в ходе ликвидации Дрогобыческого и Луцкого надрайонного провода
ОУН были захвачены сентябрьские директивы С. Бандеры, в которых ставилась
задача приступить к сбору данных о ходе демобилизации РККА, составе и
дислокации остающихся частей, особенно на Западной Украине, политикоморальном состоянии войск и гражданского населения, восстановлении
производственных объектов, работе военных заводов, дислокации складов
стратегического сырья и т. п. В мае 1947 г. аналогичные инструкции были
обнаружены у референта СБ ОУН «Армянина».
У ликвидированного МГБ рогатинского надрайонного «проводника» «Шувара»
нашли вопросник по изучению восточных районов СССР. А в одном из
«схронов» (замаскированных бункеров) на Львовщине были обнаружены даже
сведения… о Забайкальском военном округе!
Вместе с тем эти инструкции предписывали скрывать от рядовых участников
движения, что разведка ведется в интересах США.
Захваченный в июле 1951 г. эмиссар-парашютист М. Яремко показал на
допросах, что в английской разведшколе в Миттенвальде (Германия) ему
поручили собирать информацию о советских войсках, промышленных объектах,
железных дорогах, урановых приисках, шахтах Донбасса и системе
противовоздушной обороны Одесского порта.
Понятно, что украинские зарубежные центры, прежде всего – Зарубежные части
(ЗЧ ОУН) во главе с С. Бандерой и Зарубежное представительство УГВР, их
активное сотрудничество с западными разведками, сохранение остатков
националистического подполья, особенно в западных областях, изрядно
«портили кровь» как обитателю Кремля, так и Первому секретарю ЦК
компартии Украины Н. С. Хрущеву, в связи с чем борьбе с украинским
национализмом уделялось неослабное внимание как в Киеве, так и в Москве.
Руководители ЗП УГВР и ЗЧ ОУН не только идеологически «вдохновляли»
отправлявшихся в СССР агентов, но порой и «лично отдавали дань» их
мужеству, сопровождая вплоть до летного поля американских военных
аэродромов на территории Германии или Греции. Ставшая достоянием
гласности после рассекречивания в 2008 г. фотография демонстрирует
М. Лебедя и И. Гриньоха и курсантов английской разведшколы «Богдана»,
«Славко» и «Семенко» на военном аэродроме перед непосредственным их
вылетом в Советский Союз 24 сентября 1951 г.
В целом за послевоенный период на Украине было разоблачено 74 украинских
националиста, которые были переправлены западными разведками из-за
границы: один прибыл по каналу легальной репатриации, остальные были
заброшены в СССР нелегально, тридцать девять были десантированы с
самолетов на парашютах, пятеро – высажены на морское побережье, остальные

двадцать девять пешим порядком пересекали сухопутную границу поодиночке и
в группах.
Однако к началу активной фазы операции «Аэродинамик» (1950–1951 гг.)
подполье ОУН в юго-восточных областях Польши было уже уничтожено, а в
западных областях Украины понесло критические потери и медленно, но верно
ликвидировалось органами безопасности и правопорядка СССР. Так, по
состоянию на сентябрь 1946 г. были ликвидированы или задержаны пять из
восемнадцати членов «Центрального провода» ОУН, 138 краевых и областных
«проводников», 4698 других функционеров. Понятно, что основное внимание
чекистов направлялось на ликвидацию (выявление, розыск, захват и арест)
верхушки оуновского подполья, которое пока еще сохраняло организационные
связи и строго вертикальное подчинение «проводникам».
Еще в августе 1946 г. МГБ и МВД Украины образовали специальную
совместную группу – координационный центр по розыску и нейтрализации
руководителей подполья, а сама эта масштабная операция получила кодовое
обозначение «Нора». В ее результате только с 1 декабря 1948 г. по 1 марта
1949 г. были ликвидированы 44 провода, 102 организации и 58 отдельных
подпольных групп, были ликвидированы (арестованы или погибли) 352
руководителя ОУН различного ранга. 5 марта 1950 г. при попытке ареста был
убит и «командующий УПА» Р. Шухевич.
Только на протяжении января-сентября 1950 г. советскими спецслужбами были
ликвидированы 335 молодежные группы ОУН, в которых насчитывалось 2488
членов.
В апреле 1951 г. в Лондоне состоялось специальное совещание представителей
ЦРУ и СИС по вопросам активизации использования ОУН в разведывательноподрывной деятельности против Украины и СССР. И результаты его были
весьма серьезными: уже в мае на Украину, помимо иной агентуры,
забрасываются «сами» руководители конкурирующих служб ОУН и УГВР,
причем не только в качестве высокопоставленных посланцев этих организаций,
но и агентов – организаторов ЦРУ и СИС В. Охримовича и М. Матвиейко. Тот
факт, что одновременно два руководителя двух конкурирующих между собой
эмигрантских спецслужб оказались на Украине, свидетельствовал как об
отсутствии подлинного доверия между ними, так и о неком компромиссе между
курирующими их СИС и ЦРУ. Возможно, это также была уловка в целях
обеспечения большей объективности и безопасности сверхважных тайных
разведывательно-организационный миссий.
Эта, воспринимаемая в Вашингтоне и Лондоне как триумфальная, фаза
операции «Аэродинамик», благодаря мастерству чекистов под руководством
министра госбезопасности Украины Петра Ивановича Ивашутина, обернулась
сокрушительным провалом: в двух десантируемых на парашютах группах из 12
человек имелись агенты госбезопасности, причем агент польской контрразведки
«Владек» входил в группу Матвиейко (оуновский псевдоним «Усміх», в MI 6 –
«Модди»), с которым он сблизился еще в период обучения в британской
разведшколе.

Несмотря на наносимые чекистами серьезные удары по подполью, тем не менее
в начале 1951 г. на Украине еще действовали Львовский и Карпатский краевые,
14 окружных, 37 надрайонных и 156 кустовых организационнотерриториальных звеньев – некоторые из них оперативно контролировались
чекистами с тем, чтобы обеспечить полное раскрытие всей структуры и схемы
националистического подполья, чтобы полностью обеспечить его ликвидацию в
республике. По данным МГБ, в лесах и «схронах» сохранялось до двух с
половиной тысяч боевиков УПА. С июля 1950 г. командующим УПА и
председателем «генерального секретариата УГВР» был назначен оставшийся
последним на Украине член «Центрального провода» ОУН Васыл Кук,
которому все же удавалось поддерживать связь с разрозненными,
рейдирующими по лесам бандами («куренями повстанческой армии»). Именно
эти-то отщепенцы и представлялись ЦРУ и его «союзникам» вожделенной и
легкодостижимой «социальной базой» для расширения фронта «тайной войны»
против СССР.
Руководство чекистскими операциями по ликвидации оставшихся на свободе
главарей ОУН и УПА, включая и операцию по поимке «Лемиша»-Кука, и
являлось основным содержанием деятельности министра госбезопасности
Украинской ССР Петра Ивановича Ивашутина.
Исторической справедливости ради следует указать, что, став командующим
виртуальной «армией», понимая, что дальнейшее вооруженное сопротивление,
насилие и террор приводят к бессмысленным жертвам и усугубляют разрыв с
населением, в 1952 г. В. Кук неоднократно приказывал минимизировать боевые
и террористические акции, негативно относился к попыткам использовать
«бойцов сопротивления» в разведывательной работе на иностранные разведки.
Именно эти обстоятельства в итоге и сохранили ему жизнь.
Впоследствии, на одном из допросов В. С. Кук показал: «Террор до 1950 г.
считался в организации украинских националистов необходимым условием
борьбы против советской власти и рассматривался как продолжение и одна из
форм вооруженной деятельности…» В 2008 г. в интервью российскому
журналисту А. В. Караулову В. С. Кук говорил о том, что, по его мнению, ОУН
и УПА в 1939–1954 гг. было убито около 110 тысяч жителей Украины…
(передача «Момент истины», эфир 26 октября 2015 г.).
Благодаря полученной непосредственно из Лондона разведывательной
информации, чекисты ожидали «прибытия высокопоставленных заморских
гостей» 10–15 мая 1951 г. Для организации их «достойной встречи» были
созданы десятки постов наблюдения за воздухом (посты ВНОС), сигналов
которых ожидали в готовности к вылету 14 истребителей, был подготовлен
оперативный резерв из почти 11 тысяч сотрудников МГБ, военнослужащих,
милиционеров и бойцов истребительных батальонов для розыска парашютистов
по горячим следам.
Выброска «высокопоставленных эмиссаров» произошла 10 мая 1951 г., но
сигналов ВНОС о пролете самолета-нарушителя не последовало. Теперь

британских агентов и оуновских эмиссаров предстояло искать, что называется,
втемную.
Ситуацию спас «Владек» – в документах МГБ Украины он значится как «Свiй»
(«Свой»). Отправленный «на разведку» во Львов «Владек» вышел на
конспиративный контакт с руководством областного управления МГБ и
уточнил информацию о личном составе и задачах группы, чем обеспечил
конспиративный арест «Усміха» и сопровождавших его агентов 5 июня. После
разведки «Владека» на Матвиейко, по всем законам конспирации, вышли люди
одной из подконтрольных МГБ групп с поддельным «удостоверением» от
В. Кука. Поведение агентов было настолько естественным, что опытный и
грозный шеф СБ ОУН согласился пойти с радистом на их лесную базу.
Высокопоставленному гостю был устроен столь радушный прием, что
растроганный «Усміх», рассказывая о мытарствах, искренне радовался встрече с
«друзьями-боивкарями». Агенты угостили эмиссаров вином, медом, но через
несколько минут прозвучала условная фраза («Давайте закурим»), и оба «гостя»
без сопротивления оказались в наручниках на траве.
В скором времени также «без шума» взяли и остальных людей «Усміха». Вторая
группа эмиссаров ОУН, в которую входил агент МГБ УССР «Кара», также была
конспиративно арестована чекистами.
Все арестованные британские агенты были поставлены перед жестким выбором
– деятельное раскаяние в целях искупления собственной вины перед
украинским народом, либо тайная казнь по приговору Особого Совещания при
министре МГБ СССР.
Во внутренней тюрьме МГБ в Киеве Матвиейко быстро пришел к выводу, что
единственный его шанс на сохранение жизни – сотрудничество с чекистами,
которыми ему был присвоен псевдоним «Четвертый». «Четвертый»
чистосердечно показал, что Бандера поставил перед ним задачи активизировать
деятельность УПА и подполья, расширить сбор и передачу на Запад
разведывательной информации об обороноспособности страны. Он поведал
немало подробностей из жизни верхушки ЗЧ ОУН. В частности, ему поручалось
убедить В. Кука признать верховенство именно ОУН, а в случае отказа –
ликвидировать его и самому возглавить все подполье на Украине.
В конце июня при личном участии Матвиейко-«Модди» начинается радиоигра с
английской СИС и ЗЧ ОУН под названием «Метеор» – эта масштабная
оперативная игра вполне закономерно стала классической в истории органов
безопасности Украины. Ее основными задачами ставились: подчинить
«Четвертому» все подполье в регионе, дезинформировать противника, взять под
личный контроль прибытие на Украину новых курьеров и эмиссаров ОУН,
осуществить внедрение в СИС и ОУН агентуры МГБ и упрочить положение уже
действовавших там агентов, скомпрометировать перед зарубежным
руководством отдельных наиболее неуязвимых для чекистов вожаков
нацподполья. Только со 2 июля 1951 по 18 мая 1952 г. по каналу «Метеора» из
лондонского разведцентра «Модди» было передано 29 радиограмм, а в
радиоцентр СИС в Кёльне принял 32 радиотелеграммы от «Усміха».

Англичан прежде всего интересовала обстановка в подполье, его готовность
сотрудничать с СИС и ЦРУ, условия заброски новых курьерских групп,
сведения о Прикарпатском военном округе, возможность приобретения
источников информации в центрах оборонительной промышленности СССР,
тактико-технические характеристики советской военной техники, транспортная
и промышленная инфраструктура.
Разумеется, для укрепления доверия к «Усміху» руководители радиоигры,
наряду с оперативной дезинформацией, санкционированно передавали и
второстепенную информацию военно-экономического характера. В ходе
радиообмена у СИС (и ОУН) целенаправленно формировалось мнение о
«трудностях подпольной борьбы», сообщалось о подготовленных «пунктах
приема» новых групп, паролях для «комитетов встречи», зарубежные лидеры
призывались «лично возглавить визвольні змагання в Краї» («освободительное
движение в Крае»).
Для коллег-эсбистов «Усміх» сообщал данные об уже известных подполью
формах и методах работы МГБ и «контрмерах СБ УПА» и об острой
необходимости, в этой связи, переброски в западноукраинские земли опытных
работников «безпэки».
И, что характерно, заранее обусловленного сигнала «борщ» («работаю под
контролем МГБ») в текстах передаваемых радиограмм не было…
Отметим, что в сентябре 1951 г. начинается еще одна радиоигра с СИС под
кодовым названием «Вызов».
Объем работы по радиоиграм МГБ достиг такого масштаба, что в марте 1953 г.
в 4-м управлении МВД УССР создается специальный (3-й) отдел в составе
«английского и американского» отделений, в котором трудились 19
оперсотрудников, имевших на связи семь спецагентов и 14 агентов. Понятно,
что деятельность отдела находилась в центре внимания министра
госбезопасности.
Ключевая фигура радиоигры с Лондоном «Метеор» агент «Четвертый»
(«Усміх») был поселен на конспиративной даче МГБ, иногда, в сопровождении
чекистов, гулял по Киеву, ездил на экскурсии в другие города, в то же время
легендируя свое нахождение в гуще «подпольной борьбы».
Однако «Четвертый» не верил в данные ему «гарантии личной свободы и
безопасности» и решил взять судьбу в собственные руки. Усыпив бдительность
своего чекистского окружения, «особо опасный государственный преступник
М. Матвиейко» 16 июня 1952 г. похитил из небрежно оставленного
оперативным работником пиджака ключи и пистолет «Вальтер» с двумя
обоймами патронов и покинул конспиративную квартиру. Понятно, что побег
«Четвертого» мог привести к крупному провалу целого ряда мероприятий и
операций МГБ Украины.
7 июля 1952 г. Политбюро ЦК КП (б) Украины приняло специальное
постановление «О факте бегства большого государственного преступника,
арестованного органами МГБ УССР», содержавшее, в частности,

«организационные выводы» о наказании причастных к подобному
беспрецедентному чрезвычайному происшествию чекистов (серьезно был
понижен в должности начальник управления, а министру госбезопасности
Украины Н. К. Ковальчуку «за допущение неумелой агентурно-следственной
работы с крупным государственным преступником и за бесконтрольность по
организации его охраны» был объявлен выговор[117]).
Собственно говоря, данное чрезвычайное происшествие и стало одной из
причин решения И. В. Сталина о направлении П. И. Ивашутина на Украину.
Впрочем, побег Матвиейко не был продолжительным – пройдя по оставшимся у
него явкам, он убедился, что подполья уже нет, помощи ему ждать неоткуда, и
через несколько дней добровольно явился в МГБ.
Несколько по-иному сложилась миссия и судьба руководителя «Политической
информационной службы» УГВР Василия Охримовича: он был десантирован с
американского самолета в ночь на 20 мая 1951 г. для «координации действий»
с подпольем. Он сумел встретиться и побеседовать с Васылем Куком, убеждая
его встать на сторону УГВР, к чему тяготел сам Кук. Больше года Охримовичу
удавалось кочевать по лесным «схронам», отчитываясь об увиденном перед
американскими хозяевами. Отметим, что мастерство чекистов было столь
высоко, что у западных спецслужб даже не возникло сомнения в успешности
аналогичной миссии «Усміха»-«Модди».
Арестован агент ЦРУ «Эвальд» был только 6 октября 1952 г., т. е. через
несколько дней после прибытия П. И. Ивашутина в Киев. Опытный и циничный
Охримович не стал долго запираться, а согласился на предложенное ему
чекистами сотрудничество, и ему был присвоен псевдоним «Грузин». Так же,
как и Матвиейко-«Модди», он, с санкции ЦК КПСС, продолжая сеансы
радиосвязи, начал свою радиоигру «Ловушка», на этот раз с американским
разведцентром.
Всего же в ходе контрразведывательной операции МГБ Украины «Звено» с 1951
по 1954 год чекистами были перехвачены четыре курьерские группы ОУН и
УГВР (восемь человек), что означало как перехват инициативы в борьбе с
подпольем, так и создание серьезных предпосылок для его полной ликвидации,
в руки чекистов попали 10 радиостанций, большинство из которых было
включено в радиоигры с зарубежными центрами, – непосредственно в
оперативных играх было задействовано пять бывших эмиссаров. Помимо этого,
были обезврежены 33 агента CIC и ЦРУ (18 из них были убиты или покончили с
собой при задержании), другие же пошли на сотрудничество с органами МГБ и
были задействованы в радиоиграх теперь уже с западными разведцентрами[118].
Нарушая здесь принцип хронологии, скажем о некоторых событиях,
непосредственное отношение к которым имел Петр Иванович уже после своего
возвращения в Москву.
Прежде всего представляется целесообразным познакомить читателя с еще
одним историческим документом, подготовленным Л. П. Берией к заседанию
Президиума ЦК КПСС и касающимся социально-политической обстановки на
Украине (№ 63/б от 16 мая 1953 г.)[119]:

«Произведенной МВД СССР проверкой установлено, что работа органов б
[ывшего]. МГБ Украинской ССР по борьбе с остатками антисоветского
националистического подполья и его шпионско-террористических банд в
западных областях Украины все еще находится на низком уровне.
В ряде районов западных областей Украинской ССР антисоветское подполье
продолжает существовать, а его банды терроризировать трудящееся население и
партийно-советский актив.
Низкий уровень агентурно-оперативной работы органов госбезопасности
Украины привел к тому, что руководящие звенья националистического
подполья в западных областях УССР до сих пор не выявлены и надежной
агентуры, способной внедриться в эти звенья, не имеется.
Если применение чекистско-войсковых операций в борьбе с
националистическим подпольем и его вооруженными бандами в первое время
после освобождения западных областей Украинской ССР от немецкофашистских оккупантов и оправдывалось конкретной обстановкой, то в
последний период времени, когда с остатками этого подполья нужно было
бороться преимущественно агентурно-оперативными методами, широкое
применение войсковых операций вплоть до 1953 г., естественно, не могло дать
должных результатов. Так, из 1023 операций, проведенных в 1952 году,
закончились без всякого результата 946 операций, из 120 операций за 3 месяца
текущего года – 109. Эти операции, как правило, сопровождались сплошным
«прочесыванием» населенных пунктов и массовыми обысками населения. В
результате производились аресты и выселение граждан по малозначительным
материалам, а иногда вовсе без всяких оснований.
За период с 1944 по 1953 г. в западных областях Украины арестовано, убито и
выслано до 500 000 человек, из них:
1. Арестованы по обвинению в принадлежности к антисоветскому
националистическому подполью – 103 003 чел [овек], в том числе были
осуждены с содержанием в лагерях и тюрьмах – 82 930 чел.
2. Арестованы по обвинению в шпионаже, диверсиях, вредительстве,
террористических намерениях, антисоветской агитации, пособничестве и
участии в карательных действиях немецко-фашистских органов и войск во
время оккупации западных областей Украины – 31 464 чел., в том числе были
осуждены с содержанием в лагерях и тюрьмах – 26 787 чел.
3. Убиты как участники шпионских террористических групп
националистического подполья – 153 259 чел.
4. Высланы за пределы УССР как пособники этих банд – 203 737 чел.
Естественно, что такое положение не могло не озлобить широкие слои
населения и способствовало усилению среди них влияния вражеских элементов.
Однако необходимо отметить, что наряду с изложенными выше недостатками в
работе б [ывших] органов госбезопасности Украины, по поступающим
сигналам, среди населения западных областей УССР, особенно сельских

районов, имеет место недовольство проводимыми советской властью
мероприятиями, в частности налоговой политикой.
По данным МВД УССР, за последние два-три года от крестьян западных
областей Украины поступило большое количество жалоб на неправильное
обложение их налогами. Так, за 1951 г. поступило свыше 45 000 жалоб на
непосильное обложение налогом, в 1952 г. – свыше 36 000 и только за первые
три месяца текущего года – свыше 50 003.
За три месяца 1953 года отделом военной цензуры МВД УССР было
конфисковано по западным областям УССР 31 695 внутрисоюзных и 194 590
адресованных за границу писем, в которых содержались отрицательные
высказывания и недовольство действиями местных органов власти.
В период 1949–1950 гг., вследствие слабого политического обеспечения набора
молодежи в ремесленные училища и школы ФЗО, до 8000 чел. молодежи
перешло на нелегальное положение и использовалось антисоветскими
элементами во вражеских целях.
Непрекращающаяся активность националистического подполья в западных
областях УССР объясняется также и тем, что, несмотря на значительное время,
истекшее после воссоединения западных областей с Украинской ССР, все еще в
достаточной мере не созданы кадры руководящего партийно-советского актива
из числа местного населения. Как известно, в большинстве западных областей и
районов партийные и советские организации возглавляются работниками,
командированными из восточных областей УССР и других республик
Советского Союза.
Так, из числа 474 чел. руководящих работников областных, городских и
районных исполкомов Советов депутатов трудящихся западных областей
Украины местные кадры составляют – 179 чел., а из 311 руководящих
работников областных, городских и районных партийных органов этих же
областей – только 18 чел. являются местными кадрами.
Аналогичное положение имеет место и по работе среди интеллигенции. Из 1718
профессоров и преподавателей 12 львовских высших учебных заведений к
числу местной интеллигенции принадлежат только 320 чел., остальные
являются русскими или уроженцами восточных областей УССР.
В Торгово-экономическом институте все 56 дисциплин преподаются на русском
языке; в лесотехническом институте из 41 дисциплины на украинском языке
преподаются только 4; в сельскохозяйственном институте из 37 дисциплин – 5;
в полиграфическом институте из 39 предметов – только 3; в педагогическом
институте из 37 дисциплин читаются на украинском языке только 7.
В руководстве указанных 12 высших учебных заведений гор. Львова нет ни
одного директора из числа уроженцев западных областей Украины; в числе 25
заместителей директоров этих институтов только один человек является
местным жителем.

В 27 техникумах гор. Львова из числа 428 преподавателей выходцами из
западных областей УССР являются только 58 чел., а из 60 чел. руководящих
работников этих техникумов – только 3.
Такое положение создалось не только из-за недостатка в соответственно
подготовленных кадрах интеллектуальных работников – выходцев из западных
областей Украины, но и, очевидно, в результате недопонимания всей важности
сохранения и использования кадров западноукраинской интеллигенции.
Видные представители западноукраинской интеллигенции, по данным МВД
УССР, расценивают такую «политику» правительства и ЦК КП Украины как
«русификаторскую». Так, например, писатель Лукьянович Д. Я. говорит:
«Процесс обрусения проявляется в ряде направлений и ведется очень
продуманно и последовательно. Из западных областей выселили большую часть
ее интеллигенции, выселили, переселили и продолжают переселять очень
многих крестьян. Более 90 % всех оканчивающих вузы и втузы студентов
направляют на работу в РСФСР и другие республики, а не оставляют во Львове
и западных областях… Так естественно и незаметно происходит ее обрусение.
А впрочем, оно осуществляется и на школьной скамье: преподавание ведется
почти исключительно на русском языке. Даже те студенты, которые настроены
более националистически, не знают ничего, да и не могут знать о том, что
украинский народ имел своих выдающихся людей – ученых, героев, писателей,
художников и других не только в лице КОТЛЯРЕВСКОГО, ШЕВЧЕНКО,
ФРАНКО, КОЦЮБИНСКОГО, ЛЫСЕНКО, но и в лице многих других
писателей, поэтов и ученых. Учат только биографии выдающихся русских
людей, но не украинцев».
Научный работник филиала Академии наук УССР ОГАНОВСКИЙ В.П.
высказывал свое возмущение тем, что в Торгово-экономическом институте, в
котором он преподает, «полностью русифицировано руководство. Украинца
ГАРКАВЕНКО сменил чистокровный русак – ЧИСТЯКОВ (на посту директора
института); украинца МАЙБОРОДУ – рязанец НИКИТИН (замдиректора по
научной части), а БИЛЕВИЧА, говорят, сменит НОВОДЕРЕЖКИН (зам.
директора по учебной части). Ни один из них не умеет говорить по-украински.
Представляете себе, какое впечатление произведет разговор с ними на ту
местную молодежь, которая приедет из районов и будет поступать в этот
«украинский» институт».
Экономист ГАЛУШКО, выражая недовольство «политикой обрусения», заявил:
«Все делопроизводство в хозяйственных, особенно в торгово-кооперативных
организациях, ведется на русском языке. Я вижу, что все здесь направлено к
тому, чтобы ликвидировать все украинское. Местным людям ходу не дают, хотя
среди них есть много людей, более знающих и достойных занимать
руководящие места, чем среди тех, кто их занимает».
Академик ВОЗНЯК, доцент медицинского института МУЗЫКА и некоторые
другие видные западноукраинские интеллигенты, отмечая «тяжелое положение
большинства колхозников», считают, что: «все это является результатом
недостаточного внимания к нуждам местного крестьянства со стороны

областных организаций; очень плохого подбора руководящих кадров в
районных организациях и колхозах; голого администрирования вместо честного
хозяйственного руководства в колхозах».
Один из агентов МВД Украинской ССР «Объективный», подтвердив
вышеприведенные настроения украинской интеллигенции, отмечает со своей
стороны, также в качестве одного из фактов, неудовлетворительное положение
и во Львовском отделении Союза советских писателей. Он говорит: «Во
Львовском отделении Союза советских писателей плохо поставлена работа по
выявлению и воспитанию талантливой молодежи из местного населения. За 6
лет в кандидаты и члены Союза было принято около 15 чел. и только один из
них – Ростислав БРАТУНЬ[120] – был местным украинцем, остальные –
уроженцы восточных областей Украины и русские. Сейчас к приему в Союз
есть только один кандидат из местного населения, молодой талантливый поэт –
Дмитрий ПАВЛЫЧКО[121].
Главный редактор Львовского книжно-журнального издательства
ЦМОКОЛЕНКО, которому ПАВЛЫЧКО представил сборник своих стихов, уже
два года задерживает издание этой книги. Учитывая, что стихи ПАВЛЫЧКО
талантливы и в основном направлены против Ватикана и буржуазных
националистов, такая книга могла бы сыграть большое воспитательное значение
для местной молодежи».
Немало отрицательных разговоров и обобщений вызывают факты тяжелого
материального положения некоторых широко известных представителей
местной интеллигенции. Так, например, бывший профессор Львовского
университета Юлиан ЗАЯЦ работает в настоящее время в качестве
библиотекаря филиала Академии наук УССР с окладом в 400 рублей.
Известный в городе Львове старый адвокат ПАВЕНСКИЙ сейчас работает
нормировщиком на пивоваренном заводе в городе Львове.
МВД СССР принимаются необходимые меры к перестройке оперативночекистской работы органов МВД УССР с целью ликвидации
националистического подполья и пресечения активных проявлений шпионскотеррористических банд в западных областях Украины, устранению и поимке
засланных из-за границы эмиссаров, изменению методов чекистской работы, а
также укреплению органов МВД западных областей УССР кадрами из числа
работников местного происхождения.
Однако эти мероприятия, как это доказано многолетней практикой, не могут
дать должных результатов, если одновременно по линии партийных и советских
органов не будут приняты соответствующие меры.
Поэтому возникает необходимость серьезного изучения обстановки в западных
областях УССР. Нужно помочь ЦК КП Украины и Совету Министров УССР
разобраться в создавшейся обстановке, тщательно проверить, нет ли серьезных
извращений в вопросах колхозного строительства, элементов
администрирования, проверить всю налоговую систему в целях возможного
пересмотра ее и, если необходимо, – ослабления налогового пресса.

Надо, на мой взгляд, потребовать от ЦК КП Украины решения вопроса
подготовки, выращивания и выдвижения в западных областях УССР местных
кадров; рассмотреть и утвердить программу массово-политической работы как
среди сельского населения, так и городской интеллигенции, в особенности во
Львове, имеющей определенное влияние на все слои населения западных
областей УССР.
В этих целях следовало бы командировать на Украину группу ответственных
работников, поручив ей вместе с ЦК КП Украины и Советом Министров УССР
тщательно ознакомиться с положением в западных областях Украины, на месте
принять необходимые меры к устранению выявленных недостатков и
подготовить предложения для рассмотрения их в Президиуме ЦК.
Л. Берия».

Отметим, что Берия обращал внимание на недостатки не только в деятельности
госбезопасности, но и в массово-политической, кадровой и воспитательной
работе партийных органов.
Эта инициатива неожиданно подбросила Охримовичу-«Эвальду» еще один
шанс на сохранение жизни. Возглавивший 5 марта 1953 г. объединенное МВД
СССР, куда вошло и бывшее МГБ, Л. П. Берия хотел прекратить затянувшееся
кровопролитное противостояние на Украине. Для этого в Москву на Лубянку
были доставлены В. Охримович и некоторые другие находившиеся в
заключении авторитетные участники движения – «президент УГВР» К. Осьмак,
митрополит И. Слипый, через которых он хотел убедить остававшихся еще на
свободе националистов в бесперспективности и бесполезности их дальнейшей
борьбы.
Конечно, трудно однозначно сказать, увенчался ли бы этот его замысел
успехом, но последовавший 26 июня 1953 г. арест Берии положил конец этому
ответвлению операции «Звено». Считая его «волюнтаристской авантюрой», а
также учитывая то обстоятельство, что Охримович уклонялся от
добросовестного выполнения поручений чекистов, он был по приговору
трибунала Киевского военного округа расстрелян 19 мая 1954 г.
Сообщение об аресте и последующем расстреле В. Охримовича произвело
крайне удручающее впечатление как на сохранившееся подполье, так и на его
«зарубежных представителей».
Чекисты получили информацию о том, что соответствующий отдел английской
разведки был разогнан, а его сотрудники уволены (поговаривали даже, что
«проколовшийся» начальник подразделения CIC застрелился).
Даже сам факт раскрытия МГБ Украины радиоигры «Ловушка», в ходе которой
удалось углубить раскол между сторонниками Бандеры и УГВР – последней из
которых «украинское подполье» передало все полномочия по представлению

себя на международной арене, ударил по авторитету Бандеры на западе: MI 6
также прекратила сотрудничество с ним, а ЦРУ США – наиболее агрессивную
фазу операции «Аэродинамик».
В те же дни чекисты одержали и еще одну победу над националистическим
подпольем: 23 мая 1954 г. в одном из подпольных схронов на Львовщине был
конспиративно задержан вместе с женой «полковник Коваль», он же
«главнокомандующий УПА генерал-хорунжий» (это звание было присвоено ему
двумя годами ранее «в ознаменование десятилетия образования «повстанческой
армии») Василь Кук. («Западня», как был назван комплекс оперативноразыскных мероприятий для ареста Кука, была разработана и расставлена
П. И. Ивашутиным аж в сентябре 1952 г.)
Фактически этот арест знаменовал собой ликвидацию организованного
националистического подполья на Украине. Таким образом, задача,
поставленная перед Петром Ивановичем Ивашутиным ЦК КПСС и Советским
правительством, была полностью выполнена.
Но и после сообщения о приведении в исполнение приговора в отношении
В. Охримовича радиоигра МГБ с СИС «Метеор» продолжалась. Только теперь
агенты-эмиссары ОУН с 1955 г. проходили подготовку уже в римской
разведшколе. Благодаря «Метеору» было обезврежено еще несколько групп
связников, часть из них – на территории Польши и Чехословакии. С. Бандера
по-прежнему доверял «Усміху», и по указанным им подставным адресам попрежнему доставлялись «директивы и указания» по организации
«освободительной борьбы».
Характеризуя итоги борьбы чекистов с зарубежными эмиссарами сегодня уже
можно сказать, что 19 % из них были выявлены советской агентурой,
внедренной в первые же послевоенные годы в британские и американские
спецслужбы, а также эмигрантские националистические организации, прежде
всего – ЗП УГВР (Мюнхен и Вашингтон), и ЗЧ ОУН (Мюнхен и Лондон); 33 %
были выявлены и обезврежены чекистами Украины в процессе ведения
оперативных игр с зарубежными националистическими центрами; 16 % –
выявлены агентурой МГБ на территории Украины; 9 % были выявлены
благодаря сообщениям («сигналам») населения, вследствие проявленного им
чувства повышенной бдительности и 7 % – в процессе проведения оперативновойсковых операций.
Следует, однако, заметить, что некоторых нелегалов-националистов,
прибывших по различным каналам из-за рубежа в 1940–1950-е годы,
украинские чекисты под руководством председателя КГБ УССР
В. Ф. Никитченко разыскали уже во второй половине 1960-х годов.
За активную помощь в борьбе за ликвидацию националистического подполья
еще 19 июня 1958 года специальным Указом Президиума Верховного Совета
СССР М. В. Матвиейко был помилован и освобожден от уголовной
ответственности.
А тем временем игра «Метеор» пришла к своему завершению: имитация
существования и «кипучей деятельности» подполья, во что уже не верили ни

Лондон, ни Вашингтон, входила в логическое противоречие с социальноэкономическими процессами на Украине, в связи с чем в октябре 1960 г. было
принято решение о прекращении с СИС оперативной игры «Метеор»
с преданием гласности самого факта многолетнего нахождения «не у дел»
главного эмиссара «украинского заграничного центра».
Бывший руководитель «службы безопасности» ЗЧ ОУН теперь выступал по
радио с разоблачением планов и замыслов этой организации, принимал участие
в пресс-конференциях, отвечал на вопросы журналистов, а также на встречах в
учебных заведениях, трудовых коллективах. Увидели свет несколько его
брошюр (в частности, «Чорні справи ЗЧ ОУН». К., 1962).
Кстати сказать, в 1960–1961 гг. с разоблачением и осуждением своего прошлого
в средствах массовой информации выступили еще свыше 200 бывших активных
и известных участников оуновского подполья.
В Киеве Матвиейко по инициативе КГБ УССР выделили однокомнатную
квартиру. Позднее он переехал на Львовщину, где и умер в селе Павлове 10 мая
1984 года.
И еще один, о многом говорящий факт: племянник М. Лебедя, майор армии
США и миллионер Марк Паславский стал в 2014 г. одним из «спонсоров»
и бойцов батальона оперативного назначения «Донбасс» Национальной гвардии
Украины. Был убит бойцами донецкого сопротивления под Иловайском 19
августа 2014 г.
Следует отметить, что согласно архивным данным в 1944–1953 гг. ОУН и УПА
совершили 4904 террористических акта; 195 диверсий; 457 нападений на
истребительные батальоны из сельского актива; 645 нападений на колхозы,
органы власти и заведения социально-культурной сферы; 359 вооруженных
«экспроприаций».
За тот же период, только безвозвратные потери советской стороны в результате
боестолкновений и диверсионно-террористических действий бандеровцев
составили 30 тысяч 676 человек. Из них: детей, стариков и домохозяек – 860
человек; представителей интеллигенции – 1931; рабочих – 676; колхозников и
крестьян – 15 355; председателей колхозов – 314; комсомольских работников –
207; коммунистов – 251; представителей органов власти – 2732; бойцов
истребительных батальонов – 2590; военнослужащих РККА – 3199;
сотрудников МВД УССР – 1864; сотрудников органов госбезопасности
Украины – 697 человек…
Со стороны националистов погибли 156 тысяч участников подполья, были
арестованы и осуждены 87 756 человек, вышли с повинной из подполья – около
77 тысяч его участников (были амнистированы)[122].
Необходимо сказать и о неожиданном вираже в службе Петра Ивановича, когда
он был без видимой причины понижен в должности до заместителя министра
внутренних дел Украины по оперативным вопросам. Произошло это 19 марта
1953 г., а причины столь неожиданного кульбита биографии моего героя
находились в Москве.

На прошедшем 5 марта 1953 г. в связи со смертью председателя Совета
Министров И. В. Сталина совместном заседании Пленума ЦК КПСС, Совета
Министров и Президиума Верховного Совета СССР было принято решение о
реорганизации ряда министерств. В частности, Министерство государственной
безопасности было ликвидировано, а его оперативные и обеспечивающие
подразделения вошли в состав Министерства внутренних дел СССР.
Заместителями нового министра внутренних дел СССР Л. П. Берии были
назначены С. Н. Круглов, Б. З. Кобулов, И. А. Серов. (Помимо этого, Берия
являлся также заместителем председателя Совета Министров СССР и членом
Президиума ЦК КПСС.)
В этой связи министром внутренних дел Украины был назначен генераллейтенант П. Я. Мешик, а его заместителем по оперативным вопросам –
П. И. Ивашутин. Практически в деятельности Петра Ивановича мало что
изменилось, за исключением того, что теперь он должен был докладывать о
результатах работы чекистских подразделений П. Я. Мешику. Следует, однако,
подчеркнуть, что Павел Яковлевич был умным, культурным и далеким от
самодурства человеком, при этом обладавшим немалым оперативным опытом и
прекрасно знавшим специфику обстановки на Украине.
А тем временем в Москве 11 марта Берия направил на имя председателя Совета
Министров СССР Г. М. Маленкова и Первого секретаря ЦК КПСС
Н. С. Хрущева письмо, в котором дал удручающую характеристику
происходившего в последние годы в МГБ: «Значительная часть чекистских
кадров, имеющих опыт, – разгромлена… Необходимо будет рассмотреть
материал на арестованных чекистов и в зависимости от результатов принять
решение об использовании их на работе в МГБ»[123].
И действительно, из-под ареста были освобождены и возвращены на работу
многие чекисты, арестованные при В. С. Абакумове и С. Д. Игнатьеве, что,
впрочем, пагубно сказалось на судьбе многих из них после «разоблачения
банды Берии» в июле того же года.
Была образована следственная группа для пересмотра ряда особо важных дел:
«арестованных сотрудников МГБ» (в созданную 13 марта группу вошел
полковник О. М. Грибанов), «дела врачей», «арестованных МГБ Грузинской
ССР группы местных работников» (т. н. «мингрельское дело»).
И уже 3 апреля о результатах проведенной проверки «дела врачей» Берия
доложил Президиуму ЦК КПСС. На основе его доклада было принято решение
о полной реабилитации и освобождении обвиняемых и членов их семей (всего
37 человек). Несколько позже последовали и другие освобождения из-под
ареста и от надуманных ложных обвинений.
Берия заверил Президиум ЦК о том, что в МВД «проводятся меры,
исключающие возможность повторения впредь подобных извращений в
работе».
Позднее Президиум ЦК постановил, что «ввиду допущенных серьезных ошибок
в руководстве бывшим МГБ» невозможно оставить на посту секретаря ЦК
С. Д. Игнатьева[124].

Пункт IX Постановления Президиума ЦК КПСС от 10 апреля 1953 г. гласил:
«Одобрить проводимые т. Берией Л. П. мероприятия по вскрытию преступных
действий, совершавшихся на протяжении ряда лет бывшим МГБ СССР,
выражавшихся в фабрикации и фальсификации дел на честных людей, а также
мероприятия по исправлению последствий нарушения советских законов, имея
в виду, что эти меры направлены на укрепление Советского государства и
социалистической законности»[125].
Мы привели эти факты для того, чтобы еще раз подчеркнуть, что пересмотр
следственных дел бывшего НКГБ-МГБ начался задолго до XX съезда КПСС.
Однако положение в органах госбезопасности в свете приводимых документов
по-прежнему продолжало оставаться сложным и напряженным.
В июне 1953 г. последовал вызов Петра Ивановича в Москву, где ему было
объявлено об освобождении с 16 июня от занимаемой должности «в связи с
переводом на другую работу» – 27 июля он был назначен заместителем
начальника 3-го управления (военная контрразведка) МВД СССР.
В завершение данной главы необходимо обратить внимание и на следующие
драматические события, имевшие еще долгие последствия для всей жизни
страны.
26 июня 1953 г. на заседании Президиума Совета Министров СССР в Кремле
был арестован Л. П. Берия. (Сообщения в печати о снятии Л. П. Берии и
назначении министром внутренних дел СССР С. Н. Круглова появилось только
29 июня.)
Одновременно с арестом Берии был произведен и арест ряда его заместителей и
руководящих работников МВД СССР. Так, в Киеве военными был арестован
министр П. Я. Мешик, в Берлине – начальник 3-го управления С. А. Гоглидзе,
суд над которыми как «участниками банды Берии» состоялся в декабре 1953 г.,
причем большинство обвиняемых были приговорены к «высшей мере
социальной защиты» (расстрелу). «Приспешников» В. С. Абакумова та же
участь ждала через год.
В приложение к протоколу заседания Президиума ЦК КПСС от 26 июня 1953 г.
«К решению вопроса о Берии» присовокуплен проект доклада Г. М. Маленкова,
в котором содержится целый ряд обвинений, в том числе и следующее: «Враги
хотели поставить органы МВД над партией и правительством. Задача состоит в
том, чтобы органы МВД поставить на службу партии и правительству, взять эти
органы под контроль партии… Задача состоит в том, чтобы не допустить
злоупотребления властью».
Однако документы свидетельствуют о том, что высший партийный орган – ЦК
ВКП (б) – в начале 50-х годов не только был информирован о деятельности
органов МГБ, но и принимал непосредственное участие в формировании их
политики. Но контроль этот в значительной мере был персонифицированным,
сосредоточенным в руках Генерального (Первого) секретаря ЦК.
Позднее это обстоятельство замалчивалось высшим партийным руководством с
целью вывести себя из-под возможной критики, что стало основой и причиной

сокрытия многих исторических событий и фактов и что вело к искажению
исторической правды.
26 июня министром внутренних дел СССР был назначен Сергей Никифорович
Круглов (а новым министром внутренних дел Украины стал Т. А. Строкач).

Часть IV. В Комитете государственной
безопасности СССР
Беспристрастная история вынесет свой приговор, более снисходительный,
нежели осуждение современников.
Николай II. Из письма военному министру В. А. Сухомлинову 11 июня 1915 г.

Рождение сильнейшей спецслужбы мира
Политическое решение о выделении структур органов госбезопасности из МВД
СССР в самостоятельное ведомство было принято Президиумом ЦК КПСС 8
февраля 1954 г. на основании записки министра внутренних дел С. Н. Круглова
в Президиум ЦК КПСС. В ней, в частности, подчеркивалось: «Существующее
организационное построение Министерства внутренних дел СССР и его органов
громоздко и не в состоянии обеспечить должного уровня агентурнооперативной работы в свете задач, поставленных перед советской разведкой
Центральным комитетом КПСС и Советским правительством.
В целях создания необходимых условий для улучшения разведывательной и
контрразведывательной работы считаем целесообразным выделить из
Министерства внутренних дел СССР оперативно-чекистские управления и
отделы и на их базе создать Комитет по делам государственной безопасности
при Совете Министров СССР»[126].
13 марта 1954 г. Президиум Верховного Совета СССР принял Указ об
образовании КГБ при Совете Министров СССР.
Сам текст Указа был предельно лаконичен:
«Образовать Комитет государственной безопасности при Совете министров
СССР.
Председатель Комитета входит в состав Совета министров с правом решающего
голоса».
Первым председателем КГБ был назначен уже известный читателю первый
заместитель министра внутренних дел СССР генерал-полковник Иван
Александрович Серов. Главную роль в этом назначении, чего в своих мемуарах

не скрывает и сам Серов, сыграла его совместная работа на Украине в 1939–
1941 гг. и в последующие годы с Секретарем ЦК КПСС Н. С. Хрущевым.
Отметим, что по формально-кадровым основаниям и соображениям Серов,
безусловно, подходил на эту должность. И, в принципе, не обманул ожиданий
Хрущева по «перестройке» работы органов госбезопасности.
В этой связи представляется необходимым познакомить читателя с личностью
первого председателя КГБ СССР.
Серов, бесспорно, обладавший некоторыми как организационными, так и
административно-аппаратными способностями, быть может, даже талантами,
исполнительностью, дисциплинированностью, не был обделен и чрезмерным
самолюбием и самомнением.
При этом в действительности сам И. А. Серов был весьма далек от того образа
«крутого профессионала», который пытается создать у читателя публикатор его
дневников А. Е. Хинштейн.
Следует подчеркнуть, что непосредственно с разведывательной и
контрразведывательной работой Серов сталкивался лишь в период с сентября
1939-го по 17 апреля 1941 г. (когда он занимал должность министра внутренних
дел Украинской ССР), а также с ноября 1944 г. по май 1945 г. (когда он являлся
уполномоченным НКВД СССР по 1-му Белорусскому фронту). В этот период
времени он действительно тесно общался с начальником УВКР «Смерш»
фронта А. А. Вадисом (подобно многим другим генералам «Смерша» в декабре
1953 г. Вадис будет уволен из органов МВД «по фактам дискредитации»
и лишен генеральского звания). В остальной период с апреля 1941 по ноябрь
1944 г., И. А. Серов фактически исполнял обязанности «генерала для особых
поручений» при наркоме НКВД СССР Л. П. Берии. В дальнейшем, оставаясь
заместителем, с 24 февраля 1947 г. – первым заместителем министра
внутренних дел СССР С. Н. Круглова, он, до 11 марта 1953 г. не имел никакого
отношения ни к органам госбезопасности, ни к оперативной работе.
Генерал-полковник В. И. Алидин вспоминал, что в середине 1952 г. ему, как
члену парткома МГБ, было поручено познакомиться с работой парторганизации
Особого совещания при министре. Секретарь парторганизации показала ему
протоколы заседаний Особого совещания, и он обратил внимание, что на
многих из них стояла единственная подпись – «И. Серов»[127].
Не касаясь личных качеств Серова, отметим только, что в воспоминаниях
современников имеется немало свидетельств его резкости, грубости и
своеволия.
Отметим и еще одну деталь, которую и не скрывает в своих мемуарах
И. А. Серов и которая имела самое непосредственное отношение как к
становлению КГБ при СМ СССР, судьбам некоторых его руководящих
сотрудников, а также к рождению многочисленных мифов о «Смерше», по сей
день кочующих по страницам многих российских периодических изданий.
Может быть, вследствие пережитых унижений от Абакумова Серов крайне
негативно, необъективно относился к военным контрразведчикам. На особые

отделы фронтов, писал он, «были Абакумовым назначены малограмотные
особисты, как в общеобразовательном плане… так и в военном ничего не
знают… Раз они не могут организовать как следует работу по выявлению
шпионов и диверсантов в частях и в тылу войск, то все это должны чем-то
восполнить, чтобы «показать» видимость и работы и «свои успехи»[128]. Однако
столь субъективное мнение опровергается архивными документами НКВД –
КГБ СССР – ФСБ России. В частности, читатель уже мог убедиться в
«объективности» характеристики, данной И. А. Серовым герою нашего
повествования.
Таким образом, сам Серов является автором первой послеправды[129] о
«Смерше». Этот неологизм означает стремление к формированию
общественных настроений посредством распространения информации,
оперирующей не фактами, а эмоциями человека, знакомящегося с ней.
Сущность феномена «послеправды» заключается в том, что источнику
(распространителю) информации «объективные факты менее важны, чем
обращение к эмоциям и личным убеждениям ее получателей»[130]. Особенно
широкое распространение механизм формирования послеправды получил в
сфере массовой информации. То есть речь идет о целенаправленном
манипулировании общественным мнением и настроениями различных
социальных групп населения.
По сути, мы имеем дело с известной ситуацией «двух правд», когда имеются две
или большее количество версий исторического процесса, но для
распространителя важно, чтобы была признана, усвоена его версия, вне
зависимости от того, насколько правдиво она отражает и трактует реальные
факты, события. И в геополитическом соперничестве, и в информационном
противоборстве каждая из участвующих в нем сторон стремится утвердить
подлинность именно своего взгляда, своей трактовки исторического прошлого.
Американский историк Джозеф Найт так охарактеризовал эту ситуацию: «В
информационный век побеждает тот, чья история убедительнее, чья история
способна привлечь людей».
Механизм формирования послеправды давно применялся в
сфере идеологической борьбы и информационного противоборства между
государствами. Что получило на Западе официальное признание в виде
концепции психологической войны.
В результате инициированной Серовым новой «чистки» кадров не
скомпрометированными остались лишь три начальника фронтовых управлений
контрразведки «Смерш»: Н. И. Железников, Д. И. Мельников[131] и
П. И. Ивашутин.
Думается, что Серов не мог все же не испытывать определенного
психологического дискомфорта от осознания того факта, что четыре его
непосредственных предшественника – Г. Г. Ягода, Н. И. Ежов, Л. П. Берия,
В. Н. Меркулов были расстреляны как «враги народа», а пятый –
В. С. Абакумов – еще находился под следствием, то есть во власти
подчиненных Серову следователей. Сам он в своих воспоминаниях без

обиняков признавал, что дело «банды Абакумова» проходило полностью под
его контролем, в отличие от «дела Берии»[132], которым занимались следователи
Прокуратуры СССР.
Согласно решению Президиума ЦК КПСС на Комитет государственной
безопасности при СМ СССР возлагались следующие задачи:
а) ведение разведывательной работы в капиталистических странах;
б) борьба со шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной
деятельностью иностранных разведок внутри СССР;
в) борьба с вражеской деятельностью разного рода антисоветских элементов
внутри СССР;
г) контрразведывательная работа в Советской армии и Военно-Морском флоте;
д) организация шифровального и дешифровального дела в стране;
е) охрана руководителей партии и правительства.
Помимо этого, в партийном решении была сформулирована и главная задача:
«В кратчайший срок ликвидировать последствия вражеской деятельности Берии
в органах государственной безопасности и добиться превращения органов
госбезопасности в острое оружие нашей партии, направленное против
действительных врагов нашего социалистического государства, а не против
честных людей»[133].
Приказом председателя КГБ при СМ СССР от 18 марта 1954 г. была определена
следующая структура нового ведомства, в котором, не считая вспомогательных
и обеспечивающих подразделений, были образованы:
Первое Главное управление (ПГУ, разведка за границей),
Второе Главное управление (ВГУ, контрразведка),
Третье Главное управление (военная контрразведка),
Четвертое управление (борьба с антисоветским подпольем,
националистическими формированиями и враждебными элементами),
Пятое управление (контрразведывательная работа на особо важных объектах),
Шестое управление (контрразведывательная работа на транспорте),
Седьмое управление (наружное наблюдение),
Восьмое Главное управление (шифровально-дешифровальное),
Девятое управление (охрана руководителей партии и правительства),
Десятое управление (Управление коменданта Московского Кремля),
Следственное управление.
В целом эта структура раскрывает функции и задачи нового союзнореспубликанского ведомства.
При образовании КГБ при СМ СССР 17 марта 1954 г. генерал-лейтенант
П. И. Ивашутин назначается начальником его 5-го управления, на которое

возлагались задачи обеспечение безопасности стратегических и особо важных
промышленных объектов (предприятий оборонно-промышленного, ядернооружейного и ракетно-космического комплексов), которые являлись объектом
первоочередных разведывательных и иных подрывных устремлений западных
спецслужб.
Петру Ивановичу предстояло определиться как с самими объектами,
требующими контрразведывательной защиты со стороны органов безопасности,
так и со стоящими перед управлением задачами, вытекающими из условий
дислокации объектов, особенностей их производственных циклов и условий, с
чем он был отчасти знаком на примере Украинской ССР.

Генерал армии Ивашутин с сотрудниками

Благодаря этому назначению, несмотря на то, что Петр Иванович пробыл на
этом посту всего около трех месяцев, оно позволило ему хорошо изучить
структуру промышленности СССР, лично познакомиться со многими ее
ведущими руководителями, «командирами» производств.
Однако менее чем через три месяца, уже 7 июня 1954 г., П. И. Ивашутин
назначается заместителем Председателя Комитета государственной
безопасности…
Прежде чем рассказать о деятельности Петра Ивановича на этом ответственном
и важном посту, представляется необходимым кратко охарактеризовать
некоторые события последующих лет, как оказывавшие самое непосредственно
влияние на деятельность КГБ при СМ СССР в целом, так и на обстановку в
стране, а порой – и за границей. Непосредственным современником и
участником многих из которых предстояло стать П. И. Ивашутину.

Задачи внешней разведки КГБ при СМ СССР были конкретизированы в
решении ЦК КПСС от 30 июня 1954 г. «О мерах по усилению разведывательной
работы органов государственной безопасности за границей». Оно требовало
сосредоточить усилия на организации работы в ведущих западных странах
США и Великобритании, являвшихся давними геополитическими соперниками
России, а также на «используемых ими для борьбы против Советского Союза
странах, – в первую очередь Западной Германии, Франции, Австрии, Турции,
Иране, Пакистане и Японии».
В том же году Совет Министров СССР утвердил «Положение о Первом главном
управлении КГБ», которое определяло его функции, задачи, структуру, штаты.
В июне 1954 г. для «постановки первоочередных задач» было проведено
Всесоюзное совещание руководящих работников КГБ, на котором И. А. Серов
выступил с разъяснением установок Президиума ЦК КПСС для деятельности
органов госбезопасности, их роли и места в системе советского
государственного управления.
Подчеркнем, что образование КГБ при СМ СССР знаменовало собой
действительно серьезный шаг по утверждению законности в нашей стране, хотя
сам принцип законности неотделим от существующей системы права,
имеющегося законодательства. А последнее, и, прежде всего, уголовное и
уголовно-процессуальное законодательство, также претерпело существенные
изменения в конце 50-х годов, на чем мы подробнее остановимся далее.
На момент образования КГБ его органы должны были руководствоваться
уголовными кодексами союзных республик СССР 1920-х годов. Уголовный
кодекс Российской Советской Федеративной Социалистической Республики
(РСФСР), например, был принят еще 5 марта 1926 г. Непосредственно органы
госбезопасности должны были руководствоваться диспозициями составов
«контрреволюционных преступлений», предусмотренных печально известной
статьей 58, имевшей 18 частей – различных составов преступлений: от
шпионажа, диверсии, вредительства, террора (терроризма) до антисоветской
агитации и пропаганды (статья 58.10).
В соответствии с Постановлением ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему
укреплению социалистической законности и усилению прокурорского надзора»
от 19 января 1955 г. было разработано Положение о прокурорском надзоре в
СССР (утверждено Указом Президиума Верховного Совета СССР 24 мая
1955 г.). Для осуществления надзора за следствием в органах КГБ в
Прокуратуре СССР был создан специальный отдел.
Позднее, в 1959–1960 гг., была изменена и система уголовного права
Советского Союза.
В этой связи однозначно недопустимо отождествлять КГБ СССР с его
историческими предшественниками НКВД-НКГБ и МГБ. В то же время
деятельность органов КГБ в 1950–1960-е годы не была свободна и от влияния
элементов субъективизма и волюнтаризма, хотя именно в этот период
утверждается прокурорский и партийно-государственный контроль за их
работой, о чем подробнее будет сказано далее.

Почему же во второй половине XX века КГБ СССР считался – и вполне
заслуженно! – одной из сильнейших спецслужб мира?
Основная причина этого, на наш взгляд, заключена в его структуре и функциях,
объединявших многие направления обеспечения безопасности страны –
разведку, контрразведку, военную контрразведку, борьбу с терроризмом,
диверсиями и вредительством, охрану государственных тайн и государственных
границ, раскрытие и расследование преступных посягательств, что создавало
функциональные, организационные и управленческие предпосылки для
достижения максимального аккумулирующего результата вследствие
известного синергетического эффекта.
И одним из подлинных создателей и строителей КГБ при СМ СССР был Петр
Иванович Ивашутин, хотя отдельные его предложения и наработки не
встречали немедленной поддержки и реализации, поскольку они опережали
свое время, уровень постижения руководством КГБ СССР и страны в целом
подлинной сути разворачивавшихся в мире глобальных процессов
геополитического соперничества.
Подчеркнем, что в 1950–1954 гг. западные спецслужбы предпринимали
активные попытки заброски в СССР своих агентов морским, воздушным и
сухопутным способами. Так, только на территорию Краснодарского края в мае
1950 г., 2 мая 1952 г., 4 сентября 1953 г. и 9 мая 1954 г. было заброшено 5 групп
агентов (10 человек). Иностранные агенты также арестовывались в Хабаровском
крае и Мурманской области. А всего к 1958 г. органами госбезопасности СССР
были арестованы 158 агентов иностранных спецслужб, заброшенных
различными путями из-за рубежа.
Разумеется, сказывались на эффективности деятельности органов
государственной безопасности и отдельные трудности объективного и
субъективного порядка, ошибки, трагедии и даже предательства.
Следует подчеркнуть, что образование КГБ при СМ СССР сопровождалось
тяжелой «родовой травмой» – раскрытием многочисленных нарушений
законности, вершившихся его историческими предшественниками – НКВД,
НКГБ и МГБ в 1930-х – начале 1950-х годов.
Отметить эти обстоятельства необходимо еще и потому, что П. И. Ивашутину
приходилось непосредственно организовывать работу вверенных ему
подразделений с учетом данных фактов еще задолго до известного «секретного»
доклада Н. С. Хрущева делегатам XX съезда КПСС.
Сразу после сообщения об аресте Л. П. Берии как «врага народа» (сообщение о
чем появилось в СМИ 10 июля 1953 г.) в органы прокуратуры и ЦК КПСС стали
поступать многочисленные заявления и жалобы осужденных и их
родственников по поводу пересмотра уголовных дел, и применения незаконных
методов в процессе ведения следствия.
В записке в Президиум ЦК КПСС Генерального прокурора СССР Р. А. Руденко
и министра внутренних дел С. Н. Круглова от 19 марта 1954 г. отмечалось, что в
лагерях, колониях и тюрьмах содержатся 467 946 осужденных за

контрреволюционные преступления граждан[134], немалую долю среди которых
составляли предатели, каратели и пособники немецко-фашистских оккупантов.
И, помимо этого, еще находятся в ссылке после отбытия основного наказания за
контрреволюционные преступления 62 462 человека.
В указанной записке подчеркивалось, что с августа 1953 по 1 марта 1954 г.
в органы прокуратуры поступило 78 982 обращения граждан с ходатайствами о
реабилитации, в связи с чем предлагалось создать специальную комиссию по
пересмотру дел осужденных.
ЦК КПСС информировался и о том, что в «особом порядке» – Особым
совещанием (ОСО) при наркоме/министре внутренних дел и госбезопасности в
1934–1953 гг. был осужден 442 531 человек, большинство из них – по
«политическим обвинениям». (Эти лица были включены в ранее указанное
общее число осужденных, но данное обстоятельство специально выделяется
нами именно в связи с особыми условиями вынесения «приговоров» во
«внесудебном порядке», в нарушение Конституции СССР 1936 г.). В 1941–
1944 гг. ОСО рассматривались также дела на разоблаченных агентов
германских спецслужб, фашистских карателей и пособников оккупантов. Из
этого общего числа осужденных ОСО за 19 лет его существования (оно было
ликвидировано 1 сентября 1953 г.) к высшей мере наказания были приговорен
10 101 человек, к лишению свободы на различные сроки – 360 921, к ссылке и
высылке – 67 539 человек[135].
На основании предложения Генерального прокурора СССР Р. А. Руденко и
министра внутренних дел СССР С. Н. Круглова Президиум ЦК КПСС мае
1954 г. принимает решение об образовании Центральной и республиканских,
областных комиссий по рассмотрению жалоб и ходатайств граждан,
осужденных за «контрреволюционные» преступления (статья 58 УК РСФСР
1926 г.). Эти комиссии были наделены правом пересмотра «приговоров»
Коллегии ОГПУ, а также Особого Совещания НКВД – МГБ СССР. Помимо
этого, были образованы Выездные комиссии Президиума Верховного Совета
СССР (всего их было образовано 97), наделенные правом объявления амнистии
в отношении осужденных рядовых граждан и коммунистов, но не
номенклатурных партийных работников.
О результатах работы Центральной комиссии Р. А. Руденко докладывал
Президиуму ЦК КПСС 29 апреля 1955 г., что комиссией были пересмотрены
уголовные дела на 237 412 осужденных граждан, при этом было отказано в
смягчении наказания 125 202 проходившим по ним лицам.
В то же время были отменены приговоры или прекращены уголовные дела в
отношении 8973 человек, что означало их реабилитацию, были освобождены из
мест лишения свободы 21 797 человек, отменена ссылка 1371 осужденному.
Помимо этого были сокращены сроки наказания 76 344 осужденным и в
отношении 2891 из них были переквалифицированы обвинения на менее тяжкие
составы преступлений[136].
На основании выявленных Центральной комиссией многочисленных фактов
нарушения принципов и норм ведения следствия, в КГБ СССР, КГБ союзных и

автономных республик Союза ССР, управлениях КГБ по краям и областям были
образованы аналогичные комиссии с участием работников Прокуратуры СССР
для пересмотра следственных и уголовных дел, наделенные правом пересмотра
решений несудебных «двоек» и «троек», действовавших в 1937–1938 гг. В
результате работы этих комиссий вскрывались многочисленные факты
нарушения законности в ходе следствия и необоснованного привлечения к
уголовной ответственности граждан, что влекло пересмотр их дел, снятие
обвинений либо смягчение формулировок обвинения с досрочным
освобождением осужденных.
В связи с выявленными в процессе пересмотра уголовных дел
многочисленными фактами нарушений социалистической законности, в конце
1955 г. была образована специальная Комиссия Президиума ЦК КПСС во главе
с секретарями ЦК П. Н. Поспеловым и А. Б. Аристовым для изучения и оценки
деятельности органов НКВД-НКГБ-МГБ-МВД СССР в 30–50-е годы[137].
Подчеркнем и следующие важные обстоятельства: по вскрывавшимся в
процессе пересмотра уголовных дел фактам, а также по результатам следствия в
отношении высокопоставленных работников органов госбезопасности, началось
выявление и привлечение к ответственности лиц, непосредственно виновных в
грубых нарушениях социалистической законности.
19 апреля 1954 г. Президиум ЦК КПСС принял постановление «Об
освобождении из ссылки на поселение ранее осужденных за антисоветскую
деятельность» лиц, осужденных на срок до 5 лет.
3 августа 1954 г. Постановлением Совета Министров СССР были сняты
административные ограничения со спецпоселенцев-кулаков. Президиумом
Верховного Совета СССР принимались и иные указы, отменявшие различного
рода репрессивно-дискриминационные меры в отношении отдельных категорий
советских граждан[138].
В ознаменование десятилетия Победы советского народа в Великой
Отечественной войне 17 сентября 1955 г. был принят Указ Президиума
Верховного Совета СССР «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с
оккупантами в период Великой Отечественной войны», в соответствии с
которым подлежали освобождению от наказания военнослужащие РККА и
ВМФ, осужденные за сдачу в плен.
29 октября 1955 г., через месяц после установления дипломатических
отношений с Федеративной Республикой Германией, в порядке «жеста доброй
воли» Президиум Верховного Совета СССР издал Указ «О досрочном
освобождении и репатриации немецких военнопленных, осужденных за
военные преступления».
Необходимо также подчеркнуть, что критика деятельности органов
госбезопасности в 1930–1950-е годы, начатая в июне 1953 г. и продолженная в
феврале 1956 г. в докладе Н. С. Хрущева делегатам XX съезда КПСС о культе
личности Сталина и его последствиях, оказала самое непосредственное
воздействие на формирование, комплектование и деятельность органов КГБ в
целом. При этом имевшая как позитивные, так и негативные последствия.

Новые горизонты
И ты познаешь правду, и правда сделает тебя свободным.
Надпись на гербе ЦРУ в центральном холле штаб-квартиры в Лэнгли (США,
Вашингтон, округ Колумбия)

Новая должность заместителя Председателя КГБ при СМ СССР означала для
Петра Ивановича Ивашутина расширение сферы его ответственности, однако и
расширяла его права, в том числе – запрашивать и знакомиться как с
действующими, так и с архивными, оперативными делами. За Ивашутиным был
закреплен контроль над 3-м Главным, 5-м и Следственным управлениями КГБ.
Однако, учитывая его обширный оперативный опыт, председатель КГБ Серов
нередко привлекал Петра Ивановича для решения оперативных и
стратегических вопросов и по иным направлениям деятельности органов
государственной безопасности, постепенно расширяя круг его задач, в том
числе до курирования деятельности разведки и контрразведки КГБ.
Напомним, что в международных отношениях это был период «холодной
войны», когда Соединенные Штаты Америки небезосновательно видели в лице
Советского Союза главного геополитического конкурента, выдвигавшего и
последовательно отстаивавшего альтернативную американскую концепцию
цивилизационного развития. А в области внешней политики откровенно
руководствовались доктриной «отбрасывания коммунизма» (она была
утверждена президентом США Д. Эйзенхауэром 14 февраля 1953 г.). Однако
далеко не всегда разработанные КГБ при СМ СССР предложения по
отстаиванию национальных интересов страны находили поддержку у членов
Президиума ЦК КПСС.
Помимо повседневного оперативного руководства закрепленными за ним
оперативными подразделениями КГБ, Петр Иванович, со свойственными ему
целеустремленностью и настойчивостью, занялся изучением ряда вопросов,
имевших важное значение для совершенствования и повышения эффективности
деятельности органов госбезопасности. Заметим здесь в скобках, что
И. А. Серов в своих мемуарах вообще не посчитал нужным коснуться столь
важного вопроса, как причины трагедии лета 1941 г. и предупреждения угрозы
внезапной вооруженной агрессии. Хотя даже в мемуарах Г. К. Жукова этим
вопросам посвящен не один десяток страниц.
По линии кураторства Петру Ивановичу пришлось принимать участие в
пересмотре уголовных дел осужденных в 1947 г. военных разведчиковнелегалов, входивших накануне и в годы Великой Отечественной войны в
ставшую впоследствии всемирно известной советскую разведывательную сеть в
странах Западной Европы «Красная капелла». Хотя сам этот криптоним

(кодовое обозначение) родился в зарубежных СМИ от названия масштабной
операции абвера по поиску и ликвидации советской разведывательной сети.
Для Петра Ивановича это «дело» началось со следующего спецсообщения,
направленного ГУКР «Смерш» НКО СССР 27 октября 1945 г. лично начальнику
Главного Разведывательного Управления Генерального штаба РККА генералполковнику Ф. Ф. Кузнецову[139]:
«При этом направляю справку о недочетах в подготовке, заброске и работе с
агентурой за границей, со стороны аппарата Главного Разведывательного
Управления Красной армии.
Приложение – по тексту
Абакумов
Совершенно секретно
СПРАВКА
Во второй половине 1945 года Главным Управлением «СМЕРШ» были
арестованы закордонные агенты и резиденты Главного Разведывательного
управления Красной армии ТРЕППЕР Л.З., ГУРЕВИЧ А.М., РАДО Александр,
ЯНЕК Г.Я., ВЕНЦЕЛЬ И.Г. и другие, оказавшиеся германскими шпионами.
В процессе следствия по делам этих арестованных, наряду с разоблачением их
вражеской деятельности, выявлены недочеты в подготовке, заброске и работе с
агентурой за границей со стороны аппарата Главного Разведывательного
Управления Красной армии.
Так, арестованный в июле 1945 года резидент Главразведупра Красной армии в
Бельгии ГУРЕВИЧ (кличка «Кент») показал, что он был подготовлен наспех, а
переброска его в Бельгию была организована непродуманно.
По этому вопросу ГУРЕВИЧ показал следующее:
«Перед переброской меня за границу, по существу, я никакой подготовки не
получил. Правда, после оформления моей вербовки работником Главразведупра
Красной армии полковником СТАРУНИНЫМ, я был направлен на курсы при
разведшколе Главразведупра Красной армии, но они для практической работы
ничего, по существу, не дали. На этих курсах я в течение 5-ти месяцев изучал
радиодело, фотодело, и был ознакомлен с общим порядком конспиративных
встреч с агентурой за границей.
Следует указать, что ознакомление с порядком встреч с агентурой в условиях
конспирации было очень поверхностным. На этот счет мы знакомились с
материалами, составленными, главным образом, возвратившимся из-за границы
работником Главного разведывательного управления БРОНИНЫМ, в которых
обстоятельства встреч и сама конспирация их излагались очень неконкретно и, я
бы сказал, даже примитивно.
Такая система обучения для меня, неискушенного в тот период человека,
казалась вроде бы нормальной, но когда я столкнулся с практической работой за

границей, то убедился, что она была не только недостаточной, а совершенно
неприменимой в условиях нелегальной работы».
Как заявил ГУРЕВИЧ, вначале он должен был ехать для работы в Бельгию через
Турцию, для чего ему были изготовлены соответствующие документы. Однако,
в связи с отказом турецких властей в выдаче ГУРЕВИЧУ визы, Главразведупр
за несколько часов до отъезда ГУРЕВИЧА изменил маршрут его следования в
Бельгию, предложив ехать через Финляндию, Швецию, Норвегию, Германию и
Францию под видом мексиканского художника, побывавшего несколько
месяцев в Советском Союзе.
По вопросу о полученной легенде ГУРЕВИЧ показал:
«Надо сказать, что данная мне легенда была очень неудачной хотя бы потому,
что я в связи с недостаточностью времени не мог получить никакой
консультации о Мексике, об ее внутреннем положении, условиях жизни и даже
ее географических данных. Кроме того, испанский язык, являющийся основным
в Мексике, я знал далеко недостаточно для мексиканца и говорил на нем с явно
выраженным русским акцентом.
Таким образом, в пути следования я был не в состоянии отвечать на самые
простые вопросы о положении в Мексике, а это, бесспорно, навлекало на меня
всевозможные подозрения.
Будучи в Париже, я встретился там со связником Главразведупра, который
вручил мне уругвайский паспорт на одну из фамилий уругвайского
коммерсанта, а я ему сдал свой мексиканский паспорт.
Получая паспорт уругвайского гражданина, я был совершенно недостаточно
осведомлен о жизни Уругвая. Когда этот вопрос я поднял еще будучи в
Советском Союзе, мне БРОНИН сказал, что такая возможность мне будет
предоставлена.
Действительно, спустя некоторое время мне была представлена для
ознакомления коротенькая справка, написанная от руки на 2-х страницах одним
разведчиком, находившимся в Уругвае очень короткий промежуток времени.
Причем в этой справке были указаны две улицы Монтевидео, названия
нескольких футбольных команд и подчеркнуто, что население, особенно
молодежь, часто собирается в кафе. Ни географического, ни экономического и
политического положения в этой справке освещено не было.
Я даже не знал фамилии президента «моего государства», т. к. по этому вопросу
в Главразведупре имелись противоречивые данные.
Когда я заметил БРОНИНУ, что этих данных для меня недостаточно, он обещал
мне их дать, но их в Главразведупре не оказалось, и мне в последний день перед
отъездом было предложено пойти в библиотеку имени Ленина и ознакомиться
там с УРУГВАЕМ по БСЭ. Естественно, что и там нужных мне данных, как для
коммерсанта из богатой уругвайской семьи, найти, конечно, не представилось
возможным».

Арестованный Главным управлением «СМЕРШ» резидент Главразведупра
Красной армии во Франции ТРЕППЕР (кличка «Отто»), объясняя причины
провала своей резидентуры, показал:
«Резидент МАКАРОВ (кличка «Хемниц»), несмотря на то что он как будто бы
прошел специальную школу, не знал самых элементарных понятий о
разведработе, не говоря уже о том, что он не знал ни одного иностранного
языка. Кроме того, «Хемниц» должен был проживать как уругваец, в то время
как он не имел никаких понятий о его «родной стране», и еще менее о стране, в
которой ему пришлось работать.
Такие же самые недочеты мне пришлось наблюдать и при моей встрече с
резидентом ЕФРЕМОВЫМ (кличка «Поль»). Главной задачей группы «Поля»
было информировать Главразведупр Красной армии о передвижении номерных
частей через Бельгию, но при моей встрече с «Полем» оказалось, что ни «Поль»
и никто из его группы не имеет элементарного представления о знаках различия
немецкой армии».
Арестованный закордонный агент Главразведупра Красной армии ВЕНЦЕЛЬ
(кличка «Герман») на допросе показал:
«Подготовка радистов в Москве Главным Разведывательным Управлением
поставлена примитивно.
Радисты готовились в течение 3–4 месяцев, что явно недостаточно, в
особенности для работы за рубежом, где каждый радист должен быть мастером
своего дела. Он же в этот период времени, кроме изучения радио, обучался
языку и другим дисциплинам.
Тактической подготовке совсем не уделяли внимания, в то время как это
является основным для зарубежного агента».
Бывший агент Главразведупра «Берг» рассказывала, что, будучи
переброшенной в Италию для выполнения специального задания, она не могла
там легализоваться вследствие слабой подготовки и данной ей в Главразведупре
непродуманной и громоздкой легенды.
Она заявила:
«Основная причина моей трудности работать в Италии – это
несоответственность и громоздкость моей легенды.
Я была послана с легендой, что родилась на Кубе, жила в Испании, ездила в
Америку, Францию, жила в Бельгии, затем через Голландию, Норвегию попала
в Швецию, пожила в Стокгольме, а оттуда, направляясь в Кубу, через Италию
приехала в Советский Союз, и наконец, через Румынию и Югославию прибыла
в Рим.
Для укрепления и подтверждения моей легенды мне ничего не было сделано. Я
не могла показать ни одного письма с кубинской маркой, и вообще ничего
напоминающего о Кубе. Кроме того, общеизвестно, что в природе не
существует кубинок с моим цветом волос и лица. Все это, естественно, должно
было казаться странным самому непредубежденному человеку.

… Я знала слишком мало о Кубе. Больше того, что было прочитано мною перед
отъездом в энциклопедическом словаре в Риме, мне найти не удалось. На
вопросы знакомых я описывала Гавану и кубинскую жизнь по тому, как я
представляла в своем воображении по песням и фильмам».
Арестованный ГУРЕВИЧ показал, что Главное Разведывательное Управление
Красной армии неправильно наметило ему маршрут следования через
Ленинград, где он на протяжении длительного времени проживал, работал и
имел много знакомых, что привело к его расшифровке.
Прибыв на советско-финскую границу, ГУРЕВИЧ при объяснении с
военнослужащими советской погранохраны и работниками таможни встретил
там свою знакомую, бывшую ученицу курсов усовершенствования
переводчиков при Институте иностранного туризма в Ленинграде, которая сразу
же узнала его.
Экипировка ГУРЕВИЧА была также не в соответствии с данной ему легендой.
По этому вопросу ГУРЕВИЧ показал:
«…Выезжая из Советского Союза, я, по легенде, до этого находился в НьюЙорке и других странах, а вез с собой только один, небольшого размера
чемодан, в котором находились: одна пара белья, три пары носков, несколько
носовых платков и пара галстуков, в то время как иностранные туристы,
побывавшие в других странах, везут с собой в качестве багажа по нескольку
чемоданов с различными носильными вещами, большое количество различных
фотографий, личных писем и т. д.
Больше того, я, как личный турист, побывавший в Советском Союзе несколько
месяцев, не взял с собой в качестве «памятки» ни единой русской вещи или
даже открытки, которая бы напоминала о моем посещении этой страны.
Вследствие этого, сразу же, как только в Ленинграде я сел в вагон, в котором
находились иностранцы, следовавшие в Финляндию, на меня было обращено
внимание, почему именно я, как иностранный турист, не имею с собой никакого
багажа».
И далее, касаясь своей переброски за границу, ГУРЕВИЧ показал:
«По приезде в Хельсинки я должен был явиться в «Интурист» и получить билет
на самолет, следовавший в Швецию. Когда я обратился к швейцару
«Интуриста», поскольку других работников в воскресенье не было, и спросил
его на французском языке о том, что мне должен быть заказан билет на самолет,
он предложил мне говорить на русском языке, дав понять, что он знает о том,
что я русский, и играть в прятки с ним не следует.
К тому же надо отметить, что сам факт, связанный с предварительным заказом
билетов через «Интурист», не вызывался никакой необходимостью, поскольку
это можно было бы сделать без всякой помощи».
Аналогичные затруднения по вине Главразведупра Красной армии, как заявил
ГУРЕВИЧ, он встретил также и в других странах:

«По приезде в Париж я остановился в гостинице «Сейтан», и на другой день
должен был зайти в кафе «Дюспо», находящееся на Криши, для встречи со
связником Разведупра. При этом было обусловлено, что при входе в кафе я
займу место за заранее определенным столиком, закажу чай, немедленно
расплачусь за него и буду читать французскую газету. Связник должен был
точно так же находиться в кафе, сидеть за столом, имея на столе французский
журнал. Здесь мы должны были друг друга только видеть, сами же встречи
должны были произойти немедленно по выходе из кафе, около дома № 120 или
140 по Криши.
Прибыв по указанному адресу, я не нашел кафе с названием «Дюспо». В этом
доме находилась закусочная, рассчитанная на обслуживание шоферов конечной
автобусной остановки, под названием «Терминюс». При входе в закусочную я
увидел, что там имеется всего 1–2 стола, за которыми посетители обычно
играли в карты. Посетители же в основном заказывали вино и горячий кофе, как
это принято в закусочных во Франции.
То, что я занял место за столом и заказал чай, вызвало смех у официанта, и мне
был предложен кофе, говоря, что чаем они вообще не торгуют.
Я пробыл в кафе более получаса, однако связника Разведупра по данным мне
приметам не встретил. Полагая, что, возможно, был перепутан адрес, я
попытался разыскать на этой улице нужное мне кафе, однако его не нашел. В
действительности же оказалось, что несколько лет тому назад в помещении, в
которое я заходил, было именно кафе «Дюспо», но впоследствии оно было
преобразовано в закусочную».
ГУРЕВИЧ также заявил, что Главразведупром Красной армии ему было
предложено по приезде в Брюссель остановиться в гостинице «Эрмитаж».
Оказалось, что эта гостиница уже пять лет тому назад была превращена в
публичный дом, и иностранцы там не останавливались.
Как показали арестованные агенты КАЮМХАНОВ Е.М. и ЯНЕК Г.Я., их
провалу в значительной степени способствовало то, что Главное
Разведывательное Управление Красной армии пользовалось линиями переправ
и проводниками агентуры за границу, которые из-за продолжительности их
использования, без какой бы то ни было проверки, попали в поле зрения
иностранных контрразведок.
Так, КАЮМХАНОВА через советско-турецкую границу сопровождал
проводник «Мирза», который привел его к агенту Главразведупра,
проживавшему в Турции в 8 км от советско-турецкой границы. По указанию
Главразведупра, он должен был содействовать КАЮМХАНОВУ в дальнейшем
продвижении его в глубь страны. Однако агент, при посадке КАЮМХАНОВА
на пароход, следовавший в город Татван, передал его турецкой полиции.
Агент ЯНЕК, перебрасываемый Главразведупром Красной армии в
Чехословакию, должен был, по полученному им заданию, добраться до села
Иорданово, что в 40 км южнее гор. Кракова и, связавшись там с агентом
Главразведупра, при его помощи доехать до гор. Цешин, затем пройти

чехословацкую границу и пройти в гор. Прагу. Однако последний предал его
гестапо, в результате чего ЯНЕК был арестован.
Арестованный ТРЕППЕР показал, что крупным недочетом в работе за границей,
который приводит к провалам, является несвоевременное снабжение
зарубежной агентуры документами, и плохое их оформление.
По заявлению ТРЕППЕРА, находясь в Брюсселе, он получил из Москвы
паспорт для въезда во Францию. В паспорте должна была быть указана
профессия – журналист. В действительности же, при получении паспорта, в нем
была указана профессия не журналист, а «журналье», что означает – поденщик.
Естественно, что поденщик, едущий в международном вагоне, сразу же вызвал
бы подозрение у французской пограничной полиции.
Для пребывания в Бельгии, как показал ТРЕППЕР, он получил канадский
паспорт на фамилию крупного промышленника МЕКЛЕРА, по происхождению
из города Самбор, который более 10 лет проживал в Канаде. ГРУ было
известно, что ТРЕППЕР не знает английского языка, а также не было принято
во внимание, что на случай войны и возможной оккупации немцами Бельгии
ТРЕППЕР не сможет проживать там как канадский гражданин.
В связи с этим в первые же дни после начала войны ТРЕППЕР потерял
возможность проживать в Бельгии, т. к. в многочисленных бельгийских кругах
он был известен как бельгийский подданный.
ТРЕППЕР, предвидя такое положение, своевременно обращался в
Главразведупр о высылке документов для него и его работников, подходящих
для военной обстановки, однако полученные документы оказались полностью
непригодными.
Резиденты «Хемниц» и «Кент», работавшие в Бельгии, не получив резервных
документов, к началу войны США с Германией остались со старыми
уругвайскими документами, к тому же эти документы были оформлены с
грубыми ошибками.
Как показал ТРЕППЕР, резидент «Хемниц», когда он был задержан 13 декабря
1941 года немецкой полицией, не был бы арестован, если бы он имел другие
документы, а не уругвайские.
Главным Разведывательным Управлением Красной армии в Бельгию был
направлен агент по кличке «Алекс», документы которого оказались совершенно
непригодными для продолжения его поездки, согласно заданию в США.
В таком же положении оказался и агент Главразведупра по кличке «Поль»,
который был направлен в Швецию как резидент через Италию, Германию и
Бельгию.
По указанию Главразведупра «Поль», будучи снабженным швейцарским
паспортом, не нуждался в германской и бельгийской визах. Фактически же
оказалось, что немцы к тому времени уже несколько месяцев не пропускали
через свою территорию иностранцев, и в первую очередь – подозрительных
швейцарцев.

