Автор: Плавильщиков Н.Н.  

Теги: детская литература   художественная литература   издательство детская литература  

Год: 1934

Похожие

Жизнь животных. Том 1. Млекопитающие

Мир животных. Рассказы о зверях крылатых, бронированных, ластоногих, трубкозубых, зайцеобразных, китообразных и человекообразных

Мир животных 02

Мир животных. Рассказы о зверях крылатых, бронированных, ластоногих, трубкозубых, зайцеобразных, китообразных и человекообразных

Текст
                    н . ПЛАВИЛЬЩИКОВ
ОГИЗ • ДЕТГИЗ • 1934

Н. Н. ПЛАВИЛЬЩИКОВ
О Р А Н Г
РИСУНКИ В. ВАТАГИНА
<4
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1934

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НА СУМАТРЕ
— У-а-а-а-а-а-а-а...
Громкий рев-крик прорезал тшпину леса.
— У-а-а-а-а-а...
Утренняя песня древесных обезьян — гиббонов—
была как бы сигналом.
День идет!
Лес зашевелился.
Хрустнула ветка, другая... Зашуршал куст... па
опушку вышел слон.
По плотно убитой тропе — ее утоптали много
слонов ла много лег — он шел меж стволов высоких
деревьев. Кроны этих деревьев скрывались там,
наверху, в небе. Внизу виднелись только стволы,
но они не были голые.
Десятки папоротников, мхов и лишаев поселились
в трещинках коры. Нежным зеленым кружевом были
1*	з

одеты толстые стволы, пестрели яркими краскам»
цветов орхидей, опутаны были гирляндами лиан ь
других ползучих растений. Они были сплошь заселе-
ны, и их «гости» скрыли под своей нежной зеленью
грубую истрескавшуюся кору.
На конце одной из лиан, свисавшей с дерева, рос
большой папоротник. Его перистые листья достигали
двух метров длины п были расположены кольцом.
Папоротник походил на большое птичье гнездо или
на корону, подвешенную за середину. В глуби
«гнезда» скоплялся перегной, и туда-то и пускал свои
корни папоротник. Вися в воздухе, он имел питание —
он нес его в самом себе.
Слон задел боком папоротник и смял его. Сломал
хрупкий стебелек орхидеи. Причудливо-красивый
цветок закачался, роняя капельки росы.
Сорвав хоботом ветку, слон помахал ею и засунул
в рот. Жуя ее на ходу, он побрел дальше по тропе.
Где-то там, далеко впереди, его ждало знакомое
пастбище.
На большом раскидистом дереве, листья которого
еще блестели от росы, виднелась куча наломанных
ветвей. Это был целый помост из суков и веток.
Там заворочалось м'охнатое рыжее тело. Длинная,
покрытая рыжими волосами рука высунулась из
гнезда, протянулась к листьям.
Оранг только что проснулся, но еще не покинул
своего гнезда. Он протянул руку и ощупывал мокрые
от росы листья.
Оранг тряхнул рукой, сбросил с нее капельки
росы. Спрятал руку...
Еще рано — мокры листья, сыро на деревьях. И
оранг снова скрылся на своем помосте из ветвей.
Он сидел тихо, не шевелясь. Его голова лежала на
руках, а руки — на краю помоста-гнезда.
4



Словно задумавшийся у окна старик, сидел оранг
в своем гнезде. В его маленьких глазах не видно
было мысли, они просто смотрели вперед.
О чем он «думал»? Да и думал ли, мог ли ду-
мать? Но человекообразность лица, поза — все это
придавало ему такое сходство с задумавшимся чело-
веком, что невольно хотелось сказать, глядя на
него, — «он задумался».
Оранг долго сидел в гнезде.
Несколько раз он высовывал руку и щипал листья.
Он не был таким непоседой, как мелкие обезьяны.
Не спешил, а спокойно сидел и ждал — ведь почти
каждый день повторялось одно и то же. Каждый
день он просыпался раньше, чем солнце успевало
высушить росу, каждый день он пробовал рукой —
сухи ли листья. Утреннее сиденье в гнезде входило
в его жизнь, как необходимая составная часть.
Наконец листья просохли.
Оранг приподнялся на гнезде. Его неуклюжее те-
ло громоздко рисовалось на зеленом фоне. То тут,
то там сквозь листья виднелась яркорыжая шерсть.
Протянув сухощавую руку, оп крепко ухватился
за сук. Подергал его. Протянул другую руку. Не-
торопливым, уверенным движением перекинул ноги
через край гнезда-помоста. Повис на руках... Выбро-
сил ноги вперед... Перебрался на сук.
Здесь он присел. Повертывая голову, присматривал-
ся и прислушивался. Этого, должно быть, ему по-
казалось мало. Он вытянулся вперед и далеко про-
сунул меж ветвей голову. Среди листьев появилось
яркое пятно — желтоватая борода. Она была довольно
длинная и — как странно! — казалась тщате^пшо
расчесанной, — так ровно и аккуратно лежали ее
волосы. Такими же расчесанными казались и длин-
ные усы, свисавшие у самых углов рта.
6

Поглядев по сторонам, оранг поднялся и на четве-
реньках двинулся вдоль сука. Сук слегка гнулся
под его тяжестью, дрожали листья.
С сука на сук, с ветки на ветку, медленно протяги-
вая руки и хватаясь ими за сучья, передвигался
оранг по деревьям. Глядя на него, хотелось сказать,
что он идет. Так непохожи были его движения
на прыжки обезьян или беготню белки.
Более тонкие суки сильно гнулись под тяжестью
его тела. Но оранг ни разу не ошибся — он ни разу
не поставил нога на слабую ветку, ни разу не ухва-
тился за ненадежно-тонкий сук. Иногда он пробовал
ветку, ка4Ьл и тряс ее. И если ветка казалась ему
подозрительной — не ступал на нее.
Пройдя несколько десятков шагов, он остановился.
Присел на суку, поглядел вверх, вниз. Почесал бок,
перебрал пальцами волосы бороды. Протянул руку
вверх, схватил ветку. Она была гнилая и сломалась.
Ворохом обломков, коры и мусора осыпало оранга. Он
поднял руку и пощупал волосы на голове. Нащупал
веточку, вынул ее,поднесклицу.Внимательно,словно
изучая, он разглядывал эту веточку. Потом—бросил.
Кусочек за кусочком выбирал оранг из волос вет-
ки и бросал их вниз. Потом всей пятерней провел
несколько раз по голове, по плечам. Выбрал остав-
шийся мусор. Почесался еще и побрел дальше.
Ветер донес до оранга какой-то запах. Он остано-
вился, втянул в себя воздух. Раз, другой...
Оранг переменил направление, пошел в сторону
запаха. Теперь его движения стали более поспешными.
Он уже не просто бродил по лесу, а направлялся
в определенную сторону.
Реже и реже становились деревья. Но ветвп их
все же соприкасались, и оранг легко перебирался с
дерева на дерево.
7

На одной из ветвей лежал и грелся
на солнце летающий дракон. Бурая
окраска этой ящерицы, пятнистая и
металл ически-блестящая, сливалась с
цветом коры сука, и заметить дракона
было нелегко.
Дракон грелся, но глаза его зорко
смотрели по сторонам. Показалась
вблизи бабочка — дракон прыгнул
и... полетел. Распустив кожистые
складки—перепонки меясду передни-
ми и задними ногами, он пролетел,
планируя, несколько метров, схватил
на лету ба-
бочку и
опустился
на более
низкий сук,
оказавший-
ся на его
пути.
И как раз
в тот же мо-
мент на этот
сук ступил
оранг. Толчок — и дракон вместе с зажатой в
челюстях бабочкой полетел дальше, на следующий
сук. Там он занялся едой...
Впереди показалось высокое дерево с негустой
вершиной. Его большие листья были темнозелеными
сверху, беловатыми снизу. И когда ветер перебирал
листья, крона дерева пестрела, становясь то белой,
то зеленой.
Это был дуриан. На него-то и перебрался
оранг.
8

От дерева несся сильный запах, напоминающий
запах чеснока, — запах спелых плодов дуриана.
Оранг осторожно сорвал плод величиной с чело-
веческую голову. Острые шипы покрывали его тол-
стую оболочку.
Плод был тяжел: если бы он упал на голову чело-
века — мог бы изувечить.
Оранг осторожно держал плод в руках, поворачи-
вал его, словно искал чего-то. Нашел... Между шипа-
ми виднелись тонкие линии-скважинки, те самые,,
по которым раскрывается-лопается созревший плод.
Запустив ноготь в скважину, оранг разломил
оболочку. Куски ее посыпались вниз, а в руке оранга
осталась мякоть. Бело-розовая и нежная, она похо-
дила на сметану: от нее шел сильный запах чеснока.
Оранг ел эту мякоть, ел и присматривался, искал
другой плод. И не успел еще прожевать послед-
него куска, как протянул руку и сорвал новый
дуриан.”
Плод за плодом срывал оранг, осторожно сдирал
шиповатую оболочку, ел нежную и вкусную мякоть.
Его не смущал острый запах чеснока.
Наконец оранг наелся. Он посидел еще немножко
на дереве, потом побрел по лесу.
На одном из гигантских фикусов он нашел лужи-
цу застоявшейся на листе воды. Осторожно наклонил-
ся, пригнул голову, длинной трубочкой вытянул
губы и всосал-втянул в себя с полстакана воды.
Несколько капель упало с его губ.
И с другого и с третьего листа он выпил воду.
Воду с четвертого листа он вобрал в рот, но не про-
глотил. Он подержал ее во рту и выплюнул. Оранг
не плевал далеко — вода просто вытекла из
его полураскрытых губ, потекла по волосатой
груди...
9

2
День клонился к вечеру. Косые лучи солнца чуть
освещали лесные поляны, от высоких деревьев легли
длинные тени. Оранг брел по лесу, переходил с де-
рева на дерево, оглядывался, чего-то искал.
Наконец он облюбовал себе дерево. Оно росло на
самом краю небольшой полянки. Ствол его был
обвит вьющимся растением тунбергией. Среди листьев
виднелись ее крупные фиолетовые цветки.
Оранг Пролез в самую гущу ветвей. Добрался до
середины дерева, присел на суку и огляделся.
В лесу становилось все тише и тише. Угомонились
обезьяны, прекратилась возня птиц в ветвях. Не
10

жужжали жуки и не гудели шмели, ящерицы и лету-
чие драконы попрятались и только кое-где мелькали
запоздавшие дневные бабочки.
Прйгибая к себе ветви дерева, оранг начал ломать
их и складывать кучей на суках около ствола.
Укладывая ветви крест-накрест, он громоздил из
них большой помост.
Работа быстро подвигалась вперед. Прошло с пол-
часа, и на дереве уже было готово большое гнездо.
Это гнездо не было уж очень тщательно сложено —
большой кучей-ворохом громоздились ветви.
Оранг взобрался на помост, повертелся в разные
стороны. Переложил несколько веток. Присел...
Сбоку торчала ветка, которая терла ему бедро. Он
ухватил ее, потащил... Ветка не поддавалась. Оранг
сильно рванул. Он долго прилаживался и примери-
вался. поправлял отдельные ветки, перекладывал
irx, обламывал маленькие сучки.
Гнездо было готово. Оранг устроился в его се-
редине. Сел на корточки, сильно согнулся, уперся
локтями в колени и положил подбородок на ладони.
И так, пригнувшись головой к коленям, он начал
дремать.
Над лесом спускалась ночь. И снова, как и утром,
раздался громкий рев гиббонов-сиамангов. Теперь
они кричали свою вечернюю песню.
Ночь наступила.
Лес на время притих. Кончились звуки дня, но
еще не наступил час для звуков ночи. Только легкий
ветерок слегка шуршал листьями да шелестела
трава.
В лесу стало сырее и чуть прохладнее.
Понемногу лес наполнился тысячами звуков. К
шопоту листьев и шуршанью ветвей начали приме-
шиваться крики ночных животных. Эти звуки слива-
11

лись в тихий гул. В лесу стоял ровный шум ночной
жизни.
Треск и хрюканье раздались в непролазных зарос-
лях. Затрещали кусты под тяжелой поступью ног.
На поляне смутно вырисовывалось громадное туло-
вище и голова с двумя рогами на носу. Через поляну
брел носорог. Мелкие зверьки врассыпную бросились
в стороны.
Вокруг дерева, на котором спал оранг, запорхали
летучие собаки — калонги. Их привлекали Сюда мя-
систые фиолетовые околоцветники цветков тунбер-
гии, той самой, что обвила дерево оранга.
Словно чудовищные волосатые бабочки порхали они
над цветками, перелетали с цветка на цветок.. На
миг присаживались, выедали мякоть околоцветника,
летели дальше. Но они не только ели. Как бабочка,
сосущая сладкий нектар, переносит пыльцу с цветка
на цветок, так и они, поедая мякоть, опыляли цвет-
ки. У огромных мясистых цветков тунбергии были
свои опылители, только не бабочки. Это были
волосатые летающие собаки — калонги.
Вперемежку с калонгами вокруг деревьев порхали
и настоящие бабочки. Некоторые из них были так
велики, что чуть уступали калонгам в величине.
Гигантские шелкопряды — крупнее летучей мыши —
бесшумно кружились над деревьями.
Сотни светящихся жуков летали от куста к
кусту, от дерева к дереву. Искрящиеся точки засы-
пали весь лес. То тут, то там виднелся бледный фос-
форический свет: его издавали грибы, похожие на
опенки.
Ножки и шляпки грибов тихо светились. Све-
тилась почва, светились гнилушки, светились гри-
бы, сверкали искры светляков.^ Казалось, что небо
уронило свои звезды на траву, рассыпало их по
12

кустам, а Млечный путь растекся по почве п отдал
свой мягкий свет гнилупщам и грибам.
Оранг крепко спал в своем гнезде. Его не беспокои-
ли бесшумно порхавшие около дерева калонги и
шелкопряды. Через его плотно сомкнутое веки не
проникали искрящийся блеск звезд, мерцанье гни-
лушек и яркие огоньки светляков.
Лес жил богатой жизнью — жизнью ночи.
Как и всякая жизнь, эта ночная жизнь леса была
насыщена борьбой: одни нападали — им нужна была
добыча, им нужно было утолить свой голод; другие
защищались. И те и другие боролись за жизнь. И,
как во всякой борьбе, здесь были победители и были
побежденные.
Еще с наступлением сумерек проснулся в своей
норе, вырытой под корнями дерева, вонючий барсук-
теллего. Высунул морду из норы, принюхался...
Вылез... \
Похрюкивая, он вперевалку побежал по лесу.
Своим рылом он то тут, то там разрывал землю,
вытаскивал оттуда больших земляных червей и личи-
нок и съедал пх. Его охота была всегда удачна: чер-
вей в богатой перегноем почве копошилось тысячи.
Темнокоричневая шерсть барсука сливалась с фо-
ном земли и гнилых листьев. И только белая полоска,
пробегавшая вдоль его спины, позволяла заметить
очертания этого зверька.
Из-за куста к барсуку кралась одна из небольших
кошек этих мест — островная виверра. Она кралась
осторожно, не задевая ни ветки, ни сучочка. Ее длин-
ное гибкое тельце распласталось по земле.
Барсук не обращал внимания на виверру. Или
он не видел ее?
Кошка подкралась совсем близко. Еще немного...
Она выскочила из-за куста.
13

В тот же миг барсук повернулся к кошке хво-
стом...
Кошка отскочила... затрясла головой... убежала...
Барсук выбрызнул из особых железок, поме-
щавшихся в задней части его тела, вонючую жид-
кость. Вонь была так сильна, что весь лес кругом
как бы пропах ею.
Хорошо был защищен этот барсук! Ему не нужно
было кусаться, убегать от врага. Вонючая жид-
кость защищала его надежнее острых зубов и бы-
стрых ног.
Кошка убежала, а барсук спокойно принялся за
прерванное на миг занятие: отрывал и ел червей.
Закопошились в кустах малайские куницы. По-
лезли по деревьям. Искали плоды. Дрались друг
с другом, громко ворчали. Их пронзительные крики
временами прорезывали тишину леса.
По ветвям деревьев бесшумно передвигались свое-
образные зверьки. Их большие головы с красивыми,
близко поставленными глазами сидели на короткой
толстой шее. Хвоста у них не было, а мешковатое
толстое туловище временами сильно напоминало
медвежонка. Это были полуобезьяны — толстые
лори.
Крепко спали они днем в дуплах деревьев. Ночь —
их пора. Они лазили по ветвям в поисках добычи.
Листья и плоды — их еда.
Лори наткнулся на гнездо птицы. Спугнул самку.
Запустил лапу в гнездо. Вытащил оттуда яйцо.
Выпил его.
Испуганная птица шарахнулась во тьме, путалась
и билась меж ветвями. Лори сидел у гнезда и выпивал
одно яйцо за другим.
Громкий крик прорезал лее. Кричал банкивский
петух.
и

Он бился в когтях линсапга — это его мордочка
минуту тому назад мелькнула в кустах лесной
опушки. Пятнистое тельце и кольчатый хвост чуть
виднелись во мраке ночи.
В поисках добычи бесшумно скользил меж ство-
лов и кустов огромный сетчатый питон. Его пяти-
метровое тело гибко извивалось среди зарослей, а
тонкий раздвоенный язык ощупывал все встречен-
ные на пути предметы.
Питон охотился. Он прополз много-много сотен
метров, искал и* тут и там. Он взбирался на кусты
п деревья, ветви которых гнулись под тяжестью его
тела. Он совал свою плоскую голову в норы, нары-
тые у подножий стволов меж узловатых корней. Он
пролезал в дупла. Он искал...
Взобравшись на опушке на невысокое развесистое
дерево, питон перебирался с ветки на ветку..Взо-
брался до середины, крепко обвил ветку хвостом и
застыл.	'
Заколыхалась ветка, задрожали листья. Резкий
крик раздался с дерева — крик охотника, преследую-
щего добычу.
По ветке мчался лори, спасаясь от преследования
хищника. С дерева на дерево, вверх, вниз, все вперед
и вперед... Враг пе отставал.	4
Лори заметался по дереву и наскочил на гнездо
оранга. Шмыгнул между сучьями и застыл там.
Хищник в пылу погони налетел на оранга.
Вздрогнул оранг, заворчал, взмахнул руками...
Сшиб хищника — тот упал с дерева.
А лори посидел в гнезде оранга, отдышался и снова
полез по ветвям...
Словно толстая ветвь висит вниз с дерева. На
конце этой гладкой ветви—голова.
Питон был неподвижен. Он сторожил добычу.
15

Добыча близка. На том же дереве грабил птичье
гнездо неуклюжий толстый лори. Он увлекся охотой,
увлекся вкусной едой и не слыхал, как всполз на
дерево питон.
Покончив с гнездом, лори отправился дальше. Он
перебегал с ветки на ветку, спускался все ниже п
ниже.
Вот он долез почти до питона. Питон был недвижим,
но тонкий язык его зашевелился, глаза чуть забле-
стели.
Питон заметил лори.
Но добыча еще далеко, нужно ждать.
Питон терпелив. Он не пошевелится, не дви-
нется с места. Он будет ждать часами, и —дождет-
ся. возьмет свое.
Ближе и ближе к питону подходил лори.
Мелькнула голова питона... Тяжелый удар... Крик
боли и испуга...
Сжав лори в стальных кольцах своего тела, питон
вместе с ним свалился с дерева.
Крепко сжат лори — не вырваться ему из колец
питона. Хрустнули ребра, раздавлена грудная клет-
ка, потускнели глаза, в последний раз судорожно
задергались лапки...
Питой распустил кольца. Облизал лори, покрыл
его шерстку слоем густой и вязкой слюны. Широко
раскрыл пасть...
Лори не очень крупный зверек. Мало было возни
с ним у питона — он быстро проглотил его.
Оранг спал. Он был так же скрючен, все так же
голова его была пригнута к коленям. Он спал креп-
ким, но чутким сном. Когда из шума ночи вырывался
какой-нибудь уж очень резкий и громкий крик, он
вздрагивал, приоткрывал глаза. Тихо... Он снова
засыпал...
16

Неслышной поступью вышла из-за кустов пантера.
Зелеными огоньками искрились ее глаза, хвост
шевелился, извивался, бил по бокам.
Пантера прислушалась, пригляделась. Заметила
удава. Стороной обошла его и скрылась в чаще.
Вскоре оттуда донеслось ее недовольное ворчанье, а
потом и раздраженный крик. Она наткнулась на
вонючего барсука.
Дикие полосатые свиньи рылись в земле, добывая
коренья и луковицы. Изредка слышалось повизги-
вание поросенка, придавленное хрюканье.
В общем шуме лесной ночи эти крики мало вы-
делялись. Но пантера услыхала их. Насторожившись,
припала к земле.
Пантера кралась... Она неслышно ступала одеты-
ми в бархатные башмаки ногами. Хвост чуть изви-
вался от напряжения, а глаза ярко горели. Выста-
вив из куста голову, она смотрела...
Свиньи рылись в земле. Они были так поглощены
своим занятием, что на некоторое время забыли об
осторожности.
Прыжок... В зубах пантеры завизжала свинья.
Кабан дрогнул, ощерил клыки... На миг он замер.
Поросята с визгом бросились врассыпную. Визг
вывел кабана из неподвижности. Он побежал за
ними.
С визгом и топотом, с треском раздвигая кусты,
мчалось стадо испуганных свиней по лесу. А пан-
тера обедала. Ее обед почти всегда приходился на
ночь.
Завозились в вершинах деревьев разбуженные
визгом свиней обезьяны. Вскрикнули спросонья
попугайчики, взлетела какая-то птица. Насторожил-
ся на ветке лори, на минуту оторвавшись от сочного
плода. Замерла пальмовая куница...
17

Только барсук-теллего не был смущен этим шумом.
Вонючая жидкость хорошо защищала его. Ему не-
чего было бояться...
Горели искры светляков, тускло светили грибы
и гнилушки. Во влажном воздухе аромат цветов
смешивался с запахом гнили.
Шумела ночная жизнь. Подкрадывались к добы-
че хищники. Мчались, ломая кусты, испуганные
травоядные. Писк комара смешивался с хриплым
ворчаньем барсука.
Оранг крепко спал в своем гнезде.
3
Прошло около месяца.
Оранг брел по лесу. Как и всегда, медленно пере-
лезал с дерева на дерево, осторожно хватаясь за
суки. Но все же наблюдательный глаз заметил бы,
что оранг торопился. В его движениях чувствовалось
что-то, показывавшее на его беспокойство. Он искал...
Уже в течение нескольких дней оранг жил впро-
голодь. Плодов дуриана не было, не было и других
более или менее съедобных плодов. Не было орехов.
Молодые листья успели загрубеть, а новые почки
еще не набухли. Да почек и листьев орангу было
мало...
Оранг все больше и больше времени тратил на
поиски пищи. Нередко у него уходил на это весь
день. Сегодня с утра голод сильно мучил его.
Оранг внимательно присматривался к деревьям,
вглядывался в ветки и листья. Искал еды.
С громким криком слетела с сука птица. Оранг
тотчас же перебрался на этот сук. Он принялся
лазить по дереву, заглядывая во все закоулки. Искал
гнездо. /
1Я

Гнезда не оказалось. Оранг побрел дальше.
Толстый ствол дерева виднелся среди сети лиан.
На высоте десятка метров, под нижним суком, из
ствола что-то торчало. Это был клюв гомрая.
Двурогая птица-носорог, гомрай, или «буронг-ун-
дан», как его зовут малайцы, устроила свое гнездо-
fl дупле этого дерева.
Гомрай с карканьем слетел с ветки. Его крик
привлек внимание оранга. Он полез по суку в сторону
дерева.
Тем временем гомрай подлетел ко входу в дупло,,
уцепился своими крепкими пальцами за кору. Из
небольшого отверстия в коре высунулся кончик
клюва. Вот он раскрылся. Гомрай-самец сунул в
него несколько продолговатых комков с куриное
яйцо величиной. Это был корм.
В дупле сидела на яйцах самка. Самец кормил
ее.
Самка не могла покинуть гнездо. Она была зато-
чена, замурована.
Вход в дупло был замазан так, что самка могла
высунуть наружу только свой большой нос. Вылезть
из дупла она не могла. И так самка оставалась в
дупле до тех пор, пока не оперялись птенцы. Тогда
уже вместе с ними она покидала свою временную-
тюрьму.
На суке дерева появилась пальмовая куница. Она
бежала к гнезду. Добравшись до дупла, куница
сунула в него свою остренькую мордочку. С резким
криком защелкала клювом самка гомрая. Куница
отскочила.
На крик самки подлетел самец, накинулся на.
куницу. Громко крича, он летал вокруг сука, по
которому убегал хищник, и старался ударить егв
клювом.
2*
19

Куница сломя голову неслась по веткам, а гом-
рай летел за ней и кричал.
Эта возня на миг задержала оранга. Он пригля-
дывался к кунице, посматривал на гомрая. Он как
бы забыл о дупле.
Куница и гомрай скрылись.
Оранг перелез на дерево с дуплом. Прошел по
суку, спустился вниз. Добрался до нижнего сука.
Прямо под ним было дупло. Он прилег на суку,
растянулся на нем во всю длину и свесил голову,
заглядывая вниз. Протянул руку к дуплу, сунул
ее в дыру. Тотчас же раздался каркающий крик
самки, и защелкал клюв. Оранг отдернул руку,
но тут же снова сунул ее в дыру.
Гомрай ударил его по пальцу; оранг начал сви-
репеть. Осторожность покинула его. Он ухватился
пальцами за край дыры и начал отламывать смо-
листую замазку, которой был заделан вход в дупло.
Самка громко кричала и щелкала клювом. Она
несколько раз ударила им оранга, но клюнуть его
как следует ей не удавалось. Оранг был увертлив,
а главное — выходное отверстие дупла было мало,
и это сильно стесняло движения самки.
На громкие крики самки прилетел самец. Он летел,
вытянув прямо вперед шею и держа перед собой свой
гигантский клюв. Быстро, по прямой линии, несся
он к гнезду.
Оранг не сразу заметил нового врага. Удар клювом
в бок — оранг повернулся. На него нападал самец-
гомрай.
Привстав на суку и махнув рукой, оранг чуть
не сбил самца. Но тот увернулся и с еще большим
ожесточением напал на оранга.
Шум стоял кругом. Кричала самка, кричал са-
мец, громко ворчал оранг. Одной рукой он отмахи-
20



вался от самца, а другой пытался расширить вход
в дупло.
На крик пары гомраев прилетело еще несколько
носато-рогатых птиц. Их гнезда были тут же по
соседству. Уже с десяток самцов кружилось около
оранга. Удары клювов сыпались со всех сторон.
Теперь орангу стало уже не до гнезда. Пришлось
отступать.
Он полез по сучьям, а раздраженные птицы пре-
•оледовали его криками и подгоняли ударами
клювов. Только забравшись в чащу ветвей,
отделался Оранг от преследователей.
Птицы еще долго кричали вокруг дерева, а голод-
ный и обозленный оранг брел по лесу.
Около берега реки, на вершинах высоких деревьев,
гнездилась колония птиц-рогоклювов. Они звонко
кричали, перелетая с дерева на дерево. В гнездах,
на яйцах, сидели самки.
Привлеченный криком птиц, оранг поднялся на
вершину дерева. Он быстро нашел гнездо. Самка
рогоклюва слетела, — в гнезде лежали яйца. Оранг
перебрался на сук, где было гнездо. Самка, крича,
летала вокруг. Он отмахнулся от нее и схватил
яйцо.
Оранг ловко скусил верхушку скорлупы. Белок
длинными струйками потек по его рыже-желтой
бороде, капельками скатился на волосатую грудь.
Как видно, оранг не очень дорожил белком, — не
слизнул его, не попытался выхлебнуть сразу. Но
желток он выпил целиком.
За первым яйцом—второе, третье...
Пять яиц выпил оранг и — огляделся. Рогоклювы
с криком перелетали с ветки на ветку. Птичья коло-
ния была сильно возбуждена. На соседнем суку оранг
нашел второе гнездо. И здесь он выпил все яйца.
22

Третье гнездо оказалось на такой тоненькой ветке,
что итти по ней оранг не мог. Он ухватился за
ветку рукой и начал тянуть-гнуть ее к себе. Ветка
качалась, гнездо дро?кало, из него сыпались отдель-
ные прутики и веточки.
Крак! Ветка сломалась. Гнездо перевернулось.
Яйца попадали вниз, задевая по дороге сучья. На
землю упали только пустые пестрые скорлупки.
Оранг уставился на сломанную ветку, понюхал ее...
Поглядел на полуразрушенное гнездо... Поглядел
вниз...
Из-за неудачи или потому что он был теперь уже не
так голоден, но оранг не стал больше искать гнезд.
Он посидел несколько минут на суку, почесал пра-
вой рукой левое плечо, а левой — правое. Провел
пальцами по бороде... Почесал бок... Встал и отпра-
вился дальше.
Между деревьями блеснула вода. Рядом была
река.
Густая стена камышей и бамбуков окаймляла
реку. До самой воды свисали лианы, а по поверхности
ее плавали листья кувшинок. Яркие стрекозы шур-
шали крыльями, тысячи комаров звенели в тени.
Оранг спустился вниз, добрался до нижних су-
чьев и слез на землю. Встав на четвереньки, он
неуклюже двинулся вперед.
Оранг — житель деревьев.
Среди суков и ветвей он — дома. Там он ловок и
подвижен, даже, пожалуй, своеобразно изящен.
Совсем не то на земле...
Вывернув ступни, ступая на край подошв, сжав
в кулаки руки и опираясь на суставы пальцев, кое-
как ковылял он, сильно раскачиваясь. Он выбра-
сывал руки далеко вперед и упирался ими в землю.
Затем подтаскивал к ним ноги и проталкивал их
23

вперед между руками. И тогда снова выбрасывал
вперед руки. Земля не была родной сетью ветвей
и суков. Здесь он был случайным гостем.
Оранг доковылял до молодых побегов бамбука.
Он вырывал нежные междоузлия из тонких молодых
стеблей и жадно съедал вкусную сладковатую мякоть.
Наевшись, оранг пошел вдоль берега. Он искал
местечка, где можно было бы пригнуться к воде.
Найдя его, присел на корточки, сильно пригнулся, но
до воды не достал. Тогда он лег на живот, далеко
вперед вытянул шею и, добравшись наконец до воды,
напился.
Его манера пить была 'своеобразна. Оранг вытя-
гивал губы в длинную трубочку и всасывал воду,
не делая заметных глотков или хлебков.
Напившись, встал. Встряхнулся... Ударил себя
ладонью по боку и раздавил сразу с десяток комаров.
Пошел к деревьям, поднялся вверх в сеть суков и
листьев — в свою привычную обстановку.
Оранг не ушел от реки. Он поднялся на дере-
вья, чтобы отдохнуть и переждать там самое жар-
кое время дня. Полдень — часы отдыха в лесу.
...Иссиня-черная туча надвинулась, закрыла солн-
це. В лесу стало темно, как ночью. Смолкли птицы,
попрятались обезьяны. Оранг плотно прижался к
стволу дерева.
Блеснула холодным, синим, обнявшим весь лес
пламенем молния. Похожий на короткий толчок,
раздался удар грома. И в то же время туча раскры-
лась — поток воды залил лес.
Гром испугал все живое. В лесу прозвучала много-
голосая тихая жалоба. Забились в чащу ветвей пти-
цы, спрятались ящерицы и змеи. Стало тихо. И
только ровный гул лившейся сверху воды нарушал
эту тишину.
24

Оранг крепко прижался к стволу, поднял руки и
прикрыл ладонями голову. На его длинных руках
шерсть от кисти до локтя росла кверху. И с подня-
той руки вода стекала — ведь тогда-то шерсть была
направлена книзу. Она давала сток воде, направляя
его.
Прижавшись к стволу, оранг сидел, сильно скрю-
чившись. А с его рук лились целые потоки воды.
Но руки—плохой зонтик. Они прикрывали только
макушку оранга. Его плечи, грудь, спина намокали
все больше и больше.
Сорвав несколько больших листьев, оранг положил
их себе на голову. Наломал тонких веток и прикрыл-
ся ими. Придерживая кое-как наваленный на голову
и плечи ворох зеленых ветвей и листьев, он сидел
неподвижно, прищурив глаза...
Кругом ревела вода...
Гроза скоро кончилась. Туча прошла дальше.
Выглянуло солнце, заискрились капли воды на вет-
вях, заблистали лужицы на листьях, пар поднялся
от мокрой, теплой почвы.
Завозились в мокрых вершинах деревьев птицы,
откуда-то донесся крик обезьяны. Лес зашу-
мел...
Оранг не сразу слез с дерева. Он продолжал си-
деть, укрывшись под ворохом ветвей и листьев. Капли
воды стекали с его шерсти, шуршали по листьям, пада-
ли ему на колени.
Наконец оранг сбросил с себя листья, почесал
голову, расправил слипшиеся волосы на плечах
и груди... Встряхнулся... Почесался еще и еще...
Полез с дерева. Вздрагивающие ветки роняли капли
воды, с больших широких листьев проливались струй-
ки. Оранг спустился вниз. В чаще бамбуков было
очень сыро: текла вода с побегов и стеблей.
25

Оранг обогнул заросли и пошел по открытой по-
лянке. Он уже успел проголодаться и искал чего-
нибудь съедобного.
На берегу речки пышно разрослись болотные расте-
ния. У самого берега по воде плавали листья кув-
шинок, по ним бегали пауки, а по цветам ползали
металлически-блестящие жуки.
Оранг шел и присматривался. Иногда он делал
такое движение, словно хотел дотянуться до чего-
то в воде: присев на корточки, он протягивал одну
из рук вперед, над водой. Потом поднимался и шел
дальше.
У самого берега — заросли камыша. Тут же моло-
дые побеги и других болотных растений. Оранг подо-
брался к ним, начал выдергивать их и есть. Должно
быть, ему особенно пришлись по вкусу молодые
побеги одного из камышей, росшего в воде у самого
берега. Он выдергивал побег за побегом, отрывал
молодую часть растения и высасывал сочную мякоть.
Увлекшись едой, оранг все дальше и дальше протя-
гивал руку над водой...
Под берегом, в зарослях, притаился небольшой
крокодил. Он был еще сравнительно молод и неве-
лик — всего около двух метров длиной. Его глаза,
затянутые прозрачной пленкой, не мигали и тускло
смотрели вдаль. Крокодил казался неживым — так
неподвижно он лежал в зарослях, чуть выделяясь
своей зеленовато-бурой спиной на фоне ила и тины.
Оранг был совсем рядом, но крокодила не заме-
тил,— все его внимание было поглощено камышом.
Крокодил услыхал шорох. Чуть двинув хвостом,
повернулся в сторону оранга. На миг вспыхнул
огонек в тусклых глазах... И снова—словно оброс-
шее грязным мхом бревно качалось у самого бе-
рега.
26

Оранг с увлечением выдергивал побеги и жадно
поедал их.
Крокодил медленно, чуть передвигая ноги, полез
на берег. Тихо колыхалась тинистая вода, чуть шеве-
зяла побеги камышей.
Крокодил — лез, оранг — ел.
Крокодил вылез на берег. Его глаза теперь не
тусклы, они зорки и настороженны, они горят зеле-
новатым огнем. Он крадется к орангу...
Треск сломавшегося сухого побега,— оранг быстро
оглянулся. У его ноги щелкнули челюсти крокодила.
Сверкнули глаза, вздыбилась шерсть, яростный
рев прокатился над сонной рекой.
Оранг бросился на крокодила. Удар хвостом чуть
было не сшиб его с ног — только цепкость пальцев
удержала оранга.
Крокодил бил хвостом, брызги воды вместе
с илом и тиной обдавали оранга. Щелкали челюсти,
сверкали белые зубы. Крокодил яростно хрипел.
Оранг — ревел. Ревел злобно и яростно. Его глаза
горели, шерсть встала дыбом. Раскрылись челюсти,
желтые клыки высунулись из-за больших губ.
Оранг подбежал к крокодилу, схватил его за хвост
и сильно рванул.
Крокодил бил и размахивал хвостом, царапал
землю лапами. Оранг пытался рвать хвост крокоди-
ла, но его ногти скользили по крепкой чешуе.
Зубы крокодила щелкали около самой ноги
оранга.
Все больше и больше разъярялись враги. Оранг
становился все менее осторожным. Голова кроко-
дила приближалась к ноге оранга.
И вот... Щелкнули зубы раз, другой... В третий
раз щелканья не было. Зубы не стукнули друг о
друга. z
27

Крокодил впился к ногу оранга.
Оранг изогнулся, схватил крокодила за челюсти.
Он вцепился одной рукой в верхнюю челюсть,
другой — в нижнюю. Тащил и дергал их, пытал-
ся разомкнуть капкан челюстей и зубов.
Крокодил не отпускал ноги. Он бил хвостом, изви-
вался, но не разжимал челюстей.
Оранг с налитыми кровью глазами, ощеренными
клыками и вставшей дыбом шерстью был жуток на
вид.
Он казался теперь каким-то чудовищем из страш-
ной сказки. И глядя на него в этот момент, можно
было поверить многому из россказней об этом живот-
ном, — россказней, рисующих его как самого сви-
репого из жителей леса.
Оранг ревел: из ноги ручьем лила кровь.
Он не выпускал из рук челюстей крокодила, —
старался раскрыть их, разорвать.
И вот настал момент. Хрустнула челюсть... Еще...
Еще... Обвисла...
Нога выскользнула из страшной пасти.
Оранг рвал крокодила. Его сильные пальцы вце-
пились в нижнюю челюсть, мускулы упруго пере-
катывались под волосатой кожей. Сухощавые руки
напряглись и натянулись, словно узловатые канаты.
Он рычал и рвал...
Крокодил извивался, взмахивал хвостом, бил но-
гами. Он сшиб оранга, и тот упал рядом с ним. Когти
крокодила царапали орангу живот. И от боли он
свирепел все больше п больше.
Оранг обезумел от ярости. Он рвал крокодила
уже не для того, чтобы вырваться из его пасти, чтобы
освободиться от зубов. Он рвал, чтобы уничтожить.
Рыжее волосатое тело и чешуйчатый крокодил
переплелись, большим комом катались по земле.
28



Хвост высоко взметывался в воздухе, били когтистые
лапы, мелькали рыжие волосатые ноги.
Хрипенье крокодила смешивалось с ревом и сопень-
ем оранга.
Далеко в сторону отлетела оторванная нижняя
челюсть. Резкий запах мускуса наполнил воздух.
Оранг нагнулся... Длинные желтые клыки его
впились в горло врага.
Крокодил мертвый лежал на земле. Оранг про-
должал кусать его...
И только когда от врага осталась какая-то бес-
форменная масса кровавых лохмотьев, оранг отошел
от крс кодила.
Он проковылял несколько шагов и тотчас же при-
сел. Высоко задрал прокушенную ногу. Охватил ее
руками, поднес к лицу. Поглядел на нее, лизнул...
Кровь текла из ноги. Оранг принялся зализывать
рану.
Прихрамывая, волоча за собой раненую ногу,
оранг направился к деревьям. Нога болела, он едва
шел.
Подойдя к дереву, оранг поднял голову. Суки были
высоко. Он охватил ствол руками, попробовал лезть...
Не смог.
Тогда он побрел дальше, осматриваясь и выиски-
вая дерево, где до сука можно было бы достать с
земли.
Найдя такое дерево, оранг поднялся на руках, до-
брался до сука, закинул на него здоровую ногу. Залез
на сук, посидел немного. Медленно, поджимая боль-
ную ногу, полез дальше. Поднявшись до середины
дерева, он остановился.
Быстро наломав ворох ветвей, уложил их, устро-
ил гнездо, залез в него, обхватил раненую ногу и
принялся лизать ее.
30

4
Недалеко от опушки непроходимо заросшего'
леса — малайский кампонг1.
Рисовые поля... Хижины, обсаженные пальмами
и фруктовыми деревьями... Небольшие рощицы...
Болотистые низины, поросшие низкорослыми пе-
ристыми пальмами} панданусами, саговыми паль-
мами.
Сахарные пальмы, — их волокна дают материал
для крыш хижин, а гроздья цветов — сладкий сок.
Арековые пальмы, плоды которых жуют, как
бетель. Пальма-кариота с листьями, похожими на
листья папоротника. Кокосовые пальмы...
Словно гирлянды маленьких красных флажков,
висят по стволам деревьев цареградские стручки
с яркокрасными листьями на концах ветвей.
Узорчатые листья-ваи древовидных папоротни-
ков виднеются то тут, то там, прорезают заросли,
вздымаются над кустами.
На бамбуковых сваях стоят хижины. Их пол при-
поднят над землей по крайней мере на метр. Низко
спускается на стены крыша, издали бросаясь в глаза
своими изящными очертаниями. Кое-где блестят на
солнце металлические украшения стен дома богача.
Узенькие лестницы ведут к дверям, маленькие око-
шечки прорезают украшенные резьбой стены.
Ярко блещущей зеленью, густыми садами и
рощами окружены бамбуковые и пальмовые хижин-
ки. Они стоят на высоких ножках-сваях, яркие и
пестрые, как и окружающая их природу.
Но голод, нищета, насилие и непомерный труд
свили и здесь свое гнездо. И среди яркой зелени,.
1 Кампонг — деревня.
31

вкусных плодов и сказочно-прекрасных цветов —
люди умирают от голода и болезней. Среди богатства
природы — люди нищие. Среди свободы лесов, гор, и
равнин процветает рабство...
Под палящими лучами солнца, в насыщенном па-
рами болот воздухе, среди туч комаров и москитов
работает на рисовом поле-болоте земледелец. Его
труд—труд каторжника. Ноги вязнут в иле и грязи,
спину жжет солнце, бесчисленные волдыри от уку-
сов комаров разъедаются ручьями соленого пота.
И человек и буйвол выбиваются из сил...
И все это для того, чтобы внести подати. Для того,
чтобы заплатить налоги тем, кто пришел сюда
откуда-то издалека, захватил земли, леса и воды.
Им, этим пришельцам, не нужны плоды и яркие
цветы. Им нужны деньги, рис. Им нужны ценные
древесные породы. Им нужно то, без чего обходился
раньше житель Суматры, что не нужно было ему в
«го когда-то простой и свободной жизни. Для этих
пришельцев гнется спина, вязнут ноги в болоте, а
тело покрывается волдырями от укусов мух и кома-
ров.
Много испытал на своем веку житель Суматры.
Пришли арабы и индусы и поработили его. Заставля-
ли не только работать — сделали рабом, покупали
и продавали.
Потом явились европейцы — голландцы. Они
захватили все, куда смогли проникнуть их глаза,
руки, ноги и — ружья и пушки. Поработили и
жителей Суматры и малайцев-захватчиков...
...Высоко, в самое небо, упираются покрытые
беловато-серой корой стволы мангу станов. В густую
тенистую крону собраны большие темнозеленые
листья. Гнутся ветви под тяжестью красно-бурых
плодов, мало заметных на фоне листвы.
32

