/
Текст
Т. И. О Й 3 Е Р М А Н ИЗДАТЕЛЬСТВО СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МОСКВА-1962
ВВЕДЕНИЕ Создание диалектического и исторического материализма — великий научный подвиг К. Маркса и Ф. Энгельса. Осново¬ положники марксизма разработали высшую, качественно новую форму материалистического миропонимания, охватывающего в отличие от предшествующего материализма не только при¬ роду, но и общество. В. И. Ленин называет исторический мате¬ риализм величайшим завоеванием научной мысли, благодаря которому хаос и произвол, царившие во взглядах на историю и политику, сменились поразительно цельной и стройной науч¬ ной теорией, раскрывающей закономерность перехода от одной общественно-экономической формации к другой. Маркс и Энгельс слили воедино материализм и диалектику. В мировоззрении марксизма и теория, и метод в равной мере являются и материалистическими, и диалектическими, в силу чего само разграничение материализма и диалектики сохраняет главным образом историко-философское значение. Осново¬ положники марксизма покончили с традиционным противопо¬ ставлением философской теории так называемым положитель¬ ным наукам, с одной стороны, и практической деятельности (в особенности же революционной практике) — с другой, пре¬ вратив философию — диалектический и исторический материа¬ лизм — в орудие коммунистического преобразования общест¬ венной жизни. Это был революционный переворот в философии, отрицание философии в старом смысле слова, отрицание, не имевшее, однако, ничего общего с нигилистическим отречением от идейного наследства. «Не голое отрицание,— говорит В. И. Ленин,— не зряшное отрицание, не скептическое отрица¬ ние, колебание, сомнение характерно и существенно в диалек¬ 1* 3
тике,— которая, несомненно, содержит в себе элемент отрица¬ ния и притом как важнейший свой элемент, — нет, а отрицание как момент связи, как момент развития, с удержанием положи¬ тельного, т. е. без всяких колебаний, без всякой эклектики» 1. В свете этого замечательного определения положительного со¬ держания диалектического отрицания становится более понят¬ ным отношение марксизма к предшествующим учениям, явив¬ шимся его теоретическими источниками. Было бы грубой ошибкой, если бы мы стали противопостав¬ лять друг другу революционный переворот в философии и кри¬ тическое усвоение и переработку достижений предшествующей философии и общественной мысли вообще. Величие научного подвига Маркса и Энгельса как раз и заключалось в том, что они, глубоко осознав необходимость создания научной идеоло¬ гии рабочего класса, с позиций пролетарской партийности под¬ вергли критическому анализу теории своих предшественников, сопоставили их с историческими данными, оценили их с точки зрения опыта рабочего движения и создали теорию освободи¬ тельного движения пролетариата, возникновение которой отра¬ зило глубокие социально-экономические сдвиги в развитии ка¬ питалистического строя. Неотъемлемой составной частью научной социалистической идеологии является диалектический и исторический материа¬ лизм. Маркс и Энгельс творчески развивали диалектический и исторический материализм на протяжении всей своей жизни, обогащая его новыми выводами, конкретизируя ранее сформу¬ лированные положения. Однако основные, исходные положения марксистской философии были разработаны ими уже в 40-х го¬ дах XIX в., в период, обычно называемый периодом формиро¬ вания марксизма. В это время, как отмечал В. И. Ленин, фило¬ софские проблемы находились в центре внимания Маркса и Энгельса. Изучение процесса формирования философского учения марксизма — в высшей степени благодарная задача: мы как бы входим в творческую лабораторию гениальных творцов диалек¬ тического и исторического материализма и получаем конкрет¬ ное представление о генезисе основных положений марксист¬ ской философии. Прослеживая путь Маркса и Энгельса от идеализма и революционного демократизма к диалектическому и историческому материализму и научному коммунизму, мы глубже постигаем существо того революционного переворота в философии, который совершили основоположники марксизма. Энгельс говорил, что изучение истории философии является 1 В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 218—219. 4
школой теоретического мышления. Продолжая мысль Энгельса, можно сказать, что изучение процесса формирования филосо¬ фии марксизма представляет собой школу марксистского, диа¬ лектико-материалистического теоретического мышления. Таким образом, изучение истории возникновения марксистской фило¬ софии непосредственно способствует решению задачи, постав¬ ленной XXII съездом КПСС,— формированию научного миро¬ воззрения советских людей. Поэтому и исследование процесса возникновения и развития диалектического и исторического материализма, несмотря на то что речь идет о том, что проис¬ ходило свыше ста лет назад, составляет весьма актуальную задачу. В. И. Ленин придавал первостепенное значение исследова¬ нию развития марксизма вообще, формирования марксистской философии в частности. Такие труды В. И. Ленина, как «Карл Маркс», «Фридрих Энгельс», «Три источника и три составных части марксизма», «Исторические судьбы учения Карла Маркса», имеют основополагающее значение для изучения про¬ цесса возникновения и развития марксизма. В. И. Ленин опре¬ делил основные этапы формирования философии марксизма, дал классическую характеристику значительной части ранних произведений Маркса и Энгельса. И хотя некоторые ранние работы Маркса и Энгельса были впервые опубликованы после 1924 г. («Экономическо-философские рукописи 1844 года», «К критике гегелевской философии права», статьи Энгельса против Шеллинга и т. д.), ленинская характеристика основных особенностей процесса формирования философии марксизма сохранила все свое принципиальное значение. Среди посвященных ранним произведениям Маркса и Энгельса работ, которые были созданы деятелями эпохи II Ин¬ тернационала, необходимо в первую очередь выделить иссле¬ дования Г. В. Плеханова и Ф. Меринга. В трудах Г. В. Плеха¬ нова («От идеализма к материализму», «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» и др.) показана объектив¬ ная необходимость возникновения марксизма, связь этого уче¬ ния с предшествующими философскими, экономическими и социалистическими теориями. Широко известна монография Ф. Меринга «Карл Маркс», второе русское издание которой вышло в 1957 г. За последние тридцать лет марксистская литература, посвя¬ щенная интересующему нас вопросу, обогатилась новыми цен¬ ными исследованиями. Еще в 30-х годах были опубликованы работы М. Б. Митина, П. Н. Федосеева и ряда других совет¬ ских философов, в которых подвергалось критике ревизио¬ нистское истолкование процесса формирования философии 5
марксизма 1. Этой интерпретации, сводившей формирование диалектического и исторического материализма к соединению гегелевской диалектики с материализмом Фейербаха, было противопоставлено научное понимание процесса возникновения философии марксизма, которое исходит из признания единства революционной марксистской теории с революционной практи¬ кой. В этой связи было показано, какое значение имел револю¬ ционный демократизм Маркса и Энгельса на первой стадии формирования марксизма, какую роль сыграл принцип проле¬ тарской партийности в последующем развитии воззрений основоположников марксизма. Следует, далее, отметить труды советских историков марксизма, в особенности известную широким кругам читате¬ лей монографию Е. А. Степановой «Фридрих Энгельс», книгу Е. П. Канделя «Маркс и Энгельс — организаторы Союза комму¬ нистов» и посмертно опубликованное исследование Д. И. Ро¬ зенберга «Очерки развития экономического учения Маркса и Энгельса в сороковые годы XIX века». Среди исследований, вышедших в свет за последние годы, необходимо в первую оче¬ редь указать труд французского марксиста О. Корню «Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Жизнь и деятельность», первые два тома которого вышли на русском языке соответственно в 1959 и 1961 гг., а также монографию М. В. Серебрякова «Фридрих Энгельс в молодости» (1958 г.). В первом томе своей работы О. Корню дает основательный анализ исторической обстановки в Германии накануне возник¬ новения марксизма, описание детских и юношеских лет Маркса и Энгельса, критическую характеристику идейных течений того времени, в особенности младогегельянства, в котором О. Корню, по существу впервые в марксистской литературе, выделяет раз¬ личные группировки, связанные с именами Э. Ганса, Б. Бауэра, А. Руге, М. Гесса, М. Штирнера. В этом же первом томе про¬ слеживается развитие воззрений Маркса и Энгельса; отдельные главы посвящены «Rheinische Zeitung», «Deutsch-Französische Jahrbücher» и другим важнейшим вехам этого периода. Второй том работы О. Корню посвящен революционной деятельности и произведениям основоположников марксизма, относящимся к 1844—1845 гг. В предисловии к своей работе проф. Корню заявляет, что «она может иметь значение как собрание и частично как новое расположение и использование богатого материала, а также 1 М. Б. Митин, Боевые вопросы материалистической диалектики, М., 1936; П. Н. Федосеев, Философские взгляды молодого Энгельса, «Под знаменем марксизма» № 11, 1940. 6
как основа позднейшей биографии Маркса и Энгельса» 1. В дей¬ ствительности же труд О. Корню дает несравненно больше, чем обещает его автор. Мы находим в нем ряд новых моментов, характеризующих не только исторические условия возникнове¬ ния марксизма, отношение Маркса и Энгельса к утопическому социализму, к предшествующим философским и экономическим учениям первой половины XIX в., но и анализ философских идей основоположников научного коммунизма. Однако в целом работа О. Корню соответственно замыслу ее автора носит исто¬ рико-биографический характер; в ней сравнительно мало осве¬ щается формирование материалистической диалектики, фило¬ софского материализма, материалистического понимания истории. Монография М. В. Серебрякова также носит историко-био¬ графический характер. На основе большого фактического мате¬ риала, частично впервые используемого в советской марксист¬ ской литературе, М. В. Серебряков рисует перед читателем яркий, благородный образ молодого Энгельса. Проф. Серебря¬ ков рассматривает отношение Энгельса к младогегельянцам, его выступление против Шеллинга, поворот Энгельса к комму¬ низму, его статьи, опубликованные в «Deutsch-Französische Jahrbücher», и т. д. Однако и в этом исследовании формирова¬ ние марксистской диалектики и материалистического понима¬ ния природы и общества освещается недостаточно. Следует отметить, что изучение процесса формирования взглядов Маркса и Энгельса сопряжено со значительными трудностями, в особенности потому, что немало документов, которые позволили бы пролить дополнительный свет на про¬ цесс формирования философии марксизма, по всей вероятности, утеряно. Известно, как много дает для понимания философских воззрений молодого Маркса его знаменитое письмо к отцу. Естественно предположить, что другие письма Маркса к отцу, которые не сохранились, были не менее содержательными. Мы располагаем письмами Б. Бауэра, К. Кёппена, М. Гесса, К. Гейнцена, О. Люнинга, Г. Криге, Г. Юнга, Г. Бюргерса, Л. Бернайса и многих других немецких деятелей 30—40-х годов 1 О. Корню, Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Жизнь и деятель¬ ность, т. 1, ИЛ, М., 1959, стр. 33. Необходимо отметить, что это иссле¬ дование проф. Корню существенно отличается от ранее опубликован¬ ных им работ на эту же тему (A. Cornu, Karl Marx. L’homme et l’oeuvre. De l’hégélianisme au matérialisme historique, Paris, 1934; A. Cornu, Moses Hess et la gauche hégélienne, Paris, 1934), в которых содержались серьезные, по нашему мнению, теоретические ошибки в освещении как философских, так и политических воззрений Маркса и Энгельса первой половины 40-х годов XIX в. 7
к Марксу, но письма самого Маркса, его ответы этим лицам, возможно, уже не будут найдены. Письма Энгельса к братьям Греберам являются незамени¬ мым источником для характеристики идейных исканий ге¬ ниального друга и соратника К. Маркса в 1838—1840 гг. Но других писем Энгельса, относящихся к интересующему нас периоду, к сожалению, почти не сохранилось. Уже в юности у Маркса выработалась привычка тщательно конспектировать изучаемые им произведения, делать обширные выписки из книг, сопровождать эти выписки своими коммента¬ риями. Но мы не располагаем марксовым конспектом «Фено¬ менологии духа», «Философии права», «Науки логики» Ге¬ геля, т. е. тех произведений, блестящее знание которых Маркс обнаруживает уже в начале сороковых годов. Подготовительные работы Маркса к диссертации (тетради по истории эпику¬ реизма, скептицизма и стоицизма) проливают яркий свет на его философские взгляды в период, непосредственно предшест¬ вующий его первым выступлениям в печати. Но другими ана¬ логичными подготовительными работами, т. е. конспектами, набросками и т. п., мы не располагаем. Мы знаем, как тща¬ тельно готовился Маркс к своей предполагавшейся преподава¬ тельской деятельности в Боннском университете. Однако, кроме кратких выписок Маркса из Аристотеля и Тренделенбурга других материалов, дающих представление о подготовке к чте¬ нию лекционного курса, почти не сохранилось. Нет у нас также и конспектов, набросков, черновиков молодого Энгельса, хотя из тех же писем к Греберам очевидно, что Энгельс обстоятельно штудировал «Философию истории» Гегеля, «Жизнь Иисуса» Д. Штрауса, труды Ф. Шлейермахера. Некоторые произведения, над которыми Маркс и Энгельс работали в 1837—1847 гг., но не опубликовали их по разным причинам, частично или даже полностью утеряны. Не удиви¬ тельно поэтому, что исследователю процесса формирования фи¬ лософии марксизма чрезвычайно трудно воспроизвести все звенья идейного развития Маркса и Энгельса. Иной раз может создаться впечатление, будто те или иные идеи, занимающие весьма важное место в системе воззрений Маркса и Энгельса, возникли у них, так сказать, вдруг, т. е. не были подготовлены их предшествующими исследованиями. В таком случае эти идеи, якобы внезапно осенившие их авторов, могут показаться случайными высказываниями, в то время как в действительно¬ сти они представляют собой итог большой интеллектуальной работы. Указывая на все эти трудности, встающие перед исследо¬ вателем процесса формирования философии марксизма, мы, 8
однако, вовсе не считаем их непреодолимыми. Изучение опу¬ бликованных произведений Маркса и Энгельса, сохранившихся писем и других материалов, а также трудов непосредственных предшественников и современников Маркса и Энгельса (в осо¬ бенности тех, на которых основоположники марксизма ссыла¬ ются, чьи заслуги они подчеркивают или с кем они полемизи¬ руют и т. д.), критический анализ исторической обстановки, идейных течений и борьбы между ними на протяжении всего изучаемого нами периода — все это позволяет воспроизвести действительный процесс формирования философских взглядов Маркса и Энгельса. В исторических по преимуществу исследо¬ ваниях О. Корню, М. В. Серебрякова, Г. Майера, Е. А. Степа¬ новой и ряда других авторов столь обстоятельно охарактеризо¬ вана историческая обстановка и интеллектуальная атмосфера периода формирования марксизма, что это дает возможность, учитывая результаты этих трудов, выдвинуть на первый план исследование процесса формирования диалектического и исто¬ рического материализма. Такого рода исследование представляет собой весьма актуальную задачу, так как философские и социологические концепции, против которых вели борьбу Маркс и Энгельс в 40-х годах XIX в., ныне возрождаются реакционными бур¬ жуазными идеологами и противопоставляются марксизму. Антикапиталистическая фразеология, псевдокритика капита¬ лизма с позиций реакционного романтизма в наше время стала одной из очень распространенных форм апологии капиталисти¬ ческого строя, ярким примером чего может служить социаль¬ ная доктрина католицизма, так же как и политическая демаго¬ гия фашистов. Критика, которой Маркс и Энгельс свыше ста лет тому назад подвергали Г. Гуго, Т. Карлейля и других представителей реакционного романтизма, убедительно опро¬ вергает и «новейшие» теории буржуазных идеологов. Правые социалисты и реформисты, окончательно изменив революционному делу рабочего класса, ныне пытаются проти¬ вопоставить научному коммунизму всякого рода идеалистиче¬ ские, по существу утопические, концепции социализма, отвер¬ гающие борьбу классов, необходимость социалистической революции и т. д. Стоит лишь приглядеться к этим оппортунисти¬ ческим теорийкам, выдаваемым за последнее слово науки и теоретическое обобщение нового исторического опыта, чтобы увидеть в них давно опровергнутые Марксом и Энгельсом идейки мелкобуржуазного социализма первой половины XIX в. Таким образом, труды Маркса и Энгельса, созданные в сере¬ дине 40-х годов XIX в., и по сей день представляют собой 9
грозное для врагов рабочего класса идейное оружие коммуни¬ стических партий. Эти труды не устарели; напротив, десятиле¬ тия, прошедшие со времени их написания, лишь еще больше выявили ту выдающуюся роль, которую они играют в идеоло¬ гической борьбе рабочего класса. А идеологическая борьба в настоящее время, как говорится в Программе КПСС,— важ¬ нейшая составная часть классовой борьбы пролетариата. В наши дни империалистическая реакция мобилизует все свои силы для борьбы против социалистического строя и его научной идеологии. Главным идейно-политическим оружием империалистической буржуазии является антикоммунизм. «Под этим черным знаменем объединились ныне все враги со¬ циального прогресса: финансовая олигархия и военщина, фа¬ шисты и реакционные клерикалы, колонизаторы и помещики, все идейные и политические пособники империалистической реакции» 1. Одной из «теоретических» основ политической де¬ магогии антикоммунизма является фальсификация марксист¬ ско-ленинской теории, и в частности противопоставление одних периодов развития марксизма другим, одной составной части марксизма другой, противопоставление Маркса Энгельсу, Ленина — основоположникам марксизма. Ныне одной из самых модных форм фальсификации марксизма стало противопостав¬ ление ранних произведений Маркса и Энгельса их последую¬ щим, зрелым, произведениям или же стирание существенного различия между теми и другими трудами. Не трудно понять, почему буржуазные критики марксизма (так же как и правые социалисты и ревизионисты) широко используют ранние произведения Маркса и Энгельса в качестве одного из главных отправных пунктов для фальсификации научного коммунизма 2. Известно, что Маркс и Энгельс не сразу стали материалистами и коммунистами, а тем более основоположниками диалектического материализма и научного коммунизма. В начале своей деятельности Маркс и Энгельс 1 «Программа Коммунистической партии Советского Союза», Госпо¬ литиздат, М., 1961, стр. 52. 2 Характерно в этом отношении признание западногерманского критика марксизма Д. Генриха, который пишет: «Возвращение к моло¬ дому Марксу это... требование марксистской оппозиции, направленное против Ленина.., это пароль Эрнста Блоха и его учеников, а также французских марксистов, находящихся вне партии, и многих польских, венгерских и югославских интеллигентов» (D. Henrich, Karl Marx als Schüler Hegels, «Universitätstage 1961. Marxismus-Leninismus. Geschichte und Gestalt», S. 7). Как и следовало ожидать, буржуазный критик, игнорируя непримиримую противоположность между сторонниками марксизма-ленинизма и врагами этого учения, называет марксистами всех тех, кто прикрывается именем Маркса. 10
выступают как идеалисты и революционные демократы, при¬ мыкая к левому крылу гегелевской школы. Затем, в опреде¬ ленной мере под влиянием Фейербаха, они отходят от идеа¬ лизма. Влияние фейербаховского материализма обнаружи¬ вается, например, в таком произведении основоположников марксизма, как «Святое семейство» (1845 г.), в котором Маркс и Энгельс уже выступают в основном как диалектические ма¬ териалисты и коммунисты. Оно еще более очевидно в «Эконо¬ мическо-философских рукописях 1844 года» Маркса, хотя и здесь по существу уже даны основные положения диалекти¬ ческого и исторического материализма и научного коммунизма. Окончательно это влияние преодолевается лишь в первых про¬ изведениях зрелого марксизма, к которым, как указывает В. И. Ленин, относятся «Нищета философии» и «Манифест Коммунистической партии». Эти факты всячески препарируются буржуазными фальси¬ фикаторами марксизма, которые громогласно провозглашают необходимость «нового» истолкования, фактически извращения марксизма путем «дополнения» его теми гегелевскими или фейербаховскими идеями, которые содержались в ранних ра¬ ботах Маркса и Энгельса и от которых основоположники мар¬ ксизма, естественно, затем отказались. Одни буржуазные и ревизионистские критики марксизма утверждают, что Маркс и Энгельс напрасно отказались от этих идей, якобы составляющих самое ценное в их произведениях. Другие заявляют, что основоположники марксизма фактически никогда не отказывались от этих идей, развитие которых можно-де проследить в «Капитале» Маркса и других трудах 1. Третьи пытаются доказать, что в ранних работах Маркса, осо¬ бенно в его «Экономическо-философских рукописях», развита совершенно своеобразная философская концепция, принци¬ пиально отличающаяся от того, что обычно называют диалекти¬ ческим и историческим материализмом, и на основании этого Маркс причисляется чуть ли не к основоположникам совре¬ менного иррационализма. 1 Католический «критик» марксизма П. Биго, например, утверж¬ дает, что «Капитал» Маркса представляет собой интерпретацию «Фено¬ менологии духа» Гегеля в понятиях политической экономии: «Фено¬ менология духа просто превращена в феноменологию труда, диалектика отчуждения человека — в диалектику отчуждения капитала, мета¬ физика абсолютного знания — в метафизику абсолютного коммунизма» (P. Bigo, Marxisme et humanisme, Paris, 1953, p. 34). Биго, как и дру¬ гим фальсификаторам марксизма, нет никакого дела до того, что уже в 1844 г. в «Экономическо-философских рукописях» Маркс подверг глубокой критике спекулятивно-идеалистическую методологию гегелев¬ ской «Феноменологии духа». 11
Реакционные буржуазные философы, откровенные против¬ ники диалектического и исторического материализма, объяв¬ ляют себя сторонниками раннего Маркса, провозглашают своей задачей «примирение» Маркса с реакционной буржуазной фи¬ лософией. Симптоматично в этом смысле заявление известного французского персоналиста Э. Мунье: «Предназначение бли¬ жайших лет состоит, несомненно, в том, чтобы примирить Маркса и Кьеркегора» 1. Если учесть, что датский религиозный мыслитель С. Кьеркегор является ближайшим предшественни¬ ком экзистенциализма и откровенным, воинствующим врагом революционного движения («Все мое дело,— писал Кьерке¬ гор,— защита существующего»), то классовый смысл этой про¬ поведи становится абсолютно очевидным. Враги марксизма-ленинизма стремятся выхолостить рево¬ люционное содержание учения Маркса и Энгельса, раздувая, абсолютизируя некоторые положения, содержащиеся в их ран¬ них произведениях. Так, например, они противопоставляют пролетарскому, научному коммунизму «реальный гуманизм», под флагом которого Маркс и Энгельс выступают в «Святом се¬ мействе», где они еще не называют себя коммунистами, хотя фактически являются таковыми. «Реальный гуманизм» изобра¬ жается, таким образом, как отрицание коммунизма, между тем как в действительности Маркс и Энгельс пользовались этим термином для обозначения своих по существу уже коммунисти¬ ческих воззрений. Или другой пример: элементы философского антропологизма, имеющиеся в ранних произведениях Маркса и Энгельса, провозглашаются наиболее ценным в учении мар¬ ксизма, а марксистская теория классовой борьбы, учение об исторической роли рабочего класса истолковываются как отказ от наиболее ценных идей молодого Маркса. Отсюда понятно заявление такого оголтелого идеолога антикоммунизма, как М. Г. Ланге: «Антропологизм молодого Маркса содержит поло¬ жения, которые отнюдь не устарели и сегодня» 2. С философско-антропологической точки зрения сущность че¬ ловека безотносительна к историческим условиям, независима от классовой структуры общества, общественного бытия. Глав¬ ное в человеке, согласно этой концепции, его общечеловеческие черты, половые, возрастные и т. п. особенности, якобы пол¬ ностью определяющие жизнь индивида. Такая концепция, по¬ скольку она сводит все социальные проблемы к антропологиче¬ ским (например, к вопросу о смертности человека), весьма вы¬ годна реакционерам. Удивительно ли, что идеологи современной 1 Е. Mounter, Introduction aux existentialismes, Paris, 1947, p. 90. 2 M. G. Lange, Marxismus, Leninismus, Stalinismus, Stuttgart, 1955, S. 33. 12
буржуазии пытаются «найти» эту концепцию у Маркса и вы¬ дать ее за важнейшее содержание его учения? Несмотря на то что одни буржуазные критики Маркса раз¬ глагольствуют о противоречии между его ранними и последую¬ щими произведениями, а другие, напротив, доказывают, что эти произведения разных исторических периодов содержат одни и те же идеи,— и те и другие единодушны в одном, в самом главном: в изображении научного коммунизма в виде спеку¬ лятивной, по преимуществу гегельянской, концепции, весьма слабо связанной с конкретным исследованием и обобщением исторического опыта, экономических фактов и т. д. Конечно, приписывание Марксу гегельянства не является чем-то новым в истории буржуазной и ревизионистской борьбы против марксизма. Еще Э. Бернштейн упрекал основополож¬ ников марксизма в «некритическом» восприятии диалектики Гегеля. «Маркс и Энгельс,— утверждал вслед за Бернштейном чешский буржуазный профессор Т. Масарик,— не поняли, что диалектика Гегеля для них непригодна» Однако в прошлом буржуазные критики марксизма обычно не утверждали, что Маркс и Энгельс заимствовали у Гегеля не только диалектику, но и основные идеи своего коммунистического учения, критику капитализма и т. д. 2 Ныне же буржуазные и ревизионистские критики марксизма все чаще и чаще предпринимают попытки свести основное содержание научного коммунизма к гегелев¬ ской философии истории. Соответственно этому исторические, экономические и политические воззрения Маркса п Энгельса сплошь и рядом выдаются за особого рода интерпретацию спе¬ кулятивной концепции, почерпнутой у Гегеля. Типично в этом отношении безапелляционное заявление одного из видных про¬ пагандистов Ватикана, Дж. Ла Пира, который уверяет, что «коммунистическое учение о мире целиком основывается на геге¬ левской теории» 3. Получается, что Маркс, согласно этой интер¬ претации (вернее, фальсификации), не вышел за пределы гегелевской проблематики. Из того факта, что Маркс дал ответ на вопросы, поставленные Гегелем (а также французскими 1 Т. Масарик, Философские и социологические основания марксиз¬ ма, М., 1900, стр. 46. 2 Следует, правда, отметить, что одна из первых попыток истолко¬ вать содержание марксизма в духе философии истории Гегеля была сделана еще в 1911 г. Немецкий гегельянец И. Пленге писал: «Гегель продолжает жить в марксизме. Маркс, как и Гегель, рассматривает историю как историю общественного разума, который в своей науке сознает само себя и на высшей ступени осуществляется в обществен¬ ной организации» (J. Plenge, Marx und Hegel, Tübingen, 1911, S. 139— 140). 3 «The Philosophy of Communism», New York, 1952, p. 2. 13
утопическими социалистами и классиками буржуазной полити¬ ческой экономии, о чем обычно умалчивают буржуазные кри¬ тики марксизма), делается безосновательный вывод о принци¬ пиальном единстве содержания учений Маркса и Гегеля. Основной, антикоммунистический смысл этих концепций сво¬ дится к беспочвенным утверждениям, будто учение Маркса и Энгельса не выражает интересов пролетариата. Что же вынуждает буржуазных критиков марксизма, игно¬ рируя факты и обходя молчанием марксистскую критику ге¬ гелевского понимания истории, а также реакционных социаль¬ но-политических выводов Гегеля, разглагольствовать о принци¬ пиальном совпадении важнейших идей Маркса и Гегеля? Ответ на этот вопрос может быть только один: объективная логика классовой борьбы. Справедливости ради следует отметить, что не буржуазные «марксоведы», а именно ревизионисты изобрели софистическую концепцию, сводящую марксизм к гегелевской философии. Пер¬ вые шаги на этом пути были сделаны еще в 1923 г. Г. Лукачем, который писал: «Гегелевское — диалектическое — отождествле¬ ние (Ineinssetzung) мышления и бытия, понимание их един¬ ства как единства и целостности некоего процесса составляет также сущность историко-философской концепции историче¬ ского материализма» 1. В своих последующих работах Г. Лукач изображал Гегеля противником капитализма и провозвестни¬ ком необходимости перехода из «духовного животного царства» в царство духа, то бишь социализма. В истолковании Лукача автор «Феноменологии духа» оказался родоначальником теории товарного фетишизма и непосредственным предшественником научного коммунизма 2. Проф. Ж. Ипполит, работы которого о Гегеле получили ши¬ рокую известность, является одним из зачинателей особенно модного ныне среди всякого рода критиков марксизма истолко¬ 1 G. Lukács, Geschichte und Klassenbewusstsein, Berlin, 1923, S. 46. 2 Само собой разумеется, что Гегель не был критиком капитализма хотя бы уже потому, что он не видел коренных особенностей капита¬ лизма, отличающих его от других формаций, не видел присущих капи¬ тализму специфических противоречий. Гегель говорил лишь о противо¬ речиях между субъективной деятельностью людей и ее объективными результатами, между производителем и продуктом его труда и т. д. Эти противоречия, особенно резко выявляющиеся в эпоху капитализма, пре¬ одолеваются, согласно Гегелю, путем развития субстанции, становящей¬ ся субъектом, абсолютным духом. Правильно указывает в этой связи М. Ф. Овсянников: «Капиталистические противоречия у Гегеля тем са¬ мым снимаются и одновременно увековечиваются. Такого рода реакци¬ онная утопия возникла у Гегеля вследствие непонимания им преходя¬ щего характера капиталистических экономических отношений» (М. Ф. Овсянников, Философия Гегеля, Соцэкгиз, М., 1959, стр. 69). 14
вания научного коммунизма в духе гегелевской теории отчуж¬ дения. Ж. Ипполит утверждает: «Фундаментальная идея и как бы источник всей марксистской мысли — идея отчуждения, заим¬ ствованная у Гегеля и Фейербаха. Я полагаю, что исходя из этой идеи и определяя человеческое освобождение как актив¬ ную борьбу человека в ходе истории против всякого отчужде¬ ния его сущности, в какой бы форме оно ни выступало, можно лучше всего объяснить марксистскую философию в ее целост¬ ности и понять структуру главного труда Маркса «Капитал»» 1. Если Ж. Ипполит ставит своей задачей «объяснить» основ¬ ное содержание марксистской философии, то опирающийся на его концепцию редактор правосоциалистического журнала «La Revue socialiste» П. Боннель идет еще дальше: его цель — «объяснить» с помощью понятия отчуждения основное содер¬ жание научного коммунизма. В статье «Гегель и Маркс» он утверждает, что гегельянство имманентно присуще марксизму, ибо именно гегелевская философия истории и государства об¬ разует-де главное в учении Маркса, унаследовавшего от Гегеля «определенную основную концепцию человека и истории, кото¬ рую он никогда не ставил под сомнение» 2. Эта «основная кон¬ цепция» — концепция отчуждения. И Маркс, и Гегель, утвер¬ ждает Боннель, исходят из признания трагической ситуации: человек, общественная жизнь разорваны, изуродованы, проти¬ воречивы. Затушевывая коренную противоположность между материалистическими, коммунистическими воззрениями Маркса и идеалистическими, буржуазными, консервативными взгля¬ дами Гегеля, П. Боннель объявляет, что «Маркс унаследовал от Гегеля главную идею о том, что жизнь человека носит двой¬ ственный, внутренне надломленный, отчужденный характер до тех пор, пока история действительно не преодолевает этого от¬ чуждения и саморазорванности»; до этого времени собственно только и «продолжается история» 3. Не входя в рассмотрение этого тезиса, грубо искажающего материалистическое понима¬ ние истории и приписывающего Марксу нелепую идейку о пре¬ кращении всемирно-исторического процесса, отметим лишь, что П. Боннель повторяет аргументы клерикальных критиков марксизма, давно уже разоблаченных в марксистской лите¬ ратуре. Марксистско-ленинское исследование процесса формирова¬ ния философии марксизма необходимо также и для того, чтобы противопоставить лженаучным, враждебным марксизму кон¬ цепциям действительную картину становления диалектического 1 J. Hyppolite, Etudes sur Marx et Hegel, Paris, 1955, p. 147. 2 «La Revue socialiste» № 110, octobre 1957, p. 318—319. 3 Ibid. p. 321. 15
и исторического материализма. При этом, как совершенно пра¬ вильно указывает Р. Гароди, «в борьбе против ревизионизма необходимо точно определить место понятия отчуждения в тру¬ дах Маркса и различие его содержания у Маркса, с одной сто¬ роны, и у Гегеля и Фейербаха — с другой» 1. Не останавливаясь, далее, на вопросе об извращении учения Маркса в духе спекулятивного идеализма, подчеркнем лишь, что за последние десять — пятнадцать лет фальсификация науч¬ ной, социалистической идеологии стала еще более изощренной. В прошлом, в особенности до Октябрьской революции, буржуаз¬ ные критики марксизма и оппортунистические деятели II Ин¬ тернационала, как правило, утверждали, что Маркс и Энгельс не только не создавали какой-либо философии, но и отвергали ее необходимость. «Я рассматриваю марксизм,— писал, напри¬ мер, К. Каутский,— не как философское учение, а как эмпири¬ ческую науку, как особое понимание общества» 2. Тогда, в на¬ чале текущего столетия, никому еще не приходило в голову отрицать органическую связь марксизма с рабочим движением, с конкретными социальными фактами. Даже те критики исто¬ рического материализма, которые, вопреки очевидности, отри¬ цали материалистический характер марксистской социологии, обычно подчеркивали, что это учение потому-то и получило название исторического материализма, что оно враждебно вся¬ ким априористическим постулатам и конструкциям и твердо стоит на почве эмпирически констатируемых исторических фактов. Теперь критики марксизма обычно не говорят, что у Маркса и Энгельса не было своей философии. Гораздо чаще они утвер¬ ждают, что все марксистское учение состоит из одной только философии и вследствие этого представляет собой умозритель¬ ное построение. С этой точки зрения, «Капитал» Маркса, в ко¬ тором раньше противники марксизма не видели ничего другого, кроме экономического исследования, оказывается не столько экономическим, сколько философским трудом, интерпретирую¬ щим с помощью экономических фактов и терминов гегелевскую спекулятивную схему. Маркса превращают, таким образом, в чистого философа гегелевского толка. Так, католический кри¬ тик марксизма Ж. Кальвез заявляет, что «Капитал» Маркса следует рассматривать как преимущественно философский труд, поскольку-де вся его архитектоника определена понятием отчуждения, которое Маркс еще в юности своей воспринял у Гегеля. Правда, говорит Кальвез, в «Капитале» Маркса наряду 1 Р. Гароди, О понятии «отчуждение», см. «Вопросы философии» 8. 1959, стр. 68. 2 «Der Kampf», Heft 10, Wien, 1909, S. 452. 16
с «непосредственным влиянием» гегелевской «Феноменологии духа» обнаруживается также и конкурирующее влияние геге¬ левской «Логики», но оно проявляется лишь в теории стоимо¬ сти, излагаемой в первой главе этого труда 1. В данном случае Ж. Кальвез повторяет приведенные выше положения Ж. Иппо¬ лита, а также его тезис, высказанный в полемике с О. Корню. Маркс, заявил Ж. Ипполит, никогда не отказывался от своих юношеских философских воззрений: «Эти отправные позиции Маркса обнаруживаются в «Капитале», и лишь они позволяют хорошо понять значение всей теории стоимости [Маркса]» 2. Эволюция буржуазного и ревизионистского истолкования марксизма весьма примечательна. Она свидетельствует о том, что в борьбе между буржуазной и социалистической идеоло¬ гиями мировоззренческие, философские вопросы все более и более выступают на первый план. И это закономерно. Ныне историческая ситуация коренным образом изменилась. «Вели¬ кая Октябрьская социалистическая революция,— говорится в Программе КПСС,— открыла новую эру в истории человече¬ ства — эру крушения капитализма и утверждения коммунизма. Социализм восторжествовал в Стране Советов, одержал решаю¬ щие победы в странах народной демократии, стал практиче¬ ским делом сотен миллионов людей, знаменем революционного движения рабочего класса всего мира» 3. В наше время, когда социализм победил на значительной части земли и доказал свое превосходство над капитализмом, враги марксизма уже не мо¬ гут третировать научный социализм как беспочвенную, несбы¬ точную утопию. Теперь речь уже не может идти о том, возмо¬ жен ли, закономерен ли социализм; буржуазные идеологи стремятся теперь доказать, что никакое, в том числе и социа¬ листическое, преобразование общества не может преодолеть извечной дисгармонии человеческой жизни, трагизма смерти и т. п., вытекающего из самой человеческой природы. Они твер¬ дят о смысле истории, вернее, о том, что история не обладает каким-либо смыслом, об абсолютной относительности прогресса, об идеалах, которые по самой своей сути не могут быть ни¬ когда реализованы, и т. д. Выдвижение на первый план философских вопросов, по¬ пытки свести все содержание марксизма к одной лишь фило¬ софии — все это указывает на особую актуальность исследова¬ ния процесса формирования марксизма. 1 См. J.-Y Calvez, La pensée de Karl Marx, Paris, 1956, p. 319—321. 2 J. Hyppolite, De la structure du «Capital» et de quelques présupposi¬ tions philosophiques dans l’oeuvre de Marx, «Bulletin de la société frança¬ ise de philosophie» № 6, octobre—décembre 1948, p. 172. 3 «Программа Коммунистической партии Советского Союза», стр. 3. 2 Т. И. Ойзерман 17
За последние годы в зарубежной марксистской печати по¬ явился ряд исследований, разоблачающих буржуазную и реви¬ зионистскую фальсификацию ранних произведений Маркса и Энгельса. Здесь следует прежде всего назвать работы Р. Гароди, в особенности его сборник «Марксистский гуманизм», русский перевод которого был опубликован в 1959 г. Далее укажем на небольшой сборник полемических выступлений ряда француз¬ ских коммунистов — «Марксисты отвечают своим католическим критикам» (также переведенный на русский язык), статьи Г. Менде, вошедшие в сборник «Свобода и ответственность» 1, книгу Д. Бергнера и В. Яна «Крестовый поход евангелических академий против марксизма» 2. В советской литературе эти во¬ просы рассматривают Л. Н. Пажитнов в работе «У истоков революционного переворота в философии», Н. И. Лапин, А. П. Петрашик, К. Т. Кузнецов, В. А. Карпушин и другие авторы (в том числе и пишущий эти строки) в журнальных статьях и брошюрах. Однако всего этого, на наш взгляд, явно недостаточно. Необходимо противопоставить весьма многочис¬ ленным и объемистым буржуазным псевдоисследованиям не только отдельные статьи и брошюры, но и обстоятельные моно¬ графические исследования. Это тем более необходимо, что ранние труды Маркса и Энгельса, ставшие предметом бур¬ жуазной и ревизионистской фальсификации, представляют со¬ бой выдающиеся творения философской мысли. Недооценка этих трудов означала бы молчаливую уступку буржуазным фальсификаторам марксизма. Не может быть и речи о том, чтобы отдать на откуп буржуазным критикам ранние работы Маркса и Энгельса. Одной из важнейших задач исследований, посвящаемых формированию философии марксизма, должна быть марксистская оценка и анализ замечательного идейного богатства этих ранних трудов основоположников марксизма. Само собой разумеется, что эта оценка должна быть свободна от какой бы то ни было модернизации. Порою модернизация ранних трудов Маркса п Энгельса имеет место и в работах ис¬ следователей-марксистов. Она обычно заключается в том, что в этих ранних работах пытаются найти идеи, которых там еще нет, к которым основоположники марксизма пришли впослед¬ ствии. При этом зачастую не замечают в этих трудах Маркса и Энгельса таких идей, от которых они отказались в своих последующих трудах. Несмотря на благие намерения, такой подход к изучению формирования философии марксизма приво¬ дит к искажениям и ошибкам. Приведем несколько примеров. 1 G. Mende, Freiheit und Verantwortung. Kleine Essays, Berlin, 1958. 2 D. Bergner und W. Jahn, Der Kreuzzug der evangelischen Akademien gegen den Marxismus, Berlin, 1960. 18
B. М. Познер, характеризуя «Экономическо-философские рукописи 1844 года», утверждает, что в них дается «глубокий анализ закономерностей капиталистической экономики». Более того, «обстоятельно и детально,— пишет В. М. Познер,— Маркс исследует все стороны (курсив мой.— Т. О.) капиталистиче¬ ского производства и выносит беспощадный приговор капита¬ листической системе». А несколькими строками ниже В. М. Познер, вступая в противоречие с самим собой, пра¬ вильно замечает, что в этих рукописях «Маркс делает первые шаги к открытию общественных отношений производства» 1. О каком же анализе закономерностей капиталистической эко¬ номики, о каком обстоятельном и детальном исследовании всех сторон капиталистического производства может идти речь, если сделаны только первые шаги к открытию общественных отно¬ шений производства? Совершенно очевидно, что В. М. Познер находит в «Экономическо-философских рукописях» Маркса то, чего там еще нет, и, увы, не замечает того, что там действи¬ тельно имеется и является весьма характерным для данной стадии формирования марксизма. C. В. Николаев в статье «Возникновение диалектического материализма» говорит, что работы Маркса, опубликованные в «Рейнской газете»,— «поворотный пункт в развитии Маркса от идеализма к материализму, от демократизма к социа¬ лизму» 2. Между тем, как указывал В. И. Ленин, в этих рабо¬ тах лишь намечается переход от идеализма и революционного демократизма к материализму и коммунизму. Само собой разумеется, что необходимо отвергнуть не только модернизацию ранних произведений Маркса и Энгельса (это наиболее распространенный недостаток наших исследова¬ ний), но и противоположную ошибку. Историю нельзя ни ухуд¬ шить, ни улучшить. Лишь с этой точки зрения можно пра¬ вильно оценить ранние произведения Маркса и Энгельса, а эти произведения имеют не только историческое значение, в част¬ ности, потому, что в некоторых из них классически сформули¬ рованы исходные положения диалектического и исторического материализма и научного коммунизма. Необходимо поэтому точнее определить самое понятие «ранние произведения Маркса и Энгельса». Одни из них написаны с позиций идеа¬ лизма и революционного демократизма, другие свидетельствуют о переходе их авторов на позиции диалектического материа¬ 1 В. М. Познер, Формирование теоретических основ «Коммунисти¬ ческого манифеста» в ранних работах Маркса, «Известия Академии наук СССР», серия истории и философии, т. V, № 6, М., 1948, стр. 492, 493. 2 «Ученые записки», Саратовский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского, т. LX, Философия, 1957, стр. 11. 2* 19
лизма и научного коммунизма, третьи — о том, что этот пере¬ ход уже в основном совершился. Только учитывая эти разгра¬ ничения (конечно, относительные), только отказавшись от недифференцированного употребления понятия «ранние произ¬ ведения Маркса и Энгельса», можно до конца разоблачить бур¬ жуазную и ревизионистскую фальсификацию процесса фор¬ мирования марксизма и доказать, что одинаково лишено осно¬ вания как огульное противопоставление ранних работ Маркса и Энгельса их последующим, зрелым трудам, так и стирание существенного различия между теми и другими произведе¬ ниями. Марксистское исследование процесса формирования фило¬ софии марксизма должно противопоставить буржуазной и ре¬ визионистской фальсификации положительное решение вопро¬ сов, о которых идет речь. В первую очередь это относится к проблеме отчуждения, которая занимает, несомненно, значи¬ тельное место в ранних трудах Маркса и Энгельса. Необходимо вскрыть то специфическое содержание, которое вложили Маркс и Энгельс в это понятие, рассмотреть его развитие и переход от него к основным понятиям философии марксизма и науч¬ ного коммунизма. Поскольку основоположники марксизма приходят к диалек¬ тическому материализму и научному коммунизму от младо¬ гегельянского идеализма и революционного демократизма, не¬ обходимо исследовать процесс формирования у Маркса и Энгельса этих теоретических и политических воззрений, а не рассматривать их просто как нечто данное, как это зачастую имеет место в нашей литературе 1. Формирование марксизма есть непрерывная борьба Маркса и Энгельса сначала против либерально-буржуазной, затем против мелкобуржуазной идеологии, постоянное размежевание с временными идейными попутчиками. Внимание исследователя-марксиста должно быть поэтому привлечено не только к младогегельянству и «истин¬ ному социализму», но и к таким, почти не освещавшимся в марксистской литературе концепциям, как реакционно-роман¬ тическая философия истории, политическая теория буржуаз¬ ного радикализма и т. д. Сознавая сложность и многообразие задач, стоящих перед марксистом — исследователем процесса формирования диалек¬ тического и исторического материализма, мы были бы удовле¬ творены, если бы эта книга внесла свою скромную лепту в их разрешение. 1 На это правильно указывает А. П. Петрашик в статье «Путь мо¬ лодого Маркса к материализму и коммунизму», опубликованной в «Во¬ просах философии» № 3, 1958 г.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ОТ ИДЕАЛИЗМА И РЕВОЛЮЦИОННОГО ДЕМОКРАТИЗМА К ДИАЛЕКТИЧЕСКОМУ МАТЕРИАЛИЗМУ И НАУЧНОМУ КОММУНИЗМУ
Г л а в а п е р в а я ФОРМИРОВАНИЕ РЕВОЛЮЦИОННО- ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ ВОЗЗРЕНИЙ МАРКСА И ЭНГЕЛЬСА И ИХ ФИЛОСОФСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ 1О некоторых особенностях первого этапа формирования философии марксизма: идеализм и революционный демократизм Возникновение марксизма исторически связано с эпохой утверждения капиталистического способа производства и завершения буржуазно-демократических преобразова¬ ний в странах Западной Европы. Промышленный перево¬ рот, начало которого в Англии относится к концу XVIII в., в 30—40-х годах XIX в. захватывает Францию, Германию и другие западноевропейские страны; его необходи¬ мым результатом является возникновение крупной индустрии, фабричной системы и образование промышленного пролета¬ риата. Первые кризисы перепроизводства, стихийно возникаю¬ щие стачки и восстания рабочих, прогрессирующая классовая поляризация в капиталистическом обществе, антагонизм труда и капитала, первые политические выступления рабочего класса — таковы основные социально-экономические предпо¬ сылки возникновения марксизма. В рамках настоящей работы нет необходимости специально останавливаться на характеристике исторических условий возникновения марксизма, поскольку эти условия уже были предметом исследования советских и зарубежных истори¬ ков-марксистов. Наличие таких исследований позволяет нам 23
сосредоточить внимание на изучении процесса формирования диалектического и исторического материализма. Маркс и Энгельс создают свое великое учение, подвергая революционно-критической переработке все лучшее в пред¬ шествующем идейном наследстве, теоретически обобщая исто¬ рический опыт, опыт капиталистического развития и освободи¬ тельного движения рабочего класса в особенности. Эта громад¬ ная научно-исследовательская работа осуществляется Марксом и Энгельсом с определенных классовых, партийных позиций: вначале революционно-демократических и далее (что, конечно, имело решающее значение) пролетарских. Марксизм возникает в эпоху, «когда революционность буржуазной демократии уже умирала (в Европе), а революционность социалистического пролетариата еще не созрела» 1. Маркс и Энгельс первыми по¬ няли, что буржуазная демократия, во всяком случае в капи¬ талистически развитых странах, уже исчерпала себя, что лишь пролетариат является последовательным революционным бор¬ цом и за социализм, и за демократию. Они увидели в первых революционных выступлениях рабочего класса тенденцию пе¬ рерастания борьбы за демократию в борьбу за социализм. Основоположники марксизма, отмечает В. И. Ленин, «сдела¬ лись социалистами из демократов, и демократическое чувство ненависти к политическому произволу было в них чрезвычайно сильно» 2. В своих первых публицистических произведениях Маркс и Энгельс выступают как революционные демократы. В это время они являются сторонниками идеализма. Но не идеализма вообще, а определенной идеалистической теории — диалектиче¬ ского идеализма Гегеля, истолкованного в духе его левых про¬ должателей. К этим философским представителям буржуазного радикализма, к младогегельянцам, примыкают в начале своей научной и общественно-политической деятельности К. Маркс и Ф. Энгельс. Но и в это время они отличаются от левых ге¬ гельянцев, поскольку они выступают как революционные демо¬ краты, что находит свое отражение в постановке коренных философских вопросов. Буржуазные радикалы в конечном счете те же либералы. Последние, как указывает В. И. Ленин, «были и остаются идео¬ логами буржуазии, которая не может мириться с крепостниче¬ ством, но которая боится революции, боится движения масс, способного свергнуть монархию и уничтожить власть помещи¬ ков. Либералы ограничиваются поэтому «борьбой за реформы», 1 В. И. Ленин, Соч., т. 18, стр. 10. 2 В. И. Ленин, Соч., т. 2, стр. 12. 24
«борьбой за права», т. е. дележом власти между крепостниками и буржуазией» В отличие от либералов революционные демократы как идеологи широких трудящихся масс не боятся революционных методов осуществления буржуазно-демократических задач и, хотя они разделяют нередко массу иллюзий относительно по¬ следствий буржуазных преобразований, решительно отвергают путь реформ, компромиссов с реакционными феодальными си¬ лами, стремясь довести до конца буржуазную революцию. Среди ближайших предшественников К. Маркса и Ф. Энгельса наиболее выдающимся представителем революционно-демокра¬ тической идеологии в Германии был, несомненно, Георг Бюхнер. Совершенно очевидно, что младогегельянский идеализм и революционный демократизм следует рассматривать не только как результат предшествующего развития философской п об¬ щественно-политической мысли в Германии, но и как опреде¬ ленную ступень в идейном развитии Маркса и Энгельса. По¬ этому ближайшей задачей научного исследования процесса формирования философии марксизма должно быть изучение становления этих исходных теоретических и политических воз¬ зрений. Однако нельзя согласиться с теми исследователями, которые полагают, что существует несколько этапов идейного развития К. Маркса на пути к гегелевской философии и мла¬ догегельянству. Так, К. Беккер утверждает, что на первой сту¬ пени своего идейного развития Маркс «следует романтической философии» и конкретизирует ее в определенном направле¬ нии 2. Аналогичную точку зрения высказывает О. Корню, по мнению которого Маркс перешел «от просвещения к романтике и затем к гегельянству» 3. Если учесть то обстоятельство, что уже в 1837 г., т. е. в 19 лет, К. Маркс переходит на позиции диалектического идеализма, то такого рода дробная периодиза¬ ция его идейного развития, охватывающая главным образом пер¬ вые два студенческих года, представляется нам неоправданной. 1 В. И. Ленин, Соч., т. 17, стр. 96—97. 2 См. K. Bekker, Marx’ philosophische Entwicklung, sein Verhältnis zu Hegel, Zürich—New York, 1940, p. 130. 3 О. Корню, Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Жизнь и деятельность, т. 1, стр. 125. В другом месте О. Корню говорит еще об одной ступени в развитии Маркса на пути к гегельянству: «В своем духовном разви¬ тии, которое привело его к преодолению романтики, он (Маркс.— Т. О.), таким образом, не сразу пришел непосредственно к гегельянству, а сначала к переходному воззрению, одинаково далекому как от кан¬ товского и фихтевского идеализма, который стал для него слишком чуждым жизни, так и от гегелевской философии, которая представля¬ лась ему чересчур материалистической» (там же, стр. 116). 25
Ни школьные сочинения Маркса, ни другие, к сожалению, весьма немногочисленные материалы, относящиеся к 1835— 1837 гг., не дают оснований для характеристики мировоззрения Маркса этих лет то как просветительского, то как романтиче¬ ски-идеалистического. Правильнее в данном случае говорить о становлении мировоззрения вообще, имея в виду, с одной сто¬ роны, преодоление тех воззрений, которые навязывались юноше Марксу всей окружающей средой (семья, школа и т. п.), а с другой стороны, усвоение точки зрения диалектического идеа¬ лизма как по существу первой философской концепции, к ко¬ торой самостоятельно приходит юноша Маркс уже в конце первого года своей учебы в Берлинском университете 1. Этот же методологический подход нам представляется един¬ ственно правильным и при изучении становления философских воззрений Ф. Энгельса. 2 Гимназические сочинения К. Маркса. Традиционные воззрения, с которыми вскоре Маркс порывает. Размышления о призвании Первые документы, дающие представление об интеллек¬ туальном облике молодого Маркса, относятся к 1835 г. Они интересны прежде всего в том отношении, что выявляют тот круг идей, который навязывался Марксу всей непосредственно окружавшей его средой и от которого Маркс должен был отка¬ заться, как только он встал на путь самостоятельного духов¬ ного развития. На первый взгляд может показаться, что вся¬ кий более или менее обстоятельный анализ школьных сочине¬ ний юноши Маркса не имеет никакого отношения к задаче 1 Нельзя согласиться поэтому с О. М. Бакурадзе, который полагает, что уже в 1836 г., т. е. непосредственно по окончании гимназии, Маркс стал революционным демократом (см. О. М. Бакурадзе, К вопросу о фор¬ мировании философских взглядов К. Маркса, Тбилиси, 1956, стр. 15). Автор этой точки зрения не приводит никаких данных для ее под¬ тверждения. По-видимому, он не учитывает того, что революционно-де¬ мократические воззрения Маркса и Энгельса не были результатом сти¬ хийного процесса, а представляли собой определенный, сознательно до¬ стигнутый пункт идейного развития Маркса и Энгельса, уже тогда (в конце 30-х и начале 40-х годов) возвышавший их над их ближай¬ шими соратниками — младогегельянцами. 26
исследования процесса формирования философии марксизма. Однако это далеко не так, поскольку в них высказываются идеи, с которыми Маркс самым решительным образом порвал через два-три года. Итак, с чем порывал Маркс? Ответ на этот вопрос дает разбор его школьных сочинений. В сочинении по религии «Единение верующих с Христом по Евангелию от Иоанна» говорится о том, что лишь в обще¬ нии с Христом человек, как об этом свидетельствует вся исто¬ рия человечества, возвышается над своей ограниченностью, эгоизмом и становится способным к подлинно добродетельной жизни. Христианское вероучение здесь рассматривается, следо¬ вательно, как необходимая основа нравственности, которая не может найти опору в чувственных потребностях и влечениях индивида; последние уводят человека в сторону от добродетели. «Низменное стремление к земным благам вытесняет стремле¬ ние к познанию, тоска по истине заглушается ласкающим голо¬ сом лжи, и таким образом здесь стоит человек, единственное существо в природе, которое не выполнило своей цели, един¬ ственный член в целом мироздании, который недостоин бога, создавшего его» 1. Однако человеку в силу самой его природы свойственно влечение к добру, стремление к познанию, искание истины, тоска по высшему существу, о которой говорит «вели¬ чайший мудрец древности, божественный Платон» 2. Через «единение с Христом» эти благородные влечения и потребности побеждают греховные помыслы и поступки. «...Единение с Хри¬ стом состоит в самом тесном и живом общении с ним, в том, что мы всегда имеем его пред глазами и в сердце своем и, про¬ никнутые величайшей любовью к нему, обращаем в то же са¬ мое время сердце наше к нашим братьям, которых он теснее связал с нами, за которых он также принес себя в жертву» 3. Благодаря «единению с Христом», говорится далее в сочи¬ нении, моральное поведение становится радостной свободной деятельностью, в то время как в учении стоиков добродетель выглядит как «мрачное чудовище», отталкивающее человека. Христианское вероучение разрушает суровые представления о долге, свойственные языческим религиям, поскольку оно со¬ единяет долг с любовью. «Таким образом,— заключает Маркс,— единение с Христом дает радость, которую эпикуреец напрасно стал бы искать в своей поверхностной философии...» 4 Стоит обратить внимание на эту оценку эпикурейства, поскольку че¬ рез несколько лет Маркс специально начнет заниматься фило¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. I, 1928, стр. 422. 2 Там же. 3 Там же, стр. 424. 4 Там же, стр. 425. 27
софией Эпикура и придет к диаметрально противоположным выводам. Итак, гимназическое сочинение по религии излагает тради¬ ционные религиозные и нравственные представления проте¬ стантизма; оно выявляет симпатии юноши Маркса к идеалисту Платону и соответственно антипатии к материалистическому, атеистическому эпикурейству. Нет оснований полагать, что в своем сочинении гимназист Маркс просто излагает чуждые ему воззрения, нисколько не разделяя их. Но ясно также и то, что догматическая сторона христианского учения о единении ве¬ рующих с Христом по существу обойдена молчанием 1. Это указывает на то, что религиозные вопросы не занимают сколько-нибудь значительного места в духовной жизни моло¬ дого Маркса, так же как они не играли большой роли и в его семье. Гимназическое сочинение Маркса «Следует ли причислять принципат Августа к счастливейшим эпохам римской исто¬ рии?», пожалуй, не представляет такого интереса, как сочине¬ ние по религии. Однако и оно дает представление о тех взгля¬ дах, с которыми в последующие годы бесповоротно порвал мо¬ лодой Маркс. В сочинении говорится, что эпоха Августа при¬ надлежит к наиболее значительным и счастливым эпохам древ¬ неримской истории, несмотря на то что «совершенно исчезла свобода и даже видимость свободы, хотя учреждения и законы бывали изменяемы по приказанию принцепса и вся власть, прежде принадлежавшая народным трибунам, цензорам, кон¬ сулам, была захвачена одним человеком...» Правда, Август, со¬ средоточивший в своем лице все партии и должности, отличался благоразумием и кротостью, вследствие чего римляне «все-таки полагали, что правят они и что императорский титул есть только новое название для тех постов, которые прежде зани¬ мали трибуны или консулы, и не замечали, что у них отнята свобода» 2. 1 Отсюда понятен отзыв гимназического учителя на это сочинение: «Богатое мыслями, блестящее и сильное изложение, заслуживающее похвалы, хотя сущность единения, о котором идет речь, не указана, при¬ чина его затронута только с одной стороны, а необходимость его — недостаточно полно» (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. I, 1928, стр. 425). В этом сочинении Маркс говорит о христианстве главным образом как об определенной концепции нравственности, не касаясь евангельских легенд, не излагая их фантастического содержания. Немецкий марксист Г. Менде вполне прав, указывая, что в этом сочинении обозначается начало процесса освобождения от религии, завершившегося ко времени известного письма Маркса к отцу (см. Г. Менде, Путь Карла Маркса от революционного демократа к коммунисту, ИЛ, М., 1957, стр. 26, 27). 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. I, 1938, стр. 408. 28
В этой оценке принципата Августа мы не находим еще де¬ мократической ненависти к тирании и абсолютизму. Напротив, юноша Маркс утверждает: «...государственный строй, установ¬ ленный Августом, по моему мнению, наиболее соответствовал потребностям того времени, потому что при изнеженности, ис¬ чезновении простоты нравов и вследствие увеличения государ¬ ства император может лучше, чем свободная республика, обес¬ печить народу свободу» 1. Здесь, правда, говорится об обеспе¬ чении свободы гражданам как необходимой функции государственной власти. Однако в этом положении нет ника¬ кого указания на то, что свобода для народа не может быть обеспечена антидемократическими методами. По-видимому, в 1835 г. Маркс был еще далек от подобной постановки вопроса. Третье гимназическое сочинение Маркса — «Размышления юноши при выборе профессии», несомненно, представляет наи¬ больший интерес, так как оно непосредственно выявляет благо¬ родный духовный облик будущего великого вождя рабочего класса. Тема сочинения ближайшим образом относится к са¬ мому Марксу: он заканчивает гимназию и ставит перед собой вопрос о выборе профессии, о призвании, целью которого он считает не просто добывание средств к жизни, а развитие и совершенствование способностей человека для блага всего человечества. Человек, говорит Маркс, отличается от животного, в част¬ ности, тем, что ему предоставлена свобода выбора. В то время как животное движется в определенных границах своего су¬ ществования, заранее установленных внешними обстоятельст¬ вами, человек сам творит свою судьбу, выбирает дело своей жизни. Возможность и необходимость выбора (ибо нельзя не выбирать) — великое преимущество свободного человека над несвободным животным. Но выбор заключает в себе также и серьезную опасность: он может оказаться таким действием, ко¬ торое сделает человека несчастным или даже погубит его. Не¬ обходимо, следовательно, полностью осознать свою ответствен¬ ность перед самим собой и человечеством. Надо отбросить все посторонние соображения, мелкие страсти, тщеславие, с тем чтобы в спокойном, неторопливом сосредоточении решить во¬ прос о призвании. «Мы должны поэтому серьезно взвесить, действительно ли нас воодушевляет избранная профессия, одобряет ли ее наш внутренний голос, не было ли наше вооду¬ шевление заблуждением, не было ли то, что мы считали при¬ зывом божества, самообманом» 2. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. I, 1938, стр. 410. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, Госполитиздат, М., 1956, стр. 2. 29