Арестованный ГУРЕВИЧ о качестве полученных им из Главразведупра
документов показал:
«Выбор уругвайского паспорта для меня, как легализующего документа, не был
достаточно хорошо продуман и подготовлен Главразведупром. В Бельгии
уругвайских подданных были считаные единицы, в то же время в полиции
зарегистрировались одновременно два вновь прибывших уругвайца.
Это были агент Главразведупра Красной армии МАКАРОВ – коммерсант,
родившийся в Монтевидео и купивший предприятие в Остенде, и я, тоже
родившийся в Монтевидео и тоже занимавшийся торговой деятельностью в
Бельгии. Причем оба наши паспорта были выданы в уругвайском консульстве в
Нью-Йорке. Один был выдан в 1936 году, а другой в 1934 году. Номера же этих
паспортов были последовательны, так, если один был за № 4264, то другой был
за № 4265.
Оба паспорта затем были продлены в Монтевидео также в разные периоды,
однако носили точно так же последовательные записи и одинаковые подписи.
Кроме того, в период нашего пребывания в Бельгии Главразведупр продлил оба
паспорта. Продление сделано в Париже, в то время как никоим образом
иностранцы, проживающие в Брюсселе, не могли своих паспортов продлевать
во Франции – в силу жесткого полицейского надзора. Подписи в этом случае
были сделаны по трафарету, т. е. те же.
Таким образом, самый поверхностный контроль со стороны полиции должен
был вызвать к нам подозрение.
Для легализации наших работников за границей Главразведупр, кроме
паспортов, никаких других документов не предоставлял в распоряжение наших
работников.
Я обращался в Главразведупр с предложением организовать направление писем
из Уругвая на имя МАКАРОВА и на мое имя, чтобы хоть этим путем укрепить
нашу легализацию, ибо письма всех иностранцев контролировались
бельгийской полицией и почтой, и в самих домах, где иностранцы проживали,
неполучение писем от родителей и знакомых вызывало всегда подозрение.
Несмотря на то что ТРЕППЕР и я указывали, что эта посылка писем особенно
важна для нас, Главразведупр даже и этого не мог организовать.
Впоследствии мы отказались от документов, присылаемых Главразведупром, и
старались сами, на месте, приобрести нужные документы».
Направленному в Италию агенту «Берг» Главразведупр, как она заявила,
способов легализации не указал, в связи с чем она по своей инициативе
пыталась устроиться на учебу в одну из консерваторий в Риме.
Для этого ей необходим был документ, который бы свидетельствовал об
окончании ею начального музыкального образования.
Главразведупр выслал «Берг» документ, однако из-за его
недоброкачественности она его использовать не могла, т. к. документ имел дату,
хронологически не совпадающую с ее легендой. Кроме того, на печати

кубинского музыкального учебного учреждения в документах было написано
русское «к».
«Берг» также рассказала, что письма, направляемые ей Главразведупром с
целью подтверждения ее легенды, были оформлены настолько небрежно, что
кроме вреда ничего принести не могли. Они были с грамматическими ошибками
и пропусками букв. Адрес на конвертах был написан по образцу, принятому в
Советском Союзе, т. е. сначала город, улица, фамилия, имя, а не наоборот.
По показаниям арестованных устанавливается, что Главное Разведывательное
Управление направило за границу большей частью неисправные рации, и при
отсутствии радиоспециалистов там создавались большие трудности в их
использовании.
Арестованный ТРЕППЕР по этому вопросу показал:
«В начале 1939 года Главразведуправлением в первый раз была поставлена
задача подготовки и создания собственной радиосвязи с центром. Эта задача
была возложена на «Хемница», который как будто прошел до приезда полную
техническую радиоподготовку.
«Кент», после своего приезда, имел задачу помочь ему в этом направлении, и
его Разведупр также считал вполне подготовленным к этой работе.
На практике оказалось, что ни тот, ни другой подготовки не имели и эту работу
до конца довести не смогли.
В то же самое время все полученные приборы оказались в неисправном
состоянии.
В начале 1940 года, видя, что они не справятся с этой работой, я потребовал от
Главразведуправления – или прислать мне настоящего техника, или разрешить
вербовать техников среди лиц, близких к компартии. Главразведупр обещал
мне, что необходимый техник будет прислан. Однако Главразведупр такого
специалиста не прислал, и в начале июня 1941 года агентура в Бельгии осталась
полностью отрезанной от центра.
При моем приезде из Бельгии во Францию, в июле 1940 года, когда я приступил
к налаживанию агентуры во Франции, я констатировал, что Главразведупр не
может мне дать никакой помощи как в технических приборах, так и в техниках
для налаживания радиосвязи с центром.
После продолжительных требований мне удалось только в июне 1941 года
получить две радиостанции, которые приходилось в исключительно тяжелых
условиях нелегальной работы перебрасывать в оккупированную французскую
зону и в Бельгию. Но и тогда оказалось, что обе эти радиостанции по
техническим причинам не были пригодны к введению в строй.
Как мне удалось узнать уже после моего ареста немцами, в конце 1941 года
Главразведуправлением в Бельгию и Голландию были направлены с
парашютистами радиоаппараты. Парашютисты были захвачены немцами, но,
как рассказали немцы, аппараты были неисправны и ими нельзя было
пользоваться».

Об обеспечении Главразведупром Красной армии зарубежной агентуры
деньгами арестованный ТРЕППЕР показал:
«К началу войны ни одна из известных мне групп не была снабжена центром
нужными средствами для продолжения своей работы, несмотря на то что уже
видно было, что большинству групп придется работать изолированно и что во
время войны они не смогут снабжаться средствами из центра.
…Я лично, пользуясь средствами созданной мною, с санкции ГРУ,
коммерческой фирмы «ЭКС», имел возможность за все время войны снабжать
средствами наши группы, однако группа «Гарри» во Франции, «Поль» и
«Герман» в Бельгии, группа в Голландии, резидентуры в Берлине, Чехословакии
и в других странах оставались полностью без средств.
Тяжелое и безвыходное положение групп Главразведупра приводило к почти
полному свертыванию работы».
Арестованные ТРЕППЕР и ГУРЕВИЧ показали, что с начала войны Германии
против Советского Союза Главным Разведывательным Управлением Красной
армии было дано указание о том, чтобы резидентуры, работавшие во Франции,
Бельгии, Голландии, Швейцарии и Германии, связать между собой.
Например, было предложено резиденту в Бельгии «Полю» связаться с
резидентом «Германом». «Герману» связаться с резидентом в Бельгии «Кентом»
и «Хемниц». Резиденту «Кент» – с резидентом «Полем» и резидентами в
Голландии, Берлине и Швейцарии. Резиденту «Отто» связаться с резидентом
«Гарри» и резидентом во Франции «Балтийским генералом».
Это обстоятельство привело к тому, что провал группы «Хемница» в декабре
1941 года в Бельгии поставил под удар все остальные резидентуры.
Так, арестованный ГУРЕВИЧ заявил:
«Перед отъездом из Москвы Главразведупр указал мне, что в связи с провалами
принято решение – не создавать больших резидентур, а работать небольшими
группами. После того как Главразведупр принял решение о моем оставлении
работать в Бельгии в качестве помощника резидента «Отто», мне бросилось в
глаза то обстоятельство, что резидентура в Бельгии насчитывает большое
количество людей, находящихся на твердой зарплате и практически не
проводивших никакой разведывательной работы и знающих о существовании
нашей организации. Я обратил на это внимание «Отто», но получил ответ, что
все эти люди предусмотрены на военное время…
Провал 1941 года произошел из-за неправильной организации разведгруппы в
Бельгии и Франции под единым руководством резидента «Отто» с большим
количеством агентов и отсутствия конспирации в работе…»
Арестованный резидент Главразведупра Красной армии ТРЕППЕР показал:
«Все указания Главразведупра по вопросу о том, чтобы связать между собой
резидентуры, работавшие во Франции, Бельгии, Голландии, Швейцарии и
Германии, создали исключительно благоприятную почву к провалам, которые
по этой причине произошли.

Провал в Братиславе привел к провалу резидента «Герман», провал в
Голландии, как и провал «Германа», привел к провалу «Поля», провал
«Хемница» – к провалу «Кента».
Все вышеперечисленные группы, работавшие во Франции, Бельгии, Голландии,
Швейцарии, Германии и Чехословакии, будучи связаны между собой, привели к
тому, что к началу крупного провала 13 декабря 1941 года группа «Хемниц»
подвела под удар все остальные группы.
В результате это привело к провалу крупной части разведывательной сети в
Центральной Европе.
Таким образом, принципиально неверная система создания звеньев
Главразведупра, находящихся в разных странах и связанных между собой
стабильной связью, сделала невозможной локализацию провала».
Арестованный Главным управлением «СМЕРШ» начальник зондеркоманды
гестапо в Париже немец ПАННВИЦ по вопросу провала резидентов ТРЕППЕРА
(«Отто») и ГУРЕВИЧА («Кента») показал:
«Как явствовало из материалов следствия по делам «Отто» и «Кента», с
которыми мне пришлось знакомиться при приеме дел зондеркоманды, провал
начался с ареста агента «Аламо».
«Аламо» проживал в Брюсселе и вел легкомысленный образ жизни, что дало
повод политической полиции заподозрить его в спекуляции. При обыске,
произведенном на квартире у «Аламо», у него был отобран радиопередатчик. В
связи с тем, что «Аламо» выполнял обязанности радиста, шифровальщика и
использовал [ся] в качестве инструктора, он знал многих агентов резидентуры
«Отто».
После ареста «Аламо» признал, что является советским разведчиком, дал
показания в отношении «Отто» и других советских агентов, имевших с ним
связь, а также передал в руки гестапо советский шифр.
До этого службой подслушивания было перехвачено большое количество
радиограмм, посылавшихся советскими разведчиками из Европы в Москву,
которые были расшифрованы после того, как «Аламо» сообщил шифр.
В одной из радиограмм к «Отто» имелось указание из Москвы – приехать в
Берлин и по указанному адресу связаться с советским разведчиком ШУЛЬЦБОЙЗЕН, старшим лейтенантом германских воздушных сил, работавшим в
Берлине. В результате этого берлинская резидентура советской разведки была
ликвидирована.
Наряду с этим путем допроса «Аламо» было установлено, что парижская
торговая фирма «Симэкс» являлась предприятием советской разведки. После
этого были арестованы работающие в фирме советский агент ГРОСС-ФОГЕЛЬ,
а также сотрудники фирмы, не связанные с советской разведкой, – КОРБЕНЦ и
ДРЕЛИ. КОРБЕНЦ на допросе назвал врача, у которого «Отто» лечил зубы. На
квартире у этого врача «Отто» был арестован. Несколько позже в Марселе был
арестован «Кент».

Надо сказать, что провалу резидентур «Отто» и «Кента» способствовало
главным образом то, что в работе всей резидентуры в должной мере не
соблюдалась конспирация. В частности, агент «Аламо» знал почти всю
резидентуру».
В 1942 году, как показал ПАННВИЦ, резидент «Отто» в Брюсселе созвал всех
своих агентов на инструктаж. В связи с тем, что в этот период германская
полиция вела активную работу по борьбе со спекуляцией, все собравшиеся на
инструктаж агенты были задержаны и арестованы как спекулянты.
Во время обыска на квартиру пришел «Отто», которому удалось избежать
ареста лишь потому, что при задержании он заявил, что зашел в квартиру по
ошибке.
Арестованный ПАННВИЦ также показал:
«В процессе радиоигры, приблизительно в мае 1943 года, из Москвы была
получена радиограмма, в которой «Отто» было предложено передать «Кенту»
распоряжение, чтобы он установил связь с советским резидентом «Золя»,
находившимся в Париже.
Надо сказать, что советскому разведцентру в Москве в то время было известно о
серьезных провалах в резидентурах «Отто» и «Кента», поэтому установление
этой связи ставило резидентуру «Золя» под удар гестапо. Безусловно, в этом
случае советский разведцентр допустил грубую ошибку, в результате которой
пострадал оставшийся неизвестным до этого времени резидент «Золя».
Кроме того, провалу советской агентуры в Бельгии, Франции и Германии в
значительной степени, как показали арестованные ТРЕППЕР и ГУРЕВИЧ,
способствовало грубое нарушение правил конспирации в шифровальной работе.
По указанию Главразведуправления резидент ТРЕППЕР обучал ГУРЕВИЧА
шифровальному делу на своем шифре, посредством которого он осуществлял
связь с Москвой. ГУРЕВИЧ, в свою очередь, на своем шифре обучал
шифровальному делу агентов «Хемниц», «Аннет» и ШУЛЬЦ, причем
последний в течение двух лет пользовался этим шифром при связи с Москвой.
Арестованный ГУРЕВИЧ показал:
«Главразведуправление дало мне указание выехать в Германию и обучить
моему шифру радиста в Берлине. Я ответил Главразведупру, что считаю
неправильным такое указание, т. к. таким образом телеграммы, направляемые
мной в Москву в течение длительного периода времени, в случае провала
агента-радиста, могут быть немцами расшифрованы. Несмотря на это, Москва
все же подтвердила это указание. Я передал, во время моего пребывания в
Берлине, ШУЛЬЦУ один из ранее использованных мною шифров и обучил его
шифровальному делу. Кроме того, я также подготовил к шифровальному делу
агента в Швейцарии Александра РАДО».
Кроме того, когда в Брюсселе немцами были арестованы «Хемниц» и «Аннет»,
ГУРЕВИЧ и ТРЕППЕР сообщили об этом в ГРУ и потребовали немедленной
замены шифра, однако Главразведупр также не принял никаких мер, и они

продолжали поддерживать связь с Москвой, используя шифр, захваченный
немцами при аресте «Хемница» и «Аннет».
ГУРЕВИЧ и ТРЕППЕР также показали, что в шифре, которым они
пользовались, отсутствовали условные сигналы на случай работы по
принуждению. Это обстоятельство не давало им возможности сообщить ГРУ о
вербовке их немцами и использовании их в радиоигре с ГРУ.
Следует также указать, что Главразведупр требовал беспрерывной и
продолжительной работы радиостанций, что облегчало иностранным
контрразведывательным органам пеленгацию и ликвидацию радиостанций.
Так, радисты группы «Андре» в Париже находились у аппаратов беспрерывно
по 16 часов.
«Кент» и «Андре» получили от Главразведупра указание – приступить к
ежедневным радиопередачам, хотя Главразведупр знал о том, что выполнение
этих указаний угрожает быстрым обнаружением радиостанций и их провалом.
Арестованный агент Главразведуправления РАДО (кличка «Дора»), работавший
в Швейцарии, показал, что провал возглавляемой им резидентуры в Швейцарии
начался с ареста радистов «Эдуарда», «Мауда» и «Рози», которые, по всем
данным, были запеленгованы швейцарской полицией.
Установить нахождение указанных радиостанций, как показал РАДО, путем
пеленгации особого труда не составляло, т. к. волны, на которых работали
радиостанции, и их позывные Главразведуправлением не менялись в течение
двух лет. При этом, по требованию Главразведуправления, работы на
радиостанциях проводились каждый день, и сеанс работы длился от 2 до 6 часов
беспрерывно.
Наряду с этим Главразведупр часто требовал повторения уже переданных в
Москву радиограмм. В связи с этим радисты вынуждены были создавать архив
уже отправленных радиограмм. При аресте «Хемница» и «Германа» немцы
нашли у них ряд копий отправленных радиограмм.
Необходимо отметить, что, как показали арестованные, резервных
радиопрограмм, а также и специальных радиопрограмм для важных передач по
оргвопросам у них не было. Это положение еще более осложнилось после
провала резидентуры в Бельгии в декабре 1941 года.
В апреле 1942 года была получена из Главразведупра новая радиограмма, но она
направлялась по старому и уже известному немецкой контрразведке шифру. В
результате радиостанция, действовавшая под Парижем, куда была направлена
радиограмма, немцами была ликвидирована.
Арестованные резиденты Главного Разведывательного Управления Красной
армии ГУРЕВИЧ, РАДО и другие показали, что на неоднократные их просьбы –
дать конкретные указания по тому или иному вопросу, Главразведупр
ограничивался молчанием.
Так, ГУРЕВИЧ по этому вопросу показал:

«Когда «Отто» принял решение передать мне бельгийскую резидентуру и стал
ее передавать в присутствии представителя ГРУ БОЛЬШАКОВА, я отказался ее
принимать и указал, что «Отто» неправильно информирует Главразведупр о
работоспособности бельгийской организации, и просил БОЛЬШАКОВА по
прибытии его в Москву доложить начальнику ГРУ о действительном
положении дел в Брюсселе. Я обрисовал БОЛЬШАКОВУ полную картину
бельгийской организации, которая должна была привести, по моему мнению, к
провалу.
Кроме того, мною было также послано в Главразведупр письмо, в котором я
указывал, что принцип вербовки, допущенный «Отто», для нашей организации
является ошибочным, что не следует полностью вербовать наших работников за
счет еврейской секции Коммунистической партии Бельгии, что наличие в нашей
организации людей, которые, по их личному положению, должны уже
нелегально проживать в стране, увеличит только возможность провала. Это я
подтвердил и БОЛЬШАКОВУ. Несмотря на это, никаких указаний от
Главразведупра в части работы нашей группы в Бельгии не последовало…
Резидент «Отто» жил в Бельгии и был известен там под фамилией ЖИЛЬБЕРТ.
Во время ареста МАКАРОВА «Отто» посетил дом, в котором уже находились
немцы, и предъявил документ на имя ЖИЛЬБЕРТ. Под этой фамилией он был
известен МАКАРОВУ, а также «Аннет». Несмотря на это, он с разрешения
Главразведупра производил поездки и после провала резидентуры в Бельгии, и
до своего ареста пользовался фамилией ЖИЛЬБЕРТ и под этой фамилией и был
арестован.
Главразведупр не дал и в этом отношении никаких указаний «Отто», очевидно,
полностью ему доверяя, и не учитывал тех замечаний, о которых я сообщал в
докладах БОЛЬШАКОВУ и непосредственно Главразведупру о плохой его
конспирации.
Арестованный в августе 1945 года бывший резидент Главразведупра в
Швейцарии РАДО показал, что в 1943 году он в одном из своих донесений
сообщил Главному Разведывательному Управлению подробные данные о
дислокации и количестве венгерских войск в Северной Трансильвании на
границе с Румынией.
На это сообщение РАДО получил из Главразведупра ответ, в котором
указывалось на якобы неправильную его информацию, с подтверждением, что
Северная Трансильвания является румынской территорией, а не венгерской.
Помощник начальника Главного управления «СМЕРШ» генерал-лейтенант
МОСКАЛЕНКО»[140].
Вдумчивое знакомство и анализ всех материалов и обстоятельств этого дела
позволили Петру Ивановичу более объективно подойти к оценке фактических
обстоятельств провала отдельных звеньев (резидентур и групп) советской
военной разведки в Швейцарии, Бельгии, Германии, Голландии и Франции[141].
И в то же самое время – заняться изучением разведывательной деятельности и
разведывательной информации, добывавшейся органами Госбезопасности

СССР и военной разведкой в предвоенный период. Это были и поиски ответа на
десятилетие мучивший генерала вопрос – почему страна встретила агрессию
гитлеровской Германии столь неподготовленной?
А доминантой этой напряженной и кропотливой работы являлось стремление
сделать все необходимое и возможное для того, чтобы исключить в будущем
возможность повторения трагедий 1941 г.
И открывшаяся П. И. Ивашутину – первому! – правда о тех далеких событиях
была ошеломляющей… И в этой связи вряд ли он мог соглашаться с
официальной историографической концепцией, утверждавшей, что «ЦК ВКП
(б), лично товарищ Сталин, предпринимали все необходимые меры для
обеспечения безопасности и обороноспособности страны», чтобы «бить врага
малой кровью, на его территории!», как учили советских офицеров в военных
училищах и академиях.
Как ему стало известно, «кадровые чистки» и репрессии в 1937 г. прошли как в
Наркомате обороны СССР, РККА, так и в Разведывательном управлении НКО
(привычное нам наименование Главное разведывательное управление (ГРУ) оно
получило только в июне 1945 г.), и самом НКВД СССР.
Начало им в органах военной разведки положило выступление И. В. Сталина 21
мая 1937 г. на совещании в НКВД, где он заявил, что «…управление разведки
вместе со своим аппаратом попало в руки немцев. Разведсеть надо распустить.
Лучше всего – всю».
2 июня по сути та же оценка прозвучала и на заседании Военного совета
наркомата обороны СССР: «Наша разведка по военной линии плоха, слаба, она
засорена шпионажем… Наша разведка по линии ГПУ возглавлялась шпионом
Гаем[142], и внутри чекистской разведки у нас нашлась целая группа хозяев этого
дела, работавшая на Германию, на Японию, на Польшу… Разведка – это та
область, где мы впервые за 20 лет потерпели жесточайшее поражение. И вот
задача стоит в том, чтобы разведку поставить на ноги. Это наши глаза, это наши
уши».
Заметим, что эти сталинские утверждения, как показали многие последующие
события, были далеки от действительности, но за ними последовали аресты как
«врагов народа»: в июле 1937 г. 20 сотрудников Разведупра, а с августа по
октябрь того же года еще 23 сотрудников…
Всего же в Разведывательном управлении РККА с 1937 г. по июнь 1941 г. были
репрессированы 22 начальника и 12 заместителей начальников отделов, 33
начальника отделений, а также 17 зарубежных резидентов, 16 военных атташе…
И это при том, что Разведуправление в 1937 г. имело в штате всего 403
сотрудника (234 из них были военнослужащими, а 169 – гражданскими
служащими)!
За период с 1937 г. по июнь 1940 г. были последовательно арестованы и
осуждены 5 его руководителей: С. П. Урицкий (начальник Разведупра с апреля
1935 по июнь 1937 г.), Я. К. Берзин (возглавлял РУ РККА в 1924–1935 и

1937 гг.), С. Г. Гендин (сентябрь 1937 г. – май 1938 г.), А. Г. Орлов (1938–1939),
И. И. Проскуров (апрель 1939 г. – июнь 1940 г.)[143].
Понятно, что эта волна репрессий представляла собой сильнейший удар по всей
системе военной разведки.
И все же определенная доля правды, как и собственной вины, есть в словах
наркома обороны К. Е. Ворошилова на Пленуме ЦК ВКП (б) 28 марта 1940 г.:
«Разведки как органа, обслуживающего и снабжающего Генеральный штаб
всеми нужными данными о наших соседях и вероятных противниках, их
армиях, вооружениях, планах, а во время войны исполняющего роль глаз и
ушей нашей армии, у нас нет или почти нет. Военную разведку, достойную
нашей страны и армии, мы обязаны создать во что бы то ни стало и в возможно
короткий срок. Необходимо ЦК выделить достаточно квалифицированную
группу работников для этой цели».
На смену смещенным сотрудникам Разведывательного управления пришло
молодое поколение офицеров – их средний возраст был около 35 лет, они имели
за плечами академическое образование, но не имели опыта практической
оперативной разведывательной работы. И именно им выпала непростая задача
начать работу по восстановлению разведывательных позиций за границей,
восстановлению связей со старыми и поиск новых источников информации.
Столь же печальная участь постигла и внешнюю разведку НКВД.
В 1937–1938 гг. из 450 штатных сотрудников Иностранного отдела (ИНО)
НКВД (включая сотрудников его загранаппаратов) были репрессированы 275
человек… В это время были ликвидированы многие зарубежные резидентуры
не только Разведуправления НКО, но и НКВД СССР, что самым
неблагоприятным образом сказалось на работоспособности советской разведки.
Понятно, что вызовы в центр, увольнения, аресты и осуждения сотрудников
разведки разрушали тонкий механизм систематического получения информации
о процессах в разведываемых странах и планах их руководства. Вследствие
этого в 1938 г. в течение 127 дней кряду (более четырех месяцев!) разведка НЕ
направила в ЦК ВКП (б) ни одного сообщения!
Таким образом, самые сильные удары в предвоенный период советская внешняя
разведка Разведуправления НКО и НКВД получила отнюдь не со стороны
противника. Достаточно сказать, что в 1941 г. в Берлине и Токио в составе
резидентур НКВД имелось всего по три оперативных работника, причем
некоторые из них даже не владели языком страны пребывания.
Петр Иванович был ошеломлен, узнав, что после установления на западе новой
линии государственной границы СССР в 1939 г., в соответствии со
стратегическими планами военного командования для ее войскового прикрытия
началось строительство новой системы укрепленных районов (УРов) обороны.
И, хотя многие из них к 22 июня 1941 г. не были еще даже оснащены
артиллерийско-пулеметным вооружением, полностью оборудованы в
инженерном отношении, а находившиеся в них гарнизоны были вооружены

лишь легким стрелковым оружием, уже в 1940–1941 гг. старая система УРов
уже была демонтирована.
Самое трагичное, пожалуй, заключалось в том, что в эти же годы также была
уничтожена и созданная вдоль старой линии госграницы скрытая система
развертывания партизанской борьбы для отпора агрессору в случае его
вторжения. (По линии НКО СССР она создавалась усилиями И. Г. Старинова, а
по линии НКВД Я. И. Серебрянского[144].) Она включала в себя как
подготовленные, обученные кадры, так и заложенные тайные склады
вооружения, обмундирования и продовольствия, системы связи и управления…
Петр Иванович понимал, что из этих трагических уроков необходимо не просто
сделать практические выводы, причем не только для КГБ или военной разведки,
но и для высшего политического руководства страны, чтобы ничего подобного
трагедии 22 июня 1941 г. не могло повториться впредь.
Как исследователь он раскрывал и постигал тайны истории, учился на ее
горьких уроках и примерах, делал из них соответствующие выводы во имя
будущего и сохранения безопасности своей страны, ее народа.
Ну как тут не вспомнить мудро-горестные слова нашего историка Василия
Осиповича Ключевского: «История не учительница, а надзирательница, magistra
vitae (наставница жизни): она ничему не учит, а только наказывает за незнание
уроков!»
13 мая 1939 г. внешнюю разведку НКВД – 5-й отдел Главного управления
государственной безопасности (ГУГБ) возглавил 32-летний Павел Михайлович
Фитин, к моменту назначения на эту должность прослуживший в разведке
лишь… 7 месяцев! Следует, однако, подчеркнуть, что это, почти случайное,
назначение на потенциально «расстрельную» должность – с 1937 по 1939 г.
были приговорены к высшей мере наказания трое его предшественников
(А. Х. Артузов, С. М. Шпигельглас, З. И. Пассов) оказалось весьма удачным:
под руководством П. М. Фитина до 15 июня 1946 г. разведка НКВД-НКГБ не
только добилась немалых успехов, но и создала сильные оперативные заделы на
будущие годы.
Уже в 1940-м – первой половине 1941 г. 1-м управлением НКГБ СССР были
восстановлены 40 ранее распущенных зарубежных резидентур, в том числе – и в
Берлине. В 1941 г. в зарубежных резидентурах СССР работали всего 242
разведчика, которые имели на связи около 600 информаторов. Зато каких![145]
И эти созданные разведчиками НКВД-НКГБ резидентуры, в том числе и
«берлинская нелегальная резидентура», в которую входили 14 немецких
антифашистов, добывали в годы войны ценнейшую военно-стратегическую
разведывательную информацию для советского командования.
И именно поэтому бывший директор ЦРУ США А. Даллес не без зависти
позднее писал в своей известной книге «The Craft of Intelligence» (неточный
русский перевод – «Искусство разведки», а надо бы – «Мощь разведки»!):
«Информация, которую посредством секретных операций смогла добыть
советская разведка во время Второй мировой войны, содействовала военным

усилиям Советов и представляла собой такого рода материал, который является
предметом мечтаний для разведки любой страны».
Исключительный личный вклад в восстановление разведывательной работы в
Германии в августе-сентябре 1940 г. (!) внес Александр Михайлович
Коротков[146], до июля 1953 г. возглавлявший разведку, а ныне являвшийся
заместителем начальника ПГУ КГБ.
Доверительные, откровенные беседы двух профессионалов – Короткова и
Ивашутина – помогли последнему понять и осознать как весь трагизм
деятельности советской разведки накануне нападения Германии на СССР, так и
имевшиеся ошибки и недостатки в организации ее работы.
В Германии в 1939–1941 гг. также действовали 12 источников, замыкавшихся на
военных атташе посольства СССР в Берлине, а также 3 нелегальные
резидентуры Разведупра, функционировавшие автономно. (С большой радостью
Петр Иванович узнал, что некоторые из этих мужественных патриотов
пережили тяжелые годы войны, оставаясь неуязвимыми для гестапо.)
В начале сентября 1941 г. Сталиным было принято решение передать
руководство всеми советскими агентами в Западной Европе Разведывательному
управлению НКО СССР. При этом сам начальник управления Ф. И. Голиков
находился более 2 месяцев в командировке в Лондоне, а исполнявший его
обязанности заместитель генерал-майор А. П. Панфилов «стал» военным
разведчиком только… 22 июня 1940 г.!
С болью понимал Петр Иванович, сколь тяжелым было положение в разведке,
сколь великая вина лежала на названных лицах, что значительная доля
ответственности за разгром «Красной капеллы» и гибель ее героев лежит на…
недостаточно профессиональном руководстве ею из Центра. И… лично
товарище Сталине!
Петр Иванович узнал, что одно из первых разведывательных донесений о
концентрации германских войск на территории оккупированной Польши
датировано 16 февраля 1940 г. и поступило от закордонных источников
разведотдела погранвойск НКВД Украинского пограничного округа.
С началом 1 сентября 1939 г. новой войны в Европе ценная оперативная
информация, в том числе и о политических и военных планах сопредельных
государств, добывалась как разведывательными, так и
контрразведывательными, транспортными подразделениями и разведкой
погранвойск НКВД СССР. В этом плане понятия «разведывательная» и
«контрразведывательная» информация являются до некоторой степени
условными и главным образом указывают на источник ее получения.
Понятно, что сообщения об усилении германской военной группировки в
Восточной Пруссии, Генерал-губернаторстве (оккупированной Польше),
Словакии, Румынии и Финляндии объективно составляли основной поток
информации о военных приготовлениях Германии. Наиболее интенсивно, как об
том свидетельствовали архивные документы, информация о подготовке
Германии к нападению на СССР стала поступать в Москву с начала лета 1940 г.

Так, еще 9 июля 1940 г., задолго до утверждения Гитлером известной
директивы № 21 («План «Барбаросса»), П. М. Фитин направил в
Разведуправление РККА письмо с просьбой дать оценку материалам о
подготовке Германии к войне против СССР.
В ответном письме РУ ГШ РККА от 7 августа 1940 г. подчеркивалось:
«Сведения о перебросках германских войск в восточном направлении
представляют интерес и являются ценными. В основном они подтверждают
имеющиеся у нас данные, а в некоторых случаях почти дублируют их. В
дальнейшем желательно получить освещение следующих вопросов…»
В тот же день, в соответствии с высказанной просьбой, заместитель начальника
5-го отдела ГУГБ НКВД СССР дал указание: «Вопросник срочно направить
наркомам в Киев, Минск, начальнику УНКВД по Ленинградской области, а
также начальникам ГУПВ, ГТУ (Главного транспортного управления НКВД. –
О.Х.) с просьбой ориентировать закордонную агентуру на добывание новых
сведений о военных приготовлениях немцев на территории генералгубернаторства…»
Подобный обмен разведданными между ГУГБ и РУ РККА продолжался и далее,
хотя необходимо отметить, что ряд разведывательных сообщений НКВД-НКГБ
направлялся только И. В. Сталину и В. М. Молотову, минуя как
Разведуправление НКО СССР, так и Генеральный штаб РККА.
В этой связи вряд ли можно считать объективной негативную оценку, данную
работе Разведуправления 7 декабря 1940 г. в Акте о приемке наркомата обороны
СССР маршалом С. К. Тимошенко: «…организованной разведки и
систематического поступления данных об иностранных армиях не имеется… К
моменту приема наркомат Обороны такими данными не располагает».
Как отмечал по этому поводу в 1970-е годы маршал Советского Союза Георгий
Константинович Жуков, являвшийся с 15 января по 30 июля 1941 г.
начальником Генерального штаба РККА, – не вся добываемая даже по линии
военной разведки информация поступала руководству Генштаба. Начальник
Разведуправления НКО СССР Ф. И. Голиков стремился докладывать ее сначала
напрямую Сталину, а последний оценивал ее, опираясь при этом на мнение
Л. П. Берии. Только та информация, которая вызывала у Сталина полное
доверие, считалась «проверенной» и представлялась Жукову как начальнику
Генерального штаба… (Об этом же писал в своих воспоминаниях и бывший в то
время начальником Информационного отдела РУ РККА В. А. Новобранец[147]).
Ивашутин был поражен сообщением наркома Л. П. Берии Сталину о том, что
еще 6 марта 1941 г. английский посол в Москве С. Криппс на специальной
пресс-конференции для британских и американских корреспондентов,
предупредив их, что «его информация носит конфиденциальный характер и не
подлежит использованию для печати, заявил: советско-германская война
неизбежна. Многие надежные дипломатические источники из Берлина
сообщают, что Германия планирует нападение на Советский Союз в этом году,
вероятно, летом… Другая причина, по которой советско-германская война
должна начаться в этом году, заключается в том, что Красная армия все время

крепнет, тогда как мощь германской армии, если война с Англией затянется,
будет ослаблена. Поэтому Гитлеру выгоднее попытаться сломить Красную
армию до того, как будет закончена ее реорганизация.
Отвечая на вопросы журналистов, Криппс пояснил, что германский
Генеральный штаб убежден, что Германия в состоянии захватить Украину и
Кавказ вплоть до Баку за 2–3 недели».
Ивашутин понял, что эта инициатива посла была санкционирована Лондоном
именно в надежде на то, что НКВД доложит информацию Сталину, который НЕ
МОЖЕТ просто от нее отмахнуться (как это произошло в действительности).
Это была еще одна тонкая дипломатическая попытка – после официальных нот
британского и американского МИДов убедить Сталина в наличии военной
угрозы со стороны Германии для СССР. Ведь в случае поражения Советского
Союза в ходе блицкрига судьба Англии будет предрешена однозначно:
скоротечный военный разгром и оккупация!
Однако Сталин расценил эту информацию только как стремление «столкнуть
нас с Гитлером лбами!», назвав ее «провокацией Черчилля». Понятно, что
ответственный политик, глава государства, не должен столь легкомысленно
реагировать на тревожные сообщения своих спецслужб.
Петр Иванович с все возраставшим удивлением и волнением узнавал из
архивных документов, что в среде дипломатического корпуса в Москве мнение
о предстоящем нападении Германии на СССР начало распространяться еще в
феврале 1941 г.! Ведь одна из главных задача и миссий дипломатов – знать,
предвидеть и вовремя информировать свое правительство о возможных
переменах в стране пребывания.
Мнения о предстоящем военном конфликте были настолько распространены
среди иностранных дипломатов в Москве, что военно-морской атташе Германии
Н. Баумбах был даже вынужден направить 24 апреля 1941 г. своему
руководству следующую шифротелеграмму:
«Слухи. 1. Циркулирующие здесь слухи говорят о якобы существующей
опасности германо-советской войны, чему способствуют сообщения
проезжающих через Германию.
2. По сведениям советника итальянского посольства, британский посол
называет 22 июня как дату начала войны.
3. Другие называют 20 мая.
4. Я пытаюсь противодействовать слухам, явно нелепым».
…16 июня, ознакомившись с очередными разведывательными донесениями из
Берлина, среди которых присутствовали и следующие строки: «1. Все военные
мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР
полностью закончены и удар можно ожидать в любое время…», Председатель
Совета Народных Комиссаров СССР (с 6 мая 1941 г.) И. В. Сталин приказал
вызвать к себе наркома госбезопасности В. Н. Меркулова и начальника разведки
НКГБ П. М. Фитина.

Сталина интересовали подробности об источниках берлинской резидентуры
НКГБ «Старшине» и «Корсиканце»[148], сообщения которых и ранее
неоднократно докладывались ему. Отвечая на вопросы, Фитин объяснил,
почему разведка им доверяет. Завершая беседу, Сталин заметил: «Идите, все
уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне».
Следует отметить, что в то время специального аналитического подразделения в
разведке, да и в НКГБ СССР в целом, не существовало, что не могло не
порождать определенных трудностей и проблем в организации их работы.
Однако, вернувшись на Лубянку, Фитин тут же вызвал начальника немецкого
отделения Павла Матвеевича Журавлева и его заместителя Зою Ивановну
Рыбкину и поручил им срочно подготовить для Сталина обзорный документ с
сообщениями берлинской резидентуры о военных приготовлениях Германии.
Подготовленный за три дня документ под названием «Календарь сообщений
агентов берлинской резидентуры НКГБ СССР «Корсиканца» и «Старшины»
охватывал период с 6 сентября 1940 по 16 июня 1941 года.
В этом документе в хронологическом порядке были приведены выдержки из
ВСЕХ донесений разведывательных источников Первого управления НКГБ
СССР в Германии, предупреждавшие о подготовке к войне против СССР.
Следует также особо подчеркнуть, что информация «Старшины» и
«Корсиканца» подтверждалась и многочисленными сообщениями иных
источников НКГБ – НКВД СССР, как разведывательными, так и
контрразведывательными, а также данными разведотделов пограничных войск
НКВД СССР, хотя начальник разведки П. М. Фитин, в отличие от наркома
госбезопасности В. Н. Меркулова, не мог знать этого.
20 июня, подготовленный по прямому указанию Сталина, «Календарь
сообщений агентов берлинской резидентуры НКГБ СССР…» был представлен
Фитиным наркому госбезопасности для повторного доклада Сталину. Однако,
опасаясь негативной реакции главы правительства, Меркулов отказался его
докладывать!
Драгоценнейшие 50 часов на анализ ситуации и принятие ПОЛИТИЧЕСКОГО
решения высшим политическим и военным руководством страны были
потеряны по вине наркома госбезопасности!
…22 июня «Календарь сообщений…» был возвращен Фитиным начальнику
немецкого отдела разведки со следующей резолюцией: «Журавлеву. Имейте у
себя. П.Ф. 22.VI».
Есть основания полагать, что этот документ спас жизни многим разведчикам,
доказавшим как свой высочайший уровень профессионализма и преданность
Родине, так и свою «невиновность» в стратегическом просчете, допущенном
высшим политическим руководством страны[149].
В целом же ныне опубликованные документы советских органов
госбезопасности об агрессивных приготовлениях Германии к войне против
СССР[150] не оставляют камня на камне от так называемой новой исторической

концепции изменника В. Резуна, укрывшегося под звучным псевдонимом
«Суворов».
В разведсводке НКГБ СССР № 1510 от 20 июня, направленной начальнику
Разведуправления РККА, отмечалось: «…Германская разведка направляет свою
агентуру в СССР на короткие сроки – 3–4 дня. Агенты, следующие в СССР на
более длительные сроки – 10–15 суток, инструктируются о том, что в случае
перехода германскими войсками границ до их возвращения в Германию, они
должны явиться в любую германскую часть, находящуюся на советской
территории…»
И это был уже последний, третий звонок грядущей беды…
До сих пор многие современники задаются вопросом, ответ на который
мучительно искал в далеком уже от нас 1954 г. зампред КГБ Петр Иванович
Ивашутин: почему же Сталин, располагая информацией об агрессивных
намерениях и подготовке Германии к нападению на Советский Союз, не
предпринял адекватных и необходимых мер обороны?
На наш взгляд, одна из причин этого коренится в особенностях человеческой
психологии, точнее, в том феномене, что получил у прогнозистов название
«эффекта Эдипа». Суть его заключается в том, что, стремясь избежать
нежелательных последствий, человек неосознанно лишь подталкивает, ускоряет
их неизбежное приближение.
Конкретно, в анализируемой ситуации, «эффект Эдипа» состоял в том, что на
протяжении длительного времени – более шести месяцев, в разведывательных
донесениях в Москву фигурировали различные даты предстоящего нападения
на СССР. Если в сообщениях разведки за 1940 г. туманно называлось «начало
следующего года», то в 1941 г. последовательно указывались: весна, затем мартапрель.
Наконец, в сообщениях разведки появляются и иные даты – май, конкретно – 15
мая. Известно, что дата нападения на СССР 15 мая была изменена ввиду начала
вермахтом войны против Югославии, которая ранее не входила в планы
Гитлера.
И именно 15 мая Гитлер назвал окончательную дату «дня «Д», дату начала
вторжения в СССР – 22 июня…
И подобные, объективно обусловленные, неоднократные переносы даты «дня
«Д», чисто психологически, не могли не породить у Сталина, как и у любого
другого человека на его месте, надежды на то, что и в этот раз судьба проявит к
нему благосклонность, пронесет, что самые худшие предчувствия и ожидания
все же НЕ станут реальностью…
Отсюда – и известное «Заявление ТАСС» от 14 июня 1941 г. в отношении
советско-германских отношений.
По-человечески понятно, что Сталин стремился таким образом еще раз
отсрочить начало военных действий, надеясь, что планы Гитлера вновь могут
измениться под воздействием каких-либо привходящих, внешних

обстоятельств, например начала британского наступления.
И немедленного военного конфликта вновь удастся избежать[151].
Но понять – это еще не значит простить, освободить от исторической,
политической и моральной ответственности за неоправданные ошибки,
стоившие народу нашей страны десятков миллионов жизней!
И личная, персональная вина и ответственность будущего Верховного
Главнокомандующего И. В. Сталина за трагедии лета 1941 г. неоспорима!
В начале апреля 1941 г. НКГБ Латвийской ССР были арестованы 73 агента
германской разведки, входившие в антисоветскую организацию «Тевияс Саргс»
(«Страж отечества»). Эта организация ставила перед собой задачи:
«– 1) объединение всех националистически настроенных латышей и подготовку
вооруженного восстания с целью свержения советской власти и восстановления
«независимой национальной Латвии»;
– 2) практически приступила к объединению под своим руководством ряда
других подпольных ячеек и групп как в Риге, так и в других городах и
местечках (Двинск, Виндава, Либава, Елгава и др.);
– 3) создала несколько нелегальных контрреволюционных ячеек в частях РККА
(«Латвийский национальный корпус») из числа бывших офицеров латвийской
армии и развернула работу по скупке и хищению оружия…
По показаниям арестованного Вятиньша, руководство организации «Тевияс
Саргс» было информировано через Шинке (немецкий резидент в Риге. – О.Х.) в
феврале 1941 г. о том, что через 2 месяца политическая ситуация изменится,
Латвия будет оккупирована Германией и после 25 марта, когда окончится
репатриация и комиссия (по репатриации немцев) вернется в Германию,
начнутся активные военные действия германских войск, которые предпримут
одновременное наступление с юга (Украина) и с севера (Финляндия) …
Следствием установлено, что возглавляемая Шинке резидентура абвера имела
своими задачами:
1) сбор сведений о дислокации частей РККА, их вооружении и политикоморальном состоянии;
2) сбор данных об экономическом и политическом состоянии Советского
Союза;
3) контрразведывательную работу для выявления нашей агентуры,
забрасываемой в Германию в связи с репатриацией немцев;
4) создание на территории Латвии после репатриации шпионской сети,
связанной с местными антисоветскими повстанческо-диверсионными
формированиями…»
27 мая 1941 г. НКГБ Литовской ССР сообщал в Москву: «В декабре 1940 г. из
Германии в г. Кретинга нелегально приходил бывший капитан литовской армии
Михелькявичус, который на подпольном собрании, состоявшемся 20 декабря в
м. Якубово… сделал доклад следующего содержания: «Поддержка литовским

повстанцам изначально обеспечена со стороны Германии, где уже создано
Литовское национальное правительство во главе со Шкирпой (бывшим
литовским послом в Берлине. Несколько забегая вперед, все-таки необходимо
отметить, что 5 августа 1941 г. оккупационный режим ликвидировал
просуществовавшее менее полутора месяцев «независимое национальное
правительство» во главе со Шкирпой. – О.Х.). Наше объединение «Литовский
союз активистов» на территории Восточной Пруссии имеет крупную военную
организацию – легион, во главе с генералом Плехявичусом. Нападение на
Советский Союз Германия произведет весной 1941 г. Мы, литовцы, должны
поднять восстание в тылу Красной армии и развернуть большую диверсионноподготовительную работу по взрыву мостов, разрушению железнодорожных
магистралей, нарушению коммуникаций…»
Арестованный в начале июня в Эстонии участник подпольной организации
Борис Тийт, бывший участник профашистской организации «Вабс», показал на
допросах в НКГБ, что созданная в марте 1941 г. организация, связанная с
немецкой репатриационной комиссией, ставила своими целями:
– оказание вооруженной помощи Германии во время войны с СССР;
– сбор разведывательных данных о частях Красной армии и передача их в
Германию, для чего имела радиостанцию.
Появившиеся в британских и шведских СМИ в первые дни после нападения
Германии на СССР сообщения о якобы имевших место «повсеместных
выступлениях в тылу Красной армии» подтверждают тот факт, что противником
заблаговременно была подготовлена «пятая колонна», которая, как известно,
проявила себя весьма активно в первые дни войны в западных и северозападных районах страны.
В ночь на 22 июня, накануне фронтальной атаки вермахта на советские рубежи,
абвером наземным и воздушным путем были переброшены десятки
диверсионных групп, которые, по замыслу германского командования,
соединившись с подготовленными силами националистического подполья в
Прибалтике, в Западной Белоруссии и на Украине, должны были вызвать
полную дезорганизацию советского тыла.
Однако этот стратегический замысел противнику удался лишь отчасти:
несмотря на то, что заброшенные германские диверсионно-разведывательные
группы выводили из строя линии связи, захватывали отдельные объекты (мосты
и туннели), перехватывали направлявшихся в части вестовых и курьеров,
значительной поддержки со стороны националистического подполья,
разгромленного органами госбезопасности в предвоенные месяцы, они не
встретили.
Однако, помимо этого исследования, легшего в основу докладов руководству
Комитета и СССР, помимо подготовки соответствующих ведомственных
нормативных документов, Петр Иванович занимался и иными
функциональными задачами по должности.

Отметим только, что об этом даже не упомянул в своих мемуарах И. А. Серов,
хотя понятно, что своевременное информирование военно-политического
руководства страны о военных угрозах составляло одну из первоочередных
задач Комитета государственной безопасности. И это умолчание нельзя
объяснить соображениями секретности: – ведь его близкий друг Г. К. Жуков в
своих «Воспоминаниях и размышлениях» анализу причин трагедии 22 июня
1941 г. посвятил не один десяток страниц. Ответ на этот парадокс, на наш
взгляд, заключается в том, что Серов просто не мог по достоинству оценить
труд, проделанный Петром Ивановичем Ивашутиным.
Так, летом 1954 г. он курировал контрразведывательную защиту подготовки и
проведения (середина сентября) крупных военных учений под командованием
маршала Г. К. Жукова на Тоцком полигоне (Южный Урал) в условиях
применения противником атомного оружия (14 сентября был осуществлен
воздушный ядерный взрыв).
За этим последовали:
– обеспечение безопасности вывода в 1954–1955 гг. гарнизона советской
военно-морской базы из Порт-Артура (Китайская Народная Республика);
– обеспечение вывода советских войск из Австрии (июнь – август 1955 г.);
– создание системы обеспечения безопасности институтов и командования
Организации Варшавского договора (ОВД), образованной на основе договора о
дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи от 14 мая 1955 г., подписанного в
столице Польши;
– обеспечение защиты Вооруженных Сил СССР в условиях объявленного их
сокращения (12 августа 1955 г. Только до конца этого года из армии были
уволены 640 тысяч человек);
– контрразведывательная защита создаваемых частей ракетных войск (а позднее
– и Ракетных войск стратегического назначения СССР).
Следующим постоянным направлением деятельности П. И. Ивашутина стало
курирование обеспечения безопасности строительства и эксплуатации первого в
мире космодрома Байконур в Казахстане (решение о чем было принято ЦК
КПСС и Советом Министров СССР 12 февраля 1955 г.); а также обороннопромышленного и ракетно-ядерного комплексов страны, в том числе
проектирования, создания, испытания и направления в войска ракетнокосмической техники.
В декабре 1954 г. Петру Ивановичу удалось реализовать свою давнюю задумку,
созревшую еще в период его службы в Берлине: в Управлении Особых отделов
КГБ по Группе Советских войск в Германии (ГСВГ) был создан 3-й отдел и
организована «третья линия» в подчиненных ему особых отделах – линия
заграничной разведки. Первоначально для работы по «третьей линии» были
выделены 47 опытных военных контрразведчиков ГСВГ[152].
И, хотя еще не пришло время говорить о результатах работы «третьих
подразделений» военной контрразведки, они были, и были весьма
впечатляющими…

Еще одним принципиально новым направлением деятельности, которым
пришлось заниматься заместителю председателя КГБ при СМ СССР
П. И. Ивашутину, стало налаживание сотрудничества с органами
государственной безопасности стран народной демократии, которое,
естественно, шло в общем русле внешней политики СССР.
А сколько здоровья и нервов забирало у Петра Ивановича расследование
крупных катастроф и аварий в войсках и на стратегических объектах,
повлекших человеческие жертвы, и требовавшее напряжения всех душевных
сил?
К их числу относится гибель в результате взрыва 29 октября 1955 г. в бухте
Севастополя флагмана Черноморского флота линкора «Новороссийск»
(полученного по репарации от Италии бывшего итальянского линкора «Джулио
Цезаре», что породило версию о возможной диверсионной акции итальянских
спецслужб). Тайна гибели «Новороссийска», унесшей жизни более 600 членов
его экипажа, не раскрыта и до сегодняшнего дня.
Позднее столь же тяжелым потрясением для Петра Ивановича стал и взрыв на
Байконуре во время испытательного старта 24 октября 1960 г. ракеты Р-16, в
результате которого погибли 78 человек, в том числе и Главный маршал
артиллерии Митрофан Иванович Неделин – фронтовые дороги нередко
пересекали их жизненные пути.
Тяжело Ивашутину было переживать и то обстоятельство, что сообщение о
трагедии на космодроме было засекречено, и официально в СМИ сообщалось
только о гибели маршала «в результате авиакатастрофы».
Понятно, что постоянного внимания заместителя председателя КГБ при СМ
СССР П. И. Ивашутина требовала также работа по выявлению и пресечению
деятельности иностранных спецслужб, непрерывно совершенствовавших
тактику своих разведывательно-подрывных действий. И в эти первые годы
существования КГБ при СМ СССР при активной помощи граждан было
выявлено и привлечено к уголовной ответственности немало агентов
иностранных спецслужб (здесь выделялись своей активностью британская СИС
и американское ЦРУ), у которых изымались радиостанции, оружие,
фотоаппараты, средства тайнописи, яды, фиктивные документы и значительные
суммы советских денег и иностранной валюты.
Как в июне 1957 г. КГБ СССР информировал ЦК КПСС, «по изъятым у этих
шпионов документам и по их личным показаниям, а также по материалам,
полученным нами из других источников, видно, что разведки
капиталистических государств всеми силами стремятся добывать сведения о
наших вооруженных силах, о новой технике и достижениях советской науки,
пытаются проникнуть в важные промышленные центры страны и объекты
оборонного значения и атомной промышленности.
Наряду с заброской специально обученной агентуры на территорию Советского
Союза, вражеские разведки принимают активные меры к сбору
разведывательных данных через своих разведчиков, прибывающих в СССР под
видом дипломатов, туристов и членов различных делегаций.

В этих целях они используют не только поездки по стране, но и новейшую
технику, рассчитанную на добычу секретных данных большой государственной
важности.
С тем, чтобы сорвать разведывательные планы противника, органы
госбезопасности принимают необходимые меры к пресечению шпионской
деятельности вражеских разведчиков, а также к выдворению из СССР
дипломатов-разведчиков»[153].
Здесь будет уместным привести фрагменты выступления заместителя директора
ЦРУ Дэвида Коэна перед старшекурсниками Корнелльского университета
(Итака, штат Нью-Йорк) в начале сентября 2015 г. В нем Д. Коэн подчеркивал,
что агентурная разведка «всегда была сердцем деятельности ЦРУ». Технические
средства разведки не являются столь же эффективными, поскольку они «не в
состоянии предугадать намерения человека или правительств».
«Если смотреть в будущее, – констатировал он далее, – то остается мало
сомнений в том, что агентурная разведка будет продолжать играть главную роль
в раскрытии планов, мотивов действий, намерений и возможностей растущего
множества наших государственных и негосударственных противников. На
самом деле значение агентурной разведки в процессе сбора разведывательных
данных различными методами будет только расти»[154].
В конце 1950-х годов в посольстве США в Москве создается полноценная
резидентура ЦРУ взамен ранее действовавшей оперативной группы.
Американское справочно-информационное издание «Центральное
разведывательное управление» (1986 г.) так раскрывало содержание и
назначение деятельности этих подразделений разведки:
«Резидентура – это подразделение ЦРУ в столице иностранного государства.
Резидент – глава резидентуры, кадровый сотрудник ЦРУ, работает под
прикрытием в американском посольстве. Он руководит работой оперативных
работников, аналитиков и оперативно-технического персонала. Кроме того,
резидент осуществляет контроль за выполнением заданий Центра и за
своевременной отчетностью.
Главная задача его руководства состоит в том, чтобы уметь вдохновить людей
на выполнение опасных и трудных задач, требующих от каждого
нечеловеческих усилий, другими словами, возглавить работу по выявлению
наиболее засекреченных и тщательно охраняемых государственных тайн страны
пребывания, а также сведений, которые нельзя получить с помощью
подслушивающей аппаратуры или во время официальных дипломатических
приемов, в библиотеке или с помощью прессы и которые можно добыть только
через завербованных, идейно преданных источников или посредством
различных технических методов получения информации.
Основная деятельность резидента ЦРУ заключается в сборе и анализе
информации, свидетельствующей о намерениях той или иной страны причинить
ущерб либо каким-либо другим образом отрицательно сказаться на наших
интересах в важных районах, либо даже угрожать безопасности США.

Доступ к такой информации имеет ограниченный круг лиц, и, следовательно,
если секретные сведения и фиксируются на бумаге или на магнитной ленте, то
они хранятся в наиболее скрытых и тщательно охраняемых тайниках
противника. Поэтому резидент должен всегда идти на риск. Это требует
постоянной, иногда сверхчеловеческой бдительности…
Лучшие резиденты ЦРУ имеют многолетний опыт оперативной работы».
Следует отметить, что работа в СССР и Москве считалась в ЦРУ не только
наиболее ответственной, требовавшей самого высокого уровня подготовки и
оперативного мастерства разведчиков, но и наиболее сложной и опасной
вследствие эффективной работы советской контрразведки.
Однако вряд ли можно говорить о том, что степень реальности и масштабности
угрозы разведывательно-подрывной деятельности иностранных спецслужб
были адекватно восприняты и оценены тогдашним руководством Советского
Союза. Даже несмотря на явные успехи и достижения КГБ СССР в
противоборстве с нею.
Понятно, что «тон» в международном разведывательном сообществе,
противостоявшем СССР, задавали спецслужбы ведущей западной сверхдержавы
– Соединенных Штатов Америки, имевшие как собственную агрессивнонаступательную внешнеполитическую доктрину, так и астрономические
государственные ассигнования на проведение тайных зарубежных операций.
Для осуществления скоординированных операций и иных разведывательноподрывных действий все специальные службы США осуществляли оперативное
и тактическое взаимодействие в рамках разведывательного сообщества, по
должности возглавлявшегося директором ЦРУ и имевшего в этой своей
ипостаси звание директора центральной разведки (с октября 2001 г. – директора
национальной разведки).
В разведывательное сообщество, помимо Центрального разведывательного
управления (ЦРУ), входили также Разведывательное управление министерства
обороны (РУМО), разведки видов вооруженных сил – Военно-морских сил,
ВВС и армии (так в США принято обозначать сухопутные силы), Агентство
национальной безопасности (АНБ), Исследовательская служба
Государственного департамента США. Контрразведывательные функции в
США осуществляло Федеральное бюро расследований (ФБР), которое вело
оперативные разработки советских граждан, находящихся на территории США
(за их пределами эту задачу выполняли резидентуры ЦРУ, действовавшие под
различными, в том числе и дипломатическими, прикрытиями. Формально ФБР
считается подразделением министерства юстиции, но достаточно независимо от
него, подчиняясь непосредственно президенту США).
Но помимо США активную разведывательную работу против СССР и других
социалистических государств в тот период вели также спецслужбы
Великобритании, Израиля, ФРГ и Франции.
К этому надо прибавить «разведывательные сообщества» военно-политических
блоков – НАТО, СЕАТО, СЕНТО, также ведшие активную разведывательно-

подрывную работу против СССР, его союзников – стран народной демократии и
государств, выбиравших некапиталистический путь развития.
Наряду с пресечением деятельности официальных сотрудников и агентов
иностранных спецслужб, органами государственной безопасности также было
выявлено и разоблачено немалое число изменников Родины, пособников
гитлеровских оккупантов, стремившихся уйти от заслуженной расплаты за свои
злодеяния, участников разного рода националистических и иных
бандформирований в Латвии, Литве, Эстонии и на Украине, терроризировавших
гражданское население[155] и возлагавших надежды на возникновение нового
военного конфликта между странами Запада и СССР.
24 января 1956 г. генерал-лейтенант Петр Иванович Ивашутин назначается
первым заместителем председателя КГБ при СМ СССР, что предполагало
значительное расширение его полномочий и ответственности.
А еще через месяц партию, страну и мир потряс ошеломляющий доклад
Н. С. Хрущева делегатам XX съезда КПСС о культе личности И. В. Сталина и
его последствиях.

Событие всемирно-исторического масштаба
Сегодня XX съезд КПСС вспоминают преимущественно в связи с «секретным
докладом» на нем Н. С. Хрущева. Однако и помимо него имелось немало и
других причин, почему XX съезд Коммунистической партии Советского Союза,
начавший свою работу в Большом Кремлевском дворце 14 февраля 1956 г.,
действительно стал эпохальным событием мирового значения.
Прежде всего, в отчетном докладе ЦК КПСС съезду были впервые
обнародованы новые принципы внешней политики СССР. Принцип мирного
сосуществования государств с различным социально-политическим
устройством был конкретизирован констатацией возможности отказа от войн,
их предотвращения.
В то же время была отмечена неизбежность острой идеологической борьбы
между двумя социальными системами – миром социализма и миром
капитализма. Напомним, что Соединенные Штаты Америки в тот период во
внешнеполитической сфере вполне официально руководствовались доктриной
«отбрасывания коммунизма».
Следует особо подчеркнуть, что одобренные съездом основы внешней политики
СССР не остались лишь политическими декларациями, а последовательно
реализовывались в дипломатических и политических акциях Советского
правительства.
Например, уже через месяц после окончания работы съезда, 27 марта 1956 г.,
советский представитель внес для рассмотрения Подкомитетом Комиссии ООН
по разоружению предложения об ограничении и сокращении вооружений
обычного типа и вооруженных сил всех государств. Они, в частности,
предусматривали сокращение под международным контролем армий СССР,

США и КНР до 1–1,5 миллиона человек, Англии и Франции – до 650 тысяч
военнослужащих, армий остальных стран – до 150 тысяч, а также прекращение
испытаний ядерного оружия, уменьшение военных бюджетов.
Но эта и иные мирные инициативы СССР, включая масштабное сокращение
Вооруженных сил в 1955–1960 годах, не были адекватно оценены и восприняты
ведущими западными державами.
Однако, нисколько не умаляя значения внешнеполитических инициатив
Советского Союза, следует отметить, что наибольший интерес, а также
оживленные, порой жесткие дискуссии и полярные оценки как в нашей стране,
так и за рубежом все же вызвали и вызывают поныне вопросы внутренней
политики.
В Отчетном докладе ЦК КПСС съезду критика культа личности Сталина и
породивших его ошибок в государственном строительстве и управлении
прозвучала лишь в третьей части доклада, да и то достаточно обтекаемо. В
частности, Н. С. Хрущев подчеркивал:
«Опыт показывает, что малейшее ослабление социалистической законности
враги Советского государства пытаются использовать для своей подлой,
подрывной работы. Так действовала разоблаченная партией банда Берии,
которая пыталась вывести органы государственной безопасности из-под
контроля партии и Советской власти, поставить их над Партией и
Правительством, создать в этих органах обстановку беззакония и произвола. Во
враждебных целях эта шайка фабриковала лживые обвинительные материалы
на честных руководящих работников и рядовых советских граждан…
Центральный Комитет принял меры к тому, чтобы восстановить
справедливость. По предложению Центрального Комитета невинно осужденные
люди были реабилитированы. Из всего этого ЦК сделал серьезные выводы.
Установлен надлежащий контроль Партии и Правительства за работой органов
госбезопасности. Проведена значительная работа по укреплению проверенными
кадрами органов госбезопасности, суда и прокуратуры. Полностью
восстановлен в своих правах и усилен прокурорский надзор.
Необходимо, чтобы наши партийные, государственные, профсоюзные
организации бдительно стояли на страже советских законов, разоблачали и
выводили на чистую воду всякого, кто посягнет на социалистический
правопорядок и права советских граждан, сурово пресекать малейшее
проявление беззакония и произвола.
Следует сказать, что в связи с пересмотром и отменой ряда дел у некоторых
товарищей стало проявляться известное недоверие к работникам органов
государственной безопасности. Это, конечно, неправильно и очень вредно. Мы
знаем, что кадры наших чекистов в подавляющем своем большинстве состоят из
честных, преданных нашему общему делу работников, и доверяем этим кадрам.
Нельзя забывать, что враги всегда пытались и будут пытаться впредь мешать
великому делу построения коммунизма. Капиталистическое окружение
засылало к нам немало шпионов и диверсантов. Наивным было бы полагать, что

теперь враги оставят свои попытки всячески вредить нам. Всем известно, что
подрывная деятельность против нашей страны открыто поддерживается и
афишируется реакционными кругами ряда капиталистических государств.
Достаточно сказать, что США выделяют, начиная с 1951 года, 100 миллионов
долларов ежегодно для подрывной деятельности против социалистических
стран. Поэтому мы должны всемерно поднимать в советском народе
революционную бдительность, укреплять органы государственной
безопасности».
В числе важнейших задач, сформулированных в докладе Н. С. Хрущева,
требовалось:
«Бдительно следить за происками тех кругов, которые не заинтересованы в
смягчении международной напряженности, своевременно разоблачать
подрывные действия противников мира и безопасности народов.
Принимать необходимые меры для дальнейшего укрепления оборонной мощи
нашего государства, держать нашу оборону на уровне современной военной
техники и науки, обеспечивающем безопасность нашего социалистического
государства».
А вот не объявленный заранее в повестке дня работы и неожиданный для
делегатов съезда доклад Н. С. Хрущева «О культе личности И. В. Сталина и его
последствиях» 25 февраля расколол советское общество, а затем – и
международное коммунистическое движение.
Следует сразу пояснить, что, несмотря на его закрытый – не для печати! –
характер текст доклада Хрущева, после съезда в качестве закрытого письма ЦК
КПСС в начале марта был разослан во все партийные организации и
зачитывался на собраниях партийно-советского актива. В связи с чем с его
содержанием познакомились несколько десятков миллионов советских граждан.
В несколько сокращенном варианте текст доклада «О культе личности
И. В. Сталина и его последствиях» был также отправлен для ознакомления и
руководству зарубежных коммунистических партий.
И, тем не менее, вскоре этот «секретный» доклад стал достоянием всего мира:
в Варшаве его фотокопия, как стало впоследствии известно, обозревателем
агентства ПАП Виктором Граевским была передана сотруднику посольства
Израиля, оказавшемуся сотрудником «Шабак» («Службы общей безопасности»,
т. е. контрразведки страны). А последняя вскоре поделилась ею с ЦРУ,
вследствие чего авторитет израильской разведки значительно вырос в глазах
Аллена Даллеса.
Для Государственного департамента и ЦРУ США это был, безусловно, весьма
своевременный и ценный подарок: 4 июня 1956 г. полученный от израильтян
текст доклада Н. С. Хрущева был одновременно опубликован в США Госдепом
и газетой «Нью-Йорк таймс». Через неделю «тайный» доклад Хрущева о культе
личности Сталина начал зачитываться в передачах вещавших на Советский
Союз и страны народной демократии радиостанций «Освобождение» и
«Свободная Европа».

Позднее в книге «Искусство разведки» (1963 г.) А. Даллес писал: «Я всегда
рассматривал это дело как одну из самых крупных разведывательных операций
за время моей службы в разведке. Поскольку доклад был полностью
опубликован Госдепартаментом, добывание его текста было также одним из тех
немногих подвигов, о которых можно было сказать открыто, лишь бы
источники и методы приобретения документа продолжали оставаться тайной».
Как вспоминал впоследствии бывший заместитель директора ЦРУ Рей Клайн,
«выступление Хрущева стало событием исторического значения, ибо
документированно обличив сталинизм как невиданных размеров политическое
зло, он был вынужден перейти к более мягким формам тоталитарного
управления страной»[156].
Естественно, что многие положения доклада или их интерпретации начали
активно использоваться в антисоветской и антикоммунистической пропаганде
как за рубежом, так и в самом СССР, других социалистических странах, что
привело к серьезным политическим кризисам осени 1956 г. в Польской
Народной Республике и Венгерской Народной Республике.
А 25 февраля 1956 г., обращаясь к делегатам съезда, Н. С. Хрущев пророчески
предрек: «Сейчас речь идет о вопросе, имеющем огромное значение и для
настоящего, и для будущего партии».
Первый секретарь ЦК КПСС подчеркивал необходимость «серьезно разобраться
и правильно проанализировать этот вопрос для того, чтобы исключить всякую
возможность повторения даже какого-либо подобия того, что имело место при
жизни Сталина, который проявлял полную нетерпимость к коллективности в
руководстве и работе, допускал грубое насилие над всем, что не только
противоречило ему, но казалось ему… противоречащим его установкам».
«В период 1935–1938 годов, – неслось с трибуны партийного съезда, –
сложилась практика массовых репрессий по государственной линии сначала
против противников ленинизма, а затем и против многих честных коммунистов,
против тех кадров партии, которые вынесли на своих плечах Гражданскую
войну, первые самые трудные годы индустриализации и коллективизации… Это
привело к вопиющим нарушениям революционной законности, к тому, что
пострадали многие совершенно ни в чем не виновные люди, которые в прошлом
выступали за линию партии».
Хрущев информировал съезд, что рассмотрение ЦК КПСС в 1953–1955 гг. ряда
уголовных дел в отношении «осужденных за контрреволюционные
преступления» «обнаружило неприглядную картину грубого произвола,
связанного с неправильными действиями Сталина». Признававшиеся «враги
народа» в действительности никогда врагами, шпионами, вредителями и т. п. не
являлись… Но были оклеветаны, а иногда, не выдержав зверских истязаний,
сами на себя наговаривали (под диктовку следователей-фальсификаторов)
всевозможные тяжкие и невероятные обвинения… Значительная часть этих дел
сейчас пересматривается и большое количество их прекращается как
необоснованные и фальсифицированные.

Достаточно сказать, что с 1954 г. по настоящее время Военная коллегия
Верховного суда уже реабилитировала 7679 человек, причем многие из них
реабилитированы посмертно…
Репрессии, массовые аресты, – делал совершенно обоснованный вывод
докладчик, – нанесли огромный ущерб нашей стране, делу строительства
социализма, активизировались всевозможные клеветники и карьеристы…
Нам нужно решительно, раз и навсегда развенчать культ личности, сделать
надлежащие выводы как в области идейно-теоретической, так и в области
практической работы».
По докладу Н. С. Хрущева съезд поручил вновь избранному Центральному
Комитету КПСС «последовательно осуществлять мероприятия,
обеспечивающие полное преодоление чуждого марксизму-ленинизму культа
личности, ликвидацию его последствий во всех областях партийной,
государственной и идеологической работы, строгое проведение норм партийной
жизни и принципов коллективности руководства».
«На делегатов съезда, – вспоминал присутствовавший при его оглашении
И. А. Серов, – доклад произвел громадное удручающее впечатление. Многие в
кулуарах делились со мной, что не надо было об этом говорить, так как 30 лет
Сталин стоял во главе партии и государства, строили социалистическое
общество, имеются большие успехи, а получилось, что все делалось на
костях»[157].
Другой современник вспоминал, что доклад Н. С. Хрущева «произвел прямотаки ошеломляющее впечатление. Сразу воспринять все сказанное было просто
невозможно, настолько тяжелыми и неожиданными оказались впервые
обнародованные факты столь масштабных нарушений законности и
чудовищных репрессий… Нужно было как следует осмыслить все сказанное,
понять, как такое могло произойти в социалистической стране… В
стратегическом плане выбранный курс был единственно верным, без него
невозможно было здоровое развитие общества. Тактически же мы совершили
серьезную ошибку, пойдя на этот шаг без соответствующего пропагандистского
обеспечения… Огромные же массы советских людей оказались в положении без
вины виноватых, испытывая чувство горького разочарования и
опустошенности».
Нельзя забывать и о том, что и для многих чекистов «бериевского призыва»,
пришедших, подобно П. И. Ивашутину, на службу в органы НКВД в 1938–
1941 гг., признания Н. С. Хрущева были трагическими, горестными
открытиями. Увы, трагедия состояла еще и в том, что партийное руководство не
продумало того, а что же должно последовать с его стороны за докладом о
преступлениях предыдущей эпохи?
Но Петру Ивановичу было известно гораздо больше, чем было оглашено в
докладе первого секретаря ЦК КПСС, что не могло не вызывать у него, как
человека глубоко порядочного, честно и непосредственно связанного с данной
отраслью государственного управления, тяжких дум и размышлений.

Для себя он сделал твердый вывод: служи, как должно, не за должности и
привилегии, а по совести, чтобы никогда ни у кого, включая самого себя, не
было оснований упрекнуть в непорядочности, приспособленчестве,
низкопоклонстве и раболепии… Слишком ответственную миссию и работу ты
взвалил на свои плечи! Его задача – защищать Родину, ее интересы, не
допустить повторения трагедии 1941 года…
Вследствие определенной спонтанности в принятии решения о выступлении
Н. С. Хрущева с докладом (оно было принято уже во время работы съезда),
отсутствия продуманной программы последующих необходимых шагов и
действий, Президиум ЦК КПСС утратил инициативу: напомним, что
Постановление ЦК о преодолении последствий культа личности Сталина
появилось только 5 июля 1956 г., через месяц после того, как содержание
доклада стало известно за рубежом, и он начал зачитываться на волнах
радиостанций, вещавших на СССР на языках населяющих их народов…
Однако слухи о содержании доклада Н. С. Хрущева стали распространяться
достаточно быстро и, прежде всего, в Москве.
Как вспоминал заместитель председателя КГБ при СМ СССР (1956–1959 гг.)
генерал-полковник С. С. Бельченко[158], чекисты, имевшие пятнадцатилетний
стаж службы были ошеломлены не менее других наших сограждан. Они
обоснованно полагали, что за этим могли последовать серьезные события в
стране. Как это и произошло в действительности.
В Тбилиси информация о докладе Хрущева была оглашена на заседании
Центрального Комитета Компартии Грузии, на котором присутствовали
руководители республиканских министерств и ведомств, газет и журналов, в
годовщину смерти Сталина – 5 марта. И вполне понятно, что в тот же вечер
город был наполнен в той или иной интерпретации слухами, вызывавшими
подчас крайне негативную реакцию в ответ на якобы «ущемление чувства
национальной гордости, достоинства» жителей этой республики.
На следующий же день, 6 марта, в Тбилиси стали прибывать поезда с побитыми
хулиганами окнами. Но ни чекисты, ни сотрудники МВД республики не имели
никаких четких указаний от руководства Грузии, да и сами пребывали в
состоянии растерянности, не вполне понимая, что происходит и к чему может
привести неконтролируемое развитие событий.
7 марта вместо занятий на демонстрацию с целью возложения венков к
монументу Сталина на площади его имени вышли студенты не только
университета, но и политехнического, сельскохозяйственного и других
институтов столицы Советской Социалистической Республики Грузия.
Естественно, примкнули к ней и старшеклассники школ города.
Понятно, что год назад подобные торжественно-памятные мероприятия не
встречали никакого противодействия со стороны властей. Теперь же кордоны
милиции и сотрудников КГБ не смогли ни остановить, ни изменить маршрут
движения манифестантов. Всего же, по сообщениям милиции, к вечеру на
центральной площади Тбилиси собралось до 70 тысяч человек.

Начался стихийный митинг, на котором, понятно, ораторы обрушивали
проклятия по адресу «очернителей памяти отца народов», «великого сына
грузинского народа». Некоторые выступавшие были вполне искренни в своем
«негодовании», основанном на непонятных слухах.
Но к ним примазывались и те, кто имел все основания быть недовольными
властями, например, не желавшие ехать к местам работы по распределению
после окончания вузов, видевшие в этом «ущемление их прав». Отдельные
демонстранты начали избивать прохожих, не разделявших их настроения.
Понятно, что в такой ситуации, в целях недопущения массовых беспорядков,
милиция должна была реагировать крайне взвешенно.
В связи со сложившейся обстановкой из Москвы в Тбилиси экстренно вылетела
группа «ответственных работников», в том числе первый секретарь ЦК ВЛКСМ
А. Н. Шелепин, заместитель председателя КГБ С. С. Бельченко, заместитель
министра внутренних дел СССР С. Н. Переверткин, что показывает, сколь
серьезное внимание Н. С. Хрущев уделил спровоцированному его же докладом
событию.
Ситуация осложнялась еще и тем, что в Тбилиси находилась делегация
Компартии Китая во главе с маршалом Чжу Дэ, принимавшая участие в работе
XX съезда КПСС.
Ночью на 8 марта студгородок был взбудоражен слухом о том, что милиция
якобы убирает венки, возложенные к подножию памятника И. В. Сталину
накануне. И к 4 часам утра немалая группа возбужденных студентов вновь
направилась на центральную площадь города.
К утру Тбилиси оказался частично парализованным – толпы горожан
направлялись на площадь, общественный транспорт блокировался, многие
горожане не вышли на работу, вовлеченные в бестолковый водоворот
непонятных и непредсказуемых событий. Особенно активно на происходящую
«несправедливость» и «попрание чувства национального достоинства»
реагировала молодежь, многие годы воспитывавшаяся на примерах жизни «отца
народов». Как известно, помимо этого отличающаяся обостренным чувством
справедливости и готовностью «бороться за правду», известным юношеским
максимализмом.
Собравшиеся на площади граждане требовали выступления Первого секретаря
ЦК Компартии Грузии «по вопросу текущей политики и в связи с решениями
XX съезда». К чести Первого секретаря Компартии Грузии Василия Павловича
Мжаванадзе надо сказать, что, в отличие от других партийных работников,
оказывавшихся в подобных непредвиденных чрезвычайных ситуациях,
участник Советско-финской и Великой Отечественной войн в 12 часов дня
вышел к митингующим и начал с ними диалог с целью предупреждения
эскалации напряженности и недопущения массовых беспорядков. Для
достижения этого власти республики приняли некоторые требования
манифестантов: объявить 9 марта нерабочим днем, опубликовать в печати
статьи, посвященные годовщине смерти И. В. Сталина, демонстрировать
кинофильмы «Падение Берлина» и «Незабываемый 1919 год» в кинотеатрах,

отклонив, однако, требование пригласить на митинг маршала Чжу Дэ. Но
пятерым студентам была предоставлена возможность встретиться с главой
китайской партийной делегации.
На 13 часов 9 марта на многих предприятиях были запланированы траурные
митинги, посвященные годовщине похорон Сталина.
Понятно, что столь неординарная массовая политическая активность привлекает
людей с разными взглядами, настроениями и целями. От любопытствующих и
зевак до карманников и авантюристов всех мастей. В том числе политических
провокаторов, а также людей, считающих себя «обойденными»,
«пострадавшими», всех недовольных или считающих себя кем-то или чем-то
обиженными.
Помимо этого, при массовом собрании людей незаметно начинают «работать»
скрытые психологические процессы и механизмы:
распространения единочувствия, вызываемых им чувства возбуждения и
эйфории от важности переживаемого момента и кажущегося единомыслия,
чисто психологические механизмы внушения, подражания и заражения,
ведущие к снижению уровня критичности и самоконтроля, появлению чувства
безнаказанности, чреватые вовлечением в противоправные и даже преступные
действия.
В таком эмоционально-психологическом состоянии люди, в том числе
подогреваемые алкогольными, а ныне и наркотическими парами, способны
деятельно реагировать на призывы авантюристов и провокаторов, порой вынося
подобных «правдоискателей»-разоблачителей на пик популярности, на самый
гребень событий, превращая их в «факиров на час».
9 марта, вспоминал С. С. Бельченко, отдельные ораторы, окрыленные
достигнутыми накануне «уступками», стали выдвигать политические
требования – от отставки республиканских и союзных властей до выхода
Грузии из состава СССР. Вполне понятно, что в то время последний бредовый
призыв никак не мог получить широкой поддержки митингующих. Но в то же
время отдельные личности выкрикивали и откровенно провокационные
призывы от «Бить армян!» до «Вон отсюда русских!».
В ночь на 10 марта группа демонстрантов попыталась захватить здание
телеграфа, где для отражения нападения было применено оружие. В ходе этого
спровоцированного столкновения, по данным МВД Грузии, 22 человека
погибли (включая семерых раненых, скончавшихся позднее в больницах) и 54
человека получили ранения. За участие в массовых беспорядках было
задержано 375 человек (39 из них впоследствии были осуждены).
10 марта внутренние войска и войска Северо-Кавказского военного округа
восстановили в городе повседневный порядок, омраченный произошедшей
накануне трагедией…
Принятое только в июле постановление ЦК КПСС «О преодолении последствий
культа личности Сталина», («Правда» 5 июля 1956 г.) имело достаточно
противоречивый характер, не отвечало в полной мере на многие актуальные

вопросы, что не могло не продолжать подпитывать как разного рода слухи и
домыслы, так и недоумения, что искусно стимулировалось и инспирировалось
западной радиопропагандой, а также отдельными резко антисоветски
настроенными лицами.
Именно половинчатость принятых партийных решений и породила в
интеллектуальных кругах общества дискуссию о сталинизме и путях
дальнейшего развития советского общества, что стала лейтмотивом, главной
темой теоретических и этических споров, духовно-творческих исканий,
причиной появления в последующие годы «демократического» и
«правозащитного» движений в Советском Союзе, так называемых
«диссидентов».
Начатая докладом Н. С. Хрущева дискуссия о судьбе и путях развития
социализма привела, как известно, к возникновению острых политических
кризисов в Польше и Венгрии в октябре 1956 г.
Еще одним непосредственным итогом непродуманных, волюнтаристских
решений стало то, что под лозунгом «Исключить возможность возврата к 1937
году!», в нарушение конституционного принципа равенства всех граждан перед
законом, органам госбезопасности было
запрещено получать компрометирующие материалы на представителей
партийно-советской номенклатуры. Правда, подобное решение принималось
еще и ранее, в декабре 1938 г., но тогда номенклатура не могла чувствовать себя
в безопасности перед грозными очами генсека ЦК ВКП (б) И. В. Сталина.
Это ошибочное и антиконституционное, противоправное политическое
решение руководства КПСС положило начало зарождению в стране коррупции,
появлению организованной преступности, ибо вывело значительные
контингенты лиц, наделенных административными властнораспорядительными, контрольными и хозяйственными полномочиями, из-под
контроля не только органов госбезопасности, но и всех правоохранительных
органов.
С одной стороны, создавая некое подобие касты «неприкасаемых», оно в то же
время, способствовало зарождению «телефонного права», получившего особое
широкое распространение в середине 1980–1990-х гг.
В то же время, с другой стороны, это решение, его реализация на практике,
облегчало зарубежным спецслужбам попытки вербовочных подходов и
оперативной разработки партийно-государственных функционеров различного
ранга. Вследствие чего руководящая элита страны оказалась
без должного контрразведывательного прикрытия от разведывательноподрывных устремлений и воздействия спецслужб иностранных государств. А
в совокупности оно имело самые негативные последствия для судьбы страны и
Советского государства.

Первый заместитель Председателя КГБ
С назначением на новую должность 24 января 1956 г. Петру Ивановичу
пришлось переехать в кабинет на третьем этаже правого крыла фасада здания
штаб-квартиры КГБ. Из трех окон его нового кабинета открывался вид на
площадь Дзержинского [159], на которой через два с половиной года будет
воздвигнут величественный монумент основателю ВЧК Феликсу Эдмундовичу
Дзержинскому.
Напротив располагался кабинет И. А. Серова.
Тогда же в приемной первого зампреда появился новый помощник – старший
лейтенант Игорь Александрович Попов. Мог ли кто-нибудь из них и подумать
тогда, что им суждено пройти неразлучно по жизни сорок пять лет, побывав в
самых разных жизненных ситуация и в различных географических точках не
только Советского Союза?!
Основной сферой ответственности Ивашутина отныне являлось участие в
повседневном руководстве оперативной работой разведывательных и
контрразведывательных аппаратов КГБ, военной контрразведки, погранвойск.
Петр Иванович по должности был в курсе всех основных оперативных вопросов
управления деятельностью ведомства, поскольку нередко ему приходилось
исполнять обязанности председателя КГБ при командировках Серова по стране
или за границу (в Будапешт в октябре-ноябре 1956 г., а также сопровождая
Н. С. Хрущева во время его визитов в Великобританию в апреле 1957 г., в США
– в сентябре 1957 г. и сентябре 1960 г.).
Также на нем лежала ответственность за разработку стратегических вопросов
укрепления безопасности страны в условиях «холодной войны» блоков
империалистических государств против Советского Союза. Однако далеко не
всегда, объективно обусловленные реалиями жизни, разработанные КГБ при
СМ СССР предложения находили поддержку у членов Президиума ЦК КПСС.
Хотя тревожные сигналы постоянно доходили до Н. С. Хрущева и других
членов высшего политического руководства страны.
Созданное 9 лет назад Центральное разведывательное управление США,
находившееся на положении «младшего брата» и партнера британской СИС,
постепенно превратилось в доминирующую разведслужбу западного мира.
В 1952 г. его разведывательные возможности были значительно увеличены за
счет создания Агентства национальной безопасности (АНБ), ответственного за
радиотехническую разведку. О его современных возможностях в 2013 г. миру
поведал Эдвард Сноуден, в одночасье превратившийся во «врага американского
государства № 1».
Также США развернули и стремились увеличивать сеть военных баз вдоль
границ Советского Союза, с позиций которых проводилась непрерывная
техническая, авиационная и агентурная разведка территории СССР и его
союзников.