Золотистыми связками спускаются на своих длин-
ных стебельках-ножках плоды манги. Словно золо-
тые гусиные яйца, висят они на развесистых ветвях
тенистого дерева.
Тонкие и мягкие — они так мягки, что легко ре-
жутся ножом,— стволы дынного дерева «папайи»
украшены на верхушке венцом крупных пальчатых
листьев. Во все стороны протянулись они на длинных
черешках. Л под самой вершиной, словно маленькие
дыни или гигантские груши, висят на длинных сте-
бельках золотистые плоды.
Крепкие подпорки поставлены под согнувшимися
ветвями рабутана. Красно-бурых плодов так много,
что кажется, — нс листья, а они одевают дерево.
Гнутся ветви, трещат, ломаются. Только подпорки
и могут удержать этот груз тысяч и тысяч плодов.
А рядом — огромные листья бананов и пучки зе-
лено-желтых плодов, похожих на огромные стручки
или бобы.
В пестрой смесп чередуются манги, рабутаны, па-
пайи и бананы. Сверкает золото в тени листьев. И
все это перевито вьющимися и ползучими растениями,
пестрит красными листьями цареградского стручка.
Солнце играет на листьях, на ярких плодах. Птицы
кричат и возятся в развесистых кронах. Иногда
мелькнет макак. Бабочки кружатся над вершинами
деревьев.
Оранг вышел на опушку. Кончилась лесная ча-
ща, исчез полумрак зарослей. Солнечные лучи зали-
вают деревья, траву, кусты. Блестит заводь реки,
тускло светится ил в камышах.
Стаи рисовок кружатся над рисовыми палями.
«Яванский воробей» — серо-голубая птица с батьшим
и толстым красноватым клювом и белыми щеками.
Как и все здесь, она ярка, но все же тусклее дру-
3 Оранг	33

гих птиц, бледнее, не так пестра. Ведь рисовка
только — «воробей».
Рисовки качались на высоких стеблях риса, вы-
клевывали созревшие зерна, кричали, дрались. С
криками взлетали стайки их, свертывались и раз-
вертывались в воздухе. Снова спускались на боло-
тистое поле, снова на миг затихали в зарослях
риса.
Блестящие черно-зеленые самцы кукилов возились
в ветвях плодовых деревьев. Перелетали с манги на
рабутан, с мангу стана на банан, выклевывали мякоть
плодов. Громкие крики их далеко разносились по
садам.
Кукил нс связан семьей, он не вьет гнезда, не
выкармливает птенцов. Как наша кукушка, он под-
брасывает свои яйца в гнезда других птиц. Но яйца
кукила крупнее кукушечьих. Его птенцов воспиты-
вают не мелкие певчие птички, а птицы с ворону
величиной.
Перелезая с дерева на дерево, — это не всегда было
легко сделать, так как деревья росли не часто, —
оранг добрался до садов. Перелез на мангу, сорвал
плод, куснул и бросил. Сорвал другой — надкусил,
выронил...
Бананов — вот чего ему хотелось.
Оранг добрался до банана, залез на него... Ухва-
тился рукой за толстый ствюл, а другой сорвал
плод. Содрал с него желто-зеленую мягкую кожуру.
Поглядел на нее и засунул в рот... Сжевал... Съел
и мякоть.
Банан за бананом срывал и ел оранг.
Иногда он переставал есть, оглядывался и при-
слушивался. Потом — снова тянулась рыжеволосая
рука, снова вытягивались губы, снова начинали
двигаться сильные челюсти...
34

Оранг был сыт. Он перелез на соседнее дерево,
потом двинулся дальше.
Передвигаясь с дерева на дерево, оранг уходил
из сада. С криком взлетали над ним черно-зеленые
кукилы, сверкали в солнечных лучах яркобелыми
пятнами груди, каймами крыльев и хвоста, кричали
надрывисто-громко...
Оранг добрался до рисовых полей. Ему захотелось
пить, и он спустился с дерева.
Взлетели рисовки, закружились, зачирикали.
Оранг пригнулся к воде и пил...
Из-за заросли бамбука выглянула голова малайца.
Он увидел оранга. Соблазн был велик.
Малаец скрылся — побежал за другими. Около
полей и в садах было немало людей. Через несколь-
ко минут за бамбуковой зарослью пряталось уже с
десяток малайцев. Кто держал копье, кто палку, а
кто лук и стрелы.
— Меяс... Меяс... На земле... Внизу...
На вершине дерева оранг мало доступен. Там его
не возьмешь. Но на земле — есть надежда... Не
поймать, конечно, а убить.
Малайцы крались к орангу. Они рассчитывали
отрезать ему отступление к деревьям, хотели при-
жать его к воде, к болоту.	‘
Услышав шаги, оранг оглянулся...
Люди...
Он не испугался, ничем не обнаружил волнения.
Спокойно, — словно ничего и не случилось, — он
медленно зашагал на всех четырех руках-ногах к
дереву. Он оглядывался на людей, но ни злобы, ни
угрозы в его взглядах не было.
Оранг шел к дереву. Но перед деревом оказался
человек.
3*	35

Люди виднелись везде кругом — дороги к деревь-
ям не было.
Оранг огляделся. Кольцо людей стягивалось, на-
двигалось на него.
Тогда оранг повернулся к людям спиной. Он пошел
в сторону рисового поля.
Громкие крики раздались сзади него. Люди кри-
чали, хлопали в ладоши, чем-то стучали. Теперь онп
гнали его к полю.
Подойдя к воде, оранг оглянулся.
Впереди вода. Нет сюда дороги.
Сзади — кричат люди...
Шерсть начала приподниматься, маленькие глаз-
ки стали поблескивать. Оранг еще не рассвирепел,
но был близок к этому.
Все ближе и ближе подходили люди к орангу.
Они хотели загнать его в болото.
Вот один из малайцев взмахнул рукой. Свистнуло
в воздухе копье, вонзилось в землю около оранга.
Дыбом встала шерсть. Сверкнули зубы, ярко
загорелись глаза. Оранг заревел.
— А-а-а-а!.. О-о-о-о-о!.. У-у-у-у-у-у!..
Малайцы кричали. Раскатистый рев покрыл их
крики.
Оранг прыгнул назад.
Малайцы замахали палками и копьями, бросились
ему навстречу.
Оранг рассвирепел. Одним прыжком ворвался он
в кучу людей. Сшиб одного малайца, схватил за
руку другого. Малаец кричал и отбивался, но оранг
не выпускал его. Острые клыки впились в руку,
рванули...
Люди бросились на выручку. Оранг на ми-
нуту выпустил руку малайца. Наотмашь уда-
рил...
зс>





В свалке малайцам удалось отбить своего товари-
ща. Но рука у него оказалась переломанной, а бок
был разодран.
Скаля зубы и сверкая глазами, оранг начал мед-
ленно пятиться к дереву. Малайцы бросились за
ним. Но он уже успел взобраться на дерево и, огля-
дываясь и ворча, перебирался с сука на сук.
Свистнула стрела— дернулся и крякнул оранг. В
руку впился зазубренный наконечник. Еще стрела—
новый крик оранга.
Оранг быстро полез к вершине. Там, наверху,
полузакрытый густой сетью ветвей и листьев, он
спешно сделал себе гнездо. Наломал ветвей, на-
громоздил их.
Не видно теперь снизу оранга — он скрыт кучей-
гнездом.
Малайцы не могли лезть на дерево — оранг был
слишком опасным противником там, наверху. Они
кричали и суетились внизу, стреляли из лука, бро-
сали вверх копья.
Тщетно — гнездо защищало оранга.
Он сидел там, злобно поблескивая глазами, скаля
зубы и ворча. Из его кожи торчали две стрелы. Они
не вошли глубоко в тело — только пробили кожу,
висели, цепляясь за сучья и листья. И каждый раз
как стрела задевала за сучок, оранг вздрагивал и
урчал от боли.
Он не понимал, что с ним случилось. Но его за-
чаточный ум все же мог кое-как разобраться в
причине боли.
Стрела — вот что вызывало боль.
У оранга бывали занозы в руках и ногах. При-
ходилось натыкаться на острые колючки-шипы ду-
риана. Он был давно хорошо знаком с острыми крюч-
ками пальм-ротангов.
38

Стрела — большая заноза, большой шип.
Оранг осторожно потрогал стрелу, понюхал ее,
полизал. Взял ее и потянул... Съежился от сильной
боли — зазубрины стрелы рвали мясо, кожу, как
огнем жгли тело...
Сморщившись, вытянув вперед губы, оранг тащил
стрелу, понемногу раскачивая ее. Она нс подавалась.
Тогда он с силой дернул... Заревел от боли, затряс-
ся, и — стрела вырвалась из тела. Из разорванной
кожи текла кровь. Оранг зализал ранку.
В боку сидела вторая стрела. Оранг начал та-
щить и ее. Теперь он уж не раскачивал ее, не про-
бовал, а сразу рванул, вскрикнул и вытащил
стрелу.
Он повертел стрелу в руках, обнюхал ее, рас-
смотрел со всех сторон. Потрогал острый конец,
надавил на него, укололся и отдернул палец...
Меж зазубрин стрелы осталось несколько шерсти-
нок, и виднелись кровавые обрывки кожи.
Казалось, что оранг изо всех сил старался понять,
что это такое. Такой длинный и острый шип еще не
встречался ему в жизни. Таких шипов не бы то в лесу.
И у оранга установилась связь: шип и человек.
В его мозгу сами собой возникли и связались эти два
представления: человек и стрела.
Эти сопоставления, эта связь между событиями
крепко удержались. С этого дня при виде человека
у оранга ярко вспыхивало представление о боли от
«шипа».
Только к вечеру перебрался оранг с дерева, рос-
шего близ рисового поля, на лесную опушку. Он
не пошел дальше. Ночевать можно было и здесь, на
опушке.
Почти у самого края леса протекала река. Заро-
сли камышей и бамбуков скрывали ее берега.
39

К вечеру, когда начало садиться солнце и оранг
уже заканчивал постройку своего временного гнез-
да, в зарослях раздался шорох. Оранг насторожился.
Но с дерева ему не видно было того, кто вышел из
чащи.
Из зарослей бамбука высунулась черная голова
с коротким и толстым хоботом. Бело-каемчатые уши
настороженно прислушивались .. Потом показалось
и черное туловище с белым чепраком на спине. Это
был тапир-саладанг. Выйдя из заросли, он снова
прислушался, поглядел по сторонам и наконец полез
в воду.
Фыркая и плескаясь, тапир плавал и нырял в
реке. Рвал водяные растения, жевал стебли водяных
лилий и камышей. Огромное бёлое пятно, покрывав-
шее заднюю часть его тела, резко выделялось па
черном туловище.
40

Тапир был чуток. Едва раздался шорох в кустах,
и он исчез.
Спустилась ночь. Эта ночь для оранга была шумна
и неспокойна. В густом лесу привычные звуки и
шумы ночи мало тревожили его. Сквозь сон он раз-
личал крики куниц, ворчанье диких кошек. Он знал
эти звуки, они не угрожали ему опасностью. Здесь
новые звуки врывались в тишину ночи. Звуки не-
знакомые.
Когда взошла луна, тяжелый топот раздался на
берегу реки. Целым стадом пришли на водопой
буйволы-керабцу. Их было много, до полусотни.
Растянувшись полукругом, они молча подвигались
к берегу. По краям шли самые сильные, рядом с
ними — старики. В середине сгрудились самки и
телята. Впереди этого полукольца шел вожак —
огромный буйвол с большими рогами.
За кустом, лежа, затаился тигр.
Его хвост чуть извивался. Он не сводил ярко
сверкавших глаз с приближавшегося стада.
Буйволы подошли к воде, начали пить. Стадо раз-
билось, разбрелось.
Тигр пополз...
Короткий прыжок... Громкий рев...
Стадо всполошилось. Громко замычали буйволи-
цы, наклонились и наставили острые рога буйволы,
рылп вязкую землю копытами. Прижались к мате-
рям испуганные телята.
В кустах, на берегу, тигр тащил, с шумом про-
дираясь через заросли, теленка. Буйволица-мать с
громким мычанием ходила около кустов, за которыми
исчез ее теленок.
Старый буйвол подошел к зарослям, наклонил
голову. Понюхал... Несколько капель крови висело
на листьях,— буйвол захрапел, начал рыть землю
41

ногами. Низким мычанием и ревом ответили на этот
храп быки. Запах крови раздражал их, вселял в
них какое-то смутное беспокойство.
Вскоре стадо исчезло в кустах...
Оранг проснулся от рева и мычанья буйволов.
Звуки говорили об опасности там, внизу... Он при-
слушался... Трещали кусты, мычали буйволы, топа-
ли ногами...
Потом все смолкло. Оранг продолжал прислуши-
ваться, но везде было тихо.
Только писк комаров да крики какой-то ночной
птицы нарушали тишину.
Оранг снова скорчился на гнезде.
5
Среди лесной чащи — небольшая полянка. У этой
полянки странный вид: кто-то тщательно расчистил
ее середину, убрал с нее все сухие веточки, палочки,
мусор. Площадка посредине полянки была чисто-
начисто подметена.-Узенькие тропинки разбегались от
нее во все стороны. Бежали по полянке, извивались
меж кустами, скрывались в. лесной чаще.
Из кустов на полянку вышла большая птица. Крас-
новато-бурая, она была усеяна мириадами пятен
и черточек.
Птица пробежала по середине полянки. Увидала
сухой листочек, схватила его, отнесла к сторонке.
Чистая площадка посредине полянки — гладкая
словно паркет. Птица бегала по ней, смотрела —
чисто ли. Потом уселась, вытянула шею.
— Гау-гау-гау!.. Гау-гау-гау!..
Резкий крик, несколько похожий на крик павлина,
прорезал воздух.	•
42

Прокричав несколько рая, птица насторожилась.
Издали донесся ответ.
— Гау-гау-гау!..
Птица подскочила и распустила крылья. Широким
пестрым веером встали они у нее позади. Длинные
перья хвоста приподнялись. Заб-
лестели в солнечных лучах зер-
кальные пятна. Птица искрилась
и переливалась.
— Гау-гау-гау! — кричал ар-
гус, вызывая на бой невидимого
соперника.
II соперник явился.
Но то был не аргус. Не этого соперника звал на
бой самец.
Буро-красный, с желтыми перьями шеи и черно-
зелеными перьями хвоста и груди, выбежал на
43

поляну дикий банкивский петух. Он бросился па
аргуса.
Аргус — он был гораздо крупнее петуха — не
принял боя. Он побежал, петух бросился за ним.
Сложив пятнистые крылья, вытянув хвост и шею,
мчался аргус по полянке. Петух гнался за ним,
старался ударить клювом. Аргус убежал с расчищен-
ной площадки, убежал с полянки, скрылся в лесной
чаще.
Петух остался на площадке. Взмахнув крыльями,
издал громкий победный крик.
Через несколько минут аргус вернулся — петух
снова прогнал его. Это продолжалось долго. И, может
быть, до самого вечера гонял бы петух аргуса, если
бы их обоих не спугнул кто-то третий.
На дереве, росшем на краю поляны, мелькнуло
рыжее тело, хрустнула и закачалась ветка. Обе
птицы опрометью кинулись в кусты. Пригнувшись,
вытянув шею, аргус быстро бежал по лесной
чаще...
На дереве сидел оранг. Он поглядел вниз, на
испуганных птиц, поглядел по сторонам. Перелез
на соседнее дерево.
Оранг бродил по лесу. Qn — искал.
Вчера п сегодня и несколько дней подряд — он
бродит и ищет. Ищет себе пару.
В огромном лесу, на высоких деревьях, жило
много орангов. Но лес велик, запутана и густа сеть
ветвей. Упирается глаз в зеленую стену, тонут звуки
в шорохе листьев и скрипе ветвей. Трудно найти,
трудно встретить...
Оранг ищет...
Вдали, на дереве, мелькнуло рыжее пятно. Оранг
насторожился. Перебрался на конец сука, просунул
голову меж ветвей. Повис на руках, раскачался...
41

Перебросился на сук соседнего дерева... Пошел в
сторону пятна.
Пятно мелькало в лесной чаще, то приближалось,
то удалялось.
Орапг погнался за этим рыжим пятном. Быстро
перелезал с сука на сук, с дерева на дерево. Он спе-
шил насколько мог, такой малоподвижный и не-
поворотливый.
Рыжее пятно уходило в глубь леса.
И вот — оранг оказался совсем близко от пятна.
На соседнем дереве на миг показалась рыжая без-
бородая фигура. Это была самка.
Громкий рев вырвался из открытой пасти оранга.
Рев торжества, рев призыва, рев самца, увидевшего
самку.
И тотчас же ответный рев раздался с деревьев.
Ревел соперник. За самкой гнались два самца.
Дыбом встала шерсть, сверкнули глаза, ощерились
зубы. С яростным' ревом полез оранг навстречу со-
пернику.
На одном из толстых суков встретились самцы.
Закачался сук от резкого толчка, вздрогнули и
зашуршали листья. С криками разбежалась стайка
обезьян, шнырявших на вершине.
Оранги схватились... В цепких объятиях извива-
лись рыжеволосые тела. Ревели, царапались и ку-
сались, старались задушить друг друга могучими
руками.
Сук дрожал... Оранги боролись, передвигаясь все
ближе к концу сука.
Ближе и ближе конец, сильнее и сильнее раскачи-
вался и гнулся сук. Сломался... Кубарем полетели
вниз соперники...
Падая, оранг ухватился рукой за нижпий сук.
Повис на одной руке, удержался... Соперник сва-
45

лился вниз, ломая ветки и сбивая листья, перевали-
ваясь с сука на сук. Он не мог ухватиться, не мог
повиснуть — одна из рук была вывихнута, на другой
сломаны два пальца.
Оранг тяжело упал на землю, скорчился там,
застонал... Приподнялся, сел... Посмотрел на руку,
ощерил зубы и злобно поглядел вверх.
Там на суке сидел оранг-победитель. Он громко,
торжествующе заревел и бросился догонять самку.
Самка не ушла далеко — она сидела на одном из
соседних деревьев и лениво жевала молодой лист.
Она отдыхала.
Снова началась погоня, снова затрещали и за-
колебались суки и ветки, снова посыпались вниз
сбитые листья...
С дерева на дерево, с сука на сук мчалась по лесной
чаще рыжая пара. Впереди, на два, на три дерева,
самка. За ней, тяжело пыхтя, поспевал самец.
Они забыли в этой погоне о врагах, забыли о
змеях, ползающих по деревьям и сторожащих свою
добычу, спрятавшись в ветвях, зеленых, как и они.
Забыли о полосатом тигре, сторожащем их внизу.
Забыли обо всем. Только одно видел самец — мель-
кающее впереди рыжее пятно самки.
Стадо диких свиней завизжало и захрюкало внизу
в кустах, потревоженное шумом погони. Питон, чуть
не сброшенный с сука, по которому пробежал са-
мец, приподнял свою голову. Птицы с криками взле-
тали над ©рангами, брызгала с листьев вода, лома-
мись тонкие ветки и сучки, обрывались вьющиеся
растения. Острые шипы ротангов впивались в кожу
оранга. Он не обращал на это внимания...
Оранг гнался...
Самка бежала впереди. Но ее бег теперь становился
все медленнее и медленнее. Она то и дело оглядыва-
ло

лась назад, смотрела — далеко ли самец. Она не
просто бежала от него, а как будто старалась увлечь
его за собой, заманить в какую-то хорошо известную
ей часть леса.
Давно кончились знакомые места, те, где каждый
день бродил оранг. Этой лесной чащи он никогда не
посещал.
Большая поляна перерезала дорогу. Ее можно
было обогнуть, обойти кругом по деревьям, но самка
не сделала этого. Она выбрала кратчайший путь —
слезла на землю и пошла прямо через поляну.
Она уже была на дереве, на другой стороне по-
ляны, когда оранг добрался до середины поляны.
Змея, зашипев, подняла голову над землей. Распи-
санное мраморными пятнами туловище сетчатого пи-
тона извивалось в траве. Оранг не замедлил шагов,
он только оглянулся и на ходу, на миг, оскалил зубы.
Снова гнался оранг за самкой, снова мелькали
два рыжих волосатых тела в чаще зеленых ветвей...
Начало темнеть.
Вечер — время, когда оранг ищет ночлега. Он
не станет бродить впотьмах по лесу. Как только
потянет вечерним ветерком, начнет спускаться ноч-
ная прохлада и побегут косые тени от деревьев,
он начинает искать место для ночевки. Есть гнез-
до — хорошо. Нет — он строит новое. Постройка
гнезда быстра — оранг тратит на нее не более полу-
часа. А раздастся вечерняя песня гиббонов-сиаман-
гов — оранг уже сидит на гнезде.
Начало темнеть — пора и на ночлег. Но самка
бежала и бежала вперед. Самец гнался за ней.
В пылу погони он не замечал, как темнело в лесу.
Он ничего не видел и не слышал. Ничего, кроме
мелькающего впереди рыжего тела самки, кроме
треска ветвей под ее телом.
47

Но самка — она ничего не забыла. Она видела:
вечер, пора спать. Она знала, куда ведет оранга.
Она просто кружила по лесу и теперь, когда пришла
пора ночлега, дав последний крут, повела оранга
к своему гнезду. Еще несколько деревьев — и самка
исчезла в развесистых суках. Оранг перелез на это
дерево. Там было гнездо самки.
... Шумит ночная жизнь леса. Визжат и хрюкают
свиньи, с реки доносится мычанье буйволов-керабау,
громко ревет тигр, и верещат в кустах пальмовые
куницы.
Орангп спят в гнезде.
А там, далеко, в лесной чаще, корчится на ветках
раненый соперник. Вывихнутая рука распухла и
болит, мозжат сломанные пальцы. Колючки ротангов
впились в кожу, и вынуть их нечем...
Стонет и ворочается оранг на дереве, прижимает
к груди больную руку.
Шли дни, недели, месяцы. Самка становилась все
более и более грузной, ей все труднее было переле-
зать с дерева на дерево. Она не могла, раскачавшись
на суку, переброситься тяжеловатым, но все же
ловким и своеобразно изящным прыжком на сосед-
нее дерево. Не могла балансировать на конце тон-
кого, качающегося и гнущегося сука, с трудом лази-
ла по лианам. Ее движения стали осторожными, она
не отходила далеко от своего гнезда.
И все же каждый день она перебиралась с дерева
на дерево в поисках еды. Она ела теперь больше, чем
прежде, — есть ей приходилось уже за двоих.
Гнездо самки помещалось неподалеку от той по-
лянки, на которой была расчищена площадка ар-
гуса. С своего дерева самка видела, как бегал по
площадке красивый аргус, как он подхватывал
48

клювом каждый листок, каждую веточку и уносил
их. Видела, как он распускал свой хвост и яркие пят-
нистые крылья. Слышала вызывающие крики «гау-
гау-гау». Слышала и ответный крик самки, более
нежный и протяжный:
— Гау-ау-ау... Гау-ау-ау...
Видела самка, и как погиб красавец-аргус.
Рано утром на полянку вышел человек — ма-
лаец. Он осмотрелся по сторонам, прошел по по-
лянке. Улыбнулся и сам себе кивнул головой. Вид-
но, был доволен.
Потом он нагнулся... Вынул что-то из мешка, ви-
севшего у него на поясе. Присел на корточки...
Долго возился малаец. Потом встал и ушел. На
площадке аргуса осталось «что-то».
Это «что-то» была ловушка для аргуса.
В землю был крепко забит колышек. А к колышку
приделана бамбуковая пластинка. Со стебля бамбу-
ка малаец срезал-соскоблил тоненькую пластинку-
ленточку. Эта пластинка была узка и тонка, не
толще листа бумаги. Она гибко .покачивалась в
воздухе и издали казалась тоненькой змейкой,
вставшей на хвост.
На площадку выбежал аргус. Он тотчас же заметил
пластинку-змейку. Подбежал к ней, пригляделся.
Непорядок!
Птица ухватилась клювом за пластинку и по-
тащила ее. Вбитый в землю колышек не пускал. Ар-
гус дергал и дергал — пластинка не подавалась.
Тогда птица начала клевать бамбуковую пластин-
ку, била и царапала ее ногами. Напрасно: плас-
тинка попрежнему торчала кверху. Она выскальзы-
вала из клюва птицы, была упруга и неподатлива.
Крепко ухватить ее, зажать в клюве аргусу никак
не удавалось.
4 Ораве	49

Аргус ухватил пластинку клювом и завертел
головой. Он прилаживался и так и этак. Упругая
пластинка начала обвиваться вокруг его шеи, на-
матывалась все плотнее и плотнее. И тут птица по-
тянула. Она с силой рванула головой — пластинка
врезалась ей в шею. Края ее были остры, как
бритва.
Рывок-другой — пластинка глубоко врезалась.
Алые капли крови повисли на перьях.
Аргус взмахнул крыльями... Его голова повисла,
глаза выкатились, клюв раскрылся... Птица за-
хрипела и забилась... Ноги царапали землю, распу-
щенные крылья били и хлопали...
Еще рывок — и голова, почти отрезанная от туло-
вища, повисла на обрывке кожи. Аргус погиб.
Бамбуковая пластинка, изящной змейкой торчав-
шая из земли, была ловушкой. Аргус, так следивший
за чистотой своей площадки, попал в западню.
Вечером на площадку снова пришел малаец.
Взял аргуса и унес его.
Самка оранга видела все это. но она не понимала,
что это значит. Она видела человека, видела бившую-
ся на земле птицу, снова видела человека. Но связь
между человеком и птицей — это ей было недоступ-
но...
...Пришел день — у самки родился детеныш. Ма-
ленький, в нежной шерстке бледнорыжего цвета.
Он не был так слаб и беспомощен, как дети людей.
Он тотчас же начал шевелиться, он мог крепко ухва-
тить мать, вцепиться ручонкой в ее длинную шерсть
и повиснуть на ней. И мать — она не лежала
больной после этого трудного дела. Она тотчас же
могла начать свои странствования по деревьям.
Взяв детеныша на руки, мать пристально глядела
ца негб небольшими черными глазами. Нежными
50

ворчащими звуками она приветствовала своего дете-
нышя.
Потом поднесла его к груди. Прпгнула его голову
к соску. !
Детеныш повозился, потыкался ртом туда и сюда.
Наткнулся на сосок.
Он сосал, Громко чмокая, а мать сидела, смотря
на него и изредка озираясь по сторонам.
Всякий шум привлекал теперь ее внимание. Она
злобно заворчала, когда рядом на дерево опустилось
несколько попугайчиков-нетопырей. Они сели на
ветку, перекинулись вниз головой и повисли, крепко
уцепившись одной лапкой за ветку. Словно летучие
мыши, висели они вниз головой, слегка покачиваясь".
Кричали на вершинах деревьев обезьяны, издали
доносилось карканье птиц-носорогов. Где-то по со-
седству раздавался лающий голос мунджака — не-
большой косули.
Самка сидела на гнезде, кормила детеныша и чутко
прислушивалась ко всему. Иногда ее шерсть начи-
нала приподниматься, ощеривались на миг зубы,
злобная гримаса искажала лицо. Это откуда-нибудь
донесся голос, шорох, звук, крик врага.
У оранга мало врагов в болотистых лесах. Оранг—
кто страшен ему? Только тигр, пожалуй, смог бы
справиться с его могучими руками и сильными зуба-
ми. Но тигр внизу, а оранг наверху, на дереве. Кро-
кодил и питон мало страшны орангу. В борьбе с
ними — а она бывает редко-редко — он чаще выходит
победителем, чем они.
Но оранг-мать, оранг с детенышем — у нее врагов
больше. Бросить детеныша нельзя — один он может
легко погибнуть.-Сражаться, имея на руках дете-
ныша, тоже нельзя. Вот поэтому и скалила злобно
зубы мать всякий раз, как слышала подозрительный
4»	51

звук. Она как бы старалась предупредить врага,
существующего или воображаемого.
6
Человеческий детеныш родится слабым и беспомощ-
ным. Он едва видит, почти не слышит. Его руки и паль-
цы так слабы, что он не только не может удержать
что-нибудь, он не может даже обхватить. Его голое
тельце зябнет, он едва перебирает пальцами, чуть
шевелит ножками.
Покрытый рыжеватой шерстью, детеныш оранга
показался бы силачом рядом с таким ребенком.
Правда, и его глаза еще мутноваты, и его слух слаб.
Но руки и пальцы — они достаточны сильны и цепки
они с первого же появления детеныша на свет дер-
жат его: он висит, уцепившись за длинную шерсть
матери. Беспомощный, он все же куда сильнее чело-
веческого ребенка. Он не знает одеял и пеленок, не
знает мягкой постельки. Его постель — волосатая
грудь и колени матери, а то и толстые, корявые
сучья гнезда. Его одеяла и пеленки — собственная
шерсть.
Маленькое сморщенное личико, мутноватые гла-
за и беззубый рот придавали детенышу какое-то стран-
ное сходство со стариком. И когда он шевелил
своими длинными губами, разыскивая сосок матери,
то казалось, что это старик задумался о чем-то и—
шепчет-жует стариковски-беззубым ртом.
Мать не оставляла детеныша, а он, понятно, не
мог уйти от матери. Они всегда были вместе. Уце-
пившись за шерсть, детеныш висел на груди матери,
а мать перелезала с дерева на дерёво, шла по сукам,
бродила по лесу в поисках плодов. Маленький и лег-
кий детеныш мало стеснял движения матери.
52

Кругозор детеныша был велик.
Глубокая нора, темное логовище, стены пещеры
или высокие края гнезда не закрывали от детеныша
окружающего его мира. Он рос на свету и воздухе,
под открытым небом. Его глаза перебегали с ветки
на ветку, с них на ствол соседнего дерева или на
небо, просвечивавшее меж ветвей. Он не знал границ
своего «дома» — их не было совсем. Правда, он не
мог сам переступить края гнезда, но мать таскала
его с собой всюду.
Его жизнь,'даже в первые дни, не была заклю-
чена в какой-то заколдованый круг, как это бывает
у большинства зверей и птиц.
Правда, условно.
Первое время детеныш висел на матери. Мать —
вот что было его миром в те дни. Мир был заключен
в пределах рыжей шерсти, теплого тела и сосков
матери. Но мать передвигалась. И детеныш—вместе
со своими живым «домом» — бродил по лесу. Его
дом, его маленький мирок оказался подвижным. И
это расширяло его кругозор, вносило с каждым днем,
с каждым часом все новое и новое в его жизнь.
Его глазки понемногу начали блестеть. Они всма-
тривались в окружающее, его руки тянулись, чтобы
схватить. Таково было желание, но руки плохо
слушались. Они хватали не то, что видел глаз. Толь-
ко в шерсть матери без промаха вцеплялись малень-
кие тонкие пальцы. Да и трудно было промахнуться:
куда ни протяни руку, везде наткнешься на шерсть.
Шли дни. Детеныш рос и креп.
Когда ему было около месяца, он уже кое-как
ползал по гнезду. Он сползал с груди матери, цеп-
лялся за ветви, просовывал голову и руки в щели
меж ними. Его манило то неизвестное, что простира-
лось вокруг. Детеныш лез, но руки и ноги еще пло-
&з

хо слушались. Он цеплялся, запутывался в суках
гнезда. Падал на спину, пытался встать, но не мог.
Ворочаясь с боку на бок, хватаясь за сучья, он
пищал, звал мать.
Длинная волосатая рука приходила на йомощь.
У теплой груди, в густых волосах детеныш
успокаивался, пригревался, начинал дремать. А
потом снова лез, снова ворочался, пищал, жало-
вался.
Он пытался лазить, но не мог. Живые сучья —
руки и ноги матери — были куда лучше. По ним
можно было лазить, за них так легко было цепляться.
И он делал это, развивая ловкость и цепкость своих
пальцев.
Все нетерпеливее п нетерпеливее звучал его голо-
сок — жалобный крик, почти писк, когда он был
голоден. Все быстрее и быстрее находил он сосок
с теплым молоком. Все крепче и крепче цеплялся за
мать, мог уже висеть на ее шее.
На третьем месяце у детеныша начали поблескивать
во рту зубы.
Зубы—признак не взрослости, новее же некоторой
возмужалости, а значит и самостоятельности. И
детеныш становился все самостоятел! нее п само-
стоятельнее.
Он хватал и тащил в рот все, что подвертывалось
под руку. Обнюхивал и рассматривал, иногда про-
бовал жевать. Потом выплевывал. Редко ему попа-
далось что-нибудь такое, что можно было жевать.
Попрежнему его единственной пищей было молоко
матери. Но с каждым днем все меньше и меньше оно
удовлетворяло детеныша. Ему хотелось чего-то дру-
гого. Чего, он не знал.
Он начал лазить около гнезда. Его руки тянулись
и хватали ветки, он пытался перелезать с сука на
54

сук. Мать не помогала ему, она только краем глаза
следила, если детеныш вылезал из гнезда.
Ухватившись за сук, детеныш повисал на нем. Его
мышцы еще были недостаточно сильны — он не мог
подтянуться к суку, не мог перебросить на него свое
тельце. Висел на одной руке, поджимал и вытягивал
ноги, шевелил пальцами — искал, за что ухватиться.
Ничего не выходило — не мог перебраться на сук.
Но он не мог и отпустить руку.
Боялся? Нет. Он не знал, что такое страх. Но
какое-то смутное чувство говорило ему, что руку
разжать нельзя, нужно держаться. Инстинкты, вер-
ные и почти всегда безошибочные руководители жиз-
ни зверя, проявлялись в нем. Ветку нельзя выпускать
из рук, если больше не за что ухватиться. А ухва-
титься за что-нибудь детеныш не мог — ничего под
рукой не было.
Онемевшими от усталости пальцами он продолжал
цепляться за сук. Жалобно пищал, ворочал головой,
искал мать.
Она была рядом. Протянула длинную руку, схва-
тила детеныша. Он уцепился за нее, выпустил сук...
Рука матери была лучшей из веток, самым надежным
из всех суков мира. Этот сук, эта ветка никогда не
обманывали.
Сук за суком, ветка за веткой входили в круг
знакомств детеныша. Все ветки и суки вокруг гнезда
он облазил, все исследовал. С каждым днем расширял-
ся круг знакомств — новые и новые ветки входили
в него.
Мать не учила детеныша лазить, не показывала
ему как, это делается. Она только смотрела... А часто
даже и не смотрела. Но так или иначе, а в трудную
минуту — рука матери всегда являлась на помощь
детенышу.
Б5

Молодое тело крепло, мышцы требовали работы.
Смутные раздражения, непонятные ни детенышу, ни
его матери, заставляли детеныша делать все больше
и больше движений. Он начал играть, повисши
на какой-нибудь ветке, раскачивался, кувыркался,
висел вниз головой.
И уже с первых месяцев жизни начали проявлять-
ся у детеныша черты характера взрослого оранга.
Детеныш был весел и игрив, подвижен и непоседлив.
Но все его движения были мало торопливы, медлен-
ны, размерены. С первых же дней проявлялась флег-
матичность. И потому-то игравший детеныш казался
частенько как бы задумавшимся, играющим так,
между прочим.
Гнездо и мать уже не ограничивали мира детеныша.
Его мир был теперь — весь лес, или. хотя бы
дерево, на котором помещалось гнездо. Этот мир
настойчиво вторгался в жизнь детеныша, звал его
к себе и сам шел к нему.
Громкие крики по ночам будили детеныша. Он еще
не знал значения их, не знал, что кроется за ними.
Но всякий резкий звук будил его, и он, дрожа, креп-
ко прижимался к матери. Даже днем, при виде про-
мелькнувшей птицы детеныш вздрагивал и прислу-
шивался. Его все пугало, во всяком крике, во всяком
внезапном движении, в каждом незнакомом суще-
стве он видел врага.
Нередко он сидел, вытянув губы, жевал ими,
вбирая их и снова вытягивая.
«Он размышлял над виденным», сказали бы мно-
гие.
Ничуть! Губы детеныша — выразитель его на-
строений и переживаний. Испуг и радость, боль
и удовольствие, жажда и голод — губы, как зерка-
ло, отражали в себе все.
бб

Детеныш рос, мир расширялся. Многое из него-
уже вошло в круг жизни детеныша, заняло там проч-
ное и постоянное место. Многое стало своим, зна-
комым. Но еще больше было чужого, незнакомого.
...Мать брела по лесу, детеныш висел у нее на
шее. На дуриане, когда мать занялась едой, детеныш
лазил по ветвям. Он повозился около матери — той
было не до него, она была занята: облупливала плод
дуриана. Детеныш протянул руку, схватил было
колючий плод, и тотчас с жалобным криком от-
дернул. Крепкие шипы укололи пальцы. Он уставил-
ся на мать. В сморщенном старческом лице читался
вопрос.
Детеныш как бы старался понять, кто сделал
ему больно: мать или то, что она держала в руках.
Мать не сердилась, — ее сердито ворчащий голос,
ее лицо в такие минуты были хорошо знакомы дете-
нышу. Она сосредоточенно обдирала плод.
Детеныш снова протянул руку к плоду, снова при-
коснулся — теперь осторожнее — к колючей кожу-
ре. Почувствовал слабый укол, надавил сильнее—
больно.
Колючая штука была в руках матери, и инстинкт
подражания говорил свое.
«Возьми!» — кричал, требовал он.
В детеныше боролись два чувства — «взять» и
«больно». Он протянул руку, хотел схватить...
Мать отдернула руку: когда оранг ест, он нередко
забывает о родительских чувствах.
Детеныш увидел — мать сердится. Тогда он при-
таился па ветке сзади нее и стал смотреть. Мать об-
лупила плод, бросила кожуру, а мякоть засунула
в рот.
Детеныш захотел есть. Он запищал, потянулся
к матери. Та сунула ему в рот кусочек мякоти.
57

Резкий запах ударил в-пос детенышу, он крепко
сжал губы, сжал челюсти... Мякоть растеклась по
piy, и он наполнился сладкой и нежной едой. Дете-
ныш жевал, чмокал губами... Съев, он потянулся
к матери, настойчиво требовал еще и еще.
Но руки матери были пусты. Детеныш закричал.
Мать взглянула на него раз, другой. Протянула
руку. Она была пуста. Еще громче, еще настойчивее
стал требовать детеныш вкусной еды.
Мать перелезла на соседний сук, сорвала еще плод.
Детеныш увидал, протянул было руку и тотчас же
отдернул ее: вспомнил уколы. Сидел, смотрел и
68

ждал. Ждал с нетерпением, с криками и стонами,
вытягивал губы, чмокал, тянулся руками.
Мякоть дуриана была очень вкусна. Она была
вкуснее молока матери, вкуснее листьев, которые
иногда жевал детеныш. Она была самое вкусное
из того, что он когда-либо ел.
Мать ела, а он смотрел, пищал и ждал кусочка.
И когда наевшаяся мать уходила с дуриана, он долго
оглядывался, виснул на матери, пищал. Он как бы
просил не уходить от того места, где была такая
вкусная еда.
По дороге мать нашла гнездо. В нем оказались
яйца. Она выпила одно — детеныш смотрел. Потом
протянул руку и запищал.
«Дай»!
Мать дала ему яйцо. Детеныш вертел в руках
гладкий белый предмет и не знал, чго с ним делать.
Яйцо скользило и вырывалось из его пальцев,
словно оно было живым. Он сжимал его крепче и
крепче...
...Скорлупа хрустнула, белок и желток потекли по
пальцам.
Детеныш вытаращил глаза — он не понимал, от-
куда взялась жидкость. Потом смутное представление’
возникло в его мозгу: мать ела именно эту желтую
жидкость. Он лизнул палец, измазанный желтком,
раз. другой... Оказалось вкусно. Облизал все пальцы,
ладонь. Перебрал обломки и слизал с них остатки
белка.
Потом он начал пищать п просить у матери еще.
Но у нее не было больше яиц, она успела выпить все,
пока детеныш возился со своим.
Шли дни. Детеныш все больше и больше знакомил-
ся с окружавшим его миром. Он заметил, что яйца
бывают в дуплах — в темных и глубоких дырах в
59

стволах деревьев. И теперь он не пропускал ни одно-
го дупла без того, чтобы не попробовать засунуть в
него руку. Обычно он ничего там не находил. Дете-
ныш не умел еще различать пустые дупла от обитае-
мых, да и рука его была коротка для того, чтобы
дотянуться до гнезда, если оно там и было. А глав-
ное— обычно мать уже раньше успевала обсле-
довать дупло.
Но однажды детеныш наткнулся на дупло е гнез-
дом. Он просунул туда руку и начал ощупывать
пальцами стенки дупла. Гнездо там было, и самка
сидела на яйцах. Когда детеныш заслонил вход и в
дупле стало темно, — она прижалась к яйцам. Но
когда возле нее зашарила рука, клюв самки раскрыл-
ся. Она щипнула детеныша за палец.
С жалобным криком потащил тот руку из дупла.
Впопыхах как-то нескладно вывернул ее и теперь ни-
как не мог сразу вытащить пальцев из дыры. А
рассерженная птица продолжала клевать пальцы,
ладонь, до крЪви исклевала мизинец.
Детеныш поднял крик. В его глазах был ужас,
лицо сморщилось от боли. Мать быстро пришла на
помощь — она находилась совсем рядом, и ей нужно
было только перелезть с сука на сук. Она глядела па
детеныша, на дупло. Она не могла знать, что здесь
случилось... Детеныш тащил и дергал руку, за-
стрявшую в дупле. Мать увидела это. Схватила его
руку, рванула. Детеныш жалобно закричал. Он
кричал все громче и громче, он ревел, он захлебывал-
ся от крика.
Мать вытащила застрявшую руку; несколько
царапин и ссадин остались детенышу на память.
Правда, недолгую: через несколько дней от них и
следа не осталось, — раны заживали у оранга бы-
стро.
GO