Выбор профессии, с точки зрения юноши Маркса, предпо¬ лагает не только трезвую оценку собственных способностей, но вместе с тем и безусловную готовность отдать все свои силы служению человечеству, а следовательно, и готовность к жерт¬ вам и самоограничению. Стремление к совершенствованию, без которого не может быть истинного призвания, и служение благу человечества в сущности не противоречат друг другу: человек может приблизиться к совершенству, только работая для блага своих современников. Если же человек трудится только для себя, руководствуясь своими эгоистическими инте¬ ресами, он может, пожалуй, стать знаменитым ученым, вели¬ ким мудрецом, превосходным поэтом, но он никогда не станет истинно совершенным и великим человеком. Подлинное вели¬ чие неотделимо от благородства и человеколюбия. «Если мы,— заключает Маркс свое сочинение,— избрали профессию, в рам¬ ках которой мы больше всего можем трудиться для человече¬ ства, то мы не согнемся под ее бременем, потому что это — жертва во имя всех; тогда мы испытаем не жалкую, ограни¬ ченную, эгоистическую радость, а наше счастье будет принад¬ лежать миллионам, наши дела будут жить тогда тихой, но вечно действенной жизнью, а над нашим прахом прольются горячие слезы благородных людей» 1. Эти возвышенные и му¬ жественные слова семнадцатилетнего юноши в какой-то мере уже обрисовывают характерные черты гения Маркса, в них — правда, в весьма неопределенной, абстрактно гуманистической форме — обнаруживается стремление посвятить себя борьбе за счастье народа, в которой юноша Маркс видит долг человека и единственно возможное для него удовлетворение. Не приходится доказывать, что «Размышления юноши при выборе профессии» исходят из идеалистического представле¬ ния об обществе, индивиде и выборе профессии. Совершенно прав Г. Менде, указывающий, что в этом сочинении Маркс сто¬ ит на деистических, буржуазно-просветительских позициях 2, что вполне подтверждается, в частности, словами Маркса о том, что «человеку божество указало общую цель — облагородить человечество и самого себя, но оно предоставило ему самому изыскание тех средств, которыми он может достигнуть этой цели...» 3 И тем не менее в этом сочинении Маркс с удивитель¬ ной трезвостью и, можно сказать, реализмом отмечает: «...мы не всегда можем избрать ту профессию, к которой чувствуем призвание; наши отношения в обществе до известной степени 1 К. Маркс и Ф. Энгельсг Из ранних произведений, стр. 5. 2 См. Г. Менде, Путь Карла Маркса от революционного демократа к коммунисту, стр. 18. 3 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 1. 30
уже начинают устанавливаться еще до того, как мы в состоя¬ нии оказать на них определяющее воздействие» 1. Приводя эти слова, Ф. Меринг заявляет, что в них уже налицо зародыши будущих воззрений основоположника марксизма 2. На наш взгляд, такой вывод никак не подсказывается ни приведенной цитатой, ни всем содержанием ученического сочинения Мар¬ кса. Гораздо правильнее здесь предположить другое: влияние учения французских просветителей о зависимости человека от окружающей среды, под которой они понимали главным обра¬ зом политические условия, юридические установления, обычаи. Кроме того, молодой Маркс не мог не видеть, что сословные перегородки, существовавшие в тогдашней Пруссии и в других германских государствах, неизбежно ограничивали возмож¬ ность выбора профессии, конечно, для тех, кто не принадлежал к высшим сословиям. Таким образом, в этом замечании Марк¬ са, возможно, наряду с влиянием французского просвещения сказывается и самостоятельная критическая оценка немецкой действительности. Но все это весьма далеко от исторического материализма. Некоторые рассуждения Маркса в рассматриваемом сочине¬ нии напоминают Гегеля. «Животному, — говорится, например, в «Философской пропедевтике»,— не нужно никакого образо¬ вания, ибо оно уже от природы таково, каким оно должно быть. Оно только существо природы. Человек же должен привести к согласию обе стороны своего существа» 3. Впрочем, едва ли есть основание утверждать, что именно Гегель оказал в данном случае влияние на Маркса. Подобные мысли мы можем также найти у Гёте, Шиллера и других немецких просветителей; в них нет ничего специфически гегельянского. Существенней здесь другое: выдающийся интеллектуальный уровень и высо¬ кое моральное самосознание гимназиста Маркса. Было бы гру¬ бым искажением действительного содержания «Размышлений юноши при выборе профессии», если бы мы непосредственно связывали высказанные в нем отвлеченно-гуманистические идеи с последующими революционно-демократическими, а тем 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 3. 2 «Так уже в детском уме Маркса мелькнула зарницею мысль, все¬ стороннее развитие которой составляет бессмертную заслугу его зре¬ лых лет» (Ф. Меринг, Карл Маркс. История его жизни, Госполитиздат, М., 1957, стр. 33). Аналогичную точку зрения высказывает и Г. Менде, который замечает: «Найдено понятие, которое Маркс исследовал не¬ устанно до самой смерти: «Наши отношения в обществе»» (Г. Менде, Путь Карла Маркса от революционного демократа к коммунисту, стр. 19). 3 Гегель, Введение в философию. Философская пропедевтика, М., 1927, стр. 68. 31
более коммунистическими воззрениями Маркса. Опыт показы¬ вает, что самое возвышенное, но лишенное определенного по¬ литического содержания умонастроение может совмещаться с либеральным прекраснодушием или, что еще хуже, с феодаль¬ но-романтическими проповедями. Поэтому философские выво¬ ды, к которым в дальнейшем пришел Маркс, следует рассмат¬ ривать не как развитие идей, высказанных в этом гимназиче¬ ском сочинении 1, а как преодоление этих идей с позиций революционного демократизма, отвергающего бессильную проповедь всеобщей любви. 3Письмо Маркса к отцу. Сближение с левыми гегельянцами. Проблема должного и сущего и идеалистическая гегелевская диалектика Важнейший документ этого периода духовного развития молодого Маркса — его письмо к отцу от 10 ноября 1837 г.; других писем Маркса, относящихся к этому периоду, к сожа¬ лению, не сохранилось. Поэтому следует со всей обстоятель¬ ностью рассмотреть этот единственный в своем роде документ. В начале письма Маркс говорит, что в жизни человека бы¬ вают такие моменты, которые представляют собой поворотные пункты. Письмо Маркса является как бы вехой, отмечающей поворот, указывающей новое направление. В письме Маркс с величайшей самокритичностью подводит итоги целого года учебы в Берлинском университете. «Этот замечательный доку¬ 1 Утверждение о том, что в гимназических «Размышлениях» Маркс закладывает основы своего будущего коммунистического мировоззре¬ ния, составляет один из главных тезисов буржуазной и ревизионист¬ ской «критики» марксизма. Так, правый социалист М. Рюбель, пытаясь доказать, что марксизм не научная теория, подытожившая реальный исторический опыт и действительно доказавшая провозглашенные ею положения, риторически восклицает: «Является ли простой случайно¬ стью то, что его юношеское сочинение излагает уже основной посту¬ лат, который станет принципом и ведущей темой всего жизненного пути Маркса? Конечно, нет» (М. Rubel, Karl Marx, essai de biographie intellectuelle, Paris, 1957, p. 438). Согласно концепции Рюбеля, учение Маркса возникло вне связи с освободительным движением рабочего класса. «Маркс,— пишет он,— пришел к пролетарскому движению через этическое призвание» (ibid., р. 114). Конечно, не случайно М. Рюбель фальсифицирует генезис марксизма: он обосновывает тем самым социал- демократическое отречение от него. 32
мент,— писал Ф. Меринг,— показывает нам в юноше уже цель¬ ного человека, который боролся за истину, отдавая этой борьбе все свои душевные и физические силы. Он обнаруживает не¬ насытную жажду знаний, неиссякаемую энергию, беспощад¬ ную самокритику и тот воинственный дух, который умеет заглушать голос сердца, когда оно заблуждается» 1.Прежде всего Маркс самым резким образом осуждает свои поэтические опыты, проявляя столь редкую у начинающих поэтов трезвость в оценке собственных произведений. Он на¬ зывает свои стихотворения чисто идеалистическими, имея в виду не идеализм как философскую теорию, которая пытается вывести материю из духовного первоначала (такого научного понимания идеализма у него, конечно, еще не могло быть), а романтическое противопоставление субъективного идеала дей¬ ствительности. Такого рода «идеализм», с точки зрения Маркса, бессодержателен именно потому, что он оторван от жизни. «Все действительное расплылось,— говорит он о своих сти¬ хах,— а все расплывающееся лишено каких-либо границ. На¬ падки на современность, неопределенные, бесформенные чув¬ ства, отсутствие естественности, сплошное сочинительство из головы, полная противоположность между тем, что есть, и тем, что должно быть, риторические размышления вместо поэтиче¬ ских мыслей...» 2 Этими словами Маркс характеризует не толь¬ ко свои стихи, но и свои философские воззрения; он здесь выступает убежденным противником абстрактного противопо¬ ставления должного существующему; в этом он видит отличи¬ тельную черту идеализма, имея в виду Канта и Фихте, в уче¬ ниях которых оторванный от реальной жизни идеал превра¬ щается в беспочвенное пожелание. Как видно из всего содержания письма, выступление Марк¬ са против концепции субъективного долженствования непо¬ средственно связано с изучением философии Гегеля, весь пафос которой, несомненно, направлен против этой кантианско-фих¬ тевской догмы 3. Рассказывая отцу о своих занятиях юриспруденцией в течение истекшего года учебы в университете, Маркс подчерки¬ вает, что он не мог ограничиться простым изучением Гейнек¬ ция, Тибо и других видных представителей немецкой юриди¬ ческой науки. Стремясь теоретически разобраться в основных 1 Ф. Меринг, Карл Маркс. История его жизни, стр. 38. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 7. 3 «Если некая идея,— писал Гегель,— была бы слишком хороша для существования, то это было бы скорее недостатком самого идеала, для которого действительность слишком хороша» (Гегель, Соч., т. X, кн. 2, М., 1932, стр. 204). 33
правовых понятиях, Маркс сделал попытку построить «систе¬ му философии права», введением к которой должна была слу¬ жить «метафизика права». В последней, указывает Маркс, из¬ лагались «принципы, размышления, определения понятий, оторванные от всякого действительного права и всякой дейст¬ вительной формы права» 1. Таким образом, и здесь, в «мета¬ физике права», так же как и в поэзии, «оказалась серьезной помехой та самая противоположность между действительным и должным, которая присуща идеализму...» 2 Трудности, с которыми столкнулся Маркс при попытке фи¬ лософски осмыслить проблемы права, упорная, не считающая¬ ся со временем и здоровьем работа, хроническое переутомле¬ ние — все это привело к тому, что Маркс заболел и вынужден был выехать в пригород Берлина для отдыха и восстановле¬ ния здоровья. В Штралове он основательно изучал Гегеля и некоторые работы его учеников, познакомился с членами так называемого «Докторского клуба», объединявшего берлинских младогегельянцев. «Здесь,— пишет Маркс отцу,— обнаружи¬ лись в спорах различные, противоположные друг другу взгля¬ ды, и все крепче становились узы, связавшие меня самого с современной мировой философией (так именуется философия Гегеля и его последователей — младогегельянцев.— Т. О.), вли¬ яния которой я думал избежать...» 3 С Гегелем Маркс, правда, познакомился еще до поездки в Штралов. Однако тогда при первом знакомстве гегелевская философия не произвела на него значительного впечатления: «...мне не нравилась ее причудливая дикая мелодия» 4. Здесь, надо полагать, имеется в виду умозрительный характер геге¬ левской философии: эту ее особенность Маркс с самого начала считал серьезным недостатком. Система философии права, ме¬ тафизика права интересовали Маркса не сами по себе, а как путь к пониманию реальных правовых отношений. Гегель же изображал право, так же как и вое другие общественные отно¬ шения и формы общественного сознания, как формы самосоз¬ нания сверхчеловеческого «абсолютного духа». Не удивитель¬ но поэтому, что Маркс, познакомившись с философией Гегеля, вначале отвернулся от нее: сама по себе, безотносительно к по¬ становке коренных правовых, социальных вопросов, философия Маркса не интересовала. Проблема должного и существующего неизбежно вставала перед Марксом в связи с изучением юридических установлений, 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 8. 2 Там же. 3 Там же, стр. 14. 4 Там же, стр. 12. 34
законов, правовых норм. В каком отношении они находятся к реальной жизни людей? Эта проблема представлялась Марксу наиболее важной для понимания общества в целом. Поскольку вначале Маркс исходил из представления о коренной противо¬ положности между должным и сущим, он отвергал не только идеалистические спекуляции Гегеля (принижающие самостоя¬ тельное значение правовых отношений), но также и присущие гегелевской философии реалистические тенденции 1. Когда же Маркс увидел, что дуализм должного и сущего ничего не дает для понимания сущности права, он решил вновь обратиться к философии Гегеля, решительно отвергавшей точку зрения субъективного долженствования, которую проповедовали Кант и Фихте. «Снова для меня стало ясно, что без философии мне не пробиться вперед» 2. Речь идет, конечно, о философии Ге¬ геля; именно об этой философии Маркс с горечью говорит в письме к отцу: «...приходится сотворить себе кумира из нена¬ вистного мне воззрения...» 3 Маркс вполне уже сознает, что философию Гегеля нельзя просто отбросить в сторону, что эта философия в несравненно большей мере, чем предшествующие ей учения, помогает по¬ нять правовые нормы не как нечто призрачное, извне противо¬ стоящее эмпирической действительности, а как порождение самой жизни. Маркс в яркой образной форме характеризует свое «возвращение» к философии Гегеля: «Я захотел еще раз погрузиться в море, но с определенным намерением — убе¬ диться, что духовная природа столь же необходима, конкретна и имеет такие же строгие формы, как и телесная; я не хотел больше заниматься фехтовальным искусством, а хотел испытать чистоту перлов при свете солнца» 4. 1 Это отношение Маркса к Гегелю получило свое выражение в эпи¬ граммах. В одной из них он приписывает Гегелю следующее признание: Слову учу я, ввергнутому в демонически запутанное движение, И каждый думает тогда так, как ему нравится. В этих словах, очевидно, осуждается спекулятивный способ изло¬ жения, присущий Гегелю. В другой эпиграмме Гегель изображается как противопоставляющий себя Канту и Фихте: Кант и Фихте охотно блуждают в эфире, Жадно там ищут далекие страны, Я же хочу познавать только дельное, То, что я нахожу на улице. Письмо Маркса к отцу свидетельствует о том, что он расстался с мыслителями, которые «охотно блуждают в эфире», и примкнул к ге¬ гелевской философии, которая, по мысли Маркса, гораздо ближе к ре¬ альной, прозаической действительности. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 11. 3 Там же, стр. 13. 4 Там же, стр. 12. 35
Изучение философии Гегеля сразу же показало Марксу не¬ состоятельность кантовской и фихтевской концепции субъек¬ тивного долженствования, которая, с одной стороны, обедняет эмпирическую действительность, а с другой — опустошает идеалы. Осуждая правовой и этический субъективизм, Маркс пишет: «От идеализма,— который я, к слову сказать, сравнивал с кантовским и фихтевским идеализмом, питая его из этого источника,— я перешел к тому, чтобы искать идею в самой действительности. Если прежде боги жили над землей, то те¬ перь они стали центром ее» 1. Совершенно очевидно, что «искать идею в самой действительности» означает здесь стано¬ виться на точку зрения объективного идеализма Гегеля. Речь идет, конечно, не об отказе от идеализма вообще, а об осужде¬ нии определенной идеалистической концепции, о которой уже говорилось выше 2. Изучение философии Гегеля приводит Маркса уже в Штра¬ лове к глубокому пониманию сущности диалектики, что по¬ могло ему увидеть неосновательность метафизического прин¬ ципа абстрактного долженствования. В письме к отцу, правда, не содержится ни развернутой критики метафизического спо¬ соба мышления, ни изложения диалектического метода. Но даже то немногое, что говорится в письме по этим вопросам, весьма примечательно. Так, Маркс выступает против перенесе¬ ния в философию математической формы доказательства, при которой «субъект ходит вокруг да около вещи, рассуждает так и сяк, а сама вещь не формируется в нечто многосторонне раз¬ вертывающееся, живое» 3. Маркс говорит, что в философии не¬ обходимо прослеживать движение, развитие изучаемого объ¬ екта, с тем чтобы вывод, к которому приводит теория, был отражением реального процесса: «Здесь нужно внимательно всматриваться в самый объект в его развитии, и никакие про¬ извольные подразделения не должны быть привносимы; разум самой вещи должен здесь развертываться как нечто в себе противоречивое и находить в себе свое единство» 4. Такое по¬ нимание метода исследования как изучения внутренне необхо¬ димого, спонтанного движения самого предмета, безусловно, указывает на одну из важнейших особенностей диалектического метода. Однако, поскольку Маркс в это время стоит на пози¬ циях идеалистической диалектики, он, естественно, не ставит вопроса о коренных недостатках гегелевской диалектики, о не¬ обходимости выделения из нее рационального зерна. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 12. 2 См. там же. 3 Там же, стр. 8. 4 Там же. 36
Заканчивая рассмотрение письма К. Маркса к отцу, нельзя не отметить, что здесь уже намечается расхождение между Марксом и младогегельянцами по вопросу об отношении само¬ сознания к действительности. Младогегельянцы, поворачиваясь от объективного идеализма Гегеля к субъективному идеализму Фихте, возрождали фихтеанское представление о должном как о чем-то бесконечно возвышающемся над эмпирической дей¬ ствительностью. Если, по Гегелю, сознание находится в един¬ стве с духовным бытием (существующим независимо от чело¬ веческого сознания), то, с точки зрения младогегельянцев, разумно лишь субъективное самосознание, которое всемогуще, независимо от бытия; последнее по самой своей природе нера¬ зумно, враждебно развивающемуся самосознанию и должно быть образумлено самосознанием 1. В отличие от младогегельянцев Маркс исходит из диалекти¬ чески понимаемого единства должного и сущего. Правда, в письме к отцу эта точка зрения не находит еще развития, так что нельзя пока ответить на вопрос, чем отличается она от гегелевского взгляда, ведущего в конечном итоге к известной концепции примирения с действительностью. Зато в докторской диссертации Маркса идея о диалектически противоречивом единстве самосознания и бытия получает значительное разви¬ тие и сознательно противопоставляется концепции младоге¬ гельянцев. Исследователи процесса формирования философии мар¬ ксизма указывают обычно на это существенно отличающее Маркса от младогегельянцев воззрение в связи с анализом его докторской диссертации. Однако весьма важно подчеркнуть, что это воззрение (предвосхищающее сознательную постановку и материалистическое решение основного вопроса философии) впервые было высказано за три с лишним года до окончания диссертации. Мы обстоятельно рассмотрели письмо Маркса к отцу, по¬ скольку оно представляет собой в высшей степени важный документ, характеризующий идейное развитие молодого Мар¬ кса в 30-х годах XIX в. Однако, как ни велико значение этого 1 Р. Заннвальд, автор интересного исследования «Маркс и антич¬ ность», правильно отмечает эту основную черту младогегельянского субъективизма: «В противоположность Гегелю, который... выдвинул в качестве одного из основных принципов внутреннюю связь мышления и бытия, духа и окружающего мира и который показал, как из самой сущности вещей возникает диалектическое развитие, младогегельянцы, возвращаясь к Фихте, занимались описанием того, как всеобщее само¬ сознание, наподобие фихтевского Я, развивается, постоянно противопо¬ лагая себя окружающему миру» (R. Sannwald, Marx und die Antike, Zürich, 1957, S. 43). 37
документа, он не дает никаких оснований для тех выводов, ко¬ торые мы находим у ряда буржуазных и социал-демократиче¬ ских исследователей, например у Ландсгута и Майера. Послед¬ ние, в частности, утверждают, что в этом письме «в зародыше уже содержится вся марксова концепция» 1. С этой точки зре¬ ния учение Маркса может быть просто дедуцировано из поло¬ жений (к тому же идеалистических), содержащихся в этом юношеском письме, положений, в значительной мере воспри¬ нятых у Гегеля. Логическим завершением этого взгляда яв¬ ляется точка зрения откровенного врага марксизма К. Бройера, который утверждает, будто все, что привело Маркса к комму¬ низму, уже «заранее имелось в самой структуре его лично¬ сти» 2. В действительности же значение письма Маркса к отцу заключается в том, что это письмо показывает переход Маркса к философии Гегеля и ее революционной интерпретации. 4Докторская диссертация К. Маркса «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура». Эпикурейство как просветительство античной эпохи Хотя по настоянию отца Маркс должен был изучать юрис¬ пруденцию, его интересы в годы учебы в берлинском универ¬ ситете направлены преимущественно на философские и исто¬ рические вопросы. Он, правда, посещает лекции Савиньи, крупнейшего представителя так называемой «исторической школы права», а также лекции Э. Ганса, вносившего в юрис¬ пруденцию левогегельянскую точку зрения. Однако его при¬ влекают не столько специальные вопросы юридической науки, сколько общие исторические, правовые и философские про¬ блемы. Во всяком случае после смерти отца (май 1838 г.) Маркс окончательно оставляет мысль о специализации в об¬ ласти юриспруденции и целиком посвящает себя философии, 1 K. Marx, Der historische Materialismus. Die Frühschriften, hrsg. von S. Landshut und J. P. Mayer, Bd. I, Leipzig, 1932, S. XV. Совер¬ шенно очевидно, что утверждения Ландсгута и Майера свидетельствуют о том, что они в высшей степени абстрактно понимают содержание уче¬ ния Маркса, игнорируют конкретное философское, экономическое и по¬ литическое содержание этого учения, его связь с социально-экономиче¬ ским развитием, рабочим движенцем, открытиями естествознания середины XIX в. и т. д. 2 K. H. Breuer, Der junge Marx. Sein Weg zum Kommunismus, Köln, 1954, S. 64. 38
чему весьма способствовало его постоянное общение с членами Докторского клуба, в особенности дружба с Бруно Бауэром. Начиная с 1839 г. Маркс со всей присущей ему основатель¬ ностью занимается историей античной философии, прежде всего эпикуреизмом, стоицизмом и скептицизмом, т. е. теми философскими течениями эпохи разложения античного об¬ щества, которые в известной мере подготовили почву для возникновения христианства. Младогегельянцы, занимавшиеся преимущественно исторической критикой христианских источ¬ ников, естественно, проявляли живейший интерес к этим фи¬ лософским учениям античности. Кёппен, друг Маркса по Док¬ торскому клубу, посвятивший ему свою опубликованную в 1840 г. книгу «Фридрих Великий и его противники», рассмат¬ ривал в этой работе эпикуреизм, стоицизм и скептицизм как течения, составляющие внутреннюю сущность античного со¬ циального организма. Упадок этих учений Кёппен объяснял разложением античной общественной системы 1.Младогегельянцы считали эпикурейство, стоицизм и скеп¬ тицизм первоначальными историческими формами «философии самосознания», высшее развитие которой они связывали с уче¬ нием Фихте, Гегеля и со своей собственной философской тео¬ рией. Эпикуреизм, в известной мере также стоицизм и скепти¬ цизм действительно были своеобразными формами античного просвещения. Младогегельянцы, несмотря на унаследованное от Гегеля критическое отношение к просвещению, были про¬ должателями просветительства в условиях предреволюционной Германии. Отсюда понятно, почему младогегельянец К. Ф. Кёп¬ пен утверждал в своей, уже упоминавшейся выше, книге, что просвещение «было Прометеем, который принес на землю не¬ бесный свет, чтобы просветить слепых, народ, мирян и освобо¬ дить их от предрассудков и заблуждений» 2. 1 См. K. F. Köppen, Friedrich der Grosse und seine Widersacher, Leipzig, 1840, S. 172. В предисловии к своей диссертации К. Маркс, подчеркнув выдающееся значение систем Демокрита и Эпикура для истории древне¬ греческой философии, ссылается на цитируемую нами работу Кёппена: «Более глубокое указание на их (учений Демокрита и Эпикура.— Т. О.) связь с греческой жизнью можно найти в сочинении моего друга Кёп¬ пена «Фридрих Великий и его противники»» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 24). 2 Ibid., S. 32. Меринг в своей монографии о Марксе пишет, что эпику¬ рейцы, стоики и скептики «открыли человеческому духу далекие горизонты, сломали национальные рамки эллинизма, разбили социальные грани рабства, в узах которого еще находились и Аристотель и Платон. Они оплодотво¬ рили первобытное христианство, религию страдающих и угнетенных, ко¬ торая, лишь переродившись в церковь эксплуататоров и угнетателей, признала авторитет Платона и Аристотеля» (Ф. Меринг, Карл Маркс. История его жизни, стр. 52). Младогегельянская буржуазно-радикальная оппозиция феодальному деспотизму, партикуляризму, абсолютизму, сос¬ 39
Младогегельянцы находили у эпикурейцев, стоиков и скеп¬ тиков родственные себе идеи. Главная из них — идея свобод¬ ного самосознания личности. Эта абстрактная идея, возникшая в условиях разложения античного полиса, в устах младогегель¬ янцев стала выражением требований буржуазного правосо¬ знания. Таким образом, интерес Маркса к этим философским тече¬ ниям связан с общими идейными устремлениями младогегель¬ янства. Однако, как мы увидим дальше, исследование, пред¬ принятое Марксом, привело его к выводам, которые не могли сделать его товарищи — младогегельянцы. Вначале Маркс намеревался посвятить свою работу анализу всех трех указанных выше философских учений. В дальней¬ шем он решил ограничиться более узким кругом вопросов, со¬ ставившим предмет его докторской диссертации «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпи¬ кура», которая была заочно защищена в апреле 1841 г. в Иен¬ ском университете. Докторская диссертация Маркса, а также подготовительные работы к ней — тетради по истории эпикурейской, стоической и скептической философии — дают представление не только о взглядах Маркса по вопросам античной философии; в этих трудах отразилось развитие его политических и философских воззрений, его отношение к актуальным вопросам обществен¬ ной жизни тогдашней Германии 1.Диссертация Маркса, несмотря на то что она написана с идеалистически-гегельянских позиций, представляет собой ловным ограничениям, несомненно, могла найти себе известную идейную опору в философии античного просвещения. 1 Это обстоятельство отмечает и Р. Заннвальд, который утверж¬ дает, что Маркс «использует свои познания процессов античного вре¬ мени для анализа современной ему эпохи» (R. Sannwald, Marx und die Antike, S. 63). Неправильно было бы, однако, полагать, будто бы Маркс в своей диссертации касается актуальных вопросов немецкой политической жизни и философской борьбы лишь постольку, поскольку он отклоняется от непосредственной темы своего исследования. В дей¬ ствительности же Маркс видит в философии Эпикура первоначальную, наивную постановку тех коренных политических и философских во¬ просов, над решением которых бились выдающиеся умы нового вре¬ мени. Совершенно правильно утверждение М. Лифшица о том, что Маркс «видит в натурфилософском учении об атоме отражение прин¬ ципа обособленного, частного лица и независимого политического граж¬ данина,— принципа, торжественно провозглашенного французской рево¬ люцией. То противоречие между буржуазно-демократическими идеа¬ лами и действительной жизнью, которое обнаружилось уже во время революции и немедленно после нее, Маркс в качестве последователя Гегеля стремится вывести из понятия «атома», «для-себя-бытия»» (М. Лифшиц, Вопросы искусства и философии, М., 1935, стр. 173). 40
выдающийся вклад в исследование античной философии 1. В ней впервые доказано, что учение Эпикура о природе — это не эпигонское воспроизведение атомистики Демокрита, как утверждали Лейбниц и другие выдающиеся ученые, а дальней¬ шее творческое ее развитие. Важнейшим положением атомистики Эпикура Маркс счи¬ тает положение о самопроизвольном отклонении атома. «В этом отклонении,— говорит Маркс,— выражено то, что атом отрицает всякое движение и всякое отношение, в котором он как особое наличное бытие определяется другим наличным бытием» 2. Иначе говоря, речь идет о конкретизации понятия атома, о за¬ коне атома, выражающем внутренне присущее атому самопро¬ извольное движение. Отвесное падение атома не может быть выражением специфической определенности, присущей послед¬ нему как элементарной частице, первоначалу. Лишь в откло¬ нении от этого общего всем телам движения может проявиться, как выражается Маркс, действительная душа атома, понятие абстрактной единичности 3. Характеризуя атом как «абстрактное в-себе-бытие», Маркс применяет к атомистике категории гегелевской «Науки ло¬ гики». Понятие атома связывается с гегелевским учением о бы¬ тии, т. е. о непосредственном, в связи с чем античная атоми¬ стика определяется как философия представления, несмотря на то что ее основные понятия — атомы и пустота — говорят о том, что не воспринимается чувственным образом. В этом заключается своеобразное противоречие эпикуреизма, происте¬ кающее, как говорит Маркс, из абстрактности исходного прин¬ ципа. Эти замечания Маркса полны глубокого смысла. Атоми¬ стический принцип был выдвинут античными мыслителями для объяснения чувственно воспринимаемого многообразия объек¬ тивной действительности, а отнюдь не для отрицания послед¬ ней. Однако абстрактное понимание атомов (абсолютно неде¬ лимые, лишь внешне отличающиеся друг от друга, находящиеся в абсолютной пустоте и т. д.), совершенно неизбежное в ту историческую эпоху, делало невозможным конкретное истолко¬ 1 Нельзя поэтому согласиться с утверждением Г. В. Плеханова, пи¬ савшего, что «диссертация Маркса не может иметь научного значения в глазах нынешнего читателя. Она важна только как материал для суждения о ходе умственного развития ее автора» (Г. В. Плеханов, Со¬ чинения, т. XI, изд. 3, стр. 366). 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 44. 3 Поскольку Маркс в это время стоит еще на позициях идеализма, он, естественно, с идеалистической точки зрения истолковывает поло¬ жения эпикурейской физики. Поэтому, в частности, движение атома по прямой рассматривается им как проявление его материальности, а от¬ клонение — как идеальное в-себе-бытие атома. 41
вание той многообразной, чувственно воспринимаемой действи¬ тельности, для объяснения которой и была создана эта физиче¬ ская гипотеза. Отсюда колебания Демокрита в сторону скепти¬ цизма, о которых говорит Маркс. Такого рода колебаний нет у Эпикура, для которого атомистика имеет значение не столько физической гипотезы, сколько принципа, необходимого для обо¬ снования человеческой свободы. Отклонение от прямой, самопроизвольное движение есть, по учению Эпикура и его последователя Лукреция Кара, не только свойство первоначальных мельчайших частиц. Деклина¬ ция, отталкивание представляют собой необходимое выраже¬ ние индивидуальности, самостоятельности. «Отталкивание,— го¬ ворит по этому поводу Маркс,— есть первая форма самосозна¬ ния; поэтому оно соответствует тому самосознанию, которое воспринимает себя как непосредственно сущее, абстрактно- единичное» 1. Таким образом, эпикурейский принцип отклоне¬ ния необходим, согласно Марксу, не только для того, чтобы объяснить возможность соединения атомов в процессе их дви¬ жения, но и для обоснования свойственной человеческому ин¬ дивиду относительной свободы воли, которая истолковывается эпикуреизмом как отклонение от необходимости. Само собой разумеется, и это также отмечает Маркс, что такое понимание свободы носит абстрактный, метафизический характер: свобода оказывается не деятельностью, а атараксией, фактически бездеятельностью. Маркс подвергает критике эту концепцию свободы: «Абстрактная единичность есть свобода от наличного бытия, а не свобода в этом бытии» 2. Между тем действительная свобода заключается во всестороннем общении человека с человеком, в развитии человеческих потребностей, а не в отказе от последних. «С точки зрения Эпикура,— пишет Маркс,— не существует никакого блага, которое находилось бы для человека вне его; единственное благо, которым он обладает по отношению к миру, есть отрицательное движение, заклю¬ чающееся в том, чтобы быть свободным от мира» 3. Однако эта свобода от мира есть лишь иллюзия абстрактного самосозна¬ ния, замыкающегося в себе вопреки своей собственной природе, которая требует от него общения с другими индивидами, ибо «человек перестает быть продуктом природы лишь тогда, когда то другое, к которому он себя относит, не есть отличное от него существование, но само есть отдельный человек, хотя бы еще и не дух» 4. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 45. 2 Там же, стр. 54. 3 Там же, стр. 143. 4 Там же, стр. 45. 42
Маркс подвергает также критическому анализу попытку Эпикура обосновать понятие свободы путем пересмотра пред¬ ставления Демокрита и других античных материалистов о не¬ обходимости, закономерности. Чтобы преодолеть фаталистиче¬ ские выводы, вытекающие из их представлений о необходимо¬ сти, Эпикур противопоставляет понятию необходимости ее объективное отрицание — случайность, которая понимается как возможность любого стечения обстоятельств, отсутствие одно¬ значной определенности, постоянная возможность выбора. Эпи¬ кур, как отмечает Маркс, не дает никакого физического обо¬ снования своему пониманию случайности: оно вообще является не выводом из определенных физических фактов, а необходи¬ мым, с точки зрения Эпикура, постулатом для обоснования ата¬ раксии. «Поэтому Эпикур допускает безграничную беспечность при объяснении отдельных физических явлений» 1. Объяснение физических явлений у Эпикура, как показы¬ вает далее Маркс, подчинено одной лишь задаче — успокоению субъекта. Интерес к исследованию реальных оснований объек¬ тов отсутствует, всякое физическое объяснение имеет своей целью подкрепление ранее сделанного вывода: ничто не может нарушить атараксии, невозмутимой свободы духа. Так, напри¬ мер, в своей теории метеоров Эпикур утверждает, что небесные тела не вечны. Этот правильный сам по себе вывод делается из оснований, не имеющих какого бы то ни было отношения к содержанию рассматриваемого вопроса: признание вечности небесных тел нарушило бы атараксию. Вскрывая связь теории метеоров с учением о свободе, Маркс отмечает: «В теории метеоров проявляется, таким образом, душа эпикурейской натурфилософии. Ничто не вечно, если оно уничтожает атараксию единичного самосознания. Небесные тела нарушают его атараксию, его равенство с самим собой, так как они представляют собой существующее всеобщее, так как в них природа стала самостоятельной» 2. Критическое исследование натурфилософии Эпикура в ее отношении к натурфилософии Демокрита приводит Маркса к весьма важным теоретическим выводам, которые, с одной стороны, свидетельствуют о глубине его историко-философского подхода, а с другой — вполне объясняют, почему именно Эпи¬ кур привлек столь пристальное внимание будущего основопо¬ ложника научной идеологии рабочего класса. Первый из этих выводов вытекает из анализа, которому Маркс подвергает ато¬ мистическое решение проблемы начала в философии. Маркс 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 37. 2 Там же, стр. 64. 43
пишет: «Уже Аристотель глубокомысленно указал на поверх¬ ностность метода, который принимает за исходный пункт ка¬ кой-нибудь абстрактный принцип, но не допускает самоотри¬ цания этого принципа в высших формах» 1. Атомистический принцип представляет собой именно такого рода абстрактное начало, значение которого далеко не универсально. Абстракт¬ ный принцип требует диалектического самоотрицания, разви¬ тия, между тем как Эпикур просто универсализирует его, рас¬ пространяет на человеческую жизнь, свободу и т. д. Хотя Маркс в 1841 г., будучи еще идеалистом, не сознавал всего выдающе¬ гося значения атомистики для обоснования научного мировоз¬ зрения, его вывод относительно необходимости диалектиче¬ ского отрицания абстрактного принципа в философии сохраняет свое значение. Из всего содержания диссертации совершенно очевидно, что необходимость отрицания абстрактного принципа понимается Марксом не просто в духе Аристотеля, а с учетом всего после¬ дующего развития философии, в особенности же немецкого классического идеализма. Идея диалектического отрицания абстрактного принципа направлена против спекулятивного идеализма, отправные теоретические положения которого пред¬ ставляют собой бездоказательные утверждения. Правда, Фихте и Гегель по существу уже понимали необходимость конкрет¬ ного развития того абстрактного принципа, из которого исходит философская система. Гегелевская «абсолютная идея» — не только первое, но и последнее понятие «Науки логики», при¬ чем в конце своего пути она выступает во всем богатстве со¬ держания своего предшествующего развития. И все же в уче¬ нии Гегеля первоначальное положение вследствие спекулятив¬ ного характера всей гегелевской системы остается в сущности неизменным, поскольку никакого действительного развития «абсолютной идеи» нет и быть не может: речь идет лишь об осознании ею своего бесконечно многообразного содержания. Маркс не видит еще всей порочности спекулятивных осно¬ воположений гегелевского идеализма. Однако данная Марксом критика умозрительного решения проблемы начала в филосо¬ фии содержит в зародыше материалистическую постановку основного философского вопроса. Показывая несостоятельность эпикурейской концепции сво¬ боды и личности вообще, Маркс, однако, видит в ней наивную постановку важнейших проблем, решение которых становится необходимым, возможным и актуальным лишь в новое время. «Эпикурейская философия,— говорит Маркс,— важна благо¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 125. 44
даря той наивности, с которою выводы формулируются без свойственной новому времени предубежденности» 1. Необхо¬ димо, следовательно, отличать вопросы, поставленные Эпикуром (и всей древнегреческой философией вообще), от тех решений, которые они получили в то время. Решения эти ненаучны, что ни в малейшей мере не умаляет принципиального значения про¬ блем, впервые поставленных древними греками. Напротив, на¬ ивность древнегреческой философии, весьма далекая от спеку¬ лятивного мудрствования, лишь оттеняет значение сформули¬ рованных ею вопросов. «Греки навсегда останутся нашими учителями благодаря этой грандиозной объективной наивности, выставляющей каждый предмет, так сказать, без покровов, в чистом свете его природы, хотя бы это был и тусклый свет» 2. Маркс отмечает здесь наивно-диалектический характер древне¬ греческой философии и, следовательно, историческое значение этой диалектической традиции для создания качественно нового (одинаково далекого как от наивности, так и от спекулятивно¬ сти) диалектического миропонимания. Второй важнейший вывод Маркса из критического анализа учения Эпикура — тезис о несостоятельности принципа подчинения физики этике, поскольку такое подчинение ставит на голову реальное положение вещей и неизбежно ведет к про¬ извольному, предвзятому истолкованию явлений природы. Этот вывод Маркса, несомненно, содержит в себе в зародыше ан¬ тиидеалистическую тенденцию, поскольку идеализм всегда под¬ чиняет природу каким-то якобы не зависящим от нее идеаль¬ ным принципам. Таковы некоторые важные выводы, которые были сделаны Марксом в связи с исследованием античной атомистики. Эти выводы имели большое значение для последующего развития философских воззрений Маркса. 5 Докторская диссертация. К. Маркс и гегелевская концепция античной атомистики. Философия и религия. Атеизм как исходный пункт научной и революционной философии Итак, Маркс избрал в качестве темы своей докторской дис¬ сертации учения великих материалистов древней Греции — 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. I, 1938, стр. 428. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 205. 45
Демокрита и Эпикура. Следует правильно понять этот факт: он вовсе не свидетельствует о том, что Марксу уже в это время были близки идеи материализма. Одна из причин его интереса к этим системам была рассмотрена выше. Сейчас необходимо остановиться на другой причине: отрицательном отношении Маркса к спекулятивной философии и его атеизме. У нас нет оснований полагать, что Маркс был в 1839— 1841 гг. сторонником атомистической гипотезы, т. е. был убеж¬ ден в том, что все вещи действительно состоят из атомов. Понятие атома рассматривается Марксом главным образом как эмпирический образ единичного самосознания. Поэтому и ато¬ мистика Эпикура интересует Маркса несравненно больше, чем атомистическая гипотеза Демокрита; последнюю он считает лишь физической гипотезой. Маркс нигде в своей диссертации не называет Демокрита и Эпикура материалистами. В 1839—1841 гг. у него не было еще представления о существовании в философии двух про¬ тивоположных лагерей — материалистического и идеалистиче¬ ского. Учение Демокрита истолковывается им преимущественно как философия античного естествознания. Учение Эпикура, на¬ против, представляет собой, с точки зрения Маркса, философию самосознания, главная цель которой «утвердить свободу само¬ сознания». Для эпикурейца, отмечает Маркс, «его собственный голос заглушает раскаты небесного грома, затмевает сверкание небесной молнии» 1. Наиболее существенно для марксовой концепции Эпикура и Демокрита ее явное расхождение с гегелевской оценкой. В. И. Ленин указывал, что Гегель с откровенной враждеб¬ ностью относится к системам Демокрита и Эпикура. Доста¬ точно самого беглого чтения соответствующих разделов гегелев¬ ских лекций по истории философии, чтобы убедиться, как далек Гегель от объективного изложения учения этих материа¬ листов 2. Мы не можем сказать, что Маркс, создавая свою дис¬ сертацию, уже сознавал необъективность, ошибочность гегелев¬ ской интерпретации древнегреческой атомистики. В ряде пунк¬ тов он, отнюдь не разделяя крайних выводов Гегеля, в общем принимает гегелевское представление об историческом месте 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 120. 2 Система Эпикура, заявляет Гегель, «лишена мысли; а мыслью именно пользуются здесь для того, чтобы не допустить мысли...» (Гегель, Соч., т. X, кн. 2, стр. 364). Относительно физики Эпикура Гегель безапелляционно заявляет: «Таким образом, Эпикур занимает¬ ся пустой болтовней, которая, хотя и наполняет уши и представ¬ ление. все же улетучивается при ближайшем рассмотрении» (там же, стр. 376). 46
атомистики в развитии древнегреческой философии. Оценка атомистического материализма как теории абстрактного еди¬ ничного самосознания восходит к гегелевской историко-фило¬ софской концепции. И все же гегелевская трактовка учения Демокрита и особенно Эпикура представляется Марксу явно недостаточной, а в некотором отношении, вследствие ее спеку¬ лятивного характера, и неудовлетворительной. В предисловии к диссертации, помеченном мартом 1841 г., Маркс говорит: «Хотя Гегель в целом правильно определил общие черты на¬ званных систем, но при удивительно обширном и смелом плане его истории философии, с которой вообще только и начинается история философии, он не мог вдаваться в детали. С другой стороны, взгляд Гегеля на то, что он называл спекулятивным par excellence, мешал этому гигантскому мыслителю признать за указанными системами их высокое значение для истории греческой философии и для греческого духа вообще. Эти си¬ стемы составляют ключ к истинной истории греческой фило¬ софии» 1. В этих словах Маркса, наряду с высокой оценкой истории философии Гегеля в целом и согласием с гегелевским определением общих черт учений Демокрита и Эпикура, дана по существу противоположная Гегелю оценка их исторического значения. Гегель был бесконечно далек от того, чтобы видеть в этих системах ключ к истории древнегреческой философии. Что же привело Маркса к такому выводу, который, конечно, никак нельзя было почерпнуть у Гегеля? Выше уже говорилось о том, что Маркс стремится постиг¬ нуть «духовную природу» как необходимую, конкретную, имею¬ щую такие же определенные формы, как «телесная природа». По-видимому, это стремление, противоположное спекулятив¬ ному гегелевскому подходу к истории философии, помогло Мар¬ ксу, несмотря на идеализм и влияние гегелевской историко- философской концепции, дать несравненно более глубокий и правильный по сравнению с Гегелем анализ древнегреческой атомистики. По учению Гегеля, специфика спекулятивного мышления заключается в том, что оно ищет и находит в противостоящей ему действительности само себя, т. е. мышление, разум как объективную сущность всего существующего. Спекулятивное есть, следовательно, мышление о мышлении. Мышление не только субъект (то, что мыслит), но и объект (то, что мыс¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 24. Это пря¬ мое указание Маркса вполне опровергает утверждение М. Рюбеля: «Маркс испытывает к Демокриту чувство презрения» (М. Rubel, Karl Marx, essai de biographie intellectuelle, p. 30). Рюбель явно приписывает Марксу ортодоксально-гегелевское понимание материализма Демокрита. 47
лится), причем в качестве объекта оно независимо от сознания мыслящего индивида. Если же мышление обращено к внеш¬ нему, чувственно воспринимаемому, вещественному миру, то оно еще не возвысилось до своего подлинного предмета 1. Ге¬ гелевское понимание спекулятивного, как видим, исходит из положения о тождестве бытия и мышления. Гегель замыкает мышление в самом себе и поэтому принижает роль чувствен¬ ного опыта и значение практики как сознательного воздействия человека на внешний, независимый от мышления мир. В отли¬ чие от Гегеля Маркс в своей диссертации обосновывает поло¬ жение о закономерном превращении философии в практиче¬ скую деятельность, отвергая тем самым спекулятивный тезис, согласно которому философия занимается одним лишь мыш¬ лением. Вопреки Гегелю Маркс утверждает, что действитель¬ ность сама по себе не является разумной, лишь человек, чело¬ веческий разум, самосознание преобразуют существующее в нечто разумное, соответствующее человеческим потребностям. Философия, следовательно, не может успокоиться, постигнув действительность, поскольку последняя должна быть разумно преобразована. С этой точки зрения, которая составляет лейтмо¬ тив всей диссертации Маркса, философия, во всяком случае на высшей ступени своего развития, принципиально антиспеку¬ лятивна и образует движущую силу сознательного социального творчества. «Первой основой философского исследования,— говорит Маркс,— является смелый свободный дух» 2, который есть прежде всего отрицание религии, отрицание рабского сознания и страха перед неведомыми внешними силами. Философия, с точки зрения Маркса, начинается там, где кончается рели¬ гиозный взгляд на вещи, где человек возвышается над этим обыденным сознанием, которое порождено страхом и невежест¬ вом 3. В этом смысле учение Эпикура непосредственно указы¬ вает на то, с чего начинается подлинная философия,— разумное отвергающее суеверия отношение к действительности. «Эпикур поэтому,— говорит Маркс,— величайший греческий просвети¬ тель» 4. П. Гассенди, возродивший в XVII в. эпикурейскую философию, совершенно не понял ее истинного смысла, по¬ 1 «Всякая деятельность духа есть поэтому только постижение им самого себя, и цель всякой истинной науки состоит только в том, что дух во всем, что есть на небе и на земле, познает самого себя» (Гегель, Соч., т. III, М., 1956, стр. 25). 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 169. 3 «Глупость и суеверие также титаны»,— говорит в этой связи Маркс (К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 59). 4 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 64. 48
скольку он пытался примирить эпикурейство с религиозными представлениями о бессмертии души и т. п.1 Теоретической основой отрицания религии является, со¬ гласно докторской диссертации Маркса, не материализм, а разумное понимание мира, противоположное фантастическим религиозным представлениям. Неразумие как истинная сущ¬ ность религии наглядно выражается в том, что каждая религия провозглашает себя единственно истинной и третирует другие религии как недостойное суеверие. «Приди со своими богами в страну, где признают других богов, и тебе докажут, что ты находишься во власти фантазий и абстракций. И справед¬ ливо» 2. Разум один у всех людей, и везде он противостоит религии как враждебная ей и побеждающая ее сила. «Чем какая-нибудь определенная страна является для иноземных богов, тем страна разума является для бога вообще — областью, где его существование прекращается» 3. Анализ религии как неразумного обыденного сознания, вы¬ вод о принципиальной противоположности философии (разума) и религии образует, по мысли Маркса, основу для опроверже¬ ния всякого рода умозрительных, в том числе рационалистиче¬ ских, «доказательств» бытия бога. Эти «доказательства» свиде¬ тельствуют о стремлении с помощью разума опровергнуть разумный взгляд на действительность. Поэтому они «представ¬ ляют собой не что иное, как пустые тавтологии» 4, примером чего может служить, в частности, онтологический аргумент Ансельма Кентерберийского, который выводил из абстрактного, бессодержательного понятия о всесовершеннейшем существе необходимость его существования. Гегель понял это противо¬ речие, заключающееся в самой установке на логическое дока¬ зательство алогических представлений, но не решился все же отвергнуть их до конца. «...Гегель перевернул все эти теологи¬ ческие доказательства, т. е. отверг их, чтобы их оправдать» 5. Если теологи, доказывая, что в мире господствует случайное, приходили к выводу, что существует абсолютно необходимое «истинное бытие», или бог, то Гегель, напротив, утверждал, что в мире господствует не случайность, а необходимое, абсо¬ лютное, из чего также следовал вывод о существовании бога. Таким образом, Маркс не только опровергает рационалисти¬ ческую теологию, но отвергает также и гегелевские теологиче¬ 1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 23. 2 Там же, стр. 98. 3 Там же. 4 Там же, стр. 97. 5 Там же. 3 Т. И. Ойзерман 49
ские выводы, не видя, однако, еще того, что идеализм и рели¬ гия неотделимы друг от друга, ввиду чего их противопоставле¬ ние в основе своей несостоятельно. В своем обращении к фон Вестфалену, написанном в связи с предполагавшимся изданием диссертации, Маркс заявляет, что «идеализм — не фантазия, а истина» 1. Эта истина, по сло¬ вам Маркса, обнаруживается, в частности, в несостоятельности умозрительных доказательств бытия бога. Все эти теологиче¬ ские построения «представляют собой не что иное, как доказа¬ тельства бытия существенного человеческого самосознания, ло¬ гические объяснения последнего. Например, онтологическое до¬ казательство. Какое бытие является непосредственным, когда мы его мыслим? Самосознание. В таком смысле все доказательства существования бога представляют собой доказательства его несуществования, опро¬ вержения всех представлений о боге» 2. Однако из того, что теологические представления бессмыс¬ ленны, алогичны, отнюдь не следует, как отмечает Маркс, что влияние их ничтожно. Как и все младогегельянцы, он склонен видеть в религии чуть ли не главную порабощающую человека силу. «Разве не властвовал древний Молох? Разве Аполлон Дельфийский не был действительной силой в жизни греков? Здесь даже критика Канта ничего поделать не может. Если кто-нибудь представляет себе, что обладает сотней талеров, если это представление не есть для него произвольное, субъек¬ тивное представление, если он верит в него,— то для него эти сто воображаемых талеров имеют такое же значение, как сто действительных. Он, например, будет делать долги на основа¬ нии своей фантазии, он будет действовать так, как действовало все человечество, делая долги за счет своих богов. Наоборот, пример, приводимый Кантом, мог бы подкрепить онтологиче¬ ское доказательство. Действительные талеры имеют такое же существование, как воображаемые боги. Разве действительный талер существует где-либо, кроме представления, правда, об¬ щего или, скорее, общественного представления людей? При¬ вези бумажные деньги в страну, где не знают этого употребле¬ ния бумаги, и всякий будет смеяться над твоим субъективным представлением» 3. Маркс еще не говорит о том, что влияние религиозных представлений на жизнь людей связано с их объективным со¬ держанием, с тем, что они, правда, в фантастической форме, отражают. Религиозные представления не произвольно-субъек¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 21. 2 Там же, стр. 98. 3 Там же. 50
тивны. Но из этого следует, что они имеют корни вне само¬ сознания, в самой окружающей человека действительности. Младогегельянцы не ставили этого вопроса, они рассматривали религию как имманентную и вместе с тем преходящую огра¬ ниченность человеческого самосознания. Маркс хотя и не по¬ рывает еще с этой точкой зрения, но уже пытается найти корни религии в окружающих человека условиях. Он говорит, что теологам следовало бы исходить из того, что мир плохо устроен, в таком случае они могли бы по крайней мере объяснить су¬ ществование религиозных представлений. Маркс иронически замечает, что действительные доказательства бытия бога «дол¬ жны были бы гласить: «Так как природа плохо устроена, то бог существует». «Так как существует неразумный мир, то бог существует». «Так как мысль не существует, то бог сущест¬ вует». Но разве это не означает следующее: для кого мир нера¬ зумен, кто поэтому сам неразумен, для того бог существует. Иными словами: неразумность есть бытие бога» 1. В этих положениях намечается выход за пределы младоге¬ гельянского понимания религии. В предисловии к диссертации Маркс пишет: «Философия, пока в ее покоряющем весь мир, абсолютно свободном сердце бьется хоть одна еще капля крови, всегда будет заявлять — вместе с Эпикуром — своим противникам: «Нечестив не тот, кто отвергает богов толпы, а тот, кто присоединяется к мнению толпы о богах». Философия этого не скрывает. Признание Прометея: По правде, всех богов я ненавижу, есть ее собственное признание, ее собственное изречение, на¬ правленное против всех небесных и земных богов, которые не признают человеческое самосознание высшим божеством. Ря¬ дом с ним не должно быть никакого божества. А в ответ заячьим душам, торжествующим по поводу того, что положение философии в обществе, по-видимому, ухудши¬ лось, она повторяет то, что Прометей сказал слуге богов, Гер¬ месу: Знай хорошо, что я б не променял Своих скорбей на рабское служенье: Мне лучше быть прикованным к скале, Чем верным быть прислужником Зевеса. Прометей — самый благородный святой и мученик в фило¬ софском календаре» 2. В этих гордых, полных глубокого смы¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 98. 2 Там же, стр, 24—25. 3* 51
сла словах молодого Маркса отчетливо выражено не только его непримиримое ко всякому угнетению свободолюбие; в них сформулировано его философское кредо: атеизм и борьба не только против небесных, но и против земных богов, т. е. про¬ тив всякого деспотизма и угнетения человека человеком 1. 6 Докторская диссертация. Самосознание и эмпирическая действительность, теория и практика, философия и революция. Диалектика и вопросы истории философии Маркс возвещает о всемирно-историческом революционном призвании философии, оставаясь пока еще на идеалистических позициях и, следовательно, не видя материального источника религиозного гнета и всякого порабощения человека вообще. Силу, способную покончить с любым угнетением, он видит в самосознании, в духовной деятельности, необходимой и высшей формой которой является, с его точки зрения, революционная практика. В этой связи, естественно, встает вопрос об отноше¬ нии философии, сознания вообще к окружающей действитель¬ ности. Это, по существу, основной вопрос философии, который ставится молодым Марксом преимущественно в социологиче¬ ском плане и решается в духе идеализма. «В том общем отно¬ шении, которое философ устанавливает между миром и мыслью, он лишь объективирует для самого себя отношение сво¬ его особого сознания к реальному миру» 2. По Марксу, идеали¬ стическое противопоставление разума, сознания, воли внешней, материальной действительности является в определенных пре¬ делах, на известных ступенях развития самосознания необхо¬ 1 Цитируя эти слова Маркса, Р. Заннвальд замечает: «Этот вывод уже выходит за пределы Фейербаха, поскольку Марксов апофеоз разума, как это видно из полемики против Плутарха, совпадает с фактическим упразднением религии, в то время как Фейербах еще рассматривает свою антропологическую редукцию прежде всего как завершение религии и намерен провозгласить не настоящий атеизм, а религиозный атеизм сердца» (R. Sannwald, Marx und die Antike, S. 143). Верно, конечно, что Маркс уже в 1841 г. в отличие от Фейер¬ баха не оставляет места даже для «религии без бога». Однако Занн¬ вальд не видит того, что Маркс, поскольку он еще остается на пози¬ циях идеализма, не может дать последовательной критики рели¬ гии. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 35. 52
димым выражением человеческой активности и непреклонной решимости преобразовать мир в соответствии с требованиями разума. Один только идеализм, говорит Маркс, «знает подлин¬ ное слово, способное вызвать всех духов мира, он (идеализм.— Т. О.) никогда не отступал в страхе перед мрачными тенями ретроградных призраков, перед черными тучами, часто засти¬ лающими горизонт нашего времени, но всегда, с божественной энергией и мужественно уверенным взглядом, смотрел сквозь все покровы в тот эмпирей, который пылает в сердце мира» 1. Это весьма расширительное понимание идеализма, конечно, имеет мало общего с тем, что Маркс и Энгельс впоследствии стали называть философским идеализмом. Речь здесь, по су¬ ществу, идет о непримиримой, воодушевляемой высокими гу¬ манистическими идеалами борьбе против всякой реакции. Однако эта борьба связывается с идеалистическими предпо¬ сылками. С этих позиций рассматривает Маркс переход от те¬ оретической, главным образом философской, деятельности к революционной практике. «Таков психологический закон, что ставший в себе свободным теоретический дух превращается в практическую энергию и, выступая как воля из царства теней Амента, обращается против земной, существующей помимо него действительности» 2. Иначе говоря, поскольку самосознание, философия достигли на известном этане своего развития опре¬ деленной целостности (стали в себе свободным теоретическим духом), они с необходимостью обращаются к внешнему миру, чтобы сделать его философским, разумным. Философия дости¬ гает целостного понимания действительности лишь тогда, ко¬ гда она органически связывается с жизнью, соединяется с нею в единое целое. Но это соединение есть, с одной стороны, вне¬ сение разлада, противоречия в чуждую философии жизненную сферу, а с другой — самоотрицание философии, ее претворе¬ ние в плоть и кровь. «Таким образом,— говорит Маркс, — в ре¬ зультате получается, что в той мере, в какой мир становится философским, философия становится мирской, что ее осущест¬ вление есть вместе с тем ее потеря, что то, против чего она бо¬ рется вне себя, есть ее собственный внутренний недостаток, что именно в борьбе она сама впадает в те ошибки, против ко¬ торых она и борется, и что, лишь впадая в эти ошибки, она уничтожает их. То, что выступает против нее и против чего она борется, является всегда тем же, что и она сама, только с обратным знаком» 3. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 21. 2 Там же, стр. 77. 3 Там же, стр. 78. 53