Однако вряд ли сегодня представляется возможным говорить о том, что степень
масштабности и реальности угрозы разведывательно-подрывной деятельности
иностранных спецслужб адекватно воспринимались и оценивались тогдашним
руководством Советского Союза.
А председателю КГБ И. А. Серову не хватало интеллекта и авторитета, что
убедить членов Президиума ЦК КПСС задуматься как о смысле, назначении,
содержании и стратегии Запада в «холодной войне» против СССР, так и об
адекватных мерах противодействия враждебным замыслам против нашей
страны. А его преемникам на посту председателя КГБ при СМ СССР
А. Н. Шелепину и В. Е. Семичастному эти качества были присущи еще в
меньшей степени.
Хотя в Отчетном докладе ЦК КПСС Внеочередному XXI съезду партии (27
января – 5 февраля 1959 г.) и указывалось, что «надо укреплять органы
госбезопасности, острие которых, прежде всего, направлено против агентуры,
замыслов империалистических государств».
Объективности ради нельзя не сказать и о том, что нечто подобное повторилось
в нашей стране и на рубеже 1990-х годов, горькие плоды чего мы пожинаем и
поныне.
Вряд ли Петра Ивановича могли оставить равнодушным скоропалительные,
мало продуманные и мало подготовленные инициативы Н. С. Хрущева по
сокращению вооруженных сил, когда и молодые лейтенанты, и ветераны
Великой Отечественной войны бездушно увольнялись со службы без пенсий,
без жилья, без гражданской профессии…
Знал он и о том, какой ропот негодования вызывали эти решения в войсках, о
чем докладывал И. А. Серову, а последний – информировал об этом
Н. С. Хрущева.
Не говоря уже о том, какой урон эти не всегда продуманные и обоснованные
решения и действия наносили обороноспособности страны.
И не видеть, не понимать этого Петр Иванович не мог, но, воспитанный в духе
воинской и партийной дисциплины, он считал, что единственно возможной
нравственной позицией является только образцовое исполнение своего долга и
верность единожды данной присяге советскому народу. И вряд ли в подобных
ситуациях возможна какая-либо иная человеческая, гражданская,
профессиональная позиция. Хотя, понятно, что такое вынужденное бездействие
оставляет кровоточащие раны на сердце…
Нельзя не сказать и о том, что нечто подобное заслуженному ветерану
Вооруженных Сил СССР вновь пришлось пережить и на рубеже 1990-х годов,
что опять прошло тяжелым катком по его сердцу. А горькие плоды не
извлеченных из истории уроков мы пожинаем и поныне.
А начавшийся 1956-й и последующие годы были богаты на многие знаковые
события.
Так, в ночь на 22 апреля 1956 г. в Восточном Берлине завершилась масштабная
контрразведывательная операция КГБ, в результате которой иностранным

журналистам были со всей очевидностью продемонстрированы
недружественные действия западных держав.
Речь идет о знаменитом «берлинском тоннеле», являвшемся центральным
звеном совместной операции СИС и ЦРУ «Золото», изначально
контролировавшейся советскими спецслужбами.
Первоначальный замысел операции был доложен Аллену Даллесу в августе
1953 г., а на совещании в Лондоне в декабре того же года были утверждены все
детали строительства секретного тоннеля из Западного в Восточный Берлин для
организации перехвата сообщений с советских кабелей телефонной связи.
Однако еще до того как 2 сентября 1954 г. вблизи демаркационной линии между
американским сектором Берлина и Германской Демократической Республикой
начались тайные землеройные работы, весь план операции уже был известен
П. И. Ивашутину от советского агента в СИС Джорджа Блейка[160]. И теперь уже
Москва решала, когда и где завершить эту операцию мощным катарсисом. 25
февраля 1955 г. строительство 450-метрового тоннеля было завершено и
началось его заполнение разведывательной техникой. 11 мая первая дежурная
смена из четырех «технарей» ЦРУ заступила на дежурство непосредственно в
«рабочем отсеке» тоннеля на территории столицы ГДР.
Чтобы читатель реально представил себе масштабы этой операции западных
спецслужб, отметим, что первоначально на создание тоннеля выделялось шесть
миллионов долларов. Реально же его строительство обошлось на 500 тысяч
долларов дороже. Для перевода планировавшегося перехвата сообщений была
создана специальная «команда» из 317 переводчиков и аналитиков для
трехсменной работы. Общий объем записанных подслушанных телефонных
переговоров составлял 67 тысяч часов. И, самое ценное, что удалось установить
ЦРУ и СИС в результате перехвата, – это то, что военная доктрина Организации
Варшавского Договора – военно-политического союза стран народной
демократии Европы, оформившегося в столице Польши 15 мая 1955 г., – имеет
сугубо оборонительный характер.
За 11 месяцев работы спецподразделением операции «Золото» были
подготовлены 1750 разведывательных сообщений для британского премьера и
американского президента.
И вот в ночь на 22 апреля 1956 г. западные разведчики были в прямом смысле
слова «схвачены за руку». Проникшие в «рабочий отсек», спешно оставленный
англо-американскими операторами, советские военнослужащие обнаружили
целую радиотехническую лабораторию, не оставляющую сомнения в ее
назначении и государственной принадлежности.
Через несколько дней аккредитованным в Берлине иностранным журналистам
была предоставлена возможность посетить данную «нежданную находку»
советских спецслужб.
Разработчиком сценария эффектного пресечения операции «Золото» являлся
лично П. И. Ивашутин, замещавший И. А. Серова, находящегося в

командировке в Великобритании, и сопровождая прибывшего сюда Первого
секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева и министра обороны Н. А. Булганина.
Однако правительство Ее Величества было в еще большей степени сконфужено
тем фактом, что во время швартовки в порту Портсмут под днищем
сверхсовременного крейсера «Орджоникидзе», на котором 18 апреля прибыли с
официальным визитом Н. С. Хрущев и Н. А. Булганин, погиб британский
разведчик коммандер Л. Крэбб.
В октябре-ноябре 1956 г. Ивашутину пришлось замещать председателя КГБ
И. А. Серова, который экстренно отбыл в ночь на 24 октября в Будапешт, в
связи с начавшимися в Венгрии массовыми беспорядками, которые вскоре
переросли в вооруженные столкновения «повстанцев» с армией и полицией.
П. И. Ивашутину приходилось систематически информировать Президиум ЦК
КПСС и лично Н. С. Хрущева, причем не только о развитии ситуации в
Будапеште. Вторым очагом мировой напряженности в эти дни стала
тройственная франко-англо-израильская атака на Египет, с которым у СССР
динамично развивались межгосударственные отношения.
Постоянная информация была необходима советскому руководству для
выработки конкретных политических решений. Твердая позиция нашей страны
в ООН по факту неспровоцированной агрессии против Египта позволила
остановить эту войну.
Подводя в целом итоги работы с момента образования КГБ, И. А. Серов
докладывал в ЦК КПСС 22 июня 1957 г., что только лично Н. С. Хрущеву
Комитетом госбезопасности было направлено 2508 информационных
сообщений от резидентур ПГУ за рубежом, в Совет Министров СССР было
направлено 2316 подобных сообщений. Также разведывательная информация
направлялась КГБ в отделы ЦК КПСС по международным связям и по связям со
странами народной демократии, в министерства обороны, иностранных дел,
внешней торговли, среднего машиностроения и здравоохранения.
В записке также уточнялось, что по отдельным вопросам оперативной
деятельности КГБ, по вопросам политического, экономического и военного
положения капиталистических стран, по отдельным вопросам положения в
странах народной демократии в ЦК КПСС было направлено 4504 документа, а в
Совет Министров – 1750.
В то же время следует подчеркнуть, что из общего числа указанных документов
907 адресованных в ЦК КПСС и 330 адресованных в Совет Министров СССР
документов требовали решений этих инстанций по конкретным поднятым в них
вопросам.
И за этими сухими «бюрократическими» цифрами в действительности скрыта
повседневная кропотливая, напряженная и опасная работа советских
разведчиков и контрразведчиков.
Несколько позже И. А. Серов докладывал в ЦК КПСС:
«Выполняя постановления ЦК КПСС о перестройке и устранении недостатков в
работе органов госбезопасности, Комитет с помощью ЦК КПСС и партийных

органов на местах укрепил чекистский аппарат проверенными и
подготовленными кадрами, организовал систематический контроль за работой
КГБ республик и УКГБ краев и областей, издал необходимые приказы и
указания по вопросам оперативной и следственной работы. Провел два
Всесоюзных совещания начальников органов госбезопасности, на которых были
вскрыты еще имеющиеся недостатки в работе, намечены пути к их
устранению…
Значительно улучшился качественный состав органов госбезопасности. В
настоящее время около 80 процентов сотрудников имеют высшее и среднее
образование… Внимание всего руководящего состава и партийных организаций
органов госбезопасности в настоящее время направлено… на привитие
оперативным работникам высокой дисциплины, самоотверженности при
выполнении специальных заданий, на постоянное совершенствование их
чекистского мастерства, необходимого для борьбы с врагами нашей Родины».
Непосредственно о деятельности «главного противника» в этом документе
сообщалось: «В своих разведывательных целях американская разведка
использует многочисленные эмигрантские организации, в том числе т. н.
«Национальный трудовой союз» (НТС), «Организацию украинских
националистов» (ОУН) и другие антисоветские организации.
Направляя антисоветские эмигрантские организации на борьбу против СССР и
стран народной демократии, американская разведка затрачивает огромные
средства на их содержание. Как известно, США ежегодно ассигнуют более
100 млн долларов для подрывной деятельности против социалистических
стран[161]…
Организуя подрывную работу против Советского Союза, американская разведка
рассчитывает на использование отдельных вражеских элементов внутри нашей
страны и создание с их помощью антисоветского подполья. Органы
госбезопасности за последние три года вскрыли ряд антисоветских групп,
проводивших подрывную работу и поддерживавших связь с некоторыми
иностранными посольствами в Москве.
В условиях обострения международной обстановки и разгула реакции в странах
империализма, оживления антинародной деятельности контрреволюционных
элементов в некоторых странах народной демократии, капиталистические
разведки усилили враждебную деятельность против Советского Союза, широко
используя в этих целях все имеющиеся у них возможности, в том числе и
разного рода шпионско-эмигрантские центры…
Враждебные действия и враждебная пропаганда разведок капиталистических
государств вызвали надежду на восстановление капиталистического строя у
скрытых врагов социализма, которые после венгерских событий несколько
оживились и активизировали свою деятельность… ведут работу против партии,
используя в этих целях неустойчивых и политически незрелых лиц из числа
рабочих, интеллигенции, молодежи, призывая их к борьбе против советской
власти…

Органы госбезопасности с помощью партийных, комсомольских и
профсоюзных организаций бдительно следят за происками враждебных
элементов и, в соответствии с законами советской власти, своевременно
пресекают их преступные действия».
Также указывалось, что для укрепления разведывательных подразделений КГБ
в них было направлено более 800 человек, окончивших ведущие вузы страны, в
том числе Институт международных отношений, Военно-дипломатическую
академию и другие. Что способствовало достижению некоторых результатов
«по добыванию качественной информации, что позволило Комитету
госбезопасности своевременно информировать Центральный Комитет и
Советское правительство о некоторых враждебных планах и намерениях глав
империалистических держав по международным вопросам»[162].
И немалый личный вклад в достижение всех этих результатов был внесен
самоотверженным трудом первого заместителя председателя КГБ Петра
Ивановича Ивашутина.
А 1957 год также был богат на многие неординарные события, которые
происходили под контролем и при участии первого заместителя председателя
КГБ при СМ СССР П. И. Ивашутина.
21 июня 1957 г. в результате предательства в Нью-Йорке ФБР был арестован
американский гражданин Эмиль Голдфус, о чем Москва узнала только в
сентябре, незадолго до начала судебного процесса над ним. В действительности
это был советский разведчик-нелегал «Марк», назвавшийся полковником
Абелем. О его судьбе мы еще расскажем читателю далее.
А с 28 июля по 11 августа Москва была закружена вихрем VI Всемирного
фестиваля молодежи и студентов «За мир и дружбу», участниками которого
стали 34 тысячи гостей из 131 страны мира.
Это был не только первый подобный фестиваль, проводимый в
социалистической стране, но и крупнейшее международное мероприятие в
Москве через 12 лет после Победы в Великой Отечественной войне и в канун
40-летия Великой Октябрьской социалистической революции.
Разумеется, советское руководство стремилось использовать проведение
фестиваля в Москве, на который ожидалось прибытие 25 тысяч участников из
капиталистических государств, для демонстрации достижений
социалистического государства в преодолении разрушений самой
кровопролитной в истории человечества войны. При этом оно также хотело
избежать каких-либо чрезвычайных ситуаций, способных нанести ущерб
международному авторитету и престижу СССР.
В том числе – исключить возможность осуществления террористических актов.
Последний публичный террористический акт, о котором, правда, не сообщалось
в печати, произошел в Архангельске 1 мая 1955 г. на трибуне во время
праздничной демонстрации, при котором два человека погибли, а еще четверо
получили ранения. (Террорист Н. Романов, ранее неоднократно судимый
рецидивист, был приговорен к высшей мере наказания.)

Проведение мероприятий фестиваля планировалось более чем на 17 площадях и
других объектах столицы. В том числе – Химкинском водохранилище, парках
культуры им. А. М. Горького, «Сокольники», Останкинском, «Эрмитаж»,
«Аквариум», им. Баумана, в Измайлове.
Участников фестиваля также ждали дворцы-музеи в Кускове и Останкине,
Архангельском, Троице-Сергиевская лавра в Загорске, Новодевичий монастырь,
музеи Революции, Реконструкции Москвы, Восточных культур,
Изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, мемориальные музеи
Н. А. Островского, А. М. Горького, П. И. Чайковского (г. Клин), Л. Н. Толстого,
А. П. Чехова, Ф. М. Достоевского.
В направленной в управление КГБ по г. Москве и Московской области
ориентировке указывалось, что и нашло свое подтверждение впоследствии, что
широкие контакты с советскими гражданами могут быть использованы
иностранными спецслужбами для «восстановления связей с их старой
агентурой, для попыток склонения отдельных неустойчивых в моральнополитическом отношении лиц к шпионской работе, а также путем организации
различных провокаций в какой-то мере подорвать авторитет и политическое
значение фестиваля. Пользуясь широким общением с советской молодежью,
иностранные разведки и их агентура будут проявлять интерес к воинским
частям и режимным объектам Московской области, а также быту и трудовой
деятельности советских граждан». В этой связи от всего оперативного состава
управления требовалось «активизировать контрразведывательную работу по
всем направлениям деятельности».
Итоги работы чекистов во время фестиваля действительно подтвердили, что
отдельные иностранцы прибывали для встреч с известными им лицами, о
некоторых из которых им было известно как от изменников Родины, так и от
различных зарубежных эмигрантских организаций. В результате работы только
сотрудников столичного управления КГБ из числа иностранцев было выявлено
около 50 лиц, обоснованно подозревавшихся в причастности к деятельности
иностранных спецслужб. Данный факт со всей очевидностью свидетельствует о
том, что работники КГБ отнюдь не страдали чрезмерной подозрительностью и
шпиономанией.
В то же время последующее привлечение к уголовной ответственности ряда лиц
из числа связей иностранцев – около 8 человек, чья преступная деятельность
была задокументирована и подтверждена материальными доказательствами
(инструкции, письма симпатическими чернилами в тайниках, вознаграждение за
переданные материалы и т. д.), свидетельствует о том, что опасения чекистов
были не беспочвенными, а основанными на знании тактики и организации
деятельности противника.
В декабре 1957 г. Ивашутину было поручено выступить в печати в связи с 40летием образования ВЧК. В опубликованной 21 декабря в газете «Известия»
статье «На страже интересов Родины» он, в частности, писал:
«В условиях сложившейся международной обстановки советские люди
призваны всемерно повышать бдительность. Известно, что за последние годы

капиталистические разведки стараются непрерывно расширять подрывную
деятельность против СССР и стран народной демократии. Не секрет, что
правящие круги США подрывную деятельность против стран
социалистического лагеря подняли на уровень государственной политики.
Правительство США не скупится на средства для организации шпионажа,
диверсий и вооруженных выступлений различных подонков и преступников
против законных правительств в тех странах, которые проводят свою
независимую национальную политику, неугодную империалистическим
заправилам. Об этом свидетельствует не только факт ассигнования
американским конгрессом 100 миллионов долларов на организацию подрывной
деятельности в Советском Союзе и странах народной демократии, но и
воинственные заявления ряда ответственных государственных деятелей США…
Об усилении подрывной деятельности против СССР и стран народной
демократии говорят материалы, связанные с поимкой на нашей территории
американских агентов, о чем неоднократно сообщалось в советской печати.
Наглядным свидетельством этому является также контрреволюционный мятеж в
Венгрии, подготовленный капиталистическими разведками, и попытка
организации заговора против независимой Сирии.
В связи с замечательными успехами советской науки и техники, нашедшими
свое воплощение в запуске двух искусственных спутников Земли, создании
межконтинентальной баллистической ракеты и самолета, обладающего
скоростью 2000 километров в час, следует предполагать со стороны
капиталистических разведок новые шпионские и диверсионные попытки.
Необходимо еще выше поднять бдительность всего советского народа, тем
более что сила органов госбезопасности Советского Союза состоит прежде
всего в неразрывной связи с народом, в его постоянной помощи и поддержке…
Что касается широких масс трудящихся, то они активно поддерживают
советскую разведку, оказывают ей большую помощь в борьбе с врагами
социалистического государства, видят в ней верного стража интересов Родины.
Решающим условием силы и боеспособности органов госбезопасности
Советского Союза является постоянное руководство ими со стороны партии.
Еще 8 февраля 1918 г. в Обращении Центрального Комитета партии к
коммунистам-чекистам указывалось, что ЧК созданы и существуют как органы
партии, работающие по ее директивам и под ее контролем.
В настоящее время чекисты как никогда сплочены вокруг партии, ее
Центрального Комитета, беспредельно преданы своему народу и зорко
охраняют его безопасность.
Руководимые и направляемые Коммунистической партией Советского Союза
органы госбезопасности являются остро отточенным, карающим мечом
диктатуры пролетариата. Строго соблюдая социалистическую законность, они
твердо стоят на страже интересов советского народа, неустанно ведут
непримиримую борьбу с подрывной деятельностью иностранных разведок, со
всеми, кто пытается помешать советским людям уверенно идти вперед к
полному торжеству коммунизма».

Нельзя не сказать и еще об одной важной новации в деятельности органов КГБ
СССР. Летом 1958 г. начальник Управления КГБ при СМ СССР по
Ленинградской области Н. Р. Миронов[163] направил письмо Н. С. Хрущеву, в
котором предлагал расширить применение в деятельности органов безопасности
мер профилактического воздействия в отношении лиц, совершавших
политически вредные проступки вследствие недостаточной политической
грамотности. Эти предложения нашли понимание и поддержку у тогдашнего
заведующего Административным отделом ЦК КПСС (курировал Вооруженные
силы, МВД и КГБ при СМ СССР) А. С. Желтова, Н. С. Хрущева,
П. И. Ивашутина и И. А. Серова.
В приказе КГБ при СМ СССР от 15 июня 1959 г. № 00225 «О применении мер
профилактического воздействия в отношении лиц, совершивших
незначительные правонарушения» разъяснялось, что «профилактические меры –
это личное воздействие сотрудника органов госбезопасности, либо воздействие
через общественные организации, печать или радио на лицо, в отношении
которого принято решение предупредить его о недопустимости дальнейших
антисоветских действий».
18 февраля 1959 г. в Москве был арестован агент ЦРУ подполковник Главного
разведывательного управления Генерального штаба Петр Попов, оперативная
разработка которого военной контрразведкой началась еще двумя годами ранее
во время его командировки в ГСВГ и осуществлялась под непосредственным
контролем П. И. Ивашутина. Рассчитывая на снисхождение суда, Попов
согласился принять участие в оперативной комбинации, вследствие которой
впервые в Советском Союзе во время встречи с агентом с поличным был
задержан атташе посольства США Рассел Август Ланжелли. (Ланжелли был
объявлен персоной нон грата, Попов 7 января 1960 г. на выездном заседании
военного трибунала в клубе КГБ при СМ СССР им. Ф. Э. Дзержинского был
приговорен к высшей мере наказания – расстрелу.)
Одним из непосредственных результатов оперативной разработки Попова стало
неожиданное назначение 3 декабря 1958 г. указом Президиума Верховного
Совета СССР генерал армии И. А. Серова начальником Главного
разведывательного управления, что объяснялось «необходимость укрепления
руководства ГРУ».
Заместитель начальника ПГУ КГБ СССР В. А. Кирпиченко вспоминал, что «в
связи с уходом Серова с поста председателя никто в КГБ особых сожалений не
высказывал…».
Отметим, что сам Серов в своих мемуарах, вспоминая о заседании Президиума
ЦК, где было принято данное решение, подчеркивал: «Хрущев сказал:
«Претензий у Президиума к товарищу Серову никаких нет, работал хорошо, я
об этом ему сказал. Мы ему сохраним оклад и все, чем он
пользовался…»[164] Однако Серов считал это назначение существенным
карьерным понижением.
25 декабря 1958 г. новым председателем КГБ при СМ СССР был назначен
Александр Николаевич Шелепин[165]. Ему было 40 лет, что, безусловно, не

является недостатком, но только в том случае, если возраст сочетается с
личными интеллектуальными и организаторскими достоинствами,
профессиональным и жизненным опытом. А Шелепин вряд ли обладал этим
необходимым для утверждения авторитета руководителя набором качеств: до
этого дня он 14 лет проработал на различных аппаратных должностях в
комсомоле, в том числе с 1943 г. – секретарем Центрального Комитета
Всесоюзного Ленинского коммунистического Союза молодежи, с 1952 г. –
первым секретарем ЦК ВЛКСМ. И лишь полгода – с апреля по декабрь 1958 г. –
он занимал должность заведующего отделом ЦК КПСС по союзным
республикам.
Его жизненный опыт и особенности служебной карьеры предполагали в
большей мере не проявление самостоятельности мышления и действий,
инициативы и творчества, а лишь умение организовывать
исполнение полученных указаний. Но это и учитывалось Хрущевым при выборе
кандидатуры руководителя органов госбезопасности, на посту которого он
хотел иметь функционера, безропотно выполняющего любые партийные
решения.
Что и определило «стиль» работы нового председателя, даже не стремившегося
глубоко вникать в суть важнейшей функции государственного управления. Так
что вряд ли можно говорить об обоснованной целесообразности подобного
кадрового решения, однако оно создавало иллюзию полного «партийного
контроля» над «госбезопасностью».
В день назначения А. Н. Шелепина Председателем КГБ при СМ СССР, 25
декабря 1958 г. произошло еще одно событие, имевшее важнейшее значение для
функционирования этого ведомства: Верховным Советом СССР были приняты
Основы уголовного законодательства и Основы уголовного судопроизводства
Союза ССР и союзных республик.
Первый из названных документов, призванный стать основой для разработки
новых уголовных и уголовно-процессуальных кодексов союзных республик
СССР, вводил понятие и систему особо опасных и иных государственных
преступлений. Статья 28 Основ уголовного судопроизводства СССР определяла
подследственность уголовных дел по особо опасным и иным государственным
преступлениям следователям и следственным подразделениям КГБ СССР.
Непосредственно компетенция КГБ в сфере правоприменения определялась
уголовными и уголовно-процессуальными кодексами союзных республик СССР
(новые Уголовные кодексы были введены в действие с 1 января 1961 г.). В
Российской Федерации подследственность возбуждаемых уголовных дел
определялась статьей 126 УПК РСФСР 1960 г. Этой статьей к компетенции
(подследственности) органов КГБ были отнесены 18 составов преступлений,
предусмотренных Уголовным кодексом РСФСР. В том числе измена Родине
(статья
64 УК РСФСР), шпионаж (ст. 65), террористический акт (статьи 66 и 67),
диверсия (ст. 68), антисоветская агитация и пропаганда (ст. 70),
организационная антисоветская деятельность (ст. 72), вредительство (ст. 73),

разглашение государственной тайны (ст. 75) и утрата документов, содержащих
государственную тайну (ст. 76), контрабанда (ст. 78), массовые беспорядки (ст.
79), незаконный переход государственной границы (ст. 83), незаконные
валютные операции (ст. 88). И еще по 15 составам преступлений была
предусмотрена альтернативная подследственность совместно с органами
прокуратуры.
Еще одной чрезвычайно важной новацией для деятельности органов
государственной безопасности стало утверждение 9 января 1959 г. Советом
Министров и ЦК КПСС Положения о Комитете государственной безопасности
при Совете Министров СССР и его органах на местах, ставшее основным
нормативно-правовым документом до принятия 16 мая 1991 г. закона «Об
органах государственной безопасности СССР».
Данное Положение, в частности, гласило:
«1. Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР и его
органы на местах являются политическими органами, осуществляющими
мероприятия Центрального Комитета партии и Правительства по защите
Социалистического государства от посягательств со стороны внешних и
внутренних врагов, а также по охране государственной границы СССР. Они
призваны бдительно следить за тайными происками врагов Советской страны,
разоблачать их замыслы, пресекать преступную деятельность
империалистических разведок против Советского государства…
3. Комитет государственной безопасности работает под непосредственным
руководством и контролем Центрального Комитета КПСС.
Комитет госбезопасности при СМ СССР несет ответственность за обеспечение
государственной безопасности в стране и систематически отчитывается о всей
проводимой им работе перед ЦК КПСС и Советом Министров СССР, а местные
органы КГБ – соответственно перед ЦК компартий союзных республик,
крайкомами, обкомами, горкомами, райкомами партии и Комитетом
госбезопасности при Совете Министров СССР.
…5. Комитет государственной безопасности возглавляет председатель, который
утверждается ЦК КПСС и назначается Президиумом Верховного Совета СССР.
Заместители председателя Комитета утверждаются ЦК КПСС и назначаются
Советом Министров Союза ССР.
6. Председатель Комитета, заместители председателя в пределах своей
компетенции издают приказы и инструкции на основании и во исполнение
действующих законов, постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР…
7. На Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР и
его местные органы возлагаются:
а) разведывательная работа в капиталистических странах;
б) борьба со шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной
деятельностью иностранных разведывательных органов, зарубежных
антисоветских центров и с их агентурой внутри страны;

в) борьба с вражеской деятельностью антисоветских и националистических
элементов внутри СССР;
г) контрразведывательная работа в Советской армии, ВМФ, ГВФ, в
пограничных войсках и войсках МВД с целью предупреждения проникновения
в их ряды агентуры иностранных разведок и иных вражеских элементов;
д) контрразведывательная работа на специальных объектах, особо важных
объектах промышленности и на транспорте;
е) охрана государственных границ Союза ССР;
ж) охрана руководителей Партии и Правительства;
з) организация и обеспечение Правительственной связи;
и) организация радиоконтрразведывательной работы и учет необходимых
данных о действующих на территории страны ведомственных радиостанциях;
к) разработка мобилизационных планов по развертыванию органов
госбезопасности и войсковых частей Комитета и выполнение других поручений
ЦК КПСС и Правительства Союза ССР…»
Статья 12 Положения гласила:
«Органы государственной безопасности во всей своей деятельности должны
строго соблюдать социалистическую законность. Они обязаны использовать все
предоставленные им законом права, чтобы ни один враг Советского государства
не уклонился от заслуженной кары и чтобы ни один гражданин не подвергся
необоснованному привлечению к ответственности. Должны сурово пресекаться
нарушения социалистической законности и произвол как действия, посягающие
на социалистический правопорядок и права советских граждан.
Органы государственной безопасности обязаны непосредственно и через
соответствующие организации принимать меры предупредительного характера
в отношении тех советских граждан, которые допускают политически
неправильные поступки в силу своей недостаточной политической зрелости.
Надзор за следствием в органах госбезопасности осуществляется Генеральным
прокурором СССР и подчиненными ему прокурорами в соответствии с
Положением о прокурорском надзоре в СССР».
Руководители и партийные организации органов и войск КГБ обязывались
воспитывать своих сотрудников «в духе партийной принципиальности,
беззаветной преданности Коммунистической партии и социалистической
Родине, в духе бдительности, честного отношения к делу и строжайшего
соблюдения социалистической законности. Партийные организации проводят
партийно-политическую и организационную работу и обеспечивают развитие
деловой критики и самокритики. Партийные организации и каждый коммунист
имеют право, руководствуясь уставом КПСС, сигнализировать о недостатках в
работе органов государственной безопасности в соответствующие партийные
органы».
Заканчивался текст Положения словами:

«Работники государственной безопасности, облеченные высоким доверием
Коммунистической партии и советского народа, должны с честью выполнять
возложенную на них почетную задачу по обеспечению государственной
безопасности социалистической Родины».
В связи с принятием данного Положения Петр Иванович был назначен членом
Коллегии при СМ СССР, каковым он оставался до марта 1963 г.
В одном из интервью В. Е. Семичастный подчеркивал: «Со времен Шелепина
органы слишком изменились в сторону либерализации. Резко сократили
аппарат, упразднили почти всех уполномоченных по районам, кроме
пограничных и портовых городов. Прежней силы мы уже не имели и на нее не
претендовали… Хрущев и Политбюро держали органы на расстоянии, еще
сказывались события, связанные с Берией. И мы сами не очень стремились
вникать в такие дела, потому что понимали: наша задача другая… У Хрущева
была навязчивая идея разлампасить и распогонить КГБ». То есть лишить
сотрудников КГБ воинских званий, подчеркивавших особый
характер государственной службы в органах госбезопасности СССР.
Даже сторонний наблюдатель, каковым, правда, являлся весьма
информированный работник аппарата ЦК КПСС, отмечал, что «Хрущев низвел
КГБ до уровня обычного министерства, его председатель А. Н. Шелепин не был
даже кандидатом в члены Президиума ЦК, нередко выслушивал упреки
«старших товарищей» по партии, которые он не мог профессионально грамотно
парировать»[166].
Речи его были проникнуты партийным пафосом бывшего комсомольского
функционера и содержали тривиальные призывы и критические замечания.
Многие функции фактического руководства КГБ непосредственно лежали на
его заместителях.
Если при Серове у председателя КГБ было 6 заместителей, то летом 1959 г., в
русле начатой «перестройки», Шелепин сократил их число до трех. При этом
первым заместителем председателя КГБ остался П. И. Ивашутин. Двумя
другими заместителями стали председатель КГБ Белоруссии А. И. Перепелицын
и заместитель заведующего Административным отделом ЦК КПСС
В. С. Тикунов, ранее не имевший отношения к работе в правоохранительных
органах. А. И. Перепелицын также не был «опытным профессионалом», начав
свою чекистскую карьеру в апреле 1954 г. сразу с должности заместителя
председателя КГБ при СМ Белорусской ССР.
Столь кардинальная замена руководства в ведомстве, вступившем в полосу
очередного «реформирования», при замене опытных профессионалов
недостаточно компетентными «варягами», вряд ли может
считаться оптимальным кадровым решением Президиума ЦК КПСС.
Таким образом, основное повседневное руководство деятельностью
оперативных подразделений КГБ объективно ложилось на П. И. Ивашутина.
В мае 1959 г. состоялось второе всесоюзное совещание руководящего состава
органов КГБ. Как сообщала газета «Правда», в его работе приняли участие

Секретарь ЦК КПСС А. И. Кириченко, министр обороны СССР
Р. Я. Малиновский, председатель Верховного суда СССР А. Ф. Горкин, министр
внутренних дел И. П. Дудоров, ответственные работники ЦК КПСС и Совета
Министров, Прокуратуры РСФСР и СССР[167].
Продолженная А. Н. Шелепиным кампания «чисток» и сокращений личного
состава и должностей не лучшим образом сказывалась как на результатах
оперативно-следственной работы органов КГБ, так и на моральнопсихологическом климате в чекистских коллективах, порождая у сотрудников
чувства неуверенности, недооценности важности, общественно-политической
значимости и сложности их труда по обеспечению безопасности государства и
его граждан.
Тем не менее сама жизнь доказывала необходимость не на словах, а на деле
крепить оборону страны. И самым наглядным подтверждением этого явилось
«пресечение полета американского самолета-разведчика» под управлением
Френсиса Гарри Пауэрса над территорией нашей страны 1 мая 1960 г. Пауэрс
был задержан военными контрразведчиками после приземления в результате
катапультирования.
Обломки специального «самолета-невидимки» U-2 были выставлены на
всеобщее обозрение в Парке культуры и отдыха имени Горького в Москве.
Курирование подготовки судебного процесса над пилотом Пауэрсом также
осуществлял Петр Иванович Ивашутин. Любопытная деталь: чтобы вскрыть
содержание подготовки американских пилотов к выполнению
разведывательных заданий, офицеры ГРУ обратились к Ивашутину с просьбой
провести допрос Пауэрса. Петр Иванович не только принял уполномоченного
представителя ГРУ, но и в ходе предварительной беседы порекомендовал ему
наиболее рациональный план проведения допроса, что позволило получить всю
необходимую военным разведчикам информацию.
19 августа 1960 г. Военной коллегией Верховного суда СССР Г. Пауэрс был
приговорен к 10 годам лишения свободы.

Генерал армии, Герой Советского Союза П. И. Ивашутин

Этот судебный процесс положил конец американской программе высотных
разведывательных полетов, санкционированной лично президентом
Д. Эйзенхауэром в 1956 г. (Всего в результате этой программы было
осуществлено около 160 полетов, в результате которых США потеряли 12
машин и экипажей.)
Выступая 26 октября 1961 г. на XXII съезде КПСС Председатель КГБ при СМ
СССР А. Н. Шелепин подчеркивал:
«Идеологи империализма… открыто провозглашают, что в борьбе за мировое
господство подрывная деятельность их разведок призвана сыграть видную роль.
Правящие круги империалистических держав активно и цинично используют
разведывательные органы в своей политике, придавая ей все более зловещий и
провокационный характер…
Советский Союз и другие социалистические страны – это главный объект для
империалистических разведок. Засылая в нашу страну своих агентов, они
широко используют для шпионажа и сбора разведывательной информации наши
все более расширяющиеся международные связи, и особенно туристические.
Не имея среди советского народа социальной базы для подрывной работы, они
пытаются обрабатывать отдельных неустойчивых в политическом и моральном
отношениях наших граждан в антисоветском духе, вербовать их в качестве

своих агентов, идут на всякого рода ухищрения и провокации, осуществляют
диверсии на идеологическом фронте.
Учитывая все это, органы КГБ сосредотачивают свои главные усилия на
разоблачении и решительном пресечении действий вражеских разведок. Эта
борьба станет тем успешнее, чем выше будет бдительность советских людей,
чем активнее они будут помогать органам безопасности, чем решительнее и
беспощаднее вся наша общественность будет выступать против фактов
политической беспечности, благодушия и ротозейства… Святая обязанность
советских людей – надежно хранить партийную, государственную и военную
тайну. Само собой разумеется, что не должны допускать в наших рядах
шпиономании, сеющей подозрительность и недоверие среди людей.
В США очень модным сейчас является термин «разведывательный
потенциал»… Но это «секретное американское оружие», образно говоря,
разбивается о моральный потенциал нашей страны, о монолитное единство
советского народа, его горячий патриотизм и высокую революционную
бдительность».
Далее, приведя ряд фактов нарушения законности, в частности, при проведении
следствия, председатель КГБ заявлял, что:
«В органах госбезопасности полностью ликвидированы извращения в работе и
нарушения социалистической законности. Решительными мерами ЦК КПСС и
Советского правительства с этим покончено навсегда. Тяжкие злоупотребления,
процветавшие в период культа личности, никогда, никогда не повторятся в
нашей стране, в нашей партии.
Органы государственной безопасности реорганизованы, значительно
сокращены, освобождены от несвойственных им функций, очищены от
карьеристских элементов. На работу в них партия направила большой отряд
партийных, советских и комсомольских работников. Комитет государственной
безопасности и его органы на местах имеют сейчас хорошо подготовленные,
грамотные, беспредельно преданные партии и народу кадры, способные
успешно решать сложные задачи обеспечения государственной безопасности
нашей страны.
Вся деятельность органов КГБ проходит теперь под неослабным контролем
Партии и Правительства, строится на полном доверии к советскому человеку, на
уважении его прав и достоинства.
Никто сейчас не может быть признан виновным в совершении преступления и
подвергнут наказанию иначе, как по приговору суда…
Чекисты опираются на народ, тесно связаны с трудящимися, с широкой
советской общественностью. Органы государственной безопасности – это уже
не пугало, каким их пытались сделать в недалеком прошлом враги – Берия и его
подручные, а подлинно народные политические органы нашей партии в прямом
смысле этого слова. Исключительно большую роль в деятельности органов КГБ
играют партийные организации, которые заняли достойное, подобающее им
место во всей нашей работе.

Теперь чекисты могут с чистой совестью смотреть в глаза партии, в глаза
советского народа. Принципиально новым в работе органов государственной
безопасности является то, что наряду с усилением борьбы с агентурной работой
вражеских разведок они стали широко применять предупредительные и
воспитательные меры в отношении тех советских граждан, кто совершает
политически неправильные поступки, порой граничащие с преступлением, но
без всякого враждебного умысла, а в силу своей политической незрелости или
легкомыслия. Это является, на мой взгляд, одной из форм участия органов КГБ
в обеспечении воспитательной функции социалистического государства…
Советские чекисты понимают свою большую ответственность перед партией и
народом, полны стремлением и дальше под руководством партии всемерно
укреплять органы государственной безопасности, оттачивать их острие,
направленное против происков империалистических держав и их разведок…»
Как мы уже отмечали ранее, слова Шелепина о расширении роли профилактики
в деятельности органов КГБ полностью соответствовали действительности.
Но и находясь на высокой должности первого заместителя Председателя КГБ,
П. И. Ивашутин оставался человеком, лишенным барского высокомерия,
доступным для подчиненных и открытым в общении с ними.
Как рассказывал автору доктор военных наук, профессор Анатолий Исаевич
Цветков, при их первом непосредственном знакомстве Петр Иванович, обратив
внимание на орденские планки и нашивки за ранения молодого майорапограничника, поинтересовался, где тому пришлось воевать, его планами,
особенно, узнав о его научной работе. (Сам Анатолий Исаевич войну закончил в
Берлине и оставил свою роспись на одной из стен Рейхстага.) Приглашал
обращаться, в случае возникновения необходимости. И, как вспоминал ветеран,
несколько раз он воспользовался этим приглашением для получения
консультаций по своей диссертационной работе.
5 ноября 1961 г. в связи с избранием А. Н. Шелепина секретарем ЦК КПСС
Президиум ЦК КПСС принял решение поручить исполнение обязанности
председателя КГБ при СМ СССР тов. П. И. Ивашутину.
Указом Президиума Верховного Совета СССР 13 ноября 1961 г. председателем
КГБ СССР был назначен Владимир Ефимович Семичастный[168]. Он был моложе
даже своего предшественника – ему было всего 37 лет. Так же, как и Серов,
Семичастный был личным выдвиженцем и протеже Н. С. Хрущева.
А. Н. Шелепин, писал о нем бывший заместитель начальника ПГУ КГБ
В. А. Кирпиченко, по общему впечатлению сотрудников КГБ, чувствовал себя
на посту председателя человеком временным и не пустил глубоких корней в
Комитете. А его преемник В. Е. Семичастный еще далеко не сформировался как
государственный деятель, в нем было больше комсомольского задора, чем
политической мудрости.
Через две недели после назначения Семичастного председателем КГБ при СМ
СССР, 28 ноября 1961 г., президент США Джон Фицджеральд Кеннеди на
церемонии открытия нового здания Штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли заявил: «О

ваших успехах никогда не говорят, а о ваших неудачах трубят повсюду. Ясно,
что вы не можете говорить о тех операциях, которые идут хорошо. Те же,
которые идут плохо, обычно говорят сами за себя». Президент США
подчеркнул: «Я уверен, что вы понимаете, как важна ваша работа и как высоко
будут оценены в далеком будущем ваши усилия».
При этом 1 сентября 1961 г. разведывательное сообщество США пополнилось
Разведывательным управлением Министерства обороны (РУМО), на первых
порах не проводившим агентурных разведывательных операций.
А 1 мая 1961 г. был принят в эксплуатацию сверхпрочный бункер – Кризисный
центр, под западным крылом Белого дома в Вашингтоне, откуда президент
США в качестве главнокомандующего должен был руководить ведением
ядерной войны…
Как руководители органов безопасности страны, находящейся в состоянии
«холодной войны», Семичастный и Шелепин, оставили о себе, мягко
выражаясь, не слишком «добрую память» у сотрудников КГБ.
При Семичастном, согласно известной поговорке о «новой метле», что отражает
распространенную практику «утверждения нового стиля руководства»,
произошел ряд изменений в руководстве Комитета госбезопасности. Но первым
заместителем председателя КГБ при СМ СССР по-прежнему остался генералполковник П. И. Ивашутин (это звание Петру Ивановичу было присвоено 18
февраля 1958 г.).
По свидетельствам современников, В. Е. Семичастный ограничивался
административной работой, не испытывал потребности ни в углублении
специальных знаний, ни во внедрении научных достижений в организацию
оперативно-служебной деятельности органов КГБ.
Семичастный информировал ЦК КПСС, что за период с 1954 по 1961 год из
органов госбезопасности было уволено 46 тысяч офицеров. Взамен их пришли
10 тысяч новых сотрудников, без сомнения, с более высоким уровнем общего
образования, но не имевшие как специальной подготовки, так и опыта
практической работы в правоохранительных органах.
В своих мемуарах Владимир Ефимович отмечал: «Принятие решений по
повседневным оперативным вопросам возлагалось на меня, моих замов и в ряде
случаев на начальников управлений. Хрущеву сообщалось лишь о самых
принципиально важных вещах, которые могли бы серьезнейшим образом
отразиться на политике страны».
Президиум ЦК КПСС и прежде всего первый секретарь Н. С. Хрущев
«участвовали в разработке комплексных планов деятельности органов КГБ, в
определении их места в советском обществе, в решении кадровых вопросов.
Политбюро утверждало основные инструкции, положения, регулировавшие
нашу работу, но в конкретные операции не посвящалось – информировалось по
результатам.
Члены Политбюро знали ту часть нашей работы, которая выполнялась в
соответствии с Конституцией СССР и решениями съездов партии. Техника и

технология исполнения этих задач, в том числе и нелегальными методами,
осуществлялась аппаратами КГБ без их ведома.
Для первого секретаря не было секретов, но подлинных имен (источников
информации. – О.Х.), мы не называли».
В заключение приведем еще один документ, который характеризует некоторые
аспекты работы П. И. Ивашутина.
Речь идет о специальном докладе В. Е. Семичастного о работе с кадрами с 1954
по 1962 год. Процитируем некоторые его фрагменты.
«После ликвидации банды Берия и разоблачения культа личности Сталина, под
неослабным руководством ЦК КПСС и лично Н. С. Хрущева, в органах
госбезопасности ликвидированы извращения в работе и нарушения
социалистической законности, восстановлены ленинский стиль и методы
работы, возрождены славные традиции ВЧК… За период с 1954 г. из органов
госбезопасности (без войск), с учетом проходивших сокращений штатов,
уволено более 46 тысяч офицеров, в том числе почти половина – с 1959 г. (то
есть после назначения председателем КГБ при СМ СССА А. Н. Шелепина).
Свыше трех тысяч офицеров уволено как не пригодных и не способных в новых
условиях обеспечить выполнение возложенных на них обязанностей, многие из
которых являлись нарушителями социалистической законности. По фактам,
дискредитирующим высокое звание генерала, 64 бывших ответственных
работника органов госбезопасности лишены генеральских званий.
Назначение пенсий производилось в строгом соответствии с действующим
законодательством. Многим офицерам, уволенным по служебному
несоответствию, пенсии вовсе не назначались, а более 350 человек получают
пенсию в половинном размере.
За это же время органы госбезопасности значительно пополнены свежими,
грамотными, политически подготовленными, прошедшими хорошую школу
жизни кадрами. По рекомендациям партийных и комсомольских органов только
на офицерские должности на работу в органы КГБ вновь принято более
шестнадцати с половиной тысяч человек, что составляет около 48 % ко всему
офицерскому корпусу КГБ. Офицеров, находящихся на работе в органах
госбезопасности с 1937 г., насчитывается всего 1,2 %.
Многим политически зрелым, положительно зарекомендовавшим себя на работе
чекистам, не имевшим необходимой общеобразовательной подготовки, были
созданы условия для получения высшего и среднего образования без отрыва от
работы. С момента создания Комитета более 7 тысяч сотрудников окончили
заочные и вечерние вузы и около 15 тысяч – средние школы.
К настоящему времени качественный состав офицерских кадров (без войск)
органов госбезопасности в целом значительно улучшился и по сравнению с
1954 г. характеризуется следующими данными.

Среди работников КГБ имеют ученые степени докторов наук 9 человек,
кандидатов наук – 235 человек, Героев Советского Союза – 32 человека.
В работе по подбору и расстановке кадров большое внимание обращалось
прежде всего на укрепление руководящих кадров центрального аппарата и
периферийных органов КГБ, а также разведывательных,
контрразведывательных и следственных подразделений. За отчетный период
были заменены все руководители главных управлений, самостоятельных
управлений и отделов центрального аппарата, а также руководители местных
органов КГБ, за исключением 6 руководителей УКГБ-КГБ областей и
автономных республик.
Только на должности руководящего состава в органы КГБ направлено более 460
человек из числа партийных, советских и комсомольских работников.
Качественный состав руководящих кадров органов госбезопасности (без войск),
входящих в номенклатуру ЦК КПСС и КГБ при СМ СССР, характеризуется
следующими данными.

За последние три года группа руководящих работников КГБ, в целях
укрепления органов охраны общественного порядка, прокуратуры и др., по
решению партийных органов выдвинута на должности министров, заместителей
министров, прокуроров союзных республик /Российской Федерации,
Украинской, Белорусской, Латвийской, Грузинской, Туркменской и др.
Последствия вражеского руководства органами госбезопасности тяжело
отразились на оперативной деятельности разведки. Кадры были засорены, а
разведывательная работа запущена. Значительная часть сотрудников разведки
по своим политическим и деловым качествам не способны были выполнять
поставленные перед ними ответственные задачи. На закордонную работу
проникли карьеристы, двурушники, политически сомнительные и неустойчивые
лица. Имевшие место факты измены Родине в 1953–1954 гг. привели к тому, что
многие опытные разведчики были расшифрованы и не могли быть
использованы на работе за границей.
ЦК КПСС уделял постоянное внимание органам разведки, тщательно
разбирался с положением дел и оказывал большую практическую помощь. В
постановлении от 30 июня 1954 г. Центральным Комитетом партии и Советом
Министров СССР наряду с неудовлетворительной оценкой работы
разведывательной службы были поставлены большие задачи и определены пути
улучшения разведывательной работы. Руководствуясь этим постановлением,
Комитет госбезопасности принял меры к укреплению органов разведки
политически подготовленными, высококвалифицированными кадрами.
Пополнение разведки, как правило, ежегодно проводилось по решениям ЦК
КПСС за счет партийных, советских и комсомольских работников, лиц,
работавших в учреждениях и ведомствах, связанных по работе с заграницей,
выпускников Высшей дипломатической школы МИД, Военно-дипломатической
академии Советской армии и учебных заведений КГБ, а также сотрудников
других подразделений органов госбезопасности. Одновременно проводилась
большая работа по очищению разведки от лиц, не внушавших доверия,

неустойчивых в моральном отношении, со слабой общеобразовательной
подготовкой и низкими деловыми качествами.
Важное значение имело решение Центрального Комитета партии от 10 мая
1956 г. «О мерах по реорганизации и укреплению научно-технической
разведки». В соответствии с этим решением из министерств и ведомств на
работу в разведку прибыло около 60 специалистов различного профиля.
Сотрудники, не имевшие высшего технического образования, были заменены
инженерами и научными работниками, компетентными в вопросах современной
науки и техники. В ряде министерств и государственных комитетов созданы
разведотделы. Перестройка работы отдела научно-технической разведки
способствовала улучшению результатов оперативной деятельности за границей.
Значительно увеличилось количество и качество поступающей информации,
которая с успехом реализуется в нашей промышленности.
Проведенная в 1958 г. комиссией Отдела административных органов ЦК КПСС
проверка состояния работы с кадрами в I Главном управлении оказала
серьезную помощь в выявлении и устранении имевшихся в этом деле серьезных
недостатков.
Большие усилия по дальнейшему укреплению органов разведки были
осуществлены за последние четыре года (1959–1962 гг.). Основное внимание
было сосредоточено на вопросах укомплектования заграничных резидентур
квалифицированными работниками с высокими политическими, деловыми
качествами и хорошим знанием иностранных языков, на создании
необходимого резерва кадров руководящих и оперативных работников,
перспективных для работы за границей, а также на вопросах подготовки,
воспитания кадров и совершенствования аппарата разведывательной службы.
На работу в разведку было направлено более 600 сотрудников, в том числе
группа ответственных работников из аппарата ЦК КПСС, Московской
городской и областной партийных организаций, а также много чекистов с
опытом контрразведывательной работы.
Повысились требования к сотрудникам, выезжающим за кордон. Ежегодное
комплектование и замена оперативного состава резидентур осуществляется в
соответствии с перспективным планом подготовки и переподготовки кадров
разведки на 1961–1965 гг.
Несмотря на то, что количество находящихся за границей сотрудников только с
1959 г. увеличилось на 23 %, принятыми мерами некомплект кадров за границей
почти полностью ликвидирован и на 1 января 1963 г. составлял всего 0,6 % (в
1954 г. этот некомплект составлял более 30 %), причем на все вакантные
должности имеются кандидаты, которые находятся в стадии оформления.
Увеличение численности сотрудников разведки за кордоном объясняется
расширением задач, стоящих перед разведкой в странах главного противника, и
созданием резидентур во вновь образовавшихся в результате национальноосвободительного движения государствах Африки и в некоторых странах Азии.
Кроме того, активизация подрывной деятельности разведок главных
империалистических государств против советских граждан за границей

требовала также принятия мер по усилению контрразведывательной работы в
капиталистических странах, активизации деятельности разведки против
главного противника с территории третьих стран. В связи с этим к настоящему
времени количество резидентур КГБ по сравнению с 1954 г. увеличилось с 40 до
63.
В целях зашифровки сотрудников и более эффективного использования в
интересах разведки министерств и ведомств, имеющих связи с заграницей,
Комитету госбезопасности с разрешения ЦК КПСС в МИДе, МВТ и других
организациях предоставлено более 230 должностей, которые замещены
сотрудниками разведки.
Для проведения активных мероприятий и дезинформации противника в июне
1959 г. в Первом Главном управлении создан отдел «Д», который в короткий
срок был укомплектован подготовленными работниками.
В связи с активизацией деятельности контрразведок противника особое
внимание уделялось контрразведывательной подготовке выезжающих за
границу сотрудников. Обмен кадрами между разведкой и контрразведкой стал
более организованным. Отдел контрразведки за границей Первого Главного
управления КГБ реорганизуется в службу № 2 и укрепляется за счет
перспективных работников местных органов.
С целью планомерного пополнения подразделений разведки и создания
необходимого резерва кадров для закордона Комитет стал больше направлять за
границу работников местных органов. В конце 1962 г. Коллегия Комитета
госбезопасности рассмотрела вопрос о работе с кадрами в разведывательных
подразделениях КГБ Украины и утвердила план потребности и перспективного
использования кадров местных органов на работе в загранаппаратах.
По просьбе Комитета госбезопасности ЦК КПСС разрешено отобрать в 1963 г.
в разведку 55 человек из числа работников партийных органов г. Москвы, а
также министерств и ведомств, связанных с работой за границей.
Проведенная работа дала значительные положительные результаты.
Оперативные сотрудники Первого Главного управления КГБ, непосредственно
занимающиеся разведывательной работой в капиталистических странах, к
настоящему времени обновлены более чем на 70 %.
Об улучшении качественного состава кадров разведки, находящихся на работе
за границей, свидетельствуют следующие сравнительные данные.

Подготовка кадров разведчиков проводится в Высшей разведывательной школе
Комитета (школа № 101), на факультете иностранных языков Высшей школы
КГБ им. Ф. Э. Дзержинского и на специальных курсах, создаваемых по мере
необходимости.
С 1960 г. на факультете усовершенствования школы № 101 проводится
плановая подготовка руководящих работников для резидентур КГБ за счет
перспективных разведчиков, положительно зарекомендовавших себя на
практической работе за границей.
Мероприятия по улучшению изучения, подготовки и воспитания кадров
разведки позволили поднять уровень работы закордонных аппаратов КГБ.
Однако случаи недисциплинированности и нерадивого отношения к делу
отдельных сотрудников разведки все еще имеют место. В I962 г. по указанным
мотивам из-за границы досрочно отозвано 14 человек, из них 6 человек – за
аморальные проступки.
Серьезным провалом в работе разведки является измена Родине в 1961 г.
бывшего сотрудника резидентуры КГБ в Хельсинки Голицына. Это
обстоятельство вызвало дополнительные трудности в работе с кадрами
разведки, связанные с немедленным отзывом из-за границы более 60 опытных
разведчиков и перемещением в другие подразделения КГБ группы сотрудников
центрального аппарата разведки, расшифрованных предателем. Благодаря
имевшимся резервам в кадрах эти потери в короткие сроки были восполнены.
Комитетом госбезопасности были приняты и другие неотложные меры по
локализации последствий предательства.
Измена Голицына явилась результатом безответственного отношения резидента
к порученному делу, поверхностного изучения морально-политических и
деловых качеств работников при направлении их за границу, слабого контроля
за их деятельностью со стороны Центрального аппарата разведки. Виновные в
этом деле Комитетом госбезопасности строго наказаны, о чем доложено ЦК
КПСС. Комитет госбезопасности сделал необходимые выводы из факта
предательства и принимает меры к улучшению отбора кадров в разведку и
усилению воспитательной работы среди сотрудников, находящихся за границей.

Работа руководящего состава и партийной организации Первого Главного
управления КГБ подчинена задачам воспитания у разведчиков чувства высокой
партийности и ответственности за порученное дело, бдительности и
конспирации в работе, любви и преданности Коммунистической партии,
Советскому правительству, своей Родине. Особое внимание в воспитании
кадров уделяется мобилизации разведчиков на усиление работы резидентур
против главного противника, совершенствование форм и методов
разведывательной деятельности с учетом современной обстановки в
капиталистических странах и требований, предъявляемых ЦК КПСС. Усилен
контроль за состоянием дел в загранаппаратах, куда стали чаще выезжать
руководящие работники КГБ.
Коллектив разведки в морально-политическом отношении здоров. Находясь за
границей в трудных условиях все более осложняющейся обстановки, советские
разведчики проявляют смелость и настойчивость в достижении намеченных
целей, полны горячего стремления успешно выполнить задачи, поставленные
перед ними Коммунистической партией и Советским правительством.
Большие мероприятия проведены по укреплению кадрами
контрразведывательной службы Центрального аппарата и местных органов
КГБ. При этом серьезное внимание уделялось подразделениям, ведущим
оперативную работу по посольствам и миссиям капиталистических государств,
аккредитованным в Москве, иностранцам, приезжающим в СССР, а также на
объектах оборонной и атомной промышленности. Контрразведка пополнилась
политически грамотными молодыми кадрами, имеющими инженернотехническую и языковую подготовку. Более чем на 50 % обновился
руководящий состав контрразведывательных подразделений за счет приема
новых сотрудников с партийной, советской, комсомольской работы, а также
выдвижения положительно проявивших себя на практической работе рядовых
работников.
По состоянию на 1 января 1963 г. в двух управлениях и отделах местных
органов КГБ почти 60 % сотрудников имеют высшее и незаконченное высшее
образование (в 1954 г. было 18 %), около 80 % специальную и чекистскую
подготовку.
Во 2-м Главном (контрразведывательном) управлении КГБ работает более 80 %
сотрудников с высшим и незаконченным высшим образованием. (В 1954 г. было
38 %.) Более 70 % должностей, подлежащих замещению лицами со знанием
иноязыков и с инженерно-технической подготовкой, укомплектовано
соответствующими работниками.
Для ускоренного пополнения контрразведывательных подразделений
подготовленными кадрами со знанием иностранных языков при Высшей школе
КГБ дополнительно к имеющемуся факультету иностранных языков созданы
двухгодичные курсы, на которых обучается 80 человек.
Проведенные мероприятия позволили улучшить деятельность контрразведки. За
последние годы осуществлены важные оперативные мероприятия, в результате
которых разоблачен ряд агентов разведок капиталистических государств.

Состав следственных работников обновлен как в центре, так и на местах. Ни
один следователь бывшей следственной части периода вражеского руководства
в настоящее время на следствии не работает. Следственные отделы (отделения,
группы) укомплектованы политически зрелыми и юридически грамотными
кадрами. Достаточно сказать, что в следственных аппаратах Комитета и его
органах на местах на 1 января 1963 г. следователей с высшим и незаконченным
высшим образованием (в абсолютном большинстве юридическим) работает
более 92 % (в 1954 г. было около 24 %), а в Следственном отделе КГБ при СМ
СССР – почти 97 %.
Принятые меры по укреплению следственных аппаратов органов
госбезопасности дали возможность в короткие сроки устранить имевшие место
извращения в следственной работе и восстановить в их деятельности
социалистическую законность.
Значительно укреплены подготовленными кадрами органы военной
контрразведки и прежде всего особые отделы, дислоцирующиеся за границей, а
также осуществляющие оперативную работу в ракетных частях и на режимных
объектах Министерства обороны СССР. Если в 1954 г. в особых отделах
работало более 43 % офицеров, не имевших среднего образования, то на 1
января 1963 г. число их сократилось до 1,2 %, а количество офицеров с высшим
образованием возросло с 4,6 % до 33,5 %; около 34 % офицеров теперь имеют
военное образование. Свыше 90 % генералов и офицеров военной
контрразведки (в округах, флотах и армиях) назначено на руководящие
должности за последние 4 года. Многие особые отделы КГБ военных округов,
флотов, армий, корпусов, дивизий в настоящее время возглавляют в прошлом
командно-политические работники Советской армии и Военно-Морского флота,
направленные на работу в военную контрразведку в соответствии с решениями
ЦК КПСС…
С учетом всевозрастающего использования достижений науки и техники в
подрывной деятельности разведок империалистических государств против
Советского Союза Комитетом госбезопасности были приняты соответствующие
меры по укреплению кадрами оперативно-технических служб (8 Главное и
Оперативно-техническое управления) КГБ.
За последние два года в оперативно-технические подразделения было
подобрано и направлено почти 2 тысячи специалистов из различных областей
знаний. Большая группа сотрудников без отрыва от работы проходила обучение
в высших и средних технических учебных заведениях, в заочных аспирантурах
и на различных курсах повышения квалификации. Сейчас в указанных службах
работают 36 кандидатов наук, свыше 1500 инженеров, математиков и других
высококвалифицированных специалистов.
Повышение технической вооруженности органов КГБ, укрепление их
специалистами высокой квалификации расширили возможности оперативнотехнических служб в решении разведывательных и контрразведывательных
задач.

В марте 1957 г. по решению ЦК КПСС и Совета Министров СССР в состав
Комитета госбезопасности были переданы пограничные войска. В этот период
более половины офицеров-пограничников не имели среднего образования, что
отрицательно отражалось на уровне пограничной службы. За прошедшее время
состав офицерских кадров пограничных войск улучшился, укреплено звено
начальников пограничных застав и командно-политический состав отрядов, то
есть подразделений и частей, осуществляющих непосредственную охрану
государственной границы. Среди офицеров пограничных войск теперь 90 %
имеют высшее и среднее образование; более 70 % командных кадров, входящих
в номенклатуру ЦК КПСС и КГБ при СМ СССР, имеют высшее военное
образование. Офицеров в возрасте до 40 лет – более 75 %.
В связи с техническим перевооружением войск правительственной связи и
вводом в эксплуатацию новых объектов на территории СССР и стран народной
демократии за последние 2 года потребовалось увеличить офицерский состав
войск почти на 1500 человек и в связи с этим принять дополнительные меры по
быстрейшему укомплектованию офицерами и специалистами формируемых
войсковых подразделений и узлов связи.
В решении задач по укреплению квалифицированными кадрами органов и войск
КГБ важную роль играют учебные заведения Комитета государственной
безопасности.
В отчетный период в учебных заведениях КГБ (включая пограничные училища)
завершили курс обучения 25 тысяч человек, в том числе прошли подготовку
более 15 тысяч и переподготовку около 10 тысяч человек.
В соответствии с потребностью в кадрах и требованиями, вытекающими из
Закона о связи школы с жизнью, Комитетом госбезопасности по решению ЦК
КПСС осуществлена перестройка деятельности учебных заведений и
значительно сокращено их количество.
С 1954 г. 21 учебное заведение Комитета госбезопасности было
расформировано и оставлено только 6 оперативных школ и 2 пограничных
училища. На базе четырех высших учебных заведений (Ленинградского
института иностранных языков, Высшей школы 8-го Главного управления,
Военного института и Высшей школы КГБ) была создана Высшая школа КГБ,
как основной учебный центр по подготовке и переподготовке чекистских кадров
различного профиля.
Согласно утвержденному Коллегией плану подготовки и переподготовки кадров
на 1961–1965 гг., для основных подразделений органов и войск Комитета
намечено ежегодно готовить 500–550 оперативно-чекистских работников с
высшим образованием, в том числе 150 человек со знанием иностранного языка,
170–200 оперативных работников со средним и высшим военным образованием
для особых отделов, 150–200 работников наружного наблюдения со средним
образованием, 180 офицеров связи со средним образованием для войск
Комитета, 230–280 офицеров пограничных войск, а всего около 1500 человек в
год.

Кроме того, для войск Комитета предусмотрена подготовка специалистов в
военных академиях (75–100 человек в год) и в военных училищах Советской
армии (150–180 человек в год). На заочном отделении Высшей школы КГБ
ежегодно получают высшее юридическое образование 200–250 человек.
В отчетный период учебные заведения были укреплены также опытными
кадрами профессорско-преподавательского и руководящего состава. В
настоящее время в учебных заведениях КГБ работает более 150 преподавателей,
имеющих ученые степени и звания.
Утверждены новые учебные планы и программы учебных заведений, а также
перспективные планы их научно-исследовательской и издательской работы, что
позволило обеспечить необходимую координацию в деятельности кафедр и
сосредоточить усилия научно-педагогических кадров на подготовке основных
учебников и учебных пособий по специальным дисциплинам.
Учебные заведения повысили качество подготовки кадров, усилили связь с
оперативными подразделениями, стали более активно влиять на организацию и
состояние чекистской учебы в органах.
По указанию ЦК КПСС Комитет государственной безопасности в последние
годы провел серьезную перестройку своей работы в целях сосредоточения
основных оперативных сил и средств против происков империалистических
разведок, усиления агентурно-оперативной работы на основных направлениях,
совершенствования стиля и методов работы всех подразделений органов КГБ.
В процессе перестройки были укреплены в первую очередь разведывательные и
контрразведывательные службы, ликвидирована разобщенность и параллелизм
в работе отдельных звеньев, упразднена многоступенчатость в построении
аппарата, органы КГБ освобождены от не свойственных им функций и
значительно сокращена их штатная численность. Подсобные хозяйства и
промышленные предприятия, многие строительные организации, лечебные
учреждения, жилые дома и мастерские бытового обслуживания сотрудников
были переданы в различные министерства и ведомства. Структура Комитета
государственной безопасности и его периферийных органов была приведена в
соответствие с поставленными задачами…
В результате проведенных организационных штатных мероприятий в Комитете
госбезопасности его органах на местах было упразднено большое количество
структурных подразделений и аппаратов уполномоченных в городах и районах.
Штатная численность за период с 1954 г. сократилась более чем на 59 тысяч
единиц, в том числе только после 1959 г. – почти 24 тысячи единиц. А по
органам и войскам вместе взятым штатная численность за отчетный период
сокращена почти на 110 тысяч единиц.
В подразделениях КГБ, где по характеру службы можно было обойтись без
военнослужащих, перечень офицерских должностей за счет перевода их в
категорию рабочих и служащих уменьшился более чем на 17 тысяч единиц. В
настоящее время офицерские должности сохранены в основном лишь в
оперативных подразделениях и частично на наиболее важных участках
оперативно-технических служб. В хозяйственных, финансовых, медицинских

службах и секретариатах абсолютное большинство офицерских должностей
переведено в категорию рабочих и служащих. Пересмотрена штатная
положенность предельных офицерских и генеральских званий в сторону их
снижения.
В целях удешевления содержания аппарата, а также ликвидации ряда льгот,
неоправданно введенных для работников органов госбезопасности в период
культа личности, по инициативе КГБ при СМ СССР за последние годы были
отменены процентные надбавки за работу с секретными документами (до 15 %),
выплата денег офицерскому составу взамен продовольственного пайка (20 руб.),
прекращен бесплатный отпуск медикаментов, значительно снижено льготное
исчисление выслуги лет при назначении пенсий работникам управления охраны
и т. д.
Строго выполняя указания Коммунистической партии о том, что успех дела
прежде всего зависит от правильного подбора, расстановки и воспитания
кадров, Комитет госбезопасности постоянно держит эти вопросы в центре
своего внимания. Только за 1960–1962 гг. на Коллегии и руководством КГБ
рассмотрено более 30 важнейших вопросов работы с чекистскими кадрами, в
том числе такие, как перспективный план подготовки и переподготовки кадров
в органах и войсках КГБ на 1961–1965 гг., о мерах по улучшению изучения
сотрудниками КГБ иностранных языков, о служебном аттестовании
офицерского состава органов и войск КГБ, о состоянии и мерах по укреплению
воинской дисциплины среди личного состава, о мерах по усилению борьбы с
очковтирательством в оперативно-служебной и хозяйственной деятельности
органов и войск КГБ и многие другие. Проведена проверка и заслушаны на
Коллегии КГБ комитеты госбезопасности Грузинской, Казахской, Туркменской,
Латвийской ССР, УКГБ Магаданской области и другие органы об их работе с
кадрами.
В полном соответствии с требованиями ЦК КПСС все назначения и
перемещения по должностям номенклатуры ЦК КПСС и Комитета
рассматриваются на Коллегии КГБ с вызовом работников. Руководящий состав
местных органов КГБ утверждается также соответствующими партийными
органами.
В работе с кадрами Комитет госбезопасности стал больше опираться на помощь
партийных организаций. В свою очередь повысилась роль партийных
организаций органов и войск КГБ в этом деле. Партийные организации стали
глубже и конкретнее вникать в вопросы подбора, расстановки, воспитания и
обучения кадров, выносить их на обсуждение партийных собраний и собраний
партийного актива как в центральном аппарате, так и в местных органах КГБ.
Важное значение в деле улучшения работы с кадрами имеет приказ КГБ № 040
от 7 марта 1961 г. «О мерах улучшения работы с кадрами в органах и войсках
Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР»,
одобренный ЦК КПСС.

Усилены руководство и контроль за деятельностью кадровых аппаратов, в
1961 г. проведены кустовые совещания руководителей кадровых подразделений
органов и войск КГБ…
Работники Управления кадров в составе бригад Комитета постоянно выезжают
для проверки оперативной деятельности местных органов КГБ, что дает
возможность более глубоко изучать и оценивать чекистские кадры на
практических делах. Особое внимание обращается на идейную закалку,
повышение политической бдительности, чувства ответственности сотрудников
за порученное дело, на их воспитание в духе строжайшего соблюдения
советской законности. Изучение положения дел в местных органах КГБ
проходит в тесном контакте с партийными организациями, политорганами
Советской армии и Военно-Морского флота; о результатах проверки
информируются ЦК компартий союзных республик, крайкомы, обкомы партии,
военные советы округов, флотов, армий.
Работники центрального аппарата и местных органов КГБ стали чаще
выступать с докладами и беседами на заводах, в учреждениях, научноисследовательских институтах, в колхозах и совхозах. Это положительно
сказалось на укреплении связи органов госбезопасности с партийными и
общественными организациями, с широкими трудящимися массами, что в свою
очередь способствует политическому воспитанию работников органов
госбезопасности.
В результате восстановления в органах госбезопасности ленинского стиля и
методов работы повысилась роль коллегий и советов КГБ-УКГБ, созданных за
период после 1954 г., обеспечены условия для широкого проявления
инициативы чекистов, развертывания смелой критики и самокритики
недостатков.
Вследствие повышения требовательности к кадрам, улучшения воспитательной
работы, укрепления служебной дисциплины на основе воинских уставов
возросло чекистское мастерство работников. Все это положительно сказалось на
результатах оперативно-служебной деятельности органов госбезопасности. За
достигнутые конкретные результаты в работе за последние 4 года около 500
сотрудников Комитета госбезопасности награждены орденами и медалями
Союза ССР.
В 1962 г. Отделом административных органов ЦК КПСС проверена работа
Управления кадров КГБ при СМ СССР, результаты которой обсуждены на
совещании в отделе с участием руководства КГБ. Проверка оказала
необходимую помощь Комитету госбезопасности в улучшении работы с
чекистскими кадрами, способствовала повышению уровня работы Управления
кадров Комитета и кадровых аппаратов местных органов КГБ, укреплению их
подготовленными работниками.
Докладывая ЦК КПСС о проделанной работе, Комитет государственной
безопасности отчетливо видит имеющиеся серьезные недостатки в этом деле.
Несмотря на принятые меры, уровень работы с кадрами все еще не в полной
мере отвечает предъявляемым Центральным Комитетом партии требованиям.

На отдельных участках работы в органах и войсках КГБ находятся еще слабые,
отставшие от жизни и современных требований работники, утратившие чувство
нового, неспособные успешно выполнять возложенные на них обязанности; изза отсутствия полноценного резерва пополнения кадров нередко длительное
время остаются незамещенными должности на важных направлениях
чекистской работы; не изжиты факты поверхностного изучения отбираемых
кандидатов, вследствие чего в органы иногда попадают случайные люди,
недостойные высокого доверия партии и народа, что особенно нетерпимо при
подборе кадров на заграничную работу. В разведке, контрразведке и в
оперативно-технических службах испытывается нехватка сотрудников со
специальным техническим образованием и знанием иностранных языков,
потребность в которых в соответствии с перспективным планом подготовки и
переподготовки кадров будет полностью удовлетворена лишь в ближайшие 2–4
года. В ряде подразделений Комитета проявляется робость в выдвижении
молодых кадров, положительно зарекомендовавших себя на практической
работе. Вследствие низкой требовательности со стороны отдельных
руководителей органов и командиров воинских частей, отсутствия должного
контроля, поверхностного изучения сотрудников, их поведения на службе и в
быту вовремя не вскрываются и не предупреждаются отдельные нездоровые
явления и аморальные поступки среди личного состава. Не изжиты до конца
случаи безответственного отношения работников к выполнению служебного
долга, грубого нарушения штатной и финансовой дисциплины и позорные для
чекистов факты притупления политической бдительности и расконспирации.
Хотя общее количество проступков среди офицерского состава органов КГБ в
1962 г. по сравнению с 1961 г. несколько и снизилось, но все еще остается
высоким. В истекшем году офицерами органов КГБ допущено около 1800
дисциплинарных проступков и офицерами войск – более 2000.
…Комитет госбезопасности в июле 1962 г. дополнительно разработал и
утвердил на Коллегии специальный план мероприятий, направленный на
дальнейшее улучшение дела подбора, расстановки, воспитания и обучения
чекистских кадров и особенно руководящего состава, повышение
ответственности руководителей за работу с кадрами, за укрепление служебной и
воинской дисциплины среди личного состава. Обращено особое внимание на
качественный подбор кадров, направляемых на работу за кордон.
Внимание всего руководящего состава, а также Управления кадров КГБ и
кадровых аппаратов местных органов обращается на необходимость повышения
уровня воспитательной работы среди сотрудников органов и войск КГБ в духе
добросовестного исполнения служебного долга, скромности и честности,
партийной принципиальности, непримиримости к недостаткам, строжайшего
соблюдения режима экономии и бережливости в расходовании государственных
средств, а также более глубокого анализа и обобщения актуальных вопросов
кадровой работы, популяризации положительного опыта работы с кадрами.
На основе изучения положения дел в Центральном аппарате и местных органах
КГБ при СМ СССР будет и впредь принимать необходимые меры по

совершенствованию структуры и удешевлению содержания чекистских органов
с учетом конкретно складывающейся обстановки».
Заканчивался этот доклад, вполне в духе того времени, уверением в том, что:
«Комитет госбезопасности заверяет ЦК КПСС, что коллектив чекистов,
беспредельно преданный Коммунистической партии, Советскому правительству
и нашей Родине, постоянно чувствуя отеческую заботу и внимание со стороны
Центрального Комитета партии и Советского правительства, воодушевленный
великой программой строительства коммунизма, успешно выполнит
поставленные перед ним ответственные задачи по защите государственных
интересов от подрывной деятельности империалистического лагеря».

Момент истины
1961–1962 годы были богаты на многие драматические события не только
лично для Петра Ивановича, которому по долгу службы приходилось тесно
соприкасаться с ними, но и для всей страны в целом.
Это – и первый в истории обмен советского разведчика «полковника Абеля»
(В. Г. Фишера) 10 февраля 1962 г. на американского летчика Ф. Г. Пауэрса,
сбитого под Свердловском 1 мая 1960 г. «Абель»-Фишер (оперативный
псевдоним «Марк») был арестован в Нью-Йорке 21 июня 1957 г.
Это о нем, Вильяме Генриховиче Фишере[169] бывший директор ЦРУ США
Аллен Даллес писал: «Абель находился на своем посту 9 лет, пока не был
арестован. И нет никаких оснований думать, что он не остался бы в США еще
на протяжении многих лет, если бы один из его сотоварищей, тоже нелегальный
агент советской разведки, не перешел бы на нашу сторону». И добавлял: «Я
хотел бы, чтобы мы имели таких трех-четырех человек в Москве».
Это о Фишере и подобных ему людях Аллен Даллес писал: «…у меня
сложилось впечатление, что офицер разведывательной службы Кремля являет
собою специфический тип советского человека. Это гомо советикус, так сказать,
в самом совершенном виде. Преданность коммунистическим идеям – самая
важная часть его характеристики, более важная, чем даже уровень его
разведывательной подготовки. Мне кажется, что он – самое выдающееся
творение советской системы, наделенное коммунистическим мышлением
высочайшей степени».
Но в то же время значительный урон разведке наносили измены и предательства
ее сотрудников и агентов, аресты и судебные приговоры тем источникам
информации, которые не шли на предательство, «судебную сделку»
с зарубежным «правосудием». Но, как бы парадоксально это ни казалось, об
успехах разведки косвенно можно судить и по ставших достоянием гласности ее
провалам и неудачам.
В феврале 1961 г. в Лондоне был арестован ценный источник внешней разведки
КГБ, высокопоставленный сотрудник СИС Джордж Блейк. Подобно
большинству арестовывавшихся зарубежными контрразведками советских

агентов, Блейк был выдан предателем – польским военным атташе в Лондоне
М. Голеневским. Блейк был приговорен к 42 годам заключения, но в 1965 г.
самостоятельно организовал успешный побег из тюрьмы, а затем был
конспиративно вывезен в СССР.
6 ноября 1961 г. в Бонне был арестован начальник «советского» отдела БНД
Хайнц Фельфе[170], двумя годами позднее приговоренный к 14 годам
заключения (в 1969 г. Х. Фельфе был обменен на агентов БНД и ЦРУ,
арестованных в ГДР).
22 декабря 1961 г. в Хельсинки совершил побег сотрудник резидентуры ПГУ
КГБ СССР майор Анатолий Голицын. Им, в частности, были сообщены
сведения, указывавшие на сотрудничество с советской разведкой сотрудника
СИС Кима Филби[171], которые могли бы привести к его аресту, если бы не
проведенная КГБ его экстренная эвакуацию из Бейрута в СССР, а также о
Жорже Паке. Пак Жорж (1914–1993). Сотрудничество с советской разведкой
начал в Алжире в 1943 г., где принимал участие в движении Сопротивления.
После освобождения Франции в 1944–1945 годах работал начальником
канцелярии министра военно-морского флота. В период с 1953 по 1958 год
занимал важные государственные посты в ряде правительств 4-й Республики.
В октябре 1958 г. был назначен руководителем справочной службы Генштаба
французской армии, а в июле 1961-го – начальником канцелярии Института
национальной обороны. В октябре 1962 г. Ж. Пак был переведен в систему
НАТО в качестве помощника начальника пресс-службы этого военного блока и
получил доступ к наиболее секретным досье.
Но в 1963 г. был арестован. Осужден на семь лет. В 1970 г. вышел на свободу.
После освобождения несколько раз посещал Советский Союз, изучил русский
язык. Во Франции его называют «французским Филби».
У читателя может возникнуть закономерный вопрос: а уместно ли, морально ли
писать о гражданах других государств, оказывавших в разные годы помощь
советской разведке?
Нам кажется, что да, это морально оправданно и необходимо. Тем более что о
предателях из числа советских граждан написаны и переизданы если не сотни,
то десятки книг, выпущенных немалыми тиражами, пытающихся оправдать
этих предателей. Тогда как о подлинных героях тайной войны, спасавших мир
не только на Европейском континенте, известно гораздо меньше.
В этой мысли меня утверждает и заявление Мелиты Норвуд, сотрудничавшей с
советской разведкой не одно десятилетие, начиная с конца 1930-х годов. 11
сентября 1999 г., когда после публикации очередной книги одного из
перебежчиков из КГБ, журналисты атаковали 87-летнюю Норвуд вопросами, не
сожалеет ли она о сотрудничестве с советской разведкой, она заявила:
«Я делала это не ради денег, а чтобы помешать уничтожить новую социальную
систему, которая более справедлива, дает простым людям еду и средства,
которые может позволить, дает образование и здравоохранение»[172].

Следует отметить, что многими негласными помощниками советской разведки
из числа граждан иностранных государств двигали как симпатии к идеям
социализма, Советскому Союзу, так и неприятие идеологии и политики paxamericana («мира по-американски»), отражавшей стремление правящих кругов
США к мировому господству. И оба эти морально-психологических фактора не
утрачивали своего значения многие годы.
Болгарин Иван Винаров писал о помощниках советской военной разведки: «Они
помогали нам во имя того, что невозможно выразить в деньгах, что
несоизмеримо с обычными ценностями, во имя того, что придает смысл самой
жизни, – во имя наших идей, а точнее, веры в то, что они помогают Советскому
Союзу, прогрессу человечества и делу мира»[173].
Не стоит сбрасывать со счетов и первого из названных нами факторов –
симпатии к идеям социализма. Ведь, как бы ни казалось это парадоксальным
сегодня, еще более двадцати лет назад один из ведущих идеологов
антисоветизма и антикоммунизма откровенно признавал: «Порожденный
нетерпеливым идеализмом, отвергавшим несправедливость существующего
порядка вещей, он (социализм, который автор цитируемого фрагмента, равно
как и многие нынешние его последователи, именует коммунизмом. – О.Х.)
стремился к лучшему и более гуманному обществу, но привел к массовому
угнетению. Он оптимистически отражал веру в мощь разума, способного
создать совершенное общество.
Во имя морально мотивированной социальной инженерии он мобилизовал
самые мощные чувства – любовь к человечеству и ненависть к угнетению.
Таким образом, ему удалось увлечь ярчайшие умы и самые идеалистические
души, он привел к самым ужасным преступлениям нашего, да и не только
нашего столетия».
Прежде, чем раскрыть читателю тайну имени цитируемого автора, отметим, что
партийно-политическая оценка преступлений и злодеяний 30–50-х годов была
уже дана XX съездом КПСС и приводилась нами ранее.
И опять-таки, исторической правды ради, скажем и о том, что после
разоблачения преступлений периода культа личности Сталина, прозвучавших
на XX съезде КПСС, некоторые зарубежные источники отказались от
продолжения сотрудничества с органами госбезопасности СССР по
идеологическим соображениям.
Однако продолжим прерванное цитирование сочинения еще не названного
американского автора: «Более того, коммунизм представлял собой ложно
направленное усилие навязать общественным явлениям тотальную
рациональность. Он исходил из представления, что грамотное, политически
сознательное общество может осуществлять контроль над общественной
эволюцией, направляя социо-экономические перемены к заранее намеченным
целям.
Так, чтобы история уже более не была бы просто спонтанным,
преимущественно случайным процессом, но стала бы орудием коллективного
разума человечества и служила бы моральным целям. Таким образом,

коммунизм домогался слияния, посредством организованных действий,
политической рациональности с общественной моралью».
Признаемся, что нами цитировалась книга бывшего помощника президента
США по национальной безопасности профессора Збигнева Бжезинского,
причем ее русскоязычное нью-йоркское издание[174].
А что касается неудач и провалов и в деятельности разведки и контрразведки –
это следствие того объективного обстоятельства, что они действуют в условиях
непрекращающегося противоборства с реальным противником, стремящимся
как скрыть, замаскировать свои подлинные цели и намерения, так и
проводящим специальные дезинформационные и отвлекающие кампании,
активные мероприятия.
Сопутствуют этому и различные субъективные обстоятельства, что в последние
годы получили наименование «человеческого фактора». При этом речь идет как
о неосознаваемых просчетах и ошибках, так и о целенаправленном
предательстве.
В своих мемуарах И. А. Серов с обидой поведал читателям, что руководство
СССР «не приняло» его предложения об объединении внешней разведки КГБ и
военной разведки Генерального штаба, хотя для его рассмотрения и была
создана специальная правительственная комиссия[175]. Кому-то может
показаться, что проект Серова имел некоторый резон. Хотя в действительности
имелись у него и отдельные слабые и уязвимые стороны.
Само это предложение, по-видимому, было продиктовано стремлением Серова
показать себя «смелым реформатором» и тем самым попытаться вновь вернуть
себе былую благосклонность Н. С. Хрущева.
Однако следует отметить, о чем Серов, по-видимому, не был информирован в
полном объеме, что в СССР в 1947–1949 гг. уже существовала подобная
структура – Комитет информации, и тем не менее она была признана
недостаточно эффективной.
Вероятно, Серов знал, что одним из его оппонентов в этой дискуссии является
П. И. Ивашутин, что, понятно, не прибавляло у него симпатий к своему
недавнему первому заместителю.
Кто знает? Может быть, предметом последнего разговора с Александром
Михайловичем Коротковым 27 июня 1961 г. и было стремление Серова
заручиться поддержкой своего проекта реорганизации разведки?[176]
В январе 1962 г. при деятельном участии Петра Ивановича Ивашутина
начинается оперативная разработка англо-американского шпиона сотрудника
ГРУ Олега Пеньковского, к чему мы еще будем вынуждены вернуться далее.
Тяжелым испытанием для Петра Ивановича стали события в Новочеркасске,
куда он получил указание от Семичастного вылететь 1 июня 1962 г. вместе с
другим заместителем Н. С. Захаровым после получения первых сообщений о
начале забастовки рабочих электровозостроительного завода.