Пока детеныш кричал и плакал, мать в свою оче-
редь засунула руку в дупло. Птица клюнула и ее,
но мать, не обращая внимания на боль, запустила
руку до дна, добралась до мягкой подстилки и схва-
тила яйцо.
Детеныш получил яичко. Чмокая и посапывая от
удовольствия, он слизывал желток с ладони. Его
способ овладеть содержимым яйца был всегда оди-
наков: как и в первый раз, он просто давил яйцо.
Мать вынула яйцо из дыры, той самой, в которой
было так больно.
Уловил ли детеныш связь между болью, яйцом
и дырой?
‘Нет. Все случившееся прошло мимо его сознания.
Дупла все сильнее и сильнее привлекали внимание
детеныша. Иногда он находил в них больших рога-
тых жуков. При первой встрече с жуком детеныш
сильно испугался. Он схватил что-то гладкое и твер-
дое в дупле, не видел, не знал — что. На ощупь он
принял жука за яйцо. И вот на свету он увидел что-
то черное. К тому же жук больно оцарапал ему
палец.
Однако боль не заставила его выпустить из рук
жука. В дуплах бывали яйца, гладкие на ощупь и
твердоватые. Такой же гладкий и твердоватый предмет
детеныш тащил из дупла и сегодня.
И вдруг — яйцо не белое, шевелится, царапается.
Он с недоумением уставился на странное яйцо.
Разжал пальцы, — жук заворочался, пополз по ла-
дони. Переполз на сук, пополз дальше. Детеныш
схватил его... Снова выпустил. Жук сделался игруш-
кой: детеныш пускал его ползать по суку и хватал,
когда тот отползал дальше... А потом — потом дете-
ныш потащил жука в рот. Тот царапнул его по
губе...
61

Детеныш жалобно закричал и отправился к матери.
Он всегда бежал к ней, когда с ним приключалось
что-нибудь неприятное.
Он запомнил жука не сразу. Еще несколько раз
он хватал больших жуков и кричал от боли — они
царапали, а то и кусали его. Вскоре жук был исклю-
чен из числа «игрушек». Увидя большого жука,
детеныш теперь вытягивал губы, приглядывался и,
ворча, пятился в сторону.
Роняя что-нибудь, детеныш часто смотрел вниз.
Казалось, он искал, кто утащил тот предмет. Он
ронял и яйца, и плоды, ронял листья и маленькие
угловатые сучочки, которыми часто играл, сидя в
гнезде. И всегда они падали вниз. К этому он уЪке
привык.
Тем сильнее было его изумление, когда одна из
вещей, выпущенная из рук, не упала, а поле-
тела. Эта «вещь» была летающая лягушка. Он слу-
чайно нашел ее на большом листе и схватил, прежде
чем та успела удрать. Затем стал рассматривать,
крепко зажав в кулачке. Лягушка ворочалась и
вырывалась, но ее лапки были мягки и нежны, она
не царапалась, а потому детеныш и не выпускал ее
из рук.
Разжав пальцы, он хотел получше рассмотреть...
Лягушка прыгнула, расставила лапки. Между паль-
цами растянулись широкие перепонки. Она плавно
полетела в сторону. Детеныш уставился на нее — она
не падала, а опустилась на один из соседних ли-
стьев.
Он перелез на эту ветку и хотел снова схватить
лягушку. Новый прыжок — новый полет.
Детеныш много раз видал птиц. Они—летали. Но
он никогда не держал их в руках, никогда не ронял.
В первый раз в его жизни выскользнувший из рук
62

предмет не упал. И он напряженно вглядывался в
лягушку...
Первая вещь, не падающая вниз!
Все обезьяны боятся змей. И все обезьяны с бо-
лезненным любопытством смотрят на змею.
Инстинктивный страх перед змеей должен был
проявиться и у детеныша. Но он еще не встречался
с змеей. Страх, затаившийся где-то в закоулках его
маленького мозга, дремал.
И вот — встреча произошла.
На зеленом суку, плотно обвив его кольцами своего
пестрого туловища, висела древесная змея—дипса.
Детеныш полез на сук, над которым чуть поднима-
лась головка с тусклыми глазами. Он прошел бы
мимо змеи, но раздвоенный язык, бойко шевелив-
шийся, привлек его внимание. Он протянул руку, —
змея зашипела. Шипенье — толчок. Проснулся дре-
мавший до сих пор инстинкт—детеныш задрожал
от страха. Он, если так можно сказать, даже по-
бледнел.* Его лицо' стало заметно светлее.
Детеныш начал медленно пятиться по суку, не
спуская глаз со змеи. Дипса не бросилась на него,
она только зашипела, но для детеныша было доста-
точно и этого. Он бежал от змеи, то и дело огляды-
ваясь. Страх смешивался с любопытством.
И в тот же день — бывают же такие дни! — когда
свежо еще было первое впечатление, он снова услы-
хал шипенье змеи. Оно шло из дупла, куда он засу-
нул руку.
С тех пор детеныш уже не совал руки в дупло, не
прислушавшись. Найдя дыру, он прежде всего при-
кладывался к ней ухом. 11 слушал, нет ли там змеи...
В пестрой смене чередовались месяцы. Расцветали
и отцветали цветы, созревали и падали пло^ы, появ-
лялись и исчезали яйца и гнезда. Вкусные плоды
63

сменялись почками, листьями и молодыми побегами,
а богатство и пестрота лета — более однообразной
жизнью теплой и дождливой зимы.
Детеныш рос. Он не покидал матери, хотя уже
лазил по соседним деревьям и один. Он спал на ее
коленях, но на «своем» дереве и на соседних гулял,
сколько хотел. Он умел сам находить еду, сам
рвал листья и почки, сам тащил в рот плод. Но
птичьих яиц он пить все еще не научился — да-
вил их.
Его шерсть стала гуще, кожа живота уже почти
не просвечивала сквозь рыжие волосы. Рот напол-
нился зубами. Но он был еще «ребенком».
Знакомство с жизнью все расширялось. Жуки и
бабочки, лягушки и летающие ящерицы, птицы и
змеи — все вошло в привычный круг жизни. Он не
пугался, когда из-под носа взлетала птица; редко
промахивался, хватаясь за сук. Его движения при-
обрели четкость и уверенность, если и не такие же,
как у матери, то все же вполне достаточные для его
возраста.
Ему было уже два года.
Все дальше и дальше бродила с ним мать по лесу.
Заходила в сады близ малайского кампонга. И здесь
детеныш узнал бананы.
С первым бананом он не знал, что делать. Мать
сорвала плод, облупила его, съела кожуру. Детеныш
смотрел. Потянулся, сорвал банан, сунул в рот.
Плод не понравился ему, кожура была жесткой и
невкусной. Он сморщился, выплюнул кусок и по-
тянулся к матери. Та в это время подносила ко рту
облупленный банан. Детеныш вырвал его у матери,
поднес ко рту, надкусил...
Это было совсем не похоже на то, что ^н только что
пробовал...
64

Новый банан он потащил в рот целиком, откусил
кусок, потом вынул изо рта и стал обдирать
его.
Он усвоил нехитрую науку. Кожуру он не ел —
только мякоть. Засунув по куску за каждую щеку,
он сосредоточенно жевал. Он часто ронял куски,
ронял сорванный банан: они как-то сами собой
выскальзывали из его рук.
Да и трудно было не уронить. На банане не было
густой сети ветвей, приходилось цепляться одной
рукой за толстые черешки огромных листьев или за
мать, а другой рвать и держать плоды. Не так-то это
легко и просто.	•
В этом саду он познакомился с макаками. Мать
ела, детеныш был сыт. По банану лазить было негде.
Он кое-как перебрался с него па соседнее дерево,
большое, развесистое. Тут они и встретились.
Макак подбежал к детенышу, запрыгал около него
на'ветке. Молодой—вдвое моложе оранга—он был
более развит физически, более ловок и подвижен,
чем оранг. Более молодой по возрасту, он был гораз-
до старше по развитию.
Двухмесячная мышь — взрослая по сравнению
с четырех месячным котенком. Причина ясна: мышь
живет меньше (да и сама много меньше кошки), а
потому она быстрее растет, быстрее развивается. То
же самое — макак и оранг.
Макак заигрывал с орангом, прыгал вокруг него,
трогал руками. Ущипнув оранга, ой отскочил. Де-
теныш погнался было за обидчиком, но разве он мог
догнать макака? Тот птицей переносился с ветки на
ветку, а оранг лез медленно, неуклюже.
Снова подкрался макак, снова щипнул...
Оранг и макак резвились, гоняясь друг за другом
по веткам. II вот оранг схватил макака. Тот громко
О Оранг	65

закричал — оранг оцарапал его. Миг — и на ветку
прыгнула старая макака.
Она больно ударила оранга по плечу, щипнула
его за руку, ударила по голове. Тот вскрикнул... И
тотчас же раздалось ворчанье матери оранга. Мака-
ка насторожилась, еще сильнее оскалила зубы, злоб-
но заворчала. Детеныш все крепче и крепче сжимал
руку молодого макака, тот кричал и вырывался,
макака-старуха вертелась1 около них, прыгала
с ветки на ветку, ворчала и щипала оранга. А по
сукам торопилась к своему детенышу мать оранга.
Макака не испугалась, не покинула своего дете-
ныш£ И только когда мать оранга перелезла на
соседний сук, она попятилась. Макака отступала,
злобно ворча и скаля зубы. Молодой макак жалобно
пищал. Детеныш выпустил его, и он опрометью пус-
тился наутек.
Мать оранга не преследовала врагов, но детеныш
получил хороший шлепок. Он взвизгнул — не от
боли, а от неожиданности.
Схватив его в охапку, мать полезла по дереву,
придерживая одной рукой детеныша, а другой хва-
таясь за ветви.
7
Детенышу было около четырех лет. когда у него
появилась сестра.
Когда мать родила, он никак не мог понять, что
случилось. На руках матери было что-то новое. Он стал
приглядываться, вытягивая губы, как он всегда де-
лал, когда что-нибудь его сильно интересовало. По-
том протянул руку, попробовал с-хватить незнакомое
существо. Мать оттолкнула его и сердито заворчала.
Детеныш отошел от матери, перебрался на сосед-
ний сук и занялся листьями. Отрывая, он бросал
е<;

их вниз и пристально смотрел, как они, кружась,
падали. Иногда он набирал целую горсть листьев и
ронял их все сразу. Они разлетались во все стороны,
и глаза детеныша разбегались: сразу за всеми разве
усмотришь?
Проголодавшись, он начал жевать те же листья.—
они были жестки и невкусны. Тогда он подошел к
матери. Та взглянула на него и плотнее прижала к
себе маленького. Детеныш тихонько бормотал что-то.
вытягивая губы, тянул мать за руку. Он как бы звал
ее с собой туда, где много вкусной еды — сочных пло-
дов. Но мать не хотела итги. Детеныш закричал громче,
сильнее рванул мать за руку, та оттолкнула его.
Тогда он пошел один.
Он боялся итти; добравшись до соседнего дерева,
оглянулся, закричал, позвал мать. Подождал не-
много, перелез на другой сук.
На каждом новом суку он присаживался, смотрел
назад, кричал и звал.
Мать не приходила. И так, с остановками и кри-
ками, он уходил все дальше и дальше.
Он не знал дороги к плодовым деревьям. Он просто
бродил по лесу и не находил, да и не умел найти
ничего вкуснЛ'о.
В одном из стволов было дупло, а в нем птенцы
широкорота.. Детеныш увидел дупло, подобрался
к его отверстию. Но не успел он запустить туда руку,
как с громким криком прилетел самец-широкорот.
Птица клевала детеныша в затылок, била крыль-
ями по голове и, не умолкая, кричала.
Детеныш испугался. Он попятился от дупла, пере-
лез на другой сук. Широкорот не отставал. Подлете-
ла самка и тоже напала на детеныша.
Тогда он пустился наутек. Насколько мог, по-
спешно перелезал с сука на сук, старался уйти по-
0*
67

дальше. Широкороты не отставали—они летали око-
ло него, кричали, задевали крыльями, иногда боль-
но клевали...
Только далеко прогнав врага, они успокоились
и вернулись к гнезду. А перепуганный детеныш про-
должал удирать. Широкороты далеко отогнали его
от своего гнезда и еще дальше от матери. Детеныш
никогда еще не заходил сюда один. Он брел по незна-
комым местам и искал плодов.
Блуждая по лесу, он добрался до опушки. Перед
его глазами не было больше зеленой стены. Привычная
дорога — суки и ветки деревьев — вдруг кончилась,
оборвавшись какой-то,пропастью (опушка для него
была именно пропастыб). Он остановился •— боялся
спуститься вниз, не хотел птти назад. Плоды — то,
за чем он шел, — были где-то впереди.
И вот, повизгивая от страха, он полез книзу. Спу-
стившись до последнего сука, он остановился. Сел
на суку и смотрел вниз, тихонько шевеля губами.
В это время появился буруанг—малайский медведь.
Мелькнула блестящая черная шерсть меж ветвей,
показалась большая голова с маленькими ушами и
крохотными подслеповатыми глазками. На черной
груди рёзко выделялся яркорыжий оЩейник-галстук.
Неуклюжий зверь пробирался в зелени ветвей. Голо-
ва то и дело высовывалась между листьев, пригляды-
валась, принюхивалась.
Детеныш увидел медведя, когда тот перелез на
соседнее дерево. Он вначале недоумевающе уста-
вился па незнакомца — видеть на дереве такого боль-
шого и волосатого зверя ему еще не приходилось.
Может быть, он, по началу, принял медведя за мать.
Но скоро черная шерсть показала: на дереве чужой.
Детеныш поднялся и полез на вершину, то и дело
оглядываясь.
63

Медведь не обратил никакого вшгаанпя на дете-
ныша. Оп спустился на землю и пошел вперевалку
меж кустов. Он часто останавливался, разламывал
гнйлые пни и трухлявые стволы упавших деревьев.
Выискивал там личинок и жуков и ел их. Рылся в
земле, добывая луковицы и коренья. Он громко
чавкал там, внизу, а вверху, на дереве, сидел дете-
ныш-оранг и нс сводил с него глаз. Его так и тянуло
спуститься вниз, пэдойтгГ к гнилому шло и запустить
в пего руки. Инстинкт подражательности был развит
у него вообще очень сильно, а тут еще заговорил и
голод, — ведь детеныш видел, как медведь совал себе
что-то в рот. Это было ему доступно и понятно.
Наконец медведь ушел.
Тогда детеныш начал потихоньку слезать с дерева.
От последнего сука до земли было далеко. Он спустил
ноги, кое-как охватил ими ствол, отпустил одну руку,
ухватился за ствол и ею. Ствол был толстый, и дете-
ныш не-мог на нем удержаться. Тогда он отпустил
сук. за который держался другой рукой. Но обе
руки сорвались со ствола, он скользил'л вниз, упал...
С жалобным криком свалился детеныш в большой
куст, росший у подножия дерева. Он запутался в пем
и ворочался, ломая ветви и сбивая листья. Кричал,
старался вылезть... Должно быть, куст показался ему
врагом, схватившим и не пускавшим его.
Шум привлек любопытных.
Стая макак спустилась с вершин, расселась на
нижних ветвях, смотрела на землю. Обезьяны не
сразу разобрались в том, что случилось. Увидав
наконец в кусту детеныша, несколько макак
слезли с дерева и подбежали к кусту. Они схватили
детеныша за руки и ноги, потащили. Он кричал,
отбрыкивался... Когда его вытащили из куста, вы-
рвался и с жалобным криком заковылял к дереву.
69

Макаки прыгали вокруг него, хватали за руки,
толкали, мешали итти. Он растерялся — так быстро
прыгали кругом него обезьяны, и так их было много.
На лице его была написана беспомощность, ноги
и руки цеплялись за траву.
Он споткнулся, упал. С визгом и шумом макаки
бросились к нему, попадали тоже, перепутались в
живой клубок. Они щипали друг друга и оранга,
громко кричали, вскакивали и снова бросались в
эту живую кучу...
Игра надоела. Макаки кончили возшо. Детеныш
кое-как встал и побрел дальше. Макаки не отставали:
они прыгали около него, хватали за руки, что-то
бойко лопотали.
Детеныш полез на ствол: земля так плохо встретила
его, что он стремился на деревья. Он полез, но обо-
рвался, скатился вниз. Это было встречено общим
криком,—макаки запрыгали и загримасничали. Ка-
залось, они дразнили детеныша... Тот снова полез
и снова оборвался.
Тогда он пошел дальше по земле.
Он так редко бывал на земле и был так молод,
что ходить—даже так неуклюже, как ходит взрослый
оранг — еще не умел. Он не столько шел, сколько
полз, широко расставляя руки и горбом выгнув спину.
Макаки, прыгая с ветки на ветку, следовали за
ним. Так и двигались они вдоль опушки — оранг
по земле, макаки по деревьям.
Ковыляя по земле, оранг все же ухитрялся как-
то замечать происходившее перед его глазами.
Точнее —перед самым носом. Он увидел, как на
низеньком кустике зашевелился длинный сучок,
двинулся, пополз... Он подошел, протянул руку...
Сучок замер... Трот-л его —не шевелится. Тогда
оранг схватил сучок и потянул его.
70

Сучок сам собой оказался в его пальцах — ни
треска, ни хруста. Он не сломался, он просто —
отделился от ветки.
Повертев сучок в руках, оранг бросил его на землю.
И вот сучок зашевелился, пополз. Детеныш уста-
вился на него. Таких сучков он еще не встречал. Но
стоило ему протянуть руку и дотронуться до сучка,
как тот снова превращался в неподвижный обломок.
Тогда детеныш начал рассматривать этот сучок.
От него торчала в сторону тоненькая веточка, —
рванул ее, оторвал. Потом сунул сучок в рот, над-
кусил... То было не дерево, сучок был съедобен.
Похожее на сучок насекомое — палочнику, — вот
кого нашел и съел детеныш.
Оранг съел сучок и огляделся. Искал другого
сучка. Сломал сучок, на этот раз — настоящий, су-
нул в рот и стал жевать. Было жестко и невкусно.
Макаки заинтересовались тем, что проделывал
оранг. Один за другим спустились они на нижние
ветви, уселись крутом, оживленно лопотали что-то.
подталкивали друг друга. Вот один из них прыгнул
на землю, за ним другой,третий... Кружком уселись
они возле оранга и глядели. Тоже начали ломать
сучки и совать их в рот. Потом с криками побросали
их в оранга и помчались на деревья.
Прошло несколько минут. Где-то вдали замирал
шорох пробиравшейся в густой листве стаи.
Оранг остался один.
И теперь он снова почувствовал отсутствие мате-
ри. Оглядываясь, начал жалобно кричать. Никого не
было.
Инстинкт гнал его на дерево, он как бы говорил,
что на земле — опасность, враги. И детеныш кое-
как вскарабкался на дерево. Цепляясь за суки, он
лез дальше и дольше. И только в густой вершине
71

•ему стало покойнее — кругом была привычная зеле-
ная сеть.
Он лез дальше и дальше. Искал уже не еду, а мать.
Но ее нс было...
Поднялась буря.
Сразу стемнело, ветер рванул и закачал деревья.
Закружились сорванные листья, закачались и за-
трещали ветви. Детеныш цеплялся изо всех сил, но
едва удерживался. Сильный порыв ветра вырвал из
его рук ветку, он качнулся, упал...
Ударился грудью о сук, уцепился за него. Висел
на суке, задыхаясь от страха и боли. Потом ползком
пролез по суку ближе к стволу.
Полил дождь.	,
Детеныш промок. Мокрый, иззябший и взъерошен-
ный, он жался к стволу. Прикрывал голову рукой —
другой держался за сук — и жалобно кричал. Звал
мать.
Дождь кончился.
С мокрых листьев стекали струйки воды, тяжелые
капли падали на детеныша, когда он снова полез
по сукам. Он запутался в зеленой сети, не знал,
где его гнездо, где мать. Он бродил по лесу, а до
гнезда было совсем недалеко — всего с десяток дере-
вьев. Но он не знал этого.
Солнце садилось. Надвигалась ночь.
Оранг — животное дня. Темнота наполнила стра-
хом детеныша. Он озирался, искал, куда бы спря-
таться. Он нскал убежища от этого страшного врага:
темноты ночи. Там, с матерью, темнота не была так
страшна. Мать еще с вечера забиралась на гнездо,
детеныш встречал темноту, плотно прижавшись к
матери, на гнезде. А теперь — один, на мокрых вет-
вях.
II снова и снова он жалобно кричал и звал...
72

Мать не шла, гнезда не было, а темнота все сгу-
щалась и сгущалась.
Детеныш забрался на дерево, росшее на краю не-
большой полянки. Забился в самую глубину ветвей,
прижался к стволу, обнял руками ветку и замер.
Ему хотелось спать, но было так холодно *и сыро,
что сон бежал от него.
Звуки ночи пугали детеныша. А внизу было шумно.
Шумели и свиньи, и куницы, шуршали и трещали
кусты, раздавался топот каких-то огромных зверей,
слышалось сопенье п фырканье.
Стало совсем темно. Детеныш дремал* Если бы
он не спал и мог видеть в темноте, то увидел бы
замечательную картину.
На лесной полянке переплелись на земле толстые
корни деревьев, оборвавшиеся стволы па.льм-ротан-
гов, гибкие стебли дикой лозы. И тут же несколько
гигантских цветков. Они были яркокрасны и усеяны
большими белыми пупырышками-бородавками. Это
были цветки-гиганты, их поперечник достигал почти
метра. Ни листьев, ни стебля не было видно — цветок
поднимался прямо из самой земли, лежал на ней.
.. Запах падали несся от цветка, приманивая к нему
мух и жуков. Они копошились среди мясистых ле-
пестков цветка, перелетали с одного цветка на другой.
Это были цветы раффлезии, паразита дикой вино-
градной лозы, — самые больщие на земле цветы.
Носорог очень близорук. В темноте под ногами
видно плохо. Он шел по тропе; в кустах раздался
hiopox. Носорог оглянулся, ступил...
Он наступил на мясисты^ цветок, раздавил его
и поскользнулся. Отшатнулся в сторону и наступил
на другой...
Носорог грузно упал. Его толстые ноги взметну-
лись в воздухе, громко шлепнул бок о сырую землю...
73

Ноги скользили в растоптанных цветках; носорог
никак не мог подняться.
Наконец он встал, сопя и задыхаясь. Наклонил
голову, громко фыркнул. Заревел... Искал «врага»,
сбившего его на землю. «Враг» был тут же — растоп-
танная масса сочной мякоти цветков.
Детеныш оранга не видал того, как падал носорог,
не видал, как он барахтался, как скользили его
ноги, испачканные в раздавленном цветке. Но страш-
ный рев он услыхал — цроснулся, жалобно закри-
чал, задрожал от страха.
Носорог с громким сопеньем и хрипом ушел.
На тропе остались раздавленные цветы, на дереве—
насмерть перепуганный детеныш...
74

Утром, когда стало совсем светло, он проснулся.
Огляделся —матери не было. За ночь он успел забыть
все. Он не понимал, где мать, не знал, где гнездо.
Он оказался один, на незнакомом дереве в лесной чаще.
Он-вскрикнул, — никто не отозвался знакомым
ворчаньем на его крик.
Тогда он полез по суку, добрался до середины его,
перелез на соседний. Матери не было и там. Детеныш
озирался, старался проникнуть глазами в зеленую
чащу. Лазил по дереву — искал гнездо, искал мать.
А потом полез на соседнее дерево, с него дальше и
дальше. Он обогнул по деревьям полянку, пролез
над тропой носорога. Снизу до него донесся странный
запах — это пахло от начавших^гнить растоптанных
цветков. Стаи мух кружились над ними, копошились
жуки, а за ними охотились мелкие птицы. Вокруг
раздавленного цветка шла обычная лесная война—
борьба за еду.
Детеныш лез и лез, дальше и дальше от полянки,
в глубь леса.
Он был очень голоден и жевал то листья, то почки.
Ему подвернулся большой яркий жук. Он куснул
было и его. Сморщился, выплюнул и замотал голо-
вой — рот наполнился едкой жидкостью с отврати-
тельным запахом. Жук был ярок и красив, он был
так похож на неведомый спелый плод! И вот — рот
драло и сводило, щипало и жгло язык...
Детеныш запомнил жука, точнее — его яркую
окраску. И когда он опять повстречался с таким же,
то глянул на него так же равнодушно, как глядел
бы на гнилой сучок.
Жук не был едой.
Кто знает, сколько времени бродил бы детеныш
по лесу, если бы его мать не покинула гнезда в
поисках еды. И там, в лесной чаще, они встретились.
75

Детеныш накололся на шип ротанга и жалобно
вскрикнул. И вдруг — на соседнем дереве раздалось
ворчанье... Знакомое ворчанье матери. С громкими
криками полез детеныш по сукам.
Мать!
Она ничем не обнаружила своей радости. Она по-
глядела на него, провела рукой по его всклокочен-
ной шерсти, выбрала из нее несколько кусочков
лишайника, и только.
Детеныш прижимался к матери, пробовал даже
забраться к ней на руки. Его оттолкнули. На
груди матери, крепко уцепившись за длинную шерсть,
висела маленькая дочь. И детеныщ словно смирил-
ся со своей участью. ,Он перестал ласкаться и молча
полез по сукам за матерью. Теперь он был старшим,
внимание матери сосредоточилось на младшей.
Через полчаса после встречи с матерью детеныш
был сыт доотвала. Манги и дурианы, сочные побеги,
почки — чего бн только не ел! Его живот, и всегда-то
кругловато выдававшийся вперед, теперь отвис: так
он был набит.
Проспавший плохо ночь детеныш так хотел спать,
что едва мог лазить по деревьям. И когда мать устрои-
лась на полдневный отдых, он не стал лазить вокруг
нее, как обычно делал раньше. Он сел около матери,
прижался к ее спине, охватил руками сук и тотчас
же заснул.
Он,спал до тех пор, пока поднявшаяся мать не
разбудила его, — заворочавшись, она чуть не стол-
кнула детеныша с дерева.
8
Лес был так густ, что солнечный свет никогда не
проникал до земли. Внизу царил постоянный полу-
76

мрак. Земля была почти голая, только гниющие
листья и ветки кое-где прикрывали ее. Гладкие,
совершенно лишенные ветвей стволы деревьев тяну-
лись вверх. Они были очень толсты — многие из
них не смогли бы обхватить и три-четыре человека.
Как гигантские колонны, стояли они тесными рядами
и только высоко-высоко несли небольшую шапку
ветвей и листьев. Они были очень высоки — до
семидесяти метров и более.
Все промежутки между стволами были заплетены
беспорядочной сетью лиан. Здесь перепутались стволы
толщиной в канат и тонкие стебли, словно веревки
или толстые нитки. Сеть была плотна — местами
сквозь нее не пробрался бы и слон, все сокрушающий
на своем пути. Лианы тянулись тоже высоко вверх,
туда, где было светло: ведь только там была возмож-
на жизнь.
Римба — так называют такой лес туземцы. Он
очень богат разнообразной растительностью — сотни
древесных пород образуют его сумеречную чащу. Но
он уныл и однообразен. Темнозеленый полумрак
всегда окутывает его, глаз упирается в стену ’толстых
стволов, а влажная спертая духота давит тяжестью.
В рпмбе всегда тихо, всегда полумрак и молчание.
Еще там, наверху, кипит жизнь, внизу жизнь тоже'
есть, но она не ярка и нс шумлива. Мелкие земляные
пиявки кишат в гнилой листве, переползают с места
на место, изгибая свое тонкое туловище, то ставя
его высоким горбом, то вытягивая в тоненькую ни-
точку. Москиты и комары наполняют влажный воз-
дух, а из-под листьев иногда виднеются гигантские
земляные черви, словно странные буро-красные змеи,
лишенные чешуи и голов.
Несколько низкорослых людей показалось среди
сети лиан, свисавшей до самой земли. Они были голые,
•	77

только небольшие передники, сплетенные из древес-
ной коры, виднелись у них на бедрах. Толстый слой
грязи покрывал тело, а длинные волосы космами
свисали на плечи. В руках они держали палки или
длинные копья из бамбука. У копий не было метал-
лического или каменного наконечника, а вставлена
была в конец копья острая щепка того же бамбука.
Глубоко посаженные глаза прятались под сильно
выпуклым лбом и выдающимися вперед надбров-
ными дугами. Плоская переносица и широкие ноздри
сглаживали выступ носа. Сквозь грязь кое-где про-
свечивала коричневатая кожа. У каждого за спиной
висела корзина.
Они шли через лес напролом — сквозь лианы. Они
не прорубали себе дороги, а, напирая на сеть лиан,
разрывали ее телом и руками. Кожа у них была исца-
рапана, покрыта ссадинами и запекшейся кровью.
Выйдя на небольшое местечко, свободное от не1-
пролазной сети лиан, люди остановились. Их было
пятеро. Ни у кого из них не было видно ни усов, ни
бороды, но отличить мужчин от женщин было
можно — волосы женщин длинными космами сви-
сали с головы, у мужчин же они были просто
сильно всклокочены.
Они осмотрелись кругом и молча двинулись даль-
ше. Вскоре они натолкнулись на небольшой ручей.
Они не перешли его — остановились на берегу, по-
том повернулись и пошли обратно. Ручей, казалось,
был для них непреодолимым препятствием.
Невдалеке от ручья они устроили привал. Один
из мужчин достал из корзины расщепленный кусок
сухой ветки толщиной в руку. Затем вынул тонкую
палочку и узкую полоску, содранную с пальмы-ро-
танга. Это были части прибора для добывания
огня.
78

Он уселся на земле, поджав под себя ноги. Вставив
в расщелину ветки палочку, натянул ротанговую
полоску и «заработал». Полоска терлась поверх плот-
но закрепленной ветки, опилки сыпались и собира-
лись около вставленной в расщелину палочки.
Палочка и края расщелины нагревались от трения
все сильнее и сильнее. Вскоре сухие опилки нача-
ли тлеть, мелькнула искорка, потянулся тоненькой
струйкой дымок.
Еще несколько усилий, и огонек разгорелся.
У подножия дерева был разложен костер, и дым
от него столбом уходил туда, вверх, в кроны де-
ревьев. Кругом костра лежало пять голых людей—
мужчин и женщин.
Они лежали недолго. Вскоре мужчины разбрелись
в поисках еды. Они ели все: плоды и ягоды, орехи и
молодые побеги, корни и клубни, жуков и личинок,
ящериц и лягушек, птиц и зверьков — почти все
служило им пищей. Своими длинными копьями они
сбивали с лиан жуков и гусениц, палками ковыряли
землю, разыскивая корни и луковицы.
Пищи в темной римбе мало — особенно внизу, на
земле. Еще там, наверху, можно найти плоды, да и
то съедобных среди них немного. И вот человек
полез вверх.
Короткой дубинкой он вбивал в ствол дерева корот-
кие заостренные колышки. И по такой лестнице. —
расстояние между колышками было около полу-
метра, - он быстро взбирался вверх.
Вскоре он исчез в высоте...
Надвигалась ночь.
Из ветвей и обломанных стеблей люди сплели себе
небольшой навес. Улеглись под ним, прижались друг
к другу, переплелись в уесный клубок. Чуть тлели
угли костра, присыпанные золой...
79

Эти люди были кубу — бродячее племя, стоящее
на крайне низкой ступени развития.
Они покинули глубину девственного леса, где жи-
ли обычно, и продвигались к реке. Они шли, чтобы
там, близ реки, выменять у малайцев шкурки, смолу
и камедь на ножи.
Их путь был далек.
Много дней шли они, продираясь сквозь заросли
и сети лиан. Но этот путь мало чем отличался от пути
любого дня их жизни — вся жизнь у них проходила
в скитаниях по римбе. Только теперь они не просто
бродили по лесу в поисках еды, — это было их един-
ственным занятием, — а шли к реке.
Утром кубу осмотрели несколько силков, которые
еще с вечера поставили недалеко от своего привала.
В одном из них оказался небольшой зверек. Кубу
содрали с него шкуру, а мясо съели прямо сырым.
Это был их завтрак.
Потом они двинулись вперед, снова всей грудью
напирая на сеть лиан, разрывая ее напором тела.
Так прошло несколько дней.
Они брели и брели по римбе, питаясь чем придет-
ся, а на ночь устраивая небольшой навес из ветвей
или забиваясь в дупло.
Кубу брели по лесу, а в это время торговец-малаец
плыл на лодке вверх по реке. Он плыл все дальше и
дальше, в глубь римбы. Здесь только, вдоль рекп,
был небольшой просвет; словно узкий коридор в
лесной чаще, там, вверху, виднелась полоска голу-
бого неба. Так тесно обступили реку высокие деревья.
Малаец плыл и плыл. Он знал приблизительно
те места, где можно встретить кубу,— это было дале-
ко в глубине римбы. Он плыл уже несколько дней.
И вот наконец по каким-то ему одному известным
признакам он узнал место встречи.
£0

Малаец причалил к берегу, вылез. Осмотрелся
кругом, стал искать подходящее дерево. Ему нужно
было дерево с большими, расходящимися далеко в
стороны корнями — такое дерево хорошо передает
звук.	♦
Нашел. Толстой палкой ударил по стволу.
Тук-тук-тук... Тук-тук... Тук...
Далеко разнесся этот стук по римбе.
Торговец стучал и прислушивался. Он ждал от-
вета.
Так прошло несколько часов.
Наконец кубу услышали стук. Прислушались.
Стук повторился.
— Иду, — сказал один из мужчин.
— Да, — ответили остальные.
И — все.
Разговор был короток. Их язык был беден словами,
так беден, что говорить много они не могли. Да и не-
привыкший к этому мозг так легко и быстро утом-
лялся, что они и не могли бы долго разговаривать.
Как маленьким детям, им хотелось плакать, —
они и плакали,—если их заставляли говорить слиш-
ком мнот*о.
Мужчина, сказавший «я иду», собрал в свою кор-
зину шкурки и перья птиц, комки древесной камеди
и душистой смолы из всех других корзин. Он пошел
вперед, остальные издали последовали за ним.
Пройдя несколько сот шагов, кубу остановился
и застучал по дереву.
Словно два гигантских дятла, задолбили стволы
носами — с берега реки и из лесной чащи неслись
стуки. Стучал торговец-малаец, стучал кубу — бро-
дяга лесной чащи-римбы.
Кубу, постукивая по деревьям, продвигался все
ближе к реке. Но он не вышел на самый берег. За
6 Оранг	81

несколько сот шагов до реки он остановился. Вдали
остановились и следовавшие за ним соплеменники.
Потом он положил на землю шкурки зверьков»
птичьи перья, смолу и камедь, а рядом с ними —
щепотку соли и обломок железа. Стукнул по дереву
и ушел...
Малаец прислушался —стука больше не было.
Тогда он пошел в ту сторону, откуда доносились
звуки. Шел медленно, приглядывался, искал...
Найдя кучку шкур, перьев и камеди, осмотрел их.
Вынул из мешка соль и один нож. Положил рядом
со шкурками. Застучал по дереву, ушел.
Немного погодя явились кубу. Они осмотрели поло-
женное малайцем. Сказали друг другу несколько слов.
Им было мало. Они хотели — два ножа.
Постучав по дереву, они скрылись в лесной чаще.
А рядом с обломком железа положили нож малайца.
По этому знаку он должен был догадаться, что им
нужен не один нож, а два.
Снова пришел малаец, глянул и недовольно по-
качал головой. Он еще раз пересмотрел товары,
предложенные ему кубу. Мена не казалась ему выгод-
ной. Он отложил несколько шкурок в сторону и еще
раз пересмотрел их. Потом положил на видное место
шкурку виверровой кошки, а около нее — три щепо-
чки. Это значило, что за второй нож кубу должны
дать еще три шкурки.
Постучав по дереву, торговец ушел.
Кубу выглянул из-за ствола, подошел, поглядел.
У него не было больше таких шкурок, но были шкур-
ки линсанга. Он положил их рядом с щепками малай-
ца, стукнул раз-другой и исчез.
Малаец, придя, увидел новые шкурки. Мена была
выгодна. Он вынул из мешка второй нож и положил
его на землю.
82

Когда малаец скрылся, кубу выглянули из-за де-
ревьев. Подошли, поглядели. Взяли соль и ножи it
ушли, оставив малайцу шкурки, перья и ка-
медь.
И только из глубины леса они дали знать малай-
цу стуком, что он может «тти за их товарами.
Мена кончилась.
Они не видали друг друга. Точнее, малаец не
видал кубу. Они-то, из-за деревьев, все время сле-
дили за ним. И вздумай малаец обмануть их — удар
копья, нанесенный невидимой рукой, был бы ему
ответом.
Кубу Двинулись теперь вверх по реке. Они не
шли самым берегом — боялись оставить привычную'
им лесную чащу.
Поднимаясь вверх по реке, они скоро оказались
в той местности, где жили оранги.
Кубу редко встречаются с орангом: мрачная
римба с ее деревьями, лишенными ветвей почти на.
всем протяжении ствола, — мало подходящее место
для оранга. Эти пять человек никогда еще не видали
«лесного человека», «меяса» — оранга.
Чем выше по реке поднимались кубу, тем дальше
от нее отступала римба. Деревья стали ниже, лес
реже, ветви все ниже и ниже спускались к земле.
Правда, и здесь они начинались высоко над землей,
но все же не на той головокружительной высоте,
как в римбе.
Ночевать внизу, на земле, стало для людей опасно.
Тигр и пантера бродили в прибрежных зарослях,
по ночам слышалось их рычанье. На ночь кубу за-
лезли на деревья и спали на их ветвях.
Среди дня, когда кубу, сидя кучкой у подножия
ствола, отдыхали, на одном, из деревьев показался
оранг. Он не заметил людей и спокойно перелезал
6*	ез

с сука на сук. Добравшись до опушки, он спустился
вниз и заковылял к воде.
Кубу увидели странное животное. Они никогда
еще не встречались с таким. Один толкнул другого,
несколько гримас и чуть слышных звуков, — руки
крепко сжали копья и ножи.
Оранг шел к берегу, медленно и неловко перестав-
ляя длинные руки и короткие ноги. Он шел прямо
в сторону людей.
Когда из-за куста выглянула вдруг рыжеволосая
фигура, кубу вздрогнули от неожиданности.
Размеры зверя, густая шерсть, длинные руки —
все говорило о силе животного. Но лицо — оно было
совсем, как у человека. Кто это?
Кубу на миг застыли на месте.
Оранг шел по зЬмле. Где спасение? На дереве.
И кубу бросились на деревья.
84

Они быстро вскарабкались на ветви, захватив с
собой и корзины и копья. И там, в густой листве,
затаились.
Только тогда оранг увидел их. И тоже испугал-
ся. Он подошел к дереву и полез на него. Он лез не
с такой быстротой и ловкостью, как кубу, но тоже
скоро оказался в зеленой сети ветвей.
Кубу пустились наутек, перелезая по ветвям
с дерева на дерево. Их крики и движения перепугали
оранга — он принялся тоже удирать.
И тут у кубу разгорелись охотничьи инстинкты.
Крупный зверь уходил от них — значит, боялся.
А боялся, значит, не так уже опасен, может стать
их добычей.
Они пустились вдогонку за орангом.
Кубу не знали, как приступиться к такому зверю,
не знали, как его поймать или убить. Но инстинкт
охотника велик и силен. Трудно удержаться от
преследования бегущего зверя.
По деревьям понеслась погоня. Впереди — оранг,
за ним — двое мужчин-кубу. Женщины от-
стали.
Оранг, перелезая с дерева на дерево, иногда огля-
дывался. Он еще не ощущал опасности, не чувствовал
погони. Он просто шел по лесу, как и всегда.
Но скоро неотвязчивость кубу начала раздражать
его. Он стал чаще и чаще оглядываться, (усалил
зубы, угрожающе ворчал. Кубу не отставали. Оранг
рассвирепел... Он остановился, повернулся к ним,
широко раскрыл рот. Оглушительно заревел...
Перепуганные кубу чуть не попадали с дерева от
страха. Рев оранга напомнил им рев тигра и носо-
рога — зверей, которые не по силам кубу с их
игрушечными копьями, ножами и западнями.
Охота кончилась — кубу отступили.	z
85

И только тогда оранг заметил, как далеко он ото-
шел от реки.
Он был в римбе, незаметно для себя поднялся на
самые вершины деревьев. Ветви, по которым он лез
последние десятки метров, были последними, под
ними до самой земли виднелись только голые стволы.
Спуститься было нельзя.
Оранг огляделся. Он не знал, куда итти.
Побрел прямо вперед.
Кроны деревьев соприкасались так плотно, что
нельзя было заметить, где начиналась одна и кон-
чалась другая. По нескончаемому мосту суков и
ветвей шел оранг. Ему не приходилось выбирать
дороги, не нужно было искать, где перелезать с одно-
го дерева на другое. Кругом простиралась сплошная
масса ветвей.
Он шел и шел вперед...
Внизу попрежнему темнела пропасть, из которой
поднимались колонны стволов.
Спуска не было.
Тогда он переменил направление. Пошел в другую
сторону.
Зеленая равнина вершин тянулась одинаково во
все стороны до горизонта...
Оранг бродил по вершинам, искал выхода из рим-
бы. Его не было. Он попытался спуститься вниз.
Но когда он добрался до последних суков — до
земли оказалось очень далеко. Глаз терялся в полу-
мраке чащи.
Толстая лиана тянулась около ствола. Оранг ухва-
тился за нее, подергал, потряс. Лиана была прочна.
Он уцепился за нее руками, свесил ноги с сука.
Перебросил их на лиану. Цепко держась за стебель
лианы, он переставлял ноги с одного стебля на дру-
гой. Сеть лиан была как бы лестницей, по которой
86