Таким образом (этот вывод особенно важно подчеркнуть), независимость философии (самосознания) от повседневной практической жизни людей лишь видимость, которая рассеи¬ вается при первом же столкновении философии с жизнью, ко¬ гда обнаруживается, что философия далеко не свободна от тех недостатков, которые она собирается устранять, и что преодо¬ леть недостатки жизни философия может, лишь преодолевая свои собственные недостатки, в частности свою отрешенность от мира, свою спекулятивную систематичность и т. д. Маркс пытается по-новому поставить вопрос о соотношении философской теории и социальной практики: дело заключает¬ ся не просто в том, чтобы применить теорию к практике, под¬ чинить практические преобразования идеалам, созданным фи¬ лософами. Отказываясь от этого одностороннего воззрения, свойственного младогегельянцам, согласно которому филосо¬ фии нечему учиться у практической жизни, Маркс приходит к выводу, что, лишь обращаясь к практике, философия преодо¬ левает свои собственные недостатки, которые раньше пред¬ ставлялись ей чужими недостатками. Единство теории и практики, самосознания и действитель¬ ности Маркс истолковывает, впрочем, еще идеалистически, поскольку он утверждает, что «сама практика философии тео¬ ретична» 1. Соответственно этому практическое отношение к действительности, в которое превращается философия, опреде¬ ляется как критика этой действительности. Выступление философии против мира явлений характери¬ зуется Марксом как воля и рефлексия. Это практическое отно¬ шение оказывается, таким образом, не материальным, а духов¬ ным, интеллектуальным процессом 2. Однако, поскольку само¬ сознание существует не само по себе, а в головах реальных субъектов, которые мыслят, действуют, философствуют, по¬ стольку конфликт между философией и внешней действитель¬ ностью, так же как и внутренний разлад в самой философии, получает свое выражение в противоречиях между людьми, между различными философскими течениями и в сознании от¬ дельного человека. Конфликт между философией и повседнев¬ ной жизнью людей есть, таким образом, противоречие между сознанием людей и их реальным бытием, между требованиями 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 77. 2 Маркс говорит: «Отношение философской системы к миру есть отношение рефлексии. Одушевленная стремлением осуществить себя, она вступает в напряженное отношение к остальному. Внутренняя самоудовлетворенность и замкнутость нарушены. То, что было внутрен¬ ним светом, превращается в пожирающее пламя, обращенное наружу» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 77—78). 54
их разума и их неразумной жизнью. Этот конфликт Маркс на¬ зывает превратным отношением, полагая в отличие от Б. Бау¬ эра и других младогегельянцев, что сознание и бытие, филосо¬ фия и жизнь отнюдь не должны по самой своей природе про¬ тиворечить друг другу. Люди вынуждены преодолевать не только те жизненные отношения, против которых выступает философия, сама философия в своей конкретно-исторической форме как определенная система сковывает человеческий ра¬ зум и, стало быть, также подлежит отрицанию. Поэтому фило¬ софия должна не только критически относиться к внешнему миру; она обязана быть также самокритичной. В этой связи Маркс объясняет противоречивый характер развития философ¬ ского самосознания и последствия этого развития. «То, следо¬ вательно, что является сначала превратным отношением и враждебным расколом между философией и миром, становится потом расколом отдельного философского самосознания внутри самого себя и, наконец, проявляется как внешнее раз¬ деление и раздвоение философии, как два противоположных философских направления» 1. Итак, в философии закономерно существуют два противо¬ положных направления. Необходимость этого выводится Марксом, однако, из двойственности, противоречивости фило¬ софского самосознания в его отношении к миру, с одной сто¬ роны, и к самому себе — с другой. Речь поэтому идет здесь не о том или ином решении основного философского вопроса, не о борьбе материализма и идеализма, а о противоположности между революционной и консервативной партиями вообще. Правда, Маркс называет их либеральной и позитивной парти¬ ями 2. Понятием либеральной партии Маркс обозначает не то движение либеральной буржуазии, которое возглавлялось Ганземаном, Кампгаузеном и другими враждебными револю¬ ции буржуазными деятелями. В Германии в то время вообще не существовало еще политических партий, а следовательно, 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 79. 2 «Позитивистами» в Германии 30—40-х годов XIX в. называли себя реакционные философы, проповедники феодально-романтической реак¬ ции (X. Г. Вейсе, Ф. Баадер, И. Г. Фихте-младший и др.), которые в противовес Гегелю утверждали, что не философия, а религия являет¬ ся высшей формой самосознания. Философия определялась «пози¬ тивистами» как теория, неспособная доказать реальность рассматри¬ ваемых ею объектов. В этом смысле они характеризовали философию как «негативное» знание, противопоставляя ей в качестве «позитив¬ ного» знания христианские догматы. Само собой разумеется, что «пози¬ тивисты» отстаивали существовавшие в Германии феодальные отноше¬ ния и, больше того, стремились возродить те времена, когда эти отно¬ шения безраздельно господствовали. 55
и партии либеральной буржуазии. Речь идет в данном случае о философской партии, о философском принципе, носителем которого Маркс считал не Кампгаузена и Ганземана, а младо¬ гегельянцев. Относительно «либеральной партии» Маркс говорит, что она выступает с критикой существующего положения вещей, стремится реализовать требования философии, в то время как партия «позитивной философии» вырывает пропасть между разумом и миром, т. е. отказывается от изменения мира соот¬ ветственно требованиям разума. Отмечая, что «только либе¬ ральная партия, как партия понятия, может привести к реаль¬ ному прогрессу» 1, Маркс вместе с тем проводит различие между философским принципом «либеральной партии» и его при¬ верженцами — младогегельянцами, которые сплошь и рядом страшатся выводов, вытекающих из этого принципа. Что же вытекает из принципов классической немецкой фи¬ лософии, ибо речь идет, конечно, о ней, и только о ней? Вели¬ кие философские учения, говорит Маркс, порождают крити¬ ческие эпохи. Эти эпохи, наступающие «вслед за завершенной в себе философией и за субъективными формами ее развития, имеют титанический характер потому, что грандиозен разлад, образующий их единство» 2. И Маркс осмеивает воззрения «по¬ ловинчатых умов», которые стремятся к компромиссу, пыта¬ ются ограничиться «мирным договором с реальными потребно¬ стями», между тем как «Фемистокл побудил афинян, когда Афинам угрожало опустошение, совершенно покинуть город и основать новые Афины на море, в иной стихии» 3. Маркс указывает, что противоречия, порожденные разви¬ тием самосознания, конфликт между самосознанием и повсе¬ дневной человеческой жизнью рано или поздно достигают та¬ кого предела, что могут быть разрешены лишь титанической борьбой. Не надо бояться этой борьбы; только она может при¬ вести к счастливой эпохе. Между тем младогегельянцы (Маркс, правда, говорит некоторые гегельянцы) превозносят категорию меры, постепенного перехода, хотя всякое действительное ка¬ чественное различие есть скачок 4. Осмеивая умеренность тех продолжателей Гегеля, которые страшатся революционной бури, Маркс говорит: «Обыкновенные арфы звучат в любой руке; эоловы арфы — лишь тогда, когда по их струнам уда¬ ряет буря. Не нужно приходить в смятение перед лицом этой бури, которая следует за великой, мировой философией. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 79. 2 Там же, стр. 197. 3 Там же, стр. 196. 4 См. там же, стр. 151. 56
Тот, кто не понимает этой исторической необходимости, должен, будучи последовательным, отрицать, что вообще после завершенной философии еще могут существовать люди, или же он должен признать диалектику меры как таковую — высшей категорией сознающего себя духа и утверждать вместе с неко¬ торыми гегельянцами, неправильно понимающими нашего учи¬ теля, что умеренность есть нормальное проявление абсолют¬ ного духа; но умеренность, выдающая себя за регулярное про¬ явление абсолютного, сама становится безмерной, а именно — безмерной претензией. Без этой необходимости нельзя понять, как могли появиться после Аристотеля Зенон, Эпикур, даже Секст Эмпирик, как после Гегеля оказались возможными по¬ пытки новейших философов, бесконечно жалкие в большей своей части» Приведенные слова Маркса не только иллюстрируют про¬ цесс формирования его революционно-демократических воз¬ зрений, но вместе с тем свидетельствуют о его критическом отношении к младогегельянскому движению, к которому он временно примыкает, сознавая (правда, не полностью) его философскую и политическую ограниченность. Младогегельянцы безоговорочно противопоставляли тео¬ рию практике, обосновывая тем самым свой отказ от практиче¬ ской политической борьбы против феодально-романтической реакции. Они склонны были относить революции к той эмпи¬ рической действительности, над которой якобы бесконечно воз¬ вышается самосознание. Отсюда вытекала идея революции в сознании, но отнюдь не идея реальной, практической револю¬ ции, основной двигатель которой не философия, а массы. В от¬ личие от младогегельянцев Маркс, отрицая абсолютное проти¬ вопоставление самосознания повседневной жизни людей, дока¬ зывает необходимость практических революционных действий. С точки зрения Маркса, самосознание в конечном счете составляет часть той самой эмпирической действительности, которая подвергается критике, а конфликт между самосозна¬ нием и повседневной жизнью представляет собой противоречие, имманентно присущее самой жизни. Гегелевское прими¬ рение самосознания с бытием и младогегельянское противопо¬ ставление разума действительности — одинаково односторон¬ ние концепции. Первая ведет к апологии существующего, вто¬ рая — к отрыву от реальной действительности. По Марксу, единство сознания и внешней действительности необходимо проходит различные ступени: гармония благодаря развитию са¬ мосознания сменяется острейшим конфликтом, разрешение 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 196. 57
которого вновь на известное время устанавливает согласие между самосознанием и бытием, но эта гармония не может быть ни абсолютной, ни вечной. «По мнению Маркса,— пишет О. Корню,— отношение меж¬ ду философией и миром, самосознанием и конкретной реаль¬ ностью, представляющееся сначала противоположностью, ока¬ зывается при ближайшем разборе взаимодействием. Оба проти¬ востоящих элемента должны рассматриваться не метафизически, как две застывшие в себе сущности, но в их диалектиче¬ ском единстве. После того как философия отделяется от мира, она снова внедряется в него, в то же время его изменяя; потом она опять приходит в разделение с миром в качестве абстракт¬ ной целостности и заново определяет его дальнейшее развитие, критически противопоставляя себя ему» Эти положения, выдвинутые Марксом в 1839—1841 гг., еще далеки от материалистического понимания сознания и самосо¬ знания как отражения объективной реальности. Их основу со¬ ставляет объективно-идеалистическая интерпретация мира как единства сознания и бытия, совпадающая в главных чертах с гегелевским учением о действительности как субъекте-объ¬ екте. В то время как младогегельянцы склонялись к субъек¬ тивному идеализму фихтеанского толка, Маркс стоял на пози¬ циях объективно-идеалистического мировоззрения, считая са¬ мосознание высшим проявлением духовной сущности природы, закономерности которой представляют собой разумные отно¬ шения, имманентно присущие самим вещам. С точки зрения Маркса, духовное не существует вне материального, причем материальное рассматривается как необходимое проявление ду¬ ховного. То и другое образуют единство противоположностей, коррелятивное отношение, в котором духовное составляет все же в конечном счете определяющую сторону, сущность и цель. Маркс пытается натуралистически истолковать абсолютный идеализм Гегеля, освободить его от теологических предпосылок и выводов, а также от связанного с ними фатализма. Эта за¬ дача, конечно, неразрешима с позиций идеализма, но противо¬ речие между атеизмом и идеализмом в мировоззрении моло¬ дого Маркса прокладывает путь к материалистическому миро¬ пониманию. Итак, особое место Маркса в младогегельянском движении связано не только с его политическими (революци¬ онно-демократическими) воззрениями, но и с его философски¬ ми взглядами по коренному для этого движения вопросу об отношении самосознания к бытию. Следует, однако, иметь в 1 О. Корню, Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Жизнь и деятельность, т. 1, стр. 188. 58
виду, что это различие далеко не сразу переросло в противоре¬ чие. Этим и объясняется тот общеизвестный факт, что в 1841 — 1842 гг. Маркс не порывает с младогегельянцами, несмотря на то что в его работах содержатся отдельные серьезные крити¬ ческие замечания по их адресу. Взгляды Маркса на соотношение сознания и бытия свиде¬ тельствуют о том, что он несравненно глубже, чем младоге¬ гельянцы, понял существо гегелевской диалектики. Именно поэтому он отверг метафизическое противопоставление само¬ сознания действительности и попытался, правда пока еще в об¬ щей форме, вскрыть противоречивый характер самой действи¬ тельности. Отдавая дань гегелевскому, идеалистическому пониманию диалектики, Маркс пишет, что «диалектика есть внутренний простой свет, проникновенный взор любви, внутренняя душа, не подавляемая телесным материальным раздроблением, сокро¬ венное местопребывание духа» 1. Но уже в следующей фразе Маркс подчеркивает, что «диалектика есть также бурный по¬ ток, сокрушающий вещи в их множественности и ограниченно¬ сти, ниспровергающий самостоятельные формы, погружающий все в единое море вечности» 2. Эти два положения в некоторой степени указывают на две основные стороны гегелевской диа¬ лектики. Одна из них — примирение, нейтрализация противо¬ положностей, другая — противоречие, отрицание. Предшествующее изложение позволяет нам сделать вывод, что Маркса больше всего привлекает именно эта, вторая, сто¬ рона гегелевской диалектики, исходя из которой он подвергает критике младогегельянскую умеренность и обосновывает неиз¬ бежность и благодетельность революционной бури. Маркс стремится диалектически осмыслить также п разви¬ тие философии: он выдвигает ряд глубоких идей, последующее развитие которых с позиций диалектического и исторического материализма сыграло большую роль в создании марксистской историко-философской пауки. Важнейшая из них — идея о не¬ обходимости строго разграничивать объективное содержание философского учения от его субъективной, подчас произволь¬ ной формы изложения. Эта форма изложения, как и личность самого философа, должна быть понята из его системы. Следо¬ вательно, не психологический анализ личности философа, а анализ основных принципов, отделение объективного от субъ¬ ективного, существенного от несущественного ведет к понима¬ нию развития философии. Маркс говорит: «История филосо¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 203. 2 Там же. 59
фии должна выделить в каждой системе определяющие моти¬ вы, подлинные кристаллизации, проходящие через всю систему, и отделить их от доказательств, оправданий и диалогов, от из¬ ложения их у философов, поскольку эти последние осознали себя. Она должна отделить бесшумно подвигающегося вперед крота подлинного философского знания от многословного, экзо¬ терического, принимающего разнообразный вид, феноменоло¬ гического сознания субъекта, которое является вместилищем и двигательной силой этих рассуждений. В разделении этого сознания должны быть прослежены как раз его единство и вза¬ имообусловленность. Этот критический момент при изложении философской системы, имеющей историческое значение, безус¬ ловно необходим для того, чтобы привести научное изложение системы в связь с ее историческим существованием,— в связь, которую нельзя игнорировать именно потому, что это сущест¬ вование является историческим» 1. Не ограничиваясь указанием на важность разграничения объективного содержания и субъективной формы выражения философской системы, Маркс, как видно из приведенного от¬ рывка, считает необходимым вскрыть связь, «единство и взаи¬ мообусловленность» того и другого. Речь, следовательно, идет вовсе не о том, чтобы не обращать внимание на способ изло¬ жения, построение философской системы: все особенности ее формы должны быть выведены из ее содержания, из ее прин¬ ципов. При этом особое значение, как полагает Маркс, имеет рассмотрение философской системы в контексте истории. Без такого критического исследования история философии стано¬ вится эмпирическим описанием, а историк философии оказы¬ вается «переписчиком копий» 2. С этой точки зрения Маркс оценивает младогегельянское отношение к Гегелю, что вновь позволяет увидеть то особое место, которое он занимает в этом движении. Младогегельян¬ цы объясняли непоследовательность Гегеля и реакционные вы¬ воды, к которым он пришел, с позиций, охарактеризованных Марксом как психологическое крохоборство и мудрствование. Как указывает Маркс, «по отношению к Гегелю ученики его проявляют только свое невежество, когда они то или иное оп¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 211. Впо¬ следствии Маркс сформулировал это положение с классической ясно¬ стью в письме к Ф. Лассалю от 31 мая 1858 г.: «Даже у философов, которые придали своим работам систематическую форму, как, напри¬ мер, у Спинозы, действительное внутреннее строение его системы со¬ вершенно отлично от формы, в которой он ее сознательно представил» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXV, стр. 229). 2 Там же, стр. 212. 60
ределение его системы объясняют приспособлением и тому по¬ добным, одним словом, объясняют морально» 1. Так, если Ге¬ гель абсолютизировал конституционную монархию, то младо¬ гегельянцы, отказываясь от этого, утверждали, что источником такой абсолютизации было не гегелевское учение, якобы ис¬ ключающее подобные выводы, а личные свойства философа, профессора Берлинского университета. Такое объяснение за¬ тушевывало органическую связь реакционных политических выводов Гегеля с его философской системой, противоречие между системой и методом в гегелевской философии. Младоге¬ гельянские ссылки на личность философа были выражением недостаточно критического отношения к его учению. Выступая против такого подхода к философии Гегеля и к истории фило¬ софии вообще, Маркс, во-первых, доказывает, что «бессовестно бросать учителю упрек в том, будто за высказываемыми им взглядами скрываются тайные намерения» 2. Во-вторых, и это, конечно, главное, Маркс отмечает, что реакционные выводы Гегеля связаны с недостаточностью, непоследовательностью принципов его философского учения. «Вполне мыслимо,— пи¬ сал Маркс,— что философ совершает ту или иную явную не¬ последовательность в силу того или иного приспособления; он может даже сознавать это. Но одного он не сознает, а именно, что сама возможность подобного явного приспособления имеет свои наиболее глубокие корни в недостаточности принципа или в недостаточном понимании философом своего принципа» 3. Таким образом, Маркс не ограничивается уже указанием на противоречие между принципами и конечными выводами гегелевской философии: он считает, что теоретические корни этого противоречия в непоследовательности, недостаточности принципов Гегеля, т. е. в непоследовательности самой гегелев¬ ской диалектики. В чем конкретно заключается эта недоста¬ точность, непоследовательность, Маркс еще не может сказать, поскольку он не видит еще (оставаясь на позициях идеализма), что основной порок диалектики Гегеля в том, что это — идеа¬ листическая диалектика. Однако важна сама постановка зада¬ чи критического анализа гегелевской диалектики с целью пре¬ одоления ее недостаточности, т. е. с целью дальнейшего разви¬ тия диалектического метода. Очевидно и то, что разграничение объективного содержания философского учения и его субъективной формы выражения, так же как и анализ их взаимосвязи, могут быть успешно 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 76. 2 Там же. 3 Там же, стр. 77. 61
осуществлены лишь постольку, поскольку объективное содер¬ жание рассматривается как нечто отличное от сознания, неза¬ висимое от него. Между тем Маркс, оставаясь еще на позициях идеализма, различает объективное содержание и субъективную форму как «внутреннее, существенное сознание», с одной сто¬ роны, и внешнее, «экзотерическое сознание»,— с другой. Это значит, что различие проводится внутри сознания, внутри фи¬ лософии. Недостаточность такой постановки вопроса в извест¬ ной мере уже очевидна Марксу, поскольку он ставит вопрос об отношении философии к миру, самосознания к бытию, тео¬ рии к практике. Таким образом, и здесь назревает сознание необходимости выхода за пределы гегелевского и младогегель¬ янского идеализма. 7Революционно-демократическая критика прусских порядков. Диалектика как орудие революционной критики феодально-романтических иллюзий Новым шагом вперед в идейном развитии молодого Маркса является его первое выступление по конкретным политическим вопросам — «Заметки о новейшей прусской цензурной инструк¬ ции», написанные в начале 1842 г. и опубликованные в 1843 г. в сборнике, который подготовил и издал в Швейцарии А. Руге 1. Отправляясь от критики прусской цензурной инструкции от 24 декабря 1841 г., Маркс переходит к разоблачению фео¬ дального бюрократически-полицейского государства вообще. Инструкция, о которой идет речь, представляла собой яркий образец лицемерной «заботы» Фридриха-Вильгельма IV о «процветании» литературы: она осуждала на словах излишние цензурные стеснения литературной деятельности, призывала к точному исполнению указа о цензуре от 18 октября 1819 г., и в частности статьи 2-й этого указа, согласно которой «цензура не должна препятствовать серьезному и скромному исследова¬ нию истины, не должна подвергать писателей неподобающим 1 См. «Anekdota zur neuesten deutschen Philosophie und Publicistik» («Неизданное из области новейшей немецкой философии и публицистики»), Bd. 1, 1843. В примечаниях Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС к этой статье отмечается: ««Заметки о новейшей прусской цензурной инструк¬ ции» — первая публицистическая статья Карла Маркса, с которой он на¬ чал свою политическую деятельность как революционный демократ» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, 1955, стр. 645). 62
стеснениям, не должна мешать свободному обращению книг на книжном рынке». От лиц, занимающихся литературной дея¬ тельностью, инструкция (так же как и статья 2-я указа) тре¬ бовала лишь благонамеренности, скромности, благопристойно¬ сти. Однако неопределенность этих мнимолиберальных требо¬ ваний открывала широчайший простор произволу королевской цензуры, которая получала возможность преследовать литера¬ торов не за какие-то определенные высказывания, а за недо¬ статок «благопристойности» и т. п. Маркс разъясняет, что требование инструкции быть скром¬ ным в исследовании представляет собой замаскированное требо¬ вание отказа от безбоязненного стремления к истине. Какого рода скромности требуют от исследователя? «Всеобщая скром¬ ность духа — это разум, та универсальная независимость мыс¬ ли, которая относится ко всякой вещи так, как того требует сущность самой вещи» 1. Об этой ли скромности идет речь? Ко¬ нечно, нет! Инструкция требует, чтобы исследователь не прямо стремился к истине, а считался с общепризнанными предрас¬ судками, т. е. был скромен в отношении к лжи. Но сущность духа, говорит Маркс, это исключительно истина сама по себе, между тем как инструкция делает ударение не на истине, а на скромности, благопристойности, а также «серьезности», под ко¬ торой понимается отказ от критического отношения к реакци¬ онным политическим порядкам, существующим в Пруссии, к освящающей их религии и т. д. Маркс противопоставляет лицемерным фразам цензурной инструкции рационалистический культ разума и истины, не¬ примиримый ко всему тому, что так или иначе пытается огра¬ ничить свободное, устремленное к одной лишь истине мышле¬ ние. «Не только результат исследования, но и ведущий к нему путь должен быть истинным. Исследование истины само дол¬ жно быть истинно, истинное исследование — это развернутая истина, разъединенные звенья которой соединяются в конеч¬ ном итоге» 2. Инструкция запрещает критику религии, прикрывая это за¬ прещение неопределенным заявлением относительно нетерпи¬ мости всего того, что «в фривольной, враждебной форме на¬ правлено против христианской религии вообще или против определенного вероучения». В этой связи Маркс, развивая положение, уже высказанное им в подготовительных работах к диссертации, касается сущ¬ ности религии. Он показывает, что «отделение общих принци¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 7. 2 Там же, стр. 7—8. 63
пов религии от ее позитивного содержания и от ее определен¬ ной формы противоречит уже общим принципам религии, так как каждая религия полагает, что она отличается от всех ос¬ тальных — особых, мнимых — религий своей особенной сущно¬ стью и что именно она в этой своей определенности и является истинной религией» 1. Это положение Маркса представляет особый интерес: оно показывает, чем отличается его подход к религии от фейерба¬ ховского. Фейербах видит сущность религии в чувстве и, ис¬ следуя ее общее содержание, считает второстепенным все, что отличает одну религию от другой. Между тем каждая религия обладает своими догматами, которые составляют не только форму, но и содержание этой религии. Противоречия между религиями, то, что они опровергают друг друга, представляют собой необходимые проявления внутренне присущих каждой из них (всякому религиозному сознанию вообще) противоре¬ чий. Эта точка зрения, которую Маркс обстоятельно развивает в последующих своих работах 1842—1843 гг., не отвергая принципов фейербаховской критики религии, исключает вместе с тем фейербаховскую постановку вопроса о некоей «разумной» религии без бога. Маркс специально останавливается на вопросе, почему прусское государство оберегает религию от всякой критики. Несмотря на свой идеализм, Маркс уже видит, что религия в Германии санкционирует существующее положение вещей. Идеологи феодально-романтической реакции провозглашают Пруссию христианским государством. Это значит, разъясняет Маркс, что христианские догматы, т. е. отличие христианства от любой другой религии, его особая сущность, объявляются мерилом государства. Вы хотите, говорит Маркс, «сделать опо¬ рой государства не свободный разум, а веру; религия и служит для вас всеобщей санкцией существующего...» 2. Маркс, так же как и Б. Бауэр, доказывает, что государство (воплощение разума) и религия (неразумие) непримиримы между собой. С этой точки зрения понятие христианского го¬ сударства является нонсенсом, а защита государством рели¬ гии — антигосударственной практикой. Однако в отличие от Бауэра Маркс оценивает «христианское государство» не только как неразумное, но и как антинародное. Согласно младогегель¬ янцам, народ религиозен, неразумен и поэтому не относится к сущности государства. Маркс же, напротив, считает, что на¬ род составляет истинную сущность государства; в нем вопло¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 10. 2 Там же, стр. 12—13. 64
щается государственный разум, а правительство, принципиаль¬ но противопоставляющее себя народу, антинародно и не¬ разумно 1.Младогегельянцы вслед за Гегелем ставили над «граждан¬ ским обществом» с его, как казалось им, прозой будничных частных интересов государство как сферу разума, осуществ¬ ляющего всеобщую, абсолютную цель. Больше того: гегелев¬ ское противопоставление государства «гражданскому обществу» было доведено ими до предела, поскольку они сводили государ¬ ство к самосознанию, а гражданское общество — к самоотчуж¬ дению самосознания. В своих заметках о прусской цензурной инструкции Маркс еще не отказывается от противопоставле¬ ния государства частным интересам отдельных социальных групп: он подвергает критике феодальное государство, показы¬ вая его связь с сословными, корпоративными интересами, про¬ тиворечащими самой сущности государства. Но в отличие от младогегельянцев Маркс не считает интересы народа частными, партикулярными интересами. Поэтому и законы, противостоя¬ щие народу, квалифицируются им как мнимые законы, проти¬ воречащие своему понятию. Такого рода законом, вернее, при¬ вилегией господствующего сословия Маркс считает прусский указ о цензуре и дополняющую его инструкцию. «Закон, ка¬ рающий за образ мыслей, не есть,— говорит Маркс,— закон, изданный государством для его граждан, это — закон одной партии против другой... Это — закон не единения, а разъеди¬ нения, а все законы разъединения реакционны. Это не закон, а привилегия» 2. Поскольку связь юридических установлений с интересами определенных классов и партий Маркс рассмат¬ ривает здесь как нечто противоречащее праву, это положение носит идеалистический характер. Но так как законы, выра¬ жающие волю имущего меньшинства (в то время как истин¬ ные законы призваны выражать всеобщие интересы), Маркс 1 «Нравственное государство предполагает в своих членах государ¬ ственный образ мыслей, если даже они вступают в оппозицию против органа государства, против правительства. Но в таком обществе, в ко¬ тором какой-либо один, орган мнит себя единственным, исключитель¬ ным обладателем государственного разума и государственной нрав¬ ственности, в таком правительстве, которое принципиально противопо¬ ставляет себя народу и поэтому считает свой антигосударственный образ мыслей всеобщим, нормальным образом мыслей,— там нечистая совесть политиканствующей клики измышляет законы о тенденции, за¬ коны мести, карающие за тот образ мыслей, которого на самом деле придерживаются одни только члены правительства» (К. Маркс и Ф. Эн¬ гельс, Соч., т. 1, стр. 15). Это положение иллюстрирует революционно- демократические убеждения Маркса, согласно которым народ является носителем разума, внутренне присущего государству. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 15. 65
считает бесправием, это положение наполнено революционно- демократическим содержанием, которое заключает в себе реаль¬ ную возможность выхода за пределы идеалистической концеп¬ ции государства. Если верить цензурной инструкции, то притеснения печати в Пруссии имели место якобы лишь вследствие несоблюдения указа о цензуре. Почему же не соблюдался указ? — спрашивает Маркс. Объяснить этот факт нерадивостью или злонамерен¬ ностью цензоров — значит приписать отдельным лицам недо¬ статки, присущие определенному учреждению, дабы спасти само учреждение. «Такова,— говорит Маркс,— обычная манера мнимого либерализма: вынужденный делать уступки, он жерт¬ вует людьми — орудиями, и сохраняет неизменной суть дела — данный институт» 1. Между тем дело заключается в том, что «в самой сущности цензуры кроется какой-то коренной порок, которого не исправит никакой закон» 2. В то время как немецкие либералы с воодушевлением встре¬ тили прусскую цензурную инструкцию, увидев в ней прогрес¬ сивную инициативу королевской власти, Маркс обнажает скры¬ тую реакционную подоплеку этой уступки, которая лишь уси¬ ливает абсолютизм. «Действительным, радикальным излечением цензуры было бы ее уничтожение, ибо негодным является само это учреждение, а ведь учреждения более могущественны, чем люди» 3. Статья Маркса о прусской цензурной инструкции — замеча¬ тельный образец революционно-демократической публицистики. Это также яркий пример критически-диалектического анализа противоречия между видимостью и сущностью, между субъек¬ тивной формой и объективным содержанием. Критика прусской цензурной инструкции дает Марксу по¬ вод выступить против реакционной романтической идеологии, прикрывающей попытки господствующих сословий феодаль¬ ного общества завуалировать свою диктатуру ссылками на старые, добрые, неписаные обычаи, разрушение которых долж¬ но якобы повести ко всеобщему упадку и испорченности. Маркс показывает, что неопределенность, утонченная чувствитель¬ ность и субъективная экзальтированность романтики имеет вполне определенную, трезвую, расчетливую политическую подкладку. Критика политического романтизма — весьма важный мо¬ мент в формировании философии марксизма. Выступление 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 4—5. 2 Там же, стр. 4. 3 Там же, стр. 27. 66
Маркса против прусской цензурной инструкции лишь начало его борьбы против идеологии реакционного романтизма. После¬ дующим этапом этой борьбы является критика «исторической школы» права п феодального псевдосоциализма. Таким образом, уже в начале 1842 г. Маркс выступает как революционный демократ, непримиримо враждебный существу¬ ющим в Германии общественным отношениям и их идеологиче¬ скому облачению. Ясно также и то, что Маркс не собирается закрепляться на достигнутых им философских и политических позициях, что он готов бесстрашно двигаться вперед, не оста¬ навливаясь перед любыми революционными выводами и прак¬ тическими последствиями, из них вытекающими. 8Переход Энгельса на позиции атеизма. Становление революционно-демократических воззрений В эти же годы совершенно независимо от Маркса начинает¬ ся идейно-политическое развитие Энгельса, формирование его революционно-демократических убеждений. В своей первой опубликованной статье «Письма из Вуппер¬ таля», увидевшей свет в «Telegraph für Deutschland» (органе литературной группы «Молодая Германия»), Энгельс рисует картину своего родного города Бармена и непосредственно примыкающего к нему Эльберфельда, которые уже тогда, в 30-х годах XIX в., были крупными центрами текстильного про¬ изводства в Рейнской провинции. Эти два промышленных го¬ родка, впрочем, как и вся вуппертальская долина (Muckertal, как называет ее Энгельс, ханжеская долина), отличались главным образом пиетизмом, ханжеством, филистерством. «Вся эта местность,— говорит Энгельс,— затоплена морем пиетизма и филистерства...» 1 Это нисколько не мешало благочестивым фабрикантам беспощадно эксплуатировать не только взрослых, но и детей. У фабрикантов, замечает по этому поводу Энгельс, «эластичная совесть, и оттого, что зачахнет одним ребенком больше или меньше, душа пиетиста еще не попадет в ад, тем более если эта душа каждое воскресенье по два раза бывает в церкви. Ибо установлено, что из фабрикантов хуже всех со сво¬ ими рабочими обращаются пиетисты...» 2. Что касается культур¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 472. 2 Там же, стр. 456. 67
ного уровня местных богачей, то о нем можно сказать лишь одно: «Образования — ни малейшего; тот, кто играет в вист или на бильярде, умеет немного рассуждать о политике и сказать удачный комплимент, считается в Бармене и Эльберфельде образованным человеком» 1.Вот что представлял собой родной город Энгельса, очерчен¬ ный пером 19-летнего юноши, остро почувствовавшего духовное убожество окружавших его представителей преуспевающей буржуазии, к которой принадлежала и его собственная семья. Духовная атмосфера в семье Энгельса, по-видимому, не так уж сильно отличалась от той, которая была описана в «Письмах из Вупперталя», хотя мать и подарила сыну к двадцатилетию стихи Гёте, о котором местные пиетисты знали только то, что он «безбожник». Энгельсу не пришлось даже окончить гимназии, так как отец предназначал его для коммерческой деятельности и с этой целью отправил сына в 1838 г. в Бремен. Здесь, сидя в конторе местного фабриканта и купца, юноша Энгельс использует каж¬ дую свободную минуту для продолжения своего образования. В выпускном свидетельстве, полученном Энгельсом в Эль¬ берфельдской гимназии, говорится, что он «отличался весьма хорошим поведением, а именно обращал на себя внимание сво¬ их учителей скромностью, искренностью и сердечностью и, при хороших способностях, обнаружил похвальное стремление по¬ лучить как можно более обширное научное образование...». Там отмечается также, что гимназист Энгельс выделялся «религиоз¬ ностью, чистотою сердца, благонравием и другими привлека¬ тельными свойствами» 2. Не трудно понять, что в условиях предреволюционной Гер¬ мании стремление получить как можно более обширное обра¬ зование и «вуппертальская вера» неизбежно должны были вступить в противоречие. И чем больше родители и учителя Энгельса пытались развить в нем религиозные чувства и нетер¬ пимость ко всем иррелигиозным представлениям, тем острее должен был быть конфликт между формирующимся научным мировоззрением и некритическим религиозным взглядом на мир, господствовавшим в семье Энгельса и в школе. 30 июля 1839 г. Энгельс в письме к В. Греберу указывал, что религиозная ортодоксия, которая внушалась ему в семье, школе и церкви, неизбежно должна была потерпеть поражение именно в силу своего крайнего ригоризма и явного противоре¬ чия со здравым смыслом. «Если бы я не был воспитан в край¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 467. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. II, 1931, стр. 438, 439. 68
ностях ортодоксии и пиетизма, если бы мне в церкви, в школе и дома не внушали всегда самой слепой, безусловной веры в библию и в соответствие между учением библии и учением церкви и даже особым учением каждого священника, то, может быть, я еще долго бы придерживался несколько либерального супернатурализма» 1. Таким образом, если пиетизм, который с детства внушали Энгельсу, непримиримо относился даже к умеренным светским представлениям, то развитие научных воззрений Энгельса в свою очередь исключало какую бы то ни было возможность компромисса с религией. Вопрос об отношении веры и разума, религии и науки приобретает важнейшее значение в идейном развитии юноши Энгельса. И это понятно: в предреволюцион¬ ной Германии борьба против религии и клерикализма была главным идеологическим выражением буржуазно-демократиче¬ ского движения. Как видно из предшествующего изложения, и для Маркса этот вопрос имел большое значение в период его работы над докторской диссертацией. Но Маркс не воспитывался в атмо¬ сфере пиетизма, ему не надо было преодолевать «вупперталь¬ скую веру», и вопрос об отношении разума и веры был для него преимущественно теоретической проблемой. У Энгельса же речь идет о его собственном разуме и его собственной вере; его, во всяком случае на первых порах, интересует не взаимо¬ отношение этих форм общественного сознания, а его собствен¬ ное духовное раздвоение, противоречие, конфликт. В одном из стихотворений, относящихся к началу 1837 г., Энгельс говорит: Господи Иисусе Христе, сыне божий, О, сойди со своего трона И спаси мою душу! 2 В письмах к братьям Греберам (1838 г.— февраль 1841 г.), которые представляют собой ценнейший источник для изуче¬ ния этого раннего этапа духовного развития Энгельса, вопрос об отношении к религии, несомненно, занимает главное место. Мы, правда, не находим в них явного супернатурализма, без¬ апелляционно утверждающего (подобно современному фунда¬ ментализму, или интегрализму), что каждое слово священного писания надо понимать буквально. Однако Энгельс и не отме¬ жевывается от него и, больше того, все еще считает себя уме¬ ренным супернатуралистом, враждебным лишь пиетизму. «Нет, 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 313. 2 Marx/Engels Gesamtausgabe (MEGA), Abt. 1, Bd. 2, S. 465. 69
пиетистом,— пишет он,— я никогда не был, был одно время ми¬ стиком, но это tempi passati; теперь я честный, очень терпи¬ мый по отношению к другим супернатуралист; сколько вре¬ мени я останусь им, не знаю, но я надеюсь остаться таковым, хотя и склоняюсь иногда, то больше, то меньше, к рациона¬ лизму» 1. Это выдержка из письма, написанного в начале апреля 1839 г. В конце того же месяца Энгельс, все еще называя себя супернатуралпстом, фактически сочетает его с рационалисти¬ ческим истолкованием религии, выступая против всякой рели¬ гиозной ортодоксии. «Я не понимаю,— пишет он,— как орто¬ доксальные священники могут быть столь ортодоксальны, когда в библии встречаются такие явные противоречия... Ортодоксы требуют не послушания разума Христу, нет, они убивают в че¬ ловеке божественное и заменяют его мертвой буквой. Поэтому- то я и теперь такой же хороший супернатуралнст, как и преж¬ де, но от ортодоксии я отказался. Я ни за что не могу поэтому поверить, что рационалист, который от всего сердца стремится творить добро сколько в его силах, должен быть осужден на вечные муки. Это же противоречит и самой библии» 2. Попытки придать разумную форму религии, рационалисти¬ чески истолковав ее догматы, безусловно, говорят о кризисе веры; об этом свидетельствует как история религии, так и история философии. Выступая против догматической формы религии, Энгельс, сам еще не сознавая этого, подвергает кри¬ тике ее сокровеннейшее содержание. И не только потому, что в религии, как и везде, форма неотделима от содержания; дог¬ маты, как это уже видел Маркс в 1841 г., являются не только формой, но и содержанием религии. Религия, свободная от дог¬ матов, возможна разве только в сознании философов. Именно поэтому попытка Энгельса рационалистически истолковать религиозные догматы приводит к неожиданным для него послед¬ ствиям: вместе с крушением слепой веры рушится и религиоз¬ ная вера вообще. Так, возражая Ф. Греберу, который настаи¬ вает на том, что надо, не мудрствуя лукаво, отбрасывая сомне¬ ния, принимать без обсуждения истины откровения, Энгельс пишет: «Дорогой Фриц, пойми, что это было бы бессмыслицей и что разум божий, конечно, выше нашего, но он все же не другого рода; иначе бы он вовсе не был разумом. Ведь библей¬ ские догматы надо тоже воспринимать разумом.— Свобода 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 281—282. В этой связи становится понятен интерес Энгельса в то время к мисти¬ цизму Я. Бёме, а также к религиозной поэзии (см. там же, стр. 265— 266, 278). 2 Там же, стр. 282—283. 70
духа, говоришь ты, заключается в отсутствии самой возможно¬ сти сомнения. Но ведь это — величайшее рабство духа; свобо¬ ден лишь тот, кто победил в своем убеждении всякие сомнения. И я вовсе не требую, чтобы ты меня разбил; я вызываю на бой всю ортодоксальную теологию, пусть разобьет меня» 1. Уже в этом письме (июль 1839 г.) обнаруживается и для самого Энгельса, что его борьба с христианской ортодоксией и пиетизмом приводит к сомнению в истинности религии вооб¬ ще. Это открытие потрясает Энгельса, который вначале пола¬ гал, что рационализм должен помочь очистить и укрепить ре¬ лигиозные чувства. «Я молюсь ежедневно, даже почти целый день об истине; я стал так поступать с тех пор, как начал со¬ мневаться, и все-таки я не могу вернуться к вашей вере; а между тем, написано: просите и дастся вам... У меня высту¬ пают слезы на глазах, когда я пишу это, я весь охвачен вол¬ нением, но я чувствую, что не погибну; я вернусь к богу, к которому стремится все мое сердце» 2. Хотя Энгельс здесь говорит о невозможности вернуться к вашей вере, т. е. к пиетистской ортодоксии братьев Греберов, он и сам чувствует, что суть дела гораздо глубже; этим объяс¬ няются его смятение и надежды вернуться к религии. Однако возвращение уже невозможно, ибо вместе с «вуппертальской верой» утрачена и религиозная вера вообще. Об этом говорят последние письма к Греберам, в которых все меньше и меньше затрагиваются религиозные вопросы. И хотя Энгельс еще не заявляет о своем атеизме (возможно, он щадит религиозные чувства своих школьных товарищей), совершенно очевидно не только то, что его надежда вернуться к богу не осуществилась, но и то, что это обстоятельство уже не волнует его ни в малей¬ шей мере. Таким образом, с 1839 по 1841 г. Энгельс проходит путь от религиозного супернатурализма к атеизму, который вполне явно выступает в его работах, направленных против иррацио¬ нализма Шеллинга. Главную роль в этом процессе играет все более развиваю¬ щееся сознание несправедливости тех общественных отноше¬ ний, которые освящает религия, в особенности осознание соци¬ ального смысла и назначения религии. «Еще гимназистом,— указывает В. И. Ленин,— возненавидел он (Энгельс.— Т. О.) самодержавие и произвол чиновников. Занятия философией повели его дальше» 3. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 307. 2 Там же, стр. 309. 3 В. И. Ленин, Соч., т. 2, стр. 7. 71
Уже в апреле 1839 г. Энгельс в письме к Греберам востор¬ женно приветствует «раскаты грома июльской революции, са¬ мого прекрасного со времени освободительной войны проявле¬ ния народной воли» 1. В это время симпатии Энгельса привле¬ кает литературная группа «Молодая Германия», идейными вдохновителями которой были Л. Берне и Г. Гейне, находив¬ шиеся в эмиграции. Он в основном одобряет ее политические идеи, главными из которых считает «участие народа в управле¬ нии государством, следовательно, конституция; далее, эманси¬ пация евреев, уничтожение всякого религиозного принуждения, всякой родовой аристократии и т. д.» 2. Он высоко оценивает К. Гуцкова, непосредственного руководителя «Молодой Гер¬ мании» и издателя ее литературного органа «Telegraph für Deutschland». Умеренность Гуцкова в отношении к религии также импонирует Энгельсу, поскольку он еще не идет даль¬ ше рационалистического тезиса, согласно которому «божест¬ венным можно считать лишь то учение, которое может выдер¬ жать критику разума» 3. То обстоятельство, что «Молодая Германия» подвергалась репрессиям и произведения младогер¬ манцев были фактически запрещены в Пруссии, не могло, естест¬ венно, не привлечь симпатий Энгельса к этой группе, тем более что других активных сил на общественно-политической и литературной арене он в то время еще не видел 4. Отсюда понятно его заявление в письме к Ф. Греберу: «...я должен стать младогерманцем, или, скорее, я уж таков душой и те¬ лом» 5. Само собой разумеется, что на благочестивых и умерен¬ ных Греберов (одного из них Энгельс называет в письме «ноч¬ ным колпаком в политике») это категорическое заявление произвело устрашающее впечатление. Не отваживаясь прямо возражать против буржуазно-демократических идей «Молодой Германии», В. Гребер пытается доказать, что не следует то¬ ропить дело прогресса. Против этого аргумента, типичного не только для реакционеров, но в известной мере и для либера¬ лов, Энгельс обрушивается со всей юношеской страстностью, сквозь которую уже проглядывает решимость революционера. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 279. 2 Там же, стр. 280. 3 Там же, стр. 302. Энгельс замечает, что для Гуцкова «высшая цель в жизни найти ту точку, где положительное христианство мог¬ ло бы братски слиться с современным образованием» (там же, стр. 302—303). 4 См. там же, стр. 280. 5 Там же. В другом месте, говоря о преследованиях, которым под¬ вергается «Молодая Германия», Энгельс заявляет, что эта группа «ко¬ ролевой восседает на троне современной германской литературы» (там же, стр. 312). 72
«Во-первых,— пишет он,— я протестую против твоего мнения, будто я подгоняю дух времени пинками, чтобы он живее дви¬ гался вперед... Нет, от этого я воздерживаюсь, наоборот, когда дух времени налетает, как буря, увлекая за собой железнодо¬ рожный поезд, то я быстро вскакиваю в вагон и даю себя немного подвезти» 1. Итак, дух времени налетает, подобно буре,— эта фраза луч¬ ше всего выражает и чувства, и надежды молодого Энгельса. Тщетны попытки укрыться от бури в какой-нибудь тихой га¬ вани: и вы, пишет Энгельс Греберам, будете «вовлечены в по¬ литику; поток времени затопит ваше идиллическое царство, и тогда вы будете растерянно метаться в поисках убежища. Дея¬ тельность, жизнь, юношеское мужество — вот в чем истинный смысл!» 2 Эти высказывания Энгельса свидетельствуют о том, что он страстно жаждет революционной бури. Следовательно, религия становится чуждой Энгельсу не только потому, что она проти¬ воречит разуму, философии, науке, но п потому, что она ско¬ вывает, как в этом уже убежден Энгельс, человеческую личность. «Человек родился свободным, он свободен!» 3 — эти слова Энгельса в одном из писем 1839 г. как бы подытоживают развитие его воззрений на этом этапе. В том же 1839 г. Энгельс, что уже отмечалось выше, пуб¬ ликует «Письма из Вупперталя», где прямо указывает на связь между религиозностью трудящихся и той нещадной экс¬ плуатацией, которой они подвергаются: «Работа в низких по¬ мещениях, где люди вдыхают больше угольного чада и пыли, чем кислорода,— и в большинстве случаев, начиная уже с ше¬ стилетнего возраста,— прямо предназначена для того, чтобы лишить их всякой силы и жизнерадостности. Ткачи-одиночки сидят у себя дома с утра до ночи, согнувшись за станком, и иссушают свой спинной мозг у жаркой печки. Удел этих лю¬ дей — мистицизм или пьянство» 4. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 312. 2 Там же, стр. 338. 3 Там же, стр. 304. 4 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 455—456. В 1842 г. в шу¬ точной поэме «Библии чудесное избавление от дерзкого покушения, или торжество веры», Энгельс выражает эту же мысль о связи религиоз¬ ности с рабством и нищетой трудящихся еще ярче и определеннее: ...Вот там сапожничек стоит; Ему быть набожным грудь впалая велит. А рядом трезвенный кабатчик круглолицый, Он нацедит тебе за денежку водицы, Смиреньем набожным сияет лунный лик; Как не сказать, что ты, о веры ключ, велик?! (К. Маркс и Ф. Энгельсу Из ранних произведений, стр. 486). 73
В «Письмах из Вупперталя» Энгельс еще не выделяет про¬ летариат как особый класс среди массы эксплуатируемых и уг¬ нетенных. Но в отличие от либералов (к которым в конечном счете принадлежали и деятели «Молодой Германии», за исклю¬ чением разве только Бёрне и Гейне) он совершенно свободен от каких бы то ни было иллюзий относительно готовности бур¬ жуазии бороться за улучшение положения трудящихся. Энгельс подчеркивает, что фабрикантам нет дела до положения рабо¬ чих: их не волнует ужасающее распространение чахотки, ми¬ стицизма, алкоголизма среди рабочих. И хотя Энгельс пока еще бичует главным образом «безобразное хозяйничанье владельцев фабрик», он, несомненно, уже сознает непримиримую противо¬ положность интересов трудящихся и их непосредственных хо¬ зяев. В этом проявляется становление революционно-демокра¬ тических взглядов Энгельса, сущность которых заключается прежде всего в признании непримиримого противоречия между угнетаемыми и угнетателями, в сознании необходимости рево¬ люционного разрешения этого противоречия. Как свидетель¬ ствуют письма к Греберам (а к этому времени относится и опубликование «Писем из Вупперталя»), Энгельс не только восхищается французской революцией 1830 г., не только рвет¬ ся навстречу революционной буре, но и прямо говорит о необ¬ ходимости народного восстания против абсолютизма. В письме Греберам, датированном февралем 1840 г., Энгельс утверждает: «Я смертельно ненавижу его (прусского короля Фридриха- Вильгельма III.— Т. О.)\ и если бы я не презирал до такой степени этого подлеца, то ненавидел бы его еще больше... Нет времени, более изобилующего преступлениями королей, чем время с 1816 по 1830 год; почти каждый государь, царствовав¬ ший тогда, заслужил смертную казнь... От государя я жду чего- либо хорошего только тогда, когда у него гудит в голове от по¬ щечин, которые он получил от народа, и когда стекла в его дворце выбиты революцией» 1. В то время как либеральный буржуа страшится революци¬ онного почина угнетенных и эксплуатируемых, видя в нем на¬ рушение «порядка» и «безопасности», для революционного де¬ мократа Энгельса народ — могущественная сила осуществления исторической справедливости. Высокая оценка роли народных масс образует один из исходных теоретических пунктов рево¬ люционного демократизма; она-то главным образом и отличает Энгельса от младогерманцев. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 337—338. 74
9 Переход Энгельса на позиции младогегельянства. Революционно-демократическое истолкование гегелевской философии Еще весной 1839 г. Энгельс сообщал Ф. Греберу о своих занятиях философией, и в частности об изучении книги Д. Штрауса «Жизнь Иисуса». Рассуждения Энгельса (в пись¬ мах к Греберам) о противоречии между разумом и христиан¬ скими догматами связаны, по-видимому, с изучением этого зна¬ менитого труда, положившего начало расколу в гегелевской школе. Однако, как показывают те же письма к Греберам, по¬ чти до конца 1839 г. младогегельянская критика священного писания воспринимается Энгельсом в духе рационалистической теологии, которая стремится обосновать христианские догматы, а отнюдь не отвергнуть их. Это объясняется тем, что Энгельс все еще не порвал с религиозным супернатурализмом. Позна¬ комившись в том же 1839 г. с учением Шлейермахера, Энгельс приходит к выводу, что рационалистическая теология не спо¬ собна постичь сущности религии. «Если бы я был раньше зна¬ ком с этим учением, я никогда бы не стал рационалистом...»,— писал Энгельс Ф. Греберу в июле 1839 г. 1 Шлейермахер был непримиримым противником рационали¬ стического истолкования религии. Он утверждал, что одно лишь чувство, точнее, один только религиозный экстаз откры¬ вает человеку истинность содержания религии. Эта точка зре¬ ния, предлагающая, по существу, иррационалистический (род¬ ственный откровенному мистицизму) ответ на вопрос о про¬ тиворечии между разумом и верой, наукой и религией, на пер¬ вых порах, по-видимому, показалась Энгельсу не лишенной убедительности. Отсюда понятны, например, следующие слова Энгельса в том же письме к Ф. Греберу: «Религия — дело серд¬ ца, и у кого есть сердце, тот может быть благочестивым; но у кого благочестие коренится в рассудке или даже в разуме, у того его вовсе нет. Древо религии растет из сердца и покры¬ вает своей сенью всего человека и добывает себе пищу из ды¬ хания разума; догматы же — это его плоды, несущие в себе благороднейшую кровь сердца; что сверх того, то от лукавого. Таково учение Шлейермахера, и на нем я стою» 2. Впрочем, в этом же письме несколькими строками выше, называя Шлейер¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 305. 2 Там же, стр. 310. 75
махера великим человеком, Энгельс добавляет, что «среди ныне живущих я знаю только одного, обладающего равным ему ду¬ хом, равной силой и равным мужеством, это — Давид Фридрих Штраус» 1. Противоречие между учением Шлейермахера и учением Штрауса в это время еще не осознается Энгельсом; обе концепции кажутся ему вполне совместимыми, что объяс¬ няется, вероятно, и тем, что в своей «Жизни Иисуса» Д. Штра¬ ус не выступает прямо против христианства, считает его прин¬ ципы в конечном итоге совпадающими с высшей философской истиной и т. д. Последующее знакомство как с младогегельян¬ ством, так и с самой гегелевской философией, все более делает очевидным для Энгельса непримиримость «религии чувства» с разумом. Христианство, которое еще недавно представлялось Энгельсу истиной, органически вырастающей из самых возвы¬ шенных человеческих переживаний, оказывается, согласно теории Штрауса, лишь собранием мифов, стихийно сложив¬ шихся в недрах первых христианских общин. Вот почему в письме В. Греберу в октябре 1839 г. Энгельс безоговорочно заявляет: «Я теперь восторженный штраусианец». И далее: «Да, Гуиллермо, jacta est alea *, я — штраусианец, я, жалкий поэт, прячусь под крылья гениального Давида Фридриха Штрауса. Послушай-ка, что это за молодчина! Вот четыре еван¬ гелия с их хаотической пестротой; мистика распростирается перед ними в молитвенном благоговении,— и вот появляется Штраус, как молодой бог, извлекает хаос на солнечный свет, и — Adios вера! — она оказывается дырявой, как губка. Кое-где он злоупотребляет своей теорией мифов, но это только в мело¬ чах; однако в целом он гениален» 2. Это высокая, несколько даже восторженная оценка иссле¬ дований Д. Штрауса относится к тому периоду в духовном развитии Энгельса, когда он еще не порвал с религией, не стал на позиции атеизма, хотя и значительно приблизился к ним. Когда же переход к атеизму совершился и проблема разума и веры, философии и религии сохранила для Энгельса лишь свое теоретическое значение, учение Штрауса, в значительной мере ограниченное теологической проблематикой, уже не могло его 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 310. * Жребий брошен.— Ред. 2 Там же, стр. 316. В другом несколько позднее датированном письме Ф. Греберу Энгельс говорит: «Я присягнул знамени Давида Фридриха Штрауса и являюсь первейшим мифологом; я уверяю тебя, что Штраус чудесный малый и гений, а остроумен он, как никто. Он лишил ваши взгляды всякой почвы; их исторический фундамент без¬ возвратно погиб, а за ним последует и догматический. Штрауса совер¬ шенно невозможно опровергнуть, поэтому так бешено злы на него пие¬ тисты» (там же, стр. 325). 76
удовлетворить. Значение Штрауса теперь для Энгельса заклю¬ чалось в том, что он приблизил его к философии Гегеля. В ноябре 1839 г. Энгельс сообщает В. Греберу: «Я как раз на пороге того, чтобы стать гегельянцем. Стану ли я им, я, право, еще не знаю, но Штраус так мне осветил Гегеля, что это ка¬ жется мне довольно правдоподобным. Кроме того, его (Гегеля) философия истории как бы вычитана из моей души» 1. Правда, в этом же письме Энгельс говорит об «отвратительной» геге¬ левской риторике, но это свидетельствует лишь о том, что он с самого начала пытается критически оценить гегелевское на¬ следство. Из следующего письма (декабрь 1839 г.) становится ясно, что Энгельс категорически отвергает правогегельянское толко¬ вание учения Гегеля, солидаризируясь с младогегельянством. Гегелевское понимание бога, с точки зрения Энгельса, на¬ сквозь пантеистично. При этом специфической особенностью пантеизма Гегеля он считает принцип, согласно которому «человечество и божество по существу тождественны» 2. Здесь Энгельс, так же как и некоторые другие младогегель¬ янцы, явно идет дальше Гегеля, т. е. приписывает послед¬ нему свои собственные, по существу уже атеистические, воз¬ зрения 3. Таким образом, Штраус оказывается для Энгельса проме¬ жуточной остановкой на пути к гегелевской философии важ¬ нейшее значение которой, по мнению Энгельса, состоит во взгляде на всемирную историю как на целостный противоречи¬ вый, прогрессивный процесс развития человеческой свободы, в отождествлении божества с человечеством и, следовательно, в понимании человечества как безмерно могущественной, ни от чего другого не зависящей силы, способной осуществить (и осу¬ ществляющей) все идеалы разума. Реакционеры, замечает Энгельс, утверждают, что в мире не совершается, в сущности, ничего нового. Между тем человече¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 330. 2 Там же, стр. 335. Отсюда понятно следующее положение Энгельса в том же письме: «Благодаря Штраусу я нахожусь теперь на прямом пути к гегельянству. Таким закоренелым гегельянцем, как Хинрикс и др., я, правда, не стану, но я должен впитать в себя весьма сущест¬ венные элементы этой грандиозной системы. Гегелевская идея бога стала уже моей идеей, и я, таким образом, вступаю в ряды «современ¬ ных пантеистов», как выражаются Лео и Хенгстенберг, отлично зная, что уже само слово пантеизм вызывает страшный испуг у неспособных мыслить пасторов» (там же, стр. 333). 3 Следует напомнить, что буквально эту же мысль о тождественно¬ сти бога и человека высказывал К. Маркс в своей докторской диссер¬ тации, что мы уже отмечали выше. 77
ство отнюдь не стоит на месте, его продвижение вперед про¬ должается непрерывно, несмотря на всяческие преграды. Более того, темпы исторического развития постоянно ускоряются. «Медленно начинает история свой бег от невидимой точки, вяло совершая вокруг нее свои обороты; но круги ее все ра¬ стут, все быстрее и живее становится полет, наконец, она мчится, подобно пылающей комете, от звезды к звезде, часто касаясь старых своих путей, часто пересекая их, и с каждым оборотом все больше приближается к бесконечности» 1. И там, где на первый взгляд в ходе исторического развития человече¬ ства совершается повторение пройденного и ограниченные об¬ скуранты уже торжествуют победу, в действительности проис¬ ходит восхождение к новым вершинам. Ревнители старины не видят, что «история устремляется лишь по кратчайшему пути к новому сияющему созвездию идей, которое скоро ослепит в своем солнечном величии их тупые взоры» 2. Таким новым сия¬ ющим созвездием идей является, по убеждению Энгельса, фи¬ лософия Гегеля и его последователей — младогегельянцев. Главное в ней — вдохновенная, непоколебимая вера в идею. Эту идею не в силах побороть никакие нападки политической реакции, призрачные победы которой никого не могут обма¬ нуть. Философия Гегеля, утверждает Энгельс, становится в Гер¬ мании тем, чем были во Франции идеи просветителей,— пред¬ восхищением революции, которая уже стучится в двери. «Разве вы не слышите трубного гласа, опрокидывающего могильные плиты и заставляющего радостно колебаться землю, так что разверзаются гробницы? Настал судный день, день, который никогда больше не сменится ночью; дух, вечный царь, воссел на своем троне, и у ног его собираются народы земли, чтобы дать отчет о своих помыслах и деяниях; новая жизнь прони¬ зывает весь мир, и старое древо народов радостно колышет свои покрытые листвой ветви в дыхании утра, сбрасывая увяд¬ шие листья...» 3 Но истина не побеждает сама собой, несмотря на то что она рассеивает мрак. Ее пытаются подавить, обескровить, ей про¬ тивопоставляют эластичные псевдоистины вроде пресловутого: ничто не ново под луной. Без борьбы торжество истины невоз¬ можно, ибо, «если на горизонте восходит, как утренняя заря, новая, настоящая истина, тогда дети ночи хорошо знают, что их царству грозит гибель, и хватаются за оружие» 4. Это зна¬ чит, что реакция переходит от теоретической борьбы против 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 353—354. 2 Там же, стр. 354. 3 Там же, стр. 362. 4 Там же, стр. 353. 78