Трагедия в Новочеркасске шокировала и потрясла подавляющее большинство
граждан нашей страны, породив у них чувства смятения, подавленности и
растерянности.
Вот как Петр Иванович информировал 7 июня ЦК КПСС о причинах и
обстоятельствах произошедшего:
«С 1 по 3 июня 1962 года на Новочеркасском электровозостроительном заводе,
а затем в г. Новочеркасске происходили массовые беспорядки, возникшие во
время опубликования Обращения ЦК КПСС и Совета Министров СССР в связи
с повышением закупочных и розничных цен на мясо, мясные продукты и масло.
Указанные события возникли при следующих обстоятельствах: 1 июня 1962
года в 7.30 утра группа формовщиков сталелитейного цеха завода в количестве
8–10 человек начала обсуждать решение правительства о повышении
закупочных и розничных цен на мясо, мясные продукты и масло. Находившийся
в цехе заведующий промышленным отделом обкома КПСС тов. Бузаев стал
разъяснять рабочим Обращение ЦК КПСС и Совета Министров СССР. К этой
группе подошли другие рабочие, оставив свои участки работы. Их собралось
около 20–25 человек. Начальник цеха тов. Чернышков, подойдя к рабочим, стал
призывать их закончить обсуждение в рабочее время и приступить к работе.
Однако последние его не послушали и вышли из цеха в заводской сквер, где
продолжали активные дискуссии, носившие уже провокационный характер. К
рабочим, находящимся за пределами цехов, пришел директор завода тов.
Курочкин и начал уговаривать рабочих разойтись по своим местам. Рабочие
других цехов завода, узнав о выступлении тов. Курочкина, начали бросать
работу и подходить к месту беседы. Собравшиеся в сквере рабочие высказывали
в адрес дирекции ряд претензий о ненормальных условиях труда в цехе, об
отсутствии на заводе техники безопасности, о плохих бытовых условиях и
низких заработках. Беседа между рабочими и директором проходила очень
напряженно, с отдельными хулиганскими выкриками и оскорблениями.
Следует отметить, что на заводе до указанных событий имели уже место факты,
когда некоторые рабочие кузово-сборочного цеха приходили на завод, но в
течение трех дней не приступали к работе, требуя от директора улучшения
условий труда. Из-за плохой техники безопасности на заводе были случаи
отравления 200 рабочих в обмоточно-изоляционном цехе. В начале 1962 года
администрацией завода пересматривались нормы выработки, в результате чего у
некоторых категорий рабочих понизилась заработная плата до 30 %. Учитывая,
что пересмотр норм выработки проводился в разное время (февраль-апрель
месяцы), рабочие сталелитейного цеха накануне происходящих событий
получили пониженную зарплату и были недовольны этим. В это же время
нужной партийно-воспитательной и разъяснительной работы не велось. О таком
неблагополучном положении – об условиях труда и состоянии заработной
платы на электровозостроительном заводе было известно парткому завода и
Новочеркасскому горкому КПСС. Однако, как выяснилась позже,
Новочеркасский горком КПСС не оценил создавшейся на заводе обстановки,
вовремя не довел до сведения партийного и комсомольского актива о
предстоящем повышении цен на отдельные виды продуктов, в связи с чем

заводской актив не смог решительно воздействовать на зачинщиков и
локализовать начавшиеся беспорядки.
Установлено, что директор завода тов. Курочкин мало заботился о нуждах
рабочих, грубо вел себя в коллективе, бюрократически относился к людям, что
также способствовало обострению обстановки на заводе. Тов. Курочкин, во
время этих событий, находясь в заводском сквере среди рабочих, не сумел
добиться взаимопонимания, вырвался из толпы и ушел в заводоуправление.
После ухода директора среди собравшихся рабочих начали раздаваться
призывы идти к заводоуправлению. В 11 часов, во время обеденного перерыва,
формовщик Удовкин забежал в цех и на листе бумаги написал
подстрекательский лозунг. Находившиеся там коммунисты пытались отобрать у
него указанный лозунг, но он его изорвал и сжег. В это же время на территории
завода образовалась группа рабочих более ста человек, которая пошла к
заводоуправлению. К ним стали присоединяться рабочие других цехов,
вышедших на перерыв. Когда указанная группа рабочих проходила мимо
заводоуправления, токарь кузнечного цеха Черных вышел с провокационным
лозунгом «Мяса, молока, повышения зарплаты».
В 11.30 большая группа людей подошла к заводоуправлению, прорвалась через
проходные двери и вышла на площадь у завода. В это время на заводе
находились секретари горкома КПСС, парткома завода и сотрудники УКГБ,
которые пытались воздействовать на недовольных лиц через коммунистов
завода и передовых рабочих, но успеха не имели. На площади у
заводоуправления уже собралась толпа в 300–500 человек. Группами они
возбужденно обсуждали вопросы о новых ценах на отдельные продукты и о
сниженных расценках на выпускаемую заводом продукцию. Среди собравшихся
стали распространяться различные слухи, были подстрекательские и
хулиганские возгласы, свист. Собравшиеся перед заводоуправлением рабочие
стали вызывать директора завода, выкрикивая различные оскорбления в его
адрес. На металлической опоре был вывешен плакат:»Мяса, молока, повышения
зарплаты». Обстановка на заводе продолжала накаляться.
После 12 часов проходящий пассажирский поезд Саратов – Ростов толпой был
остановлен, и движение поездов на этой линии на продолжительное время было
прекращено. Ворвавшиеся в будку машиниста бунтовщики стали подавать
гудки, что еще больше усилило приток массы рабочих с завода и прилегающего
поселка на помощь. К этому времени на завод приехали секретарь обкома
КПСС тов. Маяков, председатель Ростовского облисполкома тов. Заметин,
председатель совнархоза тов. Иванов и с группой сотрудников УКГБ зам.
начальника управления тов. Лазарев. На площади собралось более 4000 человек,
большинство цехов завода работу прекратило.
В 13 часов возле остановленного поезда продолжалось бурное обсуждение
вопроса о повышении цен. Отдельные коммунисты и рабочие, высказывавшиеся
за прекращение беспорядков, грубо отталкивались в сторону. В толпе стали
появляться пьяные и хулиганствующие лица. С фасада заводоуправления
хулиганами на глазах у собравшихся людей был сорван портрет. Главный
инженер завода, тов. Ёлкин пытался забраться в будку машиниста и прекратить

гудки паровоза, но его стащили с лестницы и побили. В 14–16 часов основная
масса толпы находилась на железнодорожном полотне у остановленного поезда.
На тендере паровоза кто-то из числа антисоветски настроенных лиц мелом
учинил враждебную надпись.
Прибывшая в 14.40 на завод группа чекистов с начальником областного КГБ
совместно с отдельными коммунистами, комсомольцами, дружинниками и
сотрудниками милиции в штатской одежде приняла меры к тому, чтобы
расчленить толпу, оттеснить ее от железнодорожного полотна и пропустить
поезд. Принятые меры позволили провести поезд на небольшое расстояние,
однако трусость машиниста и затем срыв стоп-крана хулиганствующими
элементами не дали возможности пропустить состав. Толпа под влиянием
наиболее оголтелых лиц вновь заняла ж.-д. путь, по которому движение поездов
было невозможным. Только в 16 часов удалось вытеснить хулиганов из состава,
убрать с крыш вагонов и увести поезд в обратном направлении на ст.
Локомотивстрой. К этому времени на завод прибыл первый секретарь обкома
КПСС тов. Басов.
В 16.20 хулиганствующие элементы переместились к заводоуправлению и,
будучи еще более озлоблены, распоясавшись, стали избивать активистов и лиц,
пытавшихся уговорить рабочих прекратить беспорядки. Отдельные
руководящие областные и городские партийные работники, прибывшие на
завод, находились в кабинете директора в заводоуправлении, не выходили к
рабочим и никаких решительных действий, направленных к установлению
порядка, не принимали.
Хулиганствующие элементы все более и более наглели. Кто-то потребовал
администрацию. Толпа с криками и свистом ринулась во внутренний двор
заводоуправления и через дверь со стороны завода прорвалась к кабинету
директора, где находились руководящие партийные и советские работники. Под
различные выкрики толпа требовала выступления их перед собравшимися
рабочими на площади.
К 16.30 на балконе заводоуправления были установлены громкоговорители. К
микрофону подошли первый секретарь обкома КПСС тов. Басов, председатель
Ростовского облисполкома тов. Заметин, первый секретарь Новочеркасского
горкома КПСС тов. Логинов и директор завода тов. Курочкин. Толпа замолкла.
Собравшиеся ждали выступления. Однако после первых фраз тов. Басова, когда
он начал излагать суть Обращения КПСС, начались выкрики: «Обращение мы
читали, сами грамотные, а ты нам скажи, как дальше будем жить, нормы
снизили, а цены повысили». Подошедшему к микрофону затем тов. Заметину
выступить не дали, а после того как начал выступать тов. Курочкин, в стоявших
на балконе полетели камни, металлические предметы и была брошена бутылка.
Хулиганы пробрались на балкон и пытались воспользоваться оставленным
микрофоном, но не сумели этого сделать, так как провода удалось вовремя
перерезать. Группы хулиганов проникли в заводоуправление, разыскивая
руководящих работников. Находящиеся в это время среди толпы сотрудники
госбезопасности выявляли зачинщиков и негласно их фотографировали. После
этого около двух часов никаких решительных мер по наведению порядка не

принималось, на заводе продолжались бесчинства и избиения отдельных
коммунистов. О создавшейся чрезвычайной обстановке было доложено в
Президиум ЦК КПСС.
В 18–19 часов была предпринята попытка установить порядок на заводе силами
милиции. Прибывший на завод отряд милиции в форме в количестве 200
человек был смят и бежал, а три милиционера были избиты. Проходивший по
железной дороге тепловоз был остановлен, и хулиганы начали подавать
тревожные гудки. К исходу дня 1 июня, в 20–21 час, к площади у
заводоуправления прибыли 5 автомашин с солдатами. Толпа побежала им
навстречу, преградила дорогу и остановила эти машины.
В связи с тем, что военное командование в своих действиях проявило
нерешительность, офицеры и солдаты указанного воинского подразделения,
направленного на завод, в создавшейся обстановке под напором толпы
растерялись и действия их были парализованы. Хулиганствующие элементы
стали всячески издеваться над военнослужащими и оскорблять их. На один из
бронетранспортеров беспрепятственно влез один из преступников и призвал
продолжать беспорядки, а солдат – присоединяться к ним. После этого под
свист, выкрики и насмешки толпы машины с солдатами развернулись и уехали
обратно.
На площади началось сборище. Выступавшие предлагали продолжать волынку,
не расходиться, выделить делегацию к органам власти, которая предъявила бы
требования о снижении цен на мясо, мясопродукты и масло и о повышении
зарплаты.
Беспорядки все время продолжались. Посланную на завод для выяснения
обстановки военную автомашину с рацией толпа перевернула, при этом у
одного из солдат была сломана рука. Через некоторое время к месту сборища
вновь было направлено усиленное воинское подразделение, которое толпой
было окружено, а затем под свист и хулиганские выкрики отправлено обратно.
Сборища и бесчинства возле завода продолжались. Наиболее активные
участники беспорядков призывали направить делегации на другие заводы
города с призывом прекратить работу. Скопление людей на
электровозостроительном заводе продолжалось до глубокой ночи, пока на его
территорию не были введены войска.
В 8 утра рабочие сталелитейного цеха направились к новому машинному цеху, а
затем пошли в сторону заводоуправления. К ним примкнул ряд рабочих
кузовного и других цехов. Сорвав дверь с ворот заводоуправления, толпа
двинулась на площадь. В это время проходил железнодорожный поезд. Из
толпы к нему бросились хулиганы, остановили его и начали подавать
тревожные сигналы. Движение по железной дороге 2 июня было прекращено.
Под влиянием подстрекателей и провокаторов толпа, достав красные знамена и
портрет Ленина, в сопровождении детей и женщин направилась в город.
Командование СКВО приняло меры по заграждению пути на мосту через реку
Тузлов. Несмотря на то что на мосту в трех местах было сделано заграждение из
танков, автомашин и солдат, возбужденная толпа легко прошла мост и

продолжала следовать в город. Шествие продолжалось по ул. Московской через
центр города к горкому КПСС. По пути в город к ним присоединилась большая
группа любопытных, главным образом из числа молодежи, среди которой были
уголовные элементы, которые своими провокационными действиями разжигали
и накаляли обстановку. Когда толпа подошла к горкому партии, наиболее
озверевшие хулиганы и зачинщики начали бросать камни, палки в двери и окна,
сломили сопротивление охраны и проникли внутрь здания, выбили окна,
испортили мебель, срывали портреты и уничтожали их, избивали партийных и
советских работников и сотрудников КГБ, находившихся в помещении.
Несколько хулиганов пробрались на балкон и в провокационных целях
вывесили красное знамя и выставили портрет Ленина. Начались выступления
активных участников бесчинств с требованием о снижении цен на продукты
питания и повышении зарплаты. Некоторые из них выступали по 2–3 раза.
Одновременно с этим большая группа устремилась к зданию аппарата УКГБ и
горотдела милиции.
В ходе оказанного им сопротивления и предотвращения захвата секретных
документов и оружия произошла рукопашная схватка. Некоторые хулиганы
были вооружены ножами и палками. Один из ворвавшихся в здание
преступников набросился на солдата, выхватил у него автомат и пытался
стрелять из него. В связи с этим по нападавшим преступникам был открыт
огонь. Часть прорвавшихся лиц была захвачена, остальные из помещения
бежали. После того, как попытки захватить аппарат КГБ и милиции не удались,
толпа отошла и направилась снова к горкому КПСС. К этому времени здание
горкома было освобождено от хулиганов и оцеплено воинским подразделением.
Толпа снова предприняла попытку нападения на солдат с целью их
обезоружить. В связи с этим военнослужащими, находившимися на посту по
охране здания горкома КПСС, было применено оружие. После ликвидации
массовых беспорядков подобрано 20 трупов, из них две женщины, которые
захоронены в разных местах области. Раненых и получивших увечья
насчитывалось 40 человек, из которых три человека умерли.
Для прекращения массовых беспорядков в город были дополнительно введены
войска и установлен комендантский час. Позже по радио было передано
обращение А. И. Микояна. В это время хулиганы, преимущественно из
молодежи, выкрикивали враждебные и хулиганские лозунги, оскорбляли
военнослужащих и требовали снижения цен на мясо и масло. Особенно
большие сборища были у горкома КПСС, аппарата КГБ и милиции. Но с
введением комендантского часа участники беспорядков с помощью войск и
милиции были разогнаны. 3 июня рано утром отдельные ремонтные рабочие
электровозостроительного завода вышли на работу. Затем группами по 2–3
человека некоторые из них стали выходить с завода. В пути к ним
присоединялись еще группы по 10–15 человек, которые пешком и
автомашинами направлялись в город. К 8 часам утра против здания горотдела
милиции и аппарата УКГБ, а также у горкома партии снова стали скапливаться
толпы людей. К 9 часам у милиции было около 150 человек. В это время одна
женщина начала истерически кричать, что якобы убили ее сына, и это
привлекло внимание многих людей, которых собралось на улице до 500

человек. Возбуждение толпы возрастало, она вплотную приблизилась к
ограждению солдат, требуя освобождения арестованных. Для того чтобы
отвлечь внимание толпы и оказать на нее воздействие, были установлены
громкоговорители в кинотеатре «Победа» и переданы по трансляции,
записанные накануне на пленку речь тов. А. И. Микояна и приказ
командующего округом о введении комендантского часа.
В связи с введением комендантского часа в ночь с 3 на 4 июня было задержано
и проверено около 240 человек. 4 июня электровозостроительный завод
приступил к работе. В цеха пришли почти все рабочие, и работа проходила
нормально. Ночная смена выполнила производственный план на 150 %.
Обстановка в городе нормализовалась, жизнь стала входить в обычную колею,
большинство граждан правильно восприняли обращение представителей ЦК
КПСС и Советского правительства. Выступления секретаря ЦК КПСС
Ф. Р. Козлова перед коллективом завода им. Никольского было выслушано с
большим вниманием. Они заклеймили позором лиц, спровоцировавших
массовые беспорядки в городе Новочеркасске. В последующие дни, 5–7 июня,
были приняты меры к окончательной нормализации жизни города и работы
предприятий. Отменен комендантский час, из города выведены прибывшие
войска. Восстановлено движение автотранспорта. На заводах, в учреждениях и
учебных заведениях по итогам решения городского партийного актива прошли
собрания, на которых осуждены преступные действия хулиганских элементов,
спровоцировавших беспорядки. Устранен ряд недостатков, имевшихся в
торговле, улучшено снабжение населения продуктами питания. На
электровозостроительном заводе проведены некоторые организационные
мероприятия, в частности рабочие положительно восприняли назначение новым
директором завода тов. Аброскина.
Принимаются меры по очищению города и заводов от уголовных элементов,
участвовавших в бесчинствах.
За время, прошедшее с момента возникновения беспорядков, задержано
подозреваемых и опознанных лиц, принимавших участие, 146 человек. В числе
арестованных – Борисов, 1937 года рождения, слесарь «Югогазпроводстроя». В
1953 году был судим за хищения и приговорен к двум годам ИТЛ. Борисов
принимал участие в бесчинствах. 3 июня, находясь в толпе, высказывал
террористические намерения в адрес одного из руководителей
Коммунистической партии и Советского правительства. Он вошел в состав
группы, пытавшейся посетить в Новочеркасске членов Президиума ЦК КПСС.
Вел провокационные, подстрекательские разговоры. В ходе следствия Борисов
дал признательные показания о своих террористических намерениях и другой
преступной деятельности.
Шуваев – 1937 года рождения, повар школы-интерната № 22 г. Новочеркасска.
2 июня находился у здания аппарата КГБ и горотдела милиции, был злобно
настроен, призывал толпу вешать коммунистов. Агитировал солдат повернуть
оружие против своих офицеров.

Кувардин – 1928 года рождения, ранее судимый, без определенных занятий.
Принимал активное участие в нападении 2 июня на горком КПСС. Ранее
Кувардин был известен органам как антисоветски настроенная личность, он
пытался установить связь с американским посольством в Москве и др.
Работа по выявлению, опознанию и задержанию активных участников массовых
беспорядков продолжается. Имеется в виду в г. Новочеркасске над наиболее
активными участниками бесчинств провести открытый судебный процесс».
12 июня В. Е. Семичастный дополнительно докладывал в ЦК КПСС:
«…обстановка в Новочеркасске полностью нормализовалась, и город живет
обычной жизнью. Все предприятия, в том числе электровозостроительный
завод, работают бесперебойно, выполняют и перевыполняют планы.
Улучшилось снабжение населения продуктами. Положительно повлияли на
настроение рабочих и остальных жителей города посещение
электровозостроительного завода и других предприятий членами Президиума
ЦК КПСС, собрание партийного актива Новочеркасска и последующие
собрания, на которых резко осуждались преступные действия
антиобщественных элементов…
Рабочие одобрительно отзываются о назначении директором
электровозостроительного завода т. Аброскина, который ранее работал
директором этого завода и пользовался уважением рабочих. Они довольны тем,
что новая администрация приняла энергичные меры к устранению недостатков
в организации труда, быта и общественного питания рабочих. 9 июня рабочие
сталелитейного цеха, где началась волынка, и других цехов
электровозостроительного завода обратились с письменными заявлениями к
администрации с просьбой разрешить им работать в воскресенье, 10 июня, с
тем, чтобы искупить вину за имевшие место беспорядки. Эта инициатива была
одобрена, но рабочим разъяснено, что воскресенье является днем отдыха и его
следует использовать по назначению.
Отдельные участники беспорядков, раскаявшись в своих поступках, являются с
повинной. Например, 9 июня райотдел милиции Октябрьского района посетили
учащиеся электромеханического техникума Васильев и Дорогавцев, оба члены
ВЛКСМ, где осудили свое поведение и просили им дать возможность загладить
вину.
Комитетом госбезопасности в связи с массовыми беспорядками в Новочеркасск,
Ростов, Шахты и Таганрог было командировано 140 оперативных и
руководящих работников…
Органами госбезопасности по состоянию на 12 июня выявлено свыше 150
наиболее активных участников беспорядков. Их преступная деятельность
документируется с целью привлечения к ответственности. 53 человека из этого
числа уже арестовано…
В Новочеркасске убиты и умерли от ран в больницах 22 человека. 87 человек
посетили больницы города в связи с ранениями и травмами, полученными ими

во время беспорядков. Подавляющее большинство этих лиц – молодежь в
возрасте 18–25 лет».
Результаты анализа произошедших в Новочеркасске событий были подведены в
приказе КГБ при СМ СССР «Об усилении борьбы органов государственной
безопасности с враждебными проявлениями антисоветских элементов» № 00175
от 28 июля 1962 г. В нем, в частности, подчеркивалось, что «…в советском
обществе пока еще имеются антиобщественные элементы, которые под
влиянием враждебной пропаганды извне становятся на антисоветский путь,
возводят злобную клевету на политику партии и Советского государства,
распространяют различного рода провокационные слухи с целью подрыва
доверия народа к партии и правительству, а при определенных условиях
пытаются использовать временные трудности, возникающие в ходе
коммунистического строительства, в своих преступных целях, подстрекая при
этом политически неустойчивых людей к массовым беспорядкам. Несмотря на
это, органы госбезопасности не всегда принимают активные меры в отношении
лиц, допускающих различные антисоветские проявления…»
В этой связи всему руководящему и оперативному составу предписывалось
«…не ослабляя борьбы с подрывной деятельностью разведок
капиталистических стран и их агентуры, принять меры к решительному
усилению агентурно-оперативной работы по выявлению и пресечению
враждебных действий антисоветских элементов внутри страны».
В то же время органы госбезопасности обязывались
«… знать происходящие среди молодежи и интеллигенции процессы, вовремя и
правильно определять их характер, с тем, чтобы совместно с партийными и
общественными организациями предотвращать перерастание политических
заблуждений и идеологически вредных ошибок в антисоветские проявления».
Руководители подразделений КГБ обязывались четко информировать
партийные органы – от ЦК компартий союзных республик до райкомов КПСС
«по всем поступающим сигналам о готовящихся и совершенных враждебных
проявлениях, а также о фактах и явлениях, могущих привести к массовым
беспорядкам, и принимать своевременные и конкретные меры к
предупреждению подобных эксцессов»[177].
Еще одним важным событием периода руководства КГБ П. И. Ивашутиным
стал Карибский кризис осени 1962 г. Объективно по своему значению и
последствиям он стал также одним из важнейших событий всемирной истории
второй половины XX века. Остановимся на событиях тех дней только с точки
зрения роли в них советской разведки и Петра Ивановича Ивашутина.
Парадоксально, но факт, что еще и сегодня многие наши соотечественники
оценивают эвакуацию советских ракет с Кубы как мнимые «проигрыш» и
«унижение» СССР, причиной чего стал якобы «авантюризм и волюнтаризм»
Н. С. Хрущева, о чем на октябрьском (1964 г.) Пленуме ЦК КПСС прямо заявил
его недавний выдвиженец А. Н. Шелепин.

При этом некоторые отечественные, вслед за зарубежными, исследователи
говорят о якобы «односторонней вине СССР» в возникновении этого
международного кризиса, получившего в нашей стране название Карибского, в
США – Ракетного, а на Кубе – Октябрьского.
Но если мотивы западных историков понять можно, то что движет нашими
российскими «исследователями-разоблачителями»? Им следует напомнить, что
еще в марте 1961 г. президент США Джон Кеннеди санкционировал высадку
десанта кубинских контрреволюционеров на «Остров свободы», как тогда
именовали Кубу, с целью свержения режима Фиделя Кастро. Операция
«Плутон» началась 16 апреля 1961 г. с бомбардировки «неустановленными
самолетами» аэропорта Гаваны, где также базировались истребители ПВО
(бомбардировка имела крайне малую эффективность, поскольку основной удар
пришелся по ложным целям: макетам самолетов ВВС Кубы).
За этим последовала высадка 18 апреля бригады кубинских «контрас»,
подготовленных на базах ЦРУ во Флориде. Однако этот десант был разгромлен
кубинской армией и ополчением менее чем за двое суток. Полный и
ошеломляющий провал этой подготовленной ЦРУ интервенции и стал
причиной отставки многолетнего директора ЦРУ Аллена Даллеса.
Однако уже в августе 1961 г. Джон Кеннеди санкционировал подготовку новой
тайной операции против Кубы под кодовым названием «Мангуст»,
ответственным за проведение которой он назначил занимавшего пост министра
юстиции собственного брата Роберта Кеннеди. Заметим, однако, что об
осуществлении операции «Мангуст» официально стало известно только в
1975 г., в ходе расследования деятельности ЦРУ США комиссией сенатора
Черча.
Оперативный план «Мангуст» предусматривал:
– на первом этапе: август-сентябрь 1962 г. – подготовку и инспирирование
антикастровского «повстанческого» движения на Кубе;
– на втором этапе: октябрь 1962 г. – организацию «народного восстания» при
поддержке американских спецслужб и возможной высадке американского
десанта на остров.
С мая 1962 г. к подготовке заключительной фазы операции «Мангуст», о чем
знали не только в Москве, но и в Гаване, был подключен Пентагон, отвечавший
непосредственно за высадку и поддержку антикастровских сил.
Следует обратить внимание на следующее чрезвычайно важное обстоятельство:
американские историки и их российские эпигоны сознательно разрывают
хронологическую последовательность и логику развития событий тех дней,
чтобы вывести США из-под обвинений в провоцировании Карибского кризиса и
возложить ответственность за него исключительно на Советский Союз. Так,
авторы «Энциклопедии шпионажа» Н. Полмер и Т. Б. Аллен писали, что якобы
реализация плана «Мангуст» «не влияла на принятие советским руководством
решения об оказании военной помощи Республике Куба».

А тем не менее лишь 16 октября, уже располагая информацией о наличии
советских войск на Кубе, президент США отказался санкционировать начало
завершающего этапа операции «Мангуст».
Однако уже в феврале 1962 г. советская разведка получила информацию о
содержании плана «Мангуст» и о конкретных мерах ЦРУ и Пентагона по его
реализации. Аналогичной информацией располагала и разведывательная служба
Республики Куба.
Вот как П. И. Ивашутин информировал ЦК КПСС, министров обороны и
иностранных дел 21 февраля 1962 г.:
«Докладываю следующие сведения.
По данным, полученным из кругов американского конгресса, Соединенные
Штаты планируют спровоцировать правительство Кубы на такие действия,
которые позволили бы американцам осуществить против Кубинской
Республики военную операцию и быстро, не более чем за одни сутки, покончить
с правительством Ф. КАСТРО. В этих целях США намерены значительно
усилить антикубинскую пропаганду, которая будет направлена в первую
очередь против руководителей правительства Кубинской Республики – Фиделя
КАСТРО, Рауля КАСТРО, Че ГЕВАРА и Бласа РОКА[178].
Военные специалисты США разработали план операции против Кубы, который,
по тем же данным, поддерживает президент КЕННЕДИ. Согласно этому плану,
основной удар по Кубе предполагается нанести с американской военной базы
Гуантанамо при поддержке кораблей военно-морского флота, находящихся в
Карибском море. Действия наземных сил будут поддерживаться военновоздушными силами, базирующимися во Флориде и Техасе.
Осуществление указанного плана возложено на военного министра
МАКНАМАРУ. Конкретная дата начала операции еще не намечена, хотя речь
идет о ближайших месяцах.
По указанию КЕННЕДИ МАКНАМАРА проводит консультации с
государственным секретарем РАСКОМ.
США осуществляют по всем линиям нажим на ряд стран Латинской Америки с
целью заставить их разорвать дипломатические отношения с Кубой.
Госдепартамент США особенно усиливает давление на правительства тех стран
Латинской Америки, которые на совещании министров иностранных дел
государств – членов ОАГ в Пунта-дель-Эсте воздержались при голосовании по
вопросу об исключении Кубы из ОАГ. В этих странах США оказывают
поддержку вооруженным силам и церкви с целью оказать через них влияние на
колеблющихся руководящих государственных и политических деятелей.
Наряду с усилением пропаганды против правительства Ф. КАСТРО США в
настоящее время изыскивают пути для того, чтобы представить свое
вооруженное нападение на Кубу как столкновение всех или большинства стран
Латинской Америки с правительством Ф. КАСТРО и «международным
коммунизмом», что могло бы послужить юридическим оправданием в ООН
агрессии США против Кубы.

Госдепартамент изучает несколько вариантов создания предлога для нападения
на Кубинскую Республику. В частности, рассматривается возможность
предоставления военной базы Гуантанамо в «распоряжение ОАГ», организация
на ней учебного центра военного комитета ОАГ и размещение символических
контингентов (рота, батальон) некоторых государств Центральной Америки
«для обучения их приемам борьбы с партизанами». После этого США
планируют инсценировать силами кубинской внутренней контрреволюции
нападение воздушных сил Кубы на эту базу. Гватемала, Никарагуа, Венесуэла и
Сальвадор заявили о готовности послать символические контингенты своих
войск на базу Гуантанамо, и США ведут с представителями этих стран
переговоры о путях осуществления своего плана.
В качестве другого варианта правительство США планирует инсценировать
нападение революционной кубинской армии на какую-либо страну
Центральной Америки, используя для этой цели кубинских эмигрантов,
переодетых в форму революционной армии. После инсценировки нападения
вооруженные силы «потерпевшей» страны оккупируют один из небольших
прибрежных кубинских островов, на котором немедленно будет создано
«правительство свободной Кубы». Последнее обратится с просьбой к ОАГ
оказать ему военную помощь в борьбе с правительством Ф. КАСТРО. Совет
ОАГ примет решение об оказании военной помощи «правительству свободной
Кубы» со стороны всех членов ОАГ, включая и США, на основе чего последует
открытая интервенция на Кубу.
Комитет госбезопасности принимает меры для проверки изложенных сведений.
Заместитель председателя
Комитета государственной безопасности
при Совете Министров СССР П. Ивашутин[179]».
Таким образом, для кубинского, да и советского руководства к маю 1962 г.
сложилась ситуация, во многом аналогичная периоду перед началом Великой
Отечественной войны: они знали об агрессивных планах и приготовлениях
«западного соседа» и должны были в этой связи принимать соответствующие
политические и военные решения.
В своих мемуарах И. А. Серов подчеркивал: «Сводки ГРУ и КГБ говорили о
неизбежности военного столкновения между Америкой и Кубой, поэтому
Хрущев еще в начале 1962 г. вызвал меня, Бирюзова и Захарова на дачу и
приказал подготовить предложения по размещению наших ракет и группировки
войск на Кубе, чтобы вести переговоры на равных с Кеннеди»[180].
Именно в такой обстановке Совет Обороны СССР 18 мая 1962 г. принял
решение об оказании военной помощи Кубе и развертывании на ее территории
Группы советских войск (ГСВК) численностью в 51 тысячу военнослужащих.
Ее основной ударной силой должна была стать Отдельная ракетная дивизия,
имеющая на вооружении ядерные боеголовки. (Реальная же численность ГСВК
к середине октября составила 41 тысячу военнослужащих.)

В документах Генерального штаба СССР подготовка к созданию Группы
советских войск на Кубе получила кодовое наименование «Стратегическое
мероприятие «Анадырь». 10 июня Президиум ЦК КПСС окончательно
санкционировал проведение «стратегического мероприятия «Анадырь».
О создании советской военной и военно-морской баз на Кубе планировалось
объявить в ноябре 1962 г. в ходе официального визита Н. С. Хрущева в Гавану.
Дополнительно подчеркнем, что это решение Советского правительства,
оправданное и с политической, и с военной точки зрения, не противоречило
общепризнанным принципам и нормам международного права.
Обеспечение секретности и скрытности проведения операции «Анадырь» было
возложено на военную контрразведку, и фактически всеми
предпринимавшимися в этой связи мерами на протяжении шести месяцев
руководил непосредственно Петр Иванович Ивашутин. Включая
непосредственно доклады Президиуму ЦК КПСС об обстановке в связи с
вероятностью возникновения вооруженного конфликта.
Скрытно для вероятного противника, первый эшелон советских войск прибыл
на Кубу уже 26 июля и приступил к оборудованию стартовых позиций
баллистических ракет Р-12 и Р-14, взлетно-посадочных полос для авиации,
позиций ПВО, складов и военных городков.
И, несмотря на наличие у ЦРУ разведывательной сети на Кубе, вдоль
маршрутов длинных морских коммуникаций, вовлечение в подготовку
транспортных караванов десятков тысяч военнослужащих и гражданских
специалистов, более сотни советских судов, американская разведка просмотрела
переброску на Кубу многотысячного воинского контингента и вооружения,
включая ракетные комплексы, бомбардировочную и истребительную авиацию и
ядерные боезапасы.
Скажем честно: произойди утечка информации о плане «Стратегического
мероприятия «Анадырь» и о конкретных шагах по его реализации, развитие
советско-американских отношений, да и всей мировой истории, могло пойти по
совершенно иным, причем гораздо более трагическим, сценариям.
До 16 октября Дж. Кеннеди получил от ЦРУ 4 «оценки национальной
разведки» – главный информационный документ разведсообщества для
президента и других высших должностных лиц администрации США, – в
которых ничего не говорилось о присутствии советских войск на Кубе или об
угрозах безопасности США со стороны СССР и Кубы.
И еще 22 августа, когда советские войска уже приступили к созданию боевых
оборонительных позиций на Кубе, Дж. Кеннеди санкционировал активизацию
военных приготовлений по плану «Мангуст», а 21 сентября, по просьбе
министра обороны Р. Макнамары, утвердил активизацию разведывательных
полетов самолетов У-2 над Кубой.
Но только 14 октября 1962 г. самолеты разведки ВВС США зафиксировали на
Кубе новые объекты, которые через два дня были уверенно идентифицированы
аналитиками ЦРУ как ракетные батареи ПВО. Более всего Пентагон и ЦРУ

беспокоил тот факт, что согласно имевшимся у них разведывательным
сведениям, полученным от изменника Родины О. Пеньковского, обнаруженные
позиции ПВО были характерны для района развертывания советской ракетной
дивизии, присутствия которой, однако, американскими спецслужбами
установлено не было.
К 22 октября развернутая на Кубе 43-я ракетная дивизия имела в своем составе
5 ракетных полков, бомбардировщики Ил-28. А всего было доставлено, о чем
американцам стало известно только в 1993 г., – 164 ядерные боеголовки для
ракет и пусковых установок «Луна-М».
Это был крупный провал американской разведки – не только ЦРУ, но и
Разведывательного управления Министерства обороны (РУМО), Агентства
национальной безопасности (АНБ), разведок видов вооруженных сил – ВВС и
ВМС, корпуса морской пехоты, призванных заблаговременно выявлять военные
угрозы безопасности и информировать о них президента США.
В этой связи только 17 октября было совершено 6 разведывательных полетов
авиации США над Кубой. А всего с 4 октября по 8 ноября были зафиксированы
124 разведывательных полета авиации США, некоторые из которых
совершались на сверхмалой высоте – 100–300 метров.
О крайне неприятном и тревожном открытии наличия на Кубе ракет ПВО 16
октября было доложено президенту Джону Кеннеди. В тот же день, 16 октября в
Овальном кабинете Белого дома состоялось первое заседание кризисного штаба
в составе вице-президента США Л. Джонсона, госсекретаря Д. Раска, министров
обороны Р. Макнамары и юстиции Р. Кеннеди, директора ЦРУ Д. Маккоуна.
«Все были в шоке, – вспоминал об этом заседании его участник министр
юстиции Роберт Кеннеди. – Такого поворота событий никто не ждал. Да,
Хрущев обманул нас, но мы и сами себя обманули…»
В обращении к нации 22 октября Джон Кеннеди заявил об установлении
морской блокады с целью «остановить процесс размещения советских ракет на
Кубе» и введении иных санкций против «острова Свободы».
Как известно, этот ограничительный режим санкций против Кубы
просуществовал 62 года: – только 17 декабря 2014 г. президент США Барак
Обама объявил об отмене санкций и восстановлении дипломатических
отношений с Гаваной.
Только 27 октября Н. С. Хрущев официально признал факт наличия советских
ракет на Кубе и согласился на их эвакуацию под международным контролем (на
особых условиях, о которых будет сказано далее).
Однако необходимо сказать и о роли, которую сыграл в мирном разрешении
конфликта резидент советской разведки в Вашингтоне Александр Семенович
Феклисов[181], – оценкой его сообщений в Москве и подготовкой по ним
предложений для Президиума ЦК КПСС также занимался Петр Иванович
Ивашутин.
22 октября советника посольства СССР «Фомина» – под этой фамилией в
Вашингтоне работал А. С. Феклисов, попросил о немедленной встрече

известный обозреватель телеканала Эй-би-си Джон Скали. После ряда
зондажных бесед, 26 октября Скали, как он выразился, «по поручению высшей
власти», передал «Фомину» американские предложения по урегулированию
конфликта. Поясняя по просьбе Александра Семеновича, кого он имеет в виду
под «высшей властью», Скали торжественно отчеканил: «Президента
Соединенных Штатов Америки Джона Фитцжеральда Кеннеди».
При этом он подчеркнул, что президент США «не хочет войти в историю как
второй Тодзио» и добивается разрешения кризиса мирным путем». (Тодзио
Хидэки был в 1941–1944 гг. военным министром и премьер-министром Японии,
был казнен в 1948 г. как военный преступник по приговору Международного
трибунала в Токио.)
Конкретно американские предложения заключались в следующем:
1. СССР демонтирует и вывозит с Кубы ракетные установки под контролем
ООН;
2. США снимают морскую блокаду Кубы;
3. США публично берут на себя обязательство не вторгаться на Кубу.
При этом подчеркнем, что принятое на себя администрацией США
обязательство не вторгаться на Кубу соблюдалось даже после гибели
президента Джона Кеннеди в ноябре 1963 г. в Далласе.
Вечером того же дня в телефонном разговоре с советским послом
А. Ф. Добрыниным Роберт Кеннеди подтвердил условия, ранее переданные
«советнику Фомину».
Но тут же по собственной инициативе Александр Семенович выдвинул еще
одно встречное требование: демонтировать американские ракеты «Юпитер» на
базах в Турции и отказаться от известных планов их развертывания на военных
базах США в Италии и Японии.
Роберт Кеннеди, после телефонной консультации с президентом США,
подтвердил его согласие и на эти требования, обговорив при этом некоторые
условия. Во-первых, что демонтаж «Юпитеров» в Турции будет осуществлен
через 3–5 месяцев, и во-вторых, что эта договоренность, а также об отказе от
размещения ракет в Италии и Японии, должна иметь конфиденциальный
характер, и что она не будет включена в официальный текст соглашения по
деэскалации кризиса.
«Конфиденциальность» этих обязательств, хорошо понимали в Москве, была
необходима президенту Кеннеди для «сохранения лица» в период предстоящей
избирательной кампании.
Парадоксально, но факт: посол Советского Союза А. Ф. Добрынин отказался
отправить официальную шифротелеграмму с предложениями президента США
по разрешению конфликта в МИД СССР. И эта информация ушла в Москву по
каналу резидентуры КГБ.

Американские предложения, как известно, были приняты в Москве, и на
следующий день в прямой диалог с Кеннеди вступил Н. С. Хрущев, что и
привело в итоге к окончанию этого опасного международного кризиса.
А его непосредственными результатами стало заключение в последующие годы
договоров о запрете ядерных испытаний в трех средах (1963 г.), о
нераспространении ядерного оружия (1964 г.), начало переговоров по
сокращению запасов оружия массового поражения (ОМП).
К его итогам также с полным правом можно отнести и установление прямой
горячей линии телефонной связи между руководителями двух мировых держав,
между Белым домом и Кремлем, договоренность о чем была достигнута в ходе
переговоров в Женеве 20 июня 1963 г.
Еще одним непосредственным результатом для советской разведки стало
обнаружение в Атлантическом океане американской разведывательной системы
SOSUS (Sound Surveillance System, системы донных микрофонов),
предназначенной обнаруживать и отслеживать перемещение подводных целей,
о чем американцы до сих пор предпочитают не вспоминать в открытой печати.
Но, по нашему мнению, главный итог Карибского кризиса для всего мира
состоял в том, что руководящие круги США внезапно осознали, что в мире
появилась вторая сверхдержава – Советский Союз. И что отныне Вашингтону
предстоит планировать, готовить и осуществлять свои внешнеполитические
акции именно с учетом данного факта, с оглядкой на мнения и позицию СССР.
А это требовало пересмотра всей внешнеполитической доктрины США.
Официально новая внешнеполитическая доктрина США была провозглашена
новым президентом США Линдоном Джонсоном 23 мая 1964 г. Ее целью было
объявлено «ослабление международной напряженности и устранение
опасностей, связанных с «холодной войной» между государствами,
придерживающимися различных идеологий».
Однако Петр Иванович в напряженные дни Карибского кризиса не знал, по
должности не мог знать, и еще об одной его сюжетной линии, с которой ему
предстояло познакомиться уже в самое ближайшее время.
Речь идет о том, что еще в мае 1961 г. с офицером резидентуры ГРУ в
Вашингтоне Георгием Никитовичем Большаковым[182], пребывавшим в
должности атташе посольства СССР по вопросам культуры и редактора
журнала «Soviet Life Today», по собственной инициативе установил контакт
брат президента Роберт Кеннеди. (Кеннеди, которому было подчинено ФБР
США, безусловно, был информирован о том, что Большаков является офицером
спецслужбы.) И. А. Серов же деятельность Г. Н. Большакова в США в 1961–
1962 гг. излагает довольно путано и далеко не объективно.
На одной из встреч, а всего за полтора года контактов их было более сорока,
Роберт Кеннеди предложил Большакову «установить неофициальный обмен
мнениями» по различным вопросам международного и двустороннего
характера. При этом обоими собеседниками ясно понималось, что речь идет о
конфиденциальных отношениях высшего уровня, идущих от имени

руководителей государств и в целях установления лучшего понимания ими
позиций друг друга.
Следует отметить, что в принципе практика подобных «конфиденциальных»
отношений имела и имеет широкое распространение в мире. Вопрос о
предложении Р. Кеннеди рассматривался Президиумом ЦК КПСС, который и
дал соответствующую санкцию Большакову на продолжение контактов с
министром юстиции и самым доверенным лицом президента США.
Однако 16 октября 1962 г., демонстрируя разведснимки Кубы с позициями
ракет ПВО, Роберт Кеннеди обратился к Большакову за соответствующими
разъяснениями, которых тот, естественно, дать не мог. Но, следуя установкам из
Москвы, советский разведчик вполне искренне отрицал наличие советских
ракет на Кубе, что подорвало доверие президента США к этому
конфиденциальному каналу связи с Москвой. В связи с чем 20 октября встречи
Г. Н. Большакова с Р. Кеннеди прекратились. «Тайный канал» связи с советским
руководством через Большакова был дезавуирован Р. Кеннеди в книге
«Тринадцать дней», опубликованной уже после его смерти, в 1969 г.
В своих мемуарах бывший начальник ГРУ И. А. Серов много, но весьма
туманно говорит о роли Г. Н. Большакова в разрешении Карибского кризиса,
скрывая от читателей тот факт, что Р. Кеннеди прекратил контакты с
«советским журналистом» 20 октября, то есть до вступления кризиса в наиболее
острую фазу. Это замечание никоим образом не является стремлением бросить
какой бы то ни было упрек Георгию Никитовичу, а лишь характеризует
стремление И. А. Серова приписать себе последние несуществующие заслуги.
Серов, естественно, был не осведомлен о деятельности в дни Карибского
кризиса резидента внешней разведки КГБ СССР А. С. Феклисова.
Подчеркнем также, что после возвращения в СССР по просьбе американской
стороны – ему не была прощена «неискренность» в контактах с Р. Кеннеди, в
декабре 1962 г. «дело Г. Н. Большакова» рассматривалось специальной
комиссией Министерства обороны. Комиссия пришла к выводу, что никаких
претензий к Георгию Никитовичу не имеется и что он безупречно выполнял
свой служебный долг и указания руководства.
Однако в самые критические дни кризиса драматические события происходили
не только в Вашингтоне: 22 октября в Москве по обвинению шпионаже в пользу
США был арестован полковник ГРУ Олег Пеньковский, по «прикрытию»
занимавший должность заместителя начальника отдела в Государственном
комитете Совета Министров СССР по координации научных исследований
(ГКНТ). Сам же предатель начал предпринимать попытки по установлению
контактов со спецслужбами США и Великобритании с ноября 1960 г.
И именно Пеньковский был для ЦРУ источником важной разведывательной
информации о советских ракетных войсках и ракетной технике. Ее особая
ценность для ЦРУ заключалась в том, что Ракетные войска стратегического
назначения (РВСН) как вид Вооруженных Сил Советского Союза были созданы
указом Президиума Верховного Совета СССР только 17 декабря 1959 г. И,
благодаря своим личным связям со многими высокопоставленными офицерами

РВСН, предатель сумел поведать разведкам Великобритании и США немало
интересного об этом виде вооруженных сил.
Пеньковский, которому в ЦРУ был присвоен оперативный псевдоним «Hero»
(«Герой»), несколько десятилетий считался самым ценным агентом в Советском
Союзе.
Переданные изменником Родины материалы по ракетной технике помогли
американским специалистам дешифровать аэрофотоснимки советских позиций
на Кубе. Однако, вопреки широко распространенному заблуждению,
Пеньковский не имел никакого отношения к передаче иностранным разведкам
какой-либо информации по «стратегическому мероприятию «Анадырь».
Второе Главное управление КГБ СССР вело оперативную разработку
Пеньковского с конца января 1962 г. Уже после ареста Пеньковского, 2 ноября,
в результате осуществленной чекистами комбинации, при попытке изъятия в
подъезде жилого дома тайника, якобы заложенного им для иностранной
разведки, был задержан с поличным архивист американского посольства Роберт
Джэкоб.
В тот же день в Будапеште с серьезными уликовыми материалами венгерской
контрразведкой был арестован британский подданный Гревилл Винн,
являвшийся связным Пеньковского с британской и американской разведками.
Надеясь на смягчение своей участи и приговора трибунала, Пеньковский
согласился на открытом судебном процессе над ним и Г. Винном не давать
показаний о своей службе в ГРУ, ограничившись лишь должностью в ГКНТ.
Несмотря на то, что стенограмма этого судебного процесса, проходившего в
Колонном зале Дома союзов и завершившегося оглашением обвинительного
приговора 11 мая 1963 г., была опубликована в том же году, безусловно, не
отражает всего объема преступной деятельности Пеньковского. Но и сказанного
в зале заседаний, что называется, «хватало за глаза» для самого сурового
приговора.
Разоблачение и арест Пеньковского стали немалым успехом КГБ при СМ СССР
в борьбе с разведывательной деятельностью иностранных спецслужб.
Однако, исторической правды ради, скажем и о том, что КГБ не удалось также
своевременно разоблачить еще одного предателя, в то время занимавшего пост
советского военного представителя при ООН в Нью-Йорке, агента «Топхэт»
(«Цилиндр»), инициативно предложившего свои услуги ФБР в ноябре 1961 г.
Заслуженное воздаяние за измену придет к нему гораздо позднее.
Считая себя «незаслуженно наказанным» в связи с предательством
Пеньковского, Серов в своих мемуарах, сам того не подозревая, демонстрирует
очевидное непонимание задач и методов деятельности контрразведки (как мы
отмечали ранее, и будучи председателем КГБ, он особо не интересовался этим
направлением деятельности органов госбезопасности, возложив курирование
его на П. И. Ивашутина).
Тем не менее Серов все же признает, что грубо отметал все обращенные к нему
просьбы о содействии недавних коллег с Лубянки в связи с оперативной

разработкой Пеньковского. А ведь за содействием непосредственно к нему
обращались председатель КГБ В. Е. Семичастный, хорошо известные ему
начальник Второго Главного управления О. М. Грибанов и 3-го Главного
управления А. М. Гуськов. И именно эта позиция Серова, которую трудно
назвать «заботой о государственных интересах», и стала одной из главных
претензий к начальнику ГРУ в связи с разоблачением Пеньковского.
В ходе расследования обвинений в отношении Пеньковского вскрылись факты
недостаточной требовательности к кадрам со стороны руководства ГРУ,
упущения самого Серова. В этой связи 17 января 1963 г. он был отстранен от
должности, пока временно, начальника ГРУ. Исполнение обязанностей
начальника ГРУ было возложено на заместителя Серова генерал-полковника
Александра Семеновича Рогова.
Для выяснения всех обстоятельств «дела Пеньковского» была образована
правительственная комиссия, возглавлявшаяся заведующим отделом
Административных органов ЦК КПСС Н. Р. Мироновым. От КГБ в нее был
делегирован П. И. Ивашутин, хорошо знавший специфику работы ГРУ,
Генерального штаба и Министерства обороны СССР.
Серов прав только в одном: возмущенный его позицией, председатель КГБ
В. Е. Семичастный в его характеристике припомнил и руководство «массовыми
операциями» по депортации отдельных народов в годы войны, и участие в
вынесении «приговоров» в Особом Совещании при наркоме внутренних дел, и
несомненную близость к Л. П. Берии.
2 февраля 1963 г. Серов был снят с должности начальника ГРУ, а 12 марта был
понижен в звании до генерал-майора и назначен помощником командующего
Туркестанским военным округом по учебным заведениям. Бесспорно, это был
тяжелый удар по самолюбию этого амбициозного человека. Не из этого ли
проистекала его необъективность в оценках тех или иных фактов и событий,
сквозящая в оставленных Серовым воспоминаниях?
Увольнение Серова поставило закономерный вопрос о том, кто же возглавит
военную разведку страны. В связи с тем, что в ходе расследования
предательства Пеньковского вскрылась неблаговидная роль в его судьбе
А. С. Рогова[183], он был отстранен от руководства ГРУ. 8 марта исполнение
обязанностей начальника управления было возложено на первого заместителя
генерал-полковника Ходжи-Умар Джиоровича Мамсурова[184].
А ситуация в управлении была непроста. После возврата в январе 1949 г.
функций управления военной разведкой от Комитета информации
Министерству Вооруженных Сил СССР и воссоздания ГРУ, его
последовательно возглавляли: Матвей Васильевич Захаров (январь 1949 г. –
июнь 1952 г.), Михаил Алексеевич Шалин (июнь 1952 г. – август 1956 г., и
октябрь 1957 г. – декабрь 1958 г.), Сергей Матвеевич Штеменко (август
1956 г. – октябрь 1957 г.), Иван Александрович Серов (декабрь 1958 г. – январь
1963 г.). При этом только генерал-полковник М. А. Шалин имел солидную
разведывательную подготовку (еще в феврале – июне 1939 г. он временно
исполнял должность начальника Разведуправления – 5-го Управления РККА) и

непосредственный опыт разведывательной работы, с января 1949 г. был
заместителем, а с июня 1951 г. – первым заместителем начальника ГРУ.
И тогда, испытывавший немало разочарований от недостаточно продуманных и
взвешенных указаний, исходивших от «комсомольцев» – Шелепина и
Семичастного, вопреки существовавшей субординационной практике, Петр
Иванович Ивашутин инициативно изъявил готовность возглавить Главное
разведывательное управление Генерального штаба СССР. Прекрасно понимая,
какой груз ответственности он готов взять на себя. Но он думал не о
персональном благополучии, а об интересах дела.
Это предложение перед Президиумом ЦК КПСС было поддержано и военным
руководством страны – министром обороны Р. Я. Малиновским и начальником
Генерального штаба С. С. Бирюзовым, которые по личному фронтовому опыту
знали личные и деловые качества первого заместителя Председателя КГБ при
СМ СССР.
Так 18 марта 1963 г. генерал-полковник Ивашутин был назначен 21-м
начальником Главного разведывательного управления Генерального штаба
Вооруженных Сил Советского Союза.

Часть V. Главное управление Генерального
штаба СССР
Трудовые будни начальника военной разведки
Никакая другая область человеческой деятельности не окутана таким
количеством тайн и загадок, как разведка.
Владимир Васильевич Карпов (1922–2010), писатель, подполковник ГРУ в
отставке, Герой Советского Союза

18 марта 1963 г. Петр Иванович Ивашутин был назначен заместителем
начальника Генерального штаба СССР по разведке (по должности) и
начальником ГРУ.
Наверное, услышав о назначении на эту должность, он испытал чувство
глубокого удовлетворения от того факта, что ему поручено самостоятельное,
крайне ответственное дело, требующее полной отдачи всех своих духовных и
физических сил, к которому у него «тянулась душа», к которому он считал себя
– и объективно был! – подготовлен лучше, чем бы кто ни было из возможных
кандидатов на этот пост. И что отныне он освобожден от необходимости
подчиняться безграмотным, высокомерным дилетантам-«комсомольцам», а
работает со специалистами своего дела, душой болеющими за судьбу Родины.

Разведка всегда является лишь инструментом добывания для руководства своей
страны политической, военной, научно-технической и дипломатической
информации, главными пользователями которой в СССР были Президиум (с 8
апреля 1966 г. – вновь Политбюро) ЦК КПСС, Совет Министров, Министерства
обороны, иностранных дел, Генеральный штаб Вооруженных Сил и другие
государственные ведомства Советского Союза.
В то же время понятно, что добыванию достоверной упреждающей информации
о подлинных целях и намерениях иностранных государств, особенно
соперничающих с собственной страной на мировой арене, стремятся
целенаправленно препятствовать правительства и спецслужбы иностранных
государств.
Поэтому разведке почти всегда приходится действовать в условиях реального
противоборства с противником, стремящимся как скрывать, маскировать свои
подлинные цели и намерения, возможности и потенциал, так и проводящим для
этого специальные контрразведывательные, дезинформационные,
пропагандистские и контрпропагандистские кампании, операции и
мероприятия. Эти обстоятельства и объясняют неудачи и провалы в
деятельности спецслужб, в том числе ГРУ и КГБ СССР.
Петру Ивановичу были памятны слова полковника Вальтера Николаи,
руководившего германской военной разведкой в годы Первой мировой войны,
который еще в 1923 г. прозорливо писал: «Государства, которые не имеют
собственной разведки, не имея о ней достаточного представления, не
подозревают поэтому, какой опасности подвергаются их политическая свобода
и национальная независимость со стороны тех могущественных государств,
которые вышли из мировой войны настоящими мастерами в деле разведки и
порожденной ею политической пропаганды».
Пришлось ему лично убедиться в верности и следующего вывода аса
германского шпионажа: «По пути к будущему развитию впереди идет разведка,
стремящаяся этот путь распознать и на него повлиять… Тайная сила разведки
будет в будущем гораздо более значительной, нежели была в прошлом и есть в
настоящее время»[185].
Петр Иванович вспоминал и виденный ранее конспект обсуждения в декабре
1952 г. проекта Постановления ЦК КПСС «О главном разведывательном
управлении МГБ СССР». Этот конспект сохранил и некоторые высказывания
секретаря ЦК И. В. Сталина:
«В разведке никогда не строить работу таким образом, чтобы направлять атаку
в лоб. Разведка должна действовать обходом. Иначе будут провалы, и тяжелые
провалы…
Полностью изжить трафарет из разведки. Все время менять тактику, методы.
Все время приспосабливаться к мировой обстановке. Использовать мировую
обстановку. Вести атаку маневренную, разумную…
Самое главное, чтобы в разведке научились признавать свои ошибки. Человек
сначала признает свои провалы и ошибки, а уже потом поправляется…

Главный наш враг – Америка. Но основной упор надо делать не собственно на
Америку. Нелегальные резидентуры надо создавать, прежде всего, в
приграничных государствах.
Первая база, где нужно иметь своих людей, – Западная Германия.
Нельзя быть наивным в политике, но особенно нельзя быть наивным в
разведке…
В разведке иметь агентов с большим культурным кругозором – профессоров…
Разведка – святое, идеальное для нас дело. Надо приобретать авторитет»[186].
К некоторым аналогичным выводам в продолжение своей службы в органах
госбезопасности на собственном опыте пришел и Петр Иванович. Теперь ему
следовало свои выводы и предложения воплощать в жизнь.
18 марта 1963 г. начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза
Сергей Семенович Бирюзов представил генерал-полковника П. И. Ивашутина
руководству Главного управления Генерального штаба. (Так, в целях
конспирации, оно официально именовалось в документах Генштаба и
Министерства обороны.)
Трудовые будни это – кропотливая, повседневная, черновая работа,
единственно и создающая конечный РЕЗУЛЬТАТ труда не только индивида, но
и всего коллектива.
И от организации этой рутинной работы, всего «производственного процесса»
и зависят окончательные итоги деятельности: степень решения все новых и
новых задач, диктуемых изменяющимися условиями обстановки, выполнение
функций и обязанностей, их корректировка, исходя из вызовов и требований
времени.
Петр Иванович Ивашутин возглавил военную разведку в те годы, когда только
начал утверждаться еще хрупкий военно-стратегический паритет между США и
СССР, признанный обеими сторонами в период недавнего Карибского кризиса,
вследствие чего на политической карте мира появилась вторая сверхдержава. И
персональный вклад Петра Ивановича в достижение и упрочение этого паритета
и особого статуса для Советского Союза в мире – несомненен. И именно
поэтому в памяти ветеранов военной разведки эпоха руководства
разведслужбой Ивашутиным ассоциируется с «созданием империи ГРУ».
А начиналась эта историческая эпоха обыденно просто.
Окна нового служебного кабинета Петра Ивановича, расположенного на
третьем этаже здания Генерального штаба, из которых, по словам острословов,
«виден весь мир», в действительности выходили на засыпанный снегом
спокойный и почти пустынный в короткие февральские дни Гоголевский
бульвар.
Иногда начальник ГРУ поднимался из-за массивного стола и, прогулявшись по
кабинету, останавливался перед одним из окон, за которым неспешно
опускались на землю большие пушистые белые снежинки. Однако одолевавшие
Петра Ивановича думы были далеки от этого умиротворяющего пейзажа.

Из этого кабинета многие годы начинались и завершались многие
разведывательные операции, о которых мир узнавал спустя годы и десятилетия.
Разумеется, мы не сможем показать все стороны многогранной деятельности
начальника военной разведки Советского Союза, приоткрывая перед читателем
лишь отдельные эпизоды жизни «генерала без биографии».
Одной из первоочередных задач нового начальника ГРУ было сведение к
минимуму потерь, связанных с изменой Родине О. Пеньковского.
Поскольку Пеньковский официально занимал «должность прикрытия»
в Управлении внешних сношений Государственного комитета по координации
научно-исследовательских работ при Совете Министров СССР, судебный
процесс был открытым: на проходивших с 7 по 11 мая 1963 г. выездных
заседаниях Военной коллегии Верховного суда СССР присутствовали
сотрудники ГРУ и КГБ. О вынесенном приговоре – без упоминания службы
Пеньковского в ГРУ – сообщалось в прессе. (В том же году отдельной
брошюрой массовым тиражом была выпущена стенограмма этого судебного
заседания, а на экраны страны вышел документальный фильм «Снова по черной
тропе».)
Однако еще более важной задачей для начальника ГРУ являлось сохранение
надежного контроля за военными приготовлениями вероятных противников у
границ Советского Союза, за местами хранения и дислокации стратегического и
тактического ядерного оружия на базах США, в том числе – на иностранных
территориях вблизи границ СССР. Тем более что в отдельные периоды 1960-х
годов США едва ли не еженедельно вводили в строй новые носители ракетноядерного оружия наземного, морского или воздушного базирования.
Необходимо подчеркнуть, что существовавший в то время биполярный раскол
мира на зоны геополитического тяготения, с одной стороны, к Советскому
Союзу и Организации Варшавского Договора, и с другой стороны, – к США и
НАТО был политической реальностью, которая не могла не накладывать
отпечатка как на всю сферу межгосударственных отношений СССР, так и на
деятельность его военной разведки.
Императивом всей разведывательной работы многотысячного коллектива ГРУ
было выявление на самых ранних стадиях признаков подготовки вероятного
противника к вооруженному нападению на СССР, его союзников – ставка на
внезапность являлась неотъемлемой составной частью стратегий иностранных
армий в XX веке.
Также от начальника военной разведки требовалось предвидение и
предупреждение советского военно-политического руководства о вызревании
новых кризисных ситуаций в международных отношениях, в отдельных
регионах, о возможном возникновении и тенденциях развития вооруженных
конфликтов в мире.
В числе военно-политических и военно-стратегических проблем, требовавших
на протяжении длительного времени первоочередного внимания

П. И. Ивашутина и подчиненных ему подразделений, их сотрудников, следует
назвать ныне забытые сражения периода «холодной войны»:
– война США против народов Южного Вьетнама и Демократической
Республики Вьетнам (1964–1973 гг.);
– «шестидневная война» 4–10 июня 1967 г., начавшаяся нападением армии
Израиля на египетские войска на Синайском полуострове и приведшая к
разрыву дипломатических отношений СССР с Израилем;
– «Пражская весна» апреля – августа 1968 г.;
– обострение советско-китайских отношений в 1968–1969 гг., приведшее к
кровопролитным вооруженным конфликтам на границе;
– свержение в результате государственного переворота, организованного США,
правительства Народного единства Сальвадора Альенде в Чили в сентябре
1973 г.;
– «октябрьская» арабо-израильская война 1973 г.;
– антиколониальная революция в Анголе 1975 г., вызвавшая попытки
иностранной военной интервенции против этой страны с участием ведущих
империалистических держав;
– демократическая революция в Афганистане в апреле 1978 г.;
– Исламская революция в Иране 1979 г.;
– сандинистская революция в Никарагуа 1979 г.;
– ввод Ограниченного контингента советских войск в Демократическую
Республику Афганистан в декабре 1979 г. и необъявленная «горячая фаза»
холодной войны в Афганистане в 1980–1989 гг.;
– мощные антисоциалистические выступления в Польской Народной
Республике 1980–1982 гг.;
– англо-аргентинский вооруженный конфликт 1982 г. по поводу
государственной принадлежности Фолклендских (Мальвинских) остров;
– начало разработки новых систем противоракетной обороны США под
невинным названием «Стратегической оборонной инициативы» (СОИ) 1983–
1989 гг.
И многие, многие другие, забытые сегодня, но требовавшие самого
пристального повседневного внимания как советской военной разведки, так и
непосредственно П. И. Ивашутина.
Поэтому, говоря о достижениях, известных и доныне неизвестных и незримых
победах «империи ГРУ», следует подчеркнуть, что они стали результатом
исключительно слаженной и целенаправленной работы всего многотысячного
коллектива военной разведки, направляемого и управляемого из служебного
кабинета Петра Ивановича.
Бывший первый заместитель председателя КГБ СССР первоначально был
загадкой для своих новых подчиненных. Однако очень скоро сотрудникам

Главного управления предстояло в полной мере познакомиться с деловыми и
личными качествами, принципами и стилем работы Петра Ивановича, что
являлось ошеломляющим контрастом по сравнению с предыдущим
руководителем.
Составители биографического сборника «Они руководили ГРУ»
о предшественнике П. И. Ивашутина генерале И. А. Серове подчеркивали
следующее: «Военные разведчики были невысокого мнения о его
профессиональной подготовке, считая главным его достижением умение
арестовывать, допрашивать и расстреливать… возглавляя ГРУ около пяти лет,
кроме вреда делам и престижу военной разведки, его пребывание на этом посту
не принесло ничего»[187].
Генерал Ивашутин, как никто другой в стране, глубоко знал всю систему
разведывательно-подрывной деятельности противостоящих СССР
империалистических государств и их военных блоков, ее сильные и слабые,
уязвимые стороны, и поэтому профессионально оценивал советский
разведывательный потенциал, видел направления его перспективного развития.
Что позволяло ему формулировать оперативные и стратегические задачи по его
развитию, повышению эффективности, а также осуществлять непосредственное
повседневное руководство их решением.
По его инициативе в 1963 г. в ГРУ начала создаваться система круглосуточного
получения информации, ее оценки, с целью выявления признаков повышения
боеготовности иностранных вооруженных сил или подготовки их к ведению
боевых действий (позднее она получит наименование Командного пункта). А по
сути это была реализация давней задумки Петра Ивановича – о создании
системы предупреждения высшего военно-политического руководства страны о
военных угрозах в режиме реального времени. Понятно, что для обеспечения
эффективного бесперебойного функционирования данной системы еще много
чего предстояло создать, модернизировать в пространственно распределенной
системе органов военной разведки, действующих в различных климатических
условиях и часовых поясах.
Впоследствии на Командный пункт будет возложена также функция контроля
(мониторинга) развития ситуаций в так называемых «горячих точках» планеты.
Эта начатая по инициативе П. И. Ивашутина более полувека назад работа стала
впоследствии основой для создания Национального центра управления
обороной Российской Федерации, начавшего боевое дежурство 1 декабря
2014 г.
Ивашутину были присущи принципиальность и гражданская честность в
выводах и оценках, касалось ли это анализа управленческих ситуаций или
подготовки разведывательных докладов в вышестоящие инстанции.
Его ценили и уважали за эти качества, знали, что он не отступится и не пойдет
на попятную, пока сама жизнь не докажет, что она рассудила иначе.
Подчиненные ценили его за то, что вдумчивым индивидуальным подходом к
кадрам, выдержкой, тактом, неукротимым интеллектом и умением осваивать

новинки военной и военно-технической мысли, вооружений и техники,
непрестанным стремлением к расширению профессионального кругозора,
Ивашутин способствовал созданию творческой «командной» атмосферы в
коллективах подразделений разведки. И за те уроки, которые давало каждому
руководителю или разведчику непосредственное общение с Петром
Ивановичем.
Не поэтому ли многие ветераны ГРУ с гордостью именуют себя его учениками?
А что может быть выше этой сдержанной формы восхищения и уважения для
мужчины, для офицера, для человека?
Рабочий день Петра Ивановича начинался, как правило, в 7.30 утра
(закрепленный за ним автомобиль уже в 7.05 покидал казенную дачу в
подмосковных Раздорах, где Петр Иванович с Марией Алексеевной проживали
большую часть года).
Он складывался из ежедневных докладов начальника информации (заместителя
начальника ГРУ в ранге генерал-полковника, курировавшего ряд управлений),
начальника командного пункта военной разведки, знакомства с полученными за
ночь шифровками загранаппаратов – из-за обилия часовых поясов в мире их
накапливалось немало.
Просмотрев подготовленные управлениями сводки в Генеральный штаб и
Министерство обороны, Петр Иванович давал необходимые указания и
подписывал их для немедленной доставки адресатам.
Эти сводки представляли не более трех-пяти машинописных страниц, на
которых излагалась вся военно-стратегическая и политическая обстановка в
мире. Иногда Петр Иванович, из «тактических соображений», деликатно
отмечал в этом документе, с которым непременно с самого начала рабочего дня
знакомились адресаты, проблемы, о которых, по его мнению, следовало знать
Инстанциям и по которым он был готов им немедленно доложить.
Эта «военная хитрость» срабатывала безотказно: к Ивашутину поступали
указания «осветить» уже затронутые им и волновавшие его вопросы, проблемы.
Однако в тот же день могли появиться еще несколько десятков документов,
требовавших его немедленной подписи и отправки в Инстанции, а также
внеплановые вопросы, предполагавшие немедленные решения начальника
военной разведки.
И только форс-мажорные события в стране и мире могли изменить этот жестко
установленный распорядок дня.
Затем – после 11 часов дня, когда основной объем плановых повседневных
обязанностей был исчерпан, наступало время приема начальников
подразделений и иных сотрудников и посетителей, приглашенных к начальнику
Главного управления.
Иногда этот сложившийся распорядок нарушался выездами П. И. Ивашутина
для докладов в Политбюро ЦК КПСС, к министру обороны или начальнику
Генштаба, в штаб-квартиру ПГУ для встречи с председателем КГБ СССР
Ю. В. Андроповым.

Для еще одного ежедневного докладов начальнику ГРУ об обстановке в мире
также были установлены жесткие временные рамки: – с 19 до 20 часов. Однако
после начала афганской эпопеи, в связи с 7-часовой разницей во времени, к
нему прибавился дополнительно и еще один утренний доклад – в 7.00
исключительно по обстановке в этой стране за прошедшие сутки.
Таким образом, трудовой график начальника ГРУ насчитывал никак не менее
11–12 часов.
По наиболее важным вопросам – а таких в повседневной практике бывало
немало – он проводил совещания, на которые приглашались непосредственные
исполнители заданий и знакомые с сущностью этих вопросов сотрудники.
Стоит ли после этого удивляться по поводу того, что благодаря
профессиональной грамотности и работоспособности, принципиальности и
человеческим качествам, когда сотрудники Центрального аппарата видели
Ивашутина и по 12, и по 14 часов не покидавшим служебного кабинета, уже при
жизни он стал легендой и образцом ответственного руководителя для
подчиненных?
Петр Иванович также лично принимал даже оперативных сотрудников, а не
только начальников подразделений управления военной контрразведки КГБ
СССР, осуществлявших «контрразведывательное обеспечение» (читай: защиту!)
частей и подразделений ГРУ. Он всегда с вниманием относился к их
информации, вопросам, понимая, что только творческое взаимодействие с
контрразведкой способно действительно повысить эффективность
деятельности, результативность и авторитет военной разведки.
А некоторым из военных контрразведчиков КГБ Ивашутин даже помогал
решать их жилищные и иные жизненные проблемы.
Авторитет руководителя – это производное от его личных и деловых,
профессиональных качеств, способностей. Для руководителя, оценки его
глазами коллег и подчиненных особое значение имеют умения видеть
перспективу, сплотить коллектив, поставить четкие конкретные реальные
задачи перед каждым участником совместного труда, воля и
целеустремленность в сочетании с мудростью и заботой о людях.
Аудиенция у Ивашутина стала обязательной и при отправлении старших
офицеров в загранкомандировки. А нередко он также принимал их доклады о
проделанной работе, даже при их прибытии в отпуска.
При этом он не терпел длинных, но пустых докладов, как устных, так и
письменных: он очень ценил время своих подчиненных и свое собственное, и не
мог себе позволить тратить его впустую.
По признанию многих ветеранов разведки, они действительно ощущали к себе
внимание со стороны Петра Ивановича, стремление максимально помочь во имя
интересов дела. Так, разбираясь в причинах возникающих конфликтов с
другими подразделениями Генштаба и Министерства обороны, Петр Иванович
всегда отстаивал своих офицеров, если они действовали в соответствии с
полученными указаниями.

Необходимо подчеркнуть, что, вопреки распространявшимся в СМИ в конце 80х годов легендам о якобы «соперничестве», чуть ли даже не «противостоянии»,
двух советских разведывательных служб – ГРУ и КГБ, именно при Ивашутине
между ними установилось тесное рабочее взаимодействие.
По инициативе Петра Ивановича вошли в практику ежемесячные рабочие
встречи с руководителями ПГУ КГБ, возглавлявшегося в 1963 г. Александром
Михайловичем Сахаровским, с июля 1971 г. – с Федором Константиновичем
Мортиным, а с января 1974 г. с Владимиром Александровичем Крючковым.
Встречи эти проходили поочередно то на Лубянке (с 1972 г. – в штаб-квартире
ПГУ в Ясеневе), то на Гоголевском бульваре, где в 1960-х годах размещалось
большинство управлений ГРУ ГШ.
Эта практика совместного обсуждения вопросов обеспечения безопасности
страны сохранилась и после того, как 18 мая 1967 г. КГБ при СМ СССР
возглавил Ю. В. Андропов, а с начала 70-х годов личные встречи председателя
КГБ и начальника ГРУ ГШ нередко проходили в Ясеневе. (Встречаться с
«комсомольцем» В. Е. Семичастным, зная его «потенциал», Ивашутин считал
нецелесообразным, предпочитая вести обмен мнениями и информацией
непосредственно с профессионалами, которых он хорошо знал лично.) Стоит ли
говорить о том, сколь полезны были эти обмены мнениями для каждой из
сторон?
Одной из первых масштабных совместных операций ГРУ и КГБ стало
отслеживание развития ситуации на Ближнем Востоке, возникшей вслед за
объявлением Египтом 16 мая 1967 г. морской блокады Акабского пролива –
фактической блокады единственного израильского порта на Красном море
Эйлата. Отметим, что по нормам международного права установление
неспровоцированной блокады может являться casus belli – поводом для начала
военных действий. Несмотря на усилия Генерального секретаря и Совета
Безопасности ООН по разрешению конфликта, Египет продолжал оставаться на
позиции непризнания прав другой стороны.
В этой связи в конце мая ближневосточный отдел МИД СССР поручил ГРУ и
КГБ провести анализ и представить прогноз исхода возможного вооруженного
конфликта между Египтом и Израилем, в случае его возникновения. По
расчетам советской разведки выходило, что победителем могла стать арабская
сторона.
Одновременно директор ЦРУ Ричард Хелмс предупредил президента США
Л. Б. Джонсона о возможном начале Израилем военных действий против
соседних государств. По американским прогнозам, подтвердившимся
впоследствии, Израиль был в состоянии за 7–10, максимум – 14 дней, выиграть
кампанию против любой военной коалиции в регионе.
После начала Израилем утром 4 июня 1967 г. военных действий против
египетской армии на Синайском полуострове ПГУ КГБ, включая резидентуры в
Тель-Авиве, Каире и Дамаске, дважды в день готовило экстренные
информационные сводки для советского политического и военного руководства.

«Кризисный центр» высокопоставленных сотрудников МИД, ГРУ,
Министерства обороны, ЦК КПСС и КГБ СССР с этого дня перешел
фактически на «казарменное положение», введя круглосуточный рабочий
режим.
Нанеся значительные поражения сухопутным войскам Египта и Сирии, включая
танковые части, а также авиацию противника, которая была практически
уничтожена в первый же день войны на аэродромах базирования, 10 июня, идя
навстречу требованию Совета Безопасности ООН, Израиль согласился
прекратить боевые действия.
В тот же день последовало скоропалительное решение советского руководства о
разрыве дипломатических отношений с Израилем, которые были восстановлены
только 18 октября 1991 г. Разрыв дипломатических отношений с Израилем,
превращение этой страны в «стратегического союзника США» на Ближнем
Востоке, стали впоследствии одной из новых силовых линий глобального
противостояния двух социальных систем.
Затем аналогичные меры последовали в мае 1968 г., ввиду роста социальной
напряженности и внутриполитической обстановки в Чехословацкой
Социалистической Республике, заметной активизации антисоциалистических
сил в этой стране. В составе Политбюро ЦК была выделена «группа пяти»
(«пятерка»), для анализа ситуации и обеспечения выработки советским
руководством позиций по важнейшим текущим вопросам. Для
информационного обеспечения членов этой «пятерки» (Л. И. Брежнев, министр
иностранных дел А. А. Громыко, Ю. В. Андропов, секретари ЦК КПСС
М. А. Суслов и Б. Н. Пономарев) была создана рабочая группа – по одному
представителю КГБ, Министерства обороны, фактически – ГРУ, МИДа и ЦК
КПСС. В ее задачи входило систематизировать и обобщать получаемую по
различным каналам информацию, докладывать ее членам «пятерки», помогать в
подготовке указаний различным ведомствам, вовлеченным в чехословацкие
события[188].
С 1968 г. по инициативе Ивашутина было налажено постоянное взаимодействие
с военными разведками государств – участников Организации Варшавского
Договора (ОВД), а также устанавливались двусторонние связи с разведками
иных дружественных Советскому Союзу государств.
По наиболее актуальным вопросам развития ситуации в мире, в том числе –
затрагивающим интересы СССР, начальник ГРУ докладывал лично начальнику
Генерального штаба или министру обороны, а по их указаниям – готовил
доклады для Президиума (с 8 апреля 1966 г. – вновь Политбюро) ЦК КПСС, или
лично выступал с докладами на его заседаниях.
Первыми в этом ряду явились доклады о росте американской вовлеченности в
военный конфликт в Южном Вьетнаме, а затем – о последовавшей после так
называемого «инцидента в Тонкинском заливе» в начале августа 1963 г.
эскалации военных действий США и их союзников (Австралии, Новой
Зеландии, Филиппин и Южной Кореи) против Демократической Республики
Вьетнам. Многолетняя необъявленная война против этой страны, как известно,

завершилась фактической капитуляцией США 30 апреля 1975 г., когда
американские коммандос вертолетами с крыши посольства в Сайгоне
эвакуировали последних сотрудников резидентуры ЦРУ.
Доклады Ивашутина членам Политбюро ЦК КПСС также касались положения
на Ближнем Востоке и вероятности возникновения здесь новых военных
конфликтов, с середины 1970-х годов – проблем подготовки договора с США об
ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений (ОСВ2), затем – перспектив развития внутриполитической и военной ситуации в
Афганистане.
Петру Ивановичу были присущи гражданская и профессиональная честность и
принципиальность в выводах и оценках разведывательных данных, в
подготавливаемых его подчиненными и подписываемых им лично докладах,
сводках и иных обзорно-аналитических документах.
Но помимо плановых наметок жизнь начальника, да и разведки в целом, в
значительной степени зависит от малозаметных поначалу событий,
происходящих в различных уголках мира.
Иногда в этой связи Ивашутину приходилось сталкиваться и с горькими, и
трагическими фактами провалов своих подчиненных, иными форс-мажорными
обстоятельствами.
Так, через три месяца после вступления Петра Ивановича в должность, 20 июня
1963 г., в Стокгольме по дороге на работу был арестован военный советник
министра иностранных дел Швеции Стиг Веннестрем.
Это был серьезный провал, который, как всегда в подобных случаях,
сопровождался развертыванием шумной антисоветской пропагандистской
кампании: уже на следующий день ведущие газеты страны сообщили о высылке
первого секретаря и военного атташе посольства СССР в Швеции,
предположительно «работавших» с арестованным чиновником.
Ранее 66-летний полковник Веннестрем, сотрудничавший с советской военной
разведкой с 1948 г. (оперативный псевдоним «Орел»), был начальником военновоздушной секции Командной экспедиции Министерства обороны Швеции.
Благодаря Веннестрему Советский Союз многое знал не только о шведских
вооруженных силах, но и об их тесном сотрудничестве со спецслужбами США
и Великобритании, о месте и роли Швеции в стратегических и тактических
планах НАТО.
Не могло не взволновать начальника ГРУ и прекращение в августе 1963 г. связи
с агентом-нелегалом в Нью-Йорке «Мейси» после передачи ему приказа об
экстренной эвакуации. Ранее от него поступала ценная информация, в том числе
и во время Карибского кризиса. Однако судьба «Мейси» станет известна в ГРУ
только через 23 года.
А под этим псевдонимом даже в центре военной разведки лишь немногие знали
замечательного человека, мужественную женщину – Марию Дмитриевну
Доброву (1907–1963). На ее долю выпало участие в боевых действиях в
Испании 1936–1937 гг., в обороне Ленинграда в 1941–1944 гг. В 1956 г. по

линии ГРУ Мария Дмитриевна была направлена в спецкомандировку нелегалом
в США. В начале 1963 г. «Мейси» была выдана агентом ФБР «Цилиндр»
(Д. Поляковым). Спасаясь от неминуемого ареста ФБР, покончила жизнь
самоубийством в отеле в Чикаго.
С разрешения министра обороны и начальника Генерального штаба в первый же
год нахождения на новой должности П. И. Ивашутин совершил поездку в
Республику Куба, с военным руководством которой им было заключено
соглашение о развертывание здесь станции технической разведки «Тростник»,
ставшей предшественницей впоследствии всемирно известной советской базы
электронной разведки в Западном полушарии Лурдес.
25 февраля 1964 г. заместитель министра обороны и начальник Генерального
штаба СССР С. С. Бирюзов направил Н. С. Хрущеву доклад, в котором, в
частности, подчеркивалось следующее:
«… ГРУ удалось получить доступ и добыть большое количество совершенно
секретных документов особой важности. В целом, полученные в период одного
года сведения, позволили вскрыть и подтвердить некоторые особо важные
данные по вопросу подготовки вооруженных сил США и НАТО к применению
ракетно-ядерного оружия на Европейском театре войны».
Избрание 14 октября 1964 г. на Пленуме ЦК КПСС Первым секретарем ЦК
пятидесятивосьмилетнего Леонида Ильича Брежнева в армейской среде,
которой он был хорошо известен, было воспринято положительно. В годы
Великой Отечественной Брежнев служил в политорганах действующей армии,
звание генерал-майора ему было присвоено 2 ноября 1944 г. В 1953–1954 гг.
в звании генерал-лейтенанта Брежнев служил заместителем начальника
Политуправления Министерства обороны СССР, а в 1957–1960 гг. был
Секретарем ЦК КПСС по оборонной промышленности.
Петру Ивановичу еще в годы Великой Отечественной войны приходилось
неоднократно встречаться с заместителем начальника политуправления
Черноморской группы войск, тогда еще полковником, Л. И. Брежневым в 1942–
1943 гг., а также с первым секретарем ЦК Компартии
Казахстана Л. И. Брежневым в период начала строительства космодрома
Байконур в 1955–1957 гг. и последующие годы.
Помимо общения с начальниками управлений центрального аппарата военной
разведки, начальниками подчиненных частей, Петр Иванович ввел в практику
вызов на беседы и непосредственных исполнителей отдельных особо
ответственных заданий, а также офицеров, убывавших в заграничные
командировки.
Закономерным было также и общение начальника ГРУ с кураторами отдельных
сфер государственного управления страной, советскими послами, особенно в
странах НАТО и в других регионах с напряженной военно-политической
обстановкой.
Говоря о многоплановой деятельности Петра Ивановича Ивашутина, нельзя не
упомянуть и о начатом по его настоянию строительстве нового комплекса

зданий для Центрального аппарата ГРУ в Москве, которое оказалось крайне
своевременным. Некоторую пикантность ситуации придавал тот факт, что
возводимый объект располагался недалеко от Тушинского аэродрома, так
хорошо знакомого и памятного военлету Ивашутину по его военной службе в
Московском военном округе.
Следует отметить и то, что параллельно Петр Иванович сумел решить вопрос об
улучшении жилищных условий сотрудников управления, добившись также
строительства ряда многоквартирных домов поблизости от нового объекта.
Помимо всего прочего, это обстоятельство существенно повышало
мобилизационную готовность личного состава управления.
Генерал Ивашутин был участником всех командных учений, проводившихся
Генеральным штабом и Министерством обороны, где он неизменно выступал
как один из основных докладчиков в части, касающейся разведывательного
обеспечения действий войск.
В качестве строгого и придирчивого аналитика он оценивал итоги этих учений,
стремясь максимально приблизить их условия к современной «боевой
обстановке», определяемой стратегией и тактикой действий войск вероятных
противников на различных театрах военных действий.
23 февраля 1971 г. Петру Ивановичу было присвоено звание генерала армии с
вручением знака Маршальская звезда[189].

Человеческий фактор в разведке
Человеческий фактор – обобщенное понятие, характеризующее совокупность
всех возможных проявлений деятельностной сущности человека, его
социальную, творческую активность и все последствия непосредственных
действий как на уровне личности, так и на уровне трудовых и любых других
коллективов.
Важнейшими структурными компонентами «человеческого фактора» на
личностном уровне являются:
– социально-психологические качества (свойства личности): ее потребности,
интересы, мотивы, установки, ценностные ориентации, уровень общей
культуры;
– профессионализм и компетентность, нравственная надежность, уровень
дисциплины и ответственности индивидов;
– результаты междолжностного и межгруппового взаимодействия и общения,
состояния – синергетический эффект кооперации труда, коллективные
«образования» – морально-психологический климат, «дух команды»: чувство
принадлежности, сопричастности к общему делу, формальное и неформальное
лидерство[190].

Особенно важное значение человеческий фактор имеет применительно к
деятельности спецслужб. Директор ЦРУ США (1973–1975 гг.) Уильям Колби по
этому поводу подчеркивал:
«Технические средства дополняют, но не заменяют агентурную разведку. Они
освобождают агентуру и позволяют ей сконцентрировать внимание на других,
более высоких приоритетах. Агентуру следует использовать там, где бессильна
техника, чтобы узнать, что замышляют лидеры, как принимают решения и какие
политические силы формируются».
Петр Иванович давно усвоил эти истины.
Надо сказать, что Петр Иванович не особенно жаловал журналистов, полагая,
что согражданам о военной разведке достаточно знать только то, что она
существует, действует и обеспечивает безопасность Родины.
Но из каждого правила, как известно, имеются исключения. Первым из них
стало подписанное Петром Ивановичем представление к званию Героя
Советского Союза военного разведчика Рихарда Зорге.
История его «легализации» в отечественной истории настолько уникальна, что о
ней следует сказать подробнее. Первым в нашей стране интерес к личности
Зорге в 1963 г. проявил Н. С. Хрущев, посмотрев на даче дублируемый
переводчиком фильм французского режиссера Ива Чампи «Кто вы, доктор
Зорге?».
На соответствующий запрос П. И. Ивашутин отправил в Кремль справку по
личному делу:
«Зорге Рихард (1895–1944), немец, уроженец Бакинской губернии Российской
империи, доктор права (1919 г.) Гамбургского университета, член
Коммунистической партии Германии (с 1919 г.), гражданин СССР с 1925 г.,
член ВКП (б) с 1925 г., сотрудника аппарата Коминтерна в Москве.
С 1929 г. – сотрудник Разведывательного управления НКО СССР (оперативные
псевдонимы «Инсон» и «Рамзай»). В 1930–1933 гг. работал в Шанхае, в
сентябре 1933 г. в качестве корреспондента германских газет отправлен в
Японию, где проработал до своего ареста 18 ноября 1941 г.
В 1936–1941 гг. от созданной им нелегальной резидентуры «Рамзай» поступала
исключительно ценная информация о планах и намерениях японских правящих
кругов. В частности, летом 1941 г. «Рамзай» сообщал о том, что, вопреки
давлению на нее Германии, Япония не планирует открытие военных действий
против СССР в 1942 г.
Казнен по приговору Верховного суда Японии 7 ноября 1944 г.».
Помимо этого, П. И. Ивашутин добавлял, что в 1945 г. американские
оккупационные власти в Японии получили уцелевшие материалы следствия по
делу резидентуры Зорге (Верховным судом были осуждены к разным срокам
заключения 14 человек, журналист Хоцуми Одзаки, так же как и Зорге, был
приговорен к смертной казни), и по ним был подготовлен обзор методики
работы советской разведки. (В Европе сотрудники УСС, а потом и ЦРУ США

также внимательнейшим образом изучали все доступные им архивные
материалы о деятельности «Красной капеллы», надеясь, таким образом,
раскрыть «национальный стиль», «почерк» деятельности советской разведки.)
Следует также отметить, что во времена маккартизма для рассмотрения в
конгресс была направлена записка, сообщавшая о том, что якобы Советский
Союз через своего агента Зорге сформировал у японского правительства
намерение напасть на США.
«Немецкие товарищи» из Министерства госбезопасности Германской
Демократической Республики также представили характеризующие материалы
на Зорге, высказывая мнение, что он достоин советской правительственной
награды.
Н. С. Хрущев потребовал от министра обороны представить Рихарда Зорге к
присвоению звания Героя Советского Союза. Одновременно с представлением
необходимых материалов в наградной отдел Президиума Верховного Совета
СССР, по указанию П. И. Ивашутина, со справкой по личному делу «Рамзая»
был ознакомлен политический обозревать В. В. Маевский, и 4 сентября 1964 г.
в центральной газете СССР «Правда» был опубликован его очерк о ставшем
легендарным советском разведчике.
Одновременно корреспондент газеты «Известия» в Токио Б. И. Чехонин
получил редакционное задание срочно подготовить статью о жизни и смерти
разведчика Зорге, которая также была вскоре опубликована.
Указом Президиума Верховного Совета СССР 5 ноября 1964 г. Рихарду Зорге
было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно). Одной из улиц
Москвы – недалеко от будущего комплекса зданий ГРУ около станции метро
«Полежаевская» также было присвоено имя Рихарда Зорге.
В следующем году военное издательство Министерства обороны выпустило
книгу Михаила Колесникова «Таким был Рихард Зорге».
В феврале 1985 г. в самом начале улицы Зорге, на пересечении ее с
Хорошевским шоссе, был открыт памятник всемирно известному разведчику.
На митинге, посвященном его открытию, выступил заместитель начальника
Генерального штаба. И слушая его проникнутые чувством уважения к подвигу
прославленного соотечественника, вряд ли кто из собравшихся мог
предполагать, что этот невысокий, плотный генерал армии Петр Иванович
Ивашутин – человек, который воскресил имя и образ разведчика Рихарда Зорге
из исторического небытия…
Также по инициативе Петра Ивановича Указом Президиума Верховного Совета
СССР 20 февраля 1965 г. «за доблесть и мужество, проявленные при
выполнении специальных заданий Советского правительства перед Второй
мировой войной и в годы борьбы с фашизмом» звание Героя Советского Союза
было присвоено (посмертно) полковнику Маневичу Льву Ефимовичу[191].
Таково было настоящее имя военного разведчика-нелегала «Этьена», 12 лет
проработавшего в фашистской Италии под видом австрийского коммерсанта.