можно было лезть книзу так же хорошо, как и по
ветвям дерева.
Иногда под ногой оранга обрывались или прови-
сали тонкие стебли. Он вздрагивал, хватался изо
всех сил руками за более толстый стебель, искал но-
гами новую точку опоры.
Наконец спустился вниз. Там было темно и сыро.
Он огляделся, слез на землю... Сделал несколько
шагов и схватился рукой за бок... Почесал... И тут
же ухватился за ногу.
Не прошло и трех минут, как все тело оранга зуде-
ло. Тысячи уколов вонзались в его ноги, бока, спину,
живот.
На оранга напали земляные пиявки.
Привлеченные запахом пота, они тысячами устре-
мились к нему по сырой земле и гниющим листьям.
Быстро ползли, то стягивая свое тоненькое тельце
в высокую дугу, то растягивая его.
Прыгали, оттолкнувшись от земли.
Тоненькими ниточками мелькали в длинной шер-
сти и толстыми комочками отваливались от кожи,
насосавшись крови.
Тело оранга горело — тысячи пиявок впились в
него, сосали кровь. Оранг знал москитов и комаров,
знал мух и других кусающихся и жалящих насеко-
мых. Но он привык видеть или слышать их. А тут,
в тишине, его кусали какие-то невидимые враги.
Он ожесточенно раздирая ногтями грудь и ноги,
вертелся, тер бока локтями... Ничто не помогало.
Тогда он с злобным ворчаньем упал на землю и
начал кататься по ней. И это не помогло.
Оранг — побежал...
Спотыкаясь о стебли лиан я лежавшие на земле
стволы, сильно раскачиваясь на ходу, нередко почти
кувыркаясь через голову, он бросился вон из римбы.
87

Оранг не знал, где конец римбы, не знал дороги.
Но случайно вышло как-то так, что он взял верное
направление.
Вскоре вдали мелькнула полоска света.
Оранг очутился на берегу реки, той самой, откуда
начались его приключения. Он побежал по берегу,
подбежал к воде, на мот остановился. Казалось,
он раздумывал...
Влез в реку и с шумом, плескаясь, начал обливать
себя водой.
Он плескался так, что было слышно за версту.
Весь намок — вода ручьями текла с него. Но из
реки не выходил. Он тихонько рычал от удоволь-
ствия. Тело уже не так жгло, вода смягчила боль,
а пиявки начали понемногу отпадать от его кожи.
Скоро оранг почувствовал себя совсем хорошо.
Боль кончилась. Тогда он выле/ из воды, поглядел
по сторонам, присел на берегу и начал перебирать
пальцами шерсть, расчесывать бороду, выбирать из
волос набившийся туда в римбе мусор и листья.
...А кубу в это время шли по лесной чаще и кое-
как — жестами и мимикой: их слов нехватало для
этого—говорили об оранге. За поясами двух муж-
чин блестели ножи.
Им пиявки былп мало страшны— их тело покры-
вал такой слой грязи, что пиявке нелегко было до-
браться до кожи.
9
В малайский кампонг приехал белый.
—	Я буду ловить орангов-меясов. — сказал он
старшине. — Собери мне людей.
—	Завтра я пришлю их тебе, туан (господин), —
ответил старшина.
83



На следующий день к Валькеру пришли малайцы.
Их было десятка полтора, и среди них — два опыт-
ных охотника.
— Меяс зол и силен, — сказали они Валькеру.—
Ты не боишься его?
— Нет, — коротко ответил Валькер. — Я никого
не боюсь... А теперь слушайте...
Он рассказал им про то, как рассчитывал поймать
меясов. Для начала он хотел испробовать ловушки.
И тут же на песке начертил палкой рисунок запад-
ни.
— Сумеешь такую сделать?
— Нет, туан... Но если ты поможешь, попробую.
Три дня ушло на изготовление западней и клеток.
Кучи бамбуковых жердей лежали около палатки,
в которой поселился Валькер. И все дни вокруг нее
толпился народ — весь кампонг забросил свои дела
и глазел на белого, его палатку, ружья, чемоданы.
— Он хочет ловить меясов, — толкали друг друга
женщины. — Он не боится...
К концу дня первая западня — образец — была
готова. Валькеру пришлось ее делать почти что одно-
му, потому так и затянулась работа.
Западня была большая. Она имела форму продол-
говатого ящика, на одном из концов которого была
дверь, скользившая вверх и вниз по желобкам. Из
«ередины боков ящика поднимались две- жерди, а на
них была устроена перекладина. Через эту пере-
кладину был перекинут шест, державший поднятую
дверь. К его свободному концу была прикреплена
бамбуковая палка, проходившая внутрь, и там, в
глубине западни, упиралась в защелку. А к защелке
привязывались плоды — приманка. Животное, дер-
нув привязанный плод, освобождало защелку. Па-
дал шест, опускалась и подъемная дверь.
90

Устройство западни было очень простое. Но сделать
ее было не так-то скоро — требовалась большая
прочность. Все части клетки-западни были сделаны
из бамбука и крепко связаны индийской пенькой.
Валькер то и дело дергал перекладины клетки, рас-
качивал стойки — пробовал, крепко ли.
Оранг — силен. Он легко может разломать клетку.
Но бамбук — да еще свежий — ему не по зубам, он
не в силах перегрызть этот скользкий и крепкий,
словно железный, стебель. Однако он может раска-
чать стойки, оторвать плохо привязанную перекла-
дину. Нужна большая прочность.
Сделав первую западню, Валькер перестал рабо-
тать сам. Теперь работали малайцы, а он только
смотрел, кричал и ругался, если работа шла медленно.
Он был очень тороплив и требователен, этот белый
охотник за орангами. Но малайцы привыкли к тому,
что белые кричат и ругаются, торопят работой. Их
не удивляло это.
На то они и белые.
Кроме западней, устраивали и клетки. Их тоже
делали из бамбука, скрепленного пеньковой верев-
кой. И опять дверки были подъемные.
Когда-то, несколько лет назад, Валькер сделал
клетку с обычной дверкой на петлях. Оранг сорвал
ее с петель и вырвался на свободу. Он никому не
причинил вреда — он просто бежал в родную чащу
(это случилось еще в кампонге). Но ловля оранга
хлопотлива и даже небезопасна. И теперь Валькер
не хотел снова рисковать — упустить уже пойман-
ного зверя.
К концу третьей» дня приготовили около десятка
западней. Можно было начинать ловлю.
Поставить западню на место не так-то просто. Нужно
прежде всего найти это «место», то есть гнездо оранга.
91

И вот малайцы рассыпались по лесу. Скоро одно
гнездо было найдено. По соседству с деревом, на
котором было гнездо, поставили западню. С помощью
бамбукового шеста с зарубками, служившего
своеобразной лестницей, малаец добрался до пер-
вых ветвей. Втащил туда за собой веревку, переки-
нул через сук. А потом по этой веревке подняли туда
и западню. Ее крепко привязали к сукам дерева.
Тогда кверху поднялся сам Валькер. Он осмотрел
западню и занялся ее маскировкой. Изнутри и снару-
жи он обложил и оплел ее ветвями, скрывшими за
своей зеленью бамбуковые стенки ящика. Теперь
западня казалась большим ворохом переплетавших-
ся зеленых ветвей.
Дверь западни осталась опущенной — ее не под-
нимали и не настораживали. В этом не было пока
смысла. Оранг осторожен, он не полезет куда попало.
Нужно, чтобы кто-то указал ему дорогу к западне,
показал, что там нет ничего подозрительного.
На крышу западни положили кучу плодов. Они
должны были привлечь сюда обезьян.
Плоды лежали открыто, они не были приманкой
для ловли. Обезьяны менее осторожны и более любо-
пытны, чем оранг. Они будут посещать западню, есть
плоды. Их шум и крики привлекут внимание оранга.
Он попробует плодов с крыши, а потом полезет за
плодами и внутрь...
Так были расставлены все западни.
Каждый день Валькер обходил их и осматривал.
Съеденные обезьянами плоды заменял новыми. Обезь-
яны начали посещать западни. Вероятно, уж и оранги
заметили их. Можно было начинать ловлю.
Снова полез Валькер на дерево, взял туда с собой
и малайца. Насторожив дверку, он предложил ма-
лайцу влезть внутрь ловушки. Едва малаец дернул
92

висевшую там связку плодов, — как дверка упала.
Все было в порядке — западня работала безуко-
ризненно.
К защелке привязали связку дурианов и мангов.
Насторожили дверку, бросили несколько плодов на
крышу.
Ушли.
В те дни, когда Валькер готовился к ловле, в
жизни оранга-детеныша снова произошла перемена:
он лишился сестры.
Она сорвалась с ветки, упала на сук, переверну-
лась и свалилась' на землю с огро/ной высоты.
Разбилась насмерть.
Мать спустилась к ней с дерева, подняла, прижала к
груди... Мертвый малыш не шевелился. Она подер-
жала его несколько минут, попробовала дать ему
грудь.
Бросила... Влезла на дерево...
Детеныш — ему было теперь уже около пяти лет—
снова остался вдвоем с матерью. Теперь мать уже
не отгоняла его от себя* не ворчала, когда он тянул
ее за руку. Снова, как и прежде, они бродили вдвоем
по деревьям в поисках вкусных плодов п птичьих
яиц. А ночью он снова спал на коленях матери или
прижавшись к ее груди.
Детеныш становился все подвижнее и подвижнее.
Теперь он часто шел впереди матери, более медли-
тельной. И наткнувшись на дупло, поджидал ее,
звал криком и гримасами.
Однажды утром, выйдя из гнезда, оранги сразу
заметили необычайное оживление на соседнем дере-
ве. Тай собралась целая стая обезьян. Они шумели
и возились, кричали, дрались, что-то ели и отнимали
друг у друга.
93

Детеныш замедлил — поджидал мать. Он запомнил
свою встречу с макаками и теперь избегал подхо-
дить к ним близко.
Перегнувшись на суку, далеко просунув голову
меж ветвей, мать всматривалась. Она видела обезьян,
видела плоды.
Двинулась вперед. Обезьяны очистили место — рас-
селись кругом на суках и смотрели на орангов.
Мать подошла к западне, влезла на ее крышу,
схватила плод. Детеныш тотчас перебрался туда
же...
Плоды не висели на дереве. Они просто лежали на
ворохе ветвей. Но это не смутило орангов, и они
съели плоды, вдруг оказавшиеся так близко от
их гнезда.
На следующий день детеныш уже не дожидался
матери. Он пришел к западне один. На этот раз на
ветвях было мало плодов. Но из-под зеленого вороха
ветвей до него донесся знакомый запах.
Пахло дурианом. Детеныш заворочался, начал
искать. Там, где-то под ним, были плоды. Он лазил
по крыше, искал соблазнительных плодов. Наконец
спустился с крыши и наткнулся на дверь. В глу-
бине зеленой пещеры виднелись плоды.
• Детеныш пролез внутрь западни. Протянул руку,
хотел сорвать плод — он не давался. Тогда он осто-
рожно схватил его обеими руками и потянул...
Громкий стук раздался сзади него. Оранг оглянул-
ся.
Выхода не было.
Поперек дороги встала решетка из бамбука. Дете-
ныш наткнулся на нее головой и остановился. Он
таращил глаза на неожиданное препятствие. За
решеткой виднелись листья и ветки, суки и стволы.
Но пройти к ним было нельзя.
94

Он выронил плод, ухватился руками за бамбуковые
перекладины, дернул их. Они не подавались.
Тогда он заметался по западне, отыскивая выход.
Выхода не было: всюду путь преграждали бамбуковые-
жерди.
Оранг хватал руками бамбуки, тащил и дергал
их, пытался перегрызть. Но его еще слабые зубы
только скользили по' гладкой поверхности стеб-
лей.
Срывая ветви и листья, сбивая плоды-приманку^
детеныш лазил по западне. Он упорно искал выхода-
Напрасно!..
Тогда он громко и жалобно закричал. Он звал мать.
И мать пришла.
Она перебралась на это же дерево, долезла да
западни. Лазила по ее крыше, искала, как бы до-
браться до детеныша.
И всюду натыкалась на решетку.
Мать не могла понять, что это. Но все же в ее-
мозгу связались два простейших представления:
решетка — препятствие. Она начала гнуть и ломать
жерди.
Детеныш изнутри, мать снаружи — оба пытались
разломать западню, оторвать бамбуковые жерди. И
ничего из этого не выходило — жерди только чуть
гнулись.
Так прошел день, наступила ночь.
Детеныш, скорчившись, заснул в углу западни,
забившись под обвалившиеся ветки. Мать сидела
на западне и тоже спала.
Утром Валькер с малайцами пошел проверять за-
падни. Мать увидела людей, слезла с крыши, спрята-
лась в густой листве. Валькер заметил, что дверка
спущена, что в западне кто-то есть. Он поглядел
в бинокль и увидел, что добыча — оранг-детеныш.
1:5

— Молодой! — недовольно сказал он. — Мне ну-
жны взрослые... А впрочем...
Малаец полез на дерево. Но едва он добрался до
западни, как сверху с ревом спрыгнула на него мать.
Она обхватила его сильными руками, сдавила...
Громкий рев оранга смешался с криком малайца.
Валькер забегал внизу, под деревом. Густые ветви
закрывали от него оранга, он видел только, как
копоцшлась в листве какая-то масса, слышал, как
трещали ветви и стонал малаец.
Он переходил с места на место и искал, откуда
можно было бы стрелять. Топкая трясина замедляла
его шаги, он выше колен тон^и в вонючей грязи.
Вот мелькнула меж листьев рыжая шерсть. Валь-
кер прицелился...
И как раз в этот момент сверху упало тело малайца.
Оно хлопнулось в трясину у самых ног Валькера.
Брызги вонючей грязи окатили его с ног до головы.
Он машинально дернул спуск. Безвредный выстрел
сшиб несколько листьев с дерева.
Сверху донесся рев оранга...
Малаец был мертв: самка перегрызла ему горло.
На дереве стало тихо — самка, испуганная вы-
стрелом, скрылась в лесной чаще.
Перепуганные малайцы разбежались. Только один
из старых охотников остался возле Валькера. Он
стал звать. Малайцы, один за другим, показались
из-за деревьев. Они подходили медленно и осторожно.
Оживленно переговариваясь, показывали на дерево,
на Валькера, на мертвого малайца.
Теперь можно было лезть на дерево за западней,
но никто из малайцев не соглашался на это.
— Он близко... Меяс не ушел... Он здесь, дожи-
дается... Нет, мы не пойдем, — упорно отвечали они
на приказания, уговоры, а потом и просьбы Валькера.
96

Валькер обещал хорошую плату. Валькер обещал
свой бинокль тому, кто полезет на дерево. Никто не
соглашался.
Тогда он полез сам.
Держа в зубах нож и в одной руке револьвер, он,
кое-как цеплйясь другой рукой, медленно поднимался
по зарубкам бамбукового шеста.
Он скользил и обрывался и все же лез и лез. Под-
нявшись до середины шеста, он остановился. Оглядел
это дерево, соседнее. Искал меж ветвей рыжее
пятно — оранга. В ветвях ничего не было видно.
Валькер полез дальше.
Добравшись до первого сука, он перекинул через
него ногу и выстрелил из револьвера прямо в зеленую
гущу. Прислушался... Все тихо. Тогда он полез
выше. Оранга на дереве не было.
Валькер добрался до западни. В ней сидел совсем
молодой оранг.
— Лет пяти-шести, — пробормотал он. — Стоило
возиться...
Ва^тькер начал отвязывать западню и готовить ее
к спуску. Привязал к ней веревку, перекинул через
сук, спустил вниз конец. Перерезал веревки, дер-
жавшие западню. Малаец не стал бы резать — он
развязал бы туго стянутые узлы. Но Валькер спешил.
Покачиваясь, стала спускаться западня. Сидя вер-
хом на суке, Валькер подергивал веревку, то ускоряя,
то замедляя спуск. И когда клетка спустилась на
землю, он поспешно полез вниз.
— Трусы! — сказал он малайцам.
Перепуганный детеныш сидел, забившись в угол.
Он не мог сопротивляться. И когда в кампонге к
западне придвинули клетку и стали его перего-
нять в нее, он не тронулся. Пришлось подталкивать
его шестом, чтобы заставить сойти с места.
7 Орааг	97

Дверка клетки наконец захлопнулась...
Шли день за днем.
Западни стояли на деревьях, каждый день их
осматривали, но оранги не попадались. Валькер
бранился. Он не понимал, в чем тут дело. Западни
хорошо налажены, приманка — отборные спелые
плоды. А оранги не шли.
Детеныш оранга кое-как привыкал к клетке. Валь-
кер проморил его голодом целые сутки. А потом
протянул ему банан. Детеныш не брал из рук. Валь-
кер бросил банан в клетку и ушел.
Детеныш съел банан. Но второго он так и не до-
ждался. А на следующий день Валькер добился
того, что голодный детеныш взял банан у него из рук.
Он поставил- клетку в своей палатке, которую
раскинул около хижины. Ее нельзя было оставить на
открытом воздухе — малайцы целый день толпились
возле клетки, дразнили и пугали детеныша. В палат-
ку белого они войти не смели.
Оранги упорно не шли в западню. Валькер начал
скучать. Он занялся было ловлей питонов, но это
мало развлекало его. Тогда он решил попытаться
поймать носорога.
Двурогий носорог Суматры — порядочная ред-
кость. Поймать его живым — целое событие. Валь-
кер позвал охотников-малайцев и устроил совеща-
ние. Они знали тропы носорога в лесу, знали, где
его искать.
Валькер не хотел ловить носорога в яму. Он боялся,
что носорог переломает себе ноги. Да и вытаскивать
его из ямы было слишком сложно. Он решил поймать
его совсем особой западней — прикрыть на тропе ящи-
ком из бамбука.
Он знал, как устанавливают бревна, падающие на
спину зверя, когда тот, проходя по тропе, задевает
98

за настороженную палочку. И вот таким же спосо-
бом он и рассчитывал прикрыть носорога.
Вместо бревна — большой ящик.
Таким ящиком было бы трудно поймать взрослого
носорога. Он мог опрокинуть ящик, разнести его на
кусочки. Но Валькер и не собирался заниматься
ловлей взрослого носорога. Поймай он его — с ним
все равно не справиться. Он рассчитывал на молодо-
го, и малайцы-охотники уверяли его, что знают
тропу, по которой ходит ^небольшой молодой носо-
рог.
Протащить сквозь лесную чащу большой ящик
было невозможно. Пришлось разобрать его на части.
Десятка два малайцев несли отдельные стенки ящика,
бревна, жерди, веревки. Впереди шли несколько
человек и расчищали путь. 'Шли весь день — так
далеко в лес нужно было забраться и так медленно
продвигались люди сквозь густые заросли...
На носорожьей тропе приладили ящик. Он был
подвешен на нескольких блоках над тропой. Его
поддерживала жердь, зацепленная за уложенную в
вырытой канавке и присыпанную землей доску.
Стоило только наступить на доску — жердь падала,
ящик опускался вниз.
Но этого было мало. Валькер боялся, что носорог
опрокинет ящик. Он пропустил сквозь него две по-
перечные жерди, привязав их к деревьям, росшим
по краям тропы. Когда ящик был поднят, жерди
приходились у его низа. Когда он падал, они
оказывались у его покрышки. Ящик, надетый на
поперечные жерди, нельзя было ни опрокинуть, ни
приподнять.
Подвесив ящик-западню, Валькер предложил од-
ному из малайцев пройти под ним. Едва тот ступил
на доску, как ящик упал и прикрыл малайца. Потом
7*	99

сделали и еще пробу. Валькер приподнял ящик,
велел пролезть под него десятку малайцев и прикрыл
«х ящиком. Малайцы должны были постараться
опрокинуть ящик. Сколько они ни ломилисв в его
стенки — ящик стоял.
Подняв ящик, насторожив доску, Валькер ушел.
Но совсем уйти из леса было опасно. До кампонга
было слишком далеко, а Валькер не хотел оставлять
носорога, если бы он попался, одного в лесу. Он
отпустил малайцев-носильщиков, оставив с собой
только двух охотников.
Они не могли развести костер — боялись спугнуть
носорога. Деревья были так высоки, что влезть на
.них было трудно, почти невозможной Прижавшись
«пиной к стволу дерева, они просидели всю ночь, дер-
жа в руках ружья, •< напряженно всматриваясь в
тьму ночи и прислушиваясь.
Ночь прошла. Носорог не появился. Валькер
остался на вторую ночь.
И только стемнело в лесу, как они услышали гро-
хот западни и рев перепуганного зверя. Потом до
них донеслись храп, сопенье. Носорог ломился в
стены западни.
Спотыкаясь о корни, падая, раздирая себе лицо
в одежду о шипы ротангов, белый и малайцы бро-
сились к тропе. Им пришлось пройти около пол-
километра в полной темноте, продираться сквозь
заросли и сеть лиан. Они падали, натыкались на
стволы...
Сопенье и рев раздавались на тропе. В темноте но-
чи чуть виднелись очертания западни и тела носорога.
Через минуту горел костер, и его пламя освещало
странную картину. Длинные тени падали от жердей
бамбукового ящика, а среди них двигалась огромная
тень зверя.
103

Валькер и малайцы работали не поклацал рук.
Они просунули сквозь ящик еще несколько жер-
дей и закрепили их на деревьях. Вбив около ящи-
ка колья, привязали его к ним. Ящик стоял, как
вкопанный в землю, а крепость и упругость бамбу-
ковых жердей были так велики, что разломать за-
падню носорог никак не смог бы.
Разложили костер. У огня виднелись три фи-
гуры— малайцы и Валькер. А бок-о-бок с ними
метался в западне носорог.
Валькер думал о том, как протащить через чащу
пойманного носорога. Нестп его в клетке было не-
возможно у- клетка не пройдет сквозь заросли. Пе-
регнать его в более маленькую клетку — такой
клетки не было с собой, не было в кампонге. Сделать
ее малайцы не сумщот, а уйти от носорога Валькер
боялся.
Тогда он решил попытаться нести носорога безо
всякой клетки. Он был не очень велик и весил на-
глаз килограммов семьсот—восемьсот. Человек два-
дцать могли бы нести его, связанного, на носилках.
А продраться с такими носилками сквозь чащу было
нетрудно.
— Так и сделаю, — решил Валькер, набивая
трубку.
Утром он послал- одного из охотников в кампонг.
Велел ему привести человек тридцать — сорок но-
сильщиков, принести толстых жердей и побольше
веревок.
День провели, сидя у костра и разглядывая носо-
рога. Впрочем, охотник-малаец застрелил несколько
обезьян и с десяток птиц. Снимание их шкурок со-
кратило часы ожидания.
Только к вечеру пришли малайцы. Они наполнили
молчаливый лес шумом и криками, разогнали его
101

полумрак огнями костров. Успокоившийся было но-
сорог снова заметался в западне — pro встревожил
шум.
Чуть стало рассветать, как Валькер разбудил ма-
лайцев. Он очень спешил, ему хотелось засветло до-
браться до кампонга.
Носилки были сделаны еще с вечера. Они бы-
ли очень длинны, но не широки. Толстые бамбу-
ковые жерди далеко выдавались вперед и назад, а к
ним были прикреплены еще боковые перекладинки.
Незти носилки могли человек тридцать — всем хва-
тило бы места ухватиться за ручки.
Просовывая в западню одну толстую жердь за дру-
гой, Валькер прижал носорога к стенке. Он воро-
чался и напирал на жерди, но они только слегка
гнулись. Взобравшись на крышу западни, охотник-
малаец ловко набросил на носорога петлю. Захле-
стнул ее ему па шее. Другая петля опутала переднюю
правую ногу, третья — левую... Петля за петлей ло-
жились на носорога.
Прошло около часа — носорог был покрыт сетью
веревок. Концы петель протянулись из западни. Ма-
лайцы ухватились за них и ждали.
— Тяни! — крикнул Валькер.
Веревки натянулись. Опутанный носорог прива-
лился к стенке западни. Он не мог упасть — так тес-
но сжали его просунутые в клетку жерди. Валькер
ходил кругом западни и смотрел. Веревки надежно
опутали носорога.
— Поднимай ящик!
Ящик медленно поднялся вверх. Носорог оказал-
ся на свободе. Он рванулся было — веревки не пуска-
ли. Миг — и он лежал на боку со стянутыми ногами.
Он тяжело ворочался на земле, громко пыхтел и со-
пел. Его глаза сверкали такой яростью, что каза-
1Г.2

лось — дай ему волю, и он уничтожит всех этих
двуногих зверей.
Новые веревки легли на ноги носорога. Он был
опутан ими так крепко, что едва мог шевелиться.
Под него подсунули носилки, приподнимая его жер-
дями.
С кряхтеньем и оханьем подняли малайцы но-
силки. Груз был тяжел.
Впереди засверкали тяжелые кривые ножи и за-
стучали топоры—малайцы расчищали дорогу. За пе-
редовыми шел охотник-малаец, потом — несли носил-
ки с носорогом. А сзади шагал Валькер и дымил
своей трубкой.
Шли долго, часто останавливаясь. Чтобы не тра-
тить лишних сил на спусканье и подниманье носилок
при остановках, Валькер велел сделать несколько
козел из бамбука. На эти козлы и ставили носилки.
Шаг за шагом продвигались малайцы, Валькер
и носорог сквозь чащу. Только среди дня они остано-
вились на час — поесть. А то — больше пяти минут
отдыха Валькер им не давал.
Иногда он и сам хватался за носилки — хотел
показать малайцам пример.
К вечеру они добрались до кампонга. И тотчас же
неугомонный Валькер велел начать постройку клет-
ки для носорога. Он не хотел оставлять его на ночь
связанным.
Было совсем темно, когда закончилась работа.
Толстые жерди глубоко — частоколом — забили в
землю, а между ними наложили перекладины. В
одном из углов клетки вкопали толстый кол, к нему
Валькер хотел привязать носорога. Это нетрудно было
сделать — ведь он связанный лежал на носилках.
Носорога втащили в клетку, положили на землю.
Привязали к колу, распутали несколько веревок,
юз

оставив петли на ногах. Вышли из клетки, заперли
подъемную дверь. Валькер взял острый нож, про-
сунул его сквозь узкую щель клетки и начал осторож-
но, понемножку, перепиливать веревки на ногах но-
сорога. Он легко перерезал веревки на задних ногах,
но когда дело дошло до передних — носорог начал
так ворочаться, что Валькер провозился чуть ли
не час, прежде чем кончил эту нелегкую работу.
И только когда носорог встал в клетке, Валькер
спокойно вздохнул. Самое трудное было сделано.
Дорога на пароход, к морю, была пустяками по
сравнению с прогулкой по лесу в обществе связан-
ного носорога.
— А меясы? — обратился Валькер к малайцам. —
Как западни?
— Ничего нет, туан, — огорченно сказал охот-
ник. — Западни пусты.
Валькер сердито плюнул.
10
Прошла еще неделя. Ци одного оранга!
Валькер сердился, малайцы старались как мож-
но реже попадаться ему на глаза — так он ругался.
Даже старик-охотник впал в немилость.
Оранг-детеныш с каждым днем все больше привы-
кал к неволе. Он уже безбоязненно подходил к Валь-
керу, брал из его рук бананы и чищенные дурианы.
Незаметно для себя, Валькер проводил около его
клетки по нескольку часов в день. Детеныш был
его единственным развлечением. Ходить на охоту
было нельзя. Валькер не хотел стрелять в том лесу,
где стояли западни. Боялся выстрелами разогнать
орангов. А уходить далеко было нельзя — каждый
104

день он осматривал западни. Они держали его, как
на привязи.
Носорог неподвижно стоял в своей клетке. Он ле-
ниво жевал траву и ветки и казался таким спокой-
ным, что, глядя на него, трудно было поверить,
насколько злобен — и глупо злобен — он бы-
вает.
— Туан! — заглянул в хижину старшина.
— Что тебе? — буркнул Валькер. Он был сер-
дит на все.
— Там, — старшина показал вдаль — на бана-
нах — меяс. Большой меяс!
Валькер вскочил.
- Где?
— Вон там, — старшина показывал рукой на груп-
пу деревьев, видневшуюся совсем недалеко от кам-
понга.
— Зови людей!
Через минуту около хижины собралась толпа.
— Пилы, топоры!— командовал Валькер. — Жи-
вей... Пошевеливайтесь!
Бежали малайцы. Бежал Валькер. Они спешили.
— Скорей к деревьям!
Оранг сидел на дереве: как и всегда, он явился сю-
да за бананами. Он услышал шум, взглянул вниз
п неторопливо полез на вершину.
Люди подбегали все ближе и ближе. Оранг погля-
дывал на людей и иногда скалил зубы. Это был огром-
ный самец. У Валькера глаза разгорелись, когда он
увидел его. Такого оранга стоило ловить.
Малайцы окружили группу деревьев.
Валькер позвал старика-охотника.
— Погоним его туда, — показал он рукой на одно
из деревьев. — Меньше рубить придется.
— Хорошо, — ответил охотник.
105

Оранг был окружен полукольцом людей. Это полу-
кольцо давало выход только в одну сторону. Крики
и шум гнали оранга. Он медленно перелезал с сука
на сук, с дерева на дерево. Старался уйти от людей.
Только в одну сторону была дорога, только там
было тихо, только там не было видно фигурок, крив-
лявшихся на земле.
Оранга гнали, и вдруг...
— Туан... Туан... Скорей!
Валькер подбежал к кучке малайцев.
— Смотри!
На дереве сидел еще оранг. Это была самка с сов-
еем маленьким детенышем, висевшим у нее на груди.
Два оранга!
И обоих нужно было загнать на одно дерево.
Иначе слишком осложнялась ловля, да и людей
могло нехватить.
Валькер па миг задумался.
— Гони вперед! — крикнул он.
Кольцо сжималось. Оранги, перелезая с дерева
на дерево, незаметно для себя, все ближе и ближе
подходили к намеченному людьми дереву. За этим
деревом было еще два-три, а потом — большая про-
галина.
Валькер рассчитывал, что именно на этом дереве
юн поймает орангов. Но он только — рассчитывал.
Когда до намеченного места осталось всего два
дерева, оранг-самец вдруг остановился. .Он начал
оглядываться по сторонам, приглядываться к стояв-
шим впереди деревьям. Самка, следовавшая за
ним, — их уже успели согнать вместе, — тоже
остановилась.
Вдруг — оранг повернулся и быстро полез назад.
Он перескочил на дерево, на котором только чго
побывал, оказался над людьми. Дикий вой и рев
106

встретили его. Валькер палил из ружья, охотник-
малаец бил в большой барабан. Оранг вздрогнул,
оскалил зубы... Казалось — он отступит.
Нет! Он пошел навстречу шуму, прорвался сквозь
людскую цепь и начал быстро перелезать с дерева
,на дерево. Самка, не отставая, лезла за ним.
— Назад! — завопил Валькер. — Назад!
Малайцы кинулись назад. Оранг отступал, и с
ним отступало кольцо людей.
Добыча ускользала.
Тогда застучали топоры, завизжали пилы. С
треском падали деревья впереди оранга. А сзади—
бесновалась и кричала толпа. Оранг упорно двигал-
ся вперед. Но когда перед самым его носом рухнуло
дерево, он повернулся. Выстрелы и вой встре-
тили его там, назади. Кругом — все шумело, впе-
реди — падали деревья. Он заметался на вершине.
Искал, куда уйти. Неторопливость и уверенность
движений исчезали с каждой минутой.
Он пробежал до конца сука, раскачался, пере-
бросился на соседнее дерево. Крик усилился. Он
раздавался со всех сторон. Оранг полез дальше.
Вот еще несколько деревьев и впереди—сплош-
ная чаща. Там он уйдет от шума, уйдет от врагов.
Оставалось всего два-три дерева. Но в тот мо-
мент, когда оранг уже протянул руку, чтобы пе-
ребраться на последний сук, стоявшее впереди
дерево повалилось на землю. Его ветви ударили
по суку, на котором сидел оранг, и так тряхнули
его, что оранг чуть было не свалился. Он повис
на одной руке и, раскачиваясь, искал ногой точ-
ку опоры. Самка робко прижалась к стволу.
Дороги вперед не было. Оранг повернул назад.
Там еще оставалось несколько деревьев. Он
поднялся на вершину, медленно перебираясь с сука
107

на сук. Как только он перешел на новое дерево,
сзади упало то, на котором он только что побывал.
Оставалось всего два дерева. На одном из них
сидела самка, на другом самец.
Кольцо людей окружало эти два дерева.
— Не зевай! — кричал Валькер. — Как только
они соберутся вместе — руби!
Прошло с четверть часа. Самка и самец не дви-
гались. Они забились в листья на вершине и си-
дели там неподвижно.
Но вот самка зашевелилась. Она пошла по су-
ку. И тут же — сзади нее загрохотали выстрелы.
Вздрогнув, она бросилась вперед, перебралась на
дерево к самцу...
Только одно дерево возвышалось теперь на выруб-
ленной поляне. Пути по деревьям больше не
было.
Оранги забрались на самую верхушку. Они сиде-
ли там так тихо, что можно было пройти мимо и не
заметить спрятавшихся в густой листве двух боль-
ших рыжих зверей.
Но люди знали, что оранги там, наверху. Они
плотным кольцом окружили дерево, не подходя
однако близко к нему, и ждали.
Валькер облегченно вздохнул и вытер пот со лба.
Набил трубку — первую за время этой погони за
орангами.
Шли часы — оранги сидели наверху.
Внизу сторожили люди. Они лежали и сидели, соби-
рались кучками, шутили и смеялись. Приходили
и уходили, но все время дерево было окружено. Валь-
кер сидел тут же. Он послал в кампонг за склад-
ным стулом, табаком и книгой. Сидел, курил и читал.
Он не доверял малайцам, не доверял даже старо-
му охотнику и не хотел ни на минуту оставить оран-
108

гов. Ведь первая половина дела была уже сделана—
притом самая трудная: орангов загнали на дере-
во и окружили. Оставалось только взять их. Для
этого нужно было вооружиться большим терпени-
ем и ждать, ждать, ждать...
Шли часы. Солнце пошло на закат. Оранги си-
дели на дереве.
Когда начало темнеть, они заволновались, за-
лазили по вершине, попробовали было спуститься.
Оглушительный крик, грохот барабанов, свистки
встретили их. Они поспешно поднялись опять на-
верх.
Темнело все сильнее.
Из леса донесся вечерний рев гиббонов-сиаман-
гов — «пора спать». У орангов не было гнезда.
Они наломали несколько ветвей, уложили их на раз-
вилине сука.
Самец и самка не были парой, они сегодня слу-
чайно встретились — оба пришли к кампонгу, при-
влекаемые бананами. Но на дереве, окруженные
врагами, они сидели рядом. И гнездо они сделали
общее, и уселись в него вместе, и заснули они,
тесно прижавшись друг к другу.
Наступила ночь.
Внизу ярко горели костры, вокруг них сидели
И- лежали малайцы. Валькер спал, растянувшись
на одеяле (его палатка была занята — в ней стояла
клетка с детенышем-орангом), — ночью за оран-
гом особо внимательного надзора не требовалось.
Сторожил возле костра старик-охотник. Вокруг
дерева летали калонги...
Ночь тянулась долго. Издалека доносился вой
малайских диких собак-адьягов. Они гнали добычу.
Из зарослей камыша слышался топот и рев буйволов
керабау, пришедших на водопой. Донесся из чащи
109

леса рев пантеры... Ночь была—как и всегда —
шумна и неспокойна. И как всегда—оранги спали...
Утром они проснулись не сразу на заре. Оранг не
выходит из гнезда рано, и тут, окруженные врагами,
они не спешили. Проснувшись, самец высунул руку из
гнезда, потрогал листья — сыры ли. Листья были
сухие. Это редко случалось в его жизни. В густом
лесу листья нескоро просыхали после ночной росы.
Но 1ут—на открытом месте, на одиноко стоявшем
дереве—они высохли при первых же лучах
солнца.
Оранг еще раз потрогал листья—сухие. Тогда
он полез из гнезда.
Непривычно сильный свет остановил его.
Не было полумрака лесной чащи—солнечные лучи
били прямо в лицо. Он просунул голову меж ветвей
и тотчас же отдернул ее...
Кругом ничего не было—ни ветвей, ни стволов.
А внизу люди.
Увидевши оранга, они громко закричали...
Оранг заворчал, оскалил зубы и спрятался в зе-
леной листве.
Вначале он то и дело порывался уйти, но люди
не пускали его. Они поднимали такой шум, что
оранг поспешно прятался в листве. Позднее он
только выглядывал меж ветвей и смотрел, тут ли
враги. Враги были все время внизу.
Весь день просидели оранги на дереве. Они прого-
лодались, их начинала мучить жажда. Еды не было—
только листья грубые и жесткие. Воды не было и
подавно.
Кольцо людей не размыкалось. Оранги не мог-
ли уйти.
Снова настала ночь, снова загорелись вокруг де-
рева костры, снова закружились калонги. Люди, не
по

уходили. Оранги дремали-забывались на зеленой
вершине.
Старик-малаец сидел у костра и рассказывал о
своих охотах, встречах с дикими зверями. Больше
всего он говорил об орангах.
— Меяс—он очень силен и зол, —говорил ма-
лаец-охотник. —Я помню, как однаяоды давно, ко-
гда я был еще молод, я пошел в лес с приезжим белым
охотником. Я не помню, из какой он был страны...
Он хотел стрелять меясов. Стрелять легче, чем
ловить... Мы долго бродили по лесу. И вот в тряси-
не мы услышали рев меяса. Он ревел очень громко.
Белый испугался, задрожал и чуть не выронил
ружье. У него было два ружья—большое и поменьше.
Он схватил большое ружье. Из него можно было
убить носорога и даже слона. И с таким-то ружьем он
пошел на меяса. Так испугался... Я был не один,
in

нас было около десяти человек. Я увидел меяса
высоко на дереве и показал на него белому. Тот
долго целился. Выстрелил... Меяс заревел и упал
вниз. Прямо на белого... Тот отскочил, споткнулся
и тоже упал... Меяс был только ранен... Он под-
полз к белому, ухватил его за голову и так рва-
нул ее, что свернул ему шею... Белый умер, и
нам было много неприятностей из-за этого. Никто
не хотел верить, что его убил меяс. «Что же
вы-то смотрели?» — говорили нам. А что мы могли
сделать?..
— А еще помню я, —начал было старик, —
как...
Громкий рев тигра, мычанье и рев буйволов доне-
слись с реки. Вскоре рев тигра перешел в какой-то
визг.
Старик прислушался.
— Что, полосатый? Узнал, каковы рога и ко-
пыта керабау? —засмеявшись, сказал он.
— Что там случилось?
— Как что? Тигр прыгнул на буйвола, да. дол-
жно быть, промахнулся. Слышали, как заревел?
А потом заскулил, как щенок. Это его керабау уго-
стили рогами да копытами...
Спал Валькер, дремали малайцы, и только у кост-
ра старика-охотника слышался разговор...
На третий день голод начал брать свое: самеп
полез вниз.
Он спустился почти до нижних суков, когда внизу
поднялся отчаянный шум. Люди кричали и свисте-
ли, били в барабаны. В оранга полетели палки и
комья земли. Он поднялся на вершину.
Там, прижавшись к стволу, сидела голодная и
измученная самка. У нее все меньше становилось
молока, детеныш жалобно пищал от голода. Она про-
112

бовола сосать листья, но в них не было воды. Не бы-
ло воды и на листьях—солнце слишком сильно жгло.
Жесткие листья до крови, раздирали пересохшие
губы. В голове у орангов начинало шуметь, в глазах
рябило.
Самец снова попытался уйти с дерева, прорваться
сквозь людскую цепь. Человек уже не так пугал его;
если бы не было шума, оранг прошел бы мимо людей,
так он был голоден. Но ни разу не удалось ему сде-
лать этого—крики, выстрелы и шум загоняли его
обратно на дерево.
Измученный и обозленный, он жался к стволу,
смотрел вниз, скалил зубы и тихонько рычал.
— Пожалуй, пора, — сказал сам себе Валькер.
Он взял котелок, налил в него воды и всыпал
сонный порошок. Размешал палочкой, зачем-то
понюхал—вода ничем не пахла.	1
— Я полезу, туан?—вопросительно сказал ста-
рик-охотник.
— Лезь...
Малаец подставил к дереву шест, взобрался
по его зарубкам до первых ветвей. Перекинул че-
рез сук веревку и осторожно поднял по ней на дере-
во котелок.
Валькер стоял внизу с ружьем наготове. Но он
напрасно охранял малайца—оранг даже не шелох-
нулся в зеленой вершине. Он видел, как на дере-
во лез человек, но у него не было сил для нападе-
ния. Еще если бы человек подобрался к нему
поближе...
Охотник укрепил котелок на суке и слез с де-
рева.
Прошло некоторое время. Оранг-самец снова попы-
тался спуститься вниз. Люди молчали и дали ему
добраться до самых пижних суков.
8 О ранг	113

И тут-то он увидел котелок с водой.
Остановился, вытянул голову.
С этого сука оранг не мог достать до котелка,
но он и не спешил. Он приглядывался к ко-
телку, посматривал вниз. Казалось, пытался понять,
откуда взялась на дереве эта вода.
Перелез на нижний сук, прошел по нему, подо-
брался к самому котелку. Снова вглядывался и
принюхивался... Тронул котелок рукой...
Котелок сильно смущал оранга. Пить хотелось,
но он боялся котелка. Перебравшись на другой сук,
оранг попробовал слезть р дерева. Палки и комья
земли полетели в него, оглушительный вой, крики,
свистки и выстрелы встретили его внизу.
Самец снова поднялся на вершину. Внизу затихло.
Солнце попрежнему жгло и палило.
Одиноко стоявшее дерево насквозь пронизыва-
лось горячими лучами. Орангу так хотелось
пить, что дольше терпеть он не мог. Он полез вниз
навстречу людям. И снова на его пути оказался коте-
лок с водой.
Он подобрался к нему, взглянул раз-другой,
потянулся... Кто-то толкнул его в бок. Из-за его
плеча на воду с жадностью глядела самка. Она вслед
за самцом тоже спустилась вниз.
Толчок самки решил дело.
Самец заворчал, пригнулся к котелку и выпил
всю воду.
Он ни капли не оставил самке.
Напившись, оранг поднялся на середину дере-
ва и уселся. На суку над ним злобно ворчала самка...
Капельки воды стекали у него по желто-рыжей бо-
роде, искрились и переливались на солнце.
Люди внизу оживленно переговаривались.
— Выпил...
114