истины к самым грубым физическим средствам ее подавления. В этой связи Энгельс ставит вопрос об отношении теории к практике, философии к жизни, учения Гегеля к политической борьбе против феодализма и абсолютизма. Если Маркс рассмат¬ ривал переход от философии к практике прежде всего как не¬ обходимый результат, внутренне обусловленный самим разви¬ тием философии, то Энгельс обращает главное внимание на другую сторону дела: неосуществимость идеалов, порожденных развитием философии, без борьбы с теми реальными реакцион¬ ными силами, которые стоят на пути прогресса. Еще в письмах к Греберам Энгельс высоко оценивал Л. Бёрне как титанического борца за свободу. Примкнув к младогегельянскому движению и выдвигая на первый план за¬ дачу критического овладения философией Гегеля, Энгельс счи¬ тает важнейшей стороной этой задачи соединение Гегеля и Бёрне: «...задача нашего времени заключается в том, чтобы за¬ вершить взаимопроникновение идей Гегеля и Бёрне» 1. «Бёр¬ не,— разъясняет Энгельс,— вот кто человек политической практики, и историческое его значение в том и заключается, что он вполне осуществил это призвание» 2. Эта задача, ука¬ зывает Энгельс, в известной мере решается младогегельянцами, она ставилась также некоторыми лучшими представителями «Молодой Германии» 3. Штраус первый применил гегелевскую философию к критике религии, Э. Ганс и А. Руге применили ее к критическому анализу общественно-политической действи¬ тельности. Власть имущие не подозревали даже, что филосо¬ фия Гегеля отважится выйти из тихой гавани спекулятивной теории в бурное море современных событий. Но после смерти Гегеля его доктрины коснулось свежее дыхание жизни. После¬ дователи Гегеля (а в их лице сама гегелевская философия) уже обнажают меч, чтобы ополчиться против существующих социальных порядков. Это значит, что примирение гегелевской 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 370. 2 Там же, стр. 368. Это положение Энгельса не следует понимать в том смысле, будто Энгельс рассматривал Бёрне как практика, кото¬ рому чужда теория. Напротив, Энгельс подчеркивает, что Бёрне был также и теоретиком: «Теория у него пробилась на свет из практики и раскрылась как прекраснейший ее цветок» (там же, стр. 499). Соеди¬ нение Гегеля и Бёрне означает для Энгельса сочетание передовых фи¬ лософских идей гегелевской философии с республиканской, демократи¬ ческой политической программой Л. Бёрне. Главное условие такого соединения — принципиальное разграничение прогрессивной и реакци¬ онной стороны философии Гегеля, его метода и системы. То, что Энгельс уже в начале 40-х годов проводит такое разграничение, видно из его статьи «Александр Юнг. «Лекции о современной литературе немцев»». 3 См. там же, стр. 370, 356. 79
философии с существующим в Германии порядком вещей было лишь временным явлением, ибо «новое учение должно сначала утвердиться, получив признание нации, чтобы затем иметь возможность свободно и последовательно развить свои жизнен¬ ные принципы» 1. А это свободное и последовательное развитие «жизненных принципов» гегелевской философии и соединение ее с передовыми политическими идеями и политической прак¬ тикой неизбежно, по мнению Энгельса, приводит к конфликту, к противоречию между новым и старым. Энгельс не видит еще в этой борьбе между новым и старым коренной противополож¬ ности различных классов тогдашнего немецкого общества. Он говорит лишь о противоположности старых и новых поколений современного ему общества. Новое поколение, молодежь, вос¬ питано на новых идеях, от него зависит будущее страны, ибо только оно, воодушевленное этими новыми идеями и окрыляемое энтузиазмом молодости, способно разрешить все более возра¬ стающие противоречия. «Ведь пробным камнем для молодежи служит новая философия; требуется упорным трудом овладеть ею, не теряя в то же время молодого энтузиазма» 2. Овладеть этой новой философией — значит пробиться с мечом в руках сквозь лесные дебри философских спекуляций во дворец идеи, разбудить поцелуем спящую царевну; кто на это не способен, того век не признает своим сыном. Чтобы совершить этот подвиг, нет необходимости погружаться с головой в умозри¬ тельные рассуждения относительно того, что «в себе» и что «для себя», а надо не бояться работы мысли, не страшиться мрачных облаков философской спекуляции и разреженного воздуха вершин абстракции. Ведь речь идет о том, чтобы, по¬ добно орлу, лететь навстречу солнцу истины. И современная молодежь, подчеркивает Энгельс, способна осуществить это великое дело, она «прошла школу Гегеля; и не одно зерно освободившейся от сухой шелухи системы пышно взошло за¬ тем в юношеской груди. Но это и дает величайшую веру в со¬ временность, в то, что судьба ее зависит не от страшащегося борьбы благоразумия, не от вошедшего в привычку филистер¬ ства старости, а от благородного, неукротимого огня молодости. Будем же поэтому бороться за свободу, пока мы молоды и пол¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельсу Из ранних произведений, стр. 369. Здесь Энгельс, подобно Марксу, пытается проследить этапы развития геге¬ левского учения в их внутренней необходимости и в отношении к исто¬ рическим условиям. Вызванное к жизни определенными потребностями, это учение лишь в результате последующего развития может высту¬ пить против породившей его культурной почвы. Эпоха, определившая необходимость гегелевского учения, истолковывается Энгельсом идеали¬ стически как определенная эпоха в развитии народного духа. 2 Там же, стр. 384. 80
ны пламенной силы; кто знает, окажемся ли мы еще способ¬ ными на это, когда к нам подкрадется старость!» 1 Эти юношески страстные призывы молодого Энгельса, если брать их изолированно, могут показаться недостаточно кон¬ кретными. На самом же деле, как это частично уже было по¬ казано выше, Энгельс не только призывает связывать передо¬ вую философию с передовой политической практикой, но и сам показывает в этом отношении пример. Речь идет в первую очередь о революционном осуществлении буржуазно-демокра¬ тической программы воссоединения Германии. Это, говорит Энгельс в статье «Эрнст Мориц Арндт», составляет первую потребность немецкого народа и образует основу его будущей свободы. «Пока наше отечество будет оставаться раздроблен¬ ным, до тех пор мы — политический нуль, до тех пор общест¬ венная жизнь, завершенный конституционализм, свобода печа¬ ти и все прочие наши требования — одни благие пожелания, которым не суждено осуществиться до конца; вот к чему сле¬ дует стремиться, а не к истреблению французов!» 2 Совершенно очевидно, что понятие «завершенный конституционализм» в устах Энгельса и к тому же в подцензурной печати обозначает лишь одно: демократическую республику. Можно со всей опре¬ деленностью утверждать, что требование ликвидации многочис¬ ленных немецких монархических государств и создания единой демократической республики выдвигалось в 40-х годах (да и позже) только революционными демократами. Впоследствии, в период революции 1848 г., оно составляет один из важней¬ ших пунктов «Требований коммунистической партии в Герма¬ нии», провозглашенных Марксом, Энгельсом и их соратниками. В этой же статье Энгельс со всей присущей ему неприми¬ римостью и революционной страстностью выступает, с одной стороны, против немецкого национализма (тевтономании), а с другой — против космополитизма, проповедниками которого в особенности были деятели южногерманского либерализма. Тев¬ тономання, разъясняет Энгельс, это — извращение патриотизма и вместе с тем отрицание великих завоеваний французской революции; она отбрасывает немецкую нацию «вспять, к гер¬ манскому средневековью или даже к чистоте первобытного тевтонства из Тевтобургского леса» 3. Несостоятельность тев¬ тономании в теоретическом отношении заключается в том, что она утверждает, будто весь мир создан ради немцев, а сами немцы давно достигли наивысшей ступени развития. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 385. 2 Там же, стр. 376. 3 Там же, стр. 367. 4 Т. И. Ойзерман 81
Однако не меньшую опасность представляет собой и идео¬ логия космополитизма, отвергающая национальные различия, а следовательно, и задачу национального воссоединения Гер¬ мании. Французская революция (в особенности революция 1830 г.), которую кое-кто склонен изображать как источник идей космополитизма, в действительности нанесла им серьез¬ ное поражение, ибо важнейшее ее значение «заключалось именно в восстановлении французской нации в качестве великой державы, что побудило и другие нации стремиться к более сильной внутренней спаянности» 1. Энгельс, в частности, считает исторической заслугой Л. Бёрне то, что он «сорвал с тевтономании ее блестящее ми¬ шурное одеяние и в то же время безжалостно раскрыл наготу космополитизма, питавшегося лишь бессильными благими по¬ желаниями» 2. В противовес буржуазному национализму и космополитизму Энгельс отстаивает революционно-демократическую программу преобразования Германии в единую, нераздельную демокра¬ тическую республику. Он не видит еще, что решение этой безусловно необходимой и бесспорно первоочередной задачи не может быть основой для уничтожения угнетения и эксплуа¬ тации человека человеком. То социальное зло, о котором с возмущением писал Энгельс в «Письмах из Вупперталя», не исчезает вместе с ликвидацией абсолютизма, сословных при¬ вилегий и прочих институтов феодального общества. 1О Борьба Энгельса против иррационализма Шеллинга. Отношение к Гегелю, младогегельянцам и Фейербаху Осенью 1841 г. Ф. Энгельс переезжает в Берлин для отбы¬ вания воинской повинности. В течение года Энгельс, не огра¬ ничиваясь основательным изучением артиллерийского дела, посещает лекции в Берлинском университете и сближается с берлинскими младогегельянцами, так называемыми «Свобод¬ ными». В это время прусское правительство затеяло поход против гегелевской философии, и в особенности младогегельян¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 368. 2 Там же. 82
цев, которые своей критикой христианства и рационалистиче¬ ской теологии в значительной мере способствовали развитию либеральной оппозиции абсолютизму. Чтобы разделаться с ге¬ гельянством в его собственной, т. е. философской, сфере, в Берлинский университет был приглашен Ф. В. Шеллинг, дав¬ но уже перешедший на позиции феодально-монархической реакции. Лекции знаменитого философа вызвали живейший интерес не только в академической среде. В Auditorium maximum Берлинского университета, где Шеллинг читал свои лекции, можно было встретить и австрийского посла в Берлине Меттер¬ ниха, и будущего анархиста М. Бакунина, и датского филосо¬ фа С. Кьеркегора. «Слышен смешанный гул немецкой, фран¬ цузской, английской, венгерской, польской, русской, новогре¬ ческой и турецкой речи,— но вот раздается звонок, призывающий к тишине, и Шеллинг всходит на кафедру» 1. Энгельс регулярно посещал лекции Шеллинга не потому, впрочем, что они представлялись ему значительным вкладом в философию. Напротив, вполне сознавая реакционный харак¬ тер выступлений Шеллинга, Энгельс видел в них важное сви¬ детельство того, что реакция, вынужденная признать реальную силу своих противников и сознавая, что разум находится на их стороне, сбрасывает маску, выступает с открытым забралом, подымая знамя антиинтеллектуализма. Дело, значит, не просто в личной судьбе Шеллинга, который когда-то сыграл выдаю¬ щуюся роль в философии, а затем впал в состояние духовного изнеможения и погрузился в теософическую фантастику. Со¬ знавая политическую необходимость непримиримой критики «философии откровения» Шеллинга, Энгельс первый среди младогегельянцев и других противников неошеллингианства выступает против иррационализма Шеллинга. В течение второй половины 1841 и в начале 1842 г. Энгельс подготавливает и печатает одну за другой три работы: «Шел¬ линг о Гегеле», «Шеллинг и откровение», «Шеллинг — философ во Христе». Эти памфлеты, опубликованные без указания дей¬ ствительного имени их автора, произвели значительное впе¬ чатление на передовых людей тогдашней Германии, а частью и за ее пределами. В этих написанных в основном еще с ге¬ гельянски-идеалистических позиций работах Энгельс, защи¬ щая прогрессивную сторону философии Гегеля, обвиняет Шел¬ линга в отказе от принципов разума и науки, в проповеди мистического откровения, религиозной веры и раболепного служения монархическому государству. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 387. 4* 83
Энгельс считает Шеллинга изменником делу борьбы за сво¬ боду, делу, которое Шеллинг хоть и непоследовательно, но все же защищал в юношеские годы. Тогда он верил в могущество человеческого разума, в общественный прогресс, теперь же он подчиняет разум, философию религии и считает источником истины откровение. Как известно, главная идея, составлявшая лейтмотив всех лекций Шеллинга, заключалась в утверждении, что философия, поскольку она исходит из разума и представляет собой мысля¬ щее рассмотрение действительности, принципиально не способ¬ на доказать существование тех объектов, о которых она рас¬ суждает. Результатом логического процесса может быть лишь идея мира, но не сам мир, как таковой. Философия говорит о том, что представляют собой вещи, какова их сущность, но то, что они существуют, становится известным не из философии, а из опыта или откровения (в зависимости от того, о каких объектах идет речь). «Отсюда, согласно Шеллингу,— разъяс¬ няет Энгельс,— с необходимостью следует, что разум в своем чистом мышлении должен иметь своим объектом не действи¬ тельно существующие вещи, а вещи, поскольку они возможны, не бытие вещей, а их сущность, и соответственно этому только сущность бога, а не его существование может явиться предме¬ том его исследования» 1. В таком понимании философия есть негативная дисциплина, которую следует подчинить позитивной дисциплине, философии откровения; последняя, основываясь непосредственно на священном писании, на откровении божием, с полным основанием утверждает то, существование чего не¬ доказуемо с позиций теоретического разума, или философии в обычном смысле слова. Ошибка Гегеля заключалась, следова¬ тельно, в том, что он пытался превратить философию в своего рода экзистенциальную систему, т. е. выводил из логики при¬ роду и самого бога. В противовес Гегелю Шеллинг утверждал, что мышление никоим образом не предшествует бытию; напро¬ тив, бытие предшествует мышлению и порождает его; однако под бытием Шеллинг понимал предвечное бытие божие, т. е. отнюдь не материальную действительность, природу. С этих позиций Шеллинг нападал на младогегельянскую критику от¬ кровения и религии вообще, как все более усугубляющую ге¬ гелевскую ошибку, т. е. пытающуюся логическими аргументами опровергнуть то, что принципиально непознаваемо для разума и постигается посредством откровения лишь верующей душой. Критика Шеллинга в известной мере указывала на действи¬ тельно уязвимые места гегелевской идеалистической конструк¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 403. 84
ции. Реакционны позиции, с которых Шеллинг критикует Гегеля, но он не без основания отвергает претензию Гегеля вывести природу из мышления, доказать, что бытие имманент¬ но мышлению. «Отступить в сферу чистого мышления,— пра¬ вильно замечает Шеллинг,— значит прежде всего уйти от вся¬ кого бытия вне сферы мысли» 1. Однако Шеллинг отвергает гегелевский тезис о первичности мышления по отношению к бытию для того, чтобы противопоставить ему иррационалисти¬ чески-идеалистическое решение основного вопроса философии, согласно которому мышление является производным от божест¬ венного бытия, представляющего собой духовное в его непости¬ жимой для мышления, т. е. иррациональной, форме. Отбрасывая гегелевское понимание мышления как объективной сущно¬ сти вещей, Шеллинг, следовательно, отнюдь не отрицает идеа¬ листического понимания сущности, а лишь заменяет одну форму идеализма другой, еще более реакционной. Это критика гегелевского идеализма справа. Очевидно также и то, что в шеллинговской критике геге¬ левского диалектического идеализма содержится постановка проблемы, которая вообще не может быть решена с позиций идеализма, как и метафизического материализма. Мышление, действительно, не может доказать существования внешнего мира или вывести его из понятия бытия, чистого бытия и т. д. 2 Как показал диалектический материализм, лишь общественная практика, да и то не непосредственно, а во всем своем истори¬ ческом развитии, доказывает наличие в наших чувственных восприятиях, мышлении объективного содержания. Следова¬ 1 Цит. по книге К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 389. 2 Современные продолжатели иррационализма Шеллинга, экзистен¬ циалисты, ссылаясь на невозможность логического выведения существо¬ вания, идут еще дальше Шеллинга, утверждая, что существование не может быть логически определено. «Понятие бытия,— говорит М. Хей¬ деггер,— не поддается определению. Это вытекает из присущей ему высшей всеобщности» (М. Heidegger, Sein und Zeit, erste Hälfte, Halle a. d. S., 1941, S. 4). Отсюда делается вывод, что существование лишь пе¬ реживается, что именно переживание составляет его содержание, ввиду чего доказательством существования служит само существование. Из этого субъективно-идеалистического понимания существования как «че¬ ловеческой реальности» в дальнейшем выводится существование транс¬ цендентного, которое якобы открывается человеку благодаря смерти и фатальному приближению к ней. Таким образом, экзистенциалисты, по¬ добно Шеллингу, проповедуют «философию откровения». Это показы¬ вает, что и в настоящее время реакция пользуется аргументами, кото¬ рые применялись реакционерами свыше 100 лет тому назад. Отсюда, в частности, следует, что борьба против иррационализма, которую вел Энгельс в начале 40-х годов прошлого века, имеет для нас не одно лишь историческое значение. 85
тельно, там, где реакционер противопоставляет абстрактному мышлению «конкретное» откровение (религиозную веру, интуицию, инстинкт и т. д.), диалектический материализм указывает на практику, которая противоположна мышлению, но далеко не в абсолютном смысле, ибо она отнюдь не транс¬ цендентна, а представляет собой деятельность сознатель¬ ного, мыслящего существа, направленную на определенные материальные объекты и применяющую материальные сред¬ ства. Само собой разумеется, что в 1841 г. у Энгельса еще не мог¬ ло быть диалектико-материалистического подхода к вопросу о доказательстве существования объективной реальности; такая постановка вопроса впервые была отчетливо высказана лишь в 1845 г. в марксовых «Тезисах о Фейербахе». Энгельс крити¬ ковал Шеллинга с точки зрения диалектического идеализма Гегеля, истолкованного в левогегельянском духе. Он утверждал вполне в духе Гегеля, что «существование несомненно отно¬ сится к мыслительной сфере, что бытие имманентно духу...» 1 Но и с этих явно недостаточных для позитивного решения во¬ проса позиций Энгельс убедительно раскрывает реакционную иррационалистическую сущность «позитивной» философии Шеллинга, подчиняющей разум вере, науку и философию — религии. Если Гегель утверждал, что все разумное действительно и все действительное разумно, то Шеллинг пытался доказать, что разумное лишь возможно. Из гегелевского тезиса, как под¬ черкивает Энгельс, вытекают важнейшие выводы о разумности 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 392. Прав¬ да, наряду с этим типичным для гегелевского идеализма положением мы находим у Энгельса попытку связать вопрос о существовании объ¬ ектов науки с эмпирическим исследованием. «Ни Гегелю, ни кому-либо другому,— говорит Энгельс,— не приходило в голову доказывать суще¬ ствование какой-либо вещи, не имея для этого эмпирических предпо¬ сылок; он доказывает только необходимость существующего» (там же, стр. 412). В другом месте Энгельс утверждает, что теоретический ана¬ лиз определенных эмпирически установленных фактов может привести к логическому выводу о существовании других фактов, что полностью опровергает тезис Шеллинга о неспособности разума доказать сущест¬ вование каких бы то ни было объектов познания. «До тех пор, пока абстрагируются от всякого существования, о нем вообще не может быть речи. Если же делают исходным нечто существующее, то можно от него, без сомнения, совершать переход к другим вещам, которые, в слу¬ чае правильности всех умозаключений, должны также существовать. Если существование предпосылок признается, то существование след¬ ствий является само собой разумеющимся» (там же). Эти положения показывают, что, принимая еще гегелевский тезис об имманентности бытия мышлению, Энгельс стремится обнаружить в нем рациональное зерно. 86
мира и разумности философии, или, говоря иными словами, о закономерном характере действительности и величайшем зна¬ чении философии для практической жизни людей. Из положе¬ ний же Шеллинга следует вывод о бессилии человеческого разума (и всей сознательной деятельности человека вообще), ибо мир-де неразумен. «Всякая философия,— пишет Энгельс,— ставила себе до сих пор задачей понять мир как нечто разум¬ ное. Все, что разумно, то, конечно, и необходимо; все, что не¬ обходимо, должно быть или, по крайней мере, стать действитель¬ ным. Это служит мостом к великим практическим результатам новейшей философии» 1. Впоследствии в работе «Людвиг Фейербах и конец класси¬ ческой немецкой философии» Энгельс показал, что тезис Ге¬ геля о действительности разумного и разумности действитель¬ ного заключал в себе, с одной стороны, революционную, а с другой — консервативную тенденцию. В начале 40-х годов Эн¬ гельс еще не замечал двойственности этого тезиса, допускаю¬ щего диаметрально противоположные выводы. Что же касается революционной тенденции, заключающейся в этом гегелевском тезисе, то Энгельс уже выявляет ее в своей критике Шеллин¬ га, опирается на нее, связывает с ней политические задачи. Энгельс разоблачает Шеллинга как апологета немецкого status quo и в противовес этой философии феодально-монархи¬ ческой реакции призывает к борьбе за утверждение нового, разумного, необходимого. «Итак, пойдем же смело в бой против нового врага...» 2 Этот призыв свидетельствует о том, что кри¬ тика Шеллинга осознается Энгельсом не только как академиче¬ ская задача. Энгельс показывает, что Шеллинг превращает в абсолют¬ ные противоположности возможное и действительное, потен¬ циальное и актуальное, способность и существование. Посколь¬ ку всякая возможность есть нечто двойственное (она может осуществиться, но может и не осуществиться), постольку разум, имеющий дело лишь с потенцией бытия, никогда не знает, осуществится ли она в действительности. Эти выводы Шеллинга Энгельс квалифицирует как смесь мистики и схола¬ стики. Подвергая критике схоластическое разграничение по¬ тенции и акта, вполне усвоенное Шеллингом (в то время как Гегель в своей «Науке логики» отказался от него), Энгельс го¬ ворит, что рассуждения Шеллинга, претендующие на диалек¬ тическую глубину, в действительности полны самых нелепых противоречий. «Если разум является бесконечной потенцией, 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 402. 2 Там же, стр. 393. 87
то он является, в силу этой бесконечности, также и бесконеч¬ ным актом. Иначе пришлось бы и самую потенцию считать конечной... Только тот разум является действительным разу¬ мом, который доказывает свою состоятельность в акте позна¬ ния, и только тот глаз, который действительно видит, является настоящим глазом. Значит, здесь противоположность между потенцией и актом оказывается сразу разрешимой, в конечном счете ничтожной, и это решение является триумфом гегелев¬ ской диалектики над ограниченностью Шеллинга, который не может справиться с этим противоречием...» 1 В своем памфлете «Шеллинг — философ во Христе» Энгельс в яркой саркастической форме выражает свое отношение к ир¬ рационалистическому идеализму. Как известно, этот памфлет представляет собой пародию на сочинение пиетиста, который одобряет переход Шеллинга в лагерь обскурантов и видит в этом чудо божественной благодати, длань спасителя, простер¬ шуюся над грешником, длительное время косневшим в бого¬ противном пантеизме, пока не пришло время и великий свет не озарил его. Обскурантизм, как показывает Энгельс, восхва¬ ляет Шеллинга за то, что тот «прямо и открыто напал на фи¬ лософию и вырвал из-под ее ног почву — разум», провозгласив, что «естественный разум неспособен доказать хотя бы даже и существование какой-нибудь былинки; что всеми своими до¬ казательствами, доводами и умозаключениями он никого не заманит и что он никак не может возвыситься до божествен¬ ного, потому что по своей неуклюжести он всегда остается на земле» 2. Шеллинг, иронизирует Энгельс, пародируя воинствую¬ щего обскуранта, распял разум, а это гораздо труднее, чем распять тело. Ведь разум приводит к самым ужасным послед¬ ствиям, как об этом свидетельствует французская революция, которая возвела эту блудницу на трон бога. «Шеллинг вернул старое доброе время, когда разум был в плену у веры и мир¬ ская мудрость, подчиняясь как служанка теологии, божествен¬ ной мудрости, преображается в божественную мудрость, ибо кто возвышает себя, тот унижен будет; а кто унижает себя, тот возвысится (Матф., 23, 12)» 3. Впрочем, пиетист, возвещающий о чуде преображения, со¬ вершившемся над Шеллингом, не ограничивается панегириком, но и делает в адрес философа ряд критических замечаний. Все же, говорит он, несмотря на всю свою критику разума, Шел¬ линг, поскольку он еще остается философом, не вполне отре¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 411. 2 Там же, стр. 449. 3 Там же, стр. 451. 88
шился от своей прежней ложной мудрости; он все еще не мо¬ жет полностью преодолеть высокомерие собственного разума, полностью разделаться с теоретическим мышлением. Но будем надеяться, что господь, так чудесно проявивший на Шеллинге свою благодать, смоет с него и это пятно, последние остатки разума. Статьи Энгельса о Шеллинге представляют для нас интерес не только как критика иррационализма на ранней ступени формирования марксизма, но и как свидетельство отношения будущего гениального соратника Маркса к Гегелю, младоге¬ гельянцам и Л. Фейербаху. Именно в этих статьях Энгельс впервые высказывается по этим вопросам с достаточной пол¬ нотой. Как видно уже из предшествующего изложения, Энгельс отстаивает принципы философии Гегеля, истолковывая их в общем в духе младогегельянства. Заслугой младогегельянцев Энгельс считает то, что они вывели гегелевскую философию на широкую общественную арену, непосредственно включили ее в борьбу против реакции, отделили прогрессивные принци¬ пы этой философии от ее консервативных, а частью п реак¬ ционных выводов. Энгельс полагает, что консервативные поли¬ тические воззрения Гегеля не связаны с его философской си¬ стемой. Если его философская система в своих основных чер¬ тах была завершена к 1810 г., то его политические взгляды окончательно сложились гораздо позже, примерно в 1820 г. Политические воззрения Гегеля носят, по словам Энгельса, от¬ печаток периода Реставрации. Гегель не понял июльской рево¬ люции 1830 г. «в ее всемирно-исторической необходимости» 1, ему были гораздо ближе английские учреждения, сложившие¬ ся, как известно, на базе политического компромисса. Энгельс утверждает, что социально-политические воззрения Гегеля были бы совсем иными, т. е. не были бы консерватив¬ ными, если бы он придерживался принципов своей философии, не считаясь с требованиями власть имущих. «Так, например, его философия религии и его философия права безусловно по¬ лучили бы совсем иное направление, если бы он больше аб¬ страгировался от тех позитивных элементов, которыми он был пропитан под влиянием духовной атмосферы его времени, но зато он делал бы больше выводов из чистой мысли. Отсюда — все непоследовательности, все противоречия у Гегеля. Все, что в его философии религии является чрезмерно ортодоксальным, все, что в его философии права сильно отдает псевдоисто¬ ризмом, приходится рассматривать под этим углом зрения. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 397.
Принципы всегда носят печать независимости и свободомыс¬ лия, выводы же — этого никто не отрицает — нередко осторож¬ ны, даже нелиберальны. Тут-то выступила часть его учеников, которая, оставаясь верной принципам, отвергла выводы, если они не могли найти себе оправдания» 1. Это рассуждение Энгельса показывает, что он связывает консервативные социально-политические воззрения Гегеля с бо¬ лее или менее случайными обстоятельствами, с личными недо¬ статками философа и т. п. 2 Энгельс не видит еще связи этих консервативных воззрений с идеализмом. Так же как и младо¬ гегельянцы, он считает возможным, оставаясь на идеалистиче¬ ских позициях, полностью преодолеть реакционные политиче¬ ские идеи Гегеля. Касаясь истории младогегельянского движения, Энгельс от¬ мечает, что его деятели в течение некоторого времени не осмеливались открыто высказать те радикальные выводы, кото¬ рые они сделали из философии Гегеля. Реакционер Лео, опубликовавший нашумевшую брошюру «Гегелинги», оказал этим младогегельянцам величайшую услугу: он обвинил их в том, что являлось их действительной сущностью, и тем самым заставил признаться в том, что они пытались скрыть. Если вначале младогегельянцы открещивались от выводов Лео, то теперь уже «никому из них не приходит в голову опровергать обвинительные пункты Лео — так велика стала их дерзость за эти три года. «Сущность христианства» Фейербаха, «Догма¬ тика» Штрауса и «Deutsche Jahrbücher» свидетельствуют о тех результатах, к которым привело доносительство Лео, а «Труб¬ ный глас» даже доказывает наличие таких выводов уже у са¬ мого Гегеля. Эта книга уже потому так важна для выяснения позиции Гегеля, что она показывает, как часто в Гегеле неза¬ висимый, смелый мыслитель брал верх над поддающимся тыся¬ чам влияний профессором» 3. Энгельс, следовательно, рассматривает «Сущность христиан¬ ства» Фейербаха как произведение, отнюдь не порывающее с младогегельянством, а значит, и с идеализмом. Он также полагает, что брошюра Б. Бауэра «Трубный глас страшного суда над Гегелем, атеистом и антихристом», приписывающая 1 К. Маркс и Ф. Энгельсу Из ранних произведений, стр. 397. 2 Эта в основе своей типичная для младогегельянцев точка зрения была, как мы уже показали выше, подвергнута критике Марксом, ко¬ торый писал, что консервативные выводы Гегеля органически связаны с непоследовательностью самих принципов его философии, поставив тем самым вопрос о критике гегелевского метода. Однако и Маркс не мог еще видеть тогда, т. е. в 1841 г., что основной порок метода Гегеля заключается в его идеалистичности. 3 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 398. 90
Гегелю младогегельянские воззрения, имеет для этого достаточ¬ ные основания. От этой, последней, иллюзии, свойственной мла¬ догегельянцам, Энгельс отказывается в середине 1842 г. в своей уже упоминавшейся выше статье «Александр Юнг. «Лекции о современной литературе немцев»» 1. Что же касается отно¬ шения Энгельса к Фейербаху, то, рассматривая его как пред¬ ставителя младогегельянства (Фейербах и был левым гегельян¬ цем до того, как стал материалистом), Энгельс все же выделяет его среди других лидеров этого движения, в особенности под¬ черкивая значение фейербаховской критики философии Гегеля, хотя и не указывая еще на то, что материалист Фейербах кри¬ тикует идеализм Гегеля. Весьма интересно замечание Энгельса о том, что Гегель подвергается критике с противоположных позиций — консерва¬ тивной и радикальной. Шеллинг нападает на Гегеля за то, что он якобы слишком отошел от старого, Фейербах, напротив, упрекает Гегеля в том, что он еще глубоко увяз в старом. Энгельс, в основном присоединяясь к Фейербаху, делает ого¬ ворку. Фейербах, пишет он, «должен был бы принять во вни¬ мание, что осознание старого есть уже новое, что старое потому и отходит в область истории, что оно было вполне осоз¬ нано. Следовательно, Гегель есть в самом деле новое как ста¬ рое и старое как новое; и, таким образом, фейербаховская критика христианства есть необходимое дополнение к основан¬ ному Гегелем спекулятивному учению о религии» 2. Называя Фейербаха продолжателем Гегеля, Энгельс имеет в виду учение последнего о том, что религия представляет со¬ бой неадекватное выражение абсолютного духа, который при¬ ходит к самосознанию лишь в философии. Из этого учения Гегеля исходили младогегельянцы; оно оказало также опреде¬ ленное влияние на Фейербаха. Однако Энгельс не указывает на различие между гегелевской и младогегельянской филосо¬ фией религии: последняя вела к атеизму. Что же касается фейербаховской, материалистической критики религии, то она принципиально противоположна гегелевскому учению о рели¬ гиозном сознании, чего также еще не видит Энгельс. 1 «Что только ни подсовывается бедному Гегелю! Атеизм, всемо¬ гущество самосознания, революционное учение о государстве и, в до¬ вершение всего, еще «Молодая Германия». Но ведь просто смешно свя¬ зывать Гегеля с этой кликой» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 475). Это положение непосредственно направлено против А. Юнга и других младогерманцев. Но по существу оно является критикой и младогегельянской концепции Гегеля, в том числе и той точки зрения, которая высказывалась самим Энгельсом в цитированной выше статье «Шеллинг и откровение». 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 443. 91
Он, правда, отмечает, что Фейербах сводит религиозные пред¬ ставления к человеческим переживаниям и тем самым прихо¬ дит к выводу, что в основе религии лежит не сверхъестествен¬ ная действительность, а антропология. Однако фейербаховский антропологизм не рассматривается Энгельсом как форма мате¬ риалистического миропонимания; он сближает его с теорией мифов Д. Штрауса. И все же было бы неверно полагать, что в 1841 г. мате¬ риализм Фейербаха не оказывал никакого влияния на Энгельса. Антропологизм Фейербаха, значение которого для критики ре¬ лигии подчеркивает Энгельс, неотделим от материализма. Не удивительно поэтому, что в статьях Энгельса о Шеллинге мы находим уже первые намеки на материалистическую поста¬ новку вопроса о природе сознания. Вполне в духе Л. Фейер¬ баха Энгельс пишет: «Вывод новейшей философии, который еще встречался в прежней философии Шеллинга, по крайней мере в ее предпосылках, и который лишь Фейербах со всей остротой довел до сознания, состоит в том, что разум может существовать только как дух, а дух может существовать только внутри и вместе с природой, а не так, что он в совер¬ шенной изолированности от всей природы, бог весть где, жи¬ вет какой-то обособленной жизнью» 1. В другом месте той же статьи «Шеллинг и откровение» Энгельс утверждает, что «бес¬ конечное только тогда разумным образом может считаться реально существующим, когда оно проявляется как конечное, как природа и дух, а потустороннее внемировое существование бесконечного должно быть отнесено к царству абстракций» 2. Не следует, впрочем, преувеличивать близость этих положений Энгельса к материалистическому пониманию природы; главное в них — отрицание трансцендентного, отрицание, которое в из¬ вестных пределах возможно и с идеалистических позиций. Не случайно поэтому Энгельс, подвергая критике Шеллинга, ссылается на Гегеля как на мыслителя, который, по его мне¬ нию, постиг действительное отношение духа и природы. Шеллинг, говорит Энгельс, не может понять отношение идеи к природе и духу. «Шеллинг опять-таки представляет себе идею как внемировое существо, как личного бога, что Гегелю и в голову не приходило. Реальность идеи у Гегеля есть не что иное, как природа и дух» 3. Энгельс, следовательно, от¬ вергает здесь не идеализм вообще, а идеалистически-теологи- ческое представление о существовании вне мира духовного пер¬ воначала. Он считает положительным моментом в учении 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 412. 2 Там же, стр. 441—442. 3 Там же, стр. 420. 92
Гегеля то, что «абсолютная идея» рассматривается как внут¬ ренне присущее природе и духовной жизни человечества иде¬ альное содержание. Материалистические тенденции в статьях Энгельса против Шеллинга сочетаются с попытками освободить гегелевскую диалектику от свойственного ей мистифицированного способа выражения. Диалектика, с точки зрения Энгельса, не процесс, совершающийся в лоне «абсолютной идеи», а развитие мышле¬ ния, самосознания человечества, его могущественная движущая сила: «Гегелевская диалектика, эта могучая, вечно деятельная движущая сила мысли, есть не что иное, как сознание челове¬ чества в чистом мышлении, сознание всеобщего, гегелевское обожествленное сознание. Там, где, как у Гегеля, все совер¬ шается само собой, божественная личность излишня» 1.Конечно, понимание диалектики как самодвижения мыш¬ ления не выходит за рамки идеализма. Но здесь, так же как и в докторской диссертации Маркса, идеалистический рациона¬ лизм противопоставляется религиозному иррационализму. Это противопоставление не может быть, правда, доведено до конца, так как всякий идеализм есть в конечном итоге рафинирован¬ ный фидеизм. Но именно эта невозможность оторвать идеализм от религии и способствует осознанию несостоятельности идеа¬ лизма и необходимости иного, материалистического мировоззре¬ ния. Заслуга Фейербаха как раз и заключается в том, что он, будучи вначале идеалистом, осознал, что теология — тайна идеализма и что, следовательно, для того чтобы порвать с ре¬ лигией, надо покончить и с идеализмом. В 1841 г. Энгельс, так же как и Маркс, не видит еще неразрывной связи идеализма с религией. Но уже в это время Энгельс, подобно Марксу, пре¬ восходит Фейербаха в своем понимании гегелевской диалек¬ тики, которую он критически осваивает. Применяя диалектику к решению отдельных философских вопросов, Энгельс, в част¬ ности, пишет: «Только та свобода является истинной, которая содержит в себе необходимость; мало того,— которая является истиной, разумностью необходимости» 2. Подвергая критике 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 441. 2 Там же, стр. 441. Хотя это положение направлено против шел¬ лингианского сведéния свободы к произволу и в основном совпадает с известным определением Гегеля, его все же следует отличать от по¬ следнего. Гегель, рассматривая свободу как осознанную необходимость, вместе с тем утверждал, что необходимость «в себе» есть свобода и, следовательно, свобода первична, так как «субстанцией, сущностью духа, является свобода» (Гегель, Соч., т. VIII, стр. 17). Такое понима¬ ние свободы у Гегеля неразрывно связано с представлением об «абсо¬ лютной идее», в которой противоположности свободы и необходимости совпадают. Энгельс же отбрасывает понятие «абсолютной идеи», бога. 93
извращение гегелевской диалектики Шеллингом, для которого диалектика просто способ рассуждения, доказательства, Энгельс пишет: «Однако объективная логика Гегеля не разви¬ вает мысли, она предоставляет мыслям самим развиваться, и мыслящий субъект является здесь просто чисто случайным зрителем» 1. Это подчеркивание объективной сущности диалек¬ тики как внутреннего движущего начала, закономерности, присущей самим вещам, носит, правда, несколько односторон¬ ний характер, поскольку оценка познающего субъекта как слу¬ чайного зрителя объективного диалектического процесса ото¬ двигает на задний план вопрос о субъективной диалектике, диалектическом методе. Но было бы неправильно искать в этих ранних произведениях Энгельса законченных, приемлемых с точки зрения диалектического материализма определений диалектики. Рассмотрение работ Энгельса против Шеллинга позволяет констатировать, что в этих работах он в основном еще разде¬ ляет младогегельянские воззрения. Это проявляется и в отно¬ шении к Гегелю, и в других, частных вопросах. Так, в заклю¬ чительной части статьи «Шеллинг и откровение» Энгельс про¬ возглашает самосознание величайшей творческой силой: «...самосознание человечества — тот новый граль, вокруг трона которого, ликуя, собираются народы и который всех преданных ему делает королями, бросает к их ногам и заставляет служить их славе все великолепие и всю силу, все величие и все могу¬ щество, всю красоту и полноту этого мира. Мы призваны стать рыцарями этого граля, опоясать для него наши чресла мечом и радостно отдать нашу жизнь в последней священной войне, за которой должно последовать тысячелетнее царство сво¬ боды» 2. Самосознание, утверждает Энгельс, сильнее всего на небе и на земле, оно победоносно пробивает себе дорогу сквозь ряды врагов, преграждающих ему путь. Только идея, самосозна¬ ние человечества всемогущи. Но если нет ничего выше само¬ сознания, значит, нет и бога — таков вывод Энгельса 3. Нет и не может быть никакого божественного откровения. Существует лишь «откровение человека человеку» и высшее такое открове¬ ние опять-таки самосознание. «Идея, самосознание человече¬ ства и есть тот чудесный феникс, который устраивает себе 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 420. 2 Там же, стр. 444. 3 См. там же, стр. 445. Е. А. Степанова в своей монографии «Фридрих Энгельс» совершен¬ но справедливо указывает: «Критикуя реакционную, мистическую фи¬ лософию Шеллинга, Энгельс первый из младогегельянцев открыто под¬ нимает знамя атеизма» (Е. А. Степанова, Фридрих Энгельс, М., 1956, стр. 18—19). 94
костер из драгоценнейшего, что есть в этом мире, и, вновь помолодевший, опять восстает из пламени, уничтожившего старину» 1. Едва ли кто-либо из тогдашних друзей Энгельса, младоге¬ гельянцев, формулировал с такой впечатляющей силой и юношеской страстностью философское кредо этого течения. Это объясняется тем, что Энгельс сочетает радикальные фило¬ софские идеи младогегельянцев с революционно-демократиче¬ ской постановкой общественно-политических вопросов. Даль¬ нейшее развитие философских воззрений Энгельса усиливает намечающееся размежевание с младогегельянским идеализмом. Энгельс открыто заявляет о безусловной правоте атеизма, ре¬ шительно призывает к революционной борьбе против феода¬ лизма и абсолютизма. В подцензурной печати не все, правда, может быть названо своими словами. Но современники Энгельса вполне понимали, что означает его призыв «отдать нашу жизнь в последней священной войне». В начале 1840 г. Энгельс писал в письме к Ф. Греберу: «...часто я не взялся бы в новом письме подписаться под ут¬ верждением какого-нибудь предыдущего письма, ибо это утвер¬ ждение слишком тесно примыкало к той категории взглядов, от которых за это время я уже успел освободиться» 2. Само собой разумеется, что это признание говорит не о каких-то метаниях или блужданиях, а о быстрых, стремительных темпах духов¬ ного развития Энгельса, все более приближающегося к научно- философскому воззрению на действительность. 11Некоторые предварительные итоги. Маркс и Энгельс и младогегельянское движение конца 30-х — начала 40-х годов Итак, начало научной и общественно-политической деятель¬ ности Маркса и Энгельса может быть охарактеризовано как формирование левогегелъянского и вместе с тем революционно- демократического миропонимания. Одним из главных моментов этого процесса создания необходимых теоретических предпо¬ сылок для последующего перехода к материализму и комму¬ низму было преодоление традиционных религиозных, либе¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 445. 2 Там же, стр. 333. 95
рально-просветптельских, романтических воззрений, стихийно воспринятых Марксом и Энгельсом в юношеские годы. Значе¬ ние этого момента, т. е. разрыва с воззрениями, господствовав¬ шими в семье, в школе, нельзя недооценивать. Достаточно вдуматься в борьбу Энгельса с «вуппертальской верой», чтобы понять, что на первых порах именно этот отказ от традицион¬ ных буржуазных представлений непосредственно способствовал формированию революционно-демократических воззрений Маркса и Энгельса. Переход на позиции атеизма и противопо¬ ставление философии религии (господствующей феодальной идеологии), непримиримая критика полуфеодальных немецких общественных отношений, революционная интерпретация фи¬ лософии Гегеля, сочетание теоретического исследования с поли¬ тическими выступлениями против существовавшего в Германии общественного строя — таковы важнейшие особенности этого первого, раннего этапа формирования мировоззрения Маркса и Энгельса. Совершенно очевидно, что соединение революционного де¬ мократизма с младогегельянским идеализмом носит весьма противоречивый характер. Революционный демократизм пред¬ полагает наличие политической программы, выражающей реальные материальные нужды широких трудящихся масс, высокую оценку их практической революционной борьбы. Что же касается младогегельянского идеализма, то он неизбежно сохраняет унаследованное от Гегеля абстрактно-умозрительное истолкование практически-политических вопросов: конкретная постановка вопроса о революции и социально-политических преобразованиях вообще с позиций младогегельянства, по су¬ ществу, невозможна. Этим объясняется двойственность младо¬ гегельянства, непонимание которой приводит некоторых иссле¬ дователей к двум противоположным, но равно ошибочным пред¬ ставлениям: одни из них изображают это течение как в основном консервативное и враждебное делу буржуазной рево¬ люции, другие, напротив, считают младогегельянский радика¬ лизм революционной буржуазной идеологией 1. Противоречие между революционным демократизмом и младогегельянской философией, имевшее глубокие социально- экономические корни (поскольку революционный демократизм в отличие от младогегельянского буржуазного радикализма — 1 Насколько одностороння и поэтому неправильна эта последняя точка зрения, видно хотя бы из следующего высказывания А. Руге: «Наше счастье, как известно, состоит в том, что у нас нет никаких партий» (см. «Einheit und Freiheit. Die deutsche Geschichte von 1815 bis 1849 in zeitgenössischen Dokumenten dargestellt und eingeleitet von Dr. Karl Obermann», Dietz Verlag, Berlin, 1950, S. 195). 96
идеология социальных «низов»), объясняет то особое место, ко¬ торое Маркс и Энгельс занимают в среде левых последователей философии Гегеля. Это же противоречие приводит вскоре Маркса и Энгельса к размежеванию с младогегельянцами. Участие Маркса и Энгельса в младогегельянском движении было неизбежным этапом в их интеллектуальном развитии, подобно тому как само младогегельянское движение представ¬ ляло собой необходимое последствие разложения школы Ге¬ геля. Энгельс впоследствии называл младогегельянцев «край¬ ним философским направлением» 1 в Германии. Оценивая историческое значение этого философского течения, Энгельс писал, что наиболее крайнее его крыло «подвергло всякое рели¬ гиозное верование испытанию огнем строгой критики, которая до самого основания потрясла древнее здание христианства, а с другой стороны, оно выдвинуло более смелые политические принципы по сравнению с теми, какие до того времени дово¬ дилось слышать немецкому уху, и попыталось воздать должное славной памяти героев первой французской революции. Правда, темный философский язык, в который облекались эти идеи, за¬ туманивал ум как автора, так и читателя, зато он застилал и цензорские очи, и потому писатели-«младогегельянцы» поль¬ зовались такой свободой печати, какой не знала ни одна из прочих отраслей литературы» 2. Запутанный философский язык, т. е. идеалистический, спе¬ кулятивный младогегельянский способ постановки насущных общественно-политических вопросов, неизбежно приводил к принижению конкретного политического значения этих во¬ просов. В этом также проявлялась двойственность младоге¬ гельянства, которое, провозглашая необходимость «философии действия», соединения философии с практикой, понимало и действие, и практику в спекулятивно-идеалистическом духе. Младогегельянское противопоставление самосознания действи¬ тельности представляло собой крайне абстрактную и лишенную вследствие этого необходимой действенности постановку во¬ проса о необходимости революции. Идеалистическая спекуля¬ ция, содержавшаяся в самом этом противопоставлении, заклю¬ чала в себе явное игнорирование революционной активности и инициативы «низов», поскольку лишь избранные, критически мыслящие личности объявлялись творцами истории. Само со¬ бой разумеется, что не революция как практически-политиче¬ ский процесс, а лишь философствование рассматривалось мла¬ догегельянцами как адекватное выражение самосознания. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 8, Госполитиздат, М., 1957, стр. 20. 2 Там же, стр. 16—17. 97
Младогегельянцы абсолютизировали самосознание в его фило¬ софской форме и умаляли тем самым значение всех других форм общественного сознания. Но при всем этом младогегель¬ янцы ставили новые философские вопросы, и прежде всего вопрос об общественной роли самой философии. Младогегель¬ янцы указали на противоречие между принципами философии Гегеля и ее конечными выводами; они отвергли попытку Гегеля истолковать современную ему стадию общественного развития как завершение общественного прогресса. Принцип развития, по мнению младогегельянцев, должен быть применен не только к прошлой истории человечества, но также к настоя¬ щему и будущему. Гегелевское представление о завершении процесса познания, сведение Гегелем воли и всей деятельности вообще к мышлению также было отвергнуто его левыми после¬ дователями. О. Корню в своем исследовании, на которое мы уже неодно¬ кратно ссылались, правильно отмечает наличие в младогегель¬ янском движении различных тенденций. Э. Ганс, применяя учение Гегеля в юриспруденции, пытался связать его с идеями Сен-Симона и Фурье. М. Гесс, опираясь на Гегеля и Фейербаха, стремился философски развить и истолковать идеи француз¬ ского утопического коммунизма. А. Руге поставил вопрос о решении с помощью гегелевского метода актуальных полити¬ ческих вопросов. Чешковский, исходя из Гегеля, рассматривал философию как важнейшую форму выражения активности че¬ ловеческого самосознания, изменяющего окружающую дейст¬ вительность. Б. Бауэр сделал попытку на основе критики христианства построить целостную концепцию истории чело¬ вечества как развития самосознания, порождающего и уничто¬ жающего многообразные — религиозные, политические, худо¬ жественные и т. п.— формы своего существования. М. Штир¬ нер довел до предела абстрактное противопоставление самосознания действительности, объявив подлежащим отрица¬ нию все, что противоречит единичному, эмпирическому, «моему» Я. Касаясь исторической роли младогегельянства в начале 40-х годов, Энгельс в 1886 г. писал: «В борьбе с правоверными пиетистами и феодальными реакционерами левое крыло — так называемые младогегельянцы — отказывалось мало-помалу от того философски-пренебрежительного отношения к жгучим вопросам дня, которое обеспечивало до сих пор его учению терпимость и даже покровительство со стороны правительства. А когда в 1840 г. правоверное ханжество и феодально-абсолю¬ тистская реакция вступили на престол в лице Фридриха-Виль¬ гельма IV, пришлось открыто стать на сторону той или другой 98
партии. Борьба велась еще философским оружием, но уже не ради абстрактно-философских целей. Речь прямо шла уже об уничтожении унаследованной религии и существующего госу¬ дарства» 1. Разложение гегелевской школы привело к возникновению антропологического материализма Л. Фейербаха, который уже в 1839 г. фактически перешел на материалистические позиции, а в 1841 г. опубликовал свою знаменитую «Сущность христиан¬ ства». Этот переход к материализму положил конец той двой¬ ственности, половинчатости, которая была неизбежна для мла¬ догегельянского истолкования религии. Ведь младогегельянцы, отвергая гегелевский тезис о гармонии между религией и философией, объявляя неизбежностью борьбу между ними, оставались тем не менее идеалистами. Маркс и Энгельс, про¬ возгласив атеизм подлинно философской точкой зрения, довели это свойственное младогегельянству противоречие до предела. Антропологический материализм Фейербаха не только устано¬ вил невозможность идеалистического обоснования атеизма, но и помог Марксу и Энгельсу найти путь к материалистическому атеистическому мировоззрению. Правда, на том этапе идейного развития Маркса и Энгельса, о котором шла речь в этой главе, антропологизм Фейербаха рассматривался Марксом и Энгель¬ сом не как специфическая разновидность материализма, а как форма противопоставления теологии, романтике, спекулятив¬ ному умозрению конкретного чувственного содержания челове¬ ческой жизни, осмысление которого должно стать основой научного философского миропонимания. Однако ни младогегельянцы, ни Фейербах не смогли кри¬ тически переварить учение Гегеля, освоить его прогрессивную сторону. Эта задача, как известно, была решена лишь осново¬ положниками марксизма. Энгельс впоследствии указывал, что «при разложении гегелевской школы образовалось еще иное направление, единственное, которое действительно принесло плоды. Это направление главным образом связано с именем Маркса» 2. Это не значит, конечно, что Маркс и Энгельс уже в 1840—1841 гг. вполне осознавали необходимость того, что они совершили впоследствии. В это время они, будучи еще идеали¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, Госполитиздат, М., 1961, стр. 279. Иллюстрацией этих слов Энгельса может служить статья мла¬ догегельянца Кёппена «Берлинские историки», в которой этот соратник молодого Маркса заявляет: «Можно утверждать, что как раз в борьбе с существующим строем пробуждается и обостряется понимание поли¬ тической жизни и истории...» (см. журнал «Историк-марксист», кн. 8, 1940, стр. 73). 2 Там же, стр. 300. 99
стами, естественно, в той или иной мере разделяли младоге¬ гельянские взгляды на отношение философии к религии и дру¬ гие воззрения, от которых они вскоре отказались. И тем не ме¬ нее они, несомненно, и в политическом, и в теоретическом отношении превосходят своих временных товарищей. Уже в докторской диссертации Маркс, как было показано выше, под¬ вергает критике оценку Гегеля младогегельянцами, в особенно¬ сти же свойственное этим мыслителям непонимание органиче¬ ской связи реакционных выводов Гегеля со всей системой его философии. В отличие от младогегельянцев Маркс не ограни¬ чивается указанием на противоречие между исходными поло¬ жениями и конечными выводами гегелевской философии, а стремится понять эти выводы как необходимое выражение внутренне присущей гегелевскому методу непоследовательно¬ сти, т. е. ставит вопрос о необходимости критики гегелев¬ ской диалектики. Выше говорилось также о том, что в отличие от младоге¬ гельянцев Маркс и Энгельс стоят на позициях объективного идеализма, что находит свое выражение в их трактовке цент¬ ральной для всего младогегельянского движения проблемы — проблемы самосознания и бытия. Маркс и Энгельс противопо¬ ставляют самосознание не всему существующему, а лишь опре¬ деленной действительности, определенным общественным отно¬ шениям, в силу чего в таком противопоставлении отсутствует тенденция к отрицанию, принижению всего находящегося вне самосознания, тенденция, которая в конечном счете привела к анархизму Штирнера. Таким образом, имеется несомненная связь между особой политической позицией Маркса и Энгельса в младогегельян¬ ском движении и тем глубоким, содержательным пониманием философских проблем, которое мы находим в работах Маркса и Энгельса. Уже в 1840—1841 гг. многие младогегельянцы считают Маркса выдающимся представителем немецкой философской мысли своего времени, преклоняются перед его могучим интел¬ лектом. Б. Бауэр, признанный лидер младогегельянского дви¬ жения, настойчиво стремился заручиться сотрудничеством Маркса, всячески подчеркивал свои симпатии к нему и свою веру в его философский гений. Между прочим, Б. Бауэр пы¬ тался уберечь Маркса от «чрезмерно» революционных выводов. Проповедуя «терроризм истинной теории», он убеждал своего младшего товарища не включать в диссертацию «ничего, что вообще выходит за границы философии». По поводу знаменитой строфы из Эсхила, приведенной Марксом в предисловии к дис¬ сертации, Б. Бауэр писал Марксу в письме: «Ту строфу из 100
Эсхила ты теперь ни в коем случае не должен включать в дис¬ сертацию» 1. К. Ф. Кёппен, находившийся с Марксом в дружеских отно¬ шениях, утверждал в одном из писем к нему, что статья Б. Бауэра «Христианское государство и наша эпоха», опубли¬ кованная в 1841 г. в «Hallische Jahrbücher», несет на себе печать явного влияния Маркса 2. О себе Кёппен сообщал (конечно, в шутливой форме), что у него появились собствен¬ ные мысли лишь с тех пор, как Маркс уехал из Берлина: «Ты сам видишь, что я не зазнаюсь: с тех пор, как ты меня эмансипировал — хотя ты едва протянул мне руку на про¬ щанье,— тотчас же вместе с твоей черной личностью исчезла моя полная непроницательность (Nichts durchbohrendes Gefühl). С тех пор как мой почтеннейший «потусторонний» оказался по ту сторону Рейна, я сам начинаю постепенно ста¬ новиться «посюсторонним». Теперь у меня снова свои мысли, которые я, как говорится, сам вымысливаю, в то время как мои прежние мысли были... с Шютценштрассе» 3. Когда вышел в свет анонимный памфлет «Трубный глас страшного суда над Гегелем, атеистом и антихристом», даже в среде младогегельянцев полагали, что это произведение напи¬ сано Б. Бауэром совместно с Марксом. Из переписки Маркса с А. Руге, а также из различных косвенных данных явствует, что Маркс не принимал непосредственного участия в написа¬ нии этой работы, но, по-видимому, внушил ее автору, Б. Бауэру, немало интересных идей 4. Наиболее ярким свидетельством того влияния, которое мо¬ лодой Маркс оказывал на деятелей младогегельянского движе¬ ния, может служить известное письмо М. Гесса писателю Бертольду Ауэрбаху от 2 сентября 1841 г. Письмо это неодно¬ 1 MEGA, Abt. 1, Bd. 1, Hlbd. 2, S. 252. 2 «Что касается мыслей с Шютценштрассе (улица, на которой жил Маркс в Берлине.— Т. О.), то наш Бруно Бауэр поместил в «Hallische Jahrbücher» превосходную и весьма иезуитскую статью. Почтенный гос¬ подин проводит... мысль, что византийское государство есть собствен¬ но христианское государство; я скрупулезно проверил паспорт у этой мысли (polizeilich visiert und nach seinem Pass gefragt) и увидел, что она также с Шютценштрассе. Как видишь, ты магазин мыслей, работ¬ ный дом или, выражаясь по-берлински, бычья голова, начиненная идеями» (MEGA, Abt. 1, Bd. 1, Hlbd. 2, S. 257). 3 MEGA Abt. 1, Bd. 1, Hlbd. 2, S. 255—257. 4 В письме Арнольду Руге от 5 марта 1842 г. Маркс сообщал: «При внезапном возрождении саксонской цензуры совершенно невоз¬ можно будет, очевидно, напечатать мой «Трактат о христианском искус¬ стве», который должен был бы появиться в качестве второй части «Трубного гласа»» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 241). 101
кратно цитировалось в исследованиях советских и зарубежных авторов, однако его целесообразно привести и в данном случае, как наиболее красноречивый документ, убедительно опровер¬ гающий тех буржуазных исследователей, которые пытаются представить молодого Маркса в качестве ученика М. Гесса. Между тем не кто иной, как М. Гесс, в 1841 г., когда Марксом не было опубликовано еще ни одного философского исследо¬ вания, писал своему другу: «Будь готов познакомиться с вели¬ чайшим, может быть единственным из ныне живущих настоя¬ щим (eigentlichen) философом. В скором времени, как только он выступит (как с сочинением, так и на кафедре), на него будут обращены взоры всей Германии. Как по своему направ¬ лению, так и по философским познаниям он превосходит не только Штрауса, но и Фейербаха. А это что-нибудь да значит. Если бы я мог быть в Бонне, когда он начнет читать лекции по логике, то я стал бы его усерднейшим слушателем. Я желал бы постоянно иметь такого человека в качестве своего учителя философии... Доктор Маркс,— так называется мой кумир,— еще совсем молодой человек (едва ли ему больше 24 лет); он нанесет послед¬ ний удар по средневековой религии п политике. В нем соче¬ таются глубочайшая философская серьезность с тончайшим остроумием. Представь себе соединенными в одной личности Руссо, Вольтера, Гольбаха, Лессинга, Гейне и Гегеля; я го¬ ворю — соединенными, а не смешанными,— и ты будешь иметь представление о докторе Марксе» 1. Возможно, Гесс был знаком с диссертацией Маркса и дру¬ гими его неопубликованными произведениями, впоследствии утерянными. Возможно также, что высокая оценка гения Маркса (указывающая, несомненно, на проницательность са¬ мого М. Гесса) основывалась на личном общении с будущим основоположником научного коммунизма. Но совершенно ясно одно: Маркс занимал особое место в среде младогегельянцев, он возвышался над ними даже там, где разделял их воззрения. Выступления Энгельса, подробно рассмотренные выше, по¬ зволяют сделать вывод, что в 1841 г. он, примыкая к младо¬ гегельянцам, заметно выделялся среди них не только как рево¬ люционный демократ, но и как глубокий мыслитель, давший самую острую п глубокую критику иррационализма Шеллинга. Известно, что статьи Энгельса против Шеллинга, опубликован¬ ные частью анонимно, частью под псевдонимом, в течение дол¬ гого времени приписывались различным видным деятелям тогдашнего демократического движения. А. Руге обратился 1 MEGA, Abt. 1, Bd; 1, Hlbd. 2, S. 261. 102
к Ф. Освальду (псевдоним Энгельса) с письмом, в котором наряду с высокой оценкой его работы о Шеллинге содержится настойчивое приглашение сотрудничать в «Hallische Jahrbü¬ cher» 1. Статья В. Боткина «Германская литература», опубли¬ кованная в 1843 г. в «Отечественных записках», свидетельст¬ вует о значительном влиянии работ Энгельса о Шеллинге на этого известного деятеля буржуазно-демократического движе¬ ния в России 2. Таким образом, уже в начале своей научной и общественно- политической деятельности Маркс и в известной мере также и Энгельс выступают как наиболее выдающиеся представители «крайней философской партии» в Германии. В. И. Ленин ука¬ зывал, что младогегельянцы пытались делать атеистические и революционные выводы из философии Гегеля. Отличие Маркса и Энгельса от младогегельянцев с самого начала их участия в этом исторически прогрессивном движении заклю¬ чалось в том, что они доводили эти попытки до конца, т. е. делали из философии Гегеля атеистические и революционные выводы. 1 В своем ответе на письмо А. Руге от 15 июня 1842 г. Энгельс говорит: «...я вовсе не доктор и никогда не смогу им стать; я всего только купец и королевско-прусский артиллерист. Поэтому избавьте меня, пожалуйста, от такого титула» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ран¬ них произведений, стр. 513). 2 См. В. П. Боткин, Соч., т. II, СПБ, 1891.