Следующим исключением из правила секретности стало представление к
званию Героя Советского Союза радистке разведывательной группы «Джек»
Разведуправления РККА Анне Афанасьевне Морозовой – высокое звание «за
образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и
героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками» ей было присвоено
посмертно 8 мая 1965 года. Однако тогда она была представлена как
создательница интернациональной русско-чехословацко-польской подпольной
организации Сопротивления в поселке Сеща Дубровского района Брянской
области, действовавшей на немецком аэродроме.
И только в 1969 г. в Минске вышла книга бывшего бойца разведывательной
группы «Джек» Н. Ф. Ридевского «Парашюты на деревьях», впервые
рассказавшая об этой смелой разведчице. (В 1973 г. по этой книге был снят
одноименный документальный фильм.)
Самому Петру Ивановичу Ивашутину звание Героя Советского Союза «за
мужество и отвагу, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими
захватчиками в годы Великой Отечественной войны, и успешную деятельность
по укреплению Вооруженных Сил СССР в послевоенный период» будет
присвоено 21 февраля 1985 года.
Петр Иванович лично неоднократно встречался с ветеранами военной разведки,
ставшими писателями и посвятившими свое творчество увековечиванию памяти
героев страны, – разведчиком Овидием Горчаковым и подполковником ГРУ
Героем Советского Союза Владимиром Карповым[192].
По просьбе журналиста и писателя Юлиана Семеновича Семенова, просившего
разрешить познакомиться с материалами о деятельности военных разведчиков в
годы Великой Отечественной войны, Петр Иванович дал указание познакомить
его со специально подготовленными справками по личным делам разведчиков
«Голоса» и «Джен», которые стали прообразами известных литературных и
кинематографических героев – майора «Вихря» и полковника Максима
Максимовича Исаева (Штирлица)[193].
В окружающей нас жизни «человеческий фактор» – это все то, что связано с
личностью, ее мировоззрением, жизненными установками, стремлениями,
чертами характера, образом действий, привычками. И, безусловно, знаниями,
умениями и навыками, приобретаемыми в процессе обучения и воспитания.
А еще – это личностные установки (персонифицированные психологические
доминанты поведения) и ценностные ориентации человека (социальная
ориентированность).
В этом смысле слова «человеческий фактор» окружает нас повсеместно и
постоянно. В отдельных видах профессиональной деятельности – военная
служба, работа в спецслужбах и в правоохранительных органах, врачебная
деятельность и т. п., – все вышеперечисленные характеристики личности имеют
первостепенное значение.
Но, пожалуй, самое большое значение «человеческий фактор» имеет в
деятельности разведки. Помня об этом, Петр Иванович всегда стремился

обращать внимание на эти особенности при работе с подчиненными, и учить их
учитывать его, и целенаправленно формировать, воспитывать у подчиненных
необходимые профессиональные качества.
И с непосредственными исполнителями – и для того,
чтобы лично проверить, убедиться в правильности выбора конкретного
кандидата для решения специфических разведывательных задач, и для того,
чтобы оценить степени его готовности к их выполнению, и для того,
чтобы повысить его уверенность в собственных силах, способность справиться
с доверенным ему поручением.
Нередко он сам давал инструктаж офицерам, которым предстояло выполнение
ответственных заданий. Стремясь лучше понять кандидата, Петр Иванович
интересовался состоянием его здоровья, семьей, жилищными условиями.
Согласимся, данные обстоятельства – духовно-моральный «тыл» – имеют
важное значение для человека.
Именно поэтому слова начальника разведки производили незабываемое
впечатление на его собеседников. Петр Иванович напутствовал офицеров
словами: «Вам многое дано, но многое и спросится! Желаю успехов!»
В беседах с подчиненными П. И. Ивашутин всегда проявлял сдержанность, не
допускал грубости и бестактности. Офицеры центрального аппарата ГРУ знали,
что при всей кажущейся внешней суровости, требовательности, в конечном
итоге к ним всегда будет проявлено внимание и человечность.
П. И. Ивашутин понимал, что добиться высокой эффективности работы главка
невозможно без овладения всем личным составом знаниями и навыками
решения поставленных задач, учета значения и влияния человеческого фактора
в любых, в том числе и самых экстремальных условиях.
В стиле его руководства утвердилась практика прямого вызова к начальнику
ГРУ офицеров различных подразделений, решавших важные и ответственные
задачи. При этом его собеседников поражал неподдельный интерес Петра
Ивановича к новым, нестандартным решениям, эрудиция и глубина знания
обсуждаемых проблем, внимание к новейшим технологическим разработкам,
искреннее стремление добиться их быстрейшей реализации в повседневной
практической деятельности подразделений и помощь в этих вопросах.
Колоссальный объем знаний, уверенность в себе, в правильности порученного
дела, намеченного курса, выдержка и спокойствие, что является неотъемлемыми
требованиями, характеризующими руководителя любого ранга, – заражали его
подчиненных, всех, кто имел честь получит аудиенцию у «Петра Великого» –
как за глаза, несколько фамильярно, называли Ивашутина его ближайшие
подчиненные.
Не склонный удовлетворяться достигнутым, Петр Иванович стремился сам и
воспитывал у сослуживцев постоянное стремление к повышению
профессиональной квалификации, в том числе – к повышению уровня своей
управленческой и психологической подготовки:

– освоению новаций в области управленческой деятельности, психологии и
педагогики; развитию компетентность, повышению ее уровня;
– формированию собственного стиля руководства, укреплению личного
авторитета через безупречное, образцовое выполнение служебных
обязанностей, поручений.
Что только в совокупности и создает условия успешного и эффективного
решения нетривиальных задач, постоянно диктуемых разведке самой жизнью.
Разумеется, все разведчики, и Петр Иванович не исключение, тяжело
переживали неудачи и провалы в деятельности коллег. По целому ряду причин
Петр Иванович, в том числе и о провалах у «коллег из леса» (ПГУ) или «с
Лубянки» (КГБ), узнавал раньше своих подчиненных. И надо было стойко и
достойно переносить эти удары судьбы, чтобы не деморализовать подчиненные
коллективы.
Так, в феврале 1964 г. Петр Иванович узнал о «пропаже» в Женеве
подполковника Ю. Носенко, заместителя начальника «американского» отдела
ВГУ КГБ. И лишь позднее тяжелая правда о его предательстве стала известна в
Москве…
Но «подлинные мотивы предательства раскрываются постепенно. Их никогда
нельзя услышать от самого изменника. Ведь даже самому подлому существу
хочется выглядеть в чужих, да и в своих глазах благородным и страдающим
человеком», – писал о предателях начальник Первого Главного управления КГБ
СССР Л. В. Шебаршин[194].
Предательство не может и не должно иметь никакого оправдания. И поэтому
вполне уместно недоумение по поводу того факта, что некоторые
отечественные СМИ пытаются «ваять благородные» образы дезертираперебежчика В. Резуна, укрывшегося под звучным псевдонимом «В. Суворов»,
и подобных ему дезертиров из числа советских граждан.
В этой связи приведем одно весьма компетентное мнение на этот счет.
В опубликованной в марте 1963 г. книге «The Craft Of Intelligence» (не вполне
адекватный русский перевод: «Искусство разведки», а следовало бы переводить
«Мощь разведки». – О.Х.) бывший директор ЦРУ США Аллен Даллес ставил
своей целью объективно познакомить политическую элиту Запада с реалиями
тайной войны спецслужб США против СССР.
В этой связи крайне интересны и не утратили своего значения и сегодня
следующие его характеристики перебежчиков из социалистических государств:
«Я не утверждаю, что все так называемые дезертиры (dezerters) бежали на Запад
по идеологическим мотивам. Некоторые стали на этот путь потому, что их
постигла неудача в работе, другие поступили так из опасения, что при
очередной перетряске государственного аппарата они могут быть понижены
или могут иметь еще худшие неприятности; были и такие, кого привлекли
физические соблазны жизни на Западе – как моральные, так и материальные…
Жизнь в коммунистическом мире опротивела им, и они жаждут чего-то
лучшего. Вот почему применительно к таким людям я употребляю термин

«дезертир» очень осторожно и заранее извиняюсь. Я предпочитаю называть их
«добровольцами».
От государственных чиновников, которым, по сути дела, и была адресована его
книга, Даллес не считал нужным скрывать, что «часть дезертиров со стороны
коммунистов оказывается совсем не тем, за кого их можно принять. Некоторые,
например, в течение долгого времени работали за железным занавесом в
качестве наших агентов «на месте» и перебежали на Запад лишь после того, как
они (или мы) пришли к выводу, что дальше оставаться им в стране стало
слишком опасно…»
«Дезертирство кадрового разведчика противной стороны, – подчеркивал
Даллес, – является, естественно, большой удачей для контрразведки. Ведь с
точки зрения количества и содержания полученной при этом информации такой
источник равноценен прямому проникновению на какой-либо срок в
разведывательные штабы противника. Один такой доброволец-разведчик может
буквально парализовать на несколько месяцев работу покинутой им
разведслужбы. США всегда будут приветствовать тех, кто не хочет больше
работать на Кремль… В каждой коммунистической стране много людей,
пострадавших от рук государственных органов или имеющих пострадавших
среди близких им людей. Таких людей зачастую достаточно лишь слегка
подтолкнуть, чтобы они согласились заниматься шпионажем против режима,
который не уважают, который их обидел или в котором они разочаровались».
Обращаясь к своим коллегам, дипломатам и государственным деятелям стран
Запада, Даллес был предельно откровенен: «За железным занавесом имеется
много неизвестных нам недовольных людей, которые всерьез думают о побеге
из своей страны… Таким людям можно помочь, убедив их в том, что они будут
тепло встречены и обретут у нас безопасность и счастливую жизнь. Всякий раз,
когда вновь прибывший политический перебежчик, выступая в передаче
«Голоса Америки», скажет, что он уже находится у нас и что к нему хорошо
относятся, другие люди за железным занавесом, которые обдумывают такой же
шаг, наберутся решимости и вновь начнут обдумывать, как бы получить
назначение за границу…»
Но в то же время Даллес и не скрывал от западного политического
истеблишмента, что «среди людей, берущихся за шпионаж, некоторые делают
это потому, что испытывают финансовые затруднения, имеют долги, которые не
могут выплатить, либо растратили государственные средства… Человек,
рассчитывающий таким образом уйти от уголовной ответственности, сам
запутывает себя в сети шпионажа, и, вероятно, будет хорошо работать на
разведку, поскольку не видит иного выхода. В конце концов разведка всегда
может найти способ разоблачить его в любое время перед его властями».
Отметим, однако, что Даллес вовсе не говорил о возможной идейнополитической основе сотрудничества советского гражданина с разведкой США,
видимо, слишком хорошо зная цену подобным перебежчикам-дезертирам.
Неудачи и провалы в деятельности разведки – это следствие того объективного
обстоятельства, что ее сотрудники постоянно вынуждены действовать в

условиях риска при непрекращающемся противоборстве с реальным, хорошо
подготовленным и оснащенным противником. Стремящимся как скрывать,
замаскировать свои подлинные цели и намерения, так и проводящим
специальные дезинформационные и отвлекающие кампании.
Побег из посольства в Лондоне в сентябре 1971 г. сотрудника резидентуры ПГУ
О. Лялина, после которого из Великобритании были выдворены 105
дипломатов, ударил и по резидентуре ГРУ: в подобных случаях контрразведка
страны пребывания получает благоприятную возможность как «свалить» на
перебежчика все свои наработки по поиску советских разведчиков, так и без
особого труда и шума удалить наиболее раздражающих ее лиц.
И, разумеется, на всю мощь тут же запускается пропагандистская машина,
призванная формировать у обывателей чувства не только бдительности, но и
страха перед советскими представителями за рубежом, а также «советской» –
ныне «российской» угрозой.
Пропагандистская кампания по «делу Лялина» имела еще одно
непосредственное следствие: в октябре того же года в Брюсселе попросил
политического убежища в США майор ГРУ А. (мы сознательно не называем его
имени, причины чего читателю станут понятны далее), чуть ранее
завербованный бельгийской службой безопасности Сюрте вследствие
организованной против него провокации. Однако уже через несколько месяцев
А. пришел в советское посольство в Вашингтоне с просьбой помочь ему
вернуться на Родину.
Доставленный в Москву, на первой же беседе с начальником ГРУ
П. И. Ивашутиным в присутствии начальника управления «К» (внешней
контрразведки) ПГУ КГБ О. Д. Калугина, А. подробно рассказал об
обстоятельствах своей вербовки и побега в США, изъявив желание активно
помогать следствию.
В специальной докладной записке в ЦК КПСС по этому делу, подписанной
Ю. В. Андроповым и П. И. Ивашутиным, предлагалось, по завершении суда над
А., в связи с его добровольной явкой с повинной и активной помощью
следствию, ходатайствовать перед Верховным Советом СССР о его
помиловании, а также об оказании ему помощи в трудоустройстве по
специальности после освобождения. (А. был освобожден из заключения через 6
месяцев после объявления приговора.)
Следует особо подчеркнуть, что эта позиция КГБ полностью соответствовала
части 2 статьи 64 УК РСФСР, введенной в Уголовный кодекс РСФСР 25 июля
1965 г. (об условиях освобождения от уголовной ответственности лица, давшего
согласие на сотрудничество с иностранными спецслужбами. Подчеркнем, что
ныне это положение сохраняется и в российском уголовном законодательстве –
примечание к статьям 275, 276 и 278 Уголовного кодекса Российской
Федерации).
В той же записке председателя КГБ СССР и начальника ГРУ в Политбюро ЦК
КПСС также содержалось реализованное впоследствии предложение довести до
сведения всех сотрудников разведки КГБ и ГРУ, что не будут подвергаться

уголовному наказанию лица, совершившие ошибки и даже преступления при
исполнении ими служебных обязанностей, если они честно признаются в
содеянном и нанесенный их действиями ущерб будет иметь локальный
характер.
Однако, несмотря на периодически организовывавшиеся за рубежом «в
профилактических целях» кампании «охоты на ведьм», разведкой КГБ и ГРУ
приобретались за рубежом ценнейшие источники информации, о некоторых из
которых мир с удивлением узнал гораздо позже.
Петр Иванович и подчиненные ему генералы и офицеры прекрасно понимали,
что успешное решение всего многообразия задач, стоящих перед ГРУ,
невозможно без комплексного подхода к обеспечению боевой и повседневной
жизнедеятельности подчиненных органов, частей и соединений военной
разведки.
Именно поэтому в ходе своих многочисленных командировок в подчиненные
органы и части Ивашутин непременно стремился как можно больше пообщаться
с офицерами, узнать об условиях их жизни и несения столь ответственной,
необходимой для обеспечения безопасности страны, но подчас очень нелегкой
службы.
Под постоянным контролем начальника разведуправления находилась и
подготовка кадров будущих разведчиков.
Создание под его контролем и совершенствование системы подготовки,
переподготовки и повышения квалификации кадров стало краеугольным
камнем повышения эффективности деятельности подразделений военной
разведки. По настоянию П. И. Ивашутина в учебный процесс подготовки
внедрялось изучение самых современных способов и методов ведения
разведывательной деятельности, отвечавших не только потребностям текущего
момента, но и с учетом прогнозов на будущее.
Петр Иванович решительно, не обращая внимания на служебное положение и
воинское звание, очищал Главное управление Генерального штаба от
некомпетентных, нечистоплотных, преследовавших корыстные цели и
допускавших аморальные поступки сотрудников.
Колоссальная память – уже и в преклонном возрасте, она позволяла ему
цитировать стихи любимых поэтов, – и непосредственное общение с
исполнителями заданий позволяли ему лично контролировать развитие многих
непростых ситуаций.
Стоит ли после этого удивляться тому факту, что благодаря профессиональной
грамотности и работоспособности, принципиальности и человеческим
качествам, когда сотрудники центрального аппарата видели Ивашутина и по 10,
и по 12 часов не покидавшим служебного кабинета, уже при жизни он стал
легендой и образцом ответственного отношения к служебному долгу?
Эти же качества он стремился воспитывать и у своих подчиненных.

Стратег
В отличие от других авторов, не станем подробно описывать структуру
ведомства, которое довелось возглавить П. И. Ивашутину, поскольку меня,
прежде всего, интересует его личность и конкретная роль в истории, личный
вклад в укрепления системы обеспечения безопасности Советского Союза.
Поэтому далее лишь упомянем основные структурные элементы этого грозного
ведомства, плотно окутанного ореолом тайн.
Петр Иванович прекрасно понимал, что разведывательная деятельность
складывается из добывания упреждающей достоверной, проверенной
информации, ее оценки, анализа тенденций развития конкретных ситуаций, их
прогнозирования и оценки возможных последствий.
А определенной им для себя сверхзадачей было создание надежной системы
заблаговременного предупреждения военно-политического руководства
Советского Союза о признаках подготовки к началу военных действий, их
способах и средствах подрыва, ослабления обороноспособности страны. Это, в
свою очередь, требовало постоянного развития и совершенствования всех
звеньев и элементов единого разведывательного комплекса. Он стремился к
тому, чтобы военная разведка заработала как хорошо отлаженный механизм, а
руководство страны получало упреждающую и точную разведывательную
информацию военного, военно-политического, военно-стратегического, военнотехнического и военно-экономического характера практически в режиме
реального времени.
Именно при П. И. Ивашутине и его непосредственном участии началось
стремительное развитие средств космической разведки, где у СССР имелись
определенные преимущества по сравнению с США: первый отечественный
разведывательный аппарат типа «Зенит», вошедший в историю космонавтики
под названием «Космос-4», был запущен на орбиту еще 26 апреля 1962 года. В
том же году состоялись запуски еще четырех разведывательных спутников, а в
1963 г. – еще шести. Частота пусков разведывательных космических аппаратов
возросла с 9 в 1964 г. до 30–35 пусков в середине 1970-х годов, а срок их
пребывания на орбите увеличился с 3–4 суток до 3 месяцев.
Это, в свою очередь, потребовало создания сети наземных и морских
комплексов приема и обработки получаемой разведывательной информации, ее
передачи в Центр с минимальными временными потерями.
Для этого была создана целая флотилия разведывательных судов, начиная с
первого подобного корабля «Крым», вошедшего в состав Черноморского флота
еще в 1969 году. Кстати сказать, именно он выполнял боевые задачи в юговосточном Средиземноморье во время арабо-израильского вооруженного
конфликта 1973 года.
Ивашутин хорошо знал отечественные и зарубежные технические средства
разведки и их возможности, и поэтому уделял неослабное внимание
модернизации и совершенствованию отечественных аппаратноинструментальных разведывательных систем.

Параллельно военной разведкой решались задачи добывания данных о новых
видах вооружений и техники вероятных противников, результатах их
испытаний, технологиях производства, планах по оснащению войск.
Успехи на этом направлении деятельности военной разведки во многом
способствовали сокращению сроков собственных инноваций в этой области,
позволяли экономить бюджетные средства. И, надо сказать, у СССР было
немало собственных достижений в этой сфере. Например, разработанная и еще
в 1970-е годы система противоракетной обороны (ПРО) «Купол» – система
защиты воздушно-космического пространства – была реализована и поставлена
на боевое дежурство за полтора десятка лет до начала создания в США
технологии «Звездных войн».
Информационные материалы ГРУ об экономическом и научно-технологическом
потенциале иностранных государств неизменно получали высокие оценки
министерств и ведомств Советского Союза.
Вынесенным Петром Ивановичем личным уроком из опыта Великой
Отечественной войны, ставшим императивом деятельности всего
многотысячного коллектива ГРУ, стало создание и постоянно
совершенствование системы выявления на самых ранних этапах признаков
подготовки вероятных противников к нападению на СССР и его союзников –
ставка на внезапность по-прежнему являлась неотъемлемой составной частью
стратегии вооруженной борьбы второй половины XX века.
Понимая, что разобщенность потоков разведывательной информации и
раздробленность банков данных по родам и видам Вооруженных сил
существенно снижают как информированность центрального органа военной
разведки (ГРУ ГШ), так и понижают его аналитико-прогностические
возможности, Петр Иванович предпринимает меры для непосредственного
подчинению ему, как начальнику ГРУ ГШ, всех видов разведки.
Парадоксальным в этой связи может показаться только тот факт, что этого не
было сделано его предшественниками.
Помимо первоначальной ставки на ядерное оружие, после последовавшего за
Карибским кризисом углубленного изучения последствий его применения,
западные стратеги пришли к выводу о необходимости совершенствования и
обычных видов вооружений.
Ведь уже в 1963 г., еще при президенте Дж. Кеннеди, США произвольно
включили в свою «зону ответственности» все континенты, океаны и моря… Для
повышения уровня боеготовности войск постоянно проводились тактические,
оперативные, оперативно-стратегические и стратегические учения. Вдоль
границ СССР развертывалась и уплотнялась сеть военных баз и объектов,
откуда повседневно осуществлялось наблюдение за советской территорией
техническими средствами разведки.
Все это требовало со стороны Советского Союза постоянного изучения и
анализа тактики действий вероятного противника.

Ивашутин хорошо понимал возможности и перспективы развития технических
средств разведки в век научно-технической революции, и поэтому уделял
неослабное внимание их развитию и совершенствованию. Не только
контролируя, но и глубоко вникая в ход научно-исследовательских и опытноконструкторских работ (НИОКР), оказывая непосредственную помощь
осуществлявшим их коллективам.
Для создания уникальных разведывательных средств привлекались лучшие
научно-технические кадры Советского Союза. Этому в немалой степени
способствовало то, обстоятельство, что, благодаря работе в КГБ, Петр Иванович
хорошо знал как возможности отечественной науки и производств, так и их
непосредственных руководителей, директоров, генеральных и главных
конструкторов.
При неформальных встречах с министрами оборонно-промышленного
комплекса (ОПК) и главными конструкторами отдельных «фирм» и «почтовых
ящиков» он на равных с ними обсуждал проблемы, конкретные характеристики
и требования к специзделиям, поражая собеседников своими познаниями в
столь узких и специфических областях. В шутку, выражавшую высшую степень
подлинного восхищения, некоторые подчиненные даже заочно окрестили Петра
Ивановича «своим человеком в ОПК».
Благодаря технической, в том числе космической, разведке, под руководством
Ивашутина впервые была создана эффективная СИСТЕМА СЛЕЖЕНИЯ за
сухопутными войсками и флотами вероятных противников. Она послужила
основой для запуска в эксплуатацию автоматизированной системы
отслеживания Главным управлением и разведорганами приграничных военных
округов и флотов СССР стратегической обстановки в мире.
Эта система не только не уступала аналогичным комплексам зарубежных
государств, но и превосходила многие из них. В том числе по уровню
автоматизации и защищенности каналов прохождения информации и команд.
Настойчивость Ивашутина в достижении поставленных целей и способность
заглянуть далеко в будущее позволили СССР заблаговременно создать то, что
позднее статьей 12 Договора между СССР и США об ограничении систем
противоракетной обороны от 26 мая 1972 г., будет названо «национальными
техническими средствами контроля» за соблюдением сторонами исполнения
положений данного договора.
И в рождение этого договора Петр Иванович также внес немалую лепту.
Однако решение комплекса научных, технических, производственных и
эксплуатационных задач по созданию и модернизации действующих СИСТЕМ
ДОБЫВАНИЯ, ПЕРЕДАЧИ и ОБРАБОТКИ ИНФОРМАЦИИ, а также
АНАЛИЗА и ПРОГНОЗА РАЗВИТИЯ СИТУАЦИЙ требовали от начальника
ГРУ получения согласия Политбюро ЦК КПСС и Совета Министров СССР на
их развертывание, согласование технических заданий и конкретных сроков
проведения работ с производителями-смежниками.

Понятно, что решение подобных нетиповых сложных научно-технических
проблем и вопросов было объективно ограничено возможностями бюджета
страны, которая только чуть более двадцати лет назад одержала величайшую в
истории человечества военную победу над самым могущественным в истории
человечества агрессором.
Для этого по указанию П. И. Ивашутина соответствующими подразделениями
Главного управления готовились обоснованные доклады начальнику
Генерального штаба и министру обороны СССР, включавшие в себя
соответствующие предложения и проекты решений Инстанций (ЦК КПСС и
Совета Министров СССР).
Основываясь на своих личных выводах и трагических уроках кануна и начала
Великой Отечественной войны, много времени и внимания Петр Иванович
уделял совершенствованию Службы информации ГРУ, понимая, что от
достоверности и своевременности получения военным командованием
информации зависят судьбы мира в век оружия массового поражения (ОМП) и
сверхскоростных средств переброски вооруженных сил.
По его инициативе с 1967 г. (директива начальника ГШ от 22.12.1966)
начинаются активные работы по созданию и внедрению современных
автоматизированных систем обработки информации, которые помогали
готовить ежедневные и еженедельные разведывательные сводки для начальника
Генерального штаба и министра обороны СССР.
Вне поля зрения Петра Ивановича не могли также не находиться непростые
вопросы совершенствования всепогодной, круглосуточной закрытой связи
руководства ГРУ со всеми разведывательными органами, частями,
соединениями, учреждениями, заграничными аппаратами и источниками, где
бы они ни находились.
Например, в дни арабо-израильской войны в октябре 1973 г. начальник ГРУ и
Генеральный штаб СССР получали прямые доклады о результатах авиаударов
израильских ВВС по позициям египетских войск практически в режиме
реального времени. 25 октября, через 5 минут после прохождения приказа
Пентагона, министру обороны СССР было доложено о приведении
американских войск на Южноевропейском театре военных действий в
состояние повышенной боеготовности.
Под руководством П. И. Ивашутина в конце 60-х годов разрабатывается система
разведывательных признаков (РП) изменения состояний боеготовности войск
вероятного противника. Она учитывала десятки тысяч показателей, непрерывно
поступавших в штаб-квартиру военной разведки со всех континентов, и имела
оригинальный программно-математический аппарат для обработки этих
массивов информации в максимально сжатые сроки.
Помимо этого, модернизируется Аналитическая служба, а добывавшаяся
разведкой стратегическая информация позволяла предугадывать планы и
замыслы вероятных противников, прогнозировать их дальнейшие действия в
военной и военно-технической сферах.

Понимая, что недооценка военного потенциала вероятного противника может
привести к тяжелым последствиям для безопасности страны, по инициативе
Петра Ивановича в ГРУ был создан Центр по исследованию военных
потенциалов.
Таким образом Петр Иванович Ивашутин непосредственно выступал как один
из непосредственных инициаторов и участников упрочения оборонного
потенциала страны. Сменявшиеся руководители Генерального штаба и
министры обороны Советского Союза ценили знания, опыт и организационные
способности начальника ГРУ, внимательно прислушивались к его оценкам,
выводам, мнениям и предложениям.
По результатам выполнения заданий Советского правительства, неизменно
получавшим высокие оценки, авторитет Петра Ивановича как руководителя
разведки с каждым годом заметно возрастал.
Еще одним направлением повседневной деятельности начальника ГРУ являлось
внимание к совершенствованию частей специального назначения, подчиненных
Главному управлению, непосредственное руководство которыми было
возложено на его первого заместителя генерал-полковника Х. Д. Мамсурова.
Спецназ ГРУ стал на Западе источником постоянной головной боли для
неуемных «ястребов» холодной войны. И одновременно – стал любимым
средством для запугивания конгрессменов и обывателей для выбивания
дополнительных военных ассигнований в бюджеты.
В апреле 1979 г. П. И. Ивашутин выступил с аналитическим докладом на II
Всеармейской научно-практической конференции[195], в котором сделал прогноз
среднесрочной перспективы развития вооруженных сил США и НАТО. В нем
генерал П. И. Ивашутин предсказал переход американской армии к доктрине
«дистанционной войны» с массированным применением высокоточного оружия
и сил специального назначения (ССН).
Справедливость и обоснованность этого вывода подтвердили впоследствии
военные операции США и НАТО против Ирака (1991 и 2003–2010), Югославии
(1999), Афганистана (2001–2015), Ливии (2011) и Сирии (2013–2018), против
«Аль-Кады» и так называемого «Исламского государства» – ДАИШ (2011–
2018)[196].
Однако, как впоследствии отмечал генерал-полковник Ф. И. Ладынин, в 1992–
1997 гг. сам возглавлявший Главное разведывательное управление, «не все
наши военачальники услышала тогда, в 1979 г., правильные оценки и прогнозы
генерала армии П. И. Ивашутина… В очередной раз мы столкнулись с
рецидивами, которые имели место накануне Великой Отечественной войны,
когда неверие (или недоверие) к сведениям, добытым военной разведкой, о
готовящейся агрессии Германии, не были услышаны (или в угоду кому-то
проигнорированы), и обернулись тяжелыми потерями для нашего народа».

Начало афганской эпопеи
Очередной виток незримой «холодной войны» между США и СССР, на этот раз
перешедший в фазу вооруженной борьбы, был начат в канун олимпийского
1980 г. после ввода Ограниченного контингента Советских войск (ОКСВА) в
Демократическую Республику Афганистан.
Безусловно, с позиций сегодняшнего дня, можно констатировать, что решение о
поддержке антиамериканских сил в Афганистане было политической ошибкой
советского руководства в лице Политбюро ЦК КПСС. Точнее, – «четверки»
(позднее она получит полуофициальное наименование «группа Политбюро по
Афганистану»), принявшей роковое окончательное решение «по вопросу об
«А»: Л. И. Брежнева, Ю. В. Андропова, Д. Ф. Устинова, А. А. Громыко при
секретаре К. У. Черненко.
Но был ли ввод советских войск в Афганистан причиной или лишь поводом для
очередного обострения советско-американских отношений?
Ведь политика президента США Джимми Картера была обоснована стратегией
его советника по национальной безопасности Збигнева Бжезинского. А тот
считал, что с 1972 г. соотношение сил в «холодной войне» стало меняться в
пользу США, из чего делал вывод о том, что следует проводить более жесткую,
наступательную политику в отношении СССР.
Используя в качестве предлога «третью корзину» – третий раздел по
гуманитарным вопросам Заключительного акта Совещания по безопасности и
сотрудничеству в Европе, подписанного главами 35 государств в Хельсинки 1
августа 1975 г. Игнорируя при этом два других столь же важных его раздела –
об экономическом сотрудничестве и обеспечении военно-стратегической
стабильности.
Окончательный удар по двум первым «корзинам» будет нанесен ставшим 20
января 1981 г. президентом США Рональдом Рейганом. Подчеркнем также, что
позднее, в 1988 г., по инициативе того же Рейгана и при молчаливом согласии
М. С. Горбачева, Западом будет полностью предан забвению принцип
нерушимости послевоенных границ в Европе. Следствием этого стал развал
Югославии в 1992 г., а затем и «силовое принуждение» в апреле 1999 г.
бомбардировками авиацией НАТО Белграда, столицы Республики Сербия, к
отторжению от нее Автономного края Косово.
После этого особенно цинична «озабоченность» НАТО «сохранением
территориальной целостности» Грузии, звучавщая с августа 2008 г. после
отражения нападения грузинских регулярных войск на непризнанную
Республику Южная Осетия. А также Украины после вооруженного
государственного переворота, совершенного в Киеве в феврале 2014 г.
При этом США и другими западными странами грубо попирался
международно-правовой принцип невмешательства во внутренние дела других
государств.
Читатель уже без труда заметил, что очень многие операции разведки и
контрразведки являются весьма продолжительными по времени,

осуществляются порой не одно десятилетие, и завершаются в совершенно иных
социально-политических условиях, нежели они начинались. Именно таким, по
сути своей, стало «афганское» противостояние, начавшееся в 1980 г.
и завершившееся лишь почти через десять лет.
Хотя сам термин «афганское» является далеко не точным, ибо составлявшие его
операции выходили далеко за пределы этого географического региона и
разворачивались также на Европейском, и даже Африканском континентах. И
наложили свой неизгладимый отпечаток на всю историю конца XX века. Об
этом необходимо помнить при чтении последующих глав этой книги.
27 апреля 1978 г. в Кабуле группа офицеров – членов Народно-демократической
партии Афганистана (НДПА), совершила военный переворот, вскоре
получивший название Саурской (Апрельской) революции. Несмотря на
высказывавшиеся различные мнения по этому вопросу, переворот этот не был
инспирирован Советским Союзом, а на столь внезапный шаг заговорщиков
толкнули слухи о предстоящем неминуемом их аресте.
30 апреля 1978 г. Афганистан был провозглашен Демократической Республикой
(ДРА), председателем Революционного совета (высшего органа власти) и
премьер-министром которой был избран генеральный секретарь НДПА Нур
Мухаммад Тараки, профессор университета[197].
НДПА имела в своем составе 2 фракции «Хальк» («Народ») и «Парчам»
(«Знамя»), борьба между которыми за руководящие посты и влияние являлась
исключительно важным фактором внутриполитической обстановки в стране.
Позднее, от идейно-тактических разногласий, дело дошло не только до
уголовного преследования и арестов представителей противоборствующих
фракций, но и до их физической ликвидации.
Нур Мухаммад Тараки представлял фракцию «Хальк», его заместителем в
Революционном совете был избран «парчамист» Бабрак Кармаль[198]. А
заместителем премьер-министра и министром иностранных дел являлся
«халькист» Хафизулла Амин[199].
В целом НДПА не имела ни необходимого опыта, ни кадров для осуществления
государственного управления в стране со сложным национальным составом и
социальной структурой общества. Сильны были упования на помощь
«северного соседа» – Советского Союза. При этом следует подчеркнуть, что
Советская Россия была первым иностранным государством, признавшим
независимость Афганистана в 1919 году, а 28 февраля 1921 г. заключила с
правительством Афганистана первый договор о дружбе.
И до Саурской революции Советский Союз оказывал помощь Афганистану,
благодаря чему «шурави», как здесь называли граждан СССР, были хорошо
известны афганцам и пользовались у них благорасположением.
Советский Союз встал перед дилеммой, как воспринять события в соседнем
государстве, – вопреки распространенному мнению, в действительности СССР
не стремился к проведению «военно-стратегической» и территориальной
«экспансии», хорошо понимая всевозрастающую обременительность для

собственного бюджета вынужденной экономической помощи своим союзникам
и дружественным государствам. (По этому вопросу имелось специальное
Постановление Политбюро ЦК КПСС от октября 1975 г.)
Вынужденно поддерживая раздираемую межфракционными противоречиями
Народно-демократическую партию Афганистана, советское руководство, о чем
было прекрасно известно и в Вашингтоне, и в Исламабаде, – рекомендовало
новому правительству ДРА не форсировать социалистические социальные
преобразования в традиционном полуфеодальном обществе.
Земельная и водная реформы, попытки секуляризации (ограничения
традиционного влияния исламского духовенства на повседневную жизнь
афганцев), а также и ошибки в государственном управлении и внутренней
политике вызывали все усиливающееся недовольство части сельского и
городского населения новым афганским правительством. Уже в июле 1978 г.,
вследствие значительных перегибов в политике, о чем ЦК КПСС
информировала разведка КГБ, вспыхивают первые антиправительственные
вооруженные выступления в провинциях Бадахшан, Бамиан, Кунар, Пактрия,
которые жестоко подавлялись новыми властями. Вследствие этого уже к лету
1979 г. в Пакистане появились до 400 тысяч беженцев из северных и
центральных провинций ДРА.
Этот многочисленный контингент закономерно привлек внимание
Межведомственного разведывательного управления (МРУ) Пакистана, которое
и ранее поддерживало находившиеся здесь заграничные штабы радикальных
исламистских организаций, пытавшихся бороться еще против политики
свергнутого в апреле 1978 г. президента М. Дауда.
Да и бывшая метрополия Великобритания, более ста лет считавшая Афганистан
своей вотчиной, и исповедовавшие стратегию «глобальной войны против
Советов» Соединенные Штаты Америки не могли остаться в стороне от
событий в этой стране, имевшей массу этнонациональных особенностей и
противоречий.
Ф. Данинос, автор юбилейного, посвященного 50-летию образования
управления, издания «Политическая история ЦРУ», указывал, что помощник
президента США Збигнев Бжезинский считал, что именно осуществлявшаяся с
1978 г. «помощь» ЦРУ недовольным новым руководством ДРА афганцам
«вынудила Советы активно вмешаться в борьбу против моджахедов и даже
оккупировать страну».
Сам Зб. Бжезинский впоследствии признавал, что еще 3 июля 1979 г., то есть за
полгода до вступления советских войск в Афганистан, президент США Джимми
Картер подписал секретную директиву о выделении 500 млн долларов на
помощь «антиправительственным повстанцам в Афганистане». Весьма
примечателен и тот факт, что это решение принимается, несмотря на то, что 14
февраля того же 1979 г. в Кабуле «повстанцами» был убит посол США в этой
стране Адольф Дабс.
Премьер-министр ДРА Нур Мухаммад Тараки и министр обороны только в
1979 г. 18 раз обращались к СССР за военной помощью в борьбе против

антиправительственных сил, причем 7 раз – уже после сентября, то есть после
захвата власти Х. Амином. К концу 1979 г. боевые действия правительственных
сил с поддерживаемыми из-за рубежа (Пакистаном и Ираном) «повстанцами»
(по-афгански «моджахетдинами» – «воинами Аллаха») велись в 18 из 26
провинций Афганистана.
В этой связи Политбюро ЦК КПСС неоднократно заслушивало на своих
заседаниях сообщения об обстановке в этой стране начальника Генерального
штаба Н. В. Огаркова и начальника Главного управления Генерального штаба
П. И. Ивашутина, которые предостерегали о возможных потерях и негативном
зарубежном резонансе в случае проведения каких-либо военных акций в этой
стране.
Исторической правды ради, подчеркнем также, что правительство Тараки
нередко прибегало к репрессиям против своих политических противников,
одним из непосредственных руководителей и исполнителей которых являлся
министр обороны Хафизулла Амин. Под влиянием Х. Амина, Тараки стал
постепенно выдавливать «парчамистов» из властных структур, подвергая их
преследованиям, расширяя при этом полномочия самого Амина, который стал
заместителем премьера, сохраняя за собой пост министра обороны.
В ответ на просьбу правительства ДРА на основании Постановления Совета
Министров СССР от 30 июня 1978 г. в Кабуле было создано Представительство
КГБ, а соглашение между КГБ и Службой государственной информации
Афганистана о формах сотрудничества было подписано 5 августа того же года.
Как установила советская разведка, активную разведывательно-подрывную
деятельность в Кабуле против нового правительства республики вели
сотрудники представительств 20 капиталистических держав, в том числе США,
Англии, Пакистана, Королевства Саудовской Аравии, Египта, ФРГ и Китая.
13 сентября 1979 г., после возвращения из Гаваны, где проходила конференция
глав государств Движения неприсоединения, Нур Мухаммед Тараки был
арестован по приказу Х. Амина, а позднее – тайно убит в тюрьме. Считается,
что именно этот факт оказался решающим для Л. И. Брежнева при принятии
решения о свержении режима Амина и вводе советских войск в Афганистан.
Реальное же знакомство Петра Ивановича Ивашутина с процессами,
происходившими в Афганистане, началось намного раньше. Уже 29 апреля
1979 г. он вызвал полковника В. В. Колесника[200] и майора О. У. Швеца, перед
которыми поставил задачу: на базе спецназа Туркестанского Военного округа
сформировать отдельный разведывательный отряд в 500 бойцов из
военнослужащих таджикской, туркменской и узбекской национальностей.
Позже он получил наименование 7-го отряда 15-й отдельной бригады
специального назначения ГРУ, позже приобретшей всемирную известность как
«мусульманский батальон».
А уже 15 июля боеготовность этого нового подразделения проверяла
придирчивая комиссия Главного управления Генерального штаба Вооруженных
Сил СССР…

На заседании Политбюро ЦК КПСС 31 октября 1979 г. отмечалось:
«В стремлении укрепиться у власти Амин, наряду с такими показными жестами,
как начало разработки проекта конституции и освобождение части ранее
арестованных лиц, на деле расширяет масштабы репрессий в партии, армии,
государственном аппарате и общественных организациях. Он явно ведет дело к
устранению с политической арены практически всех видных деятелей партии и
государства, которых он рассматривает в качестве своих действительных или
потенциальных противников… Действия Амина вызывают растущее
недовольство прогрессивных сил. Если раньше против него выступали члены
группы «Парчам», то сейчас к ним присоединяются и сторонники «Хальк»,
отдельные представители государственного аппарата, армии, интеллигенции,
молодежи. Это порождает неуверенность у Амина, который ищет выход на
путях усиления репрессий, что еще в большей степени сужает социальную базу
режима».
4 декабря 1979 г. председатель КГБ СССР Ю. В. Андропов и начальник
Генерального штаба Н. В. Огарков отправляют в ЦК КПСС записку
(№ 312/2/0073), в которой сообщали:
«…Х. Амин в последнее время настойчиво ставит вопрос о необходимости
направить в Кабул советский мотострелковый батальон для охраны его
резиденции.
С учетом сложившейся обстановки и просьбы Х. Амина, считаем
целесообразным направить в Афганистан подготовленный для этих целей отряд
ГРУ Генерального штаба численностью в 500 человек в униформе, не
раскрывающей его принадлежности к Вооруженным Силам СССР.
Возможность направления этого отряда в ДРА была предусмотрена решением
Политбюро ЦК КПСС от 29.6.1979 г.».
На основании этой записки 6 декабря Политбюро ЦК КПСС приняло решение
«О направлении спецотряда в Афганистан»[201].
В период с 7 по 17 декабря «мусульманский батальон» ГРУ разместился в
пригороде Кабула Дар-уль-Аман вблизи новой резиденции Амина дворца ТаджБек, представлявшей собой фактически неприступную крепость.
И все же на заседании Политбюро ЦК КПСС 12 декабря 1979 г. принимаются
решения о вводе ограниченного советского воинского контингента для
«нормализации обстановки и оказания помощи правительству Афганистана»
и оказания «интернациональной помощи партии и правительству», под чем
понималось устранение от власти Х. Амина.
С тяжелым сердцем встретил Петр Иванович объявленное министром обороны
Советского Союза Д. Ф. Устиновым решение о вводе ограниченного
контингента советских войск в Афганистан, однако предпринял все меры для
организации эффективного разведывательного обеспечения деятельности
советских воинских частей в этой стране.
25 декабря 1979 г. «ограниченный контингент» советских войск (ОКСВ,
ставшая впоследствии известной 40-я армия), имея в своем составе около 40

тысяч военнослужащих, пересек государственную границу СССР по
направлениям Кушка— Кандагар, Термез— Кундуз— Кабул, Хорог—
Файзабад.
Военные контрразведчики 40-й армии (первым начальником ее Особого отдела
был назначен полковник, впоследствии генерал-майор, С. И. Божков,
занимавший должность начальника одного из отделов 3-го Главного управления
КГБ СССР) входили в горную страну морозными декабрьскими ночами вместе с
военнослужащими Ограниченного контингента походным маршем «на броне»
воинской техники.
О решении Советского правительства об оказании «по просьбе правительства
ДРА военной помощи» 26 декабря по дипломатическим каналам были
проинформированы правительства США, Великобритании, Франции и
некоторых других государств.
Реализация решения об устранении Амина, принятого «группой Политбюро ЦК
КПСС по Афганистану», получила кодовое обозначение операции «Шторм333». По линии КГБ (она осуществлялась также с участием спецназа ГРУ) в
Кабуле ее подготовкой руководил полковник, впоследствии – генерал-майор
Юрий Иванович Дроздов.
…Около 15 часов по кабульскому времени 27 декабря, заслушав доклад
Дроздова по аппарату «ВЧ» о ходе подготовки операции, Ю. В. Андропов
сказал: «Не хотелось бы, но придется».
И объявил решение о проведении операции.
Помимо захвата спецподразделениями КГБ и ГРУ дворца Тадж-Бек,
предусматривалось также занятие Генерального штаба, Службы разведки и
контрразведки, МВД и МИД Афганистана, радио- и телецентров, тюрьмы ПулиЧархи, а весь комплекс этих взаимосвязанных оперативно-войсковых
мероприятий имел кодовое обозначение «Операция «Байкал-79».
Позднее, проведенная силами спецподразделений КГБ «Альфа» и ГРУ
Генерального штаба, продолжавшаяся 43 минуты операция по захвату
практически неприступного дворца Тадж-Бек, в ходе которой Амин был убит,
войдет в учебники подготовки спецподразделений армий всех государств мира.
28 декабря В. В. Колесник из кабинета советского посла по ВЧ-связи доложил
П. И. Ивашутину о проведенной операции по захвату «объекта Тадж-Бек».
А 31 декабря Ю. И. Дроздов с коллегами из ГРУ в присутствии
П. И. Ивашутина доложил начальнику Генерального штаба СССР маршалу
Н. В. Огаркову о ходе выполнении операции «Шторм-333», подчеркнув
исключительную роль в ее осуществлении «мусульманского батальона» ГРУ.
Возвращаясь, однако, к декабрю 1979 г., когда Комиссия Политбюро ЦК КПСС
приняла решение о вводе ограниченного контингента советских войск в
Демократическую Республику Афганистан, следует признать, что далеко не все
риски и последствия этого политического шага были предусмотрены и
«просчитаны» советской стороной. Хотя уже в 1980 г. Ю. В. Андропов дал
указание генерал-майору КГБ Ю. И. Дроздову готовить план обеспечения

вывода ОКСВ из Афганистана – хороший политик должен уметь предвидеть не
только необходимые последующие действия и шаги, но и заблаговременно
подготавливать их…
А с января 1980 г. «афганское направление» стало едва ли не главным в
повседневной работе и заботах начальника ГРУ. Хотя сам термин «афганское»
не является достаточно точным, ибо составлявшие его операции выходили
далеко за пределы этого географического региона и разворачивались также на
Европейском, и даже Африканском континентах. И наложили свой
неизгладимый отпечаток на всю историю конца XX века, да и не только его.
Уже на следующий день после свержения режима Амина, 28 декабря 1979 г.
госсекретарь США Александр Хейг заявил, что «СССР должен заплатить
высокую цену за свою инициативу».
Впоследствии в своих многочисленных интервью Бжезинский и не скрывал, что
имели место усилия США по вовлечению СССР в дорогостоящий и по
возможности отвлекающий военный конфликт. В интервью французскому
журналу «Le Nouvel Observateur» Бжезинский вспоминал: «Мы не толкали
русских вмешиваться, но мы намеренно увеличили вероятность, что они это
сделают… Секретная операция была отличной идеей. Ее результатом стало
заманивание Советского Союза в афганскую ловушку… В день, когда
Советский Союз официально пересек границу, я написал президенту Картеру:
«Теперь у нас есть шанс дать Советскому Союзу свою вьетнамскую войну».
В своих интервью Бжезинский прямо заявлял о роли ЦРУ в подготовке
афганских моджахедов, то есть что США сознательно переводили «холодную
войну» в «горячую» фазу, отнюдь не отягощая себя какими бы то ни было
моральными или гуманитарными соображениями.
В интервью журналу «Counter Punch» (15 января 1998 г.) «Как Джимми Картер
и я положили начало моджахедам» он без смущения заявлял: «Я сделал бы это
снова».
Весьма любопытен рассекреченный в начале двухтысячных годов Меморандум
президенту США советника по национальной безопасности Збигнева
Бжезинского от 28 декабря 1979 г., часть которого мы воспроизводим без
комментариев:
«Соображения о советском вторжении в Афганистан.
…мы не слишком должны тешить себя надеждой о развитии событий по
вьетнамскому сценарию[202] в Афганистане:
А. Повстанцы плохо организованы и управляемы.
Б. У них нет постоянных баз, организованной армии и централизованного
руководства – всего того, чем обладали северные вьетнамцы.
В. Их поддержка из-за рубежа ограниченна…
Г. Советы, похоже, намерены действовать решительно…

Выводы: Советы, возможно, смогут эффективно добиться своего, а в мировой
политике ничего не бывает более эффективным, чем фактические результаты
вне зависимости от моральных аспектов.
Что следует предпринять: Ниже изложены лишь самые первоначальные мысли,
которые следовало бы продумать более полно:
А. Очень важно то, что сопротивление в Афганистане продолжается. Это будет
означать для нас больше расходов и больше оружия, предоставляемого для
повстанцев, а также предоставление им необходимой советнической помощи.
Б. Для претворения этого пункта в жизнь мы должны дать гарантии Пакистану и
убедить его в необходимости оказывать помощь повстанцам.
В. Нам следует также подтолкнуть Китай на оказание помощи повстанцам.
Г. Нам нужно договориться с исламскими странами в области пропаганды
мероприятий и компании тайных операций по оказанию помощи
мятежникам…»
Комментируя этот меморандум, британская газета «Гардиан» писала 28 декабря
2009 г.: «Решение Америки обострить эту войну также имело и другие эффекты,
которые стали ясны лишь позднее. Оно привело в Афганистан и Пакистан
десятки тысяч иностранных боевиков, включая и Усаму бен Ладена. Эти
иноземцы принесли с собой жесткие формы исламского фундаментализма, до
того почти неизвестные в Афганистане».
Кстати сказать, сегодня многие западные аналитики признают, что Запад, и,
прежде всего США и их союзники, во многом повинны в искусственном
синтезировании и взращивании гомункула исламского экстремизма и
терроризма, наиболее известными представителями которого являются
движение Талибан[203] и объявленный «террористом № 1 современности» Усама
бин Ладен, в 1980–1987 гг. непосредственно поддерживавший связи с
офицерами СИС и ЦРУ, действовавшими в этом регионе, и принимавший
непосредственное участие в проведении совместных с ними операций. Именно
им осуществлялось финансирование и обучение по американским методикам
«добровольцев «для священной войны» («моджахедов»), которые в 90-е годы
станут костяком созданной им международной террористической организации
«Аль-Каида» («Основа»). Уже тогда бин Ладен именовал СССР «малым
сатаной», с которым надо покончить, для того чтобы начать борьбу против
«большого сатаны» – США.
2 января 1980 г. Совет национальной безопасности США рассматривал вопрос о
реакции на события в ДРА, которые Зб. Бжезинский назвал «вторжением».
В частности, было принято решение об увеличении объема вещания на СССР
радиостанций «Радио Свобода», «Свободная Европа» и «Голос Америки» за
счет специально выделяемых фондов, проводить широкие демонстрации «по
осуждению советского вмешательства во внутренние дела Афганистана», что
выглядит особо циничным на фоне вышеприведенных «планов» Бжезинского.
Пункт 21 принятого тогда решения гласил: «США следует и дальше убеждать
своих союзников в необходимости увеличения объема радио- и телевещания на

мусульманские страны, а также на среднеазиатскую часть СССР в целях
освещения событий, происходящих в Афганистане. Совместно с нашими
союзниками следует периодически выпускать и распространять в ООН
информационный бюллетень о состоянии и изменениях в положении
Афганистана после советского вторжения…»
Так, незамедлительно после ввода ОКСВ в ДРА, Государственный департамент
и ЦРУ США начинали сколачивать международную коалицию для поддержки и
оказания всесторонней помощи незаконным вооруженным формированиям
(НВФ) «моджахедов», в которую вошли Саудовская Аравия, Иран, Пакистан,
Египет, Великобритания, Китай и Израиль.
Помимо этого, финансовую, материальную и иную помощь «исламским
повстанцам» оказывали и иные государства мира.
Президент США Джимми Картер сделал усиление давления на СССР в связи с
вводом советских войск на территорию ДРА главной доминантой своей
внешней политики в последний год пребывания в Белом доме, в том числе и
объявив бойкот XXII летним Олимпийским играм в Москве в июле
1980 г.[204] Следует, однако, подчеркнуть, что вариант бойкота московской
Олимпиады рассматривался США даже без привязки к событиям в Афганистане
еще в июне 1978 г.!
Одновременно Картер предоставил ЦРУ карт-бланш (свободу действий) на
проведение тайных операций, включая создание, обучение, вооружение отрядов
антикабульской «оппозиции» и активизацию их военных действий против
советских военнослужащих Ограниченного контингента в Афганистане.
Причем за голову или захваченный автомат Калашникова «шурави»
моджахедам выдавались премии.
Ведущую роль в организации боевой подготовки афганских «моджахедов» на
территории Пакистана играли Межведомственное разведывательное управление
(МРУ) Пакистана и резидентуры ЦРУ США в Исламабаде и Пешаваре.
Помимо этого, британская СИС готовила «моджахедов» – инструкторов для
«повстанческой борьбы» в Афганистане на… секретных базах в Шотландии.
ЦРУ также регулярно получало отчеты МИ-6 о подготовке афганских боевиков,
а также об операциях британской разведки в самом Афганистане.
Активная помощь новому афганскому правительству оказывалась Советским
Союзом как по партийной и дипломатической линиям, так и по линии КГБ,
МВД и Министерства обороны СССР.
Афганские органы государственной безопасности получили новое
наименование – Службы государственной информации ДРА (ХАД),
руководителем которой стал врач по образованию Наджиб[205], а его
заместителем – будущий министр госбезопасности Гулам Фарук Якуби.
В январе 1980 г. КГБ СССР информировал Политбюро ЦК КПСС и ГРУ, что
подготовка «моджахедов» («повстанцев») для вооруженной борьбы с новым
кабульским правительством осуществлялась в 124 специальных учебных
центрах на территории Пакистана и 18 – на территории Ирана.

Для изучения обстановки на месте уже 12 февраля 1980 г. Петр Иванович
вылетает в Афганистан (а всего до июля 1987 г. он более 10 раз побывал в этой
стране). В Кабуле, стремясь глубже разобраться в складывающейся в этой
стране обстановке, генерал Ивашутин беседует с послом Ф. А. Табеевым,
советниками, военным атташе и советскими советниками афганской армии,
резидентом КГБ, командирами частей Ограниченного контингента, посетил
некоторые из них, беседуя с командирами и бойцами.
Он установил хорошие взаимоотношения с начальником разведки афганской
армии генералом Халилем.
Во время этой командировки в Кабул П. И. Ивашутин также встретился с
начальником Особого отдела ОКСВА С. И. Божковым, от которого также
заслушал доклад о ситуации в стране.
Генерал-лейтенант ФСБ России В. С. Христофоров, сам послуживший в
Представительстве КГБ СССР в Кабуле, подчеркивал, что «с первых же дней
советские войска в Афганистане стали объектом устремлений спецслужб как
соседних Пакистана и Ирана, так и США и ряда европейских стран. Поэтому,
создавая систему мер по обеспечению безопасности войск ОКСВ, органы
военной контрразведки уделяли особое внимание организации борьбы с
агентурной разведкой иностранных спецслужб и афганской оппозиции».
Необходимо подчеркнуть, что только в 1980 г. военными контрразведчиками
40-й армии совместно с органами безопасности Афганистана были разоблачены
6 агентов спецслужб США, Франции, Ирана, Пакистана, а также задержаны
свыше 30 участников бандформирований, готовивших диверсионные акции
против частей ОКСВ.
А всего за 9 лет в ДРА только военными контрразведчиками были выявлены 60
агентов западных разведок, более 900 агентов и пособников бандформирований
«моджахедов»; предотвращены более 500 диверсионно-террористических акций
против частей ОКСВА.
Помимо этого, совместно с подразделениями Представительства КГБ в Кабуле,
было раскрыто более 40 антиправительственных групп общей численностью до
250 участников, разоблачено 40 афганских военнослужащих, поддерживающих
связи с антикабульскими группированиями.
Следует отметить, что только в 1981–1982 гг. 40 оперативных сотрудников
особого отдела ОКСВА были удостоены государственных наград СССР. А всего
в боевых операциях участие приняли 346 военных контрразведчиков, то есть
почти весь личный состав особых отделов 40-й армии.
Также именно к этому периоду относятся и первые попытки исламских
«муджахетдинов» установить контакты с населением среднеазиатских
республик СССР и перенести подрывную деятельность против советских
властей на территорию среднеазиатских республик.
Межведомственное разведывательное управление Пакистана назвало эту
программу, первоначально весьма скептически оцененную советниками из ЦРУ,
«План М». Однако, вопреки прогнозам скептиков, программа «исламизации»

центральноазиатских республик СССР имела весьма трагические для их
населения последствия. Ее результатами позднее станут кровопролитные
столкновения в Таджикистане, Киргизии и Узбекистане уже после объявления о
прекращении «существования СССР как субъекта международного права и
геополитической реальности» в 1990-е годы.
Видимо, тогда-то, после первого посещения Кабула, у Петра Ивановича и
родилась мысль создать в Афганистане отдельный разведывательный центр для
обеспечения действий 40-й армии.
По возвращении в Москву все увиденное в Афганистане он обсудил с
председателем КГБ СССР Ю. В. Андроповым, который посетил Кабул неделей
ранее. И в дальнейшем рабочие контакты и обмены мнениями по «афганскому
вопросу» между ними были постоянными.
По результатам личной регокносцировки и изучения обстановки, Ивашутин
поручил аналитическому управлению ГРУ подготовить развернутую докладную
записку для руководства Министерства обороны и Политбюро ЦК КПСС о
возможных последствиях ввода советских войск в ДРА и перспективах
конфронтации с международной коалицией, создаваемой США для поддержки
антиправительственных повстанцев.
По данным советской разведки, силы мятежников к лету 1980 г. насчитывали от
150 до 200 тысяч человек, наиболее воинственная часть которых составляла
около 70 тысяч, объединенных в 1500 бандгрупп, руководимых жестко
конкурировавшими между собой лидерами «исламских партий» Гульбеддином
Хекматияром, Бурхануддином Раббани и Ахмад Шах Масудом, каждый из
которых контролировал ту или иную часть территории Афганистана. Именно
они, вопреки предсказаниям многих западных аналитиков, только в результате
трех лет кровопролитной гражданской войны, в апреле 1992 г. смогли сломить
сопротивление правительства ДРА, фактически оставленного президентом
СССР М. С. Горбачевым «один на один» со спецслужбами и армиями
наемников международной коалиции «друзей Афганистана».
Афганская же правительственная армия в 1980 г. насчитывала от 180 до 200
тысяч военнослужащих. Однако не отличалась ни военной выучкой, ни высоким
боевым духом. Скорее, наоборот – дезертирство было отнюдь не редким
явлением в войсках.
Понятно, что афганская тема требовала самого пристального внимания
начальника ГРУ и в последующие годы.
В дальнейшем Петру Ивановичу приходилось еженедельно готовить по 3–4
совершенно секретные записки в Политбюро ЦК КПСС о положении в мире в
связи с событиями в Афганистане и их последствиями, а также о ситуации в
самой этой стране.

Новый виток «холодной войны»
Решающий фактор происходящей сейчас в мире борьбы – не бомбы и ракеты, а
проверка воли и идей, испытание духовной смелости, испытание тех ценностей,
которыми мы владеем, которые мы лелеем, идеалов, которым мы преданы.
Рональд Рейган, «Демократия и тоталитаризм», выступление в палате
общин Великобритании 8 июня 1982 г.

С первых дней наступившего 1980 г. «афганское направление» стало едва ли не
главным в повседневной работе начальника Главного управления Генерального
штаба.
По инициативе П. И. Ивашутина для информационно-разведывательного
обеспечения действий 40-й армии в Кабуле был создан отдельный
разведывательный центр (РЦ), координировавший как стратегическую и
оперативную агентурную разведку, так и действия сил воздушной, электронной
и космической разведок, войсковой разведки, а также действия частей и отрядов
специального назначения ГРУ.
В результате предпринятых мер руководитель ГРУ имел полное право сказать:
нам удалось создать в Афганистане такую разведку, какую мир не видывал!
Однако не меньшего постоянного внимания начальника военной разведки СССР
требовали и иные события, происходившие в мире.
После избрания в ноябре 1980 г. сороковым президентом США республиканца
Рональда Рейгана произошло дальнейшее ужесточение политики стран Запада в
отношении СССР, при этом в качестве предлога для чего называлось «советское
вторжение» в Афганистан, а также события в Польше.
По мнению его ближайших сотрудников, в том числе помощников по
национальной безопасности Роберта Макфарлейна, а затем Ричарда Аллена,
Рейган был убежден в своем «мессианском предназначении стать могильщиком
коммунизма», о чем были осведомлены в Москве, и, прежде всего, начальник
ГРУ П. И. Ивашутин и председатель КГБ СССР Ю. В. Андропов.
Выступая 20 января 1981 г. с амбициозной инаугурационной речью «Мы
слишком великий народ, чтобы ограничивать себя в целях», Рональд Рейган
заявлял:
– Мы по-прежнему будем образцом свободы и путеводной звездой надежды для
тех, у кого сейчас нет свободы. Что же касается врагов свободы, то им,
потенциальным врагам, напомним, что мир на земле – величайшее стремление
американского народа… Быть сильным – значит иметь лучший шанс никогда не
прибегать к силе.
А на пресс-конференции 29 января 1981 г. Рейган так определил свое
отношение к американо-советским отношениям:

«До сих пор детант (разрядка – фр.) представлял собой улицу с односторонним
движением: Советский Союз использовал его для достижения собственных
целей».
Хотя, для объективного читателя, абсолютно очевидно, что в этом несуразном
обвинении в адрес СССР нет ничего предосудительного. Ибо понятно, что
каждый участник соглашений или договоренностей имеет на это право.
Новые планы «тайной войны» против СССР начали разрабатываться особой
«Рабочей группой по национальной безопасности» (National Security Planning
Group, NSPG), уже с 30 января 1981 г.
В эту группу, во главе с вице-президентом США Джорджем Бушем[206] (с января
1976 по январь 1977 г. он возглавлял ЦРУ), входили наиболее доверенные
помощники и советники Р. Рейгана. А целью деятельности NSPG являлась
выработка совместной с союзниками США стратегии подрыва, или хотя бы
значительного ослабления, советской политической и экономической систем.
Девизом Рейгана стало «Ни дня покоя Советскому Союзу!».
Новым директором ЦРУ Рейган назначил ветерана разведки Уильяма Кейси[207],
предоставив ему как широчайшие полномочия в проведении спецопераций, так
и право беспрепятственного личного доклада президенту по всем вопросам.
Вследствие этого У. Кейси считается самым влиятельным руководителем
американской разведки.
«Новая» стратегия в отношении Советского Союза и его союзников должна
была реализовываться с помощью как «тайных операций» ЦРУ, так и
закулисных дипломатических приемов, тайных сделок, гонки вооружений, в
ходе которой достигался все более высокий технический прогресс.
Для улучшения координации структур американской администрации в 1981 г.
на официальном уровне уточняется понятие тайных операций, осуществляемых
ЦРУ, которые «проводятся для поддержки внешней политики; планируются и
выполняются таким образом, чтобы роль правительства США не была явной и
открыто признанной…». Для государственных чиновников уточнялось: «Они не
включают в себя дипломатические действия и отличаются от сбора и выпуска
разведывательной информации».
В новой стратегии «тайной войны» США ставка делалась на провоцирование и
обострение кризисных явлений внутри СССР и других государств
социалистического содружества. При этом первоочередное внимание США
было уделено Польше, где уже не один месяц росло противостояние между
властями и «независимым» профсоюзом «Солидарность». А это порождало
непосредственные угрозы Организации Варшавского Договора.
Москву, свидетельствовал бывший заместитель начальника Генерального штаба
СССР, генерал армии М. А. Гареев, беспокоило и то, что рост вооружений
«неожиданно стал интенсивнее в доселе невиданных темпах и формах».
Ричард Аллен, советник президента США по национальной безопасности,
вспоминал, что советское руководство считало, «что имеет дело с
первоклассным сумасшедшим. И они были смертельно испуганы». Вполне

возможно, что за эксцентричным поведением бывшего голливудского ковбоя
скрывался хладнокровный, трезвый расчет, призванный нанести смертельный
удар геополитическому конкуренту США – Советскому Союзу.
Для этого, откровенничали впоследствии перед Петером Швейцером, автором
интереснейшего исследования «Победа: Роль тайной стратегии США в распаде
Советского Союза и социалистического лагеря»[208], ведущие сотрудники
администрации Р. Рейгана, предполагалось начать интенсивную атаку на
политическую и экономическую системы СССР, для чего и была выработана
стратегия, включавшая в себя как экономическую войну, так и попытки
подрыва финансовой системы СССР. (Любопытно, что и сегодня известная
«империя добра» не скрывает и даже открыто декларирует эти же цели в
отношении «неугодных» государств мира.)
П. Швейцер остроумно замечал, что «анализ причин развала Советского Союза
вне контекста американской политики напоминает расследование по делу о
внезапной и таинственной смерти, где не берется во внимание возможность
убийства и даже не делаются попытки изучить обстоятельства данной
смерти»[209].
Первым этапом реализации «новой» стратегии сокрушения геополитического
конкурента США на международной арене предусматривалось создание «для
Советов» двух фронтов: в Афганистане и Польше. Но, как писал П. Швейцер, не
ограничиваясь этим, «доктрина Рейгана» включала «финансирование и
поддержку антикоммунистических восстаний во всем мире».
В мае 1981 г., выступая на совещании руководящего состава органов КГБ
СССР, Ю. В. Андропов отмечал, что ожидалось, что, став президентом США,
Рейган откажется от предвыборной антисоветской риторики, но она
продолжалась. По мнению Андропова, «настали опасные времена: Запад
организует структуры с целью провокаций против социализма».
Председатель КГБ, подчеркивал Петер Швейцер, заявил, что «Вашингтон
готовится к первому атомному удару».
«Со времен Кубинского кризиса, – отмечал П. Швейцер, – советские
руководители не высказывались так агрессивно и не рисовали таких ужасающих
картин. Андропов был неправ, утверждая, что Рейган готовится к первому
ядерному удару, – подчеркивал американский историк. – Но ведение
экономической войны было как раз в намерениях Уильяма Кейси и Каспара
Уайнбергера (министр обороны США)»[210].
Впрочем, эта версия о «превентивном ядерном ударе» вполне могла быть
частью дезинформационной кампании США, направленной на введение СССР в
заблуждение, на втягивание его в еще более разорительную гонку вооружений.
По крайней мере, эта версия вполне логично вписывается как в контекст
рейгановской стратегии, так и в русло последующих событий.
Напомним, что 11 августа 1984 г., проверяя микрофон перед традиционным
субботним обращением к нации, Рональд Рейган неожиданно объявил то, что
шокировало не только Америку, но и весь мир:

«Дорогие американцы. Я рад сообщить вам сегодня, что подписал указ об
объявлении России вне закона на вечные времена. Бомбардировка начнется
через пять минут…»
Советский Союз ответил на эту эскападу Рейгана следующим образом: «ТАСС
уполномочен заявить, что в Советском Союзе с осуждением относятся к
беспрецедентно враждебному выпаду президента США. Подобное поведение
несовместимо с высокой ответственностью, которую несут руководители
государств, прежде всего обладающих ядерным оружием, за судьбы
собственных народов, за судьбы человечества».
Для лучшего понимания современным читателем политической обстановки того
времени, процитируем фрагменты последнего, за 1981 г., доклада
Ю. В. Андропова в качестве председателя КГБ СССР в ЦК КПСС (отдельные
его аспекты, сугубо доверительно, обсуждались им при встречах с начальником
ГРУ):
«…Осуществлены меры по усилению разведывательной работы в целях
предупреждения возможного внезапного развязывания противником войны
(следует подчеркнуть, что ранее информация по данной теме в годовых отчетах
КГБ не содержалась. – О.Х.).
Активно добывалась информация по военно-стратегическим проблемам, об
агрессивных военно-политических планах империализма и его пособников.
Полнее освещались внешняя политика ведущих капиталистических стран,
крупные международные экономические проблемы, положение в странах и
районах мира, где складывалась кризисная обстановка, процессы в области
внутренней и внешней политики Китая…
В отчетном году повысились актуальность и эффективность активных
мероприятий по линии разведки. Осуществлен ряд крупномасштабных акций по
содействию успешной реализации внешнеполитического курса партии,
укреплению позиций и авторитета Советского Союза на международной арене.
Одновременно проведены операции по политическому обличению агрессивной
авантюристической политики американского империализма…
Разведка активно действовала по разоблачению грубого вмешательства США,
других стран НАТО, их спецслужб во внутренние дела Польши, посягательств
на устои социализма в ПНР, дискредитации контрреволюционных сил в этой
стране. Реализован широкий комплекс мероприятий в целях интернациональной
поддержки правительства Афганистана, разоблачения враждебных происков
против ДРА.
Повысился политический и экономический эффект проводимых разведкой
акций по содействию успеху внешнеэкономических мероприятий Советского
Союза. Целеустремленно работала научно-техническая разведка…
В условиях эскалации антисоветской истерии в ряде зарубежных стран
пришлось действовать органам по обеспечению безопасности советских
учреждений и граждан. Сорваны 42 вербовочных подхода к советским
гражданам. Предотвращены 136 попыток склонения к измене Родине,

предотвращен целый ряд других враждебных акций. Вместе с тем не удалось
предотвратить невозвращение из-за рубежа 29 советских граждан.
Приняты дополнительные меры по подготовке разведки к бесперебойной работе
в критических ситуациях и особый период.
Совершенствовалась работа контрразведки. В результате чекистских мер
обезврежены 5 агентов американской разведки из числа советских граждан.
Разоблачены 7 агентов китайской разведки, заброшенных в Советский Союз
среди перебежчиков из КНР. На Дальнем Востоке выявлены 6 агентов
спецслужб КНДР из числа корейских граждан.
Предотвращено становление на путь шпионской деятельности 97 советских
граждан, 8 из них арестовано. Во взаимодействии с органами госбезопасности
друзей обезврежены 6 агентов американской и западногерманской разведок в
окружении советских войск за границей.
Совместно с органами безопасности Афганистана разоблачены 5 агентов,
действовавших под руководством иностранных спецслужб.
Сорваны 146 разведывательных поездок военных разведчиков в районы,
граничащие с Афганистаном, Польшей, Китаем, в места военных учений.
Выявлен ряд агентов спецслужб США среди граждан третьих стран, 26 из них
выдворены… 27 иностранных коммерсантов и специалистов, изобличенных во
враждебных действиях, выдворены из Советского Союза. На основе
информации органов КГБ на объектах народного хозяйства предотвращено
более 2000 серьезных чрезвычайных происшествий…
Военной контрразведкой активно проводилась работа по содействию
командованию в повышении боевой готовности советских Вооруженных сил,
предотвращению чрезвычайных происшествий в армии и на флоте.
Реализован ряд дел на крупных валютчиков и контрабандистов из числа
иностранных и советских граждан.
Органы госбезопасности успешно обезвреживали акции идеологической
диверсии иностранных спецслужб против Советского Союза. Сорваны их
замыслы инспирировать в СССР «очаги социального возбуждения» и другие
антисоветские явления. Выявлено более 30 антисоветских и иных политически
вредных группирований. Пресечены попытки сколачивания
националистических групп на Украине, в Прибалтике, Армении и некоторых
других регионах…
Удалось определенным образом сбить экстремистские тенденции эмигрантски
настроенных элементов из числа немцев, а также в среде крымских татар и
турок-месхетинцев…
Выявлены и выдворены из СССР более 70 активистов «Солидарности»,
подстрекавших к забастовкам польских рабочих, занятых на стройках
Советского Союза. Сорвана инспирированная из-за рубежа провокационная
забастовочная акция в Эстонии…

Раскрыто 240 преступных акций, связанных с применением огнестрельного
оружия и взрывчатых веществ. Расследовано убийство Председателя Совета
Министров Киргизской ССР Ибраимова С. И.
Сорваны массированные идеологические акции в отношении личного состава
воинских частей в Польше и Афганистане. Предотвращен ряд попыток
группирования военнослужащих на политически вредной основе.
В соответствии с указаниями партии органы госбезопасности постоянно
проводили профилактическую работу, осуществляя профилактику отдельных
лиц и некоторых негативных процессов. Профилактированы 18 497 советских
граждан.
В 1981 г. 557 человек за антигосударственные, враждебные действия,
посягательства на права советских людей, интересы советского общества, в
строгом соответствии с нормами советского законодательства, привлечены к
уголовной ответственности. Из них за особо опасные государственные
преступления – 76, иные государственные преступления – 341.
Чекисты проводили активную работу по дальнейшему укреплению связи с
трудящимися массами, оказывали всестороннюю помощь партийным органам в
их деятельности по повышению политической бдительности советских людей,
разоблачению идеологических диверсий противника».
Современному читателю следует знать, что еще в сентябре 1981 г. Политбюро
ЦК КПСС одобрило предложение министра иностранных дел А. А. Громыко,
поддержанное министром обороны Д. Ф. Устиновым и председателем КГБ
Ю. В. Андроповым, о начале дипломатического процесса, который привел бы к
созданию условий, позволяющих ускорить вывод советских войск из
Афганистана.
Вследствие этого уже в начале следующего года в Женеве начались непрямые
переговоры под эгидой ООН между представителями Афганистана и Пакистана
о нормализации отношений между этими государствами.
Немалую тревогу в душе Петра Ивановича Ивашутина вызвало знакомство с
«политическим кредо» президента США, оглашенным Рейганом в выступлении
«Демократия и тоталитаризм» в британском парламенте 8 июня 1982 г., –
аналитики военной разведки специально подчеркнули для Ивашутина, что это
было самое продолжительное публичное выступление Рейгана – оно
продолжалось 28 минут.
В нем президент США пытался убедить европейских союзников:
«Сейчас существует реальная угроза нашей свободе, более того, самому нашему
существованию. Предшествовавшие нам поколения никогда не могли даже
вообразить себе возможность подобной угрозы… Мы сходимся в одном – в
нашем отвращении к диктатуре во всех ее формах. И в первую очередь мы
отвергаем любой тоталитаризм… Будущие историки отметят последовательную
сдержанность и мирные намерения Запада. Именно Советский Союз идет
сегодня против течения истории…»

Вооруженный конфликт в Афганистане, инспирированный и
стимулировавшийся США, по сути перерос в «горячую стадию» «холодной
войны».
О лживости и лицемерии Рейгана и американской политики в целом со всей
очевидностью свидетельствует тот ныне забытый факт, что в результате
предпринимавшихся советской дипломатией, в том числе и разведкой, усилий
уже в июне 1982 г. в Женеве при посредничестве личного посланника
генерального секретаря ООН Диего Кордовеса начались прямые афганопакистанские переговоры по нормализации отношений между этими странами.
В марте 1983 г. во время встречи со ставшим Генеральным секретарем ЦК
КПСС Ю. В. Андроповым генеральный секретарь ООН Перес де Куэльяр
сообщил, что документы по переговорам по Афганистану «готовы к
подписанию на 95 процентов».
Однако подобный исход, позволявший спасти десятки, если не сотни, тысяч
жизней как простых афганцев, так и советских военнослужащих, явно не
устраивал команду «псов войны» Р. Рейгана.
«Сегодня мы на одной стороне фронта, на стороне НАТО, – продолжал
американский президент, – наши вооруженные силы стоят лицом на восток,
чтобы предотвратить возможное вторжение».
В то же время, характеризуя сущность разворачивающегося противоборства с
СССР, Рейган вполне в русле логики психологической войны заявлял:
«Решающий фактор происходящей сейчас в мире борьбы – не бомбы и ракеты, а
проверка воли и идей, испытание духовной смелости, испытание тех ценностей,
которыми мы владеем, которые мы лелеем, идеалов, которым мы преданы».
В справедливости данного положения речи Рейгана всем нам, гражданам СССР,
предстояло убедиться в самые ближайшие годы…
Именно тогда-то и прозвучало заявление Рейгана о намерении «выбросить на
свалку мировой истории» «империю зла», как отныне стал на Западе
именоваться Советский Союз.
И эти обстоятельства невольно заставляли опытного аналитика Петра
Ивановича Ивашутина задумываться о неминуемых грядущих новых битвах, их
возможном исходе и о судьбе защищаемой им Родины…
Принятая в марте 1982 г. в «ответ на введение военного положения в Польше»
(?!) директива Совета национальной безопасности США NSDD-32 преследовала
цель «сокрушить советское преобладание в Восточной Европе», а также
«укрепление внутренних сил, борющихся за свободу в этом регионе».
Вследствие оказания со стороны спецслужб США и НАТО активного
разведывательно-подрывного воздействия, Польская Народная Республика
стала неким испытательным полигоном по обкатке технологий будущих
«бархатных» и «цветных» революций.
«То, что США оказывали тайную помощь «Солидарности», было известно лишь
нескольким членам Совета национальной безопасности», – подчеркивал

П. Швейцер. Именно поэтому об этом могли не подозревать и многие рядовые
члены и сочувствующие деятельности этого профсоюза в Польше.
При этом условием вовлеченности США в развязывание войны в Афганистане,
как и в поддержку оппозиции в Польше, Рейганом выдвигалось требование
следовать «методу активного отрицания» собственного участия в
противоправной, нелегальной деятельности в названных странах.
Дальнейшие цели и средства «наступления на СССР» были определены
Р. Рейганом в целой серии секретных директив Совета национальной
безопасности. Они имели своей целью ослабление СССР посредством ведения
экономической войны и основывались на тайных операциях ЦРУ.
А весной 1982 г. за рубежом началась очередная антисоветская кампания,
связанная с высылкой из Франции 5 апреля 47 советских дипломатов,
обвиненных в шпионаже. Это стало триумфальным пропагандистским
завершением французской разведкой операции с предателем «Farewell»
(О. Ветровым), арестованным в феврале 1982 г. в Москве.
Материалы, полученные от предателя, считались настолько ценными, что
президент-социалист Франции Франсуа Миттеран лично предоставил копии
сообщений «Farewell» Р. Рейгану, удостоившись благодарности «за оказанную
помощь». Высылке дипломатов из Парижа предшествовали многочисленные
аресты подозреваемых «в советском шпионаже».
На фоне поднятой по этому поводу антисоветской пропагандистской кампании
президент США Р. Рейган объявляет решение о развертывании американских
ракет «Першинг» в Европе и начале работ по созданию системы стратегической
противоракетной обороны (программа «Стратегическая оборонная
инициатива», СОИ, броско названная журналистами «Звездными войнами»).
Что ломало сложившуюся систему военно-стратегического паритета, требовало
от Советского Союза и Организации Варшавского Договора принятия ответных
мер.
12 ноября 1982 г. внеочередной Пленум избирает Генеральным секретарем ЦК
КПСС Ю. В. Андропова. Он же становится и председателем Совета обороны
СССР.
23 марта 1983 г. Рейган заявил о начале научно-исследовательских работ
Стратегической оборонной инициативы (The Strategic Defense Initiative, СОИ),
призванной «спасти США от ядерного удара» в случае начала войны.
Понятно, что данное направление НИОКР главного противника стало
приоритетным для деятельности разведки СССР. (Следует отметить, что
отечественная противоракетная система «Купол» была разработана еще в 1970-е
годы.)
В рамках этой широко разрекламированной в США и мире кампании по
подготовке к ведению «Звездных войн», как стали именовать СОИ журналисты,
в июне 1984 г. Пентагоном был проведен «натурный эксперимент» в космосе по
перехвату противоракетой СОИ межконтинентальной баллистической ракеты в

полете, что должно было продемонстрировать торжество американской научнотехнической мысли.
Однако в Советском Союзе к этому «эксперименту» отнеслись весьма
спокойно: военная разведка доложила, что эта задача технически не решена
специалистами США и он является мистификацией, – на ракете-мишени был
установлен радиомаяк, по сигналам которого и осуществлялось
«самонаведение» ракеты-перехватчика[211].
К 1987 г. американским ученым и конструкторам стало ясно, что
технологически поставленная СОИ задача не имеет решения при тогдашнем
уровне развития науки и техники.
Дополнительным поводом для роста конфронтации с СССР послужил инцидент
1 сентября 1983 г. с южнокорейским «Боингом»[212].
Коротко подытоживая эту забытую ныне главу всемирной истории XX века,
следует отметить, что первоначально американские операции в Афганистане не
давали ожидавшихся от них результатов.
В ходе проводившихся ОКСВА разведывательных и военных операций в
Афганистане к 1985 г., отмечает в своей книге «Против всех врагов» бывший
военный советник президента США Ричард Кларк, аналитики возглавлявшейся
им группы «со все большим беспокойством отмечали, что ситуация изменилась
в пользу Москвы».
И это потребовало активизации помощи формированиям афганских
«моджахедов». Что нашло свое выражение как в общем увеличении объема
поставок вооружения «моджахедам», так и в его качественном улучшении,
включая передачу новейших американских переносных зенитно-ракетных
комплексов (ПЗРК) «Стингер», и использования для наведения на цели ракет
класса «земля-земля» американской спутниковой навигационной системы
«GLOSNAR»[213].
Начало поставок «моджахедам» «Стингеров» – а всего за 4 года США их было
передано свыше 4000 экземпляров, сразу привело к увеличению потерь
советской авиации в Афганистане, что не могло не влиять на формирование
обстановки в этой стране.
В этой связи Петр Иванович поставил перед разведывательным центром 40-й
армии задачу добыть образец данного нового вида американского вооружения.
В 1986 г. в частях спецназа ГРУ в Афганистане началась форменная «охота за
«Стингером». Добыть образец пытались многие разведывательные группы и
отряды. Однако 5 января 1987 г. фортуна улыбнулась разведгуппе майора
Е. Г. Сергеева[214], сумевшей первой доставить в разведцентр образец ПЗРК.
Любителям морализировать по поводу оказания Советским Союзом
интернациональной помощи Афганистану и участия советских военнослужащих
в боевых действиях на территории этой страны следует знать, что именно
американская «помощь», игнорирование советских мирных инициатив 1981 г.,
финансирование обучения, подготовки и вооружение группирований

«моджахедов» являлись главными причинами и источниками все
продолжавшегося кровопролития в этой стране.
Резидент ЦРУ в Пакистане Милтон Берден, непосредственно в 1986–1989 годы
«курировавший» все операции против ДРА в регионе, подчеркивал, что годовой
объем передававшейся «повстанцам» помощи достигал 60 тысяч тонн (!), для
переброски которой в Афганистан использовалось более 300 наземных
маршрутов.
При этом ЦРУ и СИС в проведении операций против ДРА работали в тесном
контакте с МРУ (Межведомственным разведывательным управлением)
Пакистана. «Главное условие, которое пакистанцы поставили перед нами, –
откровенничал в интервью российскому журналисту Марк Сейджмен, в 1987–
1989 гг. являвшийся резидентом ЦРУ в Исламабаде, – это чтобы вся помощь
шла через них, потому что они не хотели дестабилизации… Прямые контакты с
моджахедами поддерживали пакистанские спецслужбы, и до 1986 г. мы почти
не были вовлечены в войну…»
Отметим, что здесь Сейджмен откровенно называет операции ЦРУ в регионе
войной, войной против афганского правительства и ОКСВА. Но, подобно
многим своим коллегам, он лукавил, заявляя, что «никакого центрального штаба
ЦРУ в Пакистане не было, что контактами с моджахедами и их подготовкой
занимались пакистанцы»[215].
Однако это утверждение Сейджмена опровергают в своих мемуарах как бывший
резидент ЦРУ в Пакистине М. Берден, так и высокопоставленный сотрудник
администрации США, отвечавший за «афганские операции», Й. Бодански.
11 марта 1985 г. новым Генеральным секретарем ЦК КПСС избирается
М. С. Горбачев.
Однако вскоре, подобно многим в нашей стране и за рубежом, Петр Иванович
со всевозрастающим чувством тревоги стал понимать, что, в отличие от
американского президента, у нового лидера его страны нет не только стратегии
государственного развития, но и четких ориентиров в этой области.
Особенно заметным это стало в ходе переговоров Горбачева с зарубежными
лидерами, при которых «молодой лидер» шел на явно выгодные
противостоящей стороне обещания и уступки, в ущерб национальным
интересам, обороноспособности и безопасности Советского Союза. Правда,
особенно очевидным это станет тогда, когда П. И. Ивашутин уже покинет свой
высокий пост.
А 7 июля 1986 г. Петра Ивановича постиг тяжелый удар: КГБ СССР был
арестован генерал-майор в отставке Дмитрий Поляков. Следует сказать, что
Поляков еще в 1980 г. был уволен из ГРУ. Но когда появилась информация о
возможном предателе в рядах военной разведки, генерал армии Ивашутин дал
команду совместно с военной контрразведкой провести тщательное
расследование возникших подозрений.
В своем единственном интервью корреспонденту «Красной звезды»
Н. Н. Пороскову об этом американском агенте Ивашутин вспоминал:

«У меня с первой встречи было интуитивное недоверие к этому человеку. Сидит
не поднимая головы, не повернется в мою сторону. Я его больше не пустил за
границу».
Это было сделано другими во время нахождения Петра Ивановича в отпуске,
хотя он и переживал крайне тяжело этот прискорбный для истории управления
факт.
Кстати, это заместитель председателя КГБ СССР, курировавший военную
контрразведку, Г. К. Цинев пытался затормозить проверку возникших
подозрений в отношении Полякова, неоднократно повторяя подчиненным:
«Советский генерал-разведчик не может быть предателем!»
Но возраст и удары судьбы неумолимо брали свое. В последние годы службы
стало сдавать зрение, и Петр Иванович даже стал просить докладчиков
медленно вслух зачитывать ему документы, требовавшие его подписи…
26 февраля 1987 г. был назначен новый первый заместитель начальника
Главного управления. Им стал генерал-полковник Владлен Михайлович
Михайлов (1925–2004).
Многоопытный Петр Иванович начал учить признававшегося, что «ранее
никогда не занимался разведкой» зама не только искусству разведки, но и
особенностям управления столь сложным и многоплановым хозяйством.
Именно Владлен Михайлович и стал 14 июля 1987 г. преемником Петра
Ивановича на посту начальника ГРУ.
Одному из своих ближайших помощников Петр Иванович в сердцах сказал:
«Михайлов пришел на время. Он пробудет в должности 2–3 года. А потом опять
начнется чехарда переназначений!»
Возможно, он предчувствовал, предполагал, даже не произнося этого вслух, что
история всего дела его жизни, история Главного разведывательного управления
Генерального штаба Советского Союза идет к закату…
И опять опыт и интуиция аналитика не подвели генерала армии!
А Петр Иванович в качестве члена группы Генеральных инспекторов
Министерства обороны СССР вновь возвратился в старое здание Генерального
штаба на Гоголевском бульваре столицы.
И, хотя некоторые из преемников Ивашутина на посту «Директора» –
начальника ГРУ ГШ Российской Федерации были людьми в высшей степени
достойными и оставившими по себе добрую память, ни авторитет, ни личные
достижения ни одного из них не могут сравниться с личными достижениями и
авторитетом Петра Ивановича.
Подводя итоги многолетней напряженной работы на посту руководителя ГРУ,
следует сказать, что во многом благодаря целеустремленности, настойчивости,
аналитическому интеллекту, способности быстро выявлять и оценивать ростки
будущего в настоящем, Петру Ивановичу Ивашутину удалось создать
уникальнейший комплекс обеспечения безопасности страны. Причем это в

равной степени касается как контрразведки КГБ, так и военной разведки
Вооруженных Сил СССР.
Почему в воспоминаниях о Петре Ивановиче тех, кому довелось поработать под
его руководством, присутствует немало превосходных степеней? Причина этого
кроется в неординарности его личности, ее масштабности.
Для подчиненных это был живой пример человечности, профессионализма,
организаторского мастерства руководителя и творца, нравственного авторитета
Командира, Учителя и Воспитателя.
Петр Иванович стал двадцать первым руководителем Главного управления, и,
следовательно, за предыдущие 45 лет существования ГРУ (с учетом того факта,
что с сентября 1947 г. по январь 1949 г. военная разведка входила в состав
Комитета информации при СМ СССР) средний срок пребывания его
предшественников в этой должности составлял около двух лет.
Впоследствии историки военной разведки напишут: «Ни одному из
руководителей ГРУ не удалось прослужить на этом ответственном посту столь
долго – почти четверть века. И вклад, внесенный Петром Ивановичем в
развитие советской военной разведки, бесценен»[216].
П. И. Ивашутин оставался заместителем начальника Генерального штаба по
разведке – начальником Главного управления при 5 его начальниках
(С. С. Бирюзове, М. В. Захарове, В. Г. Куликове, Н. В. Огаркове,
С. Ф. Ахромееве) и 5 министрах обороны (Р. Я. Малиновском, А. А. Гречко,
Д. Ф. Устинове, С. Л. Соколове и Д. Т. Язове)! Что, безусловно, является
свидетельством его высочайшего профессионализма и авторитета.
Генерал-полковник Федор Иванович Ладыгин, начавший службу под
руководством Петра Ивановича в 1973 году и возглавлявший ГРУ ГШ в 1992–
1997 гг., впоследствии писал: «Высокая общая и военная подготовка, фронтовая
закалка, богатый жизненный опыт и опыт военного контрразведчика,
приобретенный на высоких должностях в КГБ, позволили новому начальнику
ГРУ совместно с другими руководителями военной разведки в кратчайшие
сроки свести к минимуму потери, связанные с предательством. Без какой-либо
паузы военная разведка продолжила выполнение стоящих перед ней
многочисленных задач по обеспечению безопасности страны».
Благодаря присущей ему памяти уже в начале 80-х годов Петр Иванович
поражал отечественный и иностранный – государств – участников Организации
Варшавского Договора (ОВД) – генералитет приводимыми характеристиками и
возможностями как отечественных, так и иностранных разведывательных
средств, данными качественного и сравнительного анализа. Такое доступно
только специалистам, глубоко «погруженным» в проблему.