- Да...
— Теперь скоро...
— Готовьте сеть, —распоряжался Валькер. —
Тащите ее сюда, под дерево.
Большая сеть была разложена у подножия де-
рева. Валькер не сводил глаз с оранга.
— Теперь—скоро.
Оранг сидел на суку.
Странная истома охватывала его. Глаза начинали
слипаться, движения становились все более и более
неуверенными, пальцы — не столь цепкими.
Он протянул руку, схватил сук над головой.
Приподнял ногу, хотел перелезть выше... Но
пальцы, державшие сук, разжались. Другая рука
не дотянулась де сука... Скользнула нога...
Оранг качнулся...
Ухватился за сук, на котором сидел, и на миг
замер.
— Скорей! Растягивай! — закричал Валькер.—Не
зевайте, вы...
Сеть была растянута под деревом, как раз под
суком, на котором сидел оранг. Ее держало с де-
сяток малайцев. Задрав головы кверху, они напря-
женно ждали...
Оранг пошатнулся, схватйлся было за сук, вы-
пустил его...
Разжал пальцы, нога съехала с сука... Переваг
лился на бок... Упал...
Закружились сбитые листья, посыпались обло-
манные веточки... Согнулся нижний сук, на ко-
торый грузно упал оранг.
Тело перевалилось через сук... Рыжий зверь
мелькнул в воздухе, упал в сеть.
— Тише, вы... Молчать!—крикнул Валькер на
малайцев, заголосивших было от радости.
8*	115

Оранг спокойно лежал на туго натянутой сети.
Сеть опустили, завернули в нее оранга, понесли...
Оранг крепко спал.
Он не слышал, как его несли, не слышал, как
вынули из сети и переложили в просторную бам-
буковую клетку. Он ничего не слышал—сонный
порошок сделал свое дело.
Крепко спал отощавший, почти три дня ничего
не евший, оранг. Но спал не на дереве, не в род-
ном лесу.
Спал — в клетке.
— Скорей!—торопил Валькер малайцев.— Ско-
рей к дереву!
На дереве оставалась еще самка.
Она, оставшись одна, полезла было вниз, к котел-
ку, но воды в нем не оказалось. Криком ее загна-
ли на вершину.
Снова к дереву приставили шест-лестницу, сно-
ва полез старик-охотник. Спустил на землю коте-
лок и, сидя на суке, ждал, пока Валькер нальет
в него воды с сонным порошком.-
Котелок—на дереве. -Люди—внизу.
Самка спустилась вниз.
Люди молчали—она долезла до котелка, глянула
и тотчас же выпила воду. Она не колебалась—жажда
убила в ней всякую осторожность.
И*, как и самец, она вскоре зашаталась на суку,
грохнулась вниз, в подставленную сеть. Ее дете-
ныш так крепко держался за шерсть матери, что
даже при толчке о сеть не выпустил ее из рук.
Валькер подошел и вз^л детеныша на руки.
Он не сопротивлялся, только жалобно пищал и
искал, за что бы ему ухватиться. '
Мать, закутанную в сеть, унесли в кампонг.
За сетью шел Валькер, прижимая к груди дете-
116

ниша. А тот тыкался головой в его руку и пытался
сосать палец...
В палатке Валькера стояла клетка с молодым
орангом. Для двух новых клеток он велел постро-
ить навес. А детеныша взял к себе в хижину.
Он не хотел пока пускать его к матери. Боялся,
что сонный порошок через молоко матери подей-
ствует на детеныша.
— Он слишком мал и слаб!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СРЕДИ ЛЮДЕЙ
1
Валькер сидел в палатке и пробовал кормить
детеныша. Он совал ему в рот палец, смоченный
подсахаренной водой. Тот попробовал, запищал и
оттолкнул палец. Он ждал молока.
У Валькера не было молока, и негде было до-
стать его. Тогда он развел в воде «сгущенное
молоко». Он знал, что в этом хваленом «молоке» мо-
лока-то как раз и не было — оно изготовлялось
из растительных продуктов. Но что-нибудь дать
детенышу было нужно.
из

Он долго ломал себе голову—чем заменить со-
ску для детеныша. И наконец остановился на ма-
ленькой ушной спринцовке. Набрав в нее молока,
он обмотал тряпочкой конец спринцовки и слегка
надавил ее. Капелька белой жидкости повисла на
тряпке. Валькер улыбнулся.
— Чем не соска?
Детеныш, схватив соску еще беззубым ртом и
деснами, жадно зачмокал и принялся так тянуть мо-
локо, что его щеки совсем ввалились. Валькер слег-
ка надавливал спринцовку, чтобы облегчить дете-
нышу сосанье—тянуть через тряпочку было нелегко.
И детеныш и Валькер не сразу приспособились
к «соске».
Один раз Валькер надавил слишком сильно, в
рот детеныша брызнула струйка молока. Он по-
перхнулся, закашлялся, выпустил изо рта соску.
Его глаза недоумевающе—так показалось Валь-
керу—уставились на человека. Потом он сморщил-
ся и чихнул. Это было так забавно, что Валь-
кер захохотал...
Под навесом стояли две клетки. В них крепко
спали одурманенные сонным порошком оранги. Шли
часы — отощавшие животные не приходили в себя.
Потухли огни в кампонге. Наступила ночь. Яр-
ко горели звезды, переливался нежным блеском
Млечный путь, сверкал Юпитер, искрился Юж-
ный крест. Большая Медведица опрокинулась и
показывала на далекий север.
В кампонге было тихо.
— Гекк... гекк...—раздавался крик ночной яще-
рицы геккона (ее так прозвали за голос), охотившейся
за насекомыми.
Валькер спал. Около его складной кровати сто-
яла корзина. В ней, в груде тряпья, спал детеныш
из

оранга. Он и во сне крепко держался пальцами
за какую-то тряпку, словно за шерсть матери. Наста-
ло утро—оранги спали.
.Но вот наконец самец заворочался... Приоткрыл
глаз... снова закрыл. Он медленно приходил в
себя.
ШевЬльнулся... раскрыл оба глаза...
Несколько минут смотрел прямо перед собой.
Он еще не совсем пришел в себя, не видел, хоть и
смотрел, где он.
Перевернулся на другой бок... потянулся... при-
встал...
Протянул руку... Она наткнулась не на листья,
не на ветви—пальцы оранга встретили скользкие
жерди бамбука.
Оранг широко раскрыл глаза. Перед ним была—
решетка.
Полусонный, он плохо разбирался в окружаю-
щем.
Схватил пальцами жердь, потянул. Она не
подавалась. Тогда он рванул. Этот рывок сразу
вернул его к действительности.
Он не в лесу, не на дереве. Кругом—новая, не-
знакомая обстановка. Вместо крика птиц—голо-
са людей, лай собак. Оранг поднялся и подошел
к решетке. Голова уперлась в бамбук.
Отодвинулся, огляделся. Схватился руками за
одну жердь, за другую, потащил, задергал.
Жерди даже не* гнулись.
Оранг не мог понять, что случилось. Он был окру-
жен какими-то странными ветвями: он ломился в
их гущу со всей силой своего мускулистого тела,
а они не раздвигались. Таких ветвей не было в
лесу, там ветви раздвигались, гнулись, качались,
ломались. Он попробовал ухватить жердь зубами,
120

Жерди стояли тесно,»страшные клыки скользнули
по гладкой поверхности бамбука. Они не мо-
гли захватить жердь, не могли расщепить ее, раз-
грызть.
Сверкнули глаза, дыбом встала шерсть—оранг
заревел.
Бросился на решетку. Хватал и тряс ее. Припав
к ней лицом, пытался захватить жерди зубами.
Откидывался назад и тянул жердь на себя. Перехо-
121

дил с места на место. Пробовал сломать решетку.
То тут, то там, цепляясь за перекладины, забирал-
ся под самый потолок— может быть, там есть выход.
Выхода нигде не было.
Снова бросался он на решетку, как на какого-то
врага. Тряс и грыз ее, хрипло ворчал и сопел...
Рев оранга пронесся по всему кампонгу.
Громко завыли перепуганые собаки, заметались,
попрятались. Выскочили из хижин малайцы. Вы-
бежал из своей палатки Валькер.
Он вошел под павес—дикий рев встретил его. Из-
за решетки виднелся оранг. Его глаза налились
кровью и сверкали, судорожная гримаса сводила
рот, шерсть стояла дыбом. Он бросился навстречу
Валькеру, ухватился за решетку, потряс ее и заре-
вел, оскалив огромные желтые клыки.
Валькер невольно попятился—так страшен был
•оранг и так внезапно он бросился на решетку.
Казалось, еще миг—и разлетятся во все стороны бам-
буковые жерди, вырвется на свободу разъяренное
чудовище и...
Но решетка была прочна—оранг не мог разломать
ее, не мог перегрызть жерди. Он мог только испугать.
Рев самца разбудил самку' Она заворочалась,
протянула руку к груди... Провела руками по ней,
животу, ногам... Приподнялась, оглянулась...
Она не обратила внимания на решетку. Она искала
детеныша.
Шарила кругом себя—еще в полудремоте—по полу,
снова проводила руками по груди, ногам... Детены-
ша не было.
Самка поднялась, огляделась. Кругом—голая зем-
ля, в углу куча веток. Она подошла к этой
куче, начала растаскивать ветки. И там детеныша
не оказалось.
122

Быстрыми нетерпеливыми движениями принялась
она перебрасывать ветки с места на место. Пусто...
Ветки и под ними земля—вот что было внизу. Она
сделала несколько шагов вперед—перед глазами
оказалась решетка из жердей.
Она бросилась на эту решетку, ломилась в нее,
пытаясь прорваться сквозь бамбуковые жерди. Она
не рвалась на свободу, она искала детеныша. Мате-
ринский инстинкт оттеснил инстинкт у самосохра-
нения, инстинкт свободы. Она была прежде всего
матерью.
Рев самки смешался с ревом самца. И в этом реве
Валькеру послышалось что-то такое, отчего ему стало
не по себе.
Он даже заговорил с самкой, забыв на миг, что
она не поймет его. Сказал, что детеныш здесь, что
он отдаст его...
Голос человека оказал свое действие. Оранги рас-
свирепели еще больше. И теперь их злоба обруши-
лась именно на человека. В его сторону они ломи-
лись, ему угрожали оскаленные зубы, сверкающие
глаза.
Валькер ушел, и рев понесся ему вдогонку.
Беспокойно метался по своей клетке молодой
оранг в палатке. Рев разбудил в нем что-то, за-
дремавшее было в неволе. И он тоже начал искать
выхода на свободу, принялся ломиться в решетку.
И когда Валькер позвал его,— чмокая губами.—
тот даже не оглянулся.
Топтался в своем загоне носорог, сопел и при-
слушивался к реву...
Весь кампонг был наполнен ревом. У навеса тол-
пились малайцы. Валькер не пускал их под навес,
но и там, снаружи, они шумели и кричали во-всю.
И их крики еще больше раздражали орангов.
123

Это был трудный день для Валькера. Он то отго-
нял малайцев, то кормил детеныша (а тот не пере-
ставал кричать, если его оставляли одного), то пы-
тался успокоить молодого оранга. И все время —
ружье было наготове.
— Решетка крепка, но вдруг...
Валькер приготовил орангам воды. Однако поста-
вить в клетку котелки так и не удалось. Оранги
бросались на всякого, кто подходил близко. От-
крыть дверку было невозможно.
И только ночью, когда измученные звери засну-
ли, Валькер смог поставить им воду.
На следующий день оранги буянили меньше. Но
воду выпили не сразу. Несомненно, им очень хоте-
лось пить, но непривычная обстановка сделала их
очень осторожными.
Самка продолжала искать детеныша. Ни на миг
не прекращала она своих поисков, и эта непрерывная
суета самки начала тревожить Валькера. Он боялся,
что сильное нервное потрясение вредно отзовется
на самке.
Он решил пожертвовать детенышем и пустить
его к матери: самка стоила гораздо дороже.
Детеныш беспомощно ворочался в своей корзин-
ке, когда к нему подошел Валькер. Охотник взял его
на руки—и он вцепился в ворот пиджака и повис на
нем. Он сжимал свои маленькие пальцы изо всех сил.
Инстинкт требовал своего: маленький детеныш
висит, уцепившись за шерсть матери. И вот он вис-
нул на всем, что могли схватить его пальцы.
Валькер подошел к клетке самки.
Оскалив зубы, скривив рот, она бросилась на-
встречу человеку. Она была так разъярена и так
ломилась в решетку, что Валькер отступил на не-
сколько шагов назад.
ш

Он начал ходить кругом клетки, и самка перебегала
отрешетки к решетке. Словно гигантский уродливый
паук, цеплялась она руками и ногами за бамбуко-
вые жерди. И все время она была напротив Валь-
кера, следовала за ним шаг за шагом.
Валькер позвал малайца. Он решил попытаться
перехитрить самку. Отдал малайцу детеныша — тот
громко пищал, когда Валькер стаскивал его с себя, —
а сам встал около дверки. Малаец должен был хо-
дить с детенышем и приманивать самку к себе. А по-
том, в случае удачи, быстро передать детеныша Валь-
керу.
Игра началась...
ХИ вот, когда самка ломилась к малайцу, тот быстро
сунул детеныша в мешок. Он — исчез. Но самка
продолжала ломиться к тому месту, где она только
что видела детеныша. Она видела, как малаец пере-
дал Валькеру мешок. Но она не знала, что в мешке
был ее детеныш. Она не сдвинулась с места и продол-
жала рычать и скалить зубы на малайца. А тот еще
дразнил ее, размахивая руками.
Стукнула дверка — детеныш в клетке. Малаец
отошел в сторону.
Детеныш ворочался на земле, протягивал руки,
сжимал и разжимал пальцы — искал, за что бы
ухватиться.
Самка оглянулась... В два неуклюжих прыжка
она. была около детеныша. Схватила его, подняла,
прижала к груди. Она угрожающе оскалила на лю
дей зубы, но не зарычала.
Детеныш притих у нее на груди, уцепившись за
шерсть, и тыкался головой, искал соска.
Валькер и малаец стояли около дверки. Самка
отошла в дальний угол, повернулась спиной к людям.
Она прятала от них детеныша.
125

Потом она начала собирать набросанные в клетку
ветки. Она отгородилась ими от людей, спряталась
сама и спрятала детеныша. И когда Валькер подо-
шел к клетке с другой стороны и в упор посмотрел
на самку — та тотчас же начала отгораживаться
ветвями и с этой стороны.
Весь день оранги ничего не ели, но воду выпили.
Самец продолжал ломиться в стены клетки. Самка
жалась к углу и прятала детеныша.
Она так и заснула с ним на руках, скорчившись
в ворохе ветвей.
Прошло несколько дней.
Оранги немножко присмирели. Они уже не ломи-
лись в решетки, ели бананы. Но всякий раз, как
Валькер подходил к клетке, они злобно скалили
зубы. Особенно — самец. Он был очень дик и зло-
бен, и Валькер не знал, что с ним делать.
Охота подходила к концу.
Были пойманы оранг-самец, оранг-самка’ с дете-
нышем, молодой оранг, несколько питонов, около
сотни птиц-носорогов и другой мелочи и наконец
молодой двурогий суматрский носорог. Можно было
трогаться в путь.
Из нескольких малайских повозок устроили боль-
шую платформу для носорога. Оранги не нуждались
в особых экипажах, их можно было везти и на по-
возках. Были сделаны и перевозочные клетки на всю
дорогу — до Европы.
Снова кругом хижины Валькера толпился народ.
Снова кричали и смеялись ребятишки, шушука-
лись женщины и лениво передвигались, не переста-
вая жевать бетель, мужчины.
— Белый туан уезжает!
Носорога перегоняли в походную клетку. Он упи-
рался, не шел. Бамбуковые жерди начали колоть его
126

в бока, спину, брюхо — злобно сопя и фыркая, он
пятился от этих шестов и людей, которые размахи-
вали ими. Пятился, пока не наткнулся на дверку.
Прошел, дверка упала...
Оранги перешли легче. А молодого Валькер пере-
нес прямо на руках.
С криками и оханьем приподняли малайцы тя-
желую клетку с носорогом, поставили на спущен-
ные с платформы жерди. Начали тащить-толкать
кверху на длинные дроги-платформу.
Обоз тронулся...
До приморского городка было около ста километ-
ров. Лениво переставляли ноги неповоротливые ма-
лайские буйволы, чуть катились повозки и дроги.
Пять дней шел обоз — повозки часто останавли-
вались.
Оранги сидели тихо. Тряска их так смутила, что-
они забились по углам клеток и только скалили
зубы при всяком более громком звуке. Носорог сер-
дито сопел. Всех покойнее были питоны: свер-
нувшись в клубок, они неподвижно лежали в своих
ящиках.
Крик, шум и движение встретили обоз в городке.
Базар в Индонезии — что может быть шумнее и
пестрее?
Большими кучами лежали прямо на земле овощи
и фрукты. Бананы, апельсины, лимоны, желтые
плоды манг и дынных деревьев перемешались с ман-
густанами. Огромные кучи дурианов величиной с
человечью голову. Испанский перец и длинные
клубни бататов.
Бананы всевозможных сортов и размеров. Туг
были и исполинские «водяные бананы», похожие
по форме и величине на большие огурцы; их сок
освежал, как лучшее прохладительное питье. Толстые
127

«картофельные бананы», мучнистые и питательные —
тремя-четырьмя штуками можно утолить голод. Тон-
кий аромат распространялся от «ананасных» бана-
нов, а «коричные» отличались пряным вкусом. Ма-
ленькие золотисто-желтые бананы «женские пальцы»
были действительно не толще пальца и сладки, как
мед.
Вперемежку с горами плодов — переносные кух-
ни, где едят руками рис, лавчонки, торгующие солью.
Рыбный и мясной ряды, с запахом моря и быстро
портящегося на тропическом солнце мяса.
Камфара, бензойная смола и гуттаперча — про-
дукты тропического леса.	'
Ряды повозок, запряженных длиннорогими буй-
волами...
В пестрой толпе сновали китайцы и малайцы.
Иногда виднелась фигура белого — белого по пла-
тью, но не по лицу; лица у них были темные, не
светлее, чем у малайцев.
Народ сбежался к повозкам со зверями.
— Меяс... Меяс...
Оранги, полузакрытые циновками, взволновались.
Самец ворчал и скалил зубы, самка прижимала к
себе детеныша. Носорог пыхтел' а гоцраи испускали
громкие каркающие крики. Валькер отгонял народ,
но малайцы бежали за повозками и кричали,
кричали...
Наконец базар остался позади^ Но и на улицах,
где жило местное население, и на улицах евро-
пейской колонии — всюду вокруг повозок собира-
лась толпа...
Через два дня Валькер грузил своих зверей на
пароход.
Когда клетка с носорогом повисла в воздухе,—
ее поднимали на пароход,— тот так испугался, что
128

даже не шевельнулся. Он привалился к стенке
клетки и, сопя;, тупо глядел на двигавшийся ему
навстречу борт парохода. Носорог принял этот борт
за надвигавшегося врага. И когда борт оказался
совсем близко, он с ревом шагнул вперед. Клетка
покачнулась, «носорога шатнуло в сторону, он чуть
не упал...
Клетки с ^рангами внесли на руках.
На нижней палубе поставили в ряд клетки. Ко-
манда и пассажиры сбежались к ним. Кто протя-
гивал орангу банан, кто дразнил носорога. Оранг
щелкал зубами, быстро просовывал руки в щели
клетки. Хорошо еще, что тесно стояли жерди, а то
внезапный удар руки — и кожа на лице у неосто-
рожного любопытного была бы содрана, а то и вы-
рван глаз.
Валькер не отходил от клеток, отгонял людей,
кричал, упрашивал, бранился. Его плохо слушали.
И только когда он брезентами закрыл клетки, зри-
тели неохотно разошлись. Но то и дело — и этот
день и в следующие—они продолжали наведываться...
Качка парохода, шум моря, толчки и суетливая
толпа людей пугали самку. Она все плотнее и плот-
нее прижимала к себе своего детеныша. А когда но-
сорог, испуганный качкой, принимался реветь, она
забивалась в угол, скорчивалась там в комок, пло-
хо заметный в углу клетки, и так сидела часами.
Детеныш слабел. Мать плохо ела, молока у нее
было мало. Валькер попытался отнять у самки де-
теныша. Войти в клетку было, коцечно, опасно. Он
попробовал застать самку врасплох, хоть на миг ото-
гнать ее от детеныша и вытащить его оттуда сачком,
надетым на длинную палку.
Часами сидел он у клетки, выжидая удобного
момента. И вот — мать отошла от детеныша. Тот
9 Оранг	129

беспомощно ворочался на полу. Валькер быстро
просунул в клетку сачок, накинул его на детены-
ша, потащил...
Мать оглянулась. С ревом бросилась на сачок,
рванула... От сачка остались одни лоскутья. Да-
же палку изломала на мелкие кусочки разъярен-
ная самка.
Погода портилась. И чем сильнее качало пароход,
тем крепче прижимала к себе детеныша самка. Оран-
ги плохо переносили качку — они перестали есть,
дрожали, забивались по углам. Особенно сильно
беспокоила качка самку — она старалась спрятать
детеныша подальше, прижимала его к себе так силь-
но, что тот начинал задыхаться.
Клетку трясло и подбрасывало. Мать жалась в
углу. Она так крепко прижала к себе детеныша, что
тот таращил глаза, широко раскрывал рот и едва мог
дышать. Мать ничего не замечала. Она боялась по-
терять детеныша. В ней так сильно говорил мате-
ринский инстинкт, что она как бы старалась спря-
тать детеныша в самой себе.
Детеныш хрипел и задыхался, мать пряталась в
углу, все крепче и крепче вдавливая малыша в свое
тело.
И она задушила его.	•
Долго она держала на руках мертвого детеныша,
не замечая, что он не дышит, что он мертв. Его ма-
ленькое тельце согревалось теплом матери и не хо-
лодело. И мать держала мертвого, прижимала его к
груди и злобно скалила зубы, когда к ней подходили.
Отнять детеныша не удавалось. Самка приходила
в такую ярость, когда Валькер подходил к клетке,
что нечего было и думать отнять у нее трупик. И
только ночью, когда самка заснула, Валькеру уда-
лось вытащить из клетки мертвого детеныша.
130

Мелькнуло небольшое тельце, плеснулась за бор-
том вода. Одним четвероногим пассажиром стало
меньше.
2
Много дней качало море клетки с орангамп, много
дней жались они по углам, много дней ворчали и
скалили зубы на невидимого врага. Этот невидимый
враг —-качка парохода—отвлек внимание матери
от погибшего детеныша. Поглощенная защитой от
этого «врага», она быстро забыла о потере.
Первый день она, не переставая, искала детеныша
по всем углам клетки.
Второй день искала меньше.
А на третий — поиски прекратились.
Всех лучше переносили плавание питоны. Свер-
нувшись, они дремали в своих ящиках. И за всю
дорогу — больше месяца — ничего не ели.
...Пароход вошел в европейский порт.
В шуме и давке, под грохот подъемных кранов и
визг лебедок оранги покидали пароход. Снова —
толпа, снова — крики и шум. Снова — сверкающие
злобой глаза и оскаленные зубы.
Валькер продал орангов.
Самца и молодого оранга купил содержатель бродя-
чего цирка-зверинца. Он заплатил за них очень доро-
го, но рассчитывал, что редкостные звери быстро
окупят себя.
Каждому будет интересен лесной человек. Валом
повалит народ в его зверинец.
— Дрессированный оранг!
Валькер долго прощался с молодым орангом.
За эти месяцы он привязался к нему, и теперь ему
жаль было с ним расставаться. А тот тормошил его
и ждал банана.
9*	131

— Помните, — сказал Валькер содержателю зве-
ринца, — самец очень зол. Будьте с ним поосто-
рожнее...
Дрессировщик, которому хозяин зверинца пере-
дал эти слова, только хмыкнул в ответ. Дренг —
так звали его — знал шимпанзе. Их было нетрудно
обучить всяким штукам, они были веселы и по-
койны, с ними было легко и приятно работать.
«Все большие обезьяны одинаковы, — думал
Дренг, — и оранг такой же...»
Он ошибался — он не знал оранга.
Орангов увезли. Измученные тряской, они тихо
сидели в клетках и даже не ворчали, когда к ним
подходили.
Поздно вечером клетки привезли на место, сняли,
понесли...
Помещение зверинца было заставлено клетками.
Они громоздились одна над другой, стояли тесными
рядами. И эти ряды клеток были полны шума, криков,
рычанья и воя.
Рычал голодный тигр, ворчал лев, громко выли
на разные голоса шакалы. Пронзительно визжали
подравшиеся обезьяны, кричали попугаи...
В зверинце кишели крысы. Они были смелы и дерз-
ки, они не боялись никого. Как только спускалась
ночь и в зверинце темнело, они выбегали из разных
закоулков и лезли в клетки. Шныряя под ногами
зверей, они разыскивали остатки пищи, ели, пищали,
дрались. Их не смущала странная обстановка, они
не боялись зверей. Ночная тишина зверинца,—
когда спали и молчали все его обитатели, — нару-
шалась возней, писком и топотом сотен дерзких про-
жорливых зверьков.
Всю ночь беспокойно переступал с ноги на ногу
слон. Он боялся крыс, боялся так сильно, что один
132

вид крысы, шорох и писк вызывали у него панический
страх. И для слона ночь была наполнена страхом. Изо
всех углов несся писк, всюду слышался шорох, то
тут, то там шелестела солома... Он переступал с
ноги на ногу, растопыривал уши, чутко прислуши-
вался, подбирал кольцом хобот...
Вот одна из крыс пробежала у самой ноги задре-
мавшего было слона. Он вздрогнул, взмахнул хобо-
том, быстро затопал ногами, затрубил.
Оглушительнй рев наполнил зверинец. Он рвался
наружу, но тесные стены сдавили мощный звук, и
он, не находя выхода, гремел под низким потолком.
Вскочил на ноги и оскалил зубы испуганный тигр,
с воем и визгом заметались шакалы, громко визжали
спросонок обезьяны.
Визг, рев, писк, мычанье и рычанье перемешались
и слились в дикий хор.
А надо всем этим хором ширился и рос рев слона.
— Караул!.. Попка-дурак!.. Кто там? — орал
на разные голоса перепуганный попугай-ара.
Ему откликались другие попугаи. И эти вы-
крики — человеческие слова — придавали еще более
странный и чудовищный характер картине переполоха.
Испуганные крысы разбежались, забились под
клетки, попрятались в подстилку, в солому. Вошел
с фонарем сторож, вбежал Дренг.
Звери метались и ревели...
Оранг стоял у решетки, держась руками за пере-
кладину. Он скалил зубы, сверкал глазами. Он не
знал, какой враг угрожает ему, ничего не видел во
мраке ночи, но враг был здесь...
Огонь прорезал темноту.
Враг!
И появление сторожа с фонарем было встречено
орангом громким ревом.
133

И опять заметались по клеткам звери, опять за-
трубил слон, и завыли шакалы. Снова захохотала
гиена, заголосили обезьяны, и резко закричал попу-
гай.
Оранг так и не заснул эту ночь. Крысы шныряли
по клеткам, бегали по соломе, перебегали даже по
заснувшим зверям. И когда одна из них побежала
по орангу,— он вскочил и диким ревом снова раз-
будил зверинец...
Орангов привезли вечером. Они не видели, куда
попали. И только утром, когда стало светло, самец
смог разглядеть окружающую его обстановку. Куда
он ни смотрел,— всюду было одно и то же. Клетки,
клетки и клетки. За решетками виднелись звери и
птицы. Оранг был окружен ими, он, всегда одиноко
бродивший по лесу, столь мало общительны^. Среди
населения зверинца он могбы найти старых знакомых:
здесь были и тигр, и пантеры, и питоны, и крокоди-
лы. Были птицы-носороги и множество других зве-
рей и птиц, если и не встречавшихся в лесах оранга,
то очень напоминавших их по внешности.
Но оранг не искал знакомства. Он жался в угол
и растерянно озирался. Он никогда не видел столь-
ко птиц и зверей сразу, и это его так ошеломило, что
он испугался. Он лазил по клетке, искал, куда бы
уйти.
Уйти из клетки нельзя было, спрятаться — негде.
В зверинец вошли Дренг и хозяин. Они подошли
к орангу-самцу и осмотрели его.
— У него шрам на ноге, — сказал Дренг. — Сле-
ды укуса...
— Как зовут? — спросил хозяин.
— Клички нет...
— Назовем его... Как назовем? <—.замялся хо-
зяин.
134

— Я уже придумал. Их двое... Назовем старика—
Мей, а молодого — Яс. Это будет хорошо. Соедините:
мей и яс — мейяс — меяс — лесной человек. Разве
плохо?
— Хорошо...
— Тебя зовут Мей! — подошел к клетке самца
Дренг. — Мей! Запомни это!
Оранг оскалил зубы, сверкнул глазами и злобно
заворчал. Вид человека всегда приводил его в ярость.
— Придется с тобой повозиться... Ну, да...
— Яс! — подошел к молодому орангу Дренг. —
Яб! Поди сюда!	х
Молодой оранг жался в угол. Он был так еще
молод, что боялся всего. Он привык к Валькеру, но
здесь были новые люди, чужие, и он дрожал, испуган-
но озираясь.
— Яс! Хочешь?.. Возьми! — протянул ему Дренг
яблоко.
Оранг не брал. Он отошел к задней стенке
клетки — подальше от человека.
— Боишься?
Дренг бросил в клетку кусок яблока — целого
яблока он не хотел давать — и отошел.
Яс подошел к куску, наклонился, взял его в руки.
Понюхал, поглядел. Он был голоден, со вчерашнего
дня его не кормили. Он съел этот кусок и огля-
нулся — больше не было.
Самец Мей не получил даже и этого.
— Ничего, кроме воды, — сказал Дренг сторо-
жу. — Пусть попостится.
Оранги голодали весь день. А ночь опять была шум-
на, и снова оранги, еще не привыкшие к новой обста-
новке, спали плохо.
На утро пришел Дренг. Он подошел к клетке Мея
и протянул ему яблоко. Мей был очень голоден, но
135

он не взял яблока. Оскалив зубы и угрожающе по-
блескивая глазами, он отодвинулся в дальний угол.
— Потерпи еще, — и Дренг отошел к клетке Яса.
Этот не заставил долго просить себя — взял ябло-
ко и тотчас же засунул его в рот. Он быстро сжевал
его и подошел к решетке. Протягивая руку и вытя-
гивая губы, он просил еще.
— Ага! Понял? —.засмеялся Дренг. — То-то же...
Яс получил еще яблоко. А позднее сторож принес
ему и яблоки, и виноград, и белый хлеб, и яйцо.
Куриных яиц Яс еще не видел. На пароходе Валь-
кер не давал ему яиц, там орангов кормили бананами.
Большое яйцо смутило оранга. Он держал его в
руках и подозрительно рассматривал его. Такого боль-
шого яйца он никогда еще не видал. Но оно так по-
ходило на яйца лесных птиц—только было больше,—
что Яс не приглядывался долго. Он попробовал было
скусить скорлупу — теперь он уже умел делать
это, — но у него \ ничего не вышло. Яйцо было
велико, скорлупа крепка — зубы скользили.
Яс раздавил яйцо.
Старый способ оказался лучше — ведь он несколь-
ко лет делал так там, на свободе — скорлупа тресну-
ла. Тогда Яс зубами закончил начатое. Белок потек,
испачкал губы и подбородок Яса. Он не мог сразу
выхлебнуть — яйцо было гораздо богаче белком и
желтком, чем те яйца на деревьях. Но кое-как, весь
перемазавшись, он справился. И, как всегда, желток
был выпит в первую очередь. Уже потом Яс начал
слизывать белок. Яйцо ему понравилось. Он обли-
чал все скорлупки и стал бродить по клетке — искал
еще.
Он за эти месяцы еще не совсем привык к клетке.
Часто искал в ней — как и в лесу — еды, часто лез,
как бы рассчитывая, что решетка клетки никогда не
136

встанет в упор перед его глазами. И теперь — он
лазил по клетке, заглядывал во все щели, копался в
подстилке—он искал гнездо с яйцами.
Мей мрачно сидел в углу клетки. Он был голоден,
ему было тесно и неуютно, его раздражали шум и
суетня зверинца. А больше всего его раздражали
люди. Всякий раз, как к клетке близко подходил
человек, Мей оскаливал зубы.
Клетки с орангами только одно утро пробыли в
общем помещении — их вынесли, и теперь они сто-
яли отдельно. В небольшом закоулке никого не было.
Но за стеной слышались шаги и голоса людей, раз-
давался рев, лай, вой, писк, оттуда тянуло терпким
запахом зверинца. А по Ночам там справляли свой
праздник крысы.
Дни шли.
Яс привык к новым людям. Он подходил к решет-
ке, когда видел человека, тянул руки и гримасни-
чал — просил еды.
Мей оставался таким же, как и в первые дни.
Правда, он не так свирепел, когда с ним заговаривали,
не бросался на решетку, когда Дренг подходил к
ней близко, но брать корм из рук отказывался.
Медлить было нельзя.
— Оранга нужно дрессировать, каждый день —
потерянные деньги!
Хозяин зверинца начал сердиться. Он упрекал
Дренга, что тот не может справиться q орангом.
— Ведь это только большая обезьяна, и ничего
больше, — говорил он.
Самолюбие Дренга было затронуто.
— Через неделю он будет шелковый, — буркнул
он в ответ.
— Не кормить его, не давать ему воды,— при-
казал Дренг сторожу.
137

— A...—Хозяин замялся. — Ведь он очень дорого
стоит!
— Ничего с ним не случится...
Мея лишили еды и воды.
Первый день он лазил по клетке и приглядывался—
не несут ли ему есть. Он не переносил людей, но
он уже прекрасно знал, кто приносит пищу. И встре-
чая приближение человека злобным ворчаньем,
все же ждал его. Он как-то разделял человека и еду.
Человек — на него он скалил зубы, но еду хватал
и ждал того, кто приносил ему еду. Это было как-то
странно, но голод брал свое. И все это легко было
объяснить именно голодом.
Весь день ждал Мей человека с едой. Он видел,
как сторож кормил Яса, видел яблоки, груши, вино-
град. Видел хлеб и яйца. До него доносился запах
компота. Мей не очень-то охотно ел этот компот,
но сейчас был бы рад и ему.
Сторож не подошел к его клетке и не принес орангу
еды. И Мей весь день напрасно сидел у решетки — еды
не было.
Воды — тоже не было.
II на следующий день еда не появилась. Мей был
очень голоден, ему хотелось пить, пустой желудок
сжимался, в горле пересохло.
Ни воды, ни еды...
Только на третий день к клетке Мея подошел
Дренг. Он держал в руке банан.
Оранг сразу узнал хорошо знакомый ему плод,
почуял приятный запах. Слюни наполнили его рот,
показались в углу губ. Живот мучительно схватило,
руки сами потянулись вперед.
Дренг подошел к клетке. Он протягивал банан,
совал его сквозь решетку, звал Мея.
— Мей! Возьми...
138

Услышав голос человека, Мей остановился.
В нем боролись два чувства. Ему мучительно хо-
телось есть, банан манил его, но — голос человека
поднял в нем бурю ярости и злости.
Мей оскалил зубы, блеснул глазами, напряг мус-
кулы рук. Казалось, он хотел броситься на решетку.
Дренг молчал. Он стоял перед решеткой и манил
оранга бананом, а когда Мей оскалил зубы — спо-
койно повернулся н пошел прочь от клетки. Банан
исчезал, его уносил человек! Мей остановился у
решетки, вцепился в нее руками и пристально глядел
на исчезавший банан. И когда Дренг повернул
к двери, оранг перебежал в угол, ближайший
к этой двери.
Дренг оглянулся. Он увидел, с какой жадностью
глядел Мей на банан и усмехнулся.
«Готов! — подумал он. — Еще сегодня же — он
будет мой...»
Дренг вернулся к клетке и протянул банан. Оранг
на миг замедлил и вырвал его из рук человека.
Он не взял его — резким рывком схватил и отошел
с ним от решетки. Потом оглянулся и угрожающе
оскалил зубы.
Когда Мей съел этот банан, ему еще сильнее за-
хотелось есть. Он оглянулся — человека не было.
Пролез вдоль наружной решетки, стараясь заглянуть
во все закоулки комнаты, — пусто. И он замер у
решетки, уставившись на дверь—связь между дверью
и появлением человека была им уже хорошо усвоена.
И еще раз самодовольно усмехнулся Дренг, входя
с новым бананом. Оранг — ждал его.
Дренг много лет дрессировал зверей. Он думал,
что хорошо знает их, что «звериная душа» для него—
знакомая книга. Но он ошибался. Он не знал зверя.
Подходя к зверю как к человеку, наделяя его всеми
139

человеческими чувствами п переживаниями, он не
знал, он н е м о г знать этой самой загадочной «звери-
ной души». Он знал зверя, не каков он есть, а каким
он ему казался.
В этом была основная ошибка Дренга.
И эту же ошибку он сделал и с орангом Меем.
Дренгу казалось, что при помощи бананов он
добился успеха.
Мей стал брать плоды из рук — вначале мучимый
голодом, а потом уже и по привычке. Но Дренг не
замечал главного — беря банан из его рук, Мей
оставался таким же диким и свирепым, как и раньше.
Он не брал банан — он вырывал его из рук
человека.
Прошло около месяца, как оранги попали в зве-
ринец.
Молодой Яс совсем привык к человеку. Он тянул-
ся навстречу Дренгу, когда тот входил в комнату,
определенно выказывал что-то вроде радости при
виде его. С ним хлопот не было, к нему можно было
войти в клетку, его можно было вынуть оттуда и
носить на руках или водить рядом с собой. И на
цепочке — без привязи пускать его Дренг остере-
гался — он забавно ковылял рядом с человеком.
Но Яс был молод и мал, в его наружности не было
ничего страшного, показать публике дрессирован-
ного детеныша — что тут особенного? И Дренг все
свое внимание начал уделять Мею. Это страшилище
было бы интересным «номером» в программе зверин-
ца.
Дренг еще ни разу не входил в клетку Мея. Она
была мала и тесна, в ней трудно было бы унернуться
от нападения оранга. Поэтому он перевел Мея просто
в комнату, заделав в цей окна решетками и проре-
зав в двери окно тоже с решеткой.
но

В этом новом помещении Мей оказался в полном
одиночестве. Из клетки он мог видеть хоть Яса —
тут он никого не видел. Здесь было тише и покойнее,
здесь не шумели по ночам крысы, сюда только
приглушенно доносились рев и крики зверей. В
углу была полка, а на ней одеяло. На этой полке —
как когда-то в своем гнезде высоко на дереве — спал
по ночам Мей. Он научился закутываться в одеяло,
научился спать, лежа на боку.
Это было пока все, что он приобрел в неволе.
Перед Дренгом стоял вопрос — чему именно на-
учить Мея. Он никак не мог придумать такого «но-
мера», который поразил бы публику. Но начало
этого ученья у него не вызывало сомнений. Мей
должен был прежде всего научиться стоять прямо
и ходить без помощи рук.
Для Мея начались дни мучений.
Дренг не признавал всех тех «тонкостей» — как
он говорил — дрессировки, которые все больше, и
больше завоевывают себе права. Он работал попро-
сту, по старинке.
Хлыст — вот главное орудие обучения.
Но войти к орангу, даже с хлыстом, он боялся.
Оранга нужно привязать. И вот ночью на слегка
одурманенного сонным порошком Мея надели ошей-
ник и крепкий пояс. Утром, проснувшись, он не
сразу разобрался в случившемся. Он чувствовал,
что на шее что-то есть, но не мог увидеть этого. Одна-
ко пояс на животе он увидел. Схватил его, потащил—
пояс не подавался. Мей принялся скрести его ногтями,
запускал под него пальцы, пробовал оторвать от
тела.
Сделанный из прочной сыромятной кожи, пояс
сидел крепко. И кольца, вделанные в пояс, не разги-
бались и не отрывались...
141

А следующая ночь принесла еще новое.
Ночью сквозь кольца пояса пропустили цепи и при-
вязали ими Мея к стене. Цепи были достаточно длин-
ны и не стесняли движений оранга, но они не позво-
ляли ему ходить по всей комнате. Он начал рваться
и рычать, вертелся на месте, стал изгибаться—цепи
держали крепко.
В комнату вошел Дренг. В одной руке он держал
хлыст, в другой — банан. Спокойным шагом он про-
шел от двери, остановился посредине комнаты и по-
глядел на оранга.
— Мей! Поди сюда, — он протянул орангу ба-
нан.
Мей оскалил зубы, заворчал и потянулся к чело-
веку.
— За бананом?
Дренг протянул банан. Он рассчитал свои дви-
жения — оранг не мог схватить его за руку, он мог
достать только банан, да и то кончиками пальцев.
Оранг схватил банан и швырнул его на пол. Сле-
дующим его движением был рывок в сторону человека.
Дренг отошел. Он укоротил цепи — они были пе-
редвижные — притянул оранга к стене. Подошел к
нему близко-близко и пристально глядел на него.
Он молчал, зная из опыта, что звук голоса раздра-
жает Мея. Снова протянул орангу банан.
И снова Мей, схватив банан, отбросил его, а сам
рванулся вперед.
Хлыст прорезал воздух, опустился на протянутые
руки оранга. Темные рубцы выступили под рыжей
шерстью.
Мей отшатнулся, опустил руки, на миг остолбенел.
А потом злобцый рев наполнил комнату. С оскален-
ными зубами, сверкая глазами и громко сопя, Мей
бросился вперед. Но цепи рванули его назад, а хлыст
142

снова опустился на руки, жгучей болью опоясал
пальцы.
Удар за ударом ложился на оранга. Его руки были
исполосованы, сплошные рубцы покрывали кожу. Но
он не сдавался. После каждого удара он на миг пя-
тился, потом снова бросался вперед.
Боль раздражала его, он свирепел все больше
и больше...
Капли пота выступили на лбу Дренга. Он устал
от этой борьбы, хотя она и не была опасна для
него — цепи крепко держали оранга. Он начал
злиться — оранг не боялся хлыста, не боялся
его — Дренга! — не хотел подчиниться воле чело-
века.
Дренг в последний раз ударил оранга—рукояткой
хлыста — и ушел. Мей остался притянутым к стене.
Весь день он пробыл так, и за весь день не получил
ни воды, ни еды — его снова «учили» голодом.
А на утро — снова в комнату вошел Дренг, снова
протягивал банан, снова звал.
И снова бросался вперед оранг, и снова рассекал
воздух хлыст, и на старые рубцы ложились новые.
Дренг «боролся» с орангом. Эта борьба не была
равной — привязанный оранг был голоден и слаб,
истощен и подавлен неволей. Но он не сдавался.
И Дренг начинал уже приходить в отчаяние—он
терял надежду на то, что ему удастся справиться
с этим диким и свирепым зверем.
Оранг голодал три дня. Только на четвертые сутки
он покорился — взял банан из рук Дренга. Теперь
он уже не получал еды иначе, как из рук человека.
Он должен был есть и пить в присдаствии Дренга,
брать еду от него. Дренг вздумал даже кормить его
компотом с ложки, поднося ее ко рту оранга. И Мей
сдался.	'
143