Глава вторая НАЧАЛО ПЕРЕХОДА ОТ ИДЕАЛИЗМА И РЕВОЛЮЦИОННОГО ДЕМОКРАТИЗМА К МАТЕРИАЛИЗМУ И КОММУНИЗМУ 1Работа К. Маркса в «Рейнской газете». Выступления в защиту угнетенных и эксплуатируемых масс, отношение к утопическому социализму и коммунизму После защиты докторской диссертации Маркс намерен был заняться преподавательской деятельностью в Боннском университете. Переехав из Берлина в Трир, а затем в Бонн, Маркс тщательно готовился к своим будущим лекциям. По-видимому, в этой связи он конспектирует «Логические исследования» А. Тренделенбурга, «О душе» Аристотеля, «Богословско-политический трактат» и «Пе¬ реписку» Б. Спинозы, «Трактат о человеческой природе» Д. Юма, «Историю кантовской философии» Розенкранца 1 и ряд исследований по истории искусства и религии. Письма Б. Бауэра к Марксу, относящиеся ко времени его работы над докторской диссертацией в Берлине, показывают, что лидер младогегельянцев всячески склонял Маркса заняться препода¬ вательской деятельностью. Сам Б. Бауэр был в это время доцентом Боннского университета. Письма Б. Бауэра к Марксу говорят о том, что он связывал большие надежды с приездом Маркса в Бонн: речь шла о совместных выступлениях против теологов, об издании журнала «Архив атеизма» и т. д. Ответы Маркса на письма Б. Бауэра, к сожалению, не сохранились, но из писем последнего видно, что Маркс далеко не был уверен 1 MEGA, Abt. 1, Bd. 1, Hlbd. 2, S. 107—136. 104
в том, что доцентура в Боннском университете — наиболее под¬ ходящий путь для научной и особенно общественно-политиче¬ ской деятельности. Несомненно, что Маркса привлекала не столько академическая карьера, сколько активная политиче¬ ская деятельность и связанные с нею научные исследования. Очевидно, поэтому Б. Бауэр писал Марксу 31 марта 1841 г.: «Было бы абсурдно, если бы ты посвятил себя практической деятельности. В настоящее время одна лишь теория является наиболее действенной практикой и мы не можем даже предви¬ деть, в какой мере она станет практической» 1.Однако в начале 1842 г. Б. Бауэр был уволен из Боннского университета, и это со всей очевидностью показало невозмож¬ ность сочетания работы в немецком университете с борьбой против господствующей в Германии религиозной и политиче¬ ской идеологии. Маркс отказывается от намерения заняться профессорской деятельностью и целиком посвящает себя поли¬ тической борьбе, революционно-демократической публицистике. В апреле 1842 г. Маркс начинает сотрудничать в «Рейнской газете по вопросам политики, торговли и промышленности», а в октябре того же года он становится ее главным редактором. Отныне Марксу ясно, что его непримиримое отношение к су¬ ществующим в Германии порядкам исключает для него какую бы то ни было возможность государственной службы. Правда, Маркс в это время выступает еще как революционный демо¬ крат, непримиримый к феодальным отношениям и возлагаю¬ щий все свои надежды на революционное уничтожение послед¬ них. Он еще не знает, что дальнейшее развитие его взглядов сделает его непримиримым противником и буржуазно-демокра¬ тических общественных порядков. Работа в «Rheinische Zeitung» — новая важная ступень в идейном развитии будущего основоположника научного комму¬ низма. Сам он впоследствии писал: «В 1842—1843 гг. мне как редактору «Rheinische Zeitung» пришлось впервые высказы¬ ваться о так называемых материальных интересах, и это по¬ ставило меня в затруднительное положение. Обсуждение в рейнском ландтаге вопросов о краже леса и дроблении зе¬ мельной собственности, официальная полемика, в которую г-н фон Шапер, тогдашний обер-президент Рейнской провинции, вступил с «Rheinische Zeitung» относительно положения мо¬ зельских крестьян, наконец, дебаты о свободе торговли и по¬ кровительственных пошлинах дали первые толчки моим заня¬ тиям экономическими вопросами» 2. 1 MEGA, Abt. 1, Bd. 1, Hlbd. 2, S. 250. 2 K. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 13, Госполитиздат, М., 1959, стр. 5—6. 105
Занятия экономическими вопросами сыграли громадную роль в разработке исходных положений материалистического понимания истории. Уже в статьях Маркса в «Рейнской га¬ зете», как указывает В. И. Ленин, «намечается переход Маркса от идеализма к материализму и от революционного демократизма к коммунизму» 1. «Rheinische Zeitung», первый номер которой вышел в свет 1 января 1842 г., была создана по инициативе группы кёльн¬ ских либералов, во главе которых стоял лидер рейнской либе¬ ральной буржуазии Кампгаузен. Буржуа, организовавшие акционерную компанию для издания газеты, меньше всего ду¬ мали о революционной, противоправительственной деятельно¬ сти. Напротив, они создали «Rheinische Zeitung» в противовес ультрамонтанской «Kölnische Zeitung», значительное влияние которой в Рейнской провинции вызывало недовольство прави¬ тельственных кругов. Издатели считали, что газета должна служить делу укрепления и расширения Таможенного союза. С этой целью они пригласили на пост главного редактора из¬ вестного буржуазного экономиста Фридриха Листа. Когда же Лист отказался от предложенного ему поста, «Rheinische Zeitung» оказалась во власти младогегельянцев, которые вскоре выдвинули из своей среды в качестве главного редактора А. Рутенберга. Последний, как вскоре отметил Маркс (письмо к Руге от 30 ноября 1842 г.), не справился со своими обязан¬ ностями. К тому же Рутенберг находился под политическим надзором и считался в правительственных кругах представите¬ лем крайнего радикализма. Акционеры «Rheinische Zeitung» получили предписание немедленно удалить Рутенберга, «хотя ни для кого, кроме «Rheinische Zeitung» и себя самого, он опасен не был» 2. Пост главного редактора был предложен Марксу, статьи которого в газете к этому времени сделали его имя широко известным прогрессивно настроенным людям в Германии. Под руководством Маркса политическое направле¬ ние газеты существенно изменяется. В. И. Ленин писал: «Революционно-демократическое направление газеты при ре¬ дакторстве Маркса становилось все определеннее...» 3 Защита интересов угнетенных и эксплуатируемых, борьба за демократические преобразования — вот что составляет лейт¬ мотив работ Маркса, опубликованных в газете. Маркс вы¬ ступает на страницах газеты, как пишет он сам в одной из статей, «в интересах бедной, политически и социально обездо¬ 1 В. И. Ленин, Соч., т. 21, стр. 63. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 251. 3 В. И. Ленин, Соч., т. 21, стр. 31. 106
ленной массы...» 1 Однако революционную непримиримость и решительность он сочетает с трезвым и продуманным учетом обстановки, условий, в которых приходилось выпускать газету. Речь идет о том, указывает он в письме к одному из издате¬ лей газеты, Д. Оппенхейму, чтобы полностью использовать те крайне ограниченные возможности для прогрессивной публи¬ цистической деятельности, которые имеются в Пруссии, по¬ скольку «явная демонстрация против основ теперешнего госу¬ дарственного строя может вызвать усиление цензуры и даже закрытие газеты» 2. Не следует предоставлять правительству желанной возможности расправиться с газетой. Поэтому Маркс выступает против псевдореволюционной фразеологии берлин¬ ских младогегельянцев (так называемых «Свободных»), кото¬ рые присылали в газету «кучи вздора, лишенного всякого смысла и претендующего перевернуть мир; все это написано весьма неряшливо и приправлено крупицами атеизма и комму¬ низма (которого эти господа никогда не изучали)» 3. На этой почве возникает конфликт между Марксом и «Свободными»; Маркс отказывается печатать их статьи, считая их, во-первых, бессодержательными, а во-вторых, несоответствующими тем реальным условиям, без учета которых выход газеты был бы невозможен. «Я выдвинул перед ними,— писал Маркс А. Руге,— требование: поменьше расплывчатых рассуждений, громких фраз, самодовольного любования собой и побольше определенности, побольше внимания к конкретной действитель¬ ности, побольше знания дела. Я заявил, что считаю неподходя¬ щим, даже безнравственным, их прием — вводить контрабандой коммунистические и социалистические положения, т. е. новое мировоззрение, в случайные театральные рецензии и пр.; я по¬ требовал совершенно иного и более основательного обсуждения коммунизма, раз уж речь идет об его обсуждении» 4. В этом заявлении Маркса следует прежде всего отметить его убеждение в том, что вопросы коммунизма необходимо об¬ суждать основательно, серьезно, а не мимоходом, в полубел¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельсу Соч., т. 1, стр. 125. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 250. 3 Там же, стр. 251. 4 Там же, стр. 252. Впоследствии, в 1895 г., Энгельс писал Ф. Ме¬ рингу, что «Маркс... выступил против Бауэров, т. е. высказался против того, чтобы «Рейнская Газета» стала преимущественно распространи¬ телем пропаганды теологических вопросов, атеизма и т. п., вместо того, чтобы служить политической дискуссии и действию; он также высказался против основанного на одном лишь стремлении прослыть «самым крайним» фразерского коммунизма Эдгара Бауэра, который вскоре затем был вытеснен у Эдгара другими радикально звучащими фразами» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIX, 1946, стр. 412—413). 107
летристической манере, как это было свойственно младоге¬ гельянцам. Для уяснения этих замечаний Маркса следует также учесть его тогдашнее отношение к коммунизму, выявив¬ шееся в связи с выступлением Аугсбургской «Allgemeine Zeitung», которая после опубликования в «Рейнской газете» (июнь 1842 г.) статей М. Гесса обрушилась на газету с обвине¬ ниями в коммунизме. Такого рода обвинения мало чем отлича¬ лись от доноса, и Маркс ответил этому рептильному органу либеральной буржуазии соответствующим образом. В статье «Коммунизм и Аугсбургская «Allgemeine Zeitung»» Маркс заявляет, что это обвинение безосновательно, ибо «Рейнская газета» «не признает даже теоретической реальности за комму¬ нистическими идеями в их теперешней форме, а следовательно, еще менее может желать их практического осуществления или же хотя бы считать его возможным...» 1 Само собой разумеется, что речь идет об утопическом ком¬ мунизме (а также утопическом социализме, поскольку упоми¬ наются Фурье, Консидеран и другие его представители) — других коммунистических теорий в то время не существовало. Утописты считали частную собственность следствием заблужде¬ ний человеческого духа на пути к абсолютной истине и спра¬ ведливости. С таким антиисторическим воззрением диалектик Маркс, глубоко усвоивший гегелевский исторический подход к действительности, очевидно, не мог согласиться. И не потому, конечно, что Маркс не видел тех социальных катаклизмов, ко¬ торые порождаются частной собственностью (его статьи в «Rheinische Zeitung», как мы покажем далее, в некоторой сте¬ пени вскрывают эти антагонистические противоречия), а по¬ тому, что Маркс принципиально был против утопических концепций, поскольку они исходят из абстрактного противопо¬ ставления должного существующему, несостоятельность кото¬ рого Маркс отметил еще в 1837 г. Однако, отвергая коммунистические и социалистические утопии, Маркс считает, что вопрос о коммунизме приобрел об¬ щеевропейское значение; от него нельзя отвернуться только потому, что «он носит грязное белье и не пахнет розовой во¬ дой». Необходимо, следовательно, различать факты и их интер¬ претацию, которая в данном случае неудовлетворительна, ибо носит утопический характер,— к такому выводу приближается Маркс. Необходимо, далее, найти действительное решение тех общественных вопросов, которые не просто поставлены пред¬ ставителями утопического социализма и коммунизма, а выте¬ кают из развития общества, в особенности же из развития 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 117. 108
крупной промышленности. «Что сословие, которое в настоящее время не владеет ничем, требует доли в богатстве средних классов,— это факт, который и без страсбургских речей и во¬ преки аугсбургскому молчанию бросается всякому в глаза на улицах Манчестера, Парижа и Лиона» 1. В этой связи Маркс говорит: «Мы не обладаем искусством одной фразой разделы¬ ваться с проблемами, над разрешением которых работают два народа» 2. Маркс имеет в виду французов и англичан. Сила коммунистического движения, как полагает Маркс, заклю¬ чается прежде всего в его идеях, в их теоретическом обоснова¬ нии. «Мы твердо убеждены,— пишет он,— что по-настоящему опасны не практические опыты, а теоретическое обоснование коммунистических идей; ведь на практические опыты, если они будут массовыми, могут ответить пушками, как только они станут опасными; идеи же, которые овладевают нашей мыслью, подчиняют себе наши убеждения и к которым разум приковы¬ вает нашу совесть,— это узы, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца, это демоны, которых человек может победить, лишь подчинившись им» 3. В этом высказывании Маркса содержится признание выдающегося значения утопи¬ ческого коммунизма, хотя Маркс и говорит далее, что «Rheinische Zeitung» намерена подвергнуть критике это учение. В 1859 г. в предисловии к «К критике политической эконо¬ мии» Маркс, вспомнив о своей полемике с Аугсбургской «Allgemeine Zeitung», подчеркнул, что тогда, в 1842 г., он еще недостаточно был знаком с произведениями утопических ком¬ мунистов и социалистов. В это время, «когда благое желание «идти вперед» во много раз превышало знание предмета, в «Rheinische Zeitung» послышались отзвуки французского со¬ циализма и коммунизма со слабой философской окраской. Я высказался против этого дилетантства, но вместе с тем в по¬ лемике с аугсбургской «Allgemeine Zeitung» откровенно признался, что мои тогдашние знания не позволяли мне отва¬ житься на какое-либо суждение о самом содержании француз¬ ских направлений» 4. В свете идей, высказанных Марксом в статье «Коммунизм и Аугсбургская «Allgemeine Zeitung»», становятся полностью понятны его резкие замечания по адресу берлинских «Свобод¬ ных» и их дилетантских попыток походя обсуждать проблемы коммунизма в той крикливой и псевдореволюционной манере, которая в особенности была характерна для этих представите¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 115. 2 Там же, стр. 116. 3 Там же, стр. 118. 4 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 13, стр. 6. 109
лей младогегельянского движения. Маркс, как уже отмечалось выше, противопоставляет этому поверхностному безапелляци¬ онному резонерству, уклоняющемуся от серьезного исследова¬ ния обсуждаемых вопросов, требование более основательного обсуждения проблем коммунизма с учетом специфики еже¬ дневной газеты и цензурных условий, с которыми было бы нелепо не считаться: «...такие произведения,— говорит Маркс,— как труды Леру, Консидерана, и, в особенности, остроумную книгу Прудона нельзя критиковать на основании поверхностной минутной фантазии, а только после упорного и углубленного изучения...» 1 Маркс говорит о необходимости основательности не только при рассмотрении нового и к тому же недостаточно ясного для немцев вопроса о коммунизме. Обсуждение вопросов религии и государства, в особенности на страницах газеты, также должно быть конкретным, связанным с анализом определенных фактов, о которых сообщает газета. «Я выдвинул далее тре¬ бование,— пишет Маркс,— чтобы религию критиковали больше в связи с критикой политического положения, чем политиче¬ ское положение — в связи с религией, ибо это более соответ¬ ствует самой сути газетного дела и уровню читающей публики... Наконец, я предложил им (берлинским «Свободным».— Т. О.), что если уж говорить о философии, то пусть они поменьше ще¬ голяют вывеской «атеизма» (чтó напоминает детей, уверяющих всякого, желающего только их слушать, что они не боятся буки) и пусть лучше они пропагандируют содержание филосо¬ фии среди народа» 2. Хотя Маркс ссылается здесь главным образом на специ¬ фику газетного дела, совершенно очевидно, что его расхожде¬ ния со «Свободными» выходят далеко за пределы вопроса о форме изложения. Младогегельянцы сводили все вопросы общественной жизни к теологической проблематике, Маркс же, напротив, подчиняет критику религии и теологии решению на¬ сущных политических вопросов. Что же ответили «Свободные» на те серьезные критические замечания, которые были сделаны им Марксом? В письме к 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 117. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 252—253. Правильно в этой связи указывает М. В. Серебряков: «Опыт упорной, изнурительной борьбы с цензурой, обер-президентом и министерством особенно наглядно показал Марксу огромную важность именно полити¬ ческой борьбы. Одновременно он убедился, что берлинские младогегель¬ янцы неспособны быть серьезными и мужественными союзниками в этой борьбе» (М. В. Серебряков, Из истории борьбы Маркса и Энгельса против мелкобуржуазных течений в сороковых годах XIX века, «Уче¬ ные записки ЛГУ» № 168, вып. 5, Философия, 1955, стр. 102). 110
Руге, которое мы уже цитировали, Маркс говорит об ответе, полученном им от Мейена. Последний угрожает Марксу «обви¬ нением в консерватизме». Далее, по словам Маркса, Мейен утверждал, что «газета не должна проявлять сдержанность, она обязана действовать самым крайним образом, т. е. должна спокойно уступить поле сражения полиции и цензуре, вместо того чтобы удерживать свои позиции в незаметной для публики, но тем не менее упорной, проникнутой сознанием долга, борьбе» 1. В этих словах Маркса — суровое осуждение псевдореволю¬ ционной риторики, которая, будучи бессодержательной, никого не убеждает, но вместе с тем может вызвать наступление реакции в условиях, когда прогрессивные силы общества еще не могут дать ей надлежащего отпора. То, что младогегельянец Мейен, далекий от действительной революционной борьбы, безответственно называл «консерватиз¬ мом», на деле было продуманной революционной линией Маркса, который совершенно справедливо считал, что «для спа¬ сения политического органа можно пожертвовать несколькими берлинскими вертопрахами». Несмотря на «ужаснейшие цен¬ зурные мучительства», несмотря на «вопли акционеров» газеты по поводу революционной линии «Rheinische Zeitung», Маркс продолжал борьбу против реакции: «...я,— писал он,— остаюсь на посту только потому, что считаю своим долгом, насколько в моих силах, не дать насилию осуществить свои планы...» 2 Таким образом, уже в самом начале своей деятельности на посту главного редактора «Rheinische Zeitung» Маркс вступил в конфликт с берлинскими младогегельянцами, и этот конфликт был началом его разрыва с ними. Ни Б. Бауэр, лидер «Свобод¬ ных», ни младогегельянец А. Руге, отрицательно относившийся к поведению этой группки, которая устраивала шумные лите¬ ратурные баталии в берлинских пивных, не поняли действи¬ тельного смысла критических замечаний и требований Маркса к литературной продукции «Свободных» 3. Тем не менее Маркс в это время еще не порывает с младогегельянским идеализмом. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 253. 2 Там же. 3 Б. Бауэр писал Марксу по поводу этих критических замечаний: «Ты должен был, прежде чем отсылать свои письма, продержать их хотя бы один день в ящике» (MEGA, Abt. 1, Bd. 1, Hlbd. 2, S. 292. Письмо Б. Бауэра К. Марксу от 13 декабря 1842 г.). А. Руге видел в вы¬ ступлениях Маркса против «Свободных» осуждение одного лишь их по¬ ведения: «Я надеюсь,— писал он Марксу,— что Вы спасете Бауэра от этой атмосферы» (MEGA, Abt. 1, Bd. 1, Hlbd. 2, S. 289. Письмо A. Руге K. Марксу от 4 декабря 1842 г.). А. Руге не понимал, что теоретиче¬ ские воззрения «Свободных» и их псевдореволюционная фразеология имели своим источником философские концепции Б. Бауэра. 111
В ноябре 1842 г. он публикует рецензию на брошюру О. Группе «Бруно Бауэр и свобода академического преподава¬ ния», решительно защищая лидера младогегельянцев от вздор¬ ных нападок реакционного критика. В письме к А. Руге от 13 марта 1843 г. он высоко оценивает книгу Б. Бауэра «Правое дело свободы и мое собственное дело», опубликованную в 1842 г. 1 Лишь в процессе последующего идейного развития, переходя на позиции диалектического и исторического мате¬ риализма, Маркс (так же как и Энгельс) порывает с младоге¬ гельянским идеализмом и начинает борьбу против этой фило¬ софской теории немецкого буржуазного радикализма. Пока же, отмежевываясь от «Свободных», Маркс сотрудничает с издате¬ лем-младогегельянцем А. Руге. Излагая свое понимание конкретного, политического под¬ хода к постановке теоретических вопросов, Маркс заявляет, что «совершенно общие теоретические рассуждения о государст¬ венном строе подходят скорее для чисто научных печатных органов, чем для газет. Правильная теория должна быть разъ¬ яснена и развита применительно к конкретным условиям и на материале существующего положения вещей» 2. Статьи Маркса в «Rheinische Zeitung» и представляют собой замечательный образец такого конкретного, основанного на фактах теоре¬ тического анализа политических вопросов. Так, в статье, посвя¬ щенной дебатам Рейнского ландтага о свободе печати, Маркс подвергает уничтожающей критике представителей княжеского и дворянского сословий за их страх перед свободой печати, самодеятельностью народа, демократией. Эти реакционеры тре¬ тировали свободу печати и гражданские права вообще как источник моральной распущенности. Печать порождает рево¬ люции, утверждал, например, представитель княжеского со¬ словия. «Какая печать? — спрашивает Маркс.— Прогрессивная или реакционная?» 3 В этой связи Маркс ставит вопрос о правомерности рево¬ люций, показывая, что последние не являются чем-то случай¬ 1 «На мой взгляд,— писал Маркс А. Руге,— он никогда еще не пи¬ сал так хорошо» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 257). 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 250. 3 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 42. Отстаивая свободу пе¬ чати, Маркс ссылается на передовые для того времени буржуазно-демо¬ кратические государства, подчеркивая, что о свободе печати можно судить не только исходя из заключающейся в ней идеи, но и на осно¬ вании ее фактического, исторического существования. Если естество¬ испытатели, говорит Маркс, «стараются с помощью эксперимента вос¬ произвести явление природы в его наиболее чистых условиях» (там же, стр. 68), то при изучении общественной жизни первостепенное значе¬ ние имеют исторические факты, исторический опыт. 112
ным, а с необходимостью порождаются развитием народного духа. «Карл I взошел на эшафот благодаря божественному от¬ кровению снизу» 1,— иронически замечает он. Разоблачая страх крепостников перед политической актив¬ ностью народа, Маркс указывает, далее, на «естественное бес¬ силие половинчатого либерализма», представленного буржу¬ азным городским сословием. Представитель последнего рас¬ сматривает печать как определенный промысел, приложение капитала и, ратуя за свободу частного предпринимательства, полагает необходимой и свободу печати. Маркс категорически возражает против такого подхода к делу: «...разве свободна та печать, которая опускается до уровня промысла?» 2 Не уди¬ вительно поэтому, что Маркс, как революционный демократ, горячо присоединяется к «запальчивой, но превосходной речи» представителя крестьянского сословия, заявившего, что «чело¬ веческий дух должен свободно развиваться сообразно присущим ему законам и обладать правом сообщать другим то, что им достигнуто, иначе прозрачный живительный поток превратится в зловонное болото». Народ, говорит Маркс, должен сражаться за свободу всеми имеющимися в его распоряжении средствами, не только копьями, но и топорами 3. Подвергая критическому разбору дебаты о свободе печати в Рейнском ландтаге, Маркс ставит важные теоретические во¬ просы: о роли народа («народного духа») в истории, о значении прессы в общественном развитии, о соотношении идеального п реального, о движущих силах развития общества, о влиянии классового (сословного) положения на идеологические концеп¬ ции и т. д. В октябре — ноябре 1842 г. Маркс опубликовал в «Rheinische Zeitung» статью, посвященную дебатам Рейнского 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 56. 2 Там же, стр. 76. Вместе с тем Маркс, трезво учитывая неспособ¬ ность буржуазного «городского сословия» на революционную борьбу за демократию, указывает, что следует отдать предпочтение этому при¬ знанию свободы печати как свободы промысла «перед бессодержатель¬ ными, туманными и расплывчатыми рассуждениями тех немецких ли¬ бералов, которые думают, что, перенося свободу с твердой почвы дей¬ ствительности в звездное небо воображения, они тем самым воздают ей честь. Этим резонерам воображения, этим сентиментальным энтузиа¬ стам, которые видят профанацию в каждом соприкосновении их идеала с будничной действительностью, мы, немцы, отчасти обязаны тем, что свобода до сих пор осталась для нас фантазией и сентиментальным по¬ желанием» (там же, стр. 73). 3 См. там же, стр. 84. Эта первая опубликованная Марксом в «Rhei¬ nische Zeitung» статья произвела большое впечатление на современни¬ ков. Так, А. Руге, например, заявлял, что «это несомненно самое луч¬ шее из всего, что когда-либо писалось на эту тему» (см. MEGA, Abt. 1, Bd. 1, Hlbd. 2, S. 276). 5 Т. И. Ойзерман 113
ландтага по поводу проекта закона о краже леса, квалифици¬ рующего сбор валежника крестьянами как хищение собствен¬ ности лесовладельцев. Маркс высмеивает ссылки защитников законопроекта на «обычные права» помещиков, называя их «обычным бесправием», беззаконием, произволом. Отстаивая интересы крестьянских масс, Маркс говорит об «обычном праве» бедняков, которое, как полагает он, вытекает из их со¬ циального положения, т. е. имеет объективную основу, и с ней обязано считаться всякое законодательство: «Мы требуем для бедноты обычного права, и притом не такого обычного права, которое ограничено данной местностью, а такого, которое при¬ суще бедноте во всех странах. Мы идем еще дальше и утвер¬ ждаем, что обычное право по своей природе может быть только правом этой самой низшей, обездоленной, неорганизованной массы» 1. В этой связи Маркс ставит такие философские и со¬ циологические проблемы: объективная основа законодательства и развития общества вообще, противоположность бедноты и богатства, отношение государства к частной собственности и частным интересам, форма и содержание, природа феода¬ лизма и т. д. В следующей статье «Оправдание мозельского корреспон¬ дента» Маркс встает на защиту одного из корреспондентов «Rheinische Zeitung», описывавшего в своих сообщениях тяже¬ лое экономическое положение мозельских крестьян-виноделов. Эти сообщения вызвали весьма бурную реакцию обер- президента Рейнской провинции фон Шапера и послужили од¬ ним из оснований для последующего запрещения газеты. Маркс в своей статье отвергает утверждение фон Шапера, что крестьяне сами виновны в постигающих их бедствиях, и заявляет, что тяжелое положение мозельского крестьянства объективно обусловлено существующими в Пруссии социаль¬ ными порядками. Частный вопрос о положении мозельских крестьян-виноделов служит Марксу поводом для постановки общего социологического вопроса об объективной природе со¬ циальных отношений. Энгельс впоследствии писал, что вопрос о положении мо¬ зельских крестьян-виноделов, так же как дебаты по поводу за¬ конопроекта о краже леса, побудил Маркса вплотную заняться исследованием экономической основы общественной жизни, что в конечном счете привело к открытию материалистического понимания истории и научного социализма 2. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 125. 2 15 апреля 1895 г. Энгельс писал Р. Фишеру, что он «постоянно слышал от Маркса, что именно изучение закона о краже дров и иссле¬ дование положения мозельских крестьян побудило его перейти от чи¬ 114
Не останавливаясь пока на других статьях Маркса, опуб¬ ликованных в «Рейнской газете», мы можем с полным основа¬ нием сделать вывод, что Маркс не только подверг критике мла¬ догегельянский спекулятивно-идеалистический подход к поста¬ новке конкретных политических вопросов, но и на деле показал, как надо ставить эти вопросы в интересах общественного прогресса, по-революционному. Одной из основных особенностей всех статей Маркса яв¬ ляется прямая, открытая, воинствующая партийность. «Без партий нет развития, без размежевания нет прогресса» 1. Раз¬ межевание с буржуазным либерализмом, революционно-демо¬ кратическая защита интересов угнетенных и эксплуатируемых составляют основное политическое содержание статей Маркса в «Rheinische Zeitung». Следует, однако, иметь в виду, что, по¬ скольку Маркс в это время остается еще на позициях идеа¬ лизма, принцип партийности формулируется им как точка зрения разума и всеобщего интереса, противостоящая неразу¬ мию и своекорыстию господствующего эксплуататорского меньшинства. Впрочем, такая постановка вопроса не лишена рационального зерна, поскольку партийность революционного класса действительно выражает интересы развития общества и в этом смысле является подлинно разумной политической позицией. Революционные выступления «Rheinische Zeitung», есте¬ ственно, приводили к постоянным столкновениям с цензурой и властями. Над газетой была установлена двойная цензура, на место сравнительно либерального цензора был поставлен ревностный проводник реакционной политики прусского пра¬ вительства. И все же, несмотря на двойную цензуру и по¬ стоянные угрозы запрещения, «Rheinische Zeitung» благодаря руководству Маркса удавалось по-прежнему ставить на стой политики к экономическим отношениям и, таким образом, к со¬ циализму» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIX, стр. 409). 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 113. Вопрос о партийности встал особо остро после того, как Фрейлиграт (впоследствии некото¬ рое время бывший соратником Маркса и Энгельса) в одном из своих стихотворений объявил беспартийность атрибутом поэтического воззре¬ ния на мир: Поэт на башне более высокой, Чем вышка партии, стоит. «Rheinische Zeitung» поместила в качестве ответа Фрейлиграту в феврале 1842 г. стихотворение Г. Гервега, решительно провозглашавшее идею партийности литературы: Partei! Partei! Wer sollte sie nicht nehmen, Die doch die Mutter aller Siege war. Wie mag ein Dichter solch ein Wort verfehmen, 5* Ein Wort, das alles Herrliche gebar. 115
обсуждение коренные политические вопросы, пропагандиро¬ вать — конечно, в завуалированной форме — необходимость ре¬ волюционного разрешения насущных социальных проблем. «Будь еще десяток газет, обладавших мужеством «Rheinische Zeitung».., и цензура в Германии стала бы невозможной уже в 1843 году» 1,— писал впоследствии Энгельс. Наконец, в январе 1843 г. прусский совет министров принял решение прекратить выход «Rheinische Zeitung» с 1 апреля этого же года. Надеясь облегчить положение газеты, Маркс вышел из состава редакции, опубликовав 17 марта соответ¬ ствующее заявление, в котором указывалось, что отказ от поста главного редактора обусловлен «существующими цензурными условиями» 2. В Берлине реакционные круги с удовлетворением отметили уход Маркса из газеты, поскольку, как говорили та¬ мошние правительственные деятели, «ультрадемократические взгляды Маркса совершенно несовместимы с основными прин¬ ципами прусского государства» 3. Место главного редактора за¬ нял весьма умеренный, посредственный Д. Оппенхейм. Но и это уже не помогло газете. 31 марта 1843 г. вышел ее последний номер 4. В письме к Руге Маркс отмечает, что запрещение «Rheini¬ sche Zeitung» свидетельствует об определенном прогрессе по¬ литического сознания. А это в свою очередь говорит о том, что «Rheinische Zeitung» сделала свое дело. Вместе с тем Маркс указывает, что дальнейшая плодотвор¬ ная публицистическая деятельность в Германии для него лично представляется невозможной: «...я стал задыхаться в этой ат¬ мосфере. Противно быть под ярмом — даже во имя свободы; 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 19, Госполитиздат, М., 1961, стр. 105—106. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 218. По этому поводу Г. Гервег писал: «Теперь мерзавцы убили и «Рейнскую газету»... Маркс, редактор, всем пожертвовавший газете и, судя по его сегодняш¬ нему письму, готовый шумно закончить эту историю, очутился в мучи¬ тельном состоянии. Он пишет мне, что не может больше оставаться в Германии, так как деятельность его в Пруссии стала невозможна» (цит. по статье М. В. Серебряков, Из истории борьбы Маркеа и Энгельса против мелкобуржуазных течений в сороковых годах XIX века, «Уче¬ ные записки ЛГУ» № 168, вып. 5, Философия, 1955, стр. 103). 3 См. Ф. Меринг, Карл Маркс. История его жизни, Госполитиздат, М., 1957, стр. 77—78. 4 «Rheinische Zeitung» была запрещена специальным министерским рескриптом как якобы не имеющая установленного разрешения на вы¬ ход, как будто «в Пруссии, где ни одна собака не может жить без своего полицейского номерка, «Rheinische Zeitung» могла бы выходить хотя бы один день, не выполнив официальных обязательных правил» (письмо К. Маркса А. Руге от 25 января 1843 г., К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 254). 116
противно действовать булавочными уколами, вместо того что¬ бы драться дубинами. Мне надоели лицемерие, глупость, гру¬ бый произвол, мне надоело приспособляться, изворачиваться, считаться с каждой мелочной придиркой... В Германии я не могу больше ничего предпринять» 1. Маркс ставит перед Руге вопрос о необходимости заграничного немецкого издания, в ко¬ тором можно было бы, не опасаясь цензурных рогаток, срав¬ нительно свободно развивать и пропагандировать революцион¬ ные воззрения. Таким заграничным немецким изданием стал, как известно, журнал «Deutsch-Französische Jahrbücher», под¬ готовленный Марксом совместно с Руге. Итак, в «Rheinische Zeitung» Маркс, отстаивая интересы широких трудящихся масс и формулируя политическую про¬ грамму революционной демократии, теоретически разрабаты¬ вает важнейшие философские и социологические проблемы. Некоторая фрагментарность в постановке этих вопросов, неиз¬ бежная в силу того, что не они непосредственно составляют тему той или иной статьи, исчезает, как только мы начинаем рассматривать все эти статьи и трактуемые в них проблемы как единое целое. 2 Революционно-демократическое понимание места и роли философии в общественной жизни. Философия и религия. Отношение к Л. Фейербаху. Критика реакционного романтизма Работа в газете не является, с точки зрения Маркса, пере¬ ходом из сферы философии в область чуждых ей преходящих интересов. Напротив, начиная «принимать участие в газетах», философия сама преобразуется, изменяя вместе с тем и харак¬ тер печати, которая благодаря этому становится подлинно со¬ держательной, разумной, способной видеть пути и средства рационального преобразования человеческой жизни. Это изме¬ нение характера философии и печати вполне соответствует закономерному развитию человеческого духа; оно представляет собой реализацию той необходимости, о которой Маркс гово¬ рил еще в докторской диссертации. Итак, мир становится философским, а философия — мир¬ ской. Это значит, что люди все более проникаются интересами разума, самосознания, в то время как философия, освобождаясь 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 255. 117
от спекулятивного пренебрежения к конкретной действительно¬ сти, наполняется реальным, в первую очередь политическим, содержанием. Выход философии на широкую общественную арену служит показателем того, что на повестке дня стоят та¬ кие важные вопросы, от решения которых не могут устранить¬ ся даже противники общественного прогресса и философии. «Философия,— говорит Маркс,— вступает в мир при криках ее врагов; но и враги философии внутренне заражаются ею, и они выдают это своим диким воплем о помощи против пожара идей. Этот крик ее врагов имеет для философии такое же значение, какое имеет первый крик ребенка для тревожно прислушиваю¬ щейся матери; это первый крик ее идей, которые, разорвавши установленную иероглифическую оболочку системы, появляют¬ ся на свет как граждане мира» 1. Католическая «Kölnische Zeitung» в одной из своих передо¬ виц обвинила «Rheinische Zeitung» в том, что она вопреки сло¬ жившейся традиции обсуждает на своих страницах не одни лишь события дня, но и важнейшие вопросы философии и ре¬ лигии, причем обсуждает эти вопросы с позиций, которые, ко¬ нечно, никак не устраивают клерикалов. Маркс в ответной статье «Передовица в № 179 «Kölnische Zeitung»» разоблачает скрытый смысл этих обвинений: проповедь ухода в сторону от больших, актуальных вопросов общественно-политической жиз¬ ни. В противовес критикам из ультрамонтанского лагеря Маркс разъясняет, что философия не витает вне мира, подобно тому как мозг не находится вне человека, хотя он и не лежит в же¬ лудке. Всякая истинная философия представляет собой живую душу культуры, духовную квинтэссенцию своего времени. Именно поэтому с необходимостью наступает такое время, ко¬ гда философия не только внутренне (по своему содержанию), но и внешне вступает во взаимодействие с окружающей дей¬ ствительностью, с миром, который ее породил и который она призвана изменить, сделать разумным. Правда, немецкая фи¬ лософия, да и философия вообще склонна к тому, чтобы замы¬ каться в рамках создаваемых ею систем, предаваться бесстраст¬ ному самосозерцанию, противопоставлять себя эмпирической действительности как чему-то не заслуживающему внимания философии. «Философия, сообразно своему характеру,— говорит Маркс,— никогда не делала первого шага к тому, чтобы сме¬ нить аскетическое священническое одеяние на легкую модную одежду газет» 2. И тем не менее отрешенность философии от 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 106. 2 Там же, стр. 105. Здесь Маркс, не называя Гегеля, по-видимому, полемизирует с ним. Гегель характеризовал философию как невозму¬ тимое спекулятивное постижение действительности, проводя эту точку 118
общественно-политической борьбы, ее повсеместно провозгла¬ шаемая беспартийность — не более чем видимость. В действи¬ тельности «философы не вырастают как грибы из земли, они — продукт своего времени, своего народа, самые тонкие, драго¬ ценные и невидимые соки которого концентрируются в фило¬ софских идеях. Тот же самый дух, который строит железные дороги руками рабочих, строит философские системы в мозгу философов» 1. Рассматривая философию как высшее проявление человече¬ ского духа, Маркс стремится раскрыть ее принципиальное единство со всеми другими формами производительной деятель¬ ности людей. Сравнение деятельности философов с работой про¬ летариев представляет поэтому особенный интерес, так как оно иллюстрирует демократические воззрения Маркса на роль фи¬ лософии. В чем же проявляется влияние философии на общественную жизнь? Отвечая на этот вопрос, Маркс прежде всего указывает на роль философии в развитии политической теории, а через нее — и общественно-политических форм. Философия, заявляет Маркс, на всем протяжении своего существования занималась секуляризацией человеческого сознания, освобождением послед¬ него от религии. Так, Бэкон Веруламский освободил физику от теологии, и благодаря этому она стала давать плоды. То же сделала философия и в отношении политических воззрений, в особенности воззрений на государство, доказав, что государ¬ ство и все другие социальные учреждения — дело рук челове¬ ческих и, следовательно, могут и должны изменяться соответ¬ ственно человеческим потребностям и требованиям развиваю¬ щегося разума. Благодаря философии центр тяжести государства стали искать в нем самом, и «уже Макиавелли, Кампа¬ нелла, а впоследствии Гоббс, Спиноза, Гуго Гроций, вплоть до Руссо, Фихте, Гегеля, стали рассматривать государство чело¬ веческими глазами и выводить его естественные законы из разума и опыта, а не из теологии» 2. В этом отношении фило¬ софия нового времени, по словам Маркса, продолжает работу, начатую Гераклитом и Аристотелем. Следовательно, борьба против теологического мировоззрения и связанной с ним поли¬ тической практики составляет главное содержание истории философии, основной смысл философии, как таковой. зрения в своем изложении истории философии. Так, древнегреческие философы изображаются им как «монахи, отрекающиеся от мирских благ» (Гегель, Соч., т. XI, Соцэкгиз, М.—Л., 1935, стр. 213). 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 105. 2 Там же, стр. 111. 119
Итак, философия, по мнению Маркса, не только определяет духовный облик человечества; конкретные формы отношений между людьми, учреждения и законодательство также имеют своим основанием определенные философские концепции. Так, «французский кодекс Наполеона берет свое начало не от вет¬ хого завета, а от идей Вольтера, Руссо, Кондорсе, Мирабо, Монтескьё и от французской революции» 1. Таким образом, философия вопреки представлениям «Kölnische Zeitung» от¬ нюдь не является эзотерическим учением узкой группки лю¬ дей, мудрецов, которым чужда мирская жизнь: это вырастаю¬ щая из самой действительности, из развития внутренне прису¬ щего ей духовного содержания могущественная идеальная сила, направляющая разумную, целесообразную деятельность народов в сфере созидания и прогресса. Всемирно-историческая миссия философии — сделать мир философским, т. е. разумным, и тем самым упразднить фило¬ софию как разум, извне противостоящий действительности,— осуществляется в борьбе с религией, в которой фантастически, т. е. неразумно, отражаются извращенные человеческие отно¬ шения. Развивая идеи, впервые высказанные в докторской дис¬ сертации, Маркс доказывает, что философия всегда и везде, независимо от своего конкретного содержания, враждебна ре¬ лигии. Философия обращается к человеческому разуму, рели¬ гия — к чувству. Философия ничего не обещает, кроме истины, не требует веры в свои выводы, а настаивает на их проверке. Религия, напротив, обещает небо и весь мир, требует слепой веры в свои проповеди, проклинает, пугает. В то время как фи¬ лософия стремится постигнуть всеобщее, религия выдвигает на первый план то, что отличает ее от другой религии, и это свое отличие, т. е. свое особое содержание, объявляет единственно истинным. Поэтому религия враждебна не той или иной фило¬ софской системе, а философии вообще. Религия, говорит Маркс, «полемизирует не против определенной системы философии, но вообще против философии всех определенных систем» 2. Итак, Маркс считает сущностью любой религии то догма¬ тическое содержание, которое отличает ее от всякой другой ре¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 112. 2 Там же, стр. 106. Маркс отвергает «теологический рационализм», выдвигающий представление об общем духе религии и, в частности, о «христианском духе», объединяющем различные христианские веро¬ учения. «Отделять общий дух религии от действительно существующей религии — величайшая иррелигиозность, высокомерие мирского разума. Это отделение религии от ее догматов и установлений равносильно утверждению, что в государстве должен господствовать общий дух права, независимо от определенных законов и от положительных пра¬ вовых установлений» (там же, стр. 110). 120
лигии. Он не видит еще, что общее всем религиям представле¬ ние о трансцендентной, сверхъестественной, духовной первопри¬ чине мира является, по сути дела, исходным утверждением идеалистической философии, принципы которой кажутся ему все еще истинными и даже противоречащими религии. В этом состоит основной недостаток его тогдашней критики религии, недостаток, которого нет у Фейербаха, поскольку Фейербах ма¬ териалист, что позволяет ему вскрыть не только специфические черты христианства, но и то общее, что присуще христианству, магометанству, иудаизму и другим религиям. Эта общая всем религиям, а также идеалистической философии сущность мо¬ жет быть раскрыта лишь с позиций материализма. Маркс, будучи еще идеалистом, но в то же время атеистом (противоречие между основными посылками идеализма и ате¬ изма еще не осознается им), относит к противникам религии не только Эпикура, но также Сократа и Аристотеля. Хотя при этом упускается из виду идейное родство идеалистической фи¬ лософии с религиозным миропониманием, Маркс правильно указывает на то, что философия, во всяком случае по форме, всегда отличается от религии, так как она аргументирует, до¬ казывает, в то время как религия ссылается на догматы, отвер¬ гая обсуждение, анализ того, что она утверждает, и заранее исключая правомерность какой-либо иной точки прения. Имен¬ но поэтому, отмечает Маркс, даже те философы, которые сво¬ ими учениями оправдывали и обосновывали религию, сплошь и рядом обвинялись в безбожии, так как аргументация вносит в религию точку зрения разума, т. е. то, что противоречит ре¬ лигии. И Маркс подчеркивает, что «все без исключения фило¬ софские учения прошлого обвинялись, каждое в свое время, теологами в отступничестве от христианской религии, причем этой участи не избегли даже благочестивый Мальбранш и выступивший как вдохновленный свыше Якоб Бёме...» 1 Лейб¬ ница брауншвейгские крестьяне считали ни во что не верую¬ щим, а английский философ Кларк прямо обвинял его в ате¬ изме. Не удивительно поэтому, говорит Маркс, что с точки зре¬ ния протестантских теологов религия принципиально не может быть согласована с разумом, из чего следует, что никакая фи¬ лософия не в силах помочь религии, напротив, она ей враж¬ дебна. Эти высказывания Маркса содержат в себе весьма важную мысль об иррациональности религиозной веры, которая не может быть примирена с разумом вопреки неотомистской дог¬ ме о «гармонии» веры и разума. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 100. 121
Противопоставляя философию и религию как разум и не¬ разумие, Маркс приходит к выводу, что периоды расцвета в истории человечества связаны с выдающимися достижениями философии; религия же не породила ни одной великой истори¬ ческой эпохи. «Высочайший внутренний расцвет Греции,— пи¬ шет Маркс,— совпадает с эпохой Перикла, высочайший внеш¬ ний расцвет — с эпохой Александра. В эпоху Перикла софисты, Сократ, которого можно назвать олицетворением философии, искусство и риторика вытеснили религию. Эпоха Александра была эпохой Аристотеля, который отверг и вечность «индиви¬ дуального» духа и бога позитивных религий. Тем более это верно по отношению к Риму! Читайте Цицерона! Философские учения Эпикура, стоиков или скептиков были религиями об¬ разованных римлян в тот именно период, когда Рим достиг вер¬ шины своего развития» 1. Но если с достижениями философии и падением влияния религии связаны, по мысли Маркса, эпо¬ хи расцвета общественной жизни, то отсюда, в частности, вы¬ текает, что кризис античного общества никоим образом не мог быть вызван упадком религии древних греков и римлян. «Не гибель древних религий повлекла за собой гибель древних го¬ сударств,— говорит Маркс,— а, наоборот, гибель древних госу¬ дарств повлекла за собой гибель древних религий» 2. В этом утверждении Маркса намечается выход за пределы идеалисти¬ ческого понимания истории: религия рассматривается не как причина, а как следствие определенных социальных процессов. В свете этой марксовой оценки исторической роли религии древнего мира выявляется его отношение к Фейербаху, который, как отмечает Энгельс в работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии», считал переход от одной религии к другой причиной социальных преобразований 3. Фейербах, исходя из антропологического принципа, пра¬ вильно указывал, что в религии отражается в фантастической форме человеческая жизнь, переживания, чувства, надежды людей. «Место рождения бога,— писал он,— исключительно в человеческих страданиях» 4. Отсюда Фейербах делал, однако, 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 98—99. 2 Там же, стр. 99. 3 «Периоды человечества,— писал Фейербах,— отличаются один от другого лишь переменами в религии. Только тогда историческое дви¬ жение затрагивает самое основное, когда оно захватывает человеческое сердце. Сердце не есть форма религии, в таком случае она должна была бы находиться также в сердце; сердце — сущность религии» (Л. Фейербах, Избранные философские произведения в двух томах, т. I, Госполитиздат, М., 1955, стр. 108). 4 Л. Фейербах, Избранные философские произведения в двух то¬ мах, т. I, стр. 179. 122
неправильный вывод, что религия представляет собой опреде¬ ляющую силу истории человечества. Маркс согласен с Фейербахом в том, что в религии отра¬ жается многообразное земное содержание. Но Маркс (и здесь он расходится с Фейербахом) считает, что это объективное со¬ держание не есть просто человеческое, антропологическое, естественное; оно — извращенная социальная реальность, ко¬ торая не создана религией и не может быть ею устранена. Сама же по себе религия, писал Маркс А. Руге в конце 1842 г., «лишена содержания, ее истоки находятся не на небе, а на зем¬ ле, и с уничтожением той извращенной реальности, теорией которой она является, она гибнет сама собой» 1. Религия, сле¬ довательно, не может быть определяющей силой в истории че¬ ловечества; она вообще не является отражением всего много¬ образия жизни людей. Фейербах не мог объяснить исторически преходящего ха¬ рактера религии, так как он не понимал, что она отражает «извращенную реальность». Поэтому он говорил о необходимо¬ сти замены религиозных предрассудков истинной, философской религией — религией без бога! «Если философия должна заме¬ нить религию, то философия, оставаясь философией, должна стать религией» 2. Само собой разумеется, что Маркс категори¬ чески отвергает такую постановку вопроса, свидетельствующую о непоследовательности атеизма Фейербаха. Понятие «извра¬ щенной реальности» полно глубокого смысла, который, однако, еще не мог быть раскрыт Марксом в 1842 г.; здесь в зародыше содержится постановка вопроса об антагонистических общест¬ венных отношениях, порождающих религиозное сознание 3. Правда, понятие «извращенной реальности», взятое само по себе, вне связи с историческим материализмом, который не был еще создан Марксом и Энгельсом, не является вполне правиль¬ ным. Исторический материализм рассматривает все обществен¬ но-экономические формации как закономерные ступени естест¬ венноисторического процесса развития общества. Рабовладель¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 252. 2 Л. Фейербах, Избранные философские произведения в двух то¬ мах, т. I, стр. 110. 3 «В то время как другие младогегельянцы,— указывает К. Бек¬ кер,— переходят от критики абстрактного понятия сознания, свойст¬ венного идеалистической философии, лишь к критике конкретных ре¬ лигиозной и политической форм сознания, Маркс пытается поставить проблему более принципиально» (K. Bekker, Marx’ philosophische Entwicklung, sein Verhältnis zu Hegel, S. 14). Это выражается прежде всего в том, что Маркс переходит от критики сознания (спекулятив¬ ного, религиозного, политического) к критике лежащей в его основе «извращенной реальности». 123
ческий, феодальный, капиталистический способы производства в ходе всемирной истории были необходимыми, прогрессив¬ ными, а отнюдь не извращенными формами общественных от¬ ношений. В этом смысле понятие «извращенной реальности» несет на себе печать антропологизма, поскольку здесь имеется в виду реальность, противоречащая природе человека вообще, т. е. безотносительно к общественным отношениям. Судя по письму Маркса к Руге от 20 марта 1842 г., можно сказать, что Маркс, принимая фейербаховское положение о реальном, земном содержании религии, полагает вместе с тем, что это не человеческое, а враждебное человеку содержание. В этом письме Маркс говорит, что в Пруссии «низведение лю¬ дей до уровня животных стало правительственной верой и пра¬ вительственным принципом. Но это не противоречит религиоз¬ ности, так как обоготворение животных — это, пожалуй, наи¬ более последовательная форма религии, и скоро, быть может, придется говорить уже не о религиозной антропологии, а о ре¬ лигиозной зоологии» 1. Из этих слов видно, что фейербаховское отрицание божественности религии с целью доказательства ее человечности не вполне удовлетворяло Маркса еще в одном от¬ ношении. В отличие от Фейербаха Маркс не видел в религии никакого нравственного ядра. Ясно также и то, что, подчерки¬ вая враждебное человеку объективное содержание религии, Маркс стремится диалектически истолковать антропологизм Фейербаха, и в частности учение этого мыслителя о религиоз¬ ном отчуждении. Связывая критику религии с разоблачением извращенной социальной реальности, Маркс, конечно, имеет в виду прежде всего прусское государство и монархию вообще. В том же пись¬ ме к Руге Маркс отмечает, что «трансцендентное государство не может обойтись без положительной религии...» 2 Это значит, что именно в силу своей враждебности человеку реакционный государственный строй нуждается в религиозном облачении. Таким образом, Маркс уже в начале 1842 г. рассматривает су¬ ществующее государство как «трансцендентное», т. е. как от¬ чуждение человеческой сущности, причем религия, с точки зре¬ ния Маркса, является вторичным, отраженным выражением 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 243. Как раз в это время, когда было написано цитируемое выше письмо, Маркс изучал, в частности, следующие исследования, имеющие отношение к рассматриваемым в письме вопросам: Барбейрак, Трактат о морали от¬ цов церкви; Мейнерс, Всеобщая критическая история религий; Деброс, О культуре фетишей; Бёттигер, Идеи художественной мифологии; Румор, Итальянские исследования; Грунд, Живопись греков (см. MEGA, Abt. 1, Bd. 1, Hlbd. 2, S. 114-118). 2 Там же, стр. 243. 124
этого социально-политического отчуждения. Отсюда ясно, по¬ чему Маркс на первый план выдвигает задачу критики сущест¬ вующего государства, которое понимается им в это время не как политическая надстройка над экономическим базисом, а как организация жизни общества вообще. Понятно поэтому, почему в письме к Руге от 5 марта 1842 г. Маркс ставит зада¬ чу революционной критики столь популярной среди либералов идеи конституционной монархии. Сообщая Руге о подготовке статьи, посвященной критике гегелевского естественного пра¬ ва, Маркс говорит, что основное в ней — «борьба с конститу¬ ционной монархией, с этим ублюдком, который от начала до конца сам себе противоречит и сам себя уничтожает» 1. Маркс, как свидетельствуют его статьи в «Rheinische Zeitung», не ог¬ раничился критикой идеи конституционной монархии: он под¬ верг революционной критике государство, представляющее, употребляя его тогдашнюю терминологию, частные интересы, т. е. фактически политическую надстройку классово антагони¬ стического общества. В уже цитировавшемся выше письме к А. Руге от 20 марта 1842 г. Маркс, говоря о подготовленном им трактате о рели¬ гиозном искусстве (приложением к которому должна была быть критика реакционного романтизма), сообщает о своих расхож¬ дениях с Фейербахом в понимании религии. «В самом трак¬ тате я неизбежно должен был говорить об общей сущности ре¬ лигии; при этом я вступаю некоторым образом в коллизию с Фейербахом,— коллизию, касающуюся не принципа, а его по¬ нимания. Во всяком случае религия от этого не выигрывает» 2. В этом высказывании Маркса обращает на себя внимание мысль об общей сущности религии, наличия которой Маркс раньше не признавал. Эта мысль (и соответственно коллизия с Фейербахом) связана, по-видимому, с вопросом об отчужде¬ нии, которое Маркс в отличие от своего выдающегося предше¬ ственника рассматривал не столько как в основе своей религи¬ озное, сколько как общественно-политическое. Во всяком слу¬ чае последующие работы Маркса, и в особенности его критика религии, вполне подтверждают такой вывод. Итак, уже в начале 1842 г. Маркс считал недостатком фей¬ ербаховской критики религии то, что она не была непосредст¬ венно связана с критикой политики, с разоблачением «христи¬ анского государства». Уже в это время Маркс не ограничи¬ вается разоблачением «естественного» (антропологического) содержания религии. По Марксу, необходимо, во-первых, 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 241. 2 Там же, стр. 244. 125
вскрыть политическую роль христианства и, во-вторых, наряду с критикой религии подвергнуть атакам реакционные общест¬ венно-политические отношения и учреждения. Было бы, однако, ошибкой преувеличивать расхождения между Марксом п Фейербахом, лишь наметившиеся в 1842 г. Фейербаховская «Сущность христианства», вышедшая в свет в 1841 г., произвела на Маркса, как впоследствии отметил Эн¬ гельс, потрясающее впечатление: «...все мы,— писал Энгельс,— стали сразу фейербахианцами» 1. О прямом влиянии Фейербаха на Маркса в 1841—1842 гг. свидетельствует небольшая статья «Лютер как третейский судья между Штраусом и Фейерба¬ хом» — этот, по существу, первый отклик Маркса на фейерба¬ ховскую «Сущность христианства». В этой статье Маркс встает на сторону Фейербаха в полемике, завязавшейся между Фейер¬ бахом и Д. Штраусом по вопросу о понятии чуда 2. В отличие от своих товарищей-младогегельянцев, которые стремились примирить противоположные воззрения этих мыслителей, Маркс подчеркивает, что Штраус остается на позициях спеку¬ лятивной теологии, в то время как враждебный всякой теоло¬ гии Фейербах видит вещи «такими, каковы они на самом деле» 3. Штраус, по мнению Маркса, «предполагает, что за чудом стоит еще особая духовная сила, отличная от желания (как буд¬ то желание не есть эта самая, предполагаемая им сила духа или человека; как будто, например, желание быть свободным не яв¬ ляется первым актом свободы)»; Фейербах же «без всяких оби¬ няков говорит: чудо есть реализация естественного, т. е. челове¬ ческого, желания сверхъестественным способом...» 4 И Маркс остроумно показывает, что Фейербах в критической, атеисти¬ ческой форме выражает то понимание чуда, которое М. Лютер выразил в некритической, религиозной форме. Лютер, для ко¬ торого религия была «непосредственной истиной», утверждал, что бог может сделать живым то, что было мертвым, и вызвать к жизни то, что не существовало, для него нет ничего невоз¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, Госполптиздат, М., 1961, стр. 281. 2 В 1840—1841 гг. Д. Штраус опубликовал двухтомное «Христиан¬ ское вероучение в его историческом развитии и в борьбе с современной наукой», в котором он, в частности, подверг критике антропологиче¬ ское истолкование евангельских легенд, данное Фейербахом. Точка зре¬ ния, которую Штраус противопоставлял атеизму Фейербаха, сводилась в конечном итоге к утверждению, что евангельские чудеса являются мифологическим повествованием о некоторых действительно имевших место событиях, отразившихся в народном, мифологизирующем созна¬ нии как сверхъестественные. 3 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 28. 4 Там же. 126
можного; что не можем сделать мы, то может сделать он; чего у нас нет, то есть у него. Но именно это и имеет в виду Фейер¬ бах в своем антропологическом истолковании провидения, все¬ могущества, творения, чуда, веры, которое дано им в «Сущно¬ сти христианства». Следовательно, сама религия в лице Лю¬ тера свидетельствует в пользу атеизма Фейербаха. Нужны ли еще другие доказательства его правоты? Маркс саркастически замечает, что не верующие, не тео¬ логи, а антихристианин Фейербах вскрыл сущность христиан¬ ства в ее подлинном, неприкрытом виде. В этой связи Маркс говорит об исторической роли Фейербаха, рассматривая учение этого мыслителя как необходимую ступень на пути к научно¬ му мировоззрению. Статья заканчивается следующими заме¬ чательными словами: «А вам, спекулятивные теологи и фило¬ софы, я советую: освободитесь от понятий и предрассудков прежней спекулятивной философии, если желаете дойти до ве¬ щей, какими они существуют в действительности, т. е. до истин¬ ны. И нет для вас иного пути к истине и свободе, как только через огненный поток *. Фейербах — это чистилище нашего времени» 1. Этот призыв, обращенный в значительной мере к младоге¬ гельянцам, свидетельствует о том, что Маркс, по-видимому, под влиянием Фейербаха, начинает уже отходить от младоге¬ гельянского движения, считая, что оно не свободно от понятий и предрассудков спекулятивной философии и поэтому не ви¬ дит вещи такими, каковы они на самом деле. Именно в учении Фейербаха видит Маркс действительно новую, более высокую ступень философского развития. Но и эта ступень должна быть превзойдена. В каком направлении считал Маркс тогда, в начале 1842 г., необходимым двигаться дальше Фейербаха? Очевидно, как это вытекает из предшест¬ вующего изложения, в направлении все более глубокой и осно¬ вательной критики «извращенной реальности», социальной дей¬ ствительности классово антагонистического общества. Естественно, возникает вопрос: почему «Сущность христи¬ анства» произвела на Маркса столь значительное впечатле¬ ние; ведь тогда, в 1841—1842 гг., он стоял на позициях идеа¬ лизма и, следовательно, не мог воспринять (и положительно оценить) материализм Фейербаха? Ответ на этот вопрос может быть лишь один: в 1841—1842 гг. Маркс (так же как и Эн¬ гельс, судя по его критике иррационализма Шеллинга) видел в «Сущности христианства» Фейербаха не проповедь и обосно¬ * Игра слов: «Feuerbach» — «огненный поток».— Ред. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 29. 127