Не «райская» жизнь
Наконец, впервые в возрасте 75 лет, в июле 1987 г. Петр Иванович получил
«синекуру» в виде назначения в Группу генеральных инспекторов

Министерства обороны. Со свойственной ему прямотой, Петр Иванович
отказался стать оплачиваемым консультантом нового начальника ГРУ, тем не
менее, никогда не отказывая ему в помощи.
Это позже, с подачи бойких борзописцев, Группу генеральных инспекторов
Министерства обороны стали называть «райской группой». А в
действительности это был рабочий консультативный орган при министре
обороны СССР. В состав группы, персонально, с учетом состояния здоровья,
назначались маршалы и генералы армии, которые выступали в качестве
постоянных консультантов соответствующих управлений Министерства
обороны и Генерального штаба. Генеральные инспектора Министерства
обороны рецензировали подготовленные проекты, научные труды военных
специалистов, готовили для управления Военно-учебных заведений заключения
по учебным пособиям для подготовки офицерских кадров, готовили материалы
для закрытых ведомственных изданий Вооруженных Сил, а также статьи для
открытой прессы, выполняли иные задания и поручения военно-политического
руководства страны. Например, привлекались для участия в инспекторских
проверках частей и соединений, участия в маневрах, учениях и т. д.
Члены «райской группы» имели служебные кабинеты в «старом» – на
Гоголевском бульваре, здании Генерального штаба, где 24 года назад начинал
свою службу в военной разведке генерал П. И. Ивашутин.
Генеральные инспектора располагали необходимой им для работы специальной
закрытой телефонной связью, выделенным помощником-адъютантом (в звании
прапорщика), одной из богатейших в мире специализированных библиотек по
вопросам вооруженной борьбы, в том числе – и зарубежных авторов, правом
вызова «разгонной» автомашины из гаража министерства обороны.
Петру Ивановичу отвели кабинет вместе с маршалом войск связи Андреем
Ивановичем Беловым, бывшим с 1977 г. начальником войск связи СССР, а
также по должности – заместителем начальника Генерального штаба. В этом
качестве они хорошо знали друг друга и взаимодействовали на протяжении
многих лет.
Освободившись от ставшего привычным бремени ежедневной, даже ежечасной,
ответственности за безопасность страны и повседневного руководства
сложным, многотысячным коллективом, Петр Иванович получил возможность
перейти к более спокойному, размеренному распорядку и ритму жизни,
наполненному осмыслением сделанного и пройденного, а также новых угроз и
вызовов эпохи, возможных путей противостояния им.
С незнакомым ему удивлением он наблюдал на даче за играми и веселым
щебетанием ставших уже подростками внучек Татьяны и Ольги, может быть,
порой укоряя себя за то, что мало внимания в свое время дарил детям и
внучкам.
Не по должности, но по характеру и профессиональной привычке, Петр
Иванович оставался аналитиком, внимательно наблюдающим за происходящим
в стране и мире, в армии, в сфере обеспечения безопасности СССР.

Профессионализм разведчика – этот всегда знать, что происходит в мире
сегодня, что произойдет (может произойти) завтра, как эти события могут
повлиять на национальные интересы[217] страны.
Глубокие и разносторонние знания, аналитический ум, широчайший кругозор,
многолетний опыт, профессиональные чутье и интуиция, превосходная память
позволяли Петру Ивановичу анализировать, систематизировать и обобщать
вопросы роли военной разведки, разведывательных данных в укреплении
обороны страны, при планировании и проведении военных операций.
Его статьи регулярно появлялись в закрытых (секретных) вариантах журнала
«Военная мысль», других специальных ведомственных изданий. Прежде всего
они касались военных действий на земле Афганистана, тактики действий
противника, где обученные, экипированные и управляемые иностранными
«военными советниками» антиправительственные «повстанцы» – моджахеды
вели борьбу с правительственными войсками и Ограниченным контингентом
Советских войск.
Но некоторые события в стране и мире не могли не вызывать у Ивашутина
чувств недоумения и тревоги за будущее страны. Эту тревогу не могла усыпить
«Декларация о прекращении состояния «холодной войны», подписанная
президентами США Дж. Бушем и СССР М. С. Горбачевым 3 декабря 1989 г. во
время их первой встречи на Мальте.
Кстати сказать, во время первого официального визита в Вашингтон 2 февраля
1992 г. Джордж Буш вновь потребовал у президента России Б. Н. Ельцина
подписать «декларацию о прекращении состояния «холодной войны».
Закономерным следствием этого шага с американской стороны стало
немедленно выдвинутое требование об амнистии всех осужденных
американских агентов, отбывавших наказание за шпионаж в пользу США.
Вследствие чего из мест лишения свободы были освобождены 9 американских
шпионов. Американских же граждан, работавших на ниве «установления более
тесных отношений доверия и лучшего взаимопонимания» между Россией
(СССР) и США, никакая амнистия не коснулась.
1987 год стал последним относительно благополучным годом в истории СССР.
Хотя общественно-политическая активность граждан, разбуженная лозунгами и
надеждами перестройки, начала нарастать.
Следующий, 1988 год стал прелюдией к развалу Великой державы, каковой
являлся Советский Союз.
Петру Ивановичу было суждено стать невольным, бессильным свидетелем
гибели страны, безопасности и процветанию которой он отдал многие годы
своей жизни, что не могло не ложиться тяжким грузом на его душу и сердце.
Этот начался с недооцененного многими современниками события: встречи 8
января 1988 г. занимавшего должность Генерального секретаря ЦК КПСС
М. С. Горбачева с руководителями средств массовой информации,
идеологических учреждений и творческих союзов СССР. По сути дела,
рубежной она стала потому, что в ходе нее Горбачев призвал своих слушателей

самостоятельно выбрать между «левыми» и «правыми», между
«нетерпеливыми» и «консерваторами». Помимо отказа правящей партии от
ведущей роли в социально-политическом процессе, от ответственности за
разрешение возникающих конфликтов интересов, этот призыв открывал прямой
путь к росту социальной напряженности и противостоянию в обществе, готовил
почву для возможной гражданской войны.
В мае 1988 г. в Женеве было подписано многостороннее соглашение между
Афганистаном, Пакистаном, СССР и США о политическом урегулировании
конфликта в этой стране и начале вывода из ДРА советского Ограниченного
воинского контингента. Однако антикабульские «повстанцы» не признали это
соглашение и продолжали военные действия на территории Афганистана,
пытаясь даже наращивать удары по советским частям.
А в феврале 1988 г. начался армяно-азербайджанский конфликт из-за НагорноКарабахской автономной области (НКАО), не завершенный и поныне. 27–29
февраля в г. Сумгаите (Азербайджанская ССР) вспыхнул антиармянский
погром, ставший первой на территории Советского Союза вспышкой массового
насилия. Только по официальным данным, в результате погрома погибли 32
человека. Несмотря на предпринимавшиеся меры, противостояние в регионе
сохранялось, неоднократно вновь приводя к кровопролитиям в Баку,
Кировобаде, Мингечауре, Нахичивани, Ханларе, Шамхоре, Шехи и других
городах Азербайджана… Реакция ЦК КПСС и лично М. С. Горбачева на эти
трагические события была явно неадекватной.
15 ноября 1988 г. в беспилотном режиме был осуществлен первый полет
советского многоразового космического корабля «Буран». После 8 витков (200
минут) «Буран» успешно приземлился «в заданном районе». Космический полет
советского «челнока» вызвал серьезную тревогу за рубежом.
По личной просьбе премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер, уже
16 ноября посетившей Москву в ходе необъявленного 8-часового визита,
космическая программа «Буран» была приостановлена по распоряжению
М. С. Горбачева. Подобное решение Горбачева вызвало недоумение у всех
специалистов, знакомых с замыслом, целями и назначением этой
многофункциональной системы.
Не могли не вызывать в душе Петра Ивановича чувств боли, скорби и
недоумения сообщения отечественных и зарубежных СМИ о возникновении
массовых беспорядков, в том числе – с применением стрелкового оружия,
начавшихся в Нагорном Карабахе, а затем вспыхивавших то в Азербайджане, то
в Казахстане, то в Грузии, то в Узбекистане…
Как аналитик, он прекрасно понимал, что во многом они были спровоцированы
бездеятельностью органов власти, правоохранителей, доводивших дело до
возникновения кровопролития, с тревогой думал о том, к чему может привести
«новое мышление», провозглашавшееся М. С. Горбачевым. Вновь и вновь
вспоминал Петр Иванович произнесенные 8 июня 1982 г. в Лондоне слова
Рональда Рейгана о том, что:

– Решающий фактор происходящей сейчас в мире борьбы – не бомбы и ракеты,
а проверка воли и идей, испытание духовной смелости, испытание тех
ценностей, которыми мы владеем, которые мы лелеем, идеалов, которым мы
преданы!
И что же из исторического прошлого, наследия страны Горбачев считал
«устаревшим», ошибочным, излишним, что создавалось самоотверженным
трудом многих поколений советских людей?
Но, как и многие другие, Петр Иванович не находил ответа на этот ныне
мучивший его вопрос.
«1989 год, – напишут впоследствии о нем историки, – начало политического и
экономического кризиса, падение темпов экономического роста, развал
потребительского рынка, введение талонной системы и ограничений на вывоз
товаров из регионов. Подъем рабочего и забастовочного движения в стране»[218].
В разных регионах страны все активнее начинали действовать различные
антисоветски и антиобщественно настроенные элементы, вдохновленные
лозунгом «Куй железо, пока Горбачев!», подстрекаемые зарубежными
антисоветскими организациями и спецслужбами.
15 февраля 1989 г. Советское правительство объявило об окончании вывода
Ограниченного контингента войск из Демократической Республики
Афганистан. Однако пламя межнациональных конфликтов начало разгораться
теперь уже на территории самого Советского Союза.
В ночь на 9 апреля при проведении милицией и войсками в Тбилиси операции
по вытеснению с площади участников несанкционированного митинга (начался
4 апреля) с требованиями независимости Грузии от асфиксии (удушья в
возникшей давке) погибли 16 человек. Однако спровоцировавшие эту трагедию
национал-радикалы, некоторые отечественные и зарубежные СМИ сообщили о
том, что это якобы были жертвы «чрезмерного применения насилия» со
стороны войск, использовавших в качестве оружия малые саперные лопатки.
Эта ложь молниеносно взвинтила градус общественных настроений.
7 июня на I съезде народных депутатов СССР была учреждена
Межрегиональная депутатская группа (МДГ) из 388 депутатов
(Ю. Н. Афанасьев, Б. Н. Ельцин, Г. Х. Попов, А. Д. Сахаров и др.) с целью
«ускорения проведения радикальных реформ в стране».
12 июня в ходе переговоров в Бонне с канцлером ФРГ Г. Колем М. С. Горбачев
заявил о предоставлении восточноевропейским странам права свободного
выбора политической системы.
22 июня в Верховном Совете СССР был образован Комитет по обороне и
безопасности.
15 июля, вслед за заявлением схода абхазского народа о желании выйти из
состава Грузинской ССР и войти в состав РСФСР, в ходе возникших в Сухуми
столкновений погибли 11 человек.

В первой половине июля произошли столкновения жителей Киргизии и
Таджикистана на границе двух союзных республик. В целях предупреждения
дальнейших столкновений властями был введен комендантский час.
А 23 августа жители Литвы, Латвии и Эстонии провели межреспубликанскую
акцию «Балтийский путь» с осуждением «пакта Молотова – Риббентропа» и в
поддержку требований о независимости республик.
25 августа – крымские татары самовольно заняли земли в Бахчисарайском
районе Крыма…
Вот почему со всевозрастающей тревогой вслушивался Петр Иванович в слова
выступавшего 14 июля 1989 г. при утверждении его в должности председателя
КГБ СССР в Верховном Совете СССР В. А. Крючкова:
«То, что происходит в нашей стране, интересует, и весьма, специальные службы
западных стран, некоторых других стран, и особенно всякого рода организации,
которые часто занимают антисоциалистические, антисоветские позиции. Мы
это чувствуем по пропаганде, по приезду сюда их эмиссаров, по той литературе,
которую они привозят сюда. Есть еще одно направление, так называемое
исламское фундаменталистское. Это очень опасная вещь, учитывая
фанатичность и неразборчивость в методах и средствах. Думается, что это
вопрос органов госбезопасности, и правовых органов, и наших организаций,
занимающихся пропагандистской работой…
Конечно, на той стороне не бездействуют, они пытаются активно влиять на
положение дел в нашей стране. Но, товарищи, давайте искать причины прежде
всего в своем родном доме, у себя. Искать причины в себе, где мы когда-то
неправильно поступили… Я как председатель КГБ, как бывший начальник
разведки могу сказать, что там не бездействуют. Мы это видим. Им
представляется, что Советский Союз, когда он выглядит как мощный фактор,
это одна ситуация, невыгодная для них. И Советский Союз как фактор
ослабленный – это другая ситуация, выгодная для них. Хотя и там находятся
трезвые люди, которые понимают, что это совсем далеко не так».
В этом же своем выступлении В. А. Крючков указал на недостатки и
недоработки в деятельности органов госбезопасности в меняющихся условиях:
«Мы нередко не даем вовремя достаточно острой принципиальной, оценки
назревающим тяжелым ситуациям, не проявляем принципиальности и
настойчивости в постановке вопросов перед местными, да и центральными
органами власти. Сказываются и чисто психологический барьер, робость,
вызванная целым рядом политических, социальных событий и обстоятельств…
неумением разглядеть в бурно развивающихся в целом конструктивных
процессах негативные, настораживающие моменты. Особенно непросто
приходится в случаях, когда речь идет о конфликтных ситуациях на
межнациональной основе при возникновении массовых беспорядков…»
Петр Иванович вспоминал, как в 1981 г. Ю. В. Андропов делился с ним своими
тревогами и опасениями: спецслужбы США попытаются «сделать «польский

опыт» противостояния поддерживаемой ими «Солидарности» с властями
страны универсальным, перенести его в другие социалистические страны.
Как могло случиться, что стало возможным развитие событий по формуле
«форма пока может оставаться прежней, а содержание –
антисоциалистическим»? И почему этот вопрос в меньшей степени волнует
самих польских трудящихся, многие из которых поддерживали
антисоциалистические призывы и лозунги лидеров «Солидарности»?
Почему руководство Польши своевременно не среагировало на изменение
настроений масс, не проявило настойчивости в пресечении подрывной
деятельности антисоциалистических сил?
Причины этого Ю. В. Андропов видел в том, что сейчас происходило на глазах
Петра Ивановича в его собственной стране, что партийное руководство Польши
утратило доверие значительной части населения.
«Бывшее руководство ПОРП (Польской объединенной рабочей партии. –
О.Х.), – с горечью говорил Юрий Владимирович, – не смогло ни правильно
понять настроения масс, ни оказать на них необходимого влияния…
Образовался вакуум в политико-идеологической области, который быстро
заполнился церковью, различными оппозиционными группками
антисоциалистического толка. Оппозиционные силы, закоперщики акций
неповиновения властям – воспользовались недовольством в рабочей среде,
возникшим на почве неудовлетворенности решением социально-экономических
проблем, толкнули рабочих на забастовки».
С тревогой Андропов говорил и о том, что «руководство МВД Польши
проявило явную беспечность перед лицом возникших в разных местах
антисоциалистических формирований, исходя из принципа «если мы их не
тронем, то и они нас не тронут».
Все это сказано не в упрек нашим польским товарищам, – подчеркивал
Андропов, – а для того, чтобы мы сами отчетливо увидели явления, мириться с
которыми нельзя. Мы должны остро, своевременно и, я бы сказал, жестко
реагировать на всякого рода антиобщественные проявления, возникающие в
нашей стране. Это, разумеется, не следует воспринимать как призыв применять
уголовные меры налево и направо, но действовать надо строго, помня об
интересах всего общества.
Таким образом, для себя и для своих коллег Юрий Владимирович Андропов
выводы сделал. Да вот только были ли эти выводы и их уроки поняты
«коллегами по ЦК КПСС» на Старой площади? Запомнили ли они это
продиктованное жизнью предупреждение? И не поэтому ли Андропов объявил
безжалостную войну расхитителям народной собственности, спекулянтам,
«теневой экономике», зарождающейся мафии? И эти его шаги были с
энтузиазмом поддержаны широкими слоями трудящихся.
Мы имеем сегодня все основания сказать, что уже в те годы понимал
П. И. Ивашутин, именно в этих, вовремя не разрешенных реальных, серьезных
конфликтах и коллизиях и коренятся причины многих кровопролитных

столкновений и 1989–1991 годов, и в последующие годы в России,
принимавших подчас форму внутренних вооруженных конфликтов,
(вооруженных конфликтов немеждународного характера, по международной
терминологии и классификации), в новых независимых государствах – бывших
союзных республиках СССР.
В начале 1990 г. различные деструктивные силы и движения – радикалы,
сепаратисты, националисты, радикал-клерикалы и тому подобные, сомкнулись в
единый антисоветский блок, несмотря на явные противоречия программных
установок, координируя свои действия на республиканском и общесоюзном
уровнях.
Как беспристрастно свидетельствует «Краткая хроника основных событий
России XX века», 25 февраля 1990 г. на Манежной площади в Москве прошла
первая откровенно антикоммунистическая демонстрация, собравшая, по разным
оценкам, от 70 до 250–300 тысяч участников. Массовые демонстрации в этот
день под аналогичными лозунгами прошли также в Ленинграде, Волгограде,
Казани, Иркутске, Хабаровске и многих других городах Советского Союза[219].
12–13 февраля последовали массовые беспорядки с человеческими жертвами в
столице Таджикской ССР Душанбе.
21 февраля массовые беспорядки между узбеками и турками-месхетинцами
произошли в Узбекистане.
В июне-июле вновь вспыхнули столкновения между жителями Ошской области
Киргизии…
Данные факты однозначно свидетельствовали как о недостаточно эффективных
и результативных действиях местных властей, так и о бездействии
правоохранительных органов многих регионов Союза.
Эти, следующие друг за другом вспышки спровоцированного насилия, с
которыми не могли, да и не слишком стремились, справиться власти в
различных городах, порождавшие многочисленные человеческие жертвы,
вызывавшие исход с мест постоянного проживания тысяч, а затем – сотен тысяч
беженцев и вынужденных переселенцев, позволили ЦРУ прийти к выводу об
утрате Горбачевым контроля над страной.
Но Горбачев лишь отмахивался от подобных предостережений со стороны
разведки и органов безопасности.
С вниманием и тревогой смотрел Петр Иванович и телетрансляцию
выступления председателя КГБ СССР В. А. Крючкова 2 июля 1990 г. на XXVIII
съезде КПСС:
«Комитет государственной безопасности, защищая интересы государства,
общества, нуждается в морально-политической поддержке народа. Чекисты
находятся на остром участке борьбы, и, видимо, вы заметили, подвергаются
откровенным попыткам шельмования и дискредитации. Как, впрочем и наши
Вооруженные Силы. В некоторых СМИ публикуются материалы, искажающие
деятельность КГБ, причем у нас они появляются даже чаще, чем за рубежом.
Какие только предложения при этом не выдвигаются: и расчленить органы, и

выделить из КГБ отдельные звенья с передачей в другие ведомства, и просто
устранить этот институт как таковой. Уж больно кому-то мы мешаем!»
В подтверждение справедливости ранее приводившихся слов В. А. Крючкова о
том, что «за рубежом внимательно изучают процессы, происходящие в нашей
стране», что «специальные службы западных стран, разного рода антисоветские,
антисоциалистические организации «на той стороне» не бездействуют,
пытаются активно воздействовать на ситуацию» в СССР, приведем тот факт,
что в 1989 г. в США был создан Центр наблюдения за ходом перестройки, в
который вошли представители ЦРУ, РУМО и Управления разведки и
исследований Государственного департамента. Подготовленные Центром
разведывательные сводки об обстановке в СССР ежедневно докладывались
президенту Дж. Бушу и другим членам Совета национальной безопасности
США.
Ежегодные ассигнования в США на проведение только агентурной разведки по
указанию Дж. Буша с 1989 г. возросли более чем на 20 %.
В мае 1990 г. СНБ США был утвержден план действий в отношении СССР, в
котором предусматривалась «поддержка всех внутренних оппозиционных сил».
Понятно, что эти действия президента США явно противоречили подписанной
за шесть месяцев до этого на Мальте «Декларации о прекращении «холодной
войны» между СССР и США».
Однако исторической правды ради следует отметить, что США являлись
отнюдь не единственным, хотя и наиболее сильным, активным и влиятельным,
геополитическим «игроком» на «поле развала» СССР.
«Рост сепаратизма, межнациональные столкновения, гибель людей, –
продолжал свой отчет перед съездом член Политбюро ЦК КПСС Владимир
Александрович Крючков, – все это и человеческая боль, и фронт каждодневной
работы чекистов. Людей убивают только за то, что они другой национальности.
В мирное время появились сотни тысяч беженцев…»
Читая сообщения о сотнях убитых, тысячах раненых, новых десятках тысяч
изгнанных, испытываешь состояние далекое от того, чтобы чувствовать себя
счастливым человеком. Если волне насилия немедленно не положить конец, то
последствия станут непредсказуемыми…
И сегодня небесполезно задаться вопросом: а доходили ли эти горькие и
взволнованные слова председателя КГБ СССР до сердца и сознания
восседавшего тут же М. С. Горбачева, его советников, консультантов и
помощников?
«Безусловно, – продолжал В. А. Крючков, – есть упущения в работе
правоохранительных органов, но, согласитесь, основа борьбы с подобными
негативными явлениями должна покоиться на принципиальных политических
подходах… Нет ни одного государства в мире, в котором демократия и
гласность действовали бы в отрыве от правопорядка. У нас же здесь
обозначился серьезный разрыв. И с каждым днем он обходится все дороже.

Нельзя выступать за всемерное развитие демократии и вместе с тем не
выступать за правопорядок, за торжество Закона. Общество, которое позволяет
глумиться над Законом, уже по этой причине больно.
Нередко задают вопрос: куда, мол, смотрит КГБ?.. Общество не может терпеть
вмешательства в наши внутренние дела, позволять безнаказанно разворовывать
и увозить за рубеж народное достояние, красть военные и государственные
секреты, за которыми труд и интересы миллионов людей…
На Западе открыто говорят, что не намерены свертывать разведывательную
работу по Советскому Союзу, причем выделяют на нее во много раз больше
средств, чем можем себе позволить мы.
Опыт пяти лет перестройки показывает, что социализм, демократия нуждаются
в защите. Экстремисты действуют все более дерзко, широко используют
оружие, подстрекают людей к совершению государственных преступлений.
Пресечение преступной деятельности экстремистов мы рассматриваем как свою
важную задачу…
Радикально настроенные лица из некоторых политизированных общественных
структур стали скатываться к прямому разжиганию межнациональной розни.
Получаемая органами КГБ информация о назревавших межнациональных
конфликтах, как правило, своевременно доводилась до сведения советских,
партийных, правоохранительных органов – так было по событиям в Душанбе, и
в Ошской области…
Упреждающая информация не помогла. Вину органов вижу в том, что не
проявлялась должная настойчивость. Главное, мы упускали момент, когда в
урегулировании назревающих конфликтов могут дать результаты политические
методы»[220].
В майском номере «Военно-исторического журнала» 1990 года появилась
первая открытая статья Героя Советского Союза генерала армии
П. И. Ивашутина «Докладывала точно. Воспоминания о минувшей войне», в
которой он анализировал причины трагического начала Великой Отечественной
войны, почему «однако руководство страны, военное главнокомандование,
располагая данными даже о сроках нападения, не приняли надлежащих мер по
отпору агрессору?».
Ответ на него, как мы помним, Петр Иванович получил в 1955 году,
внимательно изучая, анализируя архивные материалы.
В этой статье, несколько отступая от своего принципа «меньше говорить,
больше делать», Петр Иванович посчитал необходимым открыто и честно
сказать о назначении и предназначении разведки.
То, что ранее было отлито в чеканную формулу, которую он повторял
неоднократно: «Без разведки армия и страна – слепа; без контрразведки – они
беззащитны!»
Говоря о роли разведки в военное и мирное время, Петр Иванович отмечал:
«Успехи советских военных разведчиков высоко оценены Родиной. Около 600
бойцов невидимого фронта удостоены высшей государственной награды –

звания Героя Советского Союза. Только в 1943–1945 гг. произведено около 200
тысяч награждений военных разведчиков орденами и медалями.
Хотел бы особо подчеркнуть, что первой женщиной, удостоенной звания Героя
Советского Союза в годы войны, была разведчица Зоя Анатольевна
Космодемьянская…
Конечно, если бы не репрессии Сталина, Берии и их ближайшего окружения по
отношению к кадрам военной разведки, ее вклад в дело победы был бы гораздо
значительнее. Вместе с тем можно с уверенностью и гордостью сказать, что в
предвоенные годы и в ходе войны военная разведка свои задачи выполнила.
Напряженно работала разведка и в послевоенные годы, особенно в периоды
обострения международной обстановки, в годы холодной войны. Задачи,
ставившиеся партией, правительством и руководством Министерства обороны,
в основном выполнялись. Как и в военное время, многие военные разведчики
проявляют мужество и героизм при выполнении воинского долга. Однако еще
не время говорить о «звездах» современной разведки.
Деятельность и авторитет разведки во многих государствах оберегаются
законодательным путем, правительствами. Они не торопятся с открытием
архивов…
В Великобритании доступ к важным документам военного времени отложен до
2017 года[221]. Такая закрытость архивных документов, очевидно, связана со
стремлением скрыть неблаговидную роль секретных служб и дипломатии
Англии (совместно с Францией и США) накануне Второй мировой войны
(«Мюнхенский сговор», подталкивание Гитлера на восток, к войне против
СССР, переговоры с Гессом и др.).
Сейчас нет в открытой зарубежной печати публикаций о деятельности разведок
капиталистических стран, например, в Советском Союзе. Считается, что
излишняя откровенность в этом деле нежелательна.
К сожалению, в некоторых наших средствах массовой информации проводится
линия на очернение истории наших Вооруженных Сил и неотъемлемой их
составной части – военной разведки, их боевого пути, сегодняшней
деятельности, на подрыв авторитета военной службы. Однобокие,
тенденциозные материалы практически полностью вытеснили темы героики
воинской службы, верности присяге, воинскому долгу, войсковой дружбы и
солдатского товарищества. Обоснованная критика подменяется
злопыхательством, нагнетанием неприязни ко всему военному.
Отмечая светлый праздник Победы советского народа в Великой Отечественной
войне, мы не должны забывать, что память миллионов погибших в этой войне
советских людей, все еще живущее горе матерей, жен, детей, внуков обязывают
нынешнее поколение принимать необходимые меры для обеспечения мирной
жизни советского народа».
В канун 50-летия начала Великой Отечественной войны, «Военно-исторический
журнал» опубликовал статью П. И. Ивашутина «Стратегия и тактика
вероломства»[222]. В ней он, в частности, писал:

«…фашистская Германия и ее союзники 22 июня 1941 г. осуществили
нападение на Советский Союз, вероломно нарушив Пакт о ненападении,
заключенный между Германией и СССР 23 августа 1939 г.
Реакционные круги западных стран дождались нападения Германии на
Советский Союз, но к тому времени их собственное существование зависело от
способности Советского Союза выстоять и победить.
О назревании военной опасности для Советского Союза поступали достоверные
данные по разведывательным каналам Наркомата обороны, НКВД и
НКИД[223] начиная с 1938 года. Они касались наращивания военного и
экономического потенциала Германии, стратегического сосредоточения и
оперативного развертывания войск гитлеровской коалиции у западной
советской границы, создания ударных группировок, направлений их действий.
Основное содержание плана «Барбаросса» было известно через 11 дней после
утверждения его Гитлером. За период с 27 декабря 1940 г. по 22 июня 1941 г.
было получено более десятка сообщений надежных источников о возможных
сроках нападения фашистской Германии на СССР, в которых указывались и
такие даты, как середина июня, 15–20 июня, 22–25 июня и 3–4 часа 22 июня
1941 г.
Характерную оценку всей массы разведывательных данных о военных
приготовлениях Германии и возможных сроках ее агрессии дал один из самых
надежных и осведомленных зарубежных источников НКВД, патриотинтернационалист: «Никогда ни одно государство в истории войн не знало
благодаря своей разведке столько о планах врага и его силах, сколько Россия.
Почему же Сталин так мало делает, видя, как перетирается нить, на которой
висит дамоклов меч?»
Однако руководство страны, военное главнокомандование, располагая данными
даже о сроках нападения, своевременно не приняли надлежащих мер по отпору
агрессору. О причинах, по которым это произошло, говорить еще раз нет
нужды. О них подробно написано в предыдущем номере «Военноисторического журнала» в статье министра обороны СССР Маршала
Советского Союза Д. Т. Язова.
Сегодня на волне очернительства истории Советского Союза в некоторых
наших средствах массовой информации подвергаются резкой критике
заключенные в 1939 г. с Германией Пакт о ненападении и Договор о дружбе и
границе за то, что СССР поделил с Германией Восточную Европу. И
совершенно замалчивается тот факт, что еще в 1937–1939 гг. Англия и Франция
поделили с фашистской Германией Европу в целом, давая Гитлеру ясно понять,
что они не будут ему мешать в Восточной Европе.
Сближение СССР и Германией в то время ныне оценивается нашими
псевдодемократами как аморальная акция со стороны Советского Союза. А
разве стремление западных демократий руками Гитлера уничтожить Советский
Союз было моральным?
Нередко в нашей печати можно встретить отождествление позиций Гитлера и
Сталина в подходе к заключению Пакта и Договора как одинаково агрессивных.

Такое отождествление является по меньшей мере несправедливым. Гитлер,
заключая Пакт о ненападении, уже назначил день и отдал приказ о подготовке к
нападению на Польшу, то есть этим пактом он развязывал себе руки для
агрессии. Сталин же преследовал цель если не отвести, то хотя бы отодвинуть
нависшую над страной военную угрозу. В этом принципиальное отличие их
позиций.
В целом же поспешное осуждение некоторыми нашими теоретиками Пакта и
Договора 1939 г. с Германией, без должного анализа реальной военнополитической обстановки того времени и учета истории государства
Российского, не прибавило международного авторитета СССР, но зато
инициировало и ускорило события в Прибалтийских республиках и других
регионах страны.
Наша не всегда объективная критика внешней политики Советского
правительства в предвоенный период умело используется различными
националистами, экстремистами и сепаратистами в своих корыстных интересах,
а также широко эксплуатируется определенными кругами на Западе для
разжигания недоверия к Советскому Союзу.
Отмечая этот трагический юбилей – 50-летие начала Великой Отечественной
войны, мы не должны забывать, что как исторический опыт, так и нынешняя
действительность свидетельствуют, что империалистические истоки агрессии и
войн не исчезли, «позиция силы» остается краеугольным камнем во внешней и
военной политике ведущих капиталистических государств, прежде всего США.
Гарантий необратимости позитивных перемен на международной арене пока
нет. С учетом этого укрепление обороны страны, обеспечение мирной жизни
советского народа остается важнейшей государственной задачей».
С высказанными Петром Ивановичем соображениями перекликаются слова
председателя КГБ СССР В. А. Крючкова, произнесенные им в выступлении на
закрытом заседании Верховного Совета СССР в Кремле 17 июня 1991 г.:
«Реальность такова, что наше Отечество находится на грани катастрофы. То,
что я буду говорить вам, мы пишем в наших документах Президенту и не
скрываем существа проблем, которые мы изучаем. Общество охвачено острым
кризисом, угрожающим жизненно важным интересам народа, неотъемлемым
правам всех граждан СССР, самим основам Советского государства. Если в
самое ближайшее время не удастся остановить крайне опасные разрушительные
процессы, то самые худшие опасения наши станут реальностью. Не только
изъяны прошлого и просчеты последних лет привели к такому положению
дел. Главная причина нынешней критической ситуации кроется в
целенаправленных, последовательных действиях антигосударственных,
сепаратистских и других экстремистских сил, развернувших
непримиримую борьбу за власть в стране.
Откровенно игнорируя общенациональные интересы, попирая
Конституцию и законы Союза ССР, эти силы открыто взяли курс на захват
власти в стране… (здесь и далее выделено мною. – О.Х.).

В некоторых регионах гибнут сотни ни в чем не повинных людей, в том числе
женщины, старики, дети. Тщетно взывают к проявлению политического разума,
к справедливости сотни тысяч беженцев.
Пока мы рассуждаем об общечеловеческих ценностях, демократических
процессах, гуманизме, страну захлестнула волна кровавых межнациональных
конфликтов. Миллионы наших сограждан подвергаются моральному и
физическому террору. И ведь находятся люди, внушающие обществу мысли,
что все это – нормальное явление, а процессы развала государства – это благо,
это созидание.
Резко усилились процессы дезинтеграции экономики, нарушены
складывавшиеся десятилетиями хозяйственные связи, тяжелейший ущерб
нанесли народному хозяйству забастовки…
Все более угрожающие масштабы приобрела преступность, в том числе
организованная. Она буквально на глазах политизируется и уже
непосредственно подрывает безопасность граждан и общества. Недовольство
народных масс ситуацией в стране находится на критическом уровне, за
которым возможен небывалый по своим последствиям социальный взрыв. О
стремительном скатывании общества к этой опасной черте свидетельствует
настроение простых тружеников. Они первыми испытывают на себе
последствия кризиса и в политике, и в экономике. Все отчетливее проявляются
апатия, ощущение безысходности, неверие в завтрашний день и даже какое-то
чувство обреченности. А это очень тревожный симптом. Ясно, что такая
пассивность на руку политиканам, теневикам, коррумпированным элементам,
рвущимся к власти. При таком положении любой лозунг может обрести в нашей
стране свою почву…
Конечно, причина нынешнего бедственного положения имеет прежде всего
внутренний характер. Но нельзя не сказать и о том, что в этом направлении
активно действуют и определенные внешние силы…
Через несколько дней будет ровно полвека, как началась война против
Советского Союза, самая тяжелая война в истории наших народов. И вы,
наверное, сейчас читаете в газетах, как разведчики информировали тогда
руководство страны о том, что делает противник, какая идет подготовка и что
нашей стране грозит война.
Как вы знаете, тогда к этому не прислушались. Очень боюсь, что пройдет
какое-то время, и историки, изучая сообщения не только Комитета
госбезопасности, но и других наших ведомств, будут поражаться тому, что
мы многим вещам, очень серьезным, не придавали должного значения. Я
думаю, что над этим есть смысл подумать всем нам…»
А в завершение этого выступления подчеркивалось:
«Нет такого принципиального вопроса, по которому мы не представляли бы
объективную, острую, упреждающую, часто нелицеприятную информацию
руководству страны и не вносили бы совершенно конкретное предложение.
Однако, разумеется, нужна адекватная реакция»[224].

Но не всегда эта адекватная политическая реакция на происходящее в стране
следовала со стороны ее высшего руководства. О чем знал, что чувствовал и что
подсказывал Петру Ивановичу его богатый профессиональный опыт и что не
могло не вызывать у него чувств недоумения и все усиливающейся тревоги.
В этой связи образование 18 августа 1991 г. Государственного комитета по
чрезвычайному положению (ГКЧП) было, по нашему мнению, отчаянной
попыткой предотвратить распад Советского Союза, переломить сепаратистские
тенденции в Москве и других союзных республиках.
В 9.00 19 августа на коротком совещании руководящего состава в зале коллегии
КГБ В. А. Крючков сообщил об образовании ГКЧП, у которого есть все
полномочия по руководству страной. Просил проинформировать об этом
личный состав возглавляемых подразделений, поддерживать порядок и
дисциплину и ждать дальнейших указаний.
А указаний-то больше не поступало[225].
Даже ближайшие помощники Крючкова признавались:
«Мы сами в неведении. Нас никто ни о чем не информировал».
Практические рекомендации руководству территориальных подразделений КГБ
сводились к участию в работе местных КЧП, где они будут организованы.
Заместителю председателя генерал-лейтенанту В. А. Пономареву в течение
всего дня звонили начальники территориальных управлений КГБ, спрашивали,
что им делать, так как от них разъяснения ситуации требуют руководители
партийных и советских органов.
Я же, вспоминал Пономарев, «следуя указанию председателя, просил их
исполнять установки ГКЧП, направленные на места. Только многим до конца не
были ясны конечные цели и задачи. А их никто не разъяснял».
Для Петра Ивановича, как и для многих его современников, страшным
потрясением стало сообщение о том, что 8 декабря 1991 г. в беловежской
правительственной резиденции Вискули президентами России Б. Н. Ельциным и
Украины Л. М. Кучмой и председателем Президиума Верховного Совета
Белорусской ССР С. С. Шушкевичем было подписано соглашения «о
прекращении существования СССР как субъекта международного права и
геополитической реальности».
Последним шагом уничтожения Великой Державы стало принятие Верховным
Советом РСФСР 12 декабря постановления о денонсации Договора об
образовании Союза Советских Социалистических Республик от 29 декабря
1922 г. Также он принял постановление о выходе Российской Федерации из
состава СССР.
25 декабря президент Джордж Буш заявил о признании США независимости
России, Украины, Белоруссии, Армении, Казахстана и Киргизии. А на
следующий день Совет Республик Верховного Совета СССР принял
декларацию о прекращении существования СССР…

Только тот, кому самому выпало на долю пережить эту масштабнейшую
трагедию, названную впоследствии крупнейшей мировой геополитической
катастрофой, может понять, какие чувства одолевали Петра Ивановича
Ивашутина при получении этих известий.
9 мая 1992 г., подобно всем ветеранам Великой Отечественной войны, Петр
Иванович пережил очередное унижение. Бесстрастный объектив телекамеры
поведал десяткам миллионов телезрителей, как по Красной площади, вместо
традиционного военного парада, наспех продефилировала массовка, одетая в
униформу РККА 1939 г. БЕЗ СИМВОЛА Победы – Красного Знамени, под
которым шли побеждать или умирать воины Великой Отечественной…
На этом фоне на задний план ушли личные невзгоды: приказом исполняющего
обязанности министра обороны Российской Федерации Б. Н. Ельцина № 02 от
12 мая 1992 г. генерал армии П. И. Ивашутин был уволен в отставку, а сама
Группа Генеральных инспекторов Министерства обороны была ликвидирована.
Хозяйственники Министерства обороны сразу же поставили генералу армии
условие: или приватизировать дачу, на которой он проживал с 1963 г., или
немедленно ее освободить. Блочный домик постройки 1959 г. был оценен
резвыми финансистами в 200 тысяч рублей, сумму, явно не соответствующую
ни генеральской пенсии, ни зарплате.
Петр Иванович, заядлый охотник, продал коллекцию ружей, шубы жены и
дочери и с трудом набрал необходимую сумму…
Теперь у ставшего ненужным новой власти ветерана спецслужб было много
свободного времени для воспоминаний и размышлений.
Наверное, нередко он задавал сам себе вопрос: а правильно ли он жил? Все ли
сделал, что было в его силах, для предотвращения столь чудовищного развития
событий? Мы не знаем его ответа на этот вопрос.
Прошлое нередко напоминало о себе.
Следует отметить, что в целях стимулирования предательств военнослужащих,
в США изменником Родины 1954 г. Петром Дерябиным совместно с
журналистом Джеролдом Шектором была состряпана книга «Шпион, спасший
мир. Как советский полковник изменил курс холодной войны» о Пеньковском,
героизировавшая этого предателя. Это переводной лживый «бестселлер» стал
первым в ряду изданий, призванных формировать «новое историческое
мышление» населения стран СНГ по зарубежным сценариям и лекалам.
И результат не заставили себя долго ждать: 11 августа 1992 г. в аэропорту
Шереметьево в Москве был арестован подполковник В. Баранов, в 1989 г.
в Дакке (столица Бангладеш) установивший контакт с резидентом ЦРУ, а теперь
решивший бежать из страны… Этот арест стал закономерным завершением
разработки вражеского агента военной контрразведкой.
Подобные события тяжелым грузом ложились на сердце Петра Ивановича.

И каково было разведчику слышать, что президент США Билл Клинтон на
совещании в Объединенном комитете начальников штабов (аналог
Генерального штаба) в октябре 1995 г. откровенно заявлял:
«Мы добились того, что собирался сделать президент Трумэн с Советским
Союзом посредством атомной бомбы. Правда, с одним существенным отличием
– мы получили сырьевой придаток, не разрушенное атомом государство,
которое было бы нелегко воссоздать.
Да, мы затратили на это многие миллиарды долларов, и они уже сейчас близки к
тому, что у русских называется самоокупаемостью: за четыре года мы и наши
союзники получили различного стратегического сырья на 15 миллиардов
долларов, сотни тонн золота, драгоценных камней. Под несуществующие
проекты нам переданы за ничтожно малые суммы свыше 20 тысяч тонн меди,
почти 50 тысяч тонн алюминия, две тысячи тонн цезия, бериллия, стронция и
т. д.
Расшатав идеологические основы СССР, мы сумели бескровно вывести из
войны за мировое господство государство, составляющее основную
конкуренцию Америке. Наша цель и задача – и в дальнейшем оказывать помощь
всем, кто хочет видеть в нас образец западной свободы и демократии».

***
18 июня 1998 г. приказом министра обороны Российской Федерации был
учрежден нагрудный знак «За службу в военной разведке». И вполне
закономерно, что этот отличительный знак за номером 1 был вручен
П. И. Ивашутину тогдашним начальником ГРУ В. В. Корабельниковым 5
ноября. В день, который с 2000 года, в соответствии с приказом министра
обороны России, станет Днем военного разведчика.
Накануне своего девяностолетия Петр Иванович Ивашутин в «Независимом
военном обозрении» выступил со статьей «Разведка, интегрированная в
политику. Опыт Великой Отечественной войны получает сегодня новое
звучание». В ней он, в частности, отмечал:
«Трагедия первых дней Великой Отечественной войны особенно настойчиво
призывает нынешнее поколение защитников Родины – генералов и офицеров к
всестороннему анализу и практическому применению вскрытых в то время
проблем военного искусства с позиций современных требований, с тем, чтобы
избежать сейчас и в будущем просчетов и ошибок, которые имели место как в
предвоенный период, так и в ходе минувшей войны. Среди них такая важная
проблема, как соотношение политики и разведки, которая до сих пор не
получила глубокой научной проработки…
Суть проблемы соотношения политики и разведки, как свидетельствует опыт
Великой Отечественной войны, обусловлена тем, что последняя является
предпосылкой эффективной политики или стратегии, но она никогда не может
заменить ни политику, ни стратегию. Решающим фактором является
способность использовать данные разведки. Без эффективной политики даже
самые точные и надежные разведывательные данные становятся бесполезными.

Практическая ценность разведки полностью зависит от того, как она
используется и направляется политикой…»
Однако ставшему последним президентом СССР М. С. Горбачеву не было дано
понять этого.
В сентябре 1999 г. Петр Иванович был награжден орденом «За заслуги перед
Отечеством» третьей степени. На торжественную церемонию его вручения в
Кремль Петра Ивановича сопровождал его верный адъютант Игорь
Александрович Попов.
И эта необычная пара вызывала невольное восхищение у всех, кому довелось ее
увидеть…
Сердце пламенного патриота, видного военного и государственного деятеля
Советского Союза, которому он служил более 60 лет, Петра Ивановича
Ивашутина остановилось 4 июня 2002 года.
На памятнике, возвышающемся на «генеральском» Троекуровском кладбище
столицы, под барельефом Петра Ивановича сусальным золотом выгравированы
слова: «Жизнь отдана разведке. 25 лет во главе ГРУ». И всемирно известный
герб Главного управления Генерального штаба – летучая мышь расправила
крылья на фоне земного шара.
Что значит – действуй молниеносно, невидимо и неслышно!
А через месяц инсульт свалил и «верного оруженосца» генерала армии Игоря
Александровича Попова…
9 сентября 2009 г. на торжественном митинге, в присутствии детей, внуков и
правнука, сослуживцев, подчиненных и ветеранов в вестибюле одного из зданий
возведенного по инициативе Петра Ивановича комплекса ГРУ была открыта
мемориальная доска в память о его почти четвертьвековом руководстве этим
специфическим государственным ведомством.
Ибо его жизнь – это пример беззаветного служения Родине. И его талант,
выводы и уроки очень нужны нашему Отечеству и сегодня.
20 октября 2015 г., выступая на встрече с высшими офицерами, президент
Российской Федерации В. В. Путин подчеркнул: «Нам также необходимо четко
представлять ход военно-политических процессов в конфликтных зонах и в
мире в целом. Рассчитываю, что сотрудники внешней разведки России будут и
впредь давать их объективный, своевременный анализ, прогнозы вероятного
развития событий»[226].
И основы этой современной системы мониторинга военно-политической
обстановки в мире были заложены и созданы многочисленным коллективом в
годы руководства военной разведкой генералом армии Петром Ивановичем
Ивашутиным.

Вместо послесловия
Разведка, интегрированная в политику.
Опыт Великой Отечественной войны получает сегодня новое звучание.
Петр Ивашутин

Трагедия первых дней Великой Отечественной войны особенно настойчиво
призывает нынешнее поколение защитников Родины – генералов и офицеров к
всестороннему анализу и практическому применению вскрытых в то время
проблем военного искусства с позиций современных требований, с тем чтобы
избежать сейчас и в будущем просчетов и ошибок, которые имели место как в
предвоенный период, так и в ходе минувшей войны. Среди них такая важная
проблема, как соотношение политики и разведки, которая до сих пор не
получила глубокой научной проработки. А она сейчас приобретает особую
значимость в связи с коренными преобразованиями военного строительства,
которое ведется в соответствии с новой оборонительной военной доктриной
России в условиях сложной и противоречивой международной обстановки,
сохраняющейся военной опасности.
Суть проблемы соотношения политики и разведки, как свидетельствует опыт
Великой Отечественной войны, обусловлена тем, что последняя является
предпосылкой эффективной политики или стратегии, но она никогда не может
заменить ни политику, ни стратегию. Решающим фактором является
способность использовать данные разведки. Без эффективной политики даже
самые точные и надежные разведывательные данные становятся бесполезными.
Практическая ценность разведки полностью зависит от того, как она
используется и направляется политикой.
Нарушение этой органической взаимосвязи, а тем более противопоставление
политики и разведки ведет к тяжелым, непредсказуемым последствиям. Об этом
убедительно свидетельствует опыт предвоенного периода (1938–1941 гг.), когда
руководство страны по существу игнорировало данные разведки о
надвигающейся угрозе безопасности СССР, так как они не соответствовали
утвердившимся тогда политическим установкам и субъективным оценкам
Сталина и его окружения по таким жизненно важным вопросам, как
возможность войны с фашистской Германией и особенно относительно
возможные сроков ее развязывания.
В целом Советское правительство правильно исходило из того, что
заключенный с Германией Пакт о ненападении не избавлял Советский Союз от
угрозы фашистской агрессии, но давал возможность выиграть время в интересах
укрепления обороноспособности страны, препятствовал созданию единого
антисоветского фронта. Руководство страны хорошо понимало, какие тяжелые
бедствия может причинить народам Советского Союза война с таким сильным и
опытным врагом, как фашистская Германия, и поэтому в период с 1939-го до

середины 1941 г. были приложены особые усилия для укрепления обороны.
Однако многие из запланированных мероприятий не были завершены. Сказался
просчет в оценке возможного времени нападения фашистской Германии.
Руководство страны опасалось дать германским фашистам предлог для
нападения, рассчитывало оттянуть столкновение посредством дипломатических
переговоров. Было очевидно, что правительства Англии и других западных
государств делают все, чтобы толкнуть Гитлера на войну с Советским Союзом.
Однако из этой правильной оценки был сделан ошибочный вывод о том, что
если Советский Союз не поддастся на провокацию и не вызовет у немцев
никаких подозрений, станет строго и последовательно соблюдать Пакт о
ненападении, никакой войны не будет. Поэтому данные разведки о
широкомасштабных приготовлениях Германии к войне с СССР и особенно
данные о приближающейся дате нападения, которые докладывались
руководству страны, рассматривались как провокационные, а источники этой
разведывательной информации в большинстве случаев оценивались как
«пособники международных провокаторов, желающих поссорить нас с
Германией».
Формированию такого отношения к разведке и получаемой ею информации в
немалой степени способствовали беспринципность и угодничество некоторых
военных руководителей. Известно, что начальник разведуправления
Генерального штаба генерал Филипп Голиков и нарком Военно-Морского флота
адмирал Николай Кузнецов, докладывая Сталину соответственно в марте и мае
1941 г. данные надежных источников о непосредственной подготовке немецкофашистских войск к нападению на СССР с указанием сроков начала агрессии
(между 15 мая и 15 июня), сделали в угоду мнению Сталина выводы, не
вытекающие из содержания докладов. Первый – «наиболее возможным сроком
начала военных действий против СССР будет являться момент после победы
над Англией и заключения с ней почетного для Гитлера мира. Слухи и
документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР,
необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и
даже, может быть, германской разведки»; второй – «… полагаю, что сведения
являются ложными и специально направлены по этому руслу, с тем, чтобы
проверить, как на это будет реагировать СССР».
Однако эти выводы не должны были дезориентировать ни руководство страны,
ни руководство Наркомата обороны, так как им поступала многочисленная
достоверная разведывательная информация в предвоенный период, особенно с
1939 г., которая со всей очевидностью, если к ней не подходить предвзято,
свидетельствовала о непосредственной подготовке фашистской Германии к
войне против СССР и о том, что она будет развязана в середине 1941 г.
Да и в целом руководство Наркомата обороны в оценке и использовании
данных разведки в своей практической деятельности занимало, мягко говоря,
непоследовательную позицию. В этом отношении самокритичным и
справедливым является признание Георгия Жукова, который в то время был
начальником Генерального штаба, о том, что «в период назревания опасной
военной обстановки мы, военные, вероятно, не сделали всего, чтобы убедить

И. В. Сталина в неизбежности войны с Германией в самое ближайшее время и
доказать необходимость провести несколько раньше в жизнь срочные
мероприятия, предусмотренные оперативно-мобилизационным планом».
Все это дает достаточное основание сделать вывод, что политика советского
руководства в предвоенный период не всегда способствовала целенаправленной
работе разведки, господствовало субъективное и тенденциозное отношение к
результатам ее деятельности, что, в свою очередь, не могло не оказать
негативного влияния на результативность самой политики.
Сегодня горько осознавать, что огромные усилия разведки, те многочисленные
жертвы среди героев-разведчиков во имя своевременного и надежного
обеспечения стратегического и тактического предупреждения оказались почти
напрасными.
Более того, сталинские репрессии нанесли большой урон кадрам разведки как в
Центре, так и за рубежом: многие разведчики, беззаветно служившие Родине,
преданные воинскому долгу, успешно решавшие разведывательные задачи в
тяжелейших условиях зарубежья, погибли как «враги народа».
Во что обошлось армии и народу игнорирование предупреждения разведки о
приближающейся военной угрозе нашему государству, известно. Исправлять
допущенные просчеты дорогой ценой пришлось уже в годы Великой
Отечественной войны.

В годы войны
В этот период руководство страны изменило отношение к разведке. Оно
оказывало ей всестороннюю помощь, своевременно проводило необходимые
организационные мероприятия в целях дальнейшего повышения эффективности
всех видов разведки, уделяло большое внимание решению кадровых вопросов и
воспитанию личного состава. На работу в органы разведки направлялись
лучшие из числа командиров и политработников Красной армии.
Деятельность разведки в ходе Великой Отечественной войны высоко
оценивалась нашими полководцами – Маршалами Советского Союза Георгием
Жуковым, Александром Василевским и другими.
Достоинства советской разведки вынуждено было признать и фашистское
руководство. Так, уже в конце 1941 г. и особенно после поражения в
Сталинградской битве Гитлер, как вспоминало потом его окружение, считал,
что советская разведка далеко превосходит германскую.
Опыт организации и ведения разведки в интересах обеспечения операций
советских войск в годы минувшей войны имеет и в современных условиях не
только познавательный интерес для нынешнего поколения разведчиков и
командиров всех рангов, но и большое практическое значение. Использование
этого опыта способствует совершенствованию методов выполнения боевых
задач, организационной структуры разведки во всех звеньях, повышению
качества разведывательной подготовки штабов и войск.

Для деятельности разведки в ходе войны был характерен ряд особенностей.
Назову лишь некоторые из них:
1. Централизованное руководство разведкой, и прежде всего стратегической, со
стороны Ставки и Генерального штаба в интересах обеспечения
разрабатываемых перспективных (на всю войну) и тактических (на проведение
отдельных военных кампаний, стратегических операций) военно-политических
и стратегических замыслов и планов. Это руководство было не столько
бумажным (директивы, приказы), сколько конкретным, которое осуществляли
на местах командующие, штабы войск фронтов, представители Ставки
Верховного командования.
2. Комплексное использование сил и средств стратегической, оперативной и
войсковой разведки. В широких масштабах готовились и забрасывались в тыл
врага разведывательные и разведывательно-диверсионные группы, которые
формировались как фронтовыми, так и центральными разведывательными
органами. В интересах решения разведывательных задач широко
использовались партизанские отряды и соединения.
Многие командующие, командиры и штабы среди факторов, определяющих
успех операции, на первое место ставили разведку, способность распознать
противника. Они считали, что войска не должны делать ни одного шага без нее.
Поскольку ведение разведки является обязанностью не только
разведывательных частей и подразделений, они организовывали активную и
непрерывную разведку в любой обстановке, днем и ночью, перед фронтом, на
флангах и в тылу противника с помощью всех войсковых подразделений. И чем
эффективнее велась разведка, тем успешнее решали войска боевые задачи.
3. Добывание, как правило, упреждающей разведывательной информации о
планах и целях гитлеровского руководства против СССР, о планируемых
военных кампаниях и стратегических операциях.
Возьмем, к примеру, битву под Москвой. За шесть месяцев до этой
исторической битвы разведка доложила, что немецкие войска в ходе нападения
на СССР главный удар направят на захват столицы.
За три месяца до начала наступления немецко-фашистских войск на
Сталинградском направлении разведка представила Ставке важные сведения о
новом стратегическом замысле и планах фашистского руководства на 1942 г. В
общих чертах политическая и военная стратегия гитлеровского
главнокомандования сводилась к тому, чтобы разгромить советские войска на
юге, овладеть районом Кавказа, выйти к Волге, захватить Сталинград,
Астрахань и тем самым создать условия для уничтожения Советского Союза как
государства.
Уже в мае 1943 г. разведка получила данные о плане наступления немецких
войск в районе Курска (операция «Цитадель»), т. е. почти за два месяца до
начала операции Ставка Верховного командования располагала разнообразной
и достоверной информацией о ней.

Упреждающая информация о планах и намерениях противника добывалась
стратегической и оперативной разведкой в интересах обеспечения войсковых
операций, направленных на полное изгнание врага с нашей земли,
освобождение угнетенных европейских народов, сокрушение фашистской
Германии.
Главнейшими чертами характера советских разведчиков являлись высочайшая
мобилизованность во всем и всегда, идейная убежденность, преданность народу
и Родине, профессиональное искусство, готовность не пожалеть жизни во имя
выполнения задания.
Таким образом, опыт Великой Отечественной войны свидетельствует, что
разведка надежно обеспечивала политику и стратегию на основе (в отличие от
предвоенного периода) их теснейшего взаимодействия. Оно включало
целенаправленное руководство разведкой со стороны Верховного
Главнокомандования, сосредоточение ее усилий на достижение намеченных с
учетом реальной обстановки политических и стратегических целей войны в
целом и на отдельных ее этапах, фундаментальное использование
разведывательной информации при стратегическом и оперативном
планировании, оказание разведке всесторонней помощи с целью дальнейшего
наращивания ее усилий, бережное и заботливое отношение к кадрам разведки.
Без всякого сомнения, можно утверждать, что такого рода взаимодействие
политики и разведки явилось одной из важных причин успешного проведения
советскими Вооруженными Силами стратегических операций по разгрому
немецко-фашистских войск и победоносного завершения Великой
Отечественной войны.

Разведка сегодня
Совершенствование принципов организации и ведения разведки, заложенных в
годы минувшей войны, оснащение ее качественно новыми разведывательными
средствами позволили ей и в мирное время, в годы «оттепелей» и «холодной
войны», а также в кризисных ситуациях, достаточно полно и оперативно решать
задачи, поставленные руководством страны.
Однако жизнь не стоит на месте, меняется обстановка в мире, требуются новые
средства и методы деятельности, с тем, чтобы и в новых условиях постоянно и
надежно обеспечивать внешнеполитический курс России и высокую готовность
ее Вооруженных сил.
Ни процессы разоружения, ни сближение и взаимопонимание между странами
не только не уменьшают, но повышают значение разведки. В этом смысле
возможности России в области раннего предупреждения должны быть усилены
для того, чтобы свести к минимуму и компенсировать риск, с которым связано
сокращение Вооруженных сил. Таким образом, обеспечение всех видов
разведки, в том числе финансирование, должно быть не только не уменьшено,
но и увеличено.

Подобную точку зрения поддержали многие законодатели США, которые
считают, что «сокращение военных затрат должно обойти стороной
разведывательную деятельность».
Такое отношение к американской разведке следовало бы учесть некоторым
нашим депутатам, ратующим за резкое, ничем не обоснованное сокращение
военных расходов, в том числе ассигнований для разведывательных органов
Министерства обороны и Службы внешней разведки, под явно надуманным
предлогом уменьшения их роли в нынешнее время. В действительности они
преследуют далеко идущие цели: подорвать опору России в лице Вооруженных
сил и правоохранительных органов.
Сейчас не та международная обстановка, чтобы допустить снижение
возможностей российской разведки. На планете не только остаются, но и
появляются новые горячие точки, к примеру, в зоне Персидского залива,
которые при определенных условиях могут перерасти в глобальный конфликт.
Ведущие западные государства, прежде всего США, видят устройство нового
мира, новых международных отношений, в том числе и с «позиции силы».
Именно сейчас то время, когда необходимо не только декларировать, но и
претворять в практику известные теоретические положения о том, что боевая
готовность разведки должна быть на ступень выше боевой готовности войск,
которые она обеспечивает.
Сегодня на пути достижения этой цели возникают многочисленные
препятствия, преодолеть которые можно только тогда, когда командиры всех
уровней проникнутся чувством важности разведки в нынешнее непростое
время, избавятся от иждивенческих настроений, надежд на обеспечение их
разведывательной информацией со стороны вышестоящих штабов.
Такие имеющие место тенденции приводят к тому, что в практике оперативной
и боевой подготовки штабов и войск не везде выполняются требования
министра обороны о повышении уровня разведывательной подготовки, в
частности о том, что при отработке на учениях вопросов боевого применения
войск (сил) особое внимание уделять разведке противника. Нередки еще случаи,
когда на разборах учений отмечается, что командующие, командиры и штабы со
своими задачами справились (справились вполне) в то время, как результаты
действий разведки не обеспечивали выполнение войсками поставленных задач.
В нынешней практике подготовки разведывательных органов, частей, штабов и
войск не всегда учитывается весьма актуальный вывод из опыта войны о том,
что «нет ничего губительней для разведки, чем шаблон в действиях».
Противник внимательно изучает приемы и способы действий нашей разведки и
принимает контрмеры. Поэтому одним из принципов подготовки должен быть
постоянный поиск новых и смена старых способов ведения разведки с учетом
конкретных условий, обстановки, действий противника.
Сейчас для военной, и прежде всего оперативной, разведки складывается
сложная ситуация, которая оказывает негативное влияние на ее боевую
готовность. Нестабильность обстановки в ряде регионов страны со сложными
межнациональными отношениями, где дислоцированы разведывательные части,

вызывает необходимость отвлечения части личного состава от выполнения
задач боевого дежурства, боевой подготовки для усиления охраны и обороны
военных городков, других объектов. Это особенно касается периферийных,
малочисленных подразделений.
В военных округах, где производится сокращение, объем задач обеспечения
повседневной деятельности войск, для выполнения которых в ряде случаев
привлекается личный состав разведывательных соединений и частей, не
уменьшается (гарнизонная и караульная служба, мероприятия окружного
масштаба), что также наносит ущерб их боевой подготовке.
Вывод групп войск с территорий стран Восточной Европы усложнил
организацию и ведение повседневной разведки на главном стратегическом
направлении.
В обстановке, когда для России сохраняется потенциальная военная опасность,
постоянная готовность армии и Военно-морского флота дать, в случае
необходимости, должный отпор любой агрессии, откуда бы она ни исходила,
зависит, прежде всего, от эффективности стратегической (в том числе
космической) и оперативной разведок, их способности надежно обеспечивать
раннее предупреждение.
Поэтому в ходе проводимой военной реформы следует, в первую очередь,
решать проблемы военной разведки с тем, чтобы обеспечить ее высокую
боевую готовность. К этому нас обязывает и нынешняя обстановка и опыт
Великой Отечественной войны.
Независимое военное обозрение, 1998, № 22
Моему дедушке
Не верится, я не могу поверить —
Прошло сто лет с рожденья твоего,
А боль утраты нелегко измерить;
Как гордость за тебя – за деда моего.
Ты был суров и даже, может, слишком,
Казалось, нет в тебе любви и теплоты;
Ты ранить мог, и сильно, даже близких,
Тянувшихся к тебе, любя от всей души.
Но ты любил – теперь лишь понимаю:
Этой любви ты жизнь всю посвятил…
Любовью яркой без конца и края,

Сильнее женщины Страну свою любил!
Не деньгам, не богатству преклонялся,
А думал о величии страны.
Не в золоте и роскоши купался,
И отвергал богатые дары.
Был искренен, суров и неподкупен,
Не зная компромиссов и интриг,
Пусть для родных и близких недоступен,
Но цели благородной ты достиг:
Построена, налажена работа
Организации важнейшей для страны;
И четверть века – лишь одна забота,
Лишь к одному стремленья и мечты.
И – напряженная тяжелая работа,
Без отпусков – порой без выходных;
Отдушина – рыбалка и охота,
Реальные – без рыбок подсадных!
Но создана, работает структура —
Подобные, конечно, есть в любой стране;
На пульсе держит руку агентура,
Храня спокойствие своей страны извне.
Подобная работа – для элиты:
Не в современном смысле, а в ином —
Кому достоинство и честь привиты
Как храбрость – с материнским молоком.
Так было при тебе, и верю, что так будет —
Так есть и будет в память о тебе:
Мечтой достойного мальчишки будет —
Служить в разведке и своей стране!

Татьяна Ивашутина, сентябрь 2009 г.
2 ноября 2018 г., выступая но торжественном собрании, посвященном столетию
образования Главного разведывательного управления Генерального штаба,
президент России В. В. Путин, в частности, отметил:
«Разведка – неотъемлемая часть воинского дела, ратной науки. Так было всегда,
на протяжении веков, и везде. И нынешний юбилей нашей военной разведки
обращает, безусловно, нас к истории, чтобы вспомнить храбрых, талантливых
людей, верно служивших России и своему народу, героев 1812 года, Крымской,
Первой мировой войн, офицеров Генштаба, военных агентов при
дипломатических миссиях Российской империи, которые, часто рискуя жизнью,
добывали ценнейшие сведения, необходимые для обороны страны, для защиты
ее национальных интересов. Все это вехи развития нашей военной разведки,
которыми мы гордимся.
Отмечу, что многие офицеры Русской императорской армии, будучи
настоящими патриотами и государственниками, сыграли немалую роль в
становлении уже новой структуры военной разведки страны. Они понимали, что
нет большего позора, чем изменить Отечеству, предать товарища, и в пору
смуты, революционных потрясений обеспечивали преемственность традиций
службы.
Такую же верность долгу показали офицеры военной разведки на рубеже 90-х
годов, после распада СССР. Тогда удалось сохранить и потенциал ГРУ, и школу
кадровой, профессиональной подготовки.
Особые слова признательности и благодарности хотел бы сказать сегодня
ветеранам Великой Отечественной войны.
В период перед Второй мировой войной, в ходе Великой Отечественной
военная разведка создала уникальную систему своевременного сбора и
передачи ценнейшей информации, которая прямо влияла на исход огромных
баталий в ходе Великой Отечественной войны.
Мы помним и гордимся до сих пор теми людьми, которые работали тогда в
разведке. Они, безусловно, составляют гордость нашей разведки, нашего
народа. Это были люди самых разных национальностей, которых объединяло
общее неприятие нацизма, его идеологии, ксенофобии в любых ее проявлениях
и исключительности кого бы то ни было по каким бы то ни было основаниям.
Хочу также вспомнить и участников боевых действий в Афганистане, тех, кто
защищал Россию от агрессии международного терроризма. Ваши дерзкие
операции, умение в сложнейшей обстановке ставить в тупик сильного и
опытного противника – пример для новых поколений сотрудников. А главное,
чему они учатся у вас, – это, конечно же, мужество, офицерская честь и
бескорыстие, готовность пожертвовать всем ради своих боевых соратников и
своей Родины.
Мы всегда будем помнить героев, в бою отдавших жизнь за Отечество. Тех,
кого уже нет рядом с нами. Низкий им поклон.

Уважаемые товарищи! Качественное развитие Вооруженных сил России – наш
важнейший приоритет. Не раз говорил об этом. И, безусловно, одно из
ключевых направлений такой работы – это укрепление кадровых, оперативных,
технических возможностей подразделений военной разведки. Конфликтный
потенциал в мире, к сожалению, растет. В ход идут провокации и откровенная
ложь. Предпринимаются попытки сломать стратегический паритет.
Расшатывается система международного права.
Всем этим пользуются радикалы и террористы, которые стремятся
распространить свою преступную деятельность на все новые регионы планеты.
Такой плацдарм хаоса и насилия они хотели создать и в Сирии. У них не
получилось, не вышло. Огромную роль в уничтожении главарей бандитов, баз и
инфраструктуры боевиков, огромную роль в точечных, разящих ударах нашей
авиации и флота сыграла военная разведка.
Наши разведчики, как это и предписано в русской воинской традиции, никогда
не отступали, четко выполняли приказ. И добавлю: в том, что во многие
регионы Сирии вернулся мир, что было остановлено кровопролитие, открыт
путь для поиска согласия, а не менее важно, что мы нанесли такой удар по
террористам, который препятствует их возвращению на нашу территорию,
безусловно, большая заслуга военной разведки.
Уважаемые товарищи! Как Верховный Главнокомандующий, безусловно, знаю
ваши, безо всякого преувеличения, уникальные возможности, в том числе по
проведению специальных операций.
Высоко ценю ту информацию и аналитические материалы, которые готовятся
для руководства страны в Главном управлении Генштаба.
Уверен в вашем профессионализме, в личной смелости и решительности. В том,
что каждый из вас сделает все для России и нашего народа. Еще раз поздравляю
вас с праздником и благодарю за службу. Желаю вам и вашим близким всего
самого доброго»[227].

В высших сферах: судьба разведчиков
Без знания роли разведки в конкретных событиях история не может вынести
своего правильного приговора, точно так же, как и политика не может извлечь
всей пользы из имеющегося опыта.
Вальтер Николаи, бывший начальник (1913–1918) Разведывательного
управления Генерального штаба Германии

Предисловие

Постижение истории собственной страны, собственного народа подрастающими
поколениями – это закономерный и нескончаемый процесс узнавания и
понимания обстоятельств, логики и смысла событий прошлого.
Да вот только должны ли мы, хотим ли мы знать историческую правду? Вопрос
этот, как представляется, далеко не риторический. И честный ответ на него
необходим в нынешний век широкого распространения в мире послеправды
(post-truth) и ложных известий, многочисленных мифов и ложных стереотипов,
подчас весьма далеких от подлинной исторической ПРАВДЫ.
Узнавание, понимание истории своей страны начинается в школе при усвоении
учебной программы. Вопрос только в том, чему же сегодня учат в школе?
Вот как о некоторых важнейших событиях XX века сегодня рассказывают
учебники десятиклассникам. Учебник «История России» для учащихся 10-х
классов 2017 года издания сообщает о рассматривавшихся нами событиях лишь
следующее: «Наиболее опасным стал Карибский кризис 1962 г., когда по
решению советского руководства на Кубе были размещены ядерные ракеты
средней дальности. США в ответ начали готовить вторжение на Кубу. Мир
оказался на пороге ядерной войны. Ее удалось избежать в последний момент
благодаря компромиссу между Кеннеди и Хрущевым».
Учебник «История России. XX – начало XXI века», 2011 г. добавляет к этому
лишь следующее: «Урегулирование конфликта на компромиссной основе стало
возможным благодаря выдержке и здравомыслию, проявленному двумя
лидерами – президентом США Дж. Кеннеди и Н. С. Хрущевым»[228].
Президент Российской Федерации В. В. Путин на встрече с руководителями
спецслужб России 20 декабря 2020 г. подчеркивал:
«Мы по праву гордимся славными страницами истории ваших ведомств. Наша
общая задача – противостоять любым попыткам переписать историю, в том
числе замолчать или исказить роль отечественных спецслужб в разгроме
нацизма, в целом в обеспечении национальной безопасности, национальных
интересов нашей страны»[229].
Для почти 90 миллионов граждан России старше 15 лет события, о которых
пойдет речь в этой книге, произошли «до нашей эры», а потому им неизвестны.
Число же их непосредственных современников закономерно сокращается
ежегодно. И эти соображения дают ответ на вопрос, почему нашим
согражданам следует не только знать правду, но и сохранять память о событиях
той поры.
Больше четверти века назад мне посчастливилось побывать на проходившей в
Москве третьей американо-кубино-российской конференции, посвященной
истории Карибского кризиса (предыдущие конференции проходили в 1989 г.
в Москве и в 1992 г. в Гаване).
И, признаюсь, не думал тогда, что опубликованная в одном столичном
еженедельнике по итогам ее работы статья «О пользе открывать исторические
архивы» приведет в дальнейшем к появлению значительного числа не только
журнальных и газетных публикаций, но и весьма объемных и солидных

книжных изданий, нескольких документальных и художественных
кинофильмов.
Однако, по нашему мнению, далеко не все содержащиеся в них «факты»,
суждения и оценки соответствуют действительности. А в некоторых из них –
как зарубежных, так и российских, искажаются или замалчиваются весьма
важные события и факты, остаются элементы недосказанности, искажающие
как ход, так и подлинные логику и содержание событий.
Неожиданно для себя читатель может обнаружить в этой книге удивительные
пересечения далеких от современности событий той поры с днями
сегодняшними.
А сама эта история учит, что в сфере межгосударственных отношений нет, и не
может быть, фатальной предопределенности. И что принятые в одностороннем
порядке политические решения способны приводить к неожиданным, порой
прямо противоположным результатам.

Новые горизонты, новый курс
Для лучшего понимания молодыми поколениями читателей
разворачивающегося перед их внутренним взором геополитического
противоборства двух крупнейших государств мира необходимо напомнить
исторический контекст и политические реалии той поры.
1950–1960-е годы – это был период «холодной войны», когда Соединенные
Штаты небезосновательно видели в Советском Союзе своего главного
геополитического конкурента, выдвигавшего и последовательно отстаивавшего
альтернативную американской концепцию цивилизационного развития.
20 января 1953 г. в соответствии с установленной процедурой, к исполнению
обязанностей 34-го президента Соединенных Штатов Америки приступил
Дуайт Дэвид Эйзенхауэр. Его, прославленного генерала, хорошо знали в
Советском Союзе как Верховного главнокомандующего экспедиционными
силами в Европе.
Однако еще за месяц до инаугурации Эйзенхауэра, 21 декабря 1952 г.,
председатель Совета Министров СССР И. В. Сталин, отвечая на вопрос
корреспондента «Нью-Йорк таймс» Джеймса Рестона: «Где, по вашему мнению,
источники современного напряжения?», – ответил:
«Везде и во всем, где только появляются агрессивные действия политики
холодной войны, ведущейся против Советского Союза».
В то же время он заявил о готовности «сотрудничать» с будущим
правительством США в любом «новом дипломатическом мероприятии,
имеющем целью положить конец войне в Корее». Сталин подчеркнул
возможность нормализации отношений с США и выразил готовность начать
переговоры с представителями победившей на выборах 1952 г. республиканской
администрации и встретиться лично с вновь избранным президентом США

Дуайтом Эйзенхауэром для обсуждения вопроса «об ослаблении
международного напряжения»[230].
Однако и после инаугурации ни Эйзенхауэр, ни кто-либо из членов его
администрации не откликнулся на заявление Сталина.
Несмотря на проявленный дипломатический политес, в Советском Союзе было
известно, что в своей предвыборной кампании Эйзенхауэр заявлял о намерении
следовать концепции «отбрасывания коммунизма» (Roll-off doctrine),
предусматривавшей «освобождение» мирным путем стран, якобы
«порабощенных коммунизмом». Однако в скором времени ставший
государственным секретарем Джон Фостер Даллес (брат назначенного
директором Центрального разведывательного управления (ЦРУ) Аллена
Даллеса) отказался от упоминания в контексте «отбрасывания» мирного
пути[231].
10 июля 1953 г. Джон Фостер Даллес заявил: «Сейчас такое время, когда мы
обязаны удваивать наши ставки… Сейчас самое время потеснить врага – и
может быть, покончить с ним раз и навсегда. Но если мы будем медлить, он
сможет консолидироваться и, вероятно, отбросит нас назад».
Эти слова влиятельного члена администрации Эйзенхауэра, отвечавшего за
внешнюю политику, означали переход от концепции «сдерживания
коммунизма» к доктрине «массированного возмездия», предполагавшей
способность США нанести внезапный удар «с использованием тех средств и в
тот момент, которые отвечают интересам национальной безопасности
США»[232].
В конце 1953 г. Совет национальной безопасности США завершил разработку
новой военной доктрины, получившей название «массированного возмездия».
Объясняя ее смысл, Джон Даллес пояснял: «Мы живем в мире, в котором всегда
возможны критические ситуации, и наше выживание может зависеть от нашей
способности встретить эти кризисы. Чрезвычайные меры дороги; они
поверхностны, и они означают, что враг держит инициативу… Мы хотим для
самих себя, и других свободных наций, максимальных средств устрашения
[противника. – О.Х.] по сносной цене. Местная защита должна быть
подкреплена далее устрашающей силой массированного возмездия… Основное
решение состоит в том, чтобы зависеть в первую очередь от огромной
способности к возмездию мгновенно, средствами и в районах по нашему
собственному выбору».
Джон Фостер Даллес провозгласил эту доктрину официально в своем
выступлении в Совете по международным отношениям в Нью-Йорке 12 января
1954 г.[233].
И это несмотря на то, что после смерти 5 марта 1953 г. И. В. Сталина в СССР
также произошли важные изменения: Председателем Президиума Верховного
Совета Советского Союза был избран Климент Ефремович Ворошилов,
Председателем Совета Министров – Георгий Максимилианович Маленков,
Первым секретарем ЦК КПСС (с 7 сентября 1953 г.) – Никита Сергеевич
Хрущев.

В то же время новое руководство СССР явно давало сигналы о том, что оно
готово к широкому диалогу и сотрудничеству со странами Запада.
Так, Советский Союз выступил с инициативой проведения Совещания
министров иностранных дел «четверки» – СССР, США, Франции и
Великобритании (оно состоялось 25 января – 18 февраля 1954 г. в Берлине) с
целью улучшения отношений с западными державами и урегулирования
ключевых проблем международной безопасности. В ходе встречи Советский
Союз отверг британский вариант «объединения Германии», фактический
аншлюс Германской Демократической Республики, с соблюдением ФРГ военнополитических обязательств по отношению к НАТО. В качестве альтернативы
Европейскому оборонительному сообществу СССР впервые предложил
создание системы коллективной безопасности в Европе, до поры до времени
оставленное западными участниками переговоров без ответа.

Посольство СССР в Вашингтоне

31 марта 1954 г. правительство СССР обратилось к военно-политическому
руководству Организации североатлантического договора (НАТО) с
предложением рассмотреть вопрос о присоединении Советского Союза к этому
альянсу во имя обеспечения мира на Европейском континенте.
И только 7 мая, накануне отмечаемого в Европе дня капитуляции гитлеровского
рейха, руководство НАТО дало недвусмысленный ответ: «Нет необходимости
подчеркивать абсолютно нереалистичный характер такого предложения. Оно
противоречит самим принципам, на которых строится система обороны и
безопасности западных государств»[234].
23 октября СССР, США, Великобритания и Франция заключили соглашение о
прекращении оккупации Германии.