Наступило время ученья.
Оранг не понимал слов, ему нельзя было сказать
просто — «стой».
Дренг набросил ему на руки петли, затянул их.
К петлям были прикреплены веревки, перекинутые
через блоки на потолке. Потянув за веревку, можно
было заставить оранга стоять — веревки дер-
жали его, не позволяли опуститься на четве-
реньки.
Когда Мей в первый раз оказался в таком положе-
нии, он испугался. Он беспомощно шевелил паль-
цами, пытался опустить руки, присесть. Потом он
попробовал, наоборот, взобраться к потолку. Под-
нимая то одну, то другую ногу, он пытался схватить
пальцами ног веревки.
Из всех этих попыток ничего не вышло.
Дренг протянул ему банан. Мею пришлось взять
его прямо ртом. Но он не хотел есть банан вместе
с шелухой. А очистить его связанными руками не
мог — банан вывалился изо рта, упал. Тогда Дренг
очистил ему банан и осторожно, надевая на палочку,
давал ему кусок за куском.
Оранг ел. В его глазах сверкала злоба, смешанная
с испугом, но отказаться от еды он не мог. Ведь он
был теперь так голоден...
Несколько дней продолжалось такое кормление
подвешенного оранга. Только стоя, — хоть и на
веревках,— он получал пищу. Но того, чего добивал-
ся Дренг, еще не было. Когда он, не подтянув оранга
веревками, дал ему банан, то Мей как и всегда, про-
тянул руку, опираясь другой о пол.
— Стой! — ]Лзко и отчетливо сказал Дренг.
Оранг не понимал значения этих звуков. Он про-
должал тянуться к банану, голодный и забитый, но
со скрытой яростью.
144

Дренг укоротил веревки и, когда оранг встал,
повторил:
— Стой!.. Стой!..
Продержав так оранга несколько минут, он все
время повторял это «стой».
Оранг уловил наконец связь между звуками, по-
ложением своего тела и бананом. Эта связь не была
еще прочна, но она появилась.
На следующий день он услышал — «стой!» В
руке Дренга опять был банан.
Мей попытался приподняться. Человек смотрел на
него, протягивал банан и повторял — «стой».
И как только Мей — кое-как, неуклюже — при-
встал, он получил банан.
Связь закрепилась. Если Мей стоял на двух ногах,
он получал банан. Если он стоял на четвереньках,
ему ничего не давали.
Теперь Дренг начал учить оранга ходить. Он
манил его к себе бананом и заставлял итти. Мей
упирался — ему было трудно не только ходить,
а даже стоять. Но голод заставлял его слушаться.
А если он держал руки не так, как хотелось Дренгу,
то удары хлыста «наводили порядок».
Голод и хлыст, хлыст и голод— Мей не знал теперь
ничего другого. Он ни разу не слыхал ровного и
спокойного голоса, Дренг всегда говорил с ним
коротко и резко. Он слушался человека из страха пе-
ред болью, из-за мучений голода. Но и только.
Его злоба и ярость, его ненависть — если так мож-
но сказать,— к человеку не исчезали. Он не привык
к Дренгу, он не покорился ему. Он только боялся
этого человека и хотел — постоянно, мучительно
хотел — есть.
Ходя на ногах, как человек, он был дик и свиреп
попрежнему. Больше даже — с каждым днем росла
10 Орав»	115

его ненависть, с каждым днем вид человека, особен-
но Дренга, возбуждал в нем все большую и большую
злобу. Он не проявлял этого — стоило ему только
заворчать или оскалить зубы, как удар хлыста
падал на его руки, огненным кольцом опоясывал
грудь или ноги. Он сжимался от боли, пятился и на
миг покорялся. Не человеку, а хлысту.
Дренг перестал держать оранга на цепи.
Мей теперь свободно ходил по комнате. Хлыст
был хорошим оружйем в руках опытного Дренга,
и он, держа в руках только хлыст, спокойно входил
в комнату оранга. Он думал, что Мей не пойдет против
хлыста, не посмеет пойти. И пока, действительно,
Мей боялся, жался от хлыста к сторонке и не осме-
ливался броситься на Дренга. Но всякий раз в
глазах его сверкали искры злобы, а в движениях
чувствовалась какая-то настороженность.
Этого Дренг не замечал...
3
Пора ученья пришла и для Яса.
Дренг решил обучить его тем же «номерам», кото-
рым он обычно учил шимпанзе. Яс должен был на-
девать платье, ходить в нем, сидеть и есть за столом
и т. п.
Выучить Яса стоять на ногах было трудно — его
ноги были еще слабоваты, чтобы удержать туловище
без поддержки рук. И Дренг не стал добиваться
этого: достаточно, если Яс будет ходить, опираясь на
палку.
Яс не опасен, его не нужно привязывать к стене,
не нужно подтягивать веревками к потолку. Дренг
просто руками приподнимал его, поддерживал в
146

стоячем положении, твердил «стой!» и тогда
кормил. Яс быстро уловил связь. В нем не было
злобности Мея, он не боялся человека, наоборот,
он охотно шел к Дренгу. А потому очень быстро Яс
всякий раз, как видел корм, старался без особых
понуканий приподняться и встать.
Когда ему дали палку и показали, как ею поль-
зоваться, он в несколько уроков научился и этому.
Стоять, опираясь на палку, было почти так же легко
и удобно, как и опираться на рукй. Яс охотно про-
делывал это, и палка, которую ему дали, была теперь
всегда при нем. Нередко он, засыпая, клал ее с собой
рядом и крепко держал даже во сне. Шагая с палкой,
он держал ее обязательно обеими руками сразу, а
потому и передвигался странно, как бы толчками.
Он очень походил в такие минуты на мальчишку,
собирающегося прыгнуть, 'оттолкнувшись шестом от
земли.
Дренгу пришлось порядочно повозиться с Ясом,
прежде чем тот приучился ходить мало-мальски «по-
человечески». В конце концов он добился своего:
опираясь на палку,. Яс презабавно ковылял рядом
с ним.
Еще яи разу Дренг не ударил Яса — в этом пока
не встречалось необходимости. Но когда он перешел
к следующему «номеру» — принялся учить молодого
оранга одеваться и раздеваться, — отношения меж-
ду Ясом и Дренгом начали быстро портиться.
Яс никак не мог понять—чего от него хотят. Дренг
одевался и раздевался при нем, но Яс не хотел
подражать поступкам человека. Он хватал одежду
и наматывал ее себе на голову, прикрывал ею плечи,
поступал так, как привык это делать с одеялом. Но
надеть на себя — этого сделать Яс не умел, а может
быть и не хотел. Тогда Дренг сам натянул на него
10*	147

штаны. Яс дергал ногами, отбивался, пробовал даже
царапаться.
Дренг справился с ним — штаны были надеты.
Когда Дренг выпустил из рук Яса и ушел, тот
уселся на пол и принялся стаскивать с себя штаны.
Он не мог снять их н тут же — разорвал.
Дыра заинтересовала Яса. Он просунул в нее па-
лец, повертел им там, засунул в дыру всю руку.
Вытаскивая руку, он зацепил...
Раздался треск, материя поползла.
Звук смутил было Яса, но не надолго. Вид рву-
щейся материи так ему понравился, что он принялся
рвать дальше. Он рвал и прислушивался к треску,
внимательно следя за тем, как росла дыра.
Больше часа просидел Яс в углу клетки. И за
этот час он изорвал штаны. Он продолжал рвать и
свалившиеся с него лохмотья, и вскоре вокруг Яса
лежал целый ворох мелко \ нарванных полосок и
лоскутков. Только пояс штанов оказался слишком
крепким. Яс не смог его разорвать, и он так и остал-
ся на его теле.
Вернувшийся Дренг увидел ворох обрывков и Яса,
сидевшего на лоскутьях и сосредоточенно перебирав-
шего этот ворох. Он вошел в клетку, поглядел на
Яса, на лоскутки. Потом показал на них пальцем
Ясу, ткнул пальцем в него, в его ноги.
— Нельзя рвать!.. Не сметь!.. Носи!.. — говорил
Дренг, грозя хлыстом.
Яс посматривал на него, а сам быстро перебирал
лоскутки и тут же рвал более крупные из них. Хлы-
ста он еще не знал, а потому и не боялся его.
Дренг ушел и через минуту вернулся с новыми
штанами. Ой напялил их на Яса — тот сопротивлял-
ся на этот раз гораздо меньше. И как только были
надеты штаны, Яс начал водить по ним пальцами,
143

искать дырочку, куда бы засунуть палец. Подсунув
палец под край, он потянул... •
Вскоре раздался треск, а на лице Яса появилось
нечто вроде выражения полного удовлетворения.
Дренг не выдержал и ударил Яса хлыстом.
Яс завизжал, его губы вытянулись, гримаса плача
перекосила лицо. Он отбежал в угол, забился в него,
и, сидя там, жалобно кричал. Он долго не выходил
из угла, со страхом косясь на Дренга и его хлыст.
А пальцы шарили по штанам—искали дыры...
С этого часа начался страх Яса. Он боялся Дренга,
боялся его хлыста. Боль в руке — а' рука болела
весь день — закрепила этот страх.
Поведение Яса за последнее время вообще заметно
изменилось. Он не был болен, его сытно кормили,
но вее же ему было как-то не по себе.
Будь то человек, можно было бы сказать про не-
го — он загрустил.
Может ли «грустить» оранг? Сомнительно. Но не-
что, внешне напоминающее человеческую грусть,
проявляется и у него. Это влияние обстановки, не удо-
влетворяющей требованиям организма. Животное
в таких случаях не живет, не может жить нормальной
жизнью, оно подавлено. А человек переносит на
него свои чувства и переживания. Сравнивает это
состояние подавленности проявлений жизни жи-
вотного с хорошо знакомыми ему по себе чувствами.
И говорит—он грустит, тоскует...
Обстановка зверинца, была вообще мало подхо-
дяща для орангов.
В клетке Валькера, на Суматре, Яс прожил около
месяца. Там даже и первые — такие тяжелые —
дни неволи были смягчены внимательным отношени-
ем к нему человека. Валькер всячески старался об-
легчить орангу неволю. Делал он это вовсе не из
149

особой любви к нему. Нет! Оранг просто был ценным
товаром, потерять который убыточно. Поэтому то —
и только поэтому — Валькер так ухаживал за
Ясом вначале. Позднее же он привязался к нему.
У Валькера орангу жилось неплохо. Конечно, по-
скольку может быть «неплохо» в клетке, за решеткой.
В зверинце было иное.
Здесь хуже кормили, клетка была грязна и тесна,
воздух сперт и удушлив, было наконец и холодно-
вато. Сказывалось, кроме того, и действие чуждого
орангу климата.
Все это, вместе взятое, угнетающе действовало на
Яса. И вообще-то мало подвижный, он теперь часами
сидел, забившись в угол, и только еда заставляла
его подойти к решетке.
Знакомство с хлыстом увеличило эту подавлен-
ность — появился еще и страх. Теперь Яс подходил
к Дренгу с оглядкой, и если у того был в руках
хлыст — выманить Яса к решетке было почти не-
возможно. Он дрожал, пятился и, забившись в угол,
не двигался с места.
Яс — боялся.
И опять Дренг начал задумываться. С шимпанзе
дело шло всегда удачно. Добродушные и подвижные,
всегда веселые и игривые, они охотно играли с чело-
веком, быстро перенимали все, что видели.
Оранг оказался иным.
Тогда Дренг решил испробовать, как «товарищей»
для Яса обезьян. И вот однажды он подвел к клетке
Яса молодого павиана Джэка, уже хорошо выдресси-
рованного. Павиан был одет в куртку и короткие
штаны, а голову его украшала яркая шапочка. Ког-
да Яс увидел странное животное — обезьяну в чело-
веческом платье, — он испугался и забился в угол.
Дренг впустил павиана в клетку.
150

Джэк не смутился в незнакомой обстановке, ог-
ляделся и спокойно прошелся по клетке. Влез по
решетке доверху, спрыгнул оттуда, пробежался по
жердям. Увидав яблоко, схватил его и, усевшись на
перекладине, съел. Опять прошелся по клетке. Нашел
кусок хлеба, понюхал, швырнул в сторону... Мед-
ленно, как-то боком, направился к углу Яса.
Молодой и подвижный» павиан весь день готов был
возиться и играть, а неутолимая любознательность
побуждала его пристально осматривать все новое.
Оранг был для него новостью. Джэк подошел к нему,
чтобы получше рассмотреть. Яс прижался к решет-
ке в углу — дальше уйти было некуда. Джэк осторож-
но тронул его рукой и отскочил. Снова подбежал,
снова тронул... Запрыгал около него, строя гримасы.
Он как бы всеми своими движениями приглашал Яса
познакомиться и поиграть.
В быстрых движениях павиана, в его прыжках
и ужимках было что-то знакомое Ясу. Он успел уже
забыть свой родной лес, забыл встречи с макаками,
но какие-то смутные даже не воспоминания, а раз-
дражения у него появились. Что-то тревожило и
пугало его в этом павиане. Он попятился к решетке...
Был момент, когда казалось, что он хочет броситься
на павиана.
Но эти смутные раздражения были быстро вытес-
нены новыми, более яркими впечатлениями.
Павиан так не походил, благодаря своему яркому
платью, на макаков, что беспокойство Яса улеглось
и через полчаса он совсем уже не боялся павиана.
Вместе с Джэком Яс лазил по жердям клетки, во-
зился на полу, боролся. Он не мог догнать подвиж-
ного Джэка, не мог п убежать от него — тот был
всегда увертливее и быстрее. Яс изо всех сил ста-
рался догнать перепрыгивающего с перекладины на
161

перекладину Джэка и, насколько мог скоро, переби-
рал руками и ногами. Но когда он добирался до пе-
рекладины — Джэк оказывался уже в противопо-
ложном углу клетки...
Обезьяны сдружились.
Павиан теперь жил в одной клетке с Ясом. Они
вместе играли, вместе ели, вместе спали, тесно при-
жавшись друг к другу и вырывая друг у друга одея-
ло. Павиана кормили хуже, чем Яса,— ведь он стоил
гораздо дешевле. И Джэк отнимал у Яса вкусные
кусочки, иногда даже залезал к нему в рот и выко-
выривал пальцами кусок оттуда. Яс не протестовал—
}52

он только растерянно таращил глаза, когда павиан
воровал его яблоко или грушу или вытаскивал у него
прямо изо рта кусок банана.
Джэк все время носил куртку. Подражательность,
достаточно развитая у орангов, особенно молодых,
проявила себя, и Яс начал навертывать на плечи
одеяло. Как только Дренг заметил это, он принес
куртку. Яс попробовал надеть ее, но, понятно, у
него ничего из этого не вышло.
’ Теперь обучение быстро пошло вперед. ,Через не-
делю Яс уже умел, с грехом пополам, напяливать
на себя куртку и кое-как натягивал штаны. Обычно
он надевал куртку задом наперед — так,было легче,
и совал ноги в штаны не с того конца. Но проходили
день за днем, и Дренг добился своего.
Яс щеголял теперь в куртке и штанах, конечно,—
не весь день.
Оставалось выучить Яса сидеть на стуле, есть за
столом, и не руками, а вилкой, с тарелки.
Когда Дренг в первый раз подвел Яса к маленькому
столику, около которого стоял такой же маленький
стул,—Яс вскочил на стол. Он уселся на нем, как
на своей полке в клетке. Дренг стащил его оттуда
и посадил на стул. Яс покорился, но как только увидел
па столе яблоко, снова перелез туда. Тогда Дренг
привязал его к стулу.
Яс дернулся раз, другой, заворочался, перевесился
на бок п упал вместе со стулом. Он больно ушибся
и жалобно кричал, лежа на боку, привязанный к
упавшему стулу.
Дренг привинтил стул к полу, теперь его нельзя
было уронить. Яс поворочался, поворочался, попро-
бовал и так и этак слезть со стула, попищал и
«поплакал» — ничего у него не вышло. Тогда он
занялся яблоком, положенным перед ним на столе.

Пока он ел, /фонт привел Джэка и принес дру-
гой стул.
Джэк уже умел есть, сидя за столом. С видом стола
и стула у него связывалось представление об еде.
И он тотчас же уселся на стул, положил руки на
край стола и вопросительно взглянул на Дренга.
Яса теперь кормили только за столом.
Подражание Джэку и связь между обстановкой
и едой быстро дали результаты. Вскоре Яс на-
учился сидеть на стуле, есть за столом. И, как и
Джэк, усевшись на стул, он клал обе руки на стол
и оглядывался на Дренга. Но ел-то он пока еще
просто руками, а не вилкой.
Ясу надели на руки кожаные рукавицы с приделан-
ными к ним деревянными вилками. Он заволновался.
Видно было через кожу рукавиц, как он шевелил
пальцами, пытаясь освободить их. Потащил было
рукавицу в рот — строгий оклик остановил его.
Тогда он принялся жалобно кричать.
Он кричал долго, а Дренг стоял возле и пробовал
отвлечь его внимание бананами. Но Яс п смотреть
не хотел на них. Рукавицы так смутили и напугали
его, что он все свое внимание сосредоточил на них.
Джэк с любопытством поглядывал на кричавшего
и метавшегося на своем стуле Яса. И когда Дрен!’
замахнулся на оранга хлыстом — кубарем скатился
со стула и спрятался под стол.
Джэк умел держать вилку, умел есть ею, но Дренг
надел рукавицы и ему: подражание должно было
облегчить обучение Яса. Павиан недовольно завор-
чал, но быстро освоился с неприятным украшением:
он тыкал вилкой и кое-как поддевал ею мелко на-
резанные куски яблока.
Яс не умел обращаться с вилкой. Дренг, придер-
живая пальцы оранга своей рукой, показывал ему,
164

что нужно делать. Яс хватал кусок, пойманный на
вилку Дренгом, но сам подцепить на вилку кусок
не мог. Стоило Дренгу выпустить из руки пальцы
оранга, и вилка тыкалась как и куда попало..*.
И все время Яс испуганно косился назад — на стул,
где лежал хлыст. Этот хлыст так смущал его,,что
он не мог удержаться, чтобы не оглядываться. Дренг
начал сердиться. Заметив, куда смотрит Яс, он взял
хлыст подмышку. Оранг заволновался еще больше.
Он привстал, хотел бежать — стул не пускал. Тогда
он прижался к спинке стула, хотел как бы спрятать-
ся в ней.
И все время испуганные, жалкие глаза Яса пе-
ребегали с Дренга на хлыст, с хлыста на Дрепга.
Яс очень боялся хлыста.
Прошло около двух недель. Яс научился управ-
ляться с вилкой, держал ее просто в руке, без рука-
вицы. Научился тыкать ею в куски яблока, научился
подносить вилку к лицу. Его движения были еще
не вполне согласованы, и далеко не всегда кусок
попадал сразу в рот оранга — он тыкал вилкой и в
подбородок, п в щеку, водил ей кругом рта, попадал
в нос. Но с каждым днем его движения становились
все более и более уверенными. Скоро Яс выучился
есть уже достаточно «чисто».
Выучить Яса пить «по-человечески» так и не уда-
лось. Он научился брать чашку, научился осторожно
подносить ее ко рту. Но — он вытягивал длинной
трубочкой губы и пил не через край, а опустив губы
в середину чашки. Для Яса чашка была чем-то
вроде лужицы, и он пил из нее точно так же, как
когда-то давно, в лесу, выхлебывал воду из лужиц
на листьях.
Тут ДрЬнг был бессилен, бессилен был й хлыст.
Впрочем, и с Джэком эта часть программы была
155

далека от успеха. Джэк пил через край, но он вхлебы-
вал в себя сразу чуть ли не всю чашку, а потом уже,
набрав полный рот, понемножку глотал.
Джэк и Яс, оба в курточках, штанах и шапочках,
чинно сидели за маленьким столом, ели вилками с
тарелок. Время от времени они брали чашки и пили.
— Чем не люди? — восклицал Дренг, придержи-
вая подмышкой хлыст.
Но этого Дренгу было мало. Нужно, чтоб обезьяны
еще и курили, по крайней мере набивали трубки,
зажигали их и, главное, дымили.
Он быстро выучил Джэка зажигать спички. И
тому очень нравилось вынимать из коробка тонень-
кую спичку, чиркать ею и смотреть, как вспыхивает
огонек. Чиркнул спичкой и Яс, но у него с огоньком
вышла неприятность — он попробовал схватить его
другой рукой. Обжегся... С громким криком он
выройил спичку, соскочил со стула, забился в угол
и жалобно кричал там, глядя на палец. Он не больно
обжегся, но очень испугался.
— Он думает, что какой-то враг спрятался в
огоньке и укусил его, — объяснял поведение Яса
Дренг.
Было ли это правдой? Кто знает. Но Яс боялся
теперь и прикоснуться к коробке со спичками. На-
бивать трубку он тоже не научился. С большим
трудом Дренг добился одного—Яс держал трубку
в руках и изредка подносил ее ко рту. Пускать дым
Яс упорно отказывался. Едкий дым заставлял его
чихать, глаза слезились. Потом он начинал кашлять
и бросал трубку...
Джэк проделывал все это достаточно хорошо.
Усевшись на стуле, он доставал трубку, кисет с
табаком. Набивал трубку, подносил к ней зажженную
спичку. Табак загорался редко, но если Дренг давал
15$

павиану уже раскуренную трубку, то Джэк дымил
ею, как паровоз, дуя в нее. А потом он набивал
вторую трубку и передавал ее Ясу.
Однако все это не удовлетворяло Дренга. Нужно
было, чтобы и Мей принял какое-то участие в «номере».
Но самец никак не хотел подчиниться. Его нель-
зя было усадить на стул, он не садился даже на стол.
И Дренг ограничился тем, что Мей участвовал
в представлении только как зритель — он стоял и
смотрел, как ели, пили и курили Яс и Джэк. Этого еще
можно было добиться от взрослого оранга.
Познакомить Мея с Ясом и Джэком пришлось не
сразу. Дренг боялся пустить их в комнату самца и
для начала принес их туда в клетках. Когда обезь-
яны пригляделись друг к другу, Дренг открыл двер-
кп. Джэк долго не выходил из своей клетки, он
испугался большого и волосатого оранга, жался в
угол, боялся подойти к дверке. Мей совсем не заин-
тересовался павианом — глянул на него и отвернул-
ся. Но Яс привлек его внимание, оп не сводил глаз
с клетки, по решетке которой лазил детеныш, на
этот раз без куртки и штанов. Приглядывался к нему
и Яс.
Мей медленно двинулся на середину комнаты, к
клетке Яса. И чем ближе он подходил к клетке, тем
сильнее волновался Джэк. Он запрыгал по клетке,
полез кверху, спустился, бросился в угол, заметался
по дну клетки. Его блестящие глаза испуганно пере-
бегали с Мея на Дренга, с них на Яса. обегали всю
комнату, искали, куда бы спрятаться. Яс полез к
дверке, и когда Мей был уже около клетки — дете-
ныш вылез. Он подошел к Мею, и самец — это очень
удивило Дренга — не тронул его. Он протянул руку,
провел ею по плечам Яса, а тот уцепился за
Мея.
157

Тем временем Джэк выскочил пз клетки, опро-
метью промчался через ком пату, забрался на полку
Мея, прикрылся там одеялом и, забившись в угол,
затих.
Смутные раздражения влекли Яса к Мею.
Он давно забыл мать, с которой бродил когда-то
по деревьям лесов Суматры, забыл все свое прошлое.
Мей тоже забыл это прошлое, но у него оно было
закреплено сильнее: ведь он был гораздо старше Яса.
И присутствие молодого оранга было толчком:
голоса подавленных неволей инстинктов заговорили
в нем. Он пошел рядом с Ясом, как когда-то на
свободе лазил по деревьям, рядом с молодым орангом.
Подойдя к своей полке, Мей увидел на ней Джэка.
Он глянул, оскалил зубы, протянул руку. Джэк
был ловок и увертлив, — он, скакнув из угла полки
прямо на пол, перепрыгнул через голову оранга,
уронив на нее одеяло, и убежал.
Мей раздраженно щелкнул зубами — прыжок
через голову рассердил его. Сбросив с себя одеяло,
он оглянулся, но Джэк уже успел удрать в про-
тивоположный угол комнаты и оттуда внимательно
следил за орангом.	t
Мей не отходил от Яса. И когда Дренг, немного
погодя, вошел в комнату, он увидел мирную карти-
ну: на полке сидели рядом Мей и Яс. Джэк бродил
вдали от полки и всем своим видом показывал,
что ему скучно без Яса. Но Дренгу было не до на-
блюдений — оранга нужно учить. Он позвал Яса.
Тот неохотно поднялся и пошел к нему. С полки за
Ясом следил Мей, и когда Дренг протянул руку к
Ясу, Мей оскалил зубы.
Яс не издавал жалобных криков <не звал на по-
мощь — он спокойно стоял рядом с человеком. И
Мей успокоился, по крайней мере внешне. Совсем
158

быть спокойным он не мог— вид человека всегда
раздражал его.
В комнату внесли стол и стулья. Усадили Джэка
и Яса, поставили на стол тарелки с едой, положили
вилки. Мей следил за всем этим из своего угла. И
когда он увидел, что за столом едят, поглядел на
Дренга. Искал глазами, нет ли у него в руках еды.
Чтобы не смущать Мея, Дренг отошел к самой
двери. Мей поглядел на него, поглядел на стол, за
которым ели Джэк и Яс, и медленно двпнулся из
своего угла. Джэк вскочил со стула и пустился на-
утек. Мей подошел к столу, сгреб тарелку Джэка...
— Назад!.. Не сметь!.. — кричал Дренг.
Не обращая внимания на его крики, Мей запихал
в рот все куски с тарелки. А потом потянул руку и
к тарелке Яса. Дренг, подняв хлыст, двинулся к
столу. Мей поспешно схватил несколько кусков...
Хлыст взмахнул уже совсем близко от него — он
бросил тарелку. Она упала у ног Дренга, невольно
вздрогнувшего. А потом Мей спокойно пошел к
своему углу, забрался на полку и, сидя там, стал
дожевывать добычу.
Яс кричал, перепуганный шумом разбившейся та-
релки, Джэк жался к Дренгу, выглядывая из-за его
ноги. Дренг кричал и ругался, угрожающе махал
хлыстом, звал сторожа...
На следующий день Дренг уже не отходил от
стола. Давая Мею кусок за куском, он заставлял
его стоять возле Яса. А Джэк, привязанный к стулу,
испуганно косил глаза и со страха тыкал вилкой
куда попало.
Когда Мей увидел Джэка и Яса в одежде, то он
в первую минуту не узнал их. Яс пошел к нему...
Мей насторожился, 'll чем ближе подходил Яс, тем.
сильнее он волновался. Был момент, когда казалось,
159

что он бросится на Яса, и Дренг крепче сжал хлыст,
шагнул вперед...
Но вот — Мей узнал.
Он протянул руку и дотронулся до куртки Яса,
начал ее рассматривать. Он проводил по ней пальца-
ми, ощупывал ее, пытался подергать, сорвать.
Строгий оклик заставил его убрать руки, но, как
и всегда, глаза его злобно сверкали.
Прошло еще несколько дней. «Номер» был почти
готов. Две-три репетиции на арене цирка — и оран-
гсв можно показывать публике.
— Они готовы! — торжествующе заявил Дренг
хозяину зверинца.
4
Яс очень испугался, когда его подвели к ярко-
освещенной арене цирка. Он так дрожал, что едва
мог итти.
Джэк, уже привыкший и к такому шуму, и к
яркому свету, шел спокойно. Его спокойствие по-
действовало понемногу и на Яса. Он перестал дро-
жать и только испуганно озирался по сторонам
да жался к Дренгу, когда с арены долетали взрывы
криков.
Мей шел, злобно скаля зубы и ворча. Его раздра-
жал шум, суетня людей и звери, видневшиеся со
всех сторон. Но рядом шагал Дренг с хлыстом в
руке. И, ворча, Мей поглядывал на этот хлыст, то
и дсйо чуть приподнимавшийся и направлявшийся в
его сторону. Хлыст еще не утратил своего укрощаю-
щего действия на Мея.
Очутившись на ярко освещенной арене, Яс за-
жмурился и попятился. Шум толпы испугал его.
Ему очень хотелось удрать, но Дрепг тихонько шеп-
тал его имя, и когда Яс оглядывался, показывал
160

ему хлыст. Дренг умел это делать совсем неза-
метно для зрителей, но звери напряженно сле-
дившие за этим хлыстом, всегда замечали, когда
он вздрагивал в руке Дренга.
Спереди был — шум толпы, сзади — хлыст. Яс не
знал толпы, пе знал арены цирка, но хлыст был ему
хорошо’ известен. Этот хлыст заставлял его итти
вперед, преграждал ему дорогу назад. И всякий раз,
покосившись на хлыст, Яс вздрагивал, сжимался
и шел вперед, опираясь на палку.
Увидев знакомый столик и стулья, Яс несколько
успокоился. Его не кормили со вчерашнего дня,
он был очень голоден, и теперь при виде стола чув-
ство голода вспыхнуло в нем особенно сильно.
Стол — еда, и Яс охотно пошел к столу.
Скатерть на миг смутила Яса — ее не было на
репетициях, но он все же сел на стул и положил на
край стола руки. Клал он их очень медленно и
осторожно. словно боялся, что скатерть—враг.
Джэк уселся напротив, положил на стол руки и
оглянулся. Для него все это было уже знакомо...
Хлыст управлял движениями Мея. По знаку хлы-
ста он остановился сзади стула Яса, раскорячив ноги
и свесив руки. Новое движение хлыста — руки при-
поднялись, а тело чуть дрогнуло — Мей искал равно-
весия, стараясь удержаться на двух ногах.
Публика шумела и смеялась. Отдельные выкрики
волновали обезьян. Они оглядывались, вздрагивали,
становились все рассеяннее и рассеяннее. Смущала
их и музыка. На последней репетиции она была, но
тогда играло всего несколько человек, а тут гремел
оркестр.
Дренг поспешно сделал знак, и ярко одетый сторож
показался с тарелками. Он подошел к столу, поставил
тарелки и бокалы, положил вилки.
11 Оранг	161

Джэк и Яс сразу успокоились: тарелки, вилки—
еда близка. И они уже не оглядывались на публику,
а напряженно следили за сторожем и Дрен-
гом.	,
Большие бокалы стояли перед «артистами». Но они
были пусты. И когда Яс, схватив бокал и увидев,
что он пуст, неосторожно поставил его на стол и
разбил, — публика захохотала.
— Он сердится, что ему долго не дают обедать, —
пояснял Дренг, незаметно погрозив Ясу хлыстом.
Новый взрыв хохота был ему ответом.
Сторож принес блюдо с нарезанными яблоками.
Разложил по нескольку кусочков на тарелки Яса
и Джэка. Яс проворно схватил вилку, подцепил
кусок, сунул в рот, зажевал...
Новое блюдо были — груши. А за ними — бана-
ны. Дренг умело распределил еду — сначала поху-
же, потом повкуснее. Яс и Джэк ели не глядя по
сторонам: они были очень голодны. Потом в бокалы
налили подсахаренной воды...
Обед кончился. Подали табак и трубки. Джэк
долго возился со своей — рассыпал табак, уронил
спички. Впрочем, это его мало смущало, а для зрите-
лей служило лишним развлечением.
Трубка была набита, чиркнула спичка... Раскурить
трубку Джэк никак не мог. Тогда Дренг дал ему
раскуренную. Развалившись на стуле, Джэк дул
в трубку изо всех сил. Его глаза слезились, он зады-
хался, но остановиться не мог. Он хорошо знал
хлыст, а тот то и дело вздрагивал в руке Дренга.
Яс сторонился от клубов дыма, окутавших стол.
Уйти он не мог, а дым лез в глаза, щекотал в носу.
Яс чихнул раз, другой, поперхнулся водой. Фонтаном
брызнула вода на стол, на Джэка. Тот подскочил на
стуле, бросил трубку, начал отряхиваться.
162

Публика смеялась и кричала... Мей злобно по-
блескивал глазами и пережевывал яблоко, которое
ему дал Дренг.
— Он сердится, что молодежь так плохо ведет
себя за столом, — заявил Дренг публике.
Для Яса и Мея тем дело и кончилось. Но для
Джэка была еще работа — он должен был скакать
па лошади.
Крепко вцепившись руками в ремни, прикреплен-
ные к широкому седлу, Джэк, полуживой от страха,
стоял на мчавшейся кругами лошади. Его жокей-
ская шапочка, подхваченная ремешком, сбилась на
затылок, глаза испуганно таращились. Он так вце-
пился в ремни, что пальцы немели...
Лошадь мчалась, на ее спине подпрыгивал Джэк,
а Дренг, стоя у барьера, не спускал глаз с лошади.
Когда та пробегала мимо, Дренг чуть шевелил хлы-
стом, и как ни был охвачен страхом Джэк, он видел
этот хлыст и еще крепче цеплялся за ремни
седла.
Каждый вечер обезьян выводили на арену, каж-
дый вечер они слышали рев толпы и гром музыки,
каждый вечер им резал глаза яркий свет. И каждый
вечер, вместо того, чтобы спать, Джэк и Яс чинно
садились за стол и ели. Днем их теперь почти не
кормили, они ели сытно только во время представ-
ления.
Мей привык к шуму и свету, он уже не скалил
зубы, а спокойно шел перед Дренгом. Но глаз с
хлыста он не сводил, и всякий раз, как вздрагивал
хлыст, приподнималась губа Мея.
И еще он следил — за Ясом. В шуме и криках,
в звуках музыки и суете людей он видел какого-то
затаившегося врага. Вновь вспыхнули подавленные
неволей инстинкты — молодой оранг нуждался в
11*	163

защите. И Мей приглядывался — не угрожает ли
Ясу опасность...
Дренг решил дать своим артистам вместо воды
вина — очень уж неохотно пили они воду, даже и
подсахаренную.
Когда Яс в .первый раз попробовал незнакомое
ему питье, он фыркнул и недовольно выпятил губы.
Джэк, знакомый с вином, пил с видимым удоволь-
ствием. Дренг подсыпал Ясу побольше сахара. Тог-
да и Яс выпил свою порцию и просяще поглядел на
Дренга — ему понравилось.
Теперь они пили во время представления вино. И
потому их движения становились более беспорядоч-
ными, глаза блестели ярче, а послушание падало.
Это мало смущало Дренга. Он объявлял публике,
что его артисты — пьяны. И чем сильнее качался на
ходу Яс, чем больше ломался Джэк, тем довольнее
1CI

были зрители. Но порядок номеров программы при-
шлось изменить — посадить Джэка на лошадь после
вина было опасно. Он скакал теперь до обеда. И
еще труднее было ему — его мутило, пустой желу-
док требовал пищи, а вовсе не скачки на лошади...
Когда зверинец переезжал в другой город, орангов
загнали в небольшие клетки. Яса. засунул туда
Дренг, но с Меем было много возни, и только после
многих ударов хлыста он подчинился. И тотчас же
принялся исследовать клетку, искал, где бы вырвать-
ся из нее, сломать, отогнуть, разорвать. Но клетка,
сделанная из толстых железных прутьев, была
прочна.
...С шумом и криками, с грохотом барабана и
звуками трубы вошел зверинец в новый город.
Узенькие улички небольшого городка наполни-
лись этими звуками. Они рвали уши, острыми иглами
вонзались в мозг, проникали сквозь плотно закрытые
двери и оконные стекла.
Взрослые и дети бежали навстречу.
— Смотри!.. Смотри!..
Медленно шагал слон. Его бивни блестели — их
помазали золотой краской. На голове качался пук
красных перьев. На спине слона, покрытой драным
ковром, балдахин. А под ним — одетый в жокей-
ский костюм Джэк.
Джэка не смущали крики толпы, звуки трубы и
барабанный грохот. Он привык к шуму и гаму, при-
вык к этому мельканию перед глазами людской тол-
пы. Он сидит под балдахином, скалит зубы, размахи-
вает флажком и гримасничает...
На толстых цепях вели старого облезлого льва.
Цепи были надеты на льва, только так, для большего
страха. Лев был старый и беззубый. Он давно ни-
кому не опасен..
165

Но он — лев!.
Только толстая цепь может удержать хищника!
Только она да смелость укротителя спасают толпу
зт нападения страшного зверя!
Лев брел, понуря голову. Он устал, ему хотелось
спать или хотя бы прилечь.
А народ волновался.
— Лев...
— Смотрите...
— Ну, как лопнет цепь?..
— Что тогда?..
Укротитель, незаметно для зрителей, колол льва
сстрым трезубцем.
Зверь подпрыгивал, открывал пасть. Жалобный
стон вырывался у него.
— О!.. Рычит!.. Пасть раскрыл...
Дрессированные медведи забавно переваливались
5 боку на бок, раскрывали рты, просительно погля-
дывали, ждали подачки1.
Пара страусов шла, раскачивая длинными шеями
а глядя поверх толпы,— так высоко были посажены
их головы.
В угол клетки забился Мей. Злобный блеск глаз,
ощеренные зубы говорили о том, каково его на-
строение.
Мей — «гвоздь» зверинца. Около его клетки шагал
Цренг. На ломаном языке — говоря кое-как на де-
сятке языков, он разучился говорить правильно и
на своем родном — он громко кричал.
— Вот он!.. Меяс!.. Лесной человек!..
— Вот он!.. Ваш дедушка!..
Дренг читал когда-то брошюрку о происхождении
человека. И оттуда-то и появился этот «дедушка».
— Твой дедушка, не мой, — бормотал в ответ
обиженный зритель.
166

Оранг — хоть и «дедушка» — привлекал общее
внимание. С его клетки не сводили глаз, за ней бежа-
ли вприпрыжку по тротуару ребятишки.
Засверкали глаза, блеснули клыки... И вот, ухва-
тись руками за прутья клетки, Мей затряс их и
громко заревел...
Шарахнулась толпа — ну, как вырвется...
Испуганно залопотали мартышки и макаки, при-
поднял одно из своих огромных ушей слон, повер-
нул голову страус. Джэк вздрогнул и чуть не свалил-
ся со епины слона, а Яс заворочался в своей клетке:
он искал глазами Мея.
Мей ревел.
Вся его злоба, вся ярость выливалась в этом
реве. Кто знает, что сделал бы он сейчас, если бы
очутился на свободе!
Гремел барабан, резала уши труба. По пыльной
мостовой шел зверинец.
— Сегодня вечером — все в зверинец! — кричал
Дренг. — Сегодня вечером необыкновенное пред-
ставление...
— Сегодня вечером — оранг на сцене!
Злобно сверкали глаза оранга. Дренг не заме-
чал этого. А Мей все время косился на него.
Дренг — вот его главный и страшный враг.
В помещении, снятом для зверинца, — суматоха.
Спешили приготовиться к вечернему представлению.
Зверей кое-как рассовали по клеткам—не до них было.
Яс и Джэк остались без присмотра.
Джэк бродил по какому-то чулану, куда его впих-
нули, сняв со слона. Он то влезал на подоконник,
то пытался вспрыгнуть на стены. Наткнувшись на
дверь, он долго возился около нее.
Дверь не была заперта, но она открывалась внутрь
комнаты, и потому открыть ее павиану было почти
167

невозможно. Он и не открыл бы ее никогда — не
догадался бы, как это сделать, если бы не случай-
ность. Прыгнув на дверь, он уцепился за ручку.
Взобрался на нее, попробовал лезть выше. Сорвал-
ся... Падая, уперся одной ногой в стену, а другой
схватился за ручку. Перегнулся назад... повис...
Тяжесть тела, гнувшегося к полу, и упор ноги —
Джэк боялся упасть — сдвинули дверь, и она чуть
приоткрылась. А потом уже Джэк засунул руку в
щель и широко распахнул дверь. Он выскользнул из
чулана, пригляделся и шмыгнул в полутемный кори-
дор, заваленный всяким хламом.
Пробираясь по стенке, Джэк добрался до соседне-
го помещения. Там стояли клетки с о рангами. Он
вошел, открыв незапертую дверь, подошел к клет-
кам. Яс сидел в углу и лениво шевелил губами.
Увидев Джэка, он заметно оживился, полез к решет-
ке, совал через нее руку.
Джэк забегал кругом клетки — искал, как бы ему
пробраться к Ясу. Он быстро нашел дверку. Откры-
вать задвижки Джэк давно умел — когда-то его’ на-
учили этому для одного из «номеров». Он открыл
задвижку, распахнул дверку и выпустил Яса. По-
бегав по комнате, он подошел и к клетке Мея. За-
движки так привлекали его, что он и тут не утерпел,
открыл запор. Мей тоже вылез из клетки.
Все три обезьяны бродили по комнате, но в кори-
дор не выходили — там было слишком темно.
В комнате стоял большой шкаф и несколько за-
битых ящиков. В поисках задвижек Джэк полез на
шкаф, открыл дверку. Он занялся исследованием
содержимого шкафа. Нашел кусок хлеба — бро-
сил его на пол. Нашел бутылку. Она была крепко
заткнута пробкой, от которой шел знакомый запах.
Джэк соскочил со шкафа, держа бутылку в руке.
163

Усевшись на полу, он так и этак старался вытащить
пробку.4 Пока он тащил ее руками, у него ничего не
выходило. Он потащил зубами — пробка медленно
пошла наружу.
Вытащив пробку, Джэк поднес горлышко к гу-
бам, приподнял бутылку... Жидкость обожгла ему
рот — в бутылке было не виноградное вино, а спирт.
Джэк поперхнулся, закашлялся, из глаз потекли
слезы. Он бросил бутылку и отошел от нее.
Снова полез в шкаф и нашел там яблоки. Тут уже
и Яс потянулся к еде...
К бутылке тем временем подошел Мей. Он не был
знаком с вином, но запах привлекал его. Он накло-
нился, понюхал, приподнял бутылку... Лизнул паль-
цы, намоченные в разлитом спирте... Сморщился...
Лизнул еще...
Спирт был очень крепок, во рту жгло и щипало,
но Мей хотел еще и еще. Он не умел пить из бутыл-
ки — да в ней и немного оставалось, — но лужица
спирта на полу была не маленькая. Он присел, на-
клонил голову и вылизал эту лужицу...
Вскоре в голове его зашумело...
Джэк и Яс, наевшись, возились на полу. Мей
вернулся в свою клетку и сидел там, чуть подремы-
вая. По коридору раздались шаги.
В комнату вошел сторож. Он удивленно поглядел
на Джэка и Яса — он знал, что Яс был заперт в клетке,
а Джэк в соседнем чулане. Потом опустил глаза и
увидел раскупоренную бутылку.
— Это твоя работа? — обратился он к Джэку.
Джэк поглядел на него и снова занялся своими
делами.
Сторож поспешно спрятал бутылку. Он знал, что
ему здорово достанется, если Дренг узнает о случив-
шемся. А когда он увидел, что клетка Мея открыта,
169