вание материализма, а борьбу против спекулятивного обосно¬ вания религии, против спекулятивной теологии, религии и фео¬ дально-романтической идеологии вообще. Если реакционные романтики отвергали спекулятивную теологию с целью сохра¬ нить и укрепить «целостное» (свободное от подтачивающих его размышлений) религиозное чувство, то Фейербах отбрасы¬ вал идеалистическую спекуляцию как попытку укрепить религиозное чувство с помощью разума. Именно эта антиро¬ мантическая (а также антиспекулятивная) направленность «Сущности христианства» и привлекла, во всяком случае на первых порах, внимание Маркса и Энгельса, которые стали союзниками материалиста Фейербаха еще до того, как сами стали материалистами 1. С этой точки зрения следует рассматривать статью Маркса «Философский манифест исторической школы права», напи¬ санную им летом 1842 г. и опубликованную (правда, не пол¬ ностью, вследствие цензурных купюр) в «Rheinische Zeitung». В этой статье Маркс подвергает критике родоначальника так называемой исторической школы права, гёттингенского про¬ фессора Г. Гуго, автора «Учебника естественного права, как философии позитивного права, в особенности — частного права». Г. Гуго, как и его продолжатели (Ф. Савиньи, К. Галлер, Ф. Шталь, Г. Лео), пытался применить для апологии феодаль¬ ных отношений «исторический» метод, согласно которому лишь вековая традиция, длительность существования, привычность образуют реальное основание тех или иных социальных учреж¬ дений и отношений. «Все, что существует,— замечает Маркс,— признается им в качестве авторитета...» 2 Это значит, что ста¬ рое, отживающее рассматривается как естественное, историче¬ ски обоснованное, в то время как новое объявляется чем-то противоречащим истории, неестественным, проистекающим из 1 Даже в октябре 1843 г., т. е. в период, когда Маркс стоял уже у порога диалектического и исторического материализма, он в своем известном письме Фейербаху подчеркивал именно эту противополож¬ ность Фейербаха романтизму, в частности, учению позднего Шеллинга. Обращаясь к Фейербаху с просьбой написать статью против Шеллинга, Маркс говорит: «Вы как раз самый подходящий человек для этого, так как Вы — прямая противоположность Шеллингу» (К. Маркс и Ф. Эн¬ гельс, Из ранних произведений, стр. 258). Как видно из этого письма, Маркс еще не считает противоположность между воззрениями Фейер¬ баха и воззрениями Шеллинга проявлением противоположности между материализмом и идеализмом. Однако он категорически утверждает, что фейербаховское понимание природы в отличие от туманной романти¬ ческой концепции Шеллинга является подлинно философским и истин¬ ным. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 87. 128
субъективного человеческого разума, который-де пренебрегает традицией. Весьма симптоматично, что эта реакционно-романтическая идеология ancien régime выступила под флагом критики геге¬ левского учения о разумности действительного, необходимого. С точки зрения Гуго, говорит Маркс, «разумная необходимость не одухотворяет позитивные институты, к которым он относит, например, собственность, государственный строй, брак и т. д. Они, по его мнению, даже противоречат разуму и в лучшем слу¬ чае допускают пустое разглагольствование за и против себя» 1. Это значит, что все существующее имеет силу вовсе не потому, что оно разумно, необходимо. Объявляя себя продолжателем Канта, Гуго утверждает, что из кантовской философии следует, что понятия истины, разум¬ ности неприменимы к общественным отношениям, что разум не может быть их мерилом. Маркс отвергает это истолкование философии Канта, называя ее «немецкой теорией французской революции», в то время как теорию естественного права Гуго следует считать «немецкой теорией французского ancien ré¬ gime» 2. Гуго рассуждает о неразумности существующих социаль¬ ных учреждений не для того, чтобы доказать необходимость замены их другими, а для того, чтобы возвеличить их как исто¬ рические, не нуждающиеся в поддержке субъективного челове¬ ческого разума. Он проповедует скептицизм и исторический релятивизм, согласно которому в одном месте положительно одно, в другом — другое, но и то и другое одинаково неразум¬ ны. Гуго считает единственным юридическим отличительным признаком человека его животную природу; рабство, по его мнению, так же естественно, как и любое другое отношение между людьми. Основой брака объявляется все та же животная природа человека. Никакой духовной сущностью супружеские отношения не обладают. Моральные требования в отношениях между супругами, хотя и имеют определенное оправдание, от¬ нюдь не разумны. Разоблачая это сочетание романтики с цинизмом — весьма типичное для реакционера, Маркс видит в нем свидетельство разложения феодального строя, проявляющегося «в виде рас¬ путной фривольности, которая понимает и высмеивает пустую безидейность существующего, но лишь с тем, чтобы, сбросив с себя все разумные и нравственные узы, забавляться зрелищем 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 86. 2 Там же, стр. 88. 129
гниения и распада и, находясь во власти всеобщего разложе¬ ния, идти навстречу своей гибели» 1. Необходимо, однако, иметь в виду, что критика романтиче¬ ского псевдоисторизма может быть в полной мере научной п доказательной лишь с позиций материалистического понима¬ ния истории, которое, отвергая гегелевское телеологическое истолкование исторического процесса как развертывания абсо¬ лютного разума, извлекает вместе с тем из него «рациональ¬ ное зерно» — идею об имманентно необходимом, закономерном, поступательном естественноисторическом процессе развития общества. Маркс критиковал романтический псевдоисторизм с идеалистически-гегельянских позиций. Тем не менее он убеди¬ тельно вскрыл его реакционную социально-политическую суть и враждебность действительно историческому подходу к обще¬ ственной жизни. Единственно, чего не мог в это время сделать Маркс и по вполне понятным причинам,— это доказать, что действительным основанием общественной жизни является не исторически развертывающийся разум человечества, а разви¬ тие материального производства, обусловливающее и прогресс человеческого разума. А это, естественно, мешало ему разобла¬ чить до конца учение романтиков о том, что не разум, а нечто совершенно иное лежит в основе социальных учреждений и от¬ ношений между людьми. Само собой разумеется, что это иное приверженцы «исторической школы права» сводили к чему-то бессознательному, непознаваемому, иррациональному. Буржуазные критики философии марксизма обычно совер¬ шенно игнорируют ту борьбу, которую основоположники мар¬ ксизма вели против реакционно-романтического понимания ис¬ тории. Больше того: эти критики зачастую утверждают, будто бы Маркс и Энгельс восприняли основные положения немец¬ кой «исторической школы права» и именно из нее якобы по¬ черпнули принципы материалистического понимания истории. Такого рода утверждения выдвигались уже при жизни осново¬ положников марксизма 2, но наибольшее распространение они получили в настоящее время в связи с фальсификацией взгля¬ дов молодого Маркса (а также и Гегеля) в духе иррациона¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 88. 2 По этому поводу Энгельс писал Ф. Мерингу в 1892 г.: «Разу¬ меется, претензия приписывать открытие материалистического понима¬ ния истории прусским представителям романтической исторической школы является для меня новостью. У меня у самого есть «Наслед¬ ство» Марвица, я читал эту книгу уже несколько лет тому назад, но ничего не обнаружил в ней, кроме превосходных мест о кавалерии и непоколебимой веры в чудодейственную силу пяти ударов кнута, когда дворянство применяет их против плебса» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные письма, Госполитиздат, М., 1953, стр. 454). 130
лизма. Так, М. Г. Ланге утверждает, что Гегель воспринял ос¬ новные выводы романтического консервативного историзма, Маркс же, следуя за Гегелем и изучая произведения представи¬ телей «исторической школы права», почерпнул из них поло¬ жение о роли народа в создании обычаев, юридических уста¬ новлений, законов 1. М. Г. Ланге, как и другие авторы, выска¬ зывающие аналогичную точку зрения, замалчивает самое глав¬ ное: реакционеры-романтики, отстаивая отжившие социальные институты (цеховое устройство, сословия, монархию и др.), доказывали, что все они не навязаны народу, а представляют собой его собственное создание. Они объявляли народным все реакционное и антинародным — все прогрессивное. Народ изоб¬ ражался реакционными романтиками как величайшая консер¬ вативная сила, все же попытки революционного изменения об¬ щественных отношений истолковывались как чуждые народ¬ ному духу. Освободительное движение широких народных масс, крестьянские войны — все это замалчивалось или извращалось реакционной романтической историографией. Совершенно очевидно, что Маркс и Энгельс были органиче¬ ски враждебны такого рода учению о роли народных масс в истории. Им был также чужд младогегельянский, родственный реакционному романтизму, культ героев. Именно поэтому борь¬ ба против романтической концепции общественно-историче¬ ского развития составляет одну из существенных сторон всего процесса формирования марксизма. Между тем эта борьба не получила еще освещения в специальной марксистской литера¬ туре, несмотря на то что возрождение реакционного романтиз¬ ма в современной буржуазной философии и социологии почти повсеместное явление. Итак, статьи Маркса в «Rheinische Zeitung» показывают, что он, развивая идеи, впервые высказанные им в докторской диссертации, исследует отношение философии к социальной действительности, противопоставляет философию религии, ре¬ волюционно-демократически истолковывает задачи философии, ее отношение к общественной практике. Исходные позиции Маркса остаются еще идеалистически-гегельянскими. Однако необходимо более конкретно определить особенности этих идеа¬ листических воззрений. Как уже подчеркивалось выше, само¬ сознание, с точки зрения Маркса, не противостоит действитель¬ ности как внешняя сила, а находится в единстве с нею, сооб¬ разуется с ее духовной природой. «Для интеллигентности (этим словом Маркс здесь обозначает духовное, разум.— Т. О.) 1 См. М. G. Lange, Ludwig Feuerbach und der junge Marx. Предисловие к книге: L. Feuerbach, Kleine philosophische Schriften, Leipzig, 1950, S. 5. 131
нет ничего внешнего, ибо она есть внутреннее определяющее начало всего...» 1 С этой объективно-идеалистической точки зре¬ ния Маркс пытается раскрыть закономерность, необходимость, внутренне присущие самой действительности. Он говорит о природе вещей, с которой должны сообразовать свои действия не только отдельные люди, но и государства 2. В общественной жизни существует, в частности, правовая природа вещей, из которой обязан исходить законодатель во избежание произвола и субъективизма. Объективное пролагает себе путь, несмотря на препятствия, и наивно полагать, будто бы можно заставить исчезнуть дух времени, стоит лишь закрыть глаза, чтобы не видеть его 3. Существует всеобщая человеческая природа, по¬ добно тому как существует всеобщая природа растений, звезд и т. п. И философия должна исходить из объективного: «Фило¬ софия спрашивает: что есть истина? — а не: что считается исти¬ ной?» 4 В своей оценке человеческих представлений и действий необходимо применять объективное мерило. Однако мы не находим еще в статьях Маркса, опубликован¬ ных в «Rheinische Zeitung», материалистического понимания явлений природы, с одной стороны, и человеческих действий и учреждений — с другой. Отвергнув гегелевское учение об «аб¬ солютной идее», т. е. о сверхприродной и в конечном итоге сверхъестественной основе мира, и отказавшись от младогегель¬ янского сведения всего объективного к субъекту, Маркс не ви¬ дит еще вследствие идеалистического исходного пункта той диалектики субъективного и объективного, человека и природы, в силу которой существует и развивается специфическая объ¬ ективная основа общественной жизни — основа, несомненно предполагающая существование людей и их деятельность, но вместе с тем независимая от их воли и сознания. Пытаясь конкретизировать понятие объективного, Маркс характеризует его как общее, разумное, необходимое, противо¬ стоящее единичному, субъективному, чувственному. Такую концепцию объективного (несомненно, заключающую в себе ра¬ циональное зерно) разрабатывали классики немецкой филосо¬ фии, которые определяли объективное как независимое от про¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 235. 2 См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 154. «Законодатель же,— пишет Маркс,— должен смотреть на себя как на естествоиспыта¬ теля. Он не делает законов, он не изобретает их, а только формули¬ рует, он выражает в сознательных положительных законах внутренние законы духовных отношений» (там же, стр. 162). Это сравнение зако¬ нодателя с естествоиспытателем в зародыше содержит идею о естест¬ венноисторическом характере общественной жизни. 3 См. там же, стр. 99. 4 Там же, стр. 101. 132
извола субъекта. Независимость объективного от сознания во¬ обще не может быть понята с идеалистических позиций, поскольку и объективный идеализм рассматривает природу как воплощение духовного. Поэтому и для Маркса в период «Rhei¬ nische Zeitung» объективное есть независимое от человеческой чувственности, которую он считает низшей и, так сказать, субъ¬ ективной формой духовного. По мнению Маркса, чувственное, или субъективное, пред¬ ставляет собой специфическую характеристику ребенка, кото¬ рый «не идет дальше чувственного восприятия, он видит толь¬ ко единичное, не подозревая существования тех невидимых нервных нитей, которые связывают это особое с всеобщим...» 1 Субъективность чувственного отношения к миру проявляется, по мысли Маркса, как наивное и вместе с тем суеверное пред¬ ставление о процессах природы. «Ребенок верит, что солнце вращается вокруг земли, всеобщее — вокруг частного. Ребенок поэтому не верит в дух, зато он верит в привидения» 2. Только в категориях, утверждает Маркс, находят свое адекватное вы¬ ражение существенное, типическое и другие особенности объек¬ тивного 3. Маркс и здесь, как мы видим, противопоставляет веру в духовное (идеализм) вере в привидения (религия), рас¬ сматривая религию как детское сознание человечества, а идеа¬ лизм — как разумное сознание человека, достигшего зрелости и подчиняющего своей власти природу. Идеалистическое сведение сущности к разуму, якобы им¬ манентному самим вещам, рассмотрение практической челове¬ ческой деятельности, поскольку она разумна, как тождествен¬ ной с сущностью вещей приводят Маркса к гносеологическому воззрению, весьма близкому к гегелевскому панлогизму: «Ха¬ рактер вещей,— пишет Маркс,— есть продукт рассудка. Каж¬ дая вещь должна изолировать себя и быть изолированной, что¬ бы быть чем-нибудь. Заключая всякое содержание мира в устойчивые определенные рамки и превращая это текучее со¬ держание в нечто как бы окаменелое, рассудок выявляет мно¬ гообразие мира, ибо без этих многочисленных односторонно¬ стей мир не был бы многосторонним» 4. Оставаясь еще на позициях идеализма, но пытаясь придать ему натуралистическую форму, принципиально исключающую религиозные представления, Маркс в этот период своей дея¬ тельности со всей определенностью высказывается против ма¬ териализма, который представляется ему мировоззрением, бази¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 34. 2 Там же. 3 См. там же, стр. 55. 4 Там же, стр. 129. 133
рующимся на субъективном, чувственном и вследствие этого эгоистическом отношении к действительности. Подвергая кри¬ тике законопроект о краже леса, Маркс определяет позицию лесовладельцев, стремящихся возвести в закон свои частные, своекорыстные интересы, как «низменный материализм» 1. От¬ сюда ясно, что Маркс в это время еще не свободен от тех оши¬ бочных представлений, с которыми связывало понятие мате¬ риализма большинство буржуазных философов, в том числе и такие материалисты, как Фейербах. И тем не менее в этих на¬ писанных с идеалистических позиций статьях Маркса, опубли¬ кованных в «Rheinische Zeitung», уже намечается переход к материализму. Это особенно проявляется там, где Маркс анали¬ зирует политические и экономические вопросы, рассмотрение которых, независимо от сознательных философских установок автора статен, вплотную подводит его к материалистическим выводам. 3 Свобода и ее необходимое проявление в печати. Идеальное и материальное, сущность и явление. Природа государства и его отношение к частным интересам. Проблема объективной закономерности Необходимым социальным выражением самосознания и не¬ отделимой от него интеллектуальной свободы, составляющей, по убеждению Маркса, безусловную основу всякой свободы, является печать и именно свободная народная печать. Следо¬ вательно, проблема печати это не какой-то частный вопрос: речь идет о сущности народного духа и человека вообще, о свободе, которая представляет собой, по учению Гегеля, суб¬ станцию человеческого духа. Ни одно животное, а тем более разумное существо, не появляется на свет в цепях. Это значит, как пишет Маркс, что свобода есть «родовая сущность всего духовного бытия», в силу чего «человечески хорошим может быть лишь то, что является осуществлением свободы» 2. Опас¬ ность, угрожающая жизни каждого человека, заключается, по словам Маркса, в утрате им самого себя. Отсутствие свободы печати и представляет собой поэтому смертельную опасность для человека. Свобода, стало быть, не есть особое свойство или 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 160. 2 Там же, стр. 59. 134
особое право человека. К свободе «относится не только то, чем я живу, но также и то, как я живу, не только тот факт, что я осуществляю свободу, но и тот факт, что я делаю это свободно. В противном случае архитектор отличался бы от бобра лишь тем, что бобр — это архитектор, покрытый шкурой, а архитек¬ тор — это бобр, не имеющий шкуры» 1. Диалектически разграничивая свободу и произвол, отвергая метафизическое понимание свободы вообще, Маркс определяет свободу как законное выражение всеобщего, существенного, по¬ скольку она носит духовный (разумный) характер, в то время как произвол (отдельного индивида, социальной группы или государственного учреждения) есть неизбежное проявление субъективизма, эгоизма, ограниченности. Таким образом, про¬ тивоположность между всеобщим, разумным, объективным, с одной стороны, и единичным, неразумным, субъективным — с другой, находит свое выражение в противоречии между свобо¬ дой (осознанной необходимостью) и произволом, противодей¬ ствующим необходимости. Всякое ограничение действительной (необходимой) свободы есть произвол. Каждый раз, когда под вопрос ставится та или иная свобода, возникает угроза свободе вообще. Печать, согласно определению Маркса,— наиболее общий для индивидов способ раскрытия их духовного бытия. Поэтому она должна быть свободной, так как только свободная печать представляет собой подлинное выражение народного духа, в то время как несвободная печать (Маркс, конечно, имеет в виду тогдашние немецкие газеты и журналы, пресмыкавшиеся, как правило, перед феодальным деспотизмом) — «это бесхарактер¬ ное уродство несвободы, это — цивилизованное чудовище, на¬ душенный урод» 2. Свобода печати вытекает из ее сущности. «Сущность свободной печати — это мужественная, разумная, нравственная сущность свободы» 3. Отсюда следует, что печать может выполнить свое назначение лишь в том случае, если ее не сковывают цензурными рогатками, если за ней, как говорит Маркс, признают, что она имеет свои внутренние законы, ко¬ торых она не может и не должна по произволу лишаться. Не¬ лепы поэтому попытки приписывать что-либо печати извне, игнорируя необходимость ее собственного развития. Только при условии самостоятельного, беспрепятственного развития печать способна гармонически соединять в себе все истинные моменты народного духа. Только тогда «в каждой газете всецело будет 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 68. 2 Там же, стр. 58. 3 Там же. 135
воплощен истинный нравственный дух, как в каждом лепестке розы воплощается ее аромат и ее душа» 1. Реакционеры, выступавшие в ландтаге против свободы пе¬ чати, пытались всячески урезать круг вопросов, которые могут быть предметом свободного обсуждения. Между тем, разъясняет Маркс, лишь благодаря своему все более расширяющемуся кругозору печать становится могучим рычагом культуры и ду¬ ховного образования. В ответ на утверждения реакционеров о том, что свобода печати недопустима, так как последней свой¬ ственны серьезные недостатки, Маркс разъясняет, что нелепо требовать от реальных жизненных учреждений идеального со¬ вершенства. Нет роз без шипов. «Свобода печати, подобно вра¬ чу, не обещает совершенства ни человеку, ни народу. Она сама не является совершенством. Довольно пошлая манера — поно¬ сить какое-либо благо за то, что оно — определенное благо, а не совокупность всех благ сразу, что оно — именно это благо, а не какое-либо другое. Конечно, если бы свобода печати пред¬ ставляла собой все и вся, она сделала бы излишними все остальные функции народа и даже самый народ» 2. Главное в этих возражениях Маркса противникам демокра¬ тической печати, так же как и во всех приведенных выше определениях понятия печати,— решительное настаивание на том, что пресса должна служить народу, быть рупором народ¬ ным. «Свободная печать — это зоркое око народного духа, во¬ площенное доверие народа к самому себе... Свободная печать — это откровенная исповедь народа перед самим собой, а чисто¬ сердечное признание, как известно, спасительно. Она — духовное зеркало, в котором народ видит самого себя, а самопозна¬ ние есть первое условие мудрости. Она — дух государства, ко¬ торый доставляется в каждую хижину с меньшими издержка¬ ми, чем материальное средство освещения. Она всестороння, вездесуща, всеведуща. Она — идеальный мир, который непре¬ рывно бьет ключом из реальной действительности и в виде все возрастающего богатства духа обратно вливается в нее живо¬ творящим потоком» 3. Хотя Маркс и говорит здесь о реальной 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 168—169. 2 Там же, стр. 41—42. 3 Там же, стр. 65—66. В другом месте, в статье «Запрещение «Leip¬ ziger Allgemeine Zeitung»», Маркс следующим образом определяет зна¬ чение демократической печати: «Как и сама жизнь, пресса находится всегда в становлении, и ничто в ней никогда не закончено. Она живет в народе и честно делит с ним его надежды и тревоги, его любовь и ненависть, его радости и горести. То, что она, в надежде и тревоге, подслушивает у жизни, она возвещает потом во всеуслышание, она произносит над этим свой приговор — резко, страстно, односторонне, как подсказывают ей в данный момент взволнованные чувства и мыс¬ ли. То ошибочное, что заключается сегодня в сообщаемых ею фактах 136
действительности, из которой выступает на поверхность иде¬ альное, это положение, во всяком случае непосредственно, еще далеко от материализма. Здесь имеется, собственно, в виду лишь то, что идеальный мир внутренне присущ реальной дей¬ ствительности, идеальное имманентно реальному. Все эти положения о свободе, о сущности печати, народном духе абстрактны, идеалистичны, так как, характеризуя свобо¬ ду и печать, Маркс не связывает их с частной собственностью, наличием противоположных классов, господством одного класса над другим. Это объясняется тем, что частная собственность и другие социальные институты рассматриваются им преиму¬ щественно как извращения первоначальных духовных основ общественной жизни. Таким образом, с одной стороны, гово¬ рится о сущности самосознания, свободы, печати, как таковых, безотносительно к конкретным социальным условиям, а с дру¬ гой стороны, констатируется, что реальное эмпирическое бытие и свободы, и печати, т. е. их существование в определенных экономических и политических условиях, противоречит их идеальной сущности. Маркс говорит также о противоречии между идеальной сущностью права, закона, государственной власти и их эмпирическим существованием 1. Последнее, ко¬ нечно, нельзя недооценивать, ведь именно оно составляет пред¬ мет критики; оно-то и должно быть преобразовано в соответ¬ ствии со своей идеальной сущностью, деформированной вслед¬ или высказываемых ею суждениях, завтра будет ею же самой опро¬ вергнуто» (там же, стр. 166). 1 В статье «Проект закона о разводе» Маркс следующим образом характеризует отношение между идеальной сущностью и эмпирическим явлением, которое, согласно идеалистическим представлениям, обуслов¬ ливается этой сущностью: «Все нравственные отношения нерастор¬ жимы по своему понятию, как легко убедиться, если предположить их истинность. Истинное государство, истинный брак, истинная дружба нерушимы, но никакое государство, никакой брак, никакая дружба не соответствуют полностью своему понятию... Подобно тому как в при¬ роде распад и смерть наступают сами собой там, где какое-нибудь существование совершенно перестало соответствовать своему назначе¬ нию; подобно тому как мировая история решает вопрос, не отклони¬ лось ли какое-нибудь государство от идеи государства настолько, что оно не заслуживает дальнейшего сохранения,— точно так же и госу¬ дарство решает, при каких условиях существующий брак перестал быть браком» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 163). В этом положе¬ нии Маркса наряду с общей идеей большой интерес представляет утверждение о том, что государство, существенно отклонившееся от своего понятия, осуждено на уничтожение. Но не является ли понятие идеальной сущности государства, брака и т. д. восстановлением того самого долженствования, которое Маркс отверг еще в 1837 г.? На наш взгляд, это существенно иная, хотя и в пределах идеалистического мировоззрения, точка зрения, указывающая на то, что есть, а не просто на то, что должно быть. 137
ствие определенных условий. Эти условия не случайны, от них нельзя отмахнуться, как пытался это сделать Фейербах. Маркс, таким образом, подходит уже к пониманию исторической необ¬ ходимости этих условий, т. е. исторически преходящей необхо¬ димости той самой «извращенной реальности», о которой уже шла речь в одном из его писем к А. Руге. Противоречие между идеальной сущностью и эмпирическим проявлением оказывается в конечном счете противоречием в самой этой идеальной сущности. Но можно ли в таком случае считать эту идеальную сущность первоначальной, первичной, определяющей? Не есть ли она, скорее, лишь мысленная сущ¬ ность, абстракция, в лучшем случае идеал, и притом идеал определенной общественной группы? И не является ли вообще противоречие между идеальной сущностью и эмпирическим существованием лишь выражением того противоречия, которое существует между идеалистическим пониманием общественной жизни и реальными фактами? Маркс еще не ставит прямо этих вопросов, однако рассмотрение указанного противоречия меж¬ ду идеальным и реальным неизбежно ведет к их постановке. В статье, посвященной дебатам Рейнского ландтага по воп¬ росу о свободе печати, Маркс, как уже указывалось выше, вскрывает стоящие за этими прениями интересы различных сословий. «Дебаты,— пишет Маркс,— дают нам полемику кня¬ жеского сословия против свободы печати, полемику дворянско¬ го сословия, полемику городского сословия, так что здесь полемизируют не отдельные лица, а сословия. Какое зеркало могло бы вернее отразить внутренний характер ландтага, чем дебаты о печати?» 1 Для Маркса совершенно очевидно, что точка зрения и аргументация участников прений о свободе печати отражают материальные интересы определенных, в большей или меньшей мере враждебных друг другу общественных групп. При этом интересы господствующих сословий Маркс определяет как эгоистические, своекорыстные. Представители княжеского и дворянского сословий, говорит Маркс, высту¬ пают не против свободы вообще, а против свободы для народа. Ссылаясь на Вольтера, который утверждал, что разговор о сво¬ бодах, привилегиях предполагает подчинение, Маркс подчерки¬ вает, что ни один человек не борется против свободы вообще, речь всегда идет о борьбе против свободы других лиц. «Вопрос не в том, должна ли существовать свобода печати,— она все¬ гда существует. Вопрос в том, составляет ли свобода печати привилегию отдельных лиц или же она есть привилегия чело¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 36. 138
веческого духа» 1. Свобода, по Марксу, не должна быть приви¬ легией, исключительным правом немногих, так как в ней сущ¬ ность и смысл человеческой жизни. То, что депутаты ландтага в своих выступлениях отстаивают лишь интересы представ¬ ляемых ими сословий, означает, с точки зрения Маркса, что они вступают в противоречие с разумом, имманентным дей¬ ствительности. Правда, представитель крестьянского сословия в отличие от княжеских, дворянских, буржуазных депутатов ландтага отстаивает всеобщие интересы. Указывая на этот факт, Маркс тем самым подходит к признанию того, что лишь партийность угнетенных и эксплуатируемых масс совпадает с интересами общественного прогресса. Констатируя партийный характер выступлений в ландтаге и присоединяясь к позиции представителя крестьянского со¬ словия, Маркс отнюдь еще не считает, что сознание людей с необходимостью отражает их общественное бытие. Тем не ме¬ нее Маркс вскрывает зависимость позиций депутатов от мате¬ риальных интересов представляемых ими сословий, осуждает представителей княжеского, дворянского и городского (буржу¬ азного) сословий, заявляя, что они отстаивают частные инте¬ ресы. Маркс требует, чтобы политические позиции депутатов определялись не частными, материальными интересами, а со¬ знанием духовного единства общества. Именно в этом, по мысли Маркса, незаменимое значение свободной печати, по¬ скольку она «превращает материальную борьбу в борьбу идей¬ ную, борьбу плоти и крови — в борьбу духовную, борьбу по¬ требностей, страстей, эмпирии — в борьбу теории, разума, формы» 2. Это, конечно, идеалистическая точка зрения. И все же, констатируя фактическое положение дела, Маркс подхо¬ дит к материализму, к пониманию закономерной обусловлен¬ ности общественного сознания общественным бытием. Еще более ярко эта материалистическая тенденция обнару¬ живается в статье Маркса о дебатах, посвященных законо¬ проекту о краже леса. Этот законопроект, по мнению Маркса, выражает партийную позицию лесовладельцев, отражает их частные, своекорыстные, материальные интересы. Между тем «закон является сознательным выражением народной воли» 3, 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 55. Ср. Гегель в «Филосо¬ фии истории»: «Польская вольность также была не что иное, как сво¬ бода баронов против монарха, причем нация была доведена до унизи¬ тельного абсолютного порабощения. Когда речь идет о свободе, всегда следует выяснять, не говорят ли собственно о частных интересах» (Гегель, Соч., т. VIII, Соцэкгиз, М.—Л., 1935, стр. 399). 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 221. 3 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 163. 139
из чего вытекает вывод о неправомерности любого закона, про¬ тиворечащего интересам народа. Истинное законодательство имеет своей основой духовную, нравственную необходимость, высшее выражение которой — государство. Эти идеалистические представления вступают в конфликт с фактами, которым Маркс придает существенное значение в отличие от младогегельянцев, считающих конкретные факты чем-то несущественным, второстепенным. Для Маркса же, на¬ оборот, факты являются основным, подлежащим объяснению, философская же теория — не самоцель, а средство для объяс¬ нения фактов. Факты говорят о том, что «лесовладелец заты¬ кает рот законодателю» 1, т. е. частная собственность, частные интересы подавляют идеальную сущность законодательства и государства. «Все органы государства,— пишет Маркс,— ста¬ новятся ушами, глазами, руками, ногами, посредством которых интерес лесовладельца подслушивает, высматривает, оценивает, охраняет, хватает, бегает» 2. Что же в таком случае представ¬ ляет собой государство вообще и прусское государство в част¬ ности? Гегель учил, что «государство есть божественная идея как она существует на земле» 3. Это характерное для Гегеля обо¬ жествление государственной власти составляло одну из глав¬ ных «теоретических» основ унизительнейшего либерального сервилизма. В противоположность Гегелю Маркс ставит задачу «превратить государство из таинственного жреческого дела в ясное, всем доступное и всех касающееся мирское дело, заста¬ вить государство войти в плоть и кровь его граждан...» 4. Не приходится указывать, что эта секуляризация понятия госу¬ дарства является вместе с тем демократической постановкой вопроса о его сущности и назначении. В этом отношении Маркс выступает как продолжатель великих просветителей XVII— XVIII вв., которые, исходя из теории естественного права, раз¬ облачали теологическую феодальную концепцию государства. Но в отличие от этих просветителей Маркс, как революцион¬ ный демократ, полагает, что государство не только дело рук человеческих, имеющее своим назначением общее благо; истин¬ ная сущность государства, с его точки зрения, это демократия, 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 120. 2 Там же, стр. 142. 3 Гегель, Соч., т. VIII, стр. 38. В «Философии духа» Гегель начи¬ нает раздел, посвященный государству, следующими словами: «Госу¬ дарство есть обладающая самосознанием нравственная субстанция — соединение принципа семьи и гражданского общества...» (Гегель, Соч., т. III, М., 1956, стр. 316). 4 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 172. 140
так как высокая государственная цель не может быть осущест¬ влена антидемократическими средствами. Отвергая обожествление, абсолютизацию государства со все¬ ми вытекающими из этого теоретическими и особенно полити¬ ческими выводами, Маркс вместе с тем вполне еще разделяет гегелевское представление о государстве как воплощении разума, свободы, нравственности — представление, которое он считает выдающимся достижением философии нового времени. «В истинном государстве,— говорит Маркс,— нет места такой земельной собственности, такой промышленности, такой мате¬ риальной сфере, которые, в этом своем качестве грубых мате¬ риальных элементов, вступают в соглашение с государством; в нем существуют только духовные силы; и только в своем го¬ сударственном воскресении, в своем политическом возрождении естественные силы получают право голоса в государстве. Госу¬ дарство пронизывает всю природу духовными нитями, и в каж¬ дой его точке с необходимостью обнаруживается, что господ¬ ствующим началом является не материя, а форма, не природа вне государства, а природа государства, не лишенный свободы предмет, а свободный человек» 1. Не трудно, однако, показать, что гегелевское понимание государства как разумного нрав¬ ственного организма Маркс наполняет новым, революционно- демократическим содержанием. Понятие истинного государства (государства, соответствующего своему понятию, своей иде¬ альной сущности) становится для Маркса теоретической пред¬ посылкой для критики существующего в Пруссии государства, которое явно не соответствует понятию истинного государства, поскольку в нем господствуют собственники. Исходя из этого понятия, Маркс приходит к выводу, что «государство, которое не является осуществлением разумной свободы, есть плохое государство» 2. Маркс еще не сознает того, что в любом обществе, состоя¬ щем из противоположных классов, государство представляет со¬ бой политическое господство одного класса над другим, причем основу этого господства составляет монополия на средства про¬ изводства. Власть собственников представляется Марксу из¬ вращением сущности государства, так как «частная собствен¬ ность не в состоянии подняться до государственной точки зре¬ ния», а убогая душа частного интереса не может проникнуться государственной идеей. Частный интерес стремится низвести государство до уровня своего средства, орудия. «Если государ¬ ство хотя бы в одном отношении опускается до того, что дей¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 236. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 111. 141
ствует сообразно характеру частной собственности, вместо того чтобы действовать сообразно своему собственному характеру,— то отсюда непосредственно следует вывод, что оно должно при¬ способить выбор своих средств к узким рамкам частной соб¬ ственности» 1. Для лучшего уяснения взгляда Маркса на государство и его отношение к сфере частных интересов необходимо подчеркнуть, что одна из главных идей гегелевской философии права — это идея противоположности государства и гражданского общества, охватывающего область экономической жизни и частных инте¬ ресов вообще. Было бы ошибкой отождествлять точку зрения Маркса в данном вопросе с гегелевской концепцией, хотя связь между ними бесспорно имеется. В отличие от Гегеля Маркс отнюдь не считает производ¬ ство, торговлю и т. п. низшей сферой человеческой деятель¬ ности. Маркс противопоставляет государство не хозяйствен¬ ной жизни народа, а частным интересам, связанным с част¬ ной собственностью,— интересам господствующих, имущих классов. В гегелевском противопоставлении государства граждан¬ скому обществу значительную роль играет идея противополож¬ ности божественного и земного, так же как и представление о самодовлеющей сущности государства. И то и другое совер¬ шенно чуждо Марксу. Правда, и у Гегеля понятие государства связано с понятием народного духа, в котором Гегель видел воплощение абсолютного духа на определенной ступени разви¬ тия его самосознания. Гегель писал, что народ, поскольку он образует определенное государство, «есть абсолютная власть на земле». В народном духе, по мысли Гегеля, коренится нрав¬ ственное начало, которое в ходе истории реализуется через семью, племя, государство. Наряду с этим Гегель принижал народные массы, заявляя, что они сами не знают, чего хотят, отрицал историческую инициативу и самодеятельность народа и утверждал вполне в духе представителей реакции, что на¬ род — это «бесформенная масса», а его революционные дей¬ ствия «стихийны, неразумны, дики и ужасны». Двойственность Гегеля в оценке роли народных масс в ис¬ тории далеко не случайна. Она коренится в классовой позиции тогдашней немецкой буржуазии, всеми силами стремившейся к компромиссу с господствовавшей феодальной реакцией. Тео¬ ретическим «обоснованием» такого рода оценки народных масс было, в частности, учение Гегеля о сословиях, являющееся апологией дворянства, бюрократии и т. п. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 137. 142
В противоположность Гегелю Маркс оценивает роль народа в истории с революционно-демократических позиций, противо¬ поставляя интересы народа своекорыстию имущих классов. В статье «О сословных комиссиях в Пруссии» Маркс вы¬ ступает против реакционных попыток абсолютизировать со¬ словные различия. Идеологи реакции утверждали, что эти раз¬ личия так же неустранимы, как различия между элементами в природе. Маркс разъясняет, что элементы в природе отнюдь не являются чем-то неизменным, изолированным 1. Аналогия го¬ ворит, таким образом, далеко не в пользу апологетов сослов¬ ных перегородок. Сословные различия, подобно различию при¬ родных элементов, представляют собой, говорит Маркс, эмпири¬ ческое проявление внутренней единой основы — народного духа. «Подобно тому как природа не застывает на данных эле¬ ментах и уже на низшей ступени ее жизни обнаруживается, что это различие — простой чувственный феномен, не обла¬ дающий духовной истинностью,— подобно этому и государство, это естественное духовное царство, не должно и не может искать и обнаруживать свою истинную сущность в факте чув¬ ственного явления» 2. Маркс, как видим, применяя диалектику для опровержения реакционного представления о вечности сословных перегоро¬ док, высказывается и против метафизического представления о природе. Конечно, это идеалистическая диалектика, в кото¬ рой идеальное единство противопоставляется чувственному различию, разделению, разъединению. Но так или иначе диа¬ лектика служит Марксу для борьбы против тех, для которых народ — «вне некоторых произвольно выхваченных сословных различий — существует в реальном государстве лишь в каче¬ стве сырой неорганической массы» 3. Подвергая критике реакционную концепцию, увековечи¬ вающую деление общества на сословия, Маркс отнюдь не игно¬ рирует реального существования сословных различий и их влияния на общественную жизнь. Сословия продолжают 1 «Даже элементы не остаются в состоянии спокойной разъединен¬ ности,— указывает Маркс.— Они непрерывно превращаются друг в друга, и уж одно это превращение образует первую ступень физи¬ ческой жизни земли, метеорологический процесс, тогда как в живом организме совершенно исчезает всякий след различных элементов как таковых» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 224). 2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений, стр. 224. Еще резче выражено революционно-демократическое отрицание сословной структуры общества в другом месте этой статьи: «Не органическим разумом государства, а голой потребностью частных интересов создан сословный строй...» (там же, стр. 233). 3 Там же, стр. 225. 143
существовать, несмотря на то что развитие давно уже лишило их прежнего значения, и это представляет собой еще одно сви¬ детельство противоречивости общественного развития, основу которого, по мнению Маркса, составляет конфликт между развивающимся человеческим разумом и эмпирическими усло¬ виями, порожденными его деятельностью. Точка зрения, которой придерживается Маркс в данном и в других вопросах, в целом остается еще идеалистической. Однако она не исключает, как уже было показано выше, мате¬ риалистических тенденций, которые выявляются при анализе материальных интересов тех или иных социальных групп, на¬ ходящих свое выражение в определенных политических тре¬ бованиях, претензиях. Подвергая критике апологию частных интересов, Маркс противопоставляет ей понятие народного го¬ сударства, где господствует всеобщая воля, благодаря которой государственная власть становится разумной, нравственной руководящей силой общества. Законы, господствующие в таком обществе, представляют собой условия нравственности и сво¬ боды. И только такие законы соответствуют своему понятию, ибо, как говорит Маркс, «законы не являются репрессивными мерами против свободы, подобно тому как закон тяжести не есть репрессивная мера против движения...» 1 Весьма характерно, что государство, в котором господ¬ ствуют частные интересы, Маркс называет феодальным. Он, следовательно, употребляет понятие феодализма в весьма ши¬ роком смысле слова. Хотя буржуазное общество и не имеет со¬ словных перегородок, цеховой регламентации и т. п., оно, по мнению Маркса, далеко не свободно от господства частных интересов. Поскольку и в этом обществе продолжают господ¬ ствовать частные интересы, оно отнюдь не покончило с фео¬ дализмом. «Феодализм,— говорит Маркс,— в самом широком смысле этого слова представляет собой духовное животное царство, мир разделенного человечества, в противоположность такому человеческому миру, который сам создает свои разли¬ чия и неравенство которого есть не что иное, как разноцветное преломление равенства» 2. Итак, буржуазное общество тоже представляет собой «мир разделенного человечества», которому Маркс противопоставляет 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 62—63. 2 Там же, стр. 125. Для феодализма в широком смысле слова ха¬ рактерна, по словам Маркса, противоположность между трудящейся частью общества и его паразитической частью. Маркс иронически за¬ мечает, что «если в природном животном мире рабочие пчелы убивают трутней, то в духовном животном мире, наоборот, трутни убивают ра¬ бочих пчел — убивают их, изнуряя работой» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 126). 144
«человеческий мир», исключающий какое бы то ни было угне¬ тение человека человеком. В этом противопоставлении, несмот¬ ря на недостаточную определенность понятий «человеческий мир» и «мир разделенного человечества», намечается переход Маркса от революционного демократизма к коммунизму. Следует, однако, подчеркнуть, что Маркс в это время еще не проповедует уничтожения частной собственности: речь идет лишь об уничтожении всяких привилегий частной собственно¬ сти. Это в основе своей не коммунистическая, а революционно- демократическая точка зрения. Важно также отметить и то, что, говоря об истинном государстве, Маркс имеет в виду не те раз¬ витые буржуазные государства, в которых благодаря буржуаз¬ ной революции были уже разрешены задачи, непосредственно стоявшие на повестке дня в Германии. Он отнюдь не считает, что современные ему английское и французское государства вполне соответствуют идеальной сущности государства, реали¬ зация которой возможна лишь благодаря революции, хотя сле¬ дует отметить, что реальное содержание и характер революции еще не выяснены Марксом. Статьи Маркса, опубликованные в «Рейнской газете», сви¬ детельствуют о непрерывном нарастании материалистических тенденций. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить ста¬ тью Маркса, напечатанную в октябре — начале ноября 1842 г., с его последней статьей в «Рейнской газете» (январь 1843 г.). В первой статье — о дебатах Рейнского ландтага по поводу за¬ конопроекта о краже леса — аргументация Маркса носит явно идеалистический, в определенной мере умозрительный харак¬ тер. Так, например, Маркс утверждает, что сама природа дает как бы образец противоположности между бедностью и богат¬ ством: цветущий лес представляет собой богатство природы, засохшие ветви и деревья — ее бедность. «Это,— пишет Маркс,— физическое изображение бедности и богатства. Чело¬ веческая бедность чувствует это родство и выводит из этого чувства родства свое право собственности; она считает, что если органическое богатство природы есть заранее обеспеченный удел собственника, то бедность в природе есть зависящий от случая удел нужды» 1. Не приходится разъяснять, что такого рода аргументация указывает на то, что у Маркса, как впо¬ следствии отмечал он сам, не хватало еще экономических зна¬ ний, необходимых для анализа этого вопроса. Маркс рассмат¬ ривает собираемый крестьянами валежник как неоформленную сторону собственности, качественно отличающуюся от леса как собственности лесовладельца. По мысли Маркса, существуют 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 130. 6 Т. И. Ойзерман 145
предметы собственности, которые по самой своей природе не образуют заранее фиксированной частной собственности. Но все дело в том, что частная собственность, как и любая форма соб¬ ственности, ни в малейшей мере, как впоследствии показал Маркс, не определяется естественными свойствами, природой предметов; собственность — не предмет, не вещь, а обществен¬ ное отношение, проявляющееся в вещах. В 1842 г. Маркс, сле¬ довательно, еще не проводит различия, между этим проявле¬ нием и сущностью частной собственности. Доводы, применяемые Марксом для защиты права крестьян собирать валежник, не касаются вопроса о происхождении соб¬ ственности помещиков на лес, об экспроприации земли, нахо¬ дившейся в прошлом в общинном владении. Они, эти доводы, носят по преимуществу юридический характер, т. е. Маркс ис¬ ходит из существующей системы права, пытаясь внутри этой системы найти юридическое основание, закрепляющее за кре¬ стьянами традиционное право собирать валежник. Примером такой аргументации может служить утверждение Маркса о том, что валежник не составляет собственности лесовладельца, поскольку собственность есть нечто заранее фиксированное, измеренное, имеющее определенную стоимость; все эти опреде¬ ления могут быть отнесены лишь к лесу, но не к валежнику. «В то время как личность,— говорит Маркс,— в какие бы гра¬ ницы она ни была поставлена, всегда существует как целое, собственность существует всегда только в определенных грани¬ цах, которые не только определимы, но уже определены, не только измеримы, но уже измерены. Стоимость есть граждан¬ ское бытие собственности, логическое выражение, в котором собственность впервые приобретает общественный смысл и спо¬ собность передаваться от одного к другому» 1. И далее Маркс подчеркивает, что «это объективное определение», т. е. стои¬ мость, обусловлено «природой самого предмета», т. е. его есте¬ ственными свойствами. Если лес, говорит Маркс, представляет собой собственность лесовладельца, то валежник не есть его собственность, уже хотя бы потому, что это не лес. При сборе валежника «ничего не отделяется от собственности... Порубщик леса самовольно выносит приговор над собственностью. Собиратель же валеж¬ ника лишь приводит в исполнение приговор, вытекающий из самой природы собственности, ибо собственник леса владеет ведь только самим деревом, а дерево уже не владеет упавшими с него ветвями» 2. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 124. 2 Там же, стр. 122. 146
Протестуя против применения категории кражи к сбору валежника крестьянами, Маркс доказывает, что такое расши¬ рительное толкование вполне определенного юридического понятия стирает границы между преступлением и правом. «Народ видит наказание, но не видит преступления, и именно потому, что он видит наказание там, где нет преступления, он перестает видеть преступление там, где есть наказание» 1. Это значит, что применение права в угоду частным интересам подрывает самое основу права, поскольку последнее, с точки зрения Маркса, является необходимым выражением общих интересов всех членов общества. Таким образом, революционный демократизм Маркса непо¬ средственно проявляется здесь как защита права, закона про¬ тив бесправия и беззакония, творимого господствующим клас¬ сом помещиков. Если адвокаты княжеского и дворянского со¬ словий разглагольствуют о священном и неприкосновенном праве частной собственности, то Маркс подчеркивает, что по¬ давляющая масса населения, и именно его трудящаяся часть, лишена этого священного и неприкосновенного права. Следо¬ вательно, оно не священно и не неприкосновенно, так как на¬ личие собственности у одних неизбежно связано с отсутствием таковой у других, с фактическим отрицанием права массы на обладание собственностью. «Если,— пишет Маркс,— всякое нарушение собственности, без различия, без более конкретного определения, есть кража, то не является ли в таком случае всякая частная собственность кражей?» 2 Маркс разъясняет, что частная собственность представляет собой антагонистиче¬ ское отношение, непосредственным выражением которого яв¬ ляется противоречие между имущими и неимущими: «Разве, владея своей частной собственностью, я не исключаю из вла¬ дения этой собственностью всякого другого? Разве я не нару¬ шаю тем самым его право собственности?» 3 Эти слова, так же как изложенные выше положения Маркса о господстве част¬ ных интересов в государстве, показывают, что взгляды рево¬ люционного демократа Маркса существенно отличаются от ли¬ берального представления о частной собственности как основе всеобщего благоденствия. Маркс рассматривает частную соб¬ ственность как явление неизбежное, но влекущее за собой нарушение прав народной массы, узурпацию государствен¬ ной власти имущим меньшинством, извращение самой сущно¬ сти государства и права. Он осмеивает либеральные фразы 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 122—123. 2 Там же, стр. 123. 3 Там же. 6* 147
о неприкосновенности, нерушимости частной собственности. Таким образом, уже в этой статье, относящейся к концу 1842 г., критика феодальной собственности лесовладельцев на¬ чинает перерастать в критику (но, правда, еще не в отрицание) частной собственности вообще. В разбираемой нами статье аргументация Маркса тесно связана с рассмотренным уже выше пониманием государства как родовой, разумной сущности человека, противостоящей субъективизму отдельной личности, отдельных социальных групп и сословий 1. С этой точки зрения законопроект, кото¬ рый отражает интересы меньшинства, противоположные инте¬ ресам большей части общества, носит противогосударственный характер. Интересы большинства — это прежде всего интересы широких неимущих, обездоленных масс. Таким образом, гума¬ низм, забота об угнетенных и эксплуатируемых составляет, по убеждению Маркса, истинную сущность государства; по¬ следнее по самой своей природе может и должно быть отрица¬ нием частных интересов, которые Маркс называет мелочными, пошлыми, эгоистическими. Для частного интереса люди — вра¬ ги, государство же рассматривает членов общества как свою собственную кровь и плоть: «Государство должно видеть и в нарушителе лесных правил человека, живую частицу государ¬ ства, в которой бьется кровь его сердца, солдата, который должен защищать родину, свидетеля, к голосу которого должен прислушиваться суд, члена общины, исполняющего обществен¬ ные функции, главу семьи, существование которого священно, и, наконец, самое главное — гражданина государства» 2. Гуманизм как истинная сущность государства находится в непримиримом противоречии с частным интересом, который в силу присущего ему безудержного субъективизма уподобляется грубому, невоспитанному человеку, готовому считать самой скверной и самой низкой тварью прохожего, случайно насту¬ пившего ему на мозоль. Свои мозоли частный интерес делает мерилом оценки человеческих действий. «Но ведь человек мо¬ жет наступить мне на мозоль, не переставая от этого быть чест¬ ным, более того — превосходным человеком. Подобно тому как вы не должны оценивать людей с точки зрения ваших мозо¬ 1 Примерно такие же воззрения развивал в это время Л. Фейер¬ бах, который утверждал: «Государство — абсолютный человек» (Л. Фей¬ ербах, Избранные философские произведения в двух томах, т. I, стр. 111). В другом месте он писал: «Государство есть реализованная, развитая, раскрытая полнота человеческого существа» (там же, стр. 132). И далее: «Глава государства есть представитель универсального человека» (там же). Однако Фейербах не делал из этой концепции го¬ сударства революционно-демократических выводов. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 132. 148
лей, вы не должны смотреть на них глазами вашего частного интереса» 1.Такова аргументация, характерная для первых статей Маркса в «Rheinische Zeitung». Рассмотрим теперь последнюю опубликованную Марксом в этой газете статью — «Оправдание мозельского корреспондента», которая свидетельствует о су¬ щественном изменении его аргументации в смысле все большего приближения к материализму. В этой статье Маркс критикует субъективистское воззрение, согласно которому то или иное по¬ ложение дел в государстве или в отдельной его части зависит главным образом от деятельности официальных лиц, на кото¬ рых возложено дело управления 2. Маркс показывает, что эта весьма распространенная социологическая догма тесно связана с предрассудками, порождаемыми бюрократической системой. Гегель видел в бюрократизме необходимый «всеобщий» элемент государства. Для Маркса же, выступающего против всякого угнетения человека человеком, бюрократическая государствен¬ ная система представляет собой неизбежную форму «отчужде¬ ния» человека, и притом форму, противоречащую истинной, идеальной сущности государства. Критика бюрократизма занимала видное место и в более ранних работах Маркса, в частности в «Заметках о новейшей прусской цензурной инструкции», в которых разоблачается реакционно-романтическая идеология, официально насаждав¬ шаяся в Пруссии. В статье «Оправдание мозельского коррес¬ пондента» критика бюрократизма представляет особый интерес с философской точки зрения, поскольку здесь поставлен во¬ прос об источнике вышеуказанной субъективистской концеп¬ ции. С точки зрения Маркса, эта концепция не просто теоре¬ тическое заблуждение, а отражение в сознании людей основных черт бюрократической государственной системы. Закон бюро¬ кратической иерархии, говорит Маркс, и теория, согласно ко¬ торой граждане государства делятся на две категории — на 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 132. 2 В опубликованной в 1842 г. статье, посвященной дебатам о сво¬ боде печати, Маркс подходит к такого рода критической постановке вопроса, когда он пишет: «Известно, что существует такая психология, которая объясняет великое мелкими причинами; исходя из верной до¬ гадки, что все то, за что человек борется, связано с его интересом, эта психология приходит к неверному заключению, что существуют толь¬ ко «мелкие» интересы, только интересы неизменного себялюбия. Из¬ вестно также, что такого сорта психология и знание людей в особен¬ ности встречаются в городах, где считается признаком большой про¬ ницательности все видеть насквозь и за проносящейся вереницей идей и фактов усматривать ничтожных, завистливых, интригующих люди¬ шек, которые, дергая за ниточки, приводят в движение весь мир» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 72). 149
категорию активных, сознательных граждан, которые управ¬ ляют, и пассивных, несознательных граждан, которыми управ¬ ляют,— взаимно дополняют друг друга. Бюрократический иерар¬ хический принцип ведет к тому, что критика управления со стороны граждан, не находящихся на соответствующей иерар¬ хической ступени бюрократической лестницы, рассматривается как нарушение установленного порядка и даже угроза его су¬ ществованию. Каждая бюрократическая инстанция подчиняет¬ ся следующей, более высокой инстанции, которая имеет право требовать, указывать на недостатки, подвергать наказанию под¬ чиненные ей инстанции и сама в свою очередь находится в та¬ ком же отношении к высшей ступени. В силу этого лица, не принадлежащие к бюрократической касте (а это и есть масса населения), лишены возможности оказывать влияние на управ¬ ление не только государством в целом, но и любой отдельной его частью. Все дело управления монополизировано чинов¬ никами. Низшие административные власти, говорит Маркс, целиком полагаются на бюрократическое разумение вышестоящих; сами же они отвечают лишь за добросовестное выполнение получен¬ ных свыше указаний, в границах доверенной им сферы управ¬ ления. Высшие административные власти вполне полагаются на своих подчиненных и судят об их деятельности по офици¬ альным служебным донесениям. Придерживаясь принципа, со¬ гласно которому сознательное и активное бытие государства воплощено в органах управления, всякий представитель власти рассматривает состояние общества, положение дел в любой провинции как результат деятельности определенных чиновни¬ ков и учреждений, которым поручено управление данной сфе¬ рой — хозяйственной, культурной и т. д. Круг замыкается, народ полностью отстраняется от участия в руководстве госу¬ дарством, а на почве бюрократического управления возни¬ кает субъективистское представление, будто бы исторические судьбы общества зависят от назначенных управлять им чинов¬ ников. «Чиновник думает,— пишет Маркс,— что вопрос о том, все ли обстоит благополучно в его крае, есть прежде всего вопрос о том, хорошо ли он управляет краем. Хороши ли вообще са¬ мые принципы управления и самые учреждения,— этот вопрос не входит в его компетенцию, об этом могут судить только высшие сферы, обладающие более всесторонними и более глу¬ бокими знаниями об официальной природе вещей, т. е. об их связи с государством в целом» 1. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 201—202. 150
В противовес этому имеющему глубокие социальные корни субъективистскому представлению о движущих силах общества, о причинах того или иного его состояния Маркс выдвигает по¬ ложение об объективной взаимообусловленности социальных явлений, определяющей характер и результаты управления. Обер-президент Рейнской провинции фон Шапер, выведен¬ ный из себя сообщениями мозельского корреспондента о бед¬ ственном положении тамошних крестьян-виноделов, видел в разоблачениях «Rheinische Zeitung» нападки лишь на его слу¬ жебную деятельность по управлению провинцией. Маркс разъ¬ ясняет, что бедственное положение мозельских крестьян имеет более глубокие причины, которые никак не могут быть сведе¬ ны к нерадивости какого-либо чиновника. Причины коренятся в объективных отношениях, в системе, недостатки которой не могут быть исправлены чиновничьим усердием, исполнитель¬ ностью, административной активностью. Напротив, «чем усерд¬ нее и искреннее... какая-нибудь администрация стремится,— в пределах уже принятых, над ней самой властвующих прин¬ ципов управления и установлений,— устранить то или иное бедствие, охватившее целый край; чем упорнее это бедствие не поддается воздействию, принимая, несмотря на хорошее управ¬ ление, еще более широкие размеры,— тем сильнее, искреннее и глубже будет убеждение администрации, что недуг неисцелим, что управление, т. е. государство, ничего изменить не может, что всякое изменение должно, напротив, исходить от самих управляемых» 1. Иначе говоря, согласно бюрократической иллюзии, бедствен¬ ное положение трудящихся (если чиновники хорошо выпол¬ няют свои обязанности) есть их собственная вина пли нечто зависящее от случайных, например природных, обстоятельств. С этой точки зрения всякое социальное благо имеет своим ис¬ точником управление, а зло — управляемых или во всяком слу¬ чае нечто лежащее вне сферы управления 2. Это не значит, конечно, что управляемым официально разрешается какая-либо инициатива, затрагивающая основы общества. Управляемые могут лишь пытаться улучшить свое положение в рамках су¬ ществующей системы, т. е. они должны прежде всего прими¬ риться с нею. Маркс ставит вопрос о противоречии между системой управления и реальной действительностью, развитие которой отнюдь не согласуется с предписаниями этой системы. Бед¬ ственное положение примозельского края есть вместе с тем 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 203. 2 См. там же, стр. 205. 151