В конце года советская разведка доложила руководству страны о том, что 17
декабря 1954 г. НАТО разработало план применения ядерного оружия в случае
войны против СССР (документ МС 48), основанный на уже упоминавшейся
американской доктрине «массированного возмездия».
В качестве ответа на вхождение Федеративной Республики Германии в военнополитический союз НАТО, на состоявшемся в Варшаве совещании делегаций
Албании, Болгарии, Венгрии, Германской Демократической Республики,
Польши, Румынии, СССР и Чехословакии 14 мая 1955 г. был подписан Договор
о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, в соответствии с которым было
образовано единое военное командование Организации Варшавского Договора
со штабом в Москве.
18–23 июля 1955 г. в Женеве прошла первая после окончания Второй мировой
войны встреча глав четырех правительств – США (Д. Эйзенхауэр, Джон
Ф. Даллес), Великобритании (Э. Иден, Г. Макмиллан), Франции (Э. Фор,
А. Пине) и СССР. В советскую делегацию входили Председатель Совета
Министров Н. А. Булганин, министр иностранных дел В. М. Молотов, Первый
секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев, министр обороны СССР маршал
Г. К. Жуков.
На Георгия Константиновича Жукова, давно лично знакомого с Дуайтом
Эйзенхауэром, советские руководители возлагали определенные
дипломатические надежды, оправдавшиеся лишь частично.
Западные участники предлагали в повестку дня встречи вопросы 1)
объединения Германии; 2) европейской безопасности; 3) разоружения; 4)
развития отношений Восток – Запад.
Советское же руководство называло приоритетными вопросы 1) сокращения
вооружений и запрещения атомного оружия; 2) создания системы коллективной
безопасности в Европе; 3) вывода всех иностранных войск с территорий
европейских государств. И, несмотря на явное пересечение предлагаемых
повесток дня, стороны не пришли к взаимоприемлемым соглашениям. В чем,
однако, как мы показали ранее, вряд ли обоснованно обвинять только советскую
делегацию.
По нашему мнению, сложившаяся в ходе встречи обстановка во многом
напоминала ситуацию на трехсторонних советско-франко-британских
переговорах апреля-августа 1939 г. в Москве, по итогам которых не были
выработаны никакие соглашения. Но ответственность за срыв переговоров и
ныне некоторые историки пытаются возложить исключительно на Советский
Союз.
В ходе переговоров Эйзенхауэр внезапно предложил ввести между участниками
переговоров «режим открытого неба», предусматривавший возможность
свободного осуществления разведывательных полетов над территорией своих
государств. (По-видимому, в основе этого предложения лежала его уверенность
в превосходстве американской авиации над советской.) Однако, выражая
обеспокоенность гонкой ядерных вооружений, Эйзенхауэр аргументировал его

стремлением «приоткрыть калитку в частоколе, чтобы открыть путь
разоружению».
В 1955 г. этот план был отвергнут. Однако, как известно, 24 марта 1992 г.
в Хельсинки представители 23 государств – членов Организации по
безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) подписали Договор по
открытому небу. Он вступил в силу 1 января 2002 г.
Однако 21 мая 2020 г. представители администрации Дональда Трампа заявили
о намерении выйти из договора по открытому небу, а 22 ноября 2020 г.
официально уведомили о выходе США из этого договора.
Н. С. Хрущев, будучи искренне заинтересованным в улучшении советскоамериканских отношений, попытался использовать для установления доверия в
ходе работы конференции давнее личное знакомство Г. К. Жукова с
Эйзенхауэром. Оно началось в Берлине еще 5 июня 1945 г. на первом заседании
Союзнического контрольного совета по управлению Германией. И до ноября
1945 г. служебное общение Жукова и Эйзенхауэра осуществлялось часто и
регулярно, не реже раза в десять дней, и переросло в дружеские отношения.
Для понимания личности и политики Д. Эйзенхауэра нам кажется уместным
привести здесь фрагменты беседы Г. К. Жукова с Эйзенхауэром 23 июля 1955 г.
(Она прошла в присутствии переводчиков – посла США в Москве Чарльза
Боулена и помощника министра иностранных дел СССР О. А. Трояновского.
Беседа производится по записи Ч. Боулена.)[235]
В начале беседы Эйзенхауэр заявил:
– Я с большим удовольствием встречался с руководителями Советского Союза,
и надеюсь, что такие встречи состоятся и в будущем, так как они обнадеживают
и ободряют как советский, так и американский народы. Я удовлетворен
обстановкой, существующей в Женеве, и считаю, что это является хорошим
знаком для развития советско-американских отношений в будущем.
Я хорошо знаю намерения Советского правительства и ЦК КПСС, знаю, что в
Москве не думают о войне с Америкой. Советский Союз не думает также
нападать на какие-либо европейские страны. Такая война ему не нужна. Я сыт
войной по горло. Советское правительство считает своей главной задачей
поднять благосостояние советского народа. Я могу заявить об этом со всей
ответственностью и хочу, чтобы вы поверили, что дело обстоит именно так.
Жуков: На Западе часто говорят о том, что у Советского Союза имеются
мощные вооруженные силы, способные напасть на Западную Европу и на
Америку. Я не буду скрывать, что Советский Союз располагает мощными
наземными и военно-воздушными силами, располагает мощной стратегической
авиацией, а также атомным и водородным оружием. Но Советский Союз создал
все это не со злым умыслом. Советский Союз вынужден иметь мощные
вооруженные силы, хотя это и отражается на гражданской экономике СССР и
удовлетворении потребностей народа. Мы не хотим повторения 1941 года. Тем
более Советский Союз не может ослабить себя перед лицом угроз, с которыми
выступают ответственные военные руководители, включая и военных

руководителей Североатлантического пакта. Они открыто заявляют о своей
готовности разгромить Советский Союз атомными бомбами с военных баз,
расположенных вокруг границ СССР. Как полководец Эйзенхауэр поймет, что
Советский Союз не может играть в свою безопасность и сами США не делают
этого. Поэтому надо попытаться найти общий путь, общий язык между СССР и
США, чтобы ликвидировать создавшееся недоверие и добиться дружбы между
двумя странами. США богатая страна. Но, по моему мнению, и американский
народ хотел бы облегчить бремя, которое он несет в связи с гонкой вооружения.
– Я не скрою от вас, – продолжал Жуков, – что приехал в Женеву специально
для того, чтобы повидаться со своим старым другом, поговорить с вами по
душам и высказать вам то, что у меня наболело за эти годы. Я считаю, что вы
можете сделать многое для восстановления советско-американской дружбы.
– Я согласен с вами, – поддержал его Эйзенхауэр, – что в конце войны дружба
между СССР и США все сильнее укреплялась, и я также сожалею об ухудшении
отношений в послевоенный период. Я хотел бы упомянуть о некоторых
событиях, как их понимаем я и мое правительство. Сразу же после окончания
войны США настолько демобилизовали свои вооруженные силы, что у них не
хватало войск даже для того, чтобы оккупировать Германию, Японию и Южную
Корею, и иметь при этом достаточный резерв в США. Правительство США
поступило таким образом потому, что считало, что настала новая эра всеобщего
мира. Однако, как только США демобилизовались, они обнаружили, что на них
начинают нажимать со всех сторон.
Жуков: По-моему, нет смысла ворошить прошлое. Я допускаю, что в прошлом
были сделаны ошибки как с той, так и с другой стороны, и я не исключаю, что
это было сделано из-за того, что поступала неправильная информация. Однако в
настоящее время надо смотреть не в прошлое, а в будущее.
Эйзенхауэр: Я с вами согласен. Я упомянул о прошлом лишь для того, чтобы
объяснить политику США в этот период. Теперь, когда появилось атомное и
водородное оружие, изменились многие понятия, бывшие правильными в
прошлом. Война в современных условиях с применением атомного и
водородного оружия стала еще более бессмысленной, чем когда-либо в
прошлом.
Жуков: Я с этим согласен. Я провел много учений с применением атомного и
водородного оружия и лично видел, насколько смертоносно это оружие. Даже
ученые не знают, что произошло бы, если бы, скажем, в течение одного месяца
было сброшено 200 водородных бомб и если бы условия благоприятствовали
распространению атомной пыли. Если бы в первые дни войны США сбросили
300-400 бомб на СССР, а Советский Союз со своей стороны сбросил такое же
количество бомб на США, то можно представить себе, что произошло бы с
атмосферой. Я лично стою за то, чтобы ликвидировать атомное и водородное
оружие.
Эйзенхауэр: Надо стремиться к этой цели. Однако разоружения и запрещения
атомного оружия, по-видимому, надо добиваться постепенно. Если начать
процесс регулирования вооружений в Центральной Европе, где каждой стороне

не будет разрешено иметь вооруженные силы свыше определенного уровня с
установлением соответствующего контроля. Такая система могла бы затем быть
распространена и на другие районы. Но первоначально хорошо было бы
испробовать такую систему лишь в одном определенном районе. При любой
системе инспекции и контроля одна сторона могла бы скрыть от
противоположной стороны определенные запасы атомных и водородных бомб.
Жуков: Контроль – составной элемент системы сокращения вооружений и
запрещения атомного и водородного оружия. Однако главное заключается в
том, чтобы сократить вооружение и ликвидировать атомные и водородные
бомбы.
Эйзенхауэр: Это правильно. Желательно было бы сблизить точки зрения США и
СССР по вопросу о коллективной безопасности. Я считаю создание системы
коллективной безопасности очень важным мероприятием, т. к. создание такой
системы повысило бы ответственность участников коллективной безопасности
и тогда легче было бы наказать того, кто попытается нарушить мир. Вопрос
заключается в том, с чего начать в этой области?
Жуков: В систему коллективной безопасности могли бы войти четыре
государства, участвующие в Женевском совещании, а также другие желающие
европейские страны. В эту систему могли бы войти две Германии, а
впоследствии и объединенная Германия. Пакт-договор, он может быть уточнен.
Главное, чтобы было стремление добиться создания системы коллективной
безопасности и положить конец военным блокам.
Эйзенхауэр: Я согласен, что к этому, в конечном счете, надо стремиться. Однако
я хотел бы заметить, что вы нарисовали картину будущего, к которому надо
подходить постепенно, шаг за шагом.
Жуков: Главное в настоящее время – заложить основы дружбы. Мы с вами, как
известно, придерживаемся разной идеологии, но мы искренне дружим, и я
глубоко уважаю вас, я полагаю, что наши народы могли бы поддерживать
дружественные отношения…
Эйзенхауэр: Я сожалею, что две величайшие державы на земном шаре с
огромными производственными возможностями не могут уделить все свои
ресурсы на благо своих народов, а также народов других стран. Для того чтобы
они могли делать это, необходимо прежде всего устранить соответствующий
страх и добиться доверия между ними.
Жуков: Дело надо вести к тому, чтобы установить тесные отношения и
помогать друг другу. Что касается того, отложены или забыты те или иные
положения марксистской науки, то дело не в этом, а в том, что, как считает
Советский Союз, в каждой стране одна общественная формация может быть
сменена другой, более прогрессивной общественной формацией, но различными
способами. В одном случае это может произойти в результате войны, в другом –
в результате революции, в третьем – при других обстоятельствах. Нет общего
рецепта прогрессивного развития того или иного государства. Форма
общественного строя – это внутреннее дело каждого народа. Что касается

Советского Союза, то он не намерен вмешиваться во внутренние дела других
государств.
Эйзенхауэр: Я упомянул об этом потому, что это один из вопросов, который
беспокоит американский народ. Чем больше может быть сделано, чтобы
доказать народам западных стран, что Советский Союз не имеет намерения
вмешиваться в их внутренние дела, тем лучше будет для укрепления доверия и
улучшения международных отношений.
Жуков: Советский Союз об этом не только заявлял, но, как известно, подписал
не одну декларацию на этот счет.
Эйзенхауэр, упомянув, что в СССР еще находятся военнопленные воевавших во
Второй мировой войне против СССР государств (Германии, Японии и Венгрии),
просил Жукова решить вопрос об их возвращении на родину с учетом
гуманитарных соображений.
На что Жуков ответил: «Мне неизвестно точное количество военнопленных, все
еще находящихся в Советском Союзе, я убежден, что цифра, названная вами, во
много раз преувеличена. Если в Советском Союзе еще и имеются
военнопленные, то это исключительно военные преступники, осужденные за
совершенные ими преступления. Как известно, австрийские военнопленные
были недавно полностью освобождены, о немецких военнопленных имеется в
виду поговорить с западногерманским правительством. Но, учитывая вашу
просьбу, я приму меры для выяснения этого вопроса».
Далее Эйзенхауэр также попросил содействия Жукова в возвращении
американских военнопленных из Китая. Их там всего было 38 или 40 человек,
но президент считал необходимым проявить заботу о соотечественниках на
таком высоком уровне.
Эйзенхауэр добавил: «Я надеюсь, что отношения между новым руководством
СССР и вами, как старым солдатом, будут улучшаться. А я постараюсь оказать
свое влияние в США с тем, чтобы к советскому руководству относились с
должным уважением. В заключение я хотел бы попросить оказать содействие
делу воссоединения Германии. Я не думаю, что этого можно было бы добиться
в настоящее время… Однако я считаю желательным создание
соответствующего механизма, который дал бы возможность со временем
восстановить единство Германии. Я надеюсь, что о вас и обо мне останется
память не как о полководцах, а как о солдатах мира, и что советское
руководство также войдет в историю как правительство, которое
способствовало укреплению мира».
Жуков: Действительно, руководство нашей партии, Советское правительство
прилагают усилия в деле укрепления мира и дружбы. Теперь в СССР
осуществляется коллективное руководство. При этом коллективное руководство
надо понимать не в узком, а в широком смысле этого слова, не только
Президиум ЦК КПСС, а и весь Центральный Комитет, все Советское
правительство, ЦК и правительства 16 союзных республик, областные комитеты
партии. В американской печати появляются иногда злобные сообщения о том,
что система коллективного руководства якобы уже не выдержала испытания.

Это не соответствует действительности. Наоборот, практика подтвердила силу и
мудрость коллективного руководства.
Советский Союз находится сейчас на большом экономическом подъеме:
достигнуты большие успехи в развитии промышленности и сельского
хозяйства, и все усилия направлены на решение экономической задачи поднятия
благосостояния народа. Конечно, у нас имеются свои трудности.
Что касается Германии, то надо продолжать усилия, направленные на ее
объединение на тех основах, как это было изложено на Совещании глав
правительств. Желательно, чтобы вы и правительство США считались с фактом
наличия ГДР и терпеливо подошли к решению вопроса об объединении
Германии на миролюбивых основах. В качестве ближайшего шага можно было
бы включить обе части Германии в систему коллективной безопасности в
Европе. Я не думаю, что германский вопрос будет решен на этом совещании.
Тем не менее, мы будем содействовать постепенному урегулированию этого
вопроса.
Эйзенхауэр: Если когда-либо удастся хотя бы частично урегулировать
германский вопрос, то я приложу усилия к тому, чтобы в Германии не
допускалось преследования людей за их политические взгляды или
политические действия в прошлом.
На этом беседа двух теперь уже не полководцев, а политических деятелей
завершилась. Это была последняя их встреча.
На саммите в Женеве было принято решение о проведении позднее
конференции министров иностранных дел «четверки» для дальнейшего
обсуждения вопросов о развитии контактов между Востоком и Западом. Она
состоялась с 27 октября по 16 ноября 1955 г. в той же Женеве, но закончилась
безрезультатно. Однако начало таких контактов свидетельствовало о некотором
«потеплении» в международных отношениях, готовности ведущих мировых
держав обсуждать насущные международные проблемы, что получило название
«духа Женевы»[236].
О серьезности стремления Советского Союза к ослаблению международной
напряженности, налаживанию сотрудничества со странами Запада и
разоружению свидетельствует целый ряд его односторонних инициатив.
Так 12 августа 1955 г. Советское правительство объявило о начале сокращения
Вооруженных Сил на 640 тысяч военнослужащих. А в дальнейшем последовал
еще целый ряд подобных решений (24 мая 1956 г., 6 января 1958 г., 15 января
1960 г.).
Эти шаги, однако, не означают, что Советский Союз не предпринимал мер по
укреплению своей обороноспособности, в том числе за счет развития ракетноядерного вооружения, прежде всего межконтинентальных баллистических
ракет.
Одной из первых реализаций «духа Женевы», вселявшей надежды на
дальнейшее углубление межгосударственных отношений, стали визиты доброй

воли 12 октября 1955 г. кораблей британского военно-морского флота в
Ленинград и отряда кораблей ВМФ СССР в британский порт Потсбург.
Но самой яркой демонстрацией изменений во внешней политике СССР явился
проходивший в Большом Кремлевском дворце с 14 по 24 февраля 1956 г. XX
съезд КПСС, объективно ставший одним из важных событий в истории не
только нашей страны, но и всего мира. Сегодня о нем вспоминают
преимущественно в связи с «секретным» докладом Н. С. Хрущева о культе
личности Сталина и его последствиях.
Однако в отчетном докладе ЦК КПСС съезду были впервые обнародованы
новые принципы внешней политики СССР. Принцип мирного сосуществования
государств с различным социально-политическим устройством был
конкретизирован констатацией возможности отказа от войн, их
предотвращения. В то же время была отмечена неизбежность острой
идеологической борьбы между двумя социальными системами – миром
социализма и миром капитализма.
Следует особо подчеркнуть, что одобренные съездом основы внешней политики
СССР не остались лишь политическими декларациями, а последовательно
реализовывались в дипломатических и политических акциях Советского
правительства.
Например, уже через месяц после окончания работы съезда, 27 марта 1956 г.,
советский представитель внес для рассмотрения Подкомитетом Комиссии ООН
по разоружению предложения об ограничении и сокращении вооружений
обычного типа и вооруженных сил всех государств. Они, в частности,
предусматривали сокращение под международным контролем армий СССР,
США и КНР до 1–1,5 миллиона человек, Англии и Франции – до 650 тысяч
военнослужащих, армий остальных стран – до 150 тысяч, а также прекращение
испытаний ядерного оружия, уменьшение военных бюджетов.
Но эта и иные мирные инициативы СССР, включая масштабное сокращение
Вооруженных Сил в 1955–1960 гг., не были адекватно восприняты и оценены
ведущими западными державами, что тем не менее ни в коей мере не умаляет
исторического значения мирных внешнеполитических инициатив Советского
Союза.
А через два месяца, с 18 по 27 апреля 1956 г., состоялся первый в истории визит
Председателя Совета Министров СССР Н. А. Булганина и Н. С. Хрущева в
Великобританию. Однако наметившееся по итогам этого визита улучшение в
советско-британских отношениях оказалось кратковременным вследствие
начавшейся в октябре того же года тройственной англо-франко-израильской
агрессии против Египта[237].
Во время этого визита советских руководителей в Лондон произошел
следующий инцидент, за который британскому правительству пришлось
принести извинения советской делегации.
Поскольку советская партийно-правительственная делегация прибыла в
Великобританию на быстроходном крейсере «Орджоникидзе», британская

разведка решила обследовать этот корабль. В результате этой разведывательной
акции 19 апреля погиб агент Секретной разведывательной службы (Secret
Intelligence Service, СИС или Ми-6) Л. Крэбб.
А 22 апреля в Берлине органами КГБ СССР была пресечена совместная
операция американской и британской разведок «Голд» («Gold», «Золото»), в
результате которой иностранным журналистам была организована экскурсия в
«случайно обнаруженный связистами» специальный тоннель для секретного
подключения к линиям связи в Восточном Берлине.
По дипломатическим соображениям, советская сторона подчеркивала роль
американской разведки в проведении этой операции, хотя роль британской СИС
в ее осуществлении была прекрасно известна в Москве. Советский Союз заявил
США решительный протест за «возмутительное вторжение на территорию
советского сектора Берлина»[238].
Следует отметить, что, несмотря на робкие признаки улучшения советскоамериканских отношений и внешне миролюбивые заявления Эйзенхауэра, в то
же время США значительно активизировали свою разведывательно-подрывную
деятельность против СССР[239].
Так, еще 4 февраля 1956 г. СССР заявил протест ряду западных государств в
связи с многочисленными фактами запусков на территорию СССР воздушных
шаров как с пропагандистскими материалами, так и с разведывательным
оборудованием[240].
Поскольку деятельность Центрального разведывательного управления
находилась под контролем президента США, 3 июля 1956 г. Эйзенхауэр
одобрил долгосрочную программу разведывательных полетов самолетовразведчиков над территорией СССР. Всего, по данным зарубежных источников,
до середины 1962 г. было совершено свыше 180 таких полетов. По признанию
США, при выполнении разведывательных заданий они потеряли 12 экипажей
(10 из них были сбиты силами ПВО СССР).
В сентябре 1957 г. США начали подготовку военной операции по свержению
правительства Сирийской Арабской Республики, политикой которой Вашингтон
был крайне недоволен. К 24 сентября к берегам Сирии были переброшены 38
боевых кораблей 6-го флота США во главе с авианосцем «Лейк Чэмплен». На
их борту находилось около 10 000 морских пехотинцев.
Еще в начальной стадии обострения обстановки 7 октября Н. С. Хрущев заявил
американскому корреспонденту Дж. Рестону, что «СССР настроен серьезно и не
позволит совершить нападение на сирийцев».
11 сентября СССР выразил протест Турции в связи с сосредоточением ее войск
на границе с Сирией (Турция присоединилась к НАТО в 1952 г.).
А 12 сентября в сирийский порт Латакия прибыли советский крейсер «Жданов»
и эсминец «Свободный», которые находились здесь до 1 октября.
18 октября ТАСС опубликовал заявление, в котором, в частности,
подчеркивалось: «… турецким Генштабом совместно с американскими
военными советниками разработан оперативный план проведения военных

операций против Сирии… Ни у кого не должно быть сомнения, что в случае
нападения на Сирию Советский Союз, руководствуясь целями и принципами
Устава ООН и интересами своей безопасности, примет все необходимые меры к
тому, чтобы оказать помощь жертве агрессии».
«Демонстрация флага», то есть присутствие кораблей ВМФ СССР, в регионе
сорвала реализацию плана НАТО по свержению правительства Сирии.
31 марта 1958 г. избранный Председателем Совета Министров СССР
Н. С. Хрущев объявил о приостановлении Советским Союзом в одностороннем
порядке испытаний ядерного оружия и призвал США, Великобританию и
Францию последовать его примеру.
30 октября СССР и США заявили о двустороннем моратории на ядерные
испытания. На следующий день в Женеве начались переговоры СССР, США и
Великобритании о прекращении ядерных испытаний.
Однако эти инициативы не означают отказ СССР от укрепления своей обороны.
Так, 21 июня 1958 г. в СССР совершил первый полет дальний сверхзвуковой
бомбардировщик Ту-22. (Начал поступать в ВВС с 1962 г.)
Отметим еще одно событие, имевшее большое значение для нашего
дальнейшего повествования: 2 июля 1958 г. правительство СССР принимает
решение о создании баллистических ракет средней дальности (БРСД) Р-14.
Максимальная дальность полета устанавливалась в 4500 км, время
предстартовой подготовки – 20 минут. Ракеты Р-14 были приняты на
вооружение 24 апреля 1961 г. и находились на боевом дежурстве до 1981 г.
11 мая 1959 г. в Женеве начало работу совещание министров иностранных дел
СССР, США и Великобритании по германскому вопросу. (Его работа проходила
с 11 мая по 20 июня, а второй раунд совещания прошел там же с 13 июля по 5
сентября.) Советский Союз предложил для рассмотрения проекты соглашения
по Западному Берлину (его демилитаризация и объявление самостоятельной
административной единицей – вольным городом), а также новый проект
мирного договора с Германией, что являлось еще одним подтверждением
стремления СССР добиваться решения германского вопроса путем переговоров,
на основе соглашения между заинтересованными государствами. Как
указывалось в советском проекте мирного договора, он преследовал цель:
– обеспечить Германии возможность мирного и демократического развития и ее
плодотворное сотрудничество с другими государствами как равноправного
члена семьи народов;
– внести решающий вклад в дело восстановления национального единства
Германии.
Специальная статья договора гарантировала существующие границы двух
германских государств.
Однако западные державы отказывались от каких-либо конструктивных
решений. Уже в ходе работы конференции они противопоставили советской
программе так называемый «план Гертера» предусматривавший фактический
аншлюс (присоединение) ГДР к ФРГ (что фактически и было осуществлено,

вопреки всем предварительным договоренностям, 3 октября 1990 г.). В
коммюнике по итогам работы совещания отмечалось, что имевшие место
дискуссии «принесут пользу в дальнейших переговорах».
В итоге никаких соглашений в ходе его работы достигнуто не было, что
неоднократно приводило в дальнейшем к возникновению новых острых
кризисных ситуаций.
Показанная нами хроника поиска путей разрядки международной
напряженности наводит на мысль, что западные партнеры по переговорам
действовали на основе стратегии «изматывания», уклоняясь от поиска
взаимоприемлемых решений, что отнюдь нельзя назвать достойным поведением
и честной игрой за столом переговоров.
Единственным итогом этой встречи явилось переданное новым госсекретарем
США Кристианом Гертером приглашение Эйзенхауэра Н. С. Хрущеву посетить
США.
25 июня 1959 г. предложение СССР о создании безъядерной зоны на Балканах и
в Адриатике было отклонено западными державами.
18 сентября 1959 г. Н. С. Хрущевым на рассмотрение Генеральной Ассамблеи
ООН была предложена Декларация Советского правительства о всеобщем и
полном разоружении. Она предлагала сократить численность вооруженных сил
СССР, США и КНР до 1 700 000 военнослужащих, а Великобритании и
Франции – до 650 000 человек для каждой державы. На следующем этапе
предлагалось ликвидировать все военные базы на чужих территориях. На
третьем этапе разоружения предлагалось уничтожить все виды ядерного и
ракетного оружия.
15 декабря 1959 г. в Плесецке заступила на боевое дежурство первая дивизия
межконтинентальных ракет Р-7 (дальность полета – до 8000 км. Успешное
испытание ракеты Р-7 было проведено 21 августа 1957 г. с космодрома
Байконур. Имитатор боеголовки ракеты точно поразил цель на полигоне Кура
на Камчатке). А через два дня решением ЦК КПСС и Совета Министров СССР
были образованы Ракетные войска стратегического назначения (РВСН) в
качестве вида Вооруженных Сил Советского Союза.
Вот на фоне каких событий в советско-американских отношениях в потоке
информационных сообщений прошло малозамеченным сообщение о том, что 2
декабря 1956 г. в кубинской провинции Орьенте с яхты «Гранма» высадился
отряд из 82 повстанцев под руководством Фиделя Кастро[241], бросивший вызов
коррумпированному режиму президента Фульхенсио Батисты. Через два дня
отряд, лишь чудом избежав полного уничтожения, прорвался в горный массив
Сьерра-Маэстре.
В 1957–1958 гг. повстанческая армия Кастро вела активные боевые действия
против правительственных войск. 31 декабря 1958 г. главнокомандующий
вооруженными силами Кубы доложил Батисте, что армия полностью утратила
боеспособность и не сможет остановить наступление повстанцев на Гавану. В
тот же день семья Батисты и семьи еще 124 крупнейших функционера его

режима покинули остров. Оставленная ими администрация фактически
прекратила свое существование.
1 января 1959 г. радио Гаваны сообщило о вступлении в город повстанческой
армии. Кубинская революция победила.

Операция «Плутон»
10 января 1959 г. Советский Союз официально признал революционное
правительство Республики Куба и восстановил с ней дипломатические
отношения, прерванные в 1953 г. вследствие военного переворота в Гаване.
«На кубинскую революцию в нашей стране, – писал занимавший в то время
пост председателя Комитета государственной безопасности СССР Владимир
Ефимович Семичастный, – сначала смотрели с любопытством и удивлением,
однако и с уважением, несмотря на то, что преобразования на острове Свободы
еще не были нацелены на коммунистическое будущее и не звучало никаких
деклараций о дружбе с Советским Союзом»[242].
4 февраля 1960 г. в ходе визита в Гавану первого заместителя Председателя
Совета Министров Анастаса Ивановича Микояна был подписан договор об
экономическом сотрудничестве СССР и Республики Куба. Суда Балтийского и
Черноморского пароходств приступили к регулярным поставкам на Кубу
товаров, необходимых стране, имеющей преимущественно аграрную
экономику.
По итогам визита в Москву в июле 1960 г. министра обороны Республики Куба
Рауля Кастро было подписано совместное коммюнике[243]. Оно не являлось
секретным, и в нем содержались долгосрочные обязательства СССР в
отношении Кубы, в том числе – по военно-техническому сотрудничеству в
области обороны. (Отметим, что в ходе визита на Кубу в апреле 1989 г.
М. С. Горбачев сообщил Ф. Кастро о значительном сокращении плановых
поставок и об отказе от закупки кубинского тростникового сахара, что не могло
не вызвать серьезных трудностей для экономики Кубы.)
На Кубу из Советского Союза начались поставки военной техники, оставшейся
со времен Великой Отечественной войны (было поставлено около 30 танков Т34 и самоходных артиллерийских установок СУ-100). Также на остров Свободы
была направлена группа советских военных специалистов численностью около
300 человек для обслуживания техники и обучения кубинских военнослужащих.
Чуть позднее на Кубу были также поставлены самолеты и зенитные ракеты.
9 июля 1960 г. Н. С. Хрущев уже публично заявил: «Мы все сделаем, чтобы
поддержать Кубу в ее борьбе… Теперь США не так уж недосягаемы, как когдато».
Иное дело – администрация США. Убедившись в прочности революционного
правительства, администрация Эйзенхауэра с июля 1960 г. начала введение
экономических санкций против Кубы, к которым настоятельно привлекала

союзников по НАТО, Японию и латиноамериканские государства. 10 октября
1960 г. США ввели почти полное эмбарго на поставки на Кубу любых товаров,
за исключением продуктов питания и медикаментов.
Избирательные кампании в ведущих государствах мира всегда привлекают
внимание не только дипломатических, но и разведывательных служб
заинтересованных государств. Кандидат на пост президента от
Демократической партии Джон Фицджеральд Кеннеди, выступая в канун
президентских выборов осенью 1960 г., как бы откликаясь на высказывавшиеся
ранее советские предложения, призывал США и СССР освободиться от бремени
вооружений, утверждая, что США не хотят ядерной войны, и предложил СССР
соревноваться в области торговли и производства.
Для «политики новых рубежей», как ее назвал Дж. Кеннеди, на ее первом этапе,
писал А. А. Громыко, «по ряду вопросов был характерен определенный
реализм». Он назвал полет самолета-разведчика U-2 над СССР, сбитого под
Свердловском 1 мая 1960 г., провокацией и заявил, что если бы он был
президентом, он бы не разрешил такой полет[244].
Предпоследний разведывательный полет U-2, прерванный советской ракетой 1
мая под Свердловском, подорвал доверие к Эйзенхауэру не только американцев.
Отказ Эйзенхауэра извиниться перед Советским Союзом 16 мая 1960 г. на
встрече глав СССР, США, Великобритании и Франции в Париже за
санкционирование разведывательных полетов привел к ее срыву.
Биограф президента США Стивен Амброз в книге «Эйзенхауэр. Солдат и
президент» писал, что угнетенное состояние, в котором он находился после
срыва встречи в Париже, «было глубоким, неподдельным и объяснимым. Из
всех событий, в которых Эйзенхауэр участвовал за свою долгую жизнь, неудача
с U-2 выделяется особо».
Собственно говоря, это решение американского президента похоронило
надежды мира на скорую дальнейшую разрядку международной
напряженности.
Джон Кеннеди обещал пересмотреть наследие предыдущего президента США,
что первоначально вселяло надежды на возврат к разрядке отношений по линии
Восток— Запад.
3 января 1961 г. администрация Д. Эйзенхауэра объявила о разрыве
дипломатических отношений с Кубой, а 3 февраля 1962 г. указом уже
президента Дж. Кеннеди было введено полное эмбарго на торговлю с Кубой.
Как нетрудно заметить, все эти действия являлись грубым нарушением
Соединенными Штатами, как соучредителем Организации Объединенных
Наций (ООН), принятых на себя обязательств, вытекающих из подписания ее
Устава.
Однако после победы Джона Ф. Кеннеди на президентских выборах в ноябре
1960 г., он был проинформирован директором ЦРУ Алленом Даллесом и его
заместителем Ричардом Бисселом о планировавшейся на весну следующего года
интервенции на Кубу подготовленных ЦРУ кубинских эмигрантов. Избранный

президент США не возразил, и подготовка вторжения, впоследствии
получившего наименование «Операция «Плутон», была продолжена.
Следует, однако, заметить, что эти военные приготовления США не прошли
мимо внимания советской и молодой кубинской разведок, которые начали
налаживать на этой основе сотрудничество во взаимных интересах[245].
Ставший в 1962 г. заместителем директора ЦРУ Рей Клайн впоследствии писал:
«Ученым известно, что судьбы народов формируются комплексом трудно
улавливаемых социальных, психологических и бюрократических сил. Обычные
люди, чья жизнь – к худу ли, к добру ли, – зависит от игры этих сил, редко
понимают это, разве что смутно и весьма поверхностно. Одной из таких сил с
начала 40-х годов стала разведка»[246].
Прибывший в Вашингтон в августе 1960 г. в качестве резидента КГБ Александр
Семенович Феклисов вспоминал: «Одной из главных задач, поставленных
Центром нашей резидентуре в 1960 г., стало получение достоверной
информации, раскрывающей тайные агрессивные планы Вашингтона в
отношении Кубы»[247].
И эта задача была решена: разведчикам в столице США удалось наладить
оперативное получение ценной разведывательной информации, которая
позволяла руководству СССР иметь полное представление о замыслах и планах
действий администрации США[248].
Поскольку нам придется еще не один раз встретиться с Александром
Семеновичем на страницах этой книги, сразу представлю читателям этого ее
героя. Полковник Александр Семенович Феклисов (1914–2007). В Вашингтоне
он работал под фамилией Фомин. В органах государственной безопасности
СССР с 1939 г. Работал в легальных резидентурах в Вашингтоне (1941–1946),
Лондоне (1947–1950). Во время командировки в Лондон Феклисов был
руководителем, по зарубежной терминологии – «оператором» ценного
советского источника физика Клауса Фукса.
До своего командирования в Вашингтон в качестве резидента, занимал
должность начальника американского отдела Первого Главного
(разведывательного) управления Комитета государственной безопасности при
Совете Министров СССР.
О том, что правительство Кубы располагало разведывательными данными об
интервенционистских планах США, свидетельствуют выступления министра
обороны Кубы Рауля Кастро 31 декабря 1960 г. на сессии Генассамблеи ООН, а
также 4 января 1961 г. на заседании Совета Безопасности ООН, где он заявлял о
подготовке вооруженного вторжения на остров Свободы.
Подобное намеренное оглашение разведывательных данных в лексиконе
спецслужб именуется «направленной утечкой информации», призванной
разоблачить враждебные замыслы и планы и тем самым попытаться
воздействовать на предполагаемый ход событий.
Однако 4 апреля 1961 г., то есть уже через два с половиной месяца после
инаугурации, Совет национальной безопасности США под председательством

Джона Ф. Кеннеди принял окончательное решение о вторжении на Кубу.
Группа вторжения («бригада 2506»), численность которой была увеличена вдвое
по настоянию Дж. Кеннеди, должна была продержаться 72 часа, после чего
должны были высадиться главные силы – американские войска при поддержке
ВМС и авиации [249].
Утром 15 апреля 1961 г. 8 американских бомбардировщиков В-26 с
опознавательными знаками ВВС Республики Куба нанесли бомбовые удары по
трем аэродромам на острове. Однако полученные заблаговременно
правительством Фиделя Кастро разведывательные данные о подготовке этой
провокации позволили рассредоточить и замаскировать 24 боевых самолета,
вследствие чего ВВС Кубы потеряли только две машины. Бомбардировочная
группа «неустановленной принадлежности», в свою очередь, потеряла в этом
рейде один бомбардировщик, а второй поврежденный в ходе налета самолет все
же смог совершить посадку на американской авиабазе Ки-Уэст.
Таковым было начало подготовленной ЦРУ США операции «Плутон», целью
которой являлось свержение правительства Фиделя Кастро.
Этот акт прямой агрессии против Кубы привел к прямо противоположному
результату: 16 апреля, выступая на похоронах жертв авианалета на аэропорт
Гаваны, Фидель Кастро прозорливо заявил: «Они не могут нам простить того,
что мы совершили социалистическую революцию под носом у Соединенных
Штатов!»
Это было первое публичное заявление Фиделя Кастро о социалистическом
характере кубинской революции.
Через сутки, около полуночи 17 апреля 1961 г., с пяти десантных судов без
опознавательных знаков на юго-западное побережье Кубы в заливе Свиней
началась высадка антикастровских интервенционистских формирований общей
численностью около полутора тысяч человек. Несмотря на авиационную
поддержку вторжения (всего с 15 по 19 апреля силы противовоздушной
обороны Республики Куба сбили 12 бомбардировщиков, причем некоторые из
них управлялись американскими экипажами), к 17 часам 19 апреля армия Кубы
пленила около 1200 «контрас», как на Кубе стали называть иностранных
наемников.
Узнав о разгроме антиправительственного десанта на Кубу, Джон Кеннеди
отказался отдать приказ о его поддержке армией США.
Это был крупнейший за все предыдущие 15 лет существования ЦРУ полный и
ошеломляющий провал его «тайной операции». Он привел к незамедлительной
отставке многолетнего директора ЦРУ Аллена Даллеса.
Но это был не только провал военной авантюры, но и политическое
оскорбление, причем сразу как предыдущему президенту США Д. Эйзенхауэру,
так и действующему президенту Джону Кеннеди.
Тем не менее Джон Кеннеди был вынужден взять на себя ответственность за
вторжение на Кубу и публично заявить об этом.

Пропуск в Белый дом Г. Н. Большакова

В июне 1961 г. резидент ГРУ в Вашингтоне информировал Центр, что провал
апрельского вторжения на Кубу вызвал среди генералов и офицеров Пентагона
большое недовольство организаторами этой авантюры, подорвавшей авторитет
США[250].

Наш человек в Вашингтоне
Через три недели после провала высадки кубинских «контрас» в заливе Свиней
в Вашингтоне произошло незамеченное, но имевшее важные международные
последствия событие: около 20 часов 9 мая 1961 г. в сквере у одного из
правительственных зданий в Вашингтоне состоялась встреча брата президента,
министра юстиции США Роберта Кеннеди со скромным советским дипломатом
Георгием Никитовичем Большаковым.
В списке 67 сотрудников советского посольства его фамилия находилась на
сороковой позиции. В этом списке Большаков значился в весьма скромной
дипломатической должности атташе по вопросам культуры и редактора
издававшегося посольством журнала Агентства печати «Новости» «Soviet Life
Today».
Георгий Никитович прибыл в Вашингтон в сентябре 1959 г. Это была вторая его
командировка в США. Первая состоялась в 1951–1955 годах, когда Большаков
был аккредитован при Государственном департаменте в качестве

корреспондента Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС) сначала в
Нью-Йорке, а затем в Вашингтоне.
Георгий Никитович прекрасно владел английским языком и, по отзывам лично
знавших его американцев, был высокообразованным, общительным,
заслуживающим уважения человеком, который умел хорошо аргументировать
отстаиваемые им позиции. Все перечисленные качества, безусловно, важны и
необходимы профессиональному журналисту. Но столь же необходимы они и
профессиональному разведчику.
А полковник Георгий Никитович Большаков (оперативный псевдоним «Марк»),
участник Великой Отечественной войны, с 1943 г. связал свою судьбу с военной
разведкой, являлся выпускником первого набора Военной академии Советской
армии.
Георгий Большаков родился в Москве в 1922 г. в семье железнодорожного
служащего. После окончания школы он поступил на курсы военных
переводчиков при военном факультете Московского института иностранных
языков. С июня 1941 г. – в действующей армии: сначала переводчиком при
штабе стрелкового полка на Карельском фронте, с 1942 г. – помощник
начальника разведывательного отдела штаба стрелковой дивизии СевероЗападного фронта.
Было в характере Георгия Никитовича нечто такое, что заставило обратить на
него внимание кадровиков военной разведки. И, несмотря на продолжавшуюся
войну, в 1943 г. молодой старший лейтенант был направлен на обучение в
Высшую разведывательную школу Народного комиссариата обороны СССР,
после окончания которой в 1945 г. направлен для дальнейшего прохождения
службы в Главное разведывательное управление (ГРУ) Генерального штаба.
После непродолжительного периода работы в Центральном аппарате военной
разведки в 1946 г. Георгий Никитович был вновь направлен на учебу в только
что образованную Военную академию Советской армии. (В закрытых
документах Министерства Вооруженных Сил СССР она именовалась также
Военно-дипломатической академией и готовила кадры военных дипломатов
высшей квалификации.)
Во время первой его командировки в Нью-Йорк Большаков приобрел
значительные связи в журналистских кругах Америки. Одним из его
многочисленных знакомых с 1953 г. стал и репортер газеты «Дейли Ньюз»
Фрэнк Хоулмен.
По мнению руководства по линии ГРУ, Г. Н. Большаков «на вполне
профессиональном уровне справлялся с обязанностями корреспондента ТАСС,
удовлетворительно решал разведывательные задачи»[251].
По возвращении в Москву после завершения командировки Георгий Никитович
был в скором времени прикомандирован в качестве переводчика к министру
обороны маршалу Г. К. Жукову, который как раз готовился к поездке в Женеву
для участия во встрече глав правительств США, Великобритании, Франции и
СССР. Помимо исполнения по прикрытию функций переводчика, Большаков

должен был информировать Георгия Константиновича о всех новостях,
поступавших в режиме реального времени по линии ГРУ. В том числе – о
планах и изменениях позиций западных участников встречи.
Такая оперативная информационная поддержка планируемых важных
международных переговоров является обычной дипломатической практикой.
Георгий Никитович произвел на Жукова хорошее впечатление, и по его
указанию Большаков был прикомандирован к аппарату министра обороны в
качестве офицера для особых поручений. Солидная академическая подготовка, а
также опыт, приобретенный Большаковым в период командировки в США,
позволяли ему успешно выполнять задания министра.
Будучи человеком общительным, воспитанным, он отличался гибким
характером, терпеливо выслушивал распоряжения начальников. В коллективе
аппарата министра он быстро прижился, умел в меру выпить и закусить,
никогда не терял голову (качества, безусловно, важные и нужные для
разведчика), к тому же, как и министр, увлеченно играл на аккордеоне.
Этот период службы позволил Георгию Никитовичу приобрести опыт работы в
высшем органе военного управления, опыт общения с высокопоставленными
военными руководителями. У него появились новые и важные знакомые. Один
из них – зять Н. С. Хрущева, главный редактор одной из центральных советских
газет «Известия» Алексей Иванович Аджубей.
После отставки Г. К. Жукова с поста министра 29 октября 1957 г. кадровики
Министерства обороны откомандировали полковника Г. Н. Большакова для
продолжения службы в ГРУ.
Здесь к его возвращению отнеслись неоднозначно: одни сотрудники видели в
нем сильного конкурента в борьбе за высокие должности, другие – откровенно
завидовали его успехам[252].
В июне-августе 1959 г. под прикрытием журналиста Агентства печати
«Новости» Г. Н. Большаков был привлечен к освещению первого в истории
советско-американских отношений официального визита в СССР вицепрезидента Ричарда Никсона, прибывшего в Москву для открытия выставки
«Промышленная продукция США». По свидетельствам многих очевидцев,
именно во время совместного открытия этой выставки Н. С. Хрущев и произнес
свою знаменитую фразу: «Мы вам покажем кузькину мать!», на многие годы
озадачившую американское руководство.
Большаков сопровождал Никсона в его поездках по ряду городов СССР, завязав
или восстановив знакомство со многими сопровождавшими американского
вице-президента американцами, в том числе и журналистами. Среди них
оказался и Фрэнк Хоулмен, которому Георгий Никитович сообщил о своем
скором приезде в Вашингтон.
И менее чем через месяц последовало его новое назначение в посольство СССР
в Вашингтоне, подписанное лишь недавно возглавившим военную разведку
генерал-полковником И. А. Серовым.

В начале сентября 1959 г. «Марк» прибыл в Вашингтон. И уже через несколько
дней ему пришлось включиться в освещение первого в истории официального
визита Председателя Совета Министров Н. С. Хрущева в США (всего ход этого
визита освещали около двух с половиной тысяч аккредитованных
Госдепартаментом журналистов, в том числе 41 советский журналист). В
некоторых беседах Хрущева Большаков выступал переводчиком, в связи с чем к
Георгию Никитовичу проявляли повышенный интерес иностранные коллегижурналисты, обращавшиеся к нему за всевозможными справками и
комментариями.
Главным событием этого визита стало выступление Хрущева на заседании
Генеральной Ассамблеи ООН 18 сентября 1959 г., в котором он предложил
начать обсуждение предложений СССР о всеобщем и полном разоружении, а
также о прекращении испытаний ядерного оружия. В то время советские
предложения были встречены на Западе весьма холодно.
Весьма вероятно, что агенты ФБР, следившие за советской делегацией,
обратили внимание и на дружеские встречи Георгия Никитовича с Алексеем
Ивановичем Аджубеем, зятем Н. С. Хрущева и главным редактором
влиятельной московской газеты «Известия».
После отлета Хрущева в Москву для журналиста-разведчика начались рутинные
будни по освещению реакции американцев на сбитый 1 мая 1960 г. над
Свердловском американский самолет-разведчик U-2; хода предвыборного
противоборства республиканца Ричарда Никсона с малоизвестным сенаторомдемократом от Массачусетса Джоном Фицджеральдом Кеннеди; а после его
инаугурации 20 января 1961 г. – по добыванию информации о приоритетах
внешней и внутренней политики 35-го президента Соединенных Штатов
Америки; реакции американцев на сообщения печати о подготавливаемой ЦРУ
интервенции против Кубы.
В четырнадцатиминутной инаугурационной речи Джона Кеннеди в конгрессе 20
января 1961 г. также содержались сигналы о возможном изменении политики в
отношении Советского Союза. В частности, он заявил:
«Мы обращаемся с предложением: нам следует заново начать поиски мирных
решений, прежде чем разрушительные силы, высвобожденные наукой,
уничтожат человечество в результате случая или преступного намерения. Мы не
рискнем провоцировать их слабостью. Ведь, несомненно, только располагая
достаточным вооружением, мы сможем быть полностью уверенными, что оно
не будет применяться…
Однако наш нынешний курс может и не удовлетворить эти две большие и
могущественные группы стран, когда обе стороны отягощены расходами на
современное вооружение и справедливо обеспокоены неуклонным
распространением беспощадного атома, но при этом обе стремятся склонить
чашу весов в свою сторону и тем самым нарушить чрезвычайно неустойчивое
равновесие, которое сдерживает начало последней войны в истории
человечества.

Так давайте же заново строить наши отношения, чтобы обе стороны помнили,
что цивилизованность – это не признак слабости, а искренность всегда должна
подтверждаться поступками. Не стоит договариваться из страха. Давайте не
будем бояться вести переговоры.
Пусть обе стороны определят вопросы, которые нас объединяют, вместо того
чтобы тратить время и силы на то, что нас разобщает.
Пусть обе стороны впервые вынесут серьезные и конкретные предложения по
инспектированию и контролю над вооружением, чтобы силы, направленные на
уничтожение других стран, поставить под всеобщий совместный
контроль…»[253]
А оперативное задание командования ГРУ предписывало Г. Н. Большакову
заниматься добыванием «достоверной военно-политической и военноэкономической информации и данных о подготовке США к внезапному
нападению на СССР и страны социалистического лагеря». Большакову
предлагалось возобновить отношения с рядом ведущих западных журналистов,
а также «заводить широкий круг новых знакомств, путем всестороннего
изучения которых выбирать перспективных лиц».
Через десять дней после ошеломляющего провала операции по высадке
антиправительственного десанта на Кубу, 29 апреля в баре Национального
пресс-клуба Фрэнк Хоулмен предложил Большакову в знак благодарности за
ранее оказанную помощь в подготовке публикаций организовать встречу с
братом президента США Робертом Кеннеди, занимавшим в администрации пост
министра юстиции. По словам Хоулмена, эта встреча сулила возможность
получить такую информацию, которая наверняка будет представлять особый
интерес «для начальства» Большакова.
С Фрэнком Хоулменом у Большакова установились доверительные отношения.
«Мы дружили семьями, – вспоминал Георгий Никитович, – часто ходили друг к
другу в гости и, естественно, обсуждали с ним самые острые проблемы во
взаимоотношениях между нашими странами». Что вполне естественно и для
журналиста, и для разведчика.
Но Хоулмен был также близким другом пресс-секретаря министра юстиции Эда
Гартмана и не скрывал от Большакова, что, по его мнению, наиболее
интересные моменты бесед с ним передает Гартману. А уже тот информирует о
них своего шефа Роберта Кеннеди, «который живо интересовался положением
дел в американо-советских отношениях»[254].
В одном из интервью, вспоминая своего друга, Хоулмен говорил, что
«Джорджи» – так американцы называли Большакова, «очень сильно отличался
от других советских представителей, с которыми ему приходилось иметь дело.
Большаков был весельчаком, любил крепко выпить и хорошо при этом
держался. В нем ценили чувство юмора, независимость суждений и критическое
отношение к партийному вмешательству в советскую внешнюю политику».
(Несомненно, такое «инакомыслие» в поведении представителя разведслужбы
было запрограммировано его ролью и легендой. – О.Х.) Но после того как ЦК
санкционировал связь Большакова с братом президента, он стал вести себя еще

более свободно, раздражая прежнее начальство, которое сохранило над ним
власть лишь более или менее символическую».
Хоулмен подчеркивал: «И тогда, и впоследствии мне приходилось иметь дело
со многими советскими репортерами и дипломатами, но ни один из них не был
таким обаятельным, как Джорджи».
Предложение Фрэнка Хоулмена об организации встречи с одним из министров
США, да еще братом президента это – безусловная удача для любого
журналиста и разведчика. Но если первому необходимо продумать вопросы для
предстоящего интервью, то второму – еще и получить санкцию на саму
подобную встречу. Сославшись на необходимость продумать вопросы
интервью, Большаков уклонился от окончательного ответа. «Перспектива мне
казалась заманчивой, – вспоминал Георгий Никитович, – но нереальной, и
особого внимания реплике Фрэнка я тогда не придал».
Тем не менее о полученном от оперативного контакта предложении Георгий
Никитович, в соответствии с установленным порядком действий разведчика,
доложил резиденту. Отдавая себе трезвый отчет, что подобный вопрос не
относится к его компетенции, резидент тем не менее запретил Большакову
выходить на контакт с Р. Кеннеди.
Однако Большакову пришлось нарушить этот запрет, но не по собственной
инициативе. 9 мая Хоулмен пригласил Большакова на ужин. А после ужина
неожиданно сообщил, что в 20.30 «Джорджи» ожидает Роберт Кеннеди.
По сути, разведчик оказался в безвыходном положении: без угрозы
расшифровки и иных нежелательных последствий, он не мог уклониться от
столь лестного приглашения. И в назначенное время, в сквере у Музея
естественной истории, советский дипломат и разведчик встретился с братом
президента США. По ходу беседы начал накрапывать дождь, и министр
юстиции предложил продолжить беседу в своем служебном кабинете.
Инициатива в продолжавшейся более полутора часов беседе исходила от
Роберта Кеннеди, который следующим образом разъяснил мотивы этой встречи.
Президент обеспокоен тем, что Советское правительство недооценивает
способности и возможности США, что увеличивает опасности непонимания
Москвой политики новой администрации.
Роберт Кеннеди откровенно назвал одну из причин напряженности в
отношениях между США и СССР:
«Брат считает, что напряженность между нашими странами возникла главным
образом из-за непонимания друг друга, неправильного толкования намерений и
действий другой стороны. Именно поэтому и желает добиться расширения
каналов информирования советского руководства о своей политике «новых
рубежей».
Насколько же братья Кеннеди были правдивы в этих своих заверениях, читатель
узнает из этой книги.
По мнению Большакова, таким образом президент США хотел показать, что его
администрация готова отойти от курса политики Эйзенхауэра, если это

стремление найдет понимание в Кремле. Роберт Кеннеди пояснил, что
президент по-прежнему желает встречи с Хрущевым (предварительно
согласованный визит в Москву Эйзенхауэра в июне 1960 г. был отменен после
того, как 1 мая под Свердловском был сбит американский самолет-разведчик U2), и считает, что эта встреча должна не только носить характер общего обмена
мнениями, но и предусматривать достижение соглашения по конкретным
проблемам, например о запрещении ядерных испытаний.
В то же время Большаков подчеркнул, что Роберт Кеннеди уклонился от
обсуждения вопроса о Кубе, заявив, что «это проблема мертвая».
Однако Георгий Никитович понимал, что «кубинский вопрос» будет в немалой
степени интересовать Хрущева, как это и произошло в действительности.
Чтобы у Большакова не возникло недопонимания смысла беседы, Роберт
Кеннеди доверительно повторил, что Белый дом ищет нетрадиционные подходы
к взаимоотношениям с Кремлем, и просил проконсультироваться по этому
поводу с «друзьями» в Москве.
В завершение беседы американский министр предложил советскому дипломатужурналисту встретиться еще раз в неформальной обстановке после прояснения
позиций сторон по затронутым вопросам.

На самом верху
В тот же вечер в Москву была отправлена срочная шифротелеграмма,
излагавшая содержание беседы Большакова с Робертом Кеннеди. В конце
телеграммы собственное мнение выразил резидент ГРУ в Вашингтоне:
«Непонятны настойчивость и цель намерений Р. Кеннеди в установлении
контактов с нашим посольством. Как известно, посол Меньшиков дважды
встречался с Р. Кеннеди в здании посольства уже после избрания Дж. Кеннеди
президентом. Посол Меньшиков в настоящее время находится в отпуске уже
несколько дней».
Здесь следует отметить, во-первых, что администрация США была невысокого
мнения о советском после. Во-вторых, практика установления особых,
конфиденциальных доверительных отношений между главами государств
отнюдь не столь уж и большая редкость в практике межгосударственных
отношений.
Многие исследователи истории Карибского кризиса искали подлинные мотивы
установления администрацией США конфиденциального канала связи с
Москвой через посредничество Большакова[255].
При этом, по нашему мнению, не назывались еще два весьма вероятных
соображения братьев Кеннеди. Первое из них состояло в том, что, чтобы
продемонстрировать «эффективность» своей политики на американо-советском
направлении, Джон Кеннеди желал получать от советского руководства
предварительное согласие на свои инициативы и предложения до их публичного

оглашения и информирования Государственного департамента. Второе
соображение могло состоять в том, что президент Кеннеди, как дальновидный
политик, санкционируя очередную антикубинскую операцию и желая
подстраховаться на случай непредвиденных чрезвычайных обстоятельств, хотел
иметь уже налаженный канал прямой конфиденциальной связи с Кремлем. О
чем и свидетельствует история Карибского кризиса.
В Москве же шифротелеграмма «Марка» пошла своим рутинным путем:
начальник управления ГРУ по Западному полушарию генерал-майор
В. С. Соколов наложил на ней резолюцию: «Непонятно, почему «Марк» был
выбран Р. Кеннеди для такой беседы. Напрашивается вывод, что «Марк» сам
напросился. «Марк» действовал в нарушение указаний резидента. Кто ему
позволил это делать? Разобраться и доложить».
Постараемся ответить на вопрос: почему?
Весьма вероятно, что Роберт Кеннеди, которому, по должности, было
подчинено Федеральное бюро расследований (ФБР, контрразведка) США, знал
об имеющихся у него подозрениях о принадлежности Большакова к советским
спецслужбам. И, таким образом, его обращение будет прямым образом
доставлено непосредственному адресату.
Если же Большаков не связан со спецслужбами, то он не преминет довести
полученную информацию до зятя Хрущева А. И. Аджубея. Таким образом,
Большаков представлялся братьям Кеннеди идеальной кандидатурой для
выполнения подготовленной для него миссии.
Начальник ГРУ И. А. Серов «по команде» доложил столь необычное послание
начальнику Генерального штаба М. В. Захарову, тот – министру обороны, а
Р. Я. Малиновский – Н. С. Хрущеву.
И сообщение «Марка» из Вашингтона вызвало большой интерес Первого
секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР. По
предложению Никиты Сергеевича, возможность установления
конфиденциального канала связи Хрущев – Большаков – Белый дом
рассматривалась на заседании Президиума ЦК КПСС 16 мая 1961 г. Принятое
на нем постановление имело всего 2 пункта:
«1. Утвердить предложенный Министерством иностранных дел СССР и
Министерством обороны СССР проект указаний резиденту ГРУ о встрече т.
Большакова с братом президента США Р. Кеннеди.
2. Копию указаний направить советскому послу в США т. Меньшикову».
Из указаний Президиума ЦК Г. Н. Большакову обратим внимание на два
момента. Большакову рекомендовалось передать Роберту Кеннеди, что «его
московским «друзьям» непонятно, что имел в виду Кеннеди, когда в
предыдущей беседе назвал кубинскую проблему «мертвой». Если собеседник
таким образом желал сообщить, что правительство США отказалось на будущее
от агрессивных действий и вмешательства во внутренние дела Кубы, то,
безусловно, такое решение только приветствовалось бы Советским Союзом».

Также т. Большакову предписывалось строго придерживаться указаний и, «если
Р. Кеннеди поставит другие вопросы, не предусмотренные данными
указаниями, то ему следует, не давая ответа по существу, зарезервировать за
собой право «обдумать вопросы» и обсудить их с Р. Кеннеди позднее. Если по
каким-либо соображениям Р. Кеннеди будет уклоняться от встречи с т.
Большаковым, не следует проявлять навязчивость в организации такой
встречи»[256].
Еще раз подчеркнем, что советские послы в Вашингтоне М. А. Меньшиков и
сменивший его 15 марта 1962 г. А. Ф. Добрынин были осведомлены об «особых
полномочиях», предоставленных Президиумом ЦК КПСС Г. Н. Большакову.
Решающая встреча «Джорджи» с Кеннеди-младшим произошла 21 мая в
загородном доме министра юстиции в Хикори-Хилл. В ходе продолжавшейся
более двух часов беседы Роберт уточнил, что его брат-президент знает об их
встрече и одобряет такой канал связи. В то же время он просил, чтобы, при
необходимости, Георгий Никитович звонил ему только из телефона-автомата и
называл себя только двум сотрудникам – помощнику Кеннеди и его секретарю.
Однако Кеннеди, как и при дальнейших контактах, уклонился от ответов на
вопросы о политике США в отношении Кубы.
Ситуация была столь неординарна, что один из руководителей Большакова в
Москве оставил на сообщении Г. Н. Большакова об итогах этой встречи с
Р. Кеннеди для сведения И. А. Серова следующую резолюцию: «Это
беспрецедентный случай, когда член правительства США встречается с нашим
работником, да еще конспиративно».
Всего Георгий Никитович встречался с братьями Кеннеди более сорока раз, в
том числе и в сугубо неофициальной обстановке, не считая телефонных
разговоров между ними.
Роберт Кеннеди вспоминал, что встречался с Большаковым регулярно в среднем
один раз в две недели. Иногда эти встречи происходили по инициативе
министра юстиции, иногда по просьбе Большакова: «Он был представителем
Хрущева… В любое время, когда у него или у Хрущева появлялось сообщение
для президента или у президента появлялось сообщение для Хрущева, мы
действовали через Георгия Большакова… Я встречался с ним по самым
различным поводам»[257].
Роберт Кеннеди проникся личной симпатией к советскому дипломату, между
ними установились доверие и даже дружеские отношения, что нередко является
основой для успешного развития деловых контактов и достижения
взаимоприемлемых договоренностей в политике. Сам Георгий Никитович
отмечал в 1962 г. в служебной записке, что за время знакомства удалось перейти
«от чисто деловых отношений с Р. Кеннеди к чисто личным».
В контактах Большакова с братьями Кеннеди можно выделить три этапа.
Первый из них связан с подготовкой первой встречи Н. С. Хрущева с новым
президентом США Джоном Кеннеди. Она состоялась 4 июня 1961 г. в Вене и
была посвящена как так называемому берлинскому вопросу, так и перспективам

мирного сосуществования двух социально-экономических систем,
возглавлявшихся СССР и США.
Только за 14 дней, с 21 мая по 2 июня, Большаков встречался или говорил по
телефону с Робертом Кеннеди пять раз, а однажды по просьбе последнего даже
срочно приехал к нему в Министерство юстиции. Все просьбы американского
президента относительно встречи своевременно передавались в Москву.
К моменту встречи с Кеннеди Хрущеву было 67 лет и, имея за спиной более чем
тридцатилетнюю политическую карьеру, он считал 45-летнего американского
президента неискушенным в политике «мальчиком в коротких штанишках».
Что, естественно, не соответствовало действительности.
Еще накануне встречи в Вене Роберт сообщил Большакову, что «президент не
намерен на этой встрече обсуждать кубинскую проблему», – понятно, что она
была очень болезненной для Кеннеди. Но желал ли того президент США или не
желал, руководитель СССР все время предпринимал попытки перейти к ее
обсуждению, что вызывало раздражение у Джона Кеннеди.
И хотя в ходе переговоров он назвал провалившуюся попытку высадки на Кубу
17–19 апреля ошибкой, однако, как показали последующие события, Джон
Кеннеди не «проделал работу над ошибками», наоборот, в 1961–1962 годах
США предприняли ряд мер экономического и военного характера против
правительства Фиделя Кастро.
Как-то осенью, вспоминал Георгий Никитович Большаков, «уже после венской
встречи в верхах, мне довелось посетить Белый дом с одной из советских
делегаций. И вот тут ко мне вдруг подошел президент Кеннеди и, взяв за
локоть, повел в правительственный зал.
– Джорджи, – сказал президент, – я благодарен тебе за услуги, которые ты
оказал накануне Вены. Они пришлись кстати – как для меня, так и для премьера
Хрущева. Я думаю, что в дальнейшем, если не будет возражений с вашей
стороны, мы будем продолжать связываться через тебя с Хрущевым.
В соответствии с полученными из Москвы инструкциями я ответил:
– Это зависит от вас, господин президент!
Джон Кеннеди похлопал советского разведчика по плечу и улыбнулся:
– Ну, до встречи!»
Следует подчеркнуть, что Джон Кеннеди смело и решительно шел на контакты
с советскими представителями. По-видимому, он действительно хотел добиться
снижения уровня конфронтации в советско-американских отношениях, надеясь
исподволь склонить к уступкам Хрущева. В том числе и используя для этого
прямой конфиденциальный канал связи с Хрущевым через Большакова.
Коллега Г. Н. Большакова, кандидат психологических наук В. А. Гаврилов,
обоснованно писал: «Можно сказать, что Большаков в течение почти двух лет
был лицом Советского Союза, и это лицо нравилось лидерам американского
истеблишмента, которые отнюдь не испытывали никаких симпатий к СССР и
его руководителям. А с точки зрения большой политики можно сказать, что в

самые напряженные периоды холодной войны он передавал в Москву важную
информацию, которая способствовала урегулированию критических
ситуаций»[258].
Второй этап интенсивных контактов Большакова с Кеннеди пришелся на период
обострения так называемого берлинского вопроса, связанного с нежеланием
США, Великобритании и Франции пересмотреть оккупационный статус
Западного Берлина. Ввиду того, что Западный Берлин фактически являлся
плацдармом для проведения разведывательно-подрывной деятельности против
Восточного Берлина, столицы Германской Демократической Республики, и
Группы советских войск в Германии (ГСВГ), правительство ГДР приняло
решение о введении пограничного пропуска между оккупационными зонами
разделенного города. И в ночь на 13 августа 1961 г. для обеспечения
пропускного режима между оккупационными зонами Берлина в городе была
возведена стена, символизирующая линию государственной границы ГДР, с
несколькими контрольно-пропускными пунктами для перехода границы.
(Заметим, что особый пропускной режим между Восточным и Западным
Берлином был отменен только 9 ноября 1989 г., что стало прелюдией к
прекращению существования ГДР.)
26 октября к контрольно-пропускному пункту Чарли под прикрытием
американских военнослужащих и танков прибыли мощные бульдозеры, с
намерением снести КПП и часть стены. И только прибытие советской танковой
роты остановило готовившуюся провокацию. Вооруженное противостояние
продолжалось более двух суток, но, неожиданно для берлинцев и
многочисленных иностранных корреспондентов, утром 28 октября советские
танки развернулись и покинули Фридрихштрассе. Следом ретировались и
американские военнослужащие.
Такое мягкое разрешение кризиса стало возможным вследствие того, что 26 и 27
октября в Вашингтоне Большаков дважды встречался с Робертом Кеннеди,
передавая для президента США письменные и устные послания Н. С. Хрущева.
Эти договоренности стали основой для деэскалации этого затянувшегося
конфликта.
Впоследствии президент признался своим советникам: «Это не самое лучшее
решение, но стена – это в сто раз лучше, чем война!»
Здесь необходимо заметить, что, по указанию Джона Кеннеди, во всех
служебных помещениях Белого дома была установлена звукозаписывающая
аппаратура, чтобы «сохранить для истории» обсуждение президентом всех
вопросов государственного управления. Сегодня эти звукозаписи, наряду с
другими документами, хранятся в Библиотеке-музее Джона Кеннеди в Бостоне
(открытие Президентской библиотеки-музея Дж. Кеннеди состоялось 20
октября 1979 г.). Те из них, которые были признаны несекретными, были
опубликованы в США[259].
В декабре 1961 г. разведка информировала Н. С. Хрущева, что на заседаниях
Совета НАТО было признано целесообразным, чтобы Франция,

Великобритания и США вступили в переговоры с СССР о статусе Западного
Берлина[260].
Эти переговоры начались в Москве в начале 1962 г.: вели министр иностранных
дел СССР А. А. Громыко и посол США в Москве Льюэллин Томпсон.
Однако президент США был недоволен их ходом. На очередной встрече Роберт
Кеннеди сообщил Большакову: «Президент опасается, что беседы в Москве
могут вернуть наши страны к дням Вены», и просил довести эту озабоченность
до Хрущева, и желал бы лично встретиться с ним.
В январе и марте 1962 г. Джон Кеннеди дважды принимал А. И. Аджубея,
причем оба раза при беседах присутствовал Г. Н. Большаков (на второй из этих
встреч оба гостя были с супругами).
Президента, в частности, интересовали и впечатления Аджубея от Кубы, где тот
только что побывал. И именно во время этой встречи Джон Кеннеди произнес
ставшую всемирно известной фразу: «Это ведь в 90 милях от нашего берега.
Очень трудно. Куба лезет изнутри».
2 марта газета «Вашингтон пост» сообщила, что президент Кеннеди собирается
выступить с речью по вопросу ядерных испытаний. Это был американский
ответ на советское предложение на Генеральной Ассамблее ООН 18 сентября
1959 г.

Встреча в Белом доме в феврале 1962 г. Слева направо: Джон Кеннеди,
госсекретарь МакДжордж Банди, Георгий Большаков, Алексей Аджубей

В тот же день встречу с Большаковым Роберт Кеннеди начал с заверения в том,
что его брат не желал бы возобновления испытаний и готов вновь встретиться с
Хрущевым для переговоров.

По результатам встреч с Робертом Большаков информирует Москву, что
президент Кеннеди предлагает СССР заключить договор о запрещении ядерных
испытаний в атмосфере. Это были те самые «зондажные шаги» администрации
США, о которых мы писали ранее.
Однако далеко не все в американо-советских отношениях развивалось столь
конструктивно и обнадеживающе.
Из сообщений разведки Хрущеву было известно, что еще 4 ноября 1961 г.
президент Кеннеди санкционирует начало подготовки новой тайной операции
по свержению правительства Кастро на Кубе, впоследствии получившей
кодовое обозначение «Мангуст».
30 ноября Кеннеди подписал директиву о проведения операции «Мангуст»,
которую должно было организовать ЦРУ при помощи Министерства обороны и
Государственного департамента под руководством генерала ВВС Эдварда
Лансдейла. Общее же курирование подготовкой операции президент возложил
на своего брата Роберта. Операция включала в себя акции пропаганды,
психологической войны и диверсий против Кубы, а целью ее являлось
образование марионеточного «нового правительства, с которым США смогут
жить в мире»[261].
В этой связи подчеркнем и еще одно характерное обстоятельство: на
протяжении всего периода контактов с Большаковым, кроме первого раза, 9 мая
1961 г., и встречи 5 октября 1962 г., Роберт Кеннеди не только не поднимал сам
вопроса о Кубе, названного им «мертвой проблемой», но и тщательно избегал
его обсуждения. Таким образом, Кеннеди пытались использовать контакт с
Большаковым как канал дезинформирования Кремля, что им, однако, не
удалось.
По замыслу ЦРУ, операция «Мангуст» должна была успешно завершиться в
октябре-ноябре 1962 г.
Непосредственно ее план «Мангуст» предусматривал:
– на первом этапе: август-сентябрь 1962 г. – подготовку и инспирирование
антикастровского «повстанческого» движения на Кубе, – на втором этапе:
октябрь 1962 г. – организацию «народного восстания» при поддержке
американских спецслужб и возможной высадке американского десанта на
остров.
Заметим, что факты о подготовке операции «Мангуст» в США были
официально обнародованы только в 1975 г., в ходе расследования деятельности
ЦРУ комиссией сенатора Черча.
Тем не менее уже в феврале 1962 г. советская разведка получила информацию о
содержании плана «Мангуст» и о конкретных мерах по его реализации.
Аналогичной информацией располагала и разведывательная служба Республики
Куба.
21 февраля первый заместитель председателя КГБ при СМ СССР Петр
Иванович Ивашутин[262] направил в ЦК КПСС, министрам иностранных дел

А. А. Громыко и обороны Р. Я. Малиновскому, спецсообщение, в котором, в
частности, говорилось:
«По данным, полученным из кругов американского конгресса, Соединенные
Штаты планируют спровоцировать правительство Кубы на такие действия,
которые позволили бы американцам осуществить против Кубинской
Республики военную операцию и быстро, не более чем за одни сутки, покончить
с правительством Ф. Кастро. В этих целях США намерены значительно усилить
антикубинскую пропаганду, которая будет направлена в первую очередь против
руководителей правительства Кубинской Республики – Фиделя Кастро, Рауля
Кастро, Че Гевара и Бласа Рока[263].
Военные специалисты США разработали план операции против Кубы, который,
по тем же данным, поддерживает президент Кеннеди. Согласно этому плану,
основной удар по Кубе предполагается нанести с американской военной базы
Гуантанамо при поддержке кораблей военно-морского флота, находящихся в
Карибском море. Действия наземных сил будут поддерживаться военновоздушными силами, базирующимися во Флориде и Техасе.
Осуществление указанного плана возложено на военного министра Макнамару.
Конкретная дата начала операции еще не намечена, хотя речь идет о ближайших
месяцах. По указанию Кеннеди Макнамара проводит консультации с
государственным секретарем Раском.
США осуществляют по всем линиям нажим на ряд стран Латинской Америки с
целью заставить их разорвать дипломатические отношения с Кубой.
Госдепартамент США особенно усиливает давление на правительства тех стран
Латинской Америки, которые на совещании министров иностранных дел
государств – членов ОАГ[264] в Пунта-дель-Эсте воздержались при голосовании
по вопросу об исключении Кубы из ОАГ. В этих странах США оказывают
поддержку вооруженным силам и церкви с целью оказать через них влияние на
колеблющихся руководящих государственных и политических деятелей.
Наряду с усилением пропаганды против правительства Ф. Кастро США в
настоящее время изыскивают пути для того, чтобы представить свое
вооруженное нападение на Кубу как столкновение всех или большинства стран
Латинской Америки с правительством Ф. Кастро и «международным
коммунизмом», что могло бы послужить юридическим оправданием в ООН
агрессии США против Кубы.
Госдепартамент изучает несколько вариантов создания предлога для нападения
на Кубинскую Республику. В частности, рассматривается возможность
предоставления военной базы Гуантанамо в «распоряжение ОАГ», организация
на ней учебного центра военного комитета ОАГ и размещение символических
контингентов (рота, батальон) некоторых государств Центральной Америки
«для обучения их приемам борьбы с партизанами». После этого США
планируют инсценировать силами кубинской внутренней контрреволюции
нападение воздушных сил Кубы на эту базу. Гватемала, Никарагуа, Венесуэла и
Сальвадор заявили о готовности послать символические контингенты своих

войск на базу Гуантанамо, и США ведут с представителями этих стран
переговоры о путях осуществления своего плана.
В качестве другого варианта правительство США планирует инсценировать
нападение революционной кубинской армии на какую-либо страну
Центральной Америки, используя для этой цели кубинских эмигрантов,
переодетых в форму революционной армии. После инсценировки нападения
вооруженные силы «потерпевшей» страны оккупируют один из небольших
прибрежных кубинских островов, на котором немедленно будет создано
«правительство свободной Кубы». Последнее обратится с просьбой к ОАГ
оказать ему военную помощь в борьбе с правительством Ф. Кастро. Совет ОАГ
примет решение об оказании военной помощи «правительству свободной
Кубы» со стороны всех членов ОАГ, включая и США, на основе чего последует
открытая интервенция на Кубу.
Комитет госбезопасности принимает меры для проверки изложенных
сведений»[265].
Таким образом, для кубинского, да и советского руководства, к маю 1962 г.
сложилась ситуация, во многом аналогичная периоду перед началом Великой
Отечественной войны: они знали об агрессивных планах и приготовлениях
«северного соседа» и должны были в этой связи принимать соответствующие
политические и военные решения.

Будьте осторожны со своими страхами!
Перефразируя, исходя из содержания нашей истории, известную рекомендацию
Воланда, обращенную к Маргарите, следовало бы сказать: «Будьте осторожны
со своими страхами – они имеют свойство сбываться!»
В своих мемуарах И. А. Серов подчеркивал: «Сводки ГРУ и КГБ говорили о
неизбежности военного столкновения между Америкой и Кубой, поэтому
Хрущев еще в начале 1962 г. вызвал меня, Бирюзова и Захарова на дачу и
приказал подготовить предложения по размещению наших ракет и группировки
войск на Кубе, чтобы вести переговоры на равных с Кеннеди»[266].
Эйзенхауэр, а затем и Джон Кеннеди, готовя военную интервенцию против
острова Свободы, в своих публичных выступлениях говорили об угрозе со
стороны Кубы. Хотя, учитывая разницу в военном и экономическом
потенциалах участников конфликта, вряд ли представляется возможным
серьезно говорить о военной угрозе Соединенным Штатам Америки со стороны
Республика Куба.
О крайней неоднозначности в советско-американских отношениях
свидетельствует и тот факт, что в интервью журналу «News Week» в марте
1962 г. Джон Кеннеди подтвердил, что допускает нанесение ядерного удара
первым: «Пусть СССР не думает, что США не нанесут первый удар, если под
угрозой окажутся американские жизненные интересы».

Возможно, Джоном Кеннеди, который был осведомлен о превосходстве США в
носителях ядерного оружия, двигало как желание успокоить своих оппонентов,
в том числе и из числа генералов Пентагона, так и оказать давление на Хрущева.
(В 1962 г. соотношение по носителям ядерного оружия у США и СССР
составляло 1184 против 308, или 3,8:1. По ядерным боеприпасам – 5 тысяч у
США против 300 у СССР.)[267]
Поэтому, безусловно, важную роль в принятии советским руководством
решения о создании военной базы на Кубе играли также соображения
стратегического характера, а именно: стремление ликвидировать отставание в
ракетно-ядерных силах. С 1959 г. американские ракеты «Тор» (60 ракет с
дальностью полета 2820 км) находились на территории Великобритании, а
«Юпитеры» – в Италии (30 ракет с дальностью полета 2410 км) и в Турции (с
октября 1961 г. 15 ракет). При этом планировалось также их размещение на
японской Окинаве. Эти обстоятельства, понятно, создавали существенные
преимущества для США не только в общем количестве ядерных боеприпасов
(11 к 1), но и времени полета ракет до намеченных целей. Да и сами эти ракеты
трудно было назвать оборонительным оружием.
В марте 1962 г. ГРУ доложило Н. С. Хрущеву о планах Пентагона по нанесению
ядерного удара по Советскому Союзу. Согласно Единому оперативному плану
(Single Integrated Operational Plan, SIOP) по применению ядерного оружия в
войне против СССР, уточненному в марте 1961 г., предусматривалось
использование для этого 6000 ядерных боеприпасов[268].
Именно в такой обстановке Совет обороны СССР 20 мая 1962 г. принял
решение об оказании военной помощи Кубе и развертывании на ее территории
Группы советских войск на Кубе.
О появлении этой идеи многолетний министр иностранных дел СССР Андрей
Андреевич Громыко вспоминал так: в самолете во время возвращения из
Болгарии Хрущев сказал:
«Ситуация, сложившаяся сейчас вокруг Кубы, является опасной. Для спасения
ее как независимого государства необходимо разместить там некоторое
количество наших ядерных ракет. Только это может спасти страну. Вашингтон
не остановит прошлогодняя неудача вторжения на Плайя-Хирон».
Общая численность Группы советских войск на Кубе (ГСВК) планировалась в
51 тысячу военнослужащих. (Реальная же численность ГСВК к середине
октября составила около 41 тысячи человек.) Ее основной ударной силой
должна была стать 51-я Отдельная ракетная дивизия (51-я ОРД), имеющая в
своем составе 5 ракетных полков, оснащенных 40 пусковыми установками ракет
Р-12 и Р-14 (с радиусом действия от 2500 до 4500 километров), а также 80
ядерными боеголовками.
Прикрывать эту дивизию должны были зенитно-ракетная и зенитная
(артиллерийская) дивизии ПВО, истребительный авиационный полк (40
фронтовых истребителей МиГ-21), два полка крылатых ракет (16 пусковых
установок, в том числе 12 из них тактических ракет «Луна»), 33
бомбардировщика Ил-28, 4 мотострелковых полка.

К 24 мая Генеральный штаб подготовил план создания Группы советских войск
на Кубе, который получил кодовое наименование «Стратегическое мероприятие
«Анадырь».
Главной задачей ГСВК было определено «обеспечение совместной обороны
Республики Куба и Союза ССР» и недопущение высадки противника на
территорию острова ни с моря, ни с воздуха[269].
Для получения согласия на создание военной базы на Кубе с 31 мая по 9 июня
Гавану посетила советская делегация, в которую входили главком РВСН
маршал С. С. Бирюзов и секретарь Совета обороны СССР генерал армии
С. П. Иванов. Фидель Кастро согласился с советским предложением.
И с 10 июня в СССР началась непосредственная реализация плана
«Стратегического мероприятия «Анадырь». (В связи с особой поспешностью
реализации принятого решения план операции «Анадырь» даже не был
формально утвержден Советом обороны СССР.)
Подчеркнем, однако, то чрезвычайно важное обстоятельство, что это решение
Советского правительства, абсолютно оправданное и с политической, и с
военной точки зрения, не противоречило общепризнанным принципам и
нормам международного права, а также существовавшей в то время практике
межгосударственных отношений.
Отметим, что в Министерстве обороны о «Стратегическом мероприятии
«Анадырь» знали только 54 маршала, генерала и офицера. В полном объеме
информацией о ходе реализации плана операции владели Н. С. Хрущев,
Р. Я. Малиновский, М. В. Захаров, секретарь Совета обороны СССР генерал
армии С. П. Иванов.
Степень секретности операции «Анадырь» была столь высока, что, по
признанию бывшего в то время председателем КГБ при СМ СССР
В. Е. Семичастного, «я не был в нее посвящен и узнал об этом позже, причем не
официальным путем, а через каналы военной контрразведки». Даже начальник
ГРУ генерал армии И. А. Серов не входил в число лиц, посвященных в план
«стратегического мероприятия «Анадырь»[270].
О нем, естественно, не были информированы ни посол, ни резиденты ГРУ и
КГБ в Вашингтоне или в столицах других государств мира (в отличие от
советского посла в Гаване).
Обеспечение секретности и скрытности проведения переброски войск на Кубу,
организацию деятельности военных контрразведчиков (они прибыли на Кубу
уже 14 июля), а также доклады Совету Министров и Президиуму ЦК КПСС об
обстановке в мире в связи с вероятностью возникновения вооруженного
конфликта в КГБ курировал первый зампред КГБ генерал-полковник
П. И. Ивашутин.
О создании на Кубе советской военной базы планировалось официально
объявить в ноябре 1962 г. в ходе официального визита в Гавану Председателя
Совета Министров СССР Н. С. Хрущева. Решение создать на Кубе действенный
фактор сдерживания агрессивных планов США диктовалось отнюдь не только

стратегическими соображениями советского военного командования, но и,
далеко не в последнюю очередь, стремлением защитить Республику Куба от
нового вторжения со стороны могущественного «северного соседа».
Абсолютно скрытно для вероятного противника первый эшелон советских
войск прибыл на Кубу уже 26 июля и приступил к оборудованию стартовых
позиций баллистических ракет Р-12 и Р-14, взлетно-посадочных полос для
истребительной и бомбардировочной авиации, позиций ПВО, складов и
военных городков.
И, несмотря на наличие у ЦРУ разведывательной сети на Кубе, вдоль
маршрутов длинных морских коммуникаций, вовлечение в подготовку
транспортных караванов (всего было задействовано свыше 130 судов), десятков
тысяч советских военнослужащих и гражданских специалистов, американская
разведка просмотрела переброску на Кубу многотысячного воинского
контингента и новых классов вооружений.
Скажем честно: произойди утечка информации о плане «Стратегического
мероприятия «Анадырь» и о конкретных шагах по его реализации – развитие
советско-американских отношений, да и всей мировой истории могло пойти по
совершенно иным, причем гораздо более драматическим, сценариям.
По нашему мнению, следует особо подчеркнуть, что американские историки, и
вслед за ними их российские эпигоны, совершенно сознательно разрывают
хронологическую последовательность и логику развития событий тех дней,
чтобы вывести США из-под критики за провоцирование Карибского кризиса и
возложить одностороннюю ответственность за его возникновение
исключительно на Советский Союз. Так, авторы «Энциклопедии шпионажа»
Н. Полмер и Т. Б. Аллен писали, что якобы реализация плана «Мангуст» «не
влияла на принятие советским руководством решения об оказании военной
помощи Республике Куба». А тем не менее лишь в октябре 1962 г., уже
располагая информацией о наличии советских войск на Кубе, президент
Кеннеди отказался санкционировать начало завершающего этапа операции
«Мангуст».
3 июля 1962 г. брат президента США пригласил «Джорджи» на воскресенье в
загородную резиденцию Хикори-Хилл. Пока жена Георгия Никитовича
Анастасия обсуждала с супругой хозяина дома Этель гастроли в Америке
Большого театра, между их мужьями состоялся обстоятельный разговор.
Кеннеди интересовало, есть ли в Советском правительстве люди, выступающие
за столкновение с США? Большаков ответил отрицательно.
В свою очередь, Георгий Никитович переадресовал вопрос Кеннеди:
– А есть ли такие люди в правительстве США?
– В правительстве – нет, – ответил Роберт, – а в Пентагоне есть. Не сам
Макнамара, но такие люди есть.
– Недавно, – продолжал Роберт Кеннеди, – военные представили президенту
доклад, в котором утверждают, что в настоящее время США значительно
превосходят СССР по военной мощи (что соответствовало действительности. –

О.Х.). И что в крайнем случае можно пойти на прямую пробу сил. Однако
президент, – подчеркнул Кеннеди, – более реально оценивает соотношение сил
и решительно отвергает какие-либо попытки не в меру ретивых сторонников
столкновения с СССР навязать правительству свою точку зрения.
Что же касается «не в меру ретивых голов» в Пентагоне, то они, по словам брата
президента, «никаким влиянием в правительстве не пользуются и, как и весь
Пентагон, находятся под полным контролем Белого дома».
Разумеется, о состоявшемся обмене мнениями Большаковым было доложено в
Москву.
В целом добывавшаяся «Марком» в Вашингтоне, причем не только от Роберта
Кеннеди, но и от его иных оперативных контактов, общественно-политическая
информация давала картину как настроений в американском обществе, так и
определенное представление о возможностях, намерениях и планах
американской администрации. Даже поступавшая напрямую от Роберта или
Джона Кеннеди информация, несмотря на то что она содержала элементы
манипулирования принятием решений в Кремле, косвенно свидетельствовала о
подлинных планах американской администрации.
Третий этап участия Г. Н. Большакова в контактах с Робертом Кеннеди касается
непосредственно событий Карибского кризиса, хотя начинался он вполне
буднично.
Накануне отбытия Большакова в отпуск в Москву, 31 августа, ему позвонил
Роберт Кеннеди и пригласил на «прощальную беседу».
Но едва Большаков переступил порог министерского кабинета, его хозяин
сообщил, что их ждет президент: он хочет передать послание Хрущеву.
Поздоровавшись, Джон Кеннеди попросил Георгия Никитовича «оказать
услугу»: посол США в Москве Томпсон информировал его, что Хрущев
обеспокоен облетами американских самолетов советских судов, следующих на
Кубу. Он просил передать, что принял решение о прекращении этих облетов.
Далее президент сказал, что ему представляется благоприятной перспектива
улучшения американо-советских отношений…
Здесь следует оговориться, что, поскольку не только иностранные, но и
некоторые отечественные историки утверждают, что Хрущев использовал
«канал Большакова» для дезинфомирования США об операции «Анадырь», то и
в данном конкретном случае мы имеем дело с очевидным лицемерием и
цинизмом американского президента.
После того как Большаков и брат президента покинули Белый дом, Роберт
пожаловался: «Неужели премьер Хрущев не понимает положения президента?
Неужели премьеру неизвестно, что у президента не только много друзей, но и
не меньше врагов. Ведь они в порыве слепой ненависти могут пойти на все. Как
же этого не понимает Хрущев? Джон каждый раз делает шаги навстречу
премьеру СССР, но эти шаги стоят ему больших усилий».