то и совсем струхнул. Запер клетку, схватил Яса —
громко завизжавшего — и сунул его в клетку,
потом хорошим пинком выгнал Джэка из комнаты
и загнал его в чулан.
Сторож ничего не сказал Дренгу. Он не знал, кто
выпустил Джэка, кто открыл клетки орангов, но
решил, что кроме Джэка, это сделать было неко-
му. А потому Джэку сильно досталось от сторожа.
— Это тебе за бутылку... Это за Яса... Это за
Мея... — приговаривал сторож, колотя Джэка.
Вечером Джэк скакал на лошади, ’замирая от
страха. Суматоха дня, прогулка по коридорам, побои
сторожа — все это сильно на него подействовало. И
держась за ремни седла, он чуть не падал. Чаще
и чаще вздрагивал хлыст в руке Дренга, но и это
не пугало Джэка — настолько он был возбужден.
Когда на арену вынесли стол и стулья, Джэк опро-
метью бросился на свое место — ему очень хотелось
есть.
Вышел Дренг и вывел Мея и Яса.
Мей шел; как-то покачиваясь, он громко сопел и
озирался исподлобья. Его поведение было несколько
отлично от обычного, но Дренг не обратил на это
особого внимания — он приписал это возбуждению
от переезда.
Яс и Джэк уселись, им подали яблоки. Мей так
и впился в них глазами — он был очень голоден и
яодал яблока и для себя, но Дренг ничего ему не
дал. Тогда Мей протянул руку и схватил яблоко е
тарелки Джэка. Тот заворчал... Дренг погрозил Мею
хлыстом. Оранг попятился, но его глаза засверкали
так злобно, что Дренгу пришлось еще и еще раз по-
казать ему хлыст.
Яс ел лениво. Джэк уже покончил со своей порци-
ей, а он только что начинал. Джэк стащил кусок
170

яблока с тарелки Яса, Мей заворчал, и снова дрог-
нул хлыст в руке Дренга.
На стол положили банан. Яс и Джэк принялись
теперь взапуски за еду... И тут-то Яс протянул руку
к бананам Джэка. Дренг погрозил Ясу, тот вздрог-
нул, оглянулся на Мея, прижался к стенке стула.
Мей насторожился и уже не сводил глаз с Дренга.
Джэк явно нервничал, Яс был какой-то полусон-
ный, Мей с каждой минутой свирепел все больше и
больше.
Дренг начал волноваться. Его рука чаще и чаще
сжимала хлыст, чаще и чаще хлыст вздрагивал. И
каждый раз испуганно прижимался к спинке стула
Яс, поблескивал глазами Джэк, и приподнимал
верхнюю губу Мей.
И вот—Яс уронил бокал. Мей двинулся к столу,
Джэк испуганно привскочил. Мей схватил бокал—
от него пахло вином. Он понес было его ко рту, но
тут Дренг взмахнул хлыстом.
Бокал полетел на пол...
С ревом Мей бросился на Дренга. Удар хлыста по
лицу не остановил оранга. Он схватил Дренга за
руку, вырвал хлыст, швырнул его в сторону.
Публика повскакала с мест. Раздались крики...
Оранг заревел...
Дренг молча боролся с орангом. Он старался за-
крыть себе руками горло, старался вырваться; ста-
рался хотя "несколько минут удержаться на ногах —
помощь должна была притти...
Мей обхватил Дренга, гнул его к земле, вцепился
зубами в его плечо, рвал в клочья одежду. Его рас-
крытая пасть, из которой торчали страшные желтые
клыки, глядела прямо в лицо Дренгу. В глазах оран-
га былСГ столько ярости, он был так страшен, что
Дренг зажмурился...
171

Яс и Джэк с громкими криками убежали...
Сторож и служители метались вокруг оранга и
Дренга. Они не знали, что делать. Кто-то из публики
вбежал на арену с револьвером в руке. Но стрелять
ему не пришлось. Хозяин зверинца загородил до-
рогу к клубку, катавшемуся уже по песку.
— Вы заплатите за оранга?
— Конечно, нет.
— Так уберите свой револьвер... Да и сами уби-
райтесь. %
— Он задушит его!
— Это не ваше дело...
Служители прибежали с ведрами воды, за ними —
укротитель хищников с большой сетью.
Ведро за ведром лилась вода на оранга. Удары
хлыстов посыпались на него со всех сторон (добрая
половина их пришлась на долю Дренга), его схва-
тили за ноги, отрывали от Дренга...
Наконец Мея удалось оттащить.
Трое служителей тянули его за ноги, волокли по
песку. Мей рычал и отбивался, рвался к Дренгу,
рыл руками песок. На него накинули сеть...
Дренг кое-как приподнялся.
— Он только помял меня, — проговорил он, об-
ращаясь к зрителям. — Это пустяки!
Оранга унесли, на сцену вывели дрессированных
медведей. Прёдставление пошло своим порядком.
Борьба с орангом длилась всего четыре минуты, но
Дренг все же сильно пострадал.
Он смог только пройти по арене. За ареной Дренг
упал и потерял сознание...
Мея отнесли в клетку. Он недолго буянил —
заснул, как был — мокрый, взъерошенный, с пес-
ком, набившимся в длинную шерсть. Никто так и не
узнал, что он был пьян.
172

Хозяин зверинца не знал, что ему делать. На
следующий вечер от публики не было отбоя. Всем
хотелось посмотреть свирепого «лесного человека».
Но оранга нельзя было вывести на арену —
Дренг отказался работать с ним. И зрители должны
были довольствоваться Ясом и Джэком, мирно сиде-
вшими на стульчиках за столом и жевавшими ябло-
ки и бананы.
Оранга решили продать. Покупатели нашлись
сразу.
Вместе с Меем продали и Яса.
5
«Купил двух орангов. Взрослого и молодого.
Выезжаю завтра».
Такую телеграмму получил директор зоопарка от
агента, посланного для закупки зверей.
Он позвонил- и велел позвать к нему заведующего
отделением млекопитающих.
— Приготовьте помещение для двух орангов.
Прошла неделя. Оранги приехали. Они помещались
в двух больших ящиках, наглухо заделанных. Спере-
ди было небольшое застекленное окошечко с решет-
кой изнутри, в крышке — дверка для дачи корма,
в дне другая — для чистки. Сквозь окошечко вид-
нелась рыжая шерсть.
Ящики внесли в большую оранжерею. Здесь вре-
менно должны были жить оранги.
Когда открыли придвинутый вплотную к клетке
ящик Мея, он только с минуту помедлил. Потом про-
тискался сквозь маленькую дверку и пролез в клет-
ку... Залазал по клетке, взобрался на большой сук,
стоявший посредине ее, перебрался на полку для
173

спанья, устроенную в одном из углов клетки.
Присел там на соломенной подстилке, потянулся...
Яса выпустили не сразу. Второй большой клетки
в оранжерее не было, а пустить его в клетку Мея
боялись. Ящик Яса поставили около клетки Мея и
смотрели, как оранги отнесутся друг к другу. Яс
так и ломился в окошечко — видно было, что он
хочет к Мею. И Мей поглядывал на Яса.
— Они в зверинце жили вместе, — сказал агент.
— Их можно посадить в общую клетку.
— Ну, пусть пока сидят,—согласился директор.
Яса пустили в клетку. Он забрался на полку и
уселся рядом с Меем.
— Яс! — звал агент. — Яс! Поди сюда!
Яс не шелохнулся. Он поглядел на агента, увидел,
что у того в руках ничего нет. Зачем иттп?
Принесли яблоки. Вот тогда-то Яс пошел к решет-
ке без зова, просунул сквозь нее руку, вытянул губы.
Он так забавно «просил», что трудно было удержать-
ся от смеха, глядя на него. Мей не тронулся с места.
Он глядел на протянутую с яблоком руку, ему очень
хотелось есть, но он не шевелился.
— Мей... Мей... — звал его директор.
Мей не шел.
Орангов оставили в покое. И как только люди
ушли, Мей слез с полки, подошел к яблокам и при-
нялся за еду. Он сильно проголодался,и яблоко за
яблоком исчезали в его большом рту.
Весь день оранги просидели на полке. Только
иногда Яс вставал, ходил по клетке, взбирался на
сук, лез на решетку. А потом снова карабкался на
полку. Оранги устали от дороги, от сиденья в темном
и тесном ящике, от вагонной тряски.
Утром в оранжерею пришел директор. Он принес
яйца и хлеб. Яс подощел к решетке, взял яйцо, выпил
174

его и протянул руку за вторым. Мей из рук яиц не
взял, и только когда их положили на пол клетки,
спустился с сука и схватил сразу оба яйца. Присел
тут же и выпил одно яйцо. А со вторым полез, зажав
его в руке, под самый потолок.
Мей не скалил зубов на директора, стоявшего
около решетки, но все время косился на него. Ди-
ректор стал менее осторожен. Он слишком близко
подошел к решетке и не отодвинулся от нее, когда
Мей подошел совсем близко. Он глядел на Мея и
звал его.
Мей вдруг быстро просунул пальцы сквозь решет-
ку. Директор отшатнулся, но пальцы оранга уже
успели сбить ему очки, расцарапать лоб и нос. Мей
с ворчаньем отошел.
— Вот ты какой! — задумчиво проговорил ди-
ректор, вытирая кровь со лба.
Яс не боялся директора. Он подошел к решетке,
протянул руку. И когда директор дал ему свою —
ухватился за нее.
Агент рассказывал, что оранги, особенно Яс, дрес-
сированы. Но ни агенту, ни директору, ни кому
другому так и не удалось заставить орангов показать
свое искусство. Никто в зверинце не знал, в чем
тут секрет — оранги никак не хотели слушаться. Яс
шел к человеку, протягивал руку, не упрямился, бы-
стро отзывался на кличку, но делать ничего не хотел.
Мей ворчал всякий раз, когда к нему подходили
близко, и на дрессированного совсем не походил.
На кличку он только оборачивался, да и то не всегда,
а подойти к решетке его можно было заставить,
лишь поманив едой.
— В чем тут секрет? — ломал голову директор
и наконец решил, что оранги просто дичатся.
Директор не знал главного.
175	\

Хлыст — вот что заставляло орангов слушаться,
вот почему они здесь «ничего не делали». Здесь не
было хлыста. Секрет был очень прост...
В большой оранжерее, натопленной так жарко,
что вода капала со стеклянного потолка, были еще
жильцы. Кроме орангов, здесь жили другие обезь-
яны, птицы-туканы, питоны, а в большом бассейне
помещались молодые крокодилы. В аквариуме пла-
вало несколько причудливых рыб — плоских и широ-
ких, с узкими и длинными плавниками, вытянутыми
со спины вверх, а с брюха вниз. Они были похожи
на странные полосатые ромбы.
Большие пальмы и бананы закрывали клетку оран-
гов, и они могли видеть только один уголок оран-
жереи. Но кое-какие голоса и крики они слышали.
Громко барабанила кулаками в стенку своей клетки
одна из обезьян. И всякий раз Мей поворачивал го-
лову в сторону стука, прислушивался. А обезьяна
нет-нет да и начинала стучать. Этот стук все время
раздражал Мея, привыкнуть к нему он никак не мог.
— Яс! Пойдем гулять! — позвал директор.
Яс подошел к решетке. Его подманили к дверке,
открыли ее. Яс вылез наружу. Он попробовал было
приподняться, но тут же опустился на четвереньки.
Его глаза забегали по сторонам, он чего-то искал.
Никто не знал, чего ищет Яс, а он искал палки.
Он привык ходить рядом с человеком, опираясь на
палку. И вот в углу он увидал забытый кем-то боль-
шой парусиновый зонт. Это была почти палка. Яс
проковылял до угла, схватил зонт. Опершись на него,
он поднялся на ноги и подошел к людям уже на но-
гах, опираясь на зонт, как на палку.
— Ну, вот вам и один из его «номеров»! — засмеял-
ся директор. — Видите? Он привык к нам и сам
показал, что он умеет делать.
176

Яс присел около людей и завозился с зонтом.
Шелест ткани раздражал его. Он смутно напоминал
ему треск рвущейся материи. Яс водил пальцами по
зонту, искал дыры. Вдруг под его пальцами что-то
подалось, скользнуло. Он надавливал сильнее и
сильнее, рука уходила в глубь сложенного зонта. И
вот — рука стремительно скользнула вперед, раз-
дался шорох, перед носом раскрылось что-то большое,
белое, закрыло от Яса все...
Яс выпустил зонт из рук и с громким криком отско-
чил в сторону.
Раздавшийся хохот снова напугал его. Он заме-
тался по оранжерее. Обезьяна громко забарабанила
кулаками, каркнул тукан...
Забившись за кадку с пальмой, Яс выглядывал
оттуда. На песке лежал раскрытый зонт. Он при-
ковывал к себе внимание Яса.
Директор подошел к орангу, приласкал его, успо-
коил. Позвал с собой. Подвел за руку к зонту. Яс
упирался, он волочил ноги по песку, не хотел итти.
И все же его подвели к зонту. Выглядывая из-за
спины директора, он испуганно глядел на зонт.
Директор, взяд зонт и сложил его. Перед Ясом
снова была «палка». Страх исчез. И снова водил Яс
пальцем по холсту, снова шуршала ткань, и снова
оранг искал дыры.
Когда директор взял у него зонт и раскрыл его,
Яс отскочил. Но на этот раз испугался меньше. И
когда зонт закрыли, он тотчас же подошел к
нему...
Зонт сделался любимой игрушкой Яса. Через
несколько дней он так привык к нему, что только и
делал — открывал и закрывал зонт. Директор по-
казал ему, как сидеть под зонтом, поставив его на
песок клетки. И Яс подолгу просиживал под зон-
12 Ор*о	177

том, высовывая из-под него голову и преумори-
тельно вытягивая губы.
Когда зонт сломался, Яс долго вертел его в
руках. Он пытался раскрыть его, и когда из этого
ничего не вышло — скривил губы, захныкал, от-
бросил зонт. А через минуту снова возился с ним,
снова пытался раскрыть.
Зонт унесли чинить.
Яс весь день лазил по клетке и искал. Он залезал
во все углы, искал под потолком, искал в кормушке,
в бадейке для воды. Переворочал всю подстилку,
перетряс солому — зонта нигде не было. Отдохнув
немного, он снова принялся за поиски, и так до
вечера.
Через несколько дней директор пришел с зонтом.
Яс сразу узнал его. С заблестевшими глазами он
подбежал к решетке и протянул руку. Директор
дал ему зонт. И тотчас же Яс раскрыл его, поставил
на песок, залез под него и сидел там с такой довольной
физиономией, что директор оставил ему зонт.
Вечером Яс унес зонт к себе на полку. Улегшись,
он так крепко прижал его к себе, что взять у него
зонт не было никакой возможности.
Пришлось бы будить оранга, а директор не хотел
этого...
Снаружи доносился стук топоров и молотков —
для орангов строили отдельный павильон. И каждый
раз, когда стук был особенно громрк, Мей настора-
живался, оглядывался, начинал волноваться. Стук
так сильно действовал на него, что он переставал
есть, отвертывался от протянутой с яблоком руки.
Даже бананы — и те в такие минуты не привлека-
ли Мея.
Яс не обращал особого внимания на стук. Еще
обезьяна, барабанившая по клетке, на миг привлека-
178

ла его внимание — он останавливался, прислуши-
вался. Но скоро он привык к стуку и только мель-
ком поглядывал в сторону клетки, где буянила
большая серая обезьяна.
В оранжерее жило несколько питонов. Они по-
мещались в большом стеклянном ящике. Время от
времени в ящик пускали трех-четырех кроликов.
Днем кролики прыгали по ящику, прыгали даже
через питонов — те спали. Но ночью, когда питоны
развертывали кольца своего тела и начинали бес-
шумно скользить по ящику, кролики забивались по
углам, цепенели от страха.
Иногда кролик неделями жил в ящике питонов —
змеи не хотели есть. Но рано или поздно наступала
ночь, когда у змеи просыпался аппетит. Она душила
кролика и проглатывала его. А потом долго и креп-
ко спала,переваривая пищу. И опять в клетке прыгал,
теперь уж новый, кролик, жил там, пока змея не
проглатывала и его. *
Ящик с питонами стоял в стороне, и оранги из
своего угла не могли видеть змей.
Директор подвел однажды Яса к ящику и пока-
зал ему на питона. Тот спал, и Яс никакого внимания
не обратил на мраморные кольца свернувшейся в
углу змеи. Тогда директор растолкал питона пал-
кой. Кольца зашевелились, поднялась голова, мель-
кнул тонкий язык. И тут же Яс вырвался из руки
директора, отскочил и бросился бежать.
Он полез на пальму, оборвался, сшиб по дороге*
несколько горшков с цветами... Пробежал к своей
клетке и быстро залез по наружной стороне решетки
под самый потолок. И там, крепко уцепившись за
решетку, он висел, испуганно глядя вниз.
Питон ползал по ящику, мелькал пестрый рисунок
кожи, виднелась голова. Яс дрожал от страха и
12*	179

порывался залезть куда-то еще выше, на потолок
оранжереи...
С тех пор Яс, когда его выпускали из клетки, не
шел в ту сторону, где был ящик с питонами. Если
же его насильно вели туда за руку, он тотчас при-
седал и переставал двигать ногами. Итти он отказы-
вался — его нужно было волочить. А глаза его вы-
ражали такой ужас, что опыт тут же кончали.
Яс всячески избегал приближаться к ящику пи-
тона. И все-же ему пршнлось встретиться с этим пи-
тоном и. притом у себя в клетке.
Однажды вечером, когда к питонам впускали кро-
ликов, сторож неплотно притворил дверку ящика.
Задвижка щелкнула мимо. Сторож, думая, что он
запер дверку, спокойно ушел, оставив питонов в
отпертом ящике. \	'
Когда стемнело, питоны начали ползать по ящику.
Они скользили по дну, взбирались на суковатое
деревцо, стоявшее посредниц ящика. Совали плоские
головы По все щели и закоулки, прикладывали их
к стеклу.
Один из питонов ткнулся головой в дверку — двер-
ка чуть отошла в сторону. А другой наткнулся на
щель и пролез в нее. Высунув наполовину свое туло-
вище из ящика, он повис в воздухе, цепко держась
другой половиной за порог дверки. Потом скольз-
нул вниз и пополз по полу оранжереи, чуть сме-
тая песок своим тяжелый туловищем.
Кругом было темно и тихо. Но глаза питона хоро-
шо видели р темноте, а слух ловил малейший шорох.
И вот он услышал, как чуть поплескивает вода в
бассейне, стоявшем посредине оранжереи.
В этом бассейне жило около десятка молодых кро-
кодилов. Они плавали в воде, ползали по песчаной
отмели, ели положенное им с вечера мясо. В бассейне
180

плавала пущенная туда рыба, и в погоне за ней
крокодилы плескались и шумели.
Питон подполз к бассейну, приподнял голову.
Скользнул через край...
Вскоре из бассейна послышался шум борьбы. По-
том все стихло...
Прошло около часа.
Питон снова скользнул через край, выполз пз
бассейна.- Его туловище заметно раздувалось по-
средине. Он пополз по песку, искал местечка, где
бы мог улечься и переварить пищу. Сегодняшняя
ночь была особенная. Сегодня он охотился почти
как на свободе — не в тесном ящике, где добыча
сама шла в рот, а в большом бассейне, где кро-
кодильчики улепетывали от него со всех ног, где
плескалась вода, где было просторно, почти как и
в лесу.
Сытый питон медленно полз по полу, усыпанному
песком. Он подполз к пальмам, стоявшим около
клетки орангов, поднялся на кадку, сунул голову
вперед, назад, вбок и наткнулся на решетку.
Промежутки решетки были достаточно велики —
он смог пробраться в клетку орангов.
Мей и Яс крепко спали на полке, приделанной
высоко над полом клетки. Они не слыхали, как в
клетку вполз питон, не слыхали, как он ползал по
клетке, отыскивая уютный уголок.
Забравшпсь в самый угол, как раз под полкой,
питон свернулся кольцами и крепко заснуж Около
него лежал раскрытый зонт — его оставил здесь
Яс.
Утром Яс проснулся. Он слез с полки, полазил
по сукам, отправился вниз. Было рано, и люди в
оранжерею еще не пришли. Яс издали увидел свой
зонт и пошел к нему. Подошел, протянул руку и...
18)	'

Около зонта лежал клубок пестрых мраморных
колец.
Яс остановился...
Питон был неподвижен. Яс уже много раз видел
эти мраморные кольца, но они как-то не удержива-
лись у него в памяти. Пока они были неподвижны—
он их мало боялся, хотя смутная тревога и овладе-
вала им.
Постояв в нерешительности, он протянул руку
к зонту... Потащил... Задел спицами зонта питона...
Кольца дрогнул и...
Этого было достаточно.
С громким криком Яс попятился, бросился на сук,
забрался под самый потолок.
Крик встревожил Мея. Он приподнялся, спустился
с полки, прошел по полу. Увидал кольца питона...
Шерсть встала дыбом, глаза засверкали, показались
клыки. Мей начал медленно пятиться, не спуская
глаз с мраморного клубка. Питон был неподвижен,
и Мей поднялся наверх.
Там, на суках, и застали их люди. Оба оранга, сидя
под потолком, глядели вниз. Мей скалил зубы и вор-
чал, а Яс дрожал и испуганно озирался. Первые ми-
нуты никто никак не мог понять, что случилось. Ни-
кому и в голову не приходило заглянуть под зонт.
И только потом—увидали.
На питона накинули мешок и вытащили его из
клетки. Наевшаяся за ночь змея почти не сопротив-
лялась и, как только ее пустили в ящик, свернулась
в клубок и снова задремала. Под клетками нашли и
второго питона. А когда сосчитали крокодилов, то
оказалось, что ночная охота питонов стоила жизни
пяти крокодильчикам. Питоны заглотали трех да
двух так изувечили, что они издохли.
И снова у Яса закрепилась связь.
182

Теперь он подходил к раскрытому зонту осторожно.
Издали приглядывался, а когда до зонта оставалось
шага три-четыре—приседал и, пригнувшись к полу,
заглядывал под зонт. Искал—питона. И только убе-
дившись, что под зонтом никого нет, он подходил
к нему.
Но если раскрытый зонт валялся ручкой кверху,
Яс подходил к нему безо всяких предосторожностей.
Шли дни.
Снаружи доносился стук молотков—строили па-
вильон. А в оранжерее оранги все больше и больше
привыкали к людям.
Директор зоопарка—бородатый человек с боль-
шими очками—пользовался особой привязанностью
Яса. Его привлекала борода, привлекали очки. Он
всегда старался схватить эти блестящие стекла.
И всегда директор отклонял голову, не давая Ясу
дотронуться до очков. Тот обиженно поджимал
губы, иногда начинал пищать, но через минуту снова
тянулся, стараясь схватить.
Жизнь в зоопарке была строго размерена. В изве-
стные часы оранги получали еду, в известные часы
к ним приходили люди, в известный час Яса выводили
из клетки гулять по оранжерее. И оранги знали эти
часы, не зная времени вообще. Подходил час «завт-
рака», Мей и Яс лазили около решетки, заглядывали
в оранжерею, ждали еды. И когда вдали хлопала
дверь и показывался человек, они оживлялись, на-
чинали вытягивать губы, протягивать руки. Они при-
выкли к тем, кого видели постоянно около себя, осо-
бенно к директору. Новые люди—а такие все чаще
и чаще появлялись в оранжерее—их смущали мало,
хотя они при чужих и не так охотно шли к решетке.
Особенно самец.
Мей понемногу менялся в новой обстановке.
183

Здесь не было хлыста, здесь никто не кричал на
него, никто не грозил. Здесь было тихо и покойно,
не было толпы и крика—посетителей в оранжерею
не пускали,—и он все больше и больше привыкал к лю-
дям. Но его свирепость еще не нропала, озлобление
и «ненависть» не могли исчезнуть в несколько недель.
И довольно было резкого движения человека, гром-
кого слова — как Мей сверкал глазами, скалил зубы,
просовывал руку сквозь решетку. Последнему он на-
учился уже здесь — в зверинце он этого не делал.
И все же день за днем человек овладевал им. Мей
подходил за кормом, брал из рук хлеб, яйца, фрукты,
даже съедал ложку-другую компота прямо из рук
директора. Но все это делал, держась настороже.
Видно было по нему—каждый миг он был готов
броситься, кусаться, рвать...
Как-то Мею попала не совсем свежая груша. Он
съел ее, даже не без удовольствия. Но через день у
него расстроился желудок. Осунувшийся Мей сидел
в углу и жалобно поглядывал по сторонам. Он за-
болел и так походил в это время на больного чело-
века, что директору было его особенно жаль.
Прошел день, другой—Мей не выздоравливал.
Ди{)ектор решил дать ему лекарство. Позвали
врача.
Это был специалист по внутренним болезням, он
очень хорошо лечил людей, но с таким пациентом
еще никогда не встречался. Он был заметно смущен,
не знал, что ему делать.
Мей подошел к решетке на голос директора, но
пощупать у него пульс не удалось. Всякий раз, как
директор, просунув руку сквозь решетку, пробовал
схватить Мея за руку, тот отдергивал ее. Оранг не
ворчал, не скалил зубов, но не давался... Язык рас-
смотреть у «больного» толком тоже не вдалось, но все
164

же доктор кое-как взглянул на него. Язык был нехо-
роший, беловатый, «обложенный».
Доктор решил дать Мею опиума.
— Но как это сделать?
Из ягоды винограда осторожно вынули мякоть и
накапали внутрь ее опия. Потом прикрыли сверху
кожицей. Ягода была, как и все, только разве чуть
темнее. Подозвали Мея к решетке. Давали ему
ягоду за ягодой... Он ел их, протягивал руку, про-
сил еще.
И среди обычных ягод ему подсунули ягоду с
опием.'
Мей взял ее в рот, придавил языком, собрался
проглотить и тут почувствовал горький вкус и не-
знакомый запах.
Он заворочал языком, хотел выплюнуть, но было
поздно. Ягода уже проскользнула в глотку, и выплю-
нуть ее Мею не удалось. Он недовольно повел губами,
вытянул их, скосил рот, плюнул... Всем своим видом
и поведением он показывал, что ягода ему очень не
понравилась. И когда Мею дали следующую вино-
градину, он долго ее осматривал и обнюхивал. По-
ложил в рот, помял языком, перекатил со стороны на
сторону и проглотил не сразу. Он стал осторожнее.
Опий помог. Через несколько дней Мей выздоро-
вел. Но еще долго он ел. виноград, только тщательно
обследовав каждую ягодку. Только убедившись на
неоднократном опыте,,что все ягоды—одинаковы, он
стал есть их снова быстро.
Особенно любили оранги бананы.
Им не давали их здесь так много, как когда-то у
Валькера. Сюда, в зоопарк, бананы привозили в огра-
ниченном количестве из-за границы. Это был дорого!
корм. Но все же Мей получал около десятка бананов
в день. Он ел их, как и на свободе, очистив, но ко-
18.Т

журы он не бросал, ее он съедал раньше, а мякоть—
потом. Иногда он отнимал бананы у Яса. Бывали слу-
чаи, что за куском банана он лез к Ясу в рот и выко-
выривал оттуда банан пальцами. Яс кривил губы, но
скоро забывал об обиде. Новый кусок банана, и он
успокаивался. Слушаться—Мей почти не слушался.
Его можно было позвать к решетке, но крик «нельзя!»
не производил на него никакого впечатления. Он
оглядывался — и только. А когда ему однажды по-
грозили пальцем—сверкнул глазами, оскалил зубы
и заворчал... Движение пальца смутно напомнило
ему движение кончика хлыста.
Так прошло несколько месяцев. Лето близилось
к концу. Павильон для орангов был готов.
Это было отдельное здание, с большими клетками,
уходившими высоко вверх. В них стояли суковатые
деревья, было сделано даже гнездо из ветвей. Двой-
ной ряд зеркальных стекол отделял орангов от по-
сетителей зоопарка.
В новое помещение Яса отвели просто за руку. И
как только он попал в просторную клетку с высокими
деревьями, он забрался под самый потолок и уже
не спускался оттуда. Мея пришлось загонять в пе-
реносную клетку. Он долго не шел туда, и только
с помощью бананов удалось выманить его и пере-
гнать в тесную клетку.
Когда Мея принесли в павильон и выпустили, он
рассвирепел. Тесная переносная клетка, новая обста-
новка, громкие разговоры, суетня— все это всегда
действовало на него возбуждающе.
Так было и на этот раз. Попав в новую клетку,
он бросился к решетке, раскачивал ее, громко рыча,
силился разорвать железные прутья. В клетке сто-
яла забытая метла. Он схватил ее, тыкая ею в отвер-
стия решетки, далеко разогнал всех от клетки. Пр-
186

том швырнул метлу, забрался по дереву под пото-
лок, уселся там и, ворча, глядел вниз.
Мей скоро заметил одеяло, положенное на полу
клетки. Спустился за ним, не слезая с дерева, пере-
весился, протянул руку... Схватил одеяло одной
рукой, полез наверх, волоча его за собой. Наверху
накинул одеяло на себя, закрылся им с головой й
так сидел.
Концы одеяла свешивались вниз. Яс подобрался
к ним, схватился, стал дергать. Повис на одеяле—
оно поползло вниз. Мей выглянул, высунул руку, по-
добрал свисший конец... Яс снова начал дергать,
стаскивать одеяло с Мея. Тогда Мей поднялся и пе-
релез повыше. Немного спустя и Яс взобрался на
дерево и спрятался под одеяло.
Так и сидели они—Мей чуть повыше, Яс пониже.
И оба были закутаны одеялом, только рука Яса вид-
нелась на суке.
В павильоне была ванна. Через несколько дней,
когда оранги уже привыкли к новому помещению и
успокоились, в ванну напустили- воды. Услышав
плеск воды, Мей насторожился. Он пристально
глядел сверху на ванну, наполнявшуюся водой.
И как только сторож 'отошел от ванны, он полез
вниз.
Подошел к ванне... Поглядел... Опустил в воду
руку... Медленно перекинул ногу через край... Оста-
новился... Перекинул другую... Взмахнул руками—
во все стороны полетели брызги.
Мей долго купался. Он бил руками по воде, рас-
плескивал воду, захватывал ее пригоршнями, лил на
себя. Половина воды была выплеснута наружу, когда
Мей полез из ванны. Мокрый, со слипшейся шерстью,
он направился к дереву, оставляя за собой лужицы
воды, струйками стекавшей с его тела. Залез кверху,
187

встряхнулся несколько раз, почесал бороду, усы,
живот...
Ясу устроили купанье в соседнем помещении. Он
купался не один—ему помогали люди. Яс плескался
в большом тазу, а на него лили воду из лейки. Он
повизгивал, хлопал ладонями по воде, старался
схватить струйку воды, лившейся из лейки. Он был
очень доволен купаньем.
Когда его начали вытирать, он запищал. Но потом
растиранье пушистой 'простыней ему понравилось.
И уже вытертый насухо, он долго не хотел слезать
с простыни и, ворочаясь на ней, пробовал сам выти-
рать себя. А потом закутался в простыню и громко
кричал, когда ее стали с него стаскивать.
Яс быстро избаловался в новой обстановке. Его
никто не бил, никто и никак не наказывал, он слы-
шал только тихие, ласковые голоса. И он после тя-
желой жизни в зверинце быстро привязался к этим
/1юдям и еще быстрее избаловался настолько, что ни-
чего п никого не хотел слушаться. Заставить его.
что-нибудь сделать становилось все труднее и труд-
нее. А стоило на него прикрикнуть, и Он кривил губы,
начинал хныкать.
Один из посетителей, наглядевшись на Яса, даже
спросил директора: так ли избалованы его дети, как
эта «обезьяна»? Директор только блеснул очками.
Своих детей он воспитывал гораздо строже, чем
Яса.
— Ему очень плохо жилось раньше. Нужно,
чтоб он забыл это прошлое, перестал бояться чело-
века. А то как же я буду с ним работать?—ответил
он минуту спустя.
Директор немного лукавил—для предстоявшей ра-
боты с Ясом его вовсе не нужно было баловать так,
как еТо баловали.
188

6
Директор зоопарка занимался изучением «поведе-
ния» животных. В течение многих лет он старался
выяснить основной вопрос—есть ли разумность в
поступках животного, может ли животное делать
выводы и заключения, доступны ли ему хотя бы за-
чатки мышления. Изучая самых разнообразных жи-
вотных, он начал с пауков и пчел и кончил птицами
и зверями. Он много работал с обезьянами, но у него
еще ни разу не было человекообразной обезьяны.
И потому-то он и уделял столько внимания Ясу—он
собирался проделать с ним ряд> опытов тотчас же,
как только Яс вполне привыкнет к нему. Очень инте-
ресовал директора и Мей, но он был стар и дик, для
работы он, по крайней мере теперь, не годился.
И пока Яс возился с зонтом и лазил по клетке,
директор напряженно обдумывал план своих новых
опытов. Наконец план был готов. И Яс—тоже был
«готов». Он так привык к директору, так привя-
зался к нему, что с явной радостью встречал его,
жалобно пищал, когда он уходил из павильона, и
хоть немного, да слушался.
В павильоне была небольшая комнатка, которую
директор и занял для опытов с молодым орангом. Ее
потолок и стены были выкрашены белой краской,
а окно замазано мелом. В комнате стояли этажерка,
столик и два стула. Больше в ней ничего не было.
Когда Яса в первый раз привели в эту комнату,
он сразу заинтересовался полкой. На ней было
много разноцветных вещиц—кубики, шарики, пи-
рамидки. Ворохом лежали цветные кусочки дерева
и картона.
Яс начал перебирать их, набирал целые пригоршни,
сыпал на пол и смотрел, как раскатывались по уг-
189

лам комнаты шарики, как сыпались дощечки... Он
был так поглощен этим занятием, что даже не огля-
нулся на директора, когда тот позвал его.
Директор подошел, взял Яса за руку и отвел к
к столу.
— Сиди! — сказал он.
Яс перекосил губы, захныкал. Он вырывался из
рук директора, тянулся к.полке, к новым игрушкам.
— Сиди! — повторил директор, показывая на
стул.
Смутные воспоминания охватили Яса. Когда-то
он сидел за столом, когда-то он ел за ним. Это было
уже давно, он забыл об этом. Но теперь, при виде
стола и стула, он заволновался. Просыпалась, по-
немногу старая связь: стол—еда.
Яс сел на стул, положил руки на край стола и
оглянулся на директора. Он глядел на его руки, ози-
рался по сторонам. Искал и ждал—еды.
Директор, ничего не знал об этой связи: стол—еда.
Но в кармане у него был банан. Он рассчитывал
именно путем поощрения заставить Яса слушаться.
И теперь, когда Яс уселся за стел, директор, удив-
ленный столь быстрым послушанием,—вынул этот
банан.
Яс получил только маленький кусочек, но и этого
было достаточно. Старая связь «стол—еда» была за-
креплена снова.
Яс сидел за столом и смотрел на директора, скор-
чившегося на низеньком стуле. Директор что-то го-
ворил. Слова были непонятны для Яса, зато очки,
поблескивавшие на несу директора, были ему зна-
комы и давно его интересовали. Он быстро протянул
руку и схватил очки. Директор не успел отклонить
головы—очки оказались в руке Яса. Он вертел их,
рассматривал, обнюхивал, пробовал лизнуть...
190

Директор протянул руку. Он не кричал на Яса,
не вырывал очков. Он хотел взять их «без ссоры». Яс
не отдавал игрушки. Он вертелся на стуле, а когда
директор стал уж очень настойчивым — соскочил
со стула и убежал в угол.
— Яс!—звал его директор, показывая кусочек ба-
нана.
Банан соблазнил Яса. Он подошел, протянул руку.
— Положи!—показывал директор на стол и очки.—
Положи!
Яс таращил глаза. Присев около стола, он дер-
жал в одной руке очки, а другую протягивал за ба-
наном. Он не понимал, чего хочет директор.
Тогда директор быстро выхватил у него очки и
положил их на стол. Яс собрался захныкать, но ку-
сочек банана утешил его.
Когда Яс съел банан и взглянул на стол, то он
увидел на нем вместо очков несколько белых и чер-
ных кусочков. Это были гладкие и блестящие дере-
вянные квадратики.
Яс протянул руку,—но директор помешал ему
схватить квадратик.
— Белый!—сказал он громко и отчетливо, взяв
в руку белый квадратик и показывая его Ясу.—
Б-е-л-ы-й!
Яс схватил квадратик, поглядел на него, бросил
и потянулся за другим.
Снова протянул ему директор квадратик, и снова
повторил:
— Белый... Б-е-л-ы-й...
Яс хватал квадратики, вертел их в руках и отбра-
сывал. Через несколько минут ему уже надоело си-
деть за столом. Он слез со стула и пошел к полке.
Директор поймал его за руку.
Яс громко закричал и стал вырываться. Его так
191

влекла к себе полка с яркими вещицами, что кроме
нее он ничего не хотел. И даже на банан не смотрел.
На следующий день Яс напрасно искал яркие
игрушки. Полка была пуста.
Он снова уселся за стол, снова против него сел
директор, снова протягивал ему белый квадратик!
и повторял:	’
— Белый... Б-е-л-ы-й...
Потом директор рассыпал по столу много квадра-
тиков. Белых и черных.
— Белый... Дай б-е-л-ы-й!—сказал он Ясу.
Яс схватил квадратик—черный.
— Нет... Б-е-л-ы-й!
Яс бросил квадратик. Схватил другой. Случайно—
белый.
— Так... Верно... Б-е-л-ы-й!—повторял директор.
Яс получил кусочек банана. А пока он ел его, ди-
ректор рассыпал на столе и шарики, и кубики, и пи-
рамидки, и квадратики. И все они были—белые или
черные.
— Дай б-е-л-ы-й!
Яс схватил белый шарик, но отдать его директору
не захотел.
— Дай!
Яс перебирал груду маленьких вещиц. Он хватал
то одно, то другое. Старался взять все сразу...
Вещицы выскальзывали у него из рук, шарики по-
катились по столу, попадали на пол.
Яс бросил все, что было у него в руках, соскочил со
стула и принялся подбирать.
— Белый...’Б-е-л-ы-й!—кричал ему вдогонку ди-
ректор.
...Прошло несколько дней.
У Яса так и не появлялась связь между звуками
и цветом. Он никак не мог связать слово «белый» с
192

окраской квадратика. И если он нередко протяги-
вал директору именно белый квадратик, то видно
было, что это случайность. Стоило директору рас-
сыпать по столу двадцать черных и один белый квад-
ратик, и Яс упорно тащил черные: их было больше.
Через несколько дней директор изменил прием.
Он держал теперь перед Ясом образец до тех пор, пока
тот не выбирал того, что от него требовалось. А на
всякий случай, директор называл и цвет.
Этот способ дал быстрые результаты.
Образец был у Яса все время перед глазами. Он
поглядывал на него, перебирал квадратики. Вскоре
он научился вытаскивать из кучки квадратик того
же цвета, как тот, что лежал на протянутой ладони
директора.
Он начал понемногу привыкать к этой игре (для
Яса это была, несомненно, просто «игра»). И когда
директор почему-либо оставлял его на несколько ми-
нут в покое, он перебирал квадратики, откладывая
в кучку все белые. Белые квадратики привлекали
его гораздо больше черных. Он зажимал их в руке,
совал даже в рот и никак не хотел отдать. Директору
приходилось иногда запускать ему в рот пальцы,
чтобы вытащить оттуда спрятанные квадратики. Яс
визжал, отбивался, иногда даже покусывал пальцы
директора.
Черные квадратики мало привлекали Яса. Он не-
охотно брал их в руки, когда его заставляли делать
это, сам с ними не играл, отшвыривал в сторону.
Черный цвет Ясу не нравился.
Когда директор положил перед Ясом квадратики
трех цветов—белые, черные и красные—и попросил
дать ему белый (показав образец), Яс ошибся. Он
взял красный квадратик. Директор оттолкнул про-
тянутую к нему руку оранга, но Яс продолжал
13 Оравг	193

«стоять на своем». Он выбрал все красные пластинки,
собрал их в кучку и подвинул к директору. Тот по-
казывал ему белый квадратик, а Яс упорно давал
ему красные.
Директор смешал квадратики.
Яс вытянул губы, его лицо приняло явно обиженное
выражение. Потом он снова начал перебирать квад-
ратики. Время ст времени он поглядывал на ди-
ректора, который протягивал ему ладонь с белым
квадратиком. Наконец Яс взял белый кусочек. А по-
том выбрал все белые квадратики из пестрой кучки
и положил их отдельно.
День за днем увеличивалось число цветов.
Скоро Яс разбирался уже в шести цветах, потом—
в семи, восьми. Но, как и раньше, на название цвета
он не отвечал. Нужно было показать ему образец.
Только тогда он выбирал нужную пластинку.
И все время он вопросительно поглядывал на ди-
ректора. Он уловил уже известную связь между
правильным выбором и поведением директора.
Когда он выбирал правильно—директор ласкал
Яса. И Яс, хватая квадратик, смотрел на директора,
ждал ласки. И если он ошибался, и ласки не следо-
вало, он начинал торопиться, быстро перебирал
квадратики, искал, протягивал и снова поглядывал
на директора.
Казалось, что он изо всех сил старался как можно
скорее добиться этой ласки.
Директору приходилось очень внимательно сле-
дить за Ясом. Стоило на секунду запоздать прилас-
кать, и губы Яса вытягивались, он «огорчался», на-
чинал хныкать, становился все рассеяннее и рас-
сеяннее.
Число цветов квадратиков возросло уже до три-
дцати. В оттенках Яс нередко путался, вместо оран-
ш