бедственное положение (т. е. несостоятельность) самой системы управления. Дело, значит, не в деятельности отдельных на¬ чальствующих лиц; необходимо поэтому «раскрыть в воле дей¬ ствующих личностей мощное влияние общих отношений», кото¬ рые, как подчеркивает Маркс, являются невидимыми и прину¬ дительными силами. «Тот, кто отказывается от этой объективной точки зрения, тот, впадая в односторонность, отдается во власть недобрых чувств к отдельным лицам, в образе которых против него выступает вся жестокость современных отноше¬ ний» 1. Что же представляют собой эти общие, объективные, су¬ щественные, невидимые, принудительные отношения, опреде¬ ляющие действия отдельных лиц и составляющие основную причину существующего положения вещей в обществе? Мы не находим еще у Маркса в это время конкретной характеристики этих общественных отношений, не находим, в частности, ука¬ зания на то, что это прежде всего экономические отношения. Вопрос о материальном производстве, об отношениях между людьми, необходимо складывающихся в процессе общественно¬ го производства, о влиянии этих (т. е. производственных) от¬ ношений на все другие сферы жизни общества еще не ставится Марксом даже в общей, абстрактной форме. Вместе с тем со¬ вершенно очевидно, что речь идет здесь у Маркса о стихийно складывающихся общественных отношениях, которые хотя и создаются самими людьми, но создаются ими не преднамеренно и поэтому представляют собой объективные, независящие от их сознания результаты их сознательной целенаправленной дея¬ тельности. Маркс пишет: «При исследовании явлений государственной жизни слишком легко поддаются искушению упускать из виду объективную природу отношений и все объяснять волей дей¬ ствующих лиц. Существуют, однако, отношения, которые опре¬ деляют действия как частных лиц, так и отдельных представи¬ телей власти и которые столь же независимы от них, как спо¬ соб дыхания. Став с самого начала на эту объективную точку зрения, мы не будем искать добрую или злую волю поперемен¬ но то на одной, то на другой стороне, а будем видеть действия объективных отношений там, где на первый взгляд кажется, что действуют только лица. Раз доказано, что данное явление с необходимостью порождается существующими отношениями, то уже нетрудно будет установить, при каких внешних усло¬ виях оно должно было действительно осуществиться и при ка¬ ких оно осуществиться не могло, несмотря на то что уже име¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 212. 152
лась потребность в нем. Это можно будет установить с той же приблизительно достоверностью, с какой химик определяет, при каких внешних условиях родственные вещества должны образовать химическое соединение» 1. Нельзя, конечно, согласиться с теми исследователями, ко¬ торые видят в этом положении Маркса материалистическое понимание общественной жизни. Но было бы еще большей ошибкой недооценивать значение этого тезиса Маркса, отчет¬ ливо выражающего намечающийся переход к материализму. Главное в этом положении Маркса — признание объективной необходимости общественных отношений, которые рассматри¬ ваются как определяющее условие исторической деятельности людей. Люди сами делают свою историю, но делают ее при условиях, которые непосредственно от них не зависят. Сле¬ дующий, решающий шаг к материализму должен состоять в выделении из совокупности общественных отношений перво¬ начальных, определяющих — производственных отношений и соответственно этому в анализе и конкретизации понятия внешних условий. В приведенном высказывании Маркс огра¬ ничивается пока еще аналогией с природными процессами. Это не значит, конечно, что Маркс натуралистически понимает общественные явления. Аналогия подчеркивает лишь исходную гносеологическую установку Маркса: признание того, что су¬ ществуют объективные общественные отношения. Но откуда проистекает эта объективность? На этот вопрос мы находим в этом и других высказываниях Маркса пока еще весьма общий ответ: объективность явлений общественной жизни, т. е. явле¬ ний, порождаемых человеческой деятельностью, есть результат взаимодействия между людьми. Маркс не анализирует еще ни этого взаимодействия, ни взаимодействия людей и природы, так же как он не рассматривает отношения деятельности, совер¬ шающейся в данное время, к деятельности, имевшей место в прошлом и овеществившейся в продуктах человеческого труда, в средствах производства п т. д. Именно поэтому такая общая постановка вопроса об объективности социальных отношений не может быть оценена как материалистический взгляд на общество 2. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 192—193. 2 Следует иметь в виду, что Гегель признавал объективность со¬ циальных отношений, причем, обосновывая этот взгляд, он не просто ссылался на «абсолютный дух», но пытался раскрыть диалектику субъективного и объективного в самой человеческой деятельности. Гегель, например, писал, что «во всемирной истории благодаря дейст¬ виям людей вообще получаются еще и несколько иные результаты, чем те, к которым они стремятся и которых они достигают, чем те резуль¬ таты, о которых они непосредственно знают и которых они желают; 153
Таким образом, приведенное выше положение Маркса из последней его статьи в «Rheinische Zeitung» можно рассматри¬ вать как итог идейного развития Маркса на данном этапе. Если в других, более ранних его статьях, опубликованных в этой газете, речь шла о внутренних законах духовных отношений, о правовой природе общественных явлений, то здесь уже ста¬ вится вопрос об объективной природе права, государства и со¬ циальных отношений вообще. В предыдущем разделе было рассмотрено отношение Марк¬ са к Фейербаху в связи с вопросом о социальном содержании религии. Анализ взглядов Маркса на сущность государства и права показывает, что он уже в 1842 — 1843 гг. превосходит своего выдающегося современника и в постановке ряда других вопросов. Маркс подвергает революционной критике существующие в Германии социально-экономические отношения, связывает философские проблемы с конкретными политическими вопро¬ сами; от его статей веет духом классовой борьбы. Естественно поэтому, что Маркса не удовлетворяет фейербаховская поста¬ новка социальных вопросов. «Афоризмы Фейербаха,— говорит он в письме к А. Руге от 13 марта 1843 г.,— не удовлетворяют меня лишь в том отношении, что он слишком много напирает на природу и слишком мало — на политику. Между тем, это — единственный союз, благодаря которому теперешняя филосо¬ фия может стать истиной» 1. Это весьма существенное критиче¬ ское замечание в адрес Фейербаха в зародыше уже содержит в себе критику антропологического принципа. Маркс видит путь к истине в соединении философии с ре¬ волюционной политикой, в революционизировании философии и в философском обосновании революционной политики. Это, несомненно, возвышает его над Фейербахом. Однако было бы ошибкой полагать, что Маркс, не став еще материалистом, уже преодолел антропологический материализм Фейербаха. Статьи Маркса в «Rheinische Zeitung» свидетельствуют о значитель¬ ном влиянии Фейербаха на Маркса. Так, в одной из этих статей Маркс, например, утверждает, что «человек всегда считает они добиваются удовлетворения своих интересов, но благодаря этому осуществляется еще и нечто дальнейшее, нечто такое, что скрыто со¬ держится в них, но не сознавалось ими и не входило в их намерения» (Гегель, Соч., т. VIII, стр. 27). В. И. Ленин, как известно, высоко оце¬ нил эти и аналогичные положения гегелевской философии истории (см. В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 304—306). 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 257. И да¬ лее Маркс говорит: «Но все наладится, как это было в XVI столетии, когда рядом с энтузиастами природы существовали и энтузиасты го¬ сударства» (там же). 154
высшим существом то, что составляет его истинную сущ¬ ность» 1. Как известно, это положение является одним из ис¬ ходных тезисов Фейербаха в его критике религии. В другом месте вполне в духе Фейербаха Маркс замечает, что «руки и ноги становятся человеческими руками и ногами лишь благо¬ даря голове, которой они служат» 2. Однако все эти близкие к фейербаховскому антропологизму положения высказываются Марксом в статьях, в которых рассматриваются важнейшие политические вопросы, делаются революционно-демократиче¬ ские выводы, намечаются диалектико-материалистические ре¬ шения философских проблем. Предвосхищая последующее исследование, можно сказать, что влияние Фейербаха на Маркса усиливается в 1843 — 1844 гг., когда Маркс становится материалистом, а преодоле¬ вается оно в ходе разработки основных положений диалекти¬ ческого и исторического материализма. Само собой разумеется, что речь здесь идет о влиянии философских воззрений Фейер¬ баха, так как в социально-политическом отношении Маркс уже в 1841 — 1842 гг. занимает более передовые, революцион¬ ные позиции. 4Разрыв Энгельса с «Молодой Германией». Начало размежевания с младогегельянцами Тенденции, наметившиеся в работах Энгельса против Шел¬ линга, находят свое дальнейшее развитие в его произведениях 1841—1842 гг. Революционный демократизм Энгельса, стрем¬ ление философски обосновать революционную социально-поли¬ тическую программу, которое привело его в младогегельян¬ ский лагерь, неизбежно способствовали разрыву с «Молодой Германией». Если в 1839—1840 гг. Энгельс полагал, что эта литературная группа — подлинная продолжательница револю¬ ционных идей Л. Бёрне, то теперь он приходит к выводу, что последний, в общем, не оказал значительного влияния на мла¬ догерманцев, которые так и не сумели подняться до его ради¬ кальных республиканских воззрений. Берне, по мнению Энгельса, является «Иоанном Крестителем нового времени, ко¬ торый проповедует самодовольным немцам о покаянии и воз¬ вещает им, что топор уже занесен над корнем дерева и что 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 126. 2 Там же, стр. 73. 155
грядет сильнейший, который будет крестить огнем и безжа¬ лостно выметет все плевелы» 1. Что же касается младогерманцев, то их политическая ли¬ ния неопределенна, половинчата, непоследовательна. Младо¬ германское движение, указывает Энгельс, возникло в период смутного политического брожения, когда еще отсутствовало необходимое размежевание различных и по существу противо¬ положных политических программ и принципов. В то время как жизнь ушла вперед, младогерманцы остались на старых позициях, вследствие чего «это направление утратило всякое идейное содержание, какое оно когда-то еще имело...» 2 В статье «Александр Юнг. «Лекции о современной литера¬ туре немцев»» Энгельс подвергает основательной критике А. Юнга — типичного представителя младогерманского тече¬ ния. Энгельс бичует его прежде всего за стремление к ком¬ промиссу, к объединению противоположных политических точек зрения. «Ведь все крайности вообще от лукавого,— иро¬ нически замечает Энгельс,— и только дорогое сердцу примире¬ ние и умеренность чего-нибудь стоят! Как будто крайность не является просто последовательностью!» 3 Крайней идейно-политической и философской партией Эн¬ гельс в то время считал младогегельянство. Что же касается А. Юнга и деятелей «Молодой Германии» вообще, то они, по мнению Энгельса, могли быть лишь временными попутчиками, с которыми теперь необходимо порвать: «Во всяком движении, во всякой идейной борьбе существует известная категория пу¬ таных голов, которые чувствуют себя совсем хорошо только в мутной воде. До тех пор, пока самые принципы еще не вы¬ кристаллизовались, таких субъектов терпят; пока каждый только стремится к ясности, нелегко распознать раз навсегда определившуюся неясность этих субъектов. Но когда элементы обособляются, принцип противопоставляется принципу, тогда настает время распрощаться с этими никчемными людьми и окончательно с ними разделаться, ибо тогда их пустота обна¬ руживается ужасающим образом» 4. Эта резкая оценка деятелей «Молодой Германии» и сторон¬ ников juste-milieu вообще объясняется, несомненно, тем, что Энгельс видит в этих представителях тогдашнего либерального движения противников революции, которая ужасает их как недопустимая крайность. Не случайно Энгельс отмечает, что А. Юнг борется не против пиетизма, а против его крайних 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 479. 2 Там же, стр. 480. 3 Там же, стр. 474. 4 Там же, стр. 473. 156
проявлений. Такую идейно-политическую позицию Энгельс характеризует как «скучный позитивизм». Речь идет о позити¬ визме в смысле примирения с реакционными общественно- политическими порядками. В этом же смысле употреблял это понятие и Маркс, о чем уже говорилось выше. «Бедные пози¬ тивисты и рыцари juste-milieu,— иронизирует Энгельс,— ви¬ дят, как волна отрицания вздымается все выше и выше; они крепко цепляются друг за друга и взывают к чему-либо поло¬ жительному» 1. Все дело в том, разъясняет Энгельс, что эти сторонники политической умеренности страшатся движения мировой истории и видят в отрицании одну только угрозу сложившемуся жизненному укладу. Они не понимают, что от¬ рицание есть возникновение нового, прогресс. «Стоит лишь дать себе труд ближе присмотреться к столь опороченному от¬ рицанию, чтобы убедиться, что оно по существу своему на¬ сквозь положительно» 2. А. Юнг пытался соединить младогерманский расплывчатый либерализм с непонятой им гегелевской философией. Это дает Энгельсу повод подвергнуть критике философский дилетан¬ тизм младогерманцев, их теоретическую беспомощность, осо¬ бенно очевидную там, где они пытаются ставить коренные во¬ просы мировой истории. Однако критика младогерманцев, главным теоретическим пороком которых является субъекти¬ визм, косвенно становится также критикой младогегельянства. Господин Юнг, говорит Энгельс, «силится доказать, что ос¬ новной чертой гегелевской системы является утверждение свободного субъекта в противовес гетерономии косной объек¬ тивности» 3. Впрочем, нечто подобное проповедовалось и мла¬ догегельянцами, поскольку их основная идея — противопостав¬ ление самосознания внешней реальности. «Но вовсе не нужно быть особенным знатоком Гегеля,— продолжает Энгельс,— чтобы знать, что он стоял на гораздо более высокой ступени, придерживаясь точки зрения примирения субъекта с объектив¬ ными силами, что он относился с огромным почтением к объек¬ тивности, ставил действительность, существующее гораздо выше субъективного разума отдельной личности и от послед¬ ней как раз и требовал признания объективной действитель¬ ности разумной. Гегель не был пророком субъективной авто¬ номии, как полагает г-н Юнг...» 4 Было бы крайним упрощенчеством полагать, что Энгельс здесь положительно оценивает примирение Гегеля с прусской 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 482. 2 Там же. 3 Там же, стр. 476. 4 Там же. 157
действительностью. Энгельс имеет в виду лишь согласование человеческих действий с объективной необходимостью, а от¬ нюдь не со всем тем, что вообще существует. Речь идет о раз¬ личении свободы (как осознанной необходимости) и произвола субъекта, который отнюдь не свободен, а, напротив, порабощен своими причудами, влечениями, случайными мотивами. Имен¬ но это диалектическое понимание свободы Энгельс справед¬ ливо противопоставляет субъективизму младогерманцев. При этом отрицание субъективизма и высокая оценка объективной необходимости, разумеется, ни в малейшей мере не снижают революционного пафоса Энгельса и его готовности к самой ре¬ шительной борьбе против реакции. Изобличая политическую беспринципность А. Юнга, Энгельс делает следующий вывод: «Надо надеяться, теперь он уразумел, что брататься с ним мы не хотим и не можем. Такие жалкие амфибии и двоедушные люди не пригодны для борьбы, которую начали и могут про¬ должать только люди с решительным характером» 1. Это зна¬ чит, что учет объективного хода истории необходим не для того, чтобы возложить все свои надежды на стихийное течение со¬ бытий, а для обоснования революционного действия. Выступая против иррационализма Шеллинга, Энгельс утверждал, что духовное реально существует лишь в природе; он не делал, однако, вывода о вторичности духовного. Объек¬ тивная действительность, таким образом, рассматривалась им как субъект-объект, как единство сознания и материи, причем духовное он считал сущностью и движущей силой материаль¬ ного. В статье против А. Юнга и «Молодой Германии» Энгельс в основном еще придерживается этой идеалистической точки зрения 2. И вместе с тем, пытаясь конкретизировать эту точку зрения, Энгельс делает еще один шаг навстречу материалисти¬ ческому миропониманию. А. Юнг, подвергая критике «Сущность христианства», пы¬ тался доказать, что Фейербах занимает ограниченную, земную позицию, между тем как вселенная, мир — это не одна только наша Земля. Осмеивая этот аргумент, намекающий, по сути дела, на существование некоей не просто неземной, а сверх¬ природной реальности, Энгельс заявляет: «Вот так теория! Как будто на луне дважды два — пять, будто на Венере камни бе¬ гают как живые, а на солнце растения могут говорить! Как будто за пределами земной атмосферы начинается особый, но¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 485. 2 Так, например, Энгельс утверждает, что «мысль в своем развитии есть единственно вечное и положительное, тогда как фактическая, внешняя сторона происходящего есть именно отрицательное, исчезаю¬ щее и подлежащее критике» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 482) 158
вый разум, и ум измеряется расстоянием от солнца! Как будто самосознание, к которому приходит в лице человечества земля, не становится мировым сознанием в то самое мгновение, когда оно познает свое положение как момент этого мирового созна¬ ния!» 1 Здесь Энгельс уже связывает самосознание с природой, с возникновением человечества, а «мировое сознание» он, по существу, определяет как осознание мира в целом, в его раз¬ витии, включающем в себя в качестве самого существенного развитие человечества. Еще рано говорить о материализме, но здесь намечается переход к материалистическому миропонима¬ нию и, следовательно, начинается также размежевание с воин¬ ствующими идеалистами — младогегельянцами. В этом отноше¬ нии особый интерес представляет шуточная поэма «Библии чудесное избавление от дерзкого покушения, или торжество веры», созданная Энгельсом в июне — июле 1842 г., т. е. тогда же, когда была написана статья против А. Юнга. Повествование в поэме ведется от лица пиетиста, который, сокрушаясь по по¬ воду повсеместно распространяющегося неверия, обращается к господу богу с мольбою — приблизить день суда над скверной человечьей. Господь отвечает на эту мольбу замечанием, что не пробил час для труб, что следует подготовить верующих на земле, для чего он, господь, решил поставить во главе их Б. Бауэра, который лишь временно заблуждается, но вскоре станет на путь благочестия и тем самым посрамит неверующих. Узнав о предстоящем преображении безбожника Бауэра, праведные души ликуют и славят всемогущего творца. Но тут вмешивается в дело сам лукавый, который стремится рас¬ строить планы господни, не отдать ему Б. Бауэра. Находя¬ щиеся в пекле Гегель, Вольтер, Дантон, Наполеон и другие великие грешники требуют от сатаны, чтобы он, не медля, под¬ нял восстание против господа бога и отомстил верующим за то, что они пренебрегли всем тем, чему учили их эти грешники. Так, Гегель, например, восклицает: Я жизнь свою науке посвятил, Учил безбожью, не жалея сил, Возвел самосознанье на престол я, На божество успешно штурм повел я. Но мне стать жертвою невежд пришлось, Меня истолковали вкривь и вкось; И, наложив на умозренье цепи, Рождали чушь, одну другой нелепей. Итак, я жил и мыслил столько лет Напрасно, сатана? Держи ответ! 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 484—485. 159
Когда ж придет за нас могучий мститель, Отродья набожного истребитель? Сатана отвечает Гегелю и другим своим верным рабам, что они не напрасно трудились и теперь он нашел им преемника, который возглавит на земле войну против праведников. Сатана является к Б. Бауэру, который занят теологическими изыска¬ ниями, и после небольшой полемики с ним убеждает его начать борьбу против веры. С этой целью сатана посылает Б. Бауэра в Боннский университет: Там на развалинах духовной нищеты Свободомыслию алтарь воздвигнешь ты! И вот Б. Бауэр проповедует атеизм в Бонне. Разгорается битва между сторонниками Бауэра, безбожниками, и ревните¬ лями веры. Последние терпят поражение, несмотря на помощь, которую им оказывает университетское начальство и сам гос¬ подь бог, посылающий на битву с Бауэром ортодоксальнейших теологов. Между тем в Лейпциге, в кабачке, где обычно соби¬ раются литераторы, восседают А. Руге, О. Виганд («богохули¬ телей издатель постоянный») и поэт Р. Пруц, который развра¬ щает невинные сердца безбожными стихами. Все трое нахо¬ дятся в смятении, так как потерпели очередное поражение в борьбе с цензурой. Виганд думает даже, что следует отка¬ заться от борьбы и заняться изданием безобидной беллетри¬ стики, чтобы примириться с правительством. Он говорит: Итак, протянем же друг другу руки, братья, И вместе заключим правительство в объятья. Но тут в кабак врывается сатана и начинает стыдить своих приунывших было приспешников: Как стыдно мне теперь, что доверял я вам, Вам, львиной шкурою прикрывшимся ослам. Воодушевленный сатаной А. Руге спешит в Берлин к своим единомышленникам-младогегельянцам. В этой связи ирониче¬ ски обрисовываются берлинские «Свободные»: Что Якобинский клуб? Собрание детей В сравненьи с мерзостной, безбожной ратью сей. О младогегельянце Мейене Энгельс говорит, что он в чреве матери Вольтера изучил. Эдгар Бауэр — снаружи франт, вну¬ три же — санкюлот задорный. Штирнер, сегодня мирно попи¬ вающий пивко, завтра станет требовать крови; уже сейчас он готов свергнуть не одних лишь королей, но и все законы. Тут же дается характеристика и Освальда, т. е. самого Энгельса: 160
А тот, что всех левей, чьи брюки цвета перца И в чьей груди насквозь проперченное сердце, Тот длинноногий кто? То Освальд — монтаньяр! Всегда он и везде непримирим и яр. Он виртуоз в одном: в игре на гильотине... Берлинские «Свободные» во главе с А. Руге намерены прий¬ ти на помощь Бауэру. Последний все еще ведет бой с ортодок¬ сами. Плечом к плечу с ним сражается и К. Маркс: То Трира черный сын с неистовой душой. Он не идет,— бежит, нет, катится лавиной, Отвагой дерзостной сверкает взор орлиный, А руки он простер взволнованно вперед, Как бы желая вниз обрушить неба свод. На поле битвы оказываются и другие выдающиеся лично¬ сти. Вот Л. Фейербах, которого «Свободные» ведут в кабак. На¬ чинается возлияние. Руге держит речь, которую Эдгар Бауэр и Освальд прерывают возгласами: Прекрасных слов уже довольно ты, Арнольд, Сказал. Мы ныне требуем другого: дела! На эти слова Руге отвечает с филистерской рассудитель¬ ностью: Наши дела лишь в словах; так было, и впредь будет долго, С древа абстракции сам практики плод упадет. Начинается дискуссия. Вдруг в кабаке появляется Виганд, влетевший через крышу на бумажном змее. Он приглашает «Свободных» в Лейпциг в свое издательство: Да, в Лейпциг! — крикнуло собранье в увлеченьи; — Оттуда выступим в последнее сраженье. Тем временем пиетисты также не дремлют. Г. Лео, прослы¬ шав, что безбожники укрепились в Лейпциге, собирает верую¬ щих, чтобы сокрушить крепость Виганда. Он разъясняет ве¬ рующим, что «гегелинги» представляют страшную опасность для веры и порядка: Без фиговых листков по свету бродят черти; К нам шлет великую блудницу Вавилон: Богиню разума; дрожат алтарь и трон. Чем Руге не Дантон? Второго Робеспьера Мы видим в Бауэре! Марага-изувера Еще превозойдет проклятый Фейербах!.. 161
И вот начинается решительная битва между верующими и атеистами. Верующие начинают теснить атеистов, но, прослы¬ шав об этом, великие грешники, находящиеся в аду, порывают с сатаной, который оказался неспособным обеспечить победу безбожью, и сами устремляются на помощь младогегельянцам: Толпу мятежников сам Гегель возглавляет, Вольтер над головой дубиной потрясает... Сатана, видя, что его приспешники выступили и против него («Свободные ничто святым не признают»), раскаивается, про¬ сит прощения у господа бога и становится в ряды защитников веры. Но ничто уже, как кажется, не может помочь верующим: безбожники одолевают их. Однако в самый критический момент происходит чудо: с небес спускается бумажный листок, сооб¬ щающий об отставке Б. Бауэра. Это полностью деморализует «Свободных»: На землю падают злодеи без дыханья... Того, кто сеет зло, не минет наказанье! Не трудно заметить в этой шуточной поэме весьма нешуточ¬ ное содержание. Шаржированные портреты отдельных пред¬ ставителей младогегельянства оттеняют характерные особенно¬ сти всей этой философской школы. В особенности ярко подме¬ чено противоречие между революционной фразеологией и поли¬ тической половинчатостью этих буржуазных радикалов, их оторванность от практически-политической борьбы и, так ска¬ зать, чисто литературный характер всего этого философского течения. Проходящее через всю поэму сравнение младогегель¬ янцев с якобинцами представляет собой хотя и добродушную, но острую критику декларативной революционности младоге¬ гельянцев. Смятение среди младогегельянцев после отставки Б. Бауэра — это уже не насмешка, а констатация факта: младо¬ гегельянцы действительно не смогли достойным образом отве¬ тить на этот прямой удар реакции. И все же было бы ошибкой думать, будто в этой поэме Эн¬ гельс уже освободился от младогегельянских иллюзий и, перей¬ дя на новые позиции, извне подвергает критике идеализм этих философов. Нет, это критическая позиция, занимаемая участни¬ ком младогегельянского движения; это не только критика, но также и самокритика, свидетельствующая о той особой роли, которую играл Энгельс внутри младогегельянского движения. О самом себе Энгельс говорит: «Тот, что всех левей». Эта особая позиция, как было показано выше, проявляется прежде всего в революционном демократизме Энгельса. Правда, Эн¬ гельс, впрочем, как и Маркс, нигде не употребляет самого этого 162
термина — «революционный демократизм». Он подвергает кри¬ тике непоследовательность, половинчатость либерализма, не утверждая вместе с тем, что он противник либерализма вообще. Понятие «либерализм» применяется Энгельсом для обозначе¬ ния тех воззрений, которые, по существу, уже враждебны ли¬ беральным. Противоречие между терминологией и обозначаемым ею основным содержанием — явление, несомненно, типичное для этого раннего периода формирования взглядов Маркса и Эн¬ гельса. И это необходимо подчеркнуть во избежание ошибок в оценке ранних политических воззрений Маркса и Энгельса. Такую ошибку совершает, по нашему мнению, О. Корню в своем уже упоминавшемся нами обстоятельном исследовании, где он характеризует политические позиции Маркса и Энгельса в 1840—1842 гг. как либеральные 1. Этот вывод явно противо¬ речит имеющимся в его книге весьма ценным указаниям, что в начале 40-х годов XIX в. в Германии (особенно в Рейнской провинции) уже обнаруживалось противоречие между либера¬ лами и демократами. Так, говоря о требованиях трирских ли¬ бералов, О. Корню отмечает: «Наряду с этой либеральной оппозицией развивалась демократическая оппозиция, находив¬ шая себе поддержку в растущем недовольстве мозельских кре¬ стьян, положение которых, так же как и положение осталь¬ ного немецкого крестьянства, постоянно ухудшалось» 2. В другом месте проф. О. Корню прямо констатирует «противо¬ 1 См. О. Корню, Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Жизнь и деятель¬ ность, т. 1, стр. 71. Во французском издании О. Корню дает следующий подзаголовок на титульном листе своей книги: «От демократического либерализма к коммунизму» (A. Cornu, Karl Marx et Friedrich Engels, tome II. Du libéralisme démocratique au communisme, Paris, 1958). По мне¬ нию О. Корню, лишь переход Маркса и Энгельса на позиции комму¬ низма «положил конец их либерально-демократическому развитию» (О. Корню, Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Жизнь и деятельность, т. 1, стр. 366). Правда, О. Корню не проводит последовательно этой точки зрения. В некоторых случаях он характеризует Маркса как «радикаль¬ ного демократа», имея в виду, очевидно, его революционно-демократи¬ ческие воззрения (см. там же, стр. 288, 345). Наконец, в двух местах книги речь идет о каком-то промежуточном этапе в развитии полити¬ ческих воззрений Маркса и Энгельса, который именуется то «демокра¬ тически-социальным радикализмом», то просто «социальным демокра¬ тизмом» (см. там же, стр. 365, 467). Все это создает впечатление, что в исследовании проф. Корню имеется некоторая нечеткость в опреде¬ лении исходных политических позиций Маркса и Энгельса, что приво¬ дит, как нам кажется, к известной переоценке младогегельянского идеа¬ лизма. Следует отметить, что вышеуказанные положения О. Корню подвергались критике в советской печати (см., например, рецензию K. Л. Селезнева на книгу О. Корню, Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Жизнь и творчество, т. 1, «Вопросы истории» № 4, 1956, стр. 473—180). 2 Там же, стр. 74. 163
положность между либералами и демократами» 1. Не приходит¬ ся доказывать после всего изложенного выше, что Маркс и Эн¬ гельс находились в лагере революционной демократии и были самыми блестящими и последовательными представителями этого лагеря. В свете этих замечаний становится более понятной статья Энгельса «Северогерманский и южногерманский либерализм», написанная в марте 1842 г. и опубликованная в «Rheinische Zeitung». В ней Энгельс подвергает критике южногерманский либерализм с характерными для него партикуляристскимп тен¬ денциями и противопоставляет ему северогерманский либера¬ лизм, существенной чертой которого он считает сознание не¬ обходимости национального объединения Германии. На наш взгляд, эта оценка северогерманского либерализма, несмотря на то что она содержит в себе явное преувеличение его историче¬ ского значения 2, ни в малейшей мере не ставит под сомнение революционный демократизм молодого Энгельса. В условиях предреволюционной Германии некоторые представители бур¬ жуазного либерализма (достаточно упомянуть И. Якоби), не¬ сомненно, играли прогрессивную роль. Лишь в ходе револю¬ ционной борьбы 1848—1849 гг. буржуазный либерализм в це¬ лом стал превращаться в контрреволюционную силу. Впослед¬ ствии, в «Манифесте Коммунистической партии», вышедшем в свет в начале революции 1848 г., Маркс и Энгельс писали: «В Германии, поскольку буржуазия выступает революционно, коммунистическая партия борется вместе с ней против абсо¬ лютной монархии, феодальной земельной собственности и реак¬ ционного мещанства» 3. Это положение, высказанное в класси¬ ческом произведении зрелого марксизма в период, когда Маркс и Энгельс стояли уже во главе созданной ими коммунистиче¬ ской партии, косвенным образом проливает свет и на отноше¬ ние революционного демократизма к буржуазному либерализму. Яркий пример революционного демократизма Энгельса — его статья «Фридрих-Вильгельм IV, король прусский», напи¬ санная в 1842 г. незадолго до отъезда в Англию. В этой статье Энгельс говорит о приближении революции, выражает свое убеждение в ее необходимости. Последняя обусловлена отнюдь не тем, что Фридрих-Вильгельм IV, вначале заигрывавший с 1 О. Корню, Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Жизнь и деятельность, т. I, стр. 522. 2 «...Северогерманский либерал,— писал Энгельс,— отличается реши¬ тельной последовательностью, определенностью в своих требованиях и точным согласованием средств и цели, к чему до сих пор южногерман¬ ский либерал тщетно стремился» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 499). 3 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 4, Госполитиздат, М., 1955, стр. 459. 164
либеральной оппозицией, полностью разоблачил себя как ярый реакционер, тянущий Германию назад, к средневековью. Дело не в личных качествах короля, а в том, что само прусское го¬ сударство реакционно, а король лишь выражает своими дей¬ ствиями его природу. «Фридрих-Вильгельм IV — всецело продукт своего времени, личность, которую можно полностью объяснить только в том случае, если исходить при этом объяс¬ нении из развития свободного духа и его борьбы против хри¬ стианства, и только из этого. Он представляет собой самый крайний вывод из принципа пруссачества; в нем этот принцип проявляется в своей последней попытке собраться с силами, но в то же время в полном своем бессилии перед свободным самосознанием» 1. Как видно из этой цитаты, Энгельс указывает на противоре¬ чие между свободным самосознанием (общественным созна¬ нием, как он его понимает) и господствующей в Пруссии поли¬ тической системой. Это противоречие, по мысли Энгельса, имеет глубочайшие исторические корни; оно, следовательно, не нечто случайное, вызванное личными качествами монарха. Ос¬ нову прусского государства составляет не разум, или самосо¬ знание, а христианство, в особенности христианская теология. «Сущность теологии, особенно в наше время, есть примирение и затушевывание абсолютных противоположностей» 2. Речь идет о противоположности между разумом и религиозным не¬ разумием, которое теология пытается обосновать и оправдать с помощью разума. «Этой теологии соответствует в области госу¬ дарственной жизни современная система правления в Прус¬ сии» 3. Правительство стремится внести религиозный дух во все области общественной жизни, для того чтобы подавить протест против существующих общественных порядков. Абсолютная мо¬ нархия, покончившая с феодальным сепаратизмом, пытается превратить особу короля в божество в государстве. Но ход исторических событий делает невозможным осуществление этой реакционной романтической утопии легитимизма, которую про¬ поведует Фридрих-Вильгельм IV. Современное положение Пруссии, говорит Энгельс, «очень напоминает состояние Фран¬ ции перед... впрочем, я воздерживаюсь от всяких чересчур по¬ спешных заключений» 4. Мысль о том, что германский абсолютизм связан с теоло¬ гией, а германское государство, будучи вследствие этого хри¬ стианским государством, противоречит идеальной (разумной, 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 488. 2 Там же. 3 Там же. 4 Там же, стр. 495. 165
враждебной религии) сущности государства, составляет один из тезисов младогегельянства. Энгельс ссылается здесь на Б. Бауэра, который обстоятельно развил эту идею. Однако Б. Бауэр и другие младогегельянцы утверждали, что государ¬ ство, поскольку его природа враждебна религии, может быть преобразовано с помощью критики. Энгельс, так же как и Маркс, идет дальше; он доказывает, что лишь революция, осу¬ ществляемая народом, может покончить с «христианским госу¬ дарством». Прусское государство не просто заражено рели¬ гиозным духом: оно неразумно по своей природе, ибо теология — его сущность. Поэтому здесь недостаточно критики, необходима революция. Значит ли это, что Энгельс уже в это время порывает с ге¬ гелевским и младогегельянским толкованием государства как разумного, нравственного по своей природе организма? Нет, он придерживается еще этой идеалистической формулы, используя ее, так же как и Маркс, для критики прусского государства, которое рассматривается как чуждое своему понятию и, значит, недостойное существования. Сама возможность существования неразумного, противоречащего своей собственной сущности го¬ сударства обусловлена, по мнению Энгельса, тем, что разви¬ вающееся самосознание человечества (народный дух) пере¬ растает устаревшие, потерявшие жизненное содержание и ра¬ зумный смысл формы своего бытия и движется дальше, вперед, создавая новые, более совершенные формы. 5 Материальные интересы и идеальные принципы, классы и партии. Перспективы социальной революции. Начало перехода к материализму и коммунизму В конце 1842 г. Энгельс переезжает в Англию, в Манчестер, где становится служащим на прядильной фабрике, одним из совладельцев которой был его отец. По пути в Англию Энгельс посещает в Кёльне редакцию «Rheinische Zeitung», где впервые встречается и знакомится с Марксом. Эта встреча, как впослед¬ ствии писал Энгельс Ф. Мерингу, была холодной, так как Маркс видел тогда в Энгельсе союзника тех самых «Свобод¬ ных», против которых он столь решительно выступил 1. Тем не 1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIX, стр. 412—413. 166
менее Энгельс, по-видимому, договаривается с Марксом отно¬ сительно своего сотрудничества в «Rheinische Zeitung», так как немедленно по прибытии в Манчестер начинает посылать в га¬ зету небольшие статьи о положении в Англии, которые печа¬ таются с начала декабря того же года. Переезд в Англию становится поворотным пунктом в идей¬ ном и политическом развитии Энгельса. Здесь Энгельс впервые непосредственно сталкивается с пролетариатом, порожденным промышленной революцией и развитием крупной капитали¬ стической промышленности. Энгельс сближается с чартистами, начинает изучать экономическое положение Англии, англий¬ скую политическую экономию и социалистическое учение Р. Оуэна. «Социалистом,— говорит В. И. Ленин,— Энгельс сде¬ лался только в Англии. В Манчестере он вступил в связь с дея¬ телями тогдашнего английского рабочего движения и стал писать в английских социалистических изданиях» 1. Англия 40-х годов XIX в. представляла собой классическую капиталистическую страну, где основные черты буржуазного общества и свойственные ему антагонизмы выступали на по¬ верхности наиболее отчетливо. Капиталистическое общество, в котором на место феодальных сословий, все еще игравших значительную роль в отсталой Германии, пришли противо¬ положные друг другу классы — буржуазия и пролетариат, раз¬ вивалось на новой, присущей только этому обществу экономи¬ ческой основе. Развитие капиталистической крупной промыш¬ ленности уже приводило к периодически возникавшему перепроизводству, к экономическим кризисам. Первый такой кризис разразился в Англии в 1825 г. Идеологи феодальной 1 В. И. Ленин, Соч., т. 2, стр. 9. Некоторые исследователи объясняют переход Энгельса к социа¬ лизму влиянием М. Гесса, с которым Энгельс познакомился перед отъ¬ ездом в Англию. Такова, например, точка зрения М. Адлера, которую он высказывает в работе «Энгельс как мыслитель» (М., 1924). Эту же точку зрения мы встречаем в книге М. Рюбеля (см. М. Rubel, Karl Marx, essai de biographie intellectuelle, p. 111). При этом обычно ссы¬ лаются на письмо М. Гесса Б. Ауэрбаху от 19 июня 1843 г., в кото¬ ром, в частности, говорится: «В прошлом году, когда я собирался ехать в Париж, он (Энгельс.— Т. О.) (ныне пребывающий в Англии и пишущий о ней большое сочинение) прибыл из Берлина в Кёльн; мы говорили о современных вопросах, и он, уже год как революционер, расстался со мной ревностнейшим коммунистом. Так я произвожу опустошения» (см. Т. Zlocisti, Moses Hess. Der Vorkämpfer des Sozialis¬ mus und Zionismus, Berlin, 1921, S. 99). M. Гесс, несомненно, оказал в 1842 г. некоторое влияние на Энгельса, однако, как показывают статьи Энгельса из Англии, он отнюдь не стал коммунистом сразу после своего переезда в Англию. Сообщение Гесса содержит, таким об¬ разом, явное преувеличение. 167
реакции и теоретики разоряемой капитализмом мелкой бур¬ жуазии, указывая на «непостижимые» последствия развития капиталистического производства, призывали вернуться к доб¬ рому старому времени, т. е. к феодализму. Буржуазные эконо¬ мисты утверждали, что экономические кризисы исчезнут в бли¬ жайшем будущем. Некоторые из них, впрочем, считали, что нищета трудящихся является неизбежным злом, обеспечиваю¬ щим богатство и могущество нации. В то время как в Германии не существовало организован¬ ного рабочего движения, а пролетариат все еще недостаточно выделился из массы ремесленников, организованных в средне¬ вековые цеха и корпорации, в Англии промышленный проле¬ тариат имел уже свою, чартистскую, партию. «...Англия,— писал В. И. Ленин,— дала миру первое широкое, действительно массовое, политически оформленное, пролетарски-революцион¬ ное движение, чартизм...» 1 Обо всем этом Энгельс, находясь в Германии, фактически не имел ясного представления. По¬ этому, приехав в Англию, он не сразу приходит к правиль¬ ному пониманию роли материальных потребностей и классовых интересов в развитии общества. В первой статье, присланной из Англии в «Rheinische Zeitung», Энгельс говорит о слабости «фундамента, на котором держится все искусственное здание социального и политиче¬ ского благополучия Англии...» 2 Что же подтачивает основы английского общества и угрожает ему крушением? На этот во¬ прос Энгельс отвечает так: все дело в том, что в английской общественной жизни господствуют частные, материальные ин¬ тересы. Здесь «не знают никакой борьбы принципов, знают только конфликты материальных интересов» 3. Но если мате¬ риальные интересы оттесняют на задний план идеальные мотивы, не следует ли отсюда, что идеальное отнюдь не яв¬ ляется определяющей силой? Энгельс далек еще от такого вывода, он просто полагает, что в этом факте проявляется тра¬ диционный английский практицизм, который не замечает за внешней стороной явлений их внутренней сущности. «Закосне¬ лому британцу,— пишет Энгельс,— никак не втолковать того, что само собой понятно в Германии, а именно — что так назы¬ ваемые материальные интересы никогда не могут выступить в истории в качестве самостоятельных, руководящих целей, но что они всегда, сознательно или бессознательно, служат прин¬ ципу, направляющему нити исторического прогресса» 4. 1 В. И. Ленин, Соч., т. 29, стр. 282. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 496. 3 Там же, стр. 499. 4 Там же. 168
Нельзя не отметить, что Энгельс здесь, как и Маркс в своих статьях этого времени, не просто излагает идеалистическое по¬ ложение, но и выступает против господства частных интересов в общественной жизни. Он осуждает правящие классы Англии, доказывая, что их своекорыстие свидетельствует о том, что они не способны быть подлинными руководителями государства. На примере хлебных законов и борьбы вокруг них Энгельс по¬ казывает, что аристократии и буржуазии нет никакого дела до интересов нации: аристократия отстаивает хлебные законы, так как они позволяют ей продавать зерно втридорога; бур¬ жуазия борется против этих законов, поскольку удешевление цен на хлеб позволит ей снизить заработную плату рабочим. Энгельс утверждает, что лишь рабочие свободны от уро¬ дующего человека своекорыстия и стремятся к осуществлению справедливости, а не каких-либо частных целей. Английские пролетарии борются против аристократии и буржуазии за все¬ общее избирательное право, осуществление которого, как пола¬ гает Энгельс, лишит эти классы политического господства. «Таким образом,— замечает Энгельс,— в Англии наблюдается тот замечательный факт, что чем ниже стоит класс в обществе, чем он «необразованнее» в обычном смысле слова, тем он про¬ грессивнее, тем большую будущность он имеет. В общем такое положение характерно для всякой революционной эпохи...» 1 Буржуазная идеология, говорит Энгельс, деградирует. По¬ литическая экономия, которая была предметом гордости англи¬ чан, выродилась в бредовую мальтусовскую теорию народона¬ селения. Ни один «респектабельный» англичанин не читает Руссо, Вольтера, Гольбаха, Байрона, Шелли. Зато этих выдаю¬ щихся писателей читают рабочие. «На первых порах не нади¬ вишься, слушая, как самые простые рабочие с полным пони¬ манием выступают в холле для лекций на политические, рели¬ гиозные и социальные темы; но когда ознакомишься с замечательными популярными брошюрами, когда послушаешь социалистических лекторов, вроде Уотса в Манчестере, то пере¬ стаешь удивляться. Рабочие имеют теперь в хороших дешевых изданиях переводы произведений французской философии прошлого столетия, главным образом «Общественный договор» Руссо, «Систему природы» и разные сочинения Вольтера, кроме того, в брошюрах за один или два пфеннига и в газетах они 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 513. В Германии, по мне¬ нию Энгельса, дело обстоит совсем по-иному: «В Германии движение исходит от класса людей, не только образованных, но даже ученых» (там же). Этот вывод Энгельса, очевидно, основывается на том, что в тогдашней Германии отсутствовало массовое революционное дви¬ жение. 169
находят изложение коммунистических принципов; точно так же в руках рабочих имеются дешевые издания сочинений То¬ маса Пэйна и Шелли» 1.Пролетарии начинают осознавать свою силу, указывает Энгельс. Правда, рабочие еще не понимают необходимости ре¬ волюции, вместе с чартистами они хотят добиться хартии одними лишь легальными средствами. Между тем революция по самой своей природе не может быть легальной, так как она ниспровергает существующие, враждебные ей юридические установления, законы. Английские рабочие испытывают тради¬ ционное в Англии почтение к законам, но быстро прогресси¬ рующая нищета неизбежно рассеет это чувство, и тогда рево¬ люция станет неизбежной. О какой революции идет речь? Буржуазной или социали¬ стической? Энгельс еще не разграничивает этих понятий, не проводит принципиального различия между борьбой за демо¬ кратию и борьбой за социализм. Необходимость революции, по убеждению Энгельса, выте¬ кает из того, что в Англии господствуют частные интересы, или, что то же самое, интересы имущего, привилегированного меньшинства. Растущее нравственное сознание народа вступает в непримиримый конфликт с этим основным проявлением со¬ циальной несправедливости. Это конфликт между духовным и материальным, между новым и старым, прогрессивным и реакционным. Господство материальных интересов является, по мнению Энгельса (об этом же писал в «Rheinische Zeitung» и Маркс), главным признаком феодализма. Следовательно, Англия, больше чем какое-либо другое европейское государство, фео¬ дальная, отсталая страна. «Есть ли еще хоть одна страна в мире,— вопрошает Энгельс,— где феодализм в такой же мере сохраняет свою несокрушенную силу и где он остается нетро¬ нутым не только фактически, но и в общественном мнении?» 2 Английское государство, заявляет Энгельс, «отстало на не¬ сколько столетий от континента»; оно «по уши увязло в средне¬ вековье», вследствие чего конфликт между ним и нравственным сознанием английского народа неизбежно приведет к рево¬ люции. Эта парадоксальная оценка положения Англии — наиболее развитой капиталистической страны того времени — вытекает из представления о том, что идеи, принципы играют определяю¬ щую роль в жизни общества, а частные, или материальные, 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 520. 2 Там же, стр. 499. 170
интересы раскалывают общество и поэтому не могут иметь определяющего значения. Это воззрение несет на себе печать влияния великих просветителей XVIII в., которые критиковали феодальное общество, в частности, за то, что в нем каждое сословие, корпорация, группа отстаивают свои особые, парти¬ кулярные интересы, не думая об интересах общества в целом. Просветители полагали, что уничтожение феодализма приведет к царству разума, к всеобщей справедливости, к таким общест¬ венным порядкам, при которых господствующей силой станет всеобщее благо. Энгельсу, однако, чужды эти иллюзии бур¬ жуазного просвещения. Перед ним развитое буржуазное обще¬ ство, в котором нет уже ни феодальных сословий, ни других черт феодализма. Но в этом, буржуазном, обществе свобода оказывается формальной, а парламент ни в малейшей мере не представляет действительной воли народа 1. Вот почему Энгельс относит буржуазную демократию и буржуазный парла¬ мент, в которых, как он отмечает, продолжают господствовать частные интересы, к феодальным учреждениям. Энгельс отмечает, что рабочие отрицательно относятся к республиканцам, в которых они видят представителей бур¬ жуазии. Республика не может дать действительного освобожде¬ ния пролетариату, для этого необходима не политическая (т. е. касающаяся главным образом формы правления), а социальная революция. «Эта революция неизбежна для Англии, но как во всем, что происходит в Англии, эта революция будет начата и проведена ради интересов, а не ради принципов; лишь из интересов могут развиться принципы, т. е. революция будет не политической, а социальной» 2. Энгельс, таким образом, подобно другим социалистам того времени, проводит различие между политической и социальной революциями. Политические революции сменяют одну власть (или форму правления) другою. Перед социальной же револю¬ цией стоит задача в корне изменить условия человеческой жизни, и прежде всего покончить с нищетой масс. Утопический социализм начала XIX в. отражал, как из¬ вестно, разочарование масс в результатах буржуазных револю¬ 1 «В чем другом заключается прославленная английская свобода, как не в чисто формальном праве делать и поступать как заблагорассу¬ дится в рамках, установленных законом?.. Разве палата общин не пред¬ ставляет собой чуждую народу корпорацию, избранную с помощью сплошного подкупа? Разве парламент не попирает беспрестанно ногами волю народа? Имеет ли общественное мнение в общих вопросах хотя бы малейшее влияние на правительство?.. Может ли такое положение вещей удержаться надолго?» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 499). 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 503. 171
ций, которые не только не претворили в жизнь обещаний просветителей, но привели к новому порабощению трудящихся. Утопические социалисты, не понимая исторически ограничен¬ ного классового содержания буржуазных революций, утвер¬ ждали, что они представляли собой лишь политические пере¬ вороты, между тем как для освобождения трудящихся необхо¬ дим социальный переворот. Само собой разумеется, что буржуазные революции носили не только политический, но и со¬ циальный характер. Это были социальные революции буржу¬ азии, чего не понимали утописты, которые ожидали от этих революций того, чего они не могли дать,— осуществления социалистического идеала. Вот почему, разочаровавшись в ре¬ зультатах буржуазных революций, утописты делали вывод, что революционная борьба не может привести к социализму. Идее революции они противопоставляли идею социальной реформы. В своих статьях Энгельс говорит о социальной революции, связывая это понятие с борьбой против господствующих в Анг¬ лии классов. Задача социальной революции, говорит Энгельс,— установление истинной демократии, которая невозможна при господстве частных интересов, неизбежным последствием чего является борьба социальных групп или классов. При этом Энгельс подчеркивает, что в Англии «партии идентичны с со¬ циальными слоями и классами; что тори тождественны с дво¬ рянством и ханжеской, строго ортодоксальной фракцией англи¬ канской церкви; что виги состоят из фабрикантов, купцов и диссентеров, в целом — из высших слоев буржуазии; что низший слой буржуазии составляют так называемые «ради¬ калы» и что, наконец, чартизм черпает свои силы в рабочем люде, в пролетариях» 1.Энгельс видит, что борьба между партиями представляет со¬ бой отражение противоположности интересов различных клас¬ сов и групп английского общества. Однако эта борьба партий и классов рассматривается им не как закономерность общест¬ венного развития, а как проявление особенностей развития Англии. Осуждая всех тех, кто отстаивает, оправдывает частные ин¬ тересы и противопоставляет их интересам общества в целом, Энгельс проводит принципиальное различие между своекоры¬ стием господствующих классов и материальными интересами пролетариата, положение которого, как он пишет, «становится с каждым днем все более критическим» 2. Количество безработ¬ ных в Англии непрерывно возрастает, что обусловлено, как 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 512. 2 Там же, стр. 507. 172
подчеркивает Энгельс, основными особенностями установив¬ шейся в этой стране системы производства. Действительный механизм капиталистического воспроизводства, с необходи¬ мостью порождающий безработицу, еще не известен Энгельсу. Он говорит об одностороннем индустриальном развитии Англии, которая производит гораздо больше промышленных изделий, чем может потребить ее население. Внешние рынки непре¬ рывно сокращаются, так как ранее отсталые страны создают свою собственную промышленность и ограждают ее от англий¬ ской конкуренции высокими пошлинами. Колонии также не могут потребить непрерывно возрастающей массы продукции английской промышленности. Сократить же свое промышлен¬ ное производство Англия не может, так как лишь на нем зиждется ее национальное богатство. Таково, по мнению Энгельса, «противоречие, лежащее в понятии промышленного государства» 1, т. е. противоречие, свойственное не только Анг¬ лии, но и капитализму вообще. Промышленность, разъясняет Энгельс, «хотя и обогащает страну, но она также создает и стремительно увеличивающийся класс неимущих, абсолютно бедных, класс, который перебивается со дня на день и кото¬ рый уже нельзя будет устранить, потому что он никогда не сможет приобрести стабильной собственности. А к этому классу принадлежит одна треть, почти половина всех англичан. Ма¬ лейший застой в торговле лишает хлеба значительную часть этого класса, большой торговый кризис — весь класс. Когда создается такое положение, что еще остается этим людям, как не восставать? А по своей численности этот класс стал самым могущественным в Англии, и горе английским богачам, когда он осознает это» 2. Итак, статьи Энгельса в «Rheinische Zeitung» свидетельст¬ вуют о начале его перехода от идеализма и революционного демократизма к материализму и коммунизму. Этот переход на¬ мечается при изучении положения Англии, в особенности поло¬ жения рабочего класса, а также под влиянием чартизма и английского утопического социализма. Впоследствии Энгельс указывал, что громадную роль в развитии его взглядов сыграло непосредственное знакомство с английской действительностью: «Живя в Манчестере, я, что называется, носом натолкнулся на то, что экономические факты, которые до сих пор в историче¬ ских сочинениях не играют никакой роли или играют жалкую роль, представляют, по крайней мере для современного мира, решающую историческую силу; что они образуют основу, на 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 500. 2 Там же, стр. 501—502. 173
которой возникают современные классовые противоположно¬ сти; что эти классовые противоположности во всех странах, где они благодаря крупной промышленности достигли полного раз¬ вития, следовательно, особенно в Англии, в свою очередь со¬ ставляют основу для формирования политических партий, для партийной борьбы и тем самым для всей политической исто¬ рии» 1. Само собой разумеется, что к этим важнейшим теоретиче¬ ским выводам Энгельс еще не пришел в 1842—1843 гг., тогда они лишь намечались. В те времена Энгельс был еще убежден в том, что материальные интересы людей представляют собой хотя и необходимые, но внешние проявления субстанциальных духовных сил, присущих человечеству 2. То, с чем столкнулся Энгельс в Манчестере, полностью противоречило его убежде¬ ниям. Потому-то он и сделал вывод, что Англия — еще более отсталая страна, чем Германия. Идеализм мешал молодому Энгельсу увидеть в этих фактах резкой классовой дифферен¬ циации проявления общественного прогресса, антагонистиче¬ ский характер которого казался Энгельсу отрицанием про¬ гресса. К развитию Англии Энгельс подходил еще с идеалисти¬ ческим критерием прогресса, не придавая должного значения развитию производительных сил общества. Поэтому резкая классовая и партийная дифференциация представлялась ему чуть ли не средневековым партикуляризмом. Но гений Энгельса и его революционно-демократическое политическое чутье ярко сказываются в том, что он подмечает в особых классовых интересах английского пролетариата всеобщее со¬ держание и значение. Он не только включается в чартистское движение, но и пытается соединить его с учением Оуэна, сто¬ ронники которого в общем отрицательно относились к провоз¬ глашаемой чартизмом политической программе. В «Письмах из Лондона» Энгельс отмечает, что английские социалисты гораздо последовательнее и практичнее француз¬ ских: они не идут на компромиссы с религией, ведут борьбу 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, стр. 220. 2 Нельзя согласиться с Г. М. Оруджевым, который, характеризуя выводы, сделанные Энгельсом в статьях, написанных в Англии в конце 1842 — начале 1843 г., указывает: «По Энгельсу, государство выражает интересы господствующих классов и не является воплощением абсо¬ лютного духа или действительностью нравственной идеи» (Г. М. Оруд¬ жев, Начальный этап формирования взглядов К. Маркса и Ф. Энгельса и их отношение к Гегелю, «Известия АН Азербайджанской ССР» № 1, серия общественных наук, 1958, стр. 102). Энгельс отнюдь не считал, что в государстве власть принадлежит экономически господствующему классу. Нечто подобное он видел в Англии и отвергал поэтому англий¬ ское государство как противоречащее своей сущности. 174
против церкви, объединяют вокруг себя значительные группы трудящихся 1. В особенности Энгельс указывает на острую кри¬ тику английского общества, с которой выступают социалисты и коммунисты. Его восхищает то, что английские рабочие со знанием дела обсуждают на своих собраниях вопросы социа¬ лизма и коммунизма. Он высоко оценивает также энергию, настойчивость, преданность своему делу, которую проявляют агитаторы — коммунисты и социалисты. «В социалистах,— со¬ общает Энгельс,— очень явственно видна английская энергия, но больше всего в этих, я бы сказал, славных ребятах меня изумляло их добродушие, далекое, однако, от слабости; они смеются над чистыми республиканцами, ибо республика была бы так же лицемерна, так же проникнута теологией, так же несправедлива в своих законах, как и монархия; но для со¬ циального преобразования они готовы отдать все: жену и де¬ тей, свое добро и свою жизнь» 2. Значит ли это, что Энгельс уже в это время, т. е. в конце 1842 и начале 1843 г., становится социалистом или коммуни¬ стом? Для такого вывода нет еще оснований. Ясно только то, что он оценивает социалистические и коммунистические учения как наиболее выдающиеся явления в духовной жизни Англии и других стран. Он видит в этих учениях выражение глубоких духовных, гуманистических потребностей человечества, но вместе с тем критически относится к проповедям английских коммунистов и социалистов. Так, например, Энгельс говорит: «Основатель движения социалистов Оуэн пишет в многочис¬ ленных своих книжках на манер немецких философов, т. е. очень плохо, но временами его мысль вдруг проясняется, и он придает тогда своим темным писаниям удобоваримую форму; впрочем, воззрения его многообъемлющи. По Оуэну, «брак, религия и собственность — единственные причины всего зла, какое существовало от начала мира» (!!); все его сочинения кишат яростными нападками на теологов, юристов и медиков, которых он валит в одну кучу» 3. Хотя в данном, как и в дру¬ гих случаях, Энгельс ограничивается по преимуществу инфор¬ мацией об английском социализме, почти не давая (быть может, вследствие существовавших в Германии цензурных 1 «В Манчестере, например,— сообщает Энгельс,— коммунистиче¬ ская община насчитывает 8000 членов, открыто записавшихся в холл и уплачивающих взносы; и не является преувеличением, когда говорят, что половина населения, принадлежащего к трудящимся классам Манчестера, разделяет их воззрения на собственность...» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 518). 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 521. 3 Там же, стр. 519. 175
условий) своих собственных выводов и оценок, совершенно очевидно, что Энгельс далеко не во всем согласен с Оуэном, что он не собирается валить в одну кучу теологов и медиков, частную собственность и семью и т. д. Школа гегелевской диалектики, которую прошел Энгельс, побуждает его рассматривать явления общественной жизни с точки зрения развития, в то время как утописты метафизиче¬ ски противопоставляли абстрактно понимаемый социалистиче¬ ский идеал всей предшествующей истории человечества. От¬ сюда понятно критическое отношение Энгельса к теоретикам английского утопического социализма. Идеи, которые развивает Энгельс в работах 1841—1842 гг., имеют много общего с идеями Маркса этих лет. Однако путь, которым Энгельс идет к материализму и коммунизму, все же несколько отличается от пути Маркса. В то время как у Маркса начало перехода к материализму и коммунизму свя¬ зано главным образом с критикой умозрительных концепций классической немецкой философии и анализом политических и экономических проблем отсталой немецкой действительности, у Энгельса этот переход намечается прежде всего благодаря изучению наиболее развитой капиталистической страны того времени, под непосредственным влиянием чартизма и утопиче¬ ского социализма Р. Оуэна.