Георгий Никитич вспоминал, что никогда ранее не видел Роберта таким
открытым и искренним. Он ответил, что понимает озабоченность президента
США и постарается все в точности передать Хрущеву.
Прибыв в Москву, Большаков связался с помощником Хрущева и сообщил о
личном послании президента США. Отдыхавший в Пицунде Хрущев попросил
полковника прибыть к нему.
Поприветствовав Георгия Никитовича, Хрущев подчеркнул, что пристально
следит за его контактами с Кеннеди, и попросил откровенно, не стесняясь,
рассказать все о президенте США, его брате и их окружении.
Встреча разведчика и советского лидера (на ней также присутствовал первый
заместитель председателя Совета Министров СССР А. И. Микоян)
продолжалась более трех часов. Хрущев внимательно слушал, задавал
уточняющие вопросы. В частности, его интересовал вопрос, пойдут ли США на
вооруженную конфронтацию с Кубой. Большаков ответил утвердительно. Он
передал все, что ему говорили в Белом доме, подчеркнув, что Джон Кеннеди
испытывает трудности, находясь под большим давлением со стороны военных,
и что с этим надо считаться.
Хрущев отреагировал следующим образом:
– Прибедняется! Президент он или не президент? Если сильный президент, то
ему нечего бояться. Вся власть в его руках, да еще брат – министр юстиции!
Конечно, не только Хрущев, но и никто в мире не мог себе представить, что 22
ноября 1963 г. президент Кеннеди будет убит в Далласе «убийцей-одиночкой»,
во что и сегодня не верит большинство американцев. А его брат Роберт будет
убит в отеле «Амбассадор» в пригороде Лос-Анджелеса 5 июня 1968 г.
В заключение беседы Хрущев напутствовал Большакова:
– Когда вернетесь в Вашингтон, передайте президенту, что мы положительно
оцениваем его шаги, направленные на уменьшение напряженности и на
нормализацию отношений между нашими странами. Вы должны быть
внимательны ко всему: тону, жестам, разговорам. Нам в Москве нужно знать
все, особенно сейчас.
Глубокий смысл последней фразы – «особенно сейчас», станет понятен Георгию
Никитовичу только через месяц, уже после возвращения в США. Хрущев также
просил передать Кеннеди, что «оружие, посылаемое на Кубу, носит
оборонительный характер».
4 октября, после возвращения в Вашингтон, Большаков позвонил Роберту
Кеннеди и сказал, что хотел бы с ним встретиться и передать послание
Хрущева. Однако Роберт отреагировал необычно: он долго молчал, потом,
словно нехотя, согласился увидеться на следующий день.
При встрече 5 октября, вспоминал Георгий Никитович, «в отличие от наших
прошлых встреч, хозяин дома был одет в темный официальный костюм, а его
непослушные волосы были тщательно причесаны с аккуратным пробором. Лицо

его ничего не выражало… Роберт держался сухо и сдержанно. Все
подчеркивало официальный характер нашей встречи».
«Джорджи» рассказал о встрече с Хрущевым в Пицунде и повторил: «Премьер
Хрущев озабочен ситуацией, создаваемой Соединенными Штатами вокруг
Кубы, и мы повторяем, что Советский Союз поставляет на Кубу исключительно
оборонительное оружие, предназначенное для защиты интересов кубинской
революции…»
Роберт попросил повторить то место из послания Хрущева, где говорилось, что
Советский Союз направляет на Кубу оружие только оборонительного характера.
Большаков повторил. Кеннеди записал и, вызвав секретаря, попросил
напечатать записанные им слова.
«Хорошо, – сказал Роберт. – Я передам президенту послание премьера
Хрущева, и он сообщит свой ответ через меня в случае необходимости».
Однако про себя Георгий Никитович отметил, что Роберт держался как-то
необычайно сухо и даже холодно.
Перед уходом Большакова Роберт Кеннеди уточнил: в ближайшие дни он будет
очень занят; если будет нужно, свяжешься с секретарем. Георгий Никитович
терялся в догадках: радушие и заинтересованность Джона и Роберта перед его
отъездом в Москву и какая-то необъяснимая холодность и отсутствие живого
интереса теперь. Что произошло за месяц его отсутствия в Вашингтоне?

Провал американской разведки
Разумеется, Георгий Никитович не мог знать, что, с одной стороны, подготовка
операции ЦРУ «Мангуст» вступила в завершающую стадию. И еще 22 августа,
когда советские войска уже приступили к созданию боевых оборонительных
позиций на Кубе, Джон Кеннеди санкционировал активизацию военных
приготовлений по плану «Мангуст».
Для президента США сообщение Хрущева о поставке на Кубу «только
оборонительного оружия» звучало ободряюще. По мнению Кеннеди, оно могло
свидетельствовать о том, что его «стратегическая дезинформация» и декларации
о намерениях притупили бдительность Кремля, развязав США руки в
отношении Кубы.
С другой стороны, противники Кеннеди, представители Республиканской
партии в конгрессе, готовясь к предстоявшим в ноябре всеобщим выборам, не
только собирали, но и активно представляли в СМИ информацию, способную
скомпрометировать политических конкурентов. Республиканцы подвергали
президента резкой критике за, по их мнению, недостаточную настойчивость в
«защите национальных интересов». «Ракетная тема» постоянно присутствовала
на страницах газет, однако не в качестве каких-либо фактов, а в виде
предположений журналистов, которые с большим удовольствием описывали

достижения американских ракетостроителей в создании суперсовременных
межконтинентальных баллистических ракет «Минитмен» и «Титан».
Будучи уверенным, что ему удастся не допустить размещения советских ракет
на Кубе, Джон Кеннеди решил выступить со специальным заявлением. На
встрече с рядом конгрессменов в Белом доме 4 сентября он заявил, что его
администрация в курсе событий, происходящих на Кубе:
«Факты свидетельствуют, что Хрущев строит на Кубе оборонительные объекты
и ничего более».
После этого он попросил помощника Пьера Сэлинджера зачитать заявление, в
котором указывалось: «В последние четыре дня из разных источников в
правительство США поступала информация, которая, без сомнения,
свидетельствует, что русские предоставили кубинскому правительству целый
ряд противовоздушных оборонительных ракет с радиусом действия 25 миль,
подобных первым моделям наших ракет «Найк». Белый дом заверяет
американский народ, что администрация держит этот вопрос под контролем и
будет продолжать знакомить общественность с новой информацией немедленно
по мере ее поступления и после тщательной проверки»[271].
Это заявление президента США стало следствием второго за два года
крупнейшего провала ЦРУ, просмотревшего изменение частоты трафика
советскими судами грузов на Кубу в условиях повышенной секретности. Но это
был провал не только ЦРУ, но и Агентства национальной безопасности (АНБ),
Разведывательного управления Министерства обороны (РУМО), а также
разведок видов вооруженных сил США: военно-воздушных (ВВС), военноморских (ВМС) – и Корпуса морской пехоты, призванных заблаговременно
выявлять военные угрозы безопасности и информировать о них президента.
К сентябрю 1962 г. Джон Кеннеди получил от разведывательного сообщества
США четыре «оценки национальной разведки» (главный информационный
документ разведсообщества для президента и других высших должностных лиц
администрации США), последняя из которых была датирована 19 сентября, в
которых ничего не говорилось об угрозах военной безопасности США со
стороны СССР и Кубы[272].
При этом необходимо добавить, что в тот период времени США усиленно
пропагандировали тезис о том, что современные технические средства, в
частности аэроразведка (космическая разведка появится двумя годами позднее),
позволяют решать разведывательные задачи в полном объеме, не прибегая к
использованию агентов. В этот сомнительный тезис, к сожалению, поверили и
некоторые высокопоставленные советские должностные лица.
В этой связи будет уместным процитировать выступление заместителя
директора ЦРУ Дэвида Коэна перед старшекурсниками Корнелльского
университета (Итака, штат Нью-Йорк) в начале сентября 2015 г. В нем Д. Коэн
подчеркивал, что агентурная разведка «всегда была сердцем деятельности
ЦРУ». Технические средства разведки не являются столь же эффективными,
поскольку они «не в состоянии предугадать намерения человека или
правительств».

Если смотреть в будущее, констатировал он далее, «то остается мало сомнений
в том, что агентурная разведка будет продолжать играть главную роль в
раскрытии планов, мотивов действий, намерений и возможностей растущего
множества наших государственных и негосударственных противников. На
самом деле значение агентурной разведки в процессе сбора разведывательных
данных различными методами будет только расти»[273].
В сентябре директор ЦРУ Джон Маккоун (он же занимал должность директора
центральной разведки) докладывал президенту Кеннеди:
«После всестороннего обсуждения и исследования американская разведка
пришла к заключению, что Советский Союз не намерен превращать Кубу в
стратегическую базу… Так как знает, что риск репрессивных мер со стороны
США слишком велик».
Согласно этой оценке, правительство Кубы не располагало силами, способными
помешать реализации плана операции «Мангуст»[274].
Это было особенно важно, поскольку в августе Джон Кеннеди отдал приказ
активизировать меры «по намеренному разжиганию полномасштабного
восстания против Кастро»[275].
А в первой декаде сентября с Кубы поступило сообщение одного из агентов
ЦРУ о том, что советские солдаты создали закрытую зону на западной
оконечности острова. И что секретные работы проводятся на ферме,
находящейся немного юго-западнее Сан-Диего де лос Баньос[276].
Эти данные совпадали с теми, что уже имелись у РУМО.
Заявление Кеннеди об отсутствии для Америки угроз со стороны Кубы было
доложено Н. С. Хрущеву 5 сентября, накануне его встречи с Большаковым.
Операция «Анадырь» еще не была завершена: на Кубе в это время шло только
строительство девяти (из 40) стартовых позиций – шести для ракет Р-12 и трех
для Р-14. Хрущев считал, что он сможет решить проблему создания военной
базы на Кубе, заверив и успокоив президента США относительно отсутствия
агрессивных намерений со стороны СССР. Отсюда – и его указание Большакову
сообщить Кеннеди о поставках исключительно оборонительных вооружений.
Что в целом соответствовало действительности, но впоследствии повергло не
только руководство Пентагона, но и миллионы американцев, впервые
осознавших, что и они сами могут стать потенциальными целями для
неприятельских ядерных ракет, в состояние шока и трепета.
Тем не менее опубликованное 11 сентября в московских газетах Заявление
ТАСС сообщало, что «Советское правительство осуждает ведущуюся в США
враждебную кампанию против СССР и Кубы», и откровенно предупреждало:
«Сейчас нельзя напасть на Кубу и рассчитывать, что это нападение будет
безнаказанным для агрессора».
На следующий день после встречи с Робертом Кеннеди, 6 октября, Георгия
Никитовича пригласил в ресторан журналист Чарльз Бартлетт, давний личный
друг президента. Бартлетт сказал Большакову, что Джон Кеннеди хочет

получить послание Хрущева «в подробном письменном виде, а не со слов
брата».
По-видимому, президент опасался, что по каким-либо причинам могло
произойти искажение в передаче личного послания Хрущева, и еще раз хотел
удостовериться в его идентичности. Большаков дословно повторил то, что
накануне сказал Роберту Кеннеди.
Впоследствии советник президента Теодор Соренсен вспоминал: «Президент
Кеннеди привык полагаться на канал Большакова для получения прямых
приватных сообщений от Хрущева и чувствовал себя обманутым лично. Так оно
и было».
Подчеркнем, что 1 марта 1993 г. газета «Бостон глоб» опубликовала секретный
доклад, подготовленный адмиралом Робертом Деннисоном в 1963 г. и всецело
посвященный событиям кубинского кризиса. В докладе указывалось, что
разработка планов авианалета и вторжения на Кубу или сочетания того и
другого была закончена, и войскам был отдан приказ о готовности номер один к
началу осуществления операций между 8 и 12 октября[277].
В связи с подготовкой высадки на Кубу по просьбе министра обороны
Р. Макнамары Джон Кеннеди разрешил возобновить полеты самолетовразведчиков U-2. До 5 сентября полеты выполнялись ЦРУ, однако с 14 октября
их начали осуществлять ВВС США. И первый же из возобновленных
разведывательных полетов над территорией Кубы принес неожиданное
открытие, поразившее сначала аналитиков ЦРУ, а затем и президента с
командованием Пентагона. На аэроснимках аналитиками ЦРУ были уверенно
идентифицированы советские ракеты средней дальности Р-12 (SS-4 по
классификации НАТО). Значительную помощь в дешифровке кадров
аэросъемки аналитикам оказали данные, полученные годом ранее из Москвы от
агента ЦРУ «Hero».
Фотографии пусковых установок и советских ракет, а также результаты их
дешифровки и выводы аналитиков ЦРУ были немедленно переданы советнику
президента по национальной безопасности Макджорджу Банди.
Утром 16 октября фотографии и выводы аналитиков ЦРУ доложили Джону
Кеннеди. Размышляя о причинах действий СССР, пытаясь понять логику
Н. С. Хрущева, президент задал вопрос своим советникам:
– В чем смысл размещения баллистических ракет на Кубе? Это выглядит так,
как если бы мы начали размещать большое количество БРСД в Турции. Я бы
назвал это опасным шагом.
В кабинете воцарилась тишина. Наконец, советник президента по национальной
безопасности Банди ответил:
– Так мы и разместили их там, господин президент![278]
Задумавшись над сложившейся ситуацией, Джон Кеннеди (в отличие от
присутствовавших советников, он знал свою роль в попытках обмануть
Хрущева, усыпить его бдительность, в том числе по отношению к Кубе) тем не
менее санкционировал активизацию разведывательных полетов. Только 17

октября их было совершено шесть. А всего с 4 октября по 8 ноября средствами
ПВО Кубы были зафиксированы 124 разведывательных полета авиации США,
некоторые из которых совершались на сверхмалой высоте – 100–300 метров.
Донесение разведки о наличии советских баллистических ракет на Кубе вызвало
у осведомленных об этом сотрудников администрации Кеннеди шок и панику.
Впервые американские руководители осознали, что значит чувствовать
револьвер со взведенным курком у собственного виска, чем ранее они
неоднократно грозили СССР. И только в этот момент президент Кеннеди
принял решение отменить проведение операции «Мангуст» как прямую
провокацию возможной ядерной войны.
18 октября в Овальном кабинете Белого дома состоялось первое заседание
кризисного штаба в составе вице-президента США Линдона Джонсона,
госсекретаря Дина Раска, министров обороны Роберта Макнамары и юстиции
Роберта Кеннеди, директора ЦРУ Джона Маккоуна. В дальнейшем он получил
наименование Исполнительного комитета Совета национальной безопасности, и
его последующие заседания проходили в специально построенном в 1961 г. на
случай ядерной войны подземном бункере рядом с одним из флигелей Белого
дома.
Целью заседания являлось принятие политических решений на основании
последних разведывательных данных о советских ракетах на Кубе, способных
поражать цели на территории США. Похоже, американские руководители
впервые начали осознавать последствия ядерного конфликта для самой
Америки.
«Все были в шоке, – вспоминал об этом заседании Роберт Кеннеди. – Такого
поворота событий никто не ждал. Да, Хрущев обманул нас, но мы и сами себя
обманули. Никто в правительстве ни разу не заикался о том, что русские могут
разместить там (наступательные) ракеты»[279].
В ходе заседания был поставлен вопрос о возможности нанесения авиационного
удара по обнаруженным стартовым ракетным позициям. На прямой вопрос
президента Роберт Макнамара ответил, что он не может гарантировать
стопроцентного уничтожения целей. И при этом предположил, что на Кубе
могут находиться и другие ракеты, дислокацию которых американская разведка
еще не выявила.
(В 1962 г. для ЦРУ и Пентагона так и осталось секретом, что к этому моменту
на Кубу уже были доставлены 94 из 164 планировавшихся ядерных зарядов, в
том числе для оперативно-тактических ракетных комплексов «Луна-М», о чем
Роберту Макнамаре станет известно только в 1992 г. на конференции,
посвященной истории Карибского кризиса в Гаване.)
В начале октября 2012 г. на сайте Архива Национальной безопасности США
(исследовательского подразделения крупнейшего Университета имени
Джорджа Вашингтона) была размещена очередная серия рассекреченных
документов Пентагона, Государственного департамента, ЦРУ и Объединенного
комитета начальников штабов (ОКНШ), касающихся Карибского кризиса.
Главным апологетом авиаудара по Кубе выступал председатель ОКНШ генерал

Максвелл Тейлор. (Он также предполагал, что вторжение на остров будет
стоить жизни более чем 18 тысячам военнослужащих США.)[280]
Комментируя эту публикацию (а многие американские документы по-прежнему
оставались не рассекреченными и через 50 лет после описываемых событий),
старший аналитик архива Национальной безопасности Уильям Берр
подчеркивал, что эти документы подтверждают: на Кеннеди оказывалось
колоссальное давление со стороны военных, некоторые из которых «вели себя
неуважительно по отношению к президенту США и позволяли себе
высказывать возмутительные вещи».
Опубликованные в 2012 г. документы Пентагона раскрывают подробности
«планов дезинформационных операций с целью создать у Москвы и Гаваны
ложное впечатление о готовности США нанести удар по Кубе в любую минуту,
с тем, чтобы держать противника в постоянном напряжении и заставлять его
тратить драгоценные ресурсы»[281].
18 октября, после выступления на Генеральной Ассамблее ООН, в советское
посольство в Вашингтоне прибыл министр иностранных дел Андрей Андреевич
Громыко. Перед его запланированным посещением Белого дома посол
А. Ф. Добрынин доложил о состоянии советско-американских отношений и
высказал мнение, что США отложили реализацию плана вторжения на Кубу.
Вечером в Белом доме Громыко встретился с Джоном Кеннеди и госсекретарем
Дином Раском. Разведывательные аэрофотоснимки с их расшифровкой позиций
советских ракет на Кубе находились в столе американского президента. Однако
в ходе продолжительной беседы Кеннеди не воспользовался уникальной
возможностью в конфиденциальном порядке обсудить «ракетный вопрос»
с советским министром и выработать приемлемое компромиссное соглашение.
Вероятно, им двигали «внутрипартийные» соображения, требовавшие
«демонстрации воли и мускулов» в отношении бывшего союзника по
антигитлеровской коалиции, который уже 32 года рассматривался в качестве
главного геополитического конкурента и противника США. Вместо этого
президент поднял вопрос о понятии «наступательного» и «оборонительного»
оружия.
После встречи Громыко отправил Хрущеву шифротелеграмму, в которой
оптимистически утверждал: «Все, что нам известно о позиции США по
кубинскому вопросу, позволяет сделать вывод, что обстановка в целом
удовлетворительная. Это подтверждается как официальными заявлениями
деятелей США, включая президента Кеннеди, в том числе заявлением
последнего в беседе с ним 18 октября, так и всей информацией, которая доходит
до нас по неофициальным каналам»[282].
Однако, находясь в Вашингтоне, А. А. Громыко с резидентами ГРУ и КГБ не
встречался, а они уже обладали другой информацией.
В субботу 20 октября в «ситуационном центре» – противоядерном бункере
Белого дома – состоялось второе заседание Исполкома СНБ, на котором
принимается решение объявить морскую блокаду Кубы с целью недопущения
доставки «наступательных вооружений». После этого заседания Джон Кеннеди

решил проинформировать американцев о развитии обстановки вокруг Кубы и о
наличии там советских ракет. Два дня он готовил прямое телеобращение «к
нации».
21 октября о сложившейся ситуации Кеннеди проинформировал британского
посла и решил проинформировать командование НАТО.
В 19 часов вашингтонского времени 22 октября Джон Кеннеди обратился к
нации по поводу ситуации вокруг Кубы. Но данное послание в равной мере
было адресовано и главам других государств, и в первую очередь – советскому
руководству.
Для лучшего понимания политической и морально-психологической обстановки
того времени приведем обращение президента Джона Кеннеди к нации 22
октября целиком.
«Наше правительство, как и обещано, пристально наблюдало за советским
военным присутствием на острове Куба. На прошлой неделе было
неопровержимо доказано, что ряд наступательных ракетных комплексов
находится на этом превращенном в тюрьму острове. Целью их развертывания
является не что иное, как ядерный шантаж Западного полушария.
После получения первой предварительной информации об этом в 9 часов утра в
прошлый вторник я приказал, чтобы наше наблюдение было усилено. И теперь,
имея на руках все необходимые доказательства, мы обязаны сообщить вам об
этом новом кризисе в самых полных деталях.
Особенностями этих новых ракетных комплексов являются два типа
сооружений. Некоторые из них включают баллистические ракеты средней
дальности, способные к нанесению ядерного удара на расстоянии больше чем
1000 миль. Каждая из этих ракет способна достичь Вашингтона, Панамского
канала, мыса Канаверал, Мехико или любого другого города в юго-восточной
части Соединенных Штатов, в Центральной Америке или в Карибском
бассейне.
Другие комплексы, еще не собранные, предназначены для баллистических ракет
дальнего радиуса действия – способные нанести удар по большинству городов в
Западном полушарии… от Гудзонова залива в Канаде до Лимы в Перу. Кроме
того, реактивные бомбардировщики, способные нести ядерные боеголовки, в
это время перебазируются на Кубу, в то время как необходимые авиабазы для
них уже готовы.
Это стремительное превращение Кубы в советскую стратегическую военную
базу путем размещения там наступательного оружия дальнего действия и
массового поражения представляет собой явную угрозу миру и безопасности
обеих Америк. Это действие также противоречит заверениям советских
представителей, высказанным как публично, так и конфиденциально, что
размещение оружия на Кубе носит защитный характер и что Советский Союз не
имеет никакой потребности и желания размещать стратегические ракеты на
территории любой другой страны.

Судя по размаху данной акции, становится понятно, что все это было
спланировано и осуществлено в течение нескольких месяцев. Однако 11
сентября Советское правительство выступило с меморандумом, в котором
говорилось, что, я цитирую, «оружие и военное снаряжение, находящееся на
Кубе, предназначено исключительно для защитных целей» и, я продолжаю
цитировать, «Советский Союз имеет настолько мощные ядерные ракеты, что
нет никакой необходимости искать базы для них за пределами Советского
Союза». Это утверждение было ложно.
В прошлый четверг, когда у меня на руках были все доказательства присутствия
советских наступательных вооружений на Кубе, министр иностранных дел
СССР Громыко сказал мне в моей резиденции, что советская помощь Кубе, я
цитирую, «ставит перед собой целью внести вклад в обороноспособность
Кубы», и, я продолжаю цитировать, «оружие, поставляемое на Кубу, никоим
образом не является наступательным». И г. Громыко продолжал: «Советское
правительство никогда бы не пошло на развертывание на Кубе оружия
массового поражения». Это утверждение также было ложно.
Ни Соединенные Штаты Америки, ни мировое сообщество не могут допустить
преднамеренный обман и наступательные угрозы со стороны любой страны,
большой или маленькой. Мы больше не живем в мире, где только фактическое
применение оружия представляет достаточный вызов национальной
безопасности. Ядерное оружие является настолько разрушительным, а
баллистические ракеты настолько быстры, что любая возможность их
использования или любое изменение их развертывания может вполне быть
расценено как угроза миру.
Много лет и Советский Союз и Соединенные Штаты, признавая этот факт,
никогда не нарушали сомнительное статус-кво, которое тем не менее
гарантировало, что это оружие не будет использоваться без жизненно важных
причин. Наши собственные стратегические ракеты никогда не передавались на
территорию никакой другой страны под плащом тайны и обмана; и наша
история – в отличие от Советов с конца Второй мировой войны –
демонстрирует, что мы не имеем никакого желания доминировать или завоевать
любую другую нацию. Однако американские граждане проживают теперь под
прицелом советских ракет, расположенных на территории СССР или в
субмаринах в океане.
В этом смысле ракеты на Кубе представляют явную опасность. Необходимо
также отметить, что государства Латинской Америки никогда прежде не
подвергались потенциальной ядерной угрозе. Но это тайное, быстрое,
экстраординарное размещение советских ракет на Кубе в нарушение советских
гарантий, это внезапное, тайное решение разместить стратегическое оружие вне
советской территории является преднамеренно провокационным и
необоснованным изменением в статус-кво, которое не может быть принято
нашей страной.
1930-е годы преподали нам урок: агрессивное поведение, если ему не
воспрепятствовать, в конечном итоге приводит к войне. Наша страна выступает

против войны. Мы также верны нашему слову. Поэтому нашей непоколебимой
целью должно стать предотвращение использования ядерных ракет против той
или иной страны и обеспечить их демонтаж и вывоз из Западного полушария.
Наша политика состояла из терпения и сдержанности, как приличествует быть
мирной и мощной нации, стоящей во главе международного союза, но теперь
требуются решительные и адекватные действия. Поэтому, в целях защиты
нашей собственной безопасности и всего Западного полушария, властью,
полученной мною в соответствии с Конституцией, я предписываю, чтобы
следующие меры были приняты незамедлительно:
1. Чтобы останавливать размещение советского оружия массового поражения на
Кубе, осуществлять строгий карантин – все суда любого вида, направляющиеся
на Кубу из любой страны или порта, перевозящие оружие массового поражения,
будут возвращены в порт отправки. Этот карантин будет расширен, если нужно,
к другим типам грузов. Однако это не относится к грузам, носящим жизненно
важный характер.
2. Я приказал непрерывно вести наблюдения за Кубой и ее военными
приготовлениями. Если эти наступательные военные приготовления
продолжатся, таким образом еще более увеличивая угрозу Западному
полушарию, любые наши дальнейшие действия будут оправданны.
3. Любую ядерную ракету, запущенную из Кубы против любой страны в
Западном полушарии, мы расцениваем как нападение Советским Союзом на
Соединенные Штаты и нанесем полномасштабный ответный удар по
Советскому Союзу.
4. Как необходимую военную предосторожность я укрепил нашу базу в
Гуантанамо и эвакуировал сегодня оттуда обслуживающий персонал.
5. Сегодня вечером на заседании Организации американских государств мы
вынесем на повестку дня вопрос об этой угрозе с целью поддержки любых
наших действий, направленных на ее нейтрализацию. Остальные наши
союзники во всем мире будут также приведены в готовность.
6. Согласно Уставу Организации Объединенных Наций, сегодня вечером мы
потребуем незамедлительного созыва Совета Безопасности, чтобы принять
меры против этой советской угрозы миру. Мы потребуем немедленного
демонтажа и изъятия всего наступательного оружия на Кубе под контролем
наблюдателей ООН.
7. Я призываю Председателя Советского правительства Хрущева остановиться и
устранить эту опрометчивую и провокационную угрозу миру во всем мире и
устойчивым отношениям между нашими двумя странами. Я призываю его
оставить этот опасный курс, направленный на достижение мирового господства,
и принять участие в исторической миссии по прекращению гонки вооружений.
Он может теперь, чтобы спасти мир от катастрофы, вспомнить свои
собственные слова, что не было никакой надобности размещать ракеты вне
собственной территории Советского Союза, и забрать их с Кубы, воздерживаясь
от любых действий, которые лишь усугубят существующий кризис. Мы готовы

обсудить все предложения, направленные на устранение напряженных
отношений двух сторон, включая развитие действительно независимой Кубы,
самостоятельно определяющей свою собственную судьбу. Мы не хотим войны с
Советским Союзом, поскольку мы – мирные люди, которые желают жить в мире
со всеми другими народами.
Но трудно решать или даже обсуждать эти проблемы в атмосфере страха и
запугивания. Именно поэтому эта последняя советская угроза – или любая
другая угроза, которая будет сделана независимо или в ответ на наши действия
на этой неделе, должна и будет встречена адекватно. Любая враждебная акция в
любой точке мира, направленная против безопасности и свободы народов,
наших союзников, в первую очередь это касается мужественных жителей
Западного Берлина, будет встречена любыми, самыми необходимыми в данной
ситуации, ответными мерами.
Наконец, я хочу сказать несколько слов порабощенным жителям Кубы, которых
непосредственно касается мое обращение. Я говорю с вами как друг, как тот,
кто знает о вашей глубокой любви к вашей Родине, как тот, кто разделяет ваши
стремления к свободе и равноправию для всех. Все американцы с горечью
наблюдали, как ваша национальная революция была предана и как ваша Родина
попала под иностранное влияние. Теперь ваши лидеры больше не кубинские
лидеры, вдохновленные национальными идеалами. Они – марионетки и агенты
международного заговора, направившего Кубу против ее друзей и соседей в
Америке и превратившего ее в первую латиноамериканскую страну, на чьей
территории было размещено ядерное оружие.
Ядерное оружие, размещенное на Кубе, находится не в ваших интересах. Оно не
приносит вам мир и благосостояние, напротив, оно может только их разрушить.
Мы знаем, что народ и земля Кубы используются в качестве заложников теми,
кто отрицает свободу и преследует инакомыслие. В прошлом множество раз
жители Кубы поднимали восстания, чтобы сбросить тиранов, отнимающих у
них свободу. И я не сомневаюсь, что большинство кубинцев сегодня с
нетерпением ждет того времени, когда они будут действительно свободны –
освобождены от иностранного влияния, свободны в выборе своих собственных
лидеров, свободных в выборе своего собственного пути развития, имеющих
собственную землю, которые смогут свободно говорить и писать, не опасаясь за
собственную безопасность. И тогда Куба будет принята обратно в сообщество
свободных наций Западного полушария.
Мои сограждане, никто не сможет с точностью предугадать, какие шаги
придется сделать и на какие затраты или жертвы придется пойти, чтобы
ликвидировать этот кризис. Но самая большая опасность сейчас состояла бы в
том, чтобы не делать ничего. Дорога, которую мы выбрали, полна опасностей,
но этот путь наиболее совместим с нашим характером и храбростью нашей
нации и нашими обязательствами во всем мире. Стоимость свободы всегда
высока, но американцы всегда были готовы платить за это. И единственное, что
мы никогда не сможем сделать, – это пойти по пути сдачи позиций и
капитуляции.

Наша цель состоит не в мире за счет свободы, но в мире и свободе, как в этом
полушарии, так и, мы надеемся, во всем мире. И видит Бог, эта цель будет
достигнута»[283].
Незадолго до выступления президента посол СССР А. Ф. Добрынин был вызван
в Госдепартамент, где ему были вручены текст обращения президента к нации и
соответствующая дипломатическая нота.
В тот же вечер в Москву ушла следующая шифротелеграмма резидента КГБ в
Вашингтоне «Фомина»– Феклисова:
«Правительство США после двухдневного обсуждения приняло решение о
введении военно-морской блокады Кубы. В своем выступлении КЕННЕДИ
сослался на якобы создаваемые Советским Союзом ракетные базы на
территории Кубы, на поставку им ракет и бомбардировщиков, способных нести
ядерные заряды. В связи с этим президент США изложил программу своего
правительства:
1. На все перевозки военного оборудования на Кубу устанавливается строгий
карантин.
2. Усиление контроля за положением на Кубе и укреплением вооруженных сил.
3. Любая атака со стороны Кубы будет рассматриваться как атака со стороны
СССР и вызовет соответствующие ответные действия со стороны США.
4. Эвакуация с базы Гуантанамо семей американских солдат и посылка туда
подкреплений.
5. С целью обсуждения вопроса о советской угрозе странам Западного
полушария немедленно провести консультации в ОАГ.
6. Потребовать срочного созыва заседания Совета Безопасности, на котором
американцы намерены потребовать ликвидации вооружений наступательного
типа под контролем ООН. Председатель Совета Безопасности (представитель
СССР) намерен созвать заседание Совета Безопасности 23 октября.
7. Президент намерен обратиться с посланием к Н. С. Хрущеву с просьбой
прекратить поставку оружия наступательного типа на Кубу и улучшить
отношения между СССР и США.
Первая реакция дипломатов ООН на заявление Кеннеди сводится к тому, что
США показывают себя в качестве инициатора обострения международной
обстановки. При этом США преследуют цель не допустить развития кубинской
революции и парализовать накануне выборов обвинения противников Кеннеди
в нерешительности. Дипломаты стран – участниц НАТО недовольны
односторонним решением правительства США без предварительных
консультаций. Делегаты арабских стран считают, что заявление Кеннеди даст
им возможность усилить борьбу с Израилем, которому американцы обязались
поставить ракетное вооружение и, возможно, заявить об установленной военной
блокаде Израиля.
В связи с обострением обстановки в США резидентура провела следующие
меры: все сотрудники проинструктированы о соблюдении конспирации в работе

с агентурой и доверительными связями; оперативный состав направлен на
получение секретной информации о политике США в отношении Кубы;
приняты меры к усилению охраны здания представительства и повышению
бдительности советской колонии»[284].
На фоне этих напряженных событий первоначально остался почти
незамеченным еще один провал ЦРУ в Москве: 10 октября 1962 г. в Москве в
кабинете начальника контрразведки КГБ СССР генерал-лейтенанта Олега
Михайловича Грибанова по подозрению в шпионаже в пользу США был
арестован агент ЦРУ «Hero» («Герой»). Он же – полковник ГРУ Олег
Пеньковский, по «прикрытию» занимавший должность заместителя начальника
отдела в Государственном комитете Совета Министров СССР по координации
научных исследований (ГКНТ).
Как было установлено в процессе его изучения контрразведкой, предатель начал
предпринимать попытки по установлению контактов со спецслужбами
Великобритании с ноября 1960 г. В конце апреля 1961 г. во время командировки
в Лондон с потенциальным агентом был установлен личный контакт
представителями СИС, которые привлекли к работе с предателем сотрудников
ЦРУ США. (По показаниям Пеньковского, СИС представляли Грилье и Майкл,
ЦРУ – Ослаф и Александер.)
И именно этот «герой» был для ЦРУ источником важной разведывательной
информации о советских ракетных войсках и ракетной технике. Переданные
изменником Родины материалы по ракетной технике помогли американским
специалистам дешифровать аэрофотоснимки советских ракетных позиций на
Кубе. Однако, вопреки широко распространенному заблуждению, Пеньковский
не имел никакого отношения к передаче иностранным разведкам какой-либо
информации по «стратегическому мероприятию «Анадырь».
Второе Главное управление КГБ СССР вело оперативную разработку
Пеньковского с конца января 1961 г. Уже после ареста Пеньковского, 2 ноября,
в результате осуществленной чекистами оперативной комбинации, при попытке
изъятия в подъезде жилого дома тайника, якобы заложенного агентом, был
задержан с поличным архивист американского посольства Роберт Джэкоб.
В тот же день в Будапеште, с серьезными уликовыми материалами, венгерской
контрразведкой был арестован британский подданный Гревилл Винн,
являвшийся связным Пеньковского с СИС.
Надеясь на смягчение своей участи и приговора трибунала, Пеньковский
согласился на открытом судебном процессе не давать показаний о своей службе
в ГРУ, ограничившись лишь должностью в ГКНТ. Несмотря на то, что
стенограмма этого судебного процесса, проходившего в Колонном зале Дома
союзов и завершившегося оглашением обвинительного приговора 11 мая
1963 г., была опубликована в том же году, она, безусловно, не отражает всего
объема преступной деятельности Пеньковского. Но и сказанного в зале
заседаний, что называется, «хватало за глаза» для самого сурового приговора.
Разоблачение и арест Пеньковского стали немалым успехом КГБ при СМ СССР
в борьбе с разведывательной деятельностью иностранных спецслужб.

Однако исторической правды ради скажем и о том, что КГБ не удалось также
своевременно разоблачить еще одного предателя, в то время занимавшего пост
советского военного представителя при ООН в Нью-Йорке, агента «Топхэт»
(«Цилиндр», Д. Поляков), инициативно предложившего свои услуги ФБР в
ноябре 1961 г. Заслуженное воздаяние за измену придет к нему гораздо
позднее[285].
Считая себя «незаслуженно наказанным» в связи с предательством
Пеньковского, И. А. Серов в своих мемуарах, сам того не подозревая,
демонстрирует очевидное непонимание задач и методов деятельности
контрразведки (еще будучи председателем КГБ, он особо не интересовался этим
направлением деятельности органов госбезопасности, возложив курирование
контрразведки на своего первого заместителя П. И. Ивашутина).
Тем не менее Серов все же признает, что грубо отметал все обращенные к нему
просьбы о содействии недавних коллег с Лубянки в связи с оперативной
разработкой Пеньковского. А ведь за содействием непосредственно к нему с
марта 1962 г. неоднократно обращались председатель КГБ В. Е. Семичастный,
хорошо известные ему начальник Второго главного управления О. М. Грибанов
и начальник 3-го Главного управления А. М. Гуськов. И именно эта позиция
Серова, которую трудно назвать «заботой о государственных интересах», и
стала одной из главных претензий начальнику ГРУ в связи с разоблачением
Пеньковского[286].
В ходе расследования обвинения в отношении Пеньковского вскрылись факты
недостаточной требовательности к кадрам со стороны руководства ГРУ,
упущения самого Серова. В этой связи 17 января 1963 г. он был отстранен от
должности, пока временно, начальника ГРУ. Исполнение обязанностей
начальника ГРУ было возложено на его заместителя генерал-полковника
А. С. Рогова.
Для выяснения всех обстоятельств «дела Пеньковского» была образована
правительственная комиссия, возглавлявшаяся заведующим отделом
Административных органов ЦК КПСС Н. Р. Мироновым. От КГБ в нее был
делегирован П. И. Ивашутин, хорошо знавший специфику работы ГРУ,
Генерального штаба и Министерства обороны СССР.
Серов прав только в одном: возмущенный его позицией в отношении
оперативной разработки Пеньковского, председатель КГБ В. Е. Семичастный в
его характеристике припомнил и руководство им «массовыми операциями» по
депортации отдельных народов СССР в годы войны, и участие в вынесении
«приговоров» в Особом совещании при наркоме внутренних дел, и
несомненную близость к Л. П. Берии.
Для запугивания своих подданных «советской угрозой» Великобритания в
1965 г. выпустила книгу под названием «Записки Пеньковского» (The
Penkovskiy Papers), основанную на компиляции аудиозаписей встреч предателя
с сотрудниками СИС. На протяжении нескольких десятилетий предатель
Пеньковский считался самым ценным агентом ЦРУ и СИС в Советском Союзе.

Угрожаемый период
Угрожаемый период – промежуток времени различной продолжительности,
непосредственно предшествующий началу крупномасштабной (региональной)
войны. Характеризуется крайним обострением противоречий между
враждующими сторонами и используется ими для выхода из кризисного
состояния или для завершения военных приготовлений.
Энциклопедия Министерства обороны Российской Федерации

Режим блокады Кубы, вводившийся в действие с 14 часов по вашингтонскому
времени 24 октября, предполагал досмотр всех судов, направляющихся в порты
острова, американскими военнослужащими на предмет выявления
«запрещенных грузов» (этот «карантин» будет отменен 20 ноября 1962 г. после
подписания и реализации советской стороной соглашений по деэскалации
конфликта).
Как известно, режим иных санкций против Кубы просуществовал 62 года:
только 17 декабря 2014 г. президент Барак Обама объявил об отмене санкций и
восстановлении дипломатических отношений с Гаваной.
После объявления 22 октября Джоном Кеннеди «карантина» в отношении Кубы
к добыванию информации о возможной эскалации конфликта также
подключились резидентуры ГРУ и КГБ не только в Вашингтоне и Нью-Йорке,
но и в столицах Мексики, Аргентины, Бразилии, Франции и Бельгии. (В Париже
до октября 1967 г. располагалась штаб-квартира НАТО.)
Сразу же после обращения президента Кеннеди к нации в советском посольстве
под руководством посла А. Ф. Добрынина был образован «антикризисный
штаб», в который вошли резидент внешней разведки КГБ полковник
А. С. Фомин (Феклисов), резидент ГРУ военный атташе генерал-лейтенант
В. А. Дубовик, военно-воздушный атташе генерал-майор А. П. Чижов и военноморской атташе контр-адмирал Л. К. Бекренеев[287].
Как обоснованно подчеркивал бывший в 1992–1997 гг. начальником ГРУ Федор
Иванович Ладыгин, на начальном этапе осуществления стратегического
мероприятия «Анадырь» «прогнозирования развития ситуации после выявления
советских ракет на Кубе в советских высших органах власти не производилось.
Предложение о подготовке информационного обеспечения операции
«Анадырь» было отклонено»[288].
Московский «кризисный центр» из сотрудников Министерства иностранных
дел, обороны, ГРУ, КГБ и ЦК КПСС был создан лишь после получения
изложения заявления Кеннеди утром 23 октября и сразу же перешел на
круглосуточный режим работы.
Но, в то же самое время, с 23 по 28 октября в двух столицах шли не только
энергичные поиски оптимальных политических решений, но и интенсивный
обмен официальными и личными посланиями между Кеннеди и Хрущевым.

23 октября Советское правительство выступило со следующим заявлением:
«Вечером 22 октября президент США Кеннеди объявил, что он отдал приказ
военно-морскому флоту США перехватывать все суда, следующие на Кубу,
подвергать их досмотру и не пропускать суда с оружием, которое по
определению американских властей носит наступательный характер. Отдан
также приказ вести непрерывное и тщательное наблюдение за Кубой. Таким
образом, правительство США фактически устанавливает морскую блокаду
Республики Куба. Одновременно начата высадка на американскую базу
Гуантанамо, расположенную на территории Кубы, новых американских войск, а
вооруженные силы США приводятся в состояние боевой готовности. Эти
беспрецедентные агрессивные действия президент пытается оправдать
рассуждениями о том, будто со стороны Кубы возникает угроза национальной
безопасности Соединенным Штатам…
Империалистические круги США пытаются диктовать Кубе, какую политику
она должна проводить, какие порядки следует устанавливать у себя дома, какое
оружие она должна иметь для своей обороны. Но кто дал право Соединенным
Штатам брать на себя роль вершителя судеб других стран и народов?..
Правительство США присваивает себе право требовать, чтобы государства
отчитывались перед ним, как они организуют свою оборону, докладывали, что
везут на своих судах в открытом море.
Советское правительство решительно отвергает подобные притязания. Наглые
действия американского империализма могут привести к катастрофическим
последствиям для всего человечества, чего не желает ни один народ, в том
числе и народ США…
Советское правительство сделает все от него зависящее, чтобы сорвать
агрессивные замыслы империалистических кругов США, отстоять и упрочить
мир на земле»[289].
С этого дня начался ежедневный обмен посланиями между Хрущевым и
Кеннеди, причем обеими сторонами продолжал использоваться и
конфиденциальный канал прямой связи.
В тот же день в Москву было отправлено и следующее сообщение об
обстановке в США после обращения президента к нации:
«По словам Винера – сотрудника американской миссии (при ООН. – О.Х.), –
выступление Кеннеди рассчитано на то, чтобы доказать простому американцу,
что правительство Кеннеди может успешно противостоять советскому нажиму,
и тем самым повысить престиж президента и его партии в глазах избирателей. В
то же время американцы рассчитывают с помощью шантажа и нажима добиться
поддержки своей политики со стороны стран Латинской Америки в случае
применения силы в борьбе с Кубой. В этой связи в прессе, радио и по
телевидению США, а также в кулуарах ООН ведется небывалая по своим
масштабам антисоветская пропаганда, цель которой – доказать наличие угрозы
со стороны СССР и Кубы для США и всех стран Латинской Америки. В то же
время делается попытка показать, что принимаемые американцами меры

направлены на обеспечение безопасности прежде всего стран Латинской
Америки. В кампанию военного психоза активно включились политические
деятели штатов Нью-Джерси, Коннектикута и Нью-Йорка. Губернаторы этих
штатов непрерывно проводят совещания со специалистами службы
гражданской обороны с целью приведения в состояние боевой готовности
противовоздушных средств в этих штатах. Состояние военного психоза в стране
губернаторы стремятся использовать для увеличения ассигнований на нужды
гражданской обороны и повысить тем самым деловую активность. Рокфеллер –
губернатор штата Нью-Йорка – прервал избирательную кампанию и
возвратился в Олбани. Он отдал распоряжение – после консультации с
Вашингтоном, – привести в боевую готовность атомные бомбоубежища в
школах и проверить готовность полиции штата заменить национальную
гвардию в случае призыва последней в армию. Рокфеллер распорядился также
ускорить окончание строительства подземного помещения для конгресса штата.
На 24 октября с. г. назначена премьера антисоветского фильма «Мы похороним
вас», цель которого доказать американцу агрессивность советской политики,
направленной на установление мирового господства»[290].
Самой непосредственной реакцией населения США на выступление президента
стала паника: впервые граждане страны, не знавшей агрессора на своей
территории, осознали неминуемые катастрофические последствия возможного
ядерного удара. Внезапное понимание этой перспективы вызвало глубокий
психологический кризис в обществе. Жители мегаполисов, а также северных и
южных штатов бросились искать убежища в соседних Канаде и Мексике,
застревая в многочасовых и многокилометровых пробках на автомагистралях.
Паника охватила также и население европейских союзников США, внезапно
осознавших возможные последствия ядерной войны на континенте.
23 октября Джон Кеннеди предложил брату вновь встретиться с Большаковым.
Однако Роберт от этого отказался, предложив дать соответствующее поручение
Чарльзу Бартлетту.
Первая из их встреч состоялась на следующий день в Национальном прессклубе. Бартлетт сразу предупредил Большакова, что встречается с ним «с
ведома президента и его брата», и, соответственно, его слова следует
расценивать как послание Джона Кеннеди Хрущеву.
Далее он заявил, что «президент весьма озабочен развитием событий на Кубе,
которое напоминает ему исторический обман японцами Рузвельта перед ПёрлХарбором»[291].
После этой встречи Большаков отправил в Центр срочное донесение, в котором
обращал внимание на три обстоятельства:
– в США уверены, что на Кубе имеются советские ракеты среднего радиуса
действия;
– администрация Кеннеди готова пойти на компромиссное урегулирование
противоречий;

– президент США предлагает привлечь к урегулированию кризиса
наблюдателей ООН и просит на это время приостановить продвижение новых
советских судов с оружием к берегам Кубы.
Однако через несколько часов Бартлетт вновь пригласил Большакова на
встречу. На ней он показал Большакову двадцать аэроснимков советских
ракетных установок на Кубе. В правом верхнем углу каждого снимка была
надпись: «Только для показа президенту». Судя по всему, фотографирование
проводилось регулярно, практически каждый день, и на последних фотографиях
уже угадывались очертания ракетных установок.
– Ну, что вы на это скажете, Джорджи? – спросил Бартлетт. – Держу пари, вам
точно известно о присутствии ваших ракет на Кубе.
Большаков невозмутимо просмотрел фотографии и так же невозмутимо
прокомментировал увиденное:
– Я никогда не видел этих фотографий и понятия не имею, что на них
изображено. Возможно, поля для бейсбола?
– Я такой же специалист, как и ты! – вспылил Бартлетт. – Но Бобби (Роберт
Кеннеди. – О.Х.) просил показать тебе эти занимательные картинки.
25 октября эти фотографии были опубликованы в американской прессе. В этот
же день Бартлетт позвонил Большакову и поинтересовался:
– Ну как, Георгий, есть ваши ракеты на Кубе или нет?
– Нет.
– Хорошо. Бобби просил меня передать вам, что они там есть. Сегодня Хрущев
подтвердил это. Президент только что получил телеграмму из Москвы.
Впоследствии Большаков признавался, что это прозвучало для него как гром
среди ясного неба. Следуя установкам из Москвы, советский разведчик вполне
искренне отрицал наличие советских ракет на Кубе, что впоследствии
подорвало доверие Джона Кеннеди к этому конфиденциальному каналу связи с
Москвой.
В Нью-Йорке 25 октября в ходе заседания Совета безопасности ООН, одним из
пяти постоянных членов которого являлся Советский Союз, представитель
США при ООН Эдлай Стивенсон предъявил увеличенные разведывательные
аэрофотоснимки территории Кубы в качестве доказательства ракетного
присутствия там СССР.
Для советского военного и политического руководства безусловную ценность
представляла и американская оценка ситуации, изложенная союзникам по
НАТО, полученная из резидентуры в одной из европейских стран:
«На заседании Совета НАТО 22 октября с. г. бывший государственный
секретарь США Ачесон в своем выступлении остановился главным образом на
том, что в течение самых последних недель или, может быть, в течение
последних нескольких дней, американцы установили, что размещаемое
Советским Союзом на Кубе оружие носит наступательный характер. Было

оборудовано несколько баз со стартовыми площадками для ракет среднего
радиуса действия двух типов. Одни из них имеют радиус действия 1000 миль,
другие – 2200 миль. Эти ракеты могут поразить объекты, расположенные почти
на всей территории США, в зоне Панамского канала и на части Канады.
Размещение этих ракет на Кубе может привести к резкому изменению
соотношения сил. Отныне эти ракеты представляют прямую угрозу США.
Некоторые из стартовых площадок уже готовы, строительство других
продолжается. Удалось также выявить склады для ядерного оружия. Затем
Ачесон сообщил о мерах, принятых правительством США. Американский флот
через 24 часа будет останавливать и проверять каждое судно, которое, по его
мнению, везет оружие на Кубу.
Ачесон добавил, что Запад вступает в фазу дипломатической и военной
напряженности. Он не исключает, что советские суда более или менее
добровольно дадут потопить себя американским флотом. Возможно, также
будет использовано оружие, размещенное на Кубе. Было бы удивительно, если
бы СССР не предпринял ответных мер в Берлине. Американские войска во всем
мире, кроме зоны НАТО, приведены в боевую готовность».
А 24 октября советский резидент в Вашингтоне «Фомин» направил в Москву
следующую шифротелеграмму, с которой были ознакомлены Председатель
Совета Министров и Первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев, министры
обороны Р. Я. Малиновский и иностранных дел А. А. Громыко, некоторые
другие члены высшего руководства страны:
«23 октября представитель Пентагона А. Сильвестр сообщил иностранному
дипломату, что в операции по блокаде Кубы участвует 80 % кораблей второго
флота США, в том числе авианосцы, крейсера, эсминцы и подводные лодки,
объединенные в специальную группу под условным названием «Ударное
подразделение 136». Пентагон отдал приказ командованию группы пропускать
советские суда на Кубу с техническими специалистами, при отсутствии
запрещенных грузов. Пентагоном сформирована группа американских и
иностранных корреспондентов для отправки ее 26 и 27 октября на борт корабля
спецгруппы с целью присутствия при операции захвата какого-либо судна
социалистических стран или СССР».

Апогей
26 октября 1962 г. советской зенитной ракетой у берегов Кубы был сбит
американский разведчик U-2. Его пилот майор Р. Андерсон стал единственной
жертвой этого конфликта. Инцидент с U-2 стал кульминационной точкой
развития кризиса: 26 октября президент США приказал приступить к разработке
операции по высадке американских войск на Кубу.
В этот же день Роберт Кеннеди посетил посольство СССР в Вашингтоне и
просил посла А. Ф. Добрынина срочно передать в Москву, что кризис

обостряется и что на президента США оказывается сильное давление за
немедленное начало военной операции против Кубы.
После посещения посольства Роберт Кеннеди позвонил Большакову и подъехал
к его дому. Министр и советский дипломат говорили прямо в машине. Роберт
повторил сказанное ранее А. Ф. Добрынину и добавил, что его брат не хочет
столкновения. Однако президент, начавший морскую блокаду Кубы, «стал
пленником собственных действий», и, помимо его воли, может случиться
непоправимое…» Роберт Кеннеди подчеркнул, что Джону «невозможно будет
сдержать военных в ближайшие сутки, если не поступит позитивного сигнала из
Москвы…».
Разумеется, слова Кеннеди были незамедлительно переданы в Москву.
Необходимо также сказать и о той роли, которую лично сыграл в мирном
разрешении Карибского кризиса резидент разведки КГБ в Вашингтоне
А. С. Феклисов («Фомин»).
Еще 22 октября советника посольства СССР «Фомина» (напомним, что под этой
фамилией Александр Семенович работал в Вашингтоне) попросил о
незамедлительной встрече известный политический обозреватель телеканала
Эй-би-си Джон Скали.
После ряда предварительных зондажных бесед 26 октября Скали, как он
выразился, «по поручению высшей власти», передал «Фомину» американские
предложения по урегулированию конфликта. Поясняя, по просьбе Александра
Семеновича, кого он имеет в виду под «высшей властью», Скали торжественно
отчеканил: президента Соединенных Штатов Америки Джона Фитцжеральда
Кеннеди!
При этом Скали подчеркнул, что президент США «не хочет войти в историю
как второй Тодзио» и поэтому добивается разрешения кризиса мирным путем.
(Тодзио Хидэки – в 1941–1944 гг. премьер-министр и военный министр Японии,
был казнен в 1948 г. как военный преступник по приговору Международного
военного трибунала в Токио.)
Вот как об этой встрече А. С. Феклисов информировал Москву:
«Резидент КГБ встретился с корреспондентом телевизионной компании
Д. СКАЛИ, который рассказал, что в ближайшие 48 часов на Кубе произойдет
высадка десанта после бомбардировки ракетных баз. Он поинтересовался, как
встретит Советский Союз это решение, что произойдет с Западным Берлином.
Резидент ответил, что Западный Берлин будет оккупирован, как минимум, что
все социалистические страны, в том числе и Китай, поддержат СССР. СКАЛИ
заметил, почему бы КАСТРО не выступить с заявлением о готовности
демонтировать и вывезти ракетные установки, если президент США даст
гарантию о ненападении на Кубу. Если бы КАСТРО сделал подобное заявление,
то оно нашло бы благоприятный отклик в правительственных и военных кругах
США. СКАЛИ уклонился назвать, кого из руководителей он имел в виду.
Вечером того же дня СКАЛИ попросил срочно встретиться. На встрече он
заявил, что его уполномочили высшие власти в правительстве США сделать

следующее предложение: США предлагают КАСТРО выступить с публичным
заявлением о готовности демонтировать и вывезти с Кубы ракеты дальнего
радиуса действия и никогда их не получать при условии предоставления
Соединенными Штатами гарантии о ненападении на Кубу. КАСТРО должен
согласиться на производство демонтажа под наблюдением нейтральных
наблюдателей, выделенных ООН. В случае согласия Советского правительства
на такое предложение американское правительство предлагает срочно начать
обсуждение этого предложения между ЗОРИНЫМ, СТИВЕНСОНОМ и У
ТАНОМ[292]. Американское правительство не возражает против того, чтобы
Куба сохранила ракеты оборонительного характера, например зенитные ракеты
«земля – воздух» и ракеты для защиты побережья от боевых кораблей.
Резидент высказал мнение о том, что было бы правильно отвести под контролем
наблюдателей ООН американские войска, сконцентрированные на юге США и
угрожающие Кубе. СКАЛИ заявил, что президент может дать негласное
обязательство на отвод американских войск. СКАЛИ еще раз подчеркнул, что
он действительно уполномочен высшими властями сделать упомянутое выше
предложение»[293].

Фотография Дж. Скали и мемориальная табличка в ресторане «Оксидентал»: «В
напряженный период Карибского кризиса (октябрь 1962 г.) таинственный
русский мистер «Х» передал предложения о вывозе ракет с Кубы
корреспонденту телекомпании Эй-би-си Джону Скали. Эта встреча послужила
устранению угрозы возможной ядерной войны»

Американские предложения, как известно, были приняты в Москве, и на
следующий день, 27 октября, Н. С. Хрущев официально признал факт наличия
советских ракет на Кубе и согласился на их эвакуацию под международным
контролем. Однако – на особых условиях, которые имели конфиденциальный
характер и не были включены в официальный документ об урегулировании
конфликта. Эти условия касалось обязательств США по демонтажу
баллистических ракет в Италии и отказа от их развертывания в будущем в
Японии.
Понятно, что Джон Кеннеди стремился сохранить в тайне, особенно накануне
выборов в конгресс, американские инициативы по деэскалации кризиса,
переданные Москве через Скали и подтвержденные Робертом Кеннеди.
Необходимость соблюдения «конфиденциальности» обязательств и
договоренностей США в то время хорошо понимали в Москве: она была
необходима президенту Кеннеди «для сохранения его лица» в период
предстоящей избирательной кампании.
Ранним утром 27 октября Георгию Никитовичу позвонил Чарльз Бартлетт. Он
сообщил, что московское радио открытым текстом передает послание Хрущева
президенту США.
В этом послании Хрущев призывал Джона Кеннеди дать заверение в том, что
США не будут «участвовать в нападении на Кубу и будут удерживать от
подобных действий других», подчеркивая: «Наша цель была и есть – помочь
Кубе, и никто не может оспаривать гуманность наших побуждений,
направленных на то, чтобы Куба могла просто жить и развиваться так, как хочет
ее народ». Также Хрущев заявил при этом: «Мы согласны вывести те средства с
Кубы, которые Вы считаете наступательными»[294].

Джон Кеннеди и Н. С. Хрущев

О том, что Кеннеди «был тверд», а Хрущев «уступил», свидетельствует и
следующая телеграмма А. С. Феклисова на основе бесед с
высокопоставленными должностными лицами администрации США от 29
октября:
«…Послание Н. С. Хрущева Кеннеди о ликвидации советских ракетных баз на
Кубе под наблюдением ООН было неожиданным для Кеннеди и его советников.
В Госдепартаменте и в Белом доме считают, что Н. С. Хрущев сделал весьма
своевременное предложение о ликвидации советских ракетных баз на Кубе
взамен на сохранение коммунистического режима Кастро. Таким образом,
Н. С. Хрущев сумел предотвратить возникновение термоядерной войны и этим
завоевал в сердцах американцев и других народов симпатию и уважение.
Кеннеди от соглашения с Н. С. Хрущевым по Кубе получил существенные
политические выгоды, в частности симпатию внутри страны, которая обеспечит
Демократической партии победу на предстоящих выборах в конгресс и победу
Кеннеди на президентских выборах в 1964 году».
Как мы знаем, изложенное в этой телеграмме мнение о том, что «послание
Н. С. Хрущева о ликвидации советских ракетных баз на Кубе было
неожиданным для Кеннеди», в отличие от его советников, не соответствует
действительности. Однако оно свидетельствует о мастерской политической игре
Джона Кеннеди.

С 26 октября поиски выхода из Карибского кризиса шли путем обмена
официальными посланиями Н. С. Хрущева с Джоном Кеннеди по
традиционным дипломатическим каналам, а также через спецпосланника в
ранге первого заместителя председателя Совета Министров СССР
А. И. Микояна.
Советскому руководству было также важно знать и понимать реакцию в мире на
достигнутые соглашения. Об этом Феклисов информировал Москву 29 октября
так:
«Послание Н. С. Хрущева Кеннеди вызывает в целом благоприятную реакцию
среди дипломатов, аккредитованных при ООН. Большинство представителей
нейтральных стран расценивают предложения Н. С. Хрущева как «образец
классической дипломатии высшего типа». Большинство дипломатов в ООН,
несмотря на попытки американской пропаганды представить советские
предложения по уменьшению напряженности как результат жесткого курса
правительства США, считают, что благодаря стабилизации обстановки вокруг
Кубы СССР может открыть для себя перспективы по достижению новых
успехов во внешней политике… По сообщению испанского корреспондента Ги
Буэно, среди некоторых американцев начинает преобладать мнение о том, что
предложениями по Кубе СССР оградил Кубу от агрессии и достиг тем самым
своей основной цели.
По мнению генерала Рикхи (военный советник У Тана), Советский Союз выйдет
из кубинского кризиса, значительно укрепив свои международные позиции, что
даст ему возможность в дальнейшем требовать ликвидации военных баз в ряде
стран. Рикхи считает, что СССР может поставить вопрос о «демонтировании»
военной базы на Окинаве, а для США будет трудно аргументировать свою
позицию ввиду того, что эта база не входит в систему НАТО, а также ввиду
антивоенных настроений населения Японии.
Дипломаты в ООН обращают внимание на большую выдержку Советского
правительства в подходе к кубинскому вопросу. Альсивар, советник делегации
Эквадора при ООН, полагает, что американцы и не подозревают, какой
политический эффект на страны Латинской Америки производит выдержка
Советского правительства в период кризиса.
Патеньо – зам. постоянного представителя Колумбии при ООН – подчеркнул,
что первый этап кубинского кризиса выиграл СССР, ибо ему удалось
«сохранить Кубу для коммунизма». По мнению Патеньо, Кеннеди не вполне
доволен развертыванием событий вокруг Кубы, так как США не добились
свержения правительства Кубы. Заявление США, как считает Патеньо, о
ненападении на Кубу будет сдерживать подготовку агрессии…
В неофициальных беседах дипломаты отмечают также, что заявление Кеннеди о
гарантиях в отношении Кубы было сделано в самой общей форме.
Исполнительный секретарь экономической комиссии ООН для Латинской
Америки Пребиш считает, что, несмотря на заявление Кеннеди о ненападении
на Кубу, остается вероятность проведения США политики свержения
правительства Кастро вооруженным путем».

О реальных оперативных возможностях вашингтонской резидентуры КГБ
свидетельствует и следующая телеграмма Феклисова от 30 октября 1962 г.,
излагающая американскую оценку роли непосредственных участников
геополитического противостояния государственным секретарем США:
«Раск заявил, что разрешение кубинского кризиса неверно оценивать как
полную победу США, т. к. американцы были вынуждены дать гарантии о
ненападении на Кубу, в результате чего в Западном полушарии сохранится очаг
распространения коммунизма. Раск предостерег от попытки изображать
кубинский кризис как поражение Хрущева и просил воздержаться от
публикации статей, унизительных или оскорбительных для Хрущева.
По словам Раска, у американского правительства имеется свидетельство того,
что Хрущев находился под сильным давлением советской военной группы, что
подтверждается посланием Хрущева от 27 октября, которое настолько
отличается от послания от 26 октября, что трудно поверить, что они написаны
одним человеком. Чтобы не ставить Хрущева в неудобное положение, его
послание от 26 октября не будет опубликовано. Раск заявил, что США должны
«помочь» Хрущеву и не должны предпринимать ничего такого, что ослабило бы
его позиции, учитывая различия в позиции разных группировок в Советском
правительстве в отношении кубинского вопроса. Американцы должны
проявлять осторожность, поскольку Советский Союз, возможно, попытается в
ближайшее время взять реванш в районах мира, где обстановка более
благоприятна для него, чем она была на Кубе.
Раск указал на берлинский вопрос, причем, по его словам, твердая позиция
США в кубинском вопросе отнюдь не должна быть образцом для позиции США
по другим международным проблемам. Кубинский кризис дает основание
надеяться, что советские позиции по другим вопросам, в том числе по
берлинскому, будут такими же разумными и спокойными.
Американцы опасаются, что в ближайшие дни важнейшей проблемой может
стать индийско-китайский конфликт, причем, по словам Раска, Советский Союз
может оказаться вынужденным поддержать в этом конфликте Китай. В
ближайшее время США, по словам Раска, не пойдут на совещание на высшем
уровне или на личную встречу Кеннеди с Хрущевым, поскольку это может
создать впечатление какого-либо сговора с Советским Союзом и вызовет
беспокойство у союзников».
«Фактически к исходу этих тринадцати дней, – напишет потом Георгий
Никитович Большаков, – мир заглянул в бездну ядерной катастрофы. И надо
отдать должное и Хрущеву, и президенту Кеннеди за то, что у них обоих
хватило политического мужества прийти к пониманию, что в кубинском
кризисе не будет ни победителей, ни побежденных».
По миновании самой острой фазы Карибского кризиса, в Центральном аппарате
ГРУ приступили к подготовке 18-страничного доклада «Обобщенные данные о
ходе подготовки к блокаде Республики Куба и последующих событиях в период
с 19 по 31 октября 1962 года»[295].

20 ноября, после завершения вывоза с Кубы под контролем ООН советских
ракет, Джон Кеннеди на пресс-конференции заявил о снятии морской блокады
Кубы.
В устном послании президенту Кеннеди Никита Сергеевич Хрущев 30 октября
1962 г. прозорливо подчеркивал: «К общему нашему удовлетворению, мы
перешагнули, может быть, даже через самолюбие. Видимо, найдутся такие
бумагомаратели, которые будут выискивать блох в нашей договоренности,
копаться, кто кому больше уступил. А я бы сказал – мы оба уступили разуму и
нашли разумное решение, которое дало возможность обеспечить мир для всех, в
том числе и тех, которые будут пытаться что-то выискивать…»[296]

«Сухой остаток»
Каковы же общие итоги и уроки Карибского кризиса?
Как отмечает американский историк Джозеф Найт, «в информационный век
побеждает тот, чья история убедительнее, чья история способна привлекать
людей».
На Западе, особенно в США, события осени 1962 г. окружены множеством
мифов. Их общий смысл сводится к тому, что «хорошая» держава обязательно
должна выиграть и выйти победителем. А суть этого исторического сюжета
интерпретируется как стремление «агрессивного и нахального» Хрущева давить
на интеллигентного и мягкого Кеннеди, для чего и была предпринята попытка
создания военной базы на Кубе. Но Джон Кеннеди преобразился и «показал
Советам железный кулак». А Хрущев испугался и приказал убрать ракеты с
Кубы. Как мы, однако, показали выше, факты свидетельствуют прямо об
обратном.
Отсюда и многочисленные натяжки, искажения и прямое замалчивание фактов.
Естественно, эти мифы не могут не влиять и на российских граждан. О
принятии такой капитулянтской позиции свидетельствует следующее суждение
одного из авторов, писавшего о Карибском кризисе: «Советское правительство
предложило вывести с Кубы наше оружие в обмен на невмешательство [США] в
дела Кубы и сохранение суверенитета этой страны»[297].
В нашей стране события Карибского кризиса тоже имеют преимущественно
негативную оценку, как мнимые «проигрыш и унижение СССР», причиной чего
стали якобы «авантюризм и волюнтаризм» Н. С. Хрущева, о чем на октябрьском
(1964 г.) Пленуме ЦК КПСС прямо заявил его недавний выдвиженец
А. Н. Шелепин. (Он, равно как и Л. И. Брежнев, был далеко не в полном объеме
осведомлен о принимавшихся советским руководством решениях в отношении
Кубы и в связи с возникновением кризиса.)
Некоторые отечественные источники, вслед за иностранными, говорят об
«односторонней вине СССР» в возникновении этого международного
конфликта.

Как нам представляется, в действительности же уроки и итоги Карибского
кризиса намного шире и более значимы.
1. Решение о создании советской военной базы на Кубе было стратегически и
политически обоснованным и являлось адекватным состоянию международных
отношений того времени. Однако, как обоснованно подчеркивал бывший в
1992–1997 гг. начальником ГРУ Федор Иванович Ладыгин, на начальном этапе
осуществления стратегического мероприятия «Анадырь» «прогнозирования
развития ситуации после выявления советских ракет на Кубе в советских
высших органах власти не производилось. Предложение о подготовке
информационного обеспечения операции «Анадырь» было отклонено»[298].
2. Советский Союз неоднократно публично и официально заявлял, что готов
оказать военную помощь Кубе в случае военной угрозы ее независимости.
Советские ракеты класса «земля – земля» были выведены с Кубы, но с ведома
США на ее территории сохранилась Группа советских военных специалистов
(ГСВС) в составе отдельной мотострелковой бригады, был создан Центр
радиотехнической разведки в Лурдесе.
3. Тем, кто обвиняет Г. Н. Большакова и Н. С. Хрущева в «обмане»
американцев, следует также признать, что и братья Кеннеди изначально не
только планировали использовать канал «Марка» для усыпления бдительности
Москвы, но и лично обманывали своих советских визави.
4. Принятое на себя администрацией США обязательство не вторгаться на Кубу
соблюдалось, даже после гибели президента Джона Кеннеди в ноябре 1963 г.
в Далласе. Это свидетельствует о том, что Кеннеди понял, с чем были
вынуждены соглашаться все последующие президенты США, что на их глазах
произошло рождение новой СВЕРХДЕРЖАВЫ и что отныне США вынуждены
принимать внешнеполитические решения именно с учетом этого фактора, с
учетом мнения и позиции Советского Союза.
По нашему мнению, главный итог Карибского кризиса для всего мира состоял в
том, что руководящие круги США внезапно осознали, что в мире появилась
вторая сверхдержава – Советский Союз. И что отныне Вашингтону предстоит
планировать, готовить и осуществлять свои внешнеполитические акции именно
с учетом данного факта, с оглядкой на мнения и позицию СССР.
5. К непосредственным итогам Карибского кризиса также с полным правом
можно отнести и установление прямой горячей линии телефонной связи между
руководителями двух мировых держав – между Белым домом и Кремлем,
договоренность о чем была достигнута в ходе переговоров в Женеве 20 июня
1963 г. (Жаль, что этой линией экстренной связи не воспользовался 1 сентября
1983 г. президент США Рональд Рейган, который мог спасти жизни 269 человек,
находившихся на борту корейского «Боинга-747» с радиопозывным KAL007.)[299]
6. Еще одним важным и непосредственным следствием преодоления
Карибского кризиса стало заключение в последующие годы международных
Договоров о запрете ядерных испытаний в трех средах (1963 г.), о

нераспространении ядерного оружия (1964 г.), начало переговоров по
сокращению запасов оружия массового поражения (ОМП).
7. Для СССР важным стало также обнаружение в Атлантическом океане
американской разведывательной системы SOSUS (Sound Surveillance System,
системы донных микрофонов), предназначенной обнаруживать и отслеживать
перемещение подводных целей, о чем американцы до сих пор предпочитают не
вспоминать в открытой печати.
А все это в совокупности требовало пересмотра всей внешнеполитической
доктрины США. Официально новая внешнеполитическая доктрина США была
провозглашена новым президентом США Линдоном Джонсоном 23 мая 1964 г.
Ее целью было объявлено «ослабление международной напряженности и
устранение опасностей, связанных с холодной войной между государствами,
придерживающимися различных идеологий».

Возвращение на Родину
Президент Джон Кеннеди запомнился американцам тем, что в своей
инаугурационной речи сказал: «Не спрашивайте, что ваша страна может сделать
для вас, спрашивайте, что вы можете сделать для своей страны!» (Ask not what
your country can do for you; ask what you can do for your country.)
5 декабря 1962 г. в газете «Сатердей ивнинг пост» («Saturday Evening Post»)
была напечатана статья Чарльза Бартлетта и Стюарта Олсопа о том, что во
время «ракетного кризиса» Хрущев дезинформировал президента Кеннеди через
свое доверенное лицо в Вашингтоне – журналиста Георгия Большакова.
В этот же день влиятельная «Вашингтон пост» вышла со статьей того же
С. Олсопа, в которой автор еще подробнее рассказывал об особой миссии
советского дипломата. Под броским заголовком «Советский план обмана»
журналист повествовал о том, как американская администрация стала жертвой
обмана, доверившись этой конфиденциальной связи с Кремлем. В этой статье
был даже приведен факт встречи Георгия Никитовича с Хрущевым в Пицунде, о
котором знал, по существу, только Роберт Кеннеди.
14 декабря, во время последней их встречи, Роберт Кеннеди поинтересовался у
«Джорджи», не повредят ли его дальнейшей карьере публикации американской
прессы? (Сам Роберт свое участие в появлении публикаций отрицал, говоря, что
и для него они стали полной неожиданностью.)
Георгий Никитович отшутился:
– Без работы не останусь!
Но как профессионал Георгий Никитович прекрасно понимал, что подобная
расшифровка исключала возможность его дальнейшего использования в
активной разведывательной работе.

В декабре 1962 г. начальник ГРУ принимает решение об отзыве
Г. Н. Большакова из Вашингтона в Москву. Чарльз Бартлетт устроил в его честь
прощальный прием. Там Георгий Никитович произнес короткую шуточную
речь.
– Мы пошли навстречу Соединенным Штатам и сделали довольно много
уступок, – сказал он. – Вы потребовали от нас вывести ракеты – мы их вывели.
Вы потребовали от нас вывести бомбардировщики – мы это сделали. Вы,
наконец, потребовали отозвать Большакова – меня отзывают. Но учтите –
больше вам уступок не будет.
Присутствующие на приеме оценили изящную шутку «Джорджи». В
журналистских кругах она была признана лучшей шуткой года.
В личном послании Н. С. Хрущеву, датированном 14 декабря 1962 г., Джон
Кеннеди писал: «Мы были рады возможности частного обмена мнениями через
господина Большакова, и я огорчен, что он уезжает в Москву. Мы считаем, что
он сделал очень много для улучшения связи и взаимопонимания между двумя
нашими правительствами…»[300]
Посол А. Ф. Добрынин также отправил министру обороны телеграмму, в
которой высоко оценил миссию Большакова и просил трудоустроить Георгия
Никитовича.
Успешность исполнения Большаковым отведенной ему историей роли
подчеркивал и историк разведки И. А. Дамаскин[301].
Возложенные на него задачи, отмечал В. А. Гаврилов, «Большаков выполнял
безукоризненно, проявив себя как весьма незаурядная личность. Он показал
себя энергичным, изобретательным и интеллектуально одаренным разведчиком
и посредником-дипломатом, наделенным как природной смекалкой, так и
редким человеческим обаянием. Именно эти качества обусловили то доверие,
которое испытывали к Большакову президент Кеннеди и его брат Роберт»[302].
Бывший начальник «Марка» И. А. Серов небезосновательно отмечал: «ГРУ и
Большаков, конечно, не делали большую политику, но участвовали в ней.
Наиболее важные неофициальные переговоры шли по нашей линии»[303].
Следует, однако, подчеркнуть, что это отнюдь не заслуга самого Серова, а
следствие решения, принятого Н. С. Хрущевым, и оперативного мастерства
разведчика Г. Н. Большакова.
После возвращения в Москву «дело» Георгия Никитовича, точнее, его
расшифровка американской прессой и возникший в этой связи
дипломатический казус, рассматривалось специальной комиссией
Министерства обороны, которая пришла к выводу, что никаких претензий к
Георгию Никитовичу не имеется и что он безупречно выполнял свой служебный
долг и указания руководства.
На докладе комиссии его «по делу» министр обороны Родион Яковлевич
Малиновский, в свою очередь, наложил утверждающую резолюцию:
«Претензий к тов. Большакову нет. Дать достойную работу».

После положенного отпуска он получил назначение на работу «под
прикрытием» в Агентство печати «Новости» редактором отделения
теленовостей.
Дальнейшая судьба Георгия Никитовича Большакова оказалась трагической:
тяжело заболела любимая жена, ушел из жизни единственный сын…
Новый всплеск интереса к личности Большакова, о котором стали вновь писать
и говорить на Западе, вызвала публикация в Париже в 1969 г., через год после
смерти автора, воспоминаний Роберта Кеннеди «13 дней. Свидетельство о
кубинском кризисе»[304]. В этих мемуарах Роберт дезавуировал «тайный канал»
связи администрации Кеннеди с советским руководством.
Но в нашей стране Г. Н. Большаков оставался безвестен.
После увольнения из ГРУ в 1977 г. Георгий Никитович стал главным
редактором ежемесячного иллюстрированного общественно-политического
журнала «Советский Союз», издававшегося на 19 языках народов мира. (По
иронии судьбы, одним из его подчиненных в редакции окажется
А. И. Аджубей.)
За годы, прошедшие после Карибского кризиса, на Западе о Большакове
писалось немало.
В нашей же стране заслуженный разведчик проживал в полном забвении.
Последние годы жизни Георгий Никитович прожил в двенадцатиметровой
комнатке в коммунальной квартире на Бережковской набережной. В комнате
стояли только кровать и тумбочка, на которой он что-то постоянно писал. Пол
был завален исписанными листами. Его никто не навещал. Он отчаянно
нуждался и, бывало, питался только тем, что приносила ему добросердечная
соседка. «Меня предали все, – повторял он ей. – Меня предали все, кого я
считал своими друзьями».
Он жил наедине со своими воспоминаниями.
Только в преддверии проводившейся в Москве первой американо-советскокубинской конференции, посвященной Карибскому кризису, Георгий
Никитович опубликовал свои краткие воспоминания [305].
Историк А. А. Фурсенко, познакомившийся с Георгием Никитовичем в 1989 г.
на упомянутой конференции, писал, что он «производил приятное впечатление
и был интересной личностью, собирался продиктовать свои мемуары». Однако
30 марта 1989 г. в возрасте 67 лет Георгий Никитович Большаков
скоропостижно скончался…
Только в мае 1998 г. благодаря инициативе Е. М. Примакова (в то время
директор Службы внешней разведки России), А. А. Кокошина (заместитель
министра обороны) и В. В. Путина (заместитель руководителя администрации
президента – начальник контрольного управления) Георгий Никитович
Большаков был награжден орденом Почета (посмертно).
Тогда о нем вспомнили и начали упоминать его имя в контексте событий
Карибского кризиса и советско-американских отношений.

В России в 2009 г. был создан мини-сериал «В одном шаге от Третьей
мировой», рассказывающий о миссии Г. Н. Большакова в Вашингтоне. Не
может, однако, не вызывать удивления тот факт, что его авторы (режиссеры
А. Гирба и И. Ветров), искажая историческую правду, показали своего героя как
противостоящего ограниченному, косному и недальновидному руководству
ГРУ. Оставим, однако, эти домыслы на совести создателей сериала.
К столетию Главного разведывательного управления Генерального штаба в
2018 г. вышел документальный фильм «Карибский кризис. Тайный связной»,
рассказавший зрительской аудитории о роли Георгия Никитовича в
установлении канала конфиденциальной связи между Кремлем и Белым домом.

1996 г. Герои Российской Федерации (слева направо) А. А. Яцков,
Л. Р. Квасников, В. Б. Барковский, А. С. Феклисов

А как сложилась судьба другого активного участника событий тех дней –
резидента внешнеполитической разведки КГБ в Вашингтоне Александра
Семеновича Феклисова («Фомина»)?
Во время этой командировки в США Александру Семеновичу довелось
пережить еще один глубокий кризис в отношениях между нашими странами.
Речь идет об убийстве 22 ноября 1963 г. президента США Джона Кеннеди
реэмигрантом из СССР Ли Харви Освальдом, объявленным убийцей-одиночкой,
чему сегодня мало кто из американцев верит[306].

После возвращения в апреле 1964 г. в Москву Александр Семенович продолжил
работу в Центральном аппарате разведки, а в 1968 г. был назначен заместителем
начальника Краснознаменного института КГБ СССР, готовившего советских
разведчиков. В отставку он вышел в 1974 г.
В сентябре 1994 г. Александр Семенович на конференции по истории
Карибского кризиса в Москве рассказал о своем участии в разрешении этого
межгосударственного конфликта. Автору довелось познакомиться с
Александром Семеновичем именно во время работы этой конференции. Его
рассказ и выступления на конференции легли в основу статьи «О пользе
открывать исторические архивы», с которой мы и начали эту повесть.
Указом Президента Российской Федерации от 15 июня 1996 г. за успешное
выполнение специальных заданий по обеспечению государственной
безопасности в условиях, сопряженных с риском для жизни, проявленные при
этом героизм и мужество Александру Семеновичу Феклисову было присвоено
звание Героя Российской Федерации.
О работе разведчиков за рубежом Александр Семенович рассказал в
принадлежащих его перу книгах «За океаном и на острове» (М., 1994, 1996) и
«Признание разведчика» (М., 1999, 2016).
Еще при жизни Феклисова в 2000 г. в США вышел фильм «13 дней», роль
советского резидента Фомина в котором сыграл Борис Крутоног.
Александр Семенович ушел из жизни 26 октября 2007 г. Похоронен на
Троекуровском кладбище в Москве.
Пресс-бюро Службы внешней разведки России выпустило пресс-релиз,
сообщавший о смерти Героя Российской Федерации. Американская пресса на
его кончину откликнулась следующим образом:
«Нью-Йорк Таймс»: «Как сообщило Пресс-бюро Службы внешней разведки
России, 26 октября 2007 г. ушел из жизни разведчик, которого в США называли
посредником между Кремлем и Белым домом в период Кубинского кризиса
1962 года».
«Лос-Анджелес Таймс»: «Во время шпионской деятельности в Нью-Йорке с
1941 по 1946 год ему удалось проникнуть в тайну ядерного проекта США».
«Вашингтон пост»: «В Москве в возрасте 93 лет скончался главный шпион
периода холодной войны. Конспирация и тайные операции были стилем его
жизни».
Как подчеркивал в одном из своих интервью начальник Пресс-бюро СВР
С. Б. Иванов, «мы и предположить не могли, когда распространяли пресс-релиз
о трагической кончине видного разведчика, что эта весть потрясет весь мир.
Мало того что наша страна узнала о смерти, невероятная реакция была за
рубежом. В годы войны он был на передовой, вдали от линии фронта, в годы
холодной войны он был в эпицентре этих событий – самых опасных и
трагических. Мастер тайных операций. Имя этого человека занесено золотыми
буквами в книгу истории отечественной разведки…»

В 2017 г. Россия увидела документальный фильм «Александр Феклисов.
Карибский кризис глазами резидента».

Вместо послесловия
20 декабря 2017 г., выступая на торжественном собрании, посвященном
столетию образования советских органов госбезопасности, Президент
Российской Федерации В. В. Путин подчеркнул:
«И как бы ни менялись эпохи, абсолютное большинство людей, выбирающих
эту трудную профессию, всегда были настоящими государственниками и
патриотами, которые достойно и честно выполняли свой долг, на первое место
ставили службу Отечеству и своему народу.

17 февраля 2021 г. Открытие бюста Героя России в историческом здании
Института связи, который в 1939 г. окончил А. С. Феклисов

Нужно поставить надежный барьер внешнему вмешательству в нашу
общественную и политическую жизнь, пресекать деятельность иностранных
спецслужб, которые – а это не секрет – пытаются всячески активизировать свою
работу в России. Нужно обеспечивать информационное и аналитическое
сопровождение важнейших государственных решений в сфере оборонной и
международной политики[307].
В 2021 г. перед историческим зданием Московского технического университета
связи и информатики, предшественника которого в 1939 г. окончил Александр

Семенович, был установлен бюст Героя России[308].

Октябрь-декабрь 2021 г.