жевого давал желтый, вместо темносинего—просто
синий или светлосиний. Но при известной настой-
чивости и здесь можно было добиться от него пра-
вильного выбора. Директор заметил, между прочим,
что Яс гораздо охотнее работал со светлыми цветами.
Чем темнее был цвет, тем менее охотно он выбирал
квадратик и тем чаще ошибался.
Темные цвета определенно не нравились Ясу.
Когда перед Ясом появились двухцветные пла-
стинки—он вытаращил глаза. Таких пластинок он
еще не видал—на одной пластинке были сразу и
красный и зеленый цвет. Он поглядел на директора.
Тот показывал ему пластинку красно-синюю. Яс на-
чал перебирать кучку пластинок. Он долго искал
и выбирал, хватал то одну, то другую. Протянул
директору красно-зеленую.
— Нет!
Снова зашарил Яс по столу, снова выбирал.
Протянул—желто-синюю.
— Нет!
Яс сморщился, заерзал на стуле...
Пластинки грудой лежали на столе. В них нужно
было разобраться, найти нужные цвета. Яс хва-
тал пластинку, обладавшую одним из цветов об-
разца. Уловить второй цвет ему никак не удавалось.
Но через несколько дней он научился делать и это.
А прошло недели две, и он умел находить, по пока-
занному образцу, трехцветную пластинку.
Директор заменил пластинки кубиками. Он по-
казывал орангу кубик, а тот должен был выбрать пла-
стинку такого же цвета. И это Яс проделывал
довольно удачно. Но различая цвета, он выбирал
пластинки только по образцу. Названий цветов он
не знал попрежнему, хотя директор постоянно по-
вторял эти названия.
13*	195

Связи между звуками и цветами у оранга не было.
От окраски предметов директор перешел к их
форме.
Перед Ясом лежали палочки и колечки. По образцу
он должен выбрать то кольцо, то палочку. А когда
он научился делать это, директор завалил стол це-
лой грудой вещей. Тут были и шарики, и пирамидки,
и кубики, и пластинки, и палочки—длинные и ко-
роткие. Опять—Яс выбирал.
Эта игра была для Яса интереснее. Особенно ша-
рики. Он то и дело ронял их—они так и выскальзы-
вали из рук. Шарик катился по столу, падал на пол.
Яс вскакивал, бежал догонять, ловил шарик на полу.
Директор устроил у стола высокий борт. Шарики
не падали теперь на пол. Но Яс стал нарочно сбра-
сывать их и снова бегал, ловил, поднимал...
В это время в зоопарк привезли несколько* мо-
лодых макаков. Директор решил взять их для ра-
боты и заниматься с ними и Ясом одновременно.
Яс скоро привык к макакам. Его прежний страх
перед ними давно исчез. Между макаками леса и
этими стоял—павиан Джэк. Яс не помнил его, но
при виде макаков, его сразу к ним потянуло.
Он возился с ними с утра до вечера, дергал их за
хвосты (это были хвостатые макаки), а они влезали
на него, прыгали на него с разбегу, валили на пол,
кувыркались по нему. Иногда Ясу попадало от ма-
каков—они больно щипались. Он бросался на обид-
чиков, но макаки были ловки и быстры, они успе-
вали отскочить, и догнать их Яс никак не мог. И все
же они жили дружно.
Директор принес молоток. Он показал обезьянам,
как его держать, показал, как им разбивать
орехи.
И тотчас же из-за молотка началась свалка.
196

Макаки вырывали его друг у друга, гонялись за
тем, у кого был молоток, по всей комнате. Орехи рас-
катились по всей комнате, макаки увлеклись по-
гоней за молотком.
Макаков было четыре, Яс—пятый. Директор при-
нес еще четыре молотка—всем по молотку. Казалось,
всем хватало. Нет! Один из макаков выхватил моло-
ток у Яса, другой погнался за ним.
Снова началась возня...
Так продолжалось несколько дней.
Понемногу макаки привыкли к молоткам, пере-
стали отнимать их друг у друга. Они разбивали ими
орехи, ударяя молотком так сильно, что нередко от
ореха оставалось только несколько кусочков скор-
лупы. Остальное брызгами летело из-под молотка
во все стороны. Но и это занятие сопровождалось
вечными драками.
Особенно отличался один из макаков, по кличке
Джим. Он очень редко разбивал орехи сам. Держа
в руке свой молоток, он приглядывался к соседям.
И как только у кого-нибудь трескался орех, он под-
скакивал, хватал орешек и спешно удирал. Ограб-
ленная обезьяна пускалась вдогонку, за ней увязы-
вались и другие. Снова по комнате металось не-
сколько обезьян, а Яс только таращил глаза, когда
мимо него проносились макаки.
Чаще всего Джим Отнимал орехи именно у Яса.
Тот не был так поворотлив и ловок, как макаки.
Догнать Джима, отнять у него орех он не мог. И
редко-редко ему удавалось съесть орешек—почти
все они доставались Джиму. Но этим Яс мало сму-
щался. Он сидел посреди комнаты и старательно
стучал молотком. Его занимал самый процесс раз-
биванья орехов. А из-за спины его выглядывал Джим
и ждал—разлетится скорлупа или нет...
197

Когда директор принес обезьянам несколько гвоз-
дей, то только Джим заинтересовался ими. Он бы-
стро научился бить молотком по гвоздю. Вид гвоздя,
исчезающего в толстой доске, так занимал его, что
он был готов стучать молотком весь день. Он бил
по гвоздю до тех пор, пока шляпка его не сравнива-
лась с доской, вбивал гвозди везде. Пол, стены, под-
оконник, стол, доски—все носило теперь следы не-
утомимой работы Джима.
Стоило ему только увидеть гвоздь, и он уже начи-
нал всматриваться, искать—куда бы его вбить. Он
пытался вбивать гвозди даже в плошки и кастрюль-
ки. Выливал воду из луженой лоханки, перевора-
чивал ее вверх дном и бил молотком, пытаясь забить
гвоздь в дно лоханки.
Разницы между шляпкой гвоздя и острием он так
и не усвоил. Нередко он с ожесточением колотил
молотком именно по острию. Острие гнулось, гвоздь
кривился, а Джим колотил и колотил. А потом долго
рассматривал изогнутый гвоздь, обнюхивал его, даже
пробовал на зуб. Казалось, он изо всех сил старался
выяснить, что случилось с гвоздем, почему он не
вбивается.
Яс с гвоздями возился неохотно. При первой же
попытке вбить гвоздь он ушиб себе молотком палец
и с тех пор относился к гвоздям недоверчиво.
Желая выяснить, насколько можно приучить
обезьян работать, директор принес им и небольшую
пилу.
Джим—он больше всех макаков обнаруживал
склонность к таким занятиям—тотчас же за нее
ухватился. Но работать пилой он не научился. То
он водил ее ровным краем, то скоблил ею, как но-
жом. Иногда он наставлял пилу правильно, делал
первое движение—зубцы пилы врезались в дерево.
198

И это сопротивление дерева останавливало Джима.
Он не дергал пилу достаточно сильно, и она застре-
вала.
Тогда он вытаскивал ее и с увлечением начинал
«пилить» по дереву обратной стороной пилы.
Наравне с этими занятиями директор продолжал
работать с Ясом. Яс разбирался в цветах, разби-
рался в формах. Но все это—только «по образцу».
Слов он попрежнему не понимал.
Директору удалось после длительной работы вы-
яснить, что Яс разбирается в основных цветах и в
большом количестве оттенков, что он разбирается
в формах. И вот он решил выяснить, имеет ли Яс
представление о формах вообще.
Он показывал ему шарик и заставлял его выбрать
все шары из кучки. В кучку клались шары всех цве-
тов и размеров. Директор добился того, что Яс отби-
рал все шары. Но когда он начал примешивать к ша-
рам и яйЦа и «шары» очень неправильной формы—
Яс и их принимал за шары.
Представления о шаре у Яса не было. Он мог только
сравнивать образец, лежавший на ладони директора,
с предметами,- лежавшими на столе. И мелких раз-
личий не замечал.
Так прошла зима, настало лето.
В жаркие дни директор брал иногда Яса с собой
и водил его по зоопарку. Яс шел, держась за руку
директора, а глаза его так и перебегали с места на
место. Он сильно терялся при виде столь разнооб-
разных животных. Маленькие зверьки и птицы его не
пугали, он глядел на них, иногда даже тянулся
к ним. Но все большое его пугало. Он жался к ноге
директора, прятался за его спину. А когда он услы-
хал громкий рев осла, то так перепугался, что вы-
рвался из рук директора и пытался залезть на бли-
199

жайшее дерево. Директор успел поймать его за
ногу. Яс крепко держался руками за сук, дергал
ногой, кричал и даже скалил зубы.
После этого он уже издали приглядывался к клет-
кам и загонам и, видя там что-нибудь большое, зара-
нее начинал жаться к директору, прятаться, упи-
раться. А потом присаживался и отказывался итти.
Однажды директор позволил Ясу влезть на дерево.
Он быстро забрался на верхушку. Сойти с дерева он
упорно отказывался, и только банан сманил его вниз.
Ясу понравилось лазить по деревьям. И всякий раз,
как они проходили по аллее, он начинал вырываться
из рук директора и хныкать.
Мей теперь большую часть дня проводил в оди-
ночестве. Яс то гулял, то был в комнате с директором,
то играл с макаками в большой общей клетке. Не-
заметно было, что Мей скучает. Он лазил по сучьям,
сидел на гнезде, ел. Подолгу просиживал у решетки,
глядя на посетителей, толпившихся перед стеклами
павильона. Сколько бы народу ни толпилось перед
его помещением, как бы они ни размахивали ру-
ками—Мей не обращал на это никакого внимания.
Он не мог знать, что прозрачное стекло—преграда.
Но изо дня в день он видел людей за этим стеклом,
п ни разу никто из них не прикоснулся к решетке.
Этого было, очевидно, достаточно.
Только бананы могли несколько расшевелить ма-
лоподвижного Мея. Увидев банан, он поспешно сле-
зал с сука, подходил к решетке, протягивал руку.
А то большую часть дня он проводил в каком-то
полусонном состоянии. И даже теплые солнечные
дни не вносили оживления в жизнь большой клетки
павильона. А стоило пойти дождю—Мей поднимался
вверх, на сучья или в гнездо, закутывался в оде-
яло и часами сидел, даже не выглядывая.
200

Рядом с павильоном построили летнее помещение
для орангов. Это было высокое сооружение, обне-
сенное проволочной сеткой. Посредине его подни-
малось большое дерево. Съемный проволочный ко-
ридор служил для сообщения между павильоном
и этим помещением.
Сюда в теплые дни выпускали Мея. Он залезал на
дерево, лазил по сучьям, просовывал свою голову
меж зеленых листьев. Это было почти, как на Су-
матре.
В первый день Мей никак не хотел слезать с де-
рева. Наступил вечер, он наломал ветвей, устроил
на дереве гнездо и, повидимому, намеревался про-
вести там ночь. Оставить оранга на ночь на дереве
было никак нельзя. Ночи стояли прохладные, он
мог простудиться. Но и сманить Мея с дерева тоже
не удавалось. Мей не шел вниз. Ему показывали
бананы, яблоки,—он не двигался с места.
Тогда на дерево подняли несколько одеял, чтобы
Мею было чем укрыться ночью. Одеяла Мей втащил
в гнездо.
На следующий день Мей спустился с дерева—про-
голодался. Он сам прошел по коридору в павильон-
ов привык есть в клетке. Это явилось хорошим ука-
занием для директора. Теперь Мея выпускали гу-
лять только до обеда. Проголодавшись, он спускался
с дерева и шел в павильон.
В летнем помещении места было достаточно. Но
директор распорядился, чтобы сделали еще одно
помещение. В нем не было ни деревьев, ни суков,
только плотно утрамбованный песок. Сюда он пу-
стил Мея и Яса и здесь решил проделать с ними
еще один опыт.
Под потолком проволочного колпака директор под-
весил несколько бананов. Оранги увидели их. Они
201

всячески пытались добраться до бананов, но это
было невозможно. Бананы висели слишком высоко.
Вот тогда-то директор принес в клетку несколько
больших легких ящиков. Он поставил два ящика
друг на друга, взобрался на верхний и достал банан.
Мей и Яс следили за человеком...
Директор слез с ящиков, снял верхний, поставил
его рядом и отошел.
Яс взобрался на ящик, протянул руку—банан ви-
сел высоко, с одного ящика дотянуться до него было
202

нельзя. Яс тянулся изо всех сил, пробовал под-
прыгнуть—ничего у него не выходило.
Тут полез и Мей. Он тоже не мог дотянуться до
банана.
Директор внимательно следил за орангами.
Догадаются ли они взять второй ящик и положить
его на первый?
Оранги не догадались сделать это.
Тогда директор сам положил наверх второй ящик.
Яс полез и достал банан.
Немного погодя и Мей слазил за бананом.
Директор снял верхний ящик и поставил его ря-
дом. И опять Мей и Яс лазили по ящикам, тянулись
к бананам, но не могли догадаться поставить ящик
на ящик.
Так прошло несколько дней.
Каждый день директор показывал им, что нужно
сделать.
Каждый день оранги—видели.
И все же—они не «догадывались».
Наконец Мей поставил ящик на ящик. И сделав
так раз, он стал безошибочно повторять это. На-
учился устанавливать ящики и Яс. Теперь они даже не
пробовали достать банан, стоя на одном ящике. Ди-
ректор спустил банан пониже, его можно было до-
стать с одного ящика, но оранги притащили и второй.
Тогда директор подвесил банан еще выше. Двух
ящиков было мало.
Мей долго ходил около трех ящиков. Потом поста-
вил один на другой. Полез, протянул руку. Банап
висел у него над головой, но достать до него рукой
оранг не мог.
Директор показал Мею, как ставить третий ящик.
Он думал, что, научившись действовать с двумя
ящиками, оранг быстро поставит на место и третий.
203

Но нет! Мей не поставил третьего ящика.
Только через неделю Мей сделал это.
Ящики разбросали по клетке. Под бананом не
оставили ни одного. Оранги бродили попеску клетки,
смотрели на банан, смотрели на ящики. И... ничего
не делали.
— Неужели вы даже такого пустяка сообразить
не можете?—говорил им директор (он постоянно с ни-
ми разговаривал).—Ведь это так просто!
Увы! Это «простое» оказалось недоступным для
орангов.
Много дней бился директор, и всегда было одно
и то же.
Если ящики лежали под бананом все вместе—
оранги ставили их один на другой. Если же
ящики были разбросаны по клетке, оранги никак
не могли «сообразить», что их нужно собрать
вместе.
Это очень удивляло директора. Особенно потому,
что шимпанзе в таких случаях обычно догадывается,
что нужно сделать. Наконец ящики из клеток убра-
ли. Вместо них положили несколько палок. И опять
под потолком повесили банан.
Яс умел ходить с палкой. Показать ему, как до-
тянуться палкой до банана, было нетрудно. Уже
к вечеру второго дня Яс размахивал длинной пал-
кой, целился концом ее сбить банан. Директору при-
ходилось отходить к стороне—того и гляди, палка
опустится на его голову.
Научился орудовать палкой и Мей.
В один прекрасный день длинная палка исчезла.
На песке клетки лежали только короткие палки.
Правда, они были частями одной составной палки
и легко вкладывались одна в другую, но оранги
этого не знали. Яс и Мей долго искали длинную
204

палку. Они поочередно перепробовали все короткие,
пытаясь достать ими банан.
Подозвав к себе Яса, директор несколько раз по-
казал ему, как одно колено вкладывается в другое.
Показал это и Мею. Через несколько дней оранги
научились и этому.
Они вкладывали одно колено в другое. Получа-
лась достаточно длинная палка. Ею можно было до-
стать банан.
Но вот банан подняли еще выше. Палка не до-
ставала. Мей огляделся и заметил еще палку. Он
подошел к ней, повертел ее в руках, поднял.
Палка была совсем короткая.
Мей присел... Он долго вертел в руках две палки—
короткую и длинную. Так и этак прикладывал их
друг к другу...
Сходство длинной палки с короткой его заметно
привлекало. Судя по его сосредоточенному виду,
можно было подумать, что он напряженно обдумы-
вает свою задачу. На самом же деле он просто ты-
кал концом палки в конец другой. У каждой палки
на одном конце было отверстие для вставки, на дру-
гом—вставка. Нужно было, чтобы вставка пришлась
против отверстия. Тогда она входила в него. Но Мей
взял палки так, что у него пришлись вставка против
вставки. И сколько он ни прикладывал друг к другу
эти концы, ничего у него не получалось.
Мей раздраженно бросил короткую палку. Потя-
нулся длинной к банану, не достал, бросил и ее. По
его виду можно было подумать, что он рассердился
на палки. И действительно, Мей злился именно на
них. Он оставил палки, ушел и долго бродил вдоль
проволочной сетки.
Но банан соблазнял его. Он снова подошел к пал-
кам, поднял их, присел... Начал прикладывать их
205

одну к другой. Теперь у него сошлись два отверстия.
Опять ничего не выходило.
Мей вертел палки на разные лады. И вдруг—
неожиданно концы палок совпали. В руках Мея
была длинная-длинная палка. Он поднял ее, протя-
нул, сшиб банан.
Еще ряд упражнений, и через несколько дней
он легко собирал даже и четырехколенную палку.
Но всегда он действовал одинаково. Сначала брал
две палки и составлял их. Потом шел искать третью.
А после этого уже прилаживал к трехколенной
палке четвертое колено.
Директор очень гордился достигнутым успехом.
На то, как Мей собирал колена палки, он не обращал
особого внимания.
— Он сопоставил,—говорил директор.—Вот вам
доказательство—оранг способен к выводам...
— Ничуть!—возражал один из его знакомых.—
Оранг собрал только два колена. Два! Вот и все.
А собрал он их не в силу сопоставлений. Ведь вы же
сами показали ему, как это сделать. Он просто под-
ражает.
— А третье колено? А четвертое?
— Никакого третьего колена нет и не было.
— Как?
— Так! Собранная двухколенная палка была для
Мея только одним коленом. Третье—по вашему
счету—колено было вторым. А что одно колено
вдвое длиннее, разве это важно для Мея?
Директор указывал, что оранг составляет колена
сообразно расстоянию до банана. Но и тут он ока-
зался не совсем прав. Оранг составлял сначала два
колена. Если такой палки нехватало, он прибавлял
третье. Мало оказывалось и такой, шло в дело чет-
вертое. Ни разу не видал директор, чтоб оранг, изме-
2С6 S

рив глазом расстояние между собой и бананом, сразу
составил три или четыре колена.
Он всегда начинал с двух колен.
Волей-неволей директору пришлось согласиться
с доводами знакомого. И снова: оранг не строит вы-
водов, у него нет той «логики», которую так упорно
и горячо искал у него директор.
7
Прошло два года, как оранги попали в зоопарк.
Эти два года дали мало нового директору.
Яс не обнаруживал никаких особых «способно-
стей», и дальше того, чего директор добился от него
на первом году, дело не шло.
Мей привык к человеку, сталшочти «ручным». Но...
Мей очень беспокоил директора. Он становился
все менее подвижным, терял аппетит, казался сов-
сем больным. И в то же время—он ничем не болел.
Созвали медиков. Тут были и ветеринары и обыч-
ные врачи. Мея всячески исследовали, наблюдали,
делали разнообразные анализы. Но никакой бо-
лезни у него так и не нашли.
— Он просто стареет,—сказал один из врачей.—
А чуждая ему обстановка, наш климат, сама неволя
наконец — все это ускоряет одряхление организма.
— Старость не вылечишь,—уныло сказал дирек-
тор.
— Почему же? А омоложение?
Директор задумался. Он очень дорожил Меем и
всячески старался продлить его жизнь. Человеко-
образные обезьяны плохо переносят неволю, осо-
бенно в северных странах. Проживет оранг или шим-
панзе несколько лет в клетке—хорошо, большего и
207

ждать нельзя. Мей не исключение. И он должен
умереть, не столько от старости (он был вовсе уж не
так стар), сколько от неволи.
И в то же время операция омоложения как-то сму-
щала директора. Смущала главным образом своей
неожиданностью—он никогда не думал об этом
раньше.
Врачу очень хотелось испробовать эту операцию
на оранге. Он делал такие операции крысам, соба-
кам и другим животным, делал людям, но «омоло-
дить» человекообразную обезьяну ему еще не при-
ходилось. И поэтому-то он уговаривал директора
согласиться на операцию.
Врач несколько раз приезжал в зоопарк и разго-
варивал с директором, стараясь убедить его.
— Вы ничем не рискуете. Умереть от операции—
он не умрет, а удастся—проживет еще год-другой.
А так он долго не протянет...
И в конце концов директор согласился. Но по
особой причине. Врач сумел уловить слабую струнку
директора.
— Вы сможете потом изучить поведение омоло-
женного оранга. Разве это не интересно?
— Я согласен,—позвонил через час по телефону
директор.—Приезжайте.
Операция омоложения занимает всего несколько
минут. У молодого животного вырезают один из се-
менников (если имеют дело с самцом) и переносят его
в тело старика. Вот и все. Деятельность молодого
семенника приводит к тому, что в старом теле уси-
ливается обмен веществ, повышается жизненность.
Старый организм, который до операции плелся,
словно усталая лошадь, после этой операции под-
бадривается и—словно получившая удар кнута ло-
шадь—пускается «рысцой».
2С8

Понятно, такой операцией не заменишь разру-
шенных клеток мозга, не заменишь изношенного
сердца, не исправишь всего того, что так или иначе
разрушено в теле за его долгую жизнь. Но «подстег-
нутый» операцией организм начинает работать с боль-
шим напряжением и на некоторое время становится
как бы «более молодым». А потом — наступает «вто-
рая старость». Загнанная лошадь бежит некоторое
время под ударами кнута, потом падает. Так и орга-
низм. Внезапно он начинает опять дряхлеть, дрях-
леет с катастрофической быстротой. Вторая ста-
рость не тянется много лет. Она коротка, а за ней—
смерть.
Операция омоложения не сложна. Но на оранге
ее проделать труднее, чем на человеке. Ведь оранга
не уговоришь, что это для его пользы. Он будет вы-
рываться... Привязывать Мея директор не хотел,
да и трудно было сделать это. Оставался—наркоз.
Молодой семенник решили взять у павиана-манд-
рила. Он жил в зоопарке уже второй год, был совсем
ручной. С ним справиться было нетрудно.
Местом для операции выбрали ту самую комнатку,
в которой директор работал с Ясом. Тут же Мей
должен был провести и несколько первых дней после
операции.
Наступил день операции.
Еще накануне Мея начали готовить к ней. Ему
дали слабительного, чтобы наркоз не вызвал силь-
ной рвоты. По той же причине его не кормили в день
операции.
Голодный Мей сидел у решетки и поглядывал .по
сторонам—ждал еды. К клетке подошел директор.
Мей протянул ему руку, выпятил губы—ему очень
хотелось есть. Но директор ничего не дал ему.
Он прошел мимо клетки и исчез. Оранг долго смот-
14 Оран*	209

рел ему вслед и ждал. Потом появились два служи-
теля. Они принесли переносную клетку и устано-
вили ее около дверок клетки Мея. И снова вошел
директор. На этот раз он держал в руке банан. Оранг
заторопился, полез вдоль решетки к директору.
Когда Мей подошел к дверке клетки—директор
стоял именно там,—она оказалась открыта. Но вы-
хода не было—ход из дверки вел в другую клетку.
Директор подманил оранга бананом к самой дверке
и спрятал банан. Мей растерянно огляделся. Банана
не было, но директор показывал ему рукой на дверку.
Мей взглянул и увидел в глубине переносной клетки
банан.
Голод говорил свое. Но Мей не пошел сразу в ма-
ленькую клетку. Что-то остановило его. Он редко
попадал в переносную клетку, но всякий раз это
было связано с чем-нибудь неприятным. Боязнь
клетки у него была прочна. Он замер у дверки и не
шел дальше.
Прошло несколько минут. Директор стоял около
дверки и звал оранга. Банан попрежнему виднелся
в глубине клетки. Тогда Мей пустился на хитрость.
Он присел на полу около дверки и протянул руку.
Старался дотянуться до банана, не входя в пере-
носную клетку. Банан был далеко, достать его не
удавалось.
Мей лег. Лежа, он вытянул руки во всю длину—и
все же не достал банана.
Мей помедлил еще, походил около дверки, присел
еще раз... Наконец вошел. И только он протянул
руку к банану, 1фк тот исчез. Директор дернул за
веревочку и вытащил привязанный к ней банан из
клетки. Одновременно стукнула дверка. Мей был
заперт. Он заворочался в клетке, но не успел опом-
ниться, как клетку приподняли и понесли.
210

Мей заволновался, но клетка уже стояла на полу.
Кругом были белые стены.
К клетке подошла белая фигура врача.
Шипенье, раздавшееся около клетки, только на
миг смутило Мея. Он огляделся—никто не шеве-
лился. Звук был тих и однообразен, в нем не было
свистящих нот змеиного шипенья. И Мей спокойно
сидел в клетке, поглядывая на белое облачко, навис-
шее над склянкой пульверизатора.
Небольшая комнатка наполнилась приторно-слад-
ким запахом. Мей втянул в себя воздух раз, другой...
Запах был незнаком... Он заворочался в клетке,
приподнялся, повернул голову в сторону человека...
Голова оранга тяжелела, запах одновременно и
притягивал и отталкивал его... Он дышал реже и
реже... Потом глаза закрылись, голова опустилась...
Мей присел на дно клетки... Заснул...
Его вынули из клетки и положили на стол. Маска
со смесью хлороформа и эфира закрыла лицо. На
руки и ноги надели'мягкие кожаные браслеты —
Мея, на всякий случай, привязали к столу.
А пока'надевали браслеты, врач быстро выбрил
небольшой участок кожи Мея, протер его спиртом,
смазал иодом...
— Готово!—сказал он, оглянувшись.
Вошедший в комнату директор протянул ему
стеклянную чашечку с кроваво-красным комочком.
Это был семенник, только что вырезанный у манд-
рила. Сам мандрил находился в соседнем помеще-
нии, с ним уже было все покончено.
Врач наклонился над орангом. ^Быстро сделал
разрез, отогнул кожу, развел края ранки...
Через несколько минут он протянул руку за иглой.
Еще две-три минуты, и белые бинты прикрыли место
разреза.
14*	211

Операция была окончена.
— Просыпайся, Мей!—сказал директор, снимая
с оранга маску.
Но Мей не хотел просыпаться. Он лежал на столе
и крепко спал.
Его сняли со стола, перенесли на приготовленную
в углу комнаты постель—небольшой матрасик, поло-
женный на пол. Прикрыли одеялом. Стол вынесли...
Прошло около часа. Мей зашевелился, открыл
глаза...
Он явно не разбирался в окружающем, был в по-
лусознании. Поводя кругом глазами, Мей присмат-
ривался к незнакомой обстановке, увидел незнако-
мое лицо, на миг уставился на него, потом отвер-
нулся.
Закрыл глаза и снова задремал.
Мей дремал почти до вечера. И все время около
него сидели врач и директор—оранг был интерес-
ным пациентом.
На следующее утро Мей проснулся, как ни в чем
не бывало. И первое, что он сделал, это—попытался
сорвать повязку. Она явно смущала его. Он смот-
рел на нее, весь согнувшись, трогал пальцами... По-
том потянул... Оторвал ниточку от бинта, понюхал.
Огранный запах заставил его сморщиться. Потом
он потянул опять...
— Мей! Нельзя... Нельзя...—уговаривал его ди-
ректор.
Мей продолжал тянуть.
— Ничего,—сказал врач.—Разрез очень невелик.
Ранка маленькая. Лучше, если оц успокоится...
Мей понемногу растрепал весь бинт, стянул его
с ранки, пригнулся к ней. Что он увидел там—этого
никто не знает. Но он не стал ковырять ранку, не
стал водить по ней пальцами. Наоборот—он с за-
212

меткой осторожностью отнесся к пораненному ме-
сту. И немного погодя кое-как прикрыл ранку бин-
том.
Мей был еще слаб, и все же директор сел не совсем
рядом с ним. Но теперь, видя, что оранг спокоен,
директор придвинул свой стул к матрасику, на кото-
ром сидел Мей. Оранг не шевельнулся, но когда ди-
ректор протянул руку к его ранке, он насторожился,
прикрыл ранку рукой и выжидающе уставился на
директора. Директор продолжал придвигать руку
к ранке. Тогда Мей заворочался, привстал, повер-
нулся к директору спиной.
Директор вынул из кармана банан и позвал Мея.
Оранг видел банан, протянул руку. Подавая ему
одной рукой банан, директор другой рукой тянулся
к ранке. И Мей не замечал этого... А когда директор
начал осторожно приводить в порядок сдвинутую
повязку, Мей только взглянул и занялся бананом.
— Тихо... Тихо... Не шевелись; Мей,—говорил
директор, проворно поправляя повязку.
Мея удалось перебинтовать. И он не ворчал, а
только поглядывал на директора, поглядывал на
врача. А когда директор отошел от него, Мей тотчас
же пригнулся, осмотрел бинт, ощупал его. И боль-
ше — не трогал.
С мандрилом возни было больше. Боялись, что
у него будет кровотечение, а потому забинтовали
его так, что первые дни он не мог шевельнуться.
Весь спеленутый, мандрил пролежал два дня. Он
Испуганно поблескивал глазами, жалобно стонал.
Ему не было больно, но он очень напугался. Он не
мог двинуть ни рукой, ни ногой и уставал лежать
весь день. Правда, он лежал на мягком матраце,
его переворачивали с боку на бок помногу раз в день.
Но это мало облегчало мандрила—подвижную обезь-
213

яну сильно тяготила эта вынужденная неподвиж-
ность.
Прошло с неделю.
Ранка Мея затянулась. Он окреп и поправился.
Его перевели обратно в павильон. Снова он лазил по
сукам, снова сидел около решетки, снова на ночь
лез в гнездо и закутывался одеялом.
Об операции напоминало только одно—маленький
выбритый кусочек кожи. Он покрылся коротенькими
волосами, но среди длинной шерсти казался плешью.
Директор ждал. Ждал врач.
Шли недели, месяцы. Жизнь зоопарка, ровная
и размеренная, текла своим чередом. Мало что на-
рушало эту жизнь. Разве только привезут новых
животных, умрет кто из старых. Но это входило
в круг жизни зоопарка, а потому было мало за-
метно.
Лето уже перевалило за середину. Все открытые
поляны и загоны зоопарка кишели зверями и пти-
цами..
Искусственные болота пестрели аистами, цаплями,
каравайками и колпицами. Розовые фламинго яркими
пятнами сверкали в лучах солнца, а на берегу пруда
дремали огромные неуклюжие пеликаны.
Утки покрывали и пруды и воду болот, перелетали
с пруда на пруд, громко щелкотали клювами в при-
брежной тине.
Грелись на солнце морские львы, сыпал себе на
спину сенную Tpyxv и песок слон—прикрывался от
мух. А попугаи кричали на все голоса, лазая по су-*
кам и жердям наружных вольер.
Мей заметно поправлялся. Он становился все
подвижнее и подвижнее, он больше и охотнее ел,
стал заметно оживленнее. Он лазил теперь по сучьям
не меньше Яса. Все это можно было, пожалуй, припи-
214

сать просто летнему теплу. Но шерсть Мея, заметно
поредевшая за последний год, стала густеть. Его бо-
рода и усы снова расчесанными прядями свисали
вниз, а в глазах появился блеск, которого давно уже
в них не было.
— Он молодеет,—говорил врач.
Директор соглашался.
Снова появились в наружной клетке ящики и полки.
Снова Мей ставил ящик на ящик и тянулся к ба-
нану. Снова, присев, вертел в руках палки и из ко-
ротких составлял длинные. Но ничего нового в по-
ведении оранга директор не замечал. Правда, Мей
делал все это быстрее, чем год назад, но не лучше,
чем два года назад, когда директор только что начал
с ним работать.
И если оранг заметно поздоровел и «повеселел»,
то никаких новых «способностей» он не обнаруживал.
Впрочем, вскоре появилось и кое-что «новое».
Когда-то раньше директор показывал Мею зер-
кало. Мей отнесся тогда к своему отражению очень
спокойно. Но теперь он свирепел при виде своей фи-
зиономии в зеркале. Он бросался на зеркало, пы-
тался схватить «оранга», начинал ворчать и скалить
зубы... Он явно возбуждался при виде отражения.
Директор принес несколько больших кусков кар-
тона. На одном был нарисован в натуральную ве-
личину шимпанзе, на другом—оранг-самец.
Мей только покосился на рисунок шимпанзе, но
изображение оранга тотчас же привлекло его. Он
поглядел, оттопырил губы, обнажил клыки, напряг-
ся и... бросился вперед.
Картон упал.
Мей навалился на него, пытаясь охватить руками
изображение, злобно ворчал, пробовал кусать ри-
сунок.
215

— Он видел в нем соперника, — решил директор.
Мей вообще стал теперь более раздражительным,
чем раньше. Снова появилась злобность, снова он
ворчал и скалил зубы, снова просовывал пальцы
сквозь решетку. Это был теперь уже не тот Мей,
который полгода назад уныло сидел на суку, изредка
поглядывая вниз из-под свисавшего с него одеяла.
Директор придумал еще один опыт...
Однажды утром, когда Мей слез с гнезда и спустил-
ся вниз, он вдруг остановился и замер. Там, впереди,
около решетки, виднелась — самка. Характерное
безбородое лицо глядело из-за сучьев прямо на Мея.
Оно было неподвижно, самка не шевелилась. Но это
была самка. Ошибиться Мей не мог.
Он осторожно двинулся вперед. Обошел клетку
вдоль решетки, подошел ближе... Самка не шевель-
нулась...
Мей тихонько заворчал. Это было совсем особое
ворчанье — в нем не было злобы или угрозы, не
слышалось предупреждения. Мей ворчал тихо и при-
зывно.
Самка не шевелилась. Она неподвижно сидела на
суку, выставив из-за веток свою голову. И — гляде-
ла на Мея...
Мей подошел совсем близко. Ни звука, ни дви-
жения.
Он остановился.
Неподвижность самки смущала его. Но стремление
к самке пересилило осторожность, победило смуще-
ние. Мей шагнул, протянул руку, попытался схва-
тить... Рука уперлась в гладкую поверхность.
Мей схватил еще раз — пальцы скользнули. Они
прошли по шерсти самки, но ничего не захватили.
Самка была здесь, напротив, рядом. Но схватить
ее оранг не мог.
216

Он бросился к самке... Что-то стукнуло, самка
исчезла. Мей не удержался на ногах и упал. И ког-
да поднялся и взглянул вниз, то увидел, что на пес-
ке лежит все та же самка. И опять она была непод-
вижна.
Мей схватил кусок картона, поднял его, бросил...
Картон перевернулся, самка исчезла.
Оранг оглянулся — самки не было. Он перевер-
нул картон, подбросил его.
Искал самку... Свирепел все больше и больше.
Самка спряталась, и самец не мог найти ее...
Снова увидел Мей на картоне самку, снова попы-
тался ее схватить, и опять руки упирались в картон.
С громким пыхтеньем оранг возился с куском кар-
тона. Рванул край, разорвал картонный лист...
Мей изорвал весь картон — самки не было. Она
исчезла.
Он разбросал обрывки, искал самку под каждым
кусочком. Полез по сучьям, обшарил всю клетку.
Залазил по решетке, заглядывал в проходы павиль-
она— искал самку там...
Опыт директора испортил все дело.
Теперь Мей только и занимался тем, что искал
самку. Он лазил по клетке, пытался выбраться на-
ружу, дергал и гнул решетку. Мей старательно искал
выхода из клетки.
И как раз в это время в клетке Мея испортилась
ванна. Нужно было починить ее, и Мея перевели в
соседнюю клетку. Сидя в этой клетке, Мей видел,
как в его старой клетке работали люди. Он смотрел,
на них, следил за их движениями.
И вот однажды он увидел, как человек открыл
задвижку, отворил дверку и вошел в клетку.
Мей не сразу разобрался в виденном. Но, должно
быть, где-то в глубине его «сознания» явилась нуж-
217

ная связь. Часа через два он спустился с сука. Он
шел, как будто зная, куда и зачем он идет. Подошел
к дверке, протянул руку, попробовал просунуть
руку сквозь решетку... Вся рука не пролезала,—
решетка была частая. Мей просунул у края дверки
два пальца и начал шарить ими — искал задвижки.
Задвижка была ниже...
Мей вытащил пальцы, снова сунул их в решетку,
снова начал шарить. Он шарил то тут, то там, то
выше, то ниже.
Около часа он провозился у дверки, прежде
чем натолкнулся на задвижку. Ему было очень не-
легко ухватиться за нее пальцами — они скользи-
ли, срывались.
Наконец ухватился, потянул...
Дверка открылась.
Мей вылез наружу. Вышел в коридорчик, оглядел-
ся. В нем никого не было.
Яс поглядывал на Мея из своей клетки, протянул
к нему руку. Мей не остановился около Яса, а пошел
дальше. Он шел, оглядываясь, заглядывая во все
закоулки — искал самку.
Подошел к выходу из павильона, толкнул дверь,
она была полуоткрыта, оказался в промежутке двух
дверей. Завозился там, прихлопнул внутреннюю
дверь. Застрял в тесном промежутке...
Новый толчок — наружная дверь подалась.
Мей вышел из павильона, огляделся и пошел к
ближайшему дереву...
Громкий крик: «Смотрите! Оранг на дереве!», и
через несколько минут весь зоопарк знал, что Мей
на свободе.
Около павильона столпился народ, кричали, шу-
мели, размахивали зонтиками.
218

— Удалить всех посетителей из зоопарка! — рас-
порядился директор.
Мей сидел высоко на дереве и поглядывал вниз.
Он, очевидно, и не собирался спускаться.
Был конец октября.
Мелкий дождь сыпался из мутных туч. Оставить
оранга на несколько часов на дереве значило риско-
вать его здоровьем. И директор не стал дожидаться,
пока Мею захочется слезть. Он велел снять его с
дерева.
— В крайнем случае набросим сеть, — решил он.
Несколько человек притащили огромную лестницу.
Но как только ее приставили к дереву — Мей полез
по сукам. Он легко перескочил на соседнее дерево,
прошел по нему...	х
С дерева на дерево перелезал Мей. Добрался до
края куртины, полез вдоль аллеи. Аллеи упирались
в большое открытое помещение для хищников.
Мей увидал несколько волков, которые, задрав
кверху головы, следили за ним. Он заворчал... И
тотчас же снизу ему ответило ворчанье волков. По-
глядывая вниз, скаля зубы и громко ворча, Мей полез
по деревьям, росшим на краю волчьей поляны.
Волки бежали за ним, глядели кверху... Один из
них присел, поднял морду, протяжно завыл...
Мей бродил по деревьям зоопарка, а вдогонку за
ним спешили люди.
Тяжелую лестницу несколько раз протащили по
зоопарку. Мей нигде не останавливался. Он пере-
лезал с дерева на дерево и все время озирался.
Он искал... И в своих поисках он обращал на
людей внимание только тогда, когда они пытались
залезть на то дерево, где он был в данный момент.
Он не боялся людей, он только искал самку. А люди
думали, что он все время старается уйти от них.
219

Мея попробовали загнать на край аллеи — он не
пошел. Повернулся и снова полез вдоль аллеи.
Пробродив по зоопарку около двух часов, он
оказался опять вблизи павильона.
Надвигался вечер.
Стало еще холоднее, дождь усилился. Мей, мок-
рый и взъерошенный, забился в гущу голых вет-
вей, уселся там, прижался к стволу, съежился. Он
то прикрывал руками голову, то прижимал эти
руки к груди, засовывал кисти рук подмышки...
Он озяб... Снизу было видно, как он дрожал.
Около липы, на которой сидел Мей, положили не-
сколько одеял. Оранг сразу заметил их. Он начал
спускаться, поглядывая по сторонам. Людей близко
не было.
Мей спустился, слез на землю, подошел к одеялам,
протянул руку, схватил одно, потянулся за другим...
Оранг не заметил веревки, которая тянулась к
соседнему дереву. Не заметил сети, уложенной около
одеял.
Миг—и Мей, ворча, катался по земле, окутанный
сетью. Он так запутался, что не мог шевельнуть
руками. И катаясь, стараясь вырваться из сети, он
запутывался все больше и больше...
Его подхватили и унесли.
В клетке распутали сеть (пришлось разрезать ее
во многих местах), дали Мею несколько одеял. И
сейчас же принялись усиленно топить павильон.
Продрогший и намокший. Мей кутался в одеяла,
но ворчать не переставал.
На утро он сидел в гнезде, дрожал и кашлял. Он
сильно простудился.
Директор в течение нескольких дней то и дело на-
ведывался к нему с врачом — боялся, что у оранга
начнется воспаление легкого.
220

...К весне Мей стал снова малоподвижен. Он по-
терял аппетит, большую часть дней сидел в гнезде.
Волосы снова лезли у него целыми клоками, боро-
да поредела, усы начали вылезать.
Он старел прямо на глазах.
Скорчившись, он сидел на гнезде, поглядывая по-
тускневшими глазами на директора. Он не хотел
слезать с гнезда даже за бананом, и директор, встав
на лесенку, подавал ему банан прямо в гнездо.
После операции прошел год и два месяца.
В зоопарке снова было шумно и оживленно — при-
шла весна. Но тепло и солнце уже не оживили Мея.
Он попрежнему сидел на гнезде.
Однажды утром его нашли мертвым.
Когда Мея вскрыли, то никаких следов того се-
менника, который ему пересадили от мандрила, не
оказалось.
— Рассосался, — спокойно сказал врач. — Это
случается...

ДЛЯ ДЕТЕЙ СРЕДНЕГО ВОЗРАСТА
Отпечатано
в Первой Образцовой типографии
Огиза РСФСР треста .Полиграфкнига*
Москва, Валовая, 98.
Редактор Т. Радуцкая
Техн. ред. В. Смирнов
Тираж 9о тыс. ока.
Детгиз Лй 109. Индекс Д-7
Заказ ЛЙ 1736. Уполн. Главлита В-883О4
Формат бумаги 88X1 ИЧп д.
14 пвч. л. (9,69 авт. л.)
Сдано в набор 1IIV 1934 г.
Подписано к печати 71VI 1934 a.