Глава третья НА ПОРОГЕ НОВОГО, ДИАЛЕКТИКО-МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО И КОММУНИСТИЧЕСКОГО МИРОВОЗЗРЕНИЯ 1Рукопись Маркса «К критике гегелевской философии права». Критика идеалистического понимания государства. Диалектико-материалистические и коммунистические идеи Новый этап в формировании философских воззрений Маркса и Энгельса, характеризуемый В. И. Лениным как окончательный переход к диалектическому материализму и научному коммунизму, начинается с лета 1843 г. На¬ чало этого этапа — исследование Марксом философии права Гегеля. Это исследование, оставшееся незакончен¬ ным, было впервые опубликовано в 1927 г. Институтом марк¬ сизма-ленинизма при ЦК КПСС под названием «К критике гегелевской философии права». Кульминационный пункт этого нового этапа — «Deutsch-Französische Jahrbücher», первый (и, к сожалению, единственный) выпуск которых увидел свет в феврале 1844 г. В 1843 г. Маркс, выйдя из редакции «Rheinische Zeitung», временно удалился, употребляя его собственное выражение, «в учебную комнату». Работа в газете поставила перед ним коренные политические и экономические вопросы, мировоззрен¬ ческое значение которых было ему уже вполне очевидно. Пере¬ селившись из Кёльна в Крейцнах, Маркс интенсивно изучает различные исторические исследования, о чем свидетельствуют многочисленные выписки, впоследствии частично опубликован¬ 7 Т. И. Ойзерман 177
ные 1. Он штудирует, в частности, работы по истории француз¬ ской революции 1789—1794 гг., сочинения французских мате¬ риалистов XVIII в., Монтескьё, Руссо, Макиавелли. Не прихо¬ дится сомневаться, что изучение конкретной истории еще более убедило Маркса в принципиальной важности экономических и политических вопросов. Но это убеждение противоречило идеалистическим воззрениям Гегеля и младогегельянцев, с ко¬ торыми Маркс, несмотря на существенные разногласия, далеко еще не порвал окончательно. Отсюда понятны его слова: «Пер¬ вая работа, которую я предпринял для разрешения обуревав¬ ших меня сомнений, был критический разбор гегелевской фи¬ лософии права; введение к этой работе появилось в 1844 г. в издававшемся в Париже «Deutsch-Französische Jahrbücher»»2. Оно и было, по-видимому, введением к рукописи, опубликован¬ ной в 1927 г. под названием «К критике гегелевской философии права». Как видно из слов Маркса, работа над этой рукописью могла начаться лишь после его ухода из «Rheinische Zeitung», т. е. не ранее марта 1843 г. Следует, впрочем, отметить, что задачу критического ана¬ лиза гегелевской философии права Маркс ставил перед собой уже в 1841—1842 гг. 5 марта 1842 г. Маркс сообщал Руге, что он работает над статьей, которая «представляет собой критику гегелевского естественного права, поскольку дело касается внутреннего государственного строя» 3. Судя по цитируемому письму, к марту 1842 г. эта статья была вчерне уже закончена. В письме к Д. Оппенхейму, примерно через полгода, Маркс говорит об этой статье «против гегелевского учения о консти¬ туционной монархии» как о законченном произведении, наме¬ реваясь написать к ней приложение. В рукописи «К критике гегелевской философии права» Маркс формулирует ряд в основном материалистических поло¬ жений 4. Если в статьях, публиковавшихся в «Rheinische Zeitung», Маркс рассматривал государство в духе секуляризиро¬ ванной гегелевской идеалистической концепции, т. е. как идеальную основу гражданского общества, то в рукописи граж¬ данское общество, т. е. сфера материальных, частных интере¬ 1 MEGA, Abt. 1, Bd. 1, Hlbd. 2, S. 118—136. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 13, стр. 6. 3 К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 241. 4 Эта важнейшая сторона дела была в свое время рассмотрена А. Макаровым в статье «К. Маркс и его критика «Философии права» Гегеля» («Под знаменем марксизма» № 4, 1938). Укажем также на ста¬ тью Н. Лапина «О времени работы Маркса над рукописью «К критике гегелевской философии права»», содержащую ряд ценных соображений по этому вопросу («Вопросы философии» № 9, 1960). 178
сов, различных у разных групп населения, трактуется как действительный базис государства. Эта важнейшая идея руко¬ писи — начало нового этапа в формировании философии марк¬ сизма. Энгельс впоследствии писал: «Отправляясь от гегелевской философии права, Маркс пришел к убеждению, что не государ¬ ство, изображаемое Гегелем «венцом всего здания», а, напро¬ тив, «гражданское общество», к которому Гегель относился с таким пренебрежением, является той областью, в которой сле¬ дует искать ключ к пониманию процесса исторического разви¬ тия человечества» 1. Эти слова Энгельса определяют важнейшее содержание рукописи Маркса. В рукописи «К критике гегелевской философии права» Маркс прежде всего критически анализирует гегелевское пони¬ мание государства и его отношения к семье п гражданскому обществу. В этой связи Маркс подвергает критике спекулятив¬ ную диалектику Гегеля. Гегелевской концепции государ¬ ства, гегелевскому идеалистическому извращению процесса развития он противопоставляет свои революционно-демократи¬ ческие воззрения, вплотную подводящие к материалистическим п коммунистическим выводам. Согласно философии права Гегеля, система частного права (семья п гражданское общество) и система всеобщего интереса (государство) в конечном итоге образуют диалектическое тож¬ дество, в котором сохраняются, но в то же время и снимаются различия между ними, благодаря чему осуществляется конкрет¬ ная свобода и тем самым имманентная цель существования че¬ ловеческого рода. Семья и гражданское общество оказываются, по учению Гегеля, природными, конечными сферами духовной сущности, государства. Отсюда противоположность между тем и другим, проявляющаяся как отчуждение внутри единства, как противоречие между внешней необходимостью и имманент¬ ной целью. По Гегелю, действительную сущность государства образует не реальная противоположность классов, не господ¬ ство одного класса над другим, а идея государства как необхо¬ димое, высшее выражение «абсолютного духа». «Семья и гра¬ жданское общество,— пишет Маркс,— рассматриваются Геге¬ лем как сферы понятия государства, и именно как сферы его конечности, как его конечность. Это оно, государство, делит себя на эти сферы, предполагает их, и оно это делает именно с тем, «чтобы, пройдя через их идеальность, стать для себя бес¬ конечным действительным духом»» 2. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 16, стр. 378—379. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 224. 179
Гегель называет государство «действительной идеей», до¬ казывая, что именно идея делит себя на вышеуказанные конеч¬ ные сферы для того, чтобы «вернуться в себя, быть для себя». Но то, к чему она, наконец, приходит, оказывается всего-на¬ всего уже существующим в Германии государством. Все это вполне обнаруживает не только социальный смысл гегелевской философии права, но и составляющий ее основу логический, пантеистический мистицизм: «Идея превращается в самостоя¬ тельный субъект, а действительное отношение семьи и гра¬ жданского общества к государству превращается в вообража¬ емую внутреннюю деятельность идеи. В действительности семья и гражданское общество составляют предпосылки государства, именно они являются подлинно деятельными; в спекулятивном же мышлении все это ставится на голову» 1.В этом положении Маркса налицо не только отрицательное отношение к гегелевской спекулятивно-идеалистической кон¬ цепции государства, но и то в значительной мере уже материалистическое (во всяком случае по своей методологиче¬ ской установке) понимание государства, которое противопо¬ ставляется Гегелю. Маркс, следовательно, отвергает гегелевскую концепцию государства как первичной духовной общественной силы, по¬ рождающей гражданское общество и семью. Государство вто¬ рично, производно от этих конечных, согласно гегелевской тер¬ минологии, социальных сфер. При этом, однако, Маркс опре¬ деляет семью и гражданское общество как «действительные духовные реальности воли». Здесь речь, значит, еще не идет о первичности материальных общественных отношений. Высказы¬ ваемая Марксом точка зрения носит главным образом антиспе¬ кулятивный характер. Она, несомненно, предполагает материа¬ листическое понимание природы, отрицание каких бы то ни было сверхприродных сущностей или первоначал, но это не есть еще материалистическое понимание истории, исторический ма¬ териализм. Переходя к анализу гегелевской трактовки государствен¬ ного устройства, Маркс положительно оценивает взгляд Гегеля на государство как на организм, т. е. некоторое единство, а не механическое сочетание определенных органов, функций. Одна¬ ко общая идея организма, целостности, единства не вскрывает еще сущности государства, поскольку она не выявляет отличия политического организма от всякого другого, например живот¬ ного. Ошибка Гегеля в том, что он исходит из идеи, дедуцируя из нее видовые различия. Между тем «сама идея должна быть 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 224. 180
выведена из действительных различий». У Гегеля же речь идет «об идее как некоем субъекте,— об идее, которая развивает себя к своим различиям» 1. То, что Гегель говорит об идее ор¬ ганизма, может быть с одинаковым основанием отнесено и к политическому строю, и к солнечной системе, которая также представляет собой определенное единство дифференцирован¬ ного целого: «...не существует такого моста,— говорит Маркс,— который от общей идеи организма вел бы к определенной идее государственного организма, или политического строя, и этот мост никогда нельзя будет перекинуть» 2. Не касаясь методологического значения этого высказывания Маркса, которое вскрывает один из главных пороков гегелев¬ ского спекулятивного метода, отметим лишь, что идея орга¬ низма, как показывает Маркс, необходима Гегелю для дедуци¬ рования понятия суверенитета, отождествляемого затем с коро¬ нованной персоной. Этот наиболее реакционный пункт гегелевского учения о государстве Маркс подвергает обстоя¬ тельной критике. По учению Гегеля, государство как организм является субъектом, а этот субъект может быть понят лишь как лич¬ ность, и именно личность короля. Это значит, что монархия, даже наследственная монархия, с необходимостью вытекает из понятия государства, или, иначе говоря, лишь монархическое государство объявляется адекватным этому понятию 3. В про¬ тивоположность Гегелю Маркс утверждает, что действительный базис государства не отдельный субъект, изображаемый Геге¬ лем богочеловеком, подлинным воплощением абсолютной идеи, а люди, народ, в силу чего «суверенитет есть не что иное, как объективированный дух субъектов государства» 4. Гегель пытается доказать, что монарх, будучи «персонифи¬ цированным суверенитетом», или личностью государства, во¬ площает в себе суверенитет народа. Маркс отвергает это, по существу, софистическое утверждение, формулируя реальную, самой жизнью выдвигаемую альтернативу: «Суверенитет монарха или народа,— вот в чем вопрос!» 5 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 229. 2 Там же, стр. 232. 3 Маркс пишет: «Все атрибуты конституционного монарха в со¬ временной Европе Гегель превращает в абсолютные самоопределения воли. Он не говорит: воля монарха есть окончательное решение, а гово¬ рит: окончательное решение воли есть — монарх. Первое предложение эмпирично. Второе — извращает эмпирический факт, превращает его в метафизическую аксиому» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 247). 4 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 245. 5 Там же, стр. 250. 181
Там, где суверенитет принадлежит монарху, не может быть и речи о суверенитете народа. Однако государство, в котором народ не суверенен, есть не истинное, а абстрактное государ¬ ство. Поэтому не монархия, а демократия (которую Маркс характеризует как государственное самоопределение народа) есть государство, соответствующее своему понятию. Это поло¬ жение Маркс поясняет следующим образом: «Демократия есть государственный строй как родовое понятие. Монархия же — только один из видов государственного строя, и притом плохой вид» 1. Такое понимание сущности демократии еще не порывает с идеализмом; оно исходит из представления, что государство есть царство свободы пли во всяком случае, согласно своему понятию, должно быть таковым. Поэтому, определяя понятие демократии, Маркс утверждает, что государственный строй «выступает здесь как то, что он есть,— как свободный продукт человека» 2. Демократия, по Марксу, есть сущность всякого государственного строя, из чего следует, что все недемократи¬ ческие формы государства представляют собой искажения сущ¬ ности государства: «...все государственные формы имеют в де¬ мократии свою истину и... именно поэтому они, поскольку не являются демократией, постольку же и не являются истин¬ ными» 3. Совершенно очевидно, что демократия, в которой Маркс видит свой социальный идеал, это отнюдь не буржуазная де¬ мократия. Последнюю Маркс называет политическим государ¬ ством; в истинной же демократии, по мнению Маркса, полити¬ ческое государство перестает существовать 4. И только эта демократия способна разрешить социальные задачи, т. е. осуще¬ ствить социальное освобождение трудящихся. В этом смысле она представляет собой, как говорит Маркс, неполитическое государство. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 251. 2 Там же, стр. 252. «Демократия,— говорит далее Маркс,— исходит из человека и превращает государство в объективированного человека. Подобно тому как не религия создает человека, а человек создает ре¬ лигию,— подобно этому не государственный строй создает народ, а на¬ род создает государственный строй... В демократии не человек сущест¬ вует для закона, а закон существует для человека; законом является здесь человеческое бытие, между тем как в других формах государ¬ ственного строя человек есть определяемое законом бытие. Таков ос¬ новной отличительный признак демократии» (там же). 3 Там же, стр. 253. 4 Маркс пишет: «Французы новейшего времени это поняли так, что в истинной демократии политическое государство исчезает» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 253). 182
Буржуазные радикалы, в том числе и младогегельянцы, противопоставляли монархии республику, считая последнюю такой государственной формой, которая делает невозможным какое бы то ни было угнетение человека человеком. Маркс, понимая уже несостоятельность буржуазно-демократических иллюзий, категорически заявляет: «Спор между монархией и республикой есть все еще спор в пределах абстрактного госу¬ дарства. Политическая республика есть демократия в пределах абстрактной государственной формы» 1. И далее Маркс разъяс¬ няет: монархия есть законченное выражение отчуждения че¬ ловека, республика же есть отрицание этого отчуждения внут¬ ри его собственной сферы. Маркс применяет гегелевскую категорию отчуждения к ана¬ лизу понятия государства. Но если Гегель считал семью и гражданское общество продуктами самоотчуждения идеи го¬ сударства, то Маркс, наоборот, рассматривает государство как продукт самоотчуждения семьи и гражданского общества, т. е. как результат развития свойственных им противоречий. Такая постановка вопроса несомненно ведет к материализму. Правда, Маркс еще абстрактно представляет себе действитель¬ ную сущность буржуазного и предшествующего ему феодаль¬ ного государства. Последнее характеризуется им как «завер¬ шенное отчуждение», поскольку основой его является несвободный человек, крепостной. При этом Маркс полагает, что в феодальном государстве существовало «субстанциаль¬ ное единство между народом и государством», так как власть принадлежала феодалам, а крепостные находились в личной зависимости от них 2. В новейшее время, указывает Маркс, государственный строй развился до степени особой действи¬ тельности наряду с действительной народной жизнью. Иначе говоря, государственная власть противостоит народу, т. е. под¬ линному субъекту исторического процесса, как внешняя, чуж¬ дая, господствующая над ним трансцендентная сила. И хотя нет уже крепостных, отчуждение не уничтожено, оно находит новые формы выражения; главной из них является бюрокра¬ тизация государственной власти. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 253—254. 2 «В средние века,— говорит Маркс,— политический строй есть строй частной собственности, но лишь потому, что строй частной соб¬ ственности является политическим строем. В средние века народ¬ ная жизнь и государственная жизнь тождественны. Человек является здесь действительным принципом государства, но это — несвободный человек. Это, следовательно, демократия несвободы, завершенное отчуждение. Абстрактная, рефлектированная противоположность воз¬ никла лишь в современном мире» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 255). 183
Гегель, как известно, высоко оценивал бюрократическую государственную систему; он явно не представлял себе иной, демократической формы государственной централизации. В про¬ тивоположность Гегелю Маркс видит в критике бюрократизма неотъемлемый элемент разоблачения сущности угнетательского государства. Существование бюрократии, по мнению Маркса, обусловле¬ но делением общества на различные группы, или корпорации, со своими особыми, частными интересами. Бюрократическая система пытается объединить и подчинить одной цели проти¬ востоящие друг другу корпорации, она осуществляет это един¬ ственно возможным для нее образом, т. е. формально. Поэтому бюрократическая централизация ни в малейшей мере не упраздняет противоположности интересов различных социаль¬ ных групп; напротив, она на ней зиждется. «Тот же дух, ко¬ торый создает в обществе корпорацию, создает в государстве бюрократию,— говорит Маркс.— Угроза корпоративному духу есть, таким образом, и угроза духу бюрократии, и если бюро¬ кратия раньше боролась против существования корпораций, чтобы обеспечить себе место для своего собственного существо¬ вания, то теперь она старается насильственно сохранить суще¬ ствование корпораций, чтобы спасти корпоративный дух, свой собственный дух» 1. Таким образом, бюрократия означает внесение корпоратив¬ ного духа в государственные дела. Благодаря бюрократии го¬ сударственная власть перестает служить своему назначению и становится орудием одних против других. Маркс полагает, что господство одного класса над другим противоречит сущ¬ ности государства, вернее, его идеальной сущности. С этой точ¬ ки зрения господство одного класса над другим становится воз¬ можным лишь вследствие бюрократического извращения сущ¬ ности государства. Такое понимание вопроса свидетельствует о том, что Маркс в это время еще не видел классовой сущ¬ ности государства и экономической основы диктатуры опреде¬ ленного класса. Однако он правильно указывает на специфи¬ ческое назначение бюрократически-военного аппарата, необхо¬ димость слома которого Маркс, как известно, доказал в 1852 г. Хотя бюрократия, говорит Маркс, непосредственно высту¬ пает как аппарат, который служит общей, основной цели госу¬ дарства, в действительности она враждебна истинной его цели, т. е. интересам народа, которые государство должно выражать. «Действительная цель государства представляется, таким об¬ разом, бюрократии противогосударственной целью. Дух бюро¬ 1 К. Маркс п Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 270. 184
кратии есть «формальный дух государства» (выражение это принадлежит Гегелю.— Т. О.). Она превращает поэтому «фор¬ мальный дух государства», или действительное бездушие госу¬ дарства, в категорический императив... Она вынуждена поэто¬ му выдавать формальное за содержание, а содержание — за нечто формальное. Государственные задачи превращаются в канцелярские задачи, или канцелярские задачи — в государ¬ ственные. Бюрократия есть круг, из которого никто не может выскочить. Ее иерархия есть иерархия знания. Верхи полага¬ ются на низшие круги во всем, что касается знания частно¬ стей; низшие же круги доверяют верхам во всем, что касается понимания всеобщего, и, таким образом, они взаимно вводят друг друга в заблуждение» 1. Критический анализ бюрократии и связанных с нею иллю¬ зий приводит Маркса к выводу, что характерная для угнета¬ тельского государства противоположность между властью и народом неотделима от бюрократической системы. Но, как по¬ казывает Маркс, не бюрократическая система сама по себе, а частные интересы, интересы частной собственности составляют подлинную основу угнетательского государства. Эта основа представляет собой «грубый материализм», который непосред¬ ственно, однако, выступает как «спиритуализм», поскольку государство обладает видимостью независимости от частных интересов. Совершенно очевидно, что в данном случае понятия материализма и спиритуализма применяются Марксом не в философском смысле, а для разоблачения частнособственниче¬ ской основы государства и буржуазных иллюзий о его идеаль¬ ной сущности. Не удивительно поэтому, что, несмотря на идеа¬ листическую фразеологию, Маркс вплотную подходит к мате¬ риалистическому пониманию сущности государства, утверждая, что в бюрократическом государстве «государственный интерес становится особой частной целью, противостоящей другим частным целям» 2. Не сознавая еще, что в обществе, основу которого составляет частная собственность, государство всегда представляет собой аппарат классового господства, Маркс при¬ знает эту истину по отношению к бюрократическому и «поли¬ тическому государству»; здесь, по его мнению, политически господствует частная собственность, богатство и, следовательно, те. кто их представляет. Гегель, идеализируя, даже обожествляя, государство, утверждал, что государственная власть господствует над част¬ ной собственностью, подчиняет ее себе, интересам целого, 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 271—272. 2 Там же, стр. 273. 185
всеобщего. Гегель поэтому оправдывал систему майората, видя в ней реальное подтверждение своей концепции. Маркс отме¬ чает, что Гегель изображает майорат как власть политического государства над частной собственностью, превращая причину в следствие, а следствие в причину, т. е. переворачивая реальное общественное отношение вверх ногами. «К чему же,— спраши¬ вает Маркс,— сводится власть политического государства над частной собственностью? К собственной власти частной соб¬ ственности, к ее сущности, которая доведена до существова¬ ния. Что остается политическому государству в противополож¬ ность этой сущности? Остается иллюзия, будто оно является определяющим, в то время как оно является определяемым» 1. Эти мысли, пожалуй, наиболее важные в «К критике гегелев¬ ской философии права». Мы видим, как Маркс порывает с ге¬ гелевской идеалистической концепцией государства, как совер¬ шается его переход на позиции материализма. Ставя вопрос о материальной основе угнетательского госу¬ дарства, Маркс подвергает критике попытки Гегеля доказать, будто бы государство является силой, разрешающей социаль¬ ные противоречия, примиряющей противоположные интересы. Маркс, правда, пока еще говорит не о противоположных клас¬ сах (эксплуатирующих и эксплуатируемых), а о противополож¬ ности гражданского общества и государства и о противоречии между интересами различных сословий. Но и в рамках этой постановки вопроса, навязанной гегелевской системой, Маркс начинает развивать материалистическое положение о зависи¬ мости государства от гражданского общества, от экономических отношений. Гегель утверждал, что сословия представляют собой синтез между государством и гражданским обществом, пытаясь таким образом обосновать вечную необходимость деления общества на сословия. Гегель также доказывал, что противоположность между правительством и народом снимается опосредствующей деятельностью сословий. Однако Гегель, как подчеркивает Маркс, не смог доказать этих своих утверждений. Гегель гово¬ рил, что благодаря сословному представительству частные ин¬ тересы отдельных сословий получают государственное выраже¬ ние и удовлетворение в сфере всеобщих интересов, выражае¬ мых государственной властью. Но это утверждение не является решением вопроса. В противоположность Гегелю Маркс доказывает, что деле¬ ние общества на сословия и соответствующее этому делению сословное представительство не только не устраняют противо¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 335. 186
речия между государственной властью и народом, а, напротив, представляют собой его необходимое выражение. «Сословия,— пишет Маркс,— должны играть роль «опосредствования» меж¬ ду государем п правительством, с одной стороны, и народом — с другой, но на деле они этого не выполняют, а представляют собой, напротив, организованную политическую противополож¬ ность гражданского общества» 1.Совершенно ясно, что противоположность между государ¬ ственной властью и народом, о которой говорит Маркс, проис¬ текает из того (и это также отмечается Марксом), что «поли¬ тическое государство» отражает интересы частной собствен¬ ности, наиболее имущей части населения. Поэтому и отношения между сословиями (фактически между классами) состав¬ ляют политическую противоположность внутри гражданского общества, т. е. в экономической жизни общества. Конечно, та¬ кого рода противоположность не может быть устранена госу¬ дарством, а тем более сословным представительством. Значение представительного строя заключается, с точки зрения Маркса, не в том, что он устраняет противоречие гражданского обще¬ ства, а, напротив, в том, что он выявляет, углубляет это про¬ тиворечие, создавая тем самым предпосылки для его разреше¬ ния. «Представительный строй,— говорит Маркс,— это большой шаг вперед, ибо он является откровенным, неподдельным, по¬ следовательным выражением современного государственного состояния. Он представляет собой неприкрытое противоречие» 2. Итак, отвергая гегелевское консервативное представление о формах разрешения социальных противоречий, Маркс отнюдь не считает их принципиально неразрешимыми. Они неразре¬ шимы лишь на путях компромисса с реакционными феодаль¬ ными порядками: их разрешение должно быть революционным, а не реформистским. Гегель же повсюду стремится доказать необходимость единства нового со старым, закономерность по¬ степенного перехода к новому. Приводя слова Гегеля о том, что развитие государства, даже в тех случаях, когда оно при¬ водит к коренным изменениям, представляет собой «спокойное и незаметное по внешней видимости движение», Маркс заме¬ чает: «Категория постепенного перехода, во-первых, историче¬ ски неверна и, во-вторых, ничего не объясняет» 3. Критика реакционных сторон философии права Гегеля ста¬ новится, таким образом, и критикой характерного для социоло¬ гических работ Гегеля извращения диалектики. Консерватив¬ ной стороне философии Гегеля Маркс противопоставляет про¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 326. 2 Там же, стр. 305. 3 Там же, стр. 283. 187
грессивную ее сторону. В «Науке логики» Гегель утверждал, что постепенный, нескачкообразный переход от одной качест¬ венно определенной ступени развития к другой невозможен, а теоретическое обоснование такого перехода сугубо метафизич¬ но. В «Философии права», так же как и в «Философии исто¬ рии», эти революционные диалектические идеи исчезают, и Ге¬ гель начинает проповедовать метафизическую концепцию раз¬ вития. Это сказывается не только в трактовке процесса перехода от одного состояния общества к другому, но и в по¬ становке коренной проблемы диалектики — проблемы противо¬ речия, борьбы противоположностей. Маркс показывает, что для примирения противоположно¬ стей, существующих в общественной жизни, Гегель смазывает остроту противоречия: последнее оказывается лишь явлением, исчезающим в сущности. «Главная ошибка Гегеля заключается в том, что он противоречие явления понимает как единство в сущности, в идее, между тем как указанное противоречие имеет, конечно, своей сущностью нечто более глубокое, а имен¬ но — существенное противоречие» 1. С точки зрения Маркса, недостаточно просто признавать, констатировать наличие противоречий: необходимо вскрыть их генезис, необходимость, т. е. показать их как сущность данного явления. Необходимо, далее, проследить развитие противоре¬ чия — борьбу противоположностей. Между тем у Гегеля проти¬ воположности не вступают в настоящую борьбу, избегают столк¬ новения и в сущности не являются подлинными противополож¬ ностями. «Перед нами, таким образом,— иронически замечает Маркс,— воинственно настроенная компания, участники кото¬ рой, однако, слишком боятся синяков, чтобы действительно вступить в драку между собой, а оба партнера, готовящиеся к драке, устраиваются так, чтобы удары сыпались на того третьего, который выступит посредником между ними, но этим третьим опять же выступает один из них обоих, так что благо¬ даря чрезмерной осторожности дело не двигается с места» 2. Маркс подвергает резкой критике гегелевский тезис об опосредствовании противоположностей, которое, по мнению Гегеля, сводит противоположности к тождеству. Правда, это тождество, как подчеркивает Гегель, диалектично; оно не устраняет различия, противоречия. Но все дело в том, что про¬ тивоположности не доводятся до действительной крайности, т. е. до борьбы. Теоретические корни такой постановки вопро¬ са Маркс справедливо усматривает в гегелевской абстрактности, 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 324. 2 Там же, стр. 320. 188
умозрительности. Маркс уже видит порочность идеализма Ге¬ геля, во всяком случае несостоятельность характерного для Гегеля (как и для всех идеалистов вообще) противопоставле¬ ния бесконечного активного духа якобы конечной и пассивной материи. Но «дух есть лишь абстракция от материи»,— заяв¬ ляет Маркс 1. Говоря иными словами, дух не существует вне материи, независимо от нее. Поэтому и противоположности, если они рассматриваются лишь как существующие в духе, лишь как мысленные противоположности, не могут быть дей¬ ствительными, борющимися крайностями. Если считать, как это делает Гегель, абстрактные моменты умозаключения — все¬ общность и единичность — действительными крайностями, то для разрешения такого рода противоречий борьба не нужна. Эти правильные, материалистические положения Маркса со¬ четаются с некоторыми идеалистическими представлениями, примеры которых приводились выше. По-видимому, в это время Маркс еще полагал, что духовное и материальное образуют две внутренне связанные друг с другом стороны всегда существо¬ вавшего единства мира. Он не допускал еще, что материальное существует безотносительно к духовному, но вместе с тем отвер¬ гал идеалистический тезис о внеприродном, независимом от ма¬ терии духовном бытии. Этим объясняются его критические за¬ мечания по поводу «абстрактного материализма», который, по утверждению Маркса, совершает ту же ошибку, что и «абстрактный спиритуализм», не признающий никакой иной реальности, кроме духа. «Абстрактный спиритуализм есть абстрактный материализм; абстрактный материализм есть абстрактный спиритуализм материи» 2. Маркс, отвергая идеалистический отрыв духовного от материального, стремится связать духовное с материей, но конкретные пути решения этой задачи, исключающие ограниченную точку зрения метафизиче¬ ского материализма (к тому же не умевшего материалистиче¬ ски объяснить общественное сознание, духовное развитие чело¬ века и человечества), ему еще не ясны. Полемизируя с гегелевским пониманием противоположно¬ стей как различных определений мысли, Маркс пишет, что «резкость действительных противоположностей, их превраще¬ ние в крайности считается чем-то вредным, чему считают нуж¬ ным по возможности помешать, между тем как это превраще¬ ние означает не что иное, как их самопознание и в равной мере их пламенное стремление к решающей борьбе» 3. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 322. 2 Там же, стр. 321. 3 Там же, стр. 322. 189
Что же противопоставляет Маркс гегелевскому пониманию отношения противоположностей? В это время у Маркса еще нет диалектико-материалистического решения этой проблемы, он лишь нащупывает к нему путь. Маркс различает два типа противоположностей. Одни из них — противоположные стороны одной и той же сущности: северный и южный полюс магнита, мужской и женский пол и т. п. Эти противоположности пред¬ ставляют собой дифференциацию одной и той же сущности, они не противостоят друг другу как враждебные стороны: они и предполагают и исключают друг друга одновременно. Маркс не придает большого значения такого рода противоположно¬ стям, он выдвигает на первый план понятие крайности, пред¬ полагающее наличие противоположностей, обладающих различ¬ ными сущностями. «Истинными, действительными крайностя¬ ми,— пишет он,— были бы полюс и не-полюс, человеческий и не-человеческий род». Такие крайности, основывающиеся на противоречии между сущностями, необходимо являются борю¬ щимися сторонами. К ним, по мнению Маркса, неприменимо понятие опосредствования (последнее употребляется Марксом, по-видимому, в гегелевском смысле). Маркс пишет: «Действи¬ тельные крайности не могут быть опосредствованы именно по¬ тому, что они являются действительными крайностями. Но они и не требуют никакого опосредствования, ибо они противополож¬ ны друг другу по своей сущности. Они не имеют между собой ничего общего, они не тяготеют друг к другу, они не допол¬ няют друг друга. Одна крайность не носит в себе самой стрем¬ ление к другой крайности, потребность в ней или ее предвос¬ хищение» 1. Конечно, эта формулировка основного положения диалектики еще несовершенна: она не указывает, что противо¬ положности обусловливают друг друга, несмотря на то что они находятся во взаимоисключающем отношении. Борьба противо¬ положностей, с точки зрения материалистической диалектики, не исключает их единства, поскольку эти противоположности составляют различные стороны одного и того же целого. Един¬ ство противоположностей имеет место и при наличии антагони¬ стического противоречия, так как антагонизм, например, между пролетариатом и буржуазией представляет собой противоречие внутри одного целого, непримиримыми, но взаимообусловли¬ вающими сторонами которого и являются антагонистические противоположности. Все эти соображения, однако, не умаляют значения Марк¬ совой формулировки проблемы противоречия и борьбы противо¬ положностей на данном этапе формирования философии марк¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 321. 190
сизма: она ставит вопрос о существовании различных типов противоречий и в противовес спекулятивному истолкованию опосредствования выдвигает на первый план принцип борьбы противоположностей. Критика гегелевского учения об отношении противополож¬ ностей составляет центральный пункт в том критическом ана¬ лизе гегелевской спекулятивной диалектики, который занимает весьма значительное место в рукописи Маркса. Спекулятивный метод, указывает Маркс, ставит действи¬ тельные отношения на голову. Идея противопоставляется тому, идеей чего она является, тому, от чего она отвлечена. Факт, из которого исходят, превращается тем самым в мистический ре¬ зультат идеи. Этот логически-пантеистический мистицизм Ге¬ геля заключается, следовательно, в том, что реальные, незави¬ симые от мышления эмпирические факты сводятся к «идее», которая объявляется их сущностью и причиной. «Он (Ге¬ гель.— Т. О.) развивает свою мысль не из предмета, а кон¬ струирует свой предмет по образцу закончившего свое дело мышления,— притом закончившего его в абстрактной сфере логики» 1. Гегель берет категории логики и подводит под них эмпири¬ ческие факты. Поэтому, например, гегелевская философия пра¬ ва представляет собой лишь приложение к «Науке логики». Гегель видит свою задачу не в том, чтобы развить данную, определенную идею политического строя, а в том, чтобы поли¬ тический строй поставить в отношение к абстрактной идее, сде¬ лать его звеном в цепи развития идеи. Гегель, говорит Маркс, дает своей логике политическое тело, но не дает логики поли¬ тического тела, т. е. не исследует внутреннего закономерного процесса развития государства, не находит движущих сил этого процесса в нем самом. Его интересует «не логика самого дела, а дело самой логики. Не логика служит для обоснования госу¬ дарства, а государство — для обоснования логики» 2. Таким образом, как показывает Маркс, у Гегеля конкретные политические определения превращаются в абстрактные мысли. Между тем научное понимание реального процесса заключает¬ ся «не в том, чтобы, как это представляет себе Гегель, везде находить определения логического понятия, а в том, чтобы постигать специфическую логику специфического предмета» 3. Читатель, знакомый с работой Фейербаха «Предваритель¬ ные тезисы к реформе философии», опубликованной в начале 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 232. 2 Там же, стр. 236. 3 Там же, стр. 325. 191
1843 г., может заметить, что данная Марксом критика гегелев¬ ской спекулятивной методологии несомненно несет на себе печать влияния этого мыслителя. Фейербах писал в этой ра¬ боте (да и во многих других), что он переворачивает гегелев¬ скую постановку вопроса, превращая благодаря этому спекуля¬ тивное в истинное. Так, например, он писал: «Метод преобра¬ зующей критики спекулятивной философии в целом ничем не отличается от метода, который уже был применен в философии религии. Достаточно повсюду поставить предикат на место субъекта и субъект на место объекта и принципа, то есть пере¬ вернуть спекулятивную философию, и мы получим истину в ее неприкрытом, чистом, явном виде» 1. В этом высказывании Фейербаха, наряду с глубоко пра¬ вильной мыслью о необходимости материалистически перевер¬ нуть идеалистические утверждения Гегеля, содержится и не¬ верное представление о том, что одно только это перевертыва¬ ние дает уже чистую истину. Маркс же отнюдь не собирался ограничиваться этим. И, кроме того, в отличие от Фейербаха Маркс видит в гегелевской мистификации реальной действи¬ тельности, и прежде всего государства, не одни лишь спекуля¬ тивно-теологические приемы, но и определенную политическую идеологию, представительство интересов определенных соци¬ альных групп. То, что Гегель выводит из абстрактной идеи основные черты прусского государственного устройства, пред¬ ставляет собой, с точки зрения Маркса, апологию прусского государства 2. В рукописи «К критике гегелевской философии права» во¬ прос о теологических предпосылках гегелевского спекулятив¬ ного идеализма специально не рассматривается, по-видимому, потому, что он представлялся Марксу в достаточной мере вы¬ ясненным. Доказательство же того, что умозрительные построе¬ ния Гегеля отражают определенную социальную действитель¬ ность и вполне определенное к ней отношение,— это доказа¬ 1 Л. Фейербах, Избранные философские произведения в двух то¬ мах, т. I, стр. 115. 2 Эта важнейшая сторона рукописи Маркса явно раздражает Э. Вейля, который характеризует Гегеля как «философа современного государства, правильный анализ которого он дает». Не удивительно по¬ этому, что Вейль отрицает научное значение рукописи Маркса, заяв¬ ляя, что «в ней нет еще таких фундаментальных понятий, как реаль¬ ное отчуждение человека, класс, лишенный всякого участия в истори¬ ческой общности, даже понятия капитала» (Е. Weil, Hegel et l’état, Pa¬ ris, 1950, p. 72, 112). Этот безапелляционно суровый приговор имеет своим основанием то, что Маркс разоблачает идеализацию реакцион¬ ного прусского государства Гегелем. Вот пример научной «объективно¬ сти» современных идеологов буржуазии! 192
тельство Маркс считает первоочередной необходимостью. Чтобы разглядеть в философии Гегеля утонченную теологию, достаточно материалистического понимания природы, между тем как для решения поставленной Марксом задачи необходи¬ мо материалистическое понимание самой философии как отра¬ жения общественного бытия. Фейербах ограничился сведением гегелевского идеализма к религиозному сознанию, Маркс ста¬ вит вопрос о материальной основе определенного философского сознания, прежде всего гегелевской философии права. Отсюда ясно, что уже в 1843 г., несмотря на влияние Л. Фейербаха, марксова критика гегелевской спекулятивной методологии су¬ щественно отличается от фейербаховской критики и в социаль¬ ном отношении. Маркс считает основным пороком философии права Гегеля абсолютизацию прусского государства. «Гегель заслуживает по¬ рицания не за то, что он изображает сущность современного государства так, как она есть, а за то, что он выдает то, что есть, за сущность государства» 1. Прусское государство нера¬ зумно, Гегель же выдает его за воплощение абсолютного духа. Гегель развивает общее понятие государства, исходя из прус¬ ского государства, потерявшего свою историческую необходи¬ мость. «Он не должен мерить идею масштабом существующе¬ го, он должен существующее мерить масштабом идеи» 2. Хотя этот аргумент, взятый в общей форме, не является еще мате¬ риалистическим, его конкретное содержание вполне изобличает характерную для гегелевской философии права апологетиче¬ скую тенденцию. Последняя находит свое наиболее яркое вы¬ ражение в умозрительном обосновании «естественной» необхо¬ димости дворянства (как сословия якобы природной нравствен¬ ности), бюрократии, майората и т. п. Во всем этом проявляется «вся некритичностъ гегелевской философии права» 3, т. е. апо¬ логетическое отношение Гегеля к государственному строю Пруссии. Рассуждения Гегеля о «правительственной власти» не заслуживают, по словам Маркса, названия философского анализа. Большая часть этих рассуждений могла бы быть почти дословно помещена в прусское право. Представления Гегеля о роли бюрократии в государстве воспроизводят частью ее дей¬ ствительное положение в прусском государстве, частью ее соб¬ ственные иллюзии относительно ее роли. Маркс разоблачает как софистический фокус логическое «выведение» необходимости пэров, родовых поместий как 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 291. 2 Там же, стр. 281. 3 Там же, стр. 260. 193
«опоры трона и общества» из понятия абсолютной идеи. Так же софистически Гегель выводит из понятия государя необходи¬ мость наследственной монархии. Высшим конституционным актом короля оказывается его деятельность по воспроизведе¬ нию рода. Выходит, таким образом, что вместо выяснения истинной сущности данного эмпирического факта (прусской монархии) Гегель возводит юнкерские предрассудки в высшую философскую истину. Такого рода извращение, указывает Маркс, «имеет своим необходимым результатом то, что некое эмпирическое существование принимается некритически за дей¬ ствительную истину идеи. Ведь у Гегеля речь идет не о том, чтобы эмпирическое существование свести к его истине, а о том, чтобы истину свести к некоему эмпирическому существо¬ ванию, и при этом первое попавшееся эмпирическое существо¬ вание трактуется как реальный момент идеи» 1. Эмпирия пре¬ вращается в спекуляцию, а спекуляция — в эмпирию. Так раскрывает Маркс не только теоретический, но и практически- политический смысл гегелевской философии права: компромисс с реакционными общественными силами, отстаивающими сред¬ невековые (животные, по словам Маркса) общественные по¬ рядки. «Гегель,— пишет Маркс,— хочет средневековой сослов¬ ной системы, но в современном значении законодательной власти, и он хочет современной законодательной власти, включенной, однако, в средневековую сословную систему! Это — синкретизм наихудшего сорта» 2. Апологетические тенденции гегелевской философии права Маркс называет точкой зрения «грубейшего материализма» 3. Несмотря на эту ненаучную терминологию, он здесь высказы¬ вает, по существу, материалистическую идею: в умозрительных положениях философии права отражается общественное бытие, интересы определенных социальных групп. Гегель, конечно, не сознавал действительного отношения своей философии к гос¬ подствовавшим в то время в Германии общественным отноше¬ ниям. Великий немецкий идеалист полагал, что философия права имеет дело не с эмпирической реальностью обществен¬ ной жизни, а с ее идеальной сущностью. Но природа, говорит Маркс, «мстит Гегелю за проявленное к ней презрение. Если материя, по конструкции Гегеля, сама по себе, помимо чело¬ веческой воли, есть ничто, то здесь человеческая воля есть ни¬ что помимо материи» 4. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 263. 2 Там же, стр. 330. 3 Там же, стр. 341. 4 Там же, стр. 342. 194
Таким образом, «К критике гегелевской философии права» показывает нам процесс перехода Маркса к материализму, и в частности к материалистическому пониманию истории. Этот переход еще далеко не завершился: наряду с материалистиче¬ скими положениями имеется и ряд идеалистических утверж¬ дений. Однако по сравнению со статьями в «Рейнской газете» это исследование знаменует значительный шаг вперед: мы на¬ ходимся уже у порога диалектического и исторического мате¬ риализма. В неразрывной связи с переходом Маркса на позиции диа¬ лектического и исторического материализма совершается и его переход от революционного демократизма к научному комму¬ низму. Главное в этом процессе — отрицание идеалистического понимания государства как движущей силы и духовной основы гражданского общества, сведение государства к этой его дей¬ ствительной основе и, наконец, признание необходимости рево¬ люционизировать гражданское общество путем уничтожения частной собственности. Вся рукопись Маркса пронизана идеей о решающей роли народных масс в общественной жизни. Эта идея, правда, не обосновывается еще анализом общественного производства; Маркс выводит ее из анализа функций и назна¬ чения государства. Прогресс общества, говорит Маркс, неотде¬ лим от движения народных масс. Необходимо поэтому, чтобы «движение государственного строя, его прогрессивное движение стало принципом государственного строя, следовательно, чтобы принципом государственного строя стал действительный носи¬ тель государственного строя — народ» 1. Опровергая утверждения Гегеля о том, что в конституцион¬ ной монархии государственный интерес совпадает с интересами народа, Маркс разъясняет, что конституционная монархия пре¬ вращает интересы народа в формальность. Между тем всеоб¬ щее дело государства может и должно осуществляться лишь народом. Маркс говорит о государстве, где «сам народ есть это всеобщее дело; здесь речь идет о воле, которая свое действи¬ тельное наличное бытие в качестве родовой воли имеет лишь в обладающей самосознанием воле народа» 2. Анализ различных исторических форм права приводит Маркса к выводу, что все они так или иначе, прямо или кос¬ венно имели своей основой частную собственность. Римское частное право есть право частной собственности. Феодальное право также покоится на частной собственности. Майорат, пре¬ возносимый Гегелем как власть государства над частной 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 284. 2 Там же, стр. 292. 195
собственностью, в действительности представляет собой ее порождение. Установление конституционного строя ничего не изменяет в этом отношении, ибо конституция государства — конституция частной собственности, поскольку государствен¬ ный строй является «государственным строем частной соб¬ ственности» 1. Маркс не ставит еще вопроса о генезисе частной собствен¬ ности. Но ему также чужды утопические представления, будто частная собственность возникает вследствие фатальных челове¬ ческих заблуждений. Он ясно видит, что борьба между бедными и богатыми, противоречия внутри гражданского общества, про¬ тивоположность между государством и гражданским обществом имеют своим источником частную собственность. Поэтому без уничтожения последней нельзя покончить с отчуждением и са¬ моотчуждением, с социальным злом во всех его многообразных проявлениях. Следует, однако, иметь в виду, что частная собственность, о которой говорит Маркс, не рассматривается им еще как опре¬ деленная форма собственности на средства производства. Про¬ изводственные отношения еще не выделены Марксом из всей совокупности общественных отношений. Отсюда крайне расши¬ рительное понятие частной собственности, которая трактуется также как привилегия, особенное право, т. е. как юридическое отношение. Так, например, Маркс пишет: «Торговля и про¬ мышленность в их разновидностях составляют частную соб¬ ственность особых корпораций. Придворные чины, судебные функции и т. д. составляют частную собственность особых сословий. Различные провинции составляют частную собствен¬ ность отдельных князей и т. д. Попечение о делах страны 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 346. Из этих слов видно, что в своей критике гегелевской мистификации государства Маркс вме¬ сте с тем разъясняет, что гегелевская философия права косвенно ука¬ зывает на то, что действительную основу общества составляет не госу¬ дарство (что пытался доказать Гегель), а частная собственность. Эту сторону дела правильно подмечает О. Корню: «В действительности част¬ ная собственность образует у него (у Гегеля.— Т. О.) основу как граж¬ данского общества, так и политического государства. Это, впрочем, со¬ ответствует всей системе Гегеля, которая в качестве предпосылки берет частную собственность как необходимое условие образования личности. Частная собственность, составляющая основу личности и гражданского общества, является также существенным содержанием государства, ибо только она обнаруживает в нем независимость и самостоятельность» (О. Корню, Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Жизнь и деятельность, т. 1, стр. 436). Таким образом, вывод Маркса о роли частной собствен¬ ности в обществе органически связан с критикой гегелевской концеп¬ ции права и выделением содержащихся в ней зародышей научной по¬ становки вопроса. 196
и т. д. есть частная собственность властителя. Дух есть частная собственность духовенства» 1. То обстоятельство, что Маркс, как это видно из всего содержания рукописи, связывает это многообразие форм частной собственности со средневековыми порядками, показывает, что он еще не отделяет в полной мере социалистическую идею уничтожения частной собственности от демократической идеи уничтожения всех феодальных приви¬ легий 2. Один из главных выводов, к которому приходит Маркс в своем исследовании, может быть сформулирован таким обра¬ зом: уничтожение частной собственности есть вместе с тем и уничтожение того социального строя, который Гегель вслед за просветителями XVIII в. называл гражданским обществом. А вместе с гражданским, т. е. классовым, обществом рушится и базирующееся на нем государство. Маркс еще не называет себя ни коммунистом, ни материалистом, но переход на эти качественно новые для него позиции уже определился. 2 Энгельс и утопические социалистические учения во Франции и Англии. Переход к коммунизму Уже в статьях, опубликованных Энгельсом в «Rheinische Zeitung» в конце 1842 и начале 1843 г., видны его симпатии к социализму и коммунизму, признание выдающегося истори¬ ческого значения социалистических и коммунистических уче¬ ний, стремление связать их с чартистским движением, деятели которого имели, как правило, весьма смутное представление о социализме и коммунизме и пренебрежительно относились к учению Р. Оуэна и его последователей. Впрочем, оуэнисты со своей стороны также недооценивали чартизм и политическую борьбу вообще. В отличие от тех и других Энгельс пытается выявить и усвоить прогрессивные идеи обоих этих обществен¬ ных движений, отражавших интересы рабочего класса. Эта по¬ пытка связать социализм с чартистским движением в зародыше 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 346. 2 Но едва ли можно согласиться с проф. О. Корню, утверждающим, что политические требования, которые формулирует Маркс в этой ру¬ кописи, «по существу еще не отличались от тех реформ, к которым стремилась буржуазная демократия» (О. Корню, Карл Маркс и Фрид¬ рих Энгельс. Жизнь и деятельность, т. 1, стр. 442). 197
содержит сознание необходимости слить воедино борьбу за де¬ мократию с борьбой за социализм. В ноябре 1843 г. Энгельс выступает в оуэнистском ежене¬ дельнике «Новый нравственный мир и Газета разумного обще¬ ства» с большой статьей, которая затем была перепечатана (с некоторыми сокращениями) чартистской газетой «Северная звезда». Эта статья — «Успехи движения за социальное пре¬ образование на континенте» — одна из наиболее важных вех на пути Энгельса к научному коммунизму. В ней Энгельс прямо называет себя сторонником коммунистического учения, в котором он видит выражение интересов рабочих. Восприни¬ мая важнейшие положения утопического социализма и комму¬ низма, Энгельс уже подвергает критике некоторые присущие этим учениям пороки и ограниченности. В начале своей статьи Энгельс говорит о широком распро¬ странении коммунистических воззрений: «...во Франции,— пи¬ шет он,— насчитывается свыше полумиллиона коммунистов, не считая фурьеристов и других менее радикальных сторонников социального преобразования; в Швейцарии повсюду имеются коммунистические союзы, посылающие своих эмиссаров в Ита¬ лию, Германию и даже Венгрию; немецкая философия тоже, после продолжительных и мучительных блужданий, пришла, наконец, к коммунизму» 1. Для того чтобы правильно понять эти слова Энгельса, следует учесть, что накануне революции 1848—1849 гг. в западноевропейских странах не только рабо¬ чие, но и радикальные элементы буржуазно-демократического движения сплошь и рядом выступали под флагом социализма и даже коммунизма: «В Германии,— указывает В. И. Ленин,— все были тогда коммунистами — кроме пролетариата. Комму¬ низм был формой выражения оппозиционных настроений у всех и больше всего у буржуазии» 2. Энгельс, говоря о сотнях тысяч коммунистов, отдает тем самым некоторую дань тому расширительному пониманию сути социализма и коммунизма, которое было весьма распространено в эту предреволюционную эпоху. Однако это обстоятельство, свидетельствующее о незрелости коммунистических воззрений Энгельса, все же не помешало ему увидеть действительный смысл и историческую направленность коммунистического дви¬ жения: «...радикальная революция в общественном устройстве, имеющая своей основой коллективную собственность, стала те¬ перь настоятельной и неотвратимой необходимостью» 3. Эти 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 525. 2 В. И. Ленин, Соч., т. 19, стр. 505. 3 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 525. 198
слова Энгельса показывают, что ему было чуждо либеральное понимание социализма и коммунизма, от которого, как извест¬ но, не был свободен и такой мыслитель, как Л. Фейербах 1.Энгельс утверждает, что основа коммунизма — коллективная собственность. Однако Энгельс еще не конкретизирует понятия коллективной собственности, не ставит вопроса об обобществле¬ нии средств производства. На данной ступени формирования марксизма понятие коллективной собственности даже в этой общей форме вполне удовлетворяет задаче разрыва с буржуаз¬ ным, индивидуалистическим миросозерцанием, увековечиваю¬ щим частную собственность во всех ее видах. В предшествующих статьях из Англии Энгельс говорит о радикальной революции, обусловленной особенностями истори¬ ческого развития Англии. Теперь задача революционного ком¬ мунистического преобразования формулируется как интерна¬ циональная задача: «...коммунизм,— пишет Энгельс,— не след¬ ствие особого положения английской или какой-либо другой нации, а необходимый вывод, неизбежно вытекающий из пред¬ посылок, заложенных в общих условиях современной цивили¬ зации» 2. Энгельс бесповоротно порывает с буржуазно-демократиче¬ скими иллюзиями, иллюзиями наивного республиканизма, со¬ гласно которым уничтожение сословных перегородок, установ¬ ление гражданских прав и свобод представляет собой послед¬ нее слово социального прогресса и завершение исторического процесса освобождения личности. Отвергая подобную поста¬ новку вопроса, Энгельс говорит: «Французская революция по¬ ложила начало демократии в Европе. Демократия, в конечном счете, как и всякая другая форма правления, есть, на мой взгляд, противоречие в себе самой, ложь, не что иное, как ли¬ цемерие (или, как говорим мы, немцы, теология). Политиче¬ ская свобода есть мнимая свобода, худший вид рабства; она лишь видимость свободы и поэтому в действительности — раб¬ ство. То же и с политическим равенством; поэтому демократия, как и всякая другая форма правления, должна в конечном итоге распасться: лицемерие не может быть долговечным, скры¬ тое в нем противоречие неизбежно выступит наружу; либо на¬ стоящее рабство, то есть неприкрытый деспотизм, либо дейст¬ 1 Л. Фейербах писал в начале 40-х годов: «К чему сводится мой принцип? К Я и к другому Я, к «эгоизму» и к «коммунизму», ибо и то и другое так друг с другом связаны, как голова и сердце. Без эгоизма у тебя не будет головы, без коммунизма — сердца» (Л. Фейербах, Из¬ бранные философские произведения в двух томах, т. I, стр. 267). 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 525. 199
вительная свобода и действительное равенство, то есть ком¬ мунизм» 1. Совершенно очевидно, что Энгельс здесь имеет в виду бур¬ жуазную демократию, хотя говорит о демократии вообще. Речь идет о той демократии, начало которой положила французская буржуазная революция 1789 г. Эту демократию Энгельс назы¬ вает мнимой, так как она не устраняет социального неравен¬ ства, провозглашая лишь политическое равенство, которое, по мнению Энгельса, вполне сочетается с угнетением человека че¬ ловеком. Эта точка зрения не находит в статье обстоятельного развития; объясняется это в значительной мере тем, что зада¬ чей статьи является прежде всего информация читателей о раз¬ личных течениях утопического социализма и коммунизма. При этом Энгельс не всегда высказывает свое отношение к каждому из этих течений, так как это потребовало бы обстоятельного исследования, к которому Энгельс тогда лишь приступал. Вслед за критикой буржуазной демократии Энгельс упоминает о французских коммунистах — сторонниках республиканской формы правления, отнюдь не вступая с ними в полемику. Он излагает также основные положения книги Прудона «Что та¬ кое собственность?». Значение статьи Энгельса, хотя она и не содержит развер¬ нутой постановки коренных вопросов коммунистической тео¬ рии, заключается в том, что она показывает становление ком¬ мунистических воззрений Энгельса. Внимательное чтение статьи обнаруживает влияние на Энгельса различных течений утопического социализма и коммунизма — французских, англий¬ ских, а также немецких. Но не это главное. Основным, опреде¬ ляющим фактом является то, что «среди необъятного количе¬ ства якобы-социалистических направлений и фракций, Энгельс сумел пробивать себе дорогу к пролетарскому социализму, не боясь разрыва с массой добрых людей, горячих революционе¬ ров, но плохих коммунистов» 2. С этой точки зрения и следует рассматривать отношение Энгельса к различным социалистическим и коммунистическим учениям в той мере, в какой оно уже выявляется в разбирае¬ мой нами статье. Энгельс в общем отрицательно относится к сен-симонизму, основным пороком которого он считает мисти¬ цизм, отсутствие трезвой научной постановки социальных проблем. Большой интерес представляет замечание Энгельса о несостоятельности экономических принципов сен-симонизма, в которых он (вслед за Л. Бёрне) усматривает уступку буржуаз¬ 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 526—527. 2 В. И. Ленин, Соч., т. 19, стр. 505. 200
ному обществу 1. Энгельс, правда, признает в произведениях Сен-Симона и некоторых его учеников яркие искры гения, что, впрочем, не изменяет общей оценки этого течения: «Сен-си- монизм, который, точно сверкающий метеор, приковал к себе внимание мыслящих людей, исчез затем с социального гори¬ зонта. Никто о нем теперь не думает, никто о нем не говорит; его время миновало» 2. Весьма характерно для данной ступени идейного развития Энгельса, что он противопоставляет сен-симонизму фурьеризм, т. е. другую форму утопического социализма, которая также несвободна от мистицизма. Но, заявляет Энгельс, если отбро¬ сить мистицизм и экстравагантность Фурье, то «остается нечто, чего не найти у сен-симонистов, а именно — научное изыска¬ ние, трезвое, свободное от предрассудков, систематическое мышление, короче — социальная философия, между тем как сен-симонизм может быть назван только социальной поэзией» 3. По мнению Энгельса, Фурье впервые установил великую ак¬ сиому социальной философии: если присущее каждому инди¬ виду влечение к определенному виду труда полностью удов¬ летворяется, леность, безделье, паразитизм невозможны. В при¬ роде человеческого духа заложено постоянное стремление к деятельности, ввиду чего нет никакой необходимости насильно принуждать к ней людей; нужно лишь путем разумной соци¬ альной организации дать правильное направление естествен¬ ным стремлениям каждого индивида к определенной деятель¬ ности. И тогда труд превратится в наслаждение, ибо то, что делает его тягостным, в большинстве случаев вытекает не из сущности труда, а из неправильной, индивидуалистической со¬ циальной организации, которая, как доказал Фурье, должна быть заменена коллективизмом, ассоциацией. Высокая оценка идеи Фурье об исторически преходящем характере противоположности между трудом п наслаждением, городом и деревней в общем правильно выделяет рациональное в фурьеризме. Иное дело, что Фурье не смог научно исследо¬ вать эти и другие противоречия классово антагонистического 1 «Их экономические принципы,— указывает Энгельс,— также не были безупречны; доля каждого из членов их общин в распределении продуктов определялась, во-первых, количеством произведенной им ра¬ боты и, во-вторых, обнаруженным им талантом. Немецкий республика¬ нец Бёрне справедливо возразил на это, что талант, вместо того чтобы быть вознаграждаемым, должен считаться скорее преимуществом, дан¬ ным природой, а поэтому для восстановления равенства следовало бы делать известный вычет из полагающейся талантливым людям доли» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 527). 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 527. 3 Там же, стр. 528. 201
общества. Этого пока еще не сознает Энгельс, поскольку он не дошел до научного, материалистического понимания истории. Однако он хорошо видит один из основных пороков учения Фурье. В фурьеризме, говорит он, «есть одна, и притом очень важная, непоследовательность: он не отменяет частной собст¬ венности. В его фаланстерах, или ассоциативных хозяйствах, существуют богатые и бедные, капиталисты и рабочие» 1. Эн¬ гельс осуждает эту свойственную фурьеризму половинчатость, справедливо указывая, что такая постановка вопроса привела бы к возрождению старой, т. е. капиталистической, системы «на улучшенных началах». Таким образом, некоторая пере¬ оценка учения Фурье не мешает Энгельсу подвергать критике один из основных его пороков. Заслугой оуэнистов Энгельс считает их решительное разме¬ жевание с религиозным миропониманием. Он обвиняет фран¬ цузских представителей утопического социализма и коммуниз¬ ма в том, что они вопреки историческим традициям своей нации пытаются превратить свои доктрины в религиозные уче¬ ния. Они провозглашают как аксиому: христианство и комму¬ низм тождественны. «Они стараются это подтвердить,— пишет Энгельс,— ссылками на библию, на то, что первые христиане якобы жили на общинных началах и т. д. Но все это только показывает, что эти добрые люди отнюдь не являются наилуч¬ шими христианами, хотя и называют себя таковыми; ибо если бы это было так, они лучше бы знали библию и убедились бы, что если немногие места из библии и могут быть истолкованы в пользу коммунизма, то весь дух ее учения, однако, совер¬ шенно враждебен ему, как и всякому разумному начинанию» 2. Энгельс осуждает попытки соединить социализм и комму¬ низм с религией как антинаучные и антиреволюциониые. Зна¬ чит ли это, что достаточно разделаться с религией, чтобы пре¬ вратить социализм и коммунизм в научное и революционное учение? Энгельс убежден в том, что этого недостаточно: необ¬ ходимо прежде всего последовательное отрицание частной соб¬ ственности. Такое требование и выдвигает французский утопи¬ ческий коммунизм, который Энгельс называет наиболее зна¬ чительной и радикальной партией во Франции. Возникнове¬ ние коммунизма, начиная от бабувизма и кончая учением Кабэ, он связывает с историей буржуазных революций во Франции: эти революции совершались руками угнетенных и эксплуатируемых и каждый раз обращались против них 3. Не 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 529. 2 Там же, стр. 532. 3 Так, Энгельс указывает, что победа июльской революции 1830 г. «была результатом союза между буржуазией и рабочим классом, меж¬ 202
удивительно поэтому, что рабочие пришли к убеждению, что единственное спасение не политическое преобразование, а со¬ циальная революция, уничтожающая частную собственность. Энгельс вполне разделяет этот вывод французских комму¬ нистов, возвышающий их над сен-спмонистами и фурьериста¬ ми. Однако он еще не убежден в том, что коммунистическое преобразование общества с необходимостью предполагает ре¬ волюционное насилие. Организация тайных обществ, заговоры, восстания, которые многократно поднимались французскими коммунистами, постоянно приводили к поражению. Несостоя¬ тельность тактики заговорщиков, по-видимому, уже очевидна Энгельсу, тем более что в Англии он имел возможность позна¬ комиться с массовым, политически оформленным движением рабочего класса — с чартизмом. Но Энгельс еще не противопо¬ ставляет тактике заговорщиков организованную массовую ре¬ волюционную борьбу рабочих против буржуазии. Вслед за учением французских коммунистов Энгельс ко¬ ротко характеризует немецкие коммунистические теории. Уже Томас Мюнцер, говорит Энгельс, утверждал, что общность соб¬ ственности — единственно надлежащее состояние для общества христиан. Противоположность между Мюнцером и Лютером выражает, по словам Энгельса, коренную противоположность между народом и его угнетателями. Правда, Лютер начал свое жизненное поприще как человек народа, но затем целиком перешел на службу к его угнетателям. Приступая к анализу по¬ ложения Германии 40-х годов XIX в., Энгельс указывает, что коммунистические теории стали предметом обсуждения среди немецких рабочих. Вильгельм Вейтлинг, простой подмастерье- портной, стал основателем немецкого коммунизма. Не останав¬ ливаясь на разборе учения Вейтлинга, которое, как полагал в это время Энгельс, «несомненно, в скором времени объединит весь рабочий класс Германии» 1, Энгельс уделяет главное вни¬ мание так называемому философскому коммунизму, считая его ду либералами и республиканцами. Когда дело было сделано, рабочих оттеснили в сторону и буржуазия одна воспользовалась плодами рево¬ люции. Рабочие несколько раз поднимали восстание, чтобы уничтожить политическую монополию и учредить республику, но они каждый раз терпели поражение... Они убедились, что даже тогда, когда их де¬ мократические планы имели успех, они постоянно оказывались обма¬ нутыми своими более способными и лучше образованными вожаками и что никакими политическими изменениями нельзя улучшить их со¬ циальное положение — причину их политического недовольства. Они обратились к истории великой революции и с жадностью ухватились за коммунизм Бабёфа. Вот и все, что можно с уверенностью утверж¬ дать о происхождении современного коммунизма во Франции...» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 529—530). 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 537. 203
закономерным результатом развития немецкой философии от Канта до Гегеля, младогегельянцев и Фейербаха. Политиче¬ ской революции во Франции сопутствовала философская рево¬ люция в Германии 1. Высшим достижением этой революции была философия Гегеля, которая, однако, содержала в себе глубокое противоречие между методом и системой. Раскол геге¬ левской школы на младогегельянцев и старогегельянцев вы¬ явил это противоречие и способствовал полевению тех учени¬ ков Гегеля, которые отстаивали прогрессивную сторону его философии. «Младогегельянцы в 1842 г.,— заявляет Энгельс,— стали открытыми атеистами и республиканцами...» 2 Дальней¬ шее развитие атеистических и республиканских воззрений привело к тому, что «из пепла политической агитации вырос коммунизм» 3. Правители германских государств, объявившие войну республиканцам и атеистам, напрасно праздновали свою победу над последними: на смену буржуазному радикализму пришел коммунизм. Энгельс считает, что уже осенью 1842 г. часть младогегельянцев